«Путь в Селембрис»

Казанцева Марина Николаевна Путь в Селембрис

Глава 1. Сплошные неприятности

Ленька Косицын убегал от маньяка. С тягучим воплем он переваливался через какие-то громадные сундуки. Бился в двери — те отворялись тяжело и неохотно. Нескончаемая череда мрачных, низких зал. Влетая в тёмное, захламлённое помещение, он всякий раз думал, что попал в ловушку. Но, смотреть по сторонам было некогда, всё внимание сосредоточилось лишь на одном: где выход?

Сердце бухалось в груди, в висках стучало, ноги бессильно заплетались, а за спиной с гулким топотом неумолимо приближался ужас. Огромная неясная фигура легко просачивалась сквозь все замки и засовы и возникала у дальней стены, чтобы тут же двинуться на Лёньку.

Секунду он смотрел на своего преследователя и убеждался, что зря потратил время на воздвижение преграды, зря надрывался и двигал старый шкаф, комод, кровать, перетаскивал кучу ящиков — маньяку всё нипочём. И вот он снова возникает по эту сторону баррикад. Непропечённый блин лица и две тусклые дыры на месте глаз, всё остальное — тёмная колышущаяся масса. Мрак обретает плоть и делает вперёд шаг, тогда всё помещение вдруг наполняется тяжёлым, низким звуком.

Лёнька опять начинает в поисках выхода судорожно шарить в хламе у стены, истово надеясь на чудо — и так без конца. Сколько же это может продолжаться?! То люк в полу, то маленькая дверца, то просто низкая дыра, то пролом в потолке. Силы иссякают…

И вот он снова протиснулся, пролез, прорвался. И снова бросился в свой нескончаемый бег. А маньяк уже наступал на пятки и тяжело дышал в затылок.

Неожиданно громко зазвенел будильник. Лёнька споткнулся и с воплем рухнул на пол, а на него — душной периной навалился враг.

— Пора вставать! — заржал убийца. — У тебя контрольная по алгебре!

Лёнька с криком ринулся в просвет и выпал в реальность.

Очнулся он на полу, с подушкой в обнимку. Сел, весь встрёпанный со сна, некоторое время очумело вертел головой в поисках маньяка. Но, тот испарился в бледном утреннем свете, только сбитое ногами одеяло напоминало о кошмарном сне.

— Фу-ууу! — облегчённо вздохнул Косицын, сам себе удивляясь: надо же — так перетряхаться во сне! Кому скажи — оборжут!

Из-за слегка прикрытой двери донёсся недалёкий отчётливый щелчок и тут же — слабый скрежет. Косицын опять насторожился и тут же засмеялся — это же мама ушла на работу! Дверь захлопнула и закрыла на ключ! Никаких маньяков! Маленький он, что ли?!

Всё ещё переживая идиотское сновидение, подросток поспешно вскочил с пола. В одном маньяк был прав: следовало поспешить — Маргуся не терпит опоздавших, да ещё на контрольную.

Ох уж эти утренние сборы! Простое дело — свитер, но вот попробуй, попади с первого раза руками в рукава!

Косицын заскакал по комнате на одной ноге, стараясь попасть второй в штанину. Говорила же мама идиоту: не бегай по комнате, надевай джинсы, сидя на диване. Но, ведь надо ещё и бутерброды в рот попихать!

Наконец, он кое-как оделся, умылся, причесался пятернёй и, дожёвывая завтрак, торопливо принялся сметать со стола в сумку всё подряд: учебники, тетради, ручки. Книги не помещались, тормозили обложками, вставали углом. Ручки с карандашами стремились выскочить из пальцев и укатиться подальше.

— Ну какого… мням-мням?! — злился Лёнька. Завтрак — и тот норовил встать в горле комом. Паршивый день!

Так, спокойно. Это же суббота. А у субботы есть особенность: примерно после двух часов все текущие неприятности заканчиваются и начинаются — да-да! — начинаются ВЫХОДНЫЕ! На целых полтора дня можно забыть про школу и все проблемы, связанные с ней. Целых полтора дня свободы и радости. Уже и диск припасён с новой игрушкой — «Герои Три».

Он выскочил за дверь, захлопнул её на щелкун и полез в карман куртки за ключами, чтобы закрыть и нижний замок. И только тут обнаружил, что ключей-то в кармане и нет! Значит, как вчера кинул их на тумбочку, так и не вспомнил! Впору завыть волком, потому что теперь он до самого вечера домой не попадёт — пока мама с работы не вернётся. И это означает, что игра накрылась медным тазом, по крайней мере, до шести часов. А ещё это означает, что металлическую дверь общего с соседкой тамбура придётся оставить незапертой. Конечно, можно позвонить ей и вежливо попросить закрыть изнутри, но Лёнька предпочитал не делать этого.

С соседкой Клоповкиной неполная семья Косицыных состояла отнюдь не в добрых отношениях. Дусяванна была прожжённой склочницей и всегда искала случая обвинить молодое поколение во всех известных миру грехах. Одинокая старуха только и делала, что паслась под своей дверью, поджидая Зою Косицыну — а не ведёт ли та к себе кавалера? Считается, что мать-одиночка непременно должна водить дружбу со всякими проходимцами и аферистами. Всё остальное время бдительная пенсионерка Клоповкина просиживала у подъезда на лавке со старухами и мыла кости всем, кого знала и не знала. Но, поутру Дусяванна имела обыкновение сладко спать, так что будить её — наживать себе проблемы.

Косицын осторожно прикрыл дверь тамбура. Некогда ему с соседкой объясняться — на алгебру надо спешить, а то Маргуся почище всякого маньяка будет.

С шестого этажа уже слышался дробный топот — это бежит одноклассник, Фёдор Бубенцовский. Как всегда, нажал кнопку лифта и теперь дерёт по лестнице наперегонки с машиной.

Лёнька запрыгал на выход, сразу через три ступеньки. Надо успеть отшутить маленькую шутку. Прошлый раз это сделал с ним Федюня, теперь кодекс чести требовал отдать должок.

Легконогий Косицын выскочил под навес подъезда, встал за дверью и придержал её, не давая захлопнуться. Обычно кодовый замок тормозит всех, кто торопится: нажмёшь кнопочку и ждёшь, когда он пропипикает пять раз и позволит отворить тяжёлую створку.

Федюня возрадовался.

— Ну слава богу! — засопел он, подбегая к открытому выходу. Тут Лёнька легонечко толкнул металлическую дверь. Расчёт был максимально точным, и до кровопролития дело не дошло: приятель только треснулся бидоном о холодную поверхность.

— Махамба, брат. — солидно произнёс Косицын, выходя из укрытия.

— Замётано, Лёлё! — со смехом ответил Федюньчик, хлопаясь ладонью о ладонь.

Справедливость восстановлена.

Лёлё — это его детское прозвище. Лёнька терпеть не мог, когда к нему так обращались. Но, с Федюней его связывало прошлое, то есть детский сад, начальные классы, горка во дворе. И нескромный собрат охотно выдавал этот маленький позор из детства Лёньки — домашнее прозвище, которым его наградила мама. Отец давно ушёл из семьи, и мама всю свою заботу обращала на сына. Сын был тот ещё подарок! Вихрастый, конопатый и с таким характером, что мать устала оправдываться перед учителями. Равно, как и перед воспитательницами в детском саду.

Педагогам хотелось видеть идеальных детей. Спокойных, аккуратных, трудолюбивых, вежливых. Чтобы всё у них лежало по полочкам. Чтобы все уроки были сделаны. Чтобы не забывали вторую обувь, не упирались подошвами в стены коридора. Чтобы не курили в туалете. И чтобы — умоляем! — чтобы не было конфликтов!

У Лёлё ничего не получалось. Как он ни пытался сдерживать себя, всякий раз с огорчением обнаруживал, что опять нарисовал в углу листа маленькую летучую мышь. А то ещё хуже — задумается на уроке и нарисует под объяснение Маргуси какое-нибудь новое потрясающее оружие, с каким неслабо мочить космических монстров. Педагогиня обязательно подкрадётся и изымет у Косицына ноу-хау. Но, жизнь в школе осложнялась не только конфликтами с учителями. Были и другие проблемы.

После недолгой перебранки у парадного входа Лёнька уступил грубой силе и покорно переодел вторую обувь. Патруль из старшеклассников бдительно караулил у дверей, зорко выявляя нарушителей. Пока семиклассник Косицын возился со шнурками, мимо него с хохотом и примитивными шуточками без всякой второй обуви шли десятиклассники и выше. Как говорится, такова се-ля-ви — своим поблажки. Потом завуч Кренделючка (в миру Изольда Григорьевна Кренделькова) будет произносить речи на педсовете по поводу ошмётков грязи на паркете. А учителя далее на классном часе с привычной нервозностью будут выговаривать за вторую обувь.

Общеизвестно, что никакой второй обуви в природе не существует. В чём выскочили из школы, в том и попёрли до хаты. Чистая формальность, не более! Зачем людей мучить?!

Маргуся почти уже вошла в кабинет, когда Федюня с приятелем прошмыгнули у неё под рукой и заняли почётное место на заднем ряду.

У Матики, как ещё называли математичку, был хронический гайморит, оттого её постоянно преследовало дурное настроение и головные боли. В душе давно намаячили все учащиеся и их обдолбанные родители. С годами она научилась подавлять гнев при виде гнусных каракуль в тетрадях и равнодушно ставила тройки. Имелся некий неофициально признанный стандарт: на класс столько троек, столько четвёрок и столько пятёрок. С этим опытная математичка прекрасно справлялась. Но, с двойками не было никакого сладу. Всякая проверка контрольных выводила на свет такое множество этих насекомых, что Маргарита Львовна не знала, какие ещё методы испытывать на учениках. Она справедливо полагала, что во всём виноваты родители, которых вовремя не воспитали. Эти же самые оболтусы, что учились в этой школе, нарожали новых оболтусов, словно ничего лучшего делать не научились. До пенсии ещё пять лет, а нервы ни к чёрту.

Маргуся превозмогла изжогу и сделала вид, что не заметила Косицына и Бубенцовского, вбегающих в класс после звонка. Она разделается с ними позже.

* * *

— Ну чё, Лялястый, принёс шкивы? — лениво спросил Гондурас, иначе — Сашка Тельмагин.

С двумя своими шестёрками он собирал дань. Поборы в школе носили чётко разграниченный характер. Гондурас, Серый и Копыто доили седьмые классы. Настало время междусменка, время гнать маны.

Ничего не говоря, Лёнька вывернул карман. Всю неделю он собирал деньги, которые мама оставляла на столовку. К субботе должно бы набежать больше сотни, но деньги, шут их знает, куда деваются! Да ведь и без жевательной резинки ты не человек.

Пятидесяти рублей было недостаточно, чтобы откупиться от Гондураса, поэтому со вполне понятным терпением Косицын перенёс затрещину, которой одарил его мордастый одиннадцатиклассник. Теперь не выдь на улицу, чтоб погулять. Вечером эта троица вольётся в свою компанию и будет пасти ночующие у домов автомобили.

Перед школой располагалась обширная несанкционированная автостоянка. Сколько ни скандалили жители окрестных домов, сколько ни звонили, сколько ни писали в инстанции, ничего не менялось. Поздно ночью под окнами раздавались гудки и завывание неисправной сигнализации. И ещё Гондурас с компанией гоготали, стоя плотной кучей у ночного маркета. Ночь приносила Тельмагину доход, поскольку он со своей бригадой якобы охранял машины. Кто оставлял машину и не платил охране, у того сами собой разбивались фонари, свинчивались и терялись ниппели. Бывало, даже лопалась резина — птичка клюнула!

Мама жила в своём мире. Она не понимала, что мимо этого малинника нельзя пройти безнаказанно. И сердилась, когда Лёнька искал повод избежать похода в маркет за маслом или хлебом. Мама постоянно забывала что-нибудь купить, поэтому у её сына не кончались проблемы.

— Плюнь! — посоветовал Федюня, сбегая по лестнице с приятелем. До этого он помалкивал. Бубенцовский уплатил свой оброк ещё на той неделе. Папа у него был менеджер в какой-то крупной фирме, и с карманными деньгами у Федюни проблем не было.

Разделавшись хотя бы временно с одной проблемой, Лёнька расслабился и в забывчивости потащился в вестибюль. Он шёл и представлял, как хорошим ударом впаривает Гондурасу в глаз. Это немного утешало. Лёнька размечтался и не заметил, что они с Федюней спускаются не по той лестнице.

Передвижения по лестницам во избежание травм чётко регламентировалось школьными правилами. Спускаются по одной лестнице, а поднимаются — по другой. И вот теперь навстречу двум приятелям с оглушительным галдением бежал нетерпеливый поток мальчишек и девчонок. Всё это пихалось, орало, бухалось в нераскрытую створку двери и протискивалось в узкую щель. В довершение всего остервенело завизжал звонок, выбивая из мозгов искры и побуждая к необузданности.

Первая смена закончилась и все нормальные люди давно свалили из казённого дома. Почти всё, что бежало навстречу Лёньке и Федюне, было им незнакомо. Поэтому Косицын отчаянно взвыл и выругался, когда ему наступили на шнурки. Он упал и последние бегущие повалились через его поверженное тело. Шестиклассники быстро повскакивали и с хохотом улетели, а перед гневным Лёнькой и возмущенным Федюней осталась растерянно стоять девочка.

— Ой, простите… — пролепетала она.

Всё смешалось в голове Лёлё: и утренний сон, и пятьдесят рублей, и Маргуся со своей контрольной.

— Ты что?! Долбанутая?! — яростно возопил он, позорно валяясь на истоптанном полу лестничной площадки.

— Куда прёшь, малолетка рыжая?! — солидарно затявкал верный друг Федюня.

Девочка попятилась и большими глазами уставилась на вспотевшего от обиды Лёньку.

— Я не нарочно. — почти со слезами проговорила она. — У тебя же шнурки волочатся.

Шнурки и правда волочились, но это вовсе не причина, чтобы ронять человека и топтать его ногами. Лёнька успел заметить, что девочка, хотя и рыжая, но очень симпатичная. Он уже собрался встать и как-нибудь по-доброму развеять ситуацию: падение на пол в школе не считалось чем-то необычным и, если бы не поганый Гондурас, эпизод не стоил бы нервов. Но, на этом дело не закончилось, роковая звезда Лёлё не зашла за горизонт.

На площадке выросла Маргуся. Косицын не сразу это понял. Сначала в поле его зрения попался чулок с дырой. От дыры вверх и вниз шли многорядные стрелы — это некто из пятиклассников приложил матичку портфельчиком, а она так и не поймала негодяя. Матичке катастрофически не везло с чулками — стрелы появлялись на них от одного лишь взгляда. Кто-то должен отвечать за такое злодейство.

— В чём дело, Косицын? — надменно проронила математичка. — Ты отчего разлёгся на полу — ночевать здесь собрался?

— Маргарита Львовна, я не нарочно. — забормотал Лёнька, понимая, как мало заботят Матику подобные объяснения. Он поднялся с пола и хотел отряхнуться, но ему не дали.

— Пойдём со мной, дружочек. — с приветливостью, достойной нильского крокодила, сказала матичка и взяла его цепкими пальцами за рукав.

— Это я виновата. — произнесла девочка, глядя на Маргусю своими чудными глазами. Глаза у неё впрямь чудные. Трудно сказать, в чём тут дело, но они словно бы сияли. Хотя радоваться в такой ситуации особо нечему.

Матичка слегка поперхнулась, не зная, как оценивать такой поступок.

— К тебе это не относится. — проскрежетала она. — Мне нужен вот этот образец.

И поволокла свою добычу к завучу! Следом бежал верный Федюньчик. Он понимал, что встреча с Кренделючкой обратит его приятеля в пепел. Дверь хлопнула перед его носом. Краснощёкий пончик вздохнул и поплёлся в отчий дом.

— Извольте! — желчно проронила Маргуся. — Чем мы заняты на контрольной!

Пожилая и хронически усталая Изольда Григорьевна раскрыла потрёпанную тетрадь, и Лёнька сразу понял, что пропал. А он-то радовался, что справился с контрольной! А сам вместо решения сдал кое-что иное. Это его тетрадь, и она подписана. Улики налицо.

Кренделючка неторопливо и с интересом рассматривала талантливые рисунки Косицына. Большинство из них посвящались Матике. Кровь на кривых зубах вампира, хвост и когти мало удивляли повидавшего виды педагога. Но, к портретам прилагались и стишки. Вот их-то Кренделючка и читала с понятным увлечением.

— Ну вот что, Леонид, — проникновенно произнесла она, — зови-ка родительницу на рандеву.

Уже подойдя к подъезду, Косицын вспомнил, что остался без ключей, и уныло поплёлся обратно в школьный двор — посидеть на сломанных качелях.

Времени было навалом, а вот денег не было совсем. Вдобавок на улице не гуляло никого из знакомых. Скоро к маркету поволочётся Гондурас с дружками, оттого Лёнька избегал гулять в своём дворе. Прошло время беззаботного детства: в песочницах гадят собаки, а на качелях пьют пиво мужики.

Можно, конечно, зайти к Федюне, но для этого надо стоять под дверью и ждать, когда кто-нибудь выйдет или войдёт. И ещё неизвестно, на кого налетишь.

Все жители больших городов отдают неизбежную дань перенаселённости, это выражается в полном равнодушии к живущим рядом. Никто в подъезде никого не знает. То и дело выселяются и въезжают жильцы. Люди идут и не узнают соседей. Лёньку много раз ругали, когда он входил в свой подъезд за кем-нибудь: чего тебе тут надо, мальчик? иди к себе домой! Да ещё бомжи пакостничали не без юмора: спят летом под кустом в школьном дворе, а кучки делать лезут в подъезд. Кто в таких условиях не обозлится?!

Лёнька побрёл в парк. Там хоть можно посмотреть на аттракцион. Или встретить знакомых. Может, удастся занять пятёрку.

* * *

Субботний день был в разгаре — погодка радовала теплом. Все веселились. Вокруг аттракционов бойко шла торговля. Пока дети катались, родители коротали время с пивом.

Тут тоже небезопасно, можно нарваться на пацанов с соседней школы. Шакалы не посмотрят, что ты один, без друганов — наваляют, мало не покажется. Но, всё же на виду у публики относительно безопаснее.

Лёнька сел на лавку и от нечего делать принялся пялиться по сторонам. Такой паскудный день! Он тосковал по компьютеру и холодильнику.

— А что такой смурной? — спросили со стороны.

Косицын нехотя оглянулся. Рядом стояла в дупель пьяная цыганка. Как ни странно, без ребёнка.

— У меня ничего нет. — мрачно ответил Лёнька, надеясь, что она долго приставать к нему не будет.

— Ё! — лениво удивилась гадалка, плюхнулась рядом на скамейку и умиротворённо проговорила:

— Я добрая сегодня.

«С чего бы это?» — подумал Лёнька.

— Да ни с чего. — безмятежно ответила цыганка. И добавила: — Звезда упала. Загадывай скорее. Сегодня сбудется.

Лёнька машинально глянул вверх — в вечереющем небе в самом деле падала звезда. Он провожал глазами крохотный огонёк и вдруг подумал, как ему набрыдел этот мир. Наполненный монстрами, вроде Гондураса, Маргуси и крикливых сверстников. Кроме мамы, в этом мире не было ничего хорошего. А главное, ему нечем крыть — он всем должен.

Косицын вспомнил, как желал треснуть Гондурасу по его наглой роже. Это воспоминание вызвало глухую внутреннюю волну. Все события дня спеклись в единый ком. И Лёнька пожелал нечто такое, в чём не отдавал себе отчёт.

Глава 2. Школа в дубе

Тьма накрыла город. Последнее тепло невиданно щедрой на солнце осени разметалось свирепыми порывами и шквалами, несущими предзимнюю погоду.

Спать что-то не хотелось. Завтра выходной — нагоняй будет только в понедельник. Зачем до того момента портить жизнь себе и маме? Лучше поваляться с детективом в постели при свете маленькой лампочки у изголовья. Однако, сегодня чтение не удавалось. Лёнька таращил полусонные глаза, пытаясь вчитываться в смысл, но смысл куда-то уплывал. Глаза смежались.

Ночник легонько замигал, потух и снова вспыхнул, только голубоватым пламенем.

«Что это?» — подумалось спящему.

Из стены выплыл размытый силуэт. В слабом свете обрисовалось едва знакомое лицо. Спящий никак не мог вспомнить, где его видел. Сон склонился над подростком и сказал:

— Спеши. Селембрис ждёт тебя.

Мир вспыхнул тысячей солнц и испарился.

* * *

Котёл был страшно тяжёлым, и варево воняло омерзительно.

— Давай, давай! — подбадривала их Фифендра. — А то отправлю в новолуние пасти жаб на Дёркином болоте!

Пафнутий ойкнул и заработал ногами ещё усерднее.

— А ты, Лён, — накинулась колдунья, — желаешь покормить собой пиявок?

Обливаясь потом и спотыкаясь о кочки, мальчишки тащили в темноте котёл на самую верхушку лысой горки. Наставница шла следом и непрерывно каркала над ухом. Иногда она прикладывала то одного, то другого клюкой по спине.

— Спешите, обормоты! Уже скоро полночь, все собрались, а я тут с вами вошкаюсь!

На последнем издыхании ученики втянули неприподъёмную посудину на плоскую вершину, поросшую мелкой и жёсткой травой. Все и вправду собрались — навстречу поднялись двенадцать чёрных силуэтов.

Луна светила ярко, и Лён увидел лица ведьм. Некоторые были ничего, пара довольно молодых. Зато остальные отвратительны, как Фифендра. Они поспешили расступиться и пропустили носильщиков с котлом.

Пафнутий боязливо оглянулся, запнулся о корягу и чуть не упал. На него с рассерженным шипением набросились старухи.

— Заколдую в таракана! — пообещала наставница и угостила клюкой по темечку.

— Ставь, ставь скорее! — торопили их.

Наконец котёл был водружён на своё место, измученные ученики вздохнули облегчённо.

— Пошли, пошли отсюда! — погнала их с холма Фифендра.

Оба, не оглядываясь, покатились вниз по склону.

Они шли, держась за руки и настороженно оглядывались по сторонам. Огромная луна тяжело висела над горизонтом, словно хищный жёлтый глаз. В мрачном её свете Дёркино болото маслянисто поблёскивало среди неровных кочек и чахлых деревец.

Из трясины доносилось негромкое кваканье, урчание, сопение — проклятое болото жило своей жизнью. А с другой стороны, в тёмной чаще, кто-то прятался. Слух, обострённый страхом, улавливал потрескивание веточек и сдерживаемое дыхание.

Пафнутий торопливо достал оберег и зашептал охранные заклинания. Лён делать этого ещё не умел, поэтому просто выставил перед собой черепашью пластину.

— Ладно пыжиться-то! — раздался насмешливый голос. — Очень напугали!

Из тьмы вразвалочку вышел здоровый парень.

— Это ты, Долбер?! — растерялся Пафнутий. — Чего ты вылез в такую ночь?

— Ну, ученики чародейки, — недобро рассмеялся Долбер, — не припасли маленько зелья, пока несли?

— Отстань. — буркнул Пафнутий, пытаясь обойти его. Но, не тут-то было.

Здоровенный парень кинул что-то через головы друзей и крикнул непонятное слово. Тотчас за спиной у двух товарищей что-то заворочалось и закряхтело.

— Долбер, скотина! — крикнул Пафнутий, больше не заботясь о тишине. Но, тот уже удрал.

Лён обернулся и с ужасом увидел, как невысокий плоский холмик у самого болота начал подниматься. У кочки, поросшей черничными кустиками, оказались лапы. На том, что могло сойти за голову, засветились огоньками два глаза.

— Это моховая жаба! — крикнул товарищ, схватил его за руку и кинулся бежать под тёмный полог леса.

* * *

Утро выдалось замечательно прекрасным. Налетавшись целую ночь над болотами, Фифендра довольно храпела в своей башенке. Остатки зелья, как сказал Пафнутий, будут выходить ещё дня три. И всё это время чародейка будет находиться слегка под кайфом. То есть три дня покоя им обеспечены. Получились маленькие каникулы.

— Слушай, — сказал друг, — ты должен позаботиться о себе. Нельзя ходить с одной черепашьей пластиной. Здесь никто тебя спасать от неприятностей не будет.

Ситуация и в самом деле не из приятных. Лён попал в ученики к чародейке всего неделю назад. Он ничего не умел. В маленькой лесной школе их девять мальчиков и девочек. Старшим из всей группы был Долбер. К девчонкам у колдуньи было особое отношение, хотя и не ко всем. А мальчишки у неё вроде прислуги. В компаньонках у карги Фифендры состояла флегматичная и бесталанная ведьма Кривельда.

Располагалась школа в самых дебрях диковинного леса, куда и спьяну не забредёт ни один нормальный человек. Вместо жилья был приспособлен чудовищно разросшийся старый-старый дуб. Его циклопические ветви толстыми трубами изгибались в стороны, отходя от ствола обхватом в сорок рук. Внутри стволов пролегали ходы и располагались маленькие комнаты с окошечками наружу.

Как ни странно, дуб был жив. Каждая его ветвь являлась башней и все они заканчивались громадной густой кроной. Что ни говори, жить в дубе гораздо лучше, чем в подземной норе. Младшие ученики обитали на самом верху. Долбер занимал комнатку на втором ярусе, недалеко от входа.

Как было сказано, сегодня день не обещал быть трудным. Пока наставница спала, компаньонка Кривельда выгнала весь класс, включая Долбера, на поляну под дубом. Вечно всем недовольная и надутая ведьма-неудачница одарила всех небольшими каменными ступками и такими же каменными пестиками.

— Не думайте, что будете бездельничать три дня! — сварливо объявила она собравшимся в кружок ученикам. — Работы выше дуба. Сегодня до полудня будете перетирать ингредиенты для зелий. А потом пойдём кормить лягушек.

Ученики уныло переглянулись. Кривельда умела портить настроение.

Лёну досталось перетирать сушёные корни папортника. А его другу — кожу саламандры. Больше всех не повезло Долберу. Кривельда откровенно недолюбливала этого оболтуса и подсунула ему толочь живых пиявок. Долбер чертыхался, кося на всех злобными глазами. Он надеялся, что компаньонка отойдёт и тогда можно подсунуть пиявок малышне. Нетрудно догадаться, кого он выбрал жертвой: Долбер хуже всех относился к Пафнутию.

Кривельда в самом деле недолго надзирала за учениками и вскоре ушла по своим делам.

— Эй, Пафик! — с ухмылкой позвал верзила. — Как насчёт пиявок за шиворот? Они ещё живые, но обозлились страшно!

Пафнутию и так приходилось не сладко: кожа саламандры источает едкий запах, от которого дерёт в носу и чешется в ушах.

— Пошёл в болото. — негромко ответил он, вытирая слёзы.

Долберу того и надо. Он бросил ступку и направился прямиком к шмыгающему носом Пафнутию. Лён встревожился, даже перестал тереть пестиком. Видимо, назревала драка.

— Дай сюда. — проронил Пафнутий. Он сунул руку в ступку приятеля, вынул горсть толченого корня папортника и посыпал этот порошок на пестик, которым тер кожу саламандры.

Едва Долбер подошёл, Пафнутий встал и дунул на пестик. Смесь попала в лицо верзиле. Тот оглушительно чихнул. Потом ещё и ещё раз.

Прибежала Кривельда и не могла понять, в чём дело. Здоровенный Долбер не держался на ногах. От чихания он свалился наземь и продолжал оглашать поляну рычанием и стонами. Его лицо покрылось прыщами, из носа текло, глаза слезились.

Весь класс засмеялся, когда Кривельда увела изнемогающего верзилу. Никто не любил наглого Долбера.

* * *

Кормить лягушек было занятием не из приятных. Надо сначала поймать в садке эту прыгучую и скользкую пакость. А потом напихивать ей в глотку жирных дождевых червей. Иначе лягухи не разжиреют — ходовой товар среди лесных колдуний!

Все были поглощены процессом, поэтому Лён улучил момент и обратился шепотом к Пафнутию:

— Паф, а ты умеешь колдовать?!

— Конечно нет. — тоже шепотом ответил тот. — Старуха не для того нас тут держит.

И тут до Лёна дошло, что он ровным счётом ничего о себе не знает. Кто он? Откуда? Чем тут занимается? И что ждёт его в дальнейшем. Паф между тем продолжал:

— Ты, Лёньчик, тут недавно и ничего не знаешь. Никто из нас не помнит, откуда он. Фифендра отбирает у своих учеников память о прошлом. Она готовит нас на продажу. Обучит различать вещества, толочь кое-что в ступке. Кормить лягушек, собирать травы на болотах. Еще многое другое, чем некогда заниматься магам. Каждый год в Ведьмином лесу собирается ярмарка. Фифендра повезёт свой товар: колдунам требуются помощники. Если повезёт, попадёшь к белому магу. Если нет — к чёрному.

— А убежать отсюда нельзя? — обеспокоенно спросил Лён.

— Никуда ты не убежишь. Фифендра заколдовала тропы. Можешь идти в любом направлении, всё равно выйдешь к дубу.

В глубокой задумчивости Пафнутий напихивал в лягушку червяков. Животное обожралось и только страдальчески таращило глаза.

— Сейчас лопнет. — предупредил товарищ.

Паф бросил лягушку в садок, и та тяжело задрыгала ногами.

— Слушай, Лёньчик! — шепнул он. — Надо что-то предпринять. Если мы будем просто сидеть и ждать, то однажды нас в самом деле превратят в тараканов. В прошлом году я уже побывал на ярмарке. Там такого мне порассказали! Если бы удалось добраться до книги заклинаний! Только ведьма прячет её.

* * *

День клонился к вечеру, и все ученики разбрелись по своим комнатам. Сегодня и в самом деле было относительно спокойно. Только у Долбера не заканчивались неприятности: прыщи раздулись в пузыри и здоровенный детина злился в своей комнате. Даже на верхнем этаже было слышно, что он обещал своему врагу.

Фифендра уже пять лет подряд выводила Долбера на ярмарку и всякий раз приводила обратно. К учёбе он не был расположен, все дела валились у него из рук. Толочь лягушек в ступке — это не его призвание. Хитрый переросток не желал возиться с изготовлением зелий, а желал сразу получить требуемое. Поэтому он и крался накануне в темноте за колдуньей и двумя её учениками. Долбер полагал, что они непременно сумеют выкрасть немного состава для полётов. И надеялся застукать их на обратном пути, когда приятели будут возвращаться по воздуху, а не по земле. Однако, надежды Долбера обманулись. А теперь ещё подлый Пафик так оскандалил его перед всеми. Таковое дело требовало мести. И мести страшной.

Вне себя от злости, Долбер смотрелся в медную тарелку. Краса его померкла. Поэтому нерадивый ученик колдуньи придумывал достойное наказание для своих врагов — Пафнутия и его приятеля с черепаховой пластиной.

Враги сидели в своей комнатке и смотрели в маленькое окошечко. Над болотами заворачивался бурый туман. Ходить в такую пору мимо вздыхающих и квакающих кочек смертельно опасно. По болотам бродят кикиморы. Они заманивают случайных путников голубыми огоньками и утаскивают в омут. А что творится дальше, два друга даже боялись думать.

Ещё дальше темнел недвижимой громадой непроходимый лес. В нём живут лешие. Как раз таких и боялся Паф, когда они шли ночью от Лысой Горки. Каждое полнолуние ведьмы устраивают на её верхушке гулянку с выпивкой. Здесь, в глухомани, скучно, и Фифендра с подружками пристрастилась к зелью. В такую ночь выходить наружу опасно. Попасться одуревшей ведьме под шальную руку — можно лишиться человеческого облика. А то и навек пропасть!

В дверь постучали. Явился невысокий, белобрысый пацан, Василёк. Весь вид его выдавал волнение.

— Я удивлюсь, — сказал он, — если вы завтра не будете сидеть в садке с лягушками и жрать червей. Долбер сейчас хвастал, что добудет волшебную лягушачью кожу.

После ухода доброго Василька приятели немного приуныли. Сегодняшняя шутка представала в новом свете, и у них созрело решение немедленно что-то предпринять. Если Долбер начинает кого-то тиранить, то этому несчастному нет жизни. Фифендра и тем более Кривельда равнодушно смотрят на такие вещи. А нахальный Долбер ведьме нужен. Хотя он и полный отстой, но таскать мешки и чугуны с отравой ему вполне по силам.

Холодное осеннее ненастье потихоньку разгулялось: ветер выл и бился в маленькое круглое окно, трепал дубовую листву. Небо затянуло густой и мрачной пеленой — не виден светлый лунный диск.

Так темной ночью Паф и Лён выбрались из своей комнатки и тихо покрались по ступенькам вниз мимо круглых дверок в чужие комнатёнки. На стенах коридорчика тихо переливались светом гроздья светлячков, а над закрытым выходом тлели гнилушки. Из верхней башенки не было хода в нижнюю часть дуба: Фифендра не желала, чтобы ученики топтались возле её дверей.

Товарищи осторожно открыли скрипучую дверушку, выбрались на волю — на широкую пологую ветвь. Ветер кинулся к ним, обхватил холодными, промозглыми руками, взялся трепать за волосы, залез за ворот. После тишины душистой светлой комнатёнки осенний мрак казался особенно угрюмым, а непогода — словно вражеская сила.

— Давай, ползи за мной. — шепнул Пафнутий в ухо Лёньчику.

Они не решались встать на ноги и идти по широкой ветви, как по дороге. Так передвигаться можно днём, а ночью — страшно! Внизу не видать ни зги, такое чувство, словно стоишь над пропастью бездонной, где живут лишь ветер, тьма и волчий вой. А высоко над головою и со всех сторон гудит и ходит, как волна морская, крона циклопического дуба — великое пение, неиссякаемая мощь — древнее детище Селембрис!

Мальчишки двинулись на четвереньках, цепляясь руками за трещины в коре. Морщины в толстой шкуре лесного гиганта были так глубоки, что в них проваливались ноги.

Добравшись до основания чудовищной ветви, товарищи принялись спускаться по корявой деревянной лестнице. Со следующей широченной ветки они перебрались на другую лесенку, уже висячую, и так добрались до самого низа — вздыбленных корней тысячелетнего дуба. Корни вылезали из земли и возвышались, как арки. Под дубом не росло ничего, даже трава. Земля сплошь покрыта осыпавшимися частицами коры, густым слоем прелых листьев и отмершими веточками.

Приятели двинулись в обход необъятного тела колдовского дуба. Кладовая располагалась под полом первого, привилегированного этажа. Там жила сама Фифендра. Выше располагались входы на второй этаж — это место обитания Долбера и Кривельды. Вот за одним из входов и стали наблюдать, притаясь под громадным корнем, ночные разведчики.

Долбер не заставил себя долго ждать. Он тоже боялся полуночи, когда могла припереться с речки и расположиться под дубом компания русалок. Парень бесшумно спустился со своего второго этажа и, крадучись, направился к овальной двери, ведущей в покои самой Фифендры.

Приятелям хотелось видеть, как Долбер сумеет преодолеть запор двери. Видно, оболтус заранее замышлял такое дело и кое-что при себе имел. Недаром он столько лет провёл в учениках у ведьмы. И вот раздалось чуть слышное скрипение — такое тихое, будто сонный сверчок едва просвиристел.

Верзила тихой тенью проскользнул в открывшуюся дверь, да так и оставил её.

Пафнутий легонько дёрнул Лёна. Мол, решились? Обмирая от страха, оба двинулись к заманчиво чернеющей дыре. Изнутри не доносилось ни звука. Пахло чем-то странным: не то похлёбкой, не то сушёными грибами, не то дурман-травой.

И вот, подбадривая друг дружку тычками, приятели скользнули в узенькую дверь.

В маленьком помещении слабо мерцали на стенах светлячки. Вход в комнату ведьмы заперт. А посреди пола — открытый люк. Мало кому удавалось побывать в жилище ведьмы. Вот и Паф никогда не видел входа в подземелье и даже не представлял себе его размеров.

Будь, что будет, решили они, и начали спуск по неровным деревянным плашкам.

Как ни странно, внизу кромешной тьмы не наблюдалось: слабый, но всё же свет имелся. Светились не только светлячки и гнилушки. Светились высокие штофы из толстого стекла. Светились запечатанные банки, похожие на крынки. В них сидели маленькие, уродливые существа. Они шевелились, поворачивая за крадущимися людьми выпученные глазки. Безмолвно шлёпали толстыми губами и жадно скребли по толстому стеклу скрюченными пальчиками.

Весь обширный подвал загромождён широкими деревянными стойками, коряво сколоченными из жердей и досок. Стояли горкой сундуки, навалены мешки с сухими травами. Все полки уставлены разнообразной посудой и ларцами.

«Фиг тут чего найдёшь!» — озабоченно подумал Лёньчик.

Но Долбер знал, чего и где искать — недаром помогал ведьме сносить в подвал мешки. Он быстро разобрался в нагромождении пыльных сундуков, что-то достал и тут же направился на выход. Дверь закрылась, и приятели в ужасе посмотрели друг на друга. Они попались!

Светящиеся уродцы в банках кривлялись, указывая пальцами на незадачливых лазутчиков.

— Слушай, Паф, — прошептал Лён, — давай поищем что-нибудь и для себя! Надо же чем-то обзавестись!

Он весьма мало представлял себе, чем можно тут обзавестись полезным. Но, природное любопытство преодолело страх.

— Д-давай. — согласился приятель и огляделся.

Всё было заманчиво и всё страшно. Уроды в банках действовали на нервы.

— У, гадёныш! — прошептал Паф и ткнул пальцем в одну банку.

Ч-ф-ф — раздалось из банки. Оба отпрянули и только тут увидели надпись на простой полоске пластыря: «Болотный дух. Очень ядовито!»

Болотный дух царапался в стекло и злобно шлёпал губами.

— А ну его!

Паф решительно направился вдоль стеллажей, как вдруг попятился со слабым писком. Лёньчик глянул в ту сторону и обомлел с испугу.

Из угла скалился скелет. В его глазницах горели красные огни. Он щёлкал челюстями и тщетно пытался дотянуться до гостей. Но, к счастью, его держала толстая цепь.

— К-то это? — спросил Лёньчик, чувствуя, как вздымаются волосы на голове.

— Н-не знаю. — трясясь от ужаса, ответил Паф.

Приятели убедились, что цепной скелет точно не дотянется до них, и двинулись дальше.

Паф принялся ковырять какую-то коробку с крышкой. А Лён заметил на земляном полу маленький бумажный пакетик. Откуда выпал — непонятно.

— Паф, твой пакетик? — шёпотом спросил он товарища.

Тот был очень занят и не ответил. Ничего более не оставалось, как спрятать улику в карман. А то ведьма явится в своё хранилище и сразу догадается: ох, кто-то лазил тут без спросу!

Тут Лён отвлёкся, увидев замысловатую резную шкатулку, и тоже давай теребить замочек. Однако ничего особенного не нашёл. Там были жёлуди. Странно было не взять один: зачем-то колдунья их тут держит.

Далее шли банки с консервированными пиявками, какая-то ещё болотная жизнь под маринадом. Потом — бутыли с зельем. Потом — связки дикого лука. В-общем, всё не так интересно, как ожидалось.

— По-моему, это просто продуктовый чулан. — поделился мыслью Лён.

— А это просто сторож? — спросил Пафнутий, кивая на скелет.

Оба не знали, как им поступить. Как выйти отсюда через запертую дверь? Но время шло, и возбуждение покинуло обоих. Друзья уселись на земляной пол между сундуками, запертыми на огромные замки, и стали тихо обсуждать, как выбраться отсюда. Идей умных в голову не приходило, и было это очень скверно. Если ведьма застукает приятелей в своём подвале, быть им лягушками в садке и жрать тогда червей!

Два товарища, все в пыли и паутине, клевали носами, сидя между сундуков.

Лёньке снился сон: мать вызывали в школу.

Глава 3. Стихи и проза жизни

У сына случился приступ трудолюбия. Весь день Лёлё прибирался в комнате, постирал носки. Даже выкинул мусор. За компьютер так и не присел, зато затянул расхлябанные ручки шкафа.

Мать удивлялась примерно полдня, потом обо всём догадалась.

— Говори сразу, мучитель! За что вызывают?!

Лёнька облегчённо вздохнул. Cознаться в преступлении самостоятельно не хватило мужества, а теперь его прижали к стенке, и выбора не оставалось.

— Я Маргусю нарисовал. — честно признался он.

— И всё? — с подозрением спросила мама, имея некоторое представление о таланте своего сына.

— Нет. Не всё. Ещё стишки.

— Читай давай. — обречённо разрешила мама.

Лёнька набрался духу и прочитал то, что уже неделю распевалось по школе, как частушки.

Шла Маргуся по помойке И несла в кармане двойки. Ей навстречу шла бомжа И несла в ведре ежа. Вот у старенькой избушки Сели верные подружки. Стали думать и гадать, Как им время скоротать. — Кабы я была царица, — Молвит младшая сестрица, — Изловила б всех собак И наделала форшмак. — А вот я была б царица, — молвит ей в ответ сестрица, — На контрольной каждой твари Я поставила б по паре. Долго так они вздыхали, А потом вино достали. Всю ночь сидели и балдели. А утром обе околели.

— За такое много дают. — ответила мама. И в тот день с сыном более не разговаривала.

* * *

Понедельник начался обычно. Самый тяжёлый день недели у бюджетных служащих обычно вызывает тихое уныние, реже — озлобление. Поэтому Лёнька не удивился, когда, удачно миновав кордон из старшеклассников, он тут же попался тёте Паше. Бдительную уборщицу с её большой щеткой не обманывали ловкие манёвры со второй якобы обувью. Маленькая зарплата и большая душевная неудовлетворённость мучали её всю неделю, а в понедельник приобретали масштабы катастрофы.

— Куда прёсся?! — праведно огневалась она при виде летящего на бреющем полёте опозданца.

Её бессменная подруга, тётя Люба, поспешно захлопнула дверь раздевалки. Звонок прозвенел, и она не обязана. Поэтому Лёнька быстро забрал вправо и, обойдя с фланга обеих тёток, устремился прямо в лестничный проём. По дороге он затискивал куртку в пакет.

Над техничками в школе давно и привычно потешались. У тёти Паши была справка, а тётя Люба просто желчная особа. Некоторые дефекты лица делали жизнь обеих несносной. У тёти Любы сильно выдавалась вперёд нижняя челюсть, напоминая лохань. А у тёти Паши как раз наоборот — недоставало подбородка. Он был сильно скошен назад, отчего рот плохо закрывался, и крупные верхние резцы сильно выступали вперёд.

Именно Лёнька придумал эту шутку про техничек.

Встречаются в дождь тётя Паша и тётя Люба. Тётя Люба спрашивает (тут Лёнька оттопыривал нижнюю губу и толстым голосом говорил, весь насупясь):

— Тебе каплеть?

Потом убирал нижнюю губу, таращил глаза и дебильным голосом пищал:

— Неть, не каплеть.

Промчавшись опасный участок, Косицын ворвался на труды. Одноклассники пилили и сверлили деревянные чушки. Работа грязная, поэтому у всех имелись фартуки — у всех, кроме Лёньки. И трудовик уже знал это.

Сергей Петрович был добрым человеком и никогда не доставал учеников нотациями. Он молча вручил Лелюне швабру и позволил заработать на троечку.

Подметая пол, Косицын приблизился к другу Федюне.

— Налепили на горб? — сочувственно спросил Бубенцовский.

— Нет ещё. — тихо отвечал приятель. — После уроков меня с маманей развесят на одной верёвке.

— А у нас… — не успел ничего нового сообщить Федюня.

Вошла учительница по трудам у девчонок.

— Сергей Петрович! — с привычными командирскими интонациями обратилась она к пожилому трудовику. — Пошлите к нам кого-нибудь с отвёрткой.

И углубилась в обсуждение своих проблем. Кончилось это совещание быстро, после чего Сергей Петрович вручил Лёньке отвёртку, пассатижи и указал на дверь.

У девочек произошла авария: расшатанные крепления стола не выдержали, и теперь на полу веером лежали свежеиспечённые блины. Урок кулинарии классно погорел. Но, не это огорчило Лёньку. Среди девочек находилась новенькая — это была именно та невысокая рыженькая девочка, которая его свалила в субботу. Последнее очень неприятно, поскольку теперь, наверно, весь класс уже знает, как он валялся вверх тормашками.

Лёнька молча собрал и затянул крепления. После чего, напутствуемый подозрительным хихиканьем и шушуканьем, удалился восвояси.

Следующим уроком шла физра. Физру Лёнька любил. Это единственный урок, на котором можно чувствовать себя человеком. Хотя он был среднего роста, но очень прыгучим. Поэтому волейбол для него являлся настоящим подарком. Пока девочки в стороне под командой пожилой физручихи пытались забраться по канату, Лёнька носился с криками и сталкивался с одноклассниками. Все были потные, красные и возбуждённые.

Кирка Иванов налетел на Косицына, и оба повалились на пол. Лёнька почувствовал, что ему в бедро впилась какая-то мелкая штучка. Он остановился и вытащил из кармана жёлудь. Мгновение смотрел на него, ничего не понимая, потом налетевшие ребята свалили его. И через секунду Лёнька забыл про инцидент. Физра закончится через десять минут и надо успевать ловить кайф.

* * *

Матичка вошла в класс своей обычной тяжёлой походкой. Предстояло пережить два часа мучений. Сначала последовали комментарии по поводу контрольной. Контрольные всегда вызывали у Маргуси головную боль. Мельком бросив взгляд на форточки (боже упаси вас проветривать помещение!), она мрачно швырнула на стол стопку тетрадок.

Все затихли и невесело ждали, чем дело кончится.

— Давыдов. Два. Воронин. Два. — носовым голосом перечисляла матичка.

Дойдя до Косицына, она мельком бросила взгляд на на эту мелочь и припечатала:

— Кол.

Чугунков обеспокоенно обернулся. Три примера из контрольной он списал у Лёньки. Костик на всякий случай показал кулак.

— Чугунков. Четыре.

«Шла матичка по Покровке,

Повстречала там воровку.

Угадайте с пары раз:

Кто кому ударил в глаз?» — моментально родилось в голове.

* * *

На уроке литературы его поджидала неприятность. Классная, Антонина Андреевна, или просто Антошка, с грустью призналась:

— Придётся рассадить закадычных дружков.

Она имела в виду Косицына и Бубенцовского. Несомненно, Антошка была в курсе позавчерашних событий. Но, не это оказалось досадным. Умного Федюню посадили с отличницей Захаровой. Спрашивается, зачем? Оба и без того прекрасно справляются с заданиями, им не нужно списывать друг у друга. А вот Лёньке теперь придётся выживать за счёт собственных извилин.

Но и на этом дело не закончилось. К нему подсадили новенькую — ту рыжую, у ног которой он так позорно валялся в субботу.

— Я списывать тебе не дам. — всё, что сказал ей в тот день Лёлё.

Ему предстоял разговор в учительской, и Косицын не желал тратить свои душевные силы на всяких рыжих. Лёнька сам был рыжий и оттого не любил это племя. Кроме того, такую пару трудно не заметить. И его ещё ждут в будущем шуточки и приколы.

* * *

Биологиня Матюшина была милым человеком. Самая безобидная из учителей, она совершенно не умела держать дисциплину. У неё на уроках только не ходили на головах, а так всё можно. Девчонки на биологии обычно красили ногти. А мальчишки, ещё не доросшие до взрослых вещей, кидались жевательной резинкой. Оттого и Луи Пастер, и Бюффон, и Ламарк и даже Дарвин — все были украшены засохшей жвачкой. Надо ли объяснять, почему учительнице прилепили такое подходящее прозвище — Вакуоля?

Уроки биологии всегда проходили плодотворно и очень интересно. Минут через десять после звонка являлась из соседнего помещения экономичка и озабоченно говорила:

— Н-наталья Игоревна, мне нужно срочно с вами посовещаться.

Вакуоля немедленно делала строгое лицо, задавала классу самостоятельно изучить параграф и обещала:

— Через пять минут вернусь, проверю.

И скрывалась в лаборантской. Тогда седьмой «Б» шёл брататься с седьмым «В», который сидел в кабинете экономики. Всем великим экономистам, висящим на стене, залепляли глаза и бороды. Бэшники и вэшники имели много общих интересов, оттого библиотекарша не уставала удивляться: почему учебники биологии и экономики изнашиваются быстрее прочих? Странно, а башкам ничего не делалось!

Минут через полчаса, когда все уставали орать, на пороге лаборантской возникала экономичка и говорила назад:

— Да-да, конечно. Я учту рекомендации.

После чего величаво уходила, роняя крошки с подбородка и слегка натыкаясь на парты. Далее из лаборантской выбиралась низенькая и круглая Вакуоля. Помада размазана, весь рот в печенье.

— Н-ну, как вы, дети? Всё выучили?

* * *

Мама явилась вовремя и с убитым видом бродила возле логова Кренделючки. Лёнька тоже принялся бродить рядом, весь вид его являл глубокое раскаяние.

Кабинет завуча был заперт, и Косицын с внезапной надеждой подумал, что завучиха могла забыть о нём. Но, завидев в коридоре её дородную фигуру, обречённо вздохнул. Теперь его на неделю отлучат от компьютера. Не разрешат гулять.

Судья разобрался в деле быстро. В Лёнькины ворота назначили пенальти. Всю неделю он будет мыть полы в спортивном зале, потому что тётя Паша упала и подвернула ногу.

Косицын быстро шевелил мозгами, вспоминая, слышал ли он грохот и крики позади себя, когда пронёсся мимо этого чучела в халате. Но, ничего так и не вспомнил. Выходило, что на нём вины нет. Да это и не важно, раз обвинение не вынесли. Тоненькие ножки тёти Паши подводили её не однажды.

Мыть полы — подумаешь! И он немедленно отправился в спортивный зал. Чем быстрее сделаешь дело, чем веселее!

У дверей его ждал верный друг Федюнчик. И тут Лёнька понял, что напрасно он жаловался на жизнь! Мыть полы в спортивном зале оказалось до ужаса интересно. Федюня мчался на него, гоня швабру перед собой, а Лёлё перепрыгивал через неё. Потом они менялись местами.

Всё кончилось прекрасно — ведро опрокинулось. Сначала оба хотели равномерно размазать воду по всему полу, но она была уж очень чёрной. А потом всё само собой решилось: грязь замечательно утекла в щелочку от выбитого сучка в самом центре зала. Чумазые, потные и весёлые, приятели пошли домой. И тут веселье кончилось.

Гондурас с дружками тусовался у выхода.

— Гони бабки, микроб. — грубо сказал он и ткнул Лёньку так, что тот отлетел.

Бабок не было. Пройдёт неделя, пока он накопит оброк. Но, Гондурасу не терпелось, и под дебильное ржание своих дружков он вытряс из сумки Лёньки всё его барахлишко. Ручки раскатились по крыльцу и попадали в шиповник.

— А это что у нас? — заинтересовался Копыто и поднял маленький пакетик.

Лёнька понятия не имел, откуда взялся у него этот пакетик. Он чуть не плакал. Ему придётся собирать свои тетрадки под ногами у этих животных.

У алгебры оторвалась обложка, теперь учебник не сдать в библиотеку. Матери опять придётся платить. Так повторяется каждый год. За плохую сохранность учебников его ругают и в школе, и дома. А что он может сделать? не носить их в школу?

Пока они с Федюней подбирали учебники и тетрадки, взрослые оболтусы заинтересовались пакетиком.

— Нюхаешь? — осведомился Гондурас.

Лёнька не ответил, но подумал про себя: «Урод ушастый!»

— А для чего это? — с понятным интересом толкнул его ногой Серый.

«Для того, чтоб у тебя хвост отрос.»

— Это курят или лижут? — размышлял Копыто.

Все трое с интересом принюхивались. Гондурас чихнул и серая мелкая пыльца взлетела в воздух.

Лёнька с Федюней давно сбежали, а трое переростков на крыльце школы чихали и хохотали до слёз.

* * *

— Лёлё, сходи за хлебом. — озабоченно проговорила мама.

Ну вот! Опять забыла!

— Знаешь, кто бы жаловался! Я после сегодняшней встряски ничего не помню. И к тому же у тебя был весь день, чтобы купить хлеба! Ты уже не маленький, мог бы позаботиться и обо мне.

Упрёк был справедлив, и Лёнька засобирался за хлебом. Настроение сразу испортилось. Он уже предвкушал неприятности. Привычно выглянул в окно, однако, противной троицы на месте не оказалось. Тогда следовало поспешить и воспользоваться удачным обстоятельством.

У входа в круглосуточный маркет его задержал мужчина.

— А кто собирает за машины? — растерянно спросил он. — Я уже два раза выходил — всё никого нет.

Лёньке было не до того, он спешил сделать все дела до появления Гондураса и компании. Выбегая из маркета, он наткнулся на рыжую соседку по парте.

— Здесь можно хлеб купить? — спросила она как ни в чём ни бывало.

Лёнька хотел уж было проскочить мимо, но вдруг подумал, что не стоит ей так поздно ходить в маркет за хлебом.

— Здесь. Давай быстрее. Я подожду. — бросил он и затоптался на месте, оглядываясь по сторонам.

— А как тебя зовут? — опомнился он вдруг. Надо же, просидел рядом с соседкой целый день и не удосужился узнать её имя!

— Наташа. — примирительно ответила она. — Наташа Платонова. Мы переехали сюда.

— Ты, Наташа Платонова, не ходи сюда после шести. Здесь тусуется Гондурас с вассалами. Плохой человек.

— А кому деньги-то отдавать за машины? — растерянно бродили по пятачку несколько мужиков. Ночная охрана в лице подлого Гондураса и компании не спешила возникать на месте.

Только проводив одноклассницу до дома, Косицын понял, что они живут в одном подъезде.

Новая соседка жила этажом выше.

* * *

Школа опустела. Погасли огни в коридорах. Лишь в просторном вестибюле да в канцелярии на первом этаже неярко светили лампы. Завхоз быстро обходил все помещения, заглядывал под лестницы, дёргал ручки дверей. Везде всё заперто. Убедившись, что в школе полный порядок, он уверенным шагом направился в канцелярию.

На месте его ждали: физрук откупоривал бутылку, а физик резал колбасу.

— Прибыл в полное ваше распоряжение. — по всей форме доложился завхоз.

— Давай, Сам Самыч, а то водка остывает. — шутливо отвечал физрук.

Все трое тихо умирали со смеху, листая старую тетрадь. Это были Лёнькины комиксы со стишками про матичку.

Глава 4. Дёркино болото

Звук ворвался в неспокойный сон, как птица в форточку. Интересно, удивился Лёньчик, откуда такое сравнение? В дубе форточек не наблюдалось.

Он резко открыл глаза и толкнул Пафнутия.

В их убежище проникли: кто-то шумно топтался у дверей. Стойки слегка подрагивали, отчего уродцы в банках испуганно оглядывались. Два незванных гостя торопливо заползли под ветхое покрывало, пахнущее мышами, и притаились возле мешков с чем-то непонятным.

В дерюге хватало дырок — сквозь протёртую ткань можно наблюдать за движением снаружи. Больше всего Лёньчик боялся чихнуть: уж очень не хотелось жрать червяков в садке.

Старая Фифендра наведалась в заветный погребок.

— Сидите? — спросила она.

Лён и Паф сделали огромные глаза и уже собрались встать и повиниться: мол, сидим!

— Ну, сидите, сидите! — одобрила Фифендра и постучала пальцем по уродцу в банке. Остальные запрыгали и принялись гримасничать.

Оба тайных гостя перевели дух.

— Где это тут у меня… — колдунья копошилась среди корзин и всякой рухляди. — Ну ладно.

Лёньчик отлично видел, как она встала перед тёмным углом, спиной к ним и, поднявши руки, воскликнула:

— ЛИПТОАХ!

В углу зашуршало. Корзинки разбежались, словно у них имелись ножки. Потом с тяжким скрипом отворилась низенькая дверь.

— ОР! — сурово повелела колдунья.

Вспыхнули факелы и озарили неровным светом тайное помещение, доселе скрывавшееся за корзинками и мешками. Колдунья швырнула ногой один замешкавшийся мешок и шагнула внутрь помещения. Дверь за ней закрылась.

— Бежим! — шепнул Паф, и они опрометью кинулись в открытый проём входной двери, не обращая внимания на уродцев в банке.

— Где шляетесь?! — накинулась на них Кривельда.

Все давно уже позавтракали, и приятели явились к опустевшему столу. Только в чугунке оставались варёные бобы, да ещё немного ячменного хлеба.

— Он вас искал. — таинственно поведал Василёк.

Оказывается, Долбер явился на завтрак весь в примочках. Долго разорялся по поводу Пафа и его дружка. Потом пообещал, что скоро оба будут жрать червей, как миленькие.

В целом новости плохие. Но, два приятеля почему-то не теряли хорошего настроения. Что там Долбер, когда они удрали от Фифендры!

На той же поляне под дубом, где накануне все толокли в ступах ингредиенты для зелий, весь класс опять сидел кружком. Фифендра задерживалась, и наглый Долбер решил, что пора выступить с лягушачьей кожей. Он встал и с подлой рожей двинулся к Пафнутию. В его руках была простая деревянная шкатулка.

— Пафик, а не подать ли нам тебя под мухоморным сусом? — издевательски спросил верзила.

Друзья вскочили и отбежали на безопасное расстояние. Долбер ржал, коробку он так и не открыл. Но, тут из дуба вышла колдунья, и противный дылда сел на место с таким видом, словно ничего не произошло.

До вечера ученики заучивали названия веществ и их свойства. Запоминали, что и как хранить. Что с чем может стоять рядом, а что не может. У подручных мага много утомительных и малопонятных обязанностей. За понятливого и расторопного слугу можно много получить на ярмарке.

Долбер ничего не учил. Он сидел и только насмешливо пялился на двух своих врагов. Враги поняли, что надо ждать подвоха.

Не желая искушать судьбу, приятели решили скрыться в своей комнатке пораньше. Так и сделали. Вошли и заперли за собой дверь.

В маленькой комнатёнке помещались две узкие кровати и тумбочка, а больше ничего. Никаких личных вещей. Друзья уселись вдвоём на тумбочку и стали смотреть в окно. За круглым окошком малиновым светом распалялся запад. Вечерний холод выползал туманными клубами из мрачной черноты лесов.

— Ты о чём мечтаешь? — спросил Лён.

— Удрать отсюда. — ответил друг.

— А я мечтаю вас обоих превратить в лягушек. — раздался сзади противный голос.

Лён с Пафом моментально упали на кровати и скатились на пол. Над ними стоял со шкатулкой руке и ухмылялся Долбер. В другой его руке была зелёная веточка.

— Думали, заперлись? — злорадно осведомился он. — А у меня есть такая штучка — всеотпирающий ключ!

Шагнул вперёд и открыл шкатулку.

— Быть тебе, Паф, лягухом! — прошипел Долбер. — Я сам тебя буду откармливать. Клянусь, ты первый пойдёшь под соусом!

Он вынул из шкатулки зелёную, противную на вид кожу и двинулся к Пафу.

— Отвали, придурок! — в отчаянии крикнул Паф и попытался проскочить через спинку кровати на выход. А Лён тем временем, чтобы отвлечь врага, изо всех сил толкнул его в живот.

Враг повалился на пол с отчаянными воплями. Лёньчик изумился своему успеху. Долбер почему-то орал, не переставая. Он катался по полу в узком промежутке между кроватями. Во тьме комнаты не было видно, отчего здоровый детина так кричит. Вдобавок он стащил с постелей старое рядно, какими укрывались все ученики, и завернулся в него.

— Спасите! — орал Долбер.

Лён засветил светильник под потолком.

Какой кошмар! Лягушачья кожа разрасталась по руке Долбера, она полезла вверх, перебралась на шею и быстро покрывала щёки. Верзила превращался в зелёного монстра, он в ужасе смотрел на свою руку. Оцепеневшие от зрелища, Лён и Паф не могли вымолвить ни слова.

— Кхм. — раздалось в комнате.

Все трое вздрогнули и принялись оглядываться, не понимая, откуда идёт звук. В маленькой комнатушке спрятаться было решительно негде. Но, вот на грубо струганной стене, возле двери, образовалась рельефная фигура. Она отделилась от дубовой древесины, облачилась в цвет и предстала перед обмершим от страха трио в виде Фифендры.

— Как успехи? — невозмутимо осведомилась ведьма.

Лягушечно-зелёный Долбер, покрытый огуречными пупырышками, выдавил:

— Я это…

— Убедительно. — согласилась ведьма.

— Мы-мы… — нашёлся, что сказать, Пафнутий.

— Тоже красноречиво. Кто из вас залез в хранилище?

Долбер немедленно указал на Пафа и Лёньчика. А те тут же указали на него.

— О. - с пониманием отозвалась колдунья. — Мне нравится ваша прямота. Однако, допросим свидетеля.

Она достала из широкой одежды знакомую ребятам банку с уродцем. Уродец сдал всех с потрохами.

— Ах, Долбер, Долбер! — колдунья покачала головой. — Тебе придётся жрать червей! Только ты, лентяй, мог схватиться за лягушачью кожу без заклинаний. И вот теперь ты ни лягух, ни человек. Ну вот что, полазуйники. Вам троим даётся шанс исправиться. Я не говорю, что это гуманный метод. Вы можете погибнуть. Но, если исполните условие, я вас прощу. Если нет — будете сидеть в садке и жрать червей. Долбер, я так зла на тебя! Ты можешь первым пойти под соусом!

Не успели все трое опомниться, как она взмахнула рукой и крикнула:

— Мааашевет!

Лён почувствовал, как пол уходит из-под ног, кровать быстро вырастала и вознеслась так высоко! Он упал на все четыре лапки и в ужасе взглянул на громадную фигуру, нависшую над ним. И содрогнулся, увидев рядом зверя с длинным, вытянутым телом.

— Я кто? — спросил зверь.

— Ты хорёк. — ответил голос сверху. — А ты, Лёньчик, ёжик. Ты же, Долбер, сам выбрал образ, я только завершила начатое. Теперь слушайте. Когда я летала позавчера ночью, то потеряла печатку с трилистником. Её утащили в Дёркино болото жабы. Если достанете за сутки, снова станете людьми. Если же нет — превращение совершится безвозвратно. А теперь… В болото все!

Тёмный вихрь подхватил ёжика и вышвырнул его в холодную тьму осенней ночи.

* * *

Лён упал на кочку, поросшую высоким, пышным мхом. В испуге свернулся клубком и скатился, слегка приминая духовитый, сочный сфагнум.

«Только сутки!» — мелькнуло в голове, и Лёньчик чуть не заплакал.

И тут же вспомнил: а где Паф? Неужели их раскидало?! Словно в ответ на его опасения на вершине кочки показалась мордочка Пафнутия. Быстрые глазки обшарили пространство, чёрный нос беспокойно шевелился.

— А, вот ты где! — сказал Пафнутий.

— Я думал, ты пропал! — взволнованно ответил Лёнчик.

Вэ-р-р-р! — прозвучало в стороне. Ёжик и хорёк подскочили от испуга и уставились на тёмную, маслянисто блестящую воду. На берег выползал большой зелёный лягух.

— Допрыгались, придурки? — проквакал он.

— Заткнись, Долбер! — отозвался Паф. — А то лапу отгрызу!

— А я тебя насажу на свои колючки! — поддержал товарища Лёньчик. — Каково будет пузом на иголках?

Долбер обеспокоенно погладил лапкой брюхо. Оно было бледным, отвислым и очень уязвимым.

Лёньчик вдруг насторожился, подпрыгнул и помчался, быстро перебирая лапками. Через минуту он уже вернулся и уселся, держа в лапке большого чёрного жука. Долбер завистливо покосил своими слегка флуоресцирующими глазами и промолчал. Он теперь не самый сильный.

Закусив жуком, Лёньчик приободрился и пожелал ознакомиться с фактами. Факты были таковы: моховые жабы, обитающие в Дёркином болоте, это не примитивные квакухи, которые прячутся под лопухами. Эти твари ростом с хорошую собаку. Они охраняют владения кикиморы Дёрки, вот отсюда и название болота. Дёрка владеет болотной магией. Скорее всего, печатка попала к ней.

— А это значит, — загрустил Долбер, — что меня скоро съедят под соусом из мухоморов.

Он печально раздул защёчные мешки и издал негромкое: вэ-р-рр!

Но Лён и Паф не собирались так сразу сдаваться. Они решительно принялись перепрыгивать с кочки на кочку и углубляться в темноту болота. Следом тащился Долбер.

Однако, не всё оказалось так просто. У Пафа не было проблем, а коротконогому Лёньчику прыгать с кочки на кочку было трудно. Он семенил лапками, примериваясь к очередному прыжку. Но, расстояние между кочками оказалось велико. Страшно упасть в чёрную, вонючую воду!

Хорёк бесполезно суетился рядом, пытаясь ухватить приятеля острыми зубками за шкирку и перетащить. Да уж больно Лёньчик колючий!

— Мы так провозимся неделю! — трагически квакал Долбер, плавая между кочек.

Лёну надоело это нытьё и он прыгнул Долберу на крышу. Тот немедленно ушёл под воду, зато ёжик успел благополучно перескочить на кочку. Только лапки замочил. Таким образом они и передвигались. Лягух ругался, квакал, ныл, но всё-таки подставлял спину. Уж больно не хотелось попасть в садок и жрать червей!

Болото булькало, вздыхало. С мерзким звуком всплывали гроздья пузырьков. Перелетали с кочек на кочки голубые огоньки, мрачно полоскалась по ветру осока. Чахлые берёзы и осины уныло раскачивали мёртвыми ветвями.

— Скорее! — пыхтел Долбер, выныривая из болотной жижи. — На рассвете жабы закрывают входы в свои подземные жилища.

Вот все трое взобрались на островок, невидимый с берега. На островке шло шевеление: какие-то неуклюжие тёмные твари шатались туда-сюда. Они были похожи на большой пласт мха, содранный с почвы. Только пара тусклых глазок без признаков зрачка светилась под нависающим моховым гребнем.

Притаившись под клюквенным кустом, вся троица следила за жабами, не понимая, что они там делают.

Откуда-то с лёгким комариным звоном выплыли голубые огоньки. Они не перелетали с кочки на кочку, а вились в воздухе. Их становилось всё больше. Пространство осветилось. Жабы перестали ползать и замерли.

Огоньки слились в высокий, тонкий язык голубого пламени. Пламя колебалось и принимало неясные очертания. Силуэт как будто искал форму. Вот проступили голова и руки. Развеялся по ветерку прозрачный шарф. Затрепетала лёгкая ткань воздушного подола. Поплыли волны сладкого, дурманящего аромата. По торфяному болоту пошла, как по земле, неземная красота: сотканная из блеска звёзд и лунного света болотная синюха.

— Пошла очаровывать… — прошептал лягух.

Все трое смотрели ей вслед и не заметили опасности. Откуда-то возникла толстая моховая рука, и Долбер с отчаянным кваканьем взлетел, дрыгая лапками и раздувая защёчные мешки.

— О-ву-ву-у… — с удовлетворением пробормотала жаба и сунула большого лягуха в ивовую клетку.

Ёжик моментально свился в клубок, а хорёк мелькнул, как молния, и скрылся. Кикимора любила угощаться жирными лягушками. Бедный Долбер!

* * *

Они не рискнули сунуться в широкий зёв двери, в который поминутно проходили жабы. Сама дверь в подземелье походила на приподнятый над почвой слой густого сфагнума. Зато Паф, рыская вокруг, отыскал нечто вроде вентиляции. Под засохшей берёзкой была нора, в ней никто не жил. Нора вела в подземные хоромы хозяйки болота, кикиморы Дёрки.

Оба маленьких друга проскользнули в норку и вскоре выбрались в извилистые ходы, по которым сновали всё те же жабы. Они несли корзиночки с лягушками, пузыри с крупными водяными жуками и берёзовые туесочки с мышами. Очевидно, в болоте готовились запасы к подступающей зиме.

Приятели попали как раз в такую кладовую. Они моментально кинулись на полки. Пафнутий налопался консервированных мышей, а Лён уполовинил крыночку с водяными жуками.

Потом, вспомнив о несчастном Долбере, легко подрыли под плетёной дверью и помчались разведывать обстановку.

Лягушек несли по коридору дальше. Из ивовых корзинок их вываливали в дымящийся чан. Заправляла всем большая жаба. Она мешала огромной деревянной поварёшкой густое варево и разливала его по глиняным горшкам.

Приятели в ужасе переглянулись. Неужели Долбера постигла та же участь?! Хоть, он и скотина, но всё же человек! Паф присел на задние ножки и горестно сложил лапки на груди.

— Братцы, — проквакал кто-то сверху, — я тут.

Бедного Долбера ещё не съели. Самых больших лягушек (а Долбер был большой лягушкой) посадили в отдельную клетку и подвесили под потолком.

— Меня подадут завтра! — жалобно поведал Долбер. — Кикимора ждёт гостей. Пора осенних свадеб.

Положение было ужасным. Мало того, что они не нашли печатку, теперь ещё и Долбера того и гляди, подадут в свадебном пироге! Как добраться до проклятой клетки?

* * *

Ночь ещё не кончилась. И до вечера будущего дня оставалось более двенадцати часов. До рассвета ёжик и хорёк рыскали по переходам Дёркиного подземного жилища. Разузнали, где располагался банкетный зал. Саму кикимору пока не повидали. Стащить бы у неё печатку! Тогда ведьма Фифендра превратила бы их всех троих в людей, и Долбер сам сбежал бы из болота.

Маленькие разведчики утомились, даже неугомонный Паф начал спотыкаться. Они ещё раз вернулись и проведали пленного лягуха.

Котёл уже не дымился. Варево разлито в низкие горшки и запечатано болотным воском поверх крышек. Жабы прекратили шататься по переходам и тихо храпели во всех углах. Дневное время в этом подземном царстве — время сна и в заготовочной всё стихло. Лягушки тоже спали, свесив ноги сквозь толстые прутья клетки. Только один лягух не спал и грустно смотрел сверху на ёжика и хорька.

— Не дрейфь, Долбер. — всё, что мог ему сказать Лён. — Как только тебя снимут, мы тут же что-нибудь придумаем.

Он был уверен, что они как-то, но выкрутятся. Что-то должно придти на помощь.

Лён сопротивлялся, старался не закрывать глаза. Но, сон был сильнее.

Глава 5. Рога и копыта

Чужие лезли отовсюду. Лёнька отбивался мечом. Но, меч уж больно какой-то несерьёзный — деревянный. С морд чужих капала тягучая слюна. Больше всего Лёнька боялся, что она капнет на него. Тогда прожжёт не только джинсы, но и кожу! Он оглянулся.

Терминатор рубил Чужих в капусту. Рипли ловко колотила их мухобойкой. Лёнька облегчённо вздохнул и тоже стал тыкать чудовищ своим деревянным оружием. Может, не заметят и подохнут.

Он вскочил и некоторое время очумело вертел головой. Будильник орал побудку. Лёнька убедился, что Чужих точно нет. Это было хорошо.

Торопливо покидав в себя заботливо разложенные на тарелочке бутерброды, Косицын вырвался на волю. Он опередил Федюню! Дверь подъезда расхлябанно зевала — опять испортился кодовый замок.

Хитрый Лёнька притаился за тяжёлым металлическим щитом. Едва услышал торопливые шаги, как тут же толкнул дверь, но забыл, что при неработающем запирающем механизме она не оказывает сопротивления. Раздался крик. Почуявший дурное Косицын вышел из укрытия и обнаружил страшную ошибку: Наташа Платонова, ничего не подозревая, получила железом по лбу! Следом выходил Бубенцовский.

На лбу девочки наливался краснотой заметный бугор.

— Мы опаздываем! — занервничал Бубенцовский.

Наташа оскорблённо молчала. Бедный Лёнька растерялся и не знал, как оправдываться. Куда с таким рогом в школу?!

— Пойдём, сделаем примочку. — выдавил он через силу.

— Второй день в школе и — прогул. — сурово ответила соседка.

— Я всё объясню. — покаянно пообещал Косицын. — Мне не привыкать. Всё равно ругают.

— Так я сижу с хулиганом? — ещё мрачнее спросила девочка.

— Простите, братья по разуму. Я ждать не могу. — нетерпеливо произнёс Федюня. — А то папан мне выпишет пардон по шляпе.

И улетел парлекать по-французски.

Синяк расцветал, наливался красками, всё больше хорошел. Если его не усмирить, он будет портить жизнь целую неделю. Лёнька представил, что придётся пережить Наташе. Все будут поздравлять:

— С боевым крещеньицем, мадам! Вам попался в соседи терминатор!

Недаром он сегодня снился — сон в руку!

Лёнька срочно помчался в аптеку в поисках спасательных средств от свеженького синяка. Хорошо ещё, что родителей Платоновой дома не было!

Единственным доступным средством оказался бактерицидный пластырь.

Заплата вызывающе красовалась посередине лба.

— Что же делать?! — мучительно искала выход Наташа. — Лучше бы ты меня убил, маньяк несчастный!

Маньяк искренне переживал. Сгубил красу, мерзавец!

Выход нашёлся быстро, и Наташенькино лицо украсила длинная, ниже бровей чёлка. Она сразу стала выглядеть взрослее. Повертелась перед зеркалом и напомнила:

— Ты обещал всё объяснить классной.

Но объяснять ничего не пришлось. Едва войдя в вестибюль, Лёнька обострённым чутьём понял, что произошло ЧП: ученики всех классов шатались без второй обуви! На месте тёти Любы сидел участковый. Бежала завуч — бледная и растрёпанная. За ней следом бежала школьная врачиха — тоже растрёпанная. Зазвенел звонок на второй урок, и все нехотя начали расходиться по этажам, о чём-то взволнованно переговариваясь.

В классе тоже было неспокойно. Никто не обратил внимания на новую причёску Платоновой, и это её немного огорчило.

В центре внимания находился Бубен. Он взахлёб рассказывал какую-то новую хохму:

— И тут они ка-ак пошли чихать!

Федька заметил Косицына и воскликнул:

— Да вот спросите хоть Косу! Он там был и всё видел!

Лёнька насторожился. Что-то ему не понравился развесёлый вид приятеля. Оказывается, тот рассказывал про вчерашнее позорное событие. Как Лёньку толкнули и как он упал. И про рассыпанные учебники. И ещё как Гондурас с дружками расчихался.

Не понимая, что в этом может быть смешного, Лёнька подошёл послушать. Новости были удивительны настолько, что никто и не заметил заплаты на лбу новенькой.

Гондурас и компания в полной ж…! Чего-то не то обожрались, не то обнюхались, не то обкурились! Теперь милиция ищет в школе наркотики. Первого урока фактически не было: англичанку сразу потянули к директору — в её классе Гондурас и два его вассала.

Нехорошее предчувствие зашевелилось в душе у Косицына, а Бубен ничего не подозревал и с увлечением рассказывал, как три оболтуса чихали, сталкиваясь башками. Всё выходило у него, как сказка, и ему особенно не верили.

Едва началась география, за Косицыным пришли.

* * *

— Мальчик, — ласково начал участковый, — ты вчера встречался с Тельмагиным у школы?

— Выкладывай всю правду, Косицын! — нервно проговорила Кренделючка. — Не имеет смысла отпираться!

Участковый искоса глянул на неё и продолжил:

— Ты не можешь нам объяснить, откуда Тельмагин, Копылов и Серёгин взяли дозу. И что это за наркотик?

Откуда Косицыну знать, где Гондурас с дружками берут ширево?! Он развёл руками. Не объяснять же, в самом деле, что с него берут оброк!

— А они вот утверждают, что взяли понюшку у тебя. — так же ласково известил Лёньку участковый.

— О, кошмар! — застонала Кренделючка. — Тебе только ещё статьи недоставало, хулиган несчастный! Когда мы от тебя избавимся?!

Лёнька молча подавил в себе возмущение. От Тельмагина они не мечтают избавиться! Никто даже в пьяном бреду не придумает, что Гондурас покупал дурь у семиклассника!

— А разве анализ крови ничего не дал? — со знанием дела спросил он. Кто нынче не начитался детективов?

— Какой анализ крови… — озабоченно проговорил милиционер. — Собирайся. Будем беседовать на месте.

Лёнька молча складывал тетрадки. Все притихли и смотрели на него с испугом. Он вышел и забыл закрыть за собой дверь. Против обыкновения географичка не стала язвительно комментировать проблемы воспитания детей в неполных семьях.

Допросы несовершеннолетних должны происходить только в присутствии классного руководителя, поэтому классная седьмого «Б», Антошка, отправилась соблюдать права несовершеннолетнего Косицына.

У подъезда, куда ввели Лёньку, стояла скорая. На лестничной площадке курили небритые мужики в вытянутых трениках и шлёпанцах на босу ногу. Участковый завёл подозреваемого в какую-то квартиру.

— Это он?!! Мерзавец! — закричала толстая женщина в блестящей кофте. Вся косметика на её лице расплылась.

— Гражданочка, это просто беседа. Никаких определений пока выносить не будем. — отстранил её милиционер.

Квартира оказалась наполнена людьми. Были медики со скорой. Были ещё два мента. Ревела бабушка. Крепко тащило валерьянкой. Гондурасова маманя ещё пыталась пошуметь, но её вежливо выперли в другую комнату.

Косицын осторожно просочился в зал.

На диване сидели трое неразлучных дружков: гроза седьмых классов — Гондурас, Серый и Копыто. Тельмагин прятал голову под большим банным полотенцем с весёлыми свинюшками. Серый беспокойно поглядывал поверх диванной думки, плотно прижимая её к носу. А Копыто при виде Лёньки с рыданием воскликнул:

— Это он всё, говорю вам!

— Мальчик, что ты им дал вчера понюхать? — опять же ласково спросил участковый.

— Да ничего я им не давал! — возмутился Лёнька. — Они у меня выкинули все учебники из сумки!

— Пакетик тогда откуда?! — плаксиво отозвался Копыто. Гондурас почему-то молчал.

— Какой пакетик?! Подбираете всякую дрянь с земли! — не сдавался Лёнька. Какой может быть у него пакетик?!

— Я тебя убью. — мрачно прогнусил из-под свинюшек Гондурас. Странный же был у него голос!

— Ну-ка, сними полотенце. — внезапно потребовал врач скорой.

— Не сниму! — истерично завопил Тельмагин и угрожающе забил толстыми ногами. Тогда отняли подушку у Серого.

— Что ты можешь сказать об этом, мальчик?

У Лёни отвалилась челюсть.

Зрелище было потрясающим. Такое можно увидать разве что в ужастиках! Нижняя часть лица Серёгина вытянулась и обросла редкой серой шерстью. И не лицо это вовсе, а собачья морда! Совершенно по-собачьи кривились чёрные губы, а из-под них выглядывали большие жёлтые клыки!

— И хвост ещё. — непонятно кому сообщил медик. — Никогда не слышал о таком наркотике.

— Это был нюхательный табак! — сообщил Копыто.

— Мальчик, — отозвался медик, — табак может убить лошадь, но никогда не обратит человека в скакуна.

И тут уже порядком ошалевший Лёнька увидел, что Копылов сидит без обуви. Да и какая обувь налезет на копыта?! Настоящие лошадиные копыта! Начиная от щиколоток, ступни Копылова расширялись в круглое тёмное копыто, поросшее бурым волосом.

Мент изловчился и содрал с Гондураса полотенце. Круглая голова Тельмагина была украшена парой высоких, мясистых ушей. А толстый, похожий на бульбу нос, откровенно походил на пятачок. К этой картине комично подходила белобрысая стрижка под ноль, весьма напоминающая свиную щетину.

Гондурас с воплем схватил полотенце и снова упрятал в него свою ставшую лицезримой сущность.

— Это же мутанты! — возмутилась молчащая дотоле Антошка. — Мы-то тут при чём?!

Она радовалась. Никаких наркотиков! Значит, всё происшедшее к ней не относится. А по поводу свиных ушей пусть волнуется директор!

— Я так и думал. Они всё врут. — подвёл итог медик. — Нам тут делать нечего. У нас куча вызовов. Привлекайте специалистов.

Медики поспешно испарились…

— Ладно, мальчик. Иди в школу. И помни: ни о чём, что видел, не рассказывай.

— Да, я знаю. — с пониманием отозвался Лёнька. — Всё, что я скажу, может быть использовано против меня.

Вдвоём с классной они вышли на улицу. У подъезда толпился народ. Люди оживлённо переговаривались, посмеивались и шептали что-то друг дружке на ухо. Тут же с горящими глазами торчали младшие школьники. Они пытались заглянуть в окно милицейского УАЗика, в котором прятался скучающий милиционер. На выходящих из подъезда Антонину и Лёньку уставились любопытные глаза.

Лёнька соображал, что говорить и впрямь никому ничего нельзя, поэтому огорчился, когда Антошка буквально полетела в школу. Торопиться ей некуда: до конца дня её освободили от уроков. Теперь она всё растрепит учителям, потом подробности неведомо как узнают все классы. А результат будет красоваться у Косицына под глазом. Интересно, лечатся свиные уши и лошадиные копыта?

* * *

Едва войдя в вестибюль, Лёнька понял, что проблемы в школе на сегодня не закончились. Опять бежала Кренделючка и вместе с директрисой. Завхоз был очень хмурым. А физрук прямо убитым.

— Что случилось? — спросил Лёнька.

— Изыди, аспид! — отвечала на бегу хроменькая тётя Паша.

Учителя, технички и завхоз столпились в дверях спортивного зала. Косицын тоже заинтересовался и заглянул через плечи. Это было очень занимательно, хотя и не так, как зрелище свиных ушей и лошадиных копыт.

Центр пола в спортивном зале выпучился. Доски треснули и разошлись. Из-под пола что-то неудержимо пёрло вверх.

— Что это? — прошептал кто-то сзади.

— Гриб-мутант? — тут же предположил Лёнька. Он уже видел сегодня чудеса.

Раздался треск и на глазах у застывших зрителей что-то ещё больше раздвинуло обломки досок. Из-за острых концов показалось немного зелени.

— А он вчера пол тут мыл! — раздался в сплошном молчании тонкий голос тёти Паши. И её кривой палец обличающе уставился на Лёньку.

— Павла Никифоровна, — потерянно отозвалась директриса, — пожалуйста, прошу вас, прекратите.

* * *

В этот день уроки проходили сумбурно. Учителя начинали объяснение, но сбивались. Они всё время выглядывали за дверь: не идёт ли кто. Если кто шёл, то тут же спрашивали:

— Ну что? Ничего?

Опрос у доски выглядел так же удивительно:

— Коньков, что ты можешь сказать про «Хамелеона»?

— Он цвет меняет и глазами зырит во все стороны.

— Молодец, спасибо…

Только матичка оставалась непоколебима. Никакие мутанты сбить её с толку не могли. Здравомысленная и абсолютно прагматичная Маргуся была законченной материалисткой. Маргарита Львовна не верила ни в пришельцев, ни в потусторонние силы. До каникул она намеревалась закончить тему и пусть все звёзды рухнут с небес на грешную планету, она её закончит!

Лёнька был тоже очень занят. Он задумал поэму, взамен безвозвратно пропавших комиксов.

Как по русской по стране Едет рыцарь на коне. Посмотрел из-под руки, А кругом одни пеньки. — Что за скотина тут гуляла? А стара бабушка сказала: — Ты послушай-ка, милок, Кто природу уволок. Тут недалеко в горушке Сидит страшная зверушка. Не мышонок, не лягушка. Змей-Горыныча подружка! Съела десять городов, Стадо целое коров, Обглодала всю деревню, И ещё давай царевну!

* * *

Лёнька не стал рассказывать маме ни про мутантов, ни про спортивный зал. Она и так ещё немного сердита на него за комиксы. И оценка четвертная по алгебре — тройка. Впрочем, четвёрки ему всё равно не видать. Это он раньше добивался. Всё верил, что усилия вознаградятся. А потом убедился, что Маргуся ставит тройки даже не проверяя работу. Чугун списал у него однажды всю самостоятельную и получил четыре. А Коса получил свой лист без единой пометки, кроме тройки. Тройки у Маргуси были какие-то остроносые, ехидные.

Покончив с уроками, Лёнчик принялся разбираться на антресоли — такое было от мамы наказание. Там обнаружился целый пакет пластиковых и оловянных солдатиков. Когда-то, до пятого класса включительно, вместе с Федюней они устраивали на столе баталии. Потом всё войско сложили в мешок и убрали, чтобы война не мешала урокам.

И вот Лёнька сидит на своём диване, перебирая рыцарей и пехотинцев. Как старательно когда-то собиралась эта коллекция! Под пальцы попалась оловянная сабелька величиной чуть больше спички. Держать её можно только двумя пальцами.

Когда-то Лёнька любил гнездиться на подоконнике за занавеской. Садился, подтягивал к носу острые коленки, глядел на падающий снег и мечтал, держа в пальцах маленькую сабельку, похожую на толстую кривую иголку. Он видел себя рыцарем, скачущим на белом коне. Трепещет плащ, развевается плюмаж, звонкий стук копыт.

На спинке дивана стояли в ряд любимые конники. Лёнька перевернулся на бок и сладко засопел. Маленькая сабелька соскользнула и попала в руку. Пальцы рефлекторно сомкнулись и зажали её.

* * *

Небо затянуто тучами, а в разрывах дико светит ярко-белая луна. Час ночи. Нет ни человека. Тёмен школьный двор. Тем более страшен тихий звон — это вибрируют стёкла в окнах спортивного зала. Завыли собаки.

Глава 6. Подарок филина Гомони

Мгновенное пробуждение. Ёжик подпрыгнул и огляделся. Хорёк тут же открыл глаза. Оба глянули наверх. Долбер спал, свесив длинную ногу меж прутьями клетки. Не говоря ни слова, они бросились в разведку, а то Долбер проснётся и начнёт канючить.

В подземелье все продолжали спать. Ни одна из жаб не пошевелилась, когда два маленьких друга шныряли между ними. Лён с Пафом поспешили в свадебные палаты. Не появилась ли кикимора?

В банкетном зале полным ходом шла уборка. Несколько метёлок танцевали по земляному полу. Они сметали мусор и гнали его к порогу, на котором застыли два зверька. Одна метёлка накинулась на них и принялась шлёпать жёсткими ветками по спинам. Она явно сердилась. Паф взвизгнул и умчался, а упрямый Лён пытался увернуться и проникнуть в помещение. Он всё ещё надеялся, что где-то там лежит печатка.

Метла окончательно рассвирепела и начала драться уже по-настоящему. Она очень энергично приложила Лёнчика по спине, отчего он свернулся клубком и с визгом выкатился вон.

В коридоре друзья принялись слоняться взад-вперёд, не зная, что предпринять. Оба с тревогой начали понимать, что дело прогорает. Не только Долберу, но им тоже грозит опасность.

Так ничего и не добившись, оба вернулись на то место, где спали.

— Ну, что там? — со страхом спросил Долбер.

— Ничего. — вынужден был признаться Паф.

— Ты не тревожься, Долб. — успокоил его Лён. — Как только клетку снимут сверху, мы тебя непременно отобъём.

Но у Долбера были большие сомнения на этот счёт, он опять начал плакать и жаловаться на невезение. Приятели не отвечали — они и сами знали, как скверно обстоит дело, и с беспокойством ожидали ближайших событий.

Хорёк повозился на своём месте.

— Что-то в зад тычется. — недовольно проговорил он и привстал.

Лён посмотрел, что там, и увидел маленькую оловянную сабельку.

— Что это? — удивился он и взял находку в лапку.

Долбер наверху расквакался со смеху. Ёжик с сабелькой выглядел комично.

— Что ты сделаешь с ней? — также развеселился Паф. — Поймаешь муху и отрубишь крылья?

Лён попытался принять боевую позу: привстал на задних ножках и задорно вытянул сабельку вверх. Но, тут же опрокинулся на спинку. Тогда он попробовал побежать на трёх лапках, держа в четвёртой своё маленькое оружие. Получилось ещё хуже, чем на четырёх. Он, споткнулся, кувыркнулся и позорно тюкнулся носом в землю. Долбер и Паф хохотали.

Наконец, умаявшись, ёжик засунул сабельку между иголок, где уже скопилось порядочно мусора.

В течение дня они несколько раз бегали к вентиляционному ходу, чтобы не проморгать наступление вечера. Лягушки в клетке беспокоились: обед запаздывал. Никто не нёс им жирных червей, мух и прочие лакомства.

— Безобразие! — возмущался Долбер. — Мы же так исхудаем!

Паф помалкивал. Он знал, что лягухов кормить не будут — кому нужны черви в тарелке?! Ведь лягушек ели живыми!

* * *

Банкетный зал был торжественно убран. По углам стоят в старых ступах большие букеты чертополоха, сухого борщевника и болиголова. По стенам развешана полынь и корни цикуты. Посередине помещения плавали в деревянной кадке жёлтые кувшинки. Весь пол устилали сухие листья.

К вечеру стали прибывать гости — болотные кикиморы и лешие. Сама хозяйка, разряженная в паутину, с рябиновыми бусами на шее, встречала болотную родню. Дёрка, хотя и не слишком старая, но костлявая и вся серая. Только глазки у неё чёрные, как ягоды воронника. А нос выдавался вперёд, словно палец.

— Проходите, гости дорогие! Не стесняйтесь, рассаживайтесь по местам.

До полуночи было ещё далеко. Осенний день короток, поэтому у хозяйки намечалась большая программа на вечер.

Все гости расселись на полу. Никаких столов в банкетном зале не было. Перед каждым поставили большую деревянную лохань, почерневшую и заросшую ракушечником и мхом.

Жених с невестой сидели, как и положено, на почётном месте. Все кричали «горько!» и дарили подарки. Старая жаба стала играть на раковинах речных устриц, гости принялись плясать. Поднялся гвалт.

Паф нервничал и всё бегал проверять, как там Долбер. А Лён наблюдал и ждал, не объявится ли печатка.

— А теперь молодые дарят друг другу подарки! — крикнул тамада — тощий и вертлявый леший.

— Давайте под горяченькое! — завопили гости и налили из баклажек дымящееся синее варево.

— Закуску! — пьяно шумели кикиморы.

Примчался Паф и чуть не сшиб ёжика с порога.

— Несут! — панически шепнул он.

Моховые жабы и в самом деле несли клетку с большими лягушками. Долбер что-то в ужасе кричал, но среди общего гвалта его никто не слышал. Жабы принялись оделять гостей любимым лакомством кикимор. Долбера, как самого большого, положили в лохань невесты.

— Давай, его отнимем! — ёжик в отчаянии вытащил своё игрушечное оружие.

И они уж почти ринулись в помещение, как вдруг невеста взяла слово. Одной рукой придерживая бьющегося в лохани Долбера, второй достала из одежды зелёный огонёк.

— Вот мой подарок дорогому женишку!

— Горько! — закричали гости и подняли пойло. И макнули лягухов мордами в мухоморный соус!

— Вперёд! — не помня себя, запищал Лён. — В атаку!

Он ринулся с сабелькой и тут же упал — коротенькие ножки подвели. Гости захохотали.

— Садись на меня верхом! — крикнул Паф. Лёнчик немедленно повиновался.

Маленький всадник на хорьке мчался, словно молния, через банкетный зал. В его лапке блистала крохотная сабелька.

— Это же олово!!! — воскликнула одна кикимора.

Нечисти завизжали и принялись беспорядочно метаться по помещению.

— Дёрке капут!! — вопил в восторге ёжик.

Хорёк бежал прямо на невесту. Лягушки орали в своих лоханях. Их оставили без присмотра и они повыскакивали, разбрызгивая соус и довершая панику.

Паф высоко подпрыгнул, и Лён с размаху ткнул кикимору своей смешной сабелькой в самый кончик носа.

— Ай! Ой! Уй! — заверещала Дёрка. Из её глаз полетели искры, а из носа повалил бурый дым.

Кикимора выронила зелёный огонёк и схватилась обеими руками за распухший нос. Долбер тут же подхватил вещицу своим широким ртом. Далее, не медля ни минуты, он выскочил из лохани и запрыгал к выходу по головам гостей. Маленький всадник на хорьке прикрывал отход. Он воинственно поводил по сторонам своим страшным оружием. Болотная нечисть отползала к стенам — крохотная сабелька приводила их в неописуемый ужас.

— Хулиганы! — закричала, придя в себя, невеста и запустила лоханью в убежавшую закуску.

Долбер мужественно перенёс удар и ускакал следом за товарищами.

— Я не стану, Долбер, читать тебе мораль, — только и сказала Фифендра, — сам всё понимаешь.

* * *

На следующий день все трое сошли за героев. Долбер уморительно рассказывал, как он сидел в клетке, свесив ноги, и мечтал нажраться червяков! Но более всего вызывала хохот наглядная картина: Паф ползал по поляне на четвереньках, а Лён скакал на нём, размахивая хворостиной. Тайны Дёркина болота всегда привлекали любопытство учеников. Даже неулыбчивая Кривельда немного посмеялась.

Фифендра объяснила, что болотная магия боится олова. Вот почему кавалерийский наскок двух друзей возымел такой успех.

Однако, смешки смешками, а дела делами! И вскоре все ученики опять сидели на поляне, пользуясь прощальным даром осени — ясными солнечными днями. Вокруг уже облетали листья с берёз, осин, а дуб всё так же стоял зелёным. Только в ноябре он скинет листья, но внутри сохранит тепло.

Уроки закончились рано. Приятели воспользовались случаем и полезли на дуб. Лён и Паф ловко лазали по гигантским ветвям. Все ученики постарше, а таких было четыре, исключая Долбера, так и норовили залезть повыше.

На огромной высоте они усаживались на ветки и под защитой густой листвы располагались рядком и смотрели вдаль. Днём лес не казался таким страшным. В ветвях циклопически огромного дуба строили свои гнёзда горлицы — крупные такие птицы, похожие на диких голубей. Иногда выглядывали робкие дриады — древесные жительницы. Они не всякому показывались на глаза. Вот Долберу ни разу не удавалось повстречать дриаду. Зато он однажды чуть не попался речным русалкам — очень им приглянулся здоровенный молодец.

Так, в один из походов по дубу, Паф и Лён познакомились с филином Гомоней.

Филин жил на огромной высоте, куда даже Паф с Лёньчиком редко забирались. Гомоня был страшно учёный, он умел читать. Но, природная нелюдимость вынуждала его сторониться общения. Сначала ребята приносили ему мышей, чтобы не вызывать у него бурчания по поводу того, что они вторглись на частную территорию. Потом филин притерпелся к их визитам и начал вылезать из дупла и присаживаться рядышком на ветке. Он знал великое множество сказок и историй.

Ещё у Фифендры имелся чёрный кот Вавила. Он тоже умел говорить, хотя и был намного младше Гомони. Но, Вавила не был и вполовину так общителен, как филин. Ни один из учеников не слышал его речи. Лён подозревал, что Гомоня просто пошутил, когда сказал, что Вавила имеет речь.

Сегодня Фифендра отпустила Пафа и Лёнчика поудить рыбы на речку, только дала им охранный амулет. А то русалки забалуют и утащат в воду.

Придя с рыбалки, друзья забрались наверх и принесли филину свежий улов. Гомоня обрадовался, потому что очень любил рыбу. Наевшись, он с хитрым видом посмотрел на обоих и прогугукал:

— Есть одна маленькая штучка. Тысячу лет берёг. Да помирать скоро.

Гомоня собирался помирать каждую осень, но до сих пор не помер. Поэтому никто не стал его отговаривать от принятого решения. Гомоня на всякий случай подождал и со вздохом поднялся. Залез в своё дупло. Лён подумал было, что старик обиделся. Но, тот вскоре вылез и не один. С ним была маленькая плоская шкатулочка.

— Вот. — сказал он. — Дельная вещь. Никому бы не отдал, да помирать скоро.

Лён решил быть добрым и попросил:

— Не надо, Гомоня, не помирай пока.

— Хорошо. — согласился филин. — Пока не буду.

Паф открыл коробочку. Там в полуистлевшую подушечку воткнута обычная штопальная игла.

— Что это? — спросил он. — Кощея убивать?

— Нет. — ответил Гомоня. — Кощей давно уже убитый. Он у Фифендры в подполе на цепях сидит.

Друзья переглянулись, не зная, шутит филин, или опять чего перепутал. Они видели скелет в подполе, но не так представляли себе последнее убежище Кощея.

— А что же это? — спросил Лёнчик.

— Не помню. — печально признался филин. — Старый очень. Помирать пора.

— И что нам с этим делать? — озадаченно спросил Пафнутий.

Филин завозился.

— Пойду-ка я, пожалуй, на боковую. — сообщил он и направился в частное дупло. Это значит, что на сегодня аудиенция окончена.

Паф вытащил иголку, пригляделся и удивился:

— Иголка-то без ушка! На что она нужна?

У иголки правда не было отверстия. Паф отдал её приятелю. Лён спрятал иголку обратно в коробочку, а коробочку убрал в карман. Было уже довольно темно, и оба начали осторожный спуск. Не стоило так засиживаться. Хорошо, правда, что ни ведьма, ни её помощница никогда не выговаривали детям и не запрещали им некоторые шалости. Но, никому из них не приходило в голову ослушаться Фифендру.

Укрывшись от вечернего холода в своей деревянной келейке, Лён и Паф не спешили улечься в кровати. Сидя в блаженном тепле, внутри приятно пахнущей комнатки, похожей на большое дупло, они любовались на закат. Потом подули на гроздья светлячков, и те засветились. Поговорили ещё немного. В школе не было понятия дисциплины, и никого не заставляли ложиться спать вовремя.

В дверь поскребли. Вошёл Вавила. Он вообще заходил, куда хотел, и так же уходил. Кот уселся на круглый подоконник и долго смотрел на пламенеющую вечернюю зарю. Потом почесался задней лапой, мяукнул и вышел. Что ему было надо — непонятно.

В школе царила полная анархия. Ученики не умывались и не причёсывались. Рыжие волосы Лёньчика торчали в разные стороны, как и у Пафа. Из всей школы один только Долбер заботился о своей причёске. А что из этого вышло — всем известно.

Лёньчик, умаявшись за день, упал на подушку, даже забыв вытряхнуть из волос древесный мусор. Ученики в вопросах внешнего вида прекрасно обходились собственной пятернёй — и причесаться, и в носу почесать!

Было опасение, что приснится большая банка с водяными жуками, но приснились эклеры. Они бегали по тумбочке и не давались в руки.

Глава 7. Начало полтергейста

Жуки переглянулись.

— А давай я пощекочу его. — предложил один.

— Не надо. — ответил другой. — Пусть проспит первый урок. Я злюсь на него. Он нас ел!

— Ну он же голодный был! — возразил первый. — Я всё-таки разбужу.

Лёнька сел, и дико огляделся. Будильник прозвенел десять минут назад! Рыжей молнией метался он по комнате и вылетел на улицу, не причесавшись и без шапки.

В вестибюле было пусто, и только тётя Паша встретила его визгливыми возгласами.

— Башку-то причеши! — крикнула вослед тётя Люба.

Косицын поворошил волосы, выкидывая на пол непонятный мусор. Посыпались сухие листья, веточки и прочий древесный хлам. Не успевая удивляться, он влетел на географию и принял покаянный вид.

— Проще было вообще не явиться. — флегматично заметила географичка. — Твоё счастье, что я не успела проставить «н». Похоже, ты всю ночь просидел в мусорном баке.

Все засмеялись. Лёньке было не до того. Какие-то странные воспоминания тревожили его. Словно между вторником и средой было ещё что-то, и он должен помнить — что именно. Но, не помнит. По ночам нормальные люди вообще-то спят. И он спал, даже чуть не проспал. Спасибо — жуки разбудили. А при чём тут жуки?

* * *

Второй урок должен быть у седьмого «Б». Маргарита Львовна равномерно и твёрдо ставила ноги, передвигаясь среди привычного шума. Перемена гудела. Все носились, как бешеные. Пожилая учительница математики плыла по коридорам словно тяжёлый линкор, оставляя за кормой резвящихся дельфинами третьеклашек. Она привычно абстрагировалась от происходящего. Давно уже педагог Крюкова не реагировала на детскую живость во время перемен.

Её одолевали тяжёлые мысли. Обида давила, как камень. Из-за чего они поругались? Почему Серёжа хлопнул дверью? Сказал, что уйдёт к своей этой… К гражданской жене. И больше не вернётся. И не только это сказал. Можно подумать, что она была не права. Что не истинную правду сказала. Неправильно они ребёнка воспитывают. Пыталась объяснить. И Михаил её не поддержал. Ты, говорит, мать, не пытайся быть командиром в чужой семье. Не приноси школу домой. Да ладно бы ребёнок его, Серёжин…

Учительница очнулась. Прямо под ноги ей свалился ученик. Вскочил — весь встрёпанный, рубашка выбилась, штаны грязные, сопли висят. Маргарита Львовна привычно сдержала себя — сказывалась большая внутренняя дисциплина. Молча взяла она твёрдыми пальцами шпанёнка за плечо, отстранила и продолжила свой путь.

А вчера было классное собрание в её девятом «В». Давненько они не высказывали ей. С пятого класса. А тут все словно с цепи сорвались. Подумать только, что за жалобы! Она им говорит, что ученики плохо занимаются. Привела общую картину успеваемости. Специально готовила наглядность. А они ей — детям неинтересно! Да какой тут может быть интерес?! Это же математика, а не литература и не кулинария. Кто-нибудь читает учебник алгебры, как детектив?

— О чём вы думаете? — спросила она их. — К чему вы готовите ваших детей? Кто их будет развлекать в будущем? Посмотрите вокруг! Масса специалистов без работы. Вы надеетесь, что кто-то будет жевать вашим детям пищу и вкладывать им во рты? Вся жизнь это борьба. Нужно уже сейчас учиться преодолевать себя. А вы требуете развлечений. Разве мало ваши дети развлекаются? Всё к их услугам. И кино целый день крутят. И видюшники, и компьютеры, и дискотеки. В прежние времена, как отец мой рассказывал, зерно для просушки насыплют на брезенте. А его, трёхлетнего, посадят с хворостиной возле — птиц отгонять. И отойти не моги! А ваши! Чем они заняты целый день?! Что у них за дела? Да ещё и развлекать их требуете. Не маленькие уже.

Само собой, она подавила бунт на корабле. Нечего им ответить — правда на её стороне. Конечно, она тоже не слепая. Понимает, что все они работают иной раз на износ. Некогда детьми заниматься, вот и пытаются переложить заботы на учителей. Только правда в том, что однажды школа для них закончится, а дети останутся.

После этого собрания у неё образовался в душе тяжёлый осадок. Родители замолчали, но по их лицам она читала, как они её не любят. И, странно, раньше никогда это её не задевало, а тут словно камень в груди заворочался. Почему же всё-таки ушёл Серёжа?

Маргарита Львовна вошла в кабинет. Просмотрела страницу классного журнала. Надо бы вызвать эту новенькую, Платонову. Антонина говорила, что в прежней школе у неё были пятёрки по математике. Пора проверить.

Вот она, сидит с Косицыным и что-то ему шепчет. Рано ещё шуры-муры заводить. Сначала школу кончи. А то сначала шепчутся, а потом приносят в подоле. Как эта, Серёжина… Внутри опять заворочался тяжёлый камень. Кровь ударила в виски.

— Платонова, к доске.

Маргарита Львовна едва слушала ответ. Полуприкрыв глаза, она сидела и всё пыталась отогнать от себя сноху. Потом повернулась и пробежала глазами по написанному. Всё было верно.

— Хорошо. Садись.

Та направилась на место, села и стала охорашиваться. Чёлочку приглаживать. Зеркальце достала и давай украдкой смотреться. Да пальчиком всё поправлять. А Косицын смотрит и улыбается.

— Что, Платонова? — услышала Маргарита Львовна свой голос. — Уже кокетничаешь?

И, увидев, как та сделала большие глаза, вышла из себя.

— Не надо прикидываться дурочкой. Сегодня чёлку выстригла. Завтра будешь на уроках ногти красить. Потом учёба побоку. А потом ваши родители ко мне жаловаться придут. Скучно деткам на уроке. Кстати, ты тут новенькая. Прежде, чем глазки строить, узнай, перед кем выставляешься.

Больше Маргарита Львовна разглядывать эту пару не стала. Вызвала к доске сразу троих, дала задание всему классу и погрузилась в свои невесёлые думы.

«Не обращай внимания. Это патология.» — написал Лёнька своей соседке, чтобы у неё слёзы не потекли.

* * *

Между тем, в школе творился тихий кошмар. Посвященные в суть дела тщательно скрывали тайну.

Утром, едва директор зашла в свой кабинет, к ней тут же прибежали завуч Изольда Григорьевна и завхоз Александр Александрович. По их расстроенным лицам, Вероника Марковна поняла, что всё очень скверно. И тут же поспешила в спортивный зал, который ещё вчера так озадачил коллег.

Поставив перед дверями спортивного зала тётю Пашу с щёткой, она строго-настрого наказала не допускать в это помещение ни единой живой души. Пока они не осмотрят место происшествия и не решат, в чём дело.

— Вы уже осматривали? — спросила Вероника Марковна на ходу.

— Осматривал. — кратко отвечал завхоз. И что-то в его голосе не понравилось директрисе.

Войдя в зал, она на мгновение закрыла глаза, потому что поняла, какие деньги тут понадобятся. А спортивный зал недавно был отремонтирован.

Прямо посреди помещения вырастал из пола кряжистый дуб. Его крона достигала потолка и расползалась в разные стороны. Сразу вспомнились рассказы о диковинных лопухах Чернобыля. А вчера ещё три мутанта из класса Альбины Петровны…

— Что это? — в страхе спросила завуч.

— Без паники, Изольда Григорьевна. Возможно, мы наблюдаем случай мутации.

— Что же тут мутирует, Вероника Марковна? — недоумевал завхоз. — Откуда тут дуб? Под полом бетон.

— Александр Александрыч, нынче учёные каждый день новые виды обнаруживают. Значит, пробил дубочек бетон. Надо вызывать бригаду и резать. К сожалению, спортивного зала мы лишились надолго.

Они вышли и заперли двери.

Вероника Марковна шла к себе и раздумывала. Дуб-мутант вырос за одну ночь. Может, их школа стоит на разломе земной коры? Не далее, как позавчера она смотрела передачу про геопатогенные зоны. Ужас!

* * *

На третьем уроке случилась новая беда. В кабинет к завучу вбежала перепуганная тётя Люба.

— Изольда Григорьевна! Нечистая сила! — выпалила она своим грубым голосом.

Думая, что произошло что-то новое в спортивном зале, завуч быстро побежала вниз. За ней следом топала гардеробщица и причитала. Ничего из этих причитаний понять было нельзя.

Хорошо ещё, что шёл урок и зрителей на новом шоу было немного.

В вестибюле резвилась щётка тёти Паши. Она кружилась и без чьей-либо помощи подметала мусор. А поперёк стола, за которым обычно заседают обе технички, лежала сама тётя Паша и занималась истерикой.

Изольда Григорьевна начала осторожно подкрадываться к метле. Но, едва протянула руку, чтобы схватить, как та выскользнула и отлетела. Завхоз тоже принял участие в поимке своенравного инвентаря.

И тут зазвенел звонок! Завуч заметалась. Сейчас ученики побегут в столовую, а тут метла танцует!

— Кыш! Кыш! Пошла! — зашумела на щётку Изольда Григорьевна и погнала её подальше в рекреацию. Вдвоём с завхозом они загнали зловещий инструмент в трудовую мастерскую и там заперли.

— А стёкла не побьёт? — с опаской спросил Сам Самыч.

— Там же сетки на окнах. Куда ей деваться. Посидит и присмиреет.

* * *

После уроков Лёнька немного задержался. Он хотел проводить Наташу до подъезда. Но, так, чтобы никто не видел. А то пойдут кретинские подколы. Они немного поговорили в коридоре, пока все седьмые классы неслись по лестницам в вестибюль. А потом, когда прозвенел звонок на вторую смену, отправились через второй этаж, где располагались классы начальной школы.

Проходя мимо закрытых дверей, за которыми уже шли уроки, Лёнька увидел маленький белоголовый одуванчик, плачущий под дверью. У одуванчика был большой бант и тоненькие ножки.

— Что случилось? Обидел кто?

— Наказали. — с тихим всхлипом поведала второклассница. — Это всё Диман, он толкнул.

Понятно, Диман толкнул. А она обернулась. И Диману по хрюкалке кулачком. А училка тут же — за шкирку и за дверь.

— А вон там моя первая учительница. — поведал Лёнька. — Катерина Егоровна. У нее теперь третий класс.

Катерина Егоровна была первой любовью Лёньки. До сих пор из его класса забегают к ней повидаться. Лёнька вспомнил, с каким чувством он шёл на первую свою линейку. Как стоял с цветами. Жизнь казалась праздником. Он так много ожидал от школы, и Катерина Егоровна не обманула эти ожидания. Это были три счастливых года. Конечно, всякое бывало — и ругали, и наказывали, и маму вызывали — не без того. Катерина Егоровна строгая, но справедливая.

Глава 8. Ярмарка на Кудовае

Утром, после завтрака, ведьма продолжила занятия на поляне возле дуба.

— Вы знаете, что скоро ожидается осенняя ярмарка. — сообщила она классу. — Ваше обучение в начальной школе окончилось. Не хотела бы вводить вас в заблуждение относительно вашего будущего. У вас мало шансов хорошо устроиться по жизни. Было бы неправильно утверждать, что лишь от вас зависит, как вы будете жить. Это не так. Вложенные усилия окупаются далеко не всегда. Не самым лучшим достаётся удача. Таковы реалии жизни. Я не самая лучшая колдунья. Мне тоже свойственны недостатки. Маги и колдуны, к которым вы попадёте в услужение, не заинтересованы в том, чтобы получить в вашем лице будущих своих соперников. Они постараются использовать вас лишь как прислугу. А это далеко не безопасно. Но, я не хотела бы отнимать у вас надежду. Жизнь очень непредсказуемая штука. И я хочу снабдить вас некоторой защитой.

Она достала из складок одежды большую книгу, невесть как помещавшуюся там, и положила на низенький столик, подставленный Кривельдой. Книга была очень старой, с пожелтевшими страницами. Её углы окованы медными узорчатыми скобами. Большой замок.

— Такие книги — большая редкость и огромная ценность. Их передают по наследству. Она неуничтожима. Её нельзя украсть. Поэтому никогда не пытайтесь даже дотрагиваться до книг ваших будущих хозяев. Можете остаться без рук.

Ведьма протянула руку к книге и прошептала:

— Глоссария Оцера!

И тут же пояснила:

— Это не заклинание. Это имя книги.

Тем не менее замочек испарился и книга неторопливо открылась. А ведьма продолжала:

— Помните на будущее, что мысль имеет свойство материализоваться. Вы желаете человеку зла, и оно приходит. Это простейшая человеческая магия, первобытная, неосознанная. Контролируйте отрицательные эмоции. Они убийственны. Беспричинное недоброжелательство возвращается сторицей. Озлобленность разъедает душу, словно кислота. А теперь я вас обучу простейшей защитной магии.

До вечера длились занятия. Все слушали внимательно, никто не вертелся. Даже Долбер был серьёзен. Один раз Кривельда принесла всем по большому куску хлеба с яблоком.

С наступлением сумерек колдунья отпустила всех на отдых. Никакого прощального ужина. Никаких сидений у костра. Завтра пятеро отправятся на ярмарку.

Паф и Лён сидели вдвоём на тумбочке и печально смотрели на догорающий закат. Им было жалко оставлять уютную комнатку в дубе. Жалко занятий на поляне. Не хотелось расставаться и с Фифендрой. Но, более всего их печалила мысль о том, что им отныне более не увидаться.

* * *

Рано поутру Кривельда подняла старших учеников. Все оделись в тёплые фуфайки. На ярмарку отправлялись с ведьмой пятеро. И Долбер среди них. Путь был не близок и всем выдали по котомочке с небольшим запасом ячменного хлеба. Младшие оставались дома и провожали уходящих навсегда, размахивая из окошек шапочками. Гомоня вышел из дупла и уселся на самой нижней ветке. Он тоже помахал седым крылом.

Застывшая дорожная грязь поскрипывала под ногами идущих. Ночью ударил морозец и обрамил все тропы стеклянными травами. Неподвижно свешивалась седая от инея осока. Задумчиво молчали наряженные невестами берёзы. А молодые ёлки напоминали танцевальную группу в сарафанах и кокошниках.

Ведьма шла впереди, быстро меряя дорогу лёгкими ногами. Она едва покачивала головой, словно напевала про себя песню. Постепенно лес тоже начал подпевать. Зазвенели ледяные веточки — запели, словно колокольчики. Осинки стали стряхивать с себя сухие красные листочки, и те падали со слабым звоном. Идущие почувствовали лёгкость. Извилистая тропа завлекала их и делала причастниками таинственной лесной магии. На душе у Лёна полегчало и он стал без страха думать о будущем.

Вскоре они вышли на большак и лесная песня прекратилась.

— По сторонам дороги много деревень. — неспешно поясняла ведьма. — Мы не будем заходить туда. Наш путь в мещерские леса. Но, пойдём мы не пешком.

Она резко свистнула и прямо из воздуха сгустилось и обрело вещественную ощутимость диковинное явление — тройка, запряжённая в невесомую повозку на полозьях. Лошади были необычны. Они словно продолжали оставаться в другом мире. Их гривы развевались без ветра. Быстрые копыта выбивали искры из сухой дорожной грязи. Лиловые глаза неистово косили на оробевших учеников.

Ведьма легко вскочила в санки и указала всем место за собой. И вдруг скинула платок. Пепельные волосы взметнулись от того же невидимого ветра. Она обернулась к замершим ученикам. Глаза её потемнели и повлажнели. Все пятеро вдруг увидали, что ведьма не стара и не безобразна.

— Вперёд, на Кудовай!

Повозка рванула с места.

Мелькали леса, озёра, тёмные овраги. Проносились мимо деревеньки. Земля готовилась к зимней спячке. Чащи сбрасывали последнюю листву. Речки одевались непрозрачной, свинцовой марью.

Ведьма пела, погоняя лошадей. Воздушный путь завораживал, тревожил душу, пробуждал желание полёта. Песня плыла над притихшею землёй, словно высокий клик запоздавшей журавлиной стаи.

* * *

Они прибыли на место. Кони снижались, делая широкий вираж вокруг пустой поляны в непроходимой глубине мещерских чащ. Лишь седая низкая трава покрывала самый центр большой лесной проплешины. Вокруг толпились кряжистые дубы.

Повозка опустилась наземь и растаяла вместе с тройкой скакунов, едва все шестеро покинули её. Ученики огляделись. Что такое Кудовай? Где он?

Ведьма не спеша вынула из складок одежды маленький мешочек. Достала щепотку золы из очага и осыпала себя. Весь вид Фифендры мгновенно изменился. Вместо старого затрёпанного платья и такого же ветхого плаща появились новые одежды. Серо-стальной цвет приобрело её платье и ярко-синим стал плащ. Волосы раскинулись по выпрямившимся плечам. Она насмешливо взглянула на учеников, разинувших от удивления рты. Потом с улыбкой бросила щепотку и на них.

Безмолвно вскипело облако тумана и растаяло. Теперь все ученики были в новых добротных одеждах, у каждого своего цвета. Лён оделся в синий, Пафнутий — в бордовый. А высокий Долбер стал жёлтым, как канарейка. Все подпоясаны широкими кушаками с кистями. На ногах ладные сапожки.

А потом ведьма подошла к раскидистому дубу, в большом теле которого зияло чернотой просторное дупло.

Таинственен мещерский край,

Запрятаны в глуши озёра.

Встречай нас, старый Кудовай,

Мы посетили тебя снова.

Пусть снова встретятся друзья,

Пусть ото зла вздохнёт земля!

Оставьте все тревоги тут!

Пропусти нас, старый дуб!

И вошла в дупло. Пятеро учеников последовали её примеру. Пройдя сквозь тьму, все шестеро ступили на поляну. Она более не была пустой. А размеры её стали намного, намного больше. Всё обозримое пространство уставлено цветными шатрами, развевались по ветру флаги. Ярмарка играла голосами, песнями, летающими огнями.

— Возьмитесь каждый другого за кушак и идите гуськом. Теряться здесь нельзя. — велела ведьма и пошла вперёд. Долбер двигался первым. Паф — за ним. Следом, держась за кушак Пафа, шёл Лён. А за ним и остальные двое.

Широко раскрыв глаза, они смотрели на весёлых зазывал. Их приглашали купить волшебные тыквы, которые пляшут и поют песенки. Целая гирлянда самопоющих дудок и рожков. Весело вертелись и пели гусли-самогуды. Трещали яркие вертушки, словно их вращал ветер, которого не было и в помине. Далее исполняли бешеный танец разноцветные шали и палантины. Хозяйка — маленькая толстенькая ведьма — ловко вымётывала их из сундучка размером с книжку. Далее — круглая, похожая на карусель, палатка с подвёрнутыми стенками. Откуда так чудесно пахло тыквенной кашей! Там происходил парад горшочков. Зрители со смехом смотрели, как горшочки по очереди выходят, раскланиваются и тут же наполняются горячей кашей да ещё с запечённой пенкой!

Ведьма вела их дальше. Впереди с визгом взлетали в воздух и с хохотом разрывались шутихи и петарды. Шумели за столами гости ярмарки. Это было место, где встречались старые друзья.

Ведьма продолжала двигаться. Наконец, когда ученики уже одурели от множества впечатлений, она остановилась у маленького клочка свободной земли среди палаток. Здесь не было много народу, только молчаливо и сосредоточенно из лавки в лавку ходили колдуны и колдуньи.

Фифендра встала между двух торговых лавок, сделав ученикам знак оставаться на дорожке. Звонко хлопнула в ладоши, развела их в стороны и очертила в воздухе вокруг себя круг. Тут же возникла большая синяя палатка. Непонятно, как ей нашлось место на крохотном клочке земли. На высоком шесте развевался узкий белый флаг с изображением ветвистого дуба, совсем как тот, в котором ещё утром жили ученики Фифендры.

Ведьма пригласила учеников внутрь и продолжила своё колдовство. Возникали из ниоткуда резные кресла с шёлковой обивкой, низкие столы. Сундуки, посуда. Под ногами раскинулся большой ковёр.

На столике появился пузатый самовар. Он запыхтел, горячо забормотал и выпустил в воздух струю пара. Маленький фарфоровый чайник на его макушке издал страстный аромат заварки. Самовар обвешался, словно бусами, большими бубликами и связками маленьких бараночек. Появились плетёные корзиночки с кренделями, пышками и пирогами. Прибежали, гремя ложечками, чашки с блюдцами. Приковылял туесок с густым и запашистым мёдом.

— Угощайтесь. — лукаво проговорила ведьма.

— А это не мираж? — опасливо спросил Лён.

— Нет, это не мираж, это из соседней лавки. Домашняя магия.

Некоторое время ученики торопливо поглощали снедь. Потом убедились, что пироги и плюшки неиссякаемы. Едва возьмёшь один пирог, как на его месте появляется другой, ещё обольстительнее.

Неожиданно на столе возникла новая чашка с блюдцем.

— К нам посетитель. — проговорила ведьма.

Вошёл невысокий плотный человек.

— Милости прошу к нашему столу. — пригласила его ведьма.

Незнакомец, однако, не спешил угощаться. Некоторое время они беседовали с ведьмой. Колдун оглядывал учеников. Наконец, он принял решение, после чего присел к столу и охотно принялся за чай. Так от них ушёл Долбер. На него нашёлся покупатель.

Следом ушли один за другим двое других учеников. Ведьма была придирчива. Не всякий гость удостаивался чашки чая. С некоторыми она не желала разговаривать.

— Я всего лишь ведьма, — сказала она Лёну и Пафу, — простая лесная колдунья. Но, я вижу души тех, кто ко мне приходит. Я не отдам вас в дурные руки.

Наконец, один посетитель, высокий человек с синими, как плащ ведьмы, глазами, ей пришёлся по вкусу. Паф и Лён не обманывались насчёт его вида. Едва выйдя с ярмарки, он может превратиться в сморщенного старикашку. Друзья печально переглянулись. Наступает время расставания.

Но разговор между покупателем и продавцом не прекращался. Ведьма настаивала, маг не соглашался. Видать, не сошлись в цене. Язык, на котором происходили торги, был непонятен товарищам. Словно болотная трава полощет на ветру. Или шумит тростник.

Наконец, ведьма вернулась к столику. Села в высокое кресло и заявила:

— Только вдвоём. Последнее слово.

Посетитель неожиданно согласился.

— Может, так и лучше. — сказал он.

Торопливо выпив чаю, покупатель расплатился, встал и махнул рукой, приглашая друзей идти за собой. Ведьма не попрощалась с ними, только посмотрела каждому в глаза, словно запоминала.

* * *

Новый хозяин вёз их на призрачной лодке по ленивому, предзимнему течению реки. Ещё издали ученики увидели высокий утёс, выступающий над быстрой стремниной. О него бились волны. А на вершине стоял в туманах сказочный замок. Островерхие башенки с высокими окошками. Стена с зубцами, и ворота над самым обрывом. Он был неприступен. Волшебник правил прямо к отвесной, почти гладкой стене утёса.

Все трое высадились на крохотной каменной площадке и лодочка исчезла. Лён огляделся. Куда можно деться с этого пятачка? Над ними возвышается утёс. Под ними тёмная холодная вода. До заросших дремучими соснами гор долетит лишь птица.

Волшебник погладил ладонью камень и сказал:

— Я пришёл домой, Зорянка.

И тут же в поверхности скалы стали образовываться ровные ступени. Волшебник поднимался по ним, следом шли два ученика. Лён оглянулся. Ступени исчезали прямо за ним. Так они добрались до таинственного замка и остановились на крохотной площадочке. Внизу, страшно далеко, несла свои неутомимые воды река.

Узорчатые каменные ворота открылись внутрь, и все трое прошли в обширный двор. Как уже понял, Лён, с пространством у волшебников свои, особенные отношения. Небольшой снаружи двор, внутри оказался намного больше. Крытый затейливой брусчаткой, он был абсолютно пуст.

Новый хозяин пошёл ко входу, выбивая каблуками искры из тёмно-серых плит двора. У дверей он встал и впервые за весь путь обратился к новым помощникам:

— Вы во владении Магируса Гонды.

Двери распахнулись.

Глава 9. Катастрофа в столовке

Маму опять вызвали в школу. Неугомонный Косицын упорно подрывал авторитет педагогики. В лице её выступала всё та же Маргарита Львовна. Вся школа читала новые стишки этого вредителя и ждали продолжения. Про неё и раньше писали на стенах всякую дрянь. Но, такой популярности стихотворного жанра всё же не наблюдалось. Замахнувшись сразу на поэму, Косицын сделался героем.

Только вчера у Зои был такой хороший разговор с Лёнькой. Они сидели у телевизора и беседа завязалась сама собой. Сын рассказал возмутительную историю о том, как матика обругала новенькую. Мама сразу заметила у сына непростой интерес к соседке по парте и деликатно не стала вторгаться в его чувства. Она представила себе такую же, как она сама когда-то, рыженькую девочку. Воспоминания пришли сами собой. И мама рассказала свою школьную историю. Причём, тоже с математичкой.

Девятый класс ей пришлось встречать в новой школе. Восьмой она окончила с отличием. У неё была прекрасная учительница. Она до сих пор её помнит Татьяну Петровну. Маму посылали на математические олимпиады. И она не сомневалась в отношении своего будущего. Но, вот переехала в другой район и поступила в новую школу. Целую четверть её не спрашивали ни на алгебре, ни на геометрии. Математичка игнорировала её. Проблема этой средних лет женщины налицо: скрытая психопатия. Нервозная женщина средних лет была уверена в собственной исключительности как педагога и не доверяла пятёркам, которые ставили другие учителя.

Сейчас мама понимает, что оказалась просто слабой. За себя надо бороться, а она опустила руки и перестала заниматься — всё равно не спрашивают. И вот в конце первой четверти её вызвали к доске. Тему Зоя знала, но вдруг заробела и растерялась. Сделала ошибку и удивилась, как учительница обрадовалась этому. С язвительностью и торжеством педагог начала высказывать, что-де некоторым оценки ставят либо по знакомству, либо за подарки. А потом, как эта матика, прошлась по внешнему виду новенькой. Тогда были в моде мини-юбки. Ничего особенного на маме не было — не короче, чем у других. Но, учительница находила такие речевые обороты, такие эпитеты!

Да, Зоя оказалась слабой. Опустила руки, убедившись в крайней нерасположенности к себе не вполне адекватной женщины. Потом и другие учителя подхватили эстафету. На плохом счету она оказалась и у классной. Даже не то, чтобы на плохом — просто мелочью, не стоящей заботы и внимания. Возненавидев не только математичку, но и сам предмет, Зоя так и не стала поступать в институт. Решила, что абсолютно бесталанна и, как часто говорили в школе, ей только булки печь.

Вся её теперешняя жизнь посвящена этому рыжему ёжику. Как хочется, чтобы он не тянул лямку, как она.

— Знаешь, сын, — поведала она, — школа — это как болезнь. Однажды она кончается.

— А я верю в лучшее. — сказал ей сын.

Вот, он верит в лучшее. А она не верит.

Теперь давний кошмар вернулся, и Зоя стоит перед столом, как ученица, не готовая отвечать урок. Столько лет прошло после школы, а она так и не умеет защитить ни себя, ни своего сына. Зоя Игоревна не знает, как говорить с учителями. Они смотрят вроде бы тебе в лицо и в то же время мимо. Каждым звуком своего голоса доводят до тебя твоё собственное ничтожество. Каждым словом объясняют, насколько лучше был бы мир без вас. И какой подвиг они совершают, тратя на вас свои драгоценные нервы.

Педагог окинула взглядом её с ног до головы и тут же вынесла вердикт: неудачница. Всю жизнь витала в облаках и не заметила, что сын стал лживым и скрытным. Теперь ждёт, что кто-то решит за неё проблемы.

Маргарита Львовна говорила исключительно правильным языком. Без всяких «э-э-э», ровно, гладко, точно. Никаких повышенных интонаций. Никогда не кричала, не срывалась, как некоторые педагоги. Её немигающие тёмные глаза давили собеседника. Она грузно сидела на стуле, откинувшись на спинку и прямо смотрела на посетительницу.

— Ваш сын, безусловно, убеждён, что я просто плохо к нему отношусь. Но, я не выделяю среди учеников ни любимчиков, ни изгоев. Я не против общительности, но всему надо знать меру. Теперь он принялся отвлекать новую ученицу. Я понимаю, что подростковый возраст ещё никто не отменял. Но, любезничать надо после уроков. Класс слабый, Ньютонами не блещет. Лобачевских тоже не наблюдается. Все дети очень неспокойные. Но, смею заметить, ваш среди них просто звезда. Вы знаете, что он пишет свои стишки прямо на уроке?

Далее последовали общие фразы про армию, которая из таких выбивает всю дурь. И про многих никчёмных людей, которые волочат свою жизнь, как каторжные. И про тех, кто не выдержал жизненной гонки и спился. Последовали проценты наркомании среди молодёжи. Количество умерших от передозировки. Страшные картины валяющихся по подвалам среди шприцов подростков. Ещё шпана, оглашающая криками ночной город. Родители-алкоголики. Родители-разведенцы. На них возложено государством, а они не блюдут.

Зоя Игоревна слушала и понимала, что всё это правда, истинная правда. Она подумала о своей жизни. О том, как бьётся на двух работах. О том, что у неё нет даже приличной одежды, а на Лёньке всё горит. У неё действительно нет времени заниматься сыном. И про наркоманию всё правда. Живёт-живёт мальчик, а потом его находят обколотым. И девочки тоже — в тихом омуте…

Зое уже казалось, что она глубоко погребена под безысходной чернотой и бессмысленностью жизни. Собственная внушаемость и уязвимость приводили её в отчаяние. Ей было бесконечно стыдно и за свою несостоятельную жизнь, и за своего оболтуса-ребёнка. Но, тут учительница обронила нечто новое.

— Он у вас не как все. — желчно добавила педагог. — Странный.

Это прозвучало, как обвинение. Вот оно что! Странный! Она тоже была странной, тоже не как все. И вечно это кого-то напрягало.

— Что же у вас за педагогика такая, — грустно спросила Зоя, — что ей всё время мешают дети?

— Я вижу, вы ничего так и не усвоили.

Маргарита Львовна поморщилась и стала подниматься, давая понять, что разговор окончен.

— Что же должно случиться с вами, — печально проговорила Косицына, — чтобы вы все поняли, что дети тоже люди?

«Все они такие. Никто не готов признать за собой вину. Не понимают, что иногда требуются радикальные меры, чтобы переломить ситуацию. Вот и эта Платонова вчера обиделась. Конечно, не стоило так сразу резко ей выговаривать. Это всё из-за снохи. Да ладно, детская психика пластична. Сейчас слёзы, через минуту снова веселится.»

Зоя Игоревна догадалась, что добавила сыну проблем. Как она завидовала некоторым родителям! Вот хоть мама Кости Чугункова! Однажды Зоя видела, как эта мама пришла в школу за разговором. Шумно дыша, она раздвигала могучей грудью идущих навстречу старшеклассников. Лицо её было красным и гневным. Она тыкала толстым пальцем в учительский стол так, что свалился органайзер. Обвинила в коррупции весь всеобуч. Перечислила грехи каждого учителя. Обнародовала их домашние проблемы. Пообещала призвать на помощь прессу. Нажаловаться в департамент. Дойти до президента. И раскулачить на фиг всю эту кормушку! Привыкли взятками кормиться!

Мама Косицына шла на выход. Теперь она увидела то, что не заметила ранее. У дверей спортивного зала штабелями складывали доски. Рабочие в зелёных комбинезонах заносили с улицы инструменты.

* * *

В канцелярию при директорском кабинете заглянул мужик в спецовке.

— Я это… Где заказчик?

— Вы имеете в виду директора? — рассеянно спросила секретарь, не отрываясь от бумаг. — Сейчас подойдёт. А вот и она.

— Хозяйка, — уважительно обратился к директрисе мужик, — тут в разнарялке не указано. Растение так оставить или бордюрчиком окружить?

— Какое растение? — похолодела Вероника.

— Ну, там это… дуб вроде.

— Какой дуб?! Его вчера ещё спилили! — в ужасе воскликнула директриса.

Она опрометью кинулась в спортивный зал.

Дуб стоял на прежнем месте и стал ещё толще, чем накануне. Вчера рабочие спилили его, разобрав часть пола и обрезав доски. А теперь он снова возвышался из дыры. Его ветки расползлись по всему потолку, а корни выбрались наружу и теперь извивались по полу.

— Рубите это безобразие! — гневно воскликнула директриса.

— Нет. — уверенно отвечал бригадир. — В разнарядке нет того, чтобы рубить. Только настил полов.

— Как же вы настилать станете, когда тут корни?!

— А вот это не наше дело. Наше дело полы стелить. Так будем приделывать бордюрчик?

Она шла в свой кабинет. Там уже ждал трудовик.

— Мне негде проводить уроки. — сказал он. — В мастерской ваша метла.

— Разговаривайте с завучем. — нервно ответила Вероника Марковна. — Это она определила метлу в мастерские.

* * *

Когда в школе пекли пирожки, то вся улица об этом знала. Был в одной плите какой-то таинственный дефект, и кулинарные упражнения поваров всегда сопровождались запахом гари. Тогда двери столовки закрывали, а окна открывали, и к приходу голодных ученических масс тошнотворный вонизм почти исчезал.

Но сегодня пирогов не было. Ночью поднялся сильный ветер, почти ураган. Поломал ветви деревьев и свалил старый тополь, который давно уже пора спилить. Дерево оборвало провода, и утром едва восстановили освещение. Но, в столовке ситуация осталась аварийной: щиток закоротило, и плиты не работали. Пришлось срочно закупать в кулинарии охолодевшие пироги и бледные пиццы. Поварихи понаделали бутербродов с «детской» колбасой — в столовских кулуарах такие назывались «задорновский прикол». Протянули шнур от коридора и кипятильником грели воду в вёдрах.

Поэтому на большой перемене в столовке творилась суета — всем еды не хватило. Голодные дети разочарованно дябили у прилавка. Лёнька тоже прибежал и тоже ничего не получил. Хотел он сбегать в маркет по-быстрому, а деньга возьми и провались на дно сумки! Кляня себя, Косицын взялся ворошить тетради и перекидывать учебники. Да разве в его сумке быстро что найдёшь?! Зато попался какой-то надкушенный сухой кусок хлеба, весь скрюченный, как старая бабка. Откуда эта корка залетела? Лёнька с досадой кинул огрызок на пол. Всё. Звонок! Деться некуда, пришлось идти на урок голодным.

* * *

— Физры не будет. — таинственно сообщил Федюня.

Класс толпился у запертых дверей спортивного зала, и все по очереди пытались заглянуть в замочную скваржину. Что-то там было внутри, это точно. Но, вот, что именно?

Физрук и физручиха не появлялись. Всем было интересно и забавно. В школе творилось нечто странное. Возникали какие-то неясные слухи. То ли метла кого побила, то ли метлой кого побили. В вестибюле помимо седьмого «Б» бегали также и ученики пятого класса. Всё это вызывало у тёти Любы бесконтрольный приступ гнева. Она грубым голосом посылала учеников во все стороны, а иногда на буквы.

Седьмые классы с салагами не контачат, поэтому долгое время обмена информацией не происходило. Только минут через десять после звонка произошло неизбежное воссоединение армий. Пятаки болтали про какую-то метлу, якобы Сергей Петрович прячет у себя в мастерской нечистую силу.

— Да ладно спагетти на ухи вешать! — возразил Чугун.

— За базар отвечаю! — кипятился ушастый пятак.

Далее обсудить интересную тему они не успели, потому что от директрисиного кабинета вышел трудовик Сергей Петрович.

— А мне без разницы! — воскликнул он, обращаясь к тощей тредесканции, свисающей из горшочка на стене, и решительно направился к мастерской. За ним гурьбой побежали салажата.

И тут седьмой «Б» узрел начало тех чудес, которые ещё предстояло им вынести. Из рекреации донёсся дружный вопль тридцати глоток разом, и выскочила та самая щётка тёти Паши, про которую шёпотом рассказывали друг другу педагоги. Она вылетела на середину вестибюля и раскланялась.

— Матушки! — воскликнула тётя Люба. — Сбежала, злыдня!

На глазах у изумлённых семиклассников щётка сбацала чечёточку. А потом принялась остервенело шастать по углам. Вышвыривала смятые упаковки от сухариков, семечную шелуху. Вытаскивала из-за батарей бумагу, отковыривала жвачки. Выметя мусор на середину вестибюля, она ударила в него вершиной черенка. Мусор вспыхнул и весь исчез.

После того щётка отправилась далее по коридору. Её владения теперь обширны. Она торжествовала.

От директрисы вышла тётя Паша. Техничка была пьяна и рыдала.

— Меня уволять! — воскликнула она и драматично разлеглась поперёк стола.

Однако, наблюдать трагедию долго не пришлось. Из кормильной вдруг выскочила повариха и с прытью, не подобающей её комплекции, понеслась к директору. В раскрытые двери потянуло таким одуряюще роскошным запахом, что семиклассники встрепенулись. Оголодавшие пуза напомнили о себе урчанием.

— Давай, зайдём! — предложил Федюня. — Может, перехватим чего, пока нет перемены.

Класс воспринял идею, и все помчались наперегонки к столовой. В дверях они оробели. Здесь, видимо, намечался большой банкет. Все столы накрыты вышитыми скатёрками, и на столах стояли самовары в окружёнии больших, нарядных кружек. И ещё плетёные корзинки со всякой выпечкой, вот она-то и заставляла трепетать ноздри!

— Может, продадут по пирожку? — заканючил толстый и всегда голодный Вовка Кожевин.

Семиклассники осторожно вошли. Оглядываясь, добрались до раздатка — там на стуле сидела бесчувственная повариха и не реагировала на вопросы.

Школьники невольно подобрались поближе к соблазнительным столам. Наверно, ждут какую-то комиссию. Или день спецзаказа. То-то их не покормили сегодня.

— Да ну на фиг! — воскликнул Кожевин и схватил пирог.

Осатаневший от голода и долгого ожидания седьмой «Б» расхищал провизию. Предприимчивый Иванов ссыпал в сумку целое блюдо плюшек. Чугунков засовывал в себя пироги, как автомат. Горячий чай струился по его просторному пищеводу, как по водосточной трубе.

Федюня расправлялся с целой стаей глазурных пончиков. Он брал маслянистый, румяный, лёгкий шарик, со слабым хрустом сминал его зубами и втягивал в себя, как птичка — червячка.

Совсем непрожорливый по жизни Макс Гринштейн страстно лопал нежные шарлотки. Неромантичный Парамонов сосредоточился почему-то на маленьких безе с вишнёвым кремом.

Девчонки глотали пирожные, как галки. Деликатная Наташа Платонова беззастенчиво уминала ароматную ватрушку.

«Семь бед, один ответ!» — подумал Лёнька и присоединился к мародёрам.

Всё это заняло не больше двух минут. И класс бежал прочь, опасаясь словить от поварихи парадным суповым черпаком. Облизывая пальцы и икая от торопливой трапезы, все снова столпились у дверей спортзала. Дальнейшее их не касалось.

* * *

— Вероника Марковна! Нечистая сила! — кричала толстая повариха, пробиваясь в директорский апартамент.

— Что теперь? — иронично спросила директриса. — Окорочка сговорились и сбежали своим ходом? Барабашка снова слопал масло?

— Вероника Марковна-аа… — ревела Королёва. — я правда-аа!

Вероника Марковна вдруг осознала, что это вправду правда. Она поднялась и быстро пошла в столовую, стараясь не поддаваться панике. Придя на место, директриса поняла, что школа действительно стоит в геопатогенной зоне.

Простая школьная столовка более не походила на себя. Мало того, что на столах постелены скатерти и красуются пироги. Мало цветочков в вазочках и новых ярких кружек. Мало дурацких рушников, развешанных по стенам. По настоящему страшны были самовары.

На глазах у остолбеневшего директора один большой самовар присел, покряхтел и снёс маленький самоварчик. Погладил его по головке, налил в него воды, и новорождённый отправился дальше по столу. Дошёл до места и начал расти. Через минуту он был взрослым. Потом на макушке у него сам собой образовался весёленький заварной чайничек и похлюпал носиком, роняя каплю заварки.

Вероника Марковна была материалисткой. Она сразу поняла, что спит и видит сон. Тогда всё нормально.

— Пойдём, Королёва, — сказала она, — выпьем чаю с бубликами.

В столовую вошёл физрук.

— Вероника Марковна, — тоскливо сказал он, — его теперь не спилить. Он обмотался здоровенной цепью.

— Евгений Викторович, это просто сон. Идите к нам и угощайтесь.

— А. - всё понял физрук. — Тогда ладно.

И уже не таясь достал из заднего кармана мерзавчик. Три нарядных фаянсовых бокала подскочили к самовару и тот торжественно наполнил их душистым чаем.

Весь день столовая угощала посетителей. Прибегали младшие классы и поглощали пирожные, как маленькие пылесосы. Шли степенные одиннадцатиклассники и ели пироги с мясом и бутерброды с копчёной колбасой. Потом пошла вторая смена.

Никто ничего не понимал. Однако, не поесть пирогов было бы очень странно. Всё это противоречило рассудку, но желудки имели свою логику.

К вечеру так и не ушедшая из школы Вероника Марковна поняла, что всё это не сон. И более того, это настоящая катастрофа. Она сидела у себя и смотрела на тарелку пирогов, умоляя их исчезнуть и оставить всех в покое. Пироги не исчезали. Они даже не сохли и не черствели.

Глава 10. Магирус Гонда

Проснувшись на новом месте, Лён не сразу понял, где находится. Он думал увидеть низко над собой светлое дерево маленькой опочивальни. Однако, над кроватью возвышались шатровые каменные потолки. По углам спальни красовались большие каменные же виньетки в форме трилистника. Высокие стрельчатые окна с витражным застеклением.

Пафнутий тоже проснулся и оглядывался. Обстановка богатая. Ковры на полу. Большие кровати под балдахинами застелены не стареньким рядном, а шёлковыми вышитыми одеялами. Ведьма не обманула, она действительно отдала их в добрые руки.

Волшебник ждал учеников. Он не принял вида старика. Как видели они его в шатре на ярмарке, так он и остался. Магирус Гонда был молод, во всяком случае так выглядел. Трудно сказать, сколько ему лет. Может двадцать пять, может — сорок. Немного худощавое лицо, пепельные волосы. И глубокие синие глаза.

Друзья повеселели. Нет, они не ошиблись, им правда повезло.

— Я покажу вам замок. — негромко произнёс новый хозяин. — Колдунья сказала, что вы очень любопытные дети. А это не всегда плохо.

Магирус повернулся и пошёл по освещённому замысловатыми светильниками коридору, ученики двинулись следом. Все вместе они вошли в небольшой, но уютный зал. Это, очевидно, трапезная. Стены украшены сухими букетами. В высокие окна проникает свет утра, он окрашивается разноцветными стёклами и бросает на полы и стены, и на стол яркие пятна. Стены замка сложены из серого камня. Но, этот камень не просто сер, он имеет множество оттенков, поэтому помещения не выглядят унылыми. В свете раннего утра вся трапезная выглядела нарядной, как игрушка.

Хозяин замка подошёл к окнам и распахнул створки. Тотчас ворвался порыв прохладного ветра. Скатерть на столе затрепетала под потоками воздуха и на глазах удивлённых учеников уставилась угощением.

— Здесь не готовят, как все, пищу в котлах. — сказал им от окна Магирус. — Стол накрывает и убирает сам.

— Маленькая бытовая магия? — догадался Лён.

— Именно так. — отвечал Магирус Гонда.

Он оторвался от окна и подошёл к столу. Створки захлопнулись сами.

— Прошу. — пригласил волшебник и улыбнулся.

Им всё больше нравился новый хозяин, и ребята с охотой принялись угощаться.

— А до нас тут были ученики? — спросил Паф, когда все трое спустились по винтовой лестнице в рабочее помещение.

— Да, вы не первые в моём доме. — ответил Гонда и начал показывать и объяснять, что где лежит.

В замке имелась также обширная библиотека, куда не запрещено наведываться.

— Вы можете ходить где угодно, для вас нет запретных мест. Единственное, что я прошу не делать, так это не заглядывать в мою спальню. Вы можете гулять по двору, но не пытайтесь спуститься с горы. Здесь нет ни одной тропы вниз, кроме тех, что прокладываются по моему желанию.

Итак, они пленники. Пусть в комфортабельной тюрьме, но пленники. Но, это ненадолго расстроило приятелей. Дворец был им интересен. Они лазали по винтовым лестницам, заходили в башенки, бегали по резным мостикам и застеклённым переходам. Забирались на площадку высокой смотровой башни и оглядывали бесконечные дали. Во все стороны простирались скалы и леса.

Иногда волшебник уезжал на пару дней и, возвращаясь, привозил с собой подарки и всякие новые штуки, которыми украшал свой замок. Паф и Лён занялись библиотекой, они нашли в больших, замечательно иллюстрированных книжках самые разные сказки, легенды, мифы, эпос.

Лён обнаружил волшебные краски и стал рисовать картины — Магирус разрешил вешать их на стены. Так замок украсился сюжетами из сказок. Скакали рыцари на вороных конях. Принцессы ждали у окон. Улетал в небо Черномор и уносил Людмилу. Плела золотые косы Рапунцель. И страшный Змей-Горыныч дышал огнём на рыцаря в доспехах.

* * *

— Что это? — спросил у Пафа Лён, когда тот осторожно пересыпал в колбу серебристый порошок.

— Средство для волшебных снов. — отвечал за него Магирус. — Хорошо идёт в больших городах. Однажды я возьму вас с собой в поездку.

Так неспешно, с интересными разговорами они готовили снадобья. Волшебник сам не продавал их, у него были свои оптовые заказчики. Не слишком понятно, зачем ему вообще нужны помощники. Лёну казалось, что они больше мешаются в лаборатории, чем приносят пользы. У Магируса и без учеников всё прекрасно получалось. Ступки сами тёрли порошки, сами взбивались и эмульсии.

Когда они спросили об этом, волшебник засмеялся и обучил их несложным приёмам лабораторной магии. Главное, правильно фокусировать желания и отчётливо произносить кодовые слова.

— Никогда не прибегайте к магии в гневе. — объяснял он. — Такого натворите!

По вечерам иногда Гонда сажал их в свою призрачную лодку и облетал вокруг замка. А иногда вылетали утром.

В дремучих лесах, окружавших реку с двух сторон, находились и поляны, и болотистые местечки. Там собирали клюкву и бруснику. Делать это волшебник предпочитал вручную, а не прибегать к магии.

Иногда, сморщившись от горсти кислых ягод, Лён поднимал глаза и видел, как волшебник, забыв про клюкву, немного странно смотрел через заросшее мелким кустарником кочковатое пространство. В его глазах застывали печаль и ласка. А потом он снова принимался рассказывать про свойства разных трав, смеялся шалостям своих учеников. Их давно оставило чувство стеснённости — у Гонды было хорошо. Все трое возвращались на волшебной лодке и оставляли на столе плетёные корзиночки с добычей. И тогда вечером получали пышные ягодные пироги.

— А я всё равно не понимаю, — сонно пробормотал, засыпая, Паф, — зачем мы ему нужны.

— Наверно, скучно одному. — тоже сонно прошептал Лён и уплыл в душистое сновидение. Их подушки наполнены сушёными лепестками ириса и тонким порошком его корней.

Ему снилось, что волшебник вышел под ночные звёзды, поднял руки и запел:

Безмолвно опадает лист На замерзающую землю. Сон леса безмятежно чист, Как снег, что укрывает дебри. Пусть опадут затворы тьмы, И ветер гонит прочь туманы. Спой песню, как в былые дни! Приди ко мне, моя Зоряна!

Тихо-тихо сгустились воздушные потоки и свет звёзд соткал прозрачное видение. Из ростка тумана выплыли две белые руки, развели, развеяли невесомость покрывала. И взору полумесяца предстало белое лицо. Печально улыбнулись синие глаза.

Медленно, боясь спугнуть струящийся туман, подошёл Магирус. Протянул ей руку и оба тихо всплыли в лунном свете. Волшебник и Дева. Дева и Волшебник.

* * *

— Завтра я беру тебя с собой. — сказал Гонда Лёну.

— А ты останешься. — улыбнулся он Пафнутию.

Наутро они все выносили во дворик сундучки и шкатулки. Запаянные колбы и цветные фляжки. Всё грузили в лодку. И вот волшебник отчалил от кружевных ворот. Лён помахал приятелю рукой.

Лодка опустилась вниз и поплыла по шумливым водам быстротекущей реки Шеманги. Лён уже знал, как любит Магирус реку. Волшебник стоял на корме и тихо касался веслом поющих речных струй.

Утекали, как время, берега. Падали и не могли упасть с утёсов сосны. Сбегали к водам быстрые берёзы и полоскали ветвями ивы. Ночью голосил в скалах ветер. Ему протяжно вторила река. Наутро загремели, взметывая тучи брызг, пороги. И лодка поплыла над водой.

Увидев издали городские флаги, волшебник снизился и призрачный корабль степенно направился к толпе снующих у пристани парусных суден, больших ладей и плоскодонных лодок.

Они шли вдвоём по рынку. Волшебник быстро сбыл товар и ещё оставалось немного времени. Здесь было тоже весело, хотя и далеко до Кудовая. Магирус заглянул с Лёном в цирк шапито, они повеселились над проделками мартышек. Потом обвешались гирляндами круглых пряников с дыркой в середине и смеялись, когда нахальная лошадь объела с плеча у Лёна сразу три штуки.

Заходили в лавки. Магирус перебирал ручные зеркала, любовался серебряными гребнями, заколками и брошами. Иногда что-то кратко спрашивал. И они шли дальше. А вечером, обойдя весь рынок, вернулись к пристани. Лён устал от беготни, а волшебник был задумчив.

Обратный путь пролетел быстрее. Лодка не стала преодолевать течение, а просто скользила по воздуху. Внизу проплывали тёмные леса, над головой сияли звёзды. Лёгкий холод не тревожил Лёна, поскольку в лодке у Магируса имелись тёплые меховые покрывала. К утру путешественники достигли замка на утёсе.

— Моя Зоряна. — ласково сказал волшебник.

И Лён встревожился. Недавно увиденный сон всплыл в памяти.

* * *

Через неделю с волшебником отправился Пафнутий. Он так радовался! Теперь Лён махал с башенки, провожая лодку. Потом вернулся в замок. Походил немного по переходам, заглянул в трапезную, доел пирог. Замок был так печально молчалив, что по спине побежали мурашки. А ведь это ещё день! Даже ещё утро! Пройдёт ночь, потом день и ещё ночь. И только на на второе утро прилетит лодка.

Полдня он трудился в лаборатории, перетирая сухие ингредиенты, сверяясь с книгой, потом отправился в библиотеку. Лён решил забраться на самую верхнюю полку. Ничего недозволенного там нет, магические книги волшебник не держит на виду.

Стоя на передвижной лестнице, Лён доставал фолианты и листал их. Большинство книг оказалось на незнакомых языках. Он уже хотел сойти вниз, как вдруг прочёл на одной обложке: Волшебник и Дева. Щелкнул пальцами и сказал:

— Люмо!

Зажглись светильники, вся библиотека осветилась ровным, мягким светом. Лён растворил потёртые корки. Книга оказалась необычной — едва она раскрылась, как испустила бледный розоватый свет. Всё обозримое пространство растаяло, и Лён увидел сказку.

Давно всё это было. И было так давно, Что книга позабыта, Как старое кино. Послушай меня, мальчик, Присядь и посмотри Волшебника и Девы Историю любви.

* * *

Старый город. Высокие дома и башенки. Узкие, мощеные улочки. Забавные и чистенькие тупички. Цветы в вазонах у входных дверей. Над ратушей летает стая белых голубей. Река в воротнике из гранитных плит.

В таком месте родился Гонда и прожил там двадцать лет. Мастер-серебрянщик — как говорится, золотые руки. Казалось, чего бы более? Лавка на хорошем месте, от покупателей отбою нет. На хозяина заглядывались девицы. Во всём цехе серебрянщиков нет пожилого мастера, что не желал бы породниться с Гондой. Но, изводила Гонду тайная хвороба — страсть к перемене мест. И вот однажды беспокойный мастер сложил в котомку немногий инструмент, сдал в аренду мастерскую, сел на лошадку и отправился в дорогу.

Много городов объездил Гонда, много повидал людей. Осядет ненадолго, заработает монет и уходит, оставив за собой на память чудесные вещицы, чтобы было над чем вздыхать красивым девушкам. Сам он грезил о несбыточном. Привиделась ему мечта, туман лесной, болотный огонёк.

Однажды пробирался мастер лесной тропой. Конь чуткий был под ним — сам выбирал дорогу.

Солнце давно зашло за сосны, тропы затянуло холодком. И Гонда беспокоился, не придётся ли ночевать в лесу. Сивые туманы крались от болота, свивались в кольца, медленно вползали на тропу.

— Всё, Бойчо, — проговорил мастер, — далее ни шагу. А то провалимся в трясину.

И он забрался на высокий взгорок, поросший незнакомыми цветами. На его вершине росла крепкая рябинка. Привязав коня, Гонда сел и прислонился к деревцу. Спать не хотелось — настораживала местность.

Он забрался далеко на север, в незнакомую страну. Здесь мало больших городов, да и малых тоже мало. А страна огромна. От селения и до селения немеряны версты.

От нечего делать достал занятную вещицу — кружевной шарик на цепочке. Внутри скрыт любимый камень — аквамарин. Если кулон раскачивался на цепочке, то пел, как колокольчик. Аквамарин тихо звенел о серебро. В лучах убывающего солнца вспыхнул камень и испустил тончайшие лучи из-под серебряных кружев. Так мастер сидел и любовался, и мечтал.

Конь слегка тряхнул уздой. И видит Гонда, что из тумана выходит дивное видение, потаённая мечта. Ступая лёгкими ногами, идёт к нему печальная красавица. Ниспадает невесомо одеяние, стелется по прилёгшим травам, стекает с плеч тончайшей пеленой, свивается в клубы и опадает клочьями тумана. Легки и белы её руки, а в них гроздья синих огоньков. Огоньки играют, притягивают взор. Приблизилась и охватила человека каким-то дивно-сладким запахом неведомого лесного цветка. Нежны глубоко-синие глаза, полупрозрачны губы. Едва сияет белое лицо.

— Дай мне твой талисман. — прошептала, словно прошелестела травами.

— Бери. — так же тихо ответил мастер.

И протянул ей серебряный свой колокольчик, отдал свой оберег. Потому что краше того чудесного видения не видел Гонда никогда.

— Я не уведу тебя в погибель. — сказала ему болотная синюха. — Ты не пропадёшь в болотах. Но, будешь вечно ловить мечту руками.

Тут конь заржал, и видение растаяло.

Остался Гонда недвижим, не понимая, что произошло. Что за странные причуды у дремучих северных лесов? Что за волшебство таится на невзрачных тропах? Отчего так притягательны туманные чащобы и так таинственны болота?

Был городским человеком Гонда. Не знал он, что пленила его северная печаль, недуг славянского народа.

Вот так и кочевал, пока однажды не попал в княжие хоромы. Зима была, был лютый холод. Князь предложил чужому мастеру заманчивое дело. Будет у Гонды при господском при дворе собственная мастерская. Будет делать свои чудные вещицы кружевные. Никакой неволи, всё по-доброму. И впрямь не обманул. Приглянулась серебрянщику спокойная жизнь. Никто его не трогал, не тревожил. Подумалось: не дар ли то волшебницы болотной?

Однажды заказал князь мастеру особенные серебряные украшения. Нависочные заколки с длинными затейливыми нитями речного жемчуга. Такими состоятельные горожанки скалывают платы на висках под собольими круглыми шапочками. И наплечные украшения, тоже с диковинным мелким розовым жемчугом речным.

Странно то было Гонде. Северный жемчуг желтоватый, а не розовый. Широкие браслеты, наборный пояс с теми же нитями жемчужными, сколку для плаща — всё с тем же жемчугом. Понял Гонда, что готовит свадебный наряд. Князь был вдовцом и наследников не имелось у него. Откуда-то издалека прибывала новая княгиня.

Вскоре призвал серебрянщика к себе хозяин.

— Есть большое дело к тебе, мастер Гонда. Почётное поручение даю тебе. Из всех моих людей ты самый учтивый. Возглавишь отряд и поедешь за моей наречённой. Встретишь, поднесёшь подарки от меня и доставишь в город мой. Сам же я должен идти и немедля усмирить нападки вражьи на юге своего удела.

Вот едет Гонда, как указал князь, в условленное место. Там на ладьях речных прибыла с окружением своим невеста. Откуда она, где её страна — никто Гонде не сказал. Да он и знать не захотел. Потому что не может быть такой страны. Нет пристанища земного у зари. Нет места, где живёт и коротает день утренний всполох. И понял Гонда, отчего добыл князь диковинный жемчуг розовый на свадебные украшения. Зарёю отливали красно-рыжеватые волосы невесты. Словно роскошная зимняя шубка у лисы. Глянул он в глаза и увидел пленительные краски северных небес. Синий цвет закатных облаков над малиновой грядой. Лицо волшебницы лесной, призрачной синюхи, было у невесты. Но, не туманной бледностью был светел лик, а нежными красками счастливой юности.

Плыли кони по лесной чащобе, как корабли по морю. Весна встречала гостью. Нежно пели птицы, призывая радость. Под высокими соснами, под седыми мхами шёл отряд. Под вековыми дубами, под сенью крепких ветвей ставили палатку, охраняя сон наречённой князя. Весенний лёгкий дождь окроплял прекрасное лицо невесты. Берёзы благословляли на счастье светлокожую северную деву.

И лишь когда показались башни городской стены, понял мастер, что пропал навеки. Угасла радость. Прощаясь, глянул он на любовь свою. Прикрыла дивные глаза невеста и побелели губы.

Призывал не раз князь Гонду. Подгонял фамильные перстни он для тонких, дрожащих пальцев. И более не видел её лица. Не в княжеском обычае хвастать красою невестиной перед глазами чужими. Вот обвенчают их, и пусть видит мир усладу господина. Спешил князь, не желал ждать осени, свадебной поры. Лишь май пройдёт, и обвенчают их.

Затосковал Гонда, заметался. И решился на неслыханное дело. Отправился в чащобу, к лесной колдунье, искать какого-нибудь зелья.

— Сглаз на тебе — сказала ведьма. — Приворот невиданный. Как обвенчается твоя любовь, так и засохнешь ты.

— Я готов на всё, — сказал ей мастер, — только пусть не будет свадьбы.

— Ладно. — сказала ведьма. — Ничего взамен я не возьму. На тебе синюхина тоска. Да где ей, бесплотной, совладать с чувством человечьим. Вот утащить да утопить — другое дело. А любить она не может, тут надобно живое сердце. Зря подарил ты ей серебро своё да ещё с аквамарином. Да деваться некуда, ты обрёл судьбу.

Пообещала ведьма, что не дойдёт невеста до венца. Сон её укроет пеленою. Будет спать, как мёртвая, она. Лишь похоронят Зоряну, пусть придёт на её могилу Гонда и разроет землю. А далее пусть не смотрит по сторонам, а несёт её сюда, к лесной избушке. Ведьма будет ждать и оживит красавицу. Потому что то не смерть, а сон. Но, берегись, Гонда! Не отрывай глаз от лица невесты!

Вот, как научила его старуха, взял он свадебные серебряно-жемчужные уборы и покрыл их зельем колдовским.

Настал день свадьбы. Вся дворня бегает и суетится, а Гонда сидит в мастерской, ни жив ни мёртв. Позвали и его на свадьбу. Весел князь, невеста же бледна и молчалива. Вот вышли за порог, ступили на красные дорожки. И тут упала девица. Брызгают в лицо водой, полощут рушниками. Но, нет дыхания, лицо бледнеет. И мертвенное окоченение охватывает тело. Смотрит Гонда и трясётся. Почти жалеет о том, что совершил.

Князь мрачен. Внесли обратно невесту в украшенные свадебные палаты. Лежит на столе недвижима, ясные глаза закрыты. Косы разметались и бледнеет их чудесный цвет.

Так и схоронили. Не снял князь украшений, подаренных Зоряне. В светлом серебре, в дивных жемчугах снесли невесту на погост. Все плакали.

Едва настала тьма, идёт Гонда в страхе. Что будет? Вдруг старуха обманула, и погубил он любовь свою, дивную Зоряну.

Ночь страшна, воют ветры. Грозятся вырвать из земли берёзы. Полощут Гонду по лицу рябины, бьют ветвями ивы. Цепляются за ноги травы. Кричат в уши дикие лесные птицы.

Дошёл до места он и немедля начал разрывать могилу. Что тут началось! Ещё пуще кидаются к нему порывы ветра. Стонет сырая мать-земля. Но, вырыл он Зоряну, отбросил с бледного и неподвижного лица серебряное покрывало. В белом саване его невеста.

— Подожди немного. — сказал он закрытым глазам. — Будем мы с тобой вдвоём.

Поцеловал в холодные уста и поднял тело, понёс к лесной избушке. Не сводит глаз с красы поникшей. Бросает ветер в лицо листья, кусты цепляются за рукава. Не сводит Гонда глаз с лица Зоряны. Его зовут, ему что-то обещают. Не слушает. Вот уж скоро дойдёт до места. И вдруг…

— Гонда! — крикнул сзади голос. Пронзило сердце. Это голос самой Зоряны! Живой, весёлый голос. Обернулся и увидал синюху.

— Возьми свой талисман. — и бросила аквамарин к нему. И испарилась…

Глянул Гонда на любовь свою. В руках у него не Зоряна, а сама синюха! Лицо невесты, её серебряный убор с розовыми жемчугами. Но, призрачное, как туман болотный! Бледная тень Зоряны. Невесомо тело.

— О, моя северная дева! — простонал Гонда и кинулся к старухе.

— Ничего нельзя поделать. — отвечала ведьма. — Я оживлю её, но это будет призрак.

Скитался Гонда по лесам. Жил на болотах. Ночью лишь встречал он свою северную деву. Выходила из лесов Зоряна, из туманов, из чащоб. Садились рядом на пригорке, и смотрел мастер на бесценную красу, на нежное лицо, на пепельные волосы. Смотрела на него Зоряна и молчала, лишь улыбалась бледными губами. А с первыми лучами солнца снова таяла и уходила. Куда бы он ни шёл, везде встречала мастера его мечта. Сторонился Гонда людных мест, бежал прочь от селений.

И вот однажды он обрёл пристанище. В диких скалах, в безлюдье жил колдун. Он приютил бездомного. Узнал его историю. И поделился всем, что имел.

— Я скоро ухожу. — сказал он. — А тебе нужен дом. Не оставайся тут, в пещере. Я подарю тебе неувядаемость. Ты будешь долго, очень долго молод — пока тебе не надоест. Я научу тебя премудрости и тайнам магии. Ты сможешь изготовлять безобидные средства. Но, уходи от нашей братии. Не связывайся с ведьмовством.

И с этими словами достал из тайника заветную вещицу.

— Со мной ещё хуже обошлись. — сказал он. — У меня даже тени не осталось от любви моей. Вот тот дом, что я мечтал ей подарить.

Старик вручил Гонде прозрачный шар, в котором был заключён чудесный замок.

— Найди место, где душа твоя захочет. И поставь на землю или камень — как угодно. Твоя Зоряна будет жить в стенах его. Она будет хозяйкой в твоём доме. Душа её устала от скитаний.

Старик подарил Гонде свою лодку и нарёк его Магирусом.

— Магирус Гонда отныне твоё имя. Маг и человек. Иди, живи.

С тех пор минуло много, очень много лет. Живет Магирус в неприступном замке, вдали от всех людей. И с ним его Зоряна, душа волшебного жилища. Потому и не отлучается он никуда надолго, что тоскует без него Зоряна, Северная Дева.

* * *

Глава 11. Барабашки-оккупанты

Антонине Андреевне, классной седьмого «Б», не повезло с утра. К ней явилась мама Кости Чугункова.

— Это шо такоэ? — грозно спросила мама. — Я Костику купила новый костюм для физры. А физры нэма. Иде же логика? Теперь мой Костик гоняет на двору футбол! И усё это у новом костюму!

Классная стала нервно объяснять, что занятия по физре, то есть по физкультуре, срываются из-за аварии в спортивном зале.

— А мине это усё по барабану. — сочно заявила мама, развалила стульчик и ушла.

В вестибюле у дверей спортзала толпились второклашки. Они хотели заниматься физрой. Хотели кувыркаться, лазить по шведской стенке. Ходить по лавочке, как по канату. А их лишили такого жизненно важного занятия. Теперь они затеяли борьбу, дрались мешками с формой. График школьных занятий срывался.

Чугуниха мрачно перешагивала через второклашек. Упэреди её сгущался воздух. Над головою плыли тучи.

— И шоб ноги моей у тут больше не було! — пообещала она и грохнула дверями.

Тогда с противным скрипом повалился дверной косяк спортзала вместе с содержимым. Малышня с визгом разбежалась. Но, потом вернулась и с любопытством устремилась к таинственному залу, переступая через поверженные ворота.

Там было, на что смотреть.

Прямо посреди зала стоял могучий дуб, обмотанный цепями. Под его вздыбленными корнями виднелся поросший травой и мелкими цветами невысокий холм. А всё остальное пространство бывшего спортзала занимало озеро с кувшинками. Все стены от плинтусов заросли камышом. А ещё выше свисали с потолка густые, непроглядные плющи. Вся эта красота освещалась обычными лампионами, свисающими с потолка. Но, самое удивительное было то, что на цепи стоял красивый чёрный кот с белыми чулочками на лапах.

— Присоединяйтесь. — просто сказал кот.

Дети увидали, что прямо у порога зала толпятся лодочки.

— У меня тут бублики. — ласково продолжил кот. И подытожил: — С маком!

Физрук заглянул за угол. Прекрасно, перед спортзалом пусто. Он решил проведать своё рабочее место. Но, уже подходя, понял, что радоваться нечему. Дверь лежала на полу.

— Что это вы тут крадётесь, Евгений Викторович? — шёпотом спросила физручиха, тихо подобравшись сзади.

— Не знаю, что-то мне не по себе.

Они вдвоём отправились в разведку. Ещё издалека послышались весёлые голоса и плеск воды. Физруки глянули в спортзал и остолбенели.

Второклашки сидели на корнях дуба, а также на его ветвях. Все ели бублики! А по цепи шаталось крупное чёрное животное и травило байки.

— Дети! — крикнула физручиха. — Сейчас же прекратите!

Все перестали есть и уставились на неё. Кот тут же повернул к дверям усатую морду и сверкнул глазищами.

— Подумайте только, Евгений Викторович! — возмущалась физручиха. — Какое безобразие!

— Стэлла Романовна, — с сожалением обратился физрук к физручихе, которую за глаза называли Квазимодой, — это же просто глюки. Нас с вами глючит.

Высохшая, как щепка, Стэлла недоверчиво разглядывала желтыми глазами двадцать пять маленьких глюков с бубликами в руках и явно нереального кота.

— Вам же сказано: мы глюки. — недовольно промолвил кот. — Теперь можно детям дослушать сказку?

— Я не верю своим глазам… — прошептала физручиха.

— Ну-ну! — заметил кот, разлёгся на цепи и обзавёлся чашкой кофе. — А теперь?

Физруки сбежали.

* * *

Близился звонок с урока. Сейчас вся школа понесётся в столовку на дармовую жрачку.

Обе поварихи давно пребывали в коме. Никто за столовкой не следил. Дети шастали туда и вытворяли, что хотели. Закрыть помещение на замок не удавалось, все запоры оказывались бессильны. И теперь новая беда: группа второклассников взята в заложники наглым животным.

У дверей спортзала слонялась бледная учительница второго «В». Она неосторожно отпустила детей на урок физкультуры и теперь не знала, что делать.

— Мне же никто ничего не сказал! — с плачем обратилась она к завучу.

Изольда Григорьевна, не говоря ни слова, отстранила её, приблизилась к проёму, уже заросшему вьюнком, и грозно приказала:

— А ну, прекратите всё это немедленно!

— Что именно? — изумился кот.

— Всё это безобразие!

Кот непонимающе оглянулся, посмотрел внизу, ища это безобразие.

— Изольда Григорьевна, клянусь, я ничего не вижу! — недоумённо ответил он.

— Не надо мне спектакля тут! — гневно выпалила Изольда. — Кто там вами управляет?

Кот озабоченно наморщил лоб.

— Вы хотите сказать, что желаете видеть моё начальство? — догадался он. — Извольте!

— Ну, я тут. Что надо? — спросил грубый голос.

Изольда отшатнулась. Рядом с ней стояла старая карга в лохмотьях и с длинным носом.

— Какие жалобы? — спросила Фифендра.

— В-вы кто?

— Я ведьма.

— Это ваш кот? — быстро опомнилась завуч.

Карга заглянула в зал и согласилась:

— Мой. А что?

Изольда Григорьевна не знала, что сказать — ситуация дикая.

— Я ничего не делаю. — отпирался кот. — Сижу, пью кофе. Они сами все приплыли.

— Ладно. — сказала ведьма. — Если что, я в офисе. Звоните.

И пропала, как не было её.

Завуч Кренделькова опять осталась наедине с котом.

— Уходите оттуда, негодяй! — крикнула она в отчаянии.

— Изольда Григорьевна, ну зачем вы так? — огорчился негодяй. — Про меня ещё Стругацкие писали. Разве не помните? Аркадий и Борис. Вы ведь в молодости зачитывались ими. Ну было дело, одолел склероз проклятый. Но, ведь теперь такое лечится. Или вы думаете, что я по-прежнему не помню сказок? Помилуйте, мне даже выдали диплом, как лучшему сказочнику года. Сейчас достану.

Он принялся шарить в чашке толстым белым пальцем.

* * *

Завуч в бессилии свалилась на стул в директорском кабинете.

— Вероника Марковна, я больше не могу. Это безумие какое-то.

— Изольда Григорьевна, это не безумие. Это просто геопатогенные зоны. Я уже сообщила специалистам. С минуты на минуту прибудут. Пожалуйста, скажите Валечке, чтобы приготовила тут стол.

— Хорошо. — согласилась завуч. — Пойду принесу пирожных из столовой.

— Не надо. — отвечала директриса. — Ничего не надо из столовой. У меня тут чайник. И вот ещё.

Она достала из стола большую коробку конфет.

У Вероники Марковны зачирикал сотовый.

— Да. Да. Да. Иду встречать. Поторопитесь, Изольда Григорьевна. Уже на подходе.

Директор пошла встречать гостей, а завуч направилась за водой. Кабинет опустел. Тогда на стол залез здоровенный таракан, подбежал к коробке с конфетами и начал по ней ползать туда-сюда, туда-сюда.

* * *

Специалист прибыл во всеоружии. С ним был кинооператор с камерой. Это главное оружие специалистов по барабашкам. Всё остальное — обыкновенное фуфло. Всякие там индикаторы присутствия, измерители напряженности психоэнергии.

С визуальным материалом у НЛО-контактёров и наблюдателей полтергейста всегда было сложно. Согласно мировой статистике, во всём мире наблюдается около пятнадцати миллионов контактов с пришельцами. Зелёные человечки вообще охотно ищут встреч. Они очень заботятся о благополучии жителей Земли. Они предупреждают: если люди не одумаются, то скоро космические силы сотрут её с лица Вселенной. Но, делали всё это очень неумело. Очевидно, не хватало информации о нравах жителей этой очень своеобразной планеты.

«Кончайте ваши войны! — шумели они. — А то всех уничтожим!»

Пятнадцать миллионов предупреждений и — ничего! Никто так и не одумался. Обратились бы к земным специалистам, к рекламщикам, наконец. Те быстро решили бы проблему эффективности. Целые институты над этим работают. Кое-чего добились! А у этих всё каша не варится!

Со своими пугающими предложениями инопланетяне всё время обращаются не туда. То накинутся на безобидную домохозяйку. То начнут приставать к альпинисту во время восхода на Монблан в условиях кислородного голодания. Часто возникают в огородах или на пустынных шоссе, особенно ночью, когда гаишники заснут. Оттого-то всё множество контактов проходит совершенно впустую. Зря летят средства. Инопланетянам следовало обратиться к власть имущим. Не доставать домохозяек у плиты, а пойти и задать трёпку директору химкомбината. Какой смысл тревожить безработного учёного? Запишитесь на приём к главе Минэнерго и объясните ситуацию. Вам не нравится ядерное оружие? Вы беспокоитесь о засорении космического пространства беспризорными кварками? Так обратитесь в Пентагон. Там сидят специалисты.

Но, видимо, во Внешнем Космосе не было централизованной власти, поэтому никто не координировал действия агентов. А те были на редкость стеснительны и некоммуникабельны.

Снимают наши специалисты передачу про многочисленные контакты где-нибудь в чистом поле, так обязательно ночью, почти в кромешной тьме. Бежит так оператор в три погибели за артефактом, а тот удирает от него. Ничего не видно. Есть немного света в траве, и только. А комментатор заливается соловьём, нагоняет страху. Потом покажут мужика из местных, совершенно обалдевшего от инопланетян. Те каждый вечер скачут по огороду. Но, вот сегодня, именно сегодня все попрятались. Да чего там! Вот сей момент один пробегал, прикурить ещё просил. Ему говорят, ты не убегай, я щас за фупаратом тольки сбегаю! Сфоткаемся в огурцах вдвоём. Он говорит: не-е, не убегу. И убёг, гад! Да ничего! Вы тут у норки положьте поллитру-то. Коли завтра не найдёте, значит, точно — вылезали.

Тогда ведущий заглядывает в камеру и признаётся: как же ему страшно!

Скверно обстояло дело и со снежным человеком. Йети приходил в гости, пил с туристами сорокаградусную, рассказывал анекдоты про самку йети, едущую в автобусе. А как дело дойдёт до снимков на фоне леса, так сразу говорит, что забыл выкинуть мусор. Только и материалов, что расфокусированный волосатый тип, бегущий за своим ведром. Потом специалисты смотрят снимки и вздыхают. А им говорят:

— Да-а, вы знаете, как он быстро бегает!

И чудовище озера Лох-Несс тоже упорно пряталось от объективов. Туристов едет на озеро навалом, все камеры тащат. А как увидят Несси, так и забудут про технику.

— Да-а, — говорят потом, — знаете, как было страшно!

Вот почему специалисты, наслушавшись про барабашек в школе, тащили камеру, а не свои проволочки и духомеры.

— Ну, где? — без особого энтузиазма спросил кинооператор. Он уже ни во что не верил, особенно в инопланетян.

— Вот. — кратко ответила директриса и щедрым жестом показала в спортзал.

— Ё-моё! — сказал оператор и включил машину.

— Дети-и, — пропел кот, — вам пора на природоведение!

Дети послушно попрыгали в лодочки и те поплыли к берегу.

— Ну и что? — сказал специалист. — Устроили бассейн, декорировали зал. Посадили ученика в костюме. Где же полтергейст?! Стёпа, кончай снимать фуфло.

Но дети уже лезли в камеру и показывали языки.

— Не верите? — рассердилась директриса. — Ну, ладно!

И повела их на второй этаж, где недавно суетилась щётка. Однако, и там произошёл облом. Щетка вылизала всё и теперь мирно отдыхала.

— А ну, мети давай! — накинулась на неё Вероника Марковна.

Та и не подумала.

— Она ещё чечётку танцевала. — оправдывалась директриса.

— Понимаю. — скучал специалист.

Тут подошла завуч.

— Изольда Григорьевна, — обрадовалась директриса, — ведь правда у нас чудеса?

— Да. — кисло отозвалась Кренделючка. — Вся школа на рогах. То есть, простите! Я не то хотела сказать!

— Я понимаю. — безучастно отозвался гость.

— Ничего вы не понимаете! — рассердилась завуч. — Гоняетесь там за всякими привидениями, а у нас тут живая колдунья!

— Этого добра и у нас навалом. — отвечал специалист. — Да сейчас кто угодно может купить колдовское пособие. Платные курсы организованы по экстренному обучению чёрной и белой магии. Выдают дипломы. Собирают симпозиумы по обмену опытом.

— Идите, чай вскипел. — с отвращением сказала завуч.

— С конфетами? — лениво поинтересовался оператор.

— С конфетами. — ответила Изольда.

На обратном пути им попались Гондурас с дружками. Трое лоботрясов уже выздоровели. Вся болезнь продлилась пару дней. Копыта и уши почти растворились. О происшедшем напоминал только слегка свинячий нос Тельмагина и немного вытянутое вперёд лицо Серёгина. Да ещё Копылов как-то странно повиливал задом, словно мотал хвостом. Теперь они стороной обходили не только Лёньку Косицына, но и весь седьмой «Б».

— Интересные типажи. — оживился специалист. — Стёпа, снимай. Вот этот, с носом, похож на полтергейст.

— Ничего интересного. — возразила завуч. — Обыкновенные мутанты.

— Да, да! — обрадовалась директриса, — Это наши мутанты!

Мутанты бросились бежать.

Путь на первый этаж проходил мимо столовой. Там кормился технический персонал. Тётя Паша что-то объясняла тёте Любе, давясь пирогом и роняя начинку изо рта. Тётя Люба сокрушённо поедала ватрушку. Самовар был третьим в беседе и заботливо подливал обеим чай.

— А вот это вас не удивит? — спросила директриса.

— Хорошо организовано. — одобрил специалист по внеземным контактам. — Гостей ждёте?

— Нет. Это просто кормильня. — мрачно ответила завуч и тут же поправилась: — То есть, предприятие общепита.

В подтверждение её слов в кормильню проникли блуждающие ученики. Никто ни за что не платил.

— Валера, пойдём тоже пообщепитаемся! — предложил прожорливый Стёпа.

Они уселись за стол и самовар тут же налил каждому по кружке свеженького чая. Специалисты весело смеялись и охотно поедали пироги. Директриса и завуч смотрели на них во все глаза.

— Позвольте. — раздался голос сзади.

Из-за спин женщин вышла Фифендра собственной персоной.

— У меня обеденный перерыв. — объявила она во всеуслышание и направилась к столику специалистов.

— Не помешаю?

— Что вы! Конечно нет!

Оба тут же поинтересовались:

— Вы баба Яга?

— Ну, не совсем так, но вроде того.

Женщины в дверях переглянулись и снова стали наблюдать.

— Здорово! — обрадовались специалисты.

— А снимать меня будут? — спросила баба Яга.

— Не! — замотали головами специалисты. — Мы только нечистую силу снимаем. Нас художественная самодеятельность не интересует. Но, всё равно здорово! И кот такой убедительный!

— И ещё эта цепь на дубе! — восхищался Стёпа. — Класс!

Специалисты по контактам направились следом за директрисой в её кабинет, чтобы позвонить в студию и сообщить, что тревога ложная.

— А ну кыш отсюда! — рассердилась Вероника Марковна при виде таракана, который уже открыл коробку и жрал конфеты.

— Стёпа, — обалдело прошептал Валера, — снимай скорее! Вот это экземпляр!

Глава 12. Трудности изучения истории

Последним уроком у седьмого «Б» была история. Самый мучительный предмет, с которым не равнялась даже алгебра вкупе с геометрией. Можно бы до кучи добавить и литературу, но это уже отдельная проблема.

Все ответы Татьяна Владимировна выслушивала с таким видом, словно у неё болели зубы. Она явно испытывала страдание от происходящего. Особенно Ковалёва не любила девочек. У исторички было твёрдое убеждение, что все они только и думают о свиданиях. А в мальчиках она не любила подвижность. Обернуться на её уроке было смерти подобно. Падение ручки приравнивалось к пугачёвскому бунту. Того же, кто смел задеть цветы на подоконнике, она предавала анафеме. Дисциплина у Татьяны Владимировны была идеальной. Её ставили в пример молодым коллегам.

Она была из старой гвардии. Новое поколение педагогов не шло ни в какое сравнение с последними из могикан. Татьяна Владимировна никогда не кричала, не что эти новые истерички. Придут только что из ПЕДа и думают, что всё решается лишь количеством знаний. И тут же наталкиваются на сопротивление материала. И моментально в панику. Сядут в учительской и давай перечислять фамилии. Этот такой-то, а та такая-то. Да ещё начнут друг дружку жалеть.

Татьяна Владимировна презирала подобные слабости. Не умеешь держать дисциплину — не берись. Хотя, конечно, кто же тогда будет работать в школе, когда старая гвардия уйдёт? Следовало признать, что молодым коллегам и вправду тяжелее. Не тот стал авторитет учителя, не то влияние. И ученики сильно изменились. Очень сильно изменились.

Поэтому из чувства солидарности с коллегами Татьяна Владимировна не упускала случая построить учеников. Строила она их разными методами, в зависимости от обстановки. Класс строился одним способом. А отдельные особи требовали и отдельного подхода.

Отдельная особь обычно остро реагировала, если подвергалась обструкции перед лицом коллектива. Тут тонкая психология. Каждый понимает, что на месте морально уничтожаемой особи может оказаться и лично он. И соображали, что надо сделать, чтобы не краснеть, стоя перед классом под огнём язвительных шуточек. Оружием Татьяны Владимировны был сарказм. Ей не надо кричать, её острого языка и так боялись.

Но иногда и историчку доставали. Тогда с личностей она переходила на массы. И тут на помощь приходила колоссальная эрудиция, статистика и собственный богатейший опыт. Хладнокровно, чтобы не подумали, что вывели её из себя, она рассказывала о реалиях жизни. Не вечно же они будут детьми. Не вечно им будут приносить в клювах червяков.

Проверка письменных заданий на дом выявила неудовлетворительный факт. Большинство учеников поленились и не пошли в библиотеку. Самые умные полезли в Интернет и всё сдули оттуда. Вычислить таких было проще простого: у них абсолютно идентичные работы. Остальные поступили ещё гениальнее: списали у братьев по разуму, только повыкидывали кое-что, чтобы долго не трудиться. Поэтому работы второго уровня обрели некоторое разнообразие. Третьи прибегли к мамам и папам, и те обогатили бесталанных отпрысков собственной безгениальностью. Четвертые были честны. Они изложили в корявых фразах свои немногочисленные соображения и заработали на троечку. Пятая группа вообще ничего не сделала, сославшись на занятость и трудности процесса. Вот их-то, к сожалению, было много.

Татьяне Владимировне было неприятно. Она гораздо большего ожидала от реферата, заданного ещё в середине сентября.

Уроки истории напоминали конвейер. Историчка умела поставить дело так, что учебный материал почти полностью вмещался в головах учеников. Наработанные за много лет методы помогали творить с неподдатливой памятью учеников просто чудеса. Особенно удавались даты. Она разработала поточный метод. Один за другим ученики вставали с места и не задумываясь отвечали на быстрые вопросы. Промедление даже на секунду снижало оценку. Она добивалась автоматизма. Таблица исчерпывалась в двух направлениях. Сначала быстро называлось событие, а ученик отвечал дату. Выборочность вопросов производилась по принципу случайности. Потом таблица исчерпывалась в обратном направлении. Дата — событие. Этот процесс отрабатывался вновь и вновь. И результат не задерживался. Бывшие ученики Татьяны Владимировны со смехом признавались, что даже спустя десять лет они помнят всю таблицу дат. С этого начинался каждый урок.

Так же шло усвоение основного материала. Чтобы загрузка шла максимально эффективно, историчка приучала учащихся составлять таблицы и схемы. Она не пренебрегала новыми методами. Исторический материал легко подчинялся сравнительному анализу. К Татьяне Владимировне направляли набираться опыта молодых коллег. И старые профессионалы не стеснялись обратиться за советом.

Но в последние годы Татьяна Владимировна всё чаще замечала, что ответы вызывают у неё раздражение. Пройдут за день все пять седьмых классов. Все тараторят без запинки. Ну видно, что учили. Но, хоть бы одно слово своё! Декламируют учебник, как дятлы! И так пять уроков подряд! Одно и то же! Одно и то же! К концу дня она преисполнялась отравы.

— Да ладно вам, Татьяна Владимировна! — убеждала директор. — Вам ли жаловаться? Такая успеваемость! К вам на показательные уроки ходят, как в оперу. А тетради! Просто заглядение! Передовая метода.

И всё-таки что-то грызло. Постепенно педагог Ковалёва поняла, что ученики ненавидят историю. Им нет дела до Куликовской битвы. Им без разницы виги и тори. Абсолютно плевать на Новую историю, как и на Новейшую. Они не желали знать об Октябрьской революции. И уж тем более о французской. Совсем мало вызывали у них интереса Пунические и все прочие войны. Магеллан, Марко Поло, Кромвель, Жанна Д'Арк, Юлий Цезарь, Наполеон Бонапарт, Карл Пятый, Троцкий, Каменев, Зиновьев для них — лишь череда имён, снабжённых двумя датами.

Это дебильное равнодушие просто поражало! Что по-настоящему вызывало у них восторг, так это всякие там Терминаторы, Ликвидаторы, Разрушители. Рэмбо, Роки, судья Дрэдд.

— Наши дети — варвары и готты двадцать первого века. — говорила она на классных собраниях. — Разрушители цивилизации.

Её слушали, и только.

Но, видимо, просто такие настали времена. Это раньше ходили в театры, теперь крутят видаки. Татьяна Владимировна откровенно недолюбливала новые поколения. Её личной защитой и оружием стала язвительность. Только это иногда доставало до нервных окончаний этих троглодитов.

Она обнародовала оценки за рефераты.

— Вот таковы плоды ваших трудов.

Какая-то девочка подняла руку.

— А почему у меня двойка?

Татьяна Владимировна сверилась со списком. Всё правильно, Платонова не сдала работу.

— Я же ещё не училась в этой школе, когда были заданы темы для рефератов. Я ничего не знала.

Это был явный прокол, но педагог Ковалёва не привыкла признавать свою неправоту. Или даже ошибку. Слабость недопустима.

— Ты могла спросить у других. Неделя достаточный срок, чтобы написать хотя бы на тройку.

— О чём спрашивать?! Как я могла знать, о чём спрашивать?

Историчка ощутила гнев. Что за наглость?! Ей — что? — выставляют претензии?!

— Знаешь что, девочка? Вырасти, обзаведись мужем и ходи на него в атаку. А мне тут истерики не устраивай.

Класс засмеялся.

Этого нелепого замечания оказалось достаточно, чтобы недружный в целом класс начал немедленно доставать Платонову идиотскими смешками. В роли претендента на будущего мужа выступал, естественно, Лёнька Косицын. Тут же вспомнили и нетактичное замечание Маргуси о том, что Платонова охорашивается перед ним. Девичья половина класса немедленно обсудила ситуацию и пришла к выводу, что рыжая выступает. После чего ей был объявлен бойкот на неопределённое время. Это дало импульс тому самому творческому потенциалу, в отсутствии которого педагог Ковалёва так несправедливо обвиняла учеников:

Рыжий красного спросил:

— Чем ты голову красил?

— Я не краскою красился,

Я морковью уродился!

* * *

— Антонина Андреевна, — спросила историчка немного позже у классного руководителя седьмого «Б», — у Платоновой кто родители?

Антонина достаточно поработала в школе, чтобы понять, о чём идёт речь.

— Ничего особенного, — отвечала она, — простые кабисты. Отнюдь не элита.

Татьяна Владимировна кивнула. Она так и думала.

— Что это? — удивилась Ковалёва. Она уже надела пальто и собиралась уходить.

Под одной из парт валялась маленькая плоская вещица. Татьяна Владимировна подняла её и рассмотрела. Похоже на пудреницу, но почему-то деревянная. Вещица легко открылась, а внутри оказался опалесцирующий порошок. Педагог осторожно понюхала. Не тот ли это наркотик, о котором толковали в учительской? Она опять понюхала. Никакого запаха.

«Отнесу-ка я Антонине Андреевне. Кажется, в её классе что-то не так. Недаром Косицына забирали в милицию.»

* * *

— Что за реферат поставили? — поинтересовалась мама, когда вернулась поздно вечером домой.

— Три, конечно. — отвечал сын.

Ни разу маме не удавалось получить даже четыре за работы по истории. Безразличие, с которым сын относился к оценкам по этому предмету, её не удивляло.

Управляясь на кухне, она невольно стала вспоминать свои школьные годы. У них был историком Иван Петрович. Зоя застала последний год работы старого учителя в школе. Он порядком переработал стаж, и теперь возраст вынуждал его удалиться на покой. Иван Петрович был невысоким, худеньким и похожим на подростка. Когда он пробирался по коридору среди носящихся кометами учеников, то испуганно сторонился, прижимая слабыми бледными лапками к груди классный журнал.

— Уронят ещё. — опасливо говорил старенький учитель. — Костей потом не соберёшь!

— Тиха-а! — орал тогда кто-нибудь из старшеклассников. — Иван Петрович идёт!

Мелкотня тут же угоманивалась и, вытирая горячие сопли, расступалась и пропускала учителя. Он благодарно кивал и быстренько просачивался в кабинет.

По части дисциплины Иван Петрович был явно слабоват. Он откровенно побаивался вести опрос. Ученики тут же начинали пошумливать. Они даже спорили с ним, доказывая, что ответ был на уровне. Тогда хитрый Иван Петрович открывал дверь в коридор, чтобы услышала русичка Варвара Михайловна. Она неизменно приходила на помощь и рявкала своим зычным голосом прямо из коридора:

— А ну, охламоны! Все сели прямо! Рты на замке! Я всё слышу!

После чего, стуча каблуками, удалялась к себе и оставляла дверь открытой — в случае чего она всё слышит!

Зато объяснение нового материала проходило в обстановке максимального внимания. Стоило историку сказать, что опрос окончен, как все немедленно умолкали и вперивали в маленького учителя ожидающие взоры. Его любимой темой были греческие мифы, Троянская война.

Едва начав рассказывать, Иван Петрович увлекался, входил в роль и зажигал всю аудиторию. Даже самые хулиганистые ребята сидели, разинув рты. Это надо видеть, как он живописал бой Ахилла с Гектором! У всех мурашки бежали по спине, когда старенький учитель принимался кружиться у доски, молодецки размахивая деревянной указкой, как мечом! Он приходил в себя только когда в классе зарождался и валом нарастал боевой славянский клич:

— Ура-а-аааа!!!

Тогда прибегала Варвара и спрашивала:

— Что случилось?

— Ничего не случилось. — смущался развоевавшийся историк. — Это всё греки.

Варвара понимающе умолкала. Все знали, что греки доводят Селезнёва до экстаза. Иван Петрович был потрясающе эрудирован. Но, склероз давно уже подтачивал память, и старенький историк удалился на покой.

Как жалела Зоя, что её Лёньчику не пришлось учиться у такого учителя!

* * *

Лёнька был занят. Публика требовала продолжения поэмы. Поэтому новый Пушкин включил компьютер, надел наушники, пустил на полную катушку группу «Tanzwut» и продолжил эпопею.

Рыцарь взял свой автомат, И десятка два гранат, Натянул бронежилет И коняшке дал конфет. Он бандану повязал, Краской щёки расписал, Затянул ремни потуже, И надел штаны похуже. Горын тоже не зевал И ракетомёт достал. Карандашик послюнявил И послание отправил: «Я к вам пишу, чего же боле? Что я ещё могу сказать? Я знаю, нынче в вашей воле Меня нахальством доставать. Но я честно вам скажу, Что без дела не сижу. У меня царевна есть, И я хочу её поесть. И вас тоже в гости просим, Ужин будет ровно в восемь. Мойте руки и садитесь. И царевной угоститесь.»

Глава 13. Братья аргивяне!

Историчке снился странный сон. Она вошла в свой класс, а там сидели буратины. Деревянные ученики. Татьяну Владимировну трудно было чем-либо удивить. Работа в школе не располагает к нежным чувствам. Люди с повышенной эмоциональностью быстро прогорают. Ну что ж, буратины, так буратины. Ей всё равно, кого учить. Чего она только не повидала за все годы, пока вела предмет.

С утра намечался опрос по теме. Подперев ладонью щёку, историчка мрачно слушала ответ. Она поигрывала ручкой над раскрытым журналом. Качество ответа раздражало. Спотыкаясь на каждой букве, буратина уныло пересказывала параграф слово в слово.

Не в силах более терпеть такой маразм, историчка повернулась к ученице всем корпусом и критически окинула её взглядом.

— Знаешь, буратина, — тяжело произнесла она, — твой старший брат был дурак. И ты в него. Такая же дура.

Чего церемониться? Ведь это же просто деревяшки.

Буратина опустила голову. Из её глупых глаз вытекли две горючие слезы и прожгли на раскрашенных щеках полоски. Дерево задымилось.

Зрелище ложного раскаяния вызвало у педагога ещё больший приступ отвращения. Она перешла на такие детали, как внешний вид. С каждым словом буратина сплющивалась, как пластилин. И наконец опустилась до плинтусов.

Но Татьяна Владимировна уже забыла про неё. Она вошла в азарт и охотно объясняла буратинам, что будет с ними, когда они вырастут.

— Когда вас припечёт, тогда задумаетесь. — обещала она проблемы в скором будущем.

Её горячий монолог начал прожигать в буратинах дыры. Учительница говорила и говорила, и каждое слово наносило буратинам раны.

Весь класс был истерзан, только тогда учительница почувствовала, что освободилась от давящего изнутри чувства. Психологи советуют избавляться от негатива, выговаривая себя. Она повеселела.

— Вот отчего у вас такой убогий язык? — уже добрее спросила она.

Впрочем, какой ещё может быть язык у буратин? Но слово уже вырвалось и пришлось развивать тему дальше. Вреда не принесёт.

— Вы же изучаете литературу. Должны бы чего-нибудь усвоить. Кто из вас читает классиков?

Весь класс замотал головами.

— Мы ничего не читаем! — с плачем поведали буратины. — Нам неинтересно!

— Конечно! — охотно подхватила историчка. — Вот боевики — это интересно! За границей читают нашего Достоевского, а им неинтересно!

О Достоевском она помнила только его фамилию. Но, это и не важно. Ей некогда сидеть над книгами, школа поглощает все силы. Работа с таким тупым материалом, как буратины, кого угодно выбьет из колеи. А вот им делать нечего, целый день шатаются по улице. Сидели бы дома и читали. Глядишь, и хулиганства на улицах уменьшится.

Класс между тем продолжал реветь. Татьяну Владимировну очень удивила подобная эмоциональность в деревяшках.

— Нам не нужен Достоевский! — хором голосили они. — Нам ни мир не нужен, ни война! Мы все будем дворниками! И уголовниками будем! По нас тюрьма плачет! Мы все будем работать на рынках и обманывать порядочных людей! Мы станем проститутками! Мы попадём в психушку! Там наше место!

— Но постойте, дети… — растерянно воскликнула учительница.

— Мы не дети! — с горьким плачем возразили они. — Мы идиоты! Мы сущее наказание! Таких раньше секли розгами! А теперь вы должны с нами цацкаться!

На учениках не было живого места. Вместо сердец зияли пепелища. И всё это от простых слов?!

Татьяна Владимировна достала зеркальце и взглянула на себя. Она не больна? Высунула язык и так застыла. Вместо языка извивалось раздвоенное жало.

* * *

Окончание учебной недели не обещало ничего хорошего. Во всяком случае, Изольда Григорьевна полагала, что от полтергейста вообще, кроме неприятностей хорошего ждать не стоит. И не ошиблась. Каждое утро в течение этой кошмарной недели она входила в здание школы с надеждой, что там снова всё, как обычно. Никаких метёлок. Никаких сказочных дубов. Никаких говорящих котов. Ни горячего чая в столовой, ни пирогов и ватрушек.

Рано утром её разбудил телефон. Звонила историк.

— Изольда Григорьевна, — тихо сказала она, — я сегодня не приду в школу.

— Вы заболели, Татьяна Владимировна? — спросила завуч, соображая, чем на сегодня заполнять образовавшиеся пустоты.

— Да, Изольда Григорьевна, — всё так же тихо ответила историк, — я заболела.

Это было и без того очевидно. Обычно твёрдый голос педагога сегодня звучал так слабо.

«Наверно, давление» — подумала завуч. А вслух пожелала скорейшего выздоровления.

— Спасибо. — прошелестел голос.

Изольда согнала с ног пожилого мопса Путча, названного так в память давнего события. Мопс был вторым жильцом в её одинокой однокомнатной квартире.

— Оставайся, милый, тут. А мне пора на каторгу.

И вот теперь завуч подходила к школе, разглядывая её издали. Не видно ли снаружи, что творится там, внутри. Не летает ли над школьным двором баба Яга в ступе? Не торчит ли в окне Змей Горыныч?

Внешне школа выглядела вполне пристойно. Но, едва Изольда Григорьевна вошла в вестибюль, как тут же подверглась нападению зловредной щётки. Та стремительно атаковала ноги завуча. Заставила показать подошвы и моментально счистила с них грязь. Все входящие подвергались такой же процедуре. Щётка не делала различий между полами и рангами. Надо сказать, что с проблемой второй обуви она справилась блестяще.

Тётя Паша и тётя Люба сидели на боевом посту.

— Вона, вона! — закричала уборщица. — Убегаеть!

Щетка немедленно ринулась за убеганцем, загнала его в угол и в момент отполировала его кроссовки.

Первым делом завуч заглянула в спортивный зал. Ни от кого прятать это безобразие больше не удавалось. На переменах кот заманивал детей на дуб и рассказывал им сказки.

— Здраствуйте, Изольда Григорьевна! — вежливо поздоровался кот. — А мы тут Пушкина читаем! Дети, вам интересно?

— Интересно! — закричали дети.

Изольда поспешно ушла.

Начиналась осенняя эпидемия гриппа и прочих простудных заболеваний, а вместе с ними обычные школьные проблемы: кого кем заменять. Учителя болеют. Вот и неуязвимая для вируса Татьяна Владимировна попала на больничный.

Дойдя до кабинета Ковалёвой, завуч Кренделькова поняла, что заменить историка некем. Значит, придётся прислать двух девочек из старших классов читать какую-нибудь книжку. Или просто дать задание и оставить всех орать, беситься и выскакивать в коридор.

— Дети, истории сегодня у вас не будет. — сурово сказала она классу.

Переждала громкое и дружное «ура!!» и продолжила:

— Сидите тут, я пришлю кого-нибудь.

Спустя всего минуту после ухода завуча в дверь вошёл незнакомый человек. Пожилой и очень худой, с седым вихром надо лбом. Он прошёл к столу в полнейшем молчании и оглядел класс через старомодные очки с мощными диоптриями.

— Я заменю вашего заболевшего учителя. — сказал он. — Меня зовут Филипп Эрастович Гомонин. Что за тема?

— Троянская война. — обречённо ответили ему.

* * *

Изольда Григорьевна направлялась к лестнице и увидела кота. Тот стоял на задних лапах, оттопырив свой широкий хвост, и тщетно пытался достать лапой худосочную тредесканцию, растущую из горшочка на стене. Заметив завуча, он немедленно прекратил своё занятие и увязался за ней.

— Изольда Григорьевна, — обольщающе заговорил кот, — а можно я декорирую коридорчик по своему вкусу?

Завуч не ответила.

— Хочу поставить тут ёлки и берёзы вдоль окон. А по низу пустить натуральную травку. Ну, так что?

Он откровенно увивался вокруг ног Изольды Григорьевны.

— Можно подумать, от моего «нет» что-то изменится. — усмехнулась она. — Вы творите в нашей школе, что вам вздумается, и никого при этом не спрашиваете.

— Вот именно поэтому я и пытаюсь быть лояльным по отношению к вашей школе. — возразил кот. — Так можно?

— Зачем вам это нужно? — спросила Изольда, остановившись.

— Неужели вам нравится это несчастное, заморённое растение?! — изумился кот. — Я хотел бы сделать школьную обстановку более эстетически привлекательной, более романтичной.

— Вот оно что! — с сарказмом произнесла завуч. — Ну полюбуйтесь, идеалист вы несчастный!

Она вынула из кольца-держателя горшочек с неугодной коту тредесканцией и подсунула его под нос несчастному идеалисту.

— Что это?! — поразился кот. — Зачем вы накидали туда камешки?

— Это жвачка, убогий мечтатель! Ученики кидают в цветы использованную жвачку! Вы, очевидно, думали, что имеете дело с ангелами?

— А это что? — продолжал свою познавательную деятельность неугомонный сказочник.

— А это окурки, ваша святость! Только не смейте мне тут говорить, что курение вредно для здоровья!

— А почему вы не поставите им урны для мусора? — поднял он на завуча свои круглые глаза.

— А урны, пригожий мой, они будут просто переворачивать! И содержимое распинывать ногами!

— Кошмар какой! — потрясённо проронил сказочный мурлыка. — Вы хотите сказать, что ваши ученики столь дурны?!

— Вот именно это я вам и хочу сказать.

— И эти маленькие, хорошенькие детишки, с которыми мы по переменам сидим на дубе, потом вырастают в таких монстров?!

— Как вас зовут? — спросила завуч с высоты своего роста.

— Вавила, Ваша Просвещённость. Меня зовут Вавила. Можно и без отчества.

— Дорогой Вавила, мне тут некогда с вами обсуждать мелкие проблемы. Необходимо что-то делать с классами, оставшимися без учителей. А то они школу разнесут.

И она пошла.

— Так я займусь интерьерчиком?! — встрепенулся кот.

Не получив ответа, он пробормотал:

— И это считается у них мелкими проблемами! Бедная Изольда, что с тобой сделали!

* * *

Кабинет истории растворился, словно и не было его. Не было увешанных добротной наглядностью стен. Не было портретов выдающихся людей прошлого над двустворчатой доской. Не было шкафа с книгами. Не было ни окон, ни занавесок, ни полов, ни парт. Особенно не было цветов. И также не было учеников.

Была война. Осада Трои.

В горькой, непередаваемо горькой обиде Ахиллес отказывался выйти и сразиться с троянцами. Его гнев был так велик, что вознёсся до небес. И тучегонитель Зевс поклялся клятвою богов, что отомстит неразумным аргивянам и их верховному вождю, Агамемнону. Меж тем троянцы взяли силу. Гектор, похожий статью на титана, рвался с войском в стан ахейский.

И вот настал момент. Вот встали рати, друг против друга! Вот колыхаются в плюмажах фланги, вот медью копий ощетинилась долина перед Илионом! Вот ненавистью дышат ко врагам троянцы! И вот выходит Гектор меднораменный и гремит копьём о щит свой восьмикожный! В бой, в единоборье, в схватку вызывает он единственного храбреца! Того, кто с ним сравнится! С тем, кого своей рукою сам Зевес благословляет к бою! А тот единственный, кто мог бы противостоять силе, могучей, как сход лавины, в обиде горькой заперся.

Был бой с Аяксом. С великим благородством Гектор пощадил врага и прервал битву, обменявшись с храбрецом пышными дарами.

С поспешностью, достойной побеждённых, торопились аргивяне строить стену и ворота для обороны от осаждаемого города царя Приама. Возводили башни, ограждали корабли свои от грозных приамидов. С презрением смотрел на их усилия могучий Ахиллес. Пусть знают, кого оскорбили они жадностью своею!

И настал тот страшный день! Шли фаланги приамидов, грохоча щитами! Мечи разили и отдавали в пищу преисподней героев аргивян! Пронзали копья трепещущую в страхе плоть и кровью удобряли землю! И Ксанф растёкся, обкормленный многочисленностью жертв, обширнее, чем весенним многоводием! Всё плакало от ярости и всё бежало в страхе в стане ахеян! Разрушены ворота! От ран мучительных бегут и стонут вожди ахейские — Агамемнон и Диомед, и Одиссей! Как страшен Гектор! О, как ужасен его гнев! Шли в бой троянцы.

* * *

Ни в одном из трёх десятых классов учениц Изольде Григорьевне не дали. В одном шла контрольная. В другом проходили новый материал. В третьем вела урок Маргарита Львовна. Просить у неё учеников было бесполезно. Но, у завуча имелся свободный час до следующего урока и она решила прикрыть амбразуру собой.

Ещё не дойдя до кабинета истории, Изольда подумала, что случилась новая беда. В коридоре никто не бегал, двери не хлопали, никто не орал. Недоумевая, что же стряслось, она приблизилась ко входу и прислушалась. Так ничего определённого и не услышав, кроме неясного гула, открыла дверь и удивилась. У стола стоял чужой человек.

— Вы кто… — и шагнула в класс.

Она больше не Изольда.

Кассандра стояла на стене, в проёме меж двух высоких каменных зубцов. Держась белыми руками за безмолвный камень, она смотрела вниз, на битву. Вокруг неё кружился вихрь, как будто гарпии зловещие носились, всё сметая чёрными крылами. Кричали лучники, вымётывая тучи стрел, как ветер носит иглы хвои. Кричали женщины, бежали воины. Летели копья, сталкиваясь в воздухе, насыщенном войной.

— Кассандра, что ж ты смотришь?! Скажи хоть слово! Скажи, Кассандра, прореки победу Илиону!

Это Гекуба, мать её. Смотрит на неё, как не на дочь. В глазах такое горе!

— Два сына у меня осталось. — шепчет. — Герой, любимец Трои, Гектор. И позор её — сластолюбивый женопохититель Парис. Недаром ещё до рождения его мне приснилась головня, спалившая весь город. Скажи мне, дочь. Скажи, Кассандра, за кем победа?

— Я вам никогда не говорила лжи. Троя гибнет.

Вскричала страшно жена царя Приама.

— Ты только гибель нам пророчишь! Всегда лишь гибель! Нет слова у тебя иного!

Вбежала Андромаха. И бросилась к ногам Кассандры. Хватает за руки и молит:

— Скажи, Кассандра! Скажи, что Гектор не погибнет! Он брат тебе, и мать одна у вас — Гекуба! Скажи, что не похитят Керы мужа моего! Или ты хочешь, чтобы наши дети пошли в жестокий плен к ахейцам?!

— Я никогда не лгу вам, Андромаха. Гектор не вернётся больше к очагу твоему.

— Проклятые уста! Проклятый дар! Прокляты все слова твои! И ты будь проклята, Кассандра!

Снова смотрит прорицательница вниз. Троянцы гонят греков. Разрушены их башни, за которыми прятались ахейцы. Подобен полубогу Гектор. Он бьётся так, словно сделан из железа.

Подходит царь Приам, отец Кассандры.

— Гектор побеждает. Вся храбрость греков не спасёт их. Разум помутился у Ахилла. Троя торжествует. Что ж молчишь ты? Или, кроме слова «смерть» нет у тебя иного слова для Приама?

Видит прорицательница предвестниц скорого конца над головой Героя Трои. Слетелись Керы, ждут поживы. Скоро, скоро унесут они в Аид свою добычу. Душа Героя, славы Илиона, Гектора, Приама сына — вот их будущий улов.

— Что ж скажешь ты, Кассандра?! Опять пророчишь лишь дурное?! Зло вьёт гнездо в устах твоих!

«Ты прав, Приам. И все вы правы. Нет у Кассандры добрых слов для вас. Таков дар её — всегда дурное прорицание. Так шутят боги.»

Изольда очнулась только в коридоре. Короткая причёска встала дыбом.

— Где я?! Что со мной?!

Она немного отдышалась от ужаса. Что это такое было?! Хотела снова заглянуть в дверь. Но, испугалась, лишь прислонила ухо к замочной скважине.

— Вперёд! На Трою! Победа наша, братья аргивяне!

— Лети, Ахилл! Твоею колесницей правят боги!!

— Ура-ааа!!

Глава 14. Натинка

Домой идти не хотелось. Мама не поняла объяснений по поводу двойки. Но, по-настоящему было противно не это. Наташа Платонова не привыкла к оскорблениям и тяжело переживала унижение. Сначала математичка сорвала на ней свои нервы. Потом историчка туда же. До сих пор Наташа ощущала себя защищённой. Отличная успеваемость ставила её вне насмешек. И вот теперь приходится оправдываться за то, в чём она не виновата. Это и есть самое противное.

Подошёл сосед по парте, из-за которого все неприятности и произошли.

— Переживаешь?

— Нет. Торжествую.

— Я не догадался предупредить тебя, чтобы ты не спрашивала историчку. Мы все давно знаем, что это бесполезно. Привыкли уже.

— И оставаться с двойкой?

— Ты и так осталась с двойкой. А тут ещё и прополоскали нехило.

— Как же быть? — печально спросила Наташа.

— Да так и быть. Всё затрётся. Школа — это как болезнь, однажды кончится. Ещё три года срок мотать. Потом куда-нибудь в колледж. На технаря. Или булгахтером. Ма-аленьким таким булгахтером. Тебе лучше, а нас в армию загонят и там выбьют дурь из головы. Будем на плацу валяться, пыль глотать. Или сортиры драить. Потому что картошку чистить таким оболтусам никто не даст — не то образование.

Наташа изумилась. Будущее представлялось каким-то безрадостным. Лёнька меж тем расщедрился на советы.

— Знаешь, как я отрываюсь от реальности?

— Как? — в её вопросе прозвучало такое опасливое удивление, что Косицын засмеялся.

— Ты неправильно поняла. Все отрываются. Не обязательно нюхать или колоться. Можно крышей въехать в детективы. Или в сериалы. Большинство общается с компьютером. Я вот стихи пишу. Как Маргуся меня придавит, словно таракана, так я ей выдаю колонку. А она меня за это опять на дыбу. А я ей снова очередью. После школы опубликую сборник.

Оба засмеялись.

Сидя на тёплой трубе, они болтали ногами и смотрели в небо.

— Смотри, звезда падает. — сказал Косицын. — Загадывай желание. Сегодня сбудется. Я точно знаю.

* * *

— Завтра моя очередь плыть с Магирусом в лодке.

Лён готовился в дорогу. Зима была в разгаре. Выли вьюги, ветра кидали шквалы в разноцветные окошки. Небо в хмурых низких облаках. Сосны оледенели и тяжело мотались, когда порывы ветра накидывались на помрачневший лес. Всё до горизонта покрыто белой пеленой. И никому уже не хочется переправиться на чудесной лодке на скалистый берег.

Паф и Лён играли во дворе, бросались снежками и валялись в больших сугробах. Волшебник не стал убирать нанесённый непогодой снег, чтобы ученики могли сделать себе горки и с хохотом кататься с них.

В замке уже не было так тихо и пустынно, как ранее. С началом стужи волшебник подбирал и приносил в своё жилище замёрзших птиц, молодых зайчат, забавных бурундучков. Из своих поездок в город Гонда привозил голодных кошек и больных собак. Всё это требовало внимания, заботы и ухода. Мальчики кормили этот маленький зверинец, убирали, чистили, лечили.

Больные постепенно поправлялись и начинали носиться по всем переходам замка. Играли во дворе с ребятами. Поэтому скучно не было. Вот и сегодня до вечера Лён и Паф катались с горки в обществе трёх собак и одной вороны. Та сама прилетела со сломанной ножкой и упала в руки Лёну.

Ворону назвали Крака. Была она крикливая, нахальная и суетливая. Ей не хватало собственной тарелки и она всегда норовила отнять пищу у собак. Получив крепко лапой по спине, ворона удирала с отчаянными воплями. Но, катание с горки на собственном заду было для скандальной птицы великим наслаждением. Ещё приятнее съезжать на ком-нибудь из ребят. Сесть на голову, распустить крылья и плавно скользить вниз с криком:

— Крака! Крака!

Сегодня вечером Лён аккуратно приготовил на завтра все свои вещи. Утром собираться некогда. Поздно рассветает и рано наступает вечер. Поэтому выйдут они ещё до света.

— Ты пробовал сонный порошок? — спросил Паф.

— Пробовал. Здорово! Я видел во сне Фифендру. И Вавилу видел. И даже филина Гомоню. Только они все в каком-то странном месте. И дуб другой стал — меньше ростом, намного меньше. Зато в этом месте много детей. Это большой дом, в нём много комнат.

— Наверно, им интересно всем.

— Нет, не очень…

— А я видел весну в своём сне. — ответил Паф. — Видел Кудовай.

Они уже лежали в своих кроватях. В замке тепло, только слышно, как воет за окнами ветер.

— И я не понимаю, — бормотал, засыпая, Лён, — почему мне всё время снится это место…

«Не хотел бы я там жить…» — подумалось во сне. И он уплыл по разноцветным волнам. Тогда погасли маленькие светильники. Замок сам заботился о своих жильцах.

Вьюга смолкла, затихли неистовые порывы бешеного ветра. Наметённый непогодой снег лежал, как невестина фата, укрывая ледяную горку. Уплыли куда-то облака, открыли бледный лик луны. Невелика и странно призрачна она. Украсилась лёгкой серебристой дымкой. И вот в безмолвии северной ночи окружили светлый диск легко трепещущие волны, перетекая из цвета в цвет. Молчали звёзды, лишь тихо перемигивались с усмирённой льдом рекой Шемангой.

Слабый скрип снега под подошвами идущего чуть потревожил безмолвие волшебной ночи. Магирус стал посреди двора, на спящие покровы, на бесчисленные искры бесчисленных снежинок. Лунная радуга встретила его.

Молчит уснувший зимний лес, Не шевельнёт волной река. Плывёт издалека свет звёзд, А над землёй идут века. Прерви молчание своё, Проснись от тяжких своих снов. Оставь скалистое жильё, Приди ко мне, Зоряна, вновь.

Мерцание снегов сгустилось. Собрался белый лунный свет. Под молчаливыми звездами явился светлый силуэт.

* * *

Рано утром Лён и Гонда шли по заметаемым легким снегом ступенькам вниз, к ледяному панцирю реки. Поклажа их невелика — лишь пара плетёных сундучков, наполненных пакетиками с порошками и травами. А также стеклянными фиальцами.

У самого подножия скалы, уходящей в ледяное поле, их ждали сани. Это всё та же лодка, только теперь она приняла более подходящий времени года вид. В санях запряжены лунные кони, каких однажды Лён уже видел у колдуньи.

Он уселся и закрылся меховой полстью. Магирус сам правил необыкновенными конями.

Волшебник издал переливчатый свист, и тройка рванула с места, взмётывая снег. Сани помчались по белой глади Шеманги. Теперь, с наступлением зимы, их выезды за пределы замка стали более редки. И наступает время, когда они вовсе прекратятся.

Лён уже знал, что волшебная повозка может ездить сколь угодно быстро. Минуты могло хватить на преодоление пути. Но, он уже проникся той любовью, которую питал Волшебник к просторам, что завораживали душу. Поэтому, когда Гонда тихо начал петь без слов, Лён лишь слушал, как песне вторит скрип полозьев и глухой стук призрачных копыт о занесённый снегом лёд.

Возок покачивался и убаюкивал. И постепенно рождалось томительное и неясное ощущение. Слишком хорошо, слишком тепло в замке. Слишком безмятежна жизнь. Слишком легки их дни. Время словно встало.

Магирус никогда не повторялся. Всякий раз это был новый город. Волшебник забирался и далеко на восток, и далеко на запад. Вынужденная осёдлость Гонды побуждала его находить отдушину в постоянной смене городов. Казалось, он что-то ищет. Но, так ничего и не найдя, не испытывал разочарования. Вдвоём со своим учеником он обходил все лавки, рассматривал вещицы из серебра. Но, никогда не покупал ни одной из них. В доме Гонды, в его таинственном жилище, не было ни капли серебра. А, между тем, Лён видел, что он по-прежнему любит этот металл.

У них был только день, чтобы обойти все лавки, закупить провизию, некоторые иные вещи и умчаться на белой тройке. В последний час перед отъездом они по обыкновению заходили в трактир погреться и поесть. В этих местах всегда было шумно. Приезжие обычно не стеснялись и громко обсуждали за столами свои сделки и свои домашние дела. Смех и слегка пьяный говор придавали ужину в трактире некоторую пикантность, как дым очага придаёт вкус мясу. Хлопанье дверей и возгласы входящих вливались в общий гвалт. Приходя с мороза, люди трясли пышными шубеями, отрясая снег с воротников. И тут же громкогласно требовали горячительного.

Лён давно уже заметил худенькую девочку-прислугу. Она бегала среди столов, с усилием поднимая подносы с десятком кружек. Несла глубокие тарелки с дымящейся едой. Убирала грязную посуду.

Тонкое, немного бледное лицо. И странные светло-рыжие пряди, выбившиеся из-под косынки. Командовала за прилавком толстая матрона с пышными плечами и зычным голосом.

Увидев, что гости у окна давно сидят и ждут, толстуха крикнула:

— Что ртом ловишь мух, негодница?! Ленища непроглядная! Ступай к господам и спрашивай, чего угодно их милостям! Вот несчастье-то! Приютила побродяжку, пожалела! Не хочешь отрабатывать кусок — катись на улицу! Лови руками снег!

Прислуга молча принесла заказ на стол Гонды и Лёна. Руки её дрожали, из-под ресниц готовилась потечь слеза.

— Как тебя зовут, девочка? — тихо спросил Гонда.

— Натинка.

Лёну не лезла в рот еда. Он наблюдал за тем, как толстая хозяйка гоняет по всему продымленному помещению уставшую прислугу. Магирус подошёл к прилавку и заговорил с держательницей трактира. Он расплатился и небрежно спросил:

— Давно вы терпите мучения с такой прислугой?

— Ох, не говорите, господин мой! Уж такие терплю мучения! Откуда она только взялась на голову мою?!

— И откуда? — спросил Гонда.

— Да привела одна старуха! Возьмите, говорит, сиротку в услужение. Ну, я же добрая душа! Вот, пожалела и взяла! Теперь терплю мучения.

Толстуха прослезилась и принялась вытирать глаза подолом.

— Я так сочувствую вам. — серьёзно проронил Магирус. — А вы не пытались от неё избавиться?

— Уж я пыталась, сударь! Уж пыталась! Мне предлагали и получше этой доходяги в прислуги девок! Румяных, круглых, весёлых, бойких! Чтоб посетитель крякал и ус вертел, глядя на такую справную прислугу! Такой под мышки по бочонку пива и в зал пускай гулять! Через минуту, глядишь, неси ещё бочонки! А эта доходяга еле ноги тащит! Уж какие б были у меня доходы!

— Так что не выгоните?

— Ой, не могу! — испугалась баба. — Старуха зыркнула на меня нехорошим глазом и пригрозила, что если выгоню сиротку, сама пойду по рынку с кружкой — подаяние просить.

Они оба вышли на мороз. Лён молчал — ему было жалко девочку.

— На обеих наговор. — проронил Волшебник. — Тёмный наговор. Девочку не увести, не выгнать. И сама уйти она не может.

С тем они и вернулись к своим коням.

— А ты можешь освободить её, Гонда? — спросил Лён, когда они уже трогались с места.

— Не знаю. — ответил Волшебник. — Не хочется связываться с ведьмачьим колдовством. Что-то скрывает ведьмак в этом трактире. Что-то прячет от кого-то.

Более до конца пути Магирус не сказал ни слова. Не пел песню. Молча правил лошадьми и гнал повозку. Потому и прибыли они на полсуток раньше.

* * *

Прошло всего три дня. Всё это время Магирус пропадал в своей лаборатории один. Что-то искал в своих книгах, смотрел в зеркала. Водил рукою над пустым котлом.

Лёна не оставляло видение светло-красного локона, выбившегося из-под грубой косынки небелёного полотна. Такие волосы были у Зоряны до того дня, когда превратило колдовство лесной ведуньи её в безмолвную ночную тень.

Вот на исходе третьего дня, когда зажглась вечерняя звезда и закат разлил малиновый свой свет, позвал учеников Волшебник. Они оторвались от любования розовой минутой и побежали в мастерскую.

— Принесите мне из моей спальни то, что лежит под подушкой. — велел Магирус.

Впервые он разрешил им заглянуть в свою спальню. И оба с охотой помчались выполнять поручение.

В небольшой, уютной спальне, помимо кровати под балдахином, стоял комод с выдвижными ящиками. А на комоде среди зеркал — портрет. Лён сразу понял, кого видит. Светлокожая Северная Дева, Зоряна, в красках жизни, молодости, счастья. Смеются синие глаза. И длинные, словно водопад зари, клубятся волосы по плечам. Нет на ней проклятого жемчужного убора. Нет свадебных одежд. Только синее платье с красным воротом и вышитыми рукавами.

— Кто это? — спросил Пафнутий.

— Зоряна. — тихо ответил Лён. — Душа замка Гонды. Его Северная Дева.

Под одной подушкой Лён увидел то, что ожидал найти — серебряный кулон с аквамарином.

— Что ты нашёл? — поинтересовался Паф.

К великому удивлению Лён обнаружил, что друг не видит сияния аквамарина сквозь серебряный узор. А сам он отчётливо видел игру камня в свете свечей.

— Недаром лесная ведьма подарила тебе синюю одежду. — сказал Волшебник. — Ты подвержен притяжению к необыкновенному.

— А у меня что за цвет? — поинтересовался Паф, немного обескураженный тем, что не в состоянии видеть аквамарин.

— Ты добрый друг, Пафнутий. — с улыбкой отвечал волшебник. — У тебя дар товарищеского тепла. Не зря колдунья не пожелала разлучать вас. Завтра опять уходим в путь. Со мной опять пойдёт Лён.

Пафнутий всё понял и не обиделся. У него и в самом деле был подлинный дар товарищеского тепла.

* * *

— Магирус, ты её освободишь?

— Всему своё время, Лён. Всему своё время. Не гони судьбу. — всё, что сказал в ответ Волшебник.

Они не везли с собой товары.

В трактире ничего не изменилось. Всё так же бегала с подносами Натинка. Всё так же причитала толстая хозяйка. Все ели, пили, веселились. Приходили и уходили. Она узнала их и едва заметно улыбнулась.

Когда настала пора расплачиваться, Гонда вместе с деньгами положил на стол серебряный кружевной шарик.

— Это тебе, Натинка. — сказал он. — Пришей, как пуговку, и носи.

Она удивилась, но взяла. Тогда Гонда подошёл к хозяйке.

— Это тебе. Носи в кармане, и достаток не оставит тебя.

Он положил на стойку половинку серебряного рубля. Толстуха тоже удивилась, но не стала спорить и спрятала вещицу в карман передника.

— Через неделю мы вернёмся, — пообещал хозяйке Гонда. — Проведаем, как у вас дела.

Лунные кони несли повозку, взрывая копытами сухой снег и выпуская пары. Лён покачивался в повозке. Гонда пел. Возникло ощущение близких перемен. Что-то ждало впереди, к чему-то летели кони. Безмятежность кончилась.

Внезапно, словно в ответ на мысли Лёна, облака потеснились и дали простор потокам солнечного света. Зажмурившись от неожиданности, Лён засмеялся, когда волшебные лучи ударили в глаза. Солнце щекотало кожу.

Глава 15. Страдания по жанру

Антошка, то есть Антонина Андреевна, была общительной и весёлой. Двадцать девять лет — тот возраст, когда кончается молодость, но ещё не наступила зрелость. И Антонина понимала, что надо пользоваться жизнью. Нужно выезжать с друзьями на природу. Нужно собираться на даче с шашлыками. Дело осложнялось тем, что у неё была пятилетняя дочь. Хорошо ещё, было с кем оставить. То мама, то свекровь брали девочку к себе. Тогда Антонина с мужем удирали веселиться.

Она окончила эту самую школу, в которой теперь работает. Всё тогда было у неё легко, но в медицинский Антонина не поступила. Тогда пошла в педагогический, там как раз был недобор.

«Тоже работа, между прочим» — сказала мать.

«И деньги те же» — добавила свекровь.

Антонина думала, что ей будет легко работать — она обаятельная и общительная. Но, потом поняла, что учительская работа просто тягомотина. Это ещё что, сказали ей коллеги, ты бы раньше застала школу! Нескончаемые педсоветы. А уж политинформации! Людочка, тоже словесник, ей рассказала, как однажды она с шестимесячным животом свалилась в обморок на политинформации. Четыре часа! Двадцать выступающих — с ума сойти! Это было при прежней директрисе. А как старшие коллеги раньше в свой отпуск да за свой счёт красили полы и стены! Ползали с кистью по кабинету. Это теперь с наглядностью нет проблем, а тогда всё своими руками.

Антонина быстро поняла, что выкладываться на работе нельзя. Необходимый минимум и точка! Постепенно её класс перестал говорить о том, что другие классы куда-то там ходят: на выставки, в музеи, в галереи, ездят на экскурсии в другие города. Антонине было некогда. То и дело болела дочка. И уставала она. Один раз попробовала съездить в Суздаль. Чтоб ещё раз! Промокла, устала, измоталась. Дети всё время рыщут по ларькам, гложут чипсы. Опились воды — надо искать туалеты, а денег больше нет. Поплелись искать глухие закуточки, потом бегом в автобус. Двое заболели, простудились. Приехала она домой измученная, злая, охрипшая и зареклась шататься по музеям.

На уроках литературы у Антонины все зевали. Или сидели с глазами в одну точку. Или шушукались и перекидывались записочками. Она уже поняла, что ей достался класс не из талантливых, но предыдущий был ещё хуже. Поэтому не роптала, а старалась не нарушать методические планы. Всё то же происходило на её уроках и в других классах. Коллеги сказали, что нервы стоит поберечь — молодая ещё, пригодятся. И Антонина берегла.

Понятно, что у современных детей нет вкуса к классике. Впрочем, у Антонины тоже не было, она читала классику в пределах необходимого. У неё не находилось слов, когда наступало время объяснения материала. Да это и не к чему, всё равно некому слушать. Чего тут разливаться соловьём да напрягать нервную систему? В учебнике всё как написано, так и надо понимать. И Антонина своими словами пересказывала учебник. На следующий урок ученики выходили к доске и делали то же самое, только ещё скучнее. А сочинения!

Её бы воля, она бы эту классику изъяла из программы. А что тогда изучать? Не детективы же! Получалось, что литература в школе не нужна. И Антонина тогда — тоже. Поэтому она не роптала и делала, что могла. Родина сказала: давай! Мы сказали: есть!

— Какие положительные черты вы можете назвать в Печёрине?

— Он любил природу.

…

— Какие положительные черты вы можете назвать в Онегине?

— Он любил природу.

Они все любили природу, эти положительные герои. У Челкаша были дыры в штанах. Молчалин был подлец. Базаров — циник. Князь Андрей был патриот.

Сначала она хотела, чтобы уроки проходили интересно. Но, это оказалось невозможно. В классах по тридцать человек. Надо успевать с опросом и объяснением новой темы. Выйдет кто-нибудь к доске и начинается:

— Э-ээ…мнэ-ээ…

Глаза закатывают в потолок, пялятся в окно. Два слова скажут и задумаются.

— Скалозуб, он…ну, это…

А нужно вызвать ещё хоть человека три. Вечная проблема с опросами! Начнёшь беседовать с родителями, те давай вздыхать: мальчик много болел в детстве, папашка заливает за воротник, сама работаю в две смены.

Постепенно Антонина поняла, что так нельзя. Нельзя расходовать себя на чужие проблемы. Она не может вместить в свою душу всех детей. Иначе не останется ничего семье. И постепенно абстрагировалась от своих учеников. Всё просто: вызвать, выслушать, поставить оценку. Потом в общих фразах пересказать содержимое параграфа, задать материал на дом. И адью. Тридцать человек каждый час — это слишком много на одного учителя. Ничего удивительного, что в Пед идут сплошные неудачники.

Настоящей страстью Антонины были детективы. И ещё она любила мистические триллеры. И ужастики, особенно про вампиров. Постепенно Антонина поняла, что в жизни она, можно сказать, не состоялась. Профессия была ей неприятна — слишком непредсказуемый рабочий материал. Составляя планы, она думала о том, как хорошо бы быть человеком творческой профессии. Например, актрисой. Жизнь прогорала, а она так ничего и не достигла.

Антонина поняла, как ошиблась с профессией. Дети — это всегда ответственность. Вот и теперь надеялась, что беда её минует. Так обрадовалась, когда подозрения в распространении наркотиков так и не стали рабочей версией в милиции. Но, вот явилась Татьяна Владимировна и принесла ей эту проклятую коробочку непонятно с чем.

— Решайте сами, Антонина Андреевна, что делать с этим. — сказала историчка.

Антоша не могла надеяться, что коллега промолчит в случае, если классный руководитель седьмого «Б» не сообщит о находке в органы. Всем в школе известна маниакальная подозрительность Ковалёвой. После каждого урока она обходит класс и заглядывает в парты. Так что, нет сомнений, эта дрянь осталась именно после её класса. И Антонина подозревала, что Косицын всё же причастен к наркотикам.

Она осторожно открыла коробочку и потрогала пальцем порошок. Что за пакость? Понюхала. Ничем не пахнет. Потом отложила и снова взялась за подготовку. Завтра самый противный день. Понедельник.

Понедельник был ненавистным днём. Отдыха катастрофически не хватало. Нудные фразы из учебника не помещались в усталой голове. Возьмите хоть эту Софью из «Горя от ума». Чего ей не доставало? Начиталась всякой романтической чуши и принялась разыгрывать провинциальную драму. Правильно про неё сказано, что она — пустышка. А с другой стороны, как скучно в глуши, в деревне! Ах, да… Деревня — это про Дубровского…

Антонина зевнула и ей представилась дача у Щегловых в деревне Малые Орлы. Она почти вся сплошь заселена небедными людьми. Накатались по анталиям, пооблезали под чужими солнцами и оценили непритязательную прелесть заброшенной русской деревушки! Отстроили себе коттеджи, устроили дорогу и теперь всё лето наслаждаются покоем, земляникой, маслятами, парным пахучим молоком и запахами леса! А осень! Что за осень! Трава пожухла, осины пламенеют. И тянет таким дивным запахом поспевших шашлыков! О, упоение!

У Софьи, однако, дела не ладились. Нет, никто не спорит, Молчалин был собою недурён. Вежлив и корректен, причёсочка всегда в порядке. Платок на месте. Сопли пальцем не вытирал. Но, Софья начнёт ему про Градинсона, а он только глаза в кучку и косит куда-то в сторону.

Софья была ещё не в курсе, но Антонина точно знала, что Молчалин увивался за прислугой. Точь-в-точь, как Щеглов. У Женьки жизнь состоялась. А вот она, Антонина, бывший центр притяжения всех мужских взглядов в классе, стесняется признаться, что она — училка. Недооценила она Женю.

Тут явился Чацкий. Мужик, что надо. Одно плохо — идеи в голове. Всё мечтает переделать общество, всё произносит речи. Хотя, тоже как сказать… Можно и с речами продвинуться по жизни, особенно сейчас. Сколько партийных лидеров, и у всех язык подвешен. Кто теперь станет утверждать, что энтузиазм не приносит дивидендов?

Но у Чацкого ничего не получалось — все хорошие места заняты всякими ретроградами. Никто пока ещё не научился ценить выгоды риторики. Чацкий мучился в одиночку. Как Антонина ему сочувствовала! Она и сама ранее пыталась расшевелить эти чугунные мозги. Но, ей сказали:

— Бросьте, Тонечка, как рыба об лёд. Из мякины авиалайнеры не лепят.

Образ Софьи. Да какой там к чёрту образ?! Критиков даже её щипцы занимают больше, чем сама девица! Или взять, к примеру, Кондакова Витьку. Тоже вышел в люди — и какие люди! Снимал клипушники, теперь метит в перспективу! Отучился в столице, пробил себе дорогу в кинематографе. Он тоже был на даче у Щеглова. Стоят два красивых мужика в белых рубашках, рукава закатаны, при галстуках. Переворачивают шашлыки, смеются. Всё так солидно! А её Макс сидит смирнёхонько на стульчике с газеткой — делает вид, что занят прессой. Она его притащила, чтобы не было неудобно одной, а то все одноклассницы с мужьями.

Витька поделился с Тоней своими соображениями по поводу съёмок нового фильма. В России непаханное поле возможностей. Бандиты и проституция уже приелись. В фавор вошли мистика и ужасы. Плохо только, что сценаристы никак не могут оторваться от пошлой отечественной посредственности. Всё стараются приладить на роль героев эмоционально обнищавшие российские типы. Просто про вампиров они не могут, им всё подавай психологичность. Всё норовят ввести нравственные монологи. Понятно, технической базы не хватает, спецэффекты надо нарабатывать. Антонина поддакивала и мечтала сниматься у Витьки в фильме. В любом виде: хоть в роли Софьи, хоть вампира!

План не вытанцовывался. Уже поздно, а она так и не сделала уроки. Завтра будет додумывать всё на ходу. И к концу дня родится идея.

Расстроенная Антонина решила отдохнуть и прилегла. «Хорошо, что Катька пока у мамы…»

Чтобы утешиться, Антонина представила себя актрисой. Она выходит на публику в серебряном облегающем платье. Ей рукоплещут. Это её премьера, её триумф. У выхода ждёт белый линкольн.

Сон поглотил Антошу.

— Как вы себе представляете российский фильм ужасов? — спросил некто в чёрном костюме. Он сидел, аккуратно перекинув ногу на ногу, оттого его белые носки выглядели просто вызывающе. Руки в белых перчатках он сложил на коленях. И поигрывал изящной тросточкой.

— Никак. — послушно ответила Антонина. — В России не умеют снимать приличные ужастики. Нет должных спецэффектов. Российский типаж до омерзения занудлив.

— Возможно, вы правы. Но, попробовать стоит. Итак, я продюсер, вы — актриса. Выбирайте образ! Снимаем ужастик в отечественной действительности. Мотор!

* * *

Под голыми и черными ветвями осеннего заброшенного парка торопливо бежала женщина. Она содрогалась от раскатов грома, и судорожные молнии освещали своим мертвенным блеском ее бледное лицо. Одной рукой беглянка прижимала к себе стопку непроверенных тетрадок и неработающий зонт. В другой была сумка с продуктами и белье из прачечной.

«Поймают и убьют!» — думала она, в страхе озираясь.

И не замечала, что ее уже настигло страшное чудовище. Густая, мрачная тень преследовала женщину, бегущую под проливным дождем.

Несчастная вдруг обернулась и испустила душераздирающий крик.

Да, это был он! Граф Дракула! Смертельный ужас вдруг объял ее и сцены собственной недолгой жизни пронеслись перед ее широко распахнутым взором!

Граф был в какой-то старомодной белоснежной манишке, красном галстуке бабочкой и дурацком паричке. С его четырехдюймовых когтей ручьями текла кровь! Своими острыми и длинными, как у секача, зубами он страстно впился в белую учительницыну шею!

С протяжным вздохом она медленно упала наземь.

— Все. Снято. — сказал режиссер, зевая. — И, кстати, Мариванна, я сто раз вам говорил: когда падаете в дубле наземь, падайте не до конца. Вам еще сдавать реквизиты костюмерше, а у нас смета на стиральный порошок вышла еще на той неделе.

«А я-то думала, что актерская карьера — это розовые звезды на Бродвее!» — уныло думала Мариванна. — «А теперь играю в российской деревушке сельскую учительницу, несущую домой на ужин двойки, в каком-то малобюджетном второсортном фильме.»

Так думала она, входя в маленький чуланчик, где для нее снимали комнатку в заброшенной глухой деревне у косой горбатенькой старушки с большим носом и торчащими зубами.

— АААА! — раздался крик за дверью!

Тело так и не нашли.

* * *

— Вы правы. — невозмутимо сказал продюсер. — Сущая дрянь. Никакой фантазии.

Глава 16. Эпохальное сражение

Понедельник начался блистательно. К щетке, нападавшей на входящих, все уже привыкли и покорно подставляли ноги.

Учителя попали под дурное влияние и предпочитали завтракать в кормильне. Являлись пораньше и спешили к горячим пирогам. С неприятным чувством завуч Изольда Григорьевна наблюдала, как они смеются, сидя за столами. И ещё говорят спасибо самовару, принимая чай в расписном бокале! Она лично столовку игнорировала. После приснопамятного посещения специалистов по барабашкам, завуч разочаровалась в передовой науке. Теперь они с директрисой демонстративно пьют чай только из «Мулинекса» и только с печеньем из маркета.

В школе творились безобразия. В канцелярии под пальмой сидела гадалка.

— Отчего у меня деньги утекают, как вода? — озабоченно спрашивала пожилая секретарша Валентина.

— И-ии, милая, — отвечала старая цыганка, — у тебя рука дырявая!

Вместо заболевшей исторички уроки вёл какой-то странный тип в очках — Филипп Эрастович Гомонин. Откуда он взялся, непонятно. Но, являться к нему и требовать ответа Изольда Григорьевна боялась — слишком хорошо помнила, как в субботу попалась. Всего пять минут она пробыла Кассандрой, и больше этого не хотела испытать.

— Ладно. — размышляла вслух директор Вероника Марковна. — Пусть пока затыкает дыры. Дети не носятся и не орут, а то уж точно школу разбомбят. Четверть учительского состава на больничном. А этот Филин, или как его, хотя бы интересно рассказывает.

Филин и правда интересно рассказывал. Конечно, педагогического опыта у него нет — так, любитель. Но, Татьяна Владимировна крепко раскуксилась и не обещала скоро приступить к работе.

Изольда вышла из канцелярии, бросив мельком взгляд на цыганку и её клиентуру. Тётя Паша и тётя Люба первые в очереди. Косноязычная Паша держала список вопросов. Первым номером, как точно знала завуч, был вопрос о повышении зарплаты. Второй — о пенсии. Третий — о прибавке по инвалидности. Четвёртый — по квартплате. Пятый — о субсидиях. Шестой, наверно, по поводу аптечных льгот. Уборщица хотела получить квалифицированную консультацию: что лучше — брать льготы натурально или в денежном эквиваленте?

В той же очереди сидел измаянный от вынужденного безделья физрук. Ему было твёрдо сказано, что на зарплате нынешнее положение не отзовётся. Руководство школы запаслось справкой от специалистов по полтергейсту. И в ней значилось, что никаких сверхъестественных отклонений в обстановке школы не замечено. Никаких барабашек. Поэтому ситуация в школе подходила под понятие геопатогенных нарушений. А за это зарплаты не лишают.

— Идите, Евгений Викторович, лучше посидите в классе вместо заболевшей биологии. — неодобрительно заметила Изольда.

В коридоре за ней немедленно увязался чёрный кот Вавила.

— Изольда Григорьевна! — отрапортовал он. — Примите работу!

— Какую работу? — невнимательно спросила завуч.

— Да вот же! — воскликнул кот и развёл лапы в белых манжетах.

Изольда огляделась. Как она могла не заметить?! Ведь длинный коридор и вправду обставлен! Вдоль окон шёл низкий подиум, на котором стояли в ряд большие кадки. А в них целые деревья. Молоденькие ёлки, берёзки, рябины, можжевельник. Весь подиум зарос травой. А оконные проёмы декорированы гирляндами листьев, вьющимися мхами, ягодами рябины, сосновыми ветвями с шишками. Пахло свежей хвоей.

— А если так? — Вавила погасил свет в коридоре. И тут же в ветках замигали светлячки.

— Не знаю, что и сказать… — засомневалась Изольда. — Но полагаю, что вам теперь на дубе не сидеть по переменам.

И устремилась на урок. Она и так задержалась — звонок уже был.

— Это почему же? — озабоченно побежал за ней Вавила.

— Не стану объяснять. Вы ещё не вписались в реалии современной школьной жизни. Предлагаю вам самостоятельно в этом разобраться.

— Я так понял, вы пророчите мне провал? — догадался Вавила.

— Ну не то, чтобы провал, но некоторое разочарование вам придётся испытать. — отвечала Изольда Григорьевна, поднимаясь по лестнице.

— Вы не верите в мои способности?! — отчаянно крикнул кот.

— Верю, мой милый. Верю. Встретимся после и поговорим.

* * *

Лёнька весело шествовал по коридору. Исторички-маразматички нет. Впервые на его памяти Железная Татьяна взяла бюллетень. Все обгоняли Лёньку и бежали в столовку. В школе явно происходили перемены. Федюн тоже спешил нахвататься пирогов, поэтому нетерпеливо бросил Косицына и резво поскакал вперёд.

Навстречу уже мчались с маслеными ртами пятаки. Они дожёвывали на ходу пирожки, а недоеденные хвостики кидали на пол и в большие кадки с деревцами. Близость столовой оказалась для растений губительной. Этот коридор самый проходной, через него шла дорога к лестнице. Поэтому ученики, торопливо выбегая из столовки, бросали смятые бумажки на пол. Самые стеснительные запихивали их за батареи. Старшеклассники на ходу высыпали в кадки из карманов семечную шелуху.

Все ученики тайком грызли на уроках семечки. Их всегда можно купить у старухи, сидящей возле маленького круглосуточного маркета. Семечки были бедствием всех школ. У каждой школы бессменно дежурила со своим неиссякаемым мешком такая вот баба Маня или тётя Вера. У неё всегда имелась в боевой готовности обойма маленьких кульков из прожелтевшей «Литературки», ушедших в вечность вместе с истёкшим тысячелетием материалов энных съездов КПСС, а также революционной лирики Александра Блока.

Лёнька заглянул в бывший спортивный зал. Все они уже не по разу заглядывали в это место. То, что уроки физры безнадёжно пропали — совершенно ясно. Бегать в холодную погоду во дворе в самый разгар насморочного сезона не заставит даже самый бесчеловечный учитель. А сезон снегов ещё не начался. Поэтому уроки физры пропадали. По школе слонялись целые классы.

У самого порога бывшего спортзала тихо плескали волны и колыхали бумажки, блестящие пакетики из-под картошки, разбухшие сухарики, семечную шелуху. Косицын, посвистывая, заглянул за дверь и оглядел пустующее помещение. В углу на лодке плавал кот и мокрой метлой пытался гнать мусор к порогу.

— Привет, Вавила! — позвал его Лёнька.

— Привет, Лён. — отозвался кот. — У вас всегда так?

— Ты про что?

— Про мусор. Как ты думаешь, это всё произвольно делается или это сознательный акт хулиганства?

Косицын удивился. Никогда ещё ему не приходилось думать о том, что происходит в голове ученика, когда он закончит есть чипсы.

— А дома вы тоже мусорите? — спросил меж тем кот.

— Ну, ты прямо, как учитель! — поморщился Лёнька.

Кот вздохнул и сел. Лодка закачалась.

— Я полагал, — невесело поведал он, — что ученики наедятся в столовой и не станут таскаться с чипсами по школе. Но, у них ведь есть ещё и семечки! А также жвачки! Ох, уж эти жвачки? Зачем они нужны?

— Для профилактики зубов. — ответил Лёнька, уже думая о другом. — Они понижают кислотно-щелочной баланс.

— А если… — встрепенулся кот.

Но собеседника и след простыл.

* * *

Прозвенел звонок на чётвёртый урок. Все уже промчались, а Тельмагин с компанией только ещё вошёл в вестибюль. Все трое курили у входа в школу и уже успели начать по второй, как зазвенел звонок. Ещё пару минут затягивались, а потом пошли, пряча недокуренные сигареты в ладони, а то уборщицы начнут орать. В последнее время в школе творилось что-то странное. То ли готовились к самодеятельности, то ли спонсоры расщедрились и вбухивали бабки в дебильные затеи.

Гондурас шёл по опустевшему коридору мимо дурацких ёлок в кадках. Ну, точно решили устроить детский спектакль. Понаставили между корыт деревянных гномов в разноцветных бушлатах.

— Смотри! — загыгыкал Копыто. — У них ложки и рогатки!

Гномы через одного и впрямь держали на плече, как ружья, большие деревянные половники с длинными черенками. А другие имели на вооружении большие рогатки.

Гондурас последний раз затянулся сигаретой. Пора в стойло, к однокашникам — грызть гранит науки. Он примерился и хотел уже притушить сигарету о круглый нос очкастого гнома. Но, не успел. Гном пришёл в движение и ловко, как ворона клювом, нащёлкал Гондураса по руке половником.

— Ты что?! — рассвирепел Тельмагин. — Драться, сволочь?!

Копыто хохотал: Гондурас попался на заводную игрушку! Во, потеха!

Серый тоже веселился. Он запустил окурком прямо под берёзку, и тут же был нещадно атакован ещё одним гномом. Тот соскочил со своего насеста и, забежав Серёгину за спину, и быстро-быстро заколотил его по заду поварёшкой.

— Ну, казлы! — разозлился великовозрастный детина.

Он схватил за лямки свою сумку и врезал гному по башке. Маленький козёл навернулся на бок и покатился, как барабанчик, вдоль по коридору.

— Чего стоишь, Копыто?! — вопил Гондурас. — Мочи ублюдков!

Они втроём стали нападать на ложкарей и бить их сумками по колпакам. Перевес сил явно был на стороне трёх гуманоидов. Маленькие гномы несли большой урон в рядах, их выбивали с одного удара. Впервые Гондурас понял пользу образования: штук шесть школьных учебников вместе с общими тетрадями представляли собой убойное оружие. Знания — это сила!

Но, как стало ясно далее, у гномов неплохо поставлено нападение. Едва ложкари выпали в осадок, на линию фронта вышли снайперы с рогатками. И стрелялись, гады, грецкими орехами! Рогатки у них здоровые, резинки толстые. Как врежут по окорокам, так сразу чуть не навылет!

— Отступаем! — крикнул Гондурас.

Все три мутанта отбежали в вестибюль и немного перевели дыхание. Копыте прямым попаданием въехали по амбразуре, теперь он светил хорошим фонарём.

— Не-е, брешете, заразы! — забормотал предводитель и решительно выпотрошил сумку.

— Учитесь, дебилы, обороне! — с чувством произнёс он. — Пригодится для защиты родины!

И засунул сзади в штаны учебник, а в руки взял на манер щита другой.

— Новейшей историей по архаическому прошлому! А-гонь!

Гондурас пошёл в атаку.

Он дрался, как герой. Он чуть не победил. Никита Кожемяка и рядом не валялся.

Гномы заходили с флангов, но орехи не причиняли Тельмагину вреда — его тылы защищала сама наука.

— Берите выше! — крикнул предводитель гномов. — Бейте супостата в выю!

Тут град снарядов обрушился на спину и бритый затылок защитника отечества.

— Ах, падлы! — заревел герой и снова протрубил ретираду.

В вестибюле он принял воспитательные меры к своим струсившим подчинённым.

— Мать вашу! — орал Гондурас на провинившихся рядовых. — Гномов испугались!

Тельмагин заглянул за угол. Там готовились к военным действиям. Толстяк в красном мундире строил свою гвардию. Похоже, в рядах противника не наблюдалось паники.

— Уроды! — рявкнул генералиссимус своим войскам. — Всех под трибунал! Ты, Серый, отвечай! Почему оставил командира?

— Я ранен, сэр! — отвечал рядовой, поспешно вытянувшись в струну.

— Отставить сэров! Орехами по заднице — тоже мне, ранение! Смотрите на начальство!

Он продемонстрировал учебник в штанах.

— Передовая метода! Всем повторить!

Рядовые поспешно попихали учебники в одежду.

— Мутанты, к бою! — героически воззвал Гондурас и с криком «ура-ааа!» пошёл на гномов. Вместо шлемов на головах надеты сумки.

Они почти прорвались. Ещё немного, и Тельмагин со товарищи попал бы на английский. Но, противник был хитёр! Гномы связывали кушаки, забрасывали их на вражьи выи и шли на приступ! Гондурас и сам не понял, как оказался связан на полу. Его войска бежали.

— Я требую контрибуции! — свирепо сунулся к фельдмаршалу Тельмагину маленький красный генерал и ткнул поверженного врага в нос поварёшкой.

— Я сдаюсь! — поспешно завопил Тельмагин. — Каковы условия?!

— Подобрать окурки и вымести весь мусор в коридоре!

Выполнив условия победителя, мутанты с позором убрались на улицу. На английский они так и не попали.

* * *

Физрук устал слоняться в тоске по школе. Проходя мимо места своего изгнания, он остановился и печально посмотрел на дуб. На широкой ветви совсем по-человечьи — перекинув лапу через лапу — сидел кот-сказочник и пристально смотрел на педагога.

— Всё страдаете, Евгений Викторович? — спросил кот.

Тот не нашёлся, что ответить и собрался уходить.

— А вы попроще будьте, — продолжал Вавила, — забирайтесь-ка ко мне на дуб. Есть дело.

Устроившись на широкой ветке, физрук поинтересовался, что за дело. Вавила без слов достал из дупла бутылку.

— А удобно будет? — засомневался физрук. — Всё же школа.

— Дорогой Евгений Викторович, отчего вы только теперь, когда лишились возможности вести уроки, задумались об этом? Теперь удобно.

— Что за продукт? — ушёл от опасной темы педагог.

— Не беспокойтесь, не ваша палёная водка. Продукт отменный.

* * *

Вторая смена разбежалась по домам. Завуч Кренделькова напоследок обошла и осмотрела рекреации. У бывшего спортзала она на мгновение задержалась. Вавила с физруком, сидя на дубе, пили водку на брудершафт.

Завуч вздохнула и пошла неторопливо дальше. Вавила тут же забеспокоился, соскочил с дуба и прыгнул в лодочку.

— Ты подожди меня, Евгений, — деловито обронил он, — я сейчас вернусь.

И ловко принялся грести веслом.

— Изольда Григорьевна! — догнал он завуча. — Вы сегодня заняты?

— А что такое? — неприступно отозвалась Изольда, не сбавляя шага и не оборачиваясь.

— Да я хотел вас пригласить к себе на дуб.

— Я с котами на брудершафт не пью. — отрезала Изольда и удалилась твёрдым шагом.

Вавила сел на свой пушистый зад. Некоторое время хвост его подрагивал.

— Как жаль. — проронил он. — Ну к чему эта пошлая дискриминация?

Потом вернулся к физруку.

— Так, на чём мы остановились? А она ему и говорит…

Но Евгений Викторович уже спал в дупле. Кот заглянул ему в лицо и тихонечко пропел:

— Баю-баюшки-баю-ууу, не ложися на краю-ууу.

Физрук не отозвался.

Глава 17. Ведьмина педагогика

Вероника Марковна шла на работу, как на пытку. С каждым днём в школе становилось всё гаже. Нечистая сила бесцеремонно вторгалась в учебный процесс, портила имущество. Устраивала беспорядки. И директор ломала голову: не стоит ли пойти ва-банк. Заявиться в департамент и объявить тревогу? Но тогда придётся признаться, что она не справляется с ситуацией. Её спросят: «Что вы говорите?! Сумасшедшая метла? Пироги и самовары? Какой ужас! Кот испортил ваш спортивный зал? Ведьма шляется по школе? Кто-то ведёт у вас уроки истории, а вы не знаете — кто именно?»

Она остановилась на переходе. Рядом пережидали поток машин бабушка с маленькой внучкой.

— Смотри, — назидала бабуля ребёнка, — машины тебя задавят!

Ребёнок заревел.

«А что им скажешь? — размышляла далее Вероника Марковна. — Кого нынче убедишь нечистой силой? Не принесёшь же им гнома в сумке! Впрочем, и на это найдётся убедительное объяснение.»

Она уже подходила к школьным воротам. Мимо торопились в детский сад молодые мамы и бабушки с дошколятами. Час ранний, дети не выспались и капризничали.

— Вот отдам тебя тёте! — сердилась одна мама. — Пусть тебя тётя украдёт!

Вероника неожиданно остановилась. Такие сцены она наблюдала каждый день и давно привыкла к ним. Но, сегодня её отчего-то задело.

— С чего вы взяли, — сдержанно спросила директриса, — что я украду вашего ребёнка?

Мамаша недовольно глянула на неё и поволокла сыночка дальше, приговаривая:

— Вот какая тётя злая! Смотри, украдёт!

Далее по списку должны числиться баба-Яга, дядя-милиционер, бандиты и злые собаки.

У школы ещё было тихо. Крик и беготня будут постепенно нарастать где-то минут через двадцать. Потом пронесётся шквалом последняя волна. А потом будут отдельно тащиться опозданцы. Но, некоторым детям дома не сидится. Особенно из младших классов. Родители убегают на работу и подбрасывают своих чад к дверям школы.

Гардеробщица, тётя Люба, жалеет сироток и пускает их погреться меж дверей. Там сиротки и хламят, чем могут. Рисуют на стенах толстыми чёрными маркерами, плюются в трубочку и, самое скверное, швыряют свои бесконечные петарды. От всего этого уборщица приходила в ярость и налетала на этих маленьких варваров с некоторыми выражениями.

Варвары радостно визжали, убегали на улицу и отругивались так виртуозно, что косноязычная тётя Паша плакала от невозможности достойно отвечать. На помощь уборщице приходили учителя, бегущие в школу.

— Ты знаешь, что с тобой будет дальше?! Ты вырастешь хулиганом и попадёшь в тюрьму!

Варвара тюрьма не пугала. Он таращил глазёнки и ждал, когда его перестанут трясти за рукав. В кармане лежала куча свеженьких петард.

Вот и сейчас то же самое. И снова очередной учитель уверяет, что маленький поросёнок вырастет и станет большой свиньёй.

Пройдя далее в вестибюль, Вероника Марковна бросила взгляд в спортивный зал.

— Они ругають по-матному! — пожаловалась уборщица.

Директор молча прошла мимо котовских причуд в кадушках. Гномы дружно отсалютовали.

«Я перестала удивляться дикости просходящего.» — подумала она.

* * *

Вероника Марковна, охватив голову руками, сидела у себя — в директорском кабинете.

— Кхм. — раздалось от двери.

Директор устало подняла голову. Прямо перед ней образовывали большую букву «Т» два стола, составленные торцами и примыкающие к её столу. Вокруг них стояли стулья. Здесь собирались совещания. Теперь напротив неё, в корне буквы «Т» сидела ведьма. В своих обычных лохмотьях и с клюкой. Она опиралась подбородком на ладони. Её длинный крючковатый нос нависал над ручкой клюки. А маленькие острые глазки неотступно смотрели на директрису.

— Что вам нужно? — обречённо спросила Вероника Марковна.

— Я вам помешала? — осведомилась ведьма.

— Нет, но я хотела бы знать конкретно, в чём вопрос?

— Конкретно… — старая карга задумалась. — Мне нравится это слово. Но, у меня нет особенных претензий. Так, несколько вопросов касательно просвещения. Знаете, ваш опыт показался мне интересным. Я бы хотела знать, какова конкретно, как вы изволили выразиться, цель вашего всеобуча? И какие конкретно опять же, цели ставите лично перед собой вы, уважаемая коллега?

Вероника Марковна вздрогнула. Она подумала, что ведьма нарочно оскорбила её. Но, сердиться за это на какую-то сказочную бабу Ягу было глупо.

— Ну, какие же могут быть задачи у просвещения? — спокойно ответила она. — Конечно же, само просвещение.

— Просвещение ради просвещения? — задумалась ведьма. — Не понимаю. Какие конкретно выгоды это даёт?

Слово «конкретно» явно полюбилось ей.

— Вам это, возможно, и в самом деле непонятно. — усмехнулась директор. — У вас в сказке булки растут на деревьях. И реки молочные текут в кисельных берегах. Достаточно любому лентяю поймать рыбу в проруби, как он тут же выгодно женится на богатой невесте. Ведь Иван-дурак любимый персонаж русских сказок.

— Вы не любите сказки? — спросила баба Яга.

— Не люблю. — призналась Вероника Марковна. — Они отвлекают от жизни. Кроме того, едва ли можно упрекнуть современность в том, что детям недостаёт сказок. Ими буквально кишат экраны.

— Это вы про покемонов? — догадалась ведьма.

— И про них тоже.

— Давайте вернёмся к просвещению. — предложила необычная собеседница. — Что входит в понятие просвещения? Правильно ли я поняла, что в вашем мире под этим термином понимается сумма знаний, вложенная в головы детей? И эти знания нужны для того, чтобы далее выполнять некую работу?

— Примерно так. — согласилась директриса.

— То есть ваш всеобуч занимается производством роботов?

— Да вы что?! — вскипела директриса. — К чему так утрировать?

— Хорошо. Сознаюсь, некоторый перебор. Я уже заметила, что в программе вашего всеобуча заложен некоторый морально-этический аспект. Только не поняла, является ли это некоторым придатком всеобуча, так сказать, побочным эффектом. Или является той основной идеей, что объединяет ваши довольно разрозненные дисциплины.

— Не надо демагогии. — отбрила директриса.

— Не надо. — согласилась ведьма. — Отвечайте на вопрос.

— Да, безусловно, морально-этический вопрос является главенствующим в программе формирования личности. Если общество не позаботится о воспитании своих молодых членов, то это общество начнёт погружаться в хаос.

— Какие верные слова! — с воодушевлением воскликнула ведьма. — Я вам аплодирую!

Она и в самом деле энергично похлопала в ладоши. И тут же спросила:

— Ну, и как успехи?

— Наша школа лучшая в районе по успеваемости. — достойно отвечала директриса. И это было правдой.

— Мы говорили о морально-этических аспектах воспитания. — лукаво напомнила ведьма. — Вам удаётся воспитывать будущих членов общества в пределах требуемых норм?

— Нравственность молодого поколения пока ещё оставляет желать лучшего. — сухо призналась директриса.

— Мне приятна ваша прямота. И так же ободряет это «пока». Я так поняла, что раньше с нравственностью дело обстояло ещё хуже?

— Вовсе нет. — загрустила Вероника Марковна. — Раньше как раз было лучше. Люди были проще, открытее, доброжелательнее.

— А что случилось с тех пор? Урезали программы? Сократили количество предметов? Ухудшилось качество морально-этического аспекта?

Вероника Марковна окинула взглядом противную посетительницу, как делала с теми, кто ей не нравился. К ней и раньше являлись качать права. Для таких существовал набор дежурных фраз. Опытному педагогу ничего не стоит отделаться от нелепых претензий при помощи общих положений. А такого добра у педагогов всегда хватает.

— Вы, очевидно, упустили из виду человеческий фактор. Современное общество подвержено унифицированности, и процесс продолжает углубляться. Статистические данные говорят…

— Это всё абстракции. — улыбнулась баба Яга. — Человеческий фактор, говорите? Этим термином вы обозначаете детей? Живых, конкретных Колек, Васек, Светок вы затискали в понятие человеческого фактора? Даже более того, я слышала рассуждения педагогов о рабочем материале. И, как я поняла, педагогический коллектив испытывает определённые проблемы с негодным качеством исходного сырья.

— Что вы хотите от меня?! — резко спросила директриса.

— Ну почему, — ласково проговорила ведьма, — почему вы, педагоги, так болезненно воспринимаете всякие вопросы в свой адрес? Неужели вы находите возмутительным естественное желание родителей знать, что делают с их детьми в процессе просвещения? Ответьте мне, как коллеге, вы добились результатов? Достигли планового уровня в деле нравственного воспитания подрастающего поколения?

— Негуманное общество не может продуцировать гуманную личность.

— Новый термин. Вы прямо, как фокусник. Ответьте прямо, вы довольны своими выпускниками?

— Прямо? Нет.

— Выпускаете в общество производственный брак и желаете, чтобы этот брак сам себя продуцировал? Чушь какая-то получается.

— Что вы ко мне пристали? Что вам от меня надо?! Хотите, чтобы я ответила на все вопросы, которые ставит перед нами жизнь? Да вы хоть знаете, как мы работаем?! По две ставки на человека! Финансирование недостаточное! А сколько всяких комиссий и прочих проверяющих! Люди измотаны! Мы не работаем, мы пашем, как лошади!

— И что родит ваша общеобразовательная нива?

Вероника Марковна не отвечала и только смотрела на занудливую посетительницу. Ну, что ей нужно? Что пристала?

— Сердитесь? Понимаю. Над вами столько инстанций. И вы не можете в одиночку исправить все общественные изъяны. По-видимому, вы и сами слабо представляете собственные цели. Нет, я не говорю о сумме знаний. И даже не говорю об этом вашем мифическом гуманизме. Я просто пытаюсь понять, отчего среднестатистическая школа напоминает поле битвы. Отчего так много враждебности, недоверия. От самых ваших стен тащит негативизмом. Да, ваше общество морально изношено, нравственно больно, этически ущербно. Но, вы-то каждый на своём месте разве не призваны преодолевать этот порог? Разве вы не сеете разумное, доброе, вечное? Раньше к педагогам было больше уважения? Вы желаете, чтобы вам кредитовали доверие? Но разве это не происходит каждый год, когда первоклассники приходят на первую в своей жизни линейку? Вы берете это нежное существо и формируете из него всего за несколько лет общественный хлам. Простите, коллега, но вы так и не просветили меня касательно задач всеобуча. Ни в морально-этическом аспекте, ни в общеобразовательном.

Ведьма встала.

— И что же теперь? — выдавила измученная Вероника Марковна.

— Читайте сказки, коллега. Читайте сказки. Слышали о гамельнском крысолове? Наш человек!

И ушла в стену.

* * *

По коридорам слонялся кот. Он заглядывал в двери кабинетов и спрашивал, где седьмой класс «Б».

— Иди и посмотри по расписанию. — отозвалась учительница экономики.

Наконец, Вавила нашёл искомое.

— А можно Косицына на минуту в коридор? — и тут же насочинял: — У него мама ключи забыла на рояле.

— Ты что, Вавила? — удивился в коридоре Лёнька. — Какой рояль?

— Лён, — закручинился кот-сказочник, — у меня проблемы.

И поведал эпопею борьбы за чистоту в школе. Для защиты своих творческих достижений он поставил охрану в виде гномов. Но, оказалось, что ученики слабо понимают увещевания устного характера. Тогда он вооружил на второй же перемене гномов ложками. На третьей — рогатками. Но, бой гномов с мутантами потряс гуманного Вавилу до глубины души. Он позорно оставил свою армию самостоятельно справляться с ситуацией и только наблюдал из укрытия.

— И что? Не справились? — посочувствовал Косицын.

— Справились! — с гордостью отвечал Вавила. — Противник наголову разбит! Они не прошли!

И всё же он был потрясён! Не думал кот-сказочник, что придётся такими методами отстаивать дизайн!

— И вот теперь я не знаю, что мне делать. Сдаётся мне, что Изольда была права! Неужели мне придётся отказаться от мысли облагораживать души школьников эстетикой?!

Лёнька обещал подумать над проблемой. Но, думать было некогда. После английского должна идти матика. А Лёнька пообещал маме, что не будет больше вызывать огонь на себя. Он-то думал, что достаточно просто тихо сидеть и решать примеры. Но, вышло иначе. Неосторожная Платонова опять попалась. Маргуся вызвала её к доске вместе с темя другими ребятами. И ещё десятерым дала листочки. Остальные должны решать примеры из учебника. Нормальная рабочая обстановка. Но, Платоновой надо выступать!

— Неправильно. — бросила Маргуся, лишь взглянув на доску.

— Как это неправильно? — удивилась Наташа.

— Так это: неправильно. — раздражённо отозвалась Маргуся.

И стала объяснять, как надо правильно.

— Но это то же самое, только другим методом! — не соглашалась Платонова.

Девчонки с торжеством переглядывались. Сейчас этой рыжей нагорит!

— Каким таким методом?! — рассерчала Маргуся.

Вглядевшись, она поняла, что решение и вправду верное. Только материал этот они ещё не проходили. Ситуация оказалась некрасивой. Формально Маргарита Львовна права, к графическим методам они ещё не приступали. Но, по существу, Платонова не ошиблась.

Все смотрели на учителя и ждали, как она развеет ситуацию. И решение требовалось немедленное.

— Ладно, иди на место. — проронила Маргарита Львовна.

— Что мне поставили? — не сдавалась Платонова.

— Три тебе поставили, потому что ты не сделала задание тем способом, что мы проходим. — холодно отозвалась математичка. — Цель не в решении задачи, а в освоении метода.

— Но ведь решено верно! — не выдержал Лёнька.

— А ты откуда можешь это знать? — ехидно поинтересовалась Маргуся. — Или у тебя есть ещё один учитель? Иди к доске и продемонстрируй нам свои познания по теме.

— Чего они все лезут ко мне?! — едва сдерживая слёзы, прошептала Наташа, выходя за школьную ограду.

— Кто все? — осторожно поинтересовался Лёнька.

— Говорю тебе — все! — отозвалась Платонова и резко ускорила шаг, намеренно отрываясь от соседа.

Он не стал догонять, вполне понимая, что происходит сейчас в душе девочки.

Глава 18. На поиски Натинки

Лён заворочался. Во сне к нему лезла Маргуся с дневником. Она что-то невнятно говорила. Потом явилась историчка и принялась шипеть. Вдвоём они тыкали Лёньку в лоб учебниками. Он отбивался подушкой, что было сил. Тогда враги призвали на помощь Гондураса. Втроём они загоняли Лёньку в пропасть. А оттуда уже лезли живые мертвецы!

Он придушенно завопил и заколотил ногами, убегая. И вскочил, растрёпанный, с дикими от сна глазами.

Пафнутий тоже сел в кровати.

— Опять воюешь? — спросил он. — Не с Долбером?

Лён уже успокоился и подумал: «А как там Долбер?» Нет, с Долбером он уже давно не воевал во сне. Куда там этому простоватому увальню до Гондураса! Вот кто был настоящим монстром в ночных кошмарах. И откуда только взялось это идиотское прозвище?

Увидев на столе в трапезной знакомый сундучок, Лён понял, что Волшебник опять собирается в дорогу. И даже знал, кого возьмёт с собой Гонда. И обрадовался.

Но всё же немного ошибся. Магирус брал с собой обоих.

— А как же Зоряна? — спросил он у Волшебника.

— Она сказала, что потерпит. — отвечал тот. — Дело того требует.

И более не добавил ничего. Всему своё время, как сказал он уже однажды.

Так было ещё лучше. Вдвоём Лён и Паф чувствовали себя гораздо веселее. Само путешествие приобрело характер увеселительной прогулки. Даже молчаливый обычно Гонда смеялся вместе с ними. Мороз их не тревожил. В санках на удивление тепло. Так и домчались до города, в котором Лён бывал уже два раза, а Паф — ни разу. Можно только догадываться, как далеко он был от северной реки Шеманги, от замка на горе. Здесь уже чувствовалась близость весны. Не так сух мороз, не так кусает щёки ветер. И снег уже тяжёлый, словно напитавшийся усталостью от долгих холодов.

Лён рассказал Пафу про девочку-прислугу. И оба теперь ждали, что Магирус освободит Натинку от недобрых пут, и в замке на горе появится третий ученик. Так же знал Паф и о Зоряне: Лён показал товарищу книгу с верхней полки. Вот именно поэтому Гонда брал с собой в поездки только одного ученика. Чтобы Зоряна не тосковала без человеческого голоса. Замок молчаливо проявлял к обоим свою симпатию. Наверное, она обрадуется девочке.

Но в трактире было всё иначе.

— А где же Натинка? — растерянно спросил Лён, увидев, как по оживлённому залу бегают сразу три щекастые девицы. В ярких юбках, с пышными плечами. Словно копии самой хозяйки, только помоложе. Все посетители оживлены, раздаются шуточки, играет музыка в углу.

Магирус помрачнел и направился прямиком к хозяйке.

— Ой, господин мой! — обрадовалась та, сразу узнав посетителя. — Как помог ваш талисманчик! У меня уж на другой день пошла торговля! Какой посетитель валит, с какой деньгой! Какие вина пьют, какие просят угощения!

— Мой талисман здесь ни при чём. — резко отвечал Магирус. — Я сказал тебе только, что ты не потеряешь ничего в доходах. Но, богатства тебе не обещал. Где девочка?

Хозяйка процвела и с большими глазами поведала, что девчонку забрал какой-то господин. Такой солидный с виду. Кошелёк набит, шуба дорогая. И денег дал. Только глаза у него дурные. Прямо так скажем — дрянь глаза! Зрачки-то вертикальные! А сами жёлтые, как у козы.

— Ну, мне-то что? Были б деньги! Главное, избавилась от доходяги!

— И вы отдали девочку в такие руки? Вертикальные зрачки! Вы хоть понимаете, что это такое?! — холодно спросил Гонда.

Хозяйка пожала пышными плечами. Ей всё равно.

— Кушать будете?

— Нет. Не будем. — сдержанно ответил Гонда.

— А отчего бы не поесть? — тихо спросил у Лёна Паф, когда они уже пошли на выход.

Волшебник обернулся.

— Закрой-ка левый глаз рукой и посмотри вокруг. — посоветовал он.

Лён тоже последовал совету. Они оба прикрыли ладонями левые глаза и посмотрели в зал. Все посетители притихли, даже музыка умолкла. На пришельцев уставились внимательные взгляды. Те, кто сидел спиной ко входу, тоже обернулись. И три прислуги тоже застыли на месте. Лён не понимал, в чём дело. Почему они так смотрят?

— Лир-от. — негромко произнёс Магирус, за их спинами.

И тут же лица сидящих в зале стали изменяться. Выросли на месте носов свинячьи пятаки. Вытянулись вверх и обросли волосами уши. Всё помещение оказалось заполненным гнусными тварями самого разнообразного вида. С рогами, копытами, хвостами. Даже три пышные красотки с подносами оказались мертвяками. И только хозяйка не изменилась. Она оживлённо вертелась у прилавка, наливая пиво в кружки.

Никто не трогался с места, только смотрели на троих у входа. Лён убрал ладонь. Все снова стали прежними.

— Кто же забрал девочку? — подавленно спросили они у Волшебника.

— Ещё не знаю. — задумчиво отвечал Магирус.

— А почему они нас не тронули? — спросил Паф.

— На вас охранная магия Фифендры. Таких, как она, немного. Она дарит ученикам частичку сердца.

— А с этой что? — спросил Паф, кивнув на трактир. Они уже садились в сани.

— А с этой всё. — ответил Гонда. — Она дала согласие на зло. Люди для неё ничто. Поэтому и людей теперь вокруг неё не стало.

Сани полетели.

Уже вечером, прибыв в жилище, Магирус собрал всё их маленькое сообщество в столовой. Замок был необыкновенно добр и постарался украсить стол более обычного. Но, есть никто не спешил.

— Я мечтал оставить вас обоих здесь. — сказал им Волшебник. — Мне казалось, что ещё много лет здесь будет хорошо и спокойно. Зоряна радовалась вам. Теперь будущее не определено. Всех жизненных невзгод не развести руками. Магией от жизни не закрыться, что-то неизбежно будет утрачиваться. Вопрос лишь в том, насколько человек готов идти спасать другого человека. Моя жизнь подле Зоряны, я сделал выбор и далеко не лучший. Вокруг меня замирает время, и ничего иного уже не будет. Но, перед вами есть дороги. Вы можете избрать жизнь в спокойствии и безопасности подле меня. А можете выбрать неизвестность.

— Я пойду искать Натинку. — упрямо проронил Лён. Он понял, что всё это означало.

Волшебник кивнул.

— А я пойду с Лёном. — словно извиняясь, проронил Пафнутий.

Волшебник опять кивнул. По его лицу было не понять, как он относится к этому решению. Ясно было только то, что пойти с ними он не мог. Зоряна навеки привязана к жилью, к замку на горе. Долг Магируса был в том, чтобы оставаться с ней и питать собой это призрачное существование.

— Серебряный шарик с аквамарином — вот то, что поведёт тебя по следу, Лён. — сказал он. — Лунное серебро — большая редкость. Мой шарик серебряный, погубивший Зоряну, был из лунного серебра. Сам по себе он не является магической вещью. Мне только не следовало дарить его болотной нечисти. Но, сокрытый в нём аквамарин — особый камень. Он притягивает к себе подобный и обладает магией охраны. Пока Натинка не отдаст по доброй воле мой подарок, она не пропадёт. Но, это не спасает от неволи. Я снабжу вас немногой магией. Но, сражаться при помощи магии с опытным ведьмаком — гиблое дело. Нас не тронули в трактире только потому, что я ничего не попытался сделать против нечисти. Природа волшебных сил неисчерпаема. Ты, Лён, приобщён к другому миру. Ты в нашем только гость. И постепенно твоя память в обоих мирах будет общей. Время в твоём и нашем мире течёт иначе. И помни, что ты переходишь из мира в мир в теле. Ты изменяешься и здесь и там.

Магирус Гонда достал из рукава голубой прозрачный камень на цепочке.

— Это тебе, Лён. Он будет указывать дорогу.

— А мне будет какой-нибудь талисман? — спросил Пафнутий.

Волшебник засмеялся.

— Пафнутий, ты сам и есть талисман! Ты приносишь удачу! Тебя я выбрал у Фифендры.

— Вот спасибо! — проворчал Лён. — А я-то вообразил, что подлинная ценность — это я!

* * *

— Это правда? — спросил Лён. — Правда, что я перехожу из мира в мир в теле? Что это значит?

Было утро. Они вышли из замка Гонды на светлый двор. Магирус не прощался со своими учениками, как когда-то не прощалась лесная колдунья. Но, он обещал им обоим кое-что.

— Я и раньше видел, как ты иногда исчезал ночью. — ответил Паф. — Ляжешь спать и пропадёшь. А утром снова возвращался.

Лён задумался. Значит, там, в мире, где живёт мама, а так же Маргуся и Гондурас, он тоже исчезал ночью. То-то ему снятся такие странные сны! Вот как он приносил в тот мир всякие вещицы из мира Гонды и Пафнутия! Теперь Лён понял, отчего заплясала щётка тёти Паши. Он принёс в волосах веточку с метлы в жилище кикиморы Дёрки. И сабелька, с которой он шёл в атаку, тоже из другого мира. Хочет ли он туда вернуться? Тот мир показался ему почти нереальным. Все проблемы, связанные с Маргусей и прочими, теперь были так несущественны! Только мама служила немеркнущим маячком, зовущим его к себе. Он засмеялся, вспоминая, как переживал из-за нелепых придирок пожилой учительницы. Какие пустяки!

— Как же мы спустимся? — спросил он.

— Смотри. — ответил друг.

И Лён увидел.

Издалека летели кони. Лунные кони Магируса. Развевались гривы, копыта взбивали в пену воздух. Тонкое, серебряное ржание пронзило утро. Вздымая снег, выбивая искры копытами, кони с шумом опустились на замерший двор. Они были уже осёдланы и серебряные попоны укрывали их стройные корпуса. Узда звенела. Едва коснувшись твёрдой поверхности, жеребцы утратили прозрачность и обрели реальную ощутимость живых существ. Никогда ещё не видел Лён таких коней!

— Два нам, а третий — Гонде. — промолвил Паф, не отрывая глаз от серебряного чуда. — Серебряные кони сударыни Луны не терпят тьмы в душе всадника. Они не всякому даются.

Два серебряных вихря взвились над замком и пошли вкруг высоких башен, вкруг неприступных стен. На смотровой площадке неподвижно стояла высокая фигура. Синий плащ, как флаг, трепетал на утреннем ветру. Волшебник провожал своих учеников.

* * *

— Куда лежит наш путь? — спросил Паф.

Оба они мчались по земле. При желании кони могли взвиться и лететь по воздуху, и очень быстро лететь. Но, не стоило этого делать над населёнными местами. Гонда тоже всегда опускался наземь, когда приближался к городам. Лунные кони на земле имели вполне земной вид, если бы не их диковинная стать — они были полным совершенством. А в воздухе принимали нереальный вид, словно бы просвечивали. Но, и в воздухе, и на земле они не теряли своей неутомимости.

Лён взял в пальцы аквамарин, висящий на его шее на серебряной цепочке. Магирус сказал, что камень укажет путь. Но, пока не было заметно никаких подсказок со стороны вещицы.

Почему-то Лён выбрал путь на юг. Наверно, потому что на юге пролегало множество дорог. А на востоке совсем мало жилья. Гонда забрался далеко, чтобы удалиться от нескромных глаз. Запад тоже был соблазнителен. Но, там большие города. И Лён рассуждал, что едва ли тот, кто держит Натинку в плену, выберет для обитания густонаселённые места. Лёну представлялась глухая местность. Может, дикие леса. А, может, гористые равнины. Где-то среди них живет ведьмак с жёлтыми глазами и вертикальными зрачками. Он похищает детей? Всё это следовало выяснить, а пока Лёна тянуло на юг.

Иногда они взмывали в воздух на своих волшебных скакунах и осматривали землю с высоты птичьего полёта. Если поблизости не наблюдалось населённых мест, то летели воздухом. Во время одного такого взлёта, на горизонте завиднелся город.

Лён уже хотел забрать в сторону, чтобы облететь это место стороной. Не может, по его представлению, там быть ничего достойного их интересов. Следовало искать нечто более таинственное, нежели большой человеческий муравейник.

Но тут ожил аквамарин на его груди. Камень словно воспламенился и воспарил сам собой.

— Эй, эй, что это? — удивился Лён. — Смотри, Паф, он тащит в город!

Цепочка в самом деле натянулась на его шее. Камень определённо указывал на город. Едва всадники определились с направлением, как камень успокоился. Более сомнений не было. Путешественники опустились ниже. Первое время они летели низко над землёй, потом кони сами перешли на бег и звонко застучали копытами по ледяной земле.

Дорога расширялась. Лесной путь превратился в большак. По нему скользили сани, ехали верховые. Кто-то смотрел с удивлением на двух подростков на великолепных скакунах. Но, большинство не обращало никакого внимания. Везли скирды сена. Везли горы бочек, деревенскую живность, мороженую рыбу, мешки с мукой. И много-много всего иного.

— Вот будет скверно, — пробормотал Пафнутий, — если к нам начнут приставать. Не хотелось бы тут же взлетать на воздух.

Лён и сам немного опасался, но предпочёл ничего не говорить. Там будет видно.

Целый день друзья ездили по городу. Аквамарин ничего не подсказал им. Непонятно было, зачем вообще сюда явились. И решили оба, что ошиблись. Просто солнце выбросило лучик сквозь тучи, и камень заиграл. Поэтому было решено отправиться на ночлег в какой-нибудь постоялый двор. Благо, что Магирус щедро снабдил их деньгами.

Подходящее место нашлось скоро. Вокруг базаров всегда имеется множество мест для приезжих. Зимой не всякий решится ночевать в санях. Оттого народу в гостинице оказалось много. И Лён с Пафом лишь за двойную плату получили небольшую комнату и устроили своих коней.

— Вы приезжие, господа? — спросил их хозяин.

Узнав, что они точно приезжие, посоветовал не пугаться, если случится обыск. При виде удивления своих гостей, он поведал, что уже с месяц рыщут по всему городу и окрестностям солдаты. А кого ищут — неизвестно. Так что обыск может случиться как днём, так и ночью. Так оно и произошло.

Ночью, когда Паф с Лёном забились под грубые покрывала, щёлкая зубами от холода, их внезапно разбудили. В лица им засветили фонари и чей-то простуженный голос произнёс:

— Похоже?

— А кто его знает? — ответил другой.

Лён спросоня сел и зажмурился от света.

— Кто это? — недоумевал он, забыв о предупреждении хозяина.

— Волос рыжий. — между тем продолжал голос.

— Зато конопушек сколько! — возразил другой.

— Эй, вы меня обсуждаете? — недовольно спросил Лён.

— А что конопушки? У рыжих обычное дело по весне конопушки.

— Кончайте тут разлагать меня на множители! — рассердился обладатель злосчастных конопушек.

Тут из-за фонаря выбралась рука с грязным ногтем и устремилась прямо в нос Лёну.

— Ты посмотри, какой нос!

— Паф, ты слышал?! Мой нос им не угоден!

— Давай отправим, куда следует, пусть разбираются без нас! — продолжали решать свои дела невидимые собеседники.

— Что такое? — сонно отозвался Паф. — Опять кормить лягушек?

И тут их ловко выхватили из постелей и плотно завернули в какие-то многочисленные одеяла. И никакие оправдания не помогли. Из своих обёрток Лён слышал торопливый говорок хозяина постоялого двора:

— Так я коняшек, значит, заберу? Я тоже так подумал, какие справные коняшечки! Зачем этим детям такие чудные лошадки? Небось украли.

Ему ничего не отвечали. Оба путешественника чувствовали, как их несут по лестнице.

«Вот так попались!» — подумал Лён.

Сначала их везли в санях. Потом понесли куда-то. Потом аккуратно уложили на полу и стали раскатывать многочисленные покрывала. И вот испуганные Лён и Паф увидели, что оказались в каком-то богато украшенном помещении.

— Что-то не похоже. — с сомнением проговорил некто, по виду похожий на солдата.

Теперь незадачливые путешественники могли рассмотреть своих похитителей. Немолодые мужики, с усами, в зипунах и высоких шапках.

— Что вам нужно от нас? — сердито спросил Лён.

— Я и сам теперь вижу, что не похоже. — с огорчением отозвался другой.

— Извольте объясниться! — Паф вскочил и подбоченился.

На него никто не обратил внимания. Оба мужика рассматривали Лёна.

— А с другой стороны, ежели постричь волосья…

Послышался шаркающий звук шагов, и оба похитителя с испугом обернулись к двери.

— Вашество, — начал объяснять один, — ошибочка внове вышла. Сызнова принесли не то.

— Пустите, сам взгляну. — раздался недовольный голос.

Похищенные увидели небрежно одетого пожилого человека. Едва взглянув на Лёна и опять-таки, никакого внимания не обратив на Пафа, он вздохнул.

— А второй зачем? — спросил он.

— Да ведь, — замялись похитители, — в одной койке-то лежали!

— А другой и не было. — недовольно отозвался Паф. — И холод собачий. Мало двойную цену заплатили. Да ещё и лошадей теперь отняли.

— Так обратно отнести? — спросили двое. — Или сами добегут?

— Неслабый сервис! — изумился Лён.

Человек, собравшийся было выйти, обернулся и внимательно посмотрел на него.

— Откуда вы взялись? — спросил он. — И что делаете в моей стране?

Глава 19. Мутанты не пройдут!

Лёнька проснулся от завываний будильника.

— Паф! — позвал он. И тут же понял, что Пафа тут быть не может. Он у себя дома. И, кажется, должен сейчас бежать в школу.

«А какие сегодня уроки?» — образовалось в голове.

Лён заметался по комнате. Отыскал дневник, но не смог понять, какой день на дворе. Включил телевизор. Но, кроме времени и температуры ничего так и не узнал. Потом догадался включить компьютер. Так выяснилось, что нынче среда, а на дворе октябрь 2005-го года.

— Да какие же уроки на сегодня?!

Из мыслей не шёл Паф. Этот дядька, к которому их принесли, оказался королём в маленьком, правда, королевстве. И у него пропала дочь, принцесса. Два месяца назад пропала. И вот теперь её ищут по всему королевству. Дело это держалось в тайне ото всех. Король подозревает, что дочку могли переодеть в мальчика, поэтому повелел доставлять к нему всех подростков с рыжими волосами. Потому что дочка его рыжая. и звали её Натинка. Мало того, король показал её портрет. И это точно было она! Не обманул аквамарин!

И вот в такой неподходящий момент Лён проваливается в свой мир и должен теперь тащиться в школу. А он не знает, учил ли уроки. Да если и учил, то не помнит!

Наконец, Косицын выбежал из дома. Вспомнил, где школа, и помчался, понимая, что опаздывает.

— Явился, голубь мира. — мрачно приветствовала его Маргуся. — Иди к доске.

— В чём дело? — спросила она его через пять минут. — Вчера ты это знал.

Вчера! Это вчера было более месяца назад! Получив двойку он поплёлся на место и обнаружил, что соседки рядом нет. Значит, заболела. По причине вирусного гриппа отсутствовало шесть человек. Запоздало Лён сообразил, что тоже мог бы притвориться заболевшим. Мрачно он раскрыл учебник. Некоторое время тупо смотрел на символы, потом в голове стало проясняться. Тема-то знакомая. Да точно! Он решал эти примеры!

— А я знаю, как решить всё это! — выпалил Лён.

— А как меня зовут, ты знаешь? — поинтересовалась учительница. — Может, также тебе известно, что следует поднимать руку, если хочешь что-нибудь спросить?

— Да, я знаю. — отозвался Лён, сосредоточенно листая назад страницы. — Тебя зовут Маргуся. Да, точно, я это всё знаю.

Косицын поднял голову и огляделся. Весь класс смотрел на него со смесью восторга и ужаса. Почувствовав неладное, Лёнька перевёл глаза на Маргусю. Ой, на Маргариту Львовну! Капец тебе, Лёлё! Полный перпендикуляр!

— Вон из класса. — страшным голосом проговорила учительница.

— Ну ты и вмазал, Лёлик! — потрясённо сказал ему на перемене Федюня. — Ну она тебя и откантует!

Но Лён почему-то не испытывал стресса. Гораздо более его заботило, что джинсы стали почему-то коротковаты. И рубашка тесна в плечах.

— Какой следующий урок? — спросил он.

— Ты точно чокнутый. — ответил Бубен.

Память возвращалась быстро. Лён понял, что ночью он опять вернётся в другой мир. Паф даже и не заметит, что его товарищ исчезал. Разве, если проснётся посреди ночи.

Они неплохо устроились в королевском дворце. Едва король узнал, что его дочь видели в другом месте, так тут же распорядился позаботиться о гостях. А теперь Лёну нужно позаботиться и о себе. Он листал учебник английского, быстро возвращая себе знания.

Тут его и отыскал Вавила.

— Ты обещал подумать над моей проблемой. — зашептал он.

— Прости, Вавила, не подумал. — покаянно произнёс Лён. — Я два месяца подряд пробыл в твоей стране.

— Ну и как там? — оживился кот. — Скоро весна?

И тут же принялся излагать суть вопроса. Дело в том, что он, Вавила, борется за чистоту на вверенном ему участке. Но, обстрел виновных орехами превращает его маленький садик в свалку. И, кроме того, кот опасается за окна. Нет ли у Лёна более гуманных способов внушения?

— Могу предложить водяные пистолеты. — по некотором размышлении выдал товарищ. — Кому понравится ходить мокрым!

Идея Вавиле понравилась.

— Давай, давай, рисуй чертёж! — торопил он. — Главное, изложи идею, а с остальным гномы справятся.

Схватив листок бумаги, он умчался. А Лён отправился на инглиш.

* * *

— Вона оне! — торжественно доложила тётя Паша. — Идёть!

Вавила осторожно выглянул. Он опасался Гондураса. Кто знает, на что способен этот трилобит! Чего ради таких держать в школе?! Мужику давно пора жениться, срубить избу, завести детишек! Понятно, что взбесишься, если тебя, как малолетку, заставляют ходить в школу! Кот-сказочник искренне полагал, что с образованием в этом мире полный швах. К чему так много информации? Тем более, как он выяснил уже, кроме грамоты и счёта весь остальной объём знаний оказывается излишним. Самые продвинутые ученики, если и идут в науку, то становятся узкими специалистами.

Итак, он идёть. Вавила вдруг засомневался, будут ли эффективны против мутантов его новые водяные пистолеты.

— Не беспокойсь. — отвечали гномы. — Не пройдут.

Едва Гондурас приблизился к короткому коридору, то вместе с рядовыми наткнулся на кордон из гномов.

— Досмотр личных вещей. — сурово объявил красный генерал. Все остальные важно стояли, держа руки за спиной и выпятив вперёд толстенькие пузики.

— А не дать ли тебе в зубы, чтоб дым пошёл? — иронично осведомился группенфюрер Тельмагин.

— Ответ отрицательный. — важно заявил главнокомандующий. — До полного уничтожения противника остаётся десять секунд. Раз! Пушки к бою!

Гномы выставили водяные пистолеты.

— Два! Толо в боевую готовность!

— Щас напугаюсь, мля! — заржал Копыто.

Гномы завертели шариками на верёвках.

— Ну, отпад! — хохотал Гондурас. — Давайте я посчитаю: три, четыре, пять!

— Как скажешь. — согласился генерал. — Шесть, семь, восемь!

— Первый раунд! — потешался Серый.

— Девять, десять! Атакуем! — крикнул потешный командарм.

В тот же момент взвились шарики и мгновенно опутали крепкими нитями по ногам и рукам троих мутантов. Гондурас и не понял, как оказался на полу.

— Вы имеете право молчать. — заявил гном, приставив к ноздрям Тельмагина водяной пистолет.

Остальные в это время потрошили сумки и выбрасывали из них сигареты, жевательную резинку, зажигалки. Оставив только чисто учебные предметы, гномы обыскали также и карманы своих врагов. Вытащили семечки. После чего сняли с них путы, поставили деморализованных гуманоидов на ноги и приказали:

— Грызть гранит науки шагом марш!

На всё на это смотрели из-за угла Вавила и обе уборщицы. Технички были в восторге, а Вавила подавлен.

— И это эстетическое воспитание?! — прошептал он, бессильно привалясь к стене. — Что за злодейство я творю?!

На следующей перемене он опять побежал искать седьмой «Б».

— Что, неужели прорвались? — спросил Лёнька, которого Вавила отыскал в столовой. Там тоже были свои проблемы, но они легко решались при помощи волшебной щётки. А кот поставил перед собой воспитательную задачу.

— Нет. Не прорвались. — удручённо поведал он.

Услышав, как гномы разделали мутантов, Лён восхитился. И тут же предложил изготовить автоматическое оружие, стреляющее горохом. А ещё скорострельный арбалет с проволочными пульками. Можно пустить летающую вертушку, чтобы разбрызгивала чернила. Он даже раскрыл тетрадки со старыми техническими идеями.

Вавила остолбенел.

— Дубовый лист! Да что же у вас за цивилизация?!

* * *

Изольда Григорьевна торопливо проверяла тетрадки, когда в дверь поскребли.

— Да-да! — ответила она, не поднимая головы.

Дверь тихо скрипнула, но никто не вошёл.

— Я слушаю. — напомнила она, всё так же не глядя.

— Гм. — раздалось от входа и кто-то шмыгнул носом.

В дверях стоял на задних лапах Вавила и картинно опирался о косяк.

— Вы заняты, Изольда Григорьевна? — вежливо спросил он. — Я вот тут подумал: может, вы не откажетесь составить мне компанию и выпить чашечку кофе?

— Ну как же я могу устоять перед джентльменом?! — с лёгкой иронией ответила Изольда.

Кот, как фокусник, откуда-то из-за двери выхватил подносик и торжественно внёс в самом деле горячий кофе.

— Сам готовил? — с подозрением спросила завуч.

— Нет, конечно! Королёву заставил. — признался он.

— Ну, хорошо, — расслабилась Изольда, — излагай проблему.

— Вы читаете в моей душе. — печально проронил Вавила.

В следующие полчаса кот покаянно признавался в том, что переоценил свои силы. Он простодушно полагал, что зрелище прекрасного облагораживает души. Что эстетика ценна сама по себе. Он хотел, чтобы ученики, идя на уроки, получали заряд бодрящей свежести не из упаковок со жвачками, а от матери-природы. Он хотел превратить для них школу в родной дом! И как ошибся! Он пытался защитить этот маленький уголок природы и дошёл до изуверства! Кончилось тем, что гномы просто перестали пускать детей в коридор!

Как это произошло, что его, Вавилы, цели оказались переориентированы? Ведь живой уголок в коридоре поначалу задумывался только лишь как эстетическое средство! А потом совершенно незаметно дизайн превратился в самоцель!

Для защиты интерьерчика кот призвал гномов. Эти трудяги взялись за дело с присущей им серьёзностью. Потом их пришлось вооружить. Вавила избрал поначалу ложки. Думал, что это будет выглядеть комично, и ученики осознают непотребность собственного поведения. Но, младшие школьники начали обстреливать гномов из рогаток. Гномы быстро переняли техническую новинку и на следующей перемене победили самого Гондураса. Потом началась гонка вооружений. И вот теперь Вавила понял, что сохранность собственных затей для него важнее, чем удобство школьников. Теперь все ходят через другой коридор и хламят там.

— Смейтесь надо мной! — трагически распинался кот. — Плюйте мне в душу! Кидайте помидоры в галстук! Жалкий сноб! Убогий моралист! Педагогически несостоявшеся ничтожество!

Изольда внимательно слушала.

— Знаешь, Вавила, — задумчиво произнесла она, — а давай тяпнем ещё по рюмке кофе.

— Давайте! — оживился кот и тут же крикнул в коридор: — Королёва! Ещё кофе!

Вбежала повариха с кофейником.

— Ой, как хорошо, Изольда Григорьевна. — забубнила она. — А то так надоело смотреть, как самовары безобразничают. Душа болит! Даже пироги не лезут в глотку!

— Иди, Королёва. — распорядился Вавила.

Повариха послушно вышла, оставив кофейник на столе.

— Видишь ли, Вавила, — серьёзно произнесла завуч, — не ты один испытываешь такие затруднения. Школа это только отдельный пример, маленькая иллюстрация общенационального бедствия. Надо признать, что в целом, несмотря на технические достижения, мы варварская цивилизация. Саморазрушающееся общество. Когда-то, ты верно заметил, я читала Стругацких и верила, что подлинная наука, проникая в жизнь, преобразовывает её к лучшему. А теперь я вижу, что технология сама по себе не только не спасительна, но даже и опасна. Неандерталец с автоматом опаснее того же неандертальца с дубиной.

— При чём тут это? — спросил Вавила. — Я говорил о душах.

— И я о них же. Та же жвачка — продукт развитой технологии. Она предназначена для профилактики зубов. А что ещё нужно человеку, как только не почистить зубы после еды? Наше общество — это технически оснащённое стадо неандертальцев. Для каждого ценно только личное пространство. Всё, что вне — обычная помойка. И это закреплено генетически. Всё, что мы делаем тут, только воспитываем обычных потребителей простейших жизненных благ. Здесь никому не нужно ничто возвышенное, ни даже эстетически привлекательное. Ты не ездил в наших трамваях, в которых нет ни одного целого сиденья. Не заходил в подъезды домов, в подземные переходы. Ты не видел улицы после схода снега. Ты не слышал площадной ругани от дошколят. Бесполезно предлагать нашим соотечественникам в качестве душевного лекарства простые эстетические меры. Рождённый ползать летать не может.

— Я тебе не верю, Кассандра. — ответил кот. — У тебя обыкновенная депрессия. Считай, что просто попили кофе.

Вавила соскочил со стула и поспешно удалился.

Как он её назвал?

Глава 20. Негуманный полтергейст

Директор Вероника Марковна шла по коридору в вестибюль. А где же ёлки и берёзки? Ничего такого не было и в помине, хотя только утром она отметила неплохой дизайн. Эти гномы выгодно смотрелись на фоне стен, крашеных почти бесцветной краской.

Подивившись, пошла дальше. Тут её догнала шеф-повар Королёва.

— Вероника Марковна, — засопела она, — чем будем платить налоги? Торговли-то нет никакой.

— Попробуй продавать пироги с прилавка. — посоветовала директор.

— Пробовала уже. Да кто брать будет, если на столах всё бесплатно.

Вероника Марковна вздохнула и заглянула в столовку. Самовары немедленно отсалютовали чайниками на крышах.

— Баба Яга не проходила? — спросила она Королёву.

— Да Бог с вами, Вероника Марковна! — испугалась та. — Я боюсь ведьмы до упаду!

Директор пошла дальше.

В вестибюле наблюдалось оживление. Гномы заносили в злосчастный спортзал доски, которые уже неделю бесполезно загромождали закуток в вестибюле.

— Делають! — оповестила её тётя Паша.

Не слишком понимая, в чём дело, директор заглянула в зал. К великому её облегчению, дуба там больше не было, как не было и озера. Гномы снимали со стен дико разросшуюся растительность. А посередине зала, где зияла большая дыра от дуба, кипела работа. Заливали цемент, резали доски, настилали полы. Работа спорилась.

Не веря своей радости, Вероника Марковна зашла в помещение. Точно — ни следа тростников! Нет лодок и цепи. Значит, больше никаких сказок!

Всеми работами руководил кот Вавила. Он надел бейсболку задом наперёд, большие очки и ходил с блокнотом.

— А, Вероника Марковна! — заметил он директора.

— Я вижу, вы одумались, Вавила. — одобрила она.

— Баюнович, пожалуйста. — ответил кот. — У меня есть отчество. Кстати, Вероника Марковна, я просмотрел документы, что тут оставили рабочие. В накладной значится линолеум. Двадцать рулонов. Где недостающие четыре?

— Я выясню. Не могли бы вы сказать, Вавила…э-ээ…Баюнович, как найти ведьму?

Он вытащил откуда-то сбоку пейджер и заговорил в него:

— Фифендра Рюриковна, к вам просят аудиенции!

— Я на втором этаже. — раздалось с потолка.

Дивясь про себя, Вероника Марковна поспешила вверх по лестнице.

Ведьма в своих живописных лохмотьях стояла у окна.

— Коллега, у меня к вам дело. — обратилась к ней директор, не решаясь назвать ведьму бабой Ягой.

— Стена плача. — отозвалась та.

— Что? — не поняла Вероника Марковна.

Колдунья указала на противоположную стену. Там у дверей, уткнувшись носом в замок, стояла и тихо плакала маленькая белоголовая девочка.

— Диман, негодник, тычет в спину линейкой, пока учителка не видит. — пояснила баба Яга. — А достаётся всё Светланке. Превратить, что ли, его в лягуха? Пусть жрёт червей в садке.

— Да вы что?! — ужаснулась директор. — Разве это метод?! Это же бесчеловечно!

— Уважаемая коллега, моя специальность — злодейство. — хладнокровно заявила ведьма. — Но ради вас и ваших гуманных принципов я не трону Димана. Я превращу в жабу ту учителку, что хороших детей делает изгоями, а плохих ничему хорошему не учит. Не здесь ли, за этими дверями создаются проблемы вашего морально озабоченного общества?

— Не надо никого ни во что превращать!

— Тогда идите и, пока моё терпение не лопнуло, объясните педагогу его задачу. — отрезала ведьма. — И прошу помнить, что мы, полтергейст, в отличии от вас отнюдь не гуманны.

Когда справедливость была восстановлена, и обалдевшей учительнице были объяснены её возможные перспективы, Вероника Марковна вернулась к бабе Яге.

— Я рада, что Вавила осознал ошибку. — издалека начала она, желая польстить неуступчивой старухе.

— Он просто меняет методы исследования. — невозмутимо отвечала та, чем очень насторожила директора.

— Я бы просила вас прекратить это безобразие в столовой. — едва сдерживаясь, проговорила она.

Баба Яга изумилась. Чем же помешали школе вкусные пироги и свежая заварка? Или всем нравится поглощать чуть тёплую жижу, лишь отдалённо напоминающую чай? Все обожают хронически подгоревшие пироги непонятно с чем? Или котлеты, от которых даже собаки пятятся в испуге? Или слипшиеся макароны с соусом, от которого стошнило бы лягушку? А что там сохнет по две недели на витрине? Кабачковая икра? Неужели? Сколько раз её уже ели?

— Не в этом дело, — с тяжёлым сердцем стала объяснять директор, — столовая — это предприятие. Оно построено на финансовой основе. И оно платит в казну налоги. А с чего платить налоги, если торговли как таковой нет?

— Понимаю. — грустно ответила баба Яга. — Вашему обществу противопоказана благотворительность. Да, в общем-то, я тут ни при чём. Просто один из ваших учеников потерял в столовой волшебную корку.

— Есть ещё один аспект. — не сдавалась директор. — Всем ученикам дают в школу деньги. Теперь, когда они экономят на ваших пирогах, эти деньги идут на дурные цели. Например, на сигареты и не только.

И она поведала изумлённой бабе Яге про бич образовательной системы, то есть семечки.

— Я пойду и превращу в мокрицу эту вредительницу! Эту подрывницу общественных устоев! — рассердилась ведьма, имея в виду старуху с семечками у круглосуточного маркета.

Не надо превращать старуху. Ей не хватает пенсии, а сын-алкоголик отбирает последние купюры. Кроме того, есть и другие соблазнительные вещи. Орбиты и диролы, х-сайты и стиморолы, в целом призванные беречь зубы нации и обеспечивать кислотный баланс в её рту, нещадно подрывают общественную мораль учеников. Последние бросают обёртки по углам, и лепят жваки где ни попадя.

— Значит, всё зло в торговых точках? — догадалась ведьма. — А они построены на финансовых основах. И платят налоги, из которых вы, учителя, получаете зарплату. И, следовательно, вам не выгодно избавляться от них. Поэтому вы кротко избавляетесь от бесплатных пирогов. Всё поняла. Логично.

Директриса неохотно согласилась. Эта ведьма умеет всё перевернуть с ног на голову.

— Вы понимаете, — толковала она, стараясь довести до дремучей коллеги сложности общественного устроя, — не нами так придумано.

— Да понимаю, — отзывалась баба Яга, — всё идёт сверху. Но, если вы советуете мне направиться в Госдуму, то я вас разочарую. В высшем эшелоне власти давно резвятся барабашки. И не нашего с Вавилой пошиба. Нет, Вероника Марковна, не перекладывайте проблемы с больной головы на ещё более больную. Меня конкретно волнует то, что происходит именно в этой школе. А не реформация общества в целом. Хотя, какая разница? Везде одно и то же. Но, я выполню ваш социальный заказ.

Отвернулась и по своему ведьмачьему обыкновению ушла в стену.

* * *

Вернувшись домой, Лёнька застал дома маму.

— Заболела. — гундосым голосом сказала она.

Лёнька плюхнулся рядом на диван, взял пульт и переключил канал. Зоя молча отобрала у него игрушку и вернулась обратно.

— Мам, тебе не надоело смотреть про всяких золушек? — спросил он.

— Знаешь, у меня выпал один свободный день и я хочу получить немного удовольствия. Кроме того, везде одни сериалы.

— А вот у Макса Коровина папашка использует сериалы совсем для других целей. Он как перегрузит водяры с пивом, так вместо того, чтобы два пальца в рот, начинает переключать каналы. Как увидит латиноамериканский сериал, так и блюёт в тазик. Особенно хорошо получается про Толстушку. Да и меня тошнит, как только подумаю: как им удаётся так её надуть!

— Очень смешно. — сказала мама, неотрывно глядя на экран.

— Да. Очень. Особенно мне нравится, как выглядят сцены с пожаром. Зажгут газету, бросят её на пол и над ней разыгрывается трагедия: «Я умоляю вас, спасайтесь! А я останусь и умру!» — «О, нет! Мы не оставим тебя, няня! Мы тебя так любим!» — «Бегите же, торчки моей души! Здесь скоро всё погибнет!» — «Нет, няня, лучше мы погибнем все!» — «Спасайтесь, идиоты, газета скоро прогорит!» — «Но как же так?! У меня ещё страница текста!»

— Ну и что. Надо же людям как-то деньги зарабатывать. Уж всяко лучше, чем я за гроши ломаюсь. Кроме того, в этом сериале содержится глубокая житейская мудрость. Некрасивая девушка тоже достойна любви, особенно, если она ещё и умная!

— Да полюбит он её, начальник этот! Сразу и полюбит, как только она наденет нормальную одежду, сменит очки и сделает причёску!

— Она не может. — рассеянно пояснила мама, не отрывая взгляда от экрана. — У неё родители такие.

— А, ну тогда другое дело. Ты знаешь, мам, ты передай там этой Кате, что я извиняюсь.

Он решил пойти послоняться по улице. До ночи ещё далеко.

— Коса, ты за кого? — налетел на него Федюнчик. — За скинов или за панков?

Лёнька соображал медленно. Очевидно, вопрос был немаловажным. То-то он заметил, что в классе произошло явное разделение. Образовались две противоборствующие группировки. Одни развесили кольца на ушах, а другие заклепались. Он-то по отсталости своей подумал, что это всё шуточки. А оказалось, что тут в действии принципиальные вещи.

— Мы делаем скинов, как парафин! — с восторгом восклицал Федюня.

И поведал архиважную вещь. Не далее, как завтра панки собираются устроить скинам засаду.

— А они вас не покидают? — с сомнением спросил Лёнька.

— Ты чё?! — с презрением смерил его взглядом Бубен. — У нас бригада!

Интересы со старым другом явно разошлись, и Бубенцовский не скрывал этого. Послонявшись по улице, Лён обнаружил, что сильно не в курсе дела. Одноклассники звали его то к скинам, то к панкам, то к рэперам, то к готам. А он был, как дурак в консерватории, и ничего не понимал.

Убедившись, что на улице сегодня лучше не возникать, Лёнька отправился обратно. Надо подготовиться к урокам. А то опять месяца два спустя свалится в свой мир и обнаружит, что русского языка не понимает.

До ночи ещё было далеко и, значит, до Селембрис — тоже. Чтобы не изнывать от нетерпения, он начал прибираться в столе и на книжной полке. Откуда-то посыпались его тетради, в которых он так старательно рисовал оружие и рыцарей.

У Лёньки явно было дарование. Доспехи рыцарей выписаны так тщательно, все блики на металле, как живые. Он вспомнил волшебные краски в замке Гонды и загрустил. Какие картины он писал!

Незаметно для себя Лён снова взялся за карандаш и изобразил самого себя на лунном коне в доспехах. Куда же он едет в таком виде? Требовался достойный противник. Лён вспомнил, что так и не снабдил новую поэму иллюстрациями. Было уже часов девять вечера, совсем темно. Мама заснула перед телевизором и Лёну никто не мешал. Он забрался на диван с широкой книжкой, чтобы подложить под лист, и продолжал рисовать, пока сон не сморил его. Так и заснул с карандашом в руке.

* * *

У ночного маркета назревал конфликт. Гондурас после отсутствия на посту по причине рогов и копыт снова явился на прикормленное место. Но, тут его ждало разочарование. Нашлись другие желающие охранять машины. И — самое обидное! — девицы немедленно навешались на конкурентов. Авторитет пахана грозил завять. Дело можно поправить путём переговоров. Но, выставлять пиво было не на что — за больничный Гондурасу не платили. И дойные седьмые классы разболтались за те три дня, что он хрюкал на диване перед видаком. Но, показывать слабость нельзя.

Тогда Гондурас попёр внаглёж. Он начал качать права и с огорчением обнаружил, что всерьёз его не воспринимают. Конкуренты были в курсе некоторых подробностей его постыдных тайн.

— Эй, Дурас, — обозвал Тельмагина соперник, — куда уши спрятал?

Его шестёрки заржали в восторге от остроумия босса. А бабы давай шушукаться на ухо друг дружке.

— Похрюкай, Теля! — глумились подонки, вспомнив его детское прозвище.

Плох был бы Гондурас, если бы купился на такой прикол! Он понял, кто слил информацию в эфир. Конечно, этот Коса, который и подсунул ему то зелье.

— Желаешь знать, где ширево берётся? — с прищуром спросил он. — Неслабая штука. Задирает нехило.

— Чё, сильно глючит? — поинтересовался конкурент.

— С копыт валит. — вставил реплику Копыто.

— И без привыкания. Лично для себя. — добавил догадливый Серый.

— Да ну? — не поверил Комбриг, в просторечье Комаров.

— Есть один пацан… — многозначительно подкинул Гондурас. И удалился, словно потерял интерес к лачуге. У серьёзного пахана есть дела важнее, чем всю ночь стеречь чужие тачки.

Глава 21. Ведьмак

— Значит, Натинка принцесса? — удивился Лён и задумался. Не похожа она была на принцессу. В кабаке он видел испуганную и задёрганную девочку. Наверно, она тоже лишилась памяти. Ведь Лён так и не помнит, как попал к колдунье. Возможно, старуха, что поместила похищенную принцессу к трактирщице, тоже была ведьмой. А от Фифендры они знали, что злых волшебников в Селембрис навалом. Им просто повезло, что они попали к Фифендре. Зато у Натинки судьба сложилась иначе.

Оба уже выехали из города. Делать больше там было нечего. Никаких подробностей похищения не известно. Просто утром служанки вошли в спальню принцессы и обнаружили пустую постель. И более её никто не видел. Словно растворилась в воздухе.

Король распорядился вернуть двум странникам всё их имущество. Впрочем, коней возвращать не пришлось. Те сами разнесли конюшню в постоялом дворе и примчались к королевскому крыльцу. И вот теперь они снова вышли в путь.

Утром Лён проснулся с карандашом в руке. Перенос из одного места в другое его уже так не шокировал. И он рассказал Пафу о том, как, забывшись, назвал на уроке матичку Маргусей. И как его выставили за дверь. А карандаш за ненадобностью сунул в седельную сумку и забыл о нём.

Куда теперь? Аквамарин помалкивал. Тогда было решено навестить тот город, где в трактире ранее работала принцесса. Страшно, конечно, соваться в логово нечистой силы, да только они и так влезли в опасное дело. Если Гонда не отговаривал своих учеников, значит, вполне можно справиться.

Чтобы попасть в в нужное место, нужно только сказать скакунам, куда всадники желают попасть. Лунные кони понимают слова и почти разумны.

Снова замелькали заснеженные леса. Солнце пряталось за сплошным бесцветным покрывалом облачности. И дорога постепенно стала приедаться своим однообразием. Друзья уже не радовались и не смеялись. Укутавшись до бровей в шарфы, они молча летели на конях, стремясь быстрее к цели. Лунные кони холода не боятся, зато всадников ветер просто оглушает.

* * *

Город показался ещё издалека. Уже на подступах они заметили, как погрязнел снег вокруг него. Потом снизились и поехали по земле. Скакуны только символически касались земли кончиками копыт. А то утонули бы, как прочие, в мутной снежной каше, которая кишела на дорогах. Вокруг застревали конные экипажи. Наконец, друзья не выдержали и подошли к одному крестьянину, в одиночку вытаскивающему возок.

— Ох, спасибо, люди добрые, — обрадовался он, — помогли страждущему! Что за диковинная весна нынешним годом?! С чего бы снегу таять в такую рань? Да и холода ещё не кончились. А в городе всё растеклось! Ни пройти, ни проехать добрым людям!

От словоохотливого селянина они узнали, что с некоторых пор в городе стало нехорошо. Воровства стало много. Дома горят ни с того, ни с сего. Разоряются люди и уходят. Скот подыхает. А посреди главной площади теперь болото.

Новости были и впрямь интересны. Друзья переглянулись. Не от того ли трактира всё пошло? Неужели, город захвачен нечистой силой? И они погнали коней.

Центральная площадь представляла собой огромную и глубокую яму, заполненную грязью. Она образовалась на месте провалившейся мостовой. В эту вонючую жижу сползали дома, стоящие по периметру площади. Они уже разрушались, с них осыпались крыши. Люди оставили эти жилища. В остальном весёлый когда-то город представлял собой унылое зрелище.

На городском базаре торговля шла, но какая! Вместо весёлых палаток и резных деревянных будок торчали покосившиеся, наспех сколоченные ящики. Не было ни зазывал, ни богатых купцов. Не продавали бублики и пряники, не зазывали на блины. Не разносили в лотках пироги. Зато сидели какие-то мрачные личности, разложив перед собой гнилой и тощий товар. Вместо флагов на шестах болтаются грязные тряпки.

Люди шли, не отвечая на приветствия. Только хмуро огрызались, когда их о чем-то спрашивали.

Вот и тот трактир, где Лён увидел Натинку. К их удивлению, это место выглядело очень привлекательно. Нет грязи у дверей, весело дымится труба, доносятся вкусные запахи. Двери не успокаиватся — только и хлопают, впуская посетителей. Навстречу входящим вываливаются пьяные в дым мужики. Горланя песни, они тащутся по улице.

Друзья, переглянулись и решились войти. Их сразу охватил гвалт и дым. В кабаке плясали, дрались, орали.

Не сговариваясь, друзья закрыли левые глаза ладонями и тихо шепнули:

— Лир'от.

Картина не изменилась. Всё те же люди. Голосят пьяные девицы, пытаясь плясать на столах. Зато хозяйка сильно изменилась. Вместо пышной толстухи за стойкой суетилась порядком пожелтевшая особа. Она обтощала и стала похожа на кочергу. Зато глаза у неё блестели, когда она скидывала в ящик деньги. И снова торопливо наливала пиво.

— Как дела, хозяюшка? — солидно спросил Паф, приближаясь к прилавку.

— Ох, дела лучше некуда! Не желаете покушать свежайшей баранинки? Или балычка?

Говоря всё это она выставляла на стол грязные тарелки с чем-то невообразимо вонючим, по виду похожим на гнилые потроха. Паф с Лёном переглянулись. А что же это так вкусно пахло на улице?

— Мне, мне балычка! — заторопился к столу новый посетитель. Бросил деньги на стол и с аппетитом принялся уминать вонючие кишки.

— Пива, хозяйка! — крикнул он, не отрываясь от увлекательного занятия.

— Слушаю, родимый! — заторопилась она и налила из бочки грязную воду.

— Да они все под заговором! — воскликнул уже на улице Паф.

— Тебе виднее. — пробормотал Лён. — Ты лучше меня разбираешься в магии.

Они ехали по улице, не зная, что можно тут найти. Кони брезгливо переступали копытами, то и дело норовя взмыть в воздух.

— Давай убираться отсюда. — наконец, проронил Лён. — Всё равно ничего тут мы не выясним.

И они уже хотели припустить галопом, как на глаза им попалась бедная старушка, просящая милостыню на углу. Никто не подавал ей. В лучшем случае проходили мимо молча. А другие раздражались:

— Самим нечего жрать, скоро ноги протянем!

Паф спешился и положил в пустую кружку монетку. Это было серебро из того, что дал им Гонда. Нищенка удивлённо посмотрела на всадников.

— Серебро? Откуда? В этом городе больше нет серебра. Только медяки.

Она встала и подошла к друзьям.

— Вы нездешние, сразу видно.

— Бабушка, а что тут происходит? — спросил Лён.

— Точно, нездешние. Здешние сказали бы «старуха».

Лачужка старушки находилась у самой городской стены. Прилепилось бедное жилище к засохшей берёзе. Низенькая дверца болталась на одной петле, внутри темно и холодно.

— Сами не знаем, что случилось. — рассказывала старушка. — Всего несколько месяцев назад было всё, как всегда. Потом отчего-то стал таять снег на улицах, а вода никуда не уходила. Первой провалилась главная площадь. Потом сразу несколько домов ушли в землю. Потом начались пожары. А далее стали пропадать люди. Уйдут из дому и не вернутся. Да всего и не пересказать. Только думаю я, не обошлось тут без ведьмака. Есть в нашем крае один такой чёрный. Живёт один в лесу. Ну, ходили к нему за наговорами, за зельями. Не оттуда ли, я думаю, вся погибель и поползла на наш город?

Не слишком много она им сказала. Но, возможно, этот чёрный и есть тот, кто увёл у трактирщицы девочку-прислугу, принцессу Натинку.

— А каковы глаза у него, бабушка? — спросил Лён.

— Каковы глаза? Да кто же знает, добрый человек? Разве кто в своём уме посмотрит ведьмаку в глаза?

* * *

У края леса они отпустили коней. В случае надобности достаточно только выйти на открытое место и свистнуть, как научил их Гонда, и кони явятся.

Скакуны взвились над землёй, тонко заржали и, как два белых вихря, взметнулись вверх и пропали в воздухе. А Лён и Паф направились вглубь леса. Туда, где по приблизительным описаниям должно таиться логово ведьмака. У них не было никакого плана. Там видно будет.

Лес не был похож на тот, что был во владении Фифендры. Ранее они считали, что место, где они провели так много дней с лесной колдуньей, полно страхов и опасностей. Кошмарное Дёркино болото и его моховые жабы казалось верхом ужасного. Теперь оба поняли, что ни болотные огни, ни угрюмые лешие в лесу, ни кикимора и вполовину так не страшны, как этот лес. Всё в нём было тихо. Никто не дышал в спину, никто не стонал из дупла перекорёженной от старости ивы. Не булькало болото, испуская метановые пузыри.

Путь, которым шли они, лишь заболочен. Грязь была липучей, словно дёготь. Она так и норовила оставить их без обуви, хватала за подошвы, тянула длинными липкими нитями. От неё исходило мерзкое зловоние.

Тропинка пролегала меж высоких, стеной стоящих деревьев неизвестного вида. Деревья переплетали ветви, образовывая нечто вроде сети. Но, меж стволами можно было заглянуть вглубь странного леса. Там была темень, хотя и не сплошная. Снег не лежал нигде, но это не походило на весну.

Ничто не двигалось за плотными серыми стволами. Ни птицы, ни зверушки. Нисколько это не походило на дышащие леса Фифендры и наполненные своей особенной, странной жизнью Дёркины болота. Здесь жизни не было. Но, было нечто, заставлявшее ёжиться и оглядываться назад. Струйки пота стекали по затылкам путников, хотя в лесу стоял промозглый холод. Кто-то наблюдал за ними, кто-то не отрывал от них свой жадный взор. Серые мхи, свисающие с мёртвых веток длинными бородами, вкрадчиво касались их лица и плеч. Словно ощупывали.

Лён оглядывался, ему всё казалось, что сейчас увидит чьи-то обглоданные кости. Не сюда ли уходили и пропадали люди из несчастного города? Не здесь ли жил чёрный вурдалак, который заманивал к себе несбыточными обещаниями свои жертвы?

Костей не появилось, но тропа стала расширяться и вскоре путники вышли на поляну. Но, неба не виднелось над ней. Странные мёртвые деревья целиком покрывали проплешину густым переплетением серых ветвей. Над головой висели всё те же мхи, вонючие, липкие и неподвижные. Казалось, что сейчас кончится воздух, и лёгкие будут трепетать впустую, в напрасных усилиях вдохнуть.

Подавленные видом больного леса, Лён и Паф не сразу увидали ведьмака. А он стоял прямо перед ними. Едва перестав озираться, Лён чуть не отпрыгнул, да грязь под ногами не дала. Пользуясь его заминкой, она присосалась, как пиявка к его подошвам.

— Ой! — воскликнул Паф, едва не упав, когда тоже попытался оторвать ноги.

Он взмахнул руками, едва удерживая равновесие. Друзья вцепились друг в друга и так устояли. Тогда лишь рассмотрели того, кто не скрывался.

Он не выглядел как-то необычно. По виду просто человек. И одет, как все горожане — не бедно и не богато. Только волосы чёрные с проседью. Длинными прядями свисали они на лицо, скрывая глаза. Руки колдун держал за спиной.

— С чем пожаловали, путники? — спросил он. И ничего особенного не было в этом голосе. Только небольшая хрипотца.

— У нас сестра пропала. — догадался соврать Паф.

— У вас? Сестра? — спросил колдун и из-под волос окинул обоих взглядом.

Паф и Лён были абсолютно непохожи. Лён рыжий и веснушчатый. А Паф темноволосый и смуглый. Только роста одного.

— Мы сводные братья. — пояснил Лён. — А сестра такая рыженькая. Пошла гулять и не вернулась.

— И что же вы хотите? — спросил колдун.

— Вернуть сестру! — в один голос ответили «братья».

— Вернуть сестру-уу? — с насмешкой переспросил ведьмак. И неожиданно задал вопрос: — А не боитесь?

— Боимся. — признался Лён. — И всё-таки, что нам делать?

— Искать сестру. — всё с той же насмешкой отозвался колдун.

Он повернулся и пошёл куда-то под низко нависающие ветви. Раздвинул их и скрылся. Не сговариваясь, друзья последовали туда же. Возможно, они идут в самое пекло. Добровольно явились, чтобы сдаться. Они прошли под занавес из ветвей и оказались в полутёмной небольшой пещере с проросшими корнями стенами. Впереди, согнувшись, шёл колдун. Нора уходила вглубь земли. Под ногами чавкала всё та же грязь.

Вот стены расступились и все трое оказались в небольшом безоконном помещении. Слабо коптили факелы, роняя наземь капли горящего жира.

— Небось думали, что сейчас случится чудо? — неожиданно обернулся к ним колдун.

Он откинул волосы с лица и впился в ребят своими острыми глазами. Цвет их в неверном свете факелов неразличим. Плясали блики, не давая разглядеть форму зрачков.

Колдун неожиданно рассмеялся:

— Думаете, сейчас злой дядя неожиданно превратится в доброго? Скажет: я пошутил, ребятки. Ничего вам плохого за вашу глупость не будет. Награжу подарками за храбрость и с миром отпущу с сестрою вместе?

Он снова расхохотался.

— Сказки, сказки, сказки для простодушных деток! Надо верить в лучшее, не так ли? За сестрой пришли? Заботливые братцы! Вы тронули меня и пробудили во мне блажь. Я буду снисходителен и дам вам выбор. Вы можете вернуться, как пришли. А можете идти искать сестру. Возможно, вы её найдёте.

Колдун впился своими непонятными глазами в непрошеных гостей.

— Мы идём искать сестру. — с ненавистью проговорил Лён. Паф кивнул.

Колдун повернулся и прошёл дальше, не говоря более ни слова. Оба добровольца с замиранием сердец двинулись дальше.

Узкий лаз внезапно кончился. Подземелье оказалось огромным и сплошь изрытым переплетающимися ходами. За истончившимися перемычками угадывались простирающиеся далеко земляные норы. Местами потолки грозили обрушением, их подпирали неотёсанные искривлённые обрубки древесных стволов. Тусклый свет факелов освещал непрерывное людское копошение. Куда ни глянь, везде шла работа. Худые, измазанные землёй люди рыли руками землю, накладывали её в вёдра и несли куда-то. Настречу шли другие, с пустыми вёдрами. За работами наблюдали и погоняли рабов твари, похожие на тех, что видели Лён и Паф в трактире, когда прибыли туда с Гондой.

— Подземные штольни Шакраса, будущего управителя края! — издевательски поведал колдун и толкнул обоих в шеи.

— Принимай работников, Кугат! — крикнул он. Навстречу выбежал урод с перекрученной шеей и похожими на толстые верёвки мышцами. Его земляного цвета кожа, покрытая тёмными пятнами, масляно блестела. А глаза белые без признака зрачка.

— У-яя-ву! — пробулькал он, схватил новоприбывших за шкирки и поволок вниз, к работающим.

Их бросили к полуголым людям.

— А-га-га-а. — угрожающе сказал надсмотрщик, пнул громадной четырёхпалой ступнёй деревянную бадью и подбросил лопату без черенка.

Так они и оказались пленниками местного колдуна. Ни того, зачем роется земля, ни того, куда она выносится, они не знали. Сколько времени прошло — тоже неизвестно. Пленники подземных штолен работали почти непрерывно. Время от времени кто-то падал и так оставался. Если оставался слишком долго, надсмотрщик уносил его. И о судьбе такого человека больше ничего не было известно. Когда надсмотрщик не видел, люди перебрасывались парой слов. Те, кто тут был недавно, ещё имели желание разговаривать. Остальные ни на что не реагировали, кроме ударов и жалкого куска заплесневелого хлеба с чашкой мутной воды.

Лён с Пафом не знали, сколько дней или недель они провели в штольне. Время от времени пленникам позволяли отдохнуть. Но, соответствуют ли эти перерывы суточным часам — неизвестно. Нигде они не видели пропавшую Натинку. Если она попала в такое подземелье, то едва ли долго прожила. От рабочих они узнали, что это не единственное место. Рыть землю проще, чем долбить камень. А далее есть места, где породу дробят и промывают. Колдун ищет красное золото. Город стоит на золотоносной жиле.

— Мы не найдём так принцессу. — сказал, наконец, Лён. — Просто сгинем здесь.

Но уйти так просто было невозможно. Они ободрались, одежда на них истрепалась. Обувь разорвалась, и теперь ноги месили грязь. От всего остались только рваные штаны. В одном кармане у Лёна два бесполезных сокровища — карандаш и непонятная деревянная коробочка с иголкой без ушка. Когда-то давным-давно эту иголку ему подарил филин Гомоня. А в другом кармане хранился тщательно завёрнутый в клок рубашки аквамарин на серебряной цепочке. Тоже бесполезный талисман.

Что придумать? Они завалились на спины и устало жевали хлеб. Любая попытка отойти от места без разрешения тут же пресекалась. Сбегались нечисти и избивали всех подряд. Некоторых загрызали насмерть.

Они так устали, что не расслышали, как Кугат начал поднимать рабов.

— А-г-г-гм! — захрюкал гад-надсмотрщик. Подскочил и полоснул Пафа когтями по спине.

Лён в это время прятал недоеденный кусок в кармане. Потом он по кусочкам будет отщипывать его и тайком совать в рот. Крик Пафа вырвал его из оцепенения. Лён вскочил и непроизвольно сжал в кармане хрупкую коробочку. Дерево треснуло, рассыпалось и в палец Лёна вонзилась острая игла. А надсмотрщик уже принюхивался к крови. Он разинул пасть и примерился зубами в плечо Пафа.

— Стой, гад!! — крикнул Лён и кинулся, себя не помня, на вражину. У него не было ни малейшего оружия, даже лопаты. И он в ярости вонзил иголку в омерзительную тварь. Упырь вдруг задёргался и завопил. Его перекорёжило. Извиваясь и роняя жёлтую слюну, он рухнул в грязь, забился и пронзительно заголосил. От его тела пошёл смрадный дым.

Все рабочие застыли, ошеломлённо глядя, как упырь превращается в слякоть. Но, отовсюду уже бежали новые надсмотрщики. Увидев, что сталось с их собратом, они с рычанием, роняя слюну, полезли на людей. Несчастные с криками бросились врассыпную. И перед гнусными тварями остались двое.

Паф поднялся, бледный и окровавленный. Его плечо располосовано. От запаха крови упыри заволновались и стали приближаться к вожделенной плоти.

— Идите, мрази. — с ненавистью пригласил их Лён.

И выставил вперёд иголку — больше ничего нет. Игла блеснула в свете факелов.

— Ю-ууу! — выдохнули вурдалаки. И попятились. — Это сталь!

Они боятся стали! Вот это открытие!

— Бей гадов! — завопили оба друга и кинулись в атаку.

Глава 22. Дивоярская сталь

Они гнали вурдалаков по подземелью. Едва удавалось кого задеть иголкой, как та тварь тут же падала в судорогах и издыхала в момент. Люди присоединялись к погоне. Всё подземелье наполнилось неистовыми криками.

Люди торжествовали и накидывались на своих мучителей с жалкими орудиями труда. Дерево мало причиняло вреда упырям. И вскоре побоище остановилось. Две большие толпы волновались друг против друга. Упыри скалились и злобно оглядывали измученных людей. А те сжимали в руках бесполезные деревянные лотки, лопаты, обломки ветвей. Но, перед толпой стояли два юных пленника со своим страшным оружием — стальной иглой. Вот она-то и пугала нечисть до судорог.

— Что такое? — ведьмак растолкал своих слуг и вышел перед толпой.

Лён угрожающе выставил вперёд иглу, не надеясь, что это жалкое оружие произведёт на Шакраса впечатление. Но, злодей побледнел.

— Дивоярская сталь! — он отшатнулся. И тут же проронил: — Уходите. Вас больше никто не держит.

— Мы никуда не уйдём. — спокойно ответил Лён. — Нам нужна наша сестра.

— Никакая она вам не сестра. — отвечал колдун, не отводя глаз от иглы. — И вы не здешние.

— Она должна быть здесь! — крикнул Паф. — Лён, доставай аквамарин, пусть он покажет!

— Аква-ква-ква-ква?!! — залопотали вурдалаки. Они не могли произнести слово.

Лён послушался и вытащил камень на цепочке. Но, тот и не вспыхнул. Очевидно, Натинка не бывала в этом гиблом месте.

Колдун ощерился. Осторожно пятясь, он заискивающе проговорил:

— Идите, ребятки, отсюда! Нет здесь вашей сестры и не было никогда.

— Покажи глаза, гад. — с угрозой проронил Лён.

— Глаза? Вы, что, смеётесь, дети? Глаза им покажи! Зачем вам мои глаза?

Терять было нечего и Лён пошёл на упырей, держа иглу, как оружие. Нечисть заволновалась и стала бешено биться, протискиваясь в узкий лаз. В дверях возникла давка и тем самым уроды помешали убежать своему хозяину.

— Меня сталь не убивает! — предупредил тот.

— Сейчас проверим. — ответил Лён и полоснул иглой по лицу злодея.

Против ожидания тот не запузырился и не начал превращаться в слякоть, но завыл отчаянно и бросился на землю. Царапина мгновенно вспухла и попёрло смрадом горящей плоти. Края пореза наливались краснотой, словно тяжёлый ожог.

— Ещё попробуем? — наклонился над ведьмаком Лён.

Но тот мгновенно сложил пальцы и проделал в воздухе замысловатое движение.

— Граурав! — крикнул ведьмак.

И тут же тело Лёна одеревенело. Он видел свою руку, покрывшуюся морщинистой корой. Из плеч быстро выросли корявые, изломанные ветви. Ноги его проросли корнями в землю. Он превратился в деревянную подпорку — такие поддерживали от осыпания потолки подземных штолен. Лён хотел что-то сказать, но не смог. Тогда Паф выдернул из его пальцев иглу и мгновенно располосовал ведьмаку губы. А потом начал жечь его страшной дивоярской сталью. Тот катался и выл, не в силах произнести не слова. Сталь не убивала его, но доставляла невыносимые мучения.

Наконец, Паф оставил его и подошёл к неподвижному Лёну. Он поднял упавший аквамарин и провёл камнем по коре, покрывающей тело друга. Лён видел, как сходит с него деревянная кожа, как освобождаются руки, как растворяются корни. Он вздохнул и расправился. И тут же направился к поверженному колдуну. Откинул ему голову и заглянул в глаза. Нет, они не были жёлтыми. И зрачки обыкновенные.

— Говори, где тот, у кого Натинка? — спросили они Шакраса.

Он затрепыхался и замычал.

— Дайте его нам. — сказали сзади.

Истощённые работники ведьмачьих подземелий подбирались всей толпой к поверженному ведьмаку. Тот понял, что сейчас его порвут на части, а руки и губы не слушались. Он не мог произнести своих заклинаний и делать магические знаки. При виде близкой расправы он забился в ужасе.

Лён и Паф не стали отнимать его у разъярённых людей. То, что происходит в этой местности, есть самая настоящая война. Но, они так и не узнали, кто этот желтоглазый и где его искать.

Низкая земляная нора вывела двоих товарищей наружу. Нечисть уже разбежалась и никто не мог сказать, куда они попали. Место напоминало каменный мешок с высокими стенками. Сверху смотрело небо. А прямо перед глазами зиял вход в пещеру.

— Куда они все убежали?

Паф оборачивался в поисках упырей. Его плечо опухло и кожа слегка посинела.

— А когти упыря не ядовитые? — поинтересовался Лён.

— Ещё как ядовитые. — мрачно ответил Паф. — Поэтому нам надо поторопиться. И простейшее заклинание охранной магии мне не поможет.

— А что поможет? — испугался Лён.

— Лён, меня оцарапал оборотень. Ты хоть понимаешь, что это значит?

Округлившиеся от ужаса глаза друга подсказали Пафу, каким вскоре станет их путешествие. Поэтому он, более не говоря ни слова, вошёл в пещеру.

— Теперь мне нечего бояться. Теперь меня не тронет ни одна из этих тварей.

В пещере никого не было. Вся она была заставлена столами с множеством зелий, как погреб у Фифендры. На стенах висели пучки ядовитых растений. Паф принялся ворошить всё это, небрежно перекидывая.

— Что ищешь? — спросил Лён. — Книгу?

— Нет, не книгу. Книга мне не дастся. Да и не буду я произносить ведьмачьих заклинаний. Я ищу зелье для левитации. Такое мы с тобой несли на Лысую горку, когда лесные ведьмы собрались повеселиться. Помнишь?

— Зачем тебе зелье?

Паф прекратил поиски и задумчиво посмотрел на Лёна.

— Как ты думаешь выбираться отсюда? — спросил он.

— Да просто. Вызвать лунных коней. Здесь же видно небо.

Они вышли наружу. Двойной свист вызвал коней. И вот две серебряные молнии опустились посреди каменного колодца.

— Сияр! — крикнул Лён. И конь подбежал к нему.

— Вейко! — неуверенно позвал Паф. Скакун приблизился и вдруг забил копытами, норовя ударить по своему бывшему всаднику. Он бешено заржал, завертелся. Снова сунулся к Пафу и взмыл в воздух, улетая прочь. Паф остался стоять, словно окаменев.

— Лён, — проронил он спустя секунду. — Достань иглу.

Догадавшись, в чём дело, Лён вынул из кармана иглу и крепко зажал её в пальцах. Друг осторожно начал приближать к ней палец. Когда оставалось чуть больше сантиметра, палец начал вспухать. Паф отдёрнул руку.

— Ты уже оборотень? — горестно спросил Лён.

— Нет ещё. — ответил Пафнутий. — Но кровь уже заражена. Окончательное превращение свершится только в полнолуние. А до него две недели.

— Есть средство от этого?

— Будем надеяться, что есть.

Далее без слов он ушёл в пещеру и вскоре вынес сосуд с пробкой. Лён сел на коня и взмыл над каменным колодцем. Пролетев по воздуху порядочное расстояние, он опустился наземь и стал ждать. Паф летел невысоко, но быстро.

— Вот, держи. — кинул он товарищу почти новую одежду — почти по росту.

— А ты?

— А мне не надо.

Лён понял, что это значит.

* * *

Камень вспыхнул внезапно. Только что он тихо висел на шее, как вдруг цепочка натянулась и потащила Лёна за шею в сторону полуразрушенного жилья.

Паф уже не летел по воздуху. Зелья надолго не хватает. Поэтому Лёну приходилось придерживать скакуна. И близко лунный конь не подпускал к себе его товарища.

— Я пойду взгляну! — крикнул Пафнутий.

Лён остановился. Не стоит утомлять себя и друга ненужными теперь заверениями, что он относится к Пафу, как и прежде. Но, беда, случившаяся с Пафом давала им некоторые удобства наряду со многими неприятностями. И они оба решили, что не будут делать вид, что не понимают этого в полной мере. Так Паф мог приблизиться к любой нечисти, а Лёну лучше было опасаться этого. Поэтому он спокойно наблюдал, когда друг вошёл в разваленную кузню. Через некоторое время товарищ вышел и махнул рукой. Кузня оказалась обитаемой.

— Да был такой. — ответил сгорбленный старик с клюкой. Он сидел возле остывшего очага в продуваемой всеми ветрами кузне.

— И девочка была с ним. Всё, как вы говорите. Глаз жёлтый. Страшный глаз. А кто он, сказать не могу. Явился и велел подковать лошадей. Золото дал. Да только в тот же вечер сын мой, кузнец, впал в горячку. А утром умер. А потом сожгли деревню.

— Когда всё это было? — спросил Пафнутий. — Когда здесь был этот, с жёлтыми глазами?

— С месяц уже как был. А, может, больше. Я сына как похоронил, так времени больше не считаю.

— А что ещё вы знаете? — спросил Лён.

— Кто здесь? — встрепенулся старик. — Кто с тобой ешё?

Они переглянулись. Старик-то слепой!

— Дедушка, а как же ты видел, какие у него глаза, коли ничего не видишь?

— Так вот с тех пор и не вижу! — ответил дедушка. — А нет ли среди вас двоих рыжего? Так для него девочка оставила весточку.

Он указал худой рукой на лавку у стены. Друзья кинулись туда и облазили весь пол. Но, ничего не обнаружили.

— Не там ищете. На лавке нацарапано. Она там сидела и что-то царапала гвоздём, пока желтоглазый не видел. А потом перед уходом показала на свои волосы.

И тогда они обнаружили странное послание. На потемневшей от кузничной копоти лавке был нацарапан знак, похожий на вилку.

— Если это весть, тогда не знаю, что. — расстроенно произнёс Лён. Всё это было непонятно.

* * *

— Давай остановимся. — сказал Пафнутий.

— Устал бежать?

В самом деле, ведь он не имел обуви. И, кроме штанов, на нём не было более ничего. А погода была очень холодной.

— Надо поговорить, Лён.

Был день, до темноты оставалось ещё часа четыре. И Лён полагал, что лучше провести их в дороге. Они знали приблизительное направление, в котором увезли Натинку. Но, Паф сообщил нечто.

— Мне нужно мясо, Лён. — без стеснения сообщил он. — Я должен охотиться. Кроме того, предлагаю днём устраивать привал, а ехать ночью. Так будет гораздо быстрее.

Очевидно, были у Пафа причины на то. И Лён согласился. До темноты товарищ спал, свернувшись клубком под елью. Лён тоже спал под охраной своего коня. Стало смеркаться, когда Сияр тихонечко заржал. Едва открыв глаза, Лён понял, что сейчас свершится нечто.

Пафнутий встал, бросил искоса взгляд на друга и направился в ёлочные заросли.

— Я вернусь через час. — бросил он.

В фильмах ужасов оборотни корячились и кричали, оборачиваясь в монстров. Но, с Пафом было иначе. Он обошёл ель кругом. Зашёл за дерево человек, а вышел с другой стороны крупный молодой волк. Конь захрапел.

— Паф, это ты? — спросил Лён, стараясь не выдавать ужаса.

Волк кивнул. Его глаза оставались разумными. Лён осторожно взял его руками за лобастую голову. Волк некоторое время терпел, потом высвободился и бесшумно умчался.

Что же такого? Были же они зверями. Не боялся же он Пафа, когда тот был хорьком. Но, тогда они могли разговаривать. А теперь нет. Лён вспомнил, как налопался водяных жуков. А хорёк с аппетитом поедал мышей. Он засмеялся. Зато теперь Паф сможет бежать гораздо быстрее. Волчьи ноги выносливее человеческих. Спустя час, как и обещал, друг вернулся.

Паф притащил в зубах свою потрепанную одежду, чтобы Лён спрятал её до времени. Волк был весел и даже поиграл немного, валяясь в снегу. А потом вскочил и помчался без предупреждения вперёд. Лён на Сияре поскакал следом. Так они и летели в свете месяца. Волк скользил беззвучной серой тенью, а белый конь со всадником легко нёсся по мёрзлой дороге. Их путь лежал на восток. И только с наступлением утра они остановились на ночлег.

Глава 23. Что случилось с Платоновой

Проснувшись утром в тёплой постели, Лён чуть не застонал от досады. Опять школа! Опять идиотские уроки! Одно удовольствие — встретить Вавилу. Он торопливо собрался в школу, даже забыв умыться. Наспех прибрал бутерброды, оставленные мамой на тарелке, сгрёб деньги в школу и умчался.

— Коса, панкуешь? — тут же достал его Федюн.

— Это, Бубен, почему?

— Само собой. Патлы-то до плеч. — ответил друг Федюня. — Кстати, не Бубен, а Бубно. Врубайся. Ну, так что? Братанёмся?

— Бубно, отвянь, мне некогда. — с досадой ответил Лён.

— Ты чё, к неформалам тащишь? — спросил Федюн. — С Васяном, значит, сбортовался?

Лёнька призадумался. Давно он тут не был. Что-то плохо понимает простую русскую речь. Но, размышлять особо некогда и он поспешил в столовку закинуть пирожка на дно души. К его удивлению, в столовой больше не оказалось самоваров. И бесплатных пирогов тоже больше не было. Не было и вышитых скатёрок. Может, в этом мире прошло больше, чем одна ночь? Может, сейчас уже ноябрь?

— Бубно, что сейчас за день? — спросил он приятеля, огорчённо чесавшего кольцо в губе. Федюн тоже тосковал по пирогам. Панки не отказывались от сытного брэкфаста.

— Как по-французски будет «завтрак»? — спросил он у приятеля, оставшись не солоно хлебавши.

Но тот уже его забыл.

— Панки — хой! — крикнул Бубно братьям по разуму.

* * *

С истории его сняли прямо в коридоре. Он даже не успел увидеть нового учителя. Кренделючка с поджатыми губами пригласила Косицына к себе в кабинет. Там уже сидели двое — знакомый уже милиционер и женщина с заплаканными глазами.

Ничего не понимая, Лёнька уставился на всех троих.

— Косицын, скажи, — нервно обратилась к нему завуч, — когда ты последний раз встречался с Платоновой?

Такой простой вопрос поставил Лёньку в затруднительное положение. Он стал вспоминать. Но, времени прошло так много, что он вынужден был признаться, что не помнит.

— Как же ты не помнишь? — спросила его незнакомая женщина. — Одноклассники сказали, что вы позавчера вдвоём пошли домой.

Что-то такое вспомнилось. Да, кажется, пошли. И, кажется, Платонова была расстроена. А потом она не вышла в школу. Он думал, что Наташа заболела.

— Косицын, дело очень серьёзное. — обратился к нему участковый. — девочка пропала.

Далее изумлённому и встревоженному Лёньке поведали о странном деле. Платонова явно пришла домой. Мама её видела в тот день. Но, они не разговаривали из-за двойки по истории и тройки по математике. Мама Платонова считала, что дочь ей врёт. И что такие манеры она приобрела недавно, из-за дурного влияния Косицына. Наташа легла спать, а ночью ушла из дому. Причём, непонятно, во что одетая. Вся одежда осталась дома. Не в пижаме же она сбежала!

— Сознавайся, Косицын! — резко говорила Кренделючка.

— Ну, хоть скажи, где вы собираетесь с вашими неформалами? — со слезами просила мама.

— С чего вы взяли, что я с неформалами? — удивился Лёнька.

— А с кем ещё? Патлы рыжие до плеч. — ответила завуч. — Скоро косы заплетёшь.

Лёнька вдруг вспомнил, что в самом деле давно не стригся. В том мире, откуда он только что явился, длинные волосы — обычное дело.

— Леонид, — проникновенно сказал участковый, — дело ведь нешуточное.

Но Лёнька больше всех понимал, насколько нешуточное это дело. Натинка — это Наташа Платонова! Что она тогда задумала, сидя рядом на трубе и глядя на падающую звезду? Она тоже попала в тот же мир. Он наобещал ей, что сбудется! Что же за желание было у неё?!

Он молчал и думал, не слушая, что все трое говорили ему. Они с Пафом знают так же мало, как и в начале своего пути. А друг уже успел превратиться в оборотня. Теперь у Лёна две беды, а не одна. Может, и Наташу превратили в монстра. Ведь времени у желтоглазого было гораздо больше.

— Говоришь, говоришь ему, а он плевал на всё! — с досадой воскликнула завуч.

Лёня печально посмотрел на неё. Ничего нельзя объяснить, если не хочешь попасть в психушку. Так и молчал. Сегодня ночью он вернётся в мир Селембрис. Теперь только от него и Пафа зависит, вернётся ли Наташа Платонова домой. Раз она не вернулась утром, значит, что-то ей не позволяет.

* * *

Вавила отыскал его на перемене.

— Лён, скажи, — тут же пристал он. — Гондурас он кто?

— Придурок он великовозрастный. — мрачно отозвался Лён.

— Ну, это факт. — согласился кот. — Но всё же он кто — панк или скин?

— Да тебе-то зачем?! Башка бритая, значит скин.

— Тогда я рэпер! — оживился кот. — Я буду слушать «Многоточие», «Первый квартал» и Эминэма.

— Какой же ты рэпер, Вавила?! — засмеялся Лён. — Где твои трубы? На что ты наденешь патрули? На лапы?

— Как же так?! — заволновался кот. — Мне уже значок подарили!

— Можешь быть готом. — успокоил его Лён. — Твой чёрный фрак как раз сойдёт.

— Не глуми меня! — огорчился кот. — С белыми-то носками? А какие у них значки?

— Это несущественно. — ответил Лён и вспомнил. — Вавила, что это за знак?

Он нарисовал трёхзубую вилку.

— По-моему, это либо анархисты, — ответил кот, — либо, дай подумать… В круге или без? Это птичья лапа.

— Без круга. — ответил в досаде Лён.

— Тогда это знак дракона. А что слушают панки?

Лён не стал слушать, что Вавила ещё скажет. Он спешил на английский. Навстречу ему бежала группа гномов. Поверх красных штанов они надели кожаные куртки с цепями и заклёпками. Поверх колпаков — чёрные повязки.

— Пиво — отрава, — кричали они хором, — не лезет с попсой! Неферы рулят! За панков мы — хой!

Знак дракона! Жёлтые глаза, вертикальные зрачки! В какую ловушку угодила Наташа? Девочка с волосами цвета зари. Принцесса-недотрога.

А он здесь сидит, в школе! Впрочем, суетиться нечего. Там, где его нет, время останавливается. Он вернётся в самый тот момент, когда надо будет просыпаться. Он живёт сразу двумя жизнями. Здесь, в тоскливой реальности ограниченного школой и домом пространства. И там, в Селембрис. В мире, где соседствует прекрасное и ужасное. Сказочное и чудовищное. Где нет никакой определённости. Где только три незыблемых ориентира: дружба, верность и любовь. Его друг может не сегодня-завтра вонзить ему в горло зубы, а он полагается на него больше, чем на Федюна, с которым рос с пелёнок.

Лён представил себе Бубно на поляне под дубом Фифендры, потом в замке Гонды. У Федюна было такое оборзелое выражение лица, что Косицын тихо засмеялся.

— Чему так радуешься? — спросила Маргуся. — На кокаинчик перешёл?

* * *

Вечером к ним позвонили. Ничего не подозревающая мама пошла открывать и вернулась с вытянутым лицом и круглыми глазами.

— Лёня, к тебе милиция. — проронила она.

— Вы понимаете, — терпеливо толковал участковый, — это пока неофициальное расследование. Ведь трёх дней после исчезновения девочки не прошло. Поэтому я пока по-хорошему прошу тебя: Леонид, скажи, что знаешь. Если мы её найдём до завтрашнего дня, то никакого дела и заводить не станут. А, если ты нам не посодействуешь, то сначала пойдёшь, как свидетель. А потом можешь пойти и как главный обвиняемый.

Мама заплакала.

— Лёня, скажи, что знаешь. — просила она. — Ты же понимаешь, что можешь всю жизнь себе испортить!

— Да что вы всё о его жизни?! — рассердился мент. — Подумайте, что сейчас, возможно, происходит с ребёнком! Вы не видели того, что мы находим в мусорных баках в пластиковых пакетах! Что мы показываем таким вот Платоновым в морге под белыми простынями!

— Господи! — едва проронила мама.

— Не запирайся, Косицын. — всё ещё находил добрые слова милиционер. — У нас немалый опыт. Я тоже понимаю, чем тебя могли повязать. Мало, что ли, видел, как такие вот дурачки брали на себя всю вину. Шли на нары, как герои. И что потом? Рассказывать не хочется! Ты же не отморозок, Лёня! У тебя мама вон какая хорошая! Ты знаешь, как живут многие ребята? Вот кому дорога под мост! А у тебя всё ведь есть! Не покрывай подонков, Леонид!

— У вас есть что-то конкретное? — в ужасе спросила мама.

— Нет у меня ничего конкретного! — воскликнул в досаде участковый. — Девочка здесь новенькая. Сведений об окружении никаких! Только ваш оболтус и был с ней хорошо знаком! Сидят они на одной парте.

— Почему сразу оболтус?! — возмутилась мама, но как-то неубедительно.

— Ну, это я так, к слову. — уклонился милиционер. — Я пока не могу сказать про вашего ничего конкретно плохого.

— Пока? — проронил, наконец, Лёнька.

Милиционер с сожалением взглянул на него и обратился к маме.

— Вы понимаете, конечно. Это пока неофициальное расследование. — снова начал он.

— Я понимаю. — поспешно согласилась мама.

— Поэтому я хотел бы посмотреть комнату вашего сына. — продолжил участковый.

— Каким образом одно следует из другого? — поинтересовался подозреваемый.

Участковый глянул на него, уже не скрывая раздражения.

— На какой предмет? — убитым голосом спросила мама.

— На какой предмет? — теперь милиционер уже не скрывал досады и на неё. — На такой предмет! На предмет нижнего белья!

Лёнька изумился и посмотрел на участкового, как на сумасшедшего.

— Лёня… — пролепетала мама и в ужасе уставилась на сына.

Но тот уже пришёл в себя и, не в силах сдержать нервный смешок, проронил:

— Не надо мама. Ты слишком спешишь всему верить. Пусть ищет. Не мешай ему.

— Нет, уж. — уже иначе сказал мент. — Лучше поприсутствуйте. Чтобы потом не было обвинений в том, что я что-то там подбросил. Ещё раз напоминаю, расследование неофициальное.

— Тогда где понятые? — опомнилась мама.

— Гражданочка, — терпеливо повторил участковый, — какие понятые? Говорю же вам — неофициальное. Я пытаюсь спасти вашего сына от… Ну, в общем, пытаюсь.

Он действительно пытался. Лёнька видел это и всё прекрасно понимал. Он не злой, этот дяденька-милиционер. Не хам, не бездушный функционер. Он искрене хотел отыскать Наташу Платонову. Он надеялся найти её живой. Он уже себе представлял, что будет говорить её родителям, когда найдёт их дочь в каком-нибудь грязном подвале или чердаке в разорванной одежде и избитую. Или бледную и бесчувственную со следами уколов на руках. Или мёртвую под сухими листьями в лесополосе с чулком на шее. Он слишком много видел, этот милиционер, чтобы сохранять иллюзии в отношении подростковой среды. Поэтому Лёнька сдержался от колкостей, которые уже вертелись на языке, и молча открыл дверь в свою комнату, в царящий там бардак.

Со вздохом участковый начал ворошить одежду в шкафу, заглядывать за диваны, за стол. Поискал в столе. Потом обшарил сумку с учебниками.

— А это что? — спросил он.

— Что?! — как от укола, подскочила мама.

— Да вы не нервничайте, гражданочка.

От этого «гражданочка» мама передёрнулась. Участковый держал в руке вирши про Маргусю. И картинки про неё же.

— Вот как мы любим своих учителей. — грустно заключил милиционер. И тяжело направился на выход.

— Косицин, у тебя есть ещё сутки. — напомнил он.

Мама, внезапно постаревшая, открыла входную дверь. И тут же отшатнулась.

— Что нашли?! — это был почти крик. — Саша, нашли чего?! Она у них?!

За дверью ждали родители Наташи. Милиционер-то оказался знакомым Платоновых!

— Лиля, не надо так. — попросил Саша-участковый. — Это неофициальное расследование.

— Пустите меня, я сама посмотрю! — крикнула мама Платонова. — Она ушла в одной пижаме! Они её прячут! Ты смотрел везде?

Она ринулась в дверь.

— Да вы что?! — со слезами воскликнула Зоя. — Вы с ума сошли!

— Мы сошли?! — рыдала в голос Лиля. — Куда она может убежать босиком, раздетая? Только с вашим хулиганом она и была знакома! Мне Бубенцовские рассказали! Ваш её избил! У неё на лбу синяк! А она всё покрывала! Даже чёлку выстригла! Мне учителя сказали!

— Лиля! Лиля! — оттаскивали её муж и Саша-участковый.

Лёнька дико смотрел на всё на это.

— Лиля, — наконец, сказал милиционер, когда Платонова немного стихла, — я должен осмотреть комнату вашей дочери.

— Зачем? — спросила она.

— На предмет… — он замялся.

— На предмет нижнего белья. — зло сказал Лёнька.

Платоновы отшатнулись, переглянулись и уставились на Лёньку.

— Такое дело… — извиняясь, проговорил Саша. — Сами понимаете.

— Я тоже хочу взглянуть на этот предмет. — твёрдо вдруг сказала Зоя.

Лёнька удивился. Не знал он, что мама способна защищаться себя и сына. Все пятеро молча направились на этаж выше. Там, в трёхкомнатной квартире жили Платоновы.

В комнате Наташи Лёнька не был. Один раз только заглянул, когда и в самом деле расшиб ей лоб. И дальше прихожей не заходил. Он точно знал, что ни одной его вещи в этой квартире быть не может.

Пока участковый неохотно рылся в вещах Наташи, Лён стал рассматривать стены, чтобы не видеть белья, которое доставали из шкафа и внимательно разглядывали. Напротив кровати висела репродукция в рамке. На неё-то Лён и засмотрелся. И понял, что произошло с Натинкой. И что происходит с ним и Пафом. И что ждёт их впереди. Он так пристально вглядывался, что не понял, кто тормошит его.

— На что ты смотришь, негодяй?! — крикнула Лиля Платонова.

Все недоумённо перевели глаза на стену. На репродукции в рамке рослый серый волк нёс на спине Ивана-царевича и царевну.

Глава 24. Плен в горах

Сияр заржал, словно требовал от хозяина внимания.

— Сейчас, сейчас… — прошептал он, уже понимая, что проснулся не у себя дома.

В ответ послышалось рычание. Лён мгновенно открыл глаза.

Крупный черноспинный волк сел на землю и уставил на человека свои умные глаза.

— Паф, я проспал?

Волк усиленно закивал головой. Он отошёл в сторону и Лён увидел нечто, лежащее на снегу. Это был заяц.

— Я смогу это есть? — спросил он.

Волк снова закивал. Паф позаботился о пище для своего друга. Но, Лён всё же внимательно осмотрел добычу. Всё чисто, охотник просто задушил зверька. Еда оказалась очень кстати, поскольку запас хлеба в котомке иссяк, а попросить было не у кого.

Пока тушка жарилась на костерке, Лён рассказал товарищу о том, что ему удалось узнать. Что вилка — это знак дракона. Очевидно, принцесса пыталась довести до них известие о том, кто является её похитителем. Так же рассказал о том, что Натинка — человек из другого мира, как он сам. Но, ничего не сказал по поводу картины в её комнате. Поскольку неясные догадки ещё стоило проверить. Была одна версия, только уж очень невероятная, даже для мира Селембрис.

Месяц неудержимо прибывал. Уже три дня они были в пути и мчались только по ночам. А днём, когда не спали, то разговаривали. Паф изменялся. Даже днём его глаза становились диковатыми, он избегал смотреть прямо. И вот настал день, когда Пафнутий так и не обернулся человеком.

Рассвет настал, осветил бледными лучами уже слегка засыревший снег. Лён оторвал голову от седла. На ночь он рассёдлывал коня и отпускал его на волю. Помотал головой, отгоняя остатки сна, и не сразу понял, что видит.

Волк сидел прямо перед ним и внимательно смотрел в глаза.

— Что такое? — Лён огляделся. Сквозь мутные тучи неясно светило солнце. — Паф, ты не превратился в человека?!

— Так будет удобнее. — голос волка походил на клокотание, но слова он произносил чисто.

Он успокоил своего друга. Нет, превращение в нечисть не завершилось. У них есть ещё время. Теперь они могут двигаться днём так же быстро, как и ночью.

Оба понимали, что на конях это происходило бы несравненно быстрее. Но, теперешнее состояние Пафа осложняет дело.

Аквамарин время от времени оживал и тянул их на восток.

— Она задумала сказку про Ивана-царевича и Серого волка. — рассказывал Лён на скаку, пока Паф молчаливо мчался серой тенью немного в стороне от лунного коня.

— Это значит, что мы с тобой пройдём через серию испытаний прежде, чем спасём её. Но, я не помню, что именно должно произойти. Я так давно не читал сказок!

— Так надо спросить у Вавилы, когда вернёшься в свой мир. — отвечал волк. — Он сказочник.

— Когда я ещё вернусь!

Возвращение всякий раз происходило непредсказуемо. Если, оказавшись дома, он всякую ночь уходил в волшебную страну, то отсюда выбирался всё реже. Селембрис словно пыталась оставить его себе.

Сияр протестующе заржал и поднялся на дыбы, едва не сбросив всадника. Волк тоже остановился и принюхался.

— Ветер сносит запахи, — наконец, проронил он. — Пойду, выясню, в чём дело.

Не говоря более ни слова, волк скрылся в зарослях.

Лён остался с конём на дороге.

— Чего ждать-то? — рассудил он. И, поднял коня в воздух.

Селение, лежащее под ним в развалинах, дымилось от недавнего пожара. Ничто живое, кроме рыскающего волка, не пошевелилось, когда Лён верхом на Сияре облетал окрестности разорённого жилья. Потом он сел наземь.

— Это не вурдалаки поработали. — сообщил ему Паф. — Это явно люди, но запах у них странный.

Лён вытащил стрелу, застрявшую в земле. К трупам он избегал подходить. Бойня произошла недавно, поэтому вони от разлагающейся плоти ещё не было. Но, всё равно страшно.

Короткая, чёрная стрела, с толстым древком и зазубренным остриём из меди. Что это за металл? Он огляделся. Большинство тел сожжены. Но, некоторые были убиты именно такими стрелами.

— Смотри. — невнятно проронил волк.

Он притащил в зубах широкий лук. Тот оказался совершенно цел, даже тетива не пострадала. И друзья вдвоём отправились искать стрелы для него. Но, не нашли ни одной целой. Бой был беспощадным, и защитники истратили все припасы прежде, чем погибли.

— Бери. — посоветовал Паф. — Пригодится. А стрелы потом найдём.

Тут заржал Сияр. Конь обнаружил далеко в стороне труп одного из нападавших. Находку следовало осмотреть. Да, это был явно человек. Он внешне походил на ведьмака. Тот же тёмный цвет лица. Топорные черты. Те же лохматые, чёрные волосы. Высокий и крепкий. Мутно-серые открытые глаза покрыты густой сеткой сосудов. Руки поросли тёмным волосом. Ногти чёрные, обломанные. Он убит простой стрелой. Значит, подвержен обыкновенной смерти. Человек был обряжен в тяжёлые доспехи из тусклого чёрного металла. Но, стрела вошла как раз между горловиной и глухим шлемом.

Больше тут делать было нечего. Всё разграблено и сожжено. Ничего ценного не оставалось.

* * *

Путь их пролегал среди горной местности. Глубокие ущелья и высокие безжизненные кряжи делали дорогу тяжёлой. А взлетать лунному коню Лён не позволял. Ведь Паф не мог воспарить в воздухе и был вынужден преодолевать горные тропинки пешим. Выпить же зелье для левитации он отказывался. Говорил, что ещё пригодится.

Так забрались они в порядочные высоты. Даже днём там дул сильный ветер, бросая в лицо колючий снег. А ночью, когда конь оставлял путников вдвоём и улетал за облака купаться в лунном свете, они жались друг ко другу, чтобы не упускать тепло. Лён давно уже перестал опасаться, что Паф накинется на него и загрызёт. В таком походе лучше доверять своему спутнику. И волк успокоился. Несмотря на дикость поведения, он по-прежнему был предан другу.

Здесь, в горах, пищи не было. Оба путешественника уже больше суток ничего не ели. От урчания в желудке Лён не мог заснуть и молча завидовал безмятежно дрыхнущему Пафу. Вот он бы точно не смог так беспечно спать, зная, что неотвратимо приближается момент, за которым уже невозможно возвращение в мир людей.

Сонно помаргивая глазами, Лён бессмысленно таращился перед собой. Спиной повернулся к ветру, чтобы в глаза не мело снегом. Оба они располагались на горной тропе, в небольшой выемке в высокой стене. Талисман упрямо тянул их через горы, которые Лён мог перемахнуть в одно мгновение.

«Огонёк» — сонно подумалось ему. И Лён тут же встрепенулся. Огонёк в горах? Что это значит? Он уже хотел разбудить Пафа, как вдруг заметил, что огонёк движется. Белая искорка приближалась медленными зигзагами. И тогда Лён сообразил, что нечто движется к ним по тропинке, на которой они прикорнули. Только из-за пурги не видно, что это такое.

— Паф, просыпайся. — позвал он.

Волк, мгновенно вскочил, словно и не спал.

— Ничего не улавливаю. — сказал он. — Ветер от нас.

И тут же тенью скользнул в мечущиеся снежинки. В последнее время он усвоил манеру принимать решения, не посоветовавшись с другом. Это немного раздражало. Поэтому Лён тоже встал и направился следом, держась рукой за стену.

Он шёл гораздо медленнее волка, поэтому, когда достиг огонька, то увидел нехорошую картину. Паф стоял, оскалившись и вздыбив шерсть на спине. А на него направлял копьё бородатый человек в мехах.

— Ещё один? — сказал он.

Лён не понял. Внешне они выглядят, как человек и волк. Почему незнакомец объединил их в одну группу?

— Мы не причиним вам вреда. — попытался он достигнуть мирных соглашений.

— Конечно, не причините. — раздался голос позади.

Оба путешественника обнаружили, что путь и вперёд, и назад им перекрыт. Подошли ещё люди и теперь с двух сторон на друзей направлены острые копья. Из-за кружения снега и тьмы было плохо видно, что у них за лица.

Лён на всякий случай охватил Пафа рукой за шею и прижал к себе, чтобы он не предпринял необдуманных действий.

— Ты, мальчик с волком! — раздался голос. — Кто ты такой и зачем пришёл сюда?

— Молчи, Паф. — шепнул он волку на ухо. А вслух ответил:

— Нашу деревню разорили. Я один спасся бегством. Это не волк, а пёс-полукровка. Охотничья собака моего отца. Я прошу у вас защиты.

— Неужели? — раздался насмешливый голос. — Пёс-полукровка? Хорошо задумано. Тогда угости своего пса вот этим!

И перед Пафом на тропу упала головка чеснока. Волк немедленно заскулил и стал пятиться задом. Лён немедленно поднял чеснок и показал его в своей руке.

— Мальчик, может быть ты и в самом деле не знаешь, что твоя собака — оборотень?

— Я знаю. — ответил Лён, понимая, что ложь не помогла. Возможно, они только ещё больше восстановили против себя этих горных жителей.

— Это мой друг. — сказал он.

Вперёд вышел человек. Немолодой, но крепкий. Борода седая.

— Друг-оборотень? Наверно, ты ещё ребёнок и не понимаешь, что вскоре последует за такой дружбой. У нас нет семьи, которая не потеряла бы таким образом родных. Но, даже своих детей, укушенных оборотнем, я бы не пустил домой. Возможно, ты не знаешь, но скоро и ты не сможешь взять в руки чеснок.

— Сможет. — ответил волк. — Человека с дивоярской сталью, оборотень не тронет.

В ответ взлетели верёвки и опутали обоих.

Горные убежища располагались в тайных местах. С мешками на головах Лён и Паф не могли видеть, куда их ведут. Но, вскоре оказались брошенными на холодный каменный пол. Только тогда они скинули с себя пропахшие непонятно чем кожаные нахлобучки. И огляделись.

Низкая каменная пещера. И крепкая дверь с крохотным окошечком. Лён тут же кинулся к этому окошечку.

— Не выглядывай, оборотень. — предупредил его стражник, приставив копьё к самому носу пленника. — Придут старейшины и решат, как с вами поступить.

— Я не оборотень — ответил Лён. — У меня есть дивоярская сталь. Вот смотри.

Он достал иголку.

— Дивоярская сталь? — засмеялся стражник. — Думаешь удивить нас сказками? Дивояра больше нет.

Но Лён знал и того меньше.

— Скажи, что с нами сделают? — попросил он.

Стражнику делать было нечего, и он разговорился. Что делают с оборотнями и теми, кто с ними дружит? Костёр их не берёт, металл — тоже. Чеснок их заставляет лишь чихать. Разве что мальчик со своей страшной иголкой поможет. Через три дня прибудут старейшины с новым средством, вот тогда и посмотрим.

Три дня! Паф и Лён переглянулись. Это слишком много! Ведь они даже не знают, какое средство нужно, чтобы избавить Пафнутия от его страшного недуга! До полнолуния всего неделя!

— Надо было тебе выпить зелье для левитации там, на тропе и улетать! — сказал Пафу Лён.

— Надо было. — ответил тот.

В отчаянии Лён вонзил иголку в крепкое дерево двери. К его удивлению, она легко вошла — словно в масло. Удивившись, он процарапал длинную царапину. Это и в самом деле получилось необыкновенно легко. И тут уже без всяких сомнений принялся резать дверь. Дерево стружкой падало на каменный пол. Стражник закричал, когда тяжёлая затворина легко упала на пол.

— Я же говорил тебе: у меня дивоярская сталь! — свирепо сказал Лён молодому испуганному воину.

Тот с пронзительными воплями кинулся по узкому каменному ходу. Пленников разместили где-то внутри горы.

— За мной, Паф! — крикнул Лён.

Паф хрипло засмеялся и ответил:

— За мной, Лён! Я для их оружия неуязвим, а вот ты — нет! Только поэтому я их не растерзал там, на тропе, чтобы они не пронзили тебя своими копьями.

И, обойдя товарища, помчался вперёд.

Вскоре они попали в широкий круглый зал. Их опять встретили копьями. Кругом валялись оставленные домашние вещи, предметы повседневности. Видимо, горные обитатели жили общинами в таких вот пещерах. Так они спасались от вурдалаков. Прятались в камне, за деревянными и каменными дверями.

— У него дивоярская сталь! — крикнул молодой стражник. — Он разрезал дерево, как кожу!

— Не может оборотень иметь дивоярской стали! — ответили ему. И замахнулись, но копья не кинули. — Пусть покажет! Пусть убъёт оборотня!

Вперёд вышел уже знакомый им человек.

— Мальчик, если ты ещё не оборотень, то уязвим для оружия. Либо убей своего волка и оставайся с нами. Либо мы убъём тебя и возьмём твою иголку. Может быть, это и в самом деле дивоярская сталь. Тогда она для нас бесценна. Может быть, Дивояр и в самом деле существует. Мы во всё готовы поверить.

— Что такое Дивояр? — спросил Лён.

Люди рассмеялись.

— И ты говорил, что у него есть небесная сталь? — спросили они молодого стражника. И, как по команде, подняли копья.

Волк вышел вперёд.

— Сколько из вас сегодня станут оборотнями прежде, чем он умрёт? — вкрадчиво спросил Паф. И показал длинные клыки.

Толпа содрогнулась.

— Мы уходим. — так же спокойно проронил волк.

— Нет. Вы теперь знаете входы в наши убежища. — мужественно ответил вожак.

— Нам не нужны ваши убежища. — как можно спокойнее возразил Лён. — Мы идём на восток. Мы ищем дракона.

Раздался всеобщий крик:

— Они ищут Лембистора! Убейте их! Убейте оборотней! Они идут в Сидмур!

Копьё сорвалось с одной руки и полетело в Лёна. Но, серое лохматое тело перекрыло путь крепкой меди.

— Паф… — прошептал Лён помертвевшими губами.

Тот стоял на задних лапах, пронзённый копьём насквозь. Тело его легко преобразовалось в человеческое. Обеими руками он выдернул из себя оружие. С наконечника капала алая кровь.

— Он не завершил обращение! — крикнул вожак. — Он не может нас заразить!

— Посмотрим! — крикнул Паф и замахнулся копьём.

С криками люди бросились бежать. А друзья, пользуясь всеобщим замешательством, кинулись за ними следом. Так они и выскочили на тропу.

— Сияр!!! — закричал Лён, что было сил, в белесое небо.

Через мгновение сверху спускалось волшебное видение. Лунный конь в волнах света! Раздался дружный вопль.

— Дивоярский конь!! — кричали люди.

Всадник запрыгнул на коня и выхватил из седельной сумки флакон с зельем.

— Пафнутий, пей! — и бросил его другу. Через мгновение волк тоже взмыл в небо.

— Волшебник, вернись! — кричали люди! — Прости нас, мы ошиблись!

Лён так удивился, что в самом деле вернулся и, высоко паря над тропой, спросил:

— Как вы меня назвали?

Люди бросились на колени и вздымали к нему руки.

— Господин, прости нас, мы не знали!

— Ну, что там? — вернулся по воздуху и спросил волк.

— Повелитель, — плакали люди, — прости нас тоже! Ты можешь принимать тот вид, какой тебе угоден! Не оставляйте нас, дивоярские волшебники!

— Это какая-то ошибка! — растерялся Лён. — Мы не волшебники. И мы вправду не знаем, что такое Дивояр. Мы отправляемся к дракону, чтобы отнять у него принцессу.

— И вы ещё говорите, что вы не волшебники?! — воскликнул вожак. — Как же вы собираетесь справиться с драконом? Разве человек может совладать с чудовищем?! Разве люди летают на конях?

— Это обыкновенный лунный конь. — возразил вернувшийся Паф.

— Да, господин! Мы видим, что у него нет крыльев. Но, ведь он летает!

Оба друга не успели придумать, что ответить, как вдруг ожил аквамарин. Он воссиял и легонько потянул Лёна за шею на восток.

— Волшебники вернулись! — закричали люди. — Волшебники из Дивояра!

Так ничего и не понимая, волшебники удрали, пока не прекратило своё действие зелье левитации.

— Как будешь в своём мире, — бросил Лёну Паф, — спроси Вавилу, что это за Дивояр такой.

Глава 25. Избушка на курьих ножках

Едва продрав глаза, Лёнька глянул на будильник. Пробуждение далось нелегко. Его ещё укачивало после долгого полёта на Сияре. Они гнали до тех пор, пока не кончился состав во флаконе. После чего свалились на высокой горке и заснули, прижавшись друг ко другу.

Он быстро сел и вдруг понял, что не один. Что-то тяжело скользнуло из-под одеяла на пол. Раздался бух.

— Кончай пихаться. — недовольно сказал Паф, садясь на полу. — Лён, где это мы?!

Он дико оглядывался.

— Ты в моём мире. — удивляясь, сообщил ему Косицын.

В джинсах и рубашке Паф выглядел замечательно. Даже длинные волосы не портили впечатления. Если бы только не диковатый взгляд, он походил бы на обыкновенного человека.

— Если не вздумаешь превращаться в волка, сойдёшь за нормального. — подытожил Лёнька. — И придётся тебе пересидеть до моего прихода дома. Можешь ничего не опасаться. Мать вернётся поздно.

Наскоро объяснив приятелю принцип действия туалета и методы добывания пищи из холодильника, Лёнька нашёл ещё минуту, чтобы приобщить товарища к телевизору. Чтобы не скучал.

— Дверь никому не открывай. — предупредил он, убегая.

* * *

— Лёлё, смотри, как мы скинов разделали! — похвастался Бубно солидным фонарём на скуле. — Пацанов с соседней школы свернули в трубочку!

— Федюня, ты, когда спишь, ушами за подушку не цепляешься? — спросил в ответ Лёлё.

— Нет. А что? — насторожился тот. И потрогал шесть колец на ухе.

— Да нет, ничего. Вавилу нигде не видел?

Две перемены подряд он искал кота по всей школе. Но, тот словно провалился.

«А, может, и правда провалился? Обратно на Селембрис.» — подумал Лёнька.

Идея сорвалась. И он поплёлся на ненавистную матику. Повторять уроки было некогда.

«В следующий раз надо брать с собой учебники.»

И тут же рассмеялся, представив, как решает примеры в сугробе на горном перевале. Или в болоте с вурдалаками.

— Всё веселишься, Косицын? — спросила его Маргуся. — А соседку-то твою так и не нашли.

Лёнька помрачнел. Наташи Платоновой действительно не было в школе. Ничего более не оставалось, как усердно заняться решением примеров, пока матичка не обозлилась на его улыбочки. Некоторое время он таращил глаза в тетрадку. Но, усталость брала своё. Уже много дней он не высыпался нормально. А последние сутки вообще не закрывал глаз. Лёнька не заметил, как ручка выскользнула из пальцев.

Чьи-то когти схватили его.

— Паф, не надо! — застонал он во сне.

Раздались хриплые крики. И Лён почувствовал, что взлетает в воздух.

— Что это?! — и открыл глаза.

Что-то крепко держало его. С каждым рывком тупые когти впивались в бока. Сильными махами какая-то непонятная чёрная птица поднималась всё выше. И вот под ногами замелькали верхушки сосен.

Лён огляделся. Справа и слева летели громадные чёрные лебеди! Пафа рядом не было. Где же он? И Лён вспомнил, что Пафнутий сидит у него дома! А сам он явно на Селембрис! Как?! Почему?! Идиот! Заснул на матике! Значит, он вернулся на холм один и там его подцепили эти птеродактили! Но, постойте! Они заснули с Пафом в горной местности, в снегах. А тут кругом леса, снега уже нет и вообще тепло. Ничего не понятно!

Мрачно болтаясь в когтях монстров, как похищенная собакой колбаса, Лён считал в уме. Летит он не столь долго — минут от силы десять. Скорость лебедей не превышает скорость курьерского поезда. А кругом необозримые леса. Нет, он явно проснулся где-то в ином месте. Значит, до сих пор он попадал на то же место только потому, что засыпал всегда на своём диване.

Похитители пошли на снижение.

— Ой. — сказал Лён.

И было от чего. Его швырнули на пожухлую траву прямо перед избушкой на курьих ножках! Он сел и начал оглядываться. Попытался встать на ноги. Чёрные лебеди громко зашипели и стали угрожающе тянуться к нему клювами. Глядя на эти мощные приборы, Лён догадался, что они могут запросто откусить палец.

— Чего добыли? — вытащилась из избы препоганая старушка.

Куда там Фифендре до неё! Да и ведьмам на Лысой горке не валялось рядом с той барракудой, что обитала в данном апартаменте!

— Бабуся, — вежливо сказал Лён, — велите птичкам отнести меня, где взяли. А то худо будет.

— Милок, все так говорят. — отозвалась «бабуся». — Правда, недолго. Чем ты удивишь меня?

— Я тебя сейчас на куски порежу дивоярской сталью.

Он принялся искать в кармане. И вдруг вспомнил! Нет у него при себе дивоярской стали! Он же не собирался засыпать в школе! Иголка так и осталась воткнутой в подушку.

— Первый раз слышу, чтобы так складно брехали. — осклабившись, поведала старушка. — Гоните, милки, ужин в загон. Пусть посидит, пока печку протоплю.

Птеродактили раскрыли свои кошмарные крылья и с шипением погнали добычу в открытую дверь домушки. Там его заперли в какой-то клетушке, где не повернуться. И замок повис на петлях. А старуха принялась совать в чёрную печку дрова и сухую берёзовую кору.

— Как прогорит, так и пожарю тебя с корешками. — успокоила она гостя.

Лён понял, что очень скоро его подадут в виде цыплёнка-табака, если он что-нибудь не придумает, и начал лихорадочно обшаривать карманы. Хотя, что может быть в карманах? К его удивлению, в карманах много чего нашлось. Зажигалка, семечки, огрызок карандаша, шпаргалки, ластик, кусок проволоки, деньги, жвачка. Лёнька тупо смотрел на это бесполезное богатство, не понимая, каким образом всё это может ему помочь.

— Ну вот. — сказала «бабуся». — Пойду точить ножи. А ты пока поспи. Мяско-то послаще будет.

Если бы он мог заснуть! Но все нервы во встрёпанном состоянии. Лён огляделся. Отовсюду из пазов меж древних брёвен торчал клочьями сухой мох. А это идея! И он поджёг все клочья, до которых мог дотянуться. Повалил отвратительный вонючий дым.

— Прекрасно. — с удовлетворением пробормотал Лёнька. Он уже приглядел неподалёку открытый сундук со всяким барахлом. Скатал в ком шпаргалки, две десятки (на завтрак дадены!), клочья мха, утяжелил всё карандашом и ластиком, склеил жвакой, поджёг и метко подкинул в сундук. Давно не стиранное тряпье сначала не решалось загореться. Но, видимо, жира на нём хватало, и вскоре сундук славненько заполыхал. Всё помещение задымлено, не видно ни фига.

Кашляя и заливаясь слезами, Лёнька свалился на пол отстойника и думал, что ещё можно натворить. И запоздало догадавшись, начал ковырять проволокой замок.

— Ай, батюшки, засор! — зашумела бабка, распахнув дверь. Дым тут же потянулся прочь из дома. Под его прикрытием Лёнька по-пластунски пополз и выскользнул во двор.

— Да что же это! — вопила ведьма, обнаружив горящий сундук с праздничным барахлом. — Караул!

Дым приобрёл зелёный цвет. «Наверно, занялись веники на стенках!» — догадался поджигатель.

Сухие связки ядовитых трав и вправду горели чудно. Пёрло такой мразью, что не продохнуть. Старуха вывалилась наружу и с воем стала кататься по траве. В избе начался фейерверк. Взрывались склянки с зельями, с громким уханьем разлетелись совы. Побежали во все стороны крысы. Последней рванула печь, и избушка развалилась. Из дымящихся развалин выкатилась древняя ступа. Лён моментально вскочил в неё и крикнул, как однажды слышал от Фифендры:

— Лаалот!

И взмыл вертикально вверх.

— Тьфу, дармоеды! — орала внизу на лебедей старушка. — Вы чего припёрли?!

Спустя примерно полчаса он решился опуститься вниз, но не знал, как приказать ступе идти на посадку. Тогда Лёнька принялся её раскачивать. От таких манёвров аппарат потерял устойчивость и начал беспорядочно вращаться.

Ступа рывками двигалась то вверх, то вниз. Налетела за здоровенную сосну, одиноко росшую на взгорке, и от удара раскололась. Лёнька выпал из неё вместе с каким-то барахлишком, валявшимся на дне. Отчаянно хватась за всё руками, он пытался задержать падение. Покатился с горки, треснулся башкой о корень и отрубился.

— …?!!

— Блин, ну чего? — он не мог раскрыть глаза. Веки опухли от дыма. Глаза слезились, в горле першило.

— Косицын! — заорали в ухо.

— Бабка, отвали. — морщась, ответил Лён.

— Косицын, откуда ты взялся?! Что за вид?!

Он с трудом разодрал глаза. Всё как в тумане. В руке крепко зажата прокуренная трубка.

— Баба Яга, отвянь! — попросил он. — Мозги болят от дыма!

И увидел над собой яростное лицо Маргуси! Раздался дикий хохот старшеклассников.

* * *

— Смотри, а вот здесь-то! — с улыбкой сказала Изольда Григорьевна.

Зинка Матвеева засмеялась, глядя на фотографию. Школьные подруги уютненько сидели в кабинете у Изы Крендельковой. Сколько лет не виделись! С самой свадьбы Зинкиной! Встретились случайно на улице и едва друг друга узнали. И оказалось, что давняя подружка живёт неподалёку от школы, в которой Изольда работает. Вот и договорились встретиться после уроков первой смены. Чай уже весь выпили, тортик съели. И теперь рассматривают старые школьные и институтские фотографии. Зинка как-то не позаботилась, а Изольда все их сохранила. И принесла на встречу целый целлофановый пакет.

— Смотри, смотри! Изольда, ты же красавица была!

Изольда смеялась.

— Помнишь, как мы битлов переписывали на старые плёнки? Ещё уксусом разрывы клеили!

— Помню! У тебя приставка была «Соната», ты её подключала к старой «Даугаве»! Помнишь, как мы летом хипповали!

Они тихо хохотали.

Внезапно распахнулась дверь и на пороге показалась разгневанная Маргарита Львовна. Увидев её в таком состоянии, завуч поняла, что вечер воспоминаний закончен. Зинаида тоже заторопилась.

— Я не врубилась, где он ныкался! — яростно заговорила математичка, потрясая Косицыным, как дерьмом на палке. — Но в таком вот прошмандоне я нашла это у себя в кабинете! На третьем часе только было всё путём, был человекообразным! А на шестом возник в десятом «А»! Пьяный в дымину! Обкурился в умат! В баке турхался с бомжами! Просклоняй его, Изольда, по падежам! Иначе я сама его убъю!

Матичка швырнула эту пакость к завучу и ушла, громко вколачивая в пол каблуки.

Косицын выглядел ужасно. Весь в копоти, земле, листьях. Лицо опухло, глаза красные, на лбу синяк. Рубашка разодрана. И вонял, как горелая помойка. Некоторое время завуч разглядывала это чудо, даже не решаясь спросить, что мог делать в школе такой монстр. А монстр обалдело смотрел на завуча и был явно не в себе. Не хватит ли чудес на одну школу?

— Пойдём к директору. — наконец сказала Кренделючка.

Едва дверь закрылась, из-за шкафа крадучись вышел кот Вавила, вспрыгнул на стол и принялся рыться в мешке с фотографиями.

— Дубовый лист! — изумлённо воскликнул он. Оглянулся и, схватив одну небольшую карточку, быстро скрылся за шкафами.

* * *

После бешеной выволочки у директрисы Лёнька, так и не придя в себя до конца, надеялся попасть домой. Покорно выслушивая в свой адрес все эпитеты, он мечтал лишь об одном: добежать до ванны, вымыться, поесть и отоспаться. Где угодно — в снегу, в кровати, но отоспаться!

Когда завуч и директор выдохлись и с огорчением признали, что их доводы на ученика не действуют, то отпустили его.

Косицын с удовольствием и облегчением вдохнул слегка морозный воздух. И тут же понял, что несчастья на сегодня не закончились.

— Эй, Коса! — раздался ехидный голос.

У выхода из школы тусовалась вся кодла Комбрига, то есть Комарова.

— Эй, Коса, — гнусно осклабясь, вразвалочку направился к нему пахан. — ну-ка покажи, что у тебя за ширево!

— Да уж видать, ширяет крепко! — заржал один из шестёрок при виде основательно закопчённого Лёньки. Все расхохотались.

Не дожидаясь, когда подонки его схватят, Лёнька нырнул обратно в дверь и присел на лавочку в вестибюле. Что делать? Вся первая смена уже ушла, пока его пытали у директора.

— Чего расселси?! — визгливо рассердилась тётя Паша. — Хиляй отселева, бендюжник!

Тогда Лёнька побежал на второй этаж. Была идея, только очень ненадёжная. Он набрался храбрости и заглянул в учительскую. Надо сказать, что он-де захлопнул дома дверь и забыл ключи. Теперь хочет позвонить маме на работу и попросить зайти за ним. Должно сработать.

В учительской было пусто. Во вторую смену народу в школе меньше. Радуясь удаче, Лёнька торопливо подбежал к телефону и набрал домашний номер.

— Возьми трубку, Паф, возьми трубку! — молился он.

* * *

Паф подскочил от неожиданности, когда громко заголосила какая-то маленькая штука. Осторожно, отшатываясь при каждом звонке, он приближался к этой вещи. Насторожённо прядая ушами, Паф понюхал. Это берут руками. Зачем? Она всё дребезжала, раздражая нервы. Паф чувствовал, что ещё немного, и он сорвётся. Оскалился и потянулся к ней пальцами. Уймись, заглохни! Ну, пожалуйста! Потом решился и сдёрнул какую-то толстую, ни на что не похожую штуку. Она повисла на кручёной верёвке и там что-то заболтало смешным голоском. Паф так удивился, что забыл о страхе — он опустился на колени, приблизил ухо к висящей штуковине и прислушался. Затем воскликнул:

— Лён, как ты туда залез?

— Это такое волшебство в нашем мире. Не отвлекайся, слушай.

Некоторое время Паф внимательно выслушивал. Потом подошёл к окну и посмотрел на порог школы.

— Всё. Сейчас буду. — сообщил он в трубку, так и не решившись взять её в руки.

Но у выходной двери он понял, что не может открыть её. Паф заметался, бросился к окну. Они всё ещё там, на крыльце большого дома. Но, ведь в этом мире тоже есть волшебство!

Посмотрел внимательно на дверь, сделал пасс и крикнул:

— Липтоах!

Дверь глухо ухнула и отворилась.

* * *

Комаров с дружками никуда не спешили. Они знали свои права. В школу они не заходят, а тут пастись имеют право. Малявка нарушил закон. Продаёт ширево и не платит. Куда он денется, выйдет.

Со двора, засунув руки в карманы, подходил какой-то фарсовый неформал. Одет был пацан не по погодке и к тому же в домашних тапочках. Это было так смешно, что уже заскучавшая бригада приготовилась к приколам. Но, незнакомец повёл себя совсем не по понятиям.

— Кто здесь комар? — спросил он.

Оборзев от такой наглости, бригадир начал с угрозой наступать на эту мелочь. Все шестёрки его развалились на перилах, лениво пережёвывая жвачку, и ожидали зрелища.

Подойдя почти вплотную, Комбриг забеспокоился. Неформал отчего-то не спешил пугаться. Парень даже не вынул руки из карманов. Может, изучает какое-нибудь кун-фу? Отделать такого лоха надо по всей форме, и бригадир начал небрежно обходить придурка, чтобы тот оказался спиной к его шестёркам. Достаточно толкнуть козла, и тот окажется в ласковых руках.

Пацан по глупости не кинулся к дверям, а так-таки и повернулся следом за Комбригом. Да ещё так нагло вскинул голову, стряхивая с лица запущенные космы. Вожак увидел его худое тёмное лицо с обветренными скулами и потрескавшимися губами, как будто парень много дней не видел хлеба.

— Нарываешься? — поинтересовался Комаров. Дурачок один, а их много.

То, что он увидел, в дальнейшем стало причиной ночного недержания мочи, от которого Комбриг ещё не скоро вылечится. Многие годы после этого он трясся, стоило только ему представить, что с ним могло быть! Комаров понимал, что избег чего-то по-настоящему ужасного.

Парень, не говоря ни слова, приподнял верхнюю губу. На глазах у обмершего Комбрига клыки его начали расти, а прочие зубы заострились. И только теперь Комаров заметил, какие дикие у незнакомца глаза. Но, и это ещё не всё! Парень вынул руку из кармана и хищно скрючил пальцы. И тут же начали расти чёрные когти, нацелившись в лицо Комарову. Рука покрылась шерстью.

Комбриг закатил глаза и рухнул навзничь, потеряв сознание и обмочившись. Парень снова спрятал руку в карман и оглядел компанию горящими глазами.

* * *

— Я говорил вам. — участковый Семёнов Александр Сергеевич то ли извинялся, то ли утверждал. — Дело завели.

— Он у себя в комнате с каким-то парнем. Не нравится мне этот гость. — ответила Зоя. В голосе её звучала безнадёжность.

Они вдвоём прошли к двери Лёнькиной комнаты. Оттуда не доносилось ни звука. Семёнов отворил дверь. Комната оказалась пустой.

— Не может быть! — изумилась Зоя. — Они не могли незаметно выйти! Я всё время была на кухне! У нас замок сломался на входной двери, я ждала, что сосед сверху зайдёт и поможет.

— Понимаю. — с пониманием ответил участковый. Он всё понимал.

— Ладно. — сказал он, немного помолчав. — Отвёртка есть?

Глава 26. Семикарман и его птичка

— Всё. Я должен хоть немного выспаться. — сказал Лён.

Не успели они заснуть в его комнате, как настала пора просыпаться на Селембрис. Теперь понятно, в чём дело. Он забирал с собой из мира в мир то, что держал в руках или имел в карманах. Они с Пафом в обнимку заснули на диване, когда усталость одолела Лёньку. Под мышкой Лён зажал учебник математики, чтобы вернуться с выученным материалом. В кармане лежала прокуренная старухина трубка. Лучше не оставлять дома вещей из другого мира.

И вот теперь здесь, на Селембрис, занималось утро, а Лён умирает от желания выспаться.

— Спи тогда давай. — ответил ему Паф. — А я пойду охотиться. Не понравился мне ваш холодильник. И суп мамин не понравился.

И, сбросив с себя почти новые лёнькины джинсы и рубашку, превратился в волка и ускакал в одних носках.

Лён устраивался поудобнее на том самом холме, откуда они вдвоём исчезли накакуне. Вместо подушки под головой учебник математики. Спать на голой земле было неудобно, в бедро что-то упиралось. Оказалось, что в кармане мешалась старухина курительная трубка. Лён повертел её в руках. Вот из-за этой трубки ему и нагорело у директрисы.

«Косыцын, ты обкурился и заснул прямо на уроке?! Школу хочешь сжечь?!»

Выкинуть, что ли? Дерево всё протемнело, внутри набился какой-то сухой мусор. Лёнька дунул в неё просто так. Вылетела пыль. Он бросил её наземь и повернулся на другой бок. Представил себе, как спит в тёплом месте, и провалился в забытьё.

* * *

Сияр шумно дышал и колотил копытом.

— Дай выспаться по-человечески. — пробормотал Лён и снова перевернулся. Он уже выспался, но было так блаженно тепло, что не хотелось открывать глаза. В нос ткнулась сухая травина. Некоторое время Лён терпеливо фыркал и отворачивался от назойливой гостьи, но тут конь снова протестующе заржал.

— Ну что такое? — недовольно отозвался его хозяин и соизволил поднять голову.

Некоторое время он оглядывался, не понимая, что случилось. Потом понял причину недовольства коня. Дело в том, что это было не его животное. И оно было крупно обижено тем, что в его кормушке нахально разлёгся незнакомец. Едва Лён сел в яслях, лошадь принялась вытаскивать из-под него сено.

Пригорок куда-то исчез. Неба над головой тоже не было. Это какая-то большая конюшня. Разномастые лошади в своих стойлах невозмутимо жевали жвачку. В полутьме виднелась висящая на столбах упряжь. Лён выпрыгнул из кормушки и занырнул в ворох сена, наваленный прямо посреди прохода. Что это за место?! Как он сюда попал?!

Подождал некоторое время, осмелел и выбрался наружу. Осмотрел богатые уздечки, парчовые попоны, изукрашенные сёдла. Небедные люди тут живут. И всё же, где он? И где Пафнутий?

Потом Лён двинулся на выход. Высунул нос за широкую створку двери и снова огляделся. Хоромы неслабые. Крытый коридор с окнами на обе стороны вел, наверно, в жилые помещения.

Так, перебегая и прячась за расписными деревянными столбами, Лён добрался до обитаемых помещений. Из укрытия за богатыми парчовыми портьерами с кистями он наблюдал за перемещениями многочисленной прислуги.

Повара в высоких колпаках. Герольды в двухцветных нарядах. Служанки в накрахмаленных передниках. Они торопливо и весело тащили большие блюда, источающие обалденный аромат. Кругом всё так чисто и уютно. Весёлые сюжеты вытканы на гобеленах. Сытые кавалеры скачут на бокастых лошадях. Румяные барышни жеманятся под кружевными зонтиками. Весёлые тройки мчатся среди праздничного парада. Золотые птицы под золотыми яблоньками.

Жизнь в этом непонятном месте понравилась ему. Всё было так хорошо устроено. Очень тепло. Он двинулся дальше, обнюхиваясь и осматриваясь, чтобы не попадаться на глаза людям. И скрылся в анфиладе залов. Так, проходя высокими дверями из помещения в помещение, Лён любовался на роскошь и богатство, гадая, кто тут может жить. И вдруг попал в настоящий зимний сад. Там пышно зеленели и расцветали удивительные цветы. Атмосфера была жаркой, душной.

Прямо посреди сада располагался небольшой фонтан. Вокруг расставлены столики и изящные диванчики на гнутых ножках. На возвышении красовался золотой трон. А прямо перед троном стояло нечто, закрытое золотым парчовым покрывалом. Длинные концы накидки изящно распластались по полу, скрывая то, что имелось под ним. Любопытный Лён осторожно приподнял край и просунул туда голову, но ничего не увидел. Слишком уж плотное покрывало. Тогда он снял его и изумился.

В высокой клетке сидела удивительная птица. Едва свет упал на её оперение, как оно вспыхнуло золотом. Длинный хвост свивается в кольцо на круглом полу клетки. А маленькая головка увенчана золотой с изумрудами коронкой.

— Вот это штука! — изумился Лён и хотел открыть дверцу, чтобы потрогать перья. Интересно, это настоящая птичка или нет?

Едва он коснулся маленькой задвижки, как птица раскрыла изумрудные глаза и дико заголосила. Отовсюду понеслись вопли. Непонятно откуда выбежали стражники и повалили Лёна на пол, заворачивая ему руки за спину.

— Воры, воры! — кричало множество голосов.

Оглушённый воплями и увесистыми затрещинами, Лён пришёл в полную панику.

— Не трогайте меня! — кричал он. — Я ничего не крал!

— Держите вора! — кричали герольды и оглушительно дудели в трубы.

— Похититель! — вопили ему в уши повара и колотили поварешками по кумполу.

— Грабитель! — налетали, как боевые куры, крахмальные служанки и драли за уши пухленькими пальчиками.

— К повелителю его! — образовался посреди бедлама и громко распорядился высокий господин, разряженный в шелка и бархат. И грохнул об пол жезлом.

— К Семикарману его! — возопили все. — К Повелителю!

Повелителя оторвали от обеда с гостем и он недовольно выслушивал доклад о происшествии.

— Вот, значит, этот нарушитель Нашей безмятежности? Кто, откуда, чей?

— Я ничего не крал! — крикнул Лён. — Только тронул замочек!

— Он сознался! — воскликнул мужик с жезлом.

— Замочек тронул! — передразнил задержанного Повелитель. — А зачем ты замочек тронул?

— Посмотреть хотел. — немного успокоился незванный гость. Ведь он и в самом деле ничего не украл.

Все расхохотались.

— Нет, вы слышали? — обратился к гостю Семикарман. — Пробрался с улицы, залез в самое мне дорогое место и давай смотреть! Ну и как, посмотрел?

— Посмотрел. — буркнул Лён.

— Понравилось? — поинтересовался хозяин.

— Нет.

— А что так?

— Да кому же понравится такой фазан? — начал дерзить задержанный. — Визжит, как поросёнок.

Повелитель вздохнул и бросил кусок обратно на поднос.

— Вот в этом всё и дело. — серьёзно объяснил Семикарман. — Лезут все, кто ни попадя, форточки открывают. Птичка и простудилась.

— Отрубите-ка ему головку. — скучным голосом произнёс он.

— За что?!! — завопил ошеломлённый Лён.

— За посягательство на чужое имущество. В особо крупных размерах.

Его поволокли прочь и бросили в глубокую яму с решёткой наверху.

— Завтра тебя и кончат. — сказал ему напоследок мордатый страж.

— Спать, спать, спать. — говорил себе Лён, тычась головой в тесные стены камерки. Сон не шёл. Немного ранее обнаружилось страшное открытие. Он ушёл в Селембрис без иголки. Сталь осталась торчать в подушке. Он так устал вчера, что не вспомнил про своё оружие. Но, что он стал бы делать с ней тут, в глубокой яме? Ковырять стены? Прорывать подземный ход? Монте-Кристо несчастное! Если бы у него была хотя бы неделя!

И тут он похолодел. Неделя! Какая неделя?! Через неделю Паф необратимо станет вурдалаком! Его пронзил мгновенный ужас.

— Эй, Лён, ты тут? — послышался тихий голос сверху.

— Пафнутий! Как ты сюда попал? — завопил Лён.

— Тише. Не ори. Я вернулся и понял, что ты воспользовался магической вещью. Старухиной трубкой. Я не знал, что делать, взял её в зубы. И тут уловил твою мысль обо мне. Значит, трубка — проводник. Я дунул в неё и пожелал попасть в то же место, что и ты. Только трубка осталась на холме!

— Паф, я забыл дома иголку!

— Фигово! — огорчился волк. — У тебя один выход — просить разрешения возместить ущерб.

— Но я ничего не взял!

— А это и необязательно. Этот Семикарман — безнадёжный собственник и стяжатель. Маг — индивидуалист. Он устроил себе уютное гнездо и любое вторжение извне рассматривает, как преступление. И ему наверняка всё ещё чего-то не хватает. Бери поручение. А там выкрутимся.

Наутро после бессонной ночи Лёна потянули на казнь. Возвели на невысокий подиум, к чурбаку. Рядом стоял аккуратный тазик. Всё чистенько. Палач такой нарядный. Всё происходило в большом зале, подготовленном для казни. Стояли кресла для зрителей, немного в стороне играл оркестр.

— Господин Семикарман! — воскликнул Лён, когда всё общество собралось на зрелище. — Отпустите меня! Я должен спасти принцессу и выручить друга из беды!

— Так что же не спас? — глубокомысленно заметил маг-стяжатель. — Зачем полез за птичкой? Кладите его головкой на плаху. А то завтрак стынет.

Лён что-то хотел крикнуть, но его завалили на чурбан. И тут же раздались крики и грозное рычание.

— Волк! — кричали люди.

Разгоняя народ, на эшафот ринулся Пафнутий и завертелся вокруг себя, скалясь на людей.

— Мальчик. Это твоя собачка? — спросил недовольно Повелитель. — Пусть убирается, а то и ей головку отрубят.

— Не отрубят! — крикнул Лён. — Это оборотень. Вы его не можете убить!

— Прекрасно. — скучающим голосом ответил Повелитель. — Несите средство против оборотней. Специально разработал. А то шатаются тут, мешают жить спокойно.

Вынесли сеть. Паф взвыл и начал метаться среди толпы. Поднялся всеобщий гвалт и паника. Раздавались крики. Все бегали, сталкивались, падали.

— Вот за что я и не люблю вурдалаков. — поморщился Повелитель. — Не умеют вести себя в обществе. Несите заговорённые стрелы. А этого пока оприходуйте по быстрому. Что за народ! Испортят всё зрелище!

— Проси! — кричал волк. — Проси задание!

Но Лёна уже пригнули к плахе и расстёгивали на нём ворот.

— Повелитель! — сообщил палач. — Вор всё-таки украл у вас вещицу.

— Я так и знал. — не удивился маг. — Аквамарин? Откуда у нас аквамарин? Парень-то рецидивист. Давай руби и мы пойдём.

— Я возмещу! — крикнул Лён из-под здоровенной руки палача, обыскивающего его карманы.

— Вот это по-деловому. — согласился Семикарман. — У мальчика аквамарин да ещё в серебряной оправе. Нехило.

Лёна поставили на колени перед магом.

— Видишь ли, мальчик. — важно начал Повелитель. — Я не могу снять с твоей шеи аквамарин. Не я его туда повесил. Но, я могу снять с тебя головку. Отдавай добровольно вещицу и мы тебя с твоим пёсиком отпустим. Ты это имел в виду, говоря о возмещении?

— Нет, Повелитель. — кротко ответил Лён. — Я подумал, что тебе, возможно, захочется получить что-нибудь другое. Я добуду это.

— Ага. — Повелитель задумался. — А зачем? У нас всё есть.

Но тут высокий господин с жезлом, в бархате и шёлке, зашептал что-то на ухо магу.

— А, да-да! — тот даже завозился в кресле. — Есть одна проблема в нашем деле. Видишь ли, милый, погоды в нашем краю испортились в последнее время. Снега не сходят по полгода, а то и более. Раньше у меня был не какой-то зимний сад, а целый парк. Теперь вот даже казни приходится проводить в помещении. А во всём остальном у нас полный оллрайт. Так вот, мальчик, если ты добудешь мне два золотых яблочка из одного волшебного сада, то я, так и быть, тебя прощу. С помощью этих яблочек мы приведём погоду в нашем королевстве в полный перфект и даже более.

— Мы добудем! — весело пообещал Лён.

— Как это «мы»? Я оставляю твоего пёсика в залог. Но, если тебе будет скучно без своего вурдалака, так и быть, оставляй аквамарин. Я добрый.

— Что за сад? — потерянно спросил Лён.

— Нормальный сад. — ответил Семикарман. — Сад Гесперид.

Глава 27. Бабы-яги

— Паф, что же ты не взял с собой трубку? — спросил Лён, когда их выставили за ворота королевства.

— Я взял учебник математики. — виновато ответил волк. — Ты же сам сказал, что библиотекарша тебя убъёт, если ты его потеряешь.

— И где учебник? — с несчастным видом поинтересовался Лён.

— Забыл возле ямы, когда с тобой разговаривал. — удручённо сказал Паф.

— Сад Гесперид. Полный перпендикуляр! Может, проще выкрасть аквамарин?

— Поверь мне, проще добыть яблоки. Ты же добровольно снял амулет.

Положение было ужасным. Лёнька и понятия не имел, где искать этот сад Гесперид. И чего ради они должны заботиться о каких-то там яблочках, если Паф всё больше превращается в волка. И несчастная Наташа Платонова, возможно, давно уже сожрана драконом!

— Сияр! — позвал он. И конь послушно явился.

— Неси меня в сад Гесперид.

Но скакун и не тронулся с места. Всё правильно, всадник сам должен знать, куда ему лететь. А если он не может представить себе это место, то и с коня нечего спрашивать. И тут его осенило!

— Сияр! Лети на взгорок, где последний раз мы были!

— Зачем?! — запоздало взвыл волк, когда его приятель взмыл в воздух, а его оставил на земле.

— Жди! Сейчас вернусь! — прокричал сверху Лён и скрылся в облаках.

Вот она, вот она, трубочка заветная! Вспомнил он! Ведь, засыпая тут, на заснеженном пригорке, он представил себе тёплое местечко! И попал в такое тёплое местечко! В кормушке было тепло! Да всё королевство Семикармана — тёплое местечко! Мужик обустроил себя среди всеобщего похолодания и неплохо обустроил. Но, не в этом дело!

— Летим обратно. — приказал он коню и снова пустился в путь высоко по воздуху. Потому что путь до королевства мага-стяжателя был неблизким.

— Ну, и как ты это себе представляешь? — поинтересовался Паф, обнюхивая трубку.

— Надо только пожелать! — с восторгом сообщил ему Лён. — Держись крепко за меня! Желаю попасть в сад Гесперид!

И тут же очутился перед развалинами избушки. Они ещё дымились.

— Ты зачем вернулся, мерзавец?! — закричали на него.

Лён оторопело обернулся. На него с клюкой шла баба Яга. Старуха была до крайности обозлена.

— Жильё порушил, хулиган! Имущества лишил! — орала она, замахиваясь палкой. — Превращу в ворону! Убъю, выпотрошу, начиню опилками и поставлю на шесте в хорошем месте!

— Но-но, бабуля… — бормотал, пятясь, Лён. — Не распускайте руки.

— И где же сад Гесперид? — осведомился волк.

Старуха подскочила на месте, внимательно вгляделась в Пафа и уже спокойнее сказала Лёну:

— Я сразу поняла, что не надо было тебя жарить. Да жадность проклятая заела.

— Нам нужны золотые яблочки из сада Гесперид. — настойчиво напомнил волк.

— Молчи, упырь. — небрежно отозвалась бабка. — Сад они захотели. Сгорел мой талисман. Вот этот брандахлыст пожёг избушку. Я всё хотела прибраться в доме да отыскать переходник. Теперь уж поздно. Театр погорел.

Она уселась на перевёрнутый чугунок.

— Почему же трубочка нас перенесла сюда? — спросил сам себя Лён.

— Ты о чём? — насторожилась бабка.

— Я, бабушка, о трубке. — он показал ей трубку. — Нашёл в ступе, когда разбился при посадке.

Минут десять она сокрушалась о погибшей ступе, кляла свою жадность и награждала Лёньку разными эпитетами. Потом утихомирилась и уже благостнее сказала:

— Ну ладно, сокол, давай вертай взад переходник.

— Ага, сейчас! — с насмешкой ответил Лён. — Не нравится мне это место. Сейчас перенесусь куда подальше.

— А я с тобой останусь, бабушка! — плотоядно пообещал ей Паф. — Повоем вместе на луну!

Ещё минут десять она пересекалась с обоими, потом оставила бесприбыльное дело и расхохоталась:

— А ловко ты со ступой! Словечки-то какие знаешь! Кто научил? То-то, я думаю, не зря ты про дивоярскую сталь брехал!

— Нам некогда. — Волк встал с места. — Нужен сад Гесперид. Давай, Лён, попробуй ещё раз.

— Зачем? — спросила бабка. — Вы на месте.

* * *

Уговор был таков: как только Лён проникнет в свой этот сад, то вернёт старушке её добро, то есть трубочку заветную. А пожар и ступу она ему простит. На надо было, в самом деле, пытаться есть, чего не следовало.

— Переходник у тебя в руках. — сказала она ему. — Наверно, знаешь, чего хочешь. Просто скажи ему. И дунь.

— Сад Гесперид! — волнуясь, воскликнул Лён. И дунул.

Пространство вокруг них заволоклось розовым туманом. Потом туман принял интенсивно-красный цвет. Потом рассеялся. Все трое оказались в удивительном месте. Вокруг были какие-то нелепые здания, похожие на декорации. Пространство выглядело плоским.

— Это сад Гесперид? — спросил Пафнутий каким-то неестественным голосом. Он стал синего цвета.

— А вот сейчас спросим у прохожего. — ответила ему бабка тоже каким-то забавным голосом. Она изменилась. Нос у неё стал таким длинным, что свисал ниже подбородка. Вместо бесформенного старого тряпья теперь на ней надето подобие туники, тоже синей, как цвет шерсти волка.

Лён всё оглядывался. Одежда на нём очень изменилась. Какая-то юбка топорщится, как деревянная. Какие-то сандалии на ногах.

Навстречу, странно подпрыгивая, шёл прохожий. Он походил на чучело. Волосы его торчали волнистыми змеями в разные стороны. Маленький, кривоногий и хромой. Один глаз намного больше другого. И вдобавок они вращались в разные стороны.

— Приветствую вас, гости Древней Эллады! — с дурацким пафосом воскликнул он. — Меня зовут Гермес! К вашим услугам!

— Нам бы надо попасть в сад Гесперид. — неуверенно обратился к нему Лён.

— Раз плюнуть! — беспечно отозвался Гермес. — Прошу за мной в контору!

И тут же вошёл в один из домов. Все трое гостей последовали за ним. Немного запоздало над их головами загорелась неоновыми огнями вывеска: «Туристическое агенство Гермеса и К.».

— Прошу! — пригласил их к древнегреческим кушеткам предприимчивый Гермес. — Непременно к Гесперидам? А посетить Трою не желаете? Горящие путёвки! Ежевечернее представление с деревянной лошадью! Лернейские болота! Впрочем, это детям до шестнадцати. О! Вот! Незабываемые впечатления! Сафари на Немейских львов! Не желаете? Понятно. Послушайте, есть кое-что только для понимающих людей. Путешествие на остров Цирцеи. Неделю хрюкаете и валяетесь в грязи! Нет? Тогда посетите варьете змееедевы Ехидны! Такая, вам скажу, хореография! Я бы предложил вам Авгиевы конюшни, но Геракл только что всё вычистил. Нового ещё не навалили.

— Нам в сад Гесперид. — напомнил Лён.

— Я плачу. — поспешила ответить баба Яга.

— Как скажете, мамаша. — немедленно отозвался Гермес. — Оптом скидка.

Он втолкнул всех троих в одну из дверей и крикнул напоследок:

— Инструктором Ладон!

Они оказались в новом месте. Плоские кусты уставили по краям дорожку. А прямо перед глазами мелькала разноцветными огнями арка. На ней переливалась неоном вывеска: «Сад Гесперид».

— Пошли. — буркнул Лён. Всё это ему не нравилось.

— Тебе что, пацан, не в кайф? — вдруг спросил кто-то и из арки вышла какая-то большая ящерица, вся украшенная разноцветными чешуями. Ящерица встала в позу и продекламировала:

Познакомимся: дракон.

А зовут меня Ладон.

И тут же начал восторгаться:

— Такое шоу, чуваки! Советую начать с колодца бесмертия. По центу за стакан.

— Я плачу. — поспешила ответить баба Яга.

— Само собой. — ответил инструктор. — Потом бой с Гераклом. Он покажет вам приёмы древнегреческой борьбы кун-гре. Потом чествование победителя. Счастливец получает в подарок торт-мороженое. Потом даёт концерт группа «Геспериды». Ну, улёт! Потом раздача волшебных яблок.

— А нельзя ли приступить сразу к последнему пункту? — спросил Паф.

— Нет, нельзя. У нас программа. — отрезал дракон. — Следуйте за мной.

Он завилял по дорожке разноцветным хвостом. Вскоре послышался многоголосый шум. Вокруг крытой эстрады собралось множество народа. Все пили пиво, тоники, обнимались, орали, раскачивались, как на стадионе. Тут внезапно эстрада ожила, засияла огнями и загремела музыкой. Все завопили, засвистели и стали кидаться пустыми банками. Завязались драки.

На сцену выскочили три девчонки с птичьими головами, разряженные в развевающиеся блестящие тряпки и оглушительно забренчали на электроинструментах. И заорали хриплыми голосами. И затопали высоченными платформами. Вся публика заколыхалась и стала подпевать.

Мифы все к чертям в Аид!

От попсы нас всех тащит!

Для придурков нет базара,

Оторвёмся, чтоб отстало!

— Тебе оно надо? — спросила баба Яга. — Вы же за яблоками пришли.

И первой отчалила. Обалделый от зрелища Лён потащился следом за ней. «Это Древняя Эллада?» — подумал он. Что-то здесь было не так.

— Вот и яблоня. — доложила старуха.

Посреди площади стояло в загородке аккуратное деревце с золотыми листьями. К растению давилась большая очередь. Сидящий за столом человек принимал деньги и выбивал чеки. А второй срывал яблоки и подавал по штуке на одного. Очередь двигалась быстро.

Едва взглянув на сборщика яблок, Лён сразу узнал в нём Геракла. Точно он. Челюсть ковшом, неприлично тонкая талия и квадратные плечи. Знакомый придурок из мультфильма, который показывали каждый день. Смотреть на это было забавно, а вот участвовать в этом — не совсем. Отстояв очередь, они купили три сувенирных яблока.

— Ты получил, чего хотел. — сказала бабка. — Отдавай трубку.

— Чего делать-то с этими яблоками? — уныло спросил Лён.

— Ешь его. — отозвалась старуха. — Бессмертным будешь.

Лён послушался и откусил. Выплюнул вату и спросил:

— Почему всё так фигово? Балаган какой-то.

— Да?! — изумился молчавший до сих пор волк. — А я думал, тебе нравится! Это же всё, как по телевизору!

Вот именно, как по телевизору.

— Тебе чего не нравится?! — рассердилась бабка. — За это деньги плочены!

— Что так быстро?! — заволновался Гермес. Глаза его забегали в разных направлениях.

— Дрянь представление! — сурово заявила баба Яга. — Яблоки фальшивые. Гони обратно деньги.

— Дельце не выгорело! — весело сообщил пройдоха. — Гешефт накрылся!

Обернулся вокруг себя и растворился в розовом тумане.

Все трое снова оказались на поляне.

— Ты меня обманула. — мрачно заявил старухе Лёнька. — Какой это на фиг сад Гесперид?

— Касатик, неча на зеркало пенять, коли рожа крива! — отозвалась та. — Чего приказал трубке, то она тебе и подложила. Давай её сюда. Уговор дороже денег.

Мучаясь желанием не делать этого, Лёнька отдал переходник. Волк поник.

— А зачем тебе яблоки? — спросила ведьма.

— Мне нужно спасти принцессу и выручить друга. — печально ответил Лён, понимая, как мало всё это касается бабы Яги.

— Спасти принцессу. Выручить друга. — старуха покачала головой. — Давно что-то на моей памяти никто не говорил такого. И кто же задал тебе такую задачу — попасть в сад Гесперид? Откуда знать тебе, каков он, этот сад? И кто такие Геспериды. Я видела там, в твоей памяти, что творится у тебя в голове. Кто так безжалостно с тобою обошёлся? Каков тот мир, в котором с юных лет в умы детей бросают семена цинизма, пошлости, разврата? Нет, мальчик, твоя задача безнадёжна. Ты не увидишь Гесперид.

— Я должен! — Лён почти рыдал.

Волк опустил голову на лапы и тихо заскулил.

— Ох, бедный! — пожалела его старуха. — Судьба твоя ужасна. Постой-ка, нет ли средства от твоего недуга? Сама-то я не знаю, да вот сестра моя, она меня постарше. Не скажет ли она?

С этими словами старуха вынула из старого передника клубок верёвки и бросила на землю со словами:

— Беги, клубок. Веди нас среди лесов, холмов и гор, и далей. Веди к сестре моей, Аглае.

Клубок помчался, словно мячик. Паф бросился за ним.

— Садись на спину мне, Лён! Ты не угонишься за ним!

Лён на бегу запрыгнул на спину волка. И удивился, как легко понёс его крупный серый зверь.

— Я с вами, погодите! — воскликнула старуха и моментально обратилась лесной вороной.

Так вся диковинная троица неслась следом за клубком. Тот же резво скакал по лесным тропинкам, перелетал через овраги, катился с гор, взлетал на кручи.

* * *

Аглая жила в замшелом каменном жилище, сложенном из древних неотёсанных камней. Мрачная старуха, ещё страшнее, чем её сестра. Сначала она не хотела говорить. Но, слово за слово и стала помягче.

Нет, к сожалению, она не знала средства для избавления от той заразы, которая и здесь встречалась временами. Сюда тоже забегали вурдалаки. Чья-то злая воля плодила на Селембрис непонятную им нечисть. Зато всего лишь сотню лет назад она встречалась со старшей сестрой. И та случайно обронила, что знает средство для спасения от попавшего в кровь яда.

— Ты не скажешь нам, — спросила её сестра, — как попасть к Эрифии?

— Что толку? — усмехнулась ведьма. — Эрифия не станет говорить. Она заснула и обратилась в камень. В последний раз я еле добудилась её.

Но всё-таки вышла за порог.

— Вот, молодец, — сказала она Лёну, — держи стрелу. Только нет лука для неё. Сумеешь пустить её в полёт, найдёт она тебе дорогу к старшей нашей сестре. Да только кто угонится за той стрелой, что некогда лежали в колчане у той, которой имя мы не смеем вслух назвать?!

— Я знаю, кто угонится. — сказал Лён и громко свистнул. В ответ раздалось ржание и с неба явился Сияр. К его седлу привязан лук, для которого Лён так и не нашёл стрел.

Взвилась стрела, со свистом рассекая воздух. А следом на коне взвился и Лён. Тогда за ним полетели две седые птицы — ворона и сова. И только волк помчался по земле.

* * *

— Да. Есть средство. — ответила всё ещё наполовину каменная старуха. — Но вам не добыть его. Нет героя, что мог бы убить дракона и его кровью окропить этого несчастного.

— Хорошо. — сказал Паф. — Но не спасти принцессу Лён не может. Не имеет права. Иначе ему не вернуться в свой мир. Его принцесса — девочка из другого мира. Как и он сам.

— Вот как? — вяло удивилась Эрифия. — Сейчас посмотрим.

Сухой, как птичья лапа, рукой она смахнула с себя остатки окаменения. И, слегка шатаясь от старости и немощи, пошла по пещере, в которой жила.

— Вот здесь, — она сказала, — стоит старый мой котёл. Давно мы не встречались, сёстры. Давайте, посмотрим, что творится в мире.

Три старых ведьмы сели над пустым котлом, протянули над ним руки и запели песню, ни одного слова из которой ни Лён, ни Паф не знали.

— Идите сюда, посмотрите. — пригласили их.

В черноте едва забрезжило тусклое пятно. Постепенно оно расползлось и в его мутной глубине сгустилась маленькая фигурка. Очертания затвердели, обрели чёткость. И вот Лён видит, наконец, Натинку. Она жива и даже спокойна. Но, очень невесела. В пальцах она вертит тот талисман, что дал ей Гонда. И видение растаяло. Но, тусклое пятно стало наливаться краснотой. Из кровавого тумана выплыло лицо.

Кажется, человек спал, сидя на троне. Медно-красная кожа, раскиданы по плечам длинные перепутанные пряди угольно-чёрных волос. Веки вдруг шевельнулись и поднялись и ярко-жёлтые глаза с вертикальными зрачками глянули прямо на затаивших дыхание Лёна с Пафом.

— Желтоглазый! — вскрикнул Лён. И видение пропало. Котёл опустел.

— Что это было? — спросила Аглая.

— Не знаю. — ответила Эрифия. Она снова стала обрастать камнем. — Я спать хочу.

— Значит, не попасть мне в сад Гесперид? — спросил Лён.

Старухи покачали головами.

— И яблок не добыть?

— Нет. — ответила Аглая.

— Я отправляюсь на охоту. — мрачно проронил Паф.

— А мы пойдём спать. — ответили сёстры.

Лён остался в одиночестве. Он сидел и смотрел на неумолимо полнеющую Луну.

Глава 28. Гномы во втором «Г»

— Ты где всю ночь шатался?! — яростный шёпот мамы прозвучал, как гром.

От этого голоса Лён вздёрнулся, словно от удара. Он сел и уставился сначала на будильник, потом в окно, потом на маму. Он опять попал домой! Значит, надо идти в школу! Без пятнадцать восемь!

Лёнька кинулся одеваться.

— Нет, уж подожди! — мама отняла у него одежду. — Говори, где шлялся всю ночь? И как сумел пробраться назад? Я не спала и всё ждала тебя!

Он сел обратно на диван и тяжело вздохнул. Что тут скажешь?

— Лёнька, — тоскливо проговорила мама, — я больше не знаю, что врать участковому.

— Мама, — серьёзно ответил сын, — однажды Наташа вернётся. Просто однажды утром она выйдет из своей комнаты. И всё.

— Кто тот парень, что был с тобой?

— Он больше не придёт. — пообещал Лён и выбежал на лестничную клетку.

* * *

— Наших побили. — мрачно сообщил Бубно. Второй его глаз тоже украсился хорошим фингалом. — Устроили засаду и напали.

Они двигались через второй этаж, где скины не ходят. Так меньше риска нарваться на врагов.

— Ну, ничего, мы им ещё наваляем! — пообещал кому-то Бубенцовский.

— Точно, без облома? — поинтересовался Лёнька, думая совсем о другом.

— Наши зубы салом точат! — небрежно ответил Федюн.

Навстречу бежала группа гномов. Красные штанишки у них повисли где-то чуть не под коленками, над пояском с завязочками вызывающе торчат трусы в горошек.

— Рок — нормально! — кричали гномы. — Попса — отрава! Слушай рэп — совет Минздрава!

— Слушай, ты приходи сегодня на историю! — посоветовал Лёньке друг. — У нас такой учитель клёвый! Филипп Эрастович Гомонин! Партийная кличка — Филин.

Косицын вдруг остановился, словно поражённый мыслью: если Вавила здесь, то и Гомоня может быть в школе! Он же такой старый, что многое может знать о Селембрис!

* * *

— Изольда Григорьевна. — нервно проговорила молодая учительница второго класса «Г», — у меня гномы в классе.

— Которые? — спросила завуч, едва отрываясь от проверки тетрадей.

— Как это — которые?

— Панки или рэперы?

— А что, есть существенные различия? — озадаченно поинтересовалась учительница.

— Есть, Лариса Николаевна. — ответила завуч, откладывая ручку. — Одна группа гномов представляет собой неформалов, это полные пофигисты. А вторая — полегче — рэперы. Так которые у вас?

— Изольда Григорьевна! — чуть не плача, заговорила учительница. — Мне никаких не надо!

— Я предупреждала вас: не выставляйте детей за дверь. — назидающе возразила завуч Кренделькова. — Не могли справиться с нормальными детьми, теперь попробуйте нашего куска. Ступайте, Лариса Николаевна. Найдёте подход к этим, остальное покажется пустяками. Не жалуйтесь. Это карма.

Лариса Николаевна вошла в класс и посмотрела на маленькие рожицы, едва виднеющиеся из-за парт. Гномы — все шестеро — убирались за одним столом. Некоторые из них даже бородатые. Но, по характеру — сущие дети.

Дима Сорокин сидел со взъерошенной прической.

— Ларисаниковна-аа. — плаксиво пожаловался он. — А Дуксик тычет меня в башку лине-еейкой!

— Неправда! — вскочил гном Дуксик. — Я не тыкал! Врёт он всё! Кто видел, что я тыкал?! Никто не видел!

— Садись, Дуксик. А ты, Сорокин, иди решать пример.

Едва Дима двинулся с места, как тут же и свалился. У него оказались завязанными шнурки. Снова гномы нашалили.

Этот Сорокин был наказанием класса. Абсолютно неконтролируемый экземпляр. Настоящая копия своей мамаши, только поменьше. Белобрысый толстяк с бледным одутловатым лицом и выпученными белесыми глазами. Лариса тихо ненавидела его. В каком зверинце его воспитывали? Он пакостил всем без разбора — одноклассникам, учителям, соседям. Его лупили — он не понимал. Потом являлась дебелая мамаша и подолгу вякала одно и то же: какие все злодеи, её мальчика совсем забили. И подробно перечисляла все потери: тут разорвано, там поломано, это украли, то испачкали.

Слушать её нытьё всё равно что жевать опилки. И всё это тяжёлым насморочным голосом, на одной ноте. Она несчастная, больная, всеми обижаемая. Мужа нет, денег нет, соседи сволочи, кругом одни подонки. А сынок стоит рядом и в продолжение всего монолога однообразно долбит ногой учительский стол. Глаза — две пробки.

— Не надо реветь. — сказала учительница. — Ты взрослый мальчик. Иди к доске и решай пример.

Он пошёл и постепенно все начинали смеяться. Лариса Николаевна мрачно глянула на ученика. Всё ясно, будет разговор с Сорокиной.

— У тебя, Сорокин, вся спина белая. — обречённо проговорила учительница.

После беспрерывного одёргивания класса и выговоров по поводу летящих в Сорокина комков жёваной бумаги, она со вздохом усадила на место бестолкового ученика.

— Дети, как вам не стыдно. — сказала Лариса Николаевна. — Вы обижаете товарища. На его месте мог бы быть любой из вас.

— А можно я буду на его месте? — тут же вскочил гном — кажется, Токся.

И тут же кинулся к доске, схватил мелок и хотел уж было начать писать. Но, не дотянулся. Тогда он деловито спихнул учительницу со стула и подтащил сей предмет к доске.

— Клёвое стило. — сказал гномик про мел.

Лариса Николаевна молча смотрела, как гном решает примеры. Всё делалось правильно. Но, ничего полезного извлечь из этого нельзя. Сказать детям: равняйтесь на гномов? Смешно.

— Начинаем решать примеры в тетради. — сообщила она, едва маленький обормот вернул ей стул.

И тут же Дуксик сорвался с места и побежал к двери, за ним ещё двое.

— Мы в туалет! — крикнули они и с хохотом умчались.

На их столе остались валяться берестяные грамотки — в них гномы царапали примеры. Для этого использовались большие старые гвозди.

— Вот видите, дети, — назидательно произнесла учительница, — как трудно раньше было учиться. А у вас прекрасные тетради, красивые учебники, ручки всех цветов.

Она замолкла, огляделась. Никого не проняло.

Примчались гномы.

— Ларисаниковна! — зашумел Борзик. — А у меня грамотку украли!

— Я не украл! — сознался Миша Воронин. — Я…

Класс загомонил, как стая галок. И тут Ларисаниковна с ужасом обнаружила, что все дети мечтают писать на берестяных грамотках! Старым кривым гвоздём!

На перемене она снова отправилась к Изольде Григорьевне. У неё гостил этот странный кот. Вавила, кажется.

— Вот, пожалуйста. — раздражённо ответила на жалобы Изольда. — Изложите всё уважаемому Вавиле Баюновичу. Он осуществляет над гномами опеку.

— Нет, нет, что вы, Изольда Григорьевна. — не согласился кот. — Кто же мне доверит воспитательный процесс? Но я обязательно приду и посмотрю, чем мои гномы не угодили Ларисе Николаевне. Немножко шумливы, немного несдержанны, слегка возбудимы и подвижны. Но, в целом они очень добрые ребята.

Так на уроке литературы во втором классе появился кот Вавила.

* * *

— Сегодня мы подготовили представление по сказке Александра Сергеевича Пушкина «Руслан и Людмила». - с этого торжественного вступления началась литература. Лариса Николаевна пыталась сделать уроки творческими и запоминающимися.

С нестройным топотом к доске вышла группа детей. Красные от смущения, они тайком пихали друг дружку. Учительница принялась их устанавливать в линейку, получилась разновеликая шеренга. Мальчишки маленькие, а девочки — высокие. Наконец, кутерьма немного улеглась.

— У лукоморья дуб зелёный… — бодро начал звонким голоском один мальчик.

— Златая цепь на дубе том. — глухо продолжила крупная толстушка, явно стесняясь взглядов.

Третий не успел рта открыть, как ему помешали.

— Лариса Николаевна! — обрадованно воскликнул кот. — А мы с вашим классом читали эту поэму на дубе! Умоляю вас, позвольте нам тоже поучаствовать в вашем представлении! Мы с ребятами такие костюмчики поклеили на этом дубе!

— Ларисаниковна! Можно?! Мы поклеили!

Бедная учительница едва не оглохла от воплей. Урок литературы безнадёжно погибал.

— Давайте. — обречённо согласилась она.

Гномы опрометью кинулись за дверь и тут же вернулись, держа в руках и в самом деле богатые реквизиты. Все просияли.

— Да будет сказка! — воскликнул кот Вавила.

Что тут такое началось! Никто не сидел на месте, никто не сдерживался. Крик, шум, смех! Всем дали роль, и не одну! Славно пошумели за свадебными за столами, пели песни, все кричали «горько!». И вот чёрная-пречёрная рука вылезает из чёрной-пречёрной стены и похищает бедную Людмилу! Все в ужасе кричат.

Во гневе князь обещает отдать Людмилу в жёны и полцарства тому богатырю, кто дочь его спасет и колдуна противного убьёт!

Во тьме пещеры, во мхах глубоких поведал древний Финн перед Русланом историю своей трагической любви. Рассказывал Вавила перед потрясённой публикой, как мирным пастухом был он. Как был он грозным флибустьером. Всё, всё принёс он к ногам возлюбленной своей!

— Я тебя люблю, Наина! — драматично завывал он и лез усатой мордой, чтоб нежным поцелуем одарить финской девы горделивую красу!

— Я не люблю тебя, Герой! — рекла сурово в ответ Лариса Николаевна и под восторженные вопли класса скрывалась за портьерой.

Бились у Днепра, сражались бешено мечами, рубили деревом об дерево Рогдай, надежда киевских золотосветных куполов, и Руслан, тоскою утомлённый. Что за битва! Что за доблесть! Что за сила! Но верность и любовь не попустили злу свершиться! Упал Рогдай меж парт, и грозный Днепр навеки укрыл в себе дымящееся злобой сердце. И лишь русалки бледной (невысокой и невзрачной Кати Данилиной) хладные ладони отёрли с щеки Рогдая следы растоптанного мела. Утешься, поверженный герой, утешься, ненасытный в битвах Рогдай, краса и гордость киевских князей, утешься за партой сидя! Уйми свой гнев в заботах нежных давно и безнадёжно обожающей тебя прекрасной девы Катерины!

Но пышет злобой хитрая колдунья! Мечтает всех сгубить богатырей! Чтоб не росла, не множилась России слава! Вот с намерением тайным летит, летит коварная Наина в чертог заморский, где прячет бедную Людмилу жестокий карлик Черномор!

Уединились Лариса Николаевна и гном Дуксик за учительским столом и шепчутся погромче — чтоб было всем слыхать. Такое напридумывали — весь класс от ужаса трясётся! Как страшно! Бедная Людмила! Бедный наш Руслан!

— Я всё равно тебя спасу! — шепчет княжне Светланке Руслан Максимов и, вытирая пот с чела, прикидывает, каким приёмом врежет карле.

Стоял перед доской на одном колене Диман Сорокин с надвинутым на ухо шлемом из папье-маше (тесноват маленько) — он был гигантской головой. И на него, с указкою наперевес, с криком, с ликованием несся богатырь Руслан! С мужеством, отвагою, отчаянием схватился он с дремучей головой! Гремела битва, содрогалася земля, небеса свивались! И вот в испуге, с визгом улепётывает «голова» за занавеску.

— Я победил! — кричит Руслан и под рукоплескание класса принимает в дар свой приз — меч-кладенец!

И вот настал тот день! Свершилось! Попался подлый Черномор своей судьбе навстречу! Думал, что пошутил однажды, когда сверкающим мечом срубил главу родного брата! Сам напророчил, сам привлёк к себе беду! Вот сталь блистает, вот ищет бороду седую, вот смертию грозит!

Три дня летал Руслан меж парт на бороде проклятой карлы! Грозится Черномор, клянёт героя! Молит его, сулит богатства, славу!

— Нет, чернокнижник, меня не проведёшь никак! Вези меня к Людмиле! Да здравствует «Спартак»!

И оторвал мочалку!

Ужасен смертный сон героя! Повержен, предан, обманут, ограблен! И кем?! Фарлафом! Борзик, негодяй, подкрался и над героем посмеялся!

Везут Светланку в стольный княжий град. Ни жива, ни мертва, но тяжким сном объята. Забвение спасло бедняжку от Фарлафа свата. А то б, согласно обещанию отца, владимировой дочери не миновать венца!

Но что ж с Русланом? Лежит герой на парте и дышит тяжело. Близка погибель, смертные румянцы уж по ланитам пухлым стелются от уха и до уха. Сосредоточен и нахмурен, пытается потише шмыгать носом. И, понимая, что не умрёт наверно, сам о себе скорбит безмерно.

Как хорошо, что иссякает зло! Как чудно, что добро имеет силу восставать из пепла! Как жизнь светла, как безоблачны надежды! Как много, ах, как много счастья, радости, веселья хочется душе!

Ах, что был за урок!

* * *

Лёнька решил не уходить из школы, пока не поймает Вавилу и не добьётся своего. Первая смена давно закончилась, и Косицын обходил все кабинеты и стучался во все двери. Сегодня он опять не попал на урок истории. Снова пришёл добрый дядя-милиционер и спрашивал его. Косицын благоразумно скрылся на чердачной лестнице. Ему нечего сказать. Он потерял аквамарин. Натинка была всё так же недосягаема. Пафнутий не сегодня-завтра утратит свою личность и станет ему врагом.

В очередном кабинете он обнаружил незнакомого учителя.

— Извините. — и хотел закрыть дверь.

— Заходи, Лён. — сказал незнакомец. — Посиди немного с нами.

* * *

Школа опустела. На всех этажах погашен свет. Они сидят вдвоём на чердачной лестнице перед маленьким огоньком на ладони Филиппа Эрастовича. Но, Лёнька не видит стен, изрисованных прогульщиками поверх побелки. Не видит он и закопчённого спичками потолка. Только для одного Косицына Филипп Эрастович Гомонин ведет свой диковинный урок. Нет стен, нет потолка. Нет ночи, дня нет. Есть невероятный, едва передаваемый словами, возвышенный, могучий, красочный мир древней мифологии Эллады.

Вздымались, потрясая основы мироздания, чудовищные создания глубинной тьмы — дюдогоры и застывали, осыпаясь камнем. Мать-земля Гея и первобытный великан Уран и их великое потомство — титаны.

Сошлись в нечеловечески огромной битве Крониды и титаны. Стонала мать-земля. Космические бури разрывали хрупкую планету. Валились колоссы и гром падения пугал, как птиц, небесные светила.

И вот вознёсся Кронид могучий, победитель всех титанов, убийца своего отца — Кроноса — владыка Зевс. Заклубился белой шапкою Олимп. Разогнал Зевес копьём молнийным со своего престола мрачные тучи над истерзанной землёй. И повелел. И родилось. И стало. Людское племя стало на земле.

Полны чудес просторы древние Эллады. Живёт всё, всё дышит, всё борется, стремится, радуется, плачет. Каких племён нет на земле! Древообразные лапиты и быстрые кентавры. Лесной народ дриопы и буйные сатиры. Страшные киклопы, прекрасные нереиды. Бурлит жизнь первобытной страстью. Смешиваются племена, рождая диво.

И вышли на свет белый герои-полубоги. Плоть человека, отвага олимпийцев, титаническая сила, судьба — бессмертность в смерти. Нет, олимпийцы, мы не забава вам! Не слуги, не бессильно покорные, трепетливые лесные божества! Да, исполняя волю Олимпийца, истребляли герои-полубоги древнее наследие — титанов! Но не ведали, что творили. А, изведав, проклинали небожителей. Так и Геракл прославил Геру. Кто бы помнил супругу Олимпийца, если бы не подвиги Геракла! Где та слава, где те камни?!

С Язоном плыл на «Арго» Лёнька. Бежал наперегонки с Актеоном. Спускался в лабиринты Минотавра. Плавал по морям лесов на зелёных Магнезийских кобылицах. Купался с нереидами в волнах. Слушал песни слепого провидца Тиресия. Кентавр Хирон посадил его к себе на лошадиный круп и вместе с ним пронёсся Лён по кручам древнего Пеллопонеса.

Раскинув руки, обнимал ладонями неистовые горные ветра! Пел песни с героями-полубогами под дубом у Хирона, когда собирались они к старому учителю отдохнуть от подвигов своих. И в путь последний он проводил титана, добровольно сошедшего в Аид. У Белого утёса, милосердно лишающего памяти сходящих в бездну, простился он с Хироном. И долго смотрел, пока тот шёл к чёрным водам океана. К золотой ладье, в которой ждал Титана Гелий-Солнце.

Так и заснул Лён под крылом у старого учителя истории.

Глава 29. Сад Гесперид

Они все трое взглянули на него, когда Лён вошёл в пещеру.

— Всё-таки надумал?

И, видя его решительное лицо, печально улыбнулись. Жестами пригласили его сесть четвёртым в круг. Посреди них стоял пустой котёл.

— Дай мне трубку. — попросил Лён у младшей ведьмы.

— Не нужно. — ответила она. — Сад Гесперид там, где его ищут.

Они сели, сложили руки на коленях и закрыли все четверо глаза. Сладкий ветер воспоминаний коснулся лба Лёна. Поздний урок на лестнице. Прекрасный, яростный, жестокий, недосягаемый мир мифологии. Тоска иглой коснулась сердца. Навек ушедший. Навек оставивший нас. Нас, погрязших в ничтожестве. Нас, грызущих от ненасытности собственные души. Нас, убивающих пошлостью себя.

— Ты вошёл. — сказали трое.

Пылали светом небеса.

— Аглая. — произнёс он, и сверкающая птица с прекрасной женской головой кивнула.

— Эрифия. — назвал Лён. Багрянокрылая склонилась.

— Гесперия. — обратился он к последней. Вечерней синевой отливало её великолепное птичье тело.

— Вот источник. Вопроси его. — сказали они Лёну. И три их голоса слились в аккорде, от которого затрепетали воды в маленьком водоёме.

Сад открыт всем ветрам. Но, нет в нём удивительных цветов. Нет пышно плодоносящих деревьев. Трава меж камнями и ручей, текущий из трещины в водоёме. Но, так сладок ветер, так манит небо.

«Отчего я не летаю?..»

— Откуда тут вода? — спросил Лён, вглядываясь в сплошное дно маленького водоёма, питающего собой ручей.

— Ниоткуда. Это вечность. Мы стережём её. — ответили птицы Геспериды. И вознеслись на своих широких крыльях, обдавая Лёна горячим ветром.

Он пошёл по каменистой тропке. Не было ни страха, ни волнения. Но, теперь он точно знал, что пройдёт свой путь — и с честью! В сад Гесперид ничтожества не попадают. Будет труден путь, но победа ждёт его. Так сказал ему источник.

— Смотри. Ладон. — сказали птицы, садясь на выщербленные ветром камни. — Он спит. Глаза его видели Геракла. Герой повиновался воле Эврисфея, своего брата и царя. Кто бы помнил веками, тысячелетиями Эврисфея, если бы не брат его?

Птицы засмеялись и опустили крылья.

— Как жаль, что ты не Герой. Иначе видел бы нас в облике прекрасных дев.

Лён молчал и смотрел на спящего дракона. Чудовищно прекрасен Ладон. Как жаль тревожить покой сада Гесперид. Но, он должен спасти принцессу и выручить друга.

В кольце лап дракона вырос тонкий ствол. Поднимаясь, он выпускал золотые ветви. Зарождались почки, вырастали в золотые листья. Развёртывали лепестки цветы. И вот на веточке повисли, качаясь тихо два — только два! — золотых яблочка!

Ладон раскрыл свои многоцветные глаза и медленно поднялся, глядя сверху на пришельца.

— Бери. — сказал дракон.

Лён протянул руку и коснулся яблока. Птицы закрыли головы крыльями.

— А что будет? — встревожился вдруг он.

— Это последние два яблока. — ответил Ладон. — Сада Гесперид больше не будет. Нигде.

— Он уйдёт из памяти людей. — произнесла Аглая. И перья её потускнели. Теперь это была серая птица.

— Бери, Лён. — сказала Эрифия. — А то у Семикармана не будет хорошей погоды в королевстве.

Её крылья утратили багряное сияние. Она стала рыжей.

— Я должен взять. — беспомощно ответил Лён. — Иначе маг не отдаст мне камень.

— Конечно. — отозвалась Гесперия. И стала старухой.

Он опустил руку. Убить сад Гесперид, чтобы у Семикармана был снова парк? Маг-стяжатель будет вкусно кушать под яблоньками. Будет цветочки нюхать. Свою птичку посадит у фонтана. Та будет хвостиком вилять и песенки распевать.

— Я найду способ достать аквамарин.

Лён резко повернулся и, чтобы не передумать, бросился бегом по тропинке назад. У самого источника он обернулся. Три прекрасных девы стояли у яблони. За ними пышно цвёл великолепный сад. Прямо на глазах вырастали, оперялись листвой и покрывались цветами и плодами кусты, деревья и лианы. Лён засмеялся. Теперь он точно знал, что не ошибся.

Что бы взять на память? На земле лежали три лёгких пёрышка — багряное, золотое и синее.

* * *

— Хватит с него и вот этих!

Он достал из кармана два ватных шарика, обёрнутых золотой фольгой. Это те мультяшные яблоки, за которые «деньги плочены».

Лён вышел из опустевшей пещеры. Со дна старого, треснувшего котла достал старухину трубку.

— Я полечу на Сияре. — сказал он Пафу. — А ты воспользуйся переходником.

Очень скоро оба оказались перед воротами в королевство Семикармана.

— Сейчас проверим, где вы это взяли. — произнёс недоверчивый маг-стяжатель. — А то, может, сели под кустом, да сами всё это и сделали.

Лён помрачнел. Так и думал! Обман не прошёл!

— Пожалуй-ка сюда, к волшебному ящику. — пригласил его Семикарман.

Делать было нечего, пришлось повиноваться. Незадачливый герой встал перед застеклённым ящиком, словно перед рентгеновским аппаратом.

— Вы, любезный, суньте туда головку, а мы сядем и посмотрим, где вы побывали.

Сам хозяин уселся со своим гостем перед ящиком, как перед настоящим телевизором.

— Моё личное изобретение. — объявил маг во всеуслышание. Раздались хлопки в ладоши. Посмотреть на зрелище сбежалась вся прислуга.

Ты нам, ящичек, скажи.

Да всю правду покажи.

Где герой сей побывал.

И где яблочки достал.

Так обратился маг к своему рентгену. Тут же из ящичка донёсся голос Гермеса. Он предлагал туристические услуги. Потом заголосили Геспериды со своими бас-гитарами. Потом Геракл рекламировал свои яблочки. Все слушали в восторге.

— Чего концерт недосмотрел? — с сожалением обратился к Лёну Семикарман.

Он выключил прибор сразу же после того, как Лён купил яблоки. и потому дальнейшего не видел.

— Бери свой аквамарин. — недовольно разрешил он.

— А нельзя ли нам получить и учебник математики? — спросил волк. — А то Лёну на уроке нагорело. Двойку вляпали и в дневник записали. А то потом его маме ещё придётся деньги платить за новый.

Семикарман расхохотался. Всё так же смеясь, он велел найти и принести учебник.

— Идите, математики! Спасайте скорее принцессу! А то в дневник запишут!

* * *

— Вперед, аквамарин! Веди нас прямо к Натинке! — воскликнул Лён и талисман вспыхнул, словно лишь того и ждал!

Перед глазами, развернулось, словно реальность, видение. Диковинные горы, утопающие в прозрачной лиловой дымке. Поросшие седыми, мрачными елями склоны. Земля понеслась навстречу, мелькали и исчезали голые холмы. Выплыла широкая дорога, растоптанная и разъеженная. Видение устремилось к тусклому горизонту, потом замедлилось и вырос перед глазами смотрящих на выпуклом, словно брюхо великана, холме остробашенный замок. Притаился, словно барс перед прыжком. Нет ни искры в высоких бойницах. Не реют флаги на стенах. Тёмная вода кольцом охватывает холм, металлом отражая враждебно низко нависшее безсолнечное небо.

— Нас видят. — дрогнувшим голосом сказал Пафнутий. — Я это чувствую.

От его голоса видение исчезло. Друзья переглянулись.

— Теперь мы знаем — где. Теперь мы знаем — кто. Вперёд, Сияр!

Но конь не двинулся.

— Мне нет пути в Сидмур. — сказал он. — Владения Лембистора не принадлежат миру Селембрис. Там нет луны.

Лён изумился. Лунный жеребец умеет говорить! Он сошёл с коня и погладил его шею.

— Как жаль, Сияр! Как жаль с тобой прощаться.

— Мы встретимся. — ответил тот и растаял в сумраке.

Более не говоря ни слова, Лён сел на лохматого серого скакуна. Верхом на друге! Надо же такому быть!

— Держись, ёжик! — засмеялся Паф. Тоже улыбаясь, Лён дунул в трубку, представляя себе то зрелище, что только что исчезло от их глаз.

* * *

Против ожидания, они не попали к замку на холме. Трубка забросила товарищей в пустынную узкую долину меж двух высоких гор. Позади возвышались два столба, сложенные из грубо обработанного камня. Четырёхугольные в основании, они слегка сужались наверху. И были единственной светлой деталью в обозримом пространстве.

Крутые склоны гор сплошь покрыты елями. Синевато-седой цвет хвои и такой же мёртвый цвет травы придавал пейзажу сюрреалистичный вид. Солнца не было. Небо молча кипело густыми клубами туч. Только оно и было тут подвижным. И даже ветер не дул. Казалось странным, что хватало воздуха. Из этого страшного места должно бежать всё, что может жить и дышать.

Словно в опровержение этим мыслям откуда-то издалека донёсся неясный шум. Словно множество народа двигалось по безжизненной долине. Слышался неясный лязг металла. Но, высокие, крутые склоны впитывали звук, гасили его среди надменно-безразличных елей.

Из осторожности Лён и Паф забрались повыше в горку и спрятались среди молчаливого густого леса. Из-за седых ветвей они смотрели на дно долины и ждали, что появится перед глаза. От елей стлался тяжёлый, тягучий, густой смолистый запах. На серой, словно пеплом посыпанной земле, не росло ни одной травинки.

— Мне кажется, тут нет никаких зверей. — прошептал Паф. — Лес пуст.

Они продолжали ждать. Запах хвои забивался в ноздри, в горле першило.

Шум стал яснее. Из-за извилины показалась голова колонны. Да, это точно войско. Сначала детали были неразличимы в лиловой дымке, парящей на дне долины. Потом, по мере подхода, обрисовались всадники на чёрных лошадях.

Впереди шёл сильный конь под чёрной попоной. Его всадник держал за древко знамя. На беспросветно-чёрном бархате тяжёлого полотнища даже издали отчётливо виднелся знак дракона — трёхзубые вилы.

Все всадники закованы в латы неблестящего чёрного металла. Вот, очевидно, он и производил тот лёгкий шум, который друзья услышали вначале. Теперь он стал громче. В нем сливался глухой стук копыт о землю, шелест доспехов и звон оружия.

Вся колонна, извиваясь, как гигантский чёрный полоз, шла к двум столбам. Лён и Паф приготовились к зрелищу необычного. И потому не удивились, когда знаменосец вошёл меж двух столбов и пропал. Так вся армия, всадник за всадником, прошла сквозь эти ворота и исчезла.

Даже не видя лиц воинов, оба были уверены, что одного из них они уже видели. Человек, убитый стрелой в одной из сожжённых деревень.

— Не помешала бы тебе иголка. — сказал Паф. Лён и сам так считал. И потому ждал ночи, чтобы попасть домой и забрать её из подушки.

— А зачем ждать? — спросил Паф. — У тебя же есть трубка. Пожелай попасть прямо домой. И не задерживайся.

Это была идея! Лён быстро достал трубку из кармана и дунул в неё, представив собственную комнату. И ничего не произошло. Он не понял, и дунул ещё раз. И снова ничего.

— Неужто испортилась? — расстроился Паф. Он тоже попытался привести трубочку в действие. Безрезультатно.

— Слушай, в этом что-то есть. — сказал он Лёну. — Лунный конь отказался проникать в эту страну, потому что Сидмур не принадлежит миру Селембрис. Трубка тоже не работает. Я не удивлюсь, если и заклинания тут не действуют.

Лён решил попробовать. Протянул руку к сухой хвое, сделал знак пальцами и приказал:

— Ор!

Как и думали оба, ничего не вышло.

— Что у нас ещё есть магического? — попытался вспомнить Паф. Но, больше ничего у них не нашлось. Поэтому проверить теорию более досконально не удалось.

— Аквамарин! — вспомнил Лён. — Давай, ищи Натинку!

Талисман вспыхнул! И потянул их! Как раз туда, откуда вышла чёрная колонна.

— Паф, — вдруг вспомнил Лён. — А, если в этом мире нет луны, то как мы узнаем, что настало полнолуние?

— Да уж полагаю, что не ошибёмся. — мрачно ответил друг. Было понятно, что значат эти слова.

Они пустились в путь. Верхом на волке это было несравненно быстрее, чем ногами. Паф стелился над землёй, почти сливаясь с её невзрачным цветом. Он словно не тяготился всадником на своей спине. Не приходилось задумываться над тем, куда направить путь. Следы от прошедшей колонны более чем очевидны. Глубоко протоптанная тропа, утрамбованная множеством копыт. Не иначе, как всадники шли от замка на холме.

Оба они пока ещё не знали, что предпримут, когда доберутся до места. Там видно будет. А пока волк-оборотень и его всадник преодолевали гористые леса, безжизненные долины, сухие русла рек и тёмные овраги. Нигде не было жилья. Нигде не пахло человеком. И никаких деревьев, кроме всё тех же елей. Никакой иной растительности под ногами, кроме одной и той же серо-синей травы.

Солнца не было на небе, но тьма настала внезапно. Словно кто-то выключил свет. Но, полной тьма не была. Мрачное небо светилось кипящими тучами, как синим огнём, который лижет потолок. Зрелище величественное и отвратительное. Паф и Лён всё отчётливее ощущали противоестественность этого мира. Не невероятность, как Селембрис, а именно противоестественность. Он казался искусственным созданием. А они оба пустились в путь налегке, без запасов. А это значит…

— Это значит, что скоро я начну звереть. — ответил Паф.

В темноте продолжать путь не следовало, поэтому товарищи принялись искать убежище. Оставаться спать под открытым небом как-то не хотелось. Ночь застала их у подножия безлесой горы. Вскоре Паф отыскал подходящую пещеру. Довольно просторная, хоть и полна кромешной тьмы.

Волк лёг у входа, чтобы сторожить врага, а Лён улёгся спать неподалеку в надежде, что сон вернёт его домой. Он усиленно представлял свою комнату. Потому что проснуться на чердачной лестнице было бы совсем не то.

Глава 30. Мёртвый мир Сидмур

На него кто-то пристально смотрел. Этот взгляд тревожил. Но, сон говорил: всё в порядке, это неопасно. Лёнька, что-то пробормотав, продолжал спать. Потом откуда-то медленно всплыло: «что за день?»

— Воскресенье. — сказал мамин голос.

Прозвучало это так, что Лёнька понял: пора просыпаться и получать взбучку. После чего подпрыгнул в постели. Где иголка?

— Где иголка?! — закричал он в отчаянии. На подушке другая наволочка.

— Какая иголка? — голос Снежной Королевы.

— Мама, — задыхаясь от отчаяния и горя, просил Лёнька, — здесь была в подушке иголка!

— И это всё, что тебя тревожит?

Это было сказано гневным тоном. Зоя уже приготовилась выложить сыну всё, что у неё накипело. И невозвращение вчера домой. И выразительные комментарии соседей по поводу её дорогого Лёлё. И стуки в дверь, а потом топот на лестнице. И гневные проповеди Маргуси по телефону. И вечерний визит участкового. Но, ничего ей сказать не удалось. Сын вытянулся в стрелу и напряжённо спросил:

— Где наволочка?

Прозвучало это так, словно из всего этого мира, вместе с его радостями и несовершенством, его интересовала только грязная наволочка. Возьмёт её и исчезнет снова. И, может быть, навсегда. Поэтому Зоя не произнесла речей, а кратно ответила:

— В корзине.

Как она и думала, Лёнька сорвался с места и, более не интересуясь ею, бросился к плетёной коробке в чулане. Это было так дико, что она забыла презрительно повернуться и уйти без слов в другую комнату. Сын перерывал бельё. Нашёл наволочку, вытащил иголку и с огромным облегчением сообщил:

— Жрать хочу, просто умираю!

Восхитительно! Молча Зоя пошла в его комнату и стала демонстративно убирать постель. И подушка и простыня полны сухой хвои.

— Ты где валялся?! — изумилась она.

Сын потряс головой. Из волос тоже полетел мусор.

— А это что? — мама вытащила завалившуюся в сгиб дивана маленькую косточку.

Тут уж и Лёнька удивился! И это он притащил на себе? Рассмотрев находку, он с тревогой подумал, что это человеческая кость. Скорее всего, ребро младенца, только очень старое. Легко сообразить, что эта вещь попала ему в карман, когда он ворочался в пещере без сна. Он-то думал, что улёгся на жестких ветках!

Но рассуждать было некогда. У него есть день, чтобы отъесться, отмыться и отдохнуть. И с мамой ссориться не следовало. Поэтому Лёнька как мог ласково сказал:

— Мам, сегодня выходной. Не говори никому, что я вернулся. Ну их всех в болото! Посидим, отдохнём, кино посмотрим.

— А потом снова испаришься? — горько спросила мама, ничего не понимая.

Лёнька поплёлся на кухню. Есть хотелось так, что хоть умирай!

— Где ты был, что умываться разучился? — снова пристала мама.

В самом деле, Лён, где ты обрёл такие пошлые манеры? С немытой рожей лезть к тарелке!

С рук потекла чёрная мыльная пена. Он глянул на себя в зеркало. Морда исхудала. Волосы тёмно-рыжими прядями доросли до плеч. А сами плечи стали шире.

— Мама, мне все джинсы коротки. — деловито сказал он.

Тут Зоя вдруг заметила, как сын вырос. И очень сильно изменился. Больше это не простодушный мальчик с беззащитным взглядом. Он приобрёл манеру быстро двигаться. Что-то очень скоро, всего за две недели выросли и потемнели волосы. Плечи стали шире и костлявее. Словно он живёт сразу две жизни и время гонит его вперёд. Таким же был и тот, незнакомый гость. Он двигался как-то рывками. Весь угловатый и настороженный, словно волк. Только глянул на неё из-под спутанных волос и даже не вынул руки из карманов. И, как заметила Зоя, на нём была Лёнькина рубашка. С кем повёлся сын?

А сын ел быстро, словно и в самом деле умирал с голоду.

— Что ещё есть? — спросил он.

Он заглянул в холодильник.

— Еды-то нет совсем! — разочарованно воскликнул Лёнька.

— Я так расстроилась, что забыла купить. — вздохнула мама.

— Давай, я схожу и куплю. — предложил сын.

Лёнька был очень озабочен тем, что будет есть в этой бесплодной пустыне его друг Паф. Если уж нет мяса, то хоть надо хлеба побольше принести и масла.

Он одевался, чтобы идти в магазин, иглу заботливо пришпилил изнутри к карману рубашки.

Новая неприятность: кроссовки малы. Они ещё позавчера были малы, а теперь так просто мучают ноги. Морщась и слегка прихрамывая, Лёнька сбегал по лестнице.

Занятый своими проблемами, Косицын не заметил, что влетел прямо в кодло Гондураса. По воскресеньям они паслись у маркета с самого утра. Пойдут детишки за мороженым, да денежки Гондурасу и оставят.

Тельмагин и рад бы не связываться с этим рыжим панком, да некуда деваться. Парень сам впёр в проблему. Теперь надо держать марку.

— Ну, что? Продал понюшку Комбригу? — спросил великовозрастный детина. Подлое трио начало медленно наступать на Лёньку, оттесняя его за магазин, в мертвую зону.

— Отстань по-хорошему. — попросил он.

Но какая-то дурь завела всех троих. Гондурас вдруг обрадовался возможности отомстить, хоть и очень запоздало, этому рыжему за свинячий нос и уши. Они всё ещё снились ему. Тельмагин вытащил свой нож с кнопкой. А стервятники достали маленькие дубинки.

Лёнька понял, что ничего сегодня он не купит. Возможно, останется без куртки. А то, что фэйс побьют — вернее верного. Всё, что у него было, это лишь иголка из дивоярской стали. И он достал свое жалкое оружие.

При виде этого все трое расхохотались. Гондурас, уже не колеблясь, двинулся со своим пером к Лёну, намереваясь распороть его дешёвую курточку в полоски. Он хорошо знал, что его мамаша-одиночка не скоро купит своему рыжему сыночку новую.

Лёнька тоже это знал и ощутил мгновенную вспышку ярости. И не понял, отчего Гондурас вдруг остолбенел и явно испугался. Зато в следующий момент Косицын сделал молниеносный выпад и несколькими неуловимыми движениями распорол чёрный кожан Тельмагина. Шикарная куртка развалилась на груди и повисла лоскутами, разрезанная прямо через все молнии и заклёпки.

Вассалы Гондураса попятились и с криками бросились наутёк, а сам он обалдело спросил:

— Ты что? Крутой?

Только тут Лён заметил, что в его руке вовсе не иголка, а сверкающий, как молния, короткий и узкий кинжал. Фигурная рукоять, узорчатая крестовина.

— Вали отсюда. — кратко сказал он Гондурасу и тот убрался с огромным облегчением.

Лён огляделся. Никто не видел? Дрожа, спрятал руку с клинком за пазуху. Вот так иголочка! И в следующее мгновение достал опять иголку. Пришпилил драгоценную дивоярскую сталь к кармашку и задумался. Что же такое Дивояр? У кого узнать? Ведь он уйдёт в Селембрис прежде, чем попадёт в школу.

Вечером Лён старался не заснуть и потому сидел у телевизора, щелкая переключателем каналов. Нужно было, чтобы мама первой легла спать. Тогда он утащит к себе кастрюлю с супом. Там плавает тушёнка — всё же мясо.

— Что ты ни на чём не остановишься? — мирно спросила мама. Она радовалась затишью. Лучше худой мир, чем домашняя война.

— Смотреть нечего. — кратко ответил Лён. — Фуфло одно.

Было уже поздно и он понял, что не сумеет пересидеть мать. Дождался, пока она застряла на сериале и тихонько выбрался на кухню.

Зоя почувствовала неважное и бросилась в комнату к сыну. Нет, он на месте. Спит прямо в одежде. В обнимку с кастрюлей и двумя батонами. Мать вздохнула и хотела осторожно отобрать припасы. Вдруг тело сына окуталось призрачным светом. Женщина в испуге вскрикнула и отшатнулась. В следующий момент сияние исчезло и Лёнька — тоже. С кастрюлей и двумя батонами.

* * *

Паф чавкал так неприлично, что Лён усовестился и вышел, чтобы не мешать. Стараясь не слушать, как волк облизывает кастрюлю, катая её по камням и костям, он смотрел в ту сторону, где скрывался замок.

— Значит, вот что, — сообщил волк, когда наелся, — по-моему тут когда-то жили люди.

— Я уже заметил, что валялся на костях. — ответил Лён. — И, похоже, на человечьих.

— Не обязательно. — сытый Паф был разговорчив. — Пока ты там прохлаждался в своём мире, я на рассвете обнюхал всю пещеру. Кости, безусловно, принадлежали мелким и крупным травоядным. Значит, в этом мире есть животные.

— Скорее, были.

Волк согласился.

— Но там есть ещё кое-что.

Он позвал товарища вглубь пещеры.

В неярком свете утра на стене можно было различить рисунки. Но, изображали они отнюдь не охоту на травоядных. Это напоминало комиксы, только без капли смеха.

В строгом порядке, в несколько рядов шли хорошо выполненные изображения. Сначала мирная жизнь племени. Сцена возделывания полей. Сцена домашней жизни. Они жили общинами, эти люди. И вовсе не в пещерах. У них были дома, были домашние животные. Картинка изображала нескольких мужчин, нескольких женщин. Старики, дети. Это всё как бы означает: жили люди.

Потом откуда-то явился странный человек. Нечто в его внешности поразило художника и он отдельно изобразил его глаза. С вертикальными зрачками. Пришелец стал уводить мужчин и женщин. Потом начал уничтожать леса. Люди стали убегать в горы и прятаться. Тогда за ними стали охотиться чёрные. Старых убивали, детей всех отбирали.

Солнца не стало, земля изменилась. Все горы заросли елями, все реки высохли. Есть стало нечего и люди стали умирать. Пошли чёрные войска. Они шли к каменным столбам. Потом над землёй полетел дракон. Он выжигал огнём пещеры и тех, кто в них прятался. И на этом всё закончилось.

— Наверное, эти картинки — послание. — сказал Пафнутий. — Они не прибегли к письменности, поскольку рисовали это не для своих.

— Думается мне, что этот Лембистор захватил какой-то мир и переделал его по своему вкусу. А население превратил в чёрных воинов. И теперь он вторгся в мир Селембрис. — предположил Лён.

— Наверно, столбы — это ворота. — согласился волк. — И в мире Сидмур не действует волшебство из Селембрис.

Снаружи послышался далёкий шум. Осторожно выглянув из пещеры, друзья обнаружили, что по затоптанной тропе возвращается чёрная армия. Вся грозная армада двигалась всё так же молча. Стало заметно, что движения их очень уж механичны. Даже лошади шагали в ногу.

Паф и Лён смотрели из пещеры на траурную процессию. Она тянулась долго, только слышался шум от множества копыт, сливающийся в гул. Когда прошествовали чёрные всадники, то замыкающими колонны оказались вурдалаки! И шли они отнюдь не молча! Некоторые в виде волков, другие — в виде страшных полу-человеков. Всё это сборище двигалось беспорядочно, орало, кривлялось и явно веселилось. ыло их более сотни.

Паф молча опустил волчью голову. Недалёк тот день, когда он присоединится к ним.

Много часов они двигались за кавалькадой. Скрывались за изгибами дороги, прятались в оврагах. И вот завиднелись башни цитадели. Чёрный мрачный замок без единой вспышки света в окнах. Точно такой, как виделся в видении. Его окружало неподвижное кольцо свинцовой воды. А вокруг — сплошь выжженная земля. Вдали виднелись в серой дымке холмы, а ещё дальше — горы.

Засев в каком-то ненадёжном укрытии, Лён и Паф смотрели, как войско проходит мимо замка и углубляется в холмы. А вурдалаки остались под охраной ждать у рва с водой. Более нигде воды в Сидмуре не встречалось. Вся земля сухая. Непонятно, чем питались трава и ели.

— В другой раз надо захватить воду. — пробормотал Лён. Жизнь в этом мире просто невозможна.

Мамину кастрюлю он не бросил. Но, девать её было некуда и пришлось напялить на голову. Получилось нечто вроде шлема. Если удастся под прикрытием темноты добраться до рва, то можно набрать воды.

— Смотри. — бросил Паф.

От входа в замок потянулась гладкая полоса. Она растягивалась, устремляясь в берег. Это явно мост. Он не имел ни единой опоры в воде, один его конец упирался в берег, другой примыкал к воротам замка. Вурдалаки бешено завыли и забегали кругами. Ни один из них не сунулся на мост.

По мосту поехала колесница, запряжённая черными лошадьми. В колеснице находился один лишь человек. Издалека было плохо видно, но он въехал на своей упряжке прямо в толпу вурдалаков и те запрыгали от радости. Тогда человек начал что-то разбрасывать в скопище чудовищ. Они хватали это на лету и жадно лопали. Потом он прокричал и все твари развернулись и помчались в обратном направлении.

Лён и Паф едва успели убраться с дороги, как мимо с рёвом, издавая ужасную вонь, проскакало стадо упырей. С их клыков капала жёлтая слюна, глаза горели. Они были самого разнообразного вида. Не все имели вид волков. Некоторые походили на диких свиней. Другие представляли собой чудовищную карикатуру на человека. Но, большинство вообще не имели конкретного вида.

Друзья уже решили, что их обнаружили и сейчас растерзают, но все мрази промчались мимо и понеслись прочь. Паф упал, закрыв глаза лапой.

— Лён. — сказал Паф. — Ты понимаешь, как мало у меня времени. Мне больше нечем рисковать. Я почти упырь. Может быть, в следующий раз я вместо супа слопаю тебя. Я пойду в разведку. Может, что и получится.

Не слушая, что в ужасе говорил ему Лён, волк выскочил из укрытия и, не скрываясь, направился к чёрному человеку на колеснице. Тот уже развернул свою упряжку и хотел въехать обратно на мост. Паф заскулил и подбежал к нему.

Лён видел издалека, как чёрный пошарил в сумке а потом махнул Пафу и позвал его за собой в замок. Очевидно, он принял волка за припозднившегося вурдалака, которому не хватило странного угощения. И вот теперь пригласил его к себе в замок. Кто знает, что из этого может получиться. Может, и очень скверное что-то выйдет. Может быть, он видит своего друга в последний раз.

Лён призадумался. Совершенно очевидно, что Натинка там, в этом чёрном замке. Аквамарин явно вспыхивал всякий раз, стоило повернуться лицом к холму. Его даже приходилось прятать под одеждой. Это значит, что ему тоже предстоит проникнуть в замок. И вдобавок где-то там прятался дракон. Его-то кровь и спасёт Пафа. Так сказали Геспериды.

Друг пошёл на отчаянный шаг, чтобы помочь ему спасти принцессу. И Лён должен сделать для друга всё, что в его силах. И даже сверх того. А для этого нужно проникнуть в замок. Решено. Ночью он переплывёт ров и как-нибудь сумеет пробраться внутрь. Поэтому Лён так и не сомкнул глаз, чтобы не заснуть и не перенестись домой.

Тьма опять упала внезапно. Бешеное небо не переставало клубиться, но света давало мало. Поэтому Лён направился к поблёскивающему, как зеркало, неподвижному рву совершенно не прячась. На тёмной земле в тёмной одежде он почти незаметен. Уже подойдя к воде, он хотел ступить в неё, как вдруг задумался: чего же это упыри даже не приближались к этой воде? И это после такого-то пути? Вурдалаки не нуждаются в воде? Как бы не так! Ещё в пещерах Шакраса он видел, как много воды пьют упыри. И старухи-Геспериды говорили, что оборотни воды не боятся и плавают отменно. Что-то тут не так.

Лён достал из сумки карандаш, который давно уже бесполезно там валялся, и сунул его в странно вязкую воду. Кончика карандаша как не бывало. Тогда Лён осторожно повторил эксперимент. Карандаш ещё укоротился.

Это была не вода. Что бы это ни было, соваться в это дело нельзя. Зато теперь стало видно, что ров имеет низкие борта и что «вода» не касается земли. Только на сантиметр бортики выступали над неподвижной поверхностью субстанции. И были бортики из непонятного металла чёрного цвета. Как доспехи латников.

Значит, перебраться к воротам замка не удастся. Да, если бы и перебрался, там нет ни малейшей зацепочки. Ворота и стены сливались.

До утра Лён бродил вокруг рва. На рассвете, так и не позволив себе уснуть, он ушёл в укрытие. Кто знает, может, он и не попадёт домой, если заснёт. Раньше же было так и помногу дней. Теперь же, он попадает домой всякий раз, когда перед сном подумает об этом.

Так ведь и раньше он попадал домой всякий раз, как только перед сном желал этого! Неужели его перемещения из мира в мир вовсе не так хаотичны, как поначалу казалось? Он пожалел, что друга нет рядом. Хотя, наверно…

— Лён, привет!

Он от неожиданности подпрыгнул. Пафнутий прибежал.

— Паф! Ты ещё не вурдалак?!

— Нет.

Кажется, волк смеялся.

— Нет, Лён, я ещё не вурдалак. Пока я просто хищник. Оказывается, мало быть оцарапанным упырём. Это только превращает человека в зверя, в оборотня. А вот то угощение, что подавал вчера чёрный, вот это зелье и завершает превращение и подчиняет оборотня власти Лембистора.

— Ты видел Натинку? А дракона видел?

Волк помотал головой. Нет, никого, кроме чёрного он не видел. Тот провёл его совсем недалеко, дал ему кусок отравы и запер в темнице. А утром выгнал и велел больше не мешкать и не искать по кустам добычу. Всё равно здесь нет ничего живого. Надо отправляться следом за всеми и делать своё дело.

— Делать дело, — догадался Лён, — это делать новых оборотней.

Но волка сейчас это нисколько не волновало.

— Смотри, что я принёс. — и он подкатил лапой круглый шарик с довольно противным запахом. — Вот его-то и дал мне колдун.

— Значит, это и завершает превращение? — Лён с отвращением посмотрел на шарик. — Гадость какая!

— Напротив, очень вкусно пахнет. Как хорошо выдержанная падаль.

— И что с ним делать? — спросил Лён.

— Не знаю. Я не стану его есть.

Они прервали разговор. Потому что за холмами собирался шум.

Войско снова выходило в путь. Чёрный маг снова стоял на своей колеснице прямо на мосту. Но, теперь ехали не только всадники. Их сопровождали громадные чёрные псы, похожие на демонов. Они ехали мимо — молчаливые, неподвижные всадники в наглухо закрытых шлемах. Ничто, кроме стука лошадиных копыт и шелеста доспехов, не нарушало мёртвой тишины Сидмура. Чёрные псы бежали бесшумно.

Усталость одолела Лёна, сонливость закрыла уши, словно ватой — звуки уходящей колонны стали чем-то посторонним. Хотелось хоть немного расслабиться отдохнуть. Главное, не думать о доме.

«А за кастрюльку-то нагорит.» — проплыло в мозгах.

Глава 31. Кот в гриндерах

Зоя не спала всю ночь. На рассвете она пришла в комнату сына в надежде, что обнаружит его спящим. Тогда можно будет сказать себе, что это дурной сон, просто обыкновенный кошмар. Ей только снилось, что он исчез. Ей вообще всё снилось. И милиционер, и эта девочка, и её родители. Нет ничего.

Диван по-прежнему был пуст. Зоя в отчаянии смотрела на него, не зная, как быть дальше. Куда бежать, кого спросить. И тут снова возникло сияние. Мгновение спустя, перед ошеломлённой Зоей на диване с кастрюлей на голове очутился её сын.

— Мама, — признался он, — меня каждую ночь похищают инопланетяне. Они и Наташу похитили. Они учатся нашему языку. А нам объясняют, что уничтожат нашу планету, если мы не прекратим загрязнять окружающую среду.

— А кастрюля зачем? — тупо спросила мама. Она утратила способность удивляться.

— Для Наташи. Ей же надо что-то есть! А то у инопланетян только концентраты.

— Она слопала два батона?!

— Мама, там время идёт совсем иначе. — терпеливо объяснял Лёнька. Вралось на удивление легко и складно. Вот правду говорить куда труднее.

— А парень этот странный — тоже пришелец?

— Нет, он землянин. Только одичал маленько. Ладно, мама, мне пора в школу. Не стану же я Маргусе объяснять, что опоздал из-за того, что меня задержали инопланетяне!

— Лёлик! — кинулась вслед мама. — Они тебя там не пытали?!

— Нет! — крикнул он с лестницы. — Это специальность Кренделючки!

Дурачить маму было очень совестно, но всё же это какой-то выход из положения. Терпеть эту напряжённость в домашней ситуации невыносимо тяжело. Лёнька радовался, исчезая из привычной среды. Пусть Селембрис и очень нелёгкий мир, даже опасный, но там было намного проще. Там никто не наезжал с ревнивыми подозрениями, с гневными обвинениями, с занудливой моралью. В мире Селембрис многое возможно и многое доступно. А тут сплошные ограничения. Живёшь, словно загнанный в клетку, а кругом одни загонщики с хлыстами. Чуть не так повернулся, едва оплошал, так сразу с криком по бокам.

Теперь он чувствовал себя почти гостем в своём мире. Ему тут ещё кое-что требуется, только нужно выполнять некоторые условия, чтобы не вступать в конфликт с этой реальностью. Теперь такими далёкими казались и наезды одноклассников, и стычки с Гондурасом, и пересечения с учителями. Теперь Лёнька готов признать, что большинство их требований справедливы. Но, дубовый лист, как они всё это делают! С каким усердием они втаптывают в тебя мораль! С каким остервенением приобщают тебя к реалиям жизни! С каким отвращением тратят на тебя свои нервные клетки! Они сами преисполнены страха перед жизнью. Закрылись в своём мире абстрактных знаний. Да и сам реальный мир в их исполнении походит на примитивный мультсериал.

Хочет ли Лёнька жить в этом куцем мире? Кто-нибудь спросил его о том, нравится ли ему занимать свою жизненную нишу в этом гигантском поле всеобщего безразличия? Этот мир дарит своим обитателям игрушки для забвения. А мир древней эллинской мифологии такое забвение даёт лишь сходящим в небытие. Здесь он должен будет, отвалявшись на плацу положенный срок, втягиваться в изматывающий процесс жизнеобеспечения. Для этого его и снабжают на уроках сведениями о мерах жизненной безопасности.

Его всю жизнь снабжают такими мерами. Не тронь — бо-бо! Не ходи — упадёшь! Не влезай — убъёт! С плохими ребятами не играйся, с хулиганами не дружи! Чужие игрушки не трогай! Слова на заборе не читай! Умный человек учится на ошибках других! Как будто весь круг его интересов ограничивается лишь желанием брать чужие игрушки и без конца хулиганить!

Учителя убеждены, что ученики им даны в наказание. Всякий выход во внешний мир похож на лавирование между львами и крокодилами. Поэтому, добравшись до дома, большинство забодатых жизненным занудством одноклашек погружаются в мир компьютерных войнушек. Мочишь монстров сотнями — и расслабляешься. Для взрослых тоже придуманы средства оттянуться. Тащатся же они от своих бесконечных сериалов! Так интересно знать, родила Марианночка или не родила! И обнаружила какая-нибудь там забитая служанка, что она замужем за собственным братом, имеет издательский дом в Париже и дядю-миллионера? Что милее, чем увидеть в финале собачливую сеньору Кукараччу с последним песо в кружке на панели перед Нотр-Дамом!

Впрочем, никто не оспаривает образовательную ценность сериалов. Вот соседка, Клоповкина Дуся Ванна, убеждена, что Мексика — столица Парижа.

Покорно выдержав атаки замечательной щётки тёти Паши, Лёнька помчался на поиски кабинета информатики. В башке полный абстракциональ. Сегодня их будут учить пользоваться компутером! Ура-аа! Наконец-то.

Но уже через десять минут Лёнька понял, как много не знает о своей машине. Он никогда не думал о технике безопасности, сидя за своим компом. Да и никто не думал, поэтому все старательно писали. Новая училка, Валентина, спросит с них. Наизусть. И было всё очень серьёзно. Во-первых, нельзя лить воду на клавиатуру.

— А иде же вода? — простодушно спрашивал Костя Чугунков со своим всегдашним хохляцким акцентом.

— Зачем тебе вода? — в недоумении отзывалась неопытная Валентина Сергеевна.

— А шоб не лить её на клавиатуру. — мудро отвечал молодой Чугун.

— Должен же быть выбор. — любезно пояснял онемевшей учительнице Завидов Борька. — К чему правила, если нет соблазна нарушить их?

— Правило второе. — с неприязнью сказала Валентина. — Не вкладывать пальцы в зазор между розеткой и вилкой.

Все немедленно сунулись смотреть на розетки.

— Валентина Сергеевна! — разочарованно воскликнул Парамонов. — Это просто невозможно! Тут европейские розетки!

— Ну, разумеется! — почти вышла из себя учительница. — Здесь позаботились исключить попадание пальцев в зазор между розеткой и вилкой! Это вам для домашней безопасности!

— Шо-то я не бачу. — озабоченно возник Чугун. — Мине теперича менять розетки на обратно?

— Перейдём к устройству клавиатуры. — ловко избегла конфронтации информатичка. Она явно обрастала опытом. — Клавиша «энтер» предназначается…

Макс Гринштейн, родившийся в обнимку с компьютером, старательно заносил в тетрадочку данные о клавише «энтер».

Учительница чувствовала себя, как цыплёнок, который учит коршунов летать.

— Ладно, можете поиграть. — бросила она.

Все немедленно полезли за дисками.

Валентина Сергеевна вдруг осознала, что институтская наука, преподаваемая ей в таких солидных объёмах, явно отстала от жизни лет на полтораста. Умные дяди и тёти, составлявшие методические планы для уроков информатики, как-то не сообразили, что жизнь меняется быстрее, чем контора пишет.

Бедная Валечка Камчинская! Она ещё не преуспела в житейской хитрости и не знала, зачем нужно вкладывать в бедовые хакерские головы примитивные инструкции по пользованию электроприборами. А потому это нужно, господа, что компьютерная техника проходит в имущественных списках как электроприбор. Видите ли, при помощи таких инструкций можно обезопасить себя от претензий в случае чего. Мол, лезли мокрыми пальцами к клавиатуре, и всё тут! Говори им, не говори!

* * *

Урок ОБЖ в кабинете экономики не обещал быть интересным. Людмила Фёдоровна открыла журнал и принялась сосредоточенно искать, кого бы сдёрнуть с места.

Раздался быстрый стук в дверь и тут же в класс влетел Вавила.

— У меня вообще-то урок. — недовольно заметила экономичка.

— Знаю, знаю. — торопливо отозвался кот. — Вас срочно вызывает к себе в лаборантскую биологиня Наталья Игоревна. Она желает проконсультировать вас вот по этой теме.

И подбросил на стол рулет «Торнадо». Экономичка ещё не вышла, как он вспрыгнул на стол к Косицыну.

— Лён, скажи мне, сколько будут стоить… — он посмотрел на заднюю лапу, — гриндеры второго размера?

— Вавила, ты обалдел! Гриндеров второго размера не существует.

— Опять, опять дискриминация! — застонал кот.

— Вот гриндара!

Чугун взгромоздил на стол конечности в рифлёной платформе сорок пятого калибра.

Кот немедленно перескочил к нему на парту.

— Дай, дай сюда немедленно!

И начал стаскивать один обувь.

— Вавила, отвали! — Чугун отпихивался. — Меня маманя укокошит.

— Молчи, Костян! — сунулся к его носу кот. — Не понимаешь? Это вопрос жизни!

— А шо за спешка? — осведомился Костян.

Кот заметался по столу.

— Такая девочка, блин! Нет — чувиха! — в волнении бормотал он.

— Та хто? — всё недоумевал Костян.

— Вот, вот, смотри! — кот подсунул под нос Чугуну любительскую фотографию.

— Классная девчонка. — одобрил скин. — Какая группа?

— Ты шо, Костян, не бачив? Глядай глазиками в фотку! Они же вымерли, как динозавры! Это же хиппи! Смотри, какая миниюбка! А пояс — в дециметр шириной! А волосы! А платформа! А ноги, ноги!

— Ноги офигенные. — согласился Чугунков. — Хто это?

— Да это же Изольда! То есть Кренделючка ваша! А я маленький такой! — кот затосковал. — Как думаешь, в скины податься? Башку побрею!

— Да ты шо, Вавила! — испугался Костик. — Бритый кот — такая лажа! Ладно, бери обои гриндара! От мамки отмахаюсь. Кажу, шо бабе подарил.

— Да ты не боися, гриндара верну! Мне только гномам показать, как образец!

Кот сгрёб добычу и умчался.

— Ну шо? — спросил неизвестно кого Костик, любуясь на свои конечности. Все отвернулись, зажав носы.

— Вторую обувь в дело. — подытожил сердобольный скин.

Он достал из сумки и надел на ноги шлёпанцы. Таково было мамкино представление о второй обуви.

Лёнька с досады чуть не треснулся лобио о парту. Опять забыл спросить про Дивояр!

* * *

— Приходите и сами всё увидите. — тихо говорила мама в трубку, прикрывая её ладонью.

— Я приду. — отвечал далёкий голос. — Но вы напрасно всё это выдумали. Поверьте, я такого наслушался за все годы!

Лёнька сидел в наушниках и слушал «Радиотранс». Батон колбасы и две буханки дожидались его на диване. Бедная девочка оголодала в гостях у зелёных человечков. Ему было жалко сводить мать с ума, но Пафу надо элементарно жрать.

Неслышно растворилась входная дверь. После ловких пальцев участкового замок больше не скрипел. Семёнов тихо вошёл. Мама приложила палец к губам. Он добродушно пошевелил бровями. Бедные люди, чего только не наслушаются по телевизору! Особенно такие одинокие, как эта Зоя.

— Скоро десять. — шепнула Зоя. — Он уже клюёт носом.

Она взяла в руки кастрюлю с супом и направилась в комнату сына.

— Лёня. — деловито сказала мама. — Не пора?

— Пора. — ответил сын, отваливаясь от компьютера и зевая.

Семёнов беззвучно засмеялся за дверью, придерживая фуражку, чтобы не свалилась.

Утомлённый Лёнька лёг на диван, обнял кастрюлю.

— Сынок, а буханки куда? — засуетилась мама. И засунула хлеб ему под локоть. А колбасу за пазуху.

— Ладно, иди. — сонно пробормотал Лёнька.

— А ложку-то! — вдруг вспомнила мама и помчалась на кухню мимо Семёнова.

Милиционер тихо умирал со смеху.

Не успела Зоя войти с ложкой, как безмолвный свет озарил комнату и пробился в растворённую дверь.

— Ну вот. — расстроенно опустила руки мама. — А как же ложка?

Семёнов вскочил в комнату. Диван был пуст. Ни кастрюли, ни батонов, ни подозреваемого.

Глава 32. Свет Дивояра

— Гадость какая! — ужаснулся Пафнутий, но быстро умял всю колбасу.

— Ты на супчик больше налегай. — советовал ему Лён. — Не больно-то с кастрюлькой побегаешь по Сидмуру!

И вдруг вспомнил!

— Дубовый лист! А минералку так и не купил!

— Чего не купил? — с подозрением уставился на него Паф.

— Пить-то чего будем?!

Объевшийся волк начал икать, но всё-таки долизал кастрюлю, а то у Лёна жир потечёт по голове. Больше девать ёмкость некуда. Если привязать за ручку к поясу всадника, то она колотит волка по рёбрам.

— Что хочешь, — подытожил серый, — а придётся возвращаться на водопой обратно на Селембрис. Всего-то пути полдня.

Если замок Лембистора стоит в центре Сидмура, то этот мир очень невелик.

Обратный путь они проделали довольно быстро. Сытый Паф летел, как ветер, по следам вурдалаков.

— Эх, была не была! — крикнул он, проскакивая меж двух столбов. И оба тут же поняли, что поймали удачу. Светило солнышко, пробиваясь между набрякших влагой облаков — они опять в Селембрис!

Волк остановился и обернулся, внимательно рассматривая местность позади себя. Два столба так и стояли, но за ними виднелась совсем другая местность. Никаких высоких гор, поросших мрачным лесом. Заснеженное поле и лес неподалёку.

Лён и Паф принялись торопливо хватать чистый снег и есть его. Грязная широкая полоса, протоптанная вурдалаками, начиналась сразу от столбов. За ней же было девственно нетронутое снежное покрывало.

— Этак мы не набегаемся за водой. — проворчал волк. — Доставай-ка трубку.

Лён достал из сумки старухину трубочку.

— А это что? — удивился он, увидев чёрный шарик на дне.

— На всякий случай прихватил. — уклончиво ответил Паф. И признался: — Ну нравится он мне.

— Есть идея. — серьёзно сообщил Лён.

Он сел верхом на волка, дунул в трубку и воскликнул:

— К Гонде!

И представил его лицо.

Они никуда не перенеслись — как были посреди дороги, так и остались. Расстроенный Лён осматривал трубку, как Паф вдруг крикнул:

— Гонда!

Да, это был Гонда и не один. На лунных конях неслись к ним двое. Синий плащ Магируса развевался за его плечами так же, как и синий плащ Фифендры. Только это не старуха. А та молодая женщина с синими глазами, какой она была на Кудовае.

Удар ветра опрокинул Лёна и Пафа в снег. Они смеялись.

Едва спрыгнув с коней, волшебник и колдунья кинулись к ним и горячо обняли.

— Паф, бедный Паф! — Фифендра смотрела на волка ясными глазами. — Поверь мне, это пройдёт! Ты не обратишься в вурдалака. Моя защитная магия до сих пор не позволила яду овладеть тобой. Ты изменился только внешне.

Волшебники увели обоих с тропы подальше в лес, где рассказали им всё.

Селембрис — это мир живущих сказок и легенд. И он реален. Да, здесь живут все герои славянских сказок. Здесь ты можешь встретить Нибелунгов. Здесь даже география похожа. Лён побывал в мифологической Элладе. Лишь забитость и замутнённость сознания помешали ему сразу попасть в сад Гесперид.

Почему Геспериды приняли вид отвратительных старух? Обычное дело. Ведь и Грайи, прекрасные дочери титана Форкия, рождённые с седыми волосами и лебедиными шеями, позднее превратились в мифах в трёх старух. Легенды тоже старятся. Поэтому и здесь, на Селембрис, Геспериды принимают разные обличия. Каким ты видишь мир, таким он и становится. Что ты вносишь в него, тем он тебя и одаривает.

Здесь также живут люди. Обыкновенные люди. Со всеми их страстями и недостатками. И здесь живут волшебники, маги, колдуны, ведьмы. Мир чёрной и белой магии. Здесь тоже есть добро и зло, но формы его несколько иные. И множество промежуточных форм. Как, например, кикимора Дёрка и её гости, примитивные лесные сказочные существа. Аналоги мифологических эллинских сатиров, дриад и наяд. Только дремучесть северных лесов превратили их в диких.

Но здесь есть и вполне цивилизованные маги, как этот Семикарман. При помощи волшебной силы даже такой недалёкий волшебник может создать неплохой уютненький мирок лично для себя. Только не трогайте его, и он вас не тронет. Есть и более агрессивный тип, вроде лесного ведьмака. У того свои затеи. Его запросы побольше, чем у Семикармана. Но, есть и другие, которые просто хотят жить. Как те горные жители, что прячутся в своих каменных норах от вурдалаков.

Селембрис велика — для всего есть место. Это противоречивый мир, но в нём нет единообразия. И это не единственный мир. Есть и другие. Как мир Лёна, например. Ведь Селембрис — это отражённый мир. И другие отражения. Мир Лембистора, например. Он тоже реален, хотя и невещественен.

Лембистор — демон. Его среда — лимб, бездонное пространство, поглощающее души. Он вырвался из своего однообразного мира в мир реальности и старается укрепиться, захватывая разные миры. Сначала ему удалось приобрести кусок чужой земли вместе с жителями. Из них он понаделал своих чёрных воинов. Но, его царство утратило жизнь.

Тогда демон населил его имитацией жизни. Но, даже его воинам надо что-то есть. И чёрный маг посылал их грабить за пределы своего пространства. Сразу две задачи — еда для воинов и уничтожение чужой земли. Но, этого ему показалось мало. И он посредством своей магии начал превращать людей в вурдалаков. Тут и раньше была нечисть, но она не переступала своих границ.

Но магия Лембистора тоже ограничена в возможностях. Новоявленным упырям требовалась дозаправка. Они время от времени собираются в стаи и бегут в Сидмур. Там их превращение завершается.

— Вот это? — спросил Лён, доставая из сумки чёрный шарик. — Вот этим он их кормит.

— Это?! — обрадовался Гонда. — Чудесно! Вы сами ещё не знаете, как вы помогли нам! Теперь мы сможем изготовить противоядие!

— И я стану человеком?! — обрадовался Паф.

— Нет, пока нет. — покачала головой Фифендра. — Я не знаю пока средства для тебя.

— Зато мы знаем. — ответил Лён. — Драконья кровь! Так сказали Геспериды.

— Тогда это судьба. — произнесли волшебники.

— Почему вы не отправитесь в Сидмур и не убъёте Лембистора? — спросил Лён.

— В этом всё и дело. Магия демона охраняет его мир. Сидмур для нас недоступен. Демонская магия по силе сравнима с магией Дивояра.

— Что такое Дивояр?!! — закричали Лён и Паф одновременно.

— Всему свой час. — успокоили их волшебники. — Слушайте всё по порядку.

— Подожди. — Магирус встал. — Ребятам надоело сидеть в снегу.

Он повёл вокруг себя ладонями и плавно вознёс руки вверх. Тотчас же образовалась красивая палатка, раскинулся ковёр, появилось множество подушек. Всё завершил столик с угощением.

— Ты не можешь без комфорта, Гонда! — засмеялась лесная колдунья.

— Мне так хотелось сделать им что-нибудь приятное! — оправдывался Магирус. — Они столько намыкались!

И все с удовольствием расположились на подушках.

— Так вот, мир Сидмур недоступен ни одному живому существу, принадлежащему Селембрис. — продолжила колдунья.

— Как это?! — подскочили Лён и Паф. — А мы?

— В том-то всё и дело, что ты, Лёнька Косицын, принадлежишь другому миру. А ты, Паф, теперь в оболочке оборотня, то есть творения Лембистора. Только вам доступно проникать в Сидмур. А мы оба уроженцы мира Селембрис.

— И ещё вурдалакам. — мрачно проронил Паф.

— И ещё им. — согласились волшебники.

— Значит, вы нас всё время готовили в дорогу? — догадался Лён.

— Если бы только так, то это было бы слишком негуманно. — улыбнулась Фифендра. — Всё гораздо сложнее. Наш мир оказывает Лембистору сопротивление. Магия против магии что-то значит. Но, ему в руки попал ещё один человек из вашего мира.

— Натинка?! — Лён вскочил.

— Да. Натинка. Её счастье, что Гонда подарил ей аквамарин.

— Я тогда ещё не знал, как обстоят дела, и просто хотел освободить её от чар. — серьёзно ответил Магирус.

И далее потрясённый Лён узнал, что демон нацелился на его собственный мир. Овладеть им гораздо проще, чем Селембрис. Ведь магическая сила способна творить чудеса. Дайте людям сытный кусок и теплое место и они будут довольны. И будут питать своими душами демоническую власть.

Мир Лёньки и Наташи подвержен страсти всё приводить к общему знаменателю. Как ни разнообразны жизненные интересы землян, дай немного времени, и они вырождаются в патологическое однообразие. И чем более разнообразятся средства жизнеобеспечения (колдунья усмехнулась), тем более однообразны вкусы. Но, для проникновения в новый мир чёрному магу нужно согласие хотя бы одного человека из него.

Появление на Селембрис Наташи Платоновой было для него подарком. Ведьмак, к которому она попала, за некоторые магические силы, продал её Лембистору. Сначала она пожила у жадной тётки-трактирщицы. Нахлебалась лиха. А потом демон увёз её в свой мир. И теперь скорее всего, уламывает всеми способами, чтобы проникнуть в беззащитный мир Земли.

— Я спасу её. — мрачно проговорил Лён. Кусок не лез ему в горло.

— В этом всё и дело. — кивнул Гонда. — Ты должен непременно идти спасать её. Это Лембистору и нужно. То есть ты.

— Кошмар какой! — возмутился Паф. — И не пойдёшь — плохо. И пойдёшь — плохо!

— Что же делать? — оба приуныли. — В замок не проникнуть. Вокруг такой ров с такой водой, что всё в ней растворяется, как не было.

— Это не вода. Это лимб — родная среда демона. Если бы удалось разрушить магию, которая охраняет мир Сидмур! Только бы нам проникнуть в страну Лембистора! Но путь магии Селембрис закрыт в Сидмуре.

— Значит, нам надо возвращаться и искать способ. — сказал волшебникам Лён.

— Поверь, Лён, очень тяжело. Мы, дивоярские волшебники, бессильны на Селембрис без Дивояра. — проговорила Фифендра.

— Что такое Дивояр?!! Немедленно признавайтесь! А то опять забудем спросить! — завопили Лён и Паф.

Дивояр — город в облаках. Дивояр — мир сам в себе. Дивояр — сверкающая мечта, место безбрежной силы, светлого духа и вечной славы. Туда уходят герои. Это — Валгалла. Это — Элизиум. Это — мечта. Но, Дивояр плывёт меж миров, как корабль по морям. Его жители могут сходить и оставаться в чужих мирах, как Фифендра. А могут рождаться от волшебников, как Гонда. Жизнь неизменно приведёт их в Дивояр. Вот уже пятьсот лет, как город в облаках уплыл с Селембрис.

Лён задумался и достал из кармашка иглу. Она немедленно воссияла.

— Дивоярская сталь! — вскрикнули волшебники. — Откуда это у тебя?!

— Гомоня дал. — немного струхнул от такого крика Лён.

Фифендра встала. Гонда — тоже. Мальчики тоже поднялись.

— Ты победишь, Лён. — громко сказала волшебница. — Это неоспоримо. Ты — наш. Ты дивоярец. Твоя сила встретится с тобой. Ты её узнаешь.

* * *

Они снова мчались по безжизненным холмам Сидмура. Но, теперь всё было совсем иначе. Теперь их окрыляла надежда. Теперь и Паф не чувствовал себя проклятым. Он только в оболочке нечисти Сидмура, чтобы можно было приникнуть в цитадель Лембистора.

Волшебники не сказали, как именно иголка поможет Лёну. Дивоярское оружие соответствует тому, кто им владеет. Когда стало нужно, она обратилась в кинжал. Когда будет нужно — станет мечом. И не поздоровится демону, когда волшебная сталь достигнет его. Он защитился от Селембрис, но не от Дивояра. Надо только найти способ проникнуть в замок и разрушить силу, ограждающую Сидмур.

Снова послышался далёкий шум и гам. Значит, пока они сидели с волшебниками в лесу, новая орда вурдалаков примчалась за подачкой. Поэтому Лён и Паф занырнули в лес. Сидя под вонючей ёлкой, они наблюдали за разнообразными тварями, скачущими и позущими внизу, по долине. Там были и лесные свиньи, и длинные черви отвратительного вида. Были даже дикообразы. Лён вспомнил, как они с Пафом превратились в ёжика и хорька.

Гнусное шествие всё не кончалось. Их было намного больше, чем в первый раз, у них было даже какое-то подобие организации. Паф лёг на выступающей скале и наблюдал за всем этим. А Лён пристроился подальше и достал учебник математики. Надо подготовиться, а то два раза появился на уроке без учебника. А все уже начали новую тему.

Из сумки выпал огрызок карандаша.

Так странно было сидеть в этом нереальном мире с прозаическим учебником математики на коленях и карандашом в руке. Лён вспомнил, как писал свою поэму и тихо засмеялся. Позабытая в беготне меж двух миров страсть к комическому стихотворчеству овладела им. И он начал рисовать на полях. Нарисовал забавного ёжика. Тот размахивал крохотной сабелькой. Потом подумал и пририсовал волка, словно ёжик едет верхом.

Смех в Сидмуре раздаётся. Рыцарь молодой несётся! Держась лапкою за холку, Мчится ёж верхом на волке. В лапке сабельку держит, Громким голосом пищит: — Ну, Лембистор! Ну, злодей! Попадись ты мне скорей!

Паф услышал подозрительный звук сзади и вскочил. Это пищала добыча. Волк подлетел и хотел схватить колючую тварь зубами, пока она не свернулась. Но, вдруг отпрянул.

— Паф! Это же я, Лён! — пищал ёжик.

Глава 33. Дракон Лембистор

Сначала Пафнутий пытался нести приятеля в кастрюле. Ничего не выходило — уж больно неудобно держать в зубах маленькую металлическую дужку. Потом волк посадил ёжика к себе на холку. Но, тот вскоре свалился от тряски. Тогда нашёлся единственный выход. Упрятать красавца в сумку и повесить её на шею. Кастрюлю с превеликим сожалением пришлось оставить на земле.

«Кто его знает? — думал ёжик, бултыхаясь в сумке. — Может, это к лучшему?»

Интересно как получается. Вот написал он стишок про ёжика в ведре, который несла бомжа. И угодил к Дёрке в болото с колючками на спине. Потом написал про дракона. И вот, пожалуйста, дракон на подиуме. И царевна подоспела. Про что он ещё писал?

Ежик не утерпел, высунулся из сумки и поделился с волком своими соображениями.

— Лён, ты забыл, что в Сидмуре селебрийская магия не работает. — напомнил тот.

— Да при чём тут магия? Я разве маг? Так пара заклинаний. Я же просто стишки написал. И нарисовал картинку.

Волк остановился и почесался задней лапой.

— Кто его знает. Я во всё готов поверить, лишь бы колдуна преодолеть. Ну, хорошо, доставай учебник и рисуй себя в человеческом виде.

— А зачем? — пропищал ёжик. — Я в таком виде и проникну в замок. Ты только отвлеки Лембистора.

— Клёво! — восхитился волк и помчался огромными прыжками.

Волколаки кормились с рук чёрного. Но, это был совсем не тот, что раньше. Сам демон теперь не вышел. Зато вместо него с моста сошли сразу несколько чёрных людей. Они-то и бросали шарики в размножившуюся армию упырей. Стоял дикий ор, зверюги дрались. Паф со страхом приближался к ним с краю. Он не собирался просить подачку. Ему нужно только незаметно высадить Лёна поближе к мосту.

Один жаборожий, отбиваясь от прочих, отбежал в сторону за откатившимся шариком. Тот покатился к ногам Пафа.

— Не тронь! — зарычал упырь. — Моё!

— Да я не трогаю! — отскочил в сторону волк.

— Нет, ты трогал! — разозлился урод. — А что это у тебя в сумке? Ну-ка покажи, а то позову стражников!

— Хочешь в нос? — спросил ёжик, высовываясь из сумки, и выставил свою иглу.

— Лён?! — упырь осел на задние лапы.

— Долбер?! — обомлел волк.

* * *

Долбер разводил кутерьму, бестолково тычась у ног чёрного прислужника, с рёвом бросаясь во все стороны и ничего не получая. Тем временем Паф высадил ёжика почти на мосту. И тот покатился шариком прямиком к воротам. Упасть в лимб он не боялся — у моста были бортики. Так и закатился в чёрный проём. Далее, пользуясь темнотой, забился в какую-то дыру и замер с бешено колотящимся сердечком.

Но долго не просидел. Ежиное любопытство одолело. Сначала он тревожно принюхивался. Потом, когда всё черные прислужники протопали мимо, Лён выбрался и засеменил по холодным полам.

«Значит, все-же какая-то магия действует в этом месте.» — размышлял он.

Поднялся на задние лапки и огляделся, поводя усатым носиком из стороны в сторону.

«Где они тут жуков держат?» — озабоченно думал ёжик.

— Каких жуков, Лён?! Ты обалдел?! — сказал он себе.

«Вот встречу я её и скажу: привет, Наташа! А она мне: привет, ёжик!»

— Мама дорогая! — огорчился ёжик.

Он снова встал на задние лапки и потянулся вверх, старась что-нибудь разглядеть. Сверху на него с любопытством смотрела большая чёрная ворона. Она сидела в клетке, сквозь прутья которой могла высунуть голову.

— Крака?! — обрадовался он.

— Нет. — ответила ворона. — Меня зовут иначе.

— Это ты, Гесперия? — заподозрил Лён.

— Что за фантазии? — недовольно отозвалась птица. — Я ворон.

— А меня зовут Лён. — простодушно представился ёжик. — А вас?

— Детали необязательны. — заверил его ворон. — К тому же, что за необходимость? Всё равно я взаперти и компанию вам составить не могу.

— А это видал? — задорно похвастался иголкой ёжик.

— Очень убедительно. — ответил ворон и отвернулся.

Лён обернулся, ища, на что бы встать и дотянуться до прутьев клетки. Все помещения в этом замке, что до сих пор ему попадались, не слишком велики и совсем скудно обставлены. Так и в этом стоял только высокий трёхногий табурет.

— А зачем табуретка?

Ворон опять выглянул.

— Что за вопрос? — ответила птица. — Чтобы сидеть.

Словно в подтверждение этих слов, раздались шаги. Лён поспешно закатился в угол, в темноту.

Из двери потянуло невыносимым холодом. Вползли клубы ледяного тумана. Туман рассеялся и посреди комнаты возникла тёмная фигура. Лембистор уселся на стул.

— Прореки мне, ворон. — глухим голосом сказал он. — Какой предмет проникнет сквозь мою защиту? Ты предвещал мне.

Ворон молчал.

— Не хочешь говорить, вещун? — демон сипло засмеялся. — Но что ты скажешь, когда воды лимба потекут долинами Сидмура в любезный тебе мир Селембрис? Один ли мир отправил я в небытиё таким путём?

— Ты знаешь, моё видение нечётко. — проронила птица.

— Говори. — клокочущим голосом ответил тот. — Ложь убъёт тебя, я это знаю.

— Простой бытовой предмет, который не был в своём деле никогда.

— Дальше.

— Бесполезный для искусницы, никогда не водил он за собой вощёной свиты.

— Дальше! — крикнул демон.

— Он от рождения слепой. Металлическое веко на единственном глазу его.

Лембистор вскочил.

— Опять одни увёртки! — крикнул он гулким голосом. — Я брошу тебя в лимб!

Ворон засмеялся.

— Три раза, демон. Три раза сказал я правду. Больше ты не можешь требовать от меня. Являйся завтра и спрашивай. А, если надоест, брось меня в лимб.

Лембистор скрылся, швырнув стул на пол.

— Скажи мне, ворон, — отчаянно воззвал к вещуну ёжик, — что погубит демона?

— Твоя иголка, мальчик! — засмеялся тот. — Будто бы не знаешь!

— Что же я не выскочил, дурак, и не убил его?! — взвыл Лён.

— И оставил бы свою принцессу заколдованной навеки? Нет, ёжик, если бы всё было так просто, я бы с самого начала посоветовал тебе воткнуть иголочку в сиденье стула.

Как ни суетился герой, так и не смог добраться до клетки — слишком высоко. Ворон, свесив голову меж прутьев, советовал ему и так, и сяк. Нет, ничего не вышло. Маленький уж больно. И Лён с огорчением отправился искать свою принцессу.

Он пробирался запутанными переходами замка. Где-то должна быть книга проклятого чародея. Так сказал ему вещун. Здесь не действует селембрийская магия, но магия Лембистора работает. Если бы только удалось понять!

«Или попортить всё на фиг!» — подумал ёжик.

Нигде не было видно чёрных прислужников, переходы пустынные. Тогда маленький лазутчик принялся толкаться по все двери. Но, силёнок, чтобы открыть, не хватало.

— А что если…

Он выхватил иголку и попытался резать камень. Ничего снова не получилось. Да и не камень это был, а непонятно, что. Остриё оставляло на нём даже не царапины, а следы, похожие на карандашные. Это навело ёжика на мысль. Он нарисовал аккуратную полукруглую дверцу с ручкой, как в мультфильме. И полюбовался на неё. Ничего не изменилось.

— Липтоах! — пискнул он.

Ни-че-го!

Но он уже вошёл во вкус и нацарапал на дверце иголкой стишки:

Ёжик очень рассердился И к рисунку обратился: — Дверца, милая, внемлите, В положение войдите! Мне бы надо до зарезу Нынче отыскать принцессу. Умоляю, отворите, Ёжика в себя впустите!

К его великому изумлению ручка превратилась в настоящую. Лён толкнул дверцу и она открылась. Но, внутри ждало разочарование. Посреди комнаты стоял высокий стол, а на нём опять клетка.

— Эй! Кто в клетке?!

Ёжик заподпрыгивал. Наверху послышалось шуршание и опять всё смолкло. В комнате довольно темно, поэтому Лён побежал к окнам в надежде вскарабкаться на подоконник и разглядеть, кто сидит в новой клетке. Может, он тоже говорит. Но, тут снова раздался шум.

Прежде, чем отворилась дверь, маленький лазутчик спрятался, радуясь своему крохотному росту. Вошёл рослый чёрный страж с миской.

— Я не буду это есть. — раздался тихий голос.

В дверь повалил ледяной туман. Лембистор!

— У меня нет для тебя другой еды. — произнёс он своим голосом, похожим на сход лавины далеко в горах. — Ты можешь получить всё, что хочешь, если проведёшь меня в свой мир.

— Я лучше умру. — так же тихо прошелестел голос.

— Это не поможет твоему миру. Сюда идёт твой спаситель. Он уже в Сидмуре. Не ты, так он откроет мне путь в ваш мир. Когда вас у меня будет двое, я могу пожертвовать одним.

Ответа не последовало и Лембистор удалился.

Ёжик выбрался из своего угла и снова принялся подпрыгивать, пытаясь залезть на подоконник.

— Блин! Плохо быть маленьким!

— Кто тут?! — испуганно спросили сверху.

— Меня зовут Косицын Ёжик. — охотно представился Лён.

— Косицын кто?!

— Наташа! Это же я, Лёнька! Я тут!

— Где ты?

— Я внизу!

— Лёня, что он с тобой сделал?! Кто ты?!

— Наташа, я ёжик! Но это не он. Это я сам. А ты кто?

— Я лягушка.

Сверху, из клетки, послышался сдавленный плач.

Лён сел у стенки, вытянув коротенькие ножки. Лягушка. Надо же! Как бы её освободить? Должно быть решение. Что нарисовать? Лесенку? Но возьмёт ли иголка прутья клетки?

— Я пойду посоветуюсь с вещим вороном. — сообщил он и вышел в свой мышиный лаз.

— Значит, дивоярская сталь? — призадумался Вещун. — И она не режет вещество замка. Здесь действуют совсем иные законы. Лён, ищи книгу Лембистора. С тех пор, как ему удалось приобрести материальные формы, он запечатлел свою магическую силу в книге. А это делает его уязвимым.

Вот Лён и отправился шататься по замку да подглядывать за чародеем. Вскоре он нашёл демона по холоду, которым тащило в его присутствии. Тот шёл по коридору.

Ёжик застучал своими зубками, когда попал в полосу мертвенного тумана. Но, едва ожил, тут же кинулся следом, стараясь не шуметь коготками. Проследовал лестницами, коридорами. Как и опасался Лён, маг шёл вниз. Он запрятал свою книгу за многими дверями. Значит, не был уверен, что находится в безопасности в своём неприступном замке. Значит, есть у него уязвимые места!

Всё это преисполняло ёжика энтузиазма. Хотя было такое подозрение, что большей частью дело было в чисто ежином безрассудстве. Ведь кинулся же он когда-то с оловянной сабелькой на Дёрку!

* * *

Чародей быстро двигался вниз, прыгая через ступеньку. Ёжик не поспевал — он повисал на краю выступа, болтал ножками в воздухе и плюхался на следующую ступеньку. Всё это отбирало много сил и времени. Тогда он в отчаянии свернулся клубком и поскакал мячиком, подпрыгивая и налетая на стены. От всего этого в башке стоял такой треск! Лён совершенно не контролировал ситуацию и не знал, что догнал демона. Но, и тот не видел своего преследователя в колючем тумане.

Хозяин Сидмура двигался к своему заветному месту. Там, в подземелье, защищённая широким кругом лимба, хранилась его книга. Только сам чародей мог преодолеть это пространство. Это была абсолютная защита.

Демон сделал стремительный шаг к проёму и тут ему под ноги попался непонятный мячик. Нечаянным пинком Лембистор послал его вперёд — колючий шар улетел, развернулся в воздухе и с писком упал прямо на раскрытые страницы большой книги — та лежала на круглом столе, что стоял на островке в озере лимба.

— Что это? — недоумённо спросил чародей.

Когда в голове перестали бить колокола, и круги перед глазами растаяли, Лён обалдело огляделся. Где он? На него глядели сверху немигающие жёлтые глаза с вертикальными зрачками. Отчётливо была видна жёсткая глянцевитая кожа щёк неестественного красноватого цвета, рот с узкими сухими губами — в целом человек был явно не красавец, но не это было важно. От него несло такой ощутимой угрозой, такой жёсткой энергетикой, что бедный ёжик почувствовал настоящий ужас. Он невольно снова свернулся клубком.

— Что же это? — чародей нагнулся, чтобы рассмотреть маленькую тварь на своей драгоценной книге.

— Лембистору капут! — завизжал колючий мячик и, подпрыгнув, ткнул демона в нос иголкой!

Безумный рёв потряс всё подземелье. Демон схватился руками за лицо. Наконец, он разъял ладони и страшным взглядом посмотрел на маленького зверька. Оцепенев от ужаса, Лён смотрел как на лице Лембистора растрескивалась, сворачивалась и моментально высушивалась кожа. Как старая змеиная шкура, опадала она и открывала взору драконий лик. Распадалась чёрная одежда, и вот остатки оболочки упали в лимб и растворились. Над ёжиком нависал багровой тучей огромный дракон. Он приподнял пластинчатую губу и изо рта его показался язычок пламени.

«Я пропал.» — подумал ёжик.

Но Лембистор передумал, он опасался сжечь книгу. Тогда демон протянул к нахальной маленькой твари когтистую лапу. Ёжик отважно привстал на задних ножках и выставил над собой блестящую иглу.

— Что это? — прогремел в недоумении дракон.

— Это иголка из дивоярской стали! — попытался произвести на демона впечатление отчаянный зверёк.

— Иголка?!! Вот о чём говорил Вещун! — чародей расхохотался.

— Обыкновенная игла! Подожди немного, маленькая дрянь! Я сейчас вернусь. Теперь я знаю, в чём моя слабость! Больше я не попадусь. Вот чем обороняется Селембрис!

И он с хохотом покинул подземелье.

— Время, время, время! — крикнул ёжик и попытался спихнуть книгу в лимб. Но, не сумел даже на сантиметр сдвинуть её. Он завертелся вокруг себя, пытаясь быстро что-нибудь придумать. Добрался всё-таки до книги! Что бы сделать?! Что бы сделать?!

Лён принялся резать страницы остриём — снова ничего не вышло! Тогда он попытался рассмотреть, что написано в строке. И, к удивлению своему, обнаружил русский алфавит! Бегая по буквам, Лён понял, что это заклинание приготовлено для проникновения в его мир. В мир, где живёт мама. И в качестве проводника должна служить Наташа Платонова.

Я в свой мир открываю путь Тому, кто здесь стоит. Лембистор, слово не забудь, И будет путь открыт.

Она должна прочитать это заклинание и впустить демона в их с Лёнькой мир!

Ёжик завопил от ужаса и забегал по книге кругами, не зная, что делать. В нетерпении он принялся тыкать иголкой в знаки. И тут стало кое-что получаться. Иголка рисовала как тогда — на двери! Тогда он перевернул её и начал зарисовывать буквы тупым концом. Опять получилось очень интересно — обведя знак кружком, он просто стёр его!

Подлый чародей всё не спешил вернуться в свой подвал. И тут снова посетила ежиную бедовую голову блестящая идея. Только такому хулигану, как Косицын, могло придти на ум подобное — он решился ещё на один эксперимент. Лён мелко написал на полях книги:

Ничто в безмолвии ночном Не поколеблет мёртвой тиши. Лишь, трепеща своим крылом, Несётся тень летучей мыши.

Глава 34. Бегство из Сидмура

Лембистор шёл и не один. Перед входом он остановился и развёл рукой невидимую завесу. Тогда вступил в свою святыню, ведя за собой невысокого человечка. Это была Наташа Платонова в своей ночной пижамке. Ей было холодно и очень страшно.

— Это твоя последняя возможность спастись. — без всяких интонаций сказал ей чародей. Чёрный плащ с капюшоном скрывал его. Но, голова оставалась драконьей. Хоть и невелик дракон, но всё же страшен.

— Второй человек из твоего мира уже совсем близко. — произнёс демон. — Скоро мои слуги поймают его. Не узнаёшь это?

Он достал из плаща зоину кастрюлю!

— Больше я тебя упрашивать не буду. — без нетерпения сказал Лембистор. — Одно слово сопротивления и с тобой будет так.

На глазах у перепуганной насмерть девочки он опустил кастрюлю в лимб и через мгновения показал только оставшуюся дужку.

— Я буду это делать по частям.

— Й-я с-согласна. — пролепетала она.

Не говоря ни слова, чародей взмахнул рукой и через страшное кольцо убийственного лимба протянулся мостик. Держа девочку за плечо когтистой лапой, чародей подвёл её к книге.

— Читай. — коротко приказал он.

Потухшими от безнадёжности глазами Наташа глянула в книгу. Может, правильнее было бы погибнуть в лимбе? Тогда прислужники Лембистора поймают Лёньку и найдут способ заставить его сделать то, что нужно демону. И второй раз уже промашки не будет. Ему не дадут улизнуть в лимб.

Тут у неё ёкнуло сердце. В верхнем углу страницы красовалась знакомая летучая мышь! Такими рисунками изрисованы тетради Косицына! И стишки его почерком написаны!

— Читай же! — приказал демон и пригнул девочку к страницам.

Наташа с замиранием сердца прочитала стишки на полях. В тот же момент с потолка сорвалась летучая мышь и бросилась Лембистору в глаза. Тот не успел отмахнуться, как обе мыши с тихим писком, как две чёрные молнии, выскользнули прочь.

* * *

— Пойду нажрусь! — вскричал Долбер, страдальчески наблюдая из укрытия, как монстры лопают свои конфетки.

— Долбер, ты полный идиот! — ругался на него волк. — До сих пор ты не превратился в настоящего вурдалака только благодаря защитной магии Фифендры. И теперь хочешь пойти и стать полным отморозком?!

Долбер обиженно отвернулся, засунул в рот ногу и замолк. Но, не надолго.

— Пошли вон, заразы! — зашумел опять он. — Ой, нет! Летите ко мне, мышки!

Волк тоже вскочил и кинулся ловить летучую мышь, порхающую перед самой его мордой. А говорят, что в Сидмуре нет жизни!

— Паф! Это же я, Лён! — запищал летун, уворачиваясь от клацающих волчьих зубов.

Жаба времени не теряла и ловко поймала на лету вторую мышку.

— Выплюнь, животное! — волк треснул жабе по плоскому затылку. Тот уже сидел с блаженным видом, втянув в рот свой длинный язык, на конце которого прилипла маленькая летунья.

— Долбер! Я тебя в муху превращу! — свирепо пообещал Лён. — И слопаю!

— Ну ладно, ладно! — заныл обжора. — Уж и пошутить нельзя!

— Как я к маме вернусь?! — заплакала выплюнутая мышь, вытираясь о траву.

— Девочка, — важно сообщил ей волк, — мы это делаем при помощи обыкновенного учебника математики. Знание — сила!

И, не дожидаясь, пока кончится кормёжка вурдалаков, все четверо помчались прочь как от замка, так и от дороги.

— Погоня. — кратко просвистел Лён, пикируя с воздуха. По их следу неслись вурдалаки и очень быстро неслись. А всю их маленькую группу опять задерживал неуклюжий Долбер. Только ругать его за это нельзя — его большое тело было таким неуклюжим!

Натинка тоже металась по воздуху, как стриж, поторапливая толстую жабу.

— Не бросайте меня! — плакал несчастный Долбер.

— Там впереди какой-то дом! — прочирикала девочка.

Лён поспешно взмыл вверх свечкой. Да, совсем неподалёку стояли какие-то развалины. Может, остались от погибших жителей этого мира. Наверно, когда-то Сидмур был вполне нормальным местом. Четверо беглецов направились к холму.

Дом был ещё крепок. Стены сложены из крупных серых блоков. Кое-где ещё осталась керамическая плитка, глядя на которую можно было представить, каким нарядным был этот дом при своих хозяевах. Теперь двери сорваны, окна разбиты. Всё внутри полно хлама и пыли. Но, крыша сохранилась.

Они искали место, откуда удобно удерживать оборону — такое, чтобы монстры не могли наступать кучей. Лучше всего для этого подходила лестница, ведущая на чердак.

— Давай, скорее превращайся в человека! — вопил волк, глядя из окна на штурмующие части.

— Вы это серьёзно? — спрашивала Наташа.

Но превращаться было некогда. Чтобы сочинять стишки и рисовать картинки, нужно время, а его-то у беглецов как раз и не хватало. Поэтому Лён вылетел из окна с иглой в лапке и ринулся на преследователей, что бегали снаружи. Остальные вурдалаки пошли на штурм чердачной лестницы.

Нападение оказалось чрезвычайно эффективным, и маленький летучий мышонок обрадовался, что не нашёл достаточно времени для превращения в человека. Он бесшумно пикировал с воздуха, колол упырей иглой и тут же свечкой взмывал вверх. Не успевал монстр превратиться в лужу, как чёрная молния уже шла в новую атаку. К счастью, упыри не отличались большим умом и не сразу заметили потери. Зато потом завопили и кинулись все внутрь.

В доме Паф и Долбер защищали подступы к убежищу. Им не страшны теперь раны от когтей и зубов. Во всяком случае, хуже того, что есть, с ними не случится. Поэтому волк рвал врагов зубами, а жаба скидывала их с лестницы. Однако, нанести большой вред вурдалакам они тоже не могли — те поднимались и снова шли наверх. И постепенно битва затихала.

— Эй, недоделки! — крикнул снизу какой-то свин. — Чего ломаетесь? Зачем братву обижать? Отдайте хозяину добычу и пойдём нажрёмся!

Долбер задрожал и с надеждой глянул на Пафа.

— Только пойди, нажрись! — пообещал тот. — Жуком будешь!

— Не-е! — отозвался Долбер. — Мы не хотим!

— А куда вы денетесь?! — заржали снизу. — Сдохнете без еды! Нам-то что? Мы подождём.

* * *

Натинка сидела, вцепившись коготками в расколотую черепицу крыши. Ночь в Сидмуре была лишь ненамного темнее дня. Но, преследователи умаялись и решили отдохнуть — они расположились так, чтобы добыча не вздумала ускользнуть.

— Лёня, разве мы не можем улететь?

— Нет, не можем. Я не оставлю Пафа одного. Да и Долбер ненадёжен. Они не только внешне животные. Паф теперь хищник, а Долбер гораздо больше жаба, чем мы с тобой — летучие мыши. Тебе хочется мух ловить?

— Хочется. — призналась мышка.

— Вот и мне хочется.

Они спустились вниз и расположились среди какого-то старого хлама. Никто из беглецов не спал — даже увалень Долбер. Все напряжённо ждали наступления утра. Совершенно ясно, что упыри пошлют за подмогой, а целую армию одной иголкой не одолеть. Стоит только кому-нибудь из вурдалаков задеть когтём летучую мышь, как Лен тоже окажется заражённым. Тогда ему уже не прикоснуться к дивоярской стали. И демон наверняка знает это. Даже слабая личная магия Лёна пока бездейственна — раньше рассвета он не сможет ничего нарисовать и ничего написать в учебнике.

— Что это светится у тебя в шёрстке? — с подозрением спросил Добер. — Чего-то ел?

— Ничего мы не ели. — сердито отозвалась Натинка.

— Нет, ели. — настаивала жаба. — Это пёрышки. Вы поймали птичку! И сожрали! Это нечестно!

Лён начал шарить на затылке. Какие пёрышки? Кажется, Долбер уже озверел от голода. Скоро пойдёт сдаваться.

Это были в самом деле пёрышки, они слегка светились в темноте. Золотое, синенькое и багряное.

— Это память о Гесперидах. — прошептал Лён.

— Какое красивое! Можно примерить?

Наташа вытянула у него из лапки золотое пёрышко. Приделала себе на головку и повернулась.

— Как я?

— Ши… шикарно… — пролепетал мышонок.

Вместо маленькой летучей мыши на пыльном хламе чердака сидел золотой голубь.

Багряное перо превратило Пафа в красно-огненного ястреба, а синее сделало Долбера большим синим тетеревом.

— Улетайте, братцы, улетайте… — прошептал им Лён. — А я знаю, что мне делать.

Три сияющие птицы выпорхнули из старого дома, из разбитых его тёмных окон. И полетели под безмолвно мятущимся небом. Спящие в доме, на первом этаже, вурдалаки ничего не видели.

Рассвет застал Лёна за учебником. Но, он не учил уроки. Он усердно рисовал. Прямо поверх номеров с примерами маленькая летучая мышь усердно водила кусочком грифеля, выгрызенным ею из карандашного торца. На странице вырастал, весь исписанный примерами с головы до ног, Лёнька Косицын. Он был наряжен в латы. Красивые наплечники. Изящные поножи. Суставчатые перчатки. Высокий шлем с забралом и пышным плюмажем. И великолепный, сияющий дивоярский меч!

Покончив с рисунком, мышонок с большим душевным подъёмом взялся за стихи.

Утром рано на заре Вышел рыцарь в серебре. Тонкий слой его положен На высокие поножи! На руку повешен щит, Весь узорами обвит. И высокий шлем с забралом Из волшебного металла. Вся броня его крепка И, как пёрышко, легка! А под ним живой огонь — Чёрный сидмурийский конь! Но удивительней всего Чудесное оружие его! Сожжёт Лембистора пожаром Волшебная сталь Дивояра!

Глава 35. Один на один с драконом

Сияющий рыцарь мчался на черном, как беззвёздная ночь, коне. Копыта глухо били в землю. Неистовые чёрные глаза жгли впереди пространство. Диковинный сидмурийский конь повиновался всаднику. Тому, кто летал над просторами Селембрис на призрачном лунном жеребце, не смеет не покориться любой скакун! Волшебное оружие в руке отважной. Бесстрашие в глазах! Я знаю, верю, помню! Мне обещана победа! И это неизбежно! Вперед, за Дивояр!

Он летел. Душа пела. Всё повиновалось Лёну. Что может лишить его волшебной силы?! Его дары при нём! Его талант, его упорство, его вера в самого себя. Он был в священном мифическом саду! Он видел многоцветные глаза Ладона! Птицы Геспериды обернулись для него, как для героя, в трёх прекрасных дев! Он нашёл Сидмур! Он спас Натинку! Дракон боится его волшебной стали! Нет поражения для верящих! Вперёд! За Дивояр!

Дракон увидел его ещё издалека. И над мертвенными водами лимба заклубился бледный, поблёскивающий льдом туман — предвестник демона. Тот шёл навстречу. И на ходу преображался. Скинут черный плащ, упал на серую траву, в растоптанную копытами вурдалаков пыль.

Красная драконья морда над широкими человечьими плечами. Дракон смеётся. И продолжает идти тяжёлыми широкими шагами навстречу мчащемуся, как ветер, рыцарю. На ходу проводит по себе когтями снизу вверх. И улетели, как клочья чёрного тумана, с него одежды. Он идёт, весь красен, как огонь. И вот уже не ноги — страшные когтистые лапы срывают с мёртвой почвы пучки безжизненной травы. Он вздымает руки. Когти рвут воздух, как ножи — материю.

Мчится рыцарь. Нет страха. Нет сомнений. Несётся серебряной стрелой. Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Ещё прыжок — и столкновение!

Резкий взмах пламенеющей руки. И длинный красный хвост с шипами рассёк бледнеющий туман. И не туман это. И не ледяной! Это пламя! Взлетело разом, словно взорвался Сидмур! Багровое, гудящее от ненависти пламя кинулось навстречу и стало пожирать траву и землю!

Летит сидмурский конь, бесстрашно прыгает через потоки ревущего огня! Нет разума в нём, нет опасений за себя! Пока всадник пылает жаждой боя, пока им не владеет ужас, конь повинуется ему. Так создал Лембистор чёрных скакунов Сидмура. Не для людей они. Для чёрных, безразличных и жестоких тварей, в которых нет ни страха, ни души.

Расхохотался демон. Гулкий хохот прибил к земле языки огня. Лембистор стал огромен. Чудовищный хвост взметнулся и оглушительным ударом рассёк землю. Двумя взрывами выросли за спиной дракона крылья. Раскинулись и мечами огненными оперились.

— Сразимся, рыцарь!

Безумие несёт меня. Так бежит утративший рассудок по краю пропасти бездонной. Так бросается самоубийца с крыши. Утрачены все чувства, сгорели все слова. Нет пощады в огненной стихии! Зачем я здесь?! На что надеялся?! С кем вздумал воевать?! Кто обольстил меня?! Кто вдул в уши неверные и льстивые слова?!

Сталь дивоярская, спасай меня! Лишь на тебя надежда!

С отчаяньем безумца, силящегося перепрыгнуть пропасть, он взвился на чёрном скакуне своём. Иди сюда, Лембистор! Дай стали впиться в огненные чешуи! Иди сюда, проклятый демон! Дай Дивояру укусить тебя!

Взлетел дракон, как огненная буря. И молчаливое, кипящее холодными клубами небо, взревело и затрепетало бешенством. И изрыгало кровь.

Он ослеплён. Где конь? Гдё чёрный сидмурийский конь?! Кругом лишь пепел и огонь. Ищет меч врага. Рассекает пламя, спасая рыцаря от чудовищного жара.

Из бешено вращающегося ада, из крика погибающих от страха душ, вырвалась раскалённая змея. Мгновенно обвилась вокруг серебряных доспехов и рванула. Закружился рыцарь, как волчок. Разлетелись скорлупками оплечья, панцирь, шлем, поножи. Взлетел и вспыхнул, и пропал серебряный плюмаж. Скрылась в пламени, исчезла священная сталь Дивояра. И рыцарь безрассудный рухнул в беспамятство, как в пропасть.

Холод тьмы. Молчание и неизвестность. Где я? Что со мной? Лён, это ты? Да, Лён, это я.

У меня ещё есть лицо? Я ещё жив? Зачем? Со мной ли это было? Или это только страшный сон, когда так хочется проснуться? Дайте мне проснуться!

Я сейчас умру.

Он застонал и принялся дрожащими пальцами ощупывать себя. Тупое удивление: он вправду жив. Или только снится? Да, да, жив!

— Где я?! Мама!..

Молчание.

Неверными руками он шарил по холодным плитам пола. Потом прильнул к нему щекой. Память об огне жгла, как огонь. Закрыл бесполезные во тьме глаза. И ушёл в последнее прибежище, в сон.

* * *

— Лёня! Лёня!

— Нет!! Не надо!!!

— Лёнечка, ты что?!

Он вскочил. Увидел маму, отшатнулся. И тут же бросился и с горьким плачем обнял её за шею.

— Лёнечка! Всё, как ты сказал! Она вернулась!

— Кто?

— Наташа Платонова! Как ты сказал! Сегодня прибежала её мама! Она так извинялась! Она входит утром к дочке в комнату, а та спит в кровати! Как и была, в пижаме! Худая вся и бледная! Лёня, что с тобой? Ты не заболел?

Значит, Наташа возвратилась! Это уже кое-что. Почему же так пакостно на душе? Он больше не вернётся на Селембрис. Ни за что!

Лёнька встал, шатаясь.

— Что сегодня за день?

— Вторник, Лёня. Ты забыл? — мама неуверенно смотрела на него.

— Ты не пыталась говорить Платоновым про инопланетян?

— Нет, конечно! Достаточно с меня Семёнова. Он так и не поверил. Даже когда ты испарился с кастрюлей. Кстати, где кастрюля?

Он засмеялся, чтобы не заплакать. Кастрюля в Сидмуре, мама. А, может, у инопланетян. И пошёл в ванную, умываться.

Лицо в зеркале. Странно, никаких ожогов. И руки целы. Но, все-таки он изменился. Лёнька посмотрел на себя ещё раз и тихо засмеялся. Он себе понравился. Потом взял ножницы и обрезал длинные тёмно-рыжие космы. Прощай, Селембрис. Я не рыцарь. И у меня больше нет иголки.

Одноклассники. Видение из прошлой жизни. Что со мной? Сидмур как будто сжёг меня. Невообразимо далеко от меня этот мир. Немного скучный. Немного противный. Но, жить в нём можно. Только нужно сделать кое-что, пока Наташа не вышла в школу. Сегодня она осталась дома — слишком велик стресс. К тому же инопланетяне плохо её кормили.

* * *

Маргарита Львовна шла в школу. Голова болела, в душе — одна отрава.

Вчера весь вечер оболтус снизу, Вовка, гонял свой рок. Как обычно, врубит на полную катушку — чтоб на улице слыхали.

Этот Вовочка отравлял жизнь всему подъезду. После девятого класса, до которого его с трудом дотащили в школе, он нигде не работал и не учился. Здоровенный лоб, закормленный мамашей до оборзения. Примерно такой же, как и Тельмагин. Только тот получше учится. И мамаши у них одинаковые. Их приход в школу походил на смерч. Говорить с ними было бесполезно. Да и о чём можно говорить с женщиной, позволяющей себе выпить посреди рабочего дня? Хорошо ещё, что Маргарите Львовне не приходилось его учить.

Вовочка с кучкой других таких же лодырей часами гоготал на лестничной клетке. Мат, плевки, окурки. Все стены исписаны похабщиной.

Концерт за стеной умолк только в одиннадцать часов. К тому времени у Маргариты Львовны разыгралась безжалостная мигрень. Она лежала на диване с мокрым полотенцем и пыталась погасить пожар в мыслях.

Как она хотела, чтобы этого Вову побыстрее забрали в армию! И тут же мысли перескочили на армию. Будущим летом Серёжа закончит вуз и ему тоже придётся идти в армию. И в этой армии его встретят такие Вовочки — животные, скоты, уроды! Все их потребности сводятся к простым вещам — пожрать, напиться и оторваться над кем-нибудь. Как тяжело видеть по телевизору, когда показывают хороших ребят, изувеченных в армии, убитых этой падалью в погонах, доведённых до петли. От знакомых она с содроганием то и дело слышит: у этой удавился, у той убили, этот вернулся, как зверь стал — кидается на родителей. Из армии — в психушку, в больницу.

Маргарита Львовна никогда не смотрела репортажи из Чечни. Она даже не могла смотреть «Жди меня.» Неизбежность приближалась. А у неё нет ни денег, ни связей. Как она радовалась, когда сын поступил в институт! Пять лет отсрочки. Но, пять лет почти прошли, и едучий страх уничтожал душу.

Каждый день она видит Олесю, когда-то весёлую и компанейскую соседку. С ней можно было по-дружески выпить, посидеть на кухне. Теперь уже два года она молча идёт из магазина и аптеки — сторонится всех. Сумки перегибают её. Потом выкатывает в инвалидном кресле своего Димку и увозит под деревья, подальше от тротуаров и тропинок. Чтобы никто не подходил и ничего не говорил.

Когда-то этот Димка был частым гостем в доме Маргариты. Серёжкин друг, от самого детсада. В семейном альбоме полно их общих фотографий. Два милых мальчика у ёлки, два подростка на велосипедах. Два красивых парня в белых рубашках, а рядом девочки с бантами в полголовы — выпускной бал в школе! А вот и фотография их класса. Что был за выпуск!

С тех пор прошло пять лет. Зрелище соседки, с усилием катящей своего безмолвного сына по осенним листьям, приносило Маргарите мучение. При случайной встрече у подъезда Маргарита могла видеть его безучастные глаза глубоко ушедшего в себя человека и тоненькую струйку слюны, стекающую с безвольных губ. И всё же, материнским чувством ощущала: он в сознании, всё видит, всё слышит, всё понимает. О, Боже, лучше бы он умер!

Иногда Маргарита при встрече совала в руки Олесе несколько сотен, что-то глухо бормотала, словно оправдывалась, и уходила с чувством стыда и отчаяния.

Олеся ничего не говорила, смотрела мимо, зажав деньги в ладони. Маргарита ощущала, как ненависть бывшей подруги прожигает ей спину — та безмолвно обвиняла за то, что её сын на пять лет получил отсрочку от ада, в котором утонул Димка. Ничего не объяснишь, ничего не скажешь, ничем не поможешь. Маргарита физически ощущала, что Олеся того же желает и её сыну — настолько изувечило горе её душу — но не могла осуждать соседку за чёрные мысли. Это несправедливо, да это несправедливо! Но что значит эта справедливость перед лицом неизбежного ужаса? Её Серёжа, её единственный ребёнок! Господи, только не в Чечню!

Школьная обстановка вернула мысли в привычное русло. Она специально пришла так, чтобы не попасть на перемену. Тогда можно пройти молчаливыми коридорами мимо Паши и Любы, мирно обсуждающих свои маленькие проблемы за столом напротив двери.

Маргарита Львовна кивнула им обеим. Не забыть зайти в кабинет истории. Вчера она выпросила у Зинаиды последнюю таблетку спазгана. Надо восполнить стратегический запас, чтобы было, что спрашивать.

Она прислушалась под дверью кабинета. Если идёт объяснение, лучше подождать. А если опрос — то можно. Слышался неясный шум голосов.

Маргарита Львовна открыла дверь и замерла. Класса не было. Не было ни стен, ни потолков. Не было покрашенных серой краской парт. Было небо и высокая гора. Прямо от порога начинался морщинистый камень, поросший в щелях мелкими цветами. Ей бросился в лицо горячий ветер. А где же ученики?!

Учительница невольно шагнула вперёд и стала частью древнего мира Эллады.

* * *

Она — Ниоба. Она сильна. Её руки, словно узловатые, мощные корни дубов Пелиона. Белеет снежной шапкой Осса. Прячется вдалеке в облачном покрове высокая гора Олимп.

Бесстрашна Ниобея. Крепки её сыны. Все семеро словно герои-полубоги. Когда стоят они все рядом на краю глубокой пропасти, то кажется, что выросли на Пелионе семь дубов могучих!

Старший, Истор, ломает руками скалы. Второй, Кастор, мечет так копьё, что пробивает насквозь и вепря и дерево, под которым он пасётся!

Третьего, Меланнира, боятся, как грозы, и волки, и медведи. Одной рукой срывает он шкуры с хищников!

Четвертый, Пандион, на бегу валит самца оленя. И взваливает на плечо. И матери своей приносит, Ниобее.

Пятый, Панарис, рукою ловит быстрых рыб в горных бешеных потоках. Как молния мелькают пальцы. И вот, в руке добыча!

Шестому повинуются ветра. Правит Зенон свою ладью, куда ему угодно. И смеётся над зефирами, треплющими паруса!

А самый младший прекрасен, словно юный бог. Свирель и цитра поют в его руках, как голоса девичьи. Приходят матери полюбоваться на сыновей Ниобы.

— О, сыновья мои! Нет подобных вам. Пусть завидуют мне боги! Мне, Ниобее!

Помрачнел Олимп. Налились облачные его одежды мрачной чернотой. Пронизывают молнии клубящийся туман. Злится Громовержец! Потемнело небо, спрятались все птицы, замолкли людские голоса.

Что затевают олимпийцы? Чем ещё накажут людское племя? Что пошлют с небес?

Бесстрашно смотрит Ниобея и семеро сыновей её в беснующееся небо. Что ей гроза?! Что ей валящиеся со стонами дубы?!

— Прибудет солнце, убегут потоки небесных вод. Воспрянут травы, вернутся лани на Пелион. Прибудет радость. Жизнь прекрасна, мама!

Да, сыны мои. Жизнь прекрасна.

Но что это?! Спускается с Олимпа в слепящем блеске света посланец Громовержца. Перед ней бог Арес в кроваво-красных латах. Цвета крови его волнистый меч.

— Уймись, Ниоба! Не гневи Владыку Зевса. Не хвастай сыновьями. Не гордись перед богами. Смертны люди. И ты, Ниоба с сыновьями смертна. Не праху возвышаться перед небесами!

Молчит Ниоба, только смотрит бесстрашно. И с нею семеро сыновей её. Не любят олимпийцы, когда трава земная силится подняться до дерев. Не любят огня в глазах людей. Не терпят своеволия. Богиня Гера стремится извести героев оттого, что не её прославляют они своими подвигами. Богу Аресу нужны лишь массы послушно погибающих в сражениях, когда они с Афиной делят меж собой владения.

— Иди, Арес. Не может мать не гордиться детьми своими. Не может не любить их. Пусть смертны мы, но всех краше мне сыновья мои. Не сравнится с ними сам Аполлон.

Засмеялся олимпиец, словно загудело пламенем вулкана жерло. Покатились камни с Пелиона.

— Как скажешь, Ниобея! Пусть сыновья твои сравнятся с Аполлоном!

Раскинулось багрово облако и вознесло воителя обратно на Олимп. А оттуда уже несётся на своенравную Ниобу сияющая колесница бога Солнца, блистающего светом Аполлона. Словно псы у стремени, летят вокруг него хвостатые кометы, несущие испепеляющий огонь!

Удары пламени взрывают камни! Стонет старый Пелион.

— Зачем, Ниоба, споришь ты с богами?! Зачем призываешь на себя их ревнивый гнев?!

Зачем?! Зачем?!! Зачем?!!! Зачем я родила вас, сыновья мои?! Зачем любила, зачем вскормила?! Зачем глаза ваши смотрели на этот мир?! Зачем умели радоваться, умели плакать и любить?! Зачем мы жили все?!!

Плачет Ниобея и телом старается прикрыть сынов своих. Падает сожжённым Истор! Рвётся в клочья тело Кастора, размётывая брызги плоти!

Бьёт лучами Аполлон. Страшны, безжалостны глаза его! Нет жизни, нет дыхания в пределах чудовищного пламени!

Побежал и рухнул в пропасть Меланнир, живым факелом осветил замершие скалы Пелиона! Падает на колени Пандион и прах раскидывает руки и осыпается на сожженные цветы!

Силится Ниоба укрыть собой Панариса, прячет под рукой Зенона. Горит плоть на них, рвутся мышцы!

Шепчут:

— Мама…

И умирают.

Хватает младшего Ниоба, солнце своё, прекрасного, заре подобного Леда.

— Смилуйся, олимпиец! Пощади красу!

Истаевает тело сына, словно облако, в руках. И вознёсся Аполлон обратно в неприступную обитель. Смеются боги.

Страшна стоит Ниоба на разорённом Пелионе. В крови сынов, в их пепле. Глаза безумны. Смотрит вкруг себя и ничего не видит. Ненавистные боги не убили мать. Не испепелили лона, родящего героев. Не выжгли сердца, помнящего сыновей. Не отняли глаз, глядящих на останки своей любви, своей жизни, своей плоти.

Зачем мне руки сильные мои, не спасшие ни одного из сыновей?! Зачем весь мир ещё живёт, когда они погибли?! Зачем вы все живёте, люди, когда прах все вы перед очами насмешливых богов?! Надменны олимпийцы!

— Аааааа! — выдохнуло сердце.

Идёт Ниоба на Олимп. Шагает по вечным камням. Выламывает скалы и бросает вниз. Сухи глаза. Сомкнут рот. Покажись мне, Громовержец. Взгляни на Ниобею. Скажи хоть слово в оправдание своё!

Как страшен гнев матери, утратившей сынов своих!

Разверзлись облака и безжалостный поток обрушился на мать. Как смела ты?! Как смела ты роптать?! Как смела требовать?! И у кого?! У Громовержца?! Разве ты не знаешь, что букашек, подобных вам, больше на земле, чем звёзд на небе! Нет дела Олимпийцу до маленьких ваших копошений! Жизнь и смерть ничто перед Олимпом!

Ударил поток молний и смёл прочь дерзкую. Упала Ниобея обратно на Пелион, на прах сынов своих. Разбитая, но не покорившаяся. Открытые глаза смотрят на неприступную вершину. Кровь застилает взор. В кровавые одежды одета высокая гора. Кровавые облака плывут по небу. Кровавые дожди идут на пашни. Кровавые плоды растит земля.

Тихий шёпот громче всех громов Зевеса. Слова беззвучные колеблют мощные твердыни олимпийцев. Бессильна плоть. Но, страшен дух.

— Я ПРОКЛИНАЮ ВСЕХ ВАС, БОГИ. ПУСТЬ ПАДЁТ ОЛИМП.

* * *

Маргарита шла. Страшное видение ещё не оставило её. Внутри болела вся Вселенная.

Кто-то позвал её. Едва сдерживая дрожь в губах, она обернулась. Кто это? И вспомнила. Это же Лёнька Косицын, школьный бард и песенник. Сочинитель баллад про Маргусю, то есть про неё, про Ниобею.

— Чего тебе, Косицын?

— Маргарита Львовна, прежде всего я хочу извиниться. Мои личные проблемы не должны влиять на моё поведение.

— Хорошо. Это всё? — она повернулась, чтобы поскорее уйти.

— Нет. Не всё. — твёрдо сказал он. — Вы несправедливо поступили с Наташей Платоновой. Вы оскорбили девочку ни за что. И, похоже, даже не поняли, что может сделать с человеком такое отношение. Она не выдержала и убежала.

— Ты, что? Меня судишь?

— Да, я вас осуждаю. Ваше поведение недостойно педагога и даже просто взрослого человека. Я специально ждал вас, чтобы сказать всё это наедине. Потому что не хочу, чтобы вы испытали такое унижение, какое испытываем мы от прилюдных выволочек. Я не требую от вас публичных признаний. Просто скажите ей, что сожалеете.

Маргарита Львовна молчала и смотрела на Косицына. Когда он успел так вырасти? Как же они быстро вырастают! Ох, как быстро вырастают! Словно впервые увидала она эти рыжие волосы ёжиком. И легко представила эту голову обритой наголо. И эти разумные, требовательные глаза — как он будет смотреть на ту волчью свору, с которой останется один на один, когда… Кому бывает хорошо оттого, что ломают и душевно калечат таких вот, как этот Лёнька или её Серёжа?! Что за Молох верховодит этим сумасшедшим миром?! Ей вспомнилась та неудачница, уже не юная, но такая беззащитная… его мать. Это же тоже мать!

— Дай мне немного времени. — попросила она.

Глава 36. Прощание с Селембрис

Лариса Николаевна, учительница начального второго класса, заглянула к завучу.

— Лидочка Сергеевна, я понимаю все ваши проблемы. — увещевала завуч молодую учительницу. — Жилищные условия, больная мама, пьющий муж. Кого сейчас этим удивишь? Я понимаю, что иногда просто не хватает сил даже на свои невзгоды. А тут ещё тридцать учеников! Но всё же, милая, надо как-то сдерживаться. Найдите в себе волю, мобилизуйтесь! Нельзя же так срываться на учениках! Ведь в конце концов именно школа закладывает в граждан общественные поведенческие основы. Мало ли случаев… Вот года три назад одна учительница не сдержалась и хлопнула одного мерзавца по голове учебником. Что было! Мамаша вызвала бригаду Сети-НН. А тем всё в радость, был бы повод! Такого нарисовали в передаче! В такого монстра превратили женщину! И что же?! Родители её класса ходатайство хотели представлять, ученики просили! Да куда там — после такого-то шоу по телевидению! В два дня уволили по собственному желанию. А ведь неплохой была она человек, Татьяна Савельева. И педагог хороший. Впрочем, кто знает, может, для неё это даже лучше. За гроши так унижаться! Идите, Лидочка Сергеевна, и успокойтесь. Держите себя в руках.

Лидочка ушла, так и оставшись при своём мнении. Завуч вздохнула и тогда только обратила внимание на Ларису Николаевну.

— А у вас что? Снова гномы хулиганят? Когда-нибудь этот полтергейст оставит нас?!

— Нет, Изольда Григорьевна! Я не жаловаться.

И далее учительница второго класса с огромным удовольствием рассказала об уроке литературы. Завуч слушала и искренне радовалась. Лариса была в таком воодушевлении!

— Изольда Григорьевна! Как это здорово! Мы решили с детьми, что теперь будем ставить классные постановки по литературе! Мы хотим на уроках труда делать реквизиты! Мы…

— Подождите, Лариса Николаевна. — остановила её завуч. — Я рада вашему энтузиазму. Но, вы ещё молоды и плохо представляете себе реалии школьной жизни. Как вы будете делать костюмы на трудах? В методическом плане вторых классов расписаны тематики занятий. Что там у вас по методичке?

— Изготовление салфеток с махровыми краями и наклейка аппликаций. — невесело сказала Лариса.

— Вот-вот. Наклейка аппликаций. Вы не можете произвольно заменить тему уроков труда на подготовку к урокам литературы. И после уроков оставлять детей вы не имеете права. Да и не можете. После вас вторая смена. Но, даже, если бы и могли. Откуда средства? Вы знаете, что будет, если выступит родительский комитет с заявлением о том, что вы за счёт учащихся пополняете свои методические средства?

Лариса Николаевна молчала.

— Мне очень жаль разочаровывать вас. — Изольда Григорьевна в самом деле очень сочувствовала. — Я сама раньше была такая. Послушайте меня, Лариса, вашу старую коллегу. Я не желаю вам дурного. Но, ведь вы в коллективе. Положим, вы сумеете как-то преодолеть эти трудности. Знаете, что будут говорить про вас? Что Лариса Николаевна задаётся. Хочет быть лучше всех. Подмазывается к руководству. Не все ведь в состоянии так отдаваться делу. Вон, видели сейчас? И такое у большинства. Вам хочется обструкции от собственных коллег? Но, положим, вы всё это преодолели. Вы пообещали детям интересные в будущем уроки, творческую инициативу. Вы в состоянии будете всегда удерживать такой уровень? Молчите? И правильно. Потому что вымотаетесь и устанете. Не всегда с вами будут гномы. Это вам Вавила насоветовал? Что с него взять?! Идёт направо — песнь заводит, налево — сказки говорит! Но не это самое неприятное. Положим, вы выдержите эту гонку. Ваш энтузиазм не угаснет. Ваши уроки будут интересны. Ваши дети будут творчески развиты. И что будет, когда они попадут в среднее звено? Кто их будет после вас развлекать? Кто будет обеспечивать должный уровень? А ведь они привыкнут интересно проводить уроки. Знаете, Лариса Николаевна, нет хуже классов, которым было весело в начальной школе.

* * *

Конец второй смены. Из школы торопливо убегают ученики. Даже тётя Паша вякает потише, устала.

Лёнька искал Гомоню, но так и не нашёл. Что-то мешало ему просто вернуться домой и мирно поужинав, засесть за комп. Или включить телевизор. Он хотел выговориться перед старым учителем. Пожаловаться. Не с мамой же в самом деле обсуждать это. Он спас Наташу Платонову. Но, Пафу он не помог. Какое ему дело до Пафа? Пусть волшебники заботятся об этом. Они дивоярцы, а не он. Ему ли сражаться с драконом? Ещё неизвестно, отчего тот его совсем не убил. Сказка оказалась с плохим финалом.

Он поднял голову и едва не налетел на Фифендру. Как?! Дивоярская колдунья тоже здесь?

Она стояла перед ним в том виде, в каком была там, перед воротами Сидмура. Немного бледная, утомлённая женщина с синими глазами и в синем же плаще.

Рекреация была пуста. Только внизу, на первом этаже, ещё гулко бухают мячом в спортзале и орут десятиклассники.

— У меня ничего не вышло. — сказал он. — Я не победил дракона.

— Но ты и не проиграл. — ответила она.

— Вы сможете снять заклятие с Пафа? Мы же принесли вам шарик.

— Скоро это будет неважно. — мягко произнесла волшебница. — Лимб движется на Селембрис. А мы по-прежнему не в состоянии проникнуть в Сидмур.

— Я не могу. — глухо произнёс Лён. — Я боюсь вернуться.

— Ты сделал больше, чем мог. — ласково сказала Фифендра. — Я не смею просить тебя.

Они медленно пошли на выход. Спустились в вестибюль. Там всё было пусто. Технички тоже покинули школу. В спортивном зале тихо. Усталые и потные десятиклассники торопливо выбегали, надевая на ходу куртки. Физрук тоже вышел и запер дверь спортзала.

— Косицын, почему не уходишь?

Он с опаской покосился на синий плащ волшебницы. Побренчал ключами и ушёл.

Лён понимал: они прощались. Мир Селембрис закрывался для него.

Послышался стук каблуков. В вестибюль вошла директор.

— Ну, коллега? — спросила она волшебницу с непонятной иронией. — Всё посмотрели? Не пора ли бросить инспектировать наш мир?

— Меня не интересует ваш мир. — ответила Фифендра. — Я пришла сюда ради одного-единственного человека.

Вероника Марковна, осенённая догадкой, бросила подозрительный взгляд на Лёньку. Фифендра молча кивнула, подтверждая.

— Надеюсь, не…? — директриса не могла поверить.

— Нет, я не ем детей. — засмеялась ведьма. И пояснила: — Он нужен в нашем мире. У него редкий дар. Лён — подлинный рыцарь. Но, в вашем мире ведь не нужны рыцари.

— Не смешите меня! — расхохоталась Вероника. — Это рыцарь?! С какого места? Да вы взгляните на него! Тоже мне, Зигфрид! Я представляю себе его героем! Прекратите забивать мне сказку! Он не может быть героем!

— Почему это не может?! — рассердилась ведьма. Её глаза недобро засверкали. — Гарри Поттер может, а он не может?! Что это за страна, в которой в качестве героев выступают покемоны? А подлинный герой не может выступить иначе, как в нищенских одеждах? Или того хуже — в шутовском колпаке?! Или вы забыли, что в некоторых из вас ещё течёт варягов кровь?! Не освежить ли вашу память щепоткой ведьминого табачку?

Опять послышались шаги. С другой стороны в затемнённый вестибюль вошла завуч.

— Просвещаете наш уважаемый полтергейст? — спросила она у Вероники.

— Не суетитесь, Изольда Григорьевна. — небрежно ответила волшебница. — Я ничего вам не предлагаю. Наш отпуск кончился. Мы только хотим избавить вас от того, что вам и так не нужно. Разве вы не говорили этому молодому человеку: «когда мы только от тебя избавимся?!»

— Как это избавиться?! — завуч возмутилась. — Куда это вы его сманиваете?

— В сказку! — с сарказмом ответила за Фифендру директриса. — Спасать принцесс, скакать на волке! Он будет у них Иван-царевичем. Жар-птицу достанет, яблочки молодильные.

— А драконов он побеждать не будет? — с издёвкой спросила завуч.

— Обязательно будет. — серьёзно ответила Фифендра.

— Вы не понимаете. — выговаривала директриса. — Смущаете ученика какими-то фокусами. Он вообразил себе невесть что. Между прочим, за меньшее можно угодить в дурку. Будет остаток жизни сидеть на койке и пальцами вертеть.

— Зачем же так? — изумилась ведьма. — Какого ради гуманизма запихивать талантливого человека в дурку? Говорю же вам, если он тут не нужен, отдайте его нам.

— В чём его талант?! — проигнорировав все прочие слова, воскликнула директриса. — Стишки кропает?! Рисуночки дурацкие?! Тоже Пушкин! Тоже Сальвадор Дали! Такие вот потом носятся со своим якобы талантом, лезут в прессу, устраивают митинги! А на них глядя и все остальные туда же!

— Конечно. — согласилась ведьма, — а, если кто головой полезет в печку, так всем, что ли, теперь можно? Или, если кто прыгнет с девятого этажа, то теперь и все давай?

— Вот именно! — сурово ответила директор.

— А почему непременно с девятого? — поинтересовалась баба Яга. — Других этажей разве нет?

— Посмотрите на неё! — рассердилась завуч. — Она для своих каких-то нужд втравливает мальчика в авантюру! Да ещё мотивирует это тем, что он сам того желает! Да мало ли чего желают дети! Может, он на столб к проводам полезет? Или пальцы в розетку сунет!

— Или по стройке захочет гулять! — подсказала ведьма.

Кренделючка поперхнулась. Ей примерещилось видение маленького мальчика, гуляющего по стройке. Беспечные родители не следят за ним. Он попал случайно в бочку с бензином. Долго бился в ядовитой жидкости, пытаясь ногами нащупать дно цистерны. Наконец, вынырнул, высунул нос и вдохнул насыщенный едкими парами воздух. Тут же явился прораб — бывший двоечник и разгильдяй. Ворюга, взяточник, картёжник. Закурил и бросил спичку в бак.

— Да, — согласилась настырная ведьма, — ваш мир безопаснее. Но, наш гораздо интереснее.

— Вы лишаете мальчика родительского общения. — сурово обвинила Вероника Марковна.

«Сунь, моя крошка, два пальца в розетку!» — посоветовал папаша-маньяк. Гости ржали от восторга, как безумные.

Изольда снова стряхнула с себя видение. Сразу это не удалось. В глазах взрывались, лопались, растекались в лужу бесчисленные мультяшные герои.

— У вас нет никакой ответственности! — наступала директриса. — Что вы можете ему предложить? Какой-то нереальный бой с какой-то дурацкой головой? Котов на дубе? Мало у нас кошек? Ему школу надо кончить, в армии служить. На работу устраиваться. Семью создавать, детей кормить-одевать.

— Дальше. — проронила ведьма.

— А что этого мало? — возмутилась директриса. — Потрудится вырастить приличное потомство, так и сам не пропадёт. Будет кому в старости содержать его.

Изольда подумала о своём мопсе Путче. Будет он содержать её в старости?

— Удобряете планету? — усмехнулась ведьма.

Директор задохнулась от возмущения.

— Вы извращенка! Вы маньячка! Мы спасаем ребёнка от таких, как вы! Не надо делать из него Данко! Всё гораздо проще!

Ведьма не ответила и взглянула на Лёна. А он смотрел в синие глаза волшебницы. Мир Селембрис. Такой желанный. Но, путь туда идёт через Сидмур.

— Я должен оставаться. — насилу проронил он. — Ради мамы. Она не перенесёт.

— Мы уходим. — произнесла Фифендра.

Все трое смотрели на неё. Лёнька — горестно. Изольда Григорьевна — со смешанным чувством грусти и готовности вернуться к однообразной реальности. Вероника Марковна — с чувством огромного облегчения. Она повернулась и направилась на выход.

— Светанго! — громом раздалось за спиной, и удар ветра бросил её на пол.

Вероника покатилась, теряя туфли. Задрожали стёкла. И тут обезумевшая директриса увидела, как потолки растаяли. Сверху, из свирепо-синих туч в нестерпимом блеске молний явился невероятный конь! Огнём небесным пылал могучий круп! Протуберанцами вздымалась грива! И два крыла — от стены и до стены — раскинулись, как два пернатых ветра!

И ведьма… нет, не ведьма! Могучая валькирия! Вся в свете пламенеющего серебра, в крылатом шлеме, взметнула ярко-синий плащ и на коня взлетела!

— Гомер!

Из тьмы коридора послышались тихие шаги. Вошёл Филипп Эрастович Гомонин. На ходу он превратился в крупного седого филина. Распустив широко крылья, на бреющем полёте он бесшумно преодолел просторный вестибюль и осел на плечо валькирии. Окинул двух замерших женщин взглядом круглых глаз и гулко захохотал.

— Брунгильда! Подождите! Я бегу!

Из другого коридора выбежал Вавила. Смешно семеня в своих ботиночках, он вспрыгнул на круп коня. Но, гриндера мешали, и он засучил задними лапами. Валькирия подхватила его рукой за шкирку и засмеялась:

— Кот в гриндерах!

Вавила обернулся на седельной луке и отчаянно крикнул:

— Изольда! Прости меня! Я стырил твою фотку!

Конь взметнул светло-пепельным хвостом, как вьюгой, резво развернулся, желая улететь из унылого зала вестибюля. Но, валькирия его сдержала и повернула прекрасное лицо к онемевшему от радостного изумления Лёну. Её дикие глаза сверкнули двумя густо-синими сапфирами.

— Мы ждём тебя, рыцарь! Селембрис ждёт! Последний бой! Победа неизбежна!

И вознеслась в распахнутые потолки, и скрылась в тучах.

— Прощай, Изольда! Я буду помнить тебя вечно! — донеслось оттуда.

— Что такое Селембрис? — прошептала, едва придя в себя, Изольда Григорьевна.

Лён засмеялся:

— Селембрис — это Серебристый Лунный Свет!

Глава 37. Победа над Сидмуром

Видение валькирии стояло перед глазами. Лён лежал на своём диване и улыбался. Тяжесть отчего-то оставила его. Вспоминались лишь забавные эпизоды.

Как было им страшно в Дёркином болоте! Как трясся Долбер! Как они с хорьком Пафом атаковали кикимору! А как побывали у Семикармана! Тоже ведь страшно было. А теперь весь эпизод — одна сплошная хохма! А как он едва не угодил в котёл бабы Яги! Его же лебеди похитили! Как в сказке! Он впрямь скакал на волке! И правда добыл золотые яблочки! И спас царевну! Как она прочитала его стишки на полях магической книги!

Лён надеялся, что Наташа узнает его рисунок в уголке и поймёт. И она поняла! Правда, он надеялся, что она прочитает совсем другой стих. Тот, что он немного переделал. А теперь на Селембрис идёт поток лимба.

Лёнька резко сел. Он вдруг сообразил, почему демон не убил его. Ещё бы! Лембистор оставил его для того, чтобы принудить парализованного страхом и поражением человека из этого мира прочесть заклинание! Не он, так другой попадёт на Селембрис. Не туда, так в другой подобный мир!

Но что мешает ему вернуться и прочесть стих? Ведь для этого всё готово. Лён тогда думал, что Наташа не выдержит, сдастся и прочтёт его. Но, вышло по другому.

А вдруг чародей уже заметил подделку? Сможет ли Лён, находясь в таком сомнении, попасть в Сидмур? Раньше он так стремился перенестись в волшебную страну, прямо изнывал. Не мог дождаться ночи. Ведь всё зависит лишь от его желания. Селембрис не неволит своих гостей. Фифендра — то есть Брунгильда! — не настаивала на его возвращении. Она только сказала ему, что он — единственный, кто может спасти и тот и этот мир. А рыцарь испугался.

Он подошёл к столу и со вздохом открыл тетрадь по математике. И вспомнил: учебник же так и остался в Сидмуре! Да фиг с ним, с учебником! Всё равно испорчен.

Лён решился.

«Я хочу вернуться в Сидмур.» — сказал он сам себе, засыпая. Поэтому не удивился, когда тут же проснулся в темноте. Сел, ощупал пол. Да, это то самое место. Это его темница. Теперь от него ничего не зависит — осталось только ждать. Всё пойдёт своим путём.

Как сказала Фифендра своему классу? Мысли имеют свойство влиять на реальность. Так оно и происходило. Его стихи, его рисунки изменяли действительность вокруг него. Он порождал сказку. Он настоящий дивоярец.

Лён ждал.

Рассвет проник сквозь толстые решётки узкого окна. И тогда бесшумно растворилась дверь. Вошёл Лембистор.

* * *

Лён не сопротивлялся. Он покорно шёл, куда ему укажут. Интересно, демон догадался, кто был второй летучей мышью? И что за ёжика он послал пинком прямиком на книгу?

Они шли вниз. Из цепких драконовых когтей не вырваться.

Перебросился мостик через лимб. Лён оказался прямо перед книгой. Она открыта на той же странице. Но, заклинание на полях стёрто. И рисунок в уголке — тоже.

— Я понял, в чём заключена твоя магия. — гулко проронил демон. — Мой Сидмур готов поглотить твой мир, он настроен на восприятие мыслей таких, как ты. Или эта девочка. Но, больше этого тебе не удастся.

— Я что-нибудь получу за своё сотрудничество? — спросил Лён, оттягивая время. Он хотел убедиться, что заклинание, которое он подчистил, осталось в прежнем виде.

— Ты получишь власть. Ты будешь моим наместником. — демон принял его игру за чистую монету. Это же так естественно — просить себе поблажек. — Я награждаю своих слуг. Но, если передумаешь и будешь сопротивляться, то будешь сидеть в клетке, как ворон. Это он открыл мне дорогу в Селембрис. А теперь читай.

Чародей повернул Лёна лицом к книге. Он крепко держал его обеими руками за плечи.

Лён вдохнул воздух и негромко начал говорить:

Я в твой мир открываю путь Тем, кто у ворот его стоит. Лембистор, слово не забудь, И будет путь открыт.

— Слово Лембистора! — крикнул демон.

И, схватив Лёна, взлетел прямо сквозь потолок на высокую башню своего замка.

— Смотри, человечек! Смотри, как мой Сидмур поглощает твою Селембрис!

По седым долинам медленно тёк лимб. Круглый ров был переполнен и его убийственные воды резали пространство на секторы. Куски расплывались в разные стороны и тянули берега ртутных рек за собой. Сидмур расширялся.

— Что это? — спросил вдруг демон. Оставив плечи Лёна, он подошёл к краю башни.

Издалека летели две светлых птицы.

«Я знаю, что это!» — с внезапным ликованием подумал Лён.

— Что происходит?

Лембистор взмахнул обеими руками и превратился в крылатого дракона. Красное чудовище ринулось навстречу двум белым птицам. Только это были не птицы! Это неслись на крылатых дивоярских конях Брунгильда и Магирус Гонда!

— Где моя сталь?! — гневно вскрикнул Лён. В такой момент оружие покинуло его!

И мгновенно перед глазами появилась его драгоценная иголка! Она плясала в воздухе от нетерпения, желая послужить своему отважному герою!

— Мой меч! — крикнул Лён.

Он выхватил из воздуха пылающий белым светом меч! Но что это?! Белое сияние потекло по его руке и легко перебросилось на плечи. Он весь окутывался светом. И с ликованием Лён понял, что сталь Дивояра служит ему, как своему хозяину! Под призрачным сиянием всё его тело охватили невиданной красоты доспехи! Вот он каков, подарок филина!

* * *

Два волшебника на крылатых скакунах неслись навстречу красному дракону. Их столкновение было неизбежным. А он стоит тут, на башне, в своих блистающих доспехах и не может приблизиться!

Рыцарь вспрыгнул на парапет.

— Дай мне крылья, сталь Дивояра! — его крик прорезал тишину Сидмура.

И тотчас же сияющий порыв ветра сбросил Лёна с парапета. Падая, он увидел два крыла, распахнутых над его плечами.

Над медленно текущими потоками всепоглощающего лимба шёл бой. Дракон посылал в двух своих врагов реки бешено ревущего огня. Необыкновенные кони Дивояра творили чудеса и выносили всадников из объятий смерти. Меч Брунгильды рассекал неистовое пламя. Волшебник Гонда отражал серебряным щитом убийственный поток и отправлял его к дракону. Они теснили демона и гнали его в лимб. Но, Лембистор всякий раз выскальзывал. Он был подвижен, как язык огня. И быстр, как молния. Один, против двух, демон был сильнее.

Яростный белый свет заставил чародея обернуться.

— Это ты, мальчишка?! — крикнул он.

— Это я! — со смехом отвечал Лён.

И обрушил дивоярский меч на длинный хвост дракона. Взревел Лембистор, когда половина его страшного хвоста упала в лимб и растворилась.

— Вы не сражались ещё со мной! До сих пор я только забавлялся!

От его мечами оперённых крыльев помчались во все стороны кровавые клинки. В ужасе отпрянули кони Дивояра от красных молний, что резали не воздух! Само пространство!

Но белый щит Магируса по-прежнему отражал удары. И от меча Брунгильды разлетались и превращались в брызги крови чудовищные огненные стрелы. Лембистор истощил свои запасы. Но, не иссякал его огонь.

— Всё бесполезно, мальчик! — смеялся он. — Твоя иголка не поможет в твоём мире. Оставайтесь здесь, а я отправлюсь в мир, где вас нет!

Он увернулся от всех троих и, набирая скорость, понёсся к воротам на Селембрис. Его преследовали два всадника и крылатый рыцарь в броне из дивоярской стали.

Уже на подлёте к столбам Лён увидал, что поток лимба почти достиг границы двух миров. Исчезли, растаяли высокие лесистые холмы. В потоке медленно тонули остатки сосен. Широким языком убийственные воды двигались к воротам. Проваливалась почва. Столбы слегка кренились. За ними ещё виднелись горы, но они уже начали дрожать и искажаться — словно сминалась гигантская картина.

«Там, за воротами — Селембрис.» — подумал Лён.

Все трое безрассудно бросились на змеёй скользящее чудовище. Тот приник почти к земле. Кони Дивояра вспорхнули в стороны, унося своих безумных всадников. И разлетелись по обе стороны ворот. Ещё немного, и всадники могли упасть в Ничто. А Лён пролетел вперёд и, сложив крылья, скользнул прямо меж столбов. Туда как раз стремился демон.

Он вылетел в весну. Свежий ветер подхватил его и солнце блеснуло ему в глаза. На Селембрис таяли снега. К воротам по оттаявшей земле мчалась чёрная колонна.

Лён мгновенно развернулся и ринулся обратно. Прямо меж столбов рыцарь и дракон столкнулись. Сталь Дивояра распорола горло демона. Без звука он опрокинулся и рухнул в лимб. А Лён распахнутыми крыльями ударился о два столба. И камень спас его от гибели в Ничто. Его отбросило.

Переворачиваясь в воздухе, как бешеная мельница, чуть не ломая крылья, дивоярец рухнул наземь. Брызги света в голове и неистовый восторг!

Едва очнувшись, рыцарь увидел, как войско ринулось в ворота. И засмеялся, потому что знал, что ждёт их за воротами. Ни один не вышел.

Спустя минуту он их увидел. Брунгильда и Магирус на своих крылатых скакунах. Все трое встретились на взгорке и молча обнялись.

Глава 38. Это ещё не конец

— Мам, ты куда? — Лёнька оторвался от нового учебника математики. Старый упёрли инопланетяне. Зоя простила им кастрюлю, но учебник не простила. Пришлось покупать новый.

Зоя слегка замялась.

— Схожу к Катерине. Надо маленько посплетничать про сериал.

Мама лукавила. Она тайком от сына встречалась с Семёновым — тот был разведённый. А мужиков сейчас, сами знаете… Раз-два, и обчёлся. Всё это надо обсудить с подружкой.

— Буду часов в семь. — сказала Зоя и тихо смылась.

* * *

— Да брось ты, Зоя! — в сердцах воскликнула подруга. — Да щас такой мужик пошёл, что есть, что нет! Вон я замужем уж скоро пятнадцать лет! Спроси моего, когда он занавески повесил на кухне? Думаешь, скажет? Да через пять только лет, как переехали на новую квартиру! А до этого тут висела верёвка — к трубе одним концом, а второй — к гвоздю! А сколько лет я привязывала дверцу холодильника поясом от халата? А телевизор! Телевизор!

Катя расстервенилась и показала Зое то, что она и так знала. Старый телевизор на кухне держался на резинке. Катя натягивала резинку от трусов Валерия одним концом на регулятор громкости, вторым цепляла за заднюю панель. Однажды супруг надумал что-то там чинить, отвинтил решётку, снял и потерял все винтики. И теперь весь зад у телевизора болтался, как дверь. Это ей кое-что напомнило.

— А дверь-то в ванной! — баба просто выла. — Подпираю щёткой! А кресло-то!

Она помчалась в комнату и скинула мужика с кресла.

— Чего тебе? — недовольно забрюзжал Валера. Он поплёлся на диван, накрылся книгой и заснул.

— Во! Смотри! — и Катя показала тайны своей семейной жизни.

У кресла были только две ноги. Всё остальное держалось на старой деревянной плашке. Выходя из комнаты, валерина супруга пнула плинтус. Он тут же перевернулся, потому что не был приколочен.

— Осторожно! — предупредила она. — Не ступи на это место. Там линолеум задрался, получилась такая ямка. Кошки принимают её за горшок и ссут туда.

Следующей в паноптикуме была трёхногая семейная кровать. Вместо одной конечности она опиралась на стопку книг.

— Вот здесь вот мы сделали всех наших деток! — торжественно возопила Катя. — И он ещё спрашивает, отчего они такие недоделанные!

Женщины прислушались. Валера дудел, как локомотив.

— Вот видишь! — заключила Катерина, возвращаясь в кухню. — На кой тебе мужик? Жила ты свободная, счастливая! Ну и живи себе!

Она с ходу плюхнулась пухлым задом на табуретку и тут же с криком обвалилась. Сидение надо поправлять, когда садишься!

* * *

Татьяна Владимировна Ковалёва вышла с больничного на следующий день после ухода полтергейста. Никаких ведьм и никаких леших она не видела. Но, возвратясь, сразу заговорила о пенсии. Она стала очень молчаливой. Диагноз в больничном был очень неразборчив. Да и кому читать? Какие в наши годы недуги? У всех одни и те же. А жалко. Старая гвардия уходит!

* * *

У Антонины Андреевны, классной седьмого «Б», вдруг открылись перспективы. Как обычно, в один из выходных они опять компанией собрались на даче у бывшего одноклассника, ныне преуспевающего бизнесмена. И Витька Кондаков был там, и снова затеял таким вальяжным тоном разговор о своём кинематографе. Опять хаял отечественный кинопром.

Кругом одна бездарность! Ну, что хорошего можно снять на российских просторах, кроме баллад про бандитов и легенд про проституток? Конечно, наши тоже над собой растут, учатся у проворных латиноамериканцев. Вот, насобачились паять сюжетики про российских золушек. Идёт, конечно. Излюбленная тема! Берешь какую-нибудь замарашку и закидываешь её в какой-нибудь бомонд покруче. Она бы там и на фиг не нужна, но почему-то без неё дела не крутятся. У неё две соперницы, одна красивая, другая — глупая. Но, золушка обеих спустила в унитаз. А потом, глядишь, и дом в Париже!

Или вот ещё лучше. Бедная девушка из деревни приезжает в город. И попадает в манекенщицы. В неё влюбляется продюсер. И ещё миллионер. В конце снова дом в Париже. Вот почему мы не снимаем хорошее, талантливое кино! Массам требуется примитивный потреблянс!

— Ну, что это? — не согласилась Анжела, новая пассия Витьки. — Вот у меня одна подруга, тоже манекенщица, обожает про эту, как её?..

— Ай, брось! — отмахнулся Кондаков. — Сколько можно наслаждаться жвачкой про похождения бестолковой бабы?!

— А почему у нас не снимают ужастики? — подала голос Антонина, которая и сама порядком пёрлась от дешёвых детективов.

— Опять ты за своё? Говорят же тебе — нет материала!

— Не скажи! — возразила Антонина, — Просто вы привыкли к заезженным сюжетам. А попробуй немного изменить ракурс и может получиться уже нечто иное. Попробуй сделать ужастик по отечественным мотивам, но в ироническом ключе.

— Ну-ну, — насмешливо сказал Кондаков, — например…

— Например. Представь себе фильм ужасов о съёмках фильма ужасов. Всё в натуральную величину. Съёмочная группа забирается в деревню. Главную героиню, учительницу сельской школы играет учительница, непрофессионал. Режиссёр пытается выжать из глухого сценария что-то интересное. Но, не может отойти от привычных стандартов. В его фильме присутствует Дракула, но его сценический образ такой затасканный, что всем актёрам, да и самому режиссёру ужасно скучно. Они зевают от самых страшных сцен. Убогое финансирование делает эту картину просто чудовищно жалкой. Всем не терпится добраться до города и нормально помыться. Но, они не замечают, что уже стали участниками настоящего мистического ужаса. Старушка, у которой поселена главная героиня — настоящая, подлинная баба Яга. И вот однажды Мариванна пропадает.

— И в чём же ирония? — спросил Кондаков.

— А ирония как раз в том и состоит, что наши горе-специалисты по фильмам ужасов пытаются придать своим жалким затеям внушительный вид. И это в то время, когда они уже вовлечены в настоящий кошмар. Они суетятся со своими маленькими затеями и смешными бытовыми проблемами и не понимают, что стали действующими лицами сказочной истории. Сказочной, но отнюдь не безобидной. Они всегда полагали, что сказка — это нечто безопасное и нестрашное. Помнишь наши сказочные фильмы? Особенно постсоветские. Несерьёзная такая блажь. Каждый герой всем своим видом говорит: мы знаем, что притворяемся. И вы, дети, знаете, что мы притворяемся! На самом деле мы никто и ни во что не верим. Но, тут неглубокие сюжетные выдумки неожиданно оборачиваются подобием тех же мизансцен, но неизмеримо страшнее и, главное — реальнее. Сценарист и рёжиссёр обнаруживают, что знакомый им мир — это только тонкая плёнка сновидений, под которым скрывается иная действительность, в которой все их привычные ценности не более, чем пепел. Маленькие бытовые страстишки, кулуарные хитрости, тихая грызня за тёплое местечко в этом мире имеют отражение! Они приобретают фантастические формы. Неглубокие души участников поначалу пугаются этого нового естества, но потом страстно вовлекаются в сложный сюжет и приобретают в себе новое измерение.

— Постой, постой! — перебил её Витька. — А ты не могла бы изложить всё это на бумаге? Не зря же ты в классе лучше всех писала сочинения.

Так началось вхождение Антошки в славу.

* * *

Воскресенье шло на убыль. За окном холодный и сухой ноябрь. Уже три дня Лён не уходил во сне в Селембрис. Хотелось немного отдохнуть.

Тогда они пробыли целую неделю в замке Гонды. Драконья кровь, оставшаяся на мече, спасла и Пафа, и Долбера, и многих других. Магирус сумел сделать противоядие из шарика. И тех заколдованных демоном людей, которые ещё не озверели до конца, сумели вызволить.

Дракон, упав в лимб, остановил его движение. Ртутные воды начали стекаться обратно в ров. Но, пока никто не знал, что делать с самим Сидмуром. Этот мир так и остался язвой на лице Селембрис. Его вход снова закрыли заклинанием. Но, победа не была окончательной. Если Лембистор мог выбраться из лимба один раз, то он сумеет сделать это и в другой.

Волшебники искали способ добраться до Дивояра. Проблема в том, что магический город плавал по мирам. И пока никто не знал средства достичь его.

Лёнька так и остался хранителем дивоярской стали. Иголка повсюду с ним. Он не может потерять её. Это судьба. А пока он должен нагонять упущенный материал.

Он отвернулся от окна и отодвинул тетрадь, не заметив своей ошибки. Хотелось спать. Лён опять забылся и вместо примеров написал стихи.

За окном тихо падали белые хлопья. Долгая осень вошла в свой первый снегопад. Опустевший школьный двор окутывался белым покрывалом. Под мягким светом фонарей сияла неразличимая бесконечность форм. Вот оно, чудо, только руку протяни. Подставь ладонь и присмотрись…

В лунном свете, медленно плывущем, Рождаясь, серебром поют слова. Мечту рождает, рождает души Волшебный дар волшебного пера. Прозрачны дали, высоки замки в облаках, Летят, как птицы, кони, песня на губах… Торопятся видения, и чередою снится Волшебник, Северная Дева, Рыцарь. Неисчерпаем, бездонен, бесконечен, Неистов, радостен, беспечен От ночи к ночи меня ждущий — Селембрис, мир во мне живущий.

Конец первой книги

Сент. — окт. 2004 г.

Оглавление

Глава 1. Сплошные неприятности

Глава 2. Школа в дубе

Глава 3. Стихи и проза жизни

Глава 4. Дёркино болото

Глава 5. Рога и копыта

Глава 6. Подарок филина Гомони

Глава 7. Начало полтергейста

Глава 8. Ярмарка на Кудовае

Глава 9. Катастрофа в столовке

Глава 10. Магирус Гонда

Глава 11. Барабашки-оккупанты

Глава 12. Трудности изучения истории

Глава 13. Братья аргивяне!

Глава 14. Натинка

Глава 15. Страдания по жанру

Глава 16. Эпохальное сражение

Глава 17. Ведьмина педагогика

Глава 18. На поиски Натинки

Глава 19. Мутанты не пройдут!

Глава 20. Негуманный полтергейст

Глава 21. Ведьмак

Глава 22. Дивоярская сталь

Глава 23. Что случилось с Платоновой

Глава 24. Плен в горах

Глава 25. Избушка на курьих ножках

Глава 26. Семикарман и его птичка

Глава 27. Бабы-яги

Глава 28. Гномы во втором «Г»

Глава 29. Сад Гесперид

Глава 30. Мёртвый мир Сидмур

Глава 31. Кот в гриндерах

Глава 32. Свет Дивояра

Глава 33. Дракон Лембистор

Глава 34. Бегство из Сидмура

Глава 35. Один на один с драконом

Глава 36. Прощание с Селембрис

Глава 37. Победа над Сидмуром

Глава 38. Это ещё не конец

Реклама на сайте