«Джагала»

Стивен Браст Джагала Steven Brust, Jhegaala (2008) (Влад Талтош – 11)

Часть первая. Яйцо

«Стадия инкубации занимает от восьми до девяти дней, но в течение этого недолгого периода яйца легко уязвимы. И хотя мать способна защитить яйца после превращения (см. гл. 19), все равно остается промежуток от тридцати пяти до сорока часов, когда яйца некому было бы опекать, не приди на помощь самец, который претерпел собственное превращение после оплодотворения яиц (см. гл. 18), и вернулся, чтобы встать на страже, пока мать беспомощна, как это будет изложено в подробностях в вопросе о левидоптах.

Следует уточнить, что стражу у яиц несет не их конкретный отец, но первый же свободный самец-левидопт, который оказался в пятидесяти футах или около того от матери в период превращения. Как именно самец-левидопт находит яйца…»

(Оскаани, «Краткий обзор фауны Среднего Юга». Т. 6, гл. 15)

Пролог

Лефитт: О небеса, но что же он делает?

Бораан: А? Да ничего. Просто лежит здесь. В этом-то и прелесть.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Первый, Акт II, Сцена 4)

В горах Саэстара есть место, где, как говорят местные, на востоке можно узреть былое, а на западе – грядущее. Думаю, корни этого поверья лежат в некоем доисторическом переселении народов. Или завоевании. Или охренительно волшебном разреженном воздухе – его в этих горах прорва.

В общем, местные в это вроде как верят.

И если они правы, у меня все наоборот. Оглядываясь на запад, я вспоминал, как карабкался по десяткам утомительнейших тропинок, проложенных горными козлами сугубо для горных козлов; смотря на восток, я предвидел спуск по точно таким же.

Позади осталось озеро Cурке на рубеже леса. Озеро, краешек леса и большая усадьба рядом с ними принадлежали мне, благодаря Империи и в награду за «особые услуги». Забавно, да? Но оставаться там я не смел, благодаря Дому Джарега и в награду за «особые проступки». Это уже не так забавно.

В качестве управителя я оставил там деда, которому намекнул, что круговая порука, по мне, предпочительнее притеснений. Он не удивился: деду и самому не нравилась роль притеснителя, ибо к вельможному сословию он относился с необъяснимой холодной ненавистью, которая происходила из весьма отдаленного прошлого, известного мне лишь по смутным намекам.

Оба мы пребывали в расстроенных чувствах. Деда беспокоило, что браконьерство в лесах разрастется до неприличия, когда браконьеры поймут, что у «управителя» душа не лежит поступить с ними по закону. Меня беспокоило, что джареги могут быть достаточно злы на меня, чтобы выместить это зло на нем. Я не думал, что они так поступят – то, что я совершил, не столь дурно, как, скажем, предоставление улик Империи, – но все же сердце мое было не на месте.

Мы обсудили это. Нойш-па не волновался. Джареги, возможно, и в состоянии воспользоваться колдовством, как бы они ни презирали магию «выходцев с Востока», но им придется попотеть, чтобы отыскать такого мастера, как мой дед. А немного работы со зверьем в округе, с деревьями и даже овощами, – и к услугам деда будет такая шпионская сеть и защитный периметр, что сам Марио, пожалуй, не пробьется.

Мы долго беседовали о бедах, в которые вляпался я, и об его бедах с браконьерами (перевожу: он терпеть не может объяснять кому-либо, что тому следует делать), и о том, куда я собираюсь отправиться. Куда – он не хотел знать: то, чего он не знает, джареги не смогут из него выбить. Я начал было отрицать, мол, джареги так не поступают – но… вообще-то поступают, иногда.

Я играл с дедовым дружком Амбрушем, а Нойш-па и мой дружок Лойош возобновили знакомство. Я провел там с неделю, он готовил для меня, мы многое обговаривали, например, как бы это ему оставаться управителем и ничем не управлять. Кое-что мы придумали, в частности, урезали список возможных распоряжений. Деду вроде понравилось.

Как-то вечером, смакуя фенарианское бренди, я спросил:

– Нойш-па, что ты можешь рассказать мне о моей матери?

Он вздохнул.

– Она изучала Искусство, Владимир, и это весьма расстраивало моего сына, да обретет он покой. Я нечасто ее видел.

– Но почему?

– Ты же знаешь, как твой отец относился к Искусству, Владимир. Он не хотел, чтобы мы об этом еще и беседовали. Я редко виделся с сыном после того, как он женился – только когда он приводил тебя после смерти твоей матери. Я хотел бы больше рассказать тебе о ней. Помню, у нее было доброе лицо и мягкий голос…

Что ж, прежде я и этого не знал.

– Знаешь, – продолжил он, – она, как и я, не любила Страну эльфов. Я прибыл из Фенарио, когда… когда должен был уйти. А ее отец пришел сюда или до ее рождения, или когда она была грудным младенцем.

– А почему ушел он?

– Твоя мать не рассказывала.

Я кивнул.

– А как ее звали? До брака, в смысле?

– Не знаю. – Он нахмурился. – Нет, погоди… кажется, знаю. Минутку, Владимир, сейчас поищу.

Он вышел из комнаты; уютный альковчик, Нойш-па его переоборудовал под библиотеку. Где-то перез полчаса дед вернулся, держа клочок ветхого пергамента.

– Вот, у меня сохранилась записка от нее, – сказал он. – Я частенько задумывался над этой загадкой.

Я взял пергамент. Пожелтевший от времени, он пахнул так, как и должен был пахнуть, проведя много лет в запертой шкатулке. Я взглянул на него и нахмурился:

– Ты тоже не можешь это прочесть?

– Отчего же, могу. Это рунические письмена, какие очень, очень давно использовались в Фенарио. Говорят, даже до того, как там поселились фенарианцы. Иногда такие попадаются в старинных трактатах по Искусству, поэтому я их и выучил.

Он улыбнулся хорошо известной мне улыбкой; в глазах у деда искрились тайны – забавные, а не смертельные. Он снова взял записку; разбирая текст, ему пришлось отодвинуть пергамент чуть дальше от глаз, чем несколькими годами ранее. Дед откашлялся и прочел:

«Отец, еда была хорошей, а вечер восхитительным. Пожалуйста, прими мою благодарность от лица меня и Пишты. Мы оба очень ждем новой встречи с тобой. С любовью, Маришка Мерс Талтош.»

– Мерс, – повторил я.

Он кивнул.

Я пожал плечами:

– Ну и что тут загадочного?

– А? А ты сам скажи, Владимир, – глаза деда снова заискрились.

– Э… – начал я. – А что тут не так-то? Записка пришла после обеда, верно?

Он кивнул.

– Ну, тогда… да. – Если подумать, действительно. Сперва одно, потом другое… – Во-первых, зачем подписываться полным именем, когда всех дел – черкнуть «спасибо» на пару строчек? Во-вторых, зачем писать эту записку древним руническим письмом?

Он кивнул.

– Вот и я удивляюсь.

– Ты помнишь тот обед? – спросил я.

– О да. Не так часто твой отец тогда заглядывал ко мне…

– Нойш-па?

– Хм?

– А мать была беременна, когда писала это?

Он нахмурился, глаза его сузились, взгляд скользнул вверх и вправо, пока дед копался в памяти. Через минуту он кивнул.

Я улыбнулся.

– Значит, это предназначалось мне, Нойш-па. Как ответ на мой вопрос, если я выживу, а она умрет. Она знала моего отца…

Он ухмыльнулся и энергично кивнул.

– О да! Должно быть, именно так!

– Интересно, где она родилась.

Он пожал плечами.

– Мерс – имя редкое. Ты знаешь, что оно обозначает?

Я покачал головой.

– «Бракомол». Знаешь, что это такое?

– Что-то связанное с деревом. Вроде бы с тем, как из древесины делают бумагу.

Он кивнул и нахмурился.

– Я знаю городок, где производят много бумаги, в западной части Фенарио, где Река Фейри молода и могуча. Городок зовется Бурз.

Я рассмеялся.

– Ну надо же, назвать город – Бурз! note 1

– Наверное, запах при изготовлении бумаги тот еще.

– Наверное, – проговорил я.

Городок Бурз с бумажной фабрикой и дурным запахом, где, возможно, родилась моя мать. А у меня как раз нет иных дел, кроме как держаться подальше от лап джарегов. Отправиться на Восток, на историческую родину – весьма удачный ход. Во-первых, драгаэрянин будет там еще заметнее, чем я среди драгаэрян. Во-вторых, в моем случае в ход пойдет Морганти, а в стране колдунов такое оружие буквально кричит «вот оно я» почти на четверть мили. Существуют особые ножны, скрывающие проявления этого клинка от волшебников; точно знаю, сам пользовался. Но даже если возможно создать ножны, скрывающие психическое излучение, какие ощущает колдун, джареги вряд ли знают, как к подобному делу подобраться. Вообще сомневаюсь, что им придет в голову такая необходимость.

На Востоке мне безопаснее, без вопросов.

И я могу отыскать семью матери.

Разговор свернул на иные темы и я не сказал деду, что намерен отправиться на Восток; но затем в течение нескольких дней я получил несколько лекций, в той же манере, которую так хорошо помнил по урокам Искусства: о восточных обычаях, о политическом устройстве Фенарио, о культуре. Дед говорил по-фенариански и требовал от меня того же. Он постоянно придирался к моему произношению, а к акценту – вдвойне.

Гильдии и ковены.

Мы уделили немало времени вопросу о гильдиях и ковенах, и очень хорошо, потому что… Стоп, не буду забегать вперед. Но кое о чем расскажу сейчас, просто чтобы позже вы поняли. Ну, поняли так же, как я, то есть не очень хорошо.

Гильдии, объяснил дед, это для ремесел – они что-то вроде средства защиты ремесленников от торговцев, которые посредничают при продаже их товара. В иных краях Фенарио ремесленники сами стоят у прилавка, и там гильдий мало. В других же краях гильдии перекрывают огромные области (ну, сравнительно огромные; по моим меркам, Фенарио – королевство невеликое).

И почти в каждом городке, сколь бы невелик он ни был, есть свой ковен

– иногда его членов знают все и каждый, но чаще нет. Ковен – что-то вроде гильдии для колдунов, иногда он собирает их общие силы для неких чар, а иногда – просто угрожает пустить в ход колдовство, дабы соблюсти интересы своих членов.

– А все колдуны – члены ковена? – спросил я.

– Владимир, в Фенарио колдуны… ну, в общем, почти каждый крестьянин знает одно-два простеньких заклинания.

– Тогда кто входит в ковен?

– Те, кто по-настоящему пользуется Искусством. Многие берут плату за свои услуги. И еще те, кто собирает и готовит растения.

– Как ты. Ты бы там был в ковене.

Дед кивнул.

– Иногда особого выбора нет. Тех, кто в ковен не входит, хотя должны бы… – Он предоставил моему воображению самостоятельно решить, что ковен сотворит с персоной, которая ему не по нраву.

– А бывает когда-нибудь два ковена или больше? – спросил я.

– Очень недолго.

Гильдии и ковены, ковены и гильдии. О да, хорошо, что он выкроил время и кое-что объяснил мне.

Пропустим еще сколько-то там бренди и обедов. Наконец, наступил день после Весеннего Равноденствия, когда я обнял деда и попрощался.

В общем, так я и очутился на перевале Саэстара, оглядываясь на будущее и глядя в прошлое. Где-то там, внизу, лежал предел Империи и граница Фенарио, страны невежества и знаний, суеверий и науки. Ну ладно, может, «наука» не совсем то слово. С другой стороны – когда суеверия сбываются, как это назвать?

Я начал спуск; Лойош сидел на моем правом плече, Ротса на левом.

Часть вторая. Апоптера

«Эта стадия длится от вылупления и до полной переработки жирового слоя, занимая обычно от четырех до пяти недель. На протяжении всего периода апоптера, плавники которой к моменту вылупления полностью сформированы, постоянно находится в воде, пока развиваются основные органы. Интересно, что зрение появляется последним; апоптера слепа практически до момента превращения. Некоторые натурфилософы (в частности, Корвентра Гидна) утверждают, что именно ощущение света запускает механизм превращения.

Что до памяти апоптеры, многое тут остается неясным. Большая часть предположений в предыдущей работе относительно «удивительной памяти» основана на труде Лерони, фиксирующую ее стремление изучить каждый уголок ограниченного мироздания. Хотя нельзя отрицать изучающей природы данного стремления, ни разу не установлено наличия зафиксированных воспоминаний, которые сохранились бы на следующей стадии. Напротив, имеются свидетельства обратного (см. приложение Д к данному тому).»

(Оскаани, «Краткий обзор фауны Среднего Юга». Т. 6, гл. 16)

1.

Бораан: Свечу! Во имя любви к Богам, свечу! Сиделка: Но у нас нет свечей! Бораан: Как – нет свечей? Сиделка: Они все сгорели во время потопа. Даглер: Не желаете ли купить немного воска? (Бораан лупит Даглера канделябром.) (Даглер уходит, держась за голову.)

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Первый, Акт IV, Сцена 4)

Горы сменились лесом настолько плавно, что я не понял, когда именно я наконец спустился с гор, даже после того, как повернул на север. Это при том, что они стеной нависали слева. Но наконец, я убедился, что больше уже не спускаюсь, а через какое-то время не могло быть никаких сомнений, что я нахожусь в самой чащобе, где неведомые мне деревья росли так тесно, что иной раз я с трудом между ними протискивался, а ветви склонялись так низко, что я вынужден был пригибаться, дабы сохранить физиономию в целости. Жуть.

Я повернул на север; стало легче, в лесу время от времени попадались поляны, хотя на этих полянах я видел Горнило, от которого болели глаза.

Не люблю лес. Я ненавижу деревья, я ненавижу кусты, мне категорически не нравятся тропинки, которые все время либо ведут совсем не туда, куда нужно, либо просто пропадают, не предоставив никаких объяснений и указателей. Когда я управлял территорией от имени Дома Джарега, позволь кто-либо из моих людей себе подобное поведение – я немедля приказал бы переломать ему ноги.

В Пуште всегда хороший круговой обзор, надо лишь поглядывать, что там такое движется в траве. В горах – по крайней мере, в тех горах, где бывал я – видно на несколько миль как минимум в двух направлениях. В городе, быть может, так далеко и не заглянешь, но всегда можно прикинуть, где в состоянии притаиться тот, кто задумал причинить мне вред. А в лесу только деревья и видны, что угодно может ударить откуда угодно; я ни на миг не мог расслабиться. Спать – сущая мука. Спустившись с гор, я три ночи провел в лесу, и толком глаз не сомкнул. И это при том, что меня сторожили Лойош и Ротса. Все время на нервах. Когда я стану властелином мира, непременно устрою постоялые дворы у каждой тропинки. Если бы не Лойош и не возникающие изредка в поле зрения горы, я бы точно заблудился.

Я миновал несколько родников и ручьев. Один из них намеревался вскоре стать рекой, он жутко спешил, а течение было невероятно сильным для потока глубиной в фут и шириной футов в десять. Что ж, пусть его спешит дальше.

Нервничал я постоянно, однако никакой настоящей опасности вокруг, насколько мне известно, все-таки не имелось (хотя, говорят, в этих лесах охотятся дзуры). Я прошел, и хватит об этом. Деревья уменьшились и стали расти реже, трава меж ними воспряла, там и сям в пейзаже возникали здоровенные угловатые глыбы, словно горы вторгались на чужую территорию.

«Ну, кажется, мы неплохо движемся, Лойош – для тех, кто идет вслепую.»

«Это точно, босс. И лишь скромность удерживает меня от уточнения, как мы это совершили.»

«Угу.»

Где-то через час мы вышли на тракт. Взаправдашний тракт. Я бы пустился в пляс, если бы умел. Приближался вечер, Горнило скрывалось за горами. Тени – очень резкие, почти что материальные, – были длинными, а ветерок холодил мне спину.

«Туда,» – кивнул мой дружок, указывая направо. Поскольку горы возвышались слева, я бы и сам определил нужное направление, но не возразил и зашагал туда.

Какой же роскошью после гор и леса было идти по тракту, даже по такому неухоженному и безлюдному. Ноги возблагодарили меня, а заодно и левый бок, в который теперь не врезался эфес шпаги всякий раз, когда я поднимал левую ногу, перелезая через камень.

За час мне на глаза никто не попался, а из всего пейзажа выделялся лишь одинокий овин далеко в поле. Тени удлиннялись, Лойош хранил молчание, мысли мои блуждали.

Думал я, разумеется, о Коти. Несколько недель назад я был женат. Еще несколькими неделями раньше – счастлив в браке, по крайней мере, так я думал. Всякий может ошибиться.

Странно, что я почти ничего не чувствовал. Шагать по дороге было приятно, после всех этих лазаний я оставался во вполне приличной форме, а ветер казался не слишком холодным. Я знал, что случилось со мной – именно ЗНАЛ. Ну как если бы я смотрел на разъяренную толпу, которая мчится ко мне, видел, как она приближается, и знал, что она со мной сейчас сотворит. Ну вот и все, ага. Меня или зарежут, или порвут на кусочки. В любую секунду. Как интересно.

Пребывая в таком вот отстранении, я размышлял, сумею ли убедить ее снова быть со мной, и если сумею, то как. Я прокрутил аргументы так и сяк, они казались вполне убедительными. Наверное, они будут куда менее убедительными, если я на самом деле заикнусь Коти об этом. Но даже если удастся ее убедить, остается еще вся та политика, которая встала между нами первым номером.

И главное – обстоятельства сложились так, что я вынужден был спасти ее. Не знаю, смог бы я простить ее, сделай она для меня нечто похожее; не думаю, что она когда-либо меня простит. Жуткое бремя. Когда-нибудь попробую сбросить его.

А пока что я шагал в противоположном направлении, а где-то позади болтались те, кто желал разбогатеть, прикончив меня.

Нехорошо.

Как интересно.

«Река близко, Лойош?»

«Ветер меняется, босс. Не могу сказать.»

«Ладно.»

Надо заметить, пока ничто и близко не походило на мой прошлый визит в Фенарио. Впрочем, это было давно, и я тогда не уделял большого внимания пейзажам.

Внезапно – так внезапно, что это застало меня врасплох – стало темно. То есть совсем темно. В небе имелись какие-то светящиеся точки, но отсвещения они не давали. Во всяком случае, для меня; лекарь (не-драгаэрянин) как-то сказал, что ночное зрение у меня очень слабое. Это исправимо, но коррекция – сплошное мучение, и напротив, имеется простенькое компенсирующее заклинание. Вот только прежде чем сотворить даже самое простое заклинание, надо убрать защиту, которая мешает плохим парням меня отыскать… Короче, я не решался, а значит, с точками света в небе или без них, оставался слепым. Интересно, я слеп именно потому, что не исправил зрение, когда можно было? До сих пор не знаю.

Сойдя с тракта на несколько шагов от обочины я, за отсутствием лучшего варианта, сбросил рюкзак, извлек одеяло и улегся. Лойош и Ротса позаботятся о ночных визитерах, а если появится что-то достаточно большое

– по крайней мере разбудят меня. Уже закрыв глаза, я обнаружил, что среди ночных визитеров есть громко жужжащие насекомые. Интересно, кусаются ли они? В поисках ответа я и уснул.

Наверное, все-таки не кусаются.

На следующий день я снова пустился в путь, и через пару часов повстречал воз, доверху забитый сеном; правил возом юнец. Я поприветствовал его, он остановил лошадь – одну из самых здоровущих, что я прежде видел – и поздоровался в ответ. Кажется, юнца удивили сидящие у меня на плечах джареги, но вежливость взяла верх.

– Как добраться до Бурза? – спросил я.

Он указал в том направлении, куда я и шел.

– Через мост и потом еще немного, там дорога разветвляется и стоит указатель. Вскоре почувствуете запах.

– Годится, – решил я и вознаградил возчика парой медяков. Он постучал себя по лбу, что я счел знаком благодарности, и продолжил путь.

Тут я понял, что как-то чересчур расслабился, и надо бы усилить бдительность. А потом сообразил, что принимаю сие решение где-то в двенадцатый раз после того, как спустился с гор.

«Я чувствую себя в безопасности, Лойош. Как будто никакой опасности и нет. Не уверен, стоит ли доверять этому чувству.»

«Не знаю, босс, но у меня то же самое ощущение.»

«Как будто мы вне досягаемости?»

«Ага.»

«Пожалуй, так и есть, но давай не будем слишком на это полагаться.»

Я добрался до моста – он возвышался над потоком футов двадцати шириной – и прошел «еще немного», что вылилось практически в остаток дня. За мостом тракт определенно улучшился, здесь за ним следили. Пару раз я останавливался погрызть хлеба с сыром и колбасками, купленными в Саэстаре (в деревне, а не в горах). Хлеб уже черствел, но все лучше, чем натощак. Я заметил, что лес, который вроде бы остался позади, снова вернулся, по правую руку от тракта. Или это другой лес? Надо бы раздобыть карту; хотя они тут, говорят, большая редкость и обычно далеки от достоверности.

За несколько часов пути лес приблизился, но все-таки держался в стороне. Да, я понимаю, это тракт проложили в обход леса, но я-то говорю так, как сам видел, понятно? Наконец, обнаружилась развилка, и там был указатель, там, где ему и следовало находиться, на толстом деревянном столбе.

Я последовал указаниям. Тракт, прижимаясь к лесу все теснее, шел через невысокие холмы, между которыми аккуратно колосилось нечто мне незнакомое. Все больше овинов и иных сельскохозяйственных сооружений. Свежевыкрашенные домишки выглядели вполне прилично. Я старался не смотреть на местных свысока оттого лишь, что они строят все из дерева; это у меня от долгой жизни среди драгаэрян. Если взглянуть непредвзято, достаток у здешних жителей был получше, чем у тех, кто обитал под Адриланкой. Интересно, что бы сказала Коти, намекни я ей о чем-то подобном?

Тени удлиннялись, Горнило готовилось скрыться за горной цепью, но пока все еще светило мне в спину. Справа доносился легкий гул, и вскоре я обнаружил, что дальше с той стороны вдоль тракта протекает приличных размеров река.

Горнило опускалось за горы. Темнело. Какой-то свет все еще пробивался, но надо бы привыкать, насколько быстро тут темнеет и насколько темно становится. Мне никогда не приходило в голову, что затянутое облаками небо Империи обеспечивает не только постоянную тень, но и постоянное освещение; однако, похоже, так и есть. Прошагав еще милю, я недовольно подумал, что мне предстоит еще одна ночь под открытым небом.

Тракт, извиваясь, вполз на очередной холм. Вдали показался огонек.

«Лойош, проверь.»

Это действительно было «вдали», пока Лойош вернулся, я прошел почти милю, а ведь огонек мог оказаться чем угодно, от костра до…

«Как раз то, что тебе нужно, босс. Маленький уютный постоялый двор. А неподалеку – городок, и судя по запаху, тот самый, который ты искал.»

«Ты только что заработал прощение за последние девять проступков, которые требовали прощения.»

«Кстати, о запахах. Там у них, похоже, хорошая кухня, босс. Не забывай о друзьях.»

Пока я добрался до двери, уже совсем стемнело. Единственный свет пробивался из двух окошек, затянутых промасленной бумагой, и осветить мне вывеску он определенно не мог. Ну и ладно, изнутри доносились смех, и голоса, и аромат плохого пива и доброй еды, более сильный, чем та вонь от (вероятно) бумажной фабрики, которую я начал чувствовать последние несколько сотен шагов.

Силой воли я превозмог урчание желудка и на минутку остановился под окном, давая глазам привыкнуть к свету. Затем я открыл тяжелую дверь, вошел и сразу шагнул в сторону. Мне уделили пару взглядов, и еще несколько получили Лойош и Ротса, пока я осматривался. Два этажа, задняя дверь, но большую часть здания занимал как раз этот зал. Справа – длинная полированная стойка на пол-стены, а в зале несколько дюжин восточников – в смысле, людей, – сидят за столами, стоят вдоль стойки или просто подпирают стены.

Я подошел к стойке, и вскоре ко мне подошел средних лет человек, пузатый и в безрукавке, которая выставляла напоказ внушительные бицепсы. Прежде чем я успел что-либо сказать, он указал подбородком на моих дружков и заявил:

– Уберите этих тварей отсюда.

Я смерил его взглядом. Сильный, но не слишком проворный. Глаза у него были карими.

Через пару секунд он опустил взгляд.

– Бренди, – заказал я, – и еще поесть бы.

Он едва заметно кивнул, наполнил стакан и проговорил:

– Еду закажите у одной из девчонок.

Потом толстяк удалился к противоположному краю стойки. Я положил на стойку пару монет и подыскал себе незанятый кусок стены.

«Вульгарные предрассудки, босс. Позорище.»

«Будьте начеку.»

«Ну да, ну да.»

Вскоре мимо прошла девушка, одетая в красное, синее и желтое, с аппетитными коленками и полным подносом кружек и кувшинов.

– Еды, – намекнул я.

Девушка остановилась, взглянула на рептилий у меня на плечах, превозмогла испуг и сказала:

– Есть жареная дичь, гуляш из баранины и охотничий гуляш.

– Охотничий гуляш.

Она кивнула, окинула взглядом зал:

– Кажется, сидячих мест не осталось.

– Ничего, постою.

Она через силу улыбнулась, повернулась и ушла. Я воспользовался своими отточенными наблюдательными способностями и проверил, насколько аппетитно ее коленки выглядят сзади. Не хуже, чем спереди.

Только теперь до меня дошло, что при всем обилии народу женщин в зале нет, лишь три подавальщицы. Не знаю, что это значит, но отметить нужно.

Я ловил обрывки разговоров. Ничего интересного, но говорили по-фенариански, и столь чистый говор немедля заставил меня скучать по деду, хотя мы всего несколько дней как расстались.

А потом коленки вернулись, доставив большую миску охотничьего гуляша, большую ложку и ковригу черного хлеба; семья из Южной Адриланки могла бы питаться этим неделю. Я поставил стакан на полочку, явно прибитую к стене для подобной цели, расплатился и взял снедь. Девушка внимательно изучила драгаэрские медяки, но приняла их без возражений.

Гуляш состоял из свинины (нет, я не знаю, почему тут блюда из свинины зовут «охотничьими», если только это не самая нежная кабанятина в истории кулинарии), лука, разнообразных грибов, каких я прежде не пробовал, трех сортов перца, фасоли, моркови и каких-то еще бобов. Хлеб еще хранил тепло печи и на вкус был восхитителен. Когда я скармливал несколько кусочков джарегам, на меня снова начали посматривать, но никто не сказал ни слова; потому, наверное, что я единственный среди присутствующих открыто носил оружие.

Примерно на середине миски стол неподалеку очистился, и я смог усесться. Замечательно. Народ потихоньку расходился. Когда я доел, в зале оставалось с дюжину гостей, в основном пожилых, а разговоры велись теперь тихо-тихо. Запойные пьяницы. Знаю таких. Пари держу, тридцать часов спустя те же самые физиономии снова будут здесь.

Я подозвал подавальщицу. У этой тоже были аппетитные коленки; наверное, профессиональное требование.

– Здесь сдаются комнаты на ночь? – спросил я.

Глаза у девушки были темно-лиловыми. Необычно для Фенарио.

– Да. Поговорите с хозяином.

– Так и сделаю. А пока что – еще бренди.

Она ушла за моим заказом, а я медленно расслабился и подумал, как же я устал. Одна мысль о настоящей кровати, второй после расставания с Нойш-па, просто очаровывала.

Я посасывал бренди, наслаждаясь чувством усталости, за которой вскоре воспоследует отдых. Затем подошел к хозяину и спросил о комнате. Он покосился на джарегов, но утвердительно проворчал, получил серебряную державку и указал на дверь в дальнем конце зала.

За дверью была лестница, которая привела в коридор с несколькими дверями. Я открыл первую дверь справа, обнаружил кровать и плюхнулся на нее. Расплылся в улыбке, удовлетворенно вздохнул – и это все, что осталось в памяти.

Утром, когда я спустился в зал, хозяин уже был там. Он покосился на меня и снова занялся протиранием стойки. Я открыл дверь и глубоко вздохнул. Напрасно я это сделал. Груди и пятки Вирры, ну и вонища!

«Босс…»

«Знаю.»

«Ротсе это не нравится.»

«Привыкнем.»

«Надеюсь, нет.»

Пытаясь не обращать внимания на запах, я осмотрелся.

Вывеска у меня над головой изображала колпак в красно-белую полоску. Даже думать не хотелось, как называется заведение. Слева не было ничего. Ну, то есть, ничего, кроме колосящихся полей и тракта. Справа находился городок – несколько дюжин домов и прочих сооружений, и улицы между ними. Там же, между домами, проглядывала река, и причалы на реке, и барки и лодки у этих причалов, а надо всем этим вставало Горнило, слишком яркое, чтобы я мог рассмотреть остальное.

В общем, я направился туда.

Народу на улицах было немного. Женщина в застиранном синем платье и ярко-ярко-желтых башмаках несла ребенка, направляясь в лавку; два старика сидели на низкой каменной стене перед узким домиком – кажется, вчера вечером я их видел; юноша в потрепанной шелковой шапчонке толкал тачку, нагруженную железным ломом, и совершенно при этом не торопился добраться туда, куда двигался.

Когда я проходил мимо стариков, они прекратили беседу и вежливо взглянули на меня. Впрочем, нет, не уверен, что дело было именно так. Я повернул направо, против ветра, в сторону пристани. Старики смотрели в ту же сторону, один спросил «Ну как оно, Янчи?», на что второй ответил нечто вроде «Дрыхнем помалу», если я верно расслышал. Затем они услышали мои шаги, переглянулись и встали, когда я проходил мимо. Я кивнул им, они мне, а затем вежливо отвели взгляды.

Ветер дул мне в лицо, когда я приближался к пристани. Большое каменное строение на том берегу откашливало дым. С той стороны тоже была пристань и барки. Я остановился и рассмотрел их получше. Выше по течению у пристани находилось нечто вроде загона для бревен, по крайней мере, другого названия мне в голову не пришло. Там была огорожа с воротами, и внутри плавали бревна.

Река разливалась довольно-таки широко, где-то на четверть мили. Некоторое время я просто смотрел на нее. Есть что-то успокаивающее в созерцании реки. Знаю таких, кого приводит в то же настроение океан, но лично я предпочитаю хорошую реку. Ребенком я стоял на Цепном мосту и часами глазел, как внизу течет река Адриланка. Эта река ни на что подобное не претендовала, «оживленного движения», как на Адриланке, тут и близко не наблюдалось, по крайней мере, сейчас; и все-таки она успокаивала.

Никогда не спрашивал Коти, как она относится к рекам. Как-то не до того было.

Отложив подальше былую знатность, я прошелся по ближайшей пристани и уселся на краю. Цвет воды был грязно-бурым, однако ее запахи, какими бы они ни были, не могли пробиться сквозь толщу овощной гнили от фабрики. Я созерцал реку так, словно должен был, словно это было делом. В том-то и дело, что нет. Я никому ничего сейчас не должен. Чуток любопытства, выяснить про семью моей матери, и чуток намеков, как взяться за это – но ничего по-настоящему важного. Может быть, я задам несколько вопросов и подожду, последует ли хоть какой-нибудь ответ, но помимо этого, смысл моей жизни сейчас был – не дать джарегам с ней покончить. Я стремился ОТ, а не К. Новый для меня опыт. Я не был уверен, что однажды, когда отстраненность пройдет, меня будет беспокоить его новизна.

Интересно, где я буду, когда это случится.

Надеюсь, я буду один.

Мне внезапно захотелось иметь при себе горсточку гальки, чтобы потихоньку швырять камешки в воду, слушать тихое «бульк» и смотреть, как разбегаются круги.

Я просидел так, наверное, часа два. Потом встал и вернулся в трактир, где мне удалось убедить хозяина дать мне краюху вчерашнего хлеба, козьего сыра, копченой колбасы и кофе с теплыми сливками, шоколадом и свекольным сахаром. В зале было душновато и я уже собирался попросить хозяина открыть окно, однако вспомнил, почему оно закрыто.

Поев, я снова подошел к хозяину, который сидел на высоком стуле за стойкой, умостив затылок на стене и закрыв глаза. Услышав мои шаги, глаза он открыл.

– Меня зовут Влад, – сказал я.

– Инче, – отозвался он, чуть помолчав.

Я кивнул и счел, что пока этого хватит. А потом снова окунулся в вонь.

Незачем описывать последующие часы. Я гулял, здоровался с прохожими, знакомился с городом. Достаточно большой, вопреки первоначальному впечатлению, пара сотен почти одинаковых лачуг в дальнем конце, башмачник и галантерейная лавка, которые поддерживали их существование, и пустырь, на котором к выходню возникал базар. Лачуги были куда грязнее, чем крестьянские домишки за городом. Я видел многое, ничего не искал и ничего не нашел.

Когда тени стали длинными, я вернулся в трактир и перекусил жареной дичью, политой сладким вином. Пока я ел, появились две подавальщицы, в простых крестьянских платьях. Они скрылись за дальней дверью, а через несколько минут снова появились, уже с открытыми коленками и с грудями, распирающие синие или желтые лифы. Темнокудрая девушка спросила, не желаю ли я чего-нибудь, и я заказал стакан местного красного вина, которое оказалось кисловатым, но в общем ничего.

Снаружи темнело, зал заполнялся народом. На этот раз я сидел у задней стены, и поскольку голод и усталость остались в прошлом, я уделил куда больше внимания окружающим.

Я легко опознавал тех, кто работал на бумажной фабрике, потому что одеты они были проще, чем крестьяне, которые ради удовольствия выпить вечернюю кружку разоделись в яркие синие, и красные, и желтые наряды; рабочие носили простого покроя темно-зеленые или коричневые блузы. Те, кто помоложе – длинноволосые и гладко выбриты; те, кто постарше – с усами и аккуратно подстриженными бородками. Среди рабочих таких имелось немного, старики в основном явно были из крестьян, лишь некоторые из них еще не доросли до бритья. И по-прежнему ни одной женщины, кроме подавальщиц. Чем дольше я так сидел, тем более странным казалось, что так легко определить, кто есть кто и кто к какой группе принадлежит. Кстати, между собой группы не смешивались.

Впрочем, были и такие, кто ни к одной из групп не принадлежал. Парень со светлыми слезящимися глазами скалился направо и налево, даром что у него заметно недоставало зубов; он носил черные штаны, белую рубаху и синий плащ, а на пальцах блестело несколько колец. И еще один, в высоких сапогах, с длинными усами, которые опускались хорошо так ниже подбородка. И тип в голубом фетровом жилете, обтягивающем могучий торс, с чернильно-черной кучерявой шевелюрой ниже плеч.

«Что скажешь об этой троице, Лойош?»

«Не знаю, босс. Там, дома, я бы решил, что Щербатый и Усач – торговцы. А вот с Кучерявым непонятно.»

«Вот и мне так кажется. А почему тут нет женщин?»

«Без понятия, босс. Может, спросишь кого?

«Пожалуй, что так.»

Пока я решал, что спросить, у кого именно, и как бы к этому подойти, решение взял на себя тип в голубом фетровом жилете, который подошел к моему столу, покосился на джарегов у меня на плечах, и спросил:

– Не возражаешь, если я тут подсяду?

Я кивнул на один из незанятых стульев.

«Кучерявый» мягко присел и махнул рукой; через минуту одна из подавальщиц возникла рядом и принесла ему фарфоровую чашечку, которой он мне и отсалютовал:

– Бараш Орбан. Зови меня Орбан.

– Мерс Владимир, – соврал я, приподняв собственный стакан. – Влад.

Он прищурился.

– Мерс? Интересное имя.

– Ага, – сказал я.

Он опрокинул чашечку и зажмурился, вздрогнул, дернул головой и улыбнулся. Я сделал глоток.

– Что ты пьешь?

– Ракию. Сливовое бренди.

– А. Следовало бы догадаться. У деда тоже был такой вид, когда он пил эту штуку.

Он кивнул.

– Да, ракию импортируют с юга. Не знаю, зачем мы ее импортируем, или зачем вообще ее пьют. Проверка на мужество, наверное, – ухмыльнулся он. У Орбана все зубы были на месте и очень белыми.

Я фыркнул.

– Местная палинка хороша, и по мне, безопаснее.

– Мудро, – проговорил он. А потом добавил: – Прости, но в твоей речи слышится нечто иноземное…

Я кивнул.

– Я пришел издалека.

– И все же имя у тебя явно местное.

– Разве? – сказал я. – А я и не знал.

Он кивнул.

– Впрочем, неудивительно, – добавил я. – Моя семья отсюда.

– Семья или родня?

На фенарианском это два слова, и различие между ними сильнее, чем в Северо-западной речи.

– Родня, – поправился я. – А ты знаешь кого-то, кто мог бы быть моим родичем?

– Хм. Надо подумать. Это довольно большой город, знаешь ли.

Вранье.

– Пожалуй.

Через минуту я добавил:

– Извини, что так отзываюсь о твоем городе, но он воняет.

Он улыбнулся.

– Пожалуй. Но поверишь ли, вскоре напрочь перестаешь это замечать.

– Наверное, ко всему можно привыкнуть.

– Точно.

– Слушай, а можно вопрос?

– Валяй.

– Почему здесь нет женщин?

Его глаза округлились.

– А что, там, откуда ты, женщины заходят в пивные?

– Если хотят выпить.

– Ясно. В общем… тут такого не бывает.

– Почему?

– Ну, потому что… – Орбан нахмурился и, кажется, искал нужное слово. – Потому что это было бы неправильно, – наконец проговорил он.

Я кивнул и не стал развивать тему.

– А чем ты занимаешься?

– В смысле? А. Экспортом и импортом крепких наливок.

– Так ракия на твоей совести?

Он улыбнулся и кивнул.

– Потому-то я ее и пью.

– Человек высоких нравственных принципов. Понимаю.

– Не таких уж высоких; я все-таки торговец. – Он махнул подавальщице и заказал следующую порцию. – Давай, спрашивай дальше. Кажется, сегодня у меня много ответов.

– Ладно, – промолвил я. – Почему улицы такие широкие?

– То есть?

– Шире, чем я привык. Гораздо шире.

– Хм. Ну, улицы, к которым ты привык… а почему они гораздо уже?

– Честный вопрос, – кивнул я, – но это у тебя сегодня много ответов.

Он улыбнулся – той улыбкой, которая изображает, будто бы улыбающийся только что проиграл очередной круг. Выпивка прибыла, Орбан поднял чашечку и провозгласил:

– Добро пожаловать в наш город и в наш край, бойор.

Я моргнул.

– Бойор? Почему ты так меня называешь?

– О, никаких подвохов, клянусь чистыми коленками Дороати. Ты привык повелевать и ожидать подчинения.

– Да ну? – проговорил я. – Занятно.

– Не говоря уже о довольно длинной железке у тебя на боку.

– Да, кажется, здесь это необычно.

– Не хочешь, не буду об этом распространяться; но либо ты начнешь иначе ходить и почаще опускать взгляд, либо вскоре крестьяне, столкнувшись с тобой на улице, начнут кланяться, называть «господином» и уступать дорогу. Впрочем, – добавил он, – это если кто-то с тобой столкнется. Улицы-то у нас, как ты заметил, широкие…

Он посмеялся собственной изворотливости. Я улыбнулся, кивнул и отпил еще немного вина.

– А откуда это ты прибыл? В каких местах улицы узкие и женщины ходят по пивным?

– А. Извини, я думал, это очевидно. Я живу по ту сторону гор, в Драгаэрской империи.

– Ну, я так и подозревал, но уверенности не было, и я не знал, хочешь ли ты, чтобы об этом знали.

– Почему нет? Я что, первый, кто оттуда вернулся?

– Здесь? Первый, о ком я знаю. Парочку других я встречал, но они не останавливались в Бурзе. И выглядели они, в общем, не столь знатными персонами. По крайней мере пока не достигли Фенарио, Эсании или Арентии, где обнаружили, что обладают магией, какой ни у кого нет.

– Хм. Я об этом даже не думал.

– Разве? Думаю, у тебя подобная магия есть.

– Ты так хорошо разбираешься в магии?

Он пожал плечами.

– Лучше некоторых. Ты знаешь о нашем Искусстве; я вижу в тебе его следы. Та магия настолько отличается?

О да.

– Настолько – нет, пожалуй, – ответил я.

Он кивнул.

– Само собой, я не знаю, следуешь ты свету или тьме; они тоже не так отличаются, как многие думают.

Я кивнул, хотя не знал, что это значит. Потом спросил:

– А что обычно бывает с такими людьми? Ну, которые обнаружили, что владеют магией, какой ни у кого нет?

– Обычно они становятся мелкими владетелями, пока их, так сказать, не сбросят с небес на землю – ты понимаешь, о чем я. Но в здешних краях таких не случалось, не при мне, по крайней мере. И это хорошо, потому что король никогда не уделяет должное внимание столь отдаленным западным пределам, а разбираться с подобными пришлецами приходится именно королю.

Я кивнул.

– Что ж, если тебя именно это беспокоило, расслабься. Меня не слишком привлекает карьера мелкого владетеля. Или крупного, если на то пошло.

Орбан внимательно на меня посмотрел.

– Да, пожалуй, ты не из таких.

Я не был уверен, как к этому относиться, и опять же решил не развивать тему.

Мы выпили еще немного, затем он сказал:

– Поздно уже. Мне пора.

Я спросил:

– Ты мог бы что-то узнать про моих?

– О, конечно. Кое-кого спрошу, а там посмотрим.

– Был бы весьма тебе признателен, – проговорил я. – Где и когда встречаемся?

– Здесь нормально. Где-нибудь днем?

– Обед с меня, – пообещал я.

Он улыбнулся и встал.

– Увидимся.

Орбан ушел, а я допил вино и немного поразмышлял.

«Кто он, как ты думаешь, Лойош?»

«Не уверен, босс. В конце концов, есть шанс, что он именно тот, за кого себя выдает.»

«Ни единого шанса.»

2.

Лефитт: Здесь труп!

Бораан: Я уже пришел к тому же выводу.

Лефитт: Но как давно он тут?

Бораан: Не больше недели, полагаю. Максимум две.

Лефитт: Неделя? Но как он мог пролежать тут целую неделю?

Бораан: Ну, должно быть, слуги плохо вытирали пыль, в противном случае ты заметил бы его раньше и безусловно сделал бы им строгий выговор.

(Миерсен, «Шесть частей воды», День Первый, Акт I, Сцена 1)

Лойош на минутку заткнулся, потом сказал:

«Ладно, босс. Что ты увидел такого, чего я не засек?»

«Не увидел – услышал. Вернее, чего я не услышал. О чем он не спросил.»

Через пару секунд он отозвался:

«Ну да, точно. Он не спросил, что ты тут делаешь.»

«Именно.»

«Может, просто из вежливости?»

«Лойош, житель захолустного городка просто не может вот так вот заговорить с чужестранцем и не спросить, что его сюда привело. Это противоречит законам природы.»

«А значит, он знает или думает, что знает. Ты не так уж глуп для млекопитающего.»

«Спасибо за комплимент.»

«Думаешь, джареги?»

«Так и намерен думать, пока не получу доказательства обратного.»

«Тогда как насчет завтра?»

«А ты как думаешь, Лойош?»

«Вообще-то нам бы следовало ночью отсюда смыться. Но зная тебя…»

«Ага, и за нами пойдет еще одна погоня, причем здешних правил мы не знаем. Нет. Лучше пусть он будет там, где я смогу за ним присматривать.»

«Ты тут босс, босс.»

Я встал и вышел в вонь, на темные улицы; главным образом – проверить, не следят ли за мной. Снаружи Лойош и Ротса немедленно взмыли в воздух. Я ничего не приказывал своему дружку, в конце концов, мы не первый день вместе. Шпага успокаивающе болталась на боку. Прежде чем отправиться в горы, я несколько уменьшил тот вес, который обычно таскал, но несколько мелких сюрпризов при себе все-таки сохранил. Не в моих планах становиться легкой поживой.

Улицы были тихими и в темноте выглядели совершенно по-другому. Не зловеще, но так, словно имелись тайны, которые они предпочли бы оставить при себе. В некоторых домах горел свет, сочась сквозь промасленную бумагу. Некоторые оставались темными – то ли света там никто не зажигал, то ли здесь, на Востоке, днем так светло, что пришлось изобрести светонепроницаемые ставни. Подметки сапог хрустели по утрамбованной до каменной твердости уличной грязи. Миазмы от бумажной фабрики стали менее плотными, но не исчезли; вероятно, запахи впиталась в стены и в саму землю.

«Есть кто?»

«Ни души, босс.»

«Хорошо.»

Пока я гулял, ветер переменился и запах заметно ослаб. В ночной тишине я слышал, как река журчит о пристань, совсем неподалеку, как жужжат насекомые.

Я пожал плечами.

Моя мать, или ее семья, были родом отсюда. Почему они ушли? Чума? Голод? Притеснения? Могущественные враги? В любом случае, они были родом отсюда, а значит, и я тоже.

И вроде бы те, кто хочет убить меня, выследили меня и здесь.

Как мило.

Я перестал барабанить кончиками пальцев по рукояти кинжала в левом рукаве, зато дважды погладил намотанный на левое запястье Чаролом. Где драгаэряне, там волшебство. На шее у меня висел золотой Камень Феникса, что само по себе защита, и все равно наличие Чаролома придавало уверенности. Когда речь о моей жизни, слишком много защиты не бывает.

Что ж, если в округе возникнет клинок Морганти, об этом узнает всякий колдун. А объявись тут джарег – или любой другой драгаэрянин, – он будет заметен как гора Дзур. Как-то мне рассказали, что мой друг Морролан вырос среди людей и понятия не имел, что он драгаэрянин, а думал, что он просто очень высокий человек note 2. Никогда не спрашивал его самого, но сильно сомневаюсь. Слишком уж много отличий. Нет, появись в городе джарег, я бы об этом узнал.

Я добрался до противоположной окраины – город был невелик, вся прогулка заняла не больше часа. На глаза мне попался трактир, который я раньше уже видел; на маленькой аккуратной вывеске было нарисовано некое животное, однако опознать его в неверном свете я не мог. Входить я не стал, но сделал себе мысленную пометку. Я прошел мимо. Никто не вышел.

«Босс, помнишь, пару дней назад ты сказал, что тебе тут слишком удобно?»

«Ага, припоминаю. Что ж, одной заботой меньше, верно?»

Город просто закончился. Внезапно не стало ни лавок, ни домов, остался лишь тракт вдоль реки. Я развернулся и зашагал обратно. Когда я вернулся на постоялый двор, там уже было куда тише. Никакого следа типа в голубом жилете. Я поднялся в свою комнату и лег спать.

Утром я пробудился от ужасного света прямо в глаза. Горнило. Я забыл закрыть ставни. О да, здесь, на Востоке, они гораздо важнее, чем дома.

Я встал и оделся. Мимоходом проверил удавку, спрятанную в воротнике плаща (интересно, зачем я вообще ее таскаю? ни разу в жизни не пользовался удавкой, и не уверен, что вообще знаю, как), метательные ножи и звездочки в подкладке, и те несколько кинжалов, которые сохранил по старой привычке. Подумав, вспомнил вчерашний разговор с Орбаном и оставил шпагу в комнате. Я и без нее неплохо снаряжен, надо поглядеть, как пойдут дела, если я буду выглядеть менее опасным.

Утро. Лучи Горнила разят больнее ножей; дети играют на улице; иногда женщина, с ребенком на руках или без оного, пробирается в лавку; толпы людей идут на работу, распуская в итоге ужасные запахи на несколько миль вокруг. Интересно, сколько бумаги они тут производят? Наверное, ее сплавляют по реке целыми барками. Кому нужно столько бумаги? И для чего?

Лойош и Ротса устроились у меня на плечах. Сегодня Лойош предпочел левое. Не знаю, как они решают, кому где сидеть, и не собираюсь доставлять Лойошу удовольствие таким вопросом. Когда-то я думал, что здесь сложное разделение труда; теперь склоняюсь к мысли, что они просто надо мной издеваются.

Я шел и размышлял о поисках своей семьи. Прошу прощения, родни. Два месяца назад это было бы проще некуда, я бы просто сказал: «Крейгар, выясни, есть ли у меня родня в этой деревушке». Он съехидничал бы раз-другой, кое-кому перепало бы несколько монет, кое-кому – несколько угроз и оплеух, и в итоге я получил бы искомое. А сейчас придется всем заняться самому. Я представил себе, как брожу по городу, стучусь в каждую хижину и спрашиваю – никогда не слышали такого имени, «Мерс»? – и картина сия мне совсем не понравилась.

Несколько беспризорных кетн неторопливо переступали своими маленькими раздвоенными копытцами, похрюкивая и пофыркивая в поисках пропитания. Предположительно, у каждой где-то были хозяева; интересно, как хозяевам удается различать их. Может, кетны достаточно умны, чтобы возвращаться домой самостоятельно? И если да, то, учитывая их конечную судьбу, достаточно ли они умны, чтобы туда не возвращаться?

На той стороне улицы толстяк с коротко подстриженной сединой как раз поднимал деревянный навес, укрепленный на двух подпорках, и тут до меня дошло: это чтобы люди могли стоять у него перед лавкой, а свет Горнила не слепил бы их. Раньше я не осознавал, как сильно влияет Горнило на все, что делают люди. Надо бы этого не забывать.

Я зашагал прямо к нему. Он окинул меня оценивающим взглядом, как лавочники всегда делают, примечая потенциального покупателя. Великого впечатления на него я не произвел, но кивка меня все же удостоили. Внутри висели и стояли на крючках и полках разнообразные чайники, кофейники, дверные петли, чашки, котлы, и даже несколько тарелок с гравировкой; все – приятного оттенка червонного золота. Мое отношение к толстяку улучшилось; всегда уважал людей, которые делают конкретные вещи.

– Вы жестянщик, – сказал я.

Он изогнул бровь и фыркнул.

– Нет уж. Я уважаемый негоциант и член Гильдии. А жестянщики либо продают свои изделия через мою лавку, либо вообще здесь в округе не торгуют.

Мне вдруг захотелось проверить, сколько кофейников я сумею запихнуть ему в глотку.

– Ясно, – пробормотал я и продолжил осматривать лавку. Он наблюдал за мной, словно я собирался что-то спереть. Мне захотелось так и сделать, просто из принципа.

«Босс, напомни-ка, почему ты не убиваешь выходцев с Востока?»

«Я никогда такого не говорил. Я сказал, что не нанимаюсь убивать выходцев с Востока.»

«Тогда…»

«Нет, этого я не убью. А если даже убью, ты его не съешь. Кстати, от такого жирного мяса у тебя будет несварение.»

Я изучил лавку, стараясь ни к чему не прикасаться, потому что если бы толстяк заикнулся о «поврежденном товаре», я бы все-таки его прикончил.

– Член Гильдии, – повторил я.

– Верно, юноша. Так что осторожнее.

– Я в городе недавно. О какой из гильдий речь?

Он фыркнул.

– О Гильдии торговцев, разумеется.

– А. Разумеется.

«Босс…»

«Тихо. Я работаю.»

Я безразлично улыбнулся и спросил:

– Это местная гильдия, или она часть бОльшей гильдии всего края?

С его стороны последовал, уверен, Пронзительный Взгляд.

– Зачем вам нужно это знать?

– Просто интересно.

«Босс, зачем тебе это знать?»

«Просто интересно.»

Любопытственно, однако. Вчера вечером кое-кто принял меня за знатную персону. Сейчас этот тип заподозрил, что я бандит или преступник. Терпеть не могу, когда кто-то строит обо мне подобные предположения. Таким людям всегда хочется переломать ноги.

Я спросил:

– Вам не знакомо имя Мерс?

Он сощурился еще сильнее.

– Вы пытаетесь мне угрожать?

– Нет.

– Я не поддаюсь на угрозы, юноша.

– И хорошо, потому что я не угрожаю.

– Думаю, вам лучше покинуть мое учреждение.

Учреждение. У него учреждение.

Я пожал плечами и вышел вон, потому что решил, что оставаться бесполезно, а кроме того, это последнее, чего он от меня ждал.

«Вот это, – сообщил я Лойошу, – был довольно интересный разговор, а у меня случалось немало интересных разговоров.»

«То есть ты понятия не имеешь, что случилось, так?»

«Так. Но кое-что случилось, правда?»

«Само собой, босс. Только вот как это связано с тем, что ты ищешь?»

«Я упомянул семейное имя, и он решил, что я ему угрожаю.»

Лойош не ответил.

Шагов через десять меня вдруг накрыла волна ностальгии, о какой я даже и помыслить не мог. Прямо передо мной было крошечное строение, как будто покров свежей зелени набросили на хлипкий скелет; без окон, а дверь закрывал плотный шерстяной занавес. С низкого карниза свисали растения: плющ, коэль, чабрец, пряженица, омутник. Лавка моего деда выглядела иначе, но пахла точно так же. Я немного постоял снаружи, чувствуя, как губы растягиваются в улыбке, а потом отодвинул занавес и шагнул внутрь.

Внутри было темно, чадящие светильники мерцали, что заставляло горшки на полках и растенья на крючках словно подпрыгивать и изгибаться. Потихоньку мои глаза привыкли к темноте и мерцанию.

Тип в лавке совершенно не напоминал деда. Физиономия производила впечатление, словно кто-то взял его за подбородок и как следует дернул вниз; высокий лоб и редеющие волосы лишь усиливали впечатление. Одет в застиранную, некогда синюю фуфайку и свободные бурые штаны. Возраст его я мог бы назвать с погрешностью лет в тридцать. Взглядом блекло-карих глаз он смерил меня, и выражение лица в точности напомнило мне предыдущего лавочника. Я ему явно не понравился. Может, дело было в джарегах, а может, во мне самом.

Нет, я не хотел ломать ему ноги, сперва правую, потом левую. Я даже об этом не думал.

Он наклонил голову столь безразлично, что, пожалуй, смог бы кое-чему подучить Морролана по части холодной вежливости, и молча предоставил мне начать разговор. Что я вскоре и сделал.

– Есть у вас шабская соль?

– Нет, – ответил он.

Я минуту помолчал, а затем спросил прямо:

– Что-то не так?

– Ничего. У меня просто ее нет, только и всего.

– Я не о том. Ваше поведение. Что я вам такого сделал? Вам не нравится, как я одет, или что?

– Вы колдун, – заявил он.

А вот тут нужно кое-что пояснить. Переводится это «колдун» и никак иначе, но употребил он фенарианское слово «эрдергбасор», которое значит, скажем, «колдун, который причиняет другим вред», или «колдун, который изучает вещи, о каких приличные люди не говорят». Что-то в этом роде. Слово-то я знал, но никак не ожидал, что его употребят по адресу милого и доброго меня.

Мой дружок легко прочел перевод этого слова в моих мыслях, и я спросил:

«Мысли есть, Лойош?»

«Я в нокдауне, босс. Ни единой.»

Пальцем я нарисовал на прилавке небольшой кружок, а потом обратился к лавочнику – я называю его «лавочником», потому что не мог думать о таком как о колдуне:

– Так меня никогда не называли.

– Не угрожайте мне, юноша. Я чле…

– Да-да, член Гильдии, – закончил я. – Само собой. Но что делает меня колдуном? – Я использовал то же самое слово.

Он просто уставился на меня.

Интересно, как долго я могу мириться с подобным и никому ничего не сломать? Странно: среди драгаэрян мне и в голову не могло придти схлестнуться с людьми, но здесь, где драгаэрян не было, подобная мысль возникала все чаще. И с каждой минутой искушение лишь возрастало. В последний раз, когда я был в этом краю, много лет назад, я встретил не столь уж многих людей, но все эти встречи были приятными. Наверное, из этих воспоминаний и из рассказов деда я и выдумал нечто вроде Восточного рая. Да, наверное.

– Я серьезно, – проговорил я. – Почему вы считаете…

– Юноша, вы либо болван, либо считаете таковым меня, – ответил он. – Колдовского дружка я узнаю сразу.

Ах так. Значит, дело все же в Лойоше. Кто бы мог подумать. И все же дело выглядело куда сложнее, но мне даже размышлять о подобном не хотелось.

– Ладно. А вам знакома семья Мерс?

– Выход там, юноша.

И снова выбор встал между выходом на улицу и применением насилия. Уверен, завтра мне придет в голову реплика, подходящая к данному случаю, но пока что я просто отодвинул занавес и вышел вон.

Следующее строение было киоском башмачника, где запахи кожи и масла перебивали даже городские миазмы. Опущу подробности; итог был не лучше. Этим людям я откровенно не нравился. Я начал закипать и срочно взял себя в руки: сейчас толку от эмоций не будет. Сперва надо понять, что происходит.

«Три подряд, босс. Теперь убедился?»

«Ага. Вот только не знаю, в чем именно.»

Лойош просветить меня не сумел, и я вернулся на постоялый двор, поглядывая на лавки, мимо которых шагал, но так и не зашел ни в одну из них. Окна на этот раз были открыты – наверное, все дело в том, откуда ветер дует. Орбан еще не пришел – я вообще был там чуть ли не один, – так что я сел в углу, заказал стакан крепкого красного вина (мне оно показалось фиолетовым) и приготовился к ожиданию. Вино оказалось сносным.

Через час я разжился порцией гуляша из баранины с луком-пореем, чесноком и сметаной, и ломтем хлеба с толстой корочкой. Спустя еще часок появился Орбан. Времени он не тратил: осмотрелся, увидел меня и сразу подошел.

– Как прошел день? – спросил он, махнув подавальщице.

– Интересно, – отозвался я. Он заказал выпивку, а я напомнил, что обед с меня, так что ему принесли и миску такого же гуляша. – Не знаю даже, с чего начать. Как думаешь, почему меня могли назвать эрдергбасором?

Орбан слегка нахмурился.

– Хм. И кто тебя так назвал?

– Тип, который держит лавку с колдовскими принадлежностями.

– А, этот. – Он пожал плечами. – Скажу я ему пару слов…

– Нет-нет, не утруждай себя. Мне просто интересно. Потому ли, что у меня дружок-джарег, или потому, что у меня есть дружок…

– Потому что у тебя дружки-джареги, – объяснил Орбан. – Многие местные подумают, что ты избрал путь тьмы, ибо у следующего путем света дружком должен быть кот или птица, в крайнем случае, хорек. Рептилии исключаются.

– Ага. Странно.

– Именно, странно. Местное суеверие.

– Занятный город.

Он пожал плечами.

– Просто будь здесь поосторожнее.

– То есть? Ты о чем?

– Не задавай слишком много вопросов.

– Почему? Я прибыл кое-что выяснить.

– Знаю. Но просто будь поосторожнее. Есть кое-кто…

– Гильдия?

Он остановился на полуслове.

– Ага. Уже выяснил?

– Я выяснил, что она существует, и непохожа на все прочие гильдии, о которых я слышал.

Он потер подбородок.

– Знаешь, я здесь родился.

– Так.

– И я веду тут дела.

– Понимаю.

– И если ты разойдешься во взглядах с Гильдией, помощи от меня не жди. Я и на улице с тобой не поздороваюсь.

– Так, пока все ясно. Но пока этого не произошло, что ты можешь мне о ней рассказать?

Он замялся, потом пожал плечами.

– Она древняя и могущественная.

– И всеохватывающая, да? То бишь ни одному торговцу не выжить, если он не в Гильдии?

Он кивнул, а я продолжил:

– И Гильдия эта местная?

– Во многих городах есть гильдии. Почти во всех. Но эта, и верно, особенная.

– Как она возникла?

– Понятия не имею, она тут была всегда, сколько люди помнят.

– А кто главный?

– Гильдейский старшина. Его зовут Чеур.

– Так. И где он живет?

– Зачем тебе?

– Раз я не хочу бодаться с Гильдией, с него и стоит начать.

Он покачал головой.

– Дело твое, но я бы не советовал. Наоборот, стоит держаться от него подальше.

Потягивая вино, я размышлял, насколько могу доверять этому парню. Лойош шевельнулся у меня на плече – кажется, он думал примерно о том же. Я решил, что очень уж доверять не стоит, по крайней мере, пока. Доверие мое заслужить нелегко. Странно, да?

– Ладно, – сказал я, – буду иметь в виду. Но я правда просто хочу найти свою родню, если она еще тут живет. А потом двинусь дальше. У меня в этом городе нет каких-то дел.

Орбан кивнул.

– С этим мне пока не повезло. Хотел бы помочь тебе.

– Спасибо, что попытался.

Он кивнул.

– Думаю, в этом городе тебе не место. Никаких угроз, – быстро добавил он, очевидно, что-то отразилось на моем лице, – я совершенно ничего против тебя не имею. Просто предупреждение. Если ты будешь тут шнырять, обстоятельства осложнятся. Я тут скорее сбоку-припеку, меня это не так задевает, как других, у кого все связано с городом; я много путешествую и мне не нужно так уж жестко защищать свои здешние дела. Но они все же есть. Ты меня понимаешь?

– Вообще-то, – признался я, – совершенно не понимаю. Но уже заинтригован.

– Хммм. – Он наполовину осушил стакан, без всякого выражения, словно пил воду, и наконец произнес: – Я пытаюсь сказать, что могу предупредить тебя, но если начнутся неприятности, то защитить не сумею.

– А. Понятно. Что ж, вполне честно. Но я пока болтал с лавочниками. Простой-то народ в Гильдию не входит, попробую с ними.

Он покачал головой.

– Делай как хочешь, но по мне, это будет ошибкой.

– Думаешь, Гильдия узнает?

– Если только ты не будешь очень осторожен. А ты ведь заметная фигура.

Странно, что я, человек, мог легко смешаться с толпой драгаэрян, но здесь, среди людей, так явно выделялся. Однако, вероятно, он был прав.

– Почему ты мне помогаешь? – спросил я напрямик. Иногда прямой вопрос может настолько ошеломить, что на него дадут честный ответ.

Он пожал плечами.

– Думаю, ты хороший парень. Если ты видишь чужестранца, который идет туда, где, как ты знаешь, опасная трясина – ты же предупредил бы его, верно?

Пожалуй, нет.

– Да, наверное, – согласился я.

«Ну что, Лойош? Как по-твоему?»

«Босс?»

«Он пытается меня отсюда убрать для моего же блага, или чтобы я чего-то не узнал?»

«А я откуда знаю? Возможно и то, и другое.»

«Хм. Дельная мысль.»

– Я поставлю тебе еще выпивки? – предложил я.

– Нет, я пока все. Пора бежать. Надо проверить, чтобы грузчики, которые готовят к отправке следующую партию товара, не решили облегчить себе работу и выдуть из бочек все содержимое. – Орбан ухмыльнулся и встал.

– Ладно, – сказал я. – Спасибо за сведения и за совет. Я твой должник.

Что именно я ему задолжал, это еще вопрос.

Орбан отмахнулся и вышел вон, а я сидел и чертил пальцем кружочки на столешнице.

В голове крутилась одна и та же мысль: когда я спросил у лавочника, не знает ли он кого-нибудь по имени Мерс, он решил, что я ему угрожаю. Просто-таки слишком интригующе, чтобы вот так вот отбросить это в сторону.

А сидеть и размышлять об этом – ничего мне не даст.

Поэтому я встал и вышел.

3.

Следователь: И что в нем в первую очередь привлекло ваше внимание?

Лефитт: Его замечание о начале процесса исцеления.

Бораан: Когда обладающие властью намерены начать процесс исцеления, господин, это обычно означает: есть нечто такое, о чем они не желали бы осведомлять вас.

Лефитт (желчно): Присутствующие не в счет, разумеется!

Бораан: О да, конечно.

Лефитт: Ваша честь, не желаете ли ойшки или воды?

(Миерсен, «Шесть частей воды», День Второй, Акт IV, Сцена 5)

Пахло не так уж плохо. С запада дул холодный ветер, слишком холодный для середины весны. Я плотнее завернулся в плащ и хотел было вернуться в комнату и одеться потеплее, но Лойош наверняка отпустит парочку замечаний, а дело того не стоит.

«Босс?»

«Да?»

«Что теперь?»

«А теперь я найду того, кто не откажется поболтать со мной.»

«Так ты ему не веришь?»

«Нет. Да. Не знаю. Но хочу узнать больше. И, проклятье, я хочу их найти!»

«Зачем?»

«Лойош…»

«Нет, правда, босс. Мы сперва занялись этим, потому как все равно перешли через горы и оказались здесь. А теперь ты относишься к этому как к делу. Зачем оно тебе?»

В его обязанности входит задавать мне трудные вопросы.

Пока я пытался придумать достойный ответ, ноги сами доставили меня на пристань. Если вы утратили счет времени, стоял самый разгар дня. Фабрика за рекой вовсю кашляла серым дымом, но ветер дул с гор (что, как мне сказали, было необычно), так что воняло не так уж сильно. Позади меня по улице гуляли люди – не слишком много, и в основном матери с детьми на руках. Я не слишком беспокоился, в конце концов, Лойош…

«Кое-кто приближается, босс. Женщина, на вид не опасна, и непохоже, что идет конкретно к тебе.»

«Ладно.»

Я не оборачивался, и вскоре справа от меня прошуршали шаги. Башмаки с мягкими подошвами, из кожи дарра или чего-то вроде того. Краем глаза я заметил гостью, футах в десяти от себя, повернулся и кивнул. Она кивнула в ответ. Моих лет или чуть старше. В первую очередь я обратил внимание на ее глаза, загадочно-серые; длинные черные, вероятно, крашеные локоны струились на спину; нос ее был прямым, а формы приятно-округлые. Когда-то я заинтересовался бы такими, и кажется, эта часть меня пока еще не умерла, или я бы не заметил подобного. Длинные серебристые серьги, на пальцах несколько колец. Платье было темно-зеленым, с низким квадратным лифом и широкой шнуровкой; подол приходился выше колен и из-под него выглядывало красное кружево флайсла note 3. Чулки у нее были того же цвета, что и глаза.

Я отвернулся и продолжил изучать дым от фабрики. Женщина, кажется, делала то же самое. Через несколько минут она спросила:

– Как насчет толики удовольствия?

– Нет уж, – ответил я, – ненавижу удовольствия. Всегда ненавидел. Даже в детстве, увидев кого-то, кто хочет доставить мне удовольствие, я сразу удирал. Какое счастье, что я наконец вырос и теперь могу до скончания дней не ведать удовольствий.

Она без воодушевления посмеялась, вздохнула и вернулась к созерцанию фабрики. Я подумал, что ее рабочий день начнется ближе к вечеру, когда фабрика закроется.

– В твоей профессии тоже заправляет Гильдия? – спросил я.

На вопросы о работе «бабочки» реагируют по-разному. Иногда просто отвечают, словно болтая о перспективах урожая и ранних заморозков; иногда бросают высокомерный взгляд, полагая, что спрашивающему нравится задавать грязные вопросы; иногда приходят в ярость, словно вопрос, как они зарабатывают на хлеб насущный, более интимен, нежели самый способ заработка – впрочем, возможно, так и есть.

Она просто сказала:

– Гильдия заправляет всем.

– Вот и у меня такое впечатление. Я Влад.

Она взглянула на меня, потом снова посмотрела на реку.

– Приятно познакомиться, Влад. Я Тереза. И что, во имя Трех Сестер, привело тебя в этот зачуханный городишко?

На лбу и в уголках глаз у нее были морщины, не до конца укрытые макияжем. Но, пожалуй, ее макияж и не был предназначен для яркого дневного света. Почему-то с морщинами она казалась привлекательнее.

– Я пришел на запах.

Улыбка потухла.

– А в общем, – продолжил я, – я сейчас задаю себе примерно тот же вопрос. Главным образом, я остановился тут по дороге кое-куда. Вернее, кое-откуда. Но еще у меня где-то тут родня, и я хотел бы ее найти.

– Да? И кто же?

– Их имя – Мерс.

Тереза повернула голову и долго, оценивающе глядела на меня. Я ждал.

– Не могу тебе помочь, – наконец произнесла она.

Я кивнул.

– Начинаю думать, что их тут вообще никогда не было. – Добрая ложь иногда развязывает языки лучше горькой правды.

– Я знаю, кто охот… то есть сможет рассказать тебе многое об этом городе, – сказала она.

– Да? Что ж, это самая приятная весть на сегодняшний день.

Тереза помялась, но добавила:

– Тебе это кое-чего будет стоить.

Я просто смотрел на нее, и она сдалась:

– Ладно. Тут есть пивная «Коморная мышь».

– Да, видел.

– За ней конюшня. Вечером там обычно бывает некто Золли. Он возничий графа Саэкереша [шутка Браста для родичей-мадьяров: по-венгерски «секереш»

– кучер, возничий]. Знает всех и вся, а поскольку он графский возничий, то его никто не тронет; по крайней мере, так сам Золли полагает. Поставь ему выпить, и он все тебе расскажет.

Я извлек империал и вложил ей в ладонь. Тереза сделала то, что делают, пытаясь определить вес монеты, и спросила:

– Это что, золото?

– Чистое. Не трать все сразу.

Она рассмеялась.

– Я у тебя в долгу, Влад. Фенарио, я уже иду!

Тереза ухмыльнулась и поцеловала меня в щеку. Улыбка делала ее куда красивее. Я смотрел ей вслед, любуясь пружинистой походкой.

Чуть погодя я двинулся в «Коморную мышь». Она оказалась копией «Колпака» (каковым ярлыком я обозначил «свой» постоялый двор), только зал здесь был длиннее, а потолок чуть повыше. Все столы были маленькими и круглыми. После обычных кивков (не слишком теплых, но и не вымученных) я получил выпивку и устроился за столиком, где и ждал до вечера, медленно потягивая вино.

К закату пивная быстро заполнилась, в основном народом, который видом и запахом походил на фабрику за рекой. В зале было и несколько девиц, все в платьях со шнуровкой сверху донизу и открытыми коленками. Иногда то одна, то другая удалялись с кем-то из рабочих через заднюю дверь. Пару раз девицы поглядывали и на меня, но ни одна не подошла.

Я изучал людей, поскольку больше мне делать было нечего, и сосредоточился на том, чтобы запомнить их лица, просто практики ради. Наконец я вышел из зала и подобрался к заведению с тыльной стороны. Прямо там и располагалась конюшня, футов пятидесяти в длину, с одной стороны к ней примыкало нечто вроде загона. У загона стоял высокий возок, и даже в тусклом свете из окошек выглядел он богато. На двери что-то изображено. Лошади распряжены. Что ж, где возок, там возничий, а где возничий, там байки, а где байки, там ответы на вопросы, и может даже статься – правильные.

Я вошел.

Пахло свежим сеном, сушеным сеном, мокрым сеном, гниющим сеном и навозом. Гораздо лучше. Десять стойл, в четырех – лошади различных мастей и статей, а в пятом – тощий парень в черном, и высокий лоб над густыми бровями придавал ему забавный вид. Руки у него были сложены на животе, а по тыльным сторонам запястий пробегали странные белые шрамы. Он сидел на низком табурете, закрыв глаза, но когда я подошел ближе – глаза открылись, и в них не было ни следов сна, ни дымки пьянства. Последнее, судя по рассказам о возницах, выглядело необычно.

– Если ты пришел, чтобы ехать в особняк, ты опоздал, – проговорил он голосом чуть более тонким, чем можно было судить по его виду. – Если пришел поболтать, ты слишком рано. Но если ты пришел купить мне выпивку, ты не мог рассчитать время лучше.

– У меня есть вопросы и деньги, – заявил я.

– Заставь деньги булькать, и я отвечу на вопросы.

– Идет. Чего пожелаешь?

– Вина. Белого вина, и чем лучше оно будет, тем лучше будут ответы.

– Сейчас вернусь.

Парень кивнул и закрыл глаза.

Через несколько минут он снова открыл их, когда я вернулся с вином для него, прихватив немного красного для себя. Он понюхал вино, отпил, кивнул и предложил:

– Присаживайся.

Там было несколько низких трехногих табуретов, вроде сапожных. Я взял один и сел напротив. Лошади задвигались; одна из них подозрительно взглянула на меня. То ли ей (а может, ему) чем-то не понравился я сам, то ли дело было в Лойоше и Ротсе.

Я сел и начал:

– Меня зовут Влад.

Он кивнул.

– Зови меня Золли Качиш, или Чиш. – Он глотнул еще вина. – Добрая лоза. Ладно, Влад. У тебя есть вопросы?

– Много, очень много.

Улыбался Чиш дружественно, и я в это верил, временно. Итак. С чего начнем?

– Ты знаешь семью Мерс?

– Конечно, – ответил он. – Шесть миль на север, дорога вдоль ореховой рощи. Большой белый дом, выглядит изрядно перестроенным. Если только ты не об их кузенах; эти давно ушли отсюда, не знаю, куда, наверное, в Фенарио. В смысле, в столицу.

– О. Спасибо.

– Верхом – где-то полчаса.

– Я верхом не езжу.

Он явно выглядел удивленным.

– Ты что, никогда не сидел на лошади?

– Сидел. Поэтому и не езжу.

– Хм. Ладно. Что еще?

– Почему никто другой не отвечал на мои вопросы о них?

– Они боятся Гильдии.

– Ну да, – заметил я. – Гильдии. Вот это мой следующий вопрос.

– Не только твой. Толком никто не знает, как оно стало тем, что есть.

– Но часть этой истории ты должен знать.

Он допил вино и протянул мне кружку.

– Немного знаю.

– Оставь, я сейчас принесу кувшин, – сказал я.

– Буду тут, – кивнул он.

Народу в пивной прибавилось, так что я вернулся лишь минут десять спустя. Наполнил кружку Чиша и снова сел.

– Итак. Гильдия.

– Да. Гильдия. – Он уделил мне чуть больше внимания. – Зачем тебе это?

– Я все время с ними сталкиваюсь, задавая вопросы о семье Мерс.

Чиш взглянул на меня внимательнее.

– Родня, да?

– Мне всегда казалось, что я похож на отца.

– У тебя немного расширяются ноздри. У них тоже. Порода. Ты из-за этого прибыл в Бурз?

– И да, и нет, – отозвался я.

Он явно ждал продолжения, а не дождавшись, пожал плечами.

– Фенарио – старое королевство, Влад. Очень старое. Две тысячи лет, одни и те же люди, одна и та же земля.

Я не стал встревать с замечанием, что значат две тысячи лет для Морролана или для Алиеры. Тем более для Сетры. Я просто кивнул.

Он продолжил:

– Границы немного изменились, и кое-что еще. – Я кивнул, потому что он этого ждал. – Последние несколько веков короли не очень интересуются отдаленными провинциями. Они делают то, что нужно, чтобы граница стояла прочно, но сверх того почти все остается на усмотрение местным вельмож.

– Кроме налогов, думаю.

– Когда да, а когда и нет.

– Хмм.

Чиш пожал плечами.

– Не веришь, не надо. Королю, похоже, плевать, как идет налоговый сбор. По крайней мере, так далеко на западе. Наверное, если он потребует слишком многого, просто возрастет контрабанда.

– Ладно, – проговорил я.

– Так что когда все началось, мы управлялись сами.

– А что началось?

– Та история, когда граф – старый граф, дед моего господина, – сошел с ума. Поговаривали, что все здешние колдуны хотели его убить, или что-то в этом роде.

– А они пытались?

– Время от времени.

– Хм.

– Всего я, конечно, не знаю. Никто не знает. Но кажется, колдуны разделились на тех, кто хотел держаться подальше от графа, пока к нему не вернется рассудок, и на тех, кто намеревался что-то предпринять.

– «Предпринять»?

– Понятия не имею. Вылечить его, убить, какая разница?

– Это мне напоминает кое-кого из прежних знакомых.

Он снова наполнил кружку.

– Так что много лет – десять? двадцать? тридцать? – граф только тем и занимался, что охотился на колдунов. Есть целые баллады, которые описывают, как на него насылали то один, то другой недуг, а он исцелялся. Наверное, враки сплошные, но старик явно был занят вовсю. Однако должен же кто-то был вести дела, и в конце концов этим занялась Гильдия торговцев.

– Так, а преемники графа? У них что, возражений не возникло?

– Я так понял, сын старого графа договорился с колдунами.

– Это как же?

– Заключил сделку. Ты не трогаешь меня, а я тебя. Граф просто счастлив получать серебро и, сидя дома, жаловаться на браконьеров.

– Странно.

– Это странный город.

– Да, он воняет.

Он кивнул.

– Крестьянам не нравится вонь от фабрики, и им не нравится, что их сыновья меняют родовое занятие на работу под крышей, но именно фабрика приносит доход, предназначенный графу, так что торговцы следят, чтобы этому ничто не мешало. Им не нужно, чтобы граф обратился в Фенарио, потому что однажды может появиться король, который захочет на самом деле вникнуть в местные дела.

– Странный город, – повторил я. – А какая разница между теми колдунами, что дрались с графом, и теми, кто этого не делал?

– В смысле?

– Ну, когда все изменилось?

– Понятия не имею. Кроме колдунов, никто об этом не говорит, а я не изучал Искусства. Ходили слухи, что у верных графу колдунов в дружках были птицы и мыши, но правда ли это – не знаю.

– А остальное, что ты мне рассказал – правда?

Он поразмыслил.

– Я рассказываю байки. Исторические хроники ищи… в общем, в другом месте. Я не знаю, что правда, а что нет. Мы просто рассказываем, мы – возничие.

– Значит, ничего из того, что ты рассказал, на самом деле не случилось?

– Уверен, что-то из этого как-то со случившимся связано.

Я заслушался и давно уже не прикладывался к кружке. Пора было это исправить, а заодно свести концы с концами.

– Я так понимаю, – проговорил я, – что семья Мерс связана с, так сказать, темной стороной Искусства?

Он кивнул.

– И все-таки они по-прежнему тут живут.

– Кое-кто из них. Упрямая порода.

Я улыбнулся. Вот это по мне.

– А еще, – добавил Чиш, – они обычно держатся в стороне и ни с кем не связываются.

– Да, прямо как я, – отрезал я.

Он либо не заметил иронии, либо предпочел ее не заметить.

– Так что, Влад, я ответил на все твои вопросы?

– О да, – рассмеялся я. – Чтобы появилась масса других.

– Да, обычно так и бывает.

– А как зовут графа?

– «Господин», вполне достаточно.

– Нет, я имел в виду имя.

– А. Веодрик. Саэкереш, разумеется.

– Спасибо. А что привело тебя сюда, Золли?

– Я здесь родился, – сказал он.

– Нет, я не в этом смысле. Почему ты устроился у трактира, а не в особняке доброго графа Саэкереша Веодрика?

Он рассмеялся.

– Добрый граф Веодрик имеет дурной нрав капризного ребенка, который только и делает, что жалуется на свои болячки. А еще ему восемьдесят три года. Он покидает фамильный особняк дважды в год: когда посещает Фестиваль Посевов и когда выступает судьей на выставке скакунов. Это не сегодня, а компания тут получше.

Я огляделся.

– Лошади, что ли?

Чиш с улыбкой подмигнул.

– Ясно. Кого-то ждешь?

– Раньше или позже, – подтвердил он.

– Тогда оставляю тебе вино и мою благодарность в придачу.

– Было приятно поболтать, Мерс Влад. Надеюсь, мы еще увидимся.

– Надеюсь, – ответил я. – У меня наверняка появятся еще вопросы, когда я кое-что обдумаю.

– Надеюсь, к вопросам приложится и вино.

– И вино.

Было уже поздно, шум в пивной почти стих. Когда я возвращался, напрямик через город, Лойош и Ротса усилили наблюдение, потому что я вдруг стал нервничать. Ничего, однако, не случилось, и я благополучно добрался до «Колпака». Дверь открыл сам хозяин, Инче, и вид у него был усталый (в зале уже никого не осталось; наверное, он собирался отойти ко сну).

«Ну что, босс, прогулялся с пользой?»

«К чему такой сарказм? Вполне небесполезно.»

«Да? Он же признался, что все его байки, возможно, просто выдумка!»

«Выдумка или нет, но многие в это верят.»

«О, тогда другое дело.»

«А еще он сказал, что где-то за ними скрывается правда.»

«Удачных поисков.»

«Заткнись. Я устал.»

Некоторые удовольствия не приедаются. Стащить сапоги после долгого дня – как раз одно из таких. Я сбросил плащ и верхнюю одежду, вспомнил, что нужно закрыть ставни, и растянулся на кровати.

Приятно, что у меня сегодня не возникло причины сожалеть об оставленной в комнате шпаге. Но больше я так никогда не поступлю.

«Что ж, босс, уже лучше. Но еще лучше было бы – покончить со всем этим и двинуться прочь.»

«Этот город что, действует тебе на нервы?»

«А тебе разве нет?»

«Что ж, пожалуй, немного. Спокойной ночи.»

4.

Лефитт: Но факт в том, что это труп лорда Чартиса!

Следователь: Боги! Это невозможно!

Бораан (Лефитту): Ты совершаешь классическую ошибку. Это не факт, это вывод, основанный на фактах.

Лефитт: Ты хочешь сказать, что это не Чартис?

Бораан: О нет, конечно же, Чартис. Я лишь возражал против выбранного тобой слова.

(Миерсен, «Шесть частей воды», День Второй, Акт IV, Сцена 3)

Прошлой ночью я, кажется, думал, как же приятно спать в настоящей кровати. Что ж, сегодня это было ничуть не хуже.

Встал я поздно и, когда спускался вниз ополоснуть лицо и все такое, чувствовал, что вполне отдохнул. Вернулся в комнату, оделся и уделил немного внимания всему оружию, прежде чем рассовать его по разным потайным местам. А потом снова спустился, теперь уже к хлебу с сыром и кофе. Хлеба и сыра побольше, я собирался провести весь день на ногах. А вот кофе – умеренно, эта вонючая, мерзкая, горькая штука хоть как-то переносима лишь с изрядным количеством сливок и меда.

Когда я вышел, было все еще утро. С порога «Колпака» (понятия не имею, как трактир называют здешние) я послал Лойоша разведать дорогу в северном направлении. Заняло у него это минут пять. Следуя его указаниям, я обогнул трехэтажное строение из красного кирпича, которое, вероятно, было каким-то складом, и размеренно зашагал дальше. Лойош воссоединился со мной, устроился на правом плече и завел с Ротсой безмолвную беседу, которая совершенно меня не касалась.

Утро было свежим и ясным; ярко-голубое небо местами чуть тронуто белыми мазками. К такому сразу не привыкнешь; последние пару дней я ловил себя на том, что избегаю смотреть вверх. Наверное, тому, кто никогда не был в месте, где небо вот так вот сразу становится не тем, к которому привык, меня не понять; но голова от такого здорово кружится. Сразу как-то начинаешь верить в байки о людях, которые протиснулись в пещерную расщелину и оказались в Стране Антиподов, или в Стране Наоборотии, или в Стране Великанов.

Или в Стране Грязи. Хорошо, что в последние дни тут не очень капало. Ненавижу месить грязь.

Навстречу мне ехал воз, запряженный молодой и резвой лошадью (по крайней мере, мне она показалась таковой). Крестьянин, поколебавшись, слегка мне поклонился, и я ответил тем же. На нем была широкополая соломенная шляпа. И в городе многие носили шляпы. Наверное, из-за Горнила. Оно как раз поднималось по правую руку от меня и было довольно ярким.

«Мне обзавестись шляпой, Лойош?»

«Валяй, босс. Будет с чем поиграть, когда я заскучаю.»

Ладно, обойдемся без шляпы.

Далеко вбок от тракта, соединенная с ним тропинкой, стояла хижина; вероятно, крестьянская. Зачем строить такие мелкие домишки, когда места навалом? Что, для этого есть какие-то законы? А если так, зачем?

Горнило поднималось все выше, я немного вспотел. Я остановился, достал флягу с водой, напился сам, потом плеснул немного в сложенную ковшиком ладонь для Лойоша и Ротсы. Ротса все еще не научилась пить из ладони, не щекоча меня языком.

Я миновал пару-тройку рощиц – деревья там были тонкими, а ветви росли много выше моей головы и образовывали пышные кроны, – но в остальном пейзаж ограничивался сплошными полями, усаженными ровными рядами колосьев. Иногда попадалось нечто, почти выросшее в холм, и тогда посадки шли вдоль холма, а не взбирались вверх по склону; по мне, это только увеличивало сложности, но наверняка тут имелись причины, связанные с колдовством, известным всем местным землепашцам.

Я шагал уже больше часа, может, даже два. Я попытался сверить время с Имперскими Часами, и конечно, не сумел. Старая привычка; я не заметил, когда именно удалился от Державы так далеко, что амулет не позволял мне даже узнать время, но странно, что как только я это понял, мне сразу стало не по себе. Нет, мне не НУЖНО было знать точное время – но сам факт, что я не могу этого сделать в любой угодный мне момент, как-то удручал. Вне сомнения, любой местный может назвать время достаточно точно, глянув на положение Горнила в небе. Я посмотрел вверх, потом по сторонам. Слева в вышине тянулась струйка дыма, наверное, какой-то крестьянин жег мусор.

«Босс, вон слева ореховые деревья.»

«Отлично. Рад, что хоть один из нас знает, как они выглядят.»

«Мог бы сам спросить у возничего.»

«Я был слишком взволнован.»

За ореховой рощей была вымощенная гравием дорога, в поразительно хорошем состоянии. Я повернул туда, и струйка дыма оказалась прямо передо мной. У меня возникло дурное предчувствие.

«Лойош…»

«Уже лечу, босс.»

Я коснулся эфеса шпаги и продолжил путь.

Лойош обернулся минуты за три.

«Это был дом, босс. Сгорел дотла. И…»

«Трупы есть?»

«Видел шесть. Два – маленькие.»

Бежать поздно, я опоздал на несколько часов. Я также велел себе заткнуться, потому как мои мысли плотно занялись сотворением сценариев, в которых все это произошло бы не из-за меня. Ага, конечно.

Подойдя ярдов на пятьдесят, я увидел: работу проделали основательно. Груда кирпичей и дымок над ней. Все. Остался средних размеров сарай и еще несколько мелких построек, но сам дом спален до основания. Не думаю, что там уцелела деревяшка больше моего кулака.

Я не мог подобраться вплотную, там все еще было чертовски жарко. Но тело увидел. Целое и необгоревшее, у самой границы пожарища. Она лежала ничком. Я перевернул ее, но ран не нашел. Лицо искажено жуткой гримасой. Средних лет.

Моя родственница. Тетя, а может, двоюродная бабушка.

«Босс…»

«А ведь я даже не знаю, как у моего народа принято поступать с покойными.»

Ветер переменился и дым устремился мне в глаза. Я попятился.

«Босс…»

«Найди мне ближайших соседей.»

«Сейчас, босс,» – отозвался он и взмыл вверх. Ротса присоединилась к нему.

Не знаю, сколько времени у него это заняло, но в конце концов Лойош сообщил:

«Тут недалеко, босс, примерно с милю. Иди на запад, сам увидишь.»

Я повернулся спиной к Горнилу – было все еще утро, – и зашагал. Ноги были ватными. Странно.

Вскоре я действительно увидел маленький уютный домик. Лойош и Ротса вернулись ко мне, и приблизились мы уже вместе. Поджидали нас двое, один держал наперевес косу, второй – что-то такое непонятное, небольшое и кривое. Первый был чуть постарше меня, второй заметно младше – лет шестнадцати или около.

– Ближе не подходи, – сказал старший, – еще шаг, и…

Я не остановился. Лойош ринулся прямо в лицо младшему; старший начал поворачиваться, остановился – и с приятным «шмяк» распластался на земле, а мой сапог зафиксировал там его правую руку. Второй, вероятно, его сын, повернулся ко мне, как только Лойош отлетел в сторону, а я в этом время уже щекотал кинжалом его горло. Из дома донесся сдавленный крик.

– Не нужно угроз, – заметил я. – На меня они не действуют.

Оба они уставились на меня. У младшего вышло лучше, но это потому, вероятно, что он еще стоял. Я отступил на шаг и заставил кинжал исчезнуть.

– Можешь встать, – разрешил я, – но если мне покажется, что кто-то из вас хочет причинить мне вред, прольется кровь. А потом я войду в дом.

Старший медленно поднялся, отряхнулся и посмотрел на меня. Да, в вертикальном положении у него получилось лучше. Можно бы поучить его хорошим манерам, но я пришел сюда не для того.

Я ткнул пальцем через плечо, не оглядываясь. Я и так знал, что курящийся дым прекрасно отсюда виден.

– Кто-то из вас видел, что произошло?

Оба покачали головами.

– А если бы видел – рассказал бы?

Я получил два Взгляда, но не ответ.

Я глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Выместить все на этих двоих я хотел лишь потому, что они сейчас были здесь; толку от этого никакого.

О да, я держал себя в руках.

Я посмотрел на обоих, затем перевел взгляд на предполагаемого отца.

– Меня зовут Мерс Владимир. Вы видели дым. Кто-то спалил дом и убил всех, кто там жил, до или после того. Я не знаю, скольких именно, потому что не мог подойти достаточно близко и пересчитать, но как минимум шестерых. В том числе двух детей. Они были моей родней. Если вы знаете, кто это сделал, и не скажете мне – вам будет очень плохо.

Он опустил взгляд и нервно заговорил.

– Мы не видели. Я послал К… моего мальчика посмотреть, и он видел то, что вы описали. Мы как раз об этом говорили, когда вы, ну, появились.

– Ладно, – сказал я. – Я не здешний. Что у вас принято делать с покойными, выказывая уважение?

– Э?

– Что вы делаете с телами тех, кто умер?

– Хороним, – отозвался он так, словно считал меня идиотом.

– А еще что?

– Еще… иногда отец Нойж просит Богиню Демонов присмотреть за их душами. Иногда нет. Зависит от того, ну, следовали они при жизни Ее путям или нет.

– Они следовали?

Он кивнул.

Я повернулся к младшему.

– Приведи отца Нойжа. Я буду ждать его там. И мне нужна лопата.

Старший снова заговорил:

– У меня есть две лопаты. Я помогу.

– Они были друзьями?

Он кивнул.

– Я слышал, что они… ну, я слышал. Но мало ли что говорят. Мне от них вреда не было, а как-то зимой…

– Хорошо. Ты поможешь.

– Простите, что…

– Забудем.

Я развернулся и еще раз преодолел длинную, очень длинную милю до останков дома Мерс.

Там, где когда-то был задний двор, я обнаружил то, что походило на клен. Я уселся, опираясь спиной о ствол, и стал ждать. Клубы дыма поднимались из останков того, что было домом, и я видел как минимум три почерневшие фигуры, которые были людьми.

Я сидел и пытался смириться с тем, что именно я почти наверняка был причиной случившегося. Нет, я был толчком, сделал все кто-то другой. Я найду, кто этот другой, и тогда горе ему. Что бы там ни было, но такого случаться не должно.

Тень от дерева заметно укоротилась, когда Лойош сообщил:

«Кто-то идет.»

Через минуту-другую я услышал шаги, встал и отряхнулся. Крестьянин нес на плече две лопаты.

– Меня зовут Васки, – сказал он. – Я вольный землепашец.

– Хорошо. Где копаем?

– Под кленом. Они его всегда любили.

Так и знал, что это клен.

– Хорошо. А большие должны быть ямы?

– Почти в человеческий рост. Мы погребем их лицом вверх.

– Годится, – отозвался я, снял плащ, аккуратно его сложил, потом сбросил рубашку. Васки наметил места и мы начали копать.

Слышали когда-нибудь, что тяжелый физический труд может приносить облегчение? Мол, пока трудишься, рассудок не изнывает над проблемами, и после всего чувствуешь себя лучше? Я слышал. По мне, тяжелый физический труд приносит только волдыри, и единственное, на что отвлекался мой рассудок, так это на попытки вспомнить заклинание, которым я когда-то такие исцелял. Васки управлялся заметно лучше меня. Выходит, копать ямы – тоже особое искусство. Кто бы мог подумать.

Мы управились где-то наполовину, когда появился влекомый кремовой кобылкой возок, на которой прибыли сын Васки и некто, представившийся отцом Нойжем. Невысокий толстячок с каштановыми завитками над ушами.

– Мерс Владимир, – представился я.

– Я искренне сожалею о ваших утратах, сударь, – сказал он. – В какой именно связи вы состояли с семьей?

– Мерс – имя моей матери, я принял его. В остальном – не знаю; она умерла, когда я был еще ребенком.

– А ваш отец…

– Он тоже умер. – Я ограничился этим, и отец Нойж кивнул.

– Вы прибыли сюда, чтобы разыскать их?

– Да. Вы их хорошо знали?

Он кивнул.

– Расскажите мне о них.

Он так и сделал, однако предупреждаю: многое из этого так и останется моим личным делом. Оно не имеет никакого отношения к тому, что случилось.

Говорил он в основном о Вильмоте, которого описал мрачным и упрямым человеком, но любящим отцом. Тем временем Васки-младший покопался в сараях и нашел еще одну лопату. Втроем дело пошло быстрее.

Когда отец Нойж наконец закончил, он спросил:

– А как быть с имуществом?

– Наследники есть? – спросил я.

Он пожал плечами, а Васки сказал:

– Если завещание и было, оно сгорело.

– А больше никаких родственников?

– Когда-то были, но они ушли от… – он покосился на отца Нойжа. – В общем, ушли. Или переменили имя.

– Переменили имя?

– Это значит, что они сами отказались от наследства.

Ну да.

– Вы, наверное, ближайший родственник, – проговорил отец Нойж. – Так что вам и решать, как быть с тем, что осталось.

– Здесь это так просто?

– Кто будет возражать, всегда может обратиться к графу.

– А не к Гильдии?

Он на миг застыл, потом расслабился.

– Подобное находится в ведении графства, а не города.

– Ладно. Значит, так и порешим. Проверим, не осталось ли уцелевших документов или тайников. Прочее же имущество – что до меня, пусть остается им.

Я кивнул в сторону Васки, который рассыпался в благодарностях.

Оказалось, что могил нужно не шесть, а семь. Одна – очень, очень маленькая. Меня мутило. Будь у меня моя прежняя Организация, работы вышло бы на один день – увериться, что именно Гильдия во всем виновата, – и еще на два дня – изничтожить эту Гильдию так, чтобы и следа не осталось. Я размышлял об этом, сжимая лопату и истекая потом.

Тени стали совсем короткими, а потом опять удлиннились, и наконец ямы были готовы. Аккуратные, прямоугольные, рядом с каждой – груда земли.

– Теперь тела, – сказал Васки.

Об этом тоже не стоит говорить. Скажу лишь, что опознать их было невозможно, и да, это крайне неприятно. Я немалую часть своей жизни провел рядом со смертью и трупов повидал за себя, за вас и за того парня; но Васки справлялся лучше, чем я. Когда мы закончили, меня хватало лишь на то, чтобы не показывать, как меня колотит.

Могилы мы засыпали по очереди, и отец Нойж что-то нараспев говорил над ними – я не знал языка, лишь иногда проскальзывало знакомое имя. Иногда Вирры, иногда – покойного. Он поводил руками над могилами и из каждой взял горсть земли, над которой что-то пошептал перед тем, как бросить вниз. Никакой магии я не чувствовал, но с моим амулетом я, пожалуй, и не мог.

Не знаю, чувствовала ли Богиня Демонов.

Где-то на середине церемонии к нам присоединились еще трое: жена Васки, его дочь, лет двенадцати, и младший сын, я так понял, годков шести-семи. Жена принесла корзинку, и я понял, что с самого завтрака ничего не ел, а сейчас уже хорошо за полдень. Столько всего случилось, столько мыслей крутилось под черепом, а желудок требует своей доли. Хотите, смейтесь. Или плачьте.

Наконец, последняя из могил была засыпана, последний ритуал пройден. Все еще стоял день. А казалось, должно быть куда более позднее время…

Васки и я обшарили руины дома и бегло осмотрели прочие строения, но не нашли ничего интересного. Когда пришло время еды, отец Нойж настоял, чтобы мы взяли воды и тщательно омыли руки. В этом действе присутствовало нечто ритуальное, потому, наверное, что мы касались мертвых тел. Было еще светло, когда мы открыли корзинку и приступили к трапезе, которую составили черный сладковатый вязкий хлеб, острый козий сыр, вяленая кетна и светлая, с вишневым запахом, наливка. Странно освежающая, кстати. Несмотря на голод, я ел очень медленно. За едой никто не сказал ни слова. Словно это – тоже часть ритуала. Может, так и было.

Закончили мы уже в темноте. Я кивнул Васки, а отец Нойж сказал:

– Если хотите, я подвезу вас до постоялого двора.

– С удовольствием, – отозвался я. – Да, а входит ли в обычай оплачивать подобную услугу?

– Похороны или проезд? – пошутил он, а потом ответил: – Небольшой взнос в пользу бедных неуместен не будет.

Я передал ему горсточку медяков, он кивнул. Обменявшись несколькими словами с Васки и его семьей, отец Нойж вскарабкался в возок. Лошадь мотнула головой и что-то сказала по-лошадиному, когда я устроился рядом с ним. Отец Нойж развернул возок и покатил к городу. Я не эксперт, но мне показалось, что он знал, как управляться с лошадьми и повозками.

Долгая дорога после долгого дня. Я было задремал и почти заснул, но тут он сказал:

– Отдохните, если желаете. Я разбужу вас, когда приедем.

Я ведь не говорил ему, где остановился. Не то чтобы сие имело такое уж большое значение, но это заставило меня проснуться на весь остаток пути.

– Спасибо, что подвезли, – сказал я, когда мы подъехали к постоялому двору.

– Не за что, Мерс Владимир, – ответил отец Нойж. – И я очень сожалею о том, что случилось.

– Да, – проговорил я. – И вскоре кое-кто еще будет сожалеть.

Он покачал головой.

– Это неверный путь.

– О чем вы?

– Месть разрушительна.

– Я думал, что вы жрец Вирры.

– И если так, то что?

– Когда это Богине Демонов было не по нраву отмщение?

– Я не уста Богини, Мерс Владимир. Я служу ей и, ее именем, людям в этом городе, но я не могу утверждать, будто говорю от ее имени. Я говорю как человек человеку. Ваше желание отомстить будет…

– Вы это серьезно, да?

– Да.

– Потрясающе.

Он проговорил:

– Знавал я человека, который тридцать лет – тридцать лет! – провел, пытаясь…

– Фу. Это уже не месть, а одержимость.

– И все же…

– Спасибо, что подвезли, отец, – сказал я, спрыгнул с повозки и нырнул в дверь трактира.

В ушах у меня отдавался шипящий смешок Лойоша.

Когда я вошел в «Колпак», меня поразило, что народу все еще много. Пожалуй, я только тут осознал, что сейчас все еще ранний вечер. Я быстро осмотрел зал – нет, Орбана не было. Наверное, я мог бы подумать, а не подозрительно ли это, но на сегодня я сделал уже достаточно.

Я поднялся в свою комнату, сбросил плащ и сапоги и растянулся на кровати.

Только теперь до меня дошло: я уже никогда не смогу поговорить с ними, познакомиться, спросить у них, кем была моя мать и почему она ушла. У меня отрезали изрядный шмат моего прошлого. Я найду, кто это сделал, и выясню, почему. А потом причиню кому-то очень, очень много зла.

«Лойош?»

«Да, босс?»

«Завтра нам понадобится безопасное место. Там, где я смогу снять амулет и позаботиться о волдырях.»

«Безопасное? Босс…»

«В смысле, чуть более безопасное.»

«Такого нет и не будет.»

«Думаешь, мне безопасно разгуливать со свежими волдырями на ладонях?»

«А что, нет способа исцелить их и при этом не рисковать, что джареги тебя найдут?»

«Конечно. Это займет с недельку.»

«Мы можем залечь на дно на неделю.»

«Можем. Но не станем.»

«Ладно, босс.»

Он молчал, а я долго смотрел в потолок, вспоминал тела в развалинах, и как мы оборачивали их тканью, чтобы дотащить до свежевырытых ям. Странно, но сны мои были о другом, во сне я просто копал ямы, снова и снова.

Однако я все-таки спал и видел сны. Пожалуй, это важнее.

Часть третья. Стеминастрия

«Стадия стеминастрии, которая продолжается до нескольких недель – в зависимости от доступности пищевых ресурсов, – является самой активной из всех, в том смысле, что стеминастрия постоянно передвигается и постоянно ест, не покидая родного водоема. В случае высокой конкуренции либо недостатка пищи может случится так, что стеминастрия умирает, так и не превратившись…

…Одна из самых необычных черт стеминастрии в том, что хотя она ест куда больше, чем на любой другой стадии (по меньшей мере вдевятеро против своего веса каждый день), но питается исключительно растительностью – озерными растениями и лишайниками. Мы по-прежнему не знаем, как начинается превращение-переход в следующую стадию, если только дело не в невероятном количестве потребленной еды, после чего стеминастрия должна превратиться или лопнуть…

…Верхнюю строчку в списке естественных врагов стеминастрии занимает она сама, ибо с огорчительной беспечностью оставляет без внимания величину и особенности поведения хищников, даже имея личный опыт…»

(Оскаани, «Краткий обзор фауны Среднего Юга». Т. 6, гл. 17)

5.

Бораан (решительно): В погоню! Ищите! Найдите его!

Первый Ученик (испуганно): А если его тут нет?

Лефитт (спокойно): Значит, это займет больше времени.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт III, Сцена 5)

Утром мне было плохо.

Болели плечи, руки, спина, ноги.

Почему ноги? Не знаю, я что, похож на врача?

Некоторое время я просто лежал и стонал. Вломись сейчас ко мне джареги, им не пришлось бы долго со мной возиться. Наверное, я бы даже не возражал.

Наконец я застонал, шевельнулся, застонал, сел, застонал, свесил ноги на пол, застонал.

«Если я заподозрю, что ты хотя бы вознамерился повеселиться, клянусь грудями и пятками Вирры, Лойош, я…»

«Даже не помышлял о подобном, босс.»

Надеть сапоги было испытанием мужественности; я едва его преодолел. Потом опять застонал. Наконец, двинулся к лестнице, а потом вниз по ступеням, медленно, одна за другой.

«Босс, и сколько ты так проковыляешь?»

«Сколько нужно будет.»

Возник Инче.

– Кофе?

– Бренди, – прохрипел я, – самое отвратительное, какое найдется.

Он удивился, но спорить не стал. Я взял чашку, залпом ее осушил и тряхнул головой.

– Так-то лучше. А вот теперь – кофе.

Я добрался до стола и сел.

Через час, допив кофе, я пришел к выводу, что все-таки могу двигаться. Мысленно перебрал тот запас колдовских принадлежностей, который имел при себе. Негусто, но сойдет; я сейчас был не в состоянии возвращаться в город и пытаться что-то купить. Первого же торговца, который косо на меня посмотрит, я прикончу. Или, что еще хуже, не сумею этого сделать.

Так, ладно. У меня есть то, что нужно, и я не сомневался в своих способностях создать нужное заклинание. Вопрос лишь: где зтим заняться? Не на постоялом дворе – мне ведь придется снять амулет, то есть дать джарегам шанс (небольшой, но реальный) определить район, в котором я нахожусь. Наводка непосредственно на постоялый двор, где я расположился, слишком упростит им жизнь. Пожалуй, я мог бы найти укрытие вне города, однако если меня будут окружать люди – не драгаэряне, – это само по себе послужит защитой.

Ненавижу, когда приходится так поступать. Будь он проклят, этот риск, эти волдыри, эта гадская боль…

Стоп.

Ни о каком колдовстве и речи не будет, если фантазировать, как я кромсаю кого-то на кусочки. Искусство включает в себя вызывание и направление эмоций, но эмоции должны соответствовать заклинанию, а мои нынешние, мягко говоря, не сочетались с исцелением.

Я вспомнил о былых приятных днях с Коти, что слегка погрузило меня в меланхолию – ладно, не очень слегка; и все равно, это послужило хорошим лекарством от ярости. Я думал обо всем, что пошло верно и неверно, и составлял глупейшие планы, как бы снова ее завоевать. Забавно: всегда в планах было «спасти ее», а ведь я чертовски хорошо знал, что именно в этом состояла одна из препон. Никому не нравится, когда его спасают. Хуже только… ну, в общем, когда так и не спасают.

Да, я играл с собственным разумом, пока, наконец, не ощутил себя готовым к Деланию, и тогда я уже знал, где оно будет проведено. Кстати, меня эта мысль позабавила. Несомненно, Лойош много чего сказал бы, и это еще забавнее.

«Что ты планируешь, босс?»

«Просто заклинание. Увидишь.»

Я встал и пошел – медленно, с мучениями, но все-таки уже увереннее; сперва к двери, потом по улице. Медленно.

«Лойош, мне больно.»

«Можем остановиться и сжевать кусочек сыра.»

«Заткнись.»

В конце концов я проковылял на другой конец города, к другому постоялому двору, и ввалился в конюшню. Конюх был на месте: парень лет двадцати с небольшим, тонкогубый, с запавшими глазами.

– Здравствуйте, сударь, чем могу… – начал он и, осекшись, уставился на собственную ладонь, в которую я как раз вложил три серебряные монеты. – Сударь?

Я указал на конюшню.

– Мне нужно это место примерно на час.

– Господин?

– Да?

– Конюшня?

Я кивнул.

– Вам нужно…

– Это место. Никого не впускай. В течение часа.

Он посмотрел на меня, наверняка готовый задать сразу тысячу вопросов, потом на монеты в ладони.

– Да, но лошади…

– Не пострадают. – Какой сознательный, ну-ну. – Я их пальцем не трону, даже приближаться не стану.

Он проникся истиной моих слов, а может, ощущением серебра в руке, а может, еще чем-то, и закивал:

– Да, сударь.

Я добавил четвертую монету.

– И нет никакой необходимости кого-либо ставить в известность.

– Разумеется, господин. Час, вы сказали?

– Да, час.

Он неуклюже поклонился, а я закрыл двери за собой и задвинул засов.

«Тут?»

«Почему нет?»

«Но как ты сможешь тут защитить себя?»

«Надеюсь, мне и не придется.»

«То есть ты полагаешься на меня?» – Он определенно волновался, а Ротса .

«Слушай, приятель, о чем в точности мы беспокоимся?»

«Что джареги тебя выследят.»

«Так. Они либо это уже сделали, и тогда волноваться поздно, или нет. Если нет, то возможно, им повезет и они это сделают, пока я буду колдовать, не имея на себе амулета. Если они выследят меня, что они сделают?»

«Ну… убьют тебя.»

«Для этого им придется прибыть в Бурз.»

«Ну да.»

«Ты знаешь хоть одного драгаэрянина, который достаточно хорошо помнит этот восточный городишко и способен телепортироваться сюда?»

«Нет, босс. А ты готов поставить свою жизнь на то, что какая-нибудь волшебница Левой Руки не разберется с этим?»

«Нет, но я поставлю свою жизнь на то, что если тут появится убийца, я буду готов. Я ведь собираюсь колдовать, а не спать. Я на открытом месте. Он никак не может появиться незаметно для меня.»

«А если он будет невидимкой?»

«Оглянись по сторонам.»

«Ну и?»

«Лошади, Лойош. Они его учуют. Наблюдай за лошадьми, пока я буду колдовать. Если лошади вдруг занервничают и начнут смотреть туда, где никого нет, я прерву колдовство и, ну, прикончу его.»

Тут я сделал себе мысленную пометку приготовить еще пыльцы Несиффы; у меня вся вышла, но Лойошу я этого не сообщил.

«Иногда я тебе просто удивляюсь, босс. Ладно, а что, если они тебя выследят, но не станут действовать немедленно?»

«Тогда им придется рыскать по улицам и первый же встречный заорет «эльфы в городе!», а я об этом несомненно узнаю.»

«Несомненно?»

«Морганти, Лойош. Это будет Морганти, меньшее Дом Джарега не удовлетворит. Нет ни единого шанса принести клинок Морганти в край, полный колдунов, и не поднять тут такую бучу, какой этот город еще не видал.»

«А иногда я даже уже и не удивляюсь.»

«Угу.»

«Ладно, действуй.»

«Спасибо за разрешение.»

Я прибрал разбросанную по земле солому: поджигать конюшню не входило в мои планы. Это привлекло бы ко мне нежелательное внимание и испортило ритуал, а кроме того, я же обещал, что лошади не пострадают.

Я запалил три свечи – две белых и одну черную, – потом снял амулет и аккуратно разделил его. Золотую половинку повесил обратно на шею, а черную положил в мешочек. Я сам его сделал: когда мешочек закрывался, камень с тем же успехом мог находиться за сотню миль.

Я выложил в ряд все необходимое: растения и склянку с кипяченой водой. Жаровни у меня не было, но сейчас она не нужна.

Я добавил в воду щепотку соли и сосредоточился на мерзких пузырчатых волдырях, я подумал, как будут ладони выглядеть без них, представил себе, как они исцеляются, заводя речитатив, поднимающийся из глубин моего тела; ноющие мышцы расслабляются преодолевая сопротивление оно ничего не значит я Талтош Владимир сила со мной и плоть моя покорна мне пока сердце качает кровь смешанную с солью в пальцы изнутри понимать работу тела ключ к познанию всех вещей внутри и беспрерывное гудение уши заполняет безмолвный призыв к месту которое здесь и не слышать его снова и снова стать частью собственных пальцев которые упираются в основания ладоней сжимаясь и разжимаясь быстрее и легче касаясь основания ладони исцеляясь и слышать и чувствовать и видеть и воспринимать заплесневевшую солому в конюшне в неверном свете свечей я закончил.

Я глубоко вздохнул и дрожащими руками извлек из мешочка половинку амулета, воссоединил его заново и снова повесил на шею.

«Ну, Лойош?»

«Не уверен, босс. Кажется, я что-то такое почувствовал, буквально на минутку, но не уверен. Очень тонко. Если там вообще что-то было, работал мастер.»

«Значит, ты его блокировал. Я ничего не почувствовал.»

«Я блокировал ТЕБЯ, босс, чтобы не испортить ритуал. Я не уверен, что я блокировал его. Не знаю, было ли там вообще что блокировать.»

«Хорошо. Даже если джареги нашли колдуна, не думаю, что он настолько хорош.»

Заклинание было несложным; убедить тело сделать то, что оно и так желает сделать – мало какое колдовство проходит проще. Пока я упаковал весь реквизит, ладони мои уже начали заживать, а общее состояние явно улучшилось. Я еще не был готов сражаться с кем-то, но если придется – уже, пожалуй, мог. Разумеется, ритуал не прошел без последствий, я устал и голова немного кружилась, но дело того стоило.

А самое замечательное, не появились никакие убийцы, желающие издырявить мою шкуру. Что бы я ни говорил Лойошу, прерывать колдовское заклинание отнюдь не легко. Пару раз мне пришлось творить колдовство посреди драки, так, как это делают волшебники. Никому не посоветую повторять подобное, и надеюсь, мне самому тоже не придется.

Выходя, я улыбнулся парню и добавил еще одну серебряную монету. Походка моя была нетвердой, но здоровье стало лучше.

«Ну и что теперь, босс?»

«Теперь я готов ко всему, что не потребует много двигаться или думать.»

«Ага, то бишь двигаться не нужно, а в остальном как обычно.»

«После того, как я это обмозгую, получишь.»

Возвращение обратно на постоялый двор показалось очень долгим и странным. Мир всегда выглядит иначе для того, кто только что истощил себя Деланием, неважно, великим или малым; порой эффект резко усиливается (не знаю, когда и почему) – углы размываются, люди смешиваются с фоном пейзажа. Блестящие поверхности сияют, непрозрачные – переливаются.

Иные колдуны верят, что в этом состоянии можно узреть истины, обычно сокрытые от глаз. Кое-кто из них посвящает себя Деланиям, или, вернее, их пост-эффектам, и раскрывает тайны столетий.

По мне, мозги просто устают и не могут нормально соображать.

А еще, возвращаясь, я нажил себе смертного недруга. Ему было лет шесть, и он бросал деревянным мячиком в стену дома, производя бодрое «бум-тук», «бум-тук», когда мячик ударял в стену, а потом в улицу. Он упустил мячик, и тот прокатился через улицу прямо передо мной, а потом плюхнулся в канаву и уплыл куда-то вниз. Лишь пройдя шагов двадцать, я осознал, что легко мог бы остановить мячик и бросить его обратно хозяину, а когда я подходил к «Колпаку», то понял, что малец все время смотрел мне вслед. Подумал, что стоит вернуться и попросить прощения, но складывать слова я сейчас был не в состоянии.

Странно, прогулка была долгой, а вот запаха города я совершенно не запомнил, что значит либо одно, либо другое.

Я отворил дверь и вошел. Хозяин как-то странно посмотрел на меня, но осознал я это лишь после того, как прошагал мимо него прямо к задней двери и начал взбираться по длинной, длинной, очень длинной лестнице к себе в комнату. Там я плюхнулся на кровать и уставился в потолок. Кровать была прекрасной, а потолок смотрелся весьма интересно, трещины и щербинки постоянно перемещались, а краска переливалась.

Нет, спать я не хотел, я просто устал разумом и телом. Это не одно и то же. Следующие час-другой напрочь выпали из моей памяти.

Подремать днем – признаться, не мое; я пробовал, еще когда был с Коти, которая в этом отношении очень похожа на кошку. Меня такое времяпровождение лишь вгоняло в сонное состояние. Но сейчас вышло иначе: когда я проснулся, мир больше не расплывался, а я чувствовал, что готов сделать следующий ход.

Я спустился в главный зал. Инче сообщил, что так поздно он кофе не подает, а я сообщил, что желаю выпить кофе.

Наконец кофе принесли.

Инче развернулся, и из ниоткуда возникла мысль: идиот, нельзя же подставлять спину врагу!

Я немного над этим поразмышлял. Подобные мысли, конечно, из ниоткуда не приходят, однако это не делает их заслуживающими доверия. Да, возможно, сработало мое подсознание, которое что-то такое в нем заметило. Вполне возможно также, всему виной моя паранойя, помноженная на неприятные взгляды и замечания, начиная с того, первого, когда он попытался выгнать Лойоша и Ротсу.

Это я к чему: мне Инче не нравился, но это само по себе не доказательство, что он работает против меня. С другой стороны, я уж точно не стану подставлять спину ЕМУ.

Когда он повернулся, разумеется, я уже на него не смотрел.

Итак, у нас есть Гильдия торговцев, и она совсем не похожа на гильдии, какие описывал Нойш-па. Нет, разумеется, дед порой ошибается, но одного этого уже достаточно для подозрений, что тут что-то не так.

И еще граф Саэкереш Веодрик, владелец земель и бумажной фабрики. В Империи вельможа, владеющий фабрикой – дело рядовое, однако для Востока, насколько я понимал, это необычно. Думаю, потому как здесь не так много фабрик любого сорта, но возможно, я и неправ. И все же, что у него с Гильдией? Сотрудничество? Соперничество? Перемирие, вооруженное или долговременное? Тут тоже не все так просто.

А еще – непонятный момент с «темным» и «светлым» колдовством. Чушь какая-то. Если здесь есть смысл, нужно его выяснить, а если нету – выяснить, почему все верят, будто он есть.

Как во все это вписывается мой дорогой Инче?

А еще Орбан. Он точно тут участвует, уверен.

И еще – Дом Джарега. Он, пожалуй, в местных раскладах никак не играет, но о нем никогда, никогда нельзя забывать, иначе последним, что я увижу в жизни, будет острие кинжала Морганти. Меня передернуло.

Кто-то жестоко расправился с семьей моей матери, и как минимум одна из сторон в этом виновна – или знала, кто виновен.

Так, ладно, вот все вопросы на сегодня. Попытка ответить на них, безусловно, породит новые вопросы, но по крайней мере было с чего начать.

Я сидел, пил кофе и планировал.

Ха.

Да, конечно, если знать все, что случилось потом, это выглядело забавно. Но так и есть: я планирую, словно все пойдет согласно моему плану, словно никто другой планов не составляет. Так ли уж важно, что я планировал? Возможно, если бы…

Если, если, если.

Если бы мир был таким, каким мне хотелось, а не таким, как он есть.

Бесполезно. Будь мир таким, каким мне хотелось, я был бы по-прежнему женат. И в первую очередь никогда не связался бы с джарегами, потому что не имел бы в том ни нужды, ни желания. Вместо этого я был бы… кем? Я – граф Сурке, расположился в особняке у озера, наслаждаюсь рыбалкой и охотой, обсуждаю с Коти новости моды с улицы Б'нари? Ну нет, такого я тоже не мог вообразить. Сказал ведь, бесполезно.

Когда подряжаешься кого-то убить, нужно выяснить о «клиенте» все возможное. Нет смысла выяснять, кем клиент мог бы оказаться или кем бы тебе хотелось его видеть. Займешься этим – получишь Премию Фискома, то есть, если кто не в курсе, твое имя будет добавлено в список, высеченный на массивной мраморной стеле у Звезды Палача.

Смотри на то, что есть. Не понимаешь – выясни. Иногда это становится лишь очередным приношением на алтарь богов тщетности, тех, которые отвечают за неурожай.

В общем, я сидел, пил кофе и планировал. Как если бы.

Лойош оставался настороже, я чувствовал, как он следит за дверью, а Ротса переминалась у меня на левом плече. Это меня не беспокоило: я работал. Обращая гнев в решительность, решительность в намерение, намерение в план. Я найду, кто за этим стоит, аккуратно и методично. Я вычислю, как добыть информацию у тех, кто ей располагает, и тогда в точности решу, кто заслуживает того, что я намерен с этой гадиной сотворить.

Час или два я провел так, разговаривая сам с собой, или, вернее, с Лойошем. Он не отвечал, просто мне лучше думается, когда я проговариваю мысль. Наконец, я заявил:

«Все. За дело.»

«Как скажешь.»

«Начнем с нашего друга Инче, потому как я не ожидаю получить от него ничего стоящего.»

«Меня радуют твои ожидания, босс. Так ты никогда не будешь разо…»

«А затем – Орбан, если мы его найдем.»

«Чего ты не ожидаешь.»

«Пожалуй, нет.»

«Замечательно.»

Я быстро проверил, как поживает мое тело после Делания. Волдыри исчезли, мышцы лишь немного ныли. Я поднялся, дал Инче несколько монет, и заявил:

– Мне нужен колдун.

– Там, ниже по улице, есть лавочка, где они берут свой инвентарь. Уверен, Юлио посоветует тебе кого-нибудь.

– Угу. А ты никого не знаешь?

Он развел руками. Я ему не поверил, но решил вернуться к этому позднее.

– Ладно. А не знаешь, как найти Орбана?

– Я его не видел.

Я молча ждал, потому что это заставляет людей нервничать, и наконец Инче добавил:

– Думаю, он появится, позже.

«Отлично, босс. Все как ожи…»

«Заткнись.»

– Хорошо. А где находится здание Гильдии?

Инче прищурился.

– Здание Гильдии?

Я молчал.

– Отсюда направо, потом ниже по улице футов двести. Двухэтажное светло-зеленое здание.

Я кивнул, вроде как поблагодарил, вернулся к столу и сел.

«Что, не идем, босс?»

«Завтра. Нужно отдохнуть, для разборок с этой Гильдией я должен быть в форме. У меня такое чувство, что она смахивает чуток на Империю, и чуток на Дом Джарега.»

«Чувство.»

«Ага. Раз больше ничего нет, работаем с этим. Кстати, посетить их с самого утра мне представляется правильным подходом.»

«Босс, у меня есть предложение, чем тебе заняться до этого времени.»

«И чем же?»

«Убраться так далеко от этой вонючей дыры, как только позволят твои ноги.»

«Нет,» – сказал я.

Составив планы, я расслабился и остаток дня практически не двигался. Вечером в зале опять было полно народу – в основном крестьяне, никаких женщин. Странно. Я наблюдал за ними, они игнорировали меня, а Орбан так и не пришел.

Следующий этап плана включал ранний отход ко сну, что я с блеском и совершил. Лойош даже поздравил меня с успехом. Паршивец.

Утром я выпил кофе и сжевал несколько булочек с маком – теплых, только из печки – с маслом и медом. Великолепно. За завтраком в зале я был один, Инче хлопотал по хозяйству где-то на заднем дворе, так что я ел медленно, планируя, как бы разобраться с Гильдией.

Объясняю: в тот момент я был почти уверен, что именно Гильдия вырезала семью Мерс. Я готов был изменить мнение, если на то будет причина, и вовсе не исключал графа либо любую другую личность или группу таковых, о которых я просто пока не осведомлен; так что моей уверенности не хватало для начала «работы». И все-таки я был уверен, что Гильдия либо всему виной, либо как-то в этом поучаствовала.

Трудно будет держать себя в руках, пока я добываю нужные сведения. Меня просто-таки переполняло желание подойти к старшине Гильдии и вогнать стилет ему под подбородок или в левый глаз, как получится. Меня трясло от предвкушения.

«Босс, слишком много и слишком быстро. Только вчера…»

«Знаю, Лойош. Я над этим работаю.»

Я велел себе успокоиться и отнестись к этому как к «работе». Нет, это не станет «работой», однако если я буду действовать как любитель, позволю чувствам вести себя – конец мой будет таким же, как у всех любителей. Да, возможно, я все равно приду к тому же, но не теперь. Сперва я разберусь со всем этим.

Когда я почувствовал, что готов, я встал, позаимствовал кувшин с водой, смыл с рук мед, глубоко вздохнул и вышел в вонь.

«Мы действительно идем в Гильдию, босс?»

«Да. Я не знаю, виновны они во всем этом или имеют свой интерес, но мне в любом случае нужно знать, с чем я столкнусь, и выбить из них толику сведений.»

Он вздохнул.

Стояло раннее утро, но Горнило пряталось за пеленой серых туч, и я чувствовал себя почти как дома. Я повернул направо. Здание было недалеко, прямо у поворота к пристани. Когда я вошел, закапал дождь.

Большой зал, четыре стола, где-то с дюжину официального вида персон сидели за ними и перебирали официального вида бумаги. Ни одной женщины. Интересно. На заднем плане – ведущая вверх лестница. Первой моей мыслью было – что-то слишком активная деятельность для Гильдии торговцев в столь невеликом городе. Впрочем, много ли я в этом смыслю?

Тип, что сидел за ближайшим к двери столом, поднял взгляд; молодой, серьезный, недокормленный, и судя по постной физиономии и одеревеневшему позвоночнику, вечно всем недовольный. Возможно, он просто не любил удовольствий. Надо бы познакомить его с той женщиной у пристани.

Он поинтересовался, не может ли он мне помочь. По-моему, ему было все равно. Захотелось переломать ему ноги, но тут всему виной мое дурное настроение.

– Чеур, – заявил я. – Я хочу видеть его.

Он открыл рот, замялся, оглядел меня, закрыл рот, помолчал. Я не умею читать мысли так, как это делает Деймар, но иногда и не нужно; бедняга пытался оценить мой статус для надлежащего обращения: «парень», «господин» или как-то еще. Ничего не получалось, выглядел я простолюдином, но при себе имел шпагу. Мне стало его немного жаль.

– Сударь, – наконец проговорил он, – если вы подождете, я узнаю, сможет ли…

– Оставьте, – прервал я. – Меня зовут Мерс Владимир, и вас тут слишком мало, чтобы помешать мне. Уверен, он наверху. Вы представите меня, или мне просто подняться?

Он с минуту пожевал губами. Наверное, одна из худших сторон моего характера в том, что мне нравится поступать так с бедными беззащитными ублюдками.

– Нет, – проговорил он, тихо, но спокойно. – Вас зовут Владимир Талтош, и к господину гильдейскому старшине вы войдете, когда он будет готов вас принять. Вашего визита ожидали. Я проверю, свободен ли он сейчас. Прошу меня извинить.

6.

Лефитт: Что ж, это тоже не помогло.

Бораан: Определенно нет.

Лефитт: Твоя следующая идея?

Бораан: Выпивка, разумеется. Кукурузная ойшка с водой. Шесть частей воды.

Лефитт: Слабовато.

Бораан: Да, но на сто частей ойшки, понимаешь?

Лефитт: О да, теперь понимаю.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт I, Сцена 5)

Года три спустя, когда он поднимался по лестнице, Лойош спросил:

«Ну, босс, что теперь?»

Как лучше всего подкрепить уверенность подчиненных? Быстро принять решение в неожиданных обстоятельствах.

«Э…» – ответил я.

Вот и все, на что меня хватило. Вскоре парень спустился вниз и жестом пригласил меня подниматься, после чего сел обратно за стол и молча продолжил заниматься прежними делами. Я тоже промолчал. Уделали, ничего не попишешь.

Я, однако, отбросил плащ с левого бока, чтобы в случае чего шпага не запуталась в складках, а заодно проверил укрытые там сюрпризы.

Весь второй этаж состоял из одного обширного помещения, с высоким сводом и, так сказать, своеобразным декором, висящим на стенах. Пучок овощей, пара башмаков, шляпа, рубашка, ковш, молоток, бутылка вина, и еще масса всякого. Я не сразу сообразил, что это обозначало некоторых, а может, всех членов Гильдии. Старомодно, как всякая банальность определенного возраста.

Чеур оказался дородным, мощного сложения человеком с остатками черных кудрей, аккуратной бородкой и темными глазами. При моем приближении он встал, слегка поклонился и снова сел, указав мне на один из стульев, стоящих перед письменным столом.

Собственный письменный стол – не просто стол, как у клерков внизу, – один из признаков власти. Я не шучу, я помню, что ощущал, когда впервые устроился за своим собственным.

Я сел.

– Господин Талтош, – проговорил он. – Меня предупредили, что вы зайдете.

– Если не возражаете, я предпочитаю называть себя Мерс.

– Хорошо.

– А не сообщите ли, кто вас предупредил?

– Простите, не могу.

Ну да. Разговор складывался совсем не так, как я планировал. Неправильное начало, и никакого запугивания не получится.

– Жаль, – сказал я. – Понимаете, у меня есть враги. И есть друзья. Я неуютно себя чувствую, не зная, враг или друг предупредил вас.

– Это был друг.

Точно. Вот только у меня не было друзей, которые знали, куда я ушел.

– А будь это враг, вы бы сказали мне?

– Я понимаю, о чем вы, – проговорил Чеур, – и тем не менее…

– Ну да. Ладно, раз это был друг, я полагаю, он также попросил вас помогать мне?

Он нахмурился.

– Вовсе нет.

– Ага.

Чеуру стало неуютно. Уже лучше.

– Что, собственно говоря, вам нужно?

– Я прибыл сюда, разыскивая свою семью. Родню моей матери.

– Да, – сказал он. – Мне очень жаль, что так случилось.

(В фенарианском языке есть разница между «мне жаль, что вам причинили вред» и «разделяю с вами ваше горе». Он использовал последнюю формулировку, на что я промычал традиционное согласие.)

– Я собираюсь выяснить, кто это сделал, – заявил я.

Чеур поднял бровь.

– А потом?

Я склонил голову.

– О, потом я, разумеется, предам виновников в руки соответствующих властей.

Теперь была его очередь мычать.

– В Бурзе «соответствующие власти» – это я.

– Таков закон? – спросил я. – Или просто положение вещей?

– А какая разница?

– Отдаю вам должное, вы откровенный сукин сын.

Он расхохотался, запрокинув голову, живот его затрясся. По-моему, я не сказал ничего такого уж смешного.

– Да, господин, если хотите, Мерс, я откровенный сукин сын. А потому скажу откровенно: мне нравится положение вещей в моем городе, и если вы попытаетесь в него вмешаться, мы больше не будем друзьями.

– Ну, об этом я уже догадался, – заметил я.

– Итак, что вы собираетесь делать?

– Для начала предположим, что вы ничего не делали с семьей Мерс, потому что будь это вы, вы бы мне не сказали. Итак, если не вы, то кто?

– Не могу вам сказать, – проговорил он.

Я потер подбородок.

– Знаете, если вы попытаетесь вмешаться, чтобы я не выяснил то, что хочу выяснить, тогда мы больше не будем друзьями.

– Это угроза?

– Не уверен. Скорее намек на нее. А насколько подобная угроза для вас значима?

– Ни капли, – ответил он.

Я смерил его Особым Джареговским Взглядом Номер Шесть, приглушил голос и сообщил:

– В таком случае, полагаю, можете не обращать на нее внимания.

И с удовлетворением отметил, что его проняло.

Я поднялся, не дожидаясь, пока Чеур объявит о завершении разговора.

– Буду признателен, если мое имя не обретет дальнейшей известности.

– Не обретет, – заверил меня он. – Его знаем Шанди и я, а он не болтлив.

Я кивнул, развернулся и прошел через всю комнату к лестнице, а потом вниз и наружу. Шанди на меня даже не посмотрел.

На улице еще капало, но не слишком. В «Колпак» я вернулся скорее отсыревшим, чем промокшим.

«Босс, надеюсь, я не очень назойливо об этом напоминаю, но нам нужно убираться. Немедленно. В смысле, не останавливаясь. Выбери направление и шагай.»

«Да, знаю.»

«Босс, они знают, кто ты.»

«Да.»

«Этот гад может разбогатеть, просто шепнув кое-кому словечко.»

«Да. Но, Лойош, почему он до сих пор этого не сделал? Почему я все еще дышу?»

«Босс, давай поболтаем об этом после того, как уберемся из города, а? Я слишком стар, чтобы учиться самостоятельно промышлять дичь.»

«Ты питаешься не дичью, а падалью.»

«Босс…»

«Я хоть раз проходил мимо чего-то столь странного, не выяснив, что там происходит?»

«Нет, но сейчас в самый раз изменить своим привычкам.»

«Я рассмотрю это предложение.»

В ответ пришли невербализуемые мысли, вероятно, джареговский эквивалент ругани.

Я отряхнул одежду от дождя, затем по-собачьи встряхнул головой.

«Спасибо за душ, босс.»

«А раньше ты был сухой?»

Я заказал выпивку и сел.

«Лойош, как, черт подери, они узнали мое имя?»

«А ты не понял?»

«Ты вычислил?!»

«Само собой!»

«Сдаюсь. Как?»

«Когда ты снял амулет и колдовал, босс. Помнишь, я что-то почуял?»

Теперь была моя очередь ругаться.

«Вынули прямо у меня из мозгов.»

«Вопрос только, кто.»

«Кто же еще? Это не Дом Джарега. Знай они, что я тут, послали бы кого-то меня пришить. Вопрос закрыт.»

«Ну ладно.»

«Это сам Чеур.»

«Босс, сам себе он сказать не мог. Это кто-то еще.»

«Извини, приятель, но я не могу перебирать всех, что мог шепнуть словечко Чеуру. Я пытаюсь вычислить всех игроков в этой катавасии.»

«А. Ну, удачи.»

«У нас есть Орбан, который то ли слишком желает помочь, то ли наоборот.»

«Точно.»

«У нас есть колдуны. Наверняка есть ковен. Колдуны могут работать на себя, как ковен. Если даже и нет, один из них совершил Делание, так что они могут знать. И еще имеется возничий, единственный из всех, кто действительно мне помог; это подозрительно.»

«Э… ладно.»

«И еще граф Саэкереш, каким бы он ни был. Я упустил кого-нибудь?»

«Ясное дело. Весь прочий город. И все и каждый – знают!»

«Мысль понятна, Лойош, но давай держаться в пределах здравого смысла.»

«Мы давно уже их преступили, босс.»

«Лойош…»

«Ладно. Хозяин?»

«Да. Хозяин. Все хорошо слышит, и знает, что я задаю вопросы.»

«Босс, может, мы уберемся отсюда?»

«Нет.»

Послышался псионический вздох, а я продолжил выкладки.

«О чем ты думаешь, босс? О том, как мы с тобой вламываемся к графу и пытаемся его запугать? Может сработать не хуже, чем…»

«Заткнись.»

Терпеть не могу, когда он прав.

Ладно, если я хочу это сделать, можно с тем же успехом сделать так, как принято. Я подошел к Инче:

«Да, знаю.»

«Босс, они знают, кто ты.»

«Да.»

«Этот гад может разбогатеть, просто шепнув кое-кому словечко.»

«Да. Но, Лойош, почему он до сих пор этого не сделал? Почему я все еще дышу?»

«Босс, давай поболтаем об этом после того, как уберемся из города, а? Я слишком стар, чтобы учиться самостоятельно промышлять дичь.»

«Ты питаешься не дичью, а падалью.»

«Босс…»

«Я хоть раз проходил мимо чего-то столь странного, не выяснив, что там происходит?»

«Нет, но сейчас в самый раз изменить своим привычкам.»

«Я рассмотрю это предложение.»

В ответ пришли невербализуемые мысли, вероятно, джареговский эквивалент ругани.

Я отряхнул одежду от дождя, затем по-собачьи встряхнул головой.

«Спасибо за душ, босс.»

«А раньше ты был сухой?»

Я заказал выпивку и сел.

«Лойош, как, черт подери, они узнали мое имя?»

«А ты не понял?»

«Ты вычислил?!»

«Само собой!»

«Сдаюсь. Как?»

«Когда ты снял амулет и колдовал, босс. Помнишь, я что-то почуял?»

Теперь была моя очередь ругаться.

«Вынули прямо у меня из мозгов.»

«Вопрос только, кто.»

«Кто же еще? Это не Дом Джарега. Знай они, что я тут, послали бы кого-то меня пришить. Вопрос закрыт.»

«Ну ладно.»

«Это сам Чеур.»

«Босс, сам себе он сказать не мог. Это кто-то еще.»

«Извини, приятель, но я не могу перебирать всех, что мог шепнуть словечко Чеуру. Я пытаюсь вычислить всех игроков в этой катавасии.»

«А. Ну, удачи.»

«У нас есть Орбан, который то ли слишком желает помочь, то ли наоборот.»

«Точно.»

«У нас есть колдуны. Наверняка есть ковен. Колдуны могут работать на себя, как ковен. Если даже и нет, один из них совершил Делание, так что они могут знать. И еще имеется возничий, единственный из всех, кто действительно мне помог; это подозрительно.»

«Э… ладно.»

«И еще граф Саэкереш, каким бы он ни был. Я упустил кого-нибудь?»

«Ясное дело. Весь прочий город. И все и каждый – знают!»

«Мысль понятна, Лойош, но давай держаться в пределах здравого смысла.»

«Мы давно уже их преступили, босс.»

«Лойош…»

«Ладно. Хозяин?»

«Да. Хозяин. Все хорошо слышит, и знает, что я задаю вопросы.»

«Босс, может, мы уберемся отсюда?»

«Нет.»

Послышался псионический вздох, а я продолжил выкладки.

«О чем ты думаешь, босс? О том, как мы с тобой вламываемся к графу и пытаемся его запугать? Может сработать не хуже, чем…»

«Заткнись.»

Терпеть не могу, когда он прав.

Ладно, если я хочу это сделать, можно с тем же успехом сделать так, как принято. Я подошел к Инче:

– Можно найти кого-нибудь доставить послание графу Саэкерешу?

Он взглянул на меня в упор, понял, что это было ошибкой, и стал мыть чашку, которая совершенно в этом не нуждалась. А потом сказал:

– Хорошо. Что за послание?

– Есть бумага и чернила?

Он кивнул, вытер руки и скрылся в комнатушке за стойкой, откуда принес искомое. Я набросал несколько слов и отдал ему, не запечатывая.

– Это срочно?

– Сегодня вполне сгодится.

– Я прослежу, чтобы доставили сегодня.

Я передал Инче еще несколько звонких штуковин, которые так подогревают интерес торговцев, и снова устроился за столом. Вдруг заявится Орбан. Или Лойош наконец успокоится.

Нет и нет.

Позже я взял миску гуляша из баранины. Иногда меня затягивает рутина и я неделями ем одно и то же. Когда-то я привык к подобному. Наверное, просто было лень. Коти избавила меня от этой привычки – для нее мне нравилось экспериментировать с кухней, – но сейчас я возвращался к прежнему образу. Впрочем, здешний гуляш и сам по себе был превосходным, да и хлеб тоже; испечь такой, чтобы сочетался с гуляшом – особое искусство.

Нет и нет.

Народ потихоньку заполнял заведение, и я переместился за столик у задней стены. На меня косились чаще, чем раньше. Не знаю, что за слухи начали расходиться, но определенно начали. В том-то и состояла проблема: я не знал. Наверное, меня разбаловало то, что рядом постоянно был Крейгар, и шпионская сеть Морролана (он никогда не употреблял этого термина, наверное, считая его безвкусицей – но что поделаешь, именно этим его сеть и была), и Киера с ее почти беспредельными знаниями о тайнах преступного мира. Если я хотел выяснить, что происходит, мне всего лишь надо было решить, у кого в первую очередь спросить, и я тут же получал ответ.

А здесь я блуждал в потемках и не имел света.

Коти посоветовала бы мне четко понять, чего я хочу достичь, а потом с ее помощью я разбил бы целое на части, и…

Мне до одури захотелось хлебнуть чего-нибудь крепкого. Но напиваться сейчас было бы глупо, а кроме того, банально. А банальность ведет к старомодности. Я ограничился тем, что пальцем чертил на столешнице круг за кругом, используя вместо чернил влагу со стенок стакана. Что-то я в последнее время увлекаюсь подобными кругами. Странно. С другой стороны, не очень-то странно.

Через несколько часов одна из подавальщиц коснулась моего плеча и указала на хозяина, который пытался привлечь мое внимание. Я подошел к нему, он передал мне письмо. Я кивнул и вернулся за стол, где намеревался его прочесть. Пришлось передвинуть стул, чтобы ближайшая лампа освещала письмо, а не мою спину.

Я сломал печать и развернул плотный свиток. Хорошая бумага. Наверное, местная.

«Господин Мерс, – значилось там, – Его Сиятельство прежде всего желает выразить Вам свое Соболезнование касаемо понесенной Вами утраты, и заверить Вас, что предпринимаются все шаги, дабы предать злоумышленников справедливому суду. К сожалению, состояние здоровья Его Сиятельства в настоящее время исключает нанесение визитов, однако же он остается в неизменном к Вам благорасполажении. Ваш Слуга, Таче Лойош, Письмоводитель.»

«Ух ты, его зовут так же, как меня,» – заметил Лойош.

«Наверное, летает он похуже,» – успокоил его я.

Я аккуратно сложил послание и спрятал во внутренний карман плаща. И немного подумал. Удивлен я не был, никто не ожидал, что граф будет прыгать от радости и непременно захочет меня повидать. На этот счет я заготовил план – давным-давно, вчера вечером, – но с тех пор все пошло наперекосяк.

«И что, босс, ты все равно намерен с ним встретиться?»

«Ты чертовски хорошо знаешь, что да.»

«Ага. Босс, ты нарываешься?»

«Это риторический вопрос?»

«Ну.»

Я поразмыслил.»

«Наверное, нет.»

«Тогда ладно.»

Народ все прибывал и прибывал, мокрый и продрогший. Мне не хотелось выходить, не хотелось, чтобы в чужих взглядах было что-то помимо вежливого дружелюбия. Когда-то я придумал себе Фенарио – идеальный край, где живут счастливые, улыбающиеся люди, готовые встретить меня как блудного брата. Реальность удручала. Настолько, что хотелось перебить конечности первому встречному.

Орбана по-прежнему не видать. По-моему, он меня избегает. Подозрительно? О да. Но клянусь Священным Слизистым Следом Барлана, что в нынешней истории не подозрительно? Все, что кто-либо сделал или не сделал, сказал или не сказал, может служить знаком, что меня хотят прикончить.

Да, конечно, в каком-то смысле я так почти всегда и жил. Разница в том, что я знал игру и правила.

Великолепно, Влад, и кто же нарушил правила?

Коти. Это она ввязалась в дела, до которых нам совершенно не должно быть дела.

Ну да, но это я расплевался со всем Домом Джарега. О чем я вообще думал? О геройском спасении собственной задницы. А может, я просто придумывал повод сойти с корабля, не желая унижаться, сажая его на рифы.

Ладно, Влад, успокойся. Это тебя никуда не приведет. Глубоко вздохни, закажи еще винца, и, черт подери, сосредоточься. У тебя возникла проблема. Не первая в твоей жизни. И, если ты не будешь идиотом, не последняя. Так что взгляни на нее, проанализируй, подойди к ней так же, как к остальным.

Проклятье.

Тот, кто пытается наставить себя на путь истинный, явно зашел слишком далеко для выслушивания наставлений. Я, по крайней мере, зашел.

Я вроде бы решил не напиваться, но в упор не помнил, почему. Так что я подозвал подавальщицу и заказал хорошего бренди. Она принесла бутылку «Веерагкашера», вполне подходяще. Во всяком случае, после третьего стакана мне уже было начхать.

Лойош доложил, что до постели я добрался сам. А еще доложил, что я не осилил бутылку и наполовину. Унизительно.

Порой мы получаем больше, чем заслужили. Наутро я проснулся вполне свежим. Спустился в зал, набрал из бака горячей воды и какое-то время наводил на себя полный парад. Затем постоял у окна, чуть сбоку, глядя на улицу. Там было еще сумеречно и сыро, но уже не капало. Через пару минут появилось Горнило, и мокрые улицы заискрились. Можно было бы счесть сие знамением, мол, явилось Горнило, дабы пролить свет на вещный мир – вот только Горнило делало это и для моих врагов.

В общем, оно обещало кому-то что-то хорошее. Знамения всегда правдивы, только дайте им возможность это доказать.

Я еще несколько минут созерцал облака пара, поднимающиеся над улицей, а потом пошел заказать чашечку кофе. С должным количеством меда и жирных сливок это даже можно было пить, однако я поклялся, что однажды вернусь, куплю пресс для клявы и научу хозяина им пользоваться. Либо прикончу его.

Ладно. Я знал, что мне делать, и даже придумал, как – эта часть исходного плана осталась без изменений. Я вернулся в комнату и оделся так изысканно, как позволял мой нынешний гардероб; бывало и получше, и хватит об этом. Я достал имперскую печать, презентованную мне Ее Величеством за то, что в должный момент я оказался идиотом – долгая история, – и завернул в кусок алого шелка, который затем запечатал с помощью воска и кольца-печатки (это уже мне досталось от деда). Получился пакет размером с ладонь, который я укрыл в кармане плаща, потом спустился и продолжил неблагодарный процесс пробуждения.

В конце концов кофе победил и мои мозги начали функционировать в присущей им манере. Я спросил у Инче, где находится графский особняк; меня одарили мычанием и подозрительным взглядом, но все же сообщили местоположение. Миль десять за городом. Либо я весь день потрачу, шагая туда и обратно, либо…

Я вздохнул и спросил, нельзя ли где-нибудь взять напрокат лошадь. Безусловно, прямо здесь, у заднего двора есть коновязь, а мальчишка-конюший за медяк поможет подобрать нужную. Сколько? Ладно.

«Хорош смеяться, Лойош.»

«Босс, иногда ты просишь о невозможном.»

Боль совершенно прошла, так что вполне можно заработать новую. Я вернулся за столик, прикончил кофе, а затем зашагал к задней двери, к коновязи. Так иные шли к Звезде Палача.

«Мальчишка-конюший» был чуть постарше меня, лысеющий, рослый, с пронзительными черными глазами и довольно толстый. Мне даже стало жаль коняшек. Когда он снимал развешенный инвентарь, я оценил объем его бицепсов. Вероятно, в его обязанности входило также подковывать лошадей.

Болтуном он не был, просто хмыкнул, когда я объяснил, что мне нужна лошадь, которая позволит мне остаться сверху и не поставит меня в неудобное положение. Он вывел упитанную лошадку той масти, которую, кажется, зовут «гнедой». Мне она казалась просто коричневой. Вот почему бы просто так и не назвать, а?

Он подвел лошадь ко мне, помог вставить ногу в стремя, затем обошел с другой стороны и утвердил на место вторую ногу.

– Ее зовут Марси, – сказал он.

– Хорошо.

Марси оставалась ко всему этому безучастной, что меня порадовало. Я чувствовал себя очень, очень высоким. Слишком высоко. Все, что так поднимается, непременно упадет.

Я потрусил в указанном направлении, стараясь не стучать зубами. Марси, да будет она благословенна во веки веков, шагала заметно быстрее меня, а значит, не нужно пускаться в рысь, кентер, галоп или карьер. Я поклялся по возвращении оставить конюху хорошие чаевые за то, что он не сыграл со мной одну из столь популярных шуточек.

Стало заметно теплее. Я снял плащ и сложил на крупе Марси – сидя верхом, это куда сложнее. Но благодаря заботливому конюху, доброму нраву Марси и указаниям Инче, чувствовал я себя вполне пристойно. Впереди показался двойной ряд деревьев, описанный мне как въезд в особняк. До самого особняка оставался еще немалый кусок дороги, где меня увидели несколько садовников, которые словно сомневались, нужно ли кланяться. Наверное, дело в лошади. На сотню миль окрест я, пожалуй, единственный, кто не считал себя экспертом в чистокровных скакунах; вероятно, так же посмотрели бы на Морролана, который едет на Бал Дня Вознесения, избрав для этого воз с сеном.

Ничего, Марси, я тебя все равно люблю.

Кто-то вроде грума, облаченный в сияющие пуговицы, вытянулся возле выхода из старинного серокаменного особняка. Точно у низкой лестницы, что вела к двум белым колоннам, обрамлявшим двери из красного дерева. У каждого из столбов на манер декорации стоял стражник; облаченные в красное и зеленое, с металлическими шляпами, у каждого в руках нечто вроде топора на рукояти длиннее человеческого роста. Вроде и не самое практичное оружие, но с другой стороны, не хотел бы я, чтобы меня подобным рубанули.

Взгляды их скрестились на мне. Они не двинулись, но внимание на меня определенно переключили. У одного были самые впечатляющие усищи, какие я только видел, громадные, грозно торчащие в стороны, изгибающиеся вверх – благодаря особому клейкому воску, таким торговали в Южной Адриланке. Никогда им не пользовался. У второго из-под жестяной шляпы выбивались рыжие волосы; наверное, он не был коренным фенарианцем.

Я справился бы с обоими, если понадобится. И хватит о них.

При моем приближении грум подался навстречу, нахмурился и замялся. Я же просто спрыгнул – слава Вирре, я провернул этот трюк с должной грацией, и не потерял равновесие, держа центр тяжести пониже. Так меня учил дед на уроках фехтования. Не думаю, что я выглядел неуклюжим. Я снял плащ с крупа Марси и бросил поводья груму, пока он не решил, что он тут совсем не для этого. Плащ я забросил через плечо. Да, я могу делать это картинно, немало поупражнялся, и нет, я не хвастаюсь.

Я проговорил:

– Барон Владимир Мерс с визитом к его сиятельству. Присмотрите за лошадью, пока меня не представят.

Почему бы не взять к новому имени и новый титул?

Грум на мгновение замялся, потом поклонился:

– Да, господин.

Я подождал, пока он уводил лошадь, смотря так, словно не был уверен, знает ли он свое дело. На самом деле я просто не хотел идти прямо сейчас, ноги еще дрожали. Стражники наблюдали за мной, смотря куда-то в сторону. Знаю такой фокус, понятия не имею, обманули ли их мои ужимки с грумом. Наверное, нет.

Грум увел Марси куда-то прочь, а я собрался с силами и преодолел три ступени. Когда лезешь по ним вверх, они почему-то выше, чем когда смотришь с седла. У дверей я на мгновение остановился, потом дернул за шнур. Внутри прозвучал звонок, и вскоре дверь распахнулась.

Дворецкий – таковым он, по мне, выглядел, и таковым был – оказался типичнейшим представителем породы. С него бы картинки писать: высокий, идеального сложения, чисто выбритое лицо, благородная седина. Он отвесил мне вежливый, вопросительно-безмолвный поклон.

– Барон Владимир Мерс с визитом к его сиятельству, – повторил я.

– У вас есть визитная карточка, господин?

– Нет.

Лицо его ничего не выражало.

– Могу я сообщить его сиятельству цель вашего визита?

– Передайте ему вот это, – я достал алую упаковку и отдал ему.

– Хорошо, господин. – Он еще раз поклонился и скрылся внутри.

Через десять минут он вернулся и передал мне пакет; печать была сломана. Я взял его и, не разворачивая, вернул в карман плащ.

Дворецкий кашлянул и сказал:

– Граф примет вас немедленно.

7.

Лефитт: Ну надо же. Здесь? Что мне надеть? Ох, всегда смущаюсь, когда разговариваю со знатью.

Бораан: Однако ты ведь тоже – знать.

Лефитт (смущенно): Вот именно. Я давно уже с собой не разговариваю.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Первый, Акт III, Сцена 3)

Он развернулся и повел меня внутрь особняка. Я следовал за ним, стараясь не кривить губы.

Особняк просто кричал о достатке: высокие и широкие коридоры; зал с портретами, вероятно, предков; мебель прочная, элегантная, и не без вкуса. Не хочешь, а зауважаешь. По пути я видел еще четырех стражников, которые сражались главным образом со скукой. Очень похожи на тех, что снаружи, но без металлических шляп. Наверное, для собственной безопасности: когда никого нет, можно опереться о стенку, не рискуя ее поцарапать.

Двойной лестничный пролет и галерея над главным залом, панели белого дерева, перила из полированной древесины на три тона темнее. Два стражника у дверей, обменявщись взглядами с дворецким, резко скрестили свои громадные топоры, преграждая вход. Ротса от резкого движения подпрыгнула у меня на плече, а Лойош забеспокоился. Я тоже. Но пока беспокойство не стало чрезмерным, стражники снова вернули топоры в прежнее положение, и вход открылся. Дворецкий тут же сделал шаг вперед и сказал…

Как бы это получше передать? Нечто очень глупое и в рифму, толком и не переведешь. Самое большее, на что я способен, это «Барон Владимир Мерс, склоняя колено, умоляет господина графа принять…», но речь была гораздо длиннее и глупее. По-фенариански рифмуется практически все, так что возможно, что это было случайным совпадением, но я так не думаю. Наверное, я бы расхохотался, не случись все столь неожиданно.

Граф находился в помещении, которое, несомненно, именовал «кабинетом». Старый, очень старый человек, крупного сложения, хотя с годами несколько усох. Руки, сложенные на столе, покрывали морщины, вены вздулись. Глаза были мутными, а нос изрядно красным. Волосы и остатки усов совершенно седые. Кожа, как и у меня, смугловатая, но с нездоровым отливом. На нем было нечто вроде красной мантии поверх чего-то синего и вельветового, так что он выглядел еще крупнее и еще болезненнее. Мантия расшита прихотливыми завитками, вероятно, знаменующими генеалогическое древо или нечто вроде того.

Таковы был первый из встреченных мной представителей благородного сословия моей родины. Не скажу, что я пришел в восторг.

Голос у графа, однако, оказался сильным.

– Барон Мерс. Простите, что я не встаю.

– Господин граф, – низко поклонился я. – Благодарю вас от имени Ее Величества за то, что приняли меня.

– Прошу вас, садитесь. Да, конечно. Вина? Бренди?

– Вино будет в самый раз.

Граф звякнул в колокольчик, стоявший тут же на столе. Появился дворецкий и получил указание принести бокал вина и рюмку чего-то по имени «барпарлот». Он вышел и быстро вернулся – наверное, все это уже было тут, наготове.

– Итак, – сказал граф, подняв свою рюмку, а я отсалютовал бокалом в ответ, – полагаю, императрица желает получить бумагу?

Я в общем наполовину этого и ждал, но граф любезно подал мне все на блюдечке, сэкономив мне девяносто процентов работы. Я сделал остальное: кивнул.

– И вы, несомненно, желаете взглянуть на производство?

– И, конечно, доставить образцы.

– Конечно. – Он помолчал. – Могу ли я спросить, господин барон…

– Почему я остановился в городе, не оповестив о цели своего прибытия ни вас, ни кого-либо еще?

Он улыбнулся. Большая часть зубов была цела, однако нижнего переднего не хватало.

Я пожал плечами.

– Хотелось сперва увидеть перспективу со стороны. Посмотреть на местоположение, на то, как происходит отгрузка товара, побеседовать с рабочими, в таком духе.

– Просто чтобы купить бумагу?

Я улыбнулся, предоставив ему трактовать это как ему будет угодно.

Граф вздохнул.

– Я не слишком углубляюсь в рутинные операции самой мельницы.

– Мельницы?

– Бумажной мельницы.

– А.

– Вы, я так понимаю, не специалист в производстве бумаги?

Я рассмеялся.

– Это вряд ли. Я просто человек, которому повезло быть облеченным доверием Ее Величества. От меня не ожидают квалифицированных суждений по части бумаги, только о людях.

– Странно, – проговорил он, – что Империя уделяет внимание нашему маленькому королевству ради такого дела.

Я усмехнулся.

– Вовсе не странно, господин граф. Будь это странным, вы бы не проведали столь быстро о цели моего визита. Напротив, я уверен, что вы уже некоторое время ожидали визита кого-то подобного мне.

Он кивнул.

– В общем, да. Вы же знаете – или, вероятно, знает ваша императрица, или кто-то из ее чиновников, – что здесь производят самую лучшую бумагу.

– Точно так.

Он кивнул.

– Когда вам было бы удобно взглянуть на мельницу?

– Чем скорее, тем лучше, – ответил я. – Как насчет завтра?

– Все будет устроено.

Я сел поглубже и огляделся.

– У вас чудесный дом.

– Благодарю, – ответил он. – Когда-то владельцем был старый барон, но мой дед выкупил у него особняк. Давняя история. Впрочем, вероятно, по счету эльфов не такая уж и давняя. Сложно это, жить среди них?

– Ко всему привыкаешь, – сказал я. – К слову, не желая оскорблять вашу, э, мельницу, сударь, но аромат вашего города весьма, так сказать, заметен.

Он слегка улыбнулся.

– Вот поэтому-то мы и приобрели особняк за десять миль от города.

Я кивнул.

– Разумеется. Я поступил бы так же. За вычетом же запаха, город вполне приятный, хотя и странный.

– Странный?

– Гильдия.

– А что Гильдия? – чуть резковато спросил он.

– Я не намеревался никого оскорбить, – заверил я. – По моему мнению, действия Гильдии никак не касаются графства, и следовательно, никоим образом не затрагивают вас.

Щека его дернулась. Понятия не имею, что это значило.

– Верно. Вы меня не оскорбили. Но что в Гильдии необычного?

– О, я слышал о гильдиях, которые держат в руках местных ремесленников. Однако ни разу – чтобы гильдия торговцев, или какая-либо иная, полностью управляла городом.

Граф моргнул.

– Городом управляю я.

Он сказал это без тени сомнений.

– Ну, – проговорил я, – пожалуй. И все же, Гильдиия…

– Пфуй, – изрек он.

Вежливость требовала поменять тему беседы. Иногда так бывает, непонятно, то ли собеседник лжет, то ли просто свихнулся, но от этого никуда не деться.

Так что я временно отступил и задал несколько вопросов о меблировке особняка, о картинах в главном зале, и в таком духе. Граф расслабился, об этом он готов был говорить сколь угодно долго; я же готовился к новому этапу выдаивания информации. И после серии вопросов об императрице и ее дворе (некоторые ответы я знал, а остальные просто выдумал), я начал:

– А еще одна странность – местные верования по части колдовства. По крайней мере, мне, чужеземцу, они таковым кажутся.

Он, похоже, ничего не заподозрил.

– Какие такие верования?

– «Темная» и «светлая» стороны Искусства. Для меня это что-то новенькое.

– Странно, что вы спрашиваете о подобном.

– Да?

– Вообще-то я сам намеревался вас об этом спросить.

Если он заметил мое удивление – прекрасно; это было искренне, а также вполне соответствовало изображаемомму мной персонажу. Граф покосился на Лойоша и Ротсу, кашлянул и сказал:

– Вы, несомненно, колдун.

– Ну да, – согласился я.

– Я – нет. Однако мне представляется, что любое занятие может использоваться с различными, э, целями.

– Ну да.

– С добрыми, скажем, или недобрыми.

– Никогда не размышлял о колдовстве в подобных терминах, – честно заявил я, – но примерно понимаю, о чем вы.

Он кивнул.

– Итак?

– Что – итак?

– Как бы вы описали собственную манеру работы?

Я сделал глоток и внимательно изучил бокал. Очень хорошее стекло, ручной работы, тонкое и изящное.

– Никогда не считал себя недобрым, – наконец произнес я.

– А кто себя таким считает? – заметил он.

– Может, объясните, почему для вас это так важно? Странно задавать такие вопросы чужеземцу.

– И невежливо? – хихикнул он. – Прошу прощения. Но это стало важно.

Я устроился удобнее.

– Как так?

Последовал один из тех взглядов, каким, как считается, можно посмотреть человеку прямо в глаза и понять, что он лжет. Так, для сведения: это не работает. Ну, иногда работает, если точно знать, куда смотреть. Но не стоит ставить в заклад свою жизнь. Или пробовать такой взгляд на мне.

Минуту спустя он проговорил:

– Есть история, котоой уже немало лет. Она не очень сейчас важна. Но недавно, как я подозреваю, мне был причинен, э, вред последователями темной стороны вашего ремесла.

– Недавно, – повторил я. – Насколько недавно? Я в городе всего пару дней.

– Позавчера ночью.

– Вот как? Насыщенная ночь. Мне тоже сильно навредили.

– Да, знаю. Я предположил, что это не просто совпадение, что именно вас, родственника местной семьи, императрица послала сюда.

– Да, вряд ли. И уж точно не совпадение – что мою родню убили сразу после того, как я прибыл. Вы так не считаете?

– Нет, – коротко ответил он.

– Полагаю, у вас есть враги.

Он кивнул.

– И возможно, – проговорил я, – ваши враги и мои враги тоже.

– Возможно, – ответил он.

Я просто-таки читал его мысли: «либо вы и есть мой враг». Так что он мог говорить правду, а мог изъясняться с прямолинейностью йенди. Иными словами, врать.

– Не расскажете, что случилось у вас?

– Почему нет? Это не секрет, а был бы и секрет, все равно скоро все узнают, – ответил он. – Убили моего возничего.

Так. Не знаю, чего я ждал, но явно не этого. Я с минуту просто молчал, сражаясь со своей яростью, чтобы не дать ей выход здесь и сейчас. Не знаю, что бы я натворил – разгромил кабинет? переколотил все бокалы? избил дворецкого?

Граф явно заметил, что со мной что-то не то, и моргнул.

– Вы его знали? – спросил он, явно озадаченный.

– Кто-то за это…

«Босс.»

Лойош был прав. Я тряхнул головой и глубоко вздохнул.

– Как его убили?

– Колдовством, как мне сказали. Подробностей не знаю.

– А кто знает?

Он нахмурился.

– Мне кажется, это не ваше дело, господин барон.

– В свете того, что случилось с моими родичами, позволю себе с вами не согласиться.

– Вы думаете, это как-то связано?

Я знаю, что это как-то связано.

– Время совпадает, сударь, – сказал я. – Если только подобное у вас здесь не обыденность.

Он кивнул.

– Что ж, возможно, вы и правы. Но я не вижу связи между моим возничим и семьей Мерс, или между моим возничим и вами. А вы?

– И все же…

– Я полагаю, больше мне нечего вам сказать.

Было крайне трудно не высказать то, чего мне высказывать не следовало. Я помолчал, и наконец подобрал формулировку:

– Господин граф, мне не стоит больше занимать ваше время. Надеюсь узнать подробности у ваших людей.

– Конечно, – сказал он. – Простите, что не встаю. Вас проводят.

Я поклонился, а он откинулся на спинку кресла, словно встреча со мной его утомила. Вот будет потеха, если она выжала из графа столько сил, что он прямо тут и помрет.

Дворецкий провел меня вниз по лестнице, направляясь обратно к выходу.

– Вы знали его? – спросил я.

– Господин?

– Золли. Вы его знали?

Он кашлянул, хотел что-то сказать, потом просто кивнул.

– Что произошло?

Мы подошли к дверям. Рука дворецкого застыла у железной ручки, он снова взглянул на меня.

– Господин?

Я пожал плечами и взглянул прямо ему в глаза.

– Вы, должно быть, знаете, кто его убил и почему.

– Вовсе нет, сударь.

– Черт.

Он замялся.

– Господин был с ним знаком?

– Нет, но меня интересует сам факт. Мне сказали, его убили колдовством.

– Так это выглядело, господин.

– Какова непосредственная причина смерти?

– Внезапный сердечный приступ, сударь.

– Так. А вы уверены, что дело в колдовстве?

– На нем была метка.

– Метка?

– Колдовская метка, господин.

– Что такое колдовская метка?

Ответный взгляд описать было трудно. Смесь удивления, умолчания, недоверия и вежливости. Вряд ли Телдра справилась бы лучше.

– Не могу знать, господин.

– А кто может?

– Сударь?

– Хватит. У меня дурное настроение, и вам не хочется его усугублять. Где вы это слышали и кто может знать?

Бурная внутренняя борьба, но увы – верх взяла выучка, или страх, или что-то другое.

– Господин, я понятия не имею о подобных вещах.

– Ладно. У Золли была девушка, они встречались в трактире. Как ее зовут?

На сей раз дворецкий почти не колебался.

– Эли.

– Спасибо, – криво усмехнулся я.

– Сейчас грум приведет вашу лошадь. – Он распахнул дверь и замер как каменный. Выбора не было, пришлось выйти.

Я чуть подождал у выхода, и вскоре возник грум, ведя в поводу Марси.

Я так и не узнал, было ли имя у дворецкого. Возможно, что и нет.

Конюший в «Колпаке» получил хорошие чаевые, а я попрощался с Марси, самой лучшей лошадью, какие только есть на свете. Даже Лойош о ней слова дурного не сказал. Странно: постоялый двор казался мне почти что домом, я даже не скрывал, как у меня дрожат колени после верховой езды.

Я взял чашку кофе и прошел к «своему столику», как за последние пару дней привык его называть. Сел. Помогло, ноги быстро перестали болеть. Мозги очищались медленнее. Кофе немного помог, но клява сработала бы лучше. Проклятье.

Я несколько проголодался. Возникла мысль снова заказать гуляш из баранины, но я передумал и вышел на улицу. Вонь мгновенно отбила аппетит. Я прошел к пристани и снова посмотрел на фабрику – извините, на «мельницу», – производящую дым и миазмы. Задерживаться там я не стал и вскоре входил в другой постоялый двор. Тут я впервые увидел, что в зале стоят курильницы. Тонкие же у них тут благовония, если я не заметил их раньше, но они работали. Интересно, почему таких нет в «Колпаке»? Или там курильницы просто лучше спрятаны?

Стоял самый разгар дня, так что в зале были только я и утомленная подавальщица средних лет, которая спросила, не желаю ли я чего-нибудь. Аппетит вернулся ко мне, так что в итоге я умял приличную бобовую похлебку и ломоть хлеба, к которому подали чесночные дольки и масло. Отменное масло.

Когда подавальщица принесла мне стакан кислющего вина, именуемого «Энекешнер» (специально спросил, чтобы случайно не заказать его в другой раз), я поинтересовался, когда появится Эли.

– Сегодня ее не будет, – ответила она.

– А где я могу ее найти?

Меня подвергли тщательному изучению. Она что-то сделала со своими бровями, которые стали темнее, и еще что-то с губами, которые блестели. Подобные фокусы меня всегда немного развлекали.

– Не тратьте времени, – сказала она.

– Вы подруги?

– Да нет вроде, – пожала она плечами. – А что?

Я пустил три серебряные монеты кружиться по столу.

– Где я могу ее найти?

Девица распахнула глаза и быстро сказала:

– Вверх по лестнице, комната в конце коридора.

Хорошо, что они не подруги. Сэкономил монету.

Я не торопясь доел и прошел к задней двери и вверх по ступеням. Мне пришлось постучать дважды, прежде чем донеслось тихое: «Что там?»

– Меня зовут Мерс, – сказал я, – нам нужно поговорить.

– Убирайтся, – предложила она.

– Открой, – предложил я в ответ, – или я вышибу эту штуку ко всем чертям.

Молчание, затем дверь открылась. Пожалуй, хорошенькая, но глаза заплаканные.

– Рассказывай все, что знаешь, – продолжил я.

– Тебе-то что, черт побери? – Она снова заплакала, но меня это не остановило.

– Я хочу найти и прикончить эту сволочь.

Она удивленно уставилась на меня.

– Почему? – Едва ли не шепотом.

– Потому что у меня такое настроение. Рассказывай же.

Девушка помолчала, потом отступила на шаг, что я счел приглашением войти. Так я и сделал, она закрыла дверь. Крошечная комнатушка, почти без указаний на личность владелицы, а если таковые и были, я не уделил им внимания. Стул и кровать. Сесть она мне не предлагала, так что я просто стоял и ждал.

– Ты говорил с ним позавчера.

– Да.

– Он рассказал мне. Ты…

– Что?

– Он сказал, что ты забавный, – она снова начала всхлипывать.

Я прислонился к двери и ждал. Спустя некоторое время она сказала:

– Прости.

– Мне сказали, его убил колдун.

– На нем была колдовская метка.

– Что такое колдовская метка?

Она покосилась на Лойоша и Ротсу, потом на меня; на лбу обозначились морщины.

– Разные страны, разные обычаи, разные способы работы, – пояснил я. – Я слышал о «метке колдуна», она-де изобличает того, кто занимается колдовством. Не думаю, что ты это имеешь в виду, в любом случае, в подобные я не верю. Так что такое колдовская метка?

– Когда его нашли, губы у него были алыми.

– Э… А почему же это зовется колдовской меткой?

– Ты правда не знаешь?

Спокойствие, Влад.

– Я правда не знаю.

– Колдун посылает черта через горло в сердце. Черт оставляет алые отпечатки на губах.

Мда, тут сразу два вопроса. Во-первых, через горло в сердце не попадешь (всякий профессиональный убийца немного разбирается в людской анатомии), во-вторых, я не верю в чертей.

Нет, есть способ убить кого-то с помощью Искусства так, что губы у жертвы будут алыми: несложное превращение, заместить содержимое легких жертвы дымом из жаровни колдуна. Но…

Ладно, в другой раз.

– Так, – сказал я. – Где его нашли?

Она долго смотрела на меня, потом взглянула на кровать, снова на меня.

– О.

– Он собирался жениться на мне, – всхлипнула она. – Он сам сказал.

Я решил не спрашивать, когда именно он ей это сказал и сколько раз. Да, я циник и гад, но есть все-таки определенные рамки.

– Прости. Я сейчас уйду.

– Ты найдешь, кто это сделал? – спросила она, и в глазах ее возникло что-то пугающее.

– Да. И выясню, почему.

– И убьешь его?

– О да.

– Хорошо. Ты сделаешь это медленно?

– Будь уверена.

Она кивнула.

Может, и не стоило говорить ей такого. Там, дома, в Империи, я никому никогда не признался бы, что намерен кого-то убить. Возможно, я слишком уж свысока отнесся к тому, что в этом королевстве считали законом, и мне следовало бы поостеречься. Но я хотел утешить ее хотя бы так. В любом случае, хотя в итоге многое обернулось против меня, именно здесь я ничуть не пострадал, так что будем считать, все прошло нормально.

Я вышел из комнатки, спустился вниз, пересек зал и снова окунулся в вонь. На этот раз она почему-то была куда сильнее, меня словно ударило. Желудок сжался, и я извергнул его содержимое прямо там, на улице; отвратительные миазмы Бурза вдруг стали совершенно непереносимы. Я с трудом добрался до «Колпака», в глазах у меня плыло, меня едва хватало, чтобы ставить одну ногу перед другой, и так пока я не пересек порог. Только тогда меня немного отпустило.

Да, здесь жгли те же самые легкие курения, просто я не видел, откуда идет дымок. Но они помогали. Никогда раньше не любил курений; для меня это атрибут Искусства, а не то, что следует использовать в быту для мелких радостей бытия. Многие колдуны, в том числе мой дед, не разделяют жизни и Искусства, у них мелкие заклинания и обереги – просто часть жизни. Я не таков, у меня всегда четкая черта: вот я колдую, вот не колдую. Возможно, это стоило бы изменить. К курениям несложно привыкнуть. Так и представляется, с каким видом Коти воспримет, что я…

Так, хватит, Влад.

От бренди меня сейчас вывернуло бы, кофе не хотелось, и я сделал нечто для себя необычное: попросил хозяина нацедить кружку летнего эля. Я бы предпочел попрохладнее, но зато горечи в нем почти не чувствовалось. Я одобрительно кивнул Инче, и удостоился одной из редких его улыбок. Наверное, он гордился своим элем.

Я сидел и медленно цедил эль, голова вскоре перестала кружиться, и в конце концов я смог сосредоточиться на том, что меня беспокоило. Я встал и зашагал туда-сюда; Инче удивленно взглянул на меня. Потом я снова сел.

До меня только сейчас дошла очень странная вещь: хотя вокруг убивали направо и налево, и я был уверен, что стою в самом центре, но сам я пока никого не убил, а меня так даже и не пытались. Непривычно как-то.

Что ж, Влад, давай-ка подумаем. Если тебя не пытаются убить, значит, есть причина.

Самая вероятная – они знают, что если попробуют, ты в ответ прикончишь очень и очень многих. Что немедленно порождает вопрос: откуда они это знают? Я ведь не выглядел таким уж жутко опасным. Неужто сам факт, что я открыто ношу шпагу, свидетельствует о подобном? Сомневаюсь. Так что или они действительно мастера и по очень косвенным признакам разгадали, кто я такой, или имеют иную причину подозревать, что я тот, кого трогать не стоит.

Либо же они знают, кто я.

Нет, мое имя уже известно Гильдии, поскольку какой-то колдун извлек его прямо у меня из головы. Но что еще он сумел извлечь? Достаточно ли, чтобы отослать весточку в Дом Джарега? И если да, захотят ли здешние колдуны такое сделать? Знают ли они, как?

Возможность имелась. Возможно, убийца уже в пути, уже движется, так быстро, как только под силу телепортации и резвым ногам. Но почему? На подобное они пошли бы разве только из-за денег. Но если они сумели связаться с нужными персонами в Доме Джарега, им бы не велели держаться от меня подальше; им бы просто сообщили, что за мою голову они могут получить весьма приличную сумму.

Морганти.

Джареги намерены проделать «работу» соответствующим образом. Значит, если предположить, что существует средство связи между одной из местных группировок и Домом Джарега – маловероятно, но допустимо, – им могли приказать задержать меня в городе, но не убивать; это объяснило бы по крайней мере часть происходящего.

Допустимо – но уж явно натянуто. В таком раскладе они бы не раскрывали, что знают мое настоящее имя, и не позволили бы этого сделать своим подчиненным. По крайней мере, если у них есть хоть капля мозгов.

В общем, куда больше похоже на то, что здесь творится что-то другое, что-то, связанное со сложными политическими менуэтами странной Гильдии, графа, который владеет фабрикой – то есть «мельницей» – и всех прочих сил, о которых я не знал. Если так, тогда выходит, они полагают, что со мной им связываться нельзя.

«А ты что думаешь?»

«Похоже, ты прав, босс. Они не хотят, чтобы ты о чем-то узнал, но и не осмеливаются открыть на тебя охоту.»

«Предложения будут?»

«Кроме как убраться отсюда?»

«Да, кроме этого.»

«Нет.»

Я пересмотрел план, который казался таким гибким всего два дня назад. Все, у кого я хотел разжиться информацией, либо были мертвы, либо исчезли, либо так или иначе опережали меня. Но ведь кое-что я узнал, да?

Да.

Я узнал, что ходит масса слухов о колдовстве, и возможно, с его помощью кое-кого убили; совершенно точно – спалили дом; оно не походило на известное мне Искусство, и тут задействованы две стороны, одна из них включала мою семью, которая мертва, а другая, черт бы ее побрал, весьма выделялась своим отсутствием.

Ладно.

Надо выяснить об этих колдунах. Ковен? Сборище народу, который применяет Искусством неведомым мне способом, один из которых весьма обеспокоен, как бы я чего-то не выяснил? Нет, тут должен быть ковен, со всеми странностями городской политики, его не может не быть. Но как его найти и узнать о нем побольше? Так, ладно, по крайней мере есть направление, в котором можно покопаться.

Проблема в том, что даже в лучшие времена колдуны держатся весьма скрытно. Я как-то спросил деда, почему так, и получил обычное «так принято». Ненавижу подобные ответы. Как, в таком случае, найти колдуна?

«Лойош? Ты наделен даром Видения.»

«Шутишь, босс? Ладно, что ты от меня хочешь?»

«Ничего особенного. Просто наблюдай за колдовскими заклинаниями, как только что засечешь, я хочу знать точное направление.»

«Босс, чтобы засечь такое, нужно висеть прямо над головой у колдуна. Или это должно быть очень уж мощное Делание.»

«Знаю. Но будь настороже.»

«Ладно.»

Интересно, где Орбан и почему он так перепуган? Впрочем, нет ничего невозможного в том, что он уже мертв, как и Золли, только тело спрятано.

Интересно, а где сейчас тело Золли, и разрешат ли мне на него взглянуть? И смогу ли я кое-что выяснить, если рискну снова снять амулет? И решусь ли я на это?

На все эти вопросы ответ был один – «вероятно, нет». Но я размышлял об алых губах, и мне было интересно.

8.

Бораан (пожимая плечами): Он джагала. Мы понятия не имеем, как поведет себя джагала, не зная, в какой он стадии.

Лефитт: Точно. Так, собственно, стадии обычно и определяют.

Бораан: Поразительная неэффективность.

Лефитт: Возмутительно.

Бораан: Огорчительно.

Лефитт: Безобразно.

Бораан: Чудовищно.

Лефитт: Следует обязать их носить значки.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт I, Сцена 1)

Сгущались сумерки. Дела сворачивались, в темноте трудно работать на полях. В то же время, только в другом месте, рабочие покидали мельницу. Оба потока состояли из людей, которые устали, взмокли, провоняли и намеревались поскорее забыть безотрадность своего бытия. Крестьяне тупые и грязные, рабочие вонючие и шумные. Перемешать их и как следует встряхнуть, и где разница? И ради таких вот людей Коти дала мне от ворот поворот. Как вам это нравится?

Думаю, как и мне – никак, остается просто жить с тем, что есть. В жизни немало подобных вещей.

Я вышел и зашагал на запад по тракту. Всего несколько шагов, и город остался позади. Я прошел еще с четверть мили, направляясь туда, откуда прибыл. Поразительное ощущение одиночества. Огни далекого Бурза ничуть не рассеивали окружающую тьму. Ветер дул в лицо, никакой вони.

Я поднял голову. Звезды, крошечные искры в мертвой черноте небес, сверкающие над людскими краями.

Не знаю, сколько я так простоял, пока Лойош не предупредил:

«Кто-то идет, босс.»

Вскоре послышались шаги. Наверное, надо было подготовиться, достать кинжал или что-то еще в этом роде, но я был не в настроении. В любом случае, на меня не нападали.

Шаги затихли. У кого-то хорошее ночное зрение.

– Господин Мерс?

Голос был мужской и незнакомый.

– Да, – я не оборачивался.

– Я искал вас.

– И нашли. Может, поделитесь секретом, как вам это удалось? С тех пор, как я попал в этот проклятый город, я многое ищу, но не могу найти никого и ничего.

– Вас найти гораздо проще. Зовите меня Дани.

– Рад познакомиться, Дани. И какова ваша роль во всем этом?

– Хороший вопрос, – проговорил он. – Во всем этом участвуют слишком многие, но нет никого достойного доверия.

– Я бы и сам не выразился лучше. Однако в вашей речи проскальзывает кое-что…

– Да, я не здешний. Я из небольшого королевства к востоку отсюда, женщины там прекрасны, но еда оставляет желать лучшего.

– Выбирайте еду, – вздохнул я. – Она не обманет.

– Так я и сделал.

– Мудро.

– О да. Но говоря о мудрости, вы, кажется, оказались в том еще положении, верно?

– Да? Я-то думал, что дела как-нибудь устроятся.

– Могу помочь.

– Прекрасно. Слушаю вас.

– Во-первых, есть причина, почему вам нужно меня выслушать.

– Мне нравится ваш акцент, этой причины мне вполне достаточно.

Он рассмеялся.

– Мы вполне поладим, господин Мерс. Хорошо, в таком случае, почему вам нужно мне поверить.

– Да, это объяснить будет сложнее.

– Я оказываю услугу другу.

– А как его зовут?

Он снова рассмеялся.

– Вы же не ожидаете, что я отвечу?

– Пожалуй, нет.

– Итак, мой друг полагает, что вы в состоянии кое в чем ему помочь, и что он в ответ сможет кое в чем помочь вам.

– Продолжайте, я слушаю.

– Я полагаю, больше всего вам требуется информация.

– Хорошее предположение.

– Что ж, вот он я. Спрашивайте меня, предпочтительно о чем-то таком, что вы можете проверить.

В общем-то неплохое предложение. Вот только все не так уж просто: можно многое выяснить о собеседнике по одним только вопросам, которые он задает, а я не собирался предоставлять этому парню подобную возможность. Пока что он не сделал ничего такого, что убедило бы меня поверить ему.

«Рядом больше никого нет, Лойош?»

«Чисто.»

– Ладно, – проговорил я. – Расскажите, почему этот город такой странный.

– Хммм. Вы недавно в Фенарио, да?

– Да.

– Он немногим страннее прочих городов этой страны. У каждого особая идеосинкразия.

– Идеосинкразия.

– Власть короля в графствах не слишком велика. Они живут сами по себе, а каковы местные странности – определяется скорее местной географией. Если хотите повидать действительно СТРАННОЕ местечко, отправляйтесь на восток, в горы, которые граничат с моей страной. Там есть городок Туз, в котором натаскивают козлов для перевозки контрабанды…

– Понятно, – прервал я. – Каждое графство наособицу.

– Да. Здешнее обособилось где-то несколько столетий назад, когда какой-то крестьянин откопал древний рецепт, как производить хорошую бумагу в больших объемах. Он продал его графу – вероятно, в цену входили повозка и пара лошадей, чтобы убраться из города, – и с тех пор…

– Расскажите мне о вашем друге – то, что можете. Что, он полагает, я могу для него сделать?

– У вас общий враг, а это неплохая основа для сотрудничества.

– Хорошо. И кто этот враг?

– А вы не знаете?

– Не играйте со мной, Дани.

– О, но ведь все это – большая игра, господин Мерс. Поэтому-то я и здесь: я хорошо играю, ибо обычно нахожу изъяны в правилах.

– И поэтому вы благоразумно не объясняете правил тем игрокам, которых не знаете.

– Совершенно верно.

– Прекрасно. Рад за вас. Развлекайтесь. Кто враг?

– Простите, господин Талтош.

Как быть, когда кто-то пытается выкачать из тебя информацию, причем делает это достаточно профессионально? Вариантов море. Первым на ум мне пришел простейший: прикончить его, здесь и сейчас.

Я вполне мог это сделать. Да, я его не видел, но Лойош знал, где он. И мне очень хотелось сделать именно так. Безусловно, это было бы ошибкой – у меня не имелось причин убивать Дани, а будь они, все обернулось бы, скажем так, иначе.

Поэтому я сказал:

– Убирайтесь.

Вероятно, мой тон был достаточно убедителен, он не сказал более ни слова. Послышались удаляющиеся шаги.

«Лойош, проследи за ним. Хочу убедиться, что его нет поблизости.»

Лойош так и сделал, а после доложил, что объект вернулся в город и скрылся из пределов видимости, войдя в дом. Лойош запомнил этот дом и вернулся присмотреть, чтобы я не промахнулся мимо города на обратном пути.

Свет из окон постоялого двора становился все ярче, пока у меня не заболели глаза. Я зашагал медленнее, давая зрению время привыкнуть.

«Что ж, это безусловно было интересно. Вопрос: мы получили больше сведений, нежели отдали?»

«Тут ты эксперт, босс. Я просто глаза с крыльями.»

«И еще хорошее чутье по части Тайн.»

Мы подошли к двери «Колпака».

«Это вопрос? Нет, никакого колдовства я не засек.»

«Ладно.»

Проклятье. Нужно, нужно выяснить попобробнее об этом странном Искусстве в этом странном городе.

В трактире к тому часу оставалось уже немного народу, и хозяин тихо беседовал с парой гостей. Подавальщицы уже разошлись, так что я прервал разговор Инче и убедил его дать мне еще кружку летнего эля, которым он так гордился.

Несмотря на голод, у меня не было настроения есть. Несмотря на усталость, я знал, что заснуть сейчас не смогу. Не смогу и сорвать злость и кого-то убить, потому что убивать некого. Случайные убийства, охочие до власти гильдии, колдуны или слухи о таковых… чушь какая-то. Возмутительно. Слишком много всего творится вокруг, а я не знаю ни подробностей, ни что тут с чем увязано, ни даже как это сложить. Я извлек кинжал и начал подбрасывать его, прикусив губу, пытаясь отыскать во всем этом смысл.

«Босс…»

Хозяин опасливо косился на меня. Я улыбнулся и спрятал кинжал. Альтернативой было бы – этим самым кинжалом расписать ему физиономию, а мне не хотелось вставать.

«Сколько мы тут сидим, Лойош?»

«Несколько лет, босс.»

«Да, впечатление именно такое.»

«То есть ты подумываешь уйти?»

«Пока нет.»

«Ладно.»

«Как там Ротса?»

«Как и я, босс. Прости.»

«Ничего. Нам всем туго приходится.»

«Но почему…»

«Я должен это сделать.»

«Ну, можешь просто побегать вокруг и помешать варево без всякого плана, авось чего и выплывет», – предложил он, намекая, что я именно этим и занят.

«Очень смешно», – отозвался я, намекая на прямо противоположное.

В общем-то Лойош прав. «Помешивать варево» – способ, до определенного момента, эффективный. Он может сработать и прояснить кое-что. Но порой из-за него погибают, и не всегда те, кому следует.

Лойош потерся головой мне о шею.

«Да, знаю», – вздохнул я.

Я заказал у Инче хлеба с сыром, немного съел сам и покормил джарегов. Сыр был соленым. Не люблю соленый сыр. Пришлось взять еще летнего эля и смыть этот вкус. Наверное, потому-то трактирщик и подает соленый сыр. Гад.

– Скажите-ка, – спросил я, забирая кружку, – а какое именно колдовство здесь в ходу?

– А? – Инче в упор взглянул на меня. – Достойное и чистое, насколько я знаю. Но я сам не колдую. Спросите у одного из них.

– У кого?

– Хмм?

– Кто тут колдун? Покажите мне.

– Прямо тут?

– Конечно.

В зале сидело четверо, все мирно сидели за своими столиками и что-то потягивали. Двое смотрели в нашу сторону, двое других явно были пьяны.

– Я за этим не слежу, – сказал Инче. – Но если бы и следил, чужаку не сказал бы. Ясно?

Я пожал плечами.

– Тогда скажите мне кое-что другое.

– Что? – Жесткий прищур, выпяченный подбородок.

– Вы специально подаете соленый сыр, чтобы народ покупал больше эля?

Он фыркнул и ушел в другой конец стойки, а я вернулся за стол.

«Что ж, я попробовал спросить прямо, и получил ответ. Надо запомнить.»

«Какой еще ответ, босс?»

«Ты не видел его глаз.»

«Он что, указал на кого-то?»

«Не специально.»

«Кто?»

«В середине, длинный серый плащ, курчавый; вот-вот отрубится.»

«Мне проследить, когда он будет уходить?»

«Ну, если я выйду следом, а потом вернусь без джарега, будет несколько заметно.»

«Окно выходит на задворки, присмотрю сверху.»

«Ага, годится.»

Я допил эль, оставил кружку на столе и поднялся в комнату. Я распахнул ставни, Лойош скрылся в темноте, а я сел и стал ждать.

Спустя минут двадцать, не больше, Лойош вернулся с самым что ни на есть беззаботным видом.

«Готово, босс. Он живет буквально через дом. Я бы раньше вернулся, но этот тип шел на бровях и по дороге пару раз чебурахнулся.»

«Хм. Итак, вероятно, он уже спит.»

«По-моему, это называется «в отключке».»

«Значит… так, хорошо, показывай дорогу.»

«Есть, босс.»

Итак, снова вниз по лестнице и наружу, в темноту и вонь. Если кому-то надоело слушать, как там воняло, представьте, как мне надоело там бродить. Фу.

У Лойоша ночное зрение было лучше моего – то есть оно у него по крайней мере имелось, – и он, летя прямо впереди, направил меня к повороту на соседнюю улицу. Я упоминал, что они в этом городе удивительно широкие? Ну вот, вскоре я окончательно перестал понимать, где мы находимся и в какой стороне постоялый двор. Однако тут Лойош сказал:

«Здесь.»

«Хорошо.»

Я послушал. Храпят. Дверь оказалась не заперта и отворилась почти бесшумно. Миг, и я внутри.

«Шаг вперед, босс. Еще шаг. Подними руку. Правее. Еще чуть-чуть. Да. Это свеча.»

Кажется, между мной и сонным храпом была стена.

«В комнате кто-то есть?»

«Нет.»

Удивительно, какой яркой может быть обычная свеча, и как от ее света болят глаза. Есть простенькие чары для адаптации зрения к свету или к темноте, но я не собирался снимать амулет, так что пришлось подождать.

Храп прекратился. Прозвучал пьяный голос:

– Э? Чего?

Я застыл и услышал шепот, а потом все тот же пьяный голос потребовал:

– Дай поспать.

Снова – шепот, и на этот раз я даже разобрал:

– Лачи, в доме кто-то есть!

Я мог возразить «Нет, никого нету», но это ничего бы не дало. Так что я поставил свечу на полку.

Зрение у меня достаточно приспособилось к освещению, я встал рядом с дверью, повернулся вполоборота и поднял воротник плаща. Я слышал, как он шаркает к двери, и когда она открылась, я сумел окинуть взглядом соседнюю комнату и оценить местоположение людей и вещей.

У людей горло ощущается куда более уязвимым, чем основание шеи. Почему – точно не знаю, но такого рода вещи нужно примечать.

Дело будет недолгим. Самую тяжелую рукоять имел тот кинжал, что я носил на поясе, так что я взял именно его, и нанес крепкий удар по затылку проходящему мимо типу. Потерял он сознание или нет, не знаю, но в его состоянии этого точно хватило для утраты координации. Он еще падал, а я уже был у кровати и держал нож у горла женщины. Холодная сталь на горле в темноте обычно привлекает внимание, а поскольку я повернул нож не лезвием, а обухом, то мог нажимать достаточно сильно и не пускать крови зря.

Я заговорил ровно и спокойно:

– Ни звука, замри и не двигайся, или вы оба покойники.

В этот миг она могла бы закричать, но не сделала этого. А он еле слышно застонал.

«Присмотри за ним, Лойош.»

«Есть, босс.»

Я проговорил:

– Я не собираюсь вас ни убивать, ни грабить, ни причинять вам вред. Не заставляй меня менять решение. У меня есть вопросы. Ты ответишь и я уйду. Кивни.

Она кивнула, очень, очень широко раскрыв глаза.

– Твой муж колдун. Ты тоже?

Глаза ее стали еще шире. Я повторил вопрос. Она кивнула. Отлично, одним вопросом меньше.

– Ты состоишь в ковене?

Заминка, кивок.

– Кто им управляет?

– Я, мы, не знаю.

– Не знаешь.

– Главы ковена, они назначают друг друга, тайно. На собраниях они в капюшонах. Когда тебя приглашают, все в капюшонах и ты не знаешь, кто есть кто.

Что ж, Нойш-па говорил, что иногда бывает и так. По крайней мере она подтвердила, что ковен ЕСТЬ. Уже что-то.

– Мне нужно знать о двух видах колдовства в этом городе. Ты объяснишь.

Она, насколько было видно в смутном мерцании свечи из-за двери, казалась удивленной. Я убрал нож, но не стал прятать его.

– Подумай, – сказал я. – Мне важно это понять, но на мои вопросы никто не отвечает. Ты ответишь.

– Не понимаю, – прошептала она.

– Понимать тебе не надо, просто скажи мне то, что я хочу знать.

– Кто ты?

– Человек с ножом. Я слышал о колдунах, которые следуют светлому и темному пути. Что это значит?

Мне нравилась эта женщина. Просыпается посреди ночи, муж вусмерть пьян, в дом врывается чужак и вырубает его – и после этого чужак задает ей вопросы вида «только для посвященных» о природе тайных искусств. В таком состоянии нелегко собраться с мыслями и выдать внятный ответ, даже если очень сильно хочется; так что когда она открыла и закрыла рот несколько раз, а глаза наполнились испугом, я сказал:

– Ладно, давай сперва что-нибудь полегче. Почему семья Мерс ушла из города?

– Семья Мерс?

– Да. Те, кого позавчера убили.

– Но они ушли очень давно.

– Знаю. Почему?

– Не знаю. Это было очень давно, до моего рождения. Я только слышала.

– Что ты слышала?

– Они были последними из тех, кто следовал темному пути.

– Что последователи темного пути делают такого, чего не делают последователи светлого?

– Используют запретную магию.

– А какая магия запретна?

– Они вызывают демонов.

Вроде бы она в это действительно верила. КОЛДУНЬЯ, которая верила в такое. Как можно быть посвященным Искусства и не знать подобных вещей?

Чушь, конечно же. Да, демоны существуют, и да, их можно вызвать, но не колдовством. Вызывая демона, нужно пробить барьеры между различными реальностями, – нет, я знаю об этом столько же, сколько и вы, если только вы не изучали некромантию, в каковом случае вы разбираетесь в подобных материях куда лучше меня, а значит, сами и объясняйте. Но суть в том, что колдовство есть использование силы разума для управления вероятностью, и имеются жестко ограниченные способы такового. Ага, однажды я с помощью колдовства переместил себе в руки некую вещицу за тысячи миль, и подобного способа колдовство вроде как тоже не предусматривает note 4; но это одно, а совершенно другое – связать целую форму реальности с неким объемом пространства, чтобы создать брешь в том, чего вообще не существует.

Кстати, в тот раз я был в безвыходном положении. Даже вспоминать не хочу.

В данном случае, однако, значило не то, чем занимались «темные» колдуны, а то, что женщина полагала, будто они подобное могут. А вся эта бодяга с «темным» и «светлым» колдовством здорово напоминала мне местную мельницу. То бишь воняла, если вдруг кто не понял намека. Темный путь? Светлый путь? Кто делит мир на светлых и темных? Для разумных персон в этом нет смысла, но вот для легковерных звучит весьма убедительно.

Вот и ответ, не так ли? Просто кто-то решил убедить кое в чем массу народу. И небезуспешно, судя по этой женщине.

Но зачем? В чьих интересах было представить их обладающими подобной властью? Кто-то очень постарался, выдумывая эту большую ложь, и для подобного обязан быть смысл.

А моя семья стала жертвой этой большой лжи. По крайней мере, те, кто не…

– Погоди, ты сказала, они ушли еще до твоего рождения?

Она кивнула.

– Я думал, это случилось лет десять-пятнадцать назад.

– А, эти. По-моему, они колдунами вообще не были. Они ушли просто потому, что, ну, непросто жить тут с именем Мерс. Они думали податься в столицу. Нет, это не я! – внезапно воскликнула она, явно испуганная. – Я ничего с ними не делала, я никому о них ничего не говорила! Это кто-то другой, не я!

– А что с теми, кто были колдунами?

– Они покинули страну. Говорили, что они ушли на Запад, где продали души эльфам.

Да уж, вполне в духе местных.

– А тех, кого убили… кстати, кто это сделал?

– Я не знаю! – Она чуть не плакала.

– Я тебя и не обвиняю. Но у тебя наверняка есть мысли по поводу. Ты об этом слышала, и должна была подумать.

Она покачала головой.

Можно ли выудить у нее что-нибудь еще? Сомневаюсь. Я часами могу приводить ее в чувство, и так и не узнать ни одного имени. А если надавить, она скорее соврет, чем назовет того, кто заслуживает моего внимания. Впрочем, толк может быть и от этого, я как раз был в настроении на кого-то надавить и ощутить, как он истекает страхом.

Но у меня еще много дел, и лучше уж я получу удовольствие, выжимая того, кто, как я знаю, это заслужил.

А это возвращало меня к вопросу – знает ли эта женщина такую персону, и смогу ли я убедить ее назвать мне такую, не тратя на это всю ночь. Черт, черт, черт.

– Ты меня убьешь?

Тут до меня дошло, что я уже некоторое время просто так стою и молчу.

– Нет, – решил я. – Где собирается ковен?

– К востоку от города, в лесу. Не знаю точно, где. Мы собираемся у ручья, потом нам надевают повязку на глаза и отводят на место поодиночке.

Да, вполне в духе местных.

– Ладно, – сказал я. – Мы закончили. Можешь кому угодно рассказывать о нашей встрече и о тех вопросах, что я задавал. Не сомневаюсь, кто-то разозлится и начнет на меня охотиться. Тогда я убью их – а потом вернусь, и убью тебя. Если полагаешь, что я говорю это для того, чтобы ты держала рот на замке – что ж, вероятно, ты права, но делай как хочешь. В любом случае, я бы предложил тебе оставаться в доме и сидеть тихо еще час-другой, но опять же, поступай как хочешь. А пока – приятных сновидений.

Я убрал нож и вышел. Тип на полу уже вовсю храпел. Пнуть бы его; но я удержался, открыл дверь и окунулся в наполненную звездами ночь Фенарио.

«Итак, Лойош?»

«Что – итак? Если хочешь вызвать демона, босс, боюсь, я тут тебе не помощник.»

«Нет, я не в настроении. Информации море, надо как следует обмозговать, что все это значит. Если значит что-либо. Лойош, как-то Сетра сказала, что ложь никогда не бывает постоянной – ты не помнишь точные ее слова?»

«Нет, босс. Но не думаю, что главный вопрос тут во лжи.»

«Я тоже не думаю, но это один из пунктов списка. Чертовски длинный список вырастает, Лойош. А я намерен отыскать имя, которое войдет в него первым пунктом.»

«Здесь налево. Вот, тот огонек справа – трактир.»

Добрался я благополучно. Пришлось побарабанить в дверь, чтобы хозяин меня впустил. Я мог бы вскрыть замок, но зачем кому-то знать, что я могу это сделать? Открывая дверь, Инче недовольно посмотрел на меня, а я ответил благодарной улыбкой и прошел к себе в комнату, где сбросил верхнюю одежду и распластался на постели. Последнее, что я увидел – Лойош и Ротса, сидя друг против друга на спинке стула, переплелись шеями. Что-то больно кольнуло меня, но я заснул до того, как вспомнил, что именно.

9.

Бораан: Когда все факты собраны и сделаны соответствующие выводы, не остается ничего непонятного.

Лефитт: Чушь. Все факты и выводы в непонятной ситуации просто подтверждают, что она непонятна.

Бораан: Думаешь?

Лефитт: Боюсь, что так, хотя мне и жаль опровергать нашу любимую цитату.

Бораан: Твою любимую цитату. Я только повторяю твои же слова, сказанные по поводу происшествия в «Рыбацком фонаре».

Лефитт: Да, однако сказаны они были уже после того, как мы раскрыли преступление.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт II, Сцена 3)

Я снова забыл закрыть ставни, и проснулся, когда Горнило начало выжигать мне глаза. Выругавшись, я встал и закрыл ставни – потому что продуктивнее закрыть ставни, нежели проклинать свет или что-либо иное. Попытался поспать еще. Не получилось.

Я оделся и спустился выпить кофе. За стойкой находилась жена Инче, и взгляд ее обозначал, что ее бы тут не было, если бы мужу не пришлось вставать посреди ночи и открывать мне дверь. Но она ограничилась взглядом, так что и я оставил свои мысли при себе и просто сидел и пил кофе. Язык горчило, но сработало не хуже хорошей клявы. Наверное, в этом и различие: клява – удовольствие, кофе – необходимость.

«Планы на сегодня есть, босс?»

«Вроде того. Я сижу на месте, а дальше зависит от того, держит ли наша ночная приятельница язык за зубами.»

«И если нет?»

«Тогда я перейду к актам насилия с нанесением увечий.»

«Отлично, мне так их не хватало.»

Чуть позже появился хозяин и направился ко мне. Я уж думал, что меня собираются выселять – забавно, что бы я на такое ответил? – но он просто положил передо мной запечатанный конверт, сказал «прибыло для вас от Его Сиятельства» и удалился без дальнейших замечаний.

Я вскрыл письмо. В весьма пространных выражениях оно предписывало «Дневному старшине» (понятия не имею, кто это) обеспечить мне полный доступ на мельницу и отношение как к уважаемому другу и т.д. и т.п., а также паромную переправу в оба конца в любое время, как это будет удобно и уместно, и пр.

«Так-так, босс. Идем туда сегодня?»

«Может быть. Но не прямо сейчас.»

Я сложил письмо и спрятал. После поразмыслю.

За кофе я просидел достаточно долго, чтобы убедиться: на горизонте не маячит ни толпа разъяренных горожан, ни строгие лица с официальными полномочиями, которые намеревались бы выволочь меня из трактира и предать правосудию за совершенные вчера ночью преступления. Уже легче.

«Ладно, – решил я, – довольно. Пошли пройдемся.»

«Куда-то конкретно?»

«Как придем, скажу.»

«Это значит «нет», что значит, мы идем к пристани.»

«Заткнись.»

Я протопал к пристани и смотрел через реку на работающую мельницу, дым клубился, поднимался и медленно уплывал на северо-восток. Сегодня не не слишком воняло. Интересно, кто живет на северо-восток отсюда и как им нынешний ветер.

«Да, босс?»

«Хмм?»

«Ты пробормотал «ловушка».»

«Да?»

Мельница за рекой была приземистой и длинной, сложенной из камня. И ни одного проклятого Виррой окна!

«Ну, в общем, похоже на то.»

«Да, весьма возможно.»

«Давай туда не пойдем.»

«Не пойдем, пока не узнаем больше.»

Стояло самое утро, Горнило отбрасывало от домов слева длинные тени. Дед однажды упомянул искусство «читать по теням», что включало умение видеть определенные знаки и предзнаменования в формах теней от разных вещей в определенный час. Большего мне выяснить не удалось, поскольку дед считал это полной чушью.

Интересно, что бы он сказал мне сейчас. Он одобрил идею разузнать побольше о моей матери; дед сам так сказал и показал ту записку. Но я охотно послушал бы, что он думает по поводу «светлого» и «темного» вида Искусства, а также странностей местной политики.

Дед бы посоветовал мне не отвлекаться на тени и сосредоточиться на цели. На что я сказал бы, что вижу сплошные тени и ничего более. А он заметил бы, что всякой тени нужен источник света и исходная вещь, которая определяет форму тени.

Хорошо, Нойш-па, давай я опишу каждую тень, а ты скажешь, какая вещь имеет такую форму, ага? У нас есть граф, владелец бумажной мельницы. Есть семья, которую убили, потому что я о ней спрашивал. Есть возничий, которого убили, потому что он ответил на вопрос. Есть Дани, говорящий во тьме, который пытался склонить меня на свою сторону, не сказав, что это за сторона и каковы вообще стороны. Есть Орбан в ярко-голубом жилете, который сделал пару тонких намеков и предупреждений, после чего исчез. Есть Гильдия торговцев, которая заправляет городом и, вероятно, всем графством, и она связана либо не связана со странными колдовскими обычаями, один из которых запрещает вызывать демонов, что как минимум невозможно. Что здесь тени, а что их отбрасывает, Нойш-па?

Я разгуливал по пристани, поглядывая на мельницу, и слушал, как плещется река. Горнило поднималось все выше, тени укорачивалось. Становилось теплее, я подумывал было вернуться на постоялый двор и надеть плащ полегче, но уж слишком хлопотно перепрятывать даже тот небольшой набор сюрпризов, который у меня остался. Эх, вот если бы кто-то на меня напал, я мог бы как следует вмазать ему и насладиться видом крови. Дым и пепел на месте дома Мерсов стояли перед моим взглядом куда яснее, чем река и дымящая мельница.

Что-то вроде лодки, длинное и неуклюжее, отчалило от мельницы и поплыло вниз по течению. Различались силуэты двух-трех людей, но что они там делали, я не разобрал. Я наблюдал за посудиной, пока она не скрылась из виду, потом отвернулся от реки. Женщины, некоторые с детьми, идут по улицам, заходя в лавки. Там и сям играют дети. Мирная идиллия. Что бы ни творилось, все это хорошо скрыто.

Проклятый городишко, проклятая страна.

Ладно, хватит. Можно стенать и жаловаться на несовершенство мироздания, но всему есть предел. И вообще, хватит жалеть себя, а то вмешается Лойош.

Если найти нить, можно попробовать размотать весь клубок. В моем случае, однако, основная сложность в другом; нити есть, но их слишком много. Так, ладно: берем любую, тянем, смотрим, куда она ведет, и надеемся, что кто-то попробует меня остановить – это сразу предоставит мне мишень, на которой я смогу выместить все свое разочарование.

Дани.

Возник из ниоткуда, ночью, говоря невнятными околичностями. Он хотел, чтобы я что-то сделал, но не желал говорить, что. Следовательно, он что-то знает, и мне тоже нужно это знать.

«Лойош.»

«Дом Дани, босс? Поразведывать?»

«Угу.»

«Уже лечу.»

Я мог бы вернуться на постоялый двор и подождать там, но мне надоело это проклятое заведение, а кроме того, мы с хозяином, кажется, вот-вот схлестнемся, и если только он во всем этом не один из ключевых игроков (в конце концов, любой может им оказаться), я напрасно истрачу такой великолепный запал. Так что я прошел чуть левее, к западной стене склада, присел в тенечке и приготовился к ожиданию.

Через полчаса Лойош сообщил:

«Или его там нет, или спит. Полная тишина.»

«Ладно, продолжай наблюдать.»

Вот так вот мы провели утро и большую часть дня. В смысле, Лойош провел, я-то отлучился и купил хлеба с колбасой, а он там так и сидел. Я упоминаю об этом, потому что упомянул Лойош. Я скормил Ротсе кусок колбасы и послал ее к Лойошу, но ехидство его замечаний не уменьшилось. Когда Ротса вернулась, она выглядела приятно удивленной; либо я наконец научился ее как-то чувствовать, либо выдавал желаемое за действительное. Пятьдесят на пятьдесят.

Но в основном я сидел в теньке и смотрел во все стороны, где ничего не происходило. Новой «бабочки», готовой предложить мне свои услуги и продать информацию, тоже не появилось. Информация само собой, но я бы не отказался и отвлечься.

Ближе к вечеру ветер переменился, теперь он дул с мельницы и, казалось, прямо на меня. Можете себе представить, как мне это нравилось. Но через полчаса он переменился опять и дул теперь в сторону гор. Никогда не понимал погоды.

Лойош поинтересовался, сколько ему там еще торчать. Я бы тоже хотел это знать. Ответ этот ему, разумеется, не доставил удовольствия. Мы начинали потихоньку действовать друг другу на нервы – удивительно, как редко это случалось за столько-то лет. Я понимал это и не пытался давить, а Лойош просто делал свое дело.

Было еще вполне светло, когда он сообщил:

«Вот он, босс. Возвращается домой.»

«Пешком?»

«Не-а. Повозка и в ней еще двое мужчин, босс. В обычной одежде.»

«Хм. Мне это ни о чем не говорит.»

«Босс? По-моему, я узнал возницу.»

«Дай взглянуть. А. Отлично, парень.»

«Кто?..»

«Один из тех графских стражников у особняка. Тут темновато, рыжих волос не различить.»

«Так, босс, и что теперь?»

«А теперь я скажу «ага».»

«Хорошо, говори. А потом объясни, что все это значит.»

«Так далеко я еще не забрался, это первое «ага» в очереди.»

«Я имею в виду, это не доказывает, что он работает на графа. Может, парня отправили с поручением…»

«Знаю. Но тут уже есть с чего начать.»

«Конечно, босс. Мне продолжать наблюдение, пока Дани не уйдет, или ты хочешь застать его дома?»

«Сейчас буду.»

«Босс, может, подождем до темноты? Тут чертовски людное место, домишки стоят стена к стене, и полно народу.»

«Хочешь проторчать там еще несколько часов?»

Он мысленно вздохнул, что я перевел как свидетельство согласия. Ожидание продолжалось.

Темнело, пристани за рекой оживали, паромщики готовились перевозить рабочих с мельницы обратно на этот берег. И почему бы им не построить себе жилье прямо на той стороне, тогда не придется дважды в день ездить туда-сюда? Наверное, из-за вони. Или, возможно, граф запретил. Да, скорее второе.

Они высыпали из каменной коробки – из всех щелей, спеша к парому и подальше от этого места. Словно насекомые, гнездо которых разоряет хищник. У переправы они толпились, толкались и даже сражались за место на пароме; проигравшие оставались ждать следующего рейса. А с этой стороны реки на улице начали появляться женщины с открытыми коленками, парочка таких, проходя мимо, окинула меня Оценивающим взглядом. Паромы причалили к пристани, звучали разговоры, смешки, проклятья, топот тяжелых башмаков. Через двадцать минут прибыл второй рейс, и все то же самое повторилось уже с меньшей интенсивностью, а с приходом темноты снова опустилась тишина.

Стоит хотя бы раз взглянуть, как темнота накрывает неосвещенный город. Особенно – на Востоке, где Горнило пылает нестерпимо ярко и на него невозможно смотреть. Под Сумраком, в Империи, все это выглядит совсем иначе, и даже на Востоке в сельской местности – тоже не так. В городе тени от домов и одиноких деревьев становятся все длиннее и длиннее, потом они растворяются в других домах, в других тенях, в самой ночи – и вот вокруг сплошная темнота, и совсем другое место: ночной город.

С помошью глаз Ротсы и указаний от Лойоша я добрался куда следовало. То из одного, то из другого дома наружу проливались полоски света, озаряя мне клочки пути в несколько шагов, а временами по улице проходил кто-то с фонарем, каким, тут, кажется, небезуспешно пользовались все (за вычетом меня). Но в основном я шел по указаниям Лойоша, и самое сложное при этом было – сохранять тишину. Насколько же это сложнее, когда ни черта не видишь. Впрочем, ничего удивительного.

У самого дома Лойош хлопнул крыльями, чтобы я знал, где он. Обычно он летает тихо, как сова, но если желает, может и пошуметь. Как-то я его об этом спросил, а он крайне нелестно отозвался о совах; я имел в виду совершенно другое, и разговор на этом закрыли.

Он опустился мне на плечо. Из-под закрытых ставней пробивался тонкий лучик света.

«Как действуем, босс?»

«Я выношу дверь, вы с Ротсой мечетесь у него перед физиономией, дальше импровизируем. Ты уверен, что он там один?»

«Уже несколько часов оттуда ни звука не слышно.»

«Ладно. Готовы?»

«Угу. Кстати, дверной запор тоже не щелкал.»

«То есть мне не придется выламывать дверь? Черт.»

Лойош был прав, ручка легко подалась, и я рывком распахнул дверь. Проклятый свет почти ослепил меня, так что Лойош и Ротса устремились в полет, а я последовал за ними наудачу.

Движение, ругань, и вот он уже у меня в руках. Я коснулся острием кинжала его затылка, он нырнул вперед, развернулся и попробовал пнуть меня в колено, однако я уже видел достаточно хорошо и уклонился. Я сгреб его за грудки, вспомнил, что имею дело с человеком, и приставил нож к горлу. Это помогло, он замер.

Самым громким звуком в комнате было дыхание. По-моему, он расстроился.

– Приветствую, друг мой Дани. Как тебе нравится этот прекрасный вечер? Сияющие звезды, стрекотание сверчков, прелестное пение цикад.

Он продолжал дышать.

Зрение мое почти привыкло к свету. Я толкнул его назад и заставил опуститься в кресло, по-прежнему держа лезвие у горла. Подбородок его вздернулся, а взгляд, что неудивительно, был прикован ко мне.

– Я задаю вопросы, – объяснил я, – а ты на них отвечаешь. Если не ответишь – я сочту, что ты для меня бесполезен. Если ответишь, будешь жить. Если потом узнаю, что ты солгал – я вернусь. Все понятно?

– Это джареги, – выдавил он. – Они выследили меня.

– У моего дружка есть не совсем обычные умения, – согласился я.

– Еще не поздно, – сказал он. – Уходи, и я забуду обо всем, что случилось.

– Весьма любезно с твоей стороны. Первый вопрос: на кого ты работаешь?

– Ты не понимаешь, с чем…

Я закатил ему оплеуху. Сильную.

– Даже не начинай.

Дани молча уставился на меня.

– Нет, так не годится, – заметил я. – Отвечай. Не ответишь – убью. Твой начальник заслуживает такой верности?

Кажется, в голове у него завертелись колесики. Я позволил ему подумать.

– Я работаю на графа Саэкереша, – наконец сказал он.

Нож стал чуть меньше давить ему на горло. Назовем это наградой.

– Так, и в чем заключается работа?

– Я, э, разбираюсь с трудностями, так сказать.

– Хорошо сказано. И на что же граф хотел меня подрядить?

– Не знаю, – ответил он, – мне он этого не говорил.

Размышляя, верить этому или нет, я заметил:

– В таком случае ты, наверное, не знаешь, почему он не сказал этого и мне, когда мы беседовали.

В глазах его что-то мелькнуло, кажется, удивление, словно вопрос его озадачил. Тут тоже было над чем подумать. Секунды две.

– Когда тебе предложили работу?

– Работу? – моргнул он.

– Переманить меня.

– Дня два-три назад.

– И в чем именно заключалась работа?

– Переманить тебя.

Я быстро перевернул кинжал и ударил его рукоятью в лицо. Не слишком сильно, но так, чтобы на скуле осталась ссадина. А потом снова приставил лезвие к горлу, нажимая так, что еще чуть-чуть, и пойдет кровь.

– Мы же так хорошо разговаривали, зачем эти трудности?

Он сердито смотрел на меня, а я просто ждал, и наконец услышал:

– Мне велели выяснить, что ты задумал.

Я кивнул и слегка отодвинул кинжал.

– Видишь, правду говорить легко и приятно.

– Вот и мамочка так говорила, – вздохнул он. – А когда я говорил правду, получал ремнем.

Пожалуй, парень мне нравился. Может, даже не придется его убивать.

– Ну и что же такого ты выяснил?

– Пока еще ничего.

– Сообщи, когда узнаешь.

– Непременно. Письмом.

– А что, в этой стране почта надежная?

– Где как. Но в этом графстве – вполне, поскольку ей заправляет Гильдия.

– А есть что-то, чем она не заправляет?

– Граф. Я. Возможно, ты.

– Возможно?

Взгляд его метнулся к моей руке, которая все еще сжимала прижатый к его горлу кинжал, потом вернулся к лицу.

– Не следовало мне делать таких предположений. У тебя рука не устала?

– Нет, все в порядке. Что случилось с Орбаном?

– С кем? А, с этим. Понятия не имею. Возможно, уехал. Он немало времени проводит в разъездах.

– Он работает на Гильдию?

– Все работают на Гильдию. Или на графа. Все.

– Включая колдунов?

– Хм. Не знаю. Чтобы понять такое, надо тут всю жизнь прожить, и то не факт, что поймешь.

С моими выводами сие вполне совпадало, но я об этом не упомянул.

– А все эти дела с «темным» и «светлым» колдовством?

– Я слышал о темных колдунах. Говорили, что семья Мерс занималась подобным. Не знаю, правда ли это. И не знаю, что это значит, для меня оно звучит странно. А когда будет моя очередь задавать вопросы?

– Когда нож будет у тебя.

– Кстати о – может, уберешь его от моей шеи? А то я боюсь, что если случайно скажу что-то такое, что тебе не понравится, то порежусь.

– Восхищаюсь твоими инстинктами. Продолжай.

Кажется, он расстроился. Дани определенно не хотел продолжать. И почему люди все время скрывают то, что мне хочется узнать? Если позволить им и дальше так себя вести, я расстроюсь.

Так что я слегка надавил на нож.

– Знаешь, – сказал он, – ты произвел, так сказать, впечатление, когда прибыл.

– Ну и?

– В смысле, сразу вышел на представителя Гильдии, и, как я понял, практически заявил ему, что намерен разрушить Гильдию.

– Орбан, – проговорил я.

Он кивнул.

– Ну и само собой, Гильдия пустила слух, что за тобой надо приглядывать.

– Ага.

– А потом ты начал искать Черных Колдунов.

Ну разумеется. Да, здесь даже имелся смысл. Иногда я предполагаю, что люди врут, и пытаюсь вычислить причину этого вранья. В общем-то оно не так плохо, но я забыл, что кто-то может проделывать со мной то же самое.

– Так, – сказал я. – Дальше.

– Это все не то, что его сиятельство сообщил мне, это я сам слышал.

– Да, конечно. У тебя есть уши. Валяй дальше.

– Его сиятельство вызвал меня и велел, чтобы я нашел к тебе подход для работы с ним, не сообщая, кто он. Мне было велено выяснить, интересно ли тебе сотрудничество с, так сказать, неуказанным лицом в расследовании убийства тех колдунов. Он сказал…

– Колдунов, – повторил я. – Но там была семья. Дети. И одному из детей не было и… Ладно, продолжай.

Он нервно сглотнул и кивнул.

– В общем, он сказал, что ты считаешь их своей семьей, потому что используешь их имя, и вот с этого я и начал.

– А ты не спросил у него, как меня зовут по-настоящему?

– Я не задаю ему вопросов, – покачал головой Дани. – Он просто…

– Ну да, ну да, понял. Как по-твоему, он знает, как меня зовут?

Он развел руками.

– Понятия не имею, господин М… господин. Прошу прощения.

– Разрешаю и дальше звать меня Мерс. И ему, и тебе.

– Да, господин Мерс.

– Что еще он сказал? Что-то, чтобы подчеркнуть, что я опасен?

– Не так прямо, но то, как он о тебе говорил… ну в общем, мне было несколько не по себе.

– Знаете, друг мой Дани, это самый странный город из всех, какие мне попадались.

– Это ты еще не все знаешь.

– О, конечно, не сомневаюсь. Кто их убил?

– Кого?

– Ты понял, кого.

– Семью Мерс? Без понятия. И граф не знает. Но он не думает, что это ты.

– Да, я тоже не думаю.

– Но он не уверен.

– А кто должен выяснить?

– То есть?

– Когда случается что-то в этом роде, кого-то убивают, кто обычно занимается поисками виновного? Кто ответственный?

– А. Ну, полагаю, граф. Или, возможно, король, я не уверен.

– А кому поручил бы такое дело граф?

– Пожалуй, мне.

– Тебе?

– Я так полагаю.

– И вместо этого ты крадешься за мной в темноте и предлагаешь заключить союз.

– Признай, это выглядело драматично.

– Недостаточно, Дани. Почему именно там и тогда?

– Я видел, как ты уходишь, и думал, что обстановка даст мне кое-какие преимущества. Я не знал о твоих дружках.

– Ну да. И как давно ты следил за мной, ловя удобный момент?

– Недолго. Дня два.

– Дня два?

Он кивнул.

– Ну-ну. Вот теперь ты ранишь меня в самое сердце.

«И меня, босс. Но думаю, он может врать.»

«Я всегда так думаю – и где мы теперь?»

«Ну, мы все еще дышим.»

– Ты действительно следил за мной два дня?

Он кивнул.

– Не возражаешь, если я кое-что проверю?

Я задал ряд вопросов насчет куда я ходил и с кем виделся, и бОльшую часть ответов он знал. Дальше я предпочел не углубляться. Унизительно.

– Ладно, – решил я наконец. – Каковы заключения?

– Не понял?

– Ты следил за мной в течение двух дней. Что я, по-твоему, задумал?

Он пожал плечами.

– Ты крайне скрытная персона. Я не сумел этого вычислить.

– И ты передал это графу.

Он кивнул.

– И это рассеяло все его возможные подозрения.

Дани стало неуютно.

– А если бы я принял предложение?

– Это было вполне законной сделкой.

– Было?

– Да.

– Предложение еще в силе?

– Нет, если перережешь мне горло. Это против правил.

– Вот как? Круто запрашиваешь.

– Не я. Граф. Он очень чувствителен к такого рода вещам.

Я убрал нож.

– Ладно. Если он хочет выяснить и… выяснить, кто убил семью Мерс – я в игре. Ты знаешь, где меня найти.

Он потер шею.

– Посреди поля в темноте?

– Я имел в виду трактир.

– Конечно.

– Хорошо. Не вставай, я сам закрою дверь.

Я повернулся к нему спиной, не испытывая по этому поводу никаких сомнений. У меня не было никаких сомнений в том, что Лойош настороже.

«Ну что ж, кое-что мы выяснили.»

«Похоже на то, босс. Удивительно.»

«Я сам поражен.»

До постоялого двора мы добрались без труда. Народу там было немало и мое появление ажиотажа не вызвало. Мой столик был занят и я, обидевшись (совершенно нелогично), сел за другой. Гуляш из баранины остался прежним и, смолотив полную миску, я сразу почувствовал себя лучше.

Подбирая последние капли ломтем вкусного, теплого хлеба (самая вкусная часть трапезы – всякий, у кого есть хоть капля здравого смысла, со мной согласится), я отстранился от окружающей болтовни и гула, и размышлял о том, что только что узнал.

Немалая толика всего этого зависит от того, сколько именно правды выдал Дани. По крайней мере в ряде позиций верить ему стоило. В любом раскладе, о нем самом я теперь знал многое. Работает ли он на себя? Безусловно; он работает на Саэкереша и иногда подхалтуривает на стороне. Винить его в этом я никак не мог. Вопрос в том, что дальше.

Можно ли оценить сроки? Точно – нет. Как минимум день, вне зависимости от всего прочего. Вероятно, не больше недели. В этом промежутке – когда угодно. Черт, черт, черт.

Кое-кому скоро придется плохо. Я, кажется, даже почти придумал, кому именно. Однако в любом случае, не стоит делиться с Лойошем самыми свежими заключениями, а то бедняге совсем не по вкусу здешние места.

Кое-что он, впрочем, уловил.

«Нужно убираться отсюда, босс.»

«Знаю.»

«Знаешь, но убираться не хочешь.»

«Да. Просто будь настороже.»

«Может, хотя бы уберемся из трактира?»

«Куда, например?»

«В тот, другой?»

«Но я только что сказал Дани, что буду здесь.»

«Босс…»

«Ладно, ладно. Посмотрим, есть ли там свободная комната.»

Так я и сделал. То ли ветер унес все миазмы, то ли я к ним уже притерпелся, но прогулка через весь городок оказалась вполне приятной. Народу в зале было не слишком много, и хозяйка, радушная дородная женщина средних лет, с удовольствием предложила мне комнатку за разумную цену. Поразмыслив, я решил не сообщать хозяину «Колпака», что нашел себе новое жилье. Лойош мысленно ущипнул меня за то, что я о подобном вообще подумал. Монеты перешли из рук в руки, и скучный человечек в одежде явно не по росту проводил меня наверх.

Окно выходило на улицу и меня заверили, что утром Горнило (сказано было «науп», но я понял, что это значит) не разбудит меня, даже если я забуду закрыть ставни. Кровать была узкой и короткой, но зато мягкой и без насекомых. Также в комнате имелись умывальник и ночной горшок, а еще мне сообщили, что если я утром открою дверь и позвоню вот в этот вот колокольчик, то мне принесут горячей воды. А нельзя ли будет принести клявы? Нет, но утренний кофе – пожалуйста, с нашим удовольствием. Что ж, пусть будет кофе, с медом и сливками – сойдет, сказал я, издав при этом вздох, не поддающийся описанию.

10.

Первый Ученик (шепотом): Кажется, хозяева пьяны.

Второй Ученик (шепотом): Что же делать?

Сиделка: Во-первых – прекратить шептаться. Это их раздражает, особенно когда отключатся.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Первый, Акт III, Сцена 2)

Следует отдать должное Лойошу: даже если никто не собирался бить меня по башке, останься я в «Колпаке», вероятно, я подсознательно допускал такую возможность, потому что этой ночью я расслабился и спал крепко и долго, почти до полудня. Тот же скучный человечек в практически той же одежде принес мне горячей воды и кофе, и ни слова не сказал относительно времени.

Доставленный, почитай, в постель полный кофейник заметно поднял мне настроение, и я почти смирился с тем, что содержится в нем все-таки кофе. Я пил его и смотрел на улицу, где перегавкивались две собачонки. Потом я оделся и спустился вниз; хозяйка уже была там и болтала с парой господ средних лет, в которых что-то такое выдавало их нездешнее происхождение.

– Доброе утро, господин Мерс, – щербато улыбнулась она.

– Доброе утро, – ответил я и принюхался. Гикори. – Вкусно пахнет. Обед?

Она кивнула.

– Свиная требуха. Самолучшая в городе.

– Вернусь, непременно попробую.

Я прикоснулся ко лбу кончиками пальцев и вышел, встречая новый день. Первым делом прогулялся в «Колпак» и спросил, не было ли для меня посланий. Нет, не было, если не считать посланием многозначительный взгляд хозяина, мол, пристойно ли проводить ночь черт-те-где? В любом случае, это послание я позволил себе проигнорировать. В зале вовсю пахло хорошим гуляшом, однако вкусы мои уже переменились. Такая уж у меня переменчивая натура.

Я вернулся в «Мышь» и пообедал. Весьма недурственно, хотя лично я бы не клал столько гикори. За едой я неспешно размышлял о том, что выяснил ночью, и прикидывал, чему же из всего этого стоит верить.

Чувствовал я себя неплохо. Ярость не улеглась, но я знал, что раньше или позже – и скорее раньше, – я смогу выследить того, кто стал ее причиной. Картина пока не сложилась, однако уже собралось достаточно кусочков, и вскоре я увижу, как они сочетаются друг с другом.

Я заказал стакан вина – красное, резкое и кисловатое, на вкус оно оказалось лучше, чем можно было предполагать, – и потихоньку потягивал его, продолжая размышлять.

Через час, так ничего и не решив, я встал и снова прогулялся в «Колпак», где меня приветстствовал хмурый взгляд Инче:

– Вам послание.

Определенно, для него все это казалось весьма подозрительным. Утром я спрашиваю, не было ли для меня посланий, а уже днем прибывает вот это вот. Я определенно что-то задумал.

Вернувшись в «Мышь», я уселся на неуклющий коричневый табурет, взломал печать и развернул плотный розовый пергамент. В отличие от прошлого, это письмо было изложено просто и прямо, без лишних слов. Мне предлагалось нанести визит его сиятельству завтра днем.

«Кажется, Лойош, у нас получилось.»

«Или это ловушка.»

«Возможно. Но сейчас меня устроит и ловушка, тогда я смогу что-то сломать. Нет ничего хуже, чем когда хочется двинуть, а некого.»

Лойош начал перечислять, что может быть хуже, но я велел ему заткнуться. Определенно, нет ничего хуже умника, делающего вид, что не понимает метафор.

Имелся, впрочем, более важный вопрос: как защитить себя на случай, если это БУДЕТ ловушкой? Стоит ли сделать какие-нибудь приготовления?

«Будь при оружии, босс.»

«Хорошая мысль.»

Вскоре в зале почти никого не осталось. Хозяйка (звали ее Мари) подошла, налила мне в стакан еще вина и спросила, все ли у меня в порядке.

– Да, вполне, – ответил я, – просто строю планы относительно дела, которое предстоит мне завтра.

– Планы?

Я кивнул.

– Пока что я подобрал лошадь, на которой туда поеду.

– Что ж, да будет ваш выбор удачным, – сказала она.

– О да. – Я подвинул к ней монету. – Выпейте со мной за это.

Она широко улыбнулась и кивнула, а потом подошла к стойке и, плеснув чего-то золотистого в стаканчик, отсалютовала мне и выпила. Я осушил свой стакан, а Мари проговорила:

– Что ж, занимайтесь планами, я постараюсь вас не беспокоить.

– Буду благодарен, – отозвался я.

Обычно за подобными словами как раз и следует сплошное беспокойство, но добрая хозяйка сдержала слово и молчала, а я сидел и, как говорят орки, «лавировал против ветра». Занятно, многие ли из горожан умеет держать слово? Да и всегда ли это делает она сама? Сомневаюсь (строго для справки: нет, не всегда). К чему все это? Да просто так уж у меня мозги работают.

В конце концов я вздохнул и поднял пустой стакан. Лучшего способа мне не выдумать.

Когда хозяйка принесла вино, я спросил:

– Вам знаком такой светловолосый, весь в веснушках, чужеземец по имени Дани?

– Да, заходил несколько раз, – кивнула она.

– Вы ему доверяете?

Она нахмурилась. По-моему, Мари была из тех, кто доверяет всем и каждому, и не понимает, почему другие не таковы.

– О чем это вы?

Я улыбнулся.

– Он предложил мне одну сделку, и мне хотелось бы знать, достоин ли он доверия в деловом отношении.

Вопрос, кажется, ей не понравился, как будто она и думать не хотела, что ответом может быть «нет».

– Боюсь, я не так хорошо с ним знакома.

– А что вы слышали?

– Слышала?

– Слухи, сплетни?

Это ей понравилось еще меньше.

– Не знаю, стоит ли говорить…

– Окажите мне любезность.

– Сплетничать о ком-то – не любезность.

– За вычетом нынешнего случая.

Мари окинула меня внимательным взглядом темно-карих глаз и вздохнула:

– Ну, знаете, говорят, он работает на его милость… на графа.

Я подумал, что тут нет ничего такого, что ей бы не хотелось о ком-то говорить, и кивнул.

– А еще говорят… знаете, граф уже немолод.

Я кивнул – это я знал, ибо сам видел.

– Ну, он… – она закашлялась и вдруг покраснела, а я вдруг понял: что бы она сейчас ни сказала, мне это пользы не принесет. – Ну, я не говорю, что тут что-то не так, учтите, но говорят, что он, ну, что девушки кое-что для него делают. А Дани, говорят, именно он таких и подбирает, – протараторила она, заливаясь краской.

О да, мои инстинкты ничуть не притупились. Я собрал все усилия, всю мошь, всю свою волю, закаленную в горнилах смерти и приступлений, – и не расхохотался.

– Спасибо, – сказал я. – Для меня это очень важно, вы очень мне помогли. Заверяю, от меня никто об этом не услышит.

Она кивнула и вернулась к стойке.

– Извините… – проговорил я.

– Сударь? – спросила она обеспокоенно.

Я поднял стакан.

– Ой, – она вспыхнула еще сильнее, хотя это казалось невозможным, и быстро наполнила стакан. – Это за счет заведения, – с глупой улыбкой добавила Мари.

– Спасибо, – кивнул я и передал ей монету. – А это в знак моей признательности.

Она спрятала монету и поспешила заняться чем-то в соседней комнате, оправляясь от смущения.

«Я все-таки чертовски хорошая ищейка, Лойош. Другой бы упустил этот жизненно важный клочок информации.»

«Ты так говоришь, потому что знаешь, что если бы упустил ты – нашел бы я, а, босс?»

«Вот видишь? В тебе тоже есть задатки хорошей ищейки.»

Представили себе мысленный эквивалент того звука, который издает лошадь, громко выдыхая через нос? Вот именно это до меня и донеслось.

Я пил вино и размышлял – совершенно не об амурных делах графа, уж поверьте. А потом вернулся в «Колпак», нашел конюшего и сказал, что завтра мне потребуется Марси. Он заверил меня, что Марси будет готова, и клянусь, я почти заметил в его взгляде искорку изумления. Если бы не это «почти», я точно ударил бы его. Не за то, что он издевался надо мной, а за попытку оскорбить Марси, это совершенно чудесное животное.

«Это и все, босс? Это все, что мы сделаем?»

«Предлагай.»

Он мысленно зарычал.

Я продолжил гулять и заглянул в одну лавочку, где продавали книги, надеясь найти что-нибудь развлекательное, убить время до завтрашнего полудня. Все мои книги остались у Коти. Мне их не хватало. И ее мне не хватало. Сколько мы вот так вот сидели и читали; я слушал, как она хихикает, упиваясь легкой поэзией; как мы зачитывали друг другу понравившиеся абзацы…

Ничего подходящего в лавке не нашлось, так что я шатался по городу, пока не устал; потом вернулся в «Мышь» и улегся спать. Итак, я уже почти неделю провел в поселке Бурз, в самом центре бумажного производства Фенарио, если не всего мира. Я пришел сюда, разыскивая свою семью – и нашел ее, в некотором роде.

Проснулся я не в лучшем настроении, однако когда тебе по звонку приносят горячую воду и кофе – это все-таки располагает. Я бы мог привыкнуть к подобному. Почему это мы с Коти не держали слуг? Уж одного-то мы могли себе позволить, и я точно помню, что пару раз заговаривал об этом. Я попытался вспомнить, как она восприняла предложение и почему мы ушли от этой темы, но не сумел.

Прихлебывая горькую дрянь, я извлек все кинжалы и ножи, которые таскал с собой, взял точильный камень (почти новый, я купил его, когда покидал Адриланку) и аккуратно выправил и заострил каждый клинок, а потом то же проделал со шпагой. Возможно, сегодняшний день не пройдет даром. Драконы не слишком следят за остротой своего оружия; при их манере боя что измолотить до смерти, что изрубить в куски, без разницы. Я предпочитаю аккуратность и точность. А аккуратность и точность важны, потому что, ну, потому что важны.

Ну да.

Кофе. Умывальник. Одежда. Оружие. И вот я спускался по лестнице, готовый встретиться со всем, что мирозданию угодно будет послать мне. Не удивляйтесь, это снова метафора. Лойош на моем левом плече, Ротса на правом, тщательно изучали помещение, готовые засечь убийц, гостеприимных горожан или кусочки колбасы на полу. О да, драматическое явление. Жаль, что зал оказался пустым.

Я вышел прямо на улицу, миновав пару собак, очень похожих на безрогих лиорнов, и повернул налево, в сторону «Колпака». Народу на улицах было полно, и многие походили на тех, что работали на мельнице. Странно, вроде сегодня не выходень. Может, у них тут другой выходень и другая неделя? Ну а почему бы и нет, здесь вообще все не так.

Я задержался у пристани и взглянул, что творится на той стороне. Точно, дыма над мельницей не было, а все лодки и паромы пришвартованы на этом берегу. Хозяева лавок трудились в поте лица, даже книготорговец. Гильдия, чем бы она ни была, сегодня процветала. Странно, но я при всем своем параде прекрасно вписывался в окружение. Непривычное ощущение.

«Сколько у меня еще осталось до визита к графу?»

«Босс, откуда я знаю? Ты лучше чувствуешь время, чем я.»

Нойш-па рассказывал, что он привык оценивать время по положению Горнила с точностью до пяти минут. Я взглянул вверх, потом на тени. Ну, в общем, на дворе день.

Спросить кого-то? Вопрос-то дурацкий, а чувствовать себя дураком крайне неприятно. Мысленно ругаясь, я вернулся в «Мышь» и обнаружил хозяйку на боевой позиции. Она поздоровалась со мной, тепло улыбаясь; вероятно, она не злилась на меня за то, что я заставил ее раскрыть потаенные, мрачные и жизненно важные сведения об одном из местных владетелей.

Я спросил:

– Извините, хозяюшка, не знаете ли вы случайно, который час?

Она покосилась на окно.

– Почти половина первого.

Я поблагодарил, заказал чашечку кофе и присел выпить ее.

– Время не имело значения, так говорили.

Я поднял взгляд. Руки Мари скрывались за стойкой, кажется, она что-то вытирала.

– Совершенно не важно было, который час.

– Да?

– Да, пока не появилась мельница.

– Но это вроде как случилось очень давно, – проговорил я.

– О да, мир тогда был совсем другим, – кивнула она. – Но говорят, время стало что-то значит, когда появилась мельница, и надо было оказаться в определенном месте в определенный час, и согласовывать свои дела со многими и многими. Крестьяне и вольные землепашцы и теперь не слишком беспокоятся относительно времени. Но, скажем, рабочий с мельницы и крестьянин договорились встретиться, и крестьянин опаздывает на час-другой, а рабочий расценивает вынужденное ожидание как оскорбление, но крестьянин его не понимает. Доходит до драк. Сама не раз видела.

Я кивнул. Интересно, она просто хочет поболтать, или все-таки это к чему-то ведет?

Мари переместилась чуть в сторону и продолжила делать за стойкой то, что делала.

– И говорят, это загрязняет реку. Граф Нойжлаб, его земли ниже по течению, постоянно жалуется, что хозяйство его подданных приходит в упадок. Из-за этого было даже несколько стычек и налетов. Ну и вонь, конечно. Когда построили мельницу, из-за нее город переименовали в Бурз.

– Сплошные неприятности, да?

– И да, и нет, – заметила она. – Люди теперь едят лучше, а вольным землепашцам и даже крестьянам лучше платят. Это и хорошо, и плохо.

– Но ведь мельница здесь уже сотни лет.

– Вовсе нет. Лет восемьдесят, кажется. Ровесница моей бабушки.

– Да? Значит, меня ввели в заблуждение. А случайно не тогда же появились слухи о двух видах колдовства, которые плохо сочетаются друг с другом?

– Понятия не имею.

– А Гильдия?

– А что Гильдия? – фыркнула Мари.

– Что вы можете о ней рассказать?

– Ну, я вхожу в Гильдию, как все. Но не могу сказать, чтобы она сильно меня заботила.

– Это почему?

– Вы же знаете, какие у нее правила.

– Вообще-то нет. Но мне интересно.

– Ну, все должно быть сделано строго установленным способом. Отчетность и прочая чушь. У кого нужно покупать и кому нельзя продавать. Глупо все это.

А по мне так очень даже знакомо. Я улыбнулся и кивнул. Она спросила, не созрел ли я для требухи. Я отказался, но с удовольствием взял ковригу свежего хлеба от гильдейского пекаря, который работал буквально здесь за углом. Если б не городские миазмы, я бы сам давно унюхал его лавку. Отменный хлеб, особенно с изрядным количеством масла и меда, который местные пчелы собирали с чего-то такого, что я никогда не пробовал раньше, с тонким ореховым привкусом. Великолепно. Захотелось выпить еще чашечку кофе, но я передумал; пришлось бы по дороге в особняк покинуть седло и облегчиться.

В зал начали просачиваться посетители, которым хозяйка должна была уделять внимание, так что я вышел и направился к «Колпаку». Там тоже было довольно людно, но хозяин выкроил минутку, принял плату за проживание еще на неделю вперед, и осторожно так поинтересовался, где я был. Весьма интересно. Как-то он заговорил очень уж прямо. Что, правила уже переменились и клинок наконец вышел из ножен? Мой скрытый враг вдруг перестал заботиться о том, чтобы оставаться скрытым?

– А зачем вам? – спросил я.

– Да так, низачем. Поддерживаю разговор.

– Поддерживаете разговор. Понятно.

Он отошел к дальнему краю стойки, откупоривая для кого-то бутылку вина. Я смотрел ему в спину. Слишком многим в этом городе я не доверяю, чтобы список имен имел хоть какой-то смысл.

Вскоре он вернулся, и я спросил:

– Орбан в последнее время не появлялся?

– Вы все время о нем спрашиваете.

– А вы все время не отвечаете, где он.

– Зачем вам?

– Низачем, поддерживаю разговор.

Он прищурился.

– Уже несколько дней его не видел. Наверное, уехал с грузом.

– Наверное, – согласился я.

Он фыркнул.

– Ну и как вам недоваренная свинина из «Грызуна»?

Я взглянул на него в упор.

– Вам ведь заплачено, верно? Тогда к чему вопросы?

– Я просто поинтересовался. – Инче почти не хмурился.

– Требуха вкусная.

– А клопы хороши в постели?

– Хуже, чем я надеялся. Мы только-только разогрелись, а им пора было уходить и готовиться к завтрашним урокам.

Он фыркнул.

– Какого черта вам вообще…

– Ну, чужеземцу следует расширять дело, вы так не считаете? Особенно когда он намеревается открыть тут заведение. «Широкие связи», вот мой девиз.

– Открыть заведение?

– Точно.

– Тут?

– Да, подумываю об этом. Мне понравился городок.

– Но какое… прошу прощения. – Он вернулся минуту спустя. – Какое именно заведение? Думаете построить еще один трактир?

– Нет. А я что, похож на трактирщика?

Он пожал плечами.

– Мне откуда знать?

– Нет-нет, – успокоил я его. – У меня совсем иная сфера деятельности.

Инче нахмурился.

– И какая же?

– Вы удивитесь, – улыбнулся я.

– Ну, удивить меня – это полдела. Но у нас тут есть Гильдия, и довольно-таки строгие правила допуска.

– Что, правда? Об этом я как-то не подумал.

Он не обратил внимания.

– Весьма строгие, уж поверьте. Вам чего-нибудь принести?

– У вас есть свиная требуха?

Он сморщился и не ответил, так что я решил немного подбодрить его и заказал кружку летнего эля. Потом сел за привычный стол и какое-то время посасывал напиток.

Для пива, в общем-то, недурственно.

Выждав должное время, я медленно направился к конюшне, размышляя обо всем сразу. Дела завертелись – слишком быстро, я не успевал обдумывать их по очереди. Если это устроено специально, у меня могут возникнуть серьезные неприятности.

Неприятности случались у меня и прежде. Ничего особенного.

Конюх кивнул мне, вывел Марси и заседлал ее. Работал он быстро и аккуратно, словно проделывал подобное уже тысячи раз. Возможно, так и было. Тоже занятие.

Марси сумела сдержать удовольствие от новой встречи со мной. А может, и не сумела: она на какой-то миг вздернула голову, для нее это показатель. Конюх быстро все осмотрел, подтянул то и это, и передал мне поводья.

Я вывел дражайшую Марси из стойла и, с помощью конюха, влез в седло. Меня снова поразило это чувство высоты – глядя на лошадь, совсем не думаешь, что верхом на ней ты такой большой. Интересно, не этим ли объясняется поведение конногвардейцев – самое противное из подразделений Гвардии Феникса, если нужно с ними договориться.

Марси, кажется, заскучала. Я сжал поводья обеими руками, коснулся каблуками ее боков и вроде как направил ее вперед, сжимая колени. Видеть морду Марси я не мог и не знаю, закатила ли она глаза, но двигаться начала.

«Босс!»

«Что там, Лой…»

«Сзади!»

Я развернулся в седле – уж поверьте, это нелегко. Марси остановилась. Я огляделся. Людей на улице хватало, но рядом со мной никого не было.

«Что? Где?»

«Ярдов сорок по улице, северная сторона, под навесом, уходит. Голубой жилет.»

Точно, он, даже сзади не спутать. Весьма вовремя объявился. Я начал разворачивать Марси и, кажется, сделал что-то не так, потому что она выглядела сбитой с толку. Но потом я призадумался. Что мне, собственно, делать? Остановиться и завести с ним длительную беседу, забыв про визит, который должен наконец раскрыть мне, что тут творится? Назначить ему встречу позднее? А если он не захочет разговаривать?

Черт, черт, черт.

«Лойош, следи за ним.»

«Не хочется мне сейчас с тобой расставаться, босс.»

«Мне это тоже не по душе, но нужно повидаться с графом, и я не хочу, чтобы эта скользкая сволочь опять скрылась. Шевелись.»

Он мысленно выругался, но подчинился. Я развернул Марси в прежнем направлении и вскоре выехал из города.

«Куда он идет, Лойош?»

«Похоже, в «Колпак», босс, причем и в ус не дует.»

«Да, пожалуй, внутрь тебе не пробраться. Проклятье, как бы узнать, не встретился ли он там с кем-нибудь…»

«Ну, если они откроют окно, у меня длинная змеиная шея.»

«Угу, лучшего все равно не придумать.»

Я по-прежнему рысил прочь от города.

«Э, босс, я, кажется, ошибся. Он идет не на постоялый двор, а в обход.»

«Это уже интереснее.»

«Прямо в конюшню.»

«В самый раз для выбора скакуна.»

«Говорит с конюхом.»

«Можешь подобраться поближе и подслушать?»

«Попробую… да, босс, говорит о тебе. Спрашивает, куда ты уехал и давно ли.»

«И как, конюх отвечает?»

«Нет. Так, деньги переходят из рук в руки. Теперь отвечает.»

Я всерьез подумывал вернуться, но пока что я вроде как получаю информацию и таким способом. А встреча с графом слишком важна.

«Закончил говорить с конюхом. Уходит от трактира… идет в город.»

Денек для езды выдался приятный. Марси была, как всегда, великолепна. Ротса полностью сосредоточилась на своих обязанностях: постоянно осматривалась по сторонам, а иногда взлетала и описывала широкий круг в вышине, охватывая окрестности с другой точки.

«Он у пристани, там есть склад с козырьком над дверью. Он стоит под козырьком и, кажется, кого-то ждет.»

«Отлично.»

Прежняя сельская местность. Птичье пение. На склоне холма пожевывали травку овечки при полном отсутствии пастуха. Тишина, покой и пастораль. Я проверил, хорошо ли шпага выходит из ножен – никогда не доверял тишине, покою и пасторали.

«Ух ты! Босс, ни за что не угадаешь, с кем он там встретился.»

«С императрицей?»

«Угу, смешно.»

«Выкладывай.»

«Помнишь «бабочку», которая напела тебе о возничем? Она все еще в городе.»

Ну-ну.

И как прикажете вписывать ЭТО в общий расклад?

«Ну, босс, как это вписывается в общий расклад?»

«Как раз размышляю. Можешь подобраться и послушать, о чем они там болтают?»

«Без вариантов, босс. Я прямо над ними, но говорят слишком тихо.»

«Черт. Ладно. Можешь объяснить Ротсе, чтобы она проследила за ней, пока ты ведешь другого? Мне нужно знать, куда пойдут они оба.»

«И что, оставить тебя без прикрытия?»

«Я вооружен. Может она так сделать?»

Он замешкался. Кажется, не хотел отвечать. Но в итоге проговорил:

«Если только разговор будет достаточно долгим. У нее не меньше получаса уйдет только на дорогу…»

«Действуй, Лойош.»

«Но, босс…»

«Действуй.»

Ротса снялась с моего правого плеча и полетела к городу.

Я просто локти кусал, так хотелось, чтобы Ротса добралась вовремя. Мое возбуждение передалось Марси, она занервничала. Я погладил ее по шее, успокаивая.

«Уверен, что никак не можешь подслушать, о чем они говорят?»

«Прости, босс, но тут даже для моей змеиной шеи нет ни одной щелки, чтобы меня не засекли.»

Я подумал, куда именно он может засунуть свою змеиную шею, но не стал передавать это Лойошу.

Я как раз подъезжал к графскому владению, когда Лойош сказал:

«Ротса на месте, босс, а они продолжают болтать.»

«Отлично. Оставайтесь с ними.»

«Сделаем, босс. Будь осторожнее.»

«Я всегда осторожен.»

Я приближался ко входу. Грум, кажется, узнал меня. Или Марси. Он протянул руку, помогая мне спешиться, я поблагодарил холодным кивком. Как только я оказался обеими ногами на земле, грум принял поводья и сообщил:

– Вас ждут, сударь.

Я стоял и ждал, пока ноги снова обретут способность двигаться, что заняло минуты две. Их я провел, оглядываясь по сторонам и демонстрируя вежливое любопытство.

Почувствовав, что могу передвигаться без ущерба для собственного достоинства, я преодолел низкие ступени, шагнул к дверям и дернул за шнур. Внутри гулко звякнул гонг, дверь отворилась.

Тот же дворецкий отвесил мне тот же поклон.

– Добро пожаловать, господин Мерс, его сиятельство ожидает вас.

Встретились мы в той же самой комнате, и мне был предложен тот же стул. Из чувства противоречия, а также желания подвигаться, я предпочел соседний. Дворецкий сделал вид, что не заметил. Граф заметил, но ограничился взглядом.

– Благодарю вас за то, что согласились со мной встретиться.

– Напротив, – возразил я, – это я благодарю вас.

Он улыбнулся.

– Бренди? Эля? Вина?

– Вина, – решил я.

Он кивнул дворецкому, который удалился доставить необходимое.

– Итак, – заявил граф, садясь поудобнее и сложив руки на животе, – похоже, у нас есть кое-что общее.

– Кажется, общий враг.

Он кивнул. Дворецкий принес мне вина, а графу – рюмку той же янтарной жидкости, что и в прошлый раз. Мы оба отсалютовали друг другу и пригубили выпивку. Вино оказалось чуть слаще, чем в прошлый раз, и с умеренным содержанием пряностей.

«Так, босс. Они расходятся. Я за ним.»

«Хорошо.»

– Мое предложение, – начал граф, – заключается в следующем: обменяемся сведениями. Я подозреваю, что вы знаете о вещах, которые помогут мне проследить, кто стоит за убийствами, и уверен, что могу предоставить вам сведения, полезные для вас.

Я кивнул.

– Звучить разумно, и я склонен согласиться.

– Склонны?

– Есть кое-что, господин граф, что я хотел бы понять, прежде чем заключать какие-либо сделки.

– А именно?

Я отпил немного вина и попытался сформулировать это получше. Непростая задача.

– Какого рода сведениями, по-вашему, я обладаю, господин граф?

– О, очевидно, что вы предприняли собственное расследование. Разве вы ничего не выяснили?

– Быть может, – проговорил я. – Но знаете ли, у меня нет особых талантов по этой части. Я просто задаю вопросы, так, как сделал бы любой другой.

– В самом деле?

По его голосу я не мог заключить, он просто сомневается или знает, что я лгу. Этого я и ждал.

– Да, – сказал я. – Вот это-то меня и озадачивает. Спрошу напрямик: в чем именно я могу быть вам полезен?

– Что ж. – Граф сделал глоточек и облизнул губы. – Вопрос непростой.

Я кивнул и позволил ему еще поразмыслить, потягивая вино с прежним невинно-вопрошающим видом.

– Пожалуй, – решил он, – потребуется небольшое вступление.

– Отлично, я слушаю.

– Мельницу построил мой дед, восемьдесят три года назад…

Он сказал что-то еще, но голос его меня не достиг.

«Босс?»

Еще вина. Рот совсем пересох. Бокала в руке не было. Странно.

«Босс?»

И я не мог двинуть рукой.

Голос графа жужжал где-то там, в отдалении.

Щека моя лежала на очень твердом полу.

Часть четвертая. Нотонид

«В настоящее время бОльшая часть натурфилософов согласна с тем, что состояние нотонида, несмотря на краткую продолжительность, представляет собой отдельную стадию; но это состояние постоянного превращения. В этой стадии, сопровождаясь потерей девяноста процентов массы, происходит формирование крыльев и ядовитой железы, а также оплодотворение яиц. И все это занимает невероятно краткий срок, максимум несколько дней. Нет необходимости упоминать, что на протяжении всей стадии джагала исключительно уязвима…

В этом состоянии наблюдаются два интересных и противоречивых феномена. С одной стороны, интенсивное давление постоянной трансформации перекрывает любые личностные характеристики всякого отдельного нотонида, реагируют они совершенно одинаковым образом. И тем не менее, как и прочие организмы, никогда нотонид не проявляет свою САМОСТЬ столь явственно, как под интенсивным давлением. Так что будущий характер левидопта вполне различается уже в нотониде, если только знать, куда смотреть…»

(Оскаани, «Краткий обзор фауны Среднего Юга». Т. 6, гл. 18)

11.

Бораан: Как ты полагаешь, почему это продолжается так ужасно долго?

Лефитт: Это вряд ли было бы наказанием, будь оно коротким.

Бораан (к зрителям): О да.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт III, Сцена 4)

ДВИЖЕНИЕ бессмысленно, если нет ВРЕМЕНИ. Как объяснял мне один атира, движение – это когда ты в двух местах одновременно, или, иными словами, ты в некотором роде и находишься, и не находишься в одном месте. В этом смысле – я не двигался, потому что времени не было, и я не находился вообще нигде. Странно то, что оставалось ощущение движения: тряска, толчки, подпрыгивание. Но иногда чувства изменяют нам.

Чертовски болела спина где-то у поясницы. В ушах шумело. Я хотел почесать спину, но не мог дотянуться.

Болели бедра и спина.

«Лошадь. Я ехал верхом на проклятой скотине. Неудивительно, что мне больно.»

Я открыл глаза. В ушах по-прежнему шумело. Непонятно, почему в ушах так шумит, ведь я уже открыл глаза. Спустя очень долгое время я понял: это потому, что я их на самом деле не открыл. Логично. Я попробовал решить, не болит ли у меня живот, но для этого нужно было слишком сильно сосредоточиться. Да и неважно пока.

Гудение усилилось. Кто-то произнес мое имя. Гудение ослабло. Кто-то опять и опять произносил мое имя, на все лады, разными голосами, а у меня не имелось ни малейшего желания отвечать. Я хотел одного: открыть глаза, потому что тогда шум в ушах сразу прекратится. Нет, больно не было, просто шум не прекращался и порядком мне надоел.

Потом кто-то, мягким и мелодичным, но незнакомым голосом, начал задавать вопросы, очень, очень дружелюбным тоном, и я конечно ответил бы, будь в вопросах хоть какой-то смысл. Потом снова тишина, только в ушах шумело, а потом снова дурацкие вопросы. Лишь спустя несколько часов, а может, дней я наконец сумел припомнить вопросы и немного понять, о чем они. Самым частым было «на кого вы работаете?» – а за ним следовал список имен, вероятно, фенарианских вельмож, ни одного из которых я не знал. Однажды меня спросили «как вы собирались вскрыть сокровищницу?» – и позднее, когда я снова смог рассуждать, этот вопрос кое-что прояснил.

Можно многое выяснить по одним только вопросам. Кажется, я недавно об этом уже вспоминал. После того, как в голове у меня прояснилось, все очень просто сошлось. Не то чтобы это помогло. А тогда… тогда я просто понимал, что ответить не могу, потому что в вопросах нет никакого смысла, и нужно бы это им объяснить. Я хотел. Правда хотел. Ужасно обидно, что мне так и не удалось подобрать слов.

Кажется, иногда я что-то жевал, помню, мне становилось лучше, когда желудок чем-то наполнялся, хотя вкус порой был весьма странным. И все время это проклятое гудение в ушах, оно никак не проходило, и это было хуже всего. В смысле, не было – но было.

Кто-то взял меня за голову, не слишком заботливо. В рот потекла вода. Я глотал. И дрожал. Нет, не озноб, мне просто было холодно. Что ж, не беда, надо просто укрыться, где там мое одеяло? Коти опять перетянула его к себе. Нет, наверное, рядом с ней я бы согрелся, а если бы я согрелся, проклятый шум в ушах прекратился бы, правда? Кстати, где она? Почему ее тут нет? Ей следовало бы прийти, согреть меня и прекратить этот чертов шум. Я бы прекратил шум в ЕЕ ушах, нуждайся она в этом.

Голос девочки прошептал «Прости». Понятия не имею, почему я решил, что это девочка, по шепоту ведь не поймешь. Но именно так я все время и думал. Что она такое сделала?

Однако голос согрел меня и я перестал дрожать.

«Босс?»

«Что за…»

«Босс, не давай им понять, что ты снова ты!»

«Не давай…»

«Прикинься покойником!»

Не так уж часто Лойош использует повелительное наклонение, так что когда он все же это делает, я слушаюсь, а тогда, когда я как раз начал понимать, что начал что-то понимать, и понятия не имел, что-где-как и все прочее, послушаться Лойоша стоило. Так что я остался недвижим.»

«Что…»

«Босс, Ротса ранена.»

«Сильно?»

«Не знаю. Она не говорит. Боится, что если она ранена серьезно, а я узнаю, то найду себе новую самку.»

«Так поступают джареги?»

«Дикие.»

«Ты объяснил, что ты джарег цивилизованный?»

«Она не поверила.»

«Она тебя плохо знает, а?»

«Инстинкты.»

«Ладно. Позаботься о ней как можешь. Что случилось, не знаешь?»

«Та женщина. Метнула дротик с какой-то дрянью. Орбан попытался достать меня, но я был готов.»

«Ты был готов.»

«Как только они тебя скрутили, босс. Я сразу…»

«Кто меня скрутил?»

Хорошо, что у меня выдалась минутка, и Лойош объяснил мне все, что мог, о том, что творится, и наконец моя собственная память проснулась и вскрыла все вплоть до нынешней позиции. Надеюсь, вы тоже в некоторых затруднениях. А если нет, наверное, я плохо все описал.

В общем, я понял, что лежу голый, на спине, с повязкой на глазах, и не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. Очень похоже, что «они», кто бы ни захватил меня, намеревались проделать со мной что-то нехорошее. Со мной такое уже случалось. Приятного мало, что в процессе, что после. Даже сейчас не могу мысленно к этому возвращаться. Могу ли я извлечь из прошлого опыта что-то такое, чем имело смысл воспользоваться сейчас? Пожалуй, что нет. Я знал, что ожидание – часть общей пытки, они хотят, чтобы я боялся, чтобы мой собственный страх сделал за них половину работы, и все мои воспоминания о прошлых случаях только усугубляли положение. О, я знал это.

Поразительно, сколь мало мне было толку от этого моего знания.

Мы с Лойошем переговаривались, он обстоятельно описывал подробности нападения, потом обнадежил, мол, он не думает, что Ротса ранена так уж серьезно, и мы еще раз прошлись по составленному плану (в процессе я сделал несколько ехидных, но запоздалых замечаний), и о том, как бы все можно было устроить получше. В общем, он занимал меня, пока я ждал, что будет дальше.

Лойош оптимистически предположил, мол, если они до сих пор ничего такого уж страшного со мной не сотворили, так может, и не собирались?

До сих пор?

«Лойош, сколько я уже тут?»

«Трое суток, босс.»

«Трое… Лойош, что я все это время делал?»

«Не знаю, босс! Просто не знаю!..» – звучало так, словно он готов разрыдаться.

«Ладно, приятель. Не переживай. Прорвемся. Зелье выветрилось, я снова могу шевелить мозгами.»

Замечания по этому последнему поводу Лойош предпочел оставить при себе.

Ко мне потихоньку возвращалось зрение и, что еще важнее, способность думать, я понял, что меня чем-то опоили. Тот, кто задавал вопросы, прятал лицо в сером капюшоне; интересно, он специально хотел от меня укрыться, или это для создания дополнительного эффекта? Держали меня в чем-то вроде кладовой или коморы; помещение было небольшим, сюда едва помещался стол, к которому меня привязали. Кстати, привязали надежно, а стол был крепким.

Из-под капюшона раздалось:

Однако голос согрел меня и я перестал дрожать. «Босс?» «Что за…» «Босс, не давай им понять, что ты снова ты!» «Не давай…» «Прикинься покойником!» Не так уж часто Лойош использует повелительное наклонение, так что когда он все же это делает, я слушаюсь, а тогда, когда я как раз начал понимать, что начал что-то понимать, и понятия не имел, что-где-как и все прочее, послушаться Лойоша стоило. Так что я остался недвижим.» «Что…» «Босс, Ротса ранена.» «Сильно?» «Не знаю. Она не говорит. Боится, что если она ранена серьезно, а я узнаю, то найду себе новую самку.» «Так поступают джареги?» «Дикие.» «Ты объяснил, что ты джарег цивилизованный?» «Она не поверила.» «Она тебя плохо знает, а?» «Инстинкты.» «Ладно. Позаботься о ней как можешь. Что случилось, не знаешь?» «Та женщина. Метнула дротик с какой-то дрянью. Орбан попытался достать меня, но я был готов.» «Ты был готов.» «Как только они тебя скрутили, босс. Я сразу…» «Кто меня скрутил?» Хорошо, что у меня выдалась минутка, и Лойош объяснил мне все, что мог, о том, что творится, и наконец моя собственная память проснулась и вскрыла все вплоть до нынешней позиции. Надеюсь, вы тоже в некоторых затруднениях. А если нет, наверное, я плохо все описал. В общем, я понял, что лежу голый, на спине, с повязкой на глазах, и не могу шевельнуть ни рукой, ни ногой. Очень похоже, что «они», кто бы ни захватил меня, намеревались проделать со мной что-то нехорошее. Со мной такое уже случалось. Приятного мало, что в процессе, что после. Даже сейчас не могу мысленно к этому возвращаться. Могу ли я извлечь из прошлого опыта что-то такое, чем имело смысл воспользоваться сейчас? Пожалуй, что нет. Я знал, что ожидание – часть общей пытки, они хотят, чтобы я боялся, чтобы мой собственный страх сделал за них половину работы, и все мои воспоминания о прошлых случаях только усугубляли положение. О, я знал это.

Поразительно, сколь мало мне было толку от этого моего знания.

Мы с Лойошем переговаривались, он обстоятельно описывал подробности нападения, потом обнадежил, мол, он не думает, что Ротса ранена так уж серьезно, и мы еще раз прошлись по составленному плану (в процессе я сделал несколько ехидных, но запоздалых замечаний), и о том, как бы все можно было устроить получше. В общем, он занимал меня, пока я ждал, что будет дальше.

Лойош оптимистически предположил, мол, если они до сих пор ничего такого уж страшного со мной не сотворили, так может, и не собирались?

До сих пор?

«Лойош, сколько я уже тут?»

«Трое суток, босс.»

«Трое… Лойош, что я все это время делал?»

«Не знаю, босс! Просто не знаю!..» – звучало так, словно он готов разрыдаться.

«Ладно, приятель. Не переживай. Прорвемся. Зелье выветрилось, я снова могу шевелить мозгами.»

Замечания по этому последнему поводу Лойош предпочел оставить при себе.

Ко мне потихоньку возвращалось зрение и, что еще важнее, способность думать, я понял, что меня чем-то опоили. Тот, кто задавал вопросы, прятал лицо в сером капюшоне; интересно, он специально хотел от меня укрыться, или это для создания дополнительного эффекта? Держали меня в чем-то вроде кладовой или коморы; помещение было небольшим, сюда едва помещался стол, к которому меня привязали. Кстати, привязали надежно, а стол был крепким.

Из-под капюшона раздалось:

– Как вы, несомненно, уже поняли, с вашими дружками покончено.

«Слышал, Лойош? С вами покончено.»

«Точно, босс. Начнем заново.»

«Ха.»

– Меня попросили кое-что у вас выяснить. Вы скажете мне то, что я хочу знать. Сколько вы будете кричать перед тем, как заговорить, зависит лишь от вас.

Я закашлялся, пытаясь восстановить голос.

– Можно просто спросить. Я всегда готов помочь ближнему.

– О, я спрошу. Но если ответы мне не понравятся, будет больно. Очень. Если не поможет и это, позволю напомнить, что у вас десять пальцев на руках, столько же на ногах, два глаза, два уха и масса других частей, которые могут быть отделены от тела. Кстати, меня совершенно не волнует ваше состояние по завершении дела.

– Если вы пытаетесь напугать меня, – проговорил я, – что ж, у вас получилось.

– Я могу сделать куда больше, нежели просто напугать.

Кто им только пишет сценарии?

– Э-э, если бы я полагал, что вы можете только напугать меня, вы не сумели бы этого сделать, понимаете, о чем я?

– Посмотрим, каким остроумным вы станете чуть позже.

Да, мне это тоже было интересно.

Россыпь.

Россыпь мгновений. Между страхом и его воплощением, которое становилось почти облегчением, а потом – все сначало. Но каждое мгновение

– обособленное, ни на что не похожее, отдельное.

Россыпь ощущений. Острых как нож, прозрачных как небо Востока, ярких как лицо возлюбленной. Прозрачные, текут словно река, и каждая капля сама по себе не значит ничего, а течение сообразуется лишь с собственной логикой и не уделяет внимания случайным веткам, кружащимся в прибрежных водоворотах.

Россыпь воспоминаний. Клочок ткани связан о одеждой, от которой его отодрали, но я не в силах, складывая несколько грязных лоскутков, описать покрой платья, его стиль, его цветовую гамму. Связь остается лишь связью, ибо память сохраняет и оберегает, причем делает это, исходя из собственных соображений. Если я предоставляю вам рваные лохмотья, так это потому, что только они у меня и остались. Сожалеете об этом? Я – ничуть.

– На кого вы работаете?

Ослепительная, неимоверная ясность просветления.

– В чем ваше задание?

Высоко, в углу, висел паук. Очень высоко, оттого он казался маленьким, но я все смотрел на него, и паутина становилась все больше, переплетения напоминали мне о чем-то таком, виденном ранее, связанном с беспредельным количеством воды. Я попытался вспомнить, что же это. Пауки создания терпеливые, течение времени для них мало что значит.

– Кому вы докладываете?

Зрение прояснялось и затуманивалось, опять и опять, а я все пытался сосредоточиться на паутине, раздраженный тем, что она постоянно пропадает в бледной дымке.

«Как Ротса?»

«Раздражена и злится, босс.»

«Значит, ей лучше?»

«Хотел бы я знать.»

– Вы работаете на Империю?

– Нет, – ответил я. Это я помню. – Нет.

– Хорошо. Пока приму эту версию, хотя и не верю вам. Но попробую поверить. Так на кого же вы работаете?

– Ни на кого. Я прибыл сюда, потому что искал свою семью…

– Нет-нет, – возразил он. – Так не годится.

– Жаль, – вздохнул я, и это было чистой правдой.

В моей голове снова заколыхались клочки разорванной паутины. Да, я знаю, невозможно стискивать зубы, когда рот широко раскрыт, но почему же именно это я о себе помню?

Островок покоя в море боли, и небо страха надо всем.

Я знаю, случались минуты, когда я был самим собой. Про остальные – ничего не знаю, и очень этому рад.

– Мы знаем, чем вы тут заняты; мы лишь не уверены, для кого.

– Что ж, прекрасно, я рад подтвердить все, что только скажете. Только назовите имя…

– Не нужно игр, господин Мерс, или как вас там.

Я промолчал.

– Воды хотите?

– Не знаю. С зельем или без?

– О, никакого зелья. Я хочу, чтобы ваша мыслительная деятельность оставалась в наилучшей форме.

– Тогда с удовольствием.

Он поддерживал мою голову, пока я пил. Глаза у него были карие, заботливые, и казались почти добрыми. Глаза – зеркало души, ага, точно. Он положил ледышку мне на запястье. Не знаю, зачем, но было приятно.

Пауза в несколько минут. Наверное, чтобы я поразмыслил.

– Итак, – наконец сказал он, – давайте посмотрим. Работаете вы либо на Империю, либо на частное лицо. Во втором варианте причина в деньгах, в первом – в верности. Если в деньгах, то какой боли они стоят, не говоря уже о невозможности их истратить? Если же в верности, то разве императрица желала бы, чтобы вы страдали во имя того, что для нее может быть лишь мелким поручением?

Что ж, изложено безупречно. Ну, если я скажу, что это частное лицо, он пожелает услышать имя, а у меня не было подходящего.

– Ладно, – решил я, – это Империя.

– Отлично, – улыбнулся он. – Кому вы докладываете?

Не помню ни что я отвечал, ни следующих вопросов, но он вскоре подловил меня, потому что помню замечание:

– Не понимаю, зачем вам врать. Признаю, вы меня озадачили.

– Принимаю это признание с удовлетворением.

Часы? Дни? Годы?

Что значит время для кетны? Так, шутка для своих. В общем, назовем это промежутком неизвестной протяженности.

Я сидел в комнатушке, спиной к стене, растирая запястья и глядя на кандалы на лодыжках. Цепь уходила в пол. Пол был деревянным; должен найтись способ отыскать слабое звено, и если меня оставят без присмотра… Я чувствовал слабость, в основном от голода, но пожалуй, справился бы.

Думай и сосредотачивайся…

Паутина разрослась и усложнилась.

– Будьте благоразумны, – проговорил он. – Я не хочу причинять вам вреда. Правда не хочу. Но есть то, что нам нужно узнать. Вы вынуждаете меня прибегать к мерам, которые я нахожу отвратительными.

– Надеюсь, сам я не стал от этого хуже?

Интонация, однако, оказалась далеко не столь веселой, как я полагал.

От меня несло потом.

«Босс?»

«Как Ротса?»

«Думаю, поправится.»

«Отлично!»

«Босс, я не знаю, что делать.»

«Позаботься о Ротсе и не отсвечивай.»

Он положил мне на голову мокрую тряпку. Стало легче.

– Вы поразительно упрямы, – сообщил он.

– Если это комплимент, призванный расположить к вам мое сердце, – заявил я, – то боюсь, оно уже занято. Но все равно спасибо.

Чего он вообще от меня хочет? В его вопросах нет ни крошки смысла. Я пытался объяснить, и не раз; бесполезно, он уже все для себя решил и поколебать его уверенность было невозможно. Так бывает со многими: зациклятся на чем-то, а потом не хотят пересматривать исходную позицию в свете новых открытий.

«Босс!»

«Лойош, ты что, не видишь, я пытаюсь поговорить с одним вежливым господином.»

«Каким господином?»

«Который задает мне вопросы.»

«Босс, в комнате никого.»

«Да? Наверное, я отрубился. Ну и зануда же он. Хорошо хоть с благими намерениями.»

«Это сарказм?»

«Я бы назвал «легкой иронией», но где-то так.»

«Босс, если будет возможность, ты сможешь выбраться?»

«А почему бы и нет?»

«Мммм… Проверь, ты можешь ходить?»

«Хорошо, если тебе так хочется.»

Я попробовал встать.

«Ладно, ты был прав. Надо подать жалобу насчет здешней кормежки. Похоже, в моей диете чего-то недостает.»

«Босс, ты знаешь, куда они спрятали твои шмотки?»

Кажется, он с трудом сохранял спокойствие. Хотел бы я придумать что-нибудь и убедить Лойоша, что я в порядке.

«Боюсь, что нет. Но честно говоря, меня это не очень волнует. Почти весь инвентарь легко заменить, а Чаролом… он мало на что годится в нынешних обстоятельствах.»

«Я думал про амулет, босс. Джареги смогут тебя найти.»

«А, амулет по-прежнему при мне. Вроде как прикреплен. Наверное, они вычислили, что если его на мне не будет, я смогу творить волшебство, и тогда им меня не удержать.»

«А снять его можешь?»

«Э… нет.»

«Нужно что-то придумать, босс. Долго тебе так не продержаться.»

«А сколько я уже тут?»

«Неделю.»

«Да ну? – Странно. Но не так чтобы особо важно. – Как там Ротса?»

«Она в порядке! Просто…»

«Что?»

«Ничего, босс.»

– Господин Талтош, – медленно проговорил он, – я по-прежнему не понимаю, зачем вы приняли имя Мерс, когда прибыли к нам. Даже если бы я поверил в ваш рассказ о необходимости скрываться под вымышленным именем – почему именно это имя? Нет, нет, извините, но это абсурдно. Я хотел бы услышать правду. Теперь я убежден, что граф изначально ошибался относительно вас. Но вам не следует так упрямиться – я уже сообщил, что мне нужно.

«Он знает мое имя, Лойош.»

«Ты сам ему сказал, босс.»

«Я сказал? Зачем?»

«Надо вытаскивать тебя оттуда, босс.»

«Угу, сделай одолжение. Ты хоть знаешь, где я?»

«Нет. А ты?»

«В подвале бумажной мельницы.»

«И давно ты это знаешь?»

«Как-то само сошлось. Не знаю. Запах. Шум. Даже не подозревал, что я еще что-то слышу. Странно…»

«Ладно, босс. Но как тебя вытаскивать? Я же ни с кем не могу говорить.»

«Знаю. Забавная штука, разум…»

«Как тебя вытащить, босс?»

«Найди Дани.»

«Босс?»

«Найди его.»

«Но как мне с ним поговорить?»

«Тебе и не нужно.»

«Тогда как?»

«Он умный и знает тебя. Он увидит тебя, спросит обо мне, ты не ответишь. Он поймет. Может, не сразу, но поймет. Извини, но присмотреть за этим не смогу.»

«Думаешь, он поможет?»

«Поможет.»

«Почему?»

«Поможет.»

Откуда я это знаю – объяснять не хотелось. Лойош стал бы возражать, а мне сейчас было не до споров.

– Дражайший господин Талтош, все, что вам нужно сделать, это сказать мне несколько простых слов, и все сразу же прекратится. Как зовут изменника, что планирует король и когда он намерен сделать свой ход?

Король? Тут еще и короли какие-то замешаны? Где я вообще? Ах да, на Востоке. Ну, тогда, пожалуй, в королях есть какой-то смысл.

Я покачал головой. Сказать мне было нечего.

– Боюсь, – вздохнул он, – что мне придется спрашивать всерьез.

– Что ж, ладно, хотя предварительная часть мне понравилась.

– Не сомневаюсь.

– Но перед тем, как мы займемся серьезными вещами…

– Да?

– Не скажете, как вас зовут, чтобы я мог поминать это имя в молитвах?

Он покачал головой. Я вдруг вспомнил тот детский шепот; девочка не извинялась передо мной, она выражала симпатию. Когда я это понял, стало легче.

«Босс, мы идем. Продержишься еще чуток?»

«Не вопрос, Лойош. Я как раз пытаюсь выяснить, как его зовут. Посмотрим, сумею ли я добыть ответ, пока вы не появились.»

Паук закончил плести паутину. Мне стало грустно, хотя, вероятно, паук получил удовольствие от своей работы.

Снова начались вопросы.

Так продолжалась наша маленькая забава: он задавал мне вопросы, на которые я не мог ответить, а я спрашивал, как его зовут.

Он так и не сказал. Не захотел.

И все еще не хотел, когда сквозь его горло прошло лезвие ножа.

12.

Бораан: Полагаю, сударь, вам хотелось бы узнать подробности?

Лефитт: Давай пропустим эту часть.

Бораан: Но ты же знаешь, тогда нас просто убили бы.

Лефитт: Разумеется. Но оно могло того стоить. Хотя бы разнообразия ради.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт VI, Сцена 5)

Он вдохнул, закашлялся и рухнул, царапая половицы. Умирал он долго, и я внимательно на это смотрел. Не знаю, почему: какой-то личной неприязни к нему у меня не было. Но, пожалуй, однажды мне захотелось бы увидеть, как он умирает. Рядом кто-то что-то говорил, возможно, обращаясь ко мне. Не знаю; я был занят. Созерцанием. С профессиональной точностью я зафиксировал детали его смерти – ужас в глазах, выражение беспомощности на лице. Он схватился обеими руками за горло, словно это могло умерить кровотечение; казалось, что он сам себя душит, и бледное до синевы лицо только усиливало это впечатление. Я наблюдал, ничего не упуская.

Вскоре у него отвисла челюсть, а руки упали на пол. Мокрые и липкие от его собственной крови, как и передняя часть одежды. Крови было много. Очень. Глаза остекленели, раскрытые веки застыли – и он замер. Еще какое-то время продолжались легкие конвульсии, но потом прекратились и они.

– Господин Мерс?

Глядя на труп, я кивнул. Наверное, кивнул. Попытался кивнуть.

Незнакомые руки отвязали меня и сняли со стола. Помню, что я кричал, когда меня пошевелили. Странно, если задуматься.

Одно из лиц я узнал.

– А, здравствуй, Дани. Учитывая обстоятельства, ты избрал прекрасный способ вторжения.

Лицо Дани казалось железным. Похоже, он меня не слышал. Ничего удивительного, силы моему голосу взять было негде.

Я попробовал еще раз, но теперь спросил:

– Можешь найти мои вещи?

Лицо его стало еще жестче, если только это возможно.

– Прости, времени совсем нет.

– Золотую цепь, – попросил я.

– Что?

Он наклонился пониже, я повторил.

Дани покачал головой.

– Нет. Я забираю тебя отсюда.

– Неверный ход.

Тень улыбки чуть смягчила его черты.

– Теперь, сударь мой Мерс, ты не в том состоянии, чтобы угрожать.

– Ошибаешься.

– Погодите, – велел он тем четверым, что несли меня.

Я не знал этих ребят, но они очень походили на парней, с которыми я познакомился во время своего краткого пребывания в армии note 5. Странная была история, сейчас не стоит ее вспоминать. Но я был уверен, что они вроде солдат, и это прекрасно соответствовало моим выводам. И, разумеется, сам факт появления Дани подтверждал эти выводы. Что, как всегда, было и хорошо, и плохо.

– Ладно, объясни. Интересно, как ты намерен угрожать мне, когда ты настолько слаб, что и говорить не можешь иначе как шепот…

Они рассчитали великолепно, прыгнув на него посреди предложения. Дани пригнулся, они описали круг у него над головой, словно так и было задумано, потом спланировали ко мне и синхронно зашипели.

Он подался назад, настороженно глядя на них. В руке у него возник массивный кривой клинок, расширяющийся от рукояти, но пускать оружие в ход Дани не торопился. И был прав.

– Яд быстродействующий, – сказал я так громко, как только мог, то есть не слишком. – Сдавливает грудь, больше не можешь дышать. Учащенное сердцебиение, пот, судороги, потом потеря сознания. За минуту до смерти – полный паралич, но умираешь от удушья. Занимает все это минуты четыре, противоядий нет.

Для справки: почти все это ложь, но мало кто по-настоящему знаком с укусами ядовитых рептилий. Люди знают, что они ядовиты, и все, так что можно навешать им лапши на уши – запросто поверят.

Дани еще раз посмотрел на меня, потом покосился на четверку носильщиков.

– Положите его, бережно, – велел он. – Пойду поищу твои вещички.

– Лойош сопроводит тебя, – прошептал я.

– Угу.

«Знаешь, босс, это было забавно.»

«Почему-то я не удивляюсь.»

«Как-нибудь ты мне объяснишь, откуда ты знал, что он спасет тебя.»

«Как-нибудь,» – согласился я.

«Скажем, завтра.»

«Если завтра наступит, я подумаю.»

Очень, очень нескоро Лойош прилетел обратно, а за ним явился Дани, который нес большой ящик; тайные письмена на нем, вероятно, обозначали вид бумажной продукции.

– Здесь все, – сообщил он. – Хочешь открыть и осмотреть, все ли на месте?

– Да, – выдохнул я и, кажется, почти отключился. Не уверен, что было дальше – то ли они стояли и ждали, пока я очнусь, то ли это продолжалось всего пару секунд. Но Дани держал ящик, чтобы я мог в него заглянуть, и переворачивал вещи, чтобы я разглядел все. Кошельки и пояс с деньгами, кажется, остались нетронутыми, и самое главное, Чаролом был там. Я попытался дотянуться до него и, наверное, отрубился снова.

Следующее, что я помню – ветер в лицо. Чудесное ощущение. Я даже смирился с вонью – была ночь, мельница не работала. Я увидел кусок стены, небо и спины тех, кто тащил меня. Похоже, они нашли одеяло и переложили меня на него как на носилки. Как и когда это случилось, понятия не имею.

– Отлично, лодка на месте, – сообщил Дани. – А дальше я знаю безопасное местечко…

– Нет, – сказал я. Чуть не умер от усилий, но зато прозвучало это достаточно громко.

– А?

– Нет, – повторил я. – Отвези меня в особняк. К графу.

Он покачал головой, словно не слышал меня. Возможно, и не слышал. Он наклонился пониже, я повторил.

«Босс! Ты о чем думаешь! Это же он…»

«Знаю.»

«Подумай, босс. Я знаю, ты…»

«Прикрывай меня, Лойош. Меня должны доставить к графу. Иначе я труп.»

«Но почему ты думаешь…»

«Потому же, почему я думал, что он спасет меня.»

Пауза.

«Ладно, босс.»

Лойош явно волновался. Я тоже.

Дани тем временем что-то там говорил, что – не знаю, слишком сосредоточился на беседе с Лойошем. Я покачал головой.

– Особняк, – потребовал я. – Вынужден настаивать.

Лойош и Ротса зашипели. Дани взглянул на тех, кто держал меня, и я практически видел, как крутятся колесики у него в голове. Солдаты, или, так сказать, Владо-носцы, нервно косились на джарегов. Отдаю им должное: клыки-то были в нескольких дюймах от ладоней двоих из этих парней, на их месте я бы бросил меня и драпанул. Но я сосредоточился на Дани. Момент был критическим. Приказать Лойошу и Ротсе атаковать? Я надеялся, что до этого не дойдет. Во-первых, невозможно предсказать, как яд джарега подействует на данную конкретную персону, возможно все что угодно, от «упал и через минуту подох» до «зверски поболело, но терпеть можно», а мне нельзя было рисковать. Во-вторых, чем бы ни закончилось дело, я остался бы лежать тут, бессильно глядя в небо, не способный рукой шевельнуть, отданный на милость того, кто сделал карьеру на собственной жестокости.

– Не выйдет, – обратился я к Дани.

Через минуту он сказал:

– А что со мной?

– Доставь меня к графу, и ты свободен. Джареги тебя не тронут.

– Почему я должен тебе верить?

– Ну я же доверил тебе спасти меня.

Он коротко и невесело хохотнул.

– Подумай, – посоветовал я. – Тогда выбирал я, и ты был лучшим вариантом. А сейчас выбор за тобой, и лучший – это сделать как я говорю.

Дани колебался еще секунду-другую, потом кивнул тем четверым.

– Устройте его в повозке и доставьте домой. Под мою ответственность.

– Да, господин, – ответил один из них.

Потом меня понесли дальше. Наверное, я опять отрубился, потому что переправы через реку совершенно не помню.

А вот переезд – помню. Весь. Целиком. Я просто не мог оставаться в сознании на протяжении всего этого кошмара, однако именно так мне и казалось. Потому что продолжался он несколько суток. И колеса, кажется, ухитрялись попасть в каждую колдобину и на каждый ухаб. Самое худшее было, когда мы наконец остановились и я уж думал, все, приехали; но оказалось, это дозорные графа переговариваются с «моими». И когда движение и тряска начались снова, я закусил губу, потому что не хотел, чтобы они слышали, как я кричу.

Наконец все закончилось. Они обошли повозку и открыли двери. Дальше помню только урывками – дело не в боли, я просто устал. Помню дворецкого, который глядел на меня сверху вниз и говорил «в восточных покоях» – весьма уместно, ведь я выходец с Востока, не так ли? Я даже попробовал озвучить эту мысль, но не преуспел. Глядя на дворецкого, я размышлял, о чем он думает. Его мягкое безразличие, это ведь частью – сокрытие чувств, а частью – плод долгих тренировок для истребления таковых. Он не иссола и делает это не из вежливости и заботы об окружающих, тут что-то другое. Естественное либо культивированное отстранение от всего, что полагается выражать.

Чем больше я думал о нем, тем меньше обращал внимание на все остальное. В чем, собственно, и состоял смысл упражнения, если кто не понял.

Лицо дворецкого сменилось лицом самого графа. Его выражение я не смог прочесть, но вроде бы он не собирался убить меня. Граф удалился вместе с Дани, оба тихо о чем-то переговаривались. Нет, не нужно быть параноиком, предполагая, что в беседе упоминается мое имя. Я спросил Лойоша, не может ли он их подслушать, но они оказались осторожными. Впрочем, я был почти уверен, что граф не собирается меня убивать.

Не то чтобы я сейчас был в состоянии что-либо предпринять на этот счет. Я уже выложил все свои плоские камни. Теперь вопрос в том, когда и где остановятся круглые.

Меня внесли вверх по лестнице – все лучше, чем повозка – и устроили на мягкой постели. Лойош свернулся на подушке у моего уха, Ротса рядом с ним. Оба крутили головами туда-сюда, непрестанно наблюдая. Я почти слышал его мысли: пусть только попробуют, пусть только кто-то что-то попробует…

Больше ничего не помню.

Потом – не знаю, насколько «потом» – надо мной склонился седобородый старик с серыми заботливыми глазами, который что-то говорил – не знаю уж, кому, но очень тихо и неразборчиво. Словно на другом языке, какого я прежде не слышал.

Я попробовал оценить свое самочувствие. Онемение, и все; не то чтобы я возражал. Еще я чувствовал, что пока слишком слаб и не могу двигаться, но и на это не стоило жаловаться. Потом я понял, что левая рука не двигается вовсе, и перепугался.

– Шшш, – старик успокаивающе коснулся меня ладонью, – все в порядке.

– У него был странный акцент, окончание предложения он как бы не проговаривал, а выпевал. – Это я. Я зафиксировал вашу руку, чтобы она не пострадала еще больше.

Я попытался спросить, что там не в порядке с рукой, но говорить сил тоже не было.

Хоровод лиц, слепящий глаза свет, озабоченные взгляды, мягкие голоса, беспокойные голоса, одно переходило в другое, запах растений и настоек напоминал о Нойш-па, а я просто лежал, однако, происходящее со мной происходило как бы рядом со мной, а в голове постоянно плыл голос моего дружка, я не мог разобрать, что он говорит, но что-то теплое и успокаивающее. Я спал и видел сны, а потом проснулся и, как бы это поточнее выразить… в общем, мир перестал расплываться и смешиваться со сновидением, и я точно мог сказать, что тут настоящее. Наверное, это произошло, когда я утром наконец смог по-настоящему уснуть и проспать больше часа.

Помню, Лойош спросил, способен ли я вести содержательную беседу. Я ответил – да, способен, но предпочитаю этого не делать. Ему это не очень понравилось, но он смирился и оставил меня наедине с очередным периодом безвремения.

Голову на отсечение не дам, но по-моему, все это произошло в ту самую ночь, в первую ночь, до рассвета. Весьма насыщенный ничегонеделаньем период. Не хотел бы я пережить такой снова.

Позднее, наверное, на следующий день, Лойош сказал:

«Не пора ли сообщить мне, как ты вычислил, что Дани тебя спасет?»

«Не пора.»

«Это потому что если я узнаю, то перепугаюсь?»

«Да.»

Слуга, которого я не узнал, приоткрыл дверь и просунул внутрь голову как раз когда я проснулся. Лойош и Ротса насторожились, но я решил, что это просто слуга. Он спросил, не нужно ли мне чего, а я не мог произнести ни слова. Он скрылся, но вскоре вернулся вместе с еще одним. Мне принесли постный суп и бренди – хороший бренди. Я сдержался и не стал спрашивать, не подмешано ли туда какого-то зелья.

Так прошло еще несколько часов. Кажется, они думали, что я хочу есть каждые пять минут, но много сразу мне нельзя. Часто еду подавал дворецкий, который не проронил ни единого людского слова. Будь у меня хоть немного сил, я поработал бы над этим. Бренди после первого раза не приносили. Жаль. Что до супа, если он и подействовал, то я ничего не почувствовал.

«Сколько у нас времени, босс, как полагаешь?»

«Времени?»

«Пока не случится то, о чем ты мне не рассказал.»

«А. День, два. Трудно сказать.»

Потом старик дал мне вдохнуть чего-то едкого и колючего, чтобы я полностью отрубился, и срезал с моей груди амулет. То есть он мне это рассказал, когда я снова проснулся, о самой операции я ничего не помню. Еще он присыпал каким-то порошком рану, предотвращая омертвление тканей.

Когда я проснулся, амулет был у меня на подушке, а грудь заново перебинтована, как будто раньше повязок не хватало. Старик не рассказывал, что собирается делать; если бы рассказал, может, я захотел бы оставить амулет на прежнем месте. Сколько бы нервов сберегло… а с другой стороны, может, и нет.

На следующий день я ничего не делал, только лежал и ел то, что давал мне старик. Ничего дурного не случилось, ни днем, ни ночью, разве что спалось плохо. А на следующий день появились двое мужчин и женщина, представились как колдуны, и попробовали на мне свое искусство.

Попробовали, пошептались, попробовали еще и еще, и, наконец, прибегли к отчаяным мерам: заговорили со мной.

– Кажется, наши заклинания бессильны вам помочь.

– Да, – согласился я. – Искусство не может напрямую воздействовать на меня. Не знаю, почему. Врожденный иммунитет. Мой дед по матери был таким же.

Это явно выбило их из колеи.

– Вы сказали, воздействовать напрямую?

– Растения, настойки и все такое прочее, приготовленные с помощью Искусства, вроде бы действуют как им и положено – но я не могу готовить их сам, и это нельзя делать рядом со мной. А еше на меня нельзя наложить чары и моя аура невидима. Понятия не имею, почему так.

Я откинулся на подушку, под которой лежал амулет из черного Камня Феникса, и взирал на них с предельной искренностью.

В итоге они сделали настойки, припарки и все такое. Я не видел, что они там делают, а то непременно встрял бы с предложениями, но кажется, они знали свое дело, разве что их настойки на вид и запах ничем не отличались от припарок.

Я пил супчик и настойки, пытаясь решить, что пахнет хуже, припарки или бумажная мельница, и отдался заботам колдунов. Груди Вирры, уж это-то граф мне задолжал! Я отключался, просыпался, уклонялся от расспросов Лойоша, смотрел в потолок – и пытался измыслить способ, как бы не пустить всю работу по ветру.

Я ничего не измыслил.

Лойош все более нервничал, и наконец проговорил:

«Босс, если бы я знал, чего я боюсь, было бы легче.»

«Нет, не было бы.»

«А еще я иногда подбрасываю тебе полезные идеи.»

«С этим соглашусь.»

«Ну и?»

Я вздохнул.

«Ладно. Дани сказал, что говорил со мной в темноте, думая, что это даст ему кое-какие преимущества.»

«И?»

«А почему это даст ему преимущество?»

«Потому что у тебя… ой.»

«Точно. И откуда он это знает?»

«Э, ну и откуда он это знает?»

«Мне на ум приходит только один вариант. Он связался с джарегами. Ты знаешь, как мы работаем. Как я работал. Когда я собирался кого-то убрать, я узнавал про него все. Все. Какого цвета носки он носит, насколько горячей любит ванну…»

«Джареги узнали, что у тебя слабое ночное зрение.»

«Да.»

«И рассказали Дани, потому что это могло облегчить ему работу…»

«Да, схватить меня и доставить куда следует, так что им не придется создавать суматохи и появляться в городе непосредственно, как драгаэряне, то бишь «эльфы». Тем более эльфы с клинками Морганти.»

«Ты сказал, «им»?»

«Думаю, там всего один.»

«И ты хочешь сказать, что где-то здесь убийца-джарег?»

«Не прямо здесь. Но где-то рядом, в пределах часа-двух от города.»

«Босс! Мы… Погоди, я ничего не понимаю. Дани работает на Дом Джарега?»

«Не работает в полном смысле этого слова. Думаю, они просто нашли местного, готового кое-что для них сделать. «Притащи мне этого типа, и я тебя озолочу», в таком вот роде.»

«Но тогда ты… А. Он спас тебя, потому что если бы не спас, ничего не получил бы.»

«Точно.»

«И он собирался доставить тебя…»

«Прямо к убийце, да. Мне пришлось положиться на тебя, приятель.»

«Когда ты это вычислил, босс?»

«Когда Дани заметил, что разговор в темноте дал бы ему преимущество.»

«Умно.»

«Вот поэтому ты работаешь на меня, а не наоборот.»

«Я-то думал, дело в противостоящих больших пальцах.»

«И в этом тоже.»

«Ты мог бы мне сказать.»

«Не было времени для долгих споров и пререканий. А ты наверняка завел бы шарманку про то, мол, если бы мы убрались из города как ты сказал…»

«И что не стоило снимать амулет из-за простой усталости.»

«И это тоже.»

«Думаешь, так тебя и выследили?»

«Вероятно. Если бы они следили за мной, они добрались бы до меня еще до города. А так, день – телепортироваться в горы, которые кто-то где-то запомнил, и еще день-два на хорошей лошади – добраться сюда. Где-то так, да.»

«И ты лежишь тут, едва в состоянии встать, а левая рука…» – тут он прервался.

«А что у меня с левой рукой?»

«Узнаем, когда лекарь закончит. Может, и ничего.»

Меня передернуло.

«Только два слова, босс: Черный замок.»

«Ты же знаешь, я никогда не поступлю так с Морроланом. Кроме того, мы просто не доберемся туда.»

Он подумал и согласился со второй частью.

«И что теперь, босс? Они проберутся сюда и прикончат тебя?»

«Они знают о тебе и Ротсе. Им нужно придумать способ нейтрализовать вас.»

«И поэтому они пытались… нет, не сходится.»

«Нет, это был граф.»

«Но я все равно не понимаю, почему граф защищает тебя, если он был первым, кто тебя скрутил.»

Я вздохнул.

«Дай отдохнуть, Лойош. Объяснений потребуется больше, чем я сейчас осилю.»

«Ладно, босс, спи. А я попробую вытащить нас всех из этого кипятка, потому как ты явно сейчас не в состоянии.»

«Ты всегда знаешь, как меня подбодрить.»

Отдохнуть мне удалось. Немного. Временами меня будили кошмары, временами – приступы зуда и лекарь. Ну вот почему, когда нужно подлечиться и отдохнуть, те, кто отвечают за лечение, мешают отдыхать?

Позднее, вечером, заглянул граф.

– Господин Мерс, я весьма сожалею. Если я что-либо могу для вас сделать…

– Вы уже делаете, – произнес я, стараясь говорить достаточно громко.

– Но дело еще не закончено.

Белые брови сдвинулись.

– Что…

– Полагаю, кое-кто проберется сюда, чтобы меня прикончить. Сегодня ночью или, возможно, завтра. Нет, я неверно выразился: он попытается меня убить, но я не знаю, включает ли это проникновение в особняк, или будет использован иной подход.

Он покачал головой.

– Нет. Я, э, имел беседу с ответственными лицами. Они не…

– Это будут не они.

– А кто?

– Не могу вам сказать.

– Не можете сказать?

– Вернее, предпочел бы не говорить.

Он открыл рот и закрыл.

– Хорошо. Можете сообщить, как вас лучше охранять?

Хороший вопрос.

Что ж, если бы за такую работу взялся я, как бы это было сделано? Подкуп охранника – слишком рисковано, может отказаться. Незаметно проскользнуть – вариант, но как справиться с охранниками у дверей, а они наверняка там будут, да плюс еще Лойош и Ротса? Нет, если бы работал я, мои планы исключали бы все варианты, где возможны вооруженные столкновения, потому что это опасно даже если имеется преимущество, скажем, неви…

– Волшебство, – сказал я. – Нападение будет с применением волшебства.

– Колдовства?

– Нет, это, э, Искусство эльфов. Оно другое.

Он поднес к губам сжатый кулак.

– Я слыхал о подобных вещах, но ничего не знаю о том, как оно действует, или как от него защититься.

– Ну, – проговорил я, – кое-что о волшебстве я знаю, но вот защититься от него, не зная, какой именно формы будет нападение… в общем, трудно. Напрямую нацелиться на меня он не сможет, потому что… ну, не сможет. Но он может разнести весь особняк, или сбросить кусок черепицы мне на голову – в общем, вариантов море.

– Вероятно, мне стоит спрятать вас.

Мне представился еще один переезд, и я мысленно застонал.

– Вероятно, стоит, – вздохнул я.

– Эбрамис сказал, что вам пока не стоит передвигаться…

– Кто?

– Лекарь.

– А.

– Но если альтернатива – позволить, чтобы под моим кровом с вами расправились…

– А как же вы?

– Я? Как только организую все для вас, я отправляюсь в город. Сразу после нашей беседы прикажу слугам упаковать все необходимое.

«Вот это трус, босс!»

«Да, мне он с самого начала понравился.»

«Ладно, хороших вариантов, как поступить, и я могу подбросить.»

«Специально как-нибудь выберу не тот вариант, чтобы ты понервничал.»

В голове у меня раздался шипящий смешок.

– Полагаю, у вас нет на примете удобной пещеры? note 6

– Пещеры? Нет, никаких пещер я тут не знаю. А что?

– По-моему, скрываться в пещерах – давняя традиция.

Граф выглядел озадаченным. Ладно, я в общем-то не всерьез.

Проблема в чем: убийца мог сделать все что угодно, особенно если он волшебник. Ну хорошо, прямо на меня воздействовать он не мог, этому мешал золотой Камень Феникса. Но ему и не нужно: он может просто взорвать весь особняк. Да, убийцы не любят делать того, что могло бы привлечь к нам… к ним внимание, но тут, на Востоке, кому какое дело? А я понятия не имел, насколько он хороший волшебник. Когда охотишься на кого-то, ты знаешь, кто он и каков из себя; как я говорил Лойошу, ты узнаешь о нем все возможное, прежде чем сделать свой ход. Но когда кто-то охотится на тебя – ты ни черта не знаешь.

Впрочем, нет, одно нам известно: убийца здесь. И можно узнать еще кое-что, если подойти к вопросу правильно.

«Как думаешь, Лойош?»

«Он мог сбежать.»

«Знаю. Но если не сбежал?»

«У меня нет лучшей идеи, босс. Но надо бы поторопиться. Обидно будет, если мы спланируем дело, и как раз тут джарег прикончит тебя.»

«Кого-то мне это напоминает.»

«Выходцы с Востока невысокие. Джареги рептилии. Вода мокрая. Я кого-то тебе напоминаю.»

Я позволил ему сохранить за собой последнее слово и переадресовал все внимание – все то, что от него осталось – к его сиятельству.

– Так, вот что нам нужно сделать…

– Да? – Он наклонился пониже, чтобы мне не пришлось кричать.

– Приведите Дани, – попросил я.

Он явно хотел было спросить, зачем, но подумал еще немного и кивнул. Граф вышел, отдавая распоряжения; вернулся Эбрамис и занялся моей левой рукой, пока я изучал картину на стене справа. Пейзаж с водопадом. Люблю водопады. Этот был нарисован в туманно-грезящей манере, на грани яви и сна, но движение художник схватил, что и требовалось от изображения водопада. Еще там было что-то такое с тем, как брызги воды растворяются в тумане, оптическая иллюзия как раз в моем вкусе. В следующей жизни стану искусствоведом. Интересно, какие Дома в Империи поставляют искусствоведов?

Навряд ли это шесть (или пять, или семь) Домов высшей знати, разве что, возможно, странствующий тиасса может заняться такой вот подработкой, если решит, что его участие поспособствует созданию лучшего произведения; вскоре ему это, впрочем, надоест и он сам возьмется за кисть.

Иссола – пожалуй, если сможет критиковать, не задевая чувств художника, и если только такое возможно, иссола на это способен. Но сомневаюсь.

Не представляю себе теклу, который оказался бы достаточно волевым и образованным для адекватного восприятия искусства, и сумел бы достаточно внятно описать свои чувства и мысли.

Орка подобным заниматься не станет; недостаточно выгодно. По крайней мере, я еще не слышал, чтобы кто-то разбогател кропанием статей для колонки «В мире искусства».

Джарег? Увольте, даже не смешно.

Валлиста? А вот это подходит, валлиста вполне мог бы. Если он не созидает сам, то получает удовольствие, раздирая в клочья чужое творчество. Две стороны одной монеты, да.

Или, возможно, джагала в определенной стадии своего бытия, когда он уже устал от одного, но еще не переключился на другое. Я встречал нескольких, молодые джагалы любят азартные игры. Те, кто постарше, обычно игр избегают, но противники из них достойные. Впрочем, джагалы – совершенно непредсказуемые гады, думаешь, что перед тобой тупица-клерк, зануда с галантерейного склада, а он вдруг оказывается искусствоведом. Джагалу вообще трудно разгадать, никогда не поймешь, каким он станет чуть погодя. Легко попасть в ловушку: ты только-только решил, что разгадал его личность – а на самом деле ты лишь понял, кем он привык быть. Это у всех у них общее: постоянное перемещение. Движущаяся цель, текущая вода. Их не ухватишь и не выпотрошишь, даже когда нужно. Попробуй – и увидишь, то, что ты схватил, уже совсем не то, потому что схваченное уже стало другим, третьим, постоянное движение, перемещение, превращение. У них все меняется. Понял что-то, а оно стало иным. Повесил ярлычок, и только сам путаешься. Смысл здесь более в понимании, чем в подборе верных ярлыков, точно так же, как смыслом пытки является куда большее, чем причинение боли. Нужно держать клиента «здесь и сейчас»; дай его мыслям уплыть, и ты проиграл, потому что с телом его ты можешь делать все, что угодно, но нужно-то тебе содержимое его разума. То же самое, когда изменяешь нацепленный на кого-то ярлык; нужно держаться на нем во время превращения. Оставаться в седле, держаться рядом, поворачивать вместе с ним, позволить ему вести себя, менять себя. Приятного мало, но другого варианта нет.

– Ваши ноги в лубках, ожоги я обработал так хорошо, как только возможно, и, э, позаботился, чтобы своими движениями вы больше не навредили себе. Сейчас я, увы, бессилен сделать для вас еще что-нибудь, господин Мерс.

Я кивнул, по-прежнему глядя на водопад и стараясь не дрожать. Когда шаги лекаря удалились, я расслабился. А потом тихо-тихо, на выдохе, высвободил все проклятья, которые у меня накопились за последние четверть столетия.

Незнакомый слуга принес еще чашку супа. Я упомянул, что им пришлось кормить меня с ложки? В общем, после кормежки меня снова заколотило, что, наверное, отняло больше сил, чем мог придать суп. Кстати, невкусный. Ячменный, слишком мало чеснока и переизбыток калгана.

Потом я, вероятно, заснул, потому что проснулся, когда появился граф, которого сопровождал Дани. Дани всячески изображал уверенность.

Правой рукой я владел достаточно хорошо, чтобы изобразить слабое приветствие. Шагал Дани так, словно отмахал немало миль.

Еще с ними были два стражника (кажется, одного я узнал). Взмахом руки граф велел им удалиться, но тут я сказал:

– Нет, господин граф.

– А?

– Они вам понадобятся.

Часть пятая. Левидопт

«Самка откладывает яйца, самец опекает их. Однако, как и у джарегов (отсюда же общая этимология названий, см. приложение Б), у обоих полов имеются яд и крылья. Подходящего объяснения этому пока не найдено…

Наиболее важным и наиболее часто упускаемым из виду аспектом левидопта является то, что он, завершая общее развитие джагалы, также находится в состоянии непрерывногоо превращения.»

(Оскаани, «Краткий обзор фауны Среднего Юга». Т. 6, гл. 19)

13.

Лефитт: Что, никто ничего мне не может сказать? (Входит Тадмар) Тадмар: Я могу. Лефитт: Будь благословенны боги! Прошу, говорите. Тадмар: У дверей торговец. Лефитт (в сторону): Я ведь сам просил, верно?

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Первый, Акт IV, Сцена 3)

Стражники замешкались – наверное, голос мой несколько окреп – и посмотрели на графа. Тот нахмурился. Дани пытался сохранить самообладание.

– Где он? – спросил я.

– А о ком вы говорите? – проговорил Дани.

Я обреченно покачал головой.

– Я слишком устал для этих игр и слишком спешу. Если не хочешь, чтобы его сиятельство охотился за тобой по всему свету – и я, если только выживу, тоже, – просто отвечай. Джарег. Эльф. Убийца. Драгаэрянин. Тот, кто подрядил тебя доставить меня к нему. Где он? И не изображай невинное удивление, ты просто кажешься еще глупее.

Он покосился на его сиятельство, который, отдаю ему должное, мгновенно понял мою игру и сделал каменную физиономию.

Дани вздохнул.

– Ну, а если я вам расскажу, я выберусь из всего этого живым?

Он смотрел на его сиятельство, который ответил:

– Что до меня – пожалуй. За него ручаться не стану.

Я проговорил:

– Прямо сейчас я все равно с тобой многого не сотворю.

Дани многозначительно покосился на Лойоша и Ротсу.

– А, ну да. Ладно, мы оставим тебя в покое.

«Мы же не отпустим его на все четыре стороны, босс, правда?»

«Я еще не решил.»

Он кивнул.

– В двух милях к северо-востоку от города у Дороги лесорубов есть несколько старых хижин. За третьей из них начинается тропа, которая ведет за холм. У подножия холма есть что-то вроде конторы, ей обычно пользуется старшина лесорубов. Он там.

– Знаю это место, – проворчал граф.

Дани кивнул и сделал полуразворот, собираясь исчезнуть.

– Еще не все, – сказал я. – Он сказал, как его зовут?

– Маккет. – Он немного запнулся, произнося это имя – потому, вероятно, что ударение приходилось на последний слог. В фенарианском такого не бывает.

Я усмехнулся. «Маккет» значит «миролюбивый». Убийца с чувством юмора, да – и не более меня склонен открывать свое настоящее имя.

– Когда он впервые связался с тобой?

– Было это, э, недели две незад.

Я мысленно перевел «недели» Востока в драгаэрские и кивнул.

– Как он на тебя вышел?

– Не знаю. Случилось это после того, как его сиятельство поручил проследить за вами. Может, слуга проболтался.

– Может быть. Найти местного владетеля и выкачать информацию у одного из его слуг – для начала вполне разумный шаг.

– Я выясню, кто это был, – заявил граф.

– Если желаете, но не думаю, что это важно, – проговорил я. – Если бы вы платили слугам так много, что им в голову не приходило бы брать взятки, они бы не были слугами.

Я снова сосредоточился на Дани.

– Когда он ждет от тебя следующего доклада?

– Сегодня, за час до сумерек.

– И?

Он поник.

– Расслабься, – велел я. – Жизнь тебе уже обещана, а снова доверять тебе… ты для этого чересчур многое выдал. Заканчивай.

Дани кивнул.

– Я должен доставить план особняка, ваше точное в нем местонахождение, распорядок стражи и насколько плотно вас охраняют.

– А потом?

– Заплатить он обещал, когда вернется. Конечно, если он действительно намерен заплатить, а не просто уйти, или предварительно прикончить меня.

– Не беспокойся, он заплатит. В смысле, заплатил бы.

– Вы его знаете?

– Я знаю таких, как он. Полагаю, аванс ты уже получил?

Он кивнул.

– В таком случае ты, пожалуй, не просто выживешь, но и… минутку.

«Лойош, сколько золота у меня с собой?»

«Не знаю, босс. Много. Фунтов пять.»

– Ты можешь получить вдобавок десять золотых монет имперской чеканки. Чистое золото. Тебя это интересует?

– Десять золотых, – повторил он. – А один золотой это сколько?

– Ровно унция, – сказал я. – Одна семнадцатая имперского фунта.

– Это вы называете унцией?

– Да.

– Странно.

– Имперская единица веса. А вы что называете унцией?

– Одну шестнадцатую часть стандартного фунта.

– И это не странно?

– Ваша правда.

– Ну и?

– Что я должен сделать?

– Кое о чем умолчать.

– Кажется, я понимаю, к чему вы клоните.

– Не сомневаюсь. Итак?

Он задумался, но я уже знал ответ – я видел жадные огоньки в его глазах. Мне очень хорошо знакомы эти огоньки, много лет я так или иначе кормился с таких.

– Идет, – решил Дани.

– Хорошо. Передай ему все, о чем вы договорились. Но ни слова о нашем разговоре, и ни единого намека, который заставил бы его заподозрить, что его могут ждать. Насколько он в курсе, все по плану. Уяснил?

Он кивнул.

– Скажи, что все здесь затихает часа через четыре после заката.

Он снова кивнул.

– Думаешь, справишься?

– С тем, чтобы умолчать кое о чем? А как вы полагаете, сударь?

– Твоя правда. Посмотри на меня, Дани.

– Я смотрю на вас.

– Нет. Посмотри на то, что со мной сделали. – Голос мой внезапно охрип.

Он сглотнул и кивнул.

– Запомни как следует, Дани. Я тебе и так не доверяю – но если предашь, я устрою так, чтобы ты попал ко мне в руки, и вот тогда с тобой будет то же самое.

Я посмотрел на его сиятельство, он – на меня; граф помолчал, потом кивнул.

– Я понял, – сказал Дани.

– Хорошо. Двигай, не опаздывай. Тебе заплатят, когда… когда все устроится.

– Вы даже не хотите спросить, сколько мне пообещали за то, чтобы доставить вас в его руки?

– Никогда не страдал излишним любопытством, – соврал я.

Как только Дани ушел, граф, опередив меня, повернулся к одному из стражников и спросил:

– Есть у нас кто-то, способный незаметно проследить за ним?

– Да, господин.

– Тогда пусть так и сделает.

Он отпустил обоих охранников, мы остались одни.

– Итак, что теперь?

Теперь мне хотелось бы выспаться.

– Пошлите нескольких опытных людей, способных подобраться поближе и ничего не выдать. Не давайте ему пустить в ход заклинание, возможно, он…

– Что, просто убить его? Без предупреждения – не захватить в плен, не предать суду, по одному вашему слову?

– Да, – подтвердил я и стал ждать его ответа.

Как я и предполагал, слишком сильно давить на него не пришлось.

– Хорошо.

– Найдите колдуна и скажите, что вам нужна пыльца Несиффы. Много. Мешок.

– Это что такое?

– Вообще-то это составная часть для средства от головной боли, но сейчас она необходима для другого. Этот порошок мгновенно пристает к коже и к одежде. Пусть каждый из нападающих в левой руке держит горсточку, и первым делом надо швырнуть ее в противника.

– Зачем?

– Он не телепортируется, это слишком долго. Как только убийца поймет, что на него напали – а это не должно произойти раньше чем за секунду до начала атаки, или нам не повезло, – скорее всего, он первым делом попытается исчезнуть из виду, если только умеет. Скорее всего умеет, заклинание невидимости достаточно простое. Однако покрытый этой штукой, он останется видимым для ваших людей. Трюк старый, но надежный.

– Хорошо. Еще раз, как оно называется?

– Пыльца Несиффы. Подберите опытных людей, способных двигаться бесшумно. Совершенно бесшумно. Спрячьтесь снаружи, подождите, пока он выйдет, и просто убейте его. Никаких предупреждений, или он ускользнет.

Граф кивнул, хотя это ему не нравилось. Что до меня, мне не нравилась лишь возможность провала.

– В ящике, который принесли со мной, есть пояс с деньгами. Возьмите…

– Нет, – отказался он. – Об оплате позабочусь я.

– Хорошо. – Я не стал спорить.

Покончив со всеми делами, его сиятельство пожелал мне всего наилучшего и удалился. Тут же возникли колдуны, которые сменили припарки и напоили меня очередными отвратительными смесями, а за ними явился помощник лекаря (раньше я его не видел) и, мурлыча себе под нос нечто глубоко бессмысленное, поменял повязки, а затем наконец я остался один.

Устал жутко.

«Если получится, мы…»

«…будем там же, где теперь, босс. Джареги знают, где ты.»

«Да, но мы выиграем время.»

«День? Два? Неделю?»

«А у них останется нерешенным прежний вопрос. И вообще я могу перебраться обратно в город. – Я попытался не думать об очередном переезде. – Всему свое время, приятель.»

«Ну да, босс.» – Радости он не испытывал.

Ротса, по-моему, выглядела здоровой. Я спросил, Лойош согласился.

«Она просто пытается привлечь мое внимание, босс.»

Как же иногда Лойошу везет, что Ротса не слышит, о чем мы с ним говорим.

А потом я заснул. И спал, наверное, часа три-четыре. Самый долгий сон за последнее время. Потом вернулись колдуны и начали готовить смеси в дальнем конце комнаты, о чем-то шепотом советуясь. Мое мнение их, кажется, не интересовало. Потом они чем-то меня напоили и положили мне на тело там и сям что-то мокрое. Вынужден признать, мокрое было самое то, что нужно. Потом я снова заснул.

На этот раз меня разбудил Лойош:

«Босс, они вернулись.»

«Кто? Что?»

Я открыл глаза, и тут вошел его сиятельство в сопровождении двух стражников, один лучился радостью, другой был покрыт пылью, грязью и – да, кровью.

Я вопросительно посмотрел на графа.

– Сделано, – ответил он. – Он мертв.

Я выдохнул. Напряжение, которое все это время держало меня, чуть отпустило.

Граф махнул стражнику, заляпанному кровью.

– Покажи.

Стражник шагнул вперед. Я было подумал, что мне сейчас продемонстрируют отсеченную голову, но сверток у него в руках был слишком мал и не той формы. Он развернул тряпицу. Стилет, клинок дюймов в девять, острый как игла. Я бы и сам выбрал нечто подобное. Черно-серый металл почти не отражал света. Почувствовать его я не мог note 7, но все равно вздрогнул.

– Что это? – резко спросил старик.

– Оружие особого рода. Оно… – Говорить «злое» не хотелось, звучало бы глупо, но любое другое слово и близко не описывает эту штуку. – Спрячьте его подальше и понадежнее. Запечатайте, укройте в сокровищнице…

– У меня нет никакой сокровищницы, – сказал он слишком быстро.

– …И включите в завещание как условие получения наследства. Никогда не пускайте его в ход. Вам, наверное, и трогать-то его не захочется.

Стражник занервничал еще сильнее, чем раньше. Саэкереш кивнул ему и велел:

– Положи там. Потом займусь.

Затем повернулся ко мне:

– Итак, все закончено?

– Закончено? И близко нет. Но теперь, если я уйду из-под вашего крова и устроюсь, скажем, в городе, для вас все это закончено. В любом случае, мы можем надеяться, что получили отсрочку.

– И других этих, не знаю, кто они там, не будет?

– Будут. Но не все сразу, полагаю. Обычно они работают поодиночке.

– Но эти другие, они будут знать, где вы?

– Думаю, те, кто послал Маккета, знают.

– Значит, когда от него не поступит извещения…

– Да.

Он потер кулаком рот.

– На постоялом дворе вы будете в безопасности?

– Мне где угодно будет безопаснее, чем здесь. Но да, если ему придется явиться за мной в город, его почти наверняка заметят. В частности, потому что при нем будет вот такое, – я махнул рукой в сторону тумбочки. – В городе достаточно колдунов, его непременно заметят. Кстати, почему так? Они тут просто кишат. Для вашей страны это обычно?

Граф скорчил гримасу.

– У нас тут их еще не так много, бывает и больше.

И я тут же вспомнил, что не так давно их и тут было больше, на целую семью. Что бы ни сотворили со мной, но им пришлось еще хуже. Да и Маккету тоже.

– В таком случае вы послать им предупреждение?

– Кое-кому могу. Достаточно многим.

– Хорошо. Тогда пусть остаются начеку, если вдруг почувствуют нечто уродливо-зловещее, такое, чего раньше не встречали. Если расслабиться и отпустить на волю свои чувства, можно его заметить довольно-таки издалека. Это будет оружие такого же рода, как и у Маккета. Если они почувствуют подобное, значит, еще один убийца-эльф пришел за мной.

– Чем вы их так достали?

– Ну, у меня есть враги.

Он решил не углубляться.

Пришел Эбрамис, а с ним два стражника и слуга. Меня подняли, перевернули, сменили постель. Спросили, нужно ли мне воспользоваться ночным горшком, я сказал, да – но подробности никому не интересны. Стражники вежливо отвернулись. Когда я снова лежал в кровати, меня знобило. Потом меня покормили и я заснул, но несколько раз просыпался. Сны.

Во время одного из таких пробуждений я обнаружил, что Ротса как-то очень уж ластится ко мне – трется головкой о мою щеку, вылизывает мне уголок рта. Что-то новенькое. Я спросил у Лойоша, он сказал: «Ты ей нравишься, босс», и на душе стало как-то теплее. Странно. С Ротсой у меня все вышло странно, мы связаны, так сказать, магией, которая не должна была сработать. Я призвал ее так, как колдуны призывают дружка – но уже взрослой note 8. Она сошлась с Лойошем и потому, в общем, оставалась со мной, но моя связь с Ротсой оставалась в лучшем случае слабенькой, обычно мы общались с помощью Лойоша. И теперь я, оказывается, ей нравлюсь. Приятная неожиданность.

Ночь, наконец, истекла. Утром я не чувствовал себя лучше, однако Эбрамис, похоже, придерживался иного мнения, потому что на сей раз к супу прилагались сухарики. Лекарь посмотрел на то, что колдуны сотворили с моими ожогами, и одобрительно кивнул. Затем он занялся моей рукой, а я снова отвернулся к картине. Под каким бы кровом я ни провел остаток своих дней, если у меня когда-либо будет этот кров (или, если уж об этом речь, остаток дней), сомневаюсь, что повешу там картину с водопадом. И об искусствоведении, пожалуй, тоже лучше забыть.

Наконец меня оставили в покое.

«Надо решить, каков наш следующий ход, босс.»

«Уже решено. Возвращаемся в гостницу. В «Мышь».»

«А дальше?»

«Не знаю. Пожалуй, мне нужно поправиться.»

«Босс, у тебя два варианта. Или ждать несколько месяцев, пока ты поправишься, – он не добавил «если вообще поправишься», – или снять амулет, после чего тебя, вероятно, быстро прикончат.»

«Может, есть еще вариант.»

«Какой?»

«Не знаю.»

«Надо придумать безопасный способ, как бы убраться отсюда, пока…»

«Нет. Мне еще осталось тут кое-что сделать.»

«Босс, скажи мне, что ты просто пошутил над старым другом.»

«Нет.»

Лойоша это настолько ошарашило, что он молчал несколько минут, пока не появились носильщики. Они подняли меня вместе с постелью и всем прочим, и переместили вниз по лестнице и наружу, в повозку. Мой ящик был там же.

Переезд тоже был ночным, но все же получше того, прежнего. Теперь мне не пришлось тратить все свои силы, удерживаясь от крика. Я мог смотреть на звезды, созерцать их, соединять воображаемыми узорами – так, как делают многие, кому дано их видеть.

Мы остановились в двух шагах от черты города. Я спросил у стражника, почему, он пожал плечами и ответил: таков, мол, приказ.

Прежде чем я велел Лойошу слетать посмотреть, что там, он снялся с места. Ротса осталась со мной: крылья распахнуты, грудь колесом, шея выгнута, а рот открывается и закрывается – так джареги напоминают, что у них имеются весьма острые клыки. Стражники, которые остались рядом со мной, нервно переглянулись.

«Все в порядке, босс.»

«Что там такое?»

«Надо было нам самим об этом подумать. Они договариваются переправить тебя черным ходом.»

«А. Да, нам надо было подумать об этом самим.»

Движение возобновилось, и в конце концов меня сняли с матраса, чтобы внести в «Мышь» черным ходом. Наверное, имелись важные резоны вывести его таким узким. Отыщу архитектора, переломаю ему ноги. Носильщики несколько лет поднимали меня по лестнице, причем один держал меня за руки, а другой за ноги.

Когда я наконец распластался на кровати – в другой комнате, но кровать там была такой же, – я только и мог, что лежать и внимать собственным стонам. Признаюсь откровенно: пренеприятные звуки.

Мое сопровождение – лекарь и колдуны – прибыли где-то через час. Эбрамис щелкнул языком и немедля подверг меня полному осмотру.

«Если все они станут так вот каждый день приходить ко мне, ни для кого не будет тайной, где я нахожусь.»

«Сохранять это в тайне в план не входило, так ведь?»

«И все же так было бы лучше.»

«Лучше было бы, если бы…» – впрочем, что «если», Лойош не объяснил.

– Полагаю, – решил Эбрамис, – что к вашей руке вернется большая часть функций.

– Большая часть?

– Скорее всего ни сила, ни гибкость утрачены не будут.

– Понятно.

– Вам холодно?

– Да.

Он вышел и минут через десять вернулся с еще одним одеялом.

– Насчет еды я договорился, ее вам будут приносить. Осталось найти человека, который будет приходить и помогать вам, э, насчет всего прочего. Граф оплатит все расходы.

– Любезно с его стороны, – сухо ответил я.

Где-то через полчаса после того, как сопровождение удалилось (на сей раз колдун был только один – толстячок с пышными бакенбардами), в дверь постучали. Мы – я, Лойош и Ротса – подпрыгнули на месте, но потом вспомнили о местных обычаях.

– Войдите, – сказал я.

Дверь открылась, за ней обнаружилась белобрысая безбородая физиономия. К физиономии прилагались плечи, которым было бы тесновато в дверном проеме. Здоровый парень. Не такой уж высокий, но очень, очень большой. Сдавив лапищу, он мог бы запросто раздавить мне череп. Да, мог бы.

Парень улыбнулся – у него не хватало парочки зубов, а оставшиеся не выглядели ухоженными – и сказал:

– Вы господин Мерс? Я Михей. Его сиятельство, – он исполнил некий неуловимый жест, – послал меня вам в помощь.

В разговоре мне пока что приходилось напрягаться, чтобы меня слышали.

– Я Мерс Владимир, – отозвался я.

Он взглянул на меня и покачал головой.

– Что с вами случилось?

– Упал с лестницы.

Он кивнул, словно часто видел подобный итог падения с лестницы.

Парень выглядел глупым и безобидным. Если его послали не для того, чтобы прикончить меня (всегда есть такая возможность), то может статься, его самого прикончат из-за меня не далее чем через неделю. Но до того иметь кого-то под рукой будет весьма полезно.

Звучит не слишком цинично?

Ха. То еще яблочко.

– Так что просто скажите, что надо сделать, и старина Михей обо всем позаботится.

Я мысленно застонал: старине Михею и семнадцати-то, пожалуй, не исполнилось.

Но поднял он меня бережно и аккуратно. Еще бы, для него не труд поднять троих таких, как я. Я сказал ему, что мне требуется, и он сделал все без единого замечания и не переменившись в лице. Вроде того же дворецкого, но другой школы и другого вида.

Закончив, Михей протянул бечевку через мое окно в, как он объяснил, соседнюю комнату, где привязал ее к колокольчику. Мол, просто позвоните, если чего понадобится, сказал он с прежней жутковатенькой улыбкой. Я кивнул и закрыл глаза.

Когда он ушел, я беззвучно зарыдал. Лойош и Ротса сохраняли каменное спокойствие.

Я немного поспал, Михей принес снизу супа и хлеба. Здешний суп больше походил на настоящий, с маслом, перцем и какой-то гущей, да еще и с мясом. Эбрамис, возможно, не одобил бы, но я почувствовал, что, пожалуй, все же предпочту остаться в живых. В смысле, после того, как сделаю то, что собирался. До того меня ничто не остановит.

Наверное, вы слышали о тех, кто заездил себя до смерти, потому что сосредоточился на мести и забыл обо всем остальном. И еще о тех, кто говорит, что мстить «неправильно» – сами гадайте, как это понимать. По мне, и те, и другие годятся только на «плюх» в Водопадах Врат Смерти.

Я пришел в этот город узнать, что смогу, о семье моей матери, и вот они мертвы, и если я так все и оставлю, значит, те сволочи, которые это сотворили, продолжат творить подобное, потому что так можно. Ну а насчет «заездить себя» – что ж, есть действия и последствия этих действий, о которых нельзя забывать. С последствиями я справлюсь. Кроме того, ну насколько меня еще можно «заездить» сверх того, что уже есть?

Но это так, лирика, которой я предавался просто потому, что лежал полутрупом. Главной причиной было то, что я и помыслить не мог отпустить этих гадов. Иной лирики тут не требовалось.

И я стал думать, как со всем этим покончить. Пусть я не способен на что-то большее, но я могу лежать и думать.

Планы не строят, начиная с «как бы это лучше сделать?». Начинать нужно со всего, что знаешь, аккуратно выстраивая мысленную картину (я предпочитаю «проговаривать» все это Лойошу, потому что мне удобнее формулировать мысли словами), и особо отмечать все нестыковки, которые в общую схему не вписываются. И когда выстраивается настолько полный расклад ситуации, насколько возможно – обычно возможности возникают сами. По крайней мере, когда я жил за счет того, что прекращал чужие жизни, именно так получалось у меня – и пока не было причин отказываться от проверенного способа.

Когда-то, много лет назад, я пообщался об этом с коллегой. В первый и последний раз в своей карьере я обсуждал способы убийства с кем-либо, включая Коти – просто есть вещи, о которых, ну, вслух не говорят. Но тем вечером мы с тем парнем изрядно наклюкались и начали болтать о том, как мы добиваемся результата; и оказалось, что он действует примерно как и я. Он называл это «процесс устранения». Хотел бы я выдать такую же чеканную формулировку. Очень уж мне она понравилась.

Тот парень однажды решил, что он слишком крут, чтобы оплачивать проигрыши за игровым столом. Тогда его и прикончили. Я забыл, как его звали.

Но сейчас я пока еще не хотел подключать Лойоша, так что я просто мысленно сопоставлял то и се, выстраивая все, что я знал, и отмечая то, что узнать нужно. Чем больше я обо всем этом думал, тем яснее видел: картина не закончена. То есть общий контур у меня нарисовался, я знал, кто виновен, кто что сделал и почему. Но если я перейду к действию, недостающие фрагменты картины могут доставить кучу неприятностей.

«Босс, и когда ты мне наконец объяснишь, что тут творится?»

«Одно большое недопонимание.»

«И почему мне кажется, что ты не шутишь?»

«Я не шучу.»

«Ну ладно, босс. Ты говоришь, я слушаю.»

Я покачал головой и уставился в потолок, чувствуя внутри лишь пустоту. Ушло все – желания, гнев, силы. Так всегда случается при серьезных ранениях? Вот ты переполнен намерением строить планы, потом бац

– и ты хочешь лишь, чтобы тебя оставили в покое и не мешали себя жалеть, а потом проходит еще минута, и ты вообще ничего не чувствуешь. Если все это будет продолжаться, все следы остынут. У меня нет на это времени. Нужно действовать.

Но не прямо сейчас.

Наверное, я опять заснул.

Потом пришел Михей и покормил меня.

– Это что такое?

– Суп.

– Не думаю. Там же одна вода.

– Лекарь велел сварить его специально для вас.

Я бы швырнул миску ему в физиономию, если бы мог двинуть хоть пальцем.

«Ешь, босс. Пожалуйста.»

Я сьел эту безвкусную дрянь до последней капли. Потом меня пробил озноб, понятия не имею, почему – холодно не было. Я снова заснул, а когда Михей принес следующую порцию супа, я уже смог есть самостоятельно. Описать, каким восторгом это меня переполнило? Вы либо сочтете меня идиотом, либо преисполнитесь жалости.

После этого мне пришлось отдохнуть, и Лойош спросил:

«Чем из всего этого мы обязаны убийце, босс?»

«То есть?»

«Что из всего, ну, всего, что случилось, организовал он?»

«А. Ты думаешь, за всем этим стояла незримая десница убийцы? Увы, Лойош. Во-первых, началось все еще до его появления. Во-вторых, последнее, чего бы он желал, это чтобы меня схватили и начали допрашивать. Я ведь оказался вне его досягаемости. На самом деле, это…»

Я не договорил, и Лойош не стал заканчивать фразу. Да, это, пожалуй, спасло мне жизнь. Когда-нибудь я решу, стоило ли оно того. А пока что убийца был просто одной из решенных задач. Одной сложностью меньше. Ну да мне их и так хватает.

«Есть то, что мне нужно узнать, Лойош, а я не могу передвигаться, так что придется тебе выяснить для меня кое-что.»

«Само собой, босс, только составь список вопросов и тех, кому я их должен задавать.»

«Сейчас не время для шуток.»

«Сейчас не время для того, чтобы я находился где-то, а не рядом с тобой.»

«Но есть то, что мне нужно узнать.»

«Настолько нужно, что ради этого ты готов умереть?»

Спор был довольно долгим и жарким. В конце концов, однако, он согласился сделать то, о чем я просил, потому как в противном случае ему пришлось бы объяснять Ротсе, что она некомпетентна. Да, иногда я играю грязно.

«Ну ладно, – проворчал он, – что нужно выяснить?»

«Как думаешь, ты сможешь выследить Орбана, чтобы он тебя не засек?»

«Не смешно, босс. Вопрос в том, смогу ли я выследить Орбана и не проверить, насколько глубоко я могу вонзить в него клыки.»

«Хм. Ну как, сможешь?»

«Может быть. Что ты хочешь узнать?»

«Я хочу проследить за ним.»

«Есть предположения, где он может быть?»

«Начни с «Колпака».»

«Ладно. Сейчас? Или есть еще задания?»

«Потом будут еще.»

«В этом-то я не сомневаюсь, босс.»

«Но пока что все.»

«Осталось выяснить одну вещь.»

«Да?»

«Как мне отсюда выбраться?»

«То есть? Через… а, ну да.»

Я скривился и дернул за бечевку, вызывая Михея, чтобы тот открыл окно. Все равно скоро мне предстояла встреча с очередной миской великолепного супа.

14.

Следователь: Вот что получается, когда каждый исходит из своих собственных интересов.

Бораан: А из чьих интересов каждый должен исходить, сударь?

Следователь: Из моих, конечно же.

Лефитт: Увы, некоторые персоны столь эгоистичны.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт IV, Сцена 5)

Михей неподдельно порадовался, что я могу есть сам, хотя в прошлый раз я уже это делал. Следовало бы обидеться, но почему-то я не придавал этому значения. Парень помогал мне, а меня бесило, что я обязан ему и графу. Пытаясь отвлечь его внимание, а заодно и свое собственное, от текущих дел – клянусь, исключительно для этого! – я спросил:

– У тебя большая семья?

– Довольно-таки. Три сестры, четыре брата. Это те, кто выжил, – добавил он безразлично.

– Работаете на земле?

Он кивнул.

– Сейчас – на графа.

На том можно было бы и закончить, но мне отчаяно хотелось поговорить хоть о чем-нибудь.

– Сейчас?

– Ну, сколько я на свете живу.

– А до того?

– Конечно, на старого барона. – Он понизил голос. – Он был злодей. Купался в крови юных девственниц.

Тон абсолютно серьезный.

– Ну, – проговорил я, – такое занятие, конечно же, должно именовать злом, но я как-то сомневаюсь, что это доставляло ему удовольствие.

Кажется, мое замечание поставило Михея в тупик.

– А что с ним стало? – спросил я.

– Была великая битва между бароном и графом, и в конце концов граф загнал барона в преисподнюю.

– Слушай, а где она, эта преисподняя? Всегда было интересно.

Парень с подозрением посмотрел на меня, проверяя, не издеваюсь ли я. Так и было, но я натянул на физиономию маску вежливого интереса.

– Под землей, – наконец ответил Михей.

– Та еще была битва, должно быть.

Он уверенно кивнул, словно сам сражался там.

– Барон призвал демонов и дьяволов, и все светлые колдуны собрались вместе, чтобы одолеть их.

Я неопределенно хмыкнул. Интересно, тут хоть тень правды есть?

– Наверное, это было давно.

– О да. Во времена моего прапрадедушки.

Ну конечно же.

– Ясно. Наверное, тогда же и основали бумажную мельницу?

– Думаю, да, – кивнул он. – Граф ее построил. У меня там работают брат и дядя.

– В смысле, старый граф. Не тот, что сейчас.

– О, конечно же! Ему бы было хорошо за сто.

Я кивнул.

– Нынешний – его внук?

– По-моему, да, – нахмурился Михей.

Пожалуй, он не слишком следил за тем, как сменяются его владетели.

– Итак, была великая битва доброй магии и злой магии, и храбрый граф сразил мерзкого барона, и получил его достояние, и открыл бумажную мельницу, и с тех пор все живут счастливо.

– Э, ну где-то так.

Я уже лежал, но мой разум плотно занялся работой и не обращал внимания на состояние тела.

– А кто может знать подробности?

– Какие подробности, господин Мерс?

– Меня заинтересовала эта история. Я хотел бы узнать больше. Имена всех участников с обеих сторон, как протекало сражение, все такое. Может, напишу об этом книгу.

– Книгу? – пораженный, переспросил он. – Вы правда пишете книгу?

– Может, и напишу. Но для этого мне нужен кто-то, кто знает все подробности. Кто бы это мог быть?

– Отец Нойж.

– Ну да. Правильно. Отец Нойж. Не будешь так добр попросить отца Нойжа заглянуть ко мне, когда у него будет возможность?

– Конечно! – загорелся он. Кажется, парню понравилось быть причастным к созданию книги.

– Только не говори ему, зачем. Лучше я сам все объясню.

Михей радостно кивнул и умчался прочь, оставив меня наедине с собственными размышлениями. Впрочем, ненадолго; вернулся он взмыленный и сияющий.

– Он сказал, что вечером зайдет.

– Хорошо, – ответил я и понял, что говорю почти нормальным голосом, не прилагая особых усилий. Да, я поправлялся. Год-другой, и я снова смогу ходить.

Наверное, я больше не буду упоминать о том, как меня то и дело охватывали ярость, бессилие или разочарование. Они просто случались, периодически, раз за разом, в том или в ином порядке, короткими или долгими периодами. Все это ничего не значило. Когда надо сделать что-то, чувства значения не имеют – только действия.

– Михей, а почему для всего этого выбрали тебя?

– Выбрали для чего, господин Мерс?

– Заботиться обо мне. Почему тебя?

– О, не знаю. Я сильный, наверное, поэтому.

– Ты сильный, да.

– И думаю, нужно, чтобы я был еще и глупый.

– Глупый, – глупо повторил я.

– Ну, я сильный, так что они подумали, что я глупый.

– А. Понимаю. Да.

Он усмехнулся.

– Да-да, знаю. Вы тоже думаете, что я глупый. Ничего страшного, я не обижаюсь. – Парень вдруг нахмурился. – Может, потому что я не обижаюсь, меня и выбрали, если подумать.

Я не знал, что тут и сказать, поэтому не сказал ничего. Михей слегка поклонился.

– Позвоните, если я понадоблюсь, господин Мерс.

– Зови меня Влад.

Он ушел, а я смотрел в потолок, словно ожидая обнаружить там что-то интересное. Не удалось.

Лойош доложил, что пока докладывать не о чем.

Я поспал, потом поел хлеба с бульоном. На этот раз принесли и рюмочку бренди, чему я был несказанно рад.

В дверь постучали, я сказал «Войдите», и похоже, сделал это достаточно громко, потому что дверь отворилась, а за ней был отец Нойж. Он вошел, но когда увидел меня, улыбка его пропала.

– О, я не знал…

Не знаю, почему, но он напомнил мне Нойш-па. Я строго велел себе не доверяться этому чувству.

– Садитесь, – предложил я.

Он так и сделал, по-прежнему глядя мне в глаза. Всю гамму чувств, которые отражались на его лице, я распознать не мог, но выглядел он по меньшей мере смущенным. Значить это могло все что угодно.

Отец Нойж сложил руки на коленях.

– Чем я могу вам помочь, господин Мерс?

– Вы рассказываете, я слушаю.

– Рассказывать о…

– Об истории, отец Нойж. Не такой уж древней истории.

– История…

– О том, как граф и барон воевали за то, надлежит ли крестьянам работать на земле или на бумажной мельнице.

Брови его приподнялись.

– Кажется, вы сами уже немало об этом выяснили.

– Вы имеете в виду – больше, чем те, кто верят в байки о вызванных демонах, о завершающей битве добра и зла, и о баронах, которые купаются в крови девственниц?

– Ну да. – Он слегка улыбнулся. – В подобное вы не верите, верно?

– В девственниц так точно.

– Да, полагаю, это самая сомнительная часть.

– Так что же произошло на самом деле?

– Вы в основном уже обрисовали.

– Тогда опишите остальное, отец Нойж.

– Ну, демонов никто не вызывал.

– Это-то я подозревал.

– Все просто. Старый Саэкереш – дед нынешнего графа Саэкереша – открыл процесс производства бумаги, и хотел построить бумажную мельницу.

– Так, и что дальше?

– Процесс построен таким образом, что необходим крупный объем операций. Ему нужны были рабочие и лесорубы. Очень, очень много лесорубов. Мы их зовем «фаваготи».

– Ясно.

– И он переехал сюда, потому что…

– Погодите. Как переехал, откуда?

– Точно не знаю. Откуда-то с востока.

– Ясно.

– В общем, он переехал сюда, потому что здесь есть река и лес.

– Да. Впрочем, я удивляюсь, что лес еще остался.

– Старый Саэкереш разбирался в колдовстве и, как я понял, его очень беспокоил вопрос сохранения живой природы. Поэтому он велел сажать молодые деревья там, где вырубались старые.

– Понятно. Благородный поступок.

Он пожал плечами.

– В общем, он прибыл сюда и, ну, подготовился, а потом в течение недели вырезал барона Нияли и всех его людей.

– Всех?

– Почти.

– Но несколько колдунов, верных старому барону, спаслись, – заметил я.

Он кивнул.

– И большая часть уцелевших ушла, – добавил я. – Но почему не все они?

– Ваша семья?

– Да.

– Точно не знаю. Старик Саабо был…

– Саабо?

– Такое имя тогда носила семья. У старика Саабо был надел, который он хотел сохранить. Он на все это смотрел так: один, э…

– Гад?

Кивок.

– …просто пришел на смену другому, и трое его сыновей пошли работать на мельницу. Старший сын в достаточной степени с ним согласился, чтобы сменить имя. Наверное, он думал, что оставляет прошлое позади.

– Итак, старый барон, как вы его назвали, не был особенно достойной персоной?

Отец Нойж развел руками.

– Не слышал о нем ничего особенного и не могу заявить, будто он был много лучше или хуже всех прочих.

Я кивнул.

– А другие сыновья? Здесь в округе еще остались Саабо?

– Да, есть одна семья.

– И полагаю, с ними будет все хорошо, пока я держусь от них подальше.

Он опустил глаза.

– Не думаю, что они хотя бы подозревают о вас, господин Мерс. Несколько поколений прошло. Они знают, что были дальней родней той семье, которая, э, которую…

– Убили, – сказал я.

– Да. Мики мне так и сказал: «отец, вы знаете, что мы приходились дальней родней семье Мерс? Ужасное несчастье». – Он развел руками. Кажется, это был его любимый жест. – Они не понимают.

– И вы, разумеется, их не просвещали.

– Нет. Они простые люди.

– Как Михей.

Отец Нойж кивнул. Кажется, иронии он не распознал.

– Итак, – проговорил я, – это была не столько война, сколько, как вы сказали, резня?

Он откашлялся.

– Понимаете, у меня есть дневники моего предшественника, и его предшественника, и так далее; точно так же у моего преемника будут мои. Я читал их, потому что хотел понять, как этот город…

– Кстати о городе: когда изменили его имя? Это должно было случиться после того, как открыли мельницу.

– Да. Сын старика Саэкереша переименовал его, вступив в права собственности. Получил наследство, переименовал город и уехал куда-то на Восток. Тогда здешнему народу пришлось туго. Ни законов, ни…

– Гильдия, – сказал я. – Вот тогда-то Гильдия и начала всем управлять, правильно?

Он кивнул.

– Кто-то должен был.

– Кстати, об управлении – а король?

– Простите?

– Возвращаясь ко дням большой резни. Король ничего не предпринимал?

– Ничего. Не знаю, почему. Говорили, что тогда королевская власть была слаба, а король – стар и поглощен собственными неурядицами.

Я кивнул. С императорами такое, по слухам, тоже случалось.

– А все эти байки про светлых и темных колдунов, они…

– Чушь, само собой.

– Это-то я понимаю. Но откуда они взялись?

– Не знаю. Нескольких колдунов убил старик Саэкереш. Наверное, с этим была связана какая-то история, а потом слухи просто нанизывались один на другой.

Я покачал головой.

– Нет, тут есть что-то большее, чем слухи.

– Вы имеете в виду Гильдию?

– Да.

– Не думаю, что они выдумали эту историю. Сомневаюсь даже, что они сознательно ее раздували.

– Но?

– Невежественные глупцы, которые верят в подобное, их вполне устраивают.

Все эти «невежественные глупцы» начали меня раздражать. Это было слишком похоже на меня самого, а такое дозволяется только Лойошу. Нет, дело в другом: он обращался ко мне так, словно бы мы оба – члены элитного клуба, стоящие много выше простолюдинов. А он недостаточно элитарен для моего клуба.

– Но какова цель?

– Гильдия, то есть гильдейские старшины, Чеур и его помощники, они любят, чтобы все проходило мирно. Им не нравятся столкновения.

– И каких, в частности, столкновений они хотят избежать?

– С графом Саэкерешем, разумеется.

– Стоп, чего-то я тут не понимаю. Где они могут столкнуться с Саэкерешем?

Отец Нойж, кажется, поежился, когда я упомянул имя графа без надлежащего титула. Весьма удачно, надо будет сделать так еще пару раз.

– Интересы Гильдии и его сиятельства не всегда совпадают. Гильдия стоит за повышение цен, граф – за снижение. Гильдия хочет свободно торговать со всей страной, граф предпочитает натуральное хозяйство. Так что для столкновений почвы более чем хватает. Понимаете… – он замялся, вероятно, подбирая верные слова, – у нас тут сложилось что-то вроде равновесия. Гильдия и его сиятельство, само собой. А еще – рабочие с мельницы и фаваготи, и крестьяне, которые обрабатывают землю.

– И кормят всех остальных.

– Да. И все остальные, производящие для крестьян, в некотором роде, доход. Но если одну из групп охватывают волнения или брожения, равновесие нарушается, понимаете?

– Да, конечно. Но зачем все эти байки?

– Какие байки?

– О демонах и девственницах, и о…

– Такое случается, знаете. В мире есть зло – изначальное зло. И больные люди, совершающие злые деяния.

– Да. Но вы не ответили на мой вопрос.

– Я не…

– Зачем выдумывать всю эту чушь?

– Ее не выдумывали специально. И, уверяю вас, я к этому никакого отношения не имел. Я служитель Вирры, а не рассказчик. Просто часть того, что случилось, со временем оттеснила в тень другие части. А сами крестьяне постоянно добавляли к этому свои суеверия.

– И вы ничего не делали ни для того, чтобы помешать этому, ни для того, чтобы открыть правду.

Он пожал плечами.

– Пожалуй, это правда.

– А почему нет?

– Ну вы же знаете крестьян.

Я вспомнил теклу, с которым недавно познакомился note 9, и ответил:

– Хуже, чем я полагал. Так что с крестьянами?

– Им просто не нужно знать все это, понимать, как на самом деле обстоят дела. Счастливее они от этого не станут.

– Хм. Ладно. А это работает? Скармливать им такую дичь просто для запудривания мозгов?

– Пока – работает.

– А потом?

– Если повезет, «потом» наступит уже после меня.

– Так. Но для чего?

– Хм?

– Какую выгоду вы из этого извлекаете?

– Мне это позволяет заботиться о людях и их нуждах.

– И лгать им?

– Иногда, да. Если я не буду этого делать – меня тут не будет, придет кто-то другой, кому нет до них дела.

– Понятно.

– Не пытайтесь судить меня, Мерс Владимир.

Я не стал возражать. Бесполезно. Да и вообще продолжать беседовать на эту тему было бесполезно, у меня имелись более важные дела – например, поглощение водянистого бульона.

Впрочем, когда отец Нойж уже уходил, я не устоял перед искушением и спросил, общался ли он по-настоящему хотя бы раз в жизни с Богиней Демонов.

Он помялся, нахмурился, но ответил:

– Не могу быть в этом полностью уверенным.

– Она сука, – сообщил я.

Он посмешно удалился, а я начал обдумывать новые сведения. Не личные дела отца Нойжа, оно того не стоило. Но вот общий фон, его соответствие тому, что я знал, и тому, чего пока не выяснил…

Уже темнело, так что я велел Лойошу заканчивать на сегодня. Когда он вернулся, я пересказал ему беседу с отцом Нойжем. Он сделал несколько замечаний относительно недостатков кое-кого из тех, кто избрал служение моей Богине Демонов. Я мог бы заявить, что не имею права обсуждать подобное, но поскольку был с ним целиком и полностью согласен, то не стал.

«Нам это что-то дает, босс?»

«Прямо сейчас – нет. Может, потом, когда я увижу остаток расклада.»

Затем появился Михей, с широкой улыбкой и большой миской, от которой исходили пары явно не бульона. Это оказался «Мышиный» вариант гуляша из баранины, только сваренного специально для меня – без мяса, картошки и подобных ингридиентов; но все же оно было более гуляшом, нежели бульоном, и к нему прилагались хлеб и стаканчик вина, и это стало одной из лучших трапез в моей жизни.

Пока я ел, Михей поинтересовался, о чем я беседовал с отцом Нойжем. Я попробовал отделаться мычанием. Не удалось. Любопытство парня было почти болезненным, почти как… ну нет, не настолько, но болезненным.

Наконец я сказал:

– Многое, во что ты верил, было ложью. Вот так. Никакого злого барона и благородного графа, никаких демонов, ванн из крови девственниц и героических сражений. Просто два гада хотели одного и того же, и схватились насмерть. А все последующее было специально придумано, чтобы оправдать результат схватки. Спроси у отца Нойжа сам. Потом перескажешь: любопытно, даст ли он тебе те же ответы, что и мне.

Последнее, наверное, было лишним и расстроило Михея, так что я спросил, нет тут ли девчонки, на которую он заглядывается – о да, безусловно, и как только он справился со смущением, парню стало лучше и он удалился с легким сердцем.

Не такой уж я нехороший, правда?

Спал я лучше, чем прежде, и просыпался всего три-четыре раза, а потом снова погружался в сон. Худшим из кошмаров оказалась старая добрая погоня, где меня преследует непонятно кто. Заметное улучшение. Я все-таки готов встретиться с этим миром, если в нем существует гуляш из баранины.

Утром появился Эбрамис, а с ним один из колдунов, самый молодой, и мы занялись обычной уже церемонией. Лекарь поцокал языком, покачал головой, сделал озабоченное лицо и сообщил, что я иду на поправку. Колдун снял повязки и шепотом поговорил с лекарем; совместная работа, как мило. Потом снова забинтовал меня и сообщил, что ожоги «отвечают на заботу». Значило это, что они заживают, ну вот почему бы так и не сказать, а? Лекаря обрадовался, что я уже способен есть сам, однако он предупредил, чтобы я не перетруждался, каковая мысль меня изрядно позабавила.

Я спросил, скоро ли я смогу ходить, и на меня посмотрели как на душевнобольного. Вот это уже забавно не было.

Когда они ушли, душеполезную беседу продолжил Лойош:

«Сейчас джареги уже в курсе, что Маккет мертв, и преемник должен быть уже в пути. Если воспользоваться одним из профессиональных пунктов телепортации, которому известно все и вся, он будет здесь через день-другой.»

«Что ж. Ты ограничишься информацией, или внесешь еще и предложение?»

«Граф может устроить, чтобы тебя переместили в безопасное место.»

«Еще предложения будут?»

«Босс, я хотел убраться отсюда. Я был прав, верно?»

«Верно.»

«Теперь я опять хочу убраться отсюда.»

«Хорошо, что в прошлый раз ты использовал свой годовой абонемент на пожелания.»

«Босс…»

«В противном случае я мог бы немного поволноваться.»

«Босс…»

«Оставим все как есть.»

«Что ж, ладно.»

Он произнес это тем же тоном, каким я бы сказал «ладно, давайте коричневые», раз уж черных не осталось. А за черные я готов был душу продать.

Не мне его винить.

«Нам обоим туго пришлось, Лойош, и до конца еще далеко. Прими это так: да, я вляпался, и ты вместе со мной, так что давай сделаем все, что возможно.»

Короткая пауза, затем:

«Хорошо, босс. Так или иначе, прорвемся.»

«Спасибо.»

«Теперь мне снова попробовать выследить Орбана?»

«Да. Пусть Ротса будет с тобой, так что сможете одновременно проследить и за его домом.»

«Босс… ну ладно.»

Михей вошел и вышел, позаботившись о материях, не стоящих упоминания. Я еще раз перекусил и, наверное, устал не так сильно, как прежде, а может, просто не хотел устать и убедил себя, что совсем не устал. Трудно разобраться.

Я уже заканчивал обедать, когда Лойош сообщил:

«Засек его, босс! Выходит из здания Гильдии.»

«Отлично. Наблюдай и посмотрим, что будет.»

«Давай я пришлю Ротсу обратно к тебе?»

«Хорошо.»

Через несколько минут она нырнула в окно и устроилась на кровати. Изогнула шею, заглянув мне в глаза, потом, очень ласково, куснула меня за кончик носа и лизнула в ухо. Когда Лойош освободится, спрошу, что это значит.

«Вышел из города, движется на восток. Просто прогуливается, вроде как наслаждается погодой. Может, так и есть.»

Я покосился в сторону окна, посмотреть на эту погоду. Ясное солнце, ветерок из окна не казался ни знойным, ни холодным.

«Мог он тебя заметить?»

«Никак.»

«Вокруг кто есть?»

«Вблизи – нет. Он сейчас примерно там, где ты и Дани беседовали в первый раз.»

«Это там тракт проходит через лес?»

«Прямо впереди.»

«Две дохлых теклы против искреннего комплимента, он свернет в лес.»

«Слишком высокая ставка, не могу позволить себе проиграть. И… да, босс, поворачивает в лес, налево. Там мне труднее будет за ним следить, но и ему труднее засечь меня.»

«Отлично. Я должен знать.»

«Знать? Босс, он что, собирается встретиться с убийцей?»

«А? Надеюсь, что нет! Во-первых, убийца так близко мне сейчас совсем некстати, но еще важнее – это значило бы, что я круто просчитался. Он вообще никак не мог стакнуться с джарегами.»

«Тогда, босс, ЧТО он тут делает?»

«Скоро узнаешь.»

«Это так ты относишься к своему дружку и вообще лучшему другу?»

«Спокойствие, только спокойствие.»

В ответ послышались несколько прилагательных, которые он давно знал, и существительных, подхваченных непонятно где. Впервые за долгое, очень долгое время я улыбнулся.

«Так, он оглядывается по сторонам, но я так затаился, что заметить меня невозможно, и я могу продолжать выполнять твои приказания, а это больше, чем ты заслуживаешь.»

«Но ты великолепно это делаешь.»

«Ты скоро узнаешь, как великолепно я… Эй! Его нет!»

«Глянь внимательнее. Там должна быть пещера или, ну, не знаю, что-то такое потайное.»

«Не знаю, босс. Его просто нет.»

«Продолжай искать.»

Чуть погодя:

«Есть. Пещера, вокруг сплошные кустарники. Летать не смогу, смогу проползти.»

«Я и не знал, что ты ползаешь.»

«Только в особых случаях.»

«Поосторожнее там.»

Чуть погодя:

«Туго тут придется тем, у кого слабое ночное зрение.»

«Ты что-то видишь?»

«Отсвет-другой снаружи. Дальше – не уверен.»

«А запахи?»

«Черт возьми, босс, я джарег, а не гончая!»

«Извини.»

«Тут есть ящик, в нем факелы, но понимаешь ли, тут вопрос отстоящего большого пальца. Не говоря уже о том, чтобы их зажечь. Я… стоп, только что там… так, понял. Проход в дальнем конце, закрыт занавесом. И там есть люди.»

«Осторожнее.»

«Спокойствие, босс, прямо над проходом есть уступчик, я могу свернуться там и подслушивать, если только есть что.»

Немного позднее я спросил:

«Что там, Лойош?»

«Говорят. О чем, не разберу.»

«А по интонации?»

«Разговаривают, босс. Шесть или семь голосов самое малое, вроде просто трепотня.»

«Это ненадолго. Слушай дальше.»

«Босс, что…

«Просто подожди. Я должен быть уверен.»

«Ладно… так, все стихло.»

«Угу.»

«А теперь я слышу… Босс! Это же ковен!»

«Должно быть, так.»

«И Орбан…»

«Да. И Орбан.»

«Откуда ты узнал?»

«Ниоткуда.»

«Это значит, он…»

«Нет, во всем этом он не виноват. И никто не виноват. Слишком многие интересы тут пересеклись, чтобы принадлежать одной виноватой во всем персоне. Многие я знаю, и ты тоже. Вопрос в том, как они сочетаются. Только что мы добыли еще кусочек.»

«Ладно, босс, как скажешь. Что теперь?»

«Уже вечереет. Возвращайся, поделюсь ужином.»

«А если тебя начнут кормить настоящей едой?»

«Тогда тебе достанется меньше.»

15.

Бораан: Прелестно! А не могут тут быть две разных интриги?

Лефитт: Никак невозможно.

Бораан: Точно?

Лефитт: Совершенно точно. Я вижу минимум четыре.

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт III, Сцена 2)

Он выиграл, я проиграл.

На ужин был тот же гуляш из баранины, но уже со всеми положенными ингридиентами, и мне позволили выпить полный стакан вина. Прекрасно.

«Босс, откуда ты знал, что Орбан пойдет в ковен? И что ковен именно там? И…»

«Потом, Лойош.»

«Тебе все это нравится, да?»

«Частью – да. Другой частью – не очень.»

«Я не в том смысле. Я в смысле – демонстрировать, насколько ты умный.»

«Был бы я умный, Лойош, я бы не оказался там, где сейчас.»

«Но ты же не мог знать…»

«Да мог, конечно же. Я просто идиот, что упустил это.»

«Как, босс?»

«Что, по-твоему, «бабочка» делала на улице днем, когда все рабочие на мельнице? Она специально пришла ко мне, значит, кто-то ее послал. Я должен был вычислить это и проследить за ней, тогда их ход не застал бы меня врасплох. Но в то время я просто ничего не понял. А насчет нее остался только один вопрос. Хммм…»

«Какой, босс?»

Я не ответил, задумавшись о Терезе, вычисляя, как она во все это вписывается.

«И еще, босс. Если ты ничего не понял тогда, так КОГДА же ты все это вычислил?»

«Когда мне задавали вопросы, – ответил я. – Дай-ка подумать…»

Все происшедшее должно было послужить мне уроком. Вот только я не знал, уроком чего именно. До сих пор не уверен.

«Не понимаю, чего ты мешкаешь, босс. Ты хочешь, чтобы я разыскал ее и посмотрел, куда она пойдет и с кем поболтает.»

«Ну, в общем да.»

«Увидимся.»

И он вылетел в окно, перепугав беднягу Михея, который присматривал за тем, чтобы я не пропорол себе губу вилкой.

– Куда это он? – спросил Михей.

– Мне надоела баранина. Он слетает за коровой.

Парень покачал головой.

– Тут в округе не разводят скота. Ему придется отправиться…

– Я шучу, Михей.

– Я знаю, – ответил он.

Я вздохнул. Если и дальше буду недооценивать людей, с кровати мне не встать.

– Михей, ты знаешь семью Саабо?

– А? Конечно. В таком городке все всех знают.

– Расскажи о них.

– Что вы хотите знать?

– Для начала, семья большая?

– Четверо. То есть шестеро. Три сына и дочь. Старший – Янош, на год младше меня.

– Занимается сельским хозяйством?

– О нет, нет. Они работают на мельнице. Все они.

– Все?

– Ну, кроме малышки Чиллы. Ей только четыре года.

– А кто самый младший из тех, кто работает?

– Это выходит Фулоп. Ему девять.

– Девять.

Он кивнул.

– А отец?

Он нахмурился.

– Не знаю точно. Сорок, сорок пять?

– Нет, я в смысле, как его зовут?

– А. Венчель. Не знаю, как зовут его жену, ее все называют Сес. Влад?

– Хммм?

– Вы не собираетесь впутать их… ну, во все это, нет?

Я посмотрел на него в упор

– А что, по-твоему, «это» такое?

Кровь бросилась ему в лицо, рот распахнулся и закрылся. Если парень хотел что-то скрыть, глухой номер. Я знавал дзурлордов, которые владели собой лучше, чем он.

Я ждал, и наконец Михей промолвил:

– Думаю, я знаю то же, что и все. Слухи.

– Угу, – согласился я. – Выкладывай, что за слухи.

– Ну, вы хотели увидеть своих… Мерсов, и они мертвы. Вы беседовали с Золли, и он мертв.

– А зачем я пришел в город, Михей? Что говорят об этом?

– Никто вроде не знает.

– Но слухи-то есть. Они всегда есть.

– Чтобы убить его сиятельство. Это один.

– Ха. Если б я хотел его убить, он был бы мертв. Что еще?

– Что вы дух Злого барона, ищущий отмщения.

– О, это мне нравится. Кто так говорит?

Он смутился.

– Инче так сказал.

– Хозяин «Колпака»?

– Чего-чего?

– Трактира.

– А почему вы зовете его «Колпаком»?

– Не знаю. А вы как его зовете?

– Трактир Инче.

– Ясно.

– В общем да, он.

– Он думает, я хочу убить графа Саэкереша. Ну-ну. Что ж, это отвечает на пару неприятных вопросов, и порождает несколько новых. А ты как считаешь?

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Но… вы нравитесь его сиятельству, и он хочет вас защитить. Так что, наверное, вы вместе с ним работаете против Гильдии?

– О да, – заметил я, – он меня обожает; все, что хочешь, для меня сделает.

Михей нахмурился, а я продолжил, стараясь сохранить прежний нейтральный тон:

– Я понимаю насчет Гильдии и Саэ… его сиятельства. Но как во все это вписывается ковен?

– Не знаю, – сказал Михей. – Я вообще не уверен, что у нас, ну, есть ковен.

Я кивнул.

– Есть?

– Думаю, да.

– Откуда вы знаете?

– Вот что я тебе скажу, Михей. Ты мне нравишься. Если все это закончится, а мы оба останемся в живых, я все тебе объясню.

– Как это – останемся в живых?

– Не хочу тебя пугать, но прямо сейчас я бы за наши головы многого не дал.

– Не беспокойтесь, – заверил он, – вас защищает его сиятельство. И он сообщил, что вы…

– Да, да. Он оповестил народ, что меня убивать не стоит. Я нахожусь под той же защитой, какую имел Золли.

Он опустил взгляд. Кажется, я снова расстроил беднягу. Чертовски удачно, что у нас с Коти не было детей; я просто не умею с ними общаться.

Через несколько минут Михей проговорил:

– Вы хотите, чтобы я попросил Саабо прийти к вам?

– Да, пожалуйста.

– Не знаю, захочет ли он.

– Нет так нет. Интересно, которым из слухов обо мне он верит.

Михей пожал плечами.

Через несколько часов вернулся Лойош, Терезу он так и не нашел.

С каждым днем я становился все сильнее. С каждым днем новый убийца был все ближе. Наверное, мне следует возблагодарить кого-нибудь, что Кинжал Джарегов более не при делах; она подошла бы для этой «работы» лучше всего. Если вам эта мысль кажется ироничной, порадуйтесь вместе со мной. Если нет – извините, объяснять не стану note 10.

Утром Лойош возобновил поиски, а я стал ждать новостей о том, будет ли у меня сегодня гость. К полудню заглянули лекарь и колдун, которые снова сменили на мне повязки и подвергли тщательному осмотру, ощупыванию и обсуждению.

– Заметных шрамов остаться не должно, – решил лекарь.

Сквозь стиснутые зубы я сообщил, сколь мало меня интересуют шрамы. Эбрамиса, похоже, не интересовало, насколько они интересуют меня; наверное, для него это был вопрос профессиональной гордости. Его профессиональная гордость заботила меня примерно в той же мере, в какой моя собственная заботила моих «пациентов».

Завершив осмотр, оба они еще чуток посуетились надо мной, потом пошептались, а потом удалились поговорить с Михеем о том, как надлежит выхаживать немощных бродяг-убийц.

– Полагаю, кризис позади, – заявил Эбрамис.

Я едва не расхохотался, а потом до меня дошло.

– Погодите, вы что, думали, что я мог умереть?

– Вы изрядно пострадали.

– Ну, от меня не так-то легко избавиться.

Он хмыкнул, мол, хвастать несложно. Ну в общем да, не самые умные слова. Но в конце концов, он лекарь и слышал немало глупостей. Вот в чем преимущество моей профессии… вернее, бывшей профессии: сделай все правильно, и никаких глупостей от «пациента» больше не услышишь.

Лойош не нашел Терезу и убедил не посылать Ротсу ему на подмогу, так что она осталась со мной, свернувшись на подушке у моего уха. Так, в общем, и прошел весь день – не случилось ничего, о чем бы стоило вспомнить. А вот вечером, когда из зала внизу начали слышаться отголоски разговоров и смешков, в дверь осторожно постучали.

Ротса насторожилась, как почуявший волка куваш note 11. От того, кто придет убить меня, не стоило ожидать стука в дверь, опять же, повелением «прочь отсюда» от него все одно не отделаться; поэтому я предложил стоящему за дверью войти.

Это оказался невысокий человечек в коричневой рубахе и свободных панталонах, которые когда-то были черными. У него была угловатая челюсть и бородка, которой он явно гордился: подстриженная ровным уголком, она продолжала линию челюсти дюйма на полтора ниже подбородка. Взгляд был направлен частью в мою сторону, частью куда-то вниз, а в руке посетитель сжимал старую голубую шапчонку.

– Входите, – повторил я, и так он и сделал. Почтительно. Крестьянин никогда бы не стал фигурно выстригать бороду, но вот манеры самые что ни на есть крестьянские.

– Доброго вам здоровия, сударь, – промолвил он, источая почтительность. Отвратительно.

– Садитесь, будьте любезны, – сказал я. – Я встал бы и поклонился, но пока не совсем в состоянии сделать это.

На это у него ответа не нашлось, и он сел и уставился на свою шапку.

– Я Мерс Владимир, – представился я.

– Да, господин.

– Полагаю, мы в некотором смысле родня?

Саабо кивнул, с некоторым опасением. Он боялся меня или того, что оказался моим родичем? Вряд ли последнего, похоже, не многие верили, что я на самом деле Мерс. Ну а поскольку я не Мерс, все в порядке.

– Вы, конечно, знаете, что произошло? С семьей?

Он вяло кивнул, все еще созерцая шапку. Если б я мог двигаться – закатил бы ему оплеуху.

– Когда-то это была и ваша семья. Вы в родстве с ними.

Он кивнул; направление беседы ему определенно не нравилось.

– И вас не беспокоит то, что с ними произошло? – спросил я.

Он впервые поднял на меня взгляд, и в глазах промелькнуло нечто такое, чего я там увидеть не ожидал. Но потом он снова поник и проговорил:

– Беспокоит, господин.

– Что ж, я намерен кое-что по этому поводу предпринять.

– Господин?.. – Я словно сообшил ему, что намерен отрастить вторую голову.

– Я не намерен позволять кому-либо считать, что можно перебить мою семью и остаться безнаказанным. Вы полагаете, подобное позволительно?

Саабо открыл и закрыл рот несколько раз, потом сказал:

– Нет, сударь, но…

– Что – но?

– Я-то что могу?..

– Если хотите, можете мне помочь.

Он явно хотел спросить «А что, если я откажусь?», но не посмел. Ничего не имею против трусости, уважаю таковую и, когда только возможно, сам праздную труса. Но вот слизняков – терпеть не могу. То есть терплю, конечно, польза-то от них нередко случается…

– Что я могу сделать? – наконец спросил он, явно подразумевая скорее «на что я-то гожусь», чем «предлагаю помощь».

А я ответил:

– Ну, я не собираюсь просить вас кого-то убивать.

Он поднял голову. Снова этот взгляд. Впрочем, ненадолго.

– Чего вы от меня хотите?

– Я сообщил вам, что собираюсь сделать. Вы хотите мне помочь или нет?

Он стиснул зубы, по-прежнему глядя на шапку, и наконец процедил:

– Только если точно буду знать, что вы от меня хотите.

Вот так так. Я даже не ожидал от него подобного.

– Вполне честно, – согласился я. – Мне нужны ответы на некоторые вопросы.

– На это согласен, – кивнул он.

– Посмотрим. Вы хорошо знакомы с семейной историей?

– Но, господин, я уже сказал, что мы в родстве…

– Да. Но почему вы сменили имя?

– Но мы не меняли.

– Как?

– Да, сударь. Имя сменил старик Матьяш. А мой прапрадед, брат Матьяша, остался с тем именем, которое носил при рождении.

– Так, хорошо. – По крайней мере это совпадало с рассказом отца Нойжа. Люблю, когда сведения подтверждаются, мне даже теплее становится. – А вы верите тому, что о них рассказывали?

– В смысле?

– Зло, вызывание демонов…

– А, это. Я же не крестьянин, господин Мерс. Я получил образование. В школе. Могу читать и писать, знаю цифирь и умею думать. Нет, в такое я не верю.

– В какой школе?

– В Бурзе уже много лет есть школа, там учат грамоте, цифири и гражданственности.

– Гражданственности?

– Что обязан делать всякий для страны и графства.

– Хм. А что обязан делать всякий для страны и графства?

Саабо сморщился, а потом чуть заметно улыбнулся.

– С этим предметом я был не в ладах. В их войнах я стану сражаться, только если меня притащат силой.

– Понятно. Значит, здешние крестьяне грамотны?

– Крестьяне? Нет. Крестьян в школу не допускают, она для детей рабочих с мельницы.

– Хм. А дети торговцев?

Он фыркнул.

– Этих учит отец Нойж.

– Понятно. Итак, вы не верите в демонов и в злых колдунов. Тогда почему же большая часть Мерсов ушла отсюда?

– Потому что в это верят крестьяне.

– Вы не слишком высокого о них мнения, верно?

– Они невежественны, но это не их вина, – величественно проговорил он.

Многим нравится чувствовать свое превосходство над кем-либо. О, я не таков, и это наполняет меня чувством глубочайшего превосходства.

– А зачем?

– То есть?

– Граф Саэкереш, зачем он открыл школу?

– Это не он, а его дед. Понимаете, для работы на мельнице нужно уметь читать. Одной силы мало, нужно думать, чтобы делать бумагу – в смысле, чтобы делать ее хорошо. Процесс…

– Ясно, я понял. – О да, звучало это гордо. Он не крестьянин. Он превосходит их.

И это еще один кусочек картины.

Не отвлекайся на тени, Владимир. Сосредоточься на цели.

Тени здесь повсюду.

Тени, покрывающие поступки людей, желающих скрыть сотворенное ими; тени, покрывающие лица людей, не желающих видеть; тени, покрывающие разум людей, которым легче жить, веря, будто они бессильны. Тени, повсюду тени. Не давай им отвлечь себя, Влад.

В таком городишке ничто не может оставаться тайной, все знают обо всех. Я сказал об этом деду, когда он как-то предложил нам с Коти уехать из Адриланки и поселиться где-нибудь в маленьком городке. А он возразил – то, что думают о маленьких городках, далеко не всегда правда, в них полно собственных секретов. Если дед прав, возможно, что…

– Господин? – Саабо смотрел на меня.

– Извините, я задумался. Я вспоминал то, что дед рассказывал мне о Востоке.

– О Востоке?

– Об этой стране, Фенарио.

– И что он вам рассказывал, сударь?

Я покачал головой, откинулся на подушку и уставился в потолок. Как же он мне надоел.

– Скажите, здесь есть дом?

– Какой дом?

– Ну, дом… я не знаю, как вы его здесь называете. С мальчиками и девушками… нет, пожалуй, только с девушками. Которые за деньги…

– О! – Он покраснел, потом удивленно посмотрел на меня, размышляя, как это в моем нынешнем состоянии можно думать о подобных занятиях. И сказал: – Нет, господин, такого дома нет, но в «Мыши» есть девушки, которые подрабатывают…

– Понятно. А вы пользовались их услугами?

На сей раз Саабо не смутился, просто покачал головой.

– Не было желания, сударь. А в молодости мне этого, ну, не требовалось.

Наверное, он не врал. Жаль, значит, он не может сообщить того, что мне нужно узнать.

– Их занятием заправляет Гильдия?

– О, конечно, господин.

– А это законно?

– Конечно! Но почему…

– Дед рассказывал, что иногда подобное запрещено законом, однако на этот запрет принято не обращать внимания.

– А, понимаю. Нет, тут таких законов нет.

И как раз тут случился один из точнейших расчетов времени, какие я знал за свою карьеру: в дверь очень знакомо постучали.

– О, а вот и мой лекарь, – сказал я. – Благодарю вас, что пришли навестить больного родича.

Он выдавил из себя слабую улыбку, поклонился и попятился к двери, все так же сжимая в руке шапку. Вошли Эбрамис и колдун; Эбрамис кивнул Саабо, тот вежливо ему улыбнулся и отвесил вежливый поклон колдуну.

Не такой он плохой парень, Саабо. Просто угодливый слизняк, которого так и тянет пнуть.

Позднее Эбрамис сообщил, что выздоравливание идет полным ходом, и поздравил меня, что я нахожусь в такой приличной форме. Поскольку я не мог встать, даже чтобы… в общем, не мог даже встать, всерьез я последнее не воспринял. Колдун что-то бормотал и нашептывал, меняя повязки, а когда они уже собирались уйти, я сказал:

– Минуточку, будьте добры.

Эбрамис повернулся ко мне с видом, который всегда напяливают лекари, готовые опровернуть гнусные подозрения больного относительно того, в каком он на самом деле состоянии, либо объяснять, что пока еще нельзя что-то есть или что-то такое сделать.

– Что вы знаете об Искусстве? – спросил я.

– Я?

– Да.

– Я знаю, как накладывать повязки и припарки, сделанные теми, кто изучал Искусство. Большего мне не требуется.

Кажется, я слегка его задел.

– Приношу извинения, – произнес я самым вежливым и искренним тоном. – Я никогда не понимал природу связи между искусством исцеления и колдовским Искусством, а сейчас это оказалось важным. В Империи дело обстоит иначе. Там есть волшебники, которые разбираются в недомоганиях плоти, вот их-то и называют лекарями. Как здесь, не знаю.

Я переводил взгляд с Эбрамиса на колдуна и обратно. Они стояли по обе стороны от кровати, скрестив руки на груди. Эбрамис, кажется, хотел спросить, почему это вдруг оказалось важным, но вместо этого сказал:

– Мы сотрудничаем во многих аспектах. Если, по моему мнению, пациенту требуется особое лекарство, колдун создает таковое. Также с некоторыми неотложными случаями лучше справляется именно колдовство.

– Итак, за вычетом особых неотложных случаев вроде моего, вам может потребоваться помощь колдуна для создания определенных лекарств…

Он кивнул. Я не отрываясь смотрел на него, он чуть смутился, но ничего не добавил. А я мысленно кивнул и спросил:

– Вам знаком немебетешег?

Извините, но в Северо-западном наречии просто нет нужного термина. Дед, однако, удостоверился, что мне знакомо фенарианское слово, еще когда школил меня перед первым моим визитом на Восток. «Владимир, для лекаря вылечить это – сложная работа, но для колдуна предотвратить такое – пара пустяков», так он сказал. Удивительно, кем он меня иногда считает.

Глаза лекаря расширились.

– Я… конечно же, знаю, но… никогда не думал… почему вы полагаете…

– Нет-нет, у меня этого нет. Я хотел знать, знакомы ли с этим вы.

– Ну, есть несколько видов этого, а не только «овечья хворь», как многие полагают. И разумеется, я кое-что об этом знаю, но зачем…

– Вам часто приходится с этим сталкиваться?

Эбрамис нахмурился.

– По-моему, это ненадлежащий вопрос.

Я не смог сдержать смеха.

– Вы смотрите на меня и не понимаете, что со мной сделали? И что это может повториться? Если я задаю вам вопрос, значит, так или иначе, он связан с моим состоянием.

– Но как может…

– Нет. Вам я этого не скажу. И в любом случае вы не захотели бы знать.

Он подумал, кивнул и повернулся к колдуну.

– Я сейчас приду, подождите…

– Нет. Мне нужен и его ответ.

Лекарь глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

– Хорошо.

Я прикрыл глаза. Старый трюк – смотреть сквозь полусомкнутые ресницы. Видно так себе, и обмана это вовсе не помогает распознать. Но можно убедить собеседника, что ты отвлекся и слушаешь его не слишком внимательно. Впрочем, не думаю, что Эбрамис на это купится.

– Вам часто приходится с этим сталкиваться? – повторил я.

– Нет, – ответил он. – Почти никогда. Так, изредка, когда юнец возвращается из Города, или посетитель… – он прервался на полуслове, я хихикнул, а он добавил, гневно раздувая ноздри: – Я не намерен называть вам имена тех, кого лечил!

– Мне и не нужны имена, – проговорил я. – Нужно знать, почему.

– То есть?

– Я посещал «Мышь» и видел здешних девиц. Я знаю, кто они. Почему же вы день и ночь не занимаетесь такими случаями? Или есть другой лекарь, который работает в подобных ситуациях?

– В городе есть еще двое, которых вызывают…

– Кто-либо из них занимается лечением этой болезни среди, э, «бархатных дам», как их зовут у меня на родине те, кого я не желаю упоминать?

– Насколько мне известно – нет.

Каждое слово он чеканил, заставляя меня почувствовать себя глубоко виновным в том, что я вообще посмел поднять такую тему. По-фенариански это звучит куда эффектнее, нежели на Северо-западном наречии, потому что фенарианский куда более певуч.

Я едва сдерживал смех.

– Вы делаете что-либо для, э, предотвращения этих болезней? Проводите профилактические осмотры?

– Нет.

– А ваши коллеги?

– Не могу знать.

– Тогда объясните, почему же они не являются для вас постоянной заботой.

– Не знаю, – ответил он. – Такой вопрос просто не возникал.

– И сами вы никогда о нем не думали?

– Господин Мерс, мне правда не кажется, что…

– Хорошо. Благодарю вас. Я узнал то, что хотел.

– Прекрасно. В таком случае, до завтра.

Я действительно узнал то, что хотел, потому что внимательно следил за колдуном.

Когда они ушли, я понял, что очень устал. Но спать не лег, а просто сидел и пытался мысленно соединить последние из оборванных нитей. Не совсем мой стиль: обычно меня озаряет, когда я о чем-то говорю, что-то вижу или слышу; или когда я что-то обсуждаю с Лойошем и объясняю происшедшее ему. Но вот так вот сидеть и вычислять, как все это произошло, дается мне с трудом.

Но кое-чего я добился, просто шепча под нос:

– Так, если они сделали это, он должен был сделать так, а поэтому я подумал…

Ну и в таком роде. Многое сошлось, а то, что не сошлось, по крайней мере было частью того же расклада, даже если я пока не знал, как именно оно туда вписывается.

Я все еще складывал картину, когда меня прервало мысленное сообщение от Лойоша:

«Пока не везет, босс. Сколько мне еще этим заниматься?»

«О, извини, приятель. Возвращайся, скоро как раз обед.»

«А после ужина снова за дело, или есть что-то другое?»

«Насчет другого пока не знаю, но поиски Терезы продолжать не нужно.»

«Ты ее нашел?»

«Нет. И ты не найдешь. Извини, я должен был сказать тебе, когда это вычислил. Она мертва.»

16.

Бораан: Ох, если – в который уже раз – одна моя случайная обмолвка снова открыла тебе полное решение, я… я…

Лефитт: Выпьешь?

Бораан: Конечно.

(Лефитт направляется к буфету.) (Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт III, Сцена 4)

Снаружи, в разгар дня, мельница работала в полную силу, а крестьяне делали то, что положено делать крестьянам в это время года. Наверное, копать. Из открытого окна, как обычно, воняло. Нет, я не привык. Впрочем, вонь уже меньше досаждала мне, чем раньше – но раньше у меня и было куда как меньше неприятностей. Не жалуюсь, просто констатирую факт.

Большая часть расклада была открыта. То есть я знал, кто что пытался сделать, зачем они это сделали, и кто тут дурак (я, если кому интересно). Более того, я знал, что смогу сделать сам. В общих чертах. Вот только планировать «в общих чертах» невозможно, а когда не можешь встать с кровати, варианты относительно причинения кому-либо вреда становятся, так сказать, ограниченными.

Унизительно. Я почти что способен разобраться со всем этим, и все, что мне вроде бы нужно, это понять, как сделать первый ход. Надо с кем-то обсудить операцию, просто обсудить, и тогда ответ появится сам собой. Мне нужен…

Лойош нырнул в окно, и еще до того, как приземлиться, спросил:

«Ну и что случилось?»

«Задал кое-какие вопросы, получил кое-какие ответы, сделал кое-какие умозаключения.»

«Умозаключения? Ты делаешь умозаключения? Я оставляю его в одиночестве на четыре часа, и он уже делает умозаключения?»

«Ага, очень смешно.»

«Ладно, так ты мне перескажешь эти умозаключения?»

«После последнего выпада – не уверен. Кроме того, я еще не сложил полную картину.»

«Но ты уверен, что она мертва?»

«Должна быть мертва. Они не могли оставить ее в живых, раз я способен говорить, а меня они пока убить не рискнут.»

«Кто «они», босс?»

«Хороший вопрос, да?»

«Не издевайся.»

«Угу.»

«Издевки и беспомощность плохо сочетаются.»

«Это что, угроза?»

«О да, черт возьми.»

«Ладно, как скажешь.»

Ротса подняла голову и что-то прошипела. Лойош повернулся к ней, и голова его задергалась – джареги так смеются.

«Это к чему?»

«Тебе неинтересно.»

«Знаешь, Лойош, пожалуй, неплохо выйдет, если ты будешь летать повсюду и все для меня выяснять, а я – просто сидеть и думать.»

«Ага, босс, и случится это, когда в тебе будет триста фунтов живого веса.» note 12 «Ну и?»

«Трудно убегать от джарегов, когда весишь триста фунтов.»

«Твоя правда.»

«Босс, не пора ли мне узнать, что происходит?»

«Нет, но мне пора об этом подумать.»

«Если я буду знать, что к чему, от меня будет больше проку.»

«Да, но мне нравится держать тебя в напряжении. Как калека, я имею право на маленькие радости.»

«Босс…»

«Ладно.»

Я минутку помолчал.

«У нас тут трехногий табурет: граф, Гильдия и ковен. Никто из них не верит другим, не любит других, не…»

«И ты собираешься сломать одну из ножек.»

«Точно.»

«Как?»

«Пока еще думаю.»

«Как ты выяснил, босс? В смысле, про табуретку?»

«Ну, кое-какие детали еще надо бы проверить.»

Появился Михей с обедом. Лойош хранил молчание, зная, что я не люблю разговоров за едой.

Но Михей этого не знал.

– Здесь был старик Саабо, – сказал он, когда я добывал гуляш, старательно копаясь серебряной ложкой в деревянной миске (впервые в жизни мне выпало такое сочетание).

– Да, – ответил я, прожевав. – Мы неплохо побеседовали.

– Хорошо.

– Он тебе не нравится, да?

Он отшатнулся, словно получив оплеуху.

– Вы о чем?

Я молча ждал.

– Ну, он же гораздо старше меня, мы не дружим и все такое…

Я ждал.

– Нет, – наконец проговорил парень, упрямо набычившись, словно ждал моих возражений, – не нравится.

Я кивнул.

– Мне бы на твоем месте он тоже не нравился.

Михей выглядел озадаченным.

– Почему? Что он такого обо мне сказал?

– Ничего. О тебе вообще ни слова не было.

– Тогда почему…

– Ты из крестьян, а он о крестьянах не слишком высокого мнения.

– Что ж, а я не слишком высокого мнения о… – Тут парень прикусил язык.

– Не стану тебя упрекать, – хмыкнул я. – Правда, я и сам о нем не слишком высокого мнения. Но мы все же родня.

Он внимательно на меня посмотрел.

– Он ваш родич? В смысле, правда?

– Правда, – вздохнул я. – Чистейшая правда. Если б в это только поверили… а, что уж там. Извини. Думаю вслух.

Михей откашлялся.

– Господин Мерс…

– Влад.

– Влад. Я не говорил раньше, но мне жаль, что с вами так случилось.

– Спасибо. Мне тоже. Но скоро все будет в порядке.

Он наклонил голову.

– В порядке?

Я кивнул и отхлебнул вина, радуясь, что по крайней мере стакан в руке удерживаю без труда.

– Да, и это так же верно, как то, что меня зовут Мерс Владимир.

Судя по удовлетворенному «угу», парень поверил.

– А это со всеми так? – спросил я.

– Что – это?

– Ну, как с Саабо, что рабочие с мельницы свысока смотрят на крестьян.

– Угу, в общем, так. Ну и мы их тоже недолюбливаем. Они воняют.

– Я заметил, что вы почти не смешиваетесь.

– В смысле?

– За выпивкой устраиваетесь в разных местах.

– А. Да, обычно так. Но иногда кто-то специально заходит не туда, чтобы затеять драку. Нечасто, правда, Гильдия обычно быстро вмешивается.

Я кивнул.

– Да, полагаю, это мешает делам.

И мысленно улыбнулся. Ничего нового, но приятно, когда догадки подтверждаются.

Я доел, Михей помог мне и ушел, все еще немного озадаченный. После чего вступил Лойош:

«Ну что, босс, объяснишь наконец?»

«Была у меня мыслишка, но она бы не сработала, не будь все трое – граф, Гильдия и ковен – глубоко повязаны. Я в общем так и подозревал, но до сегодняшнего дня не был уверен.»

«Ладно, босс, и что ты узнал?»

«У местных шлюх нет забот с «овечьей хворью».»

«И это значит?..

«…что существует соглашение между Гильдией и ковеном. Взаимная выгода, взаимозависимость.»

«А что такое «овечья хворь»?»

«Ты не хочешь этого знать. Ты джарег, радуйся, что у тебя иммунитет.»

«Ну… ладно.»

Я попытался сесть и не смог. Я все еще не знал, как сломать одну из ножек табурета. Я снова и снова обдумывал все, что знал, Лойош хранил молчание и оставался рядом.

Кто мне сейчас нужен? Дани? Просчитать его во всем этом раскладе оказалось проще всего. Пожалуй, нет, он теперь бесполезен. Не только для меня, для всех прочих тоже. Если ему повезло, он успел убраться из страны. Орбан? Нет, этот слишком умен, он догадается.

Я снова попытался сесть и снова не сумел; весь в поту, тяжело дыша, я откинулся на подушку и застонал.

«Спокойно, босс, или у лекаря будет инфаркт.»

«Спасибо, Лойош.»

«За что?»

Я не отвечал. Просто сидел и улыбался, а разум мой работал, щелк, щелк, щелк – как прежде, как в старые добрые времена. Да. Тело мое они покалечили, но мозги пока в порядке. Если думаете, что для человека в моем состоянии это не самое важное – не в порядке мозги у вас.

Я мысленно кивнул. Лойош спросил:

«А надо ли начинать сейчас?»

«Что?»

«Ты хочешь со всем разобраться, босс, но есть ли хоть одна причина, почему нельзя вернуться через год и сделать, что нужно?»

«Забавно. Спроси ты об этом несколько минут назад, я бы просто, как обычно, ответил «забудь об этом», но несколько минут назад я не смог бы назвать тебе достойной причины.»

«А, понятно. И какая причина, босс?»

«Нужды нет. Я могу разобраться со всем сейчас. Сегодня.»

«Сломать одну из ножек?»

«Да.»

«И чтобы одолела правильная сторона?»

«Правильной тут нет, только неправильная.»

«И которая неправильная?»

«Ковен.»

«Ладно. И как ты собираешься это устроить, не вставая с постели?»

«Не я. Михей.»

«Мне уже не терпится на это взглянуть.»

«А мне уже не терпится с этим покончить и убраться из города.»

«Босс, за последнюю неделю и даже больше это первая твоя мысль, с которой я целиком и полностью согласен.»

«Ага. И кстати о: надо бы организовать для нас быстрый отход, как только с делом будет покончено.»

«А это вторая. Есть идея, как?»

«Думаю, надо поговорить с отцом Нойжем.»

«Да?»

«Он может это сделать и сделает.»

«Э, ладно, босс. Сейчас слетаю приведу его.»

Я усмехнулся.

«Не думаю, что это понадобится.»

«Босс, почему ты просто не скажешь мне, что происходит?»

Я не ответил.

«Не хочешь говорить, да?»

Я не ответил.

«Они тебя достали, да?»

Я долго смотрел в потолок, потом кивнул.

«Я думал, кто-то играет со мной, – проговорил я. – Но я не понимал, что играют все.»

«А. Вместе?»

«В том-то и дело, что нет. Каждая сторона по-своему, независимо от остальных. Это-то меня и обмануло: вышло так, как если бы они работали все вместе.»

Этим он пока удовольствовался. Лойош знал, что рано или поздно я все равно ему все расскажу, а иногда мелкий гаденыш способен на чуткость.

Все, что я сказал, было правдой, и я был уверен в своих выводах, и придуманный мной план выглядел вполне реально. Однако оставался еще один фактор – неподвластный мне, невидимый, но вещественный и уж точно не подлежащий забвению: Дому Джарега известно, где я. О да, я был вполне уверен во всем, что ранее сказал: драгаэрянину сейчас не подобраться ко мне и не протащить сюда клинок Морганти. Но кое о чем я не упомянул: дайте джарегам время, и эти вопросы будут решены. Они настойчивы, безжалостны и, когда нужно, изобретательны. Точно знаю. Сам был одним из них.

Один мой «клиент» устроил себе прикрытие настолько мощное, что подкуп обошелся бы дороже, чем весь мой гонорар за «работу». Так что я нанял актера на роль обычного купца-креоты, второго актера – изобразить мелкого босса из Кэндлтауна, еще нескольких – сыграть слуг и лакеев, а потом потратил одиннадцать недель на организацию деловой аферы для того парня только для того, чтобы он выбрался на встречу – никаких телохранителей, сами понимаете, секретная сделка, – где и оказалось, что настоящее дело тут только одно, мое. Всю эту историю – почему парня нужно было убить и как все это произошло – я, может, когда-нибудь и расскажу, она довольно занятная. «Работа» получилась чистой, аккуратной и, если я могу так выразиться – идеальной, за вычетом пары глупостей в самом начале и нескольких нервных минут там и сям.

Чем она не была, так это уникальной.

Я к чему: дай джарегам достаточно времени, и они тебя прикончат. Давал ли я им достаточно времени? Не думаю.

Я еще раз мысленно перебрал все, что знал, и наконец сказал:

«Ладно, за дело.»

«Сейчас?»

«Да. Ты можешь открыть мой рюкзак и кое-что оттуда вынуть? Он должен быть в ящике или рядом.»

«Попробую, босс. Но если не получится, чтобы никаких замечаний насчет большого пальца.»

«Получится или нет – ни слова об этом в течении недели.»

«Что тебе нужно?»

«Знаешь, в каком пузырьке у меня тинктура литандриала?»

«А? Конечно, босс. Вряд ли ты хочешь кого-то обжечь, а значит, у тебя, видимо, приступ радикулита. Но не проще ли попросить лекаря…»

«Лойош, я сейчас никакого приступа не заметил бы. Просто достань пузырек, если сможешь.»

Он смог, и вот пузырек был у меня в руках, и я понял, что откупорить хорошо пригнанную пробку много сложнее, чем самостоятельно есть. Но все же я справился.

«Еще нужна какая-нибудь тряпка.»

Не задавая вопросов, Лойош нырнул в ящик, откуда достал пару старых… в общем, тряпку. Не время привередничать. Я намочил ее в том, что было в пузырьке, приложил туда, куда нужно, и аккуратно стер лишнее с усов.

«Черт, Лойош, жаль, что у меня тут нет зеркала. Как я выгляжу?»

«В сравнении с чем?»

«Неважно. Должно сработать. Избавься от этой тряпки – положи обратно в ящик и закопай в остальных шмотках.»

«С удовольствием.»

«И забудь о подколках.»

Я снова улегся, умерил дыхание и напомнил себе, что нельзя облизывать губы.

«Можешь убрать пузырек обратно?»

«Босс, ты спятил?»

«Не издевайся над больным человеком, Лойош. Ты же видишь, я не только искалечен, я – жертва колдовских чар.»

«Как?..»

«Видишь? Алые губы. Колдовская метка.»

«Э, и кого ты хочешь в этом убедить?»

«Погоди, увидишь.»

Когда вошел Михей с обедом, я лежал на кровати, едва дыша или вовсе не дыша. Если интересуетесь, надо дышать носом и грудью, коротко и быстро; так можно держаться достаточно долго, если предварительно потренироваться дышать лишь верхней частью легких. Ну и разумеется, губы мои имели явственную алую окраску.

Михей уронил миску с гуляшом (с точки зрения Лойоша и Ротсы это было либо неожиданным плюсом, либо единственно стоящей частью первой фазы операции) и с визгом бросился вон.

Я расслабился и сошел со сцены до следующего действия, где буду нужен, как вездесущий торговец из мрачной маньеристской комедии. Самое лучшее во всем этом было полное отсутствие риска – если вдруг не сработает, ну что ж, а что я такого сделал? Принял средство от радикулита и лег подремать, а все остальное – просто чрезмерная впечатлительность крестьянского паренька.

Ну разве что слух по неудачной случайности очень быстро дойдет до Орбана, а он смекнет, что это обман; тогда мне конец. Риск есть, но невеликий, куда вероятнее, что Орбан услышит обо всем куда позднее и либо вычислит только часть картины, либо просто плюнет на все. Оба этих варианта меня устраивали.

Первым появился Эбрамис, обеспокоенный и разгневанный одновременно. Странно, должен признать. Лекарь, конечно, должен был придти, он ведь профессионал, но я не ждал, что он воспримет все так близко к сердцу.

Первое, что он сделал – поднес к моим губам зеркальце. Кажется, картина получилась действительно убедительной.

– Лекарь? – произнес я. Слабым, жалким тоном, словно человек, едва-едва задержавшийся по эту сторону Великой ночи.

Так, вот меня и вызывают на сцену. Дал бы мне Миерсен роль Первого Ученика?

– Господин Мерс! – воскликнул он. – Я думал, вы… с вами все в порядке?

– Что… случилось? – Я едва шевелил губами.

– Что случилось? – переадресовал он мне тот же вопрос.

– Я не…

– Господин Мерс!

Я снова открыл глаза.

– Я лежал… А потом, я… я просто не мог дышать. Дальше не помню.

Фенарианский, как не раз говорил мне дед, весьма богат ругательствами, которые трудно толком перевести. О да.

– Что… – выдавил я.

– Колдовство, – хмуро проговорил он. – Кто-то пытался вас убить.

Я покачал головой.

– Быть не может. Не действует. Врожденный…

– Это колдовство, – повторил он.

Хочешь убедить кого-то в чем-то таком, что связано с его профессией, но напрямую к ней не относится? Зарони в нем подозрение – и всеми силами отрицай подобную возможность, опираясь на недоказуемую причину.

«Босс, ты же понимаешь, что колдуна тебе в этом не убедить.»

«Знаю. В этом-то и прелесть.»

Тут появился колдун, с которым работал лекарь (имя его я так и не расслышал); начал было осматривать меня, но Эбрамис тут же взял его под локоток и увел в угол, яростно сверкая очами и что-то шепча. Колдун в ответ не менее яростно качал головой и махал руками. Еще дважды он порывался осмотреть меня, однако Эбрамис его не подпускал. Логично: ведь ковен вроде как только что пытался меня прикончить. Словесное расхождение во мнениях вот-вот грозило перейти в физическое воздействие. Я бы поставил на колдуна, но меня больше заботило, как бы они во время драки не свалились на бедного больного меня.

Сознаюсь, колдуна мне было немного жаль, он в конце концов старался вылечить меня. Но лишь немного: на вкус его настойки были преотвратны.

Опять же, для жалости к кому бы то ни было, а также иных чувств, у меня оставалось не так уж много места; основную часть занимали мысли о том, как закончить работу и убраться отсюда.

Колдун удалился, громко заявив, что он будет говорить с начальством, которое и разберется с лекарем.

Минус одна ножка.

Эбрамис вернулся ко мне и принялся вслушиваться в мое дыхание с помощью какой-то штуки, которую прикрепил к ушам, отчего стал похож на слона.

– Как самочувствие? – спросил он.

– Лучше, – слабо выдавил я. – Дышать… легче.

Он кивнул.

– Ваш иммунитет не абсолютен, а просто повышает сопротивляемость, как оно обычно и бывает, – объяснил он. Столь скрупулезен в вещах, о которых понятия не имеет. Прелесть. – Сейчас он спас вам жизнь. Вас пытались задушить на расстоянии. Я прослежу, чтобы подобных попыток более не было.

Я застонал, попытался заговорить и в конце концов преуспел.

– Если не удастся…

– Ммм? Да?

– Увидеть… отца Нойжа.

Он понимающе кивнул.

– О, конечно. Я пошлю за ним.

Лекарь ушел, и Лойош сказал:

«Что ж, босс, если это был тонкий ход, чтобы повидать жреца – он сработал, но не проще ли…»

«Погоди, увидишь.»

«Думаешь, граф нападет на ковен?»

«Не совсем. Тут все несколько, э, сложнее.»

Эбрамис сдержал слово: отец Нойж явился через полчаса, с лицом замкнутым и отстраненным, как и положено тому, кто приносит утешение умирающему (ну хорошо, «возможно умирающему»). Он подошел к кровати, но что бы он там ни собирался сказать, я успел первым.

– Во имя Вирры, Богини Демонов, владычицей моей души согласно древнему договору, я прошу убежища.

Придя в себя, отец Нойж начал:

– Я думал…

– Да, так уж вышло, что я не умираю. Небольшое недоразумение. Итак?

– Вы просите убежища?

– Да.

Ему было не по себе.

– Мой дом невелик, но…

– Но я там и трех дней не продержусь. И вас, вероятно, прикончат вместе со мной, хотя, по правде говоря, это для меня не самое важное.

– Тогда…

– Мне нужно покинуть город и пределы графства, оказаться в безопасном месте. И чтобы вы все это устроили. Тайно. Потому что, клянусь священным именем Вирры, если кое до кого дойдет слух, что вы знаете, где я – вас убьют, желая добраться до меня. И вы не сможете помешать, потому что понятия не имеете, кого опасаться. Если попробуете меня обмануть – я сам убью вас, и не воображайте, будто не смогу. А если я умру, ваш труп сожрут джареги. Я понятно выражаюсь?

Он пожевал губами и кивнул.

– В угрозах нет нужды, господин Мерс. Вы молите об убежище именем богини, – он сделал какой-то жест, видимо, так положено жрецу, – этого вполне достаточно. Разумеется, я помогу вам всем, чем только сумею. Во-первых, куда вы желаете отправиться?

– В Фенарио.

– В столицу?

– Да, если даже меня выследят, там меня трудно будет отыскать.

Отец Нойж кивнул.

– Отлично. Теперь, доставить вас туда…

– Баркой, по реке?

– О да, именно. Я это устрою. Когда?

– Сегодня вечером.

«Да!»

«Заткнись!»

– В таком случае остается лишь вопрос, как вынести вас отсюда.

– Михей поможет, попросите его.

– Хорошо, – кивнул он. – Когда именно?

– Скажем, через два часа после захода солнца.

– Пусть будет так. Я приду вместе с Михеем, барка будет наготове.

– Взгляните на меня, отец Нойж.

Он подчинился.

– И?

– Посмотрите мне в глаза, и поклянитесь Богиней Демонов, что не предадите меня.

Отец Нойж почти рассердился, но все это происходило слишком быстро для него. Так что он с гримасой проглотил свою гордыню (для любителя неплохо) и провозгласил:

– Клянусь именем Вирры, Богини Демонов, что выполню наше соглашение и не предам вас, или пусть Богиня покарает мою бессмертную душу. – Затем обратился ко мне: – Полагаю, достаточно?

– Вполне, – согласился я.

Он фыркнул и ушел, едва не столкнвушись в дверях с Михеем.

– Господин Мерс! Вы…

– Влад, – поправил я, и добавил: – Все в порядке.

Последнее я произнес с легким намеком на слабость, не желая прямо сейчас отвечать на интимные вопросы.

Михей потыкался туда-сюда, выискивая, чем бы мне помочь, потом вспомнил про гуляш и спросил, достаточно ли я окреп, чтобы поесть. Я уверил его в этом, он принес еду, а потом принялся убирать с пола остатки предыдущей. Впрочем, Лойош и Ротса не так уж много ему оставили. Затем я сообщил, что желал бы отдохнуть, и он нехотя подчинился и вышел.

Затем Лойош сказал:

«Не то чтобы я возражал, босс, но ты ему доверяешь?»

«Михею?»

«Жрецу.»

«А. Да, доверяю.»

«Почему?»

«У него слишком мало времени, чтобы решиться нарушить клятву.»

«Ты уверен, что сработает?»

«Да.»

«Ты ему врал?»

«Я предпочел бы сказать «преувеличивал».»

«Ну, если что-то пойдет не так, я и Ротса…»

«Будете в другом месте.»

«То есть?»

«Эту часть я тебе еще не объяснил.»

«Жду не дождусь.»

«Тебе понравится.»

«Ну-ну.»

«Очень забавно, правда.»

«Ладно, валяй.»

«Во-вторых, когда Орбан сорвется с места, ты последуешь за ним.»

«Э, а что во-первых?»

«Ты будешь внимательно наблюдать за происходящим, чтобы я тоже мог насладиться.»

«Босс, это действительно сработает?»

«Узнаешь, когда начнется.»

«А если нет?»

«Тогда я вернусь и попробую что-нибудь еще.»

«Босс…»

«Давай пока оставим все эти «если» в стороне, а? А сейчас пусть Ротса сделает свою часть, так что она успеет вернуться ко мне, пока ты будешь на задании, или по крайней мере вскоре после того. Она справится?»

Он не ответил, а Ротса поднялась и вылетела из окна, словно точно поняла задание. Минуты через три Лойош сообщил, что Орбан найден – в «Колпаке» или у Инче, как пожелаете, именно там, где мы впервые встретились. Пока никто не заметил, что в уголке окна болтается ее головка, мы его не потеряем. И, насколько видно Ротсе, Орбан не казался расстроенным или обеспокоенным. В общем, он и не подозревал, что сейчас будет.

Отлично.

«Ладно, босс, когда мне отправляться?»

«Немедленно. Может начаться в любую минуту. Когда перехватишь Орбана, Ротса может возвращаться ко мне, как договорились. И если все сработает вовремя, ты можешь даже успеть вернуться сюда до того, как меня вынесут.»

«Ну и когда у нас все срабатывало вовремя?»

«Отправляйся.»

Он улетел.

Я мысленно перебирал все части плана: ничего ли я не упустил, нет ли явных прорех, или, может, каких-то полезных, но пока незадействованных мелочей. Ничего. А если бы что-то и обнаружилось – все равно я уже ничего не смог бы изменить.

Пока все работало как нужно.

А там посмотрим. Уже скоро.

«Босс, я на месте.»

«Ты знаешь, что делать.»

«Угу. Я готов, если ты готов.»

«Вперед,» – скомандовал я.

Я расслабился, закрыл глаза и распахнул перед ним свое сознание.

Лойош заполнил его видениями.

Интерлюдия

Ветер подталкивает меня на край крыши. Жердь слишком узкая, чтобы на ней стоять, и слишком толстая, чтобы за нее ухватиться. Стоять неудобно, но я устроился здесь, наблюдаю и жду. Внизу ходит еда на четырех ногах, и люди, старые и молодые, я жду…

«Здесь это и случится, если случится. Именно здесь, да или нет, и я желаю, чтобы случилось.»

…очень быстро. Я снимаюсь с жерди и медленно кружу, чтобы он/я лучше видел. Вооруженные люди…

«Солдаты.»

…много, трудно сосчитать…

«Тридцать или тридцать пять.»

…двигаются повсюду…

«Часть прикрывает с тыла, командир хладнокровен и целеустремлен, знает свое дело.»

…выбивают дверь, вылетают вещи, повсюду щепки, прелесть! Кое-кто останавливается и смотрит…

«Четко и эффективно – меньше шансов ошибиться. Хорошо.»

…двери нет, так что я могу подлететь поближе и насладиться…

«Осторожнее!»

…ага, ха, как в старые добрые времена! Жаль, крови нет, просто…

«Да, пусть лежат мордами в пол. Я бы всех прикончил, но это личное.»

…вопли и крики…

«Угрожают в духе «вы за это поплатитесь». Что ж, удачи. Если колдуны не вмешаются, а у них скоро начнутся собственные заботы…»

…вот один, руки заломаны за спину… охх, всадить бы в него клыки, глубоко…

«Нет!»

…не угрожает, но будет рвать и метать, о да, ярость, отсюда чую, и я тоже в ярости…

«Да, бедный сукин сын аж дымится. Верно, стиснул зубы и требует встречи с графом. С графом? Хочешь встречи с графом? Я, Владимир, милостью Ее Императорского Величества Зерики Четвертой – граф Сурке; можешь встретиться со мной, ты, низкорожденное отродье трижды сифилитичной уличной шлюхи. Как бы тебе это понравилось?»

…говорит, грубо, почти плюется…

«Капитан делает свою работу – то бишь мою работу: не обращает внимания на жалобы и приказывает доставить Чеура в особняк…»

…Шагает, двое по обе стороны от него…

«Пыжится, стараясь держаться с достоинством.»

…на улицу…

«И в особняк, где разыграется следующее действие нашей маленькой пьесы, если только он доживет.»

…Окно открыто, наружу и ввысь, недалеко от здания, но выше голов, люди редко смотрят вверх. Вот они, подходят к большой неуклюжей штуковине с четверкой лошадей…

«А окна с решетками, конечно же. И правит человек в форме солдата, никаких возничих для преступника.»

…Они уезжают, а его вдруг корежит, словно я укусил его! Но я ничего подобного не делал, честно!..

«Они не стали ждать. Отлично. Подыхай медленно, ты, бессердечный мясник, детоубийца, ублюдок. Подыхай медленно и в муках. Сердце твое останавливается, ты знаешь, что происходит, и ничего не можешь сделать. Почувствуй, как из тебя вытекает жизнь, подумай о преступлениях, которые ты совершил во всех этих делах, и да сгниешь ты вовеки в многогранных преисподнях Вирры!»

…люди в растерянности, смотрят на него, а он вцепился в собственную грудь, побагровел, кашляет дымом. Я отсюда чувствую, резкий, кисловатый…

«Они избрали тот же способ, что с Золли, тот же, какой изобразил я. Нехватка воображения, или равновесия для? Впрочем, плевать. Смотри внимательно, Лойош, я хочу видеть каждое мгновение его мук.»

…глаза вылезают из орбит, лицо искажается в мучительной гримасе боли, голова дергается…

«Да, сукин ты сын, да. Почувствуй. Каждое мгновение.»

…и вот он застыл, глаза открыты, устремлены в небо…

«Я сохраню этот миг и буду его вспоминать. Он исцеляет мою душу. Это было почти так чудесно, как я себе представлял, жаль, что все так быстро закончилось. Если у мести есть цена – я заплачу, снова и снова. Что бы такого разрушительного она ни сотворила с моей душой – или это уже давно произошло, или я просто не заметил.»

…окружили тело, смотрят друг на друга в поисках того, чего нет…

«Сделать они ничего не могут, но знают, что произошло. Двигай, Лойош, тут больше делать нечего.»

…Вверх и над городом, люди и еда уменьшаются, уменьшаются, уменьшаются…

«Босс?»

«Да?»

«Ты знал, что так будет?»

«Не думал, что так быстро. Не был уверен, что мне удастся насладиться зрелищем.»

«Но…»

«Ковен. Прячут концы в воду. Потом они попытаются спихнуть вину на кого-нибудь, а может, просто смоются из города.»

«Они сумеют?»

«Может, и сумели бы, но я не позволю.»

…она летит навстречу, нырнули, немного погонялись друг за другом, потом она улетает, цепляюсь когтями за наличник…

«Угу, вот он, сволочь, встает, говорит, машет руками, косится на дверь. Что-то снаружи он слышал, но пока еще не знает.»

…выходит наружу, так что я взлетаю, снова вижу его, кружу в вышине, неприметный джарег в ночном небе, обратно…

«Вот он перед зданием Гильдии, видит труп Чеура. Запаникует или задумается? Неважно.»

…стоит, смотрит на труп, кружу, вверх, не нужно рисковать…

«Кажется, задумался. Отлично. Думай что хочешь, сволочь. Я помню, как ты в первый раз подошел ко мне и представился. Я знал, что с тобой что-то не то. Не стоит шагать по жизням других людей, однажды они могут обидеться и ответить. Итак, вот ты свел концы с концами, понял, что к чему, и вычислил, что произошло. И еще понял, что все, поздно, изменить что-либо ты уже не успеешь. Как тебе это нравится?»

…Он разворачивается и идет на восток, быстро, почти бежит, ускоряя шаги, а вот уже бежит, но я все равно лечу быстрее…

«Да, к лесу, вероятно, туда же, куда и в прошлый раз. Без вариантов: запаниковал он или понял, что происходит, он спешит к ковену. Пожалуй, тут и то, и другое: Орбан вычислил, что произошло, и реагирует правильно, как человек, который вопит от боли, когда ему выворачивают ногу на излом. Так мне говорили.»

…в лес, деревья мелькают бледными столбами дыма, обрамляющего тропу…

«А место, оказывается, другое. У них несколько укрытий, или просто несколько входов?»

…раздвигает кусты, дыра, воздух там горячий, но достаточно места, чтобы…

«Нет! Довольно! Жди там.»

«Ладно, босс, как скажешь.»

Я знал, как он себя чувствовал. Я тоже хотел всадить клыки в этого гада.

17.

Бораан: Ну-ну, не расстраивайся. Будут и другие трупы.

(Занавес)

(Миерсен, «Шесть частей воды». День Второй, Акт VI, Сцена 6)

Тут я понял, что Михей стоит рядом и что-то говорит.

– Прости, я отвлекся.

– Я рассказывал вам, что случилось.

– Граф вломился в Гильдию и арестовал ее старшин. Чеур мертв, явно убит с помощью колдовства. К отбытию все готово?

У него отвисла челюсть.

Мне никогда не надоест проделывать подобные штуки. Человек слаб.

– Как вы…

– К отбытию все готово?

– Почти, – ответил он. – Жду сигнала отца Нойжа, что барка на месте. Как вы узнали, что случилось?

– У меня есть свои источники, – сказал я. – Думаю, люди графа также разыскивают ковен.

Михей кивнул, по-прежнему изумленный.

– Им будет интересно знать, где сейчас находится верхушка ковена?

Глаза у Михея напоминали два блюдца, но он снова кивнул.

– На восток от города на три четверти мили, где тракт резко поворачивает вправо, есть тропинка, которая спускается с холма к ручью.

– Остафов ручей, – пробормотал парень.

– Вдоль ручья налево от тропинки, ярдов триста; когда ручей свернет налево, справа будут заросли кустарника. Раздвинь их, найдешь скрытое под землей логово и лестницу.

Михей как-то странно взглянул на меня и вышел.

С улицы за окном доносился шум. Думаю, там собирались перепуганные лавочники, не знающие, что им теперь делать, а женщины оживленно судачили онедавниз событиях, что как раз начинало превращение новостей в историю, а потом в миф. Через пятьсот лет будут рассказывать о великой битве между колдунами и Зловещей Гильдией, где кровь текла рекой, и округа наверняка обратилась бы в безжизненную пустошь, если бы в последний миг не появился Юный Граф во главе победоносного воинства.

Мое имя не прозвучит. Оно и к лучшему. Мы, убийцы, не очень склонны попадать ни в новостные заголовки, ни в исторические хроники.

Потом улица затихла, а через несколько минут вернулся Михей.

– Они выступили. В…

– К отбытию все готово?

– Была небольшая задержка.

– Какая именно?

– Отец Нойж пытался убедить их не трогать ковен.

– А, ясно. И его послушали?

– Нет. Он скоро придет.

Я кивнул и приготовился к ожиданию. Это далось мне труднее, чем должно бы, но именно сейчас все, что может пойти не так, имеет такой шанс. А я вдобавок совершенно беспомощен.

Я лежал, слушал собственное дыхание и ждал, пытаясь ни о чем не думать. Ноги в лубках чесались.

«Босс, прибыл отряд. Человек тридцать.»

«Хорошо. Возвращайся.»

«Посмотреть не хочешь?»

«Нет, я достаточно видел.»

«Тогда лечу.»

Тут я заметил, что Ротса давно уже здесь. Она вернулась, пока я смотрел глазами Лойоша. По-настоящему видеть глазами своего дружка – полезное умение, немногие колдуны его освоили; но еще оно очень опасно, потому что в это время понятия не имеешь, что творится вокруг тебя самого.

Вернулся Лойош где-то через четверть часа; тем временем Михей непрестанно беспокоился, что там с отцом Нойжем и не случилось ли чего. Я наконец предложил парню выйти и самому поискать его, так он и сделал. В это самое время Лойош и вернулся.

«Ждем отца Нойжа,» – сообщил я.

«Он был с отрядом, босс. По-моему, пытался остановить солдат.»

«Хм. Целеустремленный сукин сын. Не думал, что такой скромняга может оказаться столь упрямым.»

«Это плохо?»

«Да нет, в общем. Просто слегка нас задержит. Надеюсь.»

Нет, никакой опасности не было. Но я довольно четко рассчитал время, и если расчет собьется, кое-что может выйти неправильно. Например, совсем не нужно, чтобы с разными неудобными вопросами ко мне начал приставать граф. Или лекарь. Могут возникнуть сложности.

В конце концов, часа два спустя, вошел расстроенный отец Нойж.

– Они повесили шестерых колдунов, – сказал он. – Глав ковена.

Брови мои вздернулись.

– Правда?

Он кивнул.

Михей возник рядом со жрецом.

– А вы не знали?

– Откуда?

Это стоило мне еще одного Взгляда.

– И кем они оказались? – спросил я.

– Членами Гильдии, в основном.

Да, похоже на то.

– Знаете такого типа по имени Орбан?

– Он был одним из тех шестерых, – кивнул отец Нойж.

Жаль, что я не велел Лойошу остаться, мог бы посмотреть. Впрочем, как я ему и сказал, видел я уже достаточно.

Тут в комнату вошел неизвестный мне человек. Я стал нервничать, однако Михей представил мне своего «большого брата». Вообще-то он оказался чуть поменьше Михея, но все же, безусловно, был достаточно большим.

Отец Нойж самолично взял ящик с вещами, которые… в общем, которые я пока не мог носить самостоятельно. Амулет я держал в одной руке, Чаролом в другой; если с ящиком что и случится, я выживу.

Я напрягся, когда братья приготовились поднять меня. Михей подхватил за плечи, его старший брат – за ноги. Больно не было. Я действительно поправлялся. Вот он, здоровый образ жизни.

Кстати о здоровье: ну и здоровыми же были эти двое! Они пронесли меня черным ходом как перышко, если их что и задерживало, то лишь несовпадение габаритов меня и лестницы.

Еще важнее то, что никто вроде бы нас не заметил – а я, Лойош и Ротса смотрели в шесть глаз.

Снова я окунулся в вонь, а затем меня устроили в повозке. Михей взял вожжи, отец Нойж сел рядом с ним, а брат Михея пристроился рядом со мной. Михей щелкнул вожжами, лошадь медленно тронулась, Ротса и Лойош кружили вверху, наблюдая.

Переезд прошел нормально. Повозку подбрасывало, но больно мне почти не было.

Потом меня достали из повозки как тюк с товаром и перенесли на какое-то суденышко. Рассмотреть его я не успел. Там меня положили в гамак, что оказалось куда удобнее, чем я полагал. Отец Нойж ушел, не попрощавшись и даже не взглянув на меня. Вокруг меня и сверху все время раздавались звуки шагов.

Лойош и Ротса все время нервничали и оглядывались. Я – нет: если что-то пойдет не так, сейчас уже ничего не поделаешь. В моем деле без толики фатализма никак, иначе с ума сойдешь, волнуясь о том, чего не изменить.

Я почувствовал, как судно отходит от причала, как нас подхватывает течение; и расслабился. В безопасности.

Так в общем и было.

В прошлом я имел не слишком приятный опыт океанского плавания note 13. Но сейчас все было совсем иначе. Будь у меня вторая жизнь, наверное, я провел бы ее на речной барке, уже потому, что здесь я мог спать. Конечно, я не видел, как мы оставили Бурз позади, но легко себе это представляю. И спал я той ночью отменно.

Плаванье продолжалось три дня, за это время я не видел никого из команды – и вообще никого, кроме Михея, который приносил поесть и помогал мне позаботиться о том, о сем. Парень почти не разговаривал, что вполне меня устраивало: мне и самому было не до беседы.

Я спросил, как мы движемся, он ответил – прибудем завтра. Я спросил, был ли он раньше в Фенарио, он сказал – нет. Я поинтересовался, как ему это нравится, он промолчал. Что-то его беспокоило, но я не хотел интересоваться, раз он сам не хотел об этом упоминать.

Вечером парень принес обычный ужин – ковригу серого хлеба и миску острого гуляша из свинины. Когда он подходил ко мне с подносом, Лойош внезапно снялся с места, встал между нами и зашипел на Михея.

Парень остановился, посмотрел на него, на меня, и спросил:

– Откуда он знает?

Не знаю, отвисла ли у меня челюсть.

– Ты хочешь меня убить?

– Не знаю, – он сверлил меня взглядом, который казался совершенно бесстрастным. – Но подумываю. – Парень повернулся, приподнял рубаху и показал рукоять очень большого и очень длинного ножа, подвешенного сзади к поясу.

Я уставился на него.

– Почему?

– А вы посмотрите, что вы наделали, сколько зла причинили.

– И что же я наделал?

– Из-за вас убили мастера Чеура, арестовали всех старшин Гильдии, и колдуны, должно быть, тоже ваших рук дело. Не знаю. – Он не отрывал взгляда. – Сколько людей вы убили?

Странно, каким спокойным оставался его голос. Клянусь, полгода науки, и я бы сделал из парня убийцу.

– Я никого и пальцем не тронул.

– Сколько?

– В Бурзе? Семерых.

– Вы убили семерых. Вот так вот.

– Наверное, тебе не стоит меня убивать, – заметил я, – иначе ты будешь не лучше меня. Сам-то я, правда, не думаю, что я такой плохой. И кроме того, – кивнул я в сторону Лойоша и Ротсы, – у меня есть защитники.

– Но я еще не знаю, убивать ли вас, – проговорил Михей.

– А как ты узнаешь?

– А как ВЫ узнали?

– А. Ну да, я просто притягиваю неприятности. Ладно. Знаешь, почему я сделал все это?

Он покачал головой.

– Хочешь, расскажу?

Михей медленно кивнул.

– Тогда отойди на пару шагов, пусть Лойош чуть расслабится.

Так он и сделал, а потом сел.

– Почему я ушел из дому, – начал я, – разговор особый и тебя не касается. Мой дом на Западе, в Империи. Но семья моя родом из Фенарио. Мой отец…

– Но вы ведь человек.

– Да, но в каком-то смысле я больше драгаэрянин, чем человек. Не суть важно. Мой отец умер, когда я был совсем молодым, а мать – еще раньше, я никогда ее не знал. Но хотел узнать, кем она была. Это понятно?

Михей чуть заметно кивнул, ничего не добавив.

– Я узнал, что ее имя было Мерс.

– Узнали?

– Это не мое имя, хотя могло бы быть им. – Я пожал плечами. – В общем, я хотел разыскать ее семью – свою семью. Я узнал про этот город и бумажную мельницу, и он казался вполне подходящим местом, откуда можно было начать поиски, а из дому я все равно ушел. Так что я пришел сюда с единственным намерением – увидеть свою семью, познакомиться с ними, может, узнать их чуть поближе.

Я усмехнулся.

– Да, такой вот был план. Я начал расспрашивать, но ни один лавочник ни слова мне не сказал, и причиной тому было мое имя. Я встретил Орбана, который… ладно, неважно. Но он показался подозрительным. Он предупредил меня насчет Гильдии и сказал, что не знает семью Мерс. В общем возможно, но в таком городке – маловероятно. Семья достаточно известная, чтобы одно ее имя лавочники расценивали как угрозу, а он таких не знает? Невозможно.

Парень кивнул.

– В конце концов я нашел Золли, который охотно рассказал мне о Мерсах. Назавтра я пошел в гости к ним, и они были убиты. А потом я узнал, что убит и тот, кто дал мне информацию о них. Самое интересное, что его отравили, но обвинить в этом пытались ковен.

– Вы знали о ковене?

– Подозревал. Точно не знал, но обычно в таких городках существует Ковен, так говорил мне дед. Он вроде ремесленной гильдии, но для колдунов.

– А что такое ремесленная гильдия?

– Вроде Гильдии торговцев, но здоровая.

– Как – здоровая?

– Гильдия в этом городе заражена и растлевает все вокруг жаждой власти и алчностью.

«Ты так говоришь, словно это так плохо, босс.»

«Именно из-за этого они со мной и схлестнулись, Лойош.»

Я продолжал:

– Ремесленная гильдия просто, ну, организация людей определенной профессии. Скажем, жестянщиков. Или строителей. Или глазуровщиков.

– А кто такие глазуровщики?

– Неважно. В общем, ковена могло и не быть, раз тут нет других гильдий. Но колдуны есть всегда, и им иногда нужно сходиться вместе, так что отсутствие ковена – редкий случай.

– Сейчас его нет, – обвиняюще заметил он.

– Будет снова, через несколько месяцев. Понимаешь, в таком городке…

– я прикусил язык, с которого едва не сорвалось замечание о суеверных крестьянах, – в таком городке, если вдруг что не так, очень несложно сделать крайними колдунов, так что владеющие Искусством нуждаются в том, чтобы иногда сходиться вместе для самозащиты, и никто не мог бы натравить одного колдуна на другого. В общем, я предположил, что ковен существует, и кто-то хотел свалить смерть Золли именно на него.

– А как вы узнали, что колдуны его не убивали?

– Алые губы? «Колдовская метка»? Убить кого-то с помощью Искусства можно тысячами способов, зачем же выбирать тот, что однозначно указывает на виновных?

Он кивнул, а я продолжал.

– Кто хотел смерти Золли? И кто хотел, чтобы в этом обвиняли ковен? Этот кто-то почти наверняка окажется и тем, кто и убил мою семью.

Михей опустил взгляд.

– Вот только я ошибся.

– Вы…

– Да. Я сейчас пересказал тебе то, что я думал. Первая моя мысль была

– что это Гильдия, потому что они велели мне – устами Орбана – держаться подальше.

– Он сказал вам, что говорит от имени Гильдии?

– Напротив, пытался убедить меня, что нет. Я ему не поверил.

– А.

– Но я по-прежнему не понимал, ПОЧЕМУ. Семья Мерс спокойно жила тут всю жизнь, уже несколько поколений, а потом появился я – и их убили. Что я такого сделал? Что я сказал? Кто я, по их мнению, такой?

Я вздохнул.

– Я повидал графа и добыл у него лишь приглашение посетить мельницу. Я закинул ему наживку относительно своего положения в Империи, проверяя, насколько он любит деньги. От денег граф явно не отказался бы, однако приглашение меня испугало и я его не принял. У меня были основания испугаться, но это ничего не меняло.

Я помолчал. Да, сказать все это вслух оказалось сложнее, чем я полагал. Михей ждал и все еще смотрел в пол. Я глубоко вздохнул и продолжил:

– У меня был прекрасный план, как вытащить информацию из тех, кто ей обладает. Продержался он ровно до моего посещения Гильдии. Видишь ли, они знали мое имя.

Он поднял взгляд.

– Ваше настоящее имя?

– Да.

– И как они его узнали?

– Оно крутилось в моей голове, пока я колдовал, так что если кто-то наблюдал за мной… ну, это можно было сделать.

– А что за колдовство?

– Неважно. Небольшое Делание. – Глупо, как глупо…

– Ладно.

– Так что встал вопрос: почему Гильдия так плотно за мной наблюдает? В тот момент я был почти уверен, что именно они убили мою семью и Золли, однако кое-что во всем этом просто не имело смысла. Имя мое мог добыть для них только колдун. Какова связь между Гильдией и ковеном? Они должны враждовать, потому что ковен – единственная ремесленная гильдия, которую они не поглотили. Но если они сотрудничают с ковеном, то почему свалили на него смерть Золли? И как же граф Саэкереш? Золли считал себя в безопасности, имея его защиту, почему же он так ошибался? Так что я не был достаточно уверен, чтобы начать действовать.

Я покачал головой.

– Сплошная путаница.

Он кивнул.

– Я уже знал кое-что из местной истории. Как-нибудь тебе тоже стоит это услышать. Возьми за грудки отца Нойжа и не отпускай, пока он не расскажет, как все было на самом деле. Это стоит знать.

Михей нахмурился и хотел было что-то сказать, но передумал, а я продолжал:

– В общем, я узнал, что семья Мерс была частью группы колдунов, которые то ли принадлежали к другому ковену, то ли вообще к нему не принадлежали. Ковены крайне отрицательно относятся к колдунам-одиночкам, и обычно таким приходится уйти, умереть или отказаться от занятий Искусством, разве что по мелочи и втайне. Отпрыски семьи Мерс сделали и то, и другое, и третье, а заодно собственно и приняли имя Мерс.

И восходило все к тем давним дням, когда какой-то бедняга нашел старую рукопись, или гравюру, или что-то там еще, и узнал, как производить хорошую бумагу, дешево и в товарных объемах. До этого существовали разные гильдии, как повсюду в иных местах. Но когда поставили бумажную мельницу, большая часть былых ремесленников начала работать на графа за живые деньги, а те, кто остался – организовали единую Гильдию торговцев, в итоге и графу стало легче с ними договариваться, и их голос стал звучать громче. Потом они перехватили и управление городом. Много лет Гильдия сражалась с графами Саэкерешами: законы, способствующие торговле, против законов, облегчающих производство, и кто за что должен отвечать. Все торговцы состоят в Гильдии, это единственная опора их власти. Для рабочих с мельницы его светлость – одновременно и защитник, и враг; странно звучит, но чем ниже будут установленные торговцами, по договору с графом, цены, тем меньше он может платить рабочим. Он защищает их, потому что нуждается в работниках. А еще во всей этой картине есть крестьяне, которые фактически попали в жернова мельницы: графу Саэкерешу они больше не нужны

– с фабрики он имеет больше, чем когда-либо получал дохода с земель, для него крестьяне – просто удобные поставщики провизии для рабочих; а Гильдии до них и вовсе дела нет, когда лавочник принял меня за крестьянина, он смотрел на меня как на вора.

Я покачал головой.

– И единственные, кому есть дело до крестьян – это отец Нойж и ковен. Вот отсюда и проистекают все стычки между теми, кто работает на мельнице, и теми, кто остался на земле…

– Поэтому вы меня и спрашивали? Выяснить…

– Да.

Михей расстроился. Я пожал плечами.

– В давние дни, когда все только началось, это привело к раздору среди колдунов, расколу старого ковена и созданию нового. В итоге создалось трехстороннее равновесие. Три группы, которые друг другу не доверяют, строят взаимные козни, пытаются получить преимущество – но друг другу необходимы.

– Как – необходимы?

– Первый нужен второму для пригляда за третьим.

Я дал парню поразмыслить, по-новому уложить все, что он ранее знал, и взглянуть на это с другой точки зрения. Наконец он медленно кивнул.

– И вот во все это вошел я, самый подозрительный тип за последние сто лет существования города, будучи самой невинностью. Михей, ты знаешь, что такое «параноик»?

Он покачал головой.

– Это такой сумасшедший, который думает, что все и каждый строят против него заговоры.

Парень подумал и кивнул.

– И вы думали, что заговоры строятся против вас?

– Если бы. Увы, все думали, что заговоры строю я.

– Не понимаю.

– Граф считал, что я прибыл в город с намерением украсть тайну производства бумаги. Гильдия, увидев моих дружков, предположила во мне лазутчика ковена. А ковен, узнав, что на меня не действует колдовство, решил, что я работаю на графа.

– А как вы узнали, ну, кто из них что думал?

– По вопросам, которые мне задавали. Первым за меня взялся граф, меня накачали зельями и допросили в манере, которая выдавала, что они думают, будто я явился за тайной бумаги. – Я фыркнул.

– О. Но вы ведь ничего им не сказали.

– Именно, и наконец тот, кто вел допрос, мне поверил, после чего передал меня Гильдии. Вместе с ними меня, собственно, и захватили.

– Откуда вы это знаете?

– Частью расклада был Орбан. И Тереза. Они работали на Гильдию.

– Но вы сказали, что Орбан работал и на ковен.

– Да, он им докладывал, но не был одним из глав. Просто лазутчик в Гильдии. Но именно от них он узнал, что моих джарегов нужно отвлечь, и что амулет, который я ношу, должен оставаться при мне.

– Значит, его сиятельство работал вместе с Гильдией?

– В этом, да. Разовая сделка, что-то вроде «Вы помогаете мне скрутить его, и после допроса я поделюсь с вами сведениями. – А если вы ничего не узнаете? – Тогда займетесь им сами, меня он больше не интересует…»; было, возможно, и что-то еще. Граф исполнил свою часть договора, человек Гильдии начал меня допрашивать после того, как Саэкереш закончил.

Михей отвернулся. Потом спросил:

– И что думала Гильдия?

– Сперва они боялись, что я послан королем, что корона начала интересоваться делами западных пределов. Они не знали, так ли это, и все силы бросили на то, чтобы узнать. Разумеется, мне не поверили, когда я повторял, что хотел лишь навестить свою семью. Кто бы поверил в подобную чушь? И чем больше я на этом настаивал, тем больше они боялись.

Он кивнул.

– И еще мне помогло свести концы с концами то, как они меня скрутили. Тут работали все: Саэкереш заманил меня к себе, Гильдия разыграла небольшое представление, отвлекая Лойоша и Ротсу, а ковен, сам того не ведая, состряпал снадобье, которое Эбрамис подсыпал в мой бокал, поднятый за здоровье его сиятельства.

– Лекарь? – удивился он.

Я кивнул.

– Я однажды выбил его из равновесия, когда он этого не ждал. Но я знал, что ковен тут напрямую не задействован – они бы не совершили ошибку, сообщая, что мои дружки мертвы, когда подтверждений тому не было. Но кто-то все же использовал колдовство, потому что они узнали по крайней мере часть того, что делает мой амулет, и позаботились, чтобы я от него не избавился. От них требовалось «подтвердить» и «закрепить».

– Закрепить, – повторил Михей.

– Да. А потом, когда меня спасли, мы разыграли еще одно представление. Граф не такой уж злой человек, когда он увидел, что со мной сотворили – сам-то он подобного совсем не хотел, – то искренне постарался помочь мне поправиться. Гильдия не осмеливалась вмешаться, потому что Саэкереш за ними следил и готов был отправить солдат, дай только повод. ковен вмешаться не мог, потому что все подозревали их в смерти Золли, а если бы умер еще и я – дело для них повернулось бы совсем некрасиво. Они послали колдунов в помощь Эбрамису, из тех, кто понятия не имел, почему на меня не действует Искусство, но…

– А почему оно на вас не действует?

Я покачал головой.

– Неважно. Долгая история. Колдуны сделали для моего исцеления что могли, Гильдия держалась в стороне, и все надеялись, что оно как-нибудь рассосется и дела вернутся к своему обычному состоянию. Не вышло. Как я уже сказал – это трехногий табурет, вышиби одну из ножек, и все рухнет.

Он обдумал все это, а потом спросил:

– А почему же граф Саэкереш не уничтожил Гильдию раньше?

– Колдуны ее защищали.

– Я думал, Гильдия против ковена?

– Да, но они нужны друг другу, чтобы сдержать графа Саэкереша. Саэкереш мог разобраться с Гильдией, но он хорошо знает семейные хроники. У его деда вышло много хлопот с колдунами, и повторять этого он не хотел.

– А зачем ковену нужна Гильдия?

Я улыбнулся.

– Ковену-то не нужна. Гильдия знает, что крестьяне, уж прости, даже те, кто сами подколдовывают, не доверяют ковену. Они – вы – обвиняете их во всех своих бедах. Как говорил дед, именно поэтому главы ковена обычно скрывают свое положение, потому что рано или поздно выдастся неурожайный год, и обвинят в этом ковен. Так что когда Гильдия выяснила по крайней мере нескольких глав ковена, она взяла их за глотки. Всякий раз, когда ковен требовалось приструнить, кто-то умирал с «колдовской меткой» на губах.

Он обдумал и это.

– О. Но вы…

– Да. Я сам поставил себе колдовскую метку, как Гильдия сделала это для Золли. Может быть, тем же самым способом.

– И вы заставили МЕНЯ…

– Да.

Михей странно посмотрел на меня, потом потряс головой.

– Но как вы УЗНАЛИ все это?

– Подтвердил несколькими способами, поговорив с несколькими людьми. Например, я не был уверен насчет связи Гильдии с ковеном, пока не узнал, что некоторые болезни, обычные для проституток, здесь не встречаются. Чтобы предотвратить такие, нужен колдун. Вот и основание для делового соглашения.

Чуть погодя он спросил:

– Но кто, кто на самом деле, то есть, кто…

– Кто убил мою семью? Кто поджег дом? Разумеется, там было колдовство, обычный пожар такого бы не натворил. Не знаю, кто совершил само Делание. Возможно, Орбан. Но это точно был ковен.

– Но я не понимаю, почему.

– Они не верили друг другу. Постоянно друг за другом следили, шпионили, старались урвать толику преимущества и заботились, чтобы эту толику не урвал другой. И когда возник я с явной ложью насчет поисков семьи, они точно «знали», что задумал я что-то нехорошее. Пока все нормально: все они наблюдали за мной, но никто не осмеливался меня тронуть, не зная, на чьей же я стороне. Я ведь, в конце концов, мог оказаться и королевским посланцем, а выводить короля из себя никому не хотелось.

Он продолжал слушать, молча поедая меня глазами.

– Когда я начал спрашивать о семье Мерс, они решили, что это так, для прикрытия, и продолжали смотреть, что же я буду делать. Но потом – тут я предполагаю, но не без оснований. В общем, Гильдия дала мне наводку на Золли. Наверное, это было проверкой: они хотели узнать, насколько далеко простирается мое прикрытие, а может, решили проверить, что же я стану делать, когда все же разыщу семью. Так что они отправили меня к Золли, который, конечно же, ответил на мои вопросы и указал, где найти Мерсов.

Ковен об этом узнал – спасибо лазутчику Орбану, – и испугался. В конце концов, семья Мерс некогда, давным-давно, враждовала с ковеном, а теперь появляется человек, которого нельзя даже прощупать с помощью колдовства, и который почти связался с Мерсами. Они не знали, что я задумал, но это было явно что-то нехорошее. Так что они начали действовать.

Он кивнул.

– А Золли?

– Гильдия.

– Почему?

– Потому же, почему позднее прикончили Терезу. Когда убили семью Мерс, Гильдия запаниковала. Они по-прежнему не осмеливались тронуть меня, но знали, что я вернусь к Золли и задам еще вопросы. Они были почти уверены, что я работаю на короля, а Мерсов хочу повидать, желая узнать местную историю – а им совсем не нужно было, чтобы я ее знал. Эти сволочи не любят образованных людей, они их боятся. Так что они убрали Золли и сделали это так, чтобы бросить подозрение на ковен. Графа Саэкереша это не обмануло, но вполне достаточно для вас.

– Для нас?

– Для народа. Крестьян, рабочих с мельницы.

– А мы-то тут при чем?

– Вы можете осложнить дела торговцам, это первое. Во-вторых, вы – постоянная угроза для ковена, хороший способ держать их за горло.

Он прикусил нижнюю губу, потом кивнул.

– Как вы все это вычислили?

– Тебе бы стоило спросить, почему я всего этого не вычислил раньше. Не знаю. Наверное, я слишком много жил среди драгаэрян…

– Кого?

– Среди эльфов.

– О.

– В общем, я не думал, что мой народ – люди – создадут какие-то серьезные трудности. И вот погибла целая семья только потому, что я слишком поздно начал задавать правильные вопросы. Ты винишь меня в том, что я убил тех, кто за это в ответе. А я виню себя в том, что убил их слишком поздно.

Михей опустил взгляд.

– Что вы будете делать сейчас?

– Ну, если ты меня не убьешь, я намерен прятаться, пока снова не встану на ноги.

– Прятаться? От кого?

– От тех, кто за мной охотится.

– А кто это?

– Мои враги – крупная преступная организация эльфов. Им нужна моя голова.

– Ой.

– Так что я спрячусь, а когда снова смогу двигаться, уйду отсюда и вернусь туда, где мое место, туда, где я знаю правила игры, а единственные, кого из-за меня убивают – те, кто этого заслуживает. Я – зло, которому место среди зла.

– Убивать вас я не буду, – решил парень.

– Хорошо. Потому что, знаешь, сейчас ты мог бы это сделать. А я не многим говорил такое.

– Но то, что вы сделали – неправильно.

– Разве? Почему? Кто сказал, что можно причинять мне вред и оставаться безнаказанным?

– Отягощать себя ненавистью – к добру не приведет.

– Подобного я и не делаю. Я избавляюсь от ненависти, находя ей применение.

– Но люди, которых вы убили…

– И что?

– У них ведь были семьи. Матери. Братья. Возлюбленные. Те, кто их любил, те, кто не делал вам зла, но кому зло причинили вы.

– Что ж, пускай попробуют свести со мной счеты, если пожелают. Где-то через год я к их услугам.

– Я не об этом.

– Знаю.

На этом я и закончил беседу, потому что лучшего ответа у меня не было. И до сих пор нет. Не буду лицемерить, вставляя глубокомысленные замечания, мол, причинение зла кому-то бывает необходимой платой за совершение чего-то. Я не знаю – и не хочу знать. Знаю другое: те сволочи не должны были остаться в живых после сотворенного ими; они не остались, и я этому рад. Чем бы это меня ни делало – это я и останусь собой. Решайте сами. С меня довольно.

– Есть хотите?

– Позднее. Сейчас я просто хочу закрыть глаза.

Так я и сделал, и вскоре услышал его шаги, а потом – стук закрывшейся двери.

«Это было правдой, босс?»

«А? Ну, большей частью.»

«И про то, что ты сейчас прячешься, а через год вернешься?»

«А. Почти.»

«Почти?»

«Я не закончил все дела в Бурзе. Есть еще Саэкереш.»

«Босс…»

«Расслабься. Мне выздоравливать не меньше полугода, если не больше. И теперь я знаю город. Меня никто не заметит.»

«Ладно, босс. Если хочешь убить его, ладно. Но…»

«Я не собираюсь убивать его, Лойош. Я не такой добрый.»

Думаю, где-то после этого я и заснул, а когда проснулся, мы уже прибыли в столицу.

Эпилог

Тадмар:

Бораан благородный и добрый Лефитт подтвердили в который раз, Не избегнет убийца кары людской, справедливость придет в свой час.

Беспристрастная длань закона на плечо убийцы легла, Сквозь ликующий рев народный он, шатаясь, идет в кандалах…

О заморских странах истории завершаем на сцене мы, Услаждая страстями притворными ваши взгляды, сердца и умы.

Расстаются актеры с масками, декораций тускнеют ряды…

Роль исполнена. Дальше – занавес. Дальше – новая пьеса, гряди!

(Миерсен, «Шесть частей воды». Финал)

Я предпочитаю думать, что все это было происками убийцы-джарега, и если б я задержался в городе еще на час, он бы меня достал. Мне нравится так думать. Так драматичнее. Но если честно, понятия не имею; знаю только, что из города я убрался живым.

Это все было три года назад, и джареги пока что меня не достали.

Михей помог мне найти укрытие – для большого города не так уж сложно,

– и оставался со мной, пока я не встал на ноги в достаточной степени, чтобы подыскать другое, о котором он уже не знал. Потом я выдал ему немного золота и отправил путешествовать, посоветовав не возвращаться в Бурз хотя бы пару лет.

Выяснилось, что одна из тех настоек, что давали мне колдуны, была болеутоляющим, и когда ее действие закончилось, все стало гораздо хуже. Несколько последующих месяцев не хочу и вспоминать. Но я выжил.

В конце концов, почти через год после того, как я спрятался в Фенарио, я снова стал самим собой. Тогда я вернулся в особняк графа Саэкереша, ночью проник в сокровищницу, отомкнул замки, взял что хотел и ушел. Честно говоря, не знаю, имеется ли у Ее Императорского Величества Зерики Четвертой хоть малейший интерес к промышленному производству высококачественной бумаги, но теперь, благодаря имперской почте, секрет этот в ее руках, что меня весьма радует. Думаю, даже Михей одобрил бы, хотя он меня более не заботит.

Итак, миновал год и еще пара недель с той поры, как я стоял в горах Саэстера и пытался заглянуть в будущее; и вот теперь я находился там же и видел не больше. Но я снова на ногах, снова цел и невредим. Ну, почти цел и невредим. Учитывая, каким я оказался болваном – дешево отделался.

«Лойош, помнишь того крестьянина, который помог нам похоронить семью Мерс?»

«Конечно, босс.»

«Он что-то начал рассказывать о них, как однажды зимой они ему помогли.»

«Помню.»

Дул ветер, было очень холодно.

«Жаль, что я так и не дал ему договорить.»

Я стоял на перевале и не оглядывался. А впереди ничего не мог рассмотреть относительно своего будущего. Пожалуй, и к лучшему.

(с) Kail Itorr, перевод, 2009

Note1

Buz (венг.) – «вонь"

(обратно)

Note2

ошибка: рассказ этот Влад слышит только в «Иссоле», действие которой происходит существенно позднее

(обратно)

Note3

теплая ткань абстрактного покроя, которую проститутки Дикого Запада в холодные зимы использовали для изящных и вместе с тем плотных нижних юбок. За консультацию спасибо К.Кристи – С.Б.

(обратно)

Note4

см. «Талтош"

(обратно)

Note5

см. «Дракон"

(обратно)

Note6

возможно, отсылка к хронологически более позднему роману «Атира"

(обратно)

Note7

возможно, ошибка; в «Иссоле» и «Дзуре» Влад даже с амулетом чувствует клинки Морганти

(обратно)

Note8

см. «Джарег"

(обратно)

Note9

см. «Текла"

(обратно)

Note10

см. «Йенди"

(обратно)

Note11

вероятно, речь о породе пастушьих собак, по-русски «венгерский кувас"

(обратно)

Note12

поклон циклу Р.Стаута про Ниро Вульфа и Арчи Гудвина

(обратно)

Note13

см. «Феникс"

(обратно)

Оглавление

.

Часть первая. Яйцо

  Пролог

Часть вторая. Апоптера

  1.

  2.

  3.

  4.

Часть третья. Стеминастрия

  5.

  6.

  7.

  8.

  9.

  10.

Часть четвертая. Нотонид

  11.

  12.

Часть пятая. Левидопт

  13.

  14.

  15.

  16.

  17.

  Эпилог . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте