«Путь к Эвенору»

Все тот же сон.

Все тот же кошмар.

Мы рвемся прочь из Ада, целой толпой мчимся по осклизлым коридорам. Тут все, кого я любил, — и еще другие лица, знакомые и незнакомые.

За нами гонятся вопящие демоны — похожие то на персонажей мультфильмов, то на расплющенных или вытянутых волков, и я боюсь их до судорог, до того, что дыхание перехватывает в этом мерзком вонючем воздухе. Надо мной хотят сомкнуться стены, и я отталкиваю от себя их склизкую, пышущую жаром поверхность.

Выход перед нами — дыра в стене, — и мы рвемся вперед. Я не знаю точно, кто уже вырвался, но надеюсь, что дети мои среди них.

Кто-то уже прорвался, но остальным надежды нет: демоны уже рядом, вот-вот настигнут.

И тогда я вижу его — Карла Куллинана, отца Джейсона. Он стоит над толпой, на голову выше всех, лицо его сияет, на руках, на груди, на бороде — пятна засыхающей крови.

— Надо удержать коридор, — говорит он. — Кто со мной?

И улыбается, будто мечтал об этом всю жизнь, чертов болван.

— Я, — откликается кто-то.

Из толпы выходят люди — все окровавленные, некоторые искалечены. Я вроде бы узнаю Костюшко и Коперника, хотя мне всегда казалось, что они должны быть выше.

Вперед выходит китаец с лицом будды — оно лоснится от пота, на который он не обращает внимания.

— Бодисатва есть тот, — говорит он, — кому невместно ступать на небеса, покуда все человечество их не достигнет.

Возникает еще один человек — прямой, острый, как клинок, он словно не замечает, что у него грудь разрублена справа до самой печени.

— Конечно, — говорит он, занимая место рядом с гибкой женщиной с острым ястребиным лицом, одетой в погребальный саван. Саван этот пылает так жарко, что она стонет от боли, но это не останавливает ее.

— Moi aussi, — говорит она.

Сквозь толпу вместе проталкиваются двое незнакомцев.

— Еще раз, мастер Ридли, — говорит один со звонким британским акцентом.

Другой качает головой и устало улыбается.

— Я было подумал... но — нет, еще раз. Коренастый тип с бородой лопатой, безумным взглядом и петлей на шее становится бок о бок с самим Джорджем Паттоном.

Человечество несется мимо нас потоком, и единственное, что я могу, — не дать ему себя смыть.

Коридор узок — не больше двадцати футов шириной, — но всем тысячам, что стоят сейчас в нем, сцепившись руками в живую цепь, не перекрыть его.