«Песнь третья. О троне и дороге в неизвестность»

Тиа Атрейдес Песнь третья, О Троне и Дороге в неивестность

Глава 1

Пронзительный ледяной ветер, воющий насмешливо и злобно, разбудил Мастера Тени. Приподнявшись на постели, он оглядел освещенную красноватыми бликами недогоревшего камина комнату. Ничего нового и неожиданного в запертом на все замки убежище не обнаружилось, но мерзкий холодок страха не исчезал.

Мастер встал, закутавшись в одеяло, и проверил на всякий случай ставни — засовы на месте, охранные руны слабо мерцают, самострелы и прочие сюрпризы для излишне наглых посетителей в полном порядке. Шагнул в Тень и осмотрел помещение с изнанки реальности — тоже ничего подозрительного. Не считая того, что Тень этой ночью вдруг перестала казаться послушной и уютно мурлыкающей кошечкой, ласково трущейся об ногу хозяина. Странно, очень странно. Будто он снова всего лишь ученик, а не признанный Мастер. Будто он посмел заглянуть в чужой дом без приглашения, дом, полный ловушек и голодных призраков. Что-то похожее на скрипучее старческое хихиканье послышалось Мастеру, когда он возвращался обратно в привычный мир.

Заснуть снова после такого неприятного пробуждения не стоило и пытаться, и он уселся в кресло у камина. Пара зажженных свечей по углам и взведенный арбалет на коленях не особенно прибавили ему душевного равновесия. Неприятности приближались, и достаточно серьезные — если бы Мастер не обладал исключительным нюхом на всевозможные пакости, подбрасываемые судьбой, он был бы не Главой Гильдии, а обглоданным скелетом не дне Вали-Эр. Почему-то при мысли о неприятностях первым делом он вспомнил о Глубокоуважаемом Придворном Маге. Будь у Мастера хоть малейшая возможность, он бы лично и с преогромной радостью придушил Тёмного, отрезал ему голову и сжег. И пепел бы развеял, для надежности.

Так называемое «добровольное сотрудничество» с самовлюбленным ублюдком грозило в скором времени поставить Суардскую Гильдию на грань полного вымирания. Его лучший ученик! Тот, кто должен был стать правой рукой и надежной опорой его сына, будущего Главы Гильдии! Мастер не строил иллюзий насчет того, что Лунный Стриж сможет остаться в живых, даже если успешно прикончит принцессу. Кто-то же должен будет за это ответить? Наверняка Рональд торжественно предъявит Имперскому Дознавателю труп убийцы и свалит все на Гильдию. Все демоны Ургаша! Даже если Хилл паче чаяния умудрится улизнуть, встречаться с ним Мастеру не хотелось. А уж объяснять Орису, как это он продал его лучшего друга в качестве еды для Темной Колдуньи… брр. Настырный мальчишка и так не поверил ни на грош в срочный секретный заказ, потребовавший немедленного отъезда Лунного Стрижа из столицы.

Полуночное бдение и заряженный арбалет не помогли. Еле заметное прикосновение чего-то холодного и острого к артерии на шее не оказалось неожиданностью, несмотря на то, что обостренные чувства так и не уловили присутствия постороннего до самого последнего момента.

— Арбалет.

«Что за тварь может так шипеть?» — подумал он, плавно и осторожно кладя самострел на пол и подавляя желание оглянуться.

— Руки.

Лезвие давило на тонкую кожу, недвусмысленно обещая воздаяние за любое неосторожное движение. Шипящая тварь профессионально привязала его к креслу, лишая малейшей возможности сопротивления.

— Ну, здравствуй, Учитель.

— Тебе того же не желаю, э… Лунный Стриж.

В странном существе, соткавшемся из Тени, Мастер с удивлением опознал того, о ком только что размышлял. Да, он всегда знал, что из мальчика выйдет толк, но чтоб настолько… полноценный Воплощенный. Некое злорадное удовольствие зародилось где-то там, в глубине души, отодвигая естественный страх смерти.

— Неплохо, неплохо. Делаешь успехи.

— Вашими молитвами.

Призрачные крылья за спиной растаяли вместе с чешуей и когтями-кинжалами, шипение сменилось нормальным баритоном. Подвинув табурет, Хилл уселся напротив. Юноша разглядывал его очень внимательно, словно выискивая в знакомом лице нечто новое, не изученное за последние семнадцать лет. И спокойно улыбался. Молча.

— Ну-ну. И с каких это пор ты заходишь ко мне без стука?

Играть в молчанку настроения не было. Как и пытаться выторговать себе жизнь. Сам же учил, что предательство прощать нельзя, никому и никогда, так теперь остается только радоваться, прилежный ученик попался.

— Да двери подходящей не попалось, постучаться.

Мальчик сильно изменился за эти дни. Что-то в нем появилось новое, помимо крылышек. Повзрослел, что ли?

— Так нечего через окна шастать. — Страх отступил и спрятался окончательно, уступив место спокойной уверенности.

— Угу. Следующий раз постучусь непременно. — Даже не улыбнулся. — Вам мама в детстве не говорила, что жульничать нехорошо?

— Не припоминаю.

— Зря, очень зря. Аванс-то хоть приличный?

— Не особо.

— Жмот этот ваш Рональд, каких поискать. — Хилл тяжко вздохнул. — Хоть сотни три заплатил?

— Одну, и то со скрипом.

— Вы меня обидели, Учитель. Не думал, что я так мало стою.

— Жизни Ориса ты стоишь точно.

— Ну, если только.

— Остальное придется с магистра вытрясать уже не мне.

— Не придется. Контракт не выполнен.

— Раньше ты не допускал таких промахов.

— Раньше у меня была хотя бы иллюзия выбора, и вы соблюдали формальности.

— Формальности!

— Именно. Кстати, не вы ли меня учили, что нельзя делать то, чего от тебя ожидает противник?

— Я не учил тебя прекословить Учителю.

— А разве я прекословил? Вот если бы вы мне сказали — пойди и убей, тогда…

— И что тогда?

— Тогда не считается. В любом случае, Шу я убивать не буду.

— Шу? Так слухи не врут? Ха! Молодец, мальчик, обвести тёмную… — мастер осекся на полуслове. Судя по мгновенно закаменевшему лицу Хилла, что-то у них там пошло совсем поперек плана.

— Хватит лирики. Надеюсь, вас не затруднит посвятить меня в подробности этот контракта?

— Никаких особых подробностей. Представитель заказчика указал на тебя и потребовал предоставить ему в подарочной упаковке, или же там окажется Орис.

— Указал на меня каким образом?

— Назвал имя. Это был тот же самый человек, что приносил три последних крупных заказа, два из них выполнял ты. Пророка заказывал тоже он.

— Странно. Тогда это был не Рональд.

— Не Рональд? Больше некому.

— Вообще-то да. Не будет же Его Величество заказывать собственную сестру.

— Именно. Или, тем более, Дукрист, хотя демон их разберет, этих магов.

— Угу. Что именно он потребовал?

— Чтобы ты выпил хотя бы половину того зелья, что он принес. А затем — к Биуну, прямо к задним воротам тюрьмы.

— Он сказал точно, что целью является Шу?

— Нет. Прямо не сказал. И категорически запретил тебе что-либо говорить о заказе, и об Её Высочестве.

— Ясненько… то есть, контракта, как такового, не было?

— Если ты имеешь в виду формальности, то не было контракта на убийство. С Биуном все было как положено.

— То есть с документом о купле-продаже?

— Именно. Он не должен был ничего знать. По условиям заказа обязательства Гильдии были выполнены в тот момент, когда ты оказался в Закатной Башне.

— Что ж, Мастер, вы здорово облегчили жизнь вашему преемнику.

— Надеюсь, ты ничего не имеешь против Ориса? Его я не посвящал в это дело.

— Ни секунды в этом не сомневаюсь.

— Послушай, Хилл. Я не знаю, как тебе удалось сбежать, и что там у вас с Её Высочеством произошло, но… с завтрашнего дня начнется большая буча в Гильди. Этот демонов Нырок спит и видит, как подгрести все под себя. Да и твой приятель слишком молод и неопытен, чтобы удержать организацию. Скажи ему, чтобы не ввязывался. Пусть поддержит Исмарского ублюдка, наплетет чего угодно, только не высовывается. За тем прохвостом интересы Найриссы и, похоже, кое-кого из Империи. В прямой борьбе Орису не устоять, даже с твоей помощью. Уберете Нырка — нагрянет толпа возмущенных нарушением Закона и сотрет вас в порошок.

— Ладно, скажу. Но вот не стоит рассчитывать, что я и дальше буду ему помогать.

— Это глупо. Продал тебя я, а не Орис.

— Не поэтому. Учитель, вы же не думаете, что мне удастся скрываться от неё вечно?

— Извини.

— Неважно. Больше ничего Орису не передать?

— Все остальное он сам знает.

Мастер вгляделся в безмятежные глаза Лунного Стрижа. Похоже, мальчик усвоил и тот урок, который он уже не успел ему преподать: месть не имеет смысла.

— Думаю, вы не очень обидитесь, если мы закончим на этом?

— Ну что ты. Считай, что сдал свой последний экзамен на отлично.

— Буду так считать, если не догоню вас по дороге, Учитель. Да, и передавайте привет Хиссу.

Прежде чем нанести единственный короткий удар, Лунный Стриж почтительно поклонился, как положено ученику перед своим Наставником.

Холодные струи дождя стекали по лицу, забирались за шиворот и щекотали спину. Темные ветви хлестали, мешая идти, облепляли мокрыми листьями, корни цеплялись за ноги, заставляя спотыкаться. Резкий осенний ветер упорно бил прямо в лицо, словно пытаясь развернуть его обратно.

Как это было бы просто. Вернуться. Не продираться, словно сквозь трясину, не раниться об острые ветви, не убеждать себя, что это у дождя сегодня горький вкус слез. Вернуться. Пока она не проснулась. Забраться под одеяло, прижаться всем телом, целовать её, мягкую и сонную… до самого утра. Или просто смотреть на неё. Что угодно, только не чувствовать, как с каждым шагом отрывается ещё кусочек сердца, не пить ледяные капли, все падающие с неба, в тщетной надежде утолить совсем другую жажду. Не слышать со всех сторон любимый голос — в шелесте дождя и шепоте листьев, в порывах ветра и ритме шагов.

Помогала злость. Мастер, Мастер… два слога, два шага. Месть. Цель, на которой можно сосредоточиться, слово, которым можно отгородиться. Ещё шаг. И ещё. И не слушать плач дождя — вернись, любовь моя, вернись. К демонам мороки и наваждения. В Ургаш потусторонние голоса, заманивающие несбыточными грезами.

Он хотел было добраться до дома Мастера так же, как ушел от Шу, на призрачных крыльях, но они отказались его нести. И он шел, временами переходя на бег, не позволяя себе остановиться ни на секунду. Его вела странная уверенность в том, что он должен сегодня увидеть наставника. И он почему-то знал, что тот дома и ждет встречи. Даже предчувствие собственного скорого свидания с Хиссом отступило и поблекло, словно Лунный Стриж, как обычно, вышел на охоту. Только на сей раз заказанной дичью стал Мастер Тени. Только кто заключил на него контракт? Он сам? Сам заказал, сам выполнит… почему бы и нет?

К трехэтажному дому на улице Серебряного Ландыша Хилл походил уже совершенно спокойным. Убийца на работе, и ничего кроме. Тот Хилл, что был Тигренком, что купил себе месть, остался где-то позади, в терпеливом ожидании. К жертве же подкрадывался Лунный Стриж, безжалостный равнодушный профессионал — ничего личного, Мастер, просто заказ.

Темной сущности такой подход явно импонировал больше. Без малейших затруднений Хилл полностью превратился в потустороннюю тварь. Тень приняла его, как родной дом, позволяя не просто заглянуть краем глаза, но донырнуть до неизведанных глубин. Привычный мир не просто показался изнаночной стороной, он словно приглашал лепить и менять его по собственному разумению, открывая взгляду долгожданного гостя то самое темное и загадочное место над сценой, в которое уходят нити кукол.

Мастер не заметил его появления. Ни одна охранная руна не замерцала хоть чуточку ярче. Можно было хоть танцевать у него перед носом — он упорно смотрел сквозь ученика. Так странно и непривычно оказалось видеть в этом немолодом, сильном и властном человеке, в чьих руках сходились нити многих судеб, в том числе его собственной — до некоторого времени — не всесильного мудрого наставника, а всего лишь жертву охоты. Предмет заказа. Настороженный, беспомощный… всего лишь человек, допустивший ошибку. Или много ошибок, уже не важно.

Все оказалось много проще и неинтересней, чем Хилл мог когда-либо предполагать. Короткий разговор, последний удар, быстрое уничтожение всех своих следов… и все. Он ушел так же, как и пришел. Контракт исполнен, Хисс получил свое и ненадолго замолчал, сыто переваривая жертву. Никакого удовлетворения местью Тигренок не ощутил. Только выполнил то, что должно. Да и был ли он, Тигренок? Или просто бред и наваждение?

Потоки дождя, наотмашь хлещущие его по щекам, утверждали, что эта загадочная личность существовала на самом деле, что бездушный убийца взаправду влюбился в принцессу… но Хилл не верил. Там, где должна была быть любовь, осталась пустота. Но боли, ни страсти, ничего. Только ощущение, что у него украли нечто очень важное и прекрасное. Но не вспомнить, что именно.

Холодно, как же холодно! Протянутая наугад рука наткнулась на холодную железку на холодной подушке. Шу рывком села на постели, поднося разомкнутую полоску испещренного рунами звездного серебра к лицу. В голове поселилась звенящая пустота, глаза отказывались признавать то, чем была совсем недавно эта полоска металла.

Дождь за открытым окном шумел и заливал пол, перехлестывая через подоконник, промозглая сырость забиралась под тонкое одеяло, изгоняя последние остатки тепла. Но Шу больше не чувствовала ни холода, ни влажности… ничего. Осталась только пустота. И хриплым шепотом произнесенное имя — Тигренок. Прекрасный сон, полный тепла и солнца. Тигренок. Жаркие поцелуи и жадные нежные руки. Запах разогретой ярким летним полуднем травы. Короткий, сладкий сон, оставивший после себя перетянутую струну боли и тоски.

— Тигренок!

С фальшивым треском струна лопнула, расколов на мелкие кусочки то, что когда-то было чем-то живым. Может быть, даже бьющимся и трепещущим. Тысячи крохотных ледяных осколков. И пустота.

По бледным щекам катились слезы, хрупкие плечи вздрагивали от рыданий.

Со вчерашнего вечера Баль не находила себе места. Даже объятия любимого Эрке не приносили успокоения. Это выражение глаз… демоны, что с ней творится? Как будто её приговорили к смертной казни через сожжение, не позже завтрашнего дня.

Эльфийке было стыдно. Пусть Шу и поступает неправильно, пусть все в ней, Балусте, и протестует при взгляде на ошейник Тигренка, но все же бросить её совсем одну… глупая детская обида. Словно пятилетняя девчонка, не поделившая с подружкой новую куклу. Как будто этот ошейник — самая большая гадость, которую только могла сделать принцесса. Чушь. Да пускай хоть ещё десяток рабов умучает до смерти, она же не перестанет от этого быть её лучшей подругой, почти младшей сестренкой. И не разговаривать с Шу целую неделю — слишком суровое испытание.

— Баль, любимая, что тебя грызет? — Ласково перебирая рыжие непослушные прядки, Эрке целовал напряженно наморщенный носик. — Белочка?

— Тебе вчера не показалось, что с Шу что-то не так?

— С ней давно уже что-то не так, родная. Неужели тебе надоело на неё дуться?

— Я не дулась.

— Угу, только губы надула и сопела. — Он прижался губами к ямочке в основании шеи и посопел тепло и смешно, как ёжик.

— Неправда, я не сопела.

— Но собралась, наконец, помириться?

— Ну, мне кажется, зря я так…

— Зря приревновала?

— Приревновала? Ерунда.

— Да ну? А кто позавчера фыркал и пыхтел, что Её Высочеству вполне достаточно общества всяких подозрительных менестрелей, а у одной вредной рыжей белочки и других дел полно, чем встревать, куда не просят?

— Какой ты злопамятный, это же надо!

— Я не злопамятный. Что ты, родная. Отомщу и забуду.

— Светлый, тоже мне.

— Само совершенство.

Под шутливую перепалку Светлый не забывал и о собственных интересах, подбираясь все ближе к стратегически важным местам, и тихой сапой производя оккупацию территорий.

— Да. Совершенство.

Территории явно не были против, ластясь к настойчивым рукам захватчика.

На некоторое время Её Высочество оказалась не то чтобы позабыта совершенно, но уж точно отодвинута подальше и на попозже. Ровно до того момента, как довольная мурлычущая Баль все же покинула не менее довольного Светлого и взялась за расческу.

— Я все же схожу к ней. Сейчас.

— Хорошая мысль. Что-то мне подсказывает, что самое время.

Оба одновременно вскинули головы, словно прислушиваясь.

— Что с ней такое?

Баль побледнела. Как бы Шу не защищала свою башню от нежелательного внимания посторонних, они оба почувствовали звонкий хлопок лопнувшей струны и затопившую её волну отчаяния и боли.

— Иди скорей, Белочка.

Едва накинув утреннее платье, Балуста унеслась из комнаты.

Её Высочество расчесывала волосы. Идеально прямая спина, плавные неторопливые движения рук. Бледное застывшее лицо, бледные сжатые в ниточку губы, серые, словно выцветшие, глаза. Холодный мокрый ветер, гуляющий по комнате, выстуживающий каждый уголок до температуры полярного льда. Принцесса, только что закрывшая глаза мертвому отцу, выглядела гораздо более живой и теплой, чем сейчас. Баль на миг показалось даже, что перед ней свежеподнятый зомби. Если бы не пронизывающая насквозь боль, которой пропиталось все, вплоть до ледяного ветра из окна. И не отсутствие в покоях Шу того, кто стал уже привычной, почти обязательной деталью пейзажа.

— Где он?

— Ушел.

Шу не пошевелилась, застывший взгляд не оторвался от бессмысленного созерцания отражения в зеркале.

— В смысле, ушел? Сам?

— Сам.

— Но…

Повисло молчание. Баль оглядывала комнату, словно пытаясь найти подтверждение словам принцессы. Сам? С её магическим ошейником? Не смешите.

Пресловутый ошейник обнаружился на туалетном столике Её Высочества. Разомкнутый и погасший, такой же безжизненный, как и она сама.

— Ты хочешь сказать, что отпустила его?

— Нет. Он просто ушел.

— Но ты же сняла с него ошейник?

— Нет. Он сам его снял.

— Не может быть. Эта вещь не из тех, что можно снять просто так.

— Разумеется. И никто, кроме него самого, не смог бы, Баль. Даже я. Наверное.

— И он об этом знал?

— Может быть. Скорее всего.

— Боги. Как все странно… Шу! Очнись!

— Не надо кричать. Я все прекрасно слышу.

— Да?

Её Высочество в стопятьдесятшестой раз провела расческой по волосам. Цуаньский болванчик обзавидовался бы такому совершенному повторения одного и того же движения.

— И что ты собираешься делать?

— Завтракать. Или обедать.

— Где он, ты хоть знаешь?

— Нет. И знать не хочу.

— Я не понимаю, Шу.

— Разве?

— Ты так просто возьмешь и отпустишь его?

— Именно. Так просто.

— Нет. Не может быть.

— Почему?

— Ты же сама говорила… ты же любишь его?

— И что? Он сам так решил.

— Да, но…

— Я не буду его возвращать, Баль. Он имеет право сам выбирать, где и с кем ему оставаться. И просить его я тоже не собираюсь.

— Но хоть поговорить с ним… или вы вчера?

— Нет.

— Я тебя не понимаю, Шу. То ты вцепляешься в него, то отпускаешь, даже не поговорив.

— И не надо. Я сама не понимаю, но не могу иначе. Я пыталась вчера, честное слово, пыталась… и не смогла сказать ни слова.

— И что теперь, Шу?

— Что… жизнь продолжается. Вот Зак скоро женится, и Кей тоже… все в порядке.

— Да. Ты себе все волосы повыдергать собралась, или оставишь немного?

— А?

— Расческу положи, говорю.

— А, да. Расческа.

— Ну-ка, иди сюда.

— Зачем?

— Надо. Или ты и Его Величество перепугать решила?

— Никого я не пугала.

— Да-да. Все уже привыкли, что Ваше Высочество чрезвычайно смахивает с виду на привидение.

— Ну и что?

— Ничего. Красить тебя будем.

— Зачем?

— Шу, помолчи лучше, ладно? Иначе у меня сейчас истерика будет. И валерьянки выпей, что ли.

Принцесса послушно замолчала.

Изрядный слой косметики не помог вернуть жизнь на её неподвижное лицо, но хоть придал некую видимость подобия этой самой жизни. Если смотреть издали. Балуста одевала ей серьги, собирала волосы в изящный сложный узел, вертела туда-сюда… кукла. Холодная фарфоровая кукла.

Без единого возражения Шу спустилась вслед за ней в гостиную, без малейшего протеста принялась за кофе. Баль была совершенно уверена, что, окажись в чашке вместо кофе деготь, принцесса с тем же отсутствующим видом выпила бы и его.

— Какого демона, маэстро! Я же знаю, что он у себя!

— Имейте совесть, молодой человек. Он только недавно уснул.

— Ничего, на том свете отоспится.

— Приходите через пару часов.

— Нет уж. Он нужен мне прямо сейчас.

Громкие сердитые голоса, доносящиеся снизу, не давали ему соскользнуть обратно, в тяжелое забытье сна. Мокрый холодный ветер задувал из окна, довершая черное дело возвращения Лунного Стрижа в ненавистную реальность. Поёживаясь и натягивая по дороге штаны, он добрался до умывальника и сунул голову под холодную воду, шипя и ругаясь сквозь зубы на отсутствие привычного комфорта.

— Живем, как орки какие-то, без душа, без горячей воды… бррр… — он встряхнулся брезгливо, разбрызгивая воду с волос. — И апельсинового сока, разумеется, нету. Варварство.

Мокрый, взъерошенный и злой тип с покрасневшими веками уставился на него из зеркала с явным намерением растерзать на месте.

— Ну-ну, спокойно. — Хилл постарался придать собственной физиономии более благопристойное выражение. — Все. Уже. Закончилось. — Физиономия в зеркале попалась плохо поддающаяся убеждению. Синие глаза щурились презрительно, словно говоря: «врет и не краснеет!»

Вот таким — сердитым, мокрым и растрепанным — и застал приятеля без стука вломившийся в комнату Свисток. И, не тратя времени на приветствия, с размаху засадил ему в челюсть. Дальше разобрать, кто, кого и каким образом мутузил, не представлялось возможным. По полу катался шипящий и сопящий клубок из двух тел, сосредоточенно и вдумчиво брыкающих, колотящих и пинающих друг друга. Через несколько минут им все же удалось опрокинуть на себя с комода кувшин с водой, и они отскочили в разные стороны, плюясь и отфыркиваясь, как большие коты.

— Ну? — злобно уставился на друга Орис, посасывая разбитые костяшки пальцев.

— Что ну? Полегчало? — Хилл растянул разбитые в кровь губы в насмешливой ухмылке.

— Зачем?

Полегчало явно недостаточно. Свисток крадучись приближался к приятелю, явно примериваясь возобновить прерванные кувшином физические упражнения.

— Надо было.

— Ты не забыл, что он мой отец?

— Если бы забыл, его бы нашли немного в другом состоянии.

Юноши хищно кружили по полуразгромленной комнате, не решаясь напасть.

— Ты… демонов ублюдок!

Орис прыгнул, подминая Хилла под себя и нанося быстрые сильные удары. Сквозь пелену ярости он не сразу заметил, что друг не сопротивляется, только прикрывает руками лицо.

— Ты почему не дерешься, тролль болотный? — отвесив последний пинок, он отодвинулся немного, успокаивая дыхание. — Трусишь?

— Угу. — Отняв от ладони от лица, Хилл поморщился и сплюнул кровью. — Именно.

Подниматься на ноги он не спешил, давая Свистку возможность прийти в себя и заодно полюбоваться на изрядное количество ссадин и свежих кровоподтеков. За неимением рубашки взгляду Ориса представилось большинство плодов собственных усилий, включая длинную, но неглубокую рваную рану на плече.

— Вставай, сукин сын.

— Хочешь добить? Давай. — Лунный Стриж снова ухмыльнулся как-то нехорошо. — Так пойдет, или ножик дать?

Незаметным движением вытащил из-за спины нож и бросил его Орису рукояткой вперед. Тот, не успев ничего понять, его поймал и тупо уставился на блестящее лезвие.

— Ну? — неторопливо встал, опустив руки, напротив слегка растерянного друга. — Или все же поговорим для начала?

— О чем с тобой разговаривать?

Перекидывая нож из руки в руку, Орис рассматривал Лунного Стрижа. Что-то в нем было не так. Совсем не так. Чтобы он отказался подраться? Да и вообще, такое впечатление, что эти две недели для него превратились лет в десять.

— Тебе видней.

— Ты сукин сын. Ты убил моего отца. Ты покойник.

Все просто и правильно. Но вот метнуть нож в беззащитное горло, испытывая при этом уверенность в том, что ни нападать, ни уворачиваться Хилл не будет, не получалось.

— Угу.

На миг Орису померещилось, что человек напротив него с нетерпением ждет этого самого ножа в горло, как милости богов.

— Все демоны!

С чистым звоном лезвие вонзилось в стену позади Хилла, срезав по пути пару соломенных волосков. Как он и подозревал, сукин сын даже не пошевелился. Только ухмыльнулся. Грустно, иронично и по-детски, напомнив шкодного мальчишку по прозванию Лягушонок.

— Будешь ты наконец драться, или нет?

— Не буду.

— Почему?

— Потому. — Отвернувшись от Свистка, Хилл намочил полотенце в умывальнике и приложил к разбитой скуле. — Хочешь сдохнуть, так пойди утопись. Я тебе в этом не помощник.

Орис опешил от такой наглости. Но в уголке сознания закопошилась здравая мысль — если друг справился с самим Мастером Тени, то что для него он, Орис? На что он вообще рассчитывал, набрасываясь на Лунного Стрижа? Не говоря уже о том, что подумать просто забыл. Видел бы отец…

— Да, Мастер просил тебе сказать, чтобы ты не вздумал перечить Исмарскому ублюдку. — Хилл продолжал промокать кровь с плеча.

— То есть?

— Придется признать его Главой Гильдии. Он не просто так на нас свалился.

— Этот гоблин будет Главой Гильдии?! Да пошел он!

— Будет. Именно этот гоблин. А ты сделаешь умное лицо, покиваешь, и подтвердишь, что всю дорогу об этом мечтал.

— Так он и поверил.

— Неважно. Или ты не доверяешь мнению Учителя?

— Ладно, с Пронырой разберемся потом… Хилл!

— Ммм?

Лунный Стриж наконец обернулся, и Орис поймал себя на мысли о том, что уже как-то и не хочет больше ни мстить, ни выяснять подробности.

— Пойдем, что ли, в таверну заглянем? Я не завтракал.

— Пойдем.

За тот час, что Орис с Хиллом провели в таверне, к вопросу оскорбленных сыновних чувств вернуться они не удосужились. Хоть Свистка и разбирало любопытство, он посчитал бессмысленным расспрашивать друга о том, что тот делал последние две недели, удовольствовавшись пока догадками и слухами. Он подозревал, что история, рассказанная Мастером, гораздо меньше соответствует действительности, чем на первый взгляд дикое предположение о причастности Лунного Стрижа к последним дворцовым сплетням. И что у Хилла были достаточно веские причины для мести Учителю, о которых ему самому пока вовсе не хотелось знать. Тот же старательно обходил щекотливую тему молчанием.

У них и без того было о чем серьезно подумать. Что бы сам Орис не хотел сделать с убийцей отца, отдавать Хилла на растерзание Исмарскому Нырку и Махшуру он не собирался. Да хоть всех Мастеров всех Гильдий передушит! Лишаться вдобавок единственного друга ради призрачной справедливости и лицемерных законов Гильдии? Обойдется Проныра. Тем более, что Орис хоть и согласился пока не лезть на рожон и не претендовать на место Главы Гильдии, но это только пока. Через год-другой неизвестно что ещё будет, и сумеет ли Нырок удержаться у власти, лавируя между всеми рифами. А уж обилие рифов и мелей для него Орис сумеет организовать.

Так что когда господин Махшур вместе с Исмарским пронырой и несколькими подручными заявились в поисках Хилла и Ориса в «Счастье Бродяги», они были весьма разочарованы. Все их недавние намеки на причастность Лунного Стрижа к таинственной гибели Мастера не возымели успеха — оба из неразлучной парочки были живы и здоровы.

Без подробного разбирательства обстоятельств смерти Мастера Тени все равно не обошлось, правда, несколько позже. Махшур, не до конца уверенный в том, что Лунному Стрижу не удастся отвертеться, не стал собирать всю Гильдию, ограничившись всего лишь наиболее влиятельными её членами.

К счастью для Хилла и Ориса, далеко не все они были так уж уверены в том, что стоит непременно искать виноватого — слишком странно все выглядело. Труп в запертой изнутри, огороженной магической защитой — нетронутой защитой! — комнате без всяких следов насилия… уж лучше считать это естественной смертью. Тем более что самый, казалось бы, заинтересованный в праведной мести человек, сын погибшего Мастера Тени, с постной физиономией упорно талдычил о несчастном случае и полной непричастности Лунного Стрижа.

По словам Ориса выходило, что тот никак не мог ничего сделать с Мастером, потому что с позднего вечера до рассвета пьянствовал в компании с ним самим. Ни подтвердить, ни опровергнуть это заявление Махшур не мог, так как на самом деле эту ночь Свисток провел в собственной постели и в гордом одиночестве, чего, разумеется, никто не видел.

Несколько примирило с неудачей господ Проныру и Махшура только то, что в своей речи, обращенной к верхушке Гильдии Тени, Орис пару раз назвал Исмарского Нырка законным преемником Мастера и будущим Главой Гильдии, ссылаясь на уважение к решению покойного отца.

Тягомотное мероприятие затянулось до самого вечера, изрядно вымотав и без того нервного и усталого Ориса. Единственным, кого не волновал исход сборища, казался сам Лунный Стриж. То есть он, конечно, строил подобающе скорбно-невинную физиономию, складно врал и чуть ли не пускал скупую мужественную слезу в память о безвременно почившем Учителе. Но Свисток видел, что мыслями Хилл где-то очень далеко отсюда.

Исход разбирательства вполне устроил Исмарского Нырка, но никак не Махшура. Он бы предпочел, чтобы Лунного Стрижа не выпустили из зала живым. Как бы странно не выглядела смерть бывшего Главы Гильдии, сколько бы не твердили собравшиеся умудренные жизнью воры, контрабандисты и подпольные букмекеры, что ни один, пусть даже самый лучший Призывающий Тень не мог бы проникнуть в комнату Мастера, не оставив никаких следов, он то знал, кто его убил.

Нет, господин Махшур ни в коем случае не считал, что Хилл поступил неправильно. Если уж ему удалось уйти живым от обоих Тёмных, было бы полной глупостью не обезопасить себя от неминуемого удара в спину. И следующим самым логичным шагом мальчишки будет убийство его самого, Махшура. По крайней мере, он сам точно бы поступил именно так.

Вот только бывший Помощник Главы Гильдии совершенно не стремился окончательно и бесповоротно воссоединиться со своим Темным божеством. Шансы же успеть первым в свете произошедшего с Мастером выглядели слишком ничтожными, чтобы не заставить Махшура предпринять попытку решить дело иным способом.

Оставив Нырка вести политические беседы с представителями малых цехов Гильдии, он отправил одного из учеников с запиской к Лунному Стрижу. Если в открытой драке все преимущества были на стороне молодого убивца, то в дипломатии и переговорах — строго наоборот. Не за красивые глаза Мастер Тени поручил именно господину Махшуру заниматься почти всеми внешними связями Гильдии.

Когда юноши явились в его кабинет, то застали хромого пирата за разбором писем. Как и следовало ожидать, Орис не пустил дружка одного — из любопытства ли, из желания помочь или из опасения, неважно.

К некоторому удивлению Махшура, договориться с ними оказалось намного проще, чем он предполагал. О вечной дружбе и доверии речи, конечно, не шло, но Орис проявил себя достойным сыном Мастера. Никаких неподкрепленных реальным влиянием амбиций, никаких глупых разговоров о прошлых обещаниях. Напротив, совершенно здравая позиция — раз уж пост Главы Гильдии удержать в силу многих причин все равно не удастся, то не стоит и затевать бучу. И Орис, и Лунный Стриж согласились поддержать на собрании Нырка в обмен на собственное спокойствие.

— Хилл, ещё кое-что. Допускаю, что у тебя были веские причины сделать то, что ты сделал. И если Орис с этим согласился, мне тем более не стоит протестовать, — ничем не выдавая собственного волнения, Махшур перешел непосредственно к самому важному для него вопросу. — Но я хочу знать другое. Имеешь ли что-то против меня? Давай сразу покончим с этим.

— Ну раз так прямо… я очень миролюбивый человек, господин Махшур, — голос Хилла звучал вполне искренне. — И я предпочту оставить все, как есть. Конечно, в том случае, если вам не придет в голову принять это за слабость.

— Маловероятно, Хилл. Не думаю, что у меня больше шансов, чем было у Пророка.

— Рад, что мы понимаем друг друга, Махшур. И в свою очередь надеюсь, что вы донесете и до господина Нырка ту же простую мысль.

— О вашем миролюбии? Непременно.

— Кстати, чтобы больше не возникало непонимания. Я искренно и глубоко уважаю Учителя, и его последнюю просьбу намереваюсь исполнить в точности.

— Это какую же?

— Сами знаете, Махшур. Или догадываетесь.

— И это тоже передать Нырку?

— На ваше усмотрение.

— Хилл, я понимаю, что это дело прошлого, но… как? Я сам проверял руны и амулеты, никаких следов. Никто не может их обойти, не потревожив, даже сильный маг. Как?

— Просто, Махшур, очень просто. Легенды помните? — для подтверждения своих исключительно мирных намерений Хилл на несколько мгновений выпустил когти-кинжалы и улыбнулся, демонстрируя симпатичные длинные клыки. Судя по резко побледневшему лицу собеседника, в такое миролюбие старый пират верил, и крепко. — Но это только между нами, договорились?

В ответ Лунный Стриж получил молчаливый, но очень убедительный кивок. Что ж, теперь и Хилл мог поверить в то, что господин Махшур приложит все усилия к тому, чтобы будущему Главе Гильдии не захотелось что-нибудь предпринять в отношении возможного конкурента, то есть Ориса. Хилл несколько передернул, намекая на последнюю просьбу Наставника, но только совсем немножко. Наверняка тот одобрил бы.

Глава 2

Отрешенно глядя в ничем не примечательную точку на обитой шелком стене, Шу ковыряла ложечкой в вазочке с чем-то, напоминающим останки погибшего мучительной смертью шоколадного десерта. Все попытки Балусты пробудить её, развеселить, разозлить, — да проявить любое человеческое чувство! — не приводили ни к чему. Её Высочество отвечала вежливо, односложно и монотонно, как бесконечный осенний дождь за окнами. Одетая в нарядное утреннее платье, причесанная и изысканно накрашенная, с аметистовыми серьгами дивной красоты, принцесса напоминала заводную куклу в витрине дорогого дамского магазина. Появление важного лакея с запиской от Её Высочества Регентши Баль расценила, как вмешательство свыше. Уж если дорогая сестричка не сумеет расшевелить Шу, то больше точно никому не удастся.

Несравненная Ристана изволила пригласить младшую сестру с её менестрелем для познавательной беседы о современном искусстве. Глаза Баль от такой формулировки полезли на лоб. Беседа об искусстве? И непременно с Тигренком? Что-то Ристана совсем несуразное затевает.

Сама же принцесса Шу отнеслась к приглашению сестры так же равнодушно, как и ко всему остальному. Но все же велела лакею передать, что вскоре придет в Розовую Гостиную, не упомянув, правда, о том, что придет одна, без менестреля.

— Зачем, интересно, Ристане понадобился Тигренок? — Баль не оставляла попыток растормошить подругу.

— Какая разница.

— Ну не скажи. Наверняка очередную пакость придумала.

— Угу.

— Шу, ты же не скажешь ей, что он ушел?

— Какая разница.

— Большая. Она же упрямая гадина, с неё станется его найти…

— Найти? Вряд ли.

— Почему это? Да ради того, чтобы тебе насолить, она весь Суард на уши поставит.

— Да зачем ей…

— Шу, опомнись! Или тебе хочется завтра получить его в подарок по кусочкам?

— Нет. Она не посмеет.

— Кто не посмеет? Ристана?

— Не посмеет.

— А кто ей, интересно, сможет помешать?

— Баль, чего ты добиваешься?

— Чтобы ты проснулась и подумала немножко головой.

— Ну проснулась.

— Ну подумай.

— Ну?

— Гну.

— Ладно, скажу, что его продала.

— Не поверит.

— Почему это?

— Шу! Ау! В зеркало на себя посмотри! Продала! Какая чушь!

— Ну ладно, что-нибудь придумаю.

— Придумывай прямо сейчас.

— Угу… сейчас.

— Шу, да что с тобой!

— Ничего.

— Нет, правильно Тигренок от тебя сбежал! Такую дуру слабовольную ещё поискать! Это же надо, думает она! О чем? Сколько цветочков на обоях?

— Перестань.

— Кретин этот Тигренок. Надо было линять ещё неделю назад. А, кстати, ты шкатулку с драгоценностями не проверяла? Мне показалось, там ожерелья брильянтового не хватает… и браслет куда-то подевался…

— Баль! Хватит!

— И серег с рубинами не заметила на месте…

— Баль! Не смей!

— О, никак проснулась.

— Не смей так говорить о нем.

— Да мне-то что. Вот когда Ристана до него доберется…

— Не доберется. Ручки коротки.

— Ну, тебе видней, у кого какие ручки, ножки… Тебе пора, кстати.

— Пора. Ладно, Баль, не злись на меня.

— Да я не злюсь. Просто перестань привидение из себя изображать. Мне обидно, что Регентша обрадуется. Как же, Шу сдалась и лапки опустила. Неохота видеть, как она на твоей могилке спляшет.

— От дохлого осла ей уши, а не сплясать.

Хоть повод был и хуже некуда, но Балуста искренне обрадовалась, уловив в тоне Шу знакомую и родную злость пополам с упрямством. Пусть из чувства противоречия, но принцесса немножко ожила и собралась. Что ж, остальное доделает сама Регентша. С её-то умением вывести Шу из себя и нарваться на скандал. Её Высочество удалилась с гордо расправленными плечами и высокомерно вздернутым носиком, оставив Баль с надеждой на то, что все ещё как-нибудь обойдется.

Инструкции Рональда Её Высочество Регентша намеревалась выполнить неукоснительно — если его очередной план и провалится, то её упрекнуть будет не в чем. Выманить Шу вместе с мальчишкой из башни, а затем отослать его одного, а принцессу задержать. Что может быть проще! Пусть нахальная девчонка и не поверит в желание Регентши побеседовать об искусстве, но отказаться от визита не посмеет. А заставить её отослать Тигренка назад ещё легче, довольно завести беседу о её возможном браке, и Шу сама его прогонит. А там уж дело за Придворным Магом — не зря же он сегодня натаскивал все утро две дюжины гвардейцев. Ристане даже было не так важно, что ей в руки мальчишка не попадет. Лишь бы ненавистная сестричка получила свое.

Для придания мало-мальской правдоподобности Её Высочество не поленилась усадить одну из своих фрейлин за рояль, и завести разговор о последней оперной постановке. Разумеется, обсуждали не столько музыку, сколько наряды примы и последние похождения первого тенора. В самый разгар дискуссии и явилась расфуфыренная ведьмочка. Одна. Такого подлого приема Её Высочество не ожидала, но не показала и виду, что чем-то недовольна.

— Ах, дорогая, я так рада вас видеть! Очаровательное платье! — изображать из себя медовый пряник даже ради великой цели было противно до ужаса. Но приходилось.

— Благодарю вас, дорогая, — Шу просияла не менее сладкой и не менее фальшивой улыбкой в ответ. — Вы сегодня чудесно выглядите.

— Я так рада, что вы зашли, дорогая, — Регентша чувствовала, что если скажет ещё один комплимент мерзкой девчонке, то сразу после этого вцепится ей в волосенки и повыдергает все, что только сможет ухватить. — А где же ваш менестрель? Говорят, он так чудно играет… мы желаем послушать!

— О, дорогая, как жаль, что вы не сказали об этом вчера, — человек, не знакомый с Шу близко, непременно поверил бы, что ей и вправду очень жаль. Но не Ристана. — Я бы с удовольствием вам его подарила, вместе с гитарой. Но, увы… — принцесса потупила глазки и замолкла.

— Ну, так подарите сегодня. Я, пожалуй, не откажусь от своего менестреля, — что-то подсказывало Регентше, что изящный план опять с треском проваливался в Ургаш.

— Ах, какая досада! — в волнении Шу изо всех сил сжала веер. — Его больше нет. Если бы я знала, что он вам пригодится, я бы не стала…

— Что, дорогая?

— Ну, видите ли, он оказался таким дерзким, — младшая принцесса снова вздохнула и хищно облизнула губки. — Никакого уважения. Вы же знаете, дорогая, я не слишком терпелива…

— Вы велели его выпороть? — надежда на удачный исход дела таяла с каждым словом ненавистной сестренки. Но вдруг? Надо использовать любой шанс.

— Да нет, что вы, — Шу смущенно улыбнулась и тут же посмотрела на Ристану в упор. Лиловые искры, замерцавшие в её глазах, выглядели довольно зловеще. — Я сама его выпорола. До смерти, — мерзкая улыбка василиска заставила Ристану непроизвольно вздрогнуть и отшатнутся. Фу… змея. Ещё хуже Рональда — тот хоть не прикидывается невинной овечкой.

— Как? — Ристана несколько растерялась. Такого поворота они с Рональдом не предусмотрели. Хотя стоило. С чего Придворный Маг взял, что с этим рабом Её Темное Высочество поступит иначе, чем со всеми предыдущими? Ерунда. Вспомнив о просьбе Рональда, если что-то пойдет наперекосяк, бросить на пол свой веер, Ристана разжала пальцы.

— Обыкновенно, дорогая, плеткой, — противно улыбнувшись ещё разок, Шу протянула ей подхваченный на лету веер. — Осторожней, не роняйте вещи, дорогая.

— Он что, мертв? — от гадкого прикосновения колдуньи по спине Ристаны пробежали холодные мурашки, руки и ноги онемели. Ей еле удалось сдержать дрожь омерзения.

— Какая жалость, не правда ли? Он неплохо играл на гитаре, — младшая принцесса притворно горестно вздохнула. — Хотите, отдам то, что от него осталось?

— Нет, благодарю, — Ристану чуть не стошнило, стоило ей представить, что именно могло остаться от золотоволосого красавчика. — Мертвяками у нас Рональд интересуется, ему предложите.

— Обойдется. Да, дорогая, так вы хотели поговорить о современном искусстве? — Шу обвела взглядом бледно-зеленые лица придворных дам.

— Э… да, дорогая, — Ристана попыталась спрятать веер за спину и бросить на пол, но гадкая девчонка беззастенчиво пялилась на неё.

— Ах, простите, дорогая, но у меня неотложные дела. Я обещала зайти к Его Величеству, помочь выбрать костюм для маскарада, — Шу присела в реверансе.

Прощаясь с Регентшей, Шу внимательно обшаривала магическим зрением путь от Розовой Гостиной до своей башни, и прилегающие коридоры и комнаты. И почему-то совсем не удивилась, обнаружив смутное присутствие Рональдовой магии в одном из закоулков у лестницы.

За секунду до того, как за ней закрылась дверь, Шу услышала звук падения чего-то легкого и твердого. Веер. Точно. Ристана уронила свой веер. И в тот же миг магическое облако зашевелилось и стало рассеиваться. Как все оказалось просто — примерно две дюжины гвардейцев с арбалетами и Придворный Маг с волшебной сетью наготове. Если бы Тигренок пошел один, без неё, вряд ли бы его спас даже артефакт. Против арбалетов он не особенно годился. Злость на Рональда с Ристаной захлестывала Шу удушающей волной, сметая последние остатки апатии и равнодушия. Она теперь, пожалуй, радовалась, что возлюбленный сбежал. Лучше пусть он живет где-то далеко без неё, чем попадется в загребущие лапы сестрички. А ведь наверняка Ристана придумала заранее, как отослать Тигренка обратно одного, прямо в засаду. Нет, думать о том, что она могла бы обнаружить на следующий день у своих дверей, Шу не хотела. Гораздо приятнее было планировать, как она отблагодарит сестричку за любезность. Но, пожалуй, стоило прежде всего сказать Регентше спасибо — Шу снова почувствовала себя почти что живой.

Едва за Шу закрылась дверь, злая, как голодный тролль, Ристана выгнала из своих покоев всех фрейлин. Те только рады были неожиданному помилованию, и, тщательно подавляя вздохи облегчения и радостные улыбки, моментально испарились. Вскоре к ней явился не менее злой Придворный Маг. Если бы не долгими годами выработанное терпение и умение делать хорошую мину при плохой игре, Рональд бы придушил Её Высочество на месте. Но вместо этого он просто уставился на неё. Молча.

— Ну? — первой не выдержала Регентша.

— Это вы меня спрашиваете?! Какого демона?!

— Это вы какого демона не знаете, что у вас под носом творится!

— И что же творится у нас под носом? Что, неужели такая трудная задача, выманить мальчишку на минутку?!

— Какого мальчишку?! Со вчерашнего дня дохлого?!

— Как дохлого? Кто вам сказал такую чушь?

— Угадайте. С чего вы вообще взяли, что моя драгоценная сестричка будет им дорожить больше, чем всеми остальными?

— С того, что он — не все остальные. И вообще, что она вам тут наплела?

— Она его вчера убила. Запорола. Как и следовало ожидать. Дурацкая была идея, Рональд.

— Врет. Нагло врет, а вы и поверили. Наверняка сидит сейчас в своей башне и смеется над легковерной простофилей.

— Нет, Рональд. На сей раз вы ошиблись. Если бы она солгала, не стала бы мне предлагать посмотреть на то, что от него осталось.

— Блеф чистой воды. Вы что думаете, она на самом деле вам покажет труп?

— Я и смотреть не буду.

— И зря.

— Все, Рональд. Провалился ваш гениальный план. Сочиняйте ещё что-нибудь. Может, на сотый раз что-то стоящее получится.

— Я вас не узнаю, Ваше Высочество. С каких это пор вы стали принимать за чистую монету слова Шу? Да она из чистой вредности вам и слова правды не скажет!

— Так пойдите и проверьте сами! Если найдете у неё в покоях Тигренка, я вам жалованье в два раза подниму!

— А вот этим, дорогая, вы прямо сейчас и займетесь.

— Чем? Жалованьем? Не смешите.

— Нет. Пойдете и проверите.

— Что? Я пойду к ней в башню? Да ни за что!

— О, нет. Вы трусите! Потрясающе! Её Высочество боится зайти к собственной сестре. Великолепно.

— Не говорите ерунды. С какой стати мне бояться?

— Вот и я не знаю. Даже интересно, чего вы опасаетесь? Ну ведь не того, что она и вас в круг поставит?

— Разумеется, нет.

— Так в чем проблема?

— Ладно, Рональд. Но если вы снова ошиблись…

— Я не ошибся. Он жив совершенно точно. И пока не увижу трупа, не поверю. И вам не советую.

Смешно и горько. Зачем она пытается защитить его? Он ушел, он не желает больше её видеть. Какое ей теперь дело до него? Он сам выбрал. Пусть теперь живет, как знает, и справляется с Рональдом самостоятельно. Её это больше не касается.

Шу соглашалась с голосом разума, признавая полный идиотизм ситуации. Вместо того, чтобы изловить беглеца и не самом деле спустить с него шкуру, она волнуется и строит планы, как бы так надуть Рональда и пустить по ложному следу. А, кстати, о ложном следе! Свеженькая мысль показалась ей заслуживающей внимания. Если Придворный Маг не поверит в смерть Тигренка, а он не такой тупица, как сестричка, почему бы не отправить его погоняться за призраком? Сотворить фантом, посадить на корабль до Найриссы… хоть на пару дней это его отвлечет.

Задумавшись о том, где же сейчас на самом деле Тигренок, Шу поняла, что совершенно точно знает это. Словно на карте столицы флажком отмечена точка — можно даже назвать точный адрес. Он что, не собирается бежать из столицы? Нарочно дразнится? Или не понимает, что тут его найти проще простого? Принцессе так и хотелось стукнуть его хорошенько. «Что же ты делаешь, глупый? Беги, беги отсюда подальше. Беги так быстро, как только сможешь, и ещё быстрее. И молись Светлой, чтобы Придворный Маг потерял твой след».

Не откладывая на потом, Шу занялась созданием фантома. Не такая уж сложная работа, если нужно надуть обыкновенного человека, но гораздо труднее провести опытного мага. Тут одной зрительной иллюзией не отделаешься. Нужен подробный слепок ауры, чтобы оставлял за собой такой же след, как и настоящий человек.

Для надежности она взяла камзол, в котором Тигренок ходил пару дней назад, и даже нашла на подушке одинокий золотистый волос. Сплела с ним несколько своих волос, для придания стойкости и облегчения контроля, изрисовала ткань рунами. Тщательно и кропотливо воссоздала по памяти все оттенки и переливы золотистого цвета, добавила черно-белых нитей. И ещё несколько рун, напитанных магией разума, — чтобы фантом притягивал к себе внимание того, кто вздумает искать Тигренка.

Осталось только отправить кого-нибудь из гвардейцев в порт, чтобы на корабль сел реальный человек. Для этого вполне подошел один из её охранников. Без лишних вопросов он надел камзол, подождал, пока Её Высочество наложит ещё несколько заклинаний, выслушал короткие инструкции и отправился исполнять. Шу в очередной раз мысленно поблагодарила Бертрана, безупречно выдрессировавшего подчиненных.

* * *

Мигнула и погасла. Если долго-долго смотреть на них, то почему-то все мигают и расплываются. Наверное, снова дождь, маленький такой дождик, крохотный. Всего несколько капель. Даже тучки не видно, такой маленький.

Отхлебнув ещё пару глотков из кувшина, Лунный Стриж снова уставился в небо. Покатая крыша ратуши, нагревшаяся под осенним солнцем за день, приятно согревала спину, рядышком с ещё одним кувшином устроился Орис. Как в старые времена, когда мальчишки сбегали от строгой Фаины и прятались от остальных учеников. Самое надежное место, где никому не приходило в голову их искать. Ну да, все нормальные люди прячутся в темных закоулках, а не на Главной площади, прямо над башенными часами. Но быть нормальными и предсказуемыми — так скучно. Да и из темного закоулка какой может быть пейзаж? Соседний темный закоулок? А отсюда… красота. Весь Суард, как на ладони, и блестящая полоса Вали-Эр с редкими огоньками барж, и подсвеченный разноцветными огоньками Риль Суардис, ночью похожий на сказочное обиталище фей. И звезды. Яркие, крупные самоцветы, хитро подмигивающие с недосягаемой высоты.

— Жаль, что мы никогда не окажемся там, — Свисток слабо махнул рукой в стороны неба. — Самый последний нищий сможет испить из Звенящих Ручьев Райны, если хоть немного верил. А мы… никогда.

— Кто знает. Может быть, это все сказки, и после смерти просто ничего нет? — хотелось бы на это надеяться, но с некоторых пор Хилл слишком хорошо понимал, что Посвященным Хисса надеяться на это не стоит. — Может быть, Мастер сейчас ухмыляется откуда-нибудь оттуда. Наверняка он и Хисса провел.

— Хорошо бы, — поминки по безвременно почившему Учителю настроили обоих юношей на светлый философский лад. — Если бы Тёмного можно было провести.

Повисло молчание, изредка прерываемое задумчивым бульканьем. Где-то в недрах Часовой Башни раздался скрежет, стук и скрип древнего механизма, а затем крыша задрожала и завибрировала. Одиннадцать ударов, как одиннадцать маленьких гулких землетрясений.

— Хилл, — когда затихли последние медные отзвуки, Орис решился наконец спросить друга. — Так ты расскажешь, где тебя носило?

— А надо?

— Надо. Обязательно.

— Расскажу как-нибудь. Потом.

— Твое потом звучит как никогда.

— Так заметно?

— Угу. И вообще я не уверен, что мы сегодня поминаем Мастера, а не тебя.

— А какая разница, Орис?

— Не знаю, как тебе, Лягушонок, а мне как-то грустно терять ещё и единственного друга.

— Спасибо. Но немного поздновато.

— Ты вроде ещё здесь.

— Угу. Вроде.

— Ладно, хорош. Давай, выкладывай.

— Что выкладывать?

— Все и в подробностях.

— Все? Хотелось бы мне самому знать это все. И в подробностях.

— Так слухи не врали, да? Это ты был там, во дворце?

— Что, уже догадался?

— Не сложно было. Белобрысых менестрелей дивной красоты и невероятной наглости в столице не так много.

— Ну тогда ты и сам все знаешь.

— Не увиливай.

— Да не увиливаю. Мастер тебе не рассказал ничего?

— Наплел ерунды какой-то.

— Да, это он умел, — Хилл ещё немного отхлебнул и потряс кувшин, выясняя, осталось ли там ещё. Что-то забулькало в ответ жизнерадостно. — Он меня подсунул Её Высочеству. Опоил дрянью какой-то пополам с магией, продал работорговцу… а тот — принцессе.

— Продал? За каким демоном?

— Не знаю. Заказчик хотел, чтобы я её убил, но сам. Намудрили, короче, и гоблин не разберется.

— Нда… так у тебя что, и контракта не было?

— Ни демона у меня не было, кроме больной башки и железки на шее.

— Я чего-то не пойму. Если ты…

— Не стал я её убивать. И не стану.

— А… ты что, серьезно?

— Нет, шучу.

— Она же Тёмная. Как ты вообще ноги унес?

— Сбежал. Прошлой ночью.

— От колдуньи? И сидишь тут, спокойно пьянствуешь? Прямо перед её башней? Сумасшедший.

— А что мне ещё делать? Бегать, как зайцу? Если ей надо, она меня и с Островов достанет. Только ей не надо, — на сей раз Хилл приложился к кувшину основательно.

— Странный ты. Не надо, так радуйся.

— А я радуюсь. Что, не заметно?

— Ещё как заметно, — оба замолкли на некоторое время.

— Слушай, а Махшур тоже?

— Угу. Они вместе. Один держал, другой поил отравой.

— То-то он испугался. А с каких это пор ты заделался Воплощенным?

— Со встречи с Пророком.

— И молчал все это время…

— Да как-то к слову не приходилось. Да и какая разница?

— Ничего себе, какая разница! Я думал, это все сказки…

— Все сказки, Орис. И лучше бы им так и оставаться сказками.

— Что она с тобой сделала, что ты сам на себя не похож?

— Ничего.

— Ничего? Хорошенькое ничего. Да за такое ничего…

— Не смей.

— О… вот даже как. То-то ты сбежал от неё и Мастера укокошил. Из благодарности, не иначе. Слушай, какого демона ты торчал там почти две недели?

— Ничего ты не понимаешь, Свисток.

— Неа, не понимаю. В упор не понимаю, почему она до сих пор жива, а ты похож на покойника.

— Ну и не понимай дальше.

— У тебя ещё осталось?

— Угу.

— Дай. Напьюсь и пойду сам её…

— Только попробуй.

— Тебе то что?

— Ничего.

— Повторяешься. И вообще, неубедительно.

— Неважно. Убедительно, не убедительно… отдай кувшин.

— Ты правда был её любовником?

— Угу.

— Угу? И все?

— А что ещё? Был.

— Какая она?

— Слушай, не надо, а? Я не хочу.

— Угу. А правда, что она тебя на балу… э… раздела?

— Нет, не правда.

— Серьезно?

— Так интересно?

— Очень.

— А ты знаешь, что ты просто наглая любопытная свинья?

— Знаю. Она хоть красивая?

— Да. Красивая, — последние капли из кувшина не помогли отвлечься. — Таких больше нет. Если бы… ширхаб! Я не хочу… — пустой кувшин прогрохотал по крыше и слабо дзынькнул внизу о булыжники мостовой, но Хилл этого не заметил. Зажмурившись и сжав кулаки, он безуспешно пытался не заскулить, подобно брошенному щенку. Почти целые сутки ему удавалось не думать о ней, не вспоминать… но стоило совсем немножко ослабить контроль, и все. Ослепительная, не дающая вздохнуть боль нахлынула прорвавшейся плотиной. Словно все это время подкарауливала и копила силы, чтобы раздавить его. Почти целые сутки он ждал, что она позовет или пошлет за ним. Он надеялся где-то в глубине души, что все же ей не все равно. Но тщетно. Она просто о нем забыла. Любовник? Нет. Старая, надоевшая игрушка. Не достойная ни жалости, ни гнева.

— Хилл? Эй, ты чего? — обеспокоенный голос друга с трудом достиг его сознания, помогая вынырнуть из захлестнувшего потока тоски. — Хилл? Да что она с тобой сделала?

— Она? Ничего, — сглотнув предательский комок в горле, он старательно ухмыльнулся.

— Она что, тебя околдовала?

— Да зачем… околдовала… — у него вырвался горький хриплый смешок. — Если бы. Я сам. Идиот. Самонадеянный осел. Ей достаточно было поманить… всего одна улыбка и пара ласковых слов. Много ли надо? Чтобы поверить, чтобы надеяться. Мне хватило. Если бы ты видел её! Ишак, тролль безмозглый! Как будто принцесса может полюбить мальчишку с помойки! Какой же я кретин!

— Успокойся, хватит ругаться.

— Я спокоен, как труп. Я и есть труп.

— Ты дурак. Самый настоящий.

— Дохлый дурак.

— Живой, тупой, безмозглый осел. Если уж ты в неё влюбился, зачем сбежал?

— По тебе соскучился.

— Как же. Ну-ка, почему ты дохлый дурак, когда, на мой взгляд, вполне даже живой?

— Потому что Мастер перемудрил с этим контрактом. Тут либо Шу, либо я. А её я трогать не собираюсь. Все понятно?

— Угу. Совсем умом подвинулся.

— Да я разве отрицаю?

— Так почему ты от неё сбежал?

— Потому что подыхать в ошейнике не охота. Никогда не был домашней зверушкой? Попробуй, незабываемые ощущения.

— И где этот ошейник? Я что-то не заметил.

— Снял.

— Угу. Только вчера, да? Можешь не отвечать, и так понятно. То есть почти две недели там торчал и не жаловался, и никуда не удирал, а вчера вот так сразу надоело.

— Да что ты допытываешься? Какая разница, вчера, завтра…

— Да никакой. Просто смотреть противно, как ты тут на луну воешь.

— Я не вою.

— Угу, заметно.

— Хватит уже, а? Вон пойди на базаре селедку купи и потроши, сколько влезет. А от меня отстань.

— Ладно, отстал уже.

Третий и последний кувшин они распивали в молчании, каждый думал о своем. Сиренево- голубые отблески над Закатной Башней неудержимо притягивали взгляд Хилла. Он пытался не думать о Шу, не представлять себе её — как она вынимает шпильки из волос, рассыпая по плечам черный шелк, как выскальзывает из платья, как улыбается нежно и зовуще. Не вспоминать запах кувшинок и дикого меда, сияние сиреневых искорок в глазах. Он убеждал себя в том, что не стоит прямо сейчас идти к ней, чтобы только увидеть, прикоснуться на миг, услышать, как она произносит: «Тигренок». Наверняка сегодня она улыбается не ему. Наверняка не помнит даже, как он выглядит. Куда ему, подкидышу, сопляку, до Имперского Дознавателя, начальника Тайной Канцелярии. Глупо было даже мечтать о том, что она может предпочесть великолепному Дайму какого-то мальчишку.

И с чего он взял, что Её Высочество снизойдет до того, чтобы ловить беглую игрушку? Ведь стоило признаться самому себе — весь день он прислушивался, не пришли ли за ним? Среди прохожих выискивал знакомое лицо капитана Ахшеддина. Почему-то казалось, что она пошлет именно его. И ещё размышлял, как бы и от него слинять. Дурак. Появись сейчас поблизости Эрке, сам бы протянул руки, только бы не ждать больше. С Мастером и Гильдией все улажено, с Орисом он попрощался, ничего больше его не держит. И как ему в голову пришло, что он сможет жить один, не видя её? Зная, что никогда больше она не улыбнется ему, не прижмется доверчиво… кретин. Осел. С чего он взял, что хуже унижения, неволи и страха смерти нет ничего? Есть, ещё как есть. Свобода. Полная, безграничная свобода. Иди, куда хочешь, делай, что угодно, никто слова поперек не скажет, не говоря уже о плетке. И кому она нужна, эта свобода? Что с ней делать? Есть?

Все в том же молчании юноши разошлись по домам. Орису не хотелось оставлять Хилла одного, но он понимал, что ничем ему все равно помочь не сможет. Странной болезнью, сводящей с ума самых, казалось бы, разумных и решительных, он не заражался ни разу, и не предполагал, что его лучший друг способен вот так, головой в омут, влюбиться. И в кого? В принцессу Валанты, Темную колдунью. Прав был Хилл, некоторые сказки должны оставаться сказками.

* * *

Не в силах больше выносить тишины собственных покоев, Её Высочество решила и впрямь наведаться к брату. Думать о предстоящем бале-маскараде её хотелось не больше, чем о жизненном цикле навозных жуков, но все же она обещала Кею зайти. И себе что-нибудь сообразить надо. Хотя… пару бутафорских кожистых крыльев за спину, черно-алое платье в обтяжку, и можно без грима изображать из себя голодного вампира. Как раз цвет лица и выражение глаз подходящее.

В покоях Его Величества веселье было в разгаре. Груды разноцветных одежд, разнообразные шляпы, плащи, трости, сапоги… в глазах рябило. И все это с шутками, ужимками и хохотом примеряли на себя под ошалелым взглядом портного Его Величество со всей компанией. Даже Балуста нацепила на рыжие косички косо сидящий пудреный парик, и веером из переливающихся перьев страуса отмахивалась от галантного восточного купца в тюрбане и немыслимого размер шальварах. В исполнении Эрке, разумеется.

Костюма вампира для Шу не оказалось, но Кей подыскал для неё отличный пиратский наряд. В треугольной шляпе с перьями, высоких замшевых сапогах и бриджах, полурасшнурованной пышной рубашке, обвешанная старинным оружием и кучей блестящих побрякушек, Шу, на королевский вкус, была неподражаема. По крайней мере, братец клятвенно заверил её, что любой нормальный купец тут же сдастся в плен и опустошит все сундуки с контрабандой, стоит ей только на горизонте появиться.

На некоторое время принцесса даже позабыла о том, что на этом балу снова будет одна. И не вспоминала до тех пор, пока ей в руки не попалась ещё одна треуголка… она как наяву увидела задорную улыбку и сияющие синие глаза маскарадного пирата. Не понимая, зачем на это делает, Шу собрала второй пиратский костюм, размером побольше, и, не обращая внимания на недоуменные взгляды брата, велела портному включить в счет и его.

Портить аппетит всем скопом Её Высочество не стала, и от приглашения на обед отказалась. Если бы Баль не распорядилась, чтобы Шу доставили еду в её покои, и не зашла бы через часок, так и осталась бы та голодной до вечера. Тем более что Её Высочество Регентша все же последовала указанию Придворного Мага и заявилась к Шу в гости. Предлогом послужил все тот же маскарадный костюм. Принцесса не стала препятствовать старшей сестре осматривать свои покои в поисках спрятавшегося Тигренка. Наоборот, сама повела её наверх, в спальню, чтобы та могла убедиться своими глазами в его отсутствии. Желая поскорее покончить с визитом ненавистной родни, Шу даже пожертвовала одним флакончиком духов из последней партии их с Балустой приготовления. Благо в лаборатории на последнем этаже спрятаться не представлялось возможным, Ристана удовольствовалась лишь беглым взглядом. И не постеснялась поинтересоваться, куда же делось то, что от Тигренка осталось? На что Шу скривилась и фыркнула: «Мне мертвяки ни к чему. Воняют. Если так интересно, вон, в камин загляни» — и указала на изрядную кучку пепла.

Поверила Ристана, или нет, принцессу уже не интересовало. Единственное, чего ей хотелось, так это остаться наконец одной и перестать чувствовать себя свежим зомби. Прилечь, успокоиться… стереть с лица искусственную улыбку. И хоть некоторое время ни о чем не думать.

Дожидаться Ристаны Придворный Маг не стал. Он и так не сомневался в том, что ничего интересного Регентша в покоях Шу не обнаружит. Так зачем терять зря время? Но вот результат собственных поисков заставил Рональда крепко призадуматься. Такой ауры, которую он видел, когда пытался добраться до Призывающего через артефакт, он найти не смог. Или же Её Высочество впрямь убила свою игрушку, во что Рональд совершенно не верил, или же сняла с него ошейник. Но тогда почему она сама до сих пор жива? Или же этот артефакт совсем не то, чем казался на первый взгляд? Да и на второй тоже? Только защитные функции, и никакого принуждения? Но снова — что же он не учел, почему убивец не прикончил девчонку? Рональд настроился на сам артефакт, тщательно обшаривая пространство в поисках отзвука его магии. Никакого результата. Такое впечатление, что Лунный Стриж исчез. Вот если бы маг хоть раз встречал бы его без ошейника, то смог бы безошибочно определить, жив он, или нет, и где он сейчас.

Правда, можно было ещё попытаться раздобыть какую-нибудь его вещь. Что-нибудь, что он держал в руках достаточно долго. Например, какую-нибудь одежду.

Рональд на миг пожалел, что не сообразил сразу сказать Ристане, чтобы та добыла в башне Шу хоть что-нибудь. Но уже было поздно — Регентша как раз возвращалась к себе. Так ничего толком и не выяснив, разумеется. Приходилось снова ждать. Ждать неизвестно сколько, пока Её Сумрачное Высочество не соизволит отлучиться, чтобы заслать какого-нибудь слугу к ней в покои за добычей.

Отлучаться принцесса вовсе не собиралась. До позднего вечера она просидела в своих покоях, пытаясь вникнуть в мудреный трактат, посвященный магии искусства, но так и не поняв ни слова. Её не хотелось никого ни видеть, ни слышать. Только на несколько минут Шу вернулась к жизни, когда на закате вернулся гвардеец и доложил о выполнении задания. Как принцесса и велела, он в порту нашел корабль, сегодня же отходящий вниз по течению, в Найриссу, и дальше, к островам. Ему повезло — он поднялся на борт перед самым отплытием, и даже сумел снять маленькую, но отдельную каюту. Для того чтобы Тигренка, убегающего в Найриссу, запомнили, гвардеец поругался с парой портовых грузчиков и местным стражем порядка. На самом же корабле он вскоре заперся в каюте, предварительно попросив себя не беспокоить до прибытия в следующий город, оставил на подвесной койке камзол-приманку и сбежал через узкий иллюминатор, едва шхуна покинула пределы Суарда. Вплавь добираться до берега ему не особенно понравилось, как и идти через половину города в одной рубашке и мокрым, но раз уж это нужно Её Высочеству, гвардеец был готов и к большим свершениям. Там паче, что принцесса не поскупилась тут же по возвращении его наградить дюжиной империалов.

Выпроводив охранника, Шу снова велела никого больше к ней не пускать. Бродить по комнатам подобно привидению ей надоело ещё быстрее, чем читать тупую замороченную книгу, в сон не тянуло, ничего делать не хотелось… принцесса раньше не представляла себе, что время может тянуться так долго и бессмысленно.

Ночь застала её в кабинете, сидящей на окне и бездумно наблюдающей за падающими листьями каштана. Она так и уснула на кушетке, не желая идти в холодную, одинокую постель.

* * *

Радужные надежды виконта не спешили оправдываться. Не смотря на все его ухищрения, леди Дарниш пока даже и не намекнула на то, что не против стать его супругой. После вчерашнего бала он было обрадовался — весь вечер она танцевала только с ним, кокетничала и не отрывала от него глаз. Его не смутил холодный прием, оказанный её семьей. Он и не рассчитывал, что вдруг понравится герцогу, который все ещё не оставлял попыток выдать дочь за Его Величество. Но вот холодность самой Таис настораживала. На секунду в голову Мориса закралась крамольная мысль о том, не использовала ли его девица на балу, чтобы заставить бывшего жениха ревновать, но тут же была с позором изгнана. Не может оказаться девочка, не достигшая четырнадцати лет, столь искушенной и коварной. Она бы непременно себя выдала. Смотрела бы не на него, а на короля, и все время вертелась бы вокруг него, и вообще, делала бы все напоказ. Но Таис вчера и не пыталась приблизиться к Его Величеству ни разу, кроме как во время торжественного выхода к гостям. Так это делали все собравшиеся, он и сам проталкивался сквозь толпу что было сил, лишь бы попасться на глаза монарху. Традиция, как никак. Зато потом леди и не смотрела в сторону короля, всецело увлеченная Морисом. Уж он-то мог отличить неподдельный восторг в её глазах от пошлого притворства. За свою жизнь Морис этого самого притворства на видался столько, что хватило бы на всю труппу Королевского Театра, и ещё бы осталось.

Так почему сегодня, когда он явился засвидетельствовать свое почтение и преподнес леди корзину превосходных лилий, она не выказала никакой радости? И не пригласила его к обеду? Может быть, герцог запретил ей? Но, если сведения Её Высочества верны, то самый надежный способ заставить леди чего-либо захотеть, это как раз строгий запрет. Маловероятно, что Его Светлость об этом не догадывается. Так в чем же дело?

Размышления виконта Туальграма не прибавляли ему хорошего настроения. Как бы ни был он уверен в собственной неотразимости, рисковать упустить свой последний шанс на богатое приданое он не мог. Её Высочество вполне ясно дала ему понять, что неудача в этом предприятии окажется для него фатальной. Не говоря уже о том, что у него не осталось ни гроша своих денег, как и возможности раздобыть кредит. Он и так всего неделю назад был должен чуть ли не половине столицы. Все, что у него имелось — полсотни империалов для пускания пыли в глаза будущей невесте. Конечно, Регентша обещала выдать ему ещё на нужды обольщения, и даже оплатить счет от портного, но снова унижаться и просить! Как же он это ненавидел!

Дурное настроение не мешало Морису по всем правилам тактики и стратегии вести осаду крепости по имени Таис. И, как уважающий себя военачальник, он не мог обойтись без шпиона в стане врага. Таковым имела все шансы стать одна из служанок леди. Та сама, что несколько минут назад покинула особняк через черный ход и, весело помахивая корзинкой, направлялась в сторону торговых кварталов.

Напустив на себя рассеянный вид, виконт догнал девушку в начале следующей улицы. Будто совершенно случайно наткнувшись на неё, он рассыпался в галантных извинениях.

— Ах, простите мою неловкость, сударыня! — он придерживал молоденькую служаночку под локоток, вроде как помогая сохранить равновесие. — Я вас не зашиб? Мне так неудобно! Вы не сердитесь?

— Ну что вы, сударь, — девушка с удивлением узнала в галантном незнакомце, налетевшем на неё и чуть не сбившем с ног, давешнего ухажера леди Дарниш.

— О, я вас узнал! Вы ведь служите у герцога?

— Да, сударь, — она кивнула, опуская глаза. Прикосновение красивого молодого человека было таким волнующим и приятным, что она чувствовала, как заливается краской.

— Ну, надо же! Какая неожиданность! Мир тесен, сударыня, вы не находите? — Морис пустил в ход все свое обаяние.

— Ах, простите, милорд, мне нужно скорее в лавку! Леди велела не задерживаться, — девушка попыталась осторожно высвободить локоток из мягкой, но крепкой хватки виконта.

— Что, леди строга?

— Негоже заставлять леди ждать, милорд.

— О, разумеется, — Туальграм улыбнулся так обольстительно, что юное сердечко зашлось от восторга. — Но вы ведь не откажете в небольшом одолжении, не правда ли, милочка?

Устоять перед галантным красавцем и золотым империалом милочка никак не смогла. Да и виконт выглядел таким влюбленным, когда расспрашивал её о леди Таис и её семье. Ведь она же не сделала ничего плохого, когда рассказала ему о том, что каждое утро её госпожа в сопровождении пары охранников выезжает кататься на лошади в городской парк? Вот повезло леди, такой красивый, богатый, с изысканными манерами поклонник! И так влюблен! Каждое слово о ней просто на лету ловит!

Расставшись с виконтом, служанка горестно вздохнула. Если бы за ней ухаживал столь блестящий кавалер, уж она бы не растерялась, вмиг выскочила бы за него замуж. Жаль, благородные господа не обращают внимания на таких, как она. Жена бы из ней получилась всяко лучше, чем из взбалмошной и упрямой леди.

Глава 3

239 г. Третий день Осенних Гонок. Суард.

За окном снова шумел дождь, и чего-то не хватало. Протянутая наугад рука поймала лишь пустоту вместо привычного и родного тепла рядом. Открыв глаза, Хилл поморщился и помянул Хисса. Оказывается, просыпаться в собственной кровати и в гордом одиночестве вовсе не так приятно, как он раньше считал. Особенно после такого сна… всего чуть больше недели, и он успел привыкнуть. И хоть умом он и понимал, что остаться с Шу было равнозначно самоубийству, упрямое тело возмущалось и требовало своего.

Второе утро подряд одно и то же. Пустая холодная комната, больные несчастные глаза в зеркале. И полнейшее нежелание находиться в собственном доме. Более того, комната, которую он считал своей последние три с лишним года, казалась чужой и неприветливой. Хотелось уйти отсюда, и никогда не возвращаться. Уйти не только из дома Клайвера, но и из Гильдии, и из родного Суарда. Забыть всю свою прошлую жизнь, уехать в какую-нибудь далекую незнакомую страну и начать все заново. И чтобы ничто и никто не напоминало о ней. Никаких дворцов, башен, магов и принцесс. Может быть, тогда он снова сможет поверить в то, что в его жизни есть какой-то смысл?

Быстро одевшись для дальнего пути и покидав в заплечный мешок самые необходимые вещи, Лунный Стриж тщательно собрал все, что оставалось в комнате его, включая простыни и подушку, и аккуратно сжег в камине, не забыв хорошенько поворошить пепел. Не осталось практически ничего, что напоминало бы о нем. И ничего, что могло бы магу дать возможность выйти на его след. Зачем он это делает, Хилл не задумывался — привычка доверять своим, казалось бы, необъяснимым порывам не раз выручала его и предотвращала неприятности. А сейчас он снова чувствовал, что за ним охотятся. Какого демона он пытается убежать от неизбежности? Об этом он тоже не хотел думать. Его вел инстинкт, а не разум, и он подсказывал — бежать, петлять и прятаться.

Чтобы не встречаться с маэстро и не объяснять ему свое очередное исчезновение, Хилл ушел личным запасным ходом — через балкон. И, подставляя лицо холодным струям, попытался определить направление. С этим оказалось трудно. Инстинкт определял опасность со всех сторон сразу. Тогда он решил действовать методом тыка, положась на везение. Улица Трубадуров, залитая водой, не показалась Хиллу достаточно привлекательной, и он направился через площадь Единорога в Старый Город. Несколько раз Лунный Стриж порывался свернуть в сторону порта, но почему-то при мысле о корабле ощущение опасности только усиливалось. Пару раз направлялся к северной части Суарда, Верхнему Городу. То же самое, особенно когда он думал о городских воротах и Имперском Тракте.

В результате он так и метался по городу, не желая себе признаваться, что тянет его обратно в Риль Суардис. Нет, возвращаться к Её Высочеству… что он ей скажет? Прости, любимая, я зря сбежал? Не хотел, чтобы ты меня запытала до смерти, как всех, что были до меня? И вообще, не приютишь ли ты наемного убийцу, на которого охотится непонятно кто? Да, кстати, охотится из-за того, что я тебя не убил, хотя должен был… и что она ответит на это? Что любая нормальная женщина на это ответит? Конечно, дорогой? Рада тебя видеть? Да она уже забыла о его существовании. Если бы хотела его вернуть, ничто бы ей не помешало — Хилл был совершенно уверен в том, что Шу достаточно просто подумать о нем, и она узнает, где он, как бы ни петлял и не прятался.

Остановился Лунный Стриж лишь незадолго до заката. Он устал, промок и вымотался, но так и не ушел из города. И незнакомая таверна на границе Старого и Нижнего города показалась ему ничуть не хуже и не лучше любого другого места. Здесь хотя бы не лило с потолка, и можно было немного передохнуть и перекусить.

За кружкой горячего невкусного чаю Хилл постепенно успокаивался. И все яснее понимал, что никуда убежать все равно не сможет. Не стоит обманывать самого себя — он не хочет никуда убегать. Единственное, что ему нужно, это снова увидеть Шу и понять раз и навсегда, что же такое послали ему двуличные боги, благословение или проклятие. Весь день, пока он бестолково бродил по улицам, он смотрел только в одну сторону, выглядывал между деревьями и домами только одно — её башню. Пусть даже он не нужен ей, пусть она поступит с ним, как с беглым рабом, пусть убьет его. Только не метаться и не сомневаться больше. Только не чувствовать сосущей пустоты на том месте, где недавно билось сердце.

Хилл уже достал серебряную монету, чтобы расплатиться за обед, и собрался отправиться прямиком в Закатную башню, как дверь распахнулась и на него набросилось с полдесятка солдат. То есть они попытались. Несмотря на вполне слаженные действия и неплохую выучку, Лунному Стрижу не потребовалось даже уходить в Тень, чтобы разметать их по углам. Остальные посетители таверны только и успели, что попрятаться за столами и подумать о том, что неплохо бы смотаться, как Хилл разделался с солдатами и оказался у двери. Но остановился, не дойдя до выхода каких-то двух шагов. За дверью его поджидал кто-то ещё, гораздо более опасный, чем стонущие и хватающиеся за переломанные конечности вояки.

* * *

До позднего вечера подходящей возможности, чтобы добыть что-нибудь из вещей Лунного Стрижа, Придворному Магу так и не представилось. Её Высочество торчала в своей башне, как гвоздями приколоченная, и утром тоже так и не собралась никуда отлучиться. Но это обстоятельство Рональда не смутило. Если не удалось проникнуть в покои принцессы, то уж в доме Хилла в городе наверняка что-то найдется. Хоть ему и не особо хотелось снова связываться с Гильдией Тени, но раз по-другому не получилось… что ж, Гильдии же хуже.

В давно знакомой замшелой конторе что-то изменилось. Не в обстановке, нет, — тот же запущенный склад всякой всячины, та же обшарпанная конторка и тот же однорукий Махшур за ней, — в самом воздухе. Настороженность и тревога вместо обычных уверенности и хищной готовности растерзать всех и вся встретили Рональда в обиталище Посвященных Хисса. Нерадостное приветствие Помощника Главы Гильдии прозвучало, как всегда, на грани вежливости и хамства, но вот дальше все пошло совсем не так. Начиная с того, что Мастера не оказалось на месте. Это старого-то паука, не отходящего от своей паутины ни на шаг без крайней необходимости. Но для целей магистра вполне подходил и его помощник.

Сегодняшнее дурное настроение Рональда не располагало к излишней утонченности манер, и потому Махшур вскоре позавидовал покойному Мастеру. Ему-то уже не придется чувствовать себя недоеденной козой в зубах голодного Тёмного. И не придется выкладывать всё, что знает и о чем только догадывается в призрачной надежде уцелеть хоть на этот раз.

Наивежливейше кланяясь на прощание Придворному Магу, он злорадно подумал о том, что Орис оказался гораздо умнее и дальновиднее, чем предполагал Исмарский Нырок. Сын Мастера отказался от борьбы за власть, но надежно избавился от сомнительного удовольствия общаться с Рональдом. И, если бы перед Махшуром стоял выбор — стать самому Главой Гильдии и регулярно вести переговоры с Темным, или же остаться рядовым исполнителем и никогда больше с Рональдом нее встречаться, — он бы определенно предпочел тихую и безопасную жизнь простого убийцы.

По дороге к площади Единорога Рональд размышлял над вытрясенной из Махшура информацией. Смерть Мастера при загадочных обстоятельствах для него никакой тайны не представляла, но заставляла всерьез задуматься. Что же на самом деле произошло между Шу и неудавшимся убийцей? Почему он спокойно разгуливает на свободе? Он сам решился убить Мастера, или это тоже происки Шу? Рональду не терпелось получить ответы ещё на дюжину-другую вопросов. Вот только попадется ему в руки гаденыш, и увлекательная беседа ему обеспечена. Все выложит. На коленях будет умолять спросить ещё что-нибудь! Идея сделать мальчишку послушным рабом нравилась Придворному Магу все больше и больше.

Слабые попытки хозяина музыкальной лавки вызвали у Рональда брезгливую ухмылку. Он не стал тратить на него ни секунды, просто отшвырнув с дороги мановением руки. Лунного Стрижа дома не оказалось, но маг и так знал, где его комната. Сопровождаемый грохотом и жалобными стонами свалившихся прямо на маэстро инструментов, Рональд пинком вышиб заднюю дверь в лавке, взлетел по лестнице на второй этаж, без малейшего промедления нашел нужную комнату… вокруг него уже свистел и клокотал жаркий багровый вихрь, опаляя и коверкая жалкое жилище ремесленника. Хлипкая дверка слетела с петель и рассыпалась щепками ещё до того, как Рональд успел до неё дотронуться.

Пусто. Ни единой вещи. Ни единой нитки. Ни единого волоска. С трудом сдержав порыв немедленно разнести по камешку весь дом, Рональд несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь. Не может быть, чтобы негодный мальчишка предусмотрел все, ничего не позабыл. Сровнять хибару с землей можно будет и немного погодя, а сейчас — искать! В каждом закоулочке, хоть что-нибудь.

Рональд обшарил и обнюхал все — кровать, комод, стол… заглянул в зеркало, вдруг оно сохранило отпечаток ауры жильца? Ничего. Даже ни единого стула, на котором гаденыш сидел. Только изрядная кучка остывшего пепла в камине. В тщетной надежде найти хоть какой-нибудь недогоревший обрывок магистр разворошил пепел, все же родная стихия огня должна как-то ему помочь! Ничего.

Ярость, обуявшая Придворного Мага, вспыхнула множеством крохотных раскаленных искр, зажигая в комнате пожар. О, с каким бы удовольствием он сейчас спалил бы половину ненавистного города! Но позволить эмоциям взять верх над рассудком он не мог. Слишком дорого обойдется ему дивное зрелище полыхающей столицы. И вместе с холодной ясностью рассудка к Рональду вернулся огненный жар, оставив уродливые обгорелые проплешины на стенах и мебели. Сладкий запах горелого дерева, лака и конского волоса рисовал перед мысленным взором мага приятные картины того, что он сделает с юрким гаденышем, когда поймает.

Распространяя физически ощутимые волны ненависти, Рональд вернулся в полуразгромленную лавку. Единственный её обитатель до сих пор сидел на полу в уголке и горестно вздыхал над какой-то деревяшкой. При виде Его Ужасного Темнейшества он ощутимо вздрогнул и сделал попытку вскочить и убежать. Неудачную, разумеется.

У Придворного Мага возникло стойкое ощущение, что над ним просто издеваются. Все скопом, начиная с ненавистного мальчишки, нагло пудрящего ему мозги, и заканчивая гнусной мокрой погодой. Если и было на свете что-то, что Рональд ненавидел больше Её Высочества Шу, так это дождь. Полное отсутствие у глупого старикашки сведений не только о местонахождении Лунного Стрижа, как и вещей, на которых остался бы его след, но и о том, появлялся ли он сегодня ночью у себя дома, совершенно вывело его из себя. Настолько, что даже довольно неприятная смерть музыкантишки не улучшила его настроения. Что там пара воплей и стонов! У ничтожного человечка оказалось слишком слабое сердце, и он помер до того, как Рональд приступил к развлечению всерьез. Того, что кто-то заинтересуется внезапным пожаром в лавке музыкальных инструментов и свяжет обугленный труп её владельца с Придворным Магом, он не опасался. Кому какое дело до этакой мелочи? Лунному Стрижу? Жаль, не прибежал спасать дорого наставника, сильно бы облегчил Рональду жизнь.

Повторное явление ещё более злого Придворного Мага заставило Махшура всерьез пожалеть, что он не внял увещеваниям матери и не пошел по стопам дяди и двоюродных братьев. Был бы сейчас преуспевающим похоронных дел мастером, никакого тебе шума, никаких недовольных клиентов… мир и тишина. Милейшие все же люди покойники! И если не удастся как-то умаслить ворвавшееся в контору стихийное бедствие, по недоразумению, или же из извращенного чувства юмора напялившее на себя личину румяного толстенького торговца коврами, то клиентом дядюшки в ближайшее же время станет он сам, уважаемый Временный Исполняющий Обязанности Главы Гильдии Тени. И никакая скидка для родственников его уже не порадует.

— Где? Где этот мальчишка? Я вас спрашиваю? Это ваш человек, или как? Он исчез у вас из-под самого носа, а вы и не чешетесь! Почему его ещё вчера не скрутили и не доставили мне?! — шипение незваного гостя, уверенного в своем безраздельном праве хозяина, замораживало кровь не хуже грохота горной лавины. — Ну? Бегом! Мне нужна его вещь! Любая! Что-то, чего он касался!

Не в силах произнести ни слова, Махшур судорожно соображал, где и что он может раздобыть прямо сейчас. Говорить взбешенному магу, что Хилл уже несколько лет не жил здесь и не оставлял ничего — вернейший способ навлечь на себя такие неприятности, что встреча с Хиссом по сравнению с ними покажется прогулкой по розовому саду. Кивая и всячески показывая готовность немедленно сделать все, что только пожелает Его Темнейшество, неудавшийся гробовщик бросился в комнату Мастера. Последняя надежда — вдруг Лунный Стриж все же оставил там след?

Явный страх много о себе понимающего мошенника успокоительно действовал на Придворного Мага. Вот как нужно встречать дорого гостя! С трепетом и ужасом! Пожалуй, он даже пока помилует этих растяп, гордо именующихся Гильдией Тени. Ещё пригодятся.

С опаской и надеждой глядя на буквально принюхивающегося Придворного Мага, Махшур вспоминал давно забытые молитвы Светлой. То ли спешно сочиненные молитвы помогли, то ли Лунный Стриж оказался не таким уж предусмотрительным, но когда магистр, торжествуя, вцепился в простой деревянный табурет, старый пират впервые решился вздохнуть полной грудью. И посочувствовал Хиллу — то, что отражалось в багрово светящихся глазах Ужасного и Беспощадного, предрекало мальчику долгие и тщетные мечты о смерти.

— Демонов мальчишка! — после нескольких мгновений сосредоточенно-отрешенное выражение на лице мага сменилось маской ярости. — Мне нужен корабль, маленький и легкий. И четыре человека, умеющих драться и выполнять приказы.

От неожиданности требования Махшур не сразу среагировал, чем разозлил мага ещё больше.

— Ну? Быстро! — всего два шага в его сторону, и старый опытный убийца чуть не свалился с ног от пронизывающего до костей животного ужаса.

— Разумеется! Сейчас! — пользуясь представившейся возможность, Махшур выскочил из комнаты Мастера со всей возможной прытью. Первые же попавшиеся ему на глаза члены Гильдии, хоть немного смахивающие на вояк, удостоились чести сопровождать Придворного Мага. В приказном порядке. Ни один из них и слова против не посмел сказать, видя невменяемые глаза сшибающего все на своем пути Помощника Мастера.

Никогда раньше Махшуру не приходилось скакать по городу настолько быстро. Он даже не разобрался толком, все ли случайно встреченные по дороге к порту пешеходы успели благополучно увернуться от копыт Рональдова коня. Он лишь надеялся, что волна ужаса, идущего от мага, смела людей на несколько мгновений раньше, чем они оказались затоптаны. Лошадям повезло меньше. Тяжело дышашие, с пеной у окровавленных удил, с бешено вращающимися глазами, они еле держались на ногах после демонической скачки. Но обращать внимание на такие несущественные подробности времени не было. Они остановились у самого причала, где, к радости Махшура, обнаружился один из принадлежащих Гильдии небольших шлюпов, замаскированный под рыбацкий, но на самом деле быстроходный и хорошо оснащенный для нужд контрабандистов. Буквально слетев с седел вслед за Рональдом, все пятеро гильдейцев взбежали по опущенным сходням на борт, игнорируя гневные вопли шкипера, доносящиеся от груды тюков на берегу. Когда тот подбежал к своему судну, швартовы уже были обрублены, и шлюп, скрипя и возмущаясь невежливым обращением, отчаливал. Немного успокоился неудачливый контрабандист только когда увидел на борту самого господина Махшура.

Способ кораблевождения Придворного Мага заставил привычного ко всяким неожиданностям Помощника Главы Гильдии признать, что есть ещё многое на свете, чего он не видел, и о чем даже не подозревал. Магистр плевал на все правила, на погоду и на ветер, на течение и на румпель. Не очень даже понятно было, зачем ему сам шлюп — с тем же успехом он мог идти по реке на крестьянской повозке. Он не удосужился приказать поднять парус. Зачем, если они и так неслись по волнам с немыслимой скоростью? Ни один самый быстрый Имперский фрегат под всеми парусами и при попутном ветре не смог бы догнать маленький шлюп. Но что-то подсказывало Махшуру, что надежды шкипера получить свое судно обратно если и оправдаются, то не так, как тому бы хотелось. Вряд ли шлюпу повезет больше, чем лошадям — уже удаляясь от берега, он заметил, как лошади падали прямо на причал.

За два с лишним часа безумной гонки по реке Придворный Маг не произнес ни слова. Как, впрочем, и никто из сопровождающих его. Махшур только догадывался, что где-то вниз по течению Вали-Эр им предстоит догнать корабль, на котором уплыл из столицы Лунный Стриж. Это казалось ему несколько странным — всего лишь прошлым вечером тот вовсе не походил на человека, готового драпать из Суарда без оглядки. Да и способ… на лошади по Имперскому Тракту до Найриссы добираться вдвое быстрее. Но с магистром он своими сомнениями не подлился. Дурных нет, добровольно нарываться. Раз Рональд считает, что Хилл на корабле, кто такой Махшур, чтобы с ним спорить? Не самоубийца точно.

Его сомнения оправдались. На торговой шхуне обнаружился брошенный на койку камзол и открытый иллюминатор. И никто с самого отхода из Суарда пассажира не видел. Капитан клялся и божился, что вчера за два часа до заката к нему на борт поднялся молодой человек с синими глазами и длинными светлыми волосами, с небольшим заплечным мешком и клинком на поясе. Даже предъявил золотой империал, которым тот расплатился. Взяв монету в руки, Придворный Маг выдал такую тираду, что даже матросы, опасливо прислушивавшиеся с безопасного расстояния к беседе капитана со странными гостями, одобрительно защелкали языками. Но тут же их прикусили, когда магистр швырнул сгусток расплавленного металла, в который превратилась монета, на палубу. Если бы не расторопность юнги, выплеснувшего на занявшиеся доски ведро воды, пожар на судне был бы обеспечен, несмотря на мерзкий мелкий дождик.

Возвращались в Суард так же молча и быстро. Рональд стоял на носу шлюпа, всем своим видом демонстрируя злость и нетерпение. Остальные же пассажиры жались к корме и старательно делали вид, что их тут вовсе нет. Только за несколько минут до того, как шлюп с жалобным скрипом ткнулся в причал, маг, не глядя в сторону Махшура, отдал приказ — ещё дюжину человек с арбалетами в его полное распоряжение. И разослать по всему городу людей на поиски Лунного Стрижа. Так, на всякий случай.

Так как Рональд не уточнил, что ему нужны именно гильдейцы, Махшур быстро рекрутировал дюжину портовых охранников, благо арбалеты у них имелись, как и желание заработать по паре империалов на нос. И снова началась гонка, но на сей раз бегом по городу. Придворный Маг явно знал, куда идти. Он несся по улицам, пугая прохожих бешенным взглядом, словно гончая по свежему следу. И ни один из запыхавшихся вояк не посмел отстать, пусть даже на шаг.

Их цель оказалась довольно близко. Задрипанная таверна в Старом Городе. За дюжину шагов до неё Рональд остановился, сделав знак спутникам замереть. В двери таверны как раз входил человек, которого Махшур точно не ожидал тут увидеть. И с которым ему не хотелось встречаться почти так же сильно, как с самим Придворным Магом. Похоже, что и Придворного Мага эта встреча не обрадовала совершенно. Подозвав к себе Махшура, он распорядился рассредоточить людей по ближайшим закоулкам между домами и быть готовыми по его знаку стрелять. После этих слов Рональда подозрение Помощника Главы Гильдии в том, что этот день может оказаться для него последним, переросло в уверенность. Если его людям действительно придется стрелять в того, кто только что вошел в таверну, проще и приятней будет самому повеситься. Или зарезаться — и лучше до того, как маг подаст сигнал.

* * *

Время близилось к полудню, а Её Высочество так и не подавала признаков жизни. Из её покоев слуги вынесли нетронутый завтрак, и сама Шу не выходила, не смотря на то, что вчера обещала брату вместе с ним отправиться на конную прогулку. Его Величеству не особо нравилась идея подставляться под дождь, но ради того, чтобы немножко развлечь сестренку, он бы и в речку вместе с конем нырнул.

Ждать, пока Шу соизволит явиться народу, и волноваться можно было сколько угодно долго, но Кей не привык сидеть сложа руки. И, если Её Высочество не желает выходить сама — что ж, не думает же она, что её оставят в покое и позволят вдосталь упиваться страданиями? Король уже собрался было сам наведаться к сестричке, но его остановила Балуста. Пожертвовать собой и сунуться в логово василиска: «Это вам не на мантикора охотиться, Ваше Величество! С девушкой в слезах сладить куда как труднее!» — вызвалась она. Согласившись с неотразимым доводом, все трое мужчин — Кей, Зак и Эрке — остались нервно мерить шагами королевские покои, ждать доклада лазутчика и строить планы по спасению Её Высочества от самой себя.

Баль обнаружила принцессу в кабинете, свернувшейся в клубок на кушетке и не реагирующей ни на что. Похоже было, что она провела так всю ночь.

— Шу? — нет ответа. — Шу, ты же не спишь! Вставай! — молчание. Баль подошла поближе.

— Уже полдень скоро, Шу! — из спутанной черной гривы на миг блеснул один покрасневший глаз и тут же скрылся из виду под натянутой до ушей мохнатой шкурой.

— Давай, милая, вылезай.

— Оставь меня, — сиплый голос из-под мехового покрывала прозвучал так жалобно, что Балуста совсем забеспокоилась. Одно дело подозревать, а совсем другое — увидеть собственными глазами, как никогда не сдающаяся Шу превратилась в несчастно скулящего потерянного щенка.

— Ну, довольно. Пора вылезать, — Баль присела на край кушетки и потянула покрывало на себя.

— Уйди! Пожалуйста, — врывав из рук подруги спасительную шкуру, она завернулась ещё плотней и отвернулась.

— Шу, ну что с тобой? — эльфийка осторожно погладила съежившуюся тоненькую фигурку, и почувствовала, как тихонько вздрагивают плечики под мехом.

— Шу, девочка моя, хватит лить слезы, — в ответ принцесса только тоненько всхлипнула.

Шепча всякую успокоительную ерунду, Балуста гладила подругу по голове, по спине, ожидая, пока та хоть немного выплачется. Вскоре всхлипы перешли в сердитое сопение, и Шу, так и не выпутавшись из шкуры, уткнулась носом ей в бок.

— Все? Потоп окончен? — Баль ласково перебирала взъерошенные черные пряди. — Вставать будем?

— Угу, будем, — старательно отворачиваясь и пряча от подруги заплаканную физиономию, она вскочила и метнулась в ванную. Через несколько минут фырканья и шипения оттуда показалось нечто, уже более напоминающее принцессу Шу.

— Баль, не смотри на меня так, будто я сейчас помру!

— Точно? Передумала уже?

— Передумала.

— Тогда не мешало бы чего-нибудь съесть.

— Не хочу я завтракать.

— Завтракать? И не предлагаю. Уже обедать пора.

— И обедать не хочу.

— Ну, извини, подруга, крови невинных младенцев не принесла!

— Баль, перестань.

— Сама перестань! Ведешь себя, как дите малое!

— Ну и что? Имею я право побыть дитем малым хоть раз в жизни?

— Имеешь. Только ты уверена, что именно сегодня?

— Уверена. Ну что ты прицепилась, Баль!

— Ну… может, потому что мне не нравится, что ты сдаешься?

— Сдаюсь? Баль, я никогда не сдаюсь!

— Угу, заметно. Тогда какого демона рыдаешь второй день?

— Сама знаешь.

— Нет, не знаю.

— Отстань. Я не хочу об этом говорить.

— Ты хочешь об этом только плакать?

— И плакать не хочу! Все! Хватит!

— Давно пора. На, покусай, — Балуста кинула принцессе принесенное с собой яблоко. Та поймала его и сердито захрустела.

— Ты собираешься его возвращать?

— Нет.

— Ясненько. А не боишься, что Рональд его достанет?

— Его проблемы.

— Да ну?

— Ну да, — Шу отвернулась и принялась ходить по комнате взад и вперед, всем своим видом подтверждая давнишнюю теорию мэтра Эридайга о том, что сотня мулов не переупрямит одну принцессу. Когда яблоко было догрызено и остаток выброшен в окошко, чуть не сшибив в полете любопытную птичку, она развернулась к Баль, уперев кулачки в бока.

— Это он ушел. Я его не гнала, — и уставилась на подругу в ожидании возражений. Но Баль молча и грустно смотрела на неё, не собираясь отвечать.

— Пусть выкручивается теперь, как знает. Мог ещё вчера из города смотаться. И если он все ещё в столице, а не на полпути к Островам, это не моя вина. Я его отпустила, я отправила Рональда по ложному следу… что ещё? Пойти, взять его за ручку и увезти отсюда подальше? Не слишком ли много ты от меня хочешь?

— Я? Ни в коем случае. Это твое личное дело, позволить ли Рональду…

— Баль, это уже не мое дело. Я дала ему шанс. Хватит. Ты же не думаешь, что я побегу за ним?

— Не думаю, Шу. Но, возможно, и зря.

— Нет. Ни за что. Я принцесса, а не уличная девчонка! Раз он не хочет меня видеть, то и не надо. Унижаться и просить я не буду.

— Понятно. Как хочешь.

— Вот именно!

— Да, а почему ты так уверена, что он не уехал?

— Потому что знаю.

— И где же он?

— Баль! Я не желаю о нем больше говорить! И не вздумайте соваться — я не желаю его больше видеть! Я его ненавижу!!!

— Ладно, ладно, Шу, успокойся.

— Я спокойна!

— Угу, конечно.

— Все, Баль, можешь передать этим трусам, что со мной все в порядке.

— Лучше пойди и скажи им все сама.

— Нет. Я не хочу сейчас никого видеть.

— Ну, хоть обедать ты с нами придешь?

— Нет. Баль, оставь меня, пожалуйста. Мне нужно побыть одной.

— Ладно, Шу. Я велю принеси тебе сюда.

— Угу.

* * *

— Не советую, — услышав знакомый голос, Хилл обернулся в последний момент перед прыжком из окна таверны.

— Эрке?

— Слезай.

— Это твои?

— Балбесы, — капитан Ахшеддин презрительно оглядел с трудом поднимающихся на ноги гвардейцев.

— Как ты меня нашел? Тебя Шу послала? — слезать с подоконника Лунный Стриж не торопился.

— Тоже ещё задача, — капитан насмешливо хмыкнул. Баль заботливо принесла из комнат принцессы рубашку Тигренка, да и без неё Эрке не трудно было увидеть, где его искать. — Нет, не Шу.

— Тогда за каким демоном ты приперся? — неожиданно острое разочарование отозвалось новой болью и злостью. На себя самого. На тщетную, глупую надежду, снова заставившую сердце встрепенуться, когда он услышал голос Эрке.

— Не за демоном, Тигренок, за тобой.

— И зачем я тебе сдался? С каких это пор Начальник Малой гвардии занялся отловом беглого имущества?

— Тьфу! Имущество! Ты сам слезешь, или мне за тобой гоняться?

— Так что тебе от меня надо?

— Его Величество желает с тобой поговорить.

— Зато я не желаю говорить с Его Величеством.

— Ты предпочитаешь Рональда? Пожалуйста! — Ахшеддин не делал попыток приблизиться к юноше. Встрепанный, в порванном и окровавленном на боку камзоле, осунувшийся, с безумным блеском в глазах, он мало походил на того очаровательного галантного кавалера, которого Эрке видел во дворце. Зато странная история о том, как этот безобидный менестрель поставил на уши Личную Королевскую Гвардию на тренировке, получила неожиданное подтверждение. Пятеро его собственных бойцов, ругаясь сквозь зубы, поднимались с пола, придерживая кто сломанную руку, кто плечо, кто нос. Сам же Тигренок отделался всего лишь парой мелких царапин.

— Блеф.

— Пойди и проверь. Ну? Прыгай! — на несколько секунд повисло молчание. Синие глаза вперились в черные в попытке понять, насколько слова о Придворном Маге соответствуют действительности. Игра в гляделки закончилась в пользу капитана гвардии.

— Я смогу увидеть её?

— А ты хочешь?

— Да. Если она…

— Идем. И никаких условий.

— Угу. Ширхаб, — спрыгивая с окна, Хилл наконец почувствовал болезненный порез на боку.

«Всего пятеро солдат — и смогли меня достать! Совсем форму потерял», — он постарался не поморщиться от боли.

— Руки давай.

— Зачем? Я и так с тобой пойду.

— Гоблина с два. С какого перепугу я должен тебе доверять?

Упрямо сжав зубы, Хилл позволил Ахшеддину делать то, что тот посчитает нужным. Сняв с Тигренка камзол, Эрке надежно связал ему руки за спиной и накинул камзол сверху. И ещё добавил собственный плащ с капюшоном, чтобы полностью скрыть и связанные руки, и приметную светлую шевелюру. Демонстрировать кому не попадя Тигренка в столь унизительном положении Эрке не хотелось.

Наблюдая, как капитан Ахшеддин и пятеро разной степени помятости и покалеченности гвардейцев сопровождают Лунного Стрижа в сторону Риль Суардиса, Придворный Маг шипел и плевался от ярости. Будь у него надежда на то, что нападение на капитана Малой Гвардии сойдет ему с рук, этого наглого типа уже года три как не было бы в живых. Но он находился не только под защитой закона Империи, но и личной — маркиза Дукриста. Всего несколько рун и заклятий, наложенных Главой Имперского Конвента, и все попытки утаить участие Темного мага в нападении на капитана заранее обречены на провал.

Всю свою злость Рональд выместил на подвернувшемся под руку Махшуре, оставив тому на память об их недолгой и бесплодной совместной деятельности полностью поседевшую прическу и нервный тик. А так же острое желание послать к демонам Гильдию, столицу, магов и королевскую гвардию и заняться мирным и доходным делом гробовщика где-нибудь в Ирсиде. Да хоть у орков, только бы больше никогда не слышать даже упоминания о Придворном Маге Валанты!

Глава 4

Кей приоткрыл дверь в покои Шу и осторожно заглянул. Пейзаж напоминал последствия не то нашествия орков, не то пронесшейся грозы. Даже улавливался намек на соответствующий запах — смесь гари, крови и озона. Растрепанная сестра с видом неупокоенной нежити вышагивала по комнате, отрывала куски какого-то пергамента, сминала их и швыряла в камин.

«Ага, дворец ещё не горит, уже хорошо», — подумал король, входя в дверь, но вслух произнес совсем другое.

— Дорогая, ты уверена, что Легенды и История Ониксового Трона издания четвёртого века до Основания самая лучшая растопка? Гномы горят плохо, а воняют сильно. Может, попробуешь топить Введением в Элементарную Магию? Вдруг тут теплее станет?

Принцесса наконец заметила, что кто-то появился поблизости и посмел к ней обратиться. Она швырнула остаток пергамента в огонь и развернулась в сторону брата, обдав его физически ощутимой ледяной волной гнева пополам с горечью. Кей шагнул к ней:

— Тебе ещё не надоело? Второй день над дворцом дождь не прекращается, так и до наводнения недалеко. Вон, Эри уже лодку готовит… Шу, милая, ну если этот… — он проглотил грубое слово, что вертелось на языке, — так тебе нужен, какого тролля ты не вернёшь его, наконец!

— Не хочу, — сжатые губы, закаменевшая в неестественной прямоте шея.

— Ну, тогда отвлекись. Вот хочешь, устроим прием, или войну — с орками, с троллями, с кем угодно? Хочешь, я тебе настоящего дикого эльфа подарю? Забудь ты этого… этого… — приличного слова для человека, заставившего сестру страдать, у Его Величества так и не нашлось.

— Уже забыла… — улыбка сестры вызвала бы зависть у василиска, но брат не желал превратиться в камень и отстать он неё. — Всё нормально, Кей.

— Я и заметил. Что нормально. От твоего «нормально» вороны на лету дохнут. Вот что, родная. Забирай своего… Тигрёнка, — Кей с усилием вытолкнул сквозь зубы ненавистное имя, — и делай с ним что хочешь, только успокойся, в конце то концов!

— Зачем?! Я тебя не просила!!! — запах озона усилился, последнее уцелевшее в комнате зеркало с тихим звяком треснуло. Принцесса шагнула к брату, вперившись в него немигающим взглядом змеи. В приподнявшихся волосах проскакивали потрескивающие искры, вокруг её ног завивался все усиливающийся смерч.

— Если не нужен, можешь выкинуть, — он рывком распахнул двери. — Давайте его сюда! — Кей посторонился.

Два гвардейца втолкнули связанного юношу, бросили на пол перед Шу и застыли с ничего не выражающими лицами. Она неторопливо перевела взгляд с золотистых волос, рассыпавшихся у её ног, на брата. Он упрямо, с сознанием абсолютной своей правоты, посмотрел ей в глаза и приподнял в кривой улыбке уголок рта.

— Что ж… наверх его, в круг, — мягким голосом голодного вампира она отдала распоряжение солдатам. — Думаешь, я скажу тебе спасибо? — она перешла на шипение.

— Потом, родная, — Его Величество поспешил ретироваться от ненаглядной гадюки.

Гвардейцы уже ушли, тихо закрыв за собой двери, а Шу продолжала стоять на том же месте. По челу её пробегали тени. Злость, растерянность, надежда, обида, ярость смутной чередой сменяли друг друга. Наконец она стряхнула головокружительный морок и медленно, словно сквозь встречный ветер, пошла к лестнице.

Принцесса поднялась на последний, четвёртый этаж своей башни, в комнату, где когда-то родился Кей, а теперь располагалась её магическая лаборатория. С последнего визита там ничего не изменилось. По-прежнему на стенах ровным желтоватым светом горели вечные фонари, на сером гранитном столе в беспорядке перемешались алхимические принадлежности, из шкафов грозили вывалиться книги, на конторке громоздились бумаги, валялись перья вперемешку с хлыстами, кинжалами и ещё чем-то острым, на кресла и кушетку были наброшены пятнистые шкуры, напоминающие рысьи. Между западным и северным окнами пылал камин. Лишь середина круглой комнаты была свободна. Там, в центре белого мраморного круга, чуть возвышающегося над полом, меж двух металлических столбов, вделанных в пол и потолок, лицом к камину стоял человек. Его руки удерживались двумя немного провисающими цепями.

Шу приостановилась, рассматривая его со спины — ноги босы и исцарапаны, кожаные штаны в грязи, дранная на боку рубашка прилипла к телу и испачкана красным, рукава изорваны напрочь. Как бы она не сердилась на него, но оставлять кровоточащую рану не собиралась. Принцесса взяла с конторки ближайший острый предмет, оказавшийся метательным ножом, и подошла к юноше. Не дыша, он замер, когда её рука нежно коснулась шеи, отводя в сторону пряди, и чуть вздрогнул, почувствовав острие, от ворота вниз вспарывающее его рубашку. Ещё несколько взмахов, и Шу отбросила ножкой негодные тряпки. Стоя у него за спиной, она провела пальцами в воздухе вдоль обнаженного торса, привычно исцеляя глубокий порез, и уловила судорожный вздох. Оценивая результат, сделала шаг назад. Заткнула нож за пояс. Пару более мелких порезов, ссадины и кровоподтеки она трогать не стала.

В молчании свистящего за окном ветра и треска пламени в камине Шу обошла Тигрёнка и остановилась, ожидая, что он поднимет склоненную голову. Тёплые огненные блики играли на закрывающих его лицо распущенных волосах, притягивая её взгляд. Прикусив от волнения губу, Шу протянула руку и приподняла вверх его подбородок. И увидела, как в зеркале, прокушенную до крови губу и мечущихся демонов в глазах. Несколько долгих мгновений она удерживала свою непослушную руку, чтоб не стереть красную капельку с его напряженного рта…

Хлесткий звон пощечины разорвал оглушительную тишину. Принцесса вернулась в спасительную ярость.

— Ты… как ты… как ты мог оставить меня! — Удар. Ещё удар. Его голова бессильно моталась от каждой оплеухи из стороны в сторону, из треснувшей губы бежала алая струйка. — Почему? Как ты посмел?

Шу отскочила от него, как ошпаренная, встретив снова пронзительно синий взгляд, полный жгучего тёмного пламени.

— Зачем? Разве тебе было плохо со мной? Разве я обижала тебя? — голос срывался, глотая непрошенные, злые слёзы. — Как ты посмел сбежать!? Ты предал меня! — она устремилась к нему, желая снова ударить, и остановилась, как налетев на невидимую преграду. Хриплый, будто шершавые слова раздирают горло, шепот.

— Предал?! Разве может предать раб? Разве может предать бессловесная тварь? — впервые Шу видела его таким. Горящие болью и яростью глаза, раздувающиеся ноздри, капающая со сжатых губ кровь.

— Неправда!

— Да ну?! Не ты надела на меня ошейник? Не ты сделала меня домашней зверушкой?!

— Ошейник, который ты мог снять в любой момент! И не говори, что ты этого не знал!

— Откуда? Ты лишила меня речи, ты даже имени моего не узнала!

— Если помнишь, я тебя купила! Как приговоренного каторжника!

— О, да. За десяток золотых. Вы удивительно щедры, Ваше Высочество!

— Да, за десяток. Да какое это имеет значение? Я бы и тысячу отдала… — Шу отвернулась, не в силах смотреть на него, слышать горькие слова. Она сознавала, что он прав, что она поступила с ним жестоко и несправедливо, но признаваться в этом? Тому, кто сбежал от неё?

— Как тебя зовут? — стоя в нескольких шагах от него, принцесса все ещё не осмеливалась повернуться и снова взглянуть ему в глаза.

— Зачем тебе? — в голосе юноши звенела злость. — Зачем тебе имя мертвеца?! Ты играла с Тигренком, не спрашивая имени, так зачем сейчас?

— Затем, что я так хочу! — чувство вины снова сменилось злостью.

— Ах, хочешь. Ну и что? — Хилл упрямо посмотрел на неё исподлобья и усмехнулся.

— Ты соскучился по плетке?

— Что, это твой единственный довод?

— Зато доходчивый, — принцесса подошла к нему совсем близко и провела ладонью по тяжело вздымающейся груди. В напряженном молчании они буравили друг друга яростными взглядами, не желая уступать. Быстрые, сильные толчки сердца под ладонью отдавались в ней жаркими волнами желания. Шу так хотелось прижаться к родному горячему телу, целовать его, почувствовать его руки. Она позволила себе наконец стереть с его губ алые капельки и ощутила, как он вздрогнул, как на миг прервалось его дыхание.

— Так как твое имя? — почти прошептала она, задержав руку на его щеке.

— Хилл. Меня зовут Хилл. — Обжигающая боль долгожданной ласки чуть не вырвала стон из его горла, но он сдержался, отшатнувшись от неё, насколько позволяли цепи.

— Хилл…

Его порыв накрыл Шу ледяной волной разочарования и тоски. Ему противны её прикосновения… боги, как же больно! Она отошла на шаг, проклиная про себя идиота братца, лезущего куда не просят.

— Ты оскорбил меня, Хилл.

— Чем же? Я был недостаточно послушной игрушкой? — Его насмешка раздирала на части то, что ещё оставалось от её сердца.

— Неужели ты думал, что от меня можно сбежать? Что я не найду тебя? — она кричала, пытаясь вытеснить боль яростью.

— Зачем? Зачем я тебе?! — он кричал в ответ. — Ты не наигралась со мной?

— С чего ты взял, что я наигралась? Я не отпускала тебя!

— Ну конечно, как же! Твои желания!

— Да! Именно! Ты моя собственность!

— Я живой человек, а не имущество!

— Живой? Кто тебе сказал, что ты останешься в живых, сбежав от меня?

— А мне было, что терять? Сколько живут твои игрушки? Неделю? Месяц? Сколько мне ещё оставалось? День? Или одна ночь, до утра?

— Ты… ты… — обида и горечь пронзили её, не давая вздохнуть. Вся его страсть, вся нежность последней ночи только для того, чтобы… — Ненавижу! Ненавижу тебя!

От пощечины на его лице остался красный след, но он даже не шелохнулся.

— Значит, все это было притворством? Ты спал со мной из страха? Спасая шкуру?! — Принцесса вцепилась ему в волосы и приблизила его лицо к себе. Она вглядывалась в упрямо сжатые губы и пылающие гневом почерневшие глаза.

— Нет. Не поэтому. — Хиллу нестерпимо хотелось впиться в алый рот, зализать крохотную ранку на искусанной губе. — Какая теперь разница? — Если бы не удерживающие его цепи, он повалил бы её не пол и взял. Как в самый первый раз.

— Ну, признайся! Тебе же все равно нечего терять!

— Мне давно уже нечего терять, — он шептал прямо в её губы, вдыхая головокружительный запах. Её запах. Кувшинки, речная свежесть, дикий мед…

— Ты не ответил.

— Ты этого хотела, — Хилл ухмыльнулся ехидно. Он так и не смог сказать ей правду. Только не так! Она не хотела слышать его, когда он молил о любви. Теперь же это будет звучать, как просьба о пощаде. Нет. Больше никаких просьб.

— Ублюдок! Ненавижу тебя!

Отскочив от него, Шу еле удержалась на ногах. Она чувствовала себя так, будто из неё вынули сердце и душу, оставив одну только пустую оболочку, до краев заполненную болью. Жаркой и ледяной, острой и тяжелой, ноющей и разрывающей на части, пригибающей к земле и сжимающей грудь в удушающем объятии.

Он стоял, гордо выпрямившись и прожигая её ненавидящим взглядом. Если бы Шу могла, она бы умерла прямо сейчас, только не видеть его, только не чувствовать этого отчаяния и муки. Её ласковый, нежный и пылкий Тигренок превратился в жестокое яростное чудовище. Все такой же красивый и желанный, по-прежнему любимый… и совсем чужой. Далекий и недоступный. Боги, зачем эта встреча? Пусть уж лучше она никогда больше не увидела бы его, чем так. Пусть бы у неё осталась иллюзия, зыбкая и призрачная, но позволяющая надеяться на чудо. Теперь же Шу чувствовала, что все закончилось. Не осталось ничего, никаких недомолвок, никаких надежд.

— Ты знаешь, как поступают с беглыми рабами? — в её голосе, в её глазах завывали стылые бураны, вымораживая даже сам воздух.

— Понятия не имею, — осколки полярных синих льдов его голоса ранили бы её, если бы в ней осталось хоть что-то живое.

— Неужели не поинтересовался ни разу?

— Зачем? — он сжимал зубы, чтобы не завыть. Лучше бы он выбрал смерть от рук Рональда, все равно, как бы тот не изощрялся в пытках, такой боли он причинить бы не смог. Не смог бы отнять у него последнюю мечту, пусть глупую и неосуществимую, но дающую возможность жить. Дышать. Но после слов Шу не осталось ничего, даже мечты. Хилл уже сам не понимал, что он говорит и зачем. Забыл, почему так и не сказал ей того, что собирался. Теперь это все уже не имело значения. У него оставалось ещё совсем немного времени, но и оно казалось лишним. Уж лучше поскорее.

— Может быть, ты бы лучше подумал, стоит ли нарываться, — в её словах больше не было ни злости, ни обиды, ни ехидства. Одно лишь равнодушие и пустота.

— Покончи с этим поскорее, Шу, — голос Хилла мог бы принадлежать поднятому некромантом трупу.

— Ты просишь легкой смерти?

— Нет. Не прошу. Мне все равно.

— Если тебе все равно, то зачем же ты сбежал?

— Долг, Шу. Мне нужно было отдать долг, — он отвечал, потому что ему уже на самом деле было все равно.

— Долг? Как глупо… — Шу смотрела на него, не в силах оторваться. Словно лишняя секунда могла хоть что-то изменить. Не в силах противиться искушению, она все же провела ладонями по спутанным светлым волосам, по влажным от крови щекам, по напряженным плечам… и смахнула с его рук оковы.

— Иди.

Хилл пошатнулся от неожиданности и замер, не понимая… словно во сне, поднял к лицу ободранные металлом запястья.

— Уходи, Хилл.

— Уходить?

— Да. Ты свободен. Иди.

— Куда? — Если он думал, что самое худшее с ним уже случилось, он ошибся. Оно только началось.

— Куда хочешь. На острова, в Ирсиду, в Метрополию, к оркам…

— Но… почему? — он не мог понять, что происходит. Не мог поверить, что она прогоняет его. Что он настолько безразличен ей, что она даже не хочет отомстить за оскорбление.

— Не беспокойся, Рональд тебя не тронет. Только тебе придется уехать отсюда. Далеко. Эрке тебя проводит.

— Не надо, — Хилл с трудом выталкивал слова сквозь непослушное пересохшее горло.

— Надо. Без него ты не сможешь…

— Не надо, Шу, — он перебил её на полуслове. — Нет.

— Что?

— Я не уйду.

— Что?

— Я никуда не поеду, Шу.

— Ты не можешь остаться в столице. Рональд не даст тебе…

— Я. Никуда. Отсюда. Не. Пойду. — Всего два шага, разделяющие их, показались ему бездонным провалом шириной в лигу.

— Хилл? Ты же хотел свободы?

Дурман боли и отчаяния не давал ему видеть ясно, но на миг ему показалось, что её глаза странно блестят, а голос ломается… последним усилием воли стряхнув с себя туманную пелену горечи, Хилл наконец увидел её. Такой, как она есть, а не такой, как хочет казаться. Слезы, горе, безнадежность. Отчаянная тоска. И взгляд одинокого, брошенного ребенка. Никому не нужной, несчастной маленькой девочки.

— Шу! — Хилл протянул к ней руки.

— Что? Что тебе ещё? — слезы лились из её глаз, но она даже не пыталась их утереть. — Извинений? Хорошо. Прости. Я была не права. Все! Уходи!

— Шу! Почему? Почему ты прогоняешь меня? — маленький шаг к ней, тяжелый, словно на его плечи уселся каменный дракон.

— Прогоняю? Я отпускаю тебя! Ты же этого хотел! — чтобы видеть его глаза, принцессе приходилось смотреть вверх. Хилл оказался совсем близко, так близко, что удержаться и не дотронуться до него было невыносимо трудно.

— Нет. Шу, — все ещё не до конца веря в то, что её слезы не плод его собственного воспаленного воображения, Хилл обнял её, притягивая к себе, собирая губами соленые дорожки с её щек. — Нет, вовсе не этого.

Зарываясь пальцами в мягкие черные волосы, лаская хрупкие плечи, он чувствовал, как она сама ластится к нему, обвивает руками. Снова вернулась обжигающая боль, но теперь он радовался ей. Радовался тому, что что-то в нем может болеть. Тому, что снова может дышать и плакать. Он прижимал тихо всхлипывающую принцессу к себе, и её горячие слезы чертили огненные дорожки по его обнаженной коже.

— Шу, любовь моя, — тягучей волной расплавляющих сознание покалываний отдавался в ней чуть слышный шепот. — Жизнь моя, прости, прости, прости меня, Шу… я не думал, что нужен тебе, не хотел причинить тебе боль… я люблю тебя, ты ведь знаешь, правда? Шу?..

— Хилл? — она подняла голову, вопросительно заглядывая ему в глаза.

— Можно мне поцеловать тебя? — его прерывистое дыхание жарким перышком щекотало её губы, она чувствовала под рукой частое биение его пульса, видела слезы на его ресницах и свое отражение в глубине его зрачков. Шу закрыла глаза и прикоснулась сомкнутыми губами к его рту. Они целовались бережно и нежно, словно в самый первый раз, и не замечали бегущих соленых капель, и, словно опасаясь потерять возможность дышать, долго не могли оторваться друг от друга… наконец, Шу с тихим стоном уткнулась ему в шею, продолжая гладить его спину и прислушиваясь к синхронному ритму их сердец.

— Ты не уйдешь больше? Хилл? — она не смела посмотреть на него, не смела надеяться. Замерев и не дыша, Шу ждала ответа. Как приговора.

— Нет. Конечно же, нет, — горячечные касания его губ вспыхивали ожогами, она не могла пошелохнуться, наслаждаясь болезненным трепетом заново рождающихся из пепла эмоций, погружаясь в поток сверкающих и искрящихся чувственных энергий, голубыми и золотыми сполохами оплетающих их слившиеся в объятиях тела. С ней происходило что-то неизведанное, что-то такое, о существовании чего она раньше и не догадывалась, по сравнению с чем все её магические опыты меркли… и всё это из-за него? Лавина света, звуков, запахов, цветов, и ощущений, которым не подобрать названий в обычном языке — ощущения магических потоков, способных снести, переплавить и воздвигнуть заново целый мир — переполняли Шу, и как за единственную опору в водовороте изменяющейся вселенной она цеплялась за столп божественного золотого света, за своего возлюбленного, за Хилла.

— О, боги, — выдохнула Шу. Вокруг бушевал вихрь волшебной энергии, заключая их в ослепительно грохочущую, горячую, мягкую и шелковистую розово-золотую сферу. И это всё было её! И центром и источником этой немыслимой роскоши, этого упоительного блаженства, этой пьянящей мощи был он.

— Хилл, Хилл! — тихонько позвала она. Невероятно прекрасные синие глаза заворожено уставились на неё.

— Да, милая? — его лицо горело.

— Ты останешься со мной?

— Если ты этого хочешь.

— А ты? Как хочешь ты?

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, любовь моя. Со мной или без меня, не важно. И моя жизнь принадлежит тебе. Не потому, что ты купила меня. А потому, что я тебя люблю, — он светло улыбнулся, глядя ей прямо в глаза, — и я навсегда останусь с тобой, умру я сейчас или потом. Вот, взгляни, Шу, — он взял её руки в свои, — видишь, в твоих ладонях моё сердце. Оно бьется, пока оно нужно тебе.

— Это подарок?

— Да. Подарок, — он снова ласково гладил возлюбленную и любовался разгорающимися золотистыми искорками в прекрасных лиловых очах. Хилл сказал то, что надо было сказать очень и очень давно. И понимал, что ещё немного, самую малость промедления, и он бы опоздал. Они оба опоздали бы.

— Хилл, милый, если ты правда любишь меня…

— Я правда люблю тебя…

— Почему ты ушел, не сказав мне ничего? Что за такой важный долг?

— А ты думаешь, я всегда был рабом? Разве я не должен тому, кто меня продал?

— Кто тебя продал… да, конечно…

— Шу, любовь моя, я не мог тебе сказать.

— Но ты же снял ошейник…

— Я думал, что у меня совсем нет времени. Мне нужно было успеть, пока…

— Нет, не говори. Пожалуйста!

— Ладно. Это уже не так важно, — гораздо важнее было то, что он может держать её в своих руках, и разговаривать с ней, и целовать её. Все то, что, как ему казалось недавно, безвозвратно потеряно. И все опасения и сомнения не имели больше никакого значения.

— Почему ты не боишься меня? — оторваться от его ласковых горячих губ было невероятно сложно, но ей хотелось понять его, хотелось говорить с ним, слышать его голос.

— А что, нужно?

— Обычно, стоит мне обратить на мужчину внимание, у него случаются судороги или медвежья болезнь.

— Да ну? Что-то я ничего подобного не заметил.

— Ты исключение. Самый первый раз, когда я увидела тебя, ты так посмотрел на меня… словно звал. Словно хотел, чтоб я подошла к тебе.

— Ты коснулась меня. Так ласково. И ты была так прекрасна… Я столько слышал о тебе…

— Всяких ужасов…

— Я даже видел тебя однажды, года три назад.

— Никто ещё не называл меня прекрасной. Жуткой холерой сколько угодно. Упырем, людоедкой, троллем в юбке…

— Они слепые. Ты похожа на грозу. Синяя, лиловая, голубая, клубишься и переливаешься, и маленькие такие молнии пробегают. Если ты сердишься, то фиолетовые, если спокойна — голубые, почти белые, а иногда, — Хилл мечтательно и чувственно улыбнулся, — нежно-розовые и золотистые.

Он нежно провел ладонью по её волосам, словно пытаясь поймать одну из этих молний.

— Надо же… Ты всех так видишь?

— Нет. Только тебя. И других магов. У обычных людей бывает иногда отблеск, чуть-чуть.

— А ты сам какой?

— Не знаю…

— Хочешь, скажу?

— Конечно.

— Ты золотой. Как солнце. И тёплый-тёплый…

— Шу, ты поцелуешь меня, наконец?

— Да, любимый, — она обняла его и коснулась губами его губ. — Хилл? — Шу потянула его за собой к кушетке. — Дай сюда твои руки.

Он протянул ей окольцованные кровоточащими ссадинами запястья. Шу коснулась ранок губами и шепнула:

— Прости, Хилл.

— Любимая, ты не заболела? Или у меня что-то со слухом? — Хилл недоверчиво и удивленно усмехнулся.

— Прости. Пожалуйста. Хилл. — Шу повторила, удерживая его запястья у своих губ и серьёзно глядя ему в глаза. Снова поцеловала ладони. — Я поступила с тобой дурно. Прости, что заставила тебя молчать. Что купила тебя. Что надела на тебя ошейник. Что унижала и била тебя. Что звала тебя Тигрёнком…

— Только за первое, любовь моя, — Хилл привлек её к себе, обнял и баюкал, словно маленькую девочку. — За всё остальное не надо, не стоит…

— Надо. Я знаю, у меня ужасный характер, тебе тяжело пришлось со мной. Я не привыкла сдерживать свои желания… это было жестоко…

— И не надо… мне нравятся твои желания. И можешь звать меня Тигрёнком.

— Я делала тебе больно…

Хилл поцелуем поймал её последнее слово, опрокидывая на кушетку, приник всем телом и выдохнул ей за ухо, зарываясь лицом в черные, пахнущие осенними листьями пряди:

— Если ты имеешь в виду хлыст, то это не больно… — у него кружилась голова от её нежных касаний. — Всё, что ты со мной делаешь, так чудесно…

— Ты шутишь… — она провела по его спине вниз острыми ногтями. — Тебе правда нравится?

— Да. Очень… — его руки теребили и стягивали с неё рубашку.

— Но ты кричал…

— Но кричать можно не только от боли… — Хилл оторвался от её ключицы и взглянул на неё. Лукавые глаза сияли, словно пронизанное солнечными лучами море. — Ведь тебе приятно рисовать на мне узоры, и слизывать кровь, — их дыхание снова смешалось, — мне нравится твое чувство прекрасного, любовь моя.

— У тебя странный вкус, любимый…

— У тебя тоже, родная…

Сплетение юных тел укрывало лишь угасающее мерцание заката за окнами и ощущение дивной гармонии. Слитно трепещущее дыхание, унисон пульса, перемешанные черные и соломенные пряди, тихие стоны и вскрики, вязь нежных слов и ласк создавали уютный кокон, отгородивший их от всего мира.

Они отдыхали в полусне, не размыкая объятий. Гибкая высокая фигура вытянулась, закинув одну руку за голову, другой лаская изящный изгиб узкой спины, черноволосая голова покоилась на смуглой груди, тонкие бледные пальцы поглаживали легкий золотистый пушок на рельефном бедре, беспорядочно скользя по влажной коже.

* * *

— Нет, это вы послушайте, дорогой брат! За эти два дня вы должны как угодно раздобыть приглашение! Хоть удавитесь!

— Но, барон, я не смогу! Эти приглашения невозможно даже купить!

— Вы что, не понимаете, что ставите под угрозу весь наш план! Что вы, как маленький, право слово. Вон, поухаживайте за дочкой графа.

— Какой дочкой?

— Да вон той, старшей.

— Этой образиной? Да она меня старше вдвое!

— Вот-вот. А на неё приглашение имеется, на два лица, между прочим.

— Нет, вы шутите. Да надо мной будут смеяться все, кому не лень.

— Это вы думаете, что шутите. Какая разница, кто над кем будет смеяться, если наше дело провалится? Вы поклялись. Извольте теперь делать то, что требуется, а не то, что хочется.

— Барон, зачем так серьезно? Ну, не будет меня…

— Вас не будет в живых, сударь.

— Но… это же…

— Вы, кажется, не понимаете, что мы не можем рисковать. Кто не с нами, тот против нас! Или вы забыли?

— Но я же с вами, с вами… да что вы, в самом-то деле. Ладно, пойду охмурять крысу.

— Никаких крыс. Глядите веселее, сударь. От такой физиономии, как у вас, даже такая красотка, как Дарика, сбежит.

— Барон, я только ради нашего дела иду на такие жертвы!

— Не сомневаюсь, брат мой. Укрепитесь в вере, и вам воздастся.

— Да, не помешало бы.

— Вот, выпейте фарнийского, у наших дорогих друзей сегодня отличные вина.

— Пожалуй, бокал-другой поможет мне… э…. укрепиться. Да.

— Не богохульствуйте, сударь.

— Да нет, что вы, барон. Как можно!

— Вот и отлично. Вперед, к чистоте, брат мой.

В один глоток осушив кубок, молодой человек твердой походкой отдающего себя в жертву во имя справедливости направился к томно обмахивающейся веером барышне. Лет тридцати, с острым носиком и маленькими глазками, с мышиного цвета волосами, неудачно и неровно окрашенными в нечто наподобие пепельной блондинки, в претенциозном модном туалете, подчеркивающем полное отсутствие всяческих форм, Дарика Ламбур и впрямь походила на крыску. Заметив приближающегося к ней симпатичного кавалера, она активнее заработала веером и состроила гримасу, в её представлении обозначающую очаровательную улыбку.

Некоторое время барон наблюдал за неуклюжими попытками недавнего собеседника обаять даму, и, как только убедился в том, что рыбка заглотила наживку вместе с крючком и удочкой, отвернулся. «Какое убожество! С кем приходится работать! Видел бы Мурс…» — с этими невеселыми мыслями он устремился к следующему единомышленнику. Все с тем же сомнением, не придется ли и его силком тащить в нужную сторону. К торжеству чистоты и света.

Глава 5

239 г. Третий день Осенних Гонок. Суард.

В особняк ирсидского посла лорд Рустагир вернулся только под утро, уставший и недовольный. Интрижка с Её Высочеством, на которую он даже и не рассчитывал, пока не обещала приблизить его к цели, а вот помешать могла, и весьма серьезно. Великолепная Ристана оказалась капризной, вздорной и требовательной особой, мнящей о себе невесть что. Может быть, она и неплохо справлялась с обязанностями Регентши, и успешно держала в кулаке Королевский Совет, но вот на своих приближенных она вымещала все. И злость, и досаду, и разочарование, и просто дурное настроение. А вчерашний бал, похоже, совершенно вывел её из себя.

Когда Её Высочество соизволила обратить на него внимание, лорд Рустагир поначалу обрадовался возможности войти в круг приближенных ко двору. Весь вечер он добросовестно развлекал принцессу историями из высшего света Метрополии, сочувственно поддакивал и кивал в ответ её жалобам на непутевых брата с сестрой, восхищался её красотой и политическими талантами… и потихоньку выяснял, получится ли найти с Регентшей взаимопонимание в единственном важном вопросе.

Ничего толком добиться от самовлюбленной красавицы не удалось. Её Высочество предпочитала беседовать исключительно о себе, изумительной и неподражаемой, с редкими перерывами на сплетни — не менее чем об императорской семье. Он, конечно, мог порассказать о сыновьях Его Всемогущества немало интересного и весьма интригующего, но делиться с трудом добытой информацией за просто так? Никакие красивые глаза этого не стоят. Тем более что обладательница этих самых глаз и так вцепилась в него мертвой хваткой и под конец вечера все же показала свои знаменитые цуаньские ковры. Впрочем, против такого завершения бала лорд Рустагир ничего не имел. Хоть Регентша и здесь показала себя избалованной до безобразия, но опыт и страстность вполне компенсировали некоторые её недостатки.

За завтраком любезный Кемальсид бросал на него выразительные взгляды, но при супруге проявить иначе жгучее любопытство не решился. Зато за чашечкой кофе в кабинете дал ему волю.

— Рассказывайте, дорогой друг, рассказывайте! — лорд Иршихаз буквально светился восторгом пополам с гордостью. — Как вам удалось?

— Прекрасный был вечер, — Нимуе небрежно пожал плечами. — Столько интересных людей…

— Не скромничайте, дорогой мой! Уже весь Суард в курсе, с кем Её Высочество покинула бал, — посол довольно улыбнулся. — Она великолепна, не правда ли?

— О да. Её Высочество бесподобна, — он поддержал игру. — Но, право, не стоит оскорблять недостойными подозрениями столь высокую особу.

— Разумеется! Её Высочество выше любых подозрений. Но, говорят, цуаньские ковры в её гостиной…

— Не имеют себе равных.

Мужчины обменялись заговорщицкими улыбками, полными понимания. Вот если бы кроме цуаньских ковров Её Неотразимого Высочества лорду Рустагиру удалось увидеть ещё что-нибудь интересное… но ничего нового обнадеживающего из встречи с Регентшей он не получил. Судя по вчерашней беседе, ненависть к младшей сестре настолько застила ей белый свет, что единственным, что устроит Великолепную, будет смерть младшей сестры, а никак не брак с Наследником Марки. Но, с другой стороны, вовсе не обязательно делиться с ней всеми подробностями. Возможный способ действий и подходящее враньё для Регентши постепенно приобретали все более четкие контуры. Но, чтобы определиться с планом, информации все ещё недоставало.

— У Дарнишей? С удовольствием, дорогой Кемальсид! Если не ошибаюсь, несостоявшийся тесть самого короля?

— Не уверен, что несостоявшийся. Ах, да, вы же не слышали, что маркиз сказал Его Величеству! — посол довольно улыбнулся.

— Вы имеете в виду Дукриста?

— Кого же ещё, — лорд Иршихаз неторопливо раскуривал трубку, наслаждаясь любопытством и нетерпением гостя.

— Какой у вас интересный сорт табака, — лорд Рустагир заинтересованно принюхался. — Не встречал… это смесь?

— Четыре сорта и можжевеловая отдушка, мне её королевский аптекарь поставляет.

— Изумительный запах! — он покивал с видом знатока. — Так что там с маркизом?

— Представьте себе, он заявил, что сам Император заинтересован в этой свадьбе.

— Или сам Дукрист.

— Что скорее всего. Но Её Высочеству придется смириться в любом случае, — посол затянулся и окутался ароматными клубами дыма. — Одним развлечением меньше.

— Мне показалось, что у вас тут развлечений более чем достаточно. Один вчерашний бал стоил десятка театральных премьер.

— Да, младшая принцесса не дает обществу скучать. Но вчера она превзошла самое себя.

— И часто Её Высочество устраивает подобные сцены? — лорд Рустагир с интересом разглядывал собственный безупречный манжет, расправляя и без того идеальные кружева.

— Каждый раз, — в голосе посла прозвучала гордость, будто его личной заслугой был дивно скандальный характер младшей принцессы.

— Значит, и у Дарнишей предвидится скандал?

— Вполне возможно, вполне. Хотя в гостях у своих фаворитов Её Высочество все же ведет себя более сдержанно.

— Что, и сам герцог? — тонкие кружева издали предостерегающий треск.

— Да нет, что вы! — посол искренне рассмеялся. — Он не настолько глуп, чтобы связываться с маркизом. Дарниши политики, а не светские хлыщи.

Вздох облегчения едва не вырвался из уст лорда Рустагира. Хотя особой разницы между двумя и двумя дюжинами любовников у будущей супруги Осененного Благодатью он не видел, но все же… основной план — уговорить Сумрачную принцессу на брак, — казался все менее реальным. Но все равно, попробовать стоило. Хотя бы познакомиться с ней поближе, выяснить её отношение и к браку как таковому, и к Полуденной Марке. По крайней мере, заинтересовать её культурой и традициями Островов, новейшими изысканиями в области рун и антимагической защиты.

Времени должно хватить — целых шесть недель в запасе. За полтора месяца можно не только устроить брак или похитить принцессу, но и династию сменить, при грамотном подходе. А на недостаток таланта и опыта в подобных вопросах шеен Рустагир никогда не жаловался.

* * *

Хилл обнимал тесно прижавшуюся к нему принцессу, задумчиво глядя на пляшущие в камине языки пламени. Всего несколько часов назад он и мечтать не смел, что Шу наконец скажет те самые слова. Он всего лишь выбрал для себя менее неприятный вид смерти, согласившись пойти с капитаном Ахшеддином. Даже скорее из упрямства он предпочел Западную Башню Рассветной, только ради того, чтобы не доставить удовольствия Рональду. И от встречи с Его Величеством он не ждал ничего хорошего. К его удивлению, король даже не посмотрел на него, а сразу отвел к сестре.

Теперь же все изменилось. И не только девушка, доверчиво прикорнувшая в его руках. Неотвязное ощущение пристального внимания божества исчезло. Он не помнил того момента, когда почувствовал себя свободным. Но, вспоминая последние дни, он все больше приходил к мысли о том, что после смерти Мастера Тени ни разу больше не слышал злобного смешка Хисса.

Получалось, что ему удалось откупиться от покровителя? Но вот как быть с самой Гильдией? Неподалеку от таверны он заметил подозрительно знакомое лицо. И случайностью там и не пахло — почтенный Махшур несомненно сопровождал Придворного Мага. В этом капитан Ахшеддин не соврал. Стоило ему уйти и оставить Хилла на свободе, той свободы было бы минут на пять, не больше. Придворному Магу и десяток Призывающих на один зуб. Вот если бы он не оставил ошейник в башне, тогда оставался хоть какой-то шанс… и то, весьма сомнительный.

Нежное прикосновение прохладной ладошки вернуло его из грустных размышлений в несравненно более приятную действительность. Тоненькие пальчики, изучая и лаская, обводили его скулы, брови, контур губ. Закрыв глаза, он счастливо улыбался, и наслаждался удивительным ощущением тепла.

— Хилл, — она смотрела на умиротворенного, буквально светящегося счастьем возлюбленного, и никак не могла поверить в то, что это не сон. Что все её опасения, все тоскливые предчувствия не оправдались, и он на самом деле здесь. Её любимый Тигренок, самый прекрасный, самый чудесный, самый желанный мужчина на свете. Под её рукой он жмурился от удовольствия, так похожий сейчас на разнеженного ленивого кота, которого чешут за ушком.

— Ты такой красивый, любовь моя.

В ответ Хилл потерся щекой о её руку и заурчал, в точности как большой кот.

— Эй, Тигренок? — синие, глубокие, полные искрящихся золотистых бликов глаза открылись. — Ты ведь не сердишься на меня больше?

— Разве я сердился? Тебе показалось, — сейчас ему казалось, что он никогда и никуда отсюда не уходил, и не стоял прикованным в её круге, ожидая смерти. Все это было не с ним, и эта нежная, робкая девушка, с тревогой заглядывающая ему в глаза, вовсе не та разъяренная фурия, что налетала на него с проклятиями.

— Иди ко мне, Шу, — он снова приник к послушно подставленным губам. — Неужели я могу на тебя сердиться? Моя прекрасная фея, я так люблю тебя! — видеть в сиреневых глазах любовь и надежду, о чем ещё он мог мечтать? Разве что…

— Шу, милая, — сосредоточиться на словах, когда обнаженное горячее тело трется о него, когда жадные руки бродят по его бедрам, когда влажные губы зовущее открываются ему навстречу? — Что ты делаешь, Шу…

— Люблю тебя, — она толкнула возлюбленного плечиком, переворачивая на спину, и удобно устроилась сверху. — А что, ты против? — извилистая дорожка поцелуев-укусов, прочерченная вниз от шеи к животу, и колени, крепко охватившие его ноги, лишали не только дара речи, но способности мыслить.

— О-о… Шу… — все остальные слова испарились в неизвестном направлении, как только принцесса добралась до цели. Хилл мог только стонать, метаться и сжимать в кулаках покрывало, весь мир для него сузился до ощущения жаркого настойчивого язычка и рук, прижимающих его бедра к постели.

— Шу…

— Мрр… не отвлекайся…

Зажмурившись, он выгнулся и закричал.

— Шу… любовь моя… — притянув её обратно на себя, он слизывал пряные капельки с её губ, зарывался руками в разметавшиеся шелковые пряди, и любовался лучащимися довольством лиловыми глазами. Ему казалось, что маленькие золотистые молнии пронизывают его насквозь и щекочут изнутри. Сейчас, когда между ними почти не осталось никаких преград и недомолвок, когда Шу открылась ему, он буквально купался в её любви, чувствовал, как на самом деле сливается с ней в одно целое.

— Мой солнечный Тигренок… — расслабленный, улыбающийся, такой родной и драгоценный возлюбленный… её сердце сбивалось с ритма от счастья. — Можно мне звать тебя Тигренком?

— Да… все, что только захочешь, Шу… — какой глупость было обвинять её в том, что она с ним играла.

— Все?

— Да.

— Все, что я хочу?

— Да, любимая.

— Тогда я хочу, чтобы ты остался здесь, со мной. Насовсем.

— Твоим Тигренком?

— Кем угодно. Хилл, — её глаза посерьезнели. — А ты? Ты сам чего хочешь?

— Я? Хочу любить тебя. И увезти куда-нибудь очень далеко, где никто не знает, кто такие принцесса Шу и Лунный Стриж… поселиться в городе на берегу моря, гулять с тобой по крышам… но ты же не можешь оставить Суард? Значит, останусь с тобой, здесь.

— Лунный Стриж? Причем тут Лунный Стриж? Откуда ты знаешь его?

— У меня два имени, и второе — Лунный Стриж. А вот откуда тебе знать, кто это такой? — Хилл замер, не дыша. Все. Теперь она знает о нем все. И если сейчас Шу не оттолкнет его с отвращением…

— Злые боги. Ты наёмный убийца? Призывающий Тень? — в её голосе прозвучало удивление. Странно, даже что-то похожее на радость. Как будто он упомянул её хорошего знакомого. — Не может быть! — Шу рассматривала его, словно не узнавая. — Не думала, что ты такой… нет, не может быть! — она уткнулась ему в шею, прижавшись ещё теснее, и захихикала.

— И чему ты смеешься? Я такой забавный? — поглаживая черную макушку, Хилл улыбался. Непредсказуемая Шу.

— Угу, — она потерлась щекой о его плечо. — Мы с тобой давненько знакомы.

— Ты никогда не встречалась с Лунным Стрижем, — он все ещё не верил, что все так просто.

— Лунный Стриж выполнял мои заказы, — Шу улыбнулась возлюбленному так нежно и доверчиво, словно речь шла о новом сорте роз, а не дюжинах погибших насильственной смертью. От его рук.

— Твои? И пророк тоже? — Хилл облегченно выдохнул. Как много общего оказалось вдруг у помоечного подкидыша и принцессы, кто бы мог подумать.

— Разумеется.

— И где же мой орден? — теперь и Хилл смеялся.

— За тайные заслуги? Он засекречен. Но у меня есть другое предложение, — она легонько посопела ему в ухо.

— Да? Какое же?

— Одна принцесса вместо одного ордена. Подойдет?

— Одна принцесса? Ну… — за одну принцессу он бы отдал не только орден, но и весь мир в придачу. — В личное пользование?

— Угу, — Шу была слишком занята покусыванием нежной кожи между плечом и шеей, чтобы отвечать вразумительно.

— Тогда я согласен, — поймав её губы, Хилл на некоторое время лишил принцессу возможности продолжать беседу.

— А как тебе в голову пришло написать ту записку? Я смеялась до слез.

— Из чистого хулиганства. Лунному Стрижу ты платила гораздо больше десяти монет.

— Если точно, последний раз сто сорок.

— Ну и жук был Мастер! Мне сказал про девяносто.

— Был? — приподнявшись на локтях, Шу подозрительно разглядывала любовника.

— Это он меня продал, — Хилл улыбнулся как можно невиннее, глядя на принцессу честными-пречестными глазами.

— А… вот, значит, что за долги… — Шу обуял острый приступ любопытства. Сколько ещё сюрпризов у любимого в запасе? — Мастер Тени? Да?

— Угу.

— Ты хочешь сказать, что вот так запросто — самого Мастера Тени?

— Ну… он бы не понял, если бы я поступил по-другому.

— Хилл, — нежно поглаживая его по щеке, Шу пыталась осмыслить только что услышанное. — Почему ты позволил надеть на себя ошейник? И… скажи мне, разве Призывающий может нарушить контракт?

— Не может. Шу, — теперь уже он тревожно заглядывал ей в глаза. — Ты же не думаешь, что я могу причинить тебе вред?

— Нет, любовь моя. Не думаю, — она почувствовала, как напряженные руки, обнимающие её, расслабились и снова стали нежными. — Если бы ты хотел, у тебя было достаточно возможностей.

— Ни за что. Потерять тебя… эти два дня были самым ужасным, что только со мной случалось.

— О, Хилл, мне так стыдно, — одного только отблеска боли в любимых синих глазах хватило, чтобы она почувствовала себя последней болотной гадостью.

— Шу, родная, ну что ты, — прижимая к себе спрятавшую лицо у него на плече возлюбленную, Хилл покрывал поцелуями заалевшее ушко. — Шу?

— Я не отпущу тебя больше. Слышишь? — сердитый шепот и крепко вцепившиеся в него руки возносили его на небеса.

— Слышу. От меня не так просто отделаться.

— Хилл, так на тебя теперь вся Гильдия охотится?

— Делать им больше нечего.

— Ты же Мастера убил?

— Ну и что? Никто этого не видел, никто ничего не докажет. И вообще, им и так проблем хватит, без меня.

— Но тогда тебе придется туда вернуться…

— Ещё чего! Обойдутся.

— А как же… Хилл? Посвященные не могут покинуть Гильдию! Ты же… принадлежишь Хиссу…

— Ничего подобного.

— Как это? Ты же Посвященный?

— Да. Шу, любовь моя, — Хилл не переставал удивляться. Вместо того, чтобы выпытывать у него, за каким демоном Мастер продал его и не грозит ли ей самой опасность, она беспокоится о нем. — Ты ничего не забыла?

— Что я забыла?

— Я твоя собственность.

— Чушь. Какая ты к ширхабу собственность! Не говори ерунды! — от возмущения она заискрила голубыми молниями.

— Это не ерунда. Я предпочитаю принадлежать тебе, а не Хиссу, — идея о том, как все же можно обвести и Гильдию, и божественного покровителя вокруг пальца, только что пришла ему в голову. И показалась весьма соблазнительной.

— Я отпустила тебя.

— Угу. Так возьми обратно.

— Хилл… зачем? Ты свободен! Даже если считать, что я купила тебя законно, то я же имею право отпустить тебя на свободу?

— Хисс не признает свободы, Шу, — он не особенно разбирался в таких тонкостях, он же не храмовый жрец, но рисковать? Нет уж.

— Но… Хилл, милый, ты не боишься, что я…

— Нет, не боюсь. Шу, я не хочу больше иметь с ним дела. Понимаешь? Мне не нравится убивать. А он требует. Постоянно, — представив себе, что снова окажется перед выбором, Хилл вздрогнул. — Боги, Шу! Ты единственная, кто не хлопнулся в обморок, услышав слово Призывающий!

— А что, надо было?

— Ну… обычно, стоит намекнуть на то, кем я являюсь, у людей начинаются судороги и медвежья болезнь, — он ухмыльнулся, припомнив Шу её же слова.

— Обойдешься без обмороков.

— Ты просто прелесть, любовь моя. Так я могу послать Тёмного в Ургаш?

— А вот надену на тебя ошейник! — Шу показала ему язык.

— Да? Ну, попробуй, — подмяв её под себя, он ухватил одной рукой тонкие запястья и поймал губами удивленный вздох. Раздвинул коленом её бедра, второй рукой лаская напрягшийся сосок и ощущая готовую принять его влажность. Он терся о неё всем телом и вторгался языком в нежный рот, дразня и вырывая нетерпеливые стоны.

— Тигренок, ты не слишком дерзок для собственности? — её голос прерывался, она вся трепетала.

— В самый раз, — Хилл снова завладел её губами, не отпуская до тех пор, пока оба не стали задыхаться.

— Хилл, — она выгибалась и металась под ним. — Хилл!

— Да, любовь моя, — он вылизывал изгиб стройной шейки и покусывал розовое ушко.

— Ах! Хилл!

— Ты что-то говорила про ошейник?

— А? Хилл, пожалуйста!

— Значит, договорились?

— Да! Хилл!

— Моя госпожа чего-то хочет?

— Я хочу тебя! Сейчас!

— Все, что пожелаешь, любовь моя, Шу, — он застонал, сливаясь с ней в едином движении.

Усталые и счастливые, они лежали рядом, рассматривая отблески огня на потолке. Одну руку закинув за голову, другой Хилл держался за уютно устроившиеся в его ладони пальчики. Весь мир казался светлым и прекрасным, даже Рональд вызывал чувство, похожее на симпатию. Единственным, что нарушало идиллию, была жажда. Вино, сок, вода — все, что угодно. Но сил встать и добраться хотя бы до ванной с краном божественно прохладной воды уже не осталось.

— Шу, милая, — позвал он тихонько, не уверенный в том, что любимая не уснула.

— Ммм? — она потянулась и зевнула.

— У тебя есть слуги? Или какие-нибудь демоны для помощи по хозяйству? Или кто там прислуживает настоящим колдуньям?

— Зачем тебе?

— Пить хочется.

— А, понятно. По традиции, Тёмным прислуживают рабы. Кажется, где-то здесь был один…

— У меня другие обязанности.

— Ммм… это какие же?

— Ммм… ты ещё не догадалась?

— И все?

— А тебе мало?

— А завтрак в постель?

— Завтрак будет завтра.

— Ленивец. Лорнейского будешь?

— Я все буду.

— Эй, демоны страшные и ужасные, исполняйте повеление имени меня, великой и могучей, — проскрипела она замогильным голосом и состроила рожицу, протягивая руку за послушно выпрыгнувшим из воздуха кувшином. Хилл засмеялся.

— Почему ты не трепещешь, о смертный? — не выдержав, она расхохоталась и сама. Усевшись с ногами рядышком с любимым, Шу отпила глоток прямо из горлышка.

— Эй, а мне? — приподнявшись, Хилл потянулся за кувшином.

— Лежа?

— Угу, — вместо «угу» получилось «буль-буль».

— Ленивец и пьяница! Откуда ты свалился на мою голову? Отдай кувшин, я тоже хочу.

— У меня другие достоинства.

— Угу, — на сей раз «буль-буль» получился у принцессы.

— Эй, хватит! Много пить вредно! Отдай! — он потянул кувшин на себя и, хохоча, свалился обратно, когда Шу выпустила его из рук.

— Ой, — она смеялась, глядя, как он отряхивается от выплеснувшихся на него капель. — Тигренок, настоящий Тигренок.

— Не дразнись, — допив оставшееся на донышке, Хилл отставил кувшин на пол и снова растянулся на шкурах.

— Знаешь, я бы сказала спасибо твоему Мастеру, — Шу рассеяно поглаживала светлые пряди. — За такой чудесный подарок.

— Принеси ему цветы. Правда, я не знаю, какие он любил.

— Жаль, что я с ним не познакомлюсь. Мы бы славно побеседовали…

— Я уже ревную.

— Правильно делаешь, тебе такого не светит.

— Хм… следующий раз сделаем этот вместе? Возможно, я покажу тебе кое-что интересное… как-нибудь.

— Заманчиво. Я запомню… Хилл, так почему он тебя продал? И что такое с твоим контрактом? Он ведь рассказал тебе?

— А у него был выбор? — усмехнувшись, он поймал её руку и поднес к губам.

— Ну?

— Ему сделали предложение, от которого он не смог отказаться.

— И кто же?

— А вот это уже интересно, любовь моя. На первый взгляд похоже, что ты.

— Я? — Шу от возмущения подскочила. — Ты бредишь.

— Да уж. Ты могла заполучить меня гораздо проще, — юноша снова поцеловал её пальчики. — Но это был тот же самый человек, что передавал твои заказы.

— Ты точно бредишь. Зачем? Да и я бы тогда знала. Ты не находишь?

— А ты не допускаешь мысли, что его переманили? — Хилл привлек её к себе поближе.

— Допускаю. Но остается вопрос — как ты смог нарушить контракт? Или тебя продали по-настоящему?

— Конечно. Если уж серьезно, Мастер имел полное право сделать это. Я с самого начала принадлежал храму Хисса, Наставник меня выкупил и взял в обучение.

— Как это?

— Я подкидыш, Шу. Меня нашли на ступенях храма, когда мне было чуть больше года.

— О… Хилл… так ты…

— Да нет, Мастер никогда даже не вспоминал об этом. Я рос вместе с его сыном… Орис мне как брат…

— Но я все равно не очень понимаю, почему он тебя продал. Зачем? Обеспечить меня экзотической игрушкой? Сделать мне подарок можно было без таких сложностей. Да и кому придет в голову что-то мне дарить? — в голосе Шу послышалась грусть. — И вряд ли кто мог подумать, что с тобой всё будет по-другому, чем всегда…

— Прости за нескромный вопрос, милая, а как было всегда?

— Я уже говорила. Страх, ужас и паника. Моим игрушкам приятнее было умереть, чем общаться со мной. Они и умирали, здесь, в круге. Отдавали силу, кто больше, кто меньше… приятная забава, но однообразно. Даже не сопротивлялись, только дрожали и изредка умоляли. И никто из них не был мне любовником. Во-первых, неинтересно, во-вторых, не выдерживали.

— Ну, с твоим темпераментом… надо быть в хорошей форме. — Хилл опять потерся об неё животом.

— Милый, я тебе говорила, что люблю тебя?

— Да, радость моя… но можно ещё.

— Ты особенный. Знаешь, почему я так долго не решалась уложить тебя в свою постель?

— Ты скромная, благовоспитанная девушка?

— А ты что, в этом сомневаешься? — Шу захихикала и укусила его за ухо. — Я боялась, что и ты не выдержишь. Все остальные после первого же поцелуя или умирали, или впадали в беспамятство. Что ты смеёшься? Думаешь, приятно, когда мужчины разбегаются, как тараканы, или дохнут от ужаса?

— Боги, как же мне повезло! Так можно тебя не ревновать? Ты самая прекрасная людоедка на свете. Я люблю тебя.

— Это мне повезло. Славная парочка, Тёмная и наемный убийца. Гордость королевской семьи. А я-то думала, ты менестрель, твоя музыкальная магия такое творит… ещё бы ты ей пользоваться с толком научился…

— Научусь постепенно. Шу, ты действительно не догадываешься, кто и зачем тебе меня подсунул? — Хилл перестал смеяться и щекотать её.

— Да в принципе кроме Ристаны или Рональда и некому. Кто ж ещё так меня любит, чтобы наемного убийцу посылать.

— Скорее Рональд. По крайней мере, сегодня он за мной гонялся…

— От дохлого осла ему уши. Жаль, уморить его совсем у меня не до сих пор не получилось.

— Ты пытаешься?

— А то. С детства его обожаю.

— Так скажи ему спасибо.

— За подарочек-то? Ой скажу… что-то где-то наш Придворный Маг просчитался.

— Он не мог ожидать, что я полюблю тебя?

— Нет. Он и слова такого не знает.

— Именно этого он и не предусмотрел, любовь моя. И представь себе, что должно было произойти. Ты покупаешь новую куклу, только вместо обычного человека получаешь маньяка, я пугаюсь до потери соображения и убиваю тебя. Кстати, для меня убивать без разбору при смертельной опасности — естественное свойство, примерно как дышать.

— Ты бы справился?

— Шанс был.

— Но ты был связан.

— Я же Призывающий. Думаешь, веревки мне помеха?

— Ширхаб. Ширхаб-ширхаб-ширхаб! У него больше мозгов, чем хотелось бы.

— Правда, я не совсем понимаю, почему меня использовали втемную. Если бы я знал, что от меня требуется, шансы бы выросли.

— И ты бы взял заказ на меня?

— Я похож на самоубийцу? Но у Мастера было, чем на меня надавить. Я бы попытался, конечно, отбрехаться, но…

— Тогда шансов не было бы совсем, милый. Убивца по мою душу я почувствую за лигу. И Рональд об этом прекрасно знает. Уши предыдущего претендента я подарила ему, замариновав в его любимом красном лорнейском.

— Смею надеяться, мои уши ты мариновать не собираешься?

— Твои уши я предпочитаю в натуральном виде.

— Уф, прям камень с души…

— Зато понятно, почему лейтенант Согрем под любым предлогом уже больше недели не показывается мне на глаза. Страшно ему, бедняжке… а будет ещё страшнее, — глаза Шу засветились лиловым.

— Что-то мне подсказывает, что он уже не боится. Самое позднее, со вчерашнего дня.

— Что-то мне подсказывает, что общение с тобой пробуждает во мне подозрительное благодушие. Мне уже не важно, что я не поблагодарю лично всех, устроивших для меня это изумительное развлечение.

— Изумительное развлечение? Так встречу со мной ещё никто не называл… это комплимент или я теряю квалификацию? — Хилл нежно провел губами вдоль её ключиц, Шу довольно замурлыкала. — Но что мешает тебе устроить приятный сюрприз любимой сестре?

— Обязательно. Она так хотела послушать, как ты играешь на гитаре, не поленилась меня пригласить к себе… вчера… обрадую её. Завтра. Пойдешь со мной?

— А то как же. Обожаю цирк. Особенно дрессированных крокодилов. Они так очаровательно улыбаются, почти как ты, милая.

— У тебя получается лучше, ненаглядный. Только не улыбайся так при Кее, вряд ли он оценит. Он такой странный, не любит василисков… — Шу от души хохотала, и чувствовала себя счастливой, найдя, наконец, человека, понимающего её невинные шутки.

— Да, милая… — Хилл взял её лицо в ладони. — Ты сказала, что никто не был…

— Никто. Ты же сам знаешь, — она потянулась к возлюбленному губами.

— Но Дукрист?

— Дайм? Тут скорее мне тебя ревновать придется, — по её губам скользнула грустная улыбка.

— Шу, но я же сам видел, — при воспоминании о золотом сиянии их любви Хилла словно пронзил острый осколок льда.

— Да, он любит меня… но… Хилл, ты же маг! Неужели ты не видел на нем заклятий?

— Видел что-то странное, но… я же не разбираюсь в этих ваших магических штучках!

— Наших, любовь моя, наших, — Шу нежно прикоснулась ладошкой к его губам. — Пока. Разберешься обязательно. Так вот, милый, там много всего. Контроль, ограничения, печать верности… и ещё, он не может иметь детей и заниматься любовью с женщиной.

— Совсем?

— Нет, наполовину! Глупый вопрос, тебе не кажется?

— А, ну да… демоны! И все три года… но ведь он ночевал у тебя? Или слухи и здесь врут?

— Хилл, милый, какое это имеет значение?

— Ты любишь его.

— Да. Хилл, ты же прекрасно сам понимаешь, что ты и Дайм — это же совсем разное! Он мне скорее друг и брат, нежели что-то ещё.

— То есть ты занималась с ним… всем, кроме… да?

— Хилл, успокойся. Не стоит меня ревновать, любовь моя. Ты, между прочим, сам с ним целовался. И, спорим, если бы я не вышла вовремя, поцелуями дело бы не ограничилось?

— Ты не понимаешь…

— Почему же? Дайма я вполне понимаю. Устоять перед тобой просто невозможно.

— Шу, это только…

— Чшш, не надо оправдываться. Ну и что, нравится тебе, и пусть, — она приникла к возлюбленному всем телом, целуя в губы. — Я люблю тебя, Хилл, солнечный мой. Все остальное просто не важно.

— Шу, радость моя! Я впервые жалею о том, что я не родился принцем.

— Не стоит, милый.

— Тогда я бы мог жениться на тебе.

— Я и так твоя, любимый, ты же знаешь.

— Рано или поздно ты все равно должна будешь выйти замуж. Я не хочу ни с кем делиться.

— Замуж? Вряд ли. Если только за тебя.

— При всей твоей оригинальности, любимая, не думаю, что Его Величество одобрит твой брак с наемным убийцей и невольником.

— Ну, с бывшим Призывающим Тень он как-нибудь смирится, а про все остальное… Хилл! Забудь об этом. Если ты так хочешь, считай себя хоть королем рыболюдей. Только, пожалуйста, не напоминай мне, ладно? Мне и так стыдно. Если бы был другой способ…

— О чем это ты?

— Уже неважно, любовь моя. Что сделано, то сделано.

— Угу. Шу, я люблю тебя.

* * *

С утренней прогулки леди Таис возвратилась грустная и задумчивая. Она сама удивлялась, отчего не испытывает радости? Отчего ей все время кажется, что чего-то не хватает? Ухаживаниям виконта позавидовали бы все её подруги — настолько галантным и внимательным кавалером оказался Морис. Стихи, серенады, цветы, милые безделицы, дабы угодить дамскому вкусу, нежные признания, трепетные поцелуи ручки возлюбленной… хоть учебник по ухаживаниям составляй! У Таис осталось такое ощущение, словно она объелась мармеладу и халвы. Хоть бы слово о политике или истории, хоть что-то, кроме сладкого сюсюканья! Неужели у неё нет иных достоинств, кроме агатовых глазок и коралловых губок? Ах, да! Ещё жемчужных зубок, стана, подобного трепетной лани и что там ещё по списку? Как будто она кукла! Ну, хорошо, подстеречь её в парке и преподнести томик стихов — несомненно, очень романтично. И всю дорогу восхвалять её неземную прелесть — тоже чрезвычайно галантно. Но скучно. Невероятно скучно. Почему бы виконту не перейти уже на более интересные предметы для беседы? Или он считает, что девушка не может интересоваться ничем, кроме собственной красоты, нарядов и светских сплетен?

Леди нечаянно для себя обнаружила, что вся та романтическая чушь, которую ругали её братья, действительно чушь. Когда Таис читала романы или разговаривала с подругами, ей казалось, что преклонение и обожание и есть самое важное и самое приятное. И что без этой романтической чепухи не может быть настоящих чувств. Но теперь, накушавшись всего этого полной ложкой, ей хотелось совсем другого — дружбы, доверия, уважения. Разговоров о книгах — не о сентиментальных романах, подобающих юной леди, а о том, что ей действительно интересно. Истории Имперского флота, например, или записок путешественников… на её же попытки осторожно намекнуть Морису о своих предпочтениях она неизменно получала только один ответ: «Не забивайте себе голову, дорогая, лучше послушайте эту прекрасную любовную балладу».

С трудом отделавшись от настойчивого поклонника только неподалеку от дома, Таис вздохнула с облегчением. Ей пришлось соврать, что отец запретил ей до четырнадцатилетия принимать гостей, кроме как в его присутствии. Ерунда, разумеется, но так соответствует этикету! Вот ещё, на чем Морис просто помешан. Двор. Её Высочество Регентша, герцоги и графы, сплетни и интриги. Иногда у Таис складывалось такое впечатление, что для Мориса намного важнее её высокое происхождение, нежели она сама. И ещё, леди не желала себе в этом признаваться, но тот небольшой подарок, что прислал ей Кей, оказался для неё гораздо дороже всех экзотических цветов, альбомов и сонетов. Всего лишь небольшая книга о старинных парусниках, которую передал ей отец вчера, когда вернулся от Его Величества. Он сказал дочери, что беседовал с королем о флоте и упомянул о морском путешествии леди этим летом и её интересе к старинный кораблям. Его Величество специально послал в библиотеку за этой книгой, потому что недавно сам прочитал её и счел весьма познавательной. Никаких стихов, цветов и дарственных надписей… как всегда. И, как всегда, Кей знает, что ей будет интересно.

Не часто леди Дарниш ожидала предстоящего бала с таким нетерпением. Как бы она не была обижена, но увидеть Кея ей очень хотелось. Всего два дня. Два длинных-предлинных дня, и она наденет костюм лесной феи, украшенную крохотными жемчужинками карнавальную маску и отправится во дворец.

Возможно, эта книга была всего лишь жестом вежливости, но вдруг — чем-то большим? Таис не осмеливалась надеяться на это, ведь Его Величество не передал ей даже записки… но где-то в глубине души мечта о его любви все же осталась, и напоминала о себе грустным отзвуком полузабытой нежной мелодии.

Недоумение и раздражение виконта все усиливалось. Чего не хватает этой вредной девице? Да любая бы на её месте прыгала от счастья! Во время этой проклятой прогулки Морису пришлось сказать столько комплиментов, сколько не доводилось говорить за последние полгода. И все это под мерзким мелким дождиком, будь он неладен! Его идеальная прическа намокла и растрепалась, великолепный бархатный плащ испорчен водой и брызгами грязи безвозвратно, в горле першит… а ей хоть бы что! Как можно вообще вылезать из дому в такую гнусную погоду? Да ещё получать удовольствие от прогулки по парку, где с каждой ветки, стоит её хоть немножко задеть, льются целые водопады?

И, что самое ужасное, все его старания так и не принесли пока никаких существенных результатов. Все тонкие и продуманные намеки, подарки со смыслом, истории и баллады о счастливо соединившихся в законном браке возлюбленных она просто проигнорировала! И этот проклятый дождь! Еле-еле он улучил подходящий момент, чтобы поцеловать её, — попробуйте-ка проделать этот номер, не слезая с лошади! — и что в ответ? «Ах, Морис, вы такой забавный! У вас на щеке мокрый листик!» Проклятье! Когда она станет его женой, никаких утренних прогулок под дождем. Или нет, пускай. Авось как-нибудь поскользнется в этой ужасной сырости и свернет себе шею.

К раздражению погодой и неуступчивой девчонкой примешивалась и злость на Её Высочество Ристану. Всего пятьдесят империалов, это же просто унизительно. Тем более, что он осталось не более двадцати, при том, что к завтрашнему приему у графини Ламбур ему непременно нужно новое платье. И плащ тоже. Да, к тому же, у неё всегда играют, и не иметь денег на ставки это значит расписаться в своем полном и окончательном банкротстве. Пока свеженькой истории о небольшом наследстве, оставленном троюродным дядюшкой из Метрополии, ещё более-менее верят, но стоит хоть раз показать, что в кармане пусто — и все. Слава богам, что осведомленность герцога о финансовых делах всех и каждого несколько преувеличена, иначе Дарниш не преминул бы просветить свою дочь. Вряд ли леди бы стала принимать его ухаживания, знай она, что у него, кроме долгов, ничего за душой не осталось.

И ведь что досадно — тем, у кого денег горы, вовсе не обязательно доказывать это всем и каждому. Взять хоть того же старика Урмана. Вздумай он пройтись по столице без единого медяка в кармане, никому и в голову не придет усомниться в его платежеспособности или же не отпустить любой товар в кредит. Да хоть целую лавку! Или же с картами. Любому достаточно одного лишь слова, безо всяких расписок… а самому Морису даже какой-то вшивый портной не отдает заказ, пока не получит все наличными.

Вот почему одним все, а другим ничего? Род Туальграмов ничем не уступает Дарнишам ни по древности, но по количеству заслуг перед короной. А он, последний его представитель, должен прозябать в нищете и брать в жены какую-то невзрачную девчонку, только бы не умереть с голоду. Нет, эту несправедливость непременно следует исправить. И девчонка не отвертится. Не захочет по-хорошему, так будет ей по-плохому. Ещё неделю, не больше, он поизображает из себя пылкого влюбленного кретина, и, если леди так глупа, что не ответит согласием на предложение руки и сердца, пусть пеняет на себя. Все равно Дарниш вынужден будет отдать её замуж. Ещё и благодарить будет, что Морис её взял, а не оставил с погубленной репутацией и незамужней.

Как ни противно было идти к Регентше кланяться и унижаться, но остаться совсем без денег в самый неподходящий момент виконт не мог себе позволить. И расставшись со строптивой леди, сразу же направился во дворец. По дороге настроение его несколько поднялось, когда он, минуя площадь Единорога, полюбовался на полыхающий дом одного из своих кредиторов. Ради прекрасной леди, чтоб ей икалось, Морису пришлось даже приобрести новую гитару. Её предшественница давно уже исчезла в одном из ломбардов Нижнего Города. Хорошо хоть этот так называемый маэстро не потребовал наличности, а удовольствовался векселем на двадцать золотых. Что ж, пожар в его доме случился как нельзя более кстати, не придется послезавтра расставаться с приятно звенящими монетами. Не будь для виконта так важно сохранить жалкие остатки своей финансовой репутации, он бы только посмеялся над тем наивным растяпой, что понесет в Гномий банк его вексель. Но не сейчас, когда за каждым его шагом наверняка следит будущий тесть.

Глава 6

239 г. Четвертый день Осенних Гонок. Суард.

Хоть сестричка и шипела змеюкой с прищемленным хвостом, Его Величество ни секунды не сомневался, что поступил правильно. Особенно после разговора с Эрке. Уж если Ахшеддин увел Тигренка прямо из-под носа Придворного Мага, разозлив того до предела, то стоило постараться хотя бы ради того, чтобы немножко утереть нос зарвавшемуся Темному. Беспокойство за Шу все не проходило, но теперь, по крайней мере, Кей мог успокаивать себя тем, что сделал для неё все возможное. А уж как она со своим сбежавшим любовником поступит, её личное дело.

Волновался он ещё и по другой причине. Вчера, после беседы с Урманом, когда он передал в подарок Таис свою самую любимую книгу о старинных парусниках, Кей так и не решился написать ей записку. И теперь мучился сомнениями — может быть, все же стоило? А сестричке, как назло, сейчас не до его проблем. И Зак, тоже ещё, друг называется, со своей счастливой физиономией перед глазами маячит. И ни одного дельного совета, если не считать: «Поговори с ней, цветочек подари. Да что ты дурью маешься!» Ну да, поговори… а если она не захочет его видеть? Можно, конечно, послать ей официальное приглашение, от которого отказаться никто не имеет права. Но если она подумает, что он её принуждает, упрется не хуже Шу. Может быть, боги решили посмеяться над ним, предназначив в жены девушку с характером наподобие любимой сестренки? Будто ему одной вздорной, упрямой и вредной ослицы поблизости не хватает.

После завтрака, рассудив, что дал сестричке вполне достаточно времени, Его Величество все же решился её проведать и разузнать, помогли ли вчерашние чрезвычайные меры выведения Её Высочества из душевного кризиса и меланхолии.

Тихий завораживающий голос из сна, напевающий без слов старинную мелодию, никуда не делся, когда Шу проснулась. Стараясь не шевелиться, она из-под ресниц рассматривала возлюбленного, сидящего вполоборота рядом на кровати. Хилл сосредоточенно изучал какой-то небольшой предмет, вертя его в руках, и задумчиво мурлыкал. От звука его голоса по телу Шу стайками бегали теплые щекотные мурашки. И, если снова закрыть глаза, казалось, что она купается в нагретом солнцем ласковом морском прибое. Но закрывать глаза не хотелось. Хотелось смотреть на него, любоваться сильным полуобнаженным телом, гладкой, немного загорелой кожей с золотистым отблеском, изящными узкими запястьями, легкой расслабленной улыбкой на четко очерченных губах, полукружьями теней от длинных темных ресниц…

— Доброе утро, — от вчерашней хрипотцы в его голосе не осталось и следа, и теперь каждое слово будто касалось её кожи нежным поглаживанием или поцелуем.

— Тигренок, доброе утро, — Шу смущенно улыбнулась и потянулась к нему.

Отложив в сторонку то, что так внимательно рассматривал, Хилл скользнул к ней и обнял. Он покрывал поцелуями её прикрытые глаза, горячие со сна щеки, губы, шептал сумбурные нежности, ласкал обнаженные плечи, спину.

— Шу, любовь моя, — жаркое дыхание щекотало её кожу, прикосновения губ заставляли таять подобно снежинке на ладони. — Моя маленькая русалка…

Прижимаясь к любимому, Шу терлась об него, впитывала родной запах. Она вся растворялась в блаженных волнах нежности, каждая пядь тела оживала и пела под его руками. Боги, неужели так бывает? Неужели можно чувствовать биение его сердца, каждое движение, каждый вздох, как свои? Можно не бояться, не юлить, не скрывать своей любви? Можно безоглядно отдаваться волшебному потоку чувств, единых для обоих? Можно без опаски сказать:

— Хилл, любимый, мой солнечный Тигренок… — и никакая небесная кара не обрушится на её голову… просто лежать рядышком, обнимать его и ни о чем больше не беспокоиться.

— Шу, а почему он больше не светится?

— Кто? — она не сразу поняла, что за кусочек металла он показывает. И удивилась, разглядев покрытую рунами полоску. — А зачем? Ты же его снял.

— А куда же делась магия?

— Никуда. Просто он живет только на тебе.

— Никогда не слышал о таких… — в его голосе слышалось искреннее любопытство.

— Откуда? Я и сама не знала, что можно сделать такую штуку, — так приятно вдруг оказалось увидеть, что для него ошейник всего лишь магический артефакт, а не символ ненавистного рабства.

— А если его надеть на кого-нибудь, он заработает?

— Нет. Только на тебе, Тигренок. Посмотри, тут есть руна, обозначающая тебя, — Шу указала пальчиком на один из маленьких значков.

— Ни одной знакомой, — Хилл покачал головой.

— Хи… мэтр тоже не опознал бы… — Шу довольно улыбнулась, поглаживая длинные пальцы, держащие кусочек звездного серебра. — Ты разбираешься в рунах?

— Да нет, знаю десятка два. Самых простых.

— Два десятка? Неплохо для менестреля.

— Ты меня научишь?

— Конечно. И попробуй только отлынивать, — погрозив возлюбленному пальчиком, принцесса рассмеялась. Разговаривать с Тигренком оказалось неожиданно легко и приятно. Как и обнаружить, что ему интересно очень многое из того, что близко ей самой.

— И что будет? — лукавая улыбка и сияющие синие глаза подсказывали ей множество вариантов… но ни один из них к изучению рун не имел ни малейшего отношения.

— Укушу, — ближе всего оказалось плечо, и, скроив грозную физиономию, Шу тут же показала, как именно она кусается.

— Ай! Так не честно! — он засмеялся так заразительно, что она не выдержала и рассмеялась вместе с ним. — Мы так не договаривались!

— Разве? Не может быть? — больше ничего она сказать не успела, потому что Хилл принялся её щекотать. — Ай! Перестань! — хохоча и отмахиваясь всеми конечностями, Шу пыталась ответить тем же, но в результате оказалась надежно обездвиженной и прижатой телом любовника к постели.

— Так-то! — победитель нахально ухмыльнулся и приник к её губам, лаская, покусывая и не давая опомниться.

Через некоторое время, когда к ним обоим вернулась способность связно мыслить и даже произносить членораздельные звуки, Шу пришла в голову интересная идея. И, разумеется, она тут же взялась испробовать её на практике.

— Хочешь посмотреть, будет ли он снова работать? — вытащив завалившийся между подушками кусочек металла, она повертела им перед глазами Хилла.

— Ошейник? — юноша поймал её руку и вгляделся в безжизненно потухший артефакт, пытаясь обнаружить в нем магию. — Хочу, — одной рукой собрав спутанные волосы в хвост, он поднял их наверх, обнажая шею.

— Нет, не так, — доверие и любовь в сияющих небесной синевой глазах болезненно кольнуло сердце Шу чем-то, напоминающим угрызения совести. Она не приняла всерьез его слова, сказанные ночью. Про собственность. Как оказалось, напрасно. Его откровенная готовность снова позволить её надеть на себя ошейник ясно дала ей понять, что возвращаться даже к видимости прежних отношений она не хочет. Ни за что. Никаких больше невольников! — Дай руки, Тигренок.

Ни слова не говоря, он протянул ей обе руки, и удивленно вздохнул, когда Шу бережно, словно тонкую бумагу, разделила полоску на две части. Как раз для браслетов, плотно охвативших предплечья. И, стоило им замкнуться, две части артефакта мягко засияли всеми оттенками синего, лилового, золотистого и розового. Покрутив одной рукой перед глазами, он попробовал другой рукой поддеть и потянуть металл. Браслет, края которого слились, не оставив и следа на места разрыва, не поддался. Хилл улыбнулся довольно.

— Как тебе это удается? Так просто… звездное серебро прочнее стали, а ты его как ниточку…

— А разве тебе было трудно его снять?

— Нет… но…

— Он настроен на тебя, и немного на меня.

— Немного?

— Ты же сам видел, что он даже мою магию не пропускает.

— А раньше в нем не было желтого цвета.

— Ну… — Шу взяла возлюбленного за руку, вглядываясь в получившийся браслет. — Мне кажется, что он просто подстраивается под тебя. Твоя магия золотого цвета, вот и… смотри, как интересно! Паутинка! — тоненькие черные и белые прожилки, едва заметные глазу, пульсировали в ауре артефакта в такт биению сердца Хилла.

— А это что?

— Ну как же! Искусство, жизнь и смерть. Это же твой рисунок.

— Красиво.

— Угу, — дотянувшись до губ возлюбленного, Шу поцеловала его. — Ты очень красивый, мой Тигренок. Самый красивый на свете Тигренок.

— У моей прекрасной принцессы должно быть все самое лучшее, — Хилл нежно перебирал встрепанные черные пряди, улыбаясь счастливо.

— О, да… ещё и самый скромный, — хихикнув, Шу показала ему язык.

— Разумеется, — скатив её с себя, он слез с постели.

Лежа на животе и болтая в воздухе голыми пятками, прекрасная принцесса беззастенчиво разглядывала обнаженного любовника, занятого поисками скинутых впопыхах штанов.

— Будь проще, любимый, — ехидно ухмыльнувшись, она прищелкнула пальчиками. Штаны послушно выпорхнули из-под кровати и спланировали Хиллу прямо в руки.

— Э… спасибо, радость моя, — на лице возлюбленного отразилась внутренняя борьба. Желание отправить одежку обратно и попробовать на вкус ехидную ухмылку возлюбленной оказалось побеждено какой-то другой идеей.

— Ты далеко? — обтягивающие кожаные бриджи чуть ниже колен вовсе не портили изумительного вида, а мягко отблескивающие браслеты только прибавляли Тигренку мужественности и загадочности.

— Не очень, — направляясь к лестнице, Хилл подмигнул ей. — Я же обещал тебе завтрак в постель.

— О… апельсиновый сок не забудь, — подмигнув в ответ, довольная Шу повалилась обратно на подушки.

Счастье переполняло её, выплескиваясь через край, и грозило обеспечить столице лучезарно-солнечную погоду на месяц вперед. Принцесса раскинулась на кровати, перебирая в памяти события предыдущей ночи. Свой страх, отчаяние и боль, изгнанные его словами, полными любви. Его ласки, обещания… надежные сильные руки, заботливо несущие её, почти спящую, в спальню и укрывающие простыней. Его тепло рядом, всю ночь. И золотисто-розовый свет, наполняющий комнату, несмотря на полночь. Как чудесно знать, что он сам хочет о ней заботиться, знать, что он никуда не уйдет… или же вернется. Непременно вернется, что бы ни случилось. И как же здорово, что он не просто менестрель, пусть и маг, но настоящая зубастая тварь! Призывающий Тень, способный в одиночку справиться с таким бедствием, как самозваный пророк. Боги, какое счастье, что он не похож на того беспомощного щенка, умеющего только тявкать и лизаться. Об этого пушистого Тигренка Рональд с Ристаной зубки обломают. Уж она постарается, чтобы он побыстрее научился всему, что нужно. И ещё несколько сюрпризов для ненаглядной сестренки и обожаемого Темного приготовит.

Ещё вчера Шу заметила, что её магический круг как-то странно реагирует на Хилла. Такое впечатление, будто её источник признал Лунного Стрижа за своего. Да и сам Тигренок на удивление уютно чувствовал себя в её лаборатории, при том, что ни Эрке, ни Дайм старались лишний раз туда не заглядывать. Когда-то Шу попадался на глаза один интересный трактат, тогда не привлекший её внимания ввиду полной бесполезности описываемого в нем ритуала. Но теперь, когда надо было как можно скорее обезопасить любимого от навязчивого внимания Придворного Мага, его содержимое могло оказаться весьма кстати. Припомнив, как выглядел фолиант, Шу сосредоточилась и позвала его. Обдав её книжной пылью и сердито хлопая пожелтевшими страницами, трактат через несколько секунд приземлился к ней в руки, из вредности заехав невежливой волшебнице по носу.

В башне сестрички Его Величество застал тишину и покой. Теплое осеннее солнце освещало пустую гостиную и накрытый к завтраку стол. Из-за раскрытых окон доносилось бодрое предполуденное чириканье вперемешку с шелестом ветвей. Только Кей вознамерился подняться наверх, как практически нос к носу столкнулся с Тигренком. Сестренкин любовник выглядел на удивление сияющим и довольным жизнью для вчерашнего избитого и потрепанного беглеца.

— Доброе утро, Ваше Величество, — изысканный придворный поклон в исполнении полуголого юноши с нахальной ухмылкой выглядел настолько комично, что Кей невольно заулыбался.

— Доброе, надеюсь. А где Шу?

— Её Высочество изволит баиньки в ожидании завтрака. Не желаете ли кофе, Ваше Величество?

— До сих пор баиньки? Полдень скоро! — Кей подошел к столу, за которым уже хозяйничал Тигренок, наливая кофе, и взял одну из чашек. Не успел он поднести исходящий ароматным паром сосуд к губам, как входная дверь распахнулась и в комнату влетел запыхавшийся капитан Ахшеддин.

— Кей! Погоди! — от неожиданности Кей вздрогнул и уронил чашку, чуть не пролив на себя горячую жидкость. Непонятно как, но белобрысый красавчик успел подхватить фарфоровый сосуд на лету, не позволив Кею обжечься.

— Осторожно, Ваше Величество, — поставив чашку на стол, Тигренок отступил в сторону.

— Эрке? Что стряслось?

— Ничего пока, слава богам, — вид настороженного, готового к нападению начальника Малой Гвардии заставил Кея занервничать. Он переводил недоуменный взгляд с подошедшего капитана на как-то внезапно подобравшегося юношу.

— Где Шу? — таким голосом Ахшеддин разговаривал разве что с пойманными на месте преступления грабителями и убийцами.

— Наверху. Как будто сам не видишь, — обманчивое спокойствие Тигренка намекало на то, что сестричка не просто так назвала его именем хищника.

— Отойди-ка подальше, — Эрке наступал, но приблизиться к юноше ему мешал стол, за который тот предусмотрительно отступил.

— Эй, Эрке… не горячись, — сцена все больше напоминала Кею кружение друг вокруг друга с предупредительным мявом двух котов, прежде чем сцепиться в орущий клубок. Пока Тигренок все ещё отступал, двигаясь вдоль стола и показывая открытые ладони.

— Кей, шел бы ты к себе, а? — обращаясь к своему королю, Ахщеддин ни на миг не отрывал взгляда от противника.

— Угу. Как только ты мне объяснишь, что тут у вас за танцы.

— Кей, пожалуйста. Он опасен.

— Слушаю внимательно, — он и сам понимал, что поддается фамильному ослиному упрямству, вежливо называемому «королевским характером», но на этот раз ни в какую угрозу не верил. Чтобы Шу допустила в собственные покои хоть что-то, опасное для него? Да не смешите!

— Этот милый юноша забыл представиться, — постепенно Эрке пытался загнать Тигренка к окну, подальше от короля.

— Не забыл, Эрке. Не вежливо лезть с представлением к Его Величеству, пока не спросят, — вот теперь, услышав сдерживаемый хищный рык в голосе юноши, Кей немного напрягся. Может быть, и не зря капитан опасается этого типчика.

— Ну, так я спрашиваю, — дабы не уронить королевского достоинства, Кей нагнал в голос и осанку побольше властности и самоуверенности. Ещё чего, показывать неуверенность и опаску? Не дождетесь.

— Лунный Стриж, Ваше Величество, — юноша слегка поклонился.

Услышав знакомое имя, Кей замер на мгновенье, машинально оценивая расстояние до ближайшей двери и ища взглядом хоть что-то, могущее сойти за оружие. Но тут же расслабился. Смешно было опасаться, когда до появления Ахшеддина у Призывающего было предостаточно возможностей сделать с ним все, что угодно.

— Что ж, рад знакомству. Может быть, мы наконец выпьем кофе? — подчеркнуто отвернувшись от обоих, он налил себе из кофейника не успевший ещё остыть напиток. — Ну? Прошу к столу, — наследный дар утихомиривать парой слов не только диких котов, но и разбушевавшийся Королевский Совет, и даже Собрание Гильдий, в очередной раз показало себя. Ещё не до конца успокоившийся капитан Малой Гвардии продолжал подозрительно присматриваться к юноше. Тот же вел себя как ни в чем не бывало.

— Её Высочество в курсе? — наконец добравшись до чашки с кофе, Кей несколько подобрел и перестал изображать из себя грозного монарха.

— Конечно, Ваше Величество.

— И давно?

— Со вчерашнего дня, — Лунный Стриж снова превратился в обыкновенного, вполне безобидного менестреля. Разве что слишком вольготно расположившегося за одним столом с королем.

— Почему Шу не спускается? — Эрке все ещё не мог совсем уж доверять наемному убийце, пусть и любовнику принцессы.

— Она устала вчера, — невинная улыбка сытого кота не предполагала других толкований причины усталости Её Высочества. — Если Ваше Величество не против, я все же отнесу ей завтрак?

— Лучше позови её сюда.

— Как скажете, Ваше Величество, — прихватив стакан апельсинового сока, Тигренок вежливо поклонился и взбежал по лестнице наверх.

Что-то подозрительно знакомое почудилось Кею в том, как тот произнес «Ваше Величество». Ну, конечно же! Как можно было не догадаться! Интонации Её Высочества. То же ехидство, истекающее медом. Спелись, голубки. Ну да, кто же ещё подойдет нашей нежной и трепетной прекрасной принцессе, как не наемный убийца… разве что сам Темный Хисс.

Его Величество расслабленно пил кофе и улыбался собственным мыслям, время от времени переглядываясь с капитаном своей Тайной Службы.

В спальне наблюдалась вполне предсказуемая картина, практически идиллия. Её Высочество, не удосужившись хотя бы слегка прикрыться, все так же возлежала на кровати. Но не одна. Компанию ей составлял невероятно древнего и зловещего вида огромный фолиант, раскрытый на какой-то зубодробительной схеме. Цвет чернил навевал мысли о том, что не совсем чтобы чернилами эту схему чертили. На дилетантский взгляд Хилла, от пергамента так и разило темной магией. Принцесса же увлеченно разглядывала запутанное переплетение линий, тыкала в них пальчиком и что-то тихонько бормотала на тарабарском языке. Шу выглядела такой хрупкой и трогательной… и очень походила на замышляющего шалость сорванца. Чуть высунутый и прикушенный язычок, лиловые искорки в хитрющих глазах, улыбка предвкушения… что-то подсказывало Лунному Стрижу, что очередной эксперимент Её Неугомонного Высочества имеет непосредственное отношение к нему самому.

Присев рядом с ней на пол, Хилл осторожно заглянул в открытую книгу, надеясь разобрать хоть что-нибудь. Попытка не увенчалась успехом. Он даже не смог понять, на каком языке написан странного вида текст. Погруженная же в чтение похожих на взбесившихся пауков символов возлюбленная его не заметила.

— Шу, — он позвал её совсем тихо.

— Ммм? — не отрывая взгляда от пергаментных страниц, принцесса протянула к нему руку. Это выглядело так забавно, что Хилл чуть не рассмеялся. Он подсунул ей под руку стакан с соком и смотрел, как Её Высочество, так и не отведя глаз от закаляк, его пьет. Пустой стакан из её рук попросту исчез в неизвестном направлении, растворившись в воздухе.

— Спасибо, Тигренок.

Хилл не знал, то ли ему радоваться, что она настолько ему доверяет, то ли срочно начинать ревновать к давно почившему автору трактата. По недолгом размышлении он все же решил остановиться на более приятном варианте.

— Шу, милая, что там такое интересное? — отнимать у детки интересную игрушку не хотелось, но и забывать о Его Величестве, ожидающем внизу, не следовало. Хилл выбрал нейтральный вариант. Забравшись на кровать рядышком с возлюбленной, он обнял её и легонько поцеловал в плечико. Она в ответ заерзала, устраиваясь ещё поближе, и заурчала. Но от фолианта не отлипла. Наоборот, шлепнула его по руке, совершающей стратегический отвлекающий маневр на её стройном бедре.

— Вот посмотри.

Хилл добросовестно взглянул на змеиный клубок темно-красных линий, выдающий себя за буквы — или руны, или ещё что, кто ж его разберет? — но снова ничего не понял.

— Шу, радость моя, это как, сверху вниз или снизу вверх читается?

— Ой, ну да… — принцесса смущенно хихикнула и начертила какой-то мудреный знак ногтем на странице. Фолиант возмущенно подпрыгнул и выплюнул облако пыли. Таинственные значки закопошились, помигали немножко и сложились во вполне понятные имперские буквы, только старинного начертания. Перед глазами Хилла возник перечень ингридиентов и способ приготовления незнакомого зелья. Да и среди требуемых компонентов попадались совершенно невероятные названия, вроде Ашматуки колпаковидной, лучезапястной косточки с пятой лапы морского дракона и собранных в полдень слез вампира.

— Что это?! Нет, ты же не собираешься на самом деле варить эту бурду? — Хилл представил себе, что даст сочетание некоторых компонентов, и волосы на его голове зашевелились. — Это же похуже гномьей рудничной смеси.

— О, так ты разбираешься в зельях? Сколько у тебя талантов, любимый, — даже грубая лесть в устах ненаглядной заставила Хилла растаять от удовольствия. А уж каким голосом она это сказала… и как потерлась…

— Шу, так что же это такое? — чтобы избавиться от головокружения, Хиллу пришлось на несколько мгновений зажмуриться и представить себе вонючий колодец, в котором ему как-то пришлось прятаться от Нийрисских коллег-убийц. В мозгах немного прояснилось, но упрямое тело все равно не поверило, продолжая требовать немедленно прекратить дурацкие разговоры и заняться делом.

— Это ритуал, милый, для того, чтобы моё место концентрации приняло тебя.

— Э… ты имеешь в виду тот круг наверху?

— Угу. Мне не показалось, что тебе рядом с ним удобно?

— Удобно? В каком смысле?

— Ну, он тебя не отталкивает, голова не болит… не знаю, что ещё он может делать.

— Притягивать может. Если честно, я как-то в нем чуть не утонул.

— Да? Когда это?

— С неделю назад.

— Интересненько… и что было?

— Мне было любопытно, что там у тебя такое. Ну, я заглянул посмотреть… этот твой круг… он на тебя похож, — сейчас, заглядывая в полные интереса и тревоги сиреневые глаза, Хилл мог бы поклясться, что в них его затягивает ничуть не меньше, чем в магический круг. — Ты не сердишься? Я тогда немного пообщался с ним, если это можно так назвать.

— Чушь. С какой стати мне сердиться? — лукаво улыбнувшись, Шу потерлась о его щеку носом. — А пойдем наверх, я хочу посмотреть сама.

— Шу, милая, давай не сейчас, — оказывается, отказать этой плутовке хоть в чем-то невероятно трудно. Просто потому что, стоит ей вот так улыбнуться, и все разумные мысли вылетают из головы напрочь.

— А почему бы и не сейчас? — настырная девица уже примеривалась, как бы половчее спихнуть его на пол.

— Потому что в гостиной уже целая рота жаждущих общения с Вашим Высочеством подъедает наш завтрак.

— Наш завтрак? Безобразие, — Шу весело рассмеялась. — Никак, братец пожаловал?

— Он самый.

— Удивительно, как это он ещё не здесь?

— Ну, я попросил Его Величество немножко подождать, пока ты сама спустишься.

— И он послушался?! Невероятно! Милый, ты просто гений дипломатии!

— Ну, раз я гений дипломатии… — поискав взглядом какую-нибудь одежду, он наткнулся на нечто серебристо переливающееся, все в кружевах и вышивке. — Вот, одевайся.

— В это? — поймав брошенное в её сторону нечто, Шу невинно похлопала глазками. — Как скажешь, любовь моя.

Натянув на себя рубашку, Хилл обернулся. И чуть не упал. Нечто серебристое и полупрозрачное на довольно улыбающейся принцессе выглядело, как… как немножко лунного света. Ну, нет, в таком виде выпускать Её Высочество за дверь спальни он не согласится ни за какие коврижки.

— Ммм… тебе идет…

— Правда, тебе нравится? — для усиления эффекта она соблазнительно изогнулась и облизнула губки.

— Шу! Оденься! — для такого сурового испытания он ещё не был готов, и потому отвернулся. Вот, в окошко ещё можно посмотреть… птички там, рыбки…

— Так я оделась… — нежные ручки легли ему на плечи, сметая последние остатки самообладания и здравомыслия. По телу пробежала горячая волна желания, вырвав из горла стон.

— Шу… — развернувшись, Хилл схватил её, впиваясь в губы и судорожно прижимая к себе.

— Хилл… — она пыталась отдышаться, гладя на него сияющими счастливыми глазами. — Хилл, я так люблю тебя…

— Шу… — переполненный нежностью, он гладил шелковые пряди, разрумянившиеся щечки, хрупкие плечики, зарывался лицом в пахнущие кувшинками волосы. Маленькая сказочная фея, прекрасная и загадочная, озорная и непредсказуемая, обнимала его. Самая чудесная, невероятная, желанная девушка на свете, волшебная принцесса, принадлежала ему, вся, целиком. Хиллу хотелось петь, и взлететь под облака, и поднять её на руки, и не отпускать никогда. Солнце, счастье… такое огромное, что заполняло собой весь мир… уверенность в том, что теперь все правильно, что только так и должно быть… одно целое, он и она. Миг, равный бесконечности, помноженной на вечность.

— Шу, жизнь моя, ты так и будешь меня дразнить?

— Буду, иногда, — она подмигнула. — Невозможно удержаться.

— Твой братец там уже ни крошки не оставил.

— Да, он такой. Ладно, уговорил, пойдем уже.

На всякий случай, прежде чем подхватить любимую на руки, Хилл все же взглянул, что на ней одето. Не то чтобы он не доверял ей… но… с Её Высочества станется выйти к завтраку в таком виде, что жареный гусь, и тот закрякает. Его опасения не оправдались. Нечто серебристое осталось таким же струящимся и облегающим, но утратило прозрачность. Не откладывая больше, Хилл понес уютно примостившуюся у него на руках принцессу вниз по лестнице.

Глава 7

Робкая надежда на то, что капитан Ахшеддин уберется восвояси или хотя бы успокоится и передумает устраивать ему допрос с пристрастием, не оправдалась. Ещё спускаясь по лестнице, Хилл слышал в голосе Эрке весьма воинственные и упрямые нотки, не предвещающие некоторым бывшим наемным убийцам ничего хорошего. Волнение капитана за безопасность Шу и Его Величества, разумеется, заслуживало всяческих похвал, как и его упрямство и дотошность. Но только если бы дело не касалось лично его, Лунного Стрижа. Похоже было, что за последние полсуток въедливый клещ раскопал кое-что из того, о чем сам Хилл предпочел бы не вспоминать вовсе.

Бережно усадив возлюбленную за стол рядом с братом, Хилл улыбнулся Балусте и потянулся за кофейником.

— Доброе утро, — принцесса поздоровалась со всеми скопом и просияла счастливой улыбкой, совершенно игнорируя выразительное постукивание пальцами по столу Светлого. — Чудесная погода сегодня, правда? Баль, Кей, Эрке… мне приятно, что вы заглянули. Кстати, Кей, я так и не сказала тебе спасибо, — Шу потянулась к брату и чмокнула его в щеку.

Смотреть на очаровательно щебечущую принцессу было намного приятнее, чем на настороженную физиономию начальника Малой Гвардии. Конечно, встретиться с ним и побеседовать о всяком разном за завтраком в непринужденной обстановке казалось Хиллу более привлекательным, нежели все тоже самое, но в его конторе. Или тщательно охраняемом подвале под Риль Суардисом. Но все равно, если бы удалось избежать неприятного разговора… если бы да кабы. Кто сказал, что все должны прыгать от радости от того, что Её Высочество соизволила оказать доверие весьма подозрительной личности? Да слепому ежу понятно, что наемный убийца рядом с принцессой может появиться только в одном случае. Скорее удивительно то, что Его Величество по этому поводу совершенно спокоен. Настолько уверен в том, что Шу невозможно обмануть? Или в том, что ей все нипочем, и любого убивца, Посвященный он там или ещё какой, скрутит в бараний рог и не поморщится? Правильно, в общем-то… если бы только…

— Шу, мое терпение безгранично, как и твое упрямство. Но ты же знаешь, я все равно не отстану, — Эрке дождался, пока Её Высочество все же скушает первую булочку, что говорило о его действительно невероятном терпении.

— Знаю, знаю. Ну позавтракать-то ты нам позволишь? Применять пытки к особам королевской крови, между прочим, запрещено конвенцией от двадцать первого года. Пытки голодом в том числе, — принцесса одарила капитана нежным взглядом голодной гадюки. — Вот лучше печенье скушай, а то ты нервный какой-то. Баль, что ты с ним такое сделала, что он злой, как орк?

— Да уж и не знаю, — Балуста ласково погладила Ахшеддина по руке. — Погода меняется, наверное?

Казалось, капитан сейчас зарычит. Но он сдержался и даже улыбнулся эльфийке и поблагодарил за подсунутый ему под нос пирожок.

— Погода, не иначе, — принцесса заботливо пододвинула к Хиллу поближе блюдо с хрустящими завитушкам, посыпанными ореховой крошкой. — Милый, очень вкусное печенье, — Шу подмигнула ему.

От её заботы, её улыбки по телу разлилось тепло. Нежная, грациозная, воздушная девушка. Сказочная фея с прозрачными стрекозиными крылышками. Как обманчиво это впечатление изысканного и беспомощного оранжерейного цветочка! Лилейные плечики, изящные пальчики, длинные пушистые ресницы… и свернувшийся тугой спиралью ураган внутри. С этим цветочком можно не опасаться, что в любой момент ненароком брошенный взгляд Темного божества сломает тоненький стебелек. В этой хрупкой лилии достаточно силы, чтобы не повторить судьбу Павены.

— Эрке, так что ты хотел узнать? Давай, спрашивай, — половина блюда действительно очень вкусного печенья помогла Хиллу примириться с неизбежностью. — Думаю, мою биографию ты уже знаешь во всех подробностях… ну так?

Все взгляды тут же сосредоточились на нем. Неприятно, но не так, чтобы слишком. Гораздо лучше, чем когда Её Высочество чуть не раздела его на балу.

— Странная у тебя биография, Стриж, — теперь капитан не торопился, изучающее уставившись на Хилла. Все его волнение и нетерпение как рукой сняло. Перед Хиллом очутился тот самый Ахшеддин, после встречи с которым Мастер украдкой пил успокоительное.

Повисло молчание. Даже неугомонная Шу, против обыкновения, не встревала. Паузу капитан выдерживал не хуже актеров Королевского Театра — человек с менее крепкими нервами на второй секунде начал бы ерзать и отводить глаза, а на третьей каяться во всех прегрешениях. Но, пожалуй, Учитель все же несколько преувеличил способности Ахшеддина к запугиванию. До принцессы Шу не дорос, и ещё долго не дорастет. Через полминуты гробового молчания слева от Хилла раздался тихий смешок. Её Высочество срочно прикрылась полупустой чашкой, чтобы не нарушать момента… но её ехидное фырканье, разумеется, не осталось незамеченным не только Хиллом.

— Шу! — Эрке невольно улыбнулся, теряя воинственный настрой.

— Хм… извини, поперхнулась, — не поднимая глаз, Шу с интересом разглядывала содержимое чашки. На кофейной гуще погадать собралась?

— Ладно, Эрке, ближе к делу, — растягивать удовольствие совершенно не хотелось.

— Угу, — Ахшеддин вздохнул. Сочувственно? Да нет, показалось. — Что произошло с Клайвером?

— С маэстро Клайвером? — за мгновением замешательства последовал шквал, накрывший Хилла с головой. Страх, понимание, боль… и злость. Ненависть. Острая, ледяная ненависть. — Когда? — он вцепился в край стола побелевшими от напряжения пальцами, чтобы удержаться и не начать изменяться сию секунду. Желание растерзать Придворного Мага жгло изнутри, не давая усидеть на месте. И плевать, что шансов справиться с ним нет. Плевать, что Хисс только этого и ждет.

— Хилл? Хилл, не надо, — ласковое прикосновение и любимый голос вырвали его из омута тьмы. С трудом сфокусировав взгляд на обеспокоенном лице принцессы, Хилл медленно приходил в себя.

— Хилл, милый, успокойся, — рука Шу переместилась к его пальцам, нежно поглаживая. Вслед за ней Хилл посмотрел на свои руки и вздрогнул. Когти-кинжалы пронзили деревянную столешницу насквозь, а он даже не заметил.

— Шу? — он снова заглянул ей в глаза, страшась увидеть в них отвращение. Боги, вот угораздило же! Показаться ей во все красе Темной твари… тролль безмозглый. Но потемневшие почти до черноты прекрасные очи лучились сочувствием и любовью.

— Не стоит мстить прямо сейчас.

Наваждение отступало. Как ни странно, в этот раз божество не требовало немедленного жертвоприношения. Привычная жажда крови вовсе не казалась такой же нестерпимой, как обычно… привычная? А где же этот ненавистный старческий смешок? Странно. И внимания Хисса не чувствуется… только глаза щиплет. И холодно, так холодно… и пусто.

— Хилл, любовь моя.

Он позволил Шу притянуть свою голову к её плечу и уткнулся горящим лбом в такую родную прохладу. Тихий шепот, нежные руки, перебирающие его волосы… и вина. Горькая и вязкая, мешающая дышать. Снова из-за него умер дорогой и близкий человек. Неужели все, к кому он посмеет привязаться, обречены? Наставник, Маэстро… кто ещё остался? Орис? Последний. Орис, лучший друг, брат… и его тоже заберет Хисс? А Шу? Если и её тоже? Хоть она и волшебница, но… как он вообще посмел надеяться, что хоть что-то может измениться? Как он посмел мечтать о счастье, о любви, если знал, что Тёмный рано или поздно забирает всех? И скорее рано, чем поздно. Демоны… а ведь Ахшеддин прав. Нечего ему делать рядом с принцессой. От него только неприятности. Но только не слишком ли поздно? Две недели… целая жизнь. Но, может быть…

— Шу, прости…

Бежать. Как можно быстрее, как можно дальше. Или нет, не дальше. До храма Хисса. Там Рональд его не достанет. Не успеет. Всего пара минут… Хиссу хватит, чтобы принять жертву. И тогда он оставит Шу в покое.

— Хилл, даже не думай! — тоненькие пальчики утеряли всю свою нежность, намертво вцепившись в его волосы. — Выброси из головы эту дурь! Я не отпущу тебя, — её голос звенел отчаянием и тоской.

— Шу, я не имею права, — он пытался объяснить ей, но слова не находились. Как же тяжело… как больно… и невозможно взглянуть ей в глаза. Но она же и так все понимает. — Шу, любовь моя… Эрке прав, мне нельзя… Шу… отпусти.

— Поздно, милый, — горячие соленые губы впились в его рот, заглушая все протесты. Сладкие, как последний глоток воздуха. Хилл пил этот поцелуй, позабыв обо всем и обо всех. Всего несколько мгновений… всего миг ещё… он ведь может позволить себе последний короткий миг счастья? Совсем немножко её любви.

— Лучше бы ты спросил об этом вчера, Ахшеддин, — прижав всхлипывающую возлюбленную к груди, Хилл поверх её головы взглянул на капитана. Тот выглядел ошарашенным. Как, впрочем, и Его Величество, и эльфийка.

— Вчера уже было поздно, — во взгляде Эрке стояла боль.

О, демоны. Он же маг… и связан с Шу. Ну, теперь зато у него не осталось никаких вопросов насчет намерений Лунного Стрижа.

— Лучше поздно, чем… — Хилл был уверен, что капитан поддержит его. В конце концов, он же именно этого хотел? Чтобы никаких подозрительных личностей рядом с Его Величеством не было? Так почему он мотает головой?

— Нет. Действительно поздно, Хилл.

Если бы капитан назвал его по имени на полчасика раньше, Хилл бы, наверное, обрадовался. Но сейчас вокруг него смыкалась ловушка. То есть нет, не вокруг него. Он — всего лишь приманка. Для неё, для Шу. Красивая ядовитая приманка.

— Тигренок, пожалуйста, не надо, — принцесса высвободилась из его объятий. Сухие покрасневшие глаза с лиловыми искрами и решительное выражение любимого лица убедительно свидетельствовали о твердом намерении Её Высочества настоять на своем.

Поддаться. Так просто, так заманчиво… закрыть глаза на последствия, не думать, не считать оставшееся время. Его не так уж мало… не две недели, не месяц… может быть, даже полгода. Но что тогда? Ему придется своими руками убить любимую? А потом пойти и утопиться? Лучше уж сразу. Какого демона он не сделал этого в самый первый вечер? Зачем оттягивал? Знал же, что все равно этим кончится…

— Шу. Ты не понимаешь. Это всегда происходит. Со всеми.

— Что происходит, Хилл?

— Смерть. Я приношу смерть, Шу.

— Ага, понятно. Но ты же не собираешься меня убивать? Или я что-то не поняла?

— От моего желания немного зависит.

— Знаешь, милый, лучше будет, если ты объяснишь мне все по порядку.

— Ширхаб! Я просто не хочу, чтобы с тобой из-за меня что-то случилось! — сиреневые нити магии Разума оплетали его, успокаивая и утишая боль. Но он не хотел успокаиваться. Он не хотел рисковать. Не хотел поддаваться соблазнительной заботе и нежности. Не хотел расплачиваться её жизнью за свой кусочек счастья. И поэтому злился и рвал тянущиеся к нему ласковые прохладные струи лилового тумана.

— Эрке? Может, ты способен хоть что-нибудь сказать по-человечески?

— Не очень много, Шу, — всякая враждебность из голоса капитана исчезла, как не бывало. И от этого становилось только хуже. — Мастера у Гильдии больше нет, и это заслуга Лунного Стрижа. Клайвер сгорел вчера днем вместе с домом, где Хилл жил последние три года. Все остальное — не более чем слухи и домыслы Махшура. Но домыслы весьма неприятные. Десятка полтора несчастных случаев, нападений, пожаров и прочего с теми, кто был замечен в приятельских отношениях со Стрижом. Единственный оставшийся в живых на данный момент — Орис.

— Хилл? Что, все твои друзья?

— У меня нет друзей, кроме Ориса. Был только Клайвер…

— Погоди… так ты и есть тот самый ученик Клайвера?

— За последние годы у него больше учеников не было, — ироничная улыбка маэстро так и стояла перед глазами. Единственный человек, который знал, что из себя представлял безобидный мальчик, игравший на дудочке. Человек, принявший его, как ученика, почти как сына. Иногда неуклюжая, но такая теплая забота… и теперь его нет. Никогда больше маэстро не вернется заполночь домой, благоухая женскими духами. Никогда больше не позовет его в лавку, испробовать новый инструмент. Никогда больше не закричит: «Хилл, бездельник, к тебе гости»… и нет больше старого уютного дома на площади Единорога. Единственного места, которое он хоть когда-то мог назвать домом.

— Но ты ведь не виноват, Хилл, — Шу не желала признать очевидное.

— Не виноват? Рональд искал меня, — самонадеянный идиот, не видящий дальше собственного носа. Трудно было сказать маэстро, чтобы убирался из дому поскорее? Но он бы не послушался. Тот ещё упрямец. Был. — Если бы меня не занесло к нему в ученики, ничего бы с ним не случилось.

— Если бы да кабы. Откуда тебе знать?

— Если бы только он… все, Шу. Все. И я ничего не могу с этим сделать.

— Все?

— Да. Знаешь, не так давно… — из памяти вынырнула надежно похороненная и камнями присыпанная для верности картина. Растерзанное тело, безумные глаза, полные ужаса и боли… сломанными куклами валяющиеся на обочине дороги жонглеры. Несостоявшиеся друзья. Почти случившаяся любовь. — Была одна девушка, — он сглотнул горький комок в горле. — По дороге в Луаз… я пытался… но… мне пришлось её убить. Своими рукам, — еле бьющаяся жилка на покрытой синяками шее, искусанные, разбитые губы, ещё теплые… Павена. Милая, наивная Павена, доверившаяся убийце. И довольный Хисс.

— Хилл, милый, я не она, — голос Шу дрожал, как она не пыталась казаться сильной и твердой.

— У тебя, любовь моя, в отличие от неё есть шанс, — Хилл взял в руки ледяные тонкие пальчики и поднес к губам. — Пока ещё.

— Да? А ты не забыл спросить меня, нужен ли мне этот шанс такой ценой? — слезы в сиреневых очах жгли его, словно раскаленные иглы под ногтями. — И с чего ты взял, что ничего нельзя сделать?

— Шу, радость моя… — сделать. Как заманчиво. Как много раз ему казалось, что достаточно просто что-то сделать, чтобы обмануть судьбу. И что из этого всего вышло? — Обмануть Хисса пока ещё никому не удавалось. Рано или поздно…

— Вот пусть лучше поздно, — холодные пальчики сжали его руки так сильно, что ему стало больно. — Если один раз нам это удалось, то почему бы не повторить? — она ещё ухитряется улыбаться. Невероятная девушка.

— Ты никогда не сдаешься?

— Нет. Никогда. И ты тоже.

— Шу, если бы речь не шла о тебе…

— Да, любовь моя. Ты ещё кое-что забыл, — её руки скользнули по его предплечьям, до браслетов из звездного серебра. — Ты больше не принадлежишь Хиссу.

— А если нет?

— Никаких нет.

— Шу, но Призывающие не могут не принадлежать Хиссу! — до того молча взирающий на происходящее Кей впервые вмешался.

— Разве?

— Посвященные целиком и полностью подвластны Гильдии, то есть Мастеру Тени, — голос Его Величества звучал на удивление спокойно и уверенно. — Ты же сама изучала историю, Шу.

— Изучала, но давно. Кей, скажи мне лучше, Мастер тени имеет право продать одного из Посвященных?

— Разумеется. Только он никогда этого не сделает.

— Почему это?

— Ну… по многим причинам. Но в основном потому, что ни один дурак такое оружие из рук не выпустит. Слишком велика вероятность, что оно обернется против него самого.

— Один такой нашелся. Кей, а если все же? Тогда ведь он не обязан больше выполнять контракты?

— Ты хочешь сказать, что… — похоже, такому повороту удивился даже Кей Суардис, Его Невозмутимое Величество.

— Именно.

— Кей, у Биуна даже все документы есть, — Эрке явно не спал всю ночь, если сумел в архиве работорговца найти эти бумаги.

— Да ну? — эта новость обрадовала принцессу. Но вот из рук Хилла ситуации ускользала. Исторические и юридические материи казались ему слишком далекими и не имеющими отношения к реальности, чтобы ими интересоваться. Королевская семейка же считала совсем наоборот. — Мастер Тени подписал документ о продаже?! Не может быть!

— Ещё как может.

— Где?

— У меня в конторе, Шу. Имена, разумеется, другие, но это не проблема.

— Хилл, любовь моя, ты знаешь, что ты гений? — резкая перемена в настроении возлюбленной поразила его. Чему она так радуется? Какая разница, есть бумажка, или нет бумажки? — Хилл, ну неужели ты не понимаешь?

— Нет, не понимаю. Хисс и бумажки?

— Документы, милый, документы. И не просто Хисс, а настоятель храма Хисса, — пожалуй, увидев такую улыбочку на очаровательном личике Её Высочества, настоятель Крилах и обертку от селедки признает документом. — Ты разве сам не чувствуешь, что сейчас все по-другому?

Что-то в словах любимой определенно было. Успокоившись и отбросив собственные опасения и сомнения, Хилл прислушался. Ощущение опасности присутствовало, но совсем не так, как несколько дней назад. Неизбежности и пристального голодного внимания божества не наблюдалось. Как, впрочем, и ни разу с тех пор, как он прикончил Мастера.

— Хилл, ты не принадлежишь больше Хиссу. Ты слышишь?

— Но… — он все ещё не мог в это поверить. Тень по-прежнему ощущалась совсем рядом, и только что призрачные крылышки показывались во всей красе… но присутствия божества не было. — Шу, но как я могу перевоплощаться, если я больше не Посвященный?

— Понятия не имею. Но, насколько я знаю, если Хисс в тебе, то это должно быть видно. По крайней мере, когда ты…

— А разве не было? — в этот раз он даже толком не помнил, как перевоплотился. И была ли тьма…

— Я не знаю, как это выглядит, милый, но твои глаза не показались мне темнее, чем обычно.

— Тогда я ничего не понимаю, Шу. Маэстро умер вчера… что изменилось со вчерашнего дня?

— Многое. Хилл, ты же сам сегодня сказал. Вопрос собственности.

— Но это всего лишь слова.

— Слова? Ты думаешь, слова в твоих устах ничего не значат? Любовь моя, иногда вовремя сказанное нужное слово способно перевернуть мир. Особенно, если его скажет маг Искусства.

— Да какой из меня маг…

— Не скажи. Реальность слушается тебя, хоть ты и не всегда это замечаешь.

— Это слишком сложно, Шу. Реальность слушается… — странное впечатление производили на Хилла её слова. Как будто что-то вставало на место. Но если признать, что Шу права… то что же получается? Додумывать эту мысль до конца было несколько страшновато.

— Все, давай-ка заканчивать со страхами. Хисс всего лишь божество, которое не может ничего сделать само, только руками людей. В отличие от тебя, любимый. И только от тебя зависит, сможет он тобой командовать или нет.

— Это слишком просто, Шу. Так просто не бывает.

— Бывает так просто, как ты готов принять. Реальность такова, милый, какой ты её делаешь. Такова, как ты о ней думаешь.

— Ну, если так рассуждать… то и ты меня любишь, потому что я этого хочу?

— Именно.

— Но… Шу… этого не может быть на самом деле.

— Разве? Я ведь тебя люблю?

— Да, — в сошедшем с ума мире только это и оставалось для него единственным якорем.

— Ты хотел, чтобы я тебя любила?

— Да… — логика её слов ускользала от него, но в то же самое время казалась правильной и единственно возможной.

— Значит, так оно и есть. Что ты хочешь, то ты и получаешь. И чего ты боишься, то и происходит.

— Но я не хочу того, чего боюсь, — на миг ему показалось, что он нашел ошибку в её странных рассуждениях.

— А что есть желание? Всего лишь твое представление о мире. И неважно, какие эмоции ты вкладываешь в это представление. Страх, ненависть, злость и горе ничуть не хуже действуют, чем радость, любовь и счастье. Это все энергия, это все твоя воля. Твоя жизнь определяется твоей волей, Хилл. Твоим выбором.

— Неправда. Если бы все зависело только от меня…

— Я и не говорю, что только. Но ты достаточно сильный маг, чтобы навязать миру свою волю, — не отрываясь, Шу смотрела ему в глаза. И все, что она говорила, каждое слово, открывало перед ним её душу. Даже что-то большее… целый мир. Только сейчас он начал понимать, что такое магия. Простота. Немыслимая простота. Воля. И больше ничего. Вот что он видел, ощущал кожей… все эти сиреневые, голубые, синие потоки её ауры — воля. Желание. Сила. Магия. Как просто.

— Твоя реальность — это карта, которую ты рисуешь сам. Так, как ты видишь. Это для каждого человека так. Только мало кто это понимает и может изменить. Нужна очень сильная воля, чтобы приять на себя ответственность за свою жизнь. Не просто свалить все на богов, врагов и погоду. А понять, что выбор есть всегда. Что каждая мысль, каждый поступок — это выбор. И ты можешь менять свою карту так, как захочешь, только понимая и принимая ответственность. За себя и за всех, кто рядом. За тех, кого ты любишь.

С тихим щелчком мир встал на место. Немного по-другому, чем несколько минут назад. Правильнее. Светлее. Свободнее. Мир изменился, или изменился он сам… или изменилась карта, по которой он идет? Шум ветра за окном, запах корицы и кофе, прохладное дуновение воздуха, твердость пола под ногами — все осталось прежним, но в то же время изменилось. Стало ярче? Или четче? Или этот мир признал в нем не просто игрушечный кораблик, плывущий по воле волн?

Хилл разглядывал печенье, оставшееся на тарелке. Маленький кусочек реальности. Если реальность есть воля и желание… то почему бы печенью не летать? Сосредоточившись на предмете, Хилл представил себе, как печенье взлетает… но ничего не произошло. Разве что стало смешно. Глупость какая, летающее печенье! Почему-то эта картина его страшно развеселила. До щекотки. Хилл моргнул, стряхивая смешинку… и замер в недоумении, снова открыв глаза. Печенье висело в воздухе, покачиваясь прямо перед его носом. Повисев секунду, но качнулось сильнее, словно не понимая, что оно здесь делает, и шлепнулось обратно.

Сон. Это сон. Это не может быть правдой… даже если поверить в то, что он маг. Искусство не подразумевает левитации печенья. Это скорее к магам воздуха. Нет, точно примерещилось.

В растерянности Хилл поднял взгляд на сидящего напротив Эрке. И чуть не подавился. Такого ошарашенного выражения лица у капитана Малой Гвардии он не видел. И не ожидал увидеть. Балуста рядышком с Эрке выглядела примерно так же. Его Величество перестал походить на парадный портрет великого монарха, словно вспомнив, что в шестнадцать лет мальчишка вполне может от удивления разинуть рот. Спокойной и довольной выглядела одна только принцесса.

— Шу? — он не знал, как спросить её о том, что ему только что показалось. Но этого и не потребовалось.

— Просто, да? — печенье снова взлетело и покружилось в воздухе. Но на сей раз он видел тонюсенькую голубоватую нить между печеньем и Шу. Даже не нить… отблеск. Что-то несуществующее в реальности. Но, тем не менее, на эту реальность воздействующее. — Хилл, не стоит так удивляться, — только когда печенье влетело ему в рот, Хилл понял, что выглядит примерно так же, как Его Величество. То есть сидит и хлопает глазами, забыв подобрать упавшую челюсть.

Стоило принцессе засмеяться, как все присутствующие ожили. По крайней мере, рты закрылись и глаза вместо стеклянного бессмысленного блеска приобрели естественное выражение.

— Шу, что это было? — Его Величество вспомнил, наконец, что он монарх, а не зритель ярмарочного балагана, и вернул на лицо подобающее монарху солидное выражение. Ну, или попытался.

— Всего лишь небольшой урок магии, — улыбка принцессы являла собой саму невинность. — Ничего особенного, Кей.

— Вот только один момент, Шу. С Гильдией вроде все понятно… — Кей критически посмотрел на Хилла, словно ожидая у него на лбу увидеть надпись «Гильдии Тени не принадлежит». — То есть, тебе виднее. Но вот статус… э… Лунного Стрижа…

— Братик, милый, это ты у нас король.

— Шу, не увиливай. Никаких больше Тигрят! — для убедительности Его Величество нахмурился и постучал чайной ложечкой по столу.

— Разумеется, дорогой.

— Демоны. Вечно ты учудишь… ладно, как ты собираешься представлять Хилла?

— Ну, раз ты так печешься о приличиях… как насчет дворянства?

Прятать ухмылку за чашкой кофе оказалось довольно удобно. Изумительное нахальство любимой повергало в шок. Так вот взять и потребовать для бывшего наемного убийцы без роду и племени дворянство… но это оказалось только началом.

— Конечно, я понимаю, что этого мало, все же моя репутация… — Шу состроила задумчивую физиономию, пользуясь замешательством брата. — А как ты думаешь, для твоей сестры подойдет украденный во младенчестве принц из далекой северной страны? Инкогнито, разумеется?

— Э… Шу… — юный монарх временно онемел от такой наглости.

Теперь уже хихикал не только Хилл, но и чета Ахшеддинов.

— Что? Мне кажется, это не нанесет ущерба престижу нашей семьи. А для виду можно пожаловать Хиллу какой-нибудь титул. Небольшой. Виконта, например, — как истинная актриса, Шу несла всю эту несусветную чушь с совершенно серьезным видом. Виконт! Подумать только… все же чувство юмора у любимой определенно есть.

— Шу? Ты что, всерьез?

— Разумеется! Политика, милый, требует серьезного отношения, — искренне возмущение в тоне принцессы заставило Хилла усомниться в том, что Её Высочество просто мило шутит.

— Шу, зачем? Какой из меня дворянин? Какой виконт?! — шутки шутками, но к такому повороту дел Хилл никак не был готов. Получить дворянство и титул он бы не отказался… только смотря за что. И уж точно не за заслуги в постели. Тем более, не стоило забывать о том, что он по-прежнему невольник Её Высочества, хоть и без ошейника.

— А что тебя смущает?

— Это просто смешно.

— Хилл, милый, будет смешно, если ты будешь считаться простолюдином. Или тебя волнует, что о тебе подумают в свете?

— Нет, но…

— Вот и правильно. Все равно будут тыкать пальцами, поливать грязью и завидовать. Только я не хочу, чтобы какая-нибудь титулованная сволочь смела тебя оскорблять безнаказанно.

— И где мне, по-твоему, взять свободный титул? — Его Величество, похоже, уже готов был к сдаче. — Да и Королевский Совет не подпишет.

— Титул? Скоро освободится, — в глазах возлюбленной промелькнул нехороший огонек. — Это пока не к спеху.

— На что это ты намекаешь? — у Кея, судя по его настороженному взгляду, тоже зародились подозрения.

— Ни на что я не намекаю, — с царственной небрежностью Её Высочество отмахнулась от неудобного вопроса. — А вот дворянство не ждет. Давай-ка, братец, жалуй.

— Сейчас? — юный монарх опешил.

— Именно. Зачем тянуть? — буря и натиск. И ни секунды сомнения в собственной правоте. Хилл даже посочувствовал бы Его Величеству, если бы сам не попал под этот ураган. Нет, никакой магии прекрасная нежная принцесса не применяла. Зачем? И без всякого волшебства вить из окружающих веревки не составляло для неё проблем. Видимо, младший брат давно уже понял, что сопротивляться Шу, если она что-то вобьет себе в голову, совершенно бесполезно. И его вялые трепыхания ну никак сейчас на замашки истинного монарха не тянули. Так, щенячий скулеж.

— Это несерьезно, Шу. Надо указ подготовить…

— Какой ещё указ? Ты разве забыл, знаток законности, что имеешь право жаловать дворянство кому угодно без всяких бумажек? Уложение о званиях, статья девятнадцатая, пункт второй?

— За спасение лиц королевской фамилии от смертельной опасности? Шу, причем тут?

— Как причем? А предотвращение покушения на Наше Высочество?

— Какого ещё покушения?!

— Как какого? Думаешь, натравить на меня Призывающего Тень это не покушение?!

К этому моменту все трое, наблюдавшие за беседой коронованных особ, еле сдерживали смех. Особенно нелегко приходилось Хиллу. Пожаловать ему дворянство за то, что он спас принцессу от самого себя? До такого ни один балаганный шут ещё не додумался.

Как и следовало ожидать, после недолгих препирательств Его Величество сделал все, что он него требовала Её Высочество. Сам Хилл больше в споры с любимой не вступал, после недолгого размышления признав справедливость её слов. В конце концов, какая разница, кто и что подумает? Шу любит его не зависимо от того, зовется он Тигренком, Лунным Стрижем или кем ещё. А вот для принцессы приблизить к себе человека неблагородного сословия может оказаться чревато неприятными последствиями. Все же, как ни губила Шу свою репутацию безумными выходками, любовник-простолюдин будет уже перебором.

Сама церемония заняла всего пару минут. Позаимствовав один из клинков, висевших в кабинете, Его Величество огрел коленопреклоненного Хилла лезвием плашмя по плечу, принял у него клятву верности престолу, которую тут же подсказывал Эрке, объявил его дворянином… и все. Единственную трудность с выбором фамилии для свежеиспеченного дворянина помогла разрешить Балуста. Ну что делать, если у него самого никакой фамилии отродясь не было? Как-то и не требовалась раньше… прозвища вполне хватало. Хилл даже и не задумывался над такой ерундой.

Его Милость лорд Хилл Артхольм. А что, красиво звучит. И вполне подходит для коварных планов Её Высочества — ну чем не фамилия для северного принца. С этой завиральной идеей Шу он тоже почти смирился, все равно переубеждать бесполезно. Он ведь не может помешать любимой говорить кому угодно и что угодно. Так какой смысл переживать из-за того, что не в силах изменить?

Под конец Её Высочество не обошла вниманием и ведомство капитана Ахшеддина. Его ехидные смешки быстро стихли, когда Шу, ничтоже сумняшеся, определила Хилла в его контору. Лейтенантом Малой Гвардии, то есть тайной королевской службы. К объяснению сего загадочного решения придраться оказалось невозможно.

— А почему бы не зачесть все прошлые заслуги? Эрке, ну какая разница, кто как назывался? — как всегда, любая ерунда в устах Шу приобретала совершенно новый смысл. — Посуди сам. Самозваного пророка кто устранил? В деле Мурса Мескита кто помог? Пожалуй, тут лейтенанта маловато будет.

Ахшеддин, как человек практичный, тоже особо пререкаться с принцессой не стал. Напротив, как он выразился, для убедительности легенды, предложил Хиллу поучаствовать в тренировках личного состава. Чтобы ни у кого вопросов не возникло, с какого перепугу ему досталась столь ответственная должность.

* * *

Новый любовник несколько примирил Блистательную Ристану с несостоявшейся новой помолвкой Кея. Хоть её и продолжала разбирать досада на так не вовремя явившегося маркиза и так некстати заинтересовавшегося делом императора, но смиряться и складывать ручки она вовсе не собиралась. Проигравшийся виконт пока действовал вполне сносно, и даже заслужил от неё благосклонную улыбку и очередную сотню золотых. Особо баловать его Ристана не желала, чтобы не зазнавался и не забывал, кто его хозяйка. И если в ближайшую неделю он сам не добьется серьезных результатов, придется подтолкнуть. Пусть хоть соблазняет девчонку, хоть насилует, хоть похищает — но чтобы в королевские невесты она больше не годилась. А там уже Император может гневаться сколько угодно. Ристана не причем, и немилость достанется нахальной герцогской семейке. Давно уже пора с Дарнишей спесь сбить.

Неудачливый баронет, найденный наутро после бала в парке вместе с полудюжиной гвардейцев, был позабыт раньше, чем успел остыть. Так удачно подвернувшийся лорд Рустагир оказался не только отменным любовником и весьма обходительным кавалером, но и бесценным источником информации. Конечно, он делился ею постепенно, маленькими порциями, но и то, что он рассказывал об Императоре и его сыновьях, без него вряд ли дошло до сведения Ристаны. Тайная служба короля Мардука, как Регентша не интриговала, не угрожала и не улещивала, осталась полностью в руках Ахшеддина. Королевский Совет ничего не смог поделать с упрямым капитаном и его подчиненными — любой из агентов готов был скорее уволиться без выходного пособия и пенсии, чем перейти в новую Канцелярию. Зато один только лорд Рустагир вполне мог бы заменить всю Малую Гвардию, вместе взятую.

Этот загадочный мужчина вызывал в Ристане двойственные чувства. С одной стороны, он вел себя, как и положено влюбленному — заглядывал ей в глаза, читал стихи, присылал цветы, исполнял любые капризы. Но при этом не принадлежал ей. Такие вещи Ристана чувствовала безошибочно. Что движет поклонником — страсть, корысть, честолюбие, — она определяла с первого взгляда, и плела свою паутину, привязывая кавалера к себе любыми средствами. Когорта влюбленных, зависимых и управляемых лордов, по единому намеку готовых броситься в бой на благо Великолепной Ристаны, и тешила её самолюбие, и приносила изрядную пользу. Но по-настоящему влюбленные мужчины, готовые умереть для неё, тут же переставали быть ей интересны. И, как случилось с баронетом, иногда действительно умирали — ради её прихоти. Но лорда Рустагира она раскусить пока не смогла, как и привязать к себе. Что-то в нем было — сила, загадка, воля, — не позволяющее ей испытывать уверенность в том, что он откликнется на её зов и бросится в омут по её приказу. В нем чувствовалась свобода. Внутри, под лоском безупречных придворных манер и изяществом куртуазных речей. Даже в постели он оставался неукрощенным. И он пробуждал в Ристане давно позабытый охотничий инстинкт — дичь, посмевшая сопротивляться, манила её, будила азарт.

В ход пошел весь арсенал женских чар, накопленный и отработанный годами. Ристана желала во что бы то ни стало покорить строптивца, видеть его у своих ног, влюбленным и готовым на все. Но, как и подобает истинному политику и дипломату, старательно прятала свою заинтересованность и не торопила события. Всего две встречи — первая на балу, и через день она послала ему приглашение на свой частный прием, всего три десятка избранных гостей.

Именно на этом приеме Ристана и поняла, что охота на сей раз обещает быть увлекательной. Лорд Рустагир посмел не ревновать! Вокруг неё, как всегда, увивалась толпа любовников — бывших, настоящих и тех, кто только хотел бы войти в круг избранных. И она, разумеется, кокетничала, поощряла одного из поклонников… чуть ли не пригласила на виду у Рустагира любоваться цуаньскими коврами! И никакой реакции. То есть, конечно же, лорд выполнял все положенные по этикету флирта действия. Хмурился, хватался за эфес, грозился вызвать удачливого соперника на дуэль, и множество не менее бессмысленных вещей. Но на самом деле ему было все равно. Такого стерпеть Ристана не могла, и твердо решила заполучить его — со всеми потрохами! — любым способом. И первым делом все же выяснить, в чем его заинтересованность. В то, что он приехал в Валанту просто как писатель в поисках новых впечатлений, Ристане не верилось. Пусть он прикидывается праздным искателем приключений перед кем-то другим, совсем не разбирающимся в людях и не способным отличить прирожденного дипломата и шпиона от честного путешественника и писателя.

Согласно продуманной стратегии, следующую встречу она запланировала перед балом-маскарадом, ещё через три дня. Самым приличным в этот день будет прием у графа Свангера, и наверняка ирсидский посол посетит его, а вместе с ним и лорд Рустагир. Что ж, почему бы не оказать графу честь и не порадовать своим присутствием, тем более что надо бы намекнуть ценному союзнику на возможность для его старшей дочери все же стать в ближайшем будущем королевой.

Глава 8

Глядя, как её Высочество выпроваживает гостей, Хилл не мог оторвать от неё взгляда. Она светилась. Вся, от макушки и до пальчиков босых ног. Белым, розовым, голубым и сиреневым, струйками и всполохами, бликами и волнами. Шу казалась сказочным, воздушным существом, состоящим из сияния и улыбки, и запаха леса после дождя, и шелеста ветра в траве… воплощением рассветных грез. И все это чудо, все это счастье принадлежало ему.

Он чувствовал себя будто маленький ребенок, на руку которому нечаянно села яркая, дивная бабочка. Щекочет любопытными усиками, цепляется крошечными лапками и вздрагивает переливчатыми хрупкими крылышками, не зная, то ли позволить ещё немного собой полюбоваться, то ли взлететь. И нет никакой возможности удержать её, не сломав нечаянно тончайшие расписные опахала, опушенные воздушной пыльцой. Только замереть, и надеяться, не смея вздохнуть. И трепетать от сознания чуда, заглянувшего в тебе в глаза.

Задорно притопывая маленькими ножками, сияющее чудо встряхнуло беспорядочной копной волос и с разбегу запрыгнуло к нему на колени. Осторожно, словно она и впрямь могла надломиться от любого неловкого прикосновения, Хилл обнял её и зарылся лицом в растрепанный черный водопад.

— Твои волосы как вода, — шептал он, закрыв глаза. — Ты вся дождь и ветер… и туман… Шу…

Она прижималась к нему, такая горячая и родная, что у него перехватывало дыхание. И ещё — она смеялась. Тихонько, почти неслышно. И она была счастлива. Сейчас, с ним, в его объятиях.

— Тигренок, — она потерлась нежной щечкой и его плечо и вцепилась в него со всех сил, словно в единственную опору во всем мире.

— Шу, моя Шу, — для него сейчас не имело значения ничего, кроме горячего, тоненького тела в его руках и сладкой дрожи её дыхания, ласкающей обнаженную кожу. И её ладошек, блуждающих по плечам, стягивающих с него рубашку. И её губ, вкусом напоминающих летнюю росу.

— Любимый мой, — от этих слов, выдохнутых прямо в его губы, сердце зашлось и замерло.

И впервые он поверил. Безо всяких опасений и оговорок, без сомнений и условий. Просто поверил. Что она — действительно его. И это счастье не на короткий нечаянный миг, а навсегда. Потому что этот миг и есть всегда. Вечность. Что бы ни случилось, он есть. Сейчас. И в любой момент, даже если больше ни разу в жизни он не увидит её, не коснется, не сможет сказать ей: «Люблю». Потому что они — вместе. Одно целое.

Он смотрел в мерцающие сиреневые очи, и чувствовал, что сейчас, сию секунду, два сердца бьются в одном ритме, две души слились в одну, и мысли их — одни на двоих. Даже не мысли, не слова. Одно чувство, одна вера, одна вселенная — здесь и сейчас. Всегда и везде.

И, будто в подтверждение его мыслей, пронизанный солнечными лучами воздух вокруг зазвенел и засветился, обвивая их потоками свежей, пьянящей радости, волнами счастья и силы…

— Что это? — только и смог прошептать он, чувствуя, как они вместе растворяются и взлетают в этом странном свете, смеющемся и кружащем, покалывающем и щекотном, теплом и благоухающем весенними цветами.

— Не знаю, — её растерянные глаза полыхали переливами всех оттенков синего и лилового, вспыхивали золотыми и белыми искорками. Она схватила его за руки, чтобы не потеряться в круговерти сумасшедшего мира, и летела вместе с ним в живой, зовущий солнечный свет, и смеялась, и рассыпалась парящими перышками и прозрачными брызгами. И он вместе с ней.

Хоровод искр и бликов отступил, окружая их словно сверкающим журчащим коконом. Под ногами снова обнаружилась твердая поверхность, только ничуть не напоминающая обычный пол, а скорее похожая на разноцветный лед. Словно живые, свивались голубые, золотые и лиловые спирали и волны, выхлестывались вверх, щекоча ласковыми касаниями. Любопытное существо ощупывало и изучало их обоих, обволакивая то теплом, то прохладой, то запахом трав, то струйками воды.

Он узнал это место. Тот самый магический круг, что так звал его познакомиться поближе, похоже, решил не ждать. Хилл сквозь марево рассмотрел лицо возлюбленной — она казалась одновременно и далекой, и близкой, и призрачной феей, и живой девушкой из плоти и крови. И выглядела удивленной и счастливой. Даже не выглядела — он чувствовал все её желания, ощущения, мысли. Шу нравилось то, что происходит, и она пыталась понять, как так получилось, что источник сам притянул их. Разгадка обнаружилась просто. Из глубины странной субстанции, когда-то бывшей камнем, поднялась смутно знакомая тень. Маленькая шкатулка с выщербленной крышкой. Та самая, что три с половиной года назад попалась ему в руки в чужом доме.

Они оба поняли и поделились друг с другом этим знанием — он показал Шу, как прятал эту шкатулку в другую, не задумываясь, зачем это делает. Она показала ему, как металась и искала сердцевину для будущего источника, и как была счастлива, увидав его нечаянный подарок. И теперь магический круг узнавал Хилла, готов был принять их обоих, как единое целое.

Взяв его за руку, Шу поранила свое и его запястье вынутым из воздуха прозрачным тонким ножом, смешивая капельки их крови. Разноцветные потоки стихий впитали красную жидкость, пока он повторял за Шу странно звучащие слова на незнакомом напевном языке — ей не пришлось просить, Хилл понял и так. И понял, что значат эти звуки. Давно позабытый обряд единой судьбы, оставшийся с тех пор, когда на месте Риль Суардиса не было ничего, кроме Леса Фей. Древний ритуал, соединяющий возлюбленных — одной судьбой, одним сердцем, одной магией на двоих. Принцесса назвала его супругом, даже больше, чем супругом. И Хилл чувствовал, что так — правильно.

И, словно в подтверждение того, что жертва принята, вокруг них затанцевали крошечные прозрачные существа. Феи. Те самые, которым когда-то, очень давно, принадлежал и этот лес, и этот мир. Прекрасные, бессмертные существа, сами по себе — магия и волшебство. Воздух наполнился чарующими звуками, не похожими ни на что, ранее им слышанное. Песнь фей. Таинственная, призрачная, хрупкая и ускользающая мелодия, обещающая вечное счастье и бесконечную боль, вечный поиск и бесконечный покой.

* * *

Отброшенный гневной рукой фолиант полетел в угол, присоединившись к куче неудачливых собратьев. Вслед за ним отправился и пергаментный свиток, наполовину исписанный каллиграфическим почерком.

— Эй, ты! Что стоишь? Приберись! — шикнул Придворный Маг на трясущегося в углу раба.

Не обращая больше внимания на окружающее, Рональд открыл следующий том и принялся за поиски. Ругаться и злиться на несносную девчонку и её прихвостней ему давно уже надоело, как и срывать злость на прислужниках. Опять таки, изводить прихоти ради последнего оставшегося в живых раба… кто тогда убираться будет? Пока ещё Биун новых доставит.

После вчерашней почти личной встречи с Лунным Стрижом пришлось пересмотреть все планы. Этот негодник ко всему прочему оказался ещё и Светлым магом приличного потенциала. Глупым, необученным, но с очень редким сочетанием стихий — жизнь, смерть и искусство. Это в полной мере объясняло его невероятное везение, но против опытного, могучего Темного любое везение — пыль и тлен. Оставалось только подобрать ключик к демонову артефакту. Как бы принцесса не была молода и глупа, без надежной защиты она своего менестреля из башни не выпустит. Ну да не бывает такой защиты, чтобы при должном умении и таланте её не взломать. И магистр упорно рылся в своей обширной библиотеке в поисках подходящих методов, понося сквозь зубы дурака-гнома, так и не научившего девчонку делать артефакты правильно и писать на них руны, а не демоны знают что собственного изобретения. Ничего похожего на каракули, украшающие ошейник, ни в одной книге так и не отыскалось. Так, нечто похожее, местами.

От изучения очередного трактата Рональда отвлекло возмущение магических потоков. Ну, разумеется! Опять в Закатной Башне кутерьма! Придворный Маг прислушался к происходящему и чуть не подпрыгнул. Неужели ему повезло? Неужели эта мелкая самонадеянная недоучка решилась на Ритуал Соединения Судьбы? Она что, не понимает, чем это ей грозит? Сказочная дурь.

Не тратя драгоценных мгновений попусту и не надеясь на авось, Рональд быстро ухватил за шиворот описавшегося от страха раба и поволок к алтарю. Пара взмахов обсидиановым ножом, заклинание Извращенной Сущности, четыре нарисованных свежей кровью знака и горячее сердце в центре камня… три секунды, и магистр был готов. Вмешаться в момент завершения ритуала, что может быть проще и надежнее? Защита с Закатной Башни слетела, — современная магия не выносит Древних слов, — принцесса наверняка в трансе и ничего не поймет.

Рональд тщательно сплетал иллюзии со страхами и ненавистью, наваждения с болью и обидами, мороки с гневом и горем. Напитывал их клочьями жизненной силы жертвы, пропускал ядовитые наконечники призрачных стрел сквозь пламя Темного божества, натравливая вечноголодную бездну на две лакомые юные души. И с трепетом предвкушения следил за полетом черно-фиолетовых змей к двум глупцам, осмелившимся обратиться к коварному волшебству фей.

* * *

Прекрасное наваждение рассеялось, растворилась в шелесте ветвей за окнами волшебная мелодия, магический круг снова притворился обыкновенным камнем. Только странное чувство завершенности и легкое покалывающее тепло магического браслета напоминало о совершившемся ритуале. И отсутствие второго амулета, переместившегося на руку Шу. Как, когда — Хилл и не заметил. Одинаковые браслеты почти потеряли вещественность и казались скорее рисунками, нежели артефактами. Изменился и их вид — в знакомую вязь рун вплелись извилистые линии, напоминающие растительный узор. И ещё нечто новое он обнаружил в себе и в мире. То, что раньше казалось ему всего лишь воздухом, вдруг стало одушевленной стихией — игривой, изменчивой, трепещущей от переполняющей энергии, сияющей голубоватыми струями и потоками, завихрениями и омутами. И в голубом — крохотные капельки насыщенного синего, текучего и пластичного, податливого и неизменного. И ещё — в отдалении чувствовались пульсации фиолетовых оттенков. Разной плотности, живые, мерцающие, переплетающиеся между собой, связанные тончайшими запутанными и в то же время такими понятными и логичными нитями взаимодействий. А напротив него — самый яркий сгусток и голубого, и синего, и лилового, и золотого с вкраплениями черного и белого.

— Шу? Что это? — Хилл растерялся. Мир изменился до неузнаваемости, наполнился новыми ощущениями, о смысле которых он мог только догадываться.

— Кажется, теперь я знаю, как выглядит твоя реальность, — Шу улыбнулась и коснулась его руки. — Подарок фей… наверное, он скоро исчезнет…

— Красиво… и как ты в этом не путаешься?

— Не представляю, как я не путалась бы без этого. А мне нравится магия Искусства. Никогда не думала, что мир может быть настолько прекрасен… — на её лице был написан восторг. Словно впервые увидев, она разглядывала его, проводила пальчиками по рукам, плечам.

— А мне кажется, что я могу летать без крыльев, как ветер. И знаю, кто и о чем думает, — Хиллу странно было не просто улавливать эмоции и видеть цвета, но и слышать и чувствовать мысли. И её, и стражников внизу, и несметного числа людей во дворце. И даже смутные и загадочные образы, исходящие от птиц… Хилл схватился за голову, которая, казалось, сейчас треснет от напряжения и боли. — О, боги… ну и подарочек.

— Это пройдет, — Шу хихикнула. — Просто не обращай на это все внимания.

— У… и на запахи тоже?

— На запахи особенно.

— Вот так лучше, — он довольно вздохнул, прижавшись лбом к прохладной ладони. Голова кружилась, будто после кувшина вина, странные образы, эмоции и ощущения захлестывали и с шелестом отступали, чтобы тут же вернуться.

— А ты, оказывается, ещё и воришка?

— Ошибки молодости, — Хилл смутился. — Так, мелкие детские шалости…

— Хорошенькие шалости. Спереть чумную заразу, изготовленную Рональдом?

— Серьезно? Ну, если бы я знал…

— То что?

— Тем более бы спер, — он засмеялся и привлек Шу к себе. — А что, магические круги все такие самостоятельные?

— Понятия не имею. Вообще-то, до сих пор и эта каменюка вела себя вполне прилично. Ты его очаровал, не иначе.

— Это и был тот ритуал, который ты хотела испробовать?

— Нет, — Шу замолкла и потупилась.

Поглаживая доверчиво прижавшуюся к нему возлюбленную, Хилл постепенно успокаивался. Эйфория схлынула, и он задумался о происшедшем. То, что казалось таким правильным минуту назад, представало в несколько другом свете. Супруг принцессы? Боги, да разве он просил? Нет, конечно, он бы не против, когда-нибудь… потом. Может быть, через год, или два… но сейчас? Вот так, сразу? И благородное звание, и должность при дворе, и в ближайшем будущем титул… зачем?

Хилл сам не мог толком понять, что же его не устраивает. Вчера, по дороге во дворец, он был уверен в том, что этот день — последний. И ни о чем не жалел. Разве что хотел увидеть её в последний раз, сказать о своей любви. Он не надеялся получить в ответ ничего, кроме смерти. Не осмеливался даже мечтать о взаимности. А теперь? Прямо в руки свалилось все, что он только мог возжелать, и даже больше. А он чувствует себя так, будто его посадили на цепь. Обязательства, ответственность, опасности. И влюбленная девушка, защищающая его от Темного мага. Принцесса. Колдунья. Жена. Самая прекрасная и любимая. Так что не так? Он запутался вконец.

— Хилл? — в её голосе звучало беспокойство пополам со слезами. — Ты… тебе… извини. Это ничего не значит, правда. Просто ритуал…

«Тролль безмозглый! О чем я думаю!» — её обида и боль окатили Хилла штормовой волной.

— Шу, любовь моя, прости, — он пытался заглянуть ей в глаза, но принцесса отворачивалась. Волшебное единение ускользало, сменяясь горечью и одиночеством. — Родная моя, я не хотел…

— Я знаю, Хилл, что не хотел.

— Да нет же! Я не хотел тебя обидеть!

— Ты меня не обидел. Все в порядке, — Шу грустно улыбнулась и подняла, наконец, глаза. — Это тебя ни к чему не обязывает. Ты же знаешь, я не собираюсь держать тебя…

Хилл оборвал полные боли слова поцелуем.

— Шу, я люблю тебя. Просто так все быстро…

— Да, конечно. Я понимаю.

— Нет, не понимаешь.

— Ну почему же? Ты был готов умереть для меня, но не жить со мной рядом. Жить труднее, правда?

Ему показалось, что башня обрушилась на голову. Вместе с пониманием — какой же он, по сути, мальчишка. Глупый, эгоистичный ребенок, не задумавшийся ни на миг о том, что же он может дать ей? Чего стоит его любовь? Он сам?

— Я не достоин тебя, — как никогда остро он понимал, насколько велика пропасть между ним, только и умеющим, что убивать и притворяться, и принцессой, вся жизнь которой — интриги, политика и постоянная опасность. Он для возлюбленной будет просто обузой. Не имеющий за душой ничего, не умеющий не только сберечь любимую, но и защититься сам. Кто он против Придворного Мага? Щенок, не больше. И что, теперь всю жизнь прятаться за юбкой Шу? Жить за её счет? Снова Тигренком…

Хилл знал, что все его мысли для Шу сейчас, как на ладони, но не мог остановиться. Его жгли унижение и стыд, и картины будущего рисовались в самых мрачных красках. Зачем ей, старшей сестре короля, никчемный альфонс? Пока он был невольником, игрушкой, не имело значения, что он из себя представляет. Но теперь… он быстро разочарует её. Стоит только Шу показаться с ним в обществе, её просто поднимут на смех. Одно дело в шутку притворяться демоны знают кем, да хоть заморским принцем, и совсем другое — жить среди дворцовых интриг и сплетен постоянно. Наверняка вскоре в нем признают ученика маэстро Клайвера. Всего лишь помощника ремесленника, музыканта, наравне с прислугой развлекавшего благородных и не очень господ на приемах и свадьбах. И ещё неизвестно, что хуже — наемный убийца или нечто вроде подавальщика из таверны. В него будут с презрением тыкать пальцами и придумывать гнусные сплетни… впрочем, и придумывать ничего не надо. Последнему городскому дурачку понятно, за какие такие достоинства Её Высочество приблизила к себе и одарила титулами смазливого простолюдина. И вскоре ей это просто надоест.

— Перестань, Хилл! — хлесткая пощечина вырвала его из глубин самоуничижения. — Довольно!

Он рефлекторно схватился за горящую щеку и встретил гневный сиреневый взгляд.

— Что с тобой? Струсил?

Он вздрогнул.

— Я не просил ничего этого, — он махнул рукой, обозначая дворец и окружающую роскошь. — Знаешь, меня вполне устраивала моя жизнь. Там, на помойке, очень даже уютно и спокойно, Ваше Высочество. И никто не пытается сделать из меня не то, что я есть, — Хилл не на шутку разозлился. Услышать обвинение в трусости, да ещё и справедливое… да ещё и признаться себе в этом? К такому он точно не был готов.

— Меня, между прочим, тоже, — сердитые лиловые молнии обожгли его руки, заставив отшатнуться от неё. — Думаешь, я всю жизнь мечтала о том, чтобы полюбить наемного убийцу? Думаешь, я шутила, что у меня уже коллекция ушей? Твои были бы седьмыми, дорогой. За последние четыре года.

Она стояла напротив, по другую сторону круга. Обиженная, разгневанная и прекрасная. И её слова хлестали больнее плетки, задевая самые глубоко запрятанные детские мечты и страхи. Чудесная волшебная сказка рушилась — здесь и сейчас, и он не знал, как остановить это.

— Да, я убийца! Никакой не принц, не виконт и даже не дворянин! И не хочу быть принцем! Не хочу быть придворным шутом и альфонсом! Не хочу, чтобы все решалось за меня!

— Так какого демона ты все ещё здесь? Иди, — от Шу дыхнуло холодным ветром. — Ты сам захотел остаться, я тебя не держала! Как ты смеешь обвинять меня? Я приняла тебя таким, какой ты есть — убийцей и мальчишкой с улицы. Я предложила тебе все, что у меня было. Тебе мало? Что ещё ты от меня хочешь? Чтобы я пошла с тобой на твою помойку?

— Нет уж, спасибо. Многовато милостей, Ваше Высочество, не приучены мы, простые, к дворцовой жизни. Дикие, невоспитанные. Куда уж нам! Да и вам на нашей помойке неуютно будет, не для принцесс местечко.

— Ах, конечно! С проститутками оно как-то привычнее! Спокойнее, да? Сам по себе, и гори все синим пламенем? Трусливая тварь! Актеришка балаганный!

— Какой есть, Ваше Высочество. Куда нам до вас, великих и ужасных! Так, мелочь, крыска серая. Только позорить вас своей жалкой шкуркой.

— Крыска?! — она горько рассмеялась. — Вот как… соскучился по безопасной норке…

Замерев на месте, Хилл глядел на Шу, окутанную клубящимся туманом. Его прекрасная, ласковая возлюбленная превратилась в разъяренную фурию с полубезумным взглядом. Он сам еле держался на ногах. Боль, страх и обида словно хлестали наотмашь, жгли и терзали его, лишая рассудка. Её боль? Его собственная? Или их общий страх? Он не мог понять, что происходит с ними обоими, откуда берутся все эти ранящие до крика слова… зачем они мучают друг друга? Разве на самом деле он хочет уйти? Да нет же! Но остановиться и признаться, что он действительно испугался, не получалось.

— Ну? Что же ты не уходишь? — голос ломался, словно она еле сдерживала слезы. — Я не держу тебя. Ты свободен, Тигренок. Больше не надо дрожать за свою шкурку и изображать пламенную страсть. Иди, живи так, как тебе нравится. Рональд тебя не достанет, а про меня можешь забыть.

Хилл не мог пошевелиться, не мог вздохнуть. Ему казалось, что воздух превратился в воду и душит его, а внутри поселилась стая голодных грызунов и выедает его живьем. Сейчас он бы согласился и на Хиссову бездну, лишь бы вернуться на полчаса назад и никогда не говорить всех этих гнусностей. Боль в её глазах, тонкие руки, обхватившие плечи словно в попытке согреться, тщательно скрываемая дрожь в голосе — и горькое отчаяние, плещущееся вокруг, так высоко, что невозможно жить. Океан отчаяния давил его, пригибал к земле, ломал и крошил кости, стискивал то, что осталось от сердца, рвал в кровавые клочья душу. Хилл чувствовал себя самой мерзкой пакостью, хуже крысы в канализации. Предателем. Из страха и глупого предубеждения он предал самое дорогое, самое прекрасное, что только могло быть в его жизни. И теперь он точно недостоин — даже дышать.

Одинокая прозрачная слезинка, скатившаяся по закаменевшему лицу, сломала его мертвую неподвижность. Он смог, наконец, вздохнуть — со всхлипом почти утонувшего, но в самый последний момент вынырнувшего на поверхность. Хилл бросился к ней, привлек к себе, судорожно обнимая напряженное тонкое тело, зарываясь лицом в черные пряди. Шу дрожала, холодная и хрупкая, словно в ней не осталось ни капельки тепла, ни капельки жизни.

Не осмеливаясь нарушить молчание, звенящее между ними натянутой струной, Хилл гладил её плечи, согревал остатками собственного тепла. Страх, пронизывающий насквозь страх владел им. Страх вот сейчас, вот сию секунду потерять её окончательно. Потерять даже возможность надежды… остаться одному с половинкой души, с острым обломком в груди вместо сердца. Почему, зачем он вообще задумался о будущем? Разве мало настоящего? Разве можно рисковать хоть одним драгоценным мгновением? Их и так слишком мало… и слишком много тех, кто постарается отнять их, растоптать и испачкать.

Возлюбленная в его руках вздохнула и пошевелилась, прошептав тихонько:

— Хилл?

Снова волна страха накрыла его, вышибая дыхание.

— Ты ведь не прогонишь меня, Шу? — шептал он, зажмурившись и не выпуская её из объятий. — Прости, любовь моя. Прости, я правда трусливая тварь. Я так боюсь потерять тебя. Боюсь разочаровать.

С усилием разжав его сведенные судорогой руки, Шу обняла Хилла за шею, почти повиснув и прижавшись ещё теснее. Хилл подхватил её на руки, как маленького ребенка, и опустился на пол, усаживая девушку к себе на колени. Сглотнув горький комок слез, он укачивал и баюкал её, стараясь как можно дольше продлить миг тишины и надежды.

— Не прогоняй меня, пожалуйста, — Хилл выдохнул прямо в её приоткрывшиеся губы, едва ему показалось, что она сейчас заговорит. И она улыбнулась в ответ.

— Конечно, я не тот благородный рыцарь, о котором ты мечтала, а всего лишь безмозглый сумасшедший тролль. Но я научусь, Шу, обязательно научусь…

— Прости, Хилл, — она с тревогой смотрела ему в глаза. — Я… я не хочу снова… потерять тебя. Мне страшно… прости.

Шу замолчала и уткнулась ему в плечо, пряча глаза.

— Мне так стыдно… я привыкла решать за всех. Я даже не подумала, что ты… что так нельзя…

— Ты все правильно сделала, Шу, это я, — Хилл запнулся. — Мне кажется, я схожу с ума. Я не понимаю, что несу. Как будто кто-то говорит вместо меня… чушь, конечно.

— О, Хилл… — принцесса прижалась к нему ещё крепче. — Какая же я глупая! Надо было сразу сообразить.

— Ты о чем?

— О магии Разума, — Шу взглянула на него виновато. — Это все резонанс. Это же не твоя родная стихия, ты не привык к такому потоку чужих мыслей и эмоций. Хилл, тебе действительно показалось, что кто-то вместо тебя…?

— Да. Я понимал, что несу полный бред, но не мог остановиться. Словно я тонул… — он невольно передернул плечами, вспомнив ощущение.

— Для тебя на самом деле все слишком быстро, да?

— Ну не то чтобы слишком… Шу, я люблю тебя, и хочу быть с тобой, всегда. Но все эти дворцовые сложности, политика… я не ожидал, что ты вообще согласишься терпеть меня рядом… — он замялся, встретив серьезный и внимательный взгляд. — Да, слишком быстро.

— Знаешь, как в древности называлась магия Разума?

— Как?

— Магия Правды. Она заставляет посмотреть в глаза самому себе. Честно признаться во всем — в любви и ненависти, жалости и корысти… а особенно в страхе. И она цепляет за любую ложь внутри самого мага и выворачивает душу наизнанку. До тех пор, пока не примешь себя таким, какой есть, без увиливаний и недомолвок.

— И у тебя это получилось?

— Если бы, — она пожала плечами. — Одно дело понимать, а совсем другое — делать правильно. Я боюсь, злюсь, несу чушь… меня слишком легко задеть. Тебе трудно будет со мной. Прости, — Шу смущенно опустила глаза.

— Похоже, нам придется учиться вместе, — мутные и бурлящие разноцветные потоки успокаивались и отдалялись, оттесненные розово-золотым сиянием, окутавшим их. Наваждения и страхи отступали, напоследок скалясь и корча противные морды.

— Вместе. Мне нравится, как ты говоришь: вместе. Хилл, мы сможем, я знаю… вместе. Доверять, не лгать…

— Жизнь без лжи… звучит красиво. Но страшновато.

— А представляешь, каково Рональду? Темные маги Разума сходят с ума намного чаще всех остальных, вместе взятых.

— Слава богам, что ты не Темная, а только прикидываешься.

— Я не прикидываюсь. Во мне половина Темной, половина Светлой. Так что я по определению ненормальная.

— Мне повезло, что ты такая. Вряд ли нормальная принцесса польстилась бы на такого, как я. И только сумасшедшая могла выйти за меня замуж, — Хилл неуверенно улыбнулся. — Или мне и это показалось?

— Не показалось. Ты не жалеешь?

— Ещё чего. Мне кто-то обещал принцессу в личное пользование… — он приник к её губам в долгом собственническом поцелуе. — Ты моя. Моя принцесса.

* * *

Восторгу его не было предела, когда первые из его созданий коснулись незащищенных разумов и запустили ядовитые клыки в обнаженные души. Он ликовал, видя, как они корчатся и кричат от боли, отравленные и ничего не понимающие, его волей терзающие и убивающие друг друга.

И не было предела его разочарованию и гневу, когда два щенка, недостойные даже называться магами, отбросили и сожгли лиловые щупальца, уже почти добравшиеся до их сердец.

Рональд тряс обожженными руками и кричал на пределе сил останавливающие заклинания, чтобы загнать обратно вознамерившееся пообедать божество. Зажженные им самим огни не желали гаснуть, тянулись к его собственной плоти, требовали немедленной жертвы. Лишь кровь Темного мага, хлестнувшая из разодранного зубами запястья, насытила и погасила четыре багровых костра на алтаре.

— Ненавижу. Будьте вы прокляты… — бессильно скорчившись на полу, Рональд зажимал кровоточащую руку и подвывал от боли. — Все равно вам от меня никуда не деться…

Мерзкое довольное хихиканье одного знакомого призрака было ему ответом. И мертвая тишина собственной башни — не осталось ни одного слуги, чтобы принести хозяину воды и перевязать сожженные почти до кости ладони.

Глава 9

Должен ли мудрый государственный деятель проявлять терпение или же действовать решительно? Этот вопрос мучил Его Величество начиная с обеда. В пользу терпения высказывался здравый смысл и нежелание ещё раз лезть в логово к василискам, то есть любимой сестрички. Пожалуй, если бы Кея обеспокоили в первый день медового месяца, ему было бы глубоко безразлично, ради каких таких мировых проблем назойливые нахалы вламываются к нему в покои. А уж второй раз за день… Но, с другой стороны, прошло уже четыре дня с тех пор, как он последний раз видел леди Таис, а подлый виконт наверняка времени даром не терял. Что, если она и впрямь влюбится в лощеного красавца? Нужно срочно что-то делать. Вот только понять бы, что именно! Уж лучше бы очередной разгул пиратов или конфликт с соседями из-за торговых пошлин — тогда все просто, ясно и понятно. Но с женщинами… ужас. И совета спросить не у кого. Нет, лучше война!

Юный монарх бродил по собственным покоям, то садясь за стол и хватаясь за перо в попытке написать невесте письмо, то вскакивал и рвал бумагу на клочки, то подходил к окну и в тоске смотрел на ухоженный парк, словно надеясь получить подсказку от обитающих нем фей. Он даже решился было послать Таис букет цветов и вызвал садовника, но, растерзав в клочья восьмую неудачную записку, прогнал удивленно взиравшего на королевские метания поэта клумб и фонтанов.

В самый разгар терзаний явился Зак, сияющий наподобие новенького империала, и растравил королю душу ещё больше. Это было совершенно невыносимо! Видеть вокруг себя счастливые лица — и знать, что за любимой девушкой вот сейчас, вот сию минуту ухаживает какой-то мерзкий хлыщ. Может быть, даже пытается её поцеловать!

Ни видеть, ни разговаривать с Закеримом не хотелось. А хотелось сказать какую-нибудь гадость, чтобы страдать не в одиночестве. Но Кей терпел, сжав зубы, и молчал в надежде, что приятель догадается сам и сбежит от греха подальше. Но лейтенант Дуклийон, похоже, со своей любовью растерял последние мозги.

— Кей, тебя что, гоблины покусали? — Зак улыбнулся так лучезарно, что монарху захотелось дать ему в глаз.

— Не видишь, я думаю! — огрызнулся Кей, но порыв сдержал.

— Я вижу, что Ваше Величество гневаться изволит. Что стряслось-то?

— Ничего. Шел бы ты…

— Да я уже пришел вроде… если ты меня к троллям посылал. — Безмятежная физиономия Зака так и напрашивалась на хорошую драку. — Так что за важные государственные проблемы заботят Ваше Величество?

Кей не ответил, повернувшись спиной к непринужденно рассевшемуся в кресле другу. Повисло молчание, действующее королю на нервы не хуже наглых приставаний. Через несколько минут Кей не выдержал.

— Ну? И какого демона тебе надо? — он развернулся к Заку и уставился на него коронным сестренкиным взглядом «убейся сам пока не поздно».

— Спасибо, не стоит. Обойдусь и без демонов. — Похоже, лучший друг задался целью довести таки его до точки. — Что, снова Шу? Что на сей раз у Её Высочества?

— У Её Высочества все замечательно.

— А ты на неё обиделся.

— Чушь. С чего ты взял?

— А то не видно. Она что, спасибо не сказала?

— Сказала, — Кей скривился. — Вот как этот Хилл умудрился сделать так, что она прям светится, а? Спорим, никаких серенад он не пел и стихов не читал?

— А… все ясно, — разочарованно протянул Зак.

— Что тебе ясно? — король упер кулак в бок.

— Кей, тебе надо проветриться. Пойдем, что ли, нового жеребца испытаем?

— Какой к демонам жеребец! — Кей снова принялся метаться взад-вперед.

— Каурый аш-тунский трехлетка. Нельзя же так не уважать подарки послов!

— Да причем тут…

— Кей, ну что ты прям как не король, а? Поехали к Дарнишам!

Его Величество резко остановился, не зная, то ли возмутиться, то ли обрадоваться.

— Нанесем визит вежливости герцогу, а заодно и с Таис поговоришь.

— Ну… а если там этот, виконт? — титул прозвучал в устах Кея примерно как «сын портовой шлюхи и лишайного осла».

— А что виконт? Ему же хуже, — Зак недобро ухмыльнулся. — А не понравится, пусть меня на дуэль вызывает. Вон, Эрке в секунданты возьму… там же и закопаем.

— Неплохая мысль, — король впервые улыбнулся, представив себе довольных Ахшеддина и Дуклийона над свежей могилкой и со шляпами в руках.

— Так собирайся! Как раз к ужину успеем.

— Надо хоть предупредить Урмана, — наконец решительность взяла верх над сомнениями и терзаниями.

— Сейчас пошлю. Может, цветов захватить? А вот, кстати, я недавно такой стих слышал… демон… не вспомню…

Ещё немного подбодрив сюзерена, Зак помчался организовывать подобающее сопровождение. Можно было отправиться к Дариншу инкогнито, но, на его взгляд, официальный визит подходил для королевских планов лучше. Он первым делом отправил к герцогу курьера с запиской, распорядился подготовить карету и дюжину гвардейцев верхами, лично выбрал в оранжерее три дюжины белых лилий, благо, Мия как раз сегодня обмолвилась, что этой осенью именно белые лилии в моде.

По дороге из оранжереи, с полной корзинкой цветов в руках, Зак нос к носу столкнулся с Её Высочеством и Тигренком, прогуливающимися по саду. Как нельзя кстати — он как раз собирался предупредить ли принцессу о планах брата.

Шу выглядела сияющей, да и её менестрель тоже.

— Добрый вечер, Ваше Высочество. — Зак поклонился. В присутствии посторонних он старательно держал подобающую дистанцию, чтобы лишний раз не дразнить сплетников и завистников.

— Добрый вечер, лорд Дуклийон. — Принцесса радостно улыбнулась. — Позвольте представить вам лорда Артхольма.

— Рад приветствовать вас, лорд Дуклийон. — Тигренок отвесил изящный поклон.

— Э… счастлив знакомству, лорд Артхольм, — Зак поклонился в ответ.

«Кажется, я пропустил много интересного. Лорд! Кто бы мог подумать! И когда она успела?»

— Капитан вам ещё не сообщил, что вы с лордом Артхольмом теперь коллеги?

— Коллеги? — он опешил.

— У нас будет возможность познакомиться поближе, лейтенант. — Тигренок выглядел так, будто сейчас рассмеётся.

Что за история? Ну, Кей, друг называется! Так ничего и не рассказал, одна любовь на уме!

— Прелестные цветы, это для Мии?

— Для леди Дарниш, Ваше высочество. — Теперь уже Зак наслаждался удивлением принцессы. — Его Величество намеревается нанести герцогу визит сегодня вечером.

— Да? Замечательно. Вы, разумеется, будете его сопровождать?

— Конечно.

— Лорд Артхольм, не желаете ли познакомится с герцогом Дарнишем сегодня? — Шу обернулась к менестрелю.

Удивление Зака росло. Принцесса на полном серьезе спрашивает своего Тигренка, не хочет ли он поехать к герцогу?! Что-то очень странное произошло сегодня. Он с трудом подавил желание протереть глаза и пощупать Шу — не морок ли? Не может это милое, очаровательное и покладистое существо быть занозой Шу! Чтобы она интересовалась чужим мнением, прежде чем что-то сделать, а не ставила всех перед фактом? Не иначе, последний дракон в горах сдох.

— Почту за честь сопровождать вас, Ваше Высочество, — чуть не мурлыкнул в ответ Тигренок и, склонившись к руке принцессы, запечатлел на ней страстный поцелуй. Шу тут же засияла ещё ярче.

Зак начинал понимать Кея. Если эти двое вот так себя вели… немудрено, что Его Величество обзавидовался. При взгляде на счастливую парочку остаться равнодушным было решительно невозможно. Вот только Зак радовался, что наконец и Шу нашла свою любовь, а Кей страдал. Ну ничего, получит свою леди и успокоится.

— Лейтенант Дуклийон, передайте Его Величеству, что мы изволим составить ему компанию. Когда вы выезжаете?

— Через четверть часа, Ваше Высочество.

— Прекрасно.

Распрощавшись с Её Высочеством и лордом Артхольмом, — явно ставшим лордом только сегодня, — Закерим почти вприпрыжку понесся к Кею с твердым намерением устроить ему допрос с пристрастием. Не поделиться такими новостями! Да как он мог!

* * *

— Повезло сестричке, — вздохнула возлюбленная, провожая взглядом лейтенанта. — Ну да ладно, Темный с ней.

Шу обернулась к нему и одарила нежной улыбкой.

— Вы так галантны, лорд Артхольм.

— Для вас — все, что угодно, Ваше Высочество, — Хилл улыбнулся в ответ.

Принцесса выглядела восхитительно, истинно царственная особа: сложная прическа, перевитая нитками жемчуга, воздушное платье в излюбленных ею сизо-сиреневых тонах, аметистовые подвески и серьги изысканной работы — под цвет глаз, и величественно-непринужденные манеры. А для него лично — всполохи розово-золотого сияния, освещающие все вокруг. Хилл удивлялся, как легко и без малейших сожалений Шу отказалась от мелкой мести старшей сестре, лишь только ей пришло в голову, что брату может понадобиться её помощь. И удивлялся, насколько всерьез она приняла его просьбу, — скорее требование, высказанное в момент помутнения рассудка, — не решать за него. Он прекрасно понимал и сам, а реакция Закерима лишь подтвердила впечатление, насколько для неё непривычно и странно спрашивать согласия, а не командовать. И тем дороже был её нечаянный подарок, её искренняя забота.

Положа руку на сердце, ни к каким герцогам, графам и прочим представителям высшего общества ехать хотелось ничуть не больше, чем общаться с Её Высочеством Регентшей. Да и просто делить общество любимой с кем угодно. Будь его воля, он бы с удовольствием увез бы её из этого змеиного гнезда, называемого королевским дворцом, сегодня же. Как можно дальше, как можно быстрее. Но не мог даже предложить ей бегство с поля боя — а именно так Шу чувствовала себя в родном доме.

Подарок фей полностью оправдал свою спорную репутацию — не зря сказания и легенды в один голос утверждали, что у любого дара Древнего Народа есть обратная сторона, и что за него непременно придется дорого расплачиваться. К тому дивному пониманию и открытости добавилось нечто довольно неожиданное и не сказать, чтобы легкое и приятное. Ответственность. Необходимость принятия возлюбленной целиком, со всеми её интересами, тайнами, желаниями, светлыми и темными сторонами. И принятия её поступков, как своих — с полным пониманием и осознанием. Ему раньше и в голову не приходило, что такое в принципе возможно — стать одним целым не только в постели, но и в жизни. И не приходило в голову, как это может оказаться тяжело. Правильно Шу говорила о магии Разума, жизнь без лжи. Не лгать ни себе, ни возлюбленной. Не пытаться манипулировать, перевоспитывать, обижаться или гневаться… разве можно обижаться всерьез на самого себя? Или не прощать, что бы не натворил? Пока, слава Светлой, ему не пришлось столкнуться ни с чем таким, что показалось бы в поступках Шу неприемлемым, но что будет дальше… и поверить в то, что Шу примет его со всеми особенностями характера и воспитания… хотя, что-то подсказывало Хиллу — в отношении к жизни у них намного больше общего, чем можно было бы предположить на первый взгляд. Да и на второй тоже.

— Шу, родная, и как ты будешь меня представлять? — Хилл был готов к любому варианту, признавая, что в данном случае Шу виднее, но предпочел бы знать заранее.

— Скорее всего, как есть. Урман наш друг, во многом он заменил мне отца… — Шу крепче сжала его руку и опустила взгляд. — Ты, наверное, догадываешься, что отцу приходилось нелегко. Все же Ристана его любимая дочь, она даже внешне на него так похожа… и все время лавировать и сдерживать её амбиции, не позволять ей причинить вред Кею… до меня ли ему было? Меня-то защищать особо не требовалось, я как-то сама справлялась. А Урман всегда находил для меня время. С самого начала, как мы сюда приехали.

За простыми, рассудительными словами Хилл видел и чувствовал целую историю, целый мир — одиночество девочки, так и не узнавшей толком родительской любви и заботы. Пожалуй, Мастер Тени был для него самого гораздо больше отцом, чем король Мардук для младшей дочери. Как ни странно, столь непохожие с виду судьбы перекликались между собой — их обоих воспитывали как помощников и защитников для наследников, престола ли, Гильдии, не суть важно. Они оба нужны были родителям и воспитателям не ради самих себя, а ради каких-то их, взрослых, целей. И Хиллу так легко оказалось понять слепую, отчаянную любовь Шу к брату, потому что у него самого был Орис — друг, брат и единственный родной человек на свете. До сих пор, пока не появилась Шу. Наверное, все же боги знали, что делали, сплетая их жизни в одно.

Но время для размышлений закончилось. У парадного подъезда уже ждала карета с королевским гербом, гвардейцы в синей форме сдерживали великолепных коней, красуясь перед выглядывающими из окон придворными дамами и служанками. И, будя звонкое эхо каменных стен, стремительно чеканил шаг Его Величество, небрежно кивая отдающим честь солдатам у распахнутых широких дверей. Юноша, совсем недавно мечущийся в четырех стенах, сомневающийся и терзающийся, уступил место пусть и очень молодому, но собранному, целеустремленному и решительному монарху.

— Едем.

Кей не стал разводить лишние церемонии, быстрым кивком ответив на реверанс сестры и поклон лорда Артхольма.

В очередной раз наблюдая за преображением Кея, Хилл отдавал дань искусству актера — или политика и дипломата, не суть разница. Всего несколько мгновений, как застучали копыта по мостовой и кортеж тронулся, и маска «будущего великого короля» растворилась в искренней довольной улыбке. «Как же он доверяет сестре, что вот так, сразу и без вопросов, принял в круг друзей, почти в семью, демоны знают кого?» — доверие и понимание между тремя людьми рядом с ним ощущались почти физически. Как и доверие всех троих к нему, личности опасной и подозрительной во всех отношениях. Да он сам бы не стал себе доверять! Но сейчас Хилл готов был верой и правдой служить своему королю — за один только сегодняшний день, за один только взгляд, только за то, что король действительно радовался присутствию Хилла, здесь и сейчас.

* * *

— Ну где же эти серьги? Скорее, Зара! — Леди Таис потрошила шкатулку с драгоценностями, пока камеристка шнуровала на ней корсет. — Ай! Мои волосы! — она вскрикнула, когда торопливая служанка нечаянно дернула прядь.

— Ах, простите!

Серьги нашлись, но теперь ей казалось, что они не подходят к платью. Впопыхах уронив шкатулку на пол, Таис чуть не расплакалась.

— Зара, я не могу идти таким чучелом! Что он подумает?

— Какая прекрасная девушка, вот что он подумает! Стойте ровно, леди. — Руки камеристки уже ловко вдевали в петли малюсенькие пуговки платья.

— Нет, я не выйду! Что это за платье! Что это за прическа!

— Тихо! Не вздумайте плакать! Глаза покраснеют.

— Какая разница? Я все равно останусь у себя.

— Неужели Его Величество страшнее пиратов? — служанка успокаивающе улыбнулась расстроенной госпоже. — Вы очаровательны, юная леди. Поглядите, какой румянец! А как глазки блестят!

— Ах, Зара… зачем я пойду? Он приедет к отцу, а не ко мне. У них дела, политика… только буду мешать.

— Такая очаровательная девушка не может никому помешать, а уж тем более Его Светлости!

За дверью раздался частый топот, и в комнату влетела запыхавшаяся горничная.

— Миледи! Они уже у ворот! Его Светлость вас зовет!

Бросив на столик так и не надетые серьги, Таис подхватила юбки и вприпрыжку припустилась вниз по лестнице, к парадному подъезду. А камеристка, грустно вздыхая, принялась собирать разбросанные по полу украшения.

Едва Таис успела выровнять дыхание и, напустив на себя равнодушный вид светской дамы, занять место рядом с отцом, двери отворились и дворецкий провозгласил:

— Его Величество Кей Суардис! Её Высочество Шу Суардис!

«Раз, два, три… спокойно, вдох-выдох… спокойно. Отведи глаза. Посмотри, вот Зак, вот Шу… не смотри на него. Вот, паркет красивый. — Опустив взгляд в пол, Таис старательно уговаривала себя не бросаться к Кею с щенячьим восторгом. — Я взрослая девушка, а не маленькая влюбленная дурочка!»

Уговоры не очень-то помогали — при взгляде на короля дыхание перехватывало и в глазах подозрительно щипало. Погруженная в собственные переживания, она не сразу заметила, что прямо перед ней оказалась корзина чудесных белых лилий. Растерянная, Таис подняла глаза и обнаружила, что корзина помещается в руках короля, а сам он улыбается. Тепло, открыто и немного смущенно — улыбается так, будто рад её видеть.

— Леди Дарниш, вы… вам так идет зеленый, к вашим глазам… — он замялся.

— Благодарю вас, Ваше Величество. — Чувствуя, что неудержимо краснеет, Таис присела в глубоком реверансе и снова потупилась.

Она не знала, что сказать, как снова посмотреть на него. В голове образовался полный сумбур — Таис понимала только, что рада видеть его, но не хочет показать эту радость. Обида мешалась с надеждой, злость боролась с восторгом: Кей впервые подарил ей цветы!

Неловкое молчание прервала принцесса.

— Таис, здравствуй, дорогая! Ваше Величество, не стойте столбом, дайте и мне полюбоваться нашей прекрасной феей!

Шу почти отпихнула брата, сметая все на своем пути потоками радости и добродушия.

— Чудесное платье! Тебе правда очень идет этот цвет, дорогая! Тебе нравятся лилии? Кей сам выбирал. — Шу вытащила одну лилию из корзинки и, обломив длинный стебель, воткнула цветок в прическу Таис. — Ты так выросла за лето, совсем взрослая стала. — Её Высочество понизила голос и заговорщицки улыбнулась. — Не мудрено, что вокруг тебя кавалеры так и вьются.

Таис снова смутилась. Зря, значит, на балу ей казалось, что ни королю, ни принцессе нет до неё дела.

— Ах, право, не стоит… — она не успела придумать, что именно не стоит, как к ним подошел светловолосый молодой человек, показавшийся смутно знакомым.

— Леди Дарниш, позвольте вам представить лорда Артхольма. — Шу кинула на лорда единственный короткий взгляд, сказавший Таис больше, чем толстая пачка письменных признаний. Она вспомнила, где видела его. Тот самый Тигренок, невольник, из-за которого на Осеннем балу разгорелся скандал, любовник Её Высочества. Судя по тому, каким взглядом он ответил Шу, не было сейчас на свете пары счастливей и влюбленней.

— Леди Дарниш, счастлив приветствовать вас. — Тигренок одарил её очаровательной улыбкой и склонился поцеловать протянутую ручку.

— Приятно познакомиться, лорд Артхольм.

Ей слегка взгрустнулось. Кей уже с явным удовольствием обсуждал с отцом какие-то дела, не то торговые, не то политические. Шу не интересовало ничто и никто, кроме её возлюбленного — лорд Артхольм, разумеется, не сводил глаз с принцессы. Закерим, как ни пытался развлекать её светскими сплетнями, через слово поминал леди Тейсин. Все были довольны, все счастливы, все вели интересные беседы… одна только Таис осталась не у дел.

За ужином отец хотел было усадить её рядом с Его Величеством, но она успела занять место, предназначенное Дуклийону, по правую руку от отца. Ни одного из братьев сегодня не было, и ужинали вшестером.

Таис не очень внимательно прислушивалась к застольной беседе. Хоть её обычно и интересовали дела отца, но сегодня все слышалось будто сквозь вату, смысл слов ускользал, и она боялась ответить невпопад. К счастью, она никого особо не интересовала, и потому удавалось ограничиваться всего лишь вежливыми кивками и поддакиваниями. Мелькающие в разговоре имена послов, советников и приближенных Регентши не касались её сознания и не мешали предаваться печальным размышлениям. Она старалась не смотреть в сторону Кея, все равно он уже про неё забыл — так зачем снова разочаровываться? Лилии… лилии ничего не значат. Жест вежливости, не больше. Король так ни разу и не заговорил с ней, наверное, и не взглянул больше в её сторону.

Ужин подходил к концу. Как только к столу были поданы десерты, хозяин дома отослал всех слуг прочь из Буковой гостиной — хоть все они служили герцогу далеко не первый год и неоднократно проверялись королевской службой безопасность, он предпочитал не рисковать и не искушать людей без крайней необходимости. И потому важные вопросы — все, что выходит за рамки погоды и моды — обсуждал вне досягаемости посторонних ушей.

Новый человек среди друзей короля появился впервые, и, судя по его непринужденной манере держаться и нежным взглядам, постоянно бросаемым на Шу, — с полной взаимностью, — мог оказаться весьма интересной фигурой. Урман прекрасно помнил его явление на Осеннем балу в рабском ошейнике под именем Тигренка и то, как спокойно и уверенно он держался во время отвратительной сцены, устроенной Их Высочествами. В первый момент, услышав, как Шу представляет юношу принцем далекой северной страны инкогнито, он почти поверил — в нем и впрямь было что-то царственное. Справедливо рассудив, что не будь у Её Высочества намерения познакомить своего любовника с ним поближе, она бы его не привела, Урман решил не тянуть и удовлетворить любопытство. Тем более что лицо лорда Артхольма казалось ему знакомым, но вспомнить, где же они могли встречаться раньше, он так и не смог.

— Вы не из тех ли Артхольмов, что в Тардуейне? — Урман доброжелательно улыбнулся спутнику принцессы.

— Нет, Ваша Светлость, я с ними не знаком.

— В Тардуейне не Артхольмы, а Бартхольды, Урман, — вмешался Кей.

— Ах да, северные фамилии иногда так похожи.

— Я не с севера, Ваша светлость. — Хилл еле заметно покосился на Шу. Принцесса одобрительно опустила ресницы в ответ.

— Разве? — Дарниш окинул выразительным взглядом светлые волосы гостя.

— То есть я не уверен. — Хилл открыто улыбнулся. — Я не знаю своих родителей, а фамилию придумала Её Высочество.

— Вот как… — Урман заинтересованно подался вперед. — Так кто же вы есть, милорд? Или это тоже выдумка Шу?

— Ну почему же. — Физиономия юного короля так и светилась лукавством и довольством. — Очень даже милорд. — Кей хихикнул. — С сегодняшнего дня.

— И как же вам удалось протащить это через Совет? — Учитывая, что большинство Королевских Советников скорее удавится, чем пойдет навстречу пожеланиям короля, Урману становилось все интереснее.

— Совет ещё не знает, — ухмыльнулась принцесса. — Его Величество пожаловал дворянство лично, за особые заслуги.

— Насколько я помню, есть такая статья… ей не пользовались лет с полста, если не больше.

— Шестьдесят восемь, если точно. — Кей выглядел так, словно собственными руками подложил Регентше лягушку в утренний кофе.

— И что же за особые заслуги? — Урман обратился непосредственно к юноше, попутно отметив, как внимательно прислушивается к разговору младший Дуклийон. Странно, разве он не в курсе?

— Видите ли, Ваша Светлость, мне посчастливилось предотвратить покушение на царственную особу. — Хилл слегка поклонился. Кей и Шу еле сдерживали распирающий обоих смех, словно юноша рассказал свежий анекдот.

— Так-так… — Урман окинул веселящуюся компанию строгим взглядом. Дети! Ну какие же дети! — Покушение на короля?

— На Её Высочество принцессу Шу, Ваша Светлость. — Свежеиспеченный лорд тоже старательно пытался не рассмеяться. Сейчас стало особенно заметно, что он не старше Шу — лет восемнадцать, совсем мальчишка.

— Видите ли, Урман. — Принцесса справилась со смешинкой и напустила на себя балаганно-торжественный вид. — Наш драгоценный Придворный Маг решил преподнести мне небольшой подарок. Он нашел весьма оригинальный способ провести в мои покои Призывающего Тень…

— Но немножко перемудрил. Он забыл познакомиться с убийцей лично, прежде чем поручать такое ответственное дело, — юный лорд продолжил за принцессой.

От взгляда Урмана не ускользнуло, как эти двое придвинулись поближе друг к другу, и Хилл будто случайно взял Шу за руку.

«Нет, не может быть! — Урман поспешно отмахнулся от несуразной догадки. — Призывающий Тень и принцесса Шу? Не настолько же она сумасшедшая!»

— Урман, Хилл ещё и Светлый маг, — принцесса подтвердила его предположение. — А насчет моего сумасшествия… пора бы и привыкнуть.

— Ты шутишь… — он никак не мог поверить. — А как же контракт?

После отъезда гостей Таис заперлась в своей комнате, не желая никого видеть. Ей надо было подумать. И попытаться понять, а что же такое сегодня произошло? И зачем все же приезжали Кей и Шу? Познакомить лорда Артхольма с отцом? Но зачем было делать это именно сегодня? Все равно же послезавтра отец устраивает прием, и король сказал, что непременно придет?

Рассказанная принцессой и наемным убийцей история произвела на Таис ошеломляющее впечатление: любовь с первого взгляда, Темный Хисс, смерть Мастера Тени, охотящийся за Тигренком Рональд… так бывает только в сказке. А разве Шу сказочная принцесса? И разве прекрасный рыцарь может быть наемным убийцей? Но зато как романтично, и как они оба влюблены… вряд ли хоть кто-то полюбит её саму так, чтобы пойти против воли божества, чтобы ради неё отказаться даже от свободы.

Но, по некоторому размышлению, Таис пришла к выводу, что такой мужчина, как Лунный Стриж, ей точно не подойдет. Пусть он красив, как романтическая мечта, пусть Светлый маг, пусть лучший в Суарде боец… но позволить одеть на себя ошейник? Покориться? Согласиться с пожизненным рабством? Настоящие мужчины так себя не ведут. Вот Кей бы никогда…

Снова поймав себя на мысли о бывшем женихе, Таис расстроилась. Сегодня она твердо решила, что больше ни за что не поддастся королевскому обаянию. Ну почему, стоит ему улыбнуться и заговорить с нею, как все обиды испаряются вместе с воспоминанием о том, что он отказался на ней жениться? Снова она битый час наслаждалась его вниманием, рассказывала о том, как ходила на дядином фрегате «Стремительный», как искали и преследовали островных пиратов, как с помощью «Лягушек» потопили одну укку, как она сама застрелила одного пирата из арбалета, когда отчаявшиеся морские разбойники прицепили крюками вторую тонущую укку к борту «Стремительного» и пошли на абордаж. И Кей, как раньше, слушал её, и сам рассказывал истории, и просил подробностей, и восхищался её смелостью. Как будто ничего не изменилось! А когда она словно нечаянно обмолвилась о подаренном виконтом томике стихов, Кей даже не обратил внимания! Ему все равно… зачем только он подарил эти лилии? Если по-прежнему считает её маленькой девочкой? Вот, даже ни единого комплимента не сделал…

Таис позабыла, что сама фыркала на робкие попытки Кея перевести разговор на что-то, кроме морских приключений. Как и о том, что держалась с ним холодно и высокомерно, при каждом удобном и неудобном случае демонстрируя чуть ли не презрение. Сколько раз она смеялась над задранными носами светских красоток, воображающих о себе невесть что… и сегодня вела себя в точности так же, как они.

Глава 10

Идея удрать с утра пораньше из дворца оказалась чрезвычайно удачной. Пара резвых лошадей, теплое солнце сквозь разноцветные листья, птичий гомон и упоительно-свежий лесной воздух — что ещё надо? Разве что счастливой улыбки возлюбленной. Заповедный Лес Фей словно специально показывался во всей осенней красе, поворачиваясь то одним боком, то другим, кокетливо моргая бликами солнечных пятен, игриво шепча легким ветерком в ветвях, завлекательно журча ручейками под замшелыми горбатыми мостиками. Сегодня он не стеснялся выказывать свою волшебную сущность — единственная дорожка для конных прогулок длиной всего-то в милю уже третий час не заканчивалась, развлекая гостей разнообразием художественно подобранных пейзажей. Временами Хиллу виделись даже любопытные глазки из-под листьев, правда, стоило повернуться в их сторону, как они притворялись то капельками росы, то цветными камешками… но камешки не хихикают.

Давно Хилл не чувствовал себя так легко и спокойно, отрешившись от всех забот, оставив злобных магов и коварных политиков где-то далеко, за пределами этого бесконечного мирного леса. Только он и Шу, без единого слова — зачем они, слова? Достаточно взглядов, и мимолетных прикосновений, и ощущения её — рядом. Тонкого силуэта с облаком растрепанных волос, облитого золотым светом, тепла улыбки, лилового сияния глаз. Желтых резных листьев, нежными любовными записками кружащихся в воздухе, птичьих серенад и приглушенного стука копыт по твердой земле.

Последний поворот тропы вывел их прямо к заднему двору — сплетенные ветви расступились, сверкнули глазки-капельки, и лес отступил, оставив в память о себе только терпкий запах увядающих листьев и отзвук не то звонкого ручейка, не то тихого смеха русалок. Едва кони ступили на мощеную деревянными плашками площадку, пелена безмолвного волшебства спала, и их окружили обыденные звуки конюшен. Не удержавшись, Хилл оглянулся — позади, где только что был густой лес, насмешливо качали аккуратно подстриженными кронами два граба, окруженные клумбами и небольшими кустиками. Он перевел удивленный взгляд на возлюбленную, и в ответ получил мечтательную улыбку и пожатие изящных плечиков.

Чудесного настроения после прогулки не смогла испортить даже встреченная на первом этаже дворца Регентша со сворой прихлебателей. Ни ему, ни Шу совершенно не хотелось затевать очередную ссору на пустом месте, но прикинуться предметами мебели они не успели, и пришлось вежливо раскланиваться. А там уже окончательно возвращаться в мир злобных политиков и коварных магов.

— О боги! Опять! — Вместо приветствия Её Высочество состроила страдальческое лицо. — Дорогая, неужели у вас нет приличного костюма? Я понимаю, без любовников с помойки вам жизнь не в радость, но хоть одеться-то прилично можно? Или вы перепутали дворец с портовой таверной?

— И вам доброго утра, сестрица. — Шу вежливо улыбнулась и попыталась обойти сестру стороной. Но та преградила ей дорогу, а полдюжины фрейлин выстроились за спиной Регентши в шеренгу, перегородив коридор и старательно опуская глаза.

— Погодите, дорогая, погодите. — Ристана сделала шажок навстречу Шу. — Вам батюшка разве не говорил, что врать нехорошо?

— Вам не кажется, дорогая, что скоро будет дождь? — Ещё одна вежливая безмятежная улыбка.

— Некрасиво, Ваше Высочество.

— Неужели? Я думала, у вас есть чувство юмора, дорогая. Шуток не понимаете? Какая досада.

— Ваши шутки слишком далеко заходят, дорогая. Таскать повсюду за собой этого…

— Лорда…

— Раба… что?

— Ах, вы сами виноваты, дорогая! У вас сегодня дурное настроение? Снова с пищеварением плохо? То-то вы так бледны.

— Ваши манеры, дорогая, годятся разве…

— О, простите! — тоном избалованной девчонки Шу перебила сестру на полуслове. — Позвольте же наконец исправиться, Ваше Высочество! Это лорд Артхольм, Ваше Высочество.

— Ваш верный слуга, Ваше Высочество.

Ристана недоуменно глянула на отвесившего изысканный поклон Хилла.

— Снова шутки? Какой же он лорд!

— Что вы, Ваше Высочество, как можно шутить такими вещами? — Он в притворном испуге прижал ладонь к сердцу.

— Это переходит всякие границы! Я прекрасно знаю, кто он такой, — наставив пальчик на Хилла, прошипела Ристана.

— Правда? Как интересно. — Шу сделала удивленные глаза.

На мгновенье Ристана замялась, видимо, подозревая подвох за непривычной покладистостью сестры. Но все же решилась напасть.

— Он убийца.

— О, неужели? Милый, ты убийца?

— Нет, Ваше Высочество. Не имею чести.

— Слышите, дорогая, он не убийца. Вы, наверное, перепутали.

— Ничуть. Баронета Картиля и шестерых гвардейцев убил он.

— Вы имеете в виду тех, что нашлись около фонтана?

— Так ваш любовник вам рассказал?

— Разумеется, я не посмел скрывать от Её Высочества подлое нападение подозрительных личностей, переодетых в гвардейскую форму, на офицера Его Величества.

— Вы несете чушь! Какого ещё офицера?

— На лейтенанта Малой Гвардии, дорогая. Разве ты не помнишь, что нападение на подчиненных Ахшеддина карается смертью?

— Там не было никаких офицеров.

— Откуда ты знаешь? Тебя там тоже не было.

Ристана умолкла, подозрительно разглядывая сестру. «Они знают, что я знаю, что они знают, кто и зачем послал баронета», — читалось на её лице. Как и твердое намерение ни за что не подтвердить этого вслух.

— Ваше Высочество, право, не стоит переживать. Их бы все равно казнили.

Регентша удивленно повернулась к Хиллу.

— Согласитесь, убить их на месте было гораздо милосерднее, чем подвергать суду. Тем более, баронет не стал бы скрывать, по чьему приказу напал на офицера, — продолжил он. Мягко, вкрадчиво и совсем немножко подпустив в голос Тени.

— Я не понимаю, какого офицера вы имеете в виду. Но вы только что признались, что убили их! — в голосе Ристаны сквозило торжество.

— А разве я отрицал? Упаси Светлая! Конечно, я, Ваше Высочество. В порядке самообороны и в полном соответствии уставу и закону. Кстати, вы не знаете, почему они ссылались на ваш приказ?

— Ерунда.

— Ну почему же. Это так просто доказать. Любому магу Разума это вполне по силам, вот хоть бы и маркизу Дукристу. Думаю, мой непосредственный начальник даст согласие.

Хилл наслаждался растерянным взглядом Регентши и довольным — Шу. А заодно удивлялся, неужели любимая и об этом знала, когда так торопила Эрке подписать приказ задним числом? Похоже на то, слишком она спокойна для подобной новости.

— Так как, Ваше Высочество? Не пора ли обратиться к правосудию?

— Вы наглец и шут!

— Сожалею, Ваше Высочество, но должности придворного шута за мной не числится. Только лейтенантское звание.

— Этого не может быть! Я знаю, кто вы на самом деле!

— Ну так скажите это вслух, Ваше Высочество. Чтобы все слышали. — Наступая на Регентшу, он краем глаза косил на возлюбленную, отмечая её реакцию на представление. Принцесса сохраняла серьезный вид, но под этим видом… ради искорок смеха в её глазах он готов был хоть на голове ходить, а не только Её Великолепие запугивать.

— Да, дорогая. Скажите! Я просто умираю от любопытства, — вмешалась Шу. Похоже, не поучаствовать в развлечении было просто выше её сил.

— Так кто же я на самом деле, Ваше Высочество? — не удержавшись, Хилл почти мурлыкнул, ласково глядя на Ристану.

— Ученик ремесленника. Простолюдин. Грязь, — выплюнула она. Сказать правду она так и не решилась, справедливо опасаясь настороженных ушей собственных фрейлин.

— Как пошло, дорогая. Вам документы предъявить? Или капитана Ахшеддина желаете спросить?

— Предъявить. Непременно.

— Вот, прошу.

Эффектно взмахнув рукой и вызвав маленький вихрь, Шу выудила из воздуха гербовый лист, украшенный разноцветными печатями и витиеватыми подписями. В листе Хилл опознал тот самый документ, что вчера Его Величество сооружал на пару с герцогом Дарнишем.

Вцепившись в пергамент, Ристана изучала его, чуть ли не пробуя на зуб. Но так и не нашла, к чему бы придраться. Ещё бы! Таких записных буквоедов, как юный монарх и его будущий тесть, поискать. При составлении документа они подстраховались со всех сторон, даже вместо двух положенных подписей заверяющих подлинность, сделали три — сам Дарниш, полковник Дуклийон и капитан Ахшеддин.

— Красивая бумажка, — прощебетала Шу, выхватывая у сестры документ. — В архив!

Документ исчез в клубах тумана. Сердитая Регентша поджала губы, так и не найдя повода оспорить увиденное. Раз монарх поставил дату на два месяца раньше, то и дворянство, и звание, и все сопутствующие права — надежно защищали его от любых возможных обвинений.

— Так вы настаиваете на трибунале, Ваше Высочество? Я подчинюсь вашему справедливому решению.

Хилл исполнил куртуазный придворный поклон.

— Не стоит, лейтенант. Баронет получил по заслугам.

— Разумеется. Он не сумел исполнить ваш приказ.

— Не было никакого приказа! Забудьте эту ерунду — он сам напал на вас.

— Как скажете, Ваше Высочество.

— Конечно, дорогая. Ты не возражаешь, если мы продолжим на путь? — голос Шу мог служить образцом вежливости и эталоном смертельного содержания яда.

— Не буду вас задерживать.

— Всегда к вашим услугам, Ваше Высочество, — Хилл поклонился ещё раз.

— Было приятно пообщаться, дорогая.

Он подал руку возлюбленной и со всей возможной торжественностью повел её дальше по коридорам, по дороге оделив смущенных и растерянных фрейлин Ристаны лучезарной улыбкой. Тонкие пальчики в его ладони дарили неземное наслаждение — доверие, любовь, нежность… Шу сияла, поглядывала на него из-под ресниц и улыбалась. Первое испытание придворной жизнью Хилл, похоже, прошел.

* * *

Уже второе сердце остывало среди начертанных огнем знаков, а боль и не собиралась утихать. Пятеро новых рабов, оставшихся из семи, купленных ранним утром, тщетно прятались по углам. Их ужас немного согревал трясущегося в лихорадке Темного, но принести ему истинное удовлетворение не смогла бы смерь и пяти дюжин рабов. Рональду требовались два совершенно определенных человека, чтобы почувствовать себя хорошо. Даже великолепно — но только когда оба сердца окажутся на своем месте, на алтаре Хисса. Но пока оба были вне пределов досягаемости, приходилось довольствоваться жалкой подделкой.

Следующая пара жертв, выдернутая из ненадежного убежища между книжными шкафами, с воем и слезами цепляясь за мебель, брела к Придворному Магу. Он нарочно не стал лишать каторжников сознания и воли, управляя лишь направлением их движения, чтобы насладиться отчаянием и безнадежностью. Уложив одного из них на серый камень, магистр руками второго защелкнул оковы, удерживающие тело жертвы в неподвижности, и снял управляющий контур.

Мужчина закричал и забился, обдирая запястья и лодыжки о черную сталь браслетов.

Отшвырнув пока не нужного второго раба в сторону, Рональд взял в руки ритуальный нож, кривясь и шипя от боли.

Медленно и осторожно он начертил напротив сердца жертвы нужный знак, тщательно пропел заклинание и вскрыл грудину, открывая бьющийся комок. Бережно отложив нож в сторону, маг погрузил обе руки в красное нутро, обхватил живое сердце и замер, еле шевеля губами. Боль уходила, медленно и неохотно, растворяясь в жизненной силе молодого мужчины. Отнимаемая энергия текла, шипела и трещала, преобразуясь в родную стихию огня, сжигая вопящее тело жертвы. Медленно, неторопливо, тщательно, не теряя ни единой крупицы драгоценного бальзама жизни, магистр восстанавливал поврежденные пламенем Хисса руки.

С последним хрипом умирающего существа, больше всего напоминающего обгорелое бревно, Придворный маг вынул руки из развороченной грудной клетки, сжимая дымящийся кусок плоти. Готовый к следующей порции подношений серый алтарь ждал, разгоняя дневной свет четырьмя рваными лепестками Темного пламени. Приняв жертву, огни на миг окрасились алым и фиолетовым, по комнате пронесся порыв ледяного ветра и отозвался жалобным звяканьем колб и ретор на столе.

Завершив уже третий круг, Рональд недовольно разглядывал свои руки. Все ещё покрытые черной запекшейся коркой, они уже не сочились гноем и сукровицей, и каждое шевеление пальцев не отзывалось пронизывающей болью по всему телу. В некоторых местах под отстающей коростой даже проглянула новая розовая кожа. Маг тяжело вздохнул и принялся за четвертого раба — похоже, божество сегодня удовлетворится дважды двойной порцией душ.

Действительно, к окончанию последнего жертвоприношения лихорадка спала и рукам вернулась нормальная чувствительность. Ну, почти нормальная. И почти нормальный цвет — когда впитались последние капли крови, вместо ожидаемого нежно-розового цвета взгляду Рональда предстала зеленовато бледная кожа, напоминающая вчерашний труп. Все дальнейшие манипуляции с зельями, мазями, притираниями и компрессами никаких результатов не принесли, разве что украсив тыльную сторону левой ладони уродливым пятном — голубоватым и шелушащимся.

Длинное троллье проклятие так и просилось на язык, но маг поостерегся произносить его вслух. Слишком явно выказывать недовольство божеством чревато малоприятными последствиями, и, судя по состоянию рук, запас вежливых предупреждений у Темного Хисса закончился. А как будут выглядеть невежливые, Рональду проверять как-то не хотелось. И так понятно, что теперь уже придется приложить все усилия для скорейшего воплощения очередного плана по устранению Сумрачной не ради власти и прочих благ, а для сохранения в относительной неприкосновенности собственной души и тела. Ещё на некоторое время.

* * *

Ворвавшись в Рассветную Башню, полная негодования Ристана почувствовала неладное. В воздухе стоял отчетливый запах горелой плоти и страха, и холодно было, как в склепе. Открывший ей дверь незнакомый прислужник трясся и стучал зубами, не в состоянии даже подобающим образом приветствовать Регентшу. Но она не обратила внимания на столь явное предостережение.

— Рональд! Какого демона вы опять творите? — закричала принцесса прямо с порога. Её требовалось срочно сорвать на ком-нибудь злость, и наиболее подходящим кандидатом показался Придворный Маг. Именно он виноват в том, что такое прекрасное солнечное утро обернулось началом очередного ужасного дня.

— А, Ваше Высочество, — послышался сверху голос магистра.

Ристана непроизвольно вздрогнула. Уж очень хорошо этот голос сочетался с царящими в башне запахами — так мог бы говорить сам Темный Хисс, приди ему блажь пообщаться со смертными.

— И что вам надо?

Вид медленно спускающегося по ступеням Рональда соответствовал и голосу, и запахам, и общей гадостности сегодняшнего утра. Магистр походил на свежего голодного зомби. Бледный с прозеленью, с красными злыми глазами, явственно светящимися даже при солнечном свете, в окровавленной черной мантии со странными символами омерзительного вида…

— Приветствую… — Сказать «доброе утро» у Ристаны язык не повернулся. Зато ноги сами чуть не понесли её поскорее прочь отсюда. Но упрямство не позволило ей отступить. — Отвратительный день, Рональд!

Придворный маг молча остановился в нескольких шагах от неё и уставился ей прямо в глаза, словно змея перед атакой. По коже тут же пробежала стая кусачих мурашек, но Ристана подавила пробуждающуюся дрожь.

— Какого демона вы позволили этому… этому скоту снова появиться во дворце? Вы же обещали! — При воспоминании об унижении на неё накатила ярость. — Вы маг или шарлатан? Который год вы не можете справиться с одной сопливой девчонкой! А теперь ещё и этот! Это вы виноваты! Вы притащили его сюда! Мало того, что ваш очередной гениальный план провалился ко всем демонам, они ещё и надо мной насмехаются! Немедленно, слышите, немедленно сделайте что-нибудь!

Прервавшись, чтобы перевести дыхание, Ристана взглянула на Придворного Мага. И осеклась, не успев начать по новой. Магистр выглядел страшно. Всегда лощеный, изыскано одетый, с безупречными манерами лорд в расцвете лет уступил место взъерошенному костлявому старику с демоническим пламенем в глазах. Никому, увидевшему магистра сейчас, и в голову бы не пришло усомниться в том, что он Темный. Как и не пришло бы в голову с ним спорить, ругаться, да и просто добровольно попадаться ему на глаза. Если до сего момента Её Высочество и тешила себя иллюзией, то теперь она совершенно ясно поняла, как к ней относится её ручной темный маг. Как к еде. Как к курице, несущей яйца, нужной и полезной до тех пор, пока продолжает нестись. И которую без раздумий отправят в суп в тот самый день, когда будет съедено последнее яйцо.

— Видите ли, Ваше Высочество, не только у вас сегодня отвратительный день, — голос Рональда напомнил скрип ножа по стеклу. — И не только день.

Ристана непроизвольно отшатнулась, едва магистр сделал шаг в её сторону. Ею овладел безотчетный страх, колени дрожали и подгибались, руки похолодели. Позабыв причину, по которой её понесло в логово к этому упырю, Ристана мечтала только о том, как бы поскорее сбежать, — но ноги не слушались. Собрав остатки воли, она попыталась стряхнуть с себя мерзкое наваждение, чем вызвала кривую ухмылку на бледном лице мага.

— Но волнуйтесь так, дорогая. Вы же мне доверяете?

Боги! И как она могла доверять этому?! Где были её глаза? Он же не поморщившись, принесет и её в жертву Темному Хиссу, если посчитает выгодным! Почему она не слушала мужа? Ведь он предупреждал, что платить за помощь Темного придется намного дороже, чем оно того стоит…

— Конечно, доверяете… мы с вами слишком тесно связаны, дорогая.

Рональд изобразил нечто, долженствующее сойти за вежливую улыбку. Ристану передернуло от отвращения.

— Рональд, мне надо… я пойду, — она изо всех сил старалась, чтобы голос не походил на жалобный писк, но, похоже, тщетно.

— Конечно, дорогая. И не стоит вмешиваться. — Глаза мага полыхнули Тьмой и холодом. — Я все сделаю сам. Как надо.

— Да, разумеется, магистр…

Ей даже думать не хотелось о том, что же он сделает сам, и ещё меньше — в этом хоть как-то участвовать. Контроль над телом постепенно возвращался, и Регентша начала потихоньку пятиться к дверям. Ей уже было безразлично, как выглядит отступление. О королевском достоинстве Ристана сейчас заботилась в самую последнюю очередь — унести бы поскорее ноги.

— Мне вскоре понадобится некоторая сумма на нужды лаборатории, около тысячи. Надеюсь, у вас не возникнет с этим проблем? — голосу Рональда возвращалась прежняя бархатная мягкость.

— Что вы, магистр! Послезавтра вас устроит? — Ристана уже нащупала за спиной дверь, но так и не смогла оторвать взгляда от изменяющейся на глазах маски, что долгое время принимала за лицо мага. Настоящий Рональд проглянул всего на несколько мгновений, но их хватило, чтобы обеспечить Ристане дюжину бессонных ночей. — Ещё что-нибудь, магистр?

— Пока все, Ваше Высочество. Вы так добры. — Прежняя светская улыбочка мага выглядела в сочетании с пустыми ледяными глазами до невозможности жутко и противно.

— До свидания, Рональд.

Ристана поспешно выскочила и захлопнула за собой дверь. Подумаешь, тысяча империалов! Да хоть десять! Вот если бы ещё никогда больше его не видеть, и не вспоминать… да пусть этот мальчишка вместе с троном катится в Ургаш! Уехать бы в бабкино поместье не севере, отдохнуть месяцев несколько. И чтобы за это время Рональда демоны забрали!

Её Высочество возвращалась к себе в покои, не замечая странных взглядов слуг и придворных. Вообще ничего не замечая. Младшая сестричка вместе со своим любовником, недавно взывавшие непреодолимое желание убить обоих особо мучительным образом, вдруг показались ей удивительно милыми и симпатичными. И почему это раньше она не замечала, что и братик у неё умница и очаровательный мальчик? Наверное, сравнивать было не с чем.

Глава 11

Ширхаб! Десять ширхабов! Снова эти сны… ну сколько можно!

Он раздраженно стукнул кулаком по подушке и вскочил с горячей разворошенной постели.

Какого тролля лысого это заклинание действует само по себе? Старый пень Фруве, шарлатан склеротический! Ему бы так… третью ночь подряд спать невозможно. Надо было, конечно, проверить заранее, но кто же знал, что оно так быстро понадобится? И что за гоблин толкнул под руку, наложить именно его? Мог бы спокойно обойтись старым, проверенным зеркалом.

Ясная ночь за окном лукаво подмигивала по-осеннему яркими огоньками звезд, не проявляя ни малейшего сочувствия. Щербатая луна словно скалилась ехидно: кого ты пытаешься обмануть, Дайм Дукрист? Взялся опекать деток неразумных, терпи. Будто не догадывался, чем они по ночам заниматься будут.

— Догадываться-то догадывался, но что это троллье заклинание будет действовать ещё и так?!

— А ты уверен, что виновато заклинание, а не твое собственное любопытство? — не отставала луна.

— Я не уверен, что ещё не сошел с ума! — ответил Дайм, захлопнув окно и повернувшись к нему спиной.

Ещё два дня… целых два дня… надо же было пообещать вернуться именно к маскараду! Или плюнуть, и наведаться к ней завтра с утра? Или все же дать им ещё немного времени?

Устав от бесплодных метаний, Дайм быстро оделся и спустился вниз, в общий зал. Дым, гам и запах пригорелой рыбы… гадость страшная, но все лучше, чем полночи пялиться в потолок, слыша шепот и стоны, чувствуя жар и негу таких близких и недосягаемых… возлюбленных? Как же, мечтать не вредно. Нужен им третий в постели, как же.

Кувшин почти приличного вина добросовестно пытался скрасить маркизу одиночество, но терпел позорное поражение. Красного оставалось едва на донце, а настроение так и было — убить бы кого, да не поможет.

Хлопнула дверь, галдеж компании ближе дверям притих. Мазнув равнодушным взглядом по вошедшему, Дайм уставился на пустеющий кувшин. И снова глянул в сторону входа, повнимательнее. Что-то знакомое почудилось в молодом мужчине, направившемся к стойке. Походка? Да, наверное. На первый взгляд совершенно обыкновенные, движения юноши выдавали опытного бойца. Но было ещё что-то… ширхаб! Ну конечно! Именно с ним Лунный Стриж пьянствовал на крыше ратуши!

Подобострастный и несколько испуганный вид трактирщика подтвердил предположение. Как и обрывки разговора, расслышанные сквозь пьяный шум. Несостоявшийся Мастер Тени искал пропавшего друга, но владелец таверны только отрицательно покачал головой и убрал руки подальше от положенной на прилавок монеты.

Призывающий уже развернулся, собираясь покинуть негостеприимное заведение, когда Дайм тихо окликнул его по имени.

Не подав вида, что встревожен, Орис подошел к столу и молча уселся напротив. Пару минут, что потребовались трактирщику на доставку ещё одного кувшина — заметно лучшего качества — и холодного окорока, мужчины изучали друг друга.

В названном брате Хилла не чувствовалось магии, только Тень, сейчас упрятанная глубоко и надежно. Но все равно он отличался от всех гильдийцев, встреченных когда-либо Даймом. Орис казался слишком живым для Посвященного Хисса, слишком человечным. Его душа все ещё была при нем, хоть и осененная прикосновением Темного. И ещё было в нем нечто созвучное, понятное… убийца, умеющий любить.

Дайм улыбнулся про себя — покойный Мастер Тени недооценил собственного сына. Или наоборот, именно этого и хотел, всячески подталкивая мальчиков друг к другу? В любом случае, желая того, или нет, белобрысый менестрель надежно встал между Орисом и Темным божеством.

— За здоровье короля, — подняв кружку, кивнул новому знакомому Дайм.

— За здоровье короля.

Едва пригубив вино, он отставил сосуд и улыбнулся. Похоже, побочный эффект заклинания Фруве не так уж и плох.

— Что, ни слуху, ни духу? — осведомился Дайм.

Орис молча поднял на него глаза, сохраняя равнодушный вид. Но маркиза буквально окатило его надеждой и нетерпением — и клочками воспоминаний и эмоций. Смех, солнце, радость… прикосновение золотого шелка к коже… синяя вода, звуки гитары… тепло живого тела, запах травы и металла… юркая птица над берегом… страх… надо же, как все серьезно.

— Жив Стриж, жив. Ничего ему не сделается.

— И что вам надо?

— Познакомиться.

— Вы и так меня знаете.

— Знаю, — ухмыльнулся Дайм. Его забавлял контраст между безупречной сдержанностью снаружи и половодьем эмоций внутри юноши. Не будь Дайм магом, не догадался бы, что этот человек с холодными глазами готов вот прямо сейчас броситься хоть в башню к колдунье выручать друга. Или любимого? Пожалуй, и то и другое. Но больше — брата.

Орис молчал в ожидании. Дайм не торопился. Туманный план складывался на ходу, обещая в случае успеха немалые проценты. Мастер Тени, сохранивший душу… сильная фигура, если распорядиться с умом.

— Дукрист. Приятно познакомиться.

— Маркиз? Польщен, — кивнул Орис.

— Уверен, вы скоро увидитесь, Мастер.

Юноша едва ощутимо вздрогнул.

— Я не Мастер.

— Пока. Волю отца следует уважать, не так ли?

— Разумеется.

Догадливость будущего Мастера Тени радовала. Ни единого лишнего вопроса, ни единого сомнения. Безусловная верность — и готовность за жизнь Хилла расплатиться собственной душой и всем, чем угодно. Что ж, в этом Дайм его вполне понимал. И даже сочувствовал. Орису достанется дружба и братство, но не более — любовь юного Светлого отдана целиком и полностью, вместе с жизнью и свободой.

* * *

— Да нет же! — Шу хихикнула. — Что ты мудришь! Это же совсем просто. Смотри.

Она медленно повела кистью, пуская к тарелке тоненькую сиреневую ниточку и поднимая её в воздух.

— Ну, давай ещё раз.

Сосредоточившись на чашке, Хилл повторил её движение. Чашка подлетела почти к потолку и со звоном раскололась, не долетев до полу и разбрызгав чай во все стороны. Поморщившись, он оглядел последствия свих упражнений, больше напоминающие следы драки дюжины пьяных гоблинов, и за следующей потянулся традиционным способом — рукой. Но чашка отпрыгнула.

— Так не честно! Я есть хочу!

— Так кто мешает?

В ответ на попытку Хилла добыть себе хоть что-то съедобное все блюда, чашки, тарелки — вплоть до солонки — дружно взлетели в воздух и закружились над столом. Запеченные с травами куропатки танцевали прямо перед ним особенно нагло, распространяя умопомрачительный запах.

— Не выйдет, милый, — еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, Шу прижала его к стулу, не давая подпрыгнуть и поймать завлекательную птичку. — Сам напросился, Тигренок.

— Вместо обеда? Ты уже час меня мурыжишь…

— Я тебя? А не наоборот?

— Шу, сколько можно?

— Сколько нужно. Спорим, ты Мастеру таких умильных глазок вместо учебы не строил?

В очередной раз убедившись, что получить обед в обход условий не удастся, Хилл скорбно вздохнул и попытался снова. Сосредоточиться, накинуть на тарелку петлю, потянуть… почти получилось, но уже пойманная дичь ускользнула под ехидное хихиканье вредной девчонки.

Ах так… Хиллом овладел азарт. Не задумываясь больше о правильных движениях, не глядя на собственные перепутанные магические нити, он позвал к себе самую поджаристую птичку с ближайшего блюда. Как звал иногда лошадей или собак. Куропатка послушно порхнула на единственную неподвижно стоящую перед ним тарелку. Пустую, разумеется. Не дожидаясь, пока любимая утащит из-под носа законную добычу, он вцепился в хрустящую корочку зубами и зарычал от удовольствия.

Всего через несколько минут, ополовинив вторую птичку, — так же легко перелетевшую на положенное место, — Хилл поднял глаза на принцессу. Шу сияла гордостью и довольством, занятая общением с замысловатым рыбным салатом. Встретив его взгляд, она улыбнулась так радостно, будто ему удалось не жаренную куропатку поймать, а живого дракона.

Пожалуй, теперь её методика обучения уже не казалась такой зверской. Мастер бы не стал дожидаться, пока у него получится, а обедал себе спокойно. Ещё и комментировал бы, да нахваливал деликатесы, для стимуляции учебного процесса. А Шу целый час терпела, голодная.

Графин с соком послушался не хуже птичек, поднявшись над столом и аккуратно наклонившись над бокалом.

— Желаете соку, Ваше Высочество? — Бокал мягко опустился на стол перед Шу.

— Благодарю вас, милорд, — она церемонно кивнула в ответ и одарила его улыбкой, способной завести корабли на рифы. От этой её улыбки Хиллу тут же захотелось сделать что-нибудь этакое, героическое. Например, принести ей корзину цветов и голову Придворного Мага в коробочке. С головой, конечно, придется немного подождать, а вот цветы… на клумбе под окнами башни очень даже милые саламандровы язычки цветут.

Эффект превзошел все ожидания. В распахнутое окно влетели не только оранжевые цветочки — похоже, все, что росли в королевском парке, — но и охапки оранжевых листьев, изрядное количество свежих апельсинов, спелой морковки с ботвой и оранжевая шляпка, украшенная шелковыми цветами. И вся эта роскошь плавно и изящно свалилась на голову растерянной принцессе. Ну, почти. Хилл все же успел отвести в сторону большую часть морковки и апельсинов, рассыпавшихся по полу вокруг Шу. Но и цветов вполне хватило, чтобы завалить её наподобие стога сена. Примерно по ушки. Шляпка, видимо, из врожденной вредности, приземлилась ей прямо на макушку, но задом наперед и наискосок, завершая композицию.

Зрелище было необыкновенное. Импровизированная клумба, окруженная дарами садов и огородов, с дикой шляпкой наверху и круглыми, как чашки, ошарашенными сиреневыми глазами, замерла на миг в шатком равновесии. А потом повалилась на пол вместе со стулом, хохоча и размахивая руками и ногами.

Шу так и продолжала смеяться, когда Хилл поднял её на руки. Шляпка, к счастью, свалилась сразу, но цветы отставать не желали. Настырные саламандровы язычки запутались в волосах, в складках рубашки, завалились за кружевной ворот.

— О боги! Хилл! — Шу смеялась, обхватив его за шею и пряча лицо на плече. — Ты… Ты… о боги!

— Прости, — он смеялся с ней заодно. — Морковка сама, правда!

— Тигренок!

— Тебя апельсином не зашибло?

— Какой ты смешной… — она подняла голову и взглянула на него.

— Я люблю тебя, — шепнул Хилл, ловя её губы. Сладкие, пахнущие апельсином и цветами, открывшиеся навстречу.

Встревоженный подозрительным выплеском магии Эрке явился в дивно неподходящий момент. Увиденная картина долго ещё заставляла его то смущенно ухмыляться, то мечтательно жмуриться, то откровенно хохотать.

Огромная куча морковки, апельсинов и цветов — все ярко оранжевое и отчаянно пахнущее соответственно цветами, апельсинами и морковкой, — и поверх всего этого увлеченно предающаяся любви парочка. Настолько увлеченно, что ни Её Высочество, ни лорд Артхольм даже не заметили влетевшего в гостиную капитана. Не говоря уже о том, чтобы обратить внимание на гневные, растерянные и испуганные вопли садовников и парковых служителей под окнами, среди которых особенно пронзительно причитал один женский голосок, тоскующий по любимой шляпке.

Убедившись, что если кто и пострадал от уроков магии Её Высочества, так это королевский повар, лишившийся морковки, капитан Ахшеддин почел свой долг выполненным. Он удалился, тихонько прикрыв за собой дверь и строго велев охране у покоев принцессы никого и ни под каким видом не пускать.

* * *

Распрощавшись с будущим Мастером Тени, — а по всему выходило, что из будущего он станет действительным довольно скоро, — Дайм отправился в порт.

В Найриссу он так и не съездил, оставшись поблизости от Шу. Конечно, обманывать любимую некрасиво, но и оставлять её на произвол судьбы и Придворного Мага он не собирался, что бы там кому ни говорил. Если бы в последний момент не вмешался капитан Ахшеддин, Рональду бы все равно не удалось заполучить Лунного Стрижа. Никакие обещания не стоят того, чтобы потерять Шу — и Тигренка.

Встреча с Орисом оказалась из тех случайностей, что должны произойти рано или поздно. Раз Нынешний Мастер Тени Суарда считает Лунного Стрижа для себя опасным, то становится опасен сам. А позволять вмешиваться в свои планы чьим-то страхам и амбициям Дайм не намеревался. Слишком сложная система недостаточно надежна, и Гильдия Тени не тот враг, которого стоит иметь за спиной. Да и прибрать давнишняя его мечта — прибрать наемных убийц к рукам — с помощью Хилла и Ориса приобретала ощутимые шансы на осуществление.

Пока же маркиза Длинные Уши — Дайм никому бы не признался, что это прозвище не только его веселит, но и льстит самолюбию — ждала ещё одна важная встреча. Тревожные новости из Полуденной Марки требовали его внимания, и весьма настоятельно. К счастью, герцог Дарниш отличался на диво здравым и практичным подходом к делам, не обращая ни малейшего внимания на общественное мнение и предрассудки. А это самое мнение настрого запрещало любому «человеку чести» оказывать содействие тайным службам сверх необходимого. Самого-то Дукриста терпели в свете только из необходимости, после того, как он доходчиво объяснил особо твердолобым приверженцам традиций несовместимость их взглядов с жизнью. В самом прямом смысле слова — четырех совершенно традиционных дуэлей и грамотной подачи последующих слухов более чем хватило. Отчасти благодаря специфической дружбе герцога с покойным Мардуком, отчасти значительному совпадению интересов, вся разветвленная шпионская сеть Дарниша работала лично на Дайма Дукриста — не путать с Имперской Тайной Канцелярией.

До прихода корабля из Найриссы, и, соответственно, встречи с агентом, оставалось не меньше двух часов. И эти часы Дайму невыносимо хотелось посвятить не вечным заботам о благе — отечества или Дайма Дукриста, неважно — а отдыху и расслаблению. И, может быть, ещё разок заглянуть в Закатную Башню. Увидеть Шу счастливой уже немало.

Способ обучения Светлого мага тонким физическим воздействиям, придуманный принцессой, Дайма изрядно повеселил. А способности Хилла — порадовали. Шу, разумеется, забыла сказать юноше самую малость. Всего-то, что подобного уровня мастерства маги-ученики достигают года через два серьезного обучения, и только при незаурядных способностях.

Правда, никто пока не пробовал обучать магии Посвященного Хисса. Может, потому, что среди них и магов-то почти не бывает? Как такой сильный маг оказался на пороге храма Хисса, для Дайма до сих пор оставалось загадкой. И когда-нибудь он эту загадку намеревался разгадать. Вполне может статься, что Шу была не так уж далека от истины, представляя Тигренка принцем далекой северной страны — магический дар, да ещё столь редкого сочетания стихий, среди простолюдинов практически не встречается. Разве что вместе со значительной долей благородной крови. Но это интересное дело подождет более подходящего времени.

За размышлениями время пролетело незаметно. Увидев, как шхуна заходит к причалу, Дайм надел камзол и с некоторым сожалением покинул уютную плоскую крышу пакгауза.

Беседа с помощником шкипера заняла почти час. Поднявшись на борт вместе с грузчиками — под видом такого же работяги — Дайм заперся с агентом в его каюте и под кувшинчик контрабандного хаттайского сливового нагрузился информацией к размышлению.

Покидал шхуну маркиз тяжело отдуваясь и утирая трудовой пот со лба. Пожалуй, работа грузчика показалась бы в сравнении с только что оконченной дружеской беседой легкой прогулкой при луне. Зато Дайм был уверен в том, что увидел и услышал все, что за полтора месяца плавания видел и слышал любопытный пройдоха и плут, помощник шкипера. Голова трещала отнюдь не от выпитого вина, и единственное, что требовалось Дайму прямо сейчас, так это тихое, спокойное место, где можно будет да завтрашнего утра запереться наедине с ворохом сведений, впечатлений, запахов и ощущений, и привести все это богатство в порядок. А завтра, выкинув шелуху и разложив добытые перлы по полочкам, уже обдумать как следует, как же Полуденная Марка собирается выиграть войну.

Глава 12

Сквозь ветви старого граба в саду Тейсинов был отлично виден парадный подъезд. Кареты, лакей, грумы — и наряженные в шелка и бархат благородные господа. Хоть Орис и не особо надеялся увидеть друга среди съехавшейся на прием публики, но добросовестно просидел на суку полтора часа. И терпение было вознаграждено. Да так, что он чуть не свалился прямо на ухоженную клумбу у подъездной дорожки.

В гости к барону пожаловал король. Как и положено, карету с гербами сопровождали две дюжины гвардейцев, и встречали Его Величество с помпезной торжественностью. На ступенях выстроились слуги барона, сам хозяин ожидал высокого гостя у дверей. Четырех высоких гостей, как оказалось. Его Величество, Её Высочество, лейтенант Дуклийон, лорд Артхольм.

Вот когда Орис увидел знакомую белобрысую макушку, склонившуюся в церемонном поклоне, то уцепился за ветку покрепче. Так, на всякий случай. Забыл, видимо, маркиз Длинные Уши мелкую мелочь… что нет больше никакого Лунного Стрижа, а есть лорд. Ха-ха. Лорд Лягушонок. Умора.

Так глупо Орис не чувствовал себя очень давно. Он-то думал, что другу требуется помощь, строил головоломные планы — как бы выручить его из башни Темной… не принял всерьез его же разглагольствований на крыше. А, собственно, почему сразу не поверил, что в этот раз Хилл не добьется своего? Чем, собственно, Её Высочество так уж отличается от любой женщины? Пока ещё ни одна не устояла. Вот и принцесса попалась. Но хорош дружок, хорош! Ни ответа, ни привета, как провалился. Правда, всего-то два дня прошло… а не скажешь. Выглядит, будто во дворце родился, принцессу под ручку держит, шепчет ей что-то на ушко. Ну поганец!

Дождавшись, пока суматоха вокруг явления Его Величества утихнет, Орис тихо покинул наблюдательный пост и, легко перемахнув через ограду, отправился домой. Его разбирала досада, и в то же самое время гордость за названного брата.

Пробиться из Хиссовых подкидышей в лорды и любовники Её Высочества не каждый сумеет. А заставить колдунью буквально светиться любовью и счастьем… а вот интересно, маркизу-то что за радость?

Так, в напряженных раздумьях, будущий Мастер Тени добрался до улицы Серебряного ландыша, до теперь уже своего дома. Но понять, что за интригу задумал Глава Тайной Имперской Канцелярии, не смог. Только голова заболела от догадок, одна неправдоподобнее другой.

Самому же Дайму Дукристу надоело терзаться неопределенностью и одиночеством, да и свежая информация, полученная от шкипера, кипела и колола не хуже шила. Как всегда, чем больше у маркиза было сведений, тем лучше он понимал, что на самом деле ничегошеньки не понимает. И эту тяжелую для его деятельной и любознательной натуры ситуацию можно было несколько поправить с помощью Шу. Уж для мага Воздуха, Воды и Разума не составит особого труда проследить перемещения флота Марки, а если постараться, можно и основной тип груза распознать. А уж если совсем мечтать, то отправиться бы вместе с Шу на острова, да разведать обстановку на месте…

Дайму в очередной раз остро захотелось свернуть точеную шейку Её Высочества Ристаны. Чтобы не мешалась под ногами. И магистру Рональду — да просто так, подарок любимой сделать. Если бы не надзор Конвента… чтоб тебя демоны унесли, дорогой папочка!

Зря расстраиваться и сожалеть о несбывшемся было не в привычках милорда Дознавателя, поэтому проклятия в адрес Придворного мага быстро сменились обдумыванием очередного многообещающего плана. Пока о близящейся войне Полуденной Марки с Красными Драконами не прознали любезные старшие братья, простор для деятельности открыт, и какой простор! Дайм готов был прозакладывать собственные знаменитые уши, что, по крайней мере, одного из них с помощью островитян со свету сживет. А если играть умно, то — благослови, Светлая! — и двоих.

Но для начала его путь лежал в Закатную Башню. Нет, он не пытался оправдаться перед самим собой ни государственной необходимостью, ни интересными новостями. Дайм просто хотел увидеть Шу. Прямо сейчас. Для себя лично — а интересы Империи как-нибудь перебьются денек и без его внимания.

* * *

Последние ступени на третий этаж Шу уже преодолевала на руках у возлюбленного, благо время придворного этикета закончилось — они наконец остались одни. Обнимая Хилла, она мурлыкала от удовольствия и предвкушения, терлась губами о его шею и чувствовала, как он все ускоряет шаги. На всякий случай Шу заглянула вперед, не забрел ли случайно кто из придворных в коридор перед её покоями? Но, не считая гвардейцев у дверей, никого не было.

Проблемы брата вылетели из головы вместе с политикой и прочими глупостями. Остались только сильные руки, биение любимого сердца и жар нетерпения. И нежные губы у виска, и прерывистое дыхание…

— Хилл… — прошептала она, и тихо хихикнула разочарованному вздоху Тигренка. — Гвардейцы…

Притиснув её ещё ближе, Хилл почти пробежал оставшиеся шаги, не обращая внимания на бесстрастных охранников, исправно изображающих из себя каменные изваяния.

— Постой. У нас гости.

Шу остановила его за шаг до двери и скользнула на пол.

— Ширхаб…

— Он самый. Чшш… не злись. — Она ласково погладила возлюбленного по щеке и подмигнула. — Дайм ненадолго.

— Ну да, кто ж ещё.

Волна удовольствия окатила её — в голосе Хилла звучал собственнический тигриный рык, будто кто-то покушался на его добычу. Чувствовать себя добычей было непривычно, но так приятно… встряхнувшись, Шу успокаивающе взяла Хилла за руку и улыбнулась: «Твоя. Только твоя». По её кивку распахнулись двери и они зашли.

Нежданный гость непринужденно расположился в гостиной на диване, явно чувствуя себя как дома. Толстый фолиант на коленях, бокал коньяка и ваза с фруктами рядышком.

— Добрый вечер, Ваше Высочество, лорд Артхольм.

— Вечер добрый, — отозвались Шу и Хилл в один голос. И, хмыкнув, переглянулись, так и не размыкая рук.

— Рад видеть вас обоих в добром здравии.

Дайм не удосужился подняться с места, но улыбался так тепло, что злость Шу тут же улетучилась. Она хотела было спросить, как он съездил в Найриссу, но осеклась. Вместо привычной открытости её встретил барьер, сквозь который пробивались отголоски грусти и опасения.

— Дайм?

— Я всего на пару минут. — Он отложил фолиант и встал им навстречу. — Не волнуйся, Шу. Все в порядке. Мне нужна будет твоя помощь, завтра…

Дайм замер, будто в неуверенности.

Тревога все больше овладевала Шу. Она почувствовала, как волнение и настороженность Хилла словно схлопываются, оставляя снаружи непроницаемое зеркало. А Дайм… что с ним такое? Как будто он идет по краю пропасти, и с трудом балансирует, но пытается не показать собственного страха… что с ним?

Шу не замечала, что Дайм уже дрожит от напряжения, сдерживая её натиск, не замечала, что воздух трещит от сиреневых молний беспокойства, что она взламывает ментальную защиту в стремлении понять — что с ним?

С треском рвущегося шелка барьер рухнул.

— Зачем? Ширхаб… — без сил Дайм опустился обратно на диван.

Страх и ревность, нежность и желание, печаль и надежда, облегчение, боль, любовь… маркиз обреченно улыбнулся Шу. Не могущественный глава Тайной службы, не Загребущие Лапы Императора, а отвергнутый влюбленный, измученный и беззащитный.

— Дайм… прости…

— Ты прости.

Хилл пытался разобраться, что же такое сейчас произошло. Кроме того что, оказывается, маркиз Дукрист все это время был здесь, в Суарде. Что не просто следил за ними обоими, но и чуть было не вмешался… если бы Хилл не пошел тогда с Эрке, Дайм остановил бы Придворного мага сам, рискуя потерять… от понимания того, что маркиз поставил на карту ради него, Хиллу хотелось провалиться. Он чувствовал себя глупым мальчишкой, щенком…

Метания и боль Шу заставляли стыдиться ещё больше. Он ни разу не дал себе труда задуматься, чего будет стоить ей выбор между двумя возлюбленными. До сих пор её любовь к Дайму не казалась чем-то серьезным, скорее дружбой и доверием.

Но сейчас — сейчас он чувствовал, как рушится и бьется нечто драгоценное, для всех троих жизненно важное. Потому что Шу выбрала его, назвала супругом, и не посмела просить, чтобы он и в самом деле принял её целиком, как есть. Вместе с любовью к другому мужчине — и любовью Дайма к ним обоим. Хилл чувствовал, как кусочек её души сейчас рвется и умирает, потому что она уверена, что должна отказаться от части себя. Для него, ради него. Без сомнений и сожалений.

Он судорожно пытался придумать, как же остановить, как доказать ей, что не нужно никаких жертв, не нужно выбирать. Что нельзя резать живую душу, потому что это кажется правильным.

Все эти мысли уместились меньше, чем в одно биение сердца.

— Дайм, не стоит…

— Шу, подожди, — Хилл прервал возлюбленную и развернул к себе. — Нам с маркизом надо сначала кое-что выяснить. Ты позволишь?

— Хилл…

— Пожалуйста, Шу.

«Не надо решать за меня», — Хилл не сказал этого вслух, но принцесса услышала. Даже сквозь сумбур и головокружение, сквозь боль и решимость.

Шу неуверенно кивнула и позволила ему усадить себя рядом с Даймом.

Держа холодные подрагивающие пальчики в ладонях, Хилл опустился рядом с ней на колени и позволил собственной защите раствориться, выпуская наружу чувства и мысли, открываясь теперь уже для обоих.

Это оказалось на удивление легко и приятно. Почти так же, как получалось с одной Шу — слияние всех ощущений, эмоций, желаний. Только теперь целое состояло не из двух частей, а из трех. К почти чувственному удовольствию примешивалось ощущение опасности, исходящее от Дайма. Планы, интриги, политические игры, хитросплетения заговора… и это Светлый? По сравнению с Дукристом Мастер Тени невиннее фиалки.

— Ты уверен, Хилл? — Дайм прервал его, дотронувшись до руки.

— Уверен. Если доверяешь Шу, доверяй и мне.

— А ты? Ты сможешь?

— Думаешь, это сложнее, чем служить Хиссу?

— Тигренок… милый… — Шу смотрела на него с недоверием и восторгом. — Спасибо…

— Ты же сама говорила, что ревновать глупо. Ты же не сомневаешься во мне? Почему тогда мне нужно?

— Не нужно. Хилл, любимый, ты…

Притянув Шу к себе, Хилл губами снял нечаянную слезинку.

— Я принадлежу тебе, Шу. Надеюсь, ты об этом не забыла?

— Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, Хилл? Всегда… и…

Последние слова он поймал поцелуем. Всего несколько мгновений — нежные губы, трепещущее тело в руках, запутавшиеся в его волосах пальцы, горячее, сладкое дыхание, пряный лесной запах… и откровенный, голодный взгляд Дайма.

Хилл обернулся к нему. Хищно мерцающие колдовские глаза, завораживающие и манящие. Требовательные и подчиняющие. Вызывающие.

К демонам все договоренности, доверие и прочее! Острый запах возбуждения и агрессии дразнил и звал — подраться, схватиться, доказать, кто здесь настоящий хищник. Поиграть с равным соперником.

Ласковая и прохладная рука на лбу вернула его из диких джунглей обратно в человеческую цивилизацию. Или почти человеческую — насколько магов можно отнести к нормальным людям.

Снова запах дикого меда, учащенное дыхание, горящие сиреневые глаза. Несложно догадаться, где и чем закончится их с Даймом игра. Оба будут её. Что, впрочем, справедливо. Что Дайм, что он сам, как маги Сумрачной принцессе в подметки не годятся, сколько бы не распускали хвосты, не дыбили шерсть и не рычали грозно. Хрупкая грациозная фея при желании сотрет обоих в прах. Собственно, всего несколько минут назад она это и продемонстрировала: вскрыла барьеры маркиза, не заметив, одним своим беспокойством. Но тем упоительней её любовь, её покорность… все равно что поймать сосредоточие грозы, удержать охапку молний. И подчиняться ей так сладко… почти как лететь вместе с ураганом.

— Все у вас, магов, не как у людей.

— Разве? А как у людей? — Шу заглянула вопросительно ему в глаза.

— Не так похоже на горный обвал.

Шу виновато потупилась.

— Терпение не входит в число моих достоинств, — Дайм улыбнулся примирительно.

— Да уж… — Хилл принял извинения.

Он не очень понимал, почему маркиз вызывает все большую симпатию — чувства ли Шу к Дайму оказались настолько заразительны, или то, как маркиз повел себя… мог бы без малейшего труда убрать с дороги соперника. Достаточно было лишь крохотного вмешательства, всего на несколько минут задержать Ахшеддина, и глупый мальчишка достался бы Рональду. Разбираться в причинах уже не хотелось. Какая разница? Шу будет счастлива, если он ответит Дайму если и не любовью, то хоть пониманием. И, возможно… а, собственно, почему бы и нет? Отказываться только потому, что так не принято? Чушь. Принцессам не положено любить убийц, Призывающим Тень не положено доверять естественному врагу Гильдии — начальнику тайной службы. Ну и что? У магов все не так, как положено.

Едва Хилл осознал собственное решение, волна облегчения и благодарности унесла тяжесть, пригибавшую к земле. Тяжесть, которой он не замечал, пока не избавился от неё.

Он устало положил голову на колени к любимой, и вздохнул довольно. Легкие прикосновения её рук, развязавших шнурок и зарывшихся в рассыпавшиеся волосы, казалось единственно достойной внимания вещью на свете. А все остальное — глупыми предрассудками, придуманными теми, кто не знает, что такое любовь. Теми, кто не способен понять, что нет ничего важнее вот этого чувства — доверия, понимания и единства.

— Это и есть магия правды? — спросил он спустя несколько мгновений.

— Да. Не так просто, как хочется… — отозвалась Шу.

— Нет так сложно, как могло бы быть…

— Вы оба сумасшедшие. Объединить магию, это же надо!

— От таких подарков не отказываются, Дайм.

— Шесть стихий… думаю, кое-кто удавится от зависти.

— Что, есть шансы? — Хилл поднял голову и заинтересованно взглянул на маркиза.

— Не сверкай так глазами, звереныш. Рановато.

— Угу. Учиться, и ещё учиться. Кто бы сомневался. — Хилл притворно тяжело вздохнул.

— Зато кое у кого есть шансы пообломать зубы.

— Гроза орков… — засмеялся Дайм.

— Не только. Ещё мантикоров, браконьеров и заговорщиков, — Шу состроила свирепую рожицу и показала ему язык.

Боги, как же, оказывается, бывает легко! Если не придумывать себе лишних проблем, а радоваться тому, что имеешь… наверное, это тоже магия? Или нет? И с какой стати надо было опасаться, что Шу любит ещё кого-то? Все равно как бояться, что кончится вода в океане или воздух в небе.

Несколько минут Шу и Дайм болтали о какой-то шутливой ерунде, наслаждаясь вернувшейся свободой и открытостью. И снова возлюбленная оставила решать ему, идти дальше или оставить пока, как есть. Маркиз тоже готов был сейчас принять любое его решение — и спокойно уйти, и ждать сколько понадобится. Ну так он же просил доверия? Хоть и не ожидал, что получит его так сразу и безоговорочно. Непривычно. И слишком быстро. Но… обычные человеческие игры неуместны между теми, кто видит друг друга насквозь и принимает как есть. И, пожалуй, вовсе не нужно делать скидку на непривычность. Зачем отговорки перед самим собой?

— Вашему сиятельству не кажется, что анекдоты лучше пойдут с утра?

Не дав Шу опомниться, Хилл подхватил её на руки и отступил на шаг назад. Приглашающе улыбнулся Дайму и, не оборачиваясь, понес принцессу наверх. И, едва спустил её на пол в спальне, две пары рук принялись срывать с него одежду.

Он застонал, когда возлюбленная выскользнула из объятий и подтолкнула его к Дайму. Гибкое полуобнаженное тело, твердые мышцы бойца под пальцами, властные губы, пахнущие коняком. Глубокий и жаркий поцелуй, почти укус, сплетающиеся, словно в смертельной схватке, языки. Низкий рык и вжавшиеся друг в друга напряженные бедра. Нетерпеливые нежные руки, стягивающие остатки одежды и толкающие обоих на постель. Руки, отрывающие за волосы от почти покоренного зверя под ним.

Опрокинув его, Шу скользнула сверху и впилась в губы. Они не успел усадить её на себя, как его бедрами завладели мужские руки. Тут же за ними последовал и рот, заставив Хилла закричать.

Голова кружилась, поток желания и восторга уносил в неведомые дали. Хиллу казалось, что он пьян. Пьян страстью и нежностью, запахами и прикосновениями, стонами и вздохами. Он погружался в водоворот ощущений. Два обнаженных тела — бледное и смуглое, хрупкое и сильное. Запах хвои и кувшинок, мускуса и меда… Две пары глаз — сиреневых и бирюзовых — светящихся желанием, два сердца, стучащих в унисон с его собственным.

Хилл вынырнул из наваждения, задыхаясь и горя. Откатился от сплетенных в объятии тел, ловя ртом прохладный воздух. И засмотрелся. На разметавшиеся черные пряди, зажмуренные глаза, закушенную до крови губу… на дерзко розовеющие соски и смуглую руку, сжимающую маленькую грудь. На гибкого, сильного мужчину, скользящего вниз, ко впадине пупка, приникающего губами к завиткам меж стройных раскинутых ног.

Тонкие, почти жалобные стоны и горький, терпкий запах лишали его рассудка. Крохотная алая капелька на её губах притягивала и звала… Хилл слизал её, и встретил затуманенный шальной взгляд. Шу притянула его к себе, раскрывая губы, и вцепилась ногтями в плечо.

Он пил её блаженные стоны, проникая языком в глубину рта, кусая нежные губы. Ласкал и терзал твердую бусинку соска, охватывал ладонью грудь, и гладил руку, чувствуя каждую её хрупкую косточку. Спустился ниже, к бедру, и встретился пальцами с другой рукой, мужской.

Вспышка нестерпимого желания пронзила Хилла, когда Шу закричала. Прямо ему в губы. И забилась в экстазе. И тут же он почувствовал, как Дайм отодвигается от неё, отдавая… он вмял возлюбленную в постель своим телом и вонзился в содрогающееся лоно. С каждым толчком из её горла рвался крик, ногти вонзились в его ягодицы, ноги оплели бедра.

Приподнявшись на локтях, он смотрел в искаженное страстью запрокинутое лицо. И вбивался в неё все глубже, все сильнее. И сам кричал, изливаясь в жаркую, тесную влажность.

Тяжело дыша, он упал на неё — Шу так и не выпустила его из объятий, из себя.

— Тигренок, любимый… — шептала она устало, оглаживая его плечи. — Мой солнечный…

Ему не надо было видеть, как она улыбается довольно, он и так это чувствовал. И ещё он чувствовал восхищение и желание мужчины, смотрящего на них. Хилл поднял голову и взглянул на него. Прямо в светящиеся бирюзовые глаза. Голодные глаза.

— Моя.

Хилл поцеловал её, властно раскрывая податливый рот языком, снова вжимаясь в неё всем телом, утверждая права собственности.

— Моя… — глядя в распахнутые сиреневые глаза любимой — но для голодного хищника рядом. Хищник в ответ довольно засмеялся и придвинулся вплотную

— Хилл… ещё, милый…

Шу облизала припухшие губы и подалась бедрами ему навстречу. Порочная, жадная улыбка и полуприкрытые глаза, красные следы укусов на белой коже… Хилл глухо зарычал и вошел в неё до конца, снова полный сил и страсти.

И, словно этого могло оказаться мало, почувствовал на пояснице сначала сильные руки, и тут же губы. Охваченный огнем вожделения, он не противился, когда Дайм развел его ноги и устроился между ними, лаская языком спину и жестко сжимая бедра.

— Ты хочешь, любовь моя? — спросила Шу. Одной рукой она крепко держала его за волосы, а другой — Хилл чувствовал — лаская руку Дайма на его ягодице.

— Да… хочу…

Кожа под мужскими пальцами горела, от поцелуев и укусов разбегались острые мурашки. Хилл чувствовал себя свободным, диким животным, не знающим никаких запретов. Все, что доставляет наслаждение — все правильно. Брать и отдавать… властвовать и покоряться…

Влажный, жаркий язык, облизывающий место слияния двух тел, и твердые скользкие пальцы, проникающие в напряженное отверстие, трепещущее нежное тело под ним, тесная глубина, сжимающая его — Хилл стонал, теряя разум окончательно. Он был сейчас не только собой, но и Шу, и Даймом. Чувствовал их жажду и удовольствие, обладал и отдавался — языку, лижущему оба тела, мужское и женское, и двум настойчивым рукам, проникающим в мужское тело и в женское.

Он позволял растянувшим его пальцам управлять ритмом танца. Скользил во влажном лоне и не отрывал взора от сиреневых колдовских глаз. Пил её удовольствие и отдавал свое. И закричал вместе с ней, когда горячее и твердое вонзилось ему меж ягодиц, обжигая и терзая.

Боль, смешанная с острым наслаждением, проникала в него и изливалась низкими стонами. Боль текла из его тела к обоим любовникам и возвращалась блаженством. Хилл плавился, сгорал и рождался заново между двумя возлюбленными, отдавал всего себя и получал в ответ вдвое больше.

И в длинный, бездонный миг освобождения перестал различать, где Шу, где Дайм и где Тигренок, растворился в трех слитных криках, в трех содрогающихся телах. В одной любви. На всех.

* * *

Леди Таис пребывала в обиде. Не просто так в обиде, а в глубочайшей и темнейшей из всех возможных обид. Такого подлого удара в самое сердце она не ожидала! И от кого! От родного отца! Что за блажь, заставить её этот вечер провести дома? Какое имеет значение, что завтра прием в их собственном доме, если сегодня празднуют помолвку Закерима и леди Тейсин? Все танцуют, веселятся, Кей наверняка флиртует с какой-нибудь красоткой… а она сидит дома! Как дурочка деревенская.

После того как седьмая попытка уговорить отца все же съездить к Тейсинам хоть на полчасика с треском провалилась, леди Дарниш разозлилась всерьез. И, назло всем — и тирану отцу, и изменнику Кею — твердо решила несмотря ни на что наслаждаться жизнью. И раз приходится ограничиться пределами особняка и парка, что ж, этого достаточно. И на сегодня хватит одного кавалера, пусть не монарха и не богача, зато галантного и влюбленного.

В отличие от леди Дарниш, виконт Туальграм был честно и откровенно зол. Дело застряло, а Её Высочество требовала немедленных результатов — и не давала больше денег. Посему Морису приходилось уже второй день сказываться нездоровым и отклонять все приглашения. Не появляться же в свете дважды в одном и том же, чтобы в тот же час снова поползли слухи о его шатком финансовом положении? Последние два костюма он приберегал для завтрашнего приема у Дарнишей и субботнего у Свангеров.

Капризная девчонка уже два дня была вне досягаемости. Ни на один прием не являлась, сменила маршрут утренних прогулок, заставив его битый час выискивать её по демонами проклятому парку. И, что самое досадное, ни вчера, ни сегодня он так её и не нашел.

В восьмом часу Морис окончательно уверился в том, что жизнь не удалась. Идиот повар умудрился приготовить к ужину несусветную гадость. А все потому, что, видите ли, лавочники не отпускают ему в долг! И что? Теперь из-за его дурости виконт вынужден питаться хуже последнего нищего? От увольнения нерадивого глупца спасло только то, что платить новому было нечем, как, впрочем, и этому — жалованья слуги виконта, что до сих пор не разбежались, последний раз получали месяца три назад, да и то половинное.

И, когда раздался звон дверного колокольчика, ничего хорошего от нежданного визитера Морис не ждал.

Через полминуты в кабинете объявился дворецкий, он же камердинер, он же единственный слуга. И дребезжащим от сознания исключительной собственной важности провозгласил:

— Ваша Светлость, к вам дама!

— Что за дама?

— Дама не изволила представиться, Ваша Светлость!

Морис не успел распорядиться, чтобы подозрительную незнакомку выгнали, как в дверь просунулась нахальная девичья физиономия. Сердце пропустило удар, пальцы вцепились в подлокотники… неужели удача?

— Проходите, милочка, проходите! Что привело вас в мой дом?

— Ваша Светлость, вам письмо.

Морис вскочил и вырвал из рук служанки надушенный квадратик. Он так торопился, что чуть не порвал тонкую бумагу.

О да! Наконец удача повернулась лицом! Вредная девчонка попалась!

Морис чуть не пустился в пляс. Леди Дарниш приглашает любезного виконта в гости, прямо сейчас. Леди соскучилась, леди надоело ломаться. Леди желает беседовать о поэзии на закате и о музыке при луне.

— Милочка, вот, передай леди, — Морис быстро нацарапал ответ: люблю, лечу, и прочая чушь, что так любят дамы.

Едва выпроводив камеристку Таис, виконт с невероятной скоростью принялся облачаться в предпоследний парадный камзол. Ради такого случая… даже если сегодня леди и не даст согласия на брак, достанет одной драгоценной записочки, чтобы пополнить золотой запас из королевской казны. Во т оно, доказательство успеха! Её Высочество останется довольна. И пусть только попробует не выделить ещё хоть сотни две! Подготовка к помолвке, это вам не кот начхал.

Всего через полчаса виконт в лучезарном настроении спешивался у ворот особняка Дарнишей.

Тепло. Удивительное, ласковое тепло… запах нагретой солнцем травы, и лесного ручья. Он словно купался в просвеченной утренними лучами воде, щекотной и теплой.

Дайм приоткрыл глаза, но волшебное ощущение не исчезло. Золотое марево обволакивало со всех сторон, смеялось и пело, переливалось и трепетало. Знакомая до последней мелочи комната превратилась в сказочную поляну фей.

Словно коконом, его оплетали руки, волосы. Два сонных тела прижимались, опьяняя трепетом дыхания и биением пульса. Пальцы сплетались поверх него, живое тепло возносило в Страну Звенящих Ручьев. Боясь спугнуть нечаянное чудо, он не шевелился и позволял медовым потокам пронизывать себя, смывать все волнения и опасения.

Он впитывал долгий миг блаженства и безмятежности — до того момента, как один из возлюбленных вздохнул и потянулся.

Дайм повернул голову и встретился с удивленно распахнутыми синими глазами.

— Доброе утро, — шепнул Тигренок и улыбнулся. Так доверчиво и радостно, что сердце зашлось и замерло дыхание.

Синие глаза приблизились, и легкое прикосновение губ обожгло, прошло волной истомы по всему телу. Бесстыдная рука пробежалась вверх и зарылась в волосы, сгусток пульсирующего жара ткнулся в бедро — юноша потерся о него всем телом, словно кот, требующий ласки. Искрящиеся золотом глаза завораживали и пробуждали жажду, обещали наслаждение и настаивали на подчинении.

Наваждение! Вчерашний Тигренок, сладко стонавший и покорно выгибавшийся, пробудился взрослым Тигром.

Сонная ласка снова превратилась в поединок, но теперь Дайм вовсе не был уверен, что удастся покорить его — или, скорее, что игривый звереныш позволит себя взять.

Сердце билось неровными толчками, дыхание сбивалось. Мягкие прикосновения оказались на удивление сильными и властными. Дайм уже боролся с синеглазым демоновым отродьем всерьез, не сдерживая магии и напрочь позабыв данное самому себе обещание щадить юношу. Явно опрометчивое и преждевременное — Лунный Стриж оказался не просто равным противником.

Стриж играл — как молодой зверь с другим таким же зверем, окутывая Дайма волнами чистой радости и наслаждения. Радости сильного юного тела, бурлящего желания, соперничества — и любви. Он требовал и дарил, заставляя Дайма испытывать что-то новое и странное…

Прозрачность и доверие. Подчиняя, Хилл раскрывался сам. Чувства смешивались и переплавлялись в единое целое, сплетались тяжелой истомой покорности и яростным блаженством завоевания. Золотые потоки сливались с лиловыми, преобразуя не только души, но и тела.

Черной шерстью покрытые лапы с серповидными когтями толкали соперника-возлюбленного в мощную грудь, оставляя дымящиеся алые полосы. Низкий рык рвался и клокотал в горле, тяжелый хвост бил по бокам — и белоснежные клыки впивались в дымчатое твердое плечо.

Призрачные кожистые крылья крылья неистово били воздух, поднимая сцепившихся любовников под потолок, острые зубы терзали вздыбленный загривок, довольное басовитое урчание било по нервам. Почти человеческие, но слишком сильные руки, не выпуская когтей-кинжалов, сжимали черные лапы, отрывая от чешуйчатого тела.

Со звериным запахом смешивался и кружил голову острый и пряный запах самки, возбуждения и ожидания.

— Дайм… сегодня ты мой…

Зубы разжались, оставив на языке горячий соленый вкус, синие глаза встретились с бирюзовыми. Оглушительная волна чужого вожделения помутила разум, смяла и поглотила сопротивление.

— Мой…

Голос ласкал, пронизывал насквозь, заставлял дрожать и стонать. Голос манил и выбивал дыхание.

— Хочу тебя… сейчас.

«Да! Сейчас!» — вырвалось стоном во властные соленые губы. «Да, сейчас!» — ответили руки, зарываясь в золотую гриву и впиваясь в мускулистую спину. «Да…» — ноги оплели бедра возлюбленного, спина выгнулась, и Дайм закричал. Жар, боль и блаженство. Резкие толчки, дрожь гибкого тела и гром дыхания.

— Люблю тебя…

Ошалелые, переполненные счастьем глаза, алые капельки крови с губ — в его раскрытые губы. Горький, пряный запах мужчины.

И терпкий, дурманный — женщины.

Горячие простыни под спиной, руки юноши, впившиеся в бедра, хриплые ритмичные стоны.

Болезненное напряжение — и мягкие губы, охватившие его, ещё одна пара рук, ласкающая живот и сведенные судорогой желания бедра.

Тонкая спина и путаница черного шелка под ищущими руками, смятение и восторг — и хищные лиловые глаза.

Мучительный крик. Два слившихся крика, низких и торжествующих.

Удовлетворенный собственнический смех, полный восхищения и жажды.

Два тела, снова обволакивающие теплом и негой. Две пары губ — соленые, искусанные в кровь, и жаркие, в пряных капельках…

Закрыв глаза, Дайм обнимал два любимых тела, обессилено принимал ласки и поцелуи, ловя губами два божественно сладких вкуса — крови и семени. Слушал шепот двух голосов:

— Дайм, любовь моя… Дайм, я люблю тебя…

Он летел с облаками и птицами, пел с ветром и звездами, растворялся в синеве океана и золотом пурпуре рассвета… мир раскрылся навстречу, отдался — и принял его, как равного. Как демиурга и послушного раба. Как источник жизни и пыль, танцующую в солнечном луче.

— Дайм?

Он открыл глаза. Вместо бесконечного океана, гор и долин перед ним была всего лишь одна комната. И всего лишь двое. Юных, счастливых и доверчивых. Влюбленных и любимых. И этого было достаточно — и это было больше, чем весь мир.

Глава 13

Леди Таис пребывала в обиде. Не просто так в обиде, а в глубочайшей и темнейшей из всех возможных обид. Такого подлого удара в самое сердце она не ожидала! И от кого! От родного отца! Что за блажь, заставить её этот вечер провести дома? Какое имеет значение, что завтра прием в их собственном доме, если сегодня празднуют помолвку Закерима и леди Тейсин? Все танцуют, веселятся, Кей наверняка флиртует с какой-нибудь красоткой… а она сидит дома! Как дурочка деревенская.

После того как седьмая попытка уговорить отца все же съездить к Тейсинам хоть на полчасика с треском провалилась, леди Дарниш разозлилась всерьез. И, назло всем — и тирану отцу, и изменнику Кею — твердо решила несмотря ни на что наслаждаться жизнью. И раз приходится ограничиться пределами особняка и парка, что ж, этого достаточно. И на сегодня хватит одного кавалера, пусть не монарха и не богача, зато галантного и влюбленного.

В отличие от леди Дарниш, виконт Туальграм был честно и откровенно зол. Дело застряло, а Её Высочество требовала немедленных результатов — и не давала больше денег. Посему Морису приходилось уже второй день сказываться нездоровым и отклонять все приглашения. Не появляться же в свете дважды в одном платье, чтобы тот час поползли слухи о его шатком финансовом положении? Последние два костюма он приберегал для завтрашнего приема у Дарнишей и субботнего у Свангеров.

Капризная девчонка уже два дня была вне досягаемости. Ни на один прием не являлась, сменила маршрут утренних прогулок, заставив его битый час выискивать её по демонами проклятому парку. И, что самое досадное, ни вчера, ни сегодня он так её и не нашел.

В восьмом часу Морис окончательно уверился в том, что жизнь не удалась. Идиот повар умудрился приготовить к ужину несусветную гадость. А все потому, что, видите ли, лавочники не отпускают ему в долг! И что? Теперь из-за его дурости виконт вынужден питаться хуже последнего нищего? От увольнения нерадивого глупца спасло только то, что платить новому было нечем, как, впрочем, и этому — жалованья слуги виконта, что до сих пор не разбежались, последний раз получали месяца три назад, да и то половинное.

И, когда раздался звон дверного колокольчика, ничего хорошего от нежданного визитера Морис не ждал.

Через полминуты в кабинете объявился дворецкий, он же камердинер, он же единственный слуга. И дребезжащим от сознания исключительной собственной важности голосом провозгласил:

— Ваша Светлость, к вам дама!

— Что за дама?

— Дама не изволила представиться, Ваша Светлость!

Морис не успел распорядиться, чтобы подозрительную незнакомку выгнали, как в дверь просунулась нахальная девичья физиономия. Сердце пропустило удар, пальцы вцепились в подлокотники… неужели удача?

— Проходите, милочка, проходите! Что привело вас в мой дом?

— Ваша Светлость, вам письмо.

Морис вскочил и вырвал из рук служанки надушенный квадратик. Он так торопился, что чуть не порвал тонкую бумагу.

О да! Наконец удача повернулась лицом! Вредная девчонка попалась!

Морис чуть не пустился в пляс. Леди Дарниш приглашает любезного виконта в гости, прямо сейчас. Леди соскучилась, леди надоело ломаться. Леди желает беседовать о поэзии на закате и о музыке при луне.

— Милочка, вот, передай леди, — Морис быстро нацарапал ответ: люблю, лечу, и прочая чушь, что так любят дамы.

Едва выпроводив камеристку Таис, виконт с невероятной скоростью принялся облачаться в предпоследний парадный камзол. Ради такого случая… даже если сегодня леди и не даст согласия на брак, достанет одной драгоценной записочки, чтобы пополнить золотой запас из королевской казны. Во т оно, доказательство успеха! Её Высочество останется довольна. И пусть только попробует не выделить ещё хоть сотни две! Подготовка к помолвке, это вам не кот начхал.

Всего через полчаса виконт в лучезарном настроении спешивался у ворот особняка Дарнишей.

* * *

Собираясь на прием к Дарнишам, Кей размышлял. Но вовсе не о капризной возлюбленной. Как завевать строптивую леди, он уже решил — и пусть хоть кто-нибудь посмеет тявкнуть, что короли так себя не ведут! Тут же узнает, как короли поступают с излишне самоуверенными и нелояльными подданными.

Хочет Таис серенад, будут ей серенады. Хочет стихов и танцев, будут стихи и танцы. И на балкон с цветами он полезет, и подкараулит её на утренней прогулке… что там ещё? Записки, поцелуи под луной, комплименты новой шляпке? Да сколько угодно! Особенно поцелуев.

Но сейчас монарха волновали более масштабные вопросы, нежели упрямая невеста.

Лорд Рустагир, активно лезущий поближе — очень грамотно и профессионально! — и новости из Полуденной Марки. Совпадение? Если бы не рассказы о традициях Марки, слишком явственно отдающие пропагандой, то в голову бы не пришло, что Рустагир связан с Островами. Да и единственный не совсем сказочный вариант Посвящения — дух Карум. Тоже совпадение? Или Хилл неправильно увидел? Мало вероятно, чтобы Посвященный не распознал собрата. Нет, все это вместе наводит только на одну мысль: что-то Марке надо от Валанты. И что-то важное, связанное с грядущей войной. Но что?

Из массы вариантов, перебранных за обедом, не нашлось ни одного, хоть сколько-нибудь логичного. Воевать Марке с Империей всерьез не с чего и незачем, просить военной помощи — после сотни лет постоянных укусов и мелких стычек? Глупо. Да и причем тут Валанта? Тогда бы послы направились к Императору — не королю Валанты решать такие вопросы. А то, что сообщил Дайм Дукрист о передвижениях островного флота и гуляющих по островам слухах, прямо указывает, что война будет, но не с Серединной Империей. Неужели с царством Красных Драконов? Владетель Марки или сошел с ума, или обзавелся сотней-другой боевых магов. Откуда в Марке их столько? И в сумасшествие тоже верилось слабо.

Демоны! Вытрясти бы из лорда Рустагира хоть что-нибудь! И десятка три лазутчиков в Марку. Вот прямо завтра.

Его Величество раздраженно ходил из угла в угол, не обращая внимания на укоризненные причитания камердинера, и теребил кружевной ворот рубашки. Впервые со дня коронации заботы о Валанте легли на его плечи — а он не знал, что делать. Да и что он может, король без совета, казны и армии? Слава Светлой, хоть Малая гвардия осталась. Идти к Ристане и просить её направить усиленные морские патрули? Чтобы она посмеялась в лицо и раздула очередной скандал? Нет уж, извините. Выступить на совете и поделиться информацией? И подставить Дайма, который пока даже Императору не доложил. Да и кто ж его, малыша неразумного, на совет пустит…

Единственная надежда — сыграть немножко в поддавки с лордом Рустагиром и посмотреть, что получится. Узнать хоть, что ему надо — рано или поздно все равно раскроет намерения. Вот только лучше бы не поздно!

Скользкий все же человек. Не маг, но магии Разума, похоже, не поддается. Или поддается? Может, Шу из него что-то вытащит?

— Кей! Ты ещё не готов?

Легка на помине. Расфуфыренная, словно записная кокетка. Для Тигренка своего старается, не иначе.

— Да сейчас, сейчас.

Он позволил наконец камердинеру завершить облачение Величества в подобающий наряд. Оглядел себя в зеркале, хмыкнул скептически — к сестричке придирается, а сам-то, сам… павлин! Тоже, любовь… может, ещё перышек в прическу воткнуть, для полного сходства, и надуться, как придворный индюк? Вот уж точно ухажер будет хоть куда.

* * *

Неудивительно, что Её Высочество при слове «прием» морщит носик и фыркает. Мало приятного, когда вся эта расфуфыренная толпа пялится и перешептывается за спиной. Наблюдать за суетой и тщетой со стороны было намного приятнее, чем оказаться в центре внимания — пусть даже и мало кто решался заговорить с новым любовником колдуньи, но липкие щупальца любопытства не отставали ни на секунду. А любимая только хихикать изволила. Методика обучения, мол, не позволяет делать все за тебя. Учись сам — раз уж с шедевром Конвента справился, что тебе какие-то светские сплетники? Да, если бы ещё понимать, как справился…

Объяснения Дайма, как закрываться от Конвента, особо не помогали. Демонова туча мудреных слов, вроде визуализации намерения и смещения плотности среды, ничего, кроме головной боли, в себе не содержала. Целый час мучился, пытаясь что-то там сместить, пока Шу не махнула на это дело рукой и не заявила, что оно само как-нибудь получится, если очень надо будет. И вообще, не все сразу.

Ну да, не все сразу! А в пруд с голодными крокодилами потом? Или прямо сейчас? И когда-то ведь казалось, что быть магом так здорово и приятно… приятно, когда сотня назойливых тараканов в голову не лезет! Вот что за дело той мымре в розовом, сколько раз за ночь он принцессу ублажает? А ведь полчаса, не меньше, только об этом и думает. Уже дырку в голове провертела! Упыриха!

Разозлившись, Хилл мысленно рыкнул на настырную даму, сопроводив мысль «Чтоб ты провалилась!» очаровательной светской улыбкой. И тут же улыбнулся вполне искренне — пыточное сверло её любопытства пропало из виска, а сама дама несколько побледнела и наконец отвернулась.

— Какие мы страшные, — подмигнула возлюбленная, приблизившись в очередной фигуре танца. — Всех гостей не распугай.

Методика, ширхаб её забери! Получится, если очень надо! А ведь получилось, кто бы мог подумать.

Отделаться от остальных любопытствующих скопом оказалось совсем просто, особенно, когда на память пришел самый первый раз, когда он увидел Шу. Сиреневый купол, с которого скатывались такие же в точности липкие нити.

Капелька сосредоточения, и такой же купол, только маленький, вырос и вокруг него. Смещение, значит? Ну, теперь хоть понятно, что это за смещение такое…

— И визуализация, — шепнула принцесса.

— Подслушиваешь?

— Зачем? Ты достаточно громко ругаешься.

Сиреневые глаза смеялись, и вся она светилась и переливалась довольством и гордостью. О боги, видеть её, знать, что она гордится и восхищается им… что ещё нужно для счастья? Ну, разве что…

— Лорд Артхольм, прекратите, — Шу порозовела и задышала чаще. — Так нечестно.

— Разве? — Хилл сделал невинные глаза, продолжая ласкать открытую шейку возлюбленной — мысленно, только мысленно!

— Вы нарываетесь, милорд.

— Это обещание, Ваше Высочество?

— Да, милорд. Так вы пригласите даму на следующий танец?

Он кивнул и снова подал ей руку. Танцевать? Это теперь так называется?

Мир раздвоился. Где-то вдали звучала музыка, чинно двигались разодетые пары, кружась и кланяясь в старинной сарабанде, плыл над залом запах духов и свеч… и он сам кланялся и кружился, и улыбался светски прелестной даме в изысканном серебристом платье… прозрачном, как легкий туман. И туманные руки шаловливо забирались под батист рубашки, ластились к нагой коже. Щекотали губы и гладили грудь. Шу улыбалась легко и нежно, приседая в реверансе — и розовые соски светились сквозь марево парчи, а невидимые руки ерошили волосы на затылке и пощипывали за ухо.

Кто придумал эти чопорные танцы, где невозможно прикоснуться даже к пальчикам жестокой девы? Словно бронзовые человечки в башенных часах, сотни лет повторяющие одни движения, сотни лет так близко, и так далеко. Наверное, они тоже танцуют сарабанду и ласкают друг друга взглядами…

Хилл кружился, касаясь губами нагих плеч принцессы и лаская хрупкие лопатки. Отступал на шаг, согревая дыханием выступающую косточку бедра. Улыбался, скользя пальцами в рассыпанных угольных прядях. Кланялся… и чувствовал её руки, и груди, и губы, и волосы — всей кожей. И слышал бой башенных часов, или гром собственного сердца… ритм танца, ритм любви… сарабанда. Шаг назад, поклон. Шаг вперед, почти встречаются руки, четыре шага по кругу… бесконечный круг застывших поз. Два нагих тела — скользящие между кукольными человечками, сплетающиеся со струями горячего воздуха и пряными запахами осенних цветов, танцующие посреди зала сарабанду наслаждения…

Затих последний звук виол и гобоев, волны человеческих голосов подхватили и унесли обрывки золотого тумана. Прекрасная принцесса, блистающая алмазами и молниями, приняла его руку — все так же, не отводя шального и пьяного взгляда — и шепнула одними губами:

— Я люблю тебя.

Наверное, на этом бы и закончилось для них светское мероприятие — потому что в голове Хилла не осталось ни одной мысли, кроме как подхватить Шу на руки и унести отсюда. Куда угодно, только бы снова окунуться в грезы — наяву. Но помешал герцог Дарниш.

Несколько минут светских бесед ни о чем, и Хилл пришел в себя. Даже сумел порадоваться явлению разумного человека — вот был бы скандал, не вмешайся Урман! Её Высочество, покидающая бал на руках любовника… судя по несколько смущенным взглядам Шу, останавливать его она не собиралась.

От сознания того, что благоразумие покинуло не его одного, по телу снова поднималась жаркая волна. Но все, больше никаких безумств. Пока. До окончания бала.

Сдержать обещание Хиллу удалось, и следующие два часа он добросовестно играл роль светского льва — таинственного и загадочного до ужаса лорда Артхольма, шпиона и дипломата, чуть ли не принца драконов. Слава Светлой, Шу не удосужилась придумать никакой завиральной истории, как обещала, а просто напускала туману. Совместными усилиями туману получилось столько, что впору спрятать не только одного скромного мага, а орочью орду. И всего-то достаточно было позволить всем, кому не лень, строить догадки и выдвигать гипотезы одна неправдоподобнее другой. И ничего не отрицать, и ничего не подтверждать. Только улыбаться снисходительно и многозначительно с важным видом.

От представления Хилл получил несказанное удовольствие, и не он один. Возлюбленная увлеклась не на шутку любимым занятием — мороченьем пустых голов. Пара намеков на его принадлежность к магам завершила картину. Теперь и сочинять ничего не придется, сплетники сами все придумают, сами разнесут да сами же и поверят.

Но одним чудным развлечением дело не ограничилось. Наблюдать за ухаживаниями юного монарха было, пожалуй, ещё интереснее. Его Величество подошел к задаче вдумчиво и обстоятельно. Он окружил леди Таис столь плотной заботой и вниманием, что оставалось только удивляться: почему он раньше ничего подобного не делал? Заправский соблазнитель вышел из короля, Хилл бы, пожалуй, и сам лучше не смог, хоть практики у Кея явно было значительно меньше.

Начал Его Величество традиционно с цветов — и завалил ими леди с ног до головы. Продолжил стихами и комплиментами — и, насколько слышал Хилл, богатству его арсенала позавидовал бы и профессиональный соблазнитель богатых невест. Все танцы до единого король танцевал с леди Дарниш, смотрел на неё влюбленными глазами и не отпускал от себя ни на миг. Даже умудрился на пару минут уединиться с ней на террасе и сорвать поцелуй.

Леди таяла, сияла и уже должна была бы сдаться… но что-то ей мешало. Как будто Таис чувствовала себя виноватой, пыталась забыть что-то неприятное или стыдное.

Поведение леди Таис — и её странные чувства — беспокоили не только его. Шу периодически поглядывала в сторону брата, и Хилл ощущал её тревогу. Но вмешиваться принцесса не спешила, как и делиться впечатлениями.

* * *

Леди была пьяна. Сиянием свечей, музыкой, танцами. Комплиментами и светом карих глаз. Стихами и улыбками. Сладким запахом цветов и терпким — сильного мужчины рядом. Уже два часа она парила и трепетала восторгом и надеждами, рвалась смятением и сомнениями.

Почему Кей не пришел вчера? Всего лишь вчера… почему позволил? Ах, если бы отец не был таким упрямым, если бы они поехали на бал к Тейсинам… а что делать теперь?

Омываемая волнами скрипок, Таис кружилась в танце, дрожа от прикосновения уверенных теплых пальцев, ловя на себе удивленные и завистливые взгляды гостей. Но перед глазами вставало совсем другое лицо, и беседка, освещенная луной… вчера. Неужели всего лишь вчера? Сумасшедший вечер, холодный осенний ветер и слова любви? Обещание? Боги, зачем она пообещала? Глупая, глупая девчонка! Почему поверила сплетникам и завистникам? Зачем усомнилась? Если Кей узнает… Светлая, зачем ты приняла клятву? Виконтесса Туальграм… зачем…

Таис улыбалась, но ей хотелось плакать. И чтобы этот вечер никогда не заканчивался, чтобы не наступало завтра. И никогда больше не видеть того, другого мужчину. Не вспоминать…

Жаркий шепот, обволакивающий сознание, полет и гордость — я любима и желанна! — жадные объятия и поцелуи, восторженный трепет сердца… восторг гордыни, а не любви. Счастье быть любимой, принимать поклонение, радость власти над мужчиной. К чему? Потешить самолюбие и никогда не узнать, как же бывает, если любовь взаимна? Променять драгоценную мечту на обманчивую стекляшку щедрости и снисхождения? Разве можно сравнить хоть одну улыбку Кея со всеми обещанными Морисом наслаждениями? Нет, вчера она положительно сошла с ума, раз согласилась стать виконтессой. Слава Светлой, хоть не настолько, чтобы позволить теперь уже жениху подняться в спальню. Испугалась его настойчивости или собственной странной реакции — чем больше страсти слышалось в голосе Мориса, чем горячее и теснее объятия, тем меньше ей хотелось продолжения. Не важно. Все равно обещала. И завтра виконт придет просить её руки. Не просто так просить, а требовать. Пусть обещание дано в тиши ночного сада — они поклялись именем Светлой Райны.

— Прекрасная Таис, вы обеспокоены? Может быть, я могу что-то для вас сделать?

— Благодарю, Ваше Величество. Просто душно…

— Не выйти ли нам на террасу? Сегодня звезды как никогда ярки. Почти как ваши глаза, Таис.

Она ничего не ответила, только кивнула благодарно. От голоса Кея внутри разливалось тепло, и перехватывало дыхание. Всего несколько слов… искренняя забота и волнение… почему он вдруг так изменился? Неужели увидел, что маленькой девочки больше нет, а есть она — взрослая леди?

Завороженная мягкими обертонами и ритмом стихотворных строк, Таис почти не слышала слов поэмы. Наверное, если б Кею пришло в голову двадцать раз подряд прочитать одну строфу, она не заметила бы. Только голос, и прикосновение руки к талии, и тепло.

Она не заметила, когда юный король замолчал. Утонула в восхищенном взгляде, затрепетала в предчувствии… нежное касание губ — осторожно, словно к хрупким крыльям бабочки — о да, звезды. Яркие и нежные, закружившие в хороводе вспышек, растворившие остатки мыслей.

— Таис, любимая…

Глаза щипало, все расплывалось и мутилось. Она не могла сказать ни слова — от счастья и от ужаса.

— Прости. Я не хотел тебя обидеть.

Кей отступил на шаг, не выпуская её руки.

Таис только помотала головой и шагнула к нему, тут же очутившись в надежном тепле объятий. Кей бережно снимал губами капли с её щек, с закрытых век… а она стояла, приникнув как можно ближе, и улыбалась. Сквозь страх и боль, вопреки близкому завтра. Так хотелось верить, что сегодня будет продолжаться вечно, что наивная дурочка, обещавшая себя нелюбимому, исчезнет с пробуждением.

Тихое покашливание прервало волшебный миг, швырнув на твердую землю. Кей выпустил её с явной неохотой, и улыбнулся так многообещающе… и снова повел танцевать.

Но теперь Таис не позволяла себе отдаться на волю переживаний. Если хватило дурости влипнуть, теперь должно хватить ума выпутаться. И так, чтобы Кей не узнал.

Оглядывая украдкой бальный зал, Таис напряженно размышляла, не позволяя сбить себя с толку чудесным воспоминаниям и горящим губам, стоило только кинуть взгляд на Кея. Рассказать отцу и попросить совета? И признаться, что поступила, как инфантильная дурочка… нет уж. Тем более, что отец точно поделится с Кеем. Удрать из дому на рассвете, пока Морис не появился? Все равно без неё никто не подтвердит обещания, а отец не из тех, кто верит на слово. Соврать, глядя виконту в глаза? Наплевать на клятву, данную именем Светлой? И лишиться всякой надежды не только на Страну Звенящих Ручьев, но и на материнство? Должен быть выход, непременно. Просто не дать Морису возможности потребовать исполнения обещания, пока она не попадет в храм Райны и не уговорит жрецов снять с неё обязательства. Пусть придется даже расстаться со всеми драгоценностями на пожертвования храму, ерунда. Только бы не пришлось выходить замуж за виконта.

Взгляд Таис остановился на отце и его собеседниках. Её Высочество с лордом Артхольмом снова весь вечер провели вместе, так явно распространяя вокруг себя волны счастья и влюбленности, что, казалось, светились. Вот уж кто не позволил бы себе столь вопиющей глупости! И вот кто, пожалуй, сможет кое-чем помочь. Как женщина женщине — принцесса Шу точно не придает значения условностям, и понимает, что такое любовь.

Но Таис не успела продумать маневр. Танец закончился, и Его Величество тут же окружила группа молодых дворян, похоже, из приближенных ко двору. Речь зашла о завтрашней охоте — от обсуждения способов убийства животных и преимуществ копья перед рогатиной при встрече с медведем у леди испортилось настроение. Тем более, что как раз завтра с утра охотиться будут на неё. Вот если бы её пригласили… проехаться по утреннему лесу вместе с Кеем… да подальше от дома…

К счастью, разговоры об охоте монарх прекратил довольно быстро, отослав дворян к королевскому егерю — шутливо, но убедительно. Уверенный, властный тон истинного короля, прирожденного повелителя, вызвал в Таис удивление и гордость. Словно в том, как изменился Кей, есть и её заслуга.

— Моя прекрасная леди, а не желаете ли вина? — отделавшись он назойливых юнцов, король снова смотрел только на неё. — Ваши повара так старались, не стоит их огорчать пренебрежением.

— С удовольствием, Ваше Величество.

— О, я вижу, старик Сипагрео по прежнему на посту? Кто ещё умеет так приготовить креветок.

— Метр будет счастлив, что Ваше Величество помнит его. — Таис улыбнулась, принимая из рук Кея тарелку.

— Как же не помнить? Непревзойденный мастер. Жаль только, слишком уж верен вашей семье — ему место на королевской кухне.

— Ну нет, на королевской кухне достаточно поваров, а Сипагрео один. А если Ваше Величество так любит креветки… двери нашего дома всегда для вас открыты.

— Разве можно отказаться от столь заманчивого предложения? Особенно из уст самой очаровательной леди. Да, а не согласится ли дивная леди скрасить туманное, холодное и одинокое утро своему королю? Или вы охотитесь исключительно на пиратов?

— Если мой король желает…

— Да. Больше всего на свете. И… мне нравится, как вы произносите это… моя королева.

Чуть хриплые нотки в голосе Кея обдали горячей и щекотной волной. Настолько горячей, что она чуть было не пропустила последние слова — сказанные совсем тихо, и нежно…

— Так вы согласны?

— Да.

Сердце стучало где-то в горле, колени подгибались, голова кружилась…

Моя королева… моя. Королева.

Таис было все равно, о чем спрашивает Кей — об охоте или о браке. На оба вопроса она отвечала «Да». И на все, о чем бы только он не попросил.

— Лорнейского? И персик.

— Конечно.

Он помнит. Светлая, он помнит… эту глупость, детскую и наивную. Привычку есть тигровые креветки с персиком. И не смеется — он и тогда, год назад, не смеялся. И в карих глазах тепло, и ласка, и голод… как будто она самая вкусная креветка. И почему-то не хочется ни шутить, ни убегать, как от Мориса. Он тоже смотрел вчера голодными глазами, но Таис казалось, что он хочет её съесть, растерзать, и было холодно и страшно. А с Кеем — маняще и приятно. И губы снова горят.

А потом они танцевали. Долго-предолго. Одни во всем зале, в целом мире — не видя и не слыша ничего вокруг. И на прощанье Кей поцеловал ей руку, а она чуть не упала в обморок, испугавшись. Вдруг все это сон? И сейчас закроется дверь, Кей уйдет, и она проснется одна. Но он шепнул, тихо-тихо, чтобы услышала только она:

— До завтра, моя королева.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Реклама на сайте