«Дневник эльфийки»

Колесова Марина Дневник эльфийки

Я сидела перед небольшим зеркалом в маленькой каморке под лестницей, где хранились веники, и корчила сама себе рожи. А что скажите, можно делать еще шестнадцатилетней девчонке, смотрясь в зеркало, если рот у нее до ушей, глаза маленькие и невыразительные, нос чересчур длинен, кожа сухая и шершавая, а волосы жесткие и топорщатся так, что кажутся вечно растрепанными. Я наморщила нос и приподняла губы, обнажив ряд ровных и ослепительно-белых зубов. Вот только зубы у меня красивые… ну может, еще и уши.

Я повернулась в профиль и откинула прядь темных волос. Обычные такие уши, высокие, заостренные, одним словом такие же, как у всех, ничуть не лучше, но, правда и не хуже… не то, что рот. Я опять скривилась, растянув свои губы в кривой улыбке. Интересно знать, кто же из родителей наградил меня таким ртом…

Родителей я не помнила, они умерли, когда я была еще ребенком. Вернее умер мой отец, бывший тогда правителем Хламии, а вот о матери ходили самые противоречивые слухи, то ли сбежала она после смерти моего отца, опасаясь, что ее убьют в начавшейся после его смерти борьбе за власть, то ли действительно убили ее в это время. Одним словом она — исчезла. Ее долго искал брат моего отца, одолевший в борьбе за трон всех своих противников и ставший правителем, а может, делал вид что искал… но в любом случае мой дядя не нашел ни ее, ни ее труп. О моей матери вообще много что болтали. Говорили, что она была самой феей лунного света… Только вряд ли она была феей. Ведь если бы она была бы действительно феей, разве была бы я такой уродиной и разве бросила бы она меня здесь со столь злобными и ненавидящими меня родственничками? Я показала язык своему отражению, пробормотав: «бе-бе-бе». Я знала, что не прикончили они меня только потому, что оракул предсказал процветание Хламии лишь, если я умру естественной смертью. И именно поэтому мой порфироносный дядюшка, да и тетушка тоже, хоть и прилагают все силы, чтобы сделать мою жизнь абсолютно невыносимой, усиленно делают вид, что опекают меня, не уставая всем при этом повторять, что я за их заботу плачу им "черной неблагодарностью" и позорю весь их род, демонстрируя непослушание, лень, нежелание учиться и вообще слабоумие. Как же я их ненавижу. Давно бы сбежала, если б только знала куда…

— Лия! — раздалось в коридоре, — Куда ты запропастилась, мерзкая девчонка? Вот погоди, найду, ты у меня получишь! Я отучу тебя сбегать и прятаться! Лия, лучше сама выходи! Иначе так тебя выдеру — неделю не встанешь. Выходи сейчас же!

Это мой воспитатель и по совместительству учитель — старый Дарт разоряется. Как же, выйду… Пусть даже не надеется. Можно подумать, я настолько бестолкова, чтобы выйти и мало того, что получить нагоняй и выслушать нудную лекцию о своем недопустимом поведении, так еще после этого учить эти языкосломные заклинания… Помешался он прям на них. По-моему, это он специально меня учить их заставляет, чтоб иметь лишний повод наказать… хотя у него и без этого фантазии к чему придраться хватает. "Не так стоишь, не так смотришь, не так отвечаешь…" и еще куча всякого "не так".

— Ага, вот ты где! — дверка каморки неожиданно распахивается, хоть я и сижу тихо, как мышка, и Дарт, схватив за шиворот, выволакивает меня в коридор, награждая при этом парой увесистых затрещин, — Ох, и задам я тебе сегодня, мерзавка!

— Отпусти меня! — я пытаюсь вырваться и кусаю его за руку.

Он вскрикивает и разжимает руку, чем я тут же пользуюсь и отскакиваю на безопасное расстояние, гордо заявив при этом:

— Не смей так со мной обращаться, я — принцесса!

Мысли о высокородных родителях явно настроили меня на осознание чувства собственного достоинства, которое Дарт тут же не преминул развеять в прах.

— Уж лучше б ты молчала! Какая ты принцесса? — потирая укушенную руку, раздраженно проговорил он, — Ни такта, ни обаяния, ни ума, ни умения вести себя с достоинством… про внешность я уж вообще молчу… ты недоразумение какое-то, ошибка природы, а не принцесса. Ты даже выглядишь хуже любого лесного бродяги — постоянно измазанная в чем-то, лохматая, все на тебе рвется… Мне вечно из-за тебя попадает, несчастье ты мое ходячее… Все, подойди ко мне и встань на колени.

— Не подойду! — понимая, что в сложившейся ситуации даже полная капитуляция мне не поможет и наказание мне светит нешуточное, я решаюсь идти до конца.

— Ах так? — Дарт вскинул руку, и у него меж пальцев возникло голубоватое свечение, — Ну что ж, сама напросилась!

Я тоже вскинула руку, намереваясь отвести его воздействие, но у меня ничего не получилось. Вернее получилось… но, как всегда, совсем не то, что я хотела.

Мое воздействие слилось с его и окружило меня энергетическим, сверкающим коконом, пощипывая мне кожу низкоуровневыми разрядами.

— Не двигайся, идиотка! — заорал Дарт и опрометью бросился в другой конец коридора, прячась за поворотом.

Сделал он это своевременно, потому что я неожиданно даже для себя чихнула, и сфера вокруг меня взорвалась. Посыпались стекла из окон и штукатурка с потолка, незапертые двери распахнулись, а запертые слетели с петель. А затем, совсем рядом со мной, так, что я едва успела отскочить, с противным шуршанием, с потолка рухнула огромная люстра и разлетелась сотнями сверкающих осколков.

Сразу же в коридор вбежали стражники, но, увидев меня посреди всего этого разгрома, замерли в нерешительности, не зная, что предпринять. Один из них удалился, скорее всего, для того, чтобы доложить дядюшке об учиненном мной беспорядке. Дарт даже не показывался, видимо, предпочтя скрыться, предоставив мне тем самым возможность самой выпутываться из спровоцированных им неприятностей.

Дядюшка Жюль не заставил себя долго ждать. Сверкая своей пурпурной мантией, он показался в коридоре в сопровождении начальника стражи. Выражение его лица при этом не предвещало ничего хорошего.

— Лия, — начал он, остановившись в паре шагов от меня, — как это надо понимать? Ты совсем рехнулась и начала крушить наш дворец или что?

— Или что, дядя, — потупив глаза в пол, ответила я, судорожно обдумывая, как наиболее правдоподобным способом можно было бы объяснить мою очередную неудачную попытку использования магии.

— И что значит это твое "или что"? — дядя нахмурился.

— Ну… это значит, что я здесь абсолютно не при чем, дядя, — пытаясь придумать что-то, я стала возить носком туфельки по полу, искоса поглядывая на дядюшку.

— А кто "при чем"? — на скулах порфироносного монарха, приходившегося мне дядей, заходили желваки.

— Голубой летучий флай дергонов, — выпалила я, удивляясь как это раньше мне не пришло в голову столь логичное объяснение, — Я засекла, как он шпионил во дворце, и хотела его поймать, уже даже сеть накинула… и тут он возьми и взорвись, я еле успела щит отражений сформировать, а то бы и меня в клочья порвало…

— Флай дергонов, говоришь, — дядя в задумчивости потер щеку, с лица ее стало сходить выражение крайнего раздражения, — надо будет учесть, — задумчиво пробормотал он и, развернувшись, чтоб удалиться, махнул рукой стражникам, — приберитесь здесь.

Он сделал уже несколько шагов вглубь коридора, как вдруг резко остановился, вновь развернулся, шагнул ко мне и, глядя прямо мне в глаза, тихо спросил, — Кстати, а где щит, который ты сформировала?

— Я дезавуировала его, — не моргнув глазом, вновь солгала я.

— Дезавуировала… хорошо… — он внимательно оглядел коридор, — но сеть-то, которой ты флая ловила, ты ведь не стала дезавуировать… тебе это ни к чему было… иначе ты и остальную бы грязь прибрала. Ведь так? — его глаза, словно маленькие буравчики сверлили меня испытующим взглядом.

— Так… — понимая, что попалась, тихо пробормотала я.

— Обыщите коридор, — приказал дядя охране, — мне нужен хоть маленький клок ловчей сети или кусочек шкурки флая, да даже чешуя этой летучей ящерицы сойдет, — не сводя с меня пристального взгляда, продолжил он, — Что-то подсказывает мне, что моя племянница вновь решила проверить, как я отношусь к подобным шуткам, забыв, что отношусь я к ним крайне отрицательно, — на последних словах он перешел на зловещий шепот.

Минут десять мы с дядей простояли друг против друга в молчании, прерываемым только звуками, издаваемыми охранниками, тщательно перебирающими мусор и осколки стекол. Потом дядя тихо произнес:

— Мы можем здесь долго стоять, но Лия, ты ведь знаешь, что они ничего не найдут… Может, ты все-таки признаешься, что никакого флая не было, и ты все это выдумала, чтобы скрыть, что не способна контролировать собственную магию?

— Он был! — я решила стоять на своем, чего бы мне это не стоило.

— Угу, — саркастически хмыкнул дядя, — и, взорвавшись, дезавуировал сам себя и твою сеть… Ты понимаешь, что это бред?! Я ведь вижу, что ты врешь! — он помолчал немного, а затем тихо предложил, — Лия, если ты признаешься, что солгала про флая и расскажешь, как все происходило в действительности, я обещаю, что не буду наказывать тебя.

— Он был! — упрямо повторила я.

— Кто? — тяжело вздохнув, решил уточнить дядя.

— Флай.

— Так ты настаиваешь, что флай дергонов был здесь и взорвался после того, как ты накинула на него сеть? — лицо дяди покраснело, и на скулах вновь заходили желваки.

Я понимала, что он мне уже ни за что не поверит, но признаться во лжи было выше моих сил, и я выдохнула: — Да!

— Лия, мне надоело! Надоело изо дня в день выслушивать твою ложь и закрывать глаза на твои проделки! Надоело! — голос дяди обрел мощь и громом прокатился по коридору, — Все! Мое терпение лопнуло! Отныне я изолирую тебя и отправлю туда, где твое неумение обращаться с магией сможет повредить лишь тебе самой. И ты будешь там, пока не научишься применять по назначению свои способности и контролировать их, пока не освоишь хорошие манеры и не отучишься лгать, по крайней мере, мне.

— Это куда, дядя? — с дрожью в голосе спросила я, боясь услышать ответ.

Однако я услышала его:

— В Вердингерскую обитель!

Мысли как бешенные заплясали у меня в голове. Вердингерской обителью назывался старый заброшенный замок посреди ведьминых болот, проход к которому открывался лишь через внешний портал из тронного зала правителя Хламии. Таким образом, обитатели Вердингерского замка могли покинуть его лишь при желании Хламийского монарха. И я осознала, что меня будут, как узницу, держать там до самой моей смерти.

— Нет, дядя! Нет! — я бросилась на колени перед дядей и вцепилась руками в край его пурпурной мантии, — Я умоляю, не надо! Я солгала! Не было никакого флая… я больше не буду лгать… я приму любое наказание, лишь простите и не отправляйте меня туда… — всхлипывая, молила я, и слезы рекой лились у меня из глаз, — я ни разочка больше не солгу Вам… обещаю.

— Лия, хватит! — дядя с раздражением выдернул свою мантию из моих рук, — у тебя была возможность признаться и избежать подобной участи, но ты как закоренелая лгунья ей пренебрегла, так что моя совесть чиста.

— Я не отправлюсь туда! Не пойду!

Я вскочила на ноги и попыталась сбежать, однако была поймана охранниками, которые, подхватили меня под руки и поволокли в тронный зал монарха, не обращая внимания на мои крики и попытки вырваться. Там они поставили меня посреди зала и замерли, крепко держа за руки.

Понимая, что сейчас меня отправят в Вердингерский замок, я решила прибегнуть к последней хитрости. Всхлипывая, я покорно замерла, а потом просительно заглянула в глаза дядюшки, уже открывшего портал.

— Дядя, неужели Вы отправите меня туда вот так, даже не дав мне с собой огниво? Меня же в первую же ночь растерзают замковые упыри… А это ведь совсем неестественная смерть, заметьте, — хитро добавила я.

— Дайте ей огниво и затолкайте в портал, — приказал дядя охране.

— Благодарю Вас, дядя, Вы очень милосердны, — проговорила я елейным голоском, низко склоняя голову, — Я обещаю Вам, что я всеми силами буду стараться исправиться… и надеюсь, Вы вспомните обо мне в ближайшее время, и у меня появится шанс продемонстрировать Вам, как я изменилась.

— Всенепременно, — буркнул дядя, но по его виду было понятно, что он с радостью не вспомнит обо мне ближайшие лет двести как минимум.

Один из охранников принес мне огниво, а двое других, держащих меня за руки, сбитые с толку моим покорным видом, вместо того, чтобы привязать мне огниво к поясу, разжали руки, давая возможность самой забрать его. А я только этого и ждала и тут же вскинула руку, направляя поток своей магии в портал. Я хотела запечатать его навечно, но к несчастью у меня вновь получилось что-то не то. Портал заискрился всеми цветами радуги и стал шириться и расти на глазах.

— Заталкивайте ее туда быстрее, олухи! — заорал дядя.

И его охрана, повинуясь приказу, зашвырнула меня в портал, который тут же сомкнулся у меня за спиной.

Портал свернулся спиралью, и я понеслась куда-то вниз, в темноту бесконечности. По дороге портал наваливался на меня, сминая и сдавливая все мое тело так, что казалось еще немного и мое тело разорвет на мелкие кусочки, при этом все дальше и дальше на скорости увлекая в бездну неизвестности от того места, которое я привыкла считать своим домом.

Когда портал мягко выбросил меня в место назначения, и я в окружающей меня темноте ощутила, что сижу на траве, а вокруг шелестят листья деревьев, то с радостью поняла, что сумела его перенаправить и попала не в Вердингерский замок, в окрестностях которого, по рассказам, не было ни одного дерева.

Однако радовалась я рано. Неожиданно вдали показались два быстро-приближающихся огня, и я услышала звук, который никогда не слышала раньше. На меня на огромной скорости надвигался какой-то неизвестный мне объект. Я встала, отошла на пару шагов, расставив в темноте руки и, нащупав дерево, прижалась к нему спиной. Всегда лучше, когда у тебя хотя бы тыл защищен.

Когда объект приблизился ко мне настолько, что совсем ослепил меня своими огнями, я вскинула руку и… и опять произошло совсем не то, что я ожидала.

Объект промчался мимо, и я увидела силуэт приплюснутой спереди и сзади крытой лодки на колесах с красными фонарями сзади. Однако лодка, вдруг с визгом замедлила ход, при этом ярче вспыхнули ее красные фонари сзади, потом там же загорелся белый, и лодка чуть подала назад. Когда она замерла напротив меня, в ее боку распахнулась дверка, и из нее выглянула голова обычного парня.

— Эй, подруга! Ты так до утра никого не поймаешь, если голосовать не на обочине будешь, а в кустах, — со смехом крикнул он, — не будь на тебе этого твоего бело-синего балдахона, я бы и не заметил тебя. Давай, залезай… да не жмись ты к дереву, я не обижу. Даже денег не возьму — мне ведь все равно в город, только ты уж, будь добра, развлеки меня до города разговорами, а то сил нет, как в сон клонит. Даже тебя вначале за приведение принял… — он вновь рассмеялся.

Я несмело подошла к лодке и, прошептав: «благодарю», влезла в дверку и опустилась на кресло рядом с парнем. Тот дернул какую-то ручку, потом взялся за круглое колесо перед собой, и лодка поехала, а парень проговорил:

— Значит так, гоняю я прилично, поэтому будь добра не выпендривайся и пристегнись.

— И как это здесь делается? — тихо осведомилась я, беспомощно оглянувшись по сторонам.

— Хочешь намекнуть, что в Феррари, никогда не ездила? Что ж улыбнуло, я оценил, пять балов. Тут так же как и везде, вон ремень, — он, не поворачиваясь ко мне, указал рукой на стойку двери.

В сумраке внутренности «Феррари», как назвал свою лодку парень, я увидела торчащую железячку, взялась за нее и несмело потянула. За железячечкой в оправе из неизвестного мне материала потянулся матерчатый ремень, точно такой же, как охватывал туловище парня. Я пригляделась и, поняв способ крепления, пристегнулась.

"Интересно, куда это я попала?" — пронеслось у меня в голове: "Это не мой мир… это какой-то параллельный мир… Надо будет побольше наблюдать и поменьше говорить и спрашивать, чтобы не показать свою чужеродность… Неизвестно, как они относятся к чужакам".

— Ты обещала развлекать меня разговором. Рассказывай что-нибудь, — чуть обернув голову ко мне, парень смерил меня оценивающим взглядом.

Я внутренне сжалась и, понимая, что даже в окружавшем меня сумраке выгляжу не особо привлекательно, чтобы немного скрасить это, откинула прядь волос, заложив ее за, с моей точки зрения, не вызывающее нареканий ухо и повернулась в профиль.

То, что произошло дальше я не ожидала, лодку резко дернуло в сторону, потом она опять взвизгнула и остановилась, а парень, бросив свое колесо, повернулся ко мне и, не сводя с меня пристального взгляда, щелкнул чем-то, после чего внутри Феррари включился свет.

Я повернулась к нему и обмерла.

Его уши… они были совсем не такие… абсолютно не такие как у всех… всех в моем мире, я имею в виду. А по тому, как он разглядывал мои уши, я поняла, что и ему мои уши кажутся не менее необычными.

Первым установившееся молчание нарушил парень. Он глубоко вздохнул и тихо спросил:

— Ты с тусовки толкиенистов что ли?

Единственное, что я смогла сделать, это утвердительно закивать головой, потому что от страха, что во мне сейчас признают чужака, у меня перехватило горло и онемел язык.

— Нет, я, конечно, слышал, что некоторые из вас уродуются таким образом, но мне казалось, что это в основном парни… а чтобы девушка… я бы на твоем месте уж лучше бы пластику рта сделал, чем ушей…

Слезы непроизвольно закапали у меня из глаз, и я уткнула лицо в руки, стараясь сдержать подступившие к горлу рыдания.

— Эй, ну не надо… не надо… я не хотел тебя обидеть… Я нормально отношусь к любым течениям… Я сам в сети сутками порой зависаю и тоже не прочь пофантазировать… и к этим, кого ты там изображаешь… черт… забыл… — парень отстегнул свой ремень и, повернувшись ко мне, ласково коснулся плеча, — ну не плачь… не плачь… тебе же самой нравится быть этой самой… ну ты поняла… Вот это — самое главное, а на то, как на это реагируют не разделяющие твои увлечения отдельные остолопы, вроде меня, наплюй! Это не повод плакать…

Он помолчал немного и, видя, что я никак не могу успокоиться, продолжил:

— Кстати, а чего это ты одна на обочине голосовала? Вы ж всегда компаниями большими тусуетесь… Неужто девушку с тусовки никто подвезти не захотел? — он тяжело вздохнул и добавил, — Похоже, что именно так дела и обстоят… а тут еще я со своими комментариями… Ты это… извини… Ты очень миленькая, как там ее, а вспомнил, вспомнил! — он радостно заулыбался, — Эльфийка! Очень миленькая эльфийка, правда, правда. И наряд у тебя зашибенный. Небось бешенные деньги за него отвалила, да еще и операция… Слушай, да они просто идиоты, что это все не оценили. Ты главное — не переживай. Такое часто бывает. В сети любой героем кажется, из себя меня корежит, а встретишь и видишь — ноль, ничего нет… Так что вытри слезы и успокойся. Мне ты так даже очень нравишься, хоть я и не из вашей тусовки…

Я уже отвела руки от лица и, стараясь поменьше всхлипывать, сквозь еще дрожащие на моих ресницах слезы наблюдала, как он полез в какой-то шкафчик перед моим креслом и, порывшись в нем, вытащил пакет, из которого вынул аккуратно сложенную мягкую салфетку, которую вложил мне в руки.

Я вытерла слезы, отсморкалась, а потом быстрым движением поправила волосы, чтобы прикрыть уши.

— Да, ладно тебе. Не тушуйся. Я уже привык, говорю же, очень даже миленькая из тебя эльфийка получилась.

Парень явно был горд тем, что смог вспомнить столь трудное для него слово, характеризующее мою внешность. Я пристально посмотрела на него. Он был красив. Очень красив. Густые волнистые волосы цвета спелой ржи, большие серовато-синие глаза, опушенные длинными ресницами, правильный профиль и чувственные губы. Если бы не его уши… ну или волосы чуть длиннее, чтобы скрыть их, тогда бы я сказала, что более красивого парня не встречала ни разу в жизни.

Тем временем он вновь накинул на себя ремень и, защелкнув его, тронул свою Феррари со словами:

— Ну вот успокоилась и хорошо… ты главное о плохом не думай. Лучше расскажи мне что-то, отвлекись. Это, между прочим, плата за проезд. Я лишь на таких условиях согласился тебя подвезти.

— Хорошо, — согласно кивнула я, — я расскажу… Только что рассказывать?

— Да хоть об этих… об эльфах. Они ведь нравятся тебе?

— Ну теперь не то чтобы очень… — подавленно пробормотала я.

— Так ты разочаровалась в этом? Да уж… тебе не позавидуешь сейчас… Небось такое чувство, что весь мир рухнул.

— Похоже… — я вновь согласно кивнула.

— Слушай, ты не переживай. Такое бывает. Людям на то жизнь и дается, чтобы искать, пробовать, находить, потом разочаровываться и снова искать… В этом смысл. Движение — все, цель — ничто, как сказал один великий…

— Великий кто? — осторожно уточнила я.

— Да не помню я кто… К тому же какая разница… Хочешь узнать, в инете пошурши за две секунды найдешь.

Я не поняла ни слова из его объяснения, я вообще плохо понимала о чем он говорит, но решила ничего не уточнять, ориентируясь на мысль: "какая разница".

В это время я заметила, что навстречу нам несутся два сверкающих огня, и вжалась в кресло, понимая, что лодка, подобная нашей «Феррари», мчится прямо на нас. Однако мой спутник ничем не выказал свою озабоченность, напротив он, непринужденно держа колесо управления лишь одной рукой, другой полез в карман своей куртки и вытащил из него маленькую плоскую вибрирующую коробочку.

Лодка с фонарями проскочила сбоку от нас, и только тут я заметила, что дорога, по которой мы ехали, разделена белой краской, и мы едем с одной стороны, а встречная лодка пронеслась с другой.

Видно здесь правила такие, решила я, сделав для себя вывод, что пугаться встречных лодок не следует.

Мой спутник, тем временем посмотрев на коробочку, вновь запихнул ее в карман.

— Что-то важное? — тихо спросила я.

— Да, нет, — парень усмехнулся, — просто девчонка моя генерит и потому эсэмэски глупые шлет, но ничего, сейчас встречусь с ней и разрулю ситуацию.

Кроме слов "моя девчонка" и "сейчас встречусь с ней" я вновь не поняла ничего, но то, что я поняла, меня не порадовало. Хотя смешно было надеяться, что у такого парня нет своей девчонки.

— Она красивая? — не смогла я скрыть собственного интереса.

— Очень, — парень ласково улыбнулся, видимо вызвав в воображении ее образ, — Она фотомодель и победительница многих конкурсов красоты, только это ничего не значит для меня, я просто люблю ее. Люблю ее такой, какая она есть, без всяких этих ее званий «Мисс».

Ой, как же я позавидовала в этот момент этой неизвестной девчонке, никто даже представить себе не может. Позавидовала не за то, что она красивая и у нее такой красивый парень, а за то, что он вот так улыбается, вспоминая о ней.

"Я бы что угодно отдала, чтобы оказаться на ее месте", с тоской подумала я, а вслух сказала, — Слушай, а чем ты занимаешься?

Это был правильный вопрос, потому что больше что-то рассказывать мне не пришлось, всю долгую дорогу до города, он рассказывал мне о том, чем он занимается. Мимо нас проносились встречные лодки, мы обгоняли некоторые, затем въехали в целый поток подобных лодок и маневрировали, пытаясь всех обогнать, но мой собеседник не прервал свое повествование ни на минуту. Я поняла из его рассказа менее сотой доли, но заинтересованно слушала, поддакивала и время от времени, когда он поворачивался ко мне, кивала головой, ахая: — Надо же, как интересно!

Был он каким-то «сисадмином», но эта официальная, как он выразился, работа не отнимала много времени, и была не основной частью его заработка. Основным было — написание каких-то, не выговоришь даже каких, программ для каких-то там пользователей и провайдеров. Он с таким увлечением разглагольствовал о преимуществах работы под какой-то операционной системой и так убежденно заявил мне, что за ней будущее, что через некоторое время я сочла за благо согласиться с ним:

— Конечно, это видно даже невооруженным глазом, ее преимущества неоспоримы, выиграет тот, кто первым это осознает, — заявила я, втайне надеясь, что не сморозила что-то невпопад.

— Вот видишь, — оживился мой собеседник, — даже ты, непродвинутый юзер, это понимаешь, а эти тупые бараны-заказчики отказываются это видеть, хотя преимущества очевидны! Ведь и выигрыш по быстродействию явный и по остальным параметрам… Однако доказать этим баранам невозможно ничего! Поэтому мне приходится работать по старинке. Но это вопрос времени, я уверен. Они поймут, а не поймут, их место займут те, которые понимают и у которых еще не атрофировались мозги, и не отнялась способность мыслить на перспективу!

— Ты прав, ты абсолютно прав, — поддакнула я снова, изо всех сил пытаясь понять, о чем все же он говорит и не оскорбил ли он меня часом, обозвав непродвинутым юзером.

Тем временем поток лодок становился все больше, а края дороги озарили тысячи сверкающих огней.

— Тебе теперь куда?

Вопрос парня вогнал меня в ступор. Я не знала, что ответить и, посчитала за благо сознаться в этом, тихо пробормотав:

— Не знаю, я никогда не была здесь.

— Как это не была? — удивился он, а потом усмехнулся, — Ты провинциалка что ли?

Я промолчала, не зная, что он имеет в виду.

— Ну конечно… как я сразу не догадался. Наивная, доверчивая, скромная… в городе уже давно таких не встретишь. Ну ладно. Ты в город-то к кому-то ехала или просто так посмотреть?

— Просто так.

— У тебя деньги-то есть?

— Нет, — я отрицательно покачала головой.

— Да уж… — он саркастически хмыкнул, — это ты что ж думала, приедешь такой эльфийкой в город, и там твои собратья по сети встретят тебя с распростертыми объятиями? И без денег тебе предложат и кров и еду?

— Ну не совсем так… — я судорожно придумывала, чтобы такое соврать, и придумала, — в начале-то у меня были деньги, много денег, но на меня напали… и все отобрали… я сама еле сбежала.

— Ничего себе, — парень даже присвистнул, — В милицию заявлять будешь?

— Нет, нет, — испуганно замотала головой я, — никуда я заявлять не буду.

— Ну и правильно, найти все равно ничего не найдут, лишь на допросы замотают… А документы у тебя сохранились?

— Нет, документов тоже нет…

— Это хреново. Ладно, придумаем, что-нибудь. Не грусти! — парень лукаво подмигнул мне.

— Нет, не надо ничего придумывать, — я решительно замотала головой, — Высади меня где-нибудь. Я погуляю по городу, а потом вернусь домой, — я почувствовала, внутренне почувствовала, что за показной бравадой моего собеседника кроется раздражение от свалившейся ему на голову проблемы в виде меня.

— Что ж, тогда я тебе покажу красивейшее место. Один из самых красивых мостов, мне туда все равно надо. Ты там погуляешь, а потом дойдешь до ближайшей станции метро и доедешь до вокзала. Я дам тебе денег на дорогу. Хотя, черт, ты же без паспорта даже билет не купишь… Хотя если ехать пригородными электричками от города к городу, то вполне можешь добраться и уже на месте документы восстанавливать. Тебе далеко ехать-то?

— Да нет, не особо. Не волнуйся, доберусь. Спасибо тебе.

В это время мы подъехали к мосту. Он действительно был очень красивый. Парень остановил Феррари и протянул, достав из кармана, небольшую стопку бумажек, — Вот, держи тебе должно хватить.

— Но я не смогу отдать, — смущенно пробормотала я.

— Бери, бери, я знаю, что не сможешь. Но ближнему в беде надо помогать, — он улыбнулся и насильно вложил мне в руки бумажки, — Иди. Удачи тебе!

— Спасибо, — я улыбнулась и вылезла, захлопнув за собой дверку.

Грустным взглядом я проводила удаляющийся силуэт Феррари, уносившей столь понравившегося мне местного парня: красивого, обаятельного, доброго… парня, чье сердце, к сожалению, принадлежало не мне…

В это время на перекресте дорог Феррари вдруг развернулась и поехала в обратную сторону. Мое сердце забилось чаще.

Феррари, не доезжая меня, остановилась, парень вышел из нее и зашел в небольшой стеклянный домик у обочины, подсвеченный со всех сторон огнями и полный цветов.

— Неужели? — подумала я, с нетерпением ожидая, когда же он выйдет.

Вышел он очень скоро с огромным букетом цветов, однако в мою сторону даже не посмотрел и скрылся в подъезде близлежащего дома.

Я не знаю, почему мне стало так тошно на душе. Ведь я знала, что он едет к своей девушке… Знала. Но легче от этой мысли мне почему-то не становилось. Я поняла, что влюбилась. Влюбилась в незнакомца, чьего имени даже не знаю… За всю дорогу я так и не осмелилась спросить его об этом…

— О, Творец! — я вскинула руки к небу, — Верни мне его! Я хочу быть с ним, даже если он никогда не полюбит меня, я все равно хочу быть подле него!

Редкие прохожие с удивлением смотрели на меня, но никто не останавливался. Видно в этом городе было принято лояльно относится к подобным проявлениям чувств.

Я стояла на мосту и смотрела на темную речную гладь. Там, далеко внизу, в водах реки отражались маленькими колышущимися светлячками сотни огней, освещающих мост. Слез не было, было чувство неизбывной тоски и непреодолимого желания любить и быть любимой. Изредка я поднимала голову и бросала взгляд на стоящую вдалеке Феррари, ловя себя на мысли, что я одновременно боюсь ее не увидеть на этом месте и хочу, чтобы она уехала поскорее… Если бы она уже уехала, возможно, напрасные ожидания перестали бы терзать мне душу. Ведь я все равно никогда не осмелюсь подойти и что-то еще спросить или сказать… потому что это бессмысленно и кроме унижения я не испытаю ничего… А может, мне сейчас не хватает именно унижений, чтоб он мне грубо сказал, что-то типа: "отвали, уродина", может, тогда боль от обиды заглушит в моей душе это чувство ожидания неизвестно чего, которое терзает мое сердце иллюзорной надеждой…

Сколько же может продолжаться эта пытка? Почему я не могу уйти… сама уйти в суету ярких огней этого города? Почему стою и жду, чтобы первым уехал он? Что я жду? Что он вспомнит обо мне и найдет меня здесь? Что мне вообще нужно от него и на что я надеюсь? — туча подобных мыслей роилась в моей голове, побуждая взять и уйти, но я упорно стояла и смотрела вниз, пытаясь в каждом проходящем за моей спиной угадать его.

Людей проходило мало. Судя по темному небосклону, было около трех часов ночи.

С реки дул холодный ветер, и я порядком замерзла в своих тонких, расшитых золотом шелковых одеяниях, которые здесь у всех вызывали улыбку.

Каждый, кто проходил мимо меня, непременно улыбался, разглядывая мой наряд, кто-то по-доброму, кто-то с иронией, но никто не остановился и ни о чем не спросил.

Через некоторое время, замерзнув окончательно, я сдалась, решив, что не смогу до утра простоять на мосту под порывами этого пронизывающего ветра. Я развернулась, чтобы определиться, куда мне пойти, чтобы хоть немного согреться, и тут увидела на другой стороне моста фигуру парня, смотрящего, как и я минуту назад, в темные речные воды, причем очень знакомо одетую. Мое сердце учащенно забилось и меня моментально бросило в жар. Ну конечно: эта светлая легкая куртка и брюки из плотной, я бы даже сказала грубой ткани синего цвета, и волосы цвета спелой ржи… Только что-то все равно было не так. И через секунду я поняла что. Плечи ссутулены, голова опущена, фигура ростом казалась намного ниже, чем мой знакомый незнакомец. Неужели не он? Или все же он?

В это время парень, взявшись рукой за опору моста, легко вспрыгнул на перила.

Мой крик заполнил все окружающее пространство, и я через дорогу, проходившую по центру моста, бросилась к нему. Я не знала точно он это или не он, но в любом случае я не могла ему позволить прыгнуть вниз.

Метнувшись стрелой на другую сторону моста под визг колес останавливающихся лодок, я не переставая вопить: "неет!", вцепилась в ноги уже развернувшегося в мою сторону парня, который оказался именно тем, кого я так долго ждала.

— Ты что так орешь? Хочешь, чтоб нас в милицию забрали? — тихо спросил он, пытаясь осторожным движением высвободить хотя бы одну ногу из моего крепкого захвата.

Но любовь придала мне сил, и это у него не получилось.

Однако орать я перестала и, переведя дыхание, тихо сообщила ему: — Даже не вздумай, все равно не дам.

— Что не дашь? — медленно присаживаясь на корточки, осведомился он.

Тем времени из остановившихся из-за моей пробежки через мост лодок, высунулось несколько человек.

— Девка, ты что совсем очумела? Дура чокнутая! — услышала я, — Так ведь и под машину попасть недолго!

— Так вот как называются, эти лодки — «машины» — сообразила я, — надо будет учесть на будущее, — и не обращая внимания на крики, едва слышно прошептала, — я не дам тебе спрыгнуть вниз.

— С чего ты решила, что я хочу спрыгнуть? И вообще что ты тут делаешь?

— Я… я… я любовалась рекой, а потом вижу ты на перила влез, ну и подумала…

— Неправильно ты подумала, — парень аккуратным движением разжал мне руки и сел на перила.

Машины на мосту, видя, что мы на них не реагируем, начали разъезжаться.

— Но тебе же плохо! Я вижу, что плохо! Что случилось? — спросила я, пристально вглядываясь в такие красивые, но теперь такие печальные глаза.

Парень помолчал немного, а потом, глядя куда-то мимо меня, тихо проговорил, — Катя сказала, что если я не пообещаю ей, что мой отец организует ей фотосессию в Лондоне, то встречаться со мной она больше не будет…

— А твой отец может это сделать?

— Может… Легко может.

— Тогда в чем проблема? — удивилась я.

— Да не буду я его просить об этом, ни за что не буду! Я могу ей дать, то, что я могу, а не то, что может мой папочка. А это ее, видите ли не устраивает… Вот причем тут мой отец, спрашивается, если она со мной строит свои взаимоотношения, а никак не с ним? Я же не купить ее хочу на его деньги… Я люблю ее и думал, что она меня любит… А выходит, она лишь ради отцовских денег и связей… Гадко… — парень брезгливо передернул плечами, — До чего же гадко… Получается, она врала, что любит… Все врала.

— Возможно и так, — согласно кивнула я, — но ты ведь сам говорил, что людям на то жизнь и дается, чтобы искать, пробовать, находить, потом разочаровываться и снова искать… Может, ты просто еще не нашел свою любовь.

Парень спрыгнул с перил и встал напротив меня, взяв руками за плечи, — А ведь ты чертовски права. Не зря я тебя встретил сегодня… Явно не зря! — он долгим взглядом посмотрел на меня, а потом на одном дыхании выпалил, — Слушай! А ты не хочешь стать моей девчонкой? Тебе ведь все равно некуда идти, а так поживешь у меня. Я, правда, с предками обитаю, но квартира большая, и меня ни в чем не ограничивают. Соглашайся!

Кровь прилила к моим щекам, от избытка нахлынувших на меня чувств. Я, конечно, отчетливо понимала, что предлагает он мне это сгоряча, в надежде заглушить сердечную боль, но ведь именно об этом я молила несколько часов назад, поэтому ни секунды не раздумывая, кивнула, — Конечно согласна, кто ж отказывается от предложения такого парня.

— Вот и замечательно, — он решительно обнял меня за плечо и повел к машине, — поехали с предками тебя познакомлю.

Мы вошли в высокий дом, намного выше даже нашего дворца, но гораздо скромнее украшенный. Ни тебе резных колонн, ни мраморных балюстрад. У входа мой спутник обратился к заспанной привратнице:

— Роза, это моя девушка, запомни и сменщице передай, чтоб без проблем в любое время пускала.

— Да, да, конечно, обязательно и запомню, и передам, что в двадцать восьмой теперь новая жиличка, — закивала ему та из-за стеклянной перегородки, после чего нажала на что-то у себя на столе, и дверь перед нами распахнулась.

Удовлетворенно кивнув ей в ответ, он прошел через большой холл и, остановившись перед двумя сомкнутыми дверьми, нажал большую черную кнопку, бросив мне через плечо:

— Если как-нибудь без меня вернешься, скажешь: "в двадцать восьмую", тебя пропустят.

Идя следом за ним, я старалась запоминать все, что он делает, потому что вещи этого мира были очень странными и необычными для меня.

В эту время створки одной из дверей разъехались в стороны и мы вошли в маленькую комнатку, там на стене было много кнопочек, мой спутник нажал на одну из них, с цифрой семь. Двери комнатки сомкнулись, она задрожала и по моим ощущениям стала подниматься вверх. Я старалась ничем не выдать своего удивления, и усиленно делала вид, что стоять в маленьких комнатках, ползущих куда-то вверх для меня дело обыденное. Хотя по-честному мне даже страшно не было. Рядом с теперь уже моим парнем меня не пугало ничто. Внутри у меня все ликовало и пело… Хотя я немного лукавлю. Кое-что меня все же страшило. Страшило предстоящее знакомство с его, как он сказал, предками. Из контекста нашей беседы я поняла, что так в их мире называют родителей, а не давно умерших родственников.

"Вдруг я им не понравлюсь, и они выгонят меня?" эта мысль беспокойной кошкой царапала меня всю дорогу, но я не осмелилась озвучить ее вслух, доверившись произволу судьбы.

— Ну что ты стоишь, выходи из лифта, не трусь, все будет хорошо, — услышала я и вздрогнула.

Задумавшись, я не заметила, как комнатка остановилась, и ее двери вновь расползлись в стороны.

"Ага, комнатка лифтом называется" — мелькнуло в голове, и я вышла из нее, оказавшись в большом холле, в дальнем конце которого виднелись четыре двери. Не зная, куда идти дальше, я замерла в нерешительности, я обернулась.

— Да не трусь, не трусь… Раз говорю, что все хорошо будет, значит будет. Предки у меня нормальные и все понимают, пошли, — убежденно проговорил мой спутник и, обняв меня одной рукой за талию, повел к самой дальней из дверей, над которой я увидела цифры 28.

Несмотря на убежденность его тона, мне показалось, что говорил он это скорее для себя, чем для меня.

— Тебе не кажется, что столь позднее время, не самый лучший выбор для представления меня им? — стоя перед дверью и наблюдая, как он, достав из кармана ключ, открывает ее, тихо спросила я.

— Мать все равно не спит. Она не ложится, пока я не вернусь, а отец в командировке, прилетит лишь завтра вечером, вернее уже сегодня, — повернув ключ в замке, он распахнул передо мной дверь, — Заходи.

Я вошла и замерла посреди большого холла, расходящегося коридорами в три стороны.

В то же мгновение откуда-то из глубины раздался мелодичный женский голос:

— Дэн, это ты?

— Да, мам, — ответил мой спутник, запирая за собой дверь, — и я не один!

— Сейчас я выйду, — тут же откликнулась женщина.

Мой спутник тем временем склонился, небрежным движением стащил с себя обувь и, бросив ее в угол, достал из шкафчика при входе мягкие туфли одни надел сам, другие бросил мне под ноги, буркнув, — надевай тапочки.

Я послушно сняла свои туфли и сунула ноги в предложенные мне тапочки, став при этом сразу ниже ростом так, что полы моего платья мешковато распластались по полу, наверняка добавив нелепости и несуразности всему моему облику.

В это время в холл вышла худенькая невысокая женщина в длинном шелковом халате, и я пораженно замерла.

Правильные черты лица, высокий лоб, обрамленный небрежно заколотой прической из копны каштановых, волнистых волос и глаза. Выразительные, огромные голубые глаза, под капризным изломом бровей, обрамленные густыми длинными ресницами, которые словно магнит притягивали к себе, и в глубине которых легко можно было утонуть.

Взглянув на меня, она перевела удивленный взгляд на сына, и растерянно спросила: — Ты не с Катей?

— Как видишь, мам, я не с Катей, — усмехнулся он и продолжил, — И чтобы прояснить обстановку скажу сразу: с Катей мы расстались. Это моя новая девушка, ее зовут, — он замялся, а потом обернулся ко мне, — Как тебя зовут?

— Лия, — тихо выдохнула я.

— Так вот, — продолжил он, — ее зовут Лия. Она поживет у нас. Она увлекается эльфами и прочей толкиеновской белибердой, поэтому этот наряд и вот такие уши, — он вновь повернулся ко мне и небрежным жестом завел прядь волос мне за ухо.

Я никогда в жизни не стыдилась моих собственных ушей, но сейчас, глядя в изумленно-расширившиеся глаза этой женщины, была готова от стыда провалиться сквозь землю.

Некоторое время женщина молчала, видимо пытаясь осознать увиденное и услышанное, а потом очень тихо произнесла:

— Дэн, ты, конечно, уже взрослый и сам вправе выбирать: с кем жить, но не поторопился ли ты? Как я поняла, с Катей ты расстался лишь несколько часов назад, эту девушку ты практически не знаешь, иначе имя бы ее запомнил. Не ломай жизнь ни себе ни ей столь поспешными решениями. Я не против, чтобы вы встречались, но зачем делать сразу такие кардинальные заявления и связывать себя обязательствами, которые могут оказаться в тягость вам обоим. Не торопитесь. Пойдемте выпьем чаю, а потом ты Дэн, отвезешь Лию домой.

— Лия провинциалка. Так что отвезти домой я в любом случае ее не смогу, мам.

— Оплати ей гостиницу. Если у тебя нет денег, я дам. Не надо торопиться вступать в отношения, если у вас нет никаких чувств друг к другу, кроме взаимного интереса. Ты хочешь заглушить боль разлуки, а ей, как я поняла, просто негде жить. Давайте сообща решим эти проблемы, а потом вы начнете строить ваши взаимоотношения лишь исходя из ваших чувств друг к другу. Как я уже сказала, я не возражаю против ваших свиданий, лишь грань не переступайте пока друг друга получше не узнаете, и в своих чувствах не убедитесь. Спешка нигде до добра не доводит, а уж в таком деле и подавно.

— Мама, она останется здесь, и будет жить со мной!

— Почему ты не хочешь проверить свои и ее чувства? Ведь возможно ссора с Катей была лишь недоразумением… ты же так любил ее… и она хорошая девочка.

— Мама, я не хочу больше слышать в нашем доме имя Кати! Между нами все кончено!

— Почему?

— Потому что она лживая, беспринципная, ищущая лишь собственную выгоду карьеристка, и ей плевать на меня, вот почему.

— А ей не плевать? — женщина указала на меня рукой.

— Ей не плевать.

— Исходя из чего ты сделал такой вывод?

— Да хотя бы из того, что она сквозь поток машин бросилась лишь бы не дать мне с моста прыгнуть!

Женщина побледнела как полотно и, схватившись рукой за сердце, прислонилась к стене, прошептав трясущимися губами, — Денис, как ты мог?

— Мамочка, — Денис подскочил к ней и, обняв, усадил на стул, стоявший неподалеку, — да не переживай ты так, я не собирался кончать жизнь самоубийством, я всего лишь хотел почувствовать грань, постоять на краю, когда еще шаг и все, но я не собирался делать этот шаг. Клянусь! Ты посиди тут, я тебе сейчас капли накапаю, — он выбежал из холла.

Женщина подняла на меня глаза полные слез и едва слышно проговорила, — Спасибо тебе, моя девочка.

В эти простые слова было вложено столько чувства, что у меня самой перехватило дыхание и закружилась голова. Я поняла, нет, почувствовала, что для нее больше не имеют значения ни мой внешний вид, ни мое положение. Я стала "ее девочкой".

Мы сидели на кухне втроем. Я, Дэн и Вероника Вениаминовна. Вот до чего сложное имя у матери Дэна, я уже раз сто проговорила его про себя, а выговорить с первого раза вслух все равно не могу, видно не зря на меня ругался за не старательность старина Дарт, заставляя учить всякие языкосломные словосочетания. Вот была бы я чуточку поусерднее, глядишь и не было бы сейчас у меня таких проблем.

— Лия, тебе еще чаю налить?

— Нет, спасибо, Верника Веаниамовна… ой… Вероника Веминиановна… то есть я хотела сказать Венамиамовна, нет, не так… — я сбилась окончательно и испуганно потупилась, руками нервно теребя край скатерти.

— Да не смущайся, Лия, мое имя-отчество редко кто сразу запоминает и правильно выговаривает, поэтому все обычно зовут просто Ника, я привыкла. Ты тоже можешь называть меня так и обращаться на ты. Я не сторонница официоза.

— Правда? — я удивленно посмотрела на нее.

— Лиечка, я никогда не лгу и не выношу, когда мне лгут другие. Можешь у Дэна спросить, он знает. Поэтому, если я тебе это сказала, то значит, так оно и есть, — с легкой усмешкой ответила она, а потом добавила, — так что договорились, ко мне на ты и Ника. А вот к папе Дениса тебе придется обращаться на Вы и как следует выучить его имя-отчество, правда оно не столь сложное, как мое: Виктор Алексеевич. Я думаю к вечеру, когда он приедет, ты запомнишь.

— Да, конечно, — я закивала. Имя Ника замечательно гармонировало с обликом женщины и мне было очень радостно оттого, что она позволила мне так себя называть. А уж Виктор Алексеевич я выучу без труда.

— Мам, а ты подготовишь его, ладно? — Дэн просительно взглянул на мать и добавил, — И еще, пожалуйста, не рассказывай, что я влезал на перила моста.

— Не буду, не волнуйся, — Ника ласково улыбнулась сыну, а потом повернулась ко мне, — Кстати, а где твои вещи? Или ты собираешься постоянно в этом наряде ходить?

— Я… у меня… понимаете… — от волнения у меня на глазах выступили слезы, и я вновь стала нервно теребить край скатерти. Я ведь помнила, что минуту назад Ника сказала, что не терпит лжи, и боялась, что, солгав, потеряю ее расположение и доверие.

Меня выручил Дэн.

— Мам, на нее напали. Она на слет толкиенистов приехала. Готовилась, как видишь: костюм, пластика ушей, образ… Наверно думала фурор произвести. Только что-то пошло не так… Что конкретно случилось она не сказала, сказала лишь, что напали на нее… ну и после этого осталась она и без вещей, и без документов, и без денег, да и сама, как я понял, еле ноги унесла, полностью разочаровавшись во всей этой бредятине. Я на лесной дороге ее подобрал. Стояла еле живая от страха и даже к обочине подойти боялась. Видишь, у нее до сих пор слезы на глаза наворачиваются, как она вспоминает об этом.

— Бедная моя девочка, — Ника порывисто встала и, подойдя ко мне, притянула к себе мою голову и стала ласково гладить, — не переживай, на этом жизнь не заканчивается, все будет хорошо, вот увидишь.

Я замерла, боясь пошевелиться, чтобы не прервать тот поток нежности и ласки, которым меня одаривала Ника. Так ласково со мной никто и никогда в жизни не обращался.

Однако ничто не может продолжаться вечно. Через некоторое время Ника немного отстранилась и ласково потянула меня за плечо:

— Пойдем, — проговорила она, — я тебе что-нибудь из своего гардероба подберу, а завтра с утра мы сходим в магазин и купим тебе все необходимое.

С утра пораньше, я, одетая в Никину юбку и блузку и причесанная таким образом, чтобы мои уши не были заметны, вместе с Никой отправилась по магазинам, которые, по сути, были похожи на лавочки наших торговцев, только гораздо больше.

Она накупила мне уйму разных вещей. Вначале я скромно заметила, что мне будет вполне достаточно одного комплекта одежды, на что Ника, улыбнувшись, сказала:

— Лия, у меня никогда не было дочки, а я так мечтала покупать ей наряды, так что не лишай меня удовольствия.

И я обрадовано позволила ей наряжать меня словно куклу. Заворожено наблюдая, каким ласковым светом искрятся при этом ее глаза. По мере нашего продвижения из отдела в отдел кофточки и платья сменялись брюками со странным названием джинсы, а туфельки удобной обувью под названием кроссовки.

— Тебе нравится? — заставив примерить меня очередную вещь, мелодичным голосом осведомлялась Ника.

Ответ я читала в ее глазах. Если ей самой нравилось, я восторженно заявляла, что всегда мечтала о такой вещи, а если Ника хмурилась и с сомнением оглядывала меня, недовольно кривя губы, я тут же отрицательно мотала головой, добавляя, что вещь не в моем вкусе.

Когда багажник Никиной машины оказался полностью забит всевозможными пакетами и коробочками, Ника удовлетворенно оглядев его, с улыбкой сказала:

— Ну с покупками я думаю, пора закругляться. К тому же есть еще одно дело, — она обернулась ко мне, — Лиечка, солнышко, ты ведь не станешь возражать, если теперь мы отправимся в салон красоты, и там чуть-чуть поколдуют над твоей внешностью?

Слово «поколдуют» меня очень сильно напрягло, но Ника так ласково смотрела на меня, что я не посмела огорчить ее отказом.

В большом здании с вывеской "Салон красоты Сфера", куда она привезла меня, Ника тут же подошла к привратнице с табличкой «администратор», которая расплылась в улыбке:

— Здравствуйте, Вероника Вениаминовна!

"И как это ей удалось вот так с первого раза, абсолютно правильно? Наверное, тренировалась долго" подумала я.

— А Леночка Вас уже ждет. Вы как только позвонили утром, мы сразу зарезервировали для Вас ее на весь день, — продолжила она все с той же улыбкой на пол-лица.

Хоть эта самая «администратор» и улыбалась столь приветливо, никаких чувств за этой улыбкой у нее не стояло, уж можете мне поверить.

Похоже, что Нику ее улыбка тоже не обманула, потому что, сдержанно кивнув ей и ничего не отвечая, она, взяв меня за руку, прошествовала на второй этаж и решительно открыла одну из дверей.

Мы вошли, и вот тут Ника сама заулыбалась:

— Леночка, здравствуй!

— Здравствуйте, здравствуйте, Вероника Вениаминовна, — заулыбалась в ответ вставшая из-за столика в углу женщина в белом халате.

— А я тебе новую клиентку привела. Прошу любить и жаловать: Лия, возможно, моя будущая невестка.

— Очень приятно, Лена, — женщина обернулась ко мне и тоже улыбнулась.

— Леночка, девочке надо сделать все по полной программе: и прическу, и все масочки, и все-все-все… К вечеру она у меня должна быть красавицей.

— Хорошо, — кивнула Лена, — для начала с прической определимся, — она подвела меня к креслу перед огромным зеркалом и усадила, после чего повернулась к Нике, — Вы как хотите, чтоб я ее постригла?

— Леночка, ну ты же волшебница, ты сама знаешь, кому что идет… Сделай все на свой вкус, только так, чтоб ушки у нее были прикрыты.

— Угу, — Леночка замерла, разглядывая мое отражение в зеркале, потом взялась за расческу, — ушки прикрыть, говорите, — начала она и пораженно застыла, глядя на мое ухо.

— Леночка, — сзади к ней подошла Ника, — не пугайся, девочка просто фэнтази начиталась и пластику ушек сделала, чтоб на эльфа походить.

— Да лучше б она пластику рта сделала, — тихо пробормотала Лена, глядя на меня с явным отвращением.

То что произошло дальше я увидеть никак не ожидала. Милая, улыбающаяся Ника мгновенно превратилась в яростную фурию:

— Вы что себе позволяете на своем рабочем месте! — гневно выдохнула она, встав напротив Лены и сверля ее злобным взглядом, — Какое Вы имеете право советовать ей, что ей лучше было делать? Я не желаю больше выслушивать, как Вы оскорбляете мою будущую невестку, и какие реплики отпускаете в ее адрес. Мы сейчас же уйдем, и я больше никогда не воспользуюсь Вашими услугами, и я немедленно сообщу об этом Аркадию Васильевичу! Понятно?! Вставай, Лия, пойдем! Мы найдем другого мастера.

— Вероника Вениаминовна, голубушка, простите! — Лена обежала вокруг кресла и схватила Нику за руку, — Я очень виновата, но я не нарочно, это неподумавши как-то у меня вырвалось, я обещаю… обещаю: больше подобного не повторится. Клянусь! Ну простите дуру-бабу… Ведь если Вы только скажите директору он тут же выгонит меня, причем по статье… А я все сделаю в лучшем виде… все будет замечательно, обещаю!

— Ну не знаю. Вряд ли Лии захочется что-то делать здесь, — Ника сбавила тон, но губы ее все еще презрительно кривились.

— Лия, извините меня, пожалуйста, — Лена обернулась ко мне, — я действительно сожалею о моих словах, я сказала не подумав. Извините. Если Вы останетесь, то я постараюсь сделать все по высшему разряду.

— Да ничего страшного, — я криво улыбнулась, — Так многие реагируют.

— Лиечка, ты у меня ангел, девочка моя, — лицо Ники вновь озарила очаровательная улыбка, которая сразу поблекла, как только она повернулась к Лене, — Я готова забыть данный инцидент, — сухо проговорила она, глядя Лене прямо в глаза, — но если я узнаю какие слухи о моей девочке поползли по салону, я поговорю с Аркадием Васильевичем о Вашей профпригодности, обещаю.

— Вероника Вениаминовна, я клянусь, что не буду трепаться. Клянусь!

— Мне клясться не надо, это ты себе клянись, если работу хочешь сохранить, — губы Ники тронула усмешка, и она развернулась ко мне, — Я заеду за тобой часика через четыре.

— Через пять, Вероника Вениаминовна, раньше мне не успеть, — тихо заметила Лена.

— Хорошо, через пять, — улыбнулась мне Ника и скрылась за дверью.

Так счастлива как сейчас я не была никогда. Я стояла перед большим зеркалом в Никиной гардеробной, а она, поправляя на мне элегантный брючный костюм, смотрела на меня с нескрываемым удовлетворением, тихо комментируя свои впечатления, — Костюм сидит идеально, но я это еще в примерочной заметила. У тебя замечательная фигурка, Лия. И Леночка славно с тобой поработала, у тебя совсем другая кожа стала, и причесочку она тебе подобрала что надо, и макияж славненький. Ты замечательно выглядишь, моя девочка, недаром говорят французы, была бы фигурка, а личико нарисуем. Тебе надо научиться со временем так самой укладывать волосы и подкрашиваться, и ты будешь всегда неотразима.

Вы не поверите, но в этом мире, где я перестала быть принцессой, я сейчас впервые ей себя ощутила в полной мере. Мне казалось, я знаю Нику уже давным-давно, просто я потеряла ее когда-то, а теперь вновь нашла, и я не понимала, как же я жила все это время без ее лучезарных глаз, ласковой улыбки и мелодичного голоса.

В это время в коридоре раздался звонок, и Ника упорхнула, бросив мне,

— Не забудь: Виктор Алексеевич!

Через некоторое время следом за Никой я вышла в коридор и замерла в проеме двери, наблюдая, как вернувшийся домой папа Дениса целует свою супругу.

— Я так соскучилась. Очень устал? — ласково щебетала Ника, забирая из рук супруга плащ, — Тяжелая была командировка?

— Да так… — отец Дениса неопределенно повел плечом. Это был среднего роста, плотного телосложения, лысеющий мужчина с очень суровым выражением лица.

— Но тебе удалось подписать контракт? — Ника с озабоченностью взглянула на него.

— А разве когда-то бывало иначе? — хмуро отозвался он.

— Какой же ты у меня молодец. Я так рада! Я представляю, чего это тебе стоило, — глаза Ники заискрились от счастья, и она, шагнув к мужу, порывисто обняла его, — Нам надо это отметить!

— Никуш, не сейчас… Мне конечно приятно, что ты так радуешься, ты, наверное, единственная, кто может оценить подобное в полной мере, но я и правда устал: сначала эти бесконечные совещания, потом сразу: дорога, перелет… Я еле на ногах стою.

— Конечно, конечно… Ты отдохнешь, а потом мы поедим, я ужин из ресторана заказала, все только разогреть. Нам столько тебе всего рассказать надо…

— Хорошо, Никуш, все будет, как ты захочешь, лишь немножко попозже… — мужчина поднял глаза и тут увидел меня, — А это кто? — в его тоне мгновенно вместо усталости послышалось раздражение.

— Это новая девушка Дэна, — кивнула в мою сторону Ника, — ее Лией зовут.

— Здравствуйте, Виктор Алексеевич, — пролепетала я, даже не ошибившись в его имени-отчестве, что иначе как чудом и назвать нельзя, учитывая какое волнение я испытывала. Этот мужчина почему-то вызывал у меня безотчетный страх.

— Здравствуй, — проронил он мне в ответ и повернулся к Нике, — А где сам ловелас, меняющий спутниц словно перчатки?

— Вик, ну не надо так… — Ника ласково, даже немного заискивающе улыбнулась и взяла мужа за руку, — Как я поняла, Катя проявила себя не с лучшей стороны, продемонстрировав наплевательское отношение к твоему сыну, и он принял решение с ней окончательно и бесповоротно расстаться. Это его право, заметь. К чему ему отношения с девушкой, которая не ценит и не любит его? А Лиечка, между прочим, очень милая девочка и к Дэну хорошо относится.

— Да мне-то что, пусть хоть каждый день меняет. Я спрашиваю: где он?

— От заказчиков еще не вернулся. Поехал какую-то программу еще с утра им сдавать и пока не вернулся.

— Тогда чего его пассия тут делает?

— Живет здесь.

— Они что уже расписались?

— Нет. Зачем торопиться, пусть поживут, узнают друг друга получше.

— Хорошенькое «получше», свалил свою девку на мать и смотался куда-то. Хочет с ней жить, пусть снимает квартиру. Денег я дам.

— Вик, давай ты отдохнешь, а потом мы обсудим вопрос со съемом квартиры. Хорошо? Ты главное не волнуйся, тебе нельзя волноваться после такой напряженной поездки, когда ты столько времени не отдыхал, все волнения должны быть исключены. Пойдем, ты умоешься с дороги, примешь душ, отдохнешь часочек, а потом все решим… — Ника, подхватив супруга, под руку увлекла его за собой.

Я стояла в коридоре не в силах пошевелиться, с ужасом думая, что неужели столь замечательно начавшаяся сказка моего пребывания здесь сейчас закончится, и меня выгонят из этого дома.

В это время щелкнул замок, входная дверь открылась, и в коридоре показался Дэн.

— Отец приехал? — тихо спросил он, увидев меня.

— Да, незадолго до тебя, — кивнула я, добавив шепотом, — и сказал, что если ты хочешь со мной жить, то тебе придется снимать квартиру.

— А, — махнул рукой Дэн, стаскивая с ног кроссовки, — не обращай внимания. Он никогда и ничего не делает против воли матери, все будет так, как скажет она.

— Но она не спорила с ним, — все также шепотом заметила я.

— А она никогда и не спорит, — Дэн саркастически хмыкнул, — но сделает он в результате все равно так, как захочет она. Так что расслабься.

Он надел тапочки и, поднявшись во весь рост, вдруг удивленно замер, пристально оглядывая меня, — Слушай, ты классно выглядишь! Мать из тебя если и не красавицу сделала, то очень стильную особу. Я можно так сказать сражен наповал, — он усмехнулся и продолжил, — Кстати, ты не знаешь, пожрать что-нибудь в доме есть? Я голодный как собака.

— Ника заказала ужин, там на кухне много-много коробочек, что из ресторана привезли, но Виктор Алексеевич устал с дороги и, как я поняла, ужин откладывается на неопределенное время.

— В таком случае, пошли сами поедим, мамочка его наверняка в спальне ужином ублажать будет, так что если будем их ждать, рискуем остаться голодными.

На следующий день, встав пораньше, я вышла на кухню. Ника в длинном шелковом халате, мурлыкая себе под нос какой-то веселый мотив, наливала кофе в чашку, рядом с которой на столе дымилась каша в глубокой стеклянной тарелке. Увидев меня, Ника резко прекратила напевать и удивленно спросила:

— Ты что это поднялась в такую рань?

— Я могу чем-то помочь?

— Только одним. Иди еще полчасика поспи.

— Но я уже не хочу спать.

— Не хочешь спать, иди полежи, время-то всего лишь шесть.

— Но я уже оделась… мне снова раздеваться? — я никак не могла взять в толк, что Ника от меня хочет.

— Не хочешь раздеваться, просто у себя в комнате посиди, книжку, например, почитай.

— Так мне просто надо уйти? — я обиженно захлопала глазами, не понимая, за что она меня гонит.

— Не обижайся, Лиечка, — Ника ласково улыбнулась, — Но лучше бы ты побыла еще в своей комнате, пока я не накормлю завтраком Виктора Алексеевича, и не провожу его. А вот потом я позову тебя, и мы вместе позавтракаем.

— Хорошо, — кивнула я и развернулась, чтоб уйти, но уйти не успела. На кухню вошел Виктор Алексеевич.

— Здравствуйте, — пролепетала я, намереваясь как можно скорее выскользнуть с кухни, но папа Дэна застыл в дверях, лишая меня этой возможности.

— Здравствуй, здравствуй… — раздраженно хмыкнул он, а потом перевел взгляд на жену, — Ника, я могу в этом доме хотя бы спокойно позавтракать перед работой? Чтобы мне никто не мешал? Или эта леди тоже настолько куда-то торопится, что ей необходимо крутиться на кухне именно в это время и ни часом позже?

— Вик, она лишь зашла спросить, не может ли она чем-то помочь, — на лице Ники появилась явно заискивающая улыбка, — Не сердись.

— Можешь ей передать, что она очень славно помогла испортить мне настроение перед работой, — Виктор Алексеевич резко развернулся и вышел, хлопнув кухонной дверью.

Ника тотчас выскочила за ним, а я вышла следом, чтобы проскользнуть к себе в комнату, но, услышав в коридоре голоса, остановилась, не в силах противостоять искушению узнать, чем закончится разговор супругов.

— Пожалуйста, не сердись, девочка не знала, что ты любишь завтракать один, ну пойдем, я все приготовила, все стынет, — ласковым голосом просила Ника.

— Никуда я не пойду и есть ничего не буду, у меня нет ни настроения, ни аппетита. Все, я пошел на работу.

— Вик, тебя нельзя идти, не позавтракав, это вредно для желудка! При твоих нагрузках тебе необходимо регулярно и правильно питаться.

— Все, я сказал: не буду, значит — не буду.

Я услышала звук торопливого поцелуя и Никино тоскливое: — Вик, ну пожалуйста… ты делаешь хуже себе…

— На работе поем, — бросил он ей, после чего входная дверь хлопнула.

Через некоторое время в коридоре показалась Ника. Выглядела она очень расстроенной.

— Прости, пожалуйста, — тихо проговорила я, — но я не думала, что так выйдет…

— Да ничего, — Ника тяжело вздохнула и отвела взгляд, — откуда ты могла знать… Пошли завтракать.

И мы вернулись на кухню.

Во время завтрака я спросила Нику, можно ли мне будет здесь остаться.

— Конечно, Лиечка. Что за вопрос? Куда же я вас отпущу с Дэном? Нет, нет, жить вы будете только здесь.

Она ласково улыбнулась, а потом тихо попросила:

— Лиечка, только ты, пожалуйста, учти на будущее, что у Виктора Алексеевича очень ответственная работа, он сильно устает, поэтому не любит, когда ему мешают спокойно позавтракать перед работой.

За глаза Ника называла супруга исключительно по имени-отчеству.

— Да, конечно, я учту, Ника. Я не буду выходить из комнаты, пока он не уйдет на работу.

— Вот и умница, — Ника встала, ласково обняла меня и потрепала по волосам, — Спасибо тебе.

Однако оказалось, что Виктора Алексеевича мое присутствие раздражало не только по утрам. Он вообще болезненно относился, если на внимание его жены в его присутствии претендовал, хоть кто-то, помимо него ну и возможно Дэна.

При нем Ника не разговаривала с подругами и не звонила по телефону. Кстати, на редкость удобная штука, также как и телевизор… Не понимаю как я без них раньше жила. Дэн подарил мне мобильник, и я теперь не расстаюсь с ним. Удобно, когда в любой момент можно, набрав номер, поговорить или с ним или с Никой.

Так вот о Нике. Было видно с первого взгляда, что Виктор Алексеевич очень любит жену. Он выполнял все ее желания и прихоти, но не выносил, если она в его присутствии выказывала интерес к кому-нибудь кроме него. И если такое происходило, то тут же начинал злиться и выговаривать супруге. Он считал, что она должна принадлежать лишь ему, и рьяно следил за этим. Я старалась всеми силами как можно меньше попадаться ему на глаза, но это мне не всегда удавалось. К тому же он злился, если я, находясь дома, не выходила поздороваться с ним, а если выходила, то он злился еще больше…

Обвинения в мой адрес сыпались, словно из рога изобилия: я не учусь и не работаю, я не иду восстанавливать документы, я целыми днями сижу дома вместо того, чтобы сопровождать Дэна и тому подобное. Ника неизменно вставала на мою защиту, и это выводило Виктора Алексеевича окончательно из себя.

Все обвинения были, конечно, обоснованы, но я не могла пойти ни работать, ни учиться без документов, и идти восстанавливать их я не могла, потому что как можно восстанавливать то, чего никогда у меня не было… да и с Дэном ходить мне не нравилось. Он всем своим друзьям демонстрировал меня словно забавную зверюшку из зоопарка. Мол, вот какая у меня невеста — эльфиечка. Ко мне они даже так и обращались, не по имени, а просто Эльфиечка. Поэтому я использовала любой повод, чтоб не идти с ним, а остаться с Никой дома. Полдня тихого семейного счастья и вечерний выговор Виктора Алексеевича казались мне все же более привлекательным времяпрепровождением, чем общение с друзьями Дэна.

Однако вскоре я стала замечать, что ежевечерние скандалы Виктора Алексеевича удручают не только меня. Ника тоже явно устала от постоянных нападок супруга в мой адрес. Она помрачнела, осунулась, стала реже улыбаться. Всегда спокойная и выдержанная она как-то днем не сдержалась и накричала на приходящую домработницу, заявив ей, что устала от ее поведения и хочет расстаться с ней.

На мой взгляд, сделать это надо было давно. Меня, например, трясло уже от одного вида этой женщины. Я поражалась, как Ника спокойно терпит от нее постоянные придирки и замечания по поводу неправильного, на ее взгляд, ведения Никой хозяйства. Эта женщина, получая от Ники деньги за работу, осмеливалась указывать ей, что чашки нельзя оставлять в спальне или что она плохо воспитала Дэна, потому что тот постоянно разбрасывает бумаги на столе, а носки бросает под кровать. Претензий была масса. Ника терпела их, объясняя, что Поля, так звали домработницу, это не со зла говорит, и что кроме нее вряд ли кого-нибудь Виктор Алексеевич разрешит пускать в дом, потому что не любит в доме чужих, а к Поле привык. Поэтому я даже была рада, что Ника наконец-то указала этой женщине на ее место и ничуть не расстроилась, когда Поля ушла, хлопнув дверью и заявив, что ноги ее больше не будет в этом доме.

Ника сидела за столом на кухне и расстроено кусала губы:

— Зря я, наверное, не сдержалась, Лия, — тихо проговорила она.

— Совсем и не зря, — заверила ее я, наливая чай и ставя перед ней чашку, — я поражаюсь сколь долго ты терпела ее хамство. Не переживай, я могу убираться и помогать тебе по хозяйству.

— Мне приятно, что ты предложила, Лия, спасибо. Но я не только из-за этого… Ты понимаешь, Поля вряд ли где найдет работу с ее-то характером… А она женщина неплохая, честная, работящая…

— Если не дура, то вернется и извинится.

— Лиечка, если она вдруг придет, когда меня дома не будет, скажи ей, что я с радостью возьму ее обратно.

— Хорошо, Ника, конечно, — кивнула я, безумно желая в душе, чтобы домработница пришла именно в такой момент и мстительно думая, что в этом случае, передавать ей слова Ники ни за что не буду. А если и позволю вернуться, то не раньше того, как заставлю очень сильно пожалеть о своем поведении и после того, как она клятвенно пообещает мне больше никогда не делать Нике никаких замечаний.

Поля действительно пришла, когда Ники не было дома. Открыв ей дверь, я с мрачным видом застыла на пороге, проронив:

— Вы что-то забыли здесь?

— Лия, пожалуйста, — Поля, потупившись, нервно теребила руки, — Вы не могли бы попросить Веронику Вениаминовну дать мне рекомендательное письмо… Ведь я столько проработала у нее.

— Без проблем, — хмыкнула я, — Только я узнать хотела: Вы ведь не надеетесь, что в письме она не укажет Вашу милую черту постоянно делать замечания Вашим работодателям и говорить им всяческие гадости? Вы ведь знаете, что она исключительно правдива и вряд ли станет об этом умалчивать.

— Лия, но ведь тогда… тогда, — она нервно сглотнула, — мне ни за что не получить работу…

— Поля, а Вам и нельзя нигде больше работать… — я злобно прищурилась, — ну посудите сами, если даже такого человека, как Нику, Вы сумели довести до состояния нервного срыва… Вас вообще нельзя подпускать ни к кому на расстояние полета стрелы, это небезопасно для здоровья. Ника вон до сих пор болеет… А Вы еще хотите, чтобы она рекомендацию Вам написала, чтоб Вы и остальных также доводили… Вы считаете Нику столь безнравственным человеком, который может пойти на это?

— Вероника Вениаминовна больна? — Поля всплеснула руками и испуганно прижала их груди, — Что ж я натворила бестолковая… Лия, пожалуйста, я очень прошу Вас, пустите меня к ней, я должна извиниться… мне так стыдно… Ведь я не со зла… Клянусь! Я очень хорошо отношусь к Веронике Вениаминовне…

— Это было заметно, — вновь саркастически хмыкнула я, — даже Виктор Алексеевич оценил, когда ему доктор сказал, из-за чего Ника слегла.

— Виктор Алексеевич тоже в курсе? — глаза Поли стали огромными, показывая, что и она испытывала непреодолимый страх перед грозным супругом Ники, хотя, по крайней мере, на моей памяти, никогда с ним не сталкивалась, — Что же мне теперь делать?!

— По большому счету, Вы мне нравитесь, Поля. Вы трудолюбивы, исполнительны, старательны… И если бы не Ваше хамское отношение к Нике, то цены бы Вам не было…

— Я никогда, никогда не посмею больше… Клянусь, — в глазах Поли засверкали слезы, — Лия, если б Вы только помогли мне вымолить прощение у Вероники Вениаминовны…

Я могу Вам помочь, но только если Вы, действительно — я испытующе посмотрела на нее и с чувством повторила последнее слово, — действительно раскаиваетесь в своем поведении.

— Очень, очень раскаиваюсь, Лия, — закивала она, преданно заглядывая мне в глаза.

— Настолько раскаиваетесь, что согласны понести за него суровое наказание, — не сводя с нее пристального взгляда, продолжила я.

В глазах Поли появилось непонимание, и она в страхе попятилась, — Лия, я не понимаю, о чем Вы говорите…

— Что ж, — я равнодушно пожала плечами, — в этом случае ничем Вам помочь не могу. И не беспокойте более наш дом визитами, иначе разбираться с Вами будет непосредственно Виктор Алексеевич. Он уже хотел, Ника с трудом уговорила его не делать этого. Так что прощайте! — я взялась рукой за дверь, намереваясь закрыть ее, но сделать мне это не дала Поля.

— Лия, я согласна… согласна… Лишь помогите мне вернуться, — хватая меня за руку, скороговорной произнесла она, заискивающе глядя на меня.

Наказав Полю так, как у нас во дворце наказывали нерадивых служанок, и пообещав наказать еще сильнее, если она хоть раз посмеет сделать Нике хоть какое-то замечание, я отправила ее домой, велев прийти через два дня и приступить к работе. Затем, убрав всю квартиру так, как обычно убирала ее домработница, я позвонила Нике и сообщила ей, что приходила Поля и выразила желание вернуться, обещая при этом больше не вести себя подобным образом, поэтому я, в соответствии с нашей договоренностью, разрешила ей уже начать работать. Выслушав Никину похвалу моим действиям и узнав, что вернется она лишь к ужину, я решила пойти прогуляться по городу. К тому же у меня был повод срочно прогуляться.

Убираясь в кабинете Виктора Алексеевича, я увидела в ящике стола ключи от его сейфа, где он хранил оружие, и я не удержалась от того, чтобы не открыть сейф. Не подумайте чего плохого. Я не хотела ничего воровать, но оружие этого мира тянуло меня к себе словно магнит. Я много раз уже видела его по телевизору, но воочию увидеть и подержать в руках сумела лишь сегодня… Мощь подобного оружия завораживала меня и лишала рассудка, поэтому, мечтая о том, чтобы иметь возможность хоть иногда подержать в руках настоящий пистолет, я решила сделать для себя дубликат ключей…

Забрав из палатки с надписью "Металлоремонт. Изготовление ключей" ключи и их дубликаты, я остановилась у палатки «Мороженое» и купила себе эскимо на палочке. Как-то, когда мы гуляли с Дэном, он угостил меня подобным лакомством, и оно пришлось мне по вкусу.

Я ела мороженое и наслаждалась теплым вечером, когда вдруг мое внимание привлекли две девушки с чемоданами, стоящие на обочине. Одна была хорошенькой золотоволосой блондинкой, а вторая невзрачной брюнеткой с короткой стрижкой и большим, прям как у меня, ртом.

— Лидка, — громко выговаривала блондинка брюнетке, — мы вечно из-за тебя влипаем в какие-то истории. Ну ты что заранее не могла что ли расплатиться за номер? Вот опоздаем сейчас на поезд, и что будем делать? Ты хоть билеты-то и паспорта не забыла в номере, горе луковое?

— Нет, не забыла, — тихим бесцветным голосом проговорила та, которую назвали Лидкой.

Я остановилась, с интересом наблюдая за их разговором.

— Покажи! — тут же потребовала блондинка.

Невзрачная брюнетка безропотно полезла в сумочку и протянула ей бумаги и две маленькие книжечки, которые та моментально выхватила у нее из рук.

В это время рядом с девушками остановилось такси.

— Нам на вокзал! Мы опаздываем! — блондинка подскочила к машине, сунув все бумаги обратно в руки спутницы.

— Не волнуйтесь, девушки, постараемся успеть, — шофер вышел из машины и помог им загрузить в багажник чемоданы.

Блондинка уселась на переднее сиденье, а брюнетка юркнула на заднее.

Такси тронулось и быстро скрылось в потоке мчащихся машин, и только тут я увидела, что на обочине осталась лежать маленькая книжечка, которую здесь называют паспортом.

Я подошла, подняла ее и раскрыла. На фотографии я увидела брюнетку с большим ртом и длинными волосами. Я догадалась, что фотографировалась девушка еще до того как подстриглась. "Лидия Глебовна Гусева" — гласила надпись в паспорте: "место рождения город Комсомольск-на-Амуре".

Пока я разглядывала паспорт, в голову мне пришла мысль, как я смогу использовать этот документ столь неожиданным образом попавший ко мне в руки. Восторженно прищелкнув языком, я быстро спрятала его в карман брюк и поспешила домой.

Дома я первым делом вернула ключи от сейфа в стол Виктора Алексеевича, после чего завернула дубликат ключей в бумагу, чтоб не звенели, и припрятала у себя в комнате в коробочке из-под духов, которые мне подарила Ника. Коробочка стояла на самом видном месте, но я надеялась, что никому и в голову не придет, что там у меня может лежать.

В это время вернулся Дэн и прямо с порога закричал мне:

— Лия, быстренько собирайся, мы идем на вечеринку. И учти, никакие отговорки не принимаются, твое присутствие обязательно, и выглядеть ты должна великолепно!

— Дэн, а что за вечеринка? — я выглянула в коридор.

— Катерина устраивает прощальный вечер. Она нашла спонсора, отправляющего ее в Лондон и по этому случаю собирает всех знакомых, чтоб напоследок рисонуться.

— Дэн, а ты уверен, что мое присутствие на этом вечере будет уместным?

— Даже более чем, — уверенно проговорил он и, шагнув ко мне, потрепал по плечу, — не пугайся, у нас с Катериной больше ничего не может быть.

— Я нужна тебе для того, чтобы доказать это самому себе? — я испытующе посмотрела ему прямо в глаза.

— Ну что ты! Ты мне нужна, потому что ты — моя девчонка. И я это ни от кого не намерен скрывать.

Дэн говорил очень убедительно, но я почувствовала, что он врет.

Идти мне не хотелось, но деваться было некуда. Я быстренько оделась, причесалась и накрасилась.

— У, ты классно выглядишь, — Дэн заглянул ко мне в комнату, — Ты уже готова?

— Да, — кивнула я, — и мне приятно, что тебе нравится, как я выгляжу.

Мы вошли в большой зал ресторана. Дэн, обнимая меня за плечи, небрежно кивнул стоящей недалеко от входа очень красивой высокой девушке: " Привет, Кать", и тут же потащил меня к тусующейся в углу группе его друзей, которых я уже знала.

— О, Эльфиечка, привет, — услышала я, — Как там поживает прекрасная Галадриэль? Все ли спокойно в Лориэне?

Я уже знала о произведениях Толкиена, и вопросы были для меня не в диковинку, поэтому, приложила палец к губам и сделала заговорщицкое лицо:

— Это страшная тайна, но вам по секрету скажу, что в Лориэне все спокойно и прекрасная Галадриэль все так же прекрасна. Только вы о том никому ни слова. Клянитесь, а то заколдую вас всех!

Первым заливисто рассмеялся Дэн, крепче обнимая меня и при всех, открыто целуя, со словами: "Нет, она у меня просто чудо. Клянитесь ей ребята, а то и правда заколдует. Меня уже заколдовала".

Весь вечер он не отходил от меня ни на шаг. Смеялся, шутил, за столом сказал хороший и длинный тост Кате, пожелав творческой самореализации, успехов и выгодных контрактов, но при этом все время держал меня за плечо, будто боялся остаться один в этом зале полным гостей… один на один с ней…

А она и правда была красива. Шикарные каштановые волнистые волосы, прям как у Ники, зеленые с поволокой глаза, роскошная фигура. И держалась она с достоинством. Будто королева, снисходя до общения. Только я видела, что и ей несладко. Вид Дэна, обнимающего меня, был ей явно малоприятен, хоть она и старалась это не показать.

В конце вечера она не выдержала, подошла к нам и громко на весь зал заявила:

— Не думала, Дениска, что у тебя столь испорченный вкус и примитивный интеллект, что тебя привлекает общение с подобными убожествами. Но, наверное, каждый рубит сук по себе.

— Конечно по себе, — весело откликнулся Дэн, — одни выбирают сучки с большим кошельком или красивые на вид, другие на внутреннее так сказать нравственное содержание поглядывают, но в любом случае важно убедиться, что рубишь не тот сук на котором сидишь… А то падение обычно бывает достаточно болезненным.

— И чем же тебя подобное убожество привлекло никак большим кошельком? — презрительно оглядев меня, усмехнулась Катерина.

— Тебе-то зачем знать? Я ж не спрашиваю тебя, чем ты расплачиваешься за спонсорские услуги. Вот и ты оставь нас в покое. Будь счастлива и не мешай счастью других.

— Ты счастлив рядом с таким ничтожеством? — Катя брезгливо скривилась.

— Сударыня, Вы перешли все допустимые границы, — Дэн крепче прижал меня к себе. — Я понимаю, Вас раздражает, что отвергнутый Вами Ваш поклонник может быть счастлив с кем-то кроме Вас, но, несмотря на это, я не могу позволить Вам оскорблять мою невесту. Поэтому мы вынуждены покинуть это место, раз его хозяйка ведет себя столь неподобающим культурному и интеллигентному человеку образом.

— Невесту? — Катя указала на меня рукой, — Ты хочешь сказать, что собираешься жениться на этой уродине?

— Екатерина Григорьевна, выбирайте выражения. Мне плевать, что Вы думаете про мою невесту, но оскорблять ее я Вам не позволю! Для меня она самая прелестная девушка мира. И засуньте Вше мнение о ней себе куда подальше, — Дэн подхватил меня на руки и вынес на улицу, оставив растерянно стоящую Катю посреди гробовой тишины, повисшей в зале.

Мы подошли к машине, Дэн усадил меня, сам сел за руль, и его Феррари, взвизгнув шинами, сорвалась с места.

Когда мы доехали, Дэн некоторое время сидел молча, не двигаясь, а затем тихо произнес:

— Ты извини, что так получилось.

— Тебе не за что извиняться, — я усмехнулась, — если только за то, что солгал, что счастлив со мной и назвал меня невестой… а в остальном ты был безупречен.

— Почему ты считаешь, что я солгал? — он обернулся ко мне.

— А разве нет?

— Нет! — Дэн резко притянул меня к себе и поцеловал в губы. Поцеловал страстно, чувственно. Поцеловал так, что у меня по всему телу вначале пробежали мурашки, а потом меня бросило в жар.

После этого я уже плохо соображала что происходит. Как он так быстро разложил сиденья в машине и как сумел в таком небольшом салоне стащить с себя и с меня почти всю одежду, ничего не порвав, для меня так и осталось загадкой.

Вынырнув из сладкого плена его объятий, я заглянула ему в глаза и с ужасом поняла, что не вижу в них ничего… ничего из того, что я так страстно желала в них увидеть. Дэн пытался доказать что-то сам себе… пытался и не смог… и не более того.

Я отстранилась и стала торопливо одеваться. Дэн сел, потом натянул брюки, достал сигарету и закурил.

— Будешь? — протянул, не глядя на меня, пачку.

— Нет.

Он поднял на меня глаза, — Не волнуйся, все нормально. Завтра же заявление подадим. Ты кстати документы восстановила?

— Мне паспорт вернули.

— Вот и хорошо. Тогда завтра с утра в ЗАГС и пойдем.

Мне хотелось кричать, нет, вопить: "Зачем ты мне это предлагаешь, ведь ты не любишь меня?", но я молчала… и еще я знала, что если он не передумает, то завтра я пойду вместе с ним в ЗАГС, пойду несмотря ни на что.

Утром Дэн не передумал, и мы сходили в ЗАГС и подали документы.

А вечером разразился грандиозный скандал. Виктор Алексеевич рвал и метал по поводу нашего с Дэном решения пожениться. Даже Ника не могла его утихомирить, хотя предпринимала все возможное для этого.

— Вик, не надо так нервничать, — увещевала его она, — Что в том плохого, что ребята решили пожениться? Лия хорошая девочка, она любит Дэна и будет ему хорошей женой.

— Она? — лицо Виктора Алексеевича раскраснелось, и он напоминал мне моего дядюшку в припадке ярости. Те же жесты, те же слова, — Да какая из нее жена? Ни образования, ни культурного уровня, ни статуса… Ничего! Что она умеет? Детей рожать? Ты считаешь твоему сыну сейчас самое главное потомством обзавестись? А кто с этим потомством сидеть будет, ты думала? Она? Да какая из нее мать, если у нее кроме эльфийских бредней и в голове-то ничего нет! Что она умеет делать? Ну скажи мне! Что? — взывал он к жене.

Почему-то все свои претензии он высказывал именно Нике, как будто именно она была инициатором нашей свадьбы.

— Ты понимаешь, что твой сын сбежит от нее уже через полгода, потому что она ему не ровня!!! — продолжал с пафосом предрекать он, — Ну даже если не через полгода, то рано или поздно он это все равно поймет и сбежит. А ее и ее детей повесит тебе на шею. Потому что привык, что ты решаешь за него все проблемы! Так вот я с этим не согласен! Понятно тебе? Не согласен!

— Виктор, успокойся! — Ника перехватила руку супруга, которой он в нервах размахивал, — Твой сын уже взрослый и сам в состоянии решать и свою судьбу, и свои проблемы, если они возникнут.

— Что он способен решать? Что? — Виктор Алексеевич вырвал руку из рук жены, и в упор посмотрел на нее, — Ты считаешь, что он способен? Так пусть тогда покупает квартиру и отправляется туда вместе с его пассией, которую ему не терпится назвать женой, и которая кроме того как сидеть дома не умеет ничего и не знает ничего!

Я в страхе сжалась. Мне ужасно не хотелось покидать этот уютный дом и начинать обустраивать жизнь на новом месте, да и Дэну вряд ли это придется по душе. Не настолько он меня любит, чтобы бросить ради меня отчий дом… Скорее он откажется от идеи женитьбы на мне. Мысли прыгали в голове как бешенные, но я молчала, испуганно потупившись и боясь проронить хоть звук.

— Если ты настаиваешь, отец, то, конечно… мы можем на первых порах снимать квартиру, а потом я возьму кредит, — начал Дэн, но Виктор Алексеевич не дал ему договорить.

— Господи, сын, неужели ты не понимаешь?! — взревел он, — У тебя что ум отнялся? Ну посмотри ты на нее! У нее же всего одна извилина и та прямая! Что ты в ней нашел? Она ведь только потому, что остаться тут хочет, в тебя вцепилась! Она приехала сюда не чтобы в институт даже поступить, нет! А чтобы из провинции вырваться! Ты понимаешь это? Зачем тебе эта примитивная провинциальная курица? Ты не можешь найти, кто тебе родит ребенка? Так учти, от тупых матерей, дети тоже умом не блещут!

— Отец! — Дэн даже привстал со стула, на котором сидел.

— Что, отец?! Что? Я сказал что-то не так? Я погрешил против истины? Ты считаешь, я должен из-за этических норм общения скрывать то, что я вижу на самом деле? Так вот, я этого делать не буду! Поэтому сядь и помолчи!

И тут поднялась со своего места Ника и тихим, но очень властным голосом сказала:

— Сейчас вы помолчите все! А я кое-что вам скажу.

В гостиной комнате, где мы сидели, тут же воцарилась звенящая тишина, и Ника, повернувшись к мужу, негромко заговорила:

— Виктор, ты свое мнение уже высказал, и все мы его слышали. Все, что ты хочешь добавить, это уже эмоции, и они ни к чему нам всем. Сейчас я хочу высказать и тебе, и сыну свое мнение и, надеюсь, прежде чем начать что-то обсуждать дальше вы оба примете его к сведению. Я всю свою жизнь посвятила вам обоим. Ради вас двоих я бросила карьеру, интересную работу…

— Но Ника, — начал было Виктор Алексеевич.

— Не перебивай, дай мне сказать. Я не так часто что-то говорю, поэтому будь любезен, выслушай. Спорить будешь потом, — Ника нахмурилась, потом помолчала немного и, видя, что муж более не делает попыток ее перебить, продолжила, — Так вот, исходя из моего собственного жизненного опыта, я не нахожу, что наличие высшего образования и кандидатской степени, как у меня, служат основанием семейного благополучия. Основанием должны служить чувства… и кроме чувства любви, которое считается первоочередным в деле основания семьи, еще обязательным должно быть чувство уважения друг к другу. Вот если есть, ребят, у вас есть это чувство друг к другу, и чувствуете вы, что готовы жертвовать чем-то один ради другого, вот тогда основа для создания семьи есть. Нет, соответственно и семья у вас не сложится. Фикция будет, а не семья. Подумайте об этом на досуге и только потом принимайте решение. Это и тебя касается, Лия. Дэн не самый лучший муж, уж поверь мне, и если ты, как подозревает мой супруг, решаешься на такой шаг исключительно из-за нежелания возвращаться на родину, скажи. Я лично решу все твои проблемы. Я куплю тебе квартиру, и ты будешь свободна и независима. Подумай над этим. Ты Дэн тоже подумай, ты не комп себе покупаешь, который надоел и можно на новый сменить, ты спутницу всей своей жизни приобретаешь. Сможешь ты, не стыдясь, представлять ее на любом уровне как свою половину? Сможешь в случае неудач поплакаться ей на плече, а в случае радости разделить ее именно с ней? Захочется тебе это делать всю жизнь? Сможешь и ее невзгоды и радости разделить как свои? Готов ты к этому? Если да, то я полностью на вашей стороне. Но только в этом случае. А теперь по поводу жилья. Я, Виктор, как уже сказала, оставила все свои интересы ради тебя и сына. Если ты решишь лишить меня его общества, я этого не переживу, так и знай. Вот… пожалуй я сказала все… А вот теперь можете продолжать дальше…

Ника, взявшись рукой за сердце, тяжело опустилась на стул.

Виктор Алексеевич тут же метнулся к жене:

— Никуш, тебе плохо? Ты не нервничай так. Все будет хорошо… я обещаю, только не нервничай… у тебя сердце слабое, тебе нельзя, ты же знаешь, тебе врачи запретили… — он подхватил ее на руки и быстро вышел из гостиной.

После памятного разговора в гостиной Ника едва не попала в больницу. Вызванный сразу после его окончания Виктором Алексеевичем врач подтвердил, что у нее прединфарктное состояние, и наш дом на несколько недель наводнился медсестрами и врачами, постоянно приходившими к Нике. Ника пыталась протестовать, говоря, что Виктор Алексеевич перестраховывается, и она чувствует себя хорошо. Но врачи были на стороне ее супруга, поэтому Нике пришлось смириться и со строгим постельным режимом, и с их частыми визитами.

И я, и Дэн, и даже Виктор Алексеевич делали все, чтобы не тревожить и не нервировать Нику, активно демонстрируя взаимное дружелюбие и отсутствие конфликтной ситуации. Хотя, только увидев меня, Виктор Алексеевич начинал хмуриться и недовольно кривить губы. Однако вслух недовольство он не высказывал, и я перестала с его появлением сразу уходить к себе в комнату, оставаясь рядом с Никой до тех пор, пока не возвращался домой Дэн или Ника сама мягко не намекала мне, что хочет отдохнуть.

Мои долгие добровольные дежурства рядом с ее кроватью сблизили нас. Она оказалась чудной собеседницей и прекрасной наставницей. С легкой иронией, просто и доступно она рассказывала мне о культуре и истории, о последних достижениях науки и техники, о модных тенденциях в искусстве, и о политическом устройстве их мира, не подозревая, что просвещает не малообразованную провинциалку, а гостью из совсем другого мира.

— Лия, в городском музее проходит выставка, посвященная шумерам. Ты что-то знаешь о шумерах? — с вопроса подобного этому Ника начинала любой свой рассказ.

— Слышала как-то, но мало, что помню, — отзывалась я, чтобы тут же выслушать интереснейший рассказ об одной из древнейших цивилизаций их мира, которой приписывалось множество изобретений, таких, как колесо, письменность, ирригационная система, сельскохозяйственные орудия, гончарный круг, и даже пивоварение.

Я слушала, затаив дыхание. Ника настолько увлекательно умела рассказывать, что я забывала обо всем на свете. К тому же я уже знала, что через некоторое время Ника обязательно выберет момент, что бы вскользь задать вопрос, на который можно будет ответить, лишь досконально разобравшись в том, о чем она говорила и посетив упомянутую ей выставку. И если я отвечу правильно, Ника ласково обнимет меня и с нежностью скажет, что я умница и так радую ее разносторонностью своих интересов, логическим мышлением и прекрасной памятью, что весь вечер после этого меня не будет покидать чувство тихой радости и гордости.

Таким образом, благодаря Нике я стала намного более осведомленной во многих вопросах и посетила достаточно большое количество выставок и музеев.

Как-то возвращаясь из музея, я увидела скромный рекламный плакатик, надпись на котором гласила: "Курсы телохранителей. Обучение боевой упреждающей стрельбе. Программы курсов разработаны в соответствии с учетом тактико-технических возможностей боевого и служебного оружия и подготовленности обучаемых". Сердце запрыгало у меня в груди словно бешенное. Вот оно, то, что я так долго искала — оружие этого мира может стать мне подвластным.

Дома я сказала, что хочу записаться на курсы кройки и шитья, про которые тоже недавно прочла рекламное объявление. Моя идея была поддержана всеми, и в первую очередь, как ни странно, Виктором Алексеевичем, который пообещал оплатить эти или любые другие курсы. Похоже, он надеялся, что в этом случае я буду поменьше находиться дома.

С Дэном у нас тем временем отношения стали более нежные и доверительные. И как ни удивительно важную роль в этом сыграла болезнь Ники. Дэн видел, как я старательно ухаживаю за его матерью, и не скрывал, что очень мне за это благодарен. Было заметно, что он сильно привязан к Нике, но совсем не умел ни заботиться, ни ухаживать за ней. Видя мать в столь беспомощном состоянии, он терялся, не знал как себя вести и что делать. Он привык, что это она всегда ухаживает за ним, и когда оказался в ситуации, где потребовалась уже ей его помощь, впал в ступор. Когда же он понял, что заботиться о Нике могу я, то с радостью взял на себя обязанности контроля надо мной, посчитав это вполне достойной миссией для себя в данной ситуации.

Каждый вечер, забежав к матери, он, склонившись к постели, целовал ее и участливо осведомлялся:

— Как себя чувствуешь, мамуль? Получше? Как тут Лия без меня, хорошо ухаживает за тобой? Ты всем довольна? Тебе еще что-то нужно? Ты только скажи, мы все сделаем.

А вечером, ласково обняв меня, нежно шептал на ушко, — Ну чтоб я делал без тебя, зайка моя? Ты не очень устала? Какая же ты у меня умница.

За такие слова я могла ему простить что угодно: и поздние возвращения, и то, что он порой всю ночь мог просидеть за компьютером, отлаживая какие-то непонятные программы и не обращая на меня ни малейшего внимания, и то, что мог забыть купить в магазине продукты, и при этом только переступив порог, заявить, что голодный как собака и хочет есть. Хотя отдать ему должное, лекарства для Ники он не забыл купить ни разу. И если я звонила и говорила, что врач выписал новые препараты, бросал все, чтобы съездить и купить.

Вообще-то больше всего меня злило, когда он, придя и нанеся визит к матери, тут же хватался за свой компьютер, бросив мне при этом:

— Ты не принесешь, что-нибудь пожевать, зай, а то умираю, как хочу есть, — и утыкался в экран.

Когда я приносила ужин, он съедался моментально, но при этом было заметно, что Дэн даже не замечает что ест. На мой вопрос:

— Тебе понравилось?

Следовал моментальный ответ: — Да, зай. Спасибо. Все очень вкусно.

При этом он даже не отрывал взгляд от экрана.

Однажды я не выдержала:

— Дэн, а что было вкусно?

— Все, зайка… все было вкусно…

— Ну а все-таки. Вот что ты сейчас съел, можешь сказать?

— Зай, не мешай. Я не могу сосредоточиться, когда ты задаешь такие бестолковые вопросы.

— Почему бестолковые? Я два часа провела у плиты, а ты даже не можешь сказать, что ты ел.

Я конечно преувеличила. Котлеты пожарила Поля, да и картошку отварила она, я лишь подогрела все и порезала овощи, красиво уложив их на тарелку.

— Зай, — Дэн наконец оторвался от экрана и повернулся ко мне, — ну что ты ко мне прицепилась? Ты что не видишь, что я занят? Мне завтра программу сдавать, а она виснет у меня постоянно на отладчике… Я только-только мысль ухватил, как мне последний блок из цикла вывести, а тут ты со своими глупостями… Ну что тебе надо от меня? Тебе поругаться хочется? И пожаловаться какая ты бедная, что два часа у плиты стояла? Ну давай ругайся и жалуйся, я послушаю. Только недолго, а то мне к утру не успеть, — он замер, в упор глядя на меня.

У меня навернулись слезы на глаза и я, выбежав из комнаты, закрылась в ванной, намереваясь вволю поплакать.

— Зай, прекращай, — дверь ванной комнаты дернулась, — ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты плачешь. Ну чем я тебя обидел? Ну работа у меня такая… вот не выйдешь сейчас же, брошу программу и не буду ее сдавать, а тебя заставлю идти и у моего отца деньги клянчить, раз мне не даешь их зарабатывать.

Слезы у меня мгновенно высохли, и я тут же открыла дверь, — Дэн, зачем ты меня так пугаешь?

— А, испугалась! Так тебе и надо, — Дэн с улыбкой подхватил меня на руки, — Ну что ты капризничаешь? Беременная что ли?

— Нет. С чего ты взял? — я удивленно посмотрела на него.

— Только беременные могут рыдать из-за таких пустяков. А раз ты пока к ним не относишься, то больше плакать не смей! А то действительно брошу работу и скажу отцу, что из-за тебя.

— Не надо, Дэн. Я больше не буду плакать… ты же знаешь, как я его боюсь, — я уткнулась ему в плечо.

Он отнес меня к нам в спальню и, усадив на кровать, ласково погладил по волосам, — Хорошо. Только если пообещаешь сидеть тихо как мышка и больше мне не мешать.

— А ты меня поцелуешь? — я потянулась к нему.

— Вот закончу программу, тогда и поцелую, и обниму… а пока сиди тихо и жди! — он отстранился и быстро ушел к себе в кабинет, плотно закрыв за собой дверь.

Я забралась с ногами на кровать и свернулась калачиком в изголовье. Я бы конечно с большим удовольствием пошла бы к Нике и поболтала бы с ней, но домой уже вернулся Виктор Алексеевич, а при нем заходить к Нике мне не хотелось.

Я лежала, перебирая в памяти воспоминания последних дней, и незаметно для себя провалилась в сон.

Проснулась я оттого, что меня подхватили на руки. Дэн, улыбаясь, кружил меня по комнате:

— Зайка, у меня все получилось! Ты не представляешь, какая бестолковая ошибка была… всего одна опечатка, а какие фатальные последствия… но я выловил эту замаскировавшуюся гадину, прячущуюся в дебрях программы…

— Я так рада, — я тоже улыбнулась и обвила его шею руками, — Ты такой молодец.

— Какой молодец? Ну-ка расскажи поподробнее, какой, — Дэн, не переставая улыбаться, опустил меня на кровать и, лукаво глянув на меня, потянул за рукав мою кофточку, обнажая плечо, после чего, склонившись, нежно коснулся его губами, тихо выдохнув при этом, — давай рассказывай какой… только подробно.

Это была игра, которую я обожала. Дэн ласкал и целовал меня, а я, закрыв глаза, рассказывала ему, какой он герой и как я люблю его. К концу ее обычно он срывал с меня всю одежду, а я билась у него в руках, бессвязно выкрикивая: — люблю… очень-очень… ты самый лучший… самый отважный… самый, что не на есть… да… да…

Он доводил меня до исступления, до безумной дрожи во всем теле, когда казалось еще чуть-чуть и сердце разорвется от переполняющих его чувств. А потом наступал момент единения и полного растворения меня в нем… когда мне казалось, что наши тела составляют с ним единое целое… Но даже в этот момент я боялась раскрыть глаза… и увидеть его взгляд… боялась, что сказка, которая меня окружала тут же развеется, сумей я заглянуть чуть глубже ему в глаза… и я зажмуривалась еще сильнее.

Когда врачи разрешили Нике вставать, она увлеченно занялась приготовлениями к нашей с Дэном свадьбе. Чтобы лишний раз не нервировать ее, я соглашалась на все идеи, которые она предлагала, по поводу проведения торжества. К тому же я не знала, как принято справлять здесь свадьбы.

Платье мы выбирали очень долго, объездили множество салонов, но Нике не нравилось ни одно.

— Понимаешь, моя девочка, оно должно подчеркивать твою индивидуальность, и в то же время быть сказочно прекрасным, ведь такое событие бывает лишь раз в жизни, и ты должна чувствовать себя королевой этого праздника, — улыбаясь, поясняла она.

А потом я увидела платье, которое безумно понравилось мне. Оно было из шелка нежно сиреневого цвета сплошь расшитое белыми лилиями, длинное до пола, с открытыми плечами и при этом длинными рукавами. Я сразу поняла, что это платье моей мечты.

— Ника, а можно я примерю это? — я с опаской взглянула на мать Дэна, понимая, что если она решительно отвергнет это платье, я не посмею настаивать.

— Конечно, меряй все, что нравится, — Ника даже не повернулась ко мне, занятая разглядыванием платьев, выставленных на витрине.

Я надела платье и растерянно замерла перед зеркалом. Платье сидело на мне отвратительно. На вешалке, оно выглядело совсем иначе…

— Девушка, — я обернулась к продавщице, — а у вас есть такое же платье, но поменьше?

— Нет, все эти платья в единственном экземпляре, — продавщица подошла ко мне и критически оглядела, — к тому же меньший размер проблему бы не решил, это платье в принципе не на Вашу фигуру к сожалению. Я поищу Вам что-нибудь другое.

Она отошла, а я замерла у зеркала, горестно рассматривая свое отражение.

— Ты расстроена? — сзади подошла Ника и нежно тронула меня за плечо, — Само по себе платье понравилось?

— Ну в общем, да, — тихо проговорила я, очередной раз удивляясь как точно Ника может почувствовать мое состояние. Порой мне казалось, она умеет читать мои мысли.

Ника критически оглядела меня, потом чуть приподняла рукава, уменьшая таким образом вырез, потом приподняла талию, зажимая по бокам складки.

— Ну если здесь присборить, здесь приподнять и ушить, тут чуть-чуть забрать больше в выточки, — бормотала она сама себе под нос, — тогда лиф сядет как надо и плечики попадут на место… и может быть… может быть, все будет очень даже славненько… Да, точно. И я уверена Галочка сделает все в лучшем виде… Ну что ж пожалуй на нем и остановимся. Не хмурься, моя девочка, мы сделаем из этого платья роскошный наряд, сидящий на тебе как влитой, уж поверь мне. Девушка! — Ника подняла руку, жестом призывая продавщицу, — Мы берем это платье.

— Это? — глаза подошедшей продавщицы округлились, — Дело Ваше конечно, но я бы Вам не советовала. Переделать такой крой очень сложно. Вряд ли какой портной возьмется Вам его переделать, а назад вещи мы не принимаем. Вам будет проще заказать новое.

— Вы примете заказ? — тут же спросила ее Ника.

— Нет, платья лишь в единственном экземпляре, это принцип нашего салона. Мы можем сшить на нее любую оговоренную модель, но только не из существующей коллекции.

— Значит, мы берем его. Моей девочке понравилось именно это платье, и оно у нее будет. Выписывайте чек, — решительно проговорила Ника, направляясь к кассе.

Потом мы поехали к портнихе Гале, которая, увидев плате на мне, в ужасе всплеснула руками:

— Нет, это невозможно, Вероника Вениаминовна… это на нее не переделать, я только платье испорчу и все…

— Галочка, для тебя нет ничего невозможного, я знаю. Ну смотри: тут чуть-чуть приподнимаем, здесь ушиваем, вот тут присбариваем, плечи сажаем вот сюда, вот здесь забираем это в вытачки, и будет полный порядок.

— Ну не знаю… я, конечно, могу сделать все это, но я не уверена, что это даст результат… на мой взгляд, всем этим мы лишь платье изуродуем и все…

— Галочка, я оплачу всю работу и не буду иметь ни малейших претензий, обещаю. Лишь сделай, как я прошу, и сделай хорошо.

— Обижаете, Вероника Вениаминовна… когда это я хоть что-то плохо делала?

— Галочка, я знаю, что ты мастер своего дела, но еще знаю, что ты лучше делаешь, если тебе самой будущая вещь нравится. Поэтому боюсь, что с таким настроем как у тебя сейчас у тебя руки лежать не будут это платье переделывать…

— Ну правы Вы, Вероника Вениаминовна, жаль такое хорошее платье губить. Ведь оно просто на другую фигуру…

— Галочка, солнышко. Ты знаешь, что такое исполнять мечту? Та вот, я прошу тебя стать немножко феей. Я уверена, ты сможешь. К тому же я план тебе набросала: как. Понимаешь, девочке очень хочется именно это платье. Это же свадьба… у нее никакого настроения не будет, если она будет одета в чем-то, что ей не по душе… Ну стань доброй волшебницей, постарайся сделать из нее принцессу в этом платье. Ты же знаешь, я умею быть благодарной.

— Да разве дело в благодарности, Вероника Вениаминовна? Я ж боюсь, что не справлюсь, вот и все… а так я все сделаю, что в моих силах.

— Справишься, справишься, Галочка! Я верю в тебя. Ты со своими золотыми ручками не можешь не справиться!

— Хорошо, я попробую.

Тяжело вздохнув, Галя принялась что-то закалывать булавками на платье, надетом на мне, а потом помогла его снять и, сказав, что ждет нас через два дня еще на одну примерку, удалилась.

Через два дня, надев платье, я обомлела от восторга. Это было мое платье. Оно сидело изумительно, и я сама себе в нем жутко понравилась.

— Вот видишь, Галочка, ты настоящая волшебница, ты сотворила чудо, а еще сомневалась в этом, — Ника ласково улыбалась, оглядывая меня.

— Вот не поверите, Вероника Вениаминовна, до последнего не верила, что оно так может на нее сесть, — удовлетворенно осматривая творение своих рук, призналась Галя и тут же добавила, — Вы только поосторожнее, Лия, там пока везде лишь наметка.

— Галочка у тебя золотые руки, ты не представляешь, как ты порадовала меня, все бесподобно сделала. Лиечка в нем даже не принцесса, королева! Все великолепно! Это лично тебе, — Ника положила в карман портнихе деньги, — А работу оплачу по квитанции, когда платье забирать будем.

В ночь перед свадьбой я не могла уснуть. Дэн ушел на мальчишник, пообещав вернуться часам к семи утра. К этому моменту уже придут парикмахер и косметолог, заказанные для меня Никой, поэтому до отъезда в ЗАГС нам с ним и не поговорить. Но Ника сказала, что так и полагается. И еще сказала, что вообще-то раньше жених с невестой первый раз друг друга на церемонии и видели. Она, кстати, очень расстроилась, что никаких моих родственников на свадьбе не будет. Про то, что у меня нет родителей я ей давно сказала, но узнав, что я не хочу звать на свадьбу дядю с женой, о которых я как-то в порыве откровенности ей тоже рассказала, Ника явно огорчилась.

— Не дело копить обиды, Лиечка, когда прощаешь, со своей же души бремя снимаешь, поверь, — тихо сказала она, — И хотя насильно заставлять тебя, конечно же, не будет никто, ты все ж подумай над моими словами. Свадьба это как раз повод примириться с ближайшими родственниками.

Я, может быть, и согласилась бы с этим, но вы же сами понимаете, что никого пригласить я все равно не могла.

Так вот, я сидела на кровати, подобрав под себя ноги, и разглядывала свое платье, висевшее на ручке высокого шкафа. В это время в дверь тихо постучали.

— Да, входите, — сразу же откликнулась я.

В комнату вошла Ника.

— Я так и знала, что ты не спишь, моя девочка, — ласково сказала она, опускаясь на кровать рядом со мной, — Не волнуйся, все будет хорошо. Хотя волнение в данный момент вещь естественная, я бы удивилась, если бы было по-другому. Сама не спала всю ночь перед свадьбой. Хотя там действительно было из-за чего нервничать, — Ника весело улыбнулась, вспоминая, — народу мы пригласили… весь Витькин курс и еще мой, а денег в обрез было… мы с девчонками сами в столовой салаты весь предыдущий день строгали и картошку варили, да колбасу резали… а потом мы с Нинкой, это подружка моя институтская, мое платье с выпускного вечера переделывали… Простенькое оно конечно было, с твоим не сравнить, но я сама себе в нем казалась королевой… и поверить не могла в собственное счастье… а как же иначе, я влюблена была по уши, да и студенты народ не особо притязательный… особенно раньше были… ты не поверишь, но до ЗАГСА мы ехали на трамвае, а обратно шли пешком всей гурьбой со связками воздушных шариков, ребята на гитарах играли, мы песни пели… Сейчас это никому и в голову не придет… Хорошее было время и свадьба была хорошая.. — Ника замерла на время, задумчиво устремив взгляд вдаль, а потом неожиданно повернулась ко мне, — Только у тебя еще лучше все будет! — она обняла меня и крепко прижала к себе, — Ты, самое главное, не бойся ничего и поступай так, как хочется. Это твой праздник и еще Дениса, и все должно быть так, чтобы вы оба считали этот день лучшим днем своей жизни.

Все так и было. Я выглядела королевой, роскошный лимузин, доставивший нас в ЗАГС, был лучше всякой эльфийской кареты. Море цветов. Работники ЗАГСА, встречающие нас у дверей, ковровые дорожки, усыпанные лепестками роз, чудесная музыка. Я была счастлива. Счастлива до того самого момента, когда вдруг почувствовала, как стоя перед представительной женщиной, проводившей церемонию и спрашивающей наше согласие на вступление в брак, вдруг напрягся Дэн, и я, взглянув на него, заметила, как окаменело его лицо с застывшей на ней улыбкой. Я проследила за его взглядом и увидела среди гостей, присутствующих на церемонии, Катерину. Она стояла в самом дальнем углу, одна, и в глазах ее сверкали слезы, скатывающиеся блестящими ручейками по щекам. Я вновь перевела глаза на Дениса, и мир вокруг меня сразу померк и поблек. Я поняла все без слов и стояла еле живая от страха, ожидая, что он ответит на вопрос о согласии вступить со мной в брак. Правда не совсем со мной, а с Гусевой Лидией Глебовной, но я уже привыкла считать себя ею.

Наконец Дэн, нервно сглотнув, хрипло проговорил «да», и я так растерялась, что сама не сразу ответила на вопрос: согласна ли я вступить в брак с ним. Я сумела пробормотать «да», лишь когда Дэн, усмехнувшись, потеребил меня за руку: "Лиечка, ответь что-нибудь, гости ждут".

Все остальное происходило как во сне. Поездка по памятным местам города, где мы фотографировались и целовались. Банкетный зал ресторана с гирляндами шаров, масса народа. Все поздравляли нас, желали счастья, любви, и много чего еще… а у меня в голове раненой птицей билась только одна мысль: "он до сих пор любит ее… до сих пор"

Ближе к вечеру, когда Дэн вышел с друзьями покурить, ко мне подсела Ника, обняла за плечи и тихо проговорила:

— Девочка моя, успокойся, все хорошо. Не терзайся. Он с тобой, а не с ней. Он тебя выбрал и теперь ты его жена. Со временем все станет совсем хорошо, время — прекрасный лекарь.

— Зачем она пришла? Кто ее позвал? — я потупилась, нервно перебирая пальцы рук.

— Я не знаю, может, кто-то из друзей Дэна. Какая разница? Он ведь даже не подошел к ней. Ну что ты так переживаешь? Сегодня твой праздник, твой, а не ее. Так что не грусти.

— Я представляю каково ему… — я тихо хмыкнула.

— Дэн сильный, он умеет контролировать чувства. А вот для тебя похоже это непросто… Только тебе-то что расстраиваться? Это не твоя печаль, так что не грусти! — вновь повторила она и ободряюще улыбнулась.

В это время на невысокой сцене в глубине зала заиграл маленький оркестр, и у меня мелькнула мысль, которую я тут же озвучила:

— Ника, а можно я спою?

— Конечно, моя девочка. Сегодня все для тебя. Иди, я с удовольствием послушаю.

Я подошла к сцене. Увидев меня, музыканты перестали играть.

— Что хочет невеста? Сегодня все для нее, — улыбнулся мне самый старший из них с саксофоном в руках.

— Вы умеете импровизировать? — я испытующе посмотрела на него.

— Конечно, юная леди. Вы что хотите: джаз, рок, поп?

— Не совсем… я сейчас напою мелодию песни, которую хочу спеть, а вы мне потом саккомпанируете.

— Без труда.

Молодой музыкант со скрипкой подал мне руку и помог взобраться на маленькую сцену, больше похожую на подиум.

Я напела им мелодию, и тот, что был с саксофоном, взял в руки микрофон:

— Дамы и господа! Минуточку внимания! Сейчас наша очаровательная невеста исполнит для всех вас замечательную песню, — и протянул мне микрофон, — Начинайте, милая леди, мы подстроимся.

Я взяла микрофон и, шагнув к краю сцены, тихо запела. Музыканты сразу подхватили, и по залу разнеслись звуки хвалебной эльфийской песни, прославляющей рассвет и грядущий день. В эту песню я вложила все свои чувства. Я пела о том, что лучи восходящего солнца помогут разогнать страх неизвестности, сумрак, печаль и мрак ночи, и что я верю в то, что встающее светило поможет пережить мне любые невзгоды, даст сил бороться с трудностями и в конце я обязательно обрету счастье, радость и любовь. С каждым новым аккордом мой голос креп, а в конце заполнил весь зал.

Когда я закончила петь, в зале некоторое время стояла гробовая тишина, а потом он вдруг разом взорвался громкими аплодисментами и криками: "Браво, невеста! Браво!".

— Спасибо, мне приятно, что Вы оценили, — проговорила я в микрофон, обращаясь к залу, а потом протянула микрофон музыкантам, — Спасибо, что позволили спеть.

Музыканты восторженно смотрели на меня.

— Вы талант, милая леди. Вам с таким голосом грех не выступать, — с чувством проговорил старший из них, — может быть, Вы еще что-то споете?

Я не успела ответить, к сцене протолкался толстый мужчина с большой сверкающей лысиной.

— Деточка, Вы гениально поете, — глядя на меня снизу вверх, пророкотал он, совсем не вяжущимся со всем его обликом, басом, — Это же какое сокровище, Виктор от меня скрывал… Нет, это никуда не годится! Вы должны петь! Это говорю Вам я! Не слушайте Вы его, ему ведь дай волю он всех женщин под замок посадит, жену вон давно посадил, а она ведь тоже талантище была, только в сфере науки. Но сейчас не о том. Одним словом, я готов заключить с Вами контракт хоть сейчас на любых условиях! Спускайтесь, мы обговорим детали. Хотя нет, спойте еще что-нибудь, порадуйте нас, а потом поговорим, — он хмельно улыбнулся, — Вы сказочно хорошо поете, деточка.

Я растерянно улыбнулась в ответ, не зная, что делать дальше. Мне не хотелось больше петь. Это был минутный порыв, и он закончился вместе с песней.

В это время к сцене подошел Дэн. Губы его недобро кривились и нервно подрагивали, а зло-прищуренные глаза превратились чуть ли не в щелку:

— Ты что здесь делаешь? — в упор глядя на меня, пьяным голосом выдохнул он.

— Я пела, — растерянно произнесла я.

— Слезай немедленно, я не позволю моей жене вертеться на подиуме. Тебе здесь не место!

— Дениска, ты не понимаешь. У твоей жены талант, ей будут рукоплескать все сцены мира, послушай старого зубра сцены, я никогда не ошибаюсь! — лысый толстяк тронул Дэна за плечо.

— Отвалите, Михал Михалыч, ищите себе сладкоголосых шлюх в другом месте, а если я увижу, что Вы снова к моей жене с чем-то подобным подкатываете, учтите, я на возраст Ваш не посмотрю, — резко оборвал его Дэн и, сбросив с плеча его руку, вновь обернулся ко мне, — Я непонятно сказал? Ты что застыла как изваяние, слезай!

Я, подхватив одной рукой подол платья, поспешно спустилась со сцены, и Дэн жестко схватил меня за плечо, — Запомни, если еще раз ты выставишь себя на потеху толпы, если еще раз такое повторится…

Договорить он не успел, уже на его плечо легла рука Ники и она тихим и воркующим голосом произнесла, — Дэн, мальчик мой, успокойся. Какая толпа? Она пела для меня. Это я ее попросила. Или ты сердишься, что она постаралась доставить твоей матери удовольствие?

— Нет, мам, ты что… если для тебя, то конечно, — Дэн тут же сбавил тон, и разжал руку, которой больно сжимал мое плечо.

После чего Ника тут же увела меня в сторону и, усадив к столу, стала уговаривать съесть какое-нибудь пирожное.

Я выбрала корзиночку с взбитыми сливками и свежей клубникой.

Ника с ласковой улыбкой смотрела на меня, а потом тихо спросила:

— Лиечка, кстати, а на каком языке ты пела?

Пирожное застряло у меня в горле, я несколько раз судорожно вздохнула, закашлялась и, проглотив наконец застрявший кусок, поспешно приникла к чашке с чаем.

— Что с тобой, моя девочка? Ты чего так испугалась? — Ника озадаченно воззрилась на меня.

Некоторое время я подавленно молчала, не зная как можно объяснить, что я лишь сейчас осознала, что язык, на котором я говорю и общаюсь в этом мире мне вовсе неродной…

— Я… я даже не знаю, как сказать… — выдавила из себя я, со страхом взглянув на Нику. Помня, что она не выносит ложь, и зная, как часто она догадывается о моих даже потаенных мыслях, я побаивалась ей врать и старалась всячески избегать ситуаций, когда бы мне пришлось это сделать.

— Выдуманный что ли? Просто набор красивых звуковых сочетаний, так? — видя, как я смущена, Ника сама пришла мне на помощь.

— Ну не совсем… это язык эльфов, — я решила не врать.

— А понятно, — Ника с усмешкой покачала головой, — я слышала, что Толкиен разработал даже несколько эльфийских языков… но не думала, что один из них может быть столь красив. Это какой?

— Я не знала, что их несколько, я знаю только этот, — пролепетала я, все еще внутренне недоумевая, как же оказалось так, что язык этого мир сразу стал мне понятен и близок словно родной.

И тут я сообразила. Портал! Ну конечно же. Ведь не зря же меня в нем так корежило, а голову словно раздирало на части… Портал, оказывается не только перенес меня, он адаптировал мое лингвистическое восприятие этого мира, при этом мой родной язык отошел на второй план настолько, что я вспомнила о нем лишь сейчас, когда поняла, что спела на нем песню, которую знала с детства.

После свадьбы жизнь потекла размеренной чредой. Вечерами я изображала заботливую супругу, пытаясь всячески ублажить Дэна, а днем я занималась на курсах подготовки телохранителей. Несмотря на то, что выматывали меня на тренировках жутко, мне безумно нравилось.

Я была единственной девушкой в нашей группе, и здоровенные хмурые парни поначалу изумленно косились на меня и часто подшучивали. Никто не хотел работать со мной в паре, отчего мне было очень обидно. Но проблему решил тренер, предложив отрабатывать приемы в паре с ним.

На занятиях по обучению стрельбе нас учили владеть оружием и вести меткую стрельбу различными способами по неподвижным и появляющимся целям, в движении, с места, из-за укрытия. Я даже передать не могу, какие чувства оживали во мне, когда я ощущала под пальцами холодок спускового крючка. Азарт и волнение будоражили кровь, заставляя забывать обо всем на свете, кроме желания поразить мишень, правда вместо нее у меня перед глазами каждый раз всплывала физиономия дядюшки.

Упражнения с красивыми и, на первый взгляд, непонятными названиями типа: «Кукушка», «Вестерн», «Натиск» и "Двойной удар" оказались всего лишь техническими комплексами по обработке мишеней из разных положений. Хотя инструктор часто хвалил меня и за быструю реакцию и за меткий глаз, нередко я промахивалась, не успев среагировать, или явно мазала, потому что дрогнула рука. Но это заставляло меня лишь собирать волю в кулак и с большим усердием выкладываться на следующем упражнении.

Видя мое упорство и желание добиться результата, инструктор предложил мне заниматься дополнительно, а так как в деньгах меня не ограничивали, я с радостью согласилась.

На занятиях по самообороне дела у меня тоже шли неплохо. Благодаря тому, что я занималась в паре с инструктором, мне удалось хорошо отработать элементы страховки, удары и блоки. Лучше всего мне удавались подсечки и уход от них. Теперь я умела вывести из равновесия любого матерого громилу, вывернуться из захвата, воздействуя на болевые центры, применить удушающий прием или выключить надолго легким ударом по специальным точкам. Я выучилась самозащите с использованием любых подручных средств, теперь я знала, как защититься от вооруженного противника, сохранить собственное оружие и довела до автоматизма приемы физического противодействия. Немного сложнее мне давалась самооборона в сложной тактической и позиционной обстановке Я никак не могла научиться четко координировать свои действия в ограниченном пространстве и в условиях слабой освещенности. Я постоянно то ударялась, о выставленные вдоль матов сконструированные специальным образом заграждения, имитирующие поручни вагона метро, то цеплялась за них, вновь и вновь падая на мат и набивая очередные синяки и шишки, но упорные занятия и здесь приносили пользу. Инструктора хвалили меня, говоря о моих очевидных успехах, хотя одному из них я совершенно случайно сломала ребро, упав локтем на грудь, и его увезла «скорая».

Одним словом в результате занятий я стала более ловкой, сильной, а самое главное у меня появилась уверенность в собственных силах. Комплексы психофизической подготовки пошли мне явно на пользу. К концу занятий те парни, которые поначалу так презрительно отнеслись к "богатенькой избалованной девочке" стали проявлять явное уважение, и после тренировок пожимали руку, как равной. А однажды суровый шкафообразный мужчина предложил поступить на работу в его охранное агентство и очень огорчился, когда я ему отказала.

К тому же я научилась водить машину, получила права, и Ника подарила мне маленький джип синего цвета. Он был двухместный, но с очень мощным двигателем. Я была без ума от него, и каждый день гоняла его на мойку, потому что мне нравилось, когда его бока сверкали благородной синевой океанских глубин. Я подумывала сделать на нем аэрографию, но так и не сделала, потому что моя такая размеренная и, в общем-то, безмятежная жизнь, неожиданно резко завершилась из-за моего вступления в открытую конфронтацию с Виктором Алексеевичем.

А получилось все так:

Виктор Алексеевич уехал на пару дней в командировку, а Нике в это время позвонила ее институтская подруга Нина, и моя свекровь, воспользовавшись отсутствием мужа, пригласила ее в гости.

Мы втроем сидели на кухне и весело болтали. Нина рассказывала про работу, про то, что стала заведующей кафедрой, про то какие новые статьи написала и какой учебник издала и на какие конференции ездила, а Ника, заворожено глядя на нее, умилялась:

— Какая ты молодец, Ниночка! Я всегда знала, что ты чрезвычайно талантлива.

— Я не талантлива, я работяща, Ник. Это тебя Бог талантом наградил, ты ведь знаешь, что больше половины моих разработок, основаны на твоих идеях. И по чести говоря, твое имя должно стоять на всех моих работах, как имя соавтора.

— Про это и думать забудь, Ниночка, — Ника накрыла своей рукой руку подруги, — Ты ведь знаешь мне это ни к чему. Поэтому не надо об этом. Лучше расскажи, как твой доклад приняли в Лондоне. Ты произвела фурор? Прям так и представляю тебя на кафедре, и ты разносишь в пух и прах теорию этого выскочки-англичанина… Наверняка это было завораживающее зрелище. Ты ведь боец, каких поискать.

— Ну, вооруженная твоими аргументами, я не оставила камня на камне от его теории. Смотрелось это конечно впечатляюще. Я не раз вспоминала тебя там добрым словом. Эх, ну почему ты все это бросила? Ведь не поздно вернуться, Ник. Я возьму тебя на кафедру на четверть ставки профессора, и ты получишь возможность работать, используя наши материалы… Никуш, соглашайся. Я же знаю, что ты до сих пор в курсе всех последних разработок и не утратила интереса.

— Ниночка, об этом не может быть и речи. К тому же, зачем тебе такая профессор, вроде меня, я только осложню тебе жизнь. Я знаю, что ты очень хорошо ко мне относишься, но все это ни к чему… Если консультация какая нужна, я и так все, что в моих силах, для тебя сделаю, можешь не сомневаться. Ладно, — она ласково улыбнулась, — выкладывай, зачем приехала. Ведь не на кафедру же меня звать.

— Ник, я пишу книгу, по результатам доклада в Лондоне, — Нина нервно усмехнулась и отвела взгляд, — одним словом мне нужен спонсор, чтобы перевести и издать ее за рубежом. Сумма, как ты понимаешь, впечатляющая, — она помолчала немного, а потом добавила, — но я могу указать тебя как соавтора, если хочешь.

— Дело не в соавторстве, оно мне не нужно, и не в деньгах, я с легкостью могу их тебе дать… Меня другой вопрос смущает: внедрение ты тоже планируешь за рубежом продвигать? — Ника испытующе посмотрела на подругу.

— Да у нас его невозможно продвинуть! Невозможно!!! Что я буду иметь с того: пару рецензий в журнале и возможность протолкнуть диссертацию кого-то из моих аспирантов? Никуш, глупо пытаться применить это здесь… глупо!

— Может, и глупо, — печально откликнулась Ника, — но ведь это наша страна, Нин. Родина все-таки наша. И именно она нам и образование дала, и возможность самореализоваться…

— Ага, — иронично усмехнулась та, — ты классно самореализовалась как домохозяйка. Где он твой патриотизм хваленый, что ты сделала для своей столь горячо любимой Родины? Сидишь дома и высунуться не смеешь, полностью завися от своего Виктора и боясь хоть слово ему поперек сказать. В этом твой патриотизм заключается?

— Я не боюсь его, Нин. Я люблю его. Это разные вещи.

— Разные… конечно разные… только вот что-то его ответной любви незаметно. Он любит не тебя, а обладание тобой. И на Родину нашу ему глубоко начхать, уж поверь мне.

— Нин, не надо, не начинай все снова. Это моя жизнь, и я с ней как-нибудь сама разберусь.

— Вот и разбирайся. Только раз уж ты дома на мужнины деньги сидишь не надо мне мораль читать про обязательность патриотизма.

— Нин, я что к тебе в институт пришла и там тебе мораль читаю? Ты просишь меня выступить в качестве спонсора. Я не против и постараюсь в ближайшее время перевести на твой счет деньги, только мне бы хотелось, чтобы ты дала людям возможность воспользоваться твоими разработками и в нашей стране тоже. Давай так: ты оформляешь патент.

— Уже оформила, — перебила ее Нина.

— Хорошо тогда лишь условие: книга сначала выходит здесь, а через месяц везде, где ты захочешь.

— Согласна.

— Вот и договорились, завтра сбрось мне реквизиты, и я переведу деньги.

— Это меня устраивает. Спасибо, Никуш, ты — золотая подруга.

— Денежная, Нин, денежная, так и говори, — рассмеялась Ника, а та сразу засобиралась домой.

Проводив Нину, Ника вернулась на кухню и сев к столу, облокотилась и, устремив печальный взгляд в окно, надолго замолчала.

Я ни о чем не спрашивала ее, мне казалось, я понимаю, о чем она грустит.

В это время в коридоре раздался звонок. Ника быстро поднялась и вышла открывать дверь. Я пошла следом.

Оказалось, что вернулся Виктор Алексеевич.

— Что-то случилось? — удивленно спросила Ника, забирая у него из рук портфель.

— У меня ничего, кроме того, что отложили на сутки рейс, а вот у тебя, я так понимаю, случилось, — резко ответил он ей.

— Что ты имеешь в виду?

— А то ты не понимаешь? — раздраженно бросил он в ответ, — Стоит мне уехать и эта стерва опять метет возле тебя хвостом. Что ей было надо на этот раз? Сколько ты пообещала ей дать?

— Вик, это мое дело и мои деньги… — очень тихо произнесла Ника, — Не надо их считать.

— Я и не считаю никогда! Ты можешь тратить сколько угодно и не только те, что на твоем счету, но и все мои, и ты это знаешь! Но я не позволю этой стерве дурить тебе голову и, вымогая у тебя деньги, еще при этом всячески пытаться унизить тебя. Почему ты не выгнала ее? Ведь ты мне обещала, что не будешь с ней общаться, обещала!

— Ты что разговаривал с ней?

— Да, имел честь так сказать, столкнувшись в подъезде.

— Она сказала, что просила у меня денег?

— Нет, конечно. Но, зная ее, я ни в жизнь не поверю, что она ушла от тебя с пустыми руками. Ну что разве не так?

— Вик, ты знаешь, я не люблю лукавства, поэтому скажу: да, я пообещала ей значительную сумму на издание книги. Но мне не нравится, что ты пытаешься меня контролировать. Мы ведь договорились, что деньги, которые ты кладешь мне на счет, я вольна тратить по своему усмотрению.

— Вероника, ты вольна делать что угодно, но будь уверена, если я увижу, что ты залезла на крышу и хочешь с нее спрыгнуть, я вмешаюсь, хочешь ты того или нет.

— При чем тут крыша, Виктор? Ты проводишь параллель между абсолютно разноуровневыми ситуациями. Они несравнимы!

— Я не вижу разницы. И одна и другая ситуация могут негативно отразиться на тебе, и я этого не потерплю. Если ты сейчас же не пообещаешь мне не давать ей денег, я заморожу счет!

Ника ответить ничего не успела, потому что вмешалась я.

— Как Вы можете, так? Даже если Ника не права, это ее деньги! Почему Вы указываете ей, что она должна делать? Она и так ради Вас бросила все! Все свои увлечения, всех подруг! Какое право Вы имеете ее контролировать? Потому что работаете, а она нет? Так она из-за Вас бросила свою работу! Она сейчас бы могла свою книгу издавать! А Вы… а Вы, — злость просто душила меня.

— Ника, — Виктор Алексеевич даже не повернулся ко мне, — если эта девчонка сейчас же не заткнется и не уберется отсюда к себе в комнаты, отсюда уйду я.

— Во-первых, я не просто девчонка, а Ваша невестка, и у меня есть имя! — я шагнула ближе к нему, — А во-вторых, у меня тоже есть право голоса! Почему я должна заткнуться и уйти? Ника мне не чужая, и мне не все равно, что Вы так ее унижаете!

— Я унижаю?! Ты хочешь сказать, что я унижаю собственную жену?! — глаза Виктора Алексеевича налились кровью, ноздри раздувались, и весь его облик напоминал мне вид разъяренного быка.

Ника схватила его за руку, — Успокойся, пойдем поговорим в спальню! Не надо так нервничать и распаляться! — а затем, обернувшись ко мне, с мольбой в голосе произнесла, — Лиечка, я тебя прошу, иди к себе, мы потом все обсудим, спокойно сядем за стол и все обговорим, а сейчас иди к себе.

— Никуда я не пойду. Виктор Алексеевич должен понять, что он не имеет права так с тобой, Ника, обращаться! — не сдавалась я, уверенная, что если я отступлю, Ника по обыкновению сгладит весь конфликт и так и не даст понять супругу, что она заслуживает совсем другого отношения.

— Она будет мне указывать как себя вести в моем собственном доме? — взревел Виктор Алексеевич. Рукой он отодвинул жену и двинулся на меня.

Я не испугалась. Я теперь не боялась ничего, но испугалась Ника.

— Не смей! Не смей ее даже пальцем тронуть! — с чувством выдохнула она и вдруг как подкошенная упала к ногам супруга.

В тот день Ника не смотря на усилия вызванных врачей, так и не пришла в себя, и ее увезла «скорая».

На следующий день я попыталась навестить Нику, но охрана, выставленная Виктором Алексеевичем у палаты, не пустила меня к ней. Лишь по телефону мне сказали, что состояние у нее "стабильно тяжелое". Не пустили меня к ней и на следующий день, и я поняла, что Виктор Алексеевич теперь приложит все силы, чтобы я нескоро увидела Нику.

Дома моя жизнь тоже стала совсем иной. Виктор Алексеевич со мной демонстративно не разговаривал, к тому же он не преминул рассказать сыну, что в болезни Ники виновата я, и Дэн отдалился от меня, даже не выслушав моих оправданий. Как только я попыталась все ему объяснить, он прервал меня словами, что сейчас не время разбирать, кто что сказал, и это по большому счету уже не имеет никакого значения, после чего тут же ушел в свой кабинет и уткнулся в компьютер. Эта недосказанность повисла между нами словно стена, Дэн стал стараться дома появляться как можно реже и выглядел очень подавленным, и никакие мои попытки хоть как-то вывести его из этого состояния не действовали.

Меня раздирали противоречивые чувства. С одной стороны я ничуть не жалела, что высказала все, что думаю, Виктору Алексеевичу, а с другой сокрушалась, что все так закончилось и Ника попала в больницу. Я тосковала без нее, потому что очень сильно к ней привязалась. Ника сумела окружить меня искренней теплотой и любовью, и сейчас я никак не могла свыкнуться с их отсутствием. Мне было плохо без нее, и я очень хотела встретиться с ней. Мне хотелось посоветоваться с ней, как вести себя с Дэном, попросить, чтоб она с ним поговорила, да и просто увидеть ее.

Оказавшись в столь непростой для меня ситуации, я попыталась вспомнить некоторые магические приемы, чтобы иметь возможность, например, отвлечь охрану и пробраться к Нике, но все мои попытки не дали ни малейшего результата. У меня не то что получалось не совсем то, что я хочу, к чему я уже привыкла, а вообще ничего не получалось. Одним словом я была ошеломлена: мой магический дар исчез в этом мире.

Однако впереди меня ждал еще более сильный удар судьбы.

Как-то вечером, придя домой, Виктор Алексеевич зашел ко мне и мрачным тоном проронил:

— Лия, пойдем в гостиную. Нам надо поговорить.

Сердце в один момент у меня ухнуло куда-то вниз, и я на негнущихся ногах прошла в гостиную и села в кресло, страшась услышать, что случилось самое худшее, случилось то, чего я боялась больше всего… что Ники… Нет, я даже думать не хотела, что это может произойти… несмотря на то, что бесстрастный голос дежурной сестры в больнице ежедневно сообщал мне, что состояние больной по-прежнему "стабильно тяжелое", я гнала о себя мрачные мысли.

— Что-то случилось, Виктор Алексеевич? Что-то с Никой? — пролепетала я враз ставшим непослушным языком.

— С Никой пока все так же, ее состояние без изменений, — хмуро проговорил Виктор Алексеевич, опускаясь в кресло напротив меня, — я хотел поговорить с тобой о другом.

Я облегченно вздохнула и возблагодарила мысленно небеса, за то, что не услышала горестную весть.

— Я тут разговаривал со своим приятелем, он продюсер, — продолжил мой свекор, — ты видела его на свадьбе. Михал Михалыч. Так вот, он говорит, у тебя редкий голос и предлагает тебе учиться вокалу, а потом выступать с концертами. Я согласен спонсировать твое обучение в Италии, там по его словам лучшая школа вокала, а потом вложить деньги в твою раскрутку, ну там: реклама, ролики, клипы… одним словом, я согласен все оплачивать до тех пор, пока ты сама не встанешь на ноги.

— Зачем Вы предлагаете мне это? — удивленно воззрилась я на него, — Дэн однозначно мне дал понять, что не хочет, чтоб я выступала.

— Лия, пойми, вы не подходите друг другу. Ваш брак был ошибкой. Дэн уже это понял. Не калечь ему жизнь. У тебя есть возможность самореализоваться. Я тебе ее предлагаю. Тебе нравится петь — пой! Я все сделаю, чтобы твое имя заблистало на всех афишах. Лишь оставь моего сына в покое.

— Он мне этого не говорил. Почему Вы говорите мне от его имени? Если он так считает, пусть скажет мне это сам! — хрипло выдохнула я. Спазм перехватил мне горло, мне даже стало трудно дышать. Наконец я восстановила дыхание и продолжила, — У нас сейчас с ним, конечно, не лучшие времена, но это лишь потому, что Вы его настраиваете против меня и меня обвиняете в болезни Ники.

— Я не хочу сейчас это обсуждать, Лия. Я сделал тебе предложение, очень выгодное предложение, заметь. Что ты еще хочешь? Квартиру? Машину? Машина есть у тебя, и останется твоей. Квартиру я тебе куплю. Что-нибудь еще?

— Как Вы не понимаете?! При чем тут квартира, машина… Я люблю Дэна. Люблю! Он мой муж, и я не хочу от него уходить! — слезы навернулись мне на глаза. Дэн был моим мужчиной, только моим. Я не представляла, как сама смогу отказаться от него, от его серовато-синих глаз, в бездне которых я тонула, от его таких чувственных губ, прикосновение которых вызывало трепет в каждой клеточке моего тела, и его таких страстных объятий, которые доводили меня до полуобморочного состояния. Нет, даже если Дэн сам погонит меня, даже тогда не факт, что я смогу уйти и отдать его кому-то еще… нет, он только мой и останется моим.

— Лия, наличие такой жены как ты, его тяготит. Он не любит тебя. Поэтому я тебя прошу, оставь ты его, оставь, и я все сделаю, чтоб ты оказалась не в накладе, обещаю.

— Он не говорил мне этого! Не говорил! Вы все врете! — зло выдохнула я.

— Я не хотел тебе это показывать… но раз ты упорствуешь, что ж смотри, — Виктор Алексеевич достал из кармана пачку фотографий и протянул мне.

Я взяла их в руки, и к горлу подступила тошнота. Мне давно уже не было так плохо… На фотографиях были изображены Дэн и Катерина. В постели, в откровенных позах. Несмотря на боль, пронзившую мое сердце, я сразу почувствовала, что все фотографии постановочные, уж больно Катерина выглядела на них неестественно, словно позировала, а не любила… да и на стене календарь с датой в передвижном окошке… три дня назад… Дэн тогда ночевать домой так и не пришел… Это чтобы я уже ни в чем не сомневалась…. я уже хотела швырнуть фотографии Виктору Алексеевичу, когда зацепилась взглядом за последнюю. На ней Дэн полуобернулся к камере, и были видны его глаза. В тот же миг мое сердце разлетелось на части… на тысячу истекающих кровью кусочков, которые содрогались от боли и корчились в конвульсиях… Я поняла, что мой мужчина принадлежит не мне, что его не напоили и подставили… он пришел к ней сам, пришел потому что она позвала… и стоит этой стерве только поманить его пальцем, он снова будет в ее постели… Я очень долго смотрела на эту фотографию, и чем дольше я смотрела на нее, тем четче понимала, что я не хочу сдаваться и уходить. Если они так поступили со мной и моим сердцем, я отплачу им… и по возможности даже более жестко, но для этого мне надо остаться здесь, в этой семье.

Когда руки у меня, наконец, перестали дрожать, я протянула фотографии Виктору Алексеевичу, и с натянутой улыбкой проговорила:

— Спасибо за информацию, только это ничего не значит для меня. Запомните, от Дэна по собственной воле я никогда не уйду, и буду бороться за него всеми доступными мне способами. Кстати, я учту на будущее, какие позы Дэну, оказывается, больше нравятся. Это было очень мило с Вашей стороны просветить меня в этом отношении.

Виктор Алексеевич, забирая фотографии, хмуро смерил меня взглядом, — Жаль, что ты настолько глупа и упряма, — проговорил он и поднялся из кресла, — я огорчен, что ты отвергла все попытки договориться с тобой мирным путем.

Ночевать в тот день Дэн также не пришел, а утром в центре города меня едва не сбил здоровенный джип, заехавший на тротуар. Спасла меня лишь быстрая реакция; заметив, что эта громадина с разгону перелетела через бордюр и несется на меня, я перепрыгнула через чугунную решетку ограждения, отделяющую тротуар от детской площадки. Она была не слишком высокой в три четверти человеческого роста, и напуганная, я перемахнула через нее одним прыжком, возблагодарив небеса, что была одета в удобные джинсы и кроссовки. Провожая взглядом удаляющийся силуэт тут же съехавшего с тротуара джипа, я почувствовала, что выполнил он такой необычный маневр явно не случайно…

Происшествие с джипом меня напугало. Я чувствовала, что это не случайность, и подозревала, что Виктор Алексеевич в стремлении избавиться от меня решил пойти на крайние меры. Тем временем у меня в голове родился план, но чтобы свершить задуманное, мне надо было кое-что проверить.

Забрав из гаража свой джип, я поехала туда, где когда-то на дороге меня подобрал Дэн. Мне необходимо было найти место выхода портала, и я надеялась, что ориентируясь по времени поездки и скорости с которой ехал Дэн, я сумею примерно вычислить возможную зону его расположения, а потом… потом будет видно, что потом.

Погода стояла отличная, солнце ласково целовало верхушки сосен, стоявших стражниками вдоль дороги. Но меня не радовали красоты природы. Когда вместо сердца у тебя сочащийся кровью мелкопорубленный гуляш, то никакие чувства, кроме жажды мщения, тебе неведомы. Мне-то уж точно. Вся моя сущность сейчас была пропитана этой жаждой, и именно она помогала мне жить, двигаться и хладнокровно просчитывать все мои будущие действия.

Я сбавила скорость, когда на приборной панели высветился приблизительно прикинутый мною километраж, припарковалась, вышла из машины и перешла на другую сторону дороги.

Солнце ласкало меня закатными лучами, я вскинула вверх руки и прошептала

— О. Творец, не оставь меня, помоги свершить задуманное!

И в то же самое мгновение меж пальцев я почувствовала напряженность поля, а воздух меж ладоней стал более упругим, это означало только одно. Портал где-то рядом, и я чувствую его энергетику.

После двух часов блуждания вдоль дороги по направлению возрастания напряженности поля и тщательных поисков, я нашла вход в портал. Я посидела около него недолго, проверила, что могу его открыть, и в дополнение к этому выяснила, что в непосредственной близости от него могу пользоваться магией. А так как солнце стремительно катилось к закату, то я, запомнив место, поспешила обратно к машине.

На улице было уже совсем темно, когда я, наконец, добралась до дома. Подъезжая к подземному паркингу, я вдруг почувствовала сильное нервное напряжение, во мне проснулось чувство опасности. Припарковав машину, я огляделась, но ничего подозрительного не заметила и постаралась сама себя успокоить. Подземный гараж под нашим домом был достаточно спокойным местом. Чужие здесь не ездят и не ходят. Но сердце все равно было не на месте.

Я вышла из машины, открыла дверь бокса. Потом загнала машину и еще раз огляделась. Ряды машин за решетчатыми дверями, и ни одного человека. Заперев дверь бокса, я раскрыла сумочку, намереваясь положить туда ключи от машины и бокса и достать ключи от квартиры, чтобы переложить в карман. Так как делала всегда. И в этот момент зацепилась каблуком о бетонный выступ в полу. Чтобы не упасть, я схватилась за решетчатую дверь и выронила сумочку. Две связки ключей тут же вывалились и залетели в проем решетки двери. Раздраженно хмыкнув, я подобрала сумочку и низко склонилась, пытаясь в неярком свете подземного гаража разглядеть, куда отлетели ключи. Разглядеть мне их удалось не сразу. Тускло поблескивая, они лежали под моей машиной у переднего колеса, так, что дотянуться до них рукой я не могла.

Возвращаться домой, поднимать с кровати Виктора Алексеевича, звоня в дверь, и просить его искать запасной ключ от бокса мне не хотелось. Поэтому я, вспомнив про себя все нехорошие слова, что знала, не пошла к лифту в соседнем коридоре паркинга, ведущему непосредственно в дом, а пошла к охраннику, просить какую-нибудь палку, чтобы достать ключи.

Охранника на месте почему-то не оказалось, хотя я была уверена, что видела его, когда заезжала в гараж. У входа стояла машина скорой помощи. Может, охраннику стало плохо, подумала я и, припомнив, что видела в одном из коридоров гаража пожарный щит с багром и лопатой, отправилась туда.

Проходя мимо коридора, где был лифт, я увидела двух мужчин, стоящих у его дверей. Чувство опасности, будоражащее мою кровь, полыхнуло с новой силой. Я не знала, кто они и зачем здесь стоят, но выяснять это мне не хотелось. Я с детства привыкла, что если есть возможность удрать, то неприятности лучше обойти стороной, поэтому стремительно развернулась, и… И уперлась в грудь еще одного мужчины с внешностью явно не располагающей к общению.

— Куда это Вы так торопитесь? — недобро усмехнулся он, пытаясь схватить меня за плечо.

Я ловко вывернулась и отскочила. Только бежать теперь было некуда. Путь к выходу перекрывал малоприятный тип, пытавшийся меня схватить, коридоры паркинга заканчивались тупиками, а у лифта стояли двое замеченных мною мужчин… вернее уже бежали к нам… "Против троих мне не выстоять", — пронеслось в мозгу, и я незамедлительно бросилась в атаку на того, кто перекрывал мне дорогу к выходу.

"Маэ-гери" мне всегда удавался хорошо на тренировках, поэтому я без труда ударом ноги в солнечное сплетение, нейтрализовала противника и помчалась к выходу.

Но оказалось, что мои преследователи бегают не хуже. Один из них догнал меня и, схватив за плечо, рванул на себя. Почувствовав рывок, я продолжила его движение и, перегруппировавшись на этом движении противника и используя его же силу движения, перебросила преследователя через бедро, при этом локтем ударив его в спину. Возблагодарив мысленно тренера, многократно отработавшего со мной все эти приемы, я нырнула под руку подбегающему третьему мужчине и толкнула его на медленно поднимающегося с пола напарника, после чего опрометью бросилась прочь.

Подбегая к машине скорой помощи, я считала, что уже в безопасности, когда резко распахнувшаяся дверка отбросила меня на асфальт.

Я постаралась быстро вскочить, но вышедший из машины человек в белом халате с такой озабоченностью в голосе проговорил: "О, Господи! Простите ради всего святого, я Вас не заметил. С Вами все в порядке? Я не сильно ударил Вас? Давайте я Вам помогу", что я невольно замерла.

— Да, нет… Не волнуйтесь. Я несильно ударилась, — тихо проговорила я, поднимаясь.

— Слава Богу! Давайте я Вам помогу отряхнуться. Вы точно не расшиблись? А то помощь рядом, — он улыбнулся, кивая на машину с красными крестами на бортах.

— Нет, спасибо, — я шагнула в сторону, — не волнуйтесь, все в порядке.

— Вы простите, конечно, но мне как врачу необходимо убедиться, что я не нанес Вам серьезных повреждений. Покажите Ваше колено, по-моему, Вы упали на него, — он осторожно приблизился и тронул меня за плечо.

Попробуй он меня схватить, и я бы уже неслась прочь, но он лишь осторожно коснулся.

— Все в порядке, — я недовольно повела плечом, скидывая его руку. Мне не понравился этот врач. Что-то неприятное было в его слащавой улыбке, да и во всех остальных движениях, и мне хотелось поскорее уйти.

— Вам трудно мне колено показать? — врач шагнул еще ближе и присев на корточки передо мной, что-то вынул из кармана.

— Нет, — я недовольно поморщилась, но все же склонилась, задирая брючину. Коленку и, правда, саднило. Может и лучше будет, если он намажет ее чем-то. Все равно преследователи вряд ли нападут в присутствии врача.

— Ну вот видите, — врач приподнял голову, — Вам надо обработать ногу. Пойдемте в машину, я все сделаю.

— Нет, в машину не пойду, — я отчаянно замотала головой. Чувство опасности вдруг вновь ожило во мне, побуждая срочно покинуть это место.

И в это время врач резко поднялся и прижал мне к лицу мягкую тряпку. Я постаралась оттолкнуть его, потом с силой ударила ногой, но он вцепился в меня словно клещ. Наконец мне удалось вывернуться и отпихнуть от лица его руку с тряпкой, но тут все поплыло перед глазами, и я провалилась в темноту.

Пришла в себя я от легкой тряски и не сразу сообразила, где нахожусь. Перед глазами все плыло и меня немного подташнивало. Попытавшись пошевелиться, я выяснила, что крепко привязана, да и губы у меня не размыкаются.

Заметив, что я пошевелилась, ко мне наклонился уже знакомый врач и с усмешкой произнес:

— Не дергайся, бегунья, на ближайшее время ты отбегалась. Лежи смирно и будь паинькой, а то по приезде вколят тебе, дорогуша, сульфазиновый крест и света белого не взвидишь, и уже поневоле придется быть паинькой.

Ответить ему или что-то спросить я не могла, мой рот был залеплен чем-то вроде скотча. Я не поняла, чем он мне угрожал, но решила на рожон не лезть и порадовалась, что исходя из его слов, убивать меня пока не собирались.

Я замерла, устремив взгляд в потолок машины и пытаясь сообразить, куда же меня везут в "карете скорой помощи".

Ехали мы недолго, я успела досчитать лишь до трехсот, как машина остановилась. Ее задние дверки распахнулись, и я увидела двух типов, которые бежали за мной в подземном гараже. Они, молча, вытащили носилки, к которым я была привязана, затем разогнули какие-то железки внизу, и носилки превратились в каталку.

В это время из машины вылез врач.

— Давайте ребята быстренько к служебному входу ее, — скомандовал он.

И двое его подручных тут же покатили меня куда-то вверх по пандусу.

Меня завезли в вестибюль, потом по еще одному пандусу скатили вниз. Здесь один из сопровождающих вставил какую-то карточку в дверь, и она отъехала в сторону. Мы оказались в длинном мрачном коридоре с тускло-горящими лампочками. Меня долго везли по нему, а затем, вместе с догнавшим нас врачом, подняли на лифте и, пройдя сквозь еще одну автоматическую дверь, вновь покатили куда-то.

Первое что меня поразило: приглушенные крики, неразборчивые ругательства, мольба и стоны, доносящиеся с разных сторон. Повернув голову, я смотрела на выбеленные стены и плотные металлические двери с маленькими зарешеченными окошками на уровне человеческого роста, недоумевая по поводу, куда это я попала.

В это время сопровождающий нас врач распахнул какую-то дверь с надписью «процедурная», и меня завезли в просторное помещение. Щелкнул выключатель, и яркий свет люминесцентных ламп ударил по глазам. Я невольно зажмурилась.

— Переоденьтесь оба и приведите кого-нибудь из второго блока. Девчонке не помешает посмотреть, что бывает с теми, кто нарушает здесь распорядок и не выполняет предписания, — обратился врач к своим двум помощникам.

Те быстро вышли, а врач шагнул ко мне и несильно похлопал по щеке, — Глазки пошире открывай, дорогуша, и смотри внимательно. От твоего поведения будет зависеть окажешься ты вон на том месте или нет, — он кивнул в сторону стола в дальнем углу, в изголовье которого стоял стенд со множеством проводов и датчиков с ремнями.

Через некоторое время двое доставивших меня сюда мужчин, теперь уже одетые как санитары, вернулись. Они завели в комнату высокого мужчину с заломленными назад руками в полосатых пижамных штанах и такой же рубашке.

— На стол его! — скомандовал врач.

Мужчина тут же стал оседать на пол и со слезами в голосе визгливо запричитал: — За что? Не надо! Не надо! Я ничего не сделал… прошу… Я же ничего… совсем ничего… Не надо!!! не надо!!!

Не слушая его, двое санитаров подняли его и уложили на стол, затем сдернули с него всю одежду и привязали ремнями его руки и ноги к краям стола. После чего ремнем крепко притянули голову к специальному креплению и запихнули в рот кляп с трубкой для дыхания, что он больше уже не мог членораздельно кричать, а лишь мычал. Затем опутали его проводами, идущими от стенда, и отошли к противоположной стене.

Врач шагнул к нему, проверил правильность и прочность крепления ремней и проводов, а потом повернул какой-то тумблер на стенде. Человек на столе дернулся, и его тело изогнулось в судороге, изо рта вырвался нечленораздельный полу-вопль полу-хрип. Затем он резко опустился и распластался на столе, чтобы через несколько секунд вновь выгнуться в судороге. Глаза его выпучились, изо рта текла слюна, он, не переставая, стонал, мычал и хрипел. Тело его то выгибалось, то бессильно падало на стол. А вскоре все помещение наполнилось отвратительным запахом человеческих экскрементов.

Врач подошел ко мне и вновь тихо похлопал по щеке, — Ты ведь не хочешь занять его место, дорогуша?

Я энергично замотала головой.

— Ты будешь паинькой?

Я закивала.

— Ну вот и славно, — он кивнул одному из санитаров, — В смотровую ее, — а другому указал на бьющегося мужчину на столе, — минут через десять отключишь и в камеру его.

Один из санитаров шагнул ко мне, второй распахнул дверь и помог ему вывезти меня. Провезя меня вдоль длинного коридора, санитар завез меня в помещение чем-то напоминающее предыдущее, только вместо стола здесь стояло достаточно необычное кресло, кушетка и еще кресло на колесах.

Врач вошел следом и махнул рукой санитару, разрешая уйти.

— Ты не забыла, что обещала быть паинькой? — нагнувшись ко мне, тихо спросил он.

Я замотала головой, забыть увиденное было сложно. Меня до сих пор бил нервный озноб, хотя я изо всех сил старалась успокоиться, внушая себе мысль, что если бы меня хотели подвергнуть такой пытке, уже бы подвергли, а не устраивали подобное представление… Я решила что буду очень послушна, чтобы со мной не делали… потому что сопротивляться в подобной ситуации можно, лишь если есть шанс сбежать. А его пока у меня не было.

Врач рывком сдернул залепляющий мне рот скотч.

Я поморщилась, но не проронила ни звука.

— Умница, все правильно понимаешь, — усмехнулся он.

Затем снял ремни, стягивающие мои щиколотки, потом расстегнул мои джинсы, и рывком стащил их с меня. Я молчала и не пыталась противиться. К тому же руки он мне так и не развязал. Поэтому кофту и все верхние детали туалета разрезал, прокомментировав: "Теперь это тебе все равно не пригодится". Не противилась и когда на пол вслед за джинсами полетела вся моя остальная одежда. И когда он ощупывал и осматривал меня со всех сторон, заставляя, то согнуть ноги, то развести их.

В голове билась только одна мысль: "Я должна выжить… должна… а вот потом… потом я найду способ расплатиться со всеми".

Наконец он отпустил меня и шагнул к столику с медикаментами. Вскрыл какую-то ампулу, распечатал шприц.

— Маленький укольчик, дорогуша, чтоб знать наверняка, что у тебя не будет желания больше бегать, — тихо проговорил он.

— Я и так буду послушна, — едва слышно выдохнула я.

— Не пугайся. Это лишь четверть дозы… чуть-чуть поболит и пройдет.

Я не стала больше просить, и покорно чуть повернулась, давая ему возможность сделать укол.

Боль пронзила такая, что я невольно застонала.

— Ладно, ладно… не канючь, говорю же, это лишь четверть дозы, — врач похлопал меня по бедру, а затем выкинув шприц и расстегнул ремни, стягивающие мне руки, — Поднимайся, дорогуша.

Я попыталась привстать и не смогла. Нога онемела, и ее ломило так, что слезы наворачивались на глаза.

— Ну надо же какая неженка, — врач усмехнулся и, шагнув к одному из шкафов, стоящих вдоль стены, достал оттуда и бросил мне пижаму, — У нас тут нет сестер милосердия, поэтому если не хочешь, чтоб тебя лишний раз лапали санитары постарайся самостоятельно одеться.

Меня бросило в жар. То ли от стыда, то ли от лекарства, которое он мне ввел. Закусив губы и стараясь не опираться на онемевшую ногу, я под его насмешливым взглядом кое-как села и оделась.

Он подвез мне кресло на колесах.

— Перебирайся, дорогуша.

Я, опираясь лишь на одну ногу и активно помогая себе руками, неловко уселась в кресло. От собственного бессилия и боли слезы уже потоком текли у меня по щекам.

— Так больно? — врач удивленно приподнял кончиками пальцев мое лицо.

— Очень, — тихо и подавленно выдохнула я, стараясь придать моему взгляду покорное и заискивающее выражение.

— Если действительно будешь паинькой, больше колоть не буду, — пообещал он и вывез меня в коридор.

В коридоре нас ждал санитар.

— В седьмую палату ее, — кивая на мое кресло, проговорил врач.

— В седьмую? — удивленно переспросил тот.

— Да, — подтвердил врач и, подтолкнув к нему кресло, добавил, — и повышенный режим безопасности, сам же видел девочка боевая. Хотя есть надежда, что сообразительная и нарываться не станет. Однако подстраховка еще никогда и никому не вредила.

Уже около недели меня держали в этой клинике, а может и больше. Я сбилась со счета. В моей палате не было окон. Постоянно горел мертвенно-синий свет, и играла тихая заунывная музыка. Ориентировалась я лишь по посещениям врача и санитаров. Из палаты меня не выпускали, развязывали лишь в присутствии санитаров. Причем если развязывали руки, оставляли связанными ноги и наоборот. Санитаров приходило двое. Один, который меня привез в палату, а второй, тот который первый на меня напал в гараже. Впервые увидев в своей палате его угрюмую физиономию, на которой легко читалось отсутствие интеллекта и склонность к садизму, я испугалась, подозревая, что «маэ-гери» просто так он мне не спустит… и, в общем-то, оказалась права. Он не без удовольствия раздел меня и сильно отшлепал своей огромной ручищей, а потом запеленал как младенца в холодные мокрые простыни и надолго оставил.

Ощущение было мерзопакостным. Я ощущала свою полную беспомощность и жалкость. Пришедший врач, увидев меня в спеленатом состоянии не смог сдержать усмешки:

— Ты никак брыкалась, дорогуша, что тебя пеленать пришлось?

Я с грустью посмотрела на него:

— Ваши санитары просто считают меня тупой и заранее стараются предупредить мое возможное непослушание.

— Ну и как внушение на пользу пошло?

— Не знаю… по большому счету вернуться в состояние безмятежного детства, когда от тебя ничего не зависит, и жизнь воспринимается, как данность, на которую невозможно повлиять, не так уж и плохо…

— Ты ее сейчас воспринимаешь именно так? — врач заинтересованно посмотрел на меня.

— Воспринимать ее иначе глупо в моем положении.

— Это радует, дорогуша. Возможно, в этом случае мы обойдемся минимумом лекарств и процедур. Но только если это искреннее заявление, и ты и далее будешь со мной искренна и еще очень послушна.

— Я буду стараться, — заверила его я.

После этого он почти не докучал мне визитами. А процедуры и, правда, свелись лишь к соблюдению определенного распорядка. Не особо приятного, чтобы описывать его, но и не невыносимого.

Однако обстановка и монотонность меня сильно угнетали… Мне было не с кем говорить, санитары со мной не разговаривали и не отвечали ни на какие мои вопросы, а с врачом я говорить боялась. Я чувствовала за его фальшивой улыбкой скрытую угрозу. Мне казалось что он только ждет повода, чтобы начать мучить и изводить меня… Поэтому я была рада, что он приходил ко мне редко.

Понимая, что условия моего содержания вряд ли изменятся, вскоре я стала чувствовать то, к чему видимо и стремились мои надсмотрщики. Я стала чувствовать безысходность и тщетность даже мечтаний о свободе…

Однако я запретила себе впадать в уныние и стала изучать манеру поведения следящих за мной санитаров. Понимая, что лишь кто-то из них может оказаться тем слабым звеном, которое позволит мне порвать удерживающие меня здесь цепи.

Я стала улыбаться им и за все благодарить. При этом я старалась придать моему взгляду восторженное обожание и почитание… Я смотрела на них так, как смотрят на сошедших с Олимпа небожителей.

И вскоре это дало кое-какие результаты. Один из них, тот, что выглядел более слабоумным и пострадал от моего «маэ-гери» стал разговаривать со мной не только приказами, а я с наигранным удовольствием поддержала общение. Про себя я называла его: атлет, потому что он явно гордился своим атлетическим телосложением.

— Поднимайся, пора пить лекарства, а потом есть, — вошедший атлет расстегнул связывающие мои руки ремни и протянул мне два пластиковых стаканчика. Один с водой, другой с таблетками.

Я с обожанием посмотрела на него:

— Как я рада, что ты пришел… ты такой сильный и красивый… — я села на кровати, — я люблю, когда ты дежуришь.

— Так уж и любишь? — хмыкнул он.

— Я тебе это каждое твое дежурство говорю, а ты почему-то не веришь… Кстати, сейчас завтрак или обед?

— Ужин. Так ты будешь пить лекарства?

— Подожди, какие лекарства… я еще не сказала, как ты мне нравишься… а ты уже: лекарства, лекарства… Ты мне нравишься очень-очень. Ты понимаешь это?

— Вот укол тебе сейчас вкачу, если лекарства сей же момент не выпьешь, и посмотрю, что запоешь тогда, — он нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

— Из твоих рук хоть лекарства, хоть укол — это кайф. Ты что больше хочешь, чтоб я сделала: лекарства выпила или пижамку задрала для укола? Я сделаю все, что скажешь… — я постаралась вложить в голос максимум вожделения.

— Ну так уж и все? — впервые атлет посмотрел на меня достаточно заинтересованно. На его дебильном лице читалась явная попытка осмыслить ситуацию.

— Конечно… и вообще я могу ее задрать не только для укола… — жарко выдохнула я, не сводя с него похотливого взгляда.

— Так вот ты о чем…

— Именно.

— Да я б тебя уже давно трахнул бы, красотка ты моя ушастенькая, только у меня приказ тебя не трогать, — он помолчал немного, а потом на его лице появилось страдальческое выражение, — Черт… в кои веки баба сама об этом просит, а я не могу.

— Я не скажу никому… давай, — я заговорщицки подмигнула ему.

— Тут камеры везде, тебя не в простую палату определили, — атлет кивнул на углы палаты.

— Они лишь картинку пишут или звук тоже? — поинтересовалась я

— Только картинку, по-моему… да точно… звука нет в дежурке… только что с того?

— А в ванной тоже камера? — я положила ему руку на бедро и тихонько погладила.

— Руку убери, — испуганно оттолкнул меня он, — говорю же, пишут тут все. И в ванной тоже камера. Лекарства давай пей.

— Я придумала, — заговорщицким шепотом выдохнула я, беря из его рук стаканчики, — выключи камеры и приходи ко мне. Мы славно развлечемся.

— Их дежурный постоянно отсматривает. Как их отключишь?

— Снотворное ему подсыпь и приходи. Он утром проснется, а у нас все шито-крыто.

— А ты хитрая бестия… ушастенькая, — атлет усмехнулся и нерешительно покачал головой.

— Ради такого красавца как ты, придумать можно еще и не такое… Ты ж небось жеребец в постели.

— Эт да, — атлет польщено улыбнулся, — что есть, то есть… бабы только все капризные попадаются… хотя здесь не повыкобениваешься. Я их быстро усмиряю…

— Меня не надо усмирять, я не буду капризничать… ты главное камеры отключи и приходи.

— Ладно… часа через три постараюсь…

Я отработанным движением сложила таблетки за щеку, чтоб потом выплюнуть в ванной, выпила воду и вновь с обожанием посмотрела на него: — Ты не представляешь с каким нетерпением я буду этого ждать…

Часы ожидания показались мне бесконечностью. Я понимала, что играю ва-банк, и другого случая мне не представится. Если я проиграю сейчас, меня не только унизят, меня уничтожать как личность, превратят в овощ и забудут здесь навсегда. Я не знала как преподнес Виктор Алексеевич мое исчезновение Дэну, но, наверное, как-то преподнес и обосновал. И раз он меня до сих пор не нашел, то значит действительно рад моему исчезновению… Теперь ничего не мешает ему с Катериной развлекаться… Эта мысль давно злой кошкой драла мою душу, а сейчас и вовсе стала невыносимой… Но ничего… я отомщу… я отомщу им всем… я заставлю их не меньше страдать и мучиться. Я верю, что у меня все получиться. Не может не получиться. Творец не оставит меня. Я чувствую. Я знаю это!

Наконец дверь моей палаты открылась, и на пороге показался атлет с дебильной улыбкой от уха до уха.

— Заждалась, ушастенькая?

— О! — томно выдохнула я, — Ты пришел, мой герой! Мой геркулес, мой атлант… Ты сдержал слово! Ты смог! О, я вся горю нетерпением! Развяжи же меня скорее… мне так хочется прижаться к твоей могучей груди! Ощутить твою силу, твою мощь… Ну что же ты медлишь?

— Я не медлю… — он шагнул ко мне и развязал ремни на руках.

Я тут же обхватила его за шею и, притянув его голову к себе, жарко выдохнула в ухо, — Нас точно не застукают, милый? А то я не переживу, если тебя выгонят и мы не сможем больше никогда заняться этим…

— Не волнуйся. Дежурный в отключке — я напоил его… да и камеры все отключил… они даж не пишут ничего.

— А врач не зайдет? Или еще кто? Ведь если нас разлучат…

— Да хватит дергаться. Нет никого. Ночь. Врач дома давно. Сейчас может лишь охрана на входе не спит, но им сюда не пройти… тут вход лишь по личным карточкам, а у них таких нет.

— Тогда что ты медлишь? Развязывай мне ноги и начнем, — я прижалась к нему сильнее.

— Думаешь надо? — он хитро хмыкнул, — по мне, я и так справлюсь…

— Нравится лапать бесчувственные колоды — можешь начинать, — я разжала руки и откинулась на кровать, — я могу и руками тебя не трогать… Ты ж небось лишь связанных женщин трахать умеешь, а с настоящей и не сможешь ничего… — я постаралась изобразить на лице гримасу разочарования и презрения.

— С чего ты это взяла? — он, нагнувшись, раздраженно схватил меня за плечо.

— С того, что ты не хочешь ноги мне развязать. Ты понимаешь, что женщина, лишь поставив свободно ноги, истинное наслаждение мужику может доставить? Или ты его и не испытывал никогда?

— Это ты о чем? — атлет непонимающим взором уставился на меня.

— Это невозможно объяснить! Это лишь почувствовать можно. Ноги мне развяжи и все поймешь, — я нетерпеливо повела плечом, — Давай развязывай, а не рассуждай, если действительно удовольствие получить хочешь.

Атлет не стал спорить и расстегнул фиксирующие ремни на моих ногах.

Я села на кровати, подтянула ноги и принялась растирать затекшие от ремней лодыжки, бросив ему, — Подожди минутку, ноги чуть-чуть отойдут, и мы начнем.

— Хочешь, помогу? — он осторожно отвел мои руки и сам стал, нагнувшись, растирать мою щиколотку и лодыжку.

Поза его была очень удобна, и я ребром ладони резко ударила его по шейным позвонкам. Даже не охнув, он упал поперек моей кровати.

Я высвободила ноги, встала. Потом стянула ему руки ремнем за спиной и перевернула на кровати. Пошарила в его карманах. Нашла ключи, но карточки, отпирающей двери не было. Я тихо выругалась… Вот ведь дебил, даж карточку в карман положить не мог… Придется приводить в чувство и выпытывать информацию… Хотя чем тут пытать такого бугая? И тут я вспомнила. Я смотрела фильм «Терминатор-2», где героиня угрожала шприцом с ацетоном… Вот только где ацетон раздобыть? Хотя зачем мне ацетон? Можно хоть воду в шприц набрать, вряд ли этот дебил рискнет испытать, что там у меня… Особенно если шприц воткнуть в наиболее ценимое им место… Я зло усмехнулась.

Я выскользнула в коридор, нашла в процедурной докторский халат и самый большой шприц. Разбила первые попавшиеся ампулы, с надписью инсулин. Вылила их все в стакан и набрала полный шприц этой гадости. Пусть теперь только попробует мне что-нибудь не сказать.

Вернувшись в палату, я надела халат. Затем привязала ноги все еще не пришедшего в себя атлета ремнем к кровати. Предварительно сдернув с него белые брюки. Потом сунула под нос вату с нашатырем и всадила иголку шприца ему меж ног. Он заорал и дернулся на кровати.

— Какие мы нежные, — подражая ласковым интонациям врача, проговорила я.

— Что ты делаешь? — он с ужасом посмотрел на меня, потом дернул руки связанные за спиной.

— Не дергайся, мой дорогой. Еще раз дернешься, и я без дальнейших разговоров волью тебе полный шприц ацетона. Как ты думаешь, ты долго умирать будешь или сразу концы отдашь?

— Ттты с ума сошла? — сразу замерев, испуганно спросил он.

— Конечно. Еще давно. А иначе зачем бы меня здесь держали? Я, понимаешь ли, некрофилка. Люблю с трупами сексом заниматься, а мне не дают… Поэтому ты будешь первым, ну не совсем первым… но и не последним, — я плотоядно улыбнулась, — Тебе ведь не просто так меня ублажать запретили… Я силу обретаю, коль кого поимею…

— Не… не надо… лапочка… ну не надо, п-п-пожалуйста… — атлет задрожал всем телом. Видимо в глазах моих было что-то такое, что он сразу во все поверил.

— Как это не надо? А если мне хочется? — жарко выдохнула я, нависая над ним.

— Я найду тебе другого… кого только захочешь… я все-все для тебя сделаю… только не убивай… к тому же так… ну пожалуйста… — в его глазах блеснули слезы.

— Ты не хочешь, чтобы я с тобой получила удовольствие? — я состроила грозную мину.

— Я хочу жить… — едва слышно выдохнул он.

— То есть ты согласен меня ублажать, если твою поганую жизнь тебе оставлю?

— Да! Да! Как только захочешь… Я все-все для тебя сделаю… могу даж убить кого… честно… я умею… — он преданно посмотрел на меня.

— Мне не охота тебя контролировать, — я поморщилась, — ты непредсказуем, ты шлепал меня… — я капризно скривила губы, — К тому же, — я окинула его фигуру оценивающим взглядом, — я могу получить то, что хочу уже сейчас. Ты мне очень-очень нравишься, я ж уже говорила тебе…

— Ну драгоценная моя… не надо… я больше никогда даж пальцем не коснусь тебя… ну пощади… а я помогу тебе выйти отсюда и трупами свежими тебя завалю… ты мне лишь пальчиком укажешь… ну соглашайся, королева моя.

— Как ты меня назвал? — я недоуменно воззрилась на него.

— Королева! Ты будешь моей королевой. Я клянусь, я все-все для тебя исполню. Любое твое слово будет для меня законом.

— Ты ж наврешь! И забудешь все клятвы, как только я распущу ремни! — я рассмеялась, — ты думаешь, я смогу поверить тебе?

— Королева, — на дебильном лице санитара читалось явное недоумение и обида, — Я вообще никогда не вру… и клятв я не забываю… Если в живых оставишь — все для тебя сделаю.

— Может, ты и не врешь, только я не верю… — я рукой погладила внутреннюю сторону его бедра, — к тому же ты мне нравишься… ты очень красиво сложен. Мне трудно противостоять моим желаниям.

Он вновь задрожал всем телом и тихо заскулил как собака. По его лицу было заметно, что впервые в жизни он пожалел, что не похож на задохлика.

— Так страшно? — усмехнулась я.

— Я хочу жить, — едва слышно повторил он.

— Найди способ, как я могу контролировать тебя, и выведи из клиники. Останешься жить.

— Ну это проще простого, — он облегченно вздохнул и заискивающе посмотрел на меня, — в процедурной, в левом шкафу на второй полке, несколько коробок. В каждой браслет и пульт. Если наденешь браслет мне на руку или на ногу, сможешь полностью контролировать. Ключ от шкафа у меня в кармане, на нем голубая бирка.

— И что они дают?

— Это шокеры. Причем очень сильные. Разового нажатия хватит, чтоб минут на пять вырубить.

— На сколько хватает комплекта?

— На пять применений.

— Жди. Пойду посмотрю.

Я взяла ключи и вышла.

Я вернулась минут через пять и надела шокер ему на ногу. Он оказался очень удобным, запирающимся на ключ. Таким, что самостоятельно без ключа не снять.

— Только не проверяй! — взмолился атлет, — я буду очень послушен. Я знаю как они работают.

Но я не удержалась, чтобы не нажать на кнопочку на пульте. Тело атлета выгнула сильная судорога и он, захрипев, закатил глаза.

Я вытащила шприц, который воткнула в него до этого, и села ждать. Пришел в себя он нескоро, минут двадцать прошло точно. Я уж стала волноваться, что переусердствовала, задержав на кнопочке свой палец явно дольше, чем следовало.

Наконец он, застонав, открыл глаза и, облизнув губы, с трудом проговорил: — Убедилась?

— Не только убедилась, но и развлеклась, — мерзко захихикала я, — Ты лежал словно мертвый… мне понравилось… Хочу еще…

— Не надо… Будешь часто пользоваться, батарейка разрядится, — испуганно заерзал он на кровати.

— Там аккумуляторы, мой дружочек, я прочитала инструкцию и теперь знаю, как их менять и заряжать.

— Не надо… не надо, моя королева. Я найду тебе другого. Правда, найду, — атлет жалобно посмотрел на меня.

— Ну даже не знаю… — я с сожалением повертела в руках пульт.

— Клянусь, я буду все для тебя делать… я, кого захочешь, для тебя в мертвеца превращу…

— Ну ладно, поверю, и обуздаю на время свои желания, но если обманешь… пожалеешь, что не прикончила тебя сразу! — с угрозой выдохнула я, после чего распустила ремень, стягивающий его ноги, — Вставай!

Он поднялся, и я, не выпуская из рук пульта, развязала ему руки и шагнула в сторону. Он подтянул брюки, потом повернулся ко мне:

— Королева, охранника на входе обманываем или прикончить хочешь?

— Обманываем, это как?

— Могу на каталке тебя вывезти.

— Ну уж нет, — нахмурилась я, — еще чего.

— Я ж тебя привязывать не буду. Простыней прикрою и скажу: врач звонил, требовал, чтоб тебя к нему доставили.

— Думаешь, поверит?

— Не поверит, я ему твой ацетон вколю… — санитар кивнул на шприц, лежащий на столике у кровати.

— Хорошо, так и сделаем, — согласилась я.

Мы вышли в коридор, я, сжимая в руках пульт, улеглась на каталку. Санитар прикрыл меня простынкой, и покатил. Я напряженно наблюдала за ним, готовая в любой момент нажать кнопку. Но атлет не давал мне никаких поводов для беспокойства. Охранник в вестибюле, бросив на нас мимолетный взгляд, приветственно кивнул санитару и, даже ничего не спросив, вновь уткнулся в компьютерную игрушку.

Во дворе атлет остановился рядом с машиной скорой помощи и загрузил в нее мою каталку, потом завел мотор и подъехал к воротам.

Там он вышел и, подойдя к охраннику на входе, сообщил, что меня потребовал привезти врач, а когда тот потянулся к телефону, чтобы позвонить, ударом по голове оглушил его. Потом, закатав рукав его рубашки, атлет пережал пальцем ему вену на руке и, достав из кармана шприц с тем лекарством, что я набрала, уверенным и быстрым движением ввел иглу и спустил поршень. После чего, открыв ворота, подошел к машине:

— Захватим его с собой, королева?

— Он не в моем вкусе, — поморщилась я, надеясь, что лекарство все же не смертельное.

— Как скажешь, — пожал атлет плечами, — хотя он, по-моему, ничего.

— Если ты хочешь с ним развлечься — то можешь взять, — хихикнула я.

— Я? Нет, такие развлечения не по мне, — санитар судорожно сглотнул, видимо страшась, что я могу потребовать это от него.

У меня мелькнула мысль поиздеваться над ним еще больше, но надежда на то, что охранник может выжить, меня остановила. Поэтому я равнодушно хмыкнула:

— Ну не хочешь, не надо.

Санитар влез в машину, выгнал ее за ворота клиники, после чего вернулся и нажал кнопку, запирающую ворота. А затем вновь сел в машину и, повернувшись к открытому окошку, между салоном и кабиной спросил:

— Куда едем, королева?

— Слушай, а почему ты меня королевой зовешь?

— Я сериал люблю смотреть про Зену, королеву воинов. Ты на нее похожа.

— А ты, значит, будешь моим воином?

— Ну типа того…

— Меня это устраивает. Поехали, — я уселась в кресло в салоне скорой помощи и назвала ему свой адрес. Я понятия не имела на какую королеву похожа, но подобное обращение льстило моему самолюбию. Ведь я все ж королевских кровей, да к тому же была прямой наследницей.

Мы подъехали к дому, и атлет заглушил двигатель

— Что теперь? — спросил атлет.

— Теперь ждем.

— Чего?

— Удобного момента. И вообще к королеве с глупыми вопросами не лезут. Выполняй приказание и молчи. А то еще разочек с тобой развлекусь. Ты такой классный, когда без чувств валяешься…

— Не надо. Я не буду больше ничего спрашивать, — атлет испуганно потупился.

— Ты сообразительный. Это хорошо, — резюмировала я и, глядя на окна нашего дома принялась размышлять:

Проходить через консьержку опасно — она может предупредить Виктора Алексеевича, если я появлюсь в таком виде. Врачебный халат, из-под которого торчат пижамные брюки — не самая лучшая одежда, чтобы среди ночи возвращаться домой после долгого отсутствия. Лучше всего идти через гараж. К тому же там, на полу бокса, под колесом моей машины до сих пор могут оставаться ключи. Это было б очень кстати. Однако и в гараж входить в таком виде не совсем с руки…

В это время рядом с нами остановилась машина с надписью «Пицца» на борту, и из нее вышел молоденький паренек в фирменной одежде и шапочке.

— Быстро задержи его и запихни к нам в машину, — приказала я атлету.

Тот что-то поднял с пола кабины и проворно вышел. Подойдя к пареньку, он резко ударил его по затылку неизвестно откуда взявшейся в его руке монтировкой, а потом, распахнув задние дверки, затащил его в машину и бросил на носилки.

— Мне где подождать, пока ты развлекаться будешь: в кабине или рядом погулять?

— Ага, так я тебя погулять и отпустила… — зло выдохнула я, пытаясь нащупать на руке паренька пульс и кляня себя, что не предупредила этого дебильного остолопа, что убивать парня не нужно.

— Да не переживай, я не сбегу. Тут кстати наручники есть, можешь надеть, если не веришь, — атлет заискивающе улыбнулся и, видя, что я щупаю пульс у разносчика пиццы, добавил, — Не волнуйся, он гарантированно покойник. После такого удара не выживают.

— Где наручники? — я зло взглянула на него.

Он отложил монтировку и достал из бокового ящика в салоне наручники с ключами.

— Вот.

— Иди в кабину, — я задвинула окошечко между салоном и кабиной и вышла.

Атлет тем временем уже залез в кабину. Я, зацепив наручники за опору кресла, заставила его нагнуться и защелкнула их на его запястьях. Захлопнув дверку кабины, я вернулась в салон, стянула с мертвого паренька всю одежду и переоделась в нее. Потом тихонечко вышла, постаравшись неслышно прикрыть дверку салона, и подошла к машине с надписью «пицца». В ней я нашла три больших пиццы, чемоданчик с горячими блюдами, бутылки с кока-колой и чек, где значился подробный адрес заказчика.

Бодро вбежав по ступеням в подъезд, я сообщила консьержке номер квартиры. Поднявшись в нее, я вручила три пиццы, горячие блюда и бутылки с кока-колой веселой компании ребят, бурно что-то празднующих, и, получив деньги и приличные чаевые, спустилась в гараж.

Позаимствовав с пожарного щита багор, я достала ключи, дожидающиеся меня там, где я их уронила, и открыла бокс.

Мой обожаемый джипчик встретил меня привычным ароматом моего любимого клубничного дезодоранта.

— Как же я без тебя соскучилась, мой малыш, — ласково прошептала я, поглаживая теплую кожу его сидений и заглядывая в бардачок. Запасной мобильник лежал на привычном месте. Я достала его, вылезла из машины, заперла ее и закрыла бокс. Прихватив с собой багор, я прошлась вдоль рядов машин чуть дальше и остановилась у бокса, где стояла машина Ники. Двух соседних машин не было, и это порадовало меня. Дотянувшись багром, я через решетчатую дверь разбила фару. Потом вернула багор на место, взяла чемоданчик и поднялась на лифте на свой этаж. Там, спрятавшись в нише у мусоропровода, я набрала домашний номер.

Через некоторое время заспанный голос Виктора Алексеевича проговорил:

— Слушаю.

— Мне Веронику Вениаминовну, — стараясь изменить свой голос до неузнаваемости, проговорила я.

— Она в больнице. А кто ее спрашивает?

— В больнице… Ой, какой кошмар, а можно тогда сына ее, Дениса. Мне предупредить надо…

— Его тоже нет. А кто Вы такая? Вы представиться можете, наконец? Что Вам надо в третьем часу ночи? — в голосе моего свекра послышалось раздражение.

— Вы уж извините, что я так поздно, но я сейчас уезжаю, на вокзал опаздываю, а у нее фара разбита. Вот я и хотела предупредить. Я соседка ее по боксу, и смотрю, ее машина все стоит и стоит… а она в больнице оказывается. Ужас-то какой, в больнице. Вы уж еще раз извините… неудобно-то как получилось, — на одном дыхании выпалила я, заранее заготовленную фразу, и отключила телефон.

Я узнала все, что хотела: Ника все еще в больнице, Дэна нет, Виктор Алексеевич один. И я буду не я, если он сейчас же не спустится посмотреть разбитую фару у Никиной машины.

Действительно не прошло и пяти минут, как Виктор Алексеевич, одетый в спортивный костюм вышел и, вызвав лифт, уехал вниз.

Я быстрее молнии метнулась в квартиру. Мне надо было успеть до его возвращения. Достав из коробочки из-под духов дубликат ключей, я вскрыла его сейф и, взяв пистолет и три коробки с патронами, которые лежали там же, быстро его заперла. Зарядив пистолет, я запихнула его за пояс, а коробки сложила в чемоданчик разносчика, после чего направилась в комнату Дэна. Мне хотелось найти номер Катиного телефона. Поэтому, открыв ящик письменного стола, я стала перебирать сваленные в нем бумажки. Дэн имел обыкновение записывать все телефоны не только в память мобильника, но и в маленький блокнотик, который всегда таскал в кармане. Придя домой, он вырывал листок и пихал в ящик стола на случай потери мобильника. Через некоторое время мне, наконец, попался листок с номером телефона Кати. Сунув его в карман, я задвинула ящик и пошла в свою комнату, где взяла деньги и достала из гардероба мой любимый костюм, который, как и патроны, положила в чемоданчик.

Закрыв квартиру, я вызвала лифт, но потом, испугавшись, что могу столкнуться с Виктором Алексеевичем, спустилась по лестнице.

— Чего так долго? — бдительно спросила меня консьержка.

— Так день рождение… Меня за стол позвали. А что нельзя что ли? — недовольно хмыкнула я.

— Ну раз день рождение, тогда конечно, — консьержка заулыбалась, а я выскользнула на улицу.

Подойдя к машине скорой помощи, я тихонько проскользнула в салон. Вновь переоделась, теперь уже в свои вещи, а вещи разносчика бросила на пол. После чего, взяв пульт и громко хлопнув дверкой, открыла кабину, чтобы освободить ждущего меня атлета.

— Ты решила переодеться, королева?

— Да я люблю переодеваться. Особенно после секса. Тебе нравится?

— Очень красиво.

— Я рада, что тебе нравится, — я села в кабину рядом с ним, — Поехали.

— Куда?

— Покатаемся и заодно от трупа избавимся, он больше не нужен мне. Я покажу куда.

Атлет послушно завел машину, и мы поехали.

Мы подъехали к выходу из портала и я, зная, что недалеко большая топь, велела атлету утопить там труп разносчика пиццы и его одежду. А когда он вернулся то, без пульта в руках, шагнула ему на встречу.

— Ты действительно мой верный воин?

Атлет недоуменно посмотрел на меня:

— Что ты еще хочешь?

— Проверить, насколько ты мне покорен.

— Слушай, королева, может не надо? Ты меня совсем задолбала. Ну хорош.

— Ты как со мной разговариваешь?! С королевами так не разговаривают! А ну встал на колени! — в притворном гневе я топнула ногой.

Он схватил меня за руки:

— Достала! Все! Забыла взять пульт, пеняй на себя! Думаешь, я без него тоже перед тобой прыгать буду? Счас ты у меня узнаешь, где раки зимуют!

— Ах ты, лжец! — сконцентрировав в руках энергетику портала, я с ее помощью оттолкнула его от себя, — Вот это я и хотела проверить. Ну что же сам напросился…

Прищелкнув пальцами, я вскинула руку и направила поток голубого свечения прямо на него.

Атлет, вскрикнув, упал, а потом, всхлипывая, стал кататься по земле:

— Что ты делаешь? Перестань! Я не буду, не буду больше! Королева, пощади!

Мучила я его так долго. От боли он скреб руками землю и визжал, словно резаный поросенок, но мне надо было научить его покорности, и воздействия я не прерывала.

Когда я отвела луч, у него не было сил даже шевелиться. Я подошла и рывком перевернула его на спину. Он зажмурился и мелко задрожал, страшась моих прикосновений.

— Понял, что и без пульта в руках наказать могу?

— Да, королева, — не открывая глаз, прошептал он.

— Мне не хотелось демонстрировать свои способности, но ты разозлил меня…

— Я больше не буду… я всегда — всегда буду слушаться, королева… любой твой приказ… я клянусь.

— Ты клялся и в клинике…

— Прости, королева… это по глупости… больше я не посмею.

— Хотелось бы верить, — я выпрямилась и стукнула его кончиком туфли: — Вставай!

Он с трудом поднялся. Весь его халат был в зеленых пятнах от травы и вымазан в земле. Я поморщилась:

— Смотреть на тебя тошно. У тебя есть во что переодеться?

— В машине есть халат, — он старался не смотреть мне в глаза.

— А что-то более цивильное?

— Только у меня дома.

— Нет, к тебе не поедем. Тебя могут искать, — я поморщилась. — Придется купить тебе что-то. Ну да ладно, деньги есть. Кстати, вот только попробуй сбежать, и я в лепешку тебя раскатаю. То, что сейчас было, как отдых на Гаити вспоминать будешь.

— Королева, я не посмею, не посмею, — он шагнул ко мне и без всяких требований упал на колени и прижался к моим ногам, — я буду очень послушен, поверь.

Я бросила к его ногам ключ от браслета:

— Сними, как ты понял, я и без него тебя теперь наказать сумею. Моя сила вновь при мне.

— Да, королева. Я понял это. Ты всемогуща. Я не посмею больше тебе перечить, — атлет поднялся и, подобрав ключ, расстегнул и снял с ноги браслет.

Мы сели в машину, и я приказала ему возвращаться в город. Там я забрала из гаража свой джип, купила ему одежду и вернулась в скорую помощь. Атлет, все это время покорно ждавший меня за рулем, пересел в салон, и я заставила его выучить несколько несложных фраз. После этого я набрала номер Кати и протянула ему телефон.

— Здравствуйте. Это Екатерина Григорьевна? — представительным басом проговорил он, — С Вами говорит заместитель генерального директора российского отделения, — дальше атлет без запинки назвал самую модную сейчас в светских кругах парфюмерную компанию, не зря я его все-таки полчаса муштровала, и продолжил: — Мы видели показ в Лондоне с Вашим участием и хотели бы сделать Вам предложение стать лицом нашей фирмы.

Атлет помолчал немного, видимо выслушивая ответ, после чего, проговорил еще одну заготовленную фразу, — Нет, с Вашим агентом я встречаться не буду. Контракт я буду обсуждать лишь лично с Вами, если же Вас это не устраивает, о нашем предложении можете забыть. Я передам руководству, что Вы нам отказали.

Он еще немного помолчал, потом, удовлетворенно кивнув, вновь заговорил:

— Да, я бы хотел с Вами встретиться уже сегодня, через полчаса, если Вас это устроит, — он помолчал немного, потом качнул головой: — Нет, позже я не могу, у меня совещание, а потом я улетаю… Не волнуйтесь, я подъеду к Вам. Вы успеете. Рядом с Вашим домом есть открытое кафе? Замечательно. Где оно расположено? Ждите меня за крайним столиком, я подъеду, и мы поговорим. Если Вас устроит наше предложение, мы проедем в наш офис и заключим контракт. До, встречи Екатерина Григорьевна.

Отключив телефон, атлет протянул его мне:

— Довольна, королева?

Я убрала телефон в карман и пробормотала:

— Более чем… Переодевайся.

Он послушно сбросил одежду и надел купленную мной. Все оказалось в пору. Я не ошиблась с размерами. Срезав ярлычки, я с усмешкой оглядела его:

— Ты классно выглядишь. Чуть больше интеллекта в глазах и влюбилась бы в тебя без памяти… — я рукой нежно провела по его бедру.

— Не надо, королева, — атлет вздрогнул и нервно сглотнул. Он не забыл о моих любовных пристрастиях.

— Не буду, если сделаешь все, что скажу, — я рукой схватила его за лицо и заглянула в глаза, — Сделаешь?

— Все, что хочешь, — подобострастно выдохнул он.

— Прекрасно, — я отстранилась и достала из-за пояса пистолет, — Умеешь им пользоваться?

— А чего уметь? Предохранитель снимаешь и на курок жмешь, если он заряжен, конечно, — недоуменно спросил тот.

Этот дебил восхищал меня все больше и больше.

— А прицелиться?

— Я в тире стрелял… Так что смогу, не волнуйся. А откуда он у тебя?

— Много будешь знать — мало проживешь. Кстати, я думаю тебе не надо объяснять, что против меня он бессилен или еще одно показательное наказание устраивать надо?

— Что ты, королева! Не надо!!! Не надо! Я все понимаю, — атлет испуганно сжался, — Разве ж ты бы дала мне его, будь это иначе… Я все понимаю… Я все понимаю, — он осторожным движением взял пистолет и заискивающе взглянул на меня, — Кого грохнуть-то надо?

Я подробно рассказала ему план действий, и мы пересели в мой автомобиль. Я села за руль, он рядом. После чего, выжав педаль акселератора, я направила джип в сторону Катиного дома.

Мы проехали по мосту, соединившему когда-то наши с Дэном судьбы. Теперь я вернулась сюда, чтобы навсегда разъединить их и поставить точку в наших взаимоотношениях. После долгих месяцев, проведенных в клинике, я уже не любила, я ненавидела Дэна и его отца. Моя душа пылала жаждой мести. При этом их я убивать не хотела. Я хотела отобрать у них любовь, отобрать так же, как они отобрали ее у меня. И заставить страдать так же, как страдала я. Пусть живут. Долго-долго… и долго-долго мучаются…

Я остановила джип неподалеку от открытого кафе, где атлет назначил Кате встречу, и осмотрела посетителей. Раннее утро не способствовало наплыву клиентов, поэтому за столиками было мало народа. Кроме Кати сидевшей с краю, чуть поодаль сидели два молодых парня, что-то бурно обсуждающих, и пожилая женщина в очках с толстыми стеклами. Свидетелей было немного, но я все равно проехала чуть дальше, и встала так, чтобы номеров не было видно, потом скомандовала атлету:

— Иди, вон она. Та красотка в светло-голубом платье.

— Понял, — кивнул тот и, не раздумывая, вышел из машины.

Я смотрела на спокойно идущего атлета и предвкушала радость мести. Пусть изрешетит эту самоуверенную курицу так, чтоб мокрого места не осталось. Я бы сама с удовольствием пошла, но мне надо, чтобы еще какое-то время Виктор Алексеевич не знал, что я в игре, иначе задуманное мне не совершить. Атлет приблизился к Кате и, подняв пистолет, спокойно разрядил всю обойму ей прямо в лицо. Испуганно вскрикнув, сидящая неподалеку женщина, в ужасе зажала ладонями рот. Двое парней, не раздумывая, упали на пол, прикрыв руками головы, а выходящая из дверей кафе официантка с визгом метнулась обратно, бросив поднос со стаканами на пол. Атлет, тем временем удовлетворенно оглядев безвольно повисший на стуле труп, вместо головы которого было сплошное кровавое месиво, удовлетворенно кивнул, развернулся и неспешным шагом вернулся ко мне в машину.

— Все так, как ты хотела, королева? — садясь на сиденье рядом, осведомился он.

— Молодец, — я утопила педаль газа, и джип рванул вперед, унося нас подальше от места, где моя соперница так бесславно распростилась с жизнью.

Доехав до скорой помощи, я забрала пистолет у атлета и высадила его, приказав дожидаться меня в салоне.

А сама загнала джип в гараж, нежно попрощалась с ним и вернулась к припаркованной во дворах неподалеку скорой помощи.

Атлет встретил меня заискивающей улыбкой:

— Все в порядке, королева?

— Все великолепно, мой воин… только это еще не все.

— Что еще хочешь?

— Ты говорил, в машине есть запасные халаты. Сколько?

— Четыре — на всю бригаду.

— Прекрасно, хотя нам и двух хватит. А та фигня, которая усыпляет, если тряпку к лицу прижать?

— Хлороформ что ли?

— Да не знаю, как она называется, — я раздраженно повела плечом.

— Хлороформ и называется. Не сердись, королева. Есть и он. Целая бутылка.

— Славненько. Как я понимаю, пользоваться им ты умеешь, — я хищно улыбнулась. — Тогда план такой, — я изложила придуманный мною план и взглянула на атлета: — Сможешь?

— А чего тут не смочь? Все проще пареной репы, — он достал халаты и один протянул мне: — одевай и поехали.

— Надо говорить «надевай», — поправила его я.

— Чего? — не понял он.

— А, — махнула я рукой, надевая халат, — проехали, фигня… давай, пересаживаемся в кабину и поехали.

Скорая помощь остановилась во дворе больницы, где лежала Ника. Я осмотрела двор. Машины Виктора Алексеевича нигде видно не было. Славно. Значит, с ним не столкнемся, и нет опасности, его нечаянно убить.

Чтобы зарядить пистолет, я раскрыла одну из коробок с патронами и увидела то, что оказалось мне как нельзя кстати. Не иначе провидение на моей стороне. В коробке вместо патронов лежал глушитель. Я навернула его и, распечатав еще одну коробку, зарядила пистолет, после чего вновь сунула пистолет за пояс, а в карман положила запасную обойму.

Мы вышли из машины, вытащили каталку и подошли к входу.

На вопрос охранника:

— Куда?

Я раздраженно бросила:

— Из второго корпуса пациентку перевезти. Ее срочно в другую клинику переводят. Вас что еще не предупредили? Ну и бардак! Обязательно сообщу клиенту, пусть пожалуется главврачу. Тут каждая минута дорога… Пациентка при смерти, а они формализм разводят. Вот что случится с ней в дороге — Вы отвечать будете! Фамилия Ваша как?

— Не надо жаловаться, проходите! — охранник распахнул перед нами двери.

Я сдержанно кивнула, и мы прошли.

Поднявшись на этаж, где была палата Ники, я, подошла к вскочившим при нашем появлении охранникам у ее дверей и ласково улыбнулась:

— Нас Виктор Алексеевич прислал.

После чего отработанным жестом выхватила пистолет, и два беззвучных выстрела в лоб не дали охранникам возможности узнать подробности.

Дальше их подхватил атлет и красивенько усадил в кресла, в которых они сидели раньше. Выстрелы получились удачными — крови почти не было, и даже лица не изуродованы. Так небольшие дырки во лбу и все. Одного атлет все же прикрыл газетой, которая лежала в соседнем кресле. Вышло достаточно естественно. Потом мы зашли в палату. Ника в голубом шелковом халате, расшитым золотыми сказочными птицами сидела на кровати, облокотясь на подушки, и читала. Она недоуменно подняла на нас взгляд и, увидев меня, радостно и немного удивленно улыбнулась:

— Лиечка, ты? А что в таком виде? Как же я без тебя соскучилась, моя де…

Договорить ей не дал атлет, он шагнул к ней и прижал салфетку с хлороформом к ее лицу.

Ника вначале дернулась, а потом безвольно поникла в его руках. Атлет подхватил ее и перенес на каталку.

Проехали к выходу мы без происшествий, охранник торопливо распахнул перед нами двери и даже помог погрузить каталку в машину.

Мы уже выезжали из ворот, когда на въезде увидели подъезжающий лимузин Виктора Алексеевича с машиной сопровождения. Атлет тут же включил мигалку с сиреной, и машины, посторонившись, дали нам дорогу.

— Гони! — приказала я атлету. — Мигалку не вырубай и гони к тому месту, где утром были.

— Никак ждешь, что погоня за нами будет? — удивленно спросил он.

— Да, через пять минут те, что ехали нам навстречу, развернутся за нами. А машины у них мощные, сам понимаешь.

— Это тоже не РАФ, — хмыкнул атлет, — это мерс, и не самый плохой, но все равно лучше не рисковать, так что, держись, королева.

Мы мчались по улицам, вылетая на встречку и оглушая окрестности воем сирены. Погони видно не было, но я знала, что она есть. Ее не могло не быть.

У выезда из города, увидев нас, сотрудник ДПС выскочил и замахал палочкой. А когда мы, не останавливаясь, пролетели мимо, побежал к своей машине.

— А вот и авангард погони организовался, — усмехнулась я, — Быстро мой свекор сориентировался…

— Надеешься уйти от них, королева? — атлет бросил на меня озабоченный взгляд.

— Мне нужна фора хотя бы в десять минут у того места, где мы труп парня утром в болоте утопили. Если сделаешь, мы их всех обхитрим. Нет — придется помирать на дороге, и тебя я пристрелю в первую очередь — чтоб успеть развлечься, — я, пристально глядя на него, плотоядно улыбнулась.

— Будет у тебя эта фора, королева, — атлет, судорожно сглотнул и утопил педаль акселератора в пол.

Мы действительно доехали до места, с большим отрывом от преследователей. Я заставила атлета выключить сирену и, резко затормозив и прочертив на дороге яркий след, съехать на обочину. Так чтобы автомобиль замер на самом краю оврага, тянущегося вдоль дороги. После этого мы скинули наши белые халаты и вынесли из машины Нику, которая до сих пор не пришла в сознание. Я даже волноваться стала, но, пощупав пульс, убедилась, что она жива, и успокоилась. Потом атлет, дождавшись чтобы не было проезжающих машин, под моим руководством, столкнул машину в овраг, и она завалилась на бок. А затем я велела ему взять на руки Нику и, отойдя подальше от дороги, встать рядом с порталом. Открыв портал, я сконцентрировала энергию и метнула в машину скорой помощи. Так долго возивший нас сегодня автомобиль с грохотом взорвался. Столб дыма и огня взметнулся в воздух. Проезжающие по дороге автомобили стали останавливаться, а вдалеке послышался вой сирен наших преследователей. Я быстро достала и сняла с предохранителя пистолет, с которого еще в дороге скрутила за ненадобностью глушитель. Затем, рявкнув в ухо атлету, держащему на руках Нику: "Держи ее нежно и крепко, хоть волос с ее головы упадет, умирать будешь долго", резким движением втолкнула его в портал и следом шагнула сама.

Тренировки на курсах телохранителей не прошли для меня даром. Как только портал следом за атлетом выбросил меня прямо в тронный зал моего родного дворца, я вскинула пистолет. Два прицельных выстрела, и дядюшка с дыркой во лбу моментально безжизненно обмяк на троне, а тетушка упала, и конвульсивно дернувшись пару раз, видно я немножко промазала, затихла бездыханная на полу. Придворные повскакали с мест. По залу прокатился ропот: "Лия… наследница Зорана". Меня явно узнали. Я повела дулом пистолета. Женщины с визгом бросились прочь, мужчины замерли в недоумении, не зная, что делать и как реагировать на происходящее. Я огляделась. Понятно, я ворвалась в зал во время торжественного обеда…. Только где же верховный маг Вереангер? Его было бы желательно тоже прикончить и чем быстрее, тем лучше. Властью в Хламии владел больше он, чем дядюшка. Такой серый правитель, стоящий за спиной номинального монарха. Так что противник он посерьезней дядюшки… А вот и он. Я увидела входящего в зал высокого представительного седовласого эльфа. Пронзительный жесткий взгляд серых глаз, темно-синие с серебром струящиеся шелковые одеяния, и массивная золотая цепь с орденом верховного мага.

— Что здесь происходит? — загремел его голос.

Я не стала озадачиваться ответом и, чуть поведя рукой, выстрелила ему прямо в голову.

Вериангер моментально повел рукой, и пуля, изменив траекторию, впилась в косяк двери за его спиной.

"Проклятье, — мелькнуло у меня в голове, — поединка на магическом уровне мне с ним не выдержать".

— Лия, довольно! Отдай свою игрушку! — он шагнул ко мне и властно протянул руку.

Я не стала спорить. Я проиграла. Теперь его время и его власть. Перебросив пистолет в руке, я протянула его ему рукояткой вперед, постаравшись незаметно перещелкнуть предохранитель.

Он взял пистолет, повел головой, быстрым взором оценивая обстановку, и его взгляд уперся в меня:

— Ты надеялась свершить переворот, Лия? Так смею тебя заверить, у тебя не получится, я не позволю тебе. У монаршей четы имеется законный наследник, и трон ты не получишь в любом случае! — в его тоне слышался напор.

Я хотела возразить, что дядюшка Жюль получил трон тоже отнюдь не на законных основаниях, но в это время громко застонала Ника.

Забыв обо всем на свете, я обернулась к стоявшему рядом атлету, который все еще держал на руках мою свекровь, и пораженно замерла. Голова Ники была бессильно запрокинута, а ее шикарные каштановые волосы, заколотые до этого в прическу, сейчас рассыпались до пола и были словно сверкающее серебро.

— Мамочка моя! Да что же это? — ошеломленно пробормотала я, а потом переборов шок, шагнула к атлету: — Что ты сделал с ней, тварь? Я от тебя сейчас и мокрого места не оставлю!

— Королева! — атлет в ужасе попятился под моим взглядом, — Я ничего… ничего… Клянусь!

— Правительница?! — услышала я у себя за спиной и обернулась.

Вериангер медленно преклонял колени.

— Правительница вернулась! — прокатился по зале его голос, и, повинуясь его знаку, колени преклонили все присутствующие в зале.

Я изумленно застыла, не понимая, что происходит. Минуту назад верховный маг заявлял, что трон я не получу ни при каких обстоятельствах, а теперь признал правительницей. Поистине неизведанны пути провидения. Интересно знать с чего это он поменял свое мнение. Может, посчитал, что могу стать послушной марионеткой, ничуть не хуже чем мой подрастающий кузен, который со временем мог бы более жестко постараться прибрать власть к рукам. Но в любом случае это радует. Править под бдительной опекой Вериангера это все же лучше, чем оказаться узницей. Перспектива закончить остаток дней в темнице, признанной виновной в попытке совершения переворота меня совсем не прельщала.

Вериангер тем временем поднялся с колен и пристально посмотрел на меня:

— Лия, ты ведь не будешь возражать, если я помогу Правительнице?

Слова застряли у меня в горле. Так он это не меня признал правительницей, а Нику? В замешательстве я сумела лишь кивнуть и посторониться, давая ему подойти к стоявшему за моей спиной атлету.

Верховный маг подошел и, подхватив из рук не посмевшего возражать атлета Нику, прошел с ней в одну из ниш зала и уложил ее на стоящую там кушетку. Я последовала за ним и встала неподалеку. Вериангер тем временем сделал несколько пассов руками, собирая энергетику над Никой, отвел руки и прижал к ордену на груди, а затем резким движением вновь распределил над Никой уже преобразованную энергетику.

Ника снова застонала а, потом глубоко вздохнула и открыла глаза.

Вериангер склонился перед ней:

— Рад приветствовать Вас, Правительница. Вы долго отсутствовали, но Ваше владение вновь под Вашей властью. И я, как Ваш покорный слуга, спешу засвидетельствовать Вам свою преданность.

Непонимающим взором Ника посмотрела на него, потом обвела глазами окружающих, и ее взгляд остановился на мне. На губах ее появилась улыбка, и она тихо выдохнула:

— Лия…

— Да, я здесь, — я шагнула к ней и, опустилась рядом с ней на колени: — Что с тобой? Тебе плохо? Скажи, не молчи!

— Лиечка, где мы? Что ты говоришь? Я ничего не понимаю… ни что происходит, ни что ты говоришь, — судорожно сглотнув, с трудом проговорила Ника.

Поняв, что я говорю на эльфийском, я тут же перешла на понятный Нике язык: — Как ты себя чувствуешь? Тебе легче?

— Дышать немного тяжело и голова кружится… Где мы, моя девочка?

— Лия, на каком языке говорит Правительница? И что она хочет? — Вериангер непонимающе посмотрел на меня.

Я поднялась с колен, усмехнулась и перешла на эльфийский:

— Правительница не желает общаться ни на каком другом языке, кроме ее родного. Она сейчас плохо себя чувствует и недоумевает почему свою преданность ты выказываешь не на коленях перед ней.

— Простите, Правительница, — Вериангер опустился на колени и склонился к полу.

— Лия, что здесь происходит? — Ника ошеломленно посмотрела на склонившегося перед ней верховного мага. Потом оперлась на руку и осторожно села, плотнее запахивая шелковый халат в котором мы похитили ее из больницы. В ее глазах светилось непонимание и испуг.

Я понимала ее. Увидеть сразу столько эльфов да еще в парадных одеяниях, когда на тебе пусть и красивый халат, но на взгляд Ники точно не предназначенный для появления в общественном месте, было для нее непросто. Ободряюще улыбнувшись, я взяла ее за руку:

— Я потом все объясню подробно. А в двух словах, мы на моей эльфийской родине, и тебя признали правительницей.

— Лиечка, я не понимаю где мы, но в любом случае это какая-то ошибка. Какая из меня правительница? Объясни всем — они ошиблись, — Ника очаровательно улыбнулась.

— Если я объясню им это, нас убьют. Вон, посмотри, — я кивнула на мертвых дядюшку и тетушку в пурпурных мантиях. — Они решили заявить, что отказываются быть правителями и смотри, что с ними сделали. Ты следующая за ними претендентка на престол.

— Лиечка, а почему я?

— Они считают тебя моей матерью. Моя мать была феей, которую они почитали.

— Девочка моя, но они ошибаются.

— Ты хочешь, чтобы нас убили?

— Лия, я хочу вернуться домой и больше ничего. Это все на какой-то сон дурной похоже.

— У нас будет шанс вернуться домой лишь, если ты сейчас согласишься быть правительницей. Тогда я постараюсь найти способ вернуться… иначе мы умрем прямо сейчас.

— И что я должна делать?

— Сделай серьезное и очень строгое лицо и воспринимай как должное, чтобы не происходило, а остальное предоставь мне.

— Хорошо, я постараюсь, — Ника нахмурилась и свела брови. — А что говорить надо?

— Говорить можешь что угодно. Они все равно не понимают, что ты говоришь, — ответила я, недоумевая, почему портал не преобразовал ее сознание. Ведь атлет понял, что я ему сказала на эльфийском и на эльфийском мне ответил. Возможно, потому что Ника была без сознания при переходе. Что ж мне это только на руку. И тут меня пронзила мысль, что этот остолоп может что-то ляпнуть совсем некстати и Нике, и Вереангеру, так как теперь знает, подобно мне, два языка. Надо было срочно или избавиться от атлета или заставить замолчать, причем заставить замолчать навсегда.

Я повернулась к по-прежнему склоненному верховному магу:

— Правительница удовлетворена проявлением твоей покорности ее власти. Встань.

Вериангер поднялся и, шагнув к Нике, осторожно взял ее руку и поцеловал.

Ника сдержанно и с достоинством едва заметно кивнула.

— Правительница еще что-то желает? — осведомился верховный маг.

— Лия, ответь ему что-нибудь, что он хочет услышать, — холодно проронила в ответ Ника.

Я облегченно вздохнула, свекровь оказалась на редкость понятливой и талантливой актрисой и вела себя поистине с царским величием и аристократизмом.

— Правительница негодует на своего слугу, который не должным образом доставил ее сюда, — тихо проговорила я. После чего, обернувшись к атлету, повысила голос и перешла на язык понятный Нике: — Иди сюда, мой воин, и ответь: ты предпочитаешь лишиться языка или головы.

Атлет испуганно приблизился:

— Я не понимаю, королева…

— Что непонятного? — удивилась я. — Ты предпочитаешь, чтоб тебе язык отрезали или голову? Отвечай быстро и по существу.

— Лия, что за странные вопросы ты задаешь? — хмуро осведомилась свекровь, сохраняя при этом абсолютно бесстрастное лицо.

— Это обычай — казнить слугу, из-за которого правительница лишилась чувств, — пояснила я, — Вообще-то ему грозит мучительная казнь. Но я могу, сославшись на желание Правительницы, уговорить верховного мага, вместо головы отсечь ему что-то менее ценное. Например, язык, ну или еще что-нибудь могу предложить… — я перевела взгляд на атлета, и губы мои дрогнули в хищной улыбке.

— Пусть будет язык, королева, — безропотно согласился атлет, испуганно потупившись.

— Тогда встань на колени и высунь язык, приказала ему я после чего, дождавшись, чтоб он выполнил требование, обернулась к Вериангеру и перешла на язык эльфов: — Правительница желает, чтоб ты отсек язык ее нерадивому слуге.

Верховный маг взглянул на Нику, та едва заметно кивнула.

— Нож, — верховный маг протянул руку и, взяв нож тут же поданный ему одним из охранников, быстрым и резким движением отсек язык атлета. Затем, прищелкнув пальцами, снял болевые ощущения, и обернулся к Нике:

— Правительница удовлетворена?

Ника правильно поняла и вновь сдержанно кивнула, после чего повернулась ко мне и холодно спросила:

— Я устала, Лия. Они могут мне предоставить комнату и дать отдохнуть?

Я повернулась к Вериангеру:

— Правительница хочет, чтобы ей предоставили апартаменты и дали возможность отдохнуть. Она устала.

Верховный маг вновь подобострастно склонился перед Никой: — Все будет, как Вы пожелаете, Правительница.

Я сидела в апартаментах правительницы и уже который раз пыталась утешить Нику и вывести из состояния мрачной депрессии, в котором она пребывала постоянно все последнее время.

— Ника, ну неужели тебе плохо? Любое твое повеление они стремятся даже предугадать. Что тебе недостает? Твои служанки научились понимать тебя по жестам, — я внутренне усмехнулась, вспомнив, как заставила Вериангера мучительно и публично казнить служанку, посмевшую тайком от меня пытаться научить Нику эльфийскому языку. А Нике преподнесла это как непреложное требование верховного мага, который считает, что никому непозволительно хоть каким-то способом показывать свое превосходство над правительницей. Я научилась так умело обманывать как одного, так и другого, что именно мои решения стали основополагающими во всех вопросах управления Хламией. Вериангер явно почитал Нику и, как мне казалось, был даже влюблен в нее, поэтому стремился выполнить любое ее желание. Однако я сумела так напугать Нику, что она даже близко к себе его не подпускала и разговаривала с ним лишь в моем присутствии. Поэтому верховный маг исполнял не столько ее желания, сколько мои.

— Ты знаешь, Лия, мне не нужно здесь ничего, меня тяготит здесь все. Я скучаю по мужу, Дэну. Я даже представить боюсь как там они без меня… Виктор Алексеевич, хоть и кажется суровым, но очень ранимый, а Дэн вообще чрезвычайно чувствительный мальчик, а тут одновременно и тебя потерять, и меня… — Ника стоящая у окна, обернулась и с тоской посмотрела на меня, в ее глазах сверкали слезы.

— Я тоже очень скучаю, Ника… Ты же знаешь, как я люблю Дэна, и как сама хочу вернуться. Но я не знаю, как сама попала отсюда в ваш мир и не понимаю, как мы с тобой вернулись опять сюда. Я прочла уже все книги библиотеки, разговаривала с местными мудрецами, не в открытую, конечно, а завуалировано… но, Ника, это необъяснимо и пока непонятно. Однако я продолжаю поиски. Потерпи, ведь все не так уж и невыносимо для тебя. Я делаю все возможное и очень надеюсь, что мы все же сможем вернуться, чтобы порадовать и Виктора Алексеевича, и Дэна наследником. Неужели ты не понимаешь, что я сама хочу этого больше всего на свете? — поднявшись с кресла, я шагнула к Нике и, осторожно взяв ее руку, приложила к своему уже явно округлившемуся животу.

На ее губах тут же заиграла улыбка. Мысли о ребенке Дэна всегда помогали ей справиться с унынием и отчаянием.

— Лиечка, а почему ты так уверена, что наследника? Вдруг это будет девочка? — она обняла меня и, прижав к себе, стала нежно поглаживать мой живот, — Я бы и девочке была бы очень рада…

— Нет, Ника. Я знаю, что будет мальчик. Провидец сказал мне то.

— Надо же, — Ника мелодично рассмеялась, — Ведь словно в сказку попала. Провидцы вместо УЗИ, кругом лишь эльфы и даже королевская власть… прямо сон какой-то. Только ты не представляешь, девочка моя, как же мне хочется проснуться, — она помолчала немного, потом решительно тряхнула головой. Ее теперь серебристые волосы, высокой прической обрамляющие лицо, сверкнули в сиянии люстр, словно нимб. — Ладно. Тебе ничуть не легче. Извини. Я постараюсь держать себя в руках и не особо докучать тебе нытьем.

— Ты не докучаешь, Ника. Я люблю тебя! Ты единственная, кого я искренне люблю, — подумав немного, я, чтобы ей в голову ничего не пришло о Дэне, добавила: — Кого люблю здесь. Я так счастлива, что ты теперь моя мать, — и еще крепче прижалась к ней. В этот момент я не лгала. Я действительно любила ее. Мне было так хорошо с ней, что и не описать. Она подарила моему израненному сердцу искреннюю любовь. Я купалась в ней, даже тонула порой, и хоть беззастенчиво пользовалась ею, но в своем сердце отвечала взаимностью, и старалась, как могла, сделать приятным ее здесь пребывание.

Когда мой малыш появился на свет, Ника была счастлива. Она потребовала устроить торжественный прием в мою честь и во время него не выпускала внука из рук. Повторяя, что если бы не ушки, он бы был вылитый Дэн. Сына я назвала Даниэль. И моя свекровь стала с радостью величать его, как и сына, Дэном.

После чего она полностью ушла в заботы о нем и старалась не оставлять его, лично контролируя нянек и кормилец. Она, наверное, сама бы взялась ухаживать за ним, если бы не мои постоянные напоминания, что она должна блюсти свой статус. Она проводила с ним даже больше времени, чем я. В глазах ее вновь стал появляться так нравившийся мне ласковый мерцающий блеск, и я не могла отважиться ограничить ее общение с внуком.

Летели годы, сын мой рос. За исключением ушей, свойственных любому эльфу, он почти полностью унаследовал внешность отца: густые волнистые волосы цвета спелой ржи, правильный профиль и чувственные губы. Вот только глаза были не серовато-синие, а бабушкины: голубые бездонные и лучистые. Ника любила его трепетно и нежно. Малыш стал ей так дорог, что она смирилась со своим пребыванием здесь и перестала даже упоминать о том, своем мире. Она пообещала мне ничего не рассказывать о нем внуку, и мужественно держала слово. Лишь иногда в ее глазах мелькала грустинка, но она не позволяла ей проявиться хоть как-то еще.

Даниэль с раннего детства общаясь с Никой, научился ее языку, и владел им столь же свободно, как и эльфийским. Мне стоило немалого труда объяснить ему, что с бабушкой подобает говорить лишь на ее языке и использовать эльфийский в ее присутствии недозволительно.

Несмотря на то, что Ника была оторвана от реальной жизни Хламии и многого не понимала в эльфийской культуре и обычаях, она смогла стать кумиром моего сына. Ее мнение было для него очень важным и часто основополагающим. Иногда мне казалось, что любит он ее даже больше, чем меня, но я не ревновала. Я была рада, что все так сложилось. В моей жизни наступила пора полной идиллии. Я, наконец, обрела настоящую семью, и меня окружала искренняя любовь близких и дорогих мне людей.

Заботило меня только одно. Постоянно общаясь с Никой, маленький Дэн подсознательно впитал ее неприятие лжи, а может, это было в нем заложено генетически. Я слышала как-то, что некоторые черты характера передаются через поколение. Одним словом, Даниэль не врал никогда и ни при каких обстоятельствах. Ника была в восторге от этого, а меня это мягко сказать очень беспокоило, если не сказать удручало. Ну, скажите на милость, как можно управлять империей, если ты говоришь лишь правду?

В остальном же моя жизнь складывалась великолепно.

Все рухнуло в один день. Даниэлю исполнилось шесть, и в его честь был устроен грандиозный праздник. Ника как обычно, сидя на троне, усадила Дэна себе на колени, и они так принимали поздравления. Я сидела рядом, готовая перевести любой приказ Ники, но с этим занятием начал без труда справляться и мой сын, благодаривший поздравляющих его и правительницу придворных.

Последним к Нике подошел Вериангер:

— Правительница, позвольте мне поздравить Вас с днем рождения внука и пожелать принцу Даниэлю чтобы в пути ему всегда сопутствовала удача.

Ника улыбнулась и кивнула.

— Правительница и я благодарим Вас, Верховный маг. Мы тронуты Вашей заботой и участием, — без запинки оттарабанил Дэн стандартную формулировку ответа.

Вериангер с улыбкой протянул ему красивую длинную коробочку:

— Надеюсь, мой подарок придется Вам по душе, принц Даниэль.

В отличие от меня моего сына Верховный маг сразу стал именовать принцем. Хотя и ко мне сейчас он тоже обращался, используя этот титул.

— Благодарю, — проговорил Даниэль, взял коробочку и, раскрыв, радостно вскрикнул, а потом повернулся к Нике и на ее языке спросил: — Правительница, можно я испробую его?

— Я так понимаю, что это не просто кинжал, Дэн. Я права? — разглядывая содержимое коробочки, с улыбкой осведомилась Ника.

— Да. Это блокиратор времени и пространственных переходов, — вынимая подарок и прижимая к груди, ответил мой сын

— Если ты знаешь, как им пользоваться, то, конечно, можно, — Ника с улыбкой кивнула.

— Ника, не позволяй ему! — я даже привстала от волнения, — Это не игрушка! Это серьезный магический атрибут. Он может причинить вред владельцу, если не уметь им пользоваться.

— Лиечка, так помоги ему. Объясни, как пользоваться, и проконтролируй. В чем проблема? — Ника удивленно воззрилась на меня. — А если сама не умеешь — вон Верховного мага попроси, — она кивнула на Вериангера, с улыбкой наблюдающего за нашей дискуссией.

Что я могла ей сказать? Что, используя блокиратор, Дэн совершенно случайно может открыть здесь портал? Портал, который я тщательно заблокировала, так и не сумев понять, как перенаправить его, чтобы навсегда разъединить наши миры?

— Сейчас не время. После торжественного приема я все объясню Дэну, и мы испробуем с ним его подарок, — я с угрозой посмотрела на сына: — Ты же не будешь портить нам праздник требованиями сделать это немедленно, Даниэль?

— Лия, это моя просьба, — Ника пристально посмотрела на меня, — я хочу, чтобы в день рождения у моего внука исполнялись все желания. Так что или помоги ему сама или попроси Вериангера.

Иногда Ника становилась на редкость упрямой, и сейчас я поняла, что наступил именно такой момент. Поэтому спорить не стала, а повернулась к Вериангеру:

— Верховный маг не будет ведь настаивать, чтобы мой сын немедленно опробовал его подарок?

— Нет, конечно, принцесса Лия, — Вериангер качнул головой, — это подарок, и использовать его принц Даниэль может тогда, когда пожелает.

Я повернулась к Нике:

— Вот и верховный маг считает, что у Даниэля будет еще масса времени, чтобы опробовать его подарок и спешить с этим абсолютно ни к чему.

Ника нахмурилась. Губы ее капризно дрогнули:

— Лия, — ледяным тоном проронила она.

Я уже приготовилась выслушать гневную тираду в отношении Верховного мага и стала прикидывать, как осторожно обыграть ситуацию так, чтобы Дэн не понял, что я пользуюсь тем, что Ника не понимает, что говорит верховный маг. Однако неожиданно сын сам помог мне, прервав бабушку:

— Ника, — он часто называл ее просто по имени, — я нисколько не расстроюсь, если мы и, правда, опробуем его с мамой после праздника. Можно, я пойду уберу его к себе? — он встал с ее колен и с улыбкой взглянул ей в глаза.

— У матери спрашивай, — все еще раздраженно ответила та, — не знаю, разрешит ли она тебе оставаться с этой вещью наедине.

— Иди, конечно, Даниэль, — кивнула я, прикидывая, что даже если он активирует блокиратор у себя в комнате, этот переход будет ему неподвластен.

Дэн кивнул и с улыбкой выбежал из залы, прижимая подарок к груди.

— Не понимаю тебя, Лия, — Ника поморщилась, — ну что тебе трудно было доставить и мне, и сыну удовольствие?

— Ника, ну не сердись, — я встала и, взяв ее руку, прижала к губам, — я, конечно виновата, что не пошла навстречу твоим желаниям, но мне не хотелось, чтобы верховный маг видел, как я буду учить ребенка владеть магической вещью. Это может ему дать власть и надо мной, и над Дэном в будущем.

— Тогда понятно. Извини, я все время забываю, что здесь у вас все очень сложно, — Ника грустно усмехнулась, а затем, бросив неприязненный взгляд на Вериангера, отвела глаза.

Вериангер удивленно посмотрел на меня:

— Чем недовольна Правительница, принцесса Лия?

— Вы подарили принцу Дэниэлю магический атрибут, даже не посоветовавшись с ней, Вериангер. Она не хотела это говорить при принце, но она рассержена и требует, чтобы впредь Вы все свои решения, перед тем как воплощать в жизнь, обговаривали с ней. Вернее испрашивали ее согласия через меня.

— Я и так не предпринимаю ничего, не дождавшись, чтоб Вы, принцесса, испросили согласие на то Правительницы. Но мне и в голову не пришло, что такая малость как подарок требует того же. Однако я учту это и впредь постараюсь согласовывать даже подобные мелочи.

Я удовлетворенно кивнула и повернулась к Нике, которая как я только заговорила с верховным магом, не сводила с нас пристального взора:

— Ника, он надеется, что ты не разгневана его подарком, потому что исходя из его слов, он подарил его лишь с благими целями.

— Лия, что он сказал дословно? — в глазах моей свекрови появилось напряженное и достаточно суровое выражение.

Я удивленно вскинула брови:

— Я не поняла, Ника. Что ты хочешь?

— Я же сказала. Хочу, чтоб ты дословно перевела мне то, что он сказал.

— С эльфийского нельзя переводить дословно. Понятия разнятся, — слукавила я, — а смысл я тебе сказала.

— Ты уверена в том, что правильно перевела мне то, что он сказал? — Ника нахмурилась.

— Абсолютно, — не моргнув глазом, соврала я, убежденная, что если я поддамся на провокацию, верить мне она перестанет.

— Лия тогда попроси его завтра зайти ко мне, я хочу кое-что обсудить с ним.

— Зачем? — удивилась я, — Ты же сама отказалась вмешиваться в дела управления Хламией. Что ты хочешь обсуждать с ним?

Уже вошло в традицию, что с Вериангером Ника общалась лишь на официальных приемах. О том, что верховный маг советуется с ней через меня по любому вопросу, я в известность ее не ставила.

— Попроси его придти! — ничего не объясняя, жестко потребовала Ника, — Я хочу с ним пообщаться. Неужели моего желания мало для этого?

Поведение Ники не нравилось мне все больше и больше, более того, оно стало меня пугать. Я повернулась к Вериангеру:

— Правительница хочет знать: какие у Вас планы на завтра.

Верховный маг удивленно взглянул на Нику, а потом подробно проинформировал меня обо всех своих планах на завтрашний день.

Я повернулась к Нике:

— Он сожалеет, но завтрашний день у него полностью расписан. Он хочет узнать, что конкретно хочет Правительница.

И тут Ника повернулась к верховному магу и с ослепительной улыбкой спросила по эльфийски:

— Не мог бы Верховный маг завтра с утра зайти ко мне, что бы обсудить со мной текущие дела?

Лишь небольшой и очень мило-звучащий акцент выдавал, что язык этот неродной для Ники.

Вы даже представить себе не можете каких усилий мне стоило не выдать насколько я потрясена этой невинной на первый взгляд фразой Ники. Потому что для меня эта фраза была подобна взрыву, рушащему все.

— Да, конечно, — Вериангер склонился перед Никой.

Она протянула ему руку:

— Я очень признательна Вам, Верховный маг.

Обожание с которым тот приник к ее руке, полностью исключало мои возможные упреки в ее адрес, что правительница либо должна говорить абсолютно без акцента либо не говорить никак. К тому же если Ника понимала значение фраз, то мой лукавый перевод становился не только бессмысленным, но и опасным. Я всегда чувствовала, что внутри Ники есть жесткий стержень ее моральных устоев, и его не сломить ничем, даже любовью.

Весь вечер я просидела как на иголках, ломая голову: каким образом и как давно Ника выучила эльфийский язык. Мне было необходимо понять, Ника только сейчас догадалась, что я обманываю ее и догадалась ли…

Поздним вечером я зашла к сыну. Он уже лежал в кровати.

— Малыш, мама пришла пожелать тебе спокойной ночи, — улыбнулась ему я.

— Мамочка, — Даниэль улыбнулся в ответ, и как только я подошла, ласково обнял и прижался.

Я нежно потрепала его густые пшеничные волосы, а потом ласково поцеловала в макушку:

— Ты доволен как прошел праздник?

— Все было чудесно. Ника все замечательно организовала. И подарки все такие великолепные. Особенно блокиратор, — сын кивнул на коробочку, лежащую на столике, рядом с его кроватью, — мы опробуем его завтра?

— Конечно, мой дорогой.

— А Нике покажем? Ты знаешь, я хочу, чтобы она тоже научилась им пользоваться, — сын, повернувшись, заглянул мне в глаза.

— Конечно, — соврала я, понимая, что сейчас могу пообещать ему что угодно. Это все равно уже ничего не изменит, — У Ники способности не хуже чем у эльфа. Она сегодня даже приказания на эльфиском раздавала, пока тебя не было.

— Да ты что? — Даниэль даже подскочил на кровати от радости, — Вот здорово! Значит, я с ней тоже смогу теперь общаться на эльфийском?

— А ты с ней не общался на нем раньше?

— Нет, мам. Я ж обещал тебе, — сын недоуменно взглянул на меня, — мы не разговаривали с ней никогда на эльфийском. И она никогда на нем не говорила. Даже со служанками. Если ей что-то надо было, их я всегда просил. Она говорила, что ей надо, а я тут же просил. И еще написал ей целый список распоряжений на бумажках, чтобы она могла их раздавать, если ей что-то понадобится.

— Много распоряжений?

— Ну да… у нее большая такая папка накопилась, — сын улыбнулся. — Теперь, выходит, она ей больше не нужна уже будет.

— А как она запоминала, где какое распоряжение, если их много было? — решила уточнить я, хотя уже и так все было понятно.

— Я с обратной стороны подписывал их еще на ее языке.

— Какой ты умница, — я вновь чмокнула сына в макушку и стремительно направилась к выходу. — Ладно, спи, мой дорогой, сегодня был долгий день. Спокойной тебе ночи.

— Спокойной ночи, мам, — сын снова улыбнулся мне.

Я вышла и в изнеможении прислонилась к стене. Теперь я не сомневалась, что Ника с ее способностями к анализу и обобщению выучила эльфийский в совершенстве и завтрашний разговор с Вериангером способна провести и без моей помощи. А если и с моей, то это ничего не изменит. Моя постоянная ей ложь выплывет обязательно. А дальше… дальше действия Ники непредсказуемы. Вернее наоборот — очень предсказуемы. В любом случае, даже если я сохраню свое положение, ее любви я лишусь раз и навсегда. Она не простит мне обман. Я чувствовала это — что угодно простит только не ложь.

"О, Творец, — я в ужасе прижала руки к вискам, — я не вынесу этого… не вынесу… Все что угодно, только не ее презрение".

Вернувшись в свои покои, я вызвала атлета.

— Так, мой воин. Ты разленился совсем и кроме того как развлекаться с моими фрейлинами и прочими смазливыми служанками не делаешь ничего.

Атлет, преданно заглядывая мне в глаза, поспешно опустился на колени и прижал руки к груди. Весь его вид говорил о том, что он готов выполнить все, что я только пожелаю. Что же это было как нельзя более кстати. Мне нужен был кинжал Вериангера, который тот носил у себя на поясе, и я надеялась с помощью атлета его заполучить. Я объяснила этому остолопу что делать, и он, подобострастно кивая, удалился. А я осталась ждать, зная, что не сомкну ночью глаз, пытаясь найти выход из безвыходной ситуации.

Вернулся атлет под утро и протянул мне кинжал верховного мага. Значит, сумел проникнуть в его покои с помощью одной из своих любовниц и, дождавшись, чтоб тот уснул, стащить его оружие.

Я поблагодарила атлета и отпустила. А сама, повертев в руках клинок, спрятала его под складками платья. Это был крайний выход. Самый что ни на есть крайний, и прибегать к нему мне не хотелось. Я бы что угодно сейчас сделала или отдала, лишь бы мне не пришлось так поступить.

Ранним утром я, воспользовавшись тайным ходом, ведущим в покои Ники, пришла к ней в приемную. Ника была одна. Увидев меня, она, несколько натянуто улыбнувшись, поздоровалась и отвела взгляд. Я поняла, что ее терзают сомнения. И за стремлением узнать правду, она прячет страх, что она окажется именно такой, которая бесповоротно разлучит нас и разобьет обеим сердце. Этим грех было не воспользоваться. Ведь если я отговорю ее от личного контакта с верховным магом, все вернется на круги своя.

— Ника, — осторожно начала я, — меня несказанно порадовало, что ты освоила эльфийский язык. Это чудесно. Но даже в свете этого, мне кажется, что твое желание общаться сейчас Вериангером крайне неразумно. Он хитрый и ловкий интриган, голову на отсечение могу дать, что он сейчас приложит все силы, чтобы опорочить меня в твоих глазах и добиться того, чтоб между нами произошел разлад. Это стиль его правления: разделяй, и власть в твоих руках.

— Девочка моя, — Ника мягко улыбнулась, — я не верю клевете. Я верю лишь фактам. Поэтому если тебе нечего от меня скрывать, не бойся, никакие его лживые наветы не смогут опорочить тебя в моих глазах.

— Ника, ты просто не знаешь Вериангера. Он могущественный маг. Самый могущественный из всех, которых я знаю. Он может воссоздать какие угодно факты и доказать все, что только взбредет ему в голову. Зная, как он с детства тихо ненавидит меня, я не удивлюсь ничему. Не удивлюсь, даже если он представит неоспоримые доказательства того, что Даниэль не мой ребенок или еще что-нибудь в том же роде.

— Ну, тому, что Даниэль не твой ребенок и не мой внук я в любом случае не поверю, — Ника тихо рассмеялась, мой пример несколько снял ее напряжение, она явно ждала другого. — На него достаточно взглянуть, чтоб и тени сомнений не осталось.

— Нет, Ника, вот он сейчас тебе какие-нибудь доказательства приведет, и тебе уже и вправду начнет казаться, что Даниэль не твой внук, а, например, его сын и никак иначе.

— Лия, прекрати, — свекровь уже не могла сдержать откровенный смех. Смеялись даже ее глаза, заледеневшие до этого от внутреннего напряженного ожидания. — Я знаю, как ты к нему относишься, и вот в это не поверю точно.

— Это, конечно, радует, — я скорчила грустную мину, — но это только один из вариантов. Кто знает, сколько он может припасти подобных лживых наветов.

— Лия, останься и присутствуй во время разговора. Я вовсе не против.

— Для чего? Чтоб кричать ему в лицо, что он гнусный лжец и, выслушивая подобные же обвинения от него, превратить твою с ним аудиенцию в базарную склоку?

— Лия, что ты хочешь?

Что ж, раз разговор пошел без обиняков, придется отвечать в том же духе.

— Я хочу, чтоб ты вообще с ним не общалась!

— Что он знает про тебя такое, что ты так боишься, что об этом узнаю я? — жестко и, глядя мне прямо в глаза, задала Ника вопрос, которого я ждала уже давно.

— Не знаю! Не знаю я, что он знает обо мне. Понимаешь, не знаю, — жарко и с чувством выдохнула я, — Я просто его боюсь. Боюсь до дрожи в коленях… потому что знаю на что он способен. Я люблю тебя Ника, очень люблю! Ты единственная кроме сына, кто дорог мне здесь. Я боюсь, что он разрушит нашу любовь, разрушит доверие между нами…

— Лия, почему ты столь уверена в этом? Уверена в том, что у него именно такая цель?

— Он гнусный, беспринципный подлец, я знаю это, и еще знаю, что в погоне за властью, он не остановится не перед чем.

— Лия, ты, походя, разбрасываешься такими обвинениями… — Ника недоверчиво покачала головой, — К тому же зачем ему все то, о чем ты говоришь? Власть в Хламии, насколько я знаю с твоих слов, и так принадлежит ему.

Я поняла, что прокололась. Не стоило упоминать власть, надо было делать упор на подлой сущности верховного мага и желании сеять вражду и смуту без причины. Сейчас надо было срочно исправлять ситуацию. Ведь минуту назад я чувствовала, что Ника почти готова отказаться от общения с Вериангером в угоду мне.

— Он боится ее потерять, Ника, он вообще по жизни трус и подлец. Он обожает делать пакости в надежде, что тогда его власть будет безгранична и непреходяща.

— Лия, я постараюсь объяснить ему, что меня власть не интересует. Меня интересуют лишь ваше с Даниэлем благополучие. Я скажу ему, что если вам с Дэном будет хорошо, я ни при каких обстоятельствах не стану пытаться ограничивать его влияние. Пусть делает что хочет. Он должен понять, что при таком раскладе выигрывают все. Он умен, я вижу это, и должен согласиться.

— Ника, не надо! Не делай этого! — я не смогла скрыть испуг. — С ним нельзя разговаривать откровенно, поверь мне!

— Лия, — ее взгляд испытующе уперся в меня, — ты никак сама заинтересована во власти и играешь за моей спиной, что так боишься моего откровенного разговора с верховным магом?

— Ника, ты подозреваешь, что я тебе лгу? — я состроила обиженное лицо.

— Я очень хочу, чтоб это было не так, моя девочка. Потому что я всегда была на твоей стороне, и не вижу причин, по которым ты могла бы не доверять мне и хоть в чем-то лгать. И именно потому, что мне очень хочется верить тебе, я в твоем присутствии встречусь и поговорю с верховным магом.

— Я не буду с ним разговаривать! И тебе запрещаю это делать! — я пошла ва-банк.

— Можешь не разговаривать, право твое. Можешь даже уйти. Но я все равно с ним встречусь и поговорю! — в глазах Ники полыхнул огонь решимости и упрямства. — Ты мне что-то недоговариваешь, я не знаю что и не знаю причин по которым ты это делаешь, но я обязательно узнаю. Потому что ненавижу жить в неведении и лжи.

— Ника, я умоляю, — я опустилась перед ней на колени, — если ты меня хоть чуточку любишь… если я и Даниэль тебе действительно дороги, — в моих глазах заблестели слезы, я судорожно сглотнула и докончила, — ты не будешь с ним говорить и сейчас откажешь ему в аудиенции.

— Лия, девочка моя, — она наклонилась и прижала меня к себе, — ты и Даниэль, вы для меня дороже жизни. Я, ни минуты не сомневаясь, отдала бы ее ради вашего с ним благополучия… Но я не понимаю… не понимаю, почему ты так боишься всего лишь разговора? Ведь раньше ты позволяла мне с ним говорить… Хочешь, и сейчас я сама не скажу Вериангеру ни слова. Ты будешь переводить мои слова, как и раньше. Ну, поднимайся, Лиечка, я обещаю весь разговор будешь вести ты, все будет как прежде… Успокойся и встань, моя радость.

Я поднялась, перебирая в уме возможные доводы, позволяющие мне напрочь лишить Нику возможности общения с верховным магом, вплоть до моего глубокого обморока или сердечного приступа. Однако, учитывая, что верховный маг сам был неплохим лекарем и Ника знала об этом, действенным ни один из них не был.

В это время дверь распахнулась, и дворецкий доложил:

— К Ее Величеству Верховный маг Вериангер.

Услышав звук открывающейся двери, я моментально отошла за колонну так, чтобы дворецкий не видел меня, и нащупала в складках платья кинжал.

— Да, проси, — кивнула ему Ника.

Дворецкий скрылся, а я шагнула к Нике и, прошептав: "Что же ты наделала", молниеносным ударом пронзила ее сердце кинжалом. Глаза Ники удивленно распахнулись, и она беззвучно осела на пол, а я метнулась к потайному входу, чтоб через пару минут вновь войти в ее покои, только уже через парадные двери и с охраной.

Когда я вместе с охранниками ворвалась в покои правительницы верховный маг, стоя на коленях, сжимал ее в объятьях. Рядом валялся его окровавленный кинжал, и весь пол был залит кровью.

Охранники пораженно застыли. Они догадывались, что я не просто так потребовала командира личной охраны правительницы и еще шестерых лучших охранников, но увидеть такое явно не ожидали.

— Он убил правительницу! Взять его! — я указала рукой на Вериангера.

— Лия, ей еще можно помочь! Не мешай! — верховный маг обернулся, и я впервые в жизни увидела в его глазах мольбу.

— Чем помочь? Побыстрее прикончить? — гневно спросила я, и вновь махнула рукой начальнику охраны: — Взять его! И руки покрепче свяжите!

— Как же я не догадался… — тихо проговорил Вериангер, осторожно опуская Нику на ковер.

Охранники тут же шагнули к нему и, заломив руки, оттащили от правительницы. Он не стал сопротивляться. Я бросилась к Нике, приподняла голову. Слезы текли у меня по щекам:

— Мамочка, мама, не умирай! — шептала я.

И тут она тихо застонала и открыла глаза. Охранники замерли. Вериангер выпрямился и напрягся:

— Спроси ее, кто воткнул ей в сердце кинжал! — с напором потребовал он.

Я не посмела противиться. В эту минуту на душе у меня было так скверно, что я решила отдать свою судьбу на волю Ники и тихо попросила:

— Скажи, кто это сделал. Он будет казнен.

Ника долгим печальным взором посмотрела на меня, потом судорожно сглотнула и на эльфийском четко проговорила: — Будь счастлива, девочка моя. Береги Дэна. Отныне ты правительница.

По телу ее прошла дрожь, она прерывисто вздохнула, и я почувствовала, как отлетела ее душа. В рыданиях я повалилась ей на грудь, сжимая в объятьях уже мертвое тело. Охрана за моей спиной тихо вывела верховного мага.

Никто не смел меня беспокоить, и я долго рыдала над телом Ники. Мне было так плохо, что и не описать… Я потеряла даже больше чем мать, я потеряла любящего меня друга, готового простить мне все, даже собственную смерть. К вечеру я обессиленная и убитая горем, наконец, поднялась и, взяв себя в руки, отдала необходимые распоряжения насчет похорон. А затем пошла в подземелье, куда охранники заточили верховного мага.

Вериангер стоял прикованный цепями к стене. Я шагнула к нему и жестко потребовала:

— Скажи, зачем ты убил мою мать!

Верховный маг поднял на меня глаза и очень тихо проговорил:

— Она не твоя мать, Лия.

— Как ты смеешь мне говорить такое? — задохнулась я от притворного возмущения, одномоментно прокручивая в голове, откуда это могло стать известно верховному магу и как эта информация может мне повредить. — Может, еще скажешь, что и правитель Зоран был мне не отец?

— Нет, он твой отец, только Береника никогда не была твоей матерью, ты бастардка, и она удочерила тебя… — губы Вериангера изогнулись в презрительной усмешке, — Славно же ты ей отплатила за всю ее любовь. Я поражен… Нет, не подумай что твоим поведением, ты поступила как истинная дочь своего отца… я поражен ее самоотверженной любовью… Второй раз… спокойно воспринять от тебя такое во второй раз… Это непостижимо для меня…

— Что во второй раз? — не в силах совладать с нахлынувшими чувствами, я схватила его за плечи и сильно тряхнула, повторив вопрос: — Что во второй раз?

— Если б ты только знала, Лия, как же я ненавижу тебя… — не ответив на мой вопрос, тихо проговорил он. — По большому счету мне ничего не стоило бы сейчас поставить тебя на мое место… — потом, помолчав немного, тяжело вздохнул и продолжил: — но ее воля священна для меня. Ты получишь то, что она так страстно желала для тебя — трон.

— Какой второй раз? Если ты мне не ответишь сейчас же, я прикажу тебя пытать!

— Ты хочешь иметь свидетелей собственных семейных тайн? — удивленно приподнял он одну бровь, — Поверь, они очень нелицеприятны, и посвящать в них хоть кого-то еще не в твоих интересах.

— Но я сама хочу знать о них! Ты обвиняешь меня в чем-то, о чем я не имею ни малейшего понятия!

— Ты действительно хочешь знать?

— Да!

— Что ж, — он усмехнулся, — не вижу причин, по которым имело бы смысл это от тебя скрывать. Слушай. Когда-то давно я помог твоему отцу занять трон, на который прав у него было не больше чем у мухи… ну да не в этом суть. Суть в том, что после этого его власть требовалось укрепить и не массовыми казнями и войнами, на которые был горазд твой папаша, а достойным наследником знатного рода. Именно для этого я похитил Беренику и вынудил выйти замуж за твоего отца. Зоран был груб и с девушками никогда не церемонился, считая их второсортными особями, одним словом не был способен на высокие чувства. Однако один вид Береники сумел разжечь в его жестоком сердце пламенную страсть. Хотя по правде сказать не только в его. Одним словом твой отец безумно влюбился в собственную жену. Заполучив ее, он уже не отпускал ни на шаг, ревнуя даже к столбам и пролетающим птицам. Поэтому уже беременную потащил за собой на поле брани. Ночью, когда никто не ожидал, на стоянку, с тыла напал передовой отряд дергонов. Зоран храбро сражался и быстро разделался с нападавшими, но вот оказывать первую помощь при преждевременных родах не умел… А так как врача к Беренике он не допустил, то сын их умер, а Береника едва выжила, и было ясно, что в скором времени точно не готова снова родить… И вот тут Зорану передали записку, что одна из его бывших пассий умерла родами и от нее осталась новорожденная дочь. Заменить умершего ребенка тобой предложила сама Береника. Зоран лишь согласился, надеясь, что в будущем у него все же родится наследник. Всю свою нерастраченную любовь Береника отдала тебе. И через какое-то время Зоран стал ревновать ее к тебе. Он перестал выносить даже твое присутствие, но вот тут покладистая и нежная Береника проявила поистине непреклонную волю, и супруги сошлись в неравной схватке. Неравной потому что Зоран не придумал ничего лучше как начать избивать жену, если заставал ее с тобой, не понимая, что таким способом сломить фею лунного света невозможно. Она скорее умрет, чем покорится.

— Почему ты не остановил его? Ведь насколько я поняла, ты был его другом, — не удержалась я от вопроса.

— В любви друзей нет. Я сам безумно любил Беренику и проклинал себя, что когда-то мне пришла в голову поистине идиотская мысль заставить ее стать женой Зорана. Поэтому я не мешал ему, дожидаясь, чтобы Береника сама обратилась ко мне за помощью. И дождался, в один из дней она пришла, только радость моя по этому поводу оказалась преждевременной. Она пришла не чтобы попросить защиты, а чтобы я пообещал защищать тебя, после того как ее не станет… Я понял, что если не вмешаюсь, то могу потерять ее…

— Ты убил моего отца? — в лоб спросила я.

— Нет, я не убивал, я лишь не помог ему не умереть… Засада дергонов, небольшая рана от стрелы и медленно, но верно убивающий яд на кончике той стрелы… Он так и не понял, что послужило причиной. Считал карой Творца за жестокое обращение с женой… Перед смертью плакал и целовал ей руки, умоляя о прощении. Береника хотела, воспользовавшись таким настроем, заставить его назвать наследницей тебя, но я не дал. Зоран провозгласил пожизненной наследницей ее с правом лишь после смерти передать трон.

— И что было дальше? — я не скрывала интереса. Повествование Вериангера захватило меня.

— Дальше… — верховный маг мрачно усмехнулся, — дальше я приложил все усилия, чтоб Береника стала моей. Но она упрямо не соглашалась. Она передала мне почти все права и полномочия, но отдавать руку и сердце не желала. Как-то я напрямую спросил ее почему, и она откровенно ответила, что став моей женой, не сможет мне отказать в праве иметь ребенка и тогда у тебя пропадет шанс получить трон, а его она хочет оставить именно тебе. Я понял, что ты стала непреодолимой преградой моему счастью, и возненавидел тебя не меньше Зорана.

Верховный маг отвел глаза и надолго замолчал. Я не торопила, чувствуя, что он сам продолжит повествование. Не имело смысла поведать мне всю преамбулу и не рассказать самого главного: как жена Зорана и моя, как выяснилось, мачеха исчезла из нашего мира.

Я оказалась права, через некоторое время Вериангер вновь повернул голову ко мне и продолжил:

— Одним словом, я решил избавиться от тебя. Не подумай, убивать тебя я не хотел, я хотел просто отправить тебя, куда подальше от Ники.

— Ники? — удивленно переспросила я, — ты звал ее Никой?

— Да, — согласно кивнул он, — ей и тогда нравилось, чтоб ее звали именно так, поэтому Никой ее звал и Зоран, и я.

— Ну и куда ж ты хотел меня отправить?

— Туда, откуда не мог бы вернуть и сам… потому что подозревал, что Ника будет требовать тебя вернуть… Я достал генератор случайных порталов и подсунул тебе в качестве игрушки. Ты должна была исчезнуть где-то в чужом мире, без шансов вернуться назад. Но Ника возвратилась в твою комнату раньше. Я сопровождал ее и видел, как она, увидев тебя у портала и догадавшись откуда у тебя подобная игрушка, первым делом установила барьер, чтоб я не мог ей помешать… А потом оттащила тебя от перехода и попыталась игрушку отобрать. Но ты, избалованная ее постоянным вниманием и заботой, была на редкость капризным ребенком. Поэтому устроила истерику, выдирая из ее рук, так понравившуюся тебе вещицу. Любая другая мать на месте Ники наподдала бы тебе хорошенько, чтоб ты даже думать забыла, что можно такие истерики закатывать, но только не она. Она села рядом с тобой и стала объяснять, в чем заключается опасность. А потом и показывать на себе как, стоя на краю, можно исчезнуть в портале. И в тот момент, когда она тебе это показывала, ты не придумала ничего лучше, как туда ее столкнуть… Она исчезла почти моментально, успев только крикнуть: "молю, позаботься о ней", а я не мог вмешаться… Барьер исчез, лишь когда Ника оказалась вне зоны воздействия. Ох, как же мне хотелось тогда свернуть тебе шею… Лишь Творец знает, скольких усилий мне стоило сдержаться и лишь потому, что она попросила за тебя… Именно поэтому я придумал пророчество, в соответствии с которым ты должна была жить… только вот трон отдавать тебе я не собирался ни при каких обстоятельствах… — он мрачно хмыкнул. — Нике пришлось вернуться, чтобы заставить меня сделать это.

В подземелье надолго воцарилось молчание. Я обдумывала могла ли Ника быть той самой Никой, удочерившей меня когда-то и если да, то почему не помнила об этом… Вериангер видимо думал о чем-то своем… Потом он вновь пристально посмотрел на меня:

— От кого у тебя сын, Лия? У него глаза Ники один в один…

— От ее родного сына, — не стала я врать.

— Ты отважилась на инцест? Ведь насколько я понял, ты не знала что Ника не родная твоя мать.

— Когда я с ним познакомилась, я не знала, что Ника ему мать… а потом было поздно.

— Ну что ж, тогда тебя должна была порадовать информация, что инцеста не было…

— Я бы предпочла его! — я зло взглянула на верховного мага, разговор с ним растравил мою душу. Мне до такой степени было плохо, что хотелось собственными руками придушить его, а еще лучше медленно пытать, заставив в муках распроститься с жизнью. — Я любила ее! И для меня она мать, что бы ты ни говорил!

— Конечно… очень любила… только не ее, ее любовь к тебе и обладание ею. Это разные вещи, Лия. Но в этом нет ничего удивительного. Ты дочь своего отца. И именно поэтому ты убила ее.

— Ее убил ты! — яростно выдохнула я. — И я докажу это!

— Лия, давай заключим сделку. Я приму твои обвинения, а ты пообещаешь, что твоим наследником будет принц Даниэль и после казни ты распорядишься похоронить меня подле Ники.

Сделка была выгодной. Я понимала это, поэтому после минутного размышления согласилась.

— Я прикажу похоронить тебя у ее ног, — хмуро проронила я.

— А как насчет наследника?

— Кого еще я могу назначить наследником кроме собственного любимого сына?

— Поклянись!

— Хорошо, — я не стала спорить и клятвенно подняла руку: — Клянусь, что моим наследником будет мой сын, принц Даниэль. Удовлетворен?

— Вполне, — кивнул Вериангер, — можешь устраивать суд, я признаю все обвинения.

Выйдя из подземелья, я прошла в покои сына. Увидев меня, сидевший в углу Даниэль тут же вскочил:

— Мама, что случилось? Меня весь день не выпускает из покоев охрана, я не могу выйти ни к тебе, ни к Нике… Почему?

Я поняла, что ему ничего не сказали, шагнула к нему, прижала к себе.

— Мальчик мой, нас постигло страшное горе. Будь мужественным и приготовься выслушать скорбную весть.

— Война, да? — сын отстранился и, вскинув голову, посмотрел на меня, в глазах его мелькнул азарт.

— Нет, мой дорогой, — я грустно покачала головой, — сегодня убили Нику.

— Что? — сын в ужасе отшатнулся от меня, — Нет! Этого не может быть! Мама, этого не может быть! Не говори мне такое! — он зажал руками уши, — Нет! Нет!

— Я понимаю, тебе больно это слышать, но, к сожалению, такова правда, мой родной, — я подошла к нему и вновь попыталась обнять, но он вырвался.

— Кто? Кто это сделал? — он встал напротив меня и, опустив руки, сжал в кулаки, словно намеревался пустить в ход, как только узнает имя убийцы.

Я тяжело вздохнула и тихо ответила:

— Верховный маг.

— Вериангер? Мама, но почему? Как он мог? — в глазах сына читалось непонимание и гнев.

— Он любил ее, хотел чтобы она вышла за него замуж, а когда Ника отказала — убил.

— Тварь! Мерзкий подонок! Как он мог? Убить того, кто не ждет удара, считая соратником и другом — это подло! Как же я его ненавижу!!! — сын метнулся к столу и, схватив коробку с подарком Вериангера, зашвырнул в камин.

— Дэн, это магический атрибут, а не игрушка. Подобные вещи отнимают даже у врагов. Причем у врагов в первую очередь. Так что успокойся и достань блокиратор.

— Мне противно будет даже прикасаться к нему, — насуплено посмотрел он на меня.

— Не прикасайся, убери до лучших времен. Воспользуешься, когда будет нужда.

Дэн немного помолчал, потом хмуро спросил:

— Мам, его казнят?

— Да, конечно, мой родной. Его казнят и похоронят у ног Ники.

— Нет, мам! Нет! Ни за что!!! Не позволяй этого! — он бросился ко мне и с мольбой заглянул в глаза.

— Ты не хочешь, чтоб его казнили? — удивлению моему не была предела.

— Нет! Я не хочу, чтоб его похоронили рядом с ней! Его место на помойке! В болоте поганом! Только не рядом с ней! Ты не должна этого позволять! Не должна! Не позволяй, мама! — в голосе сына звенело отчаяние.

— Мальчик мой, ну что ты так разнервничался? Это обычай хоронить врагов у ног правителя…

— Нет такого обычая, нет! Я никогда не слышал о нем!!! И ты не должна так поступать! — рыдания подступили к его горлу, и он прижал руки к лицу.

— То, что ты не слышал, еще не значит, что его нет, — тон мой заледенел, — и хватит закатывать истерики. Я понимаю, тебе тяжело и горькая весть рвет твою душу. Но ты мужчина. Поэтому соберись и веди себя достойно. Достойно наследника.

— Какого наследника? — сквозь слезы хрипло переспросил он.

— Теперь правительница — я, а ты мой наследник, поэтому будь добр соответствовать этому статусу. Я не Ника и терпеть твое разгильдяйство и слюнтяйство не стану, — жестко проговорила я и, протянув ему платок, потребовала: — Быстро вытри слезы и успокойся, а потом достанешь блокиратор и уберешь. Понял?

Сын взял платок из моих рук и подавленно пробормотал: — Понял.

— Вот и хорошо, — я улыбнулась и потрепала его по плечу, — Ника бы тобой гордилась.

— Ты так думаешь? — сын поднял голову и с надеждой посмотрел на меня.

Я поняла, что нашла хороший способ манипулировать им, и тут в моем мозгу родилась еще более гениальная идея.

— Конечно мой дорогой. Понимаешь, несмотря на то, что Ники больше с нами нет, мы должны сделать все, чтобы память о ней жила долго-долго… ведь она была замечательной правительницей… вот поэтому мы будем хранить память о ней и стараться быть достойными ее наследниками.

— А как сделать так, чтобы память о ней жила долго?

— Я поставлю ей памятники много-много, — я прижала сына к себе и стала ласково гладить по волосам, — менестрели сложат о ней баллады, художники будут рисовать ее портреты. Твоя бабушка — фея лунного света навсегда останется в памяти как самая замечательная правительница Хламии, и наша династия станет правящей на века.

Вериангера казнили в день похорон Ники, и я приказала похоронить его у ее ног. Под крышку его саркофага я положила свой дневник, которому изливала душу все это время. Он стал больше не нужен мне. Наступила эра моей безграничной власти, так к чему мне воспоминания о том, как я к ней шла?

ЭПИЛОГ

— Правительница, — вошедший в мои апартаменты верховный маг, низко склонился предо мною, — позвольте доложить.

— Я слушаю, — я саркастическим взглядом окинула склоненную фигуру немолодого эльфа. Вот хоть опытный и сильный маг, но нет в нем достоинства Вериангера, тот даже перед смертью улыбался. А этот всего лишь с докладом пришел, а у самого колени трясутся.

— Сегодня десять лет со дня смерти правительницы Береники Великой, феи лунного света, сумевшей рассеять мглу над просторами Хламии… — начал он.

— Я знаю, — прервала его я, — короче!

Еще бы мне не знать, ведь вчера мы отметили совершеннолетие Даниэля, а день смерти Ники сразу за этим днем.

— Если коротко, — верховный маг согнулся еще ниже, — то, кто-то осквернил ее мавзолей.

— Что??? — я в негодовании вскочила, — Кто посмел это сделать???

— Я не знаю, Правительница, — верховный маг упал на колени и склонился к самому полу, — пока не знаю… но я проведу самое тщательное расследование и узнаю. Клянусь.

— Что там сделали?

— Разбили мраморную плиту у подножия саркофага Правительницы Береники и вскрыли саркофаг убийцы. Я не стал ничего трогать и поспешил с докладом к Вам, там…

Я не стала дослушивать и выбежала из апартаментов. Меня как молния пронзила мысль о том, что я знаю, кто мог это сделать.

Верховный маг поспешил следом, но я, обернувшись, рявкнула: "не смей следовать за мной!", и он тут же отстал.

У входа в мавзолей меня встретила охрана. Предусмотрительный верховный маг уже успел ее выставить.

— Никого не пускать ко мне! — приказала я и вошла внутрь.

Мавзолей Ники встретил меня приятной прохладой и грудой мраморных обломков в центре зала. Мраморная плита, на которую наступали, приближаясь к саркофагу Ники, скрывавшая саркофаг Вериангера, была разбита, его саркофаг вскрыт. А чуть дальше на ступенях перед скульптурой Нике лежал мой раскрытый дневник. Прочесть его в Хламии могли кроме меня лишь двое, причем одному это было совсем не нужно, поэтому оставался только один. На негнущихся от навалившихся на меня дурных предчувствий ногах, я подошла к дневнику и подняла его. На последней странице большими и довольно корявыми буквами было написано: "Мама, как ты могла? Я тебя…", а дальше шла большая клякса, скрывающая следующее слово. Сердце мое словно сжали в тисках. Даже восставший из гроба Вериангер не смог бы отомстить лучше… Я поняла, что мой сын после бурного празднования совершеннолетия все же решился исполнить свою заветную мечту и избавить мавзолей бабушки от ненавистного ему саркофага убийцы.

Сжимая в руках дневник, я вышла и приказала охране разыскать принца Даниэля, несмотря на то, что сердце подсказывало мне, что он уже очень далеко.

Оглавление

Колесова Марина . Дневник эльфийки

Реклама на сайте