«Охота на Крыс»

… Пришла иная жизнь, мне ничего не жаль,

Дорога на Восток, сражения за веру

И слава впереди заслуженная, но

В тени колоколов, карниз когтями сжав,

Касаясь клювом звезд, гранитная химера

С немым отчаяньем глядит в глухую ночь.

Но у дверей стеклянных стоя,

Там не увидишь ничего

Смерть — только Вечное Пустое,

Вся пустота — для одного…

Пламя свечи прекратило свою пляску и, вытянувшись в струну, замерло…

Со стороны могло показаться, что даже огонь боится разгневать своей пляской мага, неподвижно застывшего в кресле. Взгляд карих глаз терзал внутренности хрустального шара, неясно мерцавшего синим светом. Образы рождал этот свет, и Мерлин видел группу всадников, готовых к дальней дороге. Маг смотрел на суровые лица ведьмаков-воинов и просторы Руси. Пашни, леса и дороги расстилались перед всадниками, и не было силы, способной спрятать путников от всевидящего ока пелентара.

Вид тех, за кем наблюдал Мерлин, мог удивить кого угодно. На первый взгляд в отряде не было ничего особенного: двое русов в воинских доспехах, девица.

Правда, девушка была одета по-ханьски, да и оружие путешественницы выдавало родство с этим народом. На кожаной перевязи, на гибкой талии, висели два меча цзянь. На первый взгляд девица казалась лишней, даже неуместной в отряде опытных воинов. Лишь вглядевшись внимательно, можно было заметить в ее повадках манеру опытного воина, притом привыкшего сражаться верхом. Да и тусклый взгляд глаз, видевших не одну смерть, с головой выдавал в ней опытного воина. Но некому было смотреть в глаза Кетрин, грозе караванов, в великой степи.

Чуть позади ехали еще двое всадников. Вот на них-то и стоило посмотреть внимательнее.

Чернокожий гигант со щеками, щедро украшенными ритуальной татуировкой, в компании с тройкой русов, постороннему оку казался немного непривычным. Один двуручный меч со странным расширением на конце клинка чего стоил! Сизая, боевая сталь отливала синевой, и странные символы, напоминающие птичьи следы, испещряли поверхность металла. Путник не скрывал оружия, меч без ножен просто лежал у него на плече, как селянин носит оглоблю.

Но не он, а пятый всадник оказался бы для постороннего наблюдателя порождением ночного кошмара. Правда, до поры до времени этот наблюдатель ничего бы не заподозрил: зеленую кожу лица от чужого глаза скрывал добрый шлем. Но на ночных привалах стальная личина снималась.