«Игры в вечность»

Средь оплывших свечей и вечерних молитв, Средь военных трофеев и мирных костров Жили книжные дети, не знавшие битв, Изнывая от мелких своих катастроф.

В. Высоцкий

И солнце коснулось тонким лучом края небес на востоке, И начался новый день

Я долго сидел, вытянув ноги, на шершавом плоском валуне у самой воды. Молчал.

Пришел поговорить, но слова не шли, словно потерялись где-то там, наверху, среди света и шелеста молодой травы. Здесь не место словам, здесь тихо. Только сонно шуршит белоснежная галька, ворочается с боку на бок, тускло поблескивая сквозь темную гладь воды. Пахнет можжевельником, чабрецом и морской солью – да, говорят воды реки солоны как кровь… хотя что за безумец решился попробовать их на вкус?

– Можешь называть реку Стиксом, если хочешь, – однажды сказал Уршанаби, – у нее много имен, и все придуманы людьми.

Стикс? Кое-кто называет – привычное имя сразу ставит все на свои места. Старый демон знает толк в именах, у него самого их сотни. Нет, это не Стикс, ибо и я не Зевс Кронид Тучегонитель, Высокогремящий, нет, всего лишь игрушечный бог игрушечного мира. Хотя громыхнуть могу и я, даже всерьез. Пусть будет просто Река, ведь и он не вполне Харон.

Уршанаби сидит неподвижно, словно уснув, прикрыв золотые птичьи глаза. Сонно шуршит белоснежная галька, лодка покачивается лениво вверх-вниз, тихий рокот потока из глубины. Алый дракон на борту косит единственным глазом.

Впервые увидев, я думал дракон нарисован – старая краска облупилась местами, потемнела, пошла разводами у воды, сквозь киноварь кое-где проступает гнилая доска. А дракон вдруг вильнул длинным хвостом и ушел на глубину, ни брызг ни всплеска, словно тень ушла в тень. Порезвился, вынырнул, беззвучно фыркнул, отряхнулся всем телом – прямо тощий хорек! Игриво блеснул чешуей. И замер. Снова лишь киноварь на темной доске. Все хочу спросить… Харон-Уршанаби усмехается мне. Зачем пришел? Если бы знать зачем. Надо что-то сказать.

– У меня хризантемы никак не цветут, – невпопад жалуюсь я и сам пугаюсь случайных слов, – уже все пробовал, и так и эдак, а они мельчают, сохнут, белой дрянью какой-то покрываются, но цвести не цветут. Дома-то какие красавицы стояли, вдоль дорожки, желтенькие, словно осенние солнышки горят под окнами. Но то дома.