«Книга Зверя»

1695


Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Сапожников Борис Владимирович Книга Зверя

Homo homini lupus est.[1]

(Плавт)

Пролог

Страшный зверь появился в тот год в провинции Ним, что лежит у подножья Феррианских[2] гор. Он убивал только женщин и малолетних детей, с завидным постоянством обходя мужчин-охотников и бродячих сарков, которые могли оказать ему сопротивление. Когда же магистрат Нима послал прошение в Эпиналь со слёзной мольбой королю избавить их от напасти, там отнеслись к нему достаточно скептически и выслали боевого капитана д'Аруа, командовавшего до того полком личной охраны Его величества и успевшего переругаться практически со всеми дворянами столицы, такого уж нрава был неистовый — пускай и престарелый — фианец, готовый драться на дуэли в любое время дня и ночи и по любому поводу. Однако вскоре выяснилось, что рота ничего не могла противопоставить хитрой бестии, легко уходившей от облав и не попавшей ни в одну из ловушек и засад, устроенных бравым капитаном, его и видели-то всего несколько раз. И тогда в Ним прислали шевалье Армана де Кавиля, известного больше под полушутливым прозвищем «Сумасброд» — королевского учёного очень долго прожившего в землях диковатых эльфов и принявшего участие в известной Конкисте, устроенной Иберией, Салентиной и Адрандой. Видимо, там он и сошёлся с эльфом по имени Чека'Исо — последним уроженцем города Эранидарка, уничтоженного адрандцами при невыясненных обстоятельствах. Он выходил больного и израненного эльфа и в благодарность тот стал ему верным другом и спутником. С прибытием этих двоих в Ниме и начались самые интересные события.

Глава 1

Провинция Ним встретила нас проливным дождём, тугие струи которого хлестали нас с Чека'Исо подобно плетям халинских палачей, с которыми я был знаком, увы, не понаслышке. Мы ехали, перемешивая жидкую грязь, называемую отчего-то дорогой, лошадиными ногами. Я поплотнее запахнул воротник плаща — вода так и норовила затечь под него и ледяными струйками сбежать по спине, и надвинул пониже треуголку.

— Осень, — буркнул Чека'Исо по-эльфийски, — мне больше по нраву весна.

— В твоих землях и весной и осенью льёт одинаково сильно, — усмехнулся я.

— Осенью природа засыпает, чтобы пережить зиму, — печально вздохнул эльф, — а весной — просыпается, оживает, это совсем другое дело…

— Мне не понять, — улыбаясь под воротником произнёс я дежурную фразу Чека'Исо, когда разговор заходил о природе.

Неторопливое течение нашего разговора было прервано появлением пятерых странных типов в драной женской одежде, какую носят крестьянки и не очень зажиточные жительницы городов, однако судя по небритым мордам эти ребята ни к первым ни ко вторым не относились. Они ударами длинных сучковатых палок гнали какого-то старика и молодую женщину — на сей раз точно; вернее последние пытались бежать от типов в платьях, которые избивали их. Оставлять такое без внимания я просто не мог.

Я повернулся к Чека'Исо и коротко кивнул ему, с некоторых пор мы понимали друг друга без слов. Эльф спрыгнул с коня, разбрызгав сапогами грязь, и двинулся к замершим людям. Поняв, что у него на уме, мужики в платьях кинулись на него, потрясая палками. Может показаться, что пятеро на одного — не самый лучший расклад, я соглашусь, только уточню — для пятерых, а не для одного, если этот один — Чека'Исо.

Эльф легко перехватил палку первого мужика, вывернул ему руку, заставив отпустит нехитрое оружие, и развернувшись, ударил его спутника по лицу с такой силой, что тот рухнул в грязь, выплёвывая сгустки крови и зубы. Приняв удар третьего на середину палки, Чека'Исо отвёл оружие противника вниз и в сторону, крутанулся ещё раз и, используя инерцию разворота, буквально взвился в воздух. Щёлкнули каблуки его сапог на уровне голов мужиков в платьях и обезоруженный первым грохнулся наземь, зажимая уши ладонями. Ещё в воздухе Чека'Исо ударил своей палкой по затылку так и не успевшего перехватить свою палку третьего, приземлившись, сбил с ног ещё одного. Тот кому досталось по затылку и последний противник с неким боевым кличем ринулись в атаку, которую Чека'Исо и не подумал отбивать, он просто прошёл между ними, ввинтившись как уж, и подсёк обоим ноги палкой, одновременно уложил поднимающегося обратно.

— Вам достаточно? — поинтересовался я у стонущих в грязи мужиков, спрыгивая с седла.

Никто мне не ответил, все были слишком заняты собой.

— Что вам сделали эти люди? — Я продолжал обращаться к мужикам. — Отвечайте же, Баал побери.

— Это шарлатан, — выплюнул слова пополам с кровью любитель женской одежды. — Он потравил наших коней и ещё смеет требовать денег.

— Я вылечил их, — вытирая перепачканную бороду, возразил старик, — а они отказались платить и начали избивать меня и дочь.

— Она — ведьма! — выкрикнул кто-то из побитых. — Её место на костре!

— Лошади выздоровели? — поинтересовался я у заговорившего со мной первым.

— Да, — не подумав, буркнул он.

Что и требовалось доказать. Я наклонился над ним, сорвал с пояса болтавшийся над юбкой кошелёк и бросил его старику.

— Думаю, этого хватит, — усмехнулся я. — Поехали, Чека'Исо, у нас тут слишком много дел, чтобы ещё и с мужиками в платьях разбираться.

Остановился я у старого друга нашей семьи — маркиза Карского, воевавшего ещё вместе с моим отцом. Я давно не был у маркиза и забыл как красив его родовой замок, выстроенный на руинах поместья эльфийского лорда, причём почти не меняя изначальной архитектуры. Чека'Исо же довольно скептически отнёсся к нему. Ему совсем не понравился замок, стоящий на развалинах его народа, да ещё и не удачно — по его мнению — копирующий его постройки. В этом я был склонен скорее согласиться с ним, потому что видел эльфийский город своими глазами, пускай только один, но его мне вполне хватило. Однако, не смотря на это, замок маркиза Карского всё равно был очень и очень красив.

Чопорный привратник в расшитой золотом ливрее спросил моё и имя, покосился на Чека'Исо, однако пропустил нас обоих без дальнейших расспросов, крикнув мальчишке-конюху, чтобы принял наших коней. Не успели мы спешиться, как из особняка, игравшего — впрочем не слишком убедительно — роль замкового донжона, к нам вышли маркиз в сопровождении юноши, в котором я не без туда узнал его сына. Ничего удивительного, я ведь не был здесь лет десять, в моё последнее посещение он был ещё мальчишкой, мне же тогда было столько лет, сколько сейчас ему.

— Шевалье де Кавиль, — улыбнулся мне старый маркиз, распахивая объятья.

— Маркиз Карский, — ответил я столь же наигранно официально, обнимая старика, которого любил также сильно, как и покойного родителя.

— Как живёт Эпиналь? — начал светскую беседу маркиз.

— Блистательно, как и всегда, — ответил я.

— Он окончательно погряз в развлечениях, — огорчённо протянул маркиз.

— Нет, — покачал головой я, — каждый раз он погружается в них всё сильнее и сильнее, хотя, кажется, это уже невозможно. Но для нашего величества преград нет.

— Ох, — вздохнул маркиз, провожая меня в дом, — я совсем заболтал тебя. Прости старика, идём, твои комнаты готовы. — Остановил слугу и бросил ему: — Проводи эльфа в комнаты для слуг.

— Нет, — покачал головой я, — Чека'Исо живёт со мной.

Маркиз покосился на меня, но ничего не сказал. Комната, куда привёл нас маркиз была одной из лучших в доме, окинув её взглядом, я с иронией солдата, больше привыкшего к ночёвкам палатках, а то и вовсе под открытым небом, отметил, что в этой комнате можно было разместить не меньше пары взводов, а если потесниться, то роту — естественно, если считать только солдат.

Проводив нас, старый маркиз ушёл, однако его сын остался и продолжал играть роль доброго хозяина. Мы были интересны ему. Ну конечно, блистательный шевалье из ещё более блистательного Эпиналя и его таинственный спутник — эльф, это же просто благословение Господне для юноши выросшего в глуши, где нет никаких развлечений, кроме охоты и стычек с сарками, в которые старый маркиз, зная его гипертрофированную заботливость, его не пускал.

— Шевалье, — сказал юноша, — можете располагать мной полностью. Я буду рад стать вашим гидом по нашей глуши.

— Оставьте, молодой человек, — усмехнулся я. — Перейдём на «ты». Так всем будет проще.

— Ну, слава Господу, — рассмеялся юноша, опускаясь в кресло. — А то я уже устал от чопорности нашего местного дворянства. Тут же все — почти ровесники моего батюшки, можете себе представить. Один только Жан-Франсуа — сын графа де Вьерзона; всего на пару лет старше меня, но он, уж прости, Арман, настоящий сумасшедший. Я дружил с ним до того, как он уехал в экспедицию на Модинагар, оттуда он вернулся совершенно другим человеком, и дело даже не в том, что он потерял там левую руку. Он действительно тронулся умом.

Во время его монолога я судорожно пытался припомнить имя юного де Морнея (именно таково было родовое имя маркизов Карских), однако на ум ничего не приходило, а называть его по родовому имени после предложения отбросить все формальности было бы попросту невежливо. Придётся как-то выкручиваться.

— Послушай, расскажи обо всём, что у вас тут твориться? — поинтересовался я. — Я видел каких-то людей в женских платьях.

— Дрались они, как солдаты, — заметил Чека'Исо и от звука его спокойного голоса юный де Морней чуть не подпрыгнул. Я же улыбнулся, прикрыл рот ладонью, манера встревать в разговор с репликами, порой и не относящимися к делу, приводила иных моих знакомых, в особенности женщин, в ярость, зачастую из-за того, что они пугались неожиданно прозвучавшего голоса в характерным акцентом. Когда хотел эльф мог быть совершенно незаметным, даже если сидел или стоял всего в паре шагов от тебя.

— Это и были солдаты, — титаническими усилиями стараясь придать лицу прежнее выражение произнёс де Морней (я вспомнил, наконец, его звали Андре). — Капитан д'Аруа придумал переодевать своих людей в женские платья, потому что Зверь нападает только на женщин и детей. Но Зверь не обращает на этих «дам» ни малейшего внимания, он обходит из седьмой дорогой, нападая на действительно беспомощных. — Он помолчал с минуту и добавил: — Наш здешний пастырь — личный исповедник мадам де Вьерзон, Морис Лежар; считает, что Зверь — демон Долины мук, посланный нам во испытание Веры.

— После событий в Брессионе и Виисте, — покачал я головой, — я бы этого не исключал.

— В нашей глуши про эти события почти ничего не известно. Расскажи о них, что знаешь.

— Вряд ли много больше твоего, Андре. Вся информация о них полностью в руках Церкви, а клирики не горя желанием поделиться ими. Брессионе развалился под ударом стихии, это я знаю точно, но то, что началось там после. Это лишь смутные слухи, но они жуткие и отвратительные, что-то об оживших мертвецах, бродящих по разбитым улицам и всё в том же духе. Про Виисту известно и того меньше, там некто по имени Делакруа вытворял разные мерзости, превращая города в могильники, и помогал повстанцу по имени Вильгельм Телль, а после погиб во взрыве, поглотившем развалины какого-то пограничного форта. А может и не погиб, потому что на мести взрыва обнаружили только выгоревшую землю. В общем, это и всё, что я знаю.

— Может сменим тему, — предложил де Морней. — Не слишком-то подходящий разговор для осеннего вечера. Поведайте провинциалу о блистательном Эпинале.

— Он блещет так, что можно ослепнуть, — невесело усмехнулся я. — Его величество и двор почти не интересуются жизнью страны, всем заправляет некоронованный король — кардинал Рильер, организовавший несколько интересных органов власти, практически лишивших короля реальных полномочий в управлении страной. Но думаю, тебе это не интересно. Вот это, — я вытащил из сумки, которую слуга принёс в мою комнату пару эпинальских печатных изданий довольно фривольного содержания, прихваченных с собой в дорогу, чтобы не скучно было, — развлечёт тебя гораздо больше чем я.

— О "Проводник в ночи" и "Шевалье де Разгуль", — улыбнулся де Морней, разглядывая отпечатанные на отличной бумаге картинки. — У нас и "Нимскй вестник" выходит только когда станок провинциальной типографии заставляют хоть как-то работать.

Я не сумел удержаться и зевнул, едва успев прикрыть рот рукой.

— Я утомил тебя, прости, Арман, — почти скороговоркой выпалил де Морней, в голосе его читалось явное нетерпение. — Я оставляю тебя. — Он поднялся и настолько быстро насколько позволяли минимальные приличия вышел.

Когда мы с Чека'Исо остались одни, я встал, подошёл к кровати и плюхнулся на неё навзничь, даже не подумав убрать с неё простынь.

— И что ты обо всём этом думаешь? — спросил я эльфа.

— Здесь властвует зло, — ответил он, вытягивая длинные ноги. — Оно разлито в воздухе.

— Да уж, там где солдаты бегают в женских юбках, явно твориться что-то не то. — Хотелось пошутить, но вышло как-то не слишком смешно. — Странно, я знаю старину д'Аруа, до чего же надо было довести его, что бы он стал переодевать своих людей в женщин.

Чека'Исо предпочёл промолчать. Я же лишь пожал плечами и начал раздеваться, как бы то ни было, а устал я нечеловечески.

Утром после лёгкого завтрака с маркизом и его сыном мы с Чека'Исо отправились в местный приход, где находились люди, которым повезло — или наоборот — выжить после встречи со Зверем. Нас сопровождал, как и обещал, Андре де Морней, ему явно было не по себе от предстоящей встречи с живыми свидетельствами чудовищной деятельности Зверя.

— Послушай, Арман, я останусь снаружи, — произнёс он, когда мы подошли к приходской лечебнице. — Не выношу этого места.

— Оно полно боли, — произнёс Чека'Исо, заставив его в очередной раз вздрогнуть.

— Вот именно, — несколько смущённо буркнул Андре. — Я буду в магазине оружейника Жерара, он, кажется, привёз иберийские фалькаты, а я, знаешь ли, неравнодушен к разного рода саблям.

— Ступай, конечно, — кивнул я. Зачем мучить паренька, в отличии от меня совершенно не привыкшего к крови, боли и зрелищу людских страданий, и, дай Господь, чтобы он никогда к ним не привык.

Первое чем встретила нас лечебница был тяжкий дух застоявшейся боли, состоящий из запахов пота, гноя, крови и всего в том же, простите за глуповатый каламбур, духе. К нам вышел тощий монашек в рясе с белым крестом ордена святого Каберника, то и дело нервно проводивший ладонью по вспотевшей тонзуре.

— Чего угодно, господам? — поинтересовался он, косясь на Чека'Исо.

— Моё имя Арман де Кавиль, — отрекомендовался я, — а это мой друг и спутник Чека'Исо. Я прислан сюда Его величеством дабы покончить со злом, которому дано имя Зверь. Сюда же я пришёл, чтобы осмотреть жертвы этого зла.

— Конечно-конечно, проходите, — покивал клирик, пропуская нас внутрь. — Я меня зовут Альдо, просто брат Альдо. Я забочусь о тех несчастных, на кого напал Зверь. Ведь это мой долг, как монаха Каберника…

Он продолжал что-то ещё бубнить в полголоса, скорее даже для себя, как видимо привык уже делать за долгие годы общения с больными, которые не могут ответить. Он проводил нас в отдельную комнату, где лежали на кроватях израненные Зверем дети.

— Детей выжило после встречи с бестией больше чем взрослых. Они успевали сбежать.

— Пока Зверь расправлялся с их матерями, — уронил короткую реплику Чека'Исо, от которой клирик Альдо закашлялся и опустил глаза, как и любой священнослужитель он предпочитал не задумываться о некоторых сторонах жизни.

— Вы знаете, — отдышавшись произнёс он, — кое-кого Зверь словно намерено оставляет в живых, чтобы они рассказали остальным об ужасе, который он несёт с собой.

— Предполагаете, что им движет чья-то воля? — поинтересовался я у клирика.

— Или же он сам обладает нечеловеческим, извращённым, злобным разумом, более присущим тем, о ком лучше не вспоминать и в лучшие времена, нежели нынешние.

— А что говорят выжившие? — решил я уйти со скользкой темы.

— Вот этот мальчик. — Альдо указал на паренька лет десяти-двенадцати. — Его зовут Никки. Он видел Зверя, как вы — меня. Никки, расскажи господам.

Мальчик посмотрел на меня, на бледном лице его отразилась теня былого страха, пережитого при встрече с чудовищем.

— Погодите минутку. — Я присел на край его постели и вынул из сумки, висевшей на ремне перекинутом через моё плечо, небольшой планшет и лист бумаги, из кармана извлёк свинцовый карандаш. — Расскажи мне как он выглядит, я его нарисую, а после ты скажешь, похоже или нет.

— Он большой, — начал мальчик, Никки, — очень.

— Как дом? — уточнил я.

— Нет, — помотал головой мальчик, — как три волка.

— Так это волк?

— Не знаю, на наших волков он не похож, но всё-таки он — волк.

Я набросал очертания громадной фигуры, напоминающей волка.

— А зубы? — продолжал я расспрашивать Никки. — Какие у него были зубы?

— Во. — Он развёл большой и указательный пальцы максимально, насколько смог. — Два раза по столько.

Я добавил в бестии, начавшей вырисовываться на листе, эту характерную деталь…

И пошла работа. Я расспрашивал детей, женщин, солдат, из тех, кого капитан д'Аруа вывел на первую — и единственную удачную — охоту на Зверя, хотя назвать её удачной язык не поворачивался. Бестия покалечила почти половину роты, многих отправила в могилу. Рядом с ними лежали и те, кого отходил Чека'Исо, правда они не подали виду, что узнали нас.

— Его глаза горели огнём Долины мук… — почти шепчет женщина, по горлу которой лишь вскользь прошлись клыки Зверя.

— На лапах когти, как у пса или волка, но гораздо больше и подвижней. Уж я-то их рассмотрел… — пытается пошутить сержант с разорванным лицом, пропитанная лекарством повязка скрывает оба его глаза.

— …и гребень был, — дополняет картину почтенная матрона, укрытая простынью до самых подбородков, — как будто иглы торчат…

— … а он как прыгнет на меня с горы, — чудом выживший мальчонка лет пяти произошедшее воспринимает, скорее, как самое интересное в его жизни приключение, — и ноги не сломал. Я бы если бы спрыгнул с такой точно все ноги переломал бы, да-да. А ему — всё равно. А потом ещё раз ка-ак сиганёт прямо через меня — и ни лапой не задел.

— … нет, благородный господин, не было у него хвоста, — милая девушка пытается кокетничать со мной даже на больничной койке.

Ну и всё в том же духе. Мне рассказывали, я слушал, рисовал, показывал, добавлял детали, сравнивал разные рисунки, давал их пострадавшим. В итоге на листе — пятом или шестом по счёту — обозначился портрет громадной бестии о четырёх лапах, с вытянутой мордой и мощными челюстями, с клыками длиной около пяти — пяти с половиной дюймов, горящими красным пламенем глазами — на это указали практически все, кто его видел — и гребнем из длинным не то игл не то шипов а спине. Если предположить здесь наличие козней Баала, то мои скромные познания в науке демонологии позволяют обозначить этого монстра как баалову гончую или нечто в этом роде. Хотя стоило бы проконсультироваться со специалистом, брат Альдо в этом деле мне не помощник, однако представители ордена Изгоняющих Искушение тут быть должны, надо осведомиться у целителя.

— Да есть, — кивнул брат Альдо. — Из самой Салентины, лично Отцом Церкви Симоном VIII прислан, неслыханная честь для нашей глуши. Его зовут брат Гракх, но кое-кто прозвал его Мертвоголосый, у него и вправду голос тот ещё… Но вы его навряд ли в городе сыщете, он всё больше по лесам и горам рассекает — Зверя ищет.

— Вы ведь так или иначе контактируете с ним, не так ли? — уточнил я. — Передайте, что я искал с ним встречи и хочу поговорить насчёт происхождения Зверя.

— Конечно, шевалье, кивнул несколько раз, как делал это, похоже, всегда, брат Альдо, — обязательно передам при первой же встрече.

Распрощавшись с целителем мы, наконец, покинули лечебницу и, отойдя на приличное расстояние от неё, рискнули вдохнуть воздух полной грудью. Первым делом направились в тот самый оружейный магазин, куда ушёл юный де Морней.

Мы застали сына маркиза Карского размахивающим на заднем дворике длинной саблей с закрытой гардой в виде переплетённых листьев и лозы дикого винограда. Оружие, и вправду, было превосходным, иберийской или салентинскй ковки, мы подобного сделать при всём желании не можем — не силён наш народ в работе с металлом.

— Ты только посмотри, Арман, — восхищённо выпалил де Морней, становясь совсем похожим на мальчишку, получившего на день рождения отличную игрушку, — какая работа, а баланс, а острота, да она платок разрежет.

Я был равнодушен к оружию, ибо и вот такая сабелька, и обычный драгунский палаш со скверным балансом, какие полковой кузнец срабатывает по десятку в день, не особенно утруждаясь и следя за качеством, если их всадить в брюхо врагу одинаково выпустят ему кишки, которые плюхнутся тебе под ноги с мокрым шлепком.

— Нет, Арман, ну как ты можешь не восхищаться таким оружием?! — не переставал восхищаться де Морней.

— Я предпочитаю прямые клинки, — лишь бы отговориться, бросил я. — Сабля хороша в конном бою, особенно против пеших, а когда стоишь на земле лучше орудовать шпагой, палашом или мечом.

— Позвольте с вами не огласиться, шевалье, — вдруг встрял в разговор сам оружейник — мастер Шарлей, невысокий тщедушного телосложения человек, какие бывают — по опыту знаю — самыми опасными противниками, никогда точно не знаешь чего от них ждать. — Хорошая сабля, если уметь ею пользоваться, может оказаться куда эффективнее шпаги или меча.

— Ну нет. — Кое в каких вопросах я бывал упрямее сотни ослов. — Сабля — это оружие конника, как изогнутым клинком вот вроде этого, к примеру, сделать глубокий выпад, чтобы попасть в межреберье?

— Очень просто, шевалье, — усмехнулся мастер, — позвольте, юноша. — Он взял у де Морнея саблю, который расстался с ней крайне неохотно, на ум снова пришла ассоциация с мальчишкой, никак не желающим расставаться новой игрушкой. — Смотрите, шевалье. — Он встал в первую позиция и в одно мгновение выгнулся в глубоком выпаде, причём держа саблю так, что клинок был повёрнут плоскостью параллельно земле. Замерев, мастер Шарлей повернул ладонь, вернув клинок в обычное положение, и продолжил движение.

— Вот так-то, — усмехнулся он, опуская оружие. — Как вы, шевалье, сумеете шпагой или даже мечом так разделать противнику лёгкое? Вот с помощью изогнутого клинка это вполне возможно.

— Противнику, которого ткнут в грудь, пробив лёгкое, я думаю, всё равно.

— Не скажите, не скажите, шевалье. И вообще, мы с вами можем долго спорить, на словах друг другу ничего доказать нам не удастся. Я вижу, что упрямство моё ничуть не уступает вашему.

— Хорошо, — кивнул я, сбрасывая камзол и передавая его Чека'Исо, статуей замершему неподалёку от нас. — Там где бессильны слова, пускай зазвенят клинки. — Я обнажил свою шпагу и бросил её ножны вместе с перевязью ему же. Эльф без труда поймал и их, хоть через правую руку его и был уже переброшен камзол. — Итак, мастер, чьё упрямство окажется сильнее?

— Быть может, некоторая защита не помешает, — удивился мастер Шарлей. — Вы в одной рубашке, а оружие заточено до бритвенной остроты… В магазине есть камзолы и наручи из плотной кожи, я пошлю за ними помощника…

— Если только ни нужны вам, мастер, — усмехнулся я, чертя кончиком шпаги подобия цинохайских иероглифов, — моя шпага навряд ли уступает в остроте вашей сабле.

Эти в высшей степени дерзкие слова поразили оружейника в самое сердце, ибо он атаковал меня с места, явно желая проучить наглеца. Он крутанулся вокруг себя, широким выпадом целя мне в грудь, как раз в межреберье, как показывал до того. Я увернулся, попытавшись достать мастера Шарлея, но куда там. Попасть в тот ртутный шарик, в который обратился мой противник, оказалось просто немыслимо. Шарлей вертелся, уходя от моих выпадов и изредка отвечая молниеносными контратаками, парировать их или же, по крайней мере, уворачиваться было совсем нелегко. И ещё мне всё время казалось, что мой противник дерётся не в полную силу, постоянно сдерживая себя, не давая воли полностью проявиться своему мастерству. О своих способностях в фехтовании я был не самого высокого мнения, я нигде специально не учился этому искусству и бросать вызов оружейнику с моей стороны было несколько опрометчивым поступком. Ну да делать нечего, остаётся вертеться, как в переносном, так и — по большей части — в прямом смысле.

И вот, когда казалось, что больше я выдержать уже не смогу, мастер Шарлей далеко в сторону отбросил клинок моей шпаги сильным ударом в середину клинка и вместо того, чтобы продолжить атаку, неминуемо приведшую к моему поражению, отступил на полшага и провёл по лбу рукавом.

— Где вы учились фехтовать, шевалье? — поинтересовался он, переводя дыхание.

Я же едва сдерживался от того, чтобы опуститься прямо на землю, плюнув на все приличия, однако отвечать пришлось, держать паузу дольше было бы просто невежливо.

— На полях сражений, мастер, — вымучил я фразу, горло словно стянул стальной обруч. — И немного у маэстро Шарля ле Руа, но это было очень давно.

— Его школа чувствуется в ваших движениях, теперь ясно, кто заложил основы, — больше самому себе покивал оружейник, — но в остальном… Такое смешение стилей и школ. Салентинская, иберийская, даже кое-что из Билефельце. Гремучая смесь… — Он усмехнулся. — И ещё у вас мелькали какие-то приёмы, я таких ни разу не видел.

— Это мастерство моего народа, — произнёс Чека'Исо, возвращая мне перевязь и камзол.

— Вы, уважаемый мастер эльф, обучили шевалье ему, не так ли? — осторожно поинтересовался мастер Шарлей.

— Нет, — ответил Чека'Исо, так как я по опыту знал, что пояснять ничего он не станет, то взял роль рассказчика на себя.

— Чека'Исо — жрец своего народа, а их искусство боя глубоко засекречено и передаётся строго от одного жреца другому, никак иначе.

— А, — разочаровано протянул мастер Шарлей, — я-то уже хотел попросить вашего спутника, шевалье, показать мне несколько приёмов или провести пару тренировочных поединков…

— Я могу показать ему, как сражались эльфы-воины Эранидарка, — равнодушно бросил Чека'Исо. — Я владею не только мастерством жреца.

— Я был бы весьма признателен вам, — улыбнулся оружейник, — если вы, шевалье, одолжите его мне ненадолго…

— Чека'Исо — не раб и не слуга мне, — несколько грубее чем следовало бы прервал я мастера Шарлея.

— О, — смутился он, — простите, я — салентинец, понимаете, у нас своеобразные взгляды на взаимоотношения между расами.

— Не стоит, — улыбнулся Чека'Исо. — Мыслей многих эльфов по поводу этих взаимоотношений вам, людям, лучше не знать.

По сей видимости мой спутник пребывал в хорошем расположении духа, ко всему прочему ему явно понравился мастер оружейник и он совсем не прочь был пофехтовать с ним.

— Так что вы узнали там, в лечебнице? — спросил меня де Морней, когда мы покинули магазин мастера Шарлея, причём на поясе юноши красовалась та самая сабля, которой оружейник фехтовал со мной.

— Вот так, по мнению пострадавших, выглядит Зверь. — Я протянул ему листок с окончательным вариантом изображения бестии.

— Ну и тварь, — высказал своё мнение де Морней. — Точно из Долины мук вылезла.

— Вполне возможно, — не стал отрицать я, — но я достаточно попутешествовал по нашему миру и знаю, что природа может сотворить и не такое. К примеру те же мантикора, выверна, вайверн — её близкий родич и даже дракон, не являются порождением козней Баала, они такие же представители фауны, как обычная ящерица или волк.

— Ну ты как скажешь, Арман, — рассмеялся де Морней, — разве ящерицы летают или дышат пламенем?

— Нет, — согласился я, — но тут дело не в этом. В отличии от тех же демонов или вампиров или суккуб с инкубами, драконы, хоть и дышат огнём, всё же создания из плоти и крови и не более того. А вообще, всё это метафизика, в ней клирики разбираются лучше нас, простых смертных.

— Арман, если честно, я проголодался, как волк, — сообщил мне Андре, — хотя зрелище в лечебнице, отбило тебе аппетит…

— Не беспокойся, Андре, — усмехнулся я, — мне уже много лет ничто не может отбить аппетита. Веди, есть я хочу не меньше твоего.

Де Морней привёл нас в небольшой ресторанчик, даже скорее харчевню, носящую гордое название «Утка». Меня так и подмывало поинтересоваться какую именно утку имел ввиду хозяин, когда давал харчевне такое имя, однако сдержал своё неуёмное чувство юмора, не желая портить волчий аппетит сыну маркиза Карского. Блюда, к слову, в «Утке» подавали очень и очень приличные, да и есть мне, и вправду, хотелось зверски. Однако всё время нашего обеда мне не давал покоя некий человек, сидевший в углу и даже не притронувшийся к своей нехитрой еде и пиву, он то и дело бросал на нас взгляды из-под широкого поля своей шляпы с высокой конической тульей, украшенной тремя серыми перьями, которая выдавала в нём охотника на ведьм высокого ранга.

Его заметил и Чека'Исо. Ладонь эльфа словно сама собой нырнула за пазуху и тут же вернулась обратно на стол. Этот с виду вполне невинный жест означал, что он проверил длинную перевязь с несколькими десятками деревянных метательных кинжалов, которые в его руках становились поистине смертоносным оружием.

Однако применять его не понадобилось. Ибо когда мы покончили с едой, охотник на ведьм преспокойно поднялся со своего места, так и не притронувшись в еде, и подошёл к нам, придвинув стул из-за соседнего столика.

— Вы искали встречи со мной, шевалье де Кавиль, — произнёс он жутковатым голосом, — брат Альдо так сказал. Я брат Гракх.

— Приятно познакомиться, — вежливо произнёс я. — Я так понял, вы знаете, кто перед вами, представляться нам нет нужды. — Да уж, действительно, Мертвоголосый.

— Вашему другу-эльфу не стоит утруждать себя проверкой своего арсенала, — продолжал охотник. — Я — мистик и метательной оружие, даже эльфийское, против меня бессильно, к тому же я вам зла не желаю, а о встрече вы сами просили.

— Верно, — кивнул я. — Я просил брата Альдо сообщить вам о том, что я хотел бы встретиться с вами, — внёс я некоторую ясность в наш разговор. — Я хотел проконсультироваться у вас относительно природы Зверя.

— Брат Альдо сказал мне и об этом. Я считаю, что Зверь — существо из плоти и крови и принадлежит нашему миру от и до.

— Интересные речи для клирика, а тем более, баалоборца — Я начал опасную игру, как говорят халинцы, встал пятками на клинок. — Если Зверь — не порождение Баала, то, простите, что бы делаете здесь? Ведь король приказал охотиться на тварь капитану д'Аруа и теперь мне.

— А кто вам сказал, что я охочусь на Зверя? — поднял на меня взгляд проницательных чёрных глаз брат Карвер. — Или вы считаете, что тут нет дела для Изгоняющего Искушение, а?

— Вам виднее, — как можно равнодушнее пожал я плечами. — Я всегда был примерным сыном Церкви.

— Приятно видеть перед собой такого, — растянул губы в неживой улыбке мистик, — раньше мне как-то не встречались. По роду занятий я имею дело, в основном, с грешниками, издержки профессии. А сейчас, простите, мне пора. Приятно было поговорить в верным сыном Церкви.

Как только брат Гракх покинул харчевню, де Морней шумно выдохнул и глотнул вина.

— Аж мурашки по коже, — признался он.

Покончив с обедом, мы поспешили покинуть «Утку», в которой кажется даже стало на несколько градусов холоднее. А в замке нас ждало приглашение на приём к графу Фионскому. Как объяснил мне де Морней, граф Фион — первый нобиль провинции и на приёме у него соберётся всё местное дворянство, приглашение туда значило, что на меня желают посмотреть и узнать, что у меня, собственно, на уме и что я намерен предпринять для искоренения зла, терроризирующего провинцию.

Что же, чего-то в этом роде я и ожидал.

Глава 2

Принимали нас граф и графиня де Вьерзон — люди немолодые, но, в общем, приятные, хотя — Пьер, хозяин дома, был несколько приятнее, в его супруге Жермоне, салентинке по рождению, было нечто отчётливо неприятное, слишком уж хитрые взгляды она бросала на меня. А вот её дочь — Елена мне очень и очень понравилась, неуловимо похожая на отца, она унаследовала красоту матери, и хоть и пыталась выглядеть благонравной девицей из хорошей семьи, всё равно характер и острый язычок её не раз давали о себе знать. Особенно доставалось юному поэту Максиму де Боа, который, похоже, считал себя не на шутку влюблённым неё и не раз и не два мы имели несчастье выслушивать его вирши и комментарии к ним, отпускаемые юной Еленой де Вьерзон. Громче всех над ними смеялся её брат — однорукий Жан-Франсуа, который больше удался в мать — чёрными как смоль волосами и смуглым оттенком кожи. Глядя на него, я был склонен согласиться с де Морнеем, — у наследника графа Фионского явно были не все дома, либо он намерено бросал вызов всему обществу, собравшемуся за столом, а, что более вероятно, всему миру. От шуточек, им отпускаемых морщились и его родители и сестра с виршеплётом, но в подлинный ужас они приводили Бернарда де Сен-Жамона, смешного дворянина, говорившего немного в нос и при этом ещё и картавящего, а исповедника графини Мориса Лежара заставляли укоризненно качать головой. Лишь меня да капитана д'Аруа грубости молодого человека оставляли равнодушным, мы оба привыкли к подобному поведению. Сын хозяина дома чувствовал свою безнаказанность — правила хорошего тона не позволили бы ни мне ни д'Аруа вызвать его на дуэль. Капитан, к слову, лишь раз обмолвился о происшествии на границе провинции, да и то бросил лишь одну реплику:

— Мои люди сообщили мне, что вы с вашим спутником отделали их, правильно сделали.

— Ваши люди, капитан, ведут себя, как разбойники, — прогнусавил Сен-Жамон. — Видит Господь, я бы лучше раздал те деньги, что я плачу на их содержание, нищим.

— Так сделайте это благое дело! — хохотнул Жан-Франсуа. — На том свете вам зачтётся, не так святой отец? Ни одно благое дело не должно остаться безнаказанным! — И он шутовски потрепал пустой рукав, демонстрируя его всем собравшимся.

— Жан-Франсуа, — оборвала его эскападу мать, — тебе вредно столько пить.

— Мне, матушка, вредно столько не пить, — возразил тот, — в противном случае я свихнусь окончательно.

— Так как же вы, шевалье, намерены покончить со Зверем? — чтобы разрядить обстановку поинтересовался Лежар.

— Я ещё не знаю, — пожал плечами я, — слишком мало сведений о нём я сумел собрать.

— И как по-вашему, это действительно посланец Врага рода людского? — раздался приятный голос.

В комнату вошёл высокий мужчина с бледным лицом и седыми волосами, хотя он и не был старым, одетый по последней моде, однако пестроте предпочитавший строгий чёрный цвет, что в наши дни встречается довольно редко. Оружия он не носил, однако во всей осанке его и манере держаться сквозило врождённое благородство, не оставлявшее места для малейших сомнений в его происхождении.

— Простите мне небольшое опоздание, — улыбнулся он хозяевам, — граф, графиня. — Он занял место как раз по левую руку от Жана-Франсуа, мгновенно угомонившегося при его появлении и вплотную занявшегося уничтожением вина. — Так вы не ответили мне, шевалье… Мы не были друг другу представлены.

— О, простите старой даме небольшую забывчивость, — ещё милее улыбнулась Жермона де Вьерзон, продолжая играть роль гостеприимной хозяйки. — Эжен де Бренвиль, Арман де Кавиль.

— Приятно познакомиться, — сказал вновьприбывший, кивая мне.

— Взаимно, — ответил я.

— И всё же мой вопрос, шевалье де Кавиль, — напомнил де Бренвиль, — каков будет ваш ответ?

— Как я уж сказал благородным господам, у меня слишком мало сведений, чтобы высказываться однозначно, но если судить по описанию, которое дают выжившие очевидцы, я скорее склонен предположить, что — Зверь бестия из плоти и крови, а не создание Баала. Того же мнения и брат Гракх, я поговорил с ним вчера.

— Тот самый шпон Хитрого коибрийца? — усмехнулся де Бренвиль. — Что же он здесь делает в таком случае?

— Я спрашивал у него, но он отговорился тем, что у баалоборца и без Зверя достаточно дел.

— Славный ответ, — встрял Жан-Франсуа, — ему наши дожди мешают разводить костры, не иначе, а то бы он уже расстарался вовсю. Этим салентинцам только дай волю. — И он вновь хрипло рассмеялся, поднимая бокал, полный вина.

— Гракх — не салентинец, — покачал головой де Бренвиль, — как и все мистики, он не имеет национальности. Вообще же он — подданный Иберийской короны, был по крайней мере, когда я встречался с ним в последний раз.

— Так вы знакомы? — удивился я.

— У меня довольно широкий круг знакомств, — усмехнулся де Бренвиль. — Итак, если Зверь — не тварь Долины мук, то кто же он?

— Существо из плоти и крови, как любое животное в нашем мире и, не сочтите за бестактность, мы, люди.

Это моё заявление привело общество, за исключением Жана-Франсуа и де Бренвиля, повергло в изумление, но, видимо, все слишком привыкли к эксцентричным выходкам графского сынка, потому что почти сразу прерванные ею разговоры продолжились, будто бы я ничего такого не сказал.

— Я не могу понять и принять вашей позиции по этому вопросу, — произнёс Морис Лежар, — но даже если вы правы, то не можете отрицать, что Зверь послан нам в предупреждение о будущей каре, кою обрушит на нас, если мы продолжим жить той жизнью, как сейчас.

— Быть может и так, — признал я, — и всё же он убивает не закоренелых грешников, но женщин и детей, а также демонстрирует всем и вся собственную мощь, оставляя некоторых в живых. Не слишком ли избирательно для кары Господней?

— Неисповедимы пути Его, — возвёл очи горе клирик. — И не нам судить о них.

— Очень удобная отговорка, отче, — рассмеялся своей шутке Жан-Франсуа, — особенно если ответа а вопрос не знаешь!

— Жан-Франсуа, — оборвала его мать, — по-моему, тебе достаточно на сегодня вина…

— И общения, — буркнул Жан-Франсуа, поднимаясь. — Прощу прощения за то, что ухожу так рано.

— Ему всё хуже, — грустно протянула Елена, — а мне всё чаще вспоминается, каким он был в детстве, как мы играли вместе.

— Вас было водой не разлить, — горько усмехнулся её отец. — И что только потянуло его на Модинагар?

— Говорят под солнцем этого континента у людей плавятся мозги, — блеснул знаниями Максим де Боа.

— Вам это не грозит ни в малейшей степени, — прокомментировала его очередную глупость Елена.

Поэт скрипнул зубами от гнева и уткнулся носом в свою тарелку. И правильно сделал, есть — это самое умное, что он мог дела своим ртом. От его виршей у меня лично начинало першить в горле.

— Что вы намерены предпринять в охоте за Зверем? — спросил у меня граф. — Ни один из общепринятых способов результатов не принёс. Мы устраивали на него облавы едва ли не всей провинцией, но никто даже не увидел Зверя, он словно знал о них и сидел в своём логове безвылазно. Зато после, убивал гораздо больше людей и делал это более жестоко. Мы завалил леса хитрыми ловушками и капканами, но в них попадались лишь охотники, солдаты капитана д'Аруа и несколько беглых каторжников, обитавших в округе. Идея с переодевание в женщин также эффекта не дала.

— Она отличалась особенной гениальностью, — почти про себя произнёс Морис Лежар.

— Ели у вас нечто получше, то предложите, — резко ответствовал ему фианец. — Я готов уже на всё.

— Молитвы и неустанное служение Господу…

— Я это уже слышал, — оборвал клирика д'Аруа, он, как любой уроженец Фианы, не испытывал особого пиетета перед служителями Церкви. — Многие — да почти все! — жертвы Зверя были честными прихожанками, в отличии от меня, однако я — жив, а они — нет.

— Прекратите немедленно этот спор, — оборвала обоих графиня. — Достаточно и одного возмутителя спокойствия. Стоило только моему сыну покинуть нас, как вы принялись играть его роль.

Мысленно я ей аплодировал, железного характера ей было не занимать. Искренне сочувствую графу, ссориться с такой женщиной — дело в высшей степени неблагодарное и даже опасное, а уж изменять ей!.. О результатах я мог только догадываться и от догадок мне становилось зябко, хоть и было в комнате хорошо натоплено.

Однако, не смотря на усилия графини, былая атмосфера так и не восстановилась. Первым засобирался и покинул нас де Сен-Жамон, а почти сразу после него Максим де Боа, который явно только и дожидался того, чтоб кто-нибудь из гостей ушёл и его собственный уход не выглядел паническим бегством, каковым на самом деле являлся. Ну а там и я покинул собрание, распрощавшись со всеми и отметив в памяти, внимательно присмотреться к этому де Бренвилю и расспросить о нём де Морнея сразу по возвращении.

В Шато Морней я вернулся ближе к вечеру и не застал там ни самого юного де Морнея, ни Чека'Исо. Как поведал мне старый маркиз его сын и мой спутник пропадали в городе, куда уехали порознь и с разными целями. Я провёл вечер в компании самого маркиза, рассказывая ему о буднях Эпиналя, которые его весьма интересовали, он же поведал мне много интересного о прошлом — о битвах, в которых он участвовал вместе с моим отцом, также травил обычные байки, которые я не раз слышал от покойного родителя. Когда же сгустились сумерки, а ни Андре, ни Чека'Исо так и не вернулись, мы разошлись по своим комнатам и лично я завалился спать.

Разбудил меня Чека'Исо. Не знаю, спал ли он в эту ночь вообще или просто успел одеться прежде чем поднимать меня с постели. Я поднялся и с помощью эльфа привёл себя в порядок, оделся, вооружился (как обычным оружием, так и кое-чем, что не видно сразу) и вышел в общий зал замка.

Там за столом сидели маркиз с сыном, правда вид у обоих был достаточно кислый — особенно у Андре — и можно было понять, что сын почти всю ночь прошлялся в городе, а отец не спал, ожидая его. Позавтракав, я спросил у Андре, что слышно в Ниме (такое название носил главный город провинции, жители её, видимо, не отличались особенно развитым воображением) о Звере.

— Он убил девушку в лесу, — ответил он и лицо его сделалось ещё кислее, — в полумиле от города.

— Ясно, — кивнул я, вставая из-за стола. — Проводишь меня?

— Конечно. — Андре также отложил вилку. — В наших лесах и предгорьях заблудиться проще простого. К тому же посмотреть на вашу работу, мне тоже очень хотелось бы.

— В лечебнице ты на мою работу смотреть не захотел, — поддел я его и предупредил: — В лесу моя работа будет выглядеть куда неприятнее на вид.

Андре покосился на меня, но ничего не сказал. Чека'Исо улыбнулся мне с немым укором, я усмехнулся в ответ и оба мы направились к выходу в сопровождении юного де Морнея.

Девушке было навряд ли больше пятнадцати лет. Бедро её было разорвано чудовищными зубами, убило же её падение с большой высоты. Зверь загнал её на скалу, ухватил за ногу и попытался стащить, она рухнула прямо на скалы, разбив себе позвоночник вдребезги. Не самая страшная смерть, бывает и куда хуже, поверьте, но она была слишком молода, чтобы умирать.

Расположившись в непосредственной близости от девушки, я снял с плеча значительно потяжелевшую от разнообразных инструментов, необходимых мне для работы, и приступил к тому, для чего меня сюда прислали из Эпиналя. Вынув циркуль — я так называл этот предмет, лишь внешне похожий на геометрический инструмент — я замерил рану на бедре девушки — результаты оказались такими, что я не поверил своим глазам и решил перепроверить, однако и после этого ничего не изменилось. Забывшись, я потёр рукой лоб, размазав по нему багровую грязь, в которой лежала убитая.

— Что такое, Арман? — спросил у меня Андре, так и не решившийся приблизиться к покойнице.

— Этого просто быть не может, — ответил я. — Если верить измерениям, то размах челюстей Зверя раза в два превышает всё, с чем я сталкивался когда-либо, даже у мантикоры он меньше. А это ведь самая страшная тварь, какую я только видел.

— Кто это там возится у трупа! — раздался резкий окрик с недальней опушки леса. — Это — место преступления и всяким разным здесь не место! — Из-за деревьев вышел капитан д'Аруа собственной персоной в сопровождении десятка своих солдат. — А это вы, шевалье де Кавиль, работаете уже?

— Не слишком хорошо, — буркнул я, переворачивая тело и прощупывая кости, — так и есть — вся спина разбита вдребезги.

— Почему же не хорошо? — подойдя поинтересовался капитан.

— Работал бы хорошо, она осталась бы жива, — бросил я, внимательнее осматривая рану на предмет нахождения в ней посторонних предметов, вроде осколков зубов Зверя или ещё чего-то в этом духе.

— Оставьте, де Кавиль, — приветствуя меня, приподнял край форменной треуголки д'Аруа, — сделанного не воротишь. К тому же, она пропала ещё до вашего приезда, так что тут вы были бессильны. Работка у вас, доложу я, я б никогда на такую не согласился. Что вы там нашли, а?

— Ваш Зверь — не волк, это точно, — ответил я ему. — Строение челюсти, даже если забыть о её размерах, говорит о том, что он — скорее принадлежит к семейству кошачьих.

— Хотите сказать, что Зверь — кошка? — цинично усмехнулся д'Аруа.

— Конечно, он не обычная кошка вроде тех, что живут по домам — Вынув из сумки кусок полотна, я принялся вытирать изгвазданные в кровавой грязи ладони. — Но что не волк — точно.

— Послушайте, де Кавиль, только между нами. — Д'Аруа говорил тихо, так что слышать его мог только я. — Этот Зверь не из плоти и крови, как вы говорили вчера, на приёме у де Вьерзонов, тут я вам могу честью поклясться. Тогда я не стал рассказывать, не хотел чтобы Жан-Франсуа в очередной раз поднял меня на смех, вызвать его я не могу, сами понимаете… Так вот, я видел Зверя всего раз и стрелял в него — и попал, клянусь честью! Но он не умер, он — воскрес, поднялся на лапы и ушёл в лес, откуда вышел. За каждое слово поручусь честью и клинком.

— Не стоит, — уверил я его, — я верю вам. Однако не только демоническое происхождение Зверя может объяснить этот факт.

— Что же тогда?

— Пока не знаю. — Я отбросил полотно. — Но когда узнаю, скажу и как его убить.

— Только скажите, — хищно оскалил зубы в усмешке капитан, — остальное — моя забота. К слову, завтра будет очередная облава, проведу её по всем правилам военного дела.

— Зачем? — напрямую спросил я. — Облавы же не приносят никаких результатов.

— Да, — согласился д'Аруа, — но это единственный способ заставить Зверя угомониться на время.

Облава была, действительно, обставлена как самая настоящая военная операция. Вся рота была поднята и рассеяна по приличной территории, разделённой на сектора, кроме них были призваны на помощь охотники-сарки, бродившие теперь по лагерю и пугавшие своими немытыми рожами женщин и детей, сбежавшихся поглазеть на невиданное зрелище — столько господ сразу они не видели, наверное, ни разу в жизни. Вообще-то, дворянство не стремилось участвовать в облавах, попросту игнорируя их, но на сей раз они решили изменить своим принципам, видимо, чтобы посмотреть на мою работу. Может быть, они считали, что я сумею изловить для них Зверя, а может хотели полюбоваться на мой провал.

Вот чьему присутствию я был искренне удивлён, так это — Елены де Вьерзон. Не думал, что она окажется любительницей подобного рода действ. Я поймал себя на том, что беззастенчиво разглядывая её, сидящую в седле по-мужски, одета она также был в мужской камзол, а через плечо её был переброшен широкий ремень длинного охотничьего карабина. Рядом с ней гарцевал на своём вороном Жан-Франсуа, что-то рассказывая, но из-за расстояния я не мог слышать их. От наблюдения за братом и сестрой меня оторвал какой-то шум — вроде бы слышались злобное переругивание, сменившееся вскоре характерным свистом и звуками ударов. Обернувшись, я увидел что Чека'Исо схватился парой дикого вида сарков, размахивавших двузубыми кастетами, похожими на звериные лапы. Остальные наблюдали за поединком со всё возрастающим интересом, Чека'Исо же, похоже, получал от схватки удовольствие, в отличии от противников, поэтому я не поспешил ему на помощь, а лишь протолкался поближе к центру событий и стал наблюдать.

Сарки были ловкими и умелыми бойцами, однако до моего спутника им было тяжело. Он ловил их запястья, швыряя на землю используя их же вес и инерцию движений. Раз за разом он кидал их по одному и обоих разом, что неизменно приводило сарков в ярость. Когда же стало ясно, что не справиться с Чека'Исо, соотечественники пришли на помощь незадачливым драчунам. Перехватив быстрый взгляд эльфа, я без слов спросил у него не нужна ли помощь и он ответил также безмолвно, что — нет, не нужна.

Он поймал запястье первого сарка — всего их было пятеро — и проверенным приёмом бросил его через себя на поднимавшихся двух побитых. Четверо остальных принялись обходить его с двух сторон, одновременно отвлекая внимание друг от друга и от лежавших на земле товарищей. Умный ход, но не против эльфа. Чека'Исо увернулся от пробного выпада саркского кастета, прыгнув вперёд и перекатившись оказался за спинами врагов, не ожидавших такого поворота событий. Ещё не встав на ноги, он поймал ближайшего к нему сарка за щиколотку, — так что тот грянулся носом в землю, в очередной раз помешав троим саркам подняться. Два противника одновременно ударили Чека'Исо с двух сторон, он легко увернулся от их кастетов, поймал их, заставив «зубы» оружия скреститься и не дав обоим освободить оружие, швырнул — и так понятно на кого. Последний сарк замешкался на мгновение — Чека'Исо пробежал разделявшее их расстояние прежде чем он успел и пошевелиться и в прыжке ударил выпрыгнувшего из толпы ещё одного «помощника», использовав замешкавшегося как столб, опершись на его плечи для того, чтобы усилить удар. Тем же движением он отправил вслед за «помощником» и послужившего ему трамплином сарка. Оба врезались в толпу под дружный гогот собравшихся.

Чека'Исо же развернулся к поверженным противникам, делая издевательский приглашающий жест. Те вскочили в одно мгновение — им больше никто не мешал, постоянно падая на голову, к тому же подстёгивали ярость, распалённая шутливо-добродушной усмешкой эльфа.

На сей раз сарки действовали более осмотрительно, наученные горьким опытом предыдущей схватки. Вот тут-то в атаку перешёл сам Чека'Исо. Сарки разделились на три пары и начали обходить эльфа с трёх сторон, он опередил их, в одно мгновение оказавшись прямо перед носами первой двойки, он взлетел к ним на плечи, прежде чем те успели сообразить что происходит, развернулся и спрыгнул с них, увлекая за собой обоих, стиснув стальными пальцами куртки из плотной кожи. Сарки попытались сохранить равновесие, что и требовалось моему другу. Использовав их как качели, он обеими ногами врезал им по лицам, после перекувыркнулся в воздухе ещё раз, так что ноги его совершили невероятный кульбит, снова пройдясь по диким физиономиям сарков. Горцы попадали на землю, на сей раз уже без сознания. Чека'Исо вышиб из них дух.

Остальные четверо с диким воплем кинулись на него, размахивая жуткими кастетами, но это ничуть не смутило моего друга. Первый из сарков слегка вырвался вперёд, видимо, ему не терпелось добраться до врага. Чека'Исо сбил торопыгу с ног, коротким бесхитростным ударом, какого от него никак не ждали после всех финтов и пируэтов, проделанных им до того. Звук при встрече его кулака со скулой сарка напомнил треск сухой палки о камень — и трещали совсем не пальцы моего друга. Сила удара начал разворачивать торопливого сарка, Чека'Исо продолжил это движение, толкнув его в плечо и когда горец оказался спиной к эльфу, пнул его в зад, отправив в толпу зрителей, принявших неудачника дружным взрывом хохота.

Однако сарки оказались не столь глупы, как казалось. Их торопливый товарищ послужил им для отвлечения внимания Чека'Исо, в то время как двое оставшихся сцепили ладони и подбросили третьего. Сарк взлетел в воздух, совершив невероятное сальто, нацелился ногами в лицо эльфу. Чека'Исо подставил руки под подошвы его сапог, сделал короткое движение ладонями, так что сарк совершил ещё один кульбит — теперь уже против воли, но сумел приземлиться на ноги, хоть и отчаянно замахал руками, пытаясь сохранить равновесие и мешая своим товарищам. Те ловко подхватили его по мышки и толкнули на Чека'Исо. Тот ожидал чего-то в этом духе, он ушёл в сторону, подставив ногу всё ещё качающемуся сарку, отправив его на землю. Лишившиеся живого щита горцы не растерялись и вновь атаковали эльфа совместными силами.

Чека'Исо не стал мудрствовать лукаво, вновь прошёл между ними до того, как они успели сомкнуть плечи, предварительно поймав одного за руку и впоследствии заставив сарка кувыркнуться, грянувшись головой оземь. Последний горец крутанулся, нанося широкий удар кастетом, эльф заблокировал его руку, молниеносно перехватил запястье, подсёк ногу сарка — и тот грохнулся прямо на своего товарища, уже не пытавшегося подняться.

Чека'Исо таким образом остался на ногах один. Толпа наблюдателей взорвалась аплодисментами. Но не всё было так безоблачно, как могло показаться. Один из сарков, не пожелавший принять неизбежное поражение, вскочил на ноги и вскинул длинный метательный нож, нацелил его в спину Чека'Исо. Дружный вздох прошёл по толпе, эльф обернулся навстречу опасности… Выстрел разорвал тишину, в единый миг повисшую над нами, — сарк рухнул ничком, пробитый навылет. Все разом обернулись на звук — и увидели Жана-Франсуа де Вьерзона, всё ещё державшего на весу пистоль странной конструкции.

Я подошёл к нему в сопровождении Чека'Исо, чтобы поблагодарить за спасение друга.

— Отличное оружие, — когда с благодарностями и прочими вежливыми оборотами, произнёс я, указывая на пистоль Жана-Франсуа, перезаряжавшего его тем временем, причём он вполне управлялся одной рукой — позволяла хитрая конструкция оружия.

— Местные гномы сделали на заказ, — ответил он, упирая длинную скобу, служащую для фиксации рукоятки пистоля на предплечье, в бедро и доставая из кармана охотничьего камзола круглую пулю, весьма заинтересовавшую меня. Мало того что она была серебряной, так ней ещё и красовалось крохотное клеймо в виде вензеля из букв «J» и «F».

— Свои пули? — усмехнулся я.

— Маленькая дань моему непомерному тщеславию, — кивнул он, пряча пистоль в кобуру и легко запрыгивая в седло. — Так мы начнём облаву, или вы желаете прикончить ещё пару сарков вместо Зверя?

Резким свистом я подозвал своего жеребца, Чека'Исо поступил также и прежде чем мы оба практически один движением запрыгнул на лошадей, я спросил у него:

— Что ты вообще с сарками сцепился?

Чека'Исо в ответ лишь пожал плечами, однако я заметил в толпе знакомое лицо девушки, которую избивали солдаты в платьях. Она, похоже, приносила моему другу проблемы. Рядом с ней я приметил и старика-лекаря, обрабатывавшего ушибы и ссадины сарков — следы драки с Чека'Исо. Впрочем, они почти сразу вылетели у меня из головы — началась охота.

Сарки, те что не бездельничали с нами, а занимались делом, подняли целую стаю волков, а то и несколько, и теперь дворяне с превеликим азартом занимались истреблением благородных животных, которые не могли оказать им никакого сопротивления. Они неслись на лошадях по лесам и предгорьям, паля по волкам из винтовок, карабинов и пистолей. Особым рвением в уничтожении волчьего племени отличался Жан-Франсуа, который на них словно бы вымещал свою злобу на весь мир, хотя, если посмотреть шире, сын графа Фионского, занимался этим каждую минуту своей жизни.

Я же совершенно не хотел принимать в этом участия, просто раз за разом стрелял наугад, стараясь не попасть в волка, чтобы моё поведение никому не показалось странным или подозрительным. Длилось это пока конь подо мной внезапно не встал на дыбы, я едва сумел удержаться в седле, обмотав поводья вокруг запястья. Прямо перед мордой моего вороного стоял здоровенный белый волчище. Мотнув головой, он словно указал нам вглубь леса и тут же умчался туда.

— Он говорит, чтобы мы следовали за ним, — произнёс Чека'Исо и я даже вздрогнул от звука его голоса, настолько забылся, глядя на белого волка.

Эльф, как всегда, легко управился со своей лошадью, он и сбрую с седлом одевал на коня только для вида, по моему настоянию, а то зрелище эльфа гарцующего на жеребце без какой-либо упряжи обычных людей повергает в состояние шока.

Пожав плечами, я ткнул упирающегося коня пятками в бока, — вороной никак не желал идти по следам хищника, ему-то невдомёк, что волк есть его не собирается. По крайней мере, пока.

Чека'Исо поехал первым, он точно знал куда убежал белый волк, я — следом. Пять минут неспешной скачки и мы выехали к развалинам крепости времён воинствующих рыцарских орденов, разгромленных лет сто назад предком нашего венценосного монарха — Карлом VI Свирепым, носившим это прозвище по праву. Но и тут уединения получить нам не удалось, почти следом за нами на поляну выехала Елена де Вьерзон, которую, как и нас совсем не привлекала возможность поучаствовать в облаве. Однако увидев волка, стоявшего среди развалин, она отреагировала самым обычным для бывалого охотника образом, — вскинула карабин, нацелив на волка. Я успел опередить её лишь на мгновение — нас разделяло небольшое расстояние. Я ударил снизу вверх ствол её карабина за секунду до того, как она нажала на курок. Грянул выстрел, оглушительный в лесной тиши, куда не долетали звуки облавы, пули рванулась в небо, волк — в чащу.

— Что?! — воскликнула она, поворачивая ко мне гневное личико. — Что вы себе позволяете, шевалье?!

— Это был не Зверь, — покачал я головой, — а волков за сегодня убили уже достаточно.

— Не считала вас защитником живой природы, вроде друидов, — заметила Елена, — на приёме вы отдали должное мясным блюдам.

— Они были превосходны, мадмуазель, — улыбнулся в ответ. — И я — не друид, но бессмысленного убийства не люблю, тем более такого, насмотрелся на него в своё время. А вот вас я никак не ожидал увидеть здесь — подобного рода облава не слишком подходящее место для столь красивой девушки как вы.

— Будь я уродиной, вы б ничего против моего участия не умели, — лукаво улыбнулась Елена, — или почитаете охоту чисто мужской забавой?

— Но вы же не станете возражать, против того, что это зрелище вам не по душе.

— Вы правы, — с какой-то затаённой грустью признала Елена, — но и сидеть одной в пустом доме. Мама ведь даже слуг всех с собой забрала сюда. Но хуже того, когда я заговорила об этом с родителями, Жан-Франсуа заявил, что останется со мной. Может быть, я поступаю опрометчиво открываясь настолько мало знакомому человеку, но я всегда чувствую людей и никогда не ошибаюсь… Не ошибалась пока… Я знаю, вы хороший человек, вам можно довериться. Так вот, я боюсь своего брата, он вернулся с Модинагара совсем другим человеком… — Она замолчала как-то разом поникнув в седле.

Итак, ещё один человек говорит об изменении в характере, а может быть и не только характере, сына графа Фионского после посещения Модинагарского континента. Почему-то это насторожило меня, но причин я назвать не мог и решил попросту отметить этот факт в памяти. В конце концов, лишиться левой руки — пережить такое совсем непросто, я не раз видел людей сходивших с ума от осознания собственной ущербности, но Жан-Франсуа не смотря на весь свой показной цинизм был не из таких, совсем не из таких. Весь мой жизненный опыт говорил об этом.

— Раз уж мы оказались здесь вместе, то давайте проведём хоть время с пользой, — чтобы сменить тему, сказал я. — Я, к примеру, голоден, как волк. Чека'Исо, как там наши запасы, на троих хватит?

— Есть в этом месте, — протянул эльф, спрыгивая с коня и снимая одну из седельных сумок, — я не стану, оно полно старой боли. Это угнетает меня.

— Как ваш друг узнал об этом? — удивилась Елена. — Здесь был оплот Замкового братства. Солдаты Карла Свирепого заперли их в там и подожгли, сотни человек сгорели заживо, так рассказывал мне брат. Мы часто играли здесь с ним, ещё когда были детьми, он любил пугать меня страшными историями.

Тем временем, я сам спрыгнул с седла и помог спуститься Елене, а Чека'Исо уже раскладывал на расстеленной прямо на траве полотняной скатерти флажки с виной и завёрнутые в бумагу хлеб и пироги, которые мы прихватили с собой.

— Надо же, а я и не подумала взять еды в дорогу, о таких вещах всегда думал Жан-Франсуа, — улыбнулась Елена.

— Жизнь и странствия, в особенности, приучили меня к одной простой истине, выходя из дома, никогда не знаешь, где окажешься к полудню, я уже молчу о вечере.

Я принялся за еду, Елена — тоже, Чека'Исо, как сказал, не съел ни крошки и не выпил ни глотка вина. Страшная смерть рыцарей Замка, видимо, не давала ему покоя, действуя угнетающе, он ведь был эльфом, чего не стоило забывать.

Когда же с едой было покончено и остатки её оставлены на поживу местному мелкому зверью, я поднялся на ноги, чтобы спрятать скатерть и фляжки в седельные сумки, то из одной из них, когда я её расстегнул, вывалился мой планшет с и рисунки рассыпались по траве. Елена подняла один, пролетевший изрядное расстояние и спланировавший прямо ей под ноги, как назло это оказалось изображение Зверя.

— Какой страшный, — произнесла она. — Кто это?

— Ваш Зверь, — ответил я, — таким его видели немногие выжившие. Я разговаривал с ними в лечебнице брата Альдо.

— Он не очень похож на волка, — покачала головой Елена.

— Зверь — не волк, — заставив вздрогнуть юной графиню, бросил Чека'Исо, до того стоявший почти неподвижно и смотревший вглубь леса, туда куда скрылся белый волк.

— Откуда ты узнал об этом? — спросила Елена.

— Волки сказали мне, — ответил он.

— Так ты умеешь разговаривать с волками? — ещё больше удивилась она.

— Не в общепринятом смысле, — пояснил я. — Как говорит он сам — разговаривают их духи.

— Души, но ведь у волков нет души.

— Дух, а не душа, — поправил её Чека'Исо, — у всех есть дух — у людей, эльфов, зверей и деревьев.

— В это верили эльфы его народа, — пояснил я, собирая рассыпавшиеся рисунки, которыми тут же завладела Елена.

Она внимательно рассмотрела эльфийского вождя — главу Эранидарка, принявшего меня, как друга. За это я себя никогда не прощу! За гордым эльфом последовал наш капитан Артино — человек гнусный и отвратительный, что я постарался передать во всех красках, хитрый прищур глаз, которые можно было назвать только поросячьими и не иначе, складка у рта, говорящая о непомерной гордыне, позу с первого взгляда можно принять за горделивую, но на самом деле она показывала во всей красе его брюхо, натягивающее камзол и все три подбородка, делавшими его похожим на индюка. Он не понравился Елене и она быстро спрятала рисунок в планшет, а вот следующий рассматривала долго. На нём был изображён диковатый эльф, тело которого покрывали татуировки в виде бегущих волков с красными глазами, через плечо эльфа был переброшен длинный лук, на бедре — колчан, полный стрел, с другой стороны — короткий деревянный меч без ножен, заткнутый за широкий пояс.

— Это он? — спросила она, указывая на Чека'Исо.

— Нет, — мрачно бросил я, — его брат. Он умер от кори.

— Кори? — удивилась Елена. — А я думала, что корь детская болезнь, говорят, что взрослые ей не болеют.

— Взрослые люди, — пояснил Чека'Исо, — для нас — это смертельная хворь. От неё вымер Эранидарк.

— Нарисуете меня? — чтобы сменить мрачную тему, спросила Елена.

— Конечно. — Я взял у неё планшет и вытащив из кармана свинцовый карандаш принялся за дело.

Завершить начатое мне не удалось, на поляну вылетел Жан-Франсуа на разгорячённом коне, так и исходившим паром.

— Что вы здесь делаете?! — воскликнул он.

— Обедаем, — буркнула Елена, недовольно глядя на него.

— Хватит! — резко бросил Жан-Франсуа. — Эльф и человек с репутацией де Кавиля не самая лучшая компания для юной девицы. Поехали.

— Я присматривал за твоей сестрой, Жан-Франсуа. — Из-за одной из полуразрушенных колонн выступил де Бренвиль, как всегда элегантный, будто он не из лесу вышел, а явился к нам прямиком с королевского бала. — Так что тебе не о чем беспокоиться.

Мне стоило больших усилий не схватиться за рукоять шпаги, Чека'Исо же лишь повернул в его сторону лицо, как бы невзначай уронив ладонь на ножны, где прятался ритуальный меч жрецов-воителей Эранидарка.

— Успокойтесь, господа, — улыбнулся де Бренвиль. — Я здесь именно по просьбе вашей матушки, мадмуазель Елена.

— Она всюду следит за мной, — тихонько шепнула, так что услышал лишь я, да, может быть, ещё Чека'Исо со своим эльфийским слухом, — сама, или глазами Лежара. Меня это уже начинает бесить.

— Хватит сидеть здесь, — оборвал нас Жан-Франсуа, — все уже собрались в лагере, мать послала меня найти вас. Поехали!

Вы вскочил на коней, причём Елена состроила умильную гримаску, и на рысях направились к лагерю. По дороге мы миновали целую гору волков, сваленных сарками, которая постоянно пополнялась, хоть облава и была закончена.

— И вы считаете, что убили Зверя? — поинтересовался у капитана д'Аруа кюре Лежар, оба стояли неподалёку от горы, оба укрывали лица платками, но и отходить не собирались.

— Это облава была самой большой в истории Нима, — ответил фианец, — никакому Зверю не уйти от нас.

— Молитесь, капитан, чтобы Зверь был среди них, — кивнул на трупы волков Лежар и направился к большому тенту, где расположились дворяне, капитан же остался наблюдать за сарками, тащившими волков.

Под тентом уже собралось то же общество, что и на приёме у графа Фионского. Де Сен-Жамон, как всегда был чем-то недоволен, Жан-Франсуа что-то издевался над ним, Жермона де Вьерзон пыталась осадить его, отец же, похоже, давно закрыл глаза на выходки сына, Елена о чём-то беседовала с де Боа, лишь бы оказаться подальше от братца, хотя и компания поэта явно не доставляла ей особого удовольствия. После разговора с Жаном-Франсуа в лесу я не рискнул подходить к ней снова, пускай и, Господь свидетель, мне этого очень хотелось, но я знал, что могу и не выдержать насмешек графского сынка и швырнуть ему перчатку — и моя миссия в Ниме закончиться бесславно.

— Слугам здесь не место, — бросил Чека'Исо де Сен-Жамон.

— Чека'Исо не слуга мне, — возразил я ему, кладя руку эльфу на плечо. Тот был весьма напряжён и погрузился в глубокую депрессию от одного вида мёртвых волков, эльфы Эранидарка считали себя волчьими братьями и убийство их да ещё в таких количествах стало для него огромным испытанием.

— И кто же он вам? — спросил у меня граф.

— Брат, — ответил я.

— Этот дикарь? — удивился де Сен-Жамон. — Он же эльф!

— Он спас мне жизнь, — просто бросил я в ответ, — думаю, этого вполне достаточно для того чтобы считать кого-либо братом, будь он человек, эльф или кто угодно.

— А вы то думаете, отче? — поинтересовался у Лежара граф.

— Он создание Господа, — ответил клирик. — Вы ведь посвятили его?

— Он меня об этом не просил, — пожал я плечами.

— И вам этого достаточно, — возмутилась графиня, переключая свой праведный гнев с сына на меня, — вот они современные нравы.

— У себя в городе он кем-то вроде священника, — усмехнулся я.

— Да? — сощурился Лежар. — И во что же верят эльфы?

— В то, что каждому соответствует дух определённого животного.

— Как-то сложно и не слишком понятно, — пожал плечами граф.

Я повернулся к Чека'Исо и развёл руками, надеясь, что эта небольшая демонстрация его эльфийских умений немного отвлечёт его от мрачных мыслей, навеянных гибелью волков. Он кивнул мне, подошёл к старому де Вьерзону и протянул ему руку ладонью вверх, граф заколебался на мгновение, но рассеял его сомнения и подогрел короткой репликой:

— Не бойтесь, граф, это не больно.

Оскоблённый в лучших чувствах обвинением в пускай и минутной боязни де Вьерзон вложил свою ладонь в эльфову.

— Олень, — произнёс Чека'Исо.

Граф от души рассмеялся и обратился к графине:

— У меня, то же растут рога или я — самец!

— Де Морней, а вы кто будете? — спросил он, отсмеявшись у молодого маркиза.

— Крыса, я думаю, книжная крыса, — попытался свести всё к шутке тот, однако под насмешливо-испытующим взглядом графа, был почти вынужден протянуть руку Чека'Исо, вытерев её предварительно о полу камзола.

— Змея, — разуверил его мой друг, беря его ладонь в свои.

Глядя на вытянувшееся лицо юного маркиза, я усмехнулся:

— У эльфов змея — символ мудрости. Таким духом по их преданиям обладают те, кто постоянно стремятся к знаниям.

— Мудрая змея, — кивнул Чека'Исо.

— Ну же, кто следующий? — Граф окинул взглядом собравшихся.

И тут к нам подошёл Жан-Франсуа, на ходу стягивая с ладони перчатку.

— Давай, эльф, скажи мой дух. — Он хлопнул Чека'Исо по плечу. — Кто я, полулев-полуорёл или может быть драконом меня сделаешь, а?

— Жан-Франсуа, — оборвала его Елена, — прекрати немедленно.

Её брат усмехнулся и поправил воротник курки Чека'Исо, двинувшись прочь от нас, покачиваясь от выпитого вина. Мне же осталось только гадать, он так лихо держится в седле пьяным вдрабадан или же успел напиться за те несколько минут, что я не видел его. А потом я заметил, что нигде не могу увидеть де Бренвиля, он словно растворился в лесу до того, как мы вернулись в лагерь.

***

Заведение мадам Бовари не было борделем в общепринятом понимании этого слова, оно было именно весёлым домом в прямом смысле, хотя в наше время тонкая грянь между этими понятиями потихоньку стирается.

— Это не Эпиналь, — улыбнулся мне де Морней, — но и здесь повеселиться можно совсем неплохо. Собственно говоря это единственное заведение подобного рода, куда рискнул бы пригласить тебя.

— Поверь, Андре, я бывал в таких "местах подобного рода", что у вас от одного вида и запаха их дыбом встали бы одни только волосы.

Массивную дверь нам отворил крупный мужчина с абсолютно лысой головой и роскошными усами с улыбкой сделавший нам приглашающий жест. И нас окутал аромат цинохайского опиума, лёгким дымком развеянного в воздухе, в сочетании с расслабляющей музыкой, он настраивал на определённый лад, не принося того вреда, какой влечёт за собой употребление этой отравы, и не вызывая галлюцинаций. Как только мы вошли, маркиза тут же налетела стайка девушек лет пятнадцати-шестнадцати, они повисли на нём, шепча что-то ему в уши, от чего он то и дело прыскал. Он обнял всех их и увлёк за собой. Я же двинулся по длинному вытянутому залу, буквально устланному девицами самого разного вида, как поле боя погибшими. Вот только эти «воительницы» отнюдь не были мертвы, одни без какой-либо стыдливости откровенно предлагали себя, иные же — показно отводили глаза и прикусывали пальчики в наигранной застенчивости, изображая девочек на первом свидании, третьи принимались ласкать себя, однако меня манила тайной ажурная занавеска почти в самом конце зала.

Я прошёл к ней и отбросил решительным движением. Внутри глазам моим предстала небольшая комнатка, обставленная в салентинском стиле, одну стену её почти занимало громадное зеркало над туалетным столиком, за которым сидела спиной ко входу хозяйка, развлекавшаяся раскладыванием пасьянса или гаданием. Карты у неё были просто отличные, какие редко можно встретить даже у вполне состоятельного дворянина.

— Шевалье де Кавиль, — приветствовала она меня.

— Как вы узнали? — удивился я, сам не заметив, что обращаюсь к ней на «вы».

— Ним — маленький, — ответила она, тасуя она ловкими движениями, а вы — самая большая новость со времён появления Зверя.

— Вы знаете моё имя, а я вашего — нет. — Я присел на мягкий диван неподалёку от роскошного ложа. — Несколько несправедливо, по-моему.

— Лучия, — ответила она. — И я дорого стою.

— У меня достаточно денег, — усмехнулся я.

— Я разве говорила о деньгах? — Она обернулась ко мне. — Идём.

— Ты салентинка? — поинтересовался я у неё, пока мы шли к постели.

— Да, — ответила она, одним движением сбрасывая платье и толкая меня на кровать.

Она любила доминировать и любовь с ней больше напоминала поединок, я словно сражался с ней за главенство в постели. Окончилось всё толчком и боль смешалась с удовольствием, которое я испытывал не раз, но каждый раз это было как-то по-новому и… Может за это меня и называют распутником…

— Кто это тебя? — спросила она, проводя пальчиком по длинному шраму на моём бедре.

— Кабан, — ответил я, ловя её руку и целуя. — Охота в землях эльфов — иногда бывает опасной штукой.

— А это? — Она прикоснулась к звездообразному следу на моей груди, как раз против сердца.

— Эльфийская стрела. Меня спасла кираса и то, что диковатые эльфы не ставят наконечников, была бы она бронебойной…

Дикий вопль разорвал тишину, воцарившуюся в покое салентинки Лучии. Я скатился с её постели, едва не сбросив и её саму, и выскочил в коридор. В заведении мадам Бовари царил жуткий переполох, девочки во главе с самой мадам собрались у одной из дверей, тут же стоял и маркиз, обнимавший сразу двух девчонок, как и я он был одет в только в длинную рубашку. Переполох, как легко догадаться, вызвал Чека'Исо.

— Он колдун, мадам! — возбуждённо говорила одна из девочек. — У него по всему телу змеи и они шевелятся, когда он движется… Вот-вот, видите!

За распахнутой дверью комнаты на кровати сидел мой друг, из всей одежды на нём была только простыня, наброшенная на бёдра. С весёлой улыбкой он повёл плечами, заставив их змей, вытатуированных на его плечах и торсе, шевелиться в подобии жизни. Девчонки завизжали.

— Твои шлюшки — дуры, Бовари, — усмехнулся я. — Ещё не одна женщина не жаловалась на Чека'Исо.

Тут мой друг отбросил простыню с бёдер, заставив некоторых девчонок изменить мнение. Мы с маркизом рассмеялись и двинулись в «свои» комнаты. Когда я вернулся, то обнаружил, что Лучия завладела моим планшетом с рисунками и как раз внимательно разглядывала набросок портрета Елена де Вьерзон.

— Обольщаешь юную графиню? — усмехнулась она, полувопросительно глядя на меня.

— Не знаю, — честно пожал я плечами, опускаясь на кровать рядом с ней, — иногда мне уже начинает казаться, что я её люблю. — И о чём я только болтаю с девицей из весёлого дома?!

— А меня нарисуешь? — спросила Лучия, кладя себе на грудь разложенный планшет.

— Только обнажённую, — улыбнулся я.

Она усмехнулась в ответ и сбросила планшет.

Глава 3

Шли месяцы, осень сменилась зимой, а Зверь так и не был пойман. Мы носились от одной растерзанной жертвы к другой, но так ни разу не видели саму бестию. Однако в действиях её просматривалась какая-то определённая направленность, он убивал в определённой местности, не превышающей пяти акров и центром её, как не странно, были те самые руины Замкового братства. Это настораживало, но ещё ничего не значило.

Недовольство нарастало, несколько раз люди капитана д'Аруа были избиты горожанами или селянами, правда им после досталось и от самого фианца, за то, что дали себя избить. Однако, как бы между делом д'Аруа сказал мне во время одной из наших вылазок к месту убийства, он подозревал, что люди были подосланы кем-то. И вообще, не всё было ладно в Ниме, совсем неладно. Кто-то словно целенаправленно действовал против нас и Зверь вёл себя отнюдь не так, как положено животному; он убивал, всякий раз скрываясь от нас, хотя раньше его не раз видели солдаты, он будто бы боялся показаться мне на глаза. Последнему, к слову, я и сам не верил.

…Мы сидели в церкви, слушая очередную проповедь отца Лежара, вещавшего о Звере, как каре Господней, и о необходимости усердней молиться, дабы Он отозвал его из нашего мира. Я едва не засыпал, вполуха слушая кюре, честно скажу, я пришёл сюда исключительно чтобы поговорить с Еленой де Вьерзон и вручить ей портрет, который начал ещё на охоте.

Всё шло своим чередом, как вдруг двери церкви распахнулись и к алтарю бросился какой-то человек, одетый в звериные шкуры, как ходят охотники и трапперы. Он грохнулся на колени и закричал:

— Господи!!! — Он заломил руки. — За что ты караешь меня! Мои дети пропали на горе Аргрэ! Я проклят!!! И все мы прокляты!!!

— Сын мой, — к нему спустился сам Лежар, опустил руки ему на плечи, — помолимся, чтобы всё с ними было хорошо.

Мы подскочили и бросились к выходу, капитан д'Аруа на ходу отдавал приказы своим лейтенантам, присутствовавшим вместе с ним в церкви. Я же прежде чем покинуть её, подбежал к Елене де Вьерзон и вручил ей портрет, хоть и предпочёл бы сделать это в несколько иной обстановке.

— Мы можем встретиться с вами, мадмуазель? — спросил я её, провожая к карете.

— Мой отец уезжает на лечение, мать также покидает дом. Мы можем встретиться с вами у моей кормилицы через семь дней, я буду жить у неё.

— Семь дней. — Я был потрясён. — Так долго!

— Я не столь свободна, — улыбнулась она, — как ваши нравы, шевалье.

— Кавиль! — окликнул меня д'Аруа. — Мои люди ждут!

Я отсалютовал на прощанье Елене и бросился к своему жеребцу.

— Арман, — произнёс де Морней, — приближается буря, люди устали…

— Нет! — прервал я его. — Мы должны найти детей или их тела.

— Мои люди не охотники и следопыты, — поддержал маркиза капитан д'Аруа. — Они устали и голодны.

— Они солдаты, капитан, — рявкнул я. — Или вы об этом успели забыть с вашими облавами? А может рассказы о том, что вы с Льенским полком воевали с билефельцами на границе с Эребре, где спирт замерзал в бутылках.

— Кавиль! — ухватил меня за плечо д'Аруа. — Я ведь не посмотрю на то, что мы с тобой друзья… У меня ещё есть и честь и шпага, если вы не забыли!

— У меня тоже! — Мы оба были на взводе и легко могло дойти до дуэли, но тут появился Чека'Исо и разрядил накалившуюся обстановку.

— Я нашёл ребёнка, — произнёс он.

Все разом обернулись и увидели, что на руках у эльфа лежит девочка лет десяти.

— Её брат там. — Он мотнул головой за спину. — Он мёртв.

— Как ей удалось спастись? — удивился де Морней.

— Она спряталась в бойнице в стене сгоревшего замка, — ответил Чека'Исо, — Зверь не смог добраться до неё.

— Заберите тело и уходим, — скомандовал д'Аруа.

Я не стал спорить с ним, исследовать место убийства было бесполезно, снег шёл уже несколько часов и скрыл все следы. Однако когда солдаты несли тело, я всё же остановил их и решил осмотреть рану. И оно того стоило. В разорванном боку мальчика я обнаружил осколок зуба и зуб этот был стальным. Итак, либо Зверь — тварь из железа, либо он — порождение людского ума, ибо не одно животное само по себе железными зубами не обзаводится. А если прибавить к этому слова д'Аруа о том, что Зверь воскрес после того, как он попал в него, то выходит, что Зверь просто закован в панцирь, поэтому он и неуязвим для пуль.

— Капитан д'Аруа, — говорил Бернард де Сен-Жамон, — сведения о вашей полной некомпетентности дошли уже до нашего всеми любимого короля. — Он продемонстрировал всем письмо в конверте с большой печатью, на которой отчётливо был виден герб его величества. — Вы возвращаетесь в Льенский полк, а на смену вам сюда в самом скором времени прибудет Кристоф де Бойе — Королевский ловчий. Он поймает Зверя, потому что в отличии от вас, капитан, имеет хотя каплю мозгов.

— Да как же так… — Бедняга д'Аруа от изумления не мог вымолвить и слова. — Я же делал всё, что было в моих силах…

— Но ваших сил, капитан, оказалось недостаточно, — примирительным тоном произнёс Лежар. — Вы сами не раз повторяли, что ваши люди — не охотники, а солдаты, сейчас же вам на смену прибудут именно охотники.

— Охотники или солдаты, со Зверем им не совладать, — встрял я в разговор. — Потому что он — не просто животное.

— Меня радует, что вы, шевалье, наконец, признали сверхъестественную природу Зверя, — произнёс Лежар.

— Отнюдь, отче, — покачал я головой, — это не так.

— И кто же он? — поинтересовался Лежар.

— Зверь, закованный в стальной панцирь, — ответил я.

— Абсурд, — высказал своё мнение Сен-Жамон.

— Королевский ловчий нас рассудит, — развёл руками кюре, — когда изловит Зверя.

— Просыпайся, Арман, — тряс меня за плечо де Морней. — Брат Альдо поймал Чека'Исо в лечебнице, он кричит, что тот творил какие-то обряды над девочкой, что спасли в развалинах замка. Он созвал народ и хочет сжечь Чека'Исо.

Я выругался сквозь зубы и вылез из постели, ёжась от холода. Быстро одевшись и пристегнув шпагу, я поспешил за молодым маркизом. Кони также, как я были отнюдь не в восторге от нашего появления и тому, что их среди ночи взнуздывают и гонят на холод. Однако чтобы разогнать кровь по жилам, они побежали резвее и к лечебнице мы прибыли достаточно быстро. Ожидаемой толпы я перед ней не застал, а ведь уже настроился на то, что тут будет полно народу с факелами и вязанками хвороста для костра. Люди ведь на взводе из-за Зверя и готовы поверить любой небылице, лишь бы выместить на ком-то накопившийся гнев и страх перед тварью, кровившей их землю не один год.

Войдя в лечебницу, я понял, кто не допустил всего того, о чём говорил. Рядом с бледным братом Альдо стоял, заткнув большие пальцы за пояс брак Гракх. Чека'Исо же замер на коленях перед койкой спасённой вчера девочки и как раз, когда мы вошли подносил к её губам свой жреческий браслет, в котором содержалась таинственная субстанция, согласно легендам, исцеляющая любые травмы и раны, будь они телесные или душевные.

— Не дайте ему сделать этого! — вопил брат Альдо, однако под взглядом, брошенным братом Гракхом из-под поля шляпы, мгновенно сник и добавил уже несколько спокойнее: — Он выкрикивал заклинания и молитвы Баалу.

Тем временем Чека'Исо зубами рванул край браслета, открыв рот девочке, и из браслета на лицо ей сбежала струйка не то жидкости, не то порошка, но, в общем, чего-то летучего. Ребёнок вдохнул эту субстанцию и — открыл глаза. Она всем телом рванулась к Чека'Исо, словно ища у него защиты, и что-то зашептала ему на ухо.

— Что она сказала? — спросил я у него, когда девочка опустилась обратно на постель и он укрыл её одеялом.

— Она поправится, — для начала сказал он. — А сказала она, что за спиной Зверя стоял сам ваш бог зла — Баал.

— Враг рода людского? — прошептал брат Альдо.

— Не самое подходящее место для произнесения таких имён, — напомнил нам брат Гракх.

— И как же он выглядел? — последовав совету баалоборца, спросил я у Чека'Исо.

— В плаще с высоким воротником и ещё у него была уродливая лапа с когтями.

— А лицо? — уточнил я без особой впрочем надежды.

Чека'Исо лишь покачал головой.

Спать мне уже совершенно не хотелось и я направился в заведение мадам Бовари, потому что за несколько дней уже успел соскучиться по ласкам таинственной салентинки. Лысый усач как всегда приветливо улыбнулся мне, пропуская в весёлый дом, я прошёл прямо в покой Лучии. Она сидела за картами, так чтобы видеть любого, кто входил в её покой. Я помахал ей и остановившись за спиной, принялся разминать ей плечи, как научила меня одна знакомица родом из Цинохая. Лучия откинула голову, положив её мне предплечье, я знал чего она хочет и наклонился поцеловать её.

— Мне понравился портрет, — сказала она, когда наши губы разомкнулись, — а как Елене, тоже понравилось твоё творение?

— Я не показывал ей твой портрет, — усмехнулся я.

… - Ты легко расстаёшься с одеждой, — задумчиво произнесла она, когда наш очередной постельный поединок окончился и мы копили силы для нового, — в отличии от Жана-Франсуа.

— Ты спала с ним? — Неужели я чувствую ревность? И к кому? Девице из весёлого дома. Ха!

— Спала, — кивнула она, — но не с ним. Он не терпит, когда его трогают, только сидит и смотрит, медленно напиваясь, а потом засыпает и бормочет во сне. Как и большинство мужчин.

— Я тоже бормочу? — поинтересовался я, мне и вправду было интересно.

Лучия кивнула.

— Я что же?

— Ещё, ещё, ещё, — прошептала она и голос её с салентинским акцентом придал этим простым словам особый довольно интимный подтекст.

Я воспринял его, как побуждение к действию…

Сна я не запомнил, но он был кошмаром и проснулся я как мне казалось от собственного крика, но оказалось, что это визг охотничьих рожков. И я понял, что в город вошёл Королевский ловчий со свитой. Позабыв обо всём, я выскочил из постели, потревожив спящую Лучию и бросился к выходу из весёлого дома, на ходу натягивая рубашку, штаны я одел прежде чем выбежать из покое прекрасной салентинки. Первым делом я едва не попал под копыта передового отряда егерей, ехавших по улице.

— Я Арман де Кавиль! — крикнул я им. — Где де Бойе?!

— Там, — мотнул головой егерь, — только не попади под копыта остальным нашим. — И рассеялся, его поддержали другие егеря. Но один вдруг поймал меня развевающийся на ветру рукав рубашки.

— Вы де Кавиль — королевский учёный, — уточнил он. — Де Бойе будет ждать вас в доме графини де Вьерзон в час пополудни.

Я кивком поблагодарил егеря и направился обратно в весёлый дом — за одеждой. Хоть весна и была близко, но по утрам всё ещё было довольно холодно.

Не знаю, было ли это формой издевательства или же де Бойе просто не желал терять времени, но принял меня он во время мытья, причём всё время нашего короткого разговора, он недвусмысленно косился на служаночку, подливавшую в его бадью горячую воду.

— Завтра мы отправляемся на охоту за Зверем, — сказал он, — и я не хочу, чтобы вы принимали в ней участия.

— Почему? — спросил я у него.

— Потому что я этого не хочу, — ответил он, не затрудняя себя объяснениями.

— Но ведь для этого меня сюда прислали из Эпиналя, — возразил я, для убедительности опираясь на край его бадьи.

— Вы присланы, чтобы сделать чучело Зверя, когда его прикончит капитан д'Аруа, — уточнил ловчий, — а то что вместо него теперь я, ничего не меняет. И вообще, ступайте, вы свободны, шевалье.

— Вы издеваетесь, де Бойе! — рявкнул я, хлопая ладонями по краю бадьи. — Я поеду с вами!

— Нет! — отрезал он. — Не поедете. А будете упорствовать, мои егеря запрут вас в том самом борделе, из которого вы выскочили прямо под копыта их коней!

Мне оставалось только ругаться сквозь зубы.

Однако подлинным издевательством был тот зверь, коего притащили с охоты егеря во главе с де Бойе. Это был самый тривиальный волк, к тому же в него попали не менее двух десятков раз, о чём мне сообщил тот самый офицер-егерь, что остановил в день прибытия в город Королевского ловчего. Он же не дал мне сразу же покинуть холодный подвал, где лежал труп волка, вновь удержав меня за рукав.

— Королевский ловчий не велел выпускать вас до его прибытия, — вот и весь ответ на мои бурные протесты.

Я уж было взялся за шпагу, чтобы силой пробить себе дорогу, но егерь посторонился, пропуская в подвал де Бойе.

— Нет! — Я оторвался на Королевском ловчем, не думая о последствиях. — Вы точно издеваетесь! Это, по-вашему, и есть Зверь?! Да у настоящего Зверя челюсть в два раза больше!!!

— Вот вы и сделаете, чтобы это было так, — совершенно спокойно кивнул он. — И это не, по-моему, Зверь, — уточнил он, это — мнение его величества. Вам ещё нужны другие распоряжения. Приступайте, шевалье. Чем скорее вы закончите с этим зверем, тем скорее мы окажемся в Эпинале.

И я, волей неволей, приступил к работе.

— Позвольте, ваше величество, — распинался де Бойе, раскланиваясь перед троном, — представить вам легендарного Зверя, столько месяцев наводившего ужас на провинцию Ним. Я отправился туда, заручившись вашей мощью, у покончил с бестией, не без некоторой помощи учёного вашего величества Армана де Кавиля, однако заслуги наши в этом деле невелики, ибо главная честь в уничтожении чудовища принадлежит вам, ваше величество. Итак, Зверь Нима! — По его сигналу был сброшен полотняный тент с чучела и всем предстало моё творение.

Я больше не мог выносить этот фарс и быстрым шагом покинул Малый Тронный зал, где давалось это представление. Однако до того, как я покинул дворец, меня перехватил Ален де Мартэн — министр внутренней безопасности королевства; и предложил прогуляться с ним по Королевскому саду. От подобных предложений отказываться опасно по понятным причинам и я отправился вместе с ним.

— Вам надоел тот фарс, что претворяет в жизнь Королевский ловчий? — усмехнулся он.

Де Мартэн выглядел как самый обычный рантье — невысокий, полноватый человек, явно любящий хорошо поесть и выпить; а вовсе не так, каким должен быть почти всесильный министр внутренней безопасности, который может любого человека в королевстве упечь за решётку и загнать на модинагарские рудники.

— А кто же его режиссёр? — уточнил я. — Ведь из ваших следует, что это — де Бойе.

— Нет, это и не я, — покачал головой де Мартэн, — как следует из ваших слов, — улыбнулся он.

Я вопросительно поднял брови.

— Его величество, — ещё шире улыбнулся министр. — Ему надоел Зверь, о котором уже сочиняют скабрёзные песенки по всей стране. И добро бы одними песенками всё закончилось — народ любит петь и особенно скабрёзности, а пуще того, скабрёзности про короля. Но вот эта книга. — Он протянул мне небольшой томик в красном переплёте, на котором был оттиснут позолотой профиль морды непонятного зверя — не то волка, не то кабана, не то льва или тигра. — Почитайте на досуге, вам будет интересно. В лавках её уже не найти.

— Вы конфисковали все, — усмехнулся я.

— Эта книжица опаснее десятка иберийских рисколомов, — ответил де Мартэн, — ибо она может взорвать страну изнутри.

Я в задумчивости потёр нос и продолжил прогулку с министром, оказавшимся человеком вполне приятным, если забыть о его должности. Впрочем, беседа наша вскоре сошла на нет и отправился к себе домой.

Глава 4

Мы вновь стояли на том самом месте, где когда-то повстречали солдат в юбках, избивавших старика с девушкой. Из лесу на нас глядел тот самый белый волк, то на облаве «звал» за собой в чащу леса.

— Он приветствует нас? — поинтересовался я у Чека'Исо.

— Хочет помочь, — уточнил эльф.

Мы направили коней к замку маркиза Карского, но прежде я должен был посетить один дом в городе. Спрыгнув с седла, я трижды постучал в дверь, она отворилась и на пороге возник немолодой человек с фонарём в руке. На лице его не было особой приязни ко мне, однако сумрачное настроение его несколько развеял золотой, который я бросил ему.

— Я пришёл к вашей воспитаннице, — усмехнулся я. — Она знает о моём визите.

— Заходите, шевалье, — кивнул угрюмый человек, открывая пошире дверь и принимая золотой.

— Кто там?! — раздался изнутри женский голос.

— Шевалье пришёл к малышке Елене! — ответил угрюмый, пропуская меня в дом и запирая за моей спиной дверь.

— Малышка Елена? — произнёс я, угрюмый усмехнулся мне:

— Мы воспитывали её с младенчества.

— И только они называют меня так, — ко мне подошла сама мадмуазель де Вьерзон, — никому более я этого не позволяю.

Вместо того, чтобы отвечать ей, я обнял её и поцеловал. Она не противилась.

— Жак, что ты держишь малышку и шевалье в прихожей? — отворилась вторая дверь и оттуда высунулась полная женщина. — Проходите, проходите скорее, а то мой Жак вас, видимо, простудить решил. И за что я его такого, бестолкового, полюбила?

Она проводила нас в небольшую опрятную комнату, где, видимо, жила Елена и оставила нас наедине. Из-за двери раздались её распоряжения мужу Жаку — принести поскорее нам с Еленой сыра и вина. Мы с Еленой не сговариваясь улыбнулись.

— Мать завтра возвращается, — сказала она.

— Потерпи ещё немного, — попросил я её, — неделю, не больше. Я вернулся сюда разобраться со Зверем, маркиз просил.

— А я думал, что ты вернулся за мной? — обиделась она.

— Конечно, за тобой. — Я провёл ладонями по её лицу. — Но и про Зверя забывать нельзя. Я бы не смог жить дальше спокойно, зная, что мог остановить его и не сделал этого.

Елена прижалась по мне всем телом, я крепче обнял её и вдруг замер, прислушиваясь к какому-то едва ощутимому звуку, донесшемуся до моих ушей. Елена хотела ещё что-то сказать, но я нежно положил ладонь на её губки, призывая к молчанию.

Грохот разорвал воцарившуюся на несколько мгновений тишину, доски пола встали дыбом и с жутким треском поломались, нас с Еленой отбросило в угол комнаты и я едва успел накрыть её собственным телом от внезапно возникшей опасности. А над нами в вихре щепок стоял Нимский Зверь собственной жуткой персоной. У меня не было времени рассматривать бестию, я только заметил, что рыло её действительно заковано в панцирь — природа ничего подобного создать не может.

— Елена, беги! — крикнул я, поднимаясь с пола и выхватывая шпагу. — Скорее!

Я кинулся прочь от двери, отвлекая Зверя на себя криком и взмахами шпаги, пытаясь бестолковыми выпадами попасть твари в глаза, хотя те и были надёжно укрыты панцирем, так что едва поблёскивали в свете ламп из крохотных щелей в нём. В первый момент Зверь, действительно, обратил внимание на меня, мотнув здоровенной головой, но стоило пошевелиться Елене, как он тут же повернулся к ней. Я среагировал мгновенно, рубанув Зверя по не защищённой панцирем спине, напоминающей скорее львиную или какой другой большой кошки. Но ни львов ни волком такого размера не бывает и быть не может! И ещё я заметил у бестии странный чёрный обрубок хвоста, но вспоминать у кого я видел такие хвосты было некогда. Зверь отмахнулся от меня мордой, так что я пролетел несколько ярдов, проломив спиной деревянную стену дома и вылетев на улицу, прокатился по жидкой весенней грязи.

А Зверь вновь повернулся к Елене, замершей в углу, прижав ладони к лицу, но вместо того, чтобы наброситься на неё, он остановился в полушаге и… принюхался. По крайней мере, с моей точки зрения это выглядело именно так. Так мы и замерли, кто стоя, кто лёжа, пока не раздался новый треск и с другой стороны в комнату, из которой я вылетел через стену, не ворвались десяток дюжих мужиков с вилами и факелами в руках. Тут я вновь услышал тот самый звук, что предшествовал появлению Зверя. Бестия среагировала на него мгновенно. Точно позабыв обо мне, Елене и вообще всём мире, она рванулась к пролому в полу и с потрясающей воображение скоростью бросилась бежать.

Я обессилено откинулся в грязь.

На нескольких длинных столах были разложены впечатляющие запасы огнестрельного оружия — частично привезённые нами с Чека'Исо, частично — вытащенные всё теми же слугами из обширных подвалов замка. Покуда я проверял разнообразные ружья и пистоли, Андре пытался с переменным успехом зарядить здоровенную цагру, какими ещё вооружают панцирную пехоту, хотя и арбалеты и сама панцирная пехота неминуемо отходят в прошлое. Я не стал отговаривать молодого друга от этой эскапады, если уж ему так хочется таскаться с этой бандурой, Господь с помощь, к тому же может статься, что именно из неё можно будет прикончить Зверя, убойной силы цагры должно хватить для того, чтобы пробить панцирь бестии.

Я поднял длинный карабин, прицелился и нажал на курок — лёгкая отдача толкнула в плечо и в пустой бутылке, служившей мне мишенью появилось отверстие диаметром с кулак. Я раздражённо опустил карабин на стол. Он брал выше и левее на полпальца, а пристреливать его времени не было, как и желания. Следующая винтовка оказалась настоящим произведением искусства — гномья работа, замковый механизм, резьба по стволу и прикладу. Вскинув его к плечу, я навскидку выстрелил по той же бутылке — горлышко взлетело на полфута и звякнуло о камни. Я не зря заплатил за него ушлому иберийцу столько, сколько дают за десяток хороших коней. Тем временем Чека'Исо зарядил пару пистолей, которые отдал нам сам старый маркиз с наказом вернуть во что бы то ни стало, и протянул их мне. Я резко крутнулся к бутылкам, срывая оба спусковых крючка, — в несчастной бутылке образовалась пара дыр, точно там куда я целил. Следом взгляд мой упал на здоровенный мушкет ещё с запальным шнуром, какими начинали вооружать пехоту лет пять назад, когда огнестрельное оружие только-только перестало быть игрушкой для самых богатых. Правда оно развивалось слишком быстро и мушкеты устарели к нашему времени, уступая место винтовкам и карабинам с замковым механизмом, уступавшим им по убойной силе, но превосходившими точностью и скорострельностью. Я поднял мушкет, щёлкнул специальным кремешком, искры воспламенили фитиль и через пару секунд тяжёлый приклад ударил меня в плечо, развернув почти в вполоборота, восьмигранный ствол рванулся вверх — здоровенная же бутыль литров на десять разлетелась водопадом осколков.

— Так где будем охотится на Зверя? — спросил меня Андре, продолжая воевать с цагрой.

— В руинах замка, — ответил я, потирая саднящее плечо. — Я соединил все точки нападения Зверя и все они пересекаются примерно в районе оплота Замкового братства. Они практически равноудалены от руин.

Молодой маркиз, наконец, зарядил арбалет, навёл его на самую большую бутыль и нажал на скобу. Болт разнёс несчастную бутыль и, пролетев ещё с пол-ярда, снёс голову мраморной деве.

— Она никогда не нравилась мне, — совсем по-мальчишески вжав голову в плечи, неуверенно усмехнулся мне Андре.

— Неплохо, — ободряюще кивнул ему я и предупредил: — Сам её потащишь.

— А ты, Чека'Исо, что возьмёшь? — спросил молодой де Морней, чтобы уйти со скользкой темы. — Какое оружие ты предпочитаешь?

— Не огнестрельное, — ответил эльф.

— Почему?

— Много шума, много дыма, — пожал плечами Чека'Исо, — плохо пахнет.

— Так что ты возьмёшь? — удивился Андре.

Чека'Исо улыбнулся ему, подав мне пару пистолей — кавалерийских, они остались у меня ещё со времён Конкисты. Я выстрелил из обоих по последней целой бутыли, одной пулей по привычке снёс горлышко, второй — разнёс его на осколки. Чека'Исо же выхватил из-за пояса длинный нож с широким лезвием, целиком сработанный из нескольких пород дерева и размазанным движением метнул его в ту же бутыль, от удара разлетевшуюся вдребезги.

— Волки выведут нас на Зверя, — сообщил нам с маркизом Чека'Исо, нанося на лицо и тело особую раскраску, какую диковатые эльфы рисовали в дополнение к татуировкам лишь в особых случаях, сейчас она означала — смерть. — Я говорил с ними.

Он поднялся от костра, где мы жарили тощего кролика, и двинулся в чащу.

— Куда это он? — удивился маркиз.

— Поговорить с лесом, — ответил я, добывая из пальца занозу, полученную во время строительства наших хитроумных ловушек в руинах.

— Всё же откуда он? — решился-таки задать давно мучавший его вопрос де Морней.

— Из Эранидарка, — ответил я. — Капитан оставил его в живых, потому что нам нужен был переводчик, но в первую же ночь Чека'Исо задушил капитана.

— И его не выдали, — выдохнул де Морней.

— Нет, — подтвердил я его очевидную догадку. — Наш капитан был отъявленным мерзавцем. Он подбросил в Эранидарк больного корью ребёнка и уже через неделю город почти вымер от этой смертельной для эльфов болезни. Оставшихся мы добили, войдя в никем не защищаемый Эранидарк.

— Значит, он получил по заслугам, — мрачно бросил де Морней. — Сюда как-то не дошли слухи о тех событиях. Конкисту клирики всегда преподносили как…

— Нам несли Веру, — произнёс Чека'Исо, неслышно выходя из леса к огню костра, — не спросив, желаем ли мы этого. — Он присел рядом с нами.

— И что сказал тебе лес? — спросил у него де Морней.

— Люди не умеют слушать, — пожал плечами эльф, — и понимать лес. Я могу научить тебя. — Он извлёк из поясного кармашка небольшой кусочек белого вещества.

— Что это? — спросил Ардре, недоверчиво косясь на него.

— Эльфийское снадобье, — пожал плечами я, — поможет расслабиться перед боем.

Чека'Исо положил на язык де Морнею кусочек, тот проглотил и на лице его отразилось полное недоумение. Снадобье действовало не сразу.

— На меня не дей… — начал он и рухнул без сознания.

— Надо будет приглядеть за ним, — сказал я эльфу. — Старый маркиз просил поберечь его. Андре — единственная надежда старика.

Мы разделили тушку кролика и принялись за еду. Де Морнею еда не понадобиться, от снадобья он проснётся вполне отдохнувшим и полным сил.

Я тронул юного маркиза за плечо, когда волки подали нам сигнал, что Зверь вышел на охоту. Он дёрнулся, желая что-то сказать, но я приложил ему палец к губам, призывая к молчанию и указал на цагру, оставленную им у ствола могучего дуба. Мы двинулись по вслед за Чека'Исо, которого в свою очередь вели волки, и вскоре они привели нас к руинам. Мы замерли на вершине заплывшего землёй разрушенного бастиона, превратившегося в небольшой холмик, на другом таком холмике — бывшей башне стоял Зверь. При свете дня я сумел разглядеть его получше, но это не добавило новых черт к его портрету твари, терзавшей Ним. Монстр оставался так же непонятен, как и при моем первом знакомстве с ним по рассказам его жертв в лечебнице. Покуда я не сниму с него панцирь, я не узнаю о нём больше.

Обменявшись кивками с Чека'Исо, я поднял пистоль — длинноствольный, офицерский — и нажал на курок, целясь в незащищённый панцирем бок Зверя. Монстр судорожно дёрнулся и спрыгнул со своего холмика, точно туда, куда нам было нужно. Чека'Исо ударил ножом по верёвке — на Зверя рухнула здоровенная клетка, на изготовление которой у нас ушло всё утро. Бестия замерла от неожиданности и это дало нам время сбежать с возвышенности и подойти к ней на расстояние выстрела. Я вскинул мушкет, ещё на подходе запалив фитиль, де Морней уложил арбалетную скобу-стремя на поперечину клетки, однако прежде чем мы успели выстрелить Зверь пришёл в себя, словно поняв, что сейчас его будут убивать. Панцирь легко проломил деревянные прутья, — мы разлетелись в разные стороны. Грянул-таки мушкет, но слишком поздно — пуля ушла в небо. Де Морнею же пришлось ещё тяжелее — Зверь поймал его за левую руку, сомкнув на ней усиленные сталью челюсти. Отшвырнув бесполезный мушкет, я потянулся к пистолям, данным взаймы старым маркизом, однако меня опередил Чека'Исо. Широкий нож его вонзился точнёхонько в нос Зверю, несущемуся по руинам, всё ещё сжимая руку Андре в пасти. Бестия взвыла, разжав челюсти и оставив молодого маркиза покое. Я выхватил пистоли и всадил ему пару пуль в ляжку. Зверь повернулся ко мне, подставив бок под вторую ловушку — качающееся бревно. Чека'Исо перекатился через спину и быстрым движением полоснул коротким ножом по верёвке, удерживавшей бревно. Освободившись, усеянный шипами ствол дерева врезался в бок Зверя, насадив его и подбросив на полфута в воздух. Монстр пролетел ещё с пару ярдов, прокатился по земле, оставляя за собой широкий алый след, однако сумел подняться на лапы, тряхнул закованной в панцирь головой и бросился прочь.

Сунув пистоли в кобуры, я подбежал к пострадавшему маркизу в то время, как Чека'Исо кинулся следом за Зверем, на бегу поднимая широкий нож, вылетевший из раны, когда тварь трясла головой. Обменявшись кивками, мы с эльфом распределили обязанности — я ухаживаю за маркизом, он — выслеживает Зверя.

Почему я не остановил его тогда?

Чека'Исо бежал по лесу, всеми фибрами своей эльфийской души ощущая единство с ним — каждая травинка была его обнажённым нервом, каждый зверь и птица — его глазами, ушами и носом. Кровь Зверя, обильно пролившаяся на землю, вела его словно широкая дорога — её запах висел в воздухе невесомой взвесью, застил глаза багровой пылью, забивался в ноздри словно песок модинагарских пустынь. По всему обнажённому восприятию било само присутствие бестии в лесу, не давая покоя, подгоняя, словно плеть, раз за разом проходящаяся по спине с сорванной кожей, настолько чужд был Зверь всей природе. Но вот он скрылся, как-то разом пропал и для леса и для Чека'Исо. Однако он уже и так понял, куда прибежал монстр — пещера в отрогах гор, уходящая куда-то в глубину. Она была преддверием длинного тоннеля без ответвлений, закончившегося небольшой комнатой, обставленной так, что сразу было понятно — её хозяин безумец и ещё, что он побывал на Модинагаре. Кругом были расставлены деревянные статуи языческих божков Чёрного континента, тамошнее оружие — кривые мечи н'гусу, сабли панги, копья ассегаи с бунчуками из человеческих волос. А когда Чека'Исо прошёл дальше, покинув комнату через вторую дверь, то увидел старого целителя, из-за которого избил солдат в юбках осенью прошлого года. Старик опускал тяжёлую литую решётку на яму, со дна которой раздавался жалобный стон.

— Не бойся, я вылечу тебя, — приговаривал он ласково. — Всё будет хорошо, потерпи немного…

Чека'Исо неслышной тенью прошёл мимо него, врач и не заметил его, увлечённо разговаривая со Зверем. Ни он ни бестия больше не интересовали эльфа, теперь он должен был выяснить кто стоит за ним, ибо и глупцу ясно, что Нимский Зверь всего лишь инструмент. Далеко ему, впрочем, пройти не удалось. Он едва успел скрыться в тени, используя навыки приобретённые в силу кровного родства со многими поколениями жрецов-воинов Эранидарка, а мимо него прошёл высокий человек с платиновыми волосами, который как нельзя лучше подходил под описание некоего шевалье де Бренвиля, если судить по рассказам Армана. Он прошагал прямиком к яме, на которой старый врач укреплял последние скобы, удерживающие решетку.

— Погодите, — взмолился при его появлении старик. — Не делайте этого, лорд Делакруа, прошу вас. Вы и так искалечили бедного малыша, а теперь он слишком слаб, чтобы выносить ваши обряды.

— Оставь, старик, — отмахнулся названный лордом Делакруа, — сила Килтии исцелит твоего ненаглядного малыша.

— Нет, — настаивал лекарь, — вы же видели каким он был после первого обряда. А ведь он тогда был полон сил, сейчас это убьёт его.

— Прочь! — Делакруа или де Бренвиль был раздражён. — Или кровь Зверя заменит твоя.

Лекарь опустил голову и отступил на десяток шагов в противоположную от Чека'Исо сторону, а таинственный шевалье с двумя именами опустился перед ямой на колени. Эльф ощутил чёрную магию, излившуюся следом, словно поток ледяного воздуха, больно ударившего по его не до конца отошедшим от единения с лесом нервам. Источник жуткой мощи находился в той же яме, где сидел Зверь, она наполняла бестию, действительно, исцеляя её, но и отнимая у неё силы. Она ещё долго не сможет выходить на охоту, однако когда всё же выйдет — это будет настоящий ужас. Чека'Исо понимал это и он замер, стараясь даже дышать через раз, чтобы как только таинственный лорд Делакруа закончит творить свои обряды и заклинания и уйдёт, поскорее покинуть пещеру и вернуться к Арману с этими ошеломляющими новостями.

Наконец, Делакруа поднялся на ноги, потёр лицо и окликнул старого лекаря.

— Идём отсюда, старик, — сказал он ему. — Здесь сейчас будут ловить крысу.

Чека'Исо понял, что он говорит о нём. Он так и остался стоять в тени, крепче сжав оба ножа, а в комнату уже входили сарки, их двузубые кастеты поблёскивали в тусклом свете факелов и масляных ламп, висевших на стенах. Вдохнув и выдохнув, Чека'Исо выскочил из тени, пригнувшись, подсёк предплечьем ноги первого и выпрямившись коротко ткнул падающего коротким ножом в грудь. Развернувшись, как когда-то на охоте, он подпрыгнул, пройдясь ногами по лицам нескольких сарков сразу и приземляясь полоснул ещё одного по шее. На сей аз он дрался всерьёз, убивая и калеча, что в первые мгновения привело сарков в замешательство, что стоило жизней нескольким из них. Но они быстро пришли в себя, попытались окружить его, используя ограниченность помещения, однако Чека'Исо этого совсем не хотелось — он метался между ними, нанося молниеносные удары обоими ножами, замирая на мгновение и вновь бросаясь в бой.

И вот он остановился, оглядывая врагов, многие из которых зажимали разные мелкие и глубокие раны, однако все рвались в бой, выли и плевались в него, размахивали кастетами и ножами. Чека'Исо улыбнулся им, делая издевательский приглашающий жест. И сарки ринулись в атаку. Он поймал кастет первого из них клинками ножей, ударил его в живот ногой и движением рук отбрасывая на остальных. Следующие двое хотели напасть на него с двух сторон, но рухнувший на одного из них отброшенный сарк помешал их планам, Чека'Исо крутанулся, нанося удар по лицу тому, что остался стоять. Голова сарка дёрнулась, косички, в которые были заплетены его волосы, взметнулись в воздух, и тут же эльф вонзил в его горло короткий нож, одновременно длинным он парировали не глядя чей-то не слишком умелый выпад. Развернувшись навстречу новому врагу, он увидел прямо перед собой знакомое лицо дочери старого лекаря, стравившего его когда-то с теми же сарками. Чека'Исо отбросил её и крутанулся, возвращаясь к прежним противникам, но развернуться до конца он не сумел.

Выстрел оглушил всех, кто был в тот момент в комнате, заставив нескольких особенно суеверных сарков втянуть головы в плечи и незаметно для других, чтобы не стать объектом насмешек, соорудили из пальцев знаки, отгоняющие злые силы. Лопатка Чека'Исо взорвалась болью, он рухнул на колени и был тут же подхвачен на руки ликующими сарками, буквально взвывшими от радости.

Когда Чека'Исо не вернулся к утру, я вооружившись верными кавалерийскими пистолями и шпагой, бросился к руинами, едва не загнав по дороге коня. С маркизом всё было в порядке — старый семейный врач сказал, что Зверь не сумел повредить ему руку настолько, что её придётся ампутировать и, вообще, вскоре к ней вернётся полная чувствительность и способность двигаться. А вот за Чека'Исо я начинал всерьёз беспокоиться — он должен был давным-давно вернуться, да и на душе у меня было как-то уж очень неспокойно.

Я нашёл друга ещё живым. Он лежал среди руин, покрытый коркой запёкшейся крови, всё тело его было изуродовано мелкими порезами и ожогами — его пытали. Увидев меня, он протянул руку, сжав мою покрепче, пачкая мои ладони кровью, я же склонился над давним другом, некогда спасшим мне жизнь, впервые за много лет по лицу моему потекли слёзы, горло сжали спазмы.

…Это был тот же подвал, где я препарировал волка, из которого сделали в Эпинале Нимского Зверя. Теперь же я готовил Чека'Исо в последний путь, чтобы он отправился навстречу со своими богами таким, каким положено быть жрецу-воину Эранидарка, но прежде я ещё должен отомстить за него.

— Что, кроме руин, находится здесь? — спросил я у старого маркиза, ненадолго покинувшего своего сына.

— Охотничье поместье, — пожал плечами старший де Морней.

— И кому оно принадлежит? — поинтересовался я.

— Не знаю, — ответил маркиз, — де Вьерзоны продали его лет пять назад кому-то.

— Пять лет назад, — протянул я, постукивая пером по карте. — Что же такого произошло у вас пять лет назад?

— Мастер Шарлей перебрался к нам примерно тогда. — Из своей комнаты в зал вышел молодой маркиз.

— Сын, врач же запретил тебя вставать? — как-то безнадёжно возмутился старый маркиз.

— Батюшка, — вздохнул юной де Морней, — с ногами у меня всё в порядке, а руку я тревожить не буду.

— Так говоришь мастер Шарлей, — задумчиво произнёс я. — Надо бы нанести ему визит.

Оружейный магазин мастера Шарлей был закрыт, но это меня не остановило. Я вскрыл дверь и вошёл. Внутри было темно — все окна закрывали плотные ставни, через которые не пробивался ни единый лучик света с улицы. Пройдя через торговый зал, я открыл вторую дверь, ведущую в жилые комнаты — благо она не была заперта, — за ней обнаружилась более интересная картина. Полный разгром, мебель изрублена, а посреди всех событий — труп в шляпе с высокой тульей и тремя сломанными серыми перьями. Грудь его пятнал здоровенный развод, отчётливо выделяющийся на фоне одежды тёмных тонов. Я был уверен в том, кто это, однако убедился для очистки совести, подняв уроненный на грудь подбородок. Так и есть, охотник на ведьм — брат Гракх. Осмотрев рану, я заметил характерный разрез — клинок вошёл под одним углом, а вышел под другим, точно так как показывал мне мастер Шарлей.

— Не шевелитесь, шевалье, или последуете за ним, — раздался из-за спины знакомый голос.

— Предпочитаю смотреть смерти в лицо, — буркнул я, поднимаясь и поворачиваясь.

У двери стоял мастер Шарлей собственной персоной с обнажённой саблей в руке.

— Подойти к себе я вам всё равно не дам, — пожал он плечами, — и прикончу раньше чем вы обнажите свою шпагу.

— Кто такой, мастер Шарлей, — спросил я у него, даже не делая попыток потянуться к шпаге, — на самом деле?

— Вы молодой человек должно быть помните знаменитое Братство Шпаги, — произнёс он, опираясь на клинок сабли, я же на эту его провокацию не поддался — слишком хорошо помнил наш единственный поединок, — или Союз Четырёх шпаг, — уточнил он, — так его назвали немного позже, чтобы отстраниться от рыцарских орденов, которые разогнал Карл Свирепый, да и как-то слишком, по-клирикански получается. Мы организовывали школы во многих странах, учили способных юношей фехтованию, однако вскоре наш отец-основатель — ваш учитель, кстати, Шарль ле Руа сговорился с кардиналом Рильером и они начали превращать сеть наших школ в академии для подготовки шпионов. Очень удобно, находят амбициозных юношей и делаю им предложение послужить отчизне и Церкви за соответствующее вознаграждение, они и не знали, что на самом деле работают на Адранду и его высокопреосвященство. Мне это совсем не понравилось и я решил покинуть Союз, но так как, как говориться, бывших в нашем деле не бывает, так что я скрылся в этой глуши. А этот ушлый клирик нашёл меня.

— Вы лукавите, мастер, — усмехнулся я, — точнее недоговариваете. Ведь вы же как-то связаны с этой историей со Зверем.

— Верно, вы весьма проницательны, молодой человек. Я учил Жана-Франсуа фехтовать одной рукой, тогда-то меня и узнал де Сен-Жамон, знавший меня ещё по Эпиналю. Он начал шантажировать меня, грозя раскрытием, что для меня равносильно смерти. В их тайной организации я занимался устранением тех, кто подбирался к ней слишком близко. Вот вас, к примеру, уже собирались убирать и убрали бы, если б его величество не проявил инициативу столь неожиданно. Так что вы должны благодарить Королевского ловчего за инсинуации с чучелом «Зверя».

— А брат Гракх, значит, как раз и искал эту самую организацию, а вовсе не Зверя, — догадался я.

— И Зверя тоже, скорее всего, — пожал плечами мастер Шарлей, — но больше, действительно, нас. Его прислал сюда сам Отец Церкви, как говорят, они были знакомы ещё в бытность Симона VIII епископом Альдекки. Вроде, они вместе лазили в Брессионе сразу после землетрясения.

— Отлично, — сказал я, чтобы хоть что-то сказать и подстегнуть замолчавшего мастера. — Ну и?..

— Что, ну и? — передразнил он меня. — Хотите, чтобы я вам про организацию ещё всё рассказал? Ну так, я вас разочарую, шевалье, я никогда не интересовался делами де Сен-Жамона сотоварищи. Они говорили кого убить, чтобы я не был раскрыт и я убивал, до остального мне дела мне было, так-то, молодой человек.

— Ну что же, — растягивая слоги произнёс я, — знаете, мастер, раз вам больше нечего сказать, то вы мне больше не нужны. Вы исчерпали свою полезность.

— О чём вы? — насторожился оружейник, понимая саблю.

Я опередил его. Может быть, я не был так же быстр и искусен в фехтовании, зато на моей стороне — прогресс. Я выхватил из-за пояса заранее приготовленный пистоль. Мастер Шарлей покачнулся и рухнул ничком.

— Неплохо, — раздалось сзади. Я крутанулся, выхватывая второй пистоль, но в комнате никого кроме меня и двух трупов не было. И тут труп брата Гракха пошевелился и встал.

— Успокойтесь, шевалье, — произнёс он, — я — не Баал, принявший вид клирика. Вы, видимо, позабыли, что я не только охотник на ведьм, но ещё и мистик. Колющие удары бессильны против меня. Этого мастер Шарлей, он же Шарль де Ливарро, не знал. Так что спасибо вам, шевалье, за то, что заставили разговориться его.

Охотник на ведьм прошёл мимо меня к выходу и уже в дверном проёме обернулся ко мне и, опершись на косяк, бросил:

— Уезжайте отсюда, шевалье, теперь этим займутся без вас.

Эти его слова вывели меня из себя. Я подлетел к нему, ухватил его за воротник и прижал к стене.

— Моего друга убили здесь, — прошипел я, — и я буду мстить.

— Сколько угодно, — растянул губы в неестественной улыбке мистик, — но учтите, вы вполне можете отправиться вслед за эльфом. Я тебе — не помощник.

— Они мне не нужны, — заверил его я.

Поместьем этот небольшой домик можно было назвать с большой натяжкой. Так, скорее небольшой домик в предгорьях Ферриан. Он весь буквально плясал, наполненный изнутри веселящимися сарками. Я подобрался к нему поближе, чтобы лучше рассмотреть, что происходит там. На столе плясала черноволосая девица — дочь старого целителя, сарки бросали в неё ножи и адрандки, она же лихо уворачивалась от них. Все хохотали, похоже, были изрядно пьяны.

Сняв со спины длинный лук, раньше принадлежавший Чека'Исо, и извлёк из колчана стрелу, обмотанную паклей, поджёг её и выстрелил, целя в коновязь. Лошади на пламя среагировали мгновенно — заплясали, заржали, забили копытами. Сарки тут же кинулись к ним, отвязывать, и когда были освобождены все и дикари принялись оглядываться в поисках опасности — я выстрелил снова. Эльфийская стрела насквозь пробила сарка, пришпилив его к столбу. От одежды его занялась солома в кормушке. Остальные закрутили головами вдвое активнее, но увидеть меня им было не под силу — слишком хорошо обучил меня Чека'Исо. Новая стрела угодила точно в лоб зазевавшемуся сарку, он рухнул прямо на гору соломы, запасённую для лошадей, так начался форменный пожар. Теперь сарки метались в поисках воды, чтобы потушить его, и кажется совершенно позабыли обо мне. Я же медленно, скрываясь в обильно отбрасываемых пламенем тенях, двинулся к охотничьему домику.

Внутри никого не было — видимо все выбежали на улицу, тушить пожар. Я медленно прошёлся по комнатам, держа наготове длинный кинжал, равно пригодный как для разделки туш, так и для боя. Одна из дверей оказалась заперта, но примитивный замок остановить меня не был не в силах. За ней скрывалось небольшое помещение с печатным прессом посередине и почему-то с ассегаем, прислонённым к одной из стен.

— Эй ты! — окликнули меня сзади. Я среагировал мгновенно. Разворот и удар. Друзей у меня здесь нет и быть не может, а с врагами у меня разговор короткий.

Сарк захрипел и рухну навзничь. К несчастью, кинжала прочно засел в расщеплённом ребре врага. Я был вынужден выпустить рукоять, к убитому на помощь уже спешили другие сарки. Я улыбнулся им в лица, как это принято у воинственных эльфов Эранидарка, делая издевательский приглашающий жест. Это заставило их на мгновение замереть, по рядам прошёл шепоток: "Он же мёртв… Мы убили его…" — видимо меня приняли за воскресшего Чека'Исо. Тогда я атаковал сам, не считаясь с тем, что был безоружен, тогда как сарки потрясали ножами и кастетами, чтобы придать себе храбрости.

Первого я поймал за плечо, быстрым движением вывихнул ему руку и быстрым ударом сломал ему ногу в колене. Второй попытался достать меня кастетом, но я подставил по его «зубы» первого, обессилевшего от боли. После вырвал у покойника из рук нож и всадил по самую рукоять в горло его невольного убийцы. Оставшиеся двое были несколько шокированы почти мгновенной гибелью своих товарищей и не успели среагировать на мою атаку. Одного я ударил ногой под дых, заставляя согнуться пополам, продолжением удара врезал второму по лицу. Хрустнули шейные позвонки — и сарк рухнул замертво на пол. Его приятель всё ещё пытался отдышаться, но я ему не дал сделать этого. Поймав в захват шею, я резко дёрнул её вверх и на себя — новый хруст и ещё один покойник.

Я вернулся в комнату с прессом, чтобы осмотреть её поподробнее, и обнаружил там с десяток свежеотпечатанных красных книжиц с позолоченным оттиском морды непонятного зверя. Всё стало на свои места. Продолжить осмотр не дал ещё один сарк, с рёвом налетевший на меня сзади. Я рефлекторно увернулся от его выпада, схватил ассегай, прислонённый к стене, и ударил противника в живот, буквально насадив его копьё. Развернувшись ещё раз, я пришпилил его к стене и надавил изо всех сил, глядя прямо в глаза умирающему врагу. Результат оказался несколько не таким, какого я ожидал, — стена треснула под моим напором и разлетелась на несколько частей. Я ввалился в другую комнату, повалившись прямо на мёртвого сарка. Это была странная комната, принадлежащая человеку, у которого явно не всё в порядке с мозгами — оружие, модинагарские божки и на самом видном места — странный меч, словно состоящий из десятка сегментов, на рукоятке его висел простой Знак Господень,[3] вырезанный из дерева. Выйдя из этой отчётливо не понравившейся мне комнаты, я прошёл в коридор, стену которого украшал здоровенный косой крест с отчётливо видными свежими потёками крови. Как наяву я увидел Чека'Исо, которого рвут на части, прижигают раны огнём факелов, чтобы он не умер раньше времени от потери крови. Я прошёл дальше, но коридор заканчивался сплошной скалой. Пришлось возвращаться мимо ненавистного креста и через комнату безумца, как про себя я назвал помещение с божками. Из неё, к слову, вели две двери, одна — в длинный коридор, ничем неинтересный, а вот вторая — к решётке в полу, над которой сидел, уронив голову на руки, шевалье де Бренвиль. Я неслышно подошёл поближе к нему и прислушался к его невнятной речи, он что-то почти нашёптывал себе под нос и услышать его слова было достаточно тяжело.

— Да уж, да уж да уж… Так чувствует себя голодный, запертый в комнате, полной еды, который не может добраться до неё. Прав ты был Лосстарот, вот она твоя месть… Вот же она — сила Килтии, руку протяни и бери, но нет… Нет… Нет… Тысячу раз нет… Даже тогда, дома, я рисковал. Без ключа. А уж теперь-то… Мантикоре ни за что не принять столько силы, сколько я скормила Танатосу, а обычным способом мне не опустошить капище и за тысячу лет… Будь проклят Карл Свирепый и замковики,[4] которых угораздило построить оплот почти на самом капище. Оно переполнено болью и смертью…

Я не понял почти ничего, из того, что он говорил, пожалуй лишь то, что Зверь — это скорее всего, мантикора в броне и создал её таинственный шевалье де Бренвиль. Пора было покидать этот негостеприимный дом, где меня то и дело хотят прикончить. Надо посоветоваться с братом Гракхом, теперь одной только силой не управиться, тут уже работа для инквизиции.

По традиции отправлять эльфов в последний путь положено на рассвете. Я сложил ему погребальный костёр и завернул его в саван. Когда первые лучи солнца выглянули из-за горизонта, а я уже готов был поджечь поленицу, из чащи один за одним вышли волки. Целая стая, ведомая уже знакомым мне белым вожаком, он один подошёл к самому костру, без опаки поднялся на поленицу и ткнулся носом в завёрнутое в саван лицо Чека'Исо, затем спустился и замер рядом со мной, совершенно не обращая внимания на горящий факел в моей руке. Наши взгляды пересеклись, я кивнул волку и швырнул факел в погребальный костёр. Он вспыхнул в одно мгновение и охватил всю поленицу, однако тело Чека'Исо было отлично видно среди языков пламени. Волк вскинул морду и взвыл, стая подхватила, и вдруг совершенно неожиданно для себя я рванул на груди рубашку и поддержал вожака, захлёбываясь диким, идущим от сердца и души, скорбным воем. Было в этом нечто первобытное, доставшееся в наследство от наших полудиких предков, размахивавших сучковатыми дубинами.

Очнулся я от этого никогда раньше испытанного чувства через несколько часов, потому что солнце стояло уже высоко, а от погребального костра осталась лишь горка пепла. Волки растворились в лесной чаще. Я опустился на колени и принялся собирать его в специальную шкатулку, вырезанную из дерева, растущего лишь в окрестностях Эранидарка, предназначенную специально для сбора праха. Когда же выпрямился, рядом со мной стоял Лежар.

— Уезжайте, де Кавиль, — сказал он мне. — И как можно скорее. Де Сен-Жамон арестует вас.

— Не имеет права, — покачал я головой. — Я королевский учёный и на мой арест требуется санкция из Эпиналя.

— Сен-Жамон не станет вдаваться в тонкости закона, — возразил Лежар, — а его провинциальная милиция, набранная из каторжников и сарков выполнит любой его приказ. Я забочусь исключительно о вас, де Кавиль. Вы разворошили такое осиное гнездо, что жить вам не дадут. Спасение, лишь в скорейшем бегстве, в нём нет ничего позорного…

— Оставьте проповеди, Лежар. Я найду убийцу Чека'Исо и лишь тогда покину Ним.

— Господь свидетель, я сделал всё что мог.

Де Сен-Жамон с провинциальной милицией прибыли достаточно быстро, я не делал никаких попыток скрыться, лишь смотрел на смешного дворянчика в сопровождении пары человек в некоем подобии униформы с мушкетами на плечах.

— Шевалье де Кавиль, — обратился он ко мне в свойственной напыщенной манере, — вы арестованы по обвинению в налёте на поместье Шарля де Ливарро и убийстве последнего.

— По какому пра… — Мне дал договорить удар прикладом в висок. Мир взорвался радугой цветов, завертелся и погас…

Очнулся я в каменном мешке — шаг на полтора и не больше ярда в высоту; так что в нём можно было только сидеть. Вскоре всё тело жутко затекло и мышцы начало сводить от невозможности распрямиться. К тому же невероятно болела голова и каждое неловкое прикосновение к ранке на виске, перевязывать которую никто не собирался, вызывало волны дикой боли, просто захлёстывавшие сознание. Вскоре я потерял счёт времени, измерявшееся теперь промежутками между кормлениями. Еду приносил лысый толстяк, ни разу не произнесший и слова. Однако продолжалось моё заключение не так долго, как мне казалось. Все лишь два дня.

Спустя этот срок в мою камеру вошла женская фигура в чёрном плаще.

— Елена, — прошептал я осипшим голосом.

— Прости, — раздалось в ответ и к моим ногам легла миска с то жижей, что называлась здесь едой. — Это — я. — Капюшон лёг на плечи — и в темноте я увидел лицо Лучии.

— Не думал, что увижу тебя в таком месте. — Я принялся за еду, слишком уж редко кормили тут, чтобы отказываться от угощения из-за появления доброй знакомой. — Кто же ты такая?

— Не важно, — ответила она, присаживаясь в углу камеры, использую свой плащ как подстилку. — Так ты узнал, кто такой Зверь?

— Мантикора, закованная в железный панцирь, — ответил я, проглатывая размазню, — над которой поработал некто де Бренвиль — друг семьи де Вьерзон…

— Только графини, — уточнила Лучия.

— Я так и не понял кто он такой?

— Это дело не твоего ума, — отмахнулась Лучия, — и тебе о нём лучше вообще не думать. Так что же Зверь?

— Он — лишь инструмент в чьих-то руках. — Я доел кашу и положил миску на солому, устилавшую пол. — Вот только в чьих?

— Несколько лет назад в Феррару, Отцу Церкви, пришло письмо с сообщением, что в скором времени в Адранде появится Зверь, — начала рассказ салентинка, — который послужит всем предупреждением за терпимость к поэтам и философам разного толка, часто заходящим далековато в своих рассуждениях. Берегитесь, боритесь со скверной — иначе конец всему миру. Отец Церкви, им тогда только стал Симон VIII, никак не отреагировал на это письмо, посчитав его автора тривиальным фанатиком. Появление Нимского Зверя заставило его изменить точку зрения.

— Автором его был де Сен-Жамон? — спросил я.

— Нет, — покачала головой Лучия. — Лежар. Он уехал из Феррары, когда начались события, толчком к которым послужило падение Брессионе, и изменившие в корне всю политику Церкви. Это не понравилось многим, в том числе и Лежару.

— А я подумал, что это Сен-Жамон, — объяснил я, — потому что в той книжице, что ходит сейчас по Эпиналю есть плохонькие стишки и автор их… — Я закашлялся.

— Максим де Боа, — улыбнулась Лучия, — в прозе он несколько сильнее, нежели в поэзии.

Я тем временем схватился за горло — шею словно стянуло стальным обручем. Я рухнул на солому, продолжая надсадно кашлять, кое-как сумел поднять глаза на неё и прошептал:

— Почему?..

— Прости, Арман, — она вновь набросила на лицо капюшон и поднялась, — ты слишком много знаешь.

Глава 5

Елена была просто в ярости, щёки раскраснелись, глаза горели, но это вызывало лишь издевательскую ухмылку у сарков, который напрочь отказались пропускать её к коменданту тюрьмы, где содержался де Кавиль.

— Да как вы смеете?! — воскликнула она, когда один их схватил её за руку. — Я дочь графа Фионского!

Это вызвало новый приступ веселья у сарков. Однако обоих оборвал резкий окрик на их родном наречии.

— Ради Господа, дайте ей войти, — произнёс следом ещё кто-то, в ком Елена сразу узнала Лежара.

Она прошла мимо неохотно расступившихся сарков в просторный кабинет коменданта, который в тот момент занимали кюре и де Сен-Жамон.

— Я требую встречи с де Кавилем, — твёрдо заявила она.

— Боюсь, это невозможно, — прогнусавил Сен-Жамон.

— Не имеете права, — горячо возразила Елена, готовая драться до конца.

— Простите, мадмуазель, — вступился за Сен-Жамона Лежар, — но это невозможно потому, что шевалье де Кавиль скончался этой ночью.

— Я желаю видеть его тело, — непреклонно стояла на своём Елена.

— Мы не станем препятствовать вам в этом, — оборвал уже открывшего рот Сен-Жамона Лежар, — но уверяю вас, мадмуазель, это не слишком подходящее зрелище для столь юной и впечатлительной особы как вы.

Елена ничего не ответила ему, лишь замерла, выжидательно глядя на обоих и гордо вскинув подбородок. Сен-Жамон и Лежар проводили её в холодное помещение тюремного морга, посреди которого на столе лежал Арман де Кавиль, до подбородка накрытый простым серым куском белой ткани.

— От чего он умер? — севшим голосом спросила Елена.

— Вероятно от тоски по своему эльфийскому приятелю, — выступил из тёмного угла Жан-Франсуа, неслышно последовавший за ними из кабинета коменданта, где также занимал самый тёмный и неприметный угол. — Они ведь были так близки, что спали в одной комнате и вместе ходили к мадам Бовари.

— Жан-Франсуа, — укоризненно покачал головой Лежар, — как можно отпускать такие шуточки при даме, да ещё и своей сестре.

— Я этого так не оставлю, — неожиданно для всех твёрдо произнесла Елена. — Я поеду в Эпиналь. Убийство королевского учёного… — Её голос сорвался, она вздрогнула и прижала ладони к лицу.

— Нет, сестричка, не плач. — Жан-Франсуа подошёл к ней, обнял единственной рукой за плечо. — Идём отсюда. Тебе здесь нечего делать. — Он увёл безвольную сестру, не сопротивлявшуюся ему.

— Самое интересное, — усмехнулся Сен-Жамон, когда брат с сестрой ушли, — что ни один врач не может понять от чего он умер.

— Всё в руце Господней, — ответил ему Лежар. — Похороните это как должно.

Жану-Франсуа в тот вечер вновь стало плохо. Мать нашла его около резной статуи, изображающей Мать Милосердия,[5] он стоял на коленях, заливаясь слезами и звал сестру. Салентинка по рождению Жермона де Вьерзон была женщиной сдержанной и расчётливой, она не бросилась успокаивать сына, а отправилась искать кюре Лежара, у которого это получалось гораздо лучше. Более в этом деле преуспевала лишь Елена, но звать свою дочь графиня Фионская не собиралась, она давно разочаровалась в младшем ребёнке и железной рукой пресекала все намерения Жана-Франсуа вовлечь сестру в их организацию.

Когда кюре пришёл в дом графов Фионских, Жан-Франсуа уже не боролся со своими демонами, полностью отдавшись на их милость.

— Елена, — шептал он, — Елена… Спаси меня… Только ты, только ты можешь это… — Он, похоже, общался с ней как наяву. — Помнишь, когда я вернулся с Модинагара… меня так часто терзали демоны моей души. Я метался в бреду, кричал, стонал… и лишь ты спасала меня. Твоя рука отгоняла демонов с моего лица…

— Лишь молитвы и верное служение Господу может спасти тебя, — положил ему руку на плечо Лежар.

— Господу, — рассмеялся Жан-Франсуа. — Что он сделал для меня или для нашего дела, Зверя вам и руку мне — дал де Бренвиль, а не Господь…

— Твои речи — противны самой сути нашего общества, — как всегда не повышая голоса оборвал его Лежар. — Мы служим Господу, никогда ничего не требуя взамен.

— Но Елена, — резко сменил тему, как обычно во время приступов, Жан-Франсуа, — разве я прошу о многом? Сделаем её одной из нас…

При этих словах Лежар переглянулся с Жермоной, стоявшей тут же и графиня едва заметно кивнула. Она давно уже не считала Елену своей дочерью, лишь проблемой, препятствием для достижения поставленных целей, а проблемы следует решать. И сейчас, когда недотёпа-граф на лечении сделать это будет достаточно просто — пара слов понятливому слуге-салентинцу Реми, которого она привезла с собой из родной Клевары, остальное уже его забота.

Мать всё ещё, видимо, считала её ребёнком, потому что у постели, как обычно, стоял стакан молока. В детстве это было чем-то вроде лекарства для лучшего сна и теперь мать изредка присылала ей молоко по вечерам и Елена всегда выпивала его до капли, чтобы не сердить мать. Вот и сейчас Елена потянулась к стакану, но до того, как пальцы её коснулись стекла, раздался голос Жана-Франсуа.

— Не пей, сестричка. — Он вышел из-за массивной портьеры, одетый в простой домашний халат поверх кожаного жилета, с которым он расставался лишь в ванной. — Это отрава.

Голос его звучал совсем как в детстве — тихо и ласково, без циничный ноток и хрипотцы, отдававшей безумием.

— Что тебе, брат? — несколько испуганная спросила Елена, кутаясь в одеяло, одета она была лишь в одну ночную рубашку.

— Я хочу, чтобы всё у нас было как прежде, в детстве, — почти шептал Жан-Франсуа. — Ты, только ты, была моей отрадой в песках и жаре Модинагара. Но ты и моё проклятье, сестричка, из-за тебя я уехал туда. Я люблю тебя, Елена, люблю, как не любил никого в этой жизни, во всём мире! — Он начал наступать на неё, дёргая завязки халата.

— Жан-Франсуа. — Елена отошла на полшага и, неловко споткнувшись, упала навзничь. — Не надо, Жан-Франсуа…

— Я противен тебе, Елена, да?.. Это из-за руки? Так это не проблема, смотри. — Он вынул из-за пояса короткий кинжал, с которым также не расставался, сбросил халат движением плеч, и быстрым движением вспорол завязки жилета. А затем на свет Господен он извлёк левую руку, но эта конечность мало чем напоминала людскую — она была уродлива, словно покрыта мелкими, но глубокими оспинами, пальцы несколько длиннее чем на правой и заканчивались они жутковатыми жёлтыми когтями. — Смотри, я такой же полноценный человек…

— Нет. — Елена прижала от ужаса ладони ко рту. — Ты — чудовище…

— Ну так убей меня, — произнёс Жан-Франсуа, протягивая ей кинжал рукоятью вперёд, вкладывая её в ладонь сестры. — Если я чудовище, то жить недостоин, так оборви мою жалкую жизнь!

— Нет! — закричала Елена, роняя кинжал. — Неет!!! — Она попыталась подняться, но Жан-Франсуа толкнул её в грудь, так что она рухнула обратно. Жан-Франсуа упал сверху.

— Я люблю тебя, я меня могу… не могу больше терпеть!

— НЕЕЕЕТ!!!

Но крику Елены де Вьерзон слышали лишь стены старого замка

Стены другого замка, разрушенного много лет назад, внимали словам кюре Мориса Лежара, но в отличии от прошлого раза, кроме них его слушали ещё десятка два представителей нимского дворянства.

— Скоро Зверь вернётся на эту землю, ибо король не внял нашим предупреждениям и запретил Книгу Зверя, — распинался Лежар, чувствуя, что сейчас полностью контролирует всех этих людей. — Король предпочёл закрыть глаза на Зверя, Отец Церкви игнорирует нас, но когда подобный Зверь будет в каждой провинции, а после и в Салентине, — он обвёл глазами людей в багровых длиннополых одеяниях звериных масках, украшенных волчьей шерстью (точно также был одет и он сам), — вот тогда наступит наш звёздный час. Все склонятся перед силой Господних Зверей и нами — истинными достойными слугами Господа.

— Не от Господа всё то, что творите! — выкрикнул я, поднимаясь во весь рост. — В гордыне и ереси обвиняю я вас! Морис Лежар! Максим де Боа! Бернард де Сен-Жамон! Жермона де Вьерзон! Жан-Франсуа де Вьерзон!

— Амэн, — бросил Жан-Франсуа, скидывая с плеч багровую рясу и маску, под ней он носил кожаный жилет, запросто заменяющий лёгкую броню, к которому крепился тот самый рифлёный меч со Знаком Господним на рукоятке, что я видел в комнате поместья, принадлежавшего мастеру Шарлею.

Я же спрыгнул с остатков арки, на которой стоял, и приземлился на разрушенный алтарь, некогда стоявший в центре церкви Замкового братства, ещё в воздухе выхватив из-за пояса пару коротких мечей, называемых эльфами Клинками Мщения. Сегодня они напьются крови убийц Чека'Исо.

Словно отреагировав на мои мысли, ко мне из рядов людей в рясах вышли сарки. Что же, я пришёл сюда с того света убивать, а с кого начинать — не важно. Первым на меня кинулись пятеро сарков с лицами, траченными огнём — напоминание о моём визите в поместье. Я не ловил на сей раз клинки их кастетов, время игр прошло. Первого я просто проткнул обоими клинками, вырвав их, крутанулся, нанося удар второму в висок — ответом мне стал хруст позвонков. Третьему — сломал руку в предплечье, обрубил её окончательно, вонзил меч в четвёртого, подхватил обрубок до того, как он упал на землю, и швырнул его в последнего. «Зубы» кастета вонзились горло сарка, а ко мне уже спешил их предводитель, затеявший когда-то на охоте драку с Чека'Исо, к тому же на запястье его красовался эльфийский браслет моего друга. Этого мне было вполне достаточно для того чтобы заставить сарка умирать долго и мучительно.

Бойцом он оказался довольно хорошим и мне пришлось потрудиться, чтобы прикончить его. Он орудовал ножом и кастетом, так и норовя поймать один из моих клинков и тут же ткнуть в живот или грудь. Я старался держаться подальше от него, используя длину клинков. Он же наоборот кидался на меня, на чём его и поймал. Пропустив удар кастета, я повернулся вполоборота к сарку, поймал его руку, шагнул вперёд, подсекая ноги, и швырнул через бедро, предварительно подставив под его спину меч. Деревянный клинок прошёл между рёбер и нашёл сердце врага. Сарк задёргался, распластанный на моём бедре, я же глядел в его глаза до последнего, покуда они окончательно не погасли. Снимать с его руки браслет показалось мне делом слишком утомительным и я просто отрезал ему кисть и застегнул браслет на своём запястье. Лишь после этого я отпустил сарка, освободив второй клинок, и обернулся к разом выдохнувший толпе. Лишь Жан-Франсуа продолжал ухмыляться, сложив руки на груди.

Он уже двинулся ко мне, берясь за рукоять меча, однако его опередили сарки, спешившие отомстить за убитого вожака. Их остановил слитный залп винтовок, которому вторили резкие выкрики капитана д'Аруа.

— Заряжай! Вторая линия — цельсь! Кто шевельнётся — пускай готовит себе гроб!

— Это возмутительно, — загундосил Сен-Жамон. — По какому праву?

— По королевскому эдикту и булле Пресвятого Престола, — ответил ему д'Аруа. — Стройтесь! В ряд, в ряд, остолопы! — Он отыгрывался за месяцы и месяцы издёвок и насмешек, которые он терпел от местного дворянства, во время долгой и безрезультатной охоты на Зверя. — Шевелитесь, я не собираюсь торчать тут до утра!

Его приказам не подчинился лишь Жан-Франсуа, шагавший ко мне, переступая через трупы сарков и пинками очищая нам место для поединка. Я ждал его, не отрывая взгляда от его глаз. Это будет дуэль, что понимали все — и я, и он, и капитан д'Аруа, никак не отреагировавший на поведение Жана-Франсуа.

Он атаковал быстро, но не молниеносно, обрушив на меня меч. Я отскочил, не блокируя, так как это могло бы пагубно отразиться на моих руках. Крутанувшись попытался контратаковать, Жан-Франсуа отбил удар и тут же врезал мне ногой в живот, заставляя согнуться пополам и скрипеть зубами от боли. Тут же последовал рубящий удар мне по спине. К счастью, клинок не был заточен — в противном случае он бы разделал меня как тушу на бойне. Я рухнул на землю под треск собственных рёбер. Жан-Франсуа засмеялся.

— Будь ты живой или мёртвый, я разрублю тебя на части и скормлю моему Зверю.

Я перекатился, отмахнувшись от врага ногами, и вскочил на ноги. Мы на мгновение замерли друг против друга.

— Ты дрессируешь Зверя, а Лежар дрессирует тебя.

— Я - не животное, чтобы меня дрессировать!

— Славная лапка, — усмехнулся я, стараясь раздразнить и так не слишком-то устойчивого психически противника. — Где взял? Де Бренвиль подарил?

Это спровоцировало новую атаку. Я принял меч Жана-Франсуа на скрещённые клинки, сила удара отозвалась волной боли в плечах, но не обращая внимания на неё, я увёл руки в сторону и продолжением движения врезал Жану-Франсуа ногой по рёбрам. По большей части удар на себя принял жилет, однако Жан-Франсуа покачнулся, теряя равновесие. Я развернулся снова до того, как он сумел обрести его, снова ударил его по рёбрам. Жан-Франсуа припал на колено, однако это оказался ловкий крюк, он тут же рубанул меня внизу вверх. Я едва успел отпрыгнуть назад, пропуская рифлёный клинок, и попытался ударить его прямой ногой в лицо. Жан-Франсуа перекатился через спину и продолжая движение просто взвился на ноги, а меч его вдруг с щелчком разлетелся на отдельные сегменты, соединённые тонким, но прочным тросиком, превратившись в подобие плети. Драконий хвост — слыхал я о таком оружии, но своими глазами вижу впервые.

Сегменты хлестнули меня по телу, оставляя неглубокие, но болезненные порезы. Жан-Франсуа продолжил хлестать вокруг драконьим хвостом, я уворачивался, что удавалось далеко не всегда и тогда в разные стороны летели брызги крови и ошмётки моей плоти. Моё спасение было в том, чтобы подобраться как можно ближе к противнику, не давая ему воспользоваться преимуществом драконьего хвоста, для чего пришлось стерпеть ещё несколько ударов да к тому же без малейшей возможности ответить. Лишь раз меня повезло. Жан-Франсуа слишком далеко выбросил руку, стараясь опутать мне ноги. Я скакнул на месте, цела носком в кисть противника. Он сделал ловкий финт и дёрнул за Знак Господен, цепочка которого была обмотана вокруг его большого пальца. Плеть схлопнулась в меч — и сегменты едва не зажали меня пальцы. Я неловко плюхнулся на землю, закрываясь от последовавшей мгновенно атаки мечами и руками. Ещё до того, как спина моя коснулась земли, сверху на меня обрушился меч Жана-Франсуа. Основание рифлёного клинка пришлось как раз на локти и предплечья, разбивая их в кровь. Удар вышиб из меня дух, а Жан-Франсуа, вновь превратив меч в плеть, поймал мои мечи в захват и принялся вращать руками, заставляя меня кататься по земле, то и дело натыкаясь на трупы сарков. Силой сына графа Фионского Господь не обделил, так что мне пришлось очень туго — трещали и без того пострадавшие рёбра, раны и порезы отчаянно саднили — в них попала пыль и грязь. Окончил он тем, что швырнул меня на полуразваленную колонну, от чего она разлетелась каменной крошкой и осколками, больно впившимися в меня.

— Ну что?! — захохотал Жан-Франсуа, торжествуя. — Отправишься за своим эльфийским дружком?

— Эти мечи напьются твоей крови и он будет отмщён, — отрезал я, не без труда поднимаясь на ноги.

— Откуда ты знаешь, что его убил я? — спросил он.

— Твои убийства подписаны серебром. — Я извлёк из поясного кармана сплющенный кусочек серебра, раньше бывший пулей, который я извлёк из тела Чека'Исо, на нём не смотря на это можно было прочесть буквы «J» и «F», и швырнул его в Жана-Франсуа.

— Моё тщеславие меня погубит, — усмехнулся он.

— Он тебя уже погубило!

Я заскочил на остатки колонны и прыгнул на врага, целя ногами в лицо. Жан-Франсуа крутанул мечом, описывая клинком восьмёрку. Но моей настоящей целью было не его лицо. Извернувшись всем телом, как учил меня когда-то Чека'Исо, нарушая все писаные и неписаные законы вымершего Эранидарка, совершил невероятный кульбит и прошёлся клинком по горлу Жана-Франсуа, вскрывая обе артерии. Он рефлекторно выронил меч и вцепился правой рукой в горло. Я приземлился на прямые ноги. Жан-Франсуа грохнулся на колени, надсадно кашлянув кровью.

— Добьёшь меня? — прохрипел он и смысл его слов я понял больше по интонации, расслышать то, что он сказал было практически невозможно.

— И так подохнешь, — бросил я ему, пиная грудь.

Жан-Франсуа плюхнулся навзничь, засипев и забулькав, как закипевший чайник, на губах его выступали и лопались кровавые пузыри. Я стоял и смотрел как он умирает, в муках и корчах расставаясь с земным существованием, и зрелище это доставляло мне истинное удовольствие. Наверное, так и становятся маньяками.

Затянувшиеся страдания Жана-Франсуа оборвала Лучия. Она склонилась над ним и всадила в грудь длинный стилет, когда она вытирала его клинок в свете зарождающегося дня блеснуло серебро.

— Милосердие, — поинтересовался я без особого интереса, — или необходимость?

— Предосторожность, — ответила она, пряча стилет в потайной кармашек пышного чёрного платья, совершенно неуместно смотрящегося в утреннем лесу на развалинах древнего замка. — Я возвращаюсь в Феррару, — сказала она, — для тебя бы тоже нашлось место у Пресвятого Престола.

— Мне больше по душе Модинагар, — покачал я головой, — там воздух чище.

— Возможно, — пожала плечами Лучия. — Но ты очень нравишься мне, напоминаешь одного человека.

— И поэтому ты убила меня?

— Чтобы ты мог воскреснуть и покарать Лежара сотоварищи.

— А где он сам? — поинтересовался я.

— Мёртв или скоро будет.

Лежар нёсся по весенней лесной грязи, путаясь в собственном одеянии, но сбрасывать его времени не было — его гнали. Нет, не солдаты д'Аруа, кто-то куда более страшный и могучий словно сам лес вокруг стремился к одному — покарать нечестивца, замаравшего его чёрной магией. И вот он не удержался на нога и рухнул лицом в грязь, едва не захлебнувшись. Подняв голову, он упёрся взглядом в носок блистающего чистотой туфля.

— Как же ты жалок, Лежар, — произнёс откуда-то сверху голос лорда Делакруа. — Великий, всемогущий Морис Лежар, грозивший королю и Отцу Церкви.

— Это всё вы, Делакруа, — осмелился возразить Лежар, не поднимая глаз. — Вы как Баал искусили меня чудовищной силой мерзкого капища…

— Мантикора была у тебя и раньше и планы ты вынашивал едва ли не всю жизнь. Я лишь немного помог тебя в осуществлении честолюбивых намерений. И что же, мантикора почти мертва и если бы не я подохла бы давно, организация — уничтожена эпинальским бездельником и эльфийским жрецом из уничтоженного города, а сам ты — валяешься у меня в ногах и думаешь как бы половчее выпросит у меня спасение для своей жалкой шкуры. К слову, тебя уже ждут.

Лежар рефлекторно обернулся и увидел белого волка, замершего в двух шагах от распластавшегося в грязи кюре и словно ожидавшего, когда с ним закончить другой двуногий, чтобы разорвать на части. Предсмертных воплей Мориса Лежара не слышал никто, кроме белого волка.

— А Делакруа? — спросил я у Лучии. — Кто он такой?

— Откуда ты знаешь это имя? — удивилась она. — Он же здесь скрывался под именем де Бренвиль?

— Когда ты отправила меня ненадолго на тот свет, — пожал плечами я, — я встретил там Чека'Исо. Он и поведал мне кое-что о последних часах своей жизни.

— Как же мало мы знаем о нашем мире, — улыбнулась Лучия. — Впрочем, неважно. Забудь это имя, оно не про тебя, а воняет оно куда хуже дел, которые творятся в при Пресвятом Престоле.

Я кивнул ей и двинулся прочь, в лес, мне жизненно необходимо было побыть одному.

Я шагал по лесу, глядя как над верхушками деревьев медленно поднимается багровый шар солнца. Точно также вставало оно, когда я отправлял на встречу с предками Чека'Исо, точно также вставало, когда двое нанятых Лучией гробокопателей вырывали из кладбищенской сырой земли гроб с моим телом, в которое ещё не вернулась душа, вынутая на время прекрасной салентинкой. Откуда-то с юга набегали тучи, довольно быстро скрывшие дневное светило, брызнул дождь, тяжёлые капли ударили по лицу и плечам. Я поднял лицо к в момент посеревшему небу, подставляя лицо тугим струям весеннего ливня, смывавшим кровь и грязь, я словно вновь рождался на этот свет…

Из чащи вновь, как и тем мрачным утром похорон Чека'Исо, вышел белый волк, на ходу облизывая окровавленную морду. Я посмотрел в его жёлтые глаза, задавая немой вопрос, как всегда задавал своему другу. "Лежар?" — молчал я. "Лежар", — молчал в ответ волк, слизывая кровь. Мы синхронно вскинули головы к серому небо, заливаясь воем горького торжества и тризны по погибшему другу и брату…

Эпилог

На подходах к городу меня встретил де Морней. Лошадь под ним плясала и он едва управлялся с ней одной рукой — вторая покоилась на перевязи.

— Елена, — бросил он мне в лицо, забыв о приличиях и этикетах, — лежит без сознания. Отец, граф, нашёл её такой в спальне и привёз к нам. Она ни жива ни мертва…

Мой собственный конь всё ещё подозрительно косился на меня и нервно храпел, чуя волчий дух, которым я успел пропитаться насквозь, но уже не сопротивлялся так отчаянно моим попыткам его успокоить и ехать ровно. Сейчас же, услышав слова Андре, я ударил его пятками, щёлкнул поводьями, пуская жеребца в галоп. Маркиз отстал уже через пару минут, я же буквально влетел в замок, спрыгнул с коня, не поглядев даже, позаботятся о нём или нет. Пробежав через весь замок едва ли не быстрее лошади, я расшвырял собравшихся у комнаты, где лежала Елена, доброжелателей и с криком: "ПРОЧЬ! ПРОЧЬ ВСЕ!!!" — ворвался в комнату. Остановил меня лишь пустой взгляд старого графа, сидевшего у постели дочери. Я замер на мгновение, весь гнев мой мгновенно угас, трагедия отца, теряющего любимую дочь, куда уж мне-то…

Я положил ему ладонь на плечо и кивком попросил отойти, чтобы дать мне заняться ей. Когда граф встал, я присел на его место, склонился над Еленой, рванув зубами эльфийский браслет. Этому также научил меня Чека'Исо, в нарушение ещё более древних и строгих запретом нежели те, что наложены на искусство боя. Тонкая струйка белого не то порошка не то жидкости сорвалась с моего запястья, упала на губы Елены, — вместе с ней я отдавал ей частичку своей души, своей жизни. Век эльфов долог и они легко расстаются с каплями жизни, которых у них целый океан, но для человека — предупреждал меня Чека'Исо — чей век короток, эта процедура может стать опасным. Сейчас меня это интересовало меньше всего, только жизнь Елены — вот, что имело значение для меня и более ничего.

И вот щёки её порозовели, дыхание из прерывистого и то и дело обрывающегося стало вполне нормальным. Лишь тогда я позволил себе потерять сознание, вновь рухнув в бездну небытия…

Послесловие

Рыцарь, закованный в полный доспех, дополненный доисходным топхельмом, поднял шлем и поглядел на Делакруа, шагающего через лес. Он так и не узнал о предательстве своего раба — Рыцаря Смерти Хайнца — взорвавшееся капище Килтии уничтожило всех посланцев Совета Праха и Пепла, не оставив от них ровным счётом ничего.

— Ты задержался в Ниме дольше чем планировал, — произнёс Хайнц.

— Всё обернулось несколько не так, как мне бы хотелось. Заговорщики оказались или глупцами или напыщенными индюками или вовсе — безумцами, а мантикора, напоенная силой Килтии, подохла. Её смерть запечатала капище навеки, не знаю даже, что теперь может открыть его. С другой стороны, всё не так и плохо. Это капище больше не беспокоит меня.

— И куда мы отправимся теперь? — поинтересовался Рыцарь Смерти, поднимаясь.

— В Страндар, — ответил Делакруа, — корабль на этот остров отправляется через неделю или Гимараэнша на севере Коибры, так что нам стоит поторопиться.

— Что мы там забыли? — Хайнца совершенно не прельщала возможность путешествия по королевству, объятому пламенем гражданской войны, уже получившей яркое именование Войны Львов.

— Именно оттуда Мартин де Муньос вернулся Сиднеем Лосстаротом. Я должен узнать как это произошло.

Конец.

январь — февраль 2005

Примечания

1

Человек человеку волк.

(обратно)

2

Фиана — провинция на юге Адранды славиться задиристостью и отвагой своих жителей (вроде Гаскони).

(обратно)

3

Знак Господень — нательный знак, носится под одеждой (на одежде — только клирики) после Посвящения Господу.

(обратно)

4

Замковики — рыцари Замкового братства.

(обратно)

5

Мать Милосердия — в общих чертах этот канонический символ Веры сходен с земной Божьей Матерью.

(обратно)

Оглавление

  • Сапожников Борис Владимирович Книга Зверя
  • Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Эпилог
  • Послесловие
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге «Книга Зверя», Борис Владимирович Сапожников

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства