«Кендермор»

Мари Кирхофф КЕНДЕРМОР

Поздним полуднем внутри таверны "Последний Приют" в небольшом городишке Утехе царило полное спокойствие. Трое друзей восседали на своих излюбленных местах у камина и строили планы на будущее.

— Куда ты думаешь отправиться в первую очередь, Тас?

Танис Полуэльф расслабленно склонился над темной вощеной поверхностью дубового стола, упершись подбородком в руки.

Напротив Таниса за столом сидел его друг-кендер, Тассельхофф Непоседа. Рядом с Тассельхоффом примостился крепыш гном, Флинт Огненный Горн.

Запах курящегося дымка вился перед носом кендера. Этим запахом напрочь пропитались все сорок восемь дюймов его ребяческой фигурки, от нижней кромки задорных голубых штанишек и до самого кончика хохолка соломенных волос. Знакомый аромат проливал бальзам на душу, однако кендер был слегка расстроен; скоро ему придется покинуть своих лучших друзей на пять лет, а пять лет — это такой огромный срок! Семеро неразлучных товарищей решили на некоторое время разойтись, а затем встретиться снова — ровно через пять лет — после того, как разузнают, что за слухи о предстоящей войне бродят среди людей, а кроме того, решат свои личные проблемы.

— До сих пор я особенно не задумывался, куда пойду, — неопределенно сказал кендер. — Мне кажется, куда подует ветер…

Перевернув пустой кувшин донышком вверх, Тассельхофф откинул голову и стал ждать, пока последняя капля ароматного пенящегося пива медленно соскользнет в пересохший рот. В конце концов пена с хлопком шлепнулась вниз.

Удовлетворенно причмокнув губами, он вытер их краешком отделанного мехом рукава. Кендер покосился в сторону тускло освещенного пивного бара, а затем перевел взгляд на Таниса.

— Хотя все мои друзья на Кринне уже заждались, когда же выберусь их проведать! — Тассельхофф поставил пустую кружку на край стола, чтобы ее снова наполнили.

Глаза Флинта весело сверкнули под густыми, черными с проседью бровями.

— Держу пари, что они ждали! А еще могу поспорить, что они не сидели при этом сложа руки, а упорно совершенствовали свои умения по части дверных замков!

Старый гном громко рассмеялся, так что его рот показался из-под укрывавших его обычно растрепанных колючих усов и широкой бульбы носа, а мясистые щеки задрожали в такт раскатам хохота. Даже Танис, этот миротворец, не мог удержаться, чтобы не улыбнуться в ладошку.

— Ох, ты что, действительно так думаешь? — серьезно выкрикнул Тассельхофф. Когда он улыбнулся, его ребяческое личико пронизало бесчисленное множество крохотных, рассыпающихся морщинок, придавая ему схожесть с дрожащим расколотым оконным стеклом. Морщинки на лице были характерной чертой всех кендеров, что делало весьма затруднительным точную оценку их возраста. — Многие из теперешних замков жуть какие хрупкие — ни от чего не защищают! Не знаю, как люди могут только оставлять под их защитой вообще что-нибудь?!

— Как же иначе, если повсюду снуют кендеры? — тихо фыркнул Флинт. Предостерегающий взгляд Таниса ясно сказал ему, что его слова достигли чутких эльфийских ушей. Танис любил защищать кендера от необоснованных колкостей Флинта, несмотря на то, что Тас никогда по-настоящему не обижался на них.

Два плотно прижатых друг к другу пальца Флинта исчезли под густой копной усов, и гном издал громкий, резкий свист. Таверна была пустой, так что приемная дочь владельца подошла к столику с некоторым опозданием. Она была розовощекой девочкой с серьезными глазами и коротко подстриженными, вьющимися темными волосами. Несмотря на легкий ветерок, задувавший в щели нескольких окон с заляпанными стеклами — через несколько недель они будут прикрыты двойным слоем промасленной бумаги, чтобы зимний холод не проникал внутрь помещения — погода в эти деньки стояла на диво теплая для ранней осени. Флинт называл ее "последним танцем лета". В сочетании с жаром, идущим от ежедневно расжигаемого огня в очаге, неудивительно, что тяжелый душный воздух приклеил волосы девочки ко лбу, а грубая домотканная туника прилипла к спине, пропитавшись потом.

— Что будет угодно, сударь? — серьезно осведомилась она. Голос ее звучал совсем не утомленно, как у сезонной прислуги. Пройдет несколько лет, печально подумал Флинт, и ее сломят наглость и нежеланное внимание слишком многих мужчин…

— Ты Тика? — спросил он и получил в ответ утвердительный кивок. Флинт ободряюще улыбнулся. — Вот что, Тика, мне нужны еще две…

Танис быстренько осушил остатки из своей кружки и выставил ее вперед.

— …наполни-ка вот эти три кружки замечательным элем Отика, — тут же поправился Флинт. — Я плачу.

— Хорошо, сударь, — изящная фигурка Тики слегка покачнулась, а затем умело скользнула между плотно придвинутыми столами к стойке бара.

Таверна "Последний Приют" очертаниями напоминала букву L. Низкие потолки делали комнатку очень уютной для небольших компаний, хотя иногда, в особенно напряженные ночи, она начинала казаться слишком тесной. Стены были сложены из толстых, темных деревянных бревен, скрепленных разведенной смолой, и наполняли воздух тяжелым мускусным ароматом, необыкновенно приятным и привычным для завсегдатаев таверны. Комната была уставлена маленькими круглыми столиками, а Отик посчитал необходимым поставить еще и огромный стол с длинными скамьями, чтобы путешественники могли спокойно беседовать за едой.

Кухня, шумное и суетное место, располагалась в основании буквы L. Грохот кастрюль и пронзительные голоса кухарок, а вместе с ними соблазнительный запах знаменитой отиковой картошки со специями доносились оттуда круглосуточно.

Необычным было то, что таверна примостилась на могучих ветвях валлинового дерева, грациозного, быстро растущего великана, который, казалось, распростер крону над всей Утехой. На самом же деле город, за исключением конюшен и еще нескольких построек, целиком размещался высоко над землей в ветвях валлинов. Это придавало поселению особенный колорит — захватывающе прекрасное, оно, тем не менее, было прекрасно подготовлено для обороны. Шаткие висячие мостики уносились ввысь, обвивая змейками стволы древьев, и слегка колыхались в воздухе, связывая друг с другом торговцев, знакомых и друзей.

Трое друзей сидели у огня и, казалось, полностью ушли в раздумья, когда вернулась с выпивкой Тика. Глаза юной девушки задержались на привлекательном лице Таниса — темных, широко поставленных, задумчивых глазах; скулах, выточенных, казалось, из мрамора; густых вьющихся рыжих волосах, небрежно растрепанных. Но когда ее взгляд непроизвольно упал на худощавое, но мускулистое тело, обрисовывающееся даже через рубашку, руки девушки вдруг стали неуклюжими, и она выплеснула на стол немного эля.

— Я прошу прощения… ох уж мне эта жара, — пробормотала она, тычась в пролитую лужицу краешком передника.

— Ничего страшного, — успокоил ее Тас. — Это же совсем крохотная лужица! Я ожидал, что ты по крайней мере перевернешь на нас стол, если принять во внимание, как ты разглядывала…

— Спасибо, Тика, — запищал Флинт тонким фальцетом, заглушив тем самым последние слова слишком уж откровенной тирады кендера. Тика вспыхнула густым румянцем и, благодарная за позволение удалиться, исчезла в тени кухни.

— Тас, мог бы и не смущать ее так, — пожурил Флинт кендера.

— Смущать кого? О чем ты говоришь? А, Тика! — наконец уловил мысль Флинта Тас. — Это не моя вина, что она наполняет кружки под завязку, хотя, — он пожал плечами, — лично мне это в девочке нравится.

Тас зачерпнул с верха одной из кружек пригоршню пены и, недолго думая, отправил ее в рот.

Флинт завращал глазами в притворном отвращении.

— Ну хоть изредка бы в твоей голове появлялись остатки здравого ума! А то ведь нет! Мог бы и не подчеркивать, что она смотрела на Таниса.

Тас выглядел озадаченным.

— Но девушки всегда пялятся на Таниса. А ты видел, какие взгляды ему дарила Китиара? А иногда натыкаешься на такое смущение, что хоть не смотри! Хотя Кит никогда не производила впечатление стыдливой. Интересно, почему…

— Кхм… — Танис громко прокашлялся, а лицо его вдруг запылало. — Не могли бы вы вдвоем не обсуждать меня, как будто меня здесь нет?

Он сурово нахмурился и повернулся к беззастенчивому кендеру.

— Тас, Флинт имел в виду, что… — Танис попытался подыскать слова, которые могли бы повлиять на кендера.

— А впрочем, неважно, — в конце концов вздохнул он, заметив внимательное, детское выражение на лице Таса, ибо тот сгорал от любопытства.

— В самом деле, Танис, — сказал Флинт, стремясь поскорее сменить тему, — а ты не говорил нам, куда собираешься.

Флинт извлек из-под коричневой кожаной рубашки, которую упорно одевал в любую погоду, чурку и ножичек для резьбы по дереву, откинулся на спинку стула и принялся за тонкие подробности миниатюрной фигурки наполовину завершенного человечка.

Танис погладил гладко выбритый подбородок и пристально взглянул на синие язычки пламени.

— Не знаю… Я думал отправиться в сторону Квалиноста, — неопределенно ответил он, и его немигающие глаза вспыхнули.

Флинт поднял голову и окинул Таниса задумчивым взглядом. Танис появился на свет при тяжелых обстоятельствах. Его мать, эльфийка, изнасилованная человеком, умерла во время родов. Ребенок-полукровка воспитывался братом матери. Несмотря на то, что дядя обходился с мальчишкой, как со своим дитем, Танис никогда не чувствовал настоящей приветливости в отношениях между людьми и эльфами. А когда Танис возмужал, его смешанная природа стала ярко различимой даже внешне — он был меньше, чем большинство людей, но крупнее большинства эльфов.

Именно тогда он заметил, как изменилось отношение к нему в эльфийской семье. Изменились все, за исключением Лораны, чьи девичьи знаки внимания не могли оставить его равнодушным. Они-то и привели к тому, что напряженность между Танисом, его дядей и сыном дяди — братом Лораны — стала еще более очевидной.

Поэтому он ушел. Его терзала пустота в душе, но он знал, что однажды должен предстать перед лицом своего дяди — и Лораны. Задача осложнялась тем, что мужчина этот был не только его дядей. но и Беседующим-с-солнцами, правителем эльфов Квалинести.

Флинт протянул руку и ободряюще сжал танисово плечо.

— Ты всегда найдешь здесь дом, парень.

Танис отвернулся от пламени и встретил улыбку старого гнома, которая не переметнулась на его задумчивые темные глаза.

— Знаю.

Все это выглядело как счастливое расставание, а Танису не хотелось думать о Квалиносте прямо сейчас. Еще не пришло время.

Он бросил Флинту озорную усмешку.

— Если я тебя знаю, Флинт Огненный Горн, ты все пять лет просидишь за резьбой у домашнего очага.

Флинт повертел в руках все еще чрезмерно большой деревянный чурбанчик.

— И что в этом плохого? — возмущенно поинтересовался он. Теперь Танис мог быть уверен, что гном с упрямством гнома займется именно этим.

— Ничего, за исключением того, что через час это занятие крайне надоедает, — заметил Тассельхофф, пошевелив палкой огонь в камине, отчего в воздух взвились вспыхивающие искорки. — Ты же знаешь, Флинт, я могу на время остаться и составить тебе компанию и…

— И все, — отрезал Флинт, взглянув на кендера. — Мне не нужен вечно подворачивающийся под ноги дурковатый кендер! Тебе не приходило в голову, что, может быть, мне хочется немного поскучать, посидеть у камина с детишками, которые переворачивают вверх дном комнату — я так долго этого хотел!

Танис нашел слово «детишки» весьма забавным, поскольку по человеческим меркам он был почти столетним стариком, хотя и выглядел на все двадцать. Конечно, Флинт не считал себя юнцом — скоро ему должно было стукнуть сто сорок, а в переводе на человеческий возраст перевалило за пятьдесят.

Но седой гном еще не закончил.

— Рейстлин вечно погружен в раздумия, Стурм — стоик проклятый, Китиара постоянно вступает в рукопашную с Карамоном или в рукопашную другого рода с Танисом…

Его грубоватое лицо смягчилось, и он добродушно двинул полуэльфа под ребра.

Тас откинулся на спинку кресла и вытянул на столе ноги.

— Как вы думаете, есть ли у Стурма шанс отыскать отца в Соламнии? — спросил он, внезапно вспомнив о друзьях, что уже покинули их. Стурм Светлый Меч и Китиара Ут-Матар вышли из Утехи на день раньше и направились в Соламнию, на север. Стурм искал своего отца, которого был вынужден покинуть в детстве, а Китиара шла своей дорогой в поисках приключений.

— Если Сэр Светлый Меч еще жив, думаю, Стурм его найдет, — решительно сказал Танис. — В обществе Кит он не заблудится.

Пламя затрещало и стрельнуло, выплюнув частички раскаленной золы прямо на левую ногу Таса. Он с воплем вскочил на ноги и бешено запрыгал вокруг стола.

— Ой! Так вот почему ушла Кит — чтобы искать отца Стурма? — спросил он, неистово шлепая ладошкой по тлеющим штанишкам.

Танис испуганно ушел в сторону от очередного аробатического прыжка кендера и с серьезным видом ответил:

— Не думаю, чтобы Кит сама знала, чего она ищет.

Огонек погас, и Тас просунул палец в дырку с обожженными черными краями, что зияла теперь на видном месте его голубых штанишек.

— Ну хорошо, я уверен, что она найдет это, чем бы оно ни было, — добавил он.

— Она такая…

— Заводная? — закончил за него Танис.

— Я хотел сказать — решительная, — искренне признался кендер.

— Да, это про нее, — заметил Танис со знающей улыбкой.

— А я вот беспокоюсь об этих проклятых дурнях, ее братишках, — заворчал

Флинт, — хоть и понятия не имею, почему это меня трогает. И что бы там не говорили, а Рейстлин еще слишком молод, чтобы проходить магическое испытание в

Башне Высшего Волшебства. Отправился туда на верную смерть. И бедняжка Карамон — не представляю, что он будет делать без него.

Братья-близнецы, Карамон и Рейстлин Маджере — единоутробные братья Китиары

— тоже уже отбыли из города. Болезненный Рейстлин намеревался пройти опасное испытание для волшебников в вайретской Башне Высшего Волшебства, а его дюжий братец Карамон отправился сопровождать его, чтобы защитить в случае чего.

Тассельхофф выглядел задумчивым.

— А мне кажется — наоборот, — сказал он, вовсе не желая придать своим словам зловещий оттенок. — Не представляю, что будет делать Рейстлин без Карамона. В том случае, конечно, если он погибнет.

— Семья… — только и произнес Танис, и мысли его уплыли далеко-далеко.

— Вот оно! — воскликнул Тас, подскакивая с места. Глаза его лихорадочно блестели. — Вот что я сделаю! Проведая своих родственников. Вот здорово, интересно, где они сейчас?

— А ты не знаешь? — удивился Флинт, поднимая глаза от резьбы. — Что с твоими родителями?

— Не совсем так. Во всяком случае, я не знаю, где они в последнее время.

— Ну тогда откуда тебе знать, живы ли они до сих пор? — потягивая эль, заметил Танис.

— Я думаю, кто-нибудь обязательно рассказал бы мне, если бы они умерли, — пояснил Тас.

— Но если ты не знаешь, где они, откуда этот кто-то узнает, где находишься ты, чтобы рассказать тебе, что кто-то, о чьем местонахождении ты не знаешь, умер? — скороговоркой пролепетал Флинт. На мгновение гном замер и сокрушенно покачал головой. — Вы только послушайте, теперь я начал говорить, как кендер!

— сплюнул он в сердцах.

Но Тас был слишком занят перечислением всех родственников, что не заметил этого.

— Дядюшка Ремо Отмычка, второй кузен брата моего папочки, насколько я помню. У него замечательная коллекция ключей — большие, маленькие, массивные, а один сделан из сверкающего голубого камня размером с ваши головы. — Тас задумчиво почухал подбородок. — Интересно, для чего может использоваться подобный ключ?

Обоим — и Флинту, и Танису — стало жутко интересно, зачем кендеру вообще нужен ключ, если принять во внимание свойственную им вороватость, но оба тактично промолчали.

— А еще дядюшка Уилфри, — мечтательно продолжал Тас, — но никто не видел его дома… Кажется, в действительности я тоже его не видел.

Перед тем, как продолжить, он сделал затяжной глоток эля.

— Хотя, наверное, мой любимый дядюшка — брат матушки, — говорил Тас, погрузившись в счастливые воспоминания. — Он не Непоседа, а Лохмоног, отчего он всегда смущался на семейных посиделках, Как бы то ни было, дядюшка Трапспрингер пришел в нашу семью после того, как во время медового месяца умерла его невеста. То есть он считал, что она умерла.

— Что значит "считал"? — воскликнул Танис.

— Звучит печально.

— Ох, в устах дядюшки Трапспрингера это звучит так романтично, — начал Тас, выставляя пустую кружку для наполнения. Кендер, безусловно, готовился рассказать одну из своих длинных историй.

— В сокращенном варианте, будь добр, — предостерег его Флинт. — Я вовсе не хочу все еще сидеть здесь и слушать твою историю, когда через пять лет все соберутся на этом месте.

Тассельхофф закатил глаза.

— Замечательно, Флинт! Я еще никогда не рассказывал тебе историю длиной в пять лет. Не то, чтобы я не знал несколько таких…

— В то время, — продолжал он, как будто и не прерывался, — дядюшка Трапспрингер и его невеста решили, что не хотят проводить медовый месяц в общепринятых местах, ибо во всех них они давно побывали. По крайней мере, они решили постараться найти новое место.

Как обычно, Тас удостоверился в тупости своих друзей.

— И куда же они отправились? — спросил Флинт, притворившись терпеливым. Он тут же пожалел, что слова сорвались с языка.

Тас выглядел раздраженным.

— Флинт, да ты же не слушаешь! Куда же еще можно отправиться на медовый месяц, кроме как на Месяц, на луну, то есть? В этом вся соль!

Глаза Таниса превратились в щелочки.

— Так они были на луне?

— Нет, — поправил его Тас, — но пытались это сделать. Купили магическое снадобье на весенней ярмарке в Кендерморе. Потом выпили каждый по половинке, закрыли глаза и подумали о луне, как и говорил торговец. Но когда дядюшка Трапспрингер открыл глаза, он все еще находился на ярмаркеЮ а невеста бесследно исчезла! Ее подвенечное платье валялось у его ног, — глаза Таса слегка затуманились. — Ну и ну, эта история каждый раз навевает грусть. Как вы полагаете, может он просто недостаточно усердно думал о луне?

— Ты прав, он думал недостаточно усердно, однако совсем не о луне, — фыркнул Флинт, выскребая из густой бороды целую пригоршню древесных стружек. — Она, скорее всего, знала, что успеет шмыгнуть в толпу и сбежать, пока не поздно, в то время как твой дядюшка с закрытыми глазами думает о луне. Необыкновенная для кендера проницательность.

— Дядюшка Трапспрингер говорил, что она, должно быть, умерла, — сказал Тас, потому что если иначе, она нашла бы способ вернуться к нему. Но я думаю, что в эти мгновения она сидит на Лунитари и смотрит на нас. Держу пари, что она по-прежнему любит его. Интересно, а мы можем увидеть, что там, на луне?

— По крайней мере, ей не приходится голодать, — заметил Флинт. — Ведь любой дурень знает, что луна сделана из красного сыра!

Он еле сдерживал улыбку, отчего лицо гнома искривилось и изобразило странную гримасу.

— Мне бы твою уверенность, — серьезно рассуждал Тас. — Уж не знаю, из чего сделана Лунитари, но не из красного сыра — это точно. Из чего-то красного, не спорю, но такая обыденная и вязкая штука, как сыр…

Тут Флинт не выдержал и полез под стол от хохота.

Монолог Таса ненадолго приостановился, когда массивная входная дверь из мореного дуба рывком распахнулась и шлепнулась о стену с громких хлопком, отчего ранние осенние листья вихрем устремились в комнату. В дверном проеме возникло самое необычное живое существо из всех, каких доводилось трем товарищам. Женщина, судя по коренастому телу гномиха, была необыкновенно пышной даже по стандартам собственного племени. Блестящая малиновая блуза, присобранная на запястьях, наверное, лопнула бы на объемистой груди, если бы не косая шнуровка спереди, стягивающая обе половинки. Чуть ниже кожаный пояс канареечного цвета опоясывал тонкую осиную талию. Брюки, сшитые из хорошо выделанной тонкой фиолетовой кожи, были заправлены в сапожки, великолепно гармонировавшие с блузой. Губы и щеки, натертые неестественно ярким гранатовым соком, были под стать длинным, волнистым волосам. Картину завершала взгромоздившаяся на голову под невероятным углом фиолетово-желтая шапочка.

— Ну наконец-то мы здесь, — довольно вздохнула она, оглядывая таверну. Подбоченившись, она приняла властную позу, которая зрительно добавила ей росту. В таверне воцарилось молчание. Перестали греметь даже кастрюли на кухне.

— Вудроу, заходи сюда! — кинула она через плечо.

— Да, мэм, — пискнул боязливый голосок. Из-за ее спины выступил молодой человек и осторожно проскользнул мимо объемной фигуры, чтобы не зацепить выпирающие округлости. Его выгоревшие на солнце волосы казались соломенными и были подстрижены "под горшок". Чем-то он смахивал на ястреба — длинный, с горбинкой нос, высокая жилистая фигура. Одет он был странно: серые стеганые штаны и набитую ватой рубаху с длинными рукавами, что обычно надевают для защиты тела под кольчугу. Брюки, очевидно видавшие лучшие времена, полопались по швам и полиняли. Запястья юноши больше чем на дюйм торчали из-под манжет.

— Прекрати меня так называть! — добродушно упрекнула его гномиха. — Я начинаю и впрямь чувствовать себя старухой. Могу тебя уверить, — она кокетливо подмигнула ему, — я еще не совсем состарилась!

Юноша, которого звали Вудроу, неистово зарделся.

— Да, мэм, — сглотнул он.

Она окинула его долгим взглядом и коснулась ладошкой щеки.

— Такой молоденький… а впрочем, мне нравятся молоденькие…

Вдруг она отвернулась и напряженно вгляделась вглубь таверны, заметив за стойкой бара Отика, точнее, его передник.

— Э-эй, ты! — окликнула она, взмахнув в его направлении рукой. Пожирая ее глазами, Отик стремительно рванулся в сторону гномихи.

— Человек, выглядящий так импозантно и величественно, как ты, не может быть никем иным, как не владельцем таверны, — промурлыкала она.

Тучное тело Отика замерло на месте, и бармен глупо ухмыльнулся, напоминая в этот момент влюбленного дурачка.

— Да-да, конечно, это, кажется, я. Могу я вам чем-нибудь помочь? Обед? У нас лучшие в Утехе закуски — да что уж там, лучшие в южной части Ансалона! — затрещал он.

— Не сомневаюсь, — ровно проговорила она, — но всему свое время. На самом деле я кое-кого ищу. Кендера по имени Тассельхофф Непоседа. Мне сказали, что я найду его здесь.

Трое друзей наблюдали за разыгрывавшейся комедией с самого начала. При звуке своего имени Тас возбужденно подорвался с места и помчался к гномихе.

— Это я! Я Тассельхофф Непоседа! Я что-то выиграл? А ты пришла, чтобы выдать заслуженное вознаграждение? — Вдруг ему в голову пришла совершенно неожиданная мысль. — Или я что-то потерял? А может, что-нибудь потеряли вы?

— Ты назвал причину, — сказала пышная гномиха, пробежавшись взглядом по его мальчишеской фигурке. — Правда, не скажу, что мне хоть сколько-нибудь понятно, к чему вся эта суета, — таинственно пробормотала она, после чего сомкнула необыкновенно сильные пальцы на костлявом запястии кендера.

— А теперь ты последуешь за мной, только учти — я немного тороплюсь, — предупредила она, делая шаг в сторону двери. Не совсем понимая, что происходит, Тассельхофф повис на ее руке мертвым грузом. Еще и уперся пятками об пол.

— Ну же, пойдем, — заворчала она. — Не могу же я заниматься целый год только тобой!

С этими словами она рванула его к двери.

— Подожди минутку! — выпалил он. — Кто ты? И куда пытаешься меня оттащить? Ты ведешь себя не слишком учтиво.

Негодование гнома подняло Флинта и Таниса с мест, и теперь они начали двигаться в сторону Таса.

Путница, казалось, что-то припомнила.

— Ой, прошу прощения. Я совсем забыла об этой части нашего разговора. — Она перешла на официальный тон. — Тассельхофф Непоседа, вы арестованы за нарушение статьи 30-1-19, код 47, параграф 10, какой-то там подпараграф кендерского Кодекса Поведения.

Она с силой рванула кендера за запястье и поволокла его к двери.

— Звучит и в самом деле серьезно, — мрачно признал Тас, не отрывая пяток от пола. — Но что все это значит?

— Это значит, что ты нарушил брачное обязательство. И поэтому нарвался на крупные неприятности, Тассельхофф Недотепа.

ГЛАВА 1

— Ах, это! — воскликнул Тас и небрежно отмахнулся рукой. — Я все забываю о подобных пустяках.

— Конечно. Зато Совет Кендермора помнит. А теперь кончай увиливать! — кричаще одетая гномиха явно была недовольна, поэтому еще раз резко дернула кендера за запястье. Пальцами свободной руки Тас что есть силы вцепился в край массивного стола и напрочь отказывался двигаться с места.

Рыжеволосая гномиха остановилась и повернулась лицом к нему.

— Я не хочу к этому прибегать, но ты не оставляешь мне выбора. Вудроу, схвати его и вынеси из комнаты.

Но светловолосый юноша успел сделать только шаг, когда его остановил голос Таниса.

— На твоем месте я бы этого не делал, мальчик, — ступил он навстречу мальчишке, сжав кулаки; играющий мускулами полуэльф выглядел по крайней мере на пятьдесят фунтов тяжелее Вудроу. Лицо стоящего рядом Флинта выражало мрачную решимость, а рука гнома привычно отдыхала на рукоятке топора, что всегда болтался за поясом.

— О чем они говорят, Тас? — спросил Танис своим самым суровым голосом.

— С таким же успехом на твой вопрос могу ответить и я, — ответствовал Отик, перенося все накопившееся раздражение на кендера. — Вы нарушаете спокойствие моей таверны.

Он взглянул на кухонную прислугу — к ним примкнула даже его доченька Тика — которая гурьбой окружила бар, чтобы не пропустить наметившейся заварушки.

Тас прекратил отбиваться.

— Мне кажется, госпожа хочет отвезти меня обратно в Кендермор и женить, — сказал он, избегая встречаться взглядом с глазами друзей.

— На себе, что ли? — спросил Флинт и удивленно вскинул густые брови.

— Не оскорбляйте меня! — закричала гномиха, отодвигаясь в сторону.

— Конечно же нет, Флинт, — фыркнул Тас. — Она ведь даже не кендер.

— Послушайте, — нетерпеливо начал Танис. — Может, кто-нибудь все-таки объяснит нам, в чем его вина?

Он взглянул прямо в глаза крикливо выглядящей гномихе.

— Кто ты, и зачем в действительности тебе нужен Тассельхофф?

Женщина с интересом разглядывала красивое лицо Таниса. Внезапно она протянула ему руку ладошкой вниз и приветливо молвила:

— Меня зовут Гизелла Хорнслагер. А ты?…

— Танис Полуэльф, — представился он, неуклюже отвечая на крепкое рукопожатие женщины.

Гизелла отдернула руку.

— Как я уже говорила, Непоседа арестован за нарушение брачного обязательства по какому-то из кендерских законов, — неопределенно пояснила она. — А теперь, как ни приятно было постоять с вами и поболтать, — продолжала она, и, скользнув взглядом по худощавой фигуре Таниса, ухмыльнулась, — мне пора идти. Вы, наверное, знаете, что каково это — работать по строгому графику.

Флинт, чересчур откровенно смотревший на женщину с момента ее прихода, чуть не подавился от удивления:

— Ты охотишься на чудовищ?

— О, на этот раз нет, — сказала она, крутанувшись на пятках.

— Я занимаюсь куплей-продажей; знаете ли, мой девиз "Ты хочешь это, значит получишь". Совет Кендермора попросил взяться за эту работенку, вот я и подумала: " Ткани, кендер — какая, по сути, разница? И то, и другое, вполне транспортабельно…"

Она устало передернула широкими, затянутыми в малиновое плечами.

— Сейчас я вовсе не хочу показаться невежливой, но нам действительно пора.

Я раздобыла два мешка редчайших мерганских арбузов, которые сейчас валяются на дне повозки, а они вот-вот переспеют — так что каждая секунда задержки может стоить мне огромных денег. Осенняя Ярмарка Урожая в Кендерморе начнется уже через месяц, а именно на ней я получаю большую часть годовой прибыли. Вудроу?

Юноша покорно выступил вперед и обхватил сильными руками извивающегося кендера.

— Прости, малыш, — пробормотал он.

Танис остановил Вудроу снова, на этот раз схватив его за запястье. Кендер снова приземлился на ноги и с недовольным ворчанием поправил перекрутившуюся рубашку. Гизелла отодвинула Таниса в сторону и вонзила в него пару крохотных, подведенных черной краской глаз.

— Послушай, дружище, если тебе нужны деньги, я поделюсь половиной обещанного вознаграждения. Пятнадцать новеньких стальных монеток, — сказала она, смакуя каждое слово, будто наслаждалась их мелодикой.

— Должно быть, ты пошутила, — с жаром произнес Танис, не в силах поверить, что кто-то пытается купить у него Тассельхоффа.

— Но это же справедливо! — отрывистый голос гномихи понизился. — Ну хорошо, двадцать. Только учти, это конечная цена.

— Милая дама, — загрохотал Танис, устремляя на нее взгляд пылающих темных глаз, — кендеров нельзя покупать и продавать как… лошадей.

— Ты не можешь? А почему нет? — с неподдельным изумлением поинтересовалась она.

— Потому что некоторые вещи не покупаются и не продаются.

— Дорогуша, — промурлыкала она, на мгновение плотно прижавшись к нему бедром, — всему есть своя цена.

Танис отдернул ногу и глубоко вздохнул, метнув испепеляющий взгляд в сторону Флинта, которого сотрясал беззвучный смех. Нужно было искать другие подходы. И Танис предложил:

— Давай-ка спросим у Таса, чего он хочет.

Собеседники повернулись к кендеру.

— Ну, Тас? — обратился к нему Танис. — Что это еще за женитьба? Ты никогда не рассказывал, что у тебя на родине осталась возлюбленная…

Тас неловко повел ножкой по полу.

— Точно, не рассказывал, — сознался он. — Видите ли, много лет назад коекто вдруг подметил, что в Кендерморе осталось не так уж много кендеров — народ просто увиливает от женитьбы. Потом кому-то еще пришла в голову поразительная идея — формировать супружеские пары сразу после рождения! Знаете, ведь число рождающихся в городе девочек и мальчиков почти одинаково, и они должны сочетаться законным браком где-то в тридцать пять лет. Это одно из правил, которое может впомнить любой кендер. А я вот забыл.

— Так в Кендерморе тебя ожидает девочка, на которой ты должен жениться? — спросил Флинт, сдерживая смех, нарастание которого он уже чувствовал внутри себя и который вот-вот собирался вырваться наружу.

— Думаю, да, — угрюмо подтвердил Тас. — Я с ней никогда не виделся. Кажется, ее имя начинается на «Д», или просто эта буква звучит как «Д»? Доркас… Дипилфис… Гимрод… Ну что-то подобное.

Флинт больше не мог удержаться; грянул оглушительный хохот.

— Хотелось бы посмотреть на ее лицо, когда она увидит, что ей досталось!

— Тас, — доброжелательно сказал Танис, поглядывая на удрученное лицо кендера, — ты хочешь на этой девушке жениться?

Тас задумчиво закусил губу, наблюдая за ворохом листьев, летящих вслед марширующей с подносом Тики, которая тащила очередную порцию выпивки.

— Я ведь никогда над этим не задумывался. Мне казалось, что я женюсь, но будет это только однажды… чуть позже… намного позже.

— Но если ты не хочешь жениться, правильнее всего будет вернуться и сказать ей об этом, — рассудительно предложил Танис. — Или послать письмо через мисс Хорнслагер. Мне кажется, твоя девушка поймет.

Тас немного просиял.

— Думаю, так и стоит поступить.

— Тогда позвольте вам сообщить, что госпожа Хорнслагер не поняла, — загремел голос Гизеллы. — Мне платят за доставку кендера, а не письма. Связывай его, Вудроу, — отрывисто приказала она.

— Зачем же обходиться со мной, как с мешком картошки? — подчеркнул Тас, лицо которого помрачнело пуще прежнего.

— Не знаю, — сказал Флинт, озорно подмигнув кендеру. Он получал неописуемое удовольствие от неловкости Таса.

— Я ни на минуту не спущу с него глаз. Сегодня он, возможно, захочет вернуться к вам, а завтра его пути пересекуться с прекрасной женщиной, и до всего остального ему больше не будет дела.

Гизелла взглянула прямо на Таса и причмокнула языком.

— А если ты, тоскуя по прежним временам, захочешь вдруг уйти — помни одно: Совет заключил твоего дядюшку Трапспрингера в темницу, пока ты не вернешься. Наверное, хотят, чтобы ты вернулся, не на шутку разозлившись.

— Узник? Бедный дядюшка Трапспрингер! — запричитал Тас. Но тут же подозрительно сузил глаза. — Подожди минутку, откуда мне знать, что дядюшка Трапспрингер действительно у них в руках?

Сначала щеки Гизеллы залились краской. Она сконфуженно почесала затылок.

— Ладно, только учти — это не моя идея. Они сказали, что если возникнут проблемы с тобой, я должна показать тебе кое-что.

Она извлекла из-за пазухи крохотный кошелек и дернула за шнурок. Сморщив нос, гномиха вытащила из него двухдюймовую, отполированную добела и сочлененную суставами косточку.

— Это же его палец! — приглядевшись повнимательнее, воскликнул Тас.

— Да, это любимый палец дядюшки Трапспрингера, — невозмутимо повторил он. — Я не перепутаю его ни с чем.

Лицо Таниса исказила гримаса ужаса.

— Они отрезали твоему дядюшке палец? Но зачем было это делать по столь незначительному поводу?

— Как по мне, я нахожу их поступок отвратительным, — согласилась с полуэльфом Гизелла и забросила косточку обратно в кошелек.

Зато лицо Тассельхоффа, только что выражавшее замешательство, внезапно озарилось весельем.

— Думаете, это один из его пальцев? До чего же забавно!

— Мы подумали то, что ты сказал, тупая дверная ручка! — зарычал Флинт, яростно топнув ногой. Танис выглядел просто озадаченным.

— Во смешно! — прыснул Тассельхофф. Комнату наполнил звонкий мальчишеский смех, а сам кендер, согнувшись пополам и схватившись за живот, совсем забыл о раздражении друзей.

— Дядюшка Трапспрингер коллекционирует косточки, — выдохнул он, — животных и всего такого, — в конце концов ему удалось совладать с дыханием. — Эту вот он носил как амулет, приносящий удачу.

— Безусловно, она не действует, — сухо заключила Гизелла, заталкивая кошелек за пазуху.

Танис тяжко вздохнул.

— Мне бы стоило разузнать обо всем прежде, чем бросаться выручать тебя из беды, Тас. Я умываю руки; поступай, как знаешь.

Полуэльф пожал маленькую ручонку Таса и двинулся к двери.

— Удачи, дружище. Увидимся через пять лет.

Громко хихикнув, Флинт шагнул следом за молодым полуэльфом.

— Приятной тебе свадьбы, Тас! — сказал он и, проходя мимо, с чувством хлопнул кендера по плечу.

— Подождите! — закричал Тас. — Конечно, я ужасно обеспокоен положением дядюшки Трапспрингера…

Но друзья уже ушли. Тассельхофф шагнул было вдогонку, но Гизелла и Вудроу преградили ему путь. Он почувствовал себя несчастным и брошенным, а потому прикусил губу и выжидающе посмотрел на рыжеволосую гномиху.

Брови Гизеллы Хорнслагер многообещающе изогнулись.

— Ну и как это понимать, а? Никто не купит у меня зеленые арбузы.

Тассельхофф никак не мог решиться.

Из кухни появился Отик, держа в руках бумажный пакет.

— Я… хотел только, чтобы вы взяли с собой кое-что, что напомнит вам о путешествии в Утеху, — застенчиво произнес он и положил сверток в протянутые руки гномихи. Затем вытер засаленные ладони передом фартука. Гизелла подарила пухленькому бармену ослепительную улыбку.

— Ты замечательный, заботливый мальчик! — проворковала она и приложилась красными губами к пухлой, зардевшейся от смущения щечке. За его спиной с мрачным видом наблюдала за этой сценой Тика, с отвращением скрестив руки на груди.

— Ну, Непоседа, лучше тебе пойти с нами добровольно, — начала Гизелла, вызывающе подбоченясь, — или ты хочешь, чтобы тебя нес Вудроу?

Тассельхофф подумал о том, что из-за него дядюшка сидит в таком мрачном и скучном месте, как темница, и понял, что ему попросту не оставляли выбора.

— Я пойду сам, — сказал он. — Только позвольте забрать вещи.

— Конечно. Бай-бай! — величественно кинула Гизелла Отику, скрываясь за распахнутой настежь дверью. Под неусыпным наблюдением Вудроу Тас торопливо вернулся к столу, за которым чуть раньше сидел с друзьями, и схватил хупак, раздвоенное на одном конце, а оттого напоминающее рогатку оружие, без которого не мыслил себя ни один кендер. Махнув на прощание рукой и горделиво нахохлившемуся Отику, и хмурящейся Тике, Тас последовал за Гизеллой вниз по висячей лестнице, которая вилась вокруг поддерживающего таверну валлинового дерева.

— Вот это да, повозка! — Тас с трудом перевел дыхание, отыскав глазами большую крытую деревянную телегу, предусмотрительно подогнанную к осонованию дерева. Вместо плоской крыши ее венчал сводчатый купол, настоящее произведение искусства, сработанное неизвестным резчиком. Даже колеса казались роскошными — изящные, с коваными железными спицами. На одном боку красной краской были выведены слова: "Супермаркет г-на Хорслангера; вы хотите, я достану.

— А где же г-н Х.? — поинтересовался Тас.

Гизелла широко ухмыльнулась и шлепнула себя по бедрам.

— Прямо здесь, Заморашка. Дела идут ну прямо отлично, пока люди уверены, что я замужем. Просто они считают, что я г-жа Х. Это заставляет несчастных простофиль думать, будто они смогут заключить выгодную сделку, обдурив глупенькую женушку владельца.

Гизелла невинно распахнула глаза и запищала голоском, на октаву или две выше собственного.

— Ой, — передразнила она. — Я не могу продать эту вещицу за такие деньги!

Мы за нее больше заплатили! Ну хорошо, раз уж вам так понравилось… да и на вас она смотрится совсем ничего. Только, пожалуйста, не рассказывайте мужу!

Тас беспомощно хихикнул. Вместе с остальными он буквально скатился по веревочной лестнице и притормозил только перед самой повозкой.

— Не могу дождаться, когда же я увижу, что там внутри! Право же, ты собираешь вещицы отовсюду! Камешки, стальные монетки, леденцы…

Она расхохоталась.

— Да нет, все это я получаю, когда продаю свое добро. Сейчас у меня есть некоторые специи, несколько рулонов сукна да арбузы, что с минуты на минуту переспеют.

Гномиха поспешила ко входу, расположенному в задней части повозки, и принялась рыться в широкой кожаной сумке, подвешенной к одному из боков.

— Ну где же она..? — пробормотала она, нетерпеливо вытряхнув наружу свиток не скрепленных друг с другом бумаг.

— Вудроу! — завопила она, не отрываясь от своего занятия.

— Да, мэм? — молодой человек очутился рядом почти мгновенно.

— Ой! — вздрогнув, вскрикнула она. — Не подкрадывайся больше так внезапно, дорогуша, — пожурила гномиха. — Усади кендера в повозку, пока я отыщу проклятую карту. Мне непременно надо ее найти, иначе сэкономить время на обратном пути не получится, а с таким же успехом можно вышвырнуть некоторые из моих товаров прямо сейчас.

Уши Таса тут же навострились.

— Карта? Ты ищещь карту? У меня с собой множество разных карт. Это наш, так сказать, семейный бизнес, — он гордо выпятил грудь. — Я сам — картографер. Если хочешь, я этим занимаюсь!

— В самом деле? — спросила Гизелла, на лице которой отразились смешанные в равных пропорциях надежда и сомнения.

— Ну да. Гляди, — его рыка нырнула под обитую мехом рубашку и извлекла потрясающее количество свернутых в рулончик листков пергамента.

Внимательно вглядываясь в циферки и значки в верхнем левом углу каждого листика, он наконец извлек нужный и развернул его на земле. Карта была слегка потерта, с надорванными уголками, но в целом разборчива и хорошо читаема.

— Странно, — произнес Тас, разглядывая лист. — На ней почему-то нет Утехи. Ладно, это крохотная деревенька, и где она находится, известно всем, — заключил он. — К западу от Кзак Царота, а он здесь отмечен.

Он провел пальцем от этого города к тому месту, где, по его мнению, должна быть Утеха.

— Готов поспорить, что ты пришла по Южному тракту из Пакс Таркаса. Обычно сюда добираются именно так.

Гизелла кивнула, заглядывая в карту через его плечо.

— Теперь смотри, — Тассельхофф прочертил невидимую линию к правой границе листа. — Балифор почти в семистах милях к востоку отсюда, а прямо за ним находится город Кендермор. Нам нужно перебраться через несколько горных хребтов и пересечь парочку довольно густых лесов, но это отнимет куда меньше времени, чем если пускаться в долгий путь на юг.

Кендер быстренько прикинул что-то в уме.

— Если ты действительно так торопишься, мы можем добраться до города где-то за месяц.

Что-то в его плане смущало Гизеллу.

— Дай мне взглянуть, — попросила она, указывая на карту. После беглого осмотра она явно озадачилась. — Теперь я вижу, чем они отличаются! Я не нахожу на ней ни одного ориентира из тех, что были указаны у меня на карте!

— Ее делал кендер? — спросил Тас.

Гномиха отрицательно покачала головой.

— Тогда все ясно, — решил Тас. — Кендеры зачастую использую собственные ориентиры, пометки и разработанные ими же меры длины.

— Типа "нога дядюшки Берти"? — спросила она, указывая на слова в верхней части листа. — А это еще что? — ее взгляд остановился на центре изображения.

— "Где я нашел симпатичные камешки"; "магазин со вкусными конфетами"; "здесь чудовища с огромными зубами".

Она внимательно посмотрела на Таса.

— Это что, важные ориентиры?

— Таковыми они были для дядюшки Берти, — пожал плечами Тас.

— Не знаю, Ненахлеба, — медленно молвила Гизелла, все еще внимательно вглядываясь в листок пергамента. — Я не припоминаю многих названий городов из тех, что есть на этой карте.

— Но все главные города тут есть — Кзак Царот, Торбардин, Нерака. Ты же их называла! — Тас в сердцах топнул ногой, разозленный нежеланием гномихи соображать. — Наверняка твоя карта была не такой подробной, — хмыкнул он и призадумался. — Так ты хочешь попасть в Кендермор до того, как лопнут арбузы, или нет?

Гизелла нахмурилась.

— Конечно, хочу.

— Тогда предоставь это мне, — торжественно закончил кендер, сворачивая бумагу и засовывая ее обратно за пазуху. — Если и есть на свете дело, которое у меня хорошо получается, так это определение местонахождения.

С этими словами кендер в предвкушении нырнул под полог повозки. Гизелла извинилась и на мгновение выглянула из-за повозки, приказав Вудроу побыстрее заканчивать с кормежкой и запрягать коней.

Вудроу находился перед повозкой и кормил двух коней, грязно-белого и сизого; заслышав голос гномихи, он судорожно закивал обстриженной соломенно-желтой головой. Пока кони жевали солому, он нежно поглаживал рукой крепкие шеи. Юноша знал о кендерах совсем немного, но от тех, кого доводилось встречать, он уяснил одно: редко какой кендер вообще задумывается над тем, куда идет. Тем не менее, Вудроу не стал перечить Тассельхоффу; ему-то куда спешить?

ГЛАВА 2

— И запомни: не вынимай из ушей восковые пробки две недели, а когда наконец их извлечешь, будешь слышать намного лучше.

Кендер, лесоруб по имени Семус, приподнял голову и озадаченно посмотрел на Финеса Докторишку, после чего легонько стукнул хупаком себя по уху. Финес придвинулся прямо к уху кендера и заорал:

— Не вынимай их две недели!

Семус улыбнулся.

— Спасибо, доктор Ушник, — выкрикнул он. — Вы меня хорошо слышите?

— Превосходно, великолепно, — повторял Финес, помогая сияющему кендеру подняться с кресла и выпроваживая его в вестибюль. — С вас десять медяков, — сказал доктор, ожидая проплаты с протянутой рукой.

Кендер пошлепал себя по карманам, затем запустил в один из них руку и извлек полную пригоршню липких леденцов.

— Кажется, сегодня я несколько беден. Вас не устроит несколько деревянных досточек? Вы можете найти этому хламу отличное применение, добавив на стену еще несколько полочек, знаете…

— Да нет, спасибо, — сказал Финес, и, выхватив из ушей испуганного кендера пробки, пнул его за дверь прямо на умощенную булыжником мостовую. Лысый человечек средних лет отряхнулся, почесал красный жилистый нос и повернулся к поджидающей толпе. На длинной деревянной скамье, что располагалась вдоль северной стены приемной, сидело десять кендеров.

Вот уже полтора года Финес Докторишка применял в Кендерморе свои нетрадиционные методы лечения. Но, даже прожив здесь сотню лет, думал он, наверное, так и не понял бы кендеров. День за днем они толпились перед дверями его кабинета со своими болями, страданиями и мнимыми болячками; день за днем он раздавал преданным пациентам сахарные пилюли, воск, сгущенное молоко и горчицу. Единственной настоящей медицинской процедурой, которой он владел, было удаление зуба, и даже на это некоторые вызывались.

Для кендеров с зубной болью он был доктором Зубником.

Для тех, кто испытывал проблемы с ушами — доктором Ушником. Если у кого-нибудь заболевали суставы, он становился доктором Костюком. Заболеваний слишком сильных, равно как и незначительных, не было.

— Кто следующий?

Все десять сидящих на скамье кендеров одновременно вскочили с мест — точнее, попытались вскочить. Но только один поднялся и неторопливо направился в комнату для обследований. Оставшиеся девять с грохотом полетели на пол и, подбоченясь, воззрились на шнурки ботинок, которые непонятным образом оказались обмотанными вокруг ножек кресел. Финесу доводилось наблюдать в приемной, забитой кендерами, и не такие чудеса. Большинство пациентов, у кого обнаруживались настоящие заболевания, приобретали их тут же, в его конторе. Потасовки случались регулярно — на них он заработал немало денег, удаляя выбитые зубы и затыкая кровоточащие носы, но даже теперь он восхитился неистощимой кендерской изобретательности.

Осторожно переступив через катающиеся по полу и колотящие друг по другу тела, уворачиваясь от знаменитых кендерских колкостей, Финес последовал за следующим пациентом в комнату для обследований.

Он омыл руки холодной, темной водой из глиняного кувшина и улыбнулся пациенту.

— Присаживайтесь, — сделал он пригласительный жест. — Чем я могу быть полезен сегодня? Зубы, уши — а может, стрижка?

— Все это у меня есть, доктор, а вот о стрижке нужно подумать, — ответил кендер, еще совсем молоденький, судя по темно-коричневому цвету волос и гладкой, без морщин, коже. — Все дело в глазах. Когда я выхожу на яркий солнечный свет, я ничего не вижу, а стоит мне отступить обратно в тень, я все равно ничего не вижу.

— Проблема только в этом? — спросил доктор, ракладывая на деревянном подносе прямо напротив стола несколько больших циркулей, кусачек и щипцы для льда.

Кендер беспокойно поглядывал на появляющиеся на столе инструменты.

— Это только часть проблемы, так как я работаю привратником в кендерморской таверне. А для чего вы собираетесь их использовать? — поинтересовался он, медленно забиваясь в дальний угол кресла.

— Не беспокойтесь, — успокоил Финес, открыл щипцы для льда и разместил их прямо напротив висков кендера. — Я только сделаю замер.

Он медленно сжал щипцы вокруг головы пациента, а затем осторожно осмотрел оба виска, сопровождая свои действия многозначительными «ммм» и "ммнэ".

— Вот оно! — наконец объявил доктор. Осторожно, чтобы не дернуть открытые щипцы, он приложил их к проволочным очкам, что висели на стене за его спиной.

— А вот то, что нам надо, — сказал он, довольный, что наконец отыскал нужный размер. Доктор положил очки на поднос и, снова отвернувшись, принялся рыться среди содержимого одного из бесчисленных выдвижных ящичков в огромном стенном шкафу. Он извлек два кружочка из темной промасленной бумаги и налепил их на очки вместо линз. И наконец, водрузил полученное приспособление кендеру на переносицу, аккуратно нацепив дужки ему на уши.

— Вы должны носить эти очки две недели, а когда снимете их — будете видеть значительно лучше.

— Но я вообще ничего не вижу в них, доктор Глазник, — запротестовал кендер, пытаясь отыскать подлокотники кресла, чтобы подняться.

— А если вы и так видели. зачем было ко мне приходить? — терпеливо заметил Финес.

Лицо кендера, наполовину закрытое темными стеклами, озарилось.

— И правда! Ох, спасибо, доктор Глазник!

Вытянув перед собой руки, кендер наткнулся на дверной косяк, а затем по пути из комнаты для обследований зацепил висящего на стене скелета, отчего тот негодующе щелкнул костяшками. Финес проводил его до входной двери.

— Я просто делаю свое дело, — скромно напомнил доктор. — С вас двадцать медяков.

Конечно, для бумажных кружочков это была немыслимо высокая цена, но он хотел возместить деньги, упущенные вместе с пильщиком.

— Боюсь, что я недостаточно хорошо вижу, — извинился кендер. — Может быть, вы отсчитаете?

Он открыл кошелек, свисающий с пояса на веревочке.

Финес взял двадцать три медных монетки и двое собственых клещей.

— Спасибо, приходите еще.

Из предыдущих девяти пациентов в приемной осталось только двое, остальные разбрелись тотчас же, как распутали шнурки. "Или, пожалуй, так и ушли гурьбой, завязанные в один большой узел", — пробормотал в раздумии Финес.

В приемной остались молоденькая девушка, пальцы которой почему-то намертво вцепились в противоположные концы полой палки, да строитель, приколотивший к ноге гвоздем доску. Взглянув на отблески заходящего солнца в витринах расположенного напротив его конторы магазина, Финес решил, что примет их завтра днем.

Выпроваживая несчастных кендеров, он посоветовал тем двоим подойти завтра. Доктор закрыл за ними дверь и затушил единственный источник света, крохотный, тусклый масляный фонарик с засаленным и закопченным колпаком.

Убирая инструменты из комнаты для обследований в заднюю часть своего "Кабинета Доктора", Финес Докторишка не прекращал благодарить удачливую фортуну. Кендеры оказались такими чудесными пациентами, даже для человека, который понятия не имел, что такое медицина! А когда ему изредка попадались настоящие больные, он успокаивал бунтовавшую совесть тем, что оказывает огромное психологическое воздействие на измученных горестями людей. А это чего-то да и стоит, не так ли?

— Десять медных монеток за обследование! — счастливо фыркнул он себе под нос.

Заслышав у входной двери в приемную шум, он вытер руки забрызганным передником и раздраженно выкрикнул:

— Я закрыт, разве вы не видите вывески?!

Дальше можно было не продолжать, так как даже запертая входная дверь не составила для забредшего в контору кендера преграды.

— Но вы можете прийти завтра!

Прошло довольно много времени, но ответа не было.

Озадаченный, Финес шагнул в приемную, которую уже успели заполнить мрачные тени.

— Привет! — прозвучал в темноте глубокий голос.

До смерти напуганный, Финес вжался спиной в стену, став причиной настоящего перезвона дребезжащих стеклянных флакончиков.

— Кто ты, — спросил он, — и что тебе нужно? Ты перепугал меня до чертиков!

— Трапспрингер Лохмоног. Рад познакомиться, — Финес почувствовал прикосновение маленькой ручонки. — Друзья называют меня просто Трапспрингером. Мне очень жаль, что я перепугал тебя; люди такие нервные существа, но, думаю, тут уж тебе ничем не поможешь. А ты знаешь, что твоя дверь неисправна?

Финес напряг глаза и вгляделся во мрак, пытаясь рассмотреть посетителя.

— Она не сломана; она заперта, — сурово сказал он, успокоившись. — А тебе полагается находиться по ту ее сторону. Возвращайся завтра.

— Нельзя ли зажечь свечу или что-нибудь в этот роде? — спросил кендер. — Я ничегошеньки не вижу!

— Ты меня слышал? Я сказал, что кабинет закрыт.

— Да слышал, только я уверен, что меня это не касается, потому что дело, с которым я явился — вопрос жизни и смерти!

Финес вздохнул; подобные чрезвычайные обстоятельства были в Кендерморе обычным явлением.

— Ну, что на этот раз? — устало поинтересовался он.

— Я просто потерял палец и…

Глаза Финеса расширились от беспокойства.

— Во имя богов, приятель, почему ты сразу не сказал?

Финес не слишком разбирался в медицине, но знал, что если в его кабинете от потери крови умрет кендер, это плохо скажется на бизнесе. Нащупав в темноте плечи кендера, он втолкнул его в освещенную пламенем свечи комнату для обследований.

— Присаживайся в кресло и подними руки над головой! — распорядился он, собирая в потемках широкие свертки белой ткани, используемые в качестве перевязочного материала.

— Очень любезно с твоей стороны, — заметил Трапспрингер.

Со свертком бинтов под мышкой и тазиком чистой воды в руке Финес повернулся к кендеру, ожидая, что перед его глазами предстанет фонтан крови.

Трапспрингер Лохмоног сидел в кресле, его руки — и вместе с ними две целехонькие пятерни — замерли высоко над головой кендера, как и было сказано. Не то чтобы фонтана крови — ни единой кровоточащей царапины на них не было!

— Раз все в порядке — убирайся отсюда, — нахмурился Финес, ухватив Трапспрингера за шиворот. — Я не в том настроении, чтобы шутить.

Искренне удивленный, кендер вывернулся из хватки мужчины.

— Я не шутил. Я потерял палец. Он принадлежал то ли минотавру, то ли оборотню; нельзя со стороны определить. Я собираю интересные косточки, так вот эта была моей любимой. Красивые, добела отполированные суставы — казалось, она сделана из алебастра. На самом деле, конечно, я ее не терял. Ее позаимствовал кендерморский Совет, но это абсолютно другая история и отчасти причина, почему я не могу прийти завтра. Так ты сможешь мне помочь? Это действительно очень важно, и я уверен, что моя жизнь, вероятно, подвергается большой опасности.

Вконец сбитый с толку, Финес долгое время молча разглядывал кендера. Этот Трапспрингер Лохмоног выглядел слишком пестро для кендера. Финес сказал бы, что он достиг преклонного возраста; годы проступали в обширной сети морщинок на лице, в седых прядях, спрятавшихся в украшенном перьями хохолке медных волос, в его глубоком для кендера голосе. Он был одет в очень дорогую ниспадающую нактдку из фиолетового бархата, столь темного, что в полумраке она казалась черной, и штаны такого же неопределенного цвета. Туника имела цвет стручков гороха, а широкий пояс из черной кожи скрывал начавшее отвисать брюшко. На шее болталось ожерелье из крохотных грязно-белых косточек — кому они принадлежали, Финес не желал знать.

Рыжие с проседью брови Трапспрингера над миндалевидными глазами оливкового цвета выжидающе изогнулись.

— Ну? — нетерпеливо спросил Трапспрингер, постукивая костяшками пальцев по подлокотникам. — Поможешь мне или нет?

Финес все еще пребывал в замешательстве.

— Ты хочешь, чтобы я забрал косточку у советников? — тупо покосился он на кендера.

— Да нет же, это невозможно, — решительно возразил кендер. — Все, что мне нужно — это еще одна косточка с пальца минотавра.

Финес протер уставшие глаза и тяжело опустился на мягкий стул. Он жил среди кендеров достаточно долго, чтобы понимать — от этой беседы так просто не уйдешь.

— Ты хочешь, чтобы я принес тебе косточку минотавра, — бессмысленно повторил он.

— Из пальца. Я буду весьма признателен, — сказал Трапспрингер, с надеждой схватив его за руку. — Видишь ли, старая косточка служила мне талисманом удачи, а теперь мне кажется, что если я быстренько не верну ее, может произойти нечто ужасное.

— Ты боишься, что погибнешь без нее? — спросил Финес.

— Ну да, хотя это и не самое страшное, что может случиться. В действительности очень интересно ожидать смерти, когда знаешь, что умрешь. Мчаться на фермерской телеге далеко не так увлекательно, как, скажем, прыгать с утеса в пасть льву, который, ко всему прочему, мечется в огне. Вот это интересно!

Его глаза заблестели от одной только мысли.

— Все равно я не хочу рисковать.

Финес смерил эксцентричного кендера странным взглядом.

— Но я не ветеринар, и даже не аптекарь. Что заставляет тебя думать, будто я занимаюсь подобными делами?

— Сказать по правде, ты не первый, кого я избирал. В их домах я не нашел ничего, что хоть отдаленно напоминало бы мою косточку, — он вытащил из внутреннего кармана накидки кусок бечевки с отметинами зубов в четырех местах и маленький флакон голубой жидкости, — хотя и отыскал некоторые очень нужные мне вещи. А рядом не оказалось никого, чтобы спросить о косточках.

— А не могут ли действовать таким же образом те, что висят у тебя на шее? — спросил Финес, сдерживая дрожь.

— Если бы они были косточками из пальцев, конечно, — возбужденно ответил Трапспрингер, — а так нет.

Теперь, когда стало ясно, чего добивается кендер, к Финесу вернулось самообладание, и он полез в буфет. Он бережно извлек оттуда деревянный поднос с затупленными краями, чтобы не опрокинуть множество тонких, белых косточек.

Он схватил самую широкую и любовно зажал ее в руке.

— Должно быть, это самый удачный день в твоей жизни, господин Трапспрингер.

Мне случалось использовать косточку с пальца минотавра в приготовлении одного из самых сильных и дорогих моих лечебных эликсиров. Конечно же, у меня есть косточка минотавра, который по совместительству являлся оборотнем, одним из редчайших и самых экзотических созданий этого мира. Ликантропия вообще странная штука. Среди людей находятся те, кто утверждает, будто минотавры не подвержены подобной напасти, но прямо здесь у меня есть доказательство обратного. Абсолютно незаменимая вещь. Будучи коллекционером, ты должен понимать, что подобные косточки ну просто бесценны. Но раз она так много для тебя значит — способна сохранить тебе жизнь — я поделюсь своими. Вопрос только в том, чем ты возместишь мне убыток?

Он протянул косточку Трапспрингеру на изучение и втянул в себя воздух.

— Замечательно! — воскликнул Трапспрингер с ликованием. Он нежно принял косточку из рук доктора и принялся «убаюкивать» ее в ладошках.

— Я не могу заплатить тебе столько, сколько она стоит на самом деле, — сокрушался он. — Но я с радостью поменяю ее на самое дорогое, что у меня есть.

Кендер принялся рыться в глубине своей накидки.

Глаза Финеса жадно засверкали при виде волн, что создавала рука Трапспрингера на богатой бархатной ткани накидки. Когда наконец рука кендера появилась снаружи, она вложила скомканный, старый листок бумаги в протянутые ладони доктора. Банковский чек! Что это еще может быть? От возбуждения Финес чуть было не выпрыгнул из шкуры вон. Наконец-то судьба столкнула его с богатым кендером! Он со всех сил старался не показаться слишком заинтересованным или бестактным.

— Спасибо. Ты очень добр, — сказал Финес, засовывая чек в карман. — Если когда-нибудь еще понадобятся мои услуги…

— Да-да, я вспомню о тебе, — заверил его кендер и отступил в темноту приемной, счастливо прижимая к груди бесценную косточку «минотавра». — А теперь я должен возвращаться в тюрьму. То есть, это совсем не тюрьма. Если тебе нравится мягкая мебель и набивные в цветочек ткани, она покажется тебе даже миленькой. Я не хочу отсутствовать слишком долго, иначе обо мне начнут беспокоится. Если потребуется моя помощь — зови. Понимаешь ли, я очень близкий друг нашего мэра. Мой племянник должен жениться на его дочери. Пока!

С этими словами кендер растворился во мраке и выскользнул на улицу.

Финес стоял, не в силах пошевельнуться и широко разинув от удивления рот, и еще некоторое время неподвижно рассматривал место, где только что стоял Трапспрингер Лохмоног. Вот так дела! Но к тому времени, когда он наконец обрел способность реагировать, было слишком поздно ловить кендера. Несомненно, Лохмоног — старый чудак, сбежавший из городской тюрьмы. Банковский чек, куда там! Свадьба с дочкой мэра, ага! Странное дело, но Финес даже не обижался на Трапспрингера за то, что тот обхитрил его. Его восхитила ловкость, с которой кендер получил желаемое, подобно тому, как он восхищался кендером, что привязал шнурки остальных посетителей к скамейке.

Передернув плечами, Финес затушил свечу и поднялся по ступеням в задней части магазина в расположенные на втором этаже аппартаменты. По пути он извлек из кармана бесценный "банковский чек" и швырнул его на поднос с инструментами, даже не взглянув на него. Утром клочок бумаги отправится в мусорную корзину, вместе с оставшимися крысиными косточками, «проданными» кендеру несколькими минутами ранее как принадлежавшие минотавру. Финес нашел высохшее бедро грызуна, умершего много лет назад, в шкафу с медикаментами. Он смел его в деревянный мусорный совок и вот уже несколько недель собирался выкинуть. Но стоило Трапспрингеру попросить косточку из пальца минотавра, мошенник Финес вспомнил о крысином скелете и подумал: "А почему бы не сорвать на этом куш?"

И Трапспрингер попался на его уловку!

Финес усмехнулся. Трапспрингер Лохмоног и в самом деле темная личность, но он не единственный, кто посмеялся этим вечером от души.

ГЛАВА 3

Когда Тассельхофф, Гизелла и Вудроу двинулись прямиком на восток от Утехи, вместе с надвигающимися сумерками на землю упали первые капли моросящего дождя. Окружающие селение леса быстро уступили место предгорьям Сторожевых Пиков. Повозка тяжело волочилась в гору через низкий колючий кустарник и осиновые рощицы; во влажном теплом воздухе повис горьковато-сладкий запах диких хризантем. Дорога бежала по узкой долине между двумя горными отрогами, но она была относительно светлой и лишенной выбоин и ям. Лошади послушно тащились по ней, оставляя за спиной заходящее солнце.

Сидя на мостках между Тассельхоффом и Вудроу и зажав в одной руке поводья, Гизелла вытерла мокрый лоб ярко-оранжевым шелковым шарфом.

— Боги, вот это жара, — вздохнула она. — А дождь еще усугубляет ее. В это время года не должно быть так тепло.

Капли дождя собирались на неестественно рыжих волосах в блестящие лужицы и проворными ручейками стекали вниз.

— Мне кажется, это дурное предзнаменование, — сказал Вудроу; это было первое высказанное им вслух собственное мнение, ранее ничего подобного ни гномихе, ни кендеру слышать не доводилось. Почти белые волосы слиплись сосульками и пристали к голове. Он отбросил в сторону чуб, и падающие капли воды ливнем метнулись в сторону.

— Дурное предзнаменование? — переспросил Тас, чей завязанный жгутом хохолок волос в мокром состоянии ничем не отличался от сухого. Подставив лицо каплям падающего дождя, он спрятал бумажную карту за пазуху, чтобы не намочить ее. — О чем ты говоришь?

— Когда поздней осенью стоит такая жара, — начал Вудроу, — за ней непременно последует суровая зима.

— Но это тенденция или, точнее, порядок вещей, а не предзнаменование, — отметила Гизелла. — Я не верю в предзнаменования и суеверия.

— Вот как? — Вудроу посмотрел на гномиху со странной смесью удивления и жалости. — Вы хотите сказать, что решитесь пройти в полнолуние мимо сидящей на гнезде птицы? Или выпьете эля из надколотого стакана? Или… или зажжете свечу, которую жгли в присутствии мертвеца?

— Я не прилагаю усилий, чтобы этого не делать, — ответила Гизелла. — Да и что может случиться, если я и сделаю то, о чем ты говоришь?

— О, произойдет ужасное! — всхлипнул Вудроу. — Если вы пройдете мимо гнездящейся птицы в полнолуние, все ваши дети вылупятся из яиц. Если выпьете из разбитого стакана эля, до конца дня вас обязательно ограбят.

Вудроу нервно вгрызся в ногти.

— Но страшнее всего свет свечи, которая горела у гроба мертвеца, которого после похоронили или сожгли; если зажечь ее, вас посетит дух давно умершего человека. — Юношеское лицо Вудроу побелело. — А иногда, если душа принадлежит недавно умершему, она вселяется в тело живого человека!

— Смешно! — грубо фыркнула Гизелла.

Коням с огромным трудом доводилось обходить выбоины на дороге в стремительно надвигающейся темноте; гномиха нетерпеливо рванула поводья.

— У богов своя правда, мэм, — печально провозгласил Вудроу.

— Я не верю в подобные глупости, а тем более в богов, — пробормотала себе под нос Гизелла. — Скажи мне, Вудроу, — уже громче произнесла она, — а был ли ты очевидцем исполнения хоть одного из перечисленных проклятий?

— Конечно нет, мэм, — покрываясь мурашками, отвечал он. — Я стараюсь быть достаточно осторожным, чтобы избегать этого.

— Наверное, очень интересно вылупиться из яйца, если, конечно, ты будешь помнить об этом, не думаешь? — заметил Тас. Но затем нахмурился. — Однако мне совсем не нравится идея быть ограбленным. А вот поговорить с духом я бы не отказался. Может быть, он расскажет, где спрятал свои сокровища и имущество — они ведь ему больше не пригодятся! А самое главное, он может рассказать, каково это, умирать — ты счастлив, печален или чувствуешь что-то еще?

— Вряд ли какой-нибудь дух снизойдет до того, чтобы разговаривать с тобой, Непоседа, — засмеялась Гизелла. — По крайней мере, до тех пор, пока я здесь за вожака.

— Не шутите с этим, мэм, — тихо предостерег Вудроу. — Духи очень не любят такого обхождения.

— А мне не по душе этот разговор, — с тревогой отметила гномиха. Она вытянула руку ладонью вверх. — Кажется, дождь сходит на нет. Но двигаться дальше в такой темноте…

Она завернула лошадей на обочину и соскочила с мостков. Взяв коней за уздечки, Гизелла повела их с дороги к полянке, почти целиком скрытой от постороннего взгляда живой изгородью из кустарника с покрытыми багрянцем листьями.

— Накорми коней, а, Вудроу? — попросила она, проходя мимо них к заду повозки. — И не спускай глаз с Непоседы. Я поищу, где бы помыться.

Передок повозки взмыл ввысь, как только Гизелла скользнула внутрь.

Вудроу послушно соскользнул с мостков и стал распрягать коней. Вытащив изпод сидения большой мешок сухого овса, он подошел к животным, тихо напевая им какую-то песенку, и нежно погладил их влажные шелковые носы. Они возбужденно нюхали протянутую руку. Поставив мешок на землю, он запустил в него обе руки и извлек две полные пригоршни овса. Кони принялись неторопливо поедать корм с протянутых ладоней.

Когда каждый из них прикончил свою пригоршню, Вудроу сказал:

— А теперь, друзья, мне нужно приниматься за другую работу. — Он вытрусил перед ними достаточное для ужина количество зерна и пригласил коней к трапезе. — Приятного аппетита. Чуть попозже я принесу вам водички.

Лошади тихонько заржали, видимо, соглашаясь с ним.

Все это время Тас беззастенчиво наблюдал за Вудроу.

— Кажется, ты им и впрямь нравишься, — восхищенно промолвил кендер. Вудроу передернул плечами, но горделиво улыбнулся.

— За те несколько недель, что я служу госпоже Хорнслагер, я успел к ним привязаться. — Он оглядел лагерь. — Не поможешь мне найти несколько крупных камней, чтобы подпереть колеса повозки?

Он неторопливо двинулся назад к дороге, рыская глазами по земле, а Тас засеменил следом, пытаясь помогать.

— А ты можешь разговаривать с животными? — хрюкнул Тас, пытаясь приподнять камень размером чуть ли не с него самого. — У моего приятеля Рейстлина, когда он произносил заклинание, иногда получалось. Это выглядело забавно; животные не слишком его приветствовали.

Вудроу покачал головой.

— Я не говорю с ними при помощи слов, нет, — сказал он. — Просто чувствую, что понимаю их — ощущения и все такое — за исключением разве что ящериц и некоторых птиц. — человек молча принял булыжник из трясущихся рук Таса. — Нам не нужны такие большие камни. Почему бы тебе лучше не поискать дровишек? — Молодой, но жилистый юноша широкими шагами направился обратно к повозке и уронил камень под одно из задних колес. — Вот, теперь осталось еще одно, — говорил он, укладывая камень на место. — В этих местах слишком большой уклон.

Орудуя камешками поменьше, Вудроу соорудил широкий круг, огораживающий костер, где-то в шести футах от повозки. Закончив с этим делом, Вудроу нашел кендера на краю поляны собирающим пригоршнями сухие иголки для разжигания костра. Вудроу набрал охапку маленьких веточек и сухих сучьев.

— А как ты научился это делать? — спросил его Тас. — Я имею в виду, понимать животных.

— Да никак не учился, — пожав плечами, ответил юноша. — Просто наблюдаю и слушаю. И делаю так всегда. Мне кажется, понимать животных дано всякому. Только большинству людей нет до них дела.

— Ну конечно, Флинт говорил, что я чересчур болтлив, — мечтательно размышлял Тас. — Наверное, оттого-то я никогда не слышу, что говорят животные.

— Может быть, — сказал Вудроу. — Как бы то ни было, я надеюсь, ты сможешь что-нибудь состряпать на ужин. Госпожа Хорнслагер не может питаться исключительно кипятком. Я пытался приготовить, но…

— Не беспокойся, я замечательный повар! — скромно объявил Тас. — Я могу готовить жаркое из кролика, репу под соусом и даже пирожки с желудями!

— Боюсь, в нашем распоряжении нет нужных ингредиентов, — печально заметил Вудроу. — Госпожа Хорнслагер живет в повозке круглогодично, так что ей приходится путешествовать налегке — только ее имущество и то, что получено в обмен на товар или в качестве платы за него. За те несколько недель, что я с ней, я не видел, чтобы она особенно много торговала — по крайней мере, за добро.

Вудроу залился румянцем, вспомнив настойчивые ухаживания гномихи. Но Тас не заметил.

— Так чем мы располагаем?

— На данный момент остались один тощий цыпленок, мешочек сушеных бобов, три свертка сукна с золотой вышивкой, два мешка мерганских арбузов, к которым мы даже прикасаться не осмеливаемся, два живых хорька, которые так не используются, — предупредил он кендера, поглядывая на него сквозь щелки глаз, — и несколько странных специй, большинство из которых рассыпано по полу повозки, хотя есть несколько в баночках.

— Да, с этим особенно не разгонишься, но я попробую приготовить что-нибудь из цыпленка и бобов, — решил Тас. Вудроу смотрел на него с явным сомнением.

— Все это хранится в чулане, в передней части повозки. Если оно выглядит съедобным — исключая хорьков и арбузы — это твоя законная добыча.

Проинструктировав кендера, он присел на корточки и с рвением занялся сооружением походного костра.

Тас шмыгнул в повозку, одидая найти там Гизеллу, но внутри было пусто. К счастью, на вогнанном в дверь крючке болтался тусклый фонарь. Он изумленно огляделся по сторонам. Изнутри повозка оказалась куда вместительнее, чем могло показаться со стороны. От пола до низкого потолка по правую руку от кендера всю стену повозки занимали узкие деревянные полки, заполненные аккуратными рядами закупоренных зеленых аптечных склянок, отчасти пустых, но большинство было заполнено сушеными травами. На полках лежало неопределенное количество других вещей, от бледно-желтых восковых свечей до затянутых черным бархатом досточек, на которых лежали оправленные мерцающими цветными камешками кольца. Тас нетерпеливо протянул к ним руку.

— Не прикасайся к колечкам, что бы там ни было, — вдруг крикнул Вудроу изза повозки. — Камни фальшивые, но госпожа Хорнслагер продает их, как настоящие. Конечно же, она знает, сколько их и где какой лежит на бархатной демонсрационной доске.

Тас рывком отдернул руку.

— Я и не собирался, — сказал он, краснея от смущения; ему вдруг очень захотелось узнать, не читает ли юноша мысли так же успешно, как понимает животных. — Могла бы и не оставлять их на видном месте, куда может проникнуть кто угодно, — проворчал он.

Тас с трудом отвел глаза от искрящихся колец и исследовал оставшуюся часть повозки. За исключением дальнего угла в передке, вся левая сторона была устлана мягкими, пушистыми подушками кричащих расцветок поверх густого меха кромешно черного цвета — должно быть, кровать Гизеллы, решил Тас. В дальнем углу располагался узорчатый шкаф, покрытый черным лаком, гармонично сочетавшийся с остальным интерьером. В задней части повозки Тас заметил одежду Гизеллы, аккуратно сложенную на стопку подушек.

Желудок кендера призывно заурчал, и он вспомнил, зачем пришел. Как и обещал, он отыскал обширный, пустой чулан и открыл дверь. Внутри за одну лапку был подвешен обезглавленный, но неощипанный цыпленок, к шее которого прикрутили небольшой черпак, в который стекали капли крови. Казалось, вся кровь уже вытекла, и Тас снял его с крючка, захватив попутно мешочек с сушеными бобами. Кендер определил, что запах идет от укропа и шалфея в двух зеленых закупоренных склянках (конечно, после того, как отведал и того, и другого, можете не сомневаться). Он также набрел на полузасохший лимон — все-таки лакомство, невзирая ни на что — и несколько кастрюль и ковшиков, после чего покинул повозку и присоединился к сидящему у небольшого костра Вудроу.

— Госпожа Хорнслагер моется в ручье на дальнем краю рощицы, — указал Вудроу, протягивая Тасу полупустой ковш с водой. — Вот, кони не допили до дна. Можешь использовать ее, чтобы пробовать готовящуюся еду.

Поморщив нос, Тас принял деревянную емкость. Он немного успокоился, когда не обнаружил по краям пены, а еще больше — когда увидел, что кони пьют из собственного ковша. Кендер высыпал в ковш половину бобов, добавил изрядное количество холодной, кристально чистой воды, пока она не покрыла их, и поставил ковш вблизи огня, чтобы подогреть воду и размягчить бобы. Наконец, он разложил на ноге цыпленка и принялся его ощипывать.

— Где ты научился стряпать? — спросил Вудроу, подкладывая в пламя несколько более крупных сучьев.

— Наверное, пока наблюдал за мамой, — сообщил Тас. — Она была замечательной поварихой, — с любовью добавил он. — Могла устроить пиршество, имея в распоряжении буханку хлеба недельной давности! Один запашок ее пирожков с мангустом заставлял наших кендерморских соседей драться. В конце концов, по решению кендерморского Совета ей запретили вообще готовить.

Глаза Тассельхоффа сияли от гордости.

— Была? — ласково повторил Вудроу. — Она умерла?

— Я так не думаю, — нахмурился Тассельхофф, — но мы очень давно не виделись.

— Если бы моя матушка была еще жива, я навещал бы ее при первой же возможности, — задумчиво произнес Вудроу, чуть сильнее поворошив тлеющие угли. — И отца тоже.

— Оба твоих родителя мертвы? Ого, я прошу прощения, — добродушно отозвался

Тас, вырывая целую пригоршню черных перьев. — Как это произошло?

Вудроу часто заморгал.

— Отец происходил из семьи Соламнийских Рыцарей. Они его воспитали — а потому он больше ничего не умел делать. Однако его почти не волновала рыцарская честь — куда охотнее он стремился помогать людям. За что и поплатился.

Тасу казалось, что он может заранее предугадать каждое следующее слово Вудроу. Из рассказов друга, Стурма Светлого Меча, он знал, что Соламнийские Рыцари, некогда бывшие хранителями мира в королевстве, живут теперь в страхе и гонимы большинством людей, проживающих в Соламнии. Многие из этих людей ошибочно возлагают на Рыцарей вину за Катаклизм, чего Тас до сих пор не мог взять в толк, хоть Стурм объяснял ему много раз. Отец Стурма тоже был рыцарем и отослал жену с тогда еще маленьким сынишкой на юг, пока в стране не улягутся страсти. Больше Стурм своего отца не видел.

— Где-то десять лет назад отец пришел на помощь соседскому фермеру, — продолжал Вудроу. — Мужчина был ранен и объявил, что несколько мужчин, по внешнему виду рыцари, ограбили жилище, а его оставили умирать. Отец пытался помочь фермеру подняться на ноги, когда в хижину ворвались другие соседи, вооруженные вилами и топорами — их привлекли крики фермера. Завидев Соламнийского Рыцаря, нависающего над раненым фермером, они закололи его без вопросов. — Голос Вудроу оставался спокойным и невозмутимым, но на глаза набежали слезы.

— Фермер пытался их остановить, но опоздал. Он рыдал, когда позже рассказывал нам о безвременной кончине отца.

Щемящее сердце кендера готово было разорваться на части.

— А мама? — он утер нос рукавом.

— Она скончалась при родах братишки ненамного позже, — Вудроу неподвижно уставился на язычки пламени.

Первый раз в жизни кендер не знал, что сказать. Потом у него появилась идея.

— Мы можем вместе проведать моих родителей, как приедем в Кендермор — если они, конечно, еще там.

— Как любезно с твоей стороны, — сказал Вудроу, — но это не одно и то же.

Тас насупился.

— Конечно, нет. И потому ты с Гизеллой?

— Вроде так, — медленно произнес Вудроу. — После того, как умерли родители, дядя — по отцовской линии — взял меня к себе.

— Мило с его стороны, — вскользь заметил Тас, попытавшись придать голосу бодрую интонацию.

— Отец и дядя Гордон в свое время были очень близки. — Вудроу добавил в костер еще одно полено. — Я много над этим размышлял, и теперь мне кажется, будто он надеялся, что во мне воплотится отец. Он всегда подчеркивал, что я очень на него похож. Как бы там ни было, он хотел сделать меня своим оруженосцем и день за днем обучал. — Вудроу горестно покачал головой. — Но я знал, как — и почему — погиб папа. Я не желал защищать честь рыцарства и поговорил об этом с дядей Гордоном настолько спокойно, как вообще мог. Но он даже слушать меня не стал. Просто повторил наизусть Кодекс и Меру. Поэтому я сбежал.

— Да, я так и думал, — неловко согласился Тас.

Казалось, рассказ окончательно измотал Вудроу. Он тяжко вздохнул.

— Что же касается твоего первоначального вопроса, я встретил госпожу Хорнслагер на ярмарке в Санктионе. Я нуждался в заработке, а она — в помощнике. Поэтому я здесь.

Некоторое время собеседники молчали. Мысли Таса вернулись к его семье.

— У меня есть дядюшка. Брат моей мамы, и зовут его Трапспрингер. Да ты его знаешь — кендерморский Совет запер его и отобрал счастливую косточку от пальца из-за меня. — Тас оторвал глаза от цыпленка и серьезно взглянул на Вудроу; к его пальцам прилипли черные и белые перышки. — Скажи, это дурное предзнаменование — отобрать его счастливую косточку?

Первый раз с начала разговора Вудроу вздрогнул.

— Я бы не сказал, что хорошее.

— Бедный дядюшка Трапспрингер, — печально молвил Тас, качая головой, пока вырывал последние перышки с птицы.

— Давай, я распотрошу, — вызвался Вудроу, протягивая руку за курицей. — Если я и научился чему, пока был оруженосцем, так это разделывать тушки.

Тас отдал ему цыпленка.

— Еще мне нужен вертел, — сказал он Вудроу. Он обтер об траву ладошки, чтобы счистить остатки перьев, и омыл руки чистой водой, специально отставленной для такого случая в сторонку. Следом Тас слил воду из ковша с бобами. Зачерпнув из мешочков по пригоршне укропа и шалфея, кендер тщательно перемешал пряности в руках.

С птицей вернулся Вудроу.

— Чистая, блестящая, словом — высший сорт! — похвалился он, снимая курицу с шеи. Тас разрезал лимон пополам и натер соком цыпленка и снаружи, и изнутри. Пока Вудроу устанавливал по бокам кострища две крепкие рогатины, кендер набил брюшко птицы смесью бобов с приправами. Приподняв фаршированную птицу, Тас тем самым дал Вудроу возможность нанизать ее на тонкую ровную палку. Наконец, тушка повисла прямо над тлеющими углями.

— Замечательно, — вздохнул Тас. Он оперся о тяжелое колесо повозки и устало сомкнул глаза.

— Я посмотрю за едой, — предложил Вудроу, хотя знал, что кендер уже спит. Человек, скрестив ноги, сидел у огня и рассеянно поглядывал на раскаленные докрасна уголья.

Гизелла тем временем босиком мчалась на огонек костра, иногда останавливаясь для того, чтобы извлечь из мягких подушечек пальцев вонзившиеся в них сосновые иголки. Гномиха знала, что Вудроу возмущают подобные ночные вылазки в объятия ближайшего водоема. "И не только водоема, если уж представляется возможность," — по-девичьи захихикав, подумала она. Он сказал, что скорее позволил бы ей бродить раздетой меж деревьев, окружающих лагерь. Но Гизелла Хорнслагер привыкла заботиться о своей внешности. Она обнаружила, что грязь и пот, накапливающиеся на коже в течение дня, травмируют ее куда сильнее, чем когти диких животных. Холодный душ в лунном свете — разве это не божественно? Однако ночной горный воздух сделал свое дело, и влажная кожа вскоре покрылась мурашками. Гномиха плотнее укуталась в шаль и поспешила навстречу желанному теплу огня.

На краю поляны Гизелла застыла на месте; ноздри защекотал самый приятный запах, какой ей доводилось встречать.

— Рецепт Тассельхоффа, — пояснил Вудроу, заметив на ее лице удовлетворенное выражение. Он снял перекладину с рогатин и как раз стаскивал курицу с вертела.

Гизелла бросилась к огню и тут же приспособила для сидения перевернутый ковш из-под воды. Осмотрительно измерив температуру окружающих камней ледяными пальцами, она нашла удобное местечко. Гномиха довольно вздохнула и посмотрела в сторону кендера, который уже проснулся и сжимал в руках широкое оловяное блюдо, куда предполагалось выложить ужин.

— Однако твой дружок, миловидный полуэльф, кое в чем оказался прав: возможно, ты стоишь куда больше, чем сверток сукна. — Она протянула маленькую тарелку, дожидаясь, пока в нее положат причитающуюся ей долю. — Я проголодалась!

— Спасибо, — ответил Тассельхофф, хотя вовсе не был уверен, являлись ли ее слова комплиментом или нет. Он наклонил блюдо, и мягкие, рассыпчатые кусочки куриного мяса перекатились на тарелку Гизеллы, а затем добавил еще бобовой начинки. Тас отсел в сторонку и с наслаждением накинулся на свою порцию.

Вудроу ел свою долю тихо, внимательно наблюдая за хозяйкой. Руки Гизеллы напоминали вихрь, а рот ни на секунду не прекращал жевать. Вудроу сделал всего два укуса, а тарелка Гизеллы уже была пустой. Она сидела, плотно обхватив руками талию и завернувшись в теплую шаль, и стоило взглянуть в щелочки наполовину прикрытых глаз, сама собой напрашивалась аналогия с дремлющей кошкой.

Нельзя сказать, что Вудроу был знатоком женщин (ему приходилось знавать всего нескольких), но его не покидало чувство, что Гизелла Хорнслагер — совсем не типичная представительница слабого пола. На все у нее были свои правила и, казалось, ей совершенно безразлично, что о ней думают окружающие. Гномиху отличала непомерная жадность к еде, и не только. Юноша покраснел, когда вспомнил звуки, сопровождавшие ее «торговлю» с мужчинами последние несколько недель. Он пытался не слушать стоны и завывания, доносившиеся из окон повозки, но с тех пор, как хозяйка приставила его сторожить во избежание всяких недоразумений, это, увы, не представлялось возможным. Кроме того, она вроде бы не слишком смущалась, снова оказываясь с подручным лицом к лицу, и даже восторгалась красными пятнами и отметинами, оставленными на щеках.

Она не боялась ничегошеньки за исключением возможности, что какое-нибудь ее желание окажется невозможно удовлетворить. Несмотря на фривольный образ жизни, крайне неприятный для Вудроу, он, тем не менее, заключал, что уважает ее только за смелость в отстаивании собственных убуждений.

— На что это ты уставился? — вдруг спросила гномиха, широко распахнув глаза. Она оглядела его тощее, но сильное тело и непристойно ухмыльнулась. — Не переменил ли ты часом мнения о способе вознаграждения за твои услуги?

Взгляд юноши метнулся обратно к тарелке, и он принялся с рвением за еду.

— Н-нет, — всхлипнул он, как обычно, покраснев. — Мне пока нужны стальные монетки, мэм.

Она невинно пожала плечами.

— Как хочешь. Ты ведь знаешь, что я предпочитаю бартерную оплату, если только позволяет сделка. — Гизелла подняла с земли веточку и бросила ее в костер. — Дай мне взглянуть на карту, Непоседа, — попросила она.

Оторвавшись от еды, Тас громко обсмоктал сальные пальцы и полез за пазуху. Он протянул гномихе свернутый лист бумаги.

— Мы в пути меньше чем полдня. Думаю, к завтрашнему вечеру мы сможем добраться до Кзак Царота, — подсчитал кендер.

Проигнорировав его замечание, Гизелла поднесла карту к свету и пристально вгляделась в нацарапанные на ней значки.

— Мы где-то здесь, — пришел на помощь Тас, проведя пальцем по обратной стороне листа и остановившись около места, обозначенного на карте как Кзак Царот.

Гизелла видела тень от его пальца сквозь тонкую бумагу.

— Гмм, да, — наконец, согласилась она. — На первый взгляд неплохо. Кажется, отсюда до Балифора рукой подать, — она внимательно рассматривала дороги, ведущие к правой границе карты. — Все дороги ведут в Балифор.

Тас принялся расхваливать свои таланты.

— Я же говорил, что ты вернешься прежде, чем сгниют арбузы. Если Непоседа и знает в чем толк, несомненно, это карты.

Но Гизелла продолжала вглядываться в карту, медленно качая головой.

— Сдается мне… — пробормотала она. Гномиха разглядывала клочок бумаги, видимо, желая понять, чем же отличается он от потерянного ею, пока угли в костре не выгорели дочерна. Тассельхофф и Вудроу уже давно спали, свернувшись клубочками у угасающего очага.

ГЛАВА 4

Спускаясь по ступенькам в расположенный на нижнем этаже кабинет, Финес вытирал закисшие за ночь глаза краем белой блузы. Состроив мину, он громко причмокнул губами. Во рту чувствовался отвратительный металлический привкус, будто ночью он облизывал ржавое лезвие ножа. Финес решил, что это последствия выпитой перед отходом ко сну пинты кендерского эля.

Распахнув ногой дверь в комнату для обследований, он быстренько осветил темное помещение огарком свечи и направился прямиком к рабочему столу, где в одном из ящиков хранились зеленые стеклянные пляшки с эликсиром собственного приготовления. Этими "целебными снадобьями" Финес лечил все болезни, от которых не помогали марлевые повязки, затычки для ушей, очки с промасленной бумагой или удаление: будь то зуб или вросший ноготь. Он приписывал лекарство при болях в голове, животе, ногах, суставах, болячках горла, выпученных глазах, высыпаниях, трудном дыхании, раздутом языке, отклонениях от нормы и многих других недугах, что преследовали, как чума, обитателей Кендермора. Немного странным оказалось его открытие, что жидкость с резким запахом на самом деле эффективно помогает при болях в животе и одышке. За свой эликсир он брал сумасшедшие деньги, объясняя, что мистические ингридиенты для него доставляются "из опасных земель, лежащих далеко отсюда, где странника встречают мечом и пламенем, и редко кому удается вернуться оттуда живым." Кендеры разглядывают зеленый пузырек удивленными глазами размером с медную монету, а когда экзотическое лекарство наконец попадает им в руки, многие восторженно присвистывают.

Финес сделал затяжной глоток и тщательно выполоскал рот, едва сдерживаясь, чтобы не прыснуть. Особые ингредиенты — несколько давленых вишен и листья эвкалипта — он вытащил из мусорника по соседству с аптекарской лавкой. Ничего мистического. И конечно, он никогда не добавлял в эликсир косточек минотавраоборотня, о чем распостранялся перед кендером прошедшей ночью.

При воспоминании о посетителе взгляд Финеса метнулся к сложенному листку бумаги на стоящем неподалеку деревянном подносе.

— Этот Трапспрингер — мошенник что надо, может, даже лучший. чем я! — признал вслух мужчина, рассеянно разворачивая бумажку. Она оказалась картой. Финес чуть было не порвал ее на клочки, когда его внимание привлекло слово в уголке.

Слово "сокровища".

Нахмурившись, Финес разгладил карту и расстелил ее на столе, чтобы на нее падал свет. Он прищурился и в тусклом мерцании свечи по размытой надписи над рисунком заключил, что перед ним — карта Кендермора. Но большего на потертой, истрепанной карте разобрать не удалось. Побольше бы света!

Окно комнаты для обследований выходило на запад, поэтому Финес даже не порывался его открывать; нечего было и надеяться, что ранним утром сквозь него проникнет хоть сколько-нибудь света. Вместо этого он последовал в приемную и распахнул настежь ставни, обращенные на восток, к восходящему солнцу. Утренние солнечные лучи скользнули под тяжелые шторы. Финес подставил к окну расшатанный табурет, оставив карту на скамье для посетителей, и попытался водрузить на непрочную конструкцию свое массивное тело. Дерево протестующе заскрипело; сие происходило всякий раз, когда Финес присаживался на ссидЕние, рассчитанное на кендеров.

По меркам собственной расы Финес был далеко не тяжелым. При росте, не превышающем средний, его туловище напоминало бочонок, от которого отходили непропорционально длинные и тощие руки и ноги. Под лилейно-белой кожей, натянутой на кости, напрочь отсутствовали мускулы. Так что среди соплеменников мужчину если не презирали, то во всяком случае считали безобидным "растением".

Но по сравнению с кендерами он казался настоящим гигантом, что стало одной из причин его переселения в Кендермор. Теперь, нервно обгрызая ногти, Финес тщательно рассмотрел карту в поисках слова «сокровища». Он прошелся по ней снова и снова. Неужто глаза подвели? Да нет же, Финес мог поклясться чем угодно, что видел его в правой части карты, у самого края. Мужчина снова напряг глаза.

— Привет, доктор Зубник! — раздался пронзительный, шепелявый голосок кендерской девушки. Финес отдернулся, да так резко, что чуть было не свалился с расшатанной, скрипящей табуретки. Голова обладательницы голоса еле доставала до подоконника; ей приходилось стоять на носочках, чтобы разглядеть происходящее в комнате. — Вы открылись? — поинтересовалась она. — У меня невыносимо болят зубы, право же, больше не могу терпеть. Может, вы…

— Нет, я еще не открылся, — оборвал ее Финес, возвращаясь к карте. — Разве ты видела на двери табличку "Открыто"?

— Нет, не видела, но ваше окно было распахнуто, и я подумала: " Может быть, он просто не успел еще дойти до двери?". А у меня очень сильная зубная боль, доктор. Ой, а что это у вас? Карта?

Финес инстинктивно заслонил листок подальше от любопытных кендерских глаз и посмотрел на девушку. Ее челюсть закрывала полоска белой ткани, завязанная узелком на макушке.

— Это? Конечно, карта. Я думаю переехать, вот и выискиваю новое местечко, — поспешно придумал он. — И еще — мое окно открыто, но я — нет.

— Хорошо, а когда вы откроетесь? — спросила она, легонько касаясь рукой перевязанной челюсти.

— Не знаю! — раздраженно нахмурился Финес. — Возвращайся после полудня!

— А приходить сюда или в ваш новый кабинет?

Финес озадаченно посмотрел на нее. Поразительно, но кендеры не надоедали ему, как большинству людей. Но этот кендер отвлекал внимание от важного дела. Возможно, сказывался излишек принятого перед сном спиртного.

— Сюда!

— Окей! — весело протараторила она. — Пока! Увидимся после обеда!

Помахав ему рукой, девушка усмехнулась, но улыбка тотчас же исчезла. Схватившись за больную щеку, она зашагала прочь по неровной, устеленной булыжниками улице.

Пока не появились другие кендеры со своими докучливыми болячками, Финес быстренько расстелил карту на коленях и еще раз тщательно разглядел ее. Улицы на карте Кендермора напоминали извивающихся змей в коробке. Только две улицы шли параллельно (или по крайней мере были прямыми), но широкие центральные проспекты заканчивались глухими тупиками. Финес заметил, что названия этих оживленных улиц наудачу изменены. Он задержал внимание на одной из них, название которой он помнил, потому что она проходила неподалеку от магазина; на карте она именовалась Проспект Бутылочное Горлышко, а двумя кварталами восточнее та же улица именуется уже Прямой. И тут же, сразу за этим словом, она снова переименовывается, теперь уже в Бульвар Билдора.

Но если подобные казусы не сильно смущали наблюдателя, то стоит упомянуть о том, что картографер использовал собственные пометки, чтобы изобразить столь важные объекты, как "дом Берти", "там, где гнездо дрозда" или " фиолетовый лоскут".

"Чем больше я буду рассматривать эту карту, тем скорее окончательно запутаюсь", — решил Финес. Но спрашивать у кендеров направление тоже бессмысленно.

— Повернете направо — или налево? — к высокому зеленому дереву, потом дважды обернетесь вокруг, пройдете мимо кустов красной герани — великолепно, вы их видели? — и тогда поймете, что это именно то место, куда вам нужно!

В правом углу карты снова показалось слово, на этот раз оно буквально врезалось ему в глаза. На самом деле слово «сокровища» оказалось частью фразы, потому-то и было так тяжело его сразу отыскать. В целом предложение звучало так: "Здесь сокровища: несметное количество драгоценных камней и магических колечек". Кровь отчаянно ударила в виски Финесу.

Схватив кусочек угля из потухшей жаровни, он дрожащей рукой обвел фразу кружочком. И только потом заметил некий символ внизу.

Под заветными словами располагалась стрелка, указывающая на правый край карты; ее указатель упирался точно в кромку листа. Наклонившись над ней чуть ли не вплотную, Финес обнаружил, что правый край карты слегка обтрепан, как будто разорван по изгибу.

Карта разделена на два куска, и расположение сокровища оказалось на другой половинке!

— Нет! — вскричал Финес. Его голова судорожно задергалась из стороны в сторону, а глаза принялись прочесывать карту в поисках других объяснений. Кто знает, может, стрелка не имеет никакого отношения к сокровищу. Но после нескольких минут безумных поисков Финес вынужден был признать, что имеет, причем самое непосредственное. На краю больше ничего не было. Странно, ведь по его убеждению весь Кендермор, каким он знал город, помещался на карте, которую он держал в руках.

Тогда что же на второй половинке карты?

И, самое главное, где она?

Финес заставил возбужденный мозг успокоиться. На поиски может уйти целая жизнь, но если найти камешки и магические кольца, то на деньги, вырученные за продажу, можно безбедно дожить до преклонных лет. А для того, чтобы найти сокровища, нужны обе половинки карты.

Трапспрингер! Кендер говорил, что эта карта — самое ценное его имущество, так что он несомненно осведомлен о подлинном ее значении. Без сомнения, у старика есть и вторая половинка. Но как отыскать Трапспрингера в таком громадном городе, как Кендермор? Сердце Финеса колотилось с таким грохотом, что заглушило бы и сотню взбесившихся лошадей.

Нахмурившись, он вытянул шею в открытое окно, а затем удивился собственной бестолковости. Звон в ушах не был результатом гулкого биения сердца. По улицам шествовал ранний утренний парад.

Парады — если употреблять это слово в свободном значении — были ежедневным событием в Кендерморе. Они устраивались по всякому поводу: от торжественных празднеств до откровенно смешных случаев. "И этот не будет исключением", — кисло подумал Финес, заметив оркестр. Пять писклявых дудочников, да еще трое, громыхающих тарелками, создавали фоновый шум для кендера средних лет с черным хохолком, который вопил что-то в сложенные рупором ладошки со скамейки, воздвигнутой на опасно наклонившейся повозке. Знамя, растянутое в руках двух бедно одетых молоденьких девушек в сапогах по колено, коротеньких юбках и блузках с глубоким вырезом, приглашало на выборы одного из кандидатов в контору мэра.

— Почему мы хотим, чтобы мэром стал сфинкс? — вопил он. — Да потому, что такого еще не было, вот почему!

— Кендермор базируется на свободе и равенстве, хотя, возможно, никто до сих пор не называл их своими именами, но мы говорим — сфинксы заслужили право занять правящее кресло! Помимо всего прочего, они загадывают такие потрясающие загадки!

Дудочники исторгли душеразрывающий писк, тарелочники загрохотали, и участники парада последовали дальше, завывая и громко апплодируя зажигательной речи оратора.

Отвлекшись от карты, Финес изумленно потряс головой. Сфинкс в роли мэра, надо же. Если его не подводила память, сфинксы были женскими особями существ с телами львов. Почти такие же гигантские, как великаны, хотя куда более умные, они только и ждали, чтобы сожрать кого-нибудь, кто вызывал у них раздражение. Только в Кендерморе могло придти в голову предлагать такое. Кроме того, городом уже правил мэр, и Финес не слышал, чтобы планировались выборы. Хотя кендеры вообще редко что-то планируют.

В Кендерморе уже был мэр. Глаза Финеса заметались из стороны в сторону, когда в его сознании сформировалась мысль, точнее, воспоминание. Прошлой ночью Трапспрингер рассказывал что-то очень странное и противоречивое. Он говорил, что угодил в тюрьму. Но в — о же время он хвастался, будто его племянник женится на дочери мэра. Интересно, что из двух утверждений было пустой болтовней сумасшедшего старого кендера? Ибо вместе они никак не стыкуются. Как бы там ни было, за отсутствием другой информации Финесу показалось, что лучший способ отыскать Трапспрингера, кем бы он ни был — обратиться к мэру. Улыбка полнейшего удовлетворения и предвкушения озарила начинающее стареть лицо.

Разбуженные парадом, кендеры начали собираться перед окном.

— Доктор Костюк…

— Мне нужно подстричься и…

Заставив себя смириться с их шумным присутствием, Финес отрывисто спросил:

— Скажите, кто знает, как найти мэра?

— В ратуше! — хором пропели они.

— Спасибо, — он был краток. — Сегодня у меня выходной — парад, сфинкс и все прочее.

С этими словами он захлопнул ставни прямо перед крохотными, удивленными личиками кендеров. Он слышал выплевываемые в свой адрес колкости, но в мыслях уже торопился к ратуше, чтобы или разыскать сумасшедшего старика, или… Об этом втором «или» Финес не думал.

ГЛАВА 5

— Не понимаю, — десятый раз за утро говорил Тассельхофф. Он сидел на мостках между Гизеллой и Вудроу, развернув на коленях карту.

— Деревня Кве-Шу там, где и должна быть — в самом сердце равнин. Мы едем по Восточной Дороге Мудрецов, и она на своем месте; но вокруг должны быть равнины! — он обвел руками окружающую местность. — Так откуда же взялись горы?

Кендер хлопнул по карте и сокрушенно покачал головой.

— Случилось землятресение или что-то в этом роде? Все поменялось.

— Это ты должен сказать, — заметила Гизелла, щелкнув языком, чтобы принудить коней двигаться по крутому подъему. — В конце концов, ты тот щеголь, что сделал эту карту.

— Я говорил, что рисую карты, этот так. Но я никогда не утверждал, что сделал эту, — беспокойно ерзая, оправдывался Тассельхофф.

— Эта карта принадлежит перу дядюшки мистера Непоседы — Берти, — невинно заметил Вудроу.

— Вообще-то я не совсем уверен, что ее составил дядюшка Берти, — сказал Тас.

— Так говорил дядюшка Трапспрингер, когда вручил мне сверток карт в подарок на совершеннолетие. Если подумать хорошенько, то я даже никогда не встречал дядюшку Берти, потому я не удивлюсь, если окажется, что он вовсе не мой дядя.

— А как же ты первый раз добирался до Утехи? — спросила Гизелла, не обращая внимания на трескотню кендера. — Ты должен помнить дорогу, будучи ревностным почитателем всяческих карт!

— Ну конечно помню. Я пришел с юга, через Торбардин и Пакс Таркас, как и вы, — просто ответил кендер.

— Пардон за глупый вопрос, но почему бы и нам было не вернуться этим же путем? — сказал Вудроу.

Тас выглядел несколько раздраженным и поспешно поднял обе руки.

— Не смотри на меня так! Гизелла среди нас единственная, кто торопился и желал срезать большой угол. Я только предложил направление!

Гизелла смерила его сердитым взглядом.

— Мне кажется, не стоит устраивать перебранки по пустякам, — сказала она. — Если на карте Тассельхоффа недостает нескольких городов и гор, разве это так страшно? Дорога свободна, движемся мы быстро. Так продолжим же!

Обиженная гримаса на лице Таса сменилась удовлетворением, а Вудроу снова ушел в себя.

И впрямь, утро прошло спокойно, без происшествий. Проснувшись, путешественники обнаружили, что серое, дождливое небо сменилось лазурным, без единого облачка. Тас поднялся рано, привлеченный звуком падающей воды. Выпрыгнув из засаленных штанишек, он выстирал их, примостившись на камне посреди холодного прозрачного ручья, и развесил на ветке, где они высохли почти тотчас на раннем утреннем солнышке.

Тем временем Вудроу, который спал чутко, тихонько вытащил из-под козлов мешок с зерном и накормил коней, предвкушая предстоящий долгий денек. Наполнив водой их ведро, он рискнул забрести в лес и нашел запоздалую дикую чернику.

Вскоре и Гизелла соскользнула с заложенной подушками кровати в глубине повозки, обула малиновые сапоги, натянула ярко-оранжевую тунику с длинными рукаваМи и такие же брюки, да так туго, что со стороны казалось, будто они нарисованы на ее теле. Ее красные волосы горели в лучах солнца, когда трое путников расселись вокруг пепелища ночного костра и принялись завтракать холодными остатками фаршированной птицы и свежей черникой, запивая все это водой из горного ручья.

Когда они сворачивали лагерь, настроение у всех было преотличное. Уже через час они перебрались через горы, а впереди, на горизонте, замаячило в синеватосизой дымке селение варваров Кве-Шу. И хотя дорога, по которой они ехали, проходила очень близко, меньше чем в тысяче ярдов от деревеньки, обзор поселка преграждала окружающая его почти идеально круглая каменная стена. Тем не менее верхние этажи гигантских каменных храмов и обширная арена отчетливо различались на фоне голубого неба. Глаза варваров, несомненно привыкших к оживленному движению на дороге, следили за ними из-за стены, но они не утруждали себя окликами, а тем более нападениями на путешественников.

Проехав Кве-Шу, путники остановились на обед. Гизелла неохотно залезла в тайник с товарами и вытащила оттуда дорогостоящий копченый окорок из Тарсиса. Пережевывая свою порцию, Тас посмотрел на восток и первым заметил на горизонте зазубренные пики гор, из-за которых они сейчас поссорились.

— Начинаем спускаться, — сказал Вудроу, почувствовав легкий уклон. — Скорее всего, эти горы не отмечены на твоей карте, потому что они сравнительно невысоки, — предположил он, обращаясь к Тасу.

Кендер просиял.

— Так и есть! — казалось, ответ на загадку нашелся.

Вскоре уклон стал более очевиден. Гизелла сильнее натянула поводья, придерживая коней, которые были готовы сломя голову скатиться с горы. Но вскоре вечнозеленые горные ели сменились лиственными рощами предгорья — стайками кленов и дубов.

— Отсюда уже недалеко до Кзак Царота, — объявила Гизелла, опустив поводья. Повозку раскачивало, швыряло во все стороны, из-под колес летели тучи пыли, когда кони свободно мчались вниз по дороге. Худощавое тельце Тассельхоффа подбрасывало, как мячик, но кендер хихикал от счастья, наслаждаясь стремительной ездой, хотя и вцепился в передок, чтобы не быть сброшенным с повозки. На глазах, подставленных шквальному ветру, выступили слезы.

Но внезапно, выглянув из-за коней, Тассельхофф часто заморгал. Или ему померещилось, или…?

— Смотрите! — заорал он, указывая на дорогу. Гизелла покосилась в сторону, куда был направлен его палец. Но ее дневное зрение не было столь безупречным, как ночное, как у всех гномов, которые частично видели в инфракрасном диапазоне. Днем отчетливо различимая гномихой область ограничивалась двадцатью футами.

Не увидев ничего особенного, она продолжала править лошадьми.

Она не увидела то, на что указывал Тассельхофф — дорога внезапно прерывалась пятьюстами ярдами далее, как будто строители разошлись по домам, так и не завершив ее.

Внезапно несущиеся галопом кони стали на дыбы перед болотной трясиной, увлекая за собой повозку с тремя ничего не ведающими пассажирами. Тассельхофф взвился в воздух, и, перевернувшись вниз головой, приземлился между двумя хлюпающими кучками земли, заросшими травой, больше известными в простонародье как «кочки». Вытащив руки, почти на четыре дюйма ушедшие в холодную, тинистую воду, он отряхнул с них вязкую болотную тину и поднялся на ноги. Кендер разочарованно оглядел только что выстиранные штанишки.

Он шагнул к повозке, но тут же споткнулся об выступающую из-под земли кочку и плашмя растянулся в воде. "Боги, ну и холодная!" — подумал он. Снова поднявшись, он добрался-таки до повозки и принялся трясти головой, как мокрый пес.

Когда дорога кончилась, Вудроу удалось остановить повозку. Теперь он осторожно пробирался к испуганным лошадям, которые стояли по щиколотку в воде с расширенными от страха глазами.

— Моя одежда! Она испорчена!

Вопли Гизеллы шли слева от повозки. Вудроу бережно двинулся по кочкам, местами проваливаясь в грязь по колено, пока не отыскал гномиху.

Гизелла сидела в болоте, неуклюже раскинув ноги и опираясь сзади на руки. Темная вода доставала до пышной груди. И только два дюйма одежды, которые не тронула влага, оставались еще оранжевыми. Гномиха не на шутку испугалась, когда с ее плеч в темную, грязную воду спрыгнула настоящая лягушка.

Выплевывая изо рта и убирая с глаз густые пряди мокрых рыжих волос, она заметила кендера, стоявшего у повозки рядом с Вудроу. Гизелла уставилась на него.

— Не думаю, что на твоей карте обозначено это болото. Или ты намеревался приподнести нам маленький сюрприз?

Гизелла уселась на приступку сзади повозки, безропотно выливая зеленую жижу из малиновых сапог.

— Они никогда уже не будут выглядеть, как прежде, — угрюмо заключила она. — Я выторговала их в одну из прекраснейших ночей в моей жизни, — но, заметив любопытный взгляд кендера, добавила, — а впрочем, неважно, как они мне достались.

Гномиха переоделась в консервативную (по крайней мере, для Гизеллы) фиолетовую тунику, брюки и простенькие рабочие сапоги черного цвета. Штанишки Тассельхоффа прилипли к ногам, отчего кожа ужасно зудела, но запасных у него не было.

— Похоже, нам придется поворачивать и возвращаться южной дорогой, — проворчала Гизелла. — И теперь мы не сможем добраться в Кендермор вовремя, до ярмарки.

Она вздохнула.

— Мои арбузы… Я могла бы обновить весь свой гардероб за деньги с их продажи…

— Я так не думаю, мэм, — внезапно сказал Вудроу, выглянувший из-за повозки.

— Я по поводу возвращения и южной дороги. Я отвязал лошадей и пустил их в болото, так вот: вода не слишком глубока. А в некоторых местах даже сухо.

Юноша стряхнул с глаз густой чуб и посмотрел прямо на Гизеллу.

— Ну и? — терпение Гизеллы было на пределе. — О чем ты, Вудроу?

— Кажется, вода не поднимается выше четырех или пяти дюймов в некоторых местах. Это значит, что с тяжелыми колесами повозка не провалится, если мы будем ехать ровно и неспеша. Думаю, мы сможем пересечь это болото.

— И куда? В Кзак Царот? Откуда нам знать, что мы поблизости от Кзак Царота? Откуда нам знать — может, это болото никогда не закончится?

— Ничто не бывает вечным, мэм, — сказал Вудроу. Гизелла печально улыбнулась в ответ на неловкое философствование.

— У меня раскалывается голова.

— Я знаю, как это поправить, — Тас услужливо высунулся из повозки и протянул руки к ее вискам. — Просто привязать два сухих…

— Спасибо, не нужно, — торопливо отрезала Гизелла, выскальзывая из его ладошек, и нырнула внутрь.

— …эвкалиптовых листа, — рассеянно закончил Тас. — Смотри сама.

Вудроу направил коней к отдаленной рощице. Он держал коней за уздечки и не гнушался поглядывать под ноги, продираясь через кочки и заросшую камышом трясину. Каждый его след тут же утопал в грязи. Чтобы удержать сапоги на ногах, юноше пришлось намертво сжать пальцы. Высокая влажность живо напомнила вчерашний дождь и зной. Грязно-серая туника Вудроу облепила его жилистое тело; в тех местах, где он выдирал полоски ткани для повязок на голову, края обтрепались.

Он был занят: одновременно шлепал назойливых мух, отгонял прочь водяных змей и старался сохранить равновесие на скользких кочках.

Тассельхофф примостился рядом с Гизеллой, которая крепко сжимала в руках поводья и упорно делала вид, что правит конями, совершенно игнорируя тот факт, что их ведет под уздечки Вудроу.

Местность постоянно чередовалась: на смену болотистым протранствам, которые выглядели обманчиво сухими, приходили обширные мелководные заводи. Впереди, где-то в пятистах ярдах, маячили невысокие заросли кустарника и деревьев, и все трое втайне надеялись, что за ними трясина, наконец, закончится.

— Интересно, откуда взялась вся эта вода, — задумчиво произнесла Гизелла. -

С тех пор, как мы миновали селение Кве-Шу, нам не попадалось не то чтобы ни одного озерца — ни ручейка!

Тас снова развернул карту.

— Наверное, ее несут горные ручьи, что стекают с хребтов севернее Кзак Царота, — тыча пальцем в бумагу, заключил он.

Гизелла нетактично хмыкнула.

— Не думаю, чтобы эта макулатура на что-нибудь годилась, разве что рыбу заворачивать, — сказала она, шлепнув по обратной стороне карты.

Тас готов было возразить, но тут Вудроу резко остановился и поднял голову.

— Вы слышите? — спросил он.

Оба — и Тассельхофф, и Гизелла — замолчали и прислушались. Спереди доносился отчетливый звук падающей воды.

— Ага, — завопил Тас. — Вот и ручей, про который я говорил.

Но Вудроу выглядел скептически.

— Судя по звуку, оно намного больше ручья.

— Есть только один способ разузнать, — сказала Гизелла, щелкая языком, чтобы подогнать коней. Вудроу не отпускал уздечек, пока путники не достигли рощицы, а затем исчез в густой поросли кустарника.

Он вернулся мигом, и лицо его было таким же белым, как его стеганый жакет во времена своей молодости.

— Что там, Вудроу? — спросила Гизелла.

— Это не ручей, мэм, — выдохнул он. — Сколько может объять глаз, везде вода.

Первым ответом Гизеллы стало внезапно навалившееся на нее удушье.

Человек и гномиха обернули на кендера вопрошающие глаза. Гизелла с чувством толкнула его в грудь.

— Твой дядюшка Берти и про океан забыл?

ГЛАВА 6

— К порядку! К порядку!

Молоток мэра Мерлдона Метвингера отскочил от тяжелого деревянного стола, который использовался в Кендерморском Совете в качестве Скамьи Власти. Совет собирался каждый пятый четверг и по понедельникам, если в их дате присутствовала двойка. Каждую пятницу по нечетным числам мэр назначал Аудиенции: в эти дни разбирались криминальные дела, решались семейные проблемы и возникавшие между горожанами разногласия. Сегодня как раз была такая пятница.

В День Аудиенций на мэра возлагалась обязанность собирать членов Совета, которые должны были выступать в роли судей на слушаниях криминальных дел. Хотя конторские книги содержали записи о шестидесяти трех избранных членах Совета, что представляли наиболее значительных в Кендерморе дельцов, сегодня мэр Метвингер рассаживал по местам только пятерых. Во время утренней облавы ему удалось выловить шестерых, но один, вероятно, заблудился по пути в ратушу.

Почтенный кендер в смятении почесал макушку и позволил руке и дальше царапать кожу под седеющим хохолком. Кожа под косичками на щеках (так у кендеров выделялись особы из знатных семейств) покраснела и покрылась пятнами: чего стоили поиски членов совета, а теперь усилия привести собравшихся к порядку. А еще он замерз и был страшно зол на сквозняк, потому натянул фиолетовые, расшитые мехом одеяния мэра на заостренный подбородок. Взглянув направо, в двух футах за Скамьей Власти он обнаружил и источник сквозняка. В Зале Совета отсутствовали наружные стены. В ту минуту на голову мэра капал легкий осенний дождик, а у ног кружились мокрые листья. Скоро выпадет снег и заметет насыпи по краям, где должна быть стена, так что разобрать, где комната начинается, а где кончается, станет почти невозможно. Метвингер сделал в уме пометку — в конце концов, с этим нужно что-то делать! — хотя был уверен, что все равно упустит эту мысль из виду.

Зал был одной из множества комнат на втором этаже четырехэтажного строения, приютившего все кендерморские общественные организации и управленческие структуры. Постройка располагалась почти в центре города и была возведена больше века назад. Следуя кендерской традиции — или тенденции строительства? — каждый следующий этаж достараивался в меньшей степени, чем предыдущий, так что самый верхний выглядел так, будто находится только в стадии разработки. Первый этаж, включающий два огромных бальных зала, был завершенным, хотя давным давно из него утащили все, что представляло хоть какую-нибудь ценность. Второй этаж в основном закончили, за исключением отсутствующей внешней стены в Зале Совета. На третьем этаже присутствовали все необходимые внешние стены и бессчисленное множество дверей: кендерские строители зачастую заканчивали комнату и только потом делали дверной проем, так что вход мог располагаться где угодно по желанию обитателей комнаты. (Далеко не один кендерский строитель вдруг обнаруживал, что замуровал себя в комнате без дверей!) Четвертый этаж представлял собой совокупность деревянных балок, оконных рам и редких внутренних стен.

Не удивительно, что сразу после завершения строительства встала проблема с отделкой здания. Первоначальные строители забыли связать лестницами все четыре этажа. Обитатели верхних этажей были вынуждены карабкаться по каменным стенам и втискиваться в крохотные оконца, что сделало отсутствующую стену в Зале Совета чем-то вроде преимущества. Жалобы на смертельные случаи, особенно среди мэров, через несколько десятков лет возымели действие — была сооружена изящная, лощеная центральная лестница, взлетающая вверх по убывающей спирали (она становилась довольно узкой уже к третьему этажу).

Кендеры — народ, очень интересующийся политикой, но они посвящают ей время только потому, что нуждаются в постоянных переменах. Мэр Метвингер был 1397 мэром Кендермора. Далеко не все они были кендерами. На стене в Зале Совета висел портрет сорок седьмого мэра, гнома Ралейна, который, по слухам, великолепно справлялся с обязанностями и успешно занимал свой пост почти год. Те же сплетни говаривали, будто Ралейн ушел в отставку после разбирательства, когда таинственным образом исчез котелок с припрятанным им золотом. На протяжении трехсот или около того лет тысяча пятьдесят мэров одевалось в заветные фиолетовые одежды владыки города. Мерлдон Метвингер находился на должности чуть больше месяца, дольше, чем обычно, что само по себе было величайшим достижением.

Его избрали случайно (народ запутали многообещающие плакаты во время рекламной кампании), а затем он обнаружил, что получает истинное наслаждение от непрекращающихся похвал. Мерлдон чрезвычайно любил бархатную мантию мэра с бессчисленными потайными кармашками в глубине.

Окинув взором собравшихся в Зале Совета, Мэр Метвингер потер руки в радостном предвкушении; День Аудиенций обещает быть восхитительным! Два старых седовласых кендера подрались за тощую молочную телку с круглыми от страха глазищами, намертво вцепившись в уши животины, что высовывались из дыр в изъеденной соломенной шляпе. Метвингер жалел, что не видел своими глазами, как они втаскивали корову по узким пролетам лестницы в Зал Совета, что, несомненно, нагнало еще больше страху на несчастное животное.

Своей очереди также дожидались двое кендеров — мужчина и женщина, очевидно женатые, судя по взглядам, каковыми они обменивались. Почтенная кендерская матрона грозно потрясала облепленной тестом скалкой перед раскрасневшимся ребенком, которого она крепко держала за ухо. Пока Метвингер наблюдал за ними, в Зал вошел еще один кендер, лет под пятьдесят, который выглядел странно довольным; вошел и, уединившись в уголке, присел на скамью. За ним вошли две привлекательно одетые дамочки, яростно сверкая глазами, топающие и неуклюже пританцовывающие, поскольку на каждой было по одному красному сапогу, вместе, несомненно, составляющих пару. Метвингеру хотелось поскорее услышать их историю.

— Заседание объявляется открытым, — провозгласил мэр, еще раз легонько стукнув молотком по столу.

— Кто первый? — нетерпеливо насал он.

— Я!

— Я!

— Мы!

— Они!

— Тогда сперва я выслушаю двоих с коровой, — распорядился мэр Метвингер. Остальные с ворчанием расселись по местам, вслух поминая матушку глубокоуважаемого мэра.

Вперед торжественно выступили двое фермеров, упорно не желая отрывать руки от ошейника на корове. Они представились как Землекоп Дунстен и Уэмбли Везунчик.

— Вот видите, Ваша Честь, Дорабелль моя… — начал Диггер.

— Боссинова моя, Землекоп Дунстан, и ты это знаешь! — запротестовал другой и рванул ошейник коровы на себя. — Дорабелль — что за глупое имя для коровы! И сними с нее эту дурацкую шапку! Она предпочитает перья в складках ушей!

— Кому, как не тебе говорить о дураках, Уэмбли Везунчик, — поддевал первый.

— Ты дурачок, и мозги у тебя давно высохли, так что ты только позоришь фермерство. Ты увел ее прямо с моего огорода…

— Только после того, как ты украл ее у меня!

— Я не крал ее, дубина!

— Нет, крал, великанский хахарь!

— НЕТ!

— ДА!

Как по писаному, завязалась потасовка. Не отпуская вконец перепугавшуюся корову, фермеры норовили ухватить друг дружку за горло. Вскоре все посетители определились в своих предпочтениях и подключились к драке, а мэр и члены совета награждали их одобрительными возгласами.

Дело решила сама корова. Испуганно замычав, она стремглав бросилась сквозь толпу кендеров, прямо мимо Скамьи Власти, и направилась прямо к открытой стене. Распластавшись через всю правую половину стола на животе, мэру удалось ухватиться за ошейник и дернуть его, так что животное остановилось буквально в нескольких дюймах от обрыва.

— Итак, — пропыхтел он, — оба вы называете ее своей.

— Но сначала она была моей! — завопили оба и кинулись успокаивать корову.

Метвингер поправил одежды и опустился на скамью, тяжело сопя. После наблюдения за стелящимися перед коровой фермерами ему в голову пришла идея.

— Тогда каждый из вас получит ее часть, — провозгласил он, подумав при этом, что его решение не только гениально, но и необычайно справедливо.

Двое кендеров озадаченно воззрились на мэра.

— Вы хотите, чтобы мы разрезали ее пополам? — наконец выдавил из себя Землекоп.

— Ого! — мэр, казалось, сильно удивился. — А мне и в голову не приходило так решить проблему! Гмм… вообще-то я имел в виду, что вам нужно сделать ее общей. Ты, Землекоп, будешь владеть ею по нечетным числам, а ты, Уэмбли — по четным.

— Но ее день рождения приходится на нечетное число! — запротестовал Уэмбли.

— А День Всех Коров — на четное! — жаловался недовольный Землекоп.

— Если вас не устраивает, можете сделать с ней то, что я уже сказал, — ответил мэр, извиняюще улыбнувшись Землекопу. — Следующий!

— Блестящее решение, — прошептал член совета Арлан Чернохвостик, а про себя подумал, что в бархатной мантии мэра смотрелся бы куда приятнее, чем этот выскочка.

Мэр Метвингер сиял от гордости за свою сообразительность. Про себя он повторял, что никогда еще в кендерморском совете не председательствовал столь блестящий и непредвзятый мэр. Раздираемый чувством собственной значимости, он махнул рукой в сторону следующего избраника, кендера с довольной физиономией, который принялся излагать свою жалобу на город.

— Это не совсем жалоба, Ваше Высочество, — начал кендер, теперь явно волнуясь в присутствии мэра.

Метвингер покраснел от удовольствия.

— Можешь называть меня Ваша Честь. Ты же знаешь, я не король. По крайней мере, пока еще, — он сдержанно фыркнул. — Продолжай свой рассказ.

— Знаете ли, на днях город закончил мостить новую улицу рядом с моим домом, я бы сказал, слишком рядом…

— Позволь мне угадать, — попросил мэр, которому приходилось и раньше выслушивать подобные жалобы. — Строительство велось слишком шумно, слишком тихо или слишком небрежно. А может, тебя обложили чересчур высокими податями?

Казалось, кендер удивился.

— О, нет, ничего подобного. Ну, может налоги немного повысились… Но рабочие были очень благожелательными, если принять во внимание, что они прокладывали улицу прямо через мой дом.

Мэр откинулся на спинку кресла и резко заскучал.

— И что ты предлагаешь?

— Ваша Честь, мне кажется, улице не полагалось проходить через мой дом, — сказал кендер. — По крайней мере, мне об этом никто не сообщал.

Мэр выпрямился.

— Ты же знаешь, что у города полным-полно проблем. Так стоит ли ожидать, что мы будем уведомлять каждого о всяких пустяках? — Он вздохнул. — Я полагаю, ты хочешь, чтобы город сорвал свои планы и перенаправил улицу?

Кендер встревожился.

— Конечно нет, Ваша Честь! У меня никогда еще не было так много друзей! Туда, сюда — экипажи со всех концов мира! Чего я действительно хочу, так это позволения открыть таверну.

Мэр сочувственно покачал головой.

— Тогда ты не туда пришел. Тебе нужно в Управление по Выдаче Разрешений Владельцам Таверн. Вверх по лестнице, первая комната справа — или слева?

Мэр махнул рукой в сторону двери в дальнем левом углу комнаты.

Но кендер не шелохнулся. Вместо этого он тоже покачал головой.

— Нет, вы неправы. Я туда ходил, и мне сказали, что разрешения выдаете вы.

— Они так говорят? — завизжал мэр. — Ну и как это понимать?

Он повернулся к членам совета, на что все, кроме одного, только передернули плечами.

— Но ведь не они же отвечают за новые улицы! — рискнул заметить Барлоу Пустозвон, представитель пекарей.

Метвингер тоже пожал плечами.

— Ладно, если они говорят, что этим должны заниматься мы, так и сделаем. Хорошо, считай, разрешение у тебя в кармане. Следующий!

Пока кендер с разрешением счастливо вытанцовывал к двери, устремившись навстречу новоявленным проблемам, в комнату проскользнул плешивый человечек с изрядным брюшком. Финес Докторишка уселся в дальней части комнаты и попытался успокоиться. Чтобы отыскать это место, ему потребовалось несколько часов. Онто думал, что знает, где расположена Ратуша, но почему-то заблукал в окрестностях и остановился, чтобы спросить дорогу. Указания привели его на дальние окраины Кендермора — хорошо, что не за границы самого Гудлунда. Финес кипел от ярости.

Но больше его волновал именно тот факт, что, потеряв голову, он чуть было не лишился рассудка. Мог бы и догадаться, что лучше не спрашивать дорогу у кендеров!

А еще раздражало то, что и нашел-то он Ратушу только потому, что чуть не налетел на нее. Склонив голову и грязно ругаясь, он брел назад к своему магазину, когда чуть не врезался в стену какой-то постройки. Он шагал прямо к западной стене Ратуши! Изумленный, он долго не мог понять, где находится, пока любопытный кендер со значком и в униформе, да такой тесной, что она чуть не лопалась по швам, поднял его и потащил внутрь, чтобы дать стакан воды.

— Кому, черт возьми, пришло в голову строить дома посреди моcтовой? — ворчал Финес.

— О, все дороги ведут в Ратушу, — оправдывался кендер-охранник.

Окончательно отупев, Финес затряс головой.

— Пустяки. Где мне найти тюрьму?

— В Кендерморе нет тюрем, места не хватает, — мягко ответил охранник, — А ты заключенный?

— Да нет, — пробурчал Финес, более чем злой. Мужчина точно помнил, что Трапспрингер говорил, будто он в тюрьме! Нахмурившись, Финес решил попробовать другой подход.

— А если в Кендерморе есть заключенные, где их содержат?

— Ну, это зависит… — проговорил кендер. — Послушай, нет ли у тебя часом конфетки?

Если бы лицо охранника не оставалось таким же неподдельно искренним, Финес мог подумать, будто он требует платы за сведения. Хотя как это еще можно назвать?

— Не уверен, но посмотрю. — Финес порылся в кармане и вывернул наружу его содержимое: две стальных монетки и складной нож. Вздохнув, он положил их на

протянутые ладони охранника. — Извини, конфет нет. А теперь скажи, от чего

это зависит?

— А? — отозвался стражник, всецело поглощенный изучением защелки на раскладном ножичке. — Куда он попадет, зависит от того, что он совершил и того, кто он такой. Как его зовут?

— Мне кажется, его имя Трапспрингер Лохмоног, ноя понятия не имею, за какую провинность он умудрился попасть в тюрьму.

Кендер внимательно взглянул на него.

— Ты не знаешь, ни где находишься, ни кого пришел увидеть, ни что он такого сделал.

Финес почувствовал себя полнейшим кретином и в то же время ужасно забеспокоился. Кроме того, что он заключенный, Трапспрингер говорил о себе только одно — его племянник собирается жениться на дочке мэра. Финес просиял.

— Мне думается, это имеет некоторое отношение к мэру.

— При столь скудном запасе твоих познаний тебе чертовски повезло, что рядом оказался человек, способный помочь, — сказал стражник, выпячивая грудь, так что пуговицы на мундире натянулись еще сильнее. — Сегодня как раз День Аудиенций, и мэр… в этом месяце мэр, кажется, Метвингер? Не уверен, ибо сегодня я сижу здесь вместо братишки. Наш доблестный мэр принимает посетителей на третьем этаже. Если ты торопишься, можешь к нему обратиться.

Кендер отошел от Ратуши; в крохотных ручонках он продолжал вертеть нож Финеса, а ранее принадлежавшие Докторишке стальные монетки позвякивали в его кармане. Проводив удаляющегося стражника сердитым взглядом, Финес хлебнул воды и бросился по сужающейся винтовой лестнице на третий этаж. С каждой очередной обысканной комнатой его отчаяние возрастало, пока, наконец, он не распахнул последнюю дверь. Внутри он обнаружил уборщицу, судя по прислоненной к стене швабре и перевернутому ведру, на котором восседала женщина. Ведро куда больше годилось для игры в шарики, нежели для уборки. Уборщица поведала Финесу, что Аудиенции проводятся на втором этаже, а не на третьем. И в самом деле, на втором этаже Финес скоро отыскал комнату совета, где проходила Аудиенция.

Он не представлял себе, что должно делать дальше, а потому сел в сторонке и стал наблюдать. Перед ним заняла очередь уйма народу, включая супружескую чету, излагавшую свои жалобы в данный момент.

— Я сказала: " Это особые камни — агаты, аметисты, кровавые рубины — я их коллекционирую, потому не смей к ним прикасаться!", — рассказывала жена, кендер, чей возраст не поддавался оценке из-за обилия морщин на лице, хотя руки выглядели гладкими, детскими. — И что же он?

— Он к ним притронулся, — предположил мэр.

— Не только притронулся! Он положил драгоценные камешки в свою камнедробилку! — На ее лице отразилась смесь возмущения и крайнего изумления.

— Во что? — переспросил озадаченный мэр.

— Понимаете ли, — оживленно вмешался муж, — все, кому я говорю о камнедробилках, не понимают, о чем речь.

Как и жена, он был неопределенного возраста. Пряди грязно-каштановых волос выбивались из-под туго затянутого на макушке жгута, отчего голова казалась неприбранной. Картину завершала жиденькая бородка, совсем необычная для кендера.

Муж подошел поближе к Скамье Власти и обратился непосредственно к мэру.

— Вы помните историю о легендарной камнедробилке гномов-механиков, длинную и очень интересную? Камнедробилка — цилиндрическое устройство, приводимое в движение рычагом — использовалась для перемалывания камней в песок. Нет, я вижу, вы не слыхали этой истории. Многие эксперты полагают, что во все времена камнедробилки играли основополагающую роль в развитии техники; именно благодаря им мы видим мир таким, какой он есть. Да никто из нас, не появись камнедробилок, не жил бы сейчас! Многие этого не знают, но…

— Зато я знаю! — ощерилась жена, зажав ладонями уши. — Я все это слышала миллион раз, особенно после того, как это чудовище обращало в пыль очередную порцию моих драгоценных камешков!

Мужчина повернулся к жене.

— В том, что твои камешки перемололись, моей вины нет, — начал оправдываться он. — Ты бросила их на видном месте, а я решил спрятать их от посторонних глаз в камнедробилку. Только на следующий раз, когда перемалывал несколько камешков, совершенно забыл, что твои драгоценности внутри.

— На видном месте, говоришь? Они были заперты в двойной шкатулке и спрятаны под половицей у камина! — взорвалась женщина и бросилась на мужа с кулаками.

— Вот именно! — воскликнул он, потирая руки и отодвигаясь от разъяренной фурии. — Любой дурак знает, что следует заглянуть под половицу! Но никому и в голову не придет искать драгоценности в камнедробилке! Вы так не считаете, Мэр?

— А? Что? — вскинулся Метвингер, виновато выглядывая из-под стола. Спор супругов показался ему чрезвычайно утомительным, но тут его внимание привлекли сверкающие пряжки на сапогах советника Барлоу Пустозвона. — Ах, да. Очевидно, что один из вас должен заинтересоваться увлечением другого. Мне кажется, коллекционирование камешков — не самое умное занятие для женщины, чей муж собирает камнедробилки.

Мэр собирался было предложить выход из ситуации, когда, к его удивлению, супруги хором воскликнули:

— Замечательная идея!

Взявшись за руки, они направились к двери в дальнем конце комнаты, хотя голоса их отчетливо слышались даже когда они начали спускаться по лестнице.

— А теперь, дорогой, тебе стоит подумать над новым хобби, — звучал радостный голосок жены. — Ведь мои драгоценности чего-то да и стоят?!

— Они бесценны, милая! Хотя камнедробилки — самое надежное капиталовложение…

Но у совета были и другие дела. Когда, вытирая со лба испарину, в дверь вломился кендер с полной тачкой кирпичей, Финес поднял голову. Кендер принялся жаловаться на соседа, который выбрасывает в окно кирпичи, а они попадают прямо к нему, живущему этажом ниже. Казалось, ему и в голову не приходит, что кирпичи можно использовать для его же блага. Оказалось, они не задерживаются у него в доме, а проваливаются через прохудившийся пол вниз. Бедняжке приходится каждый раз с боем забирать их у нижних соседей.

Финес позволил голове плавно скользнуть вниз и немедля погрузился в сон.

— Эй, где мои сапоги? — вдруг спросил Барлоу Пустозвон. Его нос с багровыми прожилками, слегка притрушенный мукой, повернулся в сторону мэра, сидевшего по правую руку на Скамье Власти.

— Ой, — пробормотал мэр Метвингер, с удивлением обнаруживая меховые сапоги в одном из многочисленных кошелей. — Наверное, ты положил ноги на мою одежду, а сапоги каким-то образом сползли.

Он протянул их владельцу, позволив пальцам остановиться на сверкающих пряжках у носка.

— До чего хорошенькие, даже когда в муке!

— Само собой, — сказал член совета Уиндорф Райт, вырывая сапоги из протянутых рук Барлоу.

— Мое! — завопил предводитель кендерморского союза фермеров. Он выглядел богаче большинства кендеров, хотя вряд ли чувствовал себя комфортабельно в тесном ярко красном жакете. За исключением редеющего хохолка, голова его была наголо выбрита; так кендер демонстрировал единственное свое достоинство — изящные заостренные уши.

— Сначала принеси мне обещанные за них цыплят и репу! — отозвался Фелдон Каменотес и прыгнул через стол, чтобы выхватить из рук Уиндорфа заветные сапоги.

Потасовка переместилась на стол, а скоро в воздухе летали уже три пары сапог. Воспользовавшись всеобщей суетой, мэр «нашел» несколько деревянных кубиков для игры в кости с отметинами от зубов каких-то животных (набор, потерянный им совсем недавно) и несколько вкусных леденцов. Он едва успел рассовать добычу по карманам, как кто-то вцепился ему в хохолок и что есть силы треснул по голове одним из валявшихся на столе молотков. Метвингер сполз под Скамью Власти на пол.

Финес пробудился, испуганно всхлипнув. Быстро оглядевшись по сторонам, он понял, что остался в комнате один, не считая дерущихся; гигантский клубок сцепленных тел стремительно катился к двери, а значит, и к его креслу! Он вскочил на ноги и спешно отпрянул влево, подальше от двери, втиснув объемистое брюшко между двумя последними рядами кресел. Отсюда до обрывающегося в пропасть края оставалось всего ничего.

Подтянувшись на локтях, он осторожно выглянул из своего убежища. Стул, еще мгновение назад им занимаемый, был сметен свалкой тел и теперь годился разве что на дрова. Дверной проем сыграл роль бутылочного горлышка, так что клубок распался; руки и ноги беспорядочно молотили все вокруг под аккомпанемент диких радостных воплей. Одновременно вскочив на ноги, составляющие живой шар кендеры настежь распахнули дверь и ринулись в коридор, где бесчинства возобновились.

Оставшись в одиночестве, Финес медленно выполз из-под кресла и потряс головой в надежде, что в мозгах хоть чуть-чуть прояснится. В пылу преследования он чуть было не оказался раздавленным кучкой кендеров, и все ради чего? Все попусту! У него больше не оставалось предположений, где еще искать Трапспрингера!

— Я же говорил — будет великолепный День Аудиенций! — раздался слабый голосок из-за Скамьи Власти. В край скамейки вцепилась маленькая ручонка, а вслед за ней высунулся и сам обладатель голоса. Во взъерошенной голове с практически растрепавшимся хохолком Финес узнал голову мэра Метвингера.

— А, привет! — сказал тот, заметив в дальней части комнаты Финеса.

— Здравствуйте, Ваша Честь, — вежливо ответил мужчина. — А что, драки здесь не такое уж редкое явление? — недоверчиво покосился он на мэра.

— Скорее, закономерное. Потасовка обычно начинается уже после второго или третьего посетителя, — пояснил мэр задыхающимся голосом, в то же время причесывая растрепавшиеся волосы. В голове что-то грохотало, и он неважно себя чувствовал. — Последнее, что я помню — тяжелый удар по башке моим собственным молотком.

Мэр Мелдон Метвингер отрусил пыль с рукавов и тут заметил, что местами фиолетовые одеяния мэра окрашены в яркий синий цвет, совсем как накидка Фелдона Каменотеса, в которой он появился к началу Аудиенции.

Расправив воротничок, мэр решил, что этот цвет ему очень даже к лицу.

Финес поспешил ему навстречу, чтобы не упустить удачу, нечаянно оказавшуюся в руках.

— Ваша Честь, мне кажется, вы можете знать, где находится… — он действовал осторожно на случай, если тема окажется болезненной для мэра, — … личность по имени Трапспрингер Лохмоног.

— Трапспрингер, Трапспрингер… — забормотал мэр. — Я знаю столько Трапспрингеров! Можешь его описать?

Финес напряженно наморщил лоб. Разговор с сумасшедшим кендером происходил в сумерках.

— Ну, у него хохолок, очень морщинистое лицо, а еще мне показалось, что он небольшого роста. — Финес с тревогой понял, что этому описанию соответствует любой кендер. — А еще я думаю, что он коллекционирует редкие косточки, — с отчаянием добавил он.

— А, этот Трапспрингер! — обрадованно воскликнул мэр. — Что же ты сразу не сказал? Мой лучший друг, а вскорости — родственник. Видишь ли, его племянник при рождении обвенчан с моей дочкой Дамарис. И конечно, мне известно, где он, раз уж я собственноручно посадил его в тюрьму.

Только в голосе Метвингера не было и намека на печаль или раскаяние.

— И ты посадил своего будущего тестя в тюрьму? — Финес задал вопрос вопреки тоненькому голосочку в голове, который убеждал его, что, скорее всего, он просто не понял ответа. — Что же он натворил?

— Он — ничего, — просто ответил Метвингер. — Его племянник забыл про венчание, так что мы послали за ним наемного охотника — самые обычные действия по отношению к непокорным женихам. Чтобы быть уверенными, что он непременно вернется, мы заперли его любимого дядюшку. Кажется, у меня сотрясение, если ты еще не понял, — мэр посмотрел на дверь и неуверенно пошатнулся.

— Мне очень жаль, что приходится беспокоить вас, Ваша Честь, — быстро сказал Финес и преградил ему путь. — Но он кое-что мне задолжал.

Мэр вскинул голову и взглянул на человека тусклыми глазами.

— Если у меня есть с собой деньги, я расплачусь. — Он сунул руку под одеяния. — Сколько…

— Да не вы, Ваша Честь, — остановил его Финес, со всех сил пытаясь оставаться невозмутимым. — Трапспрингер Лохмоног. Если только мне удастся с ним переговорить, я уверен, что все решится.

— Но его здесь нет, — уныло заключил мэр и вцепился в край стола, когда комната поплыла перед глазами. "Что за прелестные оттенки!" — подумал он.

— Я это знаю, Ваша Честь, — терпеливо ответил Финес. — Но где его содержат?

— В тюрьме, дорогуша, — бессвязно пробормотал мэр, сползая на стол. — Во дворце. Сегодня вечером у нас будет вечеринка. Одевай свой голубой костюм, он так подходит к моему новому плащу…

Он приложился щекой к прохладному дереву и прикрыл глаза.

— Спасибо, Ваша Честь, — вздохнул Финес с облегчением. Он мигом рванулся к двери, но невесть откуда взявшееся чувство вины приостановило его. При виде распластавшегося на столе мэра он задумался: разве можно оставлять его в таком состоянии? В конце концов, он был врачом — или кем-то вроде того. Финес знал, что Метвингер не умрет; в крайнем случае при пробуждении голова мэра будет пустой, как тыква. Хотя…

Тут в дверь ввалилось несколько довольных кендеров. Финес узнал в них членов совета, сидевших вместе с мэром на скамье. Мгновенно приняв решение, он метнулся им навстречу, выкрикивая на ходу:

— Какое несчастье! Мэр разбил голову! Не спускайте с него глаз, пока я позову кого-нибудь на помощь!

Финес бросился к двери, прекрасно зная — они и не подумают подчиниться. Терпеливое ожидание не относится к разряду характерных особенностей кендеров. Не пройдет и минуты, как они решат, что мэру просто необходимо освежиться или отведать ежевичного пирога, и растолкают бедолагу. С Метвингером ничего не случится. Финес выскочил из комнаты и торопливо спустился по лестнице.

Наконец-то он шел разыскивать Трапспрингера.

ГЛАВА 7

— Ничего себе, океан? — повторил Тас вслед за Вудроу. — А ты уверен?

Он сполз с повозки и направился к густым зарослям кустарника и деревьев.

— Я не стану спорить, что это именно океан, на последнюю серебрянную монетку, — признался Вудроу. — Возможно, это море, — серьезно продолжал он, следуя за кендером по пятам. — Откуда мне знать? Карта-то у тебя…

Гизелла прокладывала себе дорогу позади Вудроу, неотступно следовавшим за Тасом сквозь густую поросль.

— Ох! Проклятые ветки совсем разодрали рукава! — печально сокрушалась она, убирая с пути листья. — Последние несколько миль уничтожили мой гардероб подчистую!

Тем временем Тассельхофф продрался через последний ряд кустов. Он остановился на ровном, заляпанном грязью, потрескавшемся глинистом пространстве, которое примерно через три сотни футов сливалось с горизонтом. Далеко впереди слышался шум волн.

Кендер поспешно достиг каменистого утеса, которым кончалась пустошь, и перегнулся через край. Внизу был берег обширной серо-зеленой водной глади. Тас отковырнул кусочек крошащегося сланца и метнул в море. Он быстро потерял камень из виду и заключил, что вода в самом деле простирается слишком далеко.

— Вудроу прав, — наконец вымолвил Тас. Его брови поползли вверх. — Откуда первому картограферу было знать, море это, океан или просто очень большое озеро?

— Это ты картографер, — совсем рядом проворчала Гизелла. — И почему бы те-

бе об этом не рассказать? Пока ты здесь, объясни, откуда взялась вся эта масса воды? Может, дядюшке Берти заслонил обзор горный хребет? И еще, любитель оправдываться, скажи: как мы переберемся через это "просто очень большое озеро" на повозке?

— Дайте прикинуть, — расстроенно проговорил Тас, в раздумии наморщив лоб.

— А как же, — насмешливо фыркнула Гизелла.

— Мне кажется, из-за крюка по болоту мы немного отвернули от Кзак Царота на юг, — сказал Тассельхофф. — Возможно, в городе кому-нибудь известно, откуда взялась вся эта вода…

— Неужто ты и впрямь считаешь, что океан может высохнуть несколькими милями севернее? — завопила Гизелла. Но тут же пожалела о потере хладнокровия. До боли вогнав ногти в кулаки, она вернула самообладание. — Наверное, в Кзак Цароте кто-нибудь скажет нам, где мы, и направит по лучшему восточному тракту. В том случае, если мы доберемся до Кзак Царота, конечно.

Усталым жестом Гизелла утерла с глаз слезы тыльной стороной ладони.

— Но сегодня я не сдвинусь с места ни на дюйм. Заночуем тут, — сказала она, махнув рукой в сторону обширного каменистого уступа. — Вудроу, будь другом, пригони повозку. От звона в ушах моя голова скоро расколется!

— Хорошо, мисс Хорнслагер. — Белобрысый юноша отпрыгнул от края утеса и метнулся к зарослям, в которых тут же исчез.

Одной рукой подбоченясь, а другой почесывая подбородок, Гизелла задумчиво смотрела вниз, на далекий берег. Она невесело улыбнулась и покачала головой.

— Разве это не смешно? Вокруг полным-полно воды, а я не могу даже добраться до нее, чтобы искупаться!

Первым шум перед рассветом заслышал Тассельхофф.

Свернувшись у дымящихся остатков потухшего костра напротив Вудроу, он видел восхитительный сон и ни за что не хотел просыпаться, пока не досмотрит сон до конца. Он находился на торговом судне, от пола до потолка забитого сосудами всевозможных размеров и оттенков; содержимое каждого последующего оказывалось все интересней. Были кувшины с разноцветными стеклянными шариками и симпатичными камешками, банки с клубками разноцветных ленточек, коробки, набитые сладостями и диковинными игрушками.

На одной из полок располагались оправленные драгоценностями колечки, на другой — усыпанные рубинами брошки.

Владелец магазинчика, которого еще мгновение назад не было рядом, повернулся к Тассельхоффу и сказал:

— Можешь взять что угодно и спрятать, чтобы кто-нибудь не украл его. Я могу довериться лишь тебе!

Вот тогда Тассельхофф снова услышал шумок, уже на грани пробуждения. Он зажмурил глаза и сконцентрировался на полках магазина. Но шум раздавался снова и снова, будто в мусорном ведре копошилась стая крыс. Пришлось просыпаться вопреки желанию, отчего Тас чувствовал раздражение и явно был не в себе.

В предрассветной мгле Тас увидел три пары глаз, темных и широко распахнутых, которые разглядывали его из-за угла повозки. Лазутчики! Бандиты! Нападают! Тассельхофф подпрыгнул и занял боевую позицию кендеров, расставив ноги и напрягшись. Зажав в левой руке рогатину хупака, он завертелся на месте, выписывая прямым концом своего оружия круги в воздухе.

— Кем бы вы ни были, не двигайтесь! — предупредил он. И тут внезапно появились еще несколько пар глаз. Не глядя вниз, Тас ткнул Вудроу ногой в ребро.

Спящий человек всхрапнул, затем оперся на локти и наконец обратил на Таса расплывчатый взор. Ему вполне хватило вида боевой стойки Таса, чтобы вскочить на ноги и схватить первое, что попалось в руки, а именно недогоревший остаток небольшой дымящейся веточки из кострища.

И только тогда он заметил глаза, сияющие в предрассветных сумерках подобно равнодушным золотым лунам, Солинари. Глаза мерцали из-под повозки, сзади и спереди ее.

Вдруг задняя дверь распахнулась, и наружу вышла Гизелла, закутанная в тонкую шелковую накидку алого цвета. Те, кто стоял сзади повозки, отпрыгнули в сторону и захихикали.

— Во имя небес, — простонала Гизелла. — Что это еще такое? Кыш отсюда, маленькие свиньи! — закудахтала она, спустившись на одну ступеньку и размахивая руками в направлении уставившихся на нее глаз.

— Мисс Хорнслагер, возвращайтесь в повозку! — закричал Вудроу. — На нас напали!

На ее глазах он замахнулся веткой, словно уверяя: "Но мы им зададим жару!"

— Кто напал, овражные гномы? — На высокой ноте ее голос надорвался. — Не смеши меня. Они надоедливы, как мухи, тут я согласна, но при этом совершенно безвредны.

Она повернулась к продолжающим вспыхивать в темноте глазам.

— Я же сказала — кыш! — Она замахнулась в их сторону краем ночной рубашки, как фермерша, которая разгоняет цыплят передником.

— Овражные гномы? — переспросил Тас, опуская хупак. Он шагнул к повозке и покосился в темноту. Воздух наполнился несдержанным хихиканьем. Наконец Тасу удалось рассмотреть одиннадцать или даже больше маленьких существ, столпившихся у двери; по виду они ничем не отличались от гномов. Игнорируя зычное «кыш», они выжидающе смотрели на Гизеллу подобно голубям, что выпрашивают у прохожих крошки хлеба на городских площадях.

От своего друга, гнома гор Флинта, Тас знал, что овражные гномы, или Агары, были самой низшей кастой в гномском обществе. Жили они очень обособленно, держались отдельными кланами и ютились в местах столь отвратительных, в которых не могли обитать другие живые существа, включая большинство животных. " Так вот почему их оставили в покое!" — догадался Тас.

Тассельхоффу доводилось видеть вблизи немногих овражных гномов, за исключением нескольких, что работали уборщиками и нанимались для домашней работы честолюбивыми, но пользующимися дурной репутацией небогатыми торговцами, которые именовали себя кендерморцами среднего достатка. (Прислуга из овражных гномов получалась никудышняя, ибо они постоянно ковырялись в носу и словно по мановению волшебной палочки разводили вокруг себя грязь). Внешне они отличались друг от друга весьма незначительно. Все они имели мясистые бульбы носов, нечесаные бакенбарды — даже женщины — и щеголяли редкими, растрепанными волосами, которых, казалось, уже много лет не касался гребень.

Мужчины носили грязные, разорванные рубашки и штаны с обтрепанными веревками вместо поясов, а женщины — замусоленные драные юбки из мешковины. Обувь у всех почему-то была как минимум на три размера больше.

— Вудроу, будь добр, избавься от них. Маленькие свиньи, несомненно, обдерут нас до нитки, — сказала Гизелла, плотнее закутываясь в шаль. — А нам еще ехать да ехать.

Светало. Вудроу беспомощно покосился на толпу овражных гномов, продолжающих толпиться у повозки. Они с трепетом уставились на Гизеллу.

— Что я должен сделать, мэм? — спросил сбитый с толку человек.

Гизелла, гневно сверкая глазами, отступила под натиском напирающей толпы овражных гномов.

— Да не знаю! Сделай что-нибудь мужественное, например, замахнись на них мечом.

Вудроу, казалось, чрезвычайно смутил ее совет. Раздраженная его нерешительностью, Гизелла уперла руки в боки.

— Ладно, тогда брось им в мордашки пару крепких словечек — это так мужественно! — с отвращением добавила она.

Вудроу перевел взгляд от палки в руках на две с лишним дюжины любопытствующих, неопрятных овражных гномов. Они взирали на Гизеллу с почтением. Самый дерзкий из их компании, мужчина, судя по тому, что его одежда больше напоминала обшарпанные брюки, чем юбку, протянул руку к рыжим волосам гномихи.

— Ты это прекрати! — сказала Гизелла, отбрасывая его руку прочь. Крепко вцепившись в шаль, гномиха чуть не споткнулась, забираясь по ступенькам обратно в повозку.

— Где ты взять такие волосы? — наконец произнес овражный гном, увернувшись от ее шлепка. Он двинулся к ней, протянув вперед пальцы-обрубки. Глупая улыбка на замазанном лице обнаружила, что вместо передних зубов у него во рту зияет огромная темная дыра.

— О чем это ты? — раздраженно бросила она. — Конечно же отрастила!

Гномиха снова отшвырнула тянущуюся руку.

Овражный гном упрямо затряс головой.

— Не эти волосы. Волосы такого цвета не расти.

Вот тут Гизелла рассердилась.

— Смею тебя заверить, такие волосы у меня от природы, — решительно сказала она, смерив его оценивающим взглядом. — Могу добавить, что и твои смотрелись бы получше, если бы ты вымыл их, вместо того, чтобы выдирать клочьями.

Овражный гном улыбнулся ее волосам.

— Они замечательные. Ты замечательная.

Глаза Гизеллы сузились:

— Тебе нравится?

— Они замечательные, — почтительно повторил он. Сборище овражных гномов хором повторила его слова, а затем захихикала.

— Спасибо, — нерешительно произнесла Гизелла. — И твои волосы тоже не так уж плохи, — великодушно добавила она.

— Теперь я могу избавить вас от них, мисс Хорнслагер? — спросил Вудроу.

— Я сам подумывал спросить о твоих волосах, — вмешался Тассельхофф. — Они и впрямь настоящие, я имею в виду цвет? Лично я не вижу ничего плохого в небольшом косметическом вмешательстве. Однажды, в дни моей молодости, я нарисовал на лице пару морщинок, потому что меня ужасно беспокоило, что на самом деле их еще нет. Конечно, не красной краской. Но они точно так же отличались от естественных.

Гизелла мельком взглянула на Таса и провозгласила ледяным голосом:

— А теперь я пойду внутрь и переоденусь. Как только я выйду, мы уезжаем.

— Уезжаем? — навострил уши овражный гном. — Я то-думал, вы будете работать на подъемниках, — сказал он.

— На чем? Пожалуй, мне без того есть чем заняться, — к Гизелле вернулись воспоминания о таверне, теперь столь далекой как во времени, так и в пространстве. Сотня миль за неделю… Внезапно она заметила непонимающие лица кендера и Вудроу и догадалась, что овражный гном просто не может говорить о таких вещах.

— Подъемники? — переспросила она.

— Здорово! — Приняв ее вопрос за согласие, вожак овражных гномов восхищенно захлопал в ладоши. — Вы станете поднимать грузы! Сколько заплатите?

— Да нет же! Я просто спросила, что за подъемники? — с вынужденной невозмутимостью объяснилась она.

— Фонду тебе покажет, — заявил он, схватив ее за руку, пока она не стала противиться. Он стащил ее со ступенек и направился на север; чуть далее в полоску суши врезалась массивная скала, преграждавшая обзор. Вудроу и Тассельхофф не отставали, а остальные овражные гномы водили вокруг них хороводы. Огромные, болтающиеся на ногах ботинки громко шлепали по скальной крошке. Они приблизились к месту, откуда берег был намного ближе (из лагеря это место путники видеть не могли). Фонду показал на одинокий кипарис-великан, что раскачивался над обрывом.

— И что? — спросила Гизелла, чувствуя неясное беспокойство. — Ты тащил меня сюда босиком, чтобы показать старое дерево? — Пошатнувшись, она обперлась рукой об плечо Фонду и принялась выдергивать из ступней колючки.

Тассельхофф подбежал к основанию дерева. Взглянув вверх, он усмехнулся про себя — ветки низкие и крепкие — и стал карабкаться наверх, как обезьянка.

— Тассельхофф, немедленно слезай с дерева! — закричала встревоженная Гизелла. — Ты разобьешься насмерть, и у меня не останется для предъявления совету ничего, кроме окровавленных косточек!

— С твоей стороны так мило заботиться о моем здоровье, — любезно заметил он.

— Что вы оттуда видите, мистер Непоседа? — спросил Вудроу.

Наступила пауза, пока Тассельхофф перебирался с ветки на ветку.

— Здесь три блока… хотя нет, четыре. Они сцеплены вместе. Только на самом деле их шесть, потому что два из них соединены бок о бок. Блоки связаны тросами толщиной с меня, только слишком короткими. Мне кажется, это те самые подъемники, о которых говорит Фонду.

Гизелла повернулась к овражному гному.

— Без сомнения.

Но она сомневалась. Гизелла не могла поверить, что толпа овражных гномов соорудила столь сложный механизм.

Лицо Фонду искривилось в безжизненной улыбке.

— Приходили люди и строили подъемники. — Подражая им, Фонду хмуро уставился на дерево, поглаживая рукой воображаемую бороду. Внезапно он заходил из стороны в сторону, то и дело спотыкаясь об стоптанные башмаки и размахивая руками. Захихикав, толпа овражных гномов принялась маршировать маленькими хороводами, беспорядочно задирая ноги.

— Они говорят как гномы-механики — ведь те любили сооружать подобные механизмы. Но выглядят настоящими овражными гномами, — сказал Тас, посмеиваясь над их кривлянием. Он уже соскочил с дерева.

— Ни один уважающий себя гном так не выглядит, — расхохоталась Гизелла, наблюдая за демонстрацией краешком суженных глаз.

— Эти «люди» просто построили подъемники и ушли? — спросил Вудроу у Фонду.

Овражный гном оценивающе взглянул на Вудроу.

— Нет, они подняли с их помощью снизу большие сундуки, — Палец Фонду указывал на раскинувшийся внизу берег. — А потом ушли.

Внезапно он посмотрел на них подозрительно.

— Слишком много спрашиваете! Так вы будете что-нибудь делать или нет?

Гизелла пожала плечами, плотно обтянув накидкой пышные формы, и повернулась в сторону лагеря.

— Не думаю. А теперь покажите нам, в какой стороне находится Кзак Царот, и мы вас больше не станем беспокоить.

— Вы хотите пойти в Заксарот? Встретиться с Верховным Блопом! Уже давно никто не приходил в Заксарот! — обрадовался Фонду. Остальные овражные гномы принялись вопить и подбрасывать в воздух пригоршни грязи.

Гизелле, Тасу и Вудроу только и оставалось уворачиваться от клубящихся облаков пыли.

— Что это вы так расходились? — выкрикнула Гизелла.

— Мы счастливы, — ответил Фонду. — Никто не приходит в Заксарот, кроме агаров, а особенно осознанно, как вот ты. Тебе понравится наш подземный город. Он так прекрасен!

— Подземный город? — чуть не задохнулась Гизелла, оборачиваясь к Тассельхоффу. — Мне казалось, ты говорил о крупном и шумном городе!

— Ну да! — защищаясь, подтвердил Тас. — По крайней мере, так написано в моей карте. — Он вытащил из-за пазухи карту и развернул ее на земле.

Гизелла сердито смотрела на него.

— Ну конечно, твоя замечательная карта, — присел рядом с Тассельхоффом Вудроу. — А что значат буквы Д.К.? — спросил он, указывая на дописанные чернилами после слова «Кринн» литеры.

Гизелла выхватила карту и изумленно уставилась на надпись.

— До Катаклизма, идиоты! Они означают "До Катаклизма"! Мы следовали карте, составленной еще перед Катаклизмом!

— В самом деле? — с сомнением переспросил Тас. — Я думал, что это сокращение означает "достоверное качество"…

Ошеломленная Гизелла только покачала головой.

— Так мне и надо, послушалась кендера. Ну конечно же, До Катаклизма!

— А он изменил мир, так ведь? — невинно спросил Вудроу.

— Немножко, — сглотнул Тас.

— Немножко? — вылупилась на кендера Гизелла. — Поднялись новые горы, а огромные участки суши опустились под землю, став морями!

Тассельхофф выглядел совсем подавленным.

— Но ведь многие города остались на своих местах! — простонал он.

— Угу, те, которые не затронули нахлынувшая вода, горы и вулканы! — Гизелла закатила глаза и испустила тяжелый, покорный вздох. — А теперь по сути — на повозке море нам не переплыть. Придется возвращаться, и теперь я ни за что не прибуду в Кендермор вовремя, до Осенней Ярмарки. Только теперь дорогу выбираю я!

— Поплывите на повозке по морю, — заметил Фонду.

Гизелла проигнорировала насмешку.

— Пойдем, Вудроу, — устало сказала она и направилась в лагерь. — Впереди длительное путешествие.

Но Фонду проковылял к ней и схватился за шаль.

— Поплывите на повозке по морю! — повторил он.

Гномиха остановилась и отпихнула его в сторону.

— Не думаю, что это будет приятное путешествие, Фонду, — заметила она свысока. — Пошли, Вудроу. Пойдем, Непоседа.

Но Фонду и не думал сдаваться.

— Повозка не плавает, но зато лодка плавает!

— И что ты нам хочешь предложить, Фонду? — спросил Вулроу.

Овражный гном криво усмехнулся юноше.

— Я разговариваю с симпатичной госпожой. У тебя странные волосы, как лапша. — Фонду снова схватил Гизеллу за руку и поволок ее к уступу скалы. Там он показал вниз. — Видишь? Лодка.

Гизелла пренебрежительно отбросила его руку.

— Ладно-ладно, я вижу! — закричала она, быстро взглянув вниз. — Маленький клопоед — то есть овражный гном — прав! Там, внизу — судно.

— Дай и мне взглянуть! — воскликнул Тас и вместе с Вудроу устремился к Гизелле. — Но зачем кому-то понадобилось оставлять здесь на якоре корабль?

— Понятия не имею, — ответила Гизелла. — а также не понимаю, что нам до того? Все, что у меня есть — эта повозка, потому я не намерена ее здесь оставлять, — решительно закончила она.

Фонду рванул Гизеллу за запястье.

— Забери и повозку в лодку.

— Вудроу, — сказала Гизелла. — будь добр, попытайся ему объяснить, что мы не в состоянии спустить загруженную под завязку повозку со стофутового обрыва…

— Э, да тут по крайней мере восемьсот футов, самое меньшее, — зазвенел голосок Таса, который, лежа на животе, свешивался со скалы вниз.

— … шестисотфутового обрыва и погрузить ее в раскачивающуюся лодку, — закончила Гизелла. — Что-то я слишком разнервничалась, дорогуша, — добавила она, обращаясь к человеку.

Вудроу, который осторожно заполз на выступающую за край утеса ветку кипариса, деликатно кашлянул.

— Простите, что говорю так, мисс Хорнслагер, но готов держать пари, что…

— … тот, кто был владельцем этой лодки, оставил блоки на дереве! — вместо него закончил Тас. — Они должны были как-то сюда забираться, и бьюсь об заклад, они использовали для этих целей подъемник. Мы можем воспользоваться их приспособлениями, чтобы спускаться со скалы и подниматься обратно.

— Точно, — подтвердил Вудроу.

— Подъемник! Подъемник! — завопил Фонду и подпрыгнул так высоко, что приземлился аж у кипариса.

— Погоди минутку, — сказала Гизелла, отказываясь так легко попадаться на чью-то удочку. — Разве у нас достаточно людей, чтобы опустить повозку на шесть сотен футов? А потом вы собираетесь просто погрузить ее на корабль и отчалить, даже не вспоминая о владельце?

— Возможно, — согласился Вудроу. — Но вряд ли мы так поступим. Это же воровство!

— Это не воровство! — возразил Тас. — Мы просто позаимствуем ее у владельцев. Сейчас они ею не пользуются, а мы не знаем, как скоро они вернутся. Когда они вернутся, Фонду?

— Два дня, — не задумываясь, ответил овражный гном и показал четыре пальца.

— А как давно они ушли? — поинтересовалась Гизелла.

— Два дня, — теперь он растопырил пальцы на обеих руках.

Гизелла, Тас и Вудроу переглянулись.

— А сколько вас здесь?

Фонду оглянулся на дюжину овражных гномов и широко ухмыльнулся:

— Два.

— Вот те на, — вздохнул Вудроу.

— Видимо, от них мы не получим никакой достоверной информации, — протянула Гизелла. — Вудроу, ты неплохо разбираешься в технике. Что нам нужно для этой "работы на подъемнике"?

Вудроу присел на корточки и принялся наобум вычерчивать на потрескавшейся глине линии. Через некоторое время все овражные гномы опустились на корточки и принялись машинально рисовать на земле в подражание юноше. Тас чрезвычайно заинтересовался этим и стал бродить среди задумчивых овражных гномов.

Гизелла нависала над юношей, выжидающе сложив руки на груди.

— Ну?

Спустя пару минут Вудроу откинул голову и посмотрел на Гизеллу.

— Мэм, я полагаю, нам нужны эти блоки на дереве, как минимум четыреста футов веревки и упряжь лошадей в качестве тягловой силы — плюс приблизительно дюжина крепких мужчин. Но это всего лишь мои предположения, — скромно добавил он.

Овражные гномы с унылыми физиономиями согласно закивали головами, указывая на рисунки своих соседей и бестолково тараторить друг с дружкой.

Гизелла воздела руки к небу.

— Вот все и стало на свои места. У нас нет дюжины силачей, а тем более четырехсот футов веревки. Если бы я не вбабахала столько стальных монет в эти переспелые арбузы, то самолично сбросила бы повозку со скалы и превратила бы это вшивое суденышко в обломки!

Она плюхнулась на край обрыва, где только что стояла, и уперлась подбородком в руки.

Тассельхофф поскакал обратно, к мрачной Гизелле.

— Что касается силы, — сказал он, — стоит только захотеть, мы соберем здесь всех местных овражных гномов.

— И сколько же их? — язвительно заметила Гизелла. — Два?

— Я понимаю, они не очень-то пристойно выглядят, и еще хуже пахнут, но думаю, захотят нам помочь, — подстрекал Тас. — Да и идея-то принадлежала изначально Фонду!

Фонду ослепительно улыбнулся.

— Нам нравилось разом тянуть за веревки. Это так весело! Мы поднимали много тяжестей для забавных человечков. Раз-два взяли! — передразнил он, дергая за воображаемый канат.

— Это все великолепно, Фонду, — равнодушно ответила Гизелла. — А может, ты расскажешь еще о том, где нам отыскать четыреста футов веревки, хотя я в этом сильно сомневаюсь.

Грудь овражного гнома гордо выпятилась наружу.

— У Фонду есть веревка. Длинная. Для подъемника. Я покажу госпоже с замечательными волосами.

Трое путешественников уставились на Фонду, а затем переглянулись.

— А вы не верили, — торжественно изрекла Гизелла.

— Забавные люди спрятали веревку от подъемника, — объяснял Фонду, — но Фонду ее находить. Моя ее унюхать, мой нос нюхать очень хорошо.

Гизелла изумленно хлопала глазами.

— И ты покажешь мне, где она?

Фонду схватил Гизеллу за руку и рывком поднял на ноги, чуть не споткнувшись от возбуждения.

— Пошли-пошли-пошли! — завопил он и поволок за собой предмет своей страсти. Тассельхофф и Вудроу едва успевали за спотыкающейся парочкой в сопровождении кувыркающейся, потеющей компании овражных гномов.

Фонду привел отряд к гигантскому, полому внутри дереву почти в пятистах футах от обрыва. Он быстро вскарабкался на самую нижнюю ветку и исчез в дупле размером с большую корзину. Курчавая голова появилась мгновение спустя. Гном сжимал в руках грубый пеньковый канат, один конец которого от высунул из отверстия.

— Видишь? — кричал он. — Веревка от подъемников! Твоя не волноваться, замечательная госпожа, — сказал Фонду и ласково погладил волосы Гизеллы. Та смахнула руку и передернулась.

В тот же миг Тассельхофф оказался уже на дереве и засунул в дупло сгорающую от любопытства голову. Когда он наконец высунулся наружу, на лице его сияла улыбка до ушей.

— Да там все дерево забито канатами! — выпалил он. — Бухта на бухте! Я за всю жизнь не видел столько, разве что в доках балифорского порта. Уф! Хотел бы я, чтобы дядюшка Трапспрингер сейчас оказался здесь и посмотрел на это чудо собственными глазами!

Гизелла хлопнула в ладоши и нетерпеливо потерла руки.

— Отлично, бригада, похоже, что мы все же возьмемся за работу на подъемнике.

За полчаса три дюжины овражных гномов вытащили канаты из дупла и расстелили их по земле двумя ровными полосами, Тем временем Вудроу, тренируясь на обрезке веревки из повозки, изучал, как должны быть задействованы блоки. К тому времени, как был готов длинный канат, он успел накинуть на повозку две большие веревочные петли, прикрепив одну к передней оси, а другую — к задней. Но куда сложнее оказалось ввести в курс дела Гизеллу.

— С двумя одинарными блоками мы соединим петли, которыми обвязана повозка. Двойные блоки связаны с навесающими над обрывом ветвями дерева. Пока все ясно?

Гизелла кивнула.

— Конечно. Не совсем же я тупая!

Но, проклятье, если бы она хоть что-нибудь понимала!

— Быстренько соорудим из чего-нибудь подъемник, как это делала кузина на ферме, когда я был совсем малюткой, — говорил Вудроу.

Гномиха, одетая теперь в зеленую рабочую одежду без выкрутасов и кожаные перчатки, сидела на повозке рядом с Вудроу. Ее глаза метались то к повозке, то к подъемникам.

— Это все, что у меня есть, Вудроу. Ты уверен?

Вудроу поднял глаза.

— Более или менее, мисс Хорнслагер.

Гизелла снова взглянула на подъемник и принялась пристально разглядывать кучи веревок, связывающих подъемник с деревом, а вместе с ним — и повозку. Ее взгляд прошелся по веревке, протянутой к нескольким валунам, которые подпирали дерево. Затем она тихонько кашлянула.

— Видишь ли, я не привыкла слепо доверять людям, — сказала она Вудроу. — Несколько раз я пыталась это делать, но у меня не слишком получалось — и в личной жизни, и в делах. Но сейчас у меня нет другого выхода. Если мы поедем по южной дороге, я однозначно разорюсь из-за задержки в пути. А если мы спустимся со скалы… может, и не разорюсь. Такое впечатление, будто все мои действия заранее предопределены. Фонду! Где Фонду?

Овражный гном вывалился из клубка соплеменников, которые ожесточенно дрались за чью-то грязную кепку.

— Фонду здесь, — провозгласил он. — Ты готова запускать подъемник?

Из свалки протянулась пара рук и втащила Фонду обратно в переплетенный клубок тел еще до того, как Гизелла успела ответить. Осторожно, чтобы не оказаться слишком близко, Гизелла подошла к копошащейся куче овражных гномов и, сложив рупором ладошки, заорала:

— Фонду! Построй их в шеренгу!

Фонду принялся отчаянно выбираться из свалки, прокладывая себе путь локтями и затрещинами, а несколькими секундами спустя стал вытаскивать с поля боя остальных овражных гномов. В считанные минуты те оказались построенными в шеренги вдоль двух канатов, протянувшихся от скалы почти на четверть мили. Гизелла придирчиво оглядела команду, изобиловавшую расквашенными носами, подбитыми глазами и распухшими губами. Но стоило ей только отвернуться, как кто-то кого-то толкнул, и драка возобновилась. Но Вудроу нашел зачинщиков и, схватив их за шиворот, приподнял над землей.

— Все в порядке, Вудроу, — распорядилась Гизелла. — Ты приглядываешь за веревками. Имея в распоряжении три коня и по шестеро овражных гномовна каждого, ты можешь опустить повозку осторожно и легонько. Пусть эти слова станут нашим сегодняшним девизом. "Осторожно и легонько". Могут это повторить все?

Нестройный хор "осторожно и легонько" (или похожих слов) прокатился над головами овражных гномов в шеренгах.

— Хорошо, — удовлетворенно сказала Гизелла. — Ты, Тас, со своими шестью здоровяками управляешься с оттяжками. Ты будешь следить за тем, как повозка перевалит через край скалы… — голос Гизеллы слегка дрогнул, — а потом выровнять его, насколько это возможно, пока он будет опускаться вниз.

Какое-то мгновение все молча переглядывались. Потом Гизелла подмигнула Тасу, и тот выбил из под колес блокировавшие их камни. Под неусыпным контролем Таса шестеро молодцев-агаров в упряжи медленно покатили повозку к краю утеса. Вудроу, в подчинении у которого оказалось в три раза больше овражных гно-

мов, а следовательно, и проблем они создавали в три раза больше, со всех сил

удерживал веревки в блоках туго натянутыми.

Когда передние колеса повозки зависли над пропастью, Гизелла затаила дыхание. Веревки на передних блоках в одночасье натянулись, и дерево запружинило вверх-вниз. Невзирая на то, что передние колеса раскачиваются над шестисотфутовой пропастью, овражные гномы продолжали подталкивать повозку вперед.

Сердце Гизеллы упало. Повозка, дерево, овражные гномы — все поплыло у нее перед глазами. Тем временем по краю чиркнули задние колеса, и повозка провалилась вниз на шесть дюймов, раскачиваясь на веревках туда-сюда. Овражные гномы на растяжке завизжали и по щиколотки зарылись в мягкую землю под деревом, ибо тяжелая повозка, раскачивающая на пропущенных через блоки веревках, неустанно влекла их к краю скалы. Гизелла ухватилась за ближайший валун, только б не упасть; ее колени дрожали в такт зубам.

— Держите, держите! — закричал Тас, вцепившись в одну из веревок. Только тут до него дошло, что овражные гномы визжат от восхищения, как дети при виде привидения. Стоило повозке уравновеситься, как гномы прекратили соскальзывать к обрыву и шуметь. Гизелла легонько пошатывалась, но утешала себя, что все еще может держаться на ногах. Повозка, несильно раскачиваясь на веревках, легонько вздрагивала при каждом дуновении морского бриза.

— Хорошо, — сказала Гизелла, проглотив комок в горле. — Все не так плохо.

Сложив руки рупором, она закричала:

— А теперь, Вудроу, начинай спускать его вниз. Осторожно и легонько, помнишь?

— С дрожью и бойко, — почти в унисон заворчали овражные гномы. Держа всех лощадей за уздечки, Вудроу, пятясь, повел их кскалы. Через двадцать пять футов он больше не видел повозки и понадеялся на Таса, который лежал на свисающей над пропастью ветке, что тот поправит его в случае чего и проследит, чтобы веревки в блоках скользили плавно.

— Нормально… нормально… она медленно опускается немножечко… задок чуть выше… опс, теперь задняя часть немного ниже… еще ниже… да нет же, задок опустился… задок, задняя часть!

Гизелла подскочила к обрыву.

— Что случилось? — завопила она и тут заметила в сотне футов ниже края повозку. Одна шеренга овражных гномов чуть опережала другую. Передняя часть повозки возвышалась над задней по крайней мере на четыре фута и продолжала задираться. — Она ползет вверх! — взвизгнула гномиха, заломив руки. — Я даже слышу звон разбивающихся склянок! Выравняйте ее! Слышите?!

Но овражные гномы, совершенно не подозревающие, что творится внизу, продолжали беспорядочно шагать к морю. Вудроу, отчаявшись, опустил уздечку самого медленного коня и налег на быстрого, пытаясь замедлить спуск повозки. К несчастью, второй конь, лишившись поводыря, вдруг остановился.

Повозка резко накренилась; что-то внутри, по-видимому, незакрепленное, разбилось и с грохотом врезалось в заднюю стену. Гизелла зажала уши, когда верхушки утеса достигло эхо второго удара. Когда же дверь повозки распахнулась и оттуда посыпались арбузы, подушки и личные вещи Гизеллы, она в ужасе заслонила ладонями глаза. Все ее имущество быстро опускалось вниз по спирали, в вечность длиной несколько сот футов, как показалось Гизелле.

Теперь повозка болталась почти вертикально. На дверной щеколде зацепилась развевающаяся на ветру ночная сорочка Гизеллы, напоминая белый флаг перемирия. Вудроу мгновенно остановил запряженных коней и овражных гномов и помчался к закрепленной веревке, нагрузив ее так, чтобы длины веревок сравнялись. Это сопровождалось громким шумом и лязганьем внизу. Каждый удар заставлял Вудроу вздрагивать, а при звоне разбивающегося стекла Гизелла все глубже прикусывала губу.

Наконец Тас объявил, что повозка снова выровнялась.

Разглядев внизу Гизеллу, он закричал:

— Возможно, все не так плохо, как звучало.

Но когда увидел ее отсутствующий взгляд, устремленный за горизонт, махнул рукой. Теперь он обращался к Вудроу.

— ОК, попробуем еще раз. Не нужно больше так осторожничать, мне кажется, внутри вряд ли что-то осталось.

Краешком глаза он отметил, что с этими словами лицо Гизеллы передернуло.

Теперь повозку стали спускать рывками, выравнивая после каждого. Гизелла больше не следила за процессом. Вместо этого она расположилась на обветренном корне дерева, возвышающемся над землей, и разразилась бессвязной тирадой, в которой было больше цифр, чем букв. Скорее всего, она тщетно пыталась вычислить, как окупить потери нескольких последних минут.

— Потише, потише, — предупреждал Тассельхофф, когда повозка приблизилась к земле.

Вудроу был несказанно рад, что рыжеволосая гномиха не наблюдала за тем, как он безуспешно пытается замедлить тяжелую повозку за последнюю сотню футов. Овражные гномы судорожно вцепились в веревку и дергали ее, только без толку. Когда повозка приземлилась с тяжелым грохотом, человек почувствовал это скорее по ослабшим веревкам. Одним глазом он покосился на Таса.

— Мальчики, что за посадка! — вздохнул кендер. — Колес, кажется, у нас больше не будет, ну а с остальной повозкой все должно быть ОК!

Вудроу тяжело вздохнул и осел на землю подле одного из коней.

Тассельхофф обнаружил Гизеллу. Он спрыгнул с дерева и осторожно приблизился к ней.

— Все, она на берегу, — бесцеремонно объявил он. — Наверное, мне стоит спуститься вниз по одной из веревок и отцепить веревки, чтобы мы могли опустить коней, тебя и всех, кто с нами поедет.

Гизелла кивнула и тяжко вздохнула. Тас расценил ее жест как позволение и снова вернулся к дереву. Вудроу уже ждал его.

— Что с мисс Хорнслагер? — спросил он.

— Думаю, все будет хорошо, — ответил Тас. — Ей все лишь нужно немножко отдохнуть. Кажется, в дверях развевалась как раз та ночная рубашка, в которой она обычно отдыхает. Плохо, что ты ее потерял, Вудроу… Вещи летели вниз отовсюду. Но какое зрелище!

— Я не стану ее упрекать, даже если она сожжет меня или оставит здесь, с овражными гномами. Не знаю даже, как я тогда доберусь домой…

— Может, оставить карту? — предложил Тас. Вудроу заморгал. Кендер начал подтягивать пояс, одежду и бесценные кошели, готовясь к спуску.

— Да и не твоя это вина, — добавил он. — Я уверен, что Гизелла не станет тебя упрекать. Она всего лишь немножко попричитает. Кажется, это бывает со всеми гномами без исключения. Представляешь, они ни за что не могут с собой справиться. Всякий раз, когда мой друг Флинт впадал в депрессию, бесполезно было его утешать, пока он не почувствует, что ему нравятся чьи-то утешения.

Тас был готов к спуску, когда на нем остались только туника, пояс, сапоги и штанишки. Он заполз по ветке до подъемника и повис на веревке.

— Удачи, — отозвался Вудроу.

— Тебе тоже, — ответил Тас и взмахнул на прощание рукой. Впереди его ждало долгое скольжение по веревке к лодке, качающейся на волнах всего шестьюстами футами ниже.

ГЛАВА 8

На рассвете Уилбур Денежка стоял у своей бакалейной лавки на пустынной мостовой и готовился к утреннему наплыву посетителей. Разложив на овощные тележки морковку и лук, он закапывал поглубже помидоры, на которых обнаружил пятнышки гнили, когда заметил тело, растянувшееся на скамейке у дверей следующей галантерейной лавки. Сперва он забеспокоился о здоровье мужчины. Осторожно поместив крохотную ручонку перед носом пожилого господина, кендер выяснил, что тот дышит. Казалось, мужчина провел довольно неприятную ночь. Слишком тесная кепка едва держалась на гладкой лысине, карманы были вывернуты наизнанку, колени на штанах порвались, а лицо покрылось тонким слоем дорожной пыли. Но то, что увидел кендер дальше, заинтересовало его куда сильнее.

Правая нога мужчины, обутая в замечательный сапог из высококачественной кожи, болталась в грязной лужице.

— Мог бы и поаккуратнее со своим добром, — пробормотал Уилбур. — Такой замечательный сапог — и промокнет, а потом высохнет и станет похож на сухую, морщинистую ягодку смородины. Ну не могу же я сидеть сложа руки и наблюдать, когда сие произойдет!

С этими словами кендер подполз поближе и робко стянул скользкий сапог из телячьей кожи с ноги его владельца.

— Лучше высушить его у меня в магазинчике, тогда он и выглядеть будет лучше, — прошептал Уилбур, довольный своим добрым деянием. Такой великолепный сапог заслуживает того, чтобы хранить его в безопасности, например, в большом оловянном сундуке, запертом на замок, который он содержал под прилавком. Он намеревался стянуть и второй сапог, для пары, когда человек заворочался во сне. Уилбур на цыпочках шмыгнул в свой магазин, прихватив с собой один сапог.

Финес Докторишка в полудреме размышлял над тем, отчего это одной ноге так холодно. Он пытался не обращать внимание на свое открытие, так как знал, что стоит ему полностью проснуться, и все тело охватит пульсирующая боль. Но когда понял, что ноге может быть холодно оттого, что она намокла, тут же проснулся.

Косточка! В один из сапогов он положил другую крысиную косточку, чтобы обменять у Трапспрингера на остаток карты. Он испуганно запустил руку в левый сапог и с облегчением вздохнул. Крысиная косточка находилась в безопасности, затолканная глубоко в голенище.

Уже предчувствуя беду, Финес испугался, но и не сильно удивился, когда обнаружил пропажу другого сапога. Посмотрев на вывернутые карманы, он вспомнил, куда вчера делись последние его деньги. Откуда ни возьмись пришла головная боль, будто голову что есть силы сдавили тугой тесемкой. Пошарив рукой, он почувствовал, как с головы что-то свалилось. Даже его собственная кепка бесследно пропала, а на ее месте «громоздилась» крохотная, жалкая шапчонка с дыркой на макушке, наверное, для хохолка.

Кендермор относится к тем городам, в которых человек может прожить всю жизнь — или, в случае Финеса, достаточное количество лет — не покидая своих владений. Все, в чем бы он ни нуждался, расположено тут же, рядом. Когда мужчина заявился в Кендермор несколькими годами ранее, он построил дом в первом же встретившемся квартале. Со временем Финес забыл, насколько запутан город. Здесь не существовало достроенных или хотя бы просто прямых улиц. Дороги заканчивались там, где строителям надоедало их прокладывать или, что случалось гораздо чаще, пока кто-нибудь не решал построить дом. Потому город представлял собой лабиринт тупиковых улочек, упирающихся прямо в фасад строений, а затем преспокойно продолжающихся по другую сторону. Зачастую приходилось делать крюк длиной в несколько миль, чтобы выйти на нужную дорогу и запустить камешком в то место, откуда ты начал путь — если, конечно, обзор ничто не преградило.

В Кендерморе разработали целую систему табличек-указателей. На каждом уг-

лу висели таблички с названиями улиц и стрелочками, указывающими направление

к многочисленным объектам, например, домам местных знаменитостей или открытым

площадям. Эти пометки оказывали бы неоценимую помощь, если бы их обновляли со

временем, когда возводились новые дороги, а посередине уже существующих оседали здания. Согласитесь, немного необычно лицезреть табличку с двумя стрелками, направленными в противоположные стороны, однако гласящими одно и то же: "Во Дворец". Отчасти указатели менялись так нехотя и неаккуратно из-за того, что городские рабочие занимались этим в процессе выполнения своих обязанностей. Вчера Финес наблюдал за группой кендерских рабочих, заменявших табличку у площади. Бригадир стоял позади и отдавал распоряжения, скрестив руки на груди.

— А теперь, Джессел, залазь на плечи Билдеру, Гиблерт — на Джессела, а Левертон — на самый верх.

Бригадир повертел испещренным морщинами лицом и осмотрел окрестности. После чего удовлетворенно кивнул.

— Да, должно быть, достаточно высоко.

Как в акробатическом трюке, тела кендеров образовали приличной высоты башню. Финес знал, что в распоряжении кендеров есть лестницы, только они, казалось, предпочитали живые пирамиды. Искусные, как цирковые трюкачи, они выстроили пирамиду желаемой высоты с Левертоном на верхушке.

— Оппа, ты забыл молоток, — крикнул бригадир. Один за одним кендеры поспрыгивали вниз. Достигнув земли, Левертон взял молоток из рук бригадира, и процесс построения начался сызнова.

Финес решил провести ночь на скамейке перед галантереей, потратив весь день на следование от одного указателя к другому. Попросив у любезного торговца фруктами рядом с галантереей яблоко, теперь он направился по улице, прихрамывая на одну ногу, потому что без сапога правая нога оказалась больше чем на дюйм короче левой. Он мог бы поклясться, что уже проходил этой дорогой, ибо смутно узнавал витрины магазинов и даже небольшой скверик, через который пришлось идти. Но Финес решил неуклонно следовать указателям, которые рано или поздно приведут его к дворцу.

Внезапно, прямо посреди квартала, стрелка указала поперек улицы в направлении магазинчика торговца свечками. Некоторое время озадаченный Финес, ссутулясь, стоял под вывеской и переводил взгляд то на стрелку, то на витрины лавки, забитые всевозможными свечами. Ведь это не дворец, хотя, кто его знает?

Внезапно дверь широко распахнулась, и на крыльцо вышла женщина-кендер в забрызганном воском переднике. Толкнув ногой кирпич, чтобы придержать дверь открытой, она сказала:

— Мой первый утренний покупатель всегда получает скидку на большие восковые свечи. Обычно я прошу за штуку одну медную монетку, но вы можете взять три за шесть медяков.

Она покосилась на мужчину и добавила:

— Господин, вы ужасно выглядите. Вы знаете, что потеряли один сапог? Хотите обменять второй?

— Знаю, — апатично произнес он. — Сегодня утром я не заинтересован в обмене оставшегося сапога на свечки, хоть и благодарю за предложение. Но мне очень хочется выяснить, почему значок посреди улицы утверждает, что это дорога во дворец?

— Потому что так оно и есть, — коротко ответила она.

— Так это дворец? — разочарованно пролаял Финес.

— Нет, это дорога к дворцу, — ответила она с подчеркнутой снисходительностью. — Днем, когда я открыта, это кратчайший путь туда. Если хочешь пойти другой дорогой, возвращайся к Ратуше, потом поверни налево, потом еще пять или шесть поворотов влево, а затем несколько вправо. Только это займет у тебя чуть ли не пол-дня.

Она отступила назад, в магазин, и Финес потащился за ней, внезапно посерьезнев.

— Спасибо, в таком случае я пойду кратчайшей дорогой. Куда идти, прямо в эту дверь? — спросил он, указывая на выход в дальней части комнаты.

— Да, там просто вылезешь через окно. Ты окажешься на Шелковичной улице… или на Клубничной? Я могу не помнить точно. Иди прямо, пока не увидишь чейто там памятник. Хотя, может, это дерево? Согласись, временами они выглядят почти одинаково! Чем бы оно ни было, пройди мимо и сверни направо. В конце улицы увидишь дворец.

Она протянула руку ладошкой вверх.

— С тебя десять медных монеток.

— Десять монет?! — выкрикнул он. — За позволение вылезти из твоего окна и болтовню, что памятники почти ничем не отличаются от деревьев?

— Еще я рассказала, как вернуться к Ратуше, — усмехнулась она.

— Без разницы, — горестно заметил Финес. — У меня сейчас ни гроша в кармане.

Она обратила взгляд на его ноги.

— Я уже говорила, что вместо денег у тебя есть замечательный сапог.

— Похоже, был, — пробурчал он себе под нос, стаскивая сапог с ноги и отдавая кендеру в руки. Крысиная косточка тайком переместилась за отворот одного из рукавов. — Только вот использовать можно разве что пару.

Она благоговейно протерла сапог пальцем.

— Он будет превосходным местом для хранения денег. Кстати, возьми и свечку впридачу, — щедро молвила она, бросив ему в руки тонкую, шероховатую бежевую свечу.

"Думаю, из нее можно наделать затычек для ушей", — решил Финес. Неуклюже поймав подарок, Финес поблагодарил кендера и пошел искать окно в дальнем конце комнаты. Раскрыв его настежь, он переполз через подоконник и шлепнулся на землю по ту сторону окна. Мелкий гравий с острыми краями безжалостно вонзался в изнеженные ступни, пока он двигался к ближайшей улице через поросший сорняком пустырь. Кстати, на одной чурке оказалось название улицы — Клубничный бульвар. Здания отстояли друг от друга все дальше, потому Финес резонно предположил, что находится на одной из окраин Кендермора. Наконец он вышел на заросшую травой, неухоженную площадь. Землю покрывал слой опавшей листвы всевозможных оттенков. Расположенный тут же памятник на поверку оказался деревом. Или все же памятником? Еще чего не хватало, он начинает рассуждать, как кендер! Сделав шаг навстречу сооружению, он легонько шлепнул по поверхности. Камень. Это — памятник дереву. Завернув за угол, Финес пристально вгляделся в заворачивающую направо улицу.

Там, в самом ее конце, он увидел самое нехарактерное для Кендермора сооружение. Во-первых, дворец выглядел достроенным, по крайней мере, с того места, где стоял Финес. Во-вторых, его очертания не напоминали беспорядочную груду решеток и цилиндров, разбросанных на доске — этот стиль предпочитало большинство кендерморских архитекторов. Хотя "разбросанные цилиндры" и смотрелись интересно, выглядели они весьма непривлекательно. Эта же постройка радовала глаз. Она напоминала скорее здания в человеческих городах, где Финесу доводилось бывать и жить ранее, но с едва уловимым оттенком экзотики.

Перед парадной лестницей здания раскинулся обширный пруд, слабо поблескивающий в солнечных лучах; его окружал мастерски ухоженный классический садик. Искусные руки садовников придали кустам очертания животных — собак, кошек, лошадей и даже легендарных драконов. Верхние кончики живой изгороди уже тронула осень, окрасив их в бурые тона, отчего животные казались курчавыми.

Точно во сне, Финес миновал обшарпанную улицу и остановился у края зеркального пруда. Его возбужденные глаза изучали сам дворец. Величественное центральное здание, в котором располагались все основные помещения, было сработано из гладкого белоснежного мрамора. Гигантское строение окружали бесчисленные башенки, на верхушке каждой красовался минарет с куполом в виде луковицы. Лестницы — а их тут были дюжины всевозможных размеров — опирались на причудливо изогнутые арки, которые плавно сходились в одной точке.

В целом здание было столь совершенно и идеально симметрично, что если бы Финесу пришлось навсегда покидать Кендермор, он увез бы это воспоминание с собой.

Только теперь он обратил внимание на престарелого кендера, обутого в грязные сапоги выше колен, и со спрятанными в седых волосах маленькими садовыми ножницами. Кендер подтолкнул тачку к кусту в виде медведя и остановился.

— Простите, — произнес, заикаясь, Финес, все еще восхищенный представшим перед ним зрелищем. — Это… дворец, так ведь?

Кендер оставил тачку и развернулся к мужчине.

— Ну да, сэр, — сказал он. — В Кендерморе только один он так выглядит. — Он прищурился. — Если вы, конечно, не знаете другого.

— Не знаю, — ответил Финес. — Я никогда еще не видел ничего подобного.

Кендер продолжал поедать его глазами.

— Ни в Кендерморе, ни где-либо еще, — поспешно добавил он.

— Приятно слышать, — отозвался кендер. — Мне нравится делать что-то лучше всех. Вот и ты — наслаждайся. Попытайся ничего не сломать.

Кендер вытащил из волос садовые ножницы и быстрыми движениями отхватил от медведя несколько сучьев. Удовлетворенно покивав головой, он убрал инструмент на место, снова взялся за тележку и пошел своей дорогой.

— Подожди! — крикнул Финес. — Ты можешь что-нибудь рассказать об этом месте? Я искал его целых два дня!

Кендер снова остановился и оглянулся.

— Два дня? — удивился он. — И где же ты начал поиски, не в Сильваносте ли? Здесь же повсюду указатели.

— Знаю, — вздохнул Финес. — Видел я их все. К сожалению, единственный значок, оказавший хоть какую-то реальную помощь, одновременно связан с самыми неприятными минутами путешествия — это тот, что направил меня через лавку торговки свечами.

— О. да, это на Самбуковой улице, — закивал кендер. — Великолепный короткий путь. Мне нравится приходить туда поутру первым специально за большими восковыми свечами.

Он заметил в траве кустик чертополоха и нагнулся, чтобы выдернуть его, когда обратил внимание на ноги Финеса.

— Эй, а ты в курсе, что остался без сапог?

— Да. — Солнце над дворцом достигло зенита, и Финесу приходилось что есть силы щуриться, чтобы разглядеть кендера. — Это и есть дом мэра? Необыкновенно большой, однако…

— Нет, — тряхнув головой, заявил кендер, — мэр здесь не живет. Во все времена здесь не обитал никто, разве что заключенные.

— Вот потому-то я и пришел! — ободрился Финес.

— Ох, — отозвался кендер, — тебя записали в заключенные?

Финес некоторое время задумчиво почесывал грудь, озадаченный вопросом кендера.

— Нет, — просто ответил он. Обнаружив неподалеку скамейку, Финес доковылял до нее и устало плюхнулся вниз. Под любопытствующим взглядом кендера он выждал еще некоторое время.

— Меня зовут Финес Докторишка, — начал он. — Уже два дня я пытаюсь найти дворец, потому что мне нужно переговорить с Трапспрингером Лохмоногом, которого, насколько я понял, содержат здесь в заключении. Так вот. А теперь ты представься.

— Байджелоу Пляшущая Лопата, твой друг и знакомый, — он протянул мужчине маленькую морщинистую ладошку. — Я садовник и слежу за порядком на примыкающих ко дворцу территориях. Четвертый садовник в многочисленном семействе Пляшущих Лопат. Ты прав, Трапспрингер сейчас пребывает тут. Думаю, из-за его пристрастия высовываться из окон держат его на втором этаже.

Финес задрал голову вверх и в самом деле узнал в кендере, высунувшемся из окна, Трапспрингера Лохмонога; тот мимоходом выскабливал маленьким ножичком из-под ногтей грязь. Некоторое время мужчина молча смотрел на него, не веря глазам своим. Финес ожидал обнаружить кендера, запертого в камере или другом мало привлекательном помещении. Но Трапспрингер продолжал бездельничать у окна на втором этаже дворца. Байджелоу уловил на лице мужчины разочарование.

— Да, сэр, я вижу, вам интересно, почему это он на втором этаже, — сказал он. Финес медленно кивнул. — Мистеру Лохмоногу крупно не повезло. Просторные аппартаменты на третьем этаже временно недоступны, так как в них расположились несколько особ голубых кровей из Балифора. Но второй этаж не менее удобен и тоже достаточно раскошно убран.

Финес перевел взгляд с Трапспрингера на садовника и спросил:

— Как мне поговорить с заключенным?

Байджелоу посмотрел на мужчину несколько странно.

— Ну, просто войди в дверь, поднимись по ступенькам и найди своего друга. Как обычно люди разговаривают с заключенными? Передай мой привет дорогуше Трапспрингеру. Приятный человек, да какой толковый! Мне нужно заканчивать с прополкой цветочных клумб, так что я удаляюсь. Пока!

Но уже через считанные секунды Байджелоу был поглощен ослепительным желтым сиянием выползшего из-за правого угла дворца солнца.

— Пока, — вяло ответил Финес, провожая его глазами. Он направился к двери, на которую указывал садовник. Проходя мимо цветочной клумбы, он обратил внимание, что почти все цветущие растения выкорчеваны, зато обильные сорняки в пределах клумбы аккуратно подровняны. Мужчина так и не смог привыкнуть к кендерской своеобразной технике садоводства.

Финес быстро прошагал вдоль правого края зеркального пруда к ступеням у основания центрального строения. Прохладный мрамор умиротворил покрывшиеся волдырями и занозами ступни.

Вскоре он одолел последний пролет девственно чистых, белых ступеней, которые заканчивались ровной площадкой. Входу во дворец и надлежит возвышаться над землей чуть больше, чем на один коротенький лестничный пролет. Причудливый сводчатый проход высотой, в тридцать раз больше человеческого роста, вел в другой коридор, вполовину ниже предыдущего. Дверей не было, только уходящий вдаль арочный свод.

Внезапно Финес очутился внутри искусно выстроенного дворца. В первую очередь его поразило то, что дворец изнутри выглядит намного просторней, чем казалось снаружи, хотя все, что он видел до сих пор, очевидно, только крохотная часть здания. Парящие высоко над головой потолки казались отсюда кристально чистым ночным небом, то ли из-за белых брызг, усыпающих черную поверхность, которые так сильно напоминали звезды, то ли из-за недостатка света — все широкие окна прикрывали ставни. Впечатление усиливали царящие здесь неподвижность, тишина и пронизывающий холод.

На другой стороне здания, там, где уравнивались потолки, на верхние этажи вели две плавно закрученные по спирали лестницы. Финес выбрал, по какой лестнице идти, и начал подниматься. В промозглой двлрцовой полутьмы гладкие ступеньки покрылись капельками влаги, и Финес почти достиг лестничной площадки первого этажа, как впереди раздалось эхо знакомого голоса.

— Привееет! Куда это ты идешь? Никто, кроме нескольких скучных снобов из Балифора, здесь не поднимается. Они часом тебе не друзья?

Финес прижался к перилам и пригляделся к нижней лестничной площадке. Там стоял собственной персоной Трапспрингер Лохмоног, все еще одетый в полночнофиолетовые брюки и плащ, но теперь в яркой оранжевой рубашке и широкой, болтающейся на голове шляпе. Мужчина быстро слетел по ступенькам.

— А, это ты, — воскликнул Трапспрингер, рассмотрев лицо Финеса. Он схватил его руку и принялся энергично трясти. — Как замечательно снова тебя увидеть! И как любезно с твоей стороны проделать весь этот долгий путь, чтобы меня проведать!

— Ты меня помнишь? — спросил изумленный Финес.

К нему возвращалась надежда. Пожалуй, получить вторую половинку карты будет не так сложно, как опасался Финес.

— Как же я могу забыть человека, спасшего мне жизнь? — спросил, чуть не обидевшись, Трапспрингер. — Косточка, что ты мне дал, просто восхитительна, я бы сказал, даже немного лучше, чем моя предыдущая. С тех пор, как я ее получил, удача буквально следует за мной по пятам…

"Зато меня обходит десятой дорогой", — подумал про себя Финес, а вслух сказал:

— Именно потому я здесь, господин Лохмоног.

Трапспрингер отпрянул в сторону, неистово прижимая косточку к груди. Глаза его расширились от ужаса.

— Не для того ли, чтобы забрать ее обратно?!

— Конечно нет, господин Лохмоног! — благополучно заверил его Финес. — Я ведь врач! Я ни за что не стану рисковать жизнью пациента.

— До чего же я счастлив узнать это! Ты бы не стал шутить с талисманом, приносящим человеку удачу, — тараторил Трапспрингер. — Знаешь ли ты, что талисманы, приносящие счастье, известны от начала времен… по крайней мере, с тех пор, как появились Башни Высшего Волшебства. Видишь ли, у могущественных волшебников накапливались целые кучи всякого хлама, обладающего слабыми магическими возможностями. А некоторые из подобных вещичек просто иногда вздрагивали, — Трапспрингер сопровождал свой рассказ соответствующими волшебными пассами. — Тогда чародеи стали продавать их всем, у кого имелись лишние деньжата, зарабатывая так на пропитание.

— Если эти волшебники были столь могущественны, почему бы им просто не наколдовать еды? — спросил Финес, так и не постигший морали сего повествования.

Подобных вопросов не задавал еще ни один кендер.

— Это история, — горячо возразил Трапспрингер, — она вовсе не должна быть логичной.

Но кендер нахмурился; сомнению подвергся один из его любимейших малоизвестных фактов.

Финес понял, что совершил грубую ошибку и со всех ног ринулся ее исправлять.

— Вероятно, ты прав. В любом случае, я пришел не для того, чтобы забрать твой удачливый талисман, но чтобы увеличить его силу.

Кендер обернулся и улыбнулся, а в его раскосых оливковых глазах мелькнул интерес.

Жестом фокусника Финес извлек из манжеты осколок косточки.

— Вот, предлагаю великолепный образчик, найденный замороженным на юге, в ледовых пустошах Ледовой Стены.

Мужчина бережно повертел косточку в руках.

— Редчайшая шестая плюсна, — он точно не знал, обозначает это слово кость или же зуб, — ископаемого хилоанского волосатого мамонта. Никакая магия, будь она хоть самой могущественной, не создаст талисмана удачи сильнее, чем этот.

Затаив дыхание, Трапспрингер нежно принял отполированную белую косточку и любовно прикрыл ее ладошками.

— Я прямо чувствую, как она призывает удачу! Ох, спасибо! До чего же ты добрый! Слушай, а тебе не кажется, что она немного похожа на мою косточку минотавра-оборотня? — простодушно поинтересовался он, доставая из-под оранжевой рубашки амулет на цепочке. Он приподнял косточку за один конец для детального изучения.

— Да, я тоже заметил некоторое сходство, — поспешно согласился Финес. — Но не потому ли так происходит, что обе косточки должны смотреться как незаменимые? В их силах привлекать к владельцу удачу, если, конечно, тебя интересует именно она.

— Я вижу, что ты имеешь в виду! — продолжая вертеть обе косточки в руках, счастливый Трапспрингер величаво прохаживался по лестничной площадке.

— Хорошо, еще раз огромное спасибо, — сказал он с явным намерением смыться.

— Если я смогу тебе хоть в чем-нибудь помочь, даже не сомневайся…

— Сейчас можешь, — прервал его мужчина. — Ты коллекционируешь косточки. Я собираю карты. Откуда же ты узнал об этом, когда расплатился такой мастерски нарисованной картой той ночью? Вот мне и интересно, нет ли у тебя еще чего-нибудь за тот период? — Он стремительно зашагал из стороны в сторону. — Видишь ли, на карте, что ты мне дал, только половина Кендермора. Было ли это простым недосмотром?

Трапспрингер обалдел.

— Ты уверен? А я и не представлял, что у меня в коллекции есть «половинка» карты. Она принадлежала дядюшке Берти, хотя я не совсем уверен, кто он такой, и дядюшка ли он мне вообще. Довольно странно для человека что-либо коллекционировать, а особенно карты. Ими вплотную занимается семья моего племянника, но только потому, что их профессия — делать карты.

Мозг Финеса пронзила пульсирующая боль. Он вверяет свои дела в руки кендера, даже не пытаясь понять, к чему это приведет.

— Да, для человека немного странное хобби, — наконец согласился он. — Но я прожил некоторое время среди кендеров, и, наверное, перенял лучшие ваши черты. Я занялся коллекционированием хотя бы потому, что, после денег, карты кажутся самыми полезными вещами. А особенно карта Кендермора, раз уж я здесь живу. А теперь что там насчет второй половинки карты?

Финес извлек из-за пазухи свой обрывок и показал кендеру, что имена улиц и сами улицы прерываются прямо посреди обтрепанного края.

Трапспрингер приподнял шляпу и почесал макушку под редким, с проседью хохолком:

— Давай проверим.

Когда Трапспрингер извлек из-под полов накидки четырехдюймовую стопочку выцветших, аккуратно сложенных листков бумаги, сердце Финеса чуть не выпрыгнуло из груди. "Как ему удается прятать все это под плащом?" — изумлялся он.

Трапспрингер принялся листать карты.

— Библиотека в Палантасе… замечтельное место, если ищещь интересную книжку, но они там чересчур строги с возвратом… Гарнит, Лемиш… откуда ему тут взяться? Не на своем месте… Хотя и очаровательный городишко; ты там бывал? Он совсем рядышком с Гарнитом… Каламан, Кендерхоум, Митас.

Он взглянул на мужчину поверх карт.

— Мы уже прошли «К», а Кендермора нет, — пожав плечами, он сунул было карты обратно под полу.

Отчаявшись, Финес протянул руку и выхватил карты, быстро добавив:

— Можно я посмотрю?

Он отбрасывал листки все быстрее и быстрее. Но ни один из них не подходил к его половинке карты.

— Вот что я скажу, — предложил Трапспрингер. — Если я ее найду, непременно дам тебе знать. А пока возьми одну из этих. Моя любимая — вот эта… — сказал он, выдергивая наобум уголок из стопки.

— Но мне нужна именно карта Кендермора, ты ведь знаешь! — расстроенно заворчал Финес. Он порядком устал от игры в кошки-мышки. Чего хочет этот Трапспрингер?

— Чего ты от меня хочешь? Денег? Доли? Назови, сколько! Только прекрати со мной играться…

Трапспрингер испуганно отступил назад.

— Я-то ничего не хочу. Помнишь, это ты хотел получить кое-что? У тебя в голове не помутилось? Нужно что-то делать с твоей смехотворно крошечной шапочкой. Пора сменить галантерейщика, что ли. Будучи надетой, она так сильно давит на мозги, что вытесняет оттуда остатки здравого смысла. Не упоминаю уж о том, что на тебе нет сапог…

— Знаю! Я их отдал! — выкрикнул Финес.

Внезапно лицо Трапспрингера просветлело.

— Отдал! Вот что я сделал с картами! Несколько лет назад я отдал целый сверток своих карт. Вот оно!

Казалось, Трапспрингер приятно удивлен тем, что вспомнил.

— Я подарил их племяннику, Тассельхоффу Непоседе. Он один из Непосед, о которых я тебе рассказывал, — продолжал Трапспрингер, не замечая, как из глаз Финеса быстро улетучивается осмысленное выражение. — Он должен появиться с дня на день. Ты же знаешь, он обвенчан с дочерью мэра. А когда он вернется, меня освободят из этой унылой тюрьмы.

Отсутствующий взгляд Финеса прошелся по вызывающей трепет красоте, их окружающей, а разум сбился, едва попытавшись подсчитать, сколько бесценных сокровищ хранят эти стены. Вспомнилась расшатанная скамья, на которой он ночевал. Мужчина беззвучно повторил последние слова Трапспрингера. В его глазах снова забрезжил свет.

Карта у какого-то кендера по имени Тассельхофф, и он вернется в Кендермор с дня на день.

Финеса захлестнула новая волна воодушевления. Нужно только подождать, пока появится Тассельхофф, а у него карта! А если Тассельхофф никогда не вернется? С некоторым облегчением мужчина вспомнил услышанное от мэра, мол, за непокорным кендером отправлен наемный охотник. А любимый дядюшка, запертый по указанию совета? О, да, он обязательно вернется.

Отдавшись во власть мечтаний, Финес не видел приближения садовника, Байджелоу. В одной руке он нес черенок молодого деревца, в другой — записку. Когда он протянул бумажку Трапспрингеру, его голос прервал раздумия Финеса.

— Я не мог не заметить, пока нес ее вам, сэр, что в ней сообщается об отъезде Дамарис Метвингер, дочери мэра, — объявил Байджелоу еще до того, как Трапспрингер развернул бумажку. — В записке она пишет, что устала ждать какогото там жениха, которого даже не знает, а потому уезжает исследовать Руины и другие неизученные районы. Вы свободны, Трапспрингер, поскольку она скрывается от замужества. Мэр Метвингер должен либо принести вам извинения, либо заключить в тюрьму себя или свою жену. Ваш племянник Тассельхофф также освобожден от обещания, так что теперь ему нет нужды возвращаться. Я уверен, что они отправят послание наемнику.

Финес побелел и схватился за сердце.

— Плохо, — сказал Трапспрингер. — А я так ждал, что снова с ним повидаюсь! Да ладно, наши пути обязательно еще пересекутся.

— Плохо с брачным обязательством, — вдруг заметил садовник. С корней череннка осыпались крохотные комочки земли, когда он потащился к сводчатому коридору, ведущему к наружной лестнице. — У нынешней молодежи нет никакого уважения к традициям. Хотя не думаю, что мэр опечалится до такой степени, чтобы послать за дочерью наемного охотника.

Байджелоу исчез в последнем проеме, но эхо подхватило его слова и разнесло по пустым коридорам невнятное бормотание. Но разум Финеса все же успел их подхватить, и в его мозгу зародилась идея, безрассудная и опасная. Найти Дамарис и притащить ее обратно, тогда Тассельхоффу все же придется вернуться — чтобы принести ему карту. Финес понятия не имел, где искать Тассельхоффа, зато Дамарис сказала однозначно, что отправляется к Руинам — любимому кендерами мусорнику, где обычно устраивались пикники.

Финес не заметил, как Трапспрингер беззаботно выскользнул из дворца, пока не осознал, что остался один. Он поспешил миновать колонаду арок и увидел отражение Трапспрингера танцующим в прямоугольной лужице перед входом.

— Эй, подожди! Куда ты? — прокричал ему вслед человек.

Кендер сидел на корточках на невысокой приступке над прудом и проворно мастерил из промасленной бумажной карты кораблик. Обернув треугольный кусочек бумаги вокруг тонкой, ровной палочки, он скрепил их так, что получилась мачта. Добавив три мелких камушка для балласта, кендер легонько подтолкнул лодку в центр пруда.

— Трапспрингер, ты говорил, что хочешь снова увидеть племянника? — волнуясь, спросил Финес. — Байджелоу прав. Мэр никогда не пошлет вдогонку собственной дочери наемного охотника. Но кто-нибудь другой — скажем, к примеру, я — может привезти Дамарис из Руин обратно, и тогда твой племянник все же вернется для венчания.

— Ты необыкновенно добр… как бишь тебя зовут?… хотя это не играет роли. Такое с обвенчанными при рождении случается сплошь и рядом. Одни устают ждать других. В конечном итоге они все равно к этому придут, хотят они того или нет.

Он подтолкнул лодку длинной веточкой.

— Но я настаиваю! Нет никаких проблем. Просто это последнее, что я могу предпринять в отношении карты, — осторожно добавил Финес.

— Ах да, карта, — Трапспрингер поднял глаза от лодки и кивнул. — Если подумать, то я много лет уже не был в Руинах. Может, стоит развеяться?

— Но тебе нет надобности ехать со мной, — поспешно заверил его Финес.

— А без меня ты пропадешь, — упорствовал Трапспрингер. — Кстати, ты ведь не представляешь, как выглядит Дамарис, а я знаю.

Финесу пришлось признать, что его слова не лишены здравого смысла.

— Нам нужно отправляться как можно скорее. Как насчет завтра, пополудни, после того, как соберем припасы? А еще мы должны быть уверены, что никто не отправит письмо наемному охотнику, посланному за Тассельхоффом.

— Не беспокойся о пожитках, у меня богатый опыт путешествий. Рассказывал ли я тебе, как однажды чуть было не отправился на луну? — спросил Трапспрингер. Финес покачал головой. — Замечательная история для тех, кто в пути. Приготовь все, что нужно тебе, а я соберу все, что понадобится мне. Встретимся сразу после полудня в твоем магазине.

Финесу оставалось надеяться, что он сумеет найти дорогу назад, к своему дому, до того, как подойдет назначенный срок.

Внезапно поднявшийся легкий осенний ветерок вызвал рябь на поверхности пруда, и одна из крохотных волн ударилась о борт маленького суденышка Трапспрингера, потопив его в считанные секунды. Финес с беспокойством подумал, предзнаменование это или же просто незначительное морское бедствие.

ГЛАВА 9

Тассельхофф, Гизелла и Вудроу находились на борту корабля; Гизелла продолжала настаивать, чтобы называли его не иначе, как "остроносой смертью". Позади к единственной мачте была прикреплена ее повозка, ибо не нашлось больше ничего, за что можно было закрепить веревку. Коней привязали к той же мачте и стреножили, чтбы животные не бродили по палубе. Они дико вращали глазами и раздували ноздри при каждом толчке. Успокоить их не удавалось даже Вудроу.

— Итак, отчаливаем, — отрывисто объявила Гизелла. — Пусть кто-нибудь приведет эту посудину в движение.

Вудроу выглядел малость смущенным.

— Я вырос на ферме, мэм. И ничего не понимаю в управлении кораблями. Я-то думал, вы знаете, как это делается…

— Я? — запищала она. — Гномы не переваривают воду!

— Что-то не заметно, — вмешался Тас. — Мой друг Флинт… вы же помните его? Так вот, не так давно с ним приключился небольшой лодочный инцидент. Видите ли, Карамон (это самый крупный из моих друзей, воин) пытался голыми руками выудить из воды рыбину, а лодчонка была совсем крохотной, оттого и перевернулась; Флинт же не умеет плавать, и когда Танис выловил его за воротник, лицо Флинта успело приобрести неестественный синюшный цвет! Флинт говорил, что это от нехватки воздуха, а мне кажется — он настолько рассвирипел. После этого случая гном подхватил простуду.

— Плохо, — сказал Вудроу. — И что же он делал со своей фобией?

— Флинт говорил, что помогает держаться от кендеров по возможности дальше, — неохотно пробормотал Тас. Гизелла не удостоила рассказ Таса вниманием.

— Насколько он может быть тяжел в управлении? Просто поднять парус, — рассуждала она, указывая на кусок белой парусины, обмотанный вокруг прочной, обтесанной деревянной балки, заостренной к краям, — а тогда лодка отвезет тебя, куда прикажешь. Я права?

Вудроу нахмурился.

— Не думаю, что это настолько просто, госпожа Хорнслагер.

— Никто даже не побеспокоился спросить у меня, не знаю ли я. как плавать на кораблях, — раздраженно выдал Тас в самый разгар беседы.

— Ну и, знаешь? — недоверчиво переспросила Гизелла.

— Конечно! — воскликнул кендер, безмерно довольный, что все внимание теперь приковано к нему. — Я всю жизнь плавал на лодках с дядюшкой Трапспрингером.

Счастливый Тас шмыгнул мимо Гизеллы, обхватил руками мачту и, усмехаясь, принялся раскачиваться вокруг нее.

— Ты не слишком согрешила против истины, Гизелла, — сказал он, положив руку на деревянную перекладину с обмотанной вокруг парусиной. — Ты прикрепляешь эту штуку — она зовется реей — вот сюда, на мачту, а потом на ней натягиваешь парус. Но управлять надо не им, а теми палками, что торчат из бортов на киле.

— Мне всегда казалось, что эти «палки» располагаются на корме и зовутся веслами, — кротко заметил Вудроу.

— Я знаю, но пытаюсь все несколько упростить для Гизеллы, — осадил его взглядом Тас. — Я думал, ты ничего не понимаешь в кораблях…

Вудроу поспешно воздел обе руки.

— Не понимаю. Прости.

— Тогда все в порядке, — закончил объяснение Тас. — Все, что нам нужно сделать — определить, откуда дует ветер, поймать его парусом и направить нос корабля на восток. Рано или поздно мы просто обязаны наткнуться на берег.

Тас облизал палец и неуверенно подставил его под ветерок, повертел его так и эдак, снова обслюнявил, а затем воздел его так высоко, куда едва смог дотянуться.

Гизелла придвинулась к Вудроу поближе.

— Что это он делает? — тихонько спросила она.

— Кажется, пытается определить, откуда дует ветер, — прошептал в ответ Вудроу, боясь, что его слова могут достичь ушей кендера.

— Похоже, ветер с севера, — наконец заключил Тассельхофф. Он повернулся к Фонду, который вместе с полудюжиной овражных гномов вызвался поработать палубным матросом у "госпожи с чудесными волосами". В данный момент палубные матросы, перегнувшись через борт, увлеченно наблюдали за пузырьками пены на гребнях волн.

— Фонду, построй команду.

Фонду пробурчал что-то невразумительное и принялся парами оттаскивать соплеменников от бортов, толкая их в сторону повозки. После того, как их спины упирались в бок повозки, они образовывали некое подобие линии, почти прямой.

Заложив руки за спину, Тассельхофф прошелся вдоль шеренги. Один из овраж-

ных гномов — Фонду звал его Боксом — залез в ухо пальцем и рассеянно ковырялся в нем до тех пор, пока не попал на глаза Тассельхоффу.

— Прекрати немедленно! — набросился на него кендер, напустив на себя вид свирепейшего из морских капитанов. — Вы не должны и помышлять ни о чем подобном на построении! Это морской корабль, и вы обязаны вести себя, как подобает настоящим морякам.

Овражный гном поспешно вытащил палец, но перед тем, как вытереть об рубашку, тоскливо проводил его глазами. Тассельхофф начал проводить инструктаж, обходя корабль и указывая на каждый предмет, к которому подходил ближе.

— Вот это корма, а это — киль. По краям палубы — борта. Маленький домишко на киле — каюта. Не обращайте внимания, между собой мы будем называть ее маленьким домиком. Там мы будем спать. Высокая палка посередине — мачта. Мы повесим на нее огромный кусок ткани, называемый парусом. Ваша работа, — сказал он, поворачиваясь лицом к овражным гномам, — очень важна: вы будете поднимать и опускать парус, дергая за веревки.

Реакция команды последовала незамедлительно: гномы засопели и кинулись беспорядочно виснуть на веревках, парусине, словом, где ни попадя.

— Нет, нет же, — завопил Тас. — не сейчас! Подождите, пока я не скажу!

Овражные гномы побрели назад, к повозке.

— Нельзя виснуть на веревках, когда вам заблагорассудится, иначе вы можете погубить весь корабль. А сейчас, шаг за шагом, делайте только то, что вам скажу я…

Несколькими часами спустя, к наступлению сумерек, кендер, не привыкший давать хоть какие-нибудь определенные инструкции, наконец управился с семью овражными гномами, которые, в свою очередь, не привыкли следовать никаким инструкциям, а тем более четким; однако им удалось поднять парус, сняться с якоря и даже положить восьмисотфутовое судно на более-менее правильный курс.

Гизелла и Тас сидели на крыше каюты, прислонившись спинами к перилам. Так как крыша каюты изгибалась в сторону рулевой палубы, Вудроу стоял по правую руку и руководил уборкой правой палубы. Под неусыпным контролем человека тем же на левой палубе занимался овражный гном по имени Плук. Глядя, как мальчишка почти втыкает пальцы в ледяную воду, Вудроу наконец не выдержал.

— Ненавижу вмешиваться не в свои дела, — начал он, — но как мы узнаем без карты, где мы и как расскажем, куда нам надо?

Тассельхофф распахнул один глаз.

— По этому поводу мне в голову пришло несколько идей.

Гизелла застонала.

— Прежде чем критиковать мои предложения, — обиделся Тас, — могла бы сперва их выслушать. Нужно быть чуть-чуть терпимее.

— Ох, ну давай послушаем, — вздохнула гномиха.

— Спасибо, — съязвил Тас. — Мне кажется, что до Кендермора нам предстоит долгий путь, по моим прикидкам самое меньшее пятьсот миль. Чем большее расстояние мы покроем, тем для нас же лучше. Так что я считаю: нам нужно двигаться на восток, север или юг, и как можно дальше. Когда мы наконец достигнем земли, мы будем знать, что заехали так далеко, как смогли.

Гизелла медленно повернула голову и оглядела кендера.

— Да это же мои мысли! Иногда ты можешь приятно удивлять, Непоседа, — призналась она. — На том и порешим. Мы останемся на судне так долго, как позволят обстоятельства. Побудешь рулевым, а, Вудроу? Будь другом…

Приняв это окончательное решение, гномиха удалилась в повозку.

Вудроу взглянул на Таса.

— На первых порах, Вудроу, поглядывай, чтобы скалы оставались позади. До тех пор, пока они уменьшаются, мы движемся прямо от них. Как только они исчезнут из виду — а событие это не заставит себя ждать — мы станем ориентироваться по солнцу.

— Откуда ты знаешь столько об управлении судном? — простодушно поинтересовался Вудроу.

Ответ Таса был прозаичным.

— Я совершенно в этом не разбираюсь. Но, как картограферу, мне часто приходится ориентироваться по солнцу во время наземных путешествий. Если на земле работает, то не вижу причин, по которым этот метод не сработает на море.

Вудроу кивнул и стал наблюдать за прибрежными утесами, пока они не растаяли с наступлением ночи в белесом лунном сиянии.

На следующий день, ранним утром, Вудроу заметил на севере островок суши, а прищурив глаза и присмотревшись повнимательнее, он выяснил, что это либо обширный остров, либо выдающийся в море полуостров. Он изменил курс, чтобы не выпускать клочок земли из виду.

— По тому, как быстро мы мимо него пройдем, можно оценить нашу скорость, — резонно заметил он.

На третий день они следовали по каналу шириной почти десять миль, разделявше-

му остров и еще один клочок суши. Постепенно сужаясь, пролив внезапно резко расширился на востоке. После непродолжительного голосования все согласились, что следует снова скорректировать курс и теперь двигаться параллельно береговой линии. Этой же ночью звезды заслонили облака.

На следующий день солнце так и не появилось. Ночь сменилась серым, хмурым рассветом, и на море опустился густой туман. Не было и намека на ветерок, так что судно, которое с подачи Гизеллы окрестили «Прокат», едва волочилось. Но все облегченно вздохнули, когда к середине утра ветер окреп, унес прочь туман и поднял настроение путешественников. В любом случае, овражные гномы были настолько счастливы, что тут же затеяли игру "Овражный гном за бортом", которая заключалась в бесконечных скачках, падениях или выбрасывании соседей за борт, отчего Тассельхофф с Вудроу не остались без работы: они толкали паршивцев к веревкам и то и дело затаскивали пострадавших на палубу. Даже терпеливый юноша сорвался и пригрозил никого не спасать, если игра впредь продолжится. Однако единственного слова предмета их обожествления, Гизеллы, оказалось достаточно для прекращения свалки.

Тем временем все утро ветер продолжал усиливаться. К полудню Тас уже стоял на раскачивающейся палубе, длинные пряди, выбивающиеся из хохолка, больно хлестали по плечам, а туника и штанишки напрочь промокли от ледяных брызг морской воды.

— Если так пойдет и дальше, мы можем оказаться в крайне затруднительном положении, — завопила Гизелла, пытаясь перекричать оглушительное хлопание парусины, рев ударяющихся о палубу волн и заунывное завывание ветра в веревках и щелях деревянных конструкций. Еще через мгновение она спешно уползла внутрь повозки, дабы спастись от ветра и брызг.

Четверо овражных гномов, словно покорные утята, выстроились в шеренгу и направились к повозке вслед за Гизеллой.

— И куда это вы направились? — закричал Тас, ухватив одного из дезертиров за воротник.

— Моя холодно, — промычал овражный гном. — Все намокли и забрызганы. В маленьком домике тепло и сухо.

— Нет, вам туда нельзя, — предостерег Тас. — Теперь вы моряки, а моряки ни за что не покидают поста, особенно при столь незначительном ветре и брызгах.

В этот момент над морем громыхнул раскат грома, и с неба на палубу начал срываться мелкий дождик.

— Или когда идет дождь, — с сомнением добавил Тас. Он заколебался. — Хотя дождь куда хуже легкого ветерка и брызг.

Овражные гномы обменялись взглядами и вновь уставились на Таса, не на шутку озадаченные. Теперь они по крайней мере не бежали сломя голову к каюте, но кто мог поручиться, что они вернутся на свои посты?

Вдруг Тас просиял.

— Знаю! Я научу вас матросской песенке!

Тас отвел каждого по отдельности овражного гнома на рабочее место и затянул песню.

Если ты живешь у моря, если дух твой молодой,

Расцелуй свою красотку и айда за мной!

Натянули паруса да подняли якоря,

Полетели вслед за ветром через Балифор в моря.

Вскоре под песенку Таса прихлопывали и притопывали все овражные гномы, и, подхватив припев: "Эй, сплюнь через плечо, нам все нипочем!" — принялись подбрасывать друг друга в воздух.

Достаточно утомленный после уборки палубы, Вудроу забеспокоился, чтобы овражные гномы не начали сталкивать друг друга за борт. Ведь при теперешней скорости судна на этот раз им ни за что не удастся остановиться и спасти утопающего. Он собирался было предупредить Таса об опасности, когда морскую гладь всего в сотне ярдов от судна озарила ослепительная вспышка молнии. И уже через минуту на крохотное суденышко обрушился шквальный ветер, опрокинув его на левый борт заставив гарцующих овражных гномов похвататься за поручни. Едва «Прокат» выпрямился, последовал второй порыв, раздался глухой треск, и в парусе появилась трехфутовая прореха.

Тас ухватил ближайшего агара за плечи и закричал:

— Нужно снять парус! Немедля его опустите!

Но овражные гномы бросились к каюте, слишком перепуганные внезапной яростью бури, чтобы быть в чем-то помощниками. Пробежавшись глазами по палубе, Тас обнаружил, что члены экипажа или панике несутся к каюте, или наскоро заползают под повозку. Кони ржали, храпели и рвались с привязи, а повозка угрожающе раскачивалась.

Вудроу плюхнулся на одно колено, размазал левой рукой мусор и что есть мочи вцепился в поручни. Он беспомощно следил за ковыляющим по палубе Тасом.

С третьим порывом ветра ревущие волны устремились на палубу, вымыв нескольких овражных гномов из-под повозки, и с силой швырнули их на противоположные поручни. Они поползли было обратно, но тут в и без того раздутый парус ударил четвертый шквал. Трещина расширилась до дыры, потом появились другие трещинки, и в конце концов парус треснул вдоль пополам и свободно повис на рее. Свободный конец развевался над морем до тех пор, пока не зацепился; тут он затрещал, завертелся в воздухе, оторвался от веревки и полетел в пенящиеся волны.

Оставшуюся половинку паруса с силой швырнуло на повозку. Дверь повозки распахнулась, и на пороге появилась Гизелла с расширенными от ужаса глазами. Повозка подпрыгнула и заскользила по палубе, а затем снова врезалась в мачту. Гизелла попробовала спуститься по ступенькам, но судно качнулось, и ее бросило обратно, внутрь. Об стену повозки разбилась еще одна волна, под натиском которой треснули две из трех удерживающих ее на палубе веревок.

— Госпожа Хорнслагер! — закричал Вудроу. Он с ужасом следил за скользящей по наклонной палубе повозкой, удерживаемой теперь только одной веревкой. Но веревка пока держалась. Последовал звук, от которого сердце Вудроу чуть не замерло, и на мачте появилась белая, извилистая трещинка. Передок повозки врезался в ограждение, и колеса перекинулись за борт. От такого резкого перемещения центра тяжести корабль наклонился, и на палубу хлынула вода. Секундой позже повозка исчезла за бортом целиком и заскользила по волнам, увлекаемая верхней половиной мачты.

Корабль так и не выправился; он продолжал раскачиваться на волнах, а по затопленной палубе гуляли волны. Кони визжали и били копытами по скользкой палубе. Видя, что корабль неминуемо погибнет, Вудроу перепрыгнул через капитанский мостик и схватился за обломок мачты. Его нож разрубил поводья лошадей, так что теперь они не тянули ко дну полузатопленное судно.

Когда вода ворвалась в каюту, Фонду и другие овражные гномы, что нашли тут пристанище, спотыкаясь, ломанулись на палубу. На перевернутый корабль обрушился гигантский водяной вал, и палуба накренилась еще сильнее. Когда груз внутри корабля перемещался с места на место, до Таса доносились глухие звуки ударов и падения.

— Безнадежно! — крикнул он овражным гномам. — Корабль тонет! Прыгайте за борт! Уплывайте как можно дальше!

Вудроу с лошадьми были уже в воде, когда к ним присоединился Тас. Несколько овражных гномов плавали на досках, выброшенные за борт, когда корабль перевернулся. Мгновение спустя судно погрузилось в пенящуюся пучину, а на поверхности остались только обломки досок, порванные веревки, исполосованный в клочья парус. Кендер, человек и овражные гномы вцепились в раскачивающиеся в ледяной воде осколки. Дождь и ветер свирепствовали еще некоторое время, а затем вдруг внезапно прекратились. Вскоре из-за низких серых туч выглянуло блеклое солнышко.

Какое-то время они качались на плавающих обломках в безмолвии. Никто — ни Тас, ни Вудроу — не хотел говорить, даже думать не мог о Гизелле. Наконец тишину нарушил Фонду.

— А где госпожа с красивыми волосами? — спросил он. Поглядев сперва на Таса, а затем на Вудроу, он добавил: — Фонду не видеть ее.

Вудроу яростно заморгал и отвел глаза.

— Она ушла, Фонду, — проговорил, заикаясь, Тас. — Она находилась в повозке, когда та опрокинулась за борт.

— И когда же она вернется? — поинтересовался Фонду.

— Боюсь, она больше не вернется, — объяснил кендер.

Фонду непонимающе смотрел на Таса несколько секунд, а затем открыл рот — за всю свою жизнь Тасу не доводилось видеть такой всеобъемлющей пасточки — и заревел так громко, насколько позволяли легкие.

— Госпооожааа! — завопил он. Сопли текли из его носа почти так же обильно, как из глаз — слезы.

— Тише, Фонду! — распорядился Тас. В перерывах между завываниями Фонду ему показалось, будто он слышит чей-то голос. Вроде бы он что-то вопил…

— Эгегей!

Тас оглянулся. Там, в двух сотнях ярдов позади, на передке вагона восседала Гизелла собственной персоной и махала им насквозь вымокшим шарфом. Раскачивающуюся на волнах компанию обуяла бурная радость, и они беспорядочной гурьбой поплыли ей навстречу. Когда они приблизились, Тас вдруг понял, что Гизелла сидит прямо на гребне волны. Тайна рассеялась, когда гномиха объявила:

— Догадываетесь? Моя повозка плавает!

Фонду так обрадовался, что выбился из фальшивого строя голосов, напевающего: "Эй, сплюнь через плечо, нам все нипочем!", песенки, быстро подхваченной оставшейся группой. Бокс набрал в рот воды и выплеснул ее на Тудду, а вскоре уже вся компания пела, брызгалась, хохотала и плевалась.

Тассельхофф уже почти отчаялся, когда Гизелла, неустойчиво раскачиваясь на крыше полузатопленной повозки, вдруг воскликнула:

— Земля, я вижу впереди землю!

— Наконец-то хорошее предзнаменование, — заметил Вудроу.

— Это, парень, не предзнаменование. Это земля, — поправила его Гизелла. — А значит, сухая одежда, возможность поесть и место для ночлега.

Воодушевленные этими словами, они принялись медленно грести к берегу.

ГЛАВА 10

Чтобы найти магазин и собрать вещи, у Финеса почти не осталось времени. Он пошел на риск и решил проехаться на извозчике; отчасти еще и из-за того, что понятия не имел, в какой стороне расположен его магазин. Финес босиком доковылял до первого оживленного перекрестка и подозвал запряженный кендером двухколесный экипаж.

Водитель, семенящий между двумя перекладинами, прикрепленными к сидению для пассажира, резко затормозил и подошел к нему. Финес назвал кендеру свой адрес. Некоторое время Финес молча трясся в повозке, которая спускалась и поднималась по ступенькам, миновала школьный двор, до отказа набитый маленькими кендерами, пока водитель не признался, что он сам не совсем понимает, где они находятся.

— Но у моего приятеля есть карта Кендермора. Она-то и расскажет нам все, что нужно знать, — утешил его водитель.

Извозчик встретился с другом, продавцом жареных каштанов. Последовали затяжные переговоры; миновав еще несколько лестничных проемов и споткнувшись о загон у закрытого фермерского магазинчика, отчего вмиг проснувшиеся цыплята разлетелись в разные стороны, Финес начал узнавать соседние магазины.

— Здесь!

Оторвав побелевшие пальцы от подлокотников, мужчина указал направо.

— Это мой магазин.

Он с тоской смотрел на до боли знакомые витрины, ибо теперь он начинал сомневаться, увидит ли их еще когда-нибудь.

Резко затормозив, извозчик зарылся по щиколотки в землю, отчего его задумавшийся пассажир пролетел по инерции еще немного. Он надул губы:

— Мне бы хотелось, чтобы впредь ты так не поступал.

Мужчина отпрыгнул от повозки и направился к магазину.

— Эй, подожди! А где же мои тридцать монеток? — спросил оскорбленный кендер, гневно бросив перекладины на землю. — Вор! Помогите, вор!

Около дюжины кендеров на улице оторвались от дел и, виновато посмотрев в их сторону, поспешно засунули руки в карманы.

— Кто-нибудь, держите его! — продолжал кендер. — Он никто — обыкновенный босяк с гоблинской физиономией, мошенник, козлодой, и это ничтожество присвоило мои сорок монет!

Финес, больше всего задетый комментарием насчет своего сходства с гоблином, обернулся и зарычал:

— Я живу и работаю в этом доме, если до тебя еще не дошло! И отдам твои двадцать монет прямо сейчас.

Настырный кендер наступал Финесу на пятки все время, пока тот рылся в карманах, разыскивая ключ. Ключа не оказалось, чему Финес не особенно удивился. Он также понимал, что в выдвижном ящике комода, используемом под кассу, деньги тоже искать бесполезно. Однако кое-какие деньжата он прятал в потайном месте, за расшатанной доской на стене в приемной.

Обнаружив искомую доску, Финес рывком дернул ее вверх. Отскочив, доска открыла полость, из которой вывалилась крохотная оловянная шкатулка.

— Эй, вот это чисто сработано! Я бы никогда не додумался сюда заглянуть, — сказал кендер, не отстающий от Финеса ни на шаг. Мужчина без комментариев раскрыл шкатулку. Она оказалась пустой.

— Зато кому-то такая идея в голову пришла, — сказал он. Надо же, все наличные деньги, которые у него были! Он обвел взглядом комнату, пытаясь приглядеть чтонибудь, что могло заинтересовать кендера.

И тут его осенило. Скоро он разбогатеет, не так ли?

— Сейчас у меня нет ни монетки. Возьми что угодно, что тебе понравится, — он обвел комнату широким жестом и отступил в полумрак комнаты для обследований. — Когда будешь уходить, запри за собой дверь.

— Вот это да, спасибо! — воскликнул кендер, округлив изумленные глаза. — Ух ты, вы только взгляните на это…

Но Финес уже не слушал. Чтобы завершить сборы, оставалось не так много времени. Он рванулся к буфету в задней части комнаты и первым делом отыскал запасную пару сапог. "Они далеко не так удобны, как те, что я потерял", — с сожалением подумал он, натягивая их наощупь на ноги. Затем он снял с крючка походную сумку, заметив при этом: чтобы одеться, нужно покинуть комнату и подняться по ступенькам на второй этаж. Следующим этапом он извлек из-за пазухи половинку карты Кендермора и положил ее в сумку, поднялся по лестнице, чтобы сменить рубашку, одеть пиджак и собрать остальные необходимые вещи.

Спускаясь в комнату для обследований с пожитками и захваченным по пути вяленым окороком, он решил не зажигать свечу, пока не дождется Трапспрингера, чтобы не привлекать посетителей. Немного посидев в темноте, он начал дремать, ибо ноющие кости требовали отдыха.

Болезненный стон, раздавшийся из глубокой тени, заставил его мигом вскочить на ноги.

— Трапспрингер?

Он приоткрыли ставни дрожащими руками, и на пол упал тусклый лучик солнечного света. С замиранием сердца Финес двинулся в направлении, откуда доносился звук.

Незамеченное в полумраке, на кресле для обследований возлежало тело крепкого, массивного мужчины со стрижеными жесткими волосами, маленькими глазками и сплющенным носом с широкими крыльями. Сквозь прижатый к правому боку клочок белой ткани сочилась кровь.

— Кто вы? Что случилось? — выдохнул Финес, бросившись к мужчине. — Вам срочно нужна помощь!

— Потому-то я и пришел. Вы ведь врач? — процедил человек сквозь сцепленные зубы.

— Я? Наверное. То есть да, — заикаясь, ответил Финес, почти потерявший бдительность. Он привык к болячкам и охам миролюбивых обитателей Кендермора. Повидал бесчисленные синяки, но очень мало крови. Этот же тип, к тому же отвратительной наружности, за пару секунд терял столько крови, сколько Финесу не доводилось видеть вот уже несколько месяцев.

Он бережно приподнял окровавленную тряпицу. Когда высохший край тряпочки зацепил рану, пациент конвульсивно дернулся. Финес вздрогнул.

— Извиняюсь.

Приоткрыв ставню пошире, он обследовал рану, которая оказалась обширной, глубокой, диаметром почти пять дюймов. Хотя он никогда не встречал ничего подобного, Финес, тем не менее, был убежден, что это рана от меча.

— Кто вы?

— Меня зовут Дензил.

— Просто Дензил?

Человек равнодушно взглянул на него.

— Просто Дензил.

— И что же с тобой случилось, Дензил? — повторил он свой вопрос.

— Да ничего. Маленький домашний скандал.

Голос мужчины становился все слабее.

— Ты что, рубил мечом мясо? — с насмешкой поинтересовался Финес.

— Кто здесь упомянул меч? — сурово оборвал его человек по имени Дензил. Он немного приподнялся на локтях, чтобы придать своему слабому телу угрожающий вид. — Послушай, просто залатай меня, и постарайся при этом не открывать рта.

Финес беспомощно смотрел на него.

— Я не могу зашивать раны, нанесенные мечом. Я не настолько хороший — то есть немного не того рода — доктор. Надо бы тебе поискать хирурга.

Он прижал к ране грязную тряпку, отчего мужчина снова дернулся.

— Прости.

— Но больше никого нет. Я не доверился бы ни одному кендерскому врачу, даже если бы единственное, что от него требовалось — меня задушить.

Финес видел, как пальцы мужчины обвили подлокотники.

— Кроме того, я не могу передвигаться.

— Можешь, — голос Финеса вместо того, чтобы обнадеживать, звучал отчаянно. — Просто прижми тряпочку к ране и…

— У меня осталось достаточно силенок, чтобы как следует отделать несговорчивого врача, — угрожающе произнес мужчина. Что-то в его крохотных глазенках подсказало Финесу — этот Дензил с удовольствием потратит остатки сил, чтобы его угроза не осталась пустыми словами.

Финес налил в тазик трехдневной давности воду и порвал на полоски несколько чистых лоскутков.

— Я сделаю все, от меня зависящее, но ты подвернулся в неподходящее время. Кроме того, и вознаграждение я требую приличное.

— Заплачу, — холодно парировал мужчина.

— И сколько же ты заплатишь наперед? — неуверенно поинтересовался Финес, все еще сомневающийся, а сможет ли он реально помочь этому человеку. Насколько он себе представлял, если ничего не выйдет, Дензил по крайней мере уж точно не сможет его поколотить, а ежели дела пойдут удачно — ни у кого не должно быть претензий. Бизнес есть бизнес!

Мужчина бросил на него сердитый взгляд. С огромным усилием он засунул руку за пазуху и извлек из-под рубашки кошелек. Отмеряв приблизительно половину его «начинки» — по крайней мере двадцать стальных монет, вот так находка! — он откинулся на спинку кресла.

— А теперь приступай к работе.

Финес заставил себя отвлечься от денег и переключиться на рану пациента. Завидев бледное лицо Дензила, покрывшееся испариной, он выхватил полупустую бутылку вина, уложенную в дорожной сумке, откупорил и протянул ее мужчине. Он-то думал, тот сделает один большой глоток, но Дезил закинул голову и несколькими шумными глотками, разбрызгав изрядное количество, опустошил бутыль до дна.

Финес судорожно перебирал все способы зашивания ран, или, по крайней мере, остановки кровотечения. Сперва он подумал о расплавленном воске, но тут же отказался от подобной мысли. Конечно, на время он и прикроет рану, и остановит кровь, но как только воск остынет, при малейшем движении он отвалится.

Пожалуй, можно было бы сжать его посильнее. Но как? С такой раной на боку велика вероятность сломать Дензилу ребра прежде, чем остановится кровь.

Взгляд его упал на бечевки, используемые аптекарем для связывания в пучки благоухающих эвкалиптовых листьев, которые добавлял в свой чудо-эликсир Финес. Не оставляя эту мысль, он порылся в выдвижных комодных ящиках; в одном из них обнаружилась иголка, которой он изредка штопал прохудившиеся башмаки. Скоренько вытерев ее о рукав, он продел в ушко нитку и отложил в сторону. Добавив в тазик с водой еще несколько эвкалиптовых листьев, он аккуратно промыл настоем рану. Мужчина уже потерял сознание, а потому ему было все равно.

Стянув вместе края раны, Финес принялся сшивать лоскуты кожи, то и дело поглядывая на образец стежков — декоративную вышивку крестиком на ковровой дорожке. Приходилось сосредотачиваться исключительно на аккуратности работы, иначе, осознай он, чем сейчас занимается, он непременно вогнал бы иголку себе в палец. По ходу дела Финес вытирал заливающий глаза пот.

Дензил зашевелился и тихо застонал под иглой. Финес поспешно наложил два последних шва, и тут пациент открыл глаза. Закрепив конец нити узелком, Финес в волнении ступил назад, ожидая, что мужчина заревет от боли.

В глазах Дензила быстро засветилось понимание. Прошло время, и с его лица мало-помалу сошла мертвенная бледность. Лишь едва содрогнувшись, он взглянул на конопляную бечевку, стягивающую его бок.

— Достаточно неплохая работенка для шарлатана. Аккуратные, тонкие швы…

Выражение его лица значительно смягчилось и стало даже миролюбивым, когда он продекламировал:

— "И тлену нет здесь места — стройные деревья зеленью одеты…" Квивален Сот, Песня Птиц Вайретского Леса.

Либо мужчина бредил, либо, что казалось куда удивительнее, почти не чувствовал боли. Голос его звучал уверенно, точно так же двигались и руки.

— Несомненно, тебе знакомо это произведение, — продолжал человек в кресле. — Его написал величайший поэт всех времен и народов.

— Конечно, — безучастно поддакнул Финес. Этот мужчина был каким-то странным, от одного его вида бросало в дрожь, и Финесу хотелось как можно быстрее выпроводить незваного посетителя вон. — Кажется, тебе уже намного лучше. Понимаешь, я собираюсь уезжать из города, и если ты не возражаешь…

— Я отдохну здесь еще несколько минут, — сказал мужчина. — После такой большой кровопотери я чувствую себя выжатым лимоном.

Он крепко сжал кулачищи, так что под запятнанной засохшей кровью рубашкой заиграли мускулы.

— Как хочешь, — быстро ответил Финес; с большим усилием он подавил в себе порыв откланяться странному незнакомцу, когда покидал комнату. Можно просто подождать прихода Трапспрингера в приемной; к тому времени этот Дензил, возможно, будет в состоянии уйти.

Хотелось бы знать, что за дела привели человека подобного сорта — а Дензил, несомненно, был закоренелым рубакой — в Кендермор? Возможно, он обычный наемник, которому случилось проходить мимо. Выглянув в крохотное оконце, Финес решил, что Трапспрингер уже опоздал. Хотя ничего другого от кендера ждать не приходилось, Финесу все же хотелось, чтобы его сопровождающий поторопился. След дочери мэра, Дамарис, ни в коем случае не должен остыть. Но сильнее всего он желал скорейшего прихода кендера потому, что не хотел долго оставаться наедине с Дензилом.

Прошло совсем немного времени, которое Финес потратил на выпроваживание особенно любопытных пациентов, прежде чем появился Трапспрингер Лохмоног. Кендер ввалился в дверь магазинчика, грациозно крутанувшись на пороге, так что его новая малиновая накидка очертила в воздухе цветной круг.

— Тебе не кажется, что для путешествия в местность, которая зовется Руинами, эта твоя одежда малость не годится? — спросил Финес.

— И тебе приветик. Я всегда начинаю новое приключение со смены гардероба, — объяснил Трапспрингер. — В действительности обычай переодеваться перед боевыми действиями появился впервые в Тарсалонии — было такое место, очень напоминало здешнее — давным-давно…

— Это не приключение, — решительно оборвал его Финес. — Мы всего лишь отправляемся на поиски Дамарис Метвингер, чтобы вернуть ее обратно, и тогда наемный охотник, посланный за твоим племянником Тассельхоффом, не получит депеши, что его не нужно доставлять в Кендермор из какого-то местечка под названием Утеха, а вместе с ним и вторую половинку моей карты, — на одном дыхании закончил он.

— Правильно. Приключение, — глаза Трапспрингера мельком пролись по комнате. — Тебе нравится работа доктора?

Только теперь Финес заметил, что извозчик утащил с собой все, что оставалось на полках в комнате ожидания.

— Нравилось…

Вдруг он вспомнил о Дензиле.

— Я уже готов идти, — сказал он, вступая в полумрак комнаты для обследований.

— Вот только отпущу последнего пациента, а потом соберу вещи.

Он ступил вглубь комнаты и вгляделся в кресло.

Дензил исчез.

Но куда он мог деться? Финес растерялся. Здесь не было черного хода, только крохотное окошко в стене, подобное тому, что он видел в лавке у торговки свечами. Он услышал бы любой шум, доносящийся из этой комнаты, а прохудившиеся доски на полу мгновенно выдали бы шаги. Дензил должен был выскользнуть через окно, в конце концов решил мужчина, однако ему и в голову не приходило, каким образом он это сделал. Стальные монетки так и лежали на том месте, где их оставил Финес — рядом с дорожной сумкой. Исчезновение мужчины было таким же странным, как и его появление. Нервно передернув плечами, Финес ссыпал монетки в карман и взялся за кожаные лямки рюкзачка. Но тут же нахмурился, увидев, что половинка карты небрежно высовывается из сумки. "Растяпа, я должно быть зацепил ее, когда доставал для Дензила флягу", — заключил он, перекладывая карту за пазуху — для пущей надежности.

Закрыв в комнате для обследований ставни, он выпроводил Трапспрингера за входную дверь, уверившись, что табличка «Закрыто» обращена надписью наружу, и лишь потом в сопровождении пожилого кендера направился к северовосточной окраине Кендермора, на поиски Дамарис Метвингер.

Прошло пять томительных минут, и из дверного проема вслед за кендером и человеком, которые ускакали на двух пони, выскользнула темная фигура. Прижимая руку к боку, чтобы утихомирить боль в ране, оставшейся на память после недавней победы на дуэли, мужчина избрал другое направление. Профессиональный наемник, он

только что натолкнулся на очередную, а возможно, и последнюю работенку, если,

конечно, указанные на половинке карты трофеи действительно существуют. На этот

раз придется поработать на себя. Он вывел из ближайшего проулка коня — темного,

норовистого боевого скакуна — и отправился за провизией на месяц: ему представлялось, этого времени должно хватить с головой, чтобы отыскать деревушку Утеху и кендера по имени Тассельхофф.

ГЛАВА 11

— Раз, два, три, взяли!

Раз, два, три, взяли!

Тас, Вудроу и семеро овражных гномов тянули что есть силы, но намокшая повозка напрочь отказывалась двигаться с места. Им удалось вытащить ее из воды почти на половину. Однако теперь она окончательно увязла в грязи.

Стоящий по пояс в воде Вудроу разжал вцепившиеся в веревку руки и потянулся в полный рост. Движение это только усилило пульсирующую боль в пояснице.

— Прошу прощения, госпожа Хорнслагер, но мне слабо верится в то, что мы в состоянии это сделать. За последние двести рывков повозка не сдвинулась ни на дюйм.

— Никогда не сдавайся, Вудроу. Эти слова стоят того, чтобы с ними жить, — ответила сидящая на крыше повозки Гизелла. — А теперь дружненько — раз, два, три, взяли!

Но еще до того, как она произнесла слово "взяли!", все девять работников посбрасывали веревки и устало потащились к берегу. Те овражные гномы, что работали на мелководье, попадали прямо на мокрые песчаные насыпи. Тас последовал их примеру и растянулся на спине на крохотном островке травы, пробившейся сквозь толщу соленого прибрежного песка. В конце концов рядышком с ним приземлился и Вудроу, уронив голову на колени.

— Да что с вами творится? Вы все — лодыри и бездельники, вот что с вами! — вопила Гизелла. Она меряла шагами тесную крышу своего обиталища. — Вы думаете, я проделала весь этот путь, чтобы теперь сдаться? Думаете, я равнодушно пожму плечами и скажу: "Что-то события оборачиваются немного не в мою пользу, так что лучше посижу-ка я тут и себя пожалею"?

— Угомонись, Гизелла, — ответил Тас. — Мы устали. Только что пережили кораблекрушение, так дай же нам пяток минут дух перевести, хорошо?

Гизелла внимательно осмотрела растянувшуюся на песке команду.

— Может, ты и прав. Подойди сюда и помоги мне спуститься с этой штуковины.

Она скромно протянула навстречу ладошку.

Вудроу устало поднялся на ноги и пошлепал к повозке. Гизелла свесила ноги с крыши, после чего, слегка подпрыгнув, соскользнула на руки Вудроу. Худощавый юноша ушел по щиколотки в грязь.

— О, — промурлыкала она, — ты намного сильнее, чем кажешься на первый взгляд. Мне кажется, опасность возбуждает еще сильнее, а ты не находишь?

Щеки Вудроу вспыхнули ярким румянцем, и он чуть было не уронил Гизеллу, так поспешно опустил ее на землю и удрал на берег. Когда наконец гномиха приземлилась на сухом клочке земли в нескольких дюжинах шагов от юноши, она отчаянно пыхтела.

— Что ты в самом деле, Вудроу — это же совсем невинное замечание! Не знаю, что на тебя местами находит, — принялась жаловаться она. — Разве раньше с тобой никто не флиртовал?

Вудроу сидел, обхватив колени и пристально уставившись в землю.

— Нет, мэм, думаю, нет, — пробормотал он.

Это уж совсем не укладывалось в голове у Гизеллы, так что она оставила столь безнадежную тему и присоединилась к остальным, удобно растянувшись на песке.

Вудроу проснулся, чуть светало. Вначале он ничего не понял, пока, наконец, до него не дошло, что короткий послеполуденный отдых обернулся двадцатью часами непробудного сна. Тас свернулся на боку, Гизелла тихонько посапывала, овражные гномы, сбившиеся в кучу, изредка дергались во сне. Живот Вудроу заурчал, напоминая, что вот уже почти сутки в нем ничего не было. Юноша побрел на юг в надежде отыскать что-нибудь съедобное.

Песчаный берег продолжался где-то с милю, уступая место скалистым выступам, гравию и обветрившимся земляным наносам. Начиная отсюда, брести по побережью становилось все труднее, и Вудроу перебрался на землю. "Пока я слышу шум прибоя", — рассуждал он, — "я не потеряюсь". Вскоре он наткнулся на заросли дикой малины. Наполнив шляпу спелыми алыми фруктами, он присел на землю, чтобы тут же отведать находку.

Его пиршество прервало какое-то движение в глубине зарослей. Вудроу перевернулся на живот и распластался на земле, прислушиваясь. Звук донесся снова; это было фыркание лошади.

Он осторожно приподнял голову. В некоторых местах, особенно там, где малина наползала на шишковатые деревья и валуны, Вудроу мог стоять в кустах в полный рост. Он медленно пробрался к полянке внутри зарослей, и тут неудержимо расхохотался, вскочив на ноги и присвистывая. В кустах малины, удовлетворенно чавкая, паслись две лошади Гизеллы. Они легко пробрались сквозь колючие заросли к стоявшему поодаль Вудроу.

— Как же я рад, что с вами все в порядке! — смеялся Вудроу, обхватив руками шеи коней. — Я так боялся, что больше никогда вас не увижу…

Лошади тем временем тыкались носом в карманы Вудроу.

— Боюсь, вы уже нашли кое-что получше, чем я мог вам предложить, прямо здесь, в этом малиннике, — фыркнул Вудроу. — Давайте-ка соберем немного ягодок и отнесем их остальным, согласны?

Вудроу вновь наполнил шапку и набрал полный подол ягод, завязав рубашку, как фартук. Затем они двинулись на север, к песчаной отмели.

Тассельхофф только-только поднялся и сидел на траве, усердно протирая заспанные глаза, когда появился Вудроу в сопровождении двух лошадей. Все остальные проснулись тотчас же и с гвалтом накинулись на малину. Пока спутники завтракали, Вудроу завел коней на мелководье и стал впрягать их в повозку.

— О, это замечательная мысль! — воскликнула Гизелла, оторвав глаза от пригоршни ягод. — Не могу дождаться, пока высохнут мои вещи, чтобы одеться хоть сколько-нибудь пристойно.

Она презрительно оглядела простецкую серую одежду, в которую вынуждена была облачиться после кораблекрушения.

Вудроу как раз закончил прилаживать упряжь и стал впереди коней.

— Я не уверен, сможем ли мы вообще вытащить повозку, госпожа Хорнслагер, — предупредил он. — Упряжь всю ночь пролежала под водой и теперь находится, мягко говоря, не в лучшем состоянии. Кожа может не выдержать нагрузки и порваться.

Гизелла молча скрестила пальцы. Вудроу повлек коней за собой, пока мало-помалу упряжь не натянулась под титаническим усилием. Повозка медленно шатнулась вперед, потом назад, и наконец двинулась вслед медленно бредущей упряжке. Кони Когда повозка вышла на мелководье, и из нее вытекла большая часть воды, лошади пошли резвее.

— Тпру! — произнес Вудроу и погладил каждую лошадь по морде. Повозка стояла на песке, вода все еще вытекала из-под двери и сочилась из щелей между досками в полу.

— Ура! — закричала Гизелла, хлопая в ладоши. — Не теряя времени, нужно собираться в дорогу.

— Я так не думаю, госпожа Хорнслагер, — вышел из-за повозки Вудроу, качая головой. — Повреждены оба передних колеса, а передняя ось дала нехорошую трещину. Наша повозка не пройдет и мили, как перевернется.

— Ну а починить ее мы в состоянии? — Гизелла обвела повозку широким жестом. — Люди уже не раз занимались ремонтом повозок, или я не права? Тут мне как раз все ясно.

Вудроу кивнул.

— Да, мэм, мы могли бы починить ее…

— Ну так сделай это!

— … если бы в нашем распоряжении были все нужные инструменты. Например, кузничный горн, кувалда, наковальня. Да еще несколько подмастерьев и инструменты для работ по дереву. Но без этих вещей мы не в состоянии отремонтировать ее.

— Ох.

Когда Гизелла с тоской взглянула на повозку, ее руки вяло упали по бокам. Но затем, резко шлепнув себя по бокам, она сказала:

— Чему быть, того не миновать. Давайте спасать все, что сможем, и двигаться.

У меня все еще остался кое-какой груз, а потому мне все еще нужно попасть в Кендермор к Ярмарке урожая.

Гномиха мельком взглянула на Тассельхоффа.

— Надеюсь, это подразумевает продолжение нашего сотрудничества.

Прошло больше половины дня, когда Гизелла наконец объявила непродолжительный перерыв. Овражные гномы свалились на землю раньше, чем гномиха перевалилась через седло и тяжело плюхнулась на землю. Подъехавший на второй лошади Вудроу подождал, пока сидевший впереди кендер не спрыгнет вниз, а потом и сам соскочил с седла.

Место, избранное Гизеллой для привала, находилось на гребне пологого холма, который восточнее образовывал более высокие складки, а двумя милями далее образовывал горный хребет. Холмы были лишены растительности, за исключением высокой, напоминающей пшеницу, колышащейся под ветром травы да нескольких голых деревьев. Солнце давало тепло, однако дул легкий ветерок, пронизывающий и холодный, единственное напоминание о том, что в этих суровых землях сейчас властвовала осень.

— Раздай остатки ягод, Вудроу, — распорядилась Гизелла. — Только я возьму немного прежде, чем эти овражные гномы начнут набивать ими пасти. И еще воды, — добавила она после секундного раздумия.

Вудроу снял со спин лошадей две рубашки Гизеллы, спасенные из оставленной повозки и наполненные ягодами. Их воротники и запястья были завязаны узлами, а рукавами пользовались, чтобы крепить импровизированные мешки к лошадиным шеям. Юноша отвязал рубашки и задержался, пристально вглядываясь в лошадиные шеи.

— Могу поклясться, когда утром мы отправлялись в дорогу, они были полными. Должно быть, в тряске через верх высыпалось почти на дюйм ягод.

Тас виновато засунул заляпанные красным соком пальцы за пояс.

— Удивительно, — заметил он, подставляя испытывающему взгляду Гизеллы спину.

Но о чем бы она ни думала, вслух Гизелла не сказала ничего, только помогла Вудроу отсыпать себе пригоршню малины.

— Ты не узнаешь часом окружающую местность? — спросила она Тассельхоффа. — Совсем ничего? Может быть, ты найдешь сходство с одной из пометок на твоих нелепых картах…

Тас покачал головой.

— Мне знакомо множество мест, но эта местность к ним не относится. Видимо, тут не бывал ни один из моих родственников, потому что ничего похожего на картах я не вижу — ни пустынных холмов, ни высокой травы.

Все карты Таса были разложены полукругом подле него.

— Ну конечно, мы в своих странствиях никогда не забредали так далеко. Поэтому все пометки должны быть еще впереди.

— Остается надеяться, — вздохнула Гизелла. — Скоро мы отправимся на поиски хоть каких-то намеков на цивилизацию.

Едва эти слова успели слететь с губ Гизеллы, Вудроу оторвался от еды и наклонил голову в сторону, внимательно прислушиваясь к едва различимому звуку в некотором отдалении.

Но овражные гномы и не думали отдыхать. Фонду расценил внезапную тишину как знак, что становится невыносимо скучно, и как раз в этот миг затянул морскую песенку, которой их научил Тассельхофф, в обработке овражных гномов. Вудроу гневно замахал на него руками, пытаясь заставить их прекратить пение. Но агары восприняли этот жест как своего рода куплет и немедля включили его в песню, поголовно размахивая руками в такт музыке.

Вудроу беспомощно посмотрел на Тассельхоффа. Слепо подчиняясь внутреннему чутью, кендер тут же взял инициативу в свои руки и оказался среди пляшущих агаров, ухватив за шиворот Фонду. Они кубарем покатились по земле, затормозив прямо у ног Гизеллы; при этом Фонду и не думал прекращать завывания. Только когда овражный гном поднял глаза и увидел лицо своей госпожи, ее губы, плотно прижатые к пальцу, Фонду мгновенно прекратил петь и заорал:

— Госпожа с огненными волосами говорит заткнуться! Заткнуться!..

Пение резко прекратилось, а овражные гномы замерли на месте. Плюк, балансировавший на одной ноге, замахал руками, резко дернулся, три раза подпрыгнул и, молотя воздух наподобие ветряной мельницы, повалился на макушку своему брату, Слурпу. Оба вскочили на ноги и решительно зажали ладошками рты.

Только теперь Вудроу снова прислушался. Прошло несколько томительных минут.

— Ну? — спросила шепотом Гизелла.

Не поворачиваясь к ней, Вудроу столь же тихо ответил:

— Пение. Я слышу пение.

— Замечательно! — прошипела Гизелла. — Наверное, еще одно сборище овражных гномов. Можешь сообщить что-нибудь еще?

— Нет, мэм. То ли они настолько сильно искажают слова, то ли поют на языке, которого я не понимаю — не могу разобрать ни одного слова. Хотя в целом звучит так, будто там собрался на спевку хор, — добавил он.

— За этими проклятыми сорняками ничего не разглядеть, — сплюнула Гизелла, что есть силы двинув по обступившей ее траве выше гномьего роста. — Вудроу, подсади меня на лошадь.

Вудроу сцепил пальцы, образовав что-то вроде ступеньки, и подбросил Гизеллу на спину ее коня. Она прикрыла глаза козырьком ладони и осмотрела горизонт.

— Вижу красный флаг, пересекающий наш путь. Выглядит он так, будто это — чейто семейный геральдический герб, — наконец заявила гномиха. — Не так уж далеко отсюда. Впереди должна быть дорога. Нужно попытаться нагнать их, кем бы они ни были.

Лошадь Гизеллы легко помчалась через высокую траву. Вудроу с Тасом поспешно запрыгнули на своего коня и кинулись вдогонку, а овражные гномы трусцой семенили вслед за ними.

У Таса появилась идея, как привлечь внимание тех, кто двигался по дороге. Обернувшись в седле, он закричал предводителю овражных гномов:

— Пойте! Фонду, пойте!

И кендер запел песню, которой их учил.

Если ты живешь у моря, если дух твой молодой,

Расцелуй свою красотку и айда за мной!

И тогда пришел ответ.

Эль в отелях, а отцовы взбучки колесо фортуны унесет,

Вместо этого с пышной Уинфред вас дорога позовет.

Тассельхофф видел, что флаг прекратил движение вперед, а вместе с тем с его поля зрения исчезла Гизелла. Чуть позже они с Вудроу вырвались из цепких объятий травы и оказались на дороге. Гизелла спешилась и приняла ту же позу "иди-ка сюда", которой она пользовалась в таверне: руки в боки, волосы отброшены назад. Ее окружала дюжина гномов; все без исключения поглаживали бороды и неуклюже вертели в руках шляпы.

Команда путешествовала пешком: большинство гномов относятся к лошадям с явным недоверием. Они выстроились двумя прямыми шеренгами по шестеро в каждой, а во главе всего шествия шагал один-единственный гном. Одетые в искрящиеся, наполированные до блеска кольчуги и кожаные сапоги по колено, все они были вооружены заткнутыми за пояс боевыми молотами, а через одно плечо у каждого была перекинута бухта веревки. На голове у предводителя группы красовался богато украшенный шлем с пучком зеленых петушиных перьев на макушке. Гизелла бросила в сторону Вудроу и Таса жеманный взгляд и невинно захлопала ресницами, когда они подошли поближе.

— Мальчики, — сказала она, — имею честь представить вам барона Кракольда из деревушки Рословигген.

Она повернулась обратно и послала воздушный поцелуй щеголявшему зелеными перьями гному. Тас не стал бы утверждать наверняка, что тот покраснел — румяная от природы физиономия почти целиком скрывалась за обширной бородой. "Он явно не соответствует ни одному моему представлению о баронах", — подумал Тас, который, когда доходило дело, мысленно представлял себе сияющие доспехи, развевающийся на плечах плащ и гарцующего рядом оруженосца.

Гизелла тем делом обвила плечи барона руками и заключила его в объятия.

— Барон… мне так нравится, как это звучит, а вам?… со своими людьми только что покончили с каким-то важным заданием и теперь возвращаются домой, в родную деревеньку барона. Им очень хотелось бы, чтобы мы составили им компанию. Не вижу причин отвергать столь великодушное предложение.

Гизелла повернулась и пристально уставилась в глаза барону, одновременно притершись к нему бедром. Брови барона, составлявшие с волосами одну сплошную массу, взмыли вверх и опустились, а по группке гномов волной прокатились невнятное бормотание и открытое восхищение отвагой незнакомки. И в этот самый миг из-за кромки травы на дорогу вывалились Фонду и шестеро его родственников. На секунду они застыли в нерешительности, разглядывая кортеж знати. Гизелла прикрыла глаза и плотно сжала губы; она знала, что, по обычаю, ее одноплеменники «любили» овражных гномов почти так же «трепетно», как лошадей. Но когда агары затянули хором "Балифорский залив", барон и его люди с удовольствием рассмеялись. После нескольких кругов раскатистого хохота и похлопывания друг друга по спинам процессия продолжила продвижение.

Они шагали несколько часов подряд. Тас, Гизелла и Вудроу шагали чуть поодаль от не переваривающих лошадей гномов. Вудроу забросил поводья животным на спину и вел их за уздечки, замыкая шествие. Когда дорога стала виться между холмами у подножия горного хребта, земля под ногами сменилась камнем. Тас, который считал, что по ходу этого путешествия проявил незаурядное терпение, наконец не выдержал и задал вопрос, беспокоивший его весь день:

— А до деревни еще далеко? Мы за весь день не ели ничего, кроме пригоршни малины.

Гном, шагающий впереди кендера, добродушно хрюкнул.

— Главное, есть дорога, по которой можно пройти. Город находится по ту сторону хребта, в следующем за ним ущелье.

Тассельхофф с трепетом воззрился на отрог.

— И нам нужно его пересечь? Здесь же каждый валун размером ничуть не уступает крепости! Пройдут часы, пока нам удастся туда вскарабкаться.

— Все правильно, мы переберемся на ту сторону, — ответил гном, продолжая бодро шагать в ногу со своими товарищами.

— Мой друг, Флинт Огненный Горн — тоже, кстати, гном — однажды говорил мне, что его куда больше беспокоит то, что находится по ту сторону холма, чем то, как я собираюсь через него перебираться, — задумчиво бормотал Тас. — Мне кажется, это справедливо и в нынешней ситуации. Не часто встретишь, когда сказанное кем-то так подходит в другом случае, как на этот раз.

Гном снова фыркнул.

— Ты говоришь так, будто твой дружок — отменный остряк.

Гном за спиной у Таса громко шмыгнул носом, после чего спросил:

— Я правильно тебя понял? Ты в самом деле друг Флинта Огненного Горна?

— Конечно, — сказал Тас. — Я виделся с ним всего пару дней назад в Утехе. Но кажется, с тех пор прошло много лет. А ты с ним тоже знаком?

— Нет, нет, — поспешил ответить гном. — Но, если он старший сын Регара Огненного Горна, мы все его прекрасно знаем. Отец нашего барона, Кракольд Первый, познакомился с Регаром Огненным Горном во время Войны за Гномьи Врата. Конечно же, Кракольд тогда был еще совсем молодым вельможей, а теперь он приблизился к почтенному возрасту, но он был одним из немногих, кто пережил магический взрыв, положивший конец Войне за Гномьи Врата. О да, он находился там в тот день, когда погиб Регар Огненный Горн. Тех, кто носит фамилию Огненный Горн, до сих пор почитают среди моего народа. Мы никогда не забываем своих героев.

— Ух ты, — вырвалось у Таса, которому с большим трудом удавалось не отставать от марширующих гномов. — Но если Кракольд участвовал в последней битве Войны за Гномьи Врата, ему должно быть никак не меньше четырехсот лет! Разве для гномов это не почтенная старость?

— Только в том случае, если ты сражался в Войне за Гномьи Врата. Я сомневаюсь, что наберется хотя бы дюжина тех, кто уцелел, — ответил гном, снова шмыгнув носом. — Там полегли оба моих дедушки, — гордо добавил он, выпятив грудь.

— Ух ты, — пробормотал Тас. — Это, должно быть, здорово — знать, где бывали твои предки и чем занимались. Обыкновенно я знаю, где нахожусь, но понятия не имею, где в данный момент находится моя семья, разве что я буду с ними рядом. Исключая, разумеется, дядюшку Трапспрингера. Он вернулся в Кендермор и был заключен в темницу. Вот туда мы и направляемся, в Кендермор, освобождать моего дядюшку. Меня зовут Тассельхофф, кстати. Тассельхофф Непоседа. А тебя?

— А я Мэттью Разрывающий Железо, сын Ротью Разрывающего Железо, — ответил гном. — Мой отец — инженер, который сконструировал главные ворота Рословиггена.

Мэттью поднял голову и выкрикнул поверх стремительно шагающей шеренги:

— Прошу прощения, Ваша светлость, — проревел Мэттью. — Я только что поговорил

с этим кендерским парнишкой и выяснил из нашей беседы нечто, что меня крайне изумило. Он называет себя Непоседой и является личным приятелем Флинта Огненного Горна, старшего сына Регара Огненного Горна.

Остальные гномы резко остановились и замолчали, а затем обратили взгляды на барона. Тот обошел шеренгу и остановился возле Тассельхоффа.

— То, что сказал Мэттью, правда? — спросил барон.

— Естественно, — ответствовал Тас. — Мы очень хорошие приятели. Я расстался с Флинтом всего несколько дней назад. Он немного мрачный, но уже сейчас я за ним страшно скучаю.

— Хорошо, парнишка, а почему же ты сразу не упомянул, что был другом Огненным Горнам? — пророкотал глубоким грудным голосом барон. — Это не те сведения, что ты должен держать при себе! Теперь вы приветствуетесь вдвойне. Вы будете гостями в моем доме. Кстати, вы подоспели в нужное время. Завтра начинается Октябрьский фест!

Обернувшись лицом к эскорту, барон добавил:

— Я к тому веду, что в этом году у нас будет несколько фестов, так?

Ему ответили раскатистым смехом и одобрением.

— Октябрьский фест! — хихикнула Гизелла, умилительно сложив ручки. — А я совсем забыла об этой осенней гномьей традиции! Слишком приятно, чтобы быть правдой!

Вудроу придвинулся к Тассельхоффу и прошептал ему на ушко:

— А что такое Октябрьский фест?

— Откуда мне знать? — шепотом ответил Тас, — Но, судя по их реакции, это должно быть восхитительным.

Когда они приблизились к хребту, Вудроу еще больше озадачился.

— Тебе не кажется, — опять прошептал он Тассельхоффу, — что мы направляемся прямо в тупик? Мэттью говорил, что нам нужно перебраться через эту гору, а мы направляемся как раз к самой отвесной его части.

— А я даже внимания не обратил, — согласился с ним Тас, — но полагаю, они знают, что делают. Может быть, они будут использовать веревки и блоки, чтобы подняться на верхушку скалы.

— Я больше не хочу быть втянутым ни в какую историю с веревками и подъемниками! — застонал Вудроу.

В этот момент группа остановилась. Быстро оглядевшись кругом, Тас увидел, что они находятся в чем-то вроде коробки. Шероховатые, поросшие кустарником стены круто возносились вверх по обе стороны. Впереди над головой кендера нависала отвесная скала высотой по крайней мере пятьсот футов. Под скалой валялись обломанные сучья и осколки породы, по всей видимости, попадавшие сверху.

Гномы принялись за работу. Они быстро оттянули от основания скалы большую ку-

чу сучьев, и глазам путников предстала неровная каменная поверхность, напоминающая лицо с открытым редкозубым ртом. Мэттью порылся в заплечном мешке и извлек самый большой железный ключ из всех, что приходилось видеть Тассельхоффу.

— Наверное, он весит не меньше двадцати пудов, — во весь голос воскликнул кендер, не обращаясь ни к кому конкретно.

— Двадцать два с половиной, почти двадцать три, — поправил его Мэттью. — Для гномьего ключа это сущий пустяк. Ты еще увидишь действительно большие ключи, их мы используем для самых важных дверей.

Тас тихонько присвистнул. Мэттью всунул ключ между двумя «зубами» и, сжав его обеими руками, с силой провернул. Появилось облачко пыли, потом невесть откуда взявшийся сквозняк, а потом на скальной стене возникла трещина. С каждым рывком Мэттью она расширялась, открывая обширный темный туннель, уходящий вглубь скалы.

Путники гуськом прошмыгнули в отверстие туннеля. Воздух внутри оказался холодным и колючим, но сухим. Мэттью вставил ключ в то же отверстие на обратной стороне «рожицы», и остальные гномы помогли ему провернуть дверь обратно и затворить ее. Провернув ключ в последний раз, он извлек его из скважины и засунул массивный предмет обратно в заплечный мешок.

Теперь туннель погрузился в непроглядную тьму. Некоторое время гномы не двигались с места, давая возможность своим острым глазам приспособиться к изменению освещения. А потом барон скомандовал: «Пошли», и его подручные снова выстроились в аккуратные шеренги.

— Подождите! — выкрикнул Вудроу, резко остановившись. Тассельхофф наткнулся на него сзади и уронил свой хупак.

— Мы с кендером ничего не видим. Можно нам посветить?

— Прошу прощения, — сказал Мэттью, наклонился и поднял упавший хупак. — Мы не носим с собой факелов, потому что не нуждаемся в них. Положите руки на плечи идущему впереди гному, и все будет замечательно. Полы тут достаточно ровные.

Несмотря на то, что Гизелла замечательно видела в темноте, она не преминула воспользоваться удобным случаем и оперлась руками о широкие талии двух гномов, которые, казалось, были просто счастливы ей помочь.

Тассельхофф и Вудроу спотыкаясь брели за «всевидящими» гномами. Через некоторое время шеренга вдруг остановилась. Тас услышал громкий «щелк», и в туннель спереди устремился свет. Когда они ступили по другую сторону хитро косящейся рожицы на стене, глаза путников слезились и резали.

— Вот мы и пришли, — гордо объявил Мэттью, широко раскинув короткие руки. — Рословигген. Красивейший город в королевстве.

Вудроу даже присвистнул сквозь зубы. Примостившийся в глубокой расщелине между двумя упирающимися почти в небеса пиками, город представлял собой путаницу острых крыш, фронтонов, шпилей, крохотных огороженных садиков, каменных арок, колоннад, монолитов и вьющихся, аккуратно устланных булюжником улочек. Город был чистым, вылизанным, а его строения возносились к небу, как стрелы.

— Он совсем не похож на те гномьи города, в которых я жила, — сказала Гизелла, с восторгом оглядываясь по сторонам. — А где же крыша?

— Рословигген не совсем обычный гномий город, — согласился с ней барон. -

Мои предки заложили здесь поселение из-за богатейших шахт в близлежащих горах.

Расщелина очень крута и защищает нас от вторжений, так что мы можем чувствовать себя комфортно и в безопасности, как будто живем под землей, что так необходимо нам, гномам. А вместе с тем — все преимущества жизни на поверхности, например, солнечный свет для растений.

Процессия спустилась в долину, и гномы затянули свою строевую песню. Овражные гномы мурлыкали и завывали за компанию, но, к счастью, их совершенно забивали могучие голоса гномов.

Под холмами сердце топора

Возрождается из пламени земли,

Ибо подошла его пора,

И к холмам пришли ветра войны.

Рождаются солдатские сердца,

Братаются с аренами боев.

Приказ им дан — сражаться до конца,

Но лучше возвращаться со щитом.

А топоры вдали от гор родных

Мечтают о камнях далеких скал,

О стали, о породах вековых,

Металл о камень, камень о металл…

Но сдержанны солдатские сердца,

Нет места грезам посреди боев.

Приказ им дан — сражаться до конца,

Но лучше возвращаться со щитом.

И вспоминают топоры пласты,

Зеленых искр сияющую гроздь,

Но расспыпаются их мирные мечты,

Когда вонзаются они в чужую кость.

И сыплются солдатские сердца

Кровавым градом на местах боев.

Приказ им был — сражаться до конца,

Раз ничего не вышло со щитом.

Честная компания вошла в массивные городские ворота уже на закате. В свете заходящего солнца каменная кладка стен приобрела яркий оранжевый оттенок, а горные вершины отбрасывали на долину длинные фиолетовые тени. Строевая гномья песня смешалась с пением фонарщиков, криками хозяек, зовущих детвору домой, ужинать, с голосами сотен гномов, возвращающихся к домашним очагам после долгого трудового дня: шахтеры, мастера резьбы по камню, продавцы ювелирных магазинов — а ко всему этому многоголосью примешивались выкрики матросов, ткачей, гончаров, свечников и огромного числа других ремесленников, мастеровых и чернорабочих, на которых и зиждился город. Тас был очарован; Вудроу и овражные гномы — ошеломлены.

— Как могут столько людей уживаться вместе и при этом не враждовать? — вслух спросил Фонду, прервав тем самым шумные дебаты в кругу овражных гномов.

Хотя поселение было незнакомо Гизелле, его голоса заставили поверить в то, что она наконец вернулась домой. Повсюду висели объявления об осеннем фестивале

урожая, известном как Октябрьский фест, где одинаково приветливо принимали и

продавцов, и покупателей, а еда и выпивка всегда были в изобилии. Недавно рас-

крашенные яркими красками дома были покрыты соломой или гонтом, на полную кату-

шку цвели цветы в кадках, а собранные с огородов зерно, картошка, фруктовые со-

ки и тыквы выставлялись на всеобщее обозрение у дверей. Ветки на каждом углу

были приподняты, а под ними штабелями лежали бочонки с элем, местами до десяти

в высоту, ожидая начала торжеств.

Когда путешественники остановились у обширной, открытой со всех сторон площади, Вудроу все еще сжимал уздечки коней со слабой надеждой, что Гизелле таки удалось спасти повозку с принадлежащим ей имуществом, и теперь она восседает на козлах и изредка подхлестывает лошадей плетью.

Городские гномы были вовсю заняты установкой столов и торговых палаток.

— Нетрудно заметить, что росслогивенский Октябрьский фест обещает на этот раз быть воистину роскошным мероприятием, — с гордостью отметил барон Кракольд.

— А работникам придется порядочно потрудится для этого, — добавил Вудроу, кивнув в сторону группы гномов, что «сражалась» с одной из опор, поддерживающих палатку. Двое гномов при помощи веревки, переброшенной через массивную ветку ближайшего дерева, пытались установить ее вертикально, пока горстка остальных кричала, куда тянуть.

— Подъемники, подъемники! — затянули овражные гномы.

Тяжелая балка описала в воздухе боЛьшой полукруг, угрожая раздавить нескольких рабочих, которые кинулись врассыпную, пока остальные судорожно пытались обуздать массивное бревно. Похрюкивая от напряжения, они с трудом затолкали своенравную деревяшку на место между четырьмя другими толстыми опорами. Работники одновременно с облегчением вздохнули и промакнули рукавами пот со лба.

Но взгляд Гизеллы уже намертво прикипел к двум молоденьким полуобнаженным гномам, чьи рубашки разорвались в клочья, пока они устанавливали подпорки для импровизированной сцены. Не говоря уж о развлечениях, подумалось ей, фестиваль, скорее всего, предоставит неплохие возможности наверстать упущенное и возвратить утерянное по пути сюда добро.

— Я настаиваю, чтобы вы остановились в моем доме, — прогудел барон Кракольд, повторяя свое предложение. — Мы живем не так далеко отсюда, и мне хочется верить, что я услышу историю о ваших странствиях за горячим куском сочного мяса, тушеной в масле тыквой и спелыми зелеными яблоками. Думается, это разумная цена за теплые пуховые перины.

Его слова звучали скорее распоряжением, чем просто утверждением, а Гизелле нравились мужчины, которые часто отдавали приказы.

— Очень мило с вашей стороны. Кстати, а баронесса Кракольд в природе существует? — напрямик спросила она.

— Можно сказать и так, — ответил барон, чьи глазки начинали предательски блестеть при одном только взгляде на пышнотелую гномиху.

Гизелла подмигнула ему, хотя и была сбита с толку.

— Мелочи жизни.

Она провела рукой по спутанным волосам и расправила одежду, хотя и после этого продолжала выглядеть, как потерпевшая кораблекрушение. Рыжеволосая бестия ухватилась за руки барона Кракольда. Отечески погладив ее запястья, барон неохотно отдернул руки.

— Но не для моей женушки, — хохотнул он.

Губки Гизеллы слегка надулись.

— Не вешай нос! — сказал он. — Здесь, в Росслогивене, нам не так уж часто доводится принимать столь необычных посетителей. И нам не терпится услышать, как же ты попала в наши земли.

— Я могу рассказать прямо сейчас, — оживился Тассельхофф. — Я сидел в таверне "Последний Приют", и вдруг…

— Он имел в виду меня, и не сейчас, а немного попозже, — коротко оборвала его Гизелла.

На лице кендера появилось упрямство.

— Не припоминаю, чтобы барон был столь категоричен, — заметил он. — Я такой же необычный посетитель, как и ты, Гизелла, и тоже видел немало интересного.

— Держу пари, что так оно и есть, — добродушно успокоил его барон, — и я с удовольствием выслушаю твои истории, но только после того, как все мы отдохнем. Этот поход к побережью истощил меня намного сильнее, чем я мог предположить.

— Вы только посмотрите! — воскликнул Тассельхофф. Его внимание привлекла огромная круглая платформа, укрытая коническим куполом. На платформе теснился целый зверинец ярко раскрашенных животных, искусно вырезанных из дерева. Каждый зверь крепился к шесту, соединяющему деревянную платформу с куполом. Тас узнал среди них грифона, дракона, единорога, лошадь с рыбьим хвостом и чудовищного волка с человеческой головой. С глазами, широкими, как чайные блюдца, кендер носился от одного к другому, совершенно уверенный, что каждый следующий окажется еще прекраснее предыдущего; поглаживал гривы, заглядывал во рты, пересчитывал лапы, глаза и по какой-то совершенно непонятной для посторонних причине даже головы.

— Мне и самому интересно, что это за хитрая штуковина, — пояснил барон, задумчиво почесывая квадратный подбродок. — Мне рассказали, что она называется «карусель». Ее построил специально к Октябрьскому фесту гном-механик, еще один необычный посетитель нашего городка.

— И что же она делвет? — неторопливо спросил кендер.

— Не могу сказать точно, — признался барон Кракольд. — Я полагаю, ее чтото поднимает в воздух.

На закаленном лице барона появилось выражение крайней усталости.

— Но мы сможем посмотреть на нее в действии уже завтра. А сейчас отправимся ко мне домой, отобедаем и хорошенько отдохнем перед завтрашними праздниками.

Сказав так, барон Кракольд подал сигнал своей свите двигаться. Тассельхофф неохотно последовал за ними; Вудроу молчаливо волочился в хвосте. А позади шествие замыкала не на шутку призадумавшаяся Гизелла. Обстоятельства предоставляли столько возможностей, и было бы глупо ими не воспользоваться! Овражные гномы наступали соседям на пятки, но стремились двигаться по ее следам.

Они шли и шли по узким, безукоризненно чистым улочкам Росслогивена, пока у Таса не возникло чувство, что они побывали в каждом городском проулке. Когда он собрался было объявить во всеуслышание, что они, наверное, заблудились, процессия вышла на открытое место, на котором возвышался один-единственный дом и несколько хозяйственных построек. Палисадник, как и всякий другой палисадник в Росслогивене, больше напоминал заботливо ухоженый сад, где низкие цветущие кусты укрывались под сенью деревьев с причудливо сформированными кронами. Кроме того, в палисаднике барона был еще круглый фонтан, со всех сторон окруженный массивными каменными скамейками.

Фундамент дома был сложен из гигантских гранитных глыб, отполированных так, чтобы скрыть природный оттенок камня. Верхние этажи возводились уже из привычного для гномов красного кирпича. Элегантные белые шпили пронзали крышу пятого этажа, хотя в целом постройка по высоте не превышала трехэтажное человеческое здание. Последние отблески дневного света походя касались разноцветных оконных стекол и задерживались на них куда охотнее, чем на обычном промасленном пергаменте. Цветочные горшки выстроились в линию на каждом окне. Слуги в белых передниках суетливо закрывали ставни на первом этаже.

Барон откинул голову и подбоченился.

— Мой дом, — просто сказал он. Широким жестом он обвел рукой опрятный сад и обращаясь к каждому персонально, поклонился и произнес: "Добро пожаловать". А потом на его лице появилось крайнее удивление:

— Кажется, ваши бедно одетые друзья куда-то подевались…

Поглощенные представшим перед ними зрелищем, Вудроу и Тас заглянули за спину Гизелле и впервые заметили, что за ними больше не плетутся овражные гномы. Никто особенно не встревожился, за исключением барона, который, по-видимому, относился к агарам чересчур непредвзято.

Тем не менее, вопреки своему желанию, он решил, что лучше уж пускай разгуливают по поселку, чем праздно шатаются по коридорам его собственного жилища.

— Не беспокойтесь, — туманно заметила Гизелла, — я уверена, они в конечном итоге вернутся сюда. Хотя могут и не вернуться…

Внимание Вудроу снова привлек дом.

— Я никогда еще не видел таких высоких строений, — заикаясь, произнес он. — Вот те три здания в Утехе были настоящим чудом, а теперь еще это… Его случайно не с помощью магии возводили?

— Да нет, — рассмеялся барон, — обычные камень, дерево и кирпич. Хотя, конечно, к строительству приложили руки гномы.

В его голосе не было и намека на надменность.

— А теперь, — продолжал он, направляясь к двери, — если вы снимете вещи с лошадей, мои люди уведут животных на ночь в стойла.

Вудроу поспешно скинул со спин коней два узла, один с одеждой, которую Гизелле удалось спасти из повозки, а другой — с немногочисленными пожитками, принадлежащими ему и Тассельхоффу. Несколько слуг барона увели лошадей кудато за угол дома.

— Госпожа Хорнслагер, — сказал Вудроу, пропуская ее вперед.

— Благодарю, — ответила Гизелла, с притворной скромностью захлопав ресницами перед бароном, когда неспешно входила в дверь.

Уже внутри барон отдал слугам распоряжение проводить троих уставших посетителей вверх по подметенной винтовой лестнице в подготовленные комнаты на третьем этаже.

— Ужинать будем через час, — объявил он, после чего исчез в двери за лестницей.

— Ребятки, мне начинает казаться, будто я снова дома. в Кендерморе, — выпалил Тас, взлетая по ступенькам за хмурым слугой. Тот вопросительно приподнял брови.

— Все двери и дверные ручки на нужной высоте, — объяснил кендер и тут же ткнул пальцем в замысловатую резную розу на перилах. — Симпатичная, хотя мой друг Флинт добавил бы еще несколько деталЕй, и т= мог бы поклясться, что на лепестках этой розы дрожат капельки воды. Он — самый лучший резчик по дереву.

— Тише ты! — зашикала в его сторону Гизелла, боясь, что барон может подслушать критику Таса.

На верху второго лестничного пролета одетый в ливрею слуга повел их по длинному коридору с многочисленными дверями. Начиная с первой двери справа, он «выдал» по комнате Гизелле, Тассельхоффу и Вудроу.

— Пока мы здесь, возлагаю ответственность за Непоседу на тебя, Вудроу, — пропела Гизелла, прежде чем исчезнуть за дверью.

— Хорошо, мэм, и не беспокойтесь, — ответил он.

Но оба — и юноша, и кендер — были тотчас же забыты, когда ее острые гномьи глаза разглядели в центре комнаты медную бадью. Две гномские девушки в серых муслиновых платьях переливали воду из простенького, но непомерного деревянного бака в чисто вымытый медный таз. Из ее горла вырвалось удовлетворенное мурлыканье, и она влетела в комнату, на ходу сбрасывая с себя замусоленную одежду.

Жажда приключений вела Тассельхоффа от комнаты к комнате. Он побывал и в своей на третьем этаже и подумывал над тем, а не направиться ли для разнообразия на какой-нибудь другой этаж, когда почувствовал, что его плечо сжала сильная рука. Тас взвился, готовый наброситься на подкравшегося сзади незнакомца с кулаками. Но взгляд натолкнулся на жидкие белые волосы.

Лицо кендера покраснело; можно сказать, он разозлился не на шутку.

— Не подкрадывайся к людям, как ты только что сделал, Вудроу. Ты же мог меня испугать!

— А ты мог бы обдумать возможность впредь не покидать своей комнаты, — спокойно парировал молодой человек. — Ты же знаешь, что я за тебя отвечаю. И что же мне, по-твоему, делать, если ты шныряешь где ни попадя? Я-то думал, мы подружились…

— Но мы и остаемся друзьями! — горячо возразил Тас. — Только в моей комнате так невыносимо скучно…

— Ты ведь не пробыл там и десяти минут! — заметил Вудроу. Он осмотрел комнату, в которой нашел кендера. — Эта выглядит ничем не интереснее твоей; коли на то пошло, они все на одно лицо.

— Но это же не моя вина, Вудроу, что все они выглядят одинаково, — надулся Тас. — Ничего интересного в ящиках, — сказал он, продемонстрировав наполовину выдвинутый ящик комода. — Видишь? Пусто, как и в остальных.

Кендер широко распахнул руки, чтобы похвастаться новой одеждой.

— Я нашел ее на кровати в своей комнате, — Тассельхофф похлопал по бокам опрятной туники. — Она немного великовата, по крайней мере, по бокам, но ее же носили гномы! Штанины тоже странные, — продолжал он, подергав за каждую в подтверждение своих слов, — но мои штанишки так испачкались, что стоило мне сделать шаг, в воздух поднималось облако пыли. Я постирал их в миске и оставил сохнуть.

— Хотя карманы в них очень просторные, — добавил кендер и вывернул их наизнанку. Тонкие брови кендера взлетели вверх. Из карманов вывалились серебряный подсвечник тонкой работы, крохотная утонченная вазочка из стекла, кусочек мыла и кисточка из свиной щетины.

— Кто бы ни носил эти штаны прежде, он положил в карманы много полезных вещей, — сухо заметил он. Присмотревшись к предметам повнимательнее, кендер добавил: — А ведь я видел в других комнатах несколько вещей, сильно напоминающих эти… Барону Кракольду нужно быть осторожнее с людьми, которых он приглашает в свой дом. Кто-нибудь мог запросто уйти и забрать все эти вещи с собой, не найди я штанишки. Лучше уж не спускать с них глаз, пока не представится возможность передать вещи ему.

Тассельхофф распихал предметы обратно по карманам и направился к двери.

— А может, тебе стоит оставить их здесь, чтобы барон Кракольд ненароком не подумал, будто их взял ты? — предложил Вудроу. — В конце концов, он тебя еще недостаточно знает.

Брови Тассельхоффа снова взлетели.

— А ведь ты прав.

Чуть ли не через силу Тас выложив вещи из карманов, задержавшись только на блестящей вазочке. Он оставил все на столике у двери.

Издав тяжкий вздох облегчения, Вудроу вышел из комнаты и спустился по лестнице. В своей комнате юноша тоже обнаруЖил чистую белую тунику, только рукава оказались немного коротковатыми (должно быть, изготавливали ее для необыкновенно высокого гнома), и пару черных туфлей, тоже самую капельку тесных. Они встретили барона у основания лестницы. Он оделся для официального обеда: в чопорную голубую тунику, подпоясанную красным кушаком, и начищенные до блеска красные башмаки, зашнурованные длиннющими золочеными шнурками, тонко звенящими при каждом движении.

На верхушке лестницы появилась Гизелла; там она на секунду задержалась, дабы произвести впечатление, а потом соскользнула вниз, на ходу эффектно размахивая пышными юбками. Рыжие волосы струились по спине умопомрачительными волнами, а на пухлых щечках горел румянец (конечно, не обошлось без малинового сока). Вырез на лифе небесно-голубого платья был почти непозволительно глубоким, и гномиха прекрасно отдавала себе в этом отчет.

Все еще находились под впечатлением от ее появления, когДа она буквально кинулась в неуклюжие объятия барона, обвив его шею руками и почти прижав багровое лицо к своей роскошной груди. Приподняв голову хозяина, она горячо чмокнула его в губы.

— Молодая леди, я… — покраснел барон.

— Благодарю, милый! — проворковала она, когда он отпрянул назад, закашлялся и даже чихнул. — Банька оказалась совершенно замечательной! Откуда ты узнал, что я только об этом и мечтала?

Гномиха заметила, что барон тщательно стирает розовые следы с губ, оставшиеся после ее поцелуя.

— О, я такая испорченная и импульсивная! Как мне стыдно, правда!

Она развернула шелковый носовой платочек и стала тыкать им в лицо барона.

Спектакль Гизеллы внезапно прервало громкое покашливание, донесшееся от основания лестницы. Все повернулись на звук, а с лица чуть не поперхнувшегося барона моментально сошла краска. Оттолкнув прочь руки Гизеллы, он двинулся к широкой, коренастой, бородатой гномихе с темным лицом, одетой в желто-коричневое платье с высоким воротничком.

— Гортензия, дорогая, — пропищал барон. — Я так рад, что ты здесь!

Он попытался было взять ее под локоток, но она плотно прижала руку к боку.

Нахмурившись, она взглянула на Гизеллу.

— Вижу, что рад, — язвительно заметила она.

— Позволь представить наших гостей, — начал он, уже немного свободнее. -

Это моя жена, баронесса Гортензия Кракольд.

Барон перевел ее внимание на Вудроу.

Но сперва вперед выступил Тассельхофф. Вытянув ручонку, он представился:

— Тассельхофф Непоседа, к вашим услугам. Вы живете в таком замечательном месте, хотя мне кажется, что ваше жилище можно улучшить, убрав некоторые стены. Вы когда-нибудь бывали в Кендерморе? Так вот, такое впечатление, что тот, кто строил этот дом, бывал… опс! Что такое, Вудроу? Прекращай наступать мне на ноги! Ладно-ладно, я тебя представлю.

Слегка помрачнев, Тассельхофф вновь обернулся к баронессе:

— Это мой хороший друг, Вудроу… Прошу прощения, я не знаю его фамилии.

— Ат-Банард, — пробормотал юноша. Он неуклюже протянул баронессе руку, но та ее проигнорировала.

В это время стоящая у них за спиной Гизелла кашлянула и пробилась вперед.

— Ах, да, — сказал Тас. — Это…

— Гизелла Хорнслагер, — представилась гномиха, впившись в баронессу глазами. Существовало только два занятия, которые затмевали ее страсть к поединкам в остроте ума и в силе воли: она любила заколачивать деньги и поваляться на сеновале в приятной компании. С тех пор как дела приказали долго жить, а аппетитный барон вдруг оказался тряпкой, она решила, что единственным выходом для ее энергии будет кошачья схватка с баронессой. Уродливая, старая матрона с кислой физиономией несомненно надевает панталоны под юбку, подумала про себя Гизелла. Весело потирая руки, она вместе с остальными направилась вслед за бароном в столовую.

Вечер прошел для всех крайне неуютно; это, однако, не относилось к Гизелле, так как женщины обменивались шпильками за обеденным столом, за игровым столом, а затем, наконец, в гостиной. Все это время могущественный барон стыдливо поеживался и суетился, как жук, попавшиЙ в пти-ью клетку.

— Вы просто обязаны рассказать мне, у кого покупаете платья, баронесса, — разглагольствовала Гизелла, запихивая в рот клубничное пироженое. — Вам не кажется, что плотоядные взгляды мужчин без конца и края со временем начинают досаждать?

Она усмехнулась прямо в лицо пожилой матроне.

— Как бы там ни было, мне кажется, такое тусклое, желто-коричневое платье, да еще и с воротником под подбородок, как у вас, может мне помочь, хотя вряд ли и ему под силу скрыть мои выпирающие во все стороны прелести.

Баронесса плотно сжала губы и позвонила в маленький колокольчик; по ее сигналу примчался слуга.

— Понадобится еще десять пироженых для нашей гостьи, — сказала она чопорному дворецкому. — Кстати о клубнике, — баронесса обернулась к Гизелле, — ты красишь волосы в такой неприятный цвет, чтобы спрятать седину, или же просто, чтобы привлечь к себе внимание?

Чувствуя беспокойство, Тас несколько раз пытался сменить ход бЕседы. Но он даже не вполне понимал двух женщин. Они улыбались друг другу и были очень вежливы, но почему-то не приходило в голову, что они питают взаимную симпатию. Когда барон наконец предложил разойтись по комнатам, обнаружилось, что Тассельхофф уже крепко спит в кресле у камина.

ГЛАВА 12

— Ай! — в который раз застонал Финес. — Как по мне — сидеть на этой дрянной, проклятой животине не особенно приятно.

Финес поднялся в стременах, выпрямившись в полный рост, который был по меньшей мере на два с половиной фута больше, чем рост мохнатого кендерского пони, коего он вынужден был оседлать. Мужчина принялся растирать затекший зад.

Трапспрингер громко хмыкнул:

— Все еще боишься, что все задумано против тебя? — спросил он. — С радостью поменяюсь с тобой местами.

Финес смерил его кислым взглядом. Трапспрингер снова рассмеялся.

— Будь добр, перестань над этим смеяться! — выпалил рассерженный Финес. — К тому времени, как мы достигнем нужного нам места (если, конечно, достигнем), я стану увечным калекой!

— Да не могу я удержаться от смеха, Финес. Ситуация настолько забавная! Ес-

ли бы ты только мог взглянуть на себя со стороны! Да, ты почти вдвое выше этого пони, и он, вероятно, тоже не получает особенного удовольствия от такого седока. Кстати, мне кажется, будто ты говорил, что раньше уже ездил верхом на лошади.

— Конечно, раньше я часто ездил верхом, но эта зверюга — родная сестра Бабы Яги. А тот, кто делал это седло, явно не поотбивал об него по пути все ногти.

Трапспрингер зашелся кашлем и оттого затрясся в седле.

— Ногти! Боже, ну и умора! Почему я не встретил тебя раньше? Я ни за что не осел бы в Кендерморе, если бы имел спутника с таким богатым чувством юмора.

Финес аккуратно опустился в седло, вздрогнув от боли. Когда его ступни находились в стременах, колени почти упирались в локти. Но стоило убрать ноги из стремян, пальцы начинали волочиться по земле. "По крайней мере, держа ноги в стременах, я могу не особенно напрягаясь массировать икры", — подумал он.

— Далеко нам еще ехать? — захныкал он.

— Не очень, — ответил Трапспрингер. — Может, еще с час. Мы должны добраться туда к наступлению темноты.

— Замечательно. В твои задачи входит указывать дорогу и держать при себе свои смешки, — сквозь сжатые зубы простонал Финес.

— Как известно, время проходит быстрее за интересной беседой, — заявил Трапспрингер. — Расскажу-ка я о своем путушествии в Хило, и тебе тут же полегшает. Это было в 317…или в 307? Одним словом, в том году, когда Омраченный Лес наводнили комары, да в таком количестве, что редко удавалось сделать вдох, не втянув с воздухом в ноздри пару дюжин. Просто для того, чтобы пройти по кромке леса, нам приходилось натягивать на головы марлевые сетки. Конечно же, единственные, кто делает действительно качественную марлю — эльфы, а они, к несчастью, живут в лесах. Никто из нас не мог говорить на их языке, а потому перед тем, как отправиться в путь, мы наняли переводчика. Этот парнишка, которого мы взяли с собой, был…

— Извини меня, Трапспрингер, но какое отношение то, что ты рассказываешь, имеет к Хило? — спросил Финес. "Как будто мне оно больно нужно", — подумал он про себя.

— Я просто уточняю, в каком году мое путешествие имело место, — объяснил кендер. — Для подобных историй необыкновенно важна точная хронология. Если тебе не хочется узнать, в каком году имели место данные события, я просто пропущу целый кусок истории. Я-то в глубине души чувствую, когда все произошло. А тебе рассказывал для твоего же блага.

Финес вздохнул. Из подобных ситуаций не существовало выхода. Пока они не найдут Дамарис и не вернут ее в Кендермор, он вынужден терпеть общество Трапспрингера. Была ли та бессмыслица, что рассказывал дядюшка Трапспрингер, всегда на одну и ту же тему и с одинаковой концовкой, слишком высокой ценой за то богатсво, что ему обещано по возвращении? Наверное, все же нет.

— Пожалуйста, продолжай, — холодно попросил он. Слова с радостью застряли бы в горле. Когда Трапспрингер продолжил свой рассказ, мысли Финеса унеслись вперед, к Руинам, в надежде понять, что же они обнаружат там по прибытии. Вскоре голос Трапспрингера отошел на задний план, как и множество болей и болячек, что еще несколькими минутами ранее так досаждали Финесу.

Когда двое путешественников наконец подъехали к Руинам, солнце уже пряталось за верхушками деревьев. Кроны отбрасывали на поваленные колонны и сохранившиеся местами низкие стены густые длинные тени. Обесцвеченные временем белые каменные валуны удлинялись на глазах и растворялись в сумерках.

— Я не ожидал, что они такие… большие, — прошептал Финес. Он ждал обнаружить что-то сравнимое с кендерами; маленькое, беспорядочное и полностью разрушенное доброжелателями. Вместо этого в Руинах усматривались масштабы и идеальная симметрия, которые окончательно сбили его с толку.

Трапспрингер спешился на самой границе развалин.

— Мы разобьем здесь лагерь на ночь. А завтра начнем искать Дамарис.

— А почему бы нам не начать поиски уже ночью?

— Уже слишком темно, — объяснил Трапспрингер. — Это место совершенно безопасно посреди бела дня, но я не стал бы блуждать по руинам ночью. Я уж не говорю о том, что ты можешь провалиться в яму или просто упасть. Гораздо сташнее то, что никогда не знаешь, на кого ты можешь набрести в своих странствиях.

"Перестраховывается", — подумал Финес. После чего громко спросил:

— А что было здесь до того, как оно превратилось в руины?

— А вот это интересная история, — сказал Трапспрингер, собирая сухие веточки для костра. — Точнее, восемь интереснейших историй. Прошлое этого места воспринимается по-разному в зависимости от того, с кем ты о нем разговариваешь. Некоторые говорят, будто его построили эльфы как убежище для своих мертвецов. Другие утверждают, что оно появилось здесь, как естественный результат Катаклизма. А я разговаривал с людьми, которые…

— Другими словами, та очень длинная история, что ты мне пытаешься рассказать,

— прервал его Финес, — вкратце звучит так: никто точно не знает, откуда взялись эти развалины.

— Где-то так, — согласился Трапспрингер. — Мне кажется, безопаснее всего полагать, что когда-то это был небольшой городишко.

Он собрал охапку хвороста и бесцеремонно пустил ее по ветру.

— Я разожгу костер, — предложил Финес, хотя и чувствовал затруднение оттого, что оказался в незнакомой обстановке. Кендер протянул ему кусок кремня, а он отыскал поблизости несколько отличных тонких щепок, которые смог разжечь искрой.

Из мешка, перекинутого через спину пони, Трапспрингер извлек несколько обернутых бумагой свитков. Опустившись на клени, он аккуратно развернул больший и гордо поднял над головой две жареные кроличьи тушки. Отделив готовое мясо от костей, он бросил его в котелок, почерневший и покрывшийся снаружи толстым слоем сажи, добавил туда же несколько целых морковок и картошин из второй сумки, залил все это водой из бурдюка и подвесил вариться над разожженным Финесом огнем.

На этот раз Трапспрингер не пускался рассказывать очередную историю. Они молча ПохлебаЛи мешанину из котелка, а затем уснули прямо у огня.

Финес дергался и беспокойно ворочался всю ночь, потому что во сне к нему постоянно протрагивалось что-то большое и пушистое.

ГЛАВА 13

Тассельхофф проснулся в доме барона Кракольда; его разбудили мелодичные напевы тубы, вплывающие в окно его комнаты откуда-то снизу. Октябрьский фест! Пулей выскочив из мягкой постели(даже, пожалуй, чересчур мягкой, по его мнению), кендер натянул на руку свои голубые штанишки, чтобы удостовериться, высохли ли они после вчерашней ночной стирки. Несколько оставшихся влажных участков могут высохнуть прямо на теле, решил Тас и с удовлетворенным вздохом натянул их на себя. Без этих штанишек он всегда чувствовал себя как-то неуютно. Кендер с ликованием облачился в остальную одежду, для которой ночное проветривание тоже пошло на пользу. И наконец, Тас пристегнул пояс с кошельками, взял в руки хупак И зашагал к двери.

Когда кендер пробирался вниз по лестнице, коридор оставался безжизненным и пустым. Откуда-то из глубины дома доносились голоса и звон кастрюль. По всей видимости, никто из его товарищей еще не проснулся, как не было видно никаких признаков барона или его угрюмой женушки.

— Я просто схожу поглядеть, что творится на фестивале, — тихо сказал кендер, выпуская себя через входную дверь. — К тому времени, как они проснутся, у меня уже будет масса впечатлений. Несомненно, друзья будут очень признательны, когда я расскажу им, где лучше всего кормят, а где демонстрируют самые интересные фокусы. А может быть, я найду торговцев, с которыми сможет вести дела Гизелла…

Часть неба затянули облака, но ничто не предвещало дождя, подумал Тассельхофф. Сперва он решил отыскать музыканта с тубой; остановившись и прислушавшись, чтобы определиться с направлением, он направился прямо по мощеной улочке. Ставни и двери начинали открываться, в домах потихоньку оживали кухонные плиты. Тас приостановился перед булочной и поискал глазами пекаря. Не найдя хозяина, кендер насчитал двадцать восемь пирожков, которые спокойно остывали себе на полочке прямо у окна. С голубикой, вишней, ревнем, яблоками, смородиной и шелковицей, любимое лакомство для Тассельхоффа, плюс ко всему огромный поднос с малиновыми пирожеными, присыпанными корицей. Через несколько дверей от булочной прямо посреди тротуара сидел со стендом точильщик ножей. Продолжая слизывать с пальцев шелковичный сок, Тас остановился, чтобы вдоволь налюбоваться остро отточенными клинками всевозможных размеров и форм. "И мой карманный ножичек не мешало бы хорошенько наточить", — подумал он, продолжая неторопливо бродить по городу. Позже точильщик был крайне удивлен, когда обнаружил, что на месте элегантного ножичка с костяной рукояткой и на защелке в стенде торчит незнакомый кинжал с напрочь затупившимся лезвием.

Туба звучала все ближе, когда Тас обогнул угол и обнаружил, что находится как раз на краю той площади, где вчера вечером они наблюдали за рабочими. Его рот раскрылся от удивления. Всего за ночь площадь из беспорядочной свалки дров превратилась в настоящую страну чудес. Эстрада для оркестра, сложенная из блестящих, резных балок и сверху крытая крышей, выглядела так, будто строили ее на века. Сторона, обращенная к зрителям, была открыта, и с площади открывался замечательный вид на оркестр.

На самом деле «оркестр» — это громко сказано. На сцене сидели двое полненьких гномов в разноцветных рубашках с короткими рукавами, в руках они держали по паре черных металлических тарелок, украшенных подвесками. Щеки и усы гнома с тубой надувались и спадали в такт музыке. Лицо его покраснело и сравнялось по цвету с волосами. Оставшийся гном, на голове которого переплетались черные и седые космы, а бороду он вовремя остриг, играл на инструменте, подобного которому Тассельхоффу еще не доводилось видеть. И хотя ремни, на которых крепился инструмент, крест-накрест охватывали широкую спину гнома, его животик оказался столь объемистым, что хитрая штуковина покОилась На нем, точно на полочке. Короткие пальцы плясали над шеренгой прямоугольных деревянных клавиш, вырезанных поочередно то из белого, то из черного дерева. Над ними располагались круглые черные кнопочки, которые он время от времени нажимал и отпускал. А сверху инструмент соединялся с кузнечными мехами, которыми музыкант яростно накачивал внутрь воздух все время, пока играл. Гудящий звук инструмента напомнил Тасу крики летящих диких уток.

За следующие полтора часа кендер исходил фестивальную площадь вдоль и поперек, постоянно обнаруживая что-нибудь интересненькое, например, расположение всех палаток местных кузнецов; где и когда будут проводиться состязания по метанию топориков; правила для соревнующихся в раскалывании камней; в какой палатке самый лучший эль; и где можно отведать самую вкусную гномью тушенку. Он даже познакомился с двумя участниками уличного оркестра, Густавом и Уэлкером; они позволили ему погудеть в тубу и поиграть на инструменте, который Уэлкер называл "аккордеоном".

Тассельхофф настолько хорошо проводил время, что совсем потерял счет времени. Теперь фестиваль был в самом разгаре. Кендер стоял в одной из палаток, где продавали эль, и дотягивал второй бокал, когда его легонько стукнули по плечу.

— Доброе утро, мистер Непоседа.

Тассельхофф развернулся так резко, что выплеснул остатки эля на чистые и натертые до блеска туфли Вудроу.

— Вудроу! Я так рад найти тебя здесь! Этим утром я встретился со столькими замечательными людьми!

— Найти меня? — голос Вудроу сломался. — Мистер Непоседа, вы ни разу не задумывались, что со мной сделает госпожа Хорнслагер, если я вас потеряю? Она с удовольствием живьем поджарит меня на костре! Не такая уж это приятная работенка, но что поделаешь — мне нужны деньги.

Голос Таса наполнился состраданием.

— Ну, Вудроу, я извиняюсь. Я еще ни разу не слышал, чтобы ты говорил так… сердито.

— Раньше мне не приходилось присматривать за кендерами, — почти проворчал Вудроу. — Когда я проснулся и нигде вас не нашел, за завтраком я соврал госпоже Хорнслагер. Знаете ли вы, как я ненавижу врать? Я сказал ей, что вы все еще спите и что мы встретимся с ней позже, здесь. А потом я ускользнул из дома и отправился на поиски, ни на минуту не прекращая молиться.

— Ну вот я и здесь. А если тебе интересно, — продолжил Тас, пытаясь выглядеть возмущенным, — я изучал фестиваль и расспрашивал людей о ближайшей дороге в Кендермор.

"По крайней мере, я собирался это сделать", — резонно подумал Тассельхофф.

Гнев Вудроу от этой новости немного поубавился.

— И что же вы выяснили? — взволнованно спросил он.

— Ай, я знаю, где продают самый роскошный эль, или тебя это не волнует? — Вудроу нетерпеливо покачал головой. — А еще я отыскал серебрянный браслет с золотой гравировкой, он просто обязан стать моим… и очень похож на тот, что сейчас болтается у меня на запястье.

Кендер приостановился, озадаченно разглядывая невесть откуда взявшийся ремешок вместо браслета.

— И самое главное — я съел миску тушенки, вкуснее которой я ничего раньше не пробовал. — Понизив голос, кендер добавил: — Только не рассказывай Флинту, что я это сказал.

— Мистер Непоседа, — прервал его Вудроу, — что вы узнали о Кендерморе?

Тассельхофф заерзал под пронзительным взглядом друга.

— Я только-только начал расспрашивать народ…

Жилистый юноша взял кендера под руку:

— Остается надеяться, что госпожа Хорнслагерчто-то разузнала, потому что она ждет нас прямо сейчас у карусели.

Возбужденный Тассельхофф выскользнул из рук молодого человека и закружился от радости:

— Ты уже видел карусель? Если нет, то держись. Это самое захватывающее зрелище из всех, что тебе предстоит увидеть.

Вудроу покосился на Таса.

— Мистер Непоседа, прошу вас!

На взволнованном лице Вудроу Гизелла безошибочно прочитала и о предпринятом Тассельхоффом утреннем вояже, и о том, что кендер решил ничем не выдавать своего товарища. Они обнаружили статную гномиху беспокойно озирающейся возле незнакомого переулка. Она оделас= в песОчного цвета рубашку из тонкой кожи и широкие брюки, так что если обычно она выглядела одетой налегке, то на этот раз казалось, будто на ней вообще ничего нет. Взгромоздившаяся на волосы цвета спелого граната широкополая шляпа защищала нежную кожу от палящего осеннего солнца.

— Вудроу, Непоседа!

Из ее уст даже их имена звучали ругательствами.

— Я уже начала волноваться.

Почти тут же внимание Гизеллы было целиком захвачено фестивалем, а ее глазки заметались между прилавками, палатками и мужчинами.

— Сегодня я могу провернуть немало делишек, если публично поведаю о своем фиаско, о том, как лишилась последних денег; о том, что кендер тоже представляет кое-какую ценность, умолчим. В этой одежде я обычно совершала самые выгодные сделки.

Она продолжала бормотать себе под нос, в то же время поглаживая тугую ткань, плотно обтягивающую бедра.

Вдруг она вспомнила о присутствии кендера и схватила его за шиворот. В Таса впилась пара крохотных темных глаз.

— Это работа, и мне нужно сосредоточиться. Я вовсе не хочу отвлекаться на связанные с тобой переживания. А потому держись рядом — но не слишком близко. А еще лучше, держись Вудроу. Наблюдай внимательно и учись.

Примостив шляпу под залихвацким углом, он зашагала к ближайшей к карусели лавке, принадлежавшей торговцу тканями. Оба — и Тассельхофф, и Вудроу — заметили, что она виляет задом намного сильнее, чем обычно. Гномиха несколько минут покрутилась среди столов, забитых свертками ярко раскрашенных тканей, с видом знатока ощупывая каждую из них.

— Доброе утро, красавчик, — промурлыкала огненноволосая гномиха горбатому гному с кривыми зубами, сидящему внутри магазинчика. По ее прикидкам, «красавчику» давно перевалило за триста лет. Скрещенные на груди руки настолько поросли растительностью, что Гизелла вряд ли отважилась бы сказать, где они заканчиваются и где начинается борода. — Могу я переговорить с твоим батюшкой, хозяином лавки?

Глаза старого гнома блуждали по туго обтянутому одеждой телу Гизеллы.

— Я хозяин, — заявил он и скривил губы в гротескной улыбке, обнажив зубы.

Гизелла торопливо прикрыла ладошкой рот, притворившись пристыженной. Какимто образом она даже умудрилась изменить цвет щек, и теперь их залил яркий румянец.

— Не могу поверить! Ох, я, наверное, вас обидела. Я действительно еще никогда так не ошибалась с возрастом людей…

Она причмокнула языком и серьезно покачала головой.

— Я полностью опозорена. Возможно, вы даже слушать меня не захотите, с самыми-то лучшими товарами на ярмарке! Пожалуйста, примите мои извинения.

Она нежно прикоснулась к волосатой руке и собралась уходить.

— Я больше не стану докучать вам.

Она отошла от лавки всего на шаг, виляя бедрами еще сильнее, настолько сильно, что Тассельхофф с Вудроу вряд ли находили это возможным.

— Пожалуйста, не унывайте, мисс…

— … миссис Хорнслагер, — поправила Гизелла, и когда она вновь повернулась в его сторону, на лице гномихи расцвела благодарная улыбка. Рыбка попалась на удочку даже легче, чем она ожидала. — Неужели вы будете иметь со мной дело? Ох, вы просто замечательный мужчина! Чтобы показать вам, насколько виноватой и одновременно благодарной я себя чувствую, я куплю вдвое больше, чем могу себе позволить! Господин Хорнслагер, наверное, на меня рассердится, но я не боюсь! — дерзко заявила она.

— Во имя Реоркса, — ответил он, — я очень не хочу, чтобы у вас были проблемы с мужем; а он счастливчик, должен вам сказать. Для моих товаров нет большей чести, чем украшать вашу созданную для любви фигурку. Я с радостью продам вам двадцать рулонов по той цене, по которой приобрел их сам, если только вы пообещаете мне рассказывать людям, где их приобрели.

— Любые двадцать рулонов? — проворковала Гизелла.

— Мой магазин — ваш, — ответил он, окинув лавку волосатой рукой. Гизелла отдавала себе отчет, что взгляд его намертво приклеился к ее раскачивающемуся заду, когда прошмыгнула мимо него. Даже находя его отталкивающим, она любила внимание, которым ее окружали мужчины. Теперь начался самый ответственный этап сделки. Гизелла неторопливо двигалась среди рулонов ткани, откладывая в сторону те, качество которых ее не устраивало, и расспрашивала продавца о ткачах, цене, красках и сроке службы.

— Но это же не настоящая серебряная нить! — фыркала она, вытаскивая нитку из края очередного рулона.

Пока Тассельхофф наблюдал за торговой сделкой двух гномов, позади него набирала силу настоящая симфония голосов, шума трещоток и свиста свирелей. Обернувшись, Тас понял, что все эти звуки исходят от карусели! Он немедленно рванулся туда, но был остановлен твердой рукой Вудроу.

— Но карусель заработала, — умолял Тас, — Посмотри на нее! Звери двигаются по кругу, то подпрыгивая, то опускаясь вниз. А еще карусель играет музыку!

Вудроу даже не шевельнулся.

— Ну хорошо, тогда пошли вместе, и тогда я уж точно не потеряюсь, — заключил Тас.

Вудроу мельком взглянул на карусель, заинтригованный, но все же продолжал колебаться.

— Не знаю…

— Зато я знаю! — Тас почти кричал. — Пойдем. Гизелла будет рассматривать тряпки все утро. Они все еще спорят за третий сверток. — Он дернул Вудроу за рукав. — Только один разочек. Мы вернемся еще до того, как она заметит, что мы отлучались. Пойдем, Вудроу!

И в конце концов любопытство в Вудроу победило доводы разума. Он оглянулся на Гизеллу и потащился за кендером к карусели.

Рядом с каруселью располагалась вертящаяся мешанина разных механизмов, шкивов, ручек и цепей, с помощью которых, очевидно, приводилось в движение все устройство. И хотя карусель крутилась, лысый и приземистый гном-механик, одетый в длинное, по щиколотки белое пальто и в очках, привязанных к веревочке на шее, мотался взад-вперед с пригоршней гаечных ключей, подкручивал какие-то винтики, дергал за рычаги и стучал по другим механизмам.

— Этоещенеправильно; музыкаоченьмедленная, — быстро, почти неразборчиво бормотал гном-механик; впрочем, это свойственно гномам-механикам. Он дернул за ручку, и музыка, напоминающая заунывную мешанину свистков, гудков и металлического лязга, замедлилась еще сильнее и стала совсем монотонной. Затем она резко набрала обороты и сделалась такой пронзительной, что все городские собаки заскулили от боли. Гном-механик вернул рычаг в прежнее положение, и музыка вернулась к прежнему темпу.

Скрестив руки на груди, гном-механик отошел в сторонку и удовлетворенно кивнул. Но лицо его тут же помрачнело.

— Этопочинил, ноединорогдвигаетсяслишкоммедленно. Гдемойключ? Знаюяоставил егогдетосправа. Ктотоеговзял!

Он порылся во внутренних карманах своего длинного белого пальто и в замешательстве извлек оттуда потерянный инструмент. Он машинально ткнул им в груду механизмов, провернув еще один винтик. Стоило ему так сделать, деревянная фигурка домового с собачьей головой принялась подпрыгивать в воздух и опускаться быстрее и быстрее, причем двигалась она так стремительно, что голова домового врезалась в деревянную крышу, а молоденький гном, сидевший на ней в этот момент, не на шутку испугался за свою жизнь и получил, кроме того, пожизненную головную боль в придачу.

Гном-механик рассеянно почесал лысую макушку.

— Этодолженбылбытьпереключательдляединорогаанедлядомового, — пробормотал он, и снова машинально провернул какой-то винтик. Домовой продолжал бешено колотиться о деревянную крышу.

— Прости, — бурчал он. — Прости.

После освобождения рубильника домовой опустился вниз. Гном, сидящий у него на спине, неуверенно раскачивался.

— Гдежеэтотвыключатель? Яжепомнючтокакойтовключал.

Просунув руку в самую гущу вертящихся со скрежетом шестеренок, да так, что Вудроу побледнел от страха, гном-механик нащупал внутри коробку и стал, по-видимому, случайно, дергать за рычаги. Лебедь захлопал крыльями, отвесив седоку несколько изрядных затрещин, деревянный гном ущипнул почтенную матрону за…, а единорог и вовсе сбросил своего наездника с седла.

— Язнаюянажималначтотоздесь. Илтаквыключаласьмояточильнаямашинка? Обогиобогиобоги…

Окончательно перепугавшись, он стал дергать за все ручки подряд, отчего карусель принялась вытворять вещи намного более неприятные, чем до того.

— Может быть, вот эта, на которой "ВЫКЛ." написано? — со своей стороны предложил Тас.

— Онанеможетбытьтойсамой…

Гном-механик сокрушенно потряс головой, но не успел ничего сказать, как Тассельхофф ринулся вперед и опустил рубильник указательным пальцем. Карусель начала тормрзить.

— Даоткудажетыузнал? — Лицо гнома-механика расплылось в удивленной улыбке, которая стала еще шире, как только он рассмотрел Тассельхоффа.

— Твоя карусель фантастическая, — выдохнул Тас, пытаясь одновременно прикинуть, на каком животном будет кататься. — А если ты еще и кое-что поправишь, например, сделаешь так, чтобы звери не проламывали головами потолок карусели, она будет просто необыкновенной. Ты сам ее придумал? Это твоя Цель Жизни?

Тассельхофф знал, что гномы-механики уже рождаются изобретателями. Каждый из них по рождении получает задание — или наследует его — которое они стремятся завершить прежде, чем умрут, чтобы получить возможность воссоединиться с предками и своим богом Реорксом в загробном царстве.

— Можно сказать и так, — ответил гном-механик, нарочно замедлив речь, чтобы облегчить ее понимание для Тассельхоффа. — Ты кендер, не так ли? Раньше я никогда не встречал нигде поблизости кендеров.

Гном-механик продолжал улыбаться Тассельхоффу, да так странно, что вскоре тот почувствовал себя букашкой, которую рассматривают через лупу.

— Драконов и морских коней — это те, что выглядят, как лошади с рыбьим хвостом и плавниками вместо ног, правда? — я видел разве что на картинках. А твои звери кажутся такими настоящими, будто ты и в самом деле рассматривал их вблизи, но конечно же, это невозможно, ведь драконы существуют лишь в сказках.

— Да, многие люди так и думают, — рассеянно заметил гном-механик. Он пристально вгляделся в лицо Тассельхоффу, а затем протянул руку и сжал его запястье, будто что-то вымеряя. — Ты ведь не слишком стар для кендеров?

Тассельхофф отбросил руку гнома-механика в сторону.

— Перед тем, как пустить на карусель, ты всем задаешь так много вопросов? Если ты переживаешь, что я чересчур тяжелый, могу заверить: я вешу меньше любого гнома, правда, Вудроу?

Юноша с сожалением оглядывался на Гизеллу, которая почти закончила осматривать первые два стола с тканями. Катание на карусели затянулось.

— Думаю, так оно и есть, мистер Непоседа, — в смятении отозвался он.

— И как скоро ты собираешься снова запускать карусель? — допытывался Тассельхофф. — Мне нужно идти, но и покататься на драконе я тоже очень хочу…

— Конечно, прямо сейчас; я помогу тебе, — возбужденно начал гном-механик, ухватив кендера за плечи, и повел его на платформу. — Нет нужды говорить, что красный дракон — великолепный выбор.

Он поспешно обвел Тассельхоффа вокруг карусели, пока они не остановились перед драконом.

Тас знал, что драконы как раса были изгнаны с Кринна легендарным рыцарем Хумой задолго до того, как появились на свет он и его друзья. Рассмотрев фигуру мифического существа поближе, он не смог скрыть восторженного удивления. Дракон был вырезан с детальной тщатльностью. Шесть длинных, на вид жестких костей, оплетенных паутиной плоти, образовывали могучие крылья существа. Его мощные, смертельно опасные когти заканчивались ороговевшими крючками. Вдоль длинного, устланного острыми чешуйками хвоста росли шипы; ряд шипов шел через все тело чудовища и заканчивался только у основания рогатого черепа. Лицо монстра представляло собой пугающую комковатую массу отдельных мвшечных волокон и вен. Челюсти, застывшие в злобной гримасе торжества, обнажали два ряда раздвоенных зубов, каждый из которых выглядел острее, чем топор мясника.

Тас был чрезвычайно тронут мастерской работой. Каждую чешуйку вырезали с такой удивительной точностью, что создавалось впечатление, будто дракон сейчас поднимется, расправит крылья и взлетит. Гранатовый красный цвет выглядел сочным, живым и даже немного светящимся изнутри. Чешуйки напомнили Тасу плотно привязанные к корпусу спелые гранатовые зернышки. Недоверчиво рассматривая шипы на драконьей спине, Тас испытал огромное облегчение, обнаружив нечто наподобие седла на шее чудовища. Засунув обутую в сапоги ногу в стремена, свободно свисающие с седла, кендер легко запрыгнул дракону на спину.

Вудроу избрал фигурку кентавра прямо позади дракона, чтобы не спускать с сорванца глаз. Усевшись на шоколадную спину, едва отличимую от настоящей, белокурый юноша терпеливо ждал, пока карусель заполнится гномами. Остановившись у рубильников, гном-механик весело потер ладони и дернул за большой рубильник. Карусель дернулась и начала набирать обороты, а откуда-то из потолка прямо над фигурками полились немного монотонные, но все же веселые звуки карусельной музыки, быстро заглушив все остальные шумы. Животные легонько подрагивали на своих столбиках: когда дракон взмывал ввысь, кентавр плавно опускался на платформу. Начинало казаться, что гном-механик таки справился с управлением капризной машиной. Он опускал и поднимал рычажки, не переставая счастливо потирать руки.

Тассельхофф тоже был на седьмом небе от счастья. Когда дракон поднимался и опадал вниз, его крылья то плавно скользили вверх, то устремлялись вслед за монстром, как будто бы дракон по-настоящему летел.

— Чудесно! Надеюсь, эта карусель никогда не остановится, — пылко заверял Тассельхофф самого себя. — Наверное, такие же чувства испытываешь, когда летишь на настоящей драконе… как жаль, что нигде на Кринне их больше не осталось…

Едва произнеся эти слова, Тас почувствовал, что фигура дракона под ним переместилась и легонько затряслась. " Мог бы привязать фигурки и покрепче", — подумал кендер. — "Когда остановимся, я двину ему эту идею".

Но к удивлению Тассельхоффа, карусель и не думала тормозить. Хуже того, тряска и раскачивание под ним усилились, так что вскоре он с трудом удерживался на спине дракона. Ему очень хотелось узнать, столкнулся ли и Вудроу с подобными проблемами, потому он оглянулся на восседающего верхом на кентавре молодого человека. На лице Вудроу читалась лишь скука, которая сменилась беспокойством, когда он заметил кендера.

— Мой дракон стремится освободиться! — крикнул ему Тас.

Тас чувствовал, что руки его соскальзывают все ниже и ниже. Прижавшись грудью к спине дракона и обхватив его за шею, он обвил ногами столб позади себя, к которому крепился дракон. Почему этот полоумный гном-механик не остановит карусель? Неужели он снова забыл, где находится выключатель?

Вудроу, сидящий позади, видел, что губы кендера движутся, но не смог разобрать, что тот говорит. Юноша тоже чувствовал, что накатался вдоволь. Он жестом указал на это гному-механику, когда проезжал мимо. Гном-механик отмахнулся от него со все той же странной улыбкой.

Вдруг до него донесся громкий треск раскалывающегося дерева, и стержни, удерживающие фигурку дракона, треснули. Вудроу открыл было рот, чтобы предупредить Таса. Но кровь застыла в его венах, когда он увидел, как огромная голова красного дракона медленно повернулась назад, чтобы разглядеть примостившегося на спине кендера. А когда дракон хлестнул хвостом и расправил крылья, юноша уже вовсю стучал зубами от страха. Под кроваво-красными чешуйками на спине чудовища двигались самые настоящие мускулы! Дракон был живым!

Вудроу потряс головой, не совсем уверенный, то ли он действительно видел движение дракона, то ли ему почудилось. Но когда он снова поднял глаза, на него в упор смотрел кентавр, на спине которого он сидел.

— Дракон увез твоего друга, — сказало существо.

ГЛАВА 14

Следующим утром Финес проснулся с таким чувством, будто всю ночь видел сон, но сколько ни пытался, так и не смог припомнить ничего особенного. Низкие тучи затянули целиком затянули небо, а на земле бушевал сильный ветер. Холодный осенний воздух заставил Финеса содрогнуться и поплотнее закутаться в одеяло. По лицу, шурша, чиркали сухие листья. Он неохотно сел. С лица посыпался песок, осевший там за ночь, спина ныла после лежания на холодной, сырой земле, а еще его не покидало ощущение, будто каждый зуб за время сна оброс шерстью и вспотел ко всему в придачу. В общем, по уши… в этом самом. Тщетно оттирая пальцем налет с зубов, он взглянул туда, где спал Трапспрингер, и обнаружил, что кендер уже проснулся и покинул лагерь. Оглядевшись по сторонам, Финес обнаружил своего «проводника» сидящим неподалеку на развалинах каменной стены. Он беспечно болтал ногами и жевал украденный толстый ломоть пшеничного хлеба.

Заслышав приближение Финеса, Трапспрингер пропел:

— Доброе утречко!

— Это тебе так кажется, — проворчал мужчина, похлопывая себя по плечам, чтобы хоть как-то согреться.

— Кажется, кто-то сегодня не с той ноги с постели встал, — бойко ответил Трапспрингер, заметив мрачную физиономию спутника.

— Если бы я спал в постели, мне не пришлось бы счищать с себя всю эту грязь,

— последовал сердитый отклик. — У тебя больше хлебушка не найдется?

Трапспрингер отломал большой ломоть, передал его мужчине и окинул взором серое небо:

— Для исследования Руин денек что надо. В солнечную погоду сюда стекаются толпы кендеров из города и разные создания из-под земли.

Финес так и застыл с полуоткрытым ртом.

— Какие еще создания?

Кендер энергично закивал головой.

— Ну ты же знаешь, каких чудовищ можно встретить в развалинах: ящериц, змей, крыс, летучих мышей, жуков, пауков, гоблинов, гигантских слизней, филинов, козлодоев…

— Я сбился со счету.

Трапспрингер пожал плечами.

— Выпьешь воды?

Он протянул мужчине кожаный мех.

Финес тяжело сглотнул. Сухой хлеб комом застрял в глотке. Он приложился к фляге и наполовину опорожнил ее двумя глотками.

— Почему ты не рассказывал про чудовищ? — спросил он в конце концов взвинченным до предела голосом.

Трапспрингер окинул его странным взглядом.

— А что еще ты ожидал найти на развалинах города? Местную булочную?

— Нет, я рассчитывал обнаружить пустые развалины.

— Это место так и кишит чудовищами, — спокойно продолжал Трапспрингер. — Однажды, проезжая мимо, я видел, как филин откусывает голову пони. Несчастный седок…

Хлеб, застрявший у Финеса в глотке, стал настойчиво прокладывать себе путь обратно. Он сосредоточился на том, чтобы загнать его вниз, а потому не прислушивался к подробностям рассказа Трапспрингера.

— … но ты ведь врач, и не мне рассказывать тебе, как выглядит человек изнутри.

Кендер беспечно спрыгнул со стены и взял своего пони за уздечку:

— Ты готов? Послушай, ты что-то неважно выглядишь.

Финес ухватился двумя пальцами за переносицу и принялся массажировать ее в надежде унять пульсирующую головную боль.

— Просто хлеб что-то не пошел, — слабо возразил он.

— Мы можем вернуться в Кендермор, как только скажешь, — напомнил Трапспрингер. — Я бывал здесь уже достаточно, чтобы смело утверждать: вряд ли осталось хоть что-нибудь, заслуживающее внимания.

— Тогда почему сюда отправилась Дамарис? — спросил мужчина.

Трапспрингер передернул плечами.

— А почему бы и нет? Бытует мнение, что здесь можно найти замечательные вещи, но этим занимаются вот уже несколько десятилетий. Теперь пройти через Руины и уцелеть при этом — своего рода неофициальный ритуал.

— Уцелеть?!

Трапспрингер пристально вгляделся в Финеса.

— Ты уверен, что не трусишь?

— Я бы не назвал трусостью беспокойство насчет того, что в любой момент тебе могут откусить голову, — фыркнул в оправдание Финес.

— Ах, вот ты о чем, — воскликнул Трапспрингер, отметая недоразумение одним взмахом руки. — Вероятно, пони об этом просил. Так мы идем или будем стоять?

Финес ткнул в глаза кулаками и принялся лихорадочно их растирать. Он зашел слишком далеко, чтобы теперь поворачивать назад. С исчезновением Дамарис у Тассельхоффа нет причин вместе со второй половинкой карты возвращаться в Кендермор. Мужчина чувствовал, что стоит хоть ненамного ослабить контроль за ситуацией, как сокровища безвозвратно ускользнут от него. Он услышал, как тонкий голосок, совсем не похожий на его собственный, пропищал:

— Идем.

— Вот это сила воли! — сказал Трапспрингер, похлопав Финеса по спине. — Надеюсь, мы не набредем на какого-нибудь живого мертвеца. Я забыл святую воду, а скелеты, привидения и им подобные такие настырные!

Кендер прикрепил к седлу хупак, расправил плечи и направил своего пони к Руинам.

Финес тяжко вздохнул и последовал за ним, рванув поводья своего миниатюрного скакуна.

Увиденное наводило на мысль, что город, некогда существовавший на этом месте, был довольно крупным. Руины простирались на сотни ярдов во все стороны, постепенно сливаясь с окружающими их лесами и болотцами. Кендер и человек ехали по древней, заросшей сорняками улице, старательно огибая разбросанные на дороге крупные булыжники. По сторонам попадались осыпавшиеся фундаменты старинных построек и беспорядочные груды прямоугольных колонн из белого камня. Только одно из десяти встретившихся по пути строений казалось почти нетронутым; стены его все еще стояли, зато отсутствовали двери и крыша. Трапспрингер остановил пони в дюжине шагов до пересечения двух улиц и обернулся, поджидая Финеса. Улица, которую они пересекали, была по крайней мере в три раза шире той, которой они следовали до того, и плавно изгибалась вправо и влево.

— Когда город еще жил, эта улица, должно быть, считалась одной из главных. Она огибает кругом все Руины, — сказал Трапспрингер. — И если только тебе удастся отыскать эту дорогу, ты ни за что не потеряешься, потому что она приведет в то место. откуда ты начал. Помни об этом на тот случай, если что-то заставит нас разойтись.

Трапспрингер повернул направо.

— Понаблюдал бы ты за дальней стороной дороги, пока я не спускаю глаз с ближней.

— А что мы ищем? — спросил приведенный в замешательство Финес, поджав ноги еще сильнее, чтобы не оставать от проворного кендера.

— Ну конечно же следы прибывания Дамарис.

— А какие именно следы?

— Понимаешь, следы! Отпечатки ног, следы копыт, перевернутые камни, кучки мусора, пепел походных костров, что угодно. Просто посматривай по сторонам.

Финес вздрогнул. Однажды, в возрасте семи лет, он уже шел по следам своей младшей сестренки, оставленным на свежевыпавшем снегу, да и то чуть было не потерял след. А потому сомневался, что с него получится хороший помощник в теперешних поисках.

Некоторое время путники неторопливо двигались по дороге, так и не наткнувшись ни на кого, кроме бурундуков да полевок, когда вдруг Финес услышал, что Трапспрингер зовет его по имени. Он оглянулся через плечо и увидел кендера, стоящего у обочины в нескольких ярдах позади; тот жестами призывал к нему присоединиться. Мужчина направил своего пони вслед за Трапспрингером, и вскоре они подошли к огромному, почти целому зданию.

Компаньоны немного постояли среди обвалившихся колонн обширной галереи.

— Что это было, кажется, храм? — спросил Финес, который, прищурив глаза, рассматривал высоченную каменную постройку. Входная дверь достигала двенадцати футов в высоту, в то время как боковые стены — по крайней мере двадцати. В стенах стройными рядами располагались сводчатые окна, а прямо под верхушкой остроконечного фасада приютилось крохотное круглое окошко. Крытая шифером крыша зияла прорехами, будто упрекая нынешних посетителей в непочтительности к некогда величественному зданию.

— Наверное. Давай посмотрим, нет ли тут Дамарис, — предложил Трапспрингер. И, не теряя времени, кендер извлек из бездонного пакета, нагруженного на спину пони, маленький фонарик, зажег его и устремился к постройке. Финес, так и не избавившись от тревожного предчувствия, последовал за ним, ведя за уздечку своего пони.

Они стояли в обширной комнате с высокими потолками, которая когда-то, должно быть, служила вестибюлем, отделенным перегородкой от второго этажа. На это указывали вереницы изъеденных временем камней, торчащих из стены прямо на полпути от земляного пола к крыше. Окна, скорее похожие на дыры, пропускали в комнату рассеянный серый дневной свет. На некогда вымощенном полу не осталось ни единой каменной плиты.

— Самым нетронутым зданием среди этих развалин повально увлечены кендерморские строители, — объяснил Трапспрингер. — Они уезжают отсюда на телегах и практически полностью растаскивают все, что осталось от построек. Я очень удивлен, что оно все еще на своем месте.

Слова Трапспрингера, подхваченные эхом, пошли гулять по пустой комнате. Повесив на бок фонарик, кендер направился к отверстию в дальней стене. Следующая комната уступала размерами предыдущей. Сюда проникало еще меньше света, ибо окошки казались совсем крохотными. Трапспрингер поднес фонарь к черному прямоугольнику на мраморном полу у левой стены, отчего по комнате в дикой пляске заметались тени.

— Наверное, ты был прав, предполагая, что раньше тут находился храм. Держу пари, на этом самом мЕсте когда-то стоял алтарь.

И двинулся к следующему дверному проему в глубине комнаты.

— Может, нам просто позвать ее отсюда? — предложил Финес, с каждым шагом чувствуя себя все более беззащитным. Он то и дело цеплял носом липкие нити паутины.

— Послушай, если ты хочешь, чтобы все в округе знали, что мы здесь — давай так и поступим, — ответил на это Трапспрингер. — Но что касается меня, я кендер осторожный… — добавил он, перешагивая через следующий порог.

В комнате, куда он вошел, поднялся невообразимый грохот, сопровождаемый пронзительным писком; Трапспрингер завопил, затем раздался треск, и обе комнаты погрузились в кромешный мрак. Финес застыл на месте, будучи не в состоянии что-либо видеть или соображать. Что-то ткнулось ему в грудь, затем толчок повторился. В одночасье его окружили полчища визжащих, хлопающих крыльями, волосатых тварей. Он что есть сил зажмурился и принялся безумно молотить кулаками неизвестных чудовищ, которые атаковали его со всех сторон.

— Помоги мне, Трапспрингер! — заверещал он. Что-то уселось Финесу на шею.

От ужаса у него перехватило дыхание, из горла вырывались булькающие всхдипы.

Он яростно ударил невидимого противника, чуть не лишившись при этом чувств.

Внезапно нападения стали реже. В него врезалось все меньше и меньше странных созданий. Он мог слышать их резкие крики — твари неслись наружу, минуя темные комнаты.

— Трапспрингер? — нерешительно произнес Финес. Справа донесся шорох. Мужчина снова прирос к месту.

— Уф, — в конце концов выдохнул кендерский голос. — Это было что-то! Кажется, летучие мыши страстно желали покинуть это помещение.

Кендер слегка покачивался.

— Должно быть, фонарь погас, когда одна из них сбила меня с ног, и я ударился головой об пол. А с тобой все в порядке?

Щеки Финеса горели от стыда. Оставалось только надеяться, что кендер не слышал его идиотского крика о помощи.

— Прекрасно, — запинаясь, пробормотал он. — Обо мне не беспокойся.

Трапспрингер нащупал свой фонарь. Через несколько мгновений он вновь вспыхнул. Когда кендер оглядывал комнату, Финес заметил, что одна половина его лица представляет собой гигантский синяк, а из седеющего хохолка беспорядочно выбиваются пряди.

— Больше дверей нет. Очевидно, Дамарис не здесь.

— Очевидно, — повторил Финес. — Пойдем-ка отсюда.

— Поверь мне, теперь здесь безопасно. Каким же дурачком я себя чувствую! — Он рассмеялся. — Такой бывалый путешественник, как я — и вдруг испугаться стада летучих мышей, — сказал он, пройдя через храм и вновь очутившись на галерее.

— Скажи, а летучие мыши разве летают стадами? — спросил он, оборачиваясь лицом к Финесу. — Может быть, стаями. Или косяками? Группами? Толпами? Гмм…

Остаток дня Финес следовал за кендером, который таскал его от одного разрушенного строения к другому, еще в более плачевном состоянии. Его тело ныло от напряжения, так как он постоянно ждал, что в любой момент на него может бросится что угодно. Но так ничего и не произошло. Самым страшным зрелищем, которое ему довелось наблюдать, были две гигантские сороконожки; они были столь же «рады» встрече с человеком, как и он, а потому поспешили скрыться с глаз долой.

Около полудня из-за серых туч проступил бледный диск солнца. Кендер с человеком обмотали уздечки своих пони вокруг обломка колонны, возле которого раньше располагался зеркальный пруд. Они без сил свалились на землю и неохотно перекусили кусочками сушеного мяса, привезенного Финесом. И наконец Финес отважился задать вопрос, что волновал его на протяжении всех бесплодных утренних поисков.

— Возможно ли, что с Дамарис что-нибудь произошло? Например, она могла… куда-нибудь исчезнуть? Несчастный случай?

Трапспрингер обдумал такой вариант, закусив губу.

— Возможно. Но куда более вероятно, что ей уже наскучило здесь и она ушла. Как видишь, тут мало чего осталось интересного.

Финес подумал, что постоянная опасность нападения со стороны чудовищ должна не оставить равнодушным даже кендера. А потому спросил:

— И куда же она направИлась? Или поблизости есть еще какие-нибудь руины?

— Нет, — ответил Трапспрингер. — Беру свои слова обратно, — тут же поправился он. — Неподалеку есть еще одно место, куда она могла пойти. Фактически оно представляет собой часть Руин, но я не знаю никого, кто бы туда входил.

К тому времени Трапспрингер уже вскочил на ноги и вел Финеса к поросшей лесом местности в северной части Руин. Стволы деревьев, ветви, корни, лоза дикого винограда и кустики ежевики переплетались так, что лес казался просто непроходимым. Под низкими кронами царил вечный мрак.

— А зачем вообще сюда ходить? — спросил Финес Трапспрингера, когда, последовав его примеру, привязывал поводья пони к дереву. Трапспрингер вытащил изза седла хупак и принялся прокладывать себе путь сквозь чащу зелени. Финес выскочил вперед, чтобы присоединиться к нему.

— Мне кажется, стоит нам пробраться внутрь, и лес значительно поредеет, — беспомощно объяснил кендер.

— А что там, внутри? — спросил Финес, осторожно высвобождая зацепившуюся за ногу шипастую веточку.

— Башня, конечно — пятая Башня Высшего Волшебства. Она была одной из пяти первоначальных Башен Высшего Волшебства и, должно быть, разрушилась сразу после Катаклизма. Но проблема совсем не в башне. Проблема в том, что вокруг каждой из них растет заколдованная роща, которая не пропускает внутрь нежеланных посетителей. Никто из тех, кого я знаю, еще не добирался до самой башни.

Финес замер на месте. Он повернулся назад и чуть было не помчался к привязанным у опушки пони.

— Чем ты думаешь, когда ведешь нас в магическую рощу? Да еще с Башней Высшего Волшебства в центре! Ты что, сумасшедший?

Внезапно о чем-то подумав, он остановился и смерил кендера полным сомнений взглядом:

— Не вижу я никакой башни. И в этих деревьях тоже не усматриваю ничего сверхестественного. Кстати, откуда ты об этом узнал?

— Роща воздействует на тебя не на физическом уровне, — объяснил Трапспрингер. — Роща… она делает что-то, отчего твои чувства значительно обостряются и тяжело поддаются контролю.

— Боги, да это же чепуха, Трапспрингер! Наверное, ты меня за простака принимаешь!

Остановившись напротив кендера, он прищурился.

— Хотя могу предположить, что ты затеял. Думаешь посеять в моей душе панический страх, который вынудит меня убежать, а потом найти Дамарис самому? Ты вернешься в Кендермор героем и присвоишь себе половинку карты, что сейчас у твоего племянника!

Палец мужчины уткнулся в грудь Трапспрингера.

— Ты же знаешь, что на этот раз имеешь дело не с кучкой бестолковых кендеров.

Голова Финеса бешено тряслась; никогда еще он не испытывал такой злости и вместе с тем такого испуга.

Миндалевидные глаза Трапспрингера расширились от обычно не свойственной ему ярости.

— Бестолковых кендеров! Смердящий, кишащий жуками мешок соломы! Трусливый хобгоблинский подхалим, вот ты кто! И держу пари, это твоя матушка постаралась! Вот уж никогда не думал, что человек может быть настолько туп, чтобы залазить на хобгоблиншу, а если и нашелся один такой, им непременно был твой отец! Но по сравнению с тобой он куда толковее!

Трапспрингер угрожающе поднял свой хупак.

Финес не стал смотреть, на что способна рогатина в руках у кендера. Мужчина крутанулся на пятКах, упал на колени и решительно рванулся сквозь густую чащу в глубь рощи. Он должен добраться до башни и отыскать Дамарис Метвингер раньше, чем это сделает Трапспрингер!

— Финес, вернись! — окликнул Трапспрингер, и из его глаз брызнули слезы. — Что я такого наговорил? Я ведь имел в виду совсем другое! Долгие годы я говорил то, что подразумевал. За исключением тех случаев, когда я просто говорил. Кажется, так.

Трапспрингер выглядел чрезвычайно расстроенным.

Сердце кендера готово было выпрыгнуть из груди. Он решительно вытер с глаз слезы. "Финес в роще совсем один, и все из-за меня!" — подумал он. Его маленькое тельце сотрясали рыдания. Ослепленный слезами, кендер ломанулся сквозь лесные заросли вслед за человеком. Ветви хлестали его по щекам, колючки раз- ывали одежду, хупак тяжело волочился за ним, больно ударяясь о правую щиколотку. И когда кендер столкнулся с еще одним живым, продирающимся через чащу существом, воздух, казалось, взорвался прямо в его легких:

— Уфф!

Трапспрингера с силой отбросило назад. Он приземлился на невысокий куст, оцарапав спину жесткими ветками. Не открывая глаз, он несколько раз порывисто вздохнул. Но тот, кто его ударил, теперь одним броском оказался перед кендером и вцепился в него когтями, как тигр.

— Финес? — вздохнул Трапспрингер, парируя удары.

Противник прижал его к земле и яростно впился в губы, да так и замер; поцелуй становился все более настойчивым. Трапспрингеру оставалось надеяться, что на него напал не Финес. Охваченный незнакомым ему чувством страха, кендер нерешительно приоткрыл один глаз.

Дамарис Метвингер!

На старом морщинистом лице Трапспрингера расцвела довольная улыбка. Он не помнил, чтобы она была такой замечательной, хотя, по правде говоря, не особенно-то вообще ее помнил. Ее длинные, по пояс, волосы имели цвет и запах полевых лютиков. И, несмотря на то, что волосы в ее хохолке сейчас сбились и выглядели достаточно жалко, она вплела в них шесть ленточек из разноцветных птичих перышек. Глаза ее имели бледный голубой оттенок; так выглядят кристаллики льда в ясный зимний день. Сейчас руки Трапспрингера обхватывали ее талию, и он не мог не отметить, что фигура у девчонки стройная и чертовски ладная; кендер был уверен, что она без проблем сможет залезть в любое здание. Тяжелая шерстяная кофта потускнела и испачкалась, на нее налипли дюжины сухих прутиков и листьев. Рукава блузки из хлопка обтрепались, а красные штанишки покрылись коркой засохшей грязи и колючками. Ее единственным недостатком было то, что на лице девушки еще не образовалась сеточка приятных морщинок, которые, по мнению Трапспрингера, так красили любую женщину; но Дамарис еще почти ребенок, а потому оставалась надежда, что со временем этот досадный недостаток исчезнет.

— Я не знаю, кто ты, но целуешься ты неплохо, — промурлыкала она. Трапспрингеру подумалось, что звук ее голоса напоминает тихий, переливчатый звон колокольчиков. — Но было бы куда лучше, если бы ты…

Трапспрингер заставил ее замолчать, сокрушив ответным поцелуем — его разумом овладела всепоглощающая страсть.

После этого беседовать им хотелось все меньше и меньше.

— Что это было? — вдруг спросил вслух Трапспрингер. Он с трудом отстранился от лица Дамарис и наклонил голову в сторону. — Ты что-нибудь слышишь?

— Ну конечно слышу, — хихикнула она. Дамарис прошептала на ухо Трапспрингеру что-то непрстойное.

— Великие боги, девочка! — воскликнул восхищенный Трапспрингер. — Ты будешь настоящим наказанием для моего юного племянничка!

Дамарис отпрянула от Трапспрингера и внимательно вгляделась в его лицо.

— Так ты дядюшка этого никчемного проставщика, Тассельхоффа Непоседы?

На виду у Трапспрингера чувственный огонь в ее глазах сменился вспышкой гнева. Пожалуй, с его стороны было грандиозной ошибкой упоминать имя кендера, который ее обманул.

— Ну, что-то типа того, — уклончиво пробурчал он. — Но мы не очень близки с ним. Если тебя интересует правда, я никогда особенно его не любил! И если бы он вдруг очутился прямо здесь, без раздумий плюнул бы ему в лицо!

Чтобы подтвердить истинность своих слов, седеющий кендер с отвращением сплюнул на землю. Руки его снова потянулись к Дамарис. Но если бы слова подоспели вовремя… Дамарис неудержимо приближалась к точке кипения. Она рывком отдернула его руки.

— Что касается его, одного плевка недостаточно. И если бы он был здесь, первое, что я сделала бы — пригвоздила его к земле. Потом вырвала бы его веки и ногти, а потом… потом отрезала бы один за одним все пальцы, чтобы он никогда уже не смог открывать замки!

В ее голосе появились истерические нотки. Трапспрингер попятился.

— Хм, да, но тем самым ты покажешь ему, насколько расстроена, — слабо возразил он, не желая распалять ее дальше. Единственное, чего ему сейчас хОтелось — возобновить прерванную "деятельность".

Дамарис сидела на корточках, весело потирая руки, а глаза ее пылали ненавистью. Она улыбнулась ему; то была улыбка маньяка.

— И это только начало!

Она быстренько обрисовала в общих чертах порядок, в котором она будет извлекать из Тассельхоффа жизненно важные органы.

— А потом я набью ему ноздри и рот тряпками и понаблюдаю, как он будет раздуваться!

— Только сначала убедись, что ты вставила на место легкие, — беспомощно развел руками Трапспрингер. Его голова снова чуть склонилась в сторону. — Вот снова этот звук!

Не успели слова сорваться с его губ, как через ветки проломилась гигантская, неуклюжая туша. На первый взгляд могло показаться, что это человек, если бы не покатый лоб, упирающийся в полоски бровей, и темные засаленные волосы, зачесанные назад. У него были непропорционально длинные руки, ороговевшие стопы и совершенно отсутствовал подбородок. В довершение ко всему, пришелец возносился над ними на все свои десять футов росту. Дамарис с любопытством уставилась на него. Трапспрингер же не разделял ее увлечения; однажды ему уже приходилось видеть огра, а потому он сразу же понял, кто стоит перед ними.

— Какой галдеж! — заревело чудовище. Зажав испуганных кендеров под мышками, великан углубился в чащу на дюжину ярдов. И тут Трапспрингер заметил вырытую в земле нору, у одной из сторон которой обрывались гигантские следы. Дыра была по крайней мере шести футов в диаметре. Без сомнений, достаточно обширная для…

Не приостановившись, огр прыгнул в пустоту. Стены двадцатифутовой ямы, в которую они нырнули, устремились им навстречу, и в конце концов великан с грохотом шлепнулся в утоптанную землю на дне. Огр приземлился на ноги; кендеры, все еще зажатые под мышками, были обезопасены. Покрутившись по сторонам, Трапспрингер смог разглядеть, что огр движется вниз по туннелю. Дамарис визжала и лягалась, а Трапспрингер в это же время наслаждался прекрасной "верховой ездой".

Влажный, отдающий плесенью проход вылился в круглую комнату, в стенах которой все еще гуляли отголоски эха. На одной из стен вверх уходила изогнутая лестница. Крякнув, огр свалил свой груз на пол. Оцепеневшие от неистовой «скачки», еще не вполне отошедшие от волшебства рощи, которое только начинало затухать, двое кендеров уселись на неровный песчаный пол, собираясь с мыслями. В мерцающем свете факела разглядел импровизированный стол, состоящий из большой доски, лежащей на двух столь же непомерно крупных булыжниках. За столом сидел — а вереятнее, был привязан к нему — Финес Докторишка. Голова мужчины безвольно болталась у него на груди. Крохотный нимб из волос у основания черепа, оставленных ему сострадательной природой, теперь ощетинился наружу. Лицо и руки человека покрывали царапины, хотя в остальном он казался целым и невредимым.

— Что ты с ним сделал? — спросил Трапспрингер, чуть склонив голову в сторону Финеса.

Огр отступил назад, немного обиженный.

— Да ладно вам, я лишь слегка зацепил его. Он так молотил кулаками в воздухе, что мне пришлось его связать, чтобы он ненароком не навредил себе.

Великан ткнул Финеса в бок, и мужчина застонал.

— Поправится.

— Обожди минутку! Откуда ты знаешь Общий язык? — поинтересовалась Дамарис.

Огр завращал огромными глазами с обвисшими кругами под ними.

— Я должен был знать, что теперь от кендера не дождешься элементарной вежливости.

Он тяжело вздохнул, выпустив струю зловонного воздуха сквозь сцепленные зубы, и печально покачал головой.

— Давайте начнем с начала, ладно? Меня зовут Винсент. А вы кто?

Дамарис с Трапспрингером обменялись недоверчивыми взглядами. Вежливый огр, да еще и умеющий ясно выражать свои мысли? Очень интересно…

Ручонка Трапспрингера исчезла в мясистой ладони великана.

— Трапспрингер Лохмоног, к вашим услугам, — вежливо сказал он. Потом жестом указал на второго кендера. — А это Дамарис Метвингер.

Огр бережно принял ее крохотную ладошку.

— Я очарован, — сказал он и хихикнул; его смешок звучал так, будто кто-то пытался сыграть симфонию на рыбьем скелете. — Ведь так? «Очарован»? Но это вы только что явились из заколдованной рощи!

Внезапно его веселье сменилось расстройством.

— Не обращайте внимания. Такие вещи всегда пропускаются кендерами мимо ушей.

Винсент отошел в сторону и принялся рыться в каких-то ящиках.

— Как вы думаете, на обед подойдут копченая рыба, молодая морковь и хлебная запеканка? — спросил он через плечо. — Ох, прошу прощения. Я выбросил хлебную запеканку. Как насчет свеженьких, спелых яблок взамен?

Трапспрингер чуть было не захлебнулся слюной, но его беспокоил Финес.

— Хоть это и звучит заманчиво, Винсент, — сказал седовласый кендер, — мы с друзьями должны идти.

Трапспрингер встал, взяв Дамарис за руку, и указал на недвижимое тело Финеса, распластавшееся за столом. — Спасибо огромное за то, что вытащил нас из этой проклятой рощи. Мы с радостью расскажем об этом всем своим друзьям.

— Сядь! — заревел огр и ткнул Трапспрингера в грудь, так что кендер полетел на пол. Дамарис шлепнулась рядом.

Брови Трапспрингера поползли вверх от изумления. Уйти отсюда будет не так просто, как ему показалось вначале.

— Вы останетесь здесь и составите мне компанию до тех пор, пока я так хочу!

— гремел Винсент, который нависал над ними, широко расставив ноги и скрестив на груди массивные, мускулистые руки.

На столе зашевелился Финес — надо же, выбрал время для пробуждения! В ожидании бури, вот-вот готовой разразиться, Трапспрингер буквально мечтал, чтобы в руках оказалось что-нибудь тяжелое, чем можно было бы вырубить Финеса опять. Как оказалось, оно все равно не потребовалось бы.

Финес застонал, принялся корчится и извиваться, пока не выпрямился за столом, и лишь потом открыл глаза. Взглянул на свои связанные руки и ноги, на Трапспрингера и Дамарис, а затем прямо на Винсента, выпрямившегося в полный рост; руки великана были сложены на груди, а на толстой шее яростно пульсировали вены. Финес открыл рот, точно хотел что-то сказать, затем закрыл его, будто решил сперва подумать. Так и не издав ни звука, Финес закатил глаза и повалился на бок в глубоком обмороке.

ГЛАВА 15

Вудроу беспомощно наблюдал, как оживший дракон под кендером расправляет крылья.

— На этой зверюге мистер Непоседа пронесется над моим трупом, — невольно подытожил он. Ему совсем не понравилось, как звучали эти слова, и потому он бросился вперед, а услужливый кентавр любезно наклонил голову. Белобрысый юноша ухватился за извивающийся драконий хвост и повис на нем, болтаясь из стороны в сторону. Шершавые чешуйки и заостренные шипы глубоко ранили и царапали незащищенную кожу, однако он продолжал держаться, думая только об одном: если он упустит кендера, госпожа Хорнслагер очень рассердится.

Когда дракон расправил могучие крылья и поднялся выше, он, казалось, увеличился в размерах. Некоторое время спустя, когда к Вудроу наконец вернулась способность соображать, нечего было и думать о том, чтобы спрыгнуть. Всем своим весом он навалился на могучий хвост, хлеставший воздух в попытке сбросить незваного наездника.

Тем временем Тассельхофф вполне оправился от первоначального потрясения и, выпрямившись, восседал в седле. Пока дракон поднимался навстречу утреНнему солнцу, он счастливо подпрыгивал и колотил ногами по чешуйчатой морде. Внезапно чудовище наклонилось, а взмахи крыльев прекратились. Подъем сменился падением, и чудовище, взяв чуть левее, спикировало обратно на карнавал. Когда в ушах засвистел ветер, Тассельхофф заверещал, а Вудроу задрожал от страха. Длинные волосы Таса хлестали Вудроу по лицу, и если бы тому пришло в голову открыть глаза, он, вероятно, навсегда лишился бы зрения. Но глаза Вудроу были сомкнуты плотнее рук, обвивших толстый драконий хвост.

Они падали все быстрее и быстрее, устремившись прямо к карусели. Гномы, на головы которых стремительно несся огромный зверь, в панике разбегались кто куда. Но в самый последний момент дракон выровнялся и промчался над самой лужайкой, поднимая за сОбой облака сухой листвы и пыли. Тассельхофф заметил крохотного гнома-механика, приплясывающего возле рычагов.

— Кажется, она заработала так, как ей и полагается, — заорал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Не более чем в дюйме от земли дракон расправил крылья и перешел почти на вертикальный подъем. Тассельхофф обхватил седло, чтобы не перекинуться.

Пронзительный крик за спиной дал Тасу понять, что в безумную поездку на драконе он отправился не один. Изогнувшись в седле, он увидел Вудроу, белого, как эльфийский саван; юноша что есть силы вжался в драконий хвост. Прямо под Вудроу была земля, удалявшаяся со стремительной скоростью, и Гизелла, указыващая пальцем на гнома-механика.

— Вудроу! Что ты здесь делаешь? — заорал Тас. — Эй, а Гизелла отсюда кажется такой крошечной! Разве не чудесно?!

Но Вудроу знал, что если он и откроет для чего рот, то разве что для того, чтобы завизжать. Поэтому он просто затряс головой, пока вдруг не почувствовал, что она самопроизвольно откидывается назад. Оставаться с закрытыми глазами было страшно, он приоткрыл один и обнаружил, что произошло. Юноша видел спину дракона, мистера Непоседу, который чуть не лишился рассудка от ужаса, и небо, перевернутое с ног на голову. Затем небо уступило место земле, но его не оставляло чувство, что земля находится вверху. "Если я не закричу. меня наверняка стошнит", — подумал Вудроу, абсолютно не представляя при этом, в какую сторону полетят рвотные массы. Он открыл рот, но оттуда вырвался только хриплый, надтреснутый звук.

— Что ты сказал? — крикнул Тас. Когда кендер выпрямился в седле, дракон закончил петлю и теперь снова пикировал на рыночную площадь.

— Ну же, Вудроу, расслабься, — продолжал Тас, дергая человека за рубашку. Дракон выровнялся в восьми футах над землей и устремился к узкой улочке, по обоим бокам которой теснились постройки. Он развернулся под углом, взмахом крыльев стряхнув с одного из балконов рядок цветочных горшков, а затем взмыл вверх ровно настолько, чтобы пронестись над крышами, почти касаясь их брюхом, и выписать зигзаг между трубами, не задев ни одну из них.

— Это лучше, чем перебираться через водопад, — визжал Тас. — Вот так покатались! Этот гном-механик настоящий гений! Мы обязательно вернемся сюда еще!

Дракон равномерно поднимался, его крылья совершали монотонные взмахи. Много позже, вопреки ожиданиям Таса, что дракон вот-вот устремится вниз или перевернется, они продолжали подъем. Тас бросил взгляд через плечо и громко присвистнул:

— А ведь мы пролетели приличное расстояние. Я едва различаю в дымке Росслогивен.

— Где мы? — Это были первые слова, сказанные Вудроу с тех пор, как он вцепился в хвост дракона; ему казалось, что с того момента он прожил несколько жизней.

— По-моему, мы высоко над землей, — прозаично заметил Тас. И, точно слова эти являлись сигналом, дракон сделал крутой вираж и стал кругами опускаться на лежащие внизу горы. Мгновение спустя Тас различил на фоне заснеженной поверхности силуэт башни. Затем он увидел еще одну башню, выступавшую из скалы, и три другие постройки: третью башню, прямоугольную крепость и нечто, больше всего напоминающее передний фасад замка, высеченного в скале. Дракон притормозил на вершине второй башни. Тас оглянулся На Вудроу, который поднял голову и смотрел на кендера распухшими глазами, будто только что проснулся. Оба удивленно рассматривали окрестности.

Верхушка башни, где приземлился дракон, представляла собой плоскую площадку, обнесенную двухфутовой стеной. Сама башня имела форму цилиндра. За ней, конечно же, располагалась скала, возносясь над головой Таса по меньшей мере на шестьсот футов.

— Мне кажется, он привез нас сюда с определенной целью, — сказал Тас.

— Почему вы так говорите, мистер Непоседа? — слабым голосом поинтересовался Вудроу.

Тас легонько стукнул дракона кулаком.

— Потому что наша зверюга снова сделана из обычного, старого дерева. Интересно, где мы очутились?

Кендер перекинул через седло левую ногу и соскользнул на драконье крыло, откуда спр=гнул на каменный пол. Вудроу последовал его примеру, сдерживая позывы к рвоте и опираясь о дракона.

— Ктоздесь? — донесся с другого боку дракона торопливый, гнусавый голосок.

— Мойбратзнаетчтовылетелинаегодраконе?

Тассельхофф заглянул туда и увидел гнома-механика, одетого в мешковатые брюки зеленого цвета, грязную желтую рубаху, голубой фартук и оранжевую шляпу. На кончике его носа подрагивали очки. Из набитых карманов передника во все стороны торчали всевозможные инструменты, говорящие о том, что их хозяин причастен к резьбе по камню и дереву. Он стоял у открытого люка и пристально вглядывался сквозь грязные стекла в дракона.

— Заходитезаходите, драконникогданевозвращаетсяобратнопорожняком. Должнобыть выпоказалисебясхорошейстороны.

Восхищенный Тас украдкой наблюдал за гномом-механиком из-за массивного туловища дракона. Он знал, что его сородичи кендеры практически не поддерживают отношений с гномами-механиками, и теперь ему предоставлялась отличная возможность внести свою маленькую лепту в дело укрепления дружбы между народами.

— Не мог бы ты говорить чуть помедленнее, особенно если претендуешь на роль здешнего хозяина, — сказал Тассельхофф, выходя на открытое место, чтобы гноммеханик мог разглядеть его. За ним последовал и Вудроу.

— Хо-хо! — радостно фыркнул гном-механик. — Кого мы видим — человека, явно плохо переносящего полеты на драконах, и низенькое, морщинистое существо гуманоидного типа. Хм, морщины, хохолок, невежливый, много кошелей и карманов, да еще и коротышка; должно быть, или кендер, или миркимо. Нет, миркимо вымерли еще до Катаклизма. Так что перед нами кендер. Мы уже несколько десятилетий искали представителя этой расы, здесь их немного осталось. А потому входи тем более; зачем же стоять наверху и подвергать себя вредному воздействию солнечных лучей?

— Тассельхофф Непоседа, — вежливо представился кендер, приветливо протянув руку. — А ты…?

Гном-механик схватил его руку, пристально вгляделся в нее, а когда обнаружил, что в ней ничего нет, потерял всяческий интерес и отбросил в сторону. Отвернувшись, гном нырнул в люк и исчез из виду.

Некоторое время Тас с Вудроу молча переглядывались, пытаясь осознать, что же происходит. Голова гнома-механика снова замаячила над верхней ступенькой.

— Я же сказал, входите. Других путей вниз не существует, разве только слишком быстрый, — заметил он, многозначительно взглянув на стену башни. — Немногие из экземпляров его избирали.

Он снова исчез.

Вудроу прокашлялся, а затем обратился к Тассельхоффу, понизив голос:

— У меня нехорошие предчувствия относительно этого дельца, мистер Непоседа.

Гном-механик появился снова, на этот раз с яблоком, нанизанным на палочку.

— У меня есть еда, — запел он, раскачивая палочку из стороны в сторону. — Красные, сочные яблочки. Морковка. Кролики. Полное блюдо жуков. Чем бы ты, кендер, ни питался, у меня есть все. Просто следуй за мной.

— Яблоки? — Хотя Тас не был голоден, он никогда не отказывал себе в удовольствии вкусно поесть. — Я люблю яблоки. Если хорошенько подумать, можно и перекусить.

Тассельхофф шагнул к открытой двери.

Вудроу схватил кендера за руку и рывком повернул его лицом к себе.

— Как по мне, все это звучит отвратительно, мистер Непоседа, — прошептал он.

— И где это хозяева угощают гостей жуками?

— Ну, не в таверне "Последний Приют" точно, — согласился Тас; хотя гном-механик ему понравился. Однако, принимая во внимание замечание Вудроу, он заставил себя выглядеть серьезным. — Это единственный способ разузнать, где мы очутились.

И шагнул в дверь раньше, чем юноша успел возразить в ответ.

Они очутились на очень узкой, темной лесенке, которая привела их в длинный каменный коридор. В дальнем его конце стоял гном-механик, нетерпеливо машущий им рукой.

— Проходите, проходите! Вы же знаете, у меня дел по горло, — очки на кончике носа подпрыгнули вверх. Тассельхофф вприпрыжку помчался к нему.

— Куда мы попали? И кто ты такой? Если ты, конечно, не возражаешь, что я снова спрашиваю…

— Возражаю. Разве брат вам ничего не объяснил? — гном-механик нахмурился. — Как всегда, оставил это мне. Ладно, только не прямо сейчас. Вам придется подождать, пока он не вернется, — недовольно молвил он.

— Остается надеяться, что это произойдет вскорости, — серьезно заметил Вудроу, — Ведь нам нужно возвращаться в Росслогивен. Госпожа Хорнслагер, должно быть, очень сердита на нас за самовольную отлучку.

Следуя за гномом-механиком и кендером, он обогнул угол и очутился в приспособленной под комнату пещере.

— Ух ты! — вырвалось у Таса. — Что это за место? Выглядит, словно палантасский музей.

Исключая узкие проходы, вся обширная комната была забита длинными стеклянными витринами на тонких высоких ножках. На подушечках из белого бархата внутри рядами лежали мертвые насекомые. Пять шкафов отводилось только под синих бабочек, едва отличающихся друг от друга, а возле каждой из них располагалась табличка с ее названием. Точно так же белыми и красными бабочками были заполнены еще несколько шкафов. Здесь были представлены все цвета радуги без исключения.

Два шкафа с черными муравьями.

Еще два с рыжими.

Один со стрекозами.

Десять с осами.

Еще и еще.

— Ты собираешь насекомых? — спросил Тас, переходя от витрины к витрине и тычась носом в каждую из них.

— А что, собственно, заставляет тебя думать так? — саркастически заметил гном-механик, вращая глазами. Шагая вслед за Тасом, он вытирал рукавом отметины кендерского носа с блестящего стекла. Тас открыл было рот, чтобы достойно ответить, но Вудроу придвинулся к нему и прошептал:

— Кажется, он шутит, мистер Непоседа.

Тассельхофф непонимающе нахмурился. Ага, шутит! "Эти гномы-механики — весельчаки", — подумал он.

Гном торопливо провел их через арку с начертанной сверху буквой «С», и гости очутились в еще более обширном помещении. Если бы три человека стали друг другу на плечи, верхний с трудом дотянулся бы до потолка. Здешние витрины были гораздо больше, и внутри каждой помощалось только одно существо.

— Это все динозавры, — чуть не задохнувшись от изумления, пробормотал Тас. — Вот уж не думал никогда, что они такие громадные.

Кендеру пришлось откинуть голову, чтобы пробежаться взглядом по мощной фигуре динозавра, по всей длине невероятно протяженного, сильного позвоночника. У его ног Тас заметил и опяснительную табличку: «Апатозавр». Рядышком стояла цифра

220.

— Ты и динозавров собираешь? А что значит номер на табличке? — не унимался кендер.

— Зачем спрашивать, когда сам все видишь? — раздраженно заметил гном-механик. — Мы собираем все. А цифра означает, что этот, м-м-м, объект попал в коллекцию в двести двадцатом году.

— Но это больше, чем сто двадцать лет назад! — раскрыл от изумления рот Тас. — Ты не можешь быть таким старым.

Лицо гнома озарилось лучезарной улыбкой.

— Ох, спасибо, если действительно так считаешь…

Он приподнял оранжевую шляпу и загладил назад волосы.

— Я не стар.

Внезапно глаза его сузились.

— И не пытайся вытянуть из меня нужные тебе ответы, я же сказал — придется подождать возвращения брата.

— Но ты хоть можешь сказать, кто ты такой, почему ожил дракон и что это за место? — настойчиво потребовал Вудроу, однако голос его начинал дрожать.

Вместо ответа гном-механик плотно сжал губы и потащил Таса с Вудроу в маленькую лабораторию, тускло освещаемую светом факела, что располагалась прямо за комнатой с динозаврами.

С холодных каменных стен круглой комнатки капала вода. От пола до потолка влажные стены были скрыты от глаз наблюдателя колоссальным количеством полок. На каждой из них стояли, лежали сотни пустых стеклянных флакончиков, и создавалось впечатление, что отсортированы они скорее по цвету, чем по форме или предназначению. Высокие, тонкие, красные склянки соседствовали с короткими, приземистыми бутылками, толщиной от дюйма в диаметре до двух футов. Здесь были представлены все вообразимые цвета. А в центре лаборатории стоял высокий алхимический стол, заставленный разноцветными сосудами, но уже не пустыми; из-под слоя жидкости на друзей неподвижно смотрели сотни невидящих глаз маленьких созданий. Из двух металлических чаш тоненькими струйками по комнате расползался дымок. Помещение насквозь пропиталось немного неприятным медицинским запахом.

Предчувствуя недоброе, Вудроу огляделся по сторонам и тут же отметил про себя, что по спине поползли предательские мурашки.

— Подумав хорошенько, — охрипшим голосом сказал он, — мы решили, что вряд ли нуждаемся в каких-либо ответах на свои вопросы. Если ты будешь столь любезен и укажешь нам на дверь, мы вернемся домой, в Росслогивен, и не станем докучать тебе дальнейшими приставаниями.

Схватив Тассельхоффа за руку, юноша начал медленно пятится к двери.

— Замечательно! — воскликнул кто-то из дверного проема у них за спиной. Тассельхофф и Вудроу подпрыгнули на месте, как ужаленные, и обернулись на звук. — Тысмогэтосделать! Чтозаумница!

Гном-механик с карусели запнулся; выглядел он крайне изможденным. Он повалился на стоящий у двери стул и принялся стягивать с пальцев тонкие кожаные перчатки черного цвета.

— Чтозадень! — пыхтел он; чем больше расслаблялся, тем медленнее и членораздельнее становилась его речь. Гном-механик стянул с глаз защитные очки, и они, раскачиваясь, повисли на шее.

— И как же мы вернем карусель обратно, а, Лигг? Я просчитался. Она все равно никогда не работала правильно, а теперь еще телепортирующее кольцо дало осечку и я закончил в…

— Чтотымелешь? — сердито спросил больший гном в мешковатых зеленых штанах, и от волнения его голос снова приобрел свойственную гномам-механикам скорость. — Онаработаетпростозамечательно! Небосьопятьэкспериментировалсмузыкой? Яправ?

Его брат выглядел сконфуженным.

— Именно этим ты и занимался! — схватился за голову второй гном-механик и с болью в глазах заметался по комнате. — Ох, я сейчас с ума сойду! И кто же на этот раз размазал тебя по потолку, Боздилкренкисвакидориус? — Когда в его голову пришла идея, она безвольно поникла. — Неужто кобольд?

Казалось, братишка буквально съеживается на глазах.

— Он был моим любимцем! — причитал второй гном. — Вот что, отныне и всегда я, Олиггантуаликсуэделиэн, буду отправляться за экспонатами!

— Это что, ваши имена? — встрял Тас.

— А что в них плохого? Самые обыкновенные имена, — надул губы Боздил, натягивая на нос защитные очки.

— Такие длинные… — пояснил Тас.

— Боздил и Лигг? — озадаченно переспросил гном-механик по имени Лигг. А сознание Вудроу намерто вцепилось в услышанное только что слово. От слова этого веяло необъяснимым ужасом.

— Экспонатами? — пискнул он, повторяя вслед за Лиггом.

Остальные повернулись к нему. Удивленно взметнулись вверх три пары бровей.

— Что значит "экспонаты"?

Лигг одарил Боздила возмущенным взглядом.

— Я дожидался, пока ты вернешься, чтобы объяснить этим двоим положение вещей. А я лучше оборудую еще один выставочный зал или займусь чем-нибудь полезным, работы разве не хватает?

Он повернулся к кендеру и молодому человеку.

— Приятно было познакомиться.

Боздил, не глядя, протянул руку и ухватил Лигга за воротник, пресекая тем самым любые попытки удрать.

— Похоже, у моего братишки провалы в памяти, и он напрочь запамятовал, что эта часть церемонии — самая тяжелая, — виновато улыбн-лся он Тасу и Вудроу. — Лучше мы вам все покажем. Полагаю, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, — шутливо добавил он.

— По правде говоря, — сказал Вудроу, испуганно бегая глазами по комнате, — мы бы предпочли, чтобы ты показал, где находится входная дверь. Не знаю, зачем ты нас сюда притащил, но совсем не уверен, что хочу об этом узнать. В таких случаях я всегда повторяю — живи и давай жить другим.

Он попытался заслонить собой Тассельхоффа.

— Обеспечивать безопасность господина Непоседы — моя работа. Никаких обид, господин Боздил, господин Лигг, но как-то все странно — и неприятно. Будет неплохо с вашей стороны, если вы позволите нам удалиться прямо сейчас, не дожидаясь, пока я вырву это позволение силой.

Поигрывая мускулами, Вудроу больше всего на свете желал сейчас, чтобы голос его не сломался, пока он произносил напыщенную фразу.

— Эй, а как же обещанные объяснения? — завыл Тассельхофф и принялся возбужденно скакать вокруг юноши. — Например… например, как вы заставили дракона летать

— я рассказывал вам, насколько это здорово?! Лучше, чем…

Вудроу ткнул Таса локтем под ребра.

— Не дерись, Вудроу!

Лигг смерил юношу суровым взглядом.

— Молодой человек, нет никакой необходимости распускать руки. Давайте попытаемся по крайней мере казаться цивилизованными.

— Дорогушадорогушадорогуша! — взволнованно забормотал Боздил. — Мы, наверное, неправильно выразились. Просто пойдем с нами, и ты все поймешь.

— Как мне нравится все понимать! — согласился кендер и торопливо закивал головой. — Пойдем, Вудроу, они все равно не позволят нам уйти, пока мы не посмотрим на то, что нам хотят показать. Раз уж мы все равно тут застряли, может, взглянем на это?

Вудроу прикусил губу.

— Хорошо, — наконец выдавил он. — Но мы сразу же убираемся восвояси.

А что еще оставалось делать?

Братья гномы обменялись взглядами, заговорщецки хихикнули и снова напустили на себя серьезный вид.

— Как ты думаешь, к букве «К», потому что кендер, или «П» — получеловек? — спросил Лигг Боздила.

— Мне кажется, к букве «С», что означает "существа с двадцатью двумя ребрами", или «Д» — прямоходячее двуногое животное.

— А почему не «П» тогда?

— В самом деле, ты прав, как всегда, прав, — пробормотал Боздил. Он задумчиво почесал лысый затылок. — Давай-ка посмотрим.

Придвинув поближе к себе свечу, он взялся за большой, затянутый паутиной том из шкафа, предварительно смахнув с него пыль. Та закружилась в воздухе, и гном отрывисто закашлялся, но Лигг услужливо похлопал его по спине. Пожевывая губы, Боздил распахнул пожелтевшие страницы и принялся всматриваться в содержание, водя по листам указательным пальцем, пока не нашел искомую информацию.

— Вот оно! — Он облизал палец и быстро добрался до нужной страницы. — «К» — для кендера.

Гном захлопнул толстый талмуд.

— Да нет же, там он ДОЛЖЕН быть, — устало возразил Лигг. — Ты не помнишь? Десять лет назад мы полностью реорганизовали коллекцию, и следовало подумать о том, чтобы отразить изменения в инвентарной книге. После того, как я достроил третью башню… — продолжал он, пытаясь пробудить у брата воспоминания.

— Ну да! — наконец молвил Боздил. — Теперь я вспомнил! Мы поместим его в Двенадцатую Демонстрационную Комнату.

— Что это еще за буквы: «П», "Д" или еще что? — Тас был близок к тому, чтобы лопнуть от любопытства. Лигг взглянул на кендера так, будто тот был не более, чем крохотной букашкой. — Почему именно одна из этих букв? А не другая?

— Но ты же сказал… ах, не обращай внимания!

Боздил показывал дорогу, Лигг замыкал шествие. Они прошли минимум двенадцать комнат, до отказа забитых витринами всевозможных размеров. Тассельхофф задержался в комнате, которая демонстрировала морских существ, плавающих в полных жидкости емкостях. Особенно его заинтриговал сосуд, содержащий Око Глубин.

Круглый центральный глаз чудовища, амебовидное туловище и два крохотных глазка на стебельках выглядели так устрашающе, будто тварь находилась в привычной ей природной среде, и даже у бесстрашного кендера волосы встали дыбом на макушке.

Вудроу приостановился рядом с тушками и чучелами охотничьих птиц. Соколы напомнили ему про тренировки юного оруженосца, и он неподвижно стоял перед колоннами немигающих сов и филинов, вспоминая время, проведенное в доме дяди Гордона.

Когда Тас и гномы-механики добрались до комнаты, где все стеклянные витрины поразительно отличались друг от друга и по размерам, и по очертаниям, и по цвету, они вовсе не упустили Вудроу из виду. Они медленно проходили мимо чучел с табличками, определявшими их видовую принадлежность: дриада, овражный гном, дух леса, горный гном, эльф.

Боздил остановился перед пустой витриной с табличкой в основании, которая гласила «кендер». Гном сочувственно улыбнулся и сказал:

— Теперь ты понимаешь, почему это так тяжело?

— Я только вижу пустую кендерскую клетку, — тупо прокомментировал Тас.

— Недолго ей осталось пустовать, — скороговоркой пропел Лигг.

Взгляд Тассельхоффа все еще оставался озадаченным.

— Да не заставляй меня говорить вслух! — страдальчески выкрикнул Боздил. — Ничего личного, будь уверен, — быстро продолжил он, заметив проблески осознания на физиономии Тассельхоффа. — Это наша Цель Жизни. Собирать все, обитающее на Кринне, чтобы много веков спустя наши потомки знали, как выглядел кендер, к примеру.

— И чего ты смотришь с таким отвращением? — выпалил гном-механик, когда выражение лица кендера неуловимо преобразилось. — Ты думаешь, мы получаем от этого удовольствие? Да я ни за что не избрал бы себе Целью Жизни такую дрянь по собственной воле! А ты, Лигг?

Его брат оскорбленно нахмурился.

— Конечно нет, скажешь еще! Лучше уж до конца своих дней считать изюм в сдобных булочках, как кузин Гликфаб. Уммм! — Он властно задрал подбородок.

Боздил смерил пленника осуждающим взглядом.

— Ты себе даже не представляешь, какая сложная у нас работа. Возьми, например, троллей. Что ты с ним сделаешь? Его можно убить, только спалив или вымочив в кислоте, — он выдавил из себя подобие смешка, — и можешь себе представить, что станется после этого с его внешним видом. — Боздил изобразил полнейшую безнадежность, воздев к небу руки. — И если мы и убьем кого-нибудь из них, дураку ясно: в качестве экспоната этот тролль не годится. А как еще можно добыть для музея пристойно выглядящего тролля, не убивая его при этом? — Он нахмурился. — До сих пор не знаю, как искать выход из этой ситуации. Ты говорил, что подумаешь над этим, Лигг. Ну и как?

Боздил покосился одним глазом на брата.

— Троглодиты! — внезапно рявкнул Лигг.

— Извините? — изумленно переспросил Тассельхофф.

— Троглодиты, — повторил Лигг. — Они могут менять цвет, когда пожелают. Если тот, которого мы изберем в экспонаты, решит поменять цвет на зеленый в последний момент, а мы подобрали для него симпатичную зеленую склянку, нам не остается ничего, кроме как заменить ее на другую.

Гном-механик выглядел очень серьезным.

— Меняя цвет воды и стекла, можно создавать довольно хитрые иллюзии, и самое главное, что делать это можно в самый последний момент.

— Подробнее, анукапоподробнее! — Боздил ухватился за новую мысль с упорством безумца. Лицо его приобрело свекольный оттенок, и гном принялся плясать вокруг своего братца в совсем неподходящих для этого занятия башмаках. — Новая порода, полукровки; невозможно вечно оставаться одним и тем же! Но мы должны попытаться.

— То есть вы собираетесь замариновать меня? — воскликнул Тассельхофф, переведя дыхание.

— О боги, нет, — терпеливо успокоил его Боздил. Раздутые ноздри кендера с шумом выпустили воздух.

— Из млекопитающих мы всегда делаем чучела. Сейчас нам нужно твое полное имя и дата рождения, чтобы сделать запись в книгу.

Наблюдая за неверием, явственно проступающем на лице кендера, он добавил:

— Говорю тебе, — Боздил разговаривал с Тасом медленно, точно общался с маленьким ребенком, — ничего личного. Ты нам очень понравился. Но работа есть работа…

— Придется мне сделать это своим личным делом, — послышался от двери вопль Вудроу; бледное лицо и широко раскрытые глаза выдавали приближающуюся истерику.

Боздил угрюмо воззрился на юношу с соломенными волосами.

— Как раз ты мне не нужен — мы уже добыли экземпляр человеческого мужчины. Ты просто прицепился к моему дракону и пробрался незваным гостем в наши владения.

Вудроу не знал, как реагировать на утверждения гнома-механика. То, что здесь действительно не было пустой витрины и таблички с названием его расы, казалось хоть каким-то утешением. Юноша знал, что должен что-то предпринять. Но в голову пришла лишь одна-единственная мысль.

— Бегите, господин Непоседа! — завопил юноша, ухватив кендера за грудки и вытолкнув вон из комнаты, в коридор. Ошеломленный Тассельхофф споткнулся о свой хупак, пришел в себя и тут же вскочил на ноги. Вудроу несся от одного зала к другому, не отпуская кендера ни на шаг. Наконец, перед ними возникла дверь; юноша рванул дверную ручку и тяжелая деревянная конструкция с треском распахнулась. В этот же миг в глаза ударил солнечный свет, но чуткое ухо уловило очень любопытный шум. Он доносился из-за распахнутой двери и очень напоминал утробное рычание гигантского горного льва.

Вудроу захлопнул дверь и, задыхаясь, отскочил от нее подальше. Он с ужасом ожидал или появления гномов-механиков, или льва, который вышибет двери именно в тот момент, когда он размышляет о дальнейших действиях.

— Зачем куда-то бежать? — спросил Тассельхофф, никогда не сбегавший с поля битвы. — У меня есть хупак, то, что нужно для зарвавшегося льва.

Тассельхофф потянулся было к дверной ручке, но его остановила рука Вудроу.

— Я не могу ничем помочь. Единственное, чем я располагаю — крохотный кинжал. Лев разорвет нас на части и сжует на обед, с хупаком или без! И никаких обид, — пропыхтел он, сдерживая шумное дыхание.

— Да не боюсь я, — бросил Тассельхофф, гордо выпятив грудь.

— Это хорошо, ибо я напуган настолько, что на обоих хватит, — серьезно заметил Вудроу. — Вот бы еще знать, где сейчас Боздил и Лигг!

— Наверное, устали бежать за нами и отказались от поисков, — предположил Тас.

— Замечательная мысль, — дернул кендера за руку Вудроу.

Вудроу и Тас ткнулись в оставшиеся пять дверей и обнаружили за ними крокодиловую яму, гигантскую обезьяну с клыками наподобие отточенных кинжалов, что-то непонятное, выглядевшее точно ходячая куча мусора, пятифутового скорпиона — Тас хотел было задержаться, чтобы получше разглядеть диковинное существо, но Вудроу не позволил — и комнату, так заплетенную паутиной, что Вудроу не захотелось даже знать, кто может жить в ней. И никаких признаков Боздила и Лигга.

Наконец они ворвались в обширную, одноэтажную комнату, пустую, если не считать стройных рядов гигантских колонн, поддерживавших потолок. Это помещение, видимо, не задумывалось как демонстрационный зал.

— Это тупик, — предупредил Тас. Но дверь уже с треском захлопывалась практически перед самым их носом. Кендер и юноша успели только перекатиться на пятки, обоих захлестнул невиданный доселе ужас.

— Мы извиняемся, что вынуждены поступить с вами… некорректно, — плаксивый голосок Боздила просачивался из-за крохотного зарешеченного окошка в деревянной двери. — Было бы куда лучше, если бы вы вели себя чуть поцивилизованней. Вы могли бы остаться на свободе и разузнать много интересного об этом месте, а еще поужинать вместе с нами вечером. И, как полагается, для ночлега вам предоставили бы лучшую комнату. И я был бы счастлив — сами понимаете, не часто нам доводится принимать гостей, с которыми можно поболтать.

— Но вы все погубили своим эгоизмом, — тоном обвинителя, гнусавя, закончил Лигг. — На нас нет вины.

Тасу казалось, что он видит через решетку, будто Лигг небрежно пожимает плечами.

— А теперь мы должны подготовиться, — с этими словами братья исчезли.

— Должен тебе сказать, Вудроу, что их уверенность заставляет меня думать о женитьбе как о событии весьма заманчивом, — вздохнул Тас, сползая вниз по стене.

Вудроу убрал с глаз мягкие, пропитавшиеся потом волосы и повалился на пол по соседству с Тассельхоффом.

— Можете повторить свои слова еще раз, мистер Непоседа.

И быстро погрузился в сон.

На этот раз кендер, кажется, справедливо принял услышанное за шутку. Уставший сверх меры, он погасил искру сознания в своей голове, как затушил бы влажными пальцами огарок свечи.

Внезапно Тасу что-то почудилось.

Что еще за шум?

За колоннами кто-то скулил. Тассельхофф аккуратно обогнул спящую фигуру Вудроу и двинулся на цыпочках между колоннами, пристально вглядываясь в окружающую их тьму. В самом конце темной комнаты он обогнул очередную колонну и замер от неожиданности.

Несчастное создание, что лежало, забившись в темный угол, было большим (точнее говоря, громадным!), волосатым и очень напоминало слона. Оно лежало на боку и отстукивало хоботом грустный ритм, а по толстой серой коже ползли слезинки и собирались в лужицу у устрашающих бивней. Внезапно создание подняло голову и уставилось на Тассельхоффа, прислонившегося к колонне.

— Прошу прощения. Я не знал, что здесь есть кто-нибудь еще, — сказало оно высоким, музыкальным голосом.

— Да ты можешь говорить! — удивился Тас, выступая из тени.

— Конечно. Разве не все мохнатые мамонты разговаривают?

Подавшись назад, Тассельхофф потрясенно заморгал.

— Я… не совсем в этом уверен. Никогда прежде не встречал. А еще считал неоспоримым фактом, что они не разговаривают.

Из горла мамонта вырвался вздох, напоминающий звук трубы.

— И я никогда не встречал себе подобных.

Голова существа упала на каменный пол, а на большом сером глазу, окаймленном розовым ореолом, замаячила слеза. Жалостливый кендер опустился рядом с животным на колено и успокаивающе похлопал его по массивному плечу:

— Что случилось? — спросил он. — Не плачь, а то затопишь эту комнату слезами, и все мы утонем! — хихикнул он.

На землю шлепнулась еще одна крупная слезинка.

— Утонем, ну и что с того? В любом случае гномы-механики не оставят нас в живых, — простонал мамонт.

Потихоньку Тас начинал понимать. Он еще раз похлопал создание по спине.

— Не переживай, должен же быть какой-нибудь способ выбраться отсюда, — с надеждой сказал он. — Мы с Вудроу не оставим тебя здесь.

Глаза мамонта приоткрылись пошире.

— Вы действительно так сделаете? — пропищал он, после чего снова повесил голову. — Это невозможно, даже если вам удасться отыскать выход. Я же слишком велик и наверняка застряну в дверях. Осталась одна-единственная комната — вот эта — достаточно большая, чтобы меня вмещать.

— Но как ты здесь оказался? — осведомился Тас, переводя взгляд с широченной спины мамонта на крохотный дверной проем.

Мамонт несмело приподнялся на одно колено, отчего пол под ногами тут же заколыхался.

— Меня принесли, когда я был еще очень маленьким, — просто ответил он усталым голосом.

— И как давно?

— Боздил и Лигг говорят, что с тех пор прошло больше пятидесяти лет.

— Они держат тебя взаперти целых пятьдесят лет?! — недоверчиво переспросил Тассельхофф.

Лицо мамонта омрачилось.

— Ох, в этом нет их вины, — неожиданно начал он. Заметив удивление Таса, он добавил:

— Позволь рассказать все по порядку…

Тас не имел ни малейшего желания прерывать его.

— Боздил отыскал меня во время очередной вылазки за экспонатами пятьдесят лет назад. В то время я был еще малышом, блуждающим в окрестностях холмов южнее Зериака — так он сказал; и никакой мамаши рядом. Он привез меня сюда, и тогда они с Лиггом решили, что я еще слишком маленький, чтобы представлять в их витрине волосатого мамонта. И они дали мне возможности подрости…

Мамонт испустил еще один «трубный» вздох. Тас вытащил из кармана носовой платок и примостил его на конце толстого хобота.

— Спасибо, — шмыгнул носом зверь. — Они кормили меня и нянчились, ведь разве мог получиться хороший экспонат из худого мамонта со впалыми боками? Так они говорили. Я научился разговаривать. Они обращались со мной, как с домашним любимцем!

Через всю комнату волной прокатилось еще одно всхлипывание, исполненное безнадежной тоски.

Шум и толчки разбудили Вудроу. И уже спустя мгновение у колонны нерешительно замаячила его соломенная голова.

— Мистер Непоседа?

— Вудроу, позволь тебе представить…

Тас прямо смотрел на мамонта.

— Гномы звали меня Винни, — сказал тот. — Даже я не в состоянии выговорить полное имя, которым они меня наградили.

Тассельхофф похлопал Винни по одной из плоских ступней, видимо, изображая рукопожатие:

— Тассельхофф Непоседа.

— Вудроу, — глазея на мамонта, непонимающе произнес юноша.

— Приятно познакомиться, — вежливо ответил длинноволосый мамонт.

— Вудроу, нам нужно отыскать путь к спасению и помочь Винни освободиться! Боздил и Лигг намереваются убить его! — серьезно заявил кендер.

— Мне кажется, это у них навязчивая идея такая, — ответил юноша. — И мы туда же. — Он принялся расхаживать по комнате, сцепив за спиной руки.

— Придумал! Как только они вернутся с нашими обедами, Винни подпрыгнет, и гномы стукнутся головами! — выступил с предложением Тас.

Винни вскинул голову, и в его глазах проскочила искорка тревоги.

— О, да разве можно так поступать с Боздилом и Лиггом?! Они же единственная моя семья!

Тас раздраженно поморщился.

— А как же. Они всегда готовы натолкать в твою шкуру ваты.

Винни медленно покачал огромной головой.

— Вот тут и начинаются проблемы. Они не имеют возможности принести сюда витрину и сделать из меня чучело прямо здесь; а я не могу выйти, в свою очередь. И потому гномы просто не могут убить меня. Им ведь еще нужен экземпляр волосатого мамонта. Но в последнее время они что-то не часто со мной возятся, отсюда я и заключил, что конец близок. Какое несчастье!

Винни прижал к земле свой хобот и принялся реветь. Вскоре на Тассельхоффе не осталось ни одного сухого клочка одежды, все пропиталось мамонтовыми слезами.

"Наверное, это куда хуже, чем жениться", — грустно подумал Тас, а вслух произнес:

— Мы что-нибудь сделаем, Винни, не переживай.

Кендеру очень хотелось бы знать, чем может быть это самое «что-нибудь».

ГЛАВА 16

— По-вашему, я должна поверить вам на слово, что это настоящий шелк? — презрительно усмехнулась Гизелла, небрежно оттолкнув в сторону рулон голубой ткани, по цвету напоминающей яйца дрозда. На ее круглом лице отразилась скука.

— Конечно, шелк, — ответил заросший обильной «растительностью» старик-гном.

Он приподнял рулон и нежно отвернул краешек ткани. — Вы только взгляните, как мало в нем дефектов, — сказал он, незаметно срывая с поверхности крохотный свалявшийся узелок. — Среди тканей на основе хлопка вы вряд ли найдете хоть отдаленно приближающуюся к нему по качеству!

Гизелла прекрасно понимала, что он прав. Хлопок выглядел грубым и часто содержаал множество посторонних включений, именующихся среди профессионалов непропрядками. Ей очень нравилась эта ткань — очень. Воздушный, настоящий шелк успокаивал нежную кожу, как это делали примочки с эфирными маслами, а его богатый оттенок выгодно подчеркивал огненные волосы. Мысленно она уже видела себя в облегающем бирюзовом платье и совсем не задумывалась над тем, что, продав остальные ткани, получит баснословную прибыль. Фантазии преобразили лицо гномихи: она заулыбалась, как кошка на солнышке. Но ей вовсе не хотелось платить за ткань цену, выставленную торговцем.

Она одурачила старого беззубого гнома, но боялась, что вот-вот достигнет предела его жадности и терпения.

Гизелла хотела эту ткань.

— Хорошо, три стальных монеты, но не медяком больше, — выдохнула она.

— Три с половиной, — нараспев произнес он, дернув головой.

— Покупаю! — Гизелла с чувством прижала покупку к груди. Не лучшая сделка из тех. что ей удавалось проворачивать, но ткань того стоила. Все, что оставалось сделать — попросить торговца предоставить ей кредит, пока она не прокрутит несколько операций и не заработает достаточно наличных. Готовая начать последнюю часть сделки, гномиха торопливо облизала губы, когда вдруг услышала пронзительные вопли.

Вудроу и Непоседа! Внезапно вспомнив о них, Гизелла обернулась по сторонам.

В палатке их не было. Крик повторился; он заставил ее поднять глаза и обратить внимание на штуковину, названную бароном «каруселью». Гномы неслись от нее, точно тролли от огня, спрыгивали с деревянного помоста и бежали, куда глаза глядят. На площадке виднелось одно пустое гнездо, как будто если бы сказочное животное сорвалось с привязи и покинуло отведенное ему место. Заслышав испуганные крики вновь, она отметила, что все большее количество людей задирают голову вверх, и последовала их примеру.

Желанная ткань выскользнула из пальцев прямо в дорожную пыль. Гизелла с трудом осознавала то, что видела.

Тассельхофф Непоседа демонстрировал над городом фигуры высшего пилотажа: он то стремительно взмывал ввысь, то круто пикировал вниз, примостившись на спине красного крылатого создания, до безобразия напоминающего легендарного дракона, если бы не черная дыра на брюхе. Человек — ее слуга, дошло до гномихи — вцепился в молотящий воздух хвост чудовища и болтался на нем, как флажок на верхушке парящего воздушного змея.

— Тассельхофф Непоседа, я требую, чтобы ты тотчас же вернулся! — заорала огненновласая гномиха и решительно направилась к карусели, сметая с пути всех и вся. Она даже пригрозила кулаком небу. — И ты, Вудроу!.. Ты же дал обещание не спускать с паршивца глаз! Ты уволен!!!

И откуда на Кринне взяться красной зверюге?

— Обогиобогиобоги, — раздался рядом чей-то голос. — Гдежеэтопроклятоекольцо?

Гизелла глянула себе под ноги и обнаружила плешивого гнома-механика в мешковатых штанах и длинном белом кафтане; на груди его болтались привязанные к резинке защитные очки. Руки гнома-механика прятались под черными кожаными перчатками. Он лихорадочно обыскивал все карманы своего плаща, выворачивая их наизнанку со всем содержимым заодно.

— Ты и есть тот гном-механик, кому принадлежит эта штуковина? — спросила Гизелла. И, не дожидаясь ответа, продолжила. — Во имя Кринна, что тут произошло?

Гномиха крепко ухватила его за шиворот:

— Вся ответственность возлагается на тебя. Куда направляется эта скотина вместе с моими друзьями?

— Ага! — изобретатель ловко вывернулся из ее рук и победоносно продемонстрировал крохотное колечко. — Ябысрадостьюобъяснилтебевсечтоугодно, особеннокогдаянашелегоимогуотправитьсякудавздумается, нонадоспешить.

Гном-механик проворно натянул на голову резинку, и очки заняли подобающее им место с громким "чпок".

— Какнибудьвдругойраз, — добавил он и просунул большой палец в изящное крохотное отверстие на правом рукаве. Кольцо в одно мгновение обхватило палец, гном крепко зажмурился и…. исчез!

Гизелла беспомощно опустила руки. Она покрутилась по сторонам, оглядывая толпу, но тщетно силилась увидеть хоть намек на присутствие гнома-механика. Гномиха украдкой покосилась на небо, на черное пятнышко, продолжавшее стемительно удаляться — пятнышко, некогда бывшее Тассельхоффом и Вудроу. И только тогда она разглядела одетого в мундир гнома со светло-клубничными волосами и бородой, делающей его почти круглым. Гном важно шествовал в ее направлении.

— Прошу прощения, полковник, — начала она.

На заросших щетиной щеках гнома проступил румянец:

— Я только капитан, мэм.

Он оценивающе оглядел Гизеллу с ног до головы.

— Но разве это не замечательно?! Интересно, вы не в курсе, где живет этот гном-механик, владелец карусели?

Гномиха придвинулась поближе, и капитан снова покраснел.

— Точно я вам сказать не могу, мэм. Знаю, что на востоке, в горах, есть башня, но кто там живет — понятия не имею. Попытайтесь обратиться к организаторам фестиваля, хотя их контора закрыта до окончания Октябрьского Феста.

— Но хоть кто-нибудь должен знать, кто такой этот проходимец! — взорвалась гномиха.

— Уверен, что кто-то да и знает, — ответил офицер, — но все регистрационные записи следующие три дня под замком.

— Одно из его созданий только что утащило на восток моих друзей, а я должна сидеть тут три дня и ждать, пока кто-то отыщет, где он живет? — лицо Гизеллы покрылось красными пятнами.

— Боюсь, так, мэм, — извиняющимся голосом ответил офицер. — Хотя я мог бы выслать патруль вслед за ними…

Гномиха широко усмехнулась и похлопала его по спине.

— Вот это звучит правдоподобнее!

— Но так или иначе, в ближайшие три дня никто никуда не пойдет. Первая группа вот уже десять дней несет вахту на юге и вернется в город недели через три. А вторую команду прошлой ночью я отправил на три дня на восток.

— Но это же чрезвычайная ситуация! Отзовите их назад, или как там принято у вас, военных….

— Боюсь, что не смогу сделать ни того, ни другого, мэм, — капитан и впрямь выглядел опечаленным. — К тому времени, пока кто-нибудь разыщет и вернет группу обратно, они успеют вернуться из патрулирования. Но если вы собираетесь жаловаться….

— Не переживайте, рядовой, я сама обо всем позабочусь!

Гномий офицер поспешно убрался прочь от разъяренной фурии.

— Проклятье! — чертыхнулась Гизелла, в отчаяньи топнув ногой. Что теперь оставалось делать? В самом деле ждать три дня? Ни за что!

— Извините меня, миледи, но похоже, вам необходима помощь? — произнес глубокий мужской голос.

Гизелла раздраженно подняла глаза. Но тут же облегченно вздохнула, по достоиству оценив его обладателя. Говоривший был высоким, мускулистым человеком. Он обладал волевыми чертами лица, квадратным подбородком и скулами, которые проступали из-под кожи, точно высеченные из великолепного мрамора. Его глаза, в свою очередь оценивающие гномиху, были темными и глубоко посаженными, и в них присутствовало то слегка недружелюбное выражение, что всегда так восхищало Гизеллу. Темные волосы по жесткости напоминали щетину. А его одежда — оливковая туника, желто-коричневые брюки, заправленные в кожаные сапоги чуть ниже колена, и пластинчатый доспех из тех, коими обычно пользуются разбойники — все было дорогим и безукоризненно чистым.

Единственная черта лица пришлась ей не по душе — нос мужчины. Не то чтобы он был плохим, отметила про себя гномиха, просто немного не дотягивал до совершенной формы. Расплывшийся и слегка великоватый, немного вздернутый, нос делал его похожим на поросенка.

— Миледи? Дензил, к вашим услугам, — он протянул руку.

Ее глаза оторвались от созерцания играющих мускулов и переместились на его лицо.

— Ух? — хрюкнула она неожиданно писклявым голосом, немного оробев от столь явной демонстрации силы. — Ой, приветик! Я Гизелла Хорнслагер.

Она пожала протянутую руку и задержала дыхание, когда губы мужчины прикоснулись к белоснежным костяшкам ее пальцев. Как школьница, Гизелла хихикнула и с огромным нежеланием отстранила руку.

— Просто Дензил? — спросила она, захлопав по-коровьи глазами.

— А вам нужно больше?

— Н-нет, — заикаясь, выдавила гномиха. — Обычное любопытство.

— В таком случае, могу я вам немного посодействовать? — предложил мужчина. — Не могу же я помочь вам вопреки вашему желанию…

Огневласая гномиха зарделась.

— Те двое, что улетели на этом чудовище, были вашими друзьями?

— И да, и нет. Вудроу мне прислуживал. А кендер — просто багаж. Я доставляла его клиенту.

— Так полет не входил в ваши планы?

Она некрасиво фыркнула.

— В мои не входил без всякого сомнения.

На мгновение она задумалась над этим вопросом. Вудроу был слишком наивен и невинен, да и лоялен к тому же, чтобы строить какие-то планы у нее за спиной, кендер — без царя в голове. Явно это дело рук кого-то другого….

— Самое странное заключается в том, что никто и не собирается расследовать исчезновение. Я не могу заполучить в свое распоряжение патруль ранее, чем через три дня! Неужели люди здесь полагают, будто ничего необычного в полетах деревянных зверушек нет? — закончила Гизелла, испытывающе взглянув на обескураженную толпу.

В голосе Дензила появились иронические нотки.

— Действительно, никто даже не удивился, когда изобретение гнома-механика заработало как-то неправильно.

Брови гномихи согласно взмыли вверх.

— Я должна найти их. И несомненно выдавила бы ответы на интересующие меня вопросы, если бы гном-механик, собственник карусели, не исчез буквально у меня на глазах!

— Наверное, он отправился искать, и вскоре вернет ваших…хм…друзей, — предположил Дензил.

Гизелла решительно покачала головой.

— У меня нет возможности ждать. Я должна вернуть Тассельхоффа в Кендермор в течение недели. И если я ДОЛЖНА отыскать его и возвернуть себе, то так я и сделаю!

— Наверное, он так важен для вас, что вы готовы рисковать своей жизнью ради его спасения, — произнес Дензил, не отводя от гномихи глаз.

Гизелла неподдельно развеселилась.

— Не скажу, что он так уж важен для меня. Он — это много денег, и всего-то. И, конечно же, я не собираюсь умирать ради его спасения.

— В таком случае позвольте вам помочь, — настаивал Дензил. — Горы — совсем не место для одинокой госпожи. Не говоря уж о том, что бывают и неожиданные встречи…

Сначала глаза Гизеллы удивленно расширились, потом засияли восторгом. Такой непредвиденный поворот событий! Она не стала обращать внимание своего нового знакомого на то, что большую часть жизни ей пришлось путешествовать в одиночку.

— У меня нет денег, чтобы оплатить твои услуги, — застенчиво промолвила она. — Может, мы найдем другой вариант, который устроил бы нас обоих? — сказала гномиха, не преминув сопроводить свое предложение обольстительной улыбкой.

— Мне кажется, торг здесь неуместен, — ничуть не хорохорясь, заявил он. — Да и требовать оплаты в подобной ситуации не стану. Я разыскиваю человека, у которого смогу заполучить необходимую мне карту, вот поиски и привели меня в Рословигген. А теперь судьба одаривает меня новой замечательной спутницей — и новой загадкой заодно.

Гизелла одарила мужчину самой соблазнительной из улыбок, он усмехнулся в ответ. Гномиха не без сожаления заметила, что улыбается он одними губами, не глазами. Смеющиеся глаза — то, что она в первую очередь искала в мужчинах. Конечно, его желание бескорыстно помочь вполне компенсировало такой незначительный недостаток, как вечно ледяные глаза.

— Не будем понапрасну тратить время, — заявил он. — Мой конь ожидает у въезда на площадь. Мы заскочим к тебе домой, заберем вещи, а к полудню уже будем в горах.

Гизелла не обрашала внимания на крики торговца тканями. Все равно денег, чтобы заплатить ему, у гномихи не было. Поэтому она молча проследовала за Дензилом к краю площади, где располагались конюшни. Мужчина вывел за собой самого гигантского и самого черного из виденных ею коней. Что-то такое в этом животном очень насторожило гномиху. Ноздри коня казались неестественно красными, а пару из них вырывалось куда больше, чем это полагается в прохладном горном воздухе. Такое впечатление, что изнутри зверюгу разогревал угольный котел. Взвинченный конь непрерывно бил копытом о землю. Губы его двигались, но совершенно беззвучно, а когда конь наконец пошел по мостовой, Гизелла не услышала привычного цокота копыт. Животное будто избегало шума.

За спиной животного стоял конюх, пересчитывая монеты, которые буквально вдавил в его ладонь Дензил. Между тем Дензил легко вскочил в седло и любовно похлопал коня по боку. Затем протянул руку гномихе с кирпично-красными волосами.

Гизелла не двигалась, спрятав руки за спину.

— Он магический? — неуверенно спросила она.

— Да, — как бы между прочим ответил мужчина. — Скул — инкуб. А теперь дай руку, я помогу тебе, раз уж ты так боишься.

— Я ничего не боюсь, — решительно отрезала гномиха, но руку-таки протянула. Он без особых усилий усадил ее в седло за собой, да так резво, что Гизелла чуть было не задохнулась. Она показала мужчине направление к баронову дому.

Крепко обхватив руками тонкую талию Дензила, Гизелла прижалась к его мускулистой спине. В ноздри ударил знакомый «мужской» запах — запах кожи и пота, смешанный с чем-то еще, присущим только Дензилу, и гномиха удовлетворенно задержала дыхание. Она примостила лицо в крохотной впадинке между заостренными лопатками и тут же забыла обо всех своих неприятностях.

Невзирая на пугающий облик инкуба, легкость, с которой двигался черный зверь, превзошла все ее ожидания. Ей казалось, что поездка на Скуле будет сродни скачкам на облаке — холодном грозовом облаке. Даже через тяжелое кожаное седло она чувствовала смертельный холод, исходящий от животного. Вжавшись в Дензила, гномиха наслаждалась поездкой.

— Мы на месте.

Слова пророкотали в глубинах его грудной клетки, и гномиха неохотно подняла глаза.

Гизелла знала, что весь день барон и баронесса посвятят суете вокруг фестиваля и связанным с ним делам. Поэтому, приказав одному из слуг подготовить коня, она вернулась в свою комнату и облачилась в одно из самых откровеных дорожных платьев — пиджак из телячьей кожи без обычной пододетой вниз блузы и кружевные штаны, демонстрирующие остальные ее достоинства, после чего поспешила к парадному подъезду. Двое конюхов кое-как оседлали и обуздали ее кобылу и теперь тщетно пытались успокоить ее. Глаза животного расширились, а из носа вырывались клубы раскаленного пара. Каждый раз, бросив взгляд в сторону инкуба, она трясла головой и рыла копытом землю.

— Скоро успокоится, — заверил Дензил. — Так всегда бывает.

С этими словами он развернул скакуна и выехал за пределы двора. Гизелла последовала за ним, не переставая думать о том, что в любом случае у них остается в запасе целый вечер…

Они поднимались в горы. Под копытами лошадей скрипели ароматные сосновые иголки, а время перевалило за полдень. Длинные тени под тяжелыми, причесанными рядами взлохмаченных деревьев на склонах постепенно впитывались в землю. Редкие солнечные лучи прорывались сквозь сплетенные кроны. Птицы не щебетали. Когда Гизелла обратила внимание на повисшее в воздухе безмолвие, она списала его на странное свойство инкуба, хотя вряд ли смогла бы объяснить, почему.

Привал устроили на крохотной полянке. Гизелла дрожала — и от холода, и от пугающей тишины.

— Откуда мы узнаем, что именно этот путь ведет к башне?

— Ниоткуда, — просто ответил Дензил. — Я наблюдал за драконом, пока он не превратился в точку. Кажется, мы движемся в верном направлении.

Он искоса взглянул на солнце, готовое вот-вот занырнуть за вершину, и прищурился.

— Нынешней ночью остановимся тут.

Он спрыгнул с Черепа, прошептав на ухо беспокойному животному несколько ласковых слов. Конь неспеша отправился пастись к ближайшему дереву.

— Вот это фокус! — голос Гизеллы выдавал неподдельное восхищение. Тем не менее руку она протянула с наигранной скромностью. Дензил помог ей спешиться.

— У нас с Черепом взаимопонимание, — загадочно прокомментировал он. Отвернувшись от Гизеллы, он пошел за необходимым для предстоящей ночи. Вокруг в избытке валялась хвоя и сухие ветки, так что не прошло много времени, как в каменном кругу вспыхнул крохотный, бодрый огонек. Наспех отряхнув с ладоней иголки и пыль, Дензил полез в свой походный мешок и извлек оттуда вязанку полосок сухого мяса и фрукты, предназначенные им на обед. И только покончив со всем этим, он обернулся и обнаружил, что Гизеллы рядом нет. Ярость, единственная эмоция, которую Дензил так и не научился скрывать, залила пунцовым его щеки.

Но не прошло и секунды, как из-за круга деревьев на поляну шагнула гномиха, завернутая в тонкую красную шаль, и улыбнулась:

— Я нашла неподалеку отсюда небольшой горный ручей. Вода потрясающе холодная, но я…

Дензил шагнул ей навстречу и, зло выкрутив запястье, выдернул из-под деревьев на поляну.

— Никогда не делай так больше.

Улыбка Гизеллы мгновенно растаяла.

— Я отошла всего на несколько минут. И вообще, кто давал тебе право командовать? — Она попыталась освободить руку. — Эй, ты делаешь мне больно!

Сильные пальцы продолжали сжиматься на запястье до тех пор, пока на коже не проступили темные пятна. Глотая выступившие слезы, она рванулась сильнее, и только тогда Дензил освободил руку. Гизелла потерла затекшую кисть и молчаливо уставилась на него.

— Это маленькое путешествие было поступком безрассудным и опасным. Никогда не знаешь, что ты найдешь — или что отыщет тебя — среди деревьев, — больше объяснений с его стороны не последовало.

Гнев и растерянность гномихи сами собой прошли. Подумать только, этот красавец мужчина беспокоится о ней! Поплотнее закутавшись в шаль, Гизелла пристроилась на гладком булыжнике поближе к огню.

— Что на обед? — поинтересовалась она ледяным голосом, сохраняя дистанцию.

Дензил перебросил ей маленький пакетик обернутого в ткань сухого пайка. Гизелла быстро взглянула на неаппетитый кусок и задумчиво подбросила его в воздух. Хоть и видок у такой еды оставляет желать лучшего, ее вряд ли можно назвать нездоровой, тем более не ела она с утра. Гизелла передернула плечами и вскоре уже рассеянно обгладывала полоску говядины, слишком занятая пикантными размышлениями о Дензиле.

В это время Дензил растянулся на одном из ковриков, положенных им у огня, и принялся ковыряться в зубах заостренной веточкой. Пристально глядя в огонь, он вдруг сказал:

— Эта ночь напоминает мне любимое стихотворение. Ты любишь стихи? — Не дожидаясь ответа, он начал декламировать благоговейным голосом, энергичным и вдохновенным:

Успокоение дарует древний лес,

Даруют мир его роскошные дворцы,

И тлену нет здесь места -

Стройные деревья зеленью одеты.

Созревшие плоды не падают с ветвей,

Потоки неподвижны и прозрачны

Как стеклышки, и сердце отдыхает

В неугасающих лучах дневного света.

Под сенью крон уставший от забот

Охотно променяет их на сон.

И суетливый гомон птиц, любовь -

Все остается где-то за границей.

Болезни, страх исчезнут без следа,

И память станет чистою страницей.

Успокоение дарует древний лес,

Даруют мир его роскошные дворцы.

И свет столь ярок, что в смятеньи

Под его натиском распалась тьма.

Под кронами зелеными нет тени,

Ибо забыта здесь давно она

В слепящем и приятном свете,

Прохладном аромате ветра,

И тлену места нет здесь -

Стройные деревья зеленью одеты.

Тут тишина царит, и даже песня

Сменяется безмолвием покоя.

Такого мир не мог даже представить -

А тут, за гранью, все так ясно,

Что чувства не нуждаются в ответах,

И остается наблюдать с отрадой:

Созревшие плоды не падают с ветвей,

Потоки неподвижны и прозрачны

И осушатся слезы с наших лиц,

Ибо сойдет с небес благословенье,

Спокойствие разлившейся рекой

На наши души раненые хлынет.

И перед странником откроется прямой,

Неуловимый вечно путь Домой,

Как дуновение, и сердце отдыхает

В неугасающих лучах дневного света.

Успокоение дарует древний лес,

Даруют мир его роскошные дворцы,

И тлену нет здесь места -

Стройные деревья зеленью одеты.

Созревшие плоды не падают с ветвей,

Потоки неподвижны и прозрачны

Как дуновение, и сердце отдыхает

В неугасающих лучах дневного света.

Резко выдохнув, Дензил закончил говорить, но так и не отвел взгляд от пламени.

— Песня птиц Вайретского леса, Квивален Сот, — печально пояснил он.

Со своего коврика Гизелле был отчетливо виден его точеный профиль. До чего же сложным был этот человек -

* * * XXXXXXX * * *

ГЛАВА 17

Дамарис неуверенно коснулась плеча визжащего человека.

— Если вы не возражаете против моей болтовни, то должна признаться, что вид у вас донельзя расстроенный.

Финес все еще сидел на столе, прислонившись к стене Винсентовой комнаты, поскуливая от страха и бормоча себе под нос что-то невразумительное. Когда Дамарис заговорила с ним, он наконец закрыл рот и первый раз поднял на нее заплаканные глаза.

— Дамарис Метвингер, я полагаю?..

— Это я, — вежливо отвечала она. И светло-синие глаза, и улыбка ее источали искреннее благодушие. — А ты кто?

Трапспрингер второпях представил присутствующих.

— Рад, что все устаканилось, — мягко проговорил огр, продолжая приготовления к еде, будто не произошло ничего необычного. — Вы найдете это пристанище почти комфортабельным, а кроме того, повторюсь, я отличный повар. Вам тут понравится, а однажды вы просто привыкнете.

— Но мы не можем оставаться! — закричал Финес, неистово забившись в оковах, сковавших его запястья.

— Это почему же? — поинтересовался огр, упрямо уперев руки в боки.

— Прекрати, Финес, — зашипел Трапспрингер. Как любой кендер, старик не отличался особенной осторожностью. Но он был согласен с тем, что впавший в истерику человек может положить внезапный конец тому, что может оказаться довольно интересным приключением — положить конец остатку его жизни.

— Финес хотел сказать, — пояснил Трапспрингер, — что мы не хотели бы бесцеремонно вмешиваться и утруждать тебя, о благородный великан.

Огр широко улыбнулся, продемонстрировав два ряда неровных, желтых, полусгнивших зубов.

— Вы не помешаете мне! Я люблю общество! Именно поэтому я здесь и нахожусь.

— Ты здесь только за компанию? — даже Трапспрингер был немало смущен.

Винсинт разложил в четыре оловяные тарелки по высохшей до золотистого оттенка рыбешке.

— Ну, в общем-то, да. Видите ли, много лет назад я пришел сюда из земель, где живут огры, на северо-восток отсюда, в составе одной из групп захватчиков.

Он полил рыбу тягучим белым соусом.

— Один из сородичей ранил меня стрелой, а после они оставили меня тут, умирать. Не помню, сколько времени я провел здесь, от нагноения у меня начался бред. Следующее, что я помню — я лежал в самой мягкой постели Кринна! Меня нашли несколько кендеров, принесли в свой дом прямо за Руинами и вылечили целебными травами.

Глаза Винсинта затуманились от теплых воспоминаний. Он задумчиво качнул головой, и на тарелку упала одинокая слеза.

— Рана моя оказалась серьезной, так что лечение заняло уйму времени. Кендеры обходились со мной, как со своим, и научили меня своему языку. Вот и ответ на вопрос, который ты задала раньше, — обратился Винсинт к светловолосой девушке.

— А почему ты не вернулся домой, когда выздоровел? — спросила Дамарис, отрезая кусочек вкусной дымящейся рыбы.

Винсинт содрогнулся.

— Вы, кендеры, все такие проныры? Ну хорошо, раз уж тебе так интересно, это вовсе не было случайностью, когда меня ранил один из моих собственных соотечественников. — Очевидно, мысли эти по сей день причиняли огру страдания. — Наверное, мой народ считал, что я недостаточно кровожаден для огра. Я мог без проблем убивать и терроризировать, да и сейчас могу, но я никогда не превращал убийства в способ существования! Надеюсь, вы понимаете, о чем я…

Огр понурил массивные плечи.

— Они нашли благоприятную возможность от меня избавиться.

Он тяжко вздохнул.

— Так что, как видите, не к чему было возвращаться…

— Но ты так и не объяснил, почему решил остаться именно здесь! — немного раздраженно напомнила о себе Дамарис. Она ужасно не любила, когда ее называли пронырой.

Винсинт окинул ее мимолетным взглядом и обратился к Трапспрингеру.

— Я решил помогать народу, который помог мне. А разве есть лучший способ помочь кендеру, чем спасти его от магических эффектов рощи? Я назначил себя своего рода стражем этого места.

При упоминании о заколдованной роще каждый из Винсинтовых посетителей покраснел и смущенно поежился. Финесу затронутая тема была малость непонятна, но он явственно помнил, как лаял по-собачьи в тот момент, когда Винсинт нашел его и оттащил в тоннель. Мужчина медленно прикрыл глаза и поежился.

Трапспрингер и Дамарис вдруг осознали, что огр схватил их как раз в разгаре чего-то невероятно интимного. Вспоминая теперь происшедшее, кендеры потупили взоры, а после и вовсе уставились в разные стороны, стесняясь встретиться взглядом.

Финес первым переборол свой стыд.

— Но мне казалось, ты говорил, что хочешь помогать кендерам. Разве ты не делаешь наоборот, удерживая их в плену?

— Я не держу здесь никого вечно, — хмуро возразил Винсинт. — Кстати, думается мне, ваше пребывание тут — слишком маленькая цена за спасение от чар рощи. Я ведь так одинок! Я вежлив и дружелюбен, еще и готовлю превосходно…

— Да уж, бандиту непременно нужно быть вежливым! — живо согласилась Дамарис с обычным для кендеров рвением. Винсинт зловеще поглядел на нее. Он молча разложил по тарелкам обед, и все, за исключением Финеса, с энтузиазмом набросились на еду.

После обеда огр отбросил назад свою оловяную тарелку и смачно отрыгнул.

— Чем займемся теперь? Картишки? Кости? Шарики? У меня есть все, что пожелаете.

— Давай сыграем в замечательную игру "Пусть пленники уходят", — задержав дыхание, предложил Финес. Трапспрингер послал ему предупреждающий взгляд.

— Игру выбираешь ты, — Винсинт прицепился к Трапспрингеру. Старый кендер беспокойно взглянул на Финеса.

— Хорошо. Давай собирать палочки!

Винсент так хрустнул сложенными в замок пальцами, что звук отозвался в грудной клетке Трапспрингера.

— Я люблю собирать палочки! Это же моя любимая игра!

Огр вскочил на ноги, сбил табуретку, с грохотом отправив ее под стол, и направился к груде коробок в углу. Винсент ковырялся в коробках, спешно отбрасывая в сторону всевозможные предметы. Среди них Трапспрингер заметил ручные кандалы, ожерелье с драгоценными камнями, набор свитков, кусок заплесневевшего седла и другие вещи, которые не получилось столь легко распознать. Когда Винсинт притопал обратно, сжимая в ненормально громадной руке изящную трубку цвета слоновой кости с замысловатым орнаментом, он освободил стол от блюд единственным движением широкой ладони.

— А-ах, — вполголоса запел он, умащивая свою тушу на возвращенный на место табурет. — Спорю, что вы никогда не видали таких палочек, как мои.

С преувеличенным беспокойством он плавно стянул с трубки крышку. Напыщенным жестом фокусника он перевернул цилиндр вверх ногами, пока на стол не заскользили палочки.

— Позолоченные, — заурчал Винсинт.

Дамарис, трапспрингер и Финес дружно уставились на раскрашенные палочки. Когда пауза затянулась, Трапспрингер наконец сказал?

— Они не золотые. И даже не позолоченные.

Винсинт наигранно хлопнул себя по лбу.

— Точно, — согласился он, — за исключением вот этих двух.

Он методично перебирал одну за одной изящные палочки клешневидными лапищами, пока не вытянул две, неясно отливающие золотом.

— Настоящие золотые палочки с годами исчезли одна за одной. Эти две — все, что осталось. Но когда-то был полный набор позолоченных палочек. На это стоило взглянуть.

Винсинт сгреб палочки и расставил их на столе, готовый начать игру. И тут голова его резко дернулась в сторону.

— Вы это слышали? — улыбнулся он и потер руки. — Кт-то еще решил прогуляться по роще. В нашей компании прибудет!

Огр соскочил на пол и принялся возбужденно скакать по комнате.

Однако внезапно Винсинт остановился, и улыбка на его лице угасла.

— Я должен поторопиться и спасти их прежде, чем они сами найдут способ выбраться.

Он стукнул кулачищем по верхушке буфета, отчего тот осел на пол. Открыв дверцу, огр принялся вытягивать из шкафа ярд за ярдом тяжелую, ржавую цепь, наматывая ее на руку. Трое гостей его съежились за столом, подумывая над тем, не их ли собирается вязать хозяин. Вместо этого он потащил цепь к двери и выбросил ее в туннель.

— Знаю, о чем вы думаете, — напеваючи говорил он. — Вы думаете: "Зачем ему столько ярдов цепей, чтобы запереть дверь?" Я объясню вам. В свое время я оставлял тут много кендеров. Уходя в рощу, я всегда запирал за собой дверь и возвращался не позже, чем через десять минут. Но они умудрялись удрать! Фу!

Огр запальчиво сжал руку в кулак.

— Может быть, они отыскали другой путь на свободу, — предположил Трапспрингер.

— Нет других путей, — просто ответил огр. — Самое забавное, что кендеры всегда запирали замки обратно, так что ни за что нельзя было сказать, что их вообще открывали. Каждый раз я добавлял больше и больше цепей. Может быть, удасться выиграть время и вернуться раньше, чем они сумеют выбраться…

Он вытянул из буфета последнюю цепь и выскользнул за дверь.

— Я отлучусь всего на пару минут, а когда вернусь, у нас будет пятый игрок в палочки. Не пытайтесь меня обмануть!

С этими словами Винсинт закрыл дверь, и слышно было лишь как натягиваются и завязываются цепи по ту сторону.

Финес вскочил на ноги и принялся нервно вышагивать по комнате.

— Вы считаете, что он позволит нам уйти, когда найдет себе новое развлечение?

Дамарис резко качнула головой, отчего ее светлые волосы описали в воздухе полукруг.

— Что-то не услышала я в его голосе намерения отпускать нас. Ходи первым, — предложила она Трапспрингеру, указав на палочки, расставленные по столу.

— Да вы что, собираетесь сидеть здесь и ждать его возвращения? — взвизгнул Финес.

— Нет, мы собираемся поиграть в эту игру, — ответил Трапспрингер, всецело поглощенный извлечением палочки из самой их гущи.

— Но… разве мы не станем искать другой способ выбраться отсюда? — не отставал человек, разглядывая примостившихся на полу кендеров.

Трапспрингер пожал плечами.

— Винсинт сказал, что такого не существует. Хотя исследовать, что из себя представляет это место… наверное, это замечательная идея, — восхищенно воскликнул он.

— Ты говоришь так только потому, что сдвинул синюю палочку и должен в этом ходу сдаться, — надулась Дамарис.

Трапспрингер захохотал.

— Ничего подобного я не делал! Я играл, как всегда, честно!

Блондиночка как можно сильнее выпятила нижнюю губу, что, по ее мнению, должно было придать ее лицу возмущенный вид.

— Ну хоть его-то я смогу победить, — указала она на раскрасневшегося мужчину.

Хохот Траспрингера сменился фырканьем. Ему нравились желтые отблески, отбрасываемые факелом на волосы Дамарис.

— Конечно, милая, только люди ничего не понимают в собирании палочек. Наверное, даже Винсинт обыграл бы его, тем более что руки у Винстента намного больше моей головы.

— Не в этом дело, — с притворным возмущением возразила она.

Финес закатил глаза.

— Если бы вы, двое голубков, прекратили ворковать, мы бы смогли отыкать способ вырваться отсюда! — Он посмотрел на ступеньки. — Вот эта лестница должна куда-то вести!

Трапспрингер помог Дамарис подняться на ноги. Она убрала остатки грима с лица, вытерев его рукавом, и поправила поломанное перо в волосах.

Финес с Трапспрингером вытащили из канделябров в стене по факелу.

— После тебя, — мужчина легонько подтолкнул Трапспрингера к ступенькам.

Старый кендер, держа Дамарис за руку, беззаботно зашагал вверх по каменным ступеням, которые уносились куда-то вверх и исчезали во мгле, куда не мог пробиться свет от факелов. В трещинах, покрывавших древние каменные стены, гнездились мох и бледные грибы. Финес следовал за кендерами по пятам, опасливо пригнувшись, и старался не упустить ни одной мелочи.

— Судя по тому, что лестница поднимается вверх спиралью, — сказал Трапспрингер, — могу поспорить, что мы находимся в Башне Высшего Волшебства. И почему эта мысль не пришла мне в голову раньше?

Дамарис, взвизгнув, сильнее сжала его руку.

— Это так важно? — с издевкой поинтересовался Финес.

— Не исключено, что мы наткнемся на остатки магии, — пояснила Дамарис явно в восторге от такой перспективы.

Финес споткнулся о выбившийся из древней лестницы камень и припал к стене.

— Остатки магии? Что это значит?

— Его голос звучит пронзительней, чем крик гарпии, — отметила Дамарис.

— Эта башня — единственное, что осталось здесь от комплекса сооружений, возведенных на заре времен, — объяснил Трапспрингер, — наряду с остальными четырьмя Башняями Высшего Волшебства — Вайретской, Палантасской, Истарской и еще какой-то, не могу сейчас припомнить. Некоторые из них до сих пор используются как центры магии, а эта была заброшена вскоре после Катаклизма.

— И что же? — не унимался Финес.

— Раньше магия использовалась тут регулярно. Часть ее может все еще блуждать здесь, как, например, те заклятия, что до сих пор не встретили цели…

— … или магические чудовища, продолжающие охранять верхние этажи! — с энтузиазмом закончила Дамарис.

— Книги заклинаний, свитки, волшебные кольца, браслеты, зелья, палочки, посохи, перчатки, мечи…

— Я понял, — сглотнул Финес. Пожалуй, предложение исследовать башню было с его стороны опрометчивым поступком. Они продолжали взбираться вверх.

— А может наверху башни живет злой волшебник, покинутый — нет, изгнанный! — так лучше — своими же собратьями, — продолжала предаваться фантазиям Дамарис.

— Одинокий и печальный, он практикует свое искусство на кендерах! Кто знает, плохо или хорошо быть околдованным?

— Если убрать отсюда магию, ты только что описала Винсинта, — съязвил Финес.

— Что-то подобное я и ожидала от тебя услышать, — буркнула Дамарис.

— Я вот не был околдован с тех пор, как поцапался с тем проклятым козлодоем, — задумчиво встрял в разговор Трапспрингер.

— Ты встречал козлодоя? — с завистью переспросила Дамарис. Среди кендеров козлодои считались птицами легендарными. — До сих пор я не знала никого, кто их видал! Я даже не представляла, что они волшебные. А как он выглядел? Он не пытался выклевать твои глаза?

— А как же! — важным голосом принялся рассказывать Трапспрингер. — Конечно они волшебные! Именно поэтому козлодои такие свирепые. Этот накинулся на меня из мрачного болота (они там живут, верно?). Он…

Ноги Финеса уже ныли, а дышать становилось все труднее и труднее. Через некоторое время после начала подъема он подумал, что неплохо бы считать ступени, но даже без этого по его прикидкам они уже одолели без отдыха свыше трехсот ступенек. Тяжело дыша, он опустился на пол.

— Начинаю думать, что Винсинт действительно говорил правду: здесь больше ничего нет. Мы могли бы вернуться. Это если не думать о том, что он с нами сделает после того, как обнаружил наше исчезновение.

Мужчина содрогнулся при мысли о бугрящихся мышцах огра.

Но нетерпеливые кендеры уже его не слышали. Опасаясь слишком отстать от них, Финес с трудом поднялся на ноги и побрел вверх. Крепко сжимая в руке факел, он мечтал увидеть наконец потолок. Внезапно ступени вытолкнули его в комнату, ненамного больше той, что осталась далеко внизу. Здесь Финес и обнаружил Трапспрингера и Дамарис, суетливо рыскающих по роскошно убранной комнате.

Финес нахмурился. Было странно, что комната, которую столетиями навещали воровитые кендеры, все еще сохранила былое великолепие. Финес сунул факел в канделябр на стене и оглянулся вокруг.

Открыв рот, человек уставился на огромный деревянный стол, испещренный непонятными знаками, который стоял у стены справа от входа. За ним просматривался обитый кожей стул, высокая спинка которого увенчивалась деревянной драконьей головой. На стопке писчей бумаги хозяин оставил перо и склянку с высохшими чернилами, рядом на столе валялись очки и опрокинутая бутылка из-под вина, все под слоем вековой пыли.

Он с восхищением смотрел на примостившиеся по периметру комнаты тома в кожаном переплете. Их тоже тронула пыль, но и только. Мужчина неистово щурился, пытаясь разглядеть названия на корешках книг, пока не нашел одну, заслуживающую, на его взгляд, внимания — "Лечебные травы".Он стянул ее с полки и незаметно сунул за пазуху.

Дамарис с Трапспрингером сновали туда-сюда в поисках потайных ящиков, в которых (они надеялись) могли быть спрятаны драгоценные камни и другие не менее интересные вещицы.

Неожиданно Трапспрингер поднял вверх указательный палец.

— Что-то в этой комнате мне сразу показалось знакомым, и теперь я вспомнил. Она выглядит точь-в-точь как на картинке со второй половины карты, которую я отдал Тассельхоффу!

Из-за стола, довольно жмурясь, выглянула Дамарис.

— Я тут отыскала какой-то переключатель!

Финес насторожился. Но не успел он сформулировать вопрос, как услышал громкий щелчок.

Тотчас же комната заполнилась мутным фиолетовым туманом, исчерченным изумрудно-зелеными полосами. Туман погасил оба факела: и в руках у Транспрингера, и на стене. Но комната не погрузилась во тьму; туман будто светился изнутри.

— Что ты наделала, Дамарис? — зарычал Финес, прячась за стол.

— Не знаю, — вздрогнула она. Даже в тумане он видел ее глаза, огромные и круглые, как две оловяные тарелки. — Но, по-моему, это забавно.

По ту сторону облака поднялся свирепый ветер, в два счета развеяв туман, и оставил за собой пылающий след, который прожег большую квадратную дыру в каменной стене. В глубине бесформенного туннеля продолжали клубиться фиолетовые и зеленые облака.

Ужас овладел Финесом. Он не мог двинуться, мог только крикнуть:

— Стойте! Не ходите туда!

Конечно же, будучи кендерами, Трапспрингер и Дамарис и не думали останавливаться.

— Мы собираемся испытать на себе колдовство! — это были их последние слова перед тем, как оба исчезли в тумане.

Несмотря на то, что ноги человека буквально примерзли к полу, мозг его лихорадочно соображал. Он видел два выхода из ситуации. Он мог вернуться назад и встретиться лицом к лицу с очень страшным, очень разъяренным огром, которому, похоже, не очень нравились люди, как, впрочем, и кендеры.

Второй вариант предполагал прыгнуть в туман вслед за Трапспрингером и Дамарис; если уж речь зашла о вопросе жизни и смерти, здесь кендеры отличаются необыкновенной везучестью. Сцепив зубы, Финес приказал своим ногам обойти стол. Набрав в легкие побольше воздуха, мужчина швырнул себя в холодное клубящееся марево.

ГЛАВА 18

"Дорогой Флинт", — с удовольствием выводя каждую букву, начал Тассельхофф. Приостановившись, он оценивающе изучил написанное. Кендер чрезвычайно гордился своим почерком. Не зная, что писать дальше, Тас задумчиво разрисовывал кончиком одолженного пера подбородок. Ему никогда еще не приходилось писать «такихдлинныхписем», как сказал Лигг, когда по просьбе Таса принес перо, чернила и пергамент.

Вудроу и Винни вповалку спали в тени, отбрасываемой колоннами в дальней части комнаты. На дворе было утро, но они еще не вполне отошли от вечернего пиршества, включавшего вкуснейшее маринованное мясо, цыплят гриль, свежеотваренную репу, хлебный пуддинг и настоящий домашний эль. Конечно же, Вудроу упился вусмерть, наконец-то приняв близко к сердцу совет Гизеллы: "Отпусти себя на волю, Вудроу!" Однажды молодой человек сознался, что в жизни не пил больше глотка эля за родительским столом, а этого было слишком мало, чтобы его уложить. Руки у Вудроу изогнулись под странным углом, левая щека прижималась к холодному полу, а светлые волосы то и дело взмывали вверх и снова падали на лицо, как будто голова юноши тоже двигалась в такт храпу.

Тассельхоф уткнулся локтями в соломенный матрас и попробовал настукивать незатейливый ритм, используя в качестве барабана один из камней стены. За исключением шлепания его башмаков по кладке, разгоряченного храпа Вудроу и глубокого дыхания Винни, комната оставалась молчаливой.

Тас немного пожевал кончик пера, а затем вновь коснулся пергамента.

"Не просто длинное — вечное".

Он мотнул головой, прогоняя ненужные мысли, и принялся выцарапывать слова. Решил, что они получаются слишком мрачными. Тассельхофф скомкал бумагу и зашвырнул ее в центр комнаты.

Он достал следующий лист, быстренько набросал приветствие и продолжил:

"Ты мой самый лучший друг, я так скучаю за тобой!"

Кендер снова покачал головой, да так резво, что хохолок его заметался по плечам. Слишком сентиментально. Грубоватому старому гному это уж точно не придется по вкусу. Тас снова скомкал бумажку и отправил ее в полет.

"Слишком сложно писать письма Флинту" — решил Тас. Нужно было немного подумать над письмом гному, прежде чем брать в руки перо.

После того, как был выброшен еще один лист, кендер с беспокойством заметил, что в его распоряжении осталось всего три листика.

"Дорогой Танис", — начал он по новой. Кендер хорошо знал, что Танис всегда поймет его, что бы он ему не говорил.

"Мы с Вудроу (ты его встречал, помнишь? Он работает на Гизеллу Хорнслагер, ту рыжую гномиху, которая собралась затащить меня обратно в Кендермор. Он умеет говорить с животными, знает практически все о лодках и не кричит на меня, как это любит делать Флинт)……"

Тас приостановился, потом аккуратно зачеркнул замечание про крик на тот случай, если в момент чтения гном будет подсматривать из-за плеча полуэльфа. Он живо представил их у камина в таверне "Последний Приют": заливаясь слезами, друзья поднимают кружки и оплакивают его смерть…

"С того времени, как мы последний раз виделись, произошло столько интересных событий! Мы встретили компанию овражных гномов, которые сбросили повозку с утеса, а потом мы потерпели кораблекрушение и чуть было не утонули.

Но интересней всего оказалось летать на драконе! Ты как будто управляешь им, Танис. Но этот дракон был ненастоящим. Его построил гном-механик по имени Бодзил — или его брат Лигг, я точно не уверен. Никогда не интересовался. Они придумали машину под названием кара… кару… такую круглую штуку, которая играет очень громкую музыку, а еще на ней есть статуэтки зверей. Они опускаются, поднимаются и в то же время вертятся по кругу.»

Тас еще раз просмотрел свое описание карусели. Конечно, оно не удовлетворило его в полной мере, но ничего лучше сейчас не приходило в голову, а переписывать все письмо заново совсем не хотелось.

"Итак, я катался на драконе во время Октябрьского Феста в Росслогивене, и он вдруг взлетел! Бодзил не захотел рассказывать мне, как ему удалось оживить дракона, хотя я уверен, что на самом деле он не живой, но все равно сделан мастерски.

Теперь плохие новости. Дракон принес нас в эту башню, спрятанную высоко в горах. Здесь, как мне кажется, обитают эти два гнома-механика. И они намерены убить меня и поместить в стеклянную витрину, чтобы завершить свою Цель Жизни. То же самое они хотят сделать со своим домашним волосатым мамонтом, Винни, и я считаю это ужасным! Лигг крупнее и решительнее своего брата, он занимается тут строительством. Бодзил более чувствителен, но именно он собирает коллекцию экспонатов.

Я спрашивал Вудроу, может ли человек, нафаршированный изнутри травками, видеть, что происходит вокруг, после смерти. Я имел в виду, смогу ли я видеть людей, которые уставились на меня за стеклом так, как недавно я глазел на динозавра? Вудроу так не считает, но если я окажусь прав, то следующие несколько столетий обещают быть весьма интересными."

Когда остался всего один лист бумаги, Тас решил закругляться.

"Бумага уже кончается, так что мне пора. Было очень приятно познакомиться с тобой. Когда мы были вместе в Утехе, каждый из вас доставил мне немало приятных минут (в том числе и Рейстлин). И, будь другом, передай Флинту, что я никогда не верил, будто он взаправду считает меня дверной ручкой, и очень сильно люблю и его тоже."

Тас еще раз перечитал последнее предложение и решил, что получилось здорово. Нужно было поскорей заканчивать письмо, или неровен час он расхныкается, слезы попадут на бумагу и размоют чернила, и тогда придется начинать заново.

Сосредоточенно прикусив кончик языка, он подписался: "Твой друг, Тассельхоф Непоседа."

Подобрав сопли, он помахал листиком в воздухе, чтобы скорее высохли чернила, сложил страницы вместе и свернул пополам. На обратной стороне последней страницы кендер вывел: "Танису Полуэльфу, который живет в Утехе".

Он знал, что письмо кто-то да получит и сохранит до того времени, пока не вернется Танис из своего приключения.

Тассельхофф плакал не потому, что боялся умирать. Было очень мало вещей, которые могли бы напугать кендеров. И, хотя они не стремились к смерти, кендеры считали ее последним большим приключением. Таса глодала мысль, что придется навсегда расстаться со своими лучшими друзьями, Танисом и, конечно, Флинтом.

В дверь постучали, и стук этот выглядел не более чем насмешкой в данной ситуации, ведь обитатели комнаты были в то же время пленниками. Деревянная дверь распахнулась, и в отбразовавшуюся щель просунулась голова Бодзила.

— Пришло время кендеру примерить витрину, — весело сообщил он.

От его голоса проснулись Вудроу и Винни, и теперь усиленно пытались понять, что происходит.

— Примерить витрину… — уныло повторил Тас. — Что это значит?

— Мыслиггомпоговориликакулучшитьнашувыставку, сделатьееболееинтересной. Говорил гном-механик очень быстро, избегая встречаться с Тасом взглядом.

— Мы подумали, что нужно разместить побольше экспонатов в красивых витринах, — голос Бодзила смолк, но сам он продолжал нервно подергиваться.

— Оооох, — простонал Винни из тени. Его услышал только Вудроу. — Это только повод вывести его отсюда, не вызывая лишних подозрений. Еще никто не возвращался с "примерки".

Вудроу поднял вверх опухшие глаза и сглотнул.

— Оооо… — его затуманенное сознание начало понемногу проясняться, хотя он так и не смог побороть в себе нерешительность.

— Идем, Непоседа, — скомандовал Бодзил. И, видя, как кендер поднимает с пола хупак, добавил: — А свою рогатку можешь оставить здесь. Там, куда ты отправляешься, она вряд ли понадобится. Можешь забрать ее позже.

— А где Лигг? — спросил Тас у меньшего из гномов-механиков, вглядываясь через его плечо в безмолвный коридор.

— Он должен кое-что подготовить, — туманно ответил Бодзил, — но скоро он к нам присоединится.

Тассельхофф решительно выпятил подбородок, попрощался с Вудроу и Винни, которые, казалось, все еще пребывали в сонном оцепенении, и последовал за Бодзилом в освещенный факелами коридор. Кендеру нечасто приходилось ходить, не подпрыгивая через каждый шаг. Его руку твердо сжимала маленькая, но сильная рука Бодзила; во второй руке гнома-механика покачивался факел.

— Ну и как ты собираешься это делать? — любопытствовал кендер. — Трахнешь меня по голове, подсыпешь в еду отраву, задушишь подушкой?

Он не переставал думать "об этом" несколько последних часов.

Бодзил поежился.

— Тебе не кажется, что разговоры на эту тему — признак дурного вкуса? — Он погладил Таса по руке. — Тебе лучше не знать.

Они замолкли. Тас услыхал крик петуха в одной из отдаленных комнат. Его уши могли различить даже едва уловимое шуршание, когда маятник часов рассекал воздух.

Кендер не мог сказать, как долго они шли, когда гном-механик остановился у запертой двери.

— Здесь. Выставочная комната, — сказал он невыразительным голосом. Бодзил открыл маленькую, невзрачную деревянную дверь.

Не веря своим глазам, Тассельхофф вытянул шею. Он даже присвистнул от неожиданности и облегчения. В свете факелов разноцветными вспышками загорались тысячи и тысячи стеклянных сосудов.

— Выглядят, как драгоценности, — изумленно выпалил он. Кендер нырнул в комнату и тут же шмыгнул между двумя рядами витрин всевозможной формы и оттенка, в высоту достававших ему до колена. Над каждой из витрин он застывал с нескрываемым восторгом: синее небо, синее яйцо птицы, синяя вода, зеленое море, зеленая трава, янтарь, рубин, и дюжины других цветов.

— Я не видел столько разных цветов с тех пор, как разбил витраж в кендерморской Радужной таверне. Подумать только, сколько оттенков могут принимать кусочки стекла!

— Они не обычные, — самодовольно пояснил Бодзил. — Мы сами выдуваем витрины из стекла, потому наше стекло очень прозрачное и прочное, но достаточно тонкое, чтобы через него можно было все хорошенько рассмотреть. Как нельзя лучше подходит для размещения экспонатов. Ты уже присмотрел себе что-нибудь? — он обвел рукой ряды витрин вокруг себя.

Витрины целиком заполняли комнату, потому было сложно оценить ее размер или прикинуть, сколько же тут собрано стеклянных ящиков. Тассельхофф порхал от одного к другому, как пчела между цветами. Наконец он на мгновение остановился у длинного, но низкого сосуда с широким горлышком, задранным под отстрым углом.

— Полезай внутрь, примерь, подходит ли тебе размер! — подбадривал кендера Бодзил.

Согласно кивнув головой, Тассельхофф закатал рукава рубашки, нагнулся и просунул ногу в горлышко сосуда. Он влез в банку почти по пояс, когда ноги его заскребли по днищу.

— Мне придется лечь, чтобы поместиться здесь, но, кажется, вечно лежать — не совсем хорошая идея, — сказал он, оглядываясь в поисках витрины попрактичнее.

— Конечно, — радостно пожхватил Бодзил. — И вообще я не уверен, что тебе идет янтарный цвет.

Тас снова стал виться по комнате, находя более высокие витрины. Он проскальзывал внутрь и вылазил наружу, испробовав все очертания и размеры сосудов. Кендер сразу же исключил из списка аквариумы, так как боялся, что будет болтаться от одного борта к другому, а это совсем не соответствовало тем ожиданиям, которые кендер возложил на будущее приключение. Ему понравилась изящная форма баночки для имбиря. Ее узкое донышко плавно прогибалось вверх, а затем смыкалось у горлышка. Но кендер предвидел, что такой сосуд будет слишком сдавливать шею, что вызовет неприятные ощущения. Он отверг прямые, ровные склянки как черезчур традиционные. К слову, и сидеть в них тоже неудобно, решил Тас.

Осторожно взвесив все за и против, он направился к склянке, в которой уже пытался поместиться раньше. Она была изготовлена из стекла с примесью кобальтовой сини, имела простые, но изящные очертания: элегантная, да еще и вместительная к тому же, с едва заметным горлышком и волнующе-округлым донцем. Именно такую кендер считал достойной своей персоны. Тассельхофф внимательно изучил ее и попытался представить в ней себя. "Буду ли я выглядеть там счастливым?" — размышлял он.

— Ага! — воскликнул Бодзил, с облегчением захлопав в ладоши. — Я так и думал, что ты остановишься на синей. С твоими штанишками она смотрится просто великолепно! Кстати, эта забавная одежда типична для кендеров? — без обиняков поинтересовался он, указывая на наряд Тассельхоффа.

— Кажется, да, — запинаясь, пробормотал кендер, которого вопрос застал врасплох. Но один взгляд на синюю красавицу вновь заставил его чувствовать себя счастливым. — Ты действительно уверен, что синий — это мой цвет?

— О, без сомнения! — страстно отозвался Бодзил. Он соорудил из ладоней ступеньку и наклонился к кендеру. — Позволь помочь тебе.

Пребывающий в экстазе Тас немедленно поставил ногу на протянутые руки гномамеханика. Дотянувшись до верхушки склянки, он проворно подпрыгнул и залез в широкое горлышко. Тас прижал руки к бокам и скользнул ко дну, звонко цокнув о стекло башмаками.

От каждого вздоха кендера склянка наполнялась эхом. Тас мягко переступил с ноги на ногу, но эхо было таким сильным, будто он топтался ногами по своим же ушам. Он прижал ладошки и нос к синему стеклу и заверещал:

— Что думаешь?

В ушах зазвенело, так что он вынужден был заткнуть их пальцами.

— Превосходно! — Бодзил снова радостно заапплодировал. — Даже не нужно подгонять по размеру. Совершенно восхитительно!

— Что? — покосился на него из-за стекла Тас. Он видел, что губы гнома-механика движутся, но вместо слов слышал только слабое бормотание. Тас решил, что вечность будет сложно понять и разобрать изнутри этой склянки. Но размышления Таса прервались, когда склянку вдруг качнуло, будто содрогнулась земля (или, по крайней мере пол здания) под ней. На лице Бодзила отразилось удивление. Но когда толчок повторился, еще сильнее предыдущего, гнома-механика обуяла ярость. Он вылетел из комнаты быстрее ветра, так, что рукава его рубашки надулись подобно парусам.

Тас взволнованно заколотил в стеклянную преграду.

— Бодзил, погоди! Что происходит? Куда ты идешь? Я не могу выбраться!

Его крики многократно отражались от стенок склянки, но оставались внутри.

Творится что-то из ряда вон выходящее, и Тас не собирался рассиживаться внутри чертовой склянки и пропускать все самое интересное. Другое дело — как из нее выбраться? Внутри склянка была довольно вместительной, но отверстие вверху… оно казалось крохотным, однако Тасу было достаточно, чтобы втиснуться в него. Он подпрыгнул, ухватился за краешек и подтянулся. Голова и плечи пролезли в отверстие, а вот рукам не хватало места распрямиться. Не имело значения, как он извивался и дергался, локти напрочь застряли в горлышке склянки.

Рассерженный подобной задержкой, Тас спрыгнул в склянку. Приподнявшись на цыпочки, он как можно выше вытянул руки над головой. Убедившись, что в этом случае ободок горлышка находится на уровне его бровей, кендер снова опустился на дно. Но тут же предпринял новую попытку. На этот раз ему удалось высвободить плечи, и теперь, опустив руки по обе стороны склянки, он пытался зацепиться за ободок, повиснув на подмышках. Продолжая извиваться и подтягиваться, он медленно прокладывал своему телу путь наружу. Замок тряхнуло совсем сильно, и Тас услышал, как очень близко с грохотом разбился какой-то сосуд. Его склянка, излишне утяжеленная сверху, закачалась и угрожающе накренилась. Тассельхофф застыл. Склянка продолжала раскачиваться и трястись, прыгая взадвперед по низкой полке, на которой она стояла. Как только она достигла края, Тас выбросил себя на пол, приземлившись на все четыре конечности. Вслед за ним на пол грохнулась бутылка и осыпала Таса градом битых стекляшек.

Несколько осколков и стеклянная пыль умудрились оставить на коже Таса мелкие царапины, но в целом он не пострадал. Вытащив из ближайшего шкафа тряпку, он быстро отряхнул осколки и ринулся в дверь, за которой исчез Бодзил.

Гном-механик стоял в коридоре спиной к Тасу и завороженно всматривался в конец галереи. Оттуда раздавался оглушительный топот, от которого вздрагивал замок, под градом сокрушительных ударов заскрипела, застонала дверь. Щепки расколотой древесины обрушились на пол вместе с каменными глыбами, вырванными из стены вместе с дверной коробкой. Сквозь образовавшийся рваный проем стремительно рванулся волосатый мамонт Винни. На его спине распластался хрупкий Вудроу, что есть силы ухватившись обеими руками за мех.

— Чтоэтовсезначит? — заорал Бодзил. — Этомузей, анеарена!!! Воимянауки, прекратитебезобразничать!

Вудроу предпринял попытку усесться на спине мамонта.

— Мы уходим, — объявил он, — кроме того, нам нужен господин Непоседа.

Юноша угрожающе потряс кендерским хупаком у себя над головой.

— Вынеможетеегозабрать, — Бодзил сделал шаг назад.

— Оннавыставке, — добавил выползший из-под обломков позади Винни Лигг. В левой руке он сжимал шкурку какой-то небольшой ящерки, вместе с лапками, хвостом и головой. — Эточестьбытьнавыставке. Чтотовродебессмертия!

— Вы же еще не замариновали его в бочке, как огурец, так ведь? — взволнованно вскрикнул Вудроу.

— Именно, поздно вы кинулись, — быстро подтвердил Лигг.

ВУдроу силился справиться с комком, внезапно подступившим к горлу.

— А теперь прекращайте безумствовать, и мы сможем заключить сделку, — продолжал старший гном, водрузив на нос очки.

Винни яростно затряс головой, и Вудроу крепче вцепился в его шерсть.

— Никаких сделок с вами, — решительно отрезал мамонт.

— Вы только взгляните, что вы натворили! — умоляюще произнес Бодзил. — Помогите нам хотя бы отремонтировать то, что сломано, и навести порядок.

— Мы опоздали на помощь Тассельхоффу, — захныкал Винни, стараясь, однако, сохранить решительные нотки в голосе, — но все равно добились своего. Не хочу я быть засоленным и пастеризованным! Не пытайтесь навредить мне, ни ты, Лигг, ни тем более ты, Бодзил. Последние пятьдесят лет вы обращались со мной по-хорошему, но таково мое решение. Я хочу уйти и беру с собой своего нового друга. И сделаю все, что будет нужно, чтобы вырваться на свободу.

Двое братьев стояли поперек коридора плечом к плечу, и Винни гигантской глыбой быстро надвигался на них. Лишь тогда Тас покинул комнату с витринами и выскочил в коридор. Теперь он мог воочию наблюдать ярость мамонта. Он испугался за двух гномов-механиков, которые преграждали путь атакующему исполину, но вместе с этим ему хотелось убраться отсюда вместе с друзьями, и Тас быстро принял решение. Он рванулся за спину Лиггу и Бодзилу и применил свой любимый трюк, стукнул их головами. Головы ударились друг о дружку со звуком, напоминающим треск раскалываемого кокосового ореха. Ошарашенные гномы-механики повалились в предусмотрительно расставленные кендером объятия. Он оттащил их к стене, прочь с дороги Винни.

— Тассельхофф! — вырвалось и у юноши, и у мамонта при виде друга. — Мы думали, ты погиб!"

Волосатый мамонт сбавил скорость, позволяя Тасу ухватиться руками за шерсть и взобраться ему на спину. Кендер плюхнулся рядом с Вудроу, и Винни снова помчался по коридору.

— Боги, как же я рад снова видеть вас, парни!!! — наконец воскликнул Тассельхофф, вертя во все стороны головой в привычной для него манере. — А какой из путей ведет наружу?

Вудроу дурашливо усмехнулся с облегчением.

— Кто знает? Но если испробовать достаточно много дверей, непременно найдется одна, которая выведет нас отсюда.

— Йехуууу! — завизжал Тассельхофф, когда Винни, склонив голову, проломился через очередной дверной проем.

И кендер, и Вудроу дружно застонали, когда пыль осела и их взору предстала комната, в которую они только что вломились. В противоположной ее стороне располагалась огромная дверь, очень похожая на парадную. От этой двери волосатого мамонта отделял гигантский котенок — пума, решил Тас — прикованный к стене десятиметровой цепью.

— У-уходим отсюда. Поищем другой выход, — умоляюще прошептал Вудроу. — Тебя всю жизнь держали взаперти, а потому ты даже не представляешь, на что способны голодные пумы! Разворачивайся, начнем поиски в другом месте.

Но Вудроу недооценивал волосатого мамонта.

Казалось, что годы заточения только обострили природные инстинкты Винни. Он бросился прямо на огромную кошку, которая никогда в своей жизни не видела столь массивного существа. Пума прижалась брюхом к полу и ускользнула в сторону, надеясь впиться в бок мамонту, когда он упрется в стену и остановится. Как и ожидала кошка, Винни прошел мимо нее, врезался в стену, но не затормозил, а двинулся дальше, прямо сквозь каменную кладку, вынося за собой осколки стены на солнечный свет. Но и теперь он не останавливался, как же! Обезумевший волосатый мамонт бросился вниз по склону подальше от замка, подскальзываясь в грязи, улюлюкая, торжественно трубя и вращая хоботом.

Далеко внизу гуськом по узкой, извилистой тропинке шли в гору Гизелла и Дензил, причем Гизелла двигалась впереди. Когда они выбрались из тени огромного валуна, возвышающегося среди остальных скал, Гизелла осмотелась и заметила далекий силуэт башни на фоне утреннего неба. Она остановилась, подождав, пока ее догонит Дензил.

Они одолели еще одну петлю крученой каменистой тропы. Что-то углядев, Гизелла приподнялась в седле, чтобы получше рассмотреть. Постройка, серия построек, подобных ей никогда не приходилось видеть. Четыре башни росли уступами прямо из скал. Под башнями располагался замок, который или отпочковался от горы, или гора когда-то обвалилась на его крышу. Гномихе показалось, что она видит две фигуры, скользящие вниз по склону на каменной глыбе. Тут же она рассмотрела, что на самом деле «глыба» представляет из себя какое-то громадное, лохматое животное. Через несколько секунд ее догнал Дензил. Выпрямившись, он заслонил рукой солнце и вгляделся вдаль.

— Непонятное создание с двумя наездниками, — пришлось констатировать ему. — Кажется, они двигаются прочь от крепости. Есть вероятность, что это твои спутники?

Гизелла прищурилась. К счастью, солнце не светило прямо в глаза.

— На таком расстоянии трудно утверждать наверняка. Тот, что впереди, выглядит чуть пониже заднего всадника… и он, несомненно, размахивает хупаком. Да, это Вудроу с Непоседой. Неужто им опять удалось угнать одного из деревянных животных?

Гизелла по-детски рассмеялась собственной шутке.

Дензил проигнорировал ее вопрос, сказал только:

— Подождем их тут.

— Не хочешь скоротать время ожидания?

Ухмыльнувшись, Гизелла провела рукой по бедру Дензила и легонько хлопнула его по заду.

Дензил резко опустился назад в седло. Гизелла едва успела отдернуть руку, которую он мог вполне отдавить своим весом.

— Нет, — отрезал он. Дернув за поводья, он направил коня к месту, где он мог топтаться на тропе, не вызывая радения гальки вниз по склону.

Слегка надувшись, Гизелла последовала за ним.

— Что с тобой приключилось? Ты ведешь себя более чем странно все утро.

— Прочь с дороги, — распорядился Дензил. — Следуй сюда, за мной.

Он скинул с плеча арбалет, взвел его и вытащил из колчана, притороченного к седлу, стальной болт.

— Заткнись и не мешай мне.

На смену обиде пришло возмущение, и Гизелла властно уперлась руками в колени.

— С каких это пор я нахожусь под твоим командованием? И вообще, что это ты задумал? Это люди, которых мы пришли выручить из беды. Начни размахивать своей взведенной и заряженной пушкой, и в конце-концов кого-нибудь ранишь.

— Это как раз то, что я умею делать лучше всего! — огрызнулся Дензил. — А теперь пошла прочь, или хочешь оказаться среди моих жертв?

— Ну, разве меня это удивило? — вспыхнула Гизелла. — Дали мальчишке пинок под зад и разрешили убираться вовсояси, а он думает, что его в рыцари посвятили. У меня есть кое-какие новости для тебя, Дурнсил! Гизелла Хорнслагер не кланяется, не расшаркивается и не исполняет приказов, особенно если они исходят от таких, как ты, у которых брови на переносице сростаются. И сейчас ты либо изменишь тон, либо развернешься и свалишь обратно в город!

Дензил развернул арбалет и упер его прямо Гизелле в грудь. Лицо его не отражало ни единой эмоции.

— Я пришел за кендером. Мне все равно, что случится с остальными, так как я считай его нашел. Останешься ты в живых, сыграешь в ящик — какое мне дело? А сейчас, будь добра, брось на землю кинжал, который ты прижимаешь к ноге. Соблюдай тишину и не высовывайся, иначе мне придется заставить тебя замолчать.

Долгое время Гизелла не раскрывала рта. Неужели все происходит в действительности? Она провела с этим мужчиной потрясающую ночь, несколько мгновений назад она находилась в предвкушении ее повторения. А теперь он направляет на нее арбалет и сообщает, что без раздумий нажмет на курок. И еще он говорит о Тассельхоффе так, будто кендер является для него всего лишь значимым предметом. Может быть, Дензил тоже наемник? Гизелла решила, что вызывающее поведение ничего ей не даст. Она молчаливо прокляла свою глупость, благодаря которой этому малознакомому человеку удалось ловко обвести ее вокруг пальца, а затем покорно выбросила оружие и направила коня в укромный уголок позади Дензила.

Не обращая на нее внимание, Дензил извлек из кармана полоску ткани и обвязал ею кожаный нарукавник на левом предплечье. Из колчана в седле мужчина выгреб целую охапку болтов и по одному заткнул их под повязку на руке. Со все возрастающим ужасом Гизелла поняла, что Вудроу и Непоседа скачут прямехонько в засаду. Гизелле не приходилось раньше геройствовать. Во время путешествий она была не раз вынуждена защищать свою жизнь. Но пьяные мастеровые и оголодавшие гоблины выглядели скулящими младенцами в сравнении с тренированным убийцей. Гизелла тоскливо покосилась на уроненный кинжал. Ничего не поделаешь.

Тассельхофф хохотал.

— Ты обратил внимание на кошкино лицо, когда Винни вышиб стену? Давно я не бывал в таких забавных приключениях. Она выглядела так, будто на нее испражнилась целая стая скунсов!

— А я даже не поцарапался! — пыхтел Винни. — Я был уверен, что поцарапаюсь, но — нет. Опускаешь голову вниз и — бах!

Вудроу полуобернулся назад, вцепившись крепче в шерсть, и напряженно вглядывался в сторону замка.

— Не видно никого из наших преследователей. Как вы думаете, они вообще собираются это делать? В конце концов, дракон-то у них.

— Они могли сделаться невидимыми, — предположил Тас и тоже обернулся, чтобы видеть все собственными глазами. — Других причин не вижу. Но когда ты чего-то не видишь, это обычно хорошее предзнаменование. Как ты думаешь, Винни? Могли они вместе с драконом стать невидимками?

Винни размышлял над его словами несколько секунд, потому что знал о невидимости крайне мало.

— Я никогда не видел, чтобы они становились невидимыми. Разве это что-то доказывает?

— Неубедительно, — согласился Тас. — Вот если бы ты видел их невидимыми хоть раз, тогда б мы точно знали, что такое возможно.

С тех пор, как друзья вырвались из башни, Винни продвигался вперед внушительными скачками. И вдруг замедлил бег.

— Впереди что-то есть. Я чую запах. Он другой… Там что-то живое.

Гизелла отчаянно вырывала с головы локон за локоном. Дензил продолжал сидеть верхом на коне. Арбалет он разместил на верхушке валуна и теперь целился во что-то. Она не имела возможности подобрать с земли кинжал, и не было больше ничего, с чем можно было напасть на Дензила. Но его надо остановить!

Внезапно в голове ее родилась идея. Она пришпорила коня и понеслась вперед, что есть сил размахивая руками. Дензил был захвачен врасплох.

— Это же госпожа Хорнслагер! — закричал Вудроу, указывая пальцем на фигуру, которая появилась на тропинке в каких-то пяти метрах от них. — Она нас нашла! Ура!

Но не успел Вудроу договорить, как лицо Гизеллы исказилось болью, и гномиха схватилась за бок. Радость юноши сменилась ужасом, когда Гизелла вскрикнула, покачнулась в седле и, все так же продолжая зажимать ладонями рану в боку, опрокинулась на землю.

— Винни, бегом туда, скорее! — взмолился Вудроу.

— Мы должны посмотреть, что с ней произошло, — Винни сделал вперед пару нерешительных шагов и остановился. — Но мы не знаем, что там.

— Там госпожа Хорнслагер, и она ранена!

Вудроу перекинул ногу через спину мамонта и заскользил к земле. И когда он уже летел вниз, мимо уха Тассельхоффа предательски просвистел арбалетный болт, пронзив воздух в месте, где только что находился Вудроу. Тассельхоффу не единожды приходилось слышать этот звук, чтобы безошибочно определить его.

— Арбалет! — завопил кендер, вжавшись в спину Винни. Приблизившись к уху мамонта, Тас взял командование на себя. — Мчись вперед, Винни. Если мы так и будем стоять тут истуканами, нас перестреляют одного за другим. Ну же, давай!

Гигантское животное пребывало в нерешительности всего мгновение; тряхнув мохнатой головой, мамонт понесся по тропе. От резкого ускорения Тас чуть было не сорвался на землю. Он крепко вцепился в густую шерсть на спине Винни, который превратился в разъяренного монстра.

Стоило им поравняться с неподвижным телом Гизеллы, Тас разглядел на верхушке камня арбалет, а за ним лицо. Еще один удар сердца, и следующий болт отделился от арбалета. Тас услышал глухой звук и почувствовал, как Винни слегка споткнулся. Опустив голову, он увидел оперенную стрелу, торчающую из бока мамонта, всего в нескольких сантиметрах от ноги Таса. Но Винни торопился, и уже через несколько секунд они преодолели расстояние, отделявшее их от убежища убийцы.

Послав третью стрелу, Дензил отбросил арбалет и вытащил из ножен свой тяжелый искривленный меч. Над его головой стремительно пронесся металлический наконечник кендерского хупака. Дензил отразил атаку саблей, выбив несколько щепок из деревянной рукоятки оружия Таса. Однако мужчина совершенно не учел, что волосатый мамонт по меньшей мере на полтора метра выше его коня. Дензилу становилось все тяжелее парировать сыпящиеся на него сверху удары, и конь его медленно попятился вниз по тропинке.

Тем временем Вудроу добрался до Гизеллы. Конь ее взволнованно рыл копытом землю в нескольких метрах от нее. Вудроу опустился перед гномихой на колени и бережно перевернул ее на спину. Чуть ниже ключицы в ее шерстяной куртке виднелось крохотное красное отверстие. На таком маленьком расстоянии арбалетный болт пронзил ее тело и застрял внутри. Захлебнувшись чувствами, Вудроу прижался ухом к неподвижной груди гномихи, затем припал щекой ко рту, надеясь услышать хоть отзвук дыхания. Тщетно.

Повернувшись, Вудроу увидел здоровяка на отвратительном коне — суккубе — сцепившегося с Тасом в рукопашном бою. Меч мужчины не доставал до кендера на спине у Винни, а Винни не мог приблизиться к уродливому коню достаточно близко, чтобы удары Таса достигали цели.

Оставив тело Гизеллы, Вудроу двинулся к месту боя, по пути подняв с земли брошенный гномихой кинжал. Кендер решил предпринять еще одну атаку. Когда он замахнулся на Дензила, Винни распрямил свой хобот и обвил его вокруг обутой в тяжелый сапог ноги убийцы. Слегка поднатужившись, мамонт выдернул ногу Дензила из стремени, и мужчина лишился опоры. Тас тут же оценил ситуацию и выбросил Дензилу в грудь вперед заостренный конец хупака, имитируя удар копьем. Металлический наконечник с силой ударил по грудной клетке, освободив легкие негодяя от остатков воздуха, и вышиб его из седла. Вудроу вонзил в падающее тело кинжал, чувствуя, как между пальцев начинает струиться кровь. Глухо стукнувшись об землю, Дензил испустил дух. С кинжала Вудроу капала кровь.

Тассельхофф приготовился было спрыгнуть со спины Винни, когда Вудроу вскарабкался назад к нему.

— Нужно убираться отсюда, пока гномы-механики не схватили нас вновь. Вряд ли эта заварушка осталась ими незамеченной.

— Нет, я не могу снова вернуться в темницу, — застонал Винни и начал спускаться по тропинке.

Но Тассельхофф остановил их.

— Погодите! Кто этот парень? И что с Гизеллой? Может, нужно ее обождать?

— Гизелла мертва, — выпалил Вудроу, глотая слезы гнева, — как и человек, напавший на нас!

Тассельхоффа будто молния ударила.

— Гизелла не может умереть! Ты-то откуда знаешь?

— Она мертва, господин Непоседа, — зарыдал Вудроу. — Арбалетный болт вонзился ей в бок. Я зарезал человека, ее убившего — того, с кем вы сражались, когда сбросили его с коня. Смотрите же, на кинжале Гизеллы еще не высохла его кровь! Пожалуйста, господин Непоседа, — взмолился он. — поехали! Мы не можем ничем больше им помочь, так что лучше убраться отсюда подальше.

— Он прав, — Винни скорбел вместе со своими новыми друзьями. — Нельзя допустить, чтобы здесь нас нашли Бодзил и Лигг.

— Меня не волнуют гномы-механики! — взвизгнул Тас. — Мы не можем просто так сбежать, оставив ее там!!! Стой, Винни! Вернись!

Но Винни продолжал неумолимо спускаться по горному склону.

— Не могу, Тассельхофф. Как ты не понимаешь? Просто не могу. Слишком опасно. Гномы-механики…

— Кендеры не бросают друзей! — в голосе Таса появились нотки боли. Быстрее, чем Вудроу успел опомниться, Тассельхофф перебросил ногу через спину мамонта и был уже на земле, кувыркнувшись во время падения. Он моментально вскочил на ноги и зашагал вверх по направлению к телу Гизеллы.

Руки Вудроу дрожали. Он пытался остановить Винни.

Каждая клеточка его тела советовала бежать отсюда, и чем скорее, тем лучше. Но Тассельхофф Непоседа был его другом, и если Вудроу не мог вернуться обратно, уж подождать его здесь он был обязан.

Когда Тассельхофф добрался до тела Гизеллы, он едва дышал, а перед глазами колыхалась пелена. Конь ее пустился навстречу кендеру рысью, и Тас по-хозяйски повел его под уздцы. Еще не успевшее остыть тело рыжеволосой гномихи покоилось всего в нескольких десятках шагов от трупа застрелившего ее человека. Его конь неподвижно стоял над телом. Когда Тас приблизился, животное стало фыркать и сопеть. Тас убедился в том, что Гизелла умерла, стоило ему взглянуть на ее рану. Собравшись силами, кендер бережно поднял тело Гизеллы Хорнслагер на руки и усадил ее в седло. Развернувшись, Тас направил коня по своим следам вниз по тропе, поддерживая Гизеллу в седле. Он шел туда, где его с нетерпением ждали Вудроу и Винни. Они двинулись дальше по склону на восток, и всю дорогу Тассельхофф слышал в голове монотонный барабанный бой кендерской похоронной процессии.

Никто ни разу не обернулся.

А если бы они сделали это, то могли бы заметить крупного мужчину, ползущего по пыльной дороге к одной из башен гномов-механиков.

Огненноглавую гномиху похоронили на лесной поляне, залитой лунным светом. Уединение этого места нарушал лишь шелест ручья.

Тассельхофф декламировал Похоронную Песнь кендеров, и голос его то и дело прерывался.

Солнечный мир по кругу летел,

Весна приходила за днями зимы,

Оживали цветы и вновь зеленел

Папоротник в чащобах лесных.

А если кто-то солнце скрывал,

И солнечный луч не скользил по лицу -

Это ласковый дождь цветы умывал

И папоротник освежал в лесу…

Но теперь мне никто не сможет помочь,

За веснами осень следом спешит,

За солнечным днем наступает ночь,

Готовая каждого поглотить.

Венцы лепестков обронят цветы,

Папоротник пожухнет в лесу.

Теперь я знаю: праздник весны -

Только верста на пути во тьму.

(перевод tass & Февина)

— Я рад, что с нами нет Фонду и он этого не видит, — сказал Вудроу. — Пусть уж лучше буйствует в Росслогивене.

Утерев слезы с лица, юноша поправил рыжеватые косы Гизеллы и смахнул с ее бледных щек пылинки, ведь это так много значило для нее при жизни.

Хупак Тассельхоффа стал памятником на ее могиле.

— Мы отправляемся в Кендермор. Ради Гизеллы.

ГЛАВА 19

Трапспрингер потянулся к Дамарис, но не смог найти ее в клубящемся фиолетово-зеленом мареве. Чувство было такое, будто легкие его вжались в ребра, а в животе роем кружились бабочки. Одновременно взмахивая крыльями, они немилосердно щекотали бедного кендера. Он беззвучно хихикал. Не в силах разглядеть что-либо кроме кружащегося белесого тумана с эмеральдовыми и аметистовыми прожилками, он бепомощно размахивал по сторонам всеми конечностями. Где бы они ни находились, кендер не мог сказать, что стоит на твердой земле, равно как не было чувства, будто он плывет в жидкости. Внезапно он осознал, что все волоски на коже стали длиннее, а ногти значительно выросли. Он был невесом и свободно болтался в пространстве, и в то же время ощущал постоянное давление извне.

А затем будто кто-то отстегнул гиганскую цепочку и рывком открыл дверь; и тяжесть, и туман мигом исчезли. Трапспрингер приземлился на Дамарис Метвингер. Она испуганно оттолкнула кендера прочь. Им оставалось только стоять и оглядываться по сторонам, неосознанно схватившись за руки.

От захватывающего зрелища, открывшегося им, у обоих кендеров отвисли челюсти, а Трапспрингер даже недоверчиво потряс головой. "Мы оказались в детском игровом павильоне", — подумал пожилой кендер. Это сравнение как нельзя лучше подходило к местности вокруг. То, что находилось на узких, ослепительно черных улицах, на перекрестке которых они сейчас стояли, и по виду, и по запаху напоминало анисовые леденцы. По краям дороги довольно регулярно были распиханы маленькие домики коричневого цвета с золотистым отливом, фасады которых украшала белая отделка — ну чем не коврижки? Кроме того, все дома отличались друг от друга палисадниками. Тут росли разноцветные кусты из леденцов, карамельные деревья, дорожки были вымощены ореховыми пирогами, а клумбы украшали цветы из жвачки. По меркам кендеров, наши друзья угодили прямо в рай.

Недостатка в освещении здесь не чувствовалось, хотя не было ни солнца, ни неба в привычном смысле этого слова. «Потолок» формировали пастельные клубы тумана, накрывавшие сверху странную местность. Создавалось впечатление, будто весь город был построен в коробке.

Трапспрингер с Дамарис вертелись по сторонам со все возрастающим восторгом.

— Возможно ли это? — вырвалось у нее.

— Есть только один способ проверить, — живо ответил Трапспрингер. Он потянул девушку к маленькому кустику в белую с розовым полоску и отломил хрустящий лист. Затем попробовал на вкус.

— Помадка с клубникой и ванилью! — объявил он, отрывая еще один листик, для нее.

— Гаркул Мармеладка, тебе не кажется, что есть мой куст неприлично? — раздался грозный голос из ближайшего домика. Трапспрингер с Дамарис виновато отскочили назад.

Хозяин пригляделся к пришельцам повнимательней, насколько это позволяло решетчатое оконце в конфетной входной двери.

— Странно, вы не Мармеладка…

Дверь рывком распахнулась. Навстречу Дамарис с Трапспрингером по мощеной галетами дорожке вразвалку направлялся грузный кендер.

— Мое имя Трапспрингер Лохмоног, а не Мармеладка, как вы только что заметили, — любезно обратился к нему Трапспрингер. — Приятно познакомиться. — Он протянул кендеру руку. — Кстати, а где это мы?

Он испытывающе повел по сторонам взглядом.

— Я Линдал Бородавка, — самый тучный из когда-либо виденных Дамарис и Трапспрингером кендер сжал протянутую ему руку и принялся ее трясти. — А находитесь вы в Мармеладсбурге! Эй, народ, у нас тут новенькие!!! — заорал он.

Этот крик будто открыл невидимый доселе шлюз. Двери распахивались, молоточки из лимонных леденцов громко шлепались о поверхность из имбиного печенья. Крошечный мир содрогнулся, когда к Трапспрингеру и Дамарис, пошатываясь и кряхтя, стали стекаться расплывшиеся, толстые кендеры. Двое новоприбывших тут же оказались в окружении и едва не утонули в потоке невразумительных вопросов, быстро произносимых тонкими, писклявыми голосками.

— Как вас зовут? Нужно, чтобы Приветственный Комитет принес им пирог!

— А сапожки из свиной или коровьей кожи?

— Вы страдаете от расстройства кишечника?

— А откуда вы?

— У вас есть какая-нибудь еда, только не сладкая?

— Шапочка такого интересненького цвета! Могу я ее одолжить на чуть-чуть?

Хохоча и обмениваясь рукопожатиями, Трапспрингер пытался ответить на все вопросы, абсолютно не имея возможности вставить хоть один собственный.

Вдруг клубящиеся облака над головой пронзил переливчатый зигзаг молнии. Он ударил в землю через несколько мгновений с такой силой, будто был твердым. Так же быстро, как появился, столб света втянулся обратно в мерцающий туман, оставив в нескольких шагах от группы кендеров пошатывающегося Финеса.

— Что это был за туннель, забери его бездна!? — загремел он, растирая ладонями продолжающие вибрировать уши. А когда взгляд его упал на черные леденцы под ногами, он испуганно отскочил назад. — А это еще что за чертовщина?

Только сейчас до него донесся гомон. Когда он увидел столпившихся кендеров, лицо его побагровело.

— А вы кто такие, во имя бездны?!

— Человек, — чуть громче всех остальных пробормотал один из кендеров. — Не кажется ли вам, что людей здесь еще не было? И до чего же грубый!.. Вряд ли этот человек может быть нам полезен. Кстати, разве мы не объявили грубость преступлением?

Пухлые городские обыватели тут же забыли о Финесе, увлеченные обсуждением столь интересного вопроса. Ему удалось проложить путь сквозь толпу рыхлых тел, окруживших Дамарис и Трапспрингера. Увидев их, он едва не заплясал от счастья.

— Где мы? — спросил он, пытаясь говорить как можно увереннее, чтобы не выглядеть растерянным в глазах Дамарис.

Ему и в голову не могло прийти, что такое вообще возможно. Кто додумался выстроить из конфет целый поселок? Он размышлял над этим, наблюдая за толпой непомерно растолстевших кендеров. А может, это просто декорации для какого-то спектакля, а кендеры вырядились в одежды с толстой ватной подкладкой? Но тогда почему они так убедительно пыхтят, надувая щеки?

Пошлепав нескольких, он пришел к выводу, что перед ним самые что ни на есть настоящие раскормленные кендеры. И тогда Финес приметил кое-что, что заставило его сердце замереть. Продолжая болтать, кендеры беззаботно отламывали кусочки стен, растений и изгородей, отправляли их в рот и спокойно пережевывали.

— Кажется, вон тот друг, — Дамарис указала на кендера, повстречавшегося им первым; они с Трапспрингером могли свободно влезть в его штаны вдвоем, — говорил, что это место зовется Мармеладбургом, или что-то в этом духе.

— Все верно, госпожа, — обернулся к ней мужчина, с которым они общались. — Мармеладсбург. Назван в честь здешнего основателя, Гаркула Мармеладки.

Кендер возложил мясистую руку на плечо седовласого старика, одетого в очень похожие штанишки. Оба сияли лучезарными улыбками.

— Но где это, здесь?

Кендер по имени Гаркул шагнул вперед, лицо его посерьезнело. Он раскачивался взад-вперед, переминался с носков на пятки, а руки его ни в какую не хотели оставаться сцепленными за спиной.

— По правде говоря, мы и сами не совсем уверены. Среди нас немало тех, кто думает, что мы умерли и угодили прямиком в кладовую Реоркса.

— Но я-то не его последователь! — возразил Финес.

Основатель поселения нахмурился.

— Это уже интересно. Пусть кто-нибудь запишет.

— Но ведь человек входил в тоннель вместе с кендерами, — раздался голос из толпы. — Может, его просто всосало вслед за ними воронкой.

— Отличное предположение, его тоже запишите, — энергично потер ладони Гаркул. — Думаю, что мы с этим разберемся. Не приходилось нам думать над столь сложными загадками… давно, очень давно, я бы сказал!

— И как долго вы все уже здесь? — поинтересовалась Дамарис, обратившая внимание на морщинки, бороздившие лицо практически каждого кендера из толпы.

— Три дня!

— Две недели!

— Четыре месяца!

Эти слова принадлежали Мармеладке.

— Как? Ты, отец-основатель этого города, пробыл тут всего четыре месяца?! — воскликнул Финес.

Мармеладка даже обиделся.

— Ну так эти четыре месяца были очень насыщенными, а ты как думал! Да за это время я успел сделать больше дел, чем ничтожному гному, мэру Роли, удается довести до конца практически за год!

— Ты хотел сказать "удавалось", — не преминула вмешаться дочь нынешнего мэра, Дамарис Метвингер.

Мармеладка казался раздосадованным.

— Так Роли уже заменили на другого? Так и знал, что до конца года он вряд ли продержится…

Дамарис ничего не понимала.

— Погоди, но мой папочка, Мелдон Метвингер, занимает эту должность последние несколько месяцев. Что-то похожее на Роли, о котором ты говоришь, я видела на стене в комнате совета. И он… он же был мэром сразу после Катаклизма?

— Ага, — согласился Мармеладка. — Лично у меня вряд ли есть повод упрекать Роли; для гнома он справлялся очень даже ничего. А однажды, в День Аудиенций, он с честью разрешил мою проблему. Ну да ладно… говоришь, теперь мэр Метвингер?

Финес обдумывал его слова.

— Ты пытаешься сказать, что лично был знаком с Роли? — едва различимым шепотом спросил он.

— А то, конечно же знал! — фыркнул Мармеладка. — Меня, одного из лучших кендерморских кондитеров, едва не избрали в советники мэра. Конечно, раз наш город еще такой юный, почему бы и не поучаствовать в большой политике? — кендер явно чувствовал себя достойным восхищения.

— Какой нынче год, ты как считаешь? — поинтересовался Финес, сдвинув брови.

Мармеладка посмотрел на него так, будто мужчина был идиотом.

— Ну, шестой после Катаклизма, а в чем дело? А по-твоему, какой еще?

Изумленный Финес открыл было рот, но его опередили пятеро кендеров со своими вариантами ответа.

— Двадцать седьмой!

— Сорок пятый!

— Шестьдесят восьмой!

— Сто двадцать девятый!

— Двести тридцать четвертый! — хором крикнула целая группа кендеров.

— Не угадали. Триста сорок шестой, — сухо поправил Финес, когда улегся галдеж. — И тем не менее, никто из вас не пробыл здесь больше четырех месяцев?

Кендеры молча качали головами.

— Будто время для нас изменилось, — заметил Трапспрингер.

— А? — не понял Финес.

— Старая шутка, — пустился в объяснения кендер. — Берешь небольшое измерение или часть пространства, на худой конец отломай кусок обычного пространства, оборачиваешь эту штуку вокруг нее же, и тогда время там или замедлится, или ускорится. Или даже потечет в обратном направлении.

— То есть ты говоришь, что все мы намного старше, чем себе кажемся?

Трапспрингер закусил губу и утвердительно кивнул. Несколько женщин среди кендеров упало в обморок.

Но Финес по-прежнему не верил.

— С чего ты это взял?

Трапспрингер расправил воротничок, расставил пошире ноги, сделав упор на пятки, что должно было, по его мнению, придать ему важный вид.

— Когда я бы пленником ледяных гигантов, они заперли меня вместе с одним волшебником из другого измерения. Он много об этом рассказывал.

— А когда ты был пленен ледяными гигантами? — заинтересовалась Дамарис.

— Это не важно, — вмешался Финес.

— Возражаю, — присоединился к ней Мармеладка. — Я бы много чего отдал за рассказ о ледяных гигантах.

Толпа кендеров одобрительно зашумела, раздались возгласы "Рассказывай!" Трапспрингер поправил сумочки и кошели на поясах, расположив их поудобнее, и собирался было начинать повествование, когда его прервал Финес.

— На твоем месте я бы лучше разузнал, где мы находимся и как отсюда выбраться, — прикрикнул он на Трапспрингера. Затем перевел взгляд на собравшихся кендеров, ворчавших и топотевших ногами в знак несогласия. — Кто пробыл тут дольше всех?

Руку поднял Мармеладка.

— Я попал сюда первым.

— Когда ты впервые оказался тут, не находил ли ты каких-нибудь указаний на то, откуда все это… — Финес пару раз взмахнул руками, пытаясь выразить мысль, и сдался. — … Ну это все, откуда оно?

— Ну, сейчас оно совсем не похоже на тогда, — толпа кендеров дружно замотала головами, некоторые хором протянули "нет, нее-ет".

— Уже что-то. А на что оно было похоже "четыре месяца" назад? — не унимался Финес.

Мармеладка сорвал шоколадный тюльпан, выпил накопившийся в чашечке цветка нектар и только после этого с энтузиазмом приступил к рассказу.

— Видели бы вы это место тогда. Тоска зеленая! Здесь почти ничего не было, вообще ничего. Скучное, невыразительное, серое ничто.

Кендеры покачали головами и вздохнули.

— Я бродил тут несколько часов и уже подумывал о том, как бы улизнуть отсюда, когда обо что-то споткнулся. И непременно упал бы, разбив нос, если бы не мои прямо таки кошачьи рефлексы.

Мармеладка приподнялся на цыпочки, слегка выставил пухлые руки вперед, что должно было продемонстрировать его грацию. Казалось, зрителям это понравилось, хотя Финесу его поза показалась необыкновенно смешной, особенно если учесть отращенное за время проживания тут брюхо. Финес решил использовать выдавшуюся свободную минутку, чтобы сорвать тюльпан, потому что его все еще мучал вопрос, каким он должен быть на вкус.

— Я покрутился, чтобы выяснить, на что же я наткнулся, но под ногами ничегошеньки не было! "Странно", — пробормотал я, опустился на колени и пополз наощупь. И как вы думаете, что я обнаружил?

— Невидимый сундук! — разом выкрикнули все кендеры в сборище и уставились на Финеса так пристально, что шоколадный тюльпан раскошился у него меж пальцев. Сладкий, вязкий шоколад капал с его руки.

— Совершенно верно, невидимый сундук, — согласился Мармеладка. — Скрученный невидимыми цепями, замкнутый на три невидимых замка. Наконец-то мне нашлось занятие!

Кендеры охали и ахали.

— Цепи убрал я быстро — с этим даже ребенок справился бы. Первый замок оказался тоже довольно простым. Я взломал его шпилькой.

Закончив с облизыванием рук, Финес наконец начал улавливать смысл повествования. Он знал, что в Башне предположительно находятся мощные магические сокровища. А здесь стоял Мармеладка и описывал невидимый сундук о трех замках, спрятанный внутри искуственной реальности! Разве можно было придумать лучшее место для тайника?

— Второй замок был чуть посложнее, — продолжал кендер. — А то, что я его не видел вдобавок, еще усложнило мою задачу. Я потратил на него чуть больше часа, но в конце концов услышал заветный щелчок. К тому времени я хотел есть и пить, но вокруг не было ничего, что можно было скушать или выпить. Я отрезал кусочек кожи с сумки для карт и сжевал его, так что смог сосредоточится на деле. И этот последний замок требовал такой концентрации, на которую я едва вообще был способен. Казалось, он выплевывал из себя шпильки, а проволока пронизала его насквозь. И вот в руках у меня остался последний инструмент — "древняя штука номер три" — заколдованные отмычки. Одарив их поцелуем удачи, я вставил их в замок и единожды провернул.

Кендеры застыли в предвкушении развязки.

— Ничего не случилось. Я крутил влево, вправо, вытаскивал и снова вставлял, засовывал их задом наперед и кверху ногами. Замок оставался запертым, а возможные варианты все исчерпались. По крайней мере, так решил бы обычный кендер. Но я кендер не обычный. Я продолжал сражаться с замком. Тот кусочек кожаной сумки я уже сжевал, потому отрезал еще один. Я работал до тех пор, пока не съел и этот кусок, и следующий, и следующий… Так я сжевал свою сумочку для карт. Но это не помогло мне открыть замок. И тут внезапно меня осенило. Если замок невидимый, то внутри него я смогу видеть свою отмычку. Но раз я не могу видеть собственно замок, это мне мало что дает. В сумочке с инструментами я обнаружил тюбик свинцовой пыли. Вставив тюбик в замок, я подул в открытую его часть, так что в скважине оказалось совсем немного пыли. На несколько секунд, пока пудра не осела и не стала невидимой, как замок, отчетливо прорисовались контуры замочной скважины! Я сумел увидеть, как работает этот замок, и это было просто замечательно! Я дважды щелкнул "древней штукой номер три", чуть подтолкнул локтем — и замок открылся у меня на глазах.

Толпа кендеров неподвижно сомтрела на него с полуоткрытыми ртами, ловя каждое его слово. Несомненно, они уже слышали эту историю не одну дюжину раз — многие произносили слова одновременно с Мармеладкой — но готовы были слушать ее еще столько же, каждый раз восхищаясь и удивляясь, точно впервые.

— И что же было в ящике? — спросила Дамарис, подпрыгивая от нетерпения.

— Когда крышка открылась, колдовство потеряло силу и предметы снова стали видимыми. Мои руки еще до того сообщили мне, на что похож ящик; отполированная сосновая коробка с округлой крышкой, укрепленной на железных скобах. А внутри находился единственный предмет — симпатичная стальная цепочка с прикрепленным к ней стальным треугольником. Я взял ее в руки и одел себе на шею. Вот тогда-то все и произошло.

_ Что произошло? — торопил его Финес, давно забывший про остатки вязкой массы, застывшей на руках. — Что оно сделало?

Мармеладка выпрямился и подбоченился.

— Внезапно я оказался в окружении рощицы карамелевых яблонь. Мне жутко хотелось есть, потому первое, о чем я подумал в тот момент, когда одевал ожерелье на шею — это карамелевые яблоки.

Вспомнив о еде, бочкообразные кендеры пошарили руками по сторонам, ухватили каждый что-то из окружающего ландшафта и тут же спровдили это что-то в рот.

— Не совсем поняв, что произошло, — продолжал основатель Мармеладка, — я подумал, что енплохо бы сейчас испить мятного ликера… и раз! Прямо у моих ног зажурчал ручеек, приятно пахнущий мятой. Не думаю, что стоит говорить, как восхитительно это было!

Финес выдвинулся вперед и сгреб пузатого коротышку за лацканы.

— Где ожерелье? — спросил он, ощупывая свободной рукой складки ткани у того на шее. — Что ты с ним сделал?

Трапспрингер прыгал между ними двумя, умоляя мужчину разжать руки и отталкивая его прочь.

— Успокойся, Финес, — кудахтал он. — Не прерывай рассказ!

Мармеладка одергивал скомканную рубашку и расправлял плечи, а остальные в это время с неприязнью наблюдали за Финесом.

— Да здесь оно, раз уж тебе так надо. Я привык носить его, но на шее оно больше не сходится.

Глаза Финеса стали такими же большими, как мармеладковые карамелевые яблоки, когда кендер запустил руку в один из карманов куртки и извлек из него тонкую цепочку. На ней болтался крохотный стальной треугольник, размером не больше ногтя Финеса. Мужчина побелел.

Его голос заметно дрожал, когда Финес спросил:

— Могу я на него взглянуть? Я немного соображаю в таких вещах и, может быть, смогу рассказать вам, откуда оно взялось.

Человек лгал.

Мармеладка посмотрел на цепочку, потом пожал плечами и протянул ее Финесу.

— Почему бы нет?

Финес протянул трясущуюся руку, схватил цепочку и немедленно представил себя в гигантском, инкрустированном драгоценными камнями замке, полном дорогущих ковров, прекрасных женщин и слуг, готовых исполнить любую его прихоть. Открыв глаза, он увидел наблюдающего за ним Мармеладку, который добавил:

— Оно все равно уже не работает…

Ноги не удержали Финеса, и он упал на землю рядом с хлопковыми конфетными ветками, смазав при этом замысловатую мозаику кремовых украшений на устилавшем землю тортике.

— Не работает… — пробормотал он. Затем уставился на Мармеладку.

— Ты его исчерпал! Как ты мог извести целиком такую вещь? Что же такое важное ты возжелал, что отняло у этого ожерелья ВСЮ его магию?

— Оглянись хотя бы вокруг, — не без гордости молвил Мармеладка, обводя рукой окрестности. — Думаешь, это было так просто? Понадобилось очень много деревьев, чтобы придать этому месту завершенный вид.

Финес согнулся пополам и принялся тихонько постанывать, обхватив колени.

Его окружали хвастливые кендеры посреди невероятного мира сладостей. Если бы они только представляли себе, сколь многим он рисковал, чтобы сюда добраться! И все впустую. А теперь он остался без гроша, без дома — и без надежды.

Правда, уже не в первый раз.

Сборище кендеров понемногу рассасывалось. Одни увлеченно перессказывали любимую историю Мармеладки, пожирая попутно «декорации». Другие выведывали у Дамарис последние новости из Кендермора. Девушка жевала сладости и чавкала с таким энтузиазмом, что казалось, будто она выросла в Мармеладсбурге. На плечо Финеса легла рука. Он поднял голову и встретился глазами с Трапспрингером. Старый кендер дожевал кусочек коричного забора и присел рядом с человеком. Они сидели молча несколько минут. Наконец, Трапспрингер нарушил тишину.

— Так ты с самого начала искал именно это, правда ведь? — спросил он. -

Вот и сложились все части головоломки. Мой племянник, женитьба, карта… и все произошло только потому, что на карте, которую я тебе дал, было что-то насчет "могущественного магического сокровища".

Финес тяжело вздохнул.

— Не принимай это так близко к сердцу, — присоветовал кендер. — Сокровища приходят и уходят, поверь мне, а вот это…

Он сорвал твердый ирисовый гриб и помахал им перед носом мужчины.

— …это одна из немногих вещей, которые не встретишь на каждом углу.

Финес поднял голову и уставился на гриб немигающими, покрасневшими глазами.

— Я пошел, — категорично заявил мужчина и с трудом поднялся на ноги. — Где здесь выход?

Он направился по леденцовой улочке в ту сторону, где Мармеладка с группой кендеров волочили по дороге кусок сдобного пирога.

— Эй, Мармеладка, — окликнул он, — забери свою безделушку. И скажи мне теперь, как отсюда выбраться?

Услышав его вопрос, кендеры, мгновение назад жизнерадостно болтавшие друг с другом, смолкли и нахмурились. Они отсановились у пряничного домика Мармеладки. Мармеладка смущенно кашлянул и притворился, что не расслышал.

— Что это значит? — неожиданно заволновался Финес. Он глянул на Трапспрингера, но тот только пожал плечами, и мужчина вынужден был опять обратить внимание на Мармеладку.

Мармеладка наконец отреагировал на его присутствие.

— Ээээ… мне кажется, что я забыл упомянуть об этом, но мы не нашли способа покинуть это место…

— Что?! — заверещал Финес.

— Я сказал, что…

— Отсюда нельзя выйти?!

— Я так не говорил, — поправил его Мармеладка. — Я сказал, что МЫ не нашли дороги обратно.

— Конечно, разница просто офигительная, как ты мог подметить! — взорвался Финес. Он отвернулся от кендеров и затопал обратно по леденцовой улице, потом развернулся опять и бросил в лицо непосредственно Мармеладке:

— И еще. Я ненавижу леденцы!!!

ГЛАВА 20

Наутро после похорон Гизеллы Тассельхофф и Вулроу ехали на Винни в угрюмом молчании. Халкистовы горы сменились предгорьями. А на закате юноша с кендером достигли экзотического порта — города Хури-Хана. От Кендермора, конечной цели, их отделяло Хурманское море и многие десятки миль.

Сияющее нежно-оранжевое солнце у них за спиной отражалось в золотых куполах, напомнивших странникам по форме луковицы, которые величаво устремлялись в темнеющее на востоке небо. Финиковые и кокосовые пальмы слегка колыхались от дуновения морского бриза. Женщины в разноцветных, почти невесомых одеяниях торопливо сновали по улицам, разнося по домам укрепленные на головах корзины. Торговцы в расписных тюрбанах, одетые в свободные брюки, присобранные на лодыжках, кутались в одеяния-покрывала и спешили завершить последнюю на сегодня сделку, чтобы поскорее забраться в шатер, устроенный на спинах их громадных слонов.

— Слушай, Винни, тебе не кажется, что в этом городе очень мало места? — указал на слонов Тассельхофф. Мамонты стали отчетливо видны, когда город только показался из-за горизонта. — У этих слонов шерсти намного меньше, чем у тебя, а значит… я не знаю, у кого еще она может быть такая длинная. Может быть, в этом городе нам посчастливится встретить твоих родичей.

— Я так не думаю, — засопел Винни. — Лигг и Бодзил все время повторяли, что я единственный и уникальный.

По широкой, жесткой щеке мамонта скатилась огромная слеза. Город испугал его, заставив еще острее ощутить свое одиночество, отчего мамонт и вовсе приуныл.

— Ужасно, — с искренней симпатией промолвил Вудроу. Он ободряюще потрепал шею мамонта. Большой товарищ уже дважды спасал им жизнь, и юноша чуствовал себя очень неловко при виде его страданий.

— Надеюсь, вкусная еда хоть ненамного поднимет нам настроение, — предположил Тас.

Все средства, имеющиеся у них в распоряжении, друзья сложили в общий котел. Сюда вошли две медные монеты, оставшиеся у Вудроу, а также изумрудное колечко, небольшой кусочек янтаря и несколько пятнистых зубов — все, что смог пожертвовать Тассельхофф.

— Что-то это кольцо сильно напоминает мне колечко баронессы из Рословиггена! — воскликнул Вудроу.

Тас был чрезвычайно удивлен, потом слегка покраснел.

— И правда похоже! Откуда оно только взялось у меня в кармане? Наверное, оно туда упало, когда она передавала мне булочку за обедом… Какая разница, все равно его можно выгодно заложить в ломбарде, — не останавливаясь, заключил он.

— Мы не сможем его закладывать, — косматая белобрысая шевелюра Вудроу яростно взменулась вверх. — Оно не наше! Это будет воровством.

— Не будет, — не согласился Тас. — Воровство — это когда ты что-то берешь, а не оставляешь в залог.

Винни согласился с абсурдной логикой кендера.

А вот лицо Вудроу побагровело.

— Вы оба правы, но закладывают вещь ПОСЛЕ того, как ее украдут…

— Именно! А раз я ее не крал…

— Ага, кольцо просто «упало» в твой карман…

— И это правда. Мы его просто одолжили. И сможем выкупить обратно, как только насобираем денег, и тогда вернем кольцо баронессе.

— Уж не знаю, — колебался юноша.

Тассельхоффа порядком утомила несговорчивость Вудроу. Демонстративно задрав нос, он заявил:

— Превосходно. Поступай, как знаешь, а я этой ночью собираюсь спать в уютной, теплой кровати, и Винни останется на ночь в удобной конюшне, до краев наполненной… ну в общем, наполненной тем, чем больше всего хочется Винни.

— Ооо, хватит тебе! — сдался Вудроу.

Еще одна ночка под деревом ему совсем не светила.

Ломбард в Хури-Хане, как и в любом другом портовом городе, оказался на редкость изобильным. За изумрудное кольцо Тассельхофф выручил целых семьдесят стальных монет. Ему подумалось вдруг, что истинная ценность этих кусочков металла намного ниже, чем им приписывают. Но, как бы там ни было, денег с избытком хватало, чтобы удовлетворить их сиюминутные нужды.

Они отыскали на набережной таверну, в которой была очень просторная конюшня. Владелец пообещал хорошо позаботиться о шерстистом мамонте. И хотя Винни немного переживал, расставаясь со своими новыми друзьями, он испытал огромное облегчение, что удалось спрятаться от шума и суматохи вечернего города.

Трапеза состояла из приправленного карри поросенка с желтым рисом и экзотического сливового вина. Забив до отказа желудки, кендер с юношей заставили себя преодолеть ступеньки, ведущие в арендованный ими номер над пивным баром. Комната оказалась обставленной негусто: две кровати да ночной горшок. Но путешественники до того вымотались, что повалились в одеждах на постель и забылись в долгожданном сне, а их дыхание то и дело попадало в такт со звоном звучных портовых колоколов за окном.

Перевалило за полдень, когда Вудроу и Тас стряхнули себя с постелей и выве-

ли из конюшни встревоженного их отсутствием Винни. Денек выдался теплым и пригожим, лазурное небо сияло над головой. Друзья сидели на широком центральном причале, жевали приобретенные у кондитера медовые пряники и запивали их тягучим кокосовым молоком. С моря дул сильный ветер. Тассельхофф снял синие носки и погрузил ноги в прохладную черную воду. Отщипывая один за другим кусочки от липкого пряника, он набивал ими рот, а потом с удовольствием облизывал сладкие пальцы. Закончив, он несколько минут возился со своими сумками и наконец извлек сверток с картами, с которым никогда не расставался. Вудроу скептически посмотрел на них.

— Далеко не все они составлены перед Катаклизмом, — возразил Тас, заметив болезненную гримасу на лице юноши. Он развернул сверток и принялся листать клочки пергамента. — Вот, например, карта Южной Соламнии. Я уверен, что с ней все в порядке, потому что нарисовал ее сам, когда меня телепортировало туда магическое кольцо. Рассказывал я тебе о своем чудесном кольце?

Вудроу был не в том настроении, чтобы слушать кендерские байки.

— Да, что-то такое я припоминаю, — буркнул он, уверяя самого себя, что эта необходимая ложь и впрямь была совсем малюсенькой.

— А я не слышал, — вмешался Винни. Он не испытывал удовольствия от вида воды, а причал, который принимался стонать под ногами от каждого движения, мамонт и вовсе невзлюбил. Вопреки уговорам, он так и не рискнул покинуть твердую землю.

— Прости, Винни, но сейчас нам нужно обсудить, как мы будем добираться до Кендермора: или возьмем лодку, или поедем верхом на тебе в объезд по суше.

Лицо Тассельхоффа помрачнело. История про телепортирующее кольцо была одной из его любимейших. Но кендер продолжал листать кипу карт; прошло очень много времени с тех пор, как он последний раз устраивал им инспекцию. Нордмаар, Иствилд, острова Северный и Южный Эргот, Энстар… у него были карты чего угодно.

Вдруг Вудроу легонько подтолкнул кендера локтем.

— Думаю, что мы могли бы поплыть в Гудлунд на этом вот, — сказал он и, прищурившись, указал на элегантное двухмачтовое судно, пришвартованное к противоположному концу причала. Паруса его были убраны, и только яркий золотистокрасный флаг трепыхался на верхушке самой высокой мачты. Длинный, стройный корабль смотрелся намного элегантнее своих округлых, приземистых собратьев, наводнивших причалы. Несмотря на пережитое кораблекрушение, Вудроу с вожделением думал о море. Перспектива опять скакать верхом на спине Винни по ухабистым дорогам его совсем не прельщала.

— А как же Винни? — спросил Тас.

— Мы могли бы взять его с собой на борт. На кораблях все время перевозят скотину.

— Ты собираешься засунуть меня в трюм с коровами, свиньями и курами, которые ожидают своей очереди попасть под нож? — взвизгнул Винни. Прохожие ошеломленно оборачивались на говорящего мамонта и спешили убраться прочь.

— Ты неправильно оцениваешь ситуацию, Винни, — Вудроу пытался говорить самым своим заботливым голосом. — Смотри на нее как на возможность спасти ноги, ведь иначе им придется пройти еще не одну сотню миль по незнакомой местности.

— Мне все местности незнакомы. Только вспомни, где я пребывал последние пятьдесят лет.

Тассельхофф приподнялся и вытянул ноги на причал, чтобы их подсушить.

— Давайте пойдем и выясним, сколько с нас возьмут за то, чтобы пересечь Хурманское море вместе с мамонтом. Или хотя бы куда направляется этот корабль.

Вудроу целиком поддержал предложение Таса и вслед за кендером поднялся на ноги, но тут их остановил испуганный голос Винни.

— Тассельхофф, Вудроу… Подождите, — неохотно вымолвил он. — Я не уверен, что смогу плыть на лодке.

Мамонт выглядел сбитым с толку.

Тас крепко обнял Винни за одну из четырех массивных лап.

— Если ты так боишься воды, мы доберемся к цели и по суше, тогда нам не придется расставаться. Согласен, Вудроу? — великодушно решил проблему кендер.

«Конечно», прозвучавшее из уст юноши, было не таким восторженным, но и не менее искренним.

Винни только покачал головой и свернул спиралью хобот.

— Дело не только в воде, Тассельхофф.

Мамонт замолчал, будто что-то обдумывал, а потом тяжело вздохнул.

— Годами — с того самого момента, когда я попал в плен — я думал о тех местах, откуда я родом. Гномы говорили, что нашли меня оставленным, одиноким, и у меня нет повода не верить им. Но когда-то у меня все же были родители, ведь так?

— А как ты узнаешь, где их искать? — удивился Вудроу.

— Есть одна идея, — перегнувшись через край причала, Винни хлебнул морской воды. — Бодзил говорил, что они нашли меня к югу от местности, которую они называли Зериак.

— К югу от Зериака… но это же Ледовая Стена! — почесывая подбородок, бормотал себе под нос Тассельхофф. — Думаю, мы сможем тебе помочь.

Кендер углубился в сверток с картами и извлек ту, которая показалась ему подходящей.

— Ну вот, это карта южных земель.

Тассельхофф аккуратно свернул пергамент и вложил ее в завиток на конце хобота Винни.

— Прощальный подарок, — подытожил кендер, силясь не шмыгать носом. Он обнял мамонта за хобот и отступил в сторону, чтобы тот не увидел слез, мигом

наполнивших глаза.

— Я ничего не могу подарить тебе, друг, кроме благодарности, — шагнул вперед Вудроу и нежно погладил толстую кожу, поросшую шерстью. — Прощай, и удачи тебе.

— Это я должен вас благодарить, — поправил его мамонт. — Если я не уйду сию минуту, то растеряю всю свою храбрость. Спасибо, и до встречи!

Покидая причал, шерстистый мамонт Винни громко затрубил в хобот и исчез в суете городских улиц. Тассельхофф стоял, до крови кусая губы, и махал рукой ему вдогонку еще долго после того, как мамонт пропал из виду.

— Может, пойдем спросим, когда корабль на конце пристани отбывает в Порт Балифор? — ненавязчиво предложил Вудроу.

При мысли о путешествии еще через одно море мрачное настроение Тассельхоффа улетучилось так же быстро, как и появилось. Кендер и юноша поспешили вниз по причалу. С корабля на пирс были переброшены сходни. Не увидев никого на пристани, друзья поднялись на борт. Когда они сходили с трапа, Вудроу заметил пришвартованную к противоположному борту корабля баржу. Баржа была загружена подвявшими на жарком солнце товарами. Оказавшись на борту, Тас тут же отстал от юноши и занялся «разведкой», а Вудроу разговорился со стюартом, суровым горбуном в черных шерстяных бриджах, испещренных белыми солевыми пятнами.

Скрестив на груди руки (ему казалось, что так он выглядит старше), Вудроу пытался договориться со стюартом, который, казалось, не особенно горел желанием брать на борт кендера. Вудроу как раз высматривал Тассельхоффа, когда взгляд его вдруг остановился на участке суши у конца причала. Там, в компании нескольких мужчин, стоял до боли знакомый черный конь с полыхающими ноздрями и его тренированный хозяин. Слегка прихрамывая, мужчина повел гигантского черного коня по причалу, направляясь к их кораблю.

Убийца Гизеллы!

Вудроу весь сжался и нырнул под прикрытие толстенной мачты. Глаза его испуганно рыскали по палубе в поисках кендера. Он выругался.

Где же этот кендер?!

Вудроу мельком заинтересовался, как смог мужчина, с которым они сражались неподалеку от крепости гномов-механиков и который убил госпожу Хорнслагер, так быстро залечить тяжелые раны. Очевидно, каким-то образом смог, потому что Вудроу не сомневался, что видит перед собой именно его и его ужасного коня. Но в данный момент ум Вудроу был занят другими вопросами.

Например, где носит проклятого кендера. И как им спрятаться от безжалостного убийцы Гизеллы. Вудроу заметил кендера, когда Тас внезапно взлетел на узкие ступени неподалеку от кормы, восхищенно приоткрыв рот. Вудроу подставил ему низкую подножку и крепко зажал рот уже готового закричать кендера. Он протиснулся между водяными бочками и поручнями, увлекая за собой извивающегося Тассельхоффа.

— Прошу прощения, господин Непоседа, но у меня ужасные новости. Тот человек, что убил госпожу Хорнслагер, вот-вот поднимется на борт этого корабля вместе со своим конем. Мы не можем ускользнуть отсюда, чтобы он нас не заметил, и я не думаю, что существует вообще такое место, где бы он нас не нашел.

Лицо Тассельхоффа побагровело от гнева. Он вцепился зубами в руку Вудроу, и тот был вынужден поспешно отдернуть ее.

— Мне показалось, ты говорил, что убил его! — бросил ему в лицо Тас.

Юноша, растирающий саднящую ладонь, выглядел донельзя глупо.

— Я так думал. У меня маловато опыта в таких вещах, господин Непоседа.

Гнев Таса потихоньку ослабевал.

— Я не собираюсь от него прятаться, — решительно заявил он. — Этот тролий ублюдок заплатит за то, что он сделал с Гизеллой!

Кендер сцепился с Вудроу, пытаясь твердо встать на ноги. Его бесстрашие только усилило ужас Вудроу. Он уже видел этого бродягу в бою и понимал, что один кендер, пусть даже решительный, и удравший от своего господина оруженосец, каковым считал себя он, для такого бойца считай пушечное мясо. Вудроу украдкой выглянул из-за угла. Дензил поговорил со стюардом, потом протянул ему маленький мешочек, набитый звенящими монетами. Было ясно, что за проезд и провоз коня он рассчитался.

Душа Вудроу ушла в пятки. Они с Тассельхоффом не могли покинуть корабль незамеченными, равно как остаться на нем без риска быть обнаруженными.

И тогда юноша вспомнил о барже с подпорченными товарами. Подсчитав, что ее не могло унести слишком далеко с тех пор, как он ее увидел, молодой человек решил, что баржа всего в несколких футах от них. Перья латука и морковка гарантировали им довольно легкое приземление.

— Я извиняюсь, господин Непоседа, но все для вашего же блага.

Одной рукой обхватив плечи извивающегося кендера, другой — зажав ему рот, Вудроу перемахнул через перила, увлекая Тассельхоффа за собой. При этом он отчаянно молился, чтобы расчет оказался верным, и овощи оказались такими же мягкими, как выглядели, и чтобы он не приземлился сверху на кендера, размазав его о баржу.

Вудроу упал на баржу с мягким, хлюпающим звуком и тут же отпустил кендера. Падая и кувыркаясь из стороны в сторону, он соскользнул вниз по куче склизких отходов и приземлился на другой стороне баржи. Он с ужасом осознал, что мусор на барже лежал здесь намного дольше, чем он думал, и успел достаточно прогнить — курган за курганом лежали гнилые помидоры, латук, морковь, мясо, ветошь, и еще чего похуже. Сплюнув в сторону бесчисленное множество раз, утерев губы и лицо со всей возможной тщательностью, Вудроу стал искать Тассельхоффа.

— Господин Непоседа? — громко шептал он, стараясь не привлекать внимания. — Тассельхофф, вы в порядке? Пожалуйста, ответьте мне!

Вудроу услышал поблизости тихий стон. Продравшись через омерзительно воняющую кучу, он отыскал кендера, который лежал у края баржи. На лбу его красовалась гигантская шишка. Вудроу почувствовал себя негодяем, но он очень обрадовался, увидев кендера без сознания, так как иначе он непременно учинил бы кавардак.

Вудроу принялся распутывать беспорядочный клубок событий, и у него родился план. Из разговора со стюартом он узнал, что отбытие корабля намечено сразу после возвращения команды с берега, а это должно произойти очень скоро. Если ему с Тассельхоффом удастся остаться незамеченными, корабль благополучно отбудет, и они вместе с ним. Тогда можно будет присматривать за человеком, убившим Гизеллу, не опасаясь случайно столкнуться с ним лицом к лицу. Стараясь не шуметь и работая как можно быстрее, он похоронил и себя, и Тассельхоффа под грудами отбросов. Уже через полчаса на палубе собралась вся команда. Подняли паруса, снялись с якоря и отдали швартовы.

Солнце едва перевалило через зенит, когда корабль выскользнул из порта и направился в открытое море, увлекая за собой вонючую баржу. При первых же признаках движения Вудроу осторожно высунул наружу голову и отыскал взглядом жестокого человека, который расположился на корме корабля. Вудроу непроизвольно вздрогнул. Возбуждение и страх оставили его, уступив место изнеможению. От нечего делать он повалился спать рядом с Тассельхоффом.

Волны глухо ударялись о борт баржи. Проснулся Вудроу от внезапного рывка, его чуть не стошнило. Ноздри забивал гнилостный запах, во рту ощущался такой же привкус. Сердце бешено колотилось в груди. Он вспомнил, где находится. Гигантский полукруг солнца на горизонте окрасил небо в светло-оранжевые оттенки. Вокруг простиралась бесконечная водная гладь без намека на землю.

Когда Вудроу обернулся в сторону корабля, паника вновь овладела им.

Над поручнями склонился матрос с большим тесаком в руках. С тихим свистом нож матороса опустился на веревку, связывающую баржу с кораблем. Веревка лопнула. Мусорная баржа с Тассельхоффом и Вудроу на борту замедлила ход и начала отставать. Прекрасный двухмачтовый корабль плавно заскользил по воде в направлении Порт Балифора, а баржа столь же плавно остановилась, неохотно покачиваясь на волнах.

— Это был последний раз, Вудроу. Я не идиот! — раздался отрывистый крик Тассельхоффа. На мусорной барже схлестнулись два крутых парня с непростыми характерами. Кендер очистил себе крохотный кусок лодки, вымыв его так хорошо, как только смог, пригоршнями набирая морскую воду.

— Предупреждай меня, пожалуйста, перед тем, как в следующий раз будешь бить по голове. Это все, о чем я тебя прошу.

Поморщившись, кендер осторожно коснулся шишки прямо над бровями.

— Готов поспорить, что выглядит это как третий глаз.

— Вряд ли вы сможете ее увидеть, — примирительно сказал Вудроу, про себя удивленный ее размерами.

— Не увижу! — застонал Тас. — Я смогу увидеть ее и без зеркала!

Чтобы не быть голословным, кендер уставился на кончик своего носа и принялся поднимать взгляд, но добился только того, что со стороны выглядел как умолишенный. Путники разразились нервным, истерическим хохотом, медленно сошедшим на нет.

На барже воцарилась неестественная тишина. Даже ветер не проносился над кучами забродившего, сгнившего, зловонного мусора. Полуденное солнце здорово прогрело его, да и вода в море едва не кипела — точь в точь как в бане.

— Хочу есть, — в конце концов сказал Тас, поглаживая бурчащий живот. Вспомнились медовые пряники на пристани…

Мальчишеское лицо Вудроу с отвращением скривилось.

— И как можете вы думать о еде посреди этого смрада?

— Я ем, когда мне скучно, понятно? — бросился оправдываться Тас.

— Мы еще не пробыли здесь так долго, — возразил Вудроу.

— А как долго по-твоему достаточно? — искренне заинтересовался кендер. — Хотя я не скучал даже во время кораблекрушения.

Он нежно улыбнулся своим воспоминаниям.

— Все вокруг или плавало, или валялось разбросанным по палубе, а овражные гномы… ну… были овражными гномами, и Гизелла скатилась с палубы в повозку…

Глаза кендера затуманились при мысли о погибшем товарище. Воспоминания о ее жертве были все еще свежи в их сознаниях.

— Помните, как мы подумали, что она утонула? — пытаясь не потерять самообладание, добавил Вудроу. — А оказалось, что с ней все в порядке.

— В тот раз, — печально отметил Тас.

— Мне тоже ее не хватает, господин Непоседа.

Тассельхофф решительно поскреб подбородок.

— Я пообещал вернуться в Кендермор ради Гизеллы, чтобы выполнить ее задание и освободить дядюшку Пружину.

Его глаза яростно засверкали.

— И я должен исполнить клятву!

— Доберемся как-нибудь, — пообещал Вудроу, устремив остановившийся взгляд в бесконечный горизонт. Сверху на баржу пикировали чайки, пронзительно вереща своими омерзительными голосами.

Тас повел носом и принюхался.

— Что-то пахнет так, как лак на мебели у моей матушки. Или такой запах имел бульон, что она варила?

Его передернуло.

— Вполне вероятно, что они мало чем отличались друг от друга…

Вудроу подхватил за уголок обрывок пергамента, который кто-то использовал для подтирания.

— Но что может вызывать столь отвратительное зловоние?

— Не знаю. Давай попробуем отыскать его источник. Найдем и сбросим за борт.

Вудроу подобрал обломок палки, выглядевший довольно крепким, и начал разгребать им мусор. Они отбросили в сторону несколько досок, и запах стал столь невыносимым, что приятели вынуждены были зажать носы.

— Должно быть, уже рядом, — пробормотал Тас.

Борясь с отвращением, Вудроу отбросил еще пару досок, и глазам их предстал серый, разлагающийся трупик совы, погребенный под слоями более приличных отходов. Тассельхофф с Вудроу со всех ног ринулись на противоположный край баржи и свесили головы ниже уровня планшира.

— Мы собирались выбросить эту дрянь за борт, господин Непоседа, — с трудом промолвил Вудроу.

— Мне это уже не кажется мудрым решением, — ответил кендер. — Она может привлечь внимание акул.

— Разве акулы такое едят?

— Ага. Акулы едят все, живое или мертвое, но предпочитают, конечно, живых, особенно людей, кендеров и им подобных. Они просто гигантские и могут перекусить лодку пополам, если на борту находится что-нибудь, что они хотят съесть. Что это? Как я уже отметил, что угодно.

— Но мы же не в океане, — возразил Вудроу. — Это залив Балифор. Так что мы в безопастности, не так ли?

Тассельхофф шлепнулся обратно на дно баржи и глубоко вздохнул.

— Его-то называют заливом, но он соединяется прямо с океаном. Корабли, ходящие в океан, все время приходят в Порт Балифор и отбывают из него. Как ни крути, мертвая сова на борту куда безопаснее живой акулы за бортом.

Не произнося ни слова, Вудроу пристроился рядом с Тасом. В молчаливом безветрии, в знойной духоте зловоние повисло над баржей, укрывая ее плотной пеленой. Друзья сидели спина к спине и молча смотрели на отвратительный совиный труп, изо всех сил желая оказаться где угодно, только бы не оставаться здесь. Вскоре Тас снова заскучал, поэтому он лишь рассеянно отметил, что на горизонте появилась какая-то точка.

— Что это, земля? — спросил он наконец, обратившись за помощью к юноше. Вудроу прищурился и вгляделся в направлении, указанном кендером.

— Не может быть. Мы не движемся, а точка увеличивается в размерах.

— Это же судно! — внезапно вскрикнул Тас, чье острое зрение позволило наконец уловить движение. На веслах, предположил он, исходя из постоянной скорости корабля. Тас скакал как ужаленный, восторженно махал руками и вопил на пределе своей глотки.

Вудроу схватил кендера за руку и тихо сказал:

— Нам могут совсем не понравится те, кто плывет на этом судне.

Тассельхофф посмотрел на Вудроу так, будто юноша внезапно выжил из ума.

— Что значит не понравятся? Они могут нас спасти! Что бы ни произошло, это лучше, чем барахтаться здесь, в особенности если учесть, что не может быть ничего интересного в куче мусора.

Он снова пригляделся к темному пятнышку.

— Кстати, мне кажется, уже поздно. Они нас заметили.

Когда гребцы приблизились, Тас рассмотрел увенчанные рогами головы — минотавры. Минотавры считались одной из самых необычных — и неружелюбных — рас Кринна. До Катаклизма их история включала в себя лишь предубеждения и порабощение, сначала гномами Кал-Такса (если верить легендам), и в конце концов Истарской империей. Внешность быков и невероятная сила сделали их одновременно презираемыми и самыми желанными рабами.

Никто, даже другой минотавр, не смог бы назвать никого из своего народа прекрасным. Рост и быков, и телок редко опускался ниже семифутовой отметки. Короткая, черная или бурая шерсть покрывала их мускулистое, наполовину бычье, наполовину человеческое тело.

Они были прямоходячими и имели руки, похожие на человеческие, но нижние конечности они позаимствовали у парнокопытных животных, и заканчивались они соотвественно раздвоенными копытами. Из висков росли рога длиной по крайней мере фут.

И хотя им приходилось носить одежду, в особенности за пределами островов, где находилась их родина, по человеческим меркам минотавры разгуливали полуобнаженными. Из одежды они признавали лишь доспехи, украшенные орнаментами и оружием, да короткие кожаные куртки.

Вскоре небольшой сверкающий баркас, мастерски сработанный умелыми руками, усилиями шестидесяти гребцов приблизился вплотную к барже, благо это позволял сделать попутный ветер. Все до единого минотавры на борту выглядели не то что не дружественно — они, казалось, были разгневаны. Они беззастенчиво разглядывали спутников, не делая попыток завязать беседу, а в центре их пристального внимания оказался Тассельхофф.

Кендер начал чувствовать себя не лучше любого из жучков, каковых он лицезрел в выставочной комнате Бодзила и Лигга. От мысли этой по телу его поползли мурашки.

— Привет, — закричал он, расплывшись в самой своей дружелюбной улыбке. — Я Тассельхофф Непоседа. А кто…

— Гоар. Недавно у нас были крупные проблемы с одним кендером на побережье Кровавого Моря.

Говорящий, несомненно лидер, если можно было считать признаком лидерства носимые им одним красные доспехи, был почти на голову выше всех остальных гребцов.

— Недоразвитый и воровитый народец. Скажешь, ты не похож на остальных?

Говорил он неуклюже, но с идеальным произношением, будто выучил Общий язык по учебнику.

Тассельхофф слишком усердно пялился на чужое судно, чтобы сразу осознать оскорбление. Когда смысл слов наконец дошел до него, Вудроу заметил, что щеки кендера наливаются краской. Он вмешался раньше, чем кендер успел отвесить минотавру изрядную порцию своих знаменитых колкостей и обидных шпилек.

— Мы с приятелем оказались в бедственном положении: погрузились по ошибке на борт этой баржи, не зная, что ее бросят на произвол судьбы.

Вудроу нервно облизал губы, прекрасно понимая, что его слова звучат не совсем правдоподобно.

— Не могли бы вы доставить нас в ближайший порт? Или хотя бы отбуксировать туда? Мы будем очень благодарны вам.

Гоар отвернулся от них и обменялся с командой серией громких стонов, перешедших в резкое, неприятное ворчание. Один из гребцов, гигантский рыжий минотавр с двухфутовыми рогами (если можно говорить о высоте рогов), вдруг издал протяжный рык и провел тыльной стороной кисти по своему горлу. Чудовище дважды покачало массивной головой, указывая пальцем на Таса, и дерзко сложило руки на груди.

Но Гоар ответил ему злобным фырканьем, а губы его искривились в уродливом подобии презрительной ухмылки. Жест однозначно показывал, кто здесь играет главную скрипку. Его оппонент понурил голову и, раздираемый гневом и стыдом, спешно ретировался в дальнюю часть небольшого баркаса. Гоар опять повернулся к Тасу и Вудроу, тщательно готовясь произнести незнакомые слова, и внимательно посмотрел на них.

— Мы решили, что вам можно верить, и вы действительно попали в беду.

Вулроу с Тасом ожидали от минотавра продолжения, оба взволнованно соображали — что за странный способ предлагать помощь! Когда стало казаться, что молчание затянулось необоснованно долго, вмешался Тас.

— Ну, да… мы в беде, это так. Так собираетесь вы нам помогать или нет?

— Мы не говорили, что собираемся это делать, отнюдь.

Тас и Вудроу обменялись недоуменными взглядами.

— Но ведь ясно, что вы не можете бросить нас тут умирать! — хрипло возразил Вудроу.

— Почему же? — в голосе Гоара не чувствовалось лукавства. — Мы не знаем ни единого закона, где бы это оговаривалось.

Тас с натяжкой хихикнул.

— Конечно, такого закона нет, но…

Гоар выгнул брови, и кендер решил — была не была…

— … мы можем вам заплатить!

Мохнатые уши Гоара взлетели вверх, но во взгляде, рассматривающем курганы отбросов, явственно читалось сомнение.

— Я сомневаюсь, что вы располагаете хоть чем-нибудь, представляющим для нас ценность.

Его внимание внезапно привлек кто-то из экипажа, дернув минотавра за руку. Гоар опять отвернулся от стоящих на барже друзей.

— Господин Непоседа, — хриплым голосом прошептал Вудроу, — я не уверен, что обещать им вознаграждение было хорошей идеей. Припомните, мы расплатились за поездку на другом корабле, и после завтрака остались практически без гроша в кармане.

— Ты бы не переживал на этот счет, Вудроу, — Тас говорил поучающим голосом, к которому привык часто прибегать. — Что-нибудь найдется. Так всегда бывает.

— Ох, не думаю, — медленно молвил Вудроу. — Они совсем не похожи на доверчивых простофиль…

— Человек и кендер, — громыхнул позади них голос Гоара. Спутники резко развернулись.

— Мой… — казалось, минотавр силится подыскать нужное слово, — мой… повар сказал мне, что различил исходящий от вашей баржи запах отлежавшейся совы. Мы согласны принять ее в качестве платы за провоз вас до ближайшего порта.

Тассельхофф с Вудроу утратили дар речи.

— Конечно, если вы не пожелаете расстаться с такой ценной вещью в обмен на ваши жизни, — продолжал Гоар, — к сожалению, мы вынуждены будем отправиться в дальнейшее странствие без вас.

— Да забирайте! — в один голос воскликнули кендер и молодой человек.

Минотавры — отменные гребцы. Так решил Тас, наблюдая за тем, как минотавры налегают на отведенные им весла. Ведомые ритмом, задаваемым лидером (он же являлся и рулевым), они никогда не сбивались с него, а сила их, казалось, не убывала вовсе. Наблюдая за ними, Тас впадал в какое-то оцепенение: вперед — назад, вперед и назад движутся весла, перетекают бугры мыщц в жилистых руках и массивных шеях.

Поезка оказалась на редкость спокойной, Тассельхофф сказал бы даже — самой спокойной из всех, что ему приходилось предпринять по суше или морем. Холеный, обтекаемый минотоврский корабль несся через воды Хурманского моря, разрезая гладь так же легко, как нож рассекает мягкое масло. В морских путешествиях тяжело оценить скорость движения, ведь в море нет никаких ориентиров, но Тас был твердо уверен, что никогда раньше не ездил так быстро. Ему пришло в голову, что так быстро, наверное, летают разве что на драконах.

Два рассвета и два заката встретили они в море с минотаврами. После того, как с баржи подняли сову, посудину оставили плавать в открытом море. В повседневной жизни минотавров на борту их судна не было места развлечениям, все время отнимала работа. Когда гребцы оставляли весла, они терли песком и до блеска полировали мерцающую каштановую палубу, не оставляя на ее поверхности ни единого дефекта.

Все, за исключением главного, относились к двум пассажирам с плохо скрываемой неприязнью. И только с Гоаром, казалось, можно было общаться. Тас пытался разговаривать с остальными, испробовав несколько наиболее распостраненных языков, и пришел к выводу, что они понимают только минотаврский. Судя по их отношению, Вудроу сомневался, что они снизойдут до общения с людьми, даже если научатся понимать их.

На третье утро Гоар объявил:

— Приближаемся к Порт Балифору.

Но ни Вудроу, ни Тассельхофф не заметили ни единого признака суши.

— И сколько еще пройдет, прежде чем мы зайдем в порт? — поинтересовался Вудроу.

— Мы не будем заходить в порт, — заворчал Гоар. — Мы не испытываем желания встречаться с человеческими моряками, равно как и они с нами.

— Так вы нас просто вышвырнете?

— Мы обеспечим вас чем-нибудь плавучим, чтобы вы смогли удержаться на воде, пока вас не подберет какой-нибудь проходящий корабль. Это очень судоходная зона. Вам не придется ждать долго.

Тассельхофф собирался было опротестовать такое решение, но тут вперед выступил минотаврский повар, потталкивая в их сторону тяжелый большой бочонок без верхней крышки.

— Вы же не хотите сказать, что поплывем мы на этом, — не веря своим глазам, Вудроу покачал головой и попятился.

Заросшие шерстью губы минотавра скривились.

— Он не пропускает воду. Мы могли бы снабдить вас и веслами, если это вам поможет.

— Смотри на это как на очередное приключение, — сказал Тас Вудроу, нетерпеливо сверкнув глазами. — Может, позабавимся. Я никогда не болтался на волнах в бочонке.

— Приключение? Разве вам еще не надоели приключения? — вышел из себя Вудроу.

— Как вообще приключения могут надоесть? — возразил Тас, в тот момент, когда массивная рука Гоара легко оторвала его от палубы. Кок опустил бочонок за борт, и Гоар посадил сначала Таса, а затем и Вудроу в просмоленную, раскачивающуюся на волнах лоханку.

Тас весело брызгался в воде, со всех сторон окружившей бочонок, тогда как минотавры поспешно дали задний ход. Вскоре их баркас вновь превратился в точку на горизонте. Вудроу тяжело опустился на дно бочки.

Пока Вудроу предавался хандре, Тассельхофф не преминул поэкспериментировать с плавучестью их посудины и ее балансом. Он перекатывался с одной стороны на другую, подпрыгивал и наконец заставил бочку медленно описать на воде круг, направляя ее одной рукой.

Периодически Тас прерывал свои исследования, пристально осматривая горизонт на предмет паруса. Прошло несколько часов. Внезапно прыжки Таса приобрели осмысленность, он стал раскачивать бочку из стороны в сторону и неистово размахивать руками над головой.

Вскоре он заорал что есть силы:

— Мы тут! Сюда! Вы ослепли или просто недоумки? Мы здесь!

Вудроу вскочил на ноги и огляделся по сторонам. Он тоже заметил приближающийся парус.

— Знаете, что-то в этом корабле кажется мне знакомым, — промолвил он, сжимая противоположные стороны бешено раскачивающейся бочки, чтобы хоть немного приостановить ее.

— Понял! — щелкнул пальцами Тас. — Я разглядел красный флаг с золотым клеверным листом. Это тот самый корабль, проезд на котором мы оплатили, когда ты треснул меня по голове.

Кровь застыла в венах у Вудроу. Как мог этот корабль прийти позже?

— Гребите, господин Непоседа!

И даже издав этот отчаянный крик и занурив свое весло в воду, Вудроу прекрасно понимал, что все его попытки ни к чему не приведут. Он закрыл галаз и приготовился к неизбежному.

Когда юноша решился открыть их снова, корабль значительно приблизился — настолько, чтобы он смог различить в темноте зловещую фигуру убийцы Гизеллы; тот замер на носу корабля, неоличимый от его носового украшения. Полы широкого плаща хлестали его по коленям, а вокруг суетились два матроса: один с длинным шестом, заканчивающимся крючком, и второй с веревкой.

Подойдя почти вплотную, корабль не сбавил скорость. Моряк с шестом подцепил крючком бочку. Бочонок опасно наклонился. В тот момент, когда его стало разворачивать в сторону корабля, через край перелилось немного воды. Притянутый крюком бочонок стукнулся об обшивку судна, и второй матрос не замедлил сбросить потерпевшим веревку.

— Быстро взбирайтесь вверх! — рявкнул он. — Некогда с вами возиться.

Недоверчиво поглядывая на Дензила, две фигуры перемахнули через поручни корабля. Бочонок поплыл себе дальше. Все это время Дензил стоял на баке и наблюдал за событиями, великолепно справляясь с ролью скучающего путника.

Стюарт с листом пергамента и пером нашел друзей спустя мгновение после их подъема на палубу. На сварливом горбуне были все те же черные шерстяные бриджи в солевых пятнах, как и неделю назад, когда Тас и Вудроу впервые оплатили проезд на корабле. Стюарт тотчас же узнал их.

— Вы расплатились за поздку перед исчезновением, — сказал он, смерив их недоверчивым взглядом. — Если у вас столько денег, что ими можно сорить без разбору, что вы делаете в бочонке посреди залива Балифора?

Тас соображал быстрее, он и выкрутился.

— Видишь ли, после того, как мы заплатили за проезд, внезапно появились наши друзья и предложили прокатиться на своем корабле. Мы же не могли им отказать, так ведь? Но мы посчитали, что забирать свои деньги обратно будет неправильно — сделка есть сделка, точно, Вудроу?

Молодой человек согласно кивнул белобрысой головой.

— Так вышло, что никто из нас толком не умел управлять судном, так что мы нашли на свои задницы проблему — ураган, мне так кажется — был сильный ветер и все в этом духе. Мы спаслись в бочонке, прежде чем судно затонуло.

Тас выпалил историю на одном дыхании. Сейчас он проходил своего рода экзамен на умелого рассказчика.

Сомнения так и не покинули стюарта, но он пожал плечами.

— До земли уже рукой подать, и кого беспокоит, почему вы на самом деле тут оказались? Вы оплатили всю поездку целиком. Поэтому имеете такое же право закончить ее, как любой из нас.

— Еще одно, — простодушно обратился к нему Тас. — Вот тот человек на носу, — он указал пальцем, — стоящий возле якорной цепи — убийца. Его нужно арестовать и передать стражам правопорядка по прибытии в Порт Балифор.

Стюарта ошарашила резкая смена темы разговора, а затем еше и требование.

— Вы что-то путаете, — разъяснил он. — Господин Дензил — образцовый пассажир. Я не допущу, чтобы по прихоти горстки жертв кораблекрушения он испытывал неудобства.

Стюарт усмехнулся тому, что, по его мнению, было необдуманной просьбой.

Возвращаясь к исполнению своих обязанностей, моряк бросил из-за плеча:

— Через несколько часов мы будем в Порт Балифоре. А до тех пор оставайтесь на палубе и не надоедайте никому из пассажиров.

— Но он…

— Я сказал, не надоедайте никому, — прогрохотал стюарт. Развернулся и зашагал к своему посту на корме корабля.

Как только корабль пришвартовался к причалу и перекинул на берег сходни, Вудроу с Тассельхоффом больше незачем было подчиняться указаниям стюарда. В нагромождении бочек, котомок, сумок и корзин на набережной им удалось быстро смешаться с толпой.

— В такой-то шумехе нам ничего не стоит незамеченными следовать за Дензилом, — предлагал Тассельхофф. — Давай обождем и посмотрим, что произойдет.

Вудроу потрясенно покачал головой, но шагу не сбавил.

— Нет, господин Непоседа. Не хочу прослыть грубияном, но я сделаю все, что в моих силах, чтобы удержать нас обоих подальше от проклятого убийцы.

Тут он почувствовал, что непомерно сильные руки кендера тянут его назад, и был вынужден остановиться.

— Погоди, Вудроу, — настаивал Тассельхофф. — Этот Дензил — опасный тип, и мы не можем позволить ему запросто уйти. Если не ради Гизеллы, то хотя бы для пущей безопасности лучше знать, куда он направляется. Если он ускользнет из нашего поля зрения, то станет куда опаснее, поверь.

Вудроу молча стоял позади кендера. Он все еще паниковал, но уверенность друга потихоньку передавалась и ему.

Они следили за кораблем несколько минут. Из трюма вышел Дензил, ведший на поводу своего чудовищного суккуба. Он провел огромного черного коня вниз по сходням и пересек причал. Народ расступался перед ним, люди шарахались в стороны от фыркающего монстра с красными глазами. Не упуская из вида корабль, Дензил прошагал за Вудроу и Тассельхоффом, не обратив на них внимания, и направился прямиком в город.

— Как вы думаете, что у него на уме? — прошептал Вудроу, который начинал потихоньку покусывать подушечки пальцев, ибо ногти уже обгрыз подчистую.

— Может, ему совсем нет до нас дела, — предположил Тас и, судя по интонации, не больно-то сам себе поверил. — А то, что произошло под стенами гномьей крепости, к нам лично никак не относилось. Кажется, больше он нами не интересуется.

— Кто знает, может, вы и правы, — осторожно согласился Вудроу.

— Так или иначе, давай пойдем за ним, — не унимался Тас. — Раз уж мы здесь, не мешало бы перекусить чем-нибудь.

Тас вел молодого человека по улице, едва не наступая на пятки Дензилу. Не прошло много времени, как виды, ароматы и звуки шумного морского порта поглотили кендера целиком. Странный говор, экзотические одежды, необычные черты лиц проходящих людей и удивительные татуировки, дюжины торговцев, рьяно пытающихся им хоть что-нибудь продать (или столь же рьяно отгоняющих от своих прилавков) — все это чуть не довело впечатлительного кендера до умопомрачения. К тому времени, когда они покинули вторую по счету торговую площадь, Тас уже понятия не имел, куда подевался Дензил, да и особенно не волновался по этому поводу. Вместо этого Тас задержался купить немного дымящейся рыбки, восхитился товарами в лавке торговца картами и был взашей выставлен из лавки серебрянника, когда тот застал Таса у витрины, корчившего забавные рожицы перед зеркально отполированным чайником. Спутники пересекали проулок, дожевывая последние кусочки жареной рыбы, и даже Вудроу начинал потихоньку расслабляться. Внезапно откуда ни возьмись появились две сильные ручищи и схватили захваченных врасплох кендера и молодого человека. Одна обвила Таса за шею, другая приподняла Вудроу за грудки. Юношу легко швырнули на стену в глубине переулка. Кендер же почувствовал, что его перекинули лицом вниз через луку седла. Лука болезненно сдавила ему ребра. Кто-то еще вскочил в седло позади него. Юноша с трудом поднялся на ноги, но только для того, чтобы услышать звенящий звук вынимаемого из ножен меча. Дензил!

— Это дело тебя не касается, крестьянин, — рявкнул противник. — Оставайся, где стоишь!

С этими словами укутанный в темный плащ всадник развернул меч плашмя и нанес сильный удар по голове Вудроу. Юноша повалился на землю. Могучая рука легла Тассельхоффу на спину и крепко прижала его к седлу. Всадник развернул коня и устремился к выходу из проулка.

ГЛАВА 21

Дензил бросил Тассельхоффа на устеленный грязной соломой пол одного из складов неподалеку от пристани. Через дыры между неплотно пригнанными широкими досками струился свет, образуя в пыльном воздухе сияющие конусы. Кроме огромных деревянных бочек, скрепленных проржавевшими обручами и невыносимо воняющих селедкой, в помещении ничего не было.

Руки кендера были связаны за спиной, потому даже чтобы принять сидячее положение, ему пришлось изрядно попотеть. Тас одарил мрачного мужчину убийственным взглядом.

— Ты заплатишь за то, что сделал с несчастной Гизеллой, а теперь еще и с Вудроу!

— Дай мне свои карты.

Тас твердо встретил его испытывающий взгляд.

— Я не дал бы тебе даже ведра с плевками!

— На счастье, его я у тебя не прошу, — сказал Дензил. Он сцапал кендера за воротник его туники, приподнял над землей и принялся рыться в карманах куртки, пока не нашел, что хотел. Его губы едва раздвинулись, нарисовав на лице отвратительное подобие улыбки. Он торжественно сжимал в руке свиток с листками пергамента. Дензил бросил кендера на пол и отвернулся от него.

Человек опустился на колени, развернул свиток, осветив карты пробивающимся сквозь щели светом, и пролистал всю пачку. Лицо его стало нежным и ласковым, будто в его руках трепетала любимая женщина. Он бегло просмотрел заголовок верхней карты и яростно швырнул ее через плечо. То же самое он проделал с остальными шестью, после чего поднялся на ноги и нахмурился. Обернувшись в поисках кендера, мужчина едва не перецепился через него — кендер был тут как тут, он умудрился наблюдать из-за плеча мужчины за тем, что он делает.

— Где она?! — зарычал Дензил и потянулся к горлу кендера.

Тассельхофф торопливо попятился. Даже его не на шутку обеспокоила жажда убийства, которая пылала у мужчины в глазах.

— Где что? Должно быть, это полезная карта, которая у тебя где-то есть. И что, ты не можешь в ней разобраться? Ну тогда не беспокойся. Я с удовольствием помо…

Дензил обхватил Таса рукой, его спрятанные под черной перчаткой пальцы крепко сжались у кендера на шее.

— Ну конечно, тебе не нужна ничья помощь, — пробулькотал Тас.

— Не води меня за нос, кен-дурь, — заворчал Дензил. — Мне нужна вторая половинка карты, которая изображает местность восточнее Кендермора.

— Сссс бббаа…?

Глядя на посиневшее лицо кендера, Дензил отпустил руку.

— Спасибо, — Тассельхофф зашелся кашлем. — Единственное место восточнее Кендермора, которое заслуживает картографирования — это Руины. Но рисовать карту этого места все же не стоит, ведь это просто руины…

Тассельхофф покорно пожал плечами, и тут его посетила другая мысль.

— Эй, а ведь у меня когда-то была карта тамошней Башни Высшего Волшебства, и магической рощи, которая ее окружает!

Дензил придвинулся к нему, обдав кендера зловонным дыханием.

— Что значит "была"?

— Помнится мне, что на ней мало чего было изображено… ветки деревьев со всякими предупреждающими знаками, и потом эта длинющая круглая башня, а в ней несчесть ступенек. Я даже не помню, сколько там было комнат. В общем, однажды у меня не оказалось при себе чистого пергамента, а я захотел нарисовать новую карту, Нераки, если я не ошибаюсь. Я порылся среди карт, что у меня были, и решил рисовать на тыльной стороне той карты, с Башней.

— Ну и где эта карта?

Тассельхофф снова пожал плечами.

— Она давно не попадалась мне на глаза. Наверное, я ее отдал.

Кендер видел, как яростно трясутся руки мужчины.

— Но что такого важного там было? У меня их предостаточно…

— Что ж, я могу тебе рассказать, — согласился Дензил, — ты все равно почти покойник. Я случайно натолкнулся на половинку этой самой карты в конторе одного хвастливого доктора в Кендерморе. На твоей половинке карты было указано местоположение сокровища. Я хочу заполучить сокровище и не собираюсь позволять кому-либо еще им завладеть. Я найду его!

С этими словами он толкнул кендера на пол у стены и приготовил арбалет.

— Да… э… если ты собираешься в башню, тебе прежде всего нужно знать, как миновать охранную рощу, — быстро вмешался Тас, потихоньку отползая за пределы зоны поражения.

— Ты пытаешься меня провести, — заключил Дензил низким голосом, в котором, однако, звенели нотки тревоги, и натянул тетиву.

Тас крутился и вертелся на полу, пытаясь все время двигаться под прицелом.

— Может быть, это так, но правда и то, что тебе нужно знать секрет магической рощи, чтобы пройти ее! Спроси кого хочешь! Каждая Башня Высшего Волшебства окружена волшебной рощей.

Дензил размышлял над словами кендера, позволив арбалету соскользнуть с плеча.

— Да что могут со мной сделать ветки деревьев? — наконец фыркнул он, опять поднимая оружие.

— Что угодно! — хриплым голосом возразил Тас. — Именно этой роще свойственно сводить людей с ума! Надеюсь, ты слышал, какими… ммм… изобретательными могут быть кендеры, когда встречаются с трудностями, оказавшись в таких местах. Так вот, даже большинству кендеров не под силу пройти эту рощу. Только те, кто знает ее ужасные секреты, имеет шанс пробраться в башню!

Дензил снова опустил арбалет и пристально посмотрел на Тассельхоффа.

— И, я полагаю, ты как раз из их числа.

— Возможно, — застенчиво сказал Тас. — Вспомни, я видел карту.

На мгновение Дензил задумался.

— Если ты знаешь секрет — ЕСЛИ таковой вообще существует — скажи мне о нем.

Тассельхофф обиделся.

— Ты считаешь меня идиотом? Я расскажу тебе секрет, а ты меня пристрелишь. Нет уж, спасибо, пускай я лучше умру, так ничего тебе и не сказав.

Дензил устало утер со лба пот; у него не было возможности проверить правдивость кендерских россказней. Схватившись за обвязавшую запястья Таса веревку, он рывком поднял его на ноги.

— Ты же знаешь, я собираюсь убить тебя так или иначе. Но сейчас тебе предстоит приятная, комфортабельная поезка верхом на моем вороном.

Его глаза сузились, обратившись в две щелки.

— Но если ты лжешь, та быстрая смерть, которую я мог бы даровать тебе тут, покажется роскошной в сравнении с тем кошмаром, что я тебе уготовлю.

Тассельхофф тяжело вздохнул, когда Дензил выволок его из склада и потащил в проулок, где тревожно становился на дыбы его черный жеребец. Одного вида этого Дензила и его устрашающего, дыщащего огнем создания даже самому отважному кендеру хватило бы, чтобы пожелать им никогда и ни за что не узнать секрет волшебной рощи.

На холодном, как лед, вороном коне они выехали из Порт Балифора, обогнули с севера Кендермор и направились к Руинам. По крайней мере, так казалось Тасу, ибо ничего, кроме земли, мелькающей под ногами вороного, он не видел. Дензил швырнул кендера на живот впереди себя и примотал его бечевкой к седлу.

— Ты же не хочешь свалиться и пораниться, — ухмыльнулся он.

Когда они достигли окраин Руин, Дензил спешился. Он отдал своему вороному распоряжения на неприятном гортанном языке, которого Тасу раньше не доводилось слышать. Вместе с Тасом, все еще спеленанным на спине Черепа впереди седла, Дензил зашагал по главной, заброшенной дороге, проходящей через все Руины. То, что по пути им не попалось хищников, обычных завсегдатаев развалин, Тасу показалось странным. Но потом он догадался, что причина, возможно, в вороном, который распугал большинство из них. Наконец удовлетворившись увиденным, Дензил направился к роще, ведя на поводу своего ужасного коня.

Опасного вида ножом с изогнутым лезвием мужчина перерубил веревки, удерживавшие кендера на вороном. Тас мешком повалился на землю. Ему показалось, что спина уже никогда не разогнется, а мышцы на ногах болезненно свело судорогой. Дензил вздернул его за запястья на ноги.

— Время открыть великий секрет, кен-дурь, — едко напомнил Дензил. — Со щитом и на щите, как говорится.

"И как я могу рассказать ему о том, чего сам не знаю?" — угрюмо подумал Тас.

— "А если бы и знал, он убил бы меня через минуту после того, как я скажу. Но

если рассказывать ему за раз совсем по чуть-чуть, он вынужден будет оставить

меня в живых, чтобы получить остаток информации. Как только мы зайдем в рощу,

мне, возможно, удастся вырваться. Как только он аначнет проявлять свое дейст-

вие…"

— Ты имел в виду "со щитом или на щите"? — не преминуд подколоть его Тас. — Э, нетушки. Тебе придется просто следовать за мной.

И Тас сделал шаг под сень деревьев.

— Я начинаю уставать от тебя, Непоседа, — нахмурился Дензил. Он быстро вцепился в кендерские путы, но не остановил, а двинулся вслед за ним. — Так что нам теперь делать?

— Нужно сделать целую кучу действий, и все в определенном порядке, — импровизировал Тас. — Для начала нужно просто попасть в пределы рощи. Мы должны пропОлзти т-да на четвереньках, чтобы не попасть в ловушку.

Дензил с сомнением посмотрел на кендера.

— Я думал, что роща — волшебная, и что она вызывает безумие.

— Так оно и есть! — заверил его Тас. — НО это не значит, что здесь не пораспиханы еще и ловушки.

— Иди первым, — сказал Дензил и забросил арбалет за спину. — А я подержу тебя за лодыжку.

Слишком крепко, чтобы ускользнуть в роще, подумалось Тасу. Но надежда еще оставалась. Кендер шлепнулся на колени и неуклюже пополз вперед: с одной стороны, у него были связаны руки, а с другой Дензил неукоснительно выполнял обещание и крепко держал его за щиколотку. Колени начали саднить, и Тассельхофф остановился. Кендер начинал чувствовать, что роща лишает его воли и подталкивает на идиотские поступки.

— А теперь мы должны идти задом наперед, — объявил Тас. Он предполагал, что мужчина не оставит его без наблюдения, а это значит, что Дензилу придется идти первым и он непременНо споткнется.

— Ты считаешь меня дураком, Непоседа…

Дензил нахмурился. Роща добавила ему подозрительности.

Тас умудрился невозмутимо дернуть плечами.

— Иди вперед. Не слушай меня, единственного, кто видел карту этой рощи! Поглядим, как далеко ты зайдешь!

По секрету, Тас был более чем слегка удивлен, что они вообще забрались так далеко. Казалось, с того момента, когда он побывал тут первый раз, действие рощи усилилось. Интересно, как давно это было — десять лет назад?

— На этот раз первым пойду я, чтобы не спускать с тебя глаз, — как и предвидел Тас, заявил Дензил. Он намотал кендерский хохолок себе на руку и начал пятиться назад, так что у кендера даже слезы на глазах выступили. И что еще хуже, Дензил удивительно крепко держался на ногах. Он не оступился. Не упал. Он даже не споткнулся. Когда Тассельхофф больше не мог терпеть боль, он велел мужчине остановится. Спутанными руками Тас неуклюже отбросил назад волосы и осторожно помассировал голову костяшками пальцев.

— Должно быть, я все сделал верно, — сказал Дензил. — Мы прошли больше чем полпути.

— Добро пожаловать, — раздраженно молвил Тас. Самоуверенность его спутника стала причиной появления у кендера новой идеи. Он не видел, каким образом она сможет помочь ему удрать, зато не желал упускать возможности поиздеваться над мужчиной и выставить его идиотом. — Следующее, что нам предстоит сделать — попрыгать, ну как кролики прыгают.

— Фух..

Вопросов не возникло.

Тас поднял перед собой связанные руки и свесил кисти, чтобы придать рукам подобие кроличьих лапок.

— Прыгаем. Как кролики.

Он помог занять нужную позу Дензилу.

— Поехали!

Глядя на лицо мужчины, Тас задавался вопросом, не слишком ли далеко он зашел. Дензил свел вместе руки, сцепил пальцы, и с силой двинул обоими кулаками Таса в живот. Крохотный кендер кувыркнулся в воздухе и приземлился на кучу сухой листвы в десяти футах от него. Со связанными руками он не смог даже удержаться на ногах. Дензил двинулся к оцепеневшему кендеру. Его глаза, красные, как ноздри вороного, бешено сверкали.

Несомненно, роща продолжала прекрасно работать. Дензил усмехнулся про себя. Со скоростью, присущей только настоящим кендерам, Тас перекувыркнулся через голову, пытаясь встать на ноги. Но со связанными руками кендеру не на что было опереться. А еще через мгновение его подмял под себя Дензил.

— Я же предупреждал тебя насчет лжи, — захрапел человек, вытаращив глаза. — А теперь я поотрываю все твои конечности, одну за другой. Я потрачу на это так много времени, что ты даже представить не можешь, малыш, как тебе будет больно. Я прошу только об одном — не смей умирать, пока я не закончу!

— Но я не лгал! — отпрыгнул назад Тас, вдруг рассердившись. — Я говорил тебе, что ты никогда не достигнешь башни, если не будешь знать, как пройти рощу, и это правда. Я никогда не говорил, что я знаю, как это сделать. Это додумал уже ты сам, шестифутовая жадина!

Нос Тассельхоффа оказался прямо перед лицом Дензила.

— И еще одно: я ненавижу всякого, кто обзывает меня лжецом и воришкой, кто унижает меня только потому, что я — кендер! Твой высокий рост не добавляет тебе правоты, и, я уверен, мозгов тоже! Он даже не делает тебя сильнее! Если бы у меня были развязаны руки, я колотил бы тебя до тех пор, пока ты не покрылся бы шишками и стал омерзительнее болотной жабы! Ты…

Правая рука Дензила сомкнулась на горле Таса и оборвала его монолог. Другой рукой он обхватил правую руку Таса и начал скручивать ее, зверски улыбаясь.

— Я устал от твоего голоса, кендер. Но, должно быть, мне понравится хруст твоих суставов.

Боль оказалась невыносимой и усисливалась каждое мгновение, но Тассельхофф не мог позволить себе закричать. Его веки были плотно сжаты, но боль вперемешку со слезами заставляли его часто моргать.

И тогда он увидел лицо, возникшее за спиной Дензила. Лицо принадлежало огромному, уродливому, заросшему волосами существу, самому омерзительному из виденных когда-либо Тасом. С покатым лбом, кривыми зубами, приплюснутым носом — огр! Будто во сне Тас наблюдал за тем, как громадная ручища, костяшки пальцев которой превосходили по размерам его кулачки, приближается к правому плечу Дензила. Огромная рука крутанула мужчину, раздался отрывистый хруст.

Испытывающий боль и одновременно удивленный, Дензил полетел наземь, в тот же миг отпустив и руку Таса. Прежде чем он увидел противника, мужчина издал громкий, пронзительный свист.

Могучий, сильный великан перевернулся на другой бок, и гнев его мгновенно потух. На него в упор смотрел еще более сильный огр.

А потом позади огра возник Череп. Острыми копытами конь смог прорубаться сквозь паутину ветвей и лиан. Дензил быстрым движением оказался позади скакуна. Тассельхофф, все еще в припадке кендерской воинственности, бросился вперед и лягнул Дензила в колено. Не ожидавший этого человек повалился на бок. И тут же получил еще один пинок, в зад.

— Это тебе за Гизеллу! — верещал кендер, отпрыгивая в сторону, чтобы Дензил не смог до него дотянуться.

Огр увенулся от бешено молотящих воздух копыт. Вороной, чьи глаза сделались еще шире, чем обычно (Тасу подумалось, что в этом тоже виновата роща), прыгнул за намеченной жертвой, однако мгновенно запутался в густом подлеске.

Все, что нужно было Винсинту — один миг нерешительности.

Огр замахнулся и наотмашь ударил тяжелым кулаком, зарядив несчастному Черепу прямо промеж глаз. Оглушенное животное пошатнулось, но тут же выпрямилось, ноги его подогнулись, и конь рухнул на землю, прямо на ноги Дензилу. Его налитые кровью глаза наконец-то вернулись в глазницы, где им и полагалось находиться.

Не останавливаясь, огр выдернул из-за спины Дензила арбалет, переломил его пополам и швырнул обломки в чащу. Потом он подхватил собственно Дензила и сунул его под мышку. Не успел Тас сделать шаг в сторону, как был подхвачен могучей рукой и прижат к другому боку огра. Чудовище с двумя пленниками напролом брело через рощу.

— И что у нас сегодня на обед? — радостно поинтересовался Винсинт.

Он сделал обычное вступление после похищения. Винсинт показал им крохотную круглую комнатку со столом, вязанкой коробок и лестницей. Огр объяснил, чем он занимается в Руинах, и рассказал двум новоприбывшим, чего от них ожидает.

— Я тут в последнее время был страшно занят, — продолжал огр, — поэтому немного краток с вами. Здесь в общем-то довольно однообразно, но, как я вам говорил, я превосходный повар.

Он посставил перед Тассельхоффом и Дензилом оловяное блюдо с бутербродами. Тас потянулся было к одному, выглядевшему довольно аппетитно, когда Дензил яростно смахнул блюдо со стола.

— Мне не нужна твоя вонючая жратва!

Он вскочил и зашагал по комнате, гневно сверкая глазами.

Винсинта его слова почти не задели.

— Может, тебе и не нужна, а твоему другу кое-что понравилось. Такой хороший, такой старый был скунс!

Он поднял с пола несколько кусочков, стряхнул пыль, соорудил из них новые бутерброды и положил обратно на стол.

— Хотя… разве можно ожидать от полуорка хороших манер?

Дензил застыл. Руки его, все еще в перчатках, напряженно сжимались в кулаки и снОва рас-лаблялись.

— Ты ошибаешься. Я — человек.

Но огр оставался непреклонным.

— Да, человек, только еще и орк, — он помахал пальцем. — Я узнаю мою родню.

— Точно-точно, — подтвердил Тас, внимательно изучая физиономию Дензила. — Этот нос, эти глаза… Мне всегда казалось, что в твоем облике есть что-то странное, но я списывал эти странности на твою извечную неприветливость.

Лицо Дензила стало темнее грозовой тучи, он все еще ничего не говорил, только сжимал и разжимал кулаки. Этот жест пугал Тассельхоффа намного сильнее, чем любые слова, которые мог произнести мужчина. И когда он наконец заговорил, в его голосе, скрипучем и размеренном, чувствовалась угроза.

— Я не похож на этих моих… гм… родственников.

— И что касается животных. Где ты взял этого вороного? — продолжал беседу Винсинт, занимаясь в это время приготовлением основного блюда.

— Ну ты же у нас умный огр, — съязвил Дензил. — Вот и расскажи мне.

Винсинт рЕшил проигнорировать сарказм.

— Да, я умен. А разве нет?

Погрузившись в раздумия, он подпер подбородок деревянной ложкой.

— Давайте-ка подумаем. Вороные кони обычно используются демонами и их родственничками, но, каким плохим бы ты ни казался, несомненно, ты не демон. Поэтому я вынужден допустить, что ты просто украл его.

Вопреки собственному желанию, Дензил выглядел пораженным.

— Он достался мне после победы в схватке с демоном, Цзигув-ликсуксом, — гордо объяснил он, продолжая мерять шагами комнату.

— Вау! Так ты с демоном сражался? — едва не задохнулся от восторга Тас. Дензил не обратил на него внимания.

Пока Тас с огром дружно поглощали обед, состоящий из жареного мяса пони с луком, полуорк внимательно изучал стены круглой комнатушки.

— Какая вкуснятина! — удовлетворенно воскликнул Тас, наконец оторвавшись от пиршества. — Я и сам неплохо готовлю, потому могу оценить.

— Так съешь еще, не стесняйся, — предложил огр и, несмотря на слабые протесты, начерпал в тарелку кендера добавки. — Так приятно, когда гости высоко оценивают твою стряпню! Неколько дней назад здесь был очень приятный кендер, молоденькая беленькая девушка, а с ней — ее щеголь. Престарелый, развязный тип,

— Винсинт осветил лицо Таса фонарем. — Я вот подумал, ты чем-то на него похож.

Тас оживленно замахал руками.

— Ой, да мы все почти на одно лицо.

— Возможно, — согласился огр, но когда он присматривался к Тасу, его уверенность пропадала. В конце концов он стряхнул с себя наваждение и занялся уборкой.

— С ними был еще весьма неприятный мужчина, — продолжал Винсинт. Он пожал широкими, открытыми плечами. — Должно быть, какой-нибудь полукровка. Обычно кендеры невоспитанны и любопытны, но среди них редко попадаются недоброжелательные. А я терпеть не могу недоброжелательных!

— Некоторые считают, что недоброжелательность свойственна ограм, — заметил Тас, вовсе не собираясь никого обижать. Он вдруг почувствовал, что этот неприятный великан начинает ему нравиться.

Винсинт кивнул.

— Потому-то я и покинул родину.

Они закончили с уборкой и весь остаток вечера провели за чаепитием, игрой в палочки да разговорами у огня. Дензил забился в свой угол и притворился спящим. На деле же он размышлял над побегом от превосходящего его силой огра.

Когда Винсент поинтересовался у Таса, что делает такой приятный кендер в компании со столь отвратительным полуорком, Тассельхофф рассказал огру о Гизелле; каждую минуту он вынужден был прерываться, дабы утереть слезы. В заключение он рассказал о том, как в Порт Балифоре Дензил сразил Вудроу, и об их путешествии за сокровищем.

— Видишь ли, это Башня Высшего Волшебства, — прошептал кендеру Винсинт. -

Мы — в ее основании. Но я никогда не встречал тут сокровищ.

— Ты ее обследовал целиком? — восхищенно зашептал Тас, придвигаясь поближе. Он тревожно скосил глаза в сторону угрюмого полуорка. Дензил лежал на боку, спрятавшись в густой тени, дыхание его было глубоким и ритмичным.

— Я одолел только половину здешних ступеней, — кивнул огр в сторону винтовой лестницы. — Проход стАновилс= уже и уже, пока не стал таким, что мне приходилось силой втискиваться в него. И, кажется тебе можно доверять, но… я очень боюсь высоты. И, хотя там, на лестнице, нет ни одного окна, от одной мысли о том, что я карабкаюсь ввысь, меня начинало тошнить. Но я так и не достиг лестничной площадки. Что бы ни было там, выше, оно может быть или лестницей, ведущей дальше вверх, или руинами наподобие окружающих нас повсюду.

Тас долго обдумывал эти слова, даже после того, как Винсинт отправился спать. Потом уснул и он.

Когда Тассельхофф проснулся, ему показалось, что на дворе было утро, хотя в этом не было никакой уверенности — в комнату не проникал естественный свет, а единственным источником освещения была оплавленная свеча. Тас чувствовал себя освеженным и полным сил. В тени все еще посапывал Дензил, а вот Винсинта не было видно. На столе Тас обнаружил сложенный листочек пергамента с бережно выведенным сверху его именем. Должно Быть, огру с неуклюжими руками пришлось нелегко, пока он это писал.

Тассельхофф развернул записку. В ней значилось лишь:

"Пошел за едой. Скоро буду. Винсинт"

Кендер спрятал записку в карман и взял свечу.

Комната выглядела один в один как предыдущей ночью. Тас тщательно проверил запертую на замок двери. На ней он насчитал одиннадцать цепочек и шестьдесят замков, совершенно разных по размерам и конструкции. Чтобы разобраться в них, решил Тас, понадобится много часов. Да и вообще, зачем куда-либо бежать, если вверх по ступенькам его ждет неисследованная доселе Башня Высшего Волшебства?

Тас подобрал все, что осталось от его пожитков. Хупака больше не было, он стал памятником на могилке Гизеллы. Дензил отнял все его ножики и кинжалы, а Винсинт в свою очередь отобрал их у полуорка. Карты вернулись в его сумочку. Это было своего рода подарком Дензила, перед тем как выехать из Порт Балифора. Осторожно порывшись в столовом серебре, чтобы не разбудить Дензила, Тас одолжил у хозяина маленькую вилочку и нож для масла. Они выглядели достаточно полезными предметами, особенно если в Башне ему придется открывать всякого рода замки и засовы. Винсинт говорил, что на лестнице нет окон, потому пригодится и свеча.

Снарядившись таким образом и нетерпеливо подергиваясь в предвкушении предстоящего приключения, Тассельхофф Непоседа на цыпочках двинулся вверх по лестнице.

Вся лестница, за исключением самых нижних ступеней, оказалась покрытой слоем пыли. Опустив свечу, Тас обнаружил следы трех человек, сравнительно недавно поднимавшихся по этой лестнице. Были дюжины других, но эти три выглядели самыми свежими. Жадно впившись в них глазами, Тас поскакал вверх так резво, что едва не загасил единственную свечу. Тасу казалось, что он уже преодолел такое расстояние, в которое уместились бы несколько башен по высоте, когда наконец наткнулся на преграждающую лестницу дверь. Они прижал к двери ухо и прислушался, но ничего не расслышал. Кендер проверил дверь на наличие засова, и та тихо скользнула внутрь, к немалому удивлению Таса, по мнению которого по прошествии стольки лет петли непременно должны были заржаветь. Выждав мгновение, Тассельхофф ступил в дверной проем.

Найденная им комната, очевидно, приходилась кому-то кабинетом. Через тонкие свинцовые пластинки на потолке в комнату попадал свет. Круглые внешние стены были уставлены рядами книг, за исключением разве что нескольких пустых мест, где на полу лежали упавшие со стены картины. Почти все оставшееся место занимали тяжелый стол и резное кресло. Теперь следы, приведшие Таса сюда, рассыпались по комнате. Тас сосредоточился на самых крупных следах. Поначалу они привели его к одной из книжных полок. "Кто-то забрал с полки книгу", — заметил про себя Тас.

Вдруг следы резко поменяли направление. И тут Тас заметил нечто странное, Все три отпечатка следов сходились в одной точке у голого участка стены и исчезали. Кендер призадумался, роясь в воспоминаниях. Мурашки побежали у него по коже, когда он вдруг понял, что среди всех следов, которым он следовал на лестнице, и свежИх, и с-арых, не было ни одного в обратную сторону. Тас подошел к стене и внимательно осмотрел трещинки на ее поверхности, лишний раз удостоверившись, что это все-таки глухая стена. Но кто бы ни поднимался в эту комнату, думал он, покидали ее несомненно в этом месте!

— Должно быть, где-то здесь есть секретная дверь, — громко сказал он.

Тас принялся ощупывать затянутую паутиной поверхность в поисках переключателя или хоть какой-нибудь защелки, открывающей секретный проход. Он тыкался в кладку, пробовал двигать камни, дергал их и обстукивал рукояткой ножа для масла. Все тщетно. Промучившись без толку несколько минут, он отряхнул руки и решил попробовать действовать по-другому.

— Наверное, здесь вообще нет никакого рычажка, — рассуждал он про себя, — но он должен быть где-то в этой комнате.

Кендер обвел глазами комнату. Пропавшая книжка? Маловероятно. Если бы книга и являлась искомым переключателем, она должна быть с чем-то соединена и взять ее с полки было бы нереально.

Спустя несколько минут опытные глаза Таса отыскали за столом рубильник. Он передвинул его с легким щелчком и воззрился на стену. Трещины в каменной кладке начали светиться ярким зеленым сиянием, через них в комнату проникал туман. Разноцветное марево клубилось на полу, взбиралось вверх по стенам, щекотало Тасу лодыжки и плавно добралось до колен. А затем стена и вовсе исчезла, оставив вместо себя пульсирующий, вспыхивающий проход жемчужного цвета. Туман клубился внутри прохода, выползал наружу, застилая стены комнаты и даже потолок. Сердце Таса бешено колотилось. Это не обычная секретная дверь! Она волшебная, а потому может привести куда угодно! Тас сделал пару шагов в сторону портала, но был остановлен голосом, который доносился из лестничного колодца.

— Ты все-таки нашел его! Я знал, что и ты можешь сгодиться хоть на что-то полезное!

Обернувшись, Тас увидел Дензила, стоящего в дверном проеме в клубящемся тумане. Пульсирующий желто-зеленый свет делал и без того неприятную внешность полуорка и вовсе отвратительной и отбрасывал вокруг него пляшущие тени.

— Оставайся, где стоишь, кен-дурь, — предупредил Дензил. — Этот портал ведет к сокровищу Башни, и, каким бы оно ни было, оно принадлежит мне. Но перед тем, как оно придет мне в руки, я завершу начатое дело. С тобой.

Утробно рычащий убийца двинулся навстречу Тасу. Тот понимал, что против полуорка у него нет шансов, а потому избрал единственную альтернативу, открывшуюся перед ним. Он прыгнул в портал.

И почти успел.

ГЛАВА 22

Грызун — крупная крыса — промчался по потрескавшемуся в огне, засыпанному обломками полу. Мечущийся от одной тени к другой грызун понимал, что рискует жизнью. Каждый раз, когда он был вынужден двигаться дальше, взгляд его обращался в дальний конец комнаты, к потрескавшемуся, наполовину рассыпавшемуся трону, высеченному из огромной глыбы вулканической породы. Когда-то на нем восседал Король-Жрец Истара, теперь же трон переместился в темную, зловещую Бездну. Даже по прошествии столетий внутри него продолжали слабо мерцать красные огоньки, отбрасывая кровавые отблески на щербатую поверхность.

Грызун боялся трона главным образом из-за того, кто на нем сидел сейчас. В обличье пятиголового дракона с разноцветными головами, там сидела Темная Королева, Многоликая, Владычица Тьмы… одна из трех создателей мира, наряду с Паладайном, богом Света, и Гилеаном, нейтральный богом, задачей которого являлось поддержание равновесия в мире. Если бы существо, наделенное столь бесконечной силой зла, заметило грызуна, самым хорошим, на что он мог рассчитывать, была мгновенная и необратимая смерть. Владычица Тьмы, несомненно, знала о присутствии грызуна — в этой комнате ничто не происходило без ее ведома и позволения — но кое-что интересовало ее намного больше судьбы полуумного от страха падальщика. Владычица Тьмы была занята своими мыслями.

В мире Кринна, на континенте Ансалон, южнее Кровавого Моря, неподалеку от когда-то величественного города Истара, открылись магические врата. С удовольствием наблюдая за вратами, пять змеиных глоток Темной Владычицы удовлетворенно заурчали в предкушении скорого освобождения. В приливе чувств две из них даже подпалили кончик хвоста несчастному грызуну. Да, врата оказались на поверку не только особенными, но и очень могущественными. Они располагались в Башне Высшего Волшебства и соединяли ее с миниатюрным измерением, возраст которого не поддавался оценке. Темная Владычица страстно желала заключенной в этих вратах силы. Ей всего-то нужно было проскользнуть в эти врата и оказаться в Первичном Материальном Мире. Ее навеки изгнала оттуда много столетий назад кучка гнусных людишек, которые запретили ей вновь появляться в их мире. Но Такхизис не имела представления о времени, как не испытывала и нужды в нем: часы ее ожидания на Кринне обращались для его обитателей в века. И хотя проклятый Соламнийский Рыцарь Хума, милостью которого были разбиты ее легионы, не одну сотню лет уже гнил в могиле, раны тогдашнего позорного поражения оставались свежими, будто это произошло только вчера.

Многочисленные языки Такхизис хлестали по острым, как бритва, зубам. Она чувствовала вкус победы. Владычица определенно знала, что награда будет слаще даже плоти поверженных противников.

Конечно, ее ждет и дополнительный приз: Башня Высшего Волшебства полна библиотек и лабораторий, до сих пор хранящих свои секреты. Они-то и могут оказаться полезными в предстоящей войне, которую Владычица собиралась развязать, как только обеспечит себе безопасный проход в Первичный Мир.

Много лет назад ей стал известен секрет крохотного измерения. Он открывал перед ней "запасной вход" в материальный мир. Использование двери было очень ограничено, и действовала она только когда открывались врата. Она разместила в двери множество знаков, так что каждый раз, когда кто-то активировал портал, Владычица тут же ставилась в известность. Но все время портал оставался открытым крайне мало, а на приготовления ей нужно было время. Но Темная Королева не теряла уверенности (а уверенность ее в этом случае была ничуть не меньше, чем уверенность в ненависти к Хуме), что настанет день, когда портал пребудет в открытом состоянии как раз столько, чтобы она успела перешагнуть через него и войти в мир.

Она это знала, потому набралась терпения и ждала своего часа. И вот, кажется, этот час пробил.

Сильные ноги подбросили Дензила чуть ли не к куполу башни, так что комнату он пересек с поразительной скоростью. Рыча и фыркая, полуорк нанес сокрушительный удар по кендеру, готовому впрыгнуть во врата, и умудрился схватиться за плечевой ремень одной из кендерских сумочек. Перехваченный в воздухе Тас с размаху шлепнулся о пол.

Поборов удивление, Тас быстро понял, что его волокут по пыльному полу за кожаный ремешок.

Пальцы Таса в отчаянии сомкнулись вокруг ремня, и он рванул его что было силы. Кожа не выдержала и треснула по шву. И не успел Дензил осознать случившееся, Тас уже пробирался на четвереньках к манящему проходу, в котором кружился туман. Его руки, голова и плечи окунулись в цветную пелену.

С точки зрения Дензила это выглядело так, будто верхнюю половину тела кендера кто-то отрезал, а из жемчужной стены торчали одни ноги. Он вцепился в пятки Тассельхоффа, продолжающего молотить ими воздух, и потянул на себя.

Но тело с места не сдвинулось. И не исчезло никуда. Ноги в голубых штанишках все так же со свистом рассекали воздух и дергались со стороны в сторону, но туловище ни на миллиметр не высунулось из стены. Тогда Дензил взялся покрепче и дернул со всей мочи. Тело Таса скользнуло к нему на несколько дюймов, продолжая барахтаться.

Сбитый с толку, полуорк огляделся по сторонам в поисках хоть чего-нибудь, что могло дать ему преимущество. Его взгляд упал на книжные полки рядом со щелью, и, недолго думая, Дензил привязал удерживаемые им ноги Таса к этим полкам.

Буйство красок и текстур завораживало Тассельхоффа, затягивало вглубь, и это бесконечное вращение заставляло его чуствовать, что он беспорядочно барахтается в пространстве. Его легкие надулись, будто внутри него завелся кто-то живой, и этот кто-то нетерпеливо пощипывал и щекотал его теперь. Кроме кружащихся облаков белого, изумрудного и фиалкового цветов Тас ничего не видел. Эта картина напомнила ему разноцветные карамельки. Забавно, подумал он.

В этот миг сырой, промозглый туман пробрал кендера до костей. Сырость, впитавшаяся одеждой, смешивалась с потом, выступившим от напряжения. Его кидало то в жару, то в холод, в жару — в холод! Он дрожал, будто от лихорадки, и отстукивал зубами чечетку. Внезапно вращение прекратилось, и он поплыл в потоке, хотя рассказать, как он это делал, вряд ли смог бы. Сейчас он вообще не мог ни двигаться, ни тем более дергаться. Ощущение было такое, будто его растягивали, надеясь разорвать на две половины. Он не чувствовал ног. Его ноги точно удалились от оставшегося тела на многие сотни миль.

Тут он прорвался сквозь занавес молний и упал лицом вниз на груду мелкого гравия, странно пахнущего вкусным домашним пирогом. Пытаясь подняться на ноги, кендер обратил внимание сразу на две удивительные странности. Во-первых, он выплюнул изо рта то, что по его мнению было камнями, и почувствовал вкус лимона. До него дошло, что приземлялся он вовсе не в куче гравия, а на горке твердых лимонных леденцов. Сладости, точно стеклянные шарики, поблескивали у него в руках.

И во-вторых, на ноги он подняться не мог. Что-то все еще продолжало удерживать его тело разорванным на две половины, держало его за ноги и яростно волокло назад в портал. Тассельхофф развернулся, надеясь выяснить причину такого странного поведения тела, но встретился лицом к лицу вовсе не с ожидаемым противником. Там был только вихрь, серебристый светящийся провал, который поглотил две трети его тела.

Тас пополз было вперед, но быстро бросил это занятие. Затем он почувствовал один или два сильных рывка, и его туловище укоротилось еще на пару дюймов. Сердце Тассельхоффа непривычно сжалось. "Это же Дензил пытается вытащить меня оттуда, куда меня занесло!" — внезапно понял он. И кендер с удвоенной энергией ринулся вперед, к свободе. Он поискал глазами что-нибудь, позволившее бы ему закрепиться.

Между тем прибытие Тассельхоффа в Мармеладсбург не прошло незамеченным. Юный кендер увидел тройку толстенных созданий, напоминавших скорее шарики с прилепленными руками и ногами. Троица вальяжно приближалась к барахтающемуся на земле кендеру, отчаянно протягивающему к ним руки. Первым представился старший из них, одетый в мешковатый пиджак, который уже не сходился на его пузе.

— Добрый день, дружище! Меня зовут Гаркул Мармеладка.

Кендер протянул пухлую руку.

— Как всегда, очень приятно вмдеть в здешних краях новое лицо. Ты должен представиться, чтобы мы написали твое имя на праздничном пироге.

— И почему ты валяешься в лимонных леденцах? — спросил второй кендер.

— А где твоя вторая половинка? — поинтересовался третий.

Тас крепко вцепился в протянутую Мармеладкой руку. Кендер пожал ее и отпустил прежде, чем Тас смог объяснить, в какой безнадежной ситуации он оказался. Первый раз в жизни Тас застыл в немом изумлении, а затем вновь протянул руку в немой мольбе о помощи.

Но наблюдатели продолжали рассматривать его и улыбаться.

Тас нетерпеливо вгляделся за их спины, первый раз обратив внимание на окружающую его местность. Он открыл рот и чуть было не лишился последних сил для сопротивления при виде помадковых деревьев, мятных изгородей, имбирных домиков со ставнями из крекеров и крышами, которые вместо черепицы устилала шоколадная стружка.

Именно огда Тас почувствовал еще один мощный рывок за ноги; еще несколько сантиметров его туловища растворились в портале. Беспорядочно замахав руками, он наконец закричал:

— Пожалуйста, помогите мне! Человек, который хочет меня убить, сейчас пытается протащить меня обратно через эту дверь! Пожалуйста, поторопитесь и подержите меня!

"Как любопытно!" — подумали сразу трое кендеров. Они вцепились в протянутую руку Тассельхоффа, но их сил явно не хватало, чтобы освободить его из стены. Но, к облегчению Таса, он перестал соскальзывать в портал, хотя продолжал чувствовать усилия Дензила, который дергал его за ноги.

Волнение быстро передалось толпе. Среди собравшихся любопытствующих был и Трапспрингер Лохмоног. Наконец он узнал своего заблудшего племянничка.

— Тассельхофф! — кричал он, пробивая себе путь к юноше. — Так вот ты где, малолетний преступник?! Что, именем Кринна, ты делаешь в Мармеладсбурге, когда тебе полагается быть в Кендерморе и готовиться к свадьбе?!

— Дядюшка Трапспрингер! — закричал племянник, вне себя от изумления. Несмотря на нависшую опасность, тем более что помочь делу кендер не мог, он широко улыбался при виде любимого дядюшки. — Не ожидал тебя тут встретить. Если уж быть откровенным, себя я тоже здесь обнаружить не ожидал, где бы это «здесь» не находилось. К слову, мне следует извиниться перед тобой. Ведь это по моей вине тебя посадили в тюрьму.

— Тебе нужно кое-что мне объяснить, молодой человек, — сурово молвил кендер и грозно помахал племяннику пальцем. Он сделал паузу и посмотрел на половину тела Тассельхоффа, распластавшуюся по земле. — Ну-ка встань, когда с тобой старший разговаривает!

Тассельхофф сцепил зубы, сдерживая очередной рывок.

— Не могу, дядюшка. Я не могу сейчас объяснить, — крякнул он от натуги, — но, кажется, меня затягивает в этот портал. Я был бы безмерно благодарен, если бы ты вытянул меня оттуда.

— И какую еще проблему ты приобрел на свою голову в этот раз? Ты всегда был специалистом по нахождению проблем, так ведь?

Трапспрингер щелкнул языком и сдавленно хихикнул.

Дензил рванул Тассельхоффа за ноги еще сильнее, и Тас растерял остатки терпения.

— Давай не будем сейчас, дядюшка!

Трапспрингер тотчас же посерьезнел.

— Наверное, ты прав. Два прошедших месяца тебя разыскивал весь Кендермор, и они непременно повесят меня, если я снова позволю тебе ускользнуть прямо у меня из-под носа. Хватайте его, живо! — завопил он.

Дюжина кендеров с трудом пробралась к Тасу. Их руки обхватили его запястья, вцепились в остатки туловища, держались друг за друга и шарили по земле в поисках чего-нибудь неподвижного. В скором времени целая шеренга кендеров дергала, тянула верхнюю половину туловища Таса из портала.

Обеими ногами Дензил уперся в книжный шкаф по ту сторону врат. Он связал лодыжки кендера ремнем, другой конец которого четырежды обмотал вокруг кисти. Ухватившись за нее свободной рукой, он напрягся и что есть сил оттолкнулся ноющими от напряжения ногами. Тело кендера преодолело по крайней мере еще три дюйма на пути обратно.

— Ты будешь моим, кендер, — захохотал Дензил, разминая затекшие пальцы в предверии последнего усилия.

В этот момент воздух Мармеладсбурга наполнился летящими кусочками и осколками сладостей, сахарными кристаллами и коричной пылью. Многие кендеры принялись чихать и отпустили Тассельхоффа, нещадно растирая руками глаза, чтобы хоть что-нибудь разглядеть.

А потом прямо над лужайкой перед домишкой Мармеладки возник яркий фиолетовый вихрь. Он извивался, корчился над землей, вырывая целые клочья из аккуратного и любовно ухоженного газона. С нескрываемым любопытством наблюдали кендеры за тем, как воронка двигалась к их домам, швыряя им в лицо острые, как лезвия, осколки леденцов.

Из мармеладкиного дома поспешно выскочила Дамарис. В ее руке была зажата веточка, отломанная от сахарного куста.

— Что происходит? — вопрошала она, с наслаждением облизывая липкие пальцы. Мармеладсбург определенно пришелся по вкусу Дамарис. Сквозь пелену она смогла рассмотреть Трапспрингера, который что есть сил тянул кого-то за руки.

— А что ты делаешь с этими руками?

И, не дожидаясь ответа, она оттолкнула локтем Гаркула Мармеладку и обхватила Трапспрингера за запястье.

— Чем бы ты не занимался, выглядит это забавно!

— Похоже на то, что денек обещает быть насыщенным, — проворчал Мармеладка, смыкая пальцы вокруг тонкого запястья Дамарис. — Ты попала сюда как раз вовремя, деточка… Нас вот-вот оставят здесь умирать с голоду.

Никого не поставив в известность, Тассельхофф с громким хлопком опять исчез в глубине портала. А вместе с ним дядюшка Трапспрингер, Дамарис Метвингер, Гаркул Мармеладка, двое кендеров, коим посчастливилось быть очевидцами прибытия Таса в Мармеладсбург, и еще несколько прохожих, присоединившихся к шеренге. Те же, кто теперь оказались в самом начале цепочки, разделили участь Тассельхоффа, потому что болтались нынче частью в туманной завесе.

Тем временем Дензил призвал на помощь все мыслимые и немыслимые силы, поднатужился и распрямил спину, увлекая за собой связанного ремнем кендера. От натуги на шее его бугрились мышцы и вздулись вены, а со лба струйками стекал пот. "Боги, а ведь кендер оказался не на шутку могучим!" — подумалось полуорку. Похоже, он сильно недооценивал его, а кендер, по всей видимости, становился все сильнее и сильнее.

— Вот ты где!..

От удивления Дензил едва не разжал руки. Он полуобернулся и увидел Винсинта, огра с нижнего этажа башни. Великан топал прямо к нему.

— На этот раз тебе не уйти, — радостно провозгласил Винсинт и обхватил гигантской ручищей его напряженно изогнутое туловище.

— Ухх!!!

Винсинт дернул на себя так сильно, что чуть было не разорвал полуорка пополам.

Внезапно сопротивление от привязанного к кендеру ремешка бесследно пропало. Дензил кувыркнулся через голову и перелетел через удивленного вконец огра. Он с грохотом приземлился на тяжеленный стол, оказавшийся довольно прочным, чтобы выдержать такой удар. В мгновение ока оба, и Дензил, и Винсинт, оказались припечатанными к деревянной поверхности невероятной массой, да еще и извивающейся притом. Вынудив себя наконец распахнуть глаза, Дензил увидел, что комната, будто по мановению волшебной палочки, заполнена барахтающимися тучными кендерами. Они летели вперед, врезаясь в стены и круша книжные шкафы, ударяясь об стол, о Дензила и о Винсинта. А тем временем через портал каждую секунду прибывали все новые и новые!

— Выход! Мы отыскали отсюда выход!

Этот крик раздавался из каждой кендерской глотки после того, как Тассельхофф и Трапспрингер проскользнули обратно сквозь портал. И кендеры, начисто позабыв про лимонные леденцы, ринулись в клубящийся туман, увлекая за собой друзей и любимых.

Во время бегства кендеров фиолетовый смерч продолжал набирать силу. Вихри на его верхушке объединялись и принимали форму, и вскоре начали напоминать женское лицо, суровое, но необыкновенно прекрасное. Жесткие, черные глаза Темной Владычицы лишь мельком обозрели картины паники и царящего вокруг разрушения, но задержались на вратах. И когда последний кендер исчез в них, смерч распрямился, потом скрутился спиралью и метнулся к проходу между измерениями.

ГЛАВА 23

— Мы свободны! Свободны!

Выбираясь из открытого портала и растекаясь по верхней комнате разрушенной Башни Высшего Волшебства, множество кендеров на радостях принималось пронзительно кричать и визжать. Через несколько минут раскормленные беженцы из конфетного измерения Гаркула Мармеладки перевернули комнату вверх дном.

Огр стоял в сторонке, выжидающе скрестив руки на груди, и внимательно наблюдал за происходящим в крохотной комнатушке.

— Так вот куда ты подевался, — прорычал он Тассельхоффу, которого размазало по деревянной поверхности стола в дальнем конце комнаты вместе с дядюшкой. — А остальные кендеры откуда взялись?

Приглядевшись к Трапспрингеру повнимательней, он воскликнул:

— Погодите-ка, я тебя помню! Не ты ли был здесь несколько дней назад? Я очень разозлился, когда обнаружил ваше отсутствие.

Пренебрежительный взгляд прошелся по Дамарис и Финесу.

— Гляжу, Носатик и Придурок все еще с тобой…

Дамарис оскорбленно сжала губы, а Финес просто нахмурился. И тут Винсинта захлестнуло море кендеров, каждый из которых стремился выразить ему свою благодарность за спасение от чар рощи много лет назад. Озадаченный Тассельхофф повернулся к Трапспрингеру.

— Мне бы очень хотелось знать, откуда пришли все эти кендеры, — сказал он.

— И в особенности ты, дядюшка.

— И ты здравствуй, племянничек! Отлично выглядишь! — воскликнул старый Лохмоног, заключая Тассельхоффа в объятия.

Потискавшись со стариком некоторое время, Тассельхофф вежливо отстранился.

— Дядюшка Трапспрингер, что ты делал здесь, в Башне Высшего Волшебства? Тебя ведь заключили в темницу? Мне кажется, что жениться на этой несмышленной вздорной девчонке — верх глупости, однако я с удовольствием сделаю так, если это дарует тебе свободу.

— Ах, Тассельхофф, — прервал его Трапспрингер и смущенно прокашлялся при виде Дамарис, прокладывающей путь сквозь толчею по направлению к ним. — Я был счастлив познакомиться с твоим другом детства. Дамарис Метвингер, позволь представить тебе Тассельхоффа Непоседу…

Все произошло так неожиданно, что Тассельхофф не обратил внимания на гнев, бушующий во взгляде Дамарис.

— Приятно познакомиться, — сказал он, протягивая руку.

Блондинка яростно оттолкнула его.

— Значит, несмышленная вздорная девчонка? Да я не выйду за тебя, окажись ты последним мужиком на Кринне!

С этими словами она ринулась прочь и вскоре была поглощена колышущейся массой тел, наполнивших комнату.

Тассельхофф удивленно приподнял брови.

— Хм… достаточно мила, но немного вспыльчива, тебе не кажется? А она что тут делает? Неужели тоже сидит в темнице?

Трапспрингер воссоздал в памяти события нескольких прошедших недель, а затем извлек из многолюдной толпы Финеса, чтобы представить его племяннику. Мужчина, который пытался пробиться к лестнице, оглядел Тассельхоффа с ног до головы.

— Так ты тот самый, за кем мы все тут гонялись, как прокаженные! — нахмурился он. — Я счастлив хотя бы из-за того, что прожил достаточно, чтобы наконец с тобой встретиться, хотя никто мне за это ни гроша не заплатит…

Финес отвернулся от Таса и принялся пробивать себе путь к лестнице, слаженно работая локтями. Его странный комментарий озадачил Тассельхоффа.

— Ладно, племянник, — вывел его из задумчивости Трапспрингер, — почему бы теперь тебе не рассказать, почему ты здесь, а не в Кендерморе?

Вопрос заставил кендера вспомнить о Дензиле, и он поспешно осмотрел комнату в поисках полуорка. Дензил стоял менее чем в трех футах от портала в окружении возбужденных кндеров, которые прижимали его спиной к стене. По выражению глаз Дензила Тассельхоффу стало ясно, что полуорк никак не возьмет в толк, что же произошло. Тассельхофф собрался было предупредить дядюшку об убийце, когда один из толстых кендеров пронзительным визгом заставил толпу умолкнуть.

— Кто взял сундук с сокровищем? — заорал говорящий, оказавшийся, конечно же, Гаркулом Мармеладкой. — Я влетел в этот тоннель так быстро, что не имел возможности его захватить.

Кендер обвел взглядом плотно упакованную толпу. Все замерли на месте.

— Неужто никто? — взвизгнул кендер. — И все вы повыскакивали наружу и оставили там столь ценную вещь?!

В комнате повисла удушающая тишина.

На Дензила слово «сокровище» произвело эффект ведра с ледяной водой. Он стряхнул с себя остатки оцепенения. Какая разница, жертва снова в пределах досягаемости. Нимало не сомневаясь в правильности своих действий, полуорк двинулся сквозь толпу, пока не оказался у пульсирующего разноцветного портала. Еще раз окинув взглядом комнату, он ступил в изумрудно-фиолетовый туман, означавший границу врат, и исчез.

— Скажите, он за сундуком отправился? — спросил один из кендеров в толпе. — И вообще, кто это еще такой?

Перед тем, как Тассельхофф сумел ответить, из портала вырвался ужасный порыв ветра, разбосавший кендеров по комнате. Они налетали друг на друга, и вскоре толчея в дальнем конце комнаты оказалась еще плотнее.

И вновь светящийся прямоугольник на стене наполнили клубы дыма. На этот раз, однако, он потемнел и выглядел зловещим, а наощупь был холодным, как лед. Кендеры — те, что могли — устремились прочь от портала, а те, которым некуда было бежать, съежились от страха в опасной близости. Пустоту пронзила черная молния, сопровождаемая звуком, который более напомнил очевидцам стоны терзаемого пытками, нежели раскат грома. Все, что находилось в комнате, оказалось заряженным. Длинные пряди волос в хохолке Тассельхоффа стали дыбом, при этом каждую прядь окружало призрачное желтоватое свечение. Затем молния прошлась по помещению, вонзившись в дальнюю стену, но это отнюдь не истощило ее. Разряд продолжался прямо в воздухе, к нему одна за одной присоединялись другие дуги, и все это светящееся великолепие отплясывало странный танец, подчиняясь только ему известным правилам симметрии.

Внезапно из врат подул горячий воздух, и клочья тумана, склеиваясь, стали обретать очертания и образовали некое подобие человеческого лица, лица женщины. На бледной коже отчетливо выделялись тонкие губы землистого оттенка. Заостренный нос и резко очерченные скулы придавали лицу неуютное выражение жесткости. Холодные желтые глаза под арками тонких, как лезвия, бровей, метались от одного присутствующего к другому со скоростью змеиного языка.

Голова раскачивалась из стороны в сторону, легонько дергалась на вершине фиолетового туманного вихря, хвост которого исчезал глубоко в недрах портала. Паутина из молний переместилась к женщине и заплясала вокруг нее, отгораживая от чрезмерно любопытных рук.

— Великий Реоркс! — прошептал Трапспрингер. — Что это?

Лицо продолжало парить в воздухе, а смерчевый хвост из фиолетового тумана с изумрудными прожилками понемногу просачивался в комнату, будто влекомый сюда каким-то волшебным вакуумом. Он собирался в гигантские клочья ниже головы, которые извивались и хлестали воздух, напоминая хвосты каких-то ужасных рептилий из ночного кошмара. Груды тумана отчего-то воняли серой и аммиаком.

— Я не совсем уверен, — с расстановкой шептал Тассельхофф своему дядюшке, не в силах оторвать взгляд от ужасного создания, возникающего перед ним из ничего. Кендер закрыл рукавом нос, а потом продолжил.

— Оно становится похожим на дракона, который увез меня из Россловигена.

— Ты ездил верхом на драконе? — переспросил Трапспрингер, и окружающий их ужас тотчас перестал его беспокоить. — Вот это да! Должно быть, впечатлений такой полет оставил больше, чем мне любое из моих приключений. Обещаешь рассказать подробнее?

— Сейчас не время это обсуждать, — протянул Финес исполненным страха голосом. — Предлагаю бежать, пока это создание, кем бы там оно ни было, не закончило свое превращение.

И, дабы слова не расходились с делом, Финес попытался пробиться через плотный строй кендеров. Но все они вместе оказались значительно тяжелее хрупкого мужчины, и будто приросли к месту, наблюдая за разворачивающимся перед их глазами спектаклем.

И вдруг… из-за спины Таса донесся громкий щелчок, сопровождаемый треском расщепляющегося дерева.

— Я снова нашла рубильник! — из-за массивного стола высунулась белокурая голова Дамарис.

— Кажется, его сделали не очень надежным, — заметила она. — Кажется, я его поломала… — наконец призналась девушка и подняла руку, в которой сжимала отломанный конец тоненькой, гладко отполированной деревянной палки.

Существо из тумана приглушенно вскрикнуло. Лицо женщины стало чернее тучи и заметалось в воздухе, будто испытывало боль от ударов тысяч плетей. Внезапно лицо исчезло, а на его месте возникли пять драконих голов на одной массивной шее; головы извивались и изрыгали пламя. Головы рассеялись в тумане так же быстро, как и сформировались из него, а остатки дыма затянуло внутрь сияющего прохода, из которого он прежде растекся по комнате. Серпантин молний расплелся, исчезли также светящиеся ореолы вокруг предметов и людей. На стене стали проступать контуры слагавших ее камней, и постепенно портал погас, а комната вернулась к первоначальному виду, будто ничего не происходило. Даже пыль и клочья паутины на пустом участке стены остались нетронутыми.

Все еще стоя за столом, Дамарис отчаянно покраснела.

— О боже, неужели все это сделала я? — всхлипнула она.

Ярость Темной Владычицы, отброшенной назад в Бездну, превосходила все, что ей приходилось испытывать за три с половиной сотни лет с времен Катаклизма. Она подобралась так близко!

Века изгнания могли закончиться этим днем.

Трон Такхизис пылал ярким малиновым пламенем, а раздувала это пламя ее ненависть. Колонны плавились, по стенам змеились трещины, через которые изливалась наружу злость Богини. Пол тронной комнаты покрыл еще один слой каменной крошки, воспоминание о еще одной тщетной попытке вернуться в мир, столь сильно презираемый ею.

Она уже была там!

И тогда кендер, понятия не имеющий, что происходит, взял и захлопнул врата! Пять ее драконьих голов зарядили в воздух огнем, льдом и кислотой водночасье. Владения богини устояли только потому, что на то была ее воля. Иначе они превратились бы в груду пыли и пепла. Десять кожистых складок, выполняющих роль век глазам Владычицы в этом обличье, разом смежились. Теперь лицо ее было воплощением абсолютного зла. Ее посетила идея. Пусть ее планы сегодня расстроены, но ведь можно как следует отомстить за это! Эти кендеры — нет, лучше пускай все кендеры — крепко пожалеют, что осмелились захлопнуть дверь перед ее лицом! Да, у нее нет возможности физически проявляться в материальном мире, но это вовсе не значит, что она беспомощна там. Бедствия не подчинялись ее указаниям, но Владычица сохранила значительное влияние на Нуитари, луну, видимую только избравшим тьму созданиям. С помощью Нуитари можно повлиять на погоду Кринна…

— Я ж говорю, что почти приделал его обратно, — пыхтел Гаркул Мармеладка. Он почти выбился из сил от напряжения. А ну-ка постой на коленях в тесноте за столом, где даже желудок скручивается пополам, а то и втрое!

— Ты поломала его, это так, крошка, — он посмотрел на Дамарис. — Пока мы не починим этот рубильник, мы не сможем вернуться за моим сундуком с сокровищем.

Глаза Дамарис гневно сверкали. Подбоченившись, девушка выпалила:

— Конечно же, не утруждайте себя благодарностью за то, что я изгнала из этой комнаты самое злое, отвратительное, премерзкое пугало, возжелавшее материализоваться прямо здесь. Или за то, что спасла всех вас из Мармеладсдурга…

— Мармеладсбурга!

— Да какая разница…

Тассельхофф и Трапспрингер вопросительно посмотрели на нее, и Дамарис вынуждена была застенчиво добавить:

— М-да, немного помог Непоседа… Кстати, позвольте мне обратить ваше внимание на тот незначительный факт, что если бы я не удрала в Руины, спасаясь от замужества, Трапспрингер бы тут не оказался и не узнал бы своего племянника, когда тот провалился сквозь врата в измерениях, а вы, — ее пальчик едва не пронзил грудь Мармеладке, — вы вряд ли нашли бы способ удержать портал в открытом состоянии.

Дамарис завершила свою тираду на одном дыхании. Под конец ее нос почему-то оказался непомерно высоко задранным.

— Смею возразить — идея отправиться на поиски Дамарис впервые посетила меня, — фыркнул Финес. Его куртку покрывали пятна шоколада и вишневая начинка из карамелек, а волосы все еще стояли дыбом, словно щетина.

— Вы оба правы, — вмешался Трапспрингер и стал между Дамарис и Мармеладкой.

— Но у нас есть проблемы поважнее. Приятель Тассельхоффа, тот большой парень

с неприятной физиономией, оказался запертым в Мармеладсбурге. Пока рубильник

поломан, мы не в состоянии открыть врата и дать ему возможность вернуться.

Но, откровенно говоря, после всего случившегося я совсем не уверен, что нам

стоит и дальше играться с этой штуковиной.

К удивлению Трапспрингера, племянник его облегченно вздохнул.

— Не беспокойтесь о нем. Его зовут Дензил, и никакой он мне не друг вовсе. На самом деле он собирался меня прикончить, или в крайнем случае поломать все кости, а затем оторвать руки. И еще… он убил мою подругу, гномиху по имени Гизелла.

— Но зачем все это? — не поверил Трапспрингер.

Лицо Тассельхоффа разгладилось. И без того практически лишенное морщинок, оно стало выглядеть совсем детским.

— Кажется, это как-то связано с картой, которую ты отдал мне перед тем, как я отправился путешествовать. Дензил уверял меня, будто где-то здесь спрятано легендарное сокровище, и считал, что моя карта укажет ему путь.

— Нет тут никаких сокровищ, — насмешливо бросил Финес и указал на Мармеладку. — Этот зодчий обжорства умудрился растранжирить его целиком, создав леденцовые проспекты и обсадив их шоколадными тюльпанами.

— С твоей точки зрения все выглядит так, — обиделся Мармеладка. — Но многим Мармеладсбург представлялся городом мечты.

Но, как заметил Тассельхофф, мысли Финеса витали уже далеко отсюда. Мужчина щелкнул пальцами, на лицо его снизошло внезапное понимание.

— Дензил! Недаром это имя показалось мне знакомым! Нас всех так трепало, а он стоял на другой стороне комнаты, так что мне не довелось рассмотреть его как следует. Так вот почему он так быстро исчез из моего кабинета!

— Ты опять говоришь непонятно о чем, — заметила Дамарис. — Можно чуть поосмысленнее?

— А я как?! Этот человек…

— Он не человек, он полуорк, — поправил его Тас.

Финес удивленно вскинул брови, но, подумав, кивнул.

— Это объясняет, почему у него такой уродливый нос. Так вот, буквально за несколько минут до того, как ты выдернул меня из дому и мы отправились в дорогу, — обратился он к Трапспрингеру, — эта странная личность (а теперь я узнаю, что он полуорк) объявилась у меня в кабинете. Как подрезанный поросенок, он истекал кровью из дыры в боку.

Финес быстро добрался до конца истории, не забыв и о странном исчезновении Дензила из кабинета.

— Это объясняет, почему я не нашел свою половинку карты там, где ее оставил. Должно быть, Дензил увидел ее, когда оправлялся от операции, а иначе откуда ему узнать о сокровище? Очевидно, тогда же он решил последовать на поиски Тассельхоффа, чтобы отобрать у того карту с точным указанием местонахождения клада.

Трапспрингер пристально смотрел на Финеса.

— Но ведь по той же причине ты предложил мне найти Дамарис, правда? Тебе, как и этому Дензилу, хотелось добраться до сокровища.

Финес подался назад.

— Неужто я выгляжу столь же злобным? Я никогда никого не убивал; более того, несколько раз мне едва не приходилось жертвовать своей жизнью. И заметь, я ведь так и не овладел сокровищем, — закончил он, размахивая пальцем перед лицом Трапспрингера.

— Нет смысла оставаться здесь дальше, — внезапно заявила Дамарис.

— Идем, Трапспрингер! — позвала она, с наигранной скромностью хлопнув ресницами.

Трапспрингер вскинул голову. Комната быстро пустела. Обернувшись к двери, он увидел, как последняя дюжина, или около того, кендеров, протискиваются сквозь тесный для них выход.

На лице старого кендера отразилась страсть, морщинок стало едва не вдвое больше.

— Я уже бегу, — пропел он и направился к лестнице.

Стараясь не отстать от дядюшки, Тассельхофф коснулся его плеча.

— Может быть, моя невеста обо мне весьма нелестного мнения, но ты ей, кажется, очень и очень нравишься, — искренне заметил он. — Ты должен рассказать мне побольше о том месте, куда угодил Дензил! Ты говоришь, там все сделано из конфет? Надеюсь, что все они — анисовые леденцы. Почему? Потому что я ненавижу анисовые леденцы!

"Не могу не согласиться", — подумал Финес, следуя за ними к двери.

— Ну вот, мне подумалось, что вы захотите позавтракать, — вмешался Винсинт, когда друзья достигли основания высокой лестницы. Не ожидая ответа, огр с легкостью проложил себе путь сквозь толпу стоящих кендеров и погрузился в корзины с продуктами. Потом смущенно поднял глаза.

— Кажется, у меня нет столько еды, чтобы всех вас накормить. Да еще вы такие ужасно огромные для кендеров. Круглые, как мячики.

Великан пожал мощными, мускулистыми плечами.

— Я что-нибудь придумаю. А потом мы устроим восхитительный турнир по игре в палочки.

И огр принялся счастливо мурлыкать себе под нос песенку.

Тассельхофф смотрел на дверь в туннель, который вел наружу. На ней красовались увесистые цепи.

— Не собираюсь я оставаться здесь еще и на ночь! — выругался Финес, но так, чтобы его не расслышали.

— Есть идея, — объявил Тассельхофф и направился прямиком к огру. Он тотчас остановил огра, обхватив рукой его сравнительно тонкое запястье.

— Послушай, Винсинт, мы очень ценим твою заботу, но нам действительно пора двигаться. Ничего личного, можешь мне верить, однако большинства из присутствующих не было дома, в Кендерморе, уже много лет.

Тассельхофф на мгновение замер, собираясь духом.

— Они-то и навели меня на мысль. Почему бы тебе не отправиться с нами? Ты говоришь, что страдаешь от одиночества. Кендермор — огромный, восхитительный город, и там никогда не бывает скучно!

Он подтолкнул великана локтем.

— Ну, что скажешь?

— Мне никогда не приходилось бывать в таких крупных городах, как Кендермор,

— возразил Винсинт, качая головой. Но по голосу его Тассельхофф заключил, что огр по крайней мере заинтригован его предложением. — Я не смогу ужиться с тамошними жителями, как не смог ужиться в своем родном городе Огрбонде.

— Не будь глупым! — засмеялся Тассельхофф. — Кендермор вовсе не похож на Огрбонд. Мы намного более… эээ… демократичны. Подумай только, однажды мы даже выбрали сфинкса себе в мэры. И даже ты однажды сможешь им стать!

Винсинт улыбнулся, продемонстрировав окружающим неровные зубы, а то и просто пеньки от зубов.

— Мэром? Ты не обманываешь? Мне всегда казалось, что из меня получится неплохой политик…

Трапспрингер сделал шаг навстречу.

— Я тоже в этом уверен, — сказал он, — хотя в настоящий момент эта должность все еще занята, — добавил он, скосив глаза в сторону дочки мэра Метвингера.

— Идем с нами, Винсинт. Что ты теряешь? Если тебе не понравится, ты всегда можешь возвратиться обратно.

Винсинт завертелся на месте, едва сдерживая возбуждение.

— В последнее время я что-то заскучал слегка… Но кто же будет помогать кендерам, забравшимся в рощу?!

При воспоминании о роще глазки Трапспрингера возбужденно засверкали, и кендер бросил долгий косой взгляд в сторону светловолосой девчушки.

— Знаешь ли, колдовство рощи имеет и некоторые хорошие последствия, в числе прочих, — задумчиво произнес он. — Но как бы ни было, кендеры получат возможность испытать тут самые разнообразные эмоции, а ведь именно к этому они в большинстве своем и стремятся!

Великан сжал губы.

— Ну хорошо, я согласен.

Огр придвинулся к цепям на двери и сорвал их все одним движением руки, даже не прикоснувшись к замкам.

— Все это мне больше ни к чему.

Замки с грохотом попадали на пол, и Винсент широко распахнул дверь.

— Проходите! Я знаю туннель, который выведет нас по ту сторону рощи.

Огр возбужденно выскочил наружу.

Взяв ноги в руки, Тассельхофф, Трапспрингер, Дамарис и Финес оказались впереди всех остальных кендеров, медленно передвигающих ногами. Впереди несся Винсинт. Он находил нужные повороты, поджидал их, чтобы указать, куда следует двигаться дальше. Не прошло нескольких минут, как в конце одного из туннелей путешественики разглядели слабое пятно света. Было утро, когда они выбрались из секретного хода Винсинта, заботливо замаскированного валежником. Они находились на границе Руин. И оказались совершенно не готовы к тому, что предстало перед их глазами.

Над землей бушевала гроза и шквальный ветер, подобных которым никто из путешественников в жизни не встречал. Могучие стволы деревьев изгибались порывами ветра. Грохот падающих и раскалывающихся каменных блоков перекрывал даже надсадный вой ветра. Удары грома сотрясали осязаемо плотный воздух. Несмотря на то, что воздух был влажным, а земля пахла свежестью дождя, небо не соблагоизволило пролить вниз ни капли.

Небо выглядело донельзя устрашающим. День почти ничем не отличался от ночи, а мерцающие белые молнии испещряли грозное исчерна-фиолетовое небо зазубренными ранами, разрезая его на части. Солнце едва различимым пятном колыхалось прямо над головой.

Гаркул Мармеладка, кондитер, которому довелось стать основателем и первым жителем затеряного во времени Мармеладсбурга, а также провести там триста с лишним лет, нетерпеливо вылез из туннеля и стал позади остальных. Ветер дул с такой силой, что заставлял колыхаться его раздавшиеся формы, и кендер испуганно вцепился в ствол ближайшего дерева.

— Вот это да, они довели до запустения такое чудное место, — вздохнул он, ошеломленно прищелкнув языком, когда наконец осмотрелся и разглядел поблизости руины строений. — В мое время здесь был великолепный город, раскинувшийся вокруг Башни Высшего Волшебства. Боги, а погодка-то и впрямь никудышняя! Это что, так и должно быть?

— Нет, — ответил Тассельхофф, у которого не было ни единого предположения насчет того, что могло стать причиной столь странного изменения погоды, — я бы сказал, так не должно быть.

Тас повернулся лицом к ветру и заслонил лицо.

Трапспрингер напряженно вглядывался вдаль сквозь тусклую дымку света и клубы поднятой с земли пыли.

— Где-то здесь мы оставили парочку пони, перед тем, как зайти в рощу. Если я не ошибаюсь, они должны ждать нас слева отсюда.

Наклонив голову, он двинулся в том направлении, и за ним немедленно последовали Дамарис, Тассельхофф и Винсинт.

Финес изумленно смотрел им вслед, потом крикнул:

— Но вы же не взаправду собираетесь путешествовать по такой погоде! Давайте пересидим бурю внутри туннеля Винсинта.

Тассельхофф взглянул на него из-за плеча и пронзительно заверещал в ответ, даже не думая останавливаться, а тем более возвращаться.

— Зачем? Это просто ветер. Кроме того, к такому путешествию можно подходить иначе: это вроде схватки с ветром, когда ты пытаешься удержаться на ногах.

— Вы с ума сошли! Вас скорее сдует в Кендермор!

Тас пожал плечами.

— Не отказался бы… А если ты так боишься, что ж, оставайся тут. Под боком у тебя и кладовая Винсинта, и приятная компания. Встретимся позже в Кендерморе.

— Превосходно! Я так и сделаю! — закричал Финес, ни к кому конкретно не обращаясь, когда за порывами ветра Таса было уже не расслышать. Мужчина двинулся ко входу в тоннель, откуда они только что пришли. В туннеле он наткнулся на дюжину огромных кендеров, совсем сбившихся с дороги и уставших. Расположившись на земле, они углубились в обсуждение преимуществ выращивания грибов перед остальными видами земледелия в гипотетическом городке, построенном из перевернутых лодок, связанных вместе веревками…

Не прошло и нескольких минут, как Финес догнал Тассельхоффа и оставшуюся троицу. Они как раз седлали пони и готовились уезжать. Что есть мочи ругая себя за глупость, Финес направил своего пони вслед за Тассельхоффом.

Путешественники молча пробирались сквозь шторм, потому что любые слова так или иначе немедленно уносились ветром. В перелесках, изредка попадающихся по дороге, двигаться было легче — деревья обеспечивали какую-никакую защиту от ветра. Но на открытых пространствах уповать было не на что, когда ветром из земли вырывало целые комья грязи и швыряло на путешественников. Много раз им казалось, что природа испытывает их на прочность.

Они преодолели уже больше половины расстояния до Кендермора, когда решили сделать перерыв и остановились на крохотном травяном холме. С него открывался превосходный вид на Кендермор, который все еще был в десяти милях западнее. Друзья соскользнули с лошадей на землю, чтобы передохнуть и наконец насладиться подобием "превосходного вида", но тут же повскакивали на ноги, когда Вмнсинт, указывая пальцем в сторону города, истошно завопил:

— Пожар!

Кендермор горел.

ГЛАВА 24

Группа путешественников во главе с Тассельхоффом достигла окраин Кендермора незадолго до рассвета. На одном пони ехали Дамарис с Трапспрингером, на другом — Тассельхофф с Финесом. Винсинт с его длинными, сильными ногами легко шагал между ними, преодолев так черные пашни и разоренные ветром лески, окружающие пылающий город.

Над городом не наблюдалось дымовой завесы; завывающий ветер уносил дым раньше, чем он успевал подниматься выше остроконечных крыш. И только отсветы пожарищ, многократно переотраженные в густом тумане, наводили на мысль, что Кендермор горит. Тусклый оранжевый венец колыхался над постройками, то вздымаясь ввысь, то вновь спадая.

— Похоже на полярное сияние, — пробормотал Трапспрингер.

— На что? — заинтересовалась тут же Дамарис.

— Полярное сияние — это странные огоньки в небе. Тебе придется зайти достаточно далеко на юг, чтобы его пронаблюдать.

Пятеро спутников завороженно смотрели на переливчатое небо, пока Тассельхофф не вернул и к реальности.

— Мне кажется, там довольно много людей, которым может понадобиться помощь. Давайте-ка разузнаем, что произошло.

Двигаясь по главной дороге в город, они то и дело встречали кендеров, несущихся мимо в противоположную сторону. Над западной половиной города плясали языки пламени, так что казалось, будто огонь сильнее всего свирепстввал именно там. Здесь же, в восточой части, им попадались свидетельства лишь крохотных очагов огня: потемневшие от копоти витрины и фасады домов, обожженные стволы деревьев, выжженная газонная трава. В нескольких местах пламя еще пылало, однако небольшие группки кендеров сражались с ним, заливая водой, засыпая грязью, гася его метлами и ковриками.

Пройдя еще немного в сторону центра, Тассельхофф заметил кендера, одетого в прорезиненный плащ, галоши и широкополую дождевую шляпу. Он тщетно пытался укрыть свое жилище от всепроникающего ветра, прибивая на окна и дверные проемы куски плотной ткани. Но каждый раз, когда ему почти удавалось закрепить полотнище, порыв ветра сводил на нет все его старания.

— Похоже, тебе не помешала бы еще пара рук, — крикнул ему Тассельхофф. Низко наклонив головы, спасаясь от ветра и капель дождя, он, Винсинт и Трапспрингер побрели сквозь шторм, чтобы помочь осажденному непогодой кендеру.

Пока натягивали один угол полотнища на распахнутое окно, Тас поинтересовался:

— А где остальные люди?

Хозяин выплюнул на ладонь очередной гвоздь, зажатый до того губами.

— Большинство утекло. По той самой дороге, откуда вы пришли. Другие, как я, укрепляются и готовятся встретиться с неприятностями лицом к лицу. Сдается, что эту штуку невозможно остановить. Да и немного нас осталось.

Финес покачал головой.

— И останется еще меньше, если ты всерьез считаешь, что сможешь выжить в пылающем городе, просто затянув окна кусками промокшей кожи. Единственное твое спасение — покинуть город, и сделать это желательно прямо сейчас!

— Нетушки! — выкрикнул Тас и упрямо вздернул подбородок. — Кендермор — мой дом! Не для того я прошел через весь Ансалон, чтобы посмотреть, как он сгорает дотла. Должны же быть способы остановить огонь. Послушайте, кто-нибудь из вас видел настоящих пожарников в работе?

Винсинт оглядел остальных и робко поднял руку, а затем выжидающе уставился на Таса. До сих пор Тассельхоффу не приходилось сталкиваться с подобным проявлением благовоспитанности. Он привык к кендерам, которые тотчас принялись бы выкрикивать свои предложения во всю глотку, перебивая друг друга. Наконец до него дошло, что Винсинт ждет от него своего рода разрешения, чтобы заговорить. Он пожал плечами и дал добро:

— Начинай, Винсинт.

Огр прокашлялся и, еще раз беспокойно оглядев спутников, объяснил им, как он понимает себе пожаротушение.

— Когда я жил в Огрлунде, наше племя частенько нападало на соседние человеческие поселения. Иногда в тех местах, что подвергались атаке, возникал пожар. Случайно. Выже знаете, как бывает…

Винсинт неуютно переступил с ноги на ногу.

— В общем, когда мы уходили, иногда останавливались на холме и наблюдали, как люди пытаются гасить огонь. Они выстраивались шеренгами к ручью или колодцу, а потом начинали передавать ведра с водой из рук в руки, опрокидывая в конечном итоге их в огонь. Это вряд ли особенно поможет, если огонь очень силен, поэтому в нескольких местах поселения устанавливали большие деревянные бочки с водой. Когда начинался пожар, люди могли брать воду прямо из бочек, не бегая за ней далеко, или же просто дырявили стенку бочки и позволяли воде свободно растекаться по улицам, гася остатки пламени и охлаждая раскаленные угли на земле.

— Конечно, если им удавалось благополучно погасить огонь, мои соплеменники не гнушались запустить в поселок еще пару-тройку горящих стрел, чтобы возобновить пожар. Они находили подобного рода зрелища очень забавными.

— Какая у нас чудная компания, — пробормотала Дамарис.

— Но ведь сейчас ты вряд ли заставишь меня даже посмотреть в сторону одного из них, так ведь? — проворчал в ответ Винсинт. — Я так и знал, что кое-кто из вас не преминет сказать гадость.

Волоски у него на шее стали дыбом, совсем как на обувной щетке.

Тас выскочил вперед, пытаясь усмирить рассерженного великана.

— Все в порядке, Винсинт. Мы доверяем тебе. А рассказ твой навел меня на мысль. Дядюшка Трапспрингер, есть ли еще вода в водонапорных башнях?

Тассельхофф прищурился (дым ощутимо резал глаза) и указал на несколько высоких построек в виде ведер, разбросанных по всему городу.

— Должна быть, — ответил тот. — Я нырял в одну из них пару дней назад.

— Отлично! Пойдемте же в ратушу.

Трапспрингер повел отряд по змеящимся улицам к ратуше. Улицы заполняли кендеры; одни из них пытались убраться из города, другие — пробраться в город, третьи спешили по домам, четвертые рвались к своим лавкам… Часть неслась с пустыми ведрами к городскому колодцу, а оттуда с полными — гасить пламя. Во все стороны шныряли кендеры с бадьями, лоханками, кувшинами, стенобитными орудиями, урнами, лестницами, мисками, заткнутыми под мышку домашними любимцами, ночными горшками, и просто сложив ладони лодочкой. Кендеры толкали телеги и тащили повозки с принадлежащим им или другим людям добром. Паники не было — да и вообще вряд ли кто чувствовал испуг, кроме Финеса. Тем не менее, вокруг царил ад, и ад невообразимого масштаба.

Тассельхофф избрал своей целью ратушу главным образом оттого, что, на его взгляд, располагалась она приблизительно в центре города. Здание это было значимым символом для демократичных граждан Кендермора. И еще великолепным местом, откуда можно остановить распостраняющийся с запада огонь. По пути к ратуше Тас не смог узнать ни одну из многочисленных городских табличек. Он отсутствовал всего несколько лет, а город, казалось, изменился до неузнаваемости. "Раз все так изменилось, значит, я точно попал домой", — пришло на ум Тасу.

Стоило путешественникам свернуть за угол и ступить на небольшую площадь, завывания ветра внезапно исчезли, будто их и не было никогда. Тас поднял глаза на четырехэтажное здание. У его стен возвышались темные строительные леса, еще сильнее подчеркивая белизну мелованного дерева и недавно поштукатуренного фасада. Знакомый пролом, ведущий на второй этаж, еще раз убедил Таса в том, что не все изменилось за время его отсутствия.

Глядя на ратушу, каждый вдруг отчетливо осознал: вековое здание вспыхнет в огне почище трухлявой древесины.

Но как остановить распостранение пламени?

Когда Тас задумался над этим вопросом всерьез, произошло сразу два события.

Во-первых, из ратуши, низко склонив голову, широким шагом вышел светловолосый юноша.

И во-вторых, Тас вдруг понял, что он не просто не слышит рев ветра — ветер сам пропал бесследно! Воздух на площади не двигался. Однако шум ветра сменился другим звуком, удаленным грохотом, который живо напомнил Тасу грохот приближающейся лавины. На самом деле он, конечно же, понятия не имел, на что похож грохот приближающейся лавины, но кендер отличался буйной фантазией.

На глазах Тассельхоффа человек поспешно миновал парадную дверь ратуши и направился по улице прямо навстречу кендеру и его товарищам. Очевидно, почувствовав их присутствие, человек поднял голову.

— Вудроу! — заорал Тассельхофф и кинулся на удивленного юношу.

Лицо белобрысого молодого человека расплылось в улыбке.

— Тассельхофф Непоседа! Я уж думал, что мы больше не свидимся!

Вудроу схватил кендера под мышки, и оба закружились по улице, безудержно хохоча.

— Откуда ты знал, что найдешь меня здесь? — спросил Тассельхофф, почти надрывая голос, чтобы перекричать рев лавины.

— После того, как Дензил стукнул меня по голове, а вас похитил, я и впрямь не знал, что делать дальше. Я понятия не имел, куда он вас уволок, и даже в каком направлении он двинулся. А в Порт Балифоре ни один человек не соизволил меня выслушать. Но я помнил, что кендерморский совет все еще ждет вас и держит в качестве заложника вашего дядюшку. Мне представилось, что совет мог послать Дензила по поручению вместо Гизеллы, и я отправился сюда. Но после четырех часов топтания перед этим советом, — продолжал он, обхватив голову руками, — все, что я узнал, ограничилось двумя вещами. Они не знают, где вы, и вам больше не нужно возвращаться, ибо невеста ваша благополучно удрала.

— А потом на город обрушился этот шквал, — печально сказал Вудроу. — Ветер, дождь, молнии повсюду — гораздо хуже того шторма, что потопил наш корабль. Молнии ударялись в постройки и поджигали город. Я слышал, что к западу отсюда настоящий ад. Лучше покинуть этот город, пока есть такая возможность.

— Куда спешить? — воскликнул Тас. Он протолкнул вперед своего дядюшку и представил его. — Дядюшка Трапспрингер Лохмоног, познакомься с моим другом, Вудроу Ут-Банардом.

Трапспрингер жизнерадостно пожал ему руку.

— Так ты и есть тот парень, о котором без устали тараторил мой племянник с самых Руин? Приятно познакомиться.

Дамарис кашлянула, привлекая к себе внимание.

— Ах, да, — заторопился Трапспрингер, — а это девушка, при рождении помолвленная с Тассельхоффом, Дамарис Метвингер. — Он повел рукой в сторону Финеса и Винсинта. — А это мои друзья, Финес Докторишка и, эээ, Винсинт — огр.

ВУдроу вопросительно посмотрел на Тассельхоффа.

— Я объясню тебе позже, — заверил его Тас.

Вудроу обернулся к Дамарис.

— Метвингер, если я не ошибаюсь, это фамилия мэра?

— Ну да, — лучезарно улыбнулась Дамарис, — Он мой отец.

Глаза девушки сузились, когда она перевела взгляд на Тассельхоффа.

— Я больше не помолвлена с этим, — фыркнула она. — Я развожусь с ним, отказываюсь от него, не признаю его… как это называется в отношении того, за кого я собиралась замуж, до замужества? О, я отневестчиваюсь от него!

— Мне очень стыдно, что приходится прерывать ваше приветливое щебетание, — громко вклинился Финес, — но город все еще продолжает гореть.

Тассельхофф прислушался к звукам, доносящимся с запада.

— Кто-нибудь, просветите меня, что за странный звук я все время слышу? И что вдруг случилось с ветром?

Все замолчали и навострили уши. Небо на западе разукрашивали оранжевые и желтые оттенки. Вблизи пылающих зданий колыхались и плясали бардовые тени. А в неподвижном воздухе, заслоняя собой занимающуюся блеклую зарю, извивался гигантский столб черного дыма.

Поразмыслив, Финес сказал:

— Чтобы создать такой грохот, огонь должен бушевать похлеще, чем в топке. А о том, что произошло с ветром, пусть выскажется кто-нибудь еще.

— Поздно, — оборвал его Винсинт. — Взгляните.

Взгляды друзей обратились туда, куда указывал его палец — к северу от ратуши. Навстречу им неслось темное, вертящееся облако в форме конуса, чья верхушка металась по земле взад-вперед, отчего облако извивалось, как плеть. Всюду, где проносился смертоносный вихрь, постройки или взрывались, или оказывались разорванными на куски, точно были сделаны из соломы, деревья с корнем вырывались из земли, а в воздухе, подобно пыли, барахтались целые булыжники, а когда они опускались на землю, грохот был такой, будто сам Реоркс опускал на мостовую свой молот.

— Ложись, всем в сточную канаву! — завопил Тассельхофф и столкнул на землю Вудроу и Финеса, а затем нырнул между ними. Однажды ему доводилось видеть смерч. Это было в Нераке, и от тамошних жителей он узнал, что безопаснее всего в таких ситуациях — прижаться к земле или съежиться в каком-нибудь укрытии, желательно пониже. Следуя его примеру, Дамарис, Трапспрингер, Винсент и великое множество кендеров, до того беспорядочно мечущихся по улице, залегли в придорожных канавах и просто в грязи.

Извивающийся смерч толчками двигался в их сторону. Тас почувствовал, что его отрывает от земли. Вокруг него носились комья грязи и брызги мутной воды, а потом вдруг смерч опять швырнул его в канаву. Кендер быстренько протер глаза и увидел, что смерч поворачивает на запад. Гудящая воронка обогнула ратушу, всосала в себя все, что было вокруг, взамен осыпала стены здания кусочками битого стекла, камнями и осколками мебели. Звенели лопающиеся цветные витражи, трескалось дерево, рассыпались по земле медные монеты, и эхо этих звуков достигало окружных улиц, смешиваясь с вовсе уж неприличными выкриками кендеров. Несмотря на смертельную опасность, смерч был именно тем явлением, которое доводится наблюдать раз в жизни, да и то не каждому. Потому кендеры в большинстве своем визжали от восторга, будто сам Паладайн почтил их визитом. Через несколько минут смерч покинул близлежащие территории, направляясь на запад, к границам города. Весело смеясь, Тассельхофф перевернулся на спину.

— Вот так скачка! — пронзительно вскрикнул он.

Трапспрингер и Дамарис, в равной степени поглощенные друг другом, покраснели от пяток до хохолков.

— Вы что, все тут сумасшедшие? — воскликнул Финес. — Кого-нибудь из нас запросто могло убить, или затянуть внутрь этой штуковины, а вы смеетесь, будто мы только что подушками кидались!

Финес поднялся на ноги и собирался добавить к своим словам еще что-то, но был настолько поражен отношением кендеров к случившемуся, что не смог вымолвить ни слова. Он покрутился взад-вперед, размахивая руками и бестолково раззевая рот, однако слова не шли на ум. Наконец он сдался и направился к ближайшей уцелевшей постройке, шлепнулся на землю и прислонился спиной к стене. Тассельхофф тем временем прекратил смеяться. С видом безумца он носился по улице, на которую упал Вудроу. Юноши и след простыл!

— Вудроу! — закричал он. — Вудроу пропал!

Учащенно мигая и озираясь, Винсинт, Трапспрингер и Дамарис повставали с земли. Даже Финес поднял голову и внимательно осмотрел дорогу. И действительно не обнаружил никаких следов молодого человека.

Тассельхофф раз за разом выкрикивал его имя. Ответом были лишь треск и скрип шатающихся строительных лесов, шум костров и все возрастающий гул вновь вернувшегося ветра. И вдруг Тассельхофф расслышал свое имя. Он оглянулся, но ничего не увидел. Когда имя донеслось до него снова, он осмотрелся и заметил на углу площади Вудроу. Тот пристально всматривался на запад.

Тассельхофф со всех ног кинулся к нему.

— Вудроу, я уж подумал, что тебя засосало воронкой, — воскликнул он, потрясая перед носом юноши побелевшим от гнева кулачком. — Я же в самом деле волновался!

Вудроу знал, как много значили подобные слова для кендера.

— Мне очень жаль, господин Непоседа, но я так хотел разузнать, как далеко распостранился пожар, что вскочил на ноги раньше всех, как только мимо меня пронесся смерч. Мне действительно неудобно вас расстраивать, но, похоже, на этом проблемы не заканчиваются, — объявил он.

Теперь уже все видели языки пламени, плящущие по стенам строений, расположенных на западе от ратуши в непосредственной близости от нее. Только что там прошлась воронка смерча.

— Нужно двигаться.

— Нельзя так просто отдавать город на растерзание огню! — выкрикнула Дамарис.

— Но и остановить его мы тоже не в силах, — заметил Финес, растерянно глядя на близящееся пекло.

Все, включая оставшихся на площади кендеров, устремились на восток. Но звучный, решительный голос заставил их замереть.

— Нет, мы остаемся тут.

Взгляды присутствующих обратились к Тассельхоффу.

Юный кендер испытал вдруг странное чувство беспомощности. Он переминался с ноги на ногу, Сглотнув, он ощутил во рту сажу. Но все вокруг стояли и ждали, что же он скажет им.

— Я думаю, что мы сумеем остановить огонь и спасти хотя бы часть города. Рассказ Винсинта о борьбе с пожарами навел меня на мысль, а смерч продемонстрировал, как можно воплотить эту идею в жизнь. Но сработает мой план только в том случае, если все мы будем работать сообща…

По сборищу кендеров прошелестел негодующий шепоток.

— …и нам потребуется еще помощь.

Из толпы вперед выступил кендер, одетый в длинную синюю мантию, обитую мехом, с множеством кармашков на ней. Когда он набрал полную грудь воздуха, готовясь произнести речь, Дамарис завопила "Папочка!" и бросилась ему на шею. Толпа разразилась бурными овациями. Мэр поправил перекосившуюся мантию, легонько чмокнул дочь в щеку и взволнованно прокашлялся.

— Жители Кендермора, — нараспев произнес он, — как мэр города, я считаю, что нам надлежит прислушаться к словам этого молодого человека, даже невзирая на то, что он так недостойно обошелся с моей дочерью. Если у него есть план, пускай он поделится им с нами. И даже если выйдет так, что на деле у него нет никакого плана, мы всегда сможем удрать в последний момент. Как говорится, нет такой опасности, чтобы не бывало еще хуже.

С этими словами он повернулся к Тасу и взял его за руку.

Как только Тас обрисовывал вкратце свой план, сборище кендеров у ратуши решило, что он имеет все шансы сработать. Приволокли несколько ящиков, на которые и водрузили Таса. Во-первых, он мог следить за продвижением работы и вносить коррективы, и, во-вторых, так его легче было расслышать.

— Дядюшка Трапспрингер, Дамарис и мэр Метвингер, — отдавал распоряжения он,

— отправляются за подкреплением. Мы не справимся, имея в распоряжении всего дюжину кендеров.

— Вудроу и Винсинт, возьмите двух-трех из собравшихся кендеров и начинайте разбирать завалы, оставленные смерчем у тех домов на дальней стороне площади.

— Есть здесь кто-нибудь, умеющий пилить дерево?

Дюжина пальцев указала на кендера, внимательно рассматривающего Тассельхоффа.

— Ты плотник? — спросил Тас.

Кендер молчал.

— Или работаешь на лесопилке?

Ответа не было.

— Да что с ним такое?

Вперед проскочила маленькая девочка и выдернула из ушей старого кендера парафиновые затычки.

— Он хочет знать, плотник ты или лесоруб, папа, — колокольчиком отозвался ее звонкий голос.

Кендер засиял.

— И тот, и другой, — ответил он. Затем забрал парафиновые затычки у дочки и вновь засунул их в уши.

Тас сложил руки рупором и крикнул что есть силы:

— Тогда иди с Финесом строить желобы!

И снова кендер смотрел на него и радушно улыбался. Тас кивнул девчушке, та снова извлекла из ушей парафин.

— Он хочет, чтобы ты следовал за этим человеком и построил несколько желобов, — пересказала она отцу.

— Хорошо, — согласился кендер, усмехаясь. — Чем смогу помогу.

Когда он приблизился к Финесу, лицо его еще больше просветлело.

— Доктор Ушник! — закричал он. Финес содрогнулся.

— Это же я, Семус Лесоруб! Я точно следую вашим указаниям, и вот чудо! Каждый раз, когда я вынимаю из ушей эти пробки, мой слух улучшается тысячекратно!

По толпе прокатился шумок узнавания. Финес успел сделать шаг назад, и тут со всех сторон его окружили кендеры с протянутыми руками. Он пытался освободиться, но кендеры подступали вновь, и дюжины ручонок молотили его по бокам, щипали, толкали туда-сюда, и наконец… он оказался в воздухе, и эти же ручонки бережно подбрасывали его над головами. Сердце Финеса чуть не разорвалось на части, пока он не понял, что кендеры просто счастливы видеть его, счастливы узнать в нем своего любимого доктора!

— Несите его на склад древесины! Будем делать желобы! — пытался перекричать апплодисменты Тас. — Да поднимите его повыше! Он же волочит по земле ноги…

Вскоре на площадь устремились другие кендеры, направленные сюда Трапспрингером и обоими Метвингерами. Тассельхофф оставил нескольких кендеров на площади, чтобы они направляли опоздавших, а сам повел пополнение по следу недавнего смерча, а затем свернул к водонапорной башне.

Три кендерморские водонапорные башни были результатом внедрения проекта, утвержденного городским советом четырьмя годами ранее. На этот раз мэр и советники единодушно решили, что строительство водонапорных башен заметно облегчит жизнь горожан, которые живут далеко от городского колодца и вынуждены ежедневно бегать туда за водой. Вместо того, чтобы тягать воду вверх, можно позволить ей стекать вниз.

К несчастью, инженеры не предусмотрели в конструкции башни даже подобия крана, и еще печальнее, что обнаружилось это после того, как команда водолеев убила несколько недель, чтобы заполнить только что выстроенные башни водой. Очевидно, устранить дефект конструкции можно было единственным способом — проткнуть дыру у дна бочки, выпустить всю воду, а уж потом приделать кран. Однако при мысли о том, что вся их многонедельная работа обратится в ничто из-за глупости какого-то кретина, водолеи расторгли контракт с городскими властями.

Эта история вызвала большой резонанс среди жителей города, а рейтинг проекта упал столь низко, что даже ребенку было ясно: если строительство все-таки завершат и приделают краны к башням, не найдется ни одного желающего на ныне пустующие должности обслуживающего их персонала. Пожалуй, самым трезвым решением во всей ситуации оказалось заключение совета, что пустые башни с кранами столь же бесполезны, как и наполненные под завязку водой, но без кранов. На том и порешили. Вот потому-то водонапорные башни так и простояли четыре года: полные, но без кранов.

Ко времени, когда закончилось сооружение желобов, под самой крупной из водонапорных башен собралось больше сотни кендеров. Среди обломков зданий скакали языки пламени, каждую минуту грозя перекинуться на ратушу и обширную часть города, почти не тронутую огнем, которая располагалась по другую ее сторону.

Тассельхофф вскарабкался на самую верхушку башни. Отсюда он мог видеть все, что творится вокруг, и в то же время все кендеры могли видеть его. Он осмотрел несколько ключевых позиций, и, удостоверившись, что все готово, крикнул:

— Винсинт! Ты среди нас самый большой и сильный! Ты будешь в основании пирамиды, прямо подо мной. Кто-нибудь еще, взбирайтесь на Винсинта!

Сотня кендеров всех возрастов рванулась выполнять распоряжение и принялась карабкаться огру на плечи, перепрыгивая друг через друга. Четверки кендеров покрупнее формировали основание, на них забирались кендеры полегче. Всего получилось три ряда в высоту. Верхние держали над головами желобы, высеченные Семусом. Сложенные вместе, они образовали живой водопровод, призванный отводить от башни воду в нужном направлении. Шеренга кендеров с желобами над головой растянулась почти на восемьдесят ярдов вдоль разрушенной полосы, получившей название "Аллея Смерча".

Трапспрингер, занявший свое место почти в конце водопровода, уже чувствовал, что от жары начинают съеживаться волосы на руках и брови.

Построив водопровод, Семус поудобнее перехватил топор и, еще раз примерившись к громадине башни, принялся выбивать в толстенном дереве дыру. Летели секунды, секунды складывались в минуты… Стена обломков уже пылала вовсю, опаливая Трапспрингеру тунику, занялось несколько зданий по ту сторону Аллеи Смерча. Топор Семуса, поначалу окалывавший от башни при каждом ударе куски дерева размером с кулак, нынче бестолково бился о внутренние слои дерева, влажные и эластичные.

Стоявший под Трапспрингером кендер упал в обморок от жары, и передний край водопровода уткнулся в землю. Несмотря на то, что пламя едва не лизало щиколотки, следующая колонна изо всех сил пыталась удержать свои желобы вверху. Тассельхофф, стоящий на верхушке башни, сложил ладошки рупором и что есть мочи закричал единственное, что пришло ему в голову: морскую песенку, которая так славно сработала в случае с овражными гномами.

Если ты живешь у моря, если дух твой молодой,

Расцелуй свою красотку и айда за мной!

Натянули паруса да подняли якоря,

Полетели вслед за ветром через Балифор в моря.

Один за другим кендеры подхватывали песню. Из-под топора Семуса брызнула тонкая струйка воды. После второго удара вода заструилась, а третий пробил в стене башни брешь, из которой потоком хлынула вода и с размаху врезалась в подставленные желоба. Кендеры, их державшие, шатались и раскачивались, но продолжали стоять и петь песню.

Когда вода достигла последних желобков и полилась далее, ввысь устремились огромные тучи пара, а Аллею Смерча устлал горячий туман. По все ее длине горящие обломки и балки, раскаленные уголья шипели, трещали, постепенно затухая. Вода растекалась во все стороны, порождая новые и новые облака пара, и распостранилась даже дальше, чем мог увидеть Тас со своей водонапорной башни.

Через пятьдесят минут после появления первой струйки водонапорная башня наконец опорожнилась. Изможденные кендеры роняли желобки и валились с ног. Из куч шевелящихся тел один за одним выползали желающие полежать в сторонке, на курящейся теплой земле. Тассельхофф утер лицо рукавом и с удивлением обнаружил, что рукав стал черным от сажи.

Он медленно слез с башни и отправился на поиски друзей.

— Тассельхофф! Тассельхофф! Вот же он!

Тас с Вудроу оторвались от кружек теплого пенящегося пива, которое они попивали у таверны, только что переименованной в "Обожженного скорпиона". Держась за руки и сгибаясь от ветра, к ним приблизились Трапспрингер и Дамарис.

— Тас, мой возлюбленный племянник! У меня для тебя чудесные новости, — начал Трапспрингер. — Разумеется, если ты не станешь возражать, — игриво подмигнул он Дамарис.

— Дамарис Метвингер, с которой ты был помолвлен, и я собираемся обручиться, и чем скорее мы поженимся, тем лучше. Да не смотри ты так! Ну?! И что скажешь на это?

Несколько минут Тассельхофф молча смотрел на дядюшку и предназначенную ему в жены девушку. Вудроу показалось, что он уловил сквознувшую в его взгляде печаль, однако с таким же успехом это выражение можно было отвести и на счет накопившейся за день усталости. Потом Тас встал, накрыл ладошкой их соединенные руки и громко возвестил:

— Вскрывайте еще бочку. Мой дядюшка наконец женится!

ГЛАВА 25

За ночь смерчи и молнии покинули земли Гудлунда, и следующая заря над Кендермором занималась на безоблачном, чистом, как слеза, небе.

В полдень Трапспрингер Лохмоног и Дамарис Метвингер обвенчались в комнате кендерморского Совета. Церемонию провел отец невесты, мэр Мерлдон Метвингер.

Дамарис нарядилась в ярко-желтое платье, великолепно гармонирующее с ее светлыми волосами. Платье украшали крохотные зернышки жемчужин вперемешку с кремовыми бусинами кошачьего глаза. В хохолок, разделенный на шесть прядей, которые, в свою очередь, она заплела в косички, были пропущены ленты с золотыми нитями, а венчало все это великолепие нежнейшее перышко небесного цвета. Ее тоненькие ручонки сжимали букет из цветов клевера, яблоневых веточек и нежнолиловых шаров чертополоха.

Трапспрингер облачился в лучший свой бархатный черный плащ, сверкающе белую тунику и рубиновые брюки. Голова его осталась непокрытой, равно как не было обуви на ногах жениха и невесты. Кендеры почитали это символом множества дорог (а также множества пар башмаков), которые им предстоит истоптать вместе за долгие годы счастливого супружества. Тассельхофф, в выстиранных синих штанишках и неизменных куртке и тунике, сопровождал своего дядюшку и был у него свидетелем. Из кармана его куртки свисали две сверкающие серебристые ленточки. После недолгих раздумий Дамарис выбрала себе в сопровождающие раскрасневшегося Вудроу, по такому случаю одевшего новую муслиновую сорочку с рукавами должной длины.

Горделиво улыбаясь, мэр Метвингер расправил полы своего фиолетового одеяния главы города и, глубоко вздохнув, приготовился на одном дыхании выдать речь, которая станет началом традиционно длинной, но не подчиняющейся правилам кендерской церемонии венчания.

— Папочка, — сказала Дамарис, еще крепче сжав руку Трапспрингера, — не ограничишься ли на этот раз сокращенным вариантом? Нам бы хотелось еще побывать на празднестве по поводу Осенней Ярмарки…

— Но торжества начнутся только завтра, так ведь? — с явным облегчением промолвил мэр. После удара головой он все еще испытывал трудности с составлением длинных предложений и в особенности речей, где этих предложений было больше, чем четыре.

— Итак, хочешь ли ты взять ее в жены, а ты желаешь ли стать его женой?

— ДА! — в один голос крикнули они.

— Да будет так! — радостно провозгласил мэр. — А теперь давайте праздновать!

Тассельхофф нежился на осеннем теплом солнышке, опираясь о ствол одного из деревьев, растущих на территории Дворца. Перемещение Осенней Ярмарки в практически нетронутую пожаром серево-восточную часть города оказалось единственной уступкой, которую население Кендермора сделало опустошению, обрушевшемуся недавно на их любимый город. Но давнюю кендерскую мудрость — "не все так плохо, как может показаться с первого раза" — тут же применили к разрушенным строениям. Члены городского Департамента жилищного строительства не замедлили высыпать на улицы со стопками пергамента, разрабатывая макеты "нового вида" города. "Город в скором времени полностью преобразится!" — радостно соглашались друг с другом они. К сожалению, редко кто из них столь же охотно соглашался с проектами, предложенными остальными членами департамента.

А тем временем на месте руин возводились новые здания из камня, и горожане с энтузиазмом принялись осваивать непривычную для них деятельность.

Тассельхофф услышал поблизости голоса Финеса и Винсинта.

— С твоими мускулами да моими мозгами, — разглагольствовал Финес, — мы мог-

ли бы сорвать приличный куш, проводя группы туристов из Кендермора в Башню Высшего Волшебства.

— Ну, не знаю, — Винсинт задумчиво поскреб широкий, покатый лоб.

— Я тебе говорю, — обхаживал его Финес, — это же золотая жила, которая только и ждет, чтоб ее раскопали! Я организую туры, ты отводишь желающих к Руинам и в безопасности проводишь к Башне через рощу. При хорошем раскладе мы за пару лет обеспечим себе безбедную старость!

— Но из твоих слов следует, что большую часть работы должен делать я!

— Ты что, шутишь? — взвизгнул Финес. — Я должен торчать тут и заниматься нудной тягомотиной — составлением графиков, бронированием мест, рекламой, закупкой припасов — пока ты просто там прогуливаешься! Но так и быть, я согласен возложить на себя эти тяжкие обязанности за чуть более высокий процент из прибыли в мою пользу… скажем, за восемьдесят процентов, а?

— Да ты что? — ахнул Винсинт, чуть не задохнувшись от гнева.

На зеленую траву рядом с Тасом опустился Вудроу и протянул ему одну из двух кружек принесенного им свежеотжатого клубничного сока. Юноша тоскливо поглядывал на торговые палатки, на торговцев овощами, на маленькую свадебную процессию у дверей открытой столовой.

— Я продолжаю видеть среди них госпожу Хорнслагер, — тихо сказал он. — Она так надеялась довезти до этой ярмарки арбузы прежде, чем те испортятся.

— Знаю, и тоже скучаю за ней, — ответил Тассельхофф. Некоторое время оба молчали.

— И что ты собираешься делать теперь? — наконец спросил Тас и сделал долгий глоток свежего клубничного сока.

Вудроу жевал тоненький стебелек травы.

— С тех пор, как я потерял вас в Порт Балифоре, я долго над этим размышлял, — ответил он. — Последние несколько недель очень многому научили меня, но в особенности я усвоил то, что жизнь слишком коротка, во всяком случае, человеческая, — добавил он серьезно. — Мне хотелось бы немного поразвлечься, но так, чтобы не подвергаться опасности; вот я и подумал, может стоит вернуть дело госпожи Хорнслагер и заняться торговлей? Я довольно-таки поднаторел в этом, наблюдая за ней.

Он поднял на Таса вопрошающие глаза.

— Что скажете?

— По мне, так просто замечательно! — воскликнул Тас, пожимая ему руку.

Вудроу задумчиво откусил верхушку стебля.

— А однажды я вернусь в Соламнию и заключу мир со своим дядюшкой Гордоном. Но это будет потом.

Решительно тряхнув соломенной копной волос, он отогнал мрачные мысли.

— А что вы? Чем собираетесь заняться?

Тассельхофф сорвал пушистый одуванчик и дунул на него, заставив белоснежный пух унестись по ветру.

— Я и сам думал об этом. Знаешь, я ведь давно не видел своих родителей — с тех самых пор, как отправился в Странствие. Я собирался поискать их вчера тут, в Кендерморе, но со всеми этими пожарами, торнадо и ветрами оказался немножко занят.

Тассельхофф вздохнул, и когда заговорил снова, на лице его отразилось столь нехарактерное для кендеров сожаление.

— В общем, дядюшка Трапспрингер поведал мне, где они жили, и я отправился туда, чтобы отыскать их и пригласить на свадьбу Трапспрингера.

Крохотные морщинки на его лице углубились.

— Их дом уцелел от огня и торнадо, но родителей там не оказалось. Я поспрашивал о них соседей, но никто ничего не мог рассказать.

— Должно быть, они вышли помочь друзьям отстраиваться, — предположил Вудроу.

— Или были среди тех кендеров, кто покинул город.

— Все может быть, — задумчиво согласился Тассельхофф. Ему казалось странным, что соседи не видели его родителей уже некоторое время, тем более странным, что они были немного старыми для Странствия. Но он тут же попридержал свои сожаления на тот счастливый случай, если это действительно окажется правдой.

— Взгляни! — воскликнул он, указывая на свадебную процессию, которая столпилась вокруг Трапспрингера и Дамарис у палатки серебряника. — Кажется, новобрачные готовы отбыть в свадебное путешествие. Пойдем попрощаемся с ними.

Двое друзей вскочили на ноги и поспешили присоединиться к процессии.

— Итак, я купил его, — говорил Трапспрингер. — Все, что нам нужно сделать — одеть его на запястья, промолвить магические слова — и мы окажемся на луне!

— О, ты в этом действительно уверен? — восхищенно прошептала Дамарис. — До чего изумительный медовый месяц нас ожидает! Ну, чего же ты ждешь?

Трапспрингер был того же мнения. Он взял в руки гравированный серебряный браслет шириной почти в дюйм. Сначала он защелкнул пряжку на своем запястье, потом потянулся к Дамарис и сомкнул браслет вокруг ее ручонки.

— Вот! — удовлетворенно воскликнул он. — Все, что нужно сделать, дорогая. До свидания всем!

Лицо Трапспрингера превратилось в маску сосредоточения, когда он попытался припомнить магические слова.

— Эсла сивас габинг!

— До свидания, дядюшка Трапспрингер! — счастливо пропел Тассельхофф. — Надеюсь, что это путешествие на луну удастся лучше, чем было в случае с твоей первой женой!

Лицо Дамарис стало грознее штормовой тучи.

— Какой такой первой женооооой?!!!

Трапспрингер со своей второй супругой исчезли в облачке дыма.

— Опс, — рассмеявшись про себя, пробормотал Тассельхофф.

Вечером того же дня за кружкой эля Тассельхофф обдумывал события, произошедшие с ним с момента, когда он покинул таверну Последний Приют. Поглядывая на луну, он с нежностью думал о Трапспрингере и Дамарис. Внезапно он прищурился и пригляделся к сияющему, круглому диску. Неужто? Когда он присмотрелся внимательнее, улыбка озарила его лицо. Тассельхофф был совершенно уверен, что видел две крошечные тени, скачущие по изъеденной оспинами поверхности — или их было все-таки три?

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

Реклама на сайте