«Пересекая границы»

Оксана Панкеева Пересекая границы (Судьба короля — 1)

Вместо пролога

Бывает с людьми всякое. И жизнь иногда выкидывает такие фишки, что ни в одном кино такого не увидишь, потому как ни один сценарист в здравом уме до такого не додумается. А у больного фиг кто сценарий возьмет.

А ведь начинается все, можно сказать, очень просто и обыденно…

К примеру, бывает вот так. Тебе двадцать один год, и четыре из них ты вполне успешно изучала иностранные языки, пока не случилась катастрофа… Впрочем, и без этой катастрофы все было плохо. У родителей нет денег, и твой последний курс под большим вопросом, даже если они последние гроши выгребут. Разве что папе снова начнут платить зарплату, но это вряд ли. Но это еще ладно, можно как-нибудь самой подработать, хоть какую-то малость добыть можно. Но вот потом… Что делать потом? Угораздило же тебя сдуру выбрать такую экзотическую специальность, как испанский язык! Когда поступала, это имело смысл — конкурс был меньше, на английский вообще не поступила бы. А теперь? А теперь, как ни прискорбно это признавать, до тебя с большим запозданием, как до того жирафа, доходит, что конкурс был меньше не просто так, а по самой реальной и объяснимой причине. Что с этой специальностью делать? В большом городе можно было бы устроиться, но для этого надо там жить. А чтобы там жить, надо иметь такую работу, чтобы хватало и жить, и за квартиру платить, и еще прописаться каким-то образом надо, а то ведь вообще никуда не возьмут… Замкнутый круг. Чтобы найти такую работу, надо иметь или знакомства, или феноменальное везение, а ни того ни другого у тебя нет. Равно как и нет еще одного полезного качества, которому трудно найти название, но благодаря которому люди ухитряются устраивать свою жизнь в таких же обстоятельствах, и даже в намного худших. Закономерный финал: пометаться пару месяцев, пока из общаги не выселят, и валить домой, в родные Большие Кульбабы, задрипанный районный городишко, где вообще работы нет. Разве что на том заводе, где папе зарплату не платят. Или на базаре. Кому нужен твой испанский в родном городе? Разве что, давать уроки английского, который у тебя был вторым языком и который ты сама знаешь очень и очень неуверенно?

И вот топаешь ты с ночного поезда пешком домой, потому как автобусы уже не ходят, а на такси, разумеется, ни копейки в кармане, размышляешь обо всем этом, и такая безнадега вырисовывается впереди, хоть иди и топись. Бывает же, что человеку по жизни вообще ни в чем не везет. Ни в труде, ни в личной жизни. Идешь ты вот так, думаешь о том, что все пропало и жизнь кончена, и даже не подозреваешь, что твои проблемы смешны и уже не актуальны, поскольку жизнь кончена и все пропало в прямом смысле. В самом прямом, какой только бывает. И когда тебя вдруг хватают за горло сзади, ты успеваешь только увидеть, как блеснуло лезвие в свете фонаря, и запоздало вспомнить, что по городу давно ходят слухи о маньяке. И еще подумать, что жизнь все равно кончена, так что фиг с ней. Ну что в ней осталось хорошего?

Само собой, в такой момент никакому идиоту не взбредет в голову думать о параллельных мирах, волшебниках, эльфах, гномах и прочих там сказках. Какие уж тут сказки…

Глава 1

В королевстве Ортан, как и на всем континенте, раскинувшемся с севера на юг от Белого Океана до Мистралийских морей, а с запада на восток его вряд ли кто-то прошел целиком… в общем, никто из проживавших там в жизни бы не подумал назвать волшебников, эльфов и гномов сказками. Хотя бы потому, что волшебники и гномы благополучно проживали бок о бок с людьми, а от эльфов остались многочисленные и убедительные доказательства их существования. И о параллельных мирах было достоверно известно, что таковые существуют, и тому имелись наглядные доказательства — так называемые переселенцы. Никто точно не знал, почему так происходит и каковы механизмы спонтанных перемещений, но зато все знали точно, что это бывает. Некоторые дотошные маги, занимавшиеся исследованиями в этой области, даже вывели несколько закономерностей упомянутого явления, однако понять его механизма так и не смогли. А остальным обитателям мира было как-то и все равно, отчего да почему и откуда вообще берутся эти странные чужаки. Откуда бы ни взялись, лишь бы жить не мешали и безобразий не учиняли. Не лезли со своим уставом в чужой орден, не пытались переделать мир на свой вкус, не оскорбляли общественную нравственность и вообще давали коренным жителям спать спокойно.

В ту ночь, когда королевство Ортан в очередной раз пополнилось новым переселенцем, коренные жители спали спокойно. Ночь была в общем самой обычной, ничем не примечательной ночью, каких полно бывает в году. Не было в ту ночь никакого праздника, никаких магических знамений, и с астрономической точки зрения она тоже ничем не была интересна. Даже дождя не было. Так что представить себе, что как раз сегодня случится что-то важное для судьбы королевства, вряд ли пришло бы кому-то в голову.

Однако отчего-то — и совершенно непонятно, отчего — не спалось кое-кому в эту ночь, хотя люди были все молодые и здоровые, и бессонницей не страдали.

…Бывает еще и так. Тебе тридцать, ты красавец мужчина пяти с половиной локтей ростом, и у тебя есть все, что только можно пожелать. Здоровье — сколько угодно, о твоей нечеловеческой силе слагают легенды и баллады, и единственное, что тебя смущает — это склонность бардов преувеличивать все, чего касается их резвое перо. Деньги — хоть купайся в них, даже одна сокровищница дракона способна обеспечить человеку безбедное существование на всю оставшуюся жизнь, а ты выпотрошил их четыре, не считая того, что причиталось тебе просто по наследству. Женщины — они повально падают в обмороки, едва услышав твое имя, хотя тебе это, в общем-то, безразлично, ведь только одна из них для тебя дороже всего на свете, и вы счастливы в своей любви, что бы ни говорили по этому поводу злые языки. Это они oт зависти, не иначе. Власть — она тебе на фиг не нужна, но если кому интересно, то ты все же принц и первый наследник престола, и пусть пошлют боги твоему кузену-королю долгую жизнь, хорошую жену и побольше других наследников. Слава — уж ее-то у отставного героя больше чем достаточно, во всем королевстве Ортан да и на всем континенте вряд ли найдется человек, который не слышал о принце-бастарде Элмаре и его подвигах…

И если бы кто-то набрался наглости и спросил принца-бастарда Элмара, какого же рожна ему еще не хватает, пожал бы его высочество могучими плечами, опустил бы свои пронзительно-синие глаза в томик классической поэзии, который держал как раз в руках, вздохнул бы печально и промолчал. Потому что вряд ли понял бы спросивший, что происходит в загадочной варварской душе первого паладина короны, даже услышь он прямой ответ. Если бы мог понять, не спрашивал бы. Да и незачем знать каждому встречному-поперечному, что не тешит принца слава, хотя бы потому, что он вообще не тщеславен. И что опытный умелый воин, владеющий и топором, и мечом, и всеми классическими видами оружия, вовсе не считает это великим достоинством, потому как махать этим самым оружием, всеми его классическими видами, находит занятием простым, общедоступным и не особо интеллектуальным. Что под стальной броней могучих мышц бьется сердце поэта, и, не задумываясь, отдал бы принц-бастард свою воинскую славу за то, чтобы уметь так же изящно сплетать слова, как столь любимые им старые классики. Но увы! — поэт из него получался никудышний, и поскольку ценителем он был настоящим, всю никудышность своих поэтических экспериментов полностью сознавал. Вот и оставалось сидеть в библиотеке с бутылкой доброго вина, вчитываться в бессмертные строки давно почивших бардов, наслаждаясь их неповторимой прелестью, и размышлять о вещах возвышенных и прекрасных. Так было и в эту ночь. Принц-бастард Элмар сидел в библиотеке с томиком стихов, неторопливо перелистывая страницы, и настроение у него было печально-лирическое. Думалось его высочеству то о несправедливости матери-природы, уделившей ему гору железных мышц в ущерб другим талантам, то одолевали его воспоминания о былом, и поскольку вспоминать ушедших товарищей и соратников всегда было грустно и больно, эти воспоминания только усугубляли его печаль. Он уж подумал было, что довольно хлестать вино и предаваться унынию, и самое время пойти спать, как вдруг его ночные посиделки были прерваны самым неожиданным образом.

Не спал сегодня и весельчак Жак, личный шут и большой друг его величества короля, но его одолевали совсем другие чувства, даже отдаленно не походившие на светлую печаль принца-бастарда Элмара. Если бы сейчас кто-нибудь заглянул в спальню шута, то вряд ли бы узнал в этом нервно трясущемся человеке того шутника и разгильдяя, который блистал у подножия трона и которого никто не видел иначе, как улыбающимся.

Королевский шут умирал от страха.

Вот так еще бывает. Тебе двадцать шесть, всего-то, а ты уже достиг таких немыслимых вершин, что прочие придворные зеленеют от зависти и с тайной надеждой ждут, когда же, наконец, его величеству надоест этот наглый выскочка и когда же можно будет насладиться падением и унижением нынешнего королевского любимца. Дождетесь, как же. Плохо вы знаете короля, господа придворные. А его шута, можно сказать, практически не знаете. Как любит повторять его величество, «для подданных существует официальная версия, а больше им знать не положено». И в самом деле, если бы господа придворные знали об этом веселом обаятельном парне чуть больше, чем им положено, у них бы отпало всякое желание ему завидовать. И не веселились бы по поводу его вечных недоразумений с дамами, если бы знали, что все эти приключения происходят лишь потому, что Жак просто боится спать один, а вовсе не потому, что он какой-то там озабоченный или вроде того. А с недавних пор так и вовсе страшно ему засыпать из-за постоянных кошмаров, которые преследуют его по ночам. Хорошо еще, что он по натуре человек легкомысленный и неспособный зацикливаться на чем бы то ни было, а то так можно было бы и умом тронуться. Ведь причиной страхов и ночных кошмаров были совершенно реальные обстоятельства, и все эти страхи могли рано или поздно воплотиться в жизнь… Нет, напрасно завидовали Жаку господа придворные, совершенно напрасно. Не дай им боги когда-либо вляпаться так, как вляпался однажды веселый королевский шут. Чудом, можно сказать, он выбрался живым из этой передряги, и несколько лет после того ему чудились охотники за его головой на каждом углу. А стоило ему успокоиться и забыть, как судьба вновь подложила ему свинью.

Оказалось, что с некоторых пор принц Мафей стал видеть вещие сны. Это никого не удивило, от него и не того можно было ожидать, маги, они вообще со странностями… но надо же было такому случиться, чтобы ему приснился именно Жак! Да еще в таких обстоятельствах, что бедному Жаку дурно сделалось, когда он об этом услышал. Уж меньше всего на свете ему хотелось бы в таких обстоятельствах оказаться — лежать на столе, залитом кровью, да еще чтобы какой-то незнакомый мистралиец при этом бил ему морду… крови он вообще боялся до обмороков, а завидев мистралийца старался перейти на другую сторону улицы. Но раз уж Мафею все это приснилось… страшно, господа, действительно страшно. Настолько, что даже общество прекрасных дам не помогает, проклятые сны все равно приходят, и, хотя у Жака они не вещие, они куда живописнее, чем у этого малолетнего ясновидца.

И сегодня, проснувшись в очередной раз в холодном поту, убедившись, что это был просто сон, и поняв, что он находится у себя дома, в своей постели, и, к счастью, перепуганной дамы рядом не наблюдается, Жак не рискнул пытаться снова заснуть. Он долго сидел в постели, сжавшись и обхватив колени руками, пытаясь унять дрожь во всем теле. Но дрожь не отпускала. Тогда он встал, спустился в кабинет и трясущимися руками налил себе в пивную кружку самогона собственного производства, после которого ощущение страха немного притупилось. Но не настолько, чтобы можно было надеяться на нормальный здоровый сон. Спать было страшно, и страшно было даже приближаться к кровати. Поэтому Жак сел прямо на пол в темном углу за шкафом и тихо заплакал.

Не спала в эту ночь и танцовщица Азиль, но по гораздо более простой и приятной причине. Она вдохновенно и самозабвенно занималась любовью со случайным кавалером, с которым час назад познакомилась на улице и который на рассвете должен будет исчезнуть из ее жизни навсегда. Так было нужно, хотя она не совсем понимала, почему. Так тоже бывает, когда ты — нимфа, но всю свою жизнь прожила среди людей, никогда не общаясь с себе подобными. Как нужно жить и что нужно делать, тебе всегда безошибочно подсказывает врожденный инстинкт, но если бы он еще умел объяснять, почему так нужно… а то людям всегда хочется знать, почему, а объяснить им это невозможно, вот и думают люди, что женщина потаскуха, когда она просто нимфа. Подкидыш, найденный у дороги кочующими хитанами, она сама не имела понятия, кто она такая, пока однажды к ней присмотрелся внимательно один из ее любовников и спросил, человек ли она вообще. А потом взял за руку и повел к знакомому магу, который и объяснил девушке, что она действительно не человек. Правда, больше ничего вразумительного он объяснить не смог, так как люди знают о нимфах крайне мало, но и на том спасибо. По крайней мере, она убедилась в том, что до сих пор все было правильно, что все ее странности на самом деле совершенно нормальны для нимфы, и что все идет, как надо. Пусть некоторые люди этого не понимают, пусть думают, что если женщина видит нечто, недоступное обычному человеческому зрению — то она ведьма, а если говорит непонятные вещи — то она ненормальная, если имеет обыкновение проводить ночи с разными мужчинами — то шлюха… Глупо требовать от людей понимания, особенно от женщин. Даже мужчины в основном начинают понимать только наутро, когда чувствуют, что прошедшая ночь была не просто ночью любви, а маленьким чудом… впрочем, сейчас, когда Азиль прожила в столице почти три года, ее уже все знали, и каждый мужчина почитал за великую честь удостоиться ее внимания и получить впридачу к незабываемой ночи еще и частичку природного волшебства нимфы, от которого могло быть только хорошее. Ну, а женщины все же считали ее шлюхой, притом бесплатной и особо испорченной. Что с них взять, им ведь не понять…

Потому и не было у несравненной Азиль подруг ни среди порядочных женщин, ни среди настоящих шлюх. Ни тех, ни других она не понимала. Как можно спать с мужчиной, которого ты не хочешь, и как можно брать за это деньги? Это вообще святотатство — брать деньги за любовь.

А мужчин Азиль любила, и они любили ее.

Ученица лекаря Тереза мужчин не любила. То есть, общалась она с ними нормально, но до известных пределов. Прикосновения, заигрывания и даже разговоры об интимном вызывали у нее отвращение и страх. И так бывает, и очень часто, и множество психологических исследований написано на эту тему, но никому от этого не становится легче. Она жила в этом мире уже полтора года. Ровно столько прошло с тех пор, как она переместилась сюда из своего мира при обстоятельствах, которые при всем желании нельзя было назвать приятными. За эти полтора года она немного успокоилась, обжилась, нашла себе работу и занялась изучением местной медицины, но отвращение и страх так и не прошли полностью. Наставница качала головой и говорила, что всякая психотравма лечится, надо только походить к хорошему мистику. Переступить один раз через свои религиозные предрассудки и походить в храм Мааль-Бли, такие проблемы лечат именно там, а христиане тут ничем не помогут, к ним и соваться не стоит. Тереза же не склонна была считать свои убеждения предрассудками и обращаться за помощью к языческим богам. Тем более, это не было так уж необходимо. Азиль сказала как-то, что любовь и добро могут исцелить любую душевную болезнь, может быть не так быстро, но зато наверняка, и этот путь представлялся Терезе более приемлемым.

В эту ночь она тоже не спала, но личные проблемы ученицы лекаря не имели никакого отношения к причине ее бессонницы. Просто завтра утром она должна была сдавать наставнице очередной экзамен, и очень волновалась. Не потому, что чего-то не выучила, такого с ней никогда не бывало, к учебе она всегда относилась серьезно и все, что ей следовало знать, знала отлично. Но все равно переживала перед каждым экзаменом — из-за чрезмерно развитого чувства ответственности.

Послонявшись по комнате и поняв, что заснуть все равно не получится, Тереза решила не тратить время понапрасну. Она заварила себе крепкого хинского чаю, села за стол и углубилась в толстую книгу по медицине, чтобы повторить еще раз способы наложения швов. Как раз из-за них она переживала особенно — ей все время казалось, что она обязательно какой-нибудь способ забудет.

А вот его величество король Ортана Шеллар III не переживал ни о чем. Он вообще был человек не склонный к переживаниям по каждому поводу, и чтобы заставить его переживать, должно было случиться что-нибудь совсем из ряда вон выходящее. Да даже если бы и случилось, он первым делом не переживать бы стал, а конструктивно и плодотворно размышлять над практическим решением проблемы. Единственным, что могло вызвать у его величества неприятные переживания, было зеркало, но в настоящий момент его рядом не было.

…Так тоже бывает. Тебе тридцать два, и ты — король. Пусть твоя власть не абсолютна и не безгранична, но все же ты повелитель довольно крупного государства. В твоей власти казнить и миловать, начинать и прекращать войны, раздавать и отбирать титулы и земли, и многое другое, но есть кое-что, чего ты никаким образом не можешь изменить при всей полноте своей власти, и это кое-что каждый день смотрит на тебя из зеркала. С ним ничего нельзя поделать, и никак нельзя улучшить. Ухудшить разве что. И с этим остается только смириться, несмотря на то, что ты — король. Есть вещи, неподвластные и королям…

Король сегодня тоже не спал, но вовсе не потому, что ему что-то мешало, просто он вообще спал мало — четырех часов в сутки ему вполне хватало для того, чтобы нормально жить и работать. А поскольку к полуночи все государственные дела были закончены и два валящихся с ног секретаря милостиво отпущены спать, король в виде отдыха играл в шахматы со своим придворным магом Истраном. Шахматы появились в королевстве недавно, и никто так толком и не понял, кто и откуда их завез. Грешили на короля, так как, во-первых, все следы обрывались на нем; во-вторых, он очень полюбил эту игру и пытался распространить ее при дворе. Правда, кроме мэтра Истрана, достойных соперников у него не нашлось. Кто-то, правда, видел, что король якобы играл в шахматы со своим шутом, но вряд ли его величеству удалось добиться от разгильдяя Жака большего, чем от своих министров и прочих придворных.

— Как поживает малыш? — поинтересовался король, переставляя ферзя. — Я так давно уже с ним не общался из-за всей этой канители с орденом Десницы господней… Времени не было.

— Вы имеете в виду принца Мафея? — уточнил мэтр Истран. — Как обычно. Я иногда просто не знаю, что с ним делать. Его воспитание было крайне запущено еще в детстве. Поскольку его воспитанием до пяти лет практически никто не занимался, никто и не потрудился привить ему элементарное понятие об ответственности. Когда он попал в мои руки, я сделал все, что мог. К счастью, он был еще слишком мал, чтобы успеть озлобиться на весь мир, и не превратился в мстительное безнравственное существо, что было бы угрозой для всего мира, учитывая его могущество. Принц Мафей добродушный и порядочный парень, он никогда не станет сознательно приносить какой-либо вред. Но его рассеянность, безответственность и несерьезность, с которыми не могу справиться даже я, вполне могут когда-либо…

— Да ладно вам, — усмехнулся король. — Можно подумать, он был злобным и безнравственным! Был добрый и славный ребенок, и вырос нормальный парень. А вот разгильдяем он был. Им и остался. Может, с возрастом остепенится. Вы же сами говорили, что с эльфами это происходит годам к ста…

— Поверьте, ваше величество, этому миру очень повезло, что малыш не успел дойти до мысли, что когда тебя обижают, можно дать сдачи. А что касается его разгильдяйства, то, по-моему, он достаточно взрослый, чтобы соображать, что делает! Неужели трудно понять, что обладание такой Силой, какой обладает он, накладывает определенные ограничения!

— Поверьте, мэтр, в пятнадцать лет — очень трудно! Все дети во все времена нарушали запреты просто потому, что им хочется. Кто-то курит в укромном уголке, кто-то лазит к девчонкам в окно, а кто-то пробует колдовать в меру сил.

— Вот именно — в меру! А если не в меру? Я множество раз запрещал ему тащить из других миров что ни попадя, объяснял, что это может быть опасно. И вы объясняли. И Жак объяснял. На конкретных примерах. И без толку.

Король вздохнул, снова переставил ферзя и сообщил:

— Вам мат, мэтр Истран.

— Мат так мат. — равнодушно согласился маг и стал складывать фигуры в коробку. — Пойду я, ваше величество, посмотрю, что там делает наш принц Мафей. А то что-то на душе у меня неспокойно.

Вышеупомянутый принц Мафей тоже, разумеется, не спал. Грех было не воспользоваться тем, что наставник ушел пообщаться с королем и не пошарить быстренько где-нибудь в других мирах. Принц не мог понять, почему все так и стремятся запретить ему это увлекательное развлечение и как до всех не доходит, что это развлечение действительно одно из самых интересных, какие только бывают. А еще он был уверен, что когда-нибудь ему попадется что-то столь необыкновенное, что все сразу поймут, как были не правы, и втайне мечтал, что в один прекрасный день выдернет из какой-нибудь смертельной опасности девушку своей мечты, и она тут же его полюбит… Правда, он еще плохо представлял себе эту самую девушку, но был уверен, что поймет, когда увидит. Во всяком случае, предполагаемая мечта должна была быть прекрасна (А как же иначе!), не обременена предрассудками, будто секс на первом свидании — свидетельство безнравственного поведения, и уж конечно, при общении с его высочеством она должна была с интересом поддержать разговор о магии, а не интересоваться формой его ушей и не пытаться их пощупать. А то этот нездоровый интерес к ушам его просто раздражал. Ну, не такие они, как у всех людей, так они и не должны быть такими, мэтр всегда об этом говорил, а он лучше знает. Ну, выросли они длиннее, чем у людей, и заостренные кончики обязательно торчат из-под волос, как эти волосы ни начесывай, так что, так уж необходимо на них пялиться? Коль уж на то пошло, он и не должен быть похож на других людей, хотя бы потому, что он и не человек вовсе… ну, не совсем человек, если точно.

Юноша уселся на пол, скрестив ноги и вытянув руки перед собой, и сосредоточился. По правилам следовало четко представлять себе, что именно ему надо и мысленно дотянуться к искомому объекту, но на самом деле он никогда этого не делал. Намного интереснее было схватить что-то неизвестное и потом долго изучать, представляя себе, что бы это могло быть и для чего бы это можно использовать. В этом и была вся прелесть «слепой охоты», и ради этого, собственно, и нарушались строгие запреты наставников.

Принц закрыл глаза, позволив сознанию свободно плавать где-то в межпредельном пространстве, ни на чем определенном не фиксируясь, и стал ждать радостного момента, когда в руки ляжет неведомое «что-нибудь».

И еще один человек не спал в эту ночь, хотя не имел никакого отношения к королевству Ортан и находился от него очень и очень далеко, в Зеленых горах на севере сопредельной Мистралии. Он внимательно читал наспех сшитую тонкую тетрадку и недовольно ворчал себе под нос заковыристые ругательства. Чуть поодаль сидела девушка в мужской одежде и угрюмо забавлялась с тонким кинжалом.

Бывает еще… впрочем, ни бурная биография, ни служебные секреты профессионального убийцы не годятся для публичного обсуждения, так что не стоит на них подробно останавливаться. Как бывает, так и бывает. Не наше это дело, и соваться в него — себе дороже выйдет.

— Кончай материться, — сказала, наконец, девушка. — Надоело.

— Ты это читала? — спросил мужчина, кивая на рукопись.

— Читала. Согласна, дерьмо. Интересно, кто эту легенду писал?

— Полагаю, лично полковник Сур. Лучше бы специалистам поручил. Да и подобрали нас, должен сказать, неудачно. Нашли тоже любящих супругов…

— Думаешь, мне это приятнее, чем тебе?

— Не приятнее, а проще.

— Чем же это проще?

— Тем, что тебе и не обязательно изображать страстную любовь, тем более, что ты этого не умеешь и не сможешь. Люди просто подумают, что тебя против твоей воли выдали замуж, только и всего. Это сплошь и рядом случается. А вот мне придется корячиться по полной программе. Во-первых, — он начал загибать пальцы, — я должен быть в тебя влюблен, раз я тебя добился даже против твоего желания. Во-вторых, я должен быть достаточно безнравственным, раз принудил девушку к браку. В-третьих, я либо полный придурок, раз не вижу, как ты ко мне относишься, либо полный засранец, если вижу, но для меня это не трагедия, а просто повод показать, как я умею укрощать строптивых девиц.

— Ну, вот и будешь полным засранцем. Тебе это не так уж трудно будет изобразить. Только имей в виду, если ты начнешь меня укрощать на самом деле…

— Не будь дурой. Это будет не на самом деле, а понарошку. И если нам понадобится уверить окружающих, что я тебя бью, будешь как миленькая кричать, плакать и просить пощады. И на следующий день всем жаловаться. А о том, что ты можешь дать мне сдачи, на время операции забудь. Ты не убийца Саэта, а донья Маргарита, благовоспитанная девушка из хорошей семьи. Бедной, но честной.

— Отвратительно, — с чувством сообщила девушка. — Унизительно и гнусно.

— Это еще не самое страшное, — вздохнул предполагаемый муж-засранец.

— А что самое?

— А то, что моя репутация засранца может нам сильно помешать в наших поисках. Понимаешь? Негативное отношение окружающих…

— Понимаю. А что можно сделать?

— Можно сделать немного иначе. Я человек в общем не плохой, и действительно тебя люблю, а ты согласилась выйти за меня замуж в надежде, что стерпится-слюбится. И мы честно пытаемся притереться друг к другу. Но эта версия потребует от тебя немного больше усилий.

— А от тебя — меньше.

— Несравненно. Ты не представляешь, как тяжело играть засранцев. Если хочешь, давай поработаем с одной и с другой версией, потом сравнишь.

Девушка кивнула и сказала:

— Знаешь, сначала мне даже не хотелось охотиться за этой ведьмой. Я считала, что жертвы полностью заслужили свою печальную участь, но, так сказать, долг есть долг и приказ есть приказ. Но теперь… когда я поняла, что мне реально предстоит… я бы ее голыми руками удавила.

— Похвальное стремление. Только не забудь, что убить ее — дело второе. А первое — деньги вернуть.

— Послушай, — обиделась девушка — Я не хуже тебя знаю инструкции и не хуже тебя умею их выполнять.

— Разумеется, — криво усмехнулся мужчина. — Тебе же, наверное, уже рассказали, что инструкции — мое слабое место. Я никогда не питал к ним почтения и нарушаю при каждом удобном случае. Так что выполнять инструкции ты уж точно умеешь лучше.

Заметив краем глаза постороннее облачко посреди библиотеки, Элмар поднял голову и стал наблюдать, как из серого тумана возникает перепуганная физиономия сводного брата Мафея и умоляюще хлопает глазами. «Опять натворил чего-то», — недовольно подумал Элмар, понимая, что сейчас ему придется оставить свое уютное кресло и топать решать браткины детские проблемы.

— Что ты опять натворил? — со всей возможной строгостью спросил он, когда Мафей материализовался полностью. — Опять что-то выудил и не знаешь, что с ним делать?

— Не что-то, — жалобно ответствовал непутевый брат. — Кого-то.

— Так это оттуда у тебя шишка на лбу? Рассказывай.

— Пойдем, я тебе по дороге расскажу, — тяжко вздохнул принц Мафей. — А то она полдворца перебудит…

— Начинай, — скомандовал Элмар. — Не пойду же я в халате и тапочках.

Он начал не спеша натягивать сапоги, а братец замялся, не зная как начать.

— В общем, я выудил девушку… — сказал наконец он.

— Живую-здоровую? — уточнил Элмар.

Согласно законам мироздания из любого мира можно было изъять только то, что в ближайшую минуту и так прекратит существование, поэтому люди, которые попадались в руки Мафею чуть ли не чаще, чем вещи, обычно умирали на месте, так как спасать их было уже поздно. Живыми оставались только те, кому в ближайшую минуту предстояла смерть неожиданная и мгновенная. И появление нового живого-здорового переселенца всегда было событием, заслуживающим особого внимания.

— Здоровее некуда! Это она мне шишку поставила! Я не успел и рта раскрыть, как она крутнулась туда-сюда, ухватила первое, что под руку попало и с криком «я тебе покажу, маньяк, извращенец сопливый!» присветила мне между глаз так, что искры посыпались. Я с перепугу телепортировался не глядя куда, попал в чью-то спальню… оттуда уже к тебе.

— Ну что ж, поздравляю. — усмехнулся Элмар. — Тебе говорил мэтр Истран, что ты когда-нибудь нарвешься? А если бы это была не девушка, а воин в пылу сражения, который как раз хорошенько замахнулся мечом?

— По-моему, она как раз и есть воительница. Она так одета… ну, в штанах, в башмаках… Пошли скорее, там дверь, конечно, заклинанием запечатана, но вдруг она ее выломает и побежит по дворцу… Еще убьет кого-нибудь.

— Мда, — хмыкнул Элмар. — Какая жалость, что ей не попадется по пути господин Хаббард, которого с некоторых пор не пускают во дворец…

Он застегнул походную куртку, которую накинул для скорости — на камзоле было много лишних застежек — и сообщил, что готов.

— Ага… — сразу занервничал Мафей и стал разминать пальцы перед тем как колдовать. — А куда? Прямо в мою комнату?

— Да нет, пожалуй лучше в коридор. Я с ней через дверь поговорю. Не хватало, чтобы первый паладин его величества дрался с разгневанной девчонкой. Ну, давай. — Элмар приобнял брата за плечи, тот сделал несколько пассов и вокруг них сгустилось пушистое, серое, как зайчик, облачко. А когда оно рассеялось, они уже стояли у запертой двери в комнату принца Мафея. Было отчетливо слышно, как изнутри кто-то яростно ковыряется в замке, ругаясь вполголоса.

Элмар сделал два шага к двери и аккуратно постучал. Скрежет и ругань прекратились — видимо, девушка все же не настолько была разгневана, чтобы совсем забыть об осторожности.

— Сударыня, — как можно вежливее начал Элмар. — Я прошу меня простить за то, что нарушил ваше уединение, но не будете ли вы так любезны впустить меня в комнату?

— Видите ли… Я не знаю, как открыть дверь, — растеряно отозвались из-за двери.

— Это не проблема, я сейчас открою, только умоляю вас не бросаться на меня с тяжелыми предметами и выслушать мои объяснения. Вам здесь абсолютно ничего не грозит.

— А где я, собственно?

— В королевском дворце, в комнате принца Мафея, весьма безалаберного юноши, который столь безответственно балуется с высшими силами.

— Входите, — решительно сказала девушка. — Но учтите, у меня есть газовый баллончик.

Элмар кивнул на дверь.

— Открывай. И немедленно иди сообщи обо всем Шеллару и мэтру Истрану.

— Как! — в ужасе воскликнул Мафей. — Я надеялся, что ты им сам скажешь!

— Будь мужчиной. За свои поступки следует отвечать. Выволочку от наставника ты заслужил, так иди и получи ее. Или ты хочешь, чтобы эта дама, которую ты насмерть перепугал, испробовала на тебе свое загадочное оружие? Так ступай к ней, а я пойду к королю. Тогда выволочку от мэтра Истрана ты все равно получишь, только позже.

Мафей насупился, щелкнул пальцами и хлопнул ладонью по замку. Потом печально направился вдоль коридора получать обещанную выволочку. А Элмар степенно одернул куртку, поправил волосы и легонько толкнул дверь.

Добыча шкодливого братца стояла у дальней стенки и настороженно зыркала на него из-под соломенной челки. Она действительно сильно смахивала на воительницу в своих светло-голубых штанах, тяжелых ботинках и куртке из черной кожи, с коротко подрезанными волосами, собранными на затылке в куцый пучок. Однако воительницей она не была, это Элмар определил сразу — по манере двигаться, по неспособности выбрать стратегически правильную позицию в комнате и по тому безмолвному восторженному интересу, который мгновенно возник в ее глазах при виде красавца мужчины.

А принц-бастард Элмар был действительно недурен собой, как уже упоминалось, и это еще мягко сказано. И от недостатка женского внимания никогда не страдал. Скорее от избытка, так что этот самый восторженный интерес был ему ох как хорошо знаком. Разве что воительницы-подруги воспринимали его не как возможного жениха, а как брата по оружию, и восторг в глазах молоденьких учениц относился не к прекрасным глазам принца, а к его геройским подвигам, которым девочки отчаянно завидовали и которые мечтали непременно повторить, а то и переплюнуть. А остальные молодые дамы, да и вообще девицы всех сословий… ох, лучше не надо…

— Принц-бастард Элмар, первый наследник короны Ортана, — церемонно представился он, кланяясь согласно этикету. Пришелица, разумеется, не могла знать этикета, но он еще не настолько был пьян, чтобы совсем забыть о королевском воспитании.

— Меня… меня зовут Ольга. — Было видно, что она озадачена и растеряна, но в обморок падать не собирается. И имя у нее было самое что ни на есть воинское, похожее на лязг металла. А титулов, разумеется, не было.

— Прошу вас, присядьте вот в это кресло, — предложил Элмар, — и побеседуем. У вас, наверное, ко мне масса вопросов.

Едва свернув за угол, принц Мафей нос к носу столкнулся со своим наставником и с августейшим кузеном, которые решили прогуляться по дворцу вместе.

— Так-так, — сурово произнес мэтр Истран, нахмурив седые кустистые брови. — Что мы здесь делаем посреди ночи, молодой человек?

— Я… Я вас ищу, — честно выдохнул ученик и опустил глаза, ожесточенно ковыряя сапожком мраморную плитку пола. — Я… У меня там…

— Понятно, — вздохнул король. — Опять труп посреди комнаты. Опять ковер придется чистить заново. Что, на этот раз Элмар отказался таскать и закапывать в саду результаты твоих экспериментов?

— Нет… то есть… там живая девушка. Элмар с ней беседует.

— Почему с ней беседует Элмар, а не служба адаптации?

— Я забыл… Я испугался… Она меня стала бить, и я…

— Мэтр Истран, — нахмурился король. — Разберитесь, пожалуйста, с этим безобразием. А меня телепортируйте к… — он покосился на принца и уклончиво закончил: — сами знаете, куда. А принц пусть отправляется в мою спальню и ложится в постель немедленно. С ним мы завтра разберемся, с этим великим магом, избитым девушкой.

Принц, сгорая от стыда, бросился прочь, в сторону королевской опочивальни. Мэтр Истран изящно встряхнул кистями рук и спросил:

— А назад вы как доберетесь, ваше величество?

— Не заблужусь же я в собственной столице. Тут недалеко.

— И думать не смейте ходить ночью по городу без охраны, да еще в такое время…

— Хорошо, хорошо, — не стал спорить король. — Свяжитесь со мной минут через двадцать, и заберете меня обратно. Или пришлете кого-нибудь из подчиненных.

Мэтр неодобрительно покачал головой и легким мановением руки очертил вокруг короля невидимый полукруг.

Спустя пять секунд его величество материализовался посреди гостиной своего шута. В доме было темно, но наверху в спальне слышались невнятные сдавленные звуки. «Опять, наверное, мою фаворитку трахает, — недовольно подумал король. — На этот раз, разумеется, Алису. Что они все к нему липнут? Сейчас войду, опять скандал будет. При дворе разговоров на месяц. Да и свинство, конечно, стаскивать человека с дамы и тащить работать посреди ночи…» Делать, однако, было нечего, не зря же он, в конце концов, пришел. Король поднялся по лестнице и громко постучал в дверь спальни, давая неверной фаворитке возможность спрятаться и избежать скандала, однако вместо ожидаемой панической суеты из спальни донесся душераздирающий вопль. Поняв это так, что дамой тут и не пахнет, а с Жаком произошло что-то серьезное, король быстро расстегнул верхние крючки камзола и достал из подмышечной кобуры безотказный очень дорогой лондрийский пистолет — последнее чудо техники, популярное среди спецслужб всех государств. Затем решительно пнул ногой дверь и ворвался в комнату, водя стволом вокруг. Ни одного врага он не обнаружил. Только в дальнем углу кто-то невнятно пискнул и стал медленно оседать на пол.

— Тьфу ты! — король неторопливо сунул пистолет назад в кобуру и включил осветительный шар. — Жак, что происходит? Я уже решил, что тебя тут убивают!

— Я тоже… — чуть слышно донеслось из угла. — Ну вы меня и напугали…

— Чем? Стуком в дверь? Что с тобой происходит? Почему ты сидишь в углу совершенно голый среди кучи раскиданных окурков, и от тебя разит самогоном на всю комнату? И вопишь, как ненормальный? У тебя с головой все в порядке?

— Нет. — Жак выбрался из угла и потянул на себя халат. Король понаблюдал, как он пытается попасть в рукава, и покачал головой.

— Это заметно. Пойдем, спустимся в гостиную, ты соберешься с мыслями, и объяснишь мне, что происходит.

— Хорошо, — покорно кивнул Жак, запахнул, наконец, халат и поплелся к лестнице.

Он не стал включать свет в гостиной, только зажег свечу, поставил ее на стол и приглашающе махнул рукой. Потом полез в буфет и добыл оттуда изрядную бутыль с самогоном.

— Вам налить? — тихим бесцветным голосом спросил он.

— Немного, — кивнул король, уселся в кресло и стал, не торопясь, набивать трубку. — Просто, чтобы тебе не пить одному.

Жак с сожалением посмотрел на кружку, потом достал из буфета две рюмки и тарелку с сыром.

— Давай, я сам налью, — сказал король. — А то у тебя руки трясутся.

Жак измученно кивнул и опустился в кресло. Король подождал, пока он выпьет и отдышится, потом спросил:

— Ну, так что случилось?

— Да в общем, ничего… реального. Пока. Мне просто приснился кошмар.

— И как часто с тобой такое бывает?

— Бывает… Может, не стоит об этом говорить? Мне уже лучше.

— Стоит. Ты в последнее время стал какой-то не такой. Тебе что, постоянно снятся кошмары? И давно?

— Нет.

— Ты знаешь, почему? Может, кто-то на тебя порчу навел?

— Нет, не поэтому… — Жак вздохнул и признался: — Мне рассказали про сон Мафея.

В лице короля немедленно появилось что-то жесткое и недоброе, в светлых, почти бесцветных глазах засветился ледяной гнев.

— Кто? — кратко спросил он. — Кто посмел?

— А почему вы так сердитесь? Да кто угодно. Какая разница.

— Я запретил. Я хочу знать, кто посмел меня ослушаться. Знали только Мафей и мэтр Истран. Разумеется, Мафей.

— Знали все слуги и все придворные, — криво усмехнулся Жак. — Если для вас так важно, мне сказала графиня Монкар. Ваша официальная фаворитка, которая в пластмассовом браслете выпендривается и цены себе не сложит. Я не оправдал ее надежды и она мне таким образом отомстила. Очень действенно, надо сказать.

— Бессовестная жестокая стерва! — выругался король. — Я был о ней лучшего мнения. Чем же ты так ее обидел? Плохо трахал? Кстати, раз уж зашел об этом разговор, перестань трахать моих фавориток. Мне не жалко, но получается некрасиво.

— Я понимаю, — вздохнул непутевый шут. — Но они такие красивые бабы, что иногда не хватает сил отказаться.

— Можно подумать, они тебя откровенно домогаются.

— Нет, они аккуратно соблазняют. А они, заразы, такие соблазнительные…

Король слегка наклонил голову и уставился на своего шута с откровенным любопытством.

— Послушай, Жак, ты можешь объяснить, почему они так к тебе липнут? Не сочти это за упрек, мне просто интересно. Им что там, медом помазано? Ты, конечно, симпатичный парень с хорошо подвешенным языком, и я охотно понимаю, почему по тебе сохнут юные горожаночки, но мои придворные дамы?.. Графиня Монкар, герцогиня Дварри, холодная красотка Эльвира, и прочие высокородные шлюхи, которые и не глянут на мужчину, если он не богатый влиятельный аристократ в тридцатом колене, что они в тебе находят, что их заставляет прыгать к тебе в постель, едва успев выбраться из моей? Чем ты их так привлекаешь?

— Тем же, чем и вы, — лукаво задрал бровь Жак. Видно было, что он уже оправился от своих кошмаров и снова становится обычным собой — веселым, ироничным и улыбчивым.

— Я? — нахмурился король. — Не морочь мне голову, я отлично знаю, как ко мне относятся мои придворные дамы. Они строят мне глазки, они добиваются моего внимания, они спят со мной, стоит мне только этого пожелать, нагло льстят в глаза, пытаясь скрыть, как я им противен… и за глаза называют уродом. Женщинам нравится золото, нравятся платья, нравятся драгоценные украшения и положение в обществе. Вот что их ко мне привлекает. Дорогие подарки и статус королевской любовницы. И причем тут ты?

— Вы пропустили самое главное! — засмеялся Жак. — Больше всего их привлекает ваша корона. Они безумно хотят себе такую же.

Король вполголоса выругался. За пять лет правления его так часто донимали разговорами о браке и семье, что он успел приобрести стойкое отвращение к этой теме. Шеллар III был убежденным холостяком и приходил в ужас от одной мысли, что ему рано или поздно придется обзавестись королевой. А все, кому не лень, считали своим долгом напоминать ему о том, что династии необходим наследник. И по пять раз на день.

— Они знают, что ты пользуешься моим расположением, — сделал вывод он. — И пытаются у тебя выведать, как этого можно добиться? Интересно, и что они надеются услышать? Ты же не женщина, ты просто мой друг.

— Видите ли… — Жак вздохнул и как-то посерьезнел. — Они каким-то образом знают о том, что была одна женщина, к которой вы относились совсем иначе, чем к другим. Не знаю, откуда им это известно. Но каждая ваша новая фаворитка, поимев честь перепихнуться с вашим величеством, обязательно приходит ко мне в надежде расколоть меня на предмет того, какой была эта женщина и что вы в ней нашли. Чтобы практически использовать эту информацию для завлекания вас.

— И что ты им говоришь? — полюбопытствовал король.

— А что я могу сказать? Я вам свечку не держал. Вы со мной на эту тему не откровенничали, вопреки ожиданиям наших дам. Я им разные вещи говорю. От настроения зависит. Иногда откровенно вру какую-нибудь несусветную чушь, иногда признаюсь, что не знаю…

— Постой-ка, — спохватился король. — Это после твоих полезных советов герцогиня Дварри пришла ко мне, разрисовав лицо красками, с перьями в волосах, и, отдаваясь, завывала, как кошка в голубую луну?

Жак тихо захихикал, что вполне тянуло на положительный ответ.

— Спасибо, — сказал король. — За то, что так стараешься разнообразить мою скучную жизнь. Хорошо, что это был я. Любой нормальный человек стал бы импотентом до конца своих дней.

Жак захохотал вслух.

— Ну разве я знал, что она такая дура? — простонал он. — Я же не думал, что она это так всерьез воспримет и выполнит в точности… А что, это было так страшно?

— Ну, чтобы напугать меня этого явно недостаточно. А что, графине Монкар ты сказал что-то подобное? За что она так на тебя обиделась?

— Нет, — Жак перестал смеяться и серьезно объяснил: — Она меня так достала, что я ей откровенно нахамил. Я сказал, что та женщина не облизывалась на вашу корону. Графиня, видимо, считала себя невообразимо умной и тонкой интриганкой и неотразимой женщиной, и то, что я так запросто раскрыл ее гениальные замыслы и неодобрительно о них высказался, ее очень огорчило.

— Алису я завтра отставлю, — задумчиво сказал король. — Не то, чтобы я хотел ее наказать, но после такого свинства я не хочу иметь с ней дела. Я как-то надеялся, что она хоть немного лучше прочих. Умнее, по крайней мере. И то, что она всего лишь лучше других умеет льстить, лгать и притворяться, для меня огромное разочарование. А тебя я попрошу… Лучше говори всем, что не знаешь. Я не хочу, чтобы по двору ходили новые сплетни.

— Хорошо, — кивнул Жак. — Я понял.

— А теперь относительно твоих кошмаров… Кстати, почему ты сразу не сказал?

— А зачем? Вы мне ничем не можете помочь. Только зря расстроитесь.

— Я могу, например, прийти к тебе в гости среди ночи, выпить с тобой и развлечь беседой. Ты ведь делаешь для меня то же самое, почему я не могу? Когда до тебя дойдет, что я не только твой король, но и твой друг? Я никогда не скрываю от тебя своих проблем. Почему ты сидишь один в своем углу и трясешься по ночам? Ты же с ума сойдешь в одиночестве. Хоть бы любовницу себе завел, что ли…

— Кстати, — вспомнил Жак. — Ваше величество, а почему вы пришли? Не в гости же вы пришли среди ночи, когда я вроде бы сплю, и, возможно, даже не один? Какое-то срочное дело?

— Какое теперь может быть дело? Какой из тебя работник? Отдыхай, сами разберемся. Давай, я к тебе кого-нибудь пришлю, чтобы ты не сидел один.

— И я должен буду этому кому-то объяснять, что со мной происходит?

— Да нет, — засмеялся король. — Просто в присутствии постороннего человека тебе станет стыдно бояться, и ты сразу придешь в себя.

— Мне уже стыдно, — сокрушенно вздохнул Жак, обтирая ладонью лицо. — Но все равно страшно. Откуда он взялся, этот мистралиец? Я так и знал, что они меня найдут.

— Успокойся, в подвалы ты больше не попадешь. Во сне не было никаких подвалов. Я расспросил Мафея подробно, насколько возможно.

— А что там было, если в подробностях?

— Во-первых, стол. Обычный большой длинный стол, покрытый вышитой скатертью. На столе тарелки и блюда. Во-вторых, ты. Ты лежишь на столе, без сознания, весь в крови. Причем ни одной конкретной раны Мафей не видел, а только кровь, причем он настаивает, что ты был в ней весь, как будто тебя облили из ведра. И в-третьих, незнакомый мистралиец, который склонился над тобой и хлестал тебя по лицу. Именно хлестал раскрытой ладонью, не бил. Может, он просто пытался привести тебя в чувство. Молодой, приятной наружности, типичный мистралиец — смуглый черноглазый брюнет. Волосы длинные, растрепанные, черная куртка, белая рубашка, оружия нет. Знаешь, Жак, чем больше я об этом думаю, тем больше это похоже на обыкновенную кабацкую драку, не имеющую никакого отношения к твоим кошмарам. И совершенно не обязательно тебя должны убить. А кровь может быть чья угодно. Ты вспомни, как было с Элмаром. Ничего, до сих пор жив и здоров. Так что, не стоит тебе так бояться и портить себе нервы. А стоит просто поосторожнее себя вести и не ходить по кабакам. А еще стоит поговорить с мэтром Истраном. Может, он тебе еще что-нибудь посоветует. И кстати, действительно, почему ты не заведешь любовницу?

— Смеетесь? У меня их постоянно от четырех до семи.

— Я имею в виду другое. Не мимолетные, ни к чему не обязывающие связи, а что-то более серьезное.

— Я люблю Терезу. Вы разве не знали?

— Знаю. Но неужели ты в надежде достучаться до ее сердца наглухо закрыл свое собственное для других женщин? Это ведь может растянуться на долгие годы. И даже может закончится ничем. Например, она честно скажет тебе, что твои старания бесполезны, вступит в какой-нибудь орден, принесет обет целомудрия…

— Нет, ваше величество, не пугайте. Вы как скажете иногда… Тереза тоже меня любит, но… как бы вам сказать… в общем, как умеет.

— То есть, по-христиански? Как ближнего? — невесело усмехнулся король.

— Нет, сильнее. Но как-то платонически. Не получается у нее большего. Не может. А касательно обета целомудрия коллеги-целители, которые мистики, растолковали ей популярно, что для нее это не имеет смысла. Давая обет человек отрекается от чего-то, что ему нужно, а в ее случае это будет что-то вроде «на тебе боже, что мне негоже». Пустой обет получится, если отрекаться от того, что тебе самой противно.

— Понятно. И долго это у вас тянется? Года полтора? А прогресс есть?

— Есть.

— Ваше величество! — раздалось откуда-то из-под потолка. — Какие будут указания?

Жак тихо вскрикнул от неожиданности.

— Это мэтр Истран, — успокоил его король и распорядился: — Мэтр, еще пять минут, и пусть за мной кто-то явится. А вы там займитесь, пожалуйста нашей гостьей. Жак не придет, он плохо себя чувствует, а Элмар не особенно хорошо разбирается в таких делах.

— Моя помощь не нужна? — тут же спросил маг.

— Не срочно. Вполне подождет до завтра.

— Тогда я буду заниматься, а вы не задерживайтесь.

Голос под потолком смолк.

— Жак, нервы у тебя никуда не годятся, — укоризненно сказал король. — До чего ты себя довел? Тебе следовало обратиться к кому-нибудь сразу, как только это началось.

— Как-то неудобно было… — развел руками Жак.

— Неудобно дракона трахать — хвост мешает, — сердито ответил король и спрятал трубку в карман. — Что ж, пойду, подумаю, как оградить тебя от домогательств потенциальных королев.

— Очень просто, — посоветовал Жак. — Женитесь, наконец, и они от нас сами отстанут.

— Сам женись, — огрызнулся король. — Как вы меня достали! И ты туда же! Тебе-то какое дело?

— А вы разве не знаете? — Жак посмотрел на короля и вздохнул. — Наверное, не знаете. Наверное, у благовоспитанного господина Флавиуса не поворачивается язык вам доложить.

— О чем?

— Что при дворе вовсю болтают, будто я ваш любовник. Оттого вы, дескать, и пренебрегаете женщинами, — посещаете своих фавориток раз в две недели для порядку. Только не уточняйте кто именно болтает, все болтают.

— И тебя это очень огорчает?

— А вас?

— Мне как-то безразлично, — пожал плечами король.

— А вот мне нет. Потому, что мне, разумеется, отводят пассивную роль. И кроме того, поскольку все знают, что я женщинами не пренебрегаю, считается, что я вас ублажаю из корысти и подхалимства. Вам было бы приятно, если бы о вас так думали?

— Обо мне думали все, что только может вообразить человеческая фантазия, даже нездоровая, — его величество слегка помрачнел, видимо вспомнив некоторые избранные шедевры нездоровой человеческой фантазии. — Так что теперь, из кожи вон лезть, чтобы доказать неизвестно кому, что ты не… верблюд, так, кажется, называется это животное? Извини, я нахожу подобные попытки что-то доказывать ниже своего достоинства. А что касается дурацких слухов, то на этот счет есть одно хорошее правило. Чем больше внимания ты им уделяешь, чем агрессивнее ты на них реагируешь, тем охотнее люди будут в них верить.

На этом месте разговор был прерван требовательным стуком в дверь, и бедный Жак вместо того, чтобы что-то возразить в ответ на последние слова его величества, испуганно вскрикнул, съежился в своем кресле, посмотрел с некоторой опаской на дверь, затем виновато на короля.

— Жак, так же нельзя, — укоризненно заметил тот, между делом расстегивая верхние крючки камзола. — Я понимаю, человек может бояться. Не знаю, что это такое, сам я не умею, но примерно представляю. Ну, ладно, ты боишься того, кто за дверью, и мне понятно твое нежелание ее открывать, но вот зачем при этом издавать такие крики, я понять не могу… Кто там?

— Это я, — откликнулся женский голос. — Жак, открой.

Жак, мгновенно забыв о своих страхах, сорвался с кресла и бросился к двери.

— Тереза? Что случилось? Ты пришла одна, ночью, пешком?

Это действительно была Тереза. И мало того, что она пришла одна и пешком. Она бросилась к Жаку и они обнялись, чем повергли в изумление его величество, которого трудно было чем-либо удивить. А Тереза, даже не обратив на него внимания, взволнованно объяснила:

— Я не знаю… Я сидела, занималась… И тут меня словно подбросило… Я почувствовала, что с тобой что-то случилось… Знаешь, с некоторых пор я чувствую такие вещи… Не знаю, почему… мистики говорят, что…

— Здравствуйте, — сказал наконец король. Только тут девушка его заметила и опомнилась. К счастью, на этот раз она была настолько удивлена, увидев его среди ночи в доме Жака, что забыла испугаться.

— Ой… Добрый вечер, ваше величество… — она сделала полагающийся реверанс и недоуменно перевела взгляд на Жака. — Что все это значит?

— Ничего-ничего, — поспешил успокоить ее король. — Я сейчас удалюсь и не буду вам мешать. Поговорите, разберитесь…

Жак пододвинул девушке кресло, в задумчивости прошелся по комнате и вдруг спросил:

— Ваше величество, вы не будете возражать, если я расскажу Терезе все?

— Все — это что именно?

— Все. Что со мной происходит, каковы причины этого всего, чего я боюсь, кто я такой и почему меня среди ночи можно застать распивающим самогон в обществе короля… И все такое. В конце концов мы с ней не чужие, и она имеет право на ответную откровенность с моей стороны.

Король пожал плечами.

— Смотри сам. Это твоя тайна. Если ты уверен, что она будет сохранена…

— Можете быть уверены, — серьезно пообещала Тереза.

— Тогда я пойду оденусь, — сказал Жак и направился в спальню.

Всяко оно, конечно, бывает, но чтобы так… Чтобы из смертельных объятий маньяка, в одну секунду — прямиком в какой-то там дворец… Это уже, знаете ли, психушкой отдает. Вот только что тебя держали за горло и заносили над тобой нож, и вдруг вместо темноты родных улиц — незнакомая комната, освещенная неестественным желтоватым светом, вместо таинственного злодея — незнакомый мальчишка, который сидит напротив и крепко держит тебя за руки, так что вырваться получается только со второго раза, да и то потому, что он сам испугался и руки отпустил. Не надо было, конечно, на него с доисторическим мослом кидаться, может, он и не хотел ничего плохого, но с перепугу же не думаешь, что делаешь. Только когда бедный пацан в панике скрылся за дверью, до Ольги вдруг дошло, что уши-то у парнишки… того…

И тут-то ее и посетила мысль насчет психушки. Не иначе, у нее все-таки сорвало крышу от испуга после свидания с маньяком… хотя стоп, если бы это правда был тот маньяк, о котором говорят, фиг бы она жива осталась, а раз крышу сорвало, значит все-таки жива. Может, это и не маньяк был вовсе, а так, шпана местная подшутить решила? Нет, так не пойдет, одернула она сама себя, от таких размышлений последние остатки мозгов повторно перекосит. Надо спокойно сесть, оглядеться и разобраться, что тут к чему… А может, ее просто похитили? Непонятно, конечно, зачем, у родителей ни денег нет, ни вообще ничего ценного, а версия насчет торговли живым товаром не выдерживает никакой критики. Разве что не разглядели в темноте, какая она красавица, или с кем-то перепутали… Да ну, ерунда какая, ну кому она на фиг нужна, хватать ее на улице, как будто мало на свете девчонок, которых и хватать не надо, сами согласны… Только что же все-таки значит это непонятное перемещение, и сколько прошло времени, и где она, в конце концов находится?.. Наверное, надо попробовать отсюда выйти и посмотреть, что там, за дверью. Или просто подождать, рано или поздно кто-то сюда войдет. Если войдут люди в белых халатах, то все нормально. А если… э-э… а кто, собственно, еще может сюда войти? Опять парнишка с ушами? Или еще покруче что-то?

Когда же это «что-то» все-таки вошло, Ольга тихо обомлела и подумала, что все-таки, наверное, те уши ей не почудились. Если тут обитают такие вот Добрыни Никитичи, то это точно сказка, такие только в сказках бывают. А сказка — место такое, в нем и ушам… всяким… место найдется… нет, бывают же такие мужики на свете! Два метра с огромным гаком, плечи — во, старичок Шварц отдыхает, а глаза, мама моя родная, какие глаза, синие, как небо, посмотришь в них, и голова кружится, словно с обрыва в пропасть посмотрела… Принц, говорит. Понятное дело, раз сказка, в ней и должен быть принц. Непременно прекрасный. И на белом коне. Правда, костюмчик маленько подгулял, не тянет на классику — кожаная куртка без всяких тебе брабантских кружев; шляпа, которой господа мушкетеры обычно подметают пол, отсутствует, вместо нее обычный ремешок-хайратник, и светло-русые, почти белые волосы принца смотрятся с этим ремешком как-то совсем по-славянски. А лицо у него… посмотришь в это лицо, и хочется человеку верить. Как в романах пишут — «открытое и благородное». Нет, действительно, что-то в нем есть такое. Благородное. То ли в лице, то ли во взгляде… Потрясающий мужик этот принц. Настолько потрясающий, что нечего на него и заглядываться. Ну где вы когда видели, чтобы такие вот шикарные мужики ничейными оставались и ждали всю свою жизнь — а не появится ли в один прекрасный день этакая принцесса из славного районного центра Большие Кульбабы, сутулая, косолапая, непричесанная и не накрашенная, в грязных ботинках и помятом свитере?.. Смешно.

— Значит, если я вас поняла правильно, дело обстоит так, — деловито подвела итог девушка. — Я переместилась между мирами, потому, что в следующие несколько секунд меня должны были убить. Тот траханый маньяк, который схватил меня за горло. Верно? Переместиться между мирами можно двумя путями: поменяться с умирающим магом или попасться в руки вашему шкодливому брату. Я так поняла, что тот пацан, которого я приняла за маньяка и приложила вот этим мослом, и есть ваш братец? А куда он исчез?

Элмар с любопытством наблюдал за ней. Несомненно, девушка не была воительницей и сроду не держала в руках оружия, но характер у нее был самый подходящий. Свойский такой характер. Никаких тебе обмороков и прочих соплей, здоровое любопытство и полная готовность к адаптации. И говорок у нее забавный. Как у Жака.

— Он телепортировался, — пояснил принц-бастард. — Испугался и убежал, проще говоря.

— А вы все так умеете? — заинтересовалась Ольга. — А я так тоже смогу?

— Нет, — улыбнулся Элмар. — Так умеют только маги. Я, например, не умею. И вы вряд ли сумеете. Люди вашего мира крайне редко обладают способностями к магии.

Девушка слегка разочаровалась, но тут же задала новый вопрос:

— А почему вы говорите по-русски? От нас, переселенцев, научились?

— О, нет. Это вы говорите по-ортански. Объяснить этот лингвистический феномен до сих пор никто не смог. Все переселенцы говорят на том языке, который услышали первым, и он им кажется родным. Тереза считает, что мы все говорим по-французски. Господин Хаббард утверждает, что по-английски. Для вас — по-русски.

— А сами переселенцы между собой как?

— Разумеется, только по-ортански.

— И все равно им кажется, что на родном?

— Да.

— А если они знали несколько языков?

— В этом вопросе я, пожалуй, не смогу вам помочь. Вам объяснит мэтр Истран, наш придворный маг. Или король, если он пожелает с вами пообщаться.

— Король? — девушка мгновенно засмущалась. — А это обязательно — с ним общаться?

— А что вас смущает?

— Знаете, я как-то боюсь общаться с такими большими шишками… Стесняюсь, и вообще… Никогда не знаешь, на какой кобыле к ним подъехать, чтобы не дай бог не разобиделись. А то эти великие начальники… Недостаточно низко поклонишься, навеки виноват останешься… Не люблю я их. И боюсь.

Элмар снова улыбнулся, подумав про себя, что бы сказал Шеллар, услышав такое о себе мнение.

— Не обязательно, — сказал он. — Но это уж как король скажет… А вот и мэтр Истран, наш придворный маг, прошу знакомиться. Это Ольга.

— Очень приятно! — радостно возгласила девушка и, вскочив с места, замялась. — Ой, простите, а как у вас принято… приветствовать?

— Почти так же, как и у вас, — спокойно пояснил мэтр и присел на край кровати. — Правила этикета вам потом объяснит Элмар. Как-нибудь на досуге.

— Я? — удивился Элмар. — Почему я? Разве не Жак этим занимается? И не вы?

— Жак плохо себя чувствует и в ближайшие дни работать не сможет. Его величество решил, что этим следует заняться вам. Он считает, что вы страдаете от безделья, и небольшая необременительная работа на благо короны будет вам полезна.

— Спасибо, дорогой кузен! — ядовито произнес Элмар. — Как это мило с его стороны — позаботиться, чтобы я не страдал от безделья!

— Вот и скажите об этом его величеству, — невозмутимо посоветовал маг. — Он ожидает вас в своем кабинете, чтобы дать некоторые инструкции. А я пока побеседую с девушкой.

Недовольный Элмар удалился высказывать свои благодарности его величеству, а мэтр Истран не спеша прошелся по комнате.

— Я буду задавать вам вопросы, — сказал он, устанавливая на тумбочке у кресел голубой кристалл и производя над ним какие-то манипуляции. — А вы должны на них отвечать по возможности кратко и, разумеется, честно. Это частично сбор информации, частично тест, частично просто знакомство. Итак, в вашем мире вы жили в какое время и в какой стране?

— Конец двадцатого века, Украина.

— Ваш родной язык?

— У меня их два. Здесь я говорю по-русски.

— Ваш род занятий и общественное положение?

— Я студентка. Почти закончила филологический факультет университета, еще не работала. Общественное положение… Я не знаю, как вам объяснить, у нас немного не такое общество…

— Хорошо, расскажите чем занимаются ваши родители.

— Папа инженер, мама учительница. Вы знаете, что такое инженер, или надо объяснить?

— Не надо. Вы принадлежите к какой-либо религии?

— Вообще-то, я православная христианка, но я не особенно верующая. Можно сказать даже совсем не верующая.

— У вас есть какие-либо увлечения?

— Музыка, литература, компьютерные игры. Немного занималась спортом, но не всерьез и у меня не получалось. И я давно бросила.

— Каким именно?

— Восточными единоборствами и стрельбой.

— Замечали ли вы за собой какие-либо магические способности?

— Никаких.

— Что вы еще умеете, кроме филологии?

— Практически ничего толком.

— Взгляните вот сюда…

Глава 2

Пьяный русский хакер практически непобедим.

Народная мудрость

Входи, Тереза. Не стесняйся, заходи, садись вот сюда, в кресло. Ты раньше никогда не была в моем кабинете, я сюда никого не пускаю. Теперь можешь посмотреть. Я все равно тебе все расскажу. Мне тяжело хранить от тебя какие-то тайны. Это не потому, что я напился, я давно хотел тебе рассказать, но нужно было спросить разрешения у короля, а я все время забывал. Я, пожалуй, выпью еще, чтобы легче было рассказывать. Потому, что рассказывать то, что я собираюсь, очень трудно. И тяжело. Я даже не знаю, с чего начать… Это? А, не обращай внимания, это мой самогонный аппарат, в нем нет ничего интересного… Пожалуй, я начну с того, что меня зовут совсем не так, и я вовсе не местный житель. Я тоже переселенец, только переместился я другим способом. Как это случилось? Как со всеми. Я умер. В своем мире я был крутым ломовиком и классным бродягой, Жака знала вся мегасеть. Здесь это мое имя. Там это было прозвище. Есть один литературный герой… ты о нем не читала, он появился через сто лет после тебя. Да, мы с тобой из одного мира, только я жил намного позже. На очень много. Почти на триста лет. Не перебивай, а то я собьюсь… Так вот, я был крутым ломовиком. Меня все знали. И однажды ко мне обратились какие-то лысые с заказом ломануть банк у других таких же лысых. Я сначала отказался, что я, камикадзе — у лысых банки ломать, там, во-первых, такая колючка, что шансов просочиться практически никаких, надо неделю изучать и только потом садиться и самому писать резку. А во-вторых, не приведи господи, кто-то кому-то где-то стукнет, что это я, меня же убьют в тот же день и хорошо, если без излишней жестокости. Как говорит наш король, не успею «мяу» сказать. Лысым мой отказ не понравился, и они мне стали подробно рассказывать, где работает моя мать, в какой школе учится моя сестренка и что с ними может случиться, если я откажусь. Ну, и что мне оставалось делать? Сунул штекер в сокет, и пошел… Тебе непонятно? Вряд ли я смогу объяснить понятнее… Ну, а сокет… Вот, пощупай здесь, под волосами, за ухом и чуть выше. Это он и есть. В него вставляется нейроштекер от переходной платы и выходишь в мегасеть… Ладно, не буду я тебя утомлять непонятками, закончу короче. Я сел на колючку. От этого умирают.

Я увидел свет. Ослепительный желтый свет, похожий на маленькое солнце. И почувствовал, как взрывается болью каждая клетка в мозгу. Я, наверное, единственный живой человек, знающий, что такое смерть на колючке, но вряд ли я смогу это вразумительно описать… Я еще успел подумать, что я умираю и что вот, дескать, как оно бывает. Я очень ошибся. Как оно бывает я даже не мог себе представить. А еще я подумал, что это конец. И опять ошибся. Оказалось, что это было как раз начало.

Свет вдруг резко померк и я ощутил свое тело. Сначала я подумал, что отпал, но такого ни с кем никогда не случалось и считалось, что отпасть, когда ты уже на колючке, невозможно в принципе. Даже если вырвать штекер.

Боль в мозгу постепенно таяла. Вокруг было темно. Рядом кто-то сказал:

— Ты посмотри! Он что, переместился? Это был маг?

— Само собой, раз его в ошейнике держали, — сказал другой голос.

— А как же он с ошейником переместился?

— А тут никакой ошейник не поможет. Они перемещаются спонтанно, ни фига не колдуя. Пошли, шефу доложим.

Я различил тусклый свет и две неясных фигуры, склонившихся надо мной. Потом огляделся по сторонам и решил, что у меня полетело блюдце. Ну, в смысле, мульки выбило. Что с ума сошел, если тебе непонятно. Я слышал сказку про одного испера, которого отрубили от сети, когда он попал на колючку, и который после того остался полным идиотом. И подумал, что со мной то же самое. Или это у меня агония. Предсмертный бред про подземелья с цепями и инквизиторами.

В этот момент меня крепко пнули ногой под ребра и сказали:

— А ну, вставай! Пошли к шефу.

Пинок был абсолютно реальный и очень ощутимый.

— А нам от шефа не влетит? — с опаской спросил другой голос.

— Да ты что! Шеф с ума сходит от радости, когда ему приводят новых переселенцев. Эй, ты что, оглох? Вставай, сказали!

Получить третий пинок мне не хотелось, и я стал подниматься. Я уже не был уверен, что это предсмертный бред. Слишком все было реально. И по мере того, как я приходил в себя, становилось все реальнее.

— Где я? — спросил я на всякий случай.

Они заржали и я услышал в ответ:

— Добро пожаловать в Кастель Милагро!

Ты, конечно, слышала про Кастель Милагро. По твоим испуганным глазам вижу, что слышала. Да, это в Мистралии. Гестапо? Ах, ты об этом… Я не так силен в истории, но в принципе похоже. Только… Ты знаешь историю этого замка? С самого начала? Нет? Мне король рассказывал, что когда-то давно там стоял обычный замок и в нем кто-то жил. Потом там поселились маги. Чем они там занимались, никто толком не знал, но однажды, то ли от чрезмерной жажды знаний, то ли просто по пьянке, они там что-то такое отмочили, что просто отпасть. Два дня вместо замка над землей висела сияющая полусфера, за которой ни хрена не было видно и от которой ночью было светло как днем. А когда она исчезла, все увидели, что на месте замка возвышается странное уродливое строение кубической формы, похожее на крепость. Туда сразу понаехали всякие маги, ученые, исследовать стали, трактаты кропать, но толком никто не разобрался, что там к чему. Потом там с кем-то приключился несчастный случай, и здание закрыли для посещений. А потом и забыли. Вспомнили о нем после первого переворота, как раз когда в Мистралии начался весь этот бардак. Тогда к власти пришел орден Небесных Всадников… да-да, тех самых, совершенно верно. В Мистралии тоже все началось именно из-за них. Так вот, они расчистили помещения, оборудование распихали по кладовкам, и получилась довольно приличная тюрьма. Собственно, это тюрьма и была. Лет сто назад такие тюрьмы были. Очень надежные и добротные, с такими системами защиты, что хрен сбежишь. Их потом запретили как негуманные… Она просто переместилась. Как люди перемещаются.

После второго переворота, когда Всадников свергла Партия Народного Освобождения, тюрьма стала следственной. Как раз тогда и появился загадочный человек по имени Блай, который предложил свои услуги по усовершенствованию и реконструкции Кастель Милагро. Тогда же началась массовая охота на переселенцев, которых тащили со всей страны, чтобы максимально использовать их знания на благо государства. Но переселенцев в те времена попадалось крайне мало. Не так ведь часто умирают маги, и еще не у каждого получается переместиться. После третьего переворота, когда Партия Освобождения пала под натиском Лиги Закона и Порядка, дело пошло живей. Лига учинила массовые расправы над магами, и число переселенцев соответственно возросло. Оно и понятно, как верно заметил когда-то король, первое, что сделали бы мистики, придя к власти, это перебили бы магов. У нас в средние века, если вдуматься, то же самое было. Так вот, Блай, который благополучно пережил переворот и даже вырос до полковника, отловил среди переселенцев несколько ценных кадров с техническим образованием. Они отремонтировали и пустили в действие автономный генератор, восстановили охранную систему, наладили центр управления. С тех пор и пошла о Кастель Милагро слава совершенной тюрьмы, из которой не сбегают. Да, совсем. Ты, наверно, не представляешь себе, что такое качественная охранная система при достаточном уровне технологии? Заключенному путем интубации через трахею вставляется специальная микрокапсула безопасности, после чего с ним можно делать, что хочешь, он уже никуда не денется. При помощи дистанционного детонатора можно человека парализовать, можно заставить его корчиться от боли, можно убить одним нажатием кнопки. А при пересечении периметра капсула срабатывает автоматически. Собственно, из-за всего этого их потом и запретили… Так вот, о чем я? Предпоследняя, четвертая революция, когда с Лигой успешно покончил Союз Прогрессивных Сил, сначала обещала быть последней, но вскоре среди лидеров произошел раскол. Более оборотистая половина договорилась все с тем же полковником и его службой, в результате чего конкуренты оказались в печально знаменитых подвалах Кастель Милагро. Живым оттуда вышел только легендарный Мануэль дель Фуэго, да и то, мягко говоря, не целиком, и после того никто о нем не слышал. За несколько лет Союз развалил все, что смог, так как оказалось, что управлять страной не так просто как они думали. Пять с лишним лет назад последний переворот привел к власти Объединение Всеобщего Благоденствия. Оно начало с того, что объявило о своей демократичной политике, после чего народ возрадовался и самые наивные эмигранты бросились на родину, а самые доверчивые борцы за свободу вышли из подполья. Некоторое время страна ликовала и пела песни, а потом благоденствие закончилось и власть стала закручивать гайки. Тут-то и оказалось, что неистребимый Блай никуда не делся, а напротив, вырос до ранга особого советника. И когда правительство принялось наводить жесткий порядок и давить оппозицию, Кастель Милагро снова пригодился и расцвел с новой силой. Проблема оборудования оставалась открытой. Из ценных кадров последнего улова к тому времени один погиб при попытке к бегству, один покончил с собой и двое спились. Поэтому я там оказался как раз кстати. Сначала мне, ничего не объясняя, засадили капсулу безопасности, затем выдали униформу, потому что одет я был практически ни во что — трусы и футболку. У меня была классная стильная футболка, из настоящего хлопка, под двадцатый век. Мне ее сосед подарил. У меня был чудный сосед, ископаемый экземпляр, классический хиппи… а в ваше время их еще не было? А, ну бог с ним. Я к тому, что он был задвинутый на истории движения хиппи и про этот двадцатый век мог трандеть хоть до посинения. Ну и покрышки у него были соответственные… ну в смысле прикиды. Одежда в стиле. А еще он на траве сидел… ладно, про соседа я тебе в другой раз расскажу. Суть в том, что из-за этой стильной футболки меня приняли за переселенца из двадцатого века. Он, конечно, умный и хитрый сукин сын, этот советник Блай, но тут он прокололся. А я… Я его как увидел, испугался до усрачки в один момент. Глаза у него такие… не знаю, почему, но страшно в них смотреть. И я задницей почувствовал, что встрял по самые яйца и что надо врать. И стал врать. Насколько смог достоверно. Все, что мне мой сосед трандел по укурке, мигом вспомнил. По счастью, никто не додумался, когда меня обыскивали, пошарить под волосами за ухом. И даже не заметили, что у меня в сокете штекер остался… Так вот, про советника Блая. Он мне подробно объяснил, что такое перемещение и как оно случается, а также куда я попал и что от меня требуется. Сама понимаешь, что им от нас, переселенцев, требовалось. Технологии. И как я ни врал, что ни в чем не разбираюсь, мне резонно заметили, что человек, выросший в конце двадцатого века не может вообще ничего не знать об электронных приборах и огнестрельном оружии. От оружия мне удалось отвертеться, заявив, что я пацифист и даже не служил в армии… Правда, конечно, разве не похоже? А насчет приборов можно посмотреть. Как их делать я, понятно, не специалист, а если разобрать и посмотреть… В общем, определили меня ковыряться в приборах — их там целый склад напихано было, — выделили каморку жить и мастерскую работать, и объяснили про охранную систему. Тут я во второй раз подумал, что пришел мне полный демонтаж. И опять ошибся.

— Чего ты кипятишься? — преспокойно поинтересовался его величество, наблюдая в огромном зеркале за ходом опроса и тестов. — Объест тебя эта девочка, что ли?

— Не в этом дело! — раздраженно отозвался Элмар. — Почему это ты решил, что я страдаю от безделья, и ты можешь так запросто распоряжаться моим временем, моим домом, моей жизнью?

— Я знаю, что ты не страдаешь, — усмехнулся король. — Безделье доставляет тебе удовольствие. Но нельзя же быть таким лодырем. Да и не так часто я обращаюсь к тебе с просьбами. Жак не сможет принимать в своем доме гостей некоторое время. У него проблемы. Не оставлять же ее во дворце? Что тебе, трудно?

— Не знаю… Как-то все неожиданно и вдруг… А больше никуда нельзя ее пристроить?

— Нельзя. Потом, когда адаптируется — пожалуйста. Может, чуть позже Жак решит свои проблемы, и переселим к нему. А пока — займись. Чем она тебе не нравится?

— А что я скажу Азиль?

— Правду. Неужели ты думаешь, что Азиль станет ревновать?

— Да нет, но… ты же знаешь, она не особенно ладит с другими женщинами… А если они начнут ссориться? Ты хотел бы жить под одной крышей с двумя враждующими женщинами?

— Я с полным на то правом мог бы заявить, что в настоящий момент живу с шестью, но не буду ловить тебя на слове. Если начнут, тогда и будем думать. В конце концов, я могу тебе просто приказать, и на том закончить этот глупый спор. А я тебя уговариваю, как маленького.

— Как скажете, ваше величество, — надулся Элмар. — Еще приказания будут, или я могу идти?

— Элмар, не обижайся. Тебе надо как-то участвовать в жизни королевства. Ты же мой наследник. А ты что в политике, что в финансах полный невежда. Поработай хоть с переселенцами для начала, посмотри, как мы это делаем.

— А потом ты начнешь подпрягать меня в политике и финансах? Не дождешься! Лучше женись и заведи себе нормального наследника, и тогда учи его, чему хочешь и как хочешь.

— Если ты приведешь мне хоть одну приемлемую причину, почему ты не хочешь выполнить мою просьбу, я от тебя отстану. Если же ты просто не хочешь, будь добр, не капризничай.

Элмар подумал, и приемлемой причины не нашел.

— Ладно, — проворчал он. — И что мне с ней делать?

— То же, что ты делал только что. Беседовать. Водить гулять. Познакомить с Азиль, пусть она ее куда-нибудь поведет… по лавкам, или куда там женщины ходят развлекаться. Я ей выдам из казны тысячу золотых на первое время и на обзаведение хозяйством, а потом подумаем, какую ей подыскать работу. И не ной, пожалуйста. Она весьма приятная девочка. Не красавица, конечно, но тебе же с ней не спать, а работать. Кстати, твое мнение?

— О ней? Не знаю. Я не специалист по переселенцам. Жак специалист, вот у него и спросишь.

— Я тебя не как специалиста спрашиваю, а просто по-человечески.

— Шеллар, я ее боюсь. Мне кажется, я ей нравлюсь. Может, она, конечно, и не дура, но если она начнет со мной заигрывать…

— Значит, будет дурой, — засмеялся король. — Не пугайся заранее. Просто дай ей понять, что ты не свободен. Познакомь со своими приятелями. Ты всем нравишься, это еще ни о чем не говорит. Почему она обязательно должна с тобой заигрывать?

— Ох, подерутся они с Азиль… — вздохнул Элмар.

— Ты у нас парень не слабенький, растащишь. А еще что ты можешь сказать?

— Еще?.. Еще мне понравилось, что она не стала падать в обморок и устраивать истерику. Что было бы вполне естественно в ее положении. Сначала ее чуть не убили, а потом она вдруг оказалась в другом мире, представь себе, что ты… впрочем, нет, можешь не представлять, ты неудачный пример… Представь на ее месте любую из своих придворных дам. Хоть бы графиню Монкар.

— Да уж… — проворчал король, вспомнив разговор с шутом. — Эта мигом упала бы в обморок, но не куда попало, а точно тебе на руки. И не слезла бы потом. А, узнав, что ты принц, вцепилась бы в тебя вампирьей хваткой. Так что, видишь, какая милая девушка тебе досталась. А ты еще ноешь.

— Милая? Не сказал бы. Ты видел, как она Мафея приложила по лбу?

— Элмар, эту девочку только что убивали, и вполне естественно, что она попыталась защищаться. А Мафею так и надо, то иначе он так и не поймет, сколько ему ни объясняй. Да, чуть не забыл. Не распространяйся ей обо мне. Я собираюсь с ней пообщаться, но не как король, а как частное лицо. Раз уж она нас, больших начальников, не любит и боится. Я приду к тебе в гости через неделю-другую, представишь меня каким-нибудь кузеном из Лондры. И насчет иностранных языков. Потрудись, чтобы она услышала вторым — голдианский, третьим — мистралийский, если есть четвертый — пусть будет лондрийский. Ты знаешь хоть по паре слов на каждом?

— По паре — знаю.

— Прямо сейчас и заговори с ней на каждом. А то она где-нибудь на улице что-нибудь услышит, и заговорит на каком-нибудь варварском наречии.

— Понял, — вздохнул Элмар. — И как это ты меня уговорил?

— С трудом, — серьезно ответил король. — Иди, мой первый паладин, совершай свой подвиг во славу короны.

— Тханкварра… — проворчал Элмар и взялся за ручку двери.

— И не вздумай при ней ругаться по-варварски! — крикнул вслед ему король.

Ты знаешь, Тереза, я не могу долго пребывать в отчаянии по какому бы то ни было поводу. Так случилось и в тот раз. Я немного оклемался, и стал думать. Положение было почти безвыходное, но именно почти. Можно было попробовать хоть что-нибудь сделать. Если детонаторы существуют, значит, они где-то лежат. Раз они где-то лежат, значит их можно достать. Раз периметр где-то включили, значит, там же его и выключают. Центр управления помещался на том же этаже, что и вся остальная техслужба — то есть, жилые боксы, мастерские и склад. На двери был примитивный электронный замок, таких уже сто лет не делают, их любой нулевичок сломает. Если, конечно, имеет представление об антиквариате. Я загорелся идеей и весь день мастерил себе отмычку вместо того, чтобы заниматься работой. А на следующий день пришел советник и стал интересоваться, как у меня успехи. А успехов у меня, сама понимаешь… Тот прибор, что мне дали на изучение, я даже не смотрел толком, только корпус снял. Перепугался я тогда, мама моя родная! Мямлю не пойми что, руки-ноги трясутся, думаю, как найдут сейчас мою отмычку, и прощай, бродяга… Но советник про отмычку не догадался, а решил, что это я от работы отлыниваю, и устроил мне показательную экскурсию по второму этажу. Наш этаж был первый, в самом нижнем подвале, а над нами помещался этаж… Он так скромно назывался «отдел дознания». Ну, ты поняла. Я не буду тебе рассказывать подробно, но ваше гестапо вряд ли может потягаться с подвалами Кастель Милагро… Средние века все-таки… Думаешь, без разницы? Ну, я не буду спорить, я уже говорил, что не силен в истории. Ты знаешь, что я не переношу вида крови, покойников и всего такого. Я в ваш анатомический театр и то заходить не могу. А этот гад провел меня по всему этажу и показал все. Я там и отворачивался, и блевал, и в обморок падал… Он не успокоился, пока не кончился коридор. После чего ласково так сказал, что я, дескать, должен понять, в каком трудном положении находится моя новая родина и как остро она нуждается в моих услугах. И попросил стражу проводить меня на свой этаж. После этой экскурсии я три дня не мог есть, а ночами мне снились кошмары. Я бросил все свои приготовления и принялся серьезно ковыряться в приборе, опасаясь, что без моих бесценных услуг моя новая родина еще решит, что я ей вовсе не нужен, и отправит в бокс номер тринадцать. Это он так назывался. Там стояла печка для сжигания трупов… Нет, не как в фашистских лагерях, совсем маленькая, на одного человека. Почему человека? Потому, что их не всегда предварительно убивали. Пихали и живьем. Согласен, и не просто фашисты, еще хуже.

Через несколько дней я опять оклемался и слазил все-таки ночью в центр управления. Просто посмотреть, что там. И чуть не врезал дуба от счастья. Там стояла совершенно рабочая т-кабина, только ею никто не пользовался. Не разобрались, наверно, как она подключается. А еще там стоял антикварный комп где-то конца двадцать первого — начала двадцать второго, вполне совместимый с этой кабиной. Видно было, что с ним работал полный лох — там был разъем на перчатку, а кто-то самопальный под клаву присобачил… И что приятно, была встроенная переходная плата, удивительно, как ее не выкинули за ненадобностью. Оставалось только шнур найти, штекер у меня был, я уже говорил. В общем, повезло мне несказанно, вот и все. Я бы с этой клавой колупался до второго пришествия, я же не антиквар какой, а нормальный ломовик. Обрадовался я тихонько, и ушел. Шнур искать и прибор свой ковырять. Хотя какой там прибор, обычная кухонная хлеборезка, только большая, для столовой, наверно… С этой хлеборезкой я и встрял.

Я тебе расскажу, раз уж решил все рассказывать. Все так все.

Видно, господину советнику понравилось, как я падаю в обморок. Или он решил надо мной поиздеваться. Или эксперимент поставить. А может, и то и другое. Этакий психолог. Исследователь-садист. Поставить человека в критическую ситуацию и посмотреть, как он будет себя вести. Понаблюдать, сделать выводы, получить удовольствие от того, как бедняга корячится, изыскивая выход, которого нет… Я как-то путано объясняю, тот мужик, что мне это про него объяснял, говорил намного складнее и понятнее… Но это уже позже было, про это я потом расскажу. Я просто хотел сказать, что то, что он со мной сделал, никому не нужно было, разве что ему для собственного извращенного удовольствия — втоптать человека в грязь и рассматривать под микроскопом, как он лапками дергает.

Пришел он ко мне посмотреть как я работаю. Показал я ему эту хлеборезку, объяснил, что это такое. Объясняю, а у самого голос дрожит и руки трясутся. А он смотрит на меня так изучающе, и видно, что ему это нравится до чертиков. А потом вдруг спрашивает:

«Леша, а почему ты так меня боишься?»

Леша — это я так ему представился. Меня на самом деле так зовут. А прозвище свое я ему не назвал. Перестраховался, уж слишком оно было известно.

«Не знаю» — ответил я, а у самого сердце в пятках. Думаю, все, засекли меня, когда я лазил в центр. Или увидели, что замок вскрывался. «А что, это так странно?»

«Ничуть. Меня все боятся. Ну, почти. Железный Мануэль, например, не боялся, хотя это ему мало чем помогло. Но вот что странно. Попал сюда недавно один мой старый знакомый… Всего несколько лун назад мы с ним беседовали о сотрудничестве и он меня боялся почти как ты. А теперь, после того, как он посидел в лагере и сбежал оттуда, он меня бояться перестал. С чего бы это?»

«Наверно, ему так в этом лагере досталось, что вы ему уже не страшны», — предположил я, радуясь, что дело не в замке.

«Совершенно зря он так думает… — рассеяно заметил советник и посмотрел на мою хлеборезку. — Она работает?»

«Работает, — сказал я. — Если она вам нужна, забирайте. А я могу еще что-нибудь посмотреть. Что скажете».

Он посмотрел на меня и заулыбался. Улыбка у него была, как у крокодила.

«Тебе так не понравилось на втором этаже?»

«Пожалуйста, — попросил я, — если вам что-то еще не понравится, скажите сразу, я пойму. Только не водите меня больше на второй этаж. Не могу я на это смотреть. Мне плохо становится».

Тянули меня за язык! Не мог промолчать, трепло…

«Так ты у нас великий гуманист? — заинтересовался он. — Дети цветов, любовь а не война, все такое? Ну-ну. Интересно».

И ушел. Минут через двадцать он вернулся. А вслед за ним два стражника и палач волокли какого-то парня, избитого так, что на нем живого места не было. Подтолкнули его к столу, одну руку завернули за спину, а вторую сунули в эту долбаную хлеборезку. А господин советник обернулся ко мне, подтолкнул меня поближе и скомандовал:

«А теперь включай».

По-моему, со мной началась истерика. Я ревел, как девчонка, и говорил, что я не могу, что ему же руку отрежет, что если господину советнику нравится калечить заключенных, так у него для этого есть палачи, и причем тут я и зачем в моей мастерской…

Он приставил мне к виску пистолет и повторил: «Включай».

Парень поднял глаза и посмотрел на меня. У него в глазах был ужас и какая-то обреченность. Я его не смог запомнить, и теперь не узнал бы, если бы увидел. Запомнил только эти глаза и татуировку на плече. Красивая, редкого качества, настоящая хинская. Цветной дракон. Да-да, ты наверняка про него слышала. Это был он. Только тогда я этого не знал… Не помню, сколько мы так смотрели друг другу в глаза, наверное несколько секунд, не больше. Я ждал выстрела. Он ждал, что я нажму кнопку. Потом господин советник щелкнул затвором и сказал:

«Ты не настолько ценный кадр, чтобы тобой дорожить. Не думай, что я тебя не убью. От тебя толку никакого, а так, по крайней мере, будет весело. Так что, считаю до трех».

«Шеф, не надо! — вдруг сказал палач. — Лучше отдайте его мне».

Я тогда не понял к чему это. А Блай прикрикнул на своего подчиненного и снова обернулся ко мне. «Считаю до трех…»

Можешь меня презирать. Наверно, меня следует презирать. Я трус. Я достоин презрения. И совсем недостоин того, чтобы ты меня жалела и утирала мне слезы. Ты просто добрая девушка, вот и жалеешь кого ни попадя… Нет, расскажу до конца. Только налей мне, пожалуйста, из вон той бутылки… спасибо.

Король мне потом не раз говорил, что я дурак, что надо подходить к вопросу логически, что этот парень все равно не дожил бы до конца недели, а меня и в самом деле могли убить… Что он на моем месте поступил бы точно так же, причем не дожидаясь, пока ему сунут ствол под нос… Не знаю. Может, он и прав по-своему. Но мне этот парень до сих пор снится. Я вижу, как нож хлеборезки крошит его пальцы, потом кисть, и как это все по кускам выпадает с другой стороны. И слышу его крик.

Я очнулся в луже собственной блевотины и у меня были мокрые штаны.

— Ух ты! — восхитилась Ольга, восторженно трогая пальчиком серый туман. — Это и есть телепортация? А где мы?

— В моей библиотеке, — объяснил Элмар. — Пойдемте, я покажу вам вашу комнату. Не хочу среди ночи будить слуг. Позвольте ваш мешок.

— Спасибо… — смутилась девушка. — Я сама. Он не тяжелый.

— А как получилось, что вы переместились вместе с мешком? — полюбопытствовал принц-бастард, пропуская даму в дверь.

— Он был у меня на плечах, — пояснила та. — Я шла с поезда домой. Поэтому была с вещами… Вам непонятно?

— Непонятно, — признался Элмар. — Что такое поезд?

— На нем путешествуют на большие расстояния.

— Вроде почтовой кареты? И вы шли пешком со станции?

— Да, именно так! — подтвердила Ольга. — Поезд прибывает поздно вечером, было уже темно… И тут этот маньяк гребаный… Ой, извините…

Элмар вспомнил просьбу короля не ругаться по-варварски и усмехнулся.

— Ничего, — сказал он. — По крайней мере мне будет проще с вами общаться. А то моя изысканная речь меня уже начинает раздражать.

— Так говорите нормально, — засмеялась девушка. — Зачем же над собой издеваться?

— Проходите, — принц распахнул дверь и снова пропустил даму. — Располагайтесь. Можете умыться вот за этой дверью и ложиться спать.

— Спасибо… А вы тоже пойдете спать?

— Нет, — поспешно ответил Элмар, опасаясь, что сейчас-то все и начнется. — Вы спите, а у меня еще есть дела. Спокойной ночи.

— Но я не хочу спать, — растерялась девушка. — Да и не смогу после такого… А спать обязательно?

— Тогда спускайтесь в библиотеку, — предложил Элмар, понимая, что влип. Надо было сказать, что он тоже пойдет спать. И просто запереть спальню. — Поговорим еще. Вы не голодны?

— Нет. А… здесь можно курить?

— Вы курите? У вас принято, чтобы женщины курили, или это особенность?

— У нас это личное дело каждой женщины. А у вас?

— У нас… — Элмар слегка задумался. — Видите ли, у нас не каждая женщина может себе позволить… э-э… вести себя так, как она считает нужным. Курят, в частности, воительницы, волшебницы и… э-э…

— И шлюхи, — закончила за него Ольга. — Правильно? Но вы же не решите, что я шлюха, если я закурю?

— Ни в коем случае! — спохватился принц-бастард. — Я вообще хотел сказать, «и барды», про шлюх я как-то забыл… И сказал только затем, чтобы предупредить, что вам не стоит делать этого в общественных местах. Ладно, если вас примут за шлюху, но могут принять за воительницу, что гораздо опаснее.

— Чем опаснее?

— Например, вас могут вызвать на поединок, — пояснил Элмар. — Я ожидаю вас в библиотеке, приходите, когда будете готовы.

Домашний наряд гостьи был еще забавнее ее дорожного костюма. Бесформенные шаровары, похожие на костюмы жителей пустынь, были еще ничего. Пушистые тапочки в виде зайчиков могли бы, наверное, вызвать истерический смех даже у непробиваемого короля Шеллара. А тонкая черная рубашечка с короткими рукавами была вообще неописуема. На рубашечке имелся жуткий рисунок, при виде которого любой некромант удавился бы от зависти.

— Я что, так смешно выгляжу? — смутилась Ольга, заметив неудачные попытки Элмара сдержать хохот. — У нас это нормально… Или такая футболка кажется неприличной?

— Нет… — простонал принц-бастард, не выдержав наконец, и рассмеявшись от души. — Но ваши тапочки… Они такие забавные… Я таких никогда не видел…

Девушка тоже засмеялась и объяснила:

— Они для того и сделаны, чтобы в них было весело.

Они посмеялись вместе, сначала над тапочками, потом над умирающим от зависти некромантом, которого Элмар весьма живо описал. Потом гостья спросила:

— А у вас и некроманты есть? Прямо так, запросто ходят и колдуют?

— Да нет… — Элмар вспомнил, как об этом высказался однажды Жак, и повторил его слова: — С некромантами у нас примерно такая же ситуация, как у вас с наркотиками. Это запрещено законом, все знают, что это плохо, но если надо — можно нанять некроманта чуть ли не на любом углу. Только места надо знать.

— Люди и в Африке люди! — засмеялась Ольга. — То, что нельзя, делают охотнее всего.

— Совершенно верно, — согласился Элмар. — Взять хотя бы Мафея. Сколько раз ему говорилось, что опасно тащить из других миров, что ни попадя. Доигрался — получил по башке. А мог бы и похуже неприятности иметь.

— А скажите, ваше высочество… Мне показалось, или ваш брат… он… на эльфа похож?

— Он и есть эльф.

— И вы — братья? — засмеялась Ольга. — Или это какая-то семейная тайна?

— Да нет, ничего таинственного здесь нет… Если хотите, я вам расскажу о своей семье, все равно я должен вам рассказывать о нашем мире, надо же с чего-то начать… Не желаете вина?

— С удовольствием! — обрадовалась девушка.

После первого бокала Элмар попросил не обращаться к нему «ваше высочество», а называть просто по имени. От этого «высочества» несло чем-то отвратительно официальным. Ольга полностью с ним согласилась, и сказала, что официальщину тоже не любит, так же, как и начальников. Они тут же выпили по второму, на чем бутылка кончилась и пришлось лезть в буфет за следующей. Девушка достала пачку своих иномирских сигарет и предложила принцу попробовать. Узнав, что он не курит, тут же озабоченно уточнила, не будет ли она ему мешать.

— Курите, если вам угодно, — засмеялся Элмар. — Мне не мешает дым. С моим дорогим кузеном и не к тому привыкнешь. Я его вообще не помню без трубки… Но я начну по порядку. Когда-то у нас была большая и нормальная королевская семья. Мой отец, прежний король Деимар, был человек широкой души и очень любил три вещи: оружие, порядок и женщин. Причем две последние постоянно входили между собой в противоречие. Только законных детей у него было пятеро, а таких, как я, вообще никто не считал, потому что матери не приносили их ко двору и не требовали признать. К тому же, девочек вообще не принято признавать… но это к делу не относится. До сих пор точно неизвестно, где они есть и сколько их, но есть наверняка. Тот факт, что у батюшки всегда были нелады с арифметикой и он постоянно ошибался при счете до тринадцати, общеизвестен…

— Постойте, постойте… — растерялась Ольга. — Я чего-то не догоняю, причем тут арифметика и счет до тринадцати?

— Ах, у вас, наверное, такого выражения нет… Видите ли, противозачаточное заклинание для мужчин имеет силу ровно год, то есть, тринадцать лун. И если мужчина по рассеянности забывает срок, когда ему надо сходить к магу и обновить заклинание, и вследствие этого попадает в определенные неприятности, то о нем говорят, что он не умеет считать до тринадцати.

— Понятно, — улыбнулась девушка и полюбопытствовала: — А для женщин?

— Для женщин — один цикл. То есть, им надо обновлять заклинание ежемесячно. Но я отвлекся от темы… Итак, мой отец был женат трижды. От первой жены у него было два сына — первые наследники Деимар и Интар. От второй — две дочери Тина и Нона. Они давно замужем, одна в Эгине, другая в Лондре. Это соседние королевства, географическую карту я вам потом покажу. После развода со второй женой…

— А что, у вас короли так просто разводятся? — удивилась Ольга.

— Не так просто, а по серьезным причинам. Если можно, я не буду уточнять. В третий раз он женился на поморской принцессе Роане. Она была моложе его старших сыновей и неописуемо красива. И у нее был внебрачный ребенок. Маленький эльфик Мафей.

— У эльфов такие дурацкие имена? — полюбопытствовала Ольга. — В наших сказках у них имена намного благозвучнее.

— Это обычное поморское имя, к эльфам никакого отношения не имеет. Король Поморья, старик Зиновий, страшно гневался не непутевую дочь, но скрыть скандал не удалось. Родился ребенок, ему дали первое попавшееся имя и оставили при матери. После такого скандала у принцессы было мало шансов вообще выйти замуж, так что брак с королем Деимаром был для нее не таким уж несчастьем. Мой батюшка был еще мужик хоть куда, и у них вскоре появился общий ребенок, принц Аллеар. А Мафея он усыновил, мальчик получил титул принца и остался при дворе. Так вот и вышло, что у меня брат — эльф.

— А о себе вы забыли рассказать?

— О себе?.. Я попал ко двору, когда мне было двенадцать. До того я жил с народом моей матери, в западных степях. Она была воительницей, и воспитывала меня соответственно. Однажды она ни с того ни с сего дала мне коня, оружие, походный мешок и браслет, который отец подарил ей на память, и отправила в Ортан. Уже потом я узнал, что через неделю после моего отъезда на наше селение напала орда оласков, и мое племя перестало существовать. Мать отправила меня специально, чтобы уберечь от гибели. В семье отца меня приняли с полным безразличием. Он поначалу вроде обрадовался, официально признал меня, распорядился учить и воспитывать, как подобает, но на том его забота и закончилась. Не скажу, что он обращался со мной плохо, скорее наоборот, но родным я его не чувствовал. Старшие братья относились ко мне свысока, как обычно взрослые юноши относятся к соплякам, к тому же я был бастард и неотесанный варвар. Тина была уже взрослая девица, а Нона — непроходимая дура. Зато с кузеном Шелларом мы дружили. Он был большой чудак… Да его и сейчас трудно назвать полностью нормальным, но парень он хороший.

— Это тот, кто сейчас король и который курит трубку? — уточнила Ольга. Элмар вспомнил о просьбе кузена, и понял, что выполнить ее будет уже практически невозможно.

— Да, — неохотно подтвердил он и снова наполнил бокалы. — Выпьем еще?

Как оказалось, гостья была горазда хлестать вино не хуже любого королевского паладина. А любопытством не уступала кузену Шеллару.

— А как вышло, что королем оказался ваш кузен? — поинтересовалась она после очередного тоста. — Семейные проблемы какие-то?

— Так случилось… — вздохнул Элмар. — Я не очень люблю об этом вспоминать, но раз уж я стал рассказывать о семье… Однажды, года четыре или пять назад, у нас чуть не случился переворот. Орден Небесных всадников, тханкварра…

— Что-что? — переспросила девушка, — Тхан… как его… Это имя или название?

— Это ругательство, — смутился принц-бастард. — Прошу прощения.

— Да ругайтесь, на здоровье! Меня это не шокирует, я и сама умею ругаться. А что это значит?

— Ничего особенного… Это варварское ругательство на языке моего народа, переводу поддается с большим трудом. Так вот, эти Всадники, чтоб им до конца времен некроманты спать не давали, устроили государственный переворот. Меня тогда не было дома, мы с друзьями ездили совершать подвиги. Мафей был наказан за что-то, а Шеллар совершенно случайно задержался на работе. Сестры, понятное дело, тогда уже не жили с нами. А все остальные — отец, братья, королева Роана — погибли. Так вот и вышло, что Шеллар стал королем. Я до сих пор благодарю всех богов, какие есть, что он тогда задержался. А еще за то, что покойный отец, составляя список наследников, поставил его впереди меня, а не после.

— А вам так не хочется быть королем?

— Да не приведите боги! Это такая морока… Хоть бы Шеллар скорей женился, а то я постоянно боюсь, как бы с ним чего не случилось. Ну, о своей семье я вроде все рассказал. О чем вам еще рассказать?

— Об эльфах! — немедленно попросила девушка. Элмар невольно улыбнулся. Жак в свое время тоже настойчиво интересовался именно этим вопросом. Как эти переселенцы любят сказки!

— Эльфы ушли из нашего мира более трехсот лет назад, — сказал принц-бастард. — Так что для нашего поколения они уже сказка, как и для вас. Вот мэтр Истран их еще помнит.

— А как же принц Мафей?

— О, это особый и уникальный случай. Видимо, какой-то эльф случайно забрел в наш мир и встретил девушку, которая ему понравилась. А потом так же незаметно ушел. Я слышал, что Зиновий застал его в спальне дочери и, как любой отец, хотел с ним разобраться по-своему. Эльф тут же исчез и больше не появлялся.

— Нашкодил и смылся? — засмеялась Ольга.

— Именно. Кстати, Мафей унаследовал эту семейную черту характера. Шкодить и пытаться смыться. А поскольку он могущественный маг, можете себе представить масштабы его шалостей. Это бывает просто страшно иногда. Сопливый подросток без малейшего понятия об ответственности — что вообще свойственно эльфам — и огромной магической силой. Однажды, когда он был маленький, он с перепугу разнес целое крыло дворца… А эта его «слепая охота»?

— Так вы как-то объясните ему, что ли, — посочувствовала Ольга. — Он вам так когда-нибудь гранату с вырванной чекой достанет и начнет рассматривать, а она рванет.

— Не совсем понял ваш пример, но уверяю, мы приводили не менее живописные. Результат налицо. Может, он хоть теперь немного подумает своей ушибленной башкой, прежде чем начинать шкодить… Впрочем, сомневаюсь. О чем бы вы еще хотели узнать?

— А расскажите о ваших подвигах, — попросила девушка.

Принц-бастард помрачнел.

— Пусть вам расскажет кто-то другой. Это будет нескромно с моей стороны, и я не люблю об этом говорить.

— Извините, я не знала, что вы такой скромный герой.

— Я, кажется, не говорил вам, что я герой, — удивился Элмар.

— Ну, как же, раз вы совершали подвиги — значит вы герой.

Логика была железная. Возразить было нечего.

— А часто вы это делаете? — не унималась Ольга. — В смысле, подвиги?

— Я этого уже не делаю, — печально вздохнул Элмар. — Мои подвиги закончились. Чтобы вы лишний раз не спрашивали, почему, — а вы ведь обязательно спросите, — объясню. Мои соратники погибли, и наша группа распалась.

— Простите, пожалуйста, я не знала… Я не хотела вас огорчить… Давайте тогда о чем-нибудь другом… Вот, например, этот дом. Вы в нем живете? А почему не во дворце?

— Не люблю я жить во дворце. Там все слишком… как бы это сказать… церемонно. А я не привык к придворным церемониям. Я простой степной варвар, воин, герой, проведший десять лет в походах. Я хочу жить так, как мне нравится, и, к счастью, могу себе это позволить. Поэтому я не живу во дворце.

— Вы живете один в этом огромном доме?

— Я живу с женщиной, — кратко ответил Элмар, решив, что это самый подходящий момент пресечь возможные заигрывания. Хотя пока гостья ничего подобного себе не позволяла.

— А где она? Спит?

— Ее сейчас нет дома. Я вас завтра… вернее, сегодня утром познакомлю. Мне бы хотелось, чтобы вы подружились.

— А какая она? — тут же спросила любопытная Ольга.

— Очень хорошая. Увидите сами. Вам сколько лет?

— Двадцать один.

— Ей тоже. Ее зовут Азиль.

— Она ваша любовница или что-то больше?

— Что-то больше. Намного больше. Я ее очень люблю, и… и очень многим ей обязан.

— А она вас любит?

— Да. Иначе она бы не жила со мной.

— А почему вы тогда не поженитесь? Или вам нельзя, потому что она не принцесса?

Элмар вздохнул и налил еще вина. Эта девушка в смешных тапочках была способна, наверное, разговорить и скелет. Даже, если он был немым при жизни.

— Мы ждем, пока она созреет для брака. Дело в том, что Азиль — нимфа. Они немного не такие, как люди… Она сама вам расскажет, кто такие нимфы и чем они отличаются от людей. Она в этом лучше разбирается.

— А это у вас в порядке вещей — межрасовые браки, или вы просто такой оригинал?

— Когда-то, когда эльфы жили с людьми, это считалось нормальным явлением, хотя и не очень часто случалось. Сейчас… трудно сказать. Эльфы ушли, а другие расы с людьми не живут. Они живут отдельно, своими общинами. Нимфы вообще большая редкость, особенно чистокровные, как Азиль.

— А как вы познакомились?

— Мы с моими соратниками спасли ее от насильников. Она была танцовщицей в бродячем цирке. Я влюбился в нее сразу. А у вас был… жених или просто мужчина? — Элмар поспешил перевести разговор на другую тему.

Девушка покачала головой.

— Нет. Во-первых, я не особенно нравлюсь мужчинам. Они предпочитают девушек, у которых хоть что-то есть в лифчике. А во-вторых, я их тоже не очень… На печальном опыте своих красивых подруг я поняла, что это не так уж плохо, когда у парней не текут слюнки, как только они меня видят. С ними хорошо посидеть в теплой компании, выпить водки, послушать музыку и интересно пообщаться. А стоит начать более интимные отношения, и они превращаются либо в озабоченных придурков, либо в самодовольных эгоистов. Так что я пришла к выводу, что с ними лучше дружить и не портить хорошие отношения всякими глупостями.

— А разве вам не попадались исключения? — полюбопытствовал Элмар.

— Возможно, но у меня не было возможности проверить.

— Это как?

— Они либо были заняты, либо не обращали на меня внимания. А я не могу корячиться, как дура и из кожи вон лезть, чтобы их завлекать. По-моему, достаточно взгляда, чтобы дать понять… И если на него не ответили — значит, не стоит дальше напрягаться и выставлять себя полной идиоткой. Может, это глупо, но эта извечная игра мне неприятна. Не умею я откровенно кокетничать. Вы извините, что я так неуважительно о мужчинах, но…

— Не стоит, — поспешно перебил ее Элмар, чувствуя в душе неописуемое облегчение. — И вообще, давай на «ты». Я сейчас еще бутылку принесу.

Он спустился на кухню за вином, не помня себя от радости. Все его опасения были напрасны, верным оказалось первое впечатление. Ему попалась нормальная подруга, каких он знал множество, с которыми неоднократно состязался в дружеских поединках, пил вино и ходил в битвы. Просто эта подруга была из другого мира, и поэтому не носила меча. Неожиданное поручение Шеллара уже перестало казаться принцу такой обузой, как поначалу. Все было не так страшно. С этой подругой можно прекрасно проводить время в беседах и распитии напитков, можно даже научить ее стрелять из лука, например… Меч она вряд ли подымет… Одно плохо — с Азиль они не столкуются. Не подерутся, конечно, с подругами Азиль никогда не конфликтовала, но и не столкуются.

— У вас довольно демократичное общество, как я смотрю, — сказал Ольга, когда они снова устроились в креслах с бокалами. — Для средневековья просто удивительно.

— Из чего ты сделала такой вывод? — поинтересовался Элмар.

— Наследный принц собирается жениться на танцовщице из бродячего цирка, и это никого не волнует. Или тебе пришлось выдержать битву по этому поводу?

— Вовсе нет, — засмеялся Элмар. — Ты ошиблась во всем, что только что сказала. Наше общество так же подвержено сословным предрассудкам, как и любое другое. В любом королевском доме это был бы грандиозный скандал, который бы наверняка окончился трагедией. Просто мне очень повезло с кузеном. Ему совершенно безразлично социальное положение моей будущей жены. Он… как бы поточнее сказать… у него своеобразный склад ума. Он во всем руководствуется в первую очередь логикой, а потом уж эмоциями. Поскольку наш брак не представляет собой логического противоречия, он против него не возражает, а что скажет дворянское собрание — это, по его мнению, голые эмоции, не стоящие того, чтобы к ним прислушиваться. Кроме того, он порядочный человек. И еще он меня любит. А что касается битв, то мне их приходится выдерживать регулярно с почтенными отцами девиц на выданье. Они меня часто навещают и проводят со мной беседы. Если честно, меня от них уже тошнит. Скорей бы уже можно было жениться, а то надоело, тханкварра…

— Интересный у вас король, — заметила Ольга. — А его пофигизм не мешает ему управлять страной?

— Пофигизм? Это что?

— Это, когда человеку все по фигу. Ну, то есть, все равно.

— Ах, это… Но он же не во всем такой… пофигист. Надо же, какое слово забавное! Не забыть бы его при случае так обозвать…

— Да ты что! — спохватилась девушка. — Он же на меня обидится!

— А я ему не скажу, что это ты. Так вот, к работе он относится серьезно и с большим вниманием. Главный казначей его вообще боится до обмороков, потому что если Шеллару не понравился финансовый отчет и он задумал сделать ревизию, то от него ничего не спрячешь, докопается.

— А он разбирается в бухгалтерии?

— Вообще-то, он по образованию юрист. Но когда он стал королем, то стал усиленно изучать экономику и финансы специально, чтобы в них разбираться. Иначе, сказал, не успею «мяу» сказать, как разворуют все, что плохо лежит.

— А у вас что, так сильно воруют?

— Не сильнее, чем где-либо, — засмеялся Элмар. — Просто Шеллар раньше работал в департаменте безопасности и порядка, и привык иметь дело в основном с определенной частью населения.

— А почему он работал? Ты уже говорил об этом один раз — когда было покушение на вашу семью, он был на работе… Разве принцы работают?

— Если хотят, — пожал плечами Элмар. — Первый наследник постоянно должен крутиться около короля и перенимать опыт, а остальные обычно готовятся для того, чтобы занимать важные государственные должности и помогать королю. Если хотят, конечно. Если не хотят, на эти должности можно посадить любого достойного гражданина. Интар, например, занимался финансами. Шеллар — внутренними делами и разведкой. А я не захотел. Мне было интереснее совершать подвиги.

— А сейчас?

— Сейчас я, как выразился мой трудолюбивый кузен, бездельничаю, и не страдаю от этого. Официально, конечно, я считаюсь первым паладином, но это должность скорее формальная. Если где-то в королевстве случаются неприятности, с которыми местными силами не справиться, то нас посылают туда наводить порядки.

— В смысле — бунты подавлять?

— Последний бунт в нашем королевстве случился во время попытки переворота, да и то его подавлять не пришлось. А предпоследний — лет пятнадцать назад у какого-то психически больного помещика, который довел своих крестьян до того, что его всей деревней дружно утопили, после чего мирно разошлись по домам. Так что неприятности у нас бывают другого сорта. Баронские междоусобицы, набеги варваров… Бывает, чудовище где-нибудь заведется, а героев поблизости нет. А воевать с обиженными крестьянами паладинов не посылают. На то есть полиция и суд. Или ты, может, думаешь, что у нас тут дремучая нищета и наши крестьяне каждый год бунтуют с голоду? Ты ошибаешься, они живут вполне прилично. У нас богатая страна и правительство может себе позволить не драть с населения непомерные налоги.

— Богатая страна — это хорошо… — вздохнула Ольга. — Я жила в бедной стране. Ладно, не будем о грустном. Лучше расскажи мне еще что-нибудь. Вот, например… эти книги. Это твои? Ты любишь читать? Я очень люблю.

— Можешь пользоваться моей библиотекой, — предложил Элмар. — Когда научишься читать.

— Но я умею читать.

— На печатные тексты лингвистический феномен не распространяется. Читать тебе придется учиться заново. Это будет нетрудно, раз ты раньше умела, просто выучишь другой алфавит. Все переселенцы быстро учатся. Но это не сейчас, и вообще, пусть этим занимается Жак, он знает как, у него опыт есть…

— Жак — это кто?

— Королевский шут. Он занимается у нас адаптацией переселенцев помимо основной работы. Он тебе понравится, он славный парень и поразительно похож на тебя. У него такая же смешная речь.

— А почему он этим занимается?

— А ему интересно. Да и потом, он обаятельный, и люди с ним легче находят общий язык.

— Элмар, а много у вас таких, как я?

— Таких, как ты — практически нет, — засмеялся Элмар. — А вообще переселенцев… Я точно не знаю. С Терезой ты, наверное, познакомишься. Есть еще госпожа Гольдберг, почтенная пожилая дама, она работает в Казначействе бухгалтером. Шеллар ее очень ценит. Была еще какая-то крестьянка, но она вышла замуж и уехала в деревню… По-моему, женщин больше нет. Из мужчин я знаю не всех. Ну, во-первых, господин Хаббард. По-моему, он твой современник, может с разницей в десять-двадцать лет, и большая сволочь, так что будь с ним осторожнее. Во-вторых, Дик. Он сейчас работает вышибалой в «Лунном Драконе». Забавная была история, я тебе как-нибудь расскажу. Потом, Марк. Он из каких-то давних времен, хороший мечник, сейчас служит в королевской страже. Я всех точно не помню. А о тех, кто не смог адаптироваться, я тебе не буду рассказывать, чтобы зря не пугать.

— А бывает и такое? А как это — не смог адаптироваться?

— Тебе это не грозит. Ты цивилизованный человек, образованная девушка, способная понимать, что кроме твоего взгляда на жизнь бывают и другие. А для примера можно вспомнить одного религиозного фанатика из ваших средних веков, который начал проповедовать свое учение, собирать воинствующий орден и провозглашать страшные вещи. Закончилось все очень печально — судом и виселицей. Наши христианские ордена сами обратились к королю с просьбой пресечь эти безобразия, так как этот пришелец дискредитировал идеи христианства.

— А у вас есть христиане? — удивилась девушка.

— Есть. — Элмар улыбнулся. — Только совсем не такие, как у вас. Это обычная мистическая школа, как многие другие, совершенно мирная и безопасная. Я знаю, как все произошло у вас, мне Жак рассказывал. Жуткая история. Кто бы мог подумать, от каких мелочей иногда зависят судьбы мира… Или просто у вас люди более религиозны?

— А как это было у вас?

— Нормально, как и со всеми остальными. Жил когда-то очень талантливый мистик, создал свою школу, обучил учеников, наделал много добрых дел, прожил долгую счастливую жизнь и умер в почтенном возрасте. Погиб, спасая своего ученика, который по неопытности встрял в неприятности. Никаких интриганов-конкурентов, никаких учеников-предателей, никаких крестов и прочего мученичества… Ольга, ты любишь стихи?

— Люблю, — охотно призналась девушка. — С удовольствием послушаю, если ты почитаешь мне вслух. Раз уж я оказалась снова неграмотной. А если хочешь, и я тебе почитаю. У меня в рюкзаке мои книги, там и поэзия есть.

— Тогда давай по очереди, — предложил Элмар, которому хотелось и того, и другого.

За этими поэтическими чтениями они и встретили рассвет. А вместе с рассветом пришла Азиль. Она возникла в дверях, как всегда бесшумно, и остановилась в своей обычной позе — подогнув одну ногу, чуть склонив голову набок и придерживаясь рукой за косяк.

— Доброе утро, — тихо сказала она. — У тебя гости?

Элмар отложил книгу и встал ей навстречу. Только встав, он заметил, что последняя бутылка была лишняя.

— Доброе утро, Азиль, — ласково ответил он, обнимая ее и прижимая к груди. — Это не гости, это небольшая работа на благо короны, которую мне подкинул дорогой кузен. Познакомься, ее зовут Ольга. А это и есть Азиль.

— Привет! — радостно откликнулась Ольга и тоже встала. — Ой, Элмар, тебе не кажется, что последняя бутылка была лишняя?

— Мне кажется, — засмеялась Азиль, — Что лишними были последние три. Что, король поручил тебе проверить, сколько вина можно выпить с подругой за приятной беседой?

— Она не подруга, — нахмурился Элмар. — Она переселенка. Мафей сегодня ночью притащил. А у Жака какие-то проблемы дома, и король поручил мне заниматься адаптацией.

— Только сегодня ночью? — Азиль чуть подняла брови. — А пить вы начали сразу, как только оказались дома?

— Совершенно верно!

— Это заметно. А что у Жака за проблемы?

— Сам не понимаю, какие проблемы могут быть дома у человека, который живет один и даже слуг не держит. Не сгорел же у него дом? Может, откроем еще бутылку и посидим втроем?

— А может, пойдем все потихоньку спать? По-моему, вам хватит на сегодня. А посидим вечером.

— Да, пожалуй, — поддержала ее Ольга. — А то я что-то совсем пьяная и спать хочу…

Спустя несколько дней я все-таки нашел этот проклятый шнур. Распотрошил какой-то прибор со склада, там по счастью оказался провод нужной марки. Оставалось только залезть еще раз в центр, подключиться и выяснить, где же лежат детонаторы, что я и сделал. Я жутко боялся, что доблестный советник придумает еще какой-нибудь занимательный эксперимент с моей психикой, которая и так уже к тому времени пошатнулась. Как меня засекли — до сих пор не знаю, на этаже не было охраны, в коридоре можно было делать что угодно. Охрана была только на входе, но оттуда вход в центр не виден… Наверное, или я где-то в системе наследил, или кто-то из других техников заметил и стукнул. Там были и другие, такие как я. Один конструктор с полностью треснувшим блюдцем, который на полном серьезе сотрудничал с «новой родиной» и конструировал им танки, ни много ни мало. Танки, пушки, винтовки и прочие огнестрельные прелести. Два спившихся приятеля — электронщик и оператор, которые обслуживали систему и генератор. Общаться с ними было невозможно, поскольку трезвыми я их ни разу не видел. А с еще одним, таким же как я, общаться не захотел я, потому что он мог меня расколоть. В общем, не знаю, на чем я попался. Это должен был быть мой последний день в Кастель Милагро — оказалось, что детонаторы тоже хранятся в центре, в специальном контейнере, причем наши отдельно от заключенных и с более крепкой бетонкой. Колючку в те времена еще не придумали, но и бетонка тоже вещь малоприятная, без фугаса не сломаешь. Фугас я написал прямо с утра, ну, конечно, не то, чтобы написал, в уме составил, на чем же его писать… А ночью я должен был взять свой детонатор, снять периметр и удрать через т-кабину. Все равно, куда. Но где-то я прокололся.

Я даже не помню точно, что он мне говорил, настолько я одурел от страха. Я его даже не слушал, а только представлял, что со мной сейчас будет. Особенно почему-то я боялся той хлеборезки, уж не знаю почему. Но советник решил, что теперь я как бы ценный кадр, и калечить меня не стоит. Он сунул мне пару раз по морде от души и поволок на второй этаж. Вернее, приказал, а поволокли два стражника.

В камере меня ожидали мои старые знакомые — палач, который так хотел, чтобы меня ему отдали, и парень с татуировкой. По татуировке я его и узнал, потому что лица у него уже не было вообще…

«Ну что, маэстро? — обратился к нему советник. — Не передумал? Еще можно».

Он промолчал. Тогда советник обернулся к палачу и, указав на заключенного, сказал:

«Он твой. На сутки. Если выживет, отведешь в бокс номер тринадцать. Этого — он указал на меня — не трогать, пусть смотрит. Может, потом, если не договоримся, я тебе его тоже отдам». Тонкий намек такой сделал. И вышел. Стражники быстренько пристегнули мне какие-то цепи на руки и на шею, чтоб никуда не делся, и тоже выскочили за дверь.

Ты никогда не видела маньяка-садиста в действии? Я до того тоже. Как он там вообще среди людей вращался, его самого надо в цепях держать, полный психопат и извращенец… То ли его советник держал за то, что он палач хороший? И заключенными прикармливал, чтоб на людей не кидался? Не знаю. И знать не хочу.

Как я оттуда выбрался? Понимаю, тебе не хочется слушать про маньяка-садиста. Я и не собираюсь рассказывать в подробностях. А как это все получилось…

Ты, конечно, никогда не слышала про «синдром берсерка». Это было через сто лет после тебя. Придется тебе рассказать, иначе не объяснить, как я оттуда выбрался. Это было где-то в середине двадцать первого. Тогда была повальная мода изобретать идеальных солдат. Один малахольный генетик придумал какой-то способ улучшить человеческую природу путем направленной мутации, и испытал это для начала на собственных детях. Милый такой дяденька был, слов нет. Результаты он не успел обработать — что-то у него в лаборатории так шарахнуло, что не осталось ни лаборатории, ни бумаг, ни его. То ли конкуренты постарались, то ли сам чего-то недоглядел. А осталось у него то ли семь, то ли восемь сыновей, результатов, так сказать, его опытов, которые расползлись по свету, наплодили детей, и оказалось, что мутированный ген передается по наследству. Что из себя представляет? В общем, нормальный человек, но с некоторыми модификациями. Повышенная устойчивость к любым воздействиям, ускоренная реакция, крепче кости, все такое. Но главное не это. Собственно сам синдром состоял в том, что в нужный момент происходила некая трансформация, и человек превращался в этакого супермена — становился нечеловечески сильным, ловким и метким. А еще ненормально агрессивным. Это чем-то связано с выбросом адреналина и генетической памятью… Не знаю, я не медик. В первом поколении эта трансформация происходила управляемо. Во втором — только в состоянии стресса. Дальше — еще реже… Помнишь, кстати, я тебе говорил о своем прозвище? Один из детей чокнутого генетика потом стал писателем и написал несколько автобиографических вещей о себе и братьях. Вот его и звали Жак Ренар. Его главный герой тоже этакий обаятельный парнишка вроде меня, потому меня так прозвали. А еще, по непроверенным данным, он мой дальний предок. Хотя, собственно, данные уже можно считать проверенными. У меня обнаружился «синдром берсерка».

Не знаю, где он был раньше. Со мной неоднократно случались такие неприятности, что любой другой давно бы трансформировался. Одного того, что произошло в Кастель Милагро, хватило бы. А у меня не получалось. Может, мне так мешал страх? Так не должен бы, по идее, от страха люди обычно и трансформировались… Не знаю. И как это получилось, не имею понятия. Я стоял в своих цепях, прижимался к стенке, отворачивался, чтобы не смотреть, как этот садист трахает свою жертву, и вдруг почувствовал, как во мне закипает злость. Черт знает, откуда она взялась, я никогда не умел злиться по-настоящему… Они сплелись, злость и страх, и со мной что-то произошло. Я почувствовал в себе силу разорвать свою цепь и вырваться. А еще я почувствовал желание убивать. Это было не умопомрачение, я полностью сознавал, что делаю, и прекрасно все помню, это было что-то… я как бы стал другим.

Можешь не поверить, но палача я разорвал пополам голыми руками, хотя мог бы одним движением просто свернуть ему шею. Не знаю, откуда во мне взялась такая жажда крови. А потом я подхватил под мышку своего изувеченного приятеля, взял из набора пыточных инструментов что-то покрупнее и вышел в коридор. Никто так и не понял, кто я такой и куда я иду, и не попытался меня остановить. Думали, так и надо. Тем более, идти-то было всего метров двадцать. Стражники на этаже и «мяу» сказать не успели, я вышел на свой этаж и бросился в свою мастерскую за шнуром, а затем в центр управления. Я еще успел привалить дверь сейфом и кое-какой мебелью, и на этом мои подвиги закончились. Разумеется, став самим собой, первое, что я сделал — это моментально проблевался, не отходя от двери и стараясь хотя бы не упасть в обморок, иначе все пропало. А потом бросился к компу… Я тебе не буду объяснять, как ломают бетонку и как программируют т-кабину, ты все равно не поймешь… Т-кабина? Ну, ты видела как это делают маги? Телепортируются? Ну вот, то же самое, только без магии. Да, любой. И ты тоже, если научишься программировать… Больше всего меня удивило, что из этой кабины были выходы только в этот мир. Это был полный абсурд. Если здесь есть т-кабины, значит они из нашего мира, и хоть одна должна выходить туда. А фигушки. Я попробовал набрать хоть один знакомый код, и мне выдало: «доступ закрыт». За дверью уже стоял шум и грохот, дверь собирались ломать, и искать доступ через сокет было некогда. Я плюнул, включил карту доступных точек и кинулся к своему новому приятелю, который сидел на полу и смотрел на меня так, словно у меня рога выросли.

«Пошли!» — сказал я и стал его поднимать.

«Куда?» — прохрипел он.

«Сюда, — я затащил его в кабину и ткнул носом в карту. — Ты же местный, ты географию знаешь? Куда нам отсюда податься, чтобы нас не достали? Где нам помогут?»

Он показал одну из точек и сказал: «Зеленые горы… Иди туда. Там повстанцы. Помогут. А меня добей. Пожалуйста».

Начни я ему объяснять, что я не могу, как думаешь, поверил бы? Я не стал ничего объяснять, впихнул его в кабину и набрал код. Потом вернулся в комнату и прямо с клавы кинул в систему один классический древнейший безотказный вирус. Потом выдрал с потрохами переходную плату и сунул за пазуху. Мы успели смыться в последний момент, когда дверь уже выбили и сейф с грохотом падал на пол.

Выход из кабины оказался в какой-то пещере, что меня больше всего испугало, без выхода. А так, без выхода, и без входа, просто маленькая пещерка и в ней кабина, а как из нее выходят на белый свет — совершенно непонятно. Я попробовал выяснить это у своего потерпевшего спутника, но он мне больше ничего вразумительного не сказал. Он вообще больше ничего не сказал, по-моему, парень окончательно свихнулся, и я его вполне понимаю. Я и сам бы вполне мог точно так же, на мой взгляд, он и так слишком долго продержался. Я потыкался по углам, поискал выход, не нашел, естественно… Потом попытался еще разок пробиться в родной мир, и это у меня опять не получилось. Даже со штекером не получилось, и кончились мои попытки тем, что в контролке благополучно полетели все мульки, так что я потерял вообще какую бы то ни было возможность выбраться из этой закупоренной со всех сторон пещерки. Два дня я там просидел без еды и без воды в обществе тихо помешанного мистралийца, который то валялся без сознания, то нес какой-то бред, то в минуты просветления просил, чтобы я его добил. Как я сам там не помешался, до сих пор не понимаю. А на третий день случилось чудо. Стена пещеры открылась, и туда вошел человек. Сначала я подумал, что это я, наконец, подвинулся мозгами и присоединился к своему приятелю, но оказалось, что я просто не нашел, где эта долбаная стенка отодвигается. Должен сказать, дяденька, когда нас увидел, охренел так, что с ним чуть плохо не сделалось, но когда разглядел, кто тут у нас на полу валяется, резко возрадовался, подхватил его на руки, как родного, и поволок нас с собой. Как потом оказалось, он этого бедолагу долго и безуспешно искал… нет, я не знаю, что с ним теперь и где он сейчас, и выжил ли он вообще… Даже если выжил, больше о нем никто не слышал. Может, он до сих пор где-то в дурдоме сидит, или где там у них психов держат. А может, потом оклемался, просто на люди не показывается. Ты же, наверное, слышала о нем достаточно, какой он был до того — и красавец, и золотой голос Мистралии, и бабы от него падали, и вообще первый парень на деревне, а тут его так изувечили, что глянуть страшно… Да еще, что такое для музыканта остаться без руки! Он мне до сих пор иногда снится. Сколько мне король ни пытался разумно и логично разъяснить, что я все равно ничего не мог изменить и что если уж господин советник решил отрезать кому-то руку, то он бы это и без меня провернул, никакие здравые рассуждения не помогают. Наверное, у меня тоже мозги набекрень съехали. Комплекс вины, или как там это называется… Наверное, из-за этого я его и потащил с собой. Подсознательно желая хоть что-то для него сделать. Ведь в состоянии трансформации люди с синдромом берсерка так обычно не действуют, в смысле, не спасают всяких посторонних потерпевших… а меня почему-то угораздило…

В общем, потом тот мужик еще заставил меня в контролке мульки поменять, ну и заодно рассказал много полезного, в частности просветил насчет перемещений подробнее. Когда я узнал, что дома меня уже честь по чести похоронили, мне как-то не по себе стало… Но суть не в этом. Оказалось, домой я уже в любом случае вернуться не смогу. Ни через т-кабину, ни каким другим путем. Раз я там умер и переместился сюда, отныне мне всегда доступ будет закрыт. Я спросил, что мне теперь делать, и он посоветовал идти в Ортан. Пешком через горы, потому как нечего каждому встречному знать, где в Ортане стоят кабины. Особенно такому встречному, как я, которого стоит спросить попристальнее, и он тут же все выложит. Еще он предложил в качестве альтернативы остаться у них, но я не захотел. Они, может, и неплохие ребята, эти повстанцы, но я просто боялся оставаться в этой стране. И я пошел в Ортан. А потом тут и остался. Почему тут? Из-за короля. Мы с ним подружились, и он предложил мне остаться. А куда мне еще было идти?

Вот так я сюда и попал. А детонаторы я потерял по пути, когда по горам лазил. Иногда я про них забываю, а иногда… Я ведь не знаю толком, как они устроены, и что со мной будет, если, к примеру, мой детонатор под дождь попадет, или если на него камень упадет… Зато если кто-то его найдет и начнет ковыряться, то… лучше не думать.

Как мы подружились с королем… Давай я тебе в другой раз расскажу. Тут нет ничего страшного, это я могу рассказать в любое время. Только надо уточнить у короля, может, он хотел бы какие-то подробности сохранить в тайне. А то я ведь расскажу все… Кратко?

Если кратко, просто он мне понравился, наш король. Он тогда еще королем не был, но я как-то привык уже, потому и называю его так. Он классный мужик, и он мне понравился. Может, столкнись мы с ним в другой обстановке, я бы счел его холодным и жестоким занудой, как многие считают. Но мне повезло застать его в такой момент его жизни, когда в нем как раз вылезло наружу все самое человеческое, что в нем есть. И он мне правда понравился. А я, наверное, понравился ему. Или просто стал жертвой его патологического любопытства. Не знаю. Просто мы подружились, и все. А что тут такого? Вот-вот, все тоже почему-то так думают. Оттого так трудно королям заводить друзей. А они что, не люди? Не знаю, может здесь действительно считают, что король Шеллар — с причудами, но по-моему, он тут единственный нормальный человек, способный непредвзято мыслить… Давай, я тебя домой провожу, у тебя же, кажется экзамен сегодня… Встретить тебя после работы? Я на улице буду ждать. Не пойду я вовнутрь, у вас там в вашей хирургии… я там боюсь. Сама знаешь.

Утром Элмара разбудили вопли под окнами. Он с трудом поднял гудящую голову, прислушался, и узнал голос графа Орри. Граф колотил мечом о щит и кричал во всю глотку:

— Элмар! Эй, герой! Вставай! Хватит дрыхнуть! В поход!

— Опять!.. — простонал принц-бастард, снова утыкаясь головой в подушку. — Тханкварра! Опять куда-то переться ни свет ни заря, опять скакать, как придурок, мечом махать… Азиль, скажи ему, чтобы не орал, я сейчас…

Азиль засмеялась, птичкой выпорхнула из-под одеяла и распахнула окно.

— Доброе утро, граф! Сейчас он встанет!

— Доброе утро, несравненная Азиль! — протрубил за окном доблестный паладин. — А что это он до сих пор спит?

— Провел ночь за возлияниями! — объяснила Азиль, обернулась, посмотрела на Элмара и добавила: — И еще не проспался.

— Элмар! — рявкнул за окном граф. — Извини! Тебя все ждут!

Принц-бастард со стоном сполз с кровати и подошел к окну.

— Срочно? — хмуро спросил он, высовываясь на улицу. Осенний холод слегка освежил его похмельную голову, но зато мгновенно замерзло все остальное. Граф Орри в полной походной форме гарцевал под окном, ожидая проспавшего командира.

— Как можно скорее, — ответил он. — Почти все уже собрались, ждем только тебя, Лавриса и Мэнсора.

— А что там?

— Говорят, что выводок диких троллей, но точно неизвестно.

— Выводок? Ну ни хрена себе… Тханкварра… Там что, ни одного героя поблизости нет? Ради такой ерунды поднимать нас! Пара магов бы справилась… Сейчас оденусь и приеду, ждите.

Он закрыл окно, распахнул дверь и закричал в пространство коридора:

— Илас! Походные доспехи и оружие! — потом обернулся к Азиль и попросил: — Спустись, пожалуйста, на кухню, прикажи подать мне большой кувшин сока и большой бутерброд.

В ванной он быстро облился несколько раз холодной водой, постоял, прислушался к своим ощущениям и решительно сунул голову прямо в лохань. Холодная вода помогла, но не надолго. Сон удалось разогнать, а похмелье, как Элмар уже знал по собственному богатому опыту, столь радикальному и быстрому лечению не поддавалось. Он представил себе, как он будет еще полдня трястись в седле в таком состоянии, и подумал, что насчет большого бутерброда он, пожалуй, погорячился.

Возвращаясь в спальню, чтобы одеться, принц-бастард налетел на какую-то полуодетую девицу, стоявшую посреди коридора и таращившую на него глаза в немом восхищении.

— Чего стоишь на дороге? — проворчал он, отодвигая ее в сторону. — Оденься и делом займись…

И попытался вспомнить, когда это его дворецкий нанимал новую служанку. Вроде, не нанимал вообще… Через несколько секунд вопрос о служанках вылетел у него из головы, поскольку забот и так хватало.

Еще минут двадцать весь дом стоял вверх дном: слуги носились, как подстреленные гоблины, разыскивая то потерянный хозяином второй сапог, то чистую рубашку требуемого цвета; сам хозяин ругался по-варварски и прыгал на одной ноге, пытаясь одновременно надеть штаны и причесаться; заспанный Илас метался по оружейной, разыскивая запропастившийся хозяйский шлем и наспех натирая тряпочкой панцирь, чтобы блестел хоть чуть-чуть.

В конце концов, все было найдено, надето и пристегнуто, и первый паладин королевства тяжело взгромоздился на лошадь, все еще пытаясь прийти в себя.

— Ну что, готов? — усмехнулся граф Орри. — Поехали?

Они отдали честь несравненной Азиль, махавшей с крыльца платочком, и припустили галопом в сторону штаб-квартиры корпуса паладинов.

— Слушай, Келдон… — спросил Элмар, когда они проехали уже полдороги. — А где это у нас вывелись дикие тролли и никто их до сих пор не заметил? Может, это оседлые, а кто-то просто перепутал?

— Не знаю, — пожал плечами граф. — Но они нападают на людей. Значит, дикие.

— А большой выводок?

— Два взрослых самца, три самки, три молодых и один детеныш.

— Это полная чушь! Как могло быть, что никто их не видел, если у них уже молодняк подрос? Где это все произошло?

— А где ты думаешь? Конечно, в предгорьях, в Сорелло.

— Тогда понятно. Там что сам барон Сорелло, что его шериф, два сапога — валенки… Там и драконы выведутся, а они не заметят. А заметят, так полгода будут думать: сообщать в столицу или так обойдется?

— Ну да… — хмыкнул граф. — Само рассосется… А уж когда додумаются сообщить, то в такой панике, что в столице поднимут по тревоге корпус паладинов, хотя, как ты верно заметил, пара хороших боевых магов тут бы больше подошла. Да не переживай, мы быстро управимся, может, сегодня еще и вернемся.

— Тебе хорошо… — вздохнул Элмар. — А я вчера здорово перебрал, и теперь как подумаю, что мне предстоит изысканное удовольствие гоняться за троллями и вдыхать их неповторимый аромат…

— Мы тебя поставим в задних рядах, около кухни, — засмеялся Келдон Орри, весело хлопая товарища по плечу. — Все мы это дело любим, и твое состояние отлично понимаем. Кстати, слушай новый анекдот!

Элмар слушал вполуха и пытался понять, что с ним не так. Его не покидало чувство, что чего-то не хватает. Он осмотрел доспехи и оружие — все было на месте, все в порядке, а все равно такое чувство, словно что-то забыл.

На плацу перед штаб-квартирой уже выстроился весь корпус — сто пятьдесят королевских паладинов, отборная гвардия, элитное войско. Почти половина — бывшие герои. Гордость короны, слава отечества… На хрена было собирать такое войско на несчастный выводок троллей? Любой из них разметал бы такого противника в одиночку, если, конечно, вооружиться не мечом, а хорошей палицей, к примеру… Или парочку боевых магов, желательно элементалистов и по огню… И все было бы в порядке, и перепуганного барона Сорелло успокоили бы, и несчастный первый паладин мог бы нормально проспаться. Нет, он, конечно, не против поразмяться, но не в таком же состоянии!

Заспанного командира приветствовали почетным салютом и громким смехом.

— Доброе утро, доблестный герой! — дружным хором проорали они, и Элмар понял, что по крайней мере еще часа два ему придется выслушивать шуточки товарищей по поводу его способности спать, пить, а заодно и есть и все прочее, хотя на самом деле «есть и прочее» не имеет ни какого отношения к тому, что он проспал. Он ответил на приветствие и заметил слонявшихся поблизости в ожидании четырех магов-телепортистов. Это обрадовало его несказанно — значит, дело срочное и трястись в седле трое суток не придется. Сейчас их телепортируют прямо в Сорелло и ехать останется совсем немного. Значит, большой бутерброд вполне можно было и съесть… При воспоминании об утраченном завтраке радость резко поубавилась. А когда они прибыли на место и начались те самые шуточки, которых он давно ожидал, настроение у принца-бастарда снова испортилось.

Начал все, разумеется, кавалер Лаврис, который был знаменит не только тем, что портил девиц в неподобающих количествах, а еще и склонностью насмехаться над всем на свете.

— Что-то долго ты спишь, — подколол он печального принца-бастарда. — В детство впадаешь или ночь была бурная?

— Ты сам явился еще позже, чем я, — недовольно проворчал Элмар, понимая, что этим бесстыжего Лавриса не проймешь.

— Да я-то понятно, — ничуть не смущаясь, согласился тот. — Я вчера удостоился чести ужинать с ослепительной Камиллой Трезон, так что уснул только в пять утра. А ты?

— Ах! — вздохнул граф Орри. — Разве можно ночью спать, когда рядом несравненная Азиль!

Граф сам был неравнодушен к прекрасным глазам нимфы и давно безнадежно вздыхал, завидуя приятелю. Сама же Азиль, как нарочно, обошла его своим вниманием, объяснив это туманно и непонятно, как и все, что она когда-либо объясняла, как-то вроде «тебе это не нужно». Не иначе, от зависти его светлость и присоединился к насмешнику Лаврису, потому что обычно он не имел склонности издеваться над несчастными товарищами, которых поднимали ни свет ни заря и отправляли в поход в состоянии жестокого похмелья.

— Отвяжитесь, — проворчал Элмар. — Без вас голова трещит…

— Ах вот оно что! — дружным хором вскричали друзья паладины и заржали так, что их кони испуганно шарахнулись.

— Действительно, — вспомнил Орри, — Азиль упоминала о каких-то ночных возлияниях… И где же это ты так набрался, дружище?

— Дома, — проворчал Элмар. — Азиль ушла гулять, а мы посидели, выпили… Стоп, а с кем это я вчера пил?

Последовал новый взрыв хохота, конь Элмара шарахнулся так, что принц-бастард чуть не вылетел из седла.

— Вспоминай, вспоминай! — простонал кавалер Лаврис. — Может ты даму привел? Может, она до сих пор у тебя дома спит и не понимает, куда ты делся?

— Какую еще даму? — сердито огрызнулся Элмар. У этого Лавриса все мысли только об одном, нет чтоб о предстоящей битве задуматься! Наткать бы его носом в тролля хоть раз, чтобы осознал… — Разве бы я с дамой всю ночь вино хлестал? Нет, а действительно, с кем же я пил?.. Тханкварра!!! — вдруг взвыл он и в отчаянии хлопнул себя ладонью по лбу. Пластинчатая перчатка звонко лязгнула о шлем, отчего в голове у героя зазвенело. — Я же совсем про нее забыл!

— Значит, все-таки дама, — сделал вывод кавалер Лаврис.

— Какая дама! — застонал Элмар, разобравшись, наконец, что за «новая служанка» попалась ему сегодня в коридоре и почему его все утро преследовало чувство, будто он что-то забыл. О боги, стыд-то какой! Что она подумает о мире, в котором даже принцы, получившие королевское воспитание, слоняются по дому в неподобающем виде и хамят дамам, спьяну забыв, кто перед ними! — Ну вас всех в задницу с вашими дамами! Мне король переселенку поручил для адаптации, а я привел ее домой, напоил и забыл про нее! Ой, тханкварра… Это же я на нее наткнулся в коридоре… Еще подумал, что это новая служанка…

— И что ты ей сказал? — тут же поинтересовался Орри.

— Не помню… Да какая разница, что я ей сказал, достаточно того, что я был совершенно голый!..

— Бедная девушка! — счастливо вскричал Лаврис. — Ее сердце разбито навеки!

Элмар прикусил язык, проклиная свою болтливость, но было уже поздно.

Поход обещал быть веселым.

— Ну он у тебя!.. — в который раз восхищалась Ольга, разводя плечи и сжимая кулачки, чтобы изобразить мускулистого принца. — Культуристы в пыль не попадают! Никогда в жизни такого мужика вблизи не видела!

— Да, — улыбнулась Азиль, — Элмар красивый… Говоришь, он тебя не узнал? С похмелья с ним и не то бывает.

— Ой, и не только с ним. Я сама сначала подумала, что мне все по пьяни приснилось и не могла понять сперва что с нашей общагой, а потом — где я вообще… Выхожу в коридор, направляюсь на кухню покурить, и вижу — мне навстречу топает здоровенный качок, в чем мать родила… Ничего так, пробуждение?

Девушки рассмеялись и продолжили завтрак. Они сидели на кухне, пристроившись на подоконнике, чтобы не мешать кухарке, поглощали яичницу прямо со сковородки и веселились, вспоминая суматошное утро.

— А куда он так срочно собирался, что такой шухер по всему дому навел? — спросила Ольга.

— В поход, — пояснила нимфа. — Иногда их срочно вызывают, не предупреждая, и тогда получается вот такое, как сегодня. Это еще ничего, Элмар по крайней мере живет у себя дома и его всегда можно найти на месте. А вот Лавриса, к примеру, вечно приходится по борделям вылавливать… Что я такого смешного сказала?

— Ой… — Ольга согнулась пополам от хохота. — Я просто представила себе такой вот крик и грохот рано утром под окнами только что уснувшего борделя…

Азиль тоже рассмеялась.

— А я вот представила себе, что будет с бедным Элмаром, когда он все вспомнит.

— Что — все?

— Кто ты такая и что делаешь у него в доме. Он всегда так — напьется, отчебучит чего-нибудь, а наутро в нем королевское воспитание просыпается, и начинаются жестокие угрызения совести. «Ах, как я мог, ах, я же первый паладин, ах, как же это недостойно, да как же мне не стыдно!» и все такое. Вот он вспомнит, что ему король поручил с тобой заниматься, а он первым делом наклюкался и о его поручении забыл, и как начнет переживать! А потом еще вспомнит, что он тебя бросил на произвол судьбы и даже слуг не предупредил, и его совсем совесть замучит. Уж не знаю, помнит ли он, что он нас знакомил, если помнит, то еще ничего… А уж когда он вспомнит, что ходил в непотребном виде в присутствии дамы, да еще из другого мира, он вообще со стыда сгорит.

— Ах, как же это недостойно! — вскричала Ольга и девушки снова дружно расхохотались. Кухарка покосилась на них с явным неодобрением.

— А что мы будем делать? — спросила Азиль, когда они закончили завтрак и насмеялись вдоволь. — Ты не знаешь, как занимаются адаптацией переселенцев? У меня опыта в этом деле нет.

— У меня есть, — хихикнула Ольга. — Надо сесть в библиотеке, набрать вина побольше и квасить всю ночь. Во всяком случае, Элмар это делает так.

— Я так не умею, — засмеялась нимфа. — Я столько не выпью. Наверное, тебе надо что-то рассказывать? А что, например? Элмар тебе что рассказывал?

— О себе, о королевской семье, об эльфах и о своем кузене… А в основном о классической поэзии. А еще я его спрашивала о его подвигах, но он поскромничал. Может, ты расскажешь?

— О подвигах… — Азиль сразу как-то посерьезнела и оглянулась на кухарку, — пойдем, наверное, действительно в библиотеку… А еще лучше, пойдем в твою комнату. Ты будешь располагаться, а я тебе что-нибудь рассказывать.

— Доброе утро, ваше величество! — в дверь кабинета просунулась улыбающаяся мордашка Жака и повела глазами вокруг. — Вы заняты? Я вам буду нужен?

— Подожди, — кратко бросил король, указывая на диван, и снова обратился к секретарю. — Я приму его завтра в девять утра. Сегодня не получится, сегодня я всю вторую половину дня буду в департаменте Порядка и Безопасности. Если что-то срочное, пусть меня ищут у Флавиуса. На десять вечера придешь… нет, у тебя рабочий день закончится в восемь, пусть придет Антрас. Сюда, в кабинет, надо будет написать несколько писем. И вызови мне сейчас казначея, со всеми рабочими документами, мы поработаем с бюджетом на будущий год. Счеты пусть захватит, а то он в уме складывать не умеет, и приходится по полчаса ошибку искать. Все ясно? Работай.

Секретарь с поклоном отступил от стола, спрятал в папку исписанные листки, снова поклонился и удалился.

— Как дела? — спросил король, когда за ним закрылась дверь. — Ты хоть спал сегодня?

— Немного, — кивнул Жак. — Когда Тереза ушла.

— Рассказал?

— Рассказал, — вздохнул Жак.

— Все?

— Нет. До того места, как я попал в Ортан. Я подумал… что вы…

— Что я буду против? Я же сказал — можешь рассказывать.

— Про все? Про слонов тоже?

Король грустно усмехнулся.

— Что вам всем дались эти слоны? Очень даже милые были слоны, и ничего страшного в них не было… Ты же рассказал ей про хлеборезку? И про свою способность к трансформации? И про свой страх? Ведь рассказал, не постеснялся?

— Рассказал. — Жак нахмурился.

— И как она отреагировала?

— Ей было меня очень жалко.

— Так вот, Жак, раз уж ты решил второй раз просить у меня разрешения… — Король задумчиво повертел в руках карандаш. — Ты сам понимаешь, что я могу быть против чего-то, но не можешь определиться, чего именно, вот и вспоминаешь этих несчастных слонов. А на самом деле дело совсем не в том, что я хотел бы скрыть какие-то факты из своей биографии. Я не сделал ничего такого, чего следовало бы стыдиться. Но зная тебя… пожалуй, одно ограничение должно быть. Единственное. Если после твоего рассказа твоей девушке станет жалко меня, я на тебя очень обижусь. Тебе понятен ход моих мыслей?

— Понятен, — вздохнул Жак. — Но, ваше величество, вы ставите передо мной неразрешимую задачу. Я не вижу, как это все можно рассказать так, чтобы не вызвать к вам сочувствия. Даже если перечислить одни голые факты.

— Не можешь — не рассказывай. Я поставил тебе условие, как ты собираешься его выполнить — твое дело. В конце концов ничего страшного не случится, если Тереза не узнает о том, как мы с тобой познакомились. А если уж ты твердо намерен рассказать, то опусти свои сочувственные комментарии. Нет ничего противнее, чем несчастный король, которого жалеют подданные. Ты со мной согласен?

— Вам виднее, — пожал плечами Жак.

— Значит, не согласен. — Король снова грустно усмехнулся. — Я так и думал. Ладно, с этим закончим. Ты сейчас в состоянии работать?

— Вполне, — с готовностью отозвался Жак. — А что? Надо о чем-то подумать? Или пошутить вам про что-нибудь?

— Нет… А разве я тебе вчера не сказал? Забыл, наверное. У нас опять пополнение.

— Опять? Кто на этот раз?

— Молодая девушка, конец двадцатого века, очень интересная. Тебе понравится. У нее такая же забавная речь, как и у тебя.

— Конец двадцатого? Что-то нам везет на двадцатый, вам не кажется? Это уже четвертая. А где она сейчас?

— У Элмара. Я потому и прошу тебя ею заняться. Вообще-то, я надеялся дать тебе немного отдохнуть и поручил ее Элмару. А его сегодня утром срочно вызвали в поход. Так что, уж извини, придется тебе поработать.

— Нет проблем, ваше величество. Конечно, поработаю. Ну, я пошел?

— Иди. И, Жак… если тебя опять начнут мучить кошмары, не стесняйся, приходи ко мне. Слонов я тебе, конечно, не обещаю, но напоить до беспамятства могу.

— Спасибо, ваше величество, — засмеялся Жак. — Только как же я без слонов? Без слонов никак нельзя!

Он легко подхватился с дивана, лихо сбил набекрень берет и вышмыгнул за дверь. Король посмотрел ему вслед, продолжая грустно усмехаться своим мыслям.

Глава 3

Он прекрасно помнил тот день, когда впервые увидел это удивительное существо. День был сам по себе незабываемый, уж нечего сказать. Он тогда должен был присутствовать на праздничном представлении в честь помолвки кузена Интара и сидеть в королевской ложе вместе со всей семьей, но, узнав про загадочную находку, не смог бороться с любопытством и решил лучше опоздать на официальное мероприятие, но в загадке разобраться. Тем более его положение позволяло ему не только опаздывать, но и вовсе пренебрегать всякими мероприятиями в интересах короны. А интересами короны он мог объявить что угодно, все равно никто бы не стал проверять.

Первое, что бросалось в глаза при виде пленника, был страх. Парень был насмерть перепуган, и притом давно. Командир патруля, поймавшего его неподалеку от южной границы, утверждал, что юноша был на грани истерики и не подпускал к себе никого, угрожая взорвать все вокруг, пока его не убедили, что они не мистралийцы, а ортанские пограничники. Из чего следовало, что этот человек бежал из Мистралии и там его чем-то очень сильно напугали. Само по себе это было не удивительно, из Мистралии бежали все, кто только мог, жить там было невозможно. Странным было другое. Парень совершенно не ориентировался в окружающем мире, говорил непонятные вещи и имел при себе несколько предметов неизвестного назначения, с которыми расстался неохотно и просил их не трогать и не разбирать во избежание неприятностей. Объяснять что-либо он напрочь отказался, заявив, что расскажет все без утайки, но не более не менее как самому королю, потому как всех остальных боится и никому не доверяет. Больше всего, как показалось всем, кто с ним общался, он боялся попасть назад в Мистралию.

Получив первое впечатление, глава департамента Порядка и Безопасности принц Шеллар тут же закрыл окошечко на двери камеры, чтобы первое впечатление не смешалось с потоком последующих, и подождал немного, чтобы придать ему устойчивости. Шеллар доверял своей интуиции и всегда придавал значение первому впечатлению. Начальник королевской тайной службы безопасности почтительно стоял рядом и ждал приказаний.

Подумав немного, Шеллар снова заглянул в окошко. Пленник снова вскинулся и обернулся на звук. На вид ему было не больше двадцати лет. Невысокий крепыш в изрядно потрепанной униформе мистралийской тайной полиции без знаков различия. Миловидное круглое лицо с небольшим аккуратным носиком, дрожащие губки бантиком, испуганные зеленые глаза. Он смотрел на окошечко, из которого за ним наблюдали, со странной смесью страха, отчаяния и надежды. Со второго взгляда он вызывал симпатию.

— Его допрашивали? — спросил Шеллар, закрывая окошко.

— Пробовали, господин начальник. Он требует, чтобы его пустили к королю, и все тут.

— Какое воздействие оказывали?

— Пугать пробовали и уговаривать. Но без толку. Его чем-то до нас так напугали, что нас он уже не боится. И уговоров не понимает. Бить мы его, правда, не пробовали. Вы не распоряжались, и я на свое усмотрение счел это нецелесообразным. Он настроен не враждебно, даже я бы сказал достаточно конструктивно и желает сотрудничать, единственное, что его останавливает, это страх. А если с ним обойтись жестко, он станет относиться к нам, как к врагам. А информация, которой он владеет, может быть действительно важной.

— Я понимаю, — прервал его глава департамента. — Ты совершенно прав, Флавиус. С ним вполне можно договориться по-хорошему, и я сам попробую это сделать. Беспокоить его величество, конечно, не стоит, надеюсь, меня ему будет достаточно. Кстати, он пояснил, чего конкретно он боится?

— Конкретно он боится, что кто-то из сотрудников департамента может работать на мистралийскую разведку. А как только его показания попадут к ним в руки, они передадут сведения о нем своим хозяевам, после чего его найдут, похитят и страшно подумать, что сделают. Мне он тоже ничего не сказал. Доставить его в кабинет?

— Да. Только не в кабинет для допросов, а в мой.

— Будет сделано, господин начальник.

— Здравствуйте. Меня зовут господин Шеллар, я глава департамента Безопасности и Порядка. Представьтесь, пожалуйста, и побеседуем.

— Меня зовут Жак, — неохотно сказал перепуганный парень и опустил глаза. — Я уже говорил, что буду беседовать только с королем.

— Король не будет с вами беседовать, господин Жак. Просто потому, что он вообще не занимается вопросами разведки. Это моя сфера деятельности. Если вас это утешит, я член королевской семьи, принц и четвертый наследник, и я представляю здесь его величество. Поэтому вы будете беседовать именно со мной. Все равно, даже если король и захочет вас выслушать, он сделает это в моем присутствии или же передаст мне все сведения, которые вы ему сообщите. Так что для вас не имеет никакого смысла настаивать на личной беседе с ним.

Странный молодой человек по имени Жак оказался напуган до потери способности логически мыслить. Шеллар бился с ним часа два, взывал к его рассудку, легонько пугал, откровенно подлизывался, заводил разговор на отвлеченные темы, пытаясь окольными путями вытянуть из него хоть какую-то информацию, с которой можно было бы работать. Результаты оказались скудными. Единственное, что можно было утверждать достоверно — парень был переселенцем. Он считал время не лунами, а месяцами, совершенно не знал географии и поминал бога в единственном числе. Из этого можно было сделать вывод, что доверчивый переселенец попал в лапы мистралийским спецслужбам и был использован для каких-то неблаговидных дел, причем в такой сфере, где мог получить полное представление о методах работы этих самых служб. Это его и напугало до такой степени. Правда, оставалось неясным, как он ухитрился оттуда сбежать и добраться до ортанской границы, не попав в руки повстанцам. Хотя возможен вариант, что у них он тоже побывал, и натерпелся страху еще и от них. Но все это были сплошные догадки, и это только разжигало природное любопытство Шеллара. На церемонию он все равно опоздал, и решил наплевать на нее совсем и все-таки дожать собеседника, чего бы это ни стоило. Он как раз обдумывал следующую линию разговора, когда в кабинет без стука ворвался Флавиус.

— Господин начальник! Ваше высочество! — взволнованно выкрикнул он и осекся, взглянув на допрашиваемого. — Господин начальник… случилось ужасное несчастье…

— Говори, — кивнул Шеллар, недоумевая, что могло заставить невозмутимого Флавиуса так паниковать. — Или это секретно? Я просто не хочу таскать его туда-сюда, если информация не особо конфиденциальна.

— Что тут может быть секретного, уже весь город знает… Ужасное, чудовищное преступление! В королевской ложе произошел взрыв неизвестной природы…

— И? — глава департамента застыл, внезапно захваченный незнакомым доныне ощущением.

— Вся королевская семья погибла. Все, кто там был. Его величество, оба первых наследника, ее величество королева Роана, юный принц Аллеар…

— Стой… — Шеллар прижал ладони к лицу и закрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями и отойти от шока.

Принца Шеллара всегда считали не совсем нормальным. Это заметили еще когда он был младенцем, и до года все считали его умственно отсталым, потому что он не улыбался, как все дети. Когда в год с небольшим он заговорил, причем сразу связными предложениями, стало ясно, что с умственным развитием у него все в порядке, а дело в чем-то совсем другом. Когда же маленький принц научился читать в два с небольшим, и к четырем годам освоил полный курс арифметики, а также продемонстрировал феноменальную память, было единогласно решено, что его странности являются неотъемлемым признаком гениальности. А странности были весьма заметные. Ребенок, который никогда не смеется и не плачет, ничего не боится и никого не любит, никоим образом не мог считаться нормальным, будь он хоть сто раз гениален.

Смеяться он научился годам к пятнадцати, и примерно в то же время у него прорезалось чувство юмора и чувство привязанности. Но по-прежнему никто и никогда не видел, чтобы он грустил или плакал, боялся или гневался. Он всегда был неизменно ровным и серьезным, и наставники постоянно ставили его в пример кузенам. Только мэтр Истран приходил в отчаяние от бесчувственности юного принца и говорил, что это несомненно результат какого-то проклятия и что это когда-нибудь плохо кончится.

Однажды его пророчество чуть не сбылось, когда Шеллар случайно поймал эманацию стихийного эмпата. Чужое чувство ворвалось в его сознание и пронеслось по нему, как орда варваров по спящей деревне. К счастью, мэтр был рядом и успел экранировать его от эманаций прежде, чем он успел упасть в обморок. А потом старый маг объяснил принцу просто и доходчиво, что если он не постарается хоть немного научиться чувствовать, это может для него действительно плохо кончиться. «Однажды, — сказал он, — вы столкнетесь в своей жизни с чем-нибудь таким, к чему просто не сможете оставаться равнодушным. И можете себе представить, что с вами будет. Хорошо, если вы просто потеряете сознание. А можете и сойти с ума».

С тех пор прошло много лет. Принц Шеллар честно постарался чему-то научиться, штудируя книги по психологии, хотя его успехи были весьма скромными. А слова мэтра о возможном безумии он запомнил накрепко. Поэтому сейчас он постарался приложить все усилия, чтобы справиться с внезапно вспыхнувшим в нем чувством невероятной силы. Для него невероятной, разумеется.

Он попытался найти логическое решение своей проблемы и вспомнил, что об этом говорилось в трудах психологов. От разрушительного действия скорби нужно отвлечься. Нельзя плакать, впадать в истерику и предаваться горю. Он должен работать. Да, правильно — он должен делать свое дело. Собирать информацию, искать убийц, вести расследование. Именно он сам, а не рядовые сыщики из службы порядка. Убийство королевской семьи — это не покража трех рулонов полотна из купеческой лавки.

Взять себя в руки. Забыть о том, что он только что потерял свою семью, всех, к кому он был привязан, кого считал родными, всех, кто его любил… Он глава департамента, и он должен работать… Стоп. Глава департамента? О, нет. Уже нет…

Эта внезапно озарившая мысль снова повергла его в шок. Это трудно было осознать сразу.

— Ваше высочество… — осторожно подал голос притихший Флавиус. — Простите… я позволил себе… я повел себя непростительно легкомысленно, сообщив вам об этом так резко и неожиданно… Я не подумал, что это может быть для вас… слишком… ради всего святого, скажите что-нибудь! Как вы себя чувствуете? Может быть, следует позвать кого-нибудь?.. Или дать вам воды? Или… Скажите хоть что-нибудь!

— Стой, — повторил Шеллар. — Не надо. Лучше скажи, кто остался. Хоть кто-нибудь остался?

— Никого, — виновато сообщил Флавиус. — Все, кто был в ложе…

— А кого не было в ложе? Кроме меня? — как только он начал думать о деле, ему стало легче, и Шеллар поторопился продолжить расспросы.

— Насколько мне известно, принц Мафей не был допущен на церемонию в наказание за какую-то шалость, и мэтр Истран как раз занимался его воспитанием. И все. Ну, разумеется, принц-бастард Элмар в отъезде, но вы это и сами знаете.

— Так… — сказал Шеллар, тяжело поднимаясь из-за стола. Ясность мысли быстро возвращалась. Он отошел к окну, отвернулся, постоял несколько минут, комбинируя и просчитывая варианты. Потом спросил: — Много народу знало, что меня нет в ложе? Кроме погибших, разумеется?

— Только мэтр Истран и стражники, которые видели вас здесь.

— Останки опознаваемы?

— Я не видел лично, но после взрыва такой силы… Не думаю.

— Значит так. Подними всех доступных агентов и брось на связь. Во-первых, предупредить Костаса, чтобы привел полицию в боевую готовность и ждал приказа. Я думаю, это переворот, и в ближайшие часы кто-то полезет на трон. Как только мы это узнаем, мы задавим их, пока они не успели развернуться. Во-вторых, постарайся сделать так, чтобы меня опознали среди останков. Они могут не вылезти на свет, если узнают, что я жив. Могут даже начать охоту. В ложе было полно приближенных лиц, количество трупов будет трудно определить, многие будут вообще в виде фрагментов. Возьми мою звезду и кольцо, пусть твои агенты подбросят на место взрыва. Не забудь звезду погнуть и испачкать. В-третьих, пусть предупредят Красса, чтобы стража тоже была готова и ждала приказа. В-четвертых, обязательно пошли кого-нибудь к Орри, пусть срочно соберет паладинов в штаб-квартире, иначе в городе их перебьют по одному. А главное — пусть предупредят мэтра Истрана, чтобы забрал Мафея и прочих магов и немедленно покинул дворец. Пусть спрячутся здесь, в здании департамента. Паладины пусть тоже подтягиваются сюда, когда соберутся.

— Будет сделано, — кивнул Флавиус с видимым облегчением.

— И еще, обязательно запаситесь полиаргом в достаточном количестве, скорей всего это окажется религиозный орден.

— Будет сделано, ваше высочество, — снова кивнул Флавиус и указал на упрямого беженца, который все это время сидел, вжавшись в свой стул, как перепуганный мышонок. — Этого в камеру?

— Не надо. Я все-таки закончу с ним. Когда определимся с противником, доложишь, и я буду думать дальше. А пока у меня есть время, которое надо чем-то занять. Вот им я и займусь… Да, если вдруг к нам заявится новый начальник департамента — мало ли, вдруг они настолько обнаглеют — тащи его в подвал, — он заметил, как притихший было Жак весь содрогнулся на последнем слове и запомнил это на будущее, — зови меня, и… — Шеллар покосился на Жака и решил воздержаться от подробностей. — И я с ним побеседую.

Начальник службы безопасности почтительно склонил голову.

— Я все сделаю, ваше величество.

На этот раз в его голосе было еще больше почтения, чем раньше. Разведчик, он все понимал.

— Сделай, Флавиус. — негромко попросил Шеллар. — И я тебя не забуду. Мое место уже можно считать свободным, а Костас слишком стар для такой должности.

Флавиус молча поклонился.

Когда за Флавиусом закрылась дверь, Шеллар подошел к сейфу, где за стопкой документов у него стояла бутылка коньяка, и достал ключ. Потом подумал и снова спрятал. Нельзя. Голова должна быть если уж не совсем ясной, то хотя бы трезвой. Лучше закурить. Он достал трубку и, набивая ее, заметил, что у него трясутся руки.

Раскурив трубку, он, наконец, сел за стол и внимательно посмотрел на несговорчивого господина Жака. Тот все еще сидел, съежившись на своем стуле, но в глазах у него был уже не страх, а невыразимое сочувствие, которое он не решался высказать.

— Я тебя слушаю, — сказал Шеллар.

— Сейчас? — как-то неуверенно переспросил Жак.

— А что, ты хочешь для верности подождать официальной коронации?

— Нет, — тихо ответил Жак. — Я понял, что вы теперь король. Только… Вы действительно хотите слушать сейчас?

— Отчего же нет?

— Ну… я подумал, что вам сейчас не до того… У вас такое случилось… А тут я со своими проблемами… Может, ну их на фиг, что я, не успею вам в другой раз рассказать? Вам ведь плохо, вы на себя в зеркало посмотрите. Хоть выпейте что-нибудь, или поплачьте, или… я не знаю… На вас смотреть страшно.

— Спасибо, конечно, что ты заботишься о совершенно чужом тебе человеке, — слегка удивился Шеллар. — Но не стоит. Мне действительно плохо, ты прав, но я не могу предаваться переживаниям. Не время. Нельзя. Надо отвлечься какой-нибудь работой. Вот, например, выслушать твою информацию и найти ей применение. Так что давай, рассказывай. Если ты действительно хочешь мне чем-нибудь помочь, дай мне пищу для размышлений, чтобы я мог думать о чем-то, кроме… сам понимаешь. Если тебе страшно смотреть, можешь отвернуться.

И зачем-то добавил:

— А плакать я не умею.

И Жак рассказал. Все, что мог рассказать, ни о чем не умалчивая и ничего не приукрашивая в свою пользу. Откровенно. Честно. Как праведный христианин на исповеди. Видимо, у бедняги не первый день нервы были на пределе, и ему самому до боли хотелось выговориться. Хоть кому-то рассказать, поделиться, выплеснуть весь тот ужас, что ему довелось пережить. И, выслушивая его рассказ, Шеллар мрачнел на глазах. Правление обещало быть веселым. Мало того, что начинается с крови и предательства, так еще в обозримом будущем можно ожидать войны. Причем почти обреченной на поражение. Кто бы мог подумать, Мистралия! Ее уже никто не принимал всерьез, эту многострадальную страну, разоренную пятью переворотами. На нее уже косились, облизываясь, все короли континента… Понятно, почему ни один агент не смог выбраться из Кастель Милагро, теперь-то понятно. Вот они чем там занимаются. Боевые машины, это надо же додуматься… Хотя что им осталось, после того как они последовательно истребили всех мало-мальски стоящих магов. Агенты неоднократно докладывали, что Мистралия бешеными темпами развивает тяжелую промышленность, и никто не мог понять, зачем. А вот зачем, будем знать теперь. Затем, чтобы к тому времени, как инженер закончит чертежи боевых машин, база для производства была готова…

— О чем вы думаете? — спросил Жак.

— Извини, — спохватился Шеллар, — Я отвлекся. Продолжай.

— Да в общем, это все. Больше я никого не встретил в этих горах, пока не наткнулся на ваших пограничников… — он запнулся, замолчал, словно не решался что-то сказать. Потом спросил тихо: — Вы меня презираете?

— Тебя это так волнует? После всего, что с тобой было, тебе еще не безразлично, что о тебе думают?

— Смотря, кто думает. Ваше мнение мне не безразлично.

— Ну, раз тебе так интересно, скажу. Ничего похожего на презрение у меня и не мелькало. Это королевские паладины могут себе позволить презирать всех и каждого за малейшее отклонение от кодекса чести, а я всю жизнь работал в Управлении Порядка и Безопасности, и уяснил для себя несколько полезных вещей. Например, что не бывает абсолютного зла и абсолютного добра. Кроме того, все люди имеют достоинства и недостатки, и дело только в наборе и соотношении. А еще я весьма прагматично смотрю на большинство вещей, в том числе на этику. Ты ведь больше всего переживаешь из-за того парня, которого ты искалечил, верно? Так вот, если хочешь знать, на твоем месте я бы нажал кнопку, не дожидаясь, пока мне пригрозят смертью, а просто рассудив, что мой отказ ничего не изменит и ничем не поможет этому несчастному, а вот мне может стоить жизни. Я уверен, ты тоже прекрасно это понимал, но что-то тебе не позволяло прислушаться с голосу рассудка. Тебе пришлось дождаться, пока заговорит страх. Его голос ты слушаешь хорошо.

— Да, — печально согласился Жак. — Я трус и я это знаю.

— И очень жаль, — вздохнул Шеллар. — Это означает, что для разведработы ты не годишься.

— Для разведработы? — с откровенным ужасом в голосе повторил Жак. — Нет, только не это… Я вас умоляю, не надо… опять…

— Успокойся, в подвалы никто тебя не потащит. И принуждать тебя никто не собирается. Ты действительно не годишься, и использовать тебя таким образом нерационально.

— А вы собираетесь меня как-то использовать? — в голосе беглого переселенца зазвучала горечь человека, доверившегося и обманутого. — Рационально? А это как? Тоже танки? Так я не умею. Или у вас тоже есть свой Кастель Милагро со своими подвалами, набитыми приборами, где трудятся на благо новой родины переселенцы? А может, у вас тут подпольная мегасеть действует и у вас острая нужда в ломовиках? Так вы не стесняйтесь, меня же очень легко… использовать. Ствол к виску — и я весь ваш.

— Прекрати, — резко оборвал его Шеллар, поскольку тут уже запахло истерикой. — Не придирайся к словам. И не говори ерунды. За кого ты меня принимаешь?

— За человека, который весьма прагматично смотрит на этику, — угрюмо ответил Жак и уставился в пол.

Шеллар выбил трубку и стал набивать ее снова. Разговор ушел совсем не в то направление, которого он хотел. Нужно было что-то исправлять, и срочно, иначе этот перепуганный переселенец действительно решит, что его опять поволокут в подвал и начнут угрозами принуждать к сотрудничеству. А этого нельзя было допустить ни в коем случае. Трус он там или нет, а работать под принуждением он не будет, проверено на практике. Недостаток воли и смелости у этого парня вполне компенсируется хитростью и умом, и сбежать он ухитрится откуда угодно. По-хорошему с ним надо, только по-хорошему. Он раскурил трубку и продолжил разговор.

— Но это же не значит, что я полный моральный урод, — сказал он. — Тем более с точки зрения рациональности, тебя вообще не стоит использовать под принуждением. Как, впрочем, любого человека. Ты считаешь, что использовать людей вообще безнравственно? Использовать можно кого угодно. Надо только делать это так, чтобы используемый не страдал, а напротив, чтобы ему было приятно и интересно. Вот сам ты, например, чем бы хотел заниматься? Тебе ведь все равно придется как-то устраиваться в этом мире, чем-то зарабатывать на жизнь…

— Занятное рассуждение, — усмехнулся Жак. — Это следует расценивать как подхалимаж?

— А что, можно расценить это как угрозу? Ты меня что, за дурака держишь? Один дурак уже попробовал тебя принуждать, и я вижу, что у него из этого вышло. Успех налицо. Прямо-таки блестящий. Теперь я, наконец, зашлю агента в этот проклятый замок…

Возможно, они спорили бы еще дольше, если бы их не прервал господин Флавиус.

— Прошу меня простить, — сказал он, входя в кабинет. — У меня новости. Когда и где изволите выслушать?

— Здесь и сейчас, — сказал Шеллар. — Можете говорить в присутствии молодого человека, мы с ним почти сработались. Так что?

— Власть захватил орден Небесных Всадников. Первосвященник Балмон уже обратился к народу с проповедью о том, что исполнилось пророчество и пала прогнившая династия… Подробно излагать?

— Подробно не надо. Я что-то такое и предполагал. Дальше.

— Только что он издал указ, которым запретил все магические и мистические школы, кроме своей. Новый глава департамента уже назначен и прибыл. Мэтр Истран… — Флавиус замялся. — Его не нашли. Он получил сведения, что в столицу возвращается принц-бастард Элмар, и поспешил, чтобы его встретить и предупредить. Вы же понимаете, если…

— Понимаю. Продолжай.

— В его отсутствие за ним пришли пять воинов ордена с полиарговой сетью, ошейником и наручниками. Принц Мафей был один. Вероятно, мальчик очень испугался. Верхняя северная башня разрушена полностью, среди развалин уже нашли обрывки полиарговой сети и… э-э… останки, если можно так выразиться, всех пяти воинов ордена. Принц исчез, предположительно телепортировался в неизвестном направлении.

— Дальше.

— Новый глава департамента, брат Тиффан, ожидает вас в подвале. Изволите пройти?

— Изволю, — кратко ответил Шеллар и встал из-за стола. Затем обернулся к Жаку. — Ты посиди пока тут. Я скоро вернусь, и мы договорим.

— А вы в подвал? — поинтересовался переселенец. — Беседовать?

Его тон не оставлял сомнений в том, что договориться будет крайне сложно. Но уговаривать его дальше у Шеллара уже не хватило терпения. Оно просто вдруг кончилось, словно лопнула невидимая струна под неловкими пальцами пьяного барда, и всякие практические соображения начисто смело неодолимое желание заткнуть рот этому трусу и дать выход своим разбушевавшимся эмоциям.

— А что ты думал? — с непривычной для него самого злостью в голосе произнес глава департамента. — Что я буду церемониться со сволочами, которые убили мою семью? Что я их буду уговаривать, как тебя? Ты знаешь, что Аллеару было четыре года? Или ты думаешь, что люди, способные ради власти убить ребенка, достойны хоть какого-то сочувствия? Да я с этого нового начальника собственноручно буду шкуру сдирать, пока не расскажет, что у них запланировано дальше, и рука не дрогнет.

— А если он не скажет?

— Не скажет? Ты что, думаешь, что все люди такие же герои, как твой однорукий приятель, а ты какой-то уникум? Дурак ты. Все совсем наоборот. Люди в основном как раз такие, как ты. И все он мне скажет. И мне ни капельки не стыдно. А ты можешь убираться отсюда хоть сейчас, у меня нет ни времени, ни желания с тобой сопли развозить. Нужен ты мне! Возьми в верхнем ящике стола пропуск и выметайся, чтоб я тебя больше не видел!

В коридоре Флавиус спросил:

— Ваше высочество, позволено ли мне будет поинтересоваться, как ваши успехи с этим юношей?

— Позволено, — кивнул Шеллар. — Он мне все рассказал. К сожалению, к дальнейшему сотрудничеству его склонить не удалось. Зря я так вспылил, конечно… Но достал он меня с этим подвалом. Слишком уж его напугали в Кастель Милагро.

— Не похоже, чтобы его пытали, — заметил Флавиус.

— Нет, ему только показывали. Этого ему хватило, чтобы составить мнение о мистралийцах. После этого он бросился к нам и сдал их с потрохами. Мне бы не хотелось, чтобы он составил о нас такое же мнение, но… что-то я сделал не так. Наверное, я просто не в форме. А жаль.

— Он может быть полезен?

— Именно. Но это тот случай, когда человек должен сотрудничать по своей доброй воле, иначе пользы от него не будет. Мистралийцы, к примеру, попытались его принудить и понесли серьезные потери.

— Он маг?

— Нет. Он переселенец. Но совершенно уникальный. Я тебе потом расскажу.

Прогнозы Шеллара касательно разговорчивости брата Тиффана полностью оправдались. Лишенный возможности пользоваться магией при помощи полиаргового ошейника, пожилой магистр оказался далеко не героем. Выжав из него все, что можно, Шеллар распорядился удавить пленника, и направился к себе в кабинет, на ходу пробегая глазами протокол допроса и одновременно отдавая приказания двум офицерам и верному Флавиусу.

Кабинет был пуст. «Ну и хрен с тобой», — подумал Шеллар и на этом плюнул на своего нового знакомого, пусть делает что хочет, пусть идет, куда хочет, есть дела поважнее. И занялся делами.

События той ночи и следующего дня он помнил плохо. Даже его феноменальная память на этот раз отказала. Воспоминания о битве за столицу были отрывочны, несвязны и перепутаны по времени.

Он помнил, как сидел в кабинете, выслушивал доклады и отдавал приказы. Помнил, как долго стоял у окна и думал, просчитывая возможные варианты развития событий. Как он оказался на улице — не помнил. Помнил только холодный ветер, продувавший плащ.

Он помнил, что носился по городу, как подстреленный гоблин, расставляя полицейские патрули и собирая разбежавшихся магов. Помнил, как несколько раз где-то выступал перед народом. Где он встретил Элмара — не помнил. Помнил только его счастливые глаза, ярко-синие на загорелом лице, и радостный крик «Шеллар! Ты жив!»

Он помнил, как брали штурмом королевский дворец, где засели заговорщики. Как шли по мраморной лестнице королевские паладины в пешем строю, и над ними висели, переливаясь разными цветами, ауры защитных заклинаний. Это было красиво. Помнил, как летали над дворцом огненные шары, ледяные стрелы, молнии, слепящие радуги и прочие атрибуты битвы магов. Это тоже было красиво. Как он оказался под обстрелом — не помнил. Помнил только, что увидел топтавшийся без командира отряд полицейских и подумал, что они так и протопчутся на месте, если им ничего не приказать.

Он помнил, как шел вместе с этим отрядом. У него в руках был боевой арбалет, над его головой свистели стрелы и летали молнии, но ему не было страшно. Он не умел бояться. Помнил, как Элмар прикрывал его своим щитом и ругался: «Куда ты прешься, тханкварра! Ты же стрелять толком не умеешь, боец из тебя, как из тролля алхимик! Какого демона ты под стрелы полез? А если убьют? Что мне тогда делать? Собственную задницу на трон громоздить? Хоть меня бы пожалел, если себя не жалко!» Как все кончилось — не помнил. Помнил только, как Элмар встал на одно колено и присягнул ему на верность. И вслед за ним все паладины. Это тоже было красиво, и в тоже время дико и ненормально.

Вечером этого же дня, когда все было кончено, нашелся Мафей. Его привели какие-то патриотически настроенные горожане, которые прятали его у себя со вчерашнего дня. А еще они принесли неизвестного героя, который спас принца от магистров Ордена, пытавшихся его схватить. Неизвестный герой пребывал в бесчувственном состоянии, тоже со вчерашнего дня. На нем была все та же потрепанная мистралийская униформа без знаков различия.

Пока Шеллар думал, что сказать, Элмар, который в таких случаях не имел склонности думать вообще, а действовал исключительно на эмоциях, в порыве душевного подъема и обезумев от радости, пригласил всех во дворец. Точнее, в то, что от него осталось. Горожане, в свою очередь обалдевшие от такой демократичности, немедленно изъявили желание рассказать принцам историю весьма удивительную и достойную восхищения. Мафея хотели увести в его покои, чтобы успокоить и уложить спать, но он разревелся еще сильнее и заявил, что ни на шаг не отойдет от своего спасителя, пока не убедится, что с ним все в порядке. Тогда ему позволили остаться при условии, что он немедленно прекратит рев, не подобающий принцу. Мафей мгновенно притих. В конце концов все расселись прямо в королевской столовой, куда натащили из кухни вина и легких закусок, и горожане с принцем изложили обещанную историю.

Принца Мафея поймали в доме Элмара, где он попытался спрятаться. Поскольку появление Элмара в городе было для ордена нежелательно, а появиться он мог в любой момент, — его соратница, волшебница Этель прекрасно владела телепортацией — в дом пришли несколько магистров ордена, чтобы устроить засаду. И наткнулись на Мафея. Поскольку после побоища во дворце сил колдовать у маленького эльфа не осталось, он поступил, как обычный напуганный ребенок — бросился бежать. Догнали его уже на улице, начали хватать и вязать. Он стал орать и сопротивляться, чем привлек всеобщее внимание и собрал вокруг себя толпу. И вот, когда его уже схватили, опутали сетью, застегнули наручники и стали надевать ошейник, из толпы выскочил странный молодой человек и возмущенно завопил:

— Мужики, у вас что, мульки выбило? Что вы с ребенком делаете?

Пять магистров удивленно остановились, оглядели наглеца и велели проходить, пока его не арестовали за противодействие властям. Наглец и не подумал уходить, повернулся к толпе и закричал:

— А вы чего стоите? Вас тут толпа, а их только пятеро! И вы все смотрите, как пять взрослых жлобов истязают ребенка!

— Это государственный преступник, — объявил один из магистров. — И ты тоже, как я вижу. Арестуйте его, братья, за подстрекательство к бунту. А вы все разойдитесь, — обратился он к толпе.

Толпа заколебалась. И тут маленький принц заорал:

— Вы все сволочи! Вы подлые убийцы! Вы мою маму убили! Приедет кузен Элмар, он вам всем покажет!

— Да это же принц! — крикнул кто-то в толпе.

— Точно, это принц! — поддержал другой голос. — А я все понять не мог, что у него с ушами не так!

— А говорили, что династия пала!

— Врали! А герой Элмар? Он ведь правда приедет!

— Уж он приедет, он тут всем покажет!

— Мы и сами покажем! Мужики, поможем герою! Бей гадов! Мочи их! — с воодушевлением завопил неведомый наглец и подобрал с земли камень. — Булыжник — оружие пролетариата! Религия — опиум для народа! Эй, ксендзы! Бога нет!

И запустил в магистров своей каменюкой. Но не попал. А один из магистров сделал пару пассов. Отважный агитатор вскрикнул, зашатался и рухнул замертво. Толпа зашевелилась, полетело еще несколько камней, но магистры быстро отгородились защитным полем.

— Ты что с ним сделал? — спросил один.

Тот, что колдовал, удивленно посмотрел на тело и пожал плечами.

— Понятия не имею. Я его хотел только обездвижить.

Магистры стали звать подкрепление, и тут случилось самое удивительное. Лежавший без признаков жизни юноша вдруг открыл глаза, поднял руку и, не вставая, стал чуть пошевеливать пальцами. И тут пошла такая магия, какой горожане отродясь не видывали.

Толпа быстро раздалась, прихватив попутно связанного принца, пока магистры были заняты битвой. А битва была такая, что не приведите боги! В конце концов неизвестный герой разделал всех пятерых магистров гигантской мухобойкой, возникшей из ниоткуда. Но сам так и остался лежать без чувств. Даже глаза закрыл и рукой перестал шевелить. Добрые люди его подобрали и отнесли к лекарю, но тот ничем не смог помочь. А когда беспорядки в городе закончились и люди собрались отвести принца домой, он потребовал, чтобы его спасителя тоже принесли во дворец и высказал надежду, что мэтр Истран сможет что-то сделать. Вот такая вот история.

Выслушав историю, Шеллар поспешил спровадить верноподданных горожан, пригласив их на коронацию в качестве почетных гостей и пообещав выразить свою безмерную благодарность в более подобающей обстановке. Когда гости удалились в совершенном восторге, он первым делом настоял, чтобы принц Мафей покинул столовую и отправлялся спать. Взрослые будут заниматься делом — думать, чем помочь пострадавшему герою, и мешать им не следует. На этот раз принц не посмел возражать.

Шеллар упал в кресло и посмотрел в окно. Солнце клонилось к закату. Прошло немногим больше суток с того момента, как в его кабинет ворвался Флавиус. И почти двое суток с тех пор, как принц последний раз спал. Теперь, когда над городом повисла тишина, когда все закончилось и не надо было больше никуда бежать, Шеллар, наконец, почувствовал, как он устал. У него не было сил даже думать о том, что завтра, и послезавтра, и еще несколько дней ему предстоит опять бегать, высунув язык, и наводить порядок.

Западное крыло дворца сильно пострадало во время штурма, поэтому в свои комнаты он не пошел. Там не хватало нескольких стен, и не было ни одного целого стекла. В спальне, по-видимому, взорвалось несколько огненных шаров, и находиться в ней было невозможно. Поэтому он решил остаться здесь, в уцелевших королевских апартаментах. Здесь же собирались остаться и Элмар с соратниками, и мэтр Истран. Мэтр не хотел отходить далеко от Мафея, а Элмар заявил, что во-первых, ему лень идти домой, а во-вторых он сто лет не видел горячо любимого кузена и намерен провести хотя бы вечер в его обществе.

Больше во дворце никого не было, не считая отряда стражи у парадного входа. Слуги и придворные разбежались, кто еще до штурма, кто после него, и возвращаться не собирались, по крайней мере, до завтрашнего утра. Они были одни в огромном пустом здании.

Элмар, все еще взбудораженный после сражения, сидел за столом, уплетая все, что попадало под руку и влюбленно смотрел на кузена Шеллара. Его синие глаза сияли восторгом. Он просто был рад видеть друга живым и, похоже, ни о чем другом не мог думать. Около него чинным рядочком восседали его соратники по подвигам — лучница Валента, статная рослая девица с роскошной косой, мистик Шанкар, смуглый и черноглазый, с обритой наголо головой, и волшебница Этель, маленькая и щуплая, как девчонка. Мэтр Истран, склонившись над лежащим на диване Жаком, внимательно его осматривал.

«Вот ведь не везет, — подумал Шеллар, по привычке доставая трубку, и вспомнил, что табак у него кончился еще утром. — Этот парень мог бы быть полезен. Сколько он знает такого, о чем мы никогда в жизни не слышали… Как он это сделал? Как он, не имея понятия о магии, ввязался в драку с пятью магистрами и победил? А еще говорил, что он трус…»

Шеллар поднялся и подошел поближе. Жак лежал неподвижно, даже дыхание можно было заметить, только очень внимательно присмотревшись. Его нечесаные каштановые лохмы рассыпались по кремовому бархату обивки, рука бессильно свисала с дивана. Он был похож на тряпичную куклу.

— Допрыгался? — почему-то вслух сказал Шеллар. — Не сиделось тебе в департаменте, пошел на задницу приключений искать…

Он почему-то чувствовал себя виноватым за вчерашнюю вспышку на пороге кабинета. Не надо было так с ним. Не стоило. Можно было договориться по-хорошему, если постараться. Не смог. Нервы сдали.

— Вы его знаете? — поинтересовался мэтр Истран, выпрямляясь и отходя от дивана.

— Немного, — кивнул Шеллар. — Я с ним беседовал в департаменте.

— Мистралийский беженец? — уточнил маг и занял кресло, с которого только что встал Шеллар.

— Теперь — да. А вообще-то он переселенец. Только учтите, это секретная информация только для служебного пользования. Не болтайте.

Он снова посмотрел на Жака, потом на трубку, которую держал в руках, и молча направился к двери.

— Ты куда? — окликнул его Элмар.

— Схожу к себе, — не оборачиваясь, ответил Шеллар. — Табак поищу.

— Не ходи один! — встрепенулся Элмар и подхватился с места, поспешно дожевывая кусок. — Я тебя провожу!

Шеллар хотел напомнить, что он не маленький, но смолчал. Он прекрасно понимал Элмара. Бедняга чуть умом не тронулся, узнав о том, что случилось дома, примчался сломя голову в столицу, чуть не попал в засаду… Он ведь думал, что его любимый кузен Шеллар погиб вместе со всеми. Кто-то даже успел ему сказать, что от его друга детства осталась только серебряная звезда и куча обугленных потрохов… Бедный Элмар чуть не тронулся умом вторично, на этот раз от радости, когда увидел его живым. И теперь он, конечно, будет над ним трястись и всячески оберегать, боясь потерять его снова. Даже если бояться совершенно нечего.

— Я тоже пойду с вами, — сказала лучница, поднимаясь вслед за Элмаром. — А господа маги пусть пока вместе подумают.

«Боги, ну и бардак здесь… — думал Шеллар, осторожно ступая по битому стеклу и перешагивая через обломки мебели. — Завтра надо распорядиться, чтобы начали ремонт. Если начать рано утром и работать полные сутки без перерыва, до послезавтра тронный зал можно будет привести в порядок и короноваться. Тихо и по-быстрому, без всяких празденств и торжеств. Было бы чего праздновать… А все остальное можно будет не торопясь отремонтировать уже после того. Все равно здесь больше никто не будет жить…» Он вспомнил, что завтра рано утром ему предстоит помогать распорядителю церемоний в организации похорон, а именно — опознавать останки родственников, и эта мысль вдруг отдалась болью где-то в глубине глазниц, словно на глаза надавили изнутри. Очень резко и очень больно. Вслед за этим в глазах зажгло, словно в них сыпанули перца. Шеллар остановился и стал тереть глаза, одновременно пытаясь не думать о завтрашнем дне, переключиться на что-нибудь другое.

— Шеллар, что с тобой? — встревожено спросил сзади Элмар, хватая его за плечо. — Тебе плохо? Может, присядешь?

— Просто я не спал прошлой ночью, — ответил Шеллар и послушно присел на опрокинутый шкаф, продолжая тереть глаза. — Что-то глаза заболели… Ничего, сегодня высплюсь, и все пройдет.

— А когда ты ел последний раз? — не унимался Элмар. — Тоже позавчера?

— Вчера, — возразил Шеллар. — Успокойся, я не голоден.

— Ты совсем о себе не думаешь, — упрекнул его кузен. — Посмотри, какой ты худой! А ты ничего не ешь и еще куришь натощак! И не спишь сутками.

— Пойдем, — сказал Шеллар, поднимаясь чтобы прекратить эти нравоучения. — Уже все прошло. Я просто устал. Сумасшедший был день, сам понимаешь, не до еды было…

В его кабинете царил полный разгром. Стол был разрублен пополам. Из разбитого окна свисал труп в бело-голубой кольчуге воинов Ордена. Шкаф лежал посреди комнаты дверцами вниз. Шеллар попытался его поднять, но не смог.

— Дай-ка я, — сказал Элмар и, легко подхватив громоздкий шкаф, одним движением поставил его вертикально. Шеллар выдвинул ящик и обрадовано достал мешок с табаком.

Он немедленно, не отходя от ящика, набил трубку и стал искать по карманам спички. Спички тоже кончились.

— Элмар! — безнадежно воззвал он. — У тебя спичек нет?

— Я не курю, — напомнил Элмар.

— А как же ты в походе без спичек обходишься? Костер там, все такое?

— А зачем мне свои спички, если все мои соратники курят?

Валента молча достала коробок.

— Прошу вас, ваше высочество, — серьезно сказала она, поднося ему горящую спичку. Шеллар быстро прикурил и поблагодарил девушку, чувствуя себя крайне неловко. Такого еще не было, чтобы дамы подносили ему спички.

После нескольких затяжек он понял, что жизнь не так плоха. И что теперь вполне можно вернуться в королевские апартаменты и отдыхать. Что он и сделал.

— Что скажете, господа маги? — спросил Шеллар, когда они снова расселись по диванам.

— Я ничего не понимаю, — пожал плечами мэтр Истран. — Шанкар говорит, что это транс. Странный какой-то транс, я такого не видел.

— Просто очень глубокий, — пожал плечами мистик. — Я тоже не видел. Но это же не значит, что такого не может быть. Наши познания ограничены путями наших учений. Кто-нибудь знает, к какой мистической школе принадлежит этот странный юноша?

— Его высочество, кажется, сказал, что он переселенец, — напомнил мэтр Истран. — Но я никогда не видел переселенца-мага, равно как и переселенца-мистика. Я имею в виду, настоящего мистика, а не простого служителя.

— Должен сказать вам еще одну вещь, которая вас, наверное, еще сильнее озадачит, — продолжил Шеллар, задумчиво потягивая трубку. — Он вообще не маг и колдовать не способен в принципе. Он из мира, в котором магии практически нет. Что теперь скажете?

— А-а, вот оно что! — хмыкнула Этель. — Шанкар, ты, наверное, ошибся. Какой может быть транс, парень просто сгорел.

— Но он ведь жив! — горячо возразил Элмар. — Мы должны попробовать что-то сделать!

— Можно попробовать. Но это бесполезно.

— Что значит — сгорел? — спросила Валента.

— Понимаешь, — пояснила Этель, — Бывает так, что человек, никогда не занимавшийся магией, случайно открывает для себя доступ к Силе. Но он не в состоянии ею управлять, и неконтролируемая Сила сжигает его изнутри.

— А судя по тому, какую огромную Силу он сквозь себя пропустил, — добавил Шанкар, — oн вообще должен был умереть на месте. Но я не ошибся. Это все-таки транс.

— Ну да, пятерых магистров мухобойкой… — проворчал мэтр Истран. — Это же надо было додуматься! Дорвался до Силы на дармовщину… Действительно странно, что он еще жив. Дайте-ка, я на него посмотрю еще раз.

— Посмотрите, пожалуйста, — попросил Шеллар. — Вдруг все-таки можно что-то сделать. Если честно, он мне нужен. Вернее, он нужен короне.

Волшебники вылезли из-за стола и собрались вокруг Жака, оживленно галдя и радостно изучая уникальный случай. Наверно, уже предвкушают, как будут рассказывать собратьям по школе, где были, чего видели, с неприязнью подумал Шеллар. Почему-то ему вдруг стало обидно. Странно, ведь всего сутки назад он и сам рассматривал пришельца в чисто утилитарных целях и жалел, что он не годится для разведработы. А теперь вот, когда он лежит, как неживой, и никто не знает, что с ним делать, почему-то жалко, как родного.

— А откуда ты его знаешь? — спросил Элмар, утаскивая с блюда последний пирожок. — Он твой агент?

— Нет. Я же говорил — он бежал из Мистралии, и я с ним беседовал в департаменте. Он много интересного мне рассказал. А потом сбежал. Как он ввязался в драку с пятью магистрами, он же всего на свете боится… и как он ухитрился дорваться до Силы?

— Знаете, ваше высочество, — серьезно сказала Валента, — люди часто сами не представляют, на что они способны. Он, наверное, увидел, что магистры схватили принца, и сразу забыл о страхе. Так бывает.

Шеллар покачал головой и замолчал, попыхивая трубкой. Потом его посетила мысль.

— А ведь он не знал, что это принц.

— Как — не знал? — удивился Элмар. — Да нашего Мафея кто угодно узнает! Он же такой один во всем мире, наверное.

— Откуда переселенец мог знать, что у нас есть принц-эльф? И что других таких мальчиков в мире нет? Он эльфа-то никогда в жизни не видел.

— Ну, не знал, — согласился Элмар. — Тогда он тем более достоин восхищения.

Конечно, подумал Шеллар. В его глазах все выглядело намного проще: пять взрослых мужчин обижают десятилетнего мальчика, а толпа стоит и смотрит. У него-то подход к этике эмоциональный до отвращения. Куда и страх делся… Хотя… он ведь просто не знал с кем связывается, потому и не побоялся. Парень думал, это просто воины, и попытался натравить на них толпу. А вот то, что случилось потом… это уже ни в какие понятия не вписывалось. Особенно мухобойка.

Господа маги, наконец, пришли к какому-то выводу и на время оставили свое сокровище в покое.

— Все не так плохо, как мы думали, — сообщил мэтр Истран, подходя к столу. — Он действительно в очень глубоком трансе. Но, как ни удивительно, не сгорел. Мы его вытащим.

— Ой! — воскликнула Этель. — А кто это всю еду сметелил? Элмар, ты?

Принц-бастард сконфуженно потупился. Его способность к поглощению продовольствия была известна всем. Вот и сейчас, пока соратники и родственники были поглощены происходящим настолько, что забыли о еде, Элмар, тоже заинтересованный и поглощенный, сам того не заметив, уничтожил все, что было на столе. Ну, почти все. Несколько крошечных кусочков благоговейно вкусили верные горожане, чуть не павшие в обморок от чести сидеть за королевским столом.

— Да ну, там есть-то было нечего… — пробормотал Элмар. — Шеллар, а нельзя кому-нибудь приказать подать нормальный ужин, чтобы все наелись и всем хватило? Не сожрали же эти заговорщики все продукты во дворце!

— Кому, например? — поинтересовался Шеллар, — Стражу со входа позвать? Иди сам на кухню и тащи, что найдешь.

— Я готовить не умею!

— Я тебе помогу, — вызвался мистик Шанкар. — Господа маги и без меня управятся. Я им только мешать буду. Валента, ты с нами?

Красавица лучница с достоинством кивнула и поднялась из-за стола.

— Я не пойду, — сказал Шеллар. — Не дождетесь. Не хватало, чтобы король вам еще ужин готовил. Я и так устал.

— А мы приступим, — сказал мэтр Истран и приглашающе взмахнул рукой. — Этель, садись рядом с ним и возьми его за руку. Сейчас я погружу тебя в транс и попробуешь его зацепить. Только осторожнее, он очень глубоко. Если почувствуешь что-то не то, сразу возвращайся.

— Знаю, не девочка, — отозвалась непочтительная волшебница. Шеллару стало смешно. Маленькая, щуплая Этель со своими стрижеными, торчащими во все стороны волосиками была похожа именно на девочку. А рядом с Валентой и вовсе на ощипанного куренка.

Она присела на кушетку, взяла Жака за руку и закрыла глаза. Мэтр Истран принялся за работу, а Шеллар просто с удовольствием наблюдал за ним. Он всегда любил смотреть, как колдует придворный маг. Мэтр делал это невыразимо эстетично.

— Ой! — воскликнула Этель. — Я его уже вижу. И вовсе не глубоко. Сейчас я его достану.

— Осторожно, — напомнил маг. — Тебе кажется. На самом деле ты уже глубоко. Не увлекайся, а то мне и тебя придется вытаскивать.

— Да нет, вот же он! А славный какой! Эй, ты! Иди сюда! Как тебя зовут?

— Я Жак, — тихо и глухо отозвался Жак. — А ты кто?

— Я Этель. Пойдем со мной, я тебя выведу. Как ты сюда попал?

— Только не смейся. Я заблудился в мегасети.

— Где-где?

— А разве это не мегасеть?

— Пожалуй, нет.

— Вон оно что… — Жак говорил тихим, бесстрастным голосом, похожим больше на голос какой-нибудь некромантской нежити, чем на человеческий. — Потому-то я и заблудился. В мегасети невозможно заблудиться. Я ее знаю вдоль и поперек. А тут… Тут так пусто…

— А тебе здесь нравится?

— Не знаю. Наверное, да. Только эта пустота…

— Какая еще пустота? А я? Летим со мной.

Этель схватила Жака за обе руки и притянула к себе. Ее голос напротив был весел и звонок, как всегда.

— Этель, не увлекайся! — предостерег ее мэтр Истран. Но Этель как будто не слышала.

— Ух ты, как здорово! — радостно воскликнула она. — Ой, какой ты здесь странный… Ты теплый, добрый и веселый. И у тебя нет тела. Как интересно!

— А ты что, никогда не была в мегасети? Ты еще нулевочка? — голос Жака слегка оживился и повеселел.

— Не знаю, что ты называешь мегасетью, но здесь я точно не была. А как я здесь выгляжу?

— Никак. Ты звонкая, веселая и заводная. И ты возбуждаешь.

— А здесь можно трахаться? В смысле, раз у нас нет тел?

— Можно, — заулыбался Жак. — А ты хочешь?

— Еще бы! — восторженно взвизгнула волшебница и вскочила на него верхом.

— Вот бесстыжая! — разгневался мэтр Истран. — Этель! Возвращайся немедленно!

Этель восторженно ахнула и рванула на себе блузку. Жак приподнялся, привлек ее к себе и сладко застонал.

— Ах, какая ты интересная!

— Ох, как здорово! Я никогда так не пробовала!

— Поцелуй меня.

— А как?

— А как будто понарошку.

— Ух ты! — Этель запустила обе руки в его волосы и удивленно спросила: — А что это у тебя за дырка в голове?

— Как что? Сокет. Как у всех. Не обращай внимания на тело, а то отпадешь. Постой, а как ты его нащупала? Разве твое тело рядом с моим?

— И не просто рядом… Ох… Ты прелесть… Это просто волшебно…

— Вот это да! Таким даблдекером я тоже еще не пробовал!

— Пойдемте отсюда, — с отвращением произнес мэтр Истран. — Они теперь не остановятся, а нырять за этой безнравственной кошкой у меня нет никакого желания.

— Да не стоит их останавливать, — усмехнулся Шеллар. — Пусть парень получит хоть какое-то удовольствие. После того, что ему пришлось пережить, он его заслужил.

— Вы мне расскажете о нем? — поинтересовался маг, пропуская его в дверь.

— Разумеется, — ответил Шеллар. — Да он сам вам расскажет. Нет-нет, прошу вас, мэтр, вы старше.

— Нет, — покачал головой мэтр. — Привыкайте, ваше величество. Этикет надо соблюдать. Нельзя же всем быть такими, как мерзавка Этель.

Шеллар послушно шагнул вперед, и это показалось ему вопиюще ненормальным. Почтение к наставнику было у него уже рефлекторным, и принимать знаки почтения со стороны этого человека было дико. И обращение «Ваше величество» неприятно резало слух. Шеллар не хотел быть королем. Если бы это было возможно, он бы с радостью уступил престол кузену и вернулся к своим родным шпионам и преступникам. Но он прекрасно знал, что Элмар ни за что не согласится бросить геройскую вольницу и взвалить на себя бремя ответственности за всю страну. Конечно, в любом королевстве хватает дураков, мечтающих о короне. Но принц-бастард дураком не был, и прекрасно понимал, что правление государством — это не балы и охота, не кувыркание в постели с фрейлинами, а тяжкий труд и огромная ответственность. Да если честно, то и не потянет он целую страну. «А я — потяну?» — мысленно спросил себя Шеллар, спускаясь по лестнице на кухню, откуда уже доносились волнующие пряные запахи. И сам себе ответил: «А куда я денусь? Я — король. Я должен».

— Ну, что? — полюбопытствовал Шанкар, отрываясь от плиты. — А где Этель? У вас что-то вышло?

Мэтр Истран огорченно махнул рукой.

— Разве можно совладать с этой испорченной дрянной девчонкой! Если ей взбрело в голову заняться сексом, она это делает с первым встречным, в любом месте.

— Ну и пусть ее, зачем же так огорчаться? — искренне удивился мистик. Его религия никоим образом не порицала сексуальные изыскания, и в этом вопросе он всегда был согласен с Этель. — Это же прекрасно, когда людям хорошо. За них можно только порадоваться.

— Вы так переживаете, словно это ваша родная дочь, — заметила лучница.

— Ну, не дочь. Ну, правнучка. — Неохотно признался придворный маг. — Но все равно родная. И я имею полное право не одобрять ее неразборчивость в партнерах и… э-э… в местах. Устроить подобное безобразие в королевской столовой! Это все эльфийская кровь, даже в четвертом поколении сказывается. И, разумеется, галлантское воспитание.

— Я так и не понял, — жалобно вопросил голодный принц-бастард. — Вы смогли вывести из транса этого молодого человека или нет?

— Пока нет, — сказал Шеллар. — Этель с ним договорилась, не выходя из транса. Сейчас они там закончат, потом вместе выйдут. Присмотрите кто-нибудь за плитой, а то все сгорит.

— Это должно быть необычайно интересно! — воодушевился Шанкар. — Как жаль, что я не остался…

— Не хватало, чтобы вы там втроем барахтались! — вознегодовал мэтр Истран. — Ох уж, эта современная молодежь!

Молодежь дружно расхохоталась, а мэтр проворчал, что у этих переселенцев могут быть неизвестные науке болезни, и вообще…

Сверху донеслись ясно различимые прерывистые вскрики, затем протяжный вопль.

— Молодцы, — одобрительно засмеялся Шанкар. — Ну, что, поднимемся?

— За плитой смотри, — напомнил Элмар. — Сами спустятся.

— А они нас найдут?

— Конечно. По запаху.

Из столовой снова послышался крик. На этот раз настоящий, полный боли.

— Что она с ним сделала? — подскочил на стуле Элмар. Шанкар ткнул ложку Шеллару и с криком «Я все-таки схожу посмотрю!» бросился наверх. Больше никто не решился.

Его новоиспеченное величество посмотрел на ложку, подошел к плите и задумчиво помешал в кастрюльке. Прелестно, подумал он. Ничего себе начало правления. Стою это я, мое величество Шеллар… кажется, я третий… стою у плиты и готовлю ужин для геройского кузена и его соратников, в моей столовой трахаются сумасбродная волшебница и этот перепуганный переселенец… И полдворца лежит в развалинах… Если я доживу до старости, потомки обхохочутся, читая мои мемуары.

Жак лежал на том же диване, держась обеими руками за голову. Этель сидела рядом, покачиваясь, как пьяная. Она даже не сразу заметила Шанкара.

— Что у вас случилось? — спросил мистик. — Это ты кричал?

— Голова… — простонал Жак. — На выходе… Больно…

— Подожди минутку, я сейчас. — Шанкар присел на корточки рядом с ним и положил ладони на виски. Осторожно, легкими толчками прокачал энергию по сосудам, по нервам, по мозговым тканям. Все было нормально, ничего непоправимого. Он сделал неуловимое движение, после которого пациент затих и расслабился, и укоризненно обратился к волшебнице: — Ты что, сама не могла? Ему же больно!

Этель подняла на него затуманенные глаза и произнесла, не вполне осознавая происходящее:

— Это… Это не просто волшебно… Это…

— Вот наказание! Это как надо было выходить, чтобы получить такие последствия! Этель! Очнись! — видя, что Этель так просто не дозваться, мистик обошел ее сзади, цепко ухватил одной рукой за затылок, а другой быстро надавил на глазные яблоки. Волшебница встрепенулась, оглянулась и удивленно спросила:

— Ой, Шанкар, а ты что здесь делаешь?

— Привожу вас в чувство. Этель, как ты могла? Ты же не ученица какая, разве можно так выходить из транса? Он же мог с ума сойти и даже умереть.

— Это не я, — помотала головой Этель. — Это или он, или мы нечаянно выпали… Я не поняла… Ах, Шанкар, ты себе не представляешь, как это было! Я никогда в жизни такого не испытывала! А где… ах, вот он, здесь. Жак! Ты как?

Жак открыл глаза, удивленно посмотрел вокруг и спросил:

— Где я? Как я сюда попал? Что со мной случилось?

— Тебе виднее, — пожал плечами Шанкар. — Ты сам помнишь, что с тобой случилось?

Жак еще раз обвел взглядом комнату и остановился на Этель.

— Это была ты? — тихо спросил он. Волшебница кивнула. — Тебе понравилось?

Этель снова кивнула и нежно поцеловала его в лоб.

— Вставайте и оденьтесь, — сказал Шанкар. — Сейчас сюда придут остальные. Кстати, Этель, твой прадедушка очень разгневан и намерен задать тебе трепку.

Этель рассмеялась, радостно потянулась, обнажив все, что прикрывал подол блузки, и спрыгнула с дивана.

— А где здесь ванная или что-то в этом роде?

— Поищи сама. Только кто тебе среди ночи воду подаст?

— Да что я, сама себе воды не наколдую?

Жак тоже сполз с дивана, застегнул штаны и, шатаясь, побрел к ближайшей двери. Этель догнала его и, заботливо подхватив под руку, участливо спросила:

— Тебе плохо?

— Мне хорошо. — Жак благодарно оперся о ее руку и пояснил: — Я слишком давно не занимался виртуальным сексом, отвык… Да еще даблдекер… И вообще, сколько я провисел в мегасети, пока ты меня нашла?

— Где-то сутки, — прикинула Этель.

— Ну вот. А это очень вредно для вестибулярного аппарата. Это пройдет.

Они снова поцеловались, и уже из-за двери донеслось:

— А что это у тебя все-таки за дырка в голове?

— Я же говорил — сокет.

— Для чего?

— Для штекера. Оставь ты эту дырку, давай ванную поищем…

В ванной они проболтались столько, что их уже утомились ждать, равно как утомились слушать поцелуи, стоны, вздохи, и иногда страстные крики — Этель никогда не стеснялась в проявлениях чувств. Наконец, когда ужин был полностью готов, все хором крикнули, что если они сейчас же не явятся, то останутся голодными. Это подействовало.

Они вломились в столовую довольные, веселые и совершенно счастливые.

— Здравствуйте! — сказал Жак. Он увидел Шеллара, и улыбка тут же сползла с его лица. — Ой… Здравствуйте, ваше высочество… или уже величество? А что вы здесь делаете?

— Хороший вопрос, — согласился Шеллар. — Что я делаю в собственном дворце?

— А это ваш дворец? Я не знал. А как я сюда попал?

— Садись, — сказал Шеллар. — Давай спокойно поужинаем и заодно во всем разберемся. Познакомься с моими друзьями. Это мэтр Истран, придворный маг. Это мой кузен, принц-бастард Элмар. Это его соратники по подвигам — Валента, Шанкар… С Этель ты уже знаком. А это, господа, удивительное явление природы по имени Жак. Итак, начнем разговор или сначала поедим?

— Конечно, начнем! — хором воскликнули все, кроме Элмара, у которого уже был полный рот.

— С чего начнем?

— С того, как он попал в город, — предложил мэтр Истран. — Я полагаю, более ранний период нам сейчас ни к чему, да и сам наш юный друг не хотел бы на нем останавливаться…

— Этот вопрос тоже можно снять, — сказал Шеллар. — Он вышел из здания моего департамента. А вот что было дальше и как ты ввязался в драку, уж будь добр, расскажи.

— Да ничего особенного не было… Я просто гулял по городу, осматривался что и как. Я ведь еще не был в ваших городах. Мне было интересно… Кстати, я у вас из стола стянул два золотых, я вам потом верну, когда у меня свои будут… Я купил сигарет, зашел куда-то поел… Вышел из кабака, смотрю — толпа. Мне стало интересно, что там такое. Вечно страдаю из-за своего любопытства, что мне стоило мимо пройти! Протолкался вперед, смотрю — там пять здоровых шкафов напали на мальчишку. Меня как специально кто за язык дернул… Вам уже рассказали, что там произошло?

— В общих чертах. О твоем геройском выступлении рассказали. А вот как случилось, что ты впал в транс и начал колдовать?

— Я? Колдовать? Вы что, смеетесь? Я же не умею!

— Ничего себе — не умеешь! Один — пятерых магистров-мистиков, да еще мухобойкой…

Жак побледнел и положил вилку.

— Я что… на самом деле их… убил?

— Мэтр, дайте ему воды, — быстро сказал Шеллар. — Наш друг, кажется, собирается упасть в обморок.

— Жак, милый, тебе помочь? — встрепенулась Этель.

— Нет-нет, не надо… Все нормально… — Жак снова схватил вилку и завертел ее в руках, не спеша, однако, использовать. — Просто это так странно… Я сам не могу понять… Один из этих… магистров что-то со мной сделал…

— Это было самое простое заклинание парализации.

— Уж не знаю, что это было, но эффект получился… словно в сокет вогнали гвоздь. Большой кувалдой. Большой такой гвоздь, — Жак показал на пальцах, какой, — до самых мозгов достало. Я думал, умру на месте.

— Постой, еще раз, — остановил его мэтр Истран, — что такое сокет?

— Это дырка в голове! — радостно объявила Этель. — Я знаю!

— Может, ты знаешь и для чего она?

— Знаю! Для штекера!

— Жак, — попросил Шеллар, — объясни, пожалуйста, сам.

— Я не могу вам доступно объяснить… Сокет — это специальный имплант для прямого подсоединения к мегасети. Через специальный штекер от переходной платы. Так вот, в этом самом сокете я почувствовал дикую боль и вдруг вылетел в мегасеть. Не так, как нормально люди выходят, а именно вылетел в совершенно неизвестное место. Похоже на виртуальную реальность игрового типа. И там опять наткнулся на этих… магистров. Они не придумали ничего лучше, как на меня напасть, и мне пришлось отбиваться. Ну, я в мегасети с восьми лет тусуюсь, я умею быстро реагировать, ставить и ломать защиту и создавать всякие феньки, вроде той мухобойки… Но сроду такого не бывало, чтобы после такой потасовки в сети кто-то реально погиб. Это же все не настоящее. Так не может быть.

— Это у вас не может быть, — возразила Этель. — Я ведь тебе говорила, что здесь нет никакой мегасети. Ты просто был в глубоком трансе. Ты вышел в субреальность, там-то и происходят битвы магов. Там Сила становится доступнее. Только квалифицированные маги попадают туда, не впадая в транс и сохраняя контроль и над телом в одной реальности, и над сознанием в другой. А ты свое тело потерял. Удивительно, как ты вообще не сгорел.

— Что я тебе, нулевичок — по занорикам шариться? — обиделся Жак. — Или испер какой — сквозь колючку без резки переться?

— Твоя речь — это отдельный вопрос, — усмехнулся Шеллар. — Как-нибудь по свободе попрошу тебя повторить твой рассказ с комментариями. А пока продолжим?

— Да, конечно… Так я и болтался по мегасети и не мог понять, как выйти. Дома-то я все пути знал вдоль и поперек, а тут места незнакомые… Вот, Этель меня там нашла…

— Ну-ну, наслышан про ваши подвиги. А что у вас случилось на выходе?

— То же, что и на входе. Только в этой реальности боль осталась. Вот и все.

— У кого еще есть вопросы?

— У меня есть, — сказал мэтр Истран. — Но на них без серьезного исследования не ответить. Я надеюсь, господин Жак позволит мне как-нибудь его обследовать?

— Если это не больно, — серьезно сказал Жак.

— Ну, вот и договорились. А у вас есть какие-нибудь вопросы?

— Конечно. Кто-нибудь знает, что стало с этим ребенком? Он спасся?

— Он будет счастлив лично выразить тебе свою благодарность, — усмехнулся Шеллар. — Ты знаешь, кто это был? Мой маленький кузен Мафей. Тот, что Северную башню разнес с перепугу. Это он упросил людей принести тебя сюда, и очень над тобой плакал.

— Так, может, это он уделал магистров? — с надеждой спросил Жак.

— Упакованный в полиарг с ног до головы? Не выдумывай. Еще вопросы есть?

— Да, — сказал Жак. — Что мне теперь делать?

— Ничего. Отдыхай. Спи. Ешь. Трахайся с Этель. Играй в прятки с Мафеем. Что хочешь. Поговорим, когда я разберусь со всеми делами. Я все-таки хочу с тобой поговорить, мы тогда не закончили. И… забудь, что я тебе сказал на прощание. Я просто вспылил. Мне очень жаль.

— Да нет, — вздохнул Жак. — Вы все правильно сказали. А я… это я с перепугу. Не обращайте внимания.

— Кстати, какие у нас планы? — спросил Элмар. — У нас ведь там подвиг не закончен.

— Завтра — похороны и публичная казнь, — кратко ответил Шеллар. — Послезавтра — коронация. Надеюсь, на коронацию ты придешь? Или смоешься сразу после похорон?

— Пойдет, — сказала Этель. — Я с удовольствием побуду здесь лишние день-два.

Жак чуть покраснел и сосредоточился на еде.

Следующий день Шеллар помнил плохо. День был тяжелый и печальный. Церемония прощания с королевской семьей и прочими жертвами заговора казалась бесконечной. Речи, цветы, гробы, рыдающие кузины, Мафей, которого увели в истерике, и в особенности рыдающий Элмар — все это угнетало и давило. Больше всего Шеллара пугало то, что он должен был выступить с речью. Он привык всегда быть в тени и не умел говорить публично. Речь получилась скомканной и невнятной, но и ту он не договорил до конца. Снова заболели глаза, и горло сдавили спазмы, да так, что он просто не смог говорить. Его провожали сочувственными взглядами, и это было невыносимо.

Публичная казнь не принесла ни малейшего утешения, кроме чувства выполненного долга. Кузины на казнь не остались — отбыли по домам сразу после похорон. Элмар тоже смылся, сказав, что только извращенцу может быть интересно любоваться казнью, а он лучше посидит с друзьями из корпуса паладинов. Шеллар был с ним полностью согласен, но сам он должен был официально присутствовать и смыться не мог. Он равнодушно смотрел с балкона и слушал вопли толпы, радуясь, что хоть здесь ему не обязательно выступать с речью. Речь о торжестве справедливости он с чистой совестью переложил на верного Флавиуса, вручив ему серебряную звезду главы департамента. С трудом дождавшись окончания неприятной церемонии, Шеллар поспешил во дворец, где проконтролировал ход ремонтных работ в тронном зале и поговорил с распорядителем церемоний по поводу завтрашней коронации. Затем он съездил в департамент, передал Флавиусу дела и забрал из сейфа свою бутылку. Потом еще куда-то ездил и что-то проверял… Домой он попал только на закате. Дворец понемногу оживал. Часть слуг вернулась и приступила к своим обязанностям. По коридорам шлялись мрачные придворные и заплаканные фрейлины. Фрейлинам было хуже всех — в королевской семье не осталось ни одной женщины, и они всерьез опасались, что их разгонят. Знающие люди уже объяснили им, что из себя представляет принц Шеллар и насколько глупы их надежды на то, что он женится. Фрейлины плакали горестно и безрадостно. Шеллар с ужасом подумал о том, что ему ведь действительно придется жениться, и ему стало еще тошнее.

В столовой снова заседали Элмар с соратниками. Посидеть с друзьями в понятии Элмара означало напиться до невменяемости и потом дружно петь песни. Так что с самого обеда герои добросовестно напивались в обществе Элмаровых друзей из корпуса паладинов. В спальне кувыркались Этель с Жаком, на кухне хозяйничали повара, в другой спальне мэтр Истран утешал плачущего принца. Бедному королю некуда приткнуться в собственных покоях! — раздраженно подумал Шеллар и направился в королевский кабинет. Уж сюда-то наверняка никто не посмеет залезть со всякими глупостями.

Он ошибался. Заклинание на двери было взломано, а в кабинете на диване спал, свернувшись калачиком, Жак. Он уже успел сменить свою драную униформу на более целую одежду, видимо, подаренную сердобольными слугами. Причем разными, так как штаны были от лакейской ливреи, рубашка — офицера стражи, вместо камзола присутствовала укороченная мантия ученика-мага, подпоясанная паладинским шарфом, тапочки вообще были женские.

Шеллар не стал его будить, зажег свечу, сел за стол и попытался поработать с бумагами, но содержание государственных документов не лезло в голову. Перед глазами то и дело вставали то похороны, то процедура опознания, после которой он до сих пор так и не отошел. И глаза снова немилосердно болели.

Шеллар тихо выругался, протер глаза и в очередной раз попытался думать о чем-нибудь постороннем. Не получалось. «Уж не заболел ли я? — подумал он. — Как не вовремя! Да нет, просто переутомился и перенервничал… Ладно, с ума не сошел, и то хорошо. Жаль, бутылку забыл в карете…» Он услышал шорох и открыл глаза. Жак сидел на диване и смотрел на него. В глазах переселенца был нешуточный страх.

— В чем дело? — устало спросил Шеллар. — Чего ты так смотришь? Что во мне страшного?

— Ужасно выглядите, — негромко сказал Жак. — Шли бы вы спать. Совсем извелись. Хотите, я пойду выкину Этель из вашей спальни? Или на этом диване… нет, пожалуй, этот диван вам маловат будет…

— Не хочу, — покачал головой Шеллар. — Кто тебя пустил в королевский кабинет?

— Я сам вошел. Я не знал, что сюда нельзя.

— А то, что дверь заперта, ты не заметил? Кстати, как ты ее открыл? Она же запечатана заклинанием.

— Ключом надо было запирать, тогда бы я заметил. Я потрогал этот замок и опять провалился в мегасеть. Эта защита на вашем замке сущая ерунда, я его сразу открыл… Одно только мне не нравится. Как я понял, мой сокет почему-то реагирует на всю местную магию, и стоит мне попасть под заклинание или ухватиться за волшебный предмет, как я тут же выпадаю из реальности. А здесь ведь все пропитано магией, она на каждом шагу, куда ни ткнись. Как же я жить-то буду вообще? Не приходя в сознание?

— Поговори с мэтром, — посоветовал Шеллар. — Он тебе подскажет, что можно сделать. Может, тебе нужен какой-то амулет, а может, достаточно будет просто носить на теле активный полиарг. В крайнем случае, сделаешь себе затычку на свой сокет из того же полиарга, и никакая магия на тебя не будет действовать. А как же ты в этот раз самостоятельно вышел из транса?

— Так я же дорогу запомнил. Только выходить по-прежнему больно. Поэтому я и прилег здесь, чтобы далеко не ходить. Не сердитесь. Я вам мешаю? Я сейчас уйду.

— Да нет, не мешаешь, — расстроено махнул рукой Шеллар. — Сиди уж. Или спи. Голова хоть прошла или Шанкара позвать?

— Прошла. — Жак кивнул и серьезно сказал: — А с вами-то что? Похороны или еще что-нибудь?

— И похороны, и что-нибудь… — Шеллар встал из-за стола и полез в секретер. — Интересно, тут у дядюшки ничего не завалялось? Нет, пусто. Придворные вылакали, что ли? Или я не там ищу?

— Хотите, я вам с кухни что-нибудь принесу? — предложил Жак. — Вы, наверное, и не ели с утра.

— Зачем? — удивился Шеллар. — Ты же не слуга. Позови слугу и прикажи.

— Да ну, набежит сейчас толпа слуг и будет тут топтаться… Я лучше сам схожу. Что вам принести?

— Все равно. Я и сейчас не хочу есть.

— Не закусывая, только бомжи пьют. Вы тут кто — король или хрен собачий? — произнес Жак и испарился. Вот странно, подумал Шеллар, почему я не могу на него сердиться? Чем он такой особенный, что я воспринимаю его не как слугу, а как приятеля вроде того же Элмара с соратниками? Тем, что спас принца? Да нет. В общем, ничего и не случилось бы с принцем, к утру бы освободили. Никто бы его не стал убивать, он все равно не имеет права наследования. Скорее наоборот, берегли бы и изучали, в ордене тоже не совсем дураки сидели, им лишний маг такого уровня не помешал бы. Тогда почему? Сочувствую я ему? Так это же не причина для столь внезапной симпатии. Мало ли я видел мистралийских беженцев, мало ли слышал их душераздирающих историй? Что же в нем такого, именно в этом парне, что за неотразимое обаяние заставляет его всем нравиться? Даже мне. Несмотря на то, что он мне нахамил, стянул два золотых из стола и взломал дверь в мой кабинет…

В кабинет протиснулся Жак с подносом, уставленным тарелками. Он закрыл дверь ногой и водрузил поднос на стол, небрежно сдвинув государственные документы. Шеллар поспешил убрать бумаги, пока на них не налили вина или соуса, и забрался в кресло. Жак достал из-за пазухи изрядных размеров бутыль, а из кармана не особенно чистый бокал.

— Это что? — недоуменно спросил Шеллар.

— Это? Мистралийская виноградная водка. Самое то, что вам нужно.

— Да нет, вот это. Там что, чистой посуды нет?

— На кухне? Есть. Но прибор дали только один. Никому не пришло в голову, что король будет кушать и выпивать в обществе какого-то проходимца. За водку я поругался с шеф-поваром, а за посуду уж не стал. У паладинов со стола стянул. А они там уже все перепились и всю посуду перепачкали. Ваш доблестный кузен валяется под столом и храпит, как антикварный автомобиль… Да ерунда, я бы и из горлышка мог, но в обществе короля как-то… Давайте, я вам налью. Прикольно, с королями я еще не пил.

— Я сам, — поморщился Шеллар. Ему почему-то было неприятно, когда новый знакомый пытался сделать что-то, что обычно делают слуги.

— Э, нет, вы неправильно нальете, — возразил Жак и налил ему почти полный бокал. — Это надо выпить залпом, потом выдохнуть и крепко понюхать кусочек хлеба. А уж потом можно закусывать. Только обязательно все выпейте.

— Надо же, какие сложные инструкции! — хмыкнул Шеллар и храбро опрокинул бокал.

Огненный комок прокатился по глотке, по пищеводу и упал в пустой желудок.

— Ага, вот так, — кивнул Жак и тоже отхлебнул из бокала. — Правильно.

Шеллар проделал необходимые упражнения согласно инструкции и сунул в рот кусок маринованной рыбы. Потом спросил, просто, чтобы не молчать и отвлечься от тягостных мыслей:

— Послушай, если ты здесь, с кем же Этель в моей спальне валяется?

— Не знаю, — пожал плечами Жак. — Наверно, с Шанкаром. Если она его все-таки уговорила попробовать в трансе. Или с каким-нибудь паладином. Да мало ли мужиков по дворцу бегает.

— А ты что же?

— Да что я, машина, в самом деле? Сколько же можно? С ней, конечно, весело, но она после этого виртуального секса как с цепи сорвалась. Правду говорят, что виртуальный секс вреден. Для кое-кого действительно вреден. Я уж начал бояться, что у нее вовсе блюдце полетит с непривычки.

— Не переживай. Элмар говорил, что она всегда такая. У нее большие проблемы с чувством меры.

— По-моему, она комплексует из-за своей внешности.

— О нет, нисколько, разве что только с тобой. Ты не разочаровался, увидев ее наяву?

— Ни капельки. Я ее такой себе и представлял. Ну, может, чуть взрослее. Думаете, она боится, что я разочаровался? И таскает меня в постель каждые полчаса чтобы лишний раз убедиться в обратном? А нельзя ее утешить каким-нибудь другим способом?

— Не бери в голову, — махнул рукой Шеллар. — Она завтра или послезавтра уедет и забудет о тебе. Шанкар ей покажет какую-нибудь новую позу, о которой вычитает в трактатах своих соплеменников, а она испробует ее на Элмаре, и он будет долго ругаться, потому что обязательно опять не удержит равновесие или связки растянет. Он же тяжелый, мой дорогой кузен Элмар, и громоздкий, как шкаф…

Жак засмеялся и снова налил.

— А себе? — напомнил Шеллар.

— У меня еще есть. Мне больше не надо, я сегодня уже пил и с Этель, и с паладинами, и с какими-то молодыми магами, и с вашими слугами, и с офицерами дворцовой стражи… Так что вы пейте, а я просто составлю вам компанию.

Второй огненный комок провалился легче и быстрее и сразу же разлился по всему телу приятной согревающей волной. Напряжение кошмарного дня стало понемногу отступать перед этим разливающимся теплом и Шеллар почувствовал желание попристальнее исследовать тарелку.

— А ты чего не ешь? — спросил он, наблюдая, как Жак снова отхлебывает и вяло надкусив бутерброд, кладет его рядом с собой на диван.

— Так я же и ел со всеми, с кем пил, — пояснил Жак. Потом вдруг спросил: — А у вашего кузена… Это его официальный титул?

— Принц-бастард? Да. А что в нем такого?

— Я просто хотел уточнить, чтобы его ненароком не обидеть. У нас это что-то вроде ругательства.

— Что тут обидного? Этот титул существует, чтобы отличать незаконнорожденных принцев от рожденных в браке. У них разные права наследования… Тебе правда интересны все эти юридические нюансы? Или ты просто хотел узнать, не влез ли я на трон не в свою очередь?

— Да нет, я действительно хотел только уточнить, не обижается ли Элмар на свой титул. И вы, кажется, мне раньше говорили, что вы четвертый в очереди. Но раз уж вы об этом упомянули, внебрачные принцы действительно стоят в этой очереди после племянников?

— Это зависит от того, какое они получили воспитание. В нашем государстве существует институт королевского воспитания. Его получают все потенциальные претенденты на престол, вся очередь, как ты изволил выразиться. На всякий случай. Человек, не получивший соответствующего воспитания, не имеет права на престол. Равно как и человек, у которого в ходе воспитания обнаруживаются свойства, нежелательные для правителя. Например, жажда власти. Излишняя жестокость. Безответственность. К примеру, мою кузину Нону лишили права наследования из-за того, что она непроходимо глупа. Что не помешало ей успешно выйти замуж… Так вот, о кузене Элмаре. Он попал ко двору уже достаточно взрослым, и не получил… полного воспитания. Если бы не его выдающиеся личные качества, он бы и вовсе не имел права наследования. А так он стоит сразу после меня перед прочими дальними троюродными родственниками.

— А женщины тоже наследуют? Наравне с мужчинами?

— Нет. Только в том случае, если они не замужем.

— А принц Мафей? Он где стоит в этой очереди?

— Он не имеет права наследования. Формально — потому, что он не принадлежит к династии. Королева родила его до замужества. А реально — потому, что его отец — чистокровный эльф, и мальчик унаследовал колоссальные магические способности. Понимаешь? Зачем признавать еще одного мелкого наследника, чтобы он болтался где-то в хвосте очереди, если из него можно воспитать могущественного мага, который лет через сто пятьдесят — двести успешно заменит мэтра Истрана.

— А у вас водятся эльфы? — с восторженным любопытством вопросил Жак.

— Не водятся, к сожалению. Они покинули наш мир. Но иногда наведываются. Очень редко. И уж совсем уникальны случаи, когда они оставляют потомство. Королева Роана была потрясающе красивая женщина…

Шеллар резко замолчал, вспомнив, что осталось от потрясающе красивой женщины королевы Роаны и ее ребенка. Об этом невыносимо было думать. От этого можно было в самом деле сойти с ума. И эта проклятая резь в глазах и спазмы в горле…

Он молча подвинул свой бокал, благодаря богов, что его лица не видно в полумраке.

Жак так же молча налил, подождал, пока он выпьет, потом вдруг сказал:

— Да поплачьте вы наконец, никто вас тут не увидит. Поплачьте, скажите что-нибудь, выплесните все это, у вас же вот-вот блюдце полетит. Что вы всех стесняетесь, как будто короли не люди!

— Дело не в том… — Шеллар тихо, совсем по-детски всхлипнул и закрыл лицо ладонями. — Не в том, что я король… Просто я не умею плакать… Я таким родился… Я даже в детстве не плакал… Даже когда отец умер… А тут почему-то… Не знаю… Я никогда не думал, что мне будет… так…

Голос отказался повиноваться окончательно, оборвавшись судорожными всхлипами, и он почувствовал, как из глаз потекли горячие капли. Принц Шеллар плакал впервые в жизни, очень тихо, почти беззвучно, и очень горько, от всей души. И от этого действительно становилось легче. Когда слезы кончились, и осталась только странная тихая опустошенность, Шеллар поднял голову и вытер глаза мокрым рукавом.

— А говорили — не умеете, — с тихим состраданием в голосе сказал Жак. Принц чуть улыбнулся сквозь слезы.

— Теперь умею. Ты был прав. Это следовало сделать.

Жак молча кивнул и вопросительно поднял бутылку.

— Давай попозже. Я лучше закурю.

— Да, — кивнул Жак. — Я, наверное, тоже…

Они молча закурили. Говорить не хотелось. Из столовой донесся пьяный смех упившихся паладинов. Господа давно забыли, по какому поводу пили и кто-то уже, похоже, начал петь песни. Послышался голосок Этель, которая разыскивала Жака. Жак метнулся к двери и быстро щелкнул задвижкой.

— Найдет, — равнодушно заметил Шеллар. — Поколдует и найдет.

— Скажете ей, что я сплю и рявкнете королевским рявом, чтобы не отвлекала вас от государственных дел. Или сами с ней потрахайтесь, если есть желание. Она от вас без ума.

— Ты серьезно? — опешил Шеллар.

— А что вас удивляет? Чем вы хуже других? Или это вы тоже… не умеете?

— Да нет, умею… — Шеллар окончательно растерялся, чего с ним уже давно не случалось. — Послушай, какое тебе до этого дело, в конце концов?

— Понял, заткнулся, — с готовностью согласился Жак и поискал, куда стряхнуть пепел. Не найдя ничего похожего на пепельницу, он исследовал посуду на столе, высыпал маслины из блюдца в тарелку с колбасой и утащил блюдце на диван. — Впрочем… Насчет Этель я вас понимаю. Это же половой агрессор, она кого угодно достанет, только свяжись. Ну, а раз вы не собираетесь предаваться любовным подвигам, давайте тогда выпьем.

После четвертого бокала Шеллар почувствовал себя совсем пьяным и решил на этом закончить. Тем более, что в бутылке почти ничего не осталось.

— О чем это мы говорили?.. — попытался вспомнить Жак. — Ах да, о принце и об эльфах. А вы когда-нибудь видели живого эльфа?

— Нет. Вот мэтр Истран видел.

— А какие они?

— Вот у него и спроси. — Посоветовал Шеллар. — Ты вообще Мафея видел?

— Видел. Что, вот так и выглядят?

— Почти. Только у них уши немного длиннее. И глаза еще больше и практически без белков. А черты лица, цвет волос — один к одному. А почему тебе это так интересно?

— Дело в том, что наша цивилизация имеет контакты с несколькими параллельными мирами вроде вашего. И в одном из них живут эльфы. Они даже иногда к нам приезжают с официальными визитами. Я и хотел узнать, это те самые или нет.

— И что?

— Похоже.

— Послушай, — сказал вдруг Шеллар. — Я понимаю, это вопрос не к месту, но раз уж мы с тобой заговорили об этом… Твоя цивилизация нас исследует, или…?

— Почему вы так решили?

— Потому, что по нашему миру натыканы ваши телепорты. Ты сам сказал, никто тебя за язык не тянул. Говори уж до конца.

— Наверное… — пожал плечами Жак. — Я не знаю. Такими вещами обычно занимаются специальные секретные службы. Видите ли, первый мир, который мы открыли и с которым вступили в контакт… В общем, загадили мы его основательно. Ничего хорошего от этого контакта не вышло. Для них, во всяком случае. Понахватались от нас всякого дерьма заодно с достижениями техники… Вот после того эти исследования и засекретили. Чтобы не лезли в другие миры кто ни попадя. И чтобы кроме исследований ничего здесь не проводили. И чтобы вы об этом ничего не знали. А то вы как дети, потянетесь за конфеткой, а потом не успеете оглянуться, как ваш мир уже вовсе не ваш мир, а сущий бардак. Наших торгашей сюда только пусти… Технику сюда, магию туда, всякий ширпотреб сюда, ценные ископаемые отсюда… А подпольно пойдут оружие, наркотики… идиотские идеи… Всякая дрянь, в общем. Эльфы, кстати, контактируют с нами только на нашей территории. Нас они к себе не пускают. И правильно делают. И именно они взяли с нас обязательство не входить в контакт с другими цивилизациями, вроде вашей, а исследования производить негласно.

— Эльфы? — переспросил Шеллар, потрясенный услышанным.

— Эльфы и шархи, если совсем точно. Они как-то между собой стусовались, договорились, и, наверное, решили, что нас надо попридержать, пока мы не перегадили все параллельные миры.

— Шархи — это кто?

— Это… как вам объяснить… Это особая раса людей… как бы… в общем, с магическими способностями. Они живут в мире Бета, ну, том, где мы успели нашкодить. Кстати, свою территорию им удалось уберечь от нашего пагубного влияния, и они до сих пор живут по своим законам и понятиям. И даже нас немного заразили…

В дверь постучали, и голос Этель позвал:

— Жак! Ты здесь?

— Мы заняты! — громко отозвался Шеллар. — Не мешай.

— Чем это вы там заняты, что дама вам может помешать? — не отставала нахальная волшебница. Судя по голосу, она не просыхала еще со вчерашней ночи.

— У нас мужской разговор, — зло пояснил Шеллар. — О судьбах государства. Иди отсюда и не надоедай. Я король здесь в конце концов или хрен собачий?

— Не знаю… — задумчиво произнесла Этель и удалилась на поиски нового кавалера.

Жак беззвучно затрясся на своем диване.

— Ну, чего смешного? — сердито проворчал Шеллар. — Откуда у нее это непроходимое хамство, хотел бы я знать? Бедный мэтр Истран, сколько он, наверное, стыда натерпелся из-за этой правнучки…

— А она его правнучка? А сколько же ему лет?

— Понятия не имею. Много. Очень много. Маги живут столько, сколько позволяет их могущество. Да и эльфийская кровь свою роль играет… хотя нет, мэтр, помнится, говорил, что он чистокровный человек… Я его помню с детства, он был моим наставником. И наставником моего отца. И деда тоже.

Из столовой донесся нестройный хор пьяных паладинов. Они все-таки дошли до той кондиции, когда душа требует песен.

— Ну, разошлись… — проворчал Шеллар. — Вечно, как Элмар приезжает, город дня три вверх ногами стоит.

— Естественно, — хихикнул Жак, — если он с собой привозит Этель… Интересно, а вторая девушка тоже такая, или Элмар у нее один?

— С чего ты решил?

— А я вчера заметил, как они с Элмаром уходили вместе спать.

— Не знаю. У этих героев никогда не разберешь, кто с кем. Если группы разнополые, то внутри группы обязательно все между собой хоть раз, да переспят. У Элмара хоть компания подобралась удачная в этом отношении, два на два. А вот о Великолепной Семерке вовсю слагают анекдоты и непристойные песенки.

— А Великолепная Семерка — это кто? Тоже компания героев? И что в них не так? Число нечетное, или групповухой грешат?

— На самом деле, они вообще ничем не грешат, просто состав группы вызывает невольную усмешку даже у меня. Четверо здоровых мужчин, гном, кентавр и на всех одна красавица Жюстин, женщина-мистик с обетом целомудрия.

— Полагаете, этот обет до сих пор жив? — хихикнул Жак.

— Разумеется, иначе эта дама тут же прекратила бы карьеру мистика. Они теряют почти всю свою магическую мощь, если ломают обет, принесенный при посвящении.

— Бедные мужики! — восхитился Жак. — Им по памятнику надо поставить!

— Не знаю, наверное, — пожал плечами Шеллар. — Может, и не всем, но бедняге Льямасу точно. Мистралийцу это, наверное, тяжело дается.

— Не надо о мистралийцах, — нервно передернулся Жак. — Лучше продолжим о девушках. Мы, кажется, как раз мыли косточки прекрасной лучнице, когда вы меня отвлекли своей семеркой… Значит, она не девушка Элмара, а сама по себе? И он не обидится, если что? Кстати, как она вам?

— Производит впечатление девушки рассудительной и самостоятельной. А ты что, и на нее глаз положил? Вот не думал, что ты такой бабник… Ты с ней осторожнее, это тебе не Этель. Воительницы очень ценят свою независимость и свободу, и слишком настойчивый кавалер может поплатиться жизнью за свою настойчивость. Тебя она, конечно, не убьет, но тебе, на мой взгляд, хватит хорошей оплеухи, чтобы потом несколько недель не думать о девушках, а заниматься исключительно своим пошатнувшимся здоровьем.

— Ну что вы, — засмеялся Жак. — Меня не так просто пришибить, как вам кажется. Я же вам рассказывал про синдром берсерка. Мои кости способны выдержать падение с двадцатиметровой высоты, проверено на практике, а уж оплеуху как-нибудь переживу. Но я не собирался подкатываться к грозной воительнице, с меня вполне хватит вчерашнего. Просто ей вы тоже понравились, извините, что возвращаюсь к этой теме.

— Послушай, — не выдержал Шеллар. — Что ты ко мне пристал с этими женщинами? Сосватать меня решил, что ли?

— Ну да, — серьезно ответил Жак. — Мне фрейлины вскладчину взятку дали, чтобы я вас скорей женил хоть на ком-нибудь, и я ее честно отрабатываю.

Шеллар сначала не понял шутки и хотел что-то сказать насчет наглых сводников в женских тапках, но Жак не смог удержать серьезную мину и звонко расхохотался. Смеялся он так заразительно, что Шеллар невольно к нему присоединился.

— Это надо же! — сказал он отсмеявшись. — Ну у тебя и фантазия! Взятку! Вскладчину!

— Действительно! — простонал Жак, утирая выступившие слезы. — Да при одном виде этих фрейлин любой не шибко жадный человек женит вас бесплатно, лишь бы они не ревели! А на самом деле я просто подумал, что вам, может быть, одиноко и грустно, и вы не прочь провести время в более приятной компании, чем я с моими глупыми вопросами… и не слишком приятными рассказами.

— Грустно? С тобой? Да с тобой, пожалуй, соскучишься! Фрейлин, конечно, жалко, но куда их девать? Разумеется, я рано или поздно женюсь, куда я денусь, но не прямо сейчас же. Может, оставить их, пусть так болтаются? Все равно от них толку никакого, казну они не разорят, опять же придворным будет за кем волочиться…

— А вам что, так не хочется жениться?

— Да на кой мне это надо? Я бы и не женился, если бы не все это безобразие. Но теперь, как ни прискорбно, придется, ведь нас с Элмаром осталось всего двое, а династию надо продолжать. Когда женится Элмар, и женится ли вообще, никто не знает, да и заставлять его будет как-то неуместно, поскольку сам я тоже холост. И раз уж так вышло, что король — я, то долг велит мне жениться и произвести на свет наследников. А уж потом и с Элмара можно будет что-то спрашивать. Вот разберусь со всеми делами, и займусь поисками жены. А касательно упомянутой компании, раз уж ты такой настырный… — Шеллар вздохнул и задумался, стараясь правильно сформулировать свои мысли. Мысли расползались. Они были пьяные. — Я к женщинам довольно равнодушен и на страстные чувства не способен. Не скажу, конечно, что я ни с кем и никогда, против физиологии не попрешь, но это не так уж много для меня значит. Так что мне совершенно все равно, нравлюсь я прекрасным дамам или нет. Да и сейчас мне как-то не до того. И давай оставим эту тему. А то как рявкну на тебя королевским рявом!

— Вы лучше на паладинов пойдите рявкните, — посоветовал Жак. — А то они уже на откровенно похабные песни перешли. По-моему, даже с матючками.

— Это нормально, — утешил его Шеллар. — Они когда трезвые, такие порядочные, что аж противно. Зато как напьются… Ничего, пусть. Может, фрейлин утешат. А у нас водки больше нет?

— Я схожу, — предложил Жак.

— Сиди, я сам схожу. А то тебе опять придется ругаться с шеф-поваром. А с ним надо дружить. Кстати, почему ты со мной на «вы»? Вроде официальный период наших отношений как главы департамента и арестованного давно завершился. А титул для тебя особого значения не имеет. С Элмаром ты сразу на «ты» перешел.

— Ну, не знаю… — задумался Жак. — Как-то вы вроде старше…

— Старше? На сколько? Мне двадцать восемь лет. А тебе? Ты же только выглядишь, как мальчишка.

— Мне двадцать один. Ну, вы тоже выглядите не на свои годы. Мне казалось, вам под сорок.

— Вот чудак! Разве можно определять возраст на глаз? Ты знаешь, сколько лет Этель?

— А сколько?

— Семьдесят пять.

Жак тихо присвистнул.

— Вот-вот. Сиди и обдумывай. А я за водкой пойду.

Выйдя в гостиную, он тут же наткнулся на Этель с кем-то из паладинов и поспешил пройти мимо. В спальне Шанкар объяснял какой-то непонятливой фрейлине, как ей нужно извернуться, чтобы получился цветок лотоса на речной глади в дождливую погоду. В столовую Шеллар заглядывать не стал и сразу спустился на кухню. Его заметили не сразу, а, заметив, испуганно притихли и согнулись в поклоне.

— Добрый вечер, господа, — вежливо сказал он. — Подайте, пожалуйста, в королевский кабинет еще две бутылки такой же водки. И извольте принести второй прибор, я не привык, чтобы мои гости пили из грязной посуды.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и вышел. Потом подумал немного, не решаясь идти через гостиную, и решил пройти к кабинету через балкон. На балконе стояла лучница Валента в полном одиночестве и любовалась живописными развалинами Северной башни.

Пройти незамеченным ему не удалось. Лучница его заметила и поклонилась с поистине королевским достоинством. Шеллар неловко ответил на поклон и чуть не потерял равновесие.

— Ваше величество, неужели вы пили в одиночестве? — скорее сочувственно, чем укоризненно сказала она.

— Да нет, что вы. Мы пили с Жаком. Я не люблю больших и шумных компаний.

— Я тоже, — кивнула девушка. — Особенно, когда толпа мужчин напивается и начинает орать непристойные песни, поглядывая при этом на присутствующих дам.

Валента была варварка откуда-то с запада и обладала непривычной, диковатой, но величественной красотой. Это замечал даже Шеллар, а уж что говорить о толпе пьяных паладинов.

— Не желаете ли к нам присоединиться? — предложил он, не кланяясь больше, чтоб не позориться. Она улыбнулась ему какой-то материнской улыбкой и чуть кивнула пушистыми ресницами в знак согласия.

Жак встретил их радостным возгласом:

— Наконец-то! А то я уже собрался вас искать! А тут Шанкар заходил и чего мне дал! — И показал раскрытую ладонь, на которой лежала горка какой-то сушеной травы.

— Это та гадость, которую он курит иногда? — уточнила Валента, аккуратно присаживаясь на диван. Сегодня она была в платье.

— Сама ты гадость! — обиделся Жак. — Не пробовала ты гадости, вот и перебираешь харчами. Натуральная индийская конопля без никаких нитратов и радиации ей, видите ли, гадость! Что б ты сказала, если б тебя синтетическим смачем угостили?

— А что с ней делают? — поинтересовался Шеллар. — Ее курят? И что?

— И очень здорово! — заверил его Жак, отрывая клочок бумаги. — У меня был сосед-хиппи, он ее в квартире в горшках выращивал, так он меня как-то угощал. Это, скажу я вам…

Тут его прервали слуги, груженые подносами, и пришлось подождать, пока они закончат суетиться вокруг стола. Затем они продолжили распитие водки и разговоры о чем-то несущественном, но очень уютном, пока Жак проделывал свои манипуляции с травой — мешал ее с табаком и сворачивал самокрутки. Шеллар еще помнил, как Жак обещал, что они улетят со второй затяжки. А потом он действительно улетел.

Первое время он понимал, что происходит вокруг, просто его одолел беспричинный смех и он никак не мог объяснить собутыльникам, что он нашел смешного в обычной столовой ложке. Им казалось, что весь юмор в чем-то совсем другом. Потом память отказала окончательно.

В первый раз он очнулся в гостиной. Вокруг него шатались стены, и ему было очень нехорошо. Он с трудом подумал, что сушеная травка, наверное, содержит какой-то наркотик, и зря он ее так неосмотрительно употребил, да еще после водки. Потом он увидел Шанкара. Мистик сидел рядом и блаженно пялился в пространство. «Смотри, — сказал он с умилением, — Слоники! Голубенькие!» «Где? — не понял Шеллар и завертел головой. — Не вижу». Шанкар тут же сунул ему самокрутку с травкой и посоветовал затянуться и присмотреться получше. Последовав его совету, Шеллар действительно увидел, как вокруг стола, на котором спала Этель, кружатся милые маленькие слоники. Только не голубые, а розовые. Он сказал об этом Шанкару, и тот авторитетно объяснил, что это, наверное, самочки, и надо непременно их поймать и познакомить с голубыми самцами. Они принялись их ловить, было шумно и весело. Только появившийся из столовой кузен Элмар был почему-то очень недоволен и говорил, что никаких слонов тут нет, а они просто безобразно себя ведут. Наверно, это у него было с похмелья, он всегда в таких случаях становился раздражительным и был всем недоволен.

Второй раз он очнулся в столовой. То есть, он пытался туда войти, но пол вдруг резко задрался вверх и чуть не врезался ему в лицо. Кто-то подхватил его, и он понял, что это не пол поднялся, а он сам упал. Его положили на спину, и он увидел склонившиеся над ним лица, непонятно чьи. Они сливались в кружащиеся расплывчатые пятна. Потом кружение прекратилось и стало темно. «Вот и все. А теперь отнесите его в спальню, — сказал голос Шанкара, — и уложите в постель. Поспит и будет как новенький». «У него коронация завтра! — проревел Элмар. — А он в полном беспамятстве! А что с ним утром будет?» «Все с ним будет нормально. Я его полечил». «Ты полечил? Да ты сам обкуренный до голубых слонов!»

В третий раз он опомнился уже в собственной постели, ощутив прикосновение чьих-то ласковых рук и терпкий аромат степных трав, которыми Валента пользовалась вместо духов. Он даже не особенно удивился спросонок и легко ответил на ласку, не задумываясь ни о том, зачем она пришла, ни о том, получится ли у него что-нибудь после такой неумеренной попойки. Ее любовь была мягкой и ненавязчивой, в ней хотелось просто раствориться и плыть по течению, что он и сделал, переходя из теплой расслабленности сна прямо в сладкую истому любви, отвечая на ее прикосновения со всей нежностью, на которую был способен. Он тонул в этой бесконечной нежности, где не было ничего, кроме уюта и покоя, и ему казалось, что, наверное, такой должна быть материнская любовь, которой принц Шеллар никогда не знал.

Потом он долго лежал неподвижно, боясь спугнуть странное трепетное ощущение, которого не испытывал ни с одной женщиной. Валента тихо шепнула, что ей тяжело, мягко выскользнула из-под него и легла рядом, прижавшись щекой к его плечу. Он поймал ее руку и прижал к губам.

— Так странно… — тихо сказала она. — Ты совсем не такой, как кажешься.

— Это как? — неловко отозвался Шеллар, натягивая на себя одеяло. Как только к нему вернулась способность соображать, он тут же поспешил прикрыться, так как всегда стеснялся своего тела.

— Ты мне показался хладнокровным и довольно жестким. А на самом деле ты мягкий, добрый человек. И удивительно нежный. Теперь ты мне нравишься еще больше.

— А я тебе нравлюсь? — недоверчиво переспросил он.

— Ну конечно. Зачем бы я пришла к мужчине, который мне не нравится? Я не шлюха, которая зарабатывает себе на жизнь. Я свободная воительница, и мужчин выбираю сама.

— А почему ты выбрала меня?

— Странный вопрос.

— Я имею в виду — чем я мог привлечь такую женщину, как ты?

— Это какую?

— Красивую. Сильную. Свободную. Которой ничего от меня не нужно.

— Верно говорил Элмар, ты и в самом деле странный… Такие вопросы задаешь… — она задумалась, перевернувшись на бок и мимоходом сбросив одеяло почти до пояса. Шеллар замер, не решаясь натянуть его снова и не зная, куда деться от смущения. — Чем… Мужеством, — сказала наконец Валента. — Умом. Скромностью. Да у тебя масса различных достоинств. И кроме того, ты еще большой сильный мужчина, способный доставить женщине удовольствие. Да разве ты сам этого не знаешь? К тебе, наверное, часто приходят женщины.

— Часто, — грустно согласился Шеллар и стал медленно и потихоньку сползать ниже, чтобы спрятаться под одеяло, не натягивая его. — Приходят. Голдианские шпионки. Мистралийские шпионки. Галлантские, поморские, даже хинские, хотя мне до сих пор не понятно, какие у них могут быть интересы.

— Шпионки? Почему?

— Потому, что я имею доступ к секретной информации, и они надеются что-нибудь из меня вытянуть.

— И ты знаешь, что они шпионки, и все равно с ними спишь?

— А это очень удобно. Спишь с красивой женщиной и одновременно толкаешь дезу своему коллеге в солнечной Мистралии…

Он остановился, так как сползать дальше было уже как-то неуместно, и все-таки потянул одеяло на плечи.

— А просто так, не шпионки, разве не приходят? — не отставала Валента.

— Нет, — честно признался Шеллар, потом все-таки выпростал из-под одеяла руку и обнял ее.

— Тебе холодно? — спросила лучница, нежно пробегая пальцами по его волосам.

— Немного, — неуверенно соврал он, потому что на самом деле ему было немного жарко. Одеяло было теплое, зимнее, поскольку дядюшка был человек пожилой и постоянно замерзал, а заменить одеяло пока ни у кого руки не дошли. Он подумал, что станет делать, когда как следует взмокнет под этим одеялом и уже не сможет рассказывать сказки о том, что ему холодно, и предложил: — Может, погасим свечи?

— Не надо, — попросила Валента, продолжая перебирать его взъерошенные лохмы. — Пусть будет хоть немного света. Я не люблю разговаривать в потемках. И заниматься любовью тоже. И еще я не люблю мокрых мужчин, так что вылезай из-под одеяла и не выдумывай ерунды. Ты что, стесняешься, что ли?

— Боюсь тебе разонравиться, — из последних сил пошутил Шеллар и все-таки сбросил одеяло.

— С чего бы вдруг? — засмеялась она. — Стесняться надо тем мужчинам, которые заплыли салом и не видят собственный член из-за живота. А тебе-то чего?

Он промолчал, так как у него были немного другие представления об этой проблеме, а спорить не хотелось. Он просто лежал, расслабившись, и прислушивался, как она гладит его по голове, ласково и бережно расправляя его непослушные вихры, которые никогда не ложились, как у нормальных людей. Почему-то ему снова подумалось о том, что такой, наверное, должна быть ласка матери, которой у него никогда не было.

— Почему ты молчишь? — спросила Валента. — Расскажи что-нибудь.

— Что?

— Не знаю… Что-нибудь. Знаешь, если не находишь, о чем поговорить, надо говорить, что в голову придет. Вот, например, о чем ты думаешь сейчас?

— О матери, — честно ответил он.

— Вот о ней и расскажи. Какая она была?

— Не знаю. Я никогда ее не видел. Она умерла при родах.

— А тебе о ней рассказывали?

— Очень мало. Отец ее почти не вспоминал, он женился не по любви, а потому, что так положено. Ему было совершенно все равно, на ком жениться. Мать вышла за него, чтобы не остаться старой девой. Лондрийских принцесс неохотно берут замуж, они некрасивые и худые, с узкими бедрами, очень тяжело переносят роды. А в королевских семьях главное — наследники, поэтому женщины у нас ценятся здоровые и плодовитые. Отец был человек равнодушный и безразличный, поэтому ему было все равно — что лондрийская принцесса, что поморская крестьянка. Сказал дедушка «женись» — выбрал из кучи присланных портретов, не глядя, наугад, первый попавшийся, и женился. Умерла жена — ну и ладно, появился ребенок — ну и хорошо, пусть няньки занимаются… Он забыл ее намного раньше, чем я вырос и начал спрашивать… Мэтр Истран как-то сказал, что с ее здоровьем ей вообще не следовало рожать, тем более, что наследников у дяди было достаточно. А она очень хотела детей… Я часто о ней думаю. О том, что если бы я не родился, она бы была жива. И я всегда не любил праздновать свой день рождения, потому что в этот день она умерла.

— А отец? Он тоже умер?

— Да.

— Давно?

— Давно. Мне было десять лет.

— А что с ним случилось?

— Он сошел с ума и покончил с собой.

— Правда? Элмар мне этого не говорил.

— А Элмар и не знает. Он тогда не жил с нами, а эту историю в семье не принято было вспоминать. Когда в королевском доме такое случается, это всячески стараются скрыть. Какому королю захочется признаться, что его брат сошел с ума? Ведь будут думать, что в семье нездоровая наследственность, или что на ней лежит проклятие, или еще что-нибудь. Вот об этом и молчали. Официально объявили что брат короля скончался от пищевого отравления.

— А он отравился? А почему решили, что он сошел с ума?

— Потому, что он хотел убить и меня.

— Убить собственного ребенка? Действительно, только безумец мог такое сделать… А как тебе удалось спастись?

— До сих пор никто не знает. Он скормил мне дозу, достаточную для взрослого человека, по всем законам природы я бы должен был умереть… Такая вот у меня печальная родословная, — со вздохом заключил он. — А у тебя есть родители?

— Есть. Они очень славные люди, но лучше их любить на расстоянии. Они все еще считают меня маленькой девочкой и пытаются учить жить. Ну, знаешь, вроде того, что, уезжая на подвиги, нужно непременно брать с собой шерстяные штаны, чтобы не простудиться. Или что нужно остерегаться незнакомых мужчин, особенно в темное время суток… Однажды я не послушалась родителей и наткнулась на двух таких страшных мужчин в темном переулке в Лютеции. Так они потом так жалобно просили пощады…

— А ты что, с луком ходила по городу? — невольно улыбнулся Шеллар, представив себе, как она ходит по Лютеции со своим луком в человеческий рост.

— Ну что ты, конечно нет. Он же большой. Я ходила с мечом. Я ведь не только стрелять умею…

Она отодвинулась, свесилась с кровати и стала шарить по полу.

— Что ты ищешь? — спросил Шеллар, опасаясь, что разговор на этом угаснет.

— Сигареты. Будешь курить?

— А моя трубка далеко?

— Далеко. То ли в гостиной, то ли в столовой.

— Тогда давай сигарету.

Они закурили, и разговор все-таки оборвался, и Шеллар не знал, как его возобновить. Он лежал, откинувшись на подушки, и задумчиво созерцал потолок. Валента сидела рядом, грациозно изогнувшись. Куда смотрела она, было непонятно.

— А сейчас о чем ты думаешь? — вдруг спросила она.

Шеллар, застигнутый врасплох, поспешно ухватил за хвост последнюю мысль и снова честно ответил:

— Что делать с гробом.

— С каким гробом? — недоумение в голосе девушки было смешано с тревогой.

— С моим гробом, — спокойно пояснил Шеллар. — Сегодня… Или это уже вчера?.. утром я зашел в королевскую часовню… Меня просили помочь с опознанием, а то не знали, что в какой гроб положить… Зашел, и долго не мог избавиться от чувства, что что-то не так. Потом присмотрелся и понял, что один гроб лишний. До меня сначала не дошло, и я спросил распорядителя церемоний, для чего здесь шестой гроб. Он вдруг весь побледнел, потом покраснел и начал мямлить что-то невразумительное. Потом поспешно извинился, пообещал выяснить и доложить, а сам метнулся в комнату персонала и принялся там вопить о болванах и бездельниках которых он всех уволит. Тут до меня и дошло, что это же мой собственный гроб. Ведь сначала думали, что я погиб вместе со всеми. А потом забыли его убрать. Я о нем вспомнил и подумал, что же с ним теперь делать. — Он издал короткий невеселый смешок и раздавил окурок в ночном горшке, который они приспособили вместо пепельницы.

— Вели его сжечь и больше не вспоминай. — Решительно заявила лучница и поставила горшок на пол. — И не мучай себя.

— Да он мне не мешает, — пожал плечами Шеллар. — Не пугает и не мучает. Просто не знаю, что с ним делать.

— Сделай, что я посоветовала. У моего народа считается страшным кощунством делать гроб для живого человека. А уж тем более держать его в доме.

— У нас так не считается. Но я сделаю, как ты советуешь, просто чтобы тебе было приятно.

— Шеллар!

— Да?

— Сделай мне приятное другим способом.

И снова они долго и нежно любили друг друга, и снова все было так же прекрасно. И потом снова тихо лежали, обнявшись и не шевелясь.

— Почему ты так коротко стрижешься? — спросила Валента, опять принимаясь перебирать его волосы. — У вас ведь так не принято. Да и волосы у тебя неплохие.

— Потому, что они не укладываются ни в какую прическу, — вздохнул Шеллар, дотянулся до ее косы и перебросил на грудь, чтобы можно было любоваться. — А зачесывать назад и собирать в пучок… Я тогда выгляжу полным уродом. А тебе твоя коса не мешает? В походах, в бою?

— Мешает, — вздохнула девушка. — Мыть сложно, сушить долго, расчесывать трудно…

— А обрезать жалко.

— Не то, чтобы жалко… Но я не могу ее обрезать просто так. У моего народа девушки носят косу, пока не выйдут замуж. Так положено. А замуж я не собираюсь, так что, видно, до старости придется с этой красотой возиться.

— Почему не собираешься?

— Потому, что путь воина несовместим с кастрюлями и пеленками. А мысль о том, что какой-то немытый и вечно пьяный мужчина будет считать себя моим хозяином, была мне противна всегда.

— А если он будет умытый и трезвый, и будет тебя уважать? И не заставит возиться с кастрюлями и пеленками? — со слабой надеждой спросил Шеллар, понимая, что задает дурацкие вопросы.

— Нет, Шеллар. Мне дорога моя свобода. Воин должен идти по своему пути, не оглядываясь назад и не вспоминая постоянно о том, что дома остались дети. Иначе он станет бояться смерти больше, чем следует.

Он снова погладил ее косу и спросил:

— А как вышло, что такая прекрасная женщина избрала путь воина?

— Мне это нравилось, — просто ответила она. — С детства. Мой народ — лесные охотники, дети растут в лесу и с детства обучаются стрельбе из лука, и мальчики и девочки. У меня это получалось лучше всех. И это намного интереснее чем сидеть всю жизнь в хижине, варить еду, чинить шкуры и мыть полы. Шить и вышивать я так и не научилась. Зато из лука я попадаю белке в глаз с любого расстояния.

Как она стреляет, Шеллар уже видел вчера, поэтому дальше расспрашивать об этом не стал.

— А как ты познакомилась с Элмаром? — спросил он. — Как вообще герои собираются в группы?

— Кто как. Кто-то подбирает соратников специально. А мы случайно познакомились в придорожном трактире по пути в Белую Пустыню. Шанкар шел домой после паломничества. Элмар ехал на подвиги и искал соратников. Я просто болталась без дела и присоединилась. Этель носилась с какой-то старинной картой и толковала о сокровищах… Так мы и познакомились. Поехали искать эти сокровища, рассудив, что для начала подвиг подходящий. А потом подружились, принесли клятву верности и занялись подвигами профессионально.

— Тебе нравится твоя жизнь? — спросил Шеллар осторожно, боясь, что она догадается об истинной подоплеке вопроса. — Ты никогда не подумывала о чем-нибудь другом?

— Никогда, — серьезно ответила Валента. — Какая еще жизнь может быть лучше для воительницы, чем сражаться плечом к плечу с верными друзьями? Вот Элмар вечно ноет, что ему надоело мечом махать, не интеллектуальное это занятие, он бы хотел где-нибудь в тиши баллады слагать. Хорошо, что у него баллады получаются такие, что стыдно людям показывать, а то ведь и правда бы все бросил. И Шанкар вечно как помедитирует неудачно, начинает что-то нести об отшельничестве и уходе от мира. Ну, Этель — авантюристка, ей все равно — подвиги, не подвиги, приключений на свою задницу она себе где угодно найдет. А вот мне действительно нравится. Я очень боюсь, что кто-то из ребят погибнет. Тогда группа распадется, и что я буду делать?

— А она обязательно распадется? Может, вы просто найдете замену?

— Нет, — грустно вздохнула лучница. — Разбегутся они. Шанкар первый смоется, Этель за ним. Да и Элмар, раз уж ему надоело…

— А что, эти баллады, которые пишет Элмар, настолько плохи?

— Ужасны. Даже я это вижу. А сам он видит еще лучше, он ведь разбирается в стихах.

— А о вас пишут баллады?

— А как же! Мы герои или кто?

— А тебе они нравятся?

— Это смотря какие. Пишут ведь все, кому не лень. Знаешь, о нас даже Эль Драко писал. Вот его баллады мне понравились. А Элмар вовсе захандрил от зависти и поклялся, что больше баллад слагать не будет.

— Мне тоже нравятся песни Эль Драко, — сказал Шеллар. — Хотя я не особенно люблю мистралийскую музыку.

— Ты его слышал живьем?

— Да. Очень странное ощущение.

— Согласна. У него был совершенно волшебный голос. А сам он мне не понравился. Он на меня поглядывал, но напрасно.

— А вы были знакомы лично?

— Да, мы как-то кутили вместе. Это была очень смешная история. Наша Этель так замучила одного его приятеля, что он в отместку познакомил ее с ним. Это был единственный случай на моей памяти, чтобы один мужчина удовлетворил ее полностью. Они двое суток из спальни не вылезали, но зато потом Этель еще неделю ни к кому не приставала.

— Да… — тихо рассмеялся Шеллар. — Бедный Жак… У него так не получится.

— Странный он, — задумчиво сказала Валента. — Смешной такой. С дыркой в голове… Он правда бежал из Мистралии?

— Да. Из Кастель Милагро.

— А говорят оттуда нельзя убежать.

— Теперь уже можно. Он при побеге там здорово нашкодил, и теперь Кастель Милагро стал немного попроще. Может, даже удастся заслать туда агента. Надо будет обговорить это с Флавиусом.

— Ну вот, неужели тебе не о чем думать, кроме как о работе?

— Ты сама напомнила. А Жак действительно странный. И смешной.

— Что с ним делали в Кастель Милагро?

— В основном пугали. Показывали, что делают с плохими рабами, которые не слушаются хозяина. А он парень впечатлительный, его очень легко напугать. Он до сих пор боится.

— А как же он ухитрился убежать?

— А он очень сообразительный и образованный молодой человек. А почему ты о нем спрашиваешь?

— Мы с ним разговаривали вчера вечером… Так, обо всем понемногу… и он спросил у меня совета, чем ему заняться. А мне ничего не пришло в голову. Ты очень умный, Шеллар, намного умнее, чем я и мои соратники вместе взятые. Может быть, ты можешь что-то посоветовать?

— Это мне надо посидеть и крепко подумать.

— О нет, только не сейчас!

— И даже не завтра. Вернее, сегодня. А куда Жак так торопится? Мне еще с ним нужно о многом поговорить… выяснить, разобраться… Он столько может рассказать… Да если честно, я бы оставил его при дворе, чтобы иметь возможность общаться с ним постоянно. Только не знаю в каком качестве. Он ничего не умеет, но он умен, способен нестандартно мыслить, знает много такого, чего не знаем мы.

— Сделай его советником.

— Не хочу. Либо его сожрут завистники, либо он все свое время будет тратить на интриги.

— А что он еще может?

— Еще он может очаровательно болтать ни о чем, спаивать своего короля и поднимать настроение. У него своеобразное чувство юмора, но мне нравится. И его забавная речь тоже.

— Сделай его шутом.

— Придворные его шуток не поймут.

— Плюнь ты на придворных. Главное, чтобы ты понимал. А они будут смотреть тебе в рот, чтобы не пропустить, в каком месте смеяться.

Шеллар засмеялся, так как сказано было очень точно. А потом они снова занялись любовью.

Он уснул умиротворенный, положив голову ей на грудь, и ему снилось что-то очень светлое и приятное.

Последний раз он проснулся, когда было уже светло. На этот раз это было обычное утреннее пробуждение. Ну, почти обычное. Во всяком случае, стены не шатались, розовые слоники не летали, окружающий мир не расплывался перед глазами. И в постели никого не было. От ночных возлияний остались только тяжесть в голове и некоторая несобранность в мыслях. А от прекрасной лучницы — легкий, едва различимый аромат степных трав. Он закрыл глаза и зарылся лицом в ее подушку. Как жаль, что все кончилось… Ах, если бы она не дрожала так над своей независимостью, какая бы была королева!

Его сладкие мечтания прервал крик, донесшийся из гостиной:

— Да как ты мог?! Ты же паладин! Ты же герой!

В гостиной скандалили давно, даже что-то громко падало — этот звук и разбудил Шеллара. Но слов слышно не было, наверное только что кто-то открыл дверь в коридор.

— А как он мог? — так же громко отозвался Элмар. — Напоить короля, опозорить перед всем двором!

— Весь двор — это ты и твои перепившиеся однополчане? — холодно поинтересовалась Валента. — Почему это ты можешь напиться в стельку и спать под столом, а твой король — нет?

— Шеллар никогда в жизни не прикасался к наркотикам! Он и пил-то раз в год по большим праздникам! А этот проходимец его накачал до поросячьего визга! Да еще позволил себе гнусные намеки на то, что я свои подвиги совершаю в столовой!

— Вчера ты их именно там и совершал. — Так же холодно заметила лучница.

— Ты же мог его убить! — снова закричала Этель. — Как ты мог его ударить! Он вдвое меньше тебя!

— Вот и держал бы язык за зубами, если не способен отвечать ни за слова свои, ни за поступки, — проворчал Элмар. Шеллар представил себе его кулак и содрогнулся. Даже если он был без перчаток, это гарантированное сотрясение мозга.

— Ну, вроде все, — подал голос Шанкар. — Ничего, обойдется. Как вам кажется, мэтр?

— Мне тоже кажется, что ничего страшного. Он вовсе не такой хлипкий, каким выглядит. Сейчас я его разбужу и, пожалуйста, больше его сегодня не бейте. Лучше всего уложить в постель.

— Ты действительно, Элмар, подумал бы прежде чем руки распускать, — сказал Шанкар, — что он тебе сделал? Ты его так и убить мог нечаянно.

— Что он мне сделал? Ты слышал, что он сказал?

— Слышал. Так это была чистая правда. Ты действительно весь день провел за возлияниями в столовой и не видел, в каком состоянии пришел твой кузен. А он действительно выглядел не лучшим образом. Я просто постеснялся предложить ему свою помощь, боялся, что он обидится.

— Лучше бы ты не стеснялся. Тогда бы этот маленький нахал не довел его до столь свинского состояния.

— А ты видел, в каком состоянии он был до того? — послышался тихий голос Жака. — Если бы я его не напоил вусмерть, у него бы к утру был нервный срыв.

— Не говори ерунды! Шеллар — железный мужик, у него нервов вообще нет.

— Слушай, ты, конечно, герой и все такое, но нельзя же быть таким самоуверенным! Вы тут привыкли, что он молча пашет, как трактор, и никого не грузит своими проблемами, и думаете, что у него нервов нет. А он вчера сидел в своем кабинете черный весь, с такой тоской в глазах, что мне страшно стало.

— Ну, тебя напугать — много не надо, — проворчал Элмар уже не так уверенно. — И все равно, нечего было короля спаивать. Позвал бы лучше Шанкара.

— Шанкар в это время лотосы по речной глади запускал. И вообще, король действительно мог обидеться и отказаться. Он сам-то не понимал, что с ним происходит. Он даже заплакать не мог, не умел просто… Не знаю, может, я что-то неправильно сделал, уж как сумел. А если ты умеешь лучше, то где ты раньше был, такой умный?

— Господа, — негромко сказал мэтр Истран, — ваш спор бесцелен. Все, что случилось, уже случилось. В конце концов могло быть и хуже. Если бы я был здесь, я бы, конечно, смог помочь принцу Шеллару другим способом, но я не мог оставить Мафея. Он так разнервничался, что полностью потерял контроль над собой и над своей Силой. Мне пришлось всю ночь просидеть с ним, иначе он мог сгореть сам и разнести весь город. К счастью, все обошлось и ничего непоправимого не случилось. То, что принц Шеллар так напился и вел себя неподобающе… это со всеми королями иногда случается. Это не столь страшно. А вот то, что он научился плакать — это очень важное событие в его жизни. Да и просто это для него хорошо… и полезно. А касательно того, принц-бастард, насколько вы знаете своего кузена, должен вам сказать, что вы глубоко заблуждаетесь. Его высочество вовсе не железный, и если ему и свойственна некоторая эмоциональная холодность, то это еще не значит, что у него нет нервов. И к алкоголю он относился вовсе не с таким отвращением, как вы пытаетесь нас уверить. Просто никто этого не знал, так как он пил всегда один в своем рабочем кабинете. И давайте на этом прекратим бесполезный разговор и пойдем разбудим принца Шеллара, а то он проспит коронацию. А вам, ваше высочество, я бы порекомендовал извиниться перед молодым человеком, которого вы чуть не убили практически ни за что.

— Не буду, — упорно заявил Элмар. — Благодарю, что вы меня просветили, уважаемый мэтр, и за рекомендацию благодарю, но извиняться не стану. Так как я не согласен, что ударил его ни за что.

— И не надо, — сказал Жак. — Нужны мне твои извинения, как ослику политика. Извиняться стоит, когда правда о чем-то жалеешь, а не когда тебя просят.

Шеллар услышал шаги в коридоре и поспешно притворился спящим. Не стоило признаваться, что он слышал их разговор. Хотя его так и подмывало спросить мэтра Истрана, откуда он узнал о его привычке пить в одиночку.

Несколько часов спустя король Шеллар III официально взошел на престол. И у ступеней его трона сел, обаятельно улыбаясь, новый шут.

Вечером того же дня Элмар и его соратники отбыли на новые подвиги. Они стояли посреди дворцовой площади в полном боевом облачении и заходящее солнце играло на стали доспехов, серебре украшений сбруи и камнях амулетов; и все приветствовали их громкими криками восторга, пока Этель открывала телепорт. А король молча смотрел, как исчезают в пушистом сером тумане вороненая кольчуга, огромный боевой лук и прекрасное строгое лицо под коническим шлемом. Он не знал, увидит ли он ее еще когда-нибудь, но очень надеялся.

Неделю спустя принц Мафей проснулся среди ночи с криками и долго плакал, пересказывая свой страшный сон. Ему приснился принц-бастард Элмар. Он лежал на зеленой траве в луже крови, и его доспех был смят в лепешку, а шлем расколот пополам.

Месяц спустя про сон все забыли, так как он не сбылся, и все решили, что ничего вещего в нем не было. Тем более, Элмар отправился в какой-то дальний поход и два года не являлся вообще, хотя возможность навестить родной город у него была постоянно. Наверное, боялся, что его женят.

Два года спустя Шеллар второй раз в жизни видел прекрасную лучницу Валенту. Обстановка была официальная и поговорить они не смогли. Вечером его срочно вызвали в департамент безопасности выслушать донесение агента из Мистралии. Ночью она не пришла, да он и не ожидал, что она придет. Он знал, что ни один уважающий себя воин любого пола не позволит себе такого перед битвой. Да и кто он такой, чтобы бросаться к нему после долгой разлуки? Так, мимолетное приключение… Может быть, давно забытое… Но где-то в глубине души засела упорная надежда, что еще одна встреча в неофициальной обстановке обязательно прояснит что-нибудь в их недосказанных отношениях.

Наутро герои отбыли сражаться с драконом, который давно терроризировал королевство и которому приходилось платить унизительную и страшную дань. И снова они ехали по улицам столицы, усыпанные щедрым золотом осени, и толпа провожала их приветственными криками. И снова король молча провожал взглядом огромный лук, колчан бронебойных стрел и островерхий шлем с кольчужной сеткой. А потом долго бесцельно бродил по парку, в котором, несмотря на осень, сохранилось несколько зеленых лужаек. Эти лужайки магическим способом оградил от увядания принц Мафей, чтобы всю зиму кормить свежей травой своего ручного кролика.

А вечером на одну из этих лужаек вывалилась из телепорта груда дымящегося железа. Когда на шум сбежалась стража, принц-бастард Элмар лежал на зеленой траве в измятых доспехах и расколотом шлеме, и из-под него растекалась по изумрудной зелени ярко-алая лужа. А рядом в голос выла Этель, прижимая к груди бритую голову Шанкара.

Валента погибла мгновенно, вспыхнув свечой в огненной струе дыхания дракона. Мужчины успели прикрыть собой маленькую волшебницу от удара тяжелого шипастого хвоста. Этель успела кастовать одно-единственное заклинание — открыть телепорт и вытащить их из пещеры.

Шанкар умер в тот же вечер, не приходя в сознание. Спасти его было невозможно, и придворные маги и мистики только удивлялись, что он не умер на месте после такого удара.

Элмара спасли доспехи. Но после этого всяческие подвиги ему опротивели окончательно.

А о том, что король всю ночь прорыдал в своей опочивальне, так никто никогда и не узнал.

Глава 4

— Вот оно что… — вздохнула Ольга, расставляя на полке свои книги. — Вот почему он не захотел рассказывать о подвигах, когда я спросила…

— Да, — грустно кивнула Азиль. — Он не любит об этом вспоминать. Так что не спрашивай его больше.

— Конечно, не буду. Я просто не знала, что его подвиги так трагически закончились… А как тебе удалось его вылечить?

— Любовь лечит все, — просто ответила нимфа.

— Ну, знаешь… — невольно улыбнулась Ольга. — Я понимаю, что любовь может вылечить, скажем, депрессию или нервное расстройство, но перебитый в пяти местах позвоночник…

— Любовь нимфы не такая, как у людей.

— Это магия? — догадалась Ольга.

— Да, вроде того.

— И ты любого можешь вот так вылечить?

— Не любого. Только любимого. Но зато от всего, что бы с ним ни случилось.

— Повезло ему, — засмеялась Ольга. — Личный доктор на дому… А представь, если бы у него была обычная девушка?

— У него была обычная девушка, — усмехнулась Азиль. — Он даже начал было подумывать о браке. Но когда с ним это случилось, и она узнала, что он навсегда останется калекой, она быстро вышла замуж за кого-то другого.

— Представлю, как она потом себе локти кусала.

— Не знаю, я ее никогда не видела. Ни до того, ни после. Мне как-то все равно, кто она такая и что она чувствовала. Она все равно не смогла бы ему ничем помочь, даже если бы осталась с ним.

— По крайней мере, может быть, тогда он бы не пытался так настойчиво наложить на себя руки.

— Не знаю. Он воин. Для него это было… слишком. А что это у тебя?

— Это? Плэер. Чтобы музыку слушать. Только у меня аккумулятор разряжен. А у вас есть электричество?

— Это какой-то вид магической энергии?

— Понятно. Значит, нет… Жалко как! Я так надеялась, что смогу хоть музыку послушать…

— Так возьми в гостиной музыкальную шкатулку. У меня есть целая куча кристаллов с разной музыкой, я под нее танцую. Бери и слушай.

— Спасибо, я обязательно послушаю. А как ею пользоваться?

— Очень просто. Берешь кристалл и кладешь в шкатулку. Закрываешь — она играет. Закончилась мелодия — открываешь и переворачиваешь на другую грань.

— Ух ты! — восхитилась Ольга. — А от чего они звучат?

— Как — отчего? На них записан звук.

— А как их записывают?

— Не знаю, это маги как-то делают… Мэтр Истран с тобой во дворце разговаривал? Ты видела голубой кристалл? Вот это он и был.

— Он наш разговор записывал? Надо же, а я думала, тут средние века! А зачем?

— Чтобы король потом послушал, не торопясь, и подумал.

— О чем подумал?

— Какая ты, как с тобой правильно обращаться, и вообще, что с тобой дальше делать.

— А что со мной могут дальше сделать? Я надеюсь, меня не заставят выходить замуж за какого-нибудь урода, которого местные девушки стороной обходят?

— Да нет, что за ерунда! Просто тебе же надо будет как-то жить дальше. Чем-то заниматься, как-то на жизнь зарабатывать. Вот он и подумает, к чему тебя лучше всего пристроить, что у тебя получится, что нет. Что ты умеешь, чему тебя можно научить, к чему ты способна, и так далее.

— Азиль, а ты чем занимаешься? Или ты просто так, живешь с Элмаром и он тебя содержит?

— Я танцую. Не ради денег, конечно, хотя мне за это что-то платят. Просто я люблю танцевать. Элмар, конечно, очень богат, и мне не обязательно зарабатывать себе на жизнь, но я не могу не танцевать. Наверное, нимфы так устроены, не знаю точно. Это примерно так же, как с мужчинами.

— С мужчинами? В каком смысле?

— Я занимаюсь любовью с другими мужчинами. Мне это нужно, нимфы так устроены. Пока я не созрею для того, чтобы иметь детей, я должна иметь разных мужчин.

— Мама дорогая! — ужаснулась Ольга. — И бедный Элмар это терпит?

— Он понимает. Я ему все объяснила с самого начала, и он сказал, что готов ждать. Он меня любит.

— Слушай, это просто удивительно… Я не знаю такого мужика, который просто так с этим бы смирился. Наверно, Элмар какой-то совсем особенный.

— Я знала и других таких же понимающих людей. Но их действительно немного.

Ольга помолчала, переваривая информацию и одновременно развешивая в шкафу свои немногочисленные шмотки. Потом спросила:

— Послушай, Азиль… А тебе это самой нравится, или ты просто должна? Как ты это чувствуешь?

— Я смотрю на человека и чувствую, что он мне нужен. И мне это нравится. Я получаю от этого удовольствие… и это как-то подпитывает мою Силу. А он тоже получает что-то… не знаю точно, что именно, всегда получается по-разному. Обычно люди от чего-то излечиваются, по мелочи, конечно. А иногда бывают совсем неожиданные вещи. Когда-то давно я жила с одним известным бардом… недолго, недели две или три, я не могу долго жить с одним и тем же… Так на него накатывало такое бешеное вдохновение, что он хватал карандаш и нотную бумагу, не успев даже закончить со мной… Я помню, как мы с ним трахались, а он одновременно что-то записывал, положив свою бумагу мне на спину… или на живот, в зависимости от позы. Наверное, если бы у него была еще пара рук, он и играл бы одновременно.

— И что, получалось что-то стоящее? — заинтересовалась Ольга.

— Получалось просто гениально. Да у него и без меня получалось неплохо. Он был очень талантливый.

— Был? А он что…

— Да, он умер.

— От чего? Он что, был такой старый?

— Нет, совсем молодой, очень красивый парень. Его убили. Он был из Мистралии… Ах да, ты же еще не в курсе географии и политики. Я тебе потом расскажу, так тебе будет непонятно. А что у него получилось, можешь послушать, у меня есть кристаллы с его музыкой… Ой, какая прелесть! Что это у тебя?

— Это? Заколка для волос. Тебе нравится? Хочешь, подарю? У меня все равно столько волос нету и никогда не будет. У меня другие есть, поменьше.

— Правда? Спасибо! Какая она красивая! Никогда таких не видела! А из чего она?

— Из пластмассы. Носи на здоровье. Тебе идет.

— Я вообще-то не ношу драгоценности каждый день, только когда Элмар меня куда-нибудь в общество водит. Так что я ее лучше спрячу.

— Драгоценности? Какая же это драгоценность? Это же обычная пластмасса.

— Это у вас обычная. А у нас такого не делают, значит она необычная.

— Ну, как хочешь. Тебе виднее. Ну, я вроде все разобрала. Пойдем теперь в гостиную, музыку послушаем. А заодно ты мне расскажешь о географии и политике. И о своем красавце-барде, если… если тебе это не грустно вспоминать, как Элмару свои подвиги.

— Мне не грустно. Мне очень даже радостно его вспоминать. Он был очень хороший, с ним было весело. И друзья у него были хорошие, с ними тоже было весело. Славная была компания. Особенно близняшки… Там было два брата-близнеца, один флейтист, а другой — барабанщик. Знаешь, как забавно втроем с двумя близнецами!

— Не знаю, — засмеялась Ольга. — Не пробовала.

— Да это я так, я не спрашиваю. Я вижу, что не пробовала. А как так вышло, что у тебя до сих пор не было мужчин? Ты состояла в религиозном ордене, или дала какой-то обет?

— А откуда ты знаешь? — удивилась Ольга. — Разве я это говорила?

— Я вижу такие вещи. На тебе белая занавесь. Люди этого не видят, а я вижу.

— Ты никому не скажешь?

— А почему?

— А я соврала, когда меня во дворце расспрашивали.

— Зачем? Мэтр все равно сам увидит.

— Вот я влипла…

— Не понимаю. Зачем тебе понадобилось это скрывать?

— Ну, знаешь… Я где-то слышала такую занятную фразу, что девственницы годятся только для одного — чтобы приносить их в жертву. Я же не знаю, какие у вас тут порядки, вдруг вы правда какому-нибудь дракону девственниц поставляете…

Азиль расхохоталась.

— Ну ты и придумаешь! Да если бы дракону отдавали только девственниц, через год бы ни одной не осталось! Посылают просто любых незамужних девушек.

— То есть как… У вас действительно приносят девушек в жертву дракону? Это что, обычай такой идиотский?

— Да нет, это тяжелая вынужденная необходимость. Этот дракон просто вымогатель. Он требует, чтобы ему платили дань, иначе нападает на деревни и даже на города. Вот корона и платит, золотом и девушками. Уже лет десять, наверное. И ни один герой еще не смог его победить. Элмара тоже этот самый дракон покалечил.

— А что, нельзя послать армию, что ли?

— Будет он тебе с армией воевать! Мистралийцы пробовали. Смылся, поменял жилье, и еще пару налетов устроил, чтоб не посылали больше армию. А с героями ему биться вроде как положено. Тем более, я смотрю, он их убивает играючи. Кроме Элмара и Этель живым никто не вернулся.

В дверь постучали и вежливый голос дворецкого торжественно вопросил:

— Сударыни, к вам господин Жак, личный шут его величества. Прикажете принять?

— Обязательно! — откликнулась Азиль. — Проводи его в гостиную, мы сейчас спустимся, — и снова обернулась к Ольге. — Так как все-таки это вышло?

— Да никаких обетов я не давала, — пожала плечами та. — Так жизнь сложилась. Все ждала большой и чистой любви. Да ну ее в задницу, эту мою девственность, она меня уже достала. Пошли лучше.

— Что здесь происходит? — с порога рявкнул полковник Сур, врываясь в помещение. — Что за бардак! Прекратить!

Бардак немедленно прекратился. Все инстинктивно встали смирно, только Саэта осталась сидеть на полу, продолжая тихо ругаться, а Кантор почти ползком добрался до стула и сел, скорчившись пополам.

— Я говорил — Саэту руками не трогать! — грозно повел глазами полковник. — Чего вы в нее вцепились?

— Надо же было их растащить, — виновато объяснил командор Фортунато. — Они же и убить друг друга могли… Тем более, похоже, они именно это и собирались сделать…

— Скотина!.. — процедила сквозь зубы Саэта, с ненавистью взирая на напарника.

— Сука! — не помедлил с ответом тот.

— Молчать! — снова рявкнул полковник. — Вы что, с ума посходили?

— С ума сошел тот, кто их в пару поставил, — проворчал командор. — И эти два психопата должны вместе работать? Они вам наработают…

— А с чего все началось? Из-за чего они подрались?

— Саэта сказала Кантору… извини, Кантор, я повторю… Спросила, правду ли говорят, что его в лагере всем бараком трахали. А Кантор ей сразу же в глаз…

— Что, ни с того, ни с сего спросила?

— Да нет, они до того долго ссорились…

— А из-за чего они поссорились?

Командор призадумался.

— А действительно… Кантор, ты не помнишь, с чего это у вас началось?

— Не помню… — прохрипел Кантор.

— Саэта?

— Какая разница! — злобно огрызнулась Саэта. — Я с этим скотом работать не буду! Он мне знаете, что сказал? Как жаль, что Гаэтано его не послушался, когда он советовал меня добить!

— Меня не интересует, что вы друг другу наговорили! Вспомните, с чего все началось.

— Началось с того, что они начали репетировать, — вспомнил Фортунато. — И Саэта отказалась пройтись с ним под руку. Так, слово за слово, все мужики скоты, все бабы суки… А ты такой, а ты сякая…

— Из-за такой ерунды? Вы что, совсем подурели? Саэта, что за капризы? Я понимаю, что тебе это может быть неприятно, но это работа, и если надо, значит надо. Через «не могу». Кантор, а тебе не стыдно? Ты же здоровый мужик, как ты мог ударить женщину?

— За такие вещи я бью всех, невзирая на пол и возраст, — зло бросил Кантор и с трудом разогнулся. — Проклятье, как же это я так раскрылся…

— Так тебе и надо, чтоб не кидался на женщин с кулаками. А ты думай, что говоришь. А то в следующий раз он не раскроется, и получишь, как он сам выражается, по полной программе.

— Посмотрим, — зло прищурилась Саэта.

— Посмотришь? Ты что, думаешь, что ты сможешь потягаться с Кантором на равных? Девочка, у тебя мания величия. Тебе один раз случайно повезло, и ты уже возомнила о себе невесть что. Кантор не только лучший стрелок во всех Зеленых горах, в обычной рукопашной с ним тоже мало кто потягается, если ты об этом не слышала.

— Как вы меня напугали! — издевательски отозвалась упрямая девица.

— Пустите, я ей доступно объясню… — прорычал Кантор, пытаясь подняться, но его тут же придержали и усадили на место.

— И что с ними делать? — жалобно вопросил командор. — Товарищ полковник, как можно было поставить в пару отпетого женоненавистника и наглую девицу, которая презирает мужчин и не устает это демонстрировать? Неужели нельзя было найти другого парня, поспокойнее, чтобы и не приставал к Саэте, и спокойно сносил ее хамство?

— От хама слышу! — окрысилась Саэта, переключаясь на невезучего командора, поскольку Кантор замолчал.

— Прекратите орать, — осадил ее полковник. — Не хватало, чтобы вы своим безобразным скандалом подняли на ноги всю базу! Чтобы сюда сбежалась толпа зевак, любоваться на представление! И не хватало, чтобы все это позорище увидел товарищ Пассионарио, между прочим, его хижина почти рядом с вашей!

— Спасибо, полковник, — негромко сказал за его спиной мягкий мелодичный голос. — Я уже вижу.

Полковник Сур поспешно отступил на шаг, почтительно пропуская вперед невысокого молодого человека в черной куртке с красным бантиком на нагрудном кармане. Упомянутого товарища Пассионарио, предводителя повстанцев и всеобщего любимца.

— Простите, товарищ Пассионарио… — смущенно пробормотал командор Фортунато. — Это получилось… случайно…

— Напротив, это получилось закономерно, — так же негромко и мягко возразил вошедший, неторопливо пересек комнату, сел за стол и обвел внимательным взглядом присутствующих. Все, как по команде, опустили глаза, даже воинствующие напарники притихли, и в наступившей тишине были слышны только писк москита под потолком и неровное прерывистое дыхание травмированного Кантора. Товарищ Пассионарио отбросил назад длинную челку, непременный атрибут мистралийского барда, и продолжил, переводя взгляд с Кантора на Саэту и обратно: — Как вы можете? Вы же товарищи. Соратники. Напарники. Вам поручено особой, можно сказать, жизненной важности задание. И вместо того, чтобы использовать отпущенные вам два дня для подготовки, вы не нашли ничего лучшего, чем поссориться и начать бить друг другу морды. Вам не стыдно?

— Нет, — угрюмо проворчал Кантор, не поднимая глаз, чтобы никто, не приведи небо, не увидел, что на самом деле ему все-таки стыдно.

— Ни капельки, — поддержала его Саэта, точно также не поднимая глаз.

— Простите, — повторил командор с таким истовым раскаянием, будто это он сам учинил драку. — Это больше не повторится!

— Мы примем меры, — так же покаянно пообещал полковник.

— Какие? — чуть улыбнулся товарищ Пассионарио, своей особенной мягкой, почти детской улыбкой, в которую были просто влюблены его соратники и подчиненные, от простого воина до генерала.

— Мы… э-э… — замялся полковник. — Мы с ними серьезно поговорим… Обещаю вам, мы…

— Давайте, наверное, я сам с ними поговорю, — предложил вождь, продолжая улыбаться. — Оставьте нас втроем. Попробуем как-нибудь договориться.

Когда все лишние покинули комнату, Саэта не удержалась и подняла глаза. Просто из любопытства. Она никогда не видела вблизи легендарного товарища Пассионарио и не смогла бороться с желанием рассмотреть его получше, раз уж довелось увидеть. Вот он какой, любимый вождь и идеолог, о котором столько говорят. Даже Гаэтано, который его немного недолюбливает за излишнюю демократичность, всегда отзывался о нем тепло и одобрительно… Надо же, какой он молодой, оказывается, интересно, ему хоть двадцать пять-то есть? Не таким представляла себе боец Саэта предводителя, совсем не таким. Старше представляла, солиднее, с мужественным лицом и орлиным взором, а он вот какой… Маленький, хрупкий, как девушка, и невероятно симпатичный. Особенно эта улыбка, самая обаятельная на свете улыбка, скромная, кроткая, волшебная какая-то… впрочем, поговаривают, что любимый вождь и в самом деле немного смыслит в магии…

— Ребята, — ласково и как-то проникновенно произнес товарищ Пассионарио, одним движением поднимаясь со стула и запрыгивая на стол. Об этой его странной привычке сидеть на столе тоже часто рассказывали, но своими глазами Саэта видела такое впервые. — Давайте относиться друг к другу с уважением. Какие бы убеждения у вас ни были, это не повод для ссор и драк. Мне отрадно видеть, что вам все-таки стыдно за то безобразие, которое вы устроили из-за сущей ерунды, это доказывает, что вы еще не окончательно пропащие люди. И хотелось бы надеяться, что вы сможете работать в паре, потому что вы — наша последняя надежда. Конечно, вам трудно перешагнуть через предубеждения, которых хватает у обоих, но постарайтесь друг друга понять… — Он достал сигарету, щелкнул пальцами, из которых взвился язычок пламени, прикурил и продолжил, не обращая внимания на изумление Саэты: — Кантор, ты же отлично знаешь, почему Саэта так относится к мужчинам. Чего ты ожидал от девушки, которая побывала в руках маньяков и осталась калекой на всю жизнь? Мне казалось, ты бы должен ее понять намного лучше, чем кто бы то ни было. И уж дразнить ее и издеваться — последнее дело. А ты, Саэта, со своей стороны, тоже могла бы подумать, что если Кантор обижен на весь женский род, то у него тоже есть на то причины. Не буду останавливаться на этом подробно, он сам тебе расскажет, если смелости хватит. А намеренно оскорблять товарища, повторяя услышанные где-то сплетни, бессовестно и жестоко. Не удивительно, что он тебя ударил. Тебе еще повезло, что он так взбесился и сразу бросился в драку, а не вызвал тебя на поединок по всем правилам. Вы оба виноваты, дорогие мои товарищи, и вам обоим надо что-то с собой делать, иначе вы не сможете работать вместе, а это необходимо для дела. Пойми, Кантор, у нас не так много женщин-убийц, которых можно отправить на такое задание, а как справлялись мужчины, ты, наверное, знаешь. И ты пойми, Саэта, что при всех своих недостатках, Кантор, пожалуй, единственный мужчина, который сможет сопровождать тебя в путешествии, охранять, прикрывать, помогать с легендой и маскировкой, переводить с шести языков и при всем этом не приставать к тебе, что для тебя очень важно. Вы должны как-то найти общий язык и сработаться, а для этого вам необходимо всего лишь присмотреться друг к другу внимательнее и начать все сначала. Спокойно сесть и поговорить о своих проблемах. Откровенно и доброжелательно, как подобает товарищам. До полного взаимопонимания. Давайте сейчас сделаем так: вы вместе спуститесь к ручью, умоетесь, приведете себя в порядок…

— Что касается меня, — криво оскалился Кантор, — то куда-либо ходить я смогу не раньше, чем через час. Разве что моя геройская подруга меня отнесет.

— Разбежалась, — проворчала Саэта, ощупывая заплывший глаз. — Как я с таким лицом на люди выйду?

— Тогда я просто оставлю вас наедине, поговорите здесь. У вас должно получиться. Я вижу, вы раскаялись в своем поведении, не питаете друг к другу ненависти, и готовы быть откровенными друг с другом. Всего вам хорошего, товарищи.

Пассионарио легко спрыгнул со стола и удалился, одарив их напоследок еще одной обворожительной улыбкой. И Саэта почувствовала, что он совершенно точно определил ее чувства. Ей действительно было стыдно за позорную драку и действительно хотелось пооткровенничать хоть с кем-нибудь. Даже с Кантором.

Когда дверь закрылась, Кантор негромко сказал:

— Саэта, подойди сюда.

— Тебе что, мало?

— Подойди, пока не поздно. Я тебя полечу, а то тебе действительно на люди выйти нельзя будет. И с легендой будут проблемы, мне все-таки придется изображать полную скотину, чтобы ни у кого не возникало сомнений, откуда у моей жены фингал под глазом. А я не хочу.

— А ты что, умеешь лечить?

— Не умею, а иногда могу. Вот сейчас как раз тот момент. Подходи быстрей, пока не ушло. Наклонись. Теперь потерпи, я до тебя дотронусь… Вот так, теперь все.

— Все? — Саэта с недоверием подошла к зеркалу. — Действительно… А как ты это делаешь?

— Не знаю. Само получается.

— А себя так можешь?

— Себя не могу. Ну что, начнем сначала?

— Давай лучше с конца, — предложила Саэта. — На чем мы закончили? Ах, да, я задала тебе вопрос, на который ты мне ответил кулаком в глаз.

— Хорошо, отвечу по-хорошему. Это неправда, — спокойно ответил Кантор. — Хотя я думаю, что вопрос все же был риторический и имел целью именно начать драку.

— Вовсе я не собиралась с тобой драться, а только хотела тебя оскорбить чем-нибудь ощутимым. А чего ты так взбеленился, если это неправда?

— Потому, что… — Кантор задумчиво потер подбородок. — Как бы тебе поточнее сказать… Скажем так, мне пришлось приложить огромные усилия, чтобы это осталось неправдой. И мне это кое-чего стоило. Поэтому всякие сомнения в этом моем подвиге меня бесят. Если тебе хочется подробнее узнать, как я сражался за свою девственность, я тебе, может быть, потом расскажу, если… если у меня будут основания тебе доверять. Продолжим?

— Ты сказал, что советовал Гаэтано меня добить. Ты что, там был?

— Был. Я вообще о тебе достаточно много знаю. Я помню тебя еще с тех времен, когда ты носила другое имя и не стреляла в людей, а играла на рояле. И когда мы нашли тебя на вилле Сальваторе, я тебя сразу узнал. Лицо-то они не тронули… Гаэтано ведь рассказывал тебе, что там было?

— Рассказывал, — кивнула Саэта. — Он к этому старому извращенцу давно подбирался. Ты наверно слышал, у Гаэтано была дочка…

— Слышал. Она пропала еще задолго до того. Собственно, из-за всей этой истории с дочкой Гаэтано и оказался с нами. На державу обиделся. Он грешил на Сальваторе с самого начала, но ему никто не верил. Даже у нас не верили, а уж в легальном, так сказать, обществе… Как же, добрейший первосвященник Сальваторе, духовная опора нации! А он и его сыновья-извращенцы творили такое… Тебе еще, можно сказать, повезло. Гаэтано в конце концов наплевал и на Комитет, и на дисциплину, и на личный запрет генерала Борхеса, взял с собой небольшую, но отборную группу и наведался на эту виллу. Там была довольно сильная охрана, но мы их удачно сняли без особого шухера, и когда зашли, застали веселье в полном разгаре. Знаешь, Саэта, я всякое видел, но от такого непотребства меня чуть не стошнило. Трахаться между собой и попутно резать на части женщину для остроты ощущений… Так что я видел тебя там, во всей красе, так сказать. Я действительно посоветовал Гаэтано тебя добить. Мне казалось, что так будет гуманнее. Может, я был не прав, но ты выглядела так… Трудно было предположить, что ты выживешь после этого.

— Как видишь, — угрюмо заметила Саэта. Все это время она сидела отвернувшись и время от времени беззвучно вздрагивала.

— Вижу. Ошибся. Могу взять свои слова обратно, если тебе от этого будет легче. А можно спросить?..

— Правда ли, что меня зашили наглухо? — резко перебила его Саэта. — Любопытство замучило? Чтобы ты не терялся среди сплетен, отвечу. Раз уж мы должны знать друг о друге побольше… Почти правда. Мне удалили практически все. И то, что осталось от второй груди, тоже ампутировали. А теперь хватит обо мне, давай о тебе. Я уже вижу, что самая ходячая сплетня о тебе — такая же неправда, как и… ну, не буду повторять.

— Это насчет того, что гениталии мне вырвали раскаленными щипцами в Кастель Милагро? Разумеется, неправда. Мне их отбила ты десять минут назад.

— А вторая самая ходячая сплетня о тебе — правда?

— Нет. И третья тоже. А к женщинам я так отношусь потому, что меня однажды очень крупно и очень подло кинули. С тех пор меня от них отвернуло, как поколдовал кто.

— И все? — Саэта, наконец, повернулась лицом к собеседнику и уставилась на него с откровенным изумлением. — То есть, причина всему — обыкновенная неверная женщина? Ты подвинулся рассудком просто из ревности?

— Причем тут ревность? — нахмурился Кантор. — Разве я что-то говорил о неверности? По милости моей возлюбленной я оказался в Кастель Милагро. Она меня сдала за стандартную награду в пятьдесят золотых, когда я пришел к ней после побега из лагеря в надежде на помощь и сочувствие.

— Вот стерва! — поразилась Саэта. — Всего за пятьдесят золотых?

— Ей бы доплатили еще, если бы я кого-нибудь сдал. Наверно, она на это рассчитывала. Нас было много, целая группа беженцев. Мы должны были уйти морем в Эгину. По десять золотых с головы — это была бы приличная сумма.

— И ты никого не сдал? А как ты оттуда вышел?

— Я не вышел, меня вынесли. В бессознательном состоянии. Даже не знаю точно, кто, но наверно, Амарго. Он не велел мне об этом даже спрашивать, так что точно я тебе не скажу. Да это тебе и не надо. Продолжим? Может, опустим все взаимные оскорбления, которыми мы так щедро друг друга осыпали, и вернемся к началу? Тебе действительно настолько противно, когда к тебе прикасаются?

— Если честно… Когда просто прикасаются без определенных намерений — нет. Я сама себе создала такую репутацию, будто я ненормальная. Ты же знаешь, какие ребята у Гаэтано. Они тут в горах без женщин совсем одичали. Вот я и постаралась отвадить их таким образом. Кого-то ножом пырнула, кому-то яйца отбила… Теперь все знают, что Саэта зашита наглухо и вообще психованная, ее даже руками трогать нельзя. Привыкли, и не пытаются ни заигрывать, ни руками лапать, ни чего похожего. И сама я привыкла. Понятно, если кто-то посмеет, Гаэтано собственноручно яйца вырвет, но не бегать же мне каждый раз ему жаловаться, я все-таки боевик, а не студентка консерватории. Так вот я всех и выдрессировала. А на самом деле… — Она вздохнула и поправила растрепанные волосы. — Это просто привычка. Я постараюсь.

— Вот и отлично, — кивнул Кантор. — Только давай не сейчас. Мне надо немного отлежаться.

— Что, здорово я тебя?

— Практически всмятку. Но не советую пытаться повторять. В следующий раз я не раскроюсь так по-дурацки, а это было твое единственное преимущество. Дело даже не в том, что я намного сильнее физически, хоть ты и крепкая девчонка. Дело в том, что в рукопашном бою я спокойно делаю двух вооруженных мужиков любого веса. А ты молодая и неопытная, и я сильно подозреваю, что бить по яйцам — это единственное, что ты умеешь делать толком.

— В общем-то не единственное, но… Ладно, давай больше не будем драться. Только впредь придержи язык, если тебе захочется высказаться насчет того, что все бабы… и так далее.

— Договорились. Ты, конечно, сама понимаешь, что у меня к тебе будет аналогичная просьба.

— Понимаю. Согласна. И еще… Кантор, нам что, придется спать на одной кровати, раз мы… супруги?

— Не переживай, может не придется. А может, просто ляжем подальше друг от друга.

— И мы будем жить в одной комнате, вместе переодеваться и все такое?

— А что тебя волнует? Я буду отворачиваться. Это все мелочи, которые можно решить на месте. Давай, я пойду полежу немного, а ты пока сама позанимайся. Вспомни, как носят платья и туфли на каблуках. Чуть попозже порепетируем, послезавтра нам уже ехать.

— А куда сначала? В Эгину или в Ортан?

— В Ортан. Она поехала туда.

— Через горы пойдем?

— Да, так безопаснее. На наших границах паспортный контроль строгий, липовые ксивы могут выкупить нараз. А уж через другие границы можно ехать легально.

— Кантор! — вдруг вспомнила Саэта. — Постой-ка… Если все сплетни о тебе — неправда, и ты нормальный здоровый мужчина, как все, почему тебя тогда назначили на это задание?

Кантор вздохнул и сполз со стула.

— Амарго был в отъезде и вместо него на Совет ездил Тортилья. Он и предложил.

— Почему?

— Потому, что Тортилья — дурак, вот почему, — грубо ответил Кантор. — Амарго ему шею свернет, когда узнает, но мне-то что с этого? Совет с радостью согласился, мою кандидатуру утвердили почти единогласно. Против был один только Пассионарио, поскольку он обо мне знает все. Так вот и получилось. Мне приказали, я еду. Я что, могу отказаться?

Он выпрямился, опираясь о стол. Потом отпустил стол и поковылял к двери.

— Кантор, — негромко сказал ему вслед Саэта. — Извини.

Кантор дошел до двери, остановился, держась за косяк, обернулся.

— Ты тоже, — ответил он и улыбнулся. Скупо и криво, как он обычно улыбался, но в глазах у него мелькнуло что-то теплое.

Саэта напряженно кивнула. Ей было жутко видеть, как улыбается человек, идущий на верную смерть.

Или даже хуже. На верное безумие.

Шутов Ольга представляла себе в основном по классическим фильмам-сказкам — в дурацких облегающих костюмчиках наподобие колготок и в колпаках с бубенчиками. Но этот на сказочного шута совершенно не походил, прежде всего, потому что был в штатском, так сказать. Во всяком случае, похоже, здесь так и одевались — узкие штаны, заправленные в сапожки, короткий камзол, как у того ушастого принца, кружевной воротник распахнут с этакой элегантной небрежностью, зеленый берет с нарядной пряжкой брошен на стол. А за столом сидит хозяин берета, смотрит с любопытством, чуть склонив голову набок, и улыбается.

— Привет. Меня зовут Жак, я буду учить тебя читать и писать, расскажу тебе популярно, что это за мир и как в нем живут, ну и прочую фигню вроде этикета и местных дурацких обычаев.

У него удивительная улыбка, он улыбается всем лицом сразу. Улыбаются круглые щеки с очаровательными ямочками, добрые круглые глаза, не то карие, не то зеленые, подвижные темные брови, даже, кажется, взъерошенный каштановый чубчик, и тот улыбается. И сразу хочется улыбаться в ответ. Разумеется, Ольга не удержалась тоже расплылась в улыбке.

— Привет. А что, они правда такие дурацкие?

— Обычаи? О, сама увидишь. А начнем мы, пожалуй, с того, как этот мир устроен. Азиль вот с нами посидит и поправит меня, если что не так, а то география — мое слабое место. Я ее в школе очень плохо учил, у меня были другие, менее достойные увлечения. А она много путешествовала. Да и Элмар тоже бывал везде, где только можно… и где нельзя, пожалуй, тоже, но это уже не относится к географии. Наверное, я тебе расскажу в общих чертах, а подробнее пусть он сам, когда вернется. Итак, этот континент, на котором мы находимся, примерно соответствует Евразии в твоем мире. Примерно, потому что он не очень похож на нее очертаниями… вот, можешь посмотреть, это так называемый атлас мира. Ну, сама понимаешь, какой это атлас мира, когда на нем западного полушария вообще нет, и никакой хрен не знает, есть тут вообще Америка или ее нет. Не открыли еще. Видишь ли, пересечь океан пока никому не удавалось, в нем такое водится… Откуда я про нее знаю? Как откуда, я же с переселенцами занимаюсь, они мне тоже о своем мире рассказывают, не только я им. Вот господин Хаббард, к примеру, американец.

— Это тот, который большая сволочь? — вспомнила Ольга. — Кажется, Элмар именно так о нем отзывался…

— Можешь доверять Элмару в этом вопросе, сволочь такая, что я о нем и говорить не хочу. Итак, это Ортан. Довольно большая по площади страна, одно из самых старых королевств в мире, можно сказать, колыбель цивилизации. Кстати, ортанский язык считается международным языком дипломатии и политики, и его знают многие иностранцы. Вот тут к югу — Мистралия. Там сейчас такой бардак, что ну его на фиг…

— А что там? — уточнила Ольга, пытаясь не пялиться на симпатичного шута и сосредоточиться на географии, а не думать о его непонятного цвета глазах.

— Ну, ты Сталина и Гитлера помнишь?

— Что ты, я родилась позже. Хотя по истории, конечно, изучала. Ты имеешь в виду, там диктатура?

— А, ты позже родилась? Ну, Латинскую Америку помнишь? По-моему, в ваше время там тоже было полное безобразие… Да, диктатура, и не первая, там уже двадцать лет переворот за переворотом, и сейчас опять в Зеленых горах окопались партизаны, так что продолжение следует.

— Партизаны? — развеселилась Ольга, тут же представив себе бородатых дядек в ватниках и ушанках с красной ленточкой, с автоматами наперевес. — А я думала, тут средние века…

— А что, в средних веках не бывает партизан? Или они тогда иначе назывались? И что я такого смешного сказал? Нет, я конечно шут, и все такое, но сейчас я серьезно.

Ольга не удержалась и призналась про дядек в ушанках, отчего Жак тоже расхохотался. Он потрясающе смеялся, искренне, заливисто и до невозможности заразительно.

— Ну у тебя и воображение! — простонал он. — Дядьки в ушанках! Надо будет королю рассказать, обхохочется… В Мистралии субтропический климат, так что сделай поправку в костюмах и замени автоматы на арбалеты и мечи. Хотя, насколько я знаю, в последнее время в Мистралии, как и везде, появилось огнестрельное оружие. Переселенцы завезли, не иначе.

— А какое? — заинтересовалась Ольга. — Типа гладкоствольных ружей, или тех пистолетов, что с дула заряжаются, как у мушкетеров?

— Ружей пока не наблюдалось, а пистолеты вполне цивильные, типа кольтов, ну, как у ковбоев… с барабанами.

— Так тогда это не пистолеты, а револьверы, — поправила Ольга.

— А в чем разница? — удивленно захлопал глазами ее учитель. Ольга тут же пожалела, что выпендрилась и напрягла память, вспоминая, что она вообще знает об огнестрельном оружии.

— По-моему, в барабане, — сказала наконец она. Точно она не была уверена, но подумала, что для местных и так прокатит, все равно они и того не знают. — Револьвер — это с барабаном, а пистолет — у него обойма в рукоятке… Или как-то так…

— А, ну это фигня, — успокоился Жак. — Здесь пока нет таких, что с обоймой, и поэтому все называют пистолетами. Да не в названии дело, и вообще, ну его на фиг, это оружие. Неинтересно. Поехали дальше.

Чуть западнее, на полуострове — Эгина. Я там не был, но говорят, там здорово. Тепло, оливки растут, виноград, прочие дары юга. Опять же море. На востоке — Голдиана, это страна молодая, всего сто пятьдесят лет назад была вассалом ортанской короны, но как-то один король лоховатый попался, упустил. Ребята завоевали независимость, и сейчас там буржуазная республика. Не сказал бы, что особо приличная, но все же такого бардака, как в Мистралии, нет. Голдианский — язык международной торговли, и всякий уважающий себя купец знает его хоть немного. Западнее Голдианы лежит Белая пустыня, там живут бедуины и есть несколько небольших эмиратов, но они все маленькие и несерьезные. Севернее — Галлант, еще севернее — Поморье, чуть дальше к северо-востоку — Лондра. Вот и все крупные королевства, мелкие удельные княжества не заслуживают внимания, да и не знаю я их все. Вот тут еще, на востоке, Хинская империя, но они живут обособленно, отгородившись от прочих стран Большим Хинским хребтом. Классно, даже стену строить не пришлось, как бедным китайцам.

— А вот это все? — спросила Ольга, указывая на совершенно голый кусок западнее Ортана и Эгины.

— А на западе… А ничего там нет, там варвары живут. Разные, бывают ничего, как наш принц-бастард, правда, душка?.. а бывают полные монголо-татары… Собственно, из-за них, в основном, мы и держим армию. Обстановка на континенте довольно мирная, друг с другом страны не воюют, разве что по мелочи, так, локальные конфликты. Наш король вообще считает, что война — это одно разорение. А вот его дед, великий Кендар Завоеватель, придерживался диаметрально противоположного мнения, за время своего правления оттяпал кусок у Голдианы, подмял с десяток удельных княжеств, и очень облизывался на побережье, но не успел, состарился… Так я о чем? А, о варварах. Они имеют дурную привычку периодически учинять набеги, когда им скучно становится или жрачка кончается. Хотя некоторые начинают потихоньку приобщаться к цивилизации. Вот, к примеру, одно крупное матриархальное племя обосновалось чуть к северо-западу от нас и перешло на оседлый образ жизни. Даже город начали строить, их вождь объявила себя королевой, но прочие королевства считают, что это она поторопилась и высокомерно воротят нос от новых соседей. Дескать, не доросли еще по уровню развития. Только наш король относится к ним со всей душой, даже военный союз заключил. То ли приветствует само стремление к развитию, то ли рад, что между нами и варварами образовался некий буфер, то ли просто королева эта ему нравится.

— А она ему нравится? — поинтересовалась Ольга. Ей, в общем, было все равно, что там у этих королей между собой, но просто хотелось как-то больше узнать о том короле, с которым ей, не дай бог, придется общаться.

— Ну, раз он чуть не женился, значит, нравится.

— А чего ж не женился?

— Да вот незадача, она страдает неизлечимым бесплодием, а ему наследники нужны. Так что, ограничились военным союзом, и даже не переспали ни разу, растяпы… Ну ладно, не будем перемывать косточки его величеству, продолжим. Вот это, вопреки твоим догадкам, вовсе не Африка. То есть, этот материк на юге совсем не похож на вашу Африку. Климат примерно тот же, но люди там не обитают. Там, как ни странно, сохранились динозавры. И еще там живут драконы, единственные разумные обитатели в тех местах.

— А они разумные?

— Не дурнее нас. Но я о них знаю очень мало, да и вообще люди о них мало знают. Они не особенно с нами общаются, у них какие-то непостижимые для нас свои понятия, по которым они и решают, с кем общаться, а с кем не надо. Есть в мире специалисты по драконам, но это исключительно маги и их очень мало.

— А почему только маги?

— Хотя бы потому, что в гости к драконам можно попасть только телепортом. Представь себе, переться пешком через эту Африку, заросшую непроходимыми джунглями, полными хищных ящеров, а потом еще в горы лезть. Туда даже герои не суются, а то бы их там скоренько скушали голодные динозаврики.

— Послушай, Жак, а этот вот дракон, что у вас живет… Чего ему не сиделось дома? Или они все такие?

— Фиг их знает, какие они. Но обычно у нас оседают всякие изгои и отщепенцы, которые рассорились со своими или которых за какие-нибудь нарушения законов выперли пинками из родного драконьего общества. Само собой, раз они дома вели себя, как засранцы, то тут не становятся лучше, и начинают всячески гадить близлежащим людям. По-разному бывает, бывает, как наш, терроризируют все королевство и вымогают дань, а бывают попроще, так, по мелочи, либо хулиганят, либо едят все, что не успело спрятаться. Ну, надо же что-то жрать, вот и таскают то скот, а то и людей, им по фигу. Вот в таких случаях, когда заводится где-нибудь этакое стихийное бедствие, приходят доблестные герои, вроде нашего Элмара, и делают злобной рептилии секир-башка. Или наоборот, как получится, от квалификации зависит.

— А как же это у Элмара наоборот получилось? — спросила Ольга, вспомнив рассказ о последнем подвиге Элмара и мигом опечалившись по этому поводу. — Квалификации не хватило, или случайность?

— Не знаю, — пожал плечами шут, тоже сразу прекратив улыбаться. — Элмар никогда об этом не распространялся. А ты откуда уже знаешь? Азиль рассказала?

— Жак! — жалобно всплеснула руками Азиль. — А разве это тайна, которую нельзя рассказывать? Опять я сказал что-то лишнее?

— Да не тайна, а… ты разве сама не понимаешь? Элмар сам не любит об этом вспоминать, и ему будет очень неприятно узнать, что ты в первый же день знакомства рассказываешь направо и налево…

— Я не хотела… — искренне расстроилась нимфа. — Он теперь обидится?

— Могу по этому поводу посоветовать одно. Не говори ему, что ты рассказала. И ты, Ольга, сделай вид, что не знаешь. А то он, конечно, не обидится, но расстроится и будет переживать. Кстати, что он сам тебе рассказывал?

Ольга добросовестно вспомнила и изложила содержание ночной беседы с Элмаром, не упустив и количества пустых бутылок, скопившихся к утру, отчего Жак снова повеселел.

— Вот так, додумался его величество поручить Элмару переселенцев. Этого и следовало ожидать, что ж он еще мог придумать? Само собой, первым делом напиться. И вот это он после такой ночки отправился в поход, бедняга? Ой, сочувствую… небось опять, как всегда, навел переполох по всему дому, а с тобой и попрощаться забыл?

— Он вообще забыл, кто я такая, — засмеялась Ольга, вспомнив утреннюю встречу в коридоре.

— Представь себе, — подхватила Азиль, — увидел ее и даже не вспомнил, что она здесь делает, говорит «что стоишь, иди делом займись». Наверное, за служанку принял. А Ольга тоже растерялась и не догадалась ему напомнить.

— А чего это ты так растерялась? — хихикнул Жак. — Тоже с бодуна не сориентировалась?

— Ага, сориентируешься тут… Выходишь спросонок в коридор, а там этакий здоровенный голый мужик…

— А он что, был голый? — откровенно заржал королевский шут. — Ну, считай, тебе повезло, фиг бы ты его еще когда увидела во всей красе. Но что с ним будет, когда он вспомнит о королевском воспитании и о том, что недостойно и не подобает… Ты хоть не рассказывай никому, а то если эта история до мэтра дойдет, бедному Элмару кроме жестоких угрызений совести предстоит еще грандиозное нравоучение часа на полтора-два… Кстати, о часах. Исчисление времени здесь примерно такое же, как в твоем мире, поскольку астрономически это, собственно говоря, та же Земля и у нее тот же период вращения и та же Луна. Только календарь здесь лунный, вместо месяцев — периоды Луны, от новолуния до новолуния, двадцать восемь дней. В году тринадцать лун, то есть летом получается четыре. Названия потом выучишь по любому календарю, когда читать научишься. Сейчас двадцать седьмой день Багровой луны, послезавтра начнется Серая, в общем, зима на носу. Зима здесь теплая, можно без шубы обойтись, а лето не жаркое, приятный климат, мне нравится. Вот в Мистралии и Эгине летом жара, в Лондре ужасно пасмурно и сыро, в Поморье холодно, а здесь в самый раз. Первый день весны не имеет числа и не входит ни в одну луну, он просто сам по себе день, и в этот день сменяется год. Он просто лишний получается, поэтому с ним так и поступили. Если тебе хочется как-то провести параллель между датами, ну там, день рождения свой определить или праздник какой, можно привязываться к равноденствиям и солнцестояниям. Кстати, здесь они все считаются праздниками. Тебе все понятно?

Ольга молча кивнула, поскольку все действительно было предельно просто.

— Отлично. Приятно иметь дело с понятливым человеком. А то я как вспомню ту деревенскую тетку, которая и у себя дома-то ни читать ни считать не умела, до сих пор дурно.

— Зато с ней, наверное, никаких проблем не было, — предположила Ольга. — Насчет что с ней делать и куда пристроить.

— Это точно. Не прошло и двух лун, как она нашла себе мужа на свой вкус, такого же как и сама, уехала в деревню и совершенно счастлива. Сажает себе сахарную тарбу, клепает детей и варит щи, и ничуть не страдает от того, что читать так и не научилась. Оно ей надо? Есть дом, муж, корова и шмат земли, предел мечтаний бывшей крепостной крестьянки из девятнадцатого века. Но ты тоже не переживай, для грамотного человека работа всегда найдется, так что и ты не пропадешь. А мы пока продолжим. Кратко о системе мер и весов. Подробно узнаешь сама, когда пойдешь в город и начнешь сама что-то покупать. Итак, локоть — примерно сорок сантиметров. Палец — два сантиметра. Стоун — восемьсот тридцать граммов. Кварта — 0,75 литра. Основной валютой является золотая монета, так и называется, золотой. Ходит по всему континенту. Более мелкие, само собой, серебренники и медяки. Цены изучим на практике, я с тобой завтра в город схожу, покажу что где и заодно как делать покупки. Ну и местную кулинарию изучим, она того заслуживает. Ты сегодня завтракала?

— Конечно, — торопливо ответила Ольга, отвлекшись от размышлений о том, что этот симпатичный шут ничуть не похож на других местных обитателей, с которыми она успела познакомиться, а больше всего похож на ее приятеля программиста Ваську Любушкина. Васька ей тоже безумно нравился, но поскольку Ваське столь же безумно нравилась ее подруга Люська… в общем, так он ничего и не узнал. Зато можно было запросто ходить к нему в гости и занимать на всю ночь компьютер, пока сам Васька был занят Люськой. И до утра гонять четверку героев по зловещим замкам, полным гоблинов и всякой вредной живности.

— А ты завтракал? — тут же встрепенулась Азиль, вспомнив, что она хозяйка и у нее в доме гость.

— Ходил бы я по гостям голодный, — усмехнулся Жак. — Тем более, Элмара дома нет, так тут, наверное, и есть нечего. Я имел в виду только знакомство с местной кухней, ничего более.

— Яичница такая же, как и у нас, — доложила Ольга.

— Это само собой, куры тоже. Ладно, завтра я тебя поведу куда-нибудь пообедать и покажу что-нибудь поэкзотичнее. А сегодня мне неохота шляться по городу, так что лучше посидим дома и займемся… например, чтением. Если у тебя есть еще какие вопросы, спрашивай, я объясню.

— Есть, — ухватилась за тему Ольга и пожаловалась на проблему с подзарядкой аккумулятора для плэера.

— Жалко, конечно… — согласился Жак. — Хоть что-то должно быть на память о доме. Хотя должен сказать, что наслаждаться этими божественными звуками ты будешь в гордом одиночестве. Кроме тебя эту музычку вряд ли кто-то будет слушать. Там что у тебя?

— В основном рок, — пояснила Ольга, потом спохватилась, что это слово вряд ли что-то говорит местному жителю и попыталась объяснить что это такое, даже напеть для примера, но получилось ужасно фальшиво и ни на что не похоже.

— Безнадежный случай, — прокомментировал шут. — Народ не поймет. Даже профессиональные барды не поймут. Но все равно, конечно, жалко. Знаешь что, дай-ка мне все это добро, я попробую со специалистами посоветоваться. Может, что-то можно сделать.

— С какими специалистами? — не поняла Ольга.

— С магами, конечно. Раз они умеют кастовать молнии, значит, электричество им доступно. А если твой аккумулятор получится зарядить, сей прибор можно будет включить и все твои кассеты переписать на кристаллы, чтобы ты могла их свободно слушать и не бегать каждый раз со своим аккумулятором к Мафею или к мэтру Истрану. А теперь давай, я тебе руны покажу, и пойду домой, что-то у меня настроение совершенно не рабочее… сама пока попрактикуешься читать, а я приду завтра. Я сегодня тоже, если честно, не выспался…

Ольге показалось, что при этом королевский шут слегка помрачнел, но все равно остался очаровательным. Бывают же на свете такие симпатичные парни…

— И кстати, — уже от дверей напомнил Жак. — Азиль, очень тебя попрошу, найди девушке что-нибудь надеть. Такое, чтобы с ней можно было выйти на улицу и ходить, не опасаясь, что за нами увяжется толпа зевак.

Едва он ушел, Азиль добросовестно взялась за дело. Любимые Ольгины джинсы были забракованы сразу, ее единственное платье было признано вопиюще безнравственным, а юбка — неподобающе короткой, после чего Азиль распахнула перед ней свой собственный гардероб и предложила выбрать что-нибудь. Ольга честно выбрала себе платье попроще, и весь остаток дня провела обучаясь его надевать и шнуровать, потому как «молнии» здесь еще не придумали. А вечером Азиль куда-то смылась, и оставила ее в обществе Элмаровых слуг, книг и музыкальных кристаллов. Поскольку книги читать Ольга пока не умела, а слуги пока стеснялись приставать к ней с расспросами, она послушала местную музыку некоторое время, потом у нее закончились сигареты и от огорчения она завалилась спать почти засветло. Хотя музыка была местами ничего.

Когда пришел Жак, Азиль еще спала после своих ночных прогулок, а Ольга, которой нечего было курить, тихонько психовала в гостиной, пытаясь как-то успокоить нервы одним из понравившихся ей музыкальных кристаллов.

— Привет, — жизнерадостно возгласил с порога королевский шут, весело швыряя берет на стол. — Как дела? Музычку слушаем? И как, нравится?

— Нравится, — кивнула Ольга. — А что это?

— Это? — Жак почему-то сразу перестал улыбаться. — Это Эль Драко, золотой голос Мистралии… А что, Азиль тебе не рассказала, где у нее что записано?

— Рассказала. Только я не помню, а руны читать еще плохо получается.

— Это ничего, научишься… Знакомое платьице, это Азиль тебе выделила со своего изящного плечика? Тебе ничего, идет.

Это явно был комплимент, причем довольно грубый, потому что платье смотрелось на Ольге, как на вешалке. В талии было нормально, а вот там, где у нормальных людей бывает грудь, безнадежно висело. И подол был такой длины, что из-под него по идее должны были изящно виднеться только щиколотки и туфельки, но поскольку Ольга была немного выше, чем прежняя хозяйка платья, оно было ей чуть-чуть коротковато, и ее ножки, как у козы рожки, жалобно выглядывали из-под подола.

— А обувку тебе что, не нашли? — продолжал Жак, внимательно оглядев ее с головы до ног. — Не пойдешь же ты в тапочках по городу, тем более в этих. Нет, можно, конечно, если хочешь, чтобы над тобой весь город смеялся, но лучше не надо. Да и холодно как-то.

— Но у меня ботинки… — растерялась Ольга, представив себе, как она будет смотреться в этом платье и своих любимых ботах. Она и так выглядела полным чучелом, хотя все утро пыталась что-то приличное сделать на голове… Оно пытайся, не пытайся, а прическу люди делают из волос, и если их нет, то ничего и не сделаешь, кроме дурацкого хвостика. Надо было еще перед отъездом коротко постричься, как собиралась, но теперь уже поздно жалеть. Как всегда — если на горизонте появляется парень, которого ты находишь интересным, ты обязательно либо одета во что попало, либо на голове что-то типа «я у мамы дурочка», либо еще какая лажа…

— Эти ботинки не идут к платью… А кроссовки тем более…

— Нет, люблю я эту женщину! — вздохнул королевский шут, усаживаясь на стул верхом. — Я имею в виду Азиль. Ну если ее сапожки на тебя не налезли, что вполне понятно, неужели нельзя было найти другой вариант? У нее что, служанок нет? Теперь я, как нахал какой, пойду у этих служанок стрелять обувку. Ей же проще было бы, это же ее служанки, а не мои! Никогда не подумает головой, когда что-то делает… И кстати, что это у тебя на голове? Волосы пучком только воительницы носят. Развяжи и сделай косичку.

— Косичку? — ужаснулась Ольга, представив себе этакую примерную пионерку пятидесятых годов, в которую она сейчас превратится. — Но из этого не получится…

— Тогда сделай две. Так даже лучше будет. Ну, поначалу будут торчать, а потом отрастут подлиннее, и все будет нормально. Да не отпадай на шести оборотах, ничего в этом страшного нет. Может, тебе просто непривычно, но тут так и ходят.

— Я не видела, — возразила Ольга.

— А кого ты вообще видела? Азиль? Так она не в счет, ей можно что угодно наворотить на ее прелестной головке, сойдет за норму. А ты все-таки поменяй прическу, пока я буду добывать тебе обувь…

Полчаса спустя Ольга уныло топала по мощеной каменными брусками улице вслед за жизнерадостным Жаком в состоянии, близком к истерике. То, что из нее получилось в конце концов, больше всего напоминало незабвенную Пеппи Длинный чулок, насильно облаченную в цивильное платье. Правда, Жака это ничуть не смущало, да и, присмотревшись к встречным прохожим, Ольга убедилась, что здесь действительно так и принято одеваться, но все же, как невыносимо идти рядом с симпатичным парнем, который тебе нравится, и выглядеть при этом ну просто идиотски…

— Куда бы нам пойти? — сам себе размышлял Жак, совершенно не обращая внимания на ее дурацкий вид. — По лавкам гулять вроде пока рановато, тебе еще денег не дали… наверное, просто покажу тебе город, и… пожалуй, Королевский музей.

— Денег? — не поняла Ольга. — А мне что, их просто так дадут?

— Ну, вроде как подъемные. Чтобы ты себе шмоток местных купила, миски-ложки там всякие. У нас, понимаешь ли, существует программа адаптации переселенцев. Корона всячески о них заботится и прилагает все усилия, чтобы они у нас приживались, не сматывались в другие королевства и не делали обществу проблем.

— Жак, а зачем короне переселенцы?

— А на всякий случай. Все вы, каждый по-своему, источники уникальной информации, а наш король очень интересуется всем новым и необычным. Потому он и общается с каждым новым переселенцем, вот увидишь, он тебя расспросами замучает.

— А тебя замучил? — полюбопытствовала Ольга, которой эта предстоящая аудиенция с его величеством стала казаться еще кошмарнее, чем раньше.

— Меня? Да почему? — Жак удивленно захлопал глазами, но видно было, что он здорово занервничал. — Я же не переселенец.

— Нет? Серьезно? А похоже.

— Да что за ерунда тебе пришла в голову? Никакой я не переселенец, я местный, просто немного иностранец. Из Поморья родом, если точно, но давно там не был… Ты лучше не отвлекайся, а смотри по сторонам. У нас очень красивая столица, на нее стоит посмотреть. Тем более, мы находимся как раз в центре, в старой части города, и направляемся в сторону замка Харроу, бывшей королевской резиденции, а ныне там помещается тот самый музей, что я тебе обещал показать, и еще библиотека.

— Это вон те башенки? — спросила Ольга скорее для поддержания разговора, чем из интереса. Если честно, сам ее экскурсовод был намного интереснее, чем все музеи и прочие достопримечательности этого чужого города, хотя и город был довольно симпатичный.

— Нет, эти «башенки» — королевский дворец. Действующий, так сказать. Эти здания находятся почти рядом, и соединены славным таким висячим мостом. Скорее для красоты, чем по необходимости, потому как его величество обычно ходит в библиотеку телепортом… или посылает за книгами кого-то из придворных. Но зато этот мост делает из двух обычных зданий просто шедевр архитектуры. Очень оригинально получается… Да сама потом увидишь. Дворец я тебе тоже покажу, стоит посмотреть. Его несколько лет назад реставрировали, так как во время переворота он здорово пострадал. Что смешнее всего, один Мафей наделал разрушений больше, чем их наделали две армии магов при штурме. Вон ту башню, которую отсюда видно, пришлось отстраивать заново.

— А как это он ухитрился?

— Как и все убытки, что он наносит — нечаянно. Элмар тебе, кажется, говорил, что мальчишка от рождения невероятной мощи маг, а ума у него ровно столько, сколько положено нормальному подростку… и даже меньше, потому что эльфы медленнее развиваются. Если ты его успела рассмотреть, он даже внешне на свои пятнадцать не выглядит, а восприятие мира у него совершенно детское.

— Честно говоря, не успела, — призналась Ольга. — Да и не до того как-то было, голова кругом шла… только уши и успела заметить.

— Да, уши у него знатные… — согласился Жак. Затем, поколебавшись, как-то не очень уверенно спросил: — А чего ты такая… будто чем-то расстроена? До сих пор не можешь отойти от перемещения? Так вроде вчера все было уже нормально… Или вечер в одиночестве так подействовал, всякие грустные мысли в голову полезли?

— Да нет… не то чтобы… — Ольга задумалась, и тут же поняла, что сморозила глупость. Лучше было сделать вид, что она действительно до сих пор под впечатлением, тем более, это было почти правда. Не объяснять же веселому Жаку, что на самом деле ее так расстроил новый прикид. И что самое противное, на всех местных девушках, которых она видела по пути, он смотрелся нормально и даже мило, а на ней… Ужас просто! И что теперь сказать? Что она не расстроена, а ему показалось?

К счастью, Жак не стал настаивать на ответе, поскольку его внимание отвлекла незнакомая Ольге дама, которая, проходя мимо, с ним поздоровалась и остановилась перекинуться парой слов. Правда, при этом она смерила Ольгу таким взглядом, что та готова была сквозь землю провалиться. Нет, ну за что ей такое наказание? Обязательно, когда она идет куда-то с парнем, который ей нравится, где-нибудь по пути должна попасться этакая высокомерная красавица в дорогом наряде, которая здоровается с упомянутым парнем и попутно разглядывает Ольгу с этаким снисходительным любопытством, притом вполне оправданным, поскольку Ольга непременно выглядит при этом, как существо из «Звездных войн»… И остается только молча злиться, сказать-то нечего, поскольку с ней никто вообще не разговаривал и даже не здоровался.

— А, приветствую, — жизнерадостно отозвался Жак, тоже останавливаясь. — Что нового при дворе? А то я там вчера только показался и ни с кем не поговорил, а сегодня и вовсе не зайду.

— Полжизни потерял, — улыбнулась дама, оставив Ольгу в покое и переведя взгляд на Жака. При этом ее глаза тут же ласково потеплели и все высокомерие куда-то испарилось. — Вчера и сегодня состоялось два замечательных скандала, которые бы тебе очень понравились.

— А именно? — живо заинтересовался Жак.

— А именно, его величество без всяких объяснений отставил графиню Монкар. Вчера вечером он — могу поклясться, совершенно намеренно! — прошел мимо нее, как мимо предмета мебели, и в ее присутствии любезничал с виконтессой Бефолин, после чего пригласил эту милашку в свои апартаменты якобы на ужин.

— И она, не помня себя от счастья, помчалась, — усмехнулся Жак. — Несмотря на то, что всего неделю назад доставала Алису, интересуясь, как ей не противно сносить ласки его величества. Что ж, все понятно. Представляю, что устроила по этому поводу Алиса.

— Не представляешь. И что особенно обидно, сама Дориана при этом не присутствовала, будучи занята якобы ужином с его величеством, а все, что сказала по этому поводу Алиса, досталось нам. Мне и герцогине Дварри, хотя мы тут совершенно ни при чем и более того, обе отставлены еще раньше. Зато маркиза Ванчир, когда пришла, чуть не рвала на себе волосы, что так не вовремя додумалась сходить в театр и из-за этого прозевала важный момент смены фаворитки. Она почему-то была уверена, что если бы она присутствовала, то его величество предпочел бы ее, хотя на мой взгляд, ему совершенно все равно…

— А наутро виконтессе высказали все, что она пропустила вечером? — поинтересовался Жак.

— Да нет, она наутро пришла такая помятая и несчастная, что даже Алиса не стала на нее наезжать, только поиздевалась… совсем немного и очень изысканно. Скандал учинил Алисин папаша, граф Монкар. Он вломился к его величеству и начал требовать, чтобы тот женился на его дочери, как подобает, поскольку он лишил ее чести и все такое.

— Вот дурак! — восхищенно просиял Жак. — Публично?

— Разумеется публично, он на то и рассчитывал. А его величество столь же публично ответил, что утраченную честь своей дочери графу следует искать в другом месте, а именно — в раздевалке казармы паладинов. И если он хочет, чтобы эта самая честь была восстановлена, как подобает, пусть обращается к кавалеру Лаврису, только пока еще ни у кого не получилось заставить этого шустрого кавалера жениться хоть на одной из тех девиц, которые оставили свою честь в его объятиях. А его величество пусть не отвлекает от государственных дел подобными вздорными претензиями, делать его величеству более нечего, как жениться на всяких сомнительных особах, которые дают в раздевалках и изменяют его величеству с его же шутом…

— Ай, молодца! — восхитился Жак. — Ну не прелесть ли наш король? И все это, разумеется, спокойно, не повышая голоса, с едва уловимой усмешкой? Правда, жаль, что я не видел… Только зря он и меня сюда приплел, подумают еще, что это из-за меня Алису так жестоко отставили.

— А что, на самом деле не из-за тебя?

— Ну что ты, — как-то уклончиво ответил Жак. — Его величеству совершенно безразлично, верны ли ему его фаворитки. Можно подумать, ты сама не знаешь, ты же тоже ему со мной изменяла, и это его ничуть не волновало. Кстати, при дворе не будут делать ставки, пойдет ли граф Монкар к Лаврису и стребует ли с него восстановить порушенную честь? А то я могу…

— Да вряд ли, — рассмеялась дама. — Ты что, Лавриса не знаешь? Вот-вот, и все остальные тоже знают, так что ни у кого не возникнет сомнений. Интересно только, откуда король так точно осведомлен, где Алиса оставила свою честь?

— Вот у него и спроси, — посоветовал Жак. — Хотя я полагаю, что он заранее наводит справки о своих придворных дамах, чтобы случайно и в самом деле не напороться на принудительный брак. Ты же знаешь, какой он предусмотрительный.

Дама отчего-то недовольно поморщилась и уже без прежнего энтузиазма проворчала:

— Знаю, знаю, какой он, во всех отношениях. И совершенно не разделяю твоих восторгов… — она снова бросила нехороший взгляд на Ольгу и поинтересовалась: — Ты сегодня вечером что делаешь? Мне кажется, мы давно не виделись и нам есть о чем поговорить… наедине.

— Сегодня… не знаю, — заколебался Жак. — Насчет сегодня я не уверен, у меня много работы и мне, скорей всего, просто захочется отдохнуть. Давай лучше завтра. Завтра тебя устроит?

Даму вполне устроило завтра, и она удалилась, обворожительно улыбнувшись на прощанье. А Ольга в тихом недоумении потопала вслед за Жаком дальше, пытаясь как-то связать концы только что услышанных придворных новостей.

— О чем ты так задумалась? — окликнул ее Жак, оборачиваясь. — Ой, — тут же заулыбался он, — теперь ты еще и сердитая! Неужели так разобиделась, что Эльвира на тебя свысока посмотрела? Так это естественно, аристократы всегда смотрят на горожан свысока. На меня при дворе тоже очень долго так смотрели, а некоторые и до сих пор… нашла на что обижаться.

— Все равно неприятно… — проворчала Ольга и, раз уж зашел разговор об этой даме, решилась спросить, чтобы не мучиться сомнениями: — Это твоя девушка?

— Нет, что ты, — засмеялся Жак. — Это одна из моих подружек, но вовсе не моя девушка. Да какая тебе разница? Ты постигай окружающий мир, а не мою личную жизнь.

— Ты тоже часть этого мира, — возразила Ольга, поскольку честный ответ Жака так ничего и не прояснил. — И эта задавака, и ваш король с его неверными фаворитками, вы все — часть этого мира. Только я все-таки не поняла, за что же король эту самую Алису отставил, если ему было все равно, что она ему с тобой изменяет?

— Значит, была причина… — неохотно пояснил Жак. — Ольга, ну в самом деле, на кой оно тебе надо? Вон посмотри лучше, какой замечательный парк… Тебе что, так интересно сплетни собирать?

— Мне интересно, как здесь строятся отношения между людьми.

— Так же, как и у вас, уверяю тебя. Точно так же люди дружат и враждуют, влюбляются и ссорятся… так что эта часть человеческого бытия в объяснениях не нуждается. А всякие там сословные ограничения я тебе потом объясню, потому как мы почти пришли и… о, привет! А ты что здесь делаешь?

Последние слова Жака относились к еще одной незнакомой даме, которая как раз выбежала из дверей музея и радостно помахала ему рукой. К счастью, в отличие от высокомерной красавицы Эльвиры, эта была попроще. Вовсе не красавица, и одета как-то супротив традиций в штанишки и некое подобие короткого расклешенного халата, и на голове вместо традиционных косичек — пушистые распущенные волосы, выбивающиеся из-под берета. Хотя на Ольгу тоже посмотрела с неприязненным и неодобрительным любопытством.

— Я ходила в музей на эскизы, — пояснила она, откровенно улыбаясь Жаку. — А ты? Что это тебя в музей понесло? Даму на прогулку вывел?

— Это не дама, — улыбнулся в ответ Жак, — Это работа. Познакомься, Ольга, новая переселенка.

— А, то-то я смотрю, на ней платье не того размера! А оно, оказывается, просто чужое! — засмеялась девица, тут же моментально подобрев, и протянула Ольге руку. — Диана, ученица художника.

— Очень приятно, — сдержанно ответила Ольга. — А что, так заметно?

— Кому как, мне заметно. Да ничего, не переживай, купишь себе нормальное, по размеру, и будет сидеть, как надо. А в это надо было чего-нибудь вот здесь подложить и поддеть нижнюю юбку подлиннее, и не так бы бросалось в глаза. Неужели никто не посоветовал?

— Никого, кроме меня, поблизости не оказалось, — объяснил Жак. — А я как-то и не заметил…

— Вот и доверяй вам, мужчинам, девушек в свет выводить! Нарядил бедняжку во что попало с чужого плеча, и потащил… Чье платье-то, Анжеликино?

— Почему ты так решила?

— Эльвира намного крупнее, и платья у нее намного шикарнее, Тереза меньше ростом и шире в плечах, у Милены такого платья нет и не будет никогда, у Дженивы талия вдвое толще, Каролина платьев вообще не носит, ну, и не мое, разумеется. Хотя, впрочем, для Анжелики оно тоже слегка дороговато, будь у нее такое, она бы его не отдала…

— Видала? — подмигнул королевский шут, кивая на общительную Диану. — Что значит — художница! Нет, не угадала, милая, и никогда не угадаешь. Тем более, я не имею привычки раздевать своих дам в служебных целях.

— А не в служебных? — засмеялась художница. — Что ты делаешь сегодня вечером?

— Как насчет послезавтра? — тут же внес конструктивное предложение королевский шут, поскольку, как Ольга уже знала, сегодня он собирался отдыхать, а на завтра набил стрелку с красавицей Эльвирой, у которой платья… эхе-хе… намного шикарнее…

— Нет, ты видала нахала! — расхохоталась Диана. — У него дамы по дням расписаны! Послезавтра я не смогу, я тут себе такого натурщика оторвала, не отменять же из-за тебя сеанс, еще передумает. Давай в субботу.

— Хорошо, в субботу, — легко согласился Жак. — Приходи, поужинаем у меня. Я пельменей налеплю.

— О, я обожаю иномирскую кухню! Особенно твои пельмени! Обязательно приду! А твоя… — она лукаво покосилась на Ольгу — работа нам не помешает?

— Она живет не у меня, — объяснил Жак, тоже покосившись на Ольгу, виновато.

— А где?

— У Элмара. Так получилось… в общем, король так велел.

— Какой он молодец и как правильно велел… О! — вдруг радостно вскрикнула Диана. — Я угадала! Это платье Азиль! Старое, потому что сейчас у нее платья еще шикарнее, чем у Эльвиры…

— Умница, — вздохнул Жак, отечески похлопав ее по плечу. — Возьми с полки пирожок. Ладно, до субботы.

— Пока, — Диана весело чмокнула Жака в щеку и убежала, прыгая через три ступеньки и громыхая этюдником. А Жак виновато развел руками.

— Извини, у меня правда насчет платья загрузка тормознула. Ну, не переживай, один день походишь, а сразу после музея пойдем в лавку и подберем тебе что-то подходящее. Ты что, из-за платья так расстроилась? Фигня какая, можно подумать, ты в нем на свидание пришла кавалера очаровывать! Наплюй на всех и сделай вид, что так и надо.

Легко ему говорить! Ему-то что! Хорошо хоть, он не догадывается, что Ольга именно его и намеревалась очаровывать в этом проклятом платье! А между тем даже два стражника на входе при виде нее весело переглянулись и воздержались от комментариев исключительно из-за пребывания на посту. А пожилой смотритель вылупился с откровенным состраданием и даже головой покачал от большого сочувствия. Решил, наверное, что она по бедности в гуманитарный сэконд-хэнд одевается…

— Господин Жак! — окликнул дедуля, когда они уже прошли мимо и собирались свернуть в один из коридоров. — Позвольте вам напомнить, что начало осмотра слева.

— Спасибо, — засмеялся Жак, останавливаясь. — У меня своя система. Я начинаю с современности, а в историю углубляюсь уже потом. Поэтому мы начнем с конца. Ольга, у тебя как со зрительной памятью?

— Тяжко, — призналась Ольга. — У меня хорошая память только на текст, а зрительная и на цифры…

— Ну ладно, не так уж важно. Просто в этом зале есть несколько полезных портретов, которые стоило бы запомнить, но в принципе ты все равно многих увидишь живьем.

Из всего зала Ольга запомнила единственный портрет — Элмара с соратниками, да и то только потому, что Элмара узнала. На портрете он был еще круче, чем в жизни — весь в сверкающих доспехах, с торжественно-вдохновенной физиономией, словом, еще больше похож на сказочного героя. И соратники у него были живописные, особенно парень с огромными грустными глазами и лысый, как кришнаит. Он Ольге тоже запомнился. А вот все остальные господа, коими были увешаны стены, как-то сразу смешались в кучу, и ни одного она впоследствии не смогла вспомнить.

— Жак, — сказала она наконец, поняв, что это рассматривание совершенно лишено смысла. — Я все равно ничего не запомнила, давай пойдем дальше. Только покажи мне сначала короля, хоть его-то одного я, может, запомню да буду в лицо знать на всякий случай. А то еще не дай бог пошлю на три буквы при личной встрече, не узнавши…

— Короля?.. — Жак на минуту задумался, потом с некоторой растерянностью признался: — А его тут нет…

— Как — нет? Всякие важные особы есть, а короля — нет?

— Да понимаешь, он просто не любит позировать, вот с него и не писали портретов. Насколько я знаю, существует всего один, да и тот он где-то спрятал… нет, вру, еще один есть. Чуть дальше вон там есть семейный портрет Кендара Завоевателя с чадами и домочадцами, так там должен быть и король. Пойдем, покажу. Только на этом портрете ему где-то лет девять или около того.

— Очень познавательно… — съехидничала Ольга, рассматривая указанный портрет с чадами и домочадцами. — А который из них король?

— Вот этот, — пояснил Жак, неуважительно указывая пальцем на тощенького бледного мальчика в самом углу. — Ты не думай, это он только на портрете такой страшненький, сейчас он вполне ничего, особенно, когда улыбается.

— А где Элмар? — поинтересовалась Ольга, пересмотрев всех присутствующих мальчиков и убедившись, что помимо будущего короля здесь присутствуют только два симпатичных крепыша, оба одинаково кареглазые и темноволосые. Наверное, те самые старшие братья Элмара, которым так не повезло.

— Элмар? — засмеялся Жак. — Где-то в степях буйволов выпасает под чутким руководством матушки. Он ведь тебе говорил, что появился здесь только в двенадцать, а на тот момент ему было где-то семь, а то и шесть. Вон, напротив, есть аналогичный портрет его батюшки с семейством, так там Элмар уже есть.

Ольга немедленно обернулась и действительно тут же обнаружила среди семейства юного Элмара, еще совсем сопливого и не успевшего обрасти мышцами до такой степени, как сейчас.

— Вот тебе Элмар, — продолжил свои комментарии Жак. — Молодой и неиспорченный. А это его братья, тот, что красивее — Интар, а тот, что шире в плечах — Деимар. Это Тина, ныне эгинская принцесса, а это Нона, ныне королева Лондры. Даже на портрете дура дурой. Их счастливый отец, Деимар XII, и его тогдашняя супруга.

— А король где? — не поняла Ольга. — В смысле, тот страшненький мальчик, куда он делся?

— А он, — так же полушутя продолжил Жак, — вырос, осознал, что не любит торчать столбом в ожидании, пока его нарисуют, и отказался от этого полезного занятия. Дядя пытался на него наехать и все-таки заставить не отрываться от коллектива в столь торжественный момент, но юный принц Шеллар уже тогда был упрямый, как стадо осликов, и увертливый, как коллегия адвокатов. Он тут же вывалил дядюшке четырнадцать сверхуважительных причин, по которым он отказывается от позирования для портрета, причем реальная среди них не фигурировала.

— И дядя поверил? — развеселилась Ольга.

— А он вообще был доверчивый. К тому же, как утверждает его величество, в некоторых вопросах по остроте ума был сравним с поморским валенком.

— Например, в счете до тринадцати?

— Это тебе Элмар сказал? Ну, ему виднее, я с его батюшкой не был знаком лично и знаю только по рассказам.

— А ты здесь недавно? — уточнила Ольга.

— Я появился при дворе уже при нынешнем короле, — неохотно ответил Жак и тут же сменил тему: — Пойдем дальше, я тебе покажу зал боевых трофеев и расскажу несколько занимательных историй попутно… Заодно некоторую местную фауну посмотришь.

Ольга добросовестно выслушала кратенький рассказ о битве дедушки Кендара с каким-то вредным гадом, в результате которой дедушка добыл артефактный клинок с названием, которого Жак не смог толком выговорить, затем древнюю легенду о том, как королевской семье достался их фамильный меч Доллегар, который по идее должен был лежать на бархатной подушечке под стеклом с соответствующей табличкой, но почему-то отсутствовал на месте. Легенда в изложении Жака поразительно смахивала на анекдот, как и предыдущая история о Кендаре Завоевателе. Жак излагал сии классические тексты с откровенным стебом и кучей всяческой отсебятины, то ли в силу своей профессии, то ли он по жизни был такой приколист. Но в общем, Ольге понравилось. Не скучно, по крайней мере. А то Элмар бы по каждому поводу приводил классическую балладу в стихах, а эти баллады частенько грешили излишним пафосом, как она уже успела заметить.

— …И после того вождь клана Сигмар приказал своим гномам сковать увеличенную, так сказать, копию Филлегара, ну, под человека, подлиннее, и подарил принцу-бастарду Деимару, который впоследствии стал королем Деимаром Первым, потому как у его папаши законных сыновей не было. Почему-то мальчики у него получались только на стороне, вот такая непруха преследовала человека, четыре парня — и все бастарды… И после того меч передавался в семье Ортанских королей из поколения в поколение, со всеми соответствующими обрядами, потому как эта хреновина волшебная, и чужим в руки не дается. В настоящий момент ты можешь на него полюбоваться в спальне Элмара, поскольку сейчас Элмар им владеет и даже иногда пользуется, а по его глубокому убеждению боевому мечу унизительно валяться в музее. В спальне почему-то не унизительно, странная логика у этих героев…

— А почему у Элмара, а не у короля? — полюбопытствовала Ольга, продолжая пялиться на пустую бархатную подушку.

— А на фига он королю? Он им и пользоваться толком не умеет. А Элмару в свое время покойный папа дал, так сказать, право доступа к фамильному оружию, когда тот уже как следует прославился. За геройские деяния, в виде особого расположения. Вообще-то, им должен был владеть первый наследник, но он не особенно стремился лезть во всякие опасные заварушки, а Элмару такая вещь была очень кстати, вот ему и выделили во временное пользование. А теперь он единственный владелец и последний хранитель, поскольку король, как я уже говорил, от природы маленько обделен ловкостью и координацией, необходимой для фехтования, и с мечами вообще дела не имеет. Как он сам говорит, чтобы не позориться. Ну, на драконьих запчастях можно подробно не останавливаться, вряд ли это тебе понадобится в повседневной жизни, но ради интереса можешь взглянуть. Это шкуры, это зубы, вот черепушка занимательная… А вон там, чуть дальше, более, так сказать, часто встречающиеся представители местной злобной фауны. Это вот гоблин, существо настолько бестолковое, что ученые до сих пор ведут дискуссии на тему «есть ли разум у гоблинов», и они так же популярны и вечны, как в твоем мире вопрос «есть ли бог». Это анкрус, безусловно животное, жутко опасное и кусачее, тем более, что они всегда охотятся стаями, так что ходить в лес без Элмара может быть чревато последствиями. А вот, прошу любить и жаловать, дикий тролль, задавленный лично его высочеством, причем голыми руками, из-за чего и попал в музей.

— В смысле — дикий? — уточнила Ольга, изучая уродливое, поросшее местами жесткой рыжей шерстью существо двух с половиной метров ростом и с откровенно неандертальской мордой. — А они что, и домашние бывают?

— Нет, не домашние, а так называемые оседлые. Они живут своими общинами, отдельно от людей, да и какой нормальный человек с ними жить захочет… но у них есть некое подобие общества и свои законы, недвусмысленно запрещающие кушать других разумных существ, так что на людей они не нападают. И вообще они мирные и безобидные, в отличие от своих диких сородичей.

— А они разумные, или как гоблины?

— Они разумные, но не очень. По человеческим меркам, умственно отсталые. Но зато очень здоровые, сильные… вон, видишь, лапищи какие.

— Мда, лапки что надо… — согласилась Ольга, рассматривая изрядные когти передних конечностей, свисавших почти до колен. — А как же Элмар его задавил, да еще голыми руками?

— Поднапрягся, и задавил. Ты же его руки видела? Слона задавить можно. Это, кстати, один из самых знаменитых его подвигов, когда он вызвался бороться с троллем один на один. Об этом написано двадцать восемь баллад, и на все двадцать восемь Элмар плюется, ругается, и говорит, что господа барды ни хрена не понимают в таких вещах, как потасовки с троллями, наивно полагая, что главным фактором в этом деле явилась богатырская сила его высочества. И еще бессовестно грешат излишним романтизмом и художественными преувеличениями. Будь его воля, он бы их заставил для начала понюхать этого тролля, а потом посмотрел бы, что бы они написали.

— Что, так воняет?

— Я лично не нюхал, но Элмар как-то в сильном подпитии признался, что оставил на поле битвы съеденный накануне обед, а заодно, как ему кажется, и завтрак, и если бы Шанкар не додумался потихоньку в нарушение правил кастовать на него какое-то полезное заклинание, отключающее нюх, то не стоял бы в музее этот живописный экспонат, а где был бы сам наш герой, не берусь предполагать… Вообще, конечно, лучше бы Элмар сам тебе показал всю эту вредную живность, он их лучше знает. Заодно бы и рассказал, кого в какое место лучше всего мечом тыкать, и как от кого можно убежать, что было бы по крайней мере полезно. Вдруг тебе в жизни доведется выбраться из города и от кого-то убегать… Ну ладно, ладно, не буду тебя пугать, пошли дальше. Следующий зал посвящен всяким магическим прибамбасам, так что тебе будет интереснее. Заодно расскажу несколько общеизвестных легенд, не знать которые так же непростительно, как у вас не знать библию. Вот это, к примеру, главная реликвия нашего музея — подлинный посох легендарного волшебника Вельмира, который лет триста назад спас мир от злобного некроманта Скаррона. Вот этот шедевр на витриной как раз изображает битву Вельмира и Скаррона… в меру разумения художника, конечно, но поскольку автор картины, маэстро Хаггс, был соратником Вельмира и, следовательно, очевидцем событий, то это полотно считается наиболее достоверным.

— А они тоже были герои? — уточнила Ольга, рассматривая молодого мага, весьма симпатичного, однако не выдающегося ни размерами, ни геройским видом… в общем, не Элмар, прямо скажем. — Я имею в виду, профессиональные герои, как Элмар с товарищами?

— Ну да. Самые знаменитые герои в истории, в основном, конечно, из-за этого эпохального события. Причем ребята были совершенно неклассические. Воины у них были — эгинская принцесса Кассандра, вот это она на переднем плане валяется с копьем, она тогда погибла, и лондрийский гном, этот самый Хаггс, который помимо рисования еще прилично метал топоры. Он вон там, сзади, из-за колонны выглядывает. Честный парень, и дремучий реалист, судя по этому шедевру. Ни физиономию свою гномью не подретушировал, ни славы себе не прибавил, как в жизни спрятался за колонну и оттуда свои топоры метал, так и на картине изобразил… мистиком у них был эльф, что вообще ни в какие ворота не лезет. Эльфы и христианство вообще вещи несовместимые, но вот один раз за всю историю попался такой ненормальный эльф, который искренне следовал учению Христа и даже, говорят, был с ним лично знаком. Он вон там, справа, что-то кастует на толпу скелетов. Сам Вельмир был чистокровный человек, что вообще редкость для мага такого уровня… а вот их второй маг, красавица, которая руки заломила и ни хрена не делает для победы правого дела, потому как пребывает в мучительных раздумьях, чего делать. Скаррон ее брат, Вельмир любовник, надо что-то выбирать, а выбор затруднителен… Так вот, поговаривают, что в этой красавице течет кровь демонов, где-то на четверть, если я правильно помню. Сейчас она до сих пор при делах, старший придворный маг Лондры.

— Значит, она все-таки выбрала любовника?

— Не знаю, да и вряд ли кто-то знает точно, не нашлось пока дураков лезть в загадочную демонскую душу мэтрессы Морриган с подобными вопросами, но на мой взгляд, личные мотивы тут на втором плане. Все-таки, мир гибнет, какие тут братья-любовники?

— А остальные? — полюбопытствовала Ольга, всматриваясь в строгие умные глаза героя Вельмира. — Они потом куда делись?

— Эльф-христианин в той битве схлопотал какое-то хитрозлобное заклинание, которое потом никто не смог снять, и еще с неделю мучился, бедолага. Ему постоянно казалось, что он горит, и это было невыносимо, а покончить с собой он не мог, поскольку это противоречило его христианским убеждениям. В конце концов, когда выяснилось, что проклятие не снимается никаким образом и гореть ему так до конца жизни, он попросил своих друзей убить его, они кинули жребий и выпало Вельмиру. Он честно исполнил свой жребий, и после этого куда-то ушел в неизвестном направлении, пропал, и больше о нем никто не слышал. А гном, оставшись в одиночестве, осел в Лондре и спокойно дожил там свои дни, посвятив себя живописи. Вот такая печальная история. Пошли дальше.

Таких историй Ольга в тот день выслушала еще штук сорок, и к тому моменту, когда они выползли из музея, ей уже не хотелось ни новых знаний, ни платья, ни вообще ничего, кроме как есть, курить и спать. В своих низменных плотских желаниях она честно призналась Жаку, когда тот спросил, чего бы ей еще показать, и сострадательный королевский шут тут же потащил ее в ближайший трактир кормить обедом. Освоение двузубой вилки и пинцета заняло у Ольги некоторое время, но в целом инструмент был несложный и знакомый, все-таки не китайские палочки, и она быстро разделалась с ужасно вкусным куском жареного мяса, напоминавшим незабвенные куриные окорочка. После обеда Жак все-таки затащил ее в лавку готового платья, затем в обувную, в табачную и чуть ли не силком оттащил от витрины оружейной, посетовав на ее нездоровые интересы. Затем проводил домой, вручил на прощанье букварик и пару детских книжек для чтения, и, весело подмигнув, пообещал завтра повести в зоопарк, а затем к себе в гости, чтобы показать в наглядности подробности быта здешних жителей, в смысле, не сказочно богатых принцев, а нормальных горожан.

Ей не хочется с ним расставаться. С ним хорошо. Он какой-то свой и почти родной. Ночью ей снится его улыбка и его веселые глаза, в которых скачут насмешливые чертики. Днем они подолгу бродят по городу и он постоянно смешит ее своими рассказами, заставляя забыть о том, что она в ином мире, и даже о том, что новое платье не сделало ее намного лучше. С ним все легко и просто, и по нему невооруженным глазом видно, что для него равны и высокомерная красавица Эльвира, и беспардонная ученица художника Диана, и Ольга, как бы она там ни выглядела в этих платьях, и та бестолковка, которая из ревности чуть не набила Ольге морду у него в гостиной как раз в тот день, когда она пришла изучать «подробности быта» и которой Ольга без колебаний расквасила нос, чтоб не лезла… Правда, после этого подробности быта чуть не накрылись медным тазом, потому что Жак, увидев упомянутый расквашенный нос, побледнел и сполз по стеночке, и Ольга еще часа два отпаивала его чаем в ожидании, когда он придет в себя настолько, чтобы чем-то заниматься… В общем, не сказать, чтобы он был серьезно увлечен кем-то из своих подружек настолько, чтобы у нее совсем уж не было никаких шансов. Хотя как-то не хотелось бы всего лишь пополнить собой его «расписание»… Но на худой конец… Или все же не стоит? Или фиг с ним, почему бы нет? Ведь классный такой парень, и до чего на Ваську похож…

Дни летят, как минуты. Зоопарк, подробности быта, беседа за чаем, уроки чтения и хороших манер. Новенькая шкатулка и куча кристаллов, издающих несовместимые с местными музыкальными канонами звуки электрогитар. «Представляешь, Мафей приторчал от битлов! Кто бы мог подумать! А мэтр Истран горестно сокрушался, что молодежь легче всего поддается дурному влиянию…» Он хохочет, и его растрепанный чубчик тоже весело подпрыгивает. Он очень милый. И с ним легко. Снова прогулки по городу, расположение улиц, кварталы, лавки, рынок, площадь Приветствий, где расположена телепортационная станция, экзотическое местечко. «А площадь Справедливости пусть тебе покажет Элмар, или сама сходи, если тебе интересны всякие гадости. Я туда никогда не хожу, всегда обхожу за два квартала, и даже ради тебя не пойду. Там? Там публичные казни и всякие прочие тошнотворные проявления правосудия. Тебе интересно? Ну и хорошо, что нет…» Какой-то он совершенно далекий от родного средневековья, и чем больше Ольга с ним общается, тем больше ей кажется, что он все-таки самый что ни на есть переселенец, только почему-то не признается. Особенно после вечера третьего дня, когда ее вдруг одолела тоска и она чуть не разревелась, подумав, что сейчас делается дома, и каково родителям. Жак долго и задушевно ее утешал, пытаясь воззвать к позитивному мышлению, и при этом так подробно разложил по полочкам и растолковал все ее переживания, что было очень сложно поверить в его уверения, будто сам он этого никогда не переживал. А его вскользь оброненное замечание, что в ее мире сейчас уж двадцать третий век на носу, и нечего переживать о том, что было двести лет назад… Согласитесь господа, такие познания более чем подозрительны.

А провожая ее домой в тот же вечер, он почему-то страшно торопится и нервничает, и на ее шутливый вопрос, не выбивается ли он из «расписания», совершенно серьезно отвечает, что должен встретить с работы Терезу и боится опоздать.

— Это тоже твоя подружка? — смеется Ольга, которая уже привыкла за эти три дня к странному распорядку жизни веселого шута. — Или очередная фаворитка его величества, которыми он с тобой так щедро делится? Так ведь на сегодня у тебя, кажется, запланирована Анжелика, ты ничего не перепутал?

— Нет, Тереза — это как раз моя девушка, — так же серьезно поясняет Жак, в очередной раз глядя на часы. — Фиг с ней с Анжеликой, подождет, не переломится, а Терезу надо проводить домой. И мне бы не хотелось заставлять ее ждать на улице перед клиникой, так что пойдем быстрее.

У Ольги сразу обрывается все внутри, и она едва находит в себе силы так же непринужденно и как бы шутя поинтересоваться, как его девушка воспринимает всех остальных… подружек.

— Терпимо, — кратко и уклончиво отвечает любвеобильный шут и в который раз просит идти быстрее. Ольга прибавляет шагу, изо всех сил стараясь не разреветься при нем и уверяя себя, что нечего так переживать из-за мелочей, можно подумать, в первый раз таким образом обламывается, до сих пор все было точно так же, а тут что, думала, в сказку попала?

Но в глубине души она чувствует, что брать себя в руки и приводить себе разумные доводы уже катастрофически поздно.

Не мог он сразу сказать?

Глава 4

— Ну что тебе сказать, Шеллар… — пожал плечами Элмар. — Подбросил ты мне хлопот, спасибо тебе. Почему было не приставить ее к кому-нибудь другому? Вот Мафей ее притащил, пусть бы сам и… адаптировал. Может, и перестал бы шкодить, почувствовал бы ответственность?

Король Шеллар III и его кузен Элмар сидели в рабочем кабинете его величества и потягивали коллекционные напитки из королевских погребов, сопровождая семейные посиделки деловой беседой. Выслушав столь конструктивное предложение, король рассмеялся.

— Мафей и ответственность — несовместимые понятия. А поручать ему адаптацию… Ты когда-нибудь задумывался о том, что этот мальчик всю свою жизнь провел во дворце, под надзором мэтра Истрана, и о жизни за стенами этого дворца имеет весьма расплывчатое понятие? Ему самому сначала надо адаптироваться, прежде, чем других учить. А чем ты так недоволен?

— Ты еще спрашиваешь? Тханкварра! Мало того, что я стыда набрался на пять лет вперед, так надо мной еще до сих пор все паладины потешаются! У Лавриса так вовсе рот не закрывается…

— Сам виноват, — снова рассмеялся король и опрокинул рюмку галлантского коньяка. — Пить надо меньше. А то сам набрался, как студент, забыл про гостью, шлялся при ней голым, еще и всему корпусу про это рассказал, а я остался виноват. Поделом тебе, дорогой кузен. Это сколько же надо было употребить вина такому здоровенному герою, чтобы напрочь память потерять? Да в человека не влезет столько!

— Это в тебя не влезет, — проворчал Элмар. — Шеллар, ну может хватит, а? Давай ее к Жаку переселим. Они так душевно общаются…

— Ни в коем случае, — категорически заявил король.

— Но почему?

— Жак очень просил на этот раз сделать исключение.

— Почему?

— Почему, почему! Тебе разве Азиль еще не рассказала?

— О чем? О том, что Жак понравился Ольге больше, чем следует? Ну и что? Он что, боится, что его изнасилуют, что ли? Ольга нормальная подруга, без всяких заскоков на этой почве, с ней так же легко общаться, как с парнем. И если он не сделает ответного шага, она ему даже не признается, что он ей нравится. Это тебе не Этель, которая нагло домогается каждого, кто ей понравится.

— Дело не только в этом.

— А в чем еще?

— А в том, что пришей ты своей нимфе застежку на рот. Она что, промолчать не могла? Она рассказала Жаку, что Ольга в него влюбилась, рассказала Ольге все в подробностях о Терезе и о том, как Жак ее второй год обихаживает, и в довершение всего рассказала Терезе о том, что в Жака влюбилась другая девушка. Вот и представь, как они себя будут чувствовать? Ольга будет страдать от своей неразделенной любви, Жаку будет совестно, что он ей ничем не может помочь. Ты же знаешь Жака, он такой чувствительный… Вечно переживает о всякой ерунде. А Тереза будет либо бояться, что Жак по такому случаю ее бросит и заведет себе нормальную здоровую девушку для нормальной совместной жизни, либо решит, что пора ей прекращать морочить парню голову и действительно вступит в какой-нибудь орден и принесет обет целомудрия. А Жак этого не переживет, а Ольга окажется виновата… В общем, сплошные недоразумения, и чтобы их избежать, лучше всего прислушаться к просьбе Жака и хотя бы на время оградить его от общения с этой девушкой. Тем более, ты уже имеешь некоторый опыт, вот и занимайся дальше.

— Обо всех-то ты подумал, а как я должен жить в одном доме с девушкой, которой мне стыдно смотреть в глаза, тебе наплевать! — обиделся Элмар.

— А почему тебе стыдно? — усмехнулся король и принялся набивать свою любимую трубку. — Из-за того, что ты перед ней голым бегал? Так она же нормальная подруга, чего ее стесняться? Разве она на тебя обиделась? Судя по тому, что рассказала Азиль, Ольга отнеслась ко всему совершенно естественно и с большим чувством юмора.

— Ага. Она до сих пор продолжает восхищаться, какой я красивый. А мне каждый раз от стыда хоть под стол лезь.

— Не понимаю, что тут стыдного. На тебя действительно приятно посмотреть, особенно девушке. Или тебя задевает то, что она восхищается твоими мышцами, а о самом главном месте и слова доброго не сказала?

— Тханкварра! — взревел оскорбленный принц-бастард. — Шеллар, фильтруй базар!

— Что-что? — расхохотался король. — Ну и слов ты от нее нахватался! Мало того, что ты ругаешься по-варварски, так еще этот милый иномирский жаргон! Это значит «следи за речью», я правильно понял? Так вот, это ты за своей следи, а то твои однополчане будут над тобой потешаться до конца твоих дней.

Элмар обиженно засопел и основательно приложился к кувшину с вином. Затем, видимо, озаренный внезапной идеей, как можно достойно ответить языкастому кузену, злорадно спросил:

— Шеллар, а когда ты наконец женишься?

Король помрачнел.

— Ну почему, когда тебе нечего мне ответить, ты постоянно спрашиваешь именно об этом?

— А ты сам не догадываешься?

— Догадываюсь. С тех пор, как ты прекратил геройствовать, у тебя появилось много свободного времени, и ты вдруг вспомнил, что ты следующий после меня в очереди на престол. И не на шутку встревожился, что если со мной что-нибудь случится, ты встрял на всю оставшуюся жизнь. И теперь изо всех сил заботишься о том, чтобы я поскорее наплодил наследников. Верно?

— В целом — да. Но есть еще одна причина.

— Азиль?

— Да. Будучи королем, я не смогу на ней жениться даже после того, как она созреет. Нимфа не может быть королевой, потому что тогда у меня заведомо не будет наследника, а будет отряд гулящих дочерей. Мне-то наплевать, какая у меня будет семья, но на интересы короны я уже наплевать не смогу.

— Да не переживай ты так. Азиль совершенно безразлично, женишься ты на ней, или нет. Роль фаворитки ее вполне устроит.

— Меня не устроит. — Элмар нахмурился и снова вопросил: — Так как же, Шеллар? Когда ты собираешься жениться?

— Будешь приставать, вообще не женюсь.

— Шеллар! — взмолился принц-бастард. — Ну если тебе так уж претит мысль о нормальной семье, наделай хоть бастардов своим фавориткам! Хоть штуки три! Я из-за тебя по ночам нормально спать не могу, мне все время какие-то ужасы в голову лезут!

— А не напиваться на ночь ты не пробовал? Придумал тоже! Они и так на мне виснут, как на вешалке, а если у них будут от меня дети, они мне вообще на голову сядут. Не переживай, ничего со мной не случится, как найду себе подходящую невесту, так и женюсь. Мне еще не пятьдесят лет, чтобы так торопиться. Так что, не уводи разговор в сторону и не отлынивай от поручения короля. Занимайся со своей гостьей и не пытайся спихнуть ее Жаку. Зайди к казначею и получи под расписку тысячу золотых для нее, а то они уже не первый день ее ждут.

— Кстати, о деньгах… — помрачнел Элмар. — Шеллар, ты не представляешь, как я влип…

— Ты? Элмар, что должно было случиться, чтобы у тебя возникли финансовые трудности? Ты, по-моему, богаче меня раза в два…

— Выслушай, пожалуйста, и не перебивай. Я тебе расскажу еще одну причину, по которой мне перед ней стыдно. Ты же знаешь, Азиль в некоторых вопросах до ужаса наивна. Она до сих пор не научилась толком деньги считать и до сих пор плохо себе представляет истинную ценность вещей. А эта подруга жила здесь всего второй день и, естественно, тоже ничего этого не знала. Эти две птички спелись, и Ольга подарила Азиль заколку для волос. Помнишь красный браслет графини Монкар? Так эта заколка в два раза больше, и еще с блестками внутри. И ни одна, ни другая так ничего и не поняли. Этой понравилось, потому что красиво, а та отдала, потому что у них это ничего не стоит. Теперь я ломаю себе голову, как им объяснить, что эта вещица стоит где-то тысяч триста, да так, чтобы ни одну, ни другую не обидеть. Азиль, конечно, ее сразу вернет, но это все равно, что игрушку у ребенка отобрать. А Ольга еще упрется и не возьмет, от нее чего хочешь можно ожидать. И что мне теперь делать?

Король подумал с полминуты и посоветовал:

— Не говори ничего Азиль, все равно не поймет, только расстроится. Поговори тихонько с Ольгой и заплати ей за эту несчастную побрякушку. Разве ты не в состоянии купить своей невесте заколку за триста тысяч?

— В состоянии. Только что делать, если Ольга откажется?

— Перестать страдать и успокоиться. Но не думаю, что она откажется. Надо же ей на что-то жить. А она ничего полезного делать не умеет… Кстати, полюбопытствуй, как она потратит ту тысячу золотых, потом мне расскажешь. Мне интересно.

— Как она потратит восемьсот, я уже знаю. Сказать?

— Ну?

— Она хочет купить пистолет. Кстати, Жак ей рекомендовал посоветоваться с тобой по поводу выбора пистолета. А она стесняется. Что бы ты ей посоветовал?

— Пусть лучше купит мистралийский, они поменьше. Для девушки лондрийский будет тяжеловат. Но… Это надо все равно смотреть самому, а то ей подсунут какую-нибудь дрянь. Когда ты пригласишь в гости своего кузена из Лондры?

Элмар сокрушенно вздохнул.

— Не получится. Она тебя узнает. Я ей о тебе рассказал достаточно.

— Зачем? Я же тебя просил.

— Так получилось. Зашел разговор о моей семье, ну и о тебе заодно пришлось рассказать. Она спрашивала, что я, врать должен был?

— Элмар, — покачал головой король. — Ты слишком много пьешь.

— Шеллар, — тут же откликнулся кузен. — Ты слишком много куришь. И не женишься.

— И трахаюсь со своим шутом… — проворчал король. — Ты уже слышал эту новость? Узнать бы, какая сволочь это придумала, да язык вырвать…

— Женись скорее, а то еще лет пять проболтаешься вот так, и кто-нибудь придумает, что ты и со мной трахаешься.

— Будешь меня доставать, женюсь на Ольге.

— Ты иногда как скажешь! Не пойдет она за тебя.

— Почему?

— Потому, что ты король. А она вас, королей, не любит. Она любит Жака.

— Такие ситуации вполне поддаются коррекции. Кварта-другая отворотного зелья, и недостижимый Жак забыт навеки. А там… все просто: ужин при свечах, прогулки, балы, светские беседы и чуточку любовного эликсира… — король сам не выдержал и засмеялся.

— Тьфу на тебя! — обиделся Элмар. — Я уж думал, ты это серьезно…

— Элмар, это же полный абсурд! Неужели не ясно было, что это шутка? Ты же знаешь, что я ненавижу балы. И не менее хорошо знаешь, что я никогда не опускался до того, чтобы использовать магию в отношениях с дамами.

— Ты иногда не менее абсурдные вещи и всерьез говоришь. И даже делаешь.

— Когда это?

— Вот например, когда ты мне эту Ольгу подсунул.

— Перестань ныть. Мы, кажется все уже обсудили. Или ты еще где-то перед ней опозорился?

— Не опозорился, а просто… кажется, я ее очень огорчил.

— Чем?

— Она попросила меня поучить ее управляться с оружием и я дал ей пару уроков фехтования.

— Отбил бедной девушке все, что смог?

— Нет, я осторожно… Но она в этом отношении полнейшая бездарь. То, что у нее руки-ноги слабые, еще ладно, подкачать можно. Но у нее дыхалка никуда не годится и координация ни к черту.

— И ты ей об этом так и сказал, простая варварская твоя душа?

— Нет, я сказал вежливо и… иносказательно. Но она все равно огорчилась. А долго она должна у меня жить?

— А пока не адаптируется и не сможет жить отдельно. Намек понял, лентяй?

— Понял… — проворчал Элмар. — Как это Жак говорил?.. Король-трудоголик — это национальное бедствие.

— А почему тебе так не терпится ее спровадить? Вроде все у вас хорошо, если ты перестанешь стыдиться всякой ерунды. И Азиль с ней подружилась. У нее ведь до этого не было подруг.

— Все вроде хорошо. Но ее присутствие в доме меня как-то сковывает.

— Почему?

— Потому, что она из другого мира. Я помимо своей воли начинаю чувствовать себя ответственным за весь наш мир, который я как бы представляю. Мне демонски хочется хоть раз напиться в мужской компании, попеть песен и поговорить о чем-нибудь не возвышенном. А в ее присутствии я не могу себе этого позволить.

— Что за ерунда? Тебе не нужно производить на нее впечатление непорочного небожителя, в конце концов это просто гостья, а не будущая теща. Приглашай на здоровье своих друзей и напивайтесь, как студенты, раз ты без этого никак не можешь.

— Ты соображаешь, что говоришь? Она ведь запросто сядет вместе с нами, будет тоже пить и с восторгом выучит пару непристойных песенок, которые так чудно исполняет Лаврис…

— И пусть. Из них получится хороший дуэт. Может, ей кто-нибудь понравится и она Жака разлюбит… Жаль, конечно, что она так неспособна к воинскому делу и так не любит королей…

— Почему? У тебя что, армия мала?

— Да нет… — вздохнул король. — Понравилась она мне, вот и все. Хотя я с ней еще не знаком, но все же по рассказам Жака…

— Понравилась? Тебе? Опять шутишь? Ты же всю жизнь мимо женщин проходил, как мимо столбов! Ты ведь даже свою официальную фаворитку по две недели не замечаешь, пока тебе не приспичит, как следует! Да ты бы до сих пор девственником ходил, если бы я тебя в семнадцать лет не сводил к знакомой шлюхе!

— Дорогой кузен, если я говорю, что женщина мне нравится, это не значит, что я хочу ее немедленно завалить на кровать. Она мне нравится в том же смысле, что и ты. Как человек, который мне интересен и приятен. А поскольку такими людьми крайне редко оказываются женщины, я подумал, что грех не примерить ее под остальные пятнадцать параметров. И не подошла. А жаль.

— Какие такие пятнадцать параметров? Ты что, производишь какой-то глобальный отбор?

— Разумеется. Вопреки твоему мнению, что я нарочно тяну с женитьбой, я как раз этим усиленно занимаюсь.

Принц-бастард расхохотался.

— Так ты выработал себе модель идеальной жены и теперь ищешь, так сказать, соответствующую ей женщину? А если таких не бывает?

— Что за чушь! Идеальных жен вообще не бывает. Бывают более-менее терпимые. И пятнадцать параметров я определил исходя исключительно из интересов короны. Единственный, который касается лично меня — это чтобы будущая королева не была мне противна, а была бы более-менее приятна. Это шестнадцатый.

— Но Шеллар… — Элмар даже растерялся. — Разве так можно? Это же противоестественно… Не по-человечески как-то… Люди должны жениться по любви, а не вот так вот…

— Так то люди, — вздохнул король — а то короли. Я же не для себя женюсь, а для государства. И по моему мнению, это великое счастье, что меня так мало волнуют женщины. Я могу спокойно выбрать вариант, наиболее подходящий для блага короны, и не страдать потом.

— И какие же параметры ты определил? — полюбопытствовал Элмар.

— Основной — способность родить наследника. Ради этого, собственно, все и затевается. Затем, я рассудил так: обычно король должен руководить своим войском лично, то есть быть главным полководцем страны. Но я, как ты знаешь, не силен в военном деле. Я вообще не должен был заниматься армией… Эта корона на меня свалилась, как птичье дерьмо на голову. В экономике я за пять лет разобрался, но тянуть еще и армию даже при моей работоспособности слишком. Значит, этим должна заняться королева. Отсюда еще семь параметров. Там есть еще семь, но они не столь существенны.

— Ты еще один параметр упустил, — злорадно объявил Элмар. — Семнадцатый.

— Какой именно?

— А такой, что эта твоя идеальная королева должна еще согласиться выйти за тебя замуж… Ольга бы, например, ни за что не согласилась.

— Ты уверен? — засмеялся король. — А может, при личной встрече я бы ее очаровал, без всякой магии, а естественным путем, и она бы поняла, что короли не такие уж плохие, как она думает.

— Опять шутишь? — подозрительно спросил Элмар.

— Разумеется, шучу… Но в самом деле, когда я найду подходящую невесту, я очень постараюсь, чтобы она согласилась… Ладно, Элмар, мы уже перешли на бесполезную болтовню, а у меня еще полно работы. Ты сегодня идешь на бал в городское собрание?

— Иду. А ты?

— Куда же я денусь, я должен присутствовать… А Ольгу вы с собой берете?

— Нет. Она еще не готова к таким выходам.

— Ну, тогда ступай к казначею… Что-то я не пойму, отчего ты так скис?

— Оттого, — уныло пояснил Элмар, — что после твоих объяснений насчет «надцати параметров» я окончательно понял, что ты никогда не женишься.

Ольге в очередной раз снился Жак, когда ее разбудили шум и крики, доносившиеся снизу. Он подпрыгнула в постели, протерла глаза и прислушалась. Сначала ей показалось, что Элмар и Азиль вернулись со своего бала изрядно навеселе и теперь ищут путь в свою спальню, натыкаясь на мебель. Потом она различила гневные интонации в голосе принца-бастарда и сразу же вслед за этим услышала пронзительный крик нимфы:

— Элмар, не подходи к ней! Убирайся отсюда, ты его не получишь!

Ольга спрыгнула с постели, схватила на всякий случай свой газовый баллончик и бросилась вниз, посмотреть, что там происходит. Происходило нечто совершенно несусветное.

Элмар стоял посреди комнаты, пытаясь отпихнуть висящую у него на рукаве Азиль и пройти к входной двери. У двери стояла незнакомая женщина, почти столь же красивая, как и Азиль, и молча смотрела на происходящее каким-то странным полуотсутствующим взглядом.

— Ребята, что здесь происходит? — недоуменно вопросила Ольга, входя в гостиную и приближаясь к центру событий. — Из-за чего скандал?

— Ольга, держи его! — закричала Азиль, выбрасывая перед собой руку, как будто ловила что-то в воздухе. — Придержи его, пока я ее отсюда вышвырну! Она его заколдовала!

— Прекрати нести чушь! — возмутился Элмар. — Ты совсем спятила! Отойди и отпусти меня! Я должен поговорить с этой дамой!

И сделал несколько шагов вперед, волоча за собой девушку, которая так и не отпускала его рукав…

— Помоги! — снова жалобно попросила Азиль. — Я же его одна не удержу, он же здоровенный!

— Да мы его и вдвоем не удержим, лося такого… — растерялась Ольга. — А что случилось?

Элмар все-таки вырвался и сделал еще шаг к двери, около которой стояла незнакомка, продолжавшая самодовольно улыбаться и смотреть странным взглядом. Азиль прыгнула вперед, заслоняя собой Элмара, и замахала руками, как будто ловила и рвала что-то невидимое.

— Ольга! — взмолилась она. — Сделай что-нибудь! Она же его уведет! Он весь в паутине! Он же погибнет!

— Да что ты несешь! — рассвирепел Элмар. — Совсем свихнулась!

И коротко, почти не размахиваясь, одним движением смел ее со своего пути. Азиль отлетела на несколько шагов, ударилась лицом о стену и медленно сползла на пол.

— Элмар, ты охренел! — заорала Ольга, уже не разбираясь, кто тут свихнулся. Того, что Элмар поднял руку на свою нимфу, было достаточно, чтобы понять. — Ты пьяная скотина, ты же ее убить мог!

Элмар обернулся, и она увидела, что у него совершенно пустые безумные глаза.

— Я должен поговорить с этой дамой, — медленно и угрожающе произнес он. — И никто не смеет мне мешать.

— Ах ты, кобелина позорный! — разъярилась Ольга. — Ах вы мужики, сволочи! Да я тебе… — она растеряно огляделась, соображая, что она вообще может сделать этому двухметровому культуристу, кроме как убежать. И вспомнила про баллончик, который держала в руке. — Ну я тебе, засранцу, сейчас…

И подумала, что если баллончик не сработает, бежать надо через кухню, но если кухня закрыта…

Баллончик сработал, правда, чтобы добиться желаемого эффекта, пришлось выпустить его весь. Убедившись, что в ближайшее время заколдованный принц не будет способен ни на какие активные действия, кроме как тереть глаза и пытаться вдохнуть, она бросила использованный баллончик и двинулась к двери, старательно обходя Элмара стороной и оглядываясь, что бы такое ухватить поразмашистее для воспитательной работы с загадочной незнакомкой.

— Стой, — простонала Азиль, с трудом поднимаясь. — Не подходи к ней близко… Это опасно… Я сама…

Женщина у дверей подняла руки и прочертила в воздухе несколько линий, все так же продолжая молчать и нехорошо улыбаться. Но вдруг она резко изменилась в лице, метнулась к двери и исчезла.

— Стой! — крикнул кто-то за спиной у Ольги и мимо нее пронесся неизвестно откуда взявшийся мужик в черном камзоле нараспашку и с пистолетом в руке. Он вылетел на улицу, и оттуда снова донеслись крики «стой!» и несколько выстрелов.

Ольга помогла подруге встать и посадила в кресло.

— Боже мой! — ужаснулась она. — Я сейчас принесу воды из кухни. А лед у вас есть?

— Подожди, — остановила ее Азиль. — Что ты с ним сделала?

— Ему надо просто промыть глаза… и проветрить помещение, а то и мы нахватаемся… Я, кажется, уже тоже нюхнула, а вроде и дыхание задерживала.

Она распахнула окна, так как в гостиной действительно невозможно было дышать даже на расстоянии от места событий, а Элмар и вовсе затих, растянувшись на ковре.

— Азиль, — попросила она, — не подходи к нему пока, а то тоже нанюхаешься. Подожди, пока проветрится, а потом мы его как-нибудь в постель переправим и позовем врача или там кого у вас в таких случаях зовут… А я тоже пойду глаза промою, а то печет, прямо сил нет…

Она сбегала наверх, тщательно умылась и промыла глаза, продолжая недоумевать, что же все-таки случилось. Чтобы благородный и любящий Элмар, который пылинки сдувал со своей Азиль и смотрел на нее не иначе как с обожанием, вдруг посмел ее ударить… Для этого должна была быть действительно серьезная причина. А слово «заколдовать» говорило Ольге крайне мало и было чем-то из области сказок.

Когда она вернулась в гостиную, мужик в черном камзоле был уже там. Он стоял на коленях у кресла Азиль и осторожно осматривал ее разбитый лоб.

— Он тебя ударил? — с каким-то отчаянием в голосе спросил он и посмотрел на Элмара, все еще лежавшего посреди комнаты. — Значит, она все-таки… Ох, Азиль, что же с ним теперь будет?

— Не расстраивайся, — утешила его Азиль, сочувственно погладив по руке. — Я ему помогу. Я сниму с него паутину. Только бы он не ушел… Я так боюсь, что он уйдет… Может его к кровати приковать? Так ведь вместе с кроватью уйдет… Ты в нее попал?

— Не попал, слишком темно… И у меня что-то с глазами случилось, жжет, как огнем, прицелиться невозможно… Она сразу скрылась, я стрелял наугад. Не бойся, если понадобится, я велю его в цепи заковать, к стенке приковать и поставить рядом десяток паладинов, чтобы держали. Только сделай что-нибудь, Азиль, если сможешь.

— Конечно смогу, обязательно, не переживай так.

— А что с ним сейчас?

— Не знаю, Ольга над ним как-то странно поколдовала… Надо у нее спросить… — она заметила Ольгу, все еще топтавшуюся в дверях, и встревожено воскликнула:

— Ольга, что с Элмаром? Это точно не опасно?

— Да нет, он очнется… — неуверенно ответила Ольга, не сводя глаз с мужика в черном камзоле, который при виде ее встал с колен и коротко, одним кивком, поклонился.

Посмотреть было на что. Ростом незнакомец не уступал Элмару, но столь же роскошной мускулатурой не обладал, а напротив, был худой, как велосипед, нескладный и какой-то угловатый. Лицо тоже не потрясало красотой, и даже с первого взгляда слегка пугало. Тяжелый подбородок и высокий мощный лоб с большим трудом сочетались с плоскими, словно вдавленными скулами, отчего лицо имело вид смятой банки из-под пива. Не красили его и слегка кривоватая линия рта, и тонкие губы, и очень светлые глаза неопределенного цвета. Пожалуй, единственной правильной чертой на этом лице являлся аристократический нос, но в одиночку он ничего не мог поделать со всем остальным, и только усугублял общую дисгармонию. Вот бедняга, мимоходом подумала Ольга, разглядывая это чудо природы, а я еще плачусь, что у меня волосы жидкие и грудь не того размера… а с такой мордой жить — слабо? Впрочем, примечательным было не только потрясающе неправильное лицо ночного гостя. Его невнятно-серые волосы были коротко острижены вопреки общепринятой моде, а под распахнутым камзолом виднелась портупея с кобурой, что вопиюще конфликтовало с остальным прикидом и производило впечатление, будто этот господин только что выбежал со съемочной площадки на перекур, сняв парик и прихватив из костюмерной что попало под руку. Однако, несмотря на кажущуюся нескладность и нелепость, было в нем что-то величественное. Из-за роста, наверное. А может, что-то во взгляде. Во всяком случае Ольга немедленно вспомнила, что она практически раздета и поспешно одернула футболку, чтобы прикрыть хоть что-нибудь.

— Здрасте… — смущенно сказала она. — Я пойду оденусь, что ли…

— Не стоит, — остановил ее странный мужик. — Все нормально. Скажите лучше, что с Элмаром?

— Это просто слезоточивый газ, — объяснила Ольга. — Специально для того, чтобы человека вывести из строя, не причиняя ему особого вреда. Только все-таки пусть его на всякий случай врач посмотрит, а то я ведь в него весь баллончик выпустила… Вон, даже сознание потерял, хотя по идее не должен бы. Вы тоже пойдите, глаза промойте.

— Понятно, — сказал мужик и принялся застегивать камзол. — Я сейчас пойду разбужу Иласа и еще кого-нибудь из слуг, покрепче. Надо будет отнести Элмара наверх, а он же весит, как добрый конь… И надо будет послать за мэтром Истраном.

Он достал из кармана наручники и положил на стол.

— Вот, на первое время этого хватит, а если не поможет, прикуем чем покрепче.

— Что ты, — жалобно вздохнула Азиль. — Он же их одним рывком порвет.

— Не порвет, — пообещал странный гость, который распоряжался у Элмара, как у себя дома. — Это особо прочный сплав, рассчитанный на тролля. Стал бы я для Элмара припасать обычные наручники, а то я не знаю, что он их порвет. Он, конечно, и эти порвет, если постарается, но не так быстро.

— Вы что, мент? — полюбопытствовала Ольга, глядя на совершенно современные сверкающие наручники. — В смысле, полицейский? Эта женщина какая-то преступница?

— Преступница, — кивнул мужик. — Мент, говоришь? Слово какое забавное…

И быстро вышел, не ответив на первый вопрос. А Ольга направилась к себе, решив, что хотя этот долговязый мент, похоже, мужик без комплексов, шляться по дому полуголой все же нехорошо. Слуги не поймут.

Она натянула джинсы, причесалась и накинула поверх футболки теплую шерстяную рубашку, так как в гостиной было холодно. Потом сунула в карман сигареты и спустилась вниз. По пути она столкнулась со слугами, которые как раз транспортировали на второй этаж своего бесчувственного хозяина. Вслед за ними поднималась Азиль, приговаривая: «Ой, ребята, только не уроните…» Поравнявшись с Ольгой, она вдруг остановилась, порывисто обняла ее и крепко чмокнула в щеку.

— Спасибо! Если бы не ты, он бы ушел!

— Да ну, ерунда! — смутилась Ольга. — Все равно через минуту примчался бы этот мент с пистолетом, и всех делов.

— Ты не понимаешь, — тряхнула локонами Азиль. — Он бы его тоже не остановил. Они всегда уходят с ней, слушаются ее и защищают. Элмар не дал бы ему выстрелить в нее, он бы закрыл ее собой или напал бы на него. Он же сильнее. А стрелять в него Шеллар не смог бы. И слуги бы не помогли, она может набросить свою паутину на любого мужчину. Насчет женщин не знаю… Я тебе потом расскажу. Или пусть Шеллар расскажет, он знает. А я пойду… Мне надо быть с ним.

Имя героического мента показалось Ольге очень знакомым, но после такого стресса ей было сложно рыться в памяти. Да и зачем, через пару минут они все равно познакомятся…

Мент сидел за столом, задумчиво опершись подбородком о кулак, и катал по скатерти Ольгин газовый баллончик. Рядом стояло несколько бутылок и разнокалиберных рюмок. Он поднял на Ольгу свои светлые глаза, здорово распухшие и покрасневшие от газа, и грустно сказал:

— Садись. Выпьешь что-нибудь? Выбирай сама. Это поморская водка, это галлантский коньяк, тут вино какое-то… А в кувшине сок.

— Спасибо, — сказала Ольга и принялась смешивать себе «отвертку». — Хоть вы мне расскажете, что это все значит? А то у меня ум за разум заходит, а Азиль ничего вразумительного сказать не успела, убежала…

— Да, конечно… — рассеяно кивнул длинный мент и налил себе коньяка. — Я могу себе представить, насколько это должно было показаться диким… Чтобы Элмар ударил Азиль?.. Да это мир должен был перевернуться… А что случилось… Началось все с того, что на балу Азиль вдруг набросилась на нее с обвинениями в колдовстве. Что она якобы опутывает Элмара золотой паутиной. Никто больше этой паутины не видел, получился очень неприятный и крупный скандал, бедняжка еще и виновата осталась… А я заметил, что пострадавшая не осталась принимать извинения и сочувствия, а поспешила смыться, и мне это показалось подозрительным. И Элмар вел себя как-то странно. Он даже не подумал заступиться за Азиль, как он всегда делает в любом случае, независимо от того, кто виноват, а все порывался бежать искать убежавшую даму и поговорить с ней. Я отправил их домой, а сам сел и крепко подумал, при чем тут золотая паутина, да еще такая, которой ни один маг не разглядел. И потом вспомнил. Есть такая довольно известная ведьма по имени Арана. Сама она из Мистралии, но напакостить уже успела и в Эгине, и в Голдиане, и у нас. Она обладает очень мощной Силой, которая позволяет ей безотказно и очень быстро привораживать мужчин. Любых. Вот она и ездит по свету, присматривает себе мужчину побогаче, привораживает, овладевает его деньгами и убегает. Для путешествий она привораживает уже другого, посильнее, чтобы в случае чего мог ее защитить. А когда он больше не нужен, бросает. Или он сам гибнет, защищая ее. В любом случае ее жертвы не выживают, даже когда она их оставляет. Они бросаются ее искать, сходят с ума, кончают с собой. Вот такая милая дама. Представив себе, какая участь ожидает бедного Элмара, я бросился к нему, чтобы предупредить Азиль и помочь ей, если понадобится…

— А откуда вы взялись? — Ольга вспомнила, что мент появился не через дверь, как люди, а из глубины дома.

— Я пришел через библиотеку. Наши маги всегда телепортируются туда, чтобы никому не мешать. Туда телепортировали и меня. Я вышел из библиотеки и увидел, что у этой мерзавки хватило наглости подождать, пока Элмар вернется домой, и продолжить его привораживать уже без присутствия публики. Если бы не Азиль и не ты… Он бы погиб, как и все остальные жертвы Араны.

— А так Азиль его… расколдует?

— Надеюсь. Если только он не порвет наручники и не сбежит… — вздохнул мент. — А в остальном — нет такого чуда, на которое не способна любящая нимфа.

И достал из кармана трубку.

— Ой… — тихонько сказала Ольга. При виде трубки у нее сразу же прошел внезапный приступ склероза. Конечно, это Элмар о нем говорил. Злостный курильщик кузен Шеллар. Который третий.

— А как ты догадалась? — усмехнулся он. — Элмар тебе говорил, что я курю трубку?

— Ага.

— Тогда понятно. Но почему «ой»?

— Я думала, вы мент. А вы король… — растерянно объяснила Ольга, судорожно пытаясь вспомнить, как она должна приветствовать коронованных особ, и соображая, не поздно ли она кинулась это вспоминать.

— А почему ты так думала? — король смешно приподнял бровь, не сводя с Ольги внимательного, чуть насмешливого взгляда.

— Ну, не знаю, может, у вас короли всегда за преступниками со стволами бегают, а у нас этим занимается полиция.

— Логично, — согласился король и принялся неторопливо набивать трубку. Видимо, на отсутствие подобающих поклонов он не обратил внимания, вот и хорошо, все равно не вспомнила… — Но ты, наверное, сама знаешь старинную мудрость — хочешь, чтобы было сделано, как надо — сделай сам. А бегать я умею не хуже любого… мента. Я в свое время все это проходил, когда учился.

— А где вы учились? — поинтересовалась Ольга для поддержания разговора. Как надо разговаривать с королями она совершенно не представляла, поэтому решила поменьше ляпать языком и только поддерживать разговор краткими вежливыми репликами.

— У меня были персональные наставники. И они много внимания уделяли практике, так что пришлось мне в свое время и побегать. Но то ли я сноровку потерял, то ли эта дама бегает шустрее, то ли это на меня так твой слезоточивый газ подействовал… не догнал я ее.

Ольга моментально представила себе короля в трусах и майке на беговой дорожке и подумала, что с такими длинными ногами он вполне мог бы ставить рекорды на коротких дистанциях. А в баскетбол вообще бы играл не хуже любого негра…

— А вам не страшно было, что она и вас заколдует? — спросила она, чтобы отвлечься от своих свободных ассоциаций, которые вечно приводили к чему-нибудь смешному, и потом, чтобы объяснить окружающим, почему ей смешно, приходилось вспоминать всю цепь с самого начала. А слабо описать его величеству, в каком виде она его представила?

— Нет, — засмеялся король. — На меня ее магия не действует.

— Почему?

— Не знаю. Мне Азиль сказала, что сначала ведьма целилась в меня. Ее, наверно, мания величия одолела, в королевы захотелось. И не получилось у нее ничего. На меня вообще никакая любовная магия не действует. Подозреваю, что за время своего правления я уже выпил всяких приворотных зелий больше, чем средний маг производит за всю жизнь, и ничего. А вот Элмар попался мгновенно… Хорошо все-таки иметь в королевской семье нимфу, что бы там ни говорило наше дворянское собрание.

— А они до сих пор говорят?

— А как же! Ты бы слышала, что говорили поначалу… Сейчас-то Элмар ее приодел, драгоценностей на нее навешал, так она вроде перестала в глаза бросаться. А когда она только появилась, вся столица на ушах стояла. Босая девчонка в залатанном хитанском платье — и первый наследник престола! Ах, какой позор! Ах, какой скандал! Да что же себе думает его величество, да как он мог допустить…

— И что вы им сказали? — поинтересовалась Ольга.

— А что я мог им сказать? Разве им можно объяснить, что этой замарашке принц обязан жизнью? Не просто здоровьем, а именно жизнью… Азиль тебе рассказывала, как я с ним воевал? Ну, значит, ты понимаешь. И разве им можно объяснить, что их мнение не стоит того, чтобы делать несчастными людей, которые любят друг друга? Так что, я ничего не сказал. Благо, в глаза мне высказывать свое мнение никто не посмел.

— А если бы посмел?

— То я бы разгневался! — преувеличено грозно произнес король, картинно сдвинув брови. — А в гневе я страшен. Просто этого пока никто не знает.

— Почему? — Ольге все больше нравился этот умный ироничный мужик, непонятно как попавший в короли. Нормальный мужик, интеллигентный, понимающий, совершенно не страдает высокомерным хамством, как многие, кому перепадает хоть немножечко власти… к тому же, в отличие от некоторых дам, не смотрит с пренебрежением на низкородных представителей населения, и невооруженным глазом видно, что на всякие подобающие поклоны, равно как и на их отсутствие, ему начхать.

— Потому, что я еще никогда толком не гневался, — рассмеялся король.

Ольге вдруг стало страшно интересно, а спал ли он сам с семейной нимфой, но спросить она не рискнула. Уж слишком получалось нагло. Поскольку нового вопроса у нее не возникло, наступила небольшая пауза в разговоре. Ольга достала сигареты и тоже закурила, посматривая на короля — не скажет ли еще чего, чтобы можно было развить тему. Потом ей вдруг подумалось, что его величество со своей трубкой поразительно похож на Шерлока Холмса, как она его себе представляла. Особенно в профиль. Она тут же представила его у камина со скрипкой в обществе доктора Ватсона, потом в погоне за собакой Баскервилей…

— Что-то ты совсем не пьешь, — сказал вдруг король. — Стесняешься, что ли? С Элмаром вы, помнится, набрались до потери памяти.

— Тогда почему-то очень хорошо пошло, — объяснила Ольга и подумала: «Он что, напоить меня собрался? Зачем? Неужто я его величеству так понравилась, что он собрался меня немедленно трахнуть?» Неуправляемое воображение немедленно изобразило ей эту сцену, отчего ее вдруг одолел истерический смех.

— Что, вспомнила что-то веселое? — поинтересовался король. — Поделишься?

— Вспомнила, — кивнула Ольга, не в силах объяснить истинную причину своего веселья. — Как Элмар утром собирался в поход…

— А, Элмар всегда так в поход собирается, — махнул рукой его величество. — Кстати, что за гадость ты пьешь? Попробуй лучше вот это, — и стал наливать ей тот же коньяк, который пил сам. К счастью, в нормальную маленькую рюмку, а не в такой же кубок, как себе, а то с такой порции бедную собутыльницу пришлось бы выносить после первого дринка… Пришлось попробовать, Ольге в общем-то не особенно хотелось, но побоялась, что обидится. Коньяк действительно был хороший. Ольга пила такой всего раз в жизни на свадьбе одной богатой подруги. Она не удержалась и похвалила, и король тут же налил ей снова.

— Мы не слишком гоним? — поинтересовалась она, взирая на налитую рюмку.

— Да не думаю… — Пожал плечами Шеллар III. — Просто у меня сегодня соответствующее настроение для того, чтобы напиться как следует, а мне не с кем. У Жака Тереза в гостях, а Элмар — сама видела…

— Ваше величество! — поразилась Ольга. — Неужели вам больше не с кем выпить?

— До такого состояния, как мне хочется — не с кем. Перед придворными не подобает появляться в таком виде, мэтр мне не позволит так набираться, Мафей еще мал для собутыльника, Флавиус вообще не пьет… Я, конечно, могу и один, но это уже совсем крайний случай.

— А передо мной, значит, подобает?

— Вполне. Судя по тому, как вы мило пьянствовали с Элмаром. Тем более, я все равно собирался с тобой неформально пообщаться, а пока ты трезвая, ты будешь по прежнему судорожно вспоминать, как тебе надлежит приветствовать короля, и опасаться сказать что-то не то. А с таким собеседником крайне сложно общаться.

Ольга мысленно посочувствовала бедному королю, которому не с кем выпить, потом вспомнила анекдот про трахальщика-надомника и алкоголика-собеседника и захихикала. Разумеется, анекдот пришлось рассказать. Затем пришлось объяснить, что на самом деле такого бюро добрых услуг не существует и что это выдумка для хохмы. Король развеселился и сказал, что при дворе крайне необходимо учредить должность алкоголика-собеседника и что она для нее вполне подойдет. Ольга возразила, что она столько не выпьет…

Разговор перешел на пьянки, и ей пришлось рассказать ряд занимательных историй о жизни родной общаги. Потом пришлось объяснять его любопытному величеству что такое покер на раздевание, а затем топать в свою спальню за картами и объяснять ему суть игры. Поскольку к этому времени оба были уже изрядно навеселе, король загорелся желанием попробовать поиграть на раздевание, а Ольга сдуру согласилась. На этот раз не потому, что боялась обидеть его величество отказом, а именно сдуру. В общаге еще никому не удавалось ее раздеть, и она рассчитывала, что ей ничего не грозит, а вот посмотреть, как король будет снимать штаны, было любопытно. Ошибочка вышла. За восемь партий король раздел ее подчистую и сказал, что с ней играть неинтересно. Однако, что примечательно, даже когда она осталась совсем без ничего, продолжал смотреть на нее так, как будто она по-прежнему одета. Как это ему удавалось, совершенно непонятно, но взор его величества оставался настолько бесстрастным, словно он с детства тренировался на нудистских пляжах.

И тут-то, на самом интересном месте, в гостиной появился мэтр Истран. Он тихо спустился со второго этажа, где до сих пор занимался драгоценным здоровьем принца-бастарда Элмара, и застал безобразие в разгаре. «Ой, стыдобища!» — спохватилась Ольга, представив себе, что он сейчас о ней подумает, и в панике прикрылась краем скатерти, чуть не стянув ее со стола вместе с бутылками.

— Что здесь происходит? — строго спросил старый маг.

— Мы в карты играем, — нимало не смущаясь, пояснил король. Ему, по всей видимости, было совершенно безразлично, что о них подумают.

— Простите, ваше величество, но я что-то не понимаю, зачем для игры в карты вам понадобилось раздевать девушку до подобного непристойного вида. У меня есть серьезные опасения, что золотая паутина не настолько безвредна для вас, как кажется. Не будете ли вы так любезны позволить мне вас обследовать?

Король рассмеялся и бросил на стол колоду.

— Уверяю вас, мэтр, ничего непристойного здесь не происходит. Девушка просто немножко проигралась, ничего более. И зря вы так встревожились.

— Ваше величество, вы ведете себя недостойно и низко! — возмутился маг. — Вы воспользовались ее неведением, обманом вовлекли в заведомо безнадежное состязание, и без малейших угрызений совести похваляетесь трофеями! Немедленно извольте вернуть девушке ее одежду и извиниться! А вы, юная дама, имейте в виду, что с его величеством ни в коем случае не следует играть на что бы то ни было, так как выиграть у него крайне сложно.

— Ну почему же, — возразил король. — Со мной можно играть в кости. Там думать не надо. Ольга, ты оденься, конечно, а то еще замерзнешь… Не стану же я в самом деле забирать твои тряпки себе, мэтр заподозрит меня либо в каких-нибудь извращениях, либо в патологической жадности.

— А их и не положено забирать, — сказала Ольга, поглядывая на свои вещички, но все же опасаясь отпустить скатерть, пока старик не ушел.

— А зачем же тогда раздеваться? Просто, чтобы посмотреть друг на друга?

— Примерно.

— Действительно неинтересно, — подвел итог король. — Мэтр, пока девушка будет одеваться, расскажите, как там наверху? Как себя чувствует мой кузен?

— Ваш кузен… — вздохнул маг, присаживаясь на диванчик. — Он опомнился и пришел в себя. У него тяжелая депрессия. Он плачет и просит прощения у своей девушки… Не беспокойтесь, ваше величество, все обойдется. Я сейчас возвращаюсь во дворец, не желаете ли ко мне присоединиться? Вы, на мой взгляд, слишком много выпили, и я с опасением вспоминаю ночь перед коронацией.

Король заулыбался, мечтательно уставясь в потолок.

— Что вы, мэтр! — сказал он, — Зачем же с опасением? Я ее вспоминаю с большим удовольствием. Хорошая была ночь. Это день тогда был паскудный, а ночь — просто сказка…

— Ваше величество, если вы намереваетесь все это повторить, то я настоятельно рекомендую вам вернуться во дворец и лечь спать. В противном случае…

— Мэтр, вы же мудрый человек, — снова улыбнулся король, но уже как-то грустно. — Вы лучше меня знаете, что такие вещи не повторяются. Они бывают раз в жизни, и повторить их невозможно.

— Я сомневался, помните ли об этом вы, — проворчал старик и поднялся с дивана. — Спокойной ночи, ваше величество. И ведите себя с дамой подобающим образом.

— Спокойной ночи, мэтр Истран, — охотно откликнулся король.

Как только за придворным магом закрылась дверь библиотеки, Ольга немедленно бросилась одеваться, пока больше никто не вломился, и между делом спросила:

— А что было в ночь перед коронацией? Вы так напраздновались, что что-то натворили?

— Да нет… Ничего я не натворил, если не считать пресловутой охоты на розовых слонов, которая уже стала притчей во языцех. Просто тогда я впервые так напился, и поэтому все об этом до сих пор вспоминают. Почему-то, когда Элмар что-нибудь сотворит спьяну, это никого не волнует, так как это происходит нередко и этим никого не удивишь. А мои бедные слоники стали народной легендой… Давай-ка я тебе покажу другую игру, она намного интереснее. Только сначала выпьем…

Некоторое время его величество пытался обучить Ольгу местной карточной игре, по сложности сравнимой с «Magic the gathering». Потом они некоторое время самозабвенно в нее резались, пока оба не запутались при подсчете очков.

— Давай лучше еще выпьем и будем песни петь! — заявил король, когда стало ясно, что в таком состоянии, в каком они пребывают, вести подсчет очков в такой сложной игре невозможно. — Почему это Элмар с друзьями всегда, как напьются, песни поют, а я — нет?

Ольга тут же вспомнила анекдот про трех мышей и немедленно его рассказала. Король посмеялся и сказал, что у них существует такой же анекдот, только про трех гномов, которые хотели набить морду дракону. Потом оказалось, что песен его величество не знает ни одной. Пришлось поставить первый попавшийся кристалл и подпевать. Что удивительно, король запомнил все слова с первого раза и по второму кругу пение пошло веселее. А Ольга к тому моменту уже напрочь забыла, что он король и все такое. С ним было интересно и весело, и совершенно безопасно, поскольку даже совершенно пьяный он вел себя исключительно пристойно. Под конец он дал королевское слово лично сопроводить Ольгу при покупке пистолета, после чего они мирно уснули в обнимку, сидя на диване. Там их и нашла утром Азиль и поспешила растолкать, пока не увидели слуги.

— Где это я? — сонно проворчала Ольга, выбираясь из-под мышки его величества и протирая глаза. — А, это же мы вчера с королем наквасились, как поросята, и песни пели…

— Песни мне понравились, — серьезно сказал король и растянулся на диване горизонтально, свесив ноги через подлокотник, так как диван был для него катастрофически мал. — А как себя чувствует Элмар?

— Спит, — сказала Азиль, присаживаясь на край дивана и зябко кутаясь в огромную шаль. — Ему уже лучше. Можно отомкнуть наручники, он уже никуда не уйдет.

Король похлопал себя по карманам, но ключей не нашел.

— Куда же я их дел? — спросил он сам себя. — По-моему, я их тебе отдал.

— Нет, не мне.

— Значит, Иласу… А посмотри в спальне на столе. Я точно отдал ключ Иласу и велел положить туда. Если он не забыл, то ключ должен быть там… Да не переживай из-за ерунды, если не найдете ключ, пусть Элмар спокойно рвет эти наручники, казна не разорится. — Он потянулся, тоже протер глаза и улыбнулся. — Давно я так не напивался. По-моему, даже похмелье немного присутствует.

Азиль посмотрела на бутылки на столе и тоже чуть улыбнулась.

— Элмар лежал бы до обеда с мокрым полотенцем на голове, а у тебя «немного присутствует»!

— А Элмару надо чуть пореже напиваться и не мешать разные напитки при этом, — усмехнулся король и снова похлопал себя по карманам. — А где моя трубка?

— На столе, — сказала Ольга и встала с дивана. Ее сигареты лежали там же. Она подала королю его трубку и сунула в рот сигарету, разыскивая спички. — Кстати, мы с вами действительно в покер играли, или мне приснилось? Да нет, вот она моя колода лежит… Ой, стыдобища, это же мэтр сюда заходил, а я голая сидела…

— Ну вот, — недовольно откликнулся король, — то Элмар меня доставал, как ему стыдно, что ты его голым видела, теперь ты с теми же проблемами… Можешь плюнуть и забыть. А вот мне мэтр сегодня прочтет долгую нотацию о моем неподобающем поведении и заодно о патологическом безразличии к голым девушкам… Который час?

— Семь, — ответила Ольга, — а что?

— Надо скорее позавтракать. В девять у меня назначена встреча, а мне еще надо привести себя в порядок и добраться до дворца…

— А пистолет покупать когда пойдем?

— Пистолет? Ах, да… И кто меня за язык тянул?.. Я обязательно выберу время и сам за тобой заеду. — Он перевернулся на бок и уставился на нее своими любопытными светлыми глазами. — Ольга, а зачем тебе пистолет?

— На всякий случай. Холодным оружием я пользоваться вряд ли научусь, а может пригодиться.

— А ты сможешь при необходимости выстрелить в человека?

— При необходимости? Легко. Как «фейхоа» просклонять.

— А ты пробовала?

— У меня никогда не было пистолета. Но если бы был, то неужто я бы пожалела того маньяка, что меня убил?

— Верно… — задумчиво кивнул король. — Вот она, разница…

— Какая разница?

— Вы с Жаком очень похожи, и я все пытался уловить разницу. Вот и уловил. Он не способен убить человека даже при необходимости. И знаешь, что еще? Именно оттого, что вы с ним так похожи, у вас ничего и не могло выйти, даже если бы он был свободен.

— Возможно, — пожала плечами Ольга. — Пойду-ка я умоюсь и причешусь, а то хожу, как лахудра… — она сунула ноги в тапочки с зайчиками и пошаркала к лестнице.

Король смотрел ей вслед с улыбкой. А Азиль смотрела на короля. Грустно и серьезно.

— Что ты так смотришь? — подмигнул ей король. — Что-то не так?

— Все не так, — вздохнула нимфа, не отводя глаз. — Шеллар, так нельзя жить. Та матовая сфера, что тебя окружает… На ней даже золотая паутина горит, вспыхивает и сгорает в одно мгновение. А что же говорить о простых человеческих чувствах?.. Она погубит тебя, твоя матовая сфера. Почему ты не хочешь от нее избавиться? Я могла бы тебе помочь, но ты упорно отказываешься. Почему?

Король усмехнулся.

— А может, она мне нравится? Между прочим, вчера она мне спасла жизнь и рассудок. А если серьезно… Я так не могу, Азиль. Я после этого перестану себя уважать. Оставь эту мысль и забудь о ней совсем. Ничего страшного со мной не случится, а со временем все придет. Научился же я смеяться и плакать, когда захотел.

— Вот именно. Когда захотел. А тут ты и захотеть не можешь, тебя что-то держит, и я не пойму, что. За этой матовой сферой ничего не видно.

— Значит нечего и заглядывать. Лучше поторопи свою кухарку, а то я опоздаю. А завтра вечером мы придем к вам в гости.

— Мы — это кто?

— Я, Жак с Терезой, Мафея с собой возьмем, может, мэтра Истрана, если будет себя хорошо вести. Будем развлекать Элмара, чтобы не впадал в депрессию.

— К завтрашнему вечеру он будет в порядке, и его не нужно будет развлекать. Но если тебе хочется повеселиться, как вчера, конечно приходи.

— Ты разве не знаешь Элмара? Золотую паутину ты с него, может, до завтра снимешь, но за то, что он тебя ударил, он будет казниться еще долго. Очень долго.

Азиль грустно улыбнулась.

— Шеллар, скажи лучше, что тебе понравилось петь песни с Ольгой, и ты хочешь это повторить.

— Понравилось, — согласился король. — Но это не значит, что я теперь буду так напиваться каждый день, чтобы привести себя в столь же веселое состояние. Я действительно хочу устроить небольшие посиделки, чтобы отвлечь Элмара от мрачных мыслей. Или ты намекаешь, что у нас тут что-то было, кроме песен? Ничего большего, уверяю тебя.

— Я вижу, что ничего большего, — кивнула нимфа. — Ее белая занавесь осталась на месте. А почему, Шеллар? Она тебе не понравилась?

— Понравилась. Но это же не причина… И вообще, напоить девушку и тащить ее в постель — это пошло. Тем более такую, как Ольга. Зачем мне это надо? Мне что, потрахаться не с кем? С ней гораздо интереснее песни петь.

Азиль посмотрела на короля с каким-то непонятным сожалением.

— Шеллар, а как ты выбираешь себе женщин? Тех, с которыми ты делишь постель?

— А я их не выбираю. Они сами меня выбирают.

— И они тебе совершенно безразличны?

— Тебе не кажется, что ты слишком много спрашиваешь? В конце концов это мои женщины, и это мое дело, что я с ними делаю и как я к ним отношусь… О, проклятье! Совершенно забыл!

— Пропустил свидание? — засмеялась Азиль.

— Совершенно верно. Бедная виконтесса Бефолин напрасно прождала меня всю ночь в моей спальне. Надо будет купить ей в утешение какую-нибудь побрякушку.

— И это ее утешит?

— Вполне.

— Шеллар, ты ужасный эгоист. Потому ты и выбираешь себе таких женщин, с которыми можно не считаться, о которых можно ноги вытирать и потом утешать побрякушками. Тебе они нужны только для того, чтобы утолить естественные надобности. А на любовь ты не способен. И это самое страшное, что может быть с человеком. Ты этого не понимаешь или ты просто не хочешь ничего менять?

— Ты трижды не права. Я вовсе не эгоист, и женщин я не выбираю, они сами на меня вешаются, а какого рода женщины вешаются на мужчин, ты сама понимаешь. Потому мне такие и достаются.

— А в чем я еще не права?

— А вот сиди и думай, раз тебе делать нечего, и не приставай ко мне с душеспасительными беседами. Я сказал, что не лягу с тобой в постель, и не пытайся меня убеждать. Я взрослый человек и знаю, что делаю. А ты ведешь себя со мной, как со смертельно больным.

— Ох, Шеллар… — нимфа тихо вздохнула и отвела взгляд. — Извини. Я все-таки заглянула. Я больше не буду к тебе приставать и больше не буду заглядывать. Куда тебе подать завтрак?

— Сюда, — сказал король и, не удержавшись, спросил: — А что ты там увидела, когда заглянула?

Азиль посмотрела на него с печалью и просто сказала:

— Смерть.

Коридорный почтительно поклонился, неуловимым движением пряча в карман чаевые, и скрылся за дверью.

— Ну, наконец-то! — измученно выдохнула Саэта и, бросившись на кровать, стала стягивать сапожки. — Как меня достали эти каблуки! Я от них совсем отвыкла…

— Ничего, привыкнешь, — безразлично ответил Кантор, бросая на стол свою широкополую шляпу и дергая шнурки плаща. — Хотя согласен, на них очень тяжело ходить.

— А ты что, ходил?

— Приходилось, — так же безразлично ответил Кантор. — Правда, давно, когда я был помоложе и поизящнее.

— Никогда бы не поверила, — усмехнулась Саэта. — А ребята знают?

— Саэта, — сказал Кантор, остановившись с плащом в руках и глядя на напарницу со всей возможной серьезностью. — Я не подвержен предрассудкам, но это не значит, что я рассказываю товарищам все, что ни попадя. Мне вполне хватает того, что обо мне говорят. Мне пришлось убить человек пять, чтобы об этом по крайней мере не говорили вслух в моем присутствии. Так что ты меня очень обяжешь, если избавишь от необходимости убивать еще кого-то. Заказать ужин в номер или пойдем куда-нибудь?

— Закажи. Страшно подумать, что придется опять влезать на каблуки… Руки поотбивать этому великому писателю, нашему полковнику. Неужели нельзя было сделать легенду для двух парней? Я отлично ношу мужской костюм, и мне это в сто раз проще, чем возиться с накладным бюстом.

— Я тебе сочувствую, — кивнул Кантор. — Но ничем помочь не могу. Завтра нам придется походить по городу, потолкаться в обществе, послушать сплетни… Не можем же мы все время сидеть в номере, так мы ничего не найдем. А полковник Сур действительно писатель хоть куда. С него бы сталось и для двух дам легенду придумать…

Саэта представила себе, как Кантор в женском платье с кружевами и в шляпке с розочкой ковыляет на каблуках, матерясь на чем свет стоит, и слегка повеселела. Поджарый и жилистый Кантор со своим не особо женственным лицом был бы похож на шлюху не первой молодости.

— Вот-вот, — согласился Кантор, поняв причину ее веселья. — Я себе тоже это представлял. Сейчас я схожу, закажу ужин, и отдохнем. Я тоже устал, ненавижу ездить в карете, трясет хуже, чем верхом. Что тебе заказать?

— А ты что будешь?

— Я? Да мне все равно, я сейчас что угодно съем.

— То есть как, совсем что угодно?

— Абсолютно. Я и крысу могу съесть, не напрягаясь, если очень проголодаюсь. И змею, и лягушку. Мы в лагере даже тараканов и червей ели.

— Знаешь, закажи, что угодно. Я думаю, тараканов тут не подают, а в остальном мне тоже все равно.

Кантор порылся в карманах, проверяя наличность, сделал шаг к двери и остановился.

— А пить что-нибудь будешь?

— А ты?

— Я буду водку. Но ты же дама, а дамы, которые на пару с мужьями хлещут водку, могут вызвать подозрение.

— Так никто же не увидит.

— Хорошо, пусть считают, что у тебя муж пьяница, закажу водки побольше.

Как только он скрылся за дверью, Саэта поспешно начала раздеваться, пока он не вернулся. Комната в номере была одна, а специально просить его выйти казалось унизительным. Сам же он считал, что отвернуться вполне достаточно.

Она как раз успела раздеться и, прихватив халат и полотенце, скрыться в ванной, как хлопнула дверь и в комнате послышались шаги.

— Дорогая! — окликнул он. — Ты в ванной?

— Да, — отозвалась она.

— Хорошо, — кратко сказал Кантор и смолк.

Слышно было, как он прошелся по комнате. Потом глухо стукнули снятые сапоги и заскрипело кресло. Чиркнула спичка и сразу же запахло дымом. Саэта нажала на рычаг и выругалась про себя. Курить хотелось немилосердно. Чтоб ему, этому писателю недоделанному… Не мог, действительно, сделать ее парнем. А то теперь ей приходится быть порядочной дамой и только нюхать, когда курит Кантор. И эти чертовы фальшивые сиськи, которые приходится носить, практически не снимая… О каблуках вообще лучше помолчать…

Когда она вышла в комнату, плотно кутаясь в халат, Кантор сидел в кресле с сигарой и терпеливо ждал, пока освободится ванная. Скользнув по Саэте безразличным взглядом, он аккуратно затушил недокуренную сигару, поднялся и стал спокойно молча стаскивать рубашку. Саэта отошла к другому креслу и села, тщательно прикрывая ноги полами халата. Она чувствовала себя голой в этой дурацкой одежде, хотя напарнику это было, похоже, совершенно безразлично. Он бросил рубашку на спинку кресла и столь же спокойно принялся расстегивать штаны. Саэта поспешно отвернулась. Она терпеть не могла раздетых мужиков, ей было противно на них смотреть. А Кантор, судя по всему, совершенно ее не стеснялся. Судя по звуку, трусы он тоже снял прямо в комнате, свинья беспардонная!

— Халат возьми, — угрюмо напомнила Саэта, услышав, как он направляется в ванную и представив себе, что он вывалится оттуда в чем вошел и без предупреждения.

— Халат? — удивился Кантор. — Какой еще халат? Я их сроду не носил и не собираюсь. Да ты не переживай, я взял трусы. Вот не думал, что ты такая стеснительная.

— Я не стесняюсь, — ровным голосом произнесла Саэта, упорно глядя в стену. — Мне противно.

— Извини, — кратко отозвался Кантор. — Я уже ушел, можешь оборачиваться. Когда принесут ужин, дай официанту на чай. На стуле висит мой камзол, в кармане деньги.

Саэта с облегчением повернула голову в естественное положение и тут же увидела, что Кантор раскидал свое белье по всему полу. «Мужики!» — с отвращением подумала она, снова запахнула халат и вспомнила, что ей еще предстоит общаться с официантом. Вот уж тоже, подождать не мог! Мало того, что она полуодета, так еще ни слова не понимает по-ортански. И курить хочется, просто сил нет…

Конечно же, ужин принесли, когда Кантор был в ванной. Официант расставил тарелки на столе, поминутно кланяясь и что-то лопоча по-ортански, а сам, мерзавец, все время косился на вырез ее халата. Саэта еле сдержалась, чтобы не съездить его по физиономии вместо чаевых, и, когда он ушел, вздохнула с облегчением.

— Кантор! — окликнула она. — Этот придурок ушел. Можно, я теперь закурю?

— Дверь запри, — отозвался Кантор.

— Не маленькая. Ты скоро?

— Скоро. Ты кури, мне еще побриться надо.

— Зачем? Мы же никуда не идем.

— На всякий случай. Я всегда бреюсь два раза в день. Мало ли, вдруг кто заметит.

Это было резонно. Саэта уже знала, что стоило Кантору сутки не побриться, и он превращался в ходячую достопримечательность. Щетина у него росла только с правой стороны, и разница становилась заметна довольно скоро. Говорили, что это последствия неудачно залеченного ожога. Еще говорили, что это у него на нервной почве. Говорили также, что это результат не очень умной магической шутки. Точно не знал никто, а спрашивать у него самого Саэта не решалась. Как-то повода не было спрашивать. Но поскольку сейчас повод возник, она немедленно за него ухватилась.

— А отчего это у тебя? — как бы между прочим спросила она, радостно затягиваясь его сигарой. Крепковато немного, но это мелочи…

— С лицом? Да так… добрая память о Кастель Милагро, — неохотно отозвался Кантор. Саэта тут же пожалела, что спросила. Могла бы и сама догадаться. Теперь он еще расстроится, а расстроенный Кантор не лучший собеседник за ужином…

Ужин прошел в молчании. Видимо, Кантор все-таки расстроился, потому что пил чуть ли не каждые пять минут и за ужин прикончил один целую бутылку. После чего предложил ложиться спать. Саэта вздохнула. Тот самый неприятный момент, которого она ждала с таким опасением, наступил. Кровать в номере была одна.

— Как будем спать? — спросила она как можно небрежнее, чтобы Кантор не заметил, как она нервничает. Кантор глянул на кровать и так же небрежно сказал, что она достаточно широкая и на ней можно спать вдвоем, ничуть не мешая друг другу. Делать благородные жесты и спать на полу он явно не собирался. Сама Саэта тоже не собиралась спать на полу, поэтому возражать не стала.

Забравшись под одеяло, она долго лежала без сна, ворочалась и никак не могла успокоиться. Рядом точно так же ворочался Кантор. В темноте его почти не было видно, но слышно было отлично. Он был слишком близко, чтобы она могла спокойно уснуть.

Поворочавшись так с полчаса, Саэта поняла, что это не сон, а одно недоразумение, и подумала, что чем лежать и тоскливо ворочаться, лучше хоть поговорить о чем-нибудь.

— Кантор, — тихо позвала она. — Ты спишь?

— Нет, — так же негромко ответил он. — А что?

— А ты хочешь спать?

— Не знаю. По идее, должен хотеть, но что-то мне мешает.

— Это я тебе мешаю?

Кантор минуту помолчал, потом удивленно произнес:

— Ну надо же! Действительно ты. Не надо мне было пить за ужином.

— Что это значит? — негодующе процедила Саэта. — Какое отношение я имею к тому, что ты нажрался за ужином?

— Я вовсе не нажрался. Чтобы нажраться, мне надо выпить три таких бутылки. А дело обстоит так. Ты не можешь заснуть, потому что тебя нервирует мое присутствие на одной кровати с тобой. Ты понимаешь, что никакой реальной опасности для тебя я не представляю, но все же испытываешь очень сильный дискомфорт. Верно?

Его голос звучал в темноте где-то совсем рядом. В темноте он казался почти волшебным — густой, низкий, с этакой элегантной хрипотцой. Очень приятный голос. Особенно в темноте, когда всего остального не видно.

— Верно, — ответила Саэта. — И что?

— А я врожденный эмпат, и мои способности усиливаются при воздействии любых наркотических стимуляторов, в том числе алкоголя. Так что твой дискомфорт от моего присутствия я ощущаю как свой собственный, и это не дает мне спать.

— Ты действительно эмпат? — недоверчиво переспросила Саэта. — Мне не говорили.

— А зачем тебе это говорить? Я свои способности не контролирую, они работают стихийно и практическому применению не подлежат. Ну, так что, будем спать по очереди? Или бросим жребий, кому ложиться на пол? Или бросим на фиг безнадежные попытки заснуть и займемся чем-нибудь полезным?

— Давай поболтаем, — предложила Саэта. — Может, оно само пройдет.

— О чем?

— Ну не знаю… О чем-нибудь.

— Хорошо. Сейчас я встану, включу свет… Там еще от ужина что-то осталось.

— Не надо. Давай так полежим, в темноте. Мне так удобнее.

Послышался тихий смешок.

— А что, тебе так противно на меня смотреть?

— Да! — раздраженно выкрикнула Саэта и тут же пожалела, что ведет себя откровенно хамски.

Как ни странно, Кантор не обиделся. И смеяться не стал. Промолчал. Но в его молчании чувствовалась озадаченность. Они помолчали немного, потом Саэта осторожно спросила:

— Кантор! А ты долго сидел?

— Нет, — спокойно ответил он. — Луны четыре или пять, наверное. А что?

— И за четыре луны ты опустился до того, чтобы есть тараканов?

— Почему опустился? А, ты думаешь, я их ел, совсем обезумев от голода? Вовсе нет. Я это делал совершенно сознательно, понимая, что на лагерных харчах я через луну-другую уже ни на что не буду способен. Ни сбежать сил не останется, ни отбиваться от кавалеров. А вопрос был насущный, в те времена я был симпатичнее, чем сейчас, и многим нравился, а козлов везде хватает… Драться приходилось насмерть, в буквальном смысле, несколько раз по утрам из туалета выносили трупы особо настойчивых. Да и мысль о побеге меня не оставляла, я много об этом думал и очень надеялся, что мне выпадет шанс. И вот чтобы к тому моменту, когда он выпадет, не превратиться в обессилевшего доходягу, стал подкрепляться, чем только мог. В том числе, насекомыми. Они, между прочим, очень питательны.

— Они же противные, как их можно есть… сознательно?

— Закрыв глаза и стиснув зубы. На свете много противных вещей. И со многими приходится мириться во избежание еще более противных. Слушай, не надо про лагерь, ладно? Давай про что-нибудь другое.

— Извини. Ну, расскажи что-нибудь. У тебя такой голос… его приятно слушать. Кстати, мне кажется, я его где-то слышала. Мы с тобой не встречались раньше? Ты говорил, что ты меня знал. Где мы с тобой виделись?

— В консерватории, — проворчал Кантор. — Ты что, маленькая — такие вопросы задавать?

— Извини. Я не знала, что ты настолько засекречен. А почему? Ты ведь такой же рядовой, как и я?

— Не совсем. Меня знают. Я уже светился. Моя голова оценена, если ты не слышала. И если бы кто-то узнал, как меня зовут на самом деле, кто я такой и кто у меня есть из родных… Понимаешь?

— Понимаю. Но ты же не сразу засветился, как только к нам пришел. И голову твою оценили всего год назад. А засекретили с самого начала. Почему?

— Странная ты. Как это я не сразу засветился? Я же сидел. На меня же там все документы остались. Мое прежнее имя было уже засвечено так, что дальше некуда. Вот и пришлось сделать вид, что я умер, и жить, как другой человек. И мне совсем не хотелось бы воскресать. Теперь тебе понятно?

Опять повисла тягостная пауза. Потом Кантор невесело заключил:

— Что-то не получается у нас разговор. О чем ни заговорим, обязательно скатываемся на запретные темы. Давай я лучше пойду прогуляюсь, а ты попробуй уснуть. Потом я приду и тоже лягу, тогда ты не будешь мне мешать, и я тоже усну.

— А ты можешь не уходить, а просто пересесть в кресло?

— Ты что, боишься остаться одна? Брось, Саэта, никто тебя не обидит в мое отсутствие. А если кто-то попробует, то я ему даже не сочувствую.

— Я-то, конечно, в состоянии постоять за себя, — хихикнула Саэта. — Но куда мы с тобой труп денем?

— Как — куда? — в тон ей ответил Кантор. — В ванную. Аккуратно разделаем кинжалами и по частям вынесем куда-нибудь.

Видимо, они оба одновременно представили себе эту идиотскую ситуацию и спустя пару секунд дружно хихикали, забыв про неудавшийся разговор.

— Саэта, — спросил Кантор, отсмеявшись, — a правда, что ты в свое время дала пощечину самому Эль Драко?

— А ты откуда знаешь? — Удивилась Саэта. — Кто тебе это мог сказать?

— Да это была самая ходячая история — про наглого Эль Драко и гордую девушку. Правда, многие считали, что это выдумка.

— Да почему? Это правда.

— Ну, потому, что о нем ходили легенды, что якобы ни одна женщина не могла ему отказать. Я, кстати, не особенно в них верил. Ничего абсолютного не бывает. Значит, правда? А расскажи, как было дело?

— Да ничего особенного. Он полез ко мне целоваться, я и влепила ему оплеуху. Он был пьяный и не соображал, что делает. Не понимаю, почему его считали неотразимым. Ну, красивый, ну, талантливый, но это же не значит, что каждая женщина должна мгновенно падать при виде его.

— А тебе он не нравился?

— Нравился. Но не до такой же степени. Он всем нравился, и считал это в порядке вещей. А меня это злило.

— Что именно — то, что он нравился тебе, или то, что он нравился всем?

— То, что он принимал это как должное.

— Из-за этого ты и наградила его оплеухой, несмотря на то, что он тебе все-таки нравился?

— Да нет. Просто когда к тебе лезет целоваться пьяный мужчина, это неприятно, независимо от того, нравится ли он тебе трезвым. И что самое отвратительное, никто и не подумал его остановить. А когда он получил по морде вместо поцелуя, ему все сочувствовали, и одна чокнутая поклонница чуть мне волосы не повыдергала.

Кантор тихо засмеялся.

— Ничего смешного, — проворчала Саэта. — Эта сучка испортила мне прическу и выставила полной дурой.

— А он? — спросил Кантор. — Много бы я дал, чтобы увидеть его физиономию в этот момент.

— Он так ошалел, что ничего не мог сказать. Только на следующий день опомнился и пришел извиняться. Так что ты думаешь, не успел он извиниться, как тут же начал приглашать меня куда-нибудь с ним сходить.

— А чего ты еще от него ожидала? Такой уж он был, наш великий бард. Ни одной юбки не пропускал. Ты, конечно, не пошла? А не жалела потом?

— Не то, чтобы жалела… Но потом, когда его арестовали, я поняла, что была не права, думая о нем хуже, чем следовало.

— Да не одна ты так думала. Большинство его знакомых было удивлено не меньше тебя. Все почему-то думали, что уж с ним-то ничего не случится, что уж он-то приспособится при любом режиме. А чтобы он отказался от сотрудничества с правительством, да еще зная, что его ждет в случае отказа… этого вообще никто не предполагал.

— Я знаю… И все-таки… Ты знаешь, как он умер?

— Достоверно не знает никто. Даже неизвестно точно, умер ли он вообще.

— Гаэтано мне сказал, что Эль Драко бежал из лагеря, и его поймали. Он умер под пытками в Кастель Милагро, никого не выдав.

— И с тех пор ты раскаиваешься за эту несчастную оплеуху? Брось. Готов поспорить, он забыл о ней на следующий день.

— Нет. Я раскаиваюсь в том, что я в нем так ошибалась. Понимаешь, я думала, что он просто богатый оболтус, гуляка и бабник, красавчик, избалованный славой. А он умер под пытками. И никого не выдал. И мне от этого как-то жутко.

— Это ведь только легенда. Никто не знает, что с ним случилось на самом деле. Таких легенд о нем несколько. Неизвестно, насколько они достоверны. Их могли сочинить специально в пропагандистских целях, тот же товарищ Пассионарио, он у нас любитель сочинять сентиментальные и душещипательные легенды. А на самом деле могло быть что угодно.

— Нет, — упрямо возразила Саэта. — Я верю Гаэтано.

Кантор ничего не ответил. Разговор снова угас, оставив после себя неясное щемящее чувство сожаления о чем-то прекрасном, что было и никогда не вернется. О прежней жизни. О забытой любви. О потерянных друзьях… Саэта ощутила, как внезапно нахлынувшая тоска сдавила горло и глаза, и с ужасом поняла, что сейчас заплачет. И Кантор, о невероятном слухе которого рассказывали легенды, все услышит, стыд-то какой… Скорее встать и смыться в ванную? Так ведь и там услышит…

Пружины кровати противно взвизгнули, Кантор поспешно прошлепал в ванную и спустя секунду послышался шум воды. А еще через минуту-другую тоска исчезла, словно кто-то стер ее мокрой тряпкой, и Саэта поняла, что этого душераздирающего чувства и не было вовсе. То есть, у нее не было. Она просто стала жертвой бесконтрольной эманации. Кантор позабыл сказать, что он эмпат не только врожденный и стихийный, но еще и двусторонний. Что же его, беднягу, так расстроило? Воспоминания о том, как он был молодым и счастливым, пока не начался весь этот бардак? Ее дурацкие расспросы про лагерь? Или упоминание о Кастель Милагро, в котором он тоже побывал?

Саэта уснула с мыслью, что жизнь — поганая штука.

Утром ее разбудила шумная возня в комнате. Как оказалось, это всего лишь Кантор занимался гимнастикой. Разумеется, надеть что-то кроме своих идиотских трусов он не потрудился, и Саэта имела возможность наблюдать во всей красе, как он отжимается от пола на одной руке. Молодец, конечно, кто бы спорил. В прекрасной форме, поджарый, мускулистый, подвижный. Неужели он действительно абсолютно равнодушен к женщинам? Хорошо бы, конечно, чтобы правда. Спокойнее как-то. Но не верится.

Кантор закончил серию, сменил руку и сказал, не оборачиваясь:

— Доброе утро. Я тебя разбудил?

— Как ты увидел, что я проснулась?

— Я услышал. Можешь вставать, я не буду оборачиваться. Выспалась?

— Да, — кивнула Саэта, выползая из-под одеяла. — Какие у нас планы на сегодня?

— Я заказал газеты, изучим за завтраком. Если ничего не найдем, пойдем потолкаемся по рынку, по кабакам, послушаем сплетни. Да, еще в банк надо зайти.

— Зачем?

— Как — зачем? За деньгами. Ты думаешь, на то, что нам выдали, можно изображать богатых господ? Да нам не на что будет отсюда уехать, если окажется, что она рванула дальше.

— А если нас поймают? Можно же как-то достать денег, не грабя банк.

— У меня счет в этом банке. Не сбивай меня с ритма.

Поняв это так, что на вопрос «откуда?» ей ответят «не твое дело», Саэта подхватила халат и отправилась в ванную. Уже оттуда она увидела, как Кантор поднялся с пола, потянулся и изящно сел на шпагат. И подумала, что слухи о его предполагаемом увечье кто-то придумал и распустил нарочно. Сами они возникнуть не могли. Не может такого быть, чтобы никто из ребят никогда не видел его раздетым.

За завтраком Кантор уткнулся в газеты, пристально изучая разделы светской, скандальной и криминальной хроники. Если ведьма была здесь, то она уже обязательно должна была объявиться. Даже если она уехала, по газетам можно было узнать, под каким именем она здесь жила, а затем уже выяснять, куда она уехала. Саэта, которая не знала языка, по мере сил помогала, вырезая ножницами заинтересовавшие напарника заметки.

— Загадочное самоубийство графа Джарди… Думаешь, из-за нее? — спросила она. Кантор молча кивнул и запихал в рот остатки булочки с маслом, не отрываясь от чтения. Саэта старательно вырезала заметку и отложила в сторону. Кантор перевернул страницу и вдруг издал невнятный возглас и быстрее задвигал челюстями.

— Что, нашел? — оживилась Саэта.

— Угу, — промычал Кантор, поспешно дожевывая. — Вот, слушай, прелюбопытнейшая вещь. Скандал на балу в городском собрании. Несравненная Азиль без всяких причин набросилась с побоями и матюками на приезжую мистралийскую аристократку и учинила непотребный скандал, приревновав своего возлюбленного к упомянутой даме. Когда дам растащили при помощи стражи, она объяснила свое поведение тем, что мистралийка якобы пыталась подвергнуть ее кавалера, имя которого здесь не упоминается, неким любовным чарам путем набрасывания на него золотой паутины. Остается сожалеть, что таких особ допускают в приличные места, так как никто из присутствующих магов ничего подобного не заметил, и, по всей видимости, Азиль просто напилась до галлюцинаций.

— Арана, — кивнула Саэта. — Помнишь, тот сумасшедший говорил про золотую паутину?

— Помню, — кивнул Кантор, мгновенно помрачнев. — А ты его помнишь?

— Разумеется, — удивилась Саэта. — А что?

Ей непонятно было, зачем Кантору понадобилось напоминать про этого несчастного. Отвратительное было зрелище — здоровый мужик, полностью утративший разум на сексуальной почве. Ее тогда-то чуть не вырвало.

— Я просто хотел воспользоваться случаем и попросить тебя об одном одолжении, — серьезно сказал Кантор. — Если вдруг со мной случится что-то подобное… Пристрели меня.

— Это лишнее, — сухо ответила Саэта, — Мог бы и не просить. На случай, если ты попадешь под ее влияние, я получила инструкции тебя убить.

— Спасибо, — так же серьезно сказал Кантор. — Ну что, пойдем навестим несравненную Азиль?

— А как мы ее найдем?

— А потолкаемся по городу, пообщаемся с людьми. Она наверняка должна быть очень известна.

— Почему? Она кто, какая-то знаменитость?

— Она исключительно талантливая танцовщица. Раз у нее имеется любовник такого уровня, что водит ее на балы в городское собрание, значит она имеет большой успех. А еще она нимфа. Их не так уж много живет среди людей, чтобы их можно было путать. В Ортане она, наверное, единственная.

— А откуда ты ее знаешь?

— А ты разве не знаешь? Это та самая нимфа, которая болталась с труппой Эль Драко. Или в то время, когда ты раздавала свои оплеухи, ее уже не было?

— Не было.

— А, верно. Я ведь старше тебя, поэтому я ее помню. Хоть бы она меня не вспомнила…

— А ты что, тоже с ней спал?

Кантор хитро усмехнулся.

— Распространяться о таких вещах недостойно настоящего кабальеро.

— А ты действительно настоящий кабальеро? — таким же тоном, как бы в шутку, поинтересовалась Саэта.

— Почти, — снова усмехнулся Кантор. — Я незаконнорожденный. Доедай и одевайся.

Глава 5

Если бы во время разговора в хижину товарища Пассионарио кто-то заглянул, то этот кто-то был бы очень удивлен, и даже возмущен. Нет, все, конечно, знали, что товарищ Амарго — особо приближенное лицо любимого предводителя, что они не просто соратники, а даже друзья, знали также, что молодой вождь относится с должным уважением к почтенному возрасту Амарго и его опыту, прислушивается к его советам и считает чуть ли не наставником, но сцена, происходившая в комнате, переходила всякие пределы.

— Как ты мог? — восклицал Амарго, бегая по комнате и бросая на своего руководителя неподобающе разгневанные взоры. — Кантора! Не кого-нибудь, именно Кантора! За что? Что он тебе сделал? Давнюю обиду решил припомнить? Или тебе посоветовал кто?

— Ну что ты, — обиженно возразил товарищ Пассионарио, наблюдая за его метаниями с высоты кроватной спинки, на которой он восседал в крайне неудобной для человека позе. — За кого ты меня принимаешь? И о каких обидах говоришь? О той подставке, которой он меня огрел? Что за чушь, я на него даже тогда не обиделся. Кандидатуру Кантора утвердил Совет. Я голосовал против, но остальные были безоговорочно за. Скажи спасибо своему придурочному заместителю, кто его за язык тянул предлагать? И как ты додумался взять его в заместители?

— Нет у меня никакого заместителя, — чуть не плача, выкрикнул Амарго, пиная попавшийся на пути стул. — Сам не знаешь? В мое отсутствие на Совет позвали командира одного из моих полевых отрядов, который оказался ближе всех. И надо было, чтобы это оказался именно Тортилья, у которого мозгов, что в усохшем орехе!

— Такие у тебя командиры? — сочувственно уточнил Пассионарио.

— Командир из него нормальный, он хороший воин, в полевом отряде справляется. Но допускать его до более серьезных вещей нельзя было! И уж тем более, доверять ему распоряжаться моими ребятами для специальных поручений! Он же знает про Кантора исключительно по сплетням!

— Амарго, успокойся, — виновато попросил Пассионарио. — Сядь, перестань метаться.

— Успокоиться? — горестно простонал Амарго, но все-таки остановился и обессилено рухнул на ближайший стул. — А ты сам-то можешь спать спокойно? Ты же мог этого не допустить! Не рассказывай мне сказки, будто ты не мог ничего сделать! Ты мог повлиять на совет во время обсуждения, разве нет? Ты мог внушить им сомнение, недоверие, враждебность, словом, мог провалить предложение Тортильи еще до обсуждения! Но ты этого не сделал! Нарочно? Или просто поленился? Или ты еще не в состоянии после своей последней попытки выбиться в прорицатели?

— Я… сомневался, — еще более виновато произнес молодой вождь и опустил глаза. — Я сомневался, правильно ли я поступаю, и из-за этого у меня ничего не получилось.

— Он сомневался! — в отчаянии воскликнул Амарго, всплескивая руками. — Теперь не сомневаешься? Можешь не сомневаться, ты отправил Кантора на верную смерть, это никаким сомнениям не подлежит. Что теперь? Что делать будем? Я могу его догнать, перехватить, но вернуть я его не могу! Не я его отправлял на задание, я не имею права его отозвать! Ты понимаешь, что своими сомнениями ты его убил! В чем ты сомневался, загадочная эльфийская душа?

— Понимаешь, Амарго, хотя ты прервал мою медитацию раньше времени…

— Паршивец! — возмутился Амарго. — Это у него называется «медитация»! Забиться в задрипанную пещерку, нажраться наркотиков и сидеть, развесив слюни, в ожидании вещих видений!

— Не перебивай! Так вот, хотя ты мне обломал всю затею, кое-что я успел увидеть. А именно, как Кантор убивает ведьму.

— Именно Кантор? Не Саэта, а именно Кантор? А ты уверен, что это была ведьма, а не какая-то языкастая бабенка, просто сказавшая что-то, что не понравилось Кантору? А ты уверен, что это не была просто галлюцинация, в конце концов? Ты же накачался до такого состояния, что мог увидеть и не такое.

— Амарго, не обижай меня такими глупыми вопросами. Я все-таки маг, хоть и плохонький, и умею отличать одно от другого. Я никогда не видел Арану и не знаю ее в лицо, но я ее почувствовал даже в этом видении. Это была она, и я видел, что Кантор ее убил. Ножом. Вот почему я засомневался. Может быть, Кантор и есть наш реальный шанс решить проблему? Ты же знаешь, он необычный человек, и даже не совсем человек, и может быть, его магические способности помогут ему как-то противостоять Силе этой ведьмы.

— Может быть, может быть… — раздраженно бросил Амарго. — А шефу ты сам скажешь, или мне придется?

— Могу и сам, — обиженно поджал губы Пассионарио. — Думаешь, боюсь? Он поймет меня лучше, чем ты, в сто раз. Он маг, и такие вещи понимает.

— Кантора он тебе не простит, — жестко произнес Амарго и тоже обиженно отвернулся. — Даже если он врет насчет эльфа и на самом деле он твой отец, он тебе не простит. А сам себе ты простишь?

— Кантор еще не умер, — напомнил Пассионарио. — И я все-таки думаю, что все закончится благополучно, хотя прорицатель из меня пока не очень… А откуда у тебя эта идиотская идея, что мэтр Максимильяно — мой отец? Ну сам подумай, зачем ему тебя обманывать? А папе зачем? С чего бы им понадобилось сговориться и совать нам обоим фиалки за уши? Какой смысл? По-моему, это глупо.

— Логически все вроде верно, — Амарго вздохнул, поморщился и достал из кармана аптечный флакончик. — Но чем больше я общаюсь с тобой и с Кантором, тем больше вижу между вами сходства. И мне все время кажется, что вы братья.

— По-моему, тебе надо срочно лечиться, — покачал головой предводитель. — Или хотя бы отдохнуть. Чтобы найти между нами сходство надо быть не совсем здоровым на голову. А уж предполагать, будто мы с ним братья…

— Надо, — снова вздохнул Амарго, бросая в рот таблетку. — Конечно, надо. К психиатру, к мистику, к шаману, хоть к кому-нибудь. Только к кому я пойду с проблемой, о которой никому нельзя рассказать? Свихнусь я скоро с вами обоими. Доведете старика.

— А ты не нервничай так. А если уж разнервничался, просто сними амулет, и я тебя успокою без всяких побочных эффектов, и не надо ни ходить к мистикам, ни травиться всякой химией.

— Спасибо, целитель… Если бы ты еще и язву желудка умел лечить, тебе б вообще цены не было… Ладно, к шефу я сам схожу, а ты уж будь добр, не устраивай мне больше таких медитаций. Не хватало, чтобы твои подчиненные увидели своего лидера в таком состоянии, в каком я тебя нашел. И, во имя неба, приберись немного в этом свинарнике! К тебе в комнату входить страшно!

— Хозяйка не принимает, — вежливо сообщил дворецкий, намереваясь закрыть дверь перед носом у Кантора. — У нее гости.

— Я не отниму много времени, — попросил Кантор, вцепившись в дверь со своей стороны. — У меня очень важное дело, которое может быть важным и для несравненной госпожи. Передайте ей вот это, возможно, она согласится уделить мне несколько минут.

Дворецкий взял сложенный листок бумаги и все-таки закрыл дверь. Кантор поплотнее запахнул плащ и стал терпеливо ждать. Если дело действительно в золотой паутине, Азиль должна заинтересоваться. Не хотелось бы ждать до завтра, время не резиновое. Хотя мало надежды, что нимфа знает, куда отбыла неудачливая соперница, возможно, придется еще не один день проболтаться в Ортане…

— Госпожа примет вас, — торжественно возгласил дворецкий, распахивая дверь. — Позвольте ваш плащ. Мне велено проводить вас в библиотеку.

Кантор сбросил плащ, небрежным жестом потомственного аристократа подал слуге шляпу, затем стянул и бросил в нее перчатки.

— Благодарю вас, — с достоинством произнес он. — Проводите, будьте так любезны.

Они прошли через гостиную, где как раз заседали упомянутые гости, причем половина из них показались Кантору смутно знакомыми. Он поклонился всем сразу, быстро пробежав глазами по лицам и запоминая их, чтобы потом вспомнить на досуге, и проследовал в библиотеку. Принца-бастарда он узнал сразу, этот парень нигде не потеряется. Судя по выражению его лица, он и был тем самым пострадавшим от золотой паутины. Жалко парня, ой как жалко, хороший он человек, принц Элмар, да и для Азиль это будет тяжелым ударом. Нимфы влюбляются накрепко… А кто же остальные двое? Длинный белобрысый мужик и шустрый парнишка с круглыми зелеными глазами? Выглядят знакомо, оба, но почему-то не приходит в голову, где он мог их видеть…

— На шарлатана не похож, — сказали в комнате, как только за Кантором закрылась дверь библиотеки. — Несомненно, охотник за головами.

Это сказал высокий мужик, для шустрого парнишки голос был низковат. И этот голос Кантору был знаком, значит они встречались, но давно и не часто, иначе бы он тут же вспомнил.

— А что еще скажете? — вот это сказал парнишка, и этот голос знакомый… Где он мог его слышать?

— Еще? Усы фальшивые, седина натуральная, повадки настоящие, но если это и благородный кабальеро, то только по рождению, последние годы он провел в условиях не особенно комфортных. Под камзолом на спине за поясом пистолет. Мистралийского производства, судя по размеру. Класс — несомненно воин, скорее всего, стрелок. Мафей, ты что-то заметил?

— У него странная аура. — А это голос маленького эльфа. Принца Мафея Кантор, разумеется, никогда не видел, но кто же не знает, что в королевской семье Ортана есть эльф. А не узнать эльфа — это надо быть совсем слепым.

— Чем странная?

— Всем. Не как у мага, не как у мистика, а что-то совсем особенное. По-моему, он не чистый воин, тебе не кажется?

— Вот как! В Зеленых горах подрастают молодые мультиклассы? — засмеялся высокий. — Нет, Мафей, так не бывает. Мультикласс — это прежде всего маг, а потом все остальное. Воин, которому захочется овладеть магией, просто не успеет за свою жизнь овладеть ею в достаточной степени.

— Я не говорю о мультиклассах. У него просто есть какие-то способности… И, знаешь, Шеллар… По-моему, он не так давно сменил класс.

Услышав названное вслух имя Кантор тут же, разумеется, вспомнил, где он слышал голос, и ощутил неприятный холодок внутри. Какие демоны его дернули так настойчиво ломиться в дом? Нельзя было завтра прийти? «В экое изысканное общество я попал! — подумал он. — Его величество Шеллар III, который своим наметанным глазом бывшего полицейского в момент замечает пистолет под камзолом, и не менее глазастый эльф, который по „странной ауре“ замечает такие вещи, как врожденные способности и даже смену класса. Тут, пожалуй, замаскируешься, как же! Хорошо еще, что господа Саэту не видели, могу представить их комментарии…»

Дверь приоткрылась, и несравненная Азиль, неслышно ступая по ковру, проскользнула в библиотеку. Обуваться ходила, подумал Кантор. В узком кругу она так и ходит босиком, как привыкла, а для чужого человека сбегала обулась. Она совсем не изменилась за столько лет, разве что наряды стали подороже. А так — все тот же по-детски наивный взгляд, тем не менее сводящий с ума мужчин, та же загадочная полуулыбка, те же жесты…

— Здравствуй, — сказала она. — Что ты хотел?

Тот же голос и та же манера обращаться ко всем на «ты». Или она его все-таки узнала? Да нет, не может же она помнить всех своих мужчин, их у нее были сотни за эти годы…

— Приветствую тебя, о несравненная, — ответил он. — Я хотел поговорить о золотой паутине. Верно ли, что позавчера какая-то женщина пыталась околдовать принца Элмара?

— Верно, — спокойно кивнула Азиль. Как-то слишком спокойно для девушки, потерявшей возлюбленного. — А зачем тебе это нужно? Я вполне справлюсь с этим сама.

— Действительно? — Кантор искренне удивился. — Ты можешь снимать с людей золотую паутину?

— Не со всех, — так же спокойно ответила она. — Но с Элмара могу. Если ты ищешь помощи, то вряд ли я смогу помочь кому-то другому. Такие вещи нимфа может делать только для любимого человека.

— Я действительно ищу помощи, — признался Кантор, — Но не такой. Ты или твои друзья… кто-нибудь знает, где можно найти эту женщину?

В огромных, не по-людски расставленных глазах нимфы вспыхнула тревога и боль.

— Зачем ты ее ищешь? — спросила она, все с той же тревогой и болью всматриваясь в его глаза.

— Чтобы убить, — просто и почти честно ответил Кантор. — Пожалуйста, не заглядывай в меня. Со мной все в порядке.

— Я вижу… — Азиль опустила глаза. — Не ищи ее. Ты не сможешь ее убить.

— Значит, моя подруга сможет. В любом случае, я должен. Я не свободный человек, я выполняю приказ и не могу отказаться. Равно как и не могу его не выполнить. Если ты знаешь, скажи мне. Пожалуйста.

— Ты с подругой? — она снова подняла на него свои волшебные глаза, и непонятно было, просто ли она смотрит, или все-таки заглядывает. — Но я действительно не знаю… Она убежала так быстро… Шеллар за ней гнался, и даже стрелял, но не попал… Может быть, тебе с ним поговорить? Может, он лучше знает?

— А он захочет со мной говорить?

— Почему нет? — Азиль чуть приподняла брови, и вдруг ее взгляд резко остановился. «Заглянула все-таки, — с досадой подумал Кантор. — Узнала? Или нет? Знать бы, как это бывает у нимф… Что они видят, что нет…»

— Ну, мало ли… — он пожал плечами. — Все-таки он король…

— Знаешь, — сказала она, опуская глаза. — Кажется, я ошиблась. Ты сможешь ее убить. Если ты увидишь золотую паутину, попробуй отразить на нее, если получится. Вы будете в равном положении. Если попадете в Лабиринт вместе, там ты будешь сильнее. Если тебе повезет, ты сможешь. Но будь осторожен, не заблудись в Лабиринте на обратном пути.

— Спасибо… — Кантор совершенно растерялся. Советы Азиль, как всегда, были непонятны простому смертному, но в них непременно должен был быть какой-то смысл и практическая ценность. Разобраться бы только, какая именно.

— Поговоришь с Шелларом? — напомнила нимфа. — Ты его не бойся, он хоть и король, но он хороший.

— Если его величество изволит, — пожал плечами Кантор. — Я буду рад любой полезной информации.

— Тогда подожди, — сказала она и исчезла за дверью. Спустя несколько секунд оттуда послышалось: — Шеллар! Зайди в библиотеку. Этот кабальеро ищет ведьму. Может, ты ему что-то посоветуешь.

— Застрелиться сразу, — недовольно проворчал король. — И не морочить головы ни себе ни людям. Он кто — жертва или охотник?

— Разве он похож на жертву? Конечно, охотник. И у него есть шанс, если ему повезет. Он стихийный эмпат, и он человек Лабиринта.

«Спасибо, родная! — подумал Кантор. — Уж что-что, а обозвать ты умеешь…»

В гостиной скрипнул диван, послышались шаги и в библиотеку шагнул его величество король Ортана Шеллар III, бессменный герой анекдотов и в то же время одна из самых авторитетных фигур в политике континента. Амарго, помнится, отзывался о нем с большим уважением и говорил, что король Ортана — умнейший мужик, но с причудами, как все гении. Возможно, возможно… А изменился его величество с тех пор, как они имели честь видеться, здорово изменился. На человека стал похож, а не на оловянного солдатика. Прическу сменил, наплевав при этом на все традиции, и хотя он теперь являет собой дерзкий вызов общественным вкусам, выглядит с этой стрижкой намного лучше, чем тогда… Мимика стала богаче, жесты раскованнее, в глазах появилось что-то живое и человеческое… В общем, в лучшую сторону изменился, несомненно в лучшую.

Король коротко кивнул в ответ на поклон и указал на кресло, приглашая сесть. Потом развернул второе, так, чтобы сидеть лицом к лицу, и тоже сел, забавно переломившись в двух местах.

— Познакомимся? — предложил он, внимательно изучая Кантора. — Ты меня, разумеется, знаешь. С кем имею честь?

— Дон Альварадо Раманьери, — представился Кантор. Король недовольно поморщился.

— Я полагал, что имею дело с профессионалом. Меня не интересуют данные твоего липового паспорта, я хочу знать, кому предоставляю информацию.

— Простите, ваше величество, — развел руками Кантор. — Не имею права.

Шеллар III снова внимательно посмотрел на него, слегка прищурившись, затем чуть повернул голову и посмотрел под другим углом. Потом улыбнулся.

— Кантор? Ну, конечно! Как я сразу не разглядел. Приятно познакомиться.

— Все-то вы замечаете… — проворчал Кантор, невольно проводя ладонью по лицу. — Вроде и брился всего час назад… Откуда вы меня знаете?

— Вот так я возьми и сдай тебе всю свою агентуру, — усмехнулся король и снова внимательно уставился на Кантора. — А ты зачем соврал прекрасной даме, будто ищешь ведьму только для того, чтобы убить? Тебе ведь наверняка с нее денежки скачать нужно, верно?

— Верно, — кивнул Кантор. — Я просто не хотел пугать бедную девушку. А то бы она меня отправила восвояси, заботясь о моем здоровье.

— И много? Если не секрет?

— Два с половиной миллиона.

— Она что, потянула вашу партийную кассу? Наличными?

— Разумеется, через банк. Вы что, думаете, мы свою кассу храним в пещере в сундуках?

— Действительно, чего это я… И много вы людей уже потеряли?

— Около десятка.

— Ты один или в группе?

— В паре. С подругой.

— Ты не очень на нее полагайся, девушки тоже попадаются, правда, не так фатально, как мужчины, но все же попадаются.

— Тоже на почве секса?

— Нет, просто теряют волю и поддаются управлению, как обычно заколдованные люди. Так что побереги подружку. И сам поберегись.

— Вы можете сказать, куда она поехала?

— На север, в Галлант. Езжайте туда. Я прикажу своим агентам в Галланте подкинуть вам информацию, если что узнают. Все-таки эта сволочная ведьма чуть не угробила моего кузена и смылась у меня из-под носа.

— Считайте, что вам повезло, — заметил Кантор. — Как это вас угораздило за ней гоняться?

— Меня золотая паутина не берет, — усмехнулся король. — К сожалению, поделиться с тобой этой способностью не могу. Что ж, удачи тебе, дон Альварадо Раманьери и твоей донье…

— Донне Маргарите, — поправил Кантор. — Тоже Раманьери. Мы по паспорту супруги. Благодарю вас, ваше величество.

— Может, еще встретимся, — улыбнулся король и выбрался из кресла. С некоторым трудом, так как кресло было для него слишком низким. Кантор тоже встал и в очередной раз отвесил поклон согласно этикету.

Проходя через гостиную, он снова пробежал взглядом по лицам, и снова не узнал зеленоглазого парня. Девушки были вообще незнакомы — ни та, что сидела рядом с загадочным парнем, ни та, что стояла у музыкальной шкатулки. Когда она обернулась ответить на прощание, Кантор почувствовал, что с ней что-то не так. Что именно, он не понял. Обычная не особо симпатичная девчонка в обычном городском платье, ничего выдающегося. Но от нее исходила некая неуловимая чуждость.

Она поставила кристалл и закрыла шкатулку. Кантор обернулся, чтобы уходить, и застыл на пороге. Он никогда не слышал такой музыки. Не только мелодию, даже звука такого он в жизни не слышал и даже не мог представить себе, из какого инструмента такой звук вообще можно извлечь. С трудом подавив желание рвануть назад и нагло усесться с гостями, он вышел в прихожую и стал долго и медленно натягивать перчатки, шнуровать плащ и поправлять перед зеркалом шляпу. Ему до смерти не хотелось уходить, не дослушав мелодию до конца.

Он успел поймать ритм, и по пути в гостиницу пытался восстановить в памяти мелодию. Как ни странно, это ему удалось без особых усилий, и он всю дорогу насвистывал ее, пытаясь определить если не автора, то хотя бы стиль, так как язык был совершенно незнакомый. Но так и не смог.

— И кто это был? — спросил Жак, когда за странным гостем захлопнулась входная дверь.

— Один очень занятный парень, — усмехнулся король. — Тебе его бояться нечего. Он с Зеленых гор, один из лучших убийц в доблестном войске товарища Пассионарио. Охотится на ведьму, бедняга.

— Почему бедняга? — поинтересовалась Тереза.

— Потому, что будет с ним то же, что с остальными охотниками. И он, похоже, сам это понимает.

— Так за каким чертом его на охоту понесло? — проворчал Жак. — Денег не хватает? Или долг кровной мести зовет?

— Они ведь не за деньги работают, — грустно ответил король. — Они солдаты. Их посылают — они идут. И приказы не обсуждаются. Азиль, ты в него смотрела?

Нимфа молча кивнула.

— Правда, что он импотент?

— Нет, — удивилась Азиль. — С чего ты взял? Он стерилен, но с потенцией у него все в порядке.

— Стерилен? А отчего?

— Я не присматривалась специально. Что-то очень старое, болезнь или яд, но не травма.

— Вот как? Занятно…

— Что тут занятного?

— Да я вообще, о природе сплетен. О нем говорят, что он импотент, причем существует даже более жесткая версия, в которой присутствуют подвал и раскаленные щипцы. Так это, оказывается, все неправда. Зато о том, что он стерилен, никто никогда не слышал. А это правда… А что ты еще видела?

— Тебе просто любопытно? — грустно уточнила нимфа.

— Мне для досье, — серьезно пояснил король. — Ну, пожалуйста, Азиль. Он такая загадочная личность, о нем никто ничего не знает достоверно. Может, хоть я буду знать, вдруг пригодится.

Азиль вздохнула и стала загибать пальцы.

— Во-первых, он весь в мертвых пятнах. Только не проси толковать. Шеллар, я не смогу объяснить. Во-вторых, у него перерезано горло. В-третьих, на нем ледяная корка, чем-то сродни твоей матовой сфере, но не врожденная. В-четвертых, на нем присутствует черная паутина, что вообще странно для мужчины. В-пятых, в нем есть Сила странной природы. В-шестых, где-то под ледяной коркой виден очаг, если я не ошибаюсь… Кажется, да, пустой очаг… О стерильности я уже говорила. А в целом говоря, это несчастный, искалеченный судьбой человек, и не самый подходящий объект для твоего праздного любопытства, Шеллар.

— Это вовсе не праздное любопытство, — серьезно возразил король. — Информация мне нужна для дела. Мафей, ты не присмотрелся, кем он был до того, как сменил класс?

— Нет, — покачал головой принц. — Этого не видно. Он вообще ни на что не похож. Но если он владеет Силой, значит был магом. А что означает перерезанное горло? Это предвидение смерти или это с ним было раньше?

— Ни то, ни другое, — ответила Азиль. — Я просто так вижу.

— А с какой бы стати маг стал менять класс? — недоуменно сказал Жак. — Что, испугался охоты на магов? Или что? Какой же маг в своем уме вдруг возьмет и подастся в воины? Разве что совсем никудышний?

— Не обязательно, — пожал плечами король. — Причины могут быть вполне реальные. Ты не представляешь, сколько опасностей подстерегает мага на пути от ученика до магистра. Бывают некоторые травмы и болезни, несовместимые с дальнейшим занятием магией. Бывают и проблемы чисто магического свойства, например эффект Мартоса или плен Пустоты… Так что молодой маг очень просто может встрять так, что дальше ему заниматься магией становится бесполезно, а то и опасно для жизни или рассудка. Вот и приходится менять класс, хотя для мага это редкость. В основном они после таких вещей или гибнут при попытках колдовать, или спиваются. Мало кто находит в себе силы отказаться от магии. Она затягивает, как наркотик, они к ней привыкают, прирастают всей душой, она становится частью их жизни. Поэтому магам крайне тяжело менять класс.

— Господа! — жалобно воззвала Ольга. — Что такое класс и как его меняют?

— Класс? — Жак пожал плечами. — Это… ну, как бы нечто среднее между кастой и родом занятий. Вот Элмар — воин, Мафей — маг, Тереза — врачеватель.

— А ты?

— Я? Ну, не знаю… Вообще-то теоретически шуты считаются каким-то там левым задним подклассом бардов. Танцовщицы тоже относятся к бардам. А вообще на свете полным-полно бесклассового народу, который от этого не особенно и страдает. А что такое сменить класс… ну, представь себе, что Элмар вдруг начал ни с того ни с сего писать хорошие стихи. Он на радостях забросит свой меч куда подальше и подастся в барды. А если не забросит, а попытается совместить одно с другим, получится мультикласс — воин-бард.

— Как в классической ролевухе! — восхитилась Ольга.

— Вроде того, — кивнул Жак. — Кстати, знаешь, какой оптимальный подбор классов для команды героев?

— Паладин, лучник, клерик, маг, — немедленно ответила Ольга. — Власть и Магия, часть шестая.

— Паладин — это не класс, — засмеялась Азиль.

— Зато точно про Элмара, — улыбнулся король. — Только не клерик, а мистик. Так правильно называется класс. А откуда ты знаешь и что это за шестая часть?

Пришлось объяснять его любопытному величеству, что такое ролевуха и как в нее играют, после чего разговор зашел о развлечениях вообще. Выяснилось, что король в виде развлечения обожает играть в логические игры и решать задачи всякого рода.

— Это какие например? — полюбопытствовала Ольга.

— Какие угодно, — рассмеялся Жак. — Например, господин Костас регулярно приносит ему особо запутанные дела по своему ведомству, чтобы его величество изволили развлечься. А еще его величество развлекается таким образом: берет пачку доносов, которые господа чиновники постоянно строчат друг на друга, и вычисляет, кто правду написал, а кто оклеветал коллегу. Или перечитывает какую-нибудь древнюю легенду и пытается восстановить, как было дело взаправду.

— Почему обязательно древнюю? — возразил король. — Древние практически не имеют решения, а добыть дополнительную информацию по ним невозможно. Например, разыскивать Вельмира я бы не взялся. Я предпочитаю более современные тайны.

— А например?

— Например, куда девался принц Орландо.

— А это кто? — тут же спросила Ольга. — Какой-то ваш родственник?

— Зачем ты спросила! — воскликнул Жак. — Теперь его величество в двенадцатый раз начнет рассказывать историю пропавшего без вести принца!

— Тебе, может, и в двенадцатый, — возразила Тереза, — А я впервые слышу. Азиль, а ты слышала?

— Слышала, — кивнула нимфа, — только не от Шеллара. Кто-то другой мне рассказывал. Не ты, Элмар?

— Нет, — кратко ответил принц-бастард, до сих пор молчавший, как камень, и замолчал снова.

— Я тоже слышал, но не в подробностях, — сказал Мафей. — Шеллар, расскажи, мне интересно.

— Я вкратце, — пообещал король. — Принц Орландо — последний уцелевший представитель королевского дома Мистралии. Я даже знал его лично, они неоднократно всей семьей гостили у дядюшки, да и мы к ним тоже ездили. Это было еще до приезда Элмара, мне было лет двенадцать, когда мы потеряли контакт… Мы с ним очень мило общались, с этим Орландо, хотя я в те времена даже улыбаться не умел, а он был темпераментный, как все мистралийцы. Он изучал магию и показывал мне какие-то несложные трюки, и мне страшно нравилось. Я потом полгода носился с идеей стать магом, пока мне не объяснили, что магом надо родиться… Но это несущественно. Когда в Мистралии произошел первый переворот, ему было где-то лет четырнадцать или пятнадцать, он был самым младшим в семье. Поскольку у него были выдающиеся способности к магии, Небесные Всадники его не убили, а попытались склонить на свою сторону, обратить в свою веру и сделать из него еще одного мистика для своего ордена. Так поступают все мистические ордена, я имею в виду, они всегда стараются привлекать к себе магически одаренных детей, чтобы воспитать из них сильных мистиков. Видите ли, если кто не знает, самые мощные мистики получаются именно из людей, имеющих природную способность к магии. То есть, обладающих Силой.

— А чем тогда различаются мистики и маги? — переспросила Ольга.

— Тем, что мистик может и не иметь магических способностей от рождения, а получить их путем различных ритуалов, самосовершенствования, медитации, в общем, разнообразных воздействий на психику, в результате которых можно найти путь доступа к Силе. Но если обычному человеку, чтобы достигнуть уровня магистра, нужно истово верить и проводить годы в постах и медитациях, человеку магически одаренному все дается намного легче и проще… и быстрее. Так вот, руководители ордена пытались обратить Орландо, но это у них не получилось, как они ни старались. Орландо был очень упрямый парень. Он провел несколько лет на цепи в полиарговом ошейнике, но так и не сдался. Когда Всадников поперли, Партия народного освобождения решила реставрировать монархию. Орландо освободили из заточения, подлечили и некоторое время носились с ним, а потом вдруг резко передумали. Я полагаю, он отказался быть марионеткой на троне, так как парень он был, как уже говорилось, горячий и упрямый. Поэтому его решили по-тихому убрать испытанным методом несчастного случая, но не успели. Он сбежал. На этом месте проверенные сведения кончаются и начинается бескрайний простор для гипотез. Легенд о дальнейшей судьбе принца Орландо существует десятка два, одна другой красивее. По всем версиям он до сих пор жив, и существует дюжина пророчеств о том, что он явится освободить страну от узурпаторов и привести к порядку и процветанию. Отличаются эти пророчества только названием партии, которую он возглавит. За эти годы в Мистралии разоблачили четырнадцать фальшивых принцев, так как каждая партия считала своим долгом иметь собственного. Кстати, чем мне симпатичны Пассионарио и его ребята с Зеленых гор, так это тем, что у них ни одного фальшивого принца пока не было, хотя их лидеры официально заявляют, что его высочество сражается за освобождение своего королевства в их рядах. Инкогнито, так сказать, чтобы никто не знал, а то слишком уж много охочих его заполучить под свой контроль. А вот, дескать, после победы он объявится официально, докажет свою подлинность и на законных основаниях займет престол. Может, и врут, конечно, но очень похоже на правду. Это одна из причин, почему мне так интересна любая информация об этих ребятах. Я до сих пор пытаюсь найти Орландо. Не для каких-то политических целей, а просто потому, что мы были добрыми друзьями, и я до сих пор по нему скучаю. И очень хотел бы снова его увидеть.

— Да? — усмехнулась Азиль. — И как тебе этот? Подходит?

— Он совершенно не похож на того мальчишку, которого я знал. Но кто может точно сказать, как он выглядит теперь, через двадцать лет? Время сильно меняет людей. А тяготы и лишения меняют еще сильнее. Что касается этого конкретного человека… По возрасту подходит, и вполне возможно, он действительно потерял Силу, но мне почему-то кажется, что это не он. Просто интуитивно кажется, без каких-либо оснований. А вообще, над этим вопросом можно думать хоть до бесконечности.

— Это если он действительно там, — проворчал Жак. — А вполне могло статься, что он не пережил охоту на магов и теперь инкогнито покоится где-нибудь в братской могиле. А вы тут думаете, надрываетесь.

— Вовсе нет, — улыбнулся король. — По имеющимся сведениям, правительство Мистралии все пять лет безуспешно пытается разыскать принца Орландо. Они, как и Пассионарио, с фальшивыми не связываются, им настоящего подавай. Хотя, их можно понять. Если король, пусть даже марионетка, будет иметь дело с королевскими домами других стран, его мигом разоблачат. Тот же Мафей посмотрит пристально и все поймет. А позориться президенту Гондрелло не хочется, да и советник не советует. Вот и ищут настоящего. А раз ищут, значит он где-то есть. И нечего быть таким пессимистом.

— Пессимист — это хорошо информированный оптимист, — не совсем к месту сказала Ольга. Просто всплыла в памяти фраза, вот и ляпнула. Королю понравилось и он тут же потребовал сказать еще что-нибудь в том же духе. Ольга задумалась.

— Меня подсиживают! — возмутился Жак. — Наглые конкуренты отбивают у меня хлеб! Я так и знал, что это добром не кончится! Я потеряю свою любимую непыльную работу!

— Я составлю тебе протекцию и устрою алкоголиком-собеседником, — пообещала Ольга. Все развеселились и стали давать Жаку полезные советы, он стал исправно отшучиваться, поддерживая всеобщий хохот.

Только принц-бастард Элмар по-прежнему сидел молча, глядя в пол, и если бы кто-нибудь заглянул в его опущенные глаза, то испугался бы. В них стояла скорбь и какая-то звериная тоска.

— Добро пожаловать в Лютецию — самый веселый город континента! — сообщил Кантор, выходя из здания телепортационной станции и жестом подзывая носильщика. — И самый огромный бордель, какой видел свет. Поедем в коляске или прогуляемся?

Саэта натянула на уши капюшон и поплотнее закуталась в плащ. Зима в Галланте была еще холоднее, чем в Ортане, а уж по сравнению с Мистралией, где зимы практически не бывало, здесь был прямо-таки мороз.

— Конечно, поедем, — ответила она. — Я замерзла. И у меня нет никакого желания шлепать по лужам на своих каблуках.

— Замерзла? — удивился Кантор. — Так надо было одеться теплее.

— У меня ничего теплее нет.

— Что же ты раньше не сказала? Давай тогда по пути в отель заедем в лавку и купим тебе плащ на меху и шапку. А то вдруг придется в Поморье ехать, а там в это время года уже снег лежит… Ты когда-нибудь видела снег?

— Видела, — проворчала Саэта. — Только издали, на вершинах гор. Он белый.

— Верно. А еще он мокрый и холодный. Как лед, только мягкий и рыхлый. Очень интересно. В Поморье дети зимой с ним играют, лепят разные фигурки… А еще лепят снежные шарики и бросаются ими друг в дружку. Ужасно веселая игра.

— А ты что, там был? — поинтересовалась Саэта.

— Был. Я везде был. Во всех странах континента, и даже в Хине. И говорю на всех языках, так что со мной не пропадешь. Кстати, надо будет еще зайти в лавку магических изделий и купить себе экранирующий амулет.

— Зачем?

— Зачем… Ну, к примеру, захотим мы с тобой сходить на какой-нибудь концерт или в театр. И представляешь, что будет, когда я начну эманировать на весь зал?

— А откуда ты знаешь, что начнешь?

— Знаю. Проверено, — кратко ответил Кантор и махнул носильщику. — Неси на стоянку кабриолетов и грузи в ближайший.

Потом внимательно посмотрел на спутницу и стал развязывать шнурки плаща. Саэта поняла, что он собирается делать и стала поспешно отказываться.

— Надо, надо, — перебил ее Кантор. — Я не замерзну, у меня куртка теплая. А ты еще простудишься и работать не сможешь, что тогда делать? И вообще, я кабальеро или засранец какой? Надевай быстро и не спорь. Молодые бедные жены из патриархальных мистралийских семей не спорят с мужьями. По крайней мере, на людях.

Саэта послушно набросила его плащ поверх своего и замолчала. Роль послушной бедной жены давалась ей с большим трудом, Кантору приходилось постоянно ей напоминать, как себя вести, и каждый раз ее это страшно злило. Но злиться оставалось только на себя, потому что Кантор каждый раз оказывался прав.

Сделав необходимые покупки, они поехали в отель, который Кантор выбрал сам, не советуясь с местными гидами, предлагавшими свои услуги на каждом углу. Отель показался Саэте чересчур роскошным, но говорить об этом в присутствии кучи посторонних она не решилась, чтобы не нарываться на очередное напоминание о роли жены в патриархальной мистралийской семье. Увидев же номер, который Кантор снял из каких-то непонятных соображений, она и вовсе ахнула.

— Нравится? — улыбнулся Кантор, когда они остались одни. Саэта только головой покачала, рассматривая обитые дорогой восточной тканью стены, шелковые покрывала на кровати и затейливые украшения потолка.

— Кантор, — неуверенно сказал она наконец, — это все очень красиво, но… это же, наверное, бешеных денег стоит?

— Да не таких уж и бешеных, — махнул рукой Кантор, быстро сбрасывая сапоги и куртку и падая на широкую мягкую кровать. — У меня хватит. А потом, когда будем ведьму трясти, я сверх тех двух миллионов накину десяток тысяч и компенсирую себе все расходы.

— А если у нас не выйдет?

— А если у нас не выйдет, то есть если я геройски погибну при выполнении задания, то на кой мне тогда экономить? Зато у нас будут отдельные комнаты, в каждой отдельный душ и кровать, где мы сможем спать по-человечески. А еще… Загляни в дверь справа.

Саэта заглянула и тихо ахнула. В небольшой, изыскано обставленной гостиной стоял рояль. Гладкий, блестящий, нежно-кремового цвета, до боли напоминавший тот, что был у нее во времена учебы в консерватории.

— Кантор, — тихо прошептала она, с нежностью осматривая инструмент. — Это мне?

— Нет, мне. — Кантор засмеялся, перевернулся на живот и направил на нее внимательный, чуть насмешливый взгляд своих пронзительно-черных глаз. — Эх, Саэта, не выйдет из тебя воина. И даже вора не выйдет. Бардом ты была, бардом и осталась. И чего тебя понесло в убийцы? Хотелось дать выход ненависти?

— А если и так? — обиделась она. — Или ты хочешь сказать, что я плохо работаю?

— Нет, почему же. Ты отлично работаешь. Но… скажу тебе одну вещь. Ненависть — штука нестабильная. Она имеет свойство остывать. И если через несколько лет она пройдет… Тебя может потянуть вернуться к прежней жизни. А ты не сможешь. Твои руки привыкнут к оружию и будут совершенно непригодны для музыки. И тебе будет очень плохо.

— Это мое дело, — резко ответила Саэта. — И вообще, откуда ты знаешь? Или с тобой тоже так было?

— Нет, со мной все было немного не так. Когда я шел в горы, я заранее знал что в любом случае к прежней жизни вернуться не смогу. Мне некуда было идти. И у меня тоже была ненависть.

— А что, она… остыла?

— Конечно. Потому я тебе и сказал об этом. Я стал старше, стал иначе воспринимать многие вещи. Некоторые — более критично, некоторые — более терпимо… некоторые просто стал принимать как закон природы. Ненависть остыла. Осталась привычка. Я привык к этим людям, с которыми работаю, к этой жизни, которой живу, к этой вечной битве, которой не видно конца. И поскольку мне по-прежнему некуда идти и нечем больше заняться, я продолжаю эту битву. Но мне становится страшно при мысли, что я доживу до победы, и, когда эта битва закончится… что я буду делать тогда? Морено вернется в свою деревню, Рохо вернется в свою мастерскую, Рико снова пойдет воровать, Торо… ну, ему тоже есть куда вернуться. И даже Амарго… тоже. А какого хрена буду делать я? Кому я нужен? Что я полезного умею? В армию идти? Воинской дисциплиной я уже сыт по горло. В разведку меня никто не возьмет с таким букетом особых примет. Да и не нравится мне это. Останется только достать пистолет и отметить победу праздничным салютом в висок…

— Перестань, — оборвала его Саэта. — Ты же профессионал, ты всегда найдешь себе занятие. В конце концов, у тебя природный актерский талант, подашься в барды. Можно подумать, все так страшно.

И подумала про себя, что она говорит о вещах, в которых не разбирается. Говорят, что маги, потерявшие Силу, долго не живут, потому что не могут жить, как обычные люди. И если она его правильно поняла, он имел в виду именно это. А может, и нет. Может, она поняла его неправильно…

— Да я не о себе, — ответил Кантор. — Это я тебе для примера. А что касается возможной карьеры драматического актера… Бард должен иметь Огонь, так же как маг должен иметь Силу, мистик — Веру, вор — Тень… Ты сама знаешь. А у меня его нет. Маг без Силы — не маг, и такого вообще не бывает. Мистик без Веры — не мистик, а шарлатан. Вор без Тени всю жизнь просидит в тюрьме, пытаясь хоть раз украсть что-нибудь успешно. А бард без Огня… Это, конечно, бывает, и часто, но бард без Огня — это очень и очень хреновый бард. Если тебе это непонятно, я тебе что-нибудь могу сыграть, и ты поймешь. У тебя ведь есть Огонь, верно?

— Не знаю, — пожала плечами Саэта. — Первое время мне казалось, что я его потеряла, а сейчас… Не знаю…

— Тогда сыграй, — предложил Кантор, — и узнаешь. А я послушаю. Я люблю слушать… Ты еще помнишь что-нибудь?

Саэта молча села к инструменту и подняла крышку.

Ольга поставила свои покупки на дорожку и тихо присела на скамейку, чтобы не привлекать внимания Элмара и не отвлекать его. Она уже знала, что, завидев ее, он тут же бросит оружие, срочно что-нибудь наденет, схватит ее сумку и потащит в дом. И больше она ничего интересного не увидит. А посмотреть было на что.

Принц-бастард упражнялся с оружием на специально утоптанной площадке во дворе. Хотя подвиги он и забросил, занимался все же регулярно, чтобы не терять форму и навыки. Сейчас у него в руках было короткое копье с широким лезвием, которым можно было и колоть, и рубить. Несмотря на позднюю осень, Элмар был без рубашки, что делало зрелище еще красивее. Ольга притаилась на своей скамейке, с удовольствием наблюдая за его отточенными движениями и за игрой мышц на обнаженном торсе и пытаясь уловить смысл этих движений. Выпад, блок, шаг назад… перехват, удар… Как он это так быстро делает? И одной рукой, хотя копье наверняка двуручное. Вчера с мечом было еще интереснее, но посмотреть не удалось — он ее сразу заметил. Сегодня, похоже, увлекся и не замечает. Ох и красавец он, принц-бастард Элмар! Особенно вот так, без рубашки и с оружием в руках, в движении, в выпадах и поворотах. Большой, массивный, а двигается легко и бесшумно, как тигр или другой крупный кот. Тяжелое копье взлетает, как тростинка, стремительно опускается, пригвождает к земле невидимого врага и тут же неуловимым движением разворачивается в другую плоскость, рубит еще одного врага и на миг застывает, отражая невидимую же угрозу. Ольга тихо любуется, и ей дико завидно.

Элмар легко обернулся вокруг своей оси, перехватил копье другой рукой, занес и остановился, увидев зрителя. Он оглянулся, окликнул Иласа и направился к Ольгиной скамейке, неся оружие с собой.

— Элмарушка, — заботливо спросила Ольга, когда он приблизился. — Как ты сегодня?

Принц-бастард честно попытался улыбнуться, но улыбка получилась вымученная и трагическая.

— Ничего, — ответил он, снова оглянулся по сторонам и рыкнул: — Илас, где тебя демоны носят?!

— Он куда-то пошел, — сказала Ольга. — Я его на улице встретила.

— Ну вот, — проворчал Элмар. — Придется самому тащить копье в оружейную…

— Хочешь, я тебе помогу? — тут же предложила Ольга.

— Да что я, сам не донесу? Давай свою сумку, пойдем.

— Элмар, ну можно я копье понесу, пожалуйста!

Элмар смерил девушку сочувственным взглядом, как он это делал всегда, когда она демонстрировала патологическую любовь к оружию, и молча протянул ей копье. Ольга радостно ухватила тяжелое древко двумя руками, задрав оружие острием вверх и чуть не покалечив при этом собеседника, и, счастливая, потащила в направлении оружейной.

Пока Элмар протирал свое копье и ставил на место, Ольга, разинув рот от восторга, исследовала помещение. Такого изобилия оружия и доспехов она сроду не видела ни в каком музее. Здесь были мечи всевозможных размеров и конфигураций, копья, топоры и щиты, невообразимый лук в человеческий рост, несколько комплектов доспехов… Она остановилась специально полюбоваться парадными доспехами паладина — полированные, сверкающие золотом узора на небесно-голубом фоне, они были просто великолепны. И очень должны идти к синим глазам Элмара, подумала Ольга и сама засмеялась над своими мыслями.

— Нравится? — спросил Элмар, закончив возиться с копьем и подходя ближе. — Да, на парадах мы выглядим роскошно. Но для битвы такая красота не годится.

— А которые тут боевые? — завертела головой Ольга. Элмар показал.

— Помнишь, ты спрашивала, бывают ли женщины-паладины? И я тебе сказал, что таких женщин не бывает в природе? Поняла теперь, почему?

— Мда… — только и смогла сказать Ольга. — А сколько же все это добро весит?

— Не знаю, — пожал плечами принц-бастард. — Никто специально не взвешивал. Но в боевом облачении даже мне слегка тяжеловато. Вот и представь себе всю эту кучу железа на женщине.

Ольга взвесила на руке пластинчатую перчатку, так как что-либо крупнее хватать не рискнула, и только головой покачала. Потом немедленно представила себе этакого человека-танк и посочувствовала предполагаемому противнику.

— Элмар, — спросила она, — a столько железа — это действительно необходимо?

Элмар грустно улыбнулся и, поманив ее пальцем, направился в дальний угол помещения, где помещалось что-то вроде склада металлолома. Там он привстал на цыпочки и снял с верхней полки длинного стеллажа боевой шлем. Точно такой же, как тот, что она только что видела — тяжелый, с массивным забралом и ощипанными остатками султана, со скромной лазурно-золотой росписью, покрытой бурыми пятнами. Только расколотый пополам на затылке.

— В некоторых случаях, — вздохнул принц-бастард, — и столько железа бывает мало. Можешь себе представить силу удара?

— А чем это? — поразилась Ольга, не сводя глаз с изувеченного шлема.

— Хвостом дракона, — пояснил Элмар и снова водрузил шлем на прежнее место. — Я его на память оставил. Ты бы видела панцирь, его вообще в лепешку смяло… Но его пришлось разрезать на части, чтобы снять. Можешь себе представить, что бы от меня осталось, будь я в чем-то полегче.

— И представлять не хочу! — Ольга обняла его за руку, так как выше достать было трудно, и потерлась щекой о могучий бицепс. — Элмар, даже подумать страшно, что бы мы без тебя делали! Ой, а это что за дрын такой здоровенный? Вот это, под потолком висит? Тоже копье?

Элмар поднял глаза к потолку.

— Это штурмовое копье, — кратко пояснил он. — На дракона.

— Слушай, а как вообще такую зверюгу можно убить? Да еще копьем?

— Вполне можно, мы с ребятами убили четыре штуки, пока не попались…

— Серьезно? Элмар, а как выглядит дракон?

Принц-бастард грустно посмотрел на нее через плечо и коротко ответил:

— Страшно.

— Ой, а это что? Паутинка села, что ли?.. — Ольга провела пальцем по плечу Элмара, пытаясь снять паутинку, и поняла, что это вовсе не посторонний предмет, а просто тонкая белая полоска на коже. А чуть дальше еще одна, чуть шире и короче. И на спине, под лопаткой… — Нет, Элмар, а правда, что это за полоски?

— Как — что? Шрамы. Просто хорошо леченые, вот их и не видно, пока не присмотришься.

— Правда? Действительно, издали даже не видно… А тут, вдоль позвоночника, через всю спину очень четкий рубец. Это плохо лечили, да? А кто же это тебя так распластал?

— Плохо леченый шрам у меня есть в другом месте, волк в детстве укусил, — проворчал Элмар. — Только это место я тебе не покажу. А на спине… Это от операции на позвоночнике. Придворные мистики тоже неплохо лечили, но не так хорошо, как Шанкар. Вот и остался рубец.

— Ой… ну кто меня за язык тянул… Элмар, прости, пожалуйста, я не хотела напоминать, само получилось… — Ольга снова стиснула его руку и потерлась щекой о бицепс. — Не грусти. Не надо. Ты и так который день сам не свой ходишь, а Азиль переживает… Элмарчик, миленький, ну как нам тебя развеселить? Хочешь, мы с тобой опять напьемся и я тебе стихи почитаю? А хочешь, песни попоем? А может, тебе чего-то вкусненького хочется? Хочешь, я тебе тортик испеку? Только не плачь, пожалуйста! Такие большие мальчики не плачут!

— Да я не плачу… — Элмар снова наклонил голову и посмотрел на нее через плечо. — Я смеюсь. Ольга, это просто невозможно, какая ты смешная! Я представил себе, как ты возишься у меня на кухне, а моя кухарка пожирает тебя глазами, чтобы ты вдруг чего не напортила в ее хозяйстве…

— Например, чугунный противень не разбила, — подхватила Ольга.

— А что тут странного, ты и это вполне можешь, — улыбнулся Элмар. — Но кроме того, ты еще перепачкаешь всю посуду, измажешь тестом всю кухню и разобьешь на полу с десяток яиц…

Ольга немедленно вспомнила отечественную пословицу насчет пирогов и ворот в тесте и тут же выдала этот шедевр вслух. Пословица имела успех. Элмар засмеялся и дружески стиснул ее плечо своей огромной лапой, выпростав, наконец, свой бицепс из ее объятий. Ольга тоже засмеялась и прислонилась головой к его груди.

— Ой, какой ты холодный! — сказала она. — Ты не замерз? Пойдем в дом, а то простудишься.

— Нет. Я закаленный. Я могу зимой на снегу спать. Но в дом, конечно, пойдем, надо одеться. А то скоро придет кузен Шеллар учить тебя стрелять, а я с тобой в таком компрометирующем виде.

— Очень даже славный у тебя вид, смотрела бы и смотрела. А разве король может что-то не то подумать? По-моему, он мужик без предрассудков.

— Да я шучу. Конечно, король ничего не подумает, но все равно одеться надо. А вечером действительно, давай опять напьемся и будем читать стихи. А то мне что-то так тоскливо все время…

— Почему? Или просто так?

— Ну какое может быть «просто так», когда я такого натворил… До сих пор вспоминать страшно. Я же ее убить мог… — Элмар снова помрачнел, горестно заломив брови, и стал похож на классический диснеевский персонаж. — Я ведь и тебя мог пришибить, и даже Шеллара, если бы он промахнулся…

— Неужели он стал бы в тебя стрелять? Он ведь тебя любит.

— Потому и стал бы. Знаешь, что мне давеча сказал мой добрый и честный кузен? Что ради спасения моей жизни он бы, не колеблясь, прострелил мне ногу, а то и обе. И это вполне в его стиле… Ладно, пойдем. Что ты сегодня интересного купила?

— Новые штаны, сапожки, коробку патронов, пару аудиокристаллов, книжку и еще картину.

— Какую картину? — поинтересовался Элмар, поднимая сумку.

— Холст, масло. Танцующий красивый парень. У какого-то бомжа купила по дешевке, просто парень понравился.

— Слушай, Ольга, а что такое «бомж»? Жак тоже постоянно употребляет это слово, но не может толком объяснить. Это что-то вроде бездомного бродяги?

— Да. Это опустившийся бездомный бродяга… А где Жак это слово подцепил?

— Понятия не имею. У него спроси.

Они вышли из оружейной и направились по вымощенной камнем дорожке к дому.

— Ольга, — спросил вдруг Элмар, — тебе нравится Шеллар?

— Еще бы! — восторженно отозвалась та. — Он классный мужик! Такой умница, такой молодец…

— А ты бы вышла за него замуж?

Ольга резко остановилась.

— А ты в этом смысле?.. — растеряно переспросила она. Элмар тоже остановился и посмотрел на нее с неким укоризненным разочарованием.

— А что, в этом смысле он не так уж и хорош? Он, конечно, не красавец, но… у него масса других достоинств.

— Дело не в том, что он не красавец. Он мне все равно нравится. В некрасивых мужчинах есть что-то очень трогательное… Но у него есть один недостаток, который для меня непреодолим.

— Какой?

— То, что он король. И тут хоть расшибись, я его как мужчину не воспринимаю. Элмар, ты же это не всерьез? Он же не собирается…

— Не собирается, — вздохнул Элмар. — И не говори ему, что я тебя спрашивал. Он очень обижается, когда его пытаются женить. Особенно я.

— Так это ты отсебятиной занимаешься? — облегченно вздохнула Ольга. — Ты меня так не пугай. Я уж решила, что он в меня влюбился.

— Да нет… А если бы и так, чего тут пугаться? Ты что, думаешь, он будет тебя преследовать и принуждать? Как ты могла о нем так подумать?!

— Я о нем так не думаю, — обиделась Ольга. — Я подумала совсем о другом.

— О чем?

— О том, что ему будет больно… — тихо сказала девушка. — А я знаю, как это больно, когда…

Она замолчала и отвернулась. Элмар расстроено бросил наземь сумку и виновато развел руками.

— Прости дурака, я совершенно забыл… Как я мог! Только о себе и думаю! Не плачь, подруга… — он снова обнял ее за плечо и привлек к себе. Ольга уткнулась в него носом и тихо захлюпала. — Брось, не надо. Не единственный он на свете, твой Жак. Найдешь другого, в сто раз лучше. Я тебя с друзьями познакомлю. У меня знаешь, какие друзья! Отличные ребята. Все, как я.

Они еще долго стояли посреди дорожки. Элмар гладил ее по голове и говорил какую-то утешительную чушь, а она тихонько ревела, уткнувшись в него лицом, и думала о том, что все-таки хорошо, когда рядом есть большой и сильный мужчина, у которого можно спокойно поплакать на груди, не опасаясь, что тебя не так поймут. Она даже не услышала, как подошел король, и опомнилась только, когда за ее спиной знакомый негромкий голос произнес:

— Что случилось?

— Да ничего… — вздохнул Элмар. — Так… Любовь, знаешь, такая штука…

Ольга поспешно оторвалась от него и утерла слезы.

— Понятно, — отозвался король и протянул ей носовой платок. — Пойдемте в дом. Ты чего это, дорогой кузен, в такую погоду полуголый красуешься? Давно спина не болела?

— Шеллар! — укоризненно отозвался закаленный кузен. — Тут вовсе не холодно.

— Все равно, пойдем. Посидим, покурим, пусть девушка успокоится. Для стрельбы нужны не зареванные глаза и не трясущаяся рука.

Элмар снова подхватил сумку, и они пошли в дом. В гостиной король немедленно плюхнулся на диван и достал трубку. Ольга тоже поспешно закурила, пытаясь успокоиться. Ей уже было неловко за свой детский рев, и особенно за то, что ее на этом застал король. Элмар крикнул на кухню, чтобы подали чай, и пошел наверх одеваться.

Его величество проводил кузена взглядом и, как только тот скрылся из поля зрения, спросил:

— Как он сегодня?

— Лучше, — улыбнулась сквозь слезы Ольга. — Даже смеялся.

— А ты что же? Не стоит, Ольга, право, не стоит. Все проходит. И это пройдет… А это что? — он потянул из сумки торчавший наружу край холста. — Можно?

— Конечно, — кивнула Ольга. — Это я сегодня купила.

Король развернул холст и изумленно на него уставился.

— Позволь спросить, где ты это купила?

— На рынке, у какого-то пьяницы. Мне просто парень на портрете понравился.

— Сколько отдала? — поинтересовался его величество.

— Золотой, — призналась Ольга. — У меня мелочи не было.

— Потрясающе! — высказал свое мнение король. — Если я не ошибаюсь, это подлинник. Стоит, конечно, показать специалистам, но мне кажется, все-таки подлинник.

— Это какая-то известная вещь? — удивилась Ольга.

— Не просто известная, а считавшаяся потерянной. «Танец огня» кисти знаменитого Ферро. Говоришь, парень понравился?

— Ага, — кивнула Ольга. — Красивый, правда?

— Должен сказать, ты не оригинальна. Этот парень нравился всем.

— А это что, реальное историческое лицо?

— Да не такое уж историческое, он примерно ровесник Элмара. Но реальнее не бывает… Кстати, где Азиль?

— Наверху, наверное, с Элмаром. А что?

— А надо будет им показать. Они будут рады видеть старого знакомого. Элмар с ним когда-то пил, Азиль с ним когда-то спала… Да и тебе он вроде как не совсем чужой, по-моему, ты очень любишь его баллады.

— Так это он и есть? — изумилась Ольга, подхватилась с места и, обежав диван, заглянула через плечо короля. — Тот самый бард Эль Драко, который писал свои любовные баллады, трахаясь с Азиль?

— Она тебе рассказывала? — улыбнулся король.

— А как же! А еще она сказала, что его убили.

— Это не достоверный факт. Он просто пропал без вести пять лет назад. Согласно официальной версии, он скончался в подвалах Кастель Милагро, но это только версия, ничем не подтвержденная. Есть сведения, что он все-таки вышел оттуда и после этого пропал. Правда, тоже ничем не подтвержденные… А вот и ребята спускаются. Азиль! Иди-ка посмотри, что у нас есть!

Принц-бастард и его подруга заинтересованно приблизились и тоже дружно заглянули через плечо его величества.

— Ой! Лапушка моя! — умилилась Азиль. — А где вы это взяли?

— О! Я его помню! — воскликнул Элмар. — Мы знакомились на какой-то пьянке, он еще потом двое суток подряд трахал Этель… Это и есть та картина, что ты купила?

— Причем подлинник, — заметил король. — Азиль, ты помнишь эту картину? Или тогда ты уже не была с ним?

— Конечно помню, — улыбнулась Азиль. — Я даже помню, как маэстро Ферро ее писал. Шеллар, а между прочим, где сейчас твой портрет, который написал маэстро Ферро?

— Висит в кабинете у Жака, — неохотно отозвался король.

— Почему?

— Он мне не понравился. А Жаку понравился, он у меня его выклянчил и повесил в своем кабинете.

— А почему он тебе не понравился? — удивилась Азиль.

— Как произведение искусства он, возможно, шедевр, как и прочие работы Ферро. Но сама концепция мне не понравилась. Какой-то он слишком тоскливый и трагичный. Вот это, — он кивнул на холст, который держал в руках, — мне нравится гораздо больше.

Азиль грустно улыбнулась.

— Настоящий художник чем-то сродни магу. Он видит суть человека и передает ее в изображении. Эль Драко был таким, каким мы видим его на этом холсте. Яркий, легкий и горячий. Как огонь. А ты — такой, как на том портрете, что тебе не нравится. Потому он тебе и не нравится. Ты сам понимаешь, что ты такой, и тебе неприятно видеть правду. Могу поспорить, ты сам потребовал, чтобы Жак спрятал твой портрет в кабинете, куда никто не заходит, чтобы его никто не видел.

— Неправда. Жак его туда повесил, потому что не хотел выглядеть подхалимом. Он как-то говорил, что только полный засранец может вывесить портрет шефа на видном месте в своем доме. Но мне действительно было бы неприятно кому-либо показывать этот портрет.

— А что там такого было? — полюбопытствовала Ольга. — Чем он вам так не нравится?

— Я ведь уже сказал. — Король чуть пожал плечами. — Подробнее все равно сказать нельзя, это надо смотреть. Но я тебе не покажу, можешь и не просить.

— Можно сказать и подробнее, — возразила Азиль. — Просто ты не хочешь. Я сама скажу. — Она обернулась к Ольге. — Маэстро Ферро изобразил Шеллара за столом в его кабинете. Ночь, полумрак, две свечи, всякий там бумажный хлам на столе. Шеллар сидит лицом к зрителю, как он обычно сидит — локти на стол, подбородок на кулаки, плечи ссутулены, спина сгорблена. — Азиль изобразила любимую позу короля. — И в глубокой задумчивости смотрит перед собой. Он действительно выглядит как-то трагично и одиноко. Жак назвал этот портрет «Самая одинокая профессия». Маэстро ужасно понравилось название.

— Маэстро следовало поменьше общаться с Жаком, — проворчал король. — Может, он бы увидел меня по-другому.

— Жак тут ни при чем, — покачала головой нимфа. — Ты такой и есть, Шеллар. Это твоя матовая сфера, и ты от нее никуда не денешься. Может, художники видят не так, как я, но все равно видят то же самое. То, что есть.

— Какой бы я ни был, — твердо сказал король. — Я себе нравлюсь. А мой портрет — нет. Ольга, если ты уже успокоилась, пойдем займемся делом. У меня не так много времени, чтобы вести этико-философские дискуссии с Азиль.

— Кантор, я так больше не могу! — взмолилась Саэта, возвратясь с очередного приема, на котором они ожидали увидеть объект своих поисков, но здорово промахнулись. Это оказалась совершенно другая дама, тоже мистралийка, но на десяток лет старше и вовсе не такая красавица, как ее расписали. — Они меня достали, эти галлантские кобели! Что они так ко мне липнут?

— Я же тебе говорил, что Лютеция — это город-бордель, — сочувственно посмотрел на нее Кантор. — В столице страны, которой правит алкоголик и педераст, не может не произойти полного падения нравов. Вообще, этот город всегда имел легкий привкус порока, им наполнен воздух, которым мы дышим, и он, должен сказать, заразен. Даже иностранцы, попадая сюда, начинают вести себя, как сорвавшиеся с цепи кобели… А знаешь, Саэта, не такой уж он дурак, наш полковник. Все-таки, супружеской паре, да еще такой, как мы с тобой, легче выжить в Лютеции. Представь себе, если бы мы действительно приехали как двое мужчин. Да на нас бы на второй день начали оглядываться. Двое мужчин приехали в Лютецию и не ходят по борделям? Да с ними точно не все в порядке! Может, они — пара? А может, они больные какие? А может, это мистралийские шпионы? Могли бы быть проблемы.

— У нас и так проблемы! — расстроено махнула рукой Саэта и принялась стаскивать сапоги. — Кантор, пожалуйста, не отходи от меня на этих идиотских приемах. Когда ты рядом, они не решаются приставать. Этот сопляк меня сегодня полапать пытался. Хорошо, что у меня сиськи не настоящие, я бы ведь не выдержала, летел бы он кувырком через весь зал.

— Тебе легче, — вздохнул Кантор. — А бабы ко мне пристают одинаково, что в твоем присутствии, что без тебя. И с твоими воздыхателями тоже одни проблемы… И что смешно, весь континент считает, будто мистралийцы сексуально озабоченные! А на Галлант никто и внимания не обращает.

Это была чистая правда — Кантор имел несравненно больше проблем от любвеобильных жителей Лютеции, чем его подруга. Помимо наглых баб, достававших его своим вниманием, ему приходилось еще и отпугивать кавалеров от своей тихой и послушной жены. За те четыре дня, что они провели в Лютеции, он пять раз дрался просто так и два раза на дуэли — сначала с каким-то пьяным офицером на пистолетах, потом с еще одним мистралийским кабальеро на ножах. В общей сложности получилось четыре трупа, и в ближайшее время можно было ожидать неприятностей с местной полицией. А ведьма словно дразнилась — мелькала по городу то в одном месте, то в другом, и выловить ее никак не получалось.

— Не знаю, что делать, — развела руками Саэта. — Здешние мужики не понимают слова «нет». Только если ты стоишь со мной рядом и грозно водишь глазами, они не подходят. А стоит тебе отойти — и вот они, родимые.

Кантор плюхнулся на кровать, как он это делал каждый день — нравилось ему, что ли, на мягком валяться? — и полюбопытствовал:

— Саэта, а тебе правда ни один не нравится?

— С чего бы? — недовольно отозвалась та.

— А тот поэт, что тебя уговаривал замуж? Ты еще так боялась, что я его бить начну.

— Это не потому, что он мне нравился. Мне его жалко было. Он такой весь трепетный, хрупкий, ты бы его прибил одним ударом. А он не такой уж и плохой. Он мне стихи читал и с лапами не лез.

— Ну да, — засмеялся Кантор. — Только уговаривал бросить мужа. Я слышал. Вдохновенная была речь. «Ах, мадам, ведь вы не любите его! Вас отдали замуж, не думая о вашей душе и о ваших чувствах, за самодовольного богатого негодяя, и вы обречены загубить свою юность…» не помню как там дальше, но красиво. Насчет увядающего цветка, сорванного грубыми лапами, и тому подобное. И насчет того, что здесь вам не Мистралия, мадам, здесь женщина свободна… В гробу видал такую свободу! Здесь женщина свободна только отдаваться, независимо от того, хочет она этого или нет. Знаешь, в молодости мне нравилась Лютеция, но сейчас… То ли здесь все испаскудилось за эти годы, то ли я стал другим… А что, донья Маргарита, не желаешь ли действительно бросить мужа и связать свою жизнь с бедным поэтом?

— Кантор, — отозвалась Саэта, — ты просто забыл или специально издеваешься?

— Забыл, — покаялся Кантор. — Извини, я не всерьез. Хотя, если честно, для любящего мужчины даже твои увечья — не препятствие. А супружескую жизнь можно наладить и с такой, как ты, нужно просто немного фантазии. Но это только в случае действительно настоящей любви, а такого случая хрен дождешься…

Саэта подумала, что бы такого неприятного ему сказать в ответ, чтобы он расстроился, но не взбесился при этом, и сказала:

— Кантор, а откуда у тебя такая нежная любовь к мадам Алламе? Память о прошлом, или как? Она ведь тебе в матери годится.

— Почему именно любовь? — Кантор удивился, но, похоже, не расстроился и не обиделся. — Я просто ее давний поклонник. Ну и что, что ей уже под пятьдесят? Она на столько не выглядит. А актриса она исключительная, другой такой актрисы я не видел. Я специально сходил посмотрел спектакль, потому, что она мне нравится. И цветы ей послал по той же причине.

— Я видела, как ты на не смотрел, — возразила Саэта. — Ну, признайся, у тебя с ней был роман в лучшие времена?

— Тьфу на тебя! — рассердился Кантор. — Сексуально озабоченная дура! Мадам Аллама действительно мне в матери годится! Я такими делами даже в ранней юности не страдал. Она просто моя любимая актриса. Я еще хочу послушать Гальярдо, так ты уж поостерегись спрашивать, не было ли у меня с ним романа.

— А что, ты ему тоже хочешь цветы послать?

— Хотелось бы, но неправильно поймут. А ты хочешь послушать Гальярдо, или тебе не нравится современная музыка?

— Почему, нравится. Хочу. А когда? У нас есть время?

— Есть. Завтра дневной концерт в «Одеоне». Приемы, по которым мы шляемся, все равно по вечерам. Давай завтра сходим днем. А потом пойдем в кафе поедим мороженого.

— Опять? Кантор, да зачем? Я не настолько люблю мороженое, чтобы давиться им каждый день. Вовсе не обязательно…

— Это я люблю мороженое, — пояснил Кантор. — Очень. Просто безумно.

— Больше, чем мадам Алламу? — подколола его Саэта.

— Трудно сказать, — серьезно ответил он. — Есть ее я не пробовал.

Его манера шутить с серьезной миной иногда раздражала. Трудно было понять, когда он шутит, а когда нет. Но на этот раз Саэта искренне рассмеялась, представив напарника в образе злобного огра-людоеда с огромной вилкой в руках.

— А откуда такая любовь к мороженому? — отсмеявшись, спросила она. — Ты вроде равнодушен к сладкому.

— Да, — согласился Кантор. — Кроме мороженого. Ну, люблю я его. Могут у меня быть дурацкие мелкие слабости? Честное слово, романа с мороженым у меня не было.

— Что-то ты сегодня ненормально веселый, — заметила Саэта. — Много выпил?

— Не знаю… вроде немного… Но что-то настроение такое… То ли этот город на меня так действует? Можно, я на твоем рояле немного попиликаю? Тебя это не будет раздражать?

— Если не будешь лупить по клавишам. А ты что, умеешь? Одним пальцем?

— Двумя, — серьезно ответил Кантор и подхватился с кровати. — Конечно, умею, я же получил благородное воспитание. Я тут на днях услышал одну занятную мелодию… Вернее, не тут, а еще в Ортане… Она мне покоя не дает. Ты когда-нибудь такое слышала?

Он присел к роялю и изобразил нечто, совершенно не похожее на музыку.

— Это, по-твоему, мелодия? — поинтересовалась Саэта.

— Подожди, — смутился Кантор. — Сейчас я ее приспособлю более-менее для рояля… Это была песня для голоса с оркестром… причем неизвестных инструментов. Там точно были ударные, и мне их не хватает…

Он стал пробовать аккорды, подбирая тональность и выстраивая мелодию, и Саэта вдруг вспомнила их разговор в этой комнате четыре дня назад. «Бард без Огня — это очень и очень хреновый бард». Верно, дорогой товарищ Кантор. Хреновый из тебя бард. И на рояле ты играешь… не то чтобы совсем плохо, но не лучше, чем твоя гувернантка, которая тебя учила в детстве. Если, конечно, ты не врешь насчет благородного воспитания.

— Примерно вот так, — сказал, наконец, Кантор и снова изобразил свою занятную мелодию.

— Ты где-то с ритмом лажаешь. — Сказала Саэта, выслушав. — Попробуй как-то…

— Вовсе нет, — перебил ее Кантор. — В том-то все и состоит, что ритм такой и есть. Ритм правильный. Это совершенно новый стиль, я такого никогда не слышал. А ты?

— Тоже, — согласилась Саэта. — А слова ты не запомнил?

— А слова были на незнакомом языке.

— На каком именно?

— Говорю же — на незнакомом. Я знаю все языки континента и имею представление, как звучат еще несколько, этот я не узнал. Может, варварский какой-то? Так мало того, я и инструмент не узнал. Хоть опять иди в гости к Азиль и спрашивай.

— Кантор, — Саэту разобрало любопытство. — А она тебе не предлагала…

— Нет, — тут же ответил Кантор.

— А если предложит?

— Откажусь.

— Почему? Говорят же, что нимфы делятся доброй магией, лечат и все такое… Может, тебе бы это чем-то помогло?

— Может, — согласился Кантор. — Но тогда она меня точно узнает. А я не хочу.

— Ага! — обрадовалась Саэта. — Значит, ты с ней все-таки спал? А тогда… ну, в то время, когда это было, что это тебе дало?

— Да ничего, — хмыкнул Кантор. — Хорошее настроение. А что она могла мне дать? У меня все было в полном порядке.

— Никогда не видела живую нимфу… — вдруг сказала Саэта. — А возьмешь меня с собой в следующий раз?

— Ни в коем случае. Не хватало, чтобы она и в тебя заглянула. Достаточно того, что я сам засветился, как праздничный фонарик.

— А как это ты так засветился? Ты мне тогда не сказал.

— Вот теперь говорю, раз уж тебе приспичило тоже с нимфой познакомиться. Мало того, что она в меня заглянула, и демоны ее знают, что она там увидела, так у нее еще и гости сидели. Король Шеллар и принц Мафей. Тоже глазастые до безобразия. Что самое отвратительное, его величество меня узнал в лицо. Как тебе?

— Ты же побрился.

— Вот именно. Так что, тебе туда ходить не надо. А то еще наткнешься опять на этих гостей… Ладно, с гостями несравненной Азиль мы разобрались, но кто же мне скажет все-таки, что это за музыка?

— Не знаю, Кантор. Я точно не скажу. А куда пойдем завтра вечером? Где опять нашу красавицу искать будем?

— Не знаю. В этом городе ее можно искать бесконечно. Она будет мужиков калечить, а никто и не заметит. Даже жены пострадавших не заметят, пока их не бросит очередной любовник и у них не появится свободная минутка взглянуть на мужа… Не знаю. Попробую завтра сходить вечером в клуб «Золотая цепь», монсир Бишо говорил, что там выступает какая-то совершенно сногсшибательная новая дама, кстати, наша соотечественница. Посмотрю еще на эту даму.

— А почему один? А я?

— А ты крепко запрешь двери и посидишь дома. Это закрытый клуб для мужчин, с голыми танцовщицами и прочими радостями жизни. Утром попробуем газеты полистать, может, что-то получше найдем. — Он посмотрел на открытый рояль и встал. — Саэта, поиграй лучше сама, а я послушаю. У тебя лучше получается.

Глава 6

— Так дальше нельзя, — нахмурилась графиня Монкар, напряженно постукивая сложенным веером по ладони. — С нашим ненормальным величеством надо что-то делать. И срочно, иначе в ближайшие луну-две мы будем иметь такую же чокнутую королеву.

— Ты это о чем? — повела соболиной бровью великолепная Камилла Трезон. — Об этой новой переселенке? Причем тут она? Король по-прежнему встречается с Дорианой Бефолин, и должна сказать, ее успехи превосходят все ожидания. То ли у него резко возросла сексуальная активность, то ли он нашел, что искал, то ли она его поит чем-то возбуждающим, но он таскает ее в постель чуть ли не два раза в неделю, что для него вообще неслыханно. А, Дориана? Ты сама что скажешь? Чем ты таким напичкала его величество, что в нем проснулась такая бешеная страсть?

Виконтесса Бефолин недовольно дернула уголком рта, сдерживая гримасу. Ироничный тон Камиллы ее раздражал и похоже было, что подруга намеренно старается подпустить ей шпильку из зависти. Виконтесса гордо задрала носик, тряхнув белокурыми кудряшками, и произнесла:

— Ничем я его не поила. Смею надеяться, что он все-таки нашел, что искал.

— И напрасно. — Графиня Монкар поправила браслет, скорее по привычке, чем по необходимости, и продолжила: — То, что Шеллар стал трахать тебя чаще, чем обычно, еще не значит, что ты ему так уж дорога. И то, что ты его ничем не поила, еще не значит, что это не сделал кто-то другой.

— Кстати, уважаемые дамы, — снова усмехнулась Камилла. — Вы видели, какую вещицу подарил принц Элмар своей нимфе?

Это уже была шпилька в адрес графини, которая за последние два года всех достала своим невиданным красным браслетом. Графиню слегка перекосило, но она быстро овладела собой и продолжила:

— Не отвлекайтесь на всякую ерунду, я совершенно серьезно.

— А если серьезно, ты просто завидуешь, — сказала маркиза Ванчир. — Всем, кому только можно. Дориане, которую трахает король, нимфе, которой дарят заколки, даже той несчастной лахудре-переселенке…

— Селлия, ты дура и дурой останешься! — не выдержала графиня. — Если кому-то тут и стоит завидовать, то разве что тебе, потому что тебя король еще не трахал и у тебя есть шанс. Дадут мне сегодня сказать или нет? Мне, между прочим, есть что сказать, а у вас мозгов хватает только на то, чтобы препираться между собой.

— Ну, говори, — лениво потянулась герцогиня Дварри. — Ты у нас самая умная, у тебя папаша с самим Хаббардом дела имеет, ты всегда что-нибудь интересное знаешь… Рассказывай, почему ты думаешь, что нам грозит чокнутая королева. Ты же не Дориану имеешь в виду?

— Разумеется, нет. — Графиня Монкар уселась поудобнее и отложила веер. — Есть основания полагать, что его величество в ближайшее время все-таки соберется жениться. Чтобы не спрашивали почему, объясняю для непонятливых. Вы помните, как три года назад Элмар покалечился и король забегал, как подстреленный гоблин, в поисках невесты?

— А в чем тут связь? — не поняла Камилла.

— В том, что он лишился единственного прямого наследника — какой же наследник из парализованного калеки? А чувство долга у нашего короля имеется, поэтому он срочно задумался о новых наследниках. У меня есть достоверная информация, что он сватался к королеве Дане под предлогом военного союза. Но то ли она ему отказала, то ли еще что-то помешало, но они так и не договорились. А потом Элмар чудесным образом вылечился, и король тут же забросил свои поиски. Сейчас, по идее, он должен снова резко озаботиться поисками невесты, потому что ему опять понадобятся новые наследники. Вам все понятно?

— Понятно, — вздохнула до сих пор молчавшая Эльвира Люменталь. — Значит, это правда, что принц Элмар вляпался в золотую паутину?

— Чистейшая правда. Он свихнулся до такой степени, что разбил физиономию своей обожаемой нимфе. Его приковали к кровати, чтобы он не убежал. Сейчас, правда, отпустили, но… вы его видели?

— Я видела, — кивнула виконтесса Бефолин. — Ты совершенно права, Алиса, принц Элмар — не жилец. Не сегодня-завтра он наложит на себя руки, как это обычно бывает. Но продолжай свою мысль. Я поняла, по твоим расчетам, король женится не на мне? Это твои догадки или есть информация?

— Информация достоверная и из первых рук. Пока ты не помнишь себя от радости, что тебя трахают чаще других, твой августейший любовник шляется на сторону. А конкретно — в дом Элмара, к той самой лахудре-переселенке, о которой упоминала Селлия. Его видели там вместе с ней в довольно компрометирующей ситуации.

— А поточнее? — заинтересовалась любопытная Анна Дварри.

— Поточнее — девица была в чем мать родила. Так что в ту самую ночь, когда ты, Дориана, ждала его в его спальне, Шеллар развлекался с другой дамой в гостиной своего кузена. И помимо того…

— Не может быть! — вскричала Дориана. — На следующую ночь он опять был со мной! По-твоему, получается, что он каждую ночь с кем-то трахается? Да кто-нибудь когда-нибудь такое видел?

Графиня Монкар откинулась на спинку кресла, скривив алые губки в снисходительной усмешке.

— Девочки, поэтому я и намекнула на то, что его чем-то напоили. Причем, не Дориана, а кто-то другой. Много ли мы с вами знаем о переселенцах? А много ли мы знаем о нимфах?

Очаровательное личико Дорианы Бефолин жалобно сморщилось.

— Алиса, ты серьезно? Но если так… ни одна из нас не сможет тягаться с нимфой по части мужиков, хоть наизнанку вывернись!

— Успокойся, я не думаю, что король положил глаз на нимфу. Во-первых, она не заведет себе нового мужчину, пока не умрет Элмар. А во-вторых, король может трахать нимфу хоть до посинения, но не женится на ней, потому что ему нужен наследник, а не орава гулящих дочек. А у него, как я уже говорила, чувство долга. Нимфу я упомянула к тому, что они с этой Ольгой подружились, что неудивительно, и она могла просто бескорыстно помочь подружке. А может, и не бескорыстно. А может, и не помогала, эта девица сама на что угодно способна.

— Алиса, это абсурд. — Камилла Трезон вынула изо рта леденец на палочке, которым занималась все это время и посмотрела на графиню, как на больную. — Она же полная уродина. Ты ее видела? Плоскогрудая коряга с паклей вместо волос, причем коряга такая, что на ней любая одежда будет смотреться как на пугале.

— Как раз под стать нашему королю, — заметила маркиза Ванчир. — Может, именно это его и привлекло? Может, мы для него слишком хороши?

— Ты для него слишком глупа, — резко оборвала ее графиня. — Скажи, Дориана, какие знаки внимания ты получаешь от его величества в свободное от постели время? Задумалась? Не припоминаешь? Так вот послушай. Восемь дней назад король впервые провел ночь с переселенкой. Причем потрахались они мимоходом, а остальное время развлекались беседами, коньяком и совместным пением песен. Да-да, не корчите рожи, это с нами он такого не делает, а с ней они действительно пели песни дуэтом. Шесть дней назад его величество опять посещает дом своего больного кузена, где происходит веселая вечеринка, и во дворец он опять является под утро. Четыре дня назад король лично сопровождает Ольгу в оружейную лавку, где они совместно делают покупки, после чего отправляются в ресторан и вместе обедают. И все это время его величество шляется по городу без всякого сопровождения и даже без охраны. Просто так, полагаете? Жить ему надоело? Три дня назад он опять прибывает в дом Элмара, где дает своей красавице урок стрельбы. Два дня назад на ее имя открывается счет в банке, куда поступает триста тысяч золотых… Продолжать?

— Не надо. Ты меня убедила. — Камилла снова сунула в рот свой леденец и задумалась, мимоходом лаская его губами. Виконтесса, в мгновение ока ставшая несчастной и жалкой, горестно вздохнула.

— А что же теперь делать? Он же так и правда додумается на ней жениться. Он же совсем ненормальный, с него станется. На что он позарился, хотела бы я знать? Чем она такая особенная? Может, она дает как-то не по-людски? Может, у нее квадратная или полумесяцем?

Дамы дружно захихикали над пикантной шуткой.

— Давать не по-людски кое-кто из присутствующих тоже пробовал, — заметила графиня Монкар, выразительно покосившись на Анну Дварри. — Помогло?

— Не сказала бы, — вздохнула та. — Похоже, его величество был слегка удивлен, но не более. И не уверена, что ему понравилось.

— А как ты вообще до этого додумалась? — поинтересовалась Камилла, запихнув леденец за щеку. — Или посоветовал кто? Ну скажи честно, это тебе Жак посоветовал?

— Да, — сдалась герцогиня Дварри. — А как ты догадалась?

— Он мне нечто подобное советовал, но я не решилась попробовать, — объяснила Камилла, снова доставая леденец изо рта. — Мне показалось, что он шутит. Профессия у него такая, знаешь ли.

— Хотя должна сказать, что в постели он намного приятнее нашего короля, — заметила Эльвира Люменталь.

— Мда? — недоверчиво скривилась графиня Монкар.

— Нет, я серьезно. Он ласковый, как кошка, только не любит, когда его за ушами чешут.

— Он тебя тоже об этом заранее предупредил? — заинтересовалась Камилла.

— Похоже, он слишком уж сильно этого не любит, раз всех предупреждает… — заметила графиня Монкар. — Интересно, почему… Анна, как у тебя ума хватило ему поверить? Он же сволочь первостатейная, он нас всех за нос водил. И тебе, Дориана, не советую с ним связываться, он и тебя обманет.

— У тебя и на этот счет информация имеется? — усмехнулась Камилла. — От кого, интересно?

— От себя лично. Он перед всеми дурака валяет, шутом прикидывается, а на самом деле он не глупее короля и не глупее нас. Он, подлец, сразу же раскусил, что нам от него надо, всех трахал и всем врал. Только мне сказал правду, но не по-хорошему, а со злости. Чем-то я ему не понравилась.

— Плохо давала? — предположила Камилла, проводя розовым язычком по изгибам леденца.

— Не хуже, чем другим, — огрызнулась графиня.

— А что он тебе сказал?

— Дословно или грубости опустить?

— Опусти.

— Он высказался в том духе, что та загадочная женщина, в отличие от нас, жадных бессовестных самок, пришла к его величеству совершенно бескорыстно… Погодите смеяться, это не все… И наутро исчезла из его жизни, не оглядываясь и не облизываясь на его корону. Теперь можете смеяться.

— А откуда вообще взялась информация, что такая женщина существовала? — спросила виконтесса Бефолин. — Может, вы за призраком гонялись?

— Это сказала я, — подала голос Эльвира. — И Алиса со мной согласна. Если вы присматривались к его величеству, когда он раздет…

— Нашла, к чему присматриваться! — с отвращением перебила ее герцогиня Дварри.

— Вот и зря ты не присматривалась, — спокойно продолжила Эльвира. — Если бы ты присмотрелась, ты бы увидела, что среди амулетов, которые у него на шее болтаются, есть маленькая женская сережка на цепочке. Я его спросила, что это и откуда, он ее у меня отобрал с таким видом, будто я что-то святое лапаю грязными руками, и сказал, что это память. Причем сказал настолько… по-человечески, как действительно люди вспоминают о чем-то дорогом, с грустью и нежностью.

— Так может это от матери? — предположила Дориана.

— Нет, — возразила графиня Монкар. — Я на нее специально смотрела. У принцессы не могло быть таких дешевых сережек. Кроме того, если бы она действительно осталось от матери, он бы носил ее с детства и о ней бы все знали. А так мы имеем загадочную даму в дешевых сережках, которая бескорыстно трахается с этим уродом и исчезает. Хорошо бы навсегда… Но мы отвлеклись, вам не кажется? У кого есть идеи, что нам делать с нашей проблемой?

— Что касается меня, — сказала Эльвира, — то ваша проблема…

— Наша проблема? А тебя она не касается?

— Меня — нет. Лично мне корона не светит, с меня уже хватило любви его величества, а кто у нас станет королевой, мне без разницы. Хоть Дориана, хоть переселенка, хоть королева Дана, хоть ты, Алиса. Так вот, ваша проблема не имеет решения в принципе. Если даже вы отравите эту несчастную уродливую девицу, король не станет искать невесту среди вас. Скорее, он опять поедет к какой-нибудь Дане или вроде того. Или выберет себе принцессу в любом королевском доме континента, благо их хватает, только в Галланте три штуки подрастают. А на вас он крупно обидится, потому что он не дурак и поймет, чьих рук это дело. И пострадаешь в первую очередь ты, Дориана, потому что у тебя будут самые явные мотивы и он тебя вычислит моментально.

— Почему ты так думаешь? — недобро прищурилась Алиса Монкар. — Или тебе это тоже Жак присоветовал?

— У меня своих мозгов хватает, — обиделась Эльвира. — И сдается мне, Алиса, весь этот разговор затеян с единственной целью — устранить переселенку и подставить Дориану, избавившись одним махом от двух соперниц. А что касается Жака, то вовсе он не сволочь, и со мной он обошелся вполне честно.

— А что он сказал тебе? — тут же спросила Камилла Трезон. — Подожди, Алиса, потом возмутишься. Мне интересно, каков же был честный ответ.

— Он сказал, что такая женщина действительно была, но король никогда с ним не откровенничал на эту тему. Он даже знает ее имя, но мне не скажет, потому что это все равно ничем мне не поможет, а король может расстроиться. И еще сказал, что ни одна из нас такой не станет, как бы ни старалась, потому что класс не получишь за красивые глаза.

— Он тебе фиалок за уши насовал, — зло огрызнулась графиня Монкар. — А ты и поверила. То-то ты до сих пор к нему ходишь, все пытаешься раскрутить его на подробности. А он тебя использует, как подстилку последнюю.

— От подстилки слышу, — ехидно отозвалась Эльвира Люменталь. — Уж кто бы говорил! Тоже мне, христианка-послушница нашлась! Украшение рыцарской раздевалки! А к Жаку я хожу просто потрахаться в свое удовольствие, потому что мне с ним понравилось. Он действительно ласковый и с ним весело. Если бы он не носился так со своей больной на голову подружкой, я бы, пожалуй, его окрутила. Он в сто раз лучше, чем его величество.

— Мда? — Камилла критически осмотрела палочку от леденца и рассеяно бросила на пол. — А мне не понравилось. Размазня он, твой Жак. И маловат у него, как на мой взгляд. Вот король свое штурмовое копье как засадит, так и поймешь, что такое мужик… Но дело вкуса, конечно. А что ты мнешься? Устрани его подружку и окручивай.

— Не тот случай, — качнула головой Эльвира. — Да и не хочу. И никому не советую. Но впрочем, дело ваше. А скажи, Алиса, ты знаешь, за что тебя король отставил?

— А что, твой ненаглядный Жак тебе и это сказал? Так поделись, а то я до сих пор голову ломаю.

— Нет, он сказал, что не знает, но точно не из-за того, что ты с ним спала. А мне просто любопытно…

— Давайте о деле, — напомнила маркиза Ванчир.

— О деле… — графиня Монкар сосредоточенно нахмурилась. — Прежде всего, я не собираюсь никого подставлять и ни от кого из присутствующих избавляться. Просто потому, что мне корона не светит, как и большинству. В конце концов, даже нормальная принцесса любого королевского дома будет лучше, чем придурочная переселенка, которая покупает себе пистолеты. Король и так не вполне нормальный, а под ее влиянием вовсе рехнется. А чтобы на нас не пало подозрение, надо просто хорошо все обдумать и организовать. И еще хочу добавить, что в присутствии Эльвиры я ничего обговаривать не буду, иначе она завтра же расскажет все Жаку.

— Очень надо, — оттопырила губку Эльвира. — Да на здоровье, обговаривайте, сколько влезет, я могу и уйти, чтобы вас не смущать.

И, гордо выпрямившись, покинула беседку, где заседали придворные красавицы.

— Маргарита! Дорогая, я пришел! — Кантор дернул за шнурок выключателя и оглядел комнату. Что-то ему не понравилось в этой комнате, но он сразу не понял, что именно. Он прикрыл дверь и заглянул в комнату Саэты. И понял, что ему не понравилось. Тишина. Даже когда человек спит, можно услышать его присутствие. А Саэты не было. Кантор на всякий случай окликнул ее пару раз, прошелся по комнате, оглядывая мебель, вещи и обстановку, и заметил листок бумаги на трюмо. Сначала он подумал, что подруга разобиделась и побежала на поиски самостоятельно, и быстро пробежал глазами записку.

«Дон Альварадо, простите меня, я покидаю вас. Наш брак был ошибкой, в которой я жестоко раскаиваюсь. Богатство не может принести счастья, к сожалению я поняла это слишком поздно. Не ищите меня, я уезжаю навсегда, чтобы начать новую жизнь с человеком, которого я люблю. Простите и прощайте. Маргарита».

— Что за идиотизм? — сам себя спросил Кантор, оторопело уставившись на бредовый текст записки. Не сошла же Саэта с ума, в самом деле? Или это просто дурацкая шутка? А куда она на самом деле подевалась? Он открыл шкаф и оглядел вещи. Вещи на месте, ушла, в чем была. Потом залез в чемодан и достал небольшой ящичек с оружием, спрятанный под слоем белья. Ну, уж это был полный маразм. Саэта не могла уйти без оружия. Если только она действительно ушла сама. А если ее кто-то ушел, на кой она написала эту бредовую записку?

Кантор еще раз посмотрел на записку, и с ужасом осознал, что не имеет понятия, кто ее писал на самом деле. Он никогда не видел почерк своей напарницы. Как-то не обменивались они письмами. Вопрос только, знал ли об этом кто-нибудь еще?

Он вернулся в свою комнату, открыл небольшой секретер, в котором хранились особо ценные вещи, и осмотрел содержимое. Похоже, ничего не пропало… Да что происходит, в самом деле!

Он достал из секретера начатую бутылку, закурил сигару, сел на кровать и начал думать, периодически прикладываясь к бутылке для стимуляции мыслительного процесса. Ситуация получалась настолько идиотская, что без бутылки было не разобраться.

Итак, если сразу отбросить вариант, что боец Саэта основательно подвинулась рассудком и сбежала с трепетным поэтом, что у нас остается?

Вариант первый. Она отправилась в какой-то самостоятельный поиск. Полная чушь. Она бы вооружилась до зубов, выходя ночью на развеселые улицы Лютеции, это во-первых. И во-вторых, не оставила бы такой дурацкой записки. Саэта, конечно, может пошутить, но не в таких вещах. Во всем, что касается работы, она всегда очень и очень серьезна. Значит этот вариант тоже можно отбросить. Не вышла бы Саэта без оружия, если бы она выходила сама. Значит, остается вариант второй.

— Поздравляю вас, дон Альварадо, — сам себе сказал Кантор, со вздохом прикладываясь к бутылке. — Пока вы шлялись по злачным местам и пялились на голых баб, у вас украли жену.

Этот вариант давал приемлемое объяснение всему, даже нелепой записке. Разумеется, сама Саэта в здравом уме такого бы не написала. Это написал кто-то другой, не имевший понятия о том, кто они на самом деле и как нелепо будет выглядеть попытка убедить дона Альварадо, что его молодая жена сбежала с другим мужчиной. Но зачем кому-то понадобилось похищать иностранную туристку, молодую и привлекательную, но замужнюю и занимающую достаточно высокое положение в обществе, да еще из люкса шикарного отеля? Мероприятие опасное и дорогостоящее, обычные работорговцы не будут так напрягаться ради очередной добычи, в городе хватает женщин и попроще, и покрасивее, и гораздо доступнее. Они ходят по улицам одни, живут в дешевых отелях и пансионах, где до них никому нет дела. Рядом с ними нет ревнивого мужа-мистралийца с грозным взором, готового по два раза в день драться за честь супруги. Значит, маловероятно, что Саэта стала добычей торговцев женщинами, поставщиков живого товара в публичные дома всего континента и даже в гаремы восточных владык. Маловероятно, но все же… может быть и так. Да, конечно, работорговцы предпочитают добычу попроще, но в случае конкретного заказа клиенту доставят хоть мистралийскую аристократку, хоть хинскую принцессу, хоть молодую самку тролля. А хоть и самца, вопрос только в цене… Есть еще вариант, что Саэту могли похитить ради выкупа, но… это вряд ли. Тогда бы его ожидала совсем другая записка. Так что, остается одно. Кому-то безумно понравилась молодая мистралийка, и этот кто-то заплатил хорошие денежки, чтобы ее похитили и доставили в его распоряжение… Скверно, ой как скверно!.. Стоит клиенту попытаться реализовать свои эротические фантазии, и Саэта засветится, как праздничный фонарик. И что самое паршивое, разочарованный клиент и не подумает вернуть негодную покупку законному владельцу. Девушку либо продадут какому-нибудь извращенцу — любителю экзотики, как уникальный экземпляр, либо убьют за ненадобностью. Надо что-то делать, и срочно. Не тряхнуть ли монсира Бишо, приятеля-советчика, который так вовремя потащил его в этот притон с голыми танцовщицами и заставил бросить жену без присмотра? Или все-таки начать с обслуги отеля? Бишо можно хоть до утра по злачным местам вылавливать, а обслуга, по крайней мере, на месте…

Кантор залпом допил все, что оставалось в бутылке, снял экранирующий амулет и спрятал в шкафчик. Потом быстро переоделся, сменив выходной костюм на «рабочий», специально предназначенный для боевых операций. Тонкая кольчуга без рукавов, рубашка, жилет со вшитыми петлями для дротиков, пистолет на спину за ремень, большой боевой нож в ножнах на ремень, камзол с удобными карманами, в которые влезают второй пистолет, кастет и складной нож, а также шесть сюрикенов в специальных зажимах на рукаве, лента с метательными ножами через плечо, перчатки со вставками из шипастой кожи плюта в карман, небольшой нож за голенище сапога.

Прикрыв всю эту смертоубийственную роскошь обычным плащом и взяв в руки шляпу, Кантор вышел из номера, запер дверь и отправился по отелю, задавать вопросы, слушать ответы и пытаться принять хоть что-нибудь, что могло бы дать какую-то зацепку для дальнейших поисков.

… Мадам? Нет, мадам не выходила… Нет, мадам не видели… Что монсир желает? О, пардон, ничем не могу помочь… Мадам? Какая мадам? О, та милая девушка с такими чудными темными глазами? Очень сожалею, монсир, на видел… Нет, никто не проходил, не входила и не выходила… Простите, мне очень жаль, не знаю… Ваша супруга? Ай-яй-яй, какое несчастье! Не видела, уж простите. А коридорного вы спрашивали? Тоже не видел? Не может быть, он же постоянно на этаже, должен был видеть. А сменщика его не спрашивали? Они сменились четверть часа назад, вы наверное, говорили с Арно, он только заступил. Я найду вам Сержа, если он еще не ушел…

Кантор, в состоянии, близком к отчаянию, рухнул на диван в холле и стал ждать, пока отзывчивая горничная найдет этого Сержа, чтоб он провалился… Придется все-таки выбираться на поиски Бишо, эти засранцы как сговорились, никто ничего не видел и не слышал. И, как назло, принимать не получается, хоть сдохни на месте. Что за проклятие эти стихийные способности, как надо спать — так они работают, а как надо работать — так жди хоть до второго пришествия эльфов… Врут они все, что ли? Как она вышла, что ее даже швейцар не видел? В чемодане вынесли? Или через черный ход? Или телепортировали? Во сколько же она тогда обойдется заказчику? Да ни одна женщина столько не стоит, сколько одно телепортационное перемещение…

— Добрый вечер, монсир, чем могу быть вам полезен?

Довольно молодой, весьма смазливый и весь какой-то лоснящийся коридорный Серж не понравился Кантору сразу. То ли это было просто впечатление, то ли способности наконец заработали, разбираться было некогда. Кантор поспешно встал, продолжая нервно вертеть в руках шляпу, и стал жалобно излагать свою проблему. Причем на данный момент ему уже почти не приходилось притворяться — он действительно был очень близок к отчаянию.

— О, да, монсир, — охотно откликнулся Серж. — Я видел, как она покинула номер. В коридоре ее ждал молодой человек довольно подозрительного вида — как его вообще в приличный отель впустили! — они приветствовали друг друга, радостно обнялись и вместе удалились через черный ход. Сочувствую, монсир. Лютеция — это такой город, где пылкие чувства кружат голову даже самым порядочным дамам. Возможно, она вернется, когда чуть поостынет.

Кантор едва сдержал свою традиционную многообещающую ухмылку. Ребята явно перестарались, заметая следы. Разумеется, для настоящего обманутого мужа это было бы действительно лишним подтверждением неверности супруги, но для Кантора это был след, по которому можно было двигаться дальше. «Вот ты и попался, сволочь, — подумал он. — Вот и понятно, как они вошли и почему их никто не видел, и почему Саэта не смогла защититься. Она, наверное, спала или играла, и не услышала. Дверь открыл ты, засранец. А теперь ты мне, говнюк, расскажешь правду».

— Не могли бы вы пройти со мной в номер, присесть и рассказать подробнее? — умоляюще попросил он и демонстративно звякнул золотом в кармане. — Я буду вам очень признателен.

— Как пожелаете, монсир, — охотно согласился Серж.

Бедняга совершенно не догадывался, что его ожидает в ближайшие пять минут. Он, как и его лохи-приятели, оставившие записку в номере, полагал, что имеет дело с добропорядочным гражданином, который в подобной ситуации максимум, что может сделать — обратиться в полицию. Ах, как же он ошибался! Если бы он имел хоть малейшее представление о том, кто такой Кантор и на что он способен, если его разозлить…

Когда его вдруг без всякой видимой причины схватили за горло и одновременно очень больно ударили в промежность, Серж заподозрил неладное, но опять-таки, совсем не то, что было на самом деле.

— А теперь говори правду, — сказал Кантор, наклоняясь над лежащим на полу коридорным и связывая ему руки.

— Монсир! — взвыл тот, безуспешно пытаясь вырваться. — За что? Я сказал вам чистую правду! Я здесь совершенно ни при чем! Я не помогал вашей жене сбежать!

— Ты не понял, — зловеще усмехнулся Кантор, сбросил плащ и стал расстегивать камзол. — Я знаю, что она не сбежала. Ее похитили. И ты мне сейчас расскажешь подробно, кто, зачем, и где мне ее найти.

— Вы ошибаетесь! — закричал Серж, судорожно дергая связанными руками и с ужасом взирая на «рабочий костюм» добропорядочного дона Альварадо Раманьери. До него потихоньку начинало доходить.

— Это ты ошибаешься, — холодно перебил его Кантор и, ухватив за ногу, потащил за собой, как мешок.

— Куда вы меня тащите?

— В ванную, — так же холодно пояснил Кантор, даже не глядя на него. — Чтобы не заляпать кровью ковер.

— Помогите! — заорал коридорный, окончательно осознав, что мистралийцев не зря называют психованными.

— Кричи, кричи, — спокойно отозвался Кантор. — Номер звукоизолирован. По моей просьбе, чтобы не беспокоить соседей игрой на рояле. Давай рассказывай, и поскорее, у меня мало времени.

— Уверяю вас, вы ошибаетесь! — голос Сержа сорвался на визг от ужаса, он уже решил, что постоялец рехнулся с горя. — Мадам вышла совершенно добровольно! Неужели она не оставила вам даже записки?

Кантор сбросил жилет, закатал рукава рубашки и достал самый большой из своих ножей.

— Я тебе уже сказал, что это ты ошибаешься, — повторил он, присаживаясь на край ванны и наклоняясь над пленником. — И ты, и твои дружки, оставившие мне идиотскую записку, которую моя подруга никогда бы не написала сама. Ты до сих пор не понял, с кем имеешь дело, двойка ты сопливая? Но до тебя хоть доходит, что если ты не расколешься сейчас, ты не встанешь из этой ванны, а тебя вынесут по частям?

— Не надо… — прошептал Серж и расплакался. «Подруга»! Она ему вовсе не жена! И он никакой не турист, не кабальеро и может быть, даже не мистралиец вовсе! Вот попался!.. Вот подставили!..

— Ну? — поинтересовался Кантор и одним ловким движением вспорол ткань ливреи.

— Кувалда меня убьет! — всхлипнул пленник, полностью осознавший, наконец, свое положение.

— Опять ошибаешься. Тебя убью я. Медленно и очень больно. Если не скажешь. — Кантор нехорошо усмехнулся и осторожно потрогал лезвием ухо невезучего коридорного. — А если скажешь, можешь не бояться. Твой грозный приятель не доживет до утра. Так что… у тебя пять секунд.

Он сдался на второй.

Кантор внимательно выслушал, запомнил пять имен и два адреса, прикинул время, потом заставил повторить все еще раз и тщательно заткнул пленнику рот.

— Полежи пока тут, — пояснил он. — Вернусь, тогда выпущу. А то вдруг ты меня обманул.

Он сказал это просто так, чтобы припугнуть и без того перепуганного Сержа. На самом деле Кантор знал, что ему сказали правду. Он принимал только страх, панический страх и никакого намека на ложь.

Кантор зашнуровал плащ, надел шляпу и решительно шагнул в коридор. Была половина двенадцатого. Его ждала тяжелая трудовая ночь.

В двенадцать двадцать он снова вел задушевную беседу с очередным звеном своих долгих поисков. На этот раз беседа отняла гораздо больше времени — приземистый коренастый Кувалда, крепкий мужик с увесистыми кулаками и квадратной бандитской рожей, оказался крепче, чем прилизанный коридорный Серж. Кантору пришлось изрядно потрудиться, сначала, чтобы его связать, а затем — чтобы заставить говорить. Голых угроз для этого оказалось совершенно недостаточно, пришлось все-таки запачкать руки, но результат получился вполне утешительный. После первого же уха собеседник очень живо вспомнил молодую мистралийку, которую несколько часов назад унесли из отеля через черный ход. Потом он попытался начать врать, но, потеряв три пальца, стал честным, как христианский послушник, и подробно описал местонахождение особнячка монсира Гастона, в котором помещался перевалочный пункт и «склад готовой продукции». Правда, чтобы получить сведения об охране здания, пришлось содрать с него несколько полос кожи и оставить без глаза, но это было не столь существенно. Имени нанимателя Кувалда так и не назвал. Судя по тому, что от него осталось под конец, он действительно не знал.

Кантор аккуратно добил неразговорчивого собеседника, тщательно вымыл руки и нож, снова оделся и снова вышел на опасные улицы ночной Лютеции. Было пол-второго. Прошло уже больше пяти часов с момента похищения, а темпы поисков оставляли желать лучшего. Как быстро проворачиваются такие дела, Кантор не знал, и начал уже всерьез опасаться, что опоздает. Он представил себе, как будет смотреть в глаза Гаэтано, если вдруг вернется живым, и невольно сжал кулаки. Нет, он найдет ее. Чего бы это ни стоило. Даже если придется перебить половину населения этого насквозь протраханого города. Проклятье, везет же девчонке на извращенцев! Судьба у нее такая, что ли? «Черта с два, — подумал он, чувствуя, как в нем закипает знакомая холодная ярость. — Судьбы нет. Все в наших руках. Всех убью, сволочей. Глаза выну, руки переломаю, яйца поотрежу. Зубами рвать буду, но Саэту они мне вернут. А если будет поздно возвращать… Надолго запомнят все работорговцы Лютеции, что такое мистралийский убийца. В кошмарных снах меня будут видеть. Кто выживет, конечно…»

Особнячок монсира Гастона охранялся, помимо десятка мордоворотов, еще четырьмя здоровенными бойцовыми псами. Поэтому пришлось начать пальбу прямо у ворот, рискуя разбудить всю округу. Двух охранников у ворот он снял без шума, но собаки во-первых, подняли лай, а во-вторых, напали так быстро, что метнуть четыре ножа он бы просто не успел. И, разумеется, на грохот выстрелов сбежалась вся охрана. Ну, почти вся. Пришлось скакать по кустам, кланяясь каждой пуле и уворачиваясь от света фонарей, стрелять на свет, меняя укрытие после каждого выстрела, играть в прятки и всячески изгаляться, чтобы истребить шесть здоровых лбов, вооруженных не хуже него, и не пострадать при этом самому. Результат можно было назвать частично успешным — после того, как последний противник рухнул в траву с сюрикеном в переносице, у Кантора не осталось ни патронов, ни сюрикенов, только дротики и два метательных ножа. А в доме еще оставалось как минимум два охранника, не считая прочего персонала. Так что, пришлось разыскивать по кустам трупы и шмонать на предмет патронов, что тоже отняло уйму времени.

Наспех перетянув левую руку шейным платком, Кантор зарядил оба пистолета и направился в дом, из которого пока больше никто не выходил. Было без десяти три.

В три пятнадцать доме валялось еще пять трупов, из открытых комнат разбегались освобожденные девицы, а лично монсир Гастон рассказывал ненормальному мистралийцу, куда отправили его жену.

Монсир Гастон сопротивлялся недолго — достаточно было чиркнуть ножом по брюкам и поддеть лезвием нечто необходимое, как он тут же назвал заказчика.

«Сукин сын!» — подумал Кантор, ничуть не удивившись, когда услышал знакомую фамилию. Как раз его-то он и подозревал в первую очередь, но совершенно не думал, что общительный монсир Бишо окажется не просто соучастником, а именно тем самым заказчиком, добраться до которого у Кантора так чесались руки.

— Спасибо, — серьезно сказал он, отпустил осиротевшего на дюжину сотрудников работорговца, вытер нож о скатерть и спрятал в ножны…

— На здоровье, — выдохнул тот, подхватывая штаны и падая в кресло. — Непонятно только, чем она тебе так дорога? Или это ты ее и разделал? Чтобы на мальчика была похожа? А куда ты ее трахаешь?

— В ухо, — серьезно ответил Кантор и, быстро выхватив пистолет, влепил пулю точно в середину лба разговорчивому собеседнику. Как он и ожидал, Саэта все-таки засветилась. Перед передачей заказчику ее осмотрели… и хорошо, если только осмотрели. В каком она состоянии после такого осмотра, Кантор не рискнул даже представлять. Надеясь, что живых свидетелей осмотра не осталось, он сунул пистолет за ремень и поспешил покинуть особняк до приезда полиции. Было три двадцать восемь.

В четыре ноль пять он спускался с крыльца монсира Бишо, неся на руках завернутую в плащ свою пропажу. Саэта молчала и тихо тряслась, прижавшись к нему и обхватив его за шею обеими руками.

Сластолюбивому монсиру Бишо это удовольствие обошлось дешевле всех — в одну сломанную челюсть. В доме было полно прислуги, и Кантору недосуг было убивать Бишо и потом носиться по дому, разыскивая и устраняя такую кучу свидетелей. Хотя если по уму, то именно так и следовало сделать.

Кровать у Жака была ужасно скрипучая, она не просто скрипела, а прямо таки натужно визжала всякий раз, как дело доходило до критического момента, и всякий раз Эльвира всерьез пугалась, что это шаткое сооружение развалится. У Жака все было не как у людей, и кровать в том числе. Ее давно пора было либо выкинуть, либо починить, но у Жака, как всегда, до этого не доходили руки. Правда, они замечательно доходили до всяких других вещей. К примеру, в настоящий момент они скользили по ее бедрам, суматошно и беспорядочно, поскольку их хозяин пребывал в том состоянии экстаза, когда человек уже не соображает, что делает, полностью отдавшись вечному инстинкту размножения.

— О, Тереза… — простонал он, сделал несколько последних рывков и замер, тихо содрогаясь всем телом и судорожно прижимая к себе Эльвиру. — Тереза, я люблю тебя…

— Это похвально, — вздохнула Эльвира. Больше всего она терпеть не могла, когда любовники называли ее чужими именами. Это почему-то обижало ее до слез, хотя она прекрасно знала, что почти у каждого мужчины любовниц бывает несколько и почти все их периодически путают. — А ты ее правда так любишь?

— Ой… — виновато простонал Жак. — Эльвира, милая, прости пожалуйста… Я нечаянно. Говорил же я тебе — не туши свечу… Если бы я тебя все время видел, я бы не забыл…

— Ты это делаешь каждый раз, — с упреком сказала Эльвира, слезла с него и забралась под одеяло. — Ты же знаешь, что я этого не люблю. Терпеть не могу.

Жак вздохнул, поднялся и зажег несколько свечей в канделябре. Потом подполз к ней, виновато заглянул ей в глаза и осторожно поправил растрепавшийся локон.

— Прости. Пожалуйста. Я не нарочно, честное слово. Если тебя это так обижает… ну, тогда давай не будем трахаться. Будем друзьями, и все. Я не хочу тебя обижать, ты славная девушка и единственная нормальная в этом гадючнике. Не унижайся, оставим это и забудем. Если это у тебя так серьезно…

— Нет, не так серьезно… Я просто не люблю, когда меня называют чужим именем. Не беспокойся, это не любовь, мне просто приятно с тобой потрахаться, так же как и тебе. Но бывают вещи, которые раздражают. Ты что, не можешь запомнить, с кем ты в постели?

— Я больше не буду, — вздохнул Жак. — Постараюсь, во всяком случае… И почему я вечно влипаю в истории с женщинами!

Он выбрался из-под одеяла и дотянулся до сигарет.

— Это в какие истории? — поинтересовалась Эльвира. — И с какими женщинами? У тебя их что, много?

— Не то, чтобы много, но влипаю я со всеми. С Терезой в первую очередь. И ничего не могу с собой поделать, я ее действительно люблю. Сначала мне было просто ее жалко, а потом сам не заметил, как втрескался по уши… С тобой тоже, сама понимаешь… С Камиллой меня король застукал. Ему-то, конечно, начхать на то, что Камилла со мной спала, она вообще никому не отказывает, но получилось очень некрасиво. Алиса, стерва злобная, мне рассказала про вещий сон, после чего я теперь спать не могу. Милена, дурища, приревновала меня к Ольге и учинила позорную драку. Хорошо еще, что Ольга ей наклала по шее, а не наоборот, а то бы ой как стыдно было… На прошлой неделе две милые горожаночки столкнулись носами в моей гостиной, черти их принесли одновременно. Летом одну даму выследил муж и набил мне морду… Ольга в меня влюбилась до беспамятства и теперь тихо страдает, а Тереза тихо ревнует… А король мне регулярно прочитывает мораль и требует, чтобы я навел порядок и разобрался со своими женщинами. Разберись тут, как же…

— Ольга? — Эльвира заинтересованно приподнялась. — Это та переселенка, что живет у Элмара? А король знает, что она по тебе страдает?

— Король знает все, — невесело усмехнулся Жак. — И считает, что я сам виноват. Эльвира, скажи, за что я вам нравлюсь?

— О других не скажу, а мне — за то, что ведешь себя в постели как человек, а не как свинья. Если не считать твоих внезапных приступов забывчивости.

— Я же с ней не трахался, с чего же она-то?..

— Так потрахайся. Утешь бедняжку. Или она тебе настолько не нравится?

— Как женщина она мне ни капельки не нравится. А как человек она очень славная, и я ее так же, как и всех, не хочу обижать. И трахаться с ней я не буду. У нее это серьезно, и если я внесу ее, так сказать, в число моих соседок по постели, ей только хуже будет.

— А она предлагала?

— Она? Да она мне даже не призналась. Мне Азиль сказала. Мало того, она еще и Терезе сказала.

Эльвира тихо захихикала. О болтливости Элмаровой нимфы ходили анекдоты, и она как раз один вспомнила.

— Тебе смешно… — снова вздохнул Жак. — А мне не очень. Хорошо, хоть король вошел в мое бедственное положение и сам с ней занимается, пока Элмар не оклемается.

— А что, есть надежда, что Элмар поправится? — удивилась Эльвира.

— Да ты что, думаешь, нимфа не сможет отвести колдовство? Тем более, любовная магия — это же ее прямая специальность. Собственно, Элмар уже практически здоров, это он переживает совсем по другому поводу. Ты же знаешь, рыцарская честь, королевское воспитание, всякое такое… Он еще долго себе не простит, что ударил Азиль. Если вообще когда-либо простит. А с чего это ты учиняешь мне такой допрос с пристрастием? У тебя в этом деле какой-то интерес проснулся? Эльвира, мне будет очень обидно, если я в тебе ошибся и ты такая же, как твои подружки, только тоньше и коварнее.

— Это не корыстный интерес, — нахмурилась Эльвира. — Мне просто любопытно стало. При дворе болтают, что Элмар не жилец, поэтому король срочно ищет себе невесту. И в качестве вероятной претендентки указывают на вашу Ольгу, потому что король уделяет ей слишком уж заметное внимание. Вот мне и стало интересно, сколько в этом правды.

— При дворе, — проворчал Жак, — болтают что я трахаюсь с королем. Ты и в это веришь?

Эльвира расхохоталась.

— Нет, в это я не верю, потому что это неправдоподобно. Хотя придумано изящно и со вкусом. Но насчет внезапного романа его величества с переселенкой приводили убедительные доводы.

— Например? — поинтересовался Жак.

— Во-первых, пребывание наедине в компрометирующем виде.

— Это когда они в покер на раздевание резались? Ну и что? Наш король на голых женщин смотрит не страстнее, чем на мраморные статуи. Они пропьянствовали там всю ночь, и ничего более. Ольга и с Элмаром точно так же проводила время, только без покера и в одетом виде. А еще что?

— Совместный поход в лавку и урок стрельбы.

— Опять-таки, что из этого? Ни я, ни Элмар в пистолетах не разбираемся, а король разбирается. И стрелок он неплохой. И вообще, он просто очень любопытный, и всегда старается пообщаться с переселенцами. Ему с ними интересно, они ему всякие новенькие приколы рассказывают, а он балдеет. Так что полную фигню болтают при дворе. Поменьше слушай. Лучше давай еще пару раз кувыркнемся, я тебе одну занятную позу покажу… И знаешь что, ты не молчи, говори что-нибудь, тогда я точно не забуду, с кем я в постели.

— Постой, — Эльвира села и остановила его, поймав за руку. — Ты понимаешь, что это значит?

— Что именно?

— То, что при дворе ее определили, как возможную невесту короля и потенциальную королеву?

— Ой, мать… — тихонько охнул Жак. — Убьют ведь. Надо королю сказать, чтобы прекратил на время свои прогулки и посещения, а то ведь правда сожрут девчонку наши придворные стервы, и не подавятся…

— Молодец, — кивнула Эльвира. — А теперь можно и кувыркаться. Кстати, откуда ты берешь все эти позы? Сам придумываешь?

— Нет, — рассмеялся Жак, опрокидывая ее на спину. — Это мне когда-то Этель показала.

— А это кто такая? Тоже жертва твоего обаяния? Я ее знаю?

— Должна знать. Волшебница Этель, соратница Элмара. С ней я, помнится, тоже влип…

— Так же, как и со всеми?

— Нет, совсем иначе. Она меня так затрахала, что я от нее прятался в королевском кабинете… Ох, Эльвира… И за что я вас всех так люблю?..

— Это не вопрос, — промурлыкала Эльвира. — Гораздо интереснее, за что нас так не любит король?..

Жак остановился и посмотрел ей в глаза.

— А вы его любите? — очень серьезно спросил он. — Только честно? Думаете, он не знает, как Алиса его за глаза обливает дерьмом? Думаете, он не чувствует, с каким отвращением ему отдается Анна? Думаете, ему приятно, когда Камилла обсуждает со всем двором интимные подробности своих с ним похождений? А ты, Эльвира, думаешь он не видит, насколько тебе интереснее со мной, чем с ним? Да ты знаешь, я бы не удивился, если бы он действительно связался с Ольгой. Она от него в полном восторге и от нее только и слышишь, какой он умный и как с ним интересно.

— Это потому, что она с ним не трахалась, — так же серьезно ответила Эльвира. — Она бы резко изменила свое мнение, если бы он обошелся с ней так же, как со мной.

— Она и не станет с ним трахаться. И он с ней тоже. Чтобы не испортить хороших дружеских отношений. Хотя, знаешь… Мне кажется, если бы я так по-дурацки не влез между ними и он бы все-таки занялся ею всерьез… Он бы вел себя с ней совсем иначе. Потому, что ей он в самом деле нравится, и он знает это, и он бы это ценил, и приложил бы все усилия, чтобы не разочаровать ее в постели. И не только с ней, а с любой женщиной, которая бы бескорыстно приняла его таким, как есть. Я уж не говорю о любви и прочих возвышенных материях, но… а, ладно. Что-то я совсем уж в дебри заехал.

— Действительно. А почему ты думаешь, что она не станет с ним трахаться? Если он ей так нравится?

— А ей не нравится, что он король. Вот как раз то, что так манит вас всех, из-за чего вы готовы забыть о всех его недостатках, это-то ей и не нравится. А жаль. Представляешь, какая бы прикольная из них получилась пара?

— Ты что, смеешься? Мало того, что про него ходят анекдоты по всему континенту, представь себе, если у нас еще и королева такая же будет?

— Представляю! — рассмеялся Жак. — Я же сам парочку новых анекдотов и сочиню. Но это все шутки и хиханьки, а на самом деле ничего у них нет и не будет. Знаешь, у короля совсем другое представление о том, какая королева нужна для блага страны, и он честно пытается такую найти. Правда, не особенно усердно, но все же, если найдет, столь же честно женится.

— Если она его не пошлет куда подальше, как королева Дана.

— Что за ерунда! Кто тебе сказал, что она его послала?

— Так говорят. Ну, не точно так, но говорят, что она ему отказала.

— Им бы только говорить! Эльвира, слушай ты поменьше, что говорят при дворе! Вот уж люди, где не знают, там приврут… Не подошла она ему.

— Ну, это проще простого сказать — не подошла ему. Откуда ты знаешь, кто кому не подошел?

— Потому, что я при этом присутствовал. В отличие от некоторых, королева Дана оказалась удивительно порядочной женщиной, и честно призналась, что она ему не подходит. После чего они расстались хорошими друзьями.

— Жак! — рассмеялась Эльвира. — Неужели не понятно, что она ему просто очень вежливо и тактично отказала?

— Ты хочешь сказать, что она соврала? Не соврала. Сейчас это уже подтвержденный факт. Дана не может иметь детей. У нее какие-то генетические нарушения. А в остальном наш король ей понравился. У них там, у варварских народов, не уделяют такого внимания внешности, и вообще считается, что мужчине достаточно быть чуть красивее тролля. Это только вы тут харчами перебираете, избаловали вас королевские паладины.

— Жак, — спросила вдруг Эльвира. — А откуда король все знает, что мы о нем говорим? И откуда ты знаешь, что он знает? Это ты ему стучишь?

— Я? Да у меня бы язык не повернулся ему сказать, что Алиса называет его ненормальным уродом, а Анна вслух распространяется о том, как он ей противен. Это он сам мне как-то по пьяни пожаловался. А стучит… Я не знаю точно, но мне кажется, девочки, вы сами друг на дружку стучите. Да еще и привираете для красного словца.

— И думаешь, он нам верит?

— А он потом анализирует ваши доносы и сортирует, где правда, а где нет. Он же любит логические игры.

— Знаешь, такая игра что-то отдает скрытым мазохизмом.

Жак тихо затрясся.

— Ты чего? — спросила Эльвира.

— Да я вот подумал, если его новая болонка тоже придет ко мне за советами, посоветовать ей… — он снова затрясся в беззвучном хохоте. Эльвира представила виконтессу Бефолин с огромной плеткой в спальне короля, а затем реакцию его величества на подобное обращение, и тоже присоединилась.

— Посоветуй, обязательно! — простонала она, сгибаясь от смеха. — Только вряд ли она придет, ее Алиса предупредила.

— Ну и ладно, — махнул рукой Жак. — А то король мне за Анну в перьях уже высказал свое «фи», а за такое может и обидеться… Значит, не придет? Ох уж эта Алиса, тянули ее за язык… А что она за девчонка, эта кудрявая виконтесса?

— Такая же, как и все остальные. Не помнит себя от радости, что король ее таскает в постель аж два раза в неделю и думает, что это из особого расположения. А дамы думают, что короля чем-то напоили…

Жак опять захихикал.

— Скажи ты ей, чтобы не морочила себе голову. Это на него так действует пепел золотой паутины. Оно через пару недель попустит.

— Какой пепел? Разве золотая паутина горит?

— На нашем короле горит и еще как. Так что, девочки, я вам не советую соваться туда, где сломала зубы даже ведьма Арана. И поить ничем не советую, а то еще отравите ненароком.

— Раньше не мог сказать? — проворчала Эльвира. — Я на все эти дела несколько сотен золотых зря просадила.

— А я раньше не знал. Да и ты не спрашивала. Но ты не огорчайся, а лучше представь, сколько просадили твои подружки. О, вот видишь, сразу заулыбалась! Ох уж эта пресловутая женская дружба! Могу поспорить, что подружкам ты ничего не скажешь, чтобы они и дальше продолжали свою бесполезную деятельность.

— А это уж мое дело. Жак, тебе не кажется, что мы отвлеклись?

— Это ты меня отвлекла.

— Нет, ты сам отвлекся.

— Нет, ты и сейчас я тебя за это трахну самым извращенным образом…

— И немедленно!..

— Саэта, оденься. На, вот, хоть этот халат дурацкий набрось. Не сиди так. Простудишься еще. И вообще, я же на тебя смотрю, а ты сидишь, как ни в чем не бывало… Ну скажи хоть что-нибудь, не молчи! Не хватало, чтобы ты тихо помешалась! Что я скажу Гаэтано? И что я без тебя делать буду? И вообще, нам надо поскорее отсюда съезжать и убираться из этого города, я за сегодняшнюю ночь убил в общей сложности пятнадцать человек и везде наследил. Не хватало, чтобы нас тут полиция повязала… Саэта, ну что с тобой! Давай руку вот сюда… Надевай.

Саэта послушно сунула руки в рукава халата, продолжая молчать и отстраненно смотреть куда-то мимо него. Кантор завернул ее в халат и затянул пояс. Потом посадил на кровать и закутал в одеяло.

— Водки выпьешь? — с надеждой спросил он. — Может, тебе легче станет? А, Саэта? Водки принести? Может, ты курить хочешь? Ну скажи хоть что-нибудь! Может, мне тебя потрогать за где-нибудь, чтобы ты сразу очнулась и еще раз мне по яйцам заехала? Если честно, я бы попробовал, если бы знал наверняка, что поможет. А, Саэта? Ну хоть посмотри на меня. Что они с тобой сделали?

Саэта опустила глаза и натянула на себя одеяло. Все так же молча.

Кантор огорченно вздохнул и вышел из комнаты со слабой надеждой, что, может, она со временем отойдет, и направился в ванную, чтобы привести себя в порядок. И только тут вспомнил про Сержа, который терпеливо дожидался его возвращения. Развязав его и вытащив из ванны, Кантор поставил его вертикально и сказал:

— Теперь можешь тихо и незаметно идти домой. Если полиция тебя спросит, расскажешь им то же, что и мне. Надеюсь, у тебя хватит ума не рассказывать им правду о том, что ты соучастник похищения. Итак, ты видел, что моя жена сбежала с невысоким полным господином в зеленом камзоле и парике. У него небольшие бакенбарды, темные глаза и родинка на подбородке. Запомнил? Теперь дальше. Ты мне его описал, и я, узнав по описанию своего знакомого, пошел к нему и забрал свою жену домой. Все это время, пока я ходил, ты сидел здесь, потому, что я тебя об этом попросил на случай, если она вернется сама. Ты все понял?

Серж несколько раз поспешно кивнул, все еще не веря, что его отпускают живым. Кантор залез в карман, вытащил, не глядя, горсть золота и высыпал в дрожащие ладони галлантца.

— Это тебе за беспокойство. Иди и больше не путайся с уголовниками.

— Благодарю… — пролепетал Серж и моментально испарился.

Кантор нажал на рычаг горячей воды и, ожидая, пока наполнится ванна, занялся простреленной рукой. Рана была пустяковая, но пуля, видимо на излете или срикошетив от ограды, застряла внутри. Он попытался ее выдавить, но ничего не вышло. Шипя от боли и ругаясь сквозь зубы, он вернулся в комнату поискать что-нибудь вроде пинцета, чем можно было бы эту дрянь подцепить, а заодно универсальную бутылку с дезинфицирующим и обезболивающим препаратом. Кажется, в секретере еще оставалась одна или две.

Он покопался в чемодане и в нескольких шкатулках и ящичках, нашел несколько чистых бинтов и целебный бальзам, но ничего похожего на пинцет не обнаружил. Еще раз ощупал поврежденную руку, прикидывая, не проще ли вскрыть рану полностью или хотя бы сделать ее сквозной и выдавить проклятую пулю с противоположной стороны. Пожалуй, все-таки проще.

«Будет больно…» — констатировал он и принялся готовиться к предстоящей операции. Расстелил на столе пару чистых салфеток из шкафа, налил в стакан водки и бросил в нее нож. Потом отпил из бутылки несколько изрядных глотков, стиснул зубы и плеснул на рану и на место предполагаемого разреза. Застонал, громко выругался и отпил еще. Чуть отдышавшись, достал из стакана нож, примерился так и этак, все равно получалось неудобно. Снова выругался, поставил локоть на стол, сдвинув его насколько можно было вправо, еще раз прощупал пулю и наметил место разреза. Несколько раз глубоко вдохнул и полоснул ножом по руке. На этот раз он не удержался и громко вскрикнул от боли. Перемежая стоны со всеми матерными словами, какие только знал, бросил нож в стакан и прижал к разрезу смоченную водкой салфетку. Потом снова нащупал пулю и, продолжая свой непечатный монолог, выдавил на стол. Вот теперь можно было отдышаться, как следует, и подумать, как нормально перевязать себя одной рукой.

— Кантор, — тихо раздалось у него за спиной. Он оглянулся. В дверях стояла Саэта, вся поникшая и несчастная, но ее сочувственный взгляд, направленный на него, был полностью осмысленным. — Что ты делаешь? — так же тихо спросила она. — Ты ранен? Давай, я тебе помогу.

— Саэта! — с несказанным облегчением выдохнул он, моментально забыв о боли. — Ты в порядке? Я так испугался… Чего ты все время молчала?

Она подошла поближе, придвинула стул и села рядом.

— Давай, перевяжу. Тебе же неудобно одной рукой.

— Подожди, — остановил ее Кантор. — Пока не накладывай повязку, я собрался в ванне поваляться, она промокнет. Перетяни пока салфеткой, потом перевяжешь. С тобой все в порядке?

Она кивнула.

— Спасибо, Кантор.

— Не за что, — вздохнул он и тяжело поднялся, опираясь на спинку стула. — Как тебя угораздило?

— Я спала. Я даже понять ничего не успела, как у меня уже были связаны руки… Кантор, тебе что-нибудь нужно?

— Ничего. Если придет полиция, скажешь, что ты сбежала от меня к любовнику, а я пришел, устроил сцену ревности по-мистралийски, сломал бедняжке челюсть и ты с трудом умолила меня его не убивать. Все понятно?

— Понятно, — кивнула Саэта. — Кантор, а ты действительно убил пятнадцать человек?

— Я бы тебе врал? — усмехнулся Кантор. — Отвернись, я разденусь.

Саэта послушно отвернулась и стала прибирать со стола.

— Пулю выбрасывать или на память оставишь?

— Выбрасывай. Не хватало мне еще коллекцию пуль собирать.

Когда дверь ванной хлопнула, закрываясь, Саэта обернулась и увидела, что Кантор, как всегда, раскидал свою одежду по полу. Но почему-то это ее больше не раздражало. Она молча пособирала все и повесила на стул. И в это время в дверь постучали.

— Кто? — испуганно шарахнулась Саэта и ухватила первое, что попалось под руку — нож Кантора, лежавший на столе.

— Горничная, — донесся из-за дверей звонкий девичий голосок.

Это действительно была всего лишь горничная, и Саэта, устыдившись своей позорной паники, поспешно спрятала нож в карман халата.

— Добрый вечер, мадам, — пропела девушка. — А где монсир, ваш муж?

— В ванной, — неприязненно откликнулась Саэта. — А что вы хотели?

— Мне поручили вам передать, что дама, которую вы ищете, вчера поздно вечером отбыла телепортом в Белокамень, в Поморье.

— Спасибо… — растерялась Саэта. — А кто вам поручил?

Горничная лукаво улыбнулась.

— Один симпатичный господин, о котором ходят сплетни, что он ортанский шпион. Ваш муж в курсе, он поймет. Передайте ему. У вас все в порядке, ничего не нужно?

— Спасибо, ничего…

— Спокойной ночи, мадам. — Горничная чуть присела, склонив набок головку, и, уже взявшись за ручку двери, снова улыбнулась и подмигнула. — У вас потрясающий муж, мадам. С таким нигде не пропадете.

И исчезла с поистине профессиональным проворством.

Саэта посмотрела на часы, показывавшие четверть шестого утра, и принялась собирать вещи, размышляя между делом, что у нее действительно потрясающий «муж». Ведь нашел же. Пробегал по городу всю ночь, с кем-то дрался, подставлялся под пули, убил пятнадцать человек, и все-таки нашел. И принес на руках. Как в романе. С ним действительно не пропадешь. Вот только как бы ему с такой напарницей не пропасть…

Где-то через полчаса Кантор выбрался из ванной, оглядел, какой кавардак она навела в номере, и довольно кивнул.

— Правильно. Сегодня утром и отправимся. Телепорты начинают работать с восьми, у нас как раз есть время собраться и перекурить. Давай ты меня перевяжешь, и я тебе помогу укладываться.

— А ты слышал? — уточнила Саэта.

— Конечно, слышал.

— А ты что-нибудь понимаешь? Откуда эти сведения?

— Как — откуда? Девочка тебе ясно намекнула. Это привет от короля Шеллара. Он же мне обещал, что его агенты помогут нам информацией, если что узнают… Бинтуй потуже, не бойся… Как вовремя она отбыла, надо же! Я как раз думал о том, что нам надо сваливать поскорее, и вот, как по заказу. А в Поморье она так просто не затеряется, страна маленькая, старомодная, там такая птица будет на виду. Это не Лютеция, где и трехголовый дракон может потеряться… Хотя, конечно, там таких отелей нет, придется опять на одной кровати ютиться. Зато на снег посмотришь.

— Ничего, — отозвалась Саэта. — Приютимся. Так даже лучше, мне теперь одной страшно спать, а к тебе я все равно привыкла.

— Это ты зря, — серьезно сказал Кантор. — Я насчет страха. Нельзя позволять себе бояться, а то это может перерасти в пожизненную фобию. Но об этом потом поговорим, а сейчас давай собираться. Не будешь скучать по Лютеции?

— Скажешь тоже… — поморщилась Саэта. — Но если честно, я буду скучать по этому роялю.

— Я тоже, — кивнул Кантор. — А еще по театрам, концертным залам и мороженому.

— И мадам Алламе, — добавила Саэта.

Кантор грустно взглянул на нее и попросил:

— Саэта, пожалуйста, не шути больше на эту тему.

— Прости. Не буду. — Саэте стало стыдно, и она поспешила свернуть на другую тему. — А ты у меня действительно потрясающий муж.

— Спасибо, конечно, — ответил Кантор, все так же не сводя с нее печального и серьезного взгляда. — Но тебе не следует слишком ко мне привязываться. У тебя есть инструкции. И если ты не сможешь их выполнить, ты кончилась как убийца. Тебе останется только играть на рояле.

— Не беспокойся, — утешила его Саэта, — пропади они пропадом, эти инструкции. Но просьбу твою я помню, и уж ее-то я выполнить смогу.

— Пойдем, я покажу тебе одно интересное местечко, — сказал Элмар, когда они с Ольгой вышли за ворота его дома. — Архитектурный памятник с призраками, природа вокруг изумительная, и мост, торчащий над пропастью. Хочешь? Или по городу потолкаемся? Только в городе сегодня праздник, толпы народу, давка и свалка и ничего не видно.

— А что сегодня за праздник? — полюбопытствовала Ольга, вертя головой.

Улицы столицы действительно имели более нарядный вид, чем обычно, и люди выглядели как-то празднично. И их действительно было намного больше, чем нужно для нормального перемещения по городу. Все куда-то торопились, причем все в разные стороны, что сразу вызвало у Ольги ассоциацию с киевским метро и напрочь отбило желание гулять по этим переполненным людьми улицам.

— День рождения короля, — неохотно пояснил Элмар.

— Серьезно? — удивилась Ольга. — А почему ты мне раньше не сказал? Я бы его как-то поздравила заранее, что ли… Сегодня же к нему не пробьешься, там, наверное, все шишки пособираются. А ты сам что, не пойдешь его поздравлять?

Элмар вздохнул.

— Не пойду. Он этого не любит. Потому я и тебе не говорил. Ну, куда пойдем?

— Пойдем лучше природу посмотрим, — решительно выбрала Ольга. — Не люблю я эти народные гуляния. Толпа людей слоняется по улицам, половина с утра пьяные, песни, пляски, драки и прочий разгул… Лучше уж достопримечательности смотреть… А почему король не любит, когда его поздравляют с днем рождения?

— Потому, что вот такой вот у нас король, — неохотно проворчал Элмар. — Постой здесь, я сейчас коляску поймаю… Или нет, лучше зайди вот сюда, в кафе, посиди, пирожное какое-то съешь или еще чего, не стой посреди улицы.

— А что, ты так долго будешь ловить коляску? — удивилась Ольга.

— А ты думаешь, просто найти свободную коляску в праздничный день?

— Элмар, так ведь проще вернуться домой и выехать на твоей собственной.

Элмар вздохнул.

— Если бы я вчера об этом подумал, то можно было бы. А сегодня уже поздно. Я слуг на праздник отпустил гулять. Так что, посиди, подожди. У тебя деньги есть?

— Есть, — кивнула Ольга.

— Вот и хорошо. Только не кури там, а то в праздники большой спрос на шлюх и у тебя отбою не будет от клиентов. В этом платье за воительницу тебя уже не примут.

— Надо было штаны надеть! — пожалела Ольга. Она проследила, как принц-бастард удаляется в направлении проезжей части, возвышаясь на голову поверх толпы и легко рассекая ее могучими локтями, завистливо вздохнула и вошла в кафе.

Заведение было чинное, опрятное, для избранной благопристойной публики, коей в честь праздника уже набилось столько, что свободных столиков практически не было. «Вот влипла…» — подумала она, представляя себе, как по-дурацки выглядит, стоя столбом в поисках места среди расфуфыренных дам в своем дешевом платье со шнуровкой спереди. Она купила его из чисто практических соображений, для удобства надевания, и только потом Азиль ей объяснила, что расположение шнуровки и застежек на платье является показателем общественного положения владелицы. Сама она застегивает эту чертову сбрую, или это делает служанка. Сначала Ольга огорчилась было, но потом подумала, что служанки у нее все равно никогда не будет, а корячиться и выламывать себе руки перед зеркалом ради того, чтобы пускать людям пыль в глаза — это полный маразм. И успокоилась.

— Эй, милочка! — раздалось где-то справа. — Иди к нам, тут есть лишний стул.

— Вы мне? — удивилась Ольга, оглядываясь на трех совершенно незнакомых дам, одна из которых приглашающе махала ей рукой.

— Тебе, тебе, — промурлыкала дама. — Присаживайся, познакомимся. А то его величество вечно настолько занят, что знакомить между собой своих дам ему некогда.

Ольга удивленно присела, не совсем понимая, что имела в виду эта странная женщина, но радуясь хотя бы тому, что ей не придется и дальше стоять столбом посреди зала.

— А откуда вы меня знаете? — спросила она, рассматривая соседок. Все три были роскошные красавицы, любая фотомодель от зависти бы позеленела. Обалденно красивые, ухоженные, в сногсшибательных дорогих прикидах и в брюликах с головы до ног.

— А тебя все знают, — ослепительно улыбнулась все та же дама, что ее пригласила, крупная, фигуристая, с откровенно блядскими зелеными глазами, чувственными полными губами и большим бюстом, выпиравшим из декольте. — Переселенцы — вообще люди заметные в городе, а особенно, если постоянно появляются в обществе короля. Тебя зовут Ольга, верно? А я Камилла. А это мои подруги, придворные дамы, как и я. Это графиня Монкар, — она указала на стройную брюнетку с лебединой шеей и глубокими темными глазами, в отличие от ее собственных, совсем не блядскими, а напротив, очень умными. — А это виконтесса Бефолин, официальная фаворитка его величества.

Ольга заинтересованно оглядела официальную фаворитку и ощутила некое неприятное разочарование. Обычная симпатюлечка с кукольной мордашкой, по-детски чистыми голубыми глазами и массой тщательно уложенных светлых кудряшек. Ничего выдающегося. Ольге почему-то казалось, что у короля должен быть более тонкий вкус. Будь она королем, предпочла бы графиню с умными глазами.

— Очень приятно, — вежливо ответила она. — Спасибо, что пригласили. А то я бы тут до завтра место искала.

— О, не за что, — улыбнулась графиня Монкар. — Тебе что-нибудь заказать?

— Да не надо, я сама… А что бы вы посоветовали?

— Мы все между собой на «ты», — заметила Камилла. — Так что, не стоит нарушать добрую традицию. А насчет посоветовать… Попробуй молочный коктейль и пирожные «Башня Тиан». Вот такие, — она ткнула ложечкой в свою тарелку.

— Ты куда-то собираешься или просто гуляешь? — поинтересовалась графиня Монкар. — Кстати, Камилла нас представила слишком официально. Зови меня просто Алиса. А это — Дориана.

— Элмар собирался показать мне какую-то достопримечательность, — пояснила Ольга. — Какой-то архитектурный памятник с привидениями и мостом.

— Замок Вианд? — уточнила Алиса. — Хорошее местечко. Обязательно мост посмотри. Очень интересно.

Ольга отвлеклась на минутку, чтобы сделать заказ, и в это время графиня почему-то поспешно смылась, наспех попрощавшись и сославшись на важное дело, о котором она вдруг вспомнила.

— Чего это она? — удивилась Ольга. — Может, я что-то не то сказала?

— Да ну, брось, — лениво протянула Камилла. — Она свидание кавалеру назначила, и забыла. Вот и переполошилась, что он сейчас придет, а ее нет, он развернется и пойдет трахаться с кем-то еще.

— А как здоровье принца Элмара? — вежливо спросила Дориана.

— Нормально, — пожала плечами Ольга, наблюдая, как Камилла натягивается губами на ложечку. — Иногда хандрит, но уже не так. Сегодня вроде с утра был в хорошем настроении.

— Мы все за него так переживали, — посочувствовала Камилла, попутно облизывая ложечку. — Ужасная история. Король прямо сам не свой ходил. Кстати, как тебе наш король?

— Классный у вас король, дамы, — честно ответила Ольга. — Мне понравился. Умнейший мужик и свой в доску. А чувство юмора у него вообще уникальное для короля.

Камилла чуть шевельнула бровью, но ничего не ответила, так как рот у нее был занят. Зато Дориана как-то вся передернулась и спросила:

— А в остальном?

— В чем — в остальном? — не поняла Ольга. Камилла завершила сложный процесс снятия сливок с верхушки пирожного и пояснила:

— Дориана имела в виду — как мужчина.

— Не знаю, — пожала плечами Ольга. — Я его в таком плане не рассматривала. Но интересный вопрос. Дориана, а почему ты меня спрашиваешь? Тебе же виднее, он же твой любовник.

— Я… хотела просто обменяться мнениями, — как-то неловко пробормотала официальная фаворитка и занялась мороженым. Подошел официант, и Ольга снова отвлеклась от разговора, чтобы расплатиться, но заметила, что дамы в это время обменялись странными взглядами.

— Можешь со мной обменяться мнениями, — предложила Камилла, когда официант ушел. — Почему обязательно с Ольгой? Может, она не любит обсуждать своих кавалеров. А я люблю.

Дориана чуть порозовела и быстро перебила подругу:

— С тобой я уже сто раз об этом говорила, и мне не интересно. Мне было интересно услышать мнение нового человека.

Камилла посмотрела на нее, как на младенца, но ничего не сказала.

— Не знаю, — повторила Ольга. — Наверно, как мужчина он тоже вполне ничего. Но мне трудно судить.

— А что тут трудного? — захлопала своими голубыми плошками Дориана. — Или у вас, в вашем мире, мужчины другие?

— Смотря в чем, — уклончиво ответила Ольга и вгрызлась в пирожное, чтобы уйти от этих дурацких вопросов.

— Дориана, оставь, — бросила Камилла. — Для нового человека твои вопросы могут показаться странными. Видишь ли, Ольга, у нас, в нашем тесном кругу придворных дам, принято делиться мнениями о наших мужчинах. Мы все подруги, все свои, так сказать… И поскольку официальными фаворитками побывали практически все, то и его величество тоже является у нас темой для обмена мнениями. Вот Дориана и спросила. У нас, знаешь ли, мнения настолько расходятся, что любое новое нам ужасно интересно. К примеру, Анна Дварри находит короля ужасно некрасивым, особенно в раздетом виде. Эльвира Люменталь считает, что как любовник король в подметки не годится своему шуту. А по моему мнению, член его величества — наша национальная гордость…

Дориана зарумянилась и, не удержавшись, толкнула подругу локтем в бок.

— Камилла, мы же в общественном месте. Что Ольга о тебе подумает?

— А что она обо мне подумает? — невинно приподняла брови Камилла. — Ольга, что ты обо мне подумаешь? Что я спала с королем? Так это же правда. Что мне нравятся мужчины с большими… не толкайся, Дориана! А то уроню крем тебе на платье!

Ольга не удержалась и захихикала, прикрыв рот ладонью.

— Камилла, — сказала она, отсмеявшись. — Я поняла суть вопроса, но ничем помочь не могу. Я, к сожалению, не видела ни короля в раздетом виде, ни его национальную гордость. Хотя мне теперь любопытно.

— Я это поняла, — промурлыкала Камилла. — Я задала столь прямой вопрос, чтобы получить столь же прямой ответ, так как до Дорианы некоторые вещи с трудом доходят.

Кукольное личико виконтессы залилось краской и раздраженно скривилось.

— Камилла, ты могла бы выражаться хоть немного повежливее?

— А ты могла бы быть попонятливее? — тут же отозвалась Камилла. — Девушка тебе четыре раза дала понять, что не трахалась с королем, а ты так и не поняла, пока тебе прямым текстом не сказали. Да и вообще, не думаешь же ты, что его величество изволит крутить романы с несколькими дамами одновременно? Это не в его стиле.

— Да не ссорьтесь, — поспешила вставить Ольга, боясь оказаться в центре небольшого домашнего скандальчика. — Ничего страшного. А что, король правда такой любитель прекрасных дам, что вы все у него в постели перебывали?

— Да не сказать чтобы любитель… — усмехнулась Камилла. — Но меняет нас регулярно. Я была официальной фавориткой четыре раза.

Виконтесса обижено поджала губы. Она явно была на столь почетной должности впервые, и ее давила жаба.

— А кстати, — вспомнила Ольга. — А почему он не любит, когда его поздравляют с днем рождения?

— А ты что, додумалась поздравить? — оживилась обиженная виконтесса.

— Нет, мне Элмар сказал.

— Это весьма печальная история, — сказала Камилла, в очередной раз нежно обнимая губами ложечку с кремом. Ольга немедленно попыталась представить себе короля на месте ложечки, но у нее не получилось. Как-то с большим трудом представлялся ей король за таким делом. Камилла положила многострадальную ложечку на тарелку и продолжила: — Вообще у каждого короля есть два основных праздника в году: день рождения, как у всех людей, и день вступления на престол. Это всенародные праздники, их испокон веков всегда праздновали шумно и весело. Сейчас народ по традиции празднует, как обычно, а король оба эти праздника проводит на кладбище. День рождения — на могиле матери, а день вступления на престол… Ну, тебе, наверное, рассказывали, что тогда произошло?

— Ага, — сочувственно кивнула Ольга. — Бедный король! Вот не повезло мужику по жизни…

— Не знаю, — пожала плечиками Дориана. — Довольно много женщин умирает от родов, и большинство королей занимают престол вследствие смерти родственника. Но почему-то только наш король сделал из этого такую трагедию. Все у него, не как у людей. Он, конечно, принимает официальные поздравления, но только из уважения к традициям и всякому прочему этикету. А неофициально очень этого не любит. Хотя его наглый шут всегда его поздравляет, ничуть не считаясь с его мнением. И несмотря на это, король его до сих пор не выгнал. А кстати, Ольга, как тебе королевский шут?

— Дамы, — вздохнула Ольга. — Это больной вопрос. Давайте не будем.

— О! — приподняла брови Камилла. — Я вижу, Эльвира не одинока в своих пристрастиях. Да и вообще он многим нравится. Но на мой вкус, там глянуть не на что, даже когда встает…

— Камилла! — одернула ее подруга. — Ты что, не можешь найти другой темы для беседы? О чем ни заговорим, ты все время съезжаешь на одно и то же.

А Ольга подумала, что глаза действительно зеркало души. По крайней мере, у Камиллы точно.

— А вот и Элмар! — улыбнулась Камилла, пропуская мимо ушей замечание высоконравственной подруги. — Кстати, Ольга, с ним ты тоже не трахалась? И не советую. Ни в какое сравнение с королем не идет. Вообще, если взять королевских паладинов, там только у Лавриса что-то более-менее достойное внимания. Хотя обнимают все крепко.

Ольга оглянулась и помахала Элмару, который остановился в дверях, оглядывая зал. Принц-бастард удивленно поднял брови и направился к их столику.

— Приветствую прекрасных дам, — провозгласил он с подобающим поклоном. Дамы заулыбались в ответ и немедленно поинтересовались драгоценным здоровьем его высочества, о котором они все это время так беспокоились, уж так переживали…

— Благодарю вас, хорошо, — сдержанно ответил Элмар и обратился к Ольге: — Ты готова?

— Сейчас, — Ольга поспешно сунула в рот остатки пирожного и вытерла руки салфеткой.

— А что же вы вдвоем? — поинтересовалась Дориана. — А где несравненная Азиль?

— Танцует, — кратко ответил Элмар. — Ольга, давай скорей, а то уедет.

— Я уже, — откликнулась Ольга, вставая из-за стола. — До свидания, дамы, приятно было познакомиться.

Дамы дружно попрощались и проследили, как они выходят вместе в обнимку. Когда за ними закрылась дверь, Камилла сказала:

— Мое мнение: Эльвира была права. Твое, конечно, дело, но Алиса тебя слегка обманула по нескольким пунктам. Она действительно не спит с королем, более того, у нее на лбу вот такенными буквами написано, что она вообще в жизни члена в глаза не видела. Ни королевского, ни какого другого. И она действительно без ума от Жака. А ты обратила внимание, как обращается с ней Элмар? Тебе это что-то говорит?

— Что она ему нравится? — осторожно предположила Дориана.

— Эх, молодая ты еще! — хмыкнула Камилла. — Все тебе объяснять надо! Он с ней обращается, как с подругой. То есть, женщину он в ней вообще не видит. Опять же эти уроки стрельбы с королем… В общем, не советую я тебе слушать Алису. Король эту нетраханую девочку воспринимает так же, как его кузен, и уж ни в каком случае не соберется на ней жениться. Тем более, что Элмар в полном порядке и заботиться о наследниках королю не так уж срочно нужно.

— А если они все-таки столкуются и он ее трахнет? И потом…

— Не смеши меня. Если он ее трахнет, она всей душой прочувствует, что такое смерть на колу и потом от него под кроватью прятаться будет. Он же ее на лохмотья раздерет, ему с его осадным бревном только девственниц вскрывать. Перепугает девчонку на всю жизнь, и больше она к нему на полет стрелы не приблизится. Но должна сказать, и у тебя шансов не больше, чем у остальных… Крутит что-то Алиса, самым дорогим местом чую, но не пойму что…

А Ольга в это время, усевшись напротив Элмара в закрытой коляске, спрашивала:

— Элмар, а мне показалось, или тебе было неприятно с ними встречаться?

— Как тебя угораздило с ними связаться? — ответил Элмар.

— Просто некуда было сесть, а они меня позвали. А что, ты их за что-то не любишь?

— А тебе они что, понравились?

— Да не знаю… — Ольга пожала плечами. — Камилла эта, королева минета, ничего, смешная. А вторая… Ой, Элмар, извини…

Принц-бастард залился краской похлеще королевской фаворитки и сам себе зажал рот ладонью, чтобы удержать смех. Видимо, ему показалось неподобающим смеяться над такими непристойностями.

— Я что-то слишком неприличное сказала? — переспросила Ольга. — У нас это вполне литературное слово… Я не хотела… Но ты бы видел, как она ела это пирожное и как издевалась над ложечкой…

Элмар не выдержал и скорчился пополам, закрыв лицо руками. Некоторое время они душевно ржали вдвоем, так что чуть не опрокинули коляску. Потом принц-бастард немного успокоился и сказал:

— Насчет Камиллы это ни для кого не секрет, она и это тоже делает, и, Лаврис говорил, весьма искусно… Только не ляпни этого при Шелларе, а то засмущаешь его величество так, что он со стыда сгорит.

— Хорошо, не буду. — Ольга снова хихикнула и продолжила. — А вторая мне не понравилась. Что, король себе получше найти не мог? Кукла куклой.

— Не знаю, — проворчал Элмар. — Хоть бы он женился наконец, а то эти придворные красавицы… Ну их к демонам.

— Элмар, а чего король вообще с ними связывается? Что, нормальных женщин мало? Или так положено, чтобы именно с придворными дамами?

— Король здоровый мужчина в расцвете сил, — пояснил Элмар примерно таким же тоном, каким Камилла просвещала свою непонятливую подругу. — Само собой, что ему нужна женщина. Но поскольку он вечно чем-то занят, то не занимается этим вопросом серьезно и вообще уделяет ему крайне мало внимания. А когда его молодой здоровый организм начинает настойчиво требовать своего и мой дорогой кузен вспоминает, что кроме государственных дел в мире существуют еще и дамы, то он, чтобы не терять времени и не забивать себе голову посторонними проблемами, просто хватает первую, какая подвернется. А эти красотки как раз всегда рядом и в полной боевой готовности, только и ждут момента, чтобы вовремя подвернуться.

— Они что, все такие потаскухи, как Камилла, или им всем король так нравится? — не поняла Ольга.

Элмар тяжело вздохнул.

— Эх, Ольга… сама ты чистая неиспорченная душа, и о других так же думаешь. Очень я сомневаюсь, что он им нравится, но у него есть два неоспоримых достоинства, которые в глазах наших дам перевешивают все возможные недостатки. Он король и он холост. И все они спят и видят себя королевами. А что они думают о нем на самом деле, ты, наверное, и так догадалась. Небось, перемыли косточки его бедному величеству, пока ты с ними сидела?

— Да, — согласилась Ольга. — Особенно Камилла. Я получила уникальные сведения по сравнительному анализу половых аппаратов нескольких известных лиц королевства, узнала, что думают о короле некоторые из его придворных дам, и заодно выяснила, почему он так не любит свой день рождения. Он что, действительно весь день сидит на кладбище?

— Не весь, — вздохнул Элмар. — Но все равно… Странный он, конечно, мой дорогой кузен Шеллар, но я его очень люблю и мне за него обидно, когда вот такие особи, как Камилла, устраивают публичные обсуждения его достоинств и недостатков, причем с трудом отличая одно от другого. Тебе понятно?

— Абсолютно, — согласилась Ольга. — А знаешь, я подумала… Помнишь, как они с Азиль спорили из-за портрета?

— Ты подумала, что Азиль права? А раньше ты что думала?

— А раньше я не знала, что думать.

— А теперь тебе рассказали некий трагический момент из его жизни, тебе стало его жалко, и ты сразу узнала, что думать. Нет, это совсем не то. Азиль, конечно, права, но дело в другом. И давай не будем об этом. Кстати, а что Камилла сказала обо мне? Ну скажи уж по-дружески, не стесняйся.

— Что ты не идешь ни в какое сравнение с королем, у которого прямо-таки национальная гордость. И что в вашем корпусе единственный достойный внимания… Э-э… аппарат у некоего Лавриса. Элмар, она что, весь корпус перебрала, что ли?

— А как же, — подтвердил принц-бастард, снова закрасневшись, как девица. — Вот уж, язык у этой Камиллы… Хорошо, хоть чего похуже не сказала… Давай лучше я тебе что-нибудь расскажу полезное, а то у нас такой разговор получается…

— Тогда расскажи что-нибудь полезное по географии. А то Жак сказал, что он сам ее толком не знает, а ты везде был и все видел… Кстати, а почему он скрывает, что он переселенец?

Элмар на некоторое время замолчал, оторопело уставясь на девушку, потом неуверенно выдавил:

— А почему ты так решила?

— Потому, что это видно. А он мне начал травить байки, что он из Поморья и все такое… Он просто шутит или у него какая-то серьезная причина это скрывать?

Элмар подумал, помялся, потом решительно сказал:

— Спроси у короля. Он мне башку оторвет за разглашение государственной тайны, несмотря на всю свою любовь.

— А это государственная тайна? Тогда молчу. Рассказывай про географию.

Кантор печально посмотрел на дуло пистолета, нацеленное ему в лицо, вздохнул и закрыл за собой дверь. Саэта опустила пистолет, поставила на предохранитель и спрятала под подушку.

— Здорово же тебя напугали, — покачал головой Кантор, складывая на стол какие-то мешочки и пакетики.

— Извини. Я тебя не узнала в этой шапке.

— В шапке? А, действительно, я про нее и забыл. У меня в шляпе уши замерзли, и я себе шапку купил… Ты как, отдохнула?

Саэта молча кивнула и спросила:

— Куда-то пойдем?

— Сегодня нет. — Кантор повесил на крючок плащ и куртку и стал копаться в своих пакетиках. — Мне что-то нехорошо. Я, конечно, могу одеться и пойти, но кому на хрен нужны такие подвиги? К тому же тут ходить особо некуда, а приглашение на королевский прием нам принесут завтра. Сам прием будет, видимо, послезавтра… Или тоже завтра? Сегодня четверг или пятница?

— Пятница.

— Значит, завтра. Вот завтра и пойдем. Все равно туда надо сходить, местные традиции требуют. А сегодня я напьюсь лекарств, я тут себе купил кое-что, хотя бы температуру сбить и немного воспаление снять, и посплю, наконец. Кстати, я тебе тоже купил лекарство, выпей обязательно.

— У тебя температура? — встревожилась Саэта. — Так может, тебе к врачу сходить? Или к мистику?

— Был я у того и у другого, — спокойно ответил Кантор, доставляя и расставляя на столе аптечные бутылочки. — Врач мне заново все разрезал и зашил и велел лекарства принимать. А мистик поколдовал в меру сил, сказал, за три дня заживет, но лекарства все равно велел принимать. Вот, возьми, это тебе. По двадцать капель через четыре часа.

— Спасибо. Это что?

— Успокоительное. Принимай обязательно. Максимум послезавтра мы до нее доберемся, ты должна быть в форме. А у тебя нервная дрожь и этакие приступы задумчивости.

Саэта вылезла из-под одеяла, взяла со стола кружку и принялась отмеривать предписанные двадцать капель.

— Где ты еще был, что видел? — поинтересовалась она.

— Много чего… — Кантор долил в свою кружку с лекарствами немного теплой воды из чайника и выпил залпом. — Во-первых, потолкался около телепортационной станции и выяснил, где поселилась наша незабвенная красавица.

— Да ты что? — восхитилась Саэта. — Какой ты молодец!

— Да ничего особенного, извозчик ее легко запомнил. — Кантор сбросил камзол, повесил его на стул и стал снимать сапоги. — А тут что, холодно? Я смотрю, ты одетая спишь.

— Не холодно, — нахмурилась Саэта. — Просто… не хочу раздеваться.

— Понятно, — вздохнул Кантор. — Отвернись. Во-вторых, я снял небольшой домик за городом в лесу.

— Зачем?

— Как — зачем? А где мы с ней разбираться будем? Прямо в гостинице?

— Понятно. А еще?

— А еще я взял напрокат сани и пару лошадей.

— Кантор, что такое сани?

— Это специальная поморская повозка на полозьях для передвижения по снегу. Сама потом увидишь. Можешь поворачиваться.

Саэта повернулась, подумала, чем бы заняться, и тоже нырнула под одеяло. Кантор чуть повернул голову и вопросительно посмотрел на нее.

— Я тоже полежу, — сказала Саэта. — Если тебе что-нибудь будет нужно, скажи.

Кантор усмехнулся и закрыл глаза.

— Мне просто позарез нужен рояль, — сообщил он.

— Как у тебя еще хватает сил шутить?

— О, это единственное, на что их еще хватает.

— А у тебя не хватит сил рассказать, как ты меня нашел?

— Пожалуй, нет. Давай в другой раз. — Он открыл глаза и повернулся к ней. — Но если у тебя есть желание что-то мне рассказать, у меня хватит сил выслушать и посочувствовать.

— Тебе это интересно?

— Я же сказал — если есть желание. Если не хочешь — не надо. Я, конечно, предпочел бы точно знать, что с тобой происходит, но если ты хочешь сохранить это в себе, я пойму. У меня тоже есть такие воспоминания, о которых я никому никогда не рассказывал.

— Что со мной происходит… — Саэта поежилась. — Ты помнишь наш разговор после драки? Насчет того, как я психую, когда ко мне прикасаются? Можешь себе представить, что со мной было, когда меня раздели догола и ощупали везде, где только можно? А потом долго смеялись и созвали толпу народу на меня посмотреть… А потом этот козел Бишо сделал то же самое и начал у меня допытываться, ты ли меня так разделал и как ты со мной такой занимаешься сексом…

— Забавно, — засмеялся Кантор. — У меня спрашивали то же самое. В том доме, где тебя осматривали. Я их всех убил, если тебя это хоть немного утешит.

— Спасибо, Кантор, — серьезно сказала Саэта. — Мне это действительно приятно. А насчет того, что я молчала… У меня была истерика. Потом все прошло. Когда я услышала, как ты стонешь и ругаешься в соседней комнате, я сразу опомнилась, и мне стало стыдно. Сейчас со мной все в порядке. Не переживай, спи спокойно.

— Хорошо, — чуть кивнул он. — Но лекарство все-таки принимай. А ты хоть помнишь, как ты меня обнимала, когда я вез тебя в отель?

— С трудом, — призналась Саэта, — Но вполне возможно. Я чуть не умерла от счастья, когда ты пришел. Я даже не надеялась, что ты сможешь меня найти. Ты бы себя видел в тот момент!

— Я себе представляю, — усмехнулся Кантор. — Как в дешевом романе. Врывается этакий герой с побитой мордой, красиво ломает злодею челюсть и на руках выносит прекрасную даму… Усраться можно.

— Да ну тебя! Ничего смешного там не было, все было действительно эффектно. Ладно, ты спи, ты ведь ночь не спал…

Кантор закрыл глаза и моментально затих.

Глава 7

Ох уж этот Шарик, охотничек нашелся!..

Элмар критически осмотрел Ольгу от шляпки до копыт лошади и махнул рукой.

— До места доедешь. Но по лесу скакать не вздумай, обязательно свалишься.

— Ты действительно никогда не ездила верхом? — поинтересовался король, с любопытством взирая на нее. — А сразу не скажешь.

— Вот когда она слезет с лошади, — усмехнулся Элмар, — тогда и скажешь. Когда увидишь, на что похоже бедное животное после такой наездницы.

— Поехали, — прервал его король и тронул поводья. — А то господа придворные там уж заждались.

Ольга чуть тронула лошадь коленями, и, постоянно пригибаясь с непривычки, выехала за ворота. Пристроившись между Элмаром и королем, она заинтересованно завертела головой, отметив, что ее кобыла намного меньше, чем кони спутников, хотя поначалу казалась ей огромной. Особенно, когда на нее надо было взбираться.

— А что, господа, — тут же спросила она, — это мне как даме специально лошадку поменьше отыскали?

— Нет, — засмеялся король. — Это у нас с Элмаром, как у особо крупных мужчин, кони другой породы. Ортанские королевские жеребцы. Они крупнее, чем обычные лошади. Эта порода была выведена специально для наших доблестных паладинов.

— Ты же видела мои боевые доспехи, — напомнил Элмар. — Разве обычный конь потянет здоровенного паладина в полном боевом облачении? Да и в королевской семье Ортана всегда были достаточно высокие мужчины, а королю несолидно как-то, когда у него ноги до земли свисают.

Ольга немедленно представила себе короля верхом на ослике и с трудом сдержала смех.

— А почему Азиль не поехала? — спросила она.

— Азиль терпеть не может охоту, — пояснил Элмар. — И никогда на нее не ездит. Жак, кстати, тоже.

— А ты любишь? — спросил король, глядя на Ольгу в упор, как всегда.

— Не знаю, — ответила она. — Я никогда не была на охоте. Вот посмотрю, и узнаю. Но что-то мне кажется, что мне тоже не понравится.

— И совершенно правильно кажется, — согласился король. — Я тоже терпеть не могу эту охоту, но хоть пару раз в году приходится ездить. Королевская охота — традиционное мероприятие, а нарушать традиции… не то, чтобы совсем нельзя, но народ этого не любит. Вот и приходится ездить. А смотреть там совершенно не на что. Сначала всей толпой гоняют по лесу какого-нибудь несчастного оленя, потом толпой же забивают, готовят на вертеле, причем мясо получается настолько жесткое, что его есть невозможно, ну и попутно все напиваются, как студенты, а как же без этого. Вот Элмар охоту любит, она ему напоминает его варварское детство. Но у него об охоте немного другое представление, как и у большинства героев. Эти господа занимаются тем, что выслеживают какого-нибудь хищника и схватываются с ним один на один. Потом приносят свою добычу и хвастаются друг перед другом. Или друг друга приносят, уж как получится.

— Это когда это такое получалось? — возмутился Элмар. — Когда это меня приносили?

— Ну, тебя не приносили. Ты приползал. А вот кавалера Мэнсора приносили в прошлом году. А летом, помнится, твой приятель Келдон Орри спасался на дереве…

— Это Лаврис спасался на дереве, а Орри его спасал, — проворчал Элмар. — И вовсе я не приползал, я просто прихрамывал немного. И вообще, нечего подшучивать над тем, в чем ты не разбираешься. Высокое вдохновение битвы тебе просто недоступно.

— Высокое вдохновение, надо же так завернуть! Не вдохновение, а озверение.

— Все равно недоступно, — не унимался Элмар.

— Зато мне доступно высокое вдохновение мысли, — злорадно ответил король. — А тебе этот процесс недоступен, как таковой.

— Ты что же, — закипятился принц-бастард, — хочешь сказать, что я дурак?

— А ты что же, — спокойно ответствовал король, — хочешь сказать, что я слабак?

— А что, может, поборемся и выясним?

— А может, в шахматы сыграем?

— Вы что, ссоритесь? — жалобно вскричала Ольга. Кузены переглянулись и дружно расхохотались.

— Ты еще не видела, как мы ссоримся! — хором воскликнули они.

— А можно, вы мне не будете показывать? — попросила Ольга. — Вы меня так больше не пугайте. Я как представила себе, что вы подеретесь…

Это предположение вызвало новый взрыв хохота, после чего Элмар посоветовал королю сменить все-таки шута, а тот в ответ посоветовал Элмару завести себе собственного.

— Господа, — засмеялась Ольга, — да вам никакой шут не нужен, вы сами кого угодно насмерть зашутите.

— Да, мы такие! — засмеялся король.

А Элмар сказал:

— А, между прочим, это я научил Шеллара смеяться.

— Серьезно? — удивилась Ольга. — А что, до того он не умел? Совсем? Или вы опять шутите?

— Нет, он не шутит, — улыбнулся король. — Я тебе потом как-нибудь расскажу. Сейчас нам придется разделиться. Элмар поедет с товарищами, я немного с ним проедусь и направлюсь к своим придворным, а ты… а куда же тебя? С дамами разве что? Давай, наверное, присоединяйся к дамам.

— А с Элмаром мне нельзя? — жалобно спросила Ольга.

— Разве что в том случае, если ты вместе с ними пойдешь с копьем на медведя или с ножом на волка, — серьезно ответил король. — А чем тебе не нравятся мои придворные дамы? Они тебя не съедят. А если какая-то из них попытается смеяться над твоим костюмом, хорошенько толкни ее и она сверзится со своего дамского седла. Будет очень весело и наглядно.

— Она с ними уже знакома, — проворчал Элмар. — С Камиллой. Ты желаешь, чтобы они продолжили знакомство?

Король слегка замялся, потом решил:

— Я думаю, все, что Камилла может обо мне сказать, уместится в одном предложении, и она наверняка его уже сказала. Так что, хуже не будет. Езжай, Ольга, поздоровайся со знакомыми и познакомься с остальными. Они, конечно, стервы через одну, но в своем женском обществе как-нибудь разберетесь.

Ольга вздохнула, кивнула и послушно направилась к группе дам, гарцевавших чуть в стороне от всей остальной процессии.

— Шеллар, зачем ты ее к ним пустил? — спросил Элмар, трогаясь с места и оглядываясь ей вслед. — Ты представляешь, чего она от них наслушается? Тебе хочется завтра ей доказывать, что ты не трахаешься с Жаком?

— Почему доказывать? — удивился король. — Я все-таки смею надеяться, что она поверит мне на слово. А когда это она успела познакомиться с Камиллой?

— А в твой день рождения. Она зашла в какую-то кондитерскую, пока я искал экипаж, и там познакомилась с Камиллой, Дорианой и Алисой. Правда, Алиса быстро смылась, зато Камилла с ней поделилась впечатлениями о… как это Ольга выразилась?.. об аппаратах нескольких видных лиц в королевстве. Можешь не краснеть, тебя она похвалила, зато меня охаяла, поставив где-то позади тебя и даже позади Лавриса. А знаешь, как Ольга Камиллу прозвала? Наклонись, на ухо скажу…

Король слегка изменился в лице и обеспокоено спросил:

— Она с ней и об этом беседовала, или Ольга просто видела, как она ест?

— Какой ты догадливый! К счастью, Ольга просто видела, как Камилла насиловала пирожное. Но никто не гарантирует, что сегодня они не поговорят о том, что тебя так смущает. Камилла только об этом и способна говорить, а Ольга, как ты сам знаешь, ужасно любопытна.

— Ну и хрен с ними, — в сердцах ругнулся король. — Пусть общаются. В конце концов, чего я стесняюсь? Нечего стесняться говорить о том, что, не стесняясь, делаешь. А к дамам я ее отправил потому, что у меня была на то причина. Мне донесли, что наши дамы почему-то решили, будто у меня с Ольгой роман, будто я с ней изменяю своей официальной фаворитке и будто я вообще намерен на ней жениться. Поэтому я и свел их вместе, чтобы они познакомились и поняли, что ничего подобного не происходит. И оставили ее в покое, а то некоторые из ревности способны на всякие пакости… Ну, ты понимаешь. Кстати, за что я до сих пор не выгнал Камиллу, так это за то, что она ничем подобным не страдает. Занимается себе молча любимым делом, и не лезет ни в какие интриги.

— Хорошенькое «молча»! — фыркнул Элмар. — Шеллар, а у тебя действительно… национальная гордость?

— Показать? — поинтересовался король. — Или измерить линейкой и сообщить тебе точные размеры? Чтобы ты успокоился и до тебя дошло, наконец, что Камилла таким образом пытается мне польстить, потому как ни на что умнее у нее мозгов не хватает. Сделала из меня монстра какого-то, все только и мечтают посмотреть своими глазами, что же там у его величества за чудо такое… Даже ты туда же. Мы же с тобой в юности к одним и тем же шлюхам ходили вместе, можно подумать, ты сам не знаешь что у меня и как.

— Ну, мало ли… — смутился принц-бастард. — А вдруг над тобой поколдовал кто, всяко бывает… А кстати, Шеллар, как продвигаются твои поиски идеальной жены?

— С трудом, — кратко ответил король. — Давеча имел беседу с коллегой Луи, демоны его принесли в гости без приглашения… Привез мне трех своих дочек показать, вдруг женюсь. Старшей семнадцать, младшей двенадцать. Как ты полагаешь, есть у человека мозги? Так мало того, он мне еще пообещал симпатичных мальчиков прислать, если я женюсь на какой-нибудь из его сопливых принцесс.

Элмар тихо затрясся в седле.

— А он был трезвый?

— Когда это кто-то видел Луи трезвым? Разумеется, он был в состоянии перманентного подпития. Так это еще не все. Когда этот кретин, наконец, допился до нужной кондиции и заснул, ко мне в кабинет примчалась ее величество королева Агнесса и учинила допрос с пристрастием, до чего мы с ее дегенератом-супругом договорились. Мне пришлось сначала убеждать ее, что я не поменял сексуальную ориентацию, потом объяснять, что мне на хрен не нужны ее малолетние невесты, а потом еще долго отказываться от настойчивых предложений отравить придурка Луи, жениться на ней и объединить королевства.

— Какая прелесть! — восхитился Элмар. — Как весело, оказывается, быть королем!

— Тебе смешно… Я, конечно, понимаю Агнессу, прожив двадцать лет с алкоголиком-извращенцем, поневоле начнешь думать о людях что угодно, но мне-то от этого не легче… Надеюсь, Луи не повадиться являться ко мне в гости регулярно… А то он меня когда-нибудь так достанет, что я его действительно уроню потихоньку с какой-нибудь лестницы.

— А другие короли тебе дочек смотреть не привозят? — поинтересовался Элмар.

— С кузеном Элвисом я уже давно поговорил на эту тему, объяснил ему, что жениться на собственных племянницах, путь даже двоюродных, нехорошо, и он меня прекрасно понял и одобрил. У Зиновия дочек больше нет, а внучка уже помолвлена… Да и отношения у нас с ним до сих пор прохладные.

— Из-за чего? Вы что, ссорились?

— А ты разве не помнишь? Или ты к тому времени уже напился и ничего не помнишь?

— Это когда?

— После моей коронации.

— Ничего я не напился, если ты помнишь, в тот день вообще никто не пил и ничего не праздновали. Наверное, я просто ушел собираться, я же почти сразу уехал. А что у вас тогда случилось с Зиновием?

— Он хотел забрать Мафея к себе, на память о покойной дочери, так сказать. А я ему хитро не отдал.

— Хитро — это как?

— Хитро — это так, что я предложил спросить малыша, хочет ли он уехать от нас и жить при дворе дедушки. Само собой, ребенок с ужасом отказался расставаться со мной, с мэтром Истраном, и в особенности с Жаком, в которого он вцепился обеими руками так, словно его кто-то собирался силком отрывать. Он еще прекрасно помнил, как с ним обращались при дворе дедушки. Обзывали байстрюком и выродком и при каждом удобном случае дергали за уши… Вот Зиновий на меня и обиделся за это. А больше, собственно, и принцесс на континенте нет. Разве что у магнатов Голдианы какие-нибудь девицы на выданье имеются, но я с ними не хочу связываться.

— А в Эгине? Тоже нет?

— Александр еще молодой, у него дети маленькие. Сестра, правда, есть, но она всерьез увлеклась мистикой и даже готовится вступить в какой-то орден. Да и не обязательно мне именно принцессу, я и на простой горожанке женюсь, лишь бы подходила.

— И до сих пор не нашел ничего подходящего? — поинтересовался Элмар. — А не кажется ли вам, ваше величество, что вы изволите чересчур перебирать харчами, как выражается ваш любимый шут?

— Не кажется, — отрезал король. — Женитьба — дело серьезное, на всю жизнь, и выбирать надо тщательно, чтобы потом не разводиться, как твой папаша.

— Знаешь что, Шеллар? — не выдержал принц-бастард. — Ты вот это все говоришь, говоришь, зубы мне заговариваешь, уважительные причины изобретаешь, а на самом деле ты просто не хочешь жениться, и все. И скажи, что я не прав.

— Элмар, ты не прав, — преспокойно ответил король, но никаких аргументов более не привел.

Ольга даже не представляла себе, насколько скучная вещь королевская охота. Может, для героев, которые умчались в дебри искать приключений на свои геройские задницы, мероприятие и было интересным. Вполне возможно даже, что интересно было и господам придворным, которые гоняли по лесу упомянутого несчастного оленя. Но сидеть на лужайке в раскладных креслицах в обществе придворных дам было невыносимо скучно. И даже неприятно, потому что в ходе беседы они несколько раз изящно проехались по поводу ее внешности, костюма, прически, а также ее удручающей неопытности в амурных делах. И что противно, сделано это было столь тонко и безукоризненно, что придраться к чему-нибудь и учинить выяснение отношений не было повода. Придворные сплетни, которыми обменялись дамы, были Ольге большей частью непонятны, так как речь в них шла о людях совершенно незнакомых, но некоторые ее совершенно ошарашили. Оказалось, что король и его шут состоят между собой в любовной связи и регулярно устраивают нежные свидания. Ольгу еще и попросили высказать свое мнение по этому поводу, из-за чего она заподозрила, что ее просто подставляют. Аккуратно подталкивают к тому, чтобы она высказала о короле что-нибудь неодобрительное, а они потом поспешили на нее настучать, соответственно все это оформив. Ольге кое-как удалось выкрутиться, заявив, что чистый гомосексуализм она не понимает, но бисексуальность, по ее мнению, свидетельствует о широте взглядов. Правда, после этого супруга министра иностранных дел и старшая дочь казначея стали посматривать на нее с нездоровым интересом.

Потом ее некоторое время расспрашивали о жизни в ее мире, но очень быстро отстали и заговорили о вечных и непреходящих ценностях: тряпках, косметике и мужиках. Вот тут-то Ольге и стало по-настоящему тоскливо. Настолько, что даже битва с волком уже начала казаться ей не таким уж непосильным подвигом по сравнению с этой светской беседой.

Среди тесной группы королевских любовниц ей не приглянулась ни одна. Камилла со своим вечным сравнительным анализом начала утомлять, графиня Монкар при более близком общении оказалась довольно стервозной особой, три других производили впечатление набитых дур, и, пожалуй, только Эльвира Люменталь показалась Ольге немного лучше других. То ли потому, что все время молчала и не говорила гадостей, то ли потому, что больше не смотрела на Ольгу, как на свежую кучку на любимом ковре, а вполне доброжелательно улыбалась, то ли просто потому, что ее красота была немного другого типа, чем у прочих. Высокая пепельная блондинка с ясными серыми глазами и лицом греческой богини, Эльвира не обладала такой ярко выраженной сексуальностью, как все остальные, в ней чувствовалось прохладное и отчужденное спокойствие.

Помимо всего прочего Ольга уже давно маялась, не зная, как бы это так светски спросить, где на королевской охоте находятся те заветные кустики, в которые мальчики ходят направо, а девочки налево, и размышляла, а не смыться ли отсюда вообще и не спросить ли об этом у короля. С ним было как-то проще общаться, чем с его придворными дамами.

Где-то на этом этапе ее размышлений Эльвира встала и сообщила, что на пару минут покинет общество дабы поправить чулки. Ольга с громадным облегчением подорвалась с места и вызвалась составить ей компанию, надеясь найти, наконец, решение своей проблемы. Эльвира чуть улыбнулась, подождала ее, и они направились по тропинке вглубь леса.

— Что, утомили тебя наши дамы? — посочувствовала Эльвира. — Или все-таки шокировали?

— И то, и другое, — призналась Ольга. — Но больше утомили.

— А ты действительно считаешь, что… ну, насчет широты взглядов?

— Надо же мне было что-то сказать. Но, в общем, в моем мире к этому относятся намного проще и не особенно стремятся это скрывать. А это что, правда — про короля и его шута?

— Это неправда, — спокойно ответила Эльвира.

— А, ну и хорошо, — успокоилась Ольга. — А то я уже собиралась у короля спросить.

Эльвира посмотрела на нее с откровенным любопытством.

— Что, прямо так и спросила бы?

— А что тут такого? Тем более, если это неправда?

— Поменьше слушай наших дам, — засмеялась Эльвира. — А то они тебе про него такого порасскажут…

— А Камилла говорила, что ты и сама о нем невысокого мнения, как о любовнике, — заметила Ольга.

— Это, как говорит Камилла, дело вкуса, — поджала губы Эльвира. — Ей, может быть, и нравится такое обращение. Мне — нет. Может, его величество мудрый правитель и интересный собеседник, может, у него еще куча разнообразных достоинств, но в постели это грубый и наглый хам. И можешь ему это передать, если он попросит тебя рассказать, что мы о нем говорили. Я своего мнения не скрываю, но у меня ни разу не хватало смелости сказать ему это в глаза.

— А почему… — опешила Ольга, — почему ты тогда до сих пор с ним тусуешься, если он такой?

— Я с ним уже не «тусуюсь», он меня отставил еще весной. Я просто состою при дворе… Как тебе вот эти милые кустики? Нравятся? Тогда давай здесь и остановимся. А потом пройдем чуть дальше и спустимся к ручью помоем руки.

Поняв это так, что собеседница не хочет продолжать разговор о короле, Ольга замолчала и занялась своим делом, пытаясь попутно переварить столь шокирующую информацию о его величестве. Ей он до сих пор казался очень и очень интеллигентным человеком, не без приколов, конечно, но такие вещи, как грубость и хамство были совершенно не в его стиле. Наверное, у них произошло какое-то недоразумение, решила в конце концов она и еще подумала, что если рассказать королю мнение Эльвиры, то можно услышать в ответ не менее резкое мнение другой стороны и в результате еще остаться виноватой. Так что она решила не ввязываться в их взаимные обиды и просто промолчать. Даже если он действительно спросит. Нашел тоже Штирлица, в самом деле…

Они выбрались из кустов и направились дальше по тропинке к ручью.

— Ольга, — спросила Эльвира, видимо, просто чтобы не молчать. — А ты действительно подружилась с Азиль?

— Да, а что?

— Ничего, просто интересно. У нее всегда были проблемы с подругами.

— Почему? Она классная девчонка, веселая, неглупая. И такие интересные вещи иногда говорит…

— Потому, что она такая странная. Впрочем, ты тоже довольно странная, так что неудивительно, что вы нашли друг друга. У тебя тоже будут большие проблемы с подругами. И с мужчинами тоже.

— С мужчинами? Странно, вроде с ними я всегда дружила нормально. Да и здесь…

— Я о другом. Хотя дружить с ними тоже довольно сложно. Ты еще не так много их видела, наших мужчин. И как ни странно, имела дело в основном с нестандартными представителями этой части населения. Принц-бастард Элмар — человек необычный. Жак — еще необычнее. Про короля я вообще молчу, это ходячий анекдот… Впрочем, что я тебя пугаю заранее, может не все так страшно, поживешь, приглядишься… Замуж, может, выйдешь.

— Вот этого мне что-то не хочется, — призналась Ольга.

— Даже за короля? — хитро усмехнулась дама.

— И ты тоже? — возмутилась Ольга. — Да что вы все так и норовите нас сосватать?

— Об этом много говорят при дворе, — опустила глаза Эльвира. — О тебе и о нем. И некоторые тебе нехорошо завидуют. Держись от него подальше, мой тебе совет. И будь осторожнее.

— Ты думаешь, мне настолько сильно завидуют?

— Я не думаю, я знаю. Больше не спрашивай, я и так слишком много тебе сказала.

— Спасибо, — пожала плечами Ольга. — Только с чего они взяли? Ладно, в доме Элмара меня, надеюсь, не отравят, а в случае чего у меня пистолет есть, — и она выразительно похлопала себя по карману.

Эльвира улыбнулась.

— Так это правда, что король покупал тебе пистолет и учил стрелять? А тебе это действительно интересно? Оружие и все такое?

— Очень, — призналась Ольга. — Я у Элмара в оружейной просто балдею. Как в музее. Или как в сказке. Я даже просила его научить меня хоть немного владеть мечом, но у меня не вышло. Элмар мне толкнул долгую и вдохновенную речь, полную недомолвок и иносказаний, которую вполне можно было уместить в три слова: Ольга, ты бездарь.

— А король тебе ничего такого не сказал?

— Нет. А с чего? Я вполне нормально попадаю в манекен.

— Просто считается, что огнестрельное оружие несравненно сложнее, чем холодное и даже чем арбалет. И считается, что это исключительно оружие профессионалов. Почему тебе захотелось именно пистолет?

— Потому, что в моем мире нет ни мечей, ни арбалетов, а огнестрельное оружие самое ходовое и привычное. И я имею о нем представление, я занималась спортивной стрельбой. Правда, недолго и не особо успешно, и не из пистолета, а из винтовки, но все равно… Сама увидишь, пройдет еще десяток лет, и луки с арбалетами отойдут в прошлое.

Ольга наклонилась к ручью, чтобы зачерпнуть воды и умыться, и тут с противоположного берега послышался треск ломаемых кустов, и Эльвира вдруг пронзительно завизжала. Ольга поспешно выпрямилась и схватилась за пистолет, оглядываясь по сторонам.

С противоположного берега на них несся здоровенный волк. Их разделяли ручей и узкая полоска песка. Эльвира бросилась бежать, немедленно наступила себе на платье и рухнула, не пробежав и двух шагов. Ольга поспешно навела прицел и выстрелила. Мимо. Еще раз. Зверь споткнулся, выровнялся и продолжил свой бег. Он уже вошел в воду и до него было метра четыре. Рядом продолжала визжать Эльвира, пытаясь не то встать, не то отползти на четвереньках. Ольга судорожно вцепилась в рукоять обеими руками и выстрелила еще пару раз. Она увидела, как полетели клочья окровавленной шерсти, но волк так и не остановился. Визг Эльвиры достигал границы ультразвука. Уже в полной панике Ольга всадила последние два патрона прямо в оскаленную морду и поспешно отпрыгнула на шаг, продолжая судорожно давить на спуск, не замечая, что вместо выстрелов раздаются только сухие щелчки. Но волк больше не нападал. Он лежал на боку и скреб лапами по песку, дергая головой и все еще пытаясь дотянуться оскаленной пастью хоть до кого-нибудь.

Эльвира перестала визжать и просто села на мокрую жухлую траву, издавая короткие сдавленные всхлипы.

Когда спустя несколько секунд примчались люди, привлеченные визгом и стрельбой, их взору предстало живописное зрелище. На земле сидела перепуганная до истерики прекрасная дама, крайне нуждавшаяся в помощи. Рядом стояла еще одна дама, далеко не прекрасная, но весьма живописная в своих мужских штанах и сапогах и с пистолетом в руке. А у ее ног рычал и хрипел издыхающий волк.

Первыми к ним подбежали трое мужчин в форменных голубых с золотом плащах паладинов. Один из них немедленно бросился к Эльвире, подхватил на руки и куда-то поволок, а двое других остановились, с удивлением взирая на неподвижную девушку с пистолетом и зверя у ее ног.

Следом примчалась целая толпа охотников, слуг и прочей публики и остановилась, расступаясь перед его величеством, вопрошавшим издали, что тут происходит. Паладины, наконец, очнулись, и осторожно поинтересовались, не нужно ли Ольге какой-либо помощи.

— Нет, наверное… — неуверенно ответила она и обернулась, увидев приближающегося короля. Король мельком оценил обстановку, на ходу сунул в кобуру пистолет и хлопнул Ольгу по плечу.

— Поздравляю. Хорошо поохотилась?

— Ага… — невпопад ответила Ольга, у которой немедленно всплыл в памяти протяжный голос питона Каа из отечественного мультфильма: «Сла-авная была охо-ота!» Король засмеялся и снова хлопнул ее по плечу.

— Испугалась?

— Не то слово…

— Как тебя зовут, помнишь? В обморок падать не будешь?

— Не буду.

— Спрячь пистолет и отступи на пару шагов. А то ты так и будешь стоять. Пусть наши доблестные воины добьют зверя. А тебе, кажется, надо срочно что-то выпить.

— Спасибо, — сказала Ольга и сунула в карман пистолет. Ее не покидало ощущение, что это происходит не на самом деле, что сейчас она проснется в родной общаге или вовсе где-то в травматологии и выяснится, что все это королевство с его волками и придворными дамами ей приснилось спьяну или привиделось в бреду.

— Простите, ваше величество, — подал голос один из доблестных воинов. — Ведь это ее волк. Она сама должна его добить. Если, конечно, желает считать его своей добычей.

Король заинтересованно посмотрел на Ольгу.

— Желаешь?

— А есть какая-то разница?

— Конечно, есть. Если это твой волк, которого ты сама убила, ты, во-первых, получишь шкуру, и во вторых, сможешь похвастаться Элмару своей добычей и принять участие в их геройской пьянке, я знаю, ты это любишь.

— Тогда, конечно, желаю! — Ольга слегка оживилась. Перспектива поменять общество прекрасных дам на общество Элмара и его товарищей могла бы воодушевить ее и на более опасный подвиг. — А как это делается?

— Очень просто. Ножом по горлу. Господа, подайте ей нож и дайте перчатки, а то еще укусит… Ты крови-то не боишься? А то Жак боится.

— Не боюсь, — пожала плечами Ольга, ныряя в огромные перчатки, которые ей протянул все тот же паладин. Перчатки доставали ей до локтей, а пальцы в них вообще болтались так, что неудобно было держать нож. Она оглянулась на толпу, с величайшим интересом наблюдавшую за ней, и присела около волка, крепко наступив коленом ему на голову. В толпе произошло небольшое шевеление — некоторые дамы поспешили убраться с места событий. Краем глаза Ольга заметила, что графиня Монкар, напротив, протолкалась поближе. Видимо, тоже не из слабонервных.

— Ну, давай, — поторопил ее король, наблюдавший за ней с нескрываемым интересом. Ольга придавила голову изо всех сил, чтоб не дай бог не вздумал тяпнуть напоследок, и, поднапрягшись, кое-как перепилила жесткую шкуру. — Глубже, глубже, — посоветовал король. Ольга погрузила нож глубже, и из раны хлынула кровавая волна. Вокруг зааплодировали и закричали что-то приветственное, она не разобрала, что.

— А теперь что? — спросила она, стоя с ножом в руках и не зная, куда его девать.

— Отдай кавалеру Мэнсору его нож и перчатки, — объяснил король.

Ольга поспешно протянула паладину нож и наткнулась на его улыбку и заинтересованный взгляд. Кавалер взял нож и сам вытряхнул ее руки из перчаток, продолжая бросать на нее все такие же заинтересованные взгляды.

— Большое спасибо, — сказала она и улыбнулась в ответ. Паладин моментально просиял и хотел что-то сказать, но король не дал.

— Точно не боишься? — весело спросил он. — Совсем-совсем?

— А ее что, еще и пить надо? — уточнила Ольга. Король снова засмеялся.

— Я уверен, если бы я сказал, что надо, ты бы и это сделала, не колеблясь. Как тебе такое в голову пришло? Это же волк, а не дракон.

Он наклонился, макнул палец в кровь и слегка мазнул ее по щекам, по лбу и напоследок немного по губам. Затем положил ей руку на плечо и велел:

— Пошли.

Она прошла сквозь толпу, направляемая уверенной рукой короля. Она слушала приветственные крики и видела, как ей улыбаются и машут руками, и улыбалась всем в ответ. И хотя колени у нее до сих пор дрожали и подгибались, ее переполняли гордость и восторг.

Задернув за собой полог шатра, его величество указал на некое подобие низкого диванчика, застеленное шкурами.

— Садись. Коньяк или водку?

— Мне все равно, — призналась Ольга. Король открыл походный бар, уставленный разнообразными бутылками, и наполнил для нее бокал.

— Ну как, ощутила высокое вдохновение битвы? — насмешливо спросил он.

— Да, похоже, мне оно доступно, — согласилась Ольга. — Но почему-то приходит с опозданием. Спасибо, ваше величество.

— Да на здоровье. «Высокое вдохновение!» Ох уж этот Элмар, поэт-самоучка… Так складно обозвать обычный выброс адреналина! — он сел напротив, вытянув ноги, видимо, чтобы колени в подбородок не упирались, и спросил: — А как все случилось?

— Быстро, — ответила Ольга и отпила, на сколько хватило дыхания. Это оказалась все-таки водка, и пришлось отдышаться, прежде, чем говорить дальше. — Затрещали кусты на том берегу, закричала Эльвира, я посмотрела и увидела, как он к нам бежит. Выхватила пистолет и стала стрелять. Четыре или пять раз попала, а он все равно бежал до последнего. Последний раз уже с вот такого расстояния. — Она показала расстояние.

— А убежать тебе не приходило в голову?

— А разве получилось бы? Звери же быстрее бегают. Или нет? А что, надо было убежать?

— Ты не перестаешь меня удивлять, — покачал головой король. — А удивить меня крайне трудно. Признайся честно, ты не убежала действительно потому, что сравнила скорости человека и зверя, или просто ноги отнялись?

— Да нет, просто как раз перед этим мы с Эльвирой говорили про мой пистолет, и я первым делом вспомнила про него, а насчет бежать подумала после первых двух выстрелов, но тут уж бежать было поздно. А Эльвира вообще в платье запуталась.

— Ты хоть целилась? — усмехнулся его величество.

— Обижаете! Конечно, целилась! Фиг бы я попала, если б не целилась!

— Тоже верно… Ты пей, пей, а то у тебя до сих пор руки трясутся, не иначе, от высокого вдохновения… хотя, по-моему, с перепугу. Посиди, приди в себя, чтобы, когда тебя будут поздравлять и чествовать, никто и не подумал, что столь выдающийся подвиг был совершен с перепугу. Как, впрочем, и многие подвиги в истории… Не загордись только. Тебе ведь просто повезло, это не значит, что ты теперь сразу станешь лихой охотницей на волков.

— Да я и не собираюсь, — засмеялась Ольга и полезла в карман за сигаретами. — Я все-таки выяснила, что мне не нравится охота. А разве это считается подвигом?

— А как же! Ты что, забыла, что ты была не одна? Ведь Эльвира и в самом деле в своем платье далеко бы не убежала. Да и вообще, ты вела себя достаточно геройски для перепуганной девчонки. Так что, твоя слава — твоя по праву. Вот еще Эльвира отойдет от потрясения в объятиях барона Палмера, и придет тебя благодарить… Ты сама, кстати, не надумала еще расстаться со своей белой занавесью? А то я заметил, кавалер Мэнсор так на тебя поглядывал…

— Не знаю… — неохотно отозвалась Ольга и поспешила перевести разговор на другую тему. — А что вы сами делаете на охоте? Ну, Элмар там за хищниками гоняется, придворные — за оленем, дамы ваши сидят, как куколки, и о шмотках треплются… А вы?

— А я присутствую, потому что обязан присутствовать, — вздохнул король и достал трубку. — Королевская охота — это своего рода церемония, и есть некоторые моменты, где требуется мое участие. А в остальное время я сижу вот здесь, в своем шатре, на этих страшенно неудобных скамейках, и читаю книжку.

Ольга бросила взгляд на книгу, на которую кивнул король, и прочла название — «Особенности сравнительной психологии классов».

— Ух ты, интересно, наверное! — оживилась она.

— Ты интересуешься психологией? — поднял брови его величество.

— Да, — подтвердила Ольга. — Так мало того, у вас же, наверное, совсем другая психология, не такая, как у нас. Вот, к примеру, эта самая психология классов. У нас нет такого. Дадите мне как-нибудь почитать?

— Зачем? Запишись в Королевскую библиотеку и бери себе, что хочешь. Я тебе в виде особого расположения пожалую бесплатный абонемент.

— Спасибо! — обрадовалась Ольга и залпом допила свой бокал.

— Да не за что, — снова усмехнулся король. — Значит, не понравились тебе наши дамы?

— Не понравились, — решительно ответила Ольга. — И ваши любовницы — в особенности.

— А как же Эльвира?

— Нет, Эльвира ничего. А остальные — не понравились. Где вы их таких набрали? Они вам правда нравятся? Эта ваша официальная фаворитка — она же дура. Вы такой умный и образованный человек, как вы с ней общаетесь?

Король вздохнул и пригорюнился, по привычке подперев кулаком подбородок и пристроив локоть на колене, за неимением стола.

— Общаюсь я с тобой, — объяснил он. — С Жаком, с Элмаром… Ну, еще с некоторыми людьми… А своих фавориток я трахаю. Извини за прямоту.

— А совместить это как-нибудь вы не пробовали? — поинтересовалась Ольга.

— Не получается, — кратко ответил король, помолчал немного, попыхивая трубкой, потом вдруг спросил: — Кстати, ты ничего не хочешь у меня спросить?

Ольга подумала, что бы это он мог такое иметь в виду, но ничего подходящего не придумала.

— Уж простите мне мою тупость, — призналась она, — это наверное, либо с перепугу, либо спьяну, но не понимаю, на что вы намекаете.

— Тебе рассказывали последние придворные сплетни?

— А как же! А, вы имеете в виду, насчет вас и Жака?

— Я полагал, что ты не постесняешься спросить меня об этом прямо, но то ли ты с перепугу забыла, то ли я в тебе ошибся.

— Ни то и ни другое, — засмеялась Ольга. — Просто Эльвира мне уже сказала, что это неправда. Конечно, если вам так хочется, могу и у вас спросить, но я вполне верю Эльвире.

— Что ж, спасибо, милая Эльвира… Хоть кто-то вступился за напрасно оклеветанного короля… Хотя, скорей всего, Эльвира вступилась за милого ее сердцу Жака… — король на мгновение задумался, и его светлые глаза вдруг хитро блеснули. — А скажи, если бы это было правда, что бы ты подумала?

— А я бы не особенно удивилась. Вы достаточно эксцентричный человек, чтобы выкинуть и не такой номер. А в остальном… Это ваше личное дело. В нашем мире, во всяком случае.

— Ну у вас и мир… — хмыкнул король. — Лютеция в мировом масштабе… Это занятно… И что, вот так вот запросто?..

— Ну, кто как. Кто-то такие вещи скрывает, а кто-то наоборот… Помните вот эту вещь?.. — Ольга напела пару тактов из «Богемской рапсодии». — Вот он, например, ни капельки не скрывал. Весь мир знал.

— Мда… — снова хмыкнул король. — Достаточно откровенный у вас мир. Судя по тому, как ты прозвала бедную Камиллу…

— А Элмар вам сказал? А мне строго-настрого велел не говорить, чтобы вас не смущать…

— Ну, знаешь, если бы это сказала ты, я бы действительно мог смутиться. Но с Элмаром у нас все немного по-другому. Это еще что, он же теперь на радостях всем товарищам расскажет… Похоже, сегодня вечером на Камиллу будет большой спрос… Ты не устала? Может, хочешь отдохнуть?

— Нет… Но если вы хотите спокойно почитать, я вам не буду мешать.

— Напротив, мне приятно с тобой общаться. Просто я вижу, ты какая-то вялая, глаза трешь…

— Это у меня высокое вдохновение кончилось, — пояснила Ольга. — Ваше величество, а вы обещали рассказать, как Элмар научил вас смеяться.

— Собственно, это он не совсем правильно выразился. Я сам научился. Он просто вызвал у меня желание научиться смеяться.

— А что, до того вы не умели? А как же вы жили до того? Разве так бывает?

— У нас и не то бывает. Видимо, меня все-таки кто-то хорошенько проклял еще до рождения. Я не умел ни смеяться, ни плакать, ни многого другого. Всему мне пришлось учиться на протяжении жизни. К примеру, очень хорошо помню, как меня научили состраданию. Мне тогда было лет семь или восемь, и я замучил кошку в каких-то познавательных целях, уж не помню, что я хотел узнать, но бедная киска этого не пережила. А я даже не понимал, за что меня ругают. Мэтр Истран тогда поступил очень правильно. Вообще-то, телесные наказания применительно к принцам запрещены, но он наплевал на этот запрет, затащил меня в свою лабораторию, обездвижил и выпорол так, что я неделю не мог сидеть. Зато после этого я очень хорошо понял, что такое боль, и никогда больше не мучил животных. И охотиться до сих пор не люблю… Но я отвлекся, я ведь обещал про Элмара. Я с ним познакомился у ворот дворца, в которые он ломился, а стража его не пускала. Выглядел он тогда — красивее некуда. Длинный лохматый мальчишка в грубой рубахе распахнутой почти до пояса, в кожаных штанах и меховом жилете, на поясе меч, на шее ожерелья из каких-то зубов и когтей в три ряда, в волосах перо… И при всем этом еще конь и здоровенная собака. Живописный был парень, до сих пор помню. Я проходил мимо и заинтересовался, по какому поводу скандал, так, слово за слово, выяснилось, что к дядюшке прибыл его законный бастард, с браслетом, все как положено, а стража его не пускает. Ну, я тебе уже описал, в каком он виде явился ко двору, неудивительно, что его не пускали. Я настоял, чтобы его пропустили и пообещал сам проводить его к королю. Настаивать пришлось долго, но в конце концов я убедил стражников. Они пропустили Элмара вместе с его конем и собакой, ворча себе под нос, что принц Шеллар такой зануда, что с ним лучше не связываться. И тогда-то он посмотрел на меня и улыбнулся. Он уже тогда был симпатичный парень, мой кузен Элмар. Лохматый такой, загорелый, синеглазый, с потрясающей улыбкой во все лицо. «А ты правда принц?» — спросил он. «Да», — ответил я. Он загорелся каким-то неземным восторгом и радостно вскричал: «Так мы — братья?» «Мы кузены, — ответил я. — Но братья у тебя тоже есть. И сестры». И в тот момент, стоя напротив него и серьезно глядя на его восторженную улыбку, я сам себя почувствовал действительно каким-то занудой рядом с этим простодушным варваром. И почувствовал, что я тоже должен улыбнуться в ответ, иначе кузен сочтет меня невежей и задавакой. Не сказал бы, что это у меня получилось с первого раза, Элмар потом говорил, что не будь он мужчина и воин, сбежал бы сразу же от такого улыбчивого родственника. Но поскольку он все-таки был мужчина и воин, он мужественно промолчал. А я еще успел перепугать тетушку и обеих кузин, прежде, чем мои зверские гримасы заметил мэтр Истран и понял, что это я так улыбаюсь. Он меня тихонько отвел в сторонку и посоветовал посмотреться в зеркало и потренироваться. Потом весь двор три дня изумлялся — ах, принц Шеллар улыбается! Не иначе, случилось какое-то чудо! А все чудо было в одной искренней улыбке наивного варвара…

Потом мы с кузеном Элмаром как-то столковались, сдружились и много времени проводили вместе. Ему больше не с кем было дружить, его братья были намного старше и у них были свои взрослые дела, а мне он просто ужасно нравился. Мне нравилась его простота, его искренность, его открытость в чувствах и вечная восторженность по любому поводу. Для меня, выросшего при дворе и с детства ограниченного этикетом, протоколом, традициями, церемониями и прочим занудством такого рода, этот славный маленький варвар был неким волшебным существом, вроде эльфа. Он очень искренне и заразительно смеялся, и мне захотелось научиться так же. А если уж я захотел чему-то научиться, то у меня это обязательно получалось. Так я и научился смеяться. А потом — шутить и понимать шутки… Должен сказать, Элмар даже не представляет, какое влияние он оказал на развитие моей личности. Все мои странности и причуды — это тоже от него. Просто он со временем все это перерос, а у меня осталось на всю жизнь. — Король улыбнулся и завершил: — Вот такая история.

— А потом? — тут же спросила Ольга.

— Что — потом?

— Потом, после того, как вы научились смеяться. Вы как-то научились и всему остальному?

— Еще не всему, — снова улыбнулся король. — Я ведь тебе уже говорил, что еще никто не видел меня в гневе. И испугать меня практически невозможно. Любовь — это вообще больной вопрос… А плакать меня научил Жак, но это очень печальная история и я не хочу портить себе настроение. Так что, рассказывать ее тебе не буду. И не смотри на меня неотразимым взглядом, а то ты становишься похожа на Дориану. Мое величество не желает и не изволит. Лучше сама расскажи что-нибудь.

— А что, например?

— А давай пойдем испытанным методом свободных ассоциаций. Я еще тогда, у Элмара, заметил, что у тебя по любому поводу идет ассоциативный ряд, упирающийся во что-нибудь веселое, и ты потом сама себе хихикаешь. Вот, например, над чем ты хихикала сегодня утром, когда Элмар тебе рассказывал про ортанских жеребцов?

Ольга вспомнила, снова хихикнула и призналась про ослика. И тут же вспомнила бессмертного дядю Степу…

В результате его величество с огромным интересом выслушал подборку детских стишков с пространными комментариями, и видно было, что проблемы дяди Степы он принял весьма близко к сердцу.

— Надо Жаку рассказать, — сделал вывод он. — Ему понравится. Он у нас почти что бард, он еще один стишок в серию добавит. Для взрослых. «Дядя Степа и Камилла».

Ольга тихо захрюкала и поползла по диванчику.

Как раз в этот момент снаружи послышался ужасный шум, грохот, топот; полог снесло в сторону, и в шатер ворвался принц-бастард Элмар.

— Шеллар! — завопил он с порога. — Мне сказали, что на Ольгу напал волк! — Тут он заметил Ольгу, все еще корчившуюся от смеха на диване, с горестным криком бросился к ней и схватил за плечи. — Ольга! Что с тобой?

— С ней все в порядке, — сказал король. — Успокойся.

— Хвала богам! — мгновенно просиял Элмар и прижал подругу к сердцу. — Я так испугался! Что ж они мне сразу не сказали, что все обошлось?

— Наверное, потому, что ты не дослушал, — предположил король. — Не мни девушку. Присядь, посиди пять минут спокойно, я тебе все расскажу. Что ты вечно как явишься после битвы, так вокруг тебя все вверх дном!

Элмар послушно опустился на ковер и сел, скрестив ноги. Он был в одной рубашке, грязной и местами разорванной, левый рукав был оторван совсем. На руке, чуть выше локтя, красовалась свеженькая повязка, судя по кружеву, сделанная из того самого недостающего рукава. Лицо первого паладина было измазано кровью примерно так же, как и у Ольги, только расположение полос было другим. Он весь прямо дрожал от возбуждения, и его синие глаза сияли «высоким вдохновением битвы». Сейчас он особенно сильно напоминал того восторженного юного варвара, которого столь любовно описывал король.

Король вкратце рассказал о происшествии с волком, отчего Элмар пришел в полный восторг и засыпал Ольгу таким количеством громких похвал, что ей даже неловко стало.

— Ну, а ты что добыл? — перебил его восторженные вопли король.

— Разве не видишь? — Элмар указал на художественную роспись у себя на лице. — Кабана. Один. Коротким мечом.

— А у остальных какие успехи?

— У Лавриса волк, Келдон и Сакал вдвоем медведя осилили…

— А кого на этот раз принесли?

— Трайнет нарвался на анкрусов. Один был, не повезло парню.

— Что, сожрали? — помрачнел король.

— Да нет, по счастью, только покусали. Он успел их перебить до того, как его парализовало.

— И что теперь?

— Повезли домой, лечиться. Не переживай, Шеллар, что ты, прямо как за родного… Это лечится, все с ним будет в порядке.

— Я не переживаю. Мне просто неприятно, когда мои паладины вот так по-дурацки гибнут на этой траханой охоте, на ваших траханых турнирах, в своих траханых поединках… И из-за чего? В прошлом году два отличных парня порубили друг друга на лапшу из-за какой-то драной кошки, на которой пробу негде ставить… Прошлой зимой кого-то задрал медведь… Ну на кой он ему понадобился, этот медведь?

— Шеллар, перестань, — перебил его Элмар. — Ты просто не понимаешь. Воин должен сражаться, хоть где-нибудь, хоть с кем-нибудь. Если он перестанет ощущать дух битвы, он перестанет быть воином. Ну, а кто сражается, тот, бывает, и гибнет. И это следует принимать, как законы природы, как солнце днем и звезды ночью, как летнее тепло и осенний листопад… Таков путь воина, Шеллар, иначе быть не может.

— Поэт… — недовольно проворчал король. — Сегодня смертельных случаев не было?

— Не было. Все по мелочи. Келдон пару ребер сломал, Лаврис хромает немножко, я вот тоже… — он чуть шевельнул локтем.

— И опять раздетый носишься. Тебе мэтр что говорил — спину от сквозняков беречь?

— А тебе он говорил бросать курить, — огрызнулся Элмар. — И еще жениться.

— В общем, так, — король встал и набросил плащ. — Я пошел исполнять свои королевские обязанности, а ты оденься, забирай Ольгу, и иди к своим. Ты за нее отвечаешь, если ее кто-то без спросу чести лишит, я с тебя спрошу. Ясно?

— За кого ты нас принимаешь? — обиделся Элмар.

— За ораву здоровых мужиков, которые через час упьются так, что забудут о всякой там нравственности. Особенно твой дружок Лаврис. Да и Мэнсор поглядывал с большим интересом.

— Мэнсор? Он же только луну тому назад женился!

— Потому я тебя и прошу… Нет, не прошу, приказываю: присматривать за подругой, чтобы не было никаких неприятностей.

— Хорошо, — проворчал Элмар, подождал, пока кузен отвернется к выходу, и скорчил рожу ему в спину. — Ольга, ты слышала? Его величество велит мне блюсти твою нравственность, а то он с меня спросит.

— Он же сказал — если без спросу, — засмеялась Ольга. — А вдруг мне кто-то понравится?

— Ольга, я тебя умоляю, только не на охоте! Когда все пьяные, получаются одни недоразумения. Завтра скажешь, кто тебе понравится, я тебя познакомлю и встречайся на здоровье, а сегодня не надо. А то напьешься, отдашься, а утром проспишься и передумаешь… а я потом буду доказывать Шеллару, что ты сама хотела. Ну их в задницу, такие приключения.

Он сбросил остатки рубашки и направился в угол, где была свалена в кучу его одежда.

Эх, королевская охота! Кто сказал, что это скучно? Это днем, может быть, скучно, зато когда стемнеет…

Горят костры, стучат барабаны, смех, песни, радостные крики. Напитки льются рекой, над лесом витают запахи дыма, жареного мяса и свежей крови. В твоих руках — огромная чаша, которую непременно надо выпить, на твоем плече — тяжелая рука друга Элмара, перед твоими глазами — мужчины на любой вкус, и все только на тебя и смотрят. Все это пьянит и кружит голову, и тебе опять кажется, что это сон, и ты панически боишься проснуться. Вино в чаше достаточно крепкое, не стоило бы, конечно, мешать с водкой, но… а, черт с ним! Водка была давно, она уже выветрилась. Мясо, как и говорил король, жесткое настолько, что его можно разве что глотать, как таблетку, целым куском. Это, наверное, тот кабан, которого Элмар завалил. Как такое мясо вообще можно проткнуть мечом? А это тот самый кавалер Мэнсор, который одолжил тебе свои перчатки и нож… Ага, стройте-стройте глазки, молодой человек, я уже знаю, что вы луну тому назад женились! Этот, с бородкой — тот самый Орри, которому медведь ребра помял, а это… надо же, женщина! Откуда она тут? «Это Кларисса, — объясняет Элмар. — капитан гвардии и заядлая охотница. Она всегда с нами в компании. Только смотри, осторожнее, она, как и мы все, любительница прекрасных дам…» Ой! Надо же… Нет, с этой охотницей лучше не общаться, пусть лучше супруга министра финансов с ней общается… А этот красавец с пронзительными синими, как у Элмара, глазами — тот самый Лаврис, которого в случае срочного похода надо искать по борделям, который имеет графинь в раздевалке и которого так нахваливала Камилла…

Ритм барабана отдается во всем теле и сливается с пульсом, а затем ускоряется, заставляя сердце биться чаще. Шаг вперед, выпад в сторону, полуоборот и прыжок на месте. На одном плече по-прежнему рука Элмара, на другом — еще одна такая же тяжелая мужская ладонь. Она не лежит спокойно, пальцы чуть сжимаются, стискивая твое плечо. Правое колено вверх, выпад в сторону, чуть присесть и снова — левое колено вверх… Кто же это с другой стороны, не запомнила, как его зовут… бьет барабан, свистит свирель, танцуют воины у костра, и ты танцуешь с ними, отдаваясь переполняющему тебя непонятному восторгу, сродни тому, что сияет в синих глазах Элмара…

Высокое вдохновение битвы…

И пронзительные глаза хромого кавалера Лавриса, который сидит в сторонке от танцующих и не сводит с тебя восхищенного взгляда. И взгляд его пьянит сильнее, чем вино, чем танец и даже, чем вдохновение битвы.

Между кострами слоняются барды, услаждая охотников песнями, за что им щедро наливают, так что на данный момент все барды уже лыка не вяжут. И этот, что сейчас к вам подошел, смуглый, черноволосый, с печальными пьяными глазами, тоже практически готов. И у него гитара. Настоящая шестиструнка, даже форма почти такая же! «Ой, Элмар, это что, гитара? У вас они тоже есть? А почему я до сих пор не видела?» Элмар приподнимает брови. «А где бы ты их видела? Это мистралийский народный инструмент, у нас на них не играют… Но ты же слышала баллады Эль Драко? Вот он на такой играл». «Ой, ну надо же! Бывает же! А в записи казалось, просто что-то очень похожее на гитару, но не она…» Пьяный бард пытается исполнить что-то из репертуара своего знаменитого соотечественника, но это для него явно непосильная задача, и вскорости он засыпает около их костра, обнимая свой инструмент.

Звенит бубен, отбивая ритм, один ритм без мелодии, тебе поясняют, что варварские танцы такие и есть — в них только ритм. Элмар танцует один, под варварский бубен и резкие гортанные выкрики, которыми он сопровождает свое выступление. Он опять разделся до рубашки, повязка с волос сползла и где-то потерялась, и волосы растрепались и падают на лицо. У него в руках то самое копье, которым он так живописно махал на днях во дворе, и оно тоже участвует в танце, и все это обалденно красиво. Не зря Элмара так долго уговаривали хором… А чья это рука на твоем плече, если Элмар там, а ты здесь? Ах, это кавалер Лаврис… Ну ладно, пусть будет Лаврис. Да, конечно, давайте выпьем… Вы знаете, как пьют на брудершафт? Это обычай моего мира, я вам покажу…

Бубен смолкает, зато просыпается мистралийский бард и, вспомнив о своих обязанностях, начинает снова исполнять что-то лирическое… кажется, это называется «Любовь небесная», или как-то так… Возбужденный варварской пляской Элмар набрасывает на себя что-то из одежды и куда-то удаляется в обнимку со своим другом Орри, о чем-то с ним радостно шушукаясь. А синеглазый красавец Лаврис обнимает тебя за талию, прислоняется поближе и шепчет на ушко какие-то милые и глупые комплименты. Он почти такой же большой и сильный, как Элмар, и у него огромные ласковые руки, которые позволяют себе лишнее, но весьма ненавязчиво и естественно, и это даже приятно… Как, еще? А нам не много будет? Да, вы полагаете? Ну, давайте еще… А зачем туда? Там же темно и холодно… Не холодно? Ну ладно…

Ты стоишь, прижавшись спиной к дереву, вернее просто стоишь, прижатая к дереву его телом, и он целует тебя, жадно, порывисто, блаженно закрыв глаза. Он пахнет дымом, вином и кровью, которой вымазано его лицо, так же как и твое, и тебе приходит в голову, что сама ты пахнешь примерно так же. На земле расстелен голубой с золотом плащ — и когда это он успел? Его пальцы ловко и быстро расстегивают на тебе куртку, потом камзол и уже откровенно ласкают твою грудь сквозь тонкую ткань рубашки… У тебя сжимается все внутри и ты чувствуешь, что уже не сможешь сказать «нет», а последние проблески здравого смысла напоминают, что надо было заранее поинтересоваться у Элмара, как там у его товарища дела со счетом до тринадцати… И в этот момент на фоне костра, который виден отсюда сквозь редкий лесок, вырастает знакомый силуэт и знакомый голос кратко и повелительно выкрикивает: «Лаврис! Поди сюда! Немедленно, негодник!»

Кино кончилось. Испуганный кавалер подхватывает свой плащ и мчится на зов, чуть ли не на ходу вытягиваясь по стойке «смирно!», а ты, мгновенно протрезвев, поспешно застегиваешься и торопишься следом. Смущенно прошмыгиваешь мимо короля, который негромко говорит что-то Лаврису, коротко, всего два слова, после чего оба вслед за тобой возвращаются к костру. Откуда-то появляется взъерошенный и расхристанный Элмар, на ходу застегивая штаны. Спустя несколько секунд уже он стоит перед королем, опустив голову, и выслушивает что-то явно не очень приятное. В компании доблестных охотников происходит оживленное шевеление и шушуканье. Растерянный и посрамленный Лаврис куда-то исчезает, зато возвращается Элмар, пылающий, как знамя революции, и занимает свое дежурное место рядом с тобой.

— Как тебя угораздило! — жалобно говорит он. — Нельзя на пару минут отойти! Да еще с кем — с Лаврисом!

— А что? Он очень даже ничего.

— Чтобы тебе было понятно, Лаврис — это та же Камилла, только в штанах и с бо-ольшим членом.

— Он что, тоже сравнительный анализ проводит?

— Еще как! На всю столицу!

— А чего ты ушел? Вот не уходил бы, и все было бы нормально. Где ты был?

— Тс-с… Давай, на ушко скажу. Мы с Келдоном ходили пообщаться с Камиллой. Вдвоем. Знаешь, как интересно! Впрочем, откуда же тебе знать… А Лаврис верно говорил, она это делает просто божественно, особенно, если одновременно, смотреть, как Келдон ее с другой стороны… Ой, что я несу, извини, я совсем пьян… Где мое королевское воспитание, куда оно вечно девается, как только напьюсь? Ольга, ты не отходи от меня, пожалуйста, мне же Шеллар башку оторвет, если что случится… Он же мне поручил… а я опять напился до неподобающего… Давай лучше выпьем, и пойдем потанцуем, что ли, а то я засну…

Они пытаются танцевать, но то, что исполняет Элмар, больше напоминает походку пьяного медведя. Он прижимает тебя к себе чуть крепче, чем подобает, и норовит задремать стоя, прислонив голову к твоему плечу. Отказавшись от попыток что-либо сплясать, вы бродите среди костров, наблюдая, как стихает веселье и завершается королевская охота. То тут, то там вы спотыкаетесь о тела павших в неравной битве с алкоголем. В какой-то момент вам навстречу попадается его величество, абсолютно трезвый и влекущий в свой шатер официальную фаворитку. Пьяный Элмар обнимает тебя все крепче и в третий раз в подробностях рассказывает, как это делает Камилла, уже не вспоминая о королевском воспитании. Вы углубляетесь в лес, где чуть ли не под каждым деревом расположились парочки, и тебя вдруг осеняет гениальная мысль, что если сейчас не лечь спать, то можно уйти далеко в лес и заблудиться. «Как же я сам не догадался!» — восклицает принц-бастард и на радостях цитирует что-то из классической поэзии. Снова расстелен на земле голубой с золотом плащ, снова сильные мужские руки обнимают тебя и расстегивают твою куртку… «Камилла — это замечательно… — вдохновенно произносит Элмар, еле ворочая языком. — Но ты в сто раз лучше… Потому, что ты подруга… И я тебя люблю, как подругу…»

И совсем не по-дружески припадает к твоим губам.

А наутро тебя будит отчаянный вопль, полный раскаяния:

— Как я мог! Как меня угораздило так нажраться! Какой я после этого к хренам паладин! Где было мое королевское воспитание! О боги, как я мог поступить так низко, подло и недостойно! Нет мне прощения!

— Зачем мы сюда пришли? — спросила Саэта, осматриваясь по сторонам. Огромный зал, освещенный огромными же светильниками, натыканными чуть ли не на каждой колонне, подавлял ее своим великолепием. Светильники отражались в сверкающем паркете пола, в зеркалах, в золоченых украшениях стен и колонн, и от этого изобилия света и блеска рябило в глазах. А костюмы местной изысканной публики вызывали желание расхохотаться. Мужчины носили широкие штаны, заправленные в сапоги, а также длинные вышитые рубашки и поверх — короткие жилеты или кофты, из-под которых эти рубашки живописно выглядывали. Женщины щеголяли прямыми длинными одеждами без всякого намека на талию, похожими больше на мантии, чем на платья, и головными уборами, напоминавшими диадемы непомерных размеров.

— Хочу на нее предварительно посмотреть, — пояснил Кантор, оглядываясь точно так же. — Прикинуть, с чем имеем дело, увидеть ее, наконец, в лицо, возможно, взглянуть, как она работает… Ты будешь танцевать, или всем говорить, что ты не танцуешь?

— Не буду я танцевать. Да у них и танцы, наверное, другие.

— Не все, но как хочешь. Не сутулься. Улыбайся. Будут приветствовать — кланяйся. В Поморье не принято приседать, здесь женщины тоже кланяются. Вот так. — Он показал, как кланяются в Поморье, прижав руку к груди.

— А если меня о чем-то спросят?

— Ты же все равно языка не знаешь. Дай это понять.

— А может, не надо было сюда приходить? Может, посмотрели бы на нее в каком-то другом месте?

— А чем тебе не нравится королевский бальный зал? Согласен, слишком много блеска, но не сказал бы, что у нас скромнее. Зато светло и ярко, а знаешь, как мрачно при дворе Лондры? Тем более, сюда приходить действительно надо. Отказываться от приглашения — верх хамства и даже оскорбление.

— А зачем нас пригласили? Разве нас здесь знают?

— Пресловутое поморское гостеприимство, — засмеялся Кантор. — Здесь не так много иностранцев, туристов вообще крайне мало, вот и существует традиция принимать их при дворе по субботам. Поморцы славятся широтой натуры и обожают тащить в гости кого только могут. А король, как первое лицо государства, непременно должен в этом превосходить своих подданных. Вот и устраивает эти субботние приемы. Ее тоже наверняка пригласили, так что это удобный случай на нее посмотреть и выяснить, как же она выглядит на самом деле. Надо только постараться поменьше заводить знакомства, а то ко всем придется ходить в гости.

— А что я должна делать?

— А ничего. Кланяйся и улыбайся. Скромно, опустив глаза. Здесь не Лютеция, здесь считается, что скромность украшает женщину и очень ценится. Тем более, говорить ты все равно не можешь, говорить я буду сам. А ты осматривайся по сторонам, может заметишь, как она колдует, что делает, и дернешь меня за полу, чтобы я посмотрел. А еще здесь замечательный фуршет, очень рекомендую.

— Это фуршет? — ужаснулась Саэта, оглядываясь на ряды столов вдоль стен зала.

— А ты думала, это нормальный банкет? Нет, это в Поморье фуршеты такие. А банкеты происходят в другом помещении, и все иностранцы поперву пугаются… После официальной части подойдем, я тебе покажу, как едят местные деликатесы.

— Ты хоть предупреждай, что здесь за деликатесы. А то в Ортане ты меня накормил плютами, в Лютеции — лягушками… Сегодня еще крысами угостишь.

— Крыс в Поморье не едят, — засмеялся Кантор. — А вот раков советую попробовать. Интересно, где они их берут зимой? Из Мистралии привозят, что ли?

— Раков? — поморщилась Саэта.

— А чем они тебе не нравятся? Те же креветки, только большие. И вообще, в кулинарии надо иметь более широкие взгляды. У нас не принято есть плютов, но это же не значит, что они не съедобны. Они вкусные. А кстати, ты знаешь, что весь континент плюется, пробуя наш любимый национальный напиток, и считает, что это пить можно только под принуждением?

— Ты о кофе? Да, я слышала. — Саэта снова оглядела зал и спросила: — А почему тут так мало иностранцев?

— А что тут делать туристам, да еще зимой? Страна тихая, развлечений мало, курортов нет, еще и холодно. Даже мистралийские эмигранты, которые расползлись по всему свету, сюда практически не приезжают. Климат пугает.

— Ну да, они в основном оседают в Лютеции… — фыркнула Саэта. — Там веселее.

— Не обязательно, — возразил Кантор. — В Лютеции оседают, в основном, барды и прочая интеллигенция. Для них там условия более подходящие. Пойдем поближе, скоро должен появиться его величество, и нас представят. А потом можно будет делать, что хочешь.

— А когда можно будет уйти, не нарушая приличий?

— Когда как следует наешься, — засмеялся Кантор. — Шучу. Часа через два. Потерпи. Чего тебе так не терпится уйти? Здесь вам не Лютеция, мадам, — пропел он, подражая выговору галлантского поэта, — здесь женщин уважают, и приставать к ним считается верхом неприличия, тем более, в порядочном обществе.

Король Зиновий V потрясал своим нарядом не меньше, чем его бальный зал — блеском. Этот наряд, видимо, был официально установлен лет пятьсот назад и с тех пор не менялся. Длинная, до полу, мантия, расшитая золотом, камнями и кусочками драгоценных мехов, головной убор, больше похожий на шапку, чем на корону, и огромный посох делали короля больше похожим на особо преуспевающего мага. Картину дополняли длинная седая борода и суровые глаза под косматыми бровями.

Саэта поклонилась, как показывал Кантор, и минут десять стояла, ожидая, пока супруг закончит светскую беседу с его величеством. Кантор очаровательно улыбался, пространно о чем-то толкуя по-поморски, король благосклонно кивал, приближенные с интересом прислушивались, а Саэта, которая все равно ничего не понимала, украдкой поглядывала на зал, высматривая объект их поисков. Она так и не увидела ее до последнего момента, пока они не повернулись, чтобы удалиться от королевского трона. А увидев, сразу поняла, что это — она.

Ведьма шла им навстречу, видимо, намереваясь в свою очередь предстать перед королем. Она действительно была ослепительно красива, по-мистралийски яркая и броская, но в то же время отчужденно-холодная и величественная. Саэта почему-то запомнила глаза — огромные и черные, спокойные, как омуты, и взгляд, повернутый куда-то внутрь себя. А кроме того, Арана показалась ей смутно знакомой. Кантор улыбнулся и чуть поклонился даме, когда они поравнялись, и спокойно проследовал мимо. Ни взглядом, ни жестом, ни малейшим движением лица не показал, что эта дама ему чем-то интересна. Вот, действительно, профессионал, с завистью подумала Саэта, представляя себе, что в данный момент выражает ее собственное лицо.

— Ну что, — спросила она, когда они отошли в сторонку. — Посмотрел?

— Угу, — кивнул Кантор. — Ты ее узнала?

— А я ее знаю? Она мне кажется знакомой, но я ее не помню.

— Знаешь. Я не хочу называть имен вслух, если сама не вспомнишь — дома скажу. Могу намекнуть: она присутствовала при знаменитой оплеухе.

— А о чем вы с королем говорили? — спросила Саэта, решив, что чем вспоминать всех баб, присутствовавших тогда, проще дождаться, пока он сам скажет.

— Обменивались любезностями. А еще он спрашивал, не был ли я при дворе в Ортане и как там дела.

— А он что, сам не знает?

— Видимо, не знает. По-моему, он за что-то недолюбливает короля Шеллара и не хочет с ним общаться. А при дворе Ортана живет его внук, и ему интересно, как он там. А поехать туда сам он не желает, чтобы не сталкиваться с Шелларом… Вот такой вот внутренний конфликт у человека. Ну, пойдем раков есть? Может, кто-то захочет с нами пообщаться, так надо будет его хватать и не отпускать, чтобы больше никто не подходил, а то потом затрахаемся по гостям ходить.

Кантор оказался прав — не успели они приблизиться к столам, как к ним подскочил молодой симпатичный местный житель в традиционной рубашке, висящей из-под кофты, и заговорил на ломаном мистралийском. Кантор немедленно заулыбался и с неожиданной сердечностью стал кланяться и представляться. Саэте даже показалось, что он не просто следовал правилам вежливости, а действительно был рад видеть этого парня со странным именем князь Симеон Подгородецкий. Как оказалось, этот князь с непроизносимой фамилией был большим поклонником мистралийской культуры и традиций, и первым делом пригласил их в гости на чашку кофе, что было совсем уж невиданным делом на континенте. Затем он начал интересоваться жизнью в Мистралии в настоящее время, и вскоре завязалась милая непринужденная беседа. Как оказалось, молодой князь Симеон… ох и фамилия у человека… был когда-то очень дружен с неким мистралийским кабальеро, откуда и проистекало знание языка и интерес к далекой южной стране. Похоже, парень уже не первый год носился с идеей найти своего друга, который пропал после последнего переворота, неосмотрительно вернувшись на родину во время «оттепели». Как всякий цивилизованный человек он откровенно недоумевал, почему ему никто не отвечает на официальные запросы и почему ему не дают визу на въезд в страну, и Кантору пришлось долго и пространно объяснять некоторые особенности национальной политики. Причем так, чтобы наивный поморец понял, с каким дерьмом имеет дело, но не принял их за противников существующего режима. Дело это было хлопотное и долгое, так что Саэту разговор начал утомлять и она отвернулась и стала оглядываться по сторонам.

— Если его арестовали, что вероятнее всего, — продолжал втолковывать Кантор, — то он либо умер, либо до сих пор сидит. А заключенные исправительных лагерей не имеют права переписки и любых других контактов с внешним миром, если они осуждены по политическим статьям.

— Он не умер, — уверенно возразил поморец. — Я знаю. Я… только между нами, хорошо?.. Я нанимал некроманта и специально узнавал. А как так может быть, чтобы человека лишили права контактов с внешним миром?

Саэта вздохнула, подивилась столь потрясающей непонятливости, снова оглядела зал и вдруг наткнулась взглядом на уже знакомую ей даму. Она стояла неподалеку, чуть улыбаясь, и смотрела на них. На Кантора и поморского князя, занятых своей беседой и не замечающих угрозы. Она переводила взгляд с одного на другого, словно выбирала платье в лавке модной одежды, прицениваясь — которого, того или этого?

Саэта незаметно дернула Кантора за полу камзола, чтобы обратить его внимание на происходящее. Уж лучше бы она этого не делала! Кантор быстро поднял глаза, увидел ведьму и вдруг стремительно шагнул вперед, загородив собой собеседника. Саэта с ужасом увидела, как неподвижный взгляд ведьмы уперся в Кантора, а тот, в свою очередь, впился глазами в нее. Их глаза встретились на несколько секунд. А потом Кантор вдруг коротко вскрикнул, рухнул на пол и забился в судорогах. Это было настолько нелепо и неожиданно, что Саэта так и застыла с раскрытым ртом, не в силах сообразить, что делать. К ним бросились люди, столпились вокруг, стали давать какие-то советы, понять которые она не могла. А ведьма мгновенно исчезла, растворившись в толпе гостей. Саэта протолкалась к Кантору и присела рядом. С другой стороны стоял на коленях его недавний собеседник и пытался его удержать, прижимая голову к полу. Надо было срочно что-то делать, и прежде всего сматываться отсюда.

— Сударь, — обратилась Саэта к молодому князю, поскольку никто в этом зале больше не смог бы ее понять. — Прошу вас, скажите всем, чтобы не пугались и не толпились. Мой муж болен, у него часто бывают такие припадки. Это не опасно, надо просто отвезти его назад в гостиницу и уложить в постель. У нас в номере есть лекарства. Вы мне поможете его довезти?

— Конечно, непременно, — согласился отзывчивый поморец. — Как только припадок закончится. В таком состоянии его нельзя никуда везти.

Кантор, как по заказу, мгновенно затих.

Оказавшись, наконец, в своем номере, Саэта поспешила спровадить князя и его слугу, рассыпаясь в благодарностях, извинениях за беспокойство и уверениях, что дальше она справится сама. Хотя насчет последнего она очень и очень сомневалась. Это было ненормально, нелепо и совершенно необъяснимо. Ни с одной жертвой, насколько известно, не случалось никаких припадков. Может, он действительно эпилептик или контуженый? Да не может быть, кто бы его тогда взял на такую работу? И что с ним теперь делать?

Заперев дверь за сочувствующими поморцами, Саэта подошла к кровати и осторожно позвала:

— Кантор!

Кантор открыл глаза и сел, словно только и ждал, когда его позовут. Его лицо сразу же ожило и сейчас выражало крайнюю степень паники.

— Саэта, — дрожащим голосом сказал он. — Дай мне твое лекарство, скорее. И еще водки, и побольше. Или я сейчас сойду с ума.

— Не надо! — испугалась Саэта и протянула ему флакон. — А водки у нас нет.

Он схватил флакон и сделал полновесный глоток. О каплях тут уже речи не было.

— Совсем нет?

— Совсем. Воды дать?

— Не надо… — он помотал головой и изо всех сил вцепился в край кровати. — Я падаю… Саэта, сделай что-нибудь… Я видел золотую паутину… Я не понимаю что со мной, мне страшно… Я падаю в Лабиринт… Саэта, сделай же хоть что-нибудь!

Саэта в растерянности смотрела, как он трясется, то беспомощно бегая глазами по комнате, то устремляя на него умоляющий отчаянный взгляд. Какая же Сила должна быть у этой проклятой ведьмы, чтобы за несколько секунд превратить сильного, отважного мужчину в дрожащую развалину, на которую смотреть противно?

— Ну, разве что, вот это, — сказала она и, приблизившись, с размаху ударила его по лицу с такой силой, что чуть сама себе запястье не вывихнула. И тут же еще раз, по другой щеке. Он встряхнулся, закрыл глаза и сказал:

— Еще.

Саэта обрадовано отвесила ему еще несколько увесистых затрещин от всей души, и продолжала старательно лупить его по щекам, пока он не сказал «хватит».

— Ну как? — спросила она, заглядывая ему в глаза. — Лучше?

— Ох, Саэта… — мотнул головой Кантор. — Спасибо. То, что надо. Давай выйдем на улицу на пару минут.

— Зачем? — подозрительно спросила Саэта. Не хватало только, чтобы он сейчас взял и сбежал, как часто делали не до конца заколдованные жертвы, на поиски этой сволочной ведьмы!

— Там холодно, — пояснил Кантор, поднимаясь. — Хочу постоять на морозе, подышать воздухом, в снегу поваляться… Чтобы прийти в себя. Только обязательно сходи вместе со мной. Я… — он замялся и растеряно посмотрел на нее. — Я боюсь оставаться один. Дай мне руку.

— Пойдем, горе ты мое… — вздохнула Саэта и взяла его за руку. — Оденься хоть.

— Не надо, — возразил Кантор. — Так лучше. Чем холоднее, тем лучше.

Они спустились по деревянной лестнице на первый этаж и вышли на высокое крыльцо. Саэта немедленно окоченела — на улице действительно был мороз, и воздух был сухой и колючий, им даже трудно было дышать. Кантор этого даже не заметил. Он закрыл глаза и несколько раз вдохнул полной грудью этот воздух, зачерпнул пригоршню снега и погрузил в него лицо.

— Хорошо! — блаженно зажмурился он и стал расстегивать камзол.

— Ты что делаешь? — спохватилась Саэта. — Простудиться хочешь?

— Лучше уж простудиться, чем сойти с ума, — резонно заметил Кантор, сбросил камзол и, легко перепрыгнув через перила крыльца, нырнул в сугроб. Саэта подумала, что тут, пожалуй, налицо и то, и другое. Только простудится он завтра, а с ума уже сошел. Этот поморский снег в руках невозможно держать, пальцы отмерзают, а он в него весь окунулся… Это в своем уме надо быть, чтобы такие вещи делать? Она перегнулась через перила и крикнула:

— Вылезай! Сейчас же вылезай! Подхватишь лихорадку, сляжешь, как ты работать будешь? А пока будешь болеть, она опять убежит, и будем за ней гоняться, пока не состаримся.

Кантор выбрался из сугроба и поднялся на крыльцо, на ходу обтирая лицо снегом.

— Не бойся, — сказал он. — Не простужусь. Я даже в проруби купался когда-то, и ничего.

— Что такое прорубь? — вздохнула Саэта. — Какая-то местная речка?

Кантор улыбнулся и объяснил:

— Здесь зимой водоемы замерзают. Чтобы добраться до воды, во льду прорубают дырку. Это и есть прорубь. Ты что, даже не читала о таком никогда?

— Не попадалось, — пожала плечами Саэта. — А что, там действительно можно купаться? Холодно же.

— Можно, — кивнул Кантор. — Ладно, пойдем назад. Я уже в порядке. Еще водки выпью, и все будет прекрасно.

— Да нет же водки, — напомнила Саэта.

— А мы заглянем в трактир, тут на первом этаже есть трактир, и купим.

— В таком виде?

— Подумаешь, в снегу! Не в дерьме же. Он сейчас растает.

Купив все-таки водки и сменив мокрую от снега одежду, Кантор первым делом выпил, затем, как обычно, улегся на живот поперек кровати, поставил перед собой на стул бутылку и стакан и закурил. Он почти полностью пришел в себя, и только по тому, как он часто и нервно затягивается, можно было догадаться об этом «почти».

— Ну, рассказывай, — сказала Саэта, налила себе тоже и присела к столу. — Что случилось? И как это случилось?

— Я понял, как она это делает, — сказал Кантор. — Я даже видел эту золотую паутину, чтоб она провалилась. Она просто смотрит. Так действует ее взгляд. К ней надо подходить сзади и… не знаю… глаза завязывать, что ли… Чтобы не смотрела. И руки связывать обязательно, мало ли как она еще колдовать умеет. Ну, и само собой, ошейник.

— А как ты увидел паутину? Ты умеешь видеть?

— Иногда, — уклончиво ответил он. — Сегодня я ее видел очень четко. Как она возникает и летит.

— Если ты ее видел, как же ты в нее влез? Чего тебе на месте не стоялось? Она бы пролетела мимо.

— И накрыла бы Симеона.

— И что? Тебе так необходимо было его общество, что ты закрыл его собой? Как ты додумался? Ты же мог загубить всю операцию, о чем ты думал, когда это сотворил? Ты же профессионал!

— Может быть. — Кантор тяжело вздохнул и опустил глаза. — Но еще я человек. Ни о чем я не думал. Не было времени у меня, чтобы думать. Может, я хреновый профессионал, может, я нарушил какие-нибудь траханые инструкции, но не мог я стоять, когда у меня на глазах убивают моего друга, пусть даже я его не видел шесть лет.

— Так это… — догадалась Саэта. — Это о тебе он все время говорил? Это тебя он так старательно ищет? И он тебя не узнал? Ты что, так изменился?

— Я так изменился, что меня родная мать не узнала бы, если бы увидела. А он тем более. Ты ведь тоже не узнала, хотя видела не раз. А я его сразу узнал. Мы были очень близкими друзьями. Я обязан ему жизнью. Мы клялись в вечной дружбе и смешивали свою кровь по местному обычаю. Не мог я стоять и смотреть, как его убивают, пусть даже десять операций из-за этого провалится. Можешь доложить полковнику, если вернемся, пусть пожалуется Амарго, пусть меня отстранят от работы и переведут в полевой отряд, это не столь важно.

— Очень мне надо кому-то что-то докладывать! — проворчала Саэта. — Это твои личные проблемы, сам и докладывай, если считаешь нужным. Все равно Амарго тебя в полевой отряд не отправит, разве что сам попросишься. В охрану переведет или еще куда, но не в полевой отряд. Ты же у него любимчик.

— Как и ты у Гаэтано, — не остался в долгу Кантор.

— Гаэтано меня так оберегает из-за того, что я ему вроде как вместо той дочери, что погибла на вилле Сальваторе. Из-за этого он так меня любит. Я его могу понять. Ты, наверное, тоже.

— Могу, — согласился Кантор. — Хотя у меня никогда не было детей, теоретически могу. Но и Амарго тоже можно понять.

— У него тоже есть причина?

— Есть. В той группе, с которой я должен был уйти, была его семья. Это я узнал уже потом, совсем из других источников. Если бы я раскололся, их бы схватили. А я не сказал ничего, и все смогли уйти и благополучно переправиться через границу. Амарго чувствует себя в долгу, потому он и носится со мной, как квочка с яйцом. Он вытащил меня из застенков, он сам таскал меня по врачам и прочим целителям, очень не хотел брать в боевики, но когда я настоял, он сам меня учил. И если я с этой операции не вернусь, он точно Тортилье что-нибудь сделает.

— А припадки у тебя тоже с тех пор? — со вздохом спросила Саэта.

Кантор улыбнулся.

— А припадки — это мой коронный номер для создания суеты и суматохи. Что я, по-твоему, должен был стоять и дальше ловить эту паутину? Надо было как-то эту стерву спугнуть, вот я и устроил весь этот цирк. Заодно и Симеона убрал из зала. Никого другого ты не могла попросить о помощи, он один там понимал по-мистралийски.

— Ну, ты артист… Да тебе никакого Огня не надо с таким талантом.

— Для этого особого таланта не требуется. — Кантор залпом выпил еще полстакана и нервно затянулся. — Гораздо страшнее было лежать и не двигаться, пока вы везли меня домой и укладывали в кровать. Я ведь действительно чуть не сошел с ума за это время. Ох и сука, трахни ее дракон… Кстати, ты ее так и не узнала?

— Нет, — покачала головой Саэта. — А кто это?

— Помнишь Патрицию? Прекрасную Патрицию, которая чуть не окрутила самого Эль Драко? И окрутила бы, если бы его не посадили.

— Мать твою! — охнула Саэта. — Точно! И где же это она такую Силу отхватила?

— Где-где… Была у нее Сила. Просто она ее целенаправленно развивала, занималась, опыта набиралась, вот и набралась. Она и раньше это делала, просто она была намного слабее. Как ты думаешь, почему известный на весь мир бабник Эль Драко, который чуть ли не каждую неделю женщин менял, так к ней прилип? По этой самой причине. Привораживала она его.

— Но, Кантор, у него же все было в порядке. Он просто любил ее, но не сходил с ума, не делал всяких безумных вещей… Он даже не взял ее в свою труппу, сказал, что она актриса плохая.

— Я же сказал — она была намного слабее. Да и он, наверное, был устойчивее, чем другие. А актриса она и правда была хреновая.

— А ты думаешь, к этому можно иметь какую-то устойчивость?

— Почему нет? Я попал в золотую паутину, но смог устоять. С большим трудом и с посторонней помощью, но смог. Другие и этого не могли. Я не попал в зависимость, не сошел с ума, даже просто не влюбился, только перепугался насмерть. А вот у короля Шеллара абсолютный иммунитет к золотой паутине. Ты когда-нибудь о таком слышала?

— Чтобы у кого-то был абсолютный иммунитет? Не слышала. Уникальный случай. Что, так-таки абсолютный?

— Он мне сам так сказал. Представляешь, как напрягалась бедная Патриция и с каким треском рухнула ее мечта пробиться в королевы? Так мало того, Шеллар застукал ее за привораживанием его кузена и потом гонялся за ней по улицам с пистолетом.

— Плохо гонялся, — заметила Саэта.

— И хорошо, что плохо. Вот если бы он гонялся хорошо, было бы плохо. Как бы мы тогда с нее два миллиона стребовали, если бы он ее пристрелил?

— А как мы это сделаем вообще? Она же их не возит с собой наличными?

— Наверное, сделаем так. Устроим засаду у нее в номере, схватим, упакуем по полной программе и отвезем в наш домик за городом. Там прижмем как следует и заставим выписать чек на нужную сумму. Я думаю, ее банковский счет это позволяет, если учесть, сколько она богатых мужиков выпотрошила. И что она все никак не остановится, интересно? Жадная такая, что ли?.. А потом я этот чек снесу в банк, предъявлю и попрошу перевести все на мой счет. Потом вернемся в Ортан, там есть наши люди, я опять выпишу чек и отдам им, а они уже разберутся. Нам с тобой, насколько я помню, номера партийных счетов не давали.

— А если с тобой что случится?

— Я сделаю на тебя доверенность на право пользоваться моим счетом.

— А если с тобой ничего не случится, а я у тебя чего-нибудь прихвачу? — засмеялась Саэта.

— Если ты после этого бросишь свою работу и подашься снова в барды, — серьезно сказал Кантор, — прихватывай на здоровье. Я тебе хоть все отдам. А если нет — на кой тебе деньги?

— А тебе на кой? — поинтересовалась Саэта. — Кстати, откуда они у тебя?

— Остатки моего имущества, которые удалось скрыть от конфискации.

— А Амарго знает?

— Конечно знает. Я половину в партийную кассу пожертвовал. Хотел все, но он настоял, чтобы я себе что-то оставил. Он все надеется, что я уйду, уеду за границу и буду жить нормальной жизнью.

— А ты не хочешь?

— Об этом мы, кажется, уже говорили, — напомнил Кантор. — Не отвлекай меня. На чем я остановился? Ага, на том, что тебе делать, если со мной что случится. Сейчас я дам тебе две явки, запомни хорошенько и можешь обращаться. Там и с финансовыми вопросами разберутся, и тебя назад переправят.

Глава 8

— Сволочи! — выругался король, кутаясь в шерстяной плед и подсаживаясь ближе к камину. — Суки! Стервы злобные! Поймаю — сгною мерзавок! За что, демоны их раздери, что она им сделала?

Он отпил горячего вина из огромной чашки и, чуть успокоившись, принялся за трубку.

— Сами не понимаете? — пожал плечами Жак. — Ревнуют. Вы ей внимание уделяете, они это видят, и их давит большая зеленая жаба. Я ведь вас предупреждал.

— Насчет жабы — это ты от Ольги подцепил? Очень меткое выражение… — его величество снова поплотнее закутался в плед. — Подкинь-ка дров в камин, что-то мне до сих пор холодно… Не простудиться бы, в самом деле.

— Еще бы… — посочувствовал верный шут, запихивая полено в камин. — Искупаться в середине Серой луны — удовольствие ниже среднего. Как вас угораздило свалиться в воду?

— Как… Очень просто. Какая-то скотина разобрала кусок моста и прикрыла иллюзией. Ольга эту дыру перепрыгнула, а я точнехонько в нее провалился. Хорошо еще, что я выплыл самостоятельно, а то позору бы набрался на всю оставшуюся жизнь… Как я так лопухнулся с этой иллюзией, ведь можно было еще в прошлый раз обратить внимание…

— В какой это прошлый раз? — поинтересовался Жак.

— Когда Элмар мне рассказал, как они гуляли по руинам замка Вианд. Помнишь, там есть разрушенный мост над пропастью?

— А то! И что, с ним тоже кто-то поколдовал?

— Вот именно. До меня только сегодня дошло. Видимо, купание в речке зимой благотворно влияет на умственные способности. Ольга не видит иллюзий, так же, как и ты. Когда они с Элмаром ходили по тому разрушенному мосту, он все не мог понять, почему она так запаниковала, хотя они были еще довольно далеко от края. Она прямо вцепилась в его рукав и потащила назад. А он ясно видел впереди еще лишних пять локтей твердой поверхности. Только когда она сказала, что он стоит на краю, он пощупал этот край, и иллюзия рассеялась. Мост кто-то иллюзорно удлинил, и если бы он сделал еще один шаг, я бы отскребал своего кузена с камней на дне пропасти. И нет бы сразу сделать выводы, дождался, пока самому искупаться пришлось.

— Ну да, — засмеялся Жак. — На этот раз она подумала, что вы тоже видите эту дыру в мосту и спокойно ее перешагнете…

— Найти бы этого мастера иллюзий… — проворчал король. — Нет, ну надо же быть такими тупыми, злобными и завистливыми суками! Они ведь с ней общались, они прекрасно видели, что между нами ничего нет, какого же они хрена вот так по-свински… И кто-то же их информирует, куда она собирается идти! Надо будет подумать на досуге, кто мог знать, что мы с ней собирались сегодня в библиотеку, причем не через парадный вход, а именно через дворцовый, через этот мост… И ведь каждый день что-то случается. Как твое здоровье, кстати?

— Да все в порядке… Хотя напугался я тогда до полусмерти, я же их боюсь, этих покойников, что лежачих, что ходячих. Если бы не Тереза, не знаю, что бы с нами было. Кстати, вы не знаете, что этот зомби собирался нам сделать?

— Полагаю, убить, — пожал плечами его величество. — А что же еще?

— А что, он действительно испугался крестика? Вот так просто — увидел крестик и сразу драпать?

— Жак, ты же не первый день здесь живешь, просто ничего не бывает. Тебя бы он не испугался. И Ольгу тоже. А Тереза — верующая христианка, ее крестик освящен какими-то обрядами, молитва в ее устах имеет силу, поскольку она подкреплена верой. Я ведь тебе уже говорил, что у мистиков-христиан лучшие защиты от всякой нежити?

— Говорили, — согласился Жак. — Только я не думал, что Тереза сможет…

— Почему? Тебе, наверное, тяжело представить, что человек может искренне верить в бога? Кстати, надо будет найти для Терезы подходящего наставника, ей надо развивать свои мистические способности. Хирургия хирургией, но для хорошего врачевателя этого мало. А если она научится лечить и заклинаниями, ей вообще цены не будет.

— Найдите, — охотно согласился Жак. — Может, она себя, наконец, вылечит. А то я все время Эльвиру Терезой называю, а она обижается. Кстати, Эльвира уверена, что этого волка им с Ольгой сосватала Алиса.

— А кто же еще? У прочих мозгов не хватит приспособить мага для организации несчастных случаев. Интересно, это кто-то из придворных, или по городу нашли? Надо будет и над этим подумать. Пора пресечь это безобразие, не вечно же Ольге будет так везти.

— А вы тоже, как и Эльвира, думаете, что волка специально спустили? А каким образом?

— Элементарно. Заколдовали. Ольга попала в него пять раз, а он бежал до последнего… Хорошо, что Ольга не обезумела от страха, как твоя Эльвира, и не забыла про свой пистолет.

— Мне говорили, что ее там чествовали по всей программе и даже допустили в узкий круг героев?

— Не напоминай… — поморщился король. — Я сто раз пожалел, что разрешил. Этим героям нельзя доверять порядочную девицу. Они ее напоили и чуть не лишили чести. А Элмар, которому я поручил за ней присматривать, нажрался быстрей всех и умчался проверять, настолько ли искусна Камилла, как ему расписал Лаврис.

— А правда, что Элмар доприсматривался до того, что сам ее в конце концов… того?

— Да нет… — Король вздохнул. — Мой дорогой кузен Элмар в очередной раз сделал из себя всеобщее посмешище. Они там пару раз поцеловались, потискались и поспали рядышком. А он утром устроил такую сцену покаяния, что все специально смотреть сбежались. То ли ему приснилось, что он ее трахнул, то ли у него по пьяни память отказала, как с ним часто бывает. Теперь он сидит дома и в очередной раз рассказывает, как ему стыдно и как же он мог. И требует, чтобы с Ольгой гуляли ты или я, так как он не находит в себе сил смотреть ей в глаза. Что бы с ним такое сделать, чтобы он перестал так пить? Сопьется ведь.

— А что Ольга? — захихикал Жак.

— А что ей сделается? Она осталась совершенно довольна, причем, мне кажется, если бы Элмар ее и в самом деле трахнул, она бы еще довольнее была. Ей ни капельки не стыдно, она запросто все рассказала Азиль и они вместе дружно посмеялись. А теперь вместе ходят вокруг него кругами и уговаривают, что ничего страшного не случилось.

— А он сидит и страдает?

— Разумеется. Он у нас большой любитель страдать. Он это делает долго, вдохновенно и со вкусом. А Азиль еще догадалась ему предложить и в самом деле с Ольгой переспать, у бедняги вообще чуть нервный припадок не случился. А ты бы видел, что он тогда утром после охоты творил! Я его увел к себе в шатер, подальше от публики, чтобы не позорился, а он решил, что я его сейчас начну сурово карать… Хотя у меня действительно было очень сильное желание набить ему физиономию и специальным королевским указом запретить пить.

— А что это вы, ваше величество, так распереживались об Ольгиной нравственности? — хитро прищурился Жак. — Заставили Элмара за ней присматривать, рассердились на любимого кузена на недосмотр… Неладно что-то в королевстве, уж не влюбился ли наш король и в самом деле?

— К сожалению, — снова вздохнул король. — Нет. Не получается у меня совместить духовное и плотское… Кстати, о плотском. Виконтесса Бефолин тебя уже посетила?

— Нет, — сказал Жак. — По имеющимся сведениям, графиня Монкар ее предупредила, что со мной номера не проходят. Скорей всего, она и не придет. А это вы что, устраиваете своим фавориткам такую проверку на вшивость — ходят ко мне или нет?

— Их вшивость ни в каких проверках не нуждается, — проворчал король. — Слушай Жак, а почему Эльвира до сих пор к тебе шастает? Все никак не успокоится?

— Да нет, понравился я ей, вот она и шастает. А вам-то что, вы же ее уже отставили?

— Просто любопытно. Это она тебе подружек заложила?

— Она намекнула.

— Я так и думал. Ну и гадючник у меня при дворе, зайти страшно…

— Причем страшно в прямом смысле, — согласился Жак. — Зомби и волки всюду бегают… А вы начните расследование по этому мосту, как будто это было покушение на вас с целью захвата власти. Знаете, как они переполошатся! А когда они переполошатся, их легче будет вычислить.

— Тут вычислять нечего. Я и так знаю, что это Алиса. Возможно, она подпрягла Дориану, как заинтересованное лицо. Но попробуй доказать, и попробуй найти исполнителя…

— У вас что, агентов не хватает?

Король помрачнел.

— Это больной вопрос. Агентов хватает, но я в последнее время пару раз получал откровенную дезу.

— Флавиус знает?

— Знает, конечно. Он провел у себя небольшую чистку, но честно признался, что гарантий дать не может. Агенты тоже люди, у них тоже есть семьи, а через три луны очередной отбор. Мысль понятна?

— Ни хрена себе размах у нашей любимой Комиссии…

— На самом деле он еще шире, чем ты думаешь. И увеличивается с каждым годом. В этом году я уже имею все основания опасаться за свою корону. И что противно, дракон как будто бессмертный какой-то. Половину героев в королевстве извел. По-моему, после Элмара на него ходили всего два раза.

— Следует отметить, — сказал Жак, — что Элмар все-таки сходил успешнее всех. Он вернулся живым. Кстати, знаете, что сказала Ольга по этому поводу?

— Насчет дракона?

— Ага. Сказала, что надо дать Элмару в каждую руку по гранатомету, и ему никакой дракон не страшен.

— Жак, — устало спросил король, — что такое гранатомет?

— Это старинное разрушительное оружие, — охотно пояснил Жак. — Ольгиных времен.

— И что, на дракона сгодится?

— Зависит от мощности, но если несколько, то да… и если на расстоянии, а то можно самому подорваться. Только, судя по рассказу Элмара, этот дракон каким-то образом нападает внезапно. А в этом случае стрелять на расстоянии будет невозможно. Да и нет у вас гранатомета, ваше величество. Разве что Мафей добудет.

— Может, и нет… — задумчиво произнес король. — Ты никогда не был в секретном складе «бин»? Я тебя свожу как-нибудь. Там куча всевозможного барахла из разных миров, которое натаскал Мафей. У меня все руки не доходят поручить тебе с этим складом разобраться. Вот закончим с Ольгой, и займешься, а то храним кучу хлама, и только высшие Силы знают, что там может быть.

— А почему вы мне раньше не говорили?

— Да как-то к слову не приходилось. Да и занят я был все время… А мэтр Истран все складывает и складывает туда вещички, и мне не каждый раз рассказывает… А Мафей все новые и новые тащит. — Король устало откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза…

— Согрелись? — спросил Жак.

— Да. Но, похоже, я все-таки простудился. Голова болит, и, кажется, насморк начинается. Удружили мне придворные дамы, нечего сказать. Ну с чего они взяли, будто я неравнодушен к этой девчонке?

— Вы сами себя вели так, будто действительно к ней неравнодушны. Стоит только вспомнить ваш покер на раздевание. А также уроки стрельбы, поездки на охоту, посиделки в вашем шатре и ваш потрясающей своей краткостью диалог с кавалером Лаврисом, когда вы его с Ольгой застукали. Кстати, что вы ему сказали?

— А он что, не сказал?

— Не то чтобы совсем не сказал… но уж слишком витиевато и иносказательно. Мне потом Мэнсор пересказывал и ржал при этом до колик. Ваши паладины до сих пор заключают пари, что же вы сказали на самом деле. А как это наш великолепный Лаврис позарился на такую невзрачную девушку, как Ольга?

— А в тот вечер она была популярна. Из-за волка. А Лаврис, сам знаешь, ему стоит женщину только заметить, и он уже делает стойку и идет к цели, не особо обращая внимание на красоту.

— Сдается мне, вы возревновали, ваше величество, — лукаво приподнял бровь Жак. — А сами изволите мне толковать о своем полном равнодушии?

— Не говори ерунды. С чего бы мне ревновать? Просто я подумал… На этих массовых пьянках вечно всякие безобразия случаются, а женщины — они существа загадочные… Пока они пьяные, мы им нравимся и они нас вроде как хотят, а когда они наутро уже трезвые, оказывается, что их подло обманули, обидели и опозорили… И что забавно, очень часто они действительно так думают. Вот мне и не хотелось, чтобы она наутро о чем-либо пожалела… Хотя, возможно я и ошибся. Возможно, она не из тех, кто жалеет о сделанном, каков бы ни оказался результат. Но в любом случае, Лаврис — не лучшее начало, ты не находишь? Вот я его и отозвал в сторонку и сказал ему два слова.

— Всего два? Надо же, как вы емко умеете выражаться. Лаврис изложил ваши два слова примерно так: «Его величество изволил мне сообщить, что поскольку я широко известен в столице, как ловелас и похититель сердец прекрасных дам, он считает своим долгом напомнить мне, чтобы я вел себя с юной госпожой Ольгой подобающим образом и не позволял себе никаких вольностей, могущих бросить тень на ее репутацию».

Король сложился пополам от хохота, уронив плед.

— Мне завидно, ваше величество! — напомнил шут. — Скажите же мне те заветные два слова, чтобы и я мог посмеяться.

— Я ему сказал «яйца оторву!» — признался король, и они снова захохотали, уже вместе. — Похититель сердец! Еще один поэт-самородок выискался! Подарить ему учебник анатомии, что ли, чтобы он посмотрел наглядно, где у дамы сердце, а то он, похоже, путает его с совсем другим органом…

— Спасибо, что сказали, ваше величество! — засмеялся Жак. — Значит, выиграл граф Орри. Я с него за информацию бутылку стребую.

— Как ты меркантилен! Тебе что, не на что выпить?

— Дело не в выгоде, — возразил Жак. — А в принципе. А вообще, должен вам сказать, ваше величество, оставьте вы девушку в покое, если вы действительно к ней столь равнодушны. Она ведь к вам привыкает. Я заметил, она очень легко привязывается к людям, которые ей нравятся. Вы вот с ней общаетесь, гулять ходите, на охоту приглашаете…

— На охоту ее пригласил Элмар, — возразил король.

— И Элмара это тоже касается. Она его уже полюбила, как родного, хотя, на его счастье, не так, как меня… А вот закончится адаптация, и как она будет жить дальше? Что это вообще за адаптация, когда девушка вращается в обществе первых лиц королевства, а жить ей предстоит в совсем другой среде? Она привыкнет к вам, к Элмару, к вашему образу жизни, а потом ее выставят и предоставят самостоятельно выживать в нашей прекрасной столице. Вы хоть придумали, чем она будет зарабатывать себе на жизнь?

— Может, устроить ее в королевскую библиотеку? — предположил король. — Или в какую-нибудь контору? Понятия не имею… Я думал над этим, ты совершенно прав, я не должен был поручать ее Элмару, и не должен был так тесно с ней общаться, но… Ты же помнишь, как все начиналось? Кто мог предположить, что все обернется таким образом? Что они подружатся с Азиль, что Элмар окажется у нее в таком долгу да и вообще так к ней привяжется… Я и от себя не ожидал, если честно… Я даже думал одно время пристроить ее ко двору, но теперь это равносильно тому, чтобы убить ее своими руками. Дамы ее сожрут.

— Женитесь вы на ней, ваше величество, — серьезно посоветовал шут. — Ну, подумаешь, не самая лучшая королева для блага государства, зато вам будет приятно. Вы только скажите, а мы с Элмаром ее уболтаем.

Его величество выпростал руки из-под пледа и до крайности непристойным жестом показал своему шуту, что он думает о его предложении.

— Вот я тебе женюсь. Знаю я, как вы ее будете убалтывать. Его величество от любви сохнет, чахнет, и признаться не смеет, потому как робок и застенчив. Не смей даже думать обманывать бедную девушку и позорить своего короля.

Он снова закутался в плед и в задумчивости принялся набивать трубку.

— А где это вы плавать научились, ваше величество? — поспешно перешел на другую тему Жак.

— Вот в этой речке и научился, — проворчал король. — Сегодня.

— То есть, на самом деле вы не умели? — ужаснулся шут. — Мама дорогая, вы же утонуть могли!

— С чего бы я должен был утонуть? Я теоретически все знал, просто на практике не доводилось пробовать. Я прекрасно знаю, что человеческое тело легче воды, что утонуть можно, только если паниковать и трепыхаться, что для передвижения по воде следует грести руками и ногами… ну и так далее. Тем более, там речки той — мышь переплюнет, только и того, что глубоко. Да еще Ольга…

— А что Ольга?

— Она тут же бросилась раздеваться, чтобы меня спасать, и я поспешил ее уверить что меня спасать не надо. Она сказала, что отлично плавает, и если бы я начал тонуть, она бы меня вытащила.

— Эх, ваше величество! — засмеялся Жак. — Надо было притвориться, что тонете! Представляете, как романтично!

— Охренеть, какая романтика! Худая заморенная девушка тащит из воды на руках здоровенного мужика ростом в пять локтей…

Они одновременно представили себе эту картину и дружно заржали.

— Смех смехом, — сказал король, успокоившись. — Но она же простудиться могла. Она и так уже простуженная после той ночевки на охоте. Вот за это Элмару и следовало бы переживать, а вовсе не за то, что он ее потискал за неподобающие места… Может, правда, запретить ему пить королевским указом?

— Ваше величество, это жестоко. Не надо.

Король вздохнул и замолчал, зажав в зубах трубку и уставившись на огонь. Помолчав так минуту, он вдруг сказал:

— Это все-таки кто-то из придворных. Либо Лест, либо Варгис, либо Содилла. Поскольку все они достаточно молодые, за небольшие деньги они вряд ли рискнут загубить карьеру, а больших им никто не даст, за большие можно нанять мага и поопытнее. Значит, платят девочки натурой. Тогда Содилла отпадает, остаются Варгис и Лест.

— Это вы о чем? — уточнил Жак.

— О том, кто мне сегодня так славно удружил. И кто чуть не угробил моего кузена на руинах моста. А также развлекается потихоньку некромантией у меня под носом. Сегодня же попрошу Флавиуса пустить наружку за обоими и выяснить, к кому шастают по ночам мои придворные дамы. И попрошу мэтра Истрана проверить обоих на предмет подпольной некромантии. А потом устрою мерзавцу показательный суд, и, если это дело рук Алисы, пойдет за коренную, пусть ее папаша хоть лопнет.

— А если нет? — полюбопытствовал Жак.

— Не знаю. Посмотрю. Дориана дура, если она что-то и сделала, то только потому, что Алиса ею манипулировала. Анна и Селлия тоже дуры непревзойденные. Камилла с такими вещами связываться не станет… В общем, как-нибудь разберусь. А насчет прогулок с Ольгой ты совершенно прав, не следует мне так себя вести, а то еще и не то подумают. Так что, занимайся ты с ней сам. Я выясню насчет библиотеки, может, действительно туда и пристроим. А нет, так и без работы с голоду не умрет, все-таки у нее небольшой капитал уже имеется. А к скромной жизни она, кажется, привыкла у себя на родине. Во всяком случае, без служанки не пропадет, и небольшой квартиры ей вполне хватит, а там… мало ли что может случиться, вдруг влюбится и замуж выйдет, и все проблемы отпадут. Кстати, мне не особо верится, что из нее получится сколь-нибудь ценный работник.

— Почему?

— Потому, что у нее есть Огонь. Ты в курсе, что это такое?

— В курсе. А откуда вы знаете, что у нее есть?

— Отчего же я должен не знать, если у меня в семье есть нимфа и эльф, которые все насквозь видят? Так вот, для барда Огонь — вещь крайне необходимая, он дает вдохновение, особое видение мира, способность творить. Но в то же время кое-что и отбирает, так что заниматься какой-либо другой нормальной человеческой работой такой человек просто не может. Ты не обращал внимания, что барды все до одного бездельники и разгильдяи, и чем талантливее, тем сильнее? Единственный труд, на который они способны — это их творчество. Вспомнить хотя бы того же Эль Драко, который переимел пол-континента. А маэстро Ферро? Он же пьет, как три Элмара.

— Так может, Ольге в барды и податься?

— Посоветуй. Только я что-то не заметил у нее никаких особых талантов.

— Но если у нее есть Огонь, должен быть и талант?

— А вот это не обязательно. Хотя, может к чему-то и есть, просто мы не знаем. Сам у нее и спросишь. А я, наверное, пойду все-таки в кабинет и поработаю, а то у меня эта неделя и так считай пропала — сначала этот придурок Луи, потом охота, потом Элмар со своими страданиями, потом поход в библиотеку, совмещенный с уроком плавания…

— Вы бы лучше пошли прилегли, — посоветовал Жак. — Заболеете ведь совсем.

— Можно подумать, если я последую твоему совету, то не заболею. Я уже заболел. А спать днем это извращение. Пойди скажи, чтобы нашли Антраса и прислали в кабинет. А сам иди и занимайся с Ольгой. В конце концов, это твоя работа, хотя работник из тебя… как и из всякого барда.

— Ваше величество, — спросил вдруг шут. — А у меня есть этот самый Огонь?

— Ох, чего только у тебя нет… — улыбнулся король. — Ты вообще существо уникальное. Есть у тебя Огонь, хотя и не очень сильный. Огонь барда, Сила мага, Луч алхимика, Тень вора, даже ярость воина где-то дремлет в глубине.

— А у вас? — тут же полюбопытствовал Жак. — Или это государственная тайна?

— Разумеется, государственная тайна, — серьезно сказал король и поднялся. — Не забудь, что я просил прислать в кабинет секретаря.

— Бессмертная она, что ли? — раздраженно плеснула по глади бассейна графиня Монкар. — Или это нам маг такой бездарный попался? Дориана, он у тебя вообще хоть на что-нибудь способен? Или одни иллюзии изучил?

— Он все сделал правильно, — надула губки виконтесса Бефолин. — Просто нам почему-то не везет.

— Судьба, значит, — лениво заметила Камилла. — Зачем вам это вообще понадобилось? Ведь достаточно конкретно выяснили, что у короля с ней ничего нет, что жениться он вообще не собирается, какой смысл во всем этом? Кроме того, у вас все получается наперекосяк. С моста чуть не свалился Элмар, волк чуть не загрыз Эльвиру, свинство это, между прочим, своих так подставлять. И еще вдобавок короля чуть не утопили.

— А если бы это была не Эльвира, а кто-то из нас? — добавила герцогиня Дварри. — Вы бы и нас не пожалели? Она-то в штанах, она бы убежала, а нас бы точно…

— Не говори ерунды! — перебила ее Алиса. — Вы — другое дело. А Эльвира нас заложила, это наверняка. Потому и не получается ничего.

— Прямо-таки потому! — фыркнула Дориана. — Можно подумать, кто-то заранее знал, что мы собираемся делать! Просто обстоятельства так сложились. Кто же знал, что она такая смелая окажется и застрелит этого волка, вместо того, чтобы бежать? И кто мог подумать, что этот зомби так боится обычного амулета?

— Давай, пусть он теперь хорошенько подумает, чтобы без проколов и наверняка. А то рано или поздно король действительно заподозрит неладное и вычислит нас, — сказала Алиса. — И тебе-то ничего, а меня в первую очередь заподозрит.

— Почему это тебя?

— Потому, что сама бы ты до такого не додумалась.

— Бросили бы вы это гиблое дело, — посоветовала Камилла, томно разваливаясь на специальном сиденье, расположенном в воде вдоль стенок бассейна. — Не кончится это добром, вот увидите. Оно вам надо?

— Ты всерьез думаешь, что у короля с ней ничего нет? — недобро прищурилась графиня Монкар. — И из чего ты это заключила? Из того, что он ее не трахал? Да ты представляешь, что это значит?

— Что он ее не хочет, — объяснила Камилла.

— Вовсе нет. Ты что, не помнишь, что было на охоте? Ты знаешь, что его величество чуть не пришиб бедного Лавриса, когда застал его со своей Ольгой за невинными поцелуями? Кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы наш король хоть одну из нас ревновал? А вы знаете, что, отпуская ее веселиться с героями, он наказал Элмару блюсти ее, как зеницу ока?

— Нашел, кому поручить! — захохотала Селлия. — Уж он и соблюл, ничего не скажешь!

— Соблюл он там или нет, но теперь он уж который день не покидает своего дома и на люди не показывается, так ему от его величества перепало. А теперь скажите, хоть какую-то женщину на вашей памяти король так берег? Ты верно говорила, Камилла, если он ее трахнет, то может перепугать навеки и она от него сама сбежит. Вот он и ждет официальной свадьбы, после которой она уже никуда не денется. А сам тем временем ее обихаживает и всячески приручает. Вы бы видели, как он на нее смотрел, когда она нашего волка резала! Вы все ушли, а я видела. С восторгом! И как он ее кровью мазал, тоже видела. Нежно этак и ласково, как кошечку. А потом еще битых два часа ее в своем шатре успокаивал. И вы мне говорите, что он к ней равнодушен? Пусть меня пинками со двора прогонят, если это так!

Камилла выбралась из бассейна, сладко потянулась и завернулась в мягкую махровую простыню.

— Не знаю, Алиса, — сказала она. — Ты это все так складно излагаешь, не придерешься. Логично, прямо как его величество. Только я знаю одно: мое чутье меня никогда не подводило. Оно никакой логики не знает, но чует оно всегда правильно. И оно мне говорит, что с вами связываться — себе дороже выйдет. Так что, вы тут думайте, рассуждайте, стройте планы, а я пошла. Закладывать я вас не собираюсь, но и участвовать в этой идиотской затее не собираюсь. Мне, между прочим, тоже все равно, кто у нас будет королевой. Кто бы ни был, король ко мне ходил и ходить будет, потому что так, как я, ни одна королева не умеет. А ты, Алиса, и не научишься, рот у тебя маловат.

И, уев таким образом графиню Монкар, Камилла величественно поплыла к выходу из большой купальни.

— Потаскуха! — прошипела ей вслед та. — Нашла тоже, чем похвастаться! Одним природа дает рот, а другим мозги! И давай, Дориана, поторопи своего недоучку, а то и эта пойдет застучит.

— На этот раз все будет без проколов, — пообещала Дориана. — Пентар сказал, что пороется в литературе и организует этой живучей лахудре одно верное и неснимаемое проклятие. «Мертвый супруг» называется. Этот мертвый к ней ни одного живого не подпустит, а через некоторое время и ее заберет.

— Ты там смотри, — забеспокоилась маркиза Ванчир, — чтобы он короля ненароком не повредил как-нибудь.

— Не повредит, — пообещала виконтесса. — Просто не подпустит. Да король и сам не станет с проклятой связываться, мало ему своего проклятия?

— А он что, правда проклят? — поинтересовалась герцогиня Дварри.

— Говорят, — пожала плечами Алиса. — Точно никто не знает. Если бы знали точно, не видать бы ему короны. Попробовать выяснить, что ли? Был бы королем Элмар, насколько все было бы проще…

Дамы сделали вид, что не слышали, и разговор сам по себе перешел на вечные ценности.

Кантор спрятал в карман подписанный чек и надел шапку.

— Я в город и назад. Переведу деньги на свой счет и вернусь. А ты пока посторожи, чтобы не сбежала, а то вдруг она нас кинула. Ничего с нее не снимай и вообще с ней не разговаривай.

И исчез за дверью. А Саэта осталась один на один со связанной ведьмой.

Крошечный бревенчатый домик состоял всего из одной комнаты, в которой помещались огромная печь с лежанкой, грубо сколоченный деревянный стол и несколько таких же стульев. Еще на стенах висели несколько полок с посудой и пучки каких-то сушеных трав. На одном из стульев сидела пленница, связанная по рукам и ногам, с завязанными глазами и в полиарговом ошейнике. Все прошло отлично, осталось только дождаться Кантора, убедиться, что финансовый вопрос решен, и убить эту мерзавку Патрицию, чтобы больше не портила людям жизнь. Мало ли что они ей пообещали, обещанного три года ждут. Интересно, она в самом деле поверила, что ее отпустят, или просто выбрала легкую смерть? Или все-таки кинула? Интересно, сколько времени займет у Кантора поездка? Туда где-то час, да назад, да еще пока он все это оформит… Часа два с половиной — три. А потом, если не будет никаких осложнений, все это закончится. Можно будет вернуться домой. К своим. К Гаэтано, к ребятам… Гаэтано, наверное, испереживался весь. Он так не хотел ее отпускать, видно было, что не хотел, а отказаться не имел права. И заметно обрадовался, когда узнал имя ее напарника. Видно, знал, что из себя представляет товарищ Кантор, они ведь раньше вместе работали…

Она мельком взглянула на связанную ведьму. Та сидела неподвижно, выпрямившись, насколько позволяли связанные за спинкой стула руки, и поняв голову. Все в порядке. Все на месте. Сидит. Ну и пусть сидит. Связали крепко, не выкрутится. А потом — домой… Она поймала себя на мысли, что, когда все закончится, и она вернется домой, ей будет не хватать Кантора. Его светских манер и его хамских выходок. Его философских рассуждений и его матерных монологов. Его понимающих и насмешливых глаз, его серьезных шуток, его этнографических лекций и всего остального. Да, Кантора ей будет не хватать. И еще рояля. Почему бы ей было не играть на чем-нибудь поменьше, на скрипке или на лютне, например? На чем-нибудь таком, что можно было бы взять с собой и хранить в хижине на базе? И зачем ей сдался именно рояль, самый громоздкий инструмент, какой можно себе вообразить?

Не надо об этом думать. Избравший путь воина не должен жалеть и сомневаться. Лучше заняться чем-нибудь полезным, чтобы дурные мысли в голову не лезли. Пистолет почистить, что ли? Да нет, не сейчас. Разберешь, а он понадобится… Или халупу эту подмести от нечего делать? Или лучше не надо. Лучше ни на что не отвлекаться, а следить за этой паршивкой, а то что-то она зашевелилась, плечами дергает…

— Сиди смирно, — прикрикнула Саэта.

— Мне неудобно, — жалобно отозвалась Арана, она же Патриция, своим глубоким красивым голосом.

— Потерпишь, — неприветливо бросила Саэта. — Твоим мужикам и похуже приходилось.

— Что тебе до них? — пропел волшебный голос с какой-то совершенно другой интонацией. — Что тебе, девушка, до этих мужчин, которые тебе даже не знакомы? Ты ведь их ненавидишь. Они тебе отвратительны. У них грязные липкие руки и грязные липкие глаза. Тебе противен их вид и прикосновения. Это они искалечили твое тело и душу. Они отобрали твой Огонь. Они заставили тебя работать на них. За что их жалеть? Пусть умирают. Иди со мной.

Голос проникал под череп, ввинчиваясь в мозг и вызывая странное покалывание внутри.

— Замолчи! — закричала Саэта, зажимая уши ладонями и вскакивая с места. Рот ей заткнуть, немедленно, как же она колдует в ошейнике?.. Саэта схватила первую тряпку, какая попалась ей под руки — старое полотенце, валявшееся на столе — и бросилась к пленнице. Она еще успела заметить, что случилось: ошейник расстегнут!

А пока она огибала стол, она забыла, зачем это она бежала… Нет, вспомнила. Вот же ее подруга сидит, привязанная к стулу, ее надо развязать. Обязательно надо, никак иначе. И кто же это ее привязал? И зачем? Ее непременно надо развязать. Вот так. А самой сесть на стул. И завести руки за спинку. Да, конечно, именно так и надо. Так будет лучше…

Она очнулась, привязанная к стулу. К тому самому стулу, от которого несколько минут назад своими руками отвязала пойманную ведьму. И с тем самым пыльным полотенцем во рту. О боги, надо же было так облажаться! Как же она расстегнула ошейник? Надо было ей сразу рот заткнуть, кто же знал, что она и голосом может… На ошейник понадеялись.

— Вот так, — удовлетворенно произнесла Арана-Патриция уже обычным своим голосом. Хотя обычный ее голос тоже был прекрасен, такой же глубокий и почти волшебный. — Я бы с удовольствием посмотрела, как ты пристрелишь своего приятеля. Это было бы проще и интереснее, но все же это поучительное зрелище не стоит двух миллионов. — Она грациозно присела на лавку, закурила сигарету и продолжила, насмешливо глядя на связанную Саэту: — Он, конечно, не такая легкая добыча, как ты, с ним придется повозиться, но он мне нужен. У него мои деньги, которые мне нужно будет вернуть. Да и хороший воин мне не помешает, я опять собираюсь в дорогу. Так что, я лучше полюбуюсь, как он перережет тебе горло. Это будет так живописно… Хотя и не особенно интересно, такое я уже десятки раз видела. — Она очаровательно улыбнулась, понаблюдала, как Саэта дергает веревки и мотает головой, и спокойно сказала: — Дергайся, дергайся. Трепыхайся. Это тоже ужасно забавно. Но у тебя ничего не выйдет. Ты будешь сидеть и ждать. Я специально сняла с тебя чары, чтобы ты все сознавала и ждала смерти. Чтобы тебе было страшнее умирать. Когда твой друг станет моим, я тебе даже рот освобожу, чтобы ты могла кричать и визжать. А пока сиди и жди.

Саэта рванулась еще несколько раз и поняла, что ей действительно придется сидеть и ждать. А потом смотреть, как потеряет разум ее друг Кантор, отличный парень и верный товарищ. А потом — умереть от его руки… И ничего нельзя сделать. Разве что сесть и заплакать от бессильной злости и несправедливости. Или надеяться, что Кантор устоит, хотя надежды мало. Но может быть он продержится хоть несколько секунд, которых ему хватит на один выстрел.

В этих невеселых размышлениях она провела те два часа, что оставались до возвращения Кантора. А потом снаружи донесся стук копыт, потом шаги, открылась дверь…

Кантор застыл на пороге, в расстегнутой куртке, с плащом и шапкой в руках. И Саэта поняла, что ее последняя надежда была глупой и беспочвенной. У него не было этих нескольких секунд. Он снова стоял столбом и смотрел в глаза ведьмы, и его взгляд стремительно терял всякую осмысленность.

— Иди со мной, — сказала Арана. И Кантор выронил плащ и шапку и сделал шаг вперед.

— Патриция, — сказал он и сделал еще шаг. — Иди ко мне. Люби меня.

Ведьма тоже шагнула вперед и рванула застежки платья. Саэта вцепилась зубами в кляп и все-таки заплакала.

Кантор падал в Лабиринт. Он падал туда не в первый раз и точно знал это ощущение невыносимого головокружения, означавшее переход в иную реальность, промежуточную между жизнью и смертью. Здесь все было не так, как в жизни, и, вероятно, не так как в смерти, но этого точно не знал никто. Это был действительно лабиринт, и его конфигурация была каждый раз другой. Из него было два выхода — ступени наверх и тоннель вниз. По ступеням Кантор уже взбирался. Тоннель видел издали. Некоторые места Лабиринта он даже знал и узнавал их в любом виде. Но всякий раз, как он сюда попадал, найти выход было крайне сложно. Как и должно быть в любом лабиринте.

Он оказался в незнакомом месте. Этот сад с обилием благоухающих цветов он еще никогда здесь не встречал. Хотя, возможно, это место он уже видел, просто оно выглядело по-другому. Возможно, в прошлый раз эти пышные жасминовые кусты были разноцветными кубиками в человеческий рост, а мраморные статуи — мертвыми воинами, и эта шелковая трава — синей прозрачной водой…

— Иди со мной, — раздалось у него за спиной. Он обернулся. На белой ажурной скамейке сидела Патриция и с улыбкой протягивала к нему руки. Она была в одном корсете, нежно-кремовом, как рояль в отеле Лютеции, и изящных туфельках на босу ногу. Ее глаза звали, губы манили, открытое тело вызывало неудержимое желание. Она всегда была такая, подумал Кантор. У нее всегда была эта Сила. По ней все сходили с ума, правда, поначалу в переносном смысле. Не из-за ее красоты, а из-за того, что она вызывала желание. У любого мужчины. Даже сейчас, когда я стою перед ней, зная о ней все, я не могу удержаться. Или все-таки могу? А надо ли? Как сказала Азиль? «Если вы вместе упадете в Лабиринт, там ты будешь сильнее». А как я должен воспользоваться этим? Убить ее? Или наоборот? Это же Лабиринт, здесь все иначе… Если бы она просто нападала, было бы понятно, а так… что я должен делать?

Она поднялась и подошла к нему, обняла и прижалась к нему всем телом. Он содрогнулся, чувствуя, что одежда на нем куда-то исчезла, что в глазах у него темнеет, и что бороться с древнейшим инстинктом не остается сил. Он сжал ее в объятиях и впился в ее губы, рывком сдирая с нее кремовый корсет…

Саэта видела, как они медленно шли навстречу друг другу, шаг за шагом, по пути срывая с себя одежду и не отрывая друг от друга неподвижного взгляда. Они шли долго и медленно, словно преодолевая какое-то невидимое препятствие. Они сошлись у стола и слились в долгом поцелуе, жадно лаская друг друга, как изголодавшиеся любовники после долгой разлуки, а Саэта смотрела на них с отвращением, оцепенев настолько, что даже позабыла закрыть глаза.

Кантор схватил ведьму и посадил на стол.

— Патриция, — глухо проговорил он, одной рукой продолжая ласкать ее, а другой расстегивая штаны. — За что же ты меня так, любимая?

— Ты был мне не нужен, — ответила Патриция, выгибаясь в его объятиях. — Ты был бесполезен. От тебя не было никакого толку, но могли быть неприятности.

— Ты меня не любила, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал он, останавливаясь и глядя ей в глаза. Она испуганно вздрогнула и тоже остановилась. — Ты не можешь лгать в Лабиринте, — пояснил он. — Особенно мне. Сука ты, Патриция. И никудышняя актриса.

И тут же вокруг послышались аплодисменты. Мраморные статуи сада спрыгивали с постаментов и превращались в живых женщин, и все радостно аплодировали и выкрикивали: «Так ее, так ее, стерву! Из-за нее ты возненавидел нас всех, а мы ведь ничего плохого тебе не сделали, мы ведь любили тебя!»

Он оттолкнул ее от себя и крикнул:

— Уходи! Я тебя не люблю! Я тебя не хочу! Девочки, идите ко мне все, я помню вас и вы мне нужны!

Она упала на траву и вдруг с пронзительным криком вспыхнула и превратилась в золотую пыль, усыпавшую землю.

Саэта видела, как они занимаются любовью на деревянном столе и слышала, как Кантор что-то шепчет, наклоняясь к ушку своей страшной партнерши. А потом он, не отрываясь от своего занятия, вдруг скользнул рукой за голенище, выхватил нож и одним коротким движением вонзил ей в живот. Ведьма закричала, выгибаясь в предсмертной судороге и обвисла в его руках. Кантор вырвал нож, бросил его на пол и с новой силой набросился на уже мертвую женщину, вскрикивая и содрогаясь в любовном экстазе.

Женщины окружили его, радостно крича и пытаясь обнять все одновременно, отчего он в конце концов не устоял на ногах и получилась куча мала. Он узнал некоторых из них — это действительно были женщины, которых он когда-то знал и любил. И они все стремительно раздевались. «Ну и подвиг мне предстоит! — подумал он, хватая первую попавшуюся и падая с ней в высокую мягкую траву, пахнущую летом. — Может, в Лабиринте это все иначе?»

Он любил их всех, по очереди, до полного изнеможения, пока не наступил момент, когда он просто упал и не мог даже шевельнуться. Тогда они все засмеялись и вернулись на свои постаменты, снова превратившись в мраморные статуи.

Саэта с ужасом смотрела, как обезумевший Кантор таскает по столу истекающий кровью труп, переворачивая по-всякому и меняя позы после каждого раза, размазывая кровь по своему телу и заливая стол и коврик на полу.

Ей казалось, это продолжалось целую вечность и будет продолжаться бесконечно. Времени действительно прошло уже много — сквозь открытую до сих пор дверь было видно, как садится солнце, и очень хорошо ощущалось, как крепчает к ночи мороз. Она уже подумывала о том, что хуже — замерзнуть здесь за ночь, или все-таки попробовать добраться до ножа, рискуя привлечь к себе внимание сумасшедшего, когда Кантор, наконец, выбился из сил и оторвался от своей мертвой партнерши. Он с трудом сделал несколько шагов, буквально выпал в открытую дверь и скатился с крыльца.

Кошмар закончился.

Саэта несколько раз глубоко вдохнула, приходя в себя и унимая нервную дрожь, и попыталась привстать вместе со стулом и передвинуть его в сторону стола. Передвигаться вместе с тяжелым стулом было занятие не из легких, но вполне выполнимое. Гораздо труднее было дотянуться до ножа руками — для этого пришлось опрокинуться вместе со стулом на бок, больно ударившись головой и чуть не сломав себе плечо. Закоченевшие пальцы не слушались, нож то и дело выскальзывал и его приходилось нащупывать заново, но в конце концов ей удалось освободиться от веревок, хотя это и заняло немало времени.

Саэта размяла и растерла онемевшие руки, подобрала с пола одежду ведьмы и нашла в ее кармане свой пистолет.

Взвела курок и осторожно вышла на улицу. Кантор по-прежнему лежал там же, у крыльца, и не подавал признаков жизни.

— Кантор… — всхлипнула Саэта и подняла пистолет. — Прости.

Она целилась долго, хотя промахнуться было практически невозможно. Долго стояла с пистолетом в руках, уговаривая себя стрелять, вспоминая инструкции, напоминая себе, что он сам ее об этом просил, объясняя себе, что он действительно сошел с ума и никаких сомнений в этом быть не может… А в голове билась одна-единственная мысль: «А если нет? А если он опять очнется, умоется снегом и, как ни в чем не бывало, попросит водки?»

Она стояла и целилась, пока не заболели руки. А потом бросила пистолет в снег, села на крыльцо и заплакала.

Ольге снится сон.

Она спускается по каменным ступеням в подземелье. Она ступает босиком по холодным и влажным плитам, и ей холодно и страшно. На ней длинное белое платье и белая фата невесты. Вокруг нее — серый потрескавшийся камень, покрытый зеленоватым мхом. Она движется по темному коридору, уходящему вглубь, и вокруг нее шуршат крыльями летучие мыши, невидимые в темноте. Она не боится ни летучих мышей, ни попискивающих по углам крыс, но ей почему-то страшно. Страх немотивированный и совершенно не поддающийся логическому объяснению. Она просто знает, что делает что-то страшное. В конце коридора мерцает свет. Она знает, что туда идти не следует, что там еще страшнее, но продолжает идти, словно кто-то ведет ее на веревочке. Это до боли напоминает много раз высмеянный Васькой Любушкиным классический сюжет фильма ужасов: «Как там страшно! Наверное, там опасно! Давайте туда пойдем!» Она идет по коридору, наполненному звуками, тоже вызывающими ассоциации со скверным ужастиком, но ей по-настоящему страшно. Свет в конце коридора приближается, в коридоре становится все светлее, она начинает видеть стоящие в нишах скелеты и вытянувшихся в почетном карауле мертвецов разной степени разложения. Они стоят неподвижно, и она проходит мимо них, обмирая от ужаса и отвращения.

Коридор заканчивается, и она выходит в небольшое помещение, освещенное несколькими факелами и жаровнями на высоких треножниках. В центре вычерченной на полу фигуры стоит незнакомый мужик в черной мантии мага с жуткими рисунками. Ольга чувствует, что тут явно какое-то грандиозное западло и надо рвать отсюда когти, пока не поздно, но продолжает идти вперед. Видимо, все-таки поздно. Она становится рядом с мужиком в мантии, тот разводит руками и что-то произносит. Тянущая ее невидимая веревка обрывается, и Ольга останавливается. Теперь она просто не может сойти с места. Она стоит столбом, чувствуя себя полной дурой в своей белой фате и рассматривает рисунки на мантии. Судя по всему, это и есть тот самый некромант, который удавился бы от зависти из-за ее футболки. Интересно, что ему от нее надо? Хочет наехать и угрозами и вымогательством эту футболку у нее отобрать? Он ходит между жаровнями, бросает в них какой-то порошок, делает пассы и произносит заклинания.

— Выбирай себе жениха! — говорит он, наконец, ударяя в пол посохом, и из стен пещеры начинают появляться бесплотные, но четко видимые мужские фигуры. Их много, и все они красавцы, как на подбор. Воины и барды, принцы и воры, маги и просто красивые ребята без всякого класса, проходят мимо нее один за одним в каком-то жутком хороводе, каждый смотрит на нее влюбленными глазами и говорит: «Выбери меня». Она стоит, растерявшись от такого изобилия и не зная, как выбрать из такой массы потенциальных женихов.

— А если я никого не выберу? — говорит она, вспоминая, что тут же какое-то западло и надо как-то выкручиваться.

— Тогда тебе достанется тот, кто окажется напротив с третьим ударом посоха, — спокойно поясняет некромант. Значит, лучше все-таки выбрать. А то попадется какой-нибудь засранец…

Хотя выбор такой, что вряд ли какой-то засранец смог бы сюда затесаться. Они идут мимо нее, она смотрит на них и некоторых даже узнает — тех, кого видела раньше на портретах. Вот герой Полистарр, великий воин, погибший в битве триста лет назад. А вот принц Интар, погиб пять лет назад от рук заговорщиков. Хрупкий изящный маг, похожий на эльфа… имя забыла, основатель школы пяти стихий, умер семьсот лет назад неизвестно от чего, не то от старости, не то поколдовал неудачно… Симпатичный индус с большими печальными глазами, мистик Шанкар, соратник Элмара, погиб в битве с драконом три года назад… Да ведь они все мертвые, вдруг понимает Ольга, они все умерли, они не настоящие!

— Выбирай! — снова гремит под сводами пещеры голос некроманта, и снова посох ударяет в пол. Ольге страшно, она боится этих мертвых героев, но еще больше боится, что ей попадется кто-то совсем незнакомый, и судорожно вертится, всматриваясь в этот хоровод покойников, пытаясь выбрать кого-то из знакомых, чтобы хотя бы было не так страшно. Мертвые красавцы проходят мимо нее, и каждый просит: «выбери меня!»

Она останавливается, наконец, на черноглазом мистике и делает шаг к нему, но он вдруг чуть заметно качает головой, как бы предостерегая ее, и вместо традиционного «выбери меня» произносит:

— Выбери парня с драконом.

И проходит мимо, глядя на нее и грустно улыбаясь.

Некромант в третий раз поднимает посох, готовясь ударить в пол. Ольга в панике бегает глазами по хороводу женихов, пытаясь понять, кто же тут с драконом и где у него этот дракон, в кармане, что ли… И натыкается взглядом на еще одно знакомое лицо. И тут до нее доходит.

— Этот! — кричит она, указывая на него. — Я выбираю его.

Он точно такой, как на портрете, даже лучше. У него шикарная улыбка и пронзительно-черные глаза с этакой лихой чертовщинкой. На нем кожаный жилет на голое тело, открывающий взору гладкий литой торс и цветного дракона на плече, ту знаменитую татуировку, из-за которой он получил свое прозвище. Он божественно красив. И он смотрит на нее. И молчит. Не просит его выбрать. Просто улыбается.

— Подойдите ко мне и возьмитесь за руки.

Он берет ее за руку, и она не может удержать крик ужаса. Красавец-бард превращается в жуткое подобие человека, на которое страшно даже смотреть, не то что за руку держать. Но вырваться она уже не может, и только смотрит на него, не в силах отвести глаз. У него нет лица, вместо лица сплошное кровавое месиво, с одной стороны разорван рот, с другой — жуткий ожог, с которого свисают лохмотья кожи и плоти. Его тело покрыто ранами и ожогами, вместо правой руки — окровавленный обрубок. Глаза заплыли и не открываются.

Некромант стоит перед ними и проводит какой-то обряд, смысл которого доходит до Ольги с трудом. Кажется, это действительно что-то вроде венчания. Ольга стоит, как приклеенная, не в силах двинуться с места. Ее жених, по-видимому, тоже. Он как-то не высказывает энтузиазма по поводу неожиданной свадьбы и даже глаз по-прежнему не открывает.

— Поцелуй свою невесту! — торжественно произносит некромант. Мертвый бард медленно поворачивается к ней и приподнимает фату. Ольга пытается отстраниться, с ужасом представляя себе, что сейчас эта страшная кровавая маска ее поцелует. «У него ведь губ нет, — почему-то подумала она. — Как же он будет целовать?» Она закрывает глаза, чтобы не видеть этого кошмара, и чувствует, как он обнимает ее за плечи и привлекает к себе. Двумя руками. Чувствует мягкое прикосновение его губ, целующих ее нежно и бережно. Ей кажется, стоит открыть глаза, и перед ней снова будет тот ослепительный красавец, каким он был вначале, и она не удерживается.

Она видит его глаза, осмысленные и слегка удивленные.

— Она твоя! — возглашает маг, указывая на нее длинным пальцем с огромным перстнем. — Возьми ее.

Жених отстраняется от нее и медленно поворачивается к магу. Его жуткое лицо все то же, но глаза открыты, и в глазах полыхает неукротимая ярость.

— А почему, — тихо и угрожающе спрашивает он, — я должен тебя слушаться?

— Повинуйся! — громогласно раздается под сводами пещеры, и посох снова ударяет в пол. — Повинуйся мне, повелителю мертвых!

И следуют непонятные слова очередного заклинания.

Кровавая маска оскаливает разорванный рот в нехорошей усмешке, здоровая рука стремительно взлетает и хватает некроманта за горло. Он пытается вырваться, но железные пальцы мистралийца держат его крепко и неумолимо сжимаются. Некромант тихо хрипит, трепыхаясь в его мертвой хватке. А разъяренный бард подтягивает его поближе, почти вплотную к своему жуткому лицу, и, глядя прямо в глаза, тихо произносит:

— А с чего ты взял, сволочь, что я мертвый?

Маг обвисает мешком, и Ольга чувствует, как рвутся невидимые узы, державшие ее на месте. Она поспешно подбирает подол, швыряет наземь дурацкую фату и бросается прочь из этого жуткого места.

— Подожди! — несется ей вслед. — Я с тобой!

Она бежит, боясь обернуться, и где-то позади слышит торопливые шаги своего новоиспеченного супруга. Она мчится вверх по коридору, мимо мертвецов, мимо ниш со скелетами, мимо нестрашных крыс и летучих мышей, к ступеням, ведущим наверх. И за ней, не отставая, несется мертвый мистралийский бард. У самых ступеней он все-таки догоняет ее и хватает за плечо. Ольга испуганно кричит и пытается вырваться.

— Постой! — просит он. — Покажи мне выход. Мне нужно наверх.

Она отступает назад, ее колотит от страха, она не может смотреть на это изувеченное лицо и жуткий обрубок руки.

— Не бойся! — умоляюще произносит он. — Я не сделаю тебе ничего плохого. Я просто заблудился. Мне нужно наверх.

— Пусти! — кричит она, пытаясь вырваться. — Я боюсь!

— Почему? Я как-то не так выгляжу? Но здесь все нереально, тебе просто кажется. Не бойся. Не убегай, прошу тебя. — Он отпускает ее и снова смотрит ей в глаза с мольбой и отчаянием. — Не бросай меня здесь! Помоги мне выйти наверх, пожалуйста. Если я останусь здесь, я и в самом деле умру.

— Вот он, выход, — говорит она, указывая на ступени, и бросается бежать вверх, пока он снова не схватил ее и не захотел чего-нибудь еще.

И просыпается в собственной постели. Над ней склонился растрепанный сонный Элмар и трясет ее за плечо. А рядом стоит перепуганная Азиль.

— Ой, ребята… — Ольга рывком села, стряхивая с себя остатки кошмара. — Мне такое приснилось… Я что, вас разбудила?

— Еще бы… — Элмар облегченно вздохнул и присел на край кровати. — Ты бы слышала, как ты кричала! Я думал, тебя тут убивают…

— Ребята, извините… — Ольга вытерла ладонью взмокший лоб. — Я не хотела вас напугать. Все нормально. Приснится же такая гадость…

— Ну и хорошо. Пойдем, Азиль?

Азиль, все это время настороженно изучавшая подругу, чуть качнула головой.

— Элмар, ты иди, если хочешь спать. А ты вставай. Давай спустимся на кухню, посидим, чаю попьем и ты мне расскажешь свой сон. Что-то мне это не нравится. В тебе что-то появилось… что-то непонятное для меня.

— О боги! — Элмар сразу проснулся и испуганно уставился на нимфу. — Ты что, думаешь это был не просто сон?

Азиль печально кивнула.

— Тогда я тоже послушаю, — решительно заявил Элмар. — Куда уж тут спать, когда такие дела…

Они оделись и спустились на кухню, чтобы приготовить чай, но потом Элмар предложил, чтобы не возиться с плитой и не будить слуг, выпить вина и не морочить себе голову. Ольга немедленно согласилась, и они перебрались в библиотеку, где она и изложила историю своего странного замужества.

— Тханкварра… — тихо проворчал Элмар, выслушав все до конца. — Тут и гоблину понятно… Где приложил руку некромант, хорошего не жди. Это наверняка какая-то хитрая порча или проклятие.

— И что теперь? — испуганно спросила Ольга. — Это как-то снимается, надо к магу идти, или что в таком случае делают?

— Не знаю, — чуть шевельнул могучими плечами принц-бастард. — Когда снимается, а когда и нет. Одно могу сказать тебе наверняка: как бы страшно тебя ни прокляли, мой дом всегда будет открыт для тебя, и что бы тебе ни грозило, я сделаю все, чтобы тебя защитить.

— Ничего не понимаю… — вздохнула Азиль. — Что же, выходит, что он жив?

Она посмотрела на портрет, висевший на стене между стеллажей с книгами, и снова вздохнула. Элмар тоже тяжело вздохнул и сказал:

— А может быть. В любом случае, Шанкар бы плохого не посоветовал.

— Кто-нибудь хоть что-нибудь понимает? — жалобно спросила Ольга. — Я же в этом ни фига не разбираюсь.

— Мало что, — призналась Азиль. — С магами надо посоветоваться. И обязательно надо рассказать Шеллару, может, он что-то поймет. Но в любом случае… — она снова посмотрела на портрет. — Он был хороший человек. Он бы действительно не сделал тебе ничего плохого, живой или мертвый.

Ворох меховых одеял чуть шевельнулся, и Саэта, дремавшая за столом, тут же встрепенулась и нащупала пистолет. Она сидела так уже третьи сутки, ожидая, что скажет Кантор, когда очнется. И что он сделает. Хотя в таком состоянии он вряд ли сможет что-то сделать… Но все же пистолет она держала под рукой. На всякий случай.

К счастью, в сарае около избушки нашлось немного сена для лошади, да и места, чтобы поставить лошадь, там вполне хватало. И под навесом около сарая имелся запас дров. Но ничего съедобного в доме не было, если не считать сушеных трав, висевших на стенах, и Саэта все чаще вспоминала рассказ Кантора о питательных тараканах. Тараканов здесь, правда, не наблюдалось, но по ночам нагло шныряли крысы, которых Кантор тоже, помнится, признавал съедобными. При необходимости их легко можно было поймать, но пока что они не привлекали Саэту в качестве обеда. После того, что она наблюдала здесь два дня назад, ей до сих пор не хотелось есть. Труп она оттащила в лес и зарыла в снег, до весны не найдут. Стол кое-как отмыла, коврик выбросила. На печке нашлась целая куча тряпок и побитых молью меховых одеял, из которых она соорудила постель для Кантора. И теперь она сидела и ждала.

Одеяла снова зашевелились, и с лежанки послышался слабый стон. Саэта встала и подошла поближе.

— Кантор! — безнадежно позвала она и потянула за край одеяла, чтобы открыть лицо и заглянуть в него.

Кантор снова тихо застонал, зашевелился, и из-под кучи мохнатого меха показались его глаза. Они были открыты.

Саэта бросила одеяло и потрясла товарища за плечо.

— Кантор, скажи что-нибудь!

— Саэта… — прошептал он, и его глаза снова бессильно закрылись.

— Кантор, ты меня узнал, или ты опять бредишь? Скажи что-нибудь вразумительное! — попросила она и снова встряхнула его за плечо.

Он чуть шевельнул ресницами, приоткрыл рот и закашлялся. Кашель у него начался еще позавчера, и он очень не нравился Саэте, этот сухой надрывный кашель, так же, как и лихорадка с бредом. Пробегать несколько часов полураздетым при открытой настежь двери, а потом еще полежать в снегу — как тут не заболеть, будь ты хоть сто раз закаленный. И поди пойми теперь, отчего он бредит и не приходит в сознание — то ли это все-таки безумие, то ли просто лихорадка…

Она подождала, пока он успокоится, и осторожно спросила:

— Кантор, может дать тебе травки попить?

Он открыл глаза и все так же тихо спросил:

— А водки нет?

— Водки? — Саэта оторопела от счастья, не зная, смеяться или плакать. — Пьяница! Где я тебе водки возьму посреди леса! Не успел глаза продрать, как тебе водка понадобилась! Мы в лесу, в той самой избушке, здесь нет ничего, кроме сушеной травы и снега! Если хочешь, я тебе могу крысу поймать и сварить бульон.

— Не плачь, — тихо сказал Кантор.

— Я не плачу, я смеюсь… — истерически всхлипнула Саэта. — Не обращай внимания, это нервное…

Он посмотрел на пистолет, который она до сих пор держала в руке, и понимающе вздохнул.

— Давай травку. Только погорячее. Мне холодно.

— Хорошо, я сейчас согрею чайник. А ты разбираешься в этих поморских травах? Я только мяту узнала.

— Покажи. Посмотрю.

Он рассмотрел пучки трав, которые принесла Саэта, и выбрал несколько, подходящих, по его мнению, для питья. Потом снова забился под одеяла и свернулся клубком, безуспешно пытаясь согреться. Он выглядел, как обычный тяжело больной человек, без каких-либо признаков психических расстройств, и это уже было хорошо. Саэта поставила в печь чайник со снегом и присела на край лежанки.

— Как ты?

— Плохо, — признался Кантор и снова закашлялся.

— Все будет хорошо, — пообещала Саэта. — Ты поправишься, мы уедем отсюда и вернемся домой.

— А что со мной? — спросил он. — Почему так холодно? Печка горит, одеял куча, а меня трясет. И голова разваливается… Я что, заболел?

— Ты лежал на снегу раздетый. Ты простудился.

— А зачем я там лежал?

— Ты что-нибудь помнишь? — осторожно спросила Саэта, всерьез опасаясь, что он действительно ничего не помнит и рассказа о своих подвигах не перенесет.

— Я упал в Лабиринт, — пояснил он. — Там все видится иначе. Расскажи, что здесь было.

— Давай, я тебе потом расскажу. Когда поправишься.

Кантор встревожено приподнялся.

— Я тебе… ничего не сделал?

— Нет, нет, успокойся. Все в порядке. Все будет хорошо. Сейчас я заварю траву, попьешь, и попробуй поспать.

Он опустил голову на комок тряпья, заменявший подушку, и закрыл глаза.

— Мы здесь давно?

— Сейчас третья ночь, как мы здесь. Как только тебе станет лучше, мы уедем. Я боюсь тебя везти в таком состоянии.

— Саэта, — сказал он, не открывая глаз. — Если ты двое суток сидишь надо мной с пистолетом в руках, значит, у тебя была причина меня бояться. Если ты затащила меня в этот дом, вместо того, чтобы отвезти в город сразу, до того, как я заболел, значит, у тебя была причина прятать меня от людей. Рассказывай все по порядку. Как вышло, что она отвязалась?

— Она расстегнула ошейник. Там на спинке стула был маленький гвоздик, который мы не заметили. Она, видимо, зацепилась за него и расстегнула ошейник. А потом она меня заколдовала. Я сама отвязала ее от стула, а она привязала меня на свое место. И сказала, что очень хотела бы посмотреть, как я тебя убью, но ты ей нужен. Хотя ты не такая легкая добыча, но у тебя ее деньги. Так что, можно сказать, ее погубила жадность.

— А она все-таки умерла?

— Ты ее убил. Ты совсем ничего не помнишь?

— Я же сказал — я видел все совсем иначе.

— А как? Ты видел, как ты ее убил?

— А я ее убил? Нет, я не видел. В Лабиринте иная реальность, там все воспринимается по-другому… В зависимости от места. Там она просто рассыпалась в пыль, когда я ее оттолкнул. А на самом деле?

— На самом деле ты просто ударил ее ножом. Как обычно.

— И дальше?

— Что — дальше?

— Саэта, рассказывай все. Я не поверю, что ты испугалась того, как я ударил ее ножом. Ты сама это делаешь не хуже меня. Что-то было до того или после того. Что именно? Как я оказался в снегу?

— А как это видел ты?

— А если я скажу, ты скажешь правду?

— А ты не хочешь говорить?

— Не хочу.

— Тогда давай оставим этот разговор. Я тоже не хочу.

— Нет, ты скажи.

— Да зачем тебе это? Ну было и было. Что оно тебе так покоя не дает? Успокойся и отдыхай.

Он открыл глаза и пристально посмотрел на нее.

— Саэта, я точно ничего тебе не сделал?

— Точно, точно. Что ты мне вообще мог сделать?

— Например, изнасиловать. Или попытаться.

— Ты меня даже не заметил.

— Почему?

— Почему, почему… Откуда я знаю, как у вас, у психов, это происходит? Не заметил, и все.

— А что я делал?

— Ну что ты ко мне пристал?

— Потому, что ты не хочешь мне говорить. И до сих пор меня боишься.

— Да я не тебя, придурка, боюсь, я боюсь за твой рассудок. Потерпи хоть пару дней, пока поправишься.

— Я за эти пару дней точно свихнусь от нехороших мыслей. Скажи сразу.

Саэта подумала, что с него и вправду станется. И сказала. И ничего особенного не случилось. Он посмотрел на нее с искренним сочувствием и сказал:

— И после всего этого ты еще смогла своими руками меня затащить в дом, раздеть и положить сюда? Это при том, что раньше ты не могла даже просто смотреть, как я раздеваюсь? Удивительные вы существа, женщины…

— Уж кто бы говорил… — проворчала Саэта и пошла заваривать траву.

— Спасибо, — тихо сказал он ей вслед.

— Да за что?

— За пренебрежение инструкциями и неуважение к просьбам, — со своей обычной серьезностью сказал он и снова зашелся в приступе кашля.

— А ты бы смог? — спросила она, не оборачиваясь, занятая добыванием чайника из печки.

— Не знаю, — честно ответил он, откашлявшись. — Вряд ли. Выгонять нас с тобой пора, наверное.

— А мы скажем?

— Мы не скажем. Хотя, если по уму, то должны… — он помолчал, наблюдая, как она возится с посудой, потом вдруг спросил: — Ты говорила, я бредил?

— Да.

— А что я говорил?

— Ничего особенного. Звал маму, объяснялся в любви каким-то женщинам, и постоянно твердил, что Патриция хреновая актриса. Дались тебе ее актерские способности… Кантор, а как ты все-таки смог ее убить? Как у тебя получилось оттолкнуть ее? Ты действительно настолько устойчив к любовным чарам? Или это вышло случайно?

— Как видишь, не настолько. Просто я и сам кое-что могу. И потом… Я отдал тебе экранирующий амулет, чтобы почувствовать, если она соберется нас обмануть. И когда она стала колдовать, я выдал в ответ сильнейшую эманацию. То есть, как бы отразил ее чары на нее же. Мы вместе упали в Лабиринт, а там я сильнее, чем здесь. Я там часто бывал, и знаю, что там и как, а она не знала. Примерно так вот. Но мне трудно судить, я не маг.

Да, подумала Саэта, ты не маг, я знаю. Я ведь слушала твой бред, и ты называл своих женщин по именам, а я их знала… И еще говорил много таких вещей, по которым трудно было не вспомнить, где я тебя видела. Но лучше я промолчу об этом, потому что ты не хотел, чтобы я тебя вспомнила, и тебя это очень расстроит. Я понимаю, почему. И вовсе тут ни при чем то толстенное дело, заведенное на тебя тайной полицией. Ты просто слишком многое потерял, можно сказать, все, что делало тебя тобой. А ты гордый парень, Кантор, и для тебя было бы невыносимо злорадство врагов и сочувствие друзей. Это старая истина — чем выше сидишь, тем больнее падать, и ты упал так… практически вдребезги. Ты нашел в себе силы выжить, сменить класс, бороться дальше, но предпочел похоронить прежнего себя и стать другим человеком. Чтобы ничто не напоминало тебе о том, кем ты был раньше и кем ты стал теперь. И в особенности, чтобы ничто не напоминало об этом всем остальным. Так что, я лучше промолчу и не признаюсь, что узнала тебя, хотя тебя действительно не узнала бы и родная мать. Так будет лучше. И знаешь, Кантор… мне действительно будет тебя не хватать.

Глава 9

— Ваше величество, в гостиной ожидают посетители, — доложил секретарь. — Господин Костас, господин Флавиус, виконтесса Бефолин и некий мэтр Наргин, доставлен согласно вашему приказу. Кого прикажете пригласить?

Шеллар III задумчиво постучал ручкой пера по столешнице и строго посмотрел на секретаря.

— Пусть войдет Флавиус. Когда он выйдет, пригласите Костаса и мэтра Наргина. Виконтесса пусть ждет и не смеет никуда уходить.

Секретарь молча поклонился и скрылся за дверью. Король снова постучал по столу и сказал:

— Сейчас разберемся. Может, это не так страшно, как кажется.

Элмар, Азиль и Ольга, сидевшие рядочком на диване, дружно кивнули. Вошел глава департамента Порядка и Безопасности господин Флавиус и приветствовал всех молчаливым поклоном.

— Доброе утро, Флавиус, — сказал король. — Я тебя долго не задержу. Скажи мне только одно: что по моему поручению насчет придворных дам и двух магов?

— Было установлено, что виконтесса Бефолин имела свидание с господином Пентаром Лестом. — лаконично доложил Флавиус. — Во время свидания они имели интимную связь на столе в лаборатории господина Леста, после чего попрощались… — он раскрыл папку с докладом. — Цитирую: «Пожалуйста, смотри, чтобы опять не получилось, как с тем зомби, а то над нами уже смеются и говорят, что она бессмертная». ответ: «Не беспокойся, милая, на этот раз я ее прокляну качественно и навсегда, обещаю тебе, она и месяца после этого не проживет, а уж король о ней и думать забудет».

— Что и требовалось доказать… — мрачно вздохнул король. — Спасибо, Флавиус, оставь доклад. Наблюдение можно снять.

— Я уже снял. — так же лаконично ответил Флавиус. — Господин Лест скончался сегодня ночью. Утром его обнаружила прислуга и вызвала полицию. Докладывать по этому вопросу или пусть доложит Костас?

— Спасибо, Костас доложит. Это я тоже предполагал…

— Я могу быть свободен?

— Да, спасибо, Флавиус. До свидания.

— До свидания, ваше величество. — поклонился глава департамента и удалился. Его место заняли два пожилых господина, которые вошли в кабинет сразу же после него.

— Приветствую вас, господин Костас, — сказал король, поднимаясь из-за стола и кланяясь. — Мое почтение, мэтр Наргин, как поживаете? Присаживайтесь, господа.

— Благодарю вас, — кратко ответил господин Костас, немолодой подтянутый эгинец с роскошной седой шевелюрой, чем-то напомнивший Ольге Шона Коннери, и послушно занял предложенное кресло. Мэтр Наргин, сгорбленный лысый старичок в однотонной мантии мага без каких-либо символов и знаков, тоже присел, проскрипев с улыбкой:

— Зачем это вашему величеству вдруг понадобился старый Наргин? Я ведь уже давно не практикую, стар я для этого безобразия…

— Именно поэтому, — спокойно пояснил король. — Как бы я выглядел, приглашая к себе практикующего некроманта? Да и какой же практикующий некромант станет со мной общаться? Поэтому я и пригласил вас, уважаемый мэтр. Мне нужна будет небольшая консультация чисто теоретического свойства. Соблаговолите выслушать, что здесь будет говориться, а затем высказать ваше мнение по данному вопросу. Вы ведь не откажете старому знакомому?

— Как же! — снова расплылся в улыбке старичок. — Разве я могу отказать такому милому молодому человеку? Я весь внимание, ваше величество.

Король удовлетворенно кивнул и обратился к начальнику службы Порядка.

— Господин Костас, что вы можете доложить по делу Леста?

— Господин Лест, бакалавр магии, тридцати двух лет, найден сегодня утром в своем доме прислугой. Смерть наступила около двух часов ночи, причина смерти — перелом шейных позвонков. При осмотре места происшествия обнаружены улики, неоспоримо свидетельствующие о том, что господин Лест подпольно практиковал некромантию и в момент смерти проводил некий запрещенный законом ритуал. Предположительно, смерть наступила вследствие собственной преступной неосторожности пострадавшего при магических действиях, дело собираемся закрывать.

— Очень хорошо, — кивнул король и протянул ему доклад агента, оставленный Флавиусом. — Вот, ознакомьтесь пока. — Затем он обратился к Ольге. — А теперь, будь добра, расскажи мэтру Наргину свой сон. Прошу вас, мэтр, если возникнут вопросы, задавайте по ходу.

Ольга принялась в третий раз излагать свой странный кошмарный сон. Старичок слушал внимательно, не перебивая, до самого конца, затем спросил:

— Повторите еще раз, что сказал покойник, когда схватил этого болвана за горло?

— А с чего ты взял, сволочь, что я мертвый? — старательно процитировала Ольга.

— Очень хорошо… А тот человек, что посоветовал вам его выбрать, вы его знали при жизни?

— Нет, не знала. Мне о нем рассказывал Элмар.

— А как вы его узнали?

— Я видела его на портрете. В Королевской галерее есть групповой портрет Элмара с соратниками. У него приметная внешность, его легко узнать.

— Он действительно был мистиком? — обратился мэтр Наргин к Элмару. — Какой школы и какого уровня?

— Он был издалека, с Востока, с тех земель, что лежат к югу от Хины за Белой пустыней. Я не знаю точно, как называлась его школа, но уровень был высочайший. — грустно ответил Элмар. — Он знал всего две или три боевые мантры, но зато лечил все. Даже то, что считается неизлечимым.

— Да, занятная история… — протянул старичок. — Просто академический образец, как нельзя заниматься магией. Молодой сопливый бакалавр… так это он в своей школе бакалавр, а в некромантии вообще, наверное, выше ученика еще не тянет… берется за ритуал уровня магистра, воротит там нечто невообразимое, гребет кандидатов где попало и как попало, а потом еще удивляется, что ему не повинуются. Ну просто классический пример отсутствия элементарного представления о технике безопасности и, разумеется, о методике отбора кандидатов. Квалифицированный магистр пять раз проверит этих женихов до прихода невесты, чтобы не вышло накладок, а этот лох даже не задумался об этом, хапанул первых попавшихся и обрадовался, небось, что вообще пришли. Неудивительно, что у него там запросто расхаживал мистик, которого невозможно полностью подчинить никакими заклинаниями. Он мог так и христианина подцепить, тогда бы его пришибли намного раньше, и свадьба бы не состоялась. А что в число кандидатов затесался живой, так это вообще верх бездарности и некомпетентности, а некомпетентность всегда наказуема, я никогда не уставал это повторять своим ученикам… когда они у меня были. Магия — опасная профессия, и небрежность, самонадеянность и некомпетентность в ней недопустимы. И перед нами живой тому пример. Вы позволите, ваше величество, описать его в моем научном труде?

— Как пожелаете, мэтр Наргин. — Король полюбовался на старичка, весьма забавного в своем негодовании по поводу бездарности и некомпетентности, и продолжил: — Я полностью согласен с вашим мнением, но вы высказались немного односторонне, а меня больше интересуют такие вопросы: что это за ритуал, можно ли считать его состоявшимся и чем конкретно это может грозить девушке.

— Ритуал «мертвый супруг» — довольно редкий в силу своей сомнительной ценности, — охотно пояснил старый некромант. — Есть масса более эффективных ритуалов, но единственная ценность этого — в его необратимости, проклятие невозможно снять. Состоит в создании магической связи с мертвецом противоположного пола. При нормальном проведении ритуала, мертвый супруг начинает посещать жертву по ночам и исправно выполнять супружеский долг, одновременно отпугивая от нее живых соперников. Жертва теряет своих живых партнеров, а от постоянных контактов с мертвецом начинает чахнуть и быстро умирает. В данном конкретном случае я ничего не могу сказать наверняка. Во-первых, обряд был прерван, но уже в самом конце, когда мертвому супругу оставалось только исполнить, как я уже говорил, супружеский долг. Во-вторых, таких случаев, чтобы он оказался живым, еще не было в истории некромантии.

— А как вообще в число кандидатов мог попасть живой? — поинтересовался король. — Их же призывают из определенного места, где живых не бывает?

— Они могли подцепить его по пути, пролетая через одно такое место, где этих живых полным полно. Но они, разумеется, не совсем живые.

— А точнее?

— Это может быть любая разновидность бессознательного состояния. Помрачение рассудка, кома, бред, безумие… Что угодно. Именно поэтому бедняга так рвался наверх, в мир живых. Да, впрочем, ваше величество, что я вам рассказываю, вы, наверное, лучше меня информированы, где и в каком состоянии находится сейчас этот бард, официально считающийся умершим?

— К сожалению, — развел руками король. — Но, поскольку сомнительно, чтобы человек пять лет лежал в коме, я предполагаю все-таки, что маэстро сошел с ума в подвалах Кастель Милагро и сейчас содержится где-нибудь в доме для умалишенных. Хотя, конечно, возможны варианты. А каковы ваши прогнозы касательно дальнейшего развития событий?

— Я могу только предполагать, — пожал плечами мэтр Наргин. — В случае, если он все-таки нашел выход, он сейчас пришел в сознание в своем доме для умалишенных или где он там находится. Если же нет, на следующую ночь он снова придет в сон девушки и снова попросит его вывести. Рекомендую это сделать, как бы страшно это ни казалось, так будет лучше для всех. Поскольку ритуал был почти завершен, какую-то силу он имеет, и ваш супруг, юная госпожа, рано или поздно явится в своем живом обличье. Людей, связанных ритуалами, судьба обязательно сталкивает. Это, конечно, не означает, будто ваш брак имеет какую-то силу и вы должны непременно связать свою жизнь с психически больным калекой, но возможен вариант, что ни с кем другим вы ее связать не сможете.

— То есть как? — испугалась Ольга. — Они что, будут умирать? Или что?

— Не могу вам сказать точно. Не обязательно. Может быть, ваша судьба просто сложится так, что никто вас больше не полюбит. Может быть, вы все время будете терять партнеров по различным причинам. Маловероятно, чтобы они умирали, но поскольку проклятие имеет место, вы обязаны предупреждать о нем потенциальных партнеров, а это тоже не способствует популярности…

— А поточнее никак нельзя? — жалобно попросила Ольга.

— Поточнее — никак. Утешьтесь тем, что вам невероятно повезло и что вас не прокляли как положено.

— Все-то у тебя, Ольга, не как у людей… — вздохнул король. — Даже проклятие тебе досталось такое, что ни один маг концов не сложит… Благодарю вас, мэтр Наргин. Что я вам должен за консультацию?

— Для вас по старой памяти бесплатно, — улыбнулся старичок. — Если окажется, что эта история будет иметь продолжение, дайте мне знать. Случай уникальный и нуждается в изучении и описании, потомкам это будет интересно.

— Обязательно дам вам знать, — пообещал король. — Чего не сделаешь для потомков… Не смею вас далее задерживать. Вас доставят домой так же, как доставили сюда. Всего хорошего вам, мэтр Наргин.

— Рад был вас повидать, ваше величество, — снова улыбнулся некромант. — И вам всего хорошего.

— Ну как? — сказал король, когда за ним закрылась дверь. Все ответили одновременно:

— А что же мне теперь делать? — сказала Ольга.

— Тханкварра! — сказал Элмар.

— Могло быть и хуже, — сказала Азиль.

— Вы о мэтре или о докладе? — сказал Костас.

— Только не хором! — взмолился король. — Я спрашивал господина Костаса, а не всех! Я о докладе.

— А что тут может быть «ну как»? Сажать будем или помилуете?

— Сажать эту дурочку можно разве что за злостную глупость в особо крупных размерах. А вот кого следовало бы посадить, так это Алису Монкар. Давайте сейчас ее попробуем расколоть, может она нам что-то на Алису даст?

— Вы имеете в виду — вы и я вместе? — уточнил Костас.

— Ну да. Сыграем в доброго и злого полицейского, как в старые добрые времена. Только на этот раз вы будете злым, а я добрым.

— Что, вам так надоело быть «злым полицейским»? — улыбнулся шеф службы порядка.

— Да мне в общем все равно, просто вы при исполнении, и вы должны карать, а я король, и могу миловать. К тому же она моя любовница все-таки.

— Как скажете, ваше величество. Только должен заметить, никаких улик, кроме показаний, вы от нее не получите. А показания…

— Я понимаю, Костас. Показания пускать в дело нельзя, иначе отвечать придется ей же… Но вдруг есть какие-нибудь еще улики… Вдруг можно будет доказать, что Алиса ее запугивала и шантажировала… Хоть что-нибудь. Чтобы Алиса пошла за коренную. А остальных можно и помиловать в конце концов.

— Ну что же, давайте попробуем… Только пусть господа покинут помещение.

— Разумеется. Элмар, проводи дам в гостиную и подождите. А эта дура пусть заходит. Садитесь за мой стол, господин Костас. — Король вылез из-за стола, выдвинул на середину кабинета жесткий неудобный стул, прошелся туда-сюда и остановился возле высокого шкафа. Открыл дверцу, посмотрелся в прикрепленное на дверце большое зеркало, и удовлетворенно хмыкнул. Потом закрыл шкаф и прислонился к нему плечом.

Виконтесса Бефолин осторожно протиснулась в дверь.

— Доброе утро, ваше величество, — скромно улыбнулась она и потупила глазки. — Что вам угодно?

— Присядь, Дориана, — сказал король, указывая на приготовленный стул. — У господина Костаса есть к тебе несколько вопросов.

Виконтесса чуть побледнела и аккуратно присела на стул, сжимая в руках сумочку. Костас пристально посмотрел на нее и сурово спросил:

— Ваше имя, возраст, сословие, род занятий.

Официальная фаворитка удивленно оглянулась на его величество.

— Отвечай, Дориана, — пояснил король. — Это для протокола. Так положено.

Записав анкетные данные, начальник службы порядка снова смерил девушку суровым взглядом.

— Ответьте, где вы были вчера с девятнадцати до двадцати двух часов?

Дориана побледнела еще сильнее и снова судорожно оглянулась на короля. Король печально кивнул.

— Отвечай господину Костасу, Дориана. Это тоже для протокола, сам-то я уже все знаю. Одного не пойму — если ты его любишь, почему до сих пор не ушла к нему?

— Я его не люблю! — закричала виконтесса. — Он принуждал меня угрозами! Он грозился проклясть меня, если я к нему не приду!

— Извольте отвечать на вопрос! — рыкнул Костас. — Ваши личные проблемы меня не касаются!

— Я была дома у господина Леста, — всхлипнула девушка.

— С какой целью вы посетили дом господина Леста?

— Вы же сами знаете…

— Отвечайте на вопрос!

Виконтесса снова оглянулась на короля, и тот снова кивнул.

— Отвечай, не серди господина Костаса. Я с большим трудом уговорил его допросить тебя в моем кабинете в моем присутствии, чтобы тебе не пришлось давать показания в полиции.

— Я жалею, что согласился! — недовольно бросил Костас. — Итак, с какой целью?

— Заняться с ним… любовью…

— С какой целью вы занимались с ним любовью?

— Я же сказала — он меня принуждал! Угрозами!

— Так и запишем… Принуждал угрозами… А вы мне изволили толковать, ваше величество, что у нее не было мотива! Сама она его и убила, этого господина Пентара Леста.

— Господин Костас, как вы можете предполагать, что это хрупкое создание способно сломать шею взрослому мужчине?

— О, ваше величество, вы не представляете, на что способны вот такие ангелочки, если речь идет об их интересах! И попрошу вас не вмешиваться в ход допроса! Итак, Дориана Бефолин, сами вы убили господина Пентара Леста, или поручили кому-то это сделать?

— Я его не убивала!

— А может все-таки убили, а?

— Ваше величество! — взмолилась виконтесса. — Скажите ему, что я не убивала!

— Молчать! Откуда его величество может знать, убивали вы или нет?

— Как раз на этот раз могу, — спокойно ответил король. — Откройте папку, которая лежит справа, и прочтите доклад наружного наблюдения службы Безопасности. Из него следует, что девушка покинула дом убитого в двадцать один сорок и больше туда не возвращалась.

Костас открыл папку и стал читать вслух.

— В двадцать один час сорок минут виконтесса Бефолин покинула дом Пентара Леста, обменявшись с ним следующими фразами: «Пожалуйста, смотри, чтобы опять не получилось, как с тем зомби, а то над нами уже смеются и говорят, что она бессмертная». ответ: «Не беспокойся, милая, на этот раз я ее прокляну качественно и навсегда, обещаю тебе, она и месяца после этого не проживет, а уж король о ней и думать забудет».

— Дориана, — невинно поинтересовался король, — a о ком я должен был забыть?

— Этого не было! — взвизгнула виконтесса. — Ваше величество, не верьте! Это клевета!

— Молчать! — рявкнул Костас, вставая и перегибаясь через стол. — Это официальный документ, который является доказательством в суде! И есть живой свидетель, который подтвердит то, что здесь написано! Это тебе, девочка, не шляться по мужикам, а потом королю мозги протирать, что тебя принуждали! Это некромантия, статья двадцать восемь пункт «вэй», от пяти до восьми лет каторги! — Он выхватил из кармана наручники и с громким стуком выложил на стол перед носом перепуганной фаворитки. — И следователю ты фиалок за уши не напихаешь, как его величеству. Там с тобой быстро разберутся!

— Господин Костас, — просительно произнес король, — неужели вы действительно посадите девушку в камеру с клопами и крысами и…

— И с десятком таких же девушек, — перебил его Костас. — Шлюх, воровок и некроманток. Именно, посажу и буду обычным порядком вести следствие. Вы слишком добры к преступникам, ваше величество! Некромантия должна беспощадно караться! А соучастница она или организатор — мы уж потом разберемся. То, что она ваша фаворитка, не дает ей права нарушать законы вашего королевства. Так что пойдет она на каторгу, как миленькая.

Король вздохнул.

— Да, пожалуй, вы правы, господин Костас… Личные слабости не должны мешать правосудию. Но как жаль… Дориана, как ты могла до такого додуматься? Я не могу поверить, чтобы ты сама на это пошла. Может быть, тебя кто-то обманул или заставил? Не бойся, скажи. Вытри глазки, подумай хорошенько, и расскажи. Мне больно думать о том, что ты попадешь на каторгу в железные шахты, а мне придется опять выбирать новую даму… Верну я, пожалуй, Алису, не такая уж она плохая, как я думал…

— Бросьте вы с ней сюсюкать и уговаривать! — оборвал его шеф службы Порядка. — На кой оно вам надо? Следователю расскажет, а я вам принесу протокол, если вам интересно.

И тут виконтесса Бефолин не выдержала и взвыла дурным голосом:

— Алису? Вы сказали — Алису? — и зарыдала, причитая в голос: — Дура я, дура! Предупреждала же меня Эльвира, и Камилла предупреждала, что Алиса меня хочет подставить! А я им не верила!

— Алиса? — притворно удивился его величество. — Не может такого быть.

— Она вам еще и не то скажет, лишь бы себя оправдать! — вмешался Костас. — Вставайте, госпожа Бефолин, руки за спину…

— Нет! — взвыла несчастная фаворитка. — Выслушайте меня, ваше величество, умоляю вас! Я говорю правду!

— Пусть расскажет, — попросил король.

И виконтесса Бефолин, рыдая и размазывая по лицу макияж, поведала подробную историю охоты на неуязвимую переселенку, добросовестно валя все, что только могла, на графиню Монкар.

— Господин Костас, — сказал король, когда она закончила и умолкла, поминутно всхлипывая и утирая нос платочком. — Это несколько меняет дело, вы не находите?

— Разумеется, — мрачно отозвался тот. — Это покушение на убийство с отягчающими обстоятельствами, преступный сговор и плюс еще некромантия. Все вместе потянет на плаху, разве что адвокат попадется хороший. Я ведь правильно понял, обе преступницы дворянского сословия, о виселице речи нет?

Виконтесса взвыла с новой силой, сорвалась со стула и рухнула на колени, вцепившись в королевскую штанину.

— Ваше величество! Пощадите! Не губите! Я не хочу умирать! Смилуйтесь! Я больше не буду! Я клянусь! Я бы никогда! Это все Алиса! Умоляю вас, ваше величество!..

Король стоял, чуть склонив голову, и смотрел, как она рыдает, обнимая его колени, воет в голос и просит пощады. И в глазах его был не гнев, и даже не презрение, а какая-то усталая грустная обреченность.

— Дориана, — сказал он наконец. — Зачем ты это сделала? Для чего? Так хотелось стать королевой?

Она подняла на него распухшие от слез глаза в размывах косметики и несколько раз судорожно кивнула. Она бы, пожалуй, согласилась со всем, что бы он ни сказал.

— А знаешь, что главное для королевы? — негромко спросил король, глядя ей в глаза.

— Что? — послушно всхлипнула она.

— Достоинство, — жестко произнес Шеллар III и рывком распахнул дверцу шкафа, у которого так и стоял до сих пор, чтобы зареванная, стоящая на коленях Дориана могла увидеть себя в большом зеркале. — У королевы должно быть хоть немного достоинства. Ступай вон и жди моего решения у себя.

— Ваше величество, — засмеялся Костас, когда за ней закрылась дверь. — Зачем вам понадобился этот трюк с зеркалом?

— Чтобы до нее дошло хоть что-нибудь, — сердито проворчал король, забираясь снова в свое кресло. — Чтобы она хоть что-то поняла и передала другим. Чтобы они больше не думали, что я женюсь хоть на одной из них. Дура, вот же дура, мозгов, что у плюта… Спасибо, господин Костас.

— Да не за что, в общем-то. Как я и ожидал, никаких улик, кроме показаний, мы не получили. Графиня ее не запугивала и не шантажировала, а просто обманывала, причем явной лжи я не замечаю, имела место аккуратная подтасовка фактов и удобное их толкование. А семья Монкар достаточно влиятельна, чтобы отмазать единственную дочь, даже если бы улики были. Будете пробовать что-то еще, или я вам больше не нужен?

— Нет, не буду, — вздохнул король. — Закрывайте дело Леста, доклад Флавиус спрячет в архив, а этих двух мерзавок я выгоню к хренам собачьим, и пусть живут, как хотят. Дориану по крайней мере папаша выпорет, может ума добавится. А вот Ольгу жалко.

— А вы действительно имели на нее виды, или это только слухи? — поинтересовался господин Костас.

— Только слухи. Да и то, их специально распустила Алиса. Если бы не она, никто бы и не заметил, насколько часто я гуляю с Ольгой. Пойду я, наверное, взгрею Алису, пока не остыл…

— А это вы в гневе? Ну-ну…

— Уж как умею, — проворчал король и поднялся. — До встречи, господин Костас.

Он стремительными шагами пересек гостиную, на ходу приказав его подождать, и скрылся за дверью.

— Подождем, — вздохнул Элмар. — А что нам еще остается делать?

— Ну она и вопила… — покачала головой Ольга, имея в виду виконтессу Бефолин. — Можно было подумать, ее там убивают.

— Ты Шеллара не знаешь, — хмыкнул Элмар. — Уж что-что, а напугать он умеет. Особенно на пару со старым Костасом. Однажды, лет десять назад, мне случайно довелось видеть, как Шеллар ведет допрос. Не знаю, как его подследственный, а я точно перепугался.

— Элмар, а почему он так по-разному с ними обращается?

— С кем?

— С Флавиусом — на «ты» и запросто, а с Костасом — почтительно, даже кланялся.

— Ну а как же еще? С Флавиусом они вместе учились в разведшколе, за одной партой сидели, можно сказать. А Костас был его наставником, когда он изучал полицейские премудрости. А наставник — это на всю жизнь. Тем более, Шеллар к ним ко всем относился с большим почтением. Мэтра Истрана он до сих пор побаивается, насколько умеет, конечно. Мэтр его как-то выпорол в детстве.

— А, он мне рассказывал! — вспомнила Ольга.

— Когда?

— На охоте. Он рассказывал, как ты научил его смеяться, ну и про это заодно. А что, он правда так страшно улыбался?

— Тогда, в первый раз? Это надо было видеть. Мне, чтобы не перепугаться насмерть, пришлось три раза напомнить себе, что я мужчина и воин. А потом я еще некоторое время считал, что так принято у них, во дворце.

— И долго ты так считал?

— Пока моя сестрица Нона не брякнулась в обморок. Это потом мне уже объяснили, что мой кузен в первый раз в жизни попробовал улыбнуться, и у него просто не получилось. Это ничего, ты бы слышала, как он смеялся попервах! Всех призраков, наверное, распугал. С ним вообще было интересно, он столько всего знал и так доходчиво рассказывал… Я приехал к батюшке полным балбесом, ну что ты хочешь — варвар. У себя в племени я считался самым грамотным, потому что умел считать до ста и знал аж четыре руны, и был страшно потрясен, когда узнал, что их на самом деле тридцать и что даже бестолковая Нона умеет их бегло читать. А в приличное общество меня вообще нельзя было пускать. А тут такой кузен, весь из себя правильный, серьезный, и все на свете знающий, чего ни спроси. И что самое приятное, абсолютно невозмутимый, что бы я ни отмочил. Я поначалу вечно что-нибудь не так делал, и все надо мной смеялись, а Нона даже иногда в обморок падала, как например, когда я, вставая из-за стола, сунул за пазуху пару кусков мяса про запас. А Шеллар всегда воспринимал все со свойственным ему пофигизмом, за что я был ему очень благодарен. Когда я вырос и отправился на подвиги, мне его очень не хватало… Эх, хороший он парень, мой кузен Шеллар, если бы еще женился — цены б ему не было.

— Ну что тебе так не терпится его женить! — удивилась Ольга. — Тебе это так нужно?

— Просто необходимо. Я же тебе говорил, что у него нет наследников, и случись что, мне придется напялить корону. А он всем головы морочит, а сам категорически не хочет жениться. Ну почему? Не съест же она его, эта жена. Какая ему разница?

— Элмар, как ты можешь так говорить? — возмутилась Азиль. — А тебе что, тоже нет никакой разницы, на ком жениться?

— У меня есть ты, и я тебя люблю, поэтому для меня разница есть. А у него никого нет, так какая ему разница?

— Ты считаешь, что ты человек, а он нет? Он тоже хотел бы быть счастлив. Но у него не получается. Он не может.

— Что бы с ним такое сделать, — тяжко вздохнул Элмар, — чтобы он хоть раз влюбился? Может, хоть тогда женится.

— Ничего ты с ним не сделаешь. Я могла бы, но он не хочет. Так что остается набраться терпения и ждать, пока это случится само. Как и все остальное.

Дверь распахнулась, и в комнату все тем же стремительным шагом ворвался король.

— Пошли в кабинет, — бросил он на ходу и скрылся за дверью кабинета.

— Пошли так пошли… — вздохнул Элмар, тяжко поднимаясь с кресла.

— Что случилось? — удивилась Эльвира, входя в комнату, где придворные дамы обычно собирались на утренние посиделки. — Что вы все какие-то взъерошенные?

— Ты еще спрашиваешь? — взвизгнула графиня Монкар. — Ты нас всех предала, а теперь спрашиваешь, что случилось?

— Я вас не предавала, — обиделась Эльвира. — И действительно не понимаю, в чем дело. Только что я встретила зареванную Дориану, которая ничего толком не смогла объяснить, только прорыдала, что Алиса ее подставила и ее теперь казнят… Что за чушь? За что ее казнят? Или вы все-таки убили эту бедняжку и король вас вычислил?

— Не знаю, — протянула Камилла, лениво отщипывая губами виноградину с грозди. — Но тут только что был грандиозный скандал. Пришел король, обозвал нас всякими словами нехорошими и велел Алисе, чтобы через два часа ее духу тут не было. Без всяких объяснений. А я говорила, что это добром не кончится.

— Значит, это ты нас заложила! — обернулась к ней Алиса. — Кто-то из вас двоих!

— Не говори ерунды! — возмутилась Эльвира. — Мы даже не знали, что и когда вы с Дорианой собираетесь делать! Хотя за того волка мне бы сто раз следовало тебя заложить.

— Да ладно тебе… — примирительно заметила Камилла. — Тебе что, так плохо было? У барона Палмера вполне приличный…

— Камилла! — хором вскрикнули все. — Ешь молча!

— Что вы такого сделали, что Дориану собираются казнить? — продолжала допытываться Эльвира. — Она что, совсем рехнулась и зарезала ее при свидетелях?

— Да она жива и здорова, — подала голос Анна Дварри. — я ее сегодня видела, они с Элмаром шли к королю в кабинет. Там потом еще Костас и Флавиус бегали туда-сюда…

— Так вот в чем дело! — догадалась Эльвира. — Алиса, ты зря на нас думала. Это Дориана тебя сдала. Ее на чем-то поймали, припугнули, как следует, она и рассказала им все. А на самом деле никто ее казнить не будет. Пойду утешу, а то она там со страху с ума сходит.

Графиня Монкар с ненавистью посмотрела вслед Эльвире и в отчаянии бросила об пол чашечку.

— Он не смеет! Он ни на чем меня не поймал! У него ничего на меня нет, кроме соплей Дорианы! Ни одного факта! Как он смел так со мной разговаривать!

Маркиза Ванчир посмотрела на нее с сожалением и сказала:

— Он король. Он все смеет.

— Если бы у него что-то на тебя было, — безразлично протянула Камилла, — oн бы тебя под суд отдал. А раз ничего нет — просто удаляет от двора. А такие милые мелочи как удаление и приближение зависят исключительно от его желания. По-моему, Алиса, ты чересчур задрала нос, раз до тебя не доходит, что он здесь король, какой бы он там ни был. На твоем месте я бы поторопилась. Раз он поклялся собственноручно вынести тебя на парадную лестницу и спустить по ней пинком под зад, если не уберешься в срок, так будь уверена, он так и сделает.

— А ты и рада?

— Я? Да мне все равно. Хотя посмотреть будет интересно.

— Посмотреть тебе не удастся. Потому что я успею уйти, и никто меня с лестницы не спустит. Но я ему этого так не оставлю.

— И что ты ему сделаешь? Пару лишних сплетен пустишь?

— Я знаю, что, — графиня Монкар зловеще усмехнулась и направилась к выходу. — Он, наконец, точно узнает, король он тут или хрен собачий.

— О чем это она? — не поняла герцогиня Дварри.

— О Хаббарде, Анна, о Хаббарде, — вздохнула Камилла. — Она уже давно ему глазки строит. Не уверена, конечно, что ей удастся вертеть Хаббардом так, как она надеется, раз она даже у нашего короля ухитрилась попасть в немилость, но если она его окрутит… Бедный наш король. Если честно, мне будет не хватать его… национальной гордости.

— И что теперь будет? — спросила Ольга, с надеждой взирая на короля. Тот вздохнул.

— Не знаю. Во всяком случае, не умрешь, и это уже радует.

— А своих ненаглядных шлюх ты, разумеется, помилуешь, — сердито проворчал Элмар.

— Алису я бы не помиловал, но у меня на нее ничего толком нет, а свидетельские показания Дорианы… граф Монкар обратится к своему другу Хаббарду, и этих показаний не станет. Здесь я ничего не могу поделать. А Дориану я действительно не хочу отправлять на каторгу только за то, что она дура. Мне как-то неудобно перед ее отцом, я его хорошо знаю… Лучше пусть он ее сам дома выпорет, как следует, чтобы не лезла куда не надо. Впрочем, если Ольга пожелает подать официальную жалобу в полицию, дело заведут, но его будут так тщательно стараться замять, что я не ручаюсь за результат. Ты как, Ольга, желаешь?

— А что мне это даст? — грустно спросила Ольга.

— В лучшем случае — взятку от родителей Дорианы. В худшем — массу хлопот и, возможно, неприятности.

— А большая взятка?

— Не очень, поскольку она дворянка, а ты — простая горожанка.

— Средние века… — с отвращением проворчала Ольга. — Не желаю. Пусть подавится. Лучше я ей морду набью как-нибудь при случае.

— Набей, — согласился король. — Она жаловаться не посмеет, если ты ей напомнишь о том, что дело Леста можно в любой момент поднять. Кстати, если у тебя возникнут финансовые проблемы, можно ее шантажировать, но аккуратно, чтобы не поймали.

— Шеллар, чему ты учишь порядочную девушку! — возмутился принц-бастард. — Хулиганить, шантажировать и брать взятки!

— Все ж полезней, чем целоваться и валяться на плаще, — уел его король. Элмар вспыхнул и обиженно опустил глаза. — Но если честно, Ольга, я тебе не советую. У тебя врожденное свойство влипать в неприятности, а таким людям противопоказано заниматься незаконной деятельностью. Они всегда попадаются.

— А что с этим… супругом? Я действительно должна каждого мужика предупреждать, что я проклята?

— Должна, — кивнул король. — Иначе если с кем-то что-то случится, будешь виновата. Это даже в уголовном кодексе оговорено. Да ты не переживай, на свете полно отчаянных ребят, которые никаких проклятий не боятся.

— Он придет, — сказала вдруг Азиль. — Старик верно сказал, люди, связанные магией, притягиваются друг к другу. И если он не заперт где-нибудь за решеткой, он обязательно придет.

— Обязательно? — ужаснулась Ольга. — Ты что, серьезно?

— Да не бойся, он же не выглядит так жутко, как в твоем сне.

— Сейчас я кое-что скажу, — вздохнул король. — Только предупреждаю, информация строжайшей секретности, разглашению не подлежит. Азиль, это тебя касается. Тебе понятно?

— Понятно, — легко согласилась Азиль. — Это нельзя рассказывать. Я не буду.

— Так вот, у меня есть достоверные сведения, что Эль Драко был неким чудесным образом спасен из подвалов Кастель Милагро, способ уточнять не буду, к делу не относится. На тот момент он пребывал именно в таком состоянии, в каком ты видела его во сне. Не точно, но возможно как раз тогда у него начались проблемы с психикой. Достоверно известно, что он добрался до повстанцев в Зеленых горах и уже после того исчез. Поскольку мы теперь точно знаем, что он жив, остается два варианта. Либо он действительно потерял рассудок и все это время содержался где-нибудь в соответствующем заведении, либо он скрывается от людей, стесняясь своего увечья, а на тот момент просто был болен или что-то в этом роде. Лично я склоняюсь к первому, но все может быть. Как он может выглядеть в настоящее время… Не хватает правой руки чуть выше кисти, лицо не берусь описать точно, зависит от того, как его лечили. Но даже в лучшем случае шрамы останутся. Не такие, как у Элмара, а гораздо заметнее. Возможно, нет одного глаза, но это не точно. Ну, и, разумеется, его знаменитый дракон. С таким букетом особых примет ты его не пропустишь.

— А я что, должна обязательно с ним?..

— Не обязательно, но я бы тебе рекомендовал, если он появится, не отталкивать его сразу, а познакомиться поближе. Ну, не понравится, расстанетесь. А вдруг понравится?

— Да вы что! Я его до сих пор вспоминаю с ужасом!

— Но он же не будет таким, — терпеливо пояснила Азиль. — Конечно, он теперь не такой красавец, как был, но и не такое страшилище, как ты видела. И, знаешь, как бы ни пострадала его внешность, человек он был хороший. И лучший любовник, какого я знала. Эмпаты вообще очень ценятся, как любовники.

— А он был эмпатом? — заинтересовался король. — Да, действительно, как я забыл, я же как-то сам поймал эманацию на его концерте…

— А почему тебя это так заинтересовало?

— Да просто почему-то вспомнил… Орландо тоже был эмпатом.

— Тоже стихийным?

— В детстве они все стихийные. А сейчас — не знаю. У него была масса врожденных способностей. Поговаривали, что принцесса Габриэль нагуляла его где-то на стороне, наставив рога законному мужу. В качестве загадочного отца фигурировали вариантов тридцать, от некоего Максимильяно Ремедио дель Кастельмарра, кабальеро Муэрреске, до незнакомого эльфа. Вам, кстати, что-то говорит это бесконечное имя? Нет? Ну, тогда ладно, это к делу не относится.

— Девочки, — сказал вдруг Элмар, до сих пор мрачно молчавший. — Выйдите-ка на минутку в гостиную… А еще лучше, в столовую. Мне надо сказать кузену пару слов наедине.

— Непременно сейчас? — поинтересовался король.

— Да, сейчас. Если тебе нечего больше сказать полезного по делу.

— Нечего, — король вздохнул, посмотрел на девушек и встал из-за стола. — Посидите в столовой. А еще лучше, идите домой. Я лучше вечером к вам загляну, и договорим.

Ольга послушно встала, Азиль не двинулась с места.

— Элмар, — сказала она. — Пойдем домой. Ты не прав. Не делай этого.

— Азиль, я приказываю, — неожиданно жестко сказал король, обошел стол и встал напротив кузена. — Элмар очень даже прав, и не вмешивайся.

Нимфа печально посмотрела на них и поднялась.

— Осторожнее, — попросила она и потянула Ольгу за рукав. — Пошли.

Уже из-за двери было слышно, как Ольга спросила: «А чего это с ними? И что осторожнее? Они что, затеяли что-то опасное?»

Элмар встал с кресла и подошел к королю.

— Шеллар, ты знаешь, кто ты?

— Знаю, — согласился король. — Можешь бить. Только, чтобы потом придворные не заметили.

— Нужен ты мне, бить тебя… — проворчал Элмар. — Хотя, если бы не Азиль, я бы тебе все-таки врезал по морде.

— Ну, врежь. Если тебе от этого полегчает. Может, и мне на пользу пойдет.

— Ты понимаешь, что ты и только ты во всем виноват?

— Понимаю. Я не должен был так себя вести.

— Ни хрена ты не понимаешь! Ты ходил, сопли жевал, хотя тебя сразу предупредили! Что, не мог сразу с ними разобраться? Нет, ты все боялся обидеть своих придворных потаскух, как же, родные! Ты их даже наказать не удосужился! А теперь, когда ее из-за тебя прокляли, ты сидишь и с умным видом уговариваешь ее, что все в порядке, что ничего страшного, надо только найти одного увечного психа и любить его до конца жизни, и все будет прекрасно! Какой у нас добрый король, усраться можно!

Король вздохнул и присел на стол.

— Я думал, ты понял все.

— А я чего-то недопонял? Так просвети бедного неграмотного варвара, на что же еще не хватило его скудных мозгов.

— Она должна срочно выйти замуж. А ни за кого другого она выйти замуж не сможет. Поэтому я так настойчиво советовал ей с ним связаться, если он появится.

— Зачем это ей так срочно замуж?

— Затем, что в противном случае она не доживет до весны. Алиса ей не простит. А Алиса, раз уж она взялась вертеть подолом, на мелочи размениваться не станет, и, раз у нее не вышло со мной, возьмется за Хаббарда… Впрочем, мне уже доносили, что она строит ему глазки, так что можно считать, что она за него уже взялась. Так что Ольге осталось жить до ближайшего отбора, если она не выйдет замуж.

— Ты… — Элмар не сразу нашел, что сказать. — И ты вот так спокойно об этом говоришь? Шеллар, если бы у тебя было хоть немножечко чести, знаешь что бы ты должен был сделать сейчас?

— Знаю, — грустно кивнул король. — Я даже могу это сделать, чтобы ты утешился и не считал, что у меня вообще нет чести. Но из этого ничего не выйдет. Проклятие не позволит. Уж не знаю, каким образом, но скорей всего она мне просто откажет.

— Даже зная каковы будут последствия? Или ты ей этого не скажешь и с чистой совестью примешь отказ?

— Я очень не хотел ей говорить, чтобы не омрачать последние две луны ее жизни. Да и принуждать девушку к браку под страхом смерти тоже не особенно достойно, если опять вспомнить о чести. Если ты сможешь, скажи сам. Но я думаю, она все рано откажет.

— А если нет?

— Случится что-нибудь еще. Вероятнее всего, ее убьют каким-нибудь простым способом, не выпендриваясь. Не думаю, чтобы что-то грозило лично мне, но свадьба не состоится. Если хочешь, можем проверить, но если ее убьют, виноват будешь уже ты. Ну, а если убьют меня — можешь быть уверен, что над тобой будут смеяться не только на этом свете, но и на том, ваше величество Элмар первый.

— Не морочь мне голову! Ты что, не в состоянии уберечь свою невесту на каких-то несколько дней? При такой службе Безопасности?

— У всякой службы бывают проколы в работе. И поскольку тут задействована судьба, прокол придется именно на этот случай. Но если не веришь, давай проверим. Только, разумеется, о том, что ее могут убить перед свадьбой, ее тоже придется предупредить. Ты сможешь выложить ей все, как есть?

— Я? Ты во всем виноват, ты и выкладывай.

— Так вот, я не смогу. Если ты так настаиваешь, чтобы я сделал ей предложение, расскажи ей все сам. Заодно будешь спокоен, что я ничего не приврал и не умолчал. Но и сам не вздумай врать. Я проверю.

— Вот сам и рассказывай, а я проверю. Умный какой. Или тебе стыдно? А еще надо мной смеялся.

Тут дверь кабинета приоткрылась и в нее просунулась голова королевского шута.

— Вызывали, ваше величество?

— Нет, — удивился король. — С чего ты взял?

— Азиль сказала, что я вам нужен.

Кузены переглянулись, и одновременно повернулись к нему, как-то чересчур душевно улыбаясь.

— А знаешь, — сказал король, — Ты мне и в самом деле как раз нужен. У нас к тебе будет одно поручение…

Ольга, заходи. Вот сюда, хочешь, в кресло, хочешь, за стол… Выпьешь чего-нибудь? Я знаю, вы с Элмаром подружки-пьянчужки, никогда не отказываетесь… Где? Там? А, это дверь в мой кабинет. Но я туда никого не пускаю. Там у меня парочка государственных тайн валяется. Ну да, и портрет тоже. Не покажу. А я ему усы пририсовал и боюсь, что ты настучишь… Ну конечно шучу, что я варвар какой — на произведениях искусства калякать. Просто король не велел. Он мне его отдал под честное слово, что я никому не покажу. Нет, в кабинет не пойдем, я же сказал — никого, значит и тебя тоже. Опять за рыбу деньги! С чего ты взяла, что я переселенец? Вот лопух, отдери его дракон, варвар неумытый! Ума, что у ракушки! И ты его вот так запросто на понт взяла, и он признался? И сказал, что это государственная тайна? Ну, он за это будет иметь две недели осмеяния, как минимум, ослик пластилиновый… А откуда ты знаешь, что это электронный замок? В ваше время они уже были? Ну, значит я тоже лопух. Нет, это как раз государственная тайна, и вообще, не расспрашивай меня об этих вещах, поверь на слово, раз я скрываю, значит у меня есть на то причина. Даже несколько, но основная состоит в том, что я жить хочу. Намек понятен? Это хорошо, но ты меня с мысли сбила. Ты пей, пей… Только пообещай, пожалуйста, не бить меня по морде, если тебе не понравится то, что я скажу. Это я не от себя, это мне король поручил… Знаешь что, пошли в кабинет. Я на него обижен до глубины души за такое свинство, так что я тебе его портрет покажу. Чтоб знал. Отвернись, я код наберу, не подсматривай. А за что… А сейчас расскажу. Я его вообще-то очень уважаю, но когда он вот такие пуськи лепит, во мне просыпается Робеспьер. Они со своим глубокоумным кузеном меня так подставили, что не знаю, как сказать, хоть штекер в задницу суй… В общем, дело было так. Прихожу я к ним в кабинет… кстати, ты знаешь, зачем Азиль меня туда послала? Ты тоже, промолчала, она же мне клипсу сдернула, никто меня не звал, что ж ты не сказала? А, так она и тебе клипсу сдернула? Так вот, она сильно опасалась, что ее необъятный Элмар будет своему кузену морду бить, и послала меня это прекратить. А за что… да в общем, есть за что, конечно, но не так уж он и виноват. Кое в чем Элмар прав, не хрен было неделю сопли жевать, надо было сразу пресечь. А кое в чем прав и король, теперь тут вряд ли что-то можно сделать… А в целом говоря, оба они не правы, каждый по-своему. Кстати, поздравляю, ты побила все рекорды: не прожила тут и луны, а два первых лица королевства уже чуть не подрались из-за тебя. Они, видишь ли, начали вдаваться в морально-этические аспекты проблемы и залезли в такие дебри, что блюдце взлетает. А потом решили, что тебе надо непременно рассказать все, а то они тебе не все сказали. А то получается неэтично. А сказать ни один не берется, потому как опять же получатся неэтично, куда ни плюнь. Мялись они, мялись, и тут меня черти принесли. Вот они на меня это все и спихнули. Это, по их понятиям, этично — сделать что-нибудь этакое, о чем рассказать стыдно, и заставить это рассказать кого-то другого. Так вот, о чем умолчал его величество, поскольку не хотел тебя пугать. Алиса захочет с тобой поквитаться. И поскольку она завела шашни с Главой Комиссии по Отбору, она постарается, чтобы в ближайший отбор тебя снарядили в жертву дракону. Как этого избежать? Выйти замуж. Вот тут король с Элмаром и поцапались. Король относится к проклятию серьезно и считает, что замуж тебе надо непременно за твоего мертвого, то бишь живого, мистралийца. Иначе все равно не выйдет. А Элмар считает, что все фигня, а король должен сам на тебе жениться, раз он сам виноват, а иначе ему стыд, позор и полное бесчестье. А король… Нет, я уже сам запутался, давай я тебе логически по пунктам разложу возможные варианты событий, а ты решишь, что делать. Значит, картина такая: король делает тебе предложение. Это он делает в любом случае, так его достал этот Элмар со своей честью и прочим королевским воспитанием. А ты ему и в самом деле нравишься. И очень. И он был бы счастлив получить твое согласие, единственное, что его смущает, это проклятие. Далее варианты:

1. Ты соглашаешься. Отсюда:

1.1 Свадьба не состоится, потому что проклятие не позволит. Это король так думает. Возможные варианты:

1.1.1. Тебя убьют. Конец.

1.1.2. Его убьют. См. пункт 2.

1.1.3. Еще что-нибудь случится и никто не пострадает. См. пункт 2.

1.2. Вы поженитесь и все будет нормально. Конец. Это Элмар так думает.

2. Ты не соглашаешься и не выходишь замуж за короля. Король в этом почему-то уверен. Тогда:

2.1 Ты встречаешь своего барда. Варианты:

2.1.1. Выходишь за него замуж. Конец.

2.1.2. Не выходишь за него замуж. См. пункт 3.

2.2 Ты его не встречаешь. См. пункт 3.

3. Ждешь до весны.

3.1. В первый день весны ты отправляешься к пещере дракона. Конец.

3.2. Король ошибся или у Алисы не получилось. Живи и радуйся. Конец.

Вот такой расклад. Понятно, если ты соберешься замуж за кого-то еще, опять смотри пункт 1.1. Самое противное, что никто не может сказать наверняка, будет ли действовать проклятие и как именно. Так что, решай сама, веришь — не веришь, рискнешь — не рискнешь, и если рискнешь, то на что поставишь. Ты мне, главное, скажи: что мне королю передать? Матюки только опусти сразу, а то мне нечего передавать будет, я их потом сам вставлю. Не надо вставлять? Ну, спасибо, что без матюков. Он так и знал, что ты откажешься. Понятное дело, король редко ошибается, и не по два раза подряд. А можешь мне сказать, почему? Это чисто для меня, я передавать не буду, если ему интересно, пусть сам спрашивает. Только поэтому? Да брось ты, откуда ты знаешь, что он не хочет, по-моему, он просто кочевряжится, а сам бы и не против, да признаться жаба давит. Ну, не любит, это верно, так он же просто не умеет. Умел бы, так любил бы. И все равно, по-своему как-то же любит. Это я тебя не уговариваю, это для информации. Если честно, я очень опасаюсь насчет проклятия, и не хочу, чтобы вы оба так рисковали. Элмар у нас парень лихой, ему хоть трава не расти, лишь бы кузена женить, а мне как-то боязно. А за увечного барда замуж пойдешь? Это я теоретически. Тоже нет? А почему? А вдруг он классный парень, хоть и без руки? Да на хрен такие принципы, по-твоему дракон лучше? Да не реви ты, в самом деле… Хочешь, переезжай ко мне жить? Будем вместе по ночам сидеть в углу и бояться, ты в одном, я в другом. Ну, ты будешь дракона бояться, а я своего сна… А как-то Мафей видел сон, что меня убьют, и я с тех пор страшно боюсь. Тебе проще, ты хоть знаешь, когда, а я даже этого не знаю. Да не смотри на меня так, а то я еще больше бояться буду… Оля, ты на него очень обиделась? На папу римского. Что, так не понятно? Конечно, я про короля. Ему Элмар мульки так прочистил, что он теперь глаза не поднимает со стыда. И наверняка завтра будет извиняться, если соберется с духом. Ты его хоть не матюкай при подданных. Не будешь? Он не хотел, чтобы так все вышло. Просто немного опоздал. Всего на день. Бывает, что и он ошибается. Будет теперь знать цену своим дамам, хоть и с опозданием. Кстати, это ты Камиллу королевой минета прозвала? Я так и подумал. Элмар не сказал, кто, постеснялся, поэтому я и догадался. Если б кто из мужиков, он бы сказал, а из дам только ты такое и могла Элмару в глаза ляпнуть. Еще кстати, не хочешь поставить на Камиллу? А я тут небольшой тотализатор организовал, паладины, придворные, гвардия, все делают ставки: кто будет следующей фавориткой. Даже на тебя, между прочим, ставят. Если хочешь, рекомендую поставить на Камиллу. На хрен, говоришь? Ну, само собой, на нем она и окажется, она там чаще бывает, чем король на свежем воздухе. Ой, Ольга, ну нашла, что спросить! Откуда я знаю, я что, по бабам с ним хожу? Потрахайся сама и посмотри. Да нет, это я теоретически, не станет, конечно. А хочешь прикол? Если тебя и правда отправят дракону, у тебя будет право последнего желания. Вот и пожелай себе ночь любви с его величеством. Причин отказать у него не будет, никуда не денется. Представляешь, какое западло? Зато точно узнаешь, что у него и где… А я тоже не знаю, на кой дракону девушки. Король, тот вообще с ума сходит от любопытства, ты же знаешь, какой он любопытный. Ольга, а ты знаешь, как выглядит гранатомет? Примерно? Да нет, я совсем не знаю, я как-то оружием не интересовался, даже в кино не присматривался, я вообще пацифист. Да я так спросил. Если увидишь, опознаешь? Ну, мало ли, может понадобится… Ольга, ну это государственная тайна! Нет! Ни в коем случае, ты что! Ты же обещала! Как не обещала? Я даже не просил? Шантажистка! Понятно, как ты Элмара на понт взяла! Ладно, скажу, только теперь пообещай, что не скажешь королю, что я тебе портрет показал. Обещаешь? Честно? Не будешь больше шантажом заниматься? И где только научилась… Серьезно? Ай да ваше величество, нет бы чему путному научить… Так вот, где-то у короля в занориках… ну, в загашниках, если тебе так понятнее… есть такое местечко, этакий секретный склад, где валяется всяческое барахло, которое натащили из других миров. Так же, как Мафей тебя притащил. В основном, конечно, Мафей таскает, но иногда и другие ученики. Это происходит, когда они учатся перемещать предметы через субпространство. Например, лень тебе сейчас идти домой за книгой, а хочется, ты поколдовала — и вот она, у тебя в руках. А ученики на первых порах куда попало руки суют и что попало хватают, пока не научатся точно целиться. Из других миров в том числе. Мафей, конечно, эту фигню уже лет пять, как проехал, он все умеет, просто ему в кайф доставать непонятно что. Поди пойми этих эльфов. Так вот, в этом складе может быть что угодно, и гранатомет в том числе. Короля очень заинтересовала твоя идея использовать его против дракона. Если понадобится, поможешь мне в этом складе порыться? Вдруг какие герои еще соберутся на дракона, так мы им гранатомет подкинем… Налить тебе еще? Пей, ничего, тебе после таких новостей не вредно. Мне когда про сон рассказали, я вообще двое суток пил запоем. Вино, правда, вот это и все, но у меня есть самогон. Ты самогон употребляешь? Ну, сразу видать соотечественника. Как — откуда, ну не из королевских же погребов. Сам гоню. А мне по приколу. Я с ним всякие эксперименты ставлю, а потом короля угощаю. Слушай, у тебя, Элмар говорил, книги есть? На русском языке? Дашь почитать что-нибудь? Да, конечно. Раз уж ты меня расколола, так хоть книжку почитаю на родном языке. У меня тут одна-единственная валяется, Мафей как-то выудил. Математический анализ для студентов вузов. Охренеть, как интересно. Я ее пять раз королю вслух читал, пока он ее на память запомнил, смотреть на нее больше не могу. Никакой не изврат, ему правда понравилось. Он все понял. Он вообще поразительный мужик с абсолютно расторможенными мозгами, он все понимает. Ты представь, средние века в нашем мире, рассказываешь ты какому-нибудь королю про теорию вероятности… Вот-вот, именно. А он все понял и обалдел от восторга… Ну, знаешь, это совсем другое дело, личная жизнь вообще больное место нашего короля. По интеллектуальной части он у нас гений. По части политики — довольно жесткий правитель, я иногда даже пугаюсь. А вот насчет баб… бестолковый какой-то. Вот ему с ними и не везет всю жизнь. Завел себе курятник, так и там порядка не наведет, не курятник, а гадючник, стерва на стерве, и все красавицы такие, что запросто можно комплекс неполноценности заработать. Особенно нашему королю. И по-моему, он его уже заработал. Тебе не кажется? А ты просто мало еще знаешь. Или он с тобой не комплексует, потому что ты не красавица. Ну что, доставать самогон? Напьемся с горя, пусть Элмар завидует. А представляешь, если бы он и правда королю фасад попортил? Приходит завтра его величество на заседание кабинета министров с фингалом под глазом… Да нет, не убил бы, не переживай. Король, знаешь ли, тоже не задохлик. Со мной же ничего не случилось. А было дело, он меня как-то съездил по физиономии сгоряча, когда считал, что я не прав. Это давно было, мы потом помирились. Совсем давно, на второй день знакомства. Оно тебе надо? За розовых слонов. А он тебе рассказывал? Это я его тогда накачал. И травой угостил. И ловил наш король розовых слонов в своей гостиной на пару с Шанкаром. Весело было! А Элмар решил, что это недостойно и не подобает… Да ну его, сам под столом спал, а королю, видите ли, недостойно… Ты лучше скажи, ты его правда в своем сне видела? Я про Шанкара. Классный был парень, так жалко… Умница и добрейшей души человек. Даже тебе вот присоветовал… разглядел же среди всех живого! Говоришь, ты его хотела выбрать? А что, понравился? У тебя вообще на мужчин неплохой вкус, одни красавцы — Элмар, Шанкар, Эль Драко, опять же я… А наше бедное величество ты обходишь своим вниманием. Да шучу, шучу. А если серьезно, что тебе советовала Азиль? А то король с Элмаром в своих морально-этических дебрях такого напридумают, что сами не могут разобраться, а она скажет безошибочно и правильно. Советовала столковаться с бардом? Вот так и сделай, и никого больше не слушай. Ни короля, ни Элмара, ни меня, ни свои дурацкие принципы. Азиль в таких делах интуитивно чует, как надо и как правильно. Я? Конечно. Я бы отказался, как же! Не знаю, может и был какой-то эффект, но я не заметил. Здорово было, ничего не скажешь, но чтобы что-то вроде того, что с Элмаром… Да в общем, что может быть такого особенного со здоровым человеком? Хорошее настроение, да и все. Но здорово. И чего король так упорно отказывается? Я его иногда напрочь не понимаю. Наверное, мое плебейское происхождение мешает… Ну ладно, проводить тебя домой или пойдешь спать в комнату для переселенцев?

— Ой! — ахнула Азиль. — Ромашки! В середине серой луны! Откуда?

— Есть места, — улыбнулся Кантор, выглядывая из-за огромного букета.

— А откуда ты знаешь, что я люблю ромашки? — растрогано спросила нимфа, погружая лицо в ворох белых лепестков и блаженно жмурясь.

— Узнал, — снова улыбнулся Кантор. — И подумал, что это неплохой способ поблагодарить тебя за добрый совет.

— А он тебе пригодился? — Азиль вынырнула из ромашек с какой-то детской радостью и отступила на шаг. — Войди, пожалуйста. Расскажи хоть чуть-чуть. Ты не очень торопишься?

— Только ненадолго, — снова улыбнулся Кантор. И подумал, что если бы сейчас его увидели ребята, то охренели бы на месте. Сроду никто не видел, чтобы Кантор так улыбался. Его кривые ухмылки были высшим показателем хорошего настроения. Но присутствие нимфы действовало на него именно так — хотелось улыбаться широко и радостно.

Она проводила его в гостиную, где немедленно сбросила туфельки и забралась с ногами в кресло, продолжая прижимать к груди ромашки.

— У тебя получилось? — спросила она.

Кантор присел на краешек дивана и кивнул.

— Получилось. Благодаря тебе и твоему совету. И королю передай от меня спасибо, информация была очень кстати и вовремя.

— Я обязательно передам, — пообещала Азиль. — Он будет очень рад, что у тебя получилось.

— А как поживает Элмар? — поинтересовался Кантор.

— Спасибо, с ним все в порядке. Все хорошо. А ты? Где ты потерял свои усы?

— В битве, — засмеялся Кантор. — Они отклеились и потерялись. Что ты так смотришь? Не надо в меня заглядывать.

— Я не хотела. У меня всегда само получается. Ты знаешь, твоя ледяная корка потрескалась.

— Я это чувствую, — кивнул он. — Пусть. Может, это к лучшему. Хотя не знаю.

— А ты тоже видишь?

— Иногда. Но себя — нет. Себя я чувствую.

— А как ты себя чувствуешь, кстати? Я вижу, ты недавно тяжело болел.

— Сейчас все нормально. Я просто простудился в Поморье, там не совсем подходящий климат для жителей Юга. Азиль, скажи, а что ты еще во мне видишь?

— Но ты ведь сам о себе все знаешь, — удивилась нимфа. — Зачем тебе?

— Чтобы увидеть себя со стороны и попробовать в себе разобраться.

— Я могу сказать, но… вряд ли ты разберешься, я не смогу это истолковать.

— Все же, расскажи.

— Ну, хорошо… Про ледяную корку ты сам знаешь… про мертвые пятна, наверное, тоже? Я не знаю, что это означает. Про пустой очаг и перерезанное горло — знаешь?

— Знаю. А ты не знаешь, можно ли что-то сделать?

— Нельзя. Очаг не поддается лечению, это не болезнь. А горло… Это еще тяжелее, чем сломанная спина Элмара. Не знаю, может быть… Но вряд ли. Что еще?.. про свою Силу ты знаешь больше, чем я. И еще черная паутина. Откуда на тебе черная паутина, ты ведь мужчина?

— А что она означает?

Азиль вздохнула, давая понять, что объяснить по-людски не может.

— Это очень плохо, — сказала она. — Это… память… или как-то так… Не знаю, надо спросить у Терезы, я ей тоже не смогла объяснить, но она поняла. И не сказала. Ну, о том, что у тебя не может быть детей, ты сам знаешь, наверное. И все.

— Спасибо. А скажи, когда я был здесь в прошлый раз, у тебя играла очень странная музыка… Что это было?

— Наверное, Ольгины песни, раз тебе показалось странным. А что именно?

Кантор напел мотив, и Азиль радостно закивала головой.

— Да, это Ольгина. А тебе понравилось?

— Да. Ольга — это кто? Она сама их пишет? А кто поет? И что это за инструмент?

— Ольга — это моя подруга. Она привезла кристаллы с музыкой из своего мира. А поет… какой-то их бард, я не помню имени. И инструментов таких я тоже не знаю. Хочешь, я познакомлю тебя как-нибудь с Ольгой, она тебе расскажет.

— А она не из нашего мира? — Кантор сразу вспомнил девушку у музыкальной шкатулки, которая показалась ему неуловимо чужой. Вот оно что. Переселенка. И музыка из другого мира. — Тогда понятно, почему я не узнал инструменты… Азиль, а о чем эта песня?

— Она совсем непонятная. А называется «Красное и черное»… Нет, «Красное на черном», вот.

— Что? — Кантор слегка оторопел. — Но откуда в другом мире могут знать?..

— Да нет, это просто совпадение, — засмеялась Азиль. — Просто этому барду нравилось именно такое сочетание. К цветам королевского дома Мистралии это не имеет никакого отношения. Кстати, о бардах. Ты не знаешь, где сейчас Эль Драко? Я случайно узнала, что он жив, и очень хотела бы его увидеть.

— Не знаю, — удивился Кантор. — А откуда ты узнала, что он жив, да еще так точно?

— А он задушил некроманта, когда тот попробовал его призвать, и сказал, что он живой. Мне рассказали достоверно. Это правда. И еще мне сказали, что его спасли повстанцы с Зеленых гор. Ты ведь оттуда, правда? Может, твои друзья что-то знают? Пусть ему передадут, что я его ищу и что он мне очень нужен.

— Зачем?

— Я его познакомлю кое с кем.

— С королем, что ли?

— Нет. С девушкой, которая вывела его в мир живых. Передашь?

— Да передам… — озадаченно пообещал Кантор. — Только про него уже лет пять никто не слышал.

— Может, он как раз теперь появится. Не забудь.

— Такое, пожалуй, забудешь… Ну, я пойду, наверное. Меня ждут. Когда-нибудь еще буду в Ортане — загляну. Познакомишь меня со своей подругой из другого мира?

— Познакомлю, — охотно кивнула Азиль. — А хочешь встретиться со мной сегодня вечером? Ты мне нравишься.

— Сегодня я уезжаю. Но благодарю за предложение. Если я еще как-нибудь появлюсь здесь, оно останется в силе?

— Да, — засмеялась Азиль. — Только не тяни слишком долго, а то мне уже не так много осталось, год-два, не больше.

Кантор снова улыбнулся и встал.

— Очень рад был с тобой повидаться, Азиль, — сказал он, и это была чистая правда.

Оглавление

.

Вместо пролога

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Реклама на сайте