«Потерянный бог»

Карина Линова Потерянный бог

Пролог-интерлюдия. Исход. Далекое прошлое

Память.

Анита Ярош помнила: это произошло на закате. В Алирии закаты были прекрасны, куда лучше, чем в этом, новом мире…

Да, в тот день до захода солнца оставалось совсем немного времени, светило уже коснулось нижним краем гор Кхаламы, когда пришли они.

Сперва юная элрави услышала музыку, далекий звук флейты, словно из ниоткуда, и женский голос, поющий мелодию без слов. А потом раскололись небеса. Синий купол, на западе уже окрасившийся алым, разрезали черные, быстро расширяющиеся трещины. Музыка стала громче, торжествующая, победная. А затем сквозь щели в небесах полился жидкий огонь…

Анита помнила: незадолго до того ей исполнилось семнадцать. Как любая дочь клана Ярош, она с раннего детства училась магии. Но ни отец, сам могущественный маг, ни кто иной не объяснил ей, как защититься от небесного огня. Никто не сказал, что делать, когда сад твоей семьи, где ты с радостью предавалась безделью, пылает. И не только деревья, что за мгновения осыпаются трухой, но и сама земля плавится под белым огнем, обращается в черное зеркало. И только ты стоишь на крохотном островке зеленой травы и не понимаешь, что происходит и что тебе нужно делать…

Анита помнила: это был отец, кто спас ей жизнь. Это он, выбежавший из дома и пытавшийся поставить над ним магический щит, чтобы защитить остальных, крикнул ей: «Беги! Открой Врата и беги!» И она послушалась, как всегда это делала. Выговорила непослушными губами формулу, неуклюже взмахнула руками…

Анита помнила: мама всегда говорила, что у каждого есть свой собственный дар, и его нужно понимать и любить, пусть даже такой странный, как у нее. Не защитная магия, не семейное владение водяной стихией — всего лишь дар Врат. Умение открыть их всегда и отовсюду… Иным элрави требовались часы подготовки, ей — мгновения. Анита не ценила того, что дала ей магия — до того дня. Она открыла Врата — два судорожных удара сердца — и отвела от них взгляд, повернулась к отцу. Позвать его, и маму, и братьев. От этого огненного дождя они убегут вместе…

Элрави отвела взгляд, но там, где только что стоял отец, и где скалистой громадой высился их дом, их маленький замок — там уже опадало белое пламя. Камень стен стал раскаленным озером лавы. Кто из плоти и крови мог выжить в этом?

Тихий мяв был ответом, и что-то маленькое и дрожащее пушистым комочком вскочило ей на руки. Тий.

Анита помнила, что вот, с котенком на руках, осиротевшая, потерянная, ничего не понимающая, она шагнула к Вратам. Обернулась — на один последний миг — и увидела там, у общей могилы своей семьи, одного из них.

Сына Бездны.

Как и все ее порождения, он казался созданным изо льда, беловолосый и светлоглазый, с прозрачной кожей и струящимися движениями. Холодный, насмешливый и жестокий, как их погибший бог, Повелитель Бездны…

Нет, не совсем так. Отец говорил — бог, которого именно они, элрави, отправили в вечную ссылку, потому что невозможно убить бога. Отец гордился, что участвовал в великой битве и, один из немногих, выжил…

Анита помнила, как она в ужасе смотрела на Сына Бездны, а он не отрывал взгляда от нее, пока девушка, очнувшись, не метнулась ко Вратам и не прыгнула в пустоту за ними…

Знание.

Саэр Хиос знал, что так будет. Знал еще до того, как его народ ввязался в самоубийственную войну с Детьми Бездны, до того, как цвет нации, самые могущественные маги погибли, пытаясь уничтожить Бога. Он знал это, но правители элрави смеялись над словами пророка… Пусть. Теперь все они мертвы…

Сколько раз он просыпался от кошмарных видений, где с небес лился огонь, земля тряслась в смертной лихорадке, и цветущие города падали в ее бездонное чрево…

И вот: все, что он видел, свершилось…

Теперь их ждало то будущее, что тоже являлось ему в вещих снах.

Сейчас они были в оазисе — маленьком осколке некогда обитаемой, но теперь пустынной земли. Путь сквозь Бездну был долог, но они шли, открывая все новые и новые Врата, стремясь как можно дальше от погибшей Алирии и от вероятной погони.

Хиос знал, что сумеет уберечь сыновей и любимую, ждущую третьего ребенка, что проведет их сквозь владения врагов, и все они вступят в безопасность нового мира. Знал, потому что в последнем видении на его коленях играла маленькая девочка с зелеными глазами, а в открытое окно доносились глупые шутки сыновей-подростков…

Он ведал, что проведет и остальных…

Саэр Хиос видел, как прекрасен тот мир, что станет им новым домом. Во снах элрави были и бескрайние степные просторы, и цветущие холмы, и девственные леса, и чистейшие озера. Он видел цивилизованных земледельцев, которые будут смотреть на пришельцев с благоговейным страхом, и разрозненные племена диких кочевников, чьи шаманы объявят элрави демонами.

Он видел короткие победоносные войны, в которых примитивное человеческое оружие не сможет остановить магию Стихий и магию Крови его народа. Он видел, как потомки изгнанников с благоговением назовут своих предков Первыми, как бережно будут хранить каждое зернышко знания с погибшей Алирии. Он видел, как вырастут белокаменные города, как родится великая Империя, как жалкий осколок почти погибшей расы элрави вновь станет великим народом, и возглавят этот народ дети его детей…

Саэр Хиос, Видящий расы магов-элрави, вдохнул полной грудью, прогоняя из памяти образы уничтоженной родины. Не в его власти было изменить прошлое, но в его — построить будущее.

Несколько тысячелетий спустя… Настоящее Часть 1

Глава 1. День примирения, или Самый ненужный день в году

«Разделение прежде единого народа на магов Света и магов Крови, иногда называемых Темными, произошло в начале эпохи Войн. Случилось это после смерти бездетного императора Тиарна XI, на котором прервалась династия Хиосов, и Империя осталась таковой только по названию. Официально причиной разрыва послужили разногласия по этичности использования Магии Крови, однако древние источники доносят до нас, что и до того, на протяжении жизни уже двух поколений между магами существовали серьезные трения».

Шин Кроранд «Создание и расцвет Великой Империи элрави», год 3675 от Исхода.

«Договор о Перемирии — первый и пока единственный договор подобного рода, заключен в 3620 году от Исхода. Его подписание позволило прекратить междуусобную войну, длившуюся с перерывами уже пять веков.

Договор включает в себя 15 основных пунктов, регулирующих жизнь и взаимоотношения магов, ограничения по употреблению магии и некоторых видов артефактов».

«Императорская энциклопедия Акайи»

«Ствур(а) — оскорбительное прозвище человека, имеющего магический дар, но не являющегося потомком Первых магов. Письменные источники указывают на первое появление подобных людей в долине Шуин на северо-востоке континента Акайи в 2050-х годах от Исхода».

«Толковый словарь Акайи»

Элрави, собравшиеся в Храме Скорбящих, в большинстве своем терпеливо ожидали выхода жреца и начала церемонии, но Дарену Тартису до их выдержки было далеко.

Семнадцатилетний юноша вновь страдальчески вздохнул и, закрыв глаза, прислонился к черной мраморной колонне. Стоящий рядом отец не шевельнулся, безучастно глядя в пространство перед собой и не обращая внимания на ерзанье сына.

Дарен бывал в этом глупом месте уже семь раз, посещая храм, как и положено для высших нобилей Империи, в годовщину заключения мира. И это давно уже превратилось для него в неприятную работу, а Тартисы не выполняют работ! Особенно неприятных.

Он предпочел бы остаться дома или навестить кого-нибудь из друзей, а вместо себя они отправили бы пару вассалов — но нет! «Тартисы не уклоняются от выполнения своего долга! Наш Повелитель будет недоволен». Ха! Тартисы делают то, что им хочется. А Повелитель… как будто ему есть дело, кто будет стоять сегодня в темном углу этой развалюхи с покрытым плесенью каменным сводом — сам-то он, в который раз, и не подумал придти.

Хотя Высший магистр Белого ордена, — вон он, как обычно в белом, явился, стоит на противоположной стороне в окружении орденских рыцарей. Не зная, можно подумать: добрейшей души человек, этакий всеобщий дедушка: ясные, несмотря на возраст, синие глаза, аккуратно подстриженная седая бородка и невероятно доброе выражение лица… Это если забыть про Лесскую Резню 10617 года, и осаду домена Файкад, и…

Проклятые Светлые!

Краем глаза Дарен уловил движение и слегка повернул голову: Филиппе Лодерт, гость его отца, замер, ритуально склонив голову, прижав в молитвенном жесте перекрещенные ладони к груди. Дарен моргнул и торопливо скопировал его позу: церемония началась, а он и не заметил.

Маленькая дверь, совсем незаметная с того места, где стоял Дарен, уже открылась, и к алтарю торжественно шествовал жрец в алом одеянии. Встав перед чашей, наполненной вечно горящим огнем (магическим, естественно, Орден расстарался) он благословляющим жестом вскинул руки — правая для Темных и левая для Светлых — и начал говорить…

Дарен снова страдальчески вздохнул и так же привычно отключился от монотонно бубнящего жреца. Долгие отцовские нотации позволили Дарену мастерски освоить искусство притворяться внимательно слушающим, в то время как его мысли блуждали совсем в других сферах. К слову о которых…

Юноша скосил взгляд на Филиппе, вновь мысленно поражаясь абсурдности выбранной им ритуальной маски: сделанная из белых перьев, она закрывала всю верхнюю половину лица элрави, давая странное сочетание с его коротко подстриженными светлыми волосами. Сквозь миндалевидные прорезы блестели по-тигриному желтые глаза.

Ношение подобных масок в храме — древний обычай, почти вымерший даже в самых традиционных семьях. Дарен представить не мог, зачем Филиппе это понадобилось. С другой стороны, безумцам не нужны причины…

Нет, Филиппе никогда не заговаривался, как обычные сумасшедшие, не совершал глупых поступков. Этот элрави был умен, хитер и коварен, как истинный Темный, но что-то в нем внушало безотчетный страх, было слишком неправильно.

Последние месяцы Филиппе и его жена Маретт по приказу Повелителя жили в имении Тартисов. Дарен предпочел не вникать в подробности: когда дело касалось Повелителя, спокойный сон был для него дороже утоленного любопытства. Тем более что особой опасности для себя от этой пары он пока не ощущал.

Жизнь в замке Тартисов не особенно изменилась с добавлением еще двух обитателей. Но Дарена выбивало из колеи, когда он, зачем-либо выходя из своих покоев после полуночи, встречал Филиппе, молчаливым призраком бродящего по пустым залам.

Маретт Лодерт казалась не менее странной. Все время эта женщина проводила либо в тихих разговорах с самой собой, либо готовила яды, о которых Дарен никогда прежде не слышал. С юношей она была холодной и резкой, так что младший Тартис предпочитал не попадаться на ее пути.

Иногда с Филиппе что-то происходило, мрачная молчаливость сменялась доброжелательной словоохотливостью, и он с удовольствием рассказывал Дарену о своих, полных приключений, странствиях по юго-востоку их континента. По обмолвкам юноша понял, что целью путешествий были некие предметы, нужные Повелителю.

Рассказывая, Филиппе очень любил произносить слова «убить» и «уничтожить», они скатывались с его языка, как тяжелые капли ядовитого меда, а в желтых глазах вспыхивали алые проблески одержимости. Чаще всего это случалось, когда, смакуя детали, Лодерт описывал смерть ствур. В такие моменты даже у Дарена, которого никто никогда еще не обвинял в излишней чувствительности, пробегал по спине неприятный холодок, а в памяти всплывали абсурдные слухи, будто Лодерт одержим демоном Бездны.

Чушь, конечно: ни один демон не проникнет сквозь ограждающие их мир щиты и, уж тем более, не сумеет овладеть разумом мага. Дарен прекрасно понимал, что Филиппе просто маньяк, помешенный на убийствах и крови: мало ли их было таких, и Темных элрави, и Светлых, за те почти одиннадцать тысячелетия, что раса магов обитает в этом мире…

Рука Дарена скрытно скользнула к поясу и нащупала сквозь одежду рукоять кинжала, безопасно сидящего в ножнах. Амадей Тартис был бы очень недоволен, узнай он об исчезновении одной из его самых ценных вещей. Сохраняя на лице маску постного благочиния, Дарен мысленно улыбнулся: то, чего отец не знает, Дарену не повредит…

* * *

…За несколько дней до праздника Примирения в замке Тартисов появился маленький человечек неопределенного возраста. Его черные сальные волосы были зачесаны вперед в тщетной попытке скрыть растущую лысину, а серая, пропыленная насквозь, одежда говорила о долгом путешествии. Младший Тартис, одним из пороков которого являлось неисправимое любопытство ко всему, его не касающемуся, не мог пропустить столь странного гостя.

Этот карлик был одет слишком бедно, чтобы оказаться эмиссаром от одного из союзников-Темных, не говоря уж о Повелителе. Тем более он не походил на гонца из Ордена. Единственное, что точно мог сказать про незнакомца юноша: элрави тот не являлся. Ни один маг не позволил бы себе выглядеть столь убого!

Так с кем еще мог вести дела старший Тартис?

Дарен проскользнул в отцовский кабинет вслед за гостем, и Амадей, что удивительно, позволил ему остаться.

Посетитель, представившийся Торгесом, достал из мешка длинную узкую коробку и осторожно положил на стол. Дарену показалось, что коробка при этом издала странный жужжащий звук.

— Вот он, — тихо произнес гость, — сделан точно по заказу, и ни чьи руки еще не касались его.

Амадей наклонился вперед, поднял крышку. Внутри, на черном бархате, лежало два предмета: кожаные ножны и сияющий серебряный кинжал. Кинжал сам по себе был яркий, новый и ничем не примечательный. Его рукоять — гладкая, без украшений, а лезвие — простое и прямое, ни насечек, ни рун. Единственно, клинок казался очень острым.

Однако в целом младший Тартис был разочарован:

— Выглядит, как кухонный нож, — пробормотал он себе под нос.

Амадей зло взглянул на сына и хотел что-то сказать, но Торгес опередил его:

— Нет, нет, мой дорогой мальчик, это редкий клинок, который очень трудно изготовить. Сейчас он всего лишь Основа, поскольку лишен каких-либо магических качеств. Но стоит начать его использовать, как клинок примется впитывать энергию из всего окружающего. И чем больше энергии он потребит, тем могущественнее станет. Со временем, при правильном обращении, клинок станет Лучом.

— Ого! — в глазах Дарена зажегся интерес, — я слышал об одном таком оружии, но только его использовали против нас, Темных. Кажется, Очищающее Пламя?

— О да, Очищающее Пламя был одним из самых известных Лучей, — согласился Торгес, — но пропал почти тысячу лет назад.

Амадей напоминающе прочистил горло, и Торгес тут же повернулся к коробке с кинжалом:

— Чтобы активировать Основу, господин, вам нужно всего лишь взяться за рукоять. Поглощение энергии начнется сразу же, но будьте осторожны с лезвием: клинку потребуется время, чтобы привыкнуть к вам, а до тех пор он будет весьма опасен. Ножны предназначены исключительно для этого клинка, они смогут удержать его при любом изменении. Однако я должен предупредить вас, что даже при самом искусном обращением Основа имеет очень высокий шанс неудачи…

— Я знаю, как эта проклятая вещь работает, — буркнул нетерпеливо Амадей, — поторопись!

— Да, господин, мои извинения.

Торгес взял ножны, положил их, продолжая придерживать, напротив кончика кинжала. Осторожно просунул другую руку под бархат и под клинок, так, чтобы пальцы не коснулись металла рукояти. Подталкивая и кинжал, и ножны, он сумел, наконец, соединить их, после чего вздохнул с видимым облегчением и защелкнул верх.

— Вот, все готово! — проговорил он довольно и опустил ножны назад в коробку. Амадей, нахмурившись, тут же достал их и начал вертеть в руках, тщательно, словно в поисках дефекта, разглядывая, однако расстегнуть не пытался. Наконец нехотя кивнул и вытащил из ящика стола матерчатый мешок. И там было явно не золото.

— Как договаривались.

Торгес развязал завязки и вперился внутрь, после чего поклонился Тартисам, торопливо пробормотал традиционное пожелание удачи и исчез за дверьми.

Отец разрешил Дарену взять ножны с клинком в руки, и юноша вновь услышал странный жужжащий звук. Он быстро взглянул в сторону Амадея, но тот, похоже, не заметил ничего необычного.

Два дня спустя, вечером, отца вызвал к себе Повелитель. Дарен, не утерпев, тайком от охраны пробрался в кабинет Амадея и несколько минут вертел в руках ножны с Основой. Несоответствие между простоватым внешним видом и потенциальным могуществом лезвия искушало Дарена, которому очень редко приходилось отказывать себе в каких бы то ни было желаниях. Только мысль о неприятных последствиях отцовского гнева не позволила вытащить кинжал из ножен: если он испортит клинок, его не защитит даже статус единственного наследника. Однако эта мысль не остановила его руку, прицепившую ножны с Основой к поясу под церемониальными одеждами.

Дарен решил тогда взять клинок с собой в Храм Всех Скорбящих, в вотчину Светлых, на праздник Примирения. И никто из Светлых даже не заподозрил такого святотатства! Дарен чувствовал себя почти счастливым — жаль, нельзя было ни с кем поделиться…

* * *

При этом воспоминании Дарен позволил себе ехидную мысленную усмешку, потом встрепенулся — жрец перешел к третьей и последней части своей речи, посвященной прощению и примирению — как будто это когда-нибудь может случиться! Да прежде Повелитель вступит в Белый Орден, чем они простят и забудут Светлым все обиды!

Наконец, спустя вечность, жрец замолчал. Увы, это еще не означало свободы, впереди оставалась последняя, но самая унизительная часть церемонии. Дарен уже в который уже подумал, что Повелитель, подписывая договор о Перемирии, был не в себе.

Спрятанный от людских глаз хор затянул нудную благодарственную молитву, присоединяясь к которой все присутствующие опустились на колени. Дарен скривился, надеясь, что никто не разглядит выражение его лица в этом дальнем пыльном углу. Отец, к счастью, не обернулся, иначе дома Дарена ожидала бы очередная лекция по отсутствию внутренней дисциплины.

И вот, о счастье, они свободны!

* * *

Узкая улица, на которой стоял храм, была почти пуста, однако центральная кишела народом. Дарен стиснул зубы: он ненавидел толпы, толкающийся люд и удушающий жар летних лучей на своих и так слишком теплых церемониальных одеждах. Он продержался с вымученным достоинством пару минут, но потом тоже начал отпихивать людей с дороги.

По условиям Перемирия Амадей не мог брать достойный их статуса эскорт в этот провонявший Белым Орденом город, и теперь нобилям пришлось смешаться с толпой простолюдинов, бродивших вокруг, как стадо коров, без всякого уважения к тем, кто пытался куда-то добраться.

И что за странная жара для конца лета, раздраженно подумал Дарен, со злостью покосившись на праздничное синее небо и смахивая со лба пот.

Юноша шел следом за отцом, глядя по сторонам в поисках знакомых лиц, кивая сыновьям отцовских вассалов и хмурясь при виде Светлых.

Кларисса ждала их рядом с экипажем, оживленно беседуя с парочкой женщин, чья внешность показалась Дарену смутно знакомой. Женщин никто не обязывал присутствовать на ритуале Благодарения, так что почти весь день нобилесса была вольна делать, что пожелает. Юноша не сомневался, что мать потратила это время с пользой.

Сейчас она возобновляла нужные знакомства.

Собеседницы Клариссы были одеты с той же вызывающей роскошью, что и его мать, и у каждой, как и у нее, на шее висели золотые кулоны в форме трехконечной звезды — знак их благородного статуса. Кларисса заметила подходящих Тартисов и подарила сыну крохотную улыбку, смягчившую на мгновение алебастровое совершенство ее лица.

— А вот и он! — воскликнула одна из женщин, — Дарен, мой дорогой мальчик, как давно я тебя не видела!

Госпожа Селенна Амиш — с невольной дрожью вспомнил ее имя Дарен. Похоже, этот день мог стать еще хуже. Амадей обернулся и одарил сына насмешливой ухмылкой, явно предвкушая ожидающее того унижение. Увы, по непонятной причине все знакомые Клариссы предпочитали забывать, что юному Тартису давно уже не семь лет. А присутствие матери не позволяло ему ответить им с заслуженной грубостью.

— Какой он у тебя красавчик, Кларисса, — приторно-сладко произнесла другая дама, госпожа Эния Сетьян. — Прямо как его отец, — добавила она, протягивая Амадею унизанную кольцами руку для поцелуя.

— Мое почтение, нобилессы, — проговорил старший Тартис своим самым медовым голосом.

— Ну же, ты не должна флиртовать, Эния, — слегка укорила подругу госпожа Селенна, в то время, как Амадей не менее куртуазно подносил к губам и ее ладонь. Дарен и Кларисса насмешливо переглянулись.

— Было невероятно приятно общаться с вами, — сказала Кларисса, — но, боюсь, Амадей и я должны откланяться.

— Конечно, дорогая, — промурлыкала Эния Сетьян, — однако я жду тебя в гости на этой неделе.

Они расцеловались — дань уважения еще одному старому обычаю — и дамы исчезли. Дарен позволил себе облегченно вздохнуть.

— Глупые перечницы, — передернула плечами Кларисса. Дарен улыбнулся — он любил холодный ум своей матери и ее презрение ко всем прочим. А особенно то, что она, заметив недовольство сына, так быстро спровадила старых куриц.

Ярмарка, ради которой Кларисса и соизволила на время покинуть приятную прохладу поместья, была в самом разгаре. Они прошли в южный конец креста рынка, где продавались самые изысканные и дорогие вещи, и госпожа Тартис начала с огромным энтузиастом тратить деньги мужа. Дарен вновь затосковал.

Проклятье! Не только первая половина сегодняшнего дня была унизительно скучной и просто унизительной, но и его продолжение обещало стать ничуть ни лучше. Конечно, он мог бы выбрать кое-что и для себя, только вот юноша уже не помнил и половины принадлежавших ему вещей. Кроме того, к их маленькой группе приближался Филиппе, пропавший было после церемонии.

Дарен почти примирился с судьбой выносить неотрывный взгляд Лодерта, у которого начался очередной период мрачной молчаливости, в то время как мать будет совершать свои бесконечные покупки, но тут глаза юноши уловили нечто необычное. Младший Тартис удивленно моргнул, а потом медленная жестокая улыбка скривила его губы.

Там, на краю ярмарочной суеты, у входа в Восточную Зону, стояла Иласэ Аллеманд, Светлый подмастерье, верная подруга Ролана Кэйроса. Дарен узнал бы ее уродливую гриву волос где угодно.

Девушка смотрела внутрь прохода с нескрываемым любопытством, но время от времени беспокойно оглядывалась по сторонам, чувствуя неуместность своего поведения. Дарен осмотрелся вокруг в поисках Ролана или Ильмара, но Иласэ оказалась одна. Юноше просто необходимо было ее поприветствовать.

— Отец!

— В чем дело? — недовольно нахмурился Амадей, повернувшись к сыну.

— Отец, могу я поздороваться со старой подругой? — зло улыбаясь, проговорил Тартис, мотнув головой в сторону Иласэ.

Амадей увидел девушку и на мгновение застыл, потом усмехнулся:

— Полагаю, да.

— Отлично! — Дарен начал двигаться в ее сторону, однако ладонь отца тяжело легла на его плечо:

— Не торопись, парень. Вокруг слишком много свидетелей.

— Я не собираюсь убивать ее среди толпы! — раздраженно буркнул юноша.

— Значит, мы друг друга поняли, — отпустил его Амадей. Дарен фыркнул и оскорблено поправил сбившийся воротник.

— Будь хорошим мальчиком, — напутствовал его старший Тартис, а Филиппе процедил, заговорив в первый раз за сегодня:

— Передай ей привет из Бездны!

Юноша подошел и остановился за спиной у ничего не подозревающей девушки, бросил быстрый взгляд по сторонам, после чего обеими руками толкнул ее, издавшую испуганный крик, прямо на центральную аллею Восточной Зоны. Наблюдающий за ними Амадей усмехнулся, а Филиппе по-змеиному зашипел.

Глава 2. Вся моя ненависть для тебя

С раннего детства Иласэ была самим воплощением любопытства. Худенькая большеглазая девочка, а потом девушка, которая хотела знать все. Неразгаданные тайны и загадки манили ее, как блеск золота — авантюристов, а Восточная Зона столицы слыла не только опасным, но и странным местом. Однако, до поры до времени, врожденное благоразумие сдерживало Иласэ, поскольку хорошие девочки не заходят в Восточную Зону, или так, по крайней мере, ей говорили. Прежде она всегда торопилась мимо, не осмеливаясь даже заглянуть в проход главной аллеи, но этим летом ей исполнилось семнадцать, через год она получит статус мастера и… и ее любопытство выросло вместе с ней.

Иласэ была уверена, что сегодня, в День Примирения, ничто не помешает ей собственными глазами увидеть скрываемые Восточной Зоной тайны. Она ведь почти взрослая магичка и может справиться с любыми неприятностями; а потом расскажет о своих находках лучшим друзьям, Ролану и Ильмару Кэйросам. Они, конечно, отругают ее за безрассудство, но в глубине души будут завидовать, и позднее она уговорит их придти сюда всем вместе…

Иласэ окончательно решилась шагнуть в тенистый проход, когда что-то сильно толкнуло ее в спину. С возмущенным вскриком девушка полетела вперед и приземлилась на все четыре конечности, таким образом впервые познакомившись с запретной частью города. Неровные края булыжников наждаком содрали кожу с ладоней. Плотный материал длинной юбки защитил колени, но пара синяков была обеспечена.

— Смотри, куда идешь! — этот сердитый голос за спиной был ей слишком знаком. О, нет! Из всех людей, с кем она могла столкнуться, это обязательно должен был быть…

— Тартис! — завопила она, с некоторым трудом поднявшись на ноги и поворачиваясь к обидчику лицом, — ты придурок!

Почему, ну почему именно он встретился Иласэ сегодня, этот мерзкий, изворотливый, высокомерный сноб! Один из худших людей, которых она знала, даже среди Темных магов. И, к огромному сожалению, ее ровесник, что заставляло их уже третий год бок о бок учиться в Ордене!

Мрачное выражение лица Дарена Тартиса на мгновение сменилось удивленным, потом тонкие губы юноши растянулись в злую и холодную усмешку:

— Ну и ну, неужели передо мной любимая ствура старого Ташара, самого Великого Магистра? — его лицо вновь потемнело от злости, — почему ты не смотришь, куда идешь, идиотка?

— Это ты толкнул меня, а не наоборот! — воскликнула Иласэ, яростно сжав кулаки.

Тартис презрительно усмехнулся, скрестил на груди руки:

— Не важно. Я — из благородного рода, и ты, простолюдинка, не должна стоять на моей дороге.

— Обойдешься! — ее щеки вспыхнули: теперь магичка действительно кипела от злости.

— Неужели? — Темный зло прищурился. Она что, бросила ему вызов? И Тартис со стремительностью готовой ужалить змеи двинулся к ней. Испуганно вскрикнув, Иласэ отбежала от него, далеко вглубь бокового ответвления аллеи. Юноша остановился и рассмеялся:

— Все же ты умеешь уступать тем, кто лучше тебя.

Иласэ замерла, покраснев от унижения:

— Ты просто жалок, Тартис! Конечно, со мной ты храбрый, но если бы здесь были Ролан и Ильмар, ты бы сбежал, поджав хвост!

Темный, казалось, проигнорировал ее слова. Он встал, касаясь плечом обветшалой каменной стены, загораживая собой выход, посмотрел на нее почти по-доброму:

— И что же маленькая ствура Кэйросов делает в Восточной Зоне, совсем одна?

Иласэ испуганно вздрогнула, осознав, что он заставил ее пройти слишком глубоко в Зону. Отсюда она больше не видела выхода к перекрестку рынка, до нее не доносился привычный гул ярмарки. Сам воздух в Восточной Зоне был пропитан странной магией, глушившей звуки — даже закричи во все горло, никто не услышит.

По спине девушки пробежал неприятный холодок, однако показывать свой страх Темному Иласэ не собиралась.

— О, я понял! — весело продолжил Тартис и махнул рукой в сторону маленького магазинчика, притулившегося у стены. Там, у перекошенной двери, провисшей на ржавеющих петлях, лежала куча мусора, в основном деревянные палки и обрубки веток.

— Ты собралась построить из этого хлама домик для родителей? Чтобы им больше не пришлось жить в той земляной норе, из которой ты вылезла? А может, у тебя ностальгия по детству, когда по весне твоя жалкая семейка, как зайцы, грызла древесную кору? — он рассмеялся и швырнул в девушку подобранной с земли палкой.

Иласэ отступила в сторону, деревяшка пролетела мимо, но в глазах девушки запылала ярость. Она не виновата, что ее родители — сервы! У нее великолепные способности к магии! Она будет одним из самых молодых мастеров в истории Ордена!

Однако издевки Тартиса все равно били в цель, потому что таким, как он, кичащимся своей родословной нобилям, это неважно. Им все равно, каких высот она достигнет. Они всегда будут помнить о ее происхождении и не дадут забыть о нем никому другому.

Да какое он имеет право! Как будто он чем-то лучше ее! О, как Иласэ захотелось заставить его тоже страдать, ударить как можно больнее.

— Кто бы говорил, крысеныш! — девушка язвительно усмехнулась, — все знают, что ты просто завидуешь Ролану. Все любят его, а тебя… тебя едва терпят! Даже твоих драгоценных родителей тошнит от твоей кислой рожи. О! — продолжила она, с таким видом, словно ее только что осенило, — ведь дело не в этом, Да-арен, — девушка постаралась растянуть его имя, произнося звуки с аристократической ленцой, — Ты просто ревнуешь Ролана ко мне. Но, бедняжка, — она издевательски засмеялась, — Ролана не интересуют мальчики.

Во время ее речи Тартис лишь чуть поднял брови, на обычно бледном лице появилось немного краски, но, кроме этого, он никак не прореагировал. Иласэ не понравилось его спокойствие: Дарен Тартис, которого девушка знала, очень легко приходил в ярость. Он уже должен был кричать и плеваться оскорблениями в ответ, а не смотреть на нее ледяным взглядом.

— Я полагал, что у кое-кого в твоем положении манеры должны быть получше, — произнес Темный мягко, — видишь ли, плохие вещи случаются с маленькими ствурами здесь, в Восточной Зоне. — И рассчитанным жестом он отодвинул полу церемониального плаща.

Ножны были черными, и на их фоне Иласэ легко различила блестящую, частично перевитую кожаными ремнями рукоять длинного кинжала.

Оружие.

У Темного.

В День Примирения!

Он же недавно вышел из храма. Им ведь запрещено. В этот святой день всем запрещено…

У самой Иласэ оружия не было, никакого. Не считать же, в самом деле, несколько старых книг в мешке за плечами или кольцо с блокиратором. Она потому и осмелилась именно сегодня пойти в Восточную Зону, и задирать Тартиса. Сегодня же годовщина Перемирия! Ой-ей-ей!

Только теперь девушка по-настоящему испугалась, взгляд метнулся к лицу Темного. Конечно же, он просто брал ее на испуг. Это ведь только блеф?

Тартис смотрел с холодной усмешкой, серые глаза казались пустыми и голодными: он наслаждался ее страхом, пил ее страх.

Если честно, имела ли Иласэ хоть какое-то представление о том, на что способен Дарен Тартис?

Ответ пришел к ней тотчас. Да, конечно, она имела. Он был трусом и нытиком. Жалким, испорченным, злым мальчишкой. У него не хватит отваги использовать этот нож против нее и отвечать за последствия перед Орденом.

Иласэ собралась с мыслями, отодвинула страх и заставила себя успокоиться. Нет, она не будет бояться младшего Тартиса, он слишком ничтожен, чтобы испугать лучшую ученицу Высшего магистра!

Почти бесцветные глаза Дарена удивленно расширились, когда перепуганная девчонка напротив него внезапно презрительно рассмеялась:

— О, надо же, так я должна трястись от страха? Ты просто жалкий неудачник, Тартис! Ты так стремишься обратить на себя внимание потому, что родителям нет до тебя никакого дела? Не могу поверить, что твоя мать сумела так долго выдерживать общение с тобой и твоим «милым» отцом! Будь ты моим сыном, я бы давно покончила с собой! Признайся, она уединяется с бутылью вина, или ей больше нравится порошок?

Растерянность на его лице сменилась яростью:

— Не смей так говорить о моей матери, ты, грязная ствура!

Глаза Иласэ сузились, она усмехнулась: ага, удар по больному месту. Так значит, Тартис любит свою мамочку.

— Так что там насчет твоей матери? Кроме того очевидного факта, что она просто безголовая кукла? Или того, что она больше похожа на Амадея, чем ты? Ты ведь знаешь, что они брат и сестра, правда? Кровосмешение среди Темных в моде!

Лицо молодого мага исказилось в уродливую маску, он судорожно сжал кулаки, но Иласэ так разошлась, что не обратила на опасные признаки внимания:

— Это называется вырождением, Тартис, иначе такое извращение природы, как ты, никогда бы не появилось на свет!

— Я убью тебя! — прорычал Дарен.

Ой-ей! А вот сейчас он действительно способен причинить ей серьезный вред: бешенство в глазах Темного стало диким. Иласэ судорожно схватилась пальцами левой руки за кольцо, снимая блокиратор.

Так не делается, так нельзя делать! Подушечки ее пальцев жгло каленым железом, но на совершение всех необходимых ритуалов у Иласэ просто не было времени. Ну что она за дура, нужно было сделать это прежде, чем начинать оскорблять Тартиса. За снятие блокиратора ей влетит по полной, но она, хотя бы, останется жива.

Тартис так и не вытащил нож, но это было ни к чему: его блокиратор, запоздало поняла Иласэ, уже снят, и Темный сделал это, пока девушка придумывала, как бы побольнее его ужалить. Определенно, сегодня она страдала от временного помрачения рассудка.

Темный выбросил в ее сторону правую ладонь со зловеще помигивающим бриллиантом в кольце, что-то прошептал. Было это нечто убийственным, или все же нет, Иласэ так и не узнала: в панике она закрылась ладонью, словно кольцо с блокиратором могло защитить от удара…

Луч Тартиса попал прямо в центр ее изумруда, рассыпавшегося крошками; и расплавившийся станин кольца уже тек по руке, когда Темный вдруг грязно выругался, в его голосе в равных долях смешались изумление и гнев:

— Как ты это сделала, ствура?!! — его кольцо было в таком же состоянии, как и ее — оно больше не существовало. Но кинжал никуда не делся, и Иласэ чувствовала, по ярости в белесых глазах и дерганому движению правой ладони к рукояти, что Темный вполне способен убить. Как несколько раз в прошлом, время вокруг замедлило бег, а потом она сделала очень неожиданный и очень глупый поступок: бросилась на него.

Хотя девушка была почти на голову ниже Тартиса и не особо плотная, пятьдесят четыре иция[1] неожиданно врезающегося в тебя живого веса хватит, чтобы сбить с ног. Иласэ хотела лишь оттолкнуть противника и выбежать на оживленную улицу к ярмарке, но инерция движения заставила ее упасть на мостовую вместе с Тартисом, прямо к куче хлама. Их ладони встретились на рукоятке кинжала — каждый хотел вытащить его сам и не дать сделать это другому. Все продлилось едва ли секунду: с отвратительным скрежетом гора хлама обрушилась на извивающиеся фигуры, погребая под собой.

Почти сразу покосившаяся дверь магазинчика отворилась, оттуда опасливо выглянула лысая голова владельца. Маленькие черные глазки торопливо обежали аллею и остановились на мусоре, разбросанном теперь по земле в радиусе пяти терстов[2] вокруг. Но, если не считать пробирающуюся вдоль каменной стены серую кошку соседа, улица была пуста.

Глава 3. Искусство ждать

Мир вокруг Дарена внезапно дернулся и заплясал в безумном танце, в фейерверке света и звука. Где-то в солнечном сплетении появилось ощущение пустоты, разрослось, тяжесть тела исчезла; он летел, и он падал, не понимая больше разницы между землей и небом. Рядом смутно ощущалось присутствие другого человека, этой вредной девчонки…

Все закончилось так же резко, как началось. Земля встретила его не очень ласково, а вот Иласэ посчастливилось приземлиться на Дарена сверху. Двойной удар вышиб из легких юноши весь воздух, мир вновь закружился вокруг него, взорвался болью и тут же почернел…

Второе пробуждение оказалось приятнее. Его овевал ветерок, не такой теплый, как сегодня утром, но полный свежих и сладких ароматов. В отдалении пели птицы, журчал ручей. Идиллия.

Дарен подозрительно приоткрыл один глаз, потом со стоном распахнул оба и попытался сесть. Увы, с мысленным видением рая пришлось расстаться: боги элрави не заставили бы мага из семьи Тартис делить загробную жизнь со ствурой, не настолько они жестоки.

Конечно же, девчонка, из-за которой все и произошло, присела рядом и внимательно всматривалась в его лицо своими ненормально большими карими глазами.

— Ч-что произошло? — ее голос прозвучал испуганно и слишком тонко, словно на грани истерики.

Дарен в ответ оскалил зубы и с силой оттолкнул девчонку от себя. Иласэ вскрикнула, и, откатившись от него, почти целиком угодила в ручей. За этим последовал возмущенный визг, и на берег вылезла не только очень сердитая, но и изрядно вымокшая ствура.

Дарен сел, опираясь о землю обеими руками, поморщился: боль от их «лобового» столкновения все еще пульсировала в голове. В любое другое время он бы расхохотался, глядя на неуклюжую Светлую, похожую на мокрую курицу; но сейчас его интересовали заботы поважнее. Она обхитрила его! Заманила в ловушку!

— Как ты это сделала? — прошипел юноша.

— Что? — Иласэ, забыв о своем праведном гневе, непонимающе уставилась на него.

Дарен вскочил на ноги, огляделся, стараясь не обращать внимание на головокружение и странную слабость. Его правая ладонь судорожно стискивала рукоять кинжала, тело напряглось в ожидании нападения…, - но вокруг царили тишина и спокойствие.

Солнце безмятежно выливало дневное тепло на деревья, окружающие небольшую полянку, где они стояли. Подземный ключ радостно выбивался на поверхность из-под мшистого камня и широким прозрачным потоком бежал через поляну дальше в лес… Лес, который простирался вокруг, насколько хватало глаз. Ни Восточной Зоны, ни каких-либо признаков города. Только зелень листвы, перемешанная с редким еще золотом осени.

— Мы в лесу, — почти беззвучно произнесла Иласэ. Дарен скривился: не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы сказать очевидное. И если эту глупую корову Светлые считают лучшей…

Какая-то тревожная, очень тревожная мысль билась в углу его сознания. Отцовский клинок? На месте. Нет, это даже важнее…

Побледнев, он резко повернулся к Иласэ:

— Что ты наделала?!! — Дарен хотел сказать это спокойно, но сорвался на крик.

Ее глаза сузились:

— Ты спрашиваешь, что я наделала? — девчонка с преувеличенным вниманием стала отряхивать прилипший к влажному краю юбки лесной сор, — я ничего не сделала.

— Прекрати свои игры, ствура! Ты разрушила мое кольцо и перенесла нас сюда!

Иласэ замерла, потом с ужасом уставилась на собственную правую руку, на пустой средний палец.

— Кольцо. О, Святое Небо, мое кольцо!

Ее реакция Дарена одновременно удивила и успокоила: если Светлая, как и он, потеряла доступ к магии, с ее стороны ему опасность не грозит. И вряд ли это ловушка. Но что тогда?

Два года назад он и его ровесники из других Семей Темных магов, приехали, по условию Договора о Перемирии, жить и учиться на территорию Белого Ордена. Так сказать, в благих целях подтверждения мира и стабильности. Вскоре после того Иласэ Аллеманд, притворяясь бедной невинной овечкой, завела Дарена в темный полуподвал к одному из худших избиений в его жизни. Ролан и его братец Ильмар Кэйросы с удовольствием убили бы его тогда, если бы не побоялись гнева Старшего магистра.

Могла ли сладкая парочка Кэйросов оказаться здесь, прятаться где-нибудь в этом подозрительно мирном лесу, чтобы напасть в самый неожиданный момент?

Хищники успеют обглодать его кости прежде, чем кто-то додумается искать младшего Тартиса в этих чащобах.

Однако они не оставили бы свою верную подругу в его компании без магической защиты.

Дарен шагнул к Иласэ и крепко сжал ее руку чуть выше локтя:

— Я знаю, что ты каким-то образом перенесла нас сюда! — чтобы придать словам побольше веса, юноша слегка встряхнул ее. Девушка дернулась в сторону, гневно вспыхнув, а потом с силой ударила его по лицу. Шок заставил Дарена замолчать и удивленно моргнуть.

— Не прикасайся ко мне! — крикнула она яростно, — Ты думаешь, что это я что-то сделала? Ты первым разблокировал кольцо и воспользовался магией в священный день! Это ты каким-то образом уничтожил оба наших кольца! Это из-за тебя мы оказались Бездна знает где!

— Дура! — не выдержал Дарен, — мы могли попасть сюда только через Портал, а их не умеет открывать никто рангом младше мастера!

Сказал, и только тогда понял сам, что ни братья Кэйросы, ни глупая дочь сервов не сумели бы перенести их в это незнакомое место, где бы оно ни было. Не смогли бы самостоятельно, без чужой помощи.

Но, раз кто-то открыл Портал, должен остаться концентрат энергии! Если повезет, и прошло еще немного времени, можно попробовать выстроить Портал отсюда! Кольцо ведь для этого не требуется…

Мысли Иласэ, похоже, текли в том же направлении, потому что искать они бросились одновременно. Обломки коробок и палок, перенесенные Порталом вместе с ними, были безжалостно разбросаны в стороны, каждый кустик травы на девять терстов вокруг исследован вручную. Дарен даже вытряхнул из мешка девчонки ее книги, полагая, что небольшой, с голубиное яйцо шар, хранящий энергию переноса, мог закатиться внутрь. Не закатился, и пришлось выслушивать возмущенные вопли Иласэ о его грубом обращении с «бесценными крупицами знаний».

Потом Дарена осенило. Во имя Первых, концентрат энергии мог быть на девчонке, когда он толкнул ее в воду! А при смене стихий оболочка концентрата становится нестабильной и быстро растворяется.

Они оба бросились к ручью, пытаясь вспомнить точное место ее падения, но, хотя поток широким не был и глубиной доходил Дарену едва до пояса, вода текла быстро. Если шар с остатками энергии и упал сюда, его давно уже унесло вглубь леса, где он благополучно растворится через пару-тройку минут.

С растущим ощущением обреченности Дарен повернулся к Иласэ:

— Это ты во всем виновата! Если бы ты не толкнула меня…

Уродина сердито глянула на него, презрительно фыркнула и отвернулась:

— Я не имела не малейшего представления, что так получится. Иначе только ты бы застрял в этой дыре, а не мы оба!

Дарена словно окунули в ледяную воду:

— Так ты это все-таки спланировала, — проговорил он с ненавистью.

— Н-нет! — Иласэ растерянно посмотрела на него, — я хотела сказать, что просто пыталась тебя оттолкнуть, а не падать вместе с тобой.

— Ты сказала не это, ты сказала…

— Я сказала, что это был несчастный случай! — перебила его девчонка. — Я не знала про открытый Портал! Понятия не имею, кто его активировал! И перестань повторять, что это моя вина! Это ты преследовал меня, и ты первый пытался бросить какое-то заклинание, и это ты разрушил мое кольцо! В конце концов, откуда мне знать, что это все не ты подстроил?

— О, да, — отозвался Дарен, — осуществилась мечта всей моей жизни: застрять в лесах с уродливой визгливой ствурой. И, конечно же, я планировал много лет, как застать тебя одну в такой милой ситуации!

Иласэ взглянула на него с неожиданным испугом, и юноша презрительно хмыкнул:

— Это был сарказм, дура! Если бы я действительно хотел избавиться от тебя, будь уверена, давно бы сделал.

Некоторое время спустя они молча сидели на песчаном берегу ручья и смотрели на бегущую воду.

— Мы… застряли здесь? — очень тихо и непривычно робко спросила Иласэ. Дарен не ответил и даже не повернулся к ней, погрузившись в горькие мысли. Отец, наверное, сходит с ума от злости, и проклинает ни на что не годного сына, мать волнуется, но пытается скрыть это от Амадея. Ох, и влетит ему, когда он вернется: у старшего Тартиса в таких случаях всегда прорезалась садистская жилка.

— Мы в неизвестном лесу, и у нас нет колец, — грустно сказала Иласэ, просто озвучив свои мысли.

Дарен поежился, только сейчас заметив, что небо начинает темнеть. Да, этот вечер становился намного прохладнее, чем обещало утро. Если, конечно, их не занесло куда-нибудь на север, в тайгу, или бескрайние лесные просторы средней полосы континента.

Тартис подавил вздох: следовало придумать, как выбраться отсюда. Лес, лес со всех сторон…

Самое подходящее время пожалеть, что он никогда не был большим любителем лесной охоты. Пару раз в год — это все, на что юношу хватало. Отец называл его за это слабаком, но Дарен был слишком утонченным существом, чтобы добровольно, да по две недели кряду, как старший Тартис, обходиться без горячих ванн, изысканных блюд и свежих смен одежды как минимум два раза в день. В конце концов, зачем человеку цивилизация, если он не хочет пользоваться ее благами?

И даже когда кузен Карас со своими друзьями вытаскивал Дарена на природу, они не забывали прихватить с собой слуг, палатки и кучу теплой одежды. А также много всяких мелочей, о которых должны были помнить сервы. И отец мог сколько угодно твердить, что так они никогда не научатся настоящей походной жизни. Какие походы, с кем воевать? Чушь! М-да…

И этот непонятный лес, где каждое второе дерево оказалось незнакомой Дарену разновидности…

Филиппе Лодерт, гостивший в поместье Тартисов, рассказывал, что на северо-востоке обитали чудовища намного опаснее, чем на территории их почти степного домена. Придется ждать до ночи, чтобы определиться по созвездиям. И если насчет северо-востока Дарен прав — то, да помогут ему Первые!

Неприятная мысль. Но это — самый худший вариант, может, все не так плохо. Конечно, это точно не их домен, но они могли все еще находиться в обитаемой части Империи, где-нибудь у северной границы… или у восточной. Да что толку гадать!

Юноша поднялся и начал обходить поляну по кругу: земля была очищена от камней и крупных веток, как если бы кто-то не так давно стоял здесь небольшим лагерем. Но где остатки костра?

Дарен перепрыгнул через ручей и внимательно осмотрел другую сторону. Есть! Серый налет пепла, пара обгоревших палок. Значит, недалеко город, или хоть маленькое селение. Или в нем, или у соседей обязательно должен быть маг.

Дарен воспрял духом: не все так плохо, ему нужно лишь немного покружить по местности, вычислить, в какую сторону идти. Оставаться здесь глупо, под лежачий камень вода не течет, и все такое.

И юноша целеустремленно направился к деревьям.

— Куда ты идешь? — удивилась Иласэ, вскакивая на ноги.

— Подальше от тебя, — проворчал Тартис, не оглядываясь. Если ему повезет, то она не пойдет следом.

— Но ты… ты ведь заблудишься.

Дарен не удостоил ее ответом.

— Скоро стемнеет, — попыталась воззвать Иласэ к его здравому смыслу, — одному ночью в лесу опасно!

— Я попытаюсь найти людей. Здесь неподалеку должен быть какой-нибудь город.

— Что? — воскликнула она недоверчиво, — да здесь на сотни лагов никого нет!

— Может, и нет.

— Так ты что, правда уходишь? — в ее голос закрались нотки испуга.

— Верно.

— Но ведь нас будут искать именно здесь.

Дурочка, неужели она и впрямь так полагала? Дарен с усмешкой повернулся к девчонке, кукольное личико которой было искажено гримасой страха и едва скрываемой паники: не очень-то она верила в собственные слова.

— И как же они нас найдут? — поинтересовался он ласково.

— Ну, заклинаниями поиска, ведь в Восточной Зоне должны остаться следы Портала…

— Ты помнишь, какой сегодня день? — все так же подчеркнуто нежно спросил Дарен.

— Ой! — ее рот чуть приоткрылся в ужасе, когда до девчонки дошло, — сегодня же священный день, нельзя использовать магию, а до завтра…

— До завтра все следы исчезнут, и даже Старший магистр их не отыщет, — закончил он за нее. — Если бы кольца уцелели, нас бы могли найти по ним, а так… — предложение повисло в воздухе, договаривать его не требовалось.

— Как видишь, — после небольшой паузы продолжил Дарен, — у меня нет другого выхода, кроме как искать цивилизацию, которая, я уверен, совсем рядом.

Она подошла к нему:

— Но ведь может быть другой способ; не забывай, мы только подмастерья и всего не знаем. Нас все равно найдут!

— Мечтай дальше.

— Я серьезно. Старший магистр…

— Ну-ну, — перебил ее Дарен, — конечно же, Старший магистр забросит все свои сверхважные дела и побежит спасать любимую ствуру. Обязательно! Пойми, никто за нами сюда не придет!

— Но ведь ты не всерьез собираешься идти один в лес? Я с тобой туда не пойду! — Дарен поморщился — только истерики ему не хватало.

— Как печально, — отозвался он.

— Ты…, ты правда меня здесь оставишь?

— Точно.

— Ты спятил!

Дарен усмехнулся, уловив отчаянье в ее голосе: она была в ужасе от мысли, что останется одна, но и не хотела идти с ним. Да он бы и не позволил! Дарен снова повернулся к лесу, игнорируя ее.

— Тартис, ты полный придурок! Тебя съедят там! — а вот это уже больше походило на проклятие, чем на предупреждение.

— Я могу о себе позаботиться.

Иласэ бросилась следом за ним и остановилась на краю поляны, не осмеливаясь идти дальше:

— Не будь дураком! Мы должны ждать здесь! — ее голос наполнился злостью и паникой.

— Прощай, ствура! Может, мне повезет, и кто-нибудь пообедает тобой! — отозвался он весело, хихикнув себе под нос.

— Тартис!

Ухмылка Дарена стала шире: он надеялся, что ствуре сейчас очень-очень страшно.

* * *

Иласэ обхватила себя руками за плечи, глядя, как последняя связь с человеческой цивилизацией исчезает среди деревьев.

Одна ее часть воскликнула: «Какое счастье, наконец-то я избавилась от этого идиота!», наблюдая, как надменное отродье уходит прочь, и гадая, достанется он местным хищникам на ужин, или только на завтрак.

Другая ее часть завопила в ужасе, что теперь она абсолютно одна, в центре незнакомого леса, без кольца, без защиты! Она может стать жертвой дикого зверя, замерзнуть, умереть от голода! И эта, вторая часть, хотела, чтобы Дарен Тартис вернулся.

Но вот он полностью скрылся за стволами деревьев.

Иласэ глубоко вздохнула и вернулась к центру поляны. Лес казался безмятежно спокоен: где-то вдалеке распевали птицы, в воздухе плыли сладкие ароматы, маленький коричневый кролик выпрыгнул из норки у корней раскидистого клена и деловито направился к ручью. В любой другой ситуации Иласэ пришла бы в умиление. Но не сейчас.

Что же ей делать?

— Думай, Иласэ, думай, — пробормотала девушка себе под нос. Логика подсказывала, что лучше всего оставаться здесь, куда перенес их Портал. За ними обязательно придут, если не сегодня, так через несколько дней. Она была уверена, что Тартис говорил чушь. Абсолютно уверена.

Стражи не смогут не заметить открытие Портала в священный день, а когда станет известно об исчезновении подмастерьев, кто-нибудь в Ордене догадается, что эти события связаны. Несомненно, Старший магистр поймет это первым. Вот и все, ей просто нужно ждать и постараться выжить.

Конечно, вопрос о том, кто осмелился пойти против воли сразу и Ордена, и Повелителя Темных, оставался открытым, но до возвращения домой ответа она не узнает. Иласэ попыталась мысленно нарисовать портрет безумца, нарушившего Закон, понять причины, побудившие его это сделать. Получилось плохо.

Она сомневалась, что Портал предназначался именно для них с Тартисом. Будь это похищение, на поляне их бы ждали. Да и кто мог догадаться, что именно сегодня ей взбредет в голову пойти в Восточную Зону, а Тартис увяжется следом? Скорее всего, в настройке произошел сбой, и транспортные ворота открылись не тогда и не там, где полагалось. Ничего удивительного: Иласэ читала, что в заклятые дни, когда магия не должна использоваться, совершенно обычные магические действия могут иметь странный и непредсказуемый эффект. Какое-то там побочное действие Имперской печати.

Девушка вздохнула: она обожала разгадывать загадки, но предпочитала делать это в компании друзей, в уютной домашней обстановке. Она и в лесу-то прежде бывала только с семьей Кэйрос, когда ее приглашали на пикники. В нормальном культурном лесу, где чуть ли не за каждым деревом стоит егерь, и даже такие обычные хищники, как волки, попадаются крайне редко. Девушка и видела-то серых только пару раз, в орденском зверинце.

Иласэ довелось прочитать несколько книг о путешественниках, попадавших в куда худшие ситуации, однако она не старалась запоминать никаких важных деталей, уверенная: ей, с ее-то магическими способностями, это никогда не пригодится. Как теперь выясняется, она была по-глупому самонадеянна.

Несмотря на все издевки со стороны Тартиса и его друзей, Иласэ почти забыла свое деревенское детство, она даже едва помнила лица отца и матери. Да и что мог знать шестилетний ребенок о выживании в диком лесу?

Иласэ подавила растущую панику, сделав несколько глубоких вдохов, и дважды медленно обошла поляну. В первую очередь ей нужно было понять, что может пригодиться. Наконец, она остановилась и довольно кивнула сама себе:

— Кольцо из Золотых лиственниц.

Золотые лиственницы отличались от обычных светло-желтыми полосками на коре, разбросанными по стволу без всякой видимой структуры. Вокруг поляны стояло семь таких деревьев — достаточная защита как от почти любого чудовища, даже владеющего враждебной магией, так и от обычного хищника. Светлые маги почитали Золотые лиственницы священными деревьями, хотя Тартис, будучи Темным, мог о них и не знать. У Иласэ тут же поднялось настроение, и она порадовалась, что не ушла с поляны вместе с Дареном.

Следовало позаботиться о припасах.

Иласэ рискнула выбраться за пределы защитного круга только потому, что было еще достаточно светло; но даже и так, ей пришлось собрать всю отвагу, чтобы сделать первый шаг. Девушка поминутно оглядывалась, боясь, что что-то нетравоядное непременно прыгнет на нее со спины. Наверное, глупо, но она ничего не могла с собой поделать.

Рядом с поляной Иласэ обнаружила красноватый мох полуденник, который прежде ей доводилось видеть только в сушеном виде. Лучшее средство для очистки воды. Иласэ была бесконечно рада, что через ее полянку протекал ручей, но иметь возможность не опасаться за свое здоровье…

Она набрала полуденника, сколько смогла унести. Следующим на очереди был хворост. Пока девушка собирала сухие ветки, на глаза ей попалась зеленая ботва нескольких съедобных корней; не только съедобных, но и достаточно вкусных, если она поджарит их на самодельном вертеле. Нашлись и ягоды: пресная водянистая костяника и пара горстей поздней малины.

К тому времени, как солнце село за деревья, Иласэ все же смогла развести костер (примитивным трением — до чего только не приходится опускаться магу, который не способен дотянуться до Силы!) и почувствовала себя почти счастливой.

Поздним вечером, когда Иласэ уже приготовила себе уютное ложе на ночь, — что-то вроде небольшой овальной ямки, выстеленной толстым слоем мягкой листвы, — ее мысли вернулись к Тартису. Она вновь подивилась самоуверенности, с какой он отправился в лес, один, на ночь глядя, не имея никакой защиты, кроме своего ножа, лишенный, как и она, доступа к магии. Что он будет делать, когда стемнеет? Что будет есть и пить? Как станет защищаться от диких животных? Может, он прекрасно разбирался в лесной жизни, а она никогда об этом не слышала? А может, он просто слишком глуп, чтобы осознать опасность, которой подвергается!

Хотя, какая ей разница, теперь самое главное — дождаться помощи.

Воздух стал прохладнее, запели сверчки, и со всех сторон до Иласэ начал доноситься шум жизни ночного леса. Но, какие бы животные не бродили за пределами защитного круга, никто не мог войти, так что девушка свернулась поуютней, чтобы лучше сохранить тепло, и уснула.

Глава 4. Где мой сын?

Дверь внешне ничем ни примечательного магазинчика распахнулась, с силой ударившись о стену, и на крыше рассержено зашипела кошка, потревоженная во время полуденного сна. С недовольным видом хвостатая красавица прошествовала к краю черепицы и прогнула шею, заглядывая вниз. Ну конечно, опять шумные двуногие. Никакого от них покоя!

Вчера двое в таких же накидках, как и у этих самочек, так истошно визжащих внизу, устроили маленькую грозу с молниями, а потом провалились в светящуюся дыру, едва не прихватив с собой и ее. А что задумали эти? Ну, уж хватит. Жить по соседству с магами, конечно, хорошо, но иногда они так надоедают…, - и кошка благоразумно предпочла отступить к другому краю крыши, откуда, после краткого размышления, перепрыгнула на соседнюю. Пушистая, дымчато-серая, она в последний раз оглянулась посмотреть на происходящее не по-звериному умными зелеными глазами, и пошла прочь — настоящая алириса, аристократка среди местных кошек, предки которой когда-то были привезены из другого мира, из ныне погибшей Алирии.

А у распахнутых дверей тем временем уже вовсю развернулось драматическое действо. Там продолжали оглушительно визжать три молоденькие девушки, только что выскочившие из магазина, все в темных плащах орденских подмастерьев. Особенно заливисто получалось у миленькой голубоглазки, на голове которой шипели и извивались тонкие оранжевые змеи.

По громкости и тембру не сильно отставала от нее кудрявая брюнеточка, с блестевшими густым белым мехом лицом и шеей. Чувствовалось, что черноволосая девушка оказалась неспособна оценить приятный цвет и нежность меха, за который она теперь судорожно дергала пальцами. Уши третьей превратились в раскидистые зеленые лопухи; кроме того, за шею девушку душило что-то лохматое и шипящее, подозрительно напоминавшее спятивший шарф.

За бесплатным спектаклем с интересом наблюдали случайные прохожие, отступив на всякий случай подальше: рассерженные магички были печально знамениты своей склонностью швырять молнии куда ни попадя. Причем правило это относилось одинаково и к Темным, и к Светлым нобилессам.

Тем временем, внутри магазина в шокированном молчании стояли два темных подмастерья, прислушиваясь к доносящимся с улицы звукам. Благородная Локуста тор Айрис Кейшар Ариада первой пришла в себя и покачала со скорбной укоризной головой:

— Как грубо, они даже не попрощались.

Шум на улице тем временем слегка поутих: похоже, до Светлых дошло, что их внешность начала возвращаться в норму, и не стоит оповещать весь город об этом унизительном происшествии.

Фамилия нобилессы Локусты, для друзей просто Локи, казалась слишком длинной для своей обладательницы, крохотной девушки едва пяти футов ростом. Возможно поэтому полным титулом ее никто и не называл. Однако необычные молочно-белые волосы и голубые, холодные как лед, глаза Локусты знала вся столица. Причем почтенные горожане с нетерпением ждали того благословенного дня, когда истекут положенные три года пребывания Темной во владениях Ордена, и она продолжит оттачивать чувство юмора на собственных подданных, как можно дальше отсюда.

Но автором сегодняшнего происшествия Локи, к ее сожалению, не была.

— Ты ведь знаешь Светлых, — лениво протянула ее подруга, по-купечески крепко сбитая Марита Сотэш, — Наверное, где-то на дереве сидит котенок, и им нужно его спасти.

— Светлые та-акие благородные, — смахивая воображаемую слезу умиления, подчеркнуто восторженным тоном произнесла Локи. Захихикали девушки одновременно.

Потом Локи повернулась к хозяйке магазина, невозмутимо стоящей за прилавком:

— Это было великолепно, Тара.

Высокая темноволосая женщина, похожая на варварку с юга, благосклонно улыбнулась в ответ и чуть склонила голову, принимая похвалу:

— Никто не смеет безнаказанно говорить таких вещей о Повелителе в моем присутствии, — промурлыкала она хрипловатым контральто.

— Жаль, что в следующем году я уже не увижу ничего подобного, — вздохнула Локи.

— Ты всегда можешь поймать парочку Светлых и использовать на них самые оригинальные заклинания, — предложила Тара.

— Одной это будет не так интересно, — покачала головой девушка, на мгновение погрустнев.

— Эй! Что я пропустил? — Темные повернулись, кто с удивлением, кто с любопытством глядя на худощавого симпатичного парнишку, только что открывшего дверь лавки. Его черные, сильно вьющиеся волосы были прикрыты цветастым пурпурным платком, наподобие тех, что носят пираты. На шее висело несколько ожерелий, одно другого краше, в ушах болтались крупные серьги. Парень одарил всех присутствующих ослепительной улыбкой.

Тара тихо засмеялась.

— О, во имя Первых, Табис, на что ты похож? — с отвращением воскликнула Марита, подходя к младшему брату, чтобы снять с него сияющее уродство. Хотя на ней вот это вот жемчужное ожерелье смотрелось бы куда лучше.

— Убери с меня эту гадость, — потребовал Табис, — такие блестялки носят только девчонки!

— Если их носят только девчонки, зачем же ты их нацепил? — захихикала Локи.

— Вовсе нет! — возмущению Табиса не было предела, — они атаковали меня!

— Ну конечно, — все еще улыбаясь, согласилась Темная. Табис был бесподобен: хорошенький, как куколка, с большими невинными глазами и солнечной улыбкой. Идеальный ребенок. Ни с первого, ни со второго взгляда невозможно было догадаться, что он Темный, из очень старой и почтенной семьи. Амадей Тартис не раз вслух заявлял, что из Табиса ничего толкового не получится, но Локи так не считала. Просто тьма была спрятана в душе брата Мариты очень глубоко, а не почти у поверхности, как, например, у младшего Тартиса или у самой Локи.

— Опять шуточки Дарена? — устало вздохнула Марита.

— Нет, это Беро, — покачал головой ее брат, — Дарена никто не видел со вчерашнего дня. Вы тут закончили? Я есть хочу!

Девушки переглянулись:

— Мальчишки в таком возрасте вечно хотят есть, — покачала головой Локи.

— И много, — со вздохом добавила Марита, — куда только все девается?

— Ну, так мы идем? — Табис почти приплясывал от нетерпения, строя сестре и ее подруге умильные рожицы. Свои карманные деньги он потратил еще неделю назад, и теперь насыщение его молодого организма зависело только от щедрости сестры.

Марита неожиданно вскрикнула: ожерелья и сережки, которые она успела снять с непутевого братца, замерцали в ее ладонях и истаяли струйкой цветного дыма.

— Беро — настоящий мастер иллюзий, — с гордостью за двоюродного брата проговорила Локи, — пока не исчезнут, от настоящих не отличишь.

Сегодня был второй день ярмарочной недели, и толпа вокруг них шевелилась, как живой добродушный зверь. Троица игнорировала вопли и недовольные взгляды отталкиваемых с дороги людей, спорила, куда пойти обедать, а Локи еще время от времени с язвительной ехидцей комментировала чей-нибудь внешний вид.

Наевшись, и кое-что еще прикупив, они отправились к Орденской твердыне, оплоту мира и стабильности в Империи, а по совместительству временной тюрьме для Локи, Мариты, Табиса, и еще пары сотен подростков из Темных семейств.

Локи остановилась, почувствовав, что Марита дергает ее за рукав платья:

— К нам идет Амадей Тартис, и он смотрит прямо на нас, — прошептала подруга ей на ухо. Локи скривилась: старшего Тартиса она недолюбливала.

Нобиль остановился перед ними, как всегда подтянутый и высокомерный:

— Нобилесса тор Айрис, — обратился он к Локи, — какая честь.

«Он бы меня еще полным титулом назвал», — подумала Локи, пытаясь понять, что могло понадобиться от нее правой руке Повелителя. Амадей Тартис редко снисходил до общения с менее знатными дворянами, если, конечно, не хотел получить из этого какую-то выгоду для себя. А выгода для Тартиса обычно означала неудобство для всех остальных.

Локи заставила свое лицо стать непроницаемой маской и присела в небольшом поклоне, какой по высокому этикету предназначался равным — и пусть подавится своим высокородством! Марита стояла рядом с ней, замечательно играя роль пустоголовой куклы — многие поначалу верили. Табис одарил Амадея Тартиса своей обычной сияющей дружелюбной улыбкой, — но с тем же успехом он мог улыбаться каменной стене, — его просто не заметили.

— Амадей, — с ядовитой ласковостью промурлыкала Локи, благополучно забыв, что Тартис-старший не давал ей позволения обращаться к нему по имени, — что за приятная встреча. Как поживает Кларисса?

Губы Амадея зло скривились, и Локи могла поклясться, что аметист в его кольце выпустил маленькую молнию. Очень маленькую, похожую на солнечный отблеск, вот только день сегодня выдался пасмурный, не чета вчерашней жаре. По мнению Локи, Амадей и Дарен были очень похожи, только у отца самоконтроль самую малость получше.

— Должен сказать, я разочарован, дорогая нобилесса, — ласково промурлыкал Тартис. — Я полагал, что время, проведенное в доме твоего уважаемого дядюшки, а также в обществе представителей более выдающихся семейств, — последовал едва заметный кивок в сторону Мариты, — поможет сгладить неловкие огрехи столь неудачного воспитания и превратит тебя в достойную молодую леди. Очевидно, я был не прав. Как жаль, но пословица, что только грязь происхождения прилипает намертво, не лишена оснований.

О да, речь Тартиса. Искусство вежливо унизить и лишить достоинства парой хорошо подобранных фраз. Найти больное место и вкопаться в него поглубже, посыпать солью и выставить на всеобщее обозрение.

Локи усилием воли заставила себя не покраснеть от стыда и гнева, чтобы Тартис, да избавят Первые, не подумал, что она чувствует себя униженной.

— Не мудро показывать дурные манеры, нобилесса, особенно не мудро демонстрировать их передо мной, — с ноткой угрозы в голосе продолжил Амадей Тартис. Локи выдавила в ответ легкомысленный смешок:

— Будь лапонькой, Амадей, не сердись. Ты ведь помнишь: если со мной что-то случится, дядюшка будет очень недоволен. Ты же не хочешь поссориться с моим дядюшкой? — и Локи выдала самую очаровательную улыбку, на какую была способна.

Амадей выглядел так, словно его заставили проглотить нечто несвежее, однако быстро сменил тему разговора:

— Как бы мне ни было приятно вести с тобой светскую беседу, дорогое дитя…, - «ага, так я больше не нобилесса», — подумала Локи, — значит, дело серьезное.

— Боюсь, — продолжил Амадей, — мне необходимо кое о чем спросит тебя.

— Например?

— Где мой сын? — теперь его голос звучал холодно и обвиняюще. У Локи изумленно приоткрылся рот, и от удивления она ответила с абсолютной искренностью:

— Я не видела Дарена с тех пор, как две недели назад ты забрал его домой. А что случилось?

Она была уверена, что случилось непременно, и что-то нехорошее, иначе Амадей никогда бы не снизошел до этого разговора. Было видно, что все происходящее вызывает у старшего Тартиса сильное чувство раздражения:

— Мальчишка должен был вернуться в наши комнаты в «Импре» еще вчера вечером, но так и не пришел. В день Перемирия я не мог искать его с помощью магии, а сегодня после полуночи ни одно заклинание уже не срабатывало. Я отправил Клариссу домой в имение, но и там он не появлялся.

Локи скрестила руки на груди:

— А что тут такого? Дарен давно уже большой мальчик, и вчера был не первый раз, когда он не вернулся ночевать домой.

Амадей заколебался, внимательно оценивая ее возможную реакцию, прежде, чем продолжить:

— Когда я видел его в последний раз, он заходил на территорию Восточной Зоны в… сомнительной компании.

Локи застыла, вспоминая, как два года назад нашла Дарена без сознания и всего в крови, в одном из подвалов Ордена. И год назад, когда из-за чьего-то заклятия он неделю не мог ходить. Наверное, было и другое, о чем она не знала. И, конечно же, виновные не были наказаны: никаких свидетелей, его слово против их слова…

— Только не говори мне, что ты оставил его одного с Роланом! — прошипела Локи, понижая голос.

Ролан Кэйрос, из богатой и древней Семьи, имеющей влиятельных друзей; будущий рыцарь Ордена, любимец Старшего магистра, и, как говорят, его вероятный преемник. Всегда умеющий выйти сухим из воды и повернуть любую ситуацию себе на пользу. Будь он из Темных, мог бы соперничать с самим Амадеем по уровню беспринципности и аморальности. В общем и целом, опасный противник, и не из тех, к кому стоит поворачиваться спиной.

Амадей покачал головой:

— Нет, не Ролан, его девчонка, лохматая ствура. Она была одна.

— Иласэ Аллеманд? Это ничем не лучше.

— Почему? — Амадей выглядел искренне удивленным.

— Она не слабее Ролана по Силе и более непредсказуема.

— Учту. Но, дорогая тор Айрис, я был бы весьма благодарен, если бы ты помогла найти моего непутевого сына.

— Благодарность Тартиса! — хмыкнула Локи себе под нос, — это значит, что мне позволят спокойно прожить на один день дольше.

* * *

Восточная Зона встретила группу из трех Темных подмастерьев мрачной напряженной тишиной и почти полным безлюдьем — то есть, как обычно. Ведомые Локи, они прошли по всей длине главной аллее и даже заглянули в пару темных и невероятно грязных закоулков, закончившихся тупиками. Непонятно зачем, так как в такие места чистюля Дарен не зашел бы даже под страхом смерти.

— Напомни мне еще раз: почему мы это делаем? — скучающим тоном спросила Марита.

— Потому, что происходит что-то непонятное, — мрачно отозвалась Локи, — Амадей обеспокоен.

— Если он так волнуется, почему не ищет Дарена сам?

— В том-то и дело! — Локи презрительно фыркнула, — Амадей волнуется не о Дарене, Амадей способен беспокоится только об Амадее.

— Однако ты думаешь, что с Дареном действительно что-то случилось? — подал голос Табис.

— Я не знаю, — пробормотала Локи, стараясь не встретиться с подростком взглядом.

— Хотела бы я знать, почему тебя это вообще волнует? — сердито буркнула Марита. Несколько мгновений она и Локи гневно прожигали друг друга взглядами: в отношении Дарена Тартиса девушки никогда не могли найти общего мнения. Глаза в стороны они отвели одновременно: ни одна не хотела портить отношения с лучшей подругой по такому старому и спорному поводу.

— Пустая трата времени, — пожаловалась Марита некоторое время спустя, прислонившись к посеревшей от времени каменной стене невзрачного магазина.

— Здесь, правда, ничего нет, — осторожно согласился с сестрой Табис. Он тоже устал, но ссориться с Локи не желал. Как не захотел бы этого и никакой другой подмастерье, находящийся в здравом уме, будь он Темным или Светлым.

Локи пробормотала сквозь зубы несколько ругательств, в уже неизвестно который раз пытаясь послать еще один, совсем новый, вариант ищущего заклинания. И при использовании классических образцов, и модифицированных ею лично, все происходило одинаково: из рубина ее кольца вылетал веер зеленых лучей, делал вокруг девушки круг почета и рассыпался маленьким фейерверком. Красиво, но абсолютно бесполезно.

— Вот если бы мы могли увидеть, что здесь происходило вчера, — тоскливо вздохнул Табис, вновь начавший испытывать голод. В отличие от своей сестры, он хорошо относился к Дарену, но ведь ясно: стоя здесь, они ничем не могут ему помочь. Так для чего мучиться?

Локи бросила было в его сторону яростный взгляд, потом замерла, осененная какой-то идеей.

— Не дури, — лениво бросила ей Марита, — Воссоздавать прошлое не могут даже мастера.

Локи не ответила. Она повернула кольцо камнем вниз, вытянула руку над землей, выпустила луч и начала вычерчивать странную диаграмму. Впрочем, странной она показалась только Табису.

Марита заинтересовалась уже через минуту, отлипла от стены и даже начала давать Локи советы: куда сдвинуть вектор, как повернуть ось, и почему та будет полной дурой, если не откажется от идеи использовать парные лучи. Локи на это то согласно кивала, то огрызалась; Табис молча страдал, теперь уже не только от голода, но и от непонимания происходящего. Однако, наученный горьким опытом, вопросы не задавал, а то накинутся вдвоем и раздерут на кусочки.

Погруженный в собственные размышления, Табис не заметил момента, когда сдвоенные усилия дали плоды, просто перед глазами блеснула белая вспышка, а в ушах зазвенел радостный вопль Локи. Получилось. Что бы они там ни придумали.

— Восстановить след материального предмета легче, чем человека, но и это возможно, только если когда-то у тебя с ним был прямой контакт. Поэтому Локи решила увидеть прошлое только кольца Тартиса, — начала объяснять происходящее сжалившаяся над бедным ребенком сестра. — Дело в том, что Локи как-то на спор менялась кольцами с Дареном…

Табис растерянно моргнул: он, конечно, слышал слухи об этом безумном пари, но слухам свойственно все преувеличивать. Поменяться кольцами, надо же! А душами меняться они не пробовали?!!

— Ш-ш! — сердито повернулась к ним Локи, — смотрите!

Ритуал начал действовать. Клубившийся над диаграммой белый туман поднялся выше, распадаясь на такие же белые хлопья. Они рассеялись вдоль широкого прохода аллеи, потом спустились вниз, к самой земле. И метнулись направо, к соседней лавке. Локи бросилась следом.

Там, с утоптанной земли, им навстречу поднялись такие же хлопья, но серебристые и переливающиеся многоцветьем, как алмазная пыль. Соединились. В воздухе повисла картинка: многократно увеличенное от своего реального размера станиновое кольцо с бриллиантом. Кольцо Дарена. Вот из него, в невидимом Локи направлении, вырвалась маленькая молния, и следом такой же луч, но с противоположной стороны, вошел в самый центр камня. Бриллиант засиял ярче — и взорвался осколками, еще мгновение — и станиновая оправа осыпалась драгоценной пылью… И вновь в воздухе кружились, медленно исчезая, только серебристые, многоцветные и белые хлопья.

— Я даже думать не хочу, что это значит, — мрачно проговорил Табис, борясь с растущим внутри чувством пустоты. Пусть они, Темные, и воспитывались достаточно жестко, но оставались при этом детьми Перемирия; оно существовало всегда, сколько Табис и его друзья себя помнили. Им не доводилось терять никого из близких на войне, они не хоронили убитых родных. Темные любили произносить и слушать зажигательные речи о засилии Ордена, о несправедливости, которой подвергаются благородные Семьи… Но они не были готовы сражаться и умирать за свои слова. Слова, не подкрепленные ритуалами, это, в конце концов, только слова. Часть Игры.

И если то, что он сейчас видел, являлось нарушением Перемирия, началом новой войны, то… Табис поежился. Ему, конечно, было жаль Дарена, если тот действительно погиб, и жаль Локи, которая будет переживать из-за него, но еще больше он жалел себя. Табис не хотел воевать, не желал стать, быть может, калекой, или даже погибнуть. И он знал, что многие его знакомые Темные думали также.

Мирные способы достижения целей лучше, надежней и безопасней, а на войне, в которой участвуешь ты, слишком много случайностей… Это доля Светлых — быть наивными глупцами и верить, что уж их-то точно не убьют, а Темные — всегда реалисты, четко оценивающие свои шансы.

Слова Табиса вырвали Локи из оцепенения. Девушка наклонилась и провела рукой над тем местом, где больше всего нападало цветных пылинок — остатков кольца. Ладонь привычно закололо: реакция на разрушенный в этом месте мощнейший артефакт.

Но она не чувствовала присутствия смерти; не было в воздухе того особого сладковатого привкуса, что долго держится в местах, где убили мага. Локи задумчиво повернулась к Марите. Спрашивать ту, ощущает ли она, что здесь кто-то погиб, было бесполезно. Очень немногие, не принадлежащие к Семье тор Ариада, имели эту способность. У Дарена она была, именно из-за нее они и познакомились много лет назад…

— Думаю, твой красавчик жив, — прервала ее мысли Марита.

— Почему?

— Есть проверенная информация, — Марита оглянулась и на всякий случай понизила голос, — при рождении Дарена Амадей провел ритуал Соединения Крови…

— Вот подонок! — невольно вырвалось у Локи. Она знала, конечно, что старший Тартис не блистал высокой моралью, но чтоб настолько…

— Слушай дальше. Ты ведь знаешь, что при этом ритуале в кристалл вводится, вместе с кровью, маленькая часть жизненной энергии ребенка. Амадей способен не только контролировать жизнь сына, он также всегда знает, здоров ли тот, жив ли.

— А Амадей способен видеть, где Дарен? — жадно спросила Локи.

— Нет, — Марита покачала головой. — Но я думаю, будь Дарен мертв, Амадей волновался бы за свою собственную жизнь, оправдываясь перед Повелителем, а не разгуливал бы с гордым видом по столице. Отец говорил, что у Повелителя насчет Дарена какие-то особые планы. Если он погибнет, с Амадея могут в прямом смысле снять голову, на каком бы особом счету старший Тартис ни находится.

— Ясно, — задумчиво произнесла Локи. Марита была просто кладезем бесценных сведений — что неудивительно, ведь именно на собирании информации Семья Сотэш построила свое благосостояние.

— Ну как, все еще хочешь связать свою судьбу с этим блондинчиком? — вкрадчиво поинтересовалась Марита. Локи хмыкнула: до чего же ее подруга упорна в своей неприязни. И что там у них с Дареном было? Ни один ведь не скажет.

— Видишь ли, — проговорила Локи мягко, — я понимаю, что Соединение Крови — крайне неприятный ритуал, особенно если он проведен над будущим супругом, но, — она сделала театральную паузу, с наигранным испугом огляделась по сторонам, после чего продолжила громким шепотом: — Интуиция мне подсказывает, что Амадей вполне смертен. Так почему бы ему трагически не скончаться до нашей с Дареном свадьбы?

Расхохотались девушки одновременно.

Локи вновь склонилась над местом, где нападало больше всего цветных пылинок, провела ладонями: нет, никаких признаков не только смерти, но и даже боли. Что бы здесь не случилось, Дарен остался невредим.

— Иди сюда! — позвала Марита, — кажется, я нашла кое-что интересное.

Локи подошла к подруге, вставшей совсем рядом с выходом из Зоны и выводившей ладонью в воздухе зигзаги. На земле в такт ее движениям начали пульсировать странные бурые пятна. То есть совсем не странные, — сообразила Локи, — просто пятна высохшей крови.

— Чья?

— Точно не Темного, — уверенно заявила Марита, — посмотри на ауру.

— Значит, Аллеманд, — Локи прижала ладони к земле поверх пятен. Здесь следы боли ощущались, но совсем слабые.

— Дрались они тут, что ли? — пробурчала Марита. Локи выпрямилась, брезгливо отряхивая руки: слушать кровь Светлой, да еще вдобавок ствуры, — чего только не приходится делать! И все ради Дарена! Будет должен!

— Ну что, сообщим Амадею? — поинтересовалась Марита.

— Думаю, это сделают и без нас, — мрачно сказал Табис, подходя к ним и кивая в сторону выхода в город. Еще один дар семьи Сотэш, передающийся только по мужской линии: чутье на неприятности. Только вот в этот раз оно сработало с большим запозданием. Локи обреченно наблюдала, как на главную улицу Восточной Зоны входят Ролан и Ильмар Кэйросы, а за ними Керик Тошш и незнакомый ей взрослый Светлый, не из магистров.

Глава 5. Иласэ, пожалуйста, останься в живых!

Место, где днем вовсю кипела торговля, было сейчас темным и тихим. Прожаренный солнцем воздух все еще сохранял тепло, так же, как и отполированные тысячами ног булыжники мостовой. Редкие прохожие спешили по своим делам, останавливаясь на мгновение, чтобы бросить любопытствующий взгляд на столпившихся у входа в Восточную Зону людей. И тут же торопились прочь, углядев на черной одежде собравшихся ярко-красные нашивки имперских офицалов. Но в целом, если не обращать на подобные досадные мелочи внимания, вечерок выдался на редкость чудесным: самое то прогуляться со своей второй половиной и полюбоваться полной луной.

Только вот Ролан Кэйрос не видел в окружающем его ничего прекрасного, вновь и вновь меряя широкими шагами проход аллеи. Вся его высокая худощавая фигура излучала нетерпение и едва сдерживаемую агрессивность. Пронзительно-синие глаза юноши то и дело останавливались на угрюмых лицах офицалов, а когда перебегали на стоящего чуть в стороне мужчину с платиновыми волосами, лицо Ролана искажала неприкрытая ненависть. С тем же чувством смотрел он и на вольготно рассевшихся у стены Темных подмастерьев.

С противоположной стороны расположились Ильмар и Керик. Ильмар казался невозмутимо спокойным, но Ролан достаточно хорошо знал брата: в любой момент, если того потребует ситуация, это напускное равнодушие способно смениться вулканом кипучей энергии. Ролан в который раз пожалел, что не умел так, как брат, застывать в ожидании, притворяясь безучастным.

Особенно сейчас, когда он не знал, что происходит.

Когда никто не знал, что происходит.

А главное, что здесь произошло вчера.

Это была невозможная, немыслимая ситуация, и никто ничего не делал! Они, офицалы, мастера и магистры, не должны были просто стоять и говорить! Они должны были искать Иласэ! В Бездну, к этому времени они должны были уже найти ее! Чем дольше они тянут, тем меньше остается шансов.

Ролан не понимал, что можно обсуждать столько часов подряд. И почему они не позволят им с Ильмаром делать что-нибудь полезное, например, начать собственные поиски.

Он бы давно ушел отсюда, без всякого разрешения, но Высший магистр, едва появившись, тут же поставил полную блокировку на его кольцо! Ролан не сразу понял, зачем, но когда до него дошло, пришел в ярость. Значит он, как ребенок, должен ждать разрешения взрослых! В этот момент он мог бы ударить самого магистра, окажись Аларик Ташар рядом.

Взгляд Ролана снова перебежал на Темных. Брат и сестра Соташи явно скучали, однако Локуста смотрела прямо на него, скривив алые, словно измазанные кровью, губы в ехидной улыбке. Он уставился на нее в ответ, сам удивляясь глубине своей ненависти к этой расфуфыренной девчонке.

Ролан ненавидел ее вовсе не потому, что она смеялась над ним, не потому, что она была злой и коварной стервой все те годы, что он ее знал. И даже не потому, что она являлась подружкой Тартиса. Нет, он ненавидел ее оттого, что она сидела здесь, счастливая и беззаботная в своем высокомерии, в то время как Иласэ где-то, возможно, убивали, а он был бессилен этому помешать!

Ролан ненавидел таких людей, как она, смеявшихся над чужой болью, находивших в ней удовольствие.

Проклятая Темная наверняка точно знала, что случилось с Иласэ.

Ролан стиснул кулаки, мысленно представляя, как хрустнет, ломаясь под его пальцами, шея Локусты.

Хотя убивать ее необязательно, главное — вытрясти информацию. Они обсуждали это с Ильмаром некоторое время назад, но решили, что очень уж неподходящее время и окружение. Не говоря о том, что среди офицалов несколько представителей семейства Ариада. Какие бы внутренние разногласия не раздирали их клан, против Светлых они выступят единым монолитом, и, уж конечно, защитят младшую «сестренку».

Что ж, пусть Локуста с друзьями считают себя в безопасности, Ролан подождет. Но не забудет. Если что-нибудь случится с Иласэ, он убьет их.

Ролан никак не мог простить себе, что они хватились Иласэ только сегодня утром. Словно целый мир ополчился против них.

Всю прошлую неделю Иласэ не могла говорить ни о чем, кроме как о приближающейся ярмарке. Но волновали ее вовсе не редкие и дорогие наряды и украшения, как большинство девчонок. Конечно, и она любила редкие и дорогие вещи, но только те, что были связаны с магией.

Вот и в этот раз их общий знакомый мастер Зальст, уехавший год назад в южную часть Империи, сообщил, что вернется с торговым обозом, везущим вещи с Селийских раскопок. Тут даже сам Ролан, как бы ни был он избалован хранящимся в его семье обилием старых артефактов, не удивлялся восторгу Иласэ.

Конечно, Иласэ испарилась из замка еще до завтрака, и, конечно же, они не ждали ее раньше ужина. Понятно, никто не продаст почти бесценные вещи вымершей Светлой династии подмастерью, даже найдись у Иласэ такие баснословные деньги. Однако мастер, написавший письмо, обещал показать ей некоторые из артефактов. Ролан был уверен, зная упрямство своей подруги, что показ продлится до самого закрытия ярмарки.

На ужин Иласэ не пришла, однако знакомый стражник сказал, будто видел ее, идущую в женскую половину замка. Только на следующее утро выяснилось, что в вечернем сумраке он обознался.

Сперва Ролан не хотел верить, что с Иласэ что-то случилось. Она была Иласэ Аллеманд, а Иласэ Аллеманд не попадает в неприятности. Такое может происходить с ним, чуть реже с Ильмаром, но не с ней. Это, в конце концов, противоречит всем законам природы!

Ильмар пытался успокоить его, найти какое-то рациональное объяснение ее отсутствию, но Ролан запаниковал. Они попытались отыскать девушку обычными способами, и после этого заволновался уже и Ильмар, поскольку все ритуалы поиска не давали никакого результата, словно бы Иласэ никогда и не существовало. Найденный с некоторым трудом мастер Зальст сказал, что от него Иласэ ушла еще днем. После этого ее видели лишь однажды. Младший сын одного из мастеров вспомнил, что она стояла у входа в Восточную Зону. На этом нить обрывалась.

Восточная Зона? Это казалось невозможным, Иласэ никогда бы не зашла туда по своей воле. Значит, произошло что-то очень и очень нехорошее…

Потом — странная встреча с Темными подмастерьями, непонятно что в этой Зоне делавшими. А через пару минут заявился Амадей в сопровождении офицалов, и Ролан узнал: младший Тартис тоже исчез, в то же время и в том же месте, что и Иласэ. Казалось, все его худшие кошмары решили сбыться в один день, потому что, если здесь замешаны Тартисы…

Иласэ, пожалуйста, останься в живых!

Глава 6. Оружие — лучший друг человека

Большинство крупных зверей охотится ночью, в чем Дарен убедился на собственном опыте. Причем настолько хорошо, что восход солнца принес ему почти болезненное облегчение: значит, он проживет еще один день.

Юноша перелез через ствол поваленного дерева, ободрав ладони почти до крови. Он чувствовал себя грязным, больным, смертельно усталым, его движения давно уже стали напряженными и резкими, а взгляд бледно-серых глаз ни останавливался ни на мгновение, вновь и вновь скользя по окрестностям в поисках скрытых и явных угроз.

Наконец, Дарен узнал место, где находится, и слегка расслабился. За грядой деревьев начинался знакомый овраг с обрывистым глиняным спуском. Юноша довольно грациозно, несмотря на гудящие ноги, скользнул вниз и удачно приземлился. Земля там была покрыта песком и галькой, и даже давала рождение маленькому ручейку, проделавшему себе узкое русло по дну оврага.

Дарен уронил на землю охапку хвороста и свежеубитого кролика. В последний раз внимательно оглядевшись, он с тяжелым вздохом почти упал на землю. Делать привал сейчас, хотя солнце и не позолотило еще верхушки далеких гор, было безопасно: все действительно крупные хищники отправились спать. Или, хотя бы, их большинство; в конце концов, местные звери не посвящали Тартиса в детали своего распорядка.

Сон казался невероятно соблазнительной идеей, но поддаваться искушению было нельзя. Нет, иначе его расчеты дойти до места назначения еще до полудня летели в Бездну.

И почему люди не были ночными созданиями? Разве не им предназначалось стать самыми сильными, свирепыми и коварными хищниками из всех? Сейчас Дарен ненавидел глупость, будь то глупость природы или богов, заставившую людей спать ночью, как обычных травоядных, как жертв. Все знают: если ты не хищник, то ты жертва.

А Дарен Тартис ни чьей жертвой не был!

Юноша аккуратно расположил хворост так, чтобы самые тонкие ветки оказались внизу, рядом с клочками сухого мха. Еще одна вещь, которой ему пришлось научиться. Когда он бывал в лесу с Карасом, своим кузеном, тот однажды прочитал ему подробную лекцию о правильном разведении огня. Дарен, естественно, пропустил ее мимо ушей: всякое там расположение веток, вентиляция, что-то еще. Спасибо, но я воспользуюсь кольцом. Маг я или не маг?

Его первая попытка развести огонь была ужасна. Вторая тоже. Все эти дни Дарен почти с отчаяньем пытался вспомнить обрывки полезной информации: съедобные травы, корни, лекарственные растения, разведение огня… Юноша, наконец, расположил ветки и мох и начал добывать огонь самым примитивным способом — трением. Если бы его друзья видели Дарена в такой момент, шуточкам не было бы конца.

Наконец, у него получилось. Дарен обхватил руками колени и некоторое время, не мигая, смотрел на танцующие языки пламени.

Три дня. Три дня прошло с того момента, как он ушел с поляны. Три дня с тех пор, как нормально спал, то есть дольше двух часов кряду, нормально ел. Дарену попадалось несколько деревьев с аппетитно выглядевшими плодами, но он еще не настолько обезумел от голода, чтобы экспериментировать со своей жизнью и разумом. Юноша не смог припомнить, какие из плодов ядовиты, но прекрасно знал, что очень многие виды фруктов, из тех, конечно, что росли в этом мире до прихода Первых, способны вызвать у элрави галлюцинации и даже почти необратимую потерю магических способностей. Не говоря о банальном отравлении.

Когда вечером первого дня Дарен увидел местное звездное небо, всей его выдержки не хватило, чтобы сдержать вырвавшиеся ругательства. Местоположение этого проклятого леса оправдало самые худшие его ожидания: северо-восток континента! Почти неисследованные места со считанным количеством имперским форпостов, и, вроде бы, несколько поселений аборигенов. И он представления не имел, где именно они находятся!

Дарен шел практически без остановки, ища хоть какой-то признак цивилизации. Поиски оказались не из легких: слишком мало еды и мест с доступной и чистой водой. Юноша не знал, какие опасности, кроме хищников, могут угрожать ему, но понимал, что они существуют, и это сделало его путь извилистым, как след пьяной змеи.

Он обходил стороной все, что ему не нравилось, что вызывало подсознательную тревогу: заросли высоких кустов с красной бахромой на листьях, поляны с землей странного серого цвета, на которых ничего не росло, рощу, где с ветвей деревьев свисали, извиваясь без всякого ветра, длинные лианы.

Сперва Дарен планировал идти по одному дню в каждом направлении, чтобы определиться. Но вчера, по дороге на восток, ему встретилась небольшая гора. С нее можно было хорошо рассмотреть окрестности, и то, что расстилалось внизу, Дарену очень и очень не понравилось. Проклятый Портал действительно перенес их в середину неизвестности.

Он не увидел никаких признаков человеческой цивилизации: ни дорог, ни городов, ни даже одной-единственной жалкой деревеньки. Ничего. Дарен простоял наверху несколько часов, напрягая глаза, думая, что, может быть, он просто что-то проглядел. Было ли там движение, вспышка света, солнечный блик на металле? Ни-че-го.

Вот так, и нет никакого смысла искать дальше. Первый план не сработал, переходим ко второму.

Дарену не нравился план номер два, но у него не осталось сил даже злиться на судьбу — он слишком сильно устал.

Итак, вокруг нет людей, никто не собирается спасать его; что ж, спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Он выберется сам, но только Первые знают, как долго придется идти сквозь лес.

Дарен прекрасно сознавал, что на кону стоит его собственное выживание. Он был голоднее, чем когда-либо в жизни, и так вымотан, что чувствовал: рано или поздно просто упадет и не сможет подняться. Кроме того, юноша даже не знал, в какую сторону идти.

А значит, ему нужна Иласэ Аллеманд. Вряд ли эта куколка сможет выжить в лесу, но если есть способ определить самый короткий путь к людям, она должна его знать. Как Дарену ни было неприятно осознавать это, Иласэ, любимица почти всех учителей Ордена и самая умная в своем поколении, и впрямь была чудо-ствурой.

Может, второй план не столь уж плох? Она скажет ему, куда идти, какие плоды и растения съедобны. Если же в дороге им встретятся монстры, девчонка великолепно «отвлечет» их, а он сумеет спастись. Хищникам-то без разницы, что жевать — мясо ствуры или чистокровного Темного.

Вот по этой-то причине Дарен и шел теперь назад, к поляне. Он почти добрался до места и надеялся, что за время его отсутствия Иласэ сумела не попасть в неприятности. Не то, чтобы он так уж сильно переживал по этому поводу: еще вчера она была относительно жива и даже никем не покусана. И не спасена.

В первую ночь Дарен шел на север по звездам, потом развернулся и направился на юг. Поэтому-то вчера, вскоре после полудня, он проходил мимо поляны и остановился посмотреть, чем занимается девчонка. Конечно же, Иласэ читала какую-то заумь, и даже делала карандашом выписки из аккуратно разложенной на коленях толстой растрепанной книги. Глупая ствура, должно быть, полагала: их не спасут, если она не сумеет наизусть рассказать даты жизни и смерти всех Старших магистров, или что там она изучала.

Дарену захотелось тогда выпрыгнуть из засады и перепугать девчонку, чтобы она закричала, завизжала, заплакала, наконец. Его взбесила ее спокойствие и сосредоточенность, ее невозмутимость. Однако юноша сдержался: не нужно Иласэ знать о его присутствии.

Сейчас у Дарена был план, а если есть план, значит, все под контролем, и можно позволить себе чуть расслабиться. Осталась только одна маленькая деталь…

Юноша посмотрел вниз, на убитого кролика, лениво погладил мягкий мех. Мясо. Единственное в этом проклятом лесу, что точно можно есть. Этой ночью он убил кролика, но, прежде, чем добраться до мяса, следовало освежевать зверька, значит… Дарен перевел взгляд на ножны, которые все также висели на его поясе: он так и не осмелился прикоснуться к клинку. Самая полезная вещь в его ситуации, и он не использовал ее из-за страха перед отцом.

Главная причина, почему Дарен взял кинжал в Храм Скорбящих, было желание посмеяться, хотя бы только в своей собственной компании, над Светлыми. Отец назвал бы это проявлением его врожденной вредности. Однако юноша вовсе не собирался пользоваться Основой, хотел сразу по возвращении вернуть ее на место…

А теперь… Амадей убьет его! Дарен был уверен, что в увесистом мешочке, переданном Торгесу, лежал станин, самая драгоценная вещь этого мира. Такое его количество стоило не меньше нескольких десятков, а то и сотен, тысяч золотых. А если еще вспомнить, что кинжал изготовляли персонально по заказу старшего Тартиса в течение двух лет… Отец был в восторге от этого клинка. Со стороны Амадей мог казаться невозмутимым и холодным, но Дарен достаточно хорошо знал своего родителя: в душе тот едва не плясал от радости, получив Основу.

Если Дарен испортит клинок, страшно представить, что отец с ним сделает. Но, с другой стороны, если он ничего не будет есть и ослабнет, то все равно умрет. Так что хуже: умереть от голода сейчас или вынести те пытки, которыми вознаградит его садист-отец?

Юноша судорожно сглотнул и принял решение. Какое-то мгновение он еще колебался: вытащить клинок значило признать, что он в тупике, что это не просто маленькая проблема, которую можно разрешить легко и быстро. Признать, что три дня в лесу были только началом — и игра перешла в разряд убить или быть убитым.

Дарен со злостью посмотрел на кинжал, словно тот был причиной всех его несчастий. Пальцы пробежались по черному покрытию ножен, потом, решившись, он расстегнул их и отодвинул кожаное навершие. Рукоять выглядела обычно, даже в чем-то невинно, если можно так сказать про оружие.

Торгес назвал клинок Основой, но что она умела делать? С Лучом понятно, однако это когда еще будет! А вот сейчас, сможет ли эта Основа вообще резать, как обычный нож?

Дарен зажмурился и быстро, пока не передумал, вытащил лезвие. Потом открыл глаза, продолжая держать серебряный кинжал перед собой в вытянутой руке.

Ничего не случилось. Юноша растерянно моргнул: он и сам не смог бы сказать, чего именно ожидал. Вспышку света? Покалывание или боль в руке? Однако клинок был… обыкновенный.

Дарен нахмурился, чувствуя себя обманутым. Зря, конечно, ведь сейчас обычный кинжал был для него лучше, чем странная магическая штуковина, способная в самый неподходящий момент выкинуть какой-нибудь фокус. А Торгес отца просто подставил. Высокий уровень неудачи, ну-ну.

Как любой представитель сильной половины человечества, получивший в свое распоряжение очень острый режущий предмет, Дарен испытал непреодолимое искушение испробовать его на всем в пределах досягаемости. Лишь потом, слегка удовлетворив свойственную любому мужчине (маг он или нет) тягу к разрушению, и убедившись, что нож действительно замечательно режет, обратил внимание на кролика. Теперь следовало вспомнить, как его лучше разделать.

Работая, юноша мысленно поблагодарил кузена за уроки, хотя год назад его от них тошнило. Сам факт, что Дарен Тартис чувствовал себя благодарным кому бы то ни было, говорил о его голоде. При мысли о настоящей еде руки юноши слегка подрагивали, а рот непроизвольно наполнялся слюной.

Хуже всего было очищать кролика от внутренностей, и тут Дарену очень повезло с ручьем. Когда он закончил, руки заледенели, покрытыми кровью и кусочками кроличьих органов.

Стеклянные глаза зверька смотрели прямо на него, безмолвно укоряя, и юноша невольно отвернулся. Наконец, Дарен насадил кролика на самодельный вертел и пошел отмывать кровь. Вода обжигала холодом, как будто только что из зимнего края.

Он сполоснул лезвие, потом взялся за кончик, чтобы смыть кровавые отпечатки с рукояти — лишний раз студить пальцы ему не хотелось. И только тогда ощутил, что лезвие было теплым. Дарен застыл, засунул руки вместе с ножом под воду — металл остался теплым даже под напором ледяной воды.

Вытащив клинок из ручья, какое-то время юноша просто смотрел на его блестящую в солнечных лучах поверхность, потом медленно повернул в ладонях, наблюдая, как похожие на слезы капельки воды скатываются с лезвия. Если кинжал и делал что-то магическое, на взгляд определить это казалось невозможным. Выглядела Основа абсолютно нормально.

— Дурацкая вещь, — пробормотал Дарен, посмотрел на свое отражение в серебре клинка, и только тогда осознал, что усмехается. Скалит зубы в довольной усмешке, по-волчьи приподняв верхнюю губу. Но ведь он так не делал! Что за жуть?!!

— В Бездну! — юноша отшвырнул кинжал в сторону, пытаясь понять, что сейчас произошло. Он ухмылялся, как одержимый, и не сразу осознал это! Дарен с подозрением посмотрел на Основу, невинно лежащую на мокром песке.

Когда больше ничего не произошло, юноша набрался смелости, схватил клинок и торопливо, едва обтерев, засунул в ножны. Потом потрогал себя за лицо, чтобы убедиться в отсутствии странных гримас.

Дарена пробрал озноб: если кинжал заставил его дико ухмыляться, то мог вынудить делать и другие, менее невинные вещи. Да и как эту Основу вообще создали? Неужели придурки-таирты…, - а про мастеров-артефактников частенько говорили, что они не дружат с головой. Пошло это, вроде как, еще со времен Таирта Хиоса, гениального изобретателя, погибшего во время одного из своих диких экспериментов. Так вот, неужели они засунули в магию клинка частицу чьей-то души или призвали демона? А с них станется!

Дарен покачал головой, слишком усталый, чтобы испугаться по-настоящему, и пересел поближе к костру, дожаривая кролика.

Час спустя юноша лежал на спине, мечтательно глядя в небо, и его желудок чувствовал себя намного лучше. Он не был полон, увы, но, тем не менее, Дарен мог бы поклясться: никогда он не ел ничего вкуснее, чем этот неравномерно прожаренный, жесткий и несоленый кролик.

Тень от края оврага незаметно отползла в сторону, ее коварно заменили горячие солнечные лучи. Юноша с неприязнью посмотрел в небо: солнце уже выбралось из-за вершины горы, пора двигаться.

Добраться до поляны отсюда было не сложно — следовало лишь идти вдоль ручья. Тот отказывался течь прямо, и Дарену частенько приходилось перебираться через поваленные деревья и обходить заросли колючего кустарника, иногда вплотную подступавшего к воде. Вывернув очередной раз из-за кустов, юноша наткнулся на странное животное.

Оно было размером со взрослую овцу, покрытое длинным неряшливым мехом пурпурного цвета. На тех местах, где у порядочных животных располагаются лопатки, топорщились куцые нетопыриные крылышки, на каких не улетел бы даже кролик. Попадись Дарену это чудо природы с утра, решил бы, что у него голодные галлюцинации. Мордочка у существа была длинная и тонкая, с мокрым, черным, явно собачим носом. Вкупе с круглыми, выпуклыми, темно-синими глазами существо моментально вызвало бы умиление у любой представительницы прекрасной половины человеческого рода. Дарен же ощутил лишь недоумение, плавно переходящее в раздражение.

Животное хлопнуло длинными ушами и вылупило на него глазенки. Дарен уставился на существо в ответ. Подождите-ка, кто-то говорил ему, что диким животным не нужно смотреть в глаза, для них это вызов. Дарен отвел взгляд, гадая, будет ли эта псевдо-овца его преследовать, если он пойдет мимо.

Невозможное создание издало странный звук, что-то среднее между блеяньем и мяуканьем, высунуло на мгновение длинный раздвоенный язык и припустилось прочь. Тартис проследил за ним взглядом: животное спешило присоединиться к своим товаркам, где-то шагов через пятьдесят загораживавшим дорогу. Часть пурпурных животных пила из ручья, часть подкапывала острыми копытами корни деревьев и со смачными звуками обгрызала их.

Дарен мог обойти стадо справа, но тогда ему придется карабкаться по стене оврага и петлять среди кустарника, сажая многочисленные колючки себе на одежду. Обойти слева невозможно: стена отвесная, только для опытного скалолаза с кучей приспособлений.

Тартис поморщился и мрачно глянул на псевдо-овец. Что ж, существа это явно травоядные, опасными не кажутся. Дарен осторожно приблизился к стаду, готовый в любой момент развернуться и бежать, однако глупыши не обратили на него никакого внимания. Он подошел совсем близко к одному из них и замер, ожидая реакции. Животное продолжало с энтузиазмом выгрызать из земли корешки, время от времени встряхивая ушами. Казалось, ему все равно, что совсем рядом стоит человек. Дарен прошел мимо, и животное даже не оглянулось на него.

Осмелев, Дарен зашагал сквозь стадо, и псевдо-овцы игнорировали его или отступали с дороги. Он даже протянул руку и прикоснулся к одному из существ; оно тут же передернулось всем телом, стряхивая его ладонь, но не оторвало головы от своего интересного занятия.

Ха, точно глупыши.

Юноша лениво подумал, каковы они на вкус, но попробовать что-то сделать не решился. Кто знает, с такой расцветкой они могли быть и ядовиты.

Дарен прошел уже почти сквозь все стадо, когда малюсенькая псевдо-овца ткнулась лбом ему в голень и чувствительно ступила копытом по ноге. От неожиданности Дарен громко выругался и с силой отшвырнул от себя детеныша. Существо отбежало от него подальше, встопорщило уши и издало пронзительный вопль:

— Ммммбббееееееее!

Каждое пурпурношерстное животное как по команде вскинуло голову и посмотрело на Дарена. О, во имя Первых!

— Ммммбббееееееее! — снова завопила ябеда, высунула змеиный язык в сторону Тартиса и захлопала крыльями-недоростками. Единым слитным движением стадо бросилось на Темного.

Дарен сорвался с места. По дну оврага за его спиной громыхали сотни маленьких твердых копыт. Странные существа бежали быстро, и Дарен понял, что скорее рано, чем поздно, они его нагонят. Юноша перепрыгнул через очередное поваленное дерево, болезненно зацепился ступней за ветку, едва не вывихнул, похромал шага три, а потом вновь продолжил бежать изо всех сил. За спиной раздался треск дерева, превращающегося в щепки под острыми копытами разозленных псевдо-овец. Если они его нагонят, то превратят в фарш.

Почти в отчаянии, Дарен бросился к краю оврага, к тому месту, что было чуть более полого, и попытался вскарабкаться наверх. Юноша срывался дважды, земля комьями падала в лицо, рассыпалась, залепляя глаза и рот, прежде, чем он смог зацепиться за свисающий корень и подтянуться по нему. Удивительно, на что способен человек, когда им двигает паника. Тяжело дыша, Дарен обернулся и посмотрел вниз. Стадо остановилось у стены, псевдо-овцы неуверенно перебирали копытами, глядя на него.

— Вот так-то, дурачье! — с трудом переводя дыхание, крикнул он им.

— Ммммбббееееееее! — со своим, уже традиционным, боевым кличем ближайшее к краю оврага существо встало на задние копыта, воткнуло передние в земляную стену… и начало хлопать крыльями. Да ни в жизни!

Предводитель псевдо-овец подтянулся на передних ногах, еще сильнее заработал крыльями, и, используя их как поддержку, стал активно лезть по стене. За ним последовали и остальные.

Дарен повернулся и вновь припустил со всех ног, за его спиной через край оврага перелезло первое пурпурное существо.

— Ммммбббееееееее! — они приближались.

У него были крупные неприятности и ни одной здравой мысли, как с ними справиться. Дарен обернулся на ходу и увидел, что большая часть стада уже выбралась из оврага, а самые активные почти наступают ему на пятки. Потом его осенило. Иласэ! Сейчас была именно такая ситуация, для какой он и хотел иметь ее рядом. Если Дарен сумеет добраться до поляны и пробежать мимо нее, может быть, эти овце-ублюдки атакуют Светлую и позабудут о нем?

Дарен, ты гений! Он заставил себя бежать быстрее, вкладывая в бег последние силы. Наконец, юноша протиснулся сквозь кустарник на знакомую территорию и злорадно ухмыльнулся:

— Иласэ! — закричал он, — Иласээээ!

Глава 7. Связаться с Темным…

— Иласээээ! — донеслось издали.

Девушка подняла голову от книги и нахмурилась:

— Замечательно, теперь у меня начались слуховые галлюцинации.

За последние пару дней Иласэ почти уверилась, что Тартиса нет в живых, что она осталась в этом лесу одна.

Почему, ну почему до сих пор никто не пришел? К этому времени ее могли уже спасти. Должны были спасти!

Открытие Портала, когда точно известно, куда, занимает едва ли пару часов. Это — для мастеров, а магистры устанавливают транспортные ворота за считанные минуты. Так неужели Темный оказался прав, и их так и не могут найти? Нет, невозможно.

В первый вечер Иласэ заснула легко, но лес не пожелал баловать незваную гостью ночной тишиной. Луна еще высоко стояла в небе, когда гневный рык невидимого хищника подбросил девушку на ноги. Какое-то время она вглядывалась в темноту, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце, вновь и вновь напоминая себе, что ничто враждебное не сможет проникнуть на поляну. Легла на самодельную лежанку, завернулась в плащ; но сон испуганно сбежал, оставив бедняжку страдать в одиночестве до самого рассвета.

Тартис не вернулся ни ночью, ни утром, как надеялась Иласэ, заставив девушку вновь и вновь задаваться вопросами о его судьбе. Этот глупец, возможно, просто не дожил до утра. Но что, если он ранен и лежит где-то, истекая кровью? Может, ей следует пойти его искать? Но куда? Иласэ весьма смутно представляла, в какую сторону отправился несносный Темный.

На следующее утро она больше часа простояла у кромки леса, не зная, что делать, и отчаянно, до боли, не желая быть одна.

Но было еще кое-что, болезненное, как свежая рана, гнетущее, как одиночество, — потеря власти над магией. Иласэ могла пробыть без магии один день, день Перемирия, но ее кольцо оставалось на пальце, а изумруд в изящной оправе ласково подмигивал юной хозяйке, напоминая, что все в порядке. Однако сейчас кольца нет, и пока артефактники Ордена не создадут для нее новое, в душе магички останется гложущая тоскливая пустота, как от потере самого близкого человека.

Иласэ продолжала ждать, но никто не пришел, ни в тот день, ни на следующий. Только на третье утро она осознала безнадежность своей ситуации и несколько часов проплакала. Но слезы никогда не помогали в решении проблем, поэтому Иласэ взяла себя в руки, начала строить планы «побега», и голос Тартиса, пусть даже попавшего в беду, показался для нее лучиком надежды.

Иласэ уронила книгу с колен, торопливо вскочила, бросила быстрый взгляд на горку съедобных растений и корней, так аккуратно сложенных рядом с кострищем. Ну уж нет, ей вовсе не хотелось, чтобы Темный привел свои неприятности, чем бы они ни оказались, прямо сюда. Девушка нахмурилась.

— Иласээээ!

Ладно, ладно. Иласэ выбежала в лес в направлении голоса, пытаясь представить, во что Тартис вляпался, и продумать план возможных действий.

— Я здесь, у поляны! — крикнула она. За этим последовало несколько мгновений тишины, а потом девушка увидела Дарена, мчащегося, как демон с подпаленным хвостом, от лохматого, блеющего, накатывающего из глубины леса темно-красного моря.

Стадо злых шоззи?!! Иласэ несколько раз растерянно моргнула, наполняясь уверенностью, что перед ней просто-напросто оживший бред безумца.

— Чего стоишь, дура, беги! — заорал на нее Тартис. Девушка встряхнулась, выходя из оцепенения:

— За мной! — и бросилась вглубь леса. Ничего сложного, Иласэ прекрасно знала, как справиться с сердитыми шоззи.

Тартис оказался отличным бегуном; он с легкостью догнал ее и бежал теперь рядом, хотя чувствовалось: юноше ничего не стоит вырваться вперед. Он дышал ровно, но дикое выражение глаз и лицо, больше похожее на маску, выдавали страх.

Никогда не стоит соревноваться с Тартисом в беге — отметила Иласэ мысленно.

— Сюда! — она пробежала мимо поляны, обогнув ее справа, к большому дереву. Вплотную к нему привалился лесной гигант, поверженный последним ураганом и еще покрытый зелеными листьями. Даже как-то неудобно было назвать его просто бревном.

— Забирайся по нему на дерево, — показала она Тартису, — и повыше.

— Что? Но они умеют летать!

— Просто доверься мне!

Взгляд, которым Темный одарил ее в ответ на эту фразу, говорил о шоке и глубоком подозрении. Иласэ мысленно поморщилась: тот, кому нельзя верить, не умеет доверять и сам. Тартис колебался, явно желая проигнорировать ее и продолжить бег в другом направлении, но потом все же запрыгнул на поваленный ствол, вторым прыжком перемахнув на соседнее дерево.

Это впечатляло, — Темный двигался с легкостью и гибкостью обезьяны, — хотя, наверное, не стоит делиться с ним таким сравнением.

Иласэ, помня, что после бега резко останавливаться нельзя, секунд двадцать походила по траве, потом оперлась ладонями о ствол.

— Оставайся там, — все еще задыхаясь, велела она. Тартис уставился на нее, по всей видимости ожидая, что девушка попытается убежать от быстро приближающегося стада.

— Что ты делаешь? — наконец крикнул он ей.

— Ммммбббееееееее! — дали знать о себе догнавшие их шоззи. Лохматые существа окружили дерево, на одной из толстых веток которого, довольно высоко над землей, стоял Тартис. Шоззи сердито били копытами, кричали на Темного, высовывая тонкие раздвоенные языки. И полностью игнорировали прислонившуюся к дереву Иласэ.

— Что теперь? — зло спросил Тартис, — я в ловушке!

— Ммммбббееееееее! — ответили ему шоззи.

— Успокойся! — Иласэ скрестила на груди руки, — если просто побудешь там и помолчишь, шоззи в конце концов забудут о тебе.

— Что?!!

— Ммммбббееееееее! — парочка самых активных псевдо-овец встала на задние копыта и попыталась, глубоко всаживая передние копыта в кору и хлопая зачаточными крыльями, забраться наверх. Не очень успешно.

— Сядь, Тартис, и заткнись; не двигайся, не говори, и они забудут, что ты существуешь.

— А почему они не напали на тебя?

Интересно, это шуточки ее воображения, или в его голосе действительно звучит разочарование?

Иласэ покачала головой:

— Не разговаривай. Я скажу, когда тебе будет безопасно спуститься.

Тартис открыл рот для ответа, передумал, закрыл, и с тяжелым вздохом сел на толстую ветку. Иласэ задалась вопросом, хватит ли у него выдержки продержать язык за зубами достаточно долго, чтобы шоззи успели о нем забыть. Всего минут десять, но постойте-ка, Тартис не знает об этом.

Кончики ее губ изогнулись в едва заметной кошачьей ухмылке, и Иласэ торопливо отвернулась в сторону, чтобы Тартис не успел заметить выражение ее лица. Услышав его голос, она обрадовалась, что больше не одна. Но сейчас девушка начала злиться: Тартис вообще не должен был уходить и бросать ее. Что ж, посмотрим, как долго удастся продержать его на дереве.

Шоззи, пришедшие последними, уже начали забывать, для чего они сюда заявились. Некоторые из пурпурных животных наклонились пощипать траву, другие подошли исследовать Иласэ.

— Ой, и кто у нас тут? — произнесла она тем тоном голоса, каким обычно говорят с младенцами. Шоззи со счастливым видом хлопали крыльями, когда девушка гладила их мягкую шерсть и даже скребла за ушами, как слегка переросших кошек.

— Ммее! — они тыкались в нее носами, и самая настойчивая псевдо-овца даже попыталась изжевать выглядывающую из-под плаща часть рубашки.

— Какая прелесть, — прокурлыкала Иласэ, осторожно отнимая у прожоры свой рукав и продолжая их гладить. Краем глаза она взглянула на Тартиса, побагровевшего в праведном гневе. От необходимости молчать его буквально трясло: еще чуть-чуть, и взорвется. Девушка могла поклясться, что он умирал от желания сказать ей какую-нибудь пакость, но не осмеливался.

— Предательница! — проговорил он одними губами.

Иласэ довольно улыбнулась:

— Плохой Тартис мучил вас? — продолжила она ласковым тоном, но достаточно громко, чтобы Темный ее слышал. — Он такой противный, такой злой. Не могу винить вас в том, что хотели настучать ему по голове. И эти его глупые волосы, как бесцветная паутина, и…

— Это у тебя уродские волосы!!!

— Ммммбббееееееее! — и стадо с новой энергией кинулось к дереву. Иласэ раздраженно всплеснула руками:

— Тартис! — воскликнула она, надеясь, что ее интонации хорошо имитируют искренний гнев, — заткнись! Теперь придется все начинать с начала!

Лицо Тартиса побагровело еще сильнее, он выглядел готовым на убийство. Иласэ широко заулыбалась, но вскоре ощутила укол совести за свою провокацию и перестала произносить грубые комментарии. Шоззи постепенно начали разбредаться, однако не торопились уходить далеко. Увлеченная пурпурными созданиями, Иласэ забыла о Тартисе, продолжавшем смотреть на нее с ярой ненавистью. Забыла почти так же быстро, как и ее четырехногие подопечные. Удивительно интересные существа, и когда еще доведется увидеть столь экзотических животных в их природной среде обитания!

В течении двух часов Иласэ исследовала поведение нескольких произвольно выбранных шоззи и пыталась определить иерархическую структуру стада или, хотя бы, понять, есть ли у них вообще иерархия. Только случайно посмотрев наверх, девушка обнаружила, что Тартис так и продолжает сидеть на своей ветке. Она не могла поверить, что избалованный блондинчик смог ждать так долго.

Дарен устало прислонился лбом к дереву, прикрыв глаза; выражение его лица было очень спокойным, расслабленным. Казалось, юноша готов заснуть в любой момент.

Иласэ присмотрелась к нему повнимательнее: да, на рафинированного аристократа Тартис походил сейчас в последнюю очередь. Обычно уложенные личным парикмахером волосы висели нечесаными космами, руки были грязными и расцарапанными, кое-где до крови; лицо бледнее обычного, тоже в ссадинах, заляпанное грязью, а роскошный парадный плащ покрыт пылью.

Иласэ продолжала разглядывать Темного, осознавая, какая это редкость: увидеть его лицо не искаженным привычным выражением неприязни и высокомерия. Он казался сейчас совсем юным и… уязвимым. Иласэ пожалела, что заставила его просидеть на дереве все это время. Наверное, он устал, голоден, хочет пить. С ее стороны было жестоко так поступить с ним.

Девушка подошла к стволу:

— Тартис, — это прозвучало нежнее, чем ей хотелось, — Тартис! — он дернулся и сел прямо, зло уставившись на нее.

— Ты можешь спуститься.

Темный одарил ее еще одним недружелюбным взглядом, потом соскользнул по ветке ближе к стволу и медленно полез вниз, взглядом неотрывно следя за шоззи, полностью его игнорировавших. Тартис перепрыгнул на поваленный ствол, затем на землю, прямо перед ней. Так близко, что Иласэ непроизвольно ойкнула и сделала шаг назад.

Тартис стоял, глядя на нее сверху вниз, на лице — никаких следов мягкости и уязвимости. Наверное, их там вовсе никогда и не было.

— Насколько дольше необходимого ты продержала меня на дереве? — холодным тоном выдвинул он обвинение. Выражение лица Иласэ стало удивленно-виноватым — достаточно, чтобы все понять. Губы Тартиса зло скривились.

В Бездну!

— Если бы не я, ты бы превратился в удобрение под копытами шоззи, забыл? — выпалила она, защищаясь. Потом повернулась в направлении поляны, пытаясь быстро сменить тему разговора:

— Как я понимаю, ты ничего не нашел?

Тартис не ответил, но Иласэ физически ощущала на себе его враждебный взгляд.

— Да, ты ничего не нашел, — ответила она за него, — иначе бы не вернулся.

— Верно.

Иласэ коротко усмехнулась:

— И это стало бы твоей самой большой ошибкой, — произнесла она, как нечто само собой разумеющееся.

— Неужели? — теперь усмехнулся Тартис.

— О да, вдвоем мы исчезаем, причем в священный День Перемирия, а возвращаешься ты один. Да Орден распотрошит тебя прежде, чем успеешь позвать на помощь мамочку! И ты не будешь первым, кого ваш Повелитель вышвырнет на корм волкам ради сохранения мира.

По растерянному взгляду Темного Иласэ поняла, что мысль о столь печальных последствиях даже не приходила ему в голову. Как ни странно, он не попытался уязвить ее в ответ, а просто отвернулся и зашагал прочь. Иласэ нахмурилась и пошла следом:

— Куда это ты собрался?

— Отстань! — буркнул он недовольно.

— Хочешь снова меня бросить? — спросила она сердито.

— Мне нужно отлить! — рявкнул Тартис, раздраженный ее неспособностью понимать очевидное. Иласэ захихикала и тут же попыталась зажать предательские звуки ладонью. Нет, она была просто не в силах удержаться.

— А, так ты считаешь, что это смешно? Давай-ка посадим тебя на дерево на пару-тройку часов и посмотрим, как ты тогда будешь смеяться! — взьярился Тартис, шагнув к ней с угрожающим видом, и Иласэ, испуганно взвизгнув, отпрыгнула.

— Так я и думал! — буркнул юноша, отворачиваясь. Все еще тихонько похихикивая, Иласэ подумала, подождать его здесь или пойти к поляне. Ее иррациональная часть не желала терять Тартиса из вида, как будто он растает в чистом воздухе, стоит отвернуться. Но логика все же победила, напомнив: один раз Темный уже нашел дорогу назад, сумеет сделать это и еще раз. Тем более поляна — рукой подать.

И девушка пошла назад, к своему убежищу.

Тартис даже не поблагодарил ее! Иласэ спасла его дурную голову, а он вел себя так, словно это она натравила на него шоззи! И что Темный планирует делать сейчас? Снова уйдет? А если нет, что тогда? И где выход из этого проклятого леса?

Иласэ сидела у остатков вчерашнего костра, когда Тартис, со своим типично-надменным выражением лица, вышел из-за круга деревьев. Его серые глаза внимательно рассматривали поляну, что-то разыскивая.

— А как…, - он заколебался, потом, встретив ее любопытный взгляд, быстро посмотрел в сторону, — здесь, что ли, нет никаких хищников?

Ага, самодовольно подумала Иласэ, так я и знала: он не распознал деревья.

— Это место защищено, — объяснила она, — круг Золотых Лиственниц охраняет поляну.

Тартис, с каким-то загнанным выражением в глазах, кивнул в ответ.

— Наверное, тебе следует поспать, — сказала Иласэ, которой стало не по себе из-за странного выражения его лица. На это Тартис весь вскинулся, во взгляде появилось знакомая злость:

— Не командуй, что мне делать, ствура!

Иласэ чуть не зарычала в ответ:

— Я только предложила! Я спала здесь, — добавила она, указывая на место своего ночлега, уютную полунорку, освобожденную от камней, щедро посыпанную измельченной мягкой землей и покрытую толстым слоем листьев. Понятное дело, не кровать богатого нобиля, но лучше, чем голая каменистая земля.

— Ты можешь использовать это место, — добавила Иласэ щедро. Тартис вновь неприязненно посмотрел на нее и что-то пробормотал. Из его речи девушка уловила только несколько слов: «ствура», «заражение» и «ампутация». Вот ведь урод неблагодарный!

— Что ты сделал шоззи?

— О чем это ты? — раздраженно отозвался он, тщательно исследуя ее самодельную постель.

— Как ты их разозлил?

— Я ничего не сделал.

Иласэ недоуменно моргнула:

— Ты обязательно должен был что-то сделать. Просто так шоззи никогда не нападают на людей, их нужно спровоцировать.

— Значит, нападают. Я просто шел мимо, когда они набросились на меня.

— Это невозможно! — Иласэ недоверчиво покачала головой, — может, ты сделал это случайно, а они восприняли твои действия как угрозу, но что-то ведь случилось!

— Ничего я не делал! Говорю тебе, эти твари просто накинулись на меня, как бешеные!

— Тартис, ты действительно думаешь, что я в это поверю?

— А мне все равно, веришь ты или нет, я рассказал, как было. — Он произнес это равнодушно, перестав обращать на Иласэ внимание и свернулся, наконец, калачиком на ее самодельном ложе.

Иласэ открыла было рот, подумала немного и закрыла. Тартис казался таким уверенным в себе, так естественно говорил о случившемся. Может, он прав, может, что-то случилось, Тартис оказался в неподходящем месте в неподходящее время, а шоззи напали ошибочно?

Но, с другой стороны, она хорошо знала Тартиса. Сколько раз случалось, что он делал гадость, и даже в присутствии свидетелей, а потом яростно, с самым невинным видом, отрицал свою вину. Иласэ прекрасно помнила это, но все равно хотела верить ему, ведь всю жизнь ее учили доверять людям.

Тартис отключился от реальности почти мгновенно, выражение его лица смягчилось и стало почти безмятежным. Девушка смотрела на него, гадая про себя, каким образом Темный сумел выжить трое суток, в лесу, один. Странно, что у этого испорченного, изнеженного барчонка оказалось достаточно силы воли, чтобы добровольно подвергаться лишениям, идя к цели. Она-то ожидала, что он будет сидеть и ныть до тех пор, пока кто-нибудь не придет его спасти, либо не погонит с места пинками. Может, Тартис просто заблудился и потому не возвращался так долго?

Иласэ обхватила колени руками, прижалась к ним подбородком и долгое время сидела так, наблюдая, как Темный спит, как ветер перебирает его тонкие и белесовато-прозрачные, действительно, как паутина, волосы.

Глава 8. Маленькое нарушение закона

— Тихо, — зашипел на оступившегося брата Ролан, — всех перебудишь!

— Да не трясись так, — буркнул Ильмар в ответ, — никто раньше утра не проснется, все-таки тройная доза снотворного.

— А за маму ты тоже ручаешься? — с ехидцей уточнил старший Кэйрос, — уверен, что твоя травка на нее подействует?

Ильмар помрачнел и ничего не ответил: магистры на то и магистры, что обычные средства на них не влияют.

— Здесь осторожней, — прошептал Ролан, пробираясь по тропинке, — не шагни случайно на газон, а то садовник недавно грозился поставить ловушку на местных воров.

— Из дома выбраться не можем, а еще собрались чужие домены обыскивать, — проворчал себе под нос Ильмар.

— Предлагаешь остаться? — Ролан резко остановился и развернулся к брату.

— Нет. Предлагаю действовать по плану, а не по твоим глупым импровизациям.

— Ну, извини, — Ролан пожал плечами, — я не знал, что так получится. Кто ж мог предвидеть, что именно сегодня эта дура припрется.

Да уж, закон Хаоса в действии — если что-то должно случиться, оно произойдет в самый неподходящий момент. Конечно, за три дня, прошедшие после исчезновения Иласэ, Ани Морош выбрала именно сегодняшний вечер, дабы зайти и лично принести свои соболезнования. А то Ролан не знал, почему она на самом деле заявилась…

Тропинка привычно подвела их к высокой, в три с половиной человеческих роста, каменной ограде. Ролан приложил ладони к двум выемкам в сером теле гранитной глыбы, слегка выпирающей из общей массы камней. Небольшое мысленное усилие — и камни, словно превратившись в мягкую глину, начали вдавливаться в землю и в друг друга, открывая узкий низкий проход. Пригнувшись, Ролан пролез первым. Ильмар скользнул следом, легонько вдавил пальцы в податливое серое месиво — он почти всегда так делал, когда по ночам они тайно выбирались из дома. Для чего — старший Кэйрос не имел ни малейшего представления: в магии Земли способности его брата были почти нулевыми. Юноша тоже прикоснулся к мягким камням, веля проходу закрыться.

Ролана всегда восхищало, что буквально в пятидесяти шагах от границ их дома начиналась настоящая глухая чащоба. Тут водились и волки, и медведи, и дикие кабаны, и огромное количество прочей лесной живности. Конечно, была этому рациональная причина: вот уже три поколения Кэйросов выбирали своей стихией Землю, а нетронутая частица природы под боком- идеальный естественный источник магии. Полтора века, как сервам охотиться в этих лесах было запрещено под страхом немедленной смерти.

Сам Ролан еще не решил, какой стихии отдаст предпочтение: Воздух нравился ему больше Земли. Но, с другой стороны…

— Мы на месте, — негромко проговорил Ильмар.

Они остановились перед двумя деревьями, чьи переплетающиеся на высоте восьми футов стволы образовывали естественную арку. Ширина тоже подходила идеально: как раз могут пройти в ряд два человека.

— Великолепно, — приглушенно воскликнул Ролан, все еще опасаясь говорить вслух, — Ильмар, ты молодец!

Тот улыбнулся похвале и вытащил из мешочка на поясе несколько камней, вернее, металлических окатышей.

— Станин? — без надобности уточнил Ролан.

Ильмар воткнул один из маленьких слитков в землю между деревьями, повернулся к брату:

— Ну, начнем.

В создании Портала нет, собственно, ничего сложного. Все дело в огромном количестве энергии, необходимом для открытия пространственной воронки. Если нет других источников, Портал пьет магию из открывающего — потому-то Магистрат, это сборище перестраховщиков, запретило подмастерьям самостоятельное использование транспортных ворот. Нет, Ролан, конечно, понимал, что бывали и несчастные случаи, и смертельные исходы, но почему бы не разрешить пользование Порталами для подмастерьев из Семей, имеющих доступ к станину. Ну, вот им, например, Кэйросам.

И не нужно было бы торопиться сдавать экзамен на мастера…

И он, и Ильмар уже год, как научились открывать Порталы; но в естественной арке, да еще вдвоем — это быстрее и легче во много раз.

Как и договаривались, плести узор в этот раз Ролан предоставил брату, от него самого требовалось лишь постоянное поглощение энергии из внешней среды и передача через кольцо Ильмару.

— Готово.

Ролан моргнул. Он и заметить не успел, когда Ильмар призвал источник. Сегодня, похоже, будет их личный рекорд по времени.

— Ролан, что ты там застрял? — возмущенно прошипел брат, — я тебе не магистр, чтобы ждать с открытым Порталом!

— Прости! — выдохнул тот, хватая Ильмара за протянутую руку, — иду.

Переход — мельтешение цветных образов, на несколько мгновений потеря координации, — и приземление.

Открылся Портал мягко, и именно там, где должен был. Северная часть домена Тартисов, подножие высокого холма, на вершине которого — Дом одной из самых могущественных и опасных Семей Темных.

* * *

Замковый комплекс местных властителей полностью покрывал немаленькую шапку высокого холма, выбранного несколько тысячелетий назад Первым Тартисом. В своем современном виде Дом (как его по-простому называли обитатели) был построен задолго до конца Третьей Эпохи; тогда в Империи еще правили Императоры, а элрави не делились на Темных и Светлых. Потому сторонний наблюдатель и сейчас видел черные мрачные башни по соседству с белоснежным дворцом, окоем крыши которого оказывался сплошь покрыт игривыми завитушками.

Недоброжелатели Семьи осмеливались даже заявлять, что все Тартисы слегка безумны, поскольку невозможно вырасти в столь дисгармоничном месте и остаться нормальным человеком. Филиппе Лодерт недоброжелателем не был и на этот счет никакого определенного мнения не имел, ему странные несоответствия окружающих зданий даже нравились; особенно, когда в легкомысленном дворце, словно принадлежащем сказочному принцу из Светлой династии, оказалось великолепное пыточное подземелье с обилием потайных ходов. Впрочем, как полагала вся Империя, сам Филиппе был уже давно и прочно не в себе.

Сейчас Лодерт мурлыкал себе под нос старую шуточную песню о том, как глупый дракон пытался понять, чем человеческие мужчины и женщины отличаются друг от друга. Пальцы мага с привычной сноровкой вырезали из кусочков коры руны: гадание получалось лучше всего именно в полнолунье, но ни в коем случае ни под светом луны. Филиппе не знал, почему, и не задавался ненужными вопросами. Раз так, значит, так. А подземелье Тартисов подойдет ему просто замечательно.

Шесть рун, как положено. Филиппе даже смазал каждую своей кровью, хотя это было не обязательно. Улыбаясь, с глазами, сияющими золотом в свете факела, полной горстью бросил руны. Они рассыпались вокруг него изящным полукругом. Он поднимал и переворачивал их одну за другой, вглядываясь в рисунки: Жизнь, Смерть, Бог, Опасность, Враг, Сила. То же самое, что вчера, и позавчера, и три дня назад — с того момента, когда он впервые загадал на пропавшего Дарена.

Лодерт поднялся с колен, не отрывая взгляда от рун. Какое-то время постоял так, покачиваясь на каблуках, потом кивнул самому себе, сгреб деревяшки в карман плаща, и, сняв со стены факел, пошел дальше, вглубь подземелья.

И друзья (из разряда «союзники»), и враги одинаково полагали Филиппе безумцем, но, если и так, то его безумие было самого опасного рода: безумие одержимого фанатика, уверенного в собственной правоте.

По меркам магов Лодерт был еще очень молод — ему едва исполнилось сорок лет. Настоящую войну со Светлыми он не захватил и искренне сожалел об этом всю жизнь. Ведь на войне можно убивать открыто и получать почет и признание, а не суровый выговор Повелителя за плохо заметенные следы.

Филиппе любил и умел убивать. Он мог делать это быстро и бесшумно, умел выдать за несчастный случай или редкую болезнь: Лодерт в совершенстве знал все болезни, которым были подвержены маги, и великолепно имитировал их следы на человеческом теле. Но настоящее удовольствие Филиппе доставляла только медленная смерть врага, растянутая на дни или, лучше, недели.

Лодерта слегка расстраивало, что Амадей запретил ему развлекаться в своих владениях, однако необходимость соблюдать осторожность Филиппе понимал. После исчезновения Дарена и ствуры Аллеманд шпионы Ордена постоянно следили за всем, происходящим на территории домена Тартиса. Так что Филиппе пришлось, стиснув зубы, ограничить себя, чтобы не подводить гостеприимного хозяина.

Злым человеком Филиппе себя не считал. Он любил животных и детей (естественно, настоящих детей, рождающихся в семьях магов) и очень сожалел, что собственных у них с Маретт до сих пор нет. Виноваты в этом были, конечно же, ствуры. Ну и, косвенно, Светлые, ствурам помогающие. Впрочем, как великодушно решил однажды Филиппе, он был бы готов простить Светлых, как заблудших братьев, если б они осознали однажды собственную ошибку и помогли ее исправить. А пока Темные маги в гордом одиночестве очищали землю от заразы ствур. К сожалению, выродки продолжали рождаться, и с каждым годом их становилось все больше и больше.

Филиппе давно потерял счет уничтоженным им ствурам, но, все равно, ежегодно десятки их прибывали на обучение в Орден, становились подмастерьями, получали ранг мастеров… Зараза распространялась.

Темный воспринимал их именно, как заразу. В представлении Лодерта ствуры не были людьми. Людьми имели право называться только маги, потомки Первых…, по некоторому размышлению, Филиппе даже соглашался, что и местные, сервы, являлись людьми; низшего сорта, конечно, лишенные магии, но все же и они — разумные чувствующие существа. Для ствур в великолепной картине мира, созданного Первыми, места не было.

Филиппе, рожденному уже после заключения Перемирия, пришлось, как и всем его ровесникам, провести три года в Ордене, в постоянной близости с учившимися там же ствурами. Именно тогда Лодерт понял, что способен в и д е т ь их. Вокруг каждого из ствур в воздухе плыло темное облако, на некоторое время пачкавшее все, чего ствуры касались.

Темный знал, что никогда не забудет первый раз, когда что-то в его зрении изменилось, цвета сдвинулись по спектру, и белая кожа сидевшего перед ним низкорожденного подростка потемнела от микроскопических капель, испарявшихся с ее поверхности в воздух и повисавших вокруг мальчика грязной аурой. Филиппе тогда едва удержался от крика ужаса. А через несколько дней он начал чувствовать запах ствур, похожий на сладковатый запах подгнившего мяса.

Лодерт, которому в то время едва исполнилось пятнадцать, попробовал рассказать о виденном другим Темным. Они соглашались, что ствуры — мерзкие создания, но никто не мог видеть, не мог чувствовать того же, что и он. Филиппе был одинок и испуган. Смертельно одинок, пока в его жизни не появилась Маретт, тогда еще Маретт Ташш, его темная богиня, его спасительница.

«Не бойся!» — сказала она ему, — «грязь ствур не может повредить тебе, если ты сам не позволишь, не впустишь ее в себя».

И следующим летом, в своем имении, Маретт показала ему, как уничтожить зло.

Слуги привезли молодого ствура, заблудившегося в горах на границе домена Ташш. Глупец уничтожил собственное кольцо в бесполезной попытке открыть Портал.

Маретт разрезала оскверненную плоть ствура и позволила его крови вылиться на землю. Ошеломленный и очарованный, Филиппе смотрел на истерзанное тело подростка и видел, как вместе с кровью из ствура вытекает грязь, как рассеивается в воздухе мерзкое облако. И с последним предсмертным криком скверна ушла полностью.

Филиппе растерянно моргал: он не мог поверить увиденному. Маретт не просто убила ствура, она очистили его от грязи, пришедшей в тело ребенка вместе с украденным магическим даром.

В тот день Лодерт понял, для чего он был рожден.

Уничтожить скверну.

Спасти мир.

Подземелье под дворцом Тартисов было просторнее самого дворца и хранило множество секретов. И имелся среди них один, о существовании которого Темный лишь подозревал. Секрет, связанный с Дареном.

Филиппе прекрасно знал, в какой Семье родилась Кларисса, какие особые способности могла передать ребенку. Амадей, по мнению Лодерта, не заслуживал столь замечательного сына, как Дарен. И вообще, считал Филиппе, старший Тартис оказался на редкость плохим отцом. Но скоро, если собственные предположения Темного и его оценка плана Повелителя были верны, это не будет иметь никакого значения.

* * *

Ролан несколько мгновений пытался заставить ноги, словно превратившиеся в желе, слушаться своего хозяина, но в конце концов сдался и сел на землю, присоединившись к Ильмару. Тот мудро не пробовал сражаться с силой тяжести, занявшись вместо того полезным действием: выкладывал на траве ингредиенты, необходимые для следующего этапа.

Из всех разложенных предметов наибольший интерес Ролан проявил к маленькому стеклянному пузырьку из толстого матового стекла, заткнутому пробкой. Неудивительно, поскольку остальные он уже прежде видел, а вот это…

— Ролан, — недовольно зашипел брат, — что ты, как маленький? Положи, запасного у меня нет.

— Это его кровь? — уточнил Ролан, не обращая внимания на раздражение Ильмара.

— Она самая. Давай сюда!

Ролан протянул пузырек, который раз в душе поражаясь неисповедимым поворотам судьбы. Когда, два года назад, они как следует проучили наглого Темного, Ролан и представить не мог, что в будущем это им как-то пригодится…

Обычно Ильмар не одобрял подобные развлечения, но в тот раз довольно быстро позволил себя уговорить:

— Только, чтобы Иласэ не заметила, — поставил он условие, — ей не понравится.

— Сам знаю, — Ролан кивнул.

Малышка так и не поняла, отчего это Ильмару вдруг понадобилось, чтобы именно она спустилась в подвал Ордена за особыми светящимися поганками, росшими там. И что внизу делал Кэрик, торопливо уведший ее по другому ходу, якобы помочь подвернувшей ногу сестре. Не видела она кравшегося следом Тартиса, собственно для ушей которого и предназначалась просьба Ильмара, сказанная достаточно громко. Все прошло идеально.

Ролан недовольно скривился тогда, видя, как Ильмар вытаскивает из кармана пустой бутылек, приготовленный для очередной букашки из нового проекта магистра алхимии, и хладнокровно набирает туда кровь потерявшего сознание Тартиса.

— Зачем? — спросил он мрачно, — пойдем, оставь его!

Ильмар поднял на него безмятежный взгляд:

— Так нужно.

— Для чего?

— Не знаю, — брат пожал плечами, — думаю, когда-нибудь пригодится.

И вот, пригодилось.

Ролан улыбнулся приятным воспоминаниям.

— Сейчас будет готово, — прошептал Ильмар, — давай руку.

Ролан вытянул левую ладонь, и брат легонько чиркнул по его среднему пальцу ножом. Да уж, если придется объяснятся со Старшим магистром и мамой за сегодняшнее (да не приведут Первые, конечно!), больше всего им влетит именно за Магию Крови. Ну и ладно. Найти Иласэ важнее, чем соблюдать покрытые паутиной правила, установленные перестраховщиками-предками. К тому же один раз — ничего страшного.

Вокруг юношей разлился слабый свет: начал действовать ритуал. Кровь Тартиса превратилась в сияющую серебром густую массу, которую Ильмар очень торжественно нанес на их лбы и запястья. Лицо брата, постно-благочестивое, как при посещении храма, отчего-то сильно смешило Ролана, но он сдерживался: мало ли, вдруг так положено.

— Все, — выдохнул Ильмар, — ближайшие шесть часов для всех защит замка Тартисов мы будем своими. Только бы Амадея не встретить.

— Не накличь, — пробормотал Ролан, которому вдруг резко стало не до веселья. Мать немало рассказывала им об этом Темном.

— Идем.

Глава 9. Я так вижу

— Куда теперь? — пробормотал Ильмар. Да, отсутствие выбора, это плохо, но наличие его порой плохо вдвойне. Справа от них белоснежной громадой вставали стены великолепного дворца, до странности похожего на обитель Старшего магистра, слева — чернел монолит крепости, больше напоминающий гнездо хищного дракона.

— Ролан?

Старший Кэйрос прикрыл веки, вызывая в памяти карту, подсмотренную в личной библиотеке матери. Чертеж подземных ходов, разведанных неведомым отважным предком, постепенно появился перед внутренним взором. Что-то не совпадало. Ролан нахмурился и мысленно перевернул карту. Ага!

— Белый дворец древнее, — проговорил он, — под ним проходы, как спутанный клубок.

— Чувствуешь ближайший?

— Да, сейчас, — Ролан опустился на колени, прижал к мягкой почве руку. Через несколько минут шагах в пяти от них взметнулся маленький земляной фонтан, открывая вход в подземелье.

— Здорово, — с ноткой зависти прошептал Ильмар, и Ролану подумалось, что, возможно, своей специализацией стоит все же выбрать стихию Земли. Воздух, конечно, интереснее, но Земля уже несколько раз отзывалась на его зов без помощи кольца.

По пологому, как и хотел Ролан, земляному откосу, они сползли вниз, к лабиринту ходов скального массива. Делал проходы, должно быть, еще Первый Тартис: на ощупь каменные стены казались идеально гладкими, словно бесчисленные поколения сервов проводили свои жизни, шлифуя их. Знать бы, как Первым это удавалось…

Шагов двести Кэйросы шли без приключений, потом ход раздвоился. Ролан без колебаний выбрал правый.

— Слушай, — проговорил Ильмар, — карта ведь сделана уже давно. Что, если Амадей или его предки понаставили в прежде безопасные ходы ловушек?

— Если что-то такое появится, я сразу почую, — небрежно отозвался Ролан, однако шаг замедлил и стал чаще прикасаться к каменным стенам раскрытыми ладонями. Ощущение при этом было такое, словно подземелье ластилось к нему, как огромный черный котенок. Тартисы традиционно предпочитали дружить с Огнем, так что подземелье замка чувствовало себя обделенным хозяйской лаской.

Впрочем, Ролан не обманывался: не будь на них с Ильмаром крови Тартиса, встроенные Темными защиты расплющили бы их, как кротов-диверсантов, и никакие его способности к магии Земли не помогли бы.

Разветвление, еще одно, и еще. Коридор стал достаточно широким, чтобы в ряд могли свободно пройти два человека.

Вот впереди показался слабый свет — хотя, по карте, еще рано. Ролан повернулся к брату:

— Смени зрение. Похоже, выходим к освещенному центральному проходу.

— Наконец-то, — пробормотал тот. Ильмар с раннего детства недолюбливал темные замкнутые пространства.

Они продолжали идти, огонек приближался. Но как-то слишком быстро…

— Проклятье, — выдохнул Ролан, — там люди, идут в нашу сторону.

— Ролан, не спи, сделай что-нибудь! — тряхнул Ильмар его за плечо.

— Что? — недовольно ответил тот, — пойдем назад.

Младший Кэйрос скривился: идея сновать туда-сюда по узким ходам его явно не прельщала. Хотя, возможно, причина его упрямства заключалась в другом, поскольку с Ильмаром Ролан никогда точно уверен не был.

— Открой новый проход.

— Я тебе что, Хозяин земли? — вытаращился на него Ролан.

— Ну попробуй!

Ролан пробормотал проклятье и попытался податься назад, но Ильмар упрямо стоял на месте, не собираясь возвращаться или пропускать брата:

— Ты же можешь!

— Идиот, нас сейчас поймают, — выдохнул юноша, но все же попробовал сосредоточиться. Так, вот здесь слои камня слабее, можно вдавить… Менять структуру камня в доме чужой Семьи, без подготовки — не самое приятное занятие, повторять которое в ближайшее время Ролану бы не хотелось.

Полноценного хода не получилось, но нишу, вполне достаточную для двоих, Ролан все же сделал. И вовремя.

Он задвинул камни, оставив, по просьбе Ильмара, узкую щель. Людей было уже не только видно, но и слышно. Шагавшие разговаривали по-хозяйски громко, ничуть не боясь быть услышанными. Впрочем, один из них и был хозяином…

— Стало быть, Амадей, поиски не дают никаких результатов, — проговорил мужской голос приятного тембра.

— Пока нет, мой тар, хотя я переправил на это почти всех своих людей, — почтительно ответил другой, слишком хорошо знакомый Ролану. Кого это, интересно, высокородный нобиль Тартис называет господином? Не в силах удержать любопытство в узде, юноша бочком начал пробираться к оставленному проходу. Взглянуть бы на этого таинственного гостя хоть одним глазом.

— Понимаю. Все еще считаешь, что здесь замешаны Светлые? — спросил между тем незнакомец.

— А кто еще? — мрачно отозвался Амадей, — сомневаюсь, что кто-то из наших сумел бы и посмел бы провернуть подобную авантюру.

— Ну, не зарекайся, — хмыкнул гость, — иди речь о похищении не твоего сына, я бы знал, кого подозревать в первую очередь.

— Но я…

Ролан прокрался к выходу, и, почти приникнув к земле, осторожно высунул голову: так меньше шансов, что заметят. Говорящие неторопливо шли коридору в сторону Кэйросов. На некотором расстоянии перед ними плыл в воздухе светящийся белый шар: очевидно, Темные не желали понапрасну тратить скопленную Силу на изменение облика, необходимое, чтобы видеть в темноте. Лица обоих взрослых магов были хорошо освещены, и Ролан едва удержался от изумленного вскрика, узнав, наконец, второго Темного.

— Неважно, Амадей, — оборвал тот тем временем Тартиса, — ты знаешь, что я не буду открыто вмешиваться; пока, по крайней мере, ситуация не прояснится. Но на твоем месте я присмотрелся бы внимательнее к Семье Ариада. Представить не могу, для чего им могла бы понадобиться девчонка Аллеманд, но к Дарену они всегда проявляли…, скажем так, нездоровый интерес.

— Я уже послал приглашение Локусте, — выдавил Тартис.

Ролан вполз обратно, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Ну надо же им с братом так влипнуть. Первая встреча с Темными на их территории, и кто, как вы думаете, это будет?

— Хорошо… — Повелитель Темных неожиданно остановился и замолчал.

— В чем дело, господин? — встревожено спросил Тартис.

— Не знаю, Амадей, пока не знаю, — ответил тот странным тоном.

Сердце Ролана было готово выскочить через горло и ускакать в самый укромный угол. Что-то подсказывало юноше, что правила Договора не будут распространяться на двух Светлых подмастерьев, пойманных в столь компрометирующих обстоятельствах. Услышанные в детстве страшилки про Темных и их жутковатые привычки показались вдруг совсем не смешными. Что они там раньше делали с пленными Светлыми?

В воображении Ролана возникли жуткие картинки пыточных застенок с вделанными в стены цепями, звенья которых покрывали бурые пятна засохшей крови. Его крови!

Стена прохода шевельнулась и начала закрываться. «Только тихо, пожалуйста, только тихо!» — молил про себя Ролан, не отрывая отчаянного взгляда от камня, вытягивающегося по его воле серым занавесом.

— Господин? — вопросительно повторил Амадей, глядя на замершего в странной позе Повелителя. Тот не ответил, продолжая смотреть словно сквозь стену. Потом встряхнулся, покачал головой, со смущенной улыбкой повернулся к Тартису:

— Показалось.

— Что именно, мой тар? — почтительно уточнил Темный.

— Ты ведь знаешь, я никогда особо не любил подземелья, но сейчас, на несколько мгновений, вдруг повеяло чем-то таким знакомым, даже родным. Словно…, - Повелитель оборвал себя, мечтательные интонации исчезли из голоса, сменившись слегка насмешливыми:

— Признавайся, Амадей, что за западню ты тут поставил? Бедняги-шпионы, должно быть, бегут в нее со всех ног.

Не глядя по сторонам, Темные прошли мимо стены, за которой юный Светлый изо всех сил старался делать вид, что его не существует: не дышать, не видеть, не думать. Последнее давалось сложнее всего, но про Повелителя Темных давно говорили, будто он способен читать мысли. Ролан отчаянно надеялся, что это были только слухи!

— Здесь много ловушек, господин, но на вас они не должны действовать. Амулет…, - Ролан медленно отполз внутрь ниши, перестав прислушиваться к удаляющемуся голосу Тартиса, и какое-то время лежал, не шевелясь.

Тихий стон заставил его поднять голову. Милосердные Первые, Ильмар! Он совсем забыл о брате.

Ильмар лежал в дальнем углу ниши, сжавшись в комок, мелко дрожа. Ролан осторожно тронул его за плечо — никакой реакции. Потряс сильнее — Ильмар развернулся к нему так резко, что Ролан от неожиданности отшатнулся. Глаза брата пылали в темноте яростной синевой.

— Да что с тобой?!!

Ильмар несколько раз моргнул, блеск исчез:

— Не знаю, — проговорил он слабым голосом, — а что случилось?

— Ты что, ничего не слышал? — недоверчиво воскликнул Ролан.

Ильмар потряс головой:

— Меня словно что-то вырубило. Ничего не помню с того момента, как вошел в нишу.

— Да? Ну, так вот, здесь только что были Амадей Тартис и Повелитель Темных!

— Тогда почему мы еще живы? — с некоторым удивлением поинтересовался Ильмар.

— Сам поражаюсь, — пробормотал его брат.

Ильмар медленно встал на ноги:

— Я чувствую источник энергии, — проговорил он тихо, — примерно один лаг[3] к западу. Мы должны идти туда.

— Ты хотя бы понял, что я сказал тебе про Повелителя? — недоверчиво уточнил Ролан.

— Да, — рассеянно ответил Ильмар.

— Я слышал их разговор, — продолжил Ролан, — похоже, младшего Тартиса и Иласэ действительно похитили, и неизвестно, кто это сделал. Здесь их нет.

Ильмар медленно повел головой вокруг, словно прислушиваясь:

— Да, — согласился он, — Иласэ не здесь. Но мы должны найти источник.

— Ты с ума сошел? Мы чудом не попались, — Ролан с тревогой посмотрел в сторону все еще закрытого выхода, — пока не попались…

— Если не хочешь, я пойду один, — его брат со странным спокойствием пожал плечами.

— Да что за дурацкий у тебя каприз! — не выдержал Ролан, — придумал какой-то источник! Нам нужно исчезнуть отсюда побыстрее!

Ильмар тихо засмеялся.

— Что? — с опаской спросил Ролан. Может, у Ильмара период буйного помешательства?

— Забавно, правда? — проговорил младший Кэйрос, — из нас двоих ты всегда был сорвиголовой, а я спокойным и рассудительным. А сегодня все так поменялось, и ты больше не хочешь лезть в пасть дракону.

— А ты хочешь, — мрачно закончил за него Ролан, — зачем?

— Я так вижу.

— Что?!!

— Не понимаешь? — Ильмар качнул головой, — я тоже понял только сегодня, несколько минут назад. Я так в и ж у. Мы должны найти этот источник. Это важно. Важнее, чем… Чем все остальное.

Ролан молча смотрел на брата. Тот не шутил.

Теперь впереди шел Ильмар, без всяких колебаний указывая дорогу: какой поворот выбрать, где остановиться и переждать невидимую опасность. Ролан плелся следом, проклиная в душе глупое упрямство младшего брата. Неожиданно Ильмар остановился, а потом, пробормотав под нос проклятие, начал пятиться.

— Что? — раздраженно проговорил старший Кэйрос, пытаясь увидеть неведомую опасность. Проход впереди был пуст. То есть, казался таким…

Пол подземелья шевелился, перекатывался волнами. Неси они с собой зажженные факелы, свет их наверняка отразился бы бликами на гладкой чешуе бесчисленных змей.

— Нам нужно дальше, — с отчаяньем проговорил Ильмар, — Обязательно! Ролан…

Тот подавил вздох:

— Если что, моя смерть будет на твоей совести.

Конечно, на самом деле Ролан не верил, что какие бы то ни было твари способны причинить ему серьезный вред, но… эти-то ведь оставлены здесь Темным! Кто знает, что он наколдовал над ними?

Ролан осторожно шагнул к рептилиям, присел, протягивая вперед ладони. Бросил быстрый взгляд в сторону Ильмара: и почему он его вообще слушает? Может, потому, что младший братишка раз в десять упрямее его, даром, что кажется таким тихоней?

Подчинить своей воле змей оказалось намного сложнее, чем бесчувственный камень. Конечно, магии Земли из животных ближе именно всякие ползающие существа, но все же, не воспринимай их змеи, благодаря ритуалу, как Тартисов…

— Слушай, — проходя по открывшемуся в кишащей массе проходу, спросил, оборачиваясь к Ильмару, Ролан, — а ты узнал, что это за вид змей?

Тот как-то растерянно хмыкнул:

— Ну да, айсийские пустынки.

Ролан замер с поднятой ногой, потом медленно и очень осторожно поставил ее на место, где несколько мгновений назад торопливо разбежались в стороны две маленькие змейки. И молча пошел дальше. Да уж, этого Ильмару он так просто не забудет: пустынки, надо же! Одна из немногих местных разновидностей, от укуса которых элрави так и не смогли найти противоядия. А если бы одна из пустынок вцепилась в него, пока он пытался их уговорить?!!

— У тебя же талант к Земле, — сказал успокаивающим тоном Ильмар, — в прошлом году ты даже бешеных лисиц смог подчинить.

— Так то лисицы, — буркнул Ролан, — а то — самые ядовитые змеи этого мира!

— Вообще-то, укус куирских кобр действует в несколько раз быстрее, — «утешил» его брат.

Ролан пробормотал проклятье и ускорил шаг, стараясь не смотреть на змей, все также плетущих своими телами бесконечные узоры.

— Ты должен больше в себя верить, — наставительно произнес Ильмар. Ролан стиснул зубы, дождался, пока змеиное царство кончилось, после чего, развернувшись, резко ткнул умника в солнечное сплетение.

С трудом отдышавшись, Ильмар решил больше не радовать брата своими мудрыми высказываниями, и просто молча пошел впереди.

Разветвление, еще одно, еще, а вот — сразу пять: выбирай, какое больше нравится. Впрочем, Ильмар не колебался ни разу, словно между ним и непонятным источником протянулась невидимая нить. Несколько раз Ролан открывал рот, чтобы потребовать нормальных объяснений, и закрывал, не издав ни звука. По прошлому опыту он слишком хорошо знал, как бесполезно добиваться от Ильмара сейчас вменяемых речей. То ли брат сам в таких случаях не понимал, что делает, то ли еще что, но разговорить его было в несколько раз сложнее, чем утихомирить разозленную Иласэ, а это говорило знающему человеку о многом.

Выбираемые Ильмаром ходы вели их не только к западу, но и, как подсказывали Ролану все его чувства, все ниже под землю.

— Уже близко, — прошептал брат, оборачиваясь к Ролану, заговорив в первый раз после случая со змеями. — Нужно будет открыть стену, и, Ролан, — там, внутри, очень яркий свет.

— Хорошо, — отозвался старший Кэйрос, решив не спрашивать, откуда Ильмару это может быть известно. — Лучше бы твоему источнику не быть одной из ловушек Тартиса.

— Это не ловушка, — невозмутимо ответил брат, — я знаю.

* * *

Филиппе остановился, прислушиваясь: что-то было не так. С одной стороны, он мог бы поклясться, что много лет ни один чужак не проходил по этому ходу. Это место принадлежало Тартисам, и только люди их линии спускались сюда. С другой — в воздухе висело странное напряжение, как слабый запах страха. Почему страх? Кого может бояться Тартис в собственных владениях?

Лодерт сделал несколько шагов, потом вновь остановился, на всякий случай окружая себя вторым защитным слоем Силы в дополнение к тому, что носил обычно. Идти дальше ему отчего-то расхотелось.

Из темноты послышался знакомый тихий смех:

— Я же говорил, что врасплох нам его не застать.

Филиппе расслабился:

— Господин? Я не знал, что вы решили прибыть сегодня.

Каменная стена справа исчезла, снимая морок, и в проходе, шагах в десяти перед ним, оказались двое Темных. От потолка отлепилась крохотная искорка и разрослась в сияющую сферу, освещая коридор.

— Неплохо, Филиппе, совсем неплохо, — проговорил Повелитель, приветствуя подданного едва заметным кивком. Лодерт, как положено, низко поклонился. В отличии от Амадея Тартиса, Повелитель обычно не обращал внимания на соблюдение этикета, но Филиппе все равно неукоснительно следовал всем тонкостям правил поведения. Так ему казалось… правильным.

— Что ты искал в моем подземелье, Лодерт? — не очень дружелюбно осведомился у него Тартис.

Филиппе приподнял брови, переведя взгляд на хозяина домена:

— Я гулял, — ответил он само собой разумеющимся тоном. На лице Амадея появилось знакомое полупрезрительное выражение, как всегда, когда Лодерт говорил или делал что-то, подтверждающее слухи о его безумии. Впрочем, из этого вовсе не следовало, что Тартис поверил данным ему объяснениям. Можно было предположить, что уже этим утром на амулете Лодерта появится очередное ограничение, наложенное на доступ к подземельям.

А, неважно, Филиппе давно уже сделал копию амулета.

Потом Лодерт перевел взгляд на Повелителя и запоздало вспомнил, что тот чувствовал ложь безошибочно. Повелитель посмотрел на него насмешливо, произнес:

— Кстати, Филиппе, загляни в мои владения завтра, нам давно пора побеседовать.

Филиппе вновь низко склонил голову.

* * *

Свет оказался действительно очень ярким, даже слишком ярким. Ролан прикрыл глаза еще и ладонью, ожидая, пока в них утихнет резь. После кромешной тьмы подземелья источник сиял ярче солнца.

Ильмар, не испытывающий от света никаких неудобств, тем временем обогнул брата и приблизился к магической вещи, про которую Ролан сумел понять только то, что она была круглая и блестящая.

— Осторожнее! — проговорил Ролан, отчаянно моргая в попытках вернуть нормальное зрение.

— Все в порядке, — прошептал Ильмар, медленно приближаясь к круглому низкому столику, сделанному из темного от старости дерева.

Ролан, адаптировавший, наконец, глаза, узнал породу дерева сразу же, по характерным черным зигзагам рисунка: тиарш. Первые принесли несколько его семян с Алирии, но уникальное по своим свойствам дерево не смогло прижиться на чужой почве. Единственно, оно, очень медленно и неохотно могло расти, питаясь плотью мертвых тел элрави. Из скольких же предков Тартиса вытянул этот тиарш соки, прежде, чем его срубили?

Однако то, что высилось на столике, было намного интереснее: в широкой станиновой подставке лежал кристалл размером с голову младенца. По виду он казался сделанным из хрусталя, в его идеальных, бесчисленных гранях преломлялся идущий изнутри свет. Ослепительный свет. И как только Ильмар мог смотреть прямо на него, не мигая?

— Знаешь, что это такое? — не оборачиваясь, благоговейно проговорил младший Кэйрос, — это Ключ. Как только Тартис сумел создать его?

— Ключ? — Ролан моргнул: название ни о чем ему не говорило.

Ильмар, не объясняя, протянул руки к сфере…, и отпрыгнул, тряся обожженными пальцами.

— Нет, так не пойдет, — пробормотал юноша, — как же тогда? Хотя бы часть…

Ролан, зрение которого, наконец-то, вернулось в норму, наблюдал, не вмешиваясь, как Ильмар достает из мешочка на поясе все имеющиеся там станиновые самородки, и поочередно касается металлическими кругляшами сферы. После каждого прикосновения сияние кристалла становилось глуше. Но вот станин закончился, а свет в сфере так и не померк до конца. Он продолжал светить, теперь ровный и холодный, как отраженное лунное сияние. Зато самородки засияли маленькими звездами.

— Пойдем, — с довольным видом проговорил Ильмар, кладя окатыши назад в мешок. Ролан покачал головой и шагнул за братом ко все еще открытой стене. Обернулся. Свет в сфере вновь набирал силу.

Глава 10. Еще одно прекрасное летнее утро

Если только ты не умеешь спать, как бревно, и не носишь ушных затычек, рассвет в лесу пропустить невозможно. Среди деревьев звук разносится далеко, и огромное количество лесной пернатой фауны бескорыстно поможет тебе в этом убедиться.

Подавляющее большинство из них отнюдь не малые птахи с ангельскими голосками; нет, это и солидные откормленные вороны с горлом простуженных пьяниц, и неугомонные дятлы. А если ты заберешься еще дальше на северо-восток, где принесенные Первыми птицы не смогли прижиться, то услышишь по утрам и заунывные вопли чоссо, похожие на крики грешника в инквизиции Ордена, и даже язвительный смех горгулий, встречающих таким образом солнце.

С другой стороны, закоренелый оптимист может и порадоваться пробуждению на рассвете, поскольку мелкая лесная живность никогда не против подкрепиться задаром, и собранные тобой с таким трудом припасы способны исчезнуть в ее прожорливых глотках очень быстро.

Иласэ протестующе завопила и бросилась к своей, успевшей значительно уменьшиться, съедобной горке. Рыжий бельчонок, несколько лесных мышей и подозрительно осмелевший бурый селка кинулись наутек, оставив ее оценивать размер понесенного урона: зажеванные фрукты, помятые ягоды, отпечатки грязных лап на кореньях.

Где-то над головой Иласэ неизвестная летающая тварь издала крик, подозрительно напоминающий визгливый смех, как будто наслаждалась чужой неудачей. Девушка сердито посмотрела вверх на переплетенные ветви, потом тяжело вздохнула. Попыталась примоститься поудобнее и начала перебирать припасы, выбрасывая безнадежно испорченные.

Угрюмо взглянула на своего беловолосого соседа, по-хозяйски раскинувшегося в ее норке. Дарен спал так крепко, что рассветный хор не заставил его даже пошевельнуться; и сейчас он казался самим воплощением довольства жизнью, чем раздражал совершенно не выспавшуюся Иласэ.

Вчера, когда небо начало темнеть, Иласэ осознала, что импульс нерассуждающей щедрости сыграл с ней дурную шутку, и что свою самодельную кроватку назад она не получит. Девушка попыталась сделать вторую, но работать приходилось в сгущающихся сумерках, так что ничего толкового у нее не вышло. Еще одна причина для пакостного настроения. И все это — его вина!

Иласэ разожгла костер и села рядом, скрестив ноги и наслаждаясь теплом, то и дело жадно поглядывая на еду. Она была очень голодна, но Тартис спал, а есть одной казалось как-то нечестно.

Ладно, она подождет, пока Темный проснется. Размышляя прошлым вечером, Иласэ решила: ей необходимо узнать, что именно Тартис видел в лесу. Чем больше информации, тем легче найти выход. Кроме того, у Темного должно быть с собой что-то полезное. Вот этот его нож им точно пригодится…

Солнце поднялось уже довольно высоко, когда Тартис, наконец, зашевелился. Он просыпался медленно, со вкусом потягиваясь, чуть ли не мурлыча. Какое-то время юноша мечтательно смотрел в небо, потом слегка повернул голову, и в поле зрения его еще затуманенных сном глаз попала она.

— В Бездну, к демонам, — проговорил он слегка заплетающимся языком, — так мне это не приснилось.

Тартис потянулся, как кот, широко зевнул и не совсем уверенно вскарабкался на ноги, отряхивая листья и землю с одежды. Не произнеся больше не слова, он повернулся и лениво пошел в лес. Испуганная, Иласэ открыла рот, чтобы спросить, куда это он, но Темный оборвал ее после первого же слова:

— Тартис…

— Заткнись, — буркнул он, даже не оглянувшись, — во имя Первых, я не собираюсь каждый раз говорить тебе, куда иду и что делаю.

Он уже зашел за первые деревья, но Иласэ еще продолжала слышать недовольное бормотание:

— Глупая ствура думает, что она мой надсмотрщик…

Оскорбленная и смущенная, Иласэ ничего не могла поделать, кроме как молча злиться. Он, вообще, в принципе, мог быть не таким противным? Или, с точки зрения Темного, его поведение и так являлось демонстрацией хороших манер?

Ей нестерпимо хотелось сказать Тартису что-нибудь язвительное, когда он вернется, но сейчас у Иласэ просто не было достаточно энергии, чтобы выдержать последующую ссору. Ладно, она отложит выяснение отношений до более удачного времени.

Двадцать минут спустя Тартис вернулся на поляну, почти проснувшийся. Его лицо было влажным и чистым, волосы мокрыми, причем их явно пытались причесать хотя бы пальцами — не очень успешно. Очевидно, умывался он в ручье, но за пределами поляны. Тартис медленно, с надменным видом, обвел глазами их лагерь, потом остановил презрительно-снисходительный взгляд на ней, и вопросительно поднял бровь.

Иласэ мрачно задалась вопросом: придется ли ей выносить подобное представление всякий раз, когда он будет возвращаться? Тартис любил быть в центре внимания, даже если его единственным зрителем оказалась всего лишь низкорожденная девчонка.

— У тебя есть что-нибудь съедобное? — тон не оставлял сомнений в уверенности, что ничего такого у нее быть просто не могло. Однако взгляд Тартиса скользнул сперва к кучке припасов, потом к ней, и Иласэ отчетливо поняла: он не постесняется отобрать еду силой.

Внезапно девушка осознала, какой была дурой: нужно было поесть прежде, чем Темный проснется.

— Да, — проговорила она ровным тоном, — фрукты, ягоды и коренья.

Заботясь, чтобы и ей досталось хоть немного завтрака, Иласэ торопливо положила себе на колени два грушевидных фрукта и пригоршню ягод. Тартис поймал ее подозрительный взгляд, его серые глаза зло сузились; широким шагом он подошел к припасам, сел рядом, забрал себе, сколько смог, то есть почти все, отодвинулся в сторону и начал есть.

Темный не поблагодарил ее, да Иласэ уж и перестала этого ожидать.

— Ты уверена, что это съедобно? — спросил он, глядя на один, особо уродливый, корень.

— Будет замечательно, если ты отравишься, — буркнула девушка сердито, стараясь побыстрее съесть свою долю, а то вдруг Тартис решит, что ему мало. Темный скривился, но проигнорировал ее слова, не желая отвлекаться от еды. Как Иласэ и предполагала, он оказался очень голоден, и даже не жаловался, что некоторые фрукты начали подгнивать, а другие еще недозрели, что ягоды уже дают сок. Тартис ел жадно и быстро, хотя довольно опрятно, но кожуру и косточки просто бросал, куда придется.

— Нет, не оставляй их лежать здесь! — возмутилась Иласэ, — это привлечет муравьев, птиц, и кто знает, кого еще! Когда поешь, собери мусор в кучу и унеси подальше от поляны.

Тартис зло глянул и нее и намеренно бросил кусок кожуры подальше:

— Я что, похож на слугу? Если тебя это так волнует, убирай тут все сама.

Иласэ вспыхнула: что за урод! Видно, что ему в жизни не приходилось ничего самому делать — жил всегда на готовеньком.

— Здесь нет слуг убирать за тобой! Если не хочешь сидеть в грязи — приберешь!

— Нет слуг, — с легкостью согласился Тартис, бросив в рот еще одну ягоду, — но есть кое-кто, великолепно подходящий для грязной работы. — Он сделал широкий жест в ее сторону. — Твои предки были слугами столько поколений, что тебе и учиться ничему не надо — все в крови.

С каждым его словом Иласэ злилась все больше:

— Ты, надменный аристократический ублюдок!

— Мои родители женаты, — уточнил тот спокойно, — а так ты права.

— Ты, ты…

Пока она пыталась подобрать слова, он запрокинул голову и расхохотался:

— Ну и легко же тебя поддеть, — проговорил Тартис весело. Иласэ вспыхнула, в ее голову тут же с готовностью пришло великолепное оскорбление, однако здравый смысл подсказал сменить тактику. Он казался в достаточно хорошем, для Тартиса, расположении духа. Если она продолжит с ним ругаться, то только разозлит, а ей нужно получить ответы на некоторые вопросы. Но ответит ли он, если она спросит его напрямик? Нет, лучше не рисковать.

— Не могу поверить, что ты продержался так долго без слуг. Как ты это сумел, Тартис?

Он презрительно скривил губы:

— Я вполне способен сам о себе позаботиться. Ничего сложного.

— Должно быть, и впрямь было легко, — кивнула Иласэ, — раз даже ты выжил в лесу и вернулся.

Он прищурился:

— У тебя бы не получилось.

Так, непрямая тактика не срабатывает: он не отвечает ей, а просто пытается поддеть. Хорошо, попробуем иначе.

— Но что там было? Что ты видел?

Тартис тяжело, страдальчески вздохнул, как если бы она была надоедливой малолеткой, достающей его глупыми вопросами, однако начал, со множеством драматических преувеличений, рассказывать о своем путешествии. Иласэ постаралась запомнить все детали и мысленно порадовалась, что Тартис так обожал себя слушать. Эту особенность Темного она открыла еще давно: за два года совместного обучения сложно не заметить столь выдающееся тщеславие.

— Значит, вокруг ничего нет, — подвела девушка итог, когда он закончил рассказ.

— Абсолютно ничего, — согласился Тартис мрачно, — только деревья, деревья, и опять деревья.

* * *

Темный быстро потерял интерес к теме своего трехдневного путешествия. Кивнув на аккуратно сложенные растения, надеясь, видимо, что это тоже еда, он поинтересовался:

— Для чего они?

— Я собирала полезные части тех растений, которые смогла узнать, — с готовностью начала рассказывать девушка. — Вот ватша, если понадобится долго не спать, а эта лоза, — она взяла в руки раздвоенный прут из незнакомого Тартису дерева, — поможет найти источник воды.

Темный хмыкнул:

— А зачем он тебе нужен? Вода, вот она — прямо здесь!

Иласэ открыла было рот, но передумала и только сердито посмотрела на него: ведь все прекрасно понял, но, видите ли, хочет поиздеваться!

Тартис довольно заухмылялся, когда она ничего не ответила:

— Итак, ты наконец-то поняла, что никто не явится нас спасать. Величайшая всезнайка Иласэ Аллеманд в чем-то ошиблась, и даже признает это! Что подумает Старший магистр? Лишит тебя статуса самой многообещающей ученицы? Ай-яй-яй, какая потеря! — насмехаясь, он на мгновение прикрыл левой ладонью глаза в траурном жесте. — Ну да ладно, рад, что ты это осознала. Я-то был уверен, что придется силой тащить тебя с поляны.

Иласэ презрительно фыркнула:

— Это что, приглашение выбираться из леса вместе?

— Точно. Я сердечно приглашаю тебя вытащить меня отсюда. И будь благодарна: не реши я, что ты мне пригодишься, оставил бы здесь.

Где-то в глубине ее существа начал тлеть маленький пожар гнева, заставивший ярко вспыхнуть щеки:

— Позволь мне догадаться, — проговорила Иласэ ласково, однако слишком сильно показывая в улыбке зубы, — ты хочешь, чтобы я искала для тебя еду, убирала за тобой и спасала твою никчемную жизнь в случае опасности?

— Что-то вроде того, — хмыкнул Тартис, — но сперва ты должна понять, в какую сторону нам идти.

Иласэ вскочила на ноги, зло зашипев:

— Ты жалкий тупой паразит! Если я и отправлюсь куда-нибудь, то уж точно без тебя! — нелепость собственных слов была ей сейчас безразлична. В данный момент девушка предпочла бы слепо и в полном одиночестве шагнуть в непроходимую чащобу, но только не идти вместе с ним.

Тартиса ее слова сперва разозлили, но потом он засмеялся:

— Как будто ты сможешь меня остановить. Если уйдешь одна, я просто пойду следом. И вспомни свои собственные слова: мы исчезли вдвоем, и, если вернется только один, ему или ей не избежать неприятностей.

— Ты прав, я не могу тебя остановить, — выпалила Иласэ с горечью, — но, если собираешься пойти со мной, ты тоже должен внести свою лепту. Что у тебя есть полезного?

— Полезного? — переспросил он, томно развалившись у потухшего костра, потом лениво пожал плечами:

— Ничего такого у меня нет.

— А как насчет ножа?

Лицо Тартиса потемнело, он резко сел, рука инстинктивно метнулась к поясу:

— Ни за что! Это кинжал моего отца, редкий магический клинок, он не предназначен для грязных загребущих рук ствур!

Глаза Иласэ испуганно распахнулись, она невольно отшатнулась, не ожидая услышать в его голосе такую злость на свой невинный вопрос:

— Да пожалуйста, если тебе так жалко!

— Я серьезно. Коснешься кинжала — пожалеешь об этом.

— Хватит, Тартис, все уже ясно. Есть у тебя что-нибудь еще?

— Ничего, — с непроницаемым выражением лица ответил тот.

Иласэ разочарованно вздохнула:

— Тогда я не знаю, что делать. У нас нет полного Посвящения, и без колец обратиться к магии нам не проще, чем южным варварам. Вот если бы у нас был станин, ну хоть маленький кусочек…

— И что бы ты смогла из него сделать? Новое кольцо? — с ленивым интересом спросил Тартис.

Иласэ невольно фыркнула:

— Не говори ерунды! Только таирты в ранге магистров могут создавать кольца!

Дарен вновь пожал плечами:

— При твоем самомнении я бы не удивился. Другой вопрос, что бы из этого получилось… Так зачем все же станин?

— Ну, — Иласэ слегка покраснела, — существуют способы сделать из станина амулет пути, указывающий нужное направление.

— Что-то я не припомню, чтобы в Ордене учили такому, — заинтересовался Тартис.

— Я вычитала это в одной старой книге, — Иласэ выглядела теперь заметно смущенной.

— А не участвовала ли, случаем, в создании амулета кровь мага?

Иласэ кивнула.

Дарен расхохотался:

— Ну и ну! Святая Светлая изучает запретные книги по Магии крови! Что скажет Ролан! Ильмар! Старший магистр, наконец!

— Я просто читала! Я ничего оттуда не использовала, ничего! Это всего лишь информация! И эта книга не запретная, иначе ее бы не продавали в открытую! — отчаянно защищалась Иласэ.

— Ну, конечно, — посмеиваясь, закивал Тартис, — конечно, раз ты так говоришь. И все же, каким образом ты сумеешь создать такой амулет, будь у тебя, допустим, станин? Просто возьмешь и сделаешь, по рецепту, который читала Первые знают когда?

— Я помню! Это совсем не сложно, диаграммы можно начертить прямо здесь, на земле, необходимую для ритуала синюю разновидность Молчальника я видела на той стороне ручья, а вместо освященной в храме жертвенной осины прекрасно подойдет кора Золотой Лиственницы! — Иласэ выпалила это на одном дыхании и замолчала, зло глядя на Тартиса своими карими, яростно блестящими глазищами.

Ничто не вызывало в Светлой такой гневной реакции, как сомнение в ее идеальной памяти и великолепных способностях. По мнению Дарена, при такой гордыне ее напускная скромность выглядела еще противнее. Но если девчонка и впрямь способна создать амулет пути…

Какое-то время Дарен сидел, склонив голову набок, внимательно глядя на Иласэ, как на очень необычное насекомое. Забавное, говорящее и умное. Глядя с брезгливым уважением в глазах. Потом вытащил из-под одежды и медленно, неохотно, снял через голову широкую цепь с необычной формы кулоном. Иласэ моргнула: она не могла понять ощущения, которые вызывал в ней кулон, но цепь, обычному человеку показавшаяся бы серебряной, слепила ее внутреннее зрение, хоть и ослабленное утратой кольца, яростным блеском. Такая сильная аура могла быть только у станина.

Тартис отмерил на цепочке расстояние пальца в три длиной, развернулся спиной к Иласэ и что-то сделал, вызвав яркую вспышку. Это словно пробудило ее, и только тогда девушка догадалась захлопнуть изумленно приоткрытый рот. Она, конечно же, знала, что Тартисы невероятно богаты, прямые потомки Первых и все такое. Но Дарен носил на шее целое состояние, нет, несколько состояний, с таким видом, словно то была сущая безделица!

Богатство никогда не являлось главной целью в жизни Светлых, но столько станина, этого бесценного металла, овеществленной магии! Цепь Дарена была чуть ли не в палец шириной!

В голове Иласэ замелькали образы всех редких и невероятно дорогостоящих ритуалов, где требовался станин, и на проведение которых ей оставалось лишь облизываться. И надеяться, что когда-нибудь, лет через десять, когда она получит степень магистра, ей позволят экспериментировать с собственностью Ордена…

— Этого достаточно? — спросил Тартис, протягивая девушке бесценный кусочек, каким-то образом отделенный от цепи. Только тогда Иласэ вспомнила, что ей следовало разозлиться из-за его вранья:

— Ты же сказал, что у тебя нет ничего полезного! — возмутилась она.

— Я забыл, — Тартис невинно улыбнулся, — я так давно это ношу, что уже перестал обращать внимание.

Несколько мгновений девушка смотрела на него с подозрением, потом пожала плечами: ладно. Главное — вот он, станин!

Иласэ начало охватывать знакомое возбуждение близящегося ритуала. До чего же она любила слияние с Силой, когда магия кипит внутри жидким огнем! И как долго была его лишена!

Магичка начала подготовку к созданию артефакта, не обращая больше не на что внимания, впервые за четыре дня чувствуя себя — собой. Тартис сперва стоял рядом, необычно молчаливый, и когда девушка попросила его что-то принести, сделал это быстро и не огрызаясь. Но вскоре ему надоело наблюдать, как Иласэ самозабвенно ползает по земле, выверяя правильное расположение диаграмм, и что-то бормочет себе под нос.

Подготовка к ритуалу — не самое интересное зрелище. Да и проведение — тоже, если, конечно, маг не сошел с ума и не пытается вызвать парочку демонов из Бездны. В таком случае всех присутствующих ожидает самое незабываемое событие в жизни, и для большинства из них — последнее.

Магия же крови, несмотря на громкое название и нехорошую репутацию, не представляет из себя ничего особенного. Никаких девственниц в жертву, никаких грома и молнии, ни даже небольшого землетрясения — в общем, полное отсутствие спецэффектов.

Единственным неприятным моментом для Иласэ оказалось добывание нескольких капель собственной крови — не кусать же ей себя, в самом деле. Можно было бы найти Тартиса, который, заскучав, куда-то убрел; но представив, как она будет просить ухмыляющегося Темного порезать ей, скажем, палец, Иласэ вздрогнула и выбросила страшную картинку из головы. Нет уж, спасибо, лучше она как-нибудь сама.

Проблема решилась легко — стоило попытаться выдернуть из земли несколько стеблей осоки — и продолговатые кровоточащие царапины были ей обеспечены. Три красных капли — в самый центр диаграммы, нарисованный корой Золотой Лиственницы, три — на обернутый Молчальником станин, и три — символическая жертва Бездне. И все. Несколько мгновений над диаграммой клубился желтоватый туман — кора распадалась в пыль, потом вспыхнул маленький огонь — очищался станин. Готово.

Иласэ наклонилась, осторожно беря в руки кажущийся добела раскаленным металл. На самом деле, как и говорилось в книге, станин приятно холодил кожу ладоней. Только ей, давшей свою кровь. Любому другому человеку магический компас очень быстро прожжет руки до кости, даже если взять его в толстых кожаных перчатках — побочное свойство, приобретенное во время ритуала, наряду с основным, способностью указывать путь.

Станиновая цепочка изменила форму. Теперь это была маленькая стрелка в сетчатой сфере, всегда указывающая нужное направлении. В качестве искомого объекта Иласэ выбрала орденский амулет, такой же, как тот, что носила на шее.

Аборигены северо-востока континента, если таковые поблизости имелись, славились враждебностью по отношению к Империи, и потому казались девушке опаснее неразумных обитателей дикого леса. Можно было бы направить амулет на станиновое кольцо, но мысль встретить еще одного Темного мага, да еще прошедшего полное Посвящение, (а других так далеко от столицы быть не могло) пугала ее. Перемирие перемирием, но слухи о деятельности Темных среди подмастерьев ходили разные. Кто знает, по сравнению с этим гипотетическим незнакомцем Дарен мог показаться белейшим и пушистейшим существом на свете. Нет, их целью будут только Светлые маги, даже если ради этого понадобится пройти пару сотен лишних миль.

Иласэ мысленно порадовалась, что Тартис, несмотря на хваленое высокое происхождение, не озаботился подробно изучить Магию крови. Иначе он настоял бы на том, чтобы на амулет пути попала и его кровь.

Иласэ прекрасно помнила: Тартис вернулся потому только, что не знал, куда идти. С него бы сталось забрать компас и бросить ее. Старший магистр сказал однажды: «Темные способны на все, что только можно себе представить, и еще на многое помимо этого».

— Эй, Тартис, все готово!

Тот явно бродил неподалеку, поскольку почти сразу вышел из-за деревьев и окинул девушку привычно-надменным взглядом:

— Ну, и как это будет действовать? — с явным сомнением поинтересовался он, глядя на результат ее многочасовых усилий.

Иласэ с гордостью показала на стрелку, сейчас четко указывающую в направлении юго-юго-востока. Тартис наклонился, и, ничего больше не говоря, схватил амулет с ее ладони… И тут же бросил на землю с громким, больше удивленным, чем испуганным, воплем:

— Бездна! Эта гадость обожгла мне руку! — он зло уставился на Иласэ, — я видел: ты спокойно держала его. Что это значит?

— Поскольку проводила ритуал я, амулет будет слушаться только меня, — Иласэ кротко улыбнулась.

У Тартиса на мгновение отвисла челюсть:

— Да что ты себе… — начал он было говорить, запнулся, моргнул, потом запрокинул голову и громко расхохотался. Теперь черед удивляться пришел для Иласэ: какого демона Темный смеется?

— Может, для тебя еще не все потеряно, — выдавил он наконец, справившись со смехом. Потом подпихнул ногой амулет в ее сторону.

Пытаясь выжить, девчонка, наконец, чему-то училась, и это показалось Дарену восхитительно-забавным. То был жестокий способ обучения, способ Темных, но Тартису понравилось давать ей уроки.

С того момента, как Дарен вернулся на поляну, Иласэ вела себя (если забыть трехчасовое сидение на дереве), словно они были старыми друзьями, словно они должны были вцепиться друг в друга, как испуганные восьмилетки, помогать друг другу и делать прочую чушь из детских нравоучительных сказок.

Это нервировало его. Выбивало из колеи.

Она была милой с ним, слишком милой, как никогда прежде, ожидая, должно быть, что они станут лучшими друзьями.

Но в реальном мире все иначе. Друзья есть друзья, враги есть враги, и порой первые куда опаснее вторых. Для Тартиса Иласэ являлась лишь способом выбраться живым из этого проклятого леса, и, будь девчонка действительно такой умной, какой ее считали в Ордене, смотрела бы на него точно также. Как на средство своего собственного спасения. Но Иласэ не понимала этого, она была слишком мягкой, слишком далекой от реальности. Печально — для нее.

Не следует думать, что Темные не помогают друг другу, отнюдь. Особенно последнее время, когда Орден все больше набирает силу. Теперь старые Семьи стараются держаться вместе: в конце концов, в стае выжить легче, чем поодиночке. Однако каждый помнит: до конца верить можно только самому себе. Это открытая истина, и никто не оскорбится, если на званом обеде гости проверят вино и яства на наличие яда.

Это естественно, это в природе вещей: ведь и в диких лесах выживает самый сильный и коварный хищник, процветая на костях своих жертв. Да и по статистике, во время последней войны на каждого погибшего Темного приходилось до трех Светлых: идиоты просто не понимали, что иногда следует бежать, чтобы потом тайно вернуться и ударить противника в незащищенный тыл. Если бы не Старший магистр Белого Ордена, да заберет его поскорей Бездна, и не его тайное оружие, вынудившее Повелителя подписать перемирие, последняя война стала бы действительно Последней. Для Светлых.

Нет, полностью Дарен не доверял никому, даже своей матери, даже Локи, хотя он любил их обеих больше, чем кого бы то ни было. Его мать, Кларисса, никогда не заступалась за него перед отцом. И, зная все обстоятельства, он не мог винить ее за это. А с Локи они сыграли в детстве слишком много игр, чтобы в будущем верить друг другу. Это были особые Игры, Игры детей Темных, как еще не совсем настоящие, но уже болезненные, порой до крови, укусы волчат. Они с Локи простили друг друга, но ничего не забыли.

Дети Темных рано начинают заботиться о себе, сознавая, что, кроме них самих, никто этого не сделает. Они учатся искать союзников и следить за спиной, набивать болезненные шишки и понимать, что доверие — это смертельная роскошь.

Те из Темных, кто не могут научиться таким простым истинам в детстве, долго не живут. Что поделаешь — естественный отбор.

Глава 11. Гостеприимство в стиле Темных

Локи глубоко вздохнула, одернула платье, потом кивнула ожидающему серву. Слуга еще раз поклонился и повел девушку по внешней галерее в восточное крыло, к кабинету Амадея.

Магичка легко шагала, со стороны казалось — плыла над полом, и лишь оборки ее официального серебряного одеяния шелестели о мраморные плиты. Прекрасная и холодная, как ледяная королева, с застывшей на лице маской скучающего безразличия.

Но на самом деле Темная усиленно блокировала все эмоции: Тартис не должен понять, как сильно Локи нервничает. Как выводит ее из равновесия небрежно выставленное напоказ богатство Семьи Тартисов, недавнее неравенство в их социальном положении, но более всего — собственная уязвимость в чужом доме.

Разумом Локуста понимала, что Амадей ничего ей не сделает, не в его интересах нарываться на вендетту, но инстинкты, тысячелетиями оттачивавшиеся предками, кричали: «Здесь опасность! Беги!»

Локи ничуть не удивилась тому, что весть об исчезновении Дарена достигла всех Темных уже к вечеру второго дня ярмарки. Не было ничего странного и в том, что подмастерья, еще не вернувшиеся на очередной год обучения в столицу, прислали ей письма, требуя достоверной информации. Она была их лидером наравне с Дареном, а это порой налагало больше обязанностей, чем прав.

Единственным сюрпризом, но очень неприятным, оказалась лаконичная записка от Амадея — официальное приглашение на встречу с целью «обмена информацией».

Невольно вспомнилось, что в старые времена для некоторых гостей этот «обмен» заканчивался в подземельях фамильных замков. Но, с другой стороны, магам уровня Тартиса нельзя просто взять и отказать — чревато неприятностями. Да и не знала Локи ничего, что могло бы побудить Амадея пренебречь законами гостеприимства.

И что с Дареном? Может, Амадей нашел его? Или…?

Высокая резная дверь из темного дуба отворилась бесшумно, слуга с пустыми глазами вновь склонился перед ней в низком поклоне. Дороги назад не было.

Внешне невозмутимая, Локи прошла сквозь мрачновато выглядящую комнату для совещаний. Если зрение ее не обманывало, на спинке каждого из кресел, выстроившихся двумя ровными рядами вокруг длинного овального стола, был выжжен знак Врат — безобидная блажь аристократа или многозначительный намек? Локи поставила бы на второе, потому хотя бы, что никакие действия Амадея безобидными не бывали в принципе.

А вот соседний с комнатой кабинет оказался небольшим и странно уютным. Он выходил на юг, в полуоткрытое окно шелестела листва, пахло свежестью и летом. «Расслабься» — говорили девушке обитые теплым красным деревом стены, толстый мягкий ковер под ногами, — «Расслабься, видишь, как здесь хорошо и мирно».

Амадей сидел за письменным столом, просматривая какие-то записи, при приближении гостьи поднял голову. Оставил бумаги в покое, выпрямился во весь свой немалый рост, глядя на нее с привычным, но в этот раз слегка замаскированным, высокомерием:

— Как хорошо, что вы соизволили ответить на мое приглашение, нобилесса, — проговорил он обманчиво мягко, и положенное ответное приветствие застряло у Локи в горле. Честное слово, она не в силах была представить, что хоть когда-нибудь, пусть даже через пять десятков лет, достигнув нынешнего возраста своего отца, ее Дарен станет столь же пугающим человеком.

Как-то разом всплыли в памяти все слухи, ходившие об этом Темном… Непроверенные слухи — умные Темные свидетелей не оставляли.

— Присядьте, нобилесса, — промурлыкал Тартис, чуть шевельнув рукой, и сиденье мягкого стула легонько ткнулось Локи под колени. Изящным движением расправив платье, девушка села. За спиной почти неслышно закрылась дверь.

Еще один легкий взмах, проблеск камня в станиновой оправе — на столе перед ней появилось два высоких хрустальных бокала, наполненных алой сияющей жидкостью. Локи моргнула — если это именно то, о чем она подумала, то с какой стати Амадей так расщедрился?

— Настоящее коэль-ло с дальнего востока, — медовым голосом подтвердил тот, делая приглашающий жест.

Это что, шутка? Какой наивной дурочкой Тартис ее считает?

— Благодарю, но мне совсем не хочется, — преувеличенно вежливо ответила Локи.

Гостеприимный хозяин покровительственно улыбнулся ей, но из каждого слова буквально сочился сладкий яд:

— Я отнюдь не пытаюсь скрывать свои действия, драгоценнейшая. Мы оба прекрасно знаем, что в бокале. Но, как благородному человеку, мне показалось необходимым слегка подсластить горький вкус лекарства. Так или иначе, но вы его выпьете.

Локи застыла:

— Если вы сделаете что-нибудь со мной…, - девушка сама поморщилась на то, как по-детски прозвучала ее угроза. Амадей с легкой укоризной качнул головой:

— Вы слишком все усложняете, дражайшая нобилесса. Немного сока правды еще никому не повредило. — Скользящим движением Тартис опустился в кресло напротив нее, рука с перстнем легла на подлокотник.

Несколько секунд Локи смотрела на переливы алого в камне, потом неловко поднесла нектар к губам и сделала небольшой глоток драгоценного напитка.

— Коэль-ло положено пить до дна, — мягко напомнил ей Амадей.

— Я вас ненавижу! — прорычала Локи, со стуком ставя пустой бокал на столешницу.

— Ну же, милое дитя, я не настолько ужасен! — засмеялся тот. Но через пару секунд все признаки веселья исчезли с его лица:

— Итак, нобилесса, где мой сын?

Локи несколько раз растерянно моргнула, пытаясь не дать челюсти отвиснуть, потом, слегка заикаясь, произнесла:

— Вы… честное слово… вы… позвали меня сюда, чтобы спросить, где Дарен? Спросить м е н я?!! Или, по-вашему, это я его похитила?

Амадей усмехнулся:

— Ну же! Я лишь имею в виду, что мой сын вполне способен инсценировать собственное похищение по неким, неведомым мне, причинам. А вам, моя дорогая, он вполне мог что-то сообщить.

Локуста недоверчиво покачала головой:

— Если бы! Дарен во всем старается заслужить ваше расположение.

— Отвечайте на вопрос.

— Я не знаю, где он, довольны? И мне ничего не известно ни о каких его тайных планах!

— Хорошо, — Амадей отвел взгляд в сторону, и Локи чуть расслабилась, — Я видел Повелителя. Существовала возможность, что он лично дал Дарену некое поручение, о котором не счел нужным мне сообщить. Однако Повелитель оказался весьма недоволен исчезновением Дарена. У него… большие планы относительно моего сына. Важные планы.

— Значит, вы подозревали меня и Повелителя? — такой поворот смутил Локи, — но разве исчезновение Дарена устроено не Светлыми?

— Подозревать нужно всех, моя дорогая, — мягко напомнил ей прописную истину Амадей, — хотя Орден, несомненно, остается самым вероятным кандидатом.

— Но все же, вам известно, что на самом деле случилось? Виноваты Светлые? — Локи слегка подалась вперед. Амадей, не отвечая, задал новый вопрос:

— За кем вы следуете, какую группировку поддерживаете? Мой вопрос касается и вашего дяди.

«Вот ведь мерзавец, так и копает под дядюшку!» — Локи мысленно скрипнула зубами.

— Я не знаю, — процедила она.

— Нет? — брови Амадея слегка приподнялись, — и вы не знаете даже своих собственных мыслей?

— Я еще не решила!

— Хорошо, — Амадей кивнул, — тогда спрошу по-другому: кого вы поддержите при расколе или новой войне?

«Вам правду, да?»

— Дарена.

Выражение лица Тартиса ничуть не изменилось, когда он задал следующий вопрос:

— Значит, дорогая, вы любите моего сына?

Лицо Локи вспыхнуло: да как он смеет! Однако, помимо воли, губы уже шевельнулись в ответе:

— Да.

Какое-то время Амадей разглядывал девушку, словно она была очень любопытным насекомым. Локи поежилась, зная, что он не постесняется использовать добытую информацию к своей выгоде.

— Замечательно, — проговорил Тартис, откидываясь на спинку своего кресла, — теперь, что касается другого дела. Наш Повелитель весьма обеспокоен случившимся и опасается, что Светлые могут первыми нарушить Перемирие, взяв в заложники или убив обучающихся в стенах Ордена детей Темных. Однако и забрать подмастерьев домой мы тоже не можем: это бы означало войну, которая в настоящее время по ряду причин для нас нежелательна…

— А что же с Дареном? — перебила Амадея девушка, — ведь вы его ищете? Это же только вопрос времени?

Лицо Тартиса потемнело:

— Я боюсь даже представить, что сталось с моим сыном. Ни один проведенный ритуал не показал его местонахождение; могу только сказать, что Дарен еще жив.

— Значит… — проговорила Локи.

— Поиски будут продолжаться, — остановил ее Амадей, — но я не закончил. Мои источники сообщают мне, что даже в отсутствие Дарена вы, нобилесса, сможете контролировать всех собранных в Ордене подростков из Темных Семейств. На время отсутствия моего сына мальчики, вероятно, выберут другого лидера, это допустимо. Но даже в этом случае вы, Локуста тор Айрис, сумеете удержать нити власти, — пронзительный взгляд светло-серых глаз впился в лицо девушки, и после краткой паузы Тартис продолжил, — необходимо обеспечить безопасность всех детей в Ордене, особенно это касается самых младших, которые почти беззащитны. Вы получите необходимое оружие, артефакты небольших размеров, схемы защитных ритуалов, которые нужно проводить ежедневно. И вам будете информировать меня обо всем происходящем.

— Хорошо, я согласна… но с одним условием, — Локи посмотрела на хозяина дома с вызывающим блеском в глазах, — вы тоже выпьете сок правды и ответите на м о и вопросы!

Какое-то мгновение Амадей выглядел шокированным ее наглостью, но, в душе, он был впечатлен: все же, хоть и против воли отца, его сын выбрал себе хорошую подругу. Локуста демонстрировала лучшие качества Темных: она умела не только выигрывать, но и проигрывать, умудряясь даже в этом найти преимущества; не боялась рисковать и торговаться, манипулировать, вести тайные переговоры.

Амадей усмехнулся:

— Но, дорогая, я не уверен, что у меня еще остались его запасы.

Не отвечая, Локуста встала, провела рукой с кольцом — из-под стола взмыла маленькая изящная бутыль с прозрачной жидкостью. Сама откупорилась, и некоторое количество тягучего бесцветного напитка попало в нетронутый Амадеем бокал с коэль-ло. Тот хмыкнул, однако сделал глоток, посмаковал нектар на языке:

— Полагаю, не нужно напоминать вам, нобилесса, быть осторожной с вопросами, иначе последствия будут неприятными, — промурлыкал он, многозначительно улыбаясь. Локи вздохнула, с неохотой признаваясь себе, что даже выполнивший ее условие Тартис оставался хозяином положения.

— Вам известно, где Дарен? — задала Локи первый вопрос.

— Нет, — отозвался Амадей, все также усмехаясь.

— Вы знаете, что случилось с Дареном?

— Нет.

— Вы знаете, где Иласэ Аллеманд, что с ней произошло, или кто ее забрал?

— Нет. Вы хорошо выбираете вопросы, моя дорогая.

Локи прищурилась:

— Вы знали, что в Восточной Зоне мы обнаружим разрушенное кольцо Дарена?

Амадей скривил губы:

— Да.

— Вы знали, что Светлые во главе с Кэйросами найдут нас там и обвинят в похищении?

— Нет.

Локуста удивленно моргнула:

— Ну, хорошо, — согласилась она, не в силах придумать больше вопросов. То есть, спросить-то ей хотелось о многом, но предупреждение Амадея девушка не забыла. — Я буду сотрудничать с вами. И не волнуйтесь, — проговорила Локи, перебив явно желавшего что-то добавить Тартиса, — все сказанное останется между нами. Я, как и вы, не хочу ничем насторожить Орден. Однако старшим подмастерьям придется рассказать, как есть.

— Замечательно, — сказал Тартис, поднимаясь, — возможно, вы и впрямь нечто большее, чем просто изящный цветок, дорогая нобилесса.

От этой сомнительной похвалы Локи передернуло. Дело в том, что в кругах высшей аристократии Темных «изящными цветками» называли женщин, полностью или частично лишенных Силы. Обычно это происходило в браках по принуждению, с наследницами захваченных владений чужой Семьи. Так что даже комплимент в устах Тартиса звучал, как одновременно оскорбление и угроза.

— Идемте, — продолжил он, — я провожу вас.

Локи вскочила на ноги, более чем готовая выйти отсюда. Тартис предусмотрительно открыл перед ней дверь, пропуская вперед, чуть склонил голову в насмешливом поклоне. Локусте мрачно подумалось: какой удобный обычай, чтобы всадить ничего не подозревающей жертве нож в спину…

При виде их, спускающихся с парадной лестницы, Кларисса Тартис поднялась с узкой софы, и стремительно подойдя к девушке, взяла ее ладони в свои. Не ожидавшая этого, Локуста удивленно остановилась.

— С тобой все в порядке, милая? — произнесла женщина с тревогой, бросая сердитый взгляд на Амадея. Тот повернул голову в сторону и прошел чуть дальше.

— Да, благодарю за заботу, нобилесса, — в некоторой растерянности отозвалась Локи.

— Ты уверена? Мне пришлось едва не убить слугу, чтобы узнать планы Амадея, и…

— Сейчас не время для пустой женской болтовни, — грубо оборвал жену Тартис. Он стоял уже почти у выхода, но не один: рядом с ним Локи увидела незнакомую темноволосую женщину с красивым, но жестким лицом, должно быть, Маретт Лодерт. Дарен рассказывал, что она с мужем уже несколько месяцев гостила в их имении, и отзывался о ней с не меньшей опаской, чем о Филиппе, чья дурная слава была известна всей Империи. Однако Локи не увидела в этой женщине ничего, что выделяло бы ее среди других Темных.

Кларисса, ко всеобщему удивлению, после окрика мужа не замолчала:

— Достаточно плохо то, что наш сын пропал! — ответила она зло, — Мне не нравится, когда ты вовлекаешь в свои мерзкие дела других детей!

— Кларисса! — Тартис явно не был уверен, как на такое реагировать. Однако его супруга взорвалась, переволновавшись за последние дни из-за своего единственного пропавшего ребенка:

— Ты не ответил ни на один мой вопрос о твоем Повелителе! Так связан он или нет с похищением Дарена? И что теперь — Локи должна исчезнуть следующей?!! Будь ты проклят, Амадей, ответь мне!!!

— Госпожа! — прошептала Локуста, предупреждающе сжимая ладонь матери Дарена. Они не были друзьями или даже хорошими знакомыми, но сейчас Локи всерьез испугалась за жизнь этой красивой хрупкой женщины.

— Замолчи, Кларисса! — прошипел Амадей.

Стоящая у порога Маретт Лодерт заулыбалась с таким видом, словно семейный скандал был устроен единственно ради ее развлечения.

— Нет уж, хватит! — крикнула Кларисса, — я позволила тебе воспитывать Дарена, как ты считал нужным! Я не вмешивалась и не спрашивала, что ты творил по приказу своего хозяина!

— Ты слишком далеко заходишь! — прорычал Тартис, устремившись к ней.

— Мне надоело играть роль дурочки! — гневно отозвалась его супруга, — а какой великолепный план вы придумали! Наш сын похищен и убит по приказу Старшего магистра! Какой призыв ко всем нейтральным Семьям, какое искушение — присоединитесь к Повелителю — спасите ваших детей! Да всем известно, что Светлые не убивают детей! А твой хозяин, этот…, этот…, продавшийся Бездне…

Амадей ударил ее со всей силы, Кларисса упала на пол. Локи испуганно ойкнула и тут же зажала себе рот ладонью.

— Ты… — Тартис наклонился над лежащей женщиной, глядя на нее с яростью, — ты…, идиотка… Если не можешь заткнуться сама, я тебе помогу! Это последнее предупреждение! — и, резко развернувшись, Тартис исчез в коридоре за лестницей.

Локи проводила взглядом его удаляющуюся фигуру, потом бросилась к женщине, с трудом пытающейся подняться:

— Во имя Первых, Кларисса! Вы… вы можете встать?

Держась за ладонь девушки, та с некоторым трудом села, коснулась ладонью рта — пальцы тут же измазались кровью.

Гостья, все это время простоявшая у дверей, неожиданно оказалась рядом: — О, Кларисса, бедняжка! — она приобняла нобилессу, помогая той подняться, — какой грубиян этот Тартис!

— Верно! — воскликнула Локи, — вы не должны с этим мириться!

— Давай, я полечу тебя, — проговорила Маретт, поднимая ладонь с кольцом.

Кларисса моргнула, словно только сейчас осознав их присутствие, и движением ладони остановила гостью:

— О нет, не надо. Боюсь, Амадей был в своем праве, и я не буду лечить ушиб, чтобы напоминать себе об этом.

Локи ошеломленно уставилась на нее:

— Был прав?!! — придушенно пискнула она.

— Да, дорогая, — нежно произнесла Кларисса, вновь — образцовая жена богатого нобиля, — я впала в истерику: материнский инстинкт, что поделаешь. Иначе бы я никогда не заговорила так непочтительно о нашем Повелителе.

— Неужели? — проговорила Маретт, с видимой неохотой опуская руку с кольцом. Взгляд Клариссы на мгновение задержался на рубине, все еще ярко пылающем в станиновой оправе:

— Конечно. Мое беспокойство за Дарена почти свело меня с ума, иначе я никогда бы не оскорбила нашего Повелителя. Это было очень неподобающе. Я извинюсь сегодня перед Амадеем.

Кларисса легонько похлопала Локи по руке:

— Не сердись, дитя, со временем ты поймешь.

— О! — глаза Маретт вспыхнули, — так она планирует пройти инициацию?

— Безусловно, — ласково подтвердила Кларисса. — а теперь, дорогая, не могла бы ты помочь мне дойти до моих комнат? Локи, милая, прости, что не провожаю тебя.

— Д-да, конечно. Извините…, - пробормотала Локуста, заколебалась, потом неуверенно помахала женщинам рукой и пошла к выходу.

Рядом с тропинкой, ведущей к Порталу, она с удивлением увидела мрачного, погруженного в размышления Тартиса; Темный заметил ее, только когда Локи подошла почти вплотную.

— Вам лучше надеяться, что синяк на лице Клариссы пройдет прежде, чем мы найдем Дарена, — сказала она холодно, — ваш сын убьет вас, если это увидит.

Тартис промолчал, глядя на нее, как на пустое место; но, когда их разделяло уже несколько шагов, Локи услышала ответ:

— Я знаю.

Часть 2

Клятва Именем Савэто — самая серьезная из всех существующих. Расплата за ее нарушение наступает немедленно и представляет собой заключение в Бездну на неопределенный срок. Заставить кого-то принести клятву Савэто силой невозможно, поскольку, сделанная под принуждением, она не будет принята.

Если клятва дана добровольно, в воздухе между клянущимся и принимающим на несколько мгновений возникает светящаяся рубиновая сфера.

По поводу того, что представляет из себя сам(о) Савэто, существует несколько версий. Наиболее распространенная гласит, что это некая надмировая сущность, наблюдающая за порядком во вселенной.

Алисар Тогреш «Обряды и клятвы в повседневной жизни».

Магия Крови — …, несмотря на все, перечисленное выше, не стоит полагать, будто этот раздел магии действительно безобиден. Основная опасность использования Магии Крови заключена в одной маленькой детали: составной частью ритуала является принесение жертвы Бездне. В большинстве случаев для этого требуется лишь несколько капель собственной крови, однако сделавший это маг постепенно попадает под власть Бездны. Кроме того, Магия Крови ослабляет окружающие наш мир щиты.

Постоянное использование артефактов, созданных Магией Крови, уменьшает сопротивляемость мага зову Бездны, а также притягивает к нему ее тварей.

Выдержка из «Выводов комиссии Белого Ордена», год 4551 от Исхода.

Глава 12. Страшно ядовитая бабочка

Лес был молчалив и мрачен. Воздух казался спертым, корни так и норовили подставить подножку, а голые тонкие ветки выпрыгивали ниоткуда, чтобы хлестнуть по лицу… Однако настоящей причиной всей окружающей пакостности было настроение Иласэ. Конечно же, перед самым выходом она опять поцапалась с Тартисом. И, похоже, всерьез.

Девушка остановилась и нервно оглянулась по сторонам. Но ничего не увидела: Тартис, когда хотел, становился невидимкой. К счастью, не в прямом смысле этого слова.

Причиной их ссоры стал отказ Дарена нести ее книги. Так Иласэ бы и в голову не пришло просить об этом, не заметь она случайно на внутреннем шве его плаща карман с особо вышитым узором. Тойше. Точно такой был на сумке Ролана, год назад подаренной старшему Кэйросу матерью.

Этот узор, в форме переплетающихся спиралей, накладывался магом не ниже ранга магистра несколько месяцев; основой для него служило золото, соединенное с нитью станина. Вещь с Тойше становилась входом в пустое ответвление реальности, этаким бездонным мешком. Чтобы достать нужную вещь, требовалось лишь мысленно представить ее: по этой причине Тойше могли пользоваться все маги, кроме хронических склеротиков.

— Можно мне положить книги в твой Тойше? — вежливо спросила Иласэ вернувшегося от ручья Тартиса. Тот, с очень серьезным видом, ответил:

— Не получится. Карман способен вмещать только строго определенное количество предметов.

Девушка удивленно нахмурилась, припоминая информацию, найденную по Тойше. Тогда, год назад, очарованная новой вещью Ролана, она перерыла всю библиотеку Ордена:

— Я никогда не слышала о подобном. Заклинания Тойше достаточно простые, на них нельзя наложить строгие ограничения.

Тартис покачал головой:

— Это карман, а не сумка. Слишком много физической массы внутри — и пространство Тойше просто свернется.

— Но это же невозможно! — Иласэ недоверчиво прищурилась, а в голосе промелькнула первая нотка подозрения.

Темный даже не моргнул:

— Тем не менее, так оно и есть. Тебе придется самой нести свои вещи.

— Но я же не могу тащить все припасы одна! И еще травы, которые я нашла, которые нам пригодятся!

Он пожал плечами:

— Просто выбери самое необходимое.

— Ну послушай, Тартис, дай мне попробовать! Ты, наверное, просто не так понял насчет Тойше! — она уже практически умоляла его.

— Нет уж. Ты все испортишь!

— Тартис, я знаю, как это работает!

— Я не позволю тебе его сломать!

— Я его не сломаю! — Иласэ уже почти кричала, — Это не сломается, это не может сломаться, это… — ее голос пропал, когда она заметила что-то странное в выражении глаз Темного.

— Ты лжешь! — крикнула девушка в ярости. — Ты все время лгал мне, с тех пор, как вернулся. Ты лгал о шоззи, лгал, что у тебя нет ничего полезного, и теперь — о Тойше!

Тартис, не в силах удержаться, заухмылялся.

Иласэ взорвалась:

— Я не могу поверить! Я просто не могу этому поверить! Я-то думала, что у тебя в голове не совсем пусто! У нас решается вопрос жизни и смерти, а ты играешь в глупые игры! Повзрослей, наконец! Или хочешь, чтобы мы оба погибли?!!

— Ну же, не стоит так сильно преувеличиваешь. — ласково укорил ее Тартис, — я сомневаюсь, что из-за подобной мелочи с нами произойдет нечто фатальное.

— Может, теперь, повеселившись, ты положишь вещи в Тойше? — процедила девушка.

— Сомневаюс, — голос Темного стал холодным, без намека на улыбку, — носить багаж — работа слуг.

— Ты идиот! Ты же не почувствуешь никакого веса!

— Неси все в своей сумке. Ты вполне способна обойтись без пары старых книжек.

— Оставить мои книги! — должно быть, в тот момент лицо Иласэ выразило неприкрытый ужас. Редкие книги по магии, ее собственные, те, которых нет в библиотеке, купленные на таким трудом сэкономленные деньги. Книги, благодаря которым она всегда была и будет лучшей. Сперва — лучшей ученицей, подмастерьем, потом мастером, а со временем, Иласэ надеялась, и магистром. Может быть, первым Старшим магистром — женщиной за последние две тысячи лет! Ее книги, единственное, что действительно принадлежало ей.

— Я сочувствую столь тяжелой потере, — съехидничал Тартис, — но, поверь, детка, в лесу вполне можно выжить и без поеденной молью бумаги!

— Почему ты это делаешь? Что с тобой такое?!! — выпалила Иласэ. Темный открыл было рот, чтобы ответить, но девушка оборвала его:

— Не надо! Я не хочу этого слышать! Я и так прекрасно понимаю, что с тобой не так! Но знаешь? Мне плевать! Мне плевать, что твой папочка любит твоего безумного Повелителя больше, чем тебя! Мне плевать, что твоя подружка, как ее там? Локи? Что она хочет тебя только ради твоих денег! Мне плевать, что ты никогда не будешь таким замечательным, красивым и всеми любимым, как Ролан! Ты просто жалок! Я ненавижу тебя! И с меня хватит! Ты достаточно ясно показал, что на тебя никогда, ни в чем, нельзя положиться!

Ее спонтанная речь превратила его, казалось, в камень. Должно быть, какие-то из оскорблений попали точно в цель. Тартис молчал, пока Иласэ не закончила говорить, и смотрел на нее пустыми глазами, потом резко схватил за руку и притянул к себе:

— А теперь послушай меня, ствура.

— Меня тошнит от тебя! — девушка безрезультатно пыталась вырваться.

— Твои проблемы, — выплюнул он, больно впившись пальцами ей в запястье. — Ты, кажется, думаешь, что контролируешь ситуацию. Ведешь себя, словно мы ровня. Позволь тебя просветить: все не так. Может, братцы Кэйросы и позволяли водить себя на коротком поводке, но сейчас мы далеко от Ордена, — он стиснул ей второе запястье и сильно встряхнул:

— Ты — одна. Ты слаба и беспомощна, и никто тебя здесь не защитит. Помочь тебе могу только я, если захочу, конечно! Ты будешь делать, как я говорю, и благодарить, что тебе вообще позволено находиться в моем присутствии. Все понятно?

Иласэ потеряла дар речи и смотрела на него, побледнев, с широко распахнутыми глазами. Тартис несколько мгновений наслаждался испугом в ее взгляде, потом с силой толкнул, заставив больно удариться спиной о землю.

— Вставай! — рявкнул он.

Она быстро села, раздираемая между страхом и яростью. И ярость побеждала.

— Ты ублюдок…

Это вновь взбесило его. Тартис явно ожидал, что она скорчится в страхе, и будет умолять его смилостивиться. Иласэ возмущенно завопила, когда Темный схватил ее за руку и болезненным рывком поднял на ноги:

— Выбрасывай книги и пакуйся! — приказал он.

Несколько мгновений Иласэ просто стояла, ошеломленная, потом, не видя никакой другой альтернативы, с мрачным видом подошла к своему мешку и высыпала часть его содержимого на землю. Вид ее драгоценных книг, грустно лежащих в грязи, заставил девушку подавленно вздохнуть.

Явно удовлетворенный, Тартис подошел и встал за спиной:

— Ну что, следует нам похоронить их должным образом? Почтить минутой молчания? Даже можем поставить надгробный камень, если хочешь.

— Сволочь! — она быстро повернулась и дважды ударила его по лицу мешком, который все еще держала в руках. Он вскрикнул и отшатнулся, больше от изумления, чем от боли. Иласэ практически зарычала на него, готовая ударить еще раз, если приблизится; но Темный выглядел таким удивленным, что не сделал никакой попытки ответить. Когда он не шевельнулся, она бросила мешок на землю:

— Если тебе необходимо ударить девушку, чтобы доказать, какой ты большой и сильный, то ты еще более жалок, чем я думала! — тон ее голоса был холодным и совсем не испуганным.

Темный продолжал странно смотреть на нее, когда Иласэ развернулась и пошла прочь, за деревья: девушке нужно было остыть, а его общество вызывало омерзение.

Когда она вернулась, почти спокойная, Тартис сидел у ручья, но при ее приближении медленно поднялся, и в его глазах было… Вот тогда Иласэ действительно испугалась.

Безумие. Пустота, безумие и что-то еще, что-то непонятное. Темный шагнул к ней, и девушка тут же сделала шаг назад, потом замерла, стараясь стоять абсолютно неподвижно. Откуда-то выплыла мысль, что если ты не шевелишься, то бешеный зверь не кинется на тебя… Он сделал еще один шаг, потом задумчиво склонил голову набок, рассматривая девушку все с тем же странным выражением в глазах. Затем плавно развернулся и, не оглядываясь, пошел в лес.

Иласэ проводила его взглядом, чувствуя, как дрожат руки. Она не была уверена, но что-то в Тартисе только что изменилось, и не в лучшую сторону. Темный и так был отвратителен: сперва он бросил ее одну, потом использовал, лгал ей, угрожал, ударил ее…; а теперь у девушки возникло ужасное ощущение, словно прошедшие дни покажутся ей медовым месяцем по сравнению с будущим.

Проблема заключалась в том, что Иласэ все еще воспринимала Тартиса слегка неуклюжим и очень избалованным подростком, каким впервые увидела два года назад. Только Темный им уже не был.

Иласэ начала вспоминать те его поступки за два года, которые были ей известны. Бесчисленные драки, и не только со Светлыми, запрещенные магические дуэли с другими подмастерьями, смутные слухи, что «несчастный случай» с Тгашем, соперником Тартиса на положение лидера среди Темных, не был таким уж случайным; сломанная рука Кэрика Лоджа, «случайное» падение Ильмара с лестницы, когда он переломал себе три ребра. Оказавшаяся в вещах Ролана ядовитая цайга — ее друг мог бы, по меньшей мере, лишиться руки, не найди она вовремя противоядие…

Недаром Ильмар последнее время предупреждал ее быть осторожной и не ходить одной по темным коридорам.

Тогда она не восприняла его слова всерьез: Тартис не осмелится причинить вред ей, любимице Старшего магистра. Она знала больше заклинаний, чем он, и рядом всегда были Ролан и Ильмар… Но здесь их нет. Как нет Ордена и доступа к магии.

Иласэ вздохнула, отвела взгляд от леса и взглянула на книги. Внутри начал формироваться знакомый сгусток гнева. Это хорошо: когда Иласэ злилась, страх уходил. И сейчас девушка была очень зла.

И почему этому не учат в Ордене? — неожиданно промелькнула ерническая мысль. Вот ввели бы курс: «как выжить, оказавшись бок о бок с Темным». Феноменальный успех гарантирован!

Иласэ закончила, наконец, упаковку, и закинула пухлый мешок за плечи. Да, если придется карабкаться наверх, она задохнется под тяжестью. И где бродит этот Темный, чтоб он провалился в Бездну!

— Тартис! — крикнула она во весь голос, — Тартис, возвращайся, или я ухожу без тебя!

Иласэ не собиралась оставаться здесь ни минуты дольше необходимого. Скоро начнется последний год их ученичества, и она приложит все усилия, чтобы успеть к его началу.

Десять минут, и никаких видимых признаков возвращающегося Тартиса. Девушка позвала его вновь, прежде чем до нее дошло, что это его очередная игра.

Ну, хватит!

Иласэ встала, со вздохом поправила мешок, лямки которого уже начали больно врезаться в плечи, проверила, куда указывает стрелка компаса, и шагнула в лес.

* * *

Иласэ отошла от поляны примерно на две сотни шагов, когда вверху послышался звук ломаемых веток, и прямо перед ней на землю соскочил Тартис. Хотя девушка и ожидала его появления, внезапность прыжка заставила ее вскрикнуть и отшатнуться.

Тартис встал, намеренно преградив дорогу, сказал зло:

— Значит, ты действительно собралась уйти без меня!

Иласэ с трудом удержалась, чтобы не выпалить вслух свои мысли: нет, идиот, просто твоя очередная дурацкая шутка не удалась. Вместо этого девушка холодно произнесла совсем другое:

— Я же сказала утром, что такой попутчик, как ты, мне не нужен!

С напускной самоуверенностью девушка попыталась шагнуть мимо Темного, но ее левую руку внезапно пронзила резкая боль, отчего Иласэ застыла, не видя ничего, кроме появившихся перед глазами белых кругов, не в силах протолкнуть живительный воздух в пересекшееся горло. Последовавший за тем толчок в спину заставил девушку упасть на влажную землю, лицом в грязь. Вернулся голос.

— Тартис, отпусти меня! — завопила Иласэ возмущенно, барахтаясь под его весом. Он, в ответ, вывернул ей руку еще сильнее:

— Слушай меня. Заткнись и слушай внимательно, — голос Тартиса звучал абсолютно спокойно, без тени эмоций. — Это твое последнее предупреждение. Попытаешься уйти еще раз без меня — будет действительно больно. Мы покинем лагерь, только когда я это одобрю. Ясно?

— Оставь меня! — Иласэ пыталась оставаться сильной, но ее начало мутить от боли. Тартис выворачивал несчастный локоть, пока девушка не закричала.

— Поняла? — спросил он снова.

— Да! — крикнула она.

— Хорошо.

Боль исчезла. Иласэ вскочила на ноги, отплевываясь грязью, попавшей в рот, и, не в силах остановиться, беспомощно разревелась. Она ненавидела себя за слезы и пыталась остановить, но они все шли и шли. Тартис, отойдя на несколько шагов в сторону, с довольным видом наблюдал за ней.

— Ты за это ответишь! — крикнула ему Иласэ.

Темный усмехнулся:

— Что-то я сомневаюсь.

— Ролан и Ильмар убьют тебя, когда мы вернемся!

Усмешка Тартиса стала откровенно злой:

— Ты ничего не расскажешь им о том, что здесь произошло.

Она так удивилась, что даже перестала смотреть на него с ненавистью:

— Почему это?

— Поверь мне, ты ничего им не расскажешь. И убери грязь с лица, а то выглядишь уродливее обычного.

Иласэ прожгла его злым взглядом, и, все еще слегка икая от слез, попыталась вытереть лицо рукавом. Тартис прислонился к дереву и с равнодушным видом ждал, в то время как девушка пыталась собрать всю ненависть в кулак. Удивительно, как ее яростный взгляд еще не превратил его в кровавое месиво…

Нет, она это так просто не оставит. Тартис еще пожалеет о том, что сделал. Пусть мерзавец сейчас злорадствует, но рано или поздно ему понадобится помощь…

Темный издевательски ухмыльнулся и сделал широкий жест рукой:

— После вас, моя нобилесса.

Ну, и какой у нее выбор? Иласэ колебалась едва ли секунду, прежде чем шагнула мимо него, стараясь высоко держать голову и не вздрогнуть, когда он шагнул следом.

Дорога домой началась.

Несмотря на тяжесть заплечного мешка и неровность почвы, девушка могла бы наслаждаться прогулкой. Лес был прекрасен, и ей не терпелось увидеть все необычное, что могли предложить его растительные и животные царства.

Иласэ слабо улыбнулась, представив, как вернется домой и расскажет обо всем друзьям. Однако рука все еще болела, напоминая о себе при каждом резком движении, не позволяла настроению улучшиться.

Мало того, Тартис прилагал все усилия, чтобы не дать ей забыть о своем омерзительном присутствии. Он постоянно шел шагах в пяти позади нее. Девушка не слышала его, но ощущала затылком пристальный враждебный взгляд. Это не могло ее не нервировать. Иласэ хотелось закричать, чтобы он прекратил, однако Темный ожидал от нее именно такой реакции. Так что она его подчеркнуто игнорировала.

Но постепенно, привыкнув, девушка и впрямь перестала обращать на него внимание. Темный заскучал и время от времени начал исчезать в лесу, только чтобы минут через двадцать объявиться впереди нее. Это раздражало Иласэ. Тартис мог с легкостью забраться куда-нибудь и провалиться там в пропасть, а она никогда об этом не узнает. Однако девушка не собиралась говорить об этом вслух: пусть делает, что хочет. Если он и впрямь погибнет, ей будет только лучше.

Иногда, видя воду или съедобное растение, Иласэ отклонялась с прямого пути. Один раз ей даже повезло наткнуться на целую рощу фруктовых деревьев. Девушка до отказа забила мешок плодами, и даже попыталась наесться впрок, вымазав лицо и руки в липком соке. Тартис появился удивительно вовремя, чтобы полакомиться ее находкой. Это заставило Иласэ задуматься: действительно ли он уходил далеко, когда исчезал в лесу? Или у Темного хватало мозгов все же держать ее в поле зрения, пока он что-то самостоятельно исследовал?

Иласэ все еще злилась на него, однако сейчас Тартис казался почти нормальным. Она могла лишь предположить, что его желание мучить ее было удовлетворено… на какое-то время…

Несмотря на тлеющую ненависть, Иласэ чувствовала себя обязанной говорить ему, какой именно фрукт они ели, и как его узнать, если такие деревья встретятся вновь. Может, этот сноб окажется полезен в собирании еды? Но даже если он ничего и не принесет, ей, по крайней мере, не придется его больше кормить…

Во время объяснений блондинчик пару раз глянул в ее сторону, вроде бы, слушая. Однако в лес он убрел прежде, чем она закончила.

День продолжался, и Иласэ начала скучать. Из животных она видела только белок, а к необычным они не относились. Думать особо было не о чем, вспоминать все время, как она зла на Тартиса, не хотелось. Проведя всю сознательную жизнь в городе, Иласэ воображала себе лес, как место, любое время суток кишащее разнообразными животными. Из книг она знала, что существуют тысячи разных видов, живущие здесь, вот только где они?

С другой стороны, возможно, ей как раз повезло не встретить ничего необычного. Вряд ли бы она слишком обрадовалась, столкнувшись со стаей лесных горгулий или с дикой виверной, а ведь эти монстры в изобилии водились на востоке.

Однако Иласэ видела несколько странных растений. Ей попались многочисленные переплетенные жгуты Серебряных Колокольчиков — лиан с мясистыми, широкими, зеленовато-серыми листьями. Если верить старым легендам, расцветали они, только когда поблизости появлялись драконы. Иласэ, как-то, даже находила теорию, объясняющую это поверье: якобы, в дыхании драконов содержится особое вещество, необходимое лианам для завязки соцветий. Там говорилось, что Серебряные Колокольчики были принесены с родины Первых, и в почве этого мира им чего-то не хватало. Вряд ли правда — все остальные исследования указывали на то, что лианы — уроженцы этого мира. Такие же аборигены, как и она.

Некоторое время спустя Иласэ заметила впереди Трупоедку, удивительно красивое черное растение с длинными, дюйма в три, шипами на стволе. Растение реагировало на дрожание земли, и тогда шипы начинали стрелять во всех направлениях, чтобы хоть некоторые из них могли попасть и убить проходящее мимо животное. При удаче (для Трупоедки), через некоторое время из тела жертвы вырастал новый черный стебель.

Как только Иласэ увидела Трупоедку, какая-то очень холодная и рассудительная часть внутри нее сказала, что никакого предупреждения Темный не заслужил, и в случае чего — туда ему и дорога. Она мысленно представила Тартиса с грудной клеткой, проткнутой шипами в нескольких местах, лежащего мертвым на траве. Его остекленевшие глаза смотрят прямо на нее, а в это время прекрасный черный цветок выползает из ребер…

Картинка оказалась достаточно устрашающей, чтобы совесть отпихнула на время в сторону и гнев, и оскорбленную гордость. Иласэ крикнула Тартису предупреждение, надеясь, что он услышит, а сама обошла растение по широкой дуге.

К тому времени, как солнце прошло две трети дневного пути, лицо Иласэ блестело от пота, дыхание стало тяжелым и прерывистым. Она села на поваленное дерево, делая уже неизвестно какую по счету остановку, и вытащила из мешка первый попавшийся плод. Тартис явился через несколько минут, выглядя очень недовольным. Задняя часть шеи и воротник рубашки были измараны в крови.

— Что с тобой случилось? — спросила она раздраженно, без всякого сочувствия.

Тартис, естественно, проигнорировал ее тон, и начал жаловаться. Это он умел и любил делать всегда, сколько его знала Иласэ.

— Дурацкие насекомые! Я сражаюсь с проклятыми комарами весь день, и потом я встречаю эту огромную бабочку-переростка. И я, конечно, думаю: «О, какая хорошенькая!». А это коровище кусает меня! Бабочка кусает меня! Глупый лес! Я ненавижу это место!

Иласэ прикусила губу, чтобы не рассмеяться. Только послушайте, на маленького Тартисика напала большая плохая бабочка! Она обязательно расскажет об этом друзьям!

Девушка изобразила сочувствие, надеясь, что оно не выглядит слишком фальшивым:

— Дай, я посмотрю.

— Нет уж! — Тартис попятился в сторону, как если бы она только что предложила ему выпить стакан яда.

С искренним, на этот раз, раздражением, Иласэ всплеснула руками:

— Но мне нужно посмотреть! Вдруг укус инфицирован? Или отравлен?

Ядовитых разновидностей кровососущих бабочек не существует, но Иласэ была готова поклясться, что Тартис об этом не знал. На его лице отразилось удивление. И он медленно убрал руку от шеи:

— Ладно, — согласился Темный неохотно, — но не прикасайся, а то заразишь чем-нибудь, чем вы, ствуры, там болеете.

Будьте вежливее с целителем, нобиль Тартис, — мысленно поцокала ему Иласэ.

Когда она приблизилась, Темный весь напрягся, словно ждал, что девушка сейчас его тоже укусит.

След, оставленный летающей нахалкой, похожий на маленькую выемку, был поверхностный и чистый. Впрочем, Иласэ и не ожидала ничего другого от бабочки — будь та даже гигантской кровососущей разновидности. Что ж, время платить долги. Часть долгов, конечно, маленькую часть.

Иласэ привстала на цыпочки и намеренно, с силой, ткнула в укус:

— Какого цвета была бабочка?

— Эй! — он отпихнул ее от себя.

— Не дергайся! Мне нужно это сделать, — проговорила девушка строгим тоном, и Тартис подчинился… до тех пор, пока она не воткнула в поврежденное место ноготь.

— В Бездну! — завопил он, дергаясь в сторону.

Иласэ скорбно покачала головой:

— А ведь я едва коснулась тебя. Место укуса, должно быть, очень чувствительное. Повернись, я буду осторожней.

С подозрением глядя на нее, Тартис все же подчинился.

— Так какого она была цвета?

— Красно-черная, с зелеными пятнами, — его голос был заметно напряжен.

Иласэ прикрыла ладонью свой рот, уголки губ которого так и тянулись вверх, прочистила горло и с мрачной торжественностью произнесла:

— Такие цвета не говорят ни о чем хорошем. Черный, и красный в особенности, служат предупреждением хищникам, сообщая о яде. — Иласэ решила сменить тактику и легонько провела пальцами по его шее, усмехнувшись, когда Темный напрягся еще больше. — Рана очень красная, — продолжила она, — начинает опухать по краям. А в ее центре появилась беловатая жидкость, похожая на гной. Это, определенно, какая-то реакция. У тебя есть на что-нибудь аллергия?

— Н-нет. — Тартис гулко сглотнул.

— Нет? — девушка вновь провела пальцами по его шее к затылку, подула слегка на рану, посмотрела, как бледная кожа покрывается мурашками.

— Тартис, — сказала она очень серьезно, потом остановилась, повторила:

— Тартис… Дарен… — Иласэ взяла его за плечи и повернула к себе лицом. Темный так удивился, что позволил ей это сделать.

Девушка посмотрела ему прямо в глаза:

— Дарен, это очень плохо. Все признаки указывают на отравление, а я понятия не имею, где и как искать противоядие.

Тартис весь побелел и не сразу смог заговорить:

— Что… Что это значит?

— Существует два вида гигантских восточных кровососущих бабочек тех цветов, которые ты мне описал. Одна из них очень ядовита, другая нет. В зависимости от того, какая из них тебя укусила, ты либо отделаешься краснотой и опухолью, либо умрешь.

Иласэ остановилась, сжала его за плечи и очень нежно произнесла:

— Дарен… если ты умрешь… можно, я возьму себе твой Тойше?

— Что?!!

— Я хочу попробовать сделать такой же и подарить его Ильмару на следующий день рождения! — сказала Иласэ радостно. — А то у Ролана есть, а у него нет.

— А что мне написать на твоем надгробье? — продолжила она задумчивым тоном. — Наверное, так: здесь лежит Дарен Тартис, зажаленный до смерти бабочкой, самым коварным хищником в природе!

Больше Иласэ сдерживаться не могла и согнулась пополам от хохота.

Какой-то миг юноша выглядел невероятно шокированным, потом его лицо исказилось от ярости — Тартис осознал, что над ним подшутили. Он толкнул ее со всей силы, и Иласэ больно ударилась спиной о дерево, с трудом удержавшись на ногах. Позднее на спине у нее появится огромный синяк, но пока девушка смеялась так сильно, что ей было все равно.

Тартис кипел от ярости и унижения. Глаза сверкали, лицо уродливо побагровело.

— Ты, ствура, ты… — закончить предложение он был не в состоянии.

Это заставило ее просто залиться смехом:

— Я же сказала, что отплачу тебе! — выкрикнула девушка в перерыве между взрывами хохота. — О, если бы ты только видел свое лицо! Бесценно! Смерть от хоботка бабочки!

— Через минуту ты не будешь смеяться! — зарычал Тартис и шагнул к ней, стиснув кулаки.

— Я так не думаю, — пропела Иласэ, оттанцовывая в сторону, плечи ее все еще подрагивали от смеха. — Только прикоснись ко мне — и не получишь репеллента от насекомых! Они съедят тебя заживо, прежде, чем мы доберемся домой! А ночью я перестану жечь в костре ветви шугги, просто нанесу на себя побольше репеллента, а ты проснешься утром с физиономией толще, чем этот вот пень!

Дерево шугга было идеальным природным репеллентом, который Иласэ обнаружила в первый же день своего пребывания на поляне.

Тартис остановился, но продолжал зло смотреть на нее, оценивая угрозу. Насекомые, похоже, и впрямь здорово доставали юношу, если средство от них так много для него значило.

— Знаешь, я не понимаю, почему у тебя не возникло проблем с насекомыми раньше. Я-то ожидала, что ты начнешь ныть еще с утра, — Иласэ захихикала, — я хотела придержать репеллент, пока мне не будет выгодно его тебе предложить, но просто не смогла удержаться! — девушка снова тихонько засмеялась.

Злое выражение лица Тартиса сменилось странным: теперь он смотрел на нее оценивающе, словно она только что показала очень интересный фокус.

— А что, если я притворюсь лапочкой, пока не получу его, а потом проучу тебя? — спросил он. Самое странное, что прозвучало это действительно, как вопрос, как если бы он предлагал на ее рассмотрение еще один вариант развития событий, а не просто угрожал.

Иласэ неприятно улыбнулась:

— Тогда ты получишь особенный сюрприз в еде, когда будешь ожидать этого меньше всего. Я тут видела неподалеку некоторые растения, которые быстро заставят тебя раскаяться во всех грехах. И я их даже сорвала. Ты вот сказал утром, что мы — не ровня, и ты прав, потому что я знаю многое, что тебе, о благородный тар, неизвестно. Если ты меня тронешь, я заставлю тебя заплатить за это.

Тартис смотрел на нее настороженно, внимательно, оценивая все детали вызова.

— Послушай, — заговорила Иласэ более мягким тоном, — я сомневаюсь, что мы пробудем в лесу дольше, чем еще пару дней. Мы можем провести это время, либо постоянно подозревая друг друга, либо работая вместе.

Теперь расхохотался Тартис:

— Ты предлагаешь перемирие?

Иласэ скрестила руки на груди:

— Да!

Темный ласково ей улыбнулся, потом выкрикнул:

— Можешь забыть об этом: я не заключаю перемирий со ствурами! Тем более после того, как ты объявила войну.

— Что?!!

Тартис по-волчьи улыбнулся, показывая все свои острые белые зубы:

— Именно так. Не надо было ссориться со мной, малышка. Я-то хотел обойтись с тобой по-доброму, но если хочешь играть грубо, мы будем играть грубо. Пока ты не начнешь умолять о пощаде.

— О чем ты, какая война? Тартис, это просто смешно! — воскликнула Иласэ, чувствуя, как она тонет в бурном мутном потоке чужого безумия.

— Ты объявила войну. У меня нет другого выбора, кроме как защищаться. — с удовлетворением проговорил Темный.

— У тебя есть выбор! — в голосе Иласэ появилось отчаянье, — я не понимаю, Тартис, ведь тебе тоже придется сложнее. Ты даже не хочешь попытаться работать вместе. Это ведь всего на несколько дней, никто не узнает, никто из твоих знакомых. Что так важно, что даже важнее твоей собственной безопасности?

Выражение его лица слегка изменилось, какая-то странная мысль или эмоция промелькнула в глазах. Он знал ответ на ее вопрос, но поделиться им и не подумал.

— Это не имеет к тебе никакого отношения, — проговорил он наконец загадочно, — я просто защищаюсь.

Ну, и что это значит?

— Это имеет ко мне прямое отношение!

Он посмотрел на нее равнодушно.

Иласэ тяжело вздохнула, чувствуя, как ее терпение подходит к концу:

— Ладно, давай по-другому. Ты будешь хорошо себя вести со мной, не будешь меня толкать, ставить синяки, воровать еду… дослушай! — добавила она быстро, видя, что он собирается заорать на нее, — я дам тебе что-нибудь в обмен. Как при сделке.

Тартис явно заинтересовался:

— И чем же это что-то будет?

— Ну… я еще не придумала, — Иласэ беспомощно развела руками.

Тартис хитро улыбнулся:

— Ладно. Поклянись Именем Савэто, что окажешь мне услугу, любую, какую я попрошу, а я в обмен буду вести себя так, как если бы ты была моей императрицей. Ну как? По рукам?

— Я. Не. Настолько. Глупа! Все, что ты захочешь? И, как только вернемся в столицу, ты пожелаешь, чтобы я столкнула Ролана с Северной Башни?

Тартис склонил голову набок:

— Это была моя вторая идея.

— А первая?

Он покачал головой и ухмыльнулся:

— Тебе этого лучше не знать.

Иласэ посмотрела на него, на задумчивый, мечтательный взгляд его глаз, и подумала, что Темный не шутит: ей и впрямь не стоит этого знать. Да, ей не стоит знать, что происходит в его маленьком извращенном мозгу.

— Итак, — прервал Тартис ее мысли, — пока ты не придумаешь, чего же это я могу захотеть, у нас официально объявлена война. Увидимся позже, ствура, — и он зашагал к деревьям, игнорируя ее протесты:

— Тартис! Подожди! Ты не можешь просто…

Он неожиданно обернулся:

— Да, и пока ты размышляешь, что можешь для меня сделать, подумай вот еще о чем: тут неподалеку пасется парочка виверн. Сейчас я твой враг, так что не собираюсь помогать тебе, если вдруг на них наткнешься!

И он пошел дальше, посмеиваясь над выражением ужаса на ее лице.

Глава 13. Не верь глазам своим

Виверны были младшими кузенами драконов: значительно меньшего размера, они имели только одну пару крыльев и не могли выдыхать пламя. Однако яростный темперамент и привычка охотится стаей делала виверн даже опаснее, чем их огромные сородичи.

Неужели Тартис действительно видел этих чудовищ? Нет, неправда, он просто хочет напугать ее:

— Ты это выдумываешь, как и все остальное! — крикнула она в его спину, — вивернам сейчас не время быть здесь, они должны собираться на побережье…

— Вот и скажи им об этом, когда встретишь! — весело отозвался Дарен. — Но если ты попробуешь очень хорошо извиниться, я, так и быть, не позволю им тебя съесть!

Ну да, как же, как будто он способен что-то сделать против виверны!

— Просто заткнись, потому что я тебе не верю!

Она стояла, сжав кулаки, и слушала, как в лесу затихает его смех. Иласэ была почти уверена: Темный врал; но в то же время ее тревожило насмешливо-самодовольное выражение его лица. Тартис выглядел так всегда, когда нечто плохое должно было случиться с неприятным ему человеком.

Но виверна? Девушка не хотела верить ему, одна мысль о встрече с этим чудовищем ужасала. Даже с кольцом благоприятный исход подобного столкновения был бы под сомнением… А сейчас…

Дурак. Ну и что он этим думает добиться? И даже не попросил репеллент от насекомых. Или собирается отобрать его позднее, когда она не будет ожидать? От этой мысли Иласэ стало не по себе. Потом она разозлилась еще сильнее: если б могла, с каким бы удовольствием ударила его тупой головой о самое крепкое здешнее дерево, пару дюжин раз. Может, это вправило бы Темному мозги. Или вышибло последние, что тоже неплохо!

Иласэ подобрала с земли свой, тяжелеющий с каждым часом, мешок, и возобновила путь. Злости хватило ненадолго, и мрачные мысли моментально окружили ее.

Она сделала только хуже. В десять раз хуже. Он цеплялся к ней прежде, но теперь Тартис был весь в радостном возбуждении — потому что у них, видите ли — «война»! Замечательно! И ей еще казалось, что она сильно нервничала прежде.

* * *

Тартис был в очень хорошем настроении, с тех пор, собственно, как этим утром поставил ствуру на место. Маленькая ведьма пищала, как перепуганный цыпленок, разве не восхитительно? На самом деле Дарен вовсе не разозлился, что она попробовала уйти одна, ему просто хотелось ее немного помучить, показать, что он вполне серьезен. И это сработало.

Его внутренний мир, начавший было шататься по ее вине, вновь пришел в равновесие. Идеальное, логически выверенное, где все четко и понятно. И Дарен отказывался даже думать о том, почему у него начали закрадываться сомнения…

Нет, лучше вспомнить, как оказалось чудесно наконец-то увидеть ее корчащейся у своих ног, как и положено безродной выскочке. Девчонка думала, что она вся из себя такая замечательная, такая чудесная, хотя на самом деле она — не более, чем извращение природы. Да, именно извращение природы, как те уродцы, что иногда рождаются у местных людей и животных, но которых никогда не бывает у потомков Первых.

Только они, дети Первых, могли владеть магией, только им была дана от рождения эта Сила. Так было всегда, это закон богов, который не должен нарушаться появлением таких вот аномалий!

Эта дура… Жалкая маленькая плакса!

Пожалуй, настроение Дарена было не столь уж хорошим. Пожалуй, он все еще кипел от злости из-за этого проклятого случая с бабочкой. В Бездну, как же это оказалось унизительно. Мерзавка заставила его выглядеть полным идиотом, а потом посмеялась над ним. Укус болел, словно его цапнуло не глупое насекомое, а, по меньшей мере, маленький демон. И он просто стоял там, пока ствура ковырялась грязными пальцами в его ране, а потом, когда завопил от боли, она выглядела так невинно удивленной. Ну, уж он вернет ей должок.

Откуда-то, помимо воли, выползло воспоминание о том, как Иласэ легонько гладила кончиками пальцев его шею, и теплое дыхание щекотало кожу. Что за…

Дарен покраснел, запихнул мерзкое воспоминание в самый дальний угол своего сознания, чтобы никогда даже не думать о нем, потом с силой отпнул с дороги ветку. Ожесточенно потер место укуса.

Было бы чем, он привязал бы Аллеманд к дереву и оставил на съедение ее любимым насекомым. Как бы ствуре такое понравилось? Впрочем, для столь благой цели Дарен всегда может сломать ей ногу. От этой мысли на его губах появилась кривая усмешка.

Сейчас в столь кардинальных мерах нет необходимости, их последний раунд он выиграл. Раздавленная бабочка кусает демонов в Бездне, а ствура трясется от страха из-за объявленной войны, гадая, что он намерен делать.

Дарен вслух хмыкнул. Наблюдать, как Светлая старается играть по правилам Темных, оказалось забавно. Хотя, в целом, результат был жалок, уже то, что она пыталась, интриговало. А сегодня Иласэ несколько раз сумела его удивить. Дарен не мог поверить, что девчонка хотела уйти одна, и что додумалась торговаться репеллентом от насекомых. А ее планы отравить еду даже слегка испугали Темного.

Юноша вновь задался вопросом: попробует ли она умаслить его, или будет пытаться сражаться? В любом случае, это поможет развеять скуку. Так уж получилось, что Иласэ оказалась его лучшим (поскольку единственным) источником развлечения. Дарена уже тошнило от этого леса, бесконечных деревьев, от насекомых, от отсутствия нормальной еды. Мучить Светлую было единственным удовольствием, которое он мог себе здесь позволить.

Интересно, поверила ли она ему насчет виверны? Дарен понадеялся, что нет. Вот будет забавно наблюдать за ней, когда девчонка поймет правдивость его слов.

Он действительно видел двоих: огромных крылатых ящериц, покрытых красноватой чешуей. Даже с расстояния в нескольких миль он ощутил ауру злобы, излучаемую чудовищами. Да, хотелось бы верить, что это были не только первые, но и последние виверны, встреченные им в этой жизни.

Дарен остановился и с наслаждением потянулся: до чего же он устал от этой бесконечной ходьбы! Несколько минут назад Темный вернулся на тропу, по которой шла девушка. Он был бы совсем не против отдохнуть, однако Иласэ продолжала шагать вперед, как всегда медлительно, но упорно. Это действовало ему на нервы.

Деревьев вокруг становилось все меньше, серая лесная почва плавно перешла в песчаник. Дарен нахмурился, замедляя шаг: по обеим сторонам поднимались длинные полосы словно вспаханной земли. Здесь что, столица кротов? И вообще, это правильное направление? Глупая плакса, должно быть, не смотрела на компас с тех пор, как они ушли с поляны!

— Эй, в какую Бездну мы идем?

Иласэ глянула на него пустыми глазами и ткнула рукой вперед, не размениваясь на слова. Дорога постепенно начала спускаться вниз, слой песка, покрывающий почву, стал толще. Иласэ продолжала спокойно идти вперед, но Дарен остановился, не в силах избавиться от ощущения какой-то неправильности. Этот осыпающийся под ногами песок… Иласэ тоже встала, нетерпеливо глядя в его сторону.

— Куда мы идем? — требовательно произнес Дарен.

Девушка ничего не ответила.

В том, как она стояла, было что-то неправильное, только юноша не мог понять, что.

— Тебе же лучше, если это не окажется один из твоих глупых трюков! — пригрозил он. Иласэ ничего не ответила, вновь показывая рукой вперед, призывая его идти дальше.

— Скажи что-нибудь! — крикнул ей Дарен.

Она продолжала равнодушно смотреть на него. Проклятая девчонка опять что-то придумала! Нет уж, больше он терпеть не намерен!

Дарен с угрожающим видом шагнул было к ней и застыл на месте: земля под ним задрожала. Что за…?

— Иласэ… — Он наконец-то осознал, и волосы поднялись дыбом на затылке: Иласэ не отбрасывала тени.

А потом в отдалении кто-то закричал…

Дарен дернулся, прислушиваясь. Еще один человек здесь! Невероятно!

На мгновение ему показалось, что все почудилось, но вот звук пришел вновь, очень слабо:

— Та-артис!

Этот кто-то знает его имя?!! Не-ет, голос звучал похоже на Иласэ. Очень медленно, Дарен повернулся к девушке, стоящей впереди. Она внимательно смотрела на него, не обращая никакого внимания на крики, потом вновь поманила вперед. Дарен сконцентрировался на том, что кричал ему далекий голос:

— Тартис! Это ловушка, Тартис! Это не я! Куда бы она тебя не заманивала, не ходи! Иди от нее прочь!

Вот это была точно Иласэ.

Под ногами Дарена снова задрожала земля. На лбу юноши выступила ледяная испарина. Все чудесно, только теперь он боялся двигаться. Вокруг себя он не видел ничего, кроме двойника Иласэ и покрытой песком земли, но все чувства с уверенностью кричали: рядом есть что-то еще, что-то страшное.

Очень медленно, Дарен коснулся ладонью рукояти кинжала: она была теплой под его пальцами, почти горячей. Так же медленно, он вытянул клинок наружу. Тепло от рукояти пошло вверх по руке, и, внезапно, вид вокруг изменился. Двойник Иласэ исчез, и юноша увидел, отчего тряслась земля.

Великая Бездна!

В пятидесяти шагах перед ним в земле чернела огромная дыра, и что-то огромное затаилось внутри. Дарен смог рассмотреть лишь часть существа, четыре длинные тонкие чешуйчатые лапы которого высовывались на поверхность, время от времени чуть изгибались, загребая песок острыми когтями. И каждый из коготков был длиной с ладонь Дарена! За лапами виднелось туловище, похожее на многократно увеличенное паучье голово-брюшко, цвета только что освежеванного мяса. Три огромных глаза существа смотрели прямо на Дарена.

Челюсти чудовища были приоткрыты, и в багровом проеме блестели длинные клыки, смазанные зеленой ядовитой слюной. От каждой тяжелой капли мерзкой жидкости, падавшей на песок, поднималось облачко желтоватого пара.

Существо оказалось самым жутким и уродливым, которое Дарен когда-либо видел. Юноша не представлял, какая часть Бездны изрыгнула это, но было понятно, что выбраться отсюда живым оно ему не позволит.

Дарен начал медленно пятиться, не отрывая взгляда от монстра. Существо замерло, приготовилось, напряглось, готовое атаковать. Дарен испытывал только дикий ужас, однако внезапно почувствовал, как странная, чужая, ухмылка кривит его губы.

Как тогда.

Взгляд юноши на мгновение скользнул к кинжалу, и в эту секунду чудовище прыгнуло.

Дарен вскрикнул, продолжая пятиться так быстро, как мог, не осмеливаясь повернуться к чудовищу спиной. Две лапы метнулись к нему, готовые насадить убегающую добычу на когти. Одна прошла мимо, но другая… Дарен ударил по ней кинжалом, вложив всю силу, и лезвие пропороло лапу насквозь, ничуть не замедлившись о толстенную чешую.

Еще две лапы поднялись, готовые для атаки, и Дарен бросился назад, борясь с внезапной волной тошноты и слабости. Через несколько шагов он поскользнулся и упал на спину, задыхаясь. Сердце подскочило и билось где-то в районе горла. Теперь он точно мертвец.

Существо поползло к нему, подтягиваясь, но жуткие лапы замерли в нескольких шагах. Юноша поднялся на локтях, все еще в шоке, не понимая, что сдерживает чудовище. Три черных фасеточных глаза не отрывались от Дарена, однако монстр не шевелился. Он просто лежал на песке, высунув наружу из дыры половину туловища и держа на весу свою раненую конечность, из которой на землю капала тягучая черная жидкость.

Почему монстр не убил его?

С некоторой задержкой пришло осознание, что тот просто не смог дотянуться. Тонкие лапы не в силах были выдержать вес огромного туловища, и монстр не мог покинуть нору. Потому он и использовал приманку, чтоб подманить добычу поближе. Юноше повезло упасть за пределами дистанции удара. Споткнись он чуть раньше…

Очень осторожно, Дарен попытался встать, но из него словно вытащили все кости. Почему он так слаб? Как девчонка! Это унизительно.

Может быть, он надышался ядовитых паров чудовища? Наконец, юноша поднялся на ноги, и мир тут же завертелся вокруг него волчком.

Он вновь упал на землю, и монстр с готовностью напрягся, готовый кинуться, если Дарен окажется ближе к нему хотя бы на пару шагов. Юноша неуклюже начал отползать в сторону от норы, все также оставаясь лицом к чудовищу. Он почти мог различить разочарование на морде монстра, смотрящего вслед уходящему обеду.

Наконец, существо сдалось и поползло обратно в нору, и только тогда Дарен решился выпустить из руки кинжал. Оказалось, он сжимал рукоять так крепко, что пальцы свело судорогой, пришлось разжимать их силой.

Только минут через пятнадцать после того странная слабость начала уходить, и он смог встать на ноги.

Глава 14. Мы одной крови, ты и я?

Иласэ все еще продолжала звать его где-то в отдалении, но точно определить направление Дарен не смог.

— Иласэ! Где ты? — крикнул он.

Молчание. Потом радостный ответ:

— Тартис! Я здесь!

О, это говорит о многом!

— Иди на юг, пока не увидишь ручей!

Уже лучше.

— Какой ручей? — крикнул юноша, больше из вредности. В этот раз Иласэ не удостоила его ответом.

Вымотанный до предела, Дарен поплелся к ручью. Встреча с монстром полностью выпила его обычно неистощимую энергию, хотя, чем дальше юноша отходил от ловушки, тем лучше себя чувствовал. Когда Дарен, наконец, пролез сквозь заросли колючего кустарника, то один взгляд на прохладную чистую воду заставил его броситься к берегу, упасть ничком и пить, пить, пить…

Наконец, с некоторой неохотой, юноша вскарабкался на ноги.

— Иласэ! Я у ручья!

— Иди вниз по течению! — отозвалась она.

Через пару сотен шагов сквозь зелень кустов мелькнула ее черная одежда. При виде бледного напряженного лица Иласэ Дарен почувствовал что-то странное, и только через несколько мгновений, к собственному смущению, осознал, что рад ее видеть. Присутствие другого человека давало ему чувство безопасности, только теперь он мог расслабиться и стряхнуть напряжение. И Дарен был, против воли, благодарен ей за это.

Глаза Иласэ скользнули по Тартису, отмечая, что он цел, однако девушка не стала подходить ближе:

— Поторопись! — произнесла она резко, — мне нужно закрыть круг.

Что? А, не важно.

Юноша шагнул мимо нее и смотрел, как Иласэ сосредоточенно разбрасывала листья и кору по тому месту, где он только что прошел.

— Вот! — сказала она с удовлетворением, отряхивая руки об юбку.

Дарен устало сел на землю, не дожидаясь, пока подкосятся ноги:

— Ты хоть понимаешь, как странно твои действия выглядят?

Иласэ развернулась, готовая в сотый раз объяснить ему, какой он дурак, но застыла, широко распахнув и так немаленькие глаза. Дарен тоже замер: теперь, когда он смотрел на нее внимательно, в голову невольно пришло сразу несколько мыслей. Во-первых, девушка перед ним казалась удивительно милой. Во-вторых, она нисколько не походила на своего двойника, почти завлекшего Дарена в ловушку.

Все вместе это не имело никакого смысла.

Он ведь шел следом за двойником, смотрел ему в лицо и видел Иласэ. Но вот она стоит здесь, настоящая. И их невозможно даже пытаться сравнить. Девушка-двойник была некрасивой, даже уродливой. Та, что стояла перед ним сейчас, казалась прекрасной, несмотря на прилипший кое-где к влажной коже лесной сор.

Иласэ выглядела такой же удивленной, как и он. Долгие мгновения они рассматривали друг друга, словно видели впервые, потом одновременно отвернулись в стороны. Щеки Иласэ заметно порозовели.

— Что с тобой случилось? — ее голос звучал слегка сдавленно.

— Нет, сперва объясни, что ты сейчас делала! — потребовал он в ответ.

— Видишь ли, когда мы ушли с поляны, то лишились защиты. Я подумала, что стоит сделать что-то вроде искусственного защитного круга, используя частицы Золотых Лиственниц и завязать основную часть круга хотя бы на одном из растущих деревьев. Я использовала…

Дарен нетерпеливо махнул рукой:

— Давай покороче!

Иласэ бросила на него раздраженный взгляд, потом вздохнула:

— Монстры плохие. Золотые Лиственницы хорошие. Круг нас защищает. Все!

Дарен тихо фыркнул:

— Теперь понял.

— Ну, так что с тобой случилось? — вернулась Иласэ к своему вопросу.

— А как ты поняла, что что-то не так? — снова задал он встречный.

Иласэ села напротив него и начала рыться в сумке:

— Не сразу. Я шла, ты шагал за мной, и так всю дорогу, до этого ручья. Ты просто встал там, и я осознала, что это не ты.

— Как это? — с подозрением спросил Дарен.

— Я споткнулась и упала, а ты не засмеялся, — ответила она сухо.

— Точно не я. — Тартис согласно хмыкнул.

— Да. Я подумала, что это похоже на наведенный морок, и промыла водой глаза. После этого твой двойник исчез. И я предположила, что если морок-Тартис преследовал меня, значит, ты шел за мороком-мной. Верно?

Дарен кивнул:

— Да, ты…, то есть это, что бы оно ни было, завело меня почти в самую нору. Там сидело существо, огромный уродливый монстр.

— На что он был похож?

— Гигантские паучьи лапы, покрытые толстой чешуей, кроваво-красное плоское туловище, три черных глаза. Монстр не сумел полностью вылезти из норы, иначе бы он точно убил меня!

Иласэ помолчала мгновение, задумавшись:

— У него была ядовитая зеленая слюна?

Дарен скривил губы:

— Да.

— Тогда это тьягош. Я, конечно, никогда этих существ не видела, но читала о них, и…

— Ты знаешь слишком много для того, кого там не было, — процедил Дарен обвиняюще, прерывая ее. Никто бы ни смог так точно догадаться о происшедшем! Это невозможно!

— Что? — переспросила она удивленно.

— Ну да, ты, значит, поняла, что это был наведенный морок. Потом ты догадалась, что меня куда-то ведут. Зачем бы этому тьягошу воздействовать на тебя, если ему нужен был только я?!!

— Тартис!

— Бездна! — разозлившись, он вскочил на ноги. — Ты меня подставила!

— Я что?!! — переспросила Иласэ резко.

— Ты весь день думала о том, как бы мне отомстить. Это одна из твоих глупых шуточек, верно?

Иласэ тоже вскочила на ноги:

— Тартис, ты вообще понимаешь, что говоришь? Когда бы у меня было время пойти искать тьягоша? И как бы я умудрилась заставить его воздействовать на тебя, но не на меня?

— Ты могла найти его в те три дня, когда меня не было!

Иласэ хотела было завопить в ответ, но вместо этого остановилась и несколько раз глубоко вздохнула:

— Тартис, — начала она медленно, словно объясняя элементарные вещи очень глупому ребенку, — если бы я хотела тебя убить, я бы тебя отравила. Это намного проще, чем искать гигантского монстра и убеждать его есть тебя, и рисковать при этом тоже стать обедом. Не говоря уж о том, что без кольца это невозможно в принципе. И, между прочим, у меня нет намерений убивать тебя.

— Именно об этом я и говорила сегодня, — сказала Иласэ устало. — Если так будет продолжаться, следующие дни мы проведем, постоянно подозревая друг друга и вскакивая от каждого шороха…

— Не начинай, — проворчал Дарен, — мы не будем заключать перемирие.

— Ладно! Но всякий раз, когда упадет ветка, не прыгай на меня и не кричи, что я пыталась тебя убить!

Иласэ вновь села на землю и начала разжигать костер.

— И еще, — сказала она, — было бы неплохо, если бы ты шел рядом, а не исчезал все время неизвестно где. По крайней мере, пока не найдем места для лагеря. Тогда, если ты вновь пропадешь, я хотя бы буду представлять, в какой стороне искать.

— Я могу сам о себе позаботиться! — отозвался юноша раздраженно.

Иласэ посмотрела на него, прищурившись:

— Неужели? Хорошо, если бы так! Потому что сейчас мне кажется, что ты просто не стоишь тех проблем, которые из-за тебя возникают, — с этими словами она ткнула пальцем ему в живот, и Дарен от неожиданности дернулся назад, — Перестань искать, где сломать свою глупую шею!

Дарен растерянно потер пострадавшее место, удивленный ее поведением. Иласэ насмешливо улыбнулась ему, наклонилась за мешком и пошла к ручью.

— Стерва, — пробормотал он ей вслед, просто чтобы хоть что-то сказать.

Дарен смотрел на девушку, вновь, с непрошедшим еще удивлением отмечая, что она очень красива. Столь же красива, как и Локи, если не лучше. Привлекательность Локи была совсем другая, — резкая, вызывающая, бросающаяся в глаза. Как экзотический клинок в изящных ножнах.

Красота Иласэ казалась мягкой, как бархат. Влажно блестящие медово-карие глаза, точеный носик, пухлые губки, нежная персиковая кожа и вполне сформировавшаяся женская фигура с плавными изгибами во всех нужных местах.

Собственные мысли пугали его. Был это еще один трюк? Если нет, если Иласэ всегда так выглядела, почему никогда раньше он не замечал этого?

После долгого молчания, наполненного лишь сухим шорохом сгораемых веток, Дарен наконец задал мучивший его вопрос:

— Тот морок-я, он… выглядел странно? Не так, как я настоящий?

Иласэ бросила на него быстрый взгляд, но заговорила не сразу. Несколько мгновений она сидела, сосредоточившись, тщательно обдумывая ответ:

— Я думала, что это был ты. Я думала, что он выглядел точно, как ты. Но теперь, когда ты здесь, я понимаю, что морок вовсе на тебя не походил.

— Как это вообще возможно? Как можно видеть что-то, непохожее на меня, и думать, что это я?

В этот раз Иласэ молчала еще дольше:

— Мне кажется, что магия тьягоша воздействовала прямиком на наш разум. Мы видели не реальность, а то, что считаем реальностью… Иначе говоря, наша ненависть к друг другу изменила восприятие.

— Ну и? Что было особенного в моем мороке?

Иласэ явно не хотелось отвечать, потом она пожала плечами:

— Ты больше, злее и уродливее, чем на самом деле.

— Гм, — Дарен зло скривил губы: — Я видел уродину тогда, и я вижу уродину сейчас.

Иласэ вздохнула:

— Да, Тартис, ты, как всегда, вежлив, — она вытащила из мешка и бросила ему слегка помятый фрукт, — заткнись хоть ненадолго.

Он был слишком голоден, чтобы отказаться. Иласэ продолжила наблюдать за ним с тем же самым выражением лица, с каким изучала шоззи. Задумчивый и расчетливый взгляд ученого-алхимика. Потом выпрямилась:

— Это действительно интересно. Я бы очень хотела изучить, как мировоззрение действует на наше восприятие реальности. Например, твое воспитание, с ежедневными благодарственными молитвами в адрес Повелителя…

Дарен подавился фруктом и торопливо сглотнул, что оставалось во рту:

— Заткнись, ты ничего обо мне не знаешь!

Иласэ попыталась успокоить его:

— Я просто говорю: учитывая все то, что тебе вбивали в голову…

Дарен зло оборвал ее:

— Перестань вести себя, как будто я какой-то несчастный дурачок с промытыми мозгами! Я верю в то, во что верю, потому, что сам пришел к такому выводу, а не потому, что мой отец, или кто-то другой, приказал мне это!

Иласэ неловко шевельнулась и произнесла неуверенно:

— Я говорю о том, что сидит у тебя на бессознательном уровне. О том, что говорили твои родители, когда ты был очень маленьким, то, что ты даже можешь не помнить. При твоем воспитании удивительно уже то, что ты способен видеть во мне человека.

— Ствуры не люди! — выкрикнул Дарен, и Иласэ испуганно отшатнулась от него. Дарен смотрел на нее с ненавистью и отвращением, она подняла на него взгляд, выражение лица девушки стало странно спокойным.

— Значит, я не человек, — произнесла она медленно.

— Ствуры, не, люди, — повторил он, выплевывая каждое слово.

На какую-то долю секунды Иласэ выглядела так, словно собиралась заплакать. Но это выражение исчезло так же быстро, как появилось, и она вновь одарила его своим изучающим взглядом:

— Значит, я права, — пробормотала девушка.

Дарен вскочил на ноги, сам не зная почему дрожа от ярости:

— Что ж ты не споришь со мной насчет ствур? Или ты согласна? Не хочешь защищать себя? Не собираешься объяснить мне мои заблуждения? Что же ты? Скажи, что у тебя такая же красная кровь, как и у меня! Что мы все на самом деле братья и сестры! Ну же, давай! Давай!

Однако Иласэ не ответила, и в этот день больше не говорила с ним.

А ночью Дарен долгое время лежал без сна, вспоминая, как он впервые понял значение слова «ствура»:

— Мам, расскажи мне про Первых! — потребовал маленький светловолосый мальчик, и, не дожидаясь ответа, вскарабкался матери на колени. У той меж идеально очерченных бровей появилась чуть заметная недовольная складка, но тут же, впрочем, исчезла.

— Ты и так все о них знаешь, Дарен, — мягко укорила она ребенка.

— Ну, мам, — проныл тот, — расскажи!

Кларисса вздохнула, пытаясь настроиться на сказочный лад:

— Ну что ж, слушай. Много-много лет назад, больше, чем можно посчитать, в этот мир пришли Первые. Они были великими магами, способными воздвигать и разрушать горы, они могли вскипятить всю воду в море или заставить средь бела дня померкнуть солнце. До их появления этот мир не знал магии, здесь жили невежественные дикари, чьи шаманы не умели даже вызвать дождь или без трав залечить раны.

— Какие глупые! — Дарен аж подпрыгнул на ее коленях. — И у шаманов не было станиновых колец?

— Нет, милый. Колец не было тогда и у Первых. Они могли брать силу прямо из стихий, из воды и воздуха, из земли и огня. Но самая могущественная магия жила в их крови. И эту кровь они передали нам, своим потомкам.

Кларисса замолчала, неожиданно оборвав любимую сказку Дарена. Некоторое время нобилесса смотрела на мозаичные витражи окон, но не видела ни взлетающих на них красных и синих драконов, ни солнечных зайчиков, притаившихся рядом, на дубовых панелях стен.

— Ты уже большой мальчик, — произнесла она наконец другим, чужим, голосом. — Ты должен знать, что магия постепенно уходит от нас. Очень медленно, но хроники говорят: даже тысячу лет назад людей, способных пользоваться магией без помощи кольца, было намного больше.

— А отец может? — шепотом спросил Дарен.

Кларисса молча покачала головой.

— А ты?

— Нет. Из ныне живущих таких только двое. Одного ты знаешь.

— Повелитель? — еле слышно прошептал ребенок.

— Да. А второй — Старший магистр Белого Ордена. Наш главный враг.

— Почему? Оттого, что он Светлый?

— Нет. — Кларисса вздохнула, — он покровительствует ствурам.

Ствуры. Дарен много раз слышал это слово от отца, и какое-то время даже считал его непонятным ругательством. Но теперь о них заговорила и мама.

— Кто они?

— Извращения природы, мутанты, которых не должно существовать! Это местные, жители этого мира, ворующие наш дар, нашу магию! — Кларисса прерывисто вздохнула и произнесла с непривычной страстностью, испугавшей Дарена:

— С каждым годом их появляется все больше и больше, они, как саранча, готовы пожрать нас, а Белый Орден защищает их, берет к себе. Они учат и воспитывают ствур, как настоящих людей, не понимая, что тем самым роют нам всем могилу!

— А ствуры — они правда не люди? — Дарену стало страшно: никогда прежде он не видел свою прекрасную, всегда невозмутимую мать в таком состоянии.

— Запомни, Дарен, запомни навсегда, — Кларисса взяла мальчика за плечи и развернула к себе, так что две пары одинаковых серых глаз, одни испуганные, другие наполненные страстным гневом, смотрели друг в друга:

— Они могут выглядеть, как мы, владеть магией, как мы, но они — не люди! Ствуры — это порождения Бездны, презренные воры, крадущие наше наследие! Никогда не забывай об этом, сын.

Глава 15. Не каждая говорящая лягушка — заколдованная принцесса

Дарен проснулся мгновенно, фыркая и отплевываясь от ледяной воды, вылитой на голову.

— Вставай, вставай, спящий красавчик! — пропел над ним знакомый девичий голос.

— Все демоны Бездны! Иласэ, я прибью тебя! — завопил он хриплым со сна голосом, вскакивая и отряхиваясь, как злой кот, — Какая бешеная муха тебя укусила?!!

Сурово поджав губы, девчонка стояла перед ним, держа в руках большой кусок коры, изогнутый на манер корыта. На дне плескались остатки воды.

— Идиотка! — процедил Дарен, пытаясь выжать противно липнущие к голове волосы. Иласэ бросила на него косой взгляд, сделала резкое движение, и юноша едва успел отпрыгнуть с дороги еще одного маленького водопада.

— Ешь что-нибудь, и выходим! — сказала она резко, — я с рассвета жду, пока ты проснешься! Я хочу домой, и, если не будешь готов через пять минут, уйду одна!

— В Бездну всех ствур, — вполголоса пробормотал Дарен, чувствуя одновременно изумление и злость.

— Полминуты прошло! — рявкнула девчонка.

— Ладно, ладно, — примиряюще проговорил он, с недоумением глядя в яростно пылающие глаза Иласэ. Может, у нее приступ какой-то особой, ствуровской болезни? Надо быть поосторожней, если изо рта девчонки внезапно пойдет пена. Вдруг и впрямь бешенство?

— Ладно, — повторил он, — утихомирься, детка…

— Не называй меня так! — одновременно со словами в его сторону полетела коряга, и Дарен принял решение стратегически удалиться в лес.

Когда юноша вернулся, Иласэ сидела у потухшего костра и даже не повернула к нему голову.

— Эй, у нас есть еда?

Ни говоря ни слова, она ткнула в сторону своей сумки, рядом с которой были аккуратно выложены несколько фруктов и кореньев. Дарен принялся за еду, время от времени поглядывая в сторону девушки.

— Какого демона ты так себя ведешь, крошка? — поинтересовался он дружелюбно, — напрашиваешься на неприятности?

Иласэ одарила его холодным взглядом:

— У нас же война, помнишь?

Дарен удивленно хмыкнул:

— Не знал, что в тебе это есть.

Что ж, малышка решила скрестить с ним мечи. Как интересно. Дарен заухмылялся и откусил от белого, воскового на ощупь корешка. Тут же вязкая горечь наполнила его рот, он вскочил, отплевываясь, и опрометью кинулся к ручью.

— Не надо это есть, это репеллент от насекомых, — проговорила в его спину Иласэ.

— Ты, отвратительная, маленькая… — кашляя, проговорил Дарен, возвращаясь, — совсем сдурела?

— А ты бы меня предупредил? — поинтересовалась девушка холодно.

Ясно, нет.

— Конечно! — ответил он твердо, всем своим показывая, как возмущен поклепом.

— Почему ты постоянно врешь? — поинтересовалась Иласэ почти равнодушно. — У вас это семейное, или все Темные так делают?

Дарен посмотрел на нее повнимательнее: взгляд непривычно тяжелый, в выражении лица проскальзывает что-то хищное. Девчонка очень зла на него, явно из-за сказанного прошлым вечером. Что ж, если Иласэ не способна принять правду, это ее проблемы.

— Все, что я делаю, — проговорил он, отвечая на ее вопрос, — я делаю специально для тебя.

Это действительно было так. Даже «святой» Ролан не вызывал в нем столько злых эмоций, сколько Иласэ.

Должно быть, выражение лица Дарена как-то изменилось, потому что тяжесть во взгляде девушки сменилась неуверенностью, и, забрав свой мешок, она без слов пошла в лес.

Так-то лучше.

День шел спокойно, однако дорога оказалась достаточно трудной, и им пришлось на время забыть о личных разборках. Дважды они возвращались и искали обходной путь: в первый раз дорогу преградил крутой обрыв, во второй — нормальный лес резко перешел в бурелом, последствие прошедшей здесь полосы урагана.

Потом они шагали сквозь настолько плотные заросли кустарников, что Дарену пришлось идти впереди и прорубать дорогу своим клинком. После этого некоторое время он так и держал в руке обнаженное лезвие, то и дело касаясь пальцами его блестящей поверхности. Пока, заметив странный взгляд Иласэ, не осознал, что делает.

Чем дальше, тем суше и каменистей становилась земля, лес постепенно редел. Воздух нагрелся, наполнился жужжанием бесчисленных насекомых. Дарен и Иласэ еще с утра намазались репеллентом, однако его резкий запах, так хорошо отгоняющий комаров, вызывал у обоих головную боль.

Вскоре после полудня каждый мускул на ногах Дарена ныл от усталости, терпкий пот разъедал глаза, но Иласэ, не привыкшей к физическим нагрузкам, приходилось еще хуже. Однако девушка не жаловалась, и какая-то, очень маленькая, часть его сознания почти уважала ее за это.

Почти.

Но не совсем.

И еще — она с ним не разговаривала.

Иласэ шла, подняв подбородок, устремив взгляд прямо перед собой. Ее напряженная спина только что не кричала: «Я игнорирую тебя, Дарен Тартис»!

Дарен шагал следом, намеренно пристально глядя девчонке в затылок, просверлив, должно быть, уже немалую дыру в ее ауре. Иласэ нервничала и старалась идти быстрее, но все равно молчала. И это выбивало Дарена из колеи.

Он был, по своей природе, социальным существом. Юноша наслаждался компанией, общением с другими людьми, он нуждался в этом! Чужое внимание к собственной персоне было необходимо ему, как воздух! Но, к несчастью, единственным разумным существом рядом с ним сейчас оказалась Иласэ. И говорить с ней было тем же самое, что говорить с каменной стеной.

— Ну же, Иласэ, как думаешь, сколько человек радуются сейчас твоему исчезновению? Хочешь, я их перечислю? — Дарен намеренно громко прочистил горло и продолжил лекторским тоном. — Прежде всего, братцы Кэйросы. Особенно красавчик Ильмар. Теперь-то ты не помешаешь ему привлечь внимание его драгоценного Ролана…! Ой!

Следует добавить: каменная стена периодически швыряла в него камнями.

— Знаешь, что бы я с тобой сделал, если бы ты попала?!!

Иласэ продолжала идти вперед, гордо задрав нос.

Ну и ладно. По крайней мере, в этот раз он получил от нее хоть какую-то реакцию.

Весь остаток дня младший Тартис продолжал говорить в том же духе, перечисляя все, что его раздражало. Конечно же, темой его монологов была она, лес, ее друзья, ее волосы, то, как разозлится отец Дарена из-за всего случившегося, и как она должна ему за это; вновь лес, и ее волосы, и ствуры, разваливающие Империю, и плачевное состояние современной армии, в котором виноваты Орден и ствуры…

Иласэ выносила все это в стоическом молчании, но Дарен пару раз замечал, что она готова взорваться и наброситься на него. Это и была его конечная цель: по-настоящему разозлить Иласэ Аллеманд. Однако Дарену этого так и не удалось, а потом произошел случай с лягушкой.

С говорящей лягушкой.

Случилось примерно в то время, когда нормальные люди в цивилизованных местах полдничают.

Иласэ обнаружила ручей и с видимой неохотой подозвала его. Они доставали из сумки Полуденник, чтобы на всякий случай очистить воду, когда Иласэ заговорила:

— От ручья какой-то странный запах. Ты ничего не чувствуешь?

Дарен опустил мешок на землю и подошел поближе: да, определенно, пахло чем-то протухшим.

— Как будто от старого пруда с застоявшейся водой, — девушка задумчиво прикусила нижнюю губу, — но это ведь ручей, вода в нем должна быть свежей.

Дарен неопределенно пожал плечами.

— Может, стоит пойти отсюда? — неуверенно предложила Иласэ. Юноша открыл рот, собираясь запротестовать, когда поверхность ручья пошла рябью, и что-то вынырнуло на поверхность. И тут же вонючая черная жидкость начала распространяться во все стороны по поверхности воды, запах гниения многократно усилился.

Иласэ закричала и сделала несколько шагов назад, но Дарен стоял, как вкопанный, не в силах пошевелиться.

Нечто, размером с хорошо откормленную крысу, покрытое гнойной черной грязью, выбралось на берег. Отряхнулось и стало усердно вытирать себя тонкими передними лапками. Лягушка. Крупная, костлявая, с огромными, выпуклыми желтыми глазами, из которых, не переставая, текла зеленоватая жидкость, похожая на гной.

Дарен обнаружил, что не может дышать. К горлу подкатил комок, его затошнило. Нет, это не могла быть лягушка, разве что она выбралась прямиком из Бездны. К безобидным зеленым квакальщицам это существо не имело никакого отношения.

Лягушка посмотрела ему прямо в глаза и открыла рот:

— Релой эодай мервокс, — произнесла она отчетливо, — релой эодай мервокс.

Слова эти показались Дарену ядовитой кислотой, выжигающей разум. Они отдавались внутри него набатом, проникая все глубже…

— Что… — попытался он спросить, подавился собственными словами, но все же выговорил, — что это значит?

— Я не знаю! Я не хочу знать! Тартис, уйдем отсюда! — в голосе Иласэ звучал ужас. Но Дарен продолжал стоять, словно превращенный в ледяную скульптуру. Его взгляд был прикован к лягушке, конечности которой дергались теперь в судорожных конвульсиях.

— Релой эодай мервокс, — продолжала повторять амфибия, голос ее поднялся до пронзительного визга, от которого нестерпимо заломило уши.

— Бежим! — крикнула Иласэ, и наваждение, державшее Дарена, исчезло. Он дернулся назад, подчиняясь умоляющим о бегстве инстинктам. Наполовину повернулся к Иласэ, но потом, во внезапной вспышке ярости, бросился к лягушке и с силой наступил на склизкую мерзость.

Она отвратительно хрустнула под ногой, желто-зеленая слизь брызнула на ботинки и нижний край брюк. Гнилостный запах усилился во много раз, в горле запершило, глаза начало резать, тошнота стала невыносима.

Иласэ дернула его за плечо, разворачивая к лесу, и они помчались, словно сама Бездна открылась за их спинами.

Некоторое время спустя они нашли еще один ручей, нормальный, в котором Дарен долго пытался отмыть одежду и обувь, стараясь не касаться крови и внутренностей раздавленной твари. Кое-где слизь прожгла брюки насквозь, оставив на коже красные воспаленные следы. Им обоим потребовалось некоторое время, чтобы придти в себя. Иласэ, кажется, даже плакала, но Дарен не был уверен.

Глава 16. Еще один раунд Игры

Вот уже пятьдесят лет цитадель Ордена в столице делилась на две неравные части, с того самого дня, когда было заключено Перемирие. Главы всех Семей, и с Темной, и со Светлой стороны, подписали договор и произнесли необходимые по такому случаю клятвы, хотя, по общему молчаливому согласию, Магию Крови решили не использовать: Перемирие — это всего лишь перемирие. И пусть у него нет четко ограниченного срока действия, все маги в душе прекрасно понимали: как только одна из сторон почувствует свое превосходство — война вернется.

А пока в честь мира ежегодно проводились благодарственные службы в храмах, а дети магов зубрили наизусть пункты договора. И каждый год сотни подростков со всей Империи приезжали в столицу, чтобы, как написано в договоре, провести три года в стенах Орденской твердыни, изучая магию и «плетя узы дружбы» между Светлыми и Темными магами.

Что ж, если первое получалось неплохо, то со вторым — намного хуже. Правильнее сказать — вообще никак. Взрослые, Светлые и Темные маги, могли еще как-то сработаться ради общей цели, но подростки, с присущим им максимализмом, яро ненавидели друг друга.

Темным отводилась восточная часть Замка и южное крыло. За детьми присматривали три магистра из Темных, менявшиеся каждый год по согласованию со Старшим магистром Ордена.

А так — просто школа. Книги, уроки, изучение исторических хроник, тренировки по освоению классических и составлению собственных заклятий и ритуалов. Обычная рутина, если бы…

Если бы в воздухе не начало витать предчувствие очередной междоусобной войны.

Локи стремительно шагала по коридору, не размениваясь на взгляды по сторонам, прокручивая в голове разговор с Амадеем трехдневной давности. Когда основные предметы из обещанных будут получены, она раздаст оружие и артефакты самым доверенным из числа своих друзей и друзей Дарена.

Друзей, — Локи мысленно хмыкнула, — единственным своим другом Темная считала Мориту, остальные относились к разновидности «вассал-союзник». Дарен? Если можно назвать другом жениха и будущего мужа, то да, пожалуй, он подходил под это определение.

Дарен, о, Дарен, как же она хотела, чтобы этот коварный, высокомерный, очаровательный нахал вернулся! Он бы изогнул тонкую бровь, посмотрел на нее с привычной самоуверенностью, но тотчас подарил бы особенную теплую улыбку, волшебным образом менявшую его надменное лицо. И сказал бы: «Не волнуйся ни о чем, крошка, я ведь здесь!».

И она бы действительно не волновалась. Когда дело касалось нарушения правил и пренебрежения инструкциями, равных младшему Тартису не было. Сколько раз Локи с восхищением наблюдала, как Дарен умудрялся проворачивать довольно темные делишки прямо под носом у Светлых магистров, и ни разу не был пойман! Он был истинным Темным!!!

Да, он бы не заморачивался вопросом, как пронести оружие на территорию Ордена, и как проводить защитные ритуалы в постоянно контролируемом охраной замке. Он знал здесь каждую лазейку, даже те, что были, наверное, неизвестны самим строителям цитадели. Он был великолепен, ее принц.

Локи улыбнулась своим мыслям. Пожалуйста, пусть Дарен будет жив! Пусть с ним все будет в порядке!

По переданной ею заранее просьбе все Темные подмастерья последнего года обучения собрались во внутреннем дворике восточного крыла: кто-то стоял, прислонившись к невысоким колоннам по краям, несколько человек примостились прямо на траве. Марита и Табис устроились на бортике черного мрамора, вытянутым овалом окружавшим фонтан, журчащий во все времена года.

Локи остановилась под навесом, внимательно оценивая расположение сил. Подростки из западных доменов, — вот они, собрались кучкой, — в прошлом году поддержали ее с Дареном претензии на власть практически сразу же. Среди них и кузен Дарена, Карас, мрачно насупленный крепыш с густой темно-русой шевелюрой. Можно побиться об заклад, что Амадей с ним тоже побеседовал.

А вот подмастерья, толпящиеся вокруг Азиреля, составят проблему. Азирель всегда был слишком высокого мнения о себе, хотя единственной его заслугой оказалось рождение у сестры Повелителя. Локи бесила привычка Азиреля постоянно забывать о том, что верховная власть у Темных не преемственная по крови, и требовать по отношению к себе почестей, подобающих наследному принцу. Глупец не понимал, что никогда ему не стать Повелителем, никогда не приблизиться к тому уровню могущества, каким обладает его дядя. Нет, ее Дарен подойдет на эту роль намного лучше, как только научится действовать без оглядки на своего отца.

Большая часть Темных достаточно нейтральна и пойдет за тем, кто победит. Вот они, следят за происходящим с ленивым интересом.

И, наконец, друзья, «вассалы-союзники». Азирелю придется очень постараться, чтобы переманить хоть кого-то из них на свою сторону. К каждому из «вассалов» Локи с Дареном подбирали индивидуальные ключики, привязывали крепкие невидимые ниточки, которые почти невозможно разорвать. Это была тонкая ювелирная работа, основа того, как будет строиться их жизнь по возвращении домой. Основа нового порядка вещей.

Локи уверенным шагом вышла из густой тени нависавшего портика и грациозно поднялась на мраморный борт фонтана. В который раз мысленно пожалела, что у нее такой маленький рост: даже сейчас, стоя на возвышении, она оказалась лишь вровень с самыми высокими из мальчишек:

— Итак, люди, слушайте. Все вы знаете про исчезновение Дарена, и я говорю вам, что ситуация намного хуже, чем можно представить. Новая война начнется в любой день, и мы окажемся ее заложниками и разменной монетой для магистров. Здесь, в стенах Ордена, никто не поможет нам, кроме нас самих. Мы должны быть готовы и, если придется, ударить первыми. Не исключено, что это будет единственным шансом сохранить жизнь и свободу. Поэтому, с сегодняшнего дня, в силу вступают новые правила.

Первое: все Игры и междоусобные дрязги на этот год отменяются. Если останетесь живы, сможете закончить их ко взаимному удовольствию позднее. Второе: никто не должен ходить по территории Светлых в одиночестве, только группами не менее трех человек. То же самое относится к проведению выходных в городе. Если кто-то пропал, не ждите, вернется ли он или она своим ходом, поднимайте тревогу. Третье: все здесь присутствующие выполняют только мои личные распоряжения, единственными посредниками будут Соташи.

— А если мы не хотим выполнять твои инструкции? — лениво поинтересовался кто-то. Локи не требовалось смотреть, кто, — она и так знала.

— Азирель, ты понимаешь, что происходит? — спросила она ласково, смягчив голос теми бархатными интонациями, что так любили использовать оба Тартиса.

Темный выступил вперед:

— Я понимаю, что ты раздаешь приказы, Локуста, но без Дарена ты не сохранишь власть. Ты можешь запретить Игры, но это не помешает нам играть.

Локуста зло прищурилась, глядя на стоящих за спиной Азиреля Темных: итак, молодой да ранний нашел еще двух рекрутов — подмастерьев из нейтральных.

— Не сохраню? — повторила она, улыбаясь холодно, сделала едва заметный жест рукой.

Теперь друг напротив друга оказались две группы. Азирель с неудовольствием смотрел на вчетверо большее количество противостоящих ему: не только «вассалы» Локусты и группа Кароса, но и почти половина «нейтральных».

Локи с трудом сдержала довольную улыбку: такой поддержки не ожидала и она сама. Должно быть, не ей одной Азирель действовал на нервы своей манией величия.

Выражение лица Азиреля выдавало не только его недовольство, но и удивление: Темный явно полагал, что с исчезновением Дарена его друзья оставят ее.

— Ты прав, Азирель, — промурлыкала Локуста, — Дарена здесь нет, пока нет, но его люди следуют за мной. Ты все еще хочешь попытать счастья?

Лицо племянника Повелителя вспыхнуло от гнева и смущения, и, резко развернувшись, Темный шагнул в сумрак арки южного крыла. Его союзники последовали за ним, но, с возросшим удовольствием отметила Локи, новобранцы Азиреля, помявшись, присоединились к остальным «нейтральным». Похоже, привязывавшие их к Аризелю ниточки порвались при первой же его неудаче. Ах, как хорошо. Нужно обязательно переговорить с ними, но прежде поспрашивать о них. Марита, несомненно, сумеет поведать ей нечто любопытное.

Глава 17. Личный кусочек Бездны

День оказался неудачен в плане поиска еды, так что, едва они разбили лагерь, Дарен без всяких объяснений исчез в лесу. Охотиться. Он поймал, приготовил и съел двух кроликов, и вернулся в лагерь после захода солнца, испытывая первое за весь день чувство сытости. Иласэ уже спала.

Следующие три дня оказались почти полным повторением этого, разве что с отсутствием говорящей лягушки. А так — еще жарче, еще суше, еще меньше еды.

На четвертый день лес незаметно поредел, и еще до полудня они вышли к лесной опушке, сразу за которой начиналось зеленое поле. Правда, ненадолго. Лага через полтора широкой стеной вновь поднимались деревья.

— Поторопись! — Дарен в который уже раз обернулся к Иласэ, медленно бредущей по каменистой почве, — тебя обгонит и раненая черепаха!

— Тартис, давай остановимся на минутку! — проговорила она.

— Мы отдыхали совсем недавно! — отозвался он недовольно.

— Ну и что! Отдохнем еще раз!

— Если так пойдет и дальше, мы никуда не доберемся! — слова юноши прозвучали твердо, однако ноги сами понесли его назад, к тени деревьев, где он упал на траву с блаженным вздохом. Иласэ присела на поваленный ствол и начала рыться в сумке.

Точно, а он и забыл, что ей приходится тащить на спине этакую махину. Дарен не смог удержаться от усмешки, поздравляя себя со столь удачно выдуманным мучением.

— Я хочу пить! Доставай свою палку для воды! — скомандовал он повелительным тоном.

— Сколько раз тебе говорить: это называется лоза, — поморщилась на его невежество Иласэ.

— Да как бы эта штука не называлась…, - он небрежно махнул рукой, — я так хочу пить, что мог бы…, - Дарен замолчал, глядя на нее с прищуром.

— Что? — спросила Иласэ, ежась под его взглядом.

— Думаю, — проговорил Дарен задумчиво, — когда жажда станет невыносимой, я перережу тебе горло и напьюсь свежей крови.

— Прекрати, Тартис! — воскликнула Иласэ возмущенно и, подорвавшись с места, исчезла в лесу. Дарен захихикал ей вслед: до чего же легко девчонка ловилась!

Однако девушка вернулась слишком быстро.

— Где моя вода? — потребовал он.

Иласэ словно не услышала:

— У нас большие проблемы, — произнесла она мрачно.

Потом перевела взгляд на его руки, и только тогда Дарен с удивлением понял, что держит в ладонях кинжал. Начал засовывать в ножны и заколебался — убирать не хотелось.

В Бездну.

Испуганный, юноша быстро убрал клинок и застегнул ремешок верха. Глаза Иласэ пристально следили за каждым движением.

— Прекрати! — рявкнул Дарен, вскочив на ноги и чуть покачнувшись от внезапного приступа головокружения, — я сказал, что ты не можешь им пользоваться!

— Я помню, Тартис, — проговорила Иласэ примиряюще.

— Заткнись! Так что там за проблема?

К его удивлению, Иласэ не пошла в лес показывать, что нашла там. Вместо этого она ткнула рукой в сторону деревьев на другой стороне поля:

— Видишь эту рощу?

— И что? — отозвался он.

— Нам нужно ее обойти.

— С какой это радости? — хмуро поинтересовался Дарен.

— Будет проще, если ты просто поверишь мне на слово, — не менее мрачно ответила Иласэ. В ответ на это абсурдное заявление Дарен одарил ее долгим пристальным взглядом.

— Ладно, — девушка вздохнула, — пошли.

Какое-то время они шагали к западу, лес постепенно становился темнее и гуще. Впереди появились древесные гиганты, с ветвей которых свисали толстые веревки лиан, извивающиеся безо всякого ветра.

— Я видел эти деревья раньше, — проговорил Дарен, не испытывая никакого желания приближаться к ним.

— И ты их обошел, — это не было вопросом.

Дарен все же кивнул.

— Поэтому ты все еще жив. Это шотоны, — Иласэ мотнула головой в сторону гигантов, — проклятые деревья. Они растут там, где мучительной смертью погибло много магов. Подойди ты ближе — лианы обвились бы вокруг твоего тела и разорвали пополам. Там, через поле, тоже роща шотонов. Мы должны обойти их.

— А-а… зачем им рвать людей на части? — Тартис поежился.

— Не только людей, животных тоже. Эти деревья — хищники, они питаются плотью. Я читала о них.

Юноша пожал плечами:

— Не понимаю, почему ты так разозлилась из-за брошенных книг. Ты давно знаешь их все наизусть. Эй!

Камень пролетел совсем рядом с его головой, чуть царапнув по уху. В этот раз Иласэ действительно прицелилась, а не просто бросила, как придется. Очевидно, слова Дарена пришлись по больному месту.

— Ах ты, маленькая ствура! — он злорадно усмехнулся, — за это посмотришь на свои драгоценные шотоны поближе!

Иласэ испуганно распахнула глаза, поняв, что он имеет в виду.

— Не посмеешь!

— А не бросайся камнями!

С намеренно угрожающим видом он шагнул к ней. Девушка бросила в него еще один, приличных размеров, булыжник, и побежала прочь. Иласэ явно не горела желанием проверять, блефует ли он. Дарен бросился следом. Скорость девчонки удивила его: как она может так бегать после целого дня дороги? Однако он все равно был быстрее.

Иласэ завопила, когда Дарен поймал ее со спины и поднял в воздух. Немного развлечения, немного мучения — и жизнь сразу становится веселей. Сейчас Дарен не помнил, что всего несколько дней назад одна мысль о прикосновении к ствуре вызывала в нем волну отвращения.

— Тартис, что ты делаешь? — крикнула она в тревоге, когда юноша, обхватив ее со спины, потащил вперед. Руки Иласэ он плотно прижал к талии, чтобы она не могла извернуться и ударить его.

— Провожу эксперимент, действительно ли эти деревья едят мясо! — Дарен намеренно зловеще рассмеялся.

Иласэ тут же начала бешено извиваться в его руках, голос девчонки поднялся до истерического визга.

— Пусти меня! Убери от меня свои мерзкие руки!

Спина Иласэ была плотно прижата к его груди, кудрявая грива волос щекотала лицо и закрывала большую часть обзора — юноша едва видел, куда идет. Но, пыхтя от попыток удержать бьющуюся в руках девчонку, Дарен злорадно ухмылялся, наслаждаясь ужасом в воплях и слабым запахом ее волос и кожи.

Продолжая извиваться, девушка довольно болезненно врезала локтем ему по ребрам. Пытаясь его достать, изо всех сил пиналась ногами:

— Пусти меня! Пусти!! Пусти!!!

— На самом деле это ведь обычные деревья? — просипел Дарен в ее ухо, — я отпущу тебя, отпущу… брошу прямо к ним!

Они были уже недалеко от линии хищных деревьев. Отсюда Дарен прекрасно видел, как изгибаются ближайшие лианы, как одна из них начинает протягивать в их сторону усики.

— Смотри, как они шевелятся, — промурлыкал он.

Иласэ взвыла и неожиданно перестала пытаться его ударить. Вместо этого, по-кошачьи извернувшись, мертвой хваткой вцепилась в его рубашку, прижалась щекой к его шее:

— Если я и отправлюсь к шотоном, то не одна, — выдохнула охрипшим от криков голосом.

Дарен застыл, чувствуя, как ее горячее дыхание обжигает его кожу, ее пальцы впиваются в его одежду, слыша стук ее сердца рядом со своим собственным.

Игра неожиданно перестала казаться забавной.

— Отстань от меня! — крикнул Дарен, отдирая девчонку от себя. И бросился назад, к опушке, оставив с трудом переводящую дыхание Иласэ сидеть на земле и смотреть на шотоны. Он наполовину ожидал, что девчонка вновь бросит в него камнем, даже хотел этого: великолепная причина ее ударить! Будь она проклята! Маленькая мерзкая ствура!

Дарен сидел на траве, молча злясь, когда Иласэ вышла из леса. Сердитый и смущенный, он отказался даже повернуть голову в ее сторону. Когда же, наконец, он вернется домой, чтоб никогда ее больше не видеть!

Иласэ смотрела на него несколько секунд, потом тяжело вздохнула и молча зашагала к полю. Когда Дарен не шевельнулся, обернулась:

— Пошли! Мы зря теряем время!

Девчонка предлагает забыть, что только что произошло? Замечательно!

Дорога мягко ложилась под ноги, земля стала ровнее, чем в лесу, двигаться — легче. Но на душе у Дарена было погано.

— Нам все равно идти еще целую вечность, — проговорил он зло, — никаких поселений здесь нет: никто не захочет жить рядом с людоедскими деревьями. Ты уверена, что компас работает?

— Прекрати, Тартис. Тебе просто хочется поругаться. — оборвала его Иласэ.

— Если этот дурной компас не в порядке, я прибью тебя!

— Ты уже сто раз это говорил.

Ее пренебрежительный тон взбесил юношу еще больше. Догнав Иласэ, он сильно толкнул ее в спину, заставив упасть на землю, и пошел дальше. Ему следовало ожидать ответа, но почему-то камень, больно ударивший в правое плечо, стал неожиданностью.

— В Бездну! — выдохнул он, оборачиваясь, — ты…

Иласэ стояла, замерев, повернув к небу белое от страха лицо:

— Смотри вверх! — и бросилась прочь, назад к деревьям.

Внезапный ветер растрепал его волосы, потом тень закрыла солнце. В небе над Дареном парила самая большая птица, виденная им в жизни, словно какой-то безумец взял обычного ворона и увеличил в тысячу раз. И хищница стремительно неслась вниз, к ним, как сова, заметившая пару полевок.

На долю секунды Дарен застыл, потом начал двигаться, не думая. Кинжал неожиданно оказался в руке, рукоять обжигала пальцы; потом, по своему собственному разумению, правая рука с клинком взлетела вверх, со свистом распарывая воздух.

Юноша почувствовал, как магия прошла сквозь него, сквозь кинжал, став лезвием сияющего света. И распорола птице живот. Та пронзительно закричала, поток ее горячей липкой крови вылился на землю, основательно забрызгав Дарена. Потом одно из огромных крыльев раненного чудовища ударило его, отбросив в сторону, и птица вернулась в воздушную стихию, подальше от слишком кусачих мышек.

Дарен как упал на спину, так и остался лежать, глядя, как хищница постепенно превращается в крохотную точку и тает вдали.

— Тартис! Тартис, очнись! — пронзившая щеку резкая боль подсказала, что Иласэ только что ударила его. Юноша с трудом повернул голову и увидел ее, стоящую на коленях рядом. Девушка ударила его снова. Дарен сомневался, что второй раз был необходим, но сил что-то сделать по этому поводу не осталось.

— Ты, придурок, ты слышишь меня? Тебе невероятно повезло!

— Что это было? — прохрипел он.

— Птица-рок.

— Я… никогда… откуда она взялась?

— Она не из нашего мира, — Иласэ поежилась, — эти твари неразумны, но способны открывать Врата, — девушка бросила опасливый взгляд наверх, — Вставай! Нужно вернуться к деревьям, пока она вновь не прилетела!

Дарен попытался встать, и не смог: все кружилось перед глазами. Иласэ помогла ему подняться, и он тяжело оперся на нее, прежде чем осознал, что делает. Хотел оттолкнуть, но почти упал, так что в результате девушка стала держать его еще крепче. Путь назад казался в тысячу раз длиннее.

— Ты не говорил, что кинжал способен на такое.

Дарен пожал плечами, потом нахмурился, видя, с каким любопытством Иласэ смотрит на все еще зажатый в руке клинок. Торопливо убрал в ножны.

— Будет сложнее, чем я думала, — задумчиво проговорила девушка, глядя на поле, туда, где оно продолжалось за рощей шотонов, — там нет укрытия, негде спрятаться от крупных хищников. Нет деревьев, из которых можно было бы сделать основание защитного круга. Там нельзя оставаться ночью.

— Думаю, мы сможем еще днем добраться до дальнего леса, — сказал Дарен, чувствуя себя уже намного сильнее.

— Уверен? — с сомнением переспросила Иласэ.

— Да, — ответил он твердо.

— Ты весь в крови, — заметила девушка.

— А? — Дарен провел ладонью по лицу. Конечно, теперь и она оказалась покрыта красной, липкой, уже начавшей подсыхать жидкостью.

— М-м! Попробуй! — Дарен протянул свои окровавленные пальцы к ее лицу.

— Гадость! — взвизгнула Иласэ, отодвигаясь от него.

— Вкусно! — юноша сделал вид, что собирается слизать кровь, — точно не хочешь?

— Ты больной! — безжалостно отвергла она его щедрое предложение.

Они успели пересечь поле задолго до заката, и ни одна гигантская птица больше не потревожила их. Шотоны они обошли по широкой дуге и остановились в небольшой роще нормальных деревьев, сразу за которой привольно раскинулась величавая река.

Увидев воду, Иласэ восторженно завопила и бросилась в нее, даже не подумав снять одежду, только оставив на берегу верхнюю накидку. Дарен прыгнул в реку следом за девчонкой. Вода обжигала льдом, но даже это казалось чудесным после липкой дневной духоты. В нескольких шагах от него Иласэ, не рассчитавшая глубину прыжка, вынырнула на поверхность, кашляя и сплевывая воду. Конечно, это заставило Дарена рассмеяться.

Но смех умер в горле, когда он рассмотрел ее толком: намокшие густые темные волосы кое-где прядями прилипали к лицу, одежда вплотную облепила стройную фигурку, сквозь белую рубашку отчетливо просвечивала грудь. Заметив его взгляд, девчонка улыбнулась и вновь нырнула в воду.

Проклятье! Или она делала это нарочно?

Усилием воли Дарен заставил себя обратить внимание на что-нибудь другое. Например, на кинжал, рукоять которого была сейчас приятно теплой. Последнее время Иласэ завела привычку постоянно смотреть на клинок, стоило Дарену достать его из ножен. Сперва юноша думал, что она боится, потом понял, что нет. Может, вид магического кинжала пробуждал в ней азарт исследователя? В конце концов, эта девчонка была любопытна, как кошка! Тем более, что Дарен не позволял ей касаться оружия.

Или ее просто привлекали блестящие предметы? Иногда Иласэ и впрямь вела себя очень странно.

Девушка, наконец, выбралась из реки и практически свалилась на траву.

— У нас есть что-нибудь съедобное? — только теперь, вдоволь напившись, Дарен осознал, что его трясет от голода.

Иласэ порылась в сумке и вытащила крохотную горстку еды: помятую грушу и несколько ягод. Грушу она отдала Дарену. Она всегда, не задумываясь, отдавала ему большую часть. В Бездну, он мог возненавидеть ее за это.

— Я начинаю бояться, что нам и впрямь грозит умереть голодной смертью, — проговорила Иласэ негромко.

— Как думаешь, здесь есть что-нибудь? — устало поинтересовался Дарен.

— Сомневаюсь, — девушка обвела взглядом сероватую песчаную почву, — но попробую поискать.

Результатом часовых поисков стал один маленький кисловатый корешок. И все.

Оставив Иласэ разводить костер, Дарен молчком отправился на охоту. Этим вечером ему попался только одинокий тощий кролик, после которого юноша остался настолько голоден, что даже опустился до охоты на белок.

Иласэ оказалась права, еда может стать большой проблемой. В поле есть нечего.

Солнце уже село, когда Дарен вышел к лагерю; звук голоса Иласэ заставил его замереть в тени деревьев.

Девушка стояла на коленях рядом со спуском к воде, пытаясь приманить пару единорогов. Оба серебристых создания смотрели на нее с осторожным интересом, нервно прядая ушами.

Дарен, все также стоя в темноте, покачал головой: он честно не понимал, отчего девчонки были без ума от этих рогатых лошадей. Даже его рассудительная Локи становилась рассеянной и мечтательной, когда дело касалось единорогов.

Тот зверь, что стоял к Иласэ ближе, вытянул вперед шею, и пальцы девушки коснулись его морды. Однако, едва Иласэ дотронулась до шелковистого меха, единорог резко отпрянул назад, и оба животных моментально исчезли в тени деревьев.

Девушка медленно поднялась на ноги, глядя им вслед с грустным разочарованием.

Ну, это уж слишком!

Губы Дарена скривились в жестокой усмешке.

— Итак, — начал он медленно, и Иласэ от неожиданности испуганно дернулась, — кое-кто потерял способность касаться единорога. Я бы не поверил, если б не увидел! Ай-яй-яй, мы вовсе не так невинны, как о нас думают люди. Верно, Светлая Иласэ? — он укоризненно поцокал языком, после чего, намеренно глумливо усмехнувшись, подмигнул ей.

— Прекрати, ты просто вульгарен! — при свете костра было видно, как ярко вспыхнули румянцем щеки Иласэ.

Дарен прислонился к стволу дерева, задумчиво глядя на Светлую:

— И кто же это был? — поинтересовался он ласково.

— О чем ты? — резко переспросила она.

— Кто лишил тебя способности прикасаться к единорогам? Кто забрался тебе под юбку? Кто…

— Не смей так говорить обо мне, ты, мерзкий извращенец! — прошипела Иласэ.

— Ну же, детка, не ломайся, мы все тут друзья, — Дарен рассмеялся над выражением отвращения на ее лице, — ты можешь признаться мне, обещаю, я никому не скажу.

Тартис и сам не сумел бы сказать, что именно он сейчас чувствовал. Немного возбуждения при мысли о том, что Иласэ, когда-то, с кем-то, занималась любовью. Немного любопытства. И много гнева, того странного гнева, что не имел имени. Который могла вызвать в нем только она.

— Ты! Отвратительный…

— А может, вы не дошли до конца? — проигнорировал Дарен ее восклицание, продолжая задумчиво говорить, — ты ведь смогла прикоснуться к единорогу, пусть только на мгновение. Может, кто-то из твоих дружков всего лишь затащил тебя в темный угол, чтобы вдоволь полапать?

Дарен сладко ей улыбнулся:

— Он запускал руки тебе только под рубашку, или под юбку тоже?

Иласэ смотрела на него в растерянном ужасе, но последний грубый вопрос вывел ее из ступора. Было видно, как переполняла ее ярость, как собрались, готовые выплеснуться на него, проклятия. Потом, неожиданно, девушка успокоилась. Покачала головой, тяжело вздохнула, выпуская гнев и напряжение.

Дарен перестал злорадно улыбаться, чувствуя разочарование.

— Ты ничего не понял, — произнесла она почти равнодушно, — ты больной извращенец, и ты не понял ничего из того, что только что видел.

Тартис, чувствуя, что разговор ускользает из-под контроля, попытался спасти положение.

— Стало быть, утверждаешь, что все еще девственница? — проговорил он с издевкой.

— Я ничего не утверждаю. — Иласэ покачала головой, потом холодно посмотрела прямо ему в глаза, — Если я скажу, что да, я девственница, ты заявишь, что такую уродину, как я, никто не хочет. Если скажу, что нет — назовешь шлюхой.

Все демоны Бездны, девчонка только что лишила его замечательного развлечения, предсказав все действия наперед.

— Тогда объясни, — потребовал он, — что именно я видел?

Какое-то мгновение Иласэ выглядела очень печальной:

— Потерять невинность можно по-разному, не только так, как ты думаешь.

— Что за чушь! — воскликнул Дарен возмущенно.

— Нет, это правда. Сегодня мы не такие невинные, какими были год или два назад, и я не говорю о физическом. Я почти потеряла способность касаться единорога, но в этом нет моей вины.

* * *

Иласэ сжалась в дрожащий всхлипывающий комок на холодной земле, слишком далеко от теплого костра. Было спокойно и тихо, только потрескивали в языках пламени ветки. Девушка не знала, как долго она пролежала так, глотая слезы.

Естественно, Тартис не мог позволить, чтобы последнее слово осталось за ней.

Наверное, со стороны это должно казаться смешным. Тартис, конечно же, опять лгал. Он умел делать это в совершенстве: преувеличивал, извращал значения слов, менял правду, как ему было удобно, наощупь выискивал слабые места и впивался в них, как черный клещ, впрыскивая яд. И ведь Иласэ это понимала, понимала, что не нужно было его слушать, нельзя было ему верить, пусть даже на мгновение.

Но как мог он знать, что она иногда (всегда) ревновала к тому вниманию, что Ролан и Ильмар дарили другим девчонкам? Как мог он знать, что время от времени (что каждый раз), когда они смеялись и шутили с кем-то другим, она чувствовала себя такой одинокой? И как мог Тартис знать, что больней всего ей было, если Ролан подходил к Ани? Какой ничтожной Иласэ тогда себя ощущала!

Ани… Обладательница длинных шелковистых волос, отливающих на солнце золотом. Светлая из древнего рода, из могущественной Семьи, дщерь Первых.

Нет, Ролан говорил, что это ему безразлично…

Хватит! Иначе она свихнется!

Последние дни были ужасны и без мучительных размышлений. Никогда в жизни не страдала Иласэ от такой усталости и голода. Они шли до тех пор, пока тело не превращалось в студень, спали на твердой и холодной, как камень, земле. И все время рядом с ней был этот невыносимый Темный.

С хищниками им пока везло, хотя птица-рок напугала ее до полусмерти. А прошлым вечером, когда Тартис, как обычно, убрел по своим непонятным делам, она видела огромного белого волка. К счастью, зверь пробежал мимо, даже не глянув в ее сторону. И еще Иласэ очень напугала говорящая лягушка. Было в мерзкой амфибии что-то противоестественное, словно выползшее из ночного кошмара.

Иногда девушка задавалась вопросом, смогут ли они хоть когда-нибудь добраться домой. Словно они с Тартисом провалились в чужой мир, огромный, пустой, лишенный людей; и обречены вечно блуждать по нему, ища несуществующий выход.

А может, она умерла, и это ее персональный ад? Маленький кусочек Бездны, отведенный лично ей, с Тартисом в роли ее собственного демона-мучителя?

Иласэ тихо фыркнула.

Путешествие с Тартисом было тяжким испытанием само по себе. Даже в лучшие моменты он вел себя вульгарно и вызывающе. И о чем бы Темный ни начинал говорить, оказывалось, что все беды мира происходят от глупых и мерзких ствур, а все его беды — персонально от нее.

Или, что даже хуже, он начинал хвастаться своей Семьей. Иласэ приходилось выслушивать нескончаемые монологи о том, какой огромный и поистине неоценимый вклад внесла Семья Тартис в формирование Империи и нынешнее благополучие всего общества. Сейчас Иласэ знала о генеалогическом древе Тартисов намного больше, чем ее когда-либо могло интересовать. Ей были нужны ушные затычки. Очень!

Однако были порой и действительно любопытные моменты, когда Темный расслаблялся, забывал, с кем именно он разговаривает. Выражение лица смягчалось, на губах появлялась искренняя улыбка. Речь становилась быстрой, образной, наполненной забавными преувеличениями. В такие моменты Тартис очень отличался от себя обычного, от того, каким она привыкла его видеть, и Иласэ начинала понимать, что лидерство Тартиса среди Темных держалось не только на силе и хитрости, но и на присущей ему харизме, на его нахальном обаянии.

Спокойная доброжелательность могла порой длиться несколько часов, но потом Тартис, опомнившись, злился, взрывался оскорблениями в ее адрес, не позволяя забыть им обоим, что они — враги.

Например, сегодня его попытка скормить ее деревьям была просто игрой, Иласэ могла бы поклясться в этом. Как в прошлом году, когда Ролан подхватил ее на руки на верхней площадке Северной Башни и угрожал выбросить в проем бойницы. Она тогда также пиналась и вопила, но на самом деле ничуть не испугалась.

С деревьями был блеф с самого начала, и они оба прекрасно это понимали. Но стоило Тартису осознать, что он, фактически, обнимает ствуру, и его словно молния ударила.

После того Темный злился вдвое больше обычного. Сколько яда было в его словах! Тартис и в самом деле считал, что раз она не потомок Первых, то и не человек! Как можно быть настолько слепым и закостенелым в своих предрассудках!

Не думать о Тартисе! Забыть, что он сказал!

Иласэ повернулась на спину, глядя теперь в усыпанное маленькими бриллиантами ночное небо. Здесь звезды казались дальше, чем в небе Империи, но блуждать среди сияющих узоров было не менее приятно.

Интересно, что происходит дома?

Все наверняка решили, что она похищена Тартисом, раз он исчез вместе с ней. Интересно, о чем думает отец Дарена? Уверен, наверное, в том, что это она, коварная Светлая, украла его сына.

Иласэ истерически хихикнула, представив себе такую картинку. Вот был бы удар по репутации Тартисов: наследник Семьи, похищенный безродной девчонкой!

А как насчет Старшего магистра? Хоть он-то понял, что на самом деле произошло? Несмотря на свою грозную репутацию, он не всеведущ, но все же… Иласэ не раз слышала, что по уровню магической силы Аларик Ташар мог встать на равных с Первыми.

Ролан… Что ты делаешь сегодня, Ролан…?

* * *

Иласэ проснулась, закоченевшая от холода, через несколько часов после рассвета. Стоило сесть, как перед глазами резко потемнело; к горлу подкатила тошнота, но в желудке было слишком пусто.

«Пожалуйста, пожалуйста, не дайте мне заболеть!» — зашептала девушка, сама не зная, к кому обращается с этой просьбой. С трудом дошла до реки и долго, жадно пила. Звук за спиной заставил оглянуться: Тартис, пошатываясь, брел к воде. Последнее время его координация движений оставляла желать много лучшего, несмотря на всю хваленую выносливость потомков Первых. Иласэ рассмеялась бы над его видом, если бы ей не хотелось так сильно плакать.

Есть было нечего. Все сборы — затоптать слабо тлеющий костер. И они пошли.

Минут через десять Иласэ начала задыхаться. Мир закружился перед глазами, земля то приближалась, то удалялась, в воздухе заплясали черные точки, а по телу, прямо под кожей, растеклось нездоровое тепло. Девушка осознала, что сейчас в любой момент потеряет сознание. Она приняла это со странным спокойствием, так же, как и понимание того, что не может себе этого позволить.

Если она не сможет идти, Тартис бросит ее. Ему не нужна обуза, он сам так сказал. Со стороны Темного это были не пустые слова, Иласэ поверила им и без всяких доказательств. Тартис просто пойдет один, теперь он знает общее направление и без компаса.

Стиснув зубы, девушка попыталась прогнать нарастающее головокружение. Тартис превратился в мутный силуэт перед глазами. О нет, нет! Ей стало одновременно жарко и холодно, от кончиков пальцев вверх поползло онемение. Все потемнело…

Когда Иласэ вновь открыла глаза, оказалось: она лежит на земле, а Тартис, наклонившись, трясет ее за плечи.

— Что случилось? — спросил Темный, видя, что взгляд девушки сфокусировался на нем. В его голосе смешались страх и раздражение.

— Не знаю, — выдавила Иласэ, попыталась сесть, но даже это усилие заставило капли холодного пота выступить на лбу, — мне плохо.

— Мне тоже не слишком-то хорошо, — буркнул Тартис без всякой симпатии, — вставай!

Иласэ медленно поднялась. Ноги дрожали, желудок сжимался в спазмах. Тартис, решив, что с ней все в порядке, зашагал прочь. Девушка попыталась пойти следом. Ей удалось сделать целых пять шагов, прежде, чем колени подогнулись, и она вновь упала на землю, задыхаясь от слез.

— В Бездну! — с отвращением проговорил Тартис, возвращаясь к ней, — Ты больна? У тебя что, лихорадка?

— Нет, — прошептала она, — просто кружится голова и тошнит. Я почти ничего не ела три дня.

Темный зло выругался, определенно не зная, что делать.

— Тартис, — проговорила Иласэ, глядя в землю, — не думаю, что смогу идти сегодня дальше.

— Ты глупая, бесполезная…, - он произнес длинное сложное ругательство, больше половины слов в котором она не поняла, развернулся спиной и зашагал дальше, на юго-запад.

Иласэ прикусила губу, зажмурилась. Она не хотела видеть, как он уйдет прочь, как ее последняя связь с человеческой цивилизацией исчезнет вдали, а она останется здесь, пока к ней не вернуться силы, или пока что-то хищное не прикончит ее.

Будь он проклят! Будь он проклят за то, что так с ней поступает!

И она… Много хорошего дали ей все выученные заклинания и ритуалы. Когда это действительно понадобилось, она оказалась и недостаточно сильной, и недостаточно умной, и… — глаза Иласэ вновь заволокло слезами.

Глава 18. Заклятие

Уже десять дней, как исчезла Иласэ. Как была похищена. Как проклятые Темные предательски…

— Опять не спишь? — прохладная тонкая ладонь легла Ролану на лоб, поворачивая лицом к свече, — ну, не притворяйся, я же знаю.

— Да, мам, — покорно отозвался юноша.

— Значит, вновь не выпил моего настоя. Какой же ты непослушный! — Лилит с ласковой укоризной покачала головой.

— Не хочу, мам, — Ролан сел на кровати, — ты же знаешь, как я ненавижу эти наведенные сны!

— Разве лучше мучиться всю ночь?

Старший Кэйрос стиснул зубы: он вовсе не собирался сообщать матери, что на самом деле бессонные ночи были ему необходимы для поисков. В некоторых отношениях Лилит до сих пор считала своего первенца маленьким ребенком. «Ай-яй-яй, деточка подвергает себя опасности, тайком открывая Порталы в домены Темных, вот ужас-то!». Ролан прекрасно понимал, какой поднимется крик, стоит ей догадаться, чем он занимался последнее время.

Шесть дней назад, когда они с Ильмаром благополучно добрались домой, братец пробормотал нечто невнятное о необходимости вернуть вещи на нужное место, и испарился. И до сих пор всячески избегал объяснений о том, что же это был за Ключ.

В домен Ариада они пробрались две ночи назад, менее удачно, и Ильмар теперь прятал под длинными рукавами следы ожогов — последствия брошенного кузеном Локусты огненного заклятия. Крови никого из Семьи Ариада у них не было, а обычные ритуалы невидимости не сработали. Хорошо еще, что они успели тогда быстро открыть Портал…

— Расстраиваешься из-за Иласэ? — Лилит нежно провела ладонью по щеке сына, — но твоя бессонница ей не поможет.

— Мам, перестань, — Ролан поморщился, — я знаю, что ты никогда не одобряла нашу дружбу…

— Ты ошибаешься, — глава Семьи Кэйрос покачала головой, — мне всегда нравилась эта милая девочка, и против вашей дружбы я не имела ничего против.

— Но…, - мрачно проговорил Ролан.

— Но, — со вздохом закончила мать, — именно дружбы, понимаешь? Она тебе не пара, она не дочь Первых.

— Помню я, помню, — пробурчал Ролан, — «ты не можешь жениться на ней, у вас никогда не родятся дети, ты предашь свой род»… Хотя, как я много раз говорил тебе: род прекрасно продолжит Ильмар, а мы с Иласэ замечательно могли бы усыновить какого-нибудь одаренного малыша из местных. Мам, сейчас это не важно. Иди к себе. Настой твой я все равно пить не собираюсь, и, если я решил страдать бессонницей, то я буду страдать бессонницей, хорошо?

— Какой же ты упрямый! Прямо, как твой отец.

Ролан удивленно посмотрел на мать: предполагалось, что она должна ругать его, а не мечтательным тоном сравнивать с отцом. Прежде такие сравнения всегда считались комплиментом. Лилит и сама заметила свою оплошность, на ее красивом лице появилось выражение растерянности. Потом Лилит Кэйрос встряхнулась, покачала головой:

— Я хотела отложить кое-какие объяснения на то время, когда ты станешь мастером, но…, мир вокруг нас меняется слишком быстро. Иласэ Аллеманд может оказаться лишь первой жертвой надвигающейся катастрофы. Ты должен знать.

— О чем ты, мам?

* * *

Ночью в парке очень красиво, особенно когда ты стоишь на краю пруда, похожего на огромное магическое зеркало. В неподвижной воде отражается все великолепие ночного неба, царица луна во всей полноте собственного величия, в окружении ореола звезд.

Если Первые не врали, то каждая сияющая небесная песчинка была пылающим в невообразимой дали солнцем. Иласэ могла рассуждать о строении мироздания часами, а Ролан обычно садился рядом и делал вид, что слушает, втайне любуясь тем, как сияют внутренним светом ее глаза, как нежный румянец оживляет прекрасное лицо девушки. Кое-какие рассуждения Иласэ он даже запомнил, к большому собственному удивлению. Все же старший Кэйрос был не из тех, кого волновали теоретические аспекты существования вселенной.

Но что бы он сейчас ни отдал, чтобы Иласэ, со всеми своими забавными идеями, оказалась рядом. Взяла бы его ладонь в свою, переплела пальцы… И, восторженно вскрикнув, потянула за собой, кинувшись разглядывать очередное магическое безобразие, какую-нибудь летающую или ползающую редкость, которую просто нельзя было оставить без внимания.

Ролан грустно улыбнулся, вспомнив ее причуды.

А с какой легкостью Иласэ вела сложнейшие ритуалы. Словно играла. Словно всего-то строила игрушечный домик из деревянных кубиков. Из всех людей, кого он знал, она — единственная приближалась по Силе к его уровню. Иласэ, казалось, была рождена для него. Даже когда они просто стояли рядом, их магия начинала пульсировать в унисон. Когда они плели заклинания вместе — это было, как божественная песня…

Ролан сел, спрятал голову в коленях. Слова матери, сказанные вчера, продолжали набатом бить в его голове, снова и снова. Поэтому он и пришел сюда, к этому пруду, возле которого они с Иласэ так часто гуляли вместе. Он прощался с ней, со своей первой любовью. Он всегда будет помнить ее, свою кареглазую малышку, он сделает все, чтобы спасти ее, но долг перед Семьей важнее любви. Мать права — долг важнее. Почему он раньше не понимал этого? С каждым часом ощущение собственной былой неправоты проникало все глубже.

А Ильмар, Ильмар… — дыхание пересекло, в горле встал ком. Прежде Ролан и не понимал, что, на самом деле, так сильно любит брата. Если бы только он мог рассказать Ильмару обо всем, предупредить его. Но заклятие Лилит окутывало его волю золотой паутиной — а через несколько часов Ролан все окончательно забудет, он уже начал забывать, детали рассказа матери смазывались, уплывали, и он не мог удержать их в памяти…

— …это случилось, когда ты только несколько месяцев, как родился. Я…, - Лилит глубоко вздохнула, — я гуляла в парке нашего северного домена, когда меня похитили. Твой отец и Аларик искали меня везде, но я словно бы и не существовала больше в нашем мире.

— Как Иласэ? — невольно воскликнул Ролан.

— Да, — кивнула Лилит, — как она. Только вот я три дня спустя оказалась в том же самом месте, откуда исчезла. Для меня казалось, что тот, первый день, так и продолжается; я ничего не могла рассказать о том, где находилась все это время. Однако внешне со мной все казалось в порядке.

Через две недели после того погиб твой отец, а я поняла, что вновь беременна. И родился Ильмар. Сомнения в отцовстве появились у меня еще до родов, но я надеялась…, - Лилит покачала головой, отвернулась, не глядя на старшего сына. — Теперь ты понимаешь, почему не имеешь права оставлять род брату? Он не Кэйрос, более того, по всем признакам, его отцом был Темный. Я поняла это, только когда мальчик родился, и сделать что-то было уже поздно.

— Ильмар — сын Темного? — невольно перебил ее Ролан, — невозможно!

— Сколько раз ты сам говорил мне, что он странный, — горячо воскликнула мать, — Ильмар опасен!

— Но, мам…, - голова у Ролана шла кругом. Неужели она говорила правду?

Мать стремительно наклонилась к нему, сжала ладонями виски, глядя в глаза:

— Ты забудешь Иласэ Аллеманд и выберешь себе достойную пару. Ты будешь следить за Ильмаром и рассказывать мне или Аларику обо всем, что покажется непонятным в его поведении, что может представлять угрозу. Если потребуется, если так решу я или Аларик, ты используешь свою Силу, чтобы…, - Лилит запнулась, словно не уверенная в том, что собиралась сказать, — чтобы нейтрализовать его. И ты ни словом не обмолвишься ни одной живой душе о том, что услышал сегодня. Никому. Никогда.

Ролан дернулся назад, вскинул руки, чтобы оторвать ладони матери, но взгляд Лилит не отпускал, подчиняя его себе. Внутри юноши словно поселился огромный паук, моментально опутавший разум липкой паутиной, глуша собственные мысли, собственную волю.

Однако неприятие, вызванное приказом матери, оказалось слишком сильным, и Ролан сумел вырваться:

— Даже если отец Ильмара — Темный, он не виноват! Он все равно мой брат. Я люблю его. Я не буду…

— Посмотри на меня, сын, — в голосе Лилит вложила столько Силы, что Ролан не смог не подчиниться. Все же она недаром была магистром. Ее зеленые глаза пылали — никогда прежде он не видел ничего подобного. Тело юноши оцепенело.

Лилит поднесла сложенные щепотью пальцы правой руки к его лбу — Ролан мог только беспомощно следить за движением ее руки — и резким движением раскрыла, одновременно прошептав что-то.

Ролан осоловело моргнул — сон внезапно показался невероятно привлекательной идеей:

— Мам, что…?

Лилит подхватила обмякшее тело за плечи и бережно опустила засыпающего сына на кровать. Положила скрещенные ладони ему на глаза.

Семена посеяны, как и следовало, при бодрствовании, теперь осталось лишь взрастить их. Негромкий бархатистый голос заполнил комнату. Со сторону могло показаться: мать поет колыбельную своему почти взрослому сыну — как трогательно. Только вот слова песни произносились на языке, на котором в этом мире не говорили более десяти тысячелетий.

«Вижу, что ты еще не готов, — подумала Лилит, выходя из комнаты своего первенца, — Но ничего, скоро ты окончательно смиришься с утратой Иласэ, а когда придет время, вспомнишь все, что касается Ильмара, и поступишь, как должно. Прости за заклятие, но… так нужно. Так нужно, мальчик мой».

Глава 19. Враг мой

Рука обхватила Иласэ за плечи и резким рывком поставила на ноги, заставив от неожиданности вскрикнуть. Какое-то мгновение девушка пошатывалась на подгибающихся ногах, пытаясь понять, что происходит. Потом вторая рука подхватила Иласэ под колени, земля отодвинулась, и она оказалась в объятиях Тартиса.

Мир продолжал раскачиваться перед глазами в такт его шагов, усиливая тошноту, и Иласэ прикрыла веки, приникла головой к плечу Тартиса. Она не осмелилась даже мысленно задаться вопросом о том, что он делает. Невозможно же, чтобы Темный помогал ей…

— Для страдающей от голода ты слишком тяжелая, — проворчал Тартис, дыхание которого через несколько минут ходьбы стало сбиваться, — вполне могла бы сбросить еще несколько иций…

Он продолжил вполголоса ругать ее за слабость, никчемность и прочие возмутительные вещи, используя иногда довольно оригинальные сочетания слов; но Иласэ была слишком слаба, чтобы хоть как-то на это реагировать.

Один раз девушка решилась быстро взглянуть на его лицо: Тартис смотрел прямо перед собой, губы сжаты в тонкую полоску.

Оказавшись, наконец, у рощи, он без всяких церемоний уронил ее на землю, приказал резко:

— Будь тут! — и исчез за деревьями.

Что бы это все значило? Впрочем, Иласэ понимала: есть моменты, когда лучше промолчать и ни о чем не спрашивать. Она лежала, прижавшись щекой к прохладной земле, ожидая, когда стихнет головокружение.

Девушка не знала, сколько времени провела так, в мутном состоянии между сном и бодрствованием, но когда очнулась, ей было намного лучше. Похоже, приступ слабости оказался лишь предупреждением организма, а не настоящей болезнью. Вокруг царила почти полуденная тишина, Тартис еще не вернулся. Может ли быть так, что он отправился искать что-нибудь съедобное? Да нет, вряд ли, он ведь даже не знает, что именно здесь можно есть. Девушка встала и сделала несколько шагов к лесу, довольная, что земля больше не пытается убежать из-под ног. Сердитый голос неподалеку заставил ее подпрыгнуть от испуга:

— Я сказал тебе оставаться на месте!

— Извини, — пробормотала Иласэ, — я почувствовала себя лучше и хотела поискать еду.

— Ну да, а потом опять где-нибудь свалиться, чтобы я тебя разыскивал!

Гм. Как ни неприятно признавать, но в этот раз он прав.

— Вот! — Тартис швырнул что-то, покрытое коричневой шерстью, к ее ногам.

— Ой, мамочки! — Иласэ отпрыгнула назад в ужасе. Остекленевшие глаза мертвого кролика смотрели прямо на нее, из открытого рта торчали квадратные, желтовато-серые зубы.

— Тартис! Что ты сделал! — воскликнула она, не открывая взгляда от бедного существа.

Темный усмехнулся, определенно довольный ее реакцией.

— Ты убил бедного кролика! Но зачем? Или ты так развлекаешься? Это твое понятие об удовольствии?!! — девушку затрясло от гнева.

При виде столь ярого негодования Тартис расхохотался.

Иласэ на это попыталась испепелить его взглядом.

— Во имя Первых! — выдавил Темный между взрывами хохота, — бедный, бедный маленький кролик! Ты ненормальная, точно!

— Ты и впрямь больной, — прошипела Иласэ, — извращенный выродок!

Тартис перестал смеяться, лицо потемнело:

— Полагаю, мы уже обсуждали, кто именно из нас выродок!

— Мы ничего не обсуждали, и с тобой на самом деле что-то не так, и…

— Неблагодарная дура! — не выдержал Темный, — Посмотрим, принесу ли я тебе еще когда-нибудь еду!

Еда?!!

Неожиданно Иласэ почувствовала себя невероятно глупой.

Кролик.

Кролик был едой.

Конечно же, кролик был едой.

О чем она только думала? Наверное, дело в том, что Иласэ никогда не смотрела на живое существо, да и на мертвое тоже, как на еду. Она ела мясо, но не воспринимала…

Иласэ вновь взглянула на маленькое коричневое тельце у своих ног, ощущая в этот раз неловкость.

— Еда? Ты принес мне еду?!!

Дарен Тартис принес ей еду, — Иласэ подняла на него глаза, наполненные растерянного изумления.

Темный зло прищурился:

— Только не тешь себя мыслью, что я сделал это по доброте сердечной! Я помогаю тебе потому, что не хочу попасть на обед к очередному тьягошу. И все! И перестань смотреть на меня этими собачьими глазами!

Иласэ медленно моргнула, возвращенная его словами в реальность, но удивление ушло не до конца.

— Э-э, спасибо, Тартис… То есть, в любом случае. И…извини, что накричала на тебя, — чтобы выдавить из себя извинение, девушке пришлось напрячь всю силу воли. — М-м, я не представляю, как приготовить его, — растерянным жестом она показала на мертвое существо.

Тартис бросил на нее пренебрежительный взгляд:

— Ладно, я приготовлю, потом пойду охотиться дальше. Одного кролика на двоих нам не хватит.

Когда он сел на землю и вытащил кинжал, чтобы разделать тушку, Иласэ крепко зажмурилась и отвернулась, содрогаясь от отвращения.

— Эй, так не пойдет! — возмутился Тартис, — смотри и учись, как надо делать.

Девушку передернуло, но она все же повернулась, заставив себя смотреть на мерзкую процедуру. Тартис, увидев, как заметно позеленело ее лицо, злорадно усмехнулся и начал весело комментировать собственные действия. Во имя Первых, ее сейчас вырвет!

— Смотри, Иласэ, а это сердце! Ням, вкуснятина!

Девушка застонала и прикрыла ладонью глаза, чтобы не видеть крохотный орган в покрытой кровью руке Тартиса.

Темный снова засмеялся.

Еда там или не еда, но нужно быть маньяком, чтобы полосовать так несчастное существо!

Тартис насадил тушку на самодельный вертел и поднялся, готовый идти.

— А… как узнать, что готово? — спросила Иласэ дрогнувшим голосом.

Юноша пожал плечами:

— Просто следи, чтобы не загорелось, иначе не вкусно.

Замечательно. Такой оригинальный рецепт в любой ресторации оторвут с руками!

— Ешь его весь, я поймаю еще, — щедро велел Тартис и исчез в лесу.

Еда, еда, еда, мертвый кролик, но, во имя Первых, это еда! И не просто еда — мясо! Запах жаркого заставил Иласэ застонать от нетерпения, рот наполнился слюной. Однако воспоминания о процессе разделки тушки все еще вызывали легкие приступы тошноты. Наверняка, Тартис делал это нарочно!

Иласэ медленно поворачивала вертел, в душе не очень-то рассчитывая на приличный результат своих усилий. В голове завертелись новые мысли.

Легкость, с какой Тартис разделал кролика, подсказывала, что действие это было для него не новым, а значит… Значит, негодяй все это время ел мясо, и забирал вдобавок половину ее припасов! Вот почему он уходил каждый вечер и почему никогда не жаловался, что голоден! Она умирала от голода, а Темный объедался каждую ночь!

К слову о еде… Никогда в жизни Иласэ не ела ничего столь вкусного, как это бедное убитое существо. Мясо было таким горячим, что обжигало ей язык и пальцы, но Иласэ это не волновало. О, благословенное чувство сытости.

Тартис вернулся, когда она уже счистила с косточек все мясо и облизывала с пальцев жир.

— Мне повезло, — сказал он, бросая рядом с костром еще двух мертвых зверьков, — но остальные кролики теперь знают, что я здесь, будет сложно поймать кого-то еще.

— А как ты вообще умудряешься их ловить? — поинтересовалась Иласэ, — у тебя ведь нет лука со стрелами, кольца, или, хотя бы, рогатки. Или умеешь расставлять ловушки? То, что тебе удалось поймать одного — уже удивительно, тем более трех!

Темный пожал плечами, не глядя на нее:

— Я привык охотиться с кузеном и его друзьями.

Похоже, Тартис всерьез решил заняться снабжением, потому что после следующего двухчасового отсутствия он вернулся с еще более интересной добычей: четыре мертвых белки и…

— Дикари с юга ведь едят их, правда? — поинтересовался юноша несколько неуверенно, глядя на безвольно поникшее в его руке тонкое тельце обезглавленной змеи.

— Д-да, я слышала, что некоторые люди едят даже ядовитых пустынок, — согласилась Иласэ, — но белки?!! Это еще хуже!

— Если понадобится, мы будем есть даже улиток и кузнечиков, — твердо заявил Тартис, явно довольный своей идеей, — ты еще голодна?

— Нет. Думаю, я потеряла аппетит.

— У нас нет времени для глупых капризов. Еще раз — ты голодна?

— Нет. Я наелась.

— Хорошо, тогда подвинься, потому что голоден я!

Девушка освободила ему место:

— Мы пойдем, как только ты поешь? — теперь, когда ее организм насытился и радовался жизни, Иласэ переполняла энергия, требующая немедленных действий по возвращению домой.

— Нет, мы останемся здесь и заночуем, — отказался Тартис.

— Но мы не можем так просто, зря, потратить целый день!

— Иласэ, — он мученически вздохнул, — сегодня утром ты едва могла стоять на ногах. Я и сам готов свалиться в любой момент. Нам нужен отдых.

— Но…

— Успокойся! Самое главное — мы должны остаться в живых. Так что отдохнем, наберемся сил, выйдем завтра рано утром.

— У меня в этом году экзамен на мастера! — Иласэ чуть не заплакала, — я не могу пропускать занятия!

Тартис пренебрежительно скривил губы:

— Мертвая, ты экзамен точно не сдашь!

— А ты? — девушка вскинула голову, — разве у тебя нет никаких планов?

— У меня есть планы, однако я не собираюсь уморить себя в лабораториях, чтобы сдать на мастера в восемнадцать лет. У нас есть время, или ты забыла, как долго живут маги? — он насмешливо изогнул тонкую светлую бровь.

— Но что ты собираешься делать, когда сможешь уехать из владений Ордена? — с искренним интересом спросила Иласэ.

— Выберу себе подходящий домик на юге домена, и перееду туда, подальше от родителей. Мать, конечно, будет против, а Амадею все равно. — Тартис пожал плечами.

— Тогда тебе понадобятся собственные слуги, — хмыкнула Иласэ, — иначе ты просто утонешь в грязи.

— Я всегда могу нанять домработницу, — Тартис хмыкнул, — что, Иласэ, пойдешь ко мне на работу?

— Вот еще! — но она невольно хихикнула.

Он тоже рассмеялся:

— Да тебе повезет, если… — Неожиданно он замолчал, а когда заговорил вновь, голос стал холодным и отстраненным, лицо — равнодушным:

— Тебе повезет, ствура, если проживешь хотя бы год после того, как Перемирие будет нарушено. Таких, как ты, на войне убивают в первую очередь. Туда вам и дорога.

Иласэ помрачнела, на душе стало тускло и противно. Вот он сделал это снова. В первый раз у них получился почти нормальный разговор, но он все испортил. Должно быть, Темный и впрямь сильно устал, раз забыл на время, кто она.

Тартис уже закончил разделывать кроликов и занялся белками. Его лицо ничего не выражало, губы были плотно сжаты, но взгляд выдавал нервное напряжение. Глаза двигались нервно, быстро, как у загнанного в угол зверя.

Неожиданно Иласэ подумалось: насколько пристально следили за ним дома? Среди ровесников-Темных он был признанным лидером, центром их внимания. Что бы сказали они, узнав, что он помогает ствуре, говорит и шутит с ней? Это бы стоило ему его невидимой короны. Там он никогда не был один, поэтому и здесь, посередине неизвестности, не мог расслабиться.

Каково это — задалась она вопросом — знать, что за тобой всегда наблюдают, что сотни глаз оценивают каждый твой жест, каждое слово? А кое-кто из наблюдателей ждет, когда ты оступишься, чтобы моментально занять твое место, а тебя втоптать в грязь?

Впрочем, Иласэ не верила, что Тартиса заставили стать тем, кем он не хотел. Он был Темный, чистокровный Темный, прямой потомок Первых. И он действительно ненавидел ее и других, таких, как она, «укравших» у его народа магию. Как будто Дар можно украсть! И там, дома, он любил внимание и власть, которые его роль давала ему.

Но игра, какой бы любимой она не была, утомляет. А здесь, рядом с ней, он не смел расслабиться и стать таким, каким был только в обществе себе подобных, своих друзей, потому что у Темных тоже есть друзья, что бы по этому поводу ни говорил Ролан.

Но вчера, и сегодня, и завтра, его враг рядом с ним, и потому Тартис всегда настороже, как бы ему ни хотелось забыться…

Наступала вечерняя прохлада. Иласэ вздохнула и обняла себя руками за плечи. Она тоже очень устала.

Часть 3

…Много лет я думаю над тем, что вызвало появление пропасти, разделившей наш народ пополам. Почему мы все так легко смирились с расколом? Был ли он действительно неизбежен?

Кто-то из наших в насмешку назвал их ветви магии темными — они подхватили и теперь называют Темными себя. А наши дети, то ли в пику им, то ли еще почему, решили называть себя Светлыми.

А ведь я помню время, когда ни о чем подобном не было и речи…

Сколько еще мне отпущено? Два десятилетия, три? Я чувствую, как подкрадывается старость: все же, двести шестьдесят лет — срок, немалый даже для нас. И после моей смерти молодые идиоты развяжут войну…

Из мемуаров Тамира Кэйроса, первого Старшего магистра Белого Ордена, записано в год 4642 от Пришествия.

Глава 20. «У меня тоже есть зубы» — сказал кролик

— Быстрее, Иласэ, беги быстрее!

— Я не могу!

Западное полукружье небо обливалось кровью заката, и вытянутые силуэты теней тянулись следом за ними по высокой траве.

— Если не побежишь быстрее — умрешь! — прохрипел Тартис на остатках воздуха в легких, на бегу поднял руку, вытирая капающий в глаза едкий пот. Длинный косой разрез, уже подживший, шел через лоб юноши, еще один располосовал щеку. Его одежда также была распорота в нескольких местах, словно скользящими ударами ножа.

Легкие Иласэ горели огнем, в боку невыносимо кололо. Девушка чувствовала, как ручьями пот скатывается по спине, по лбу, солью разъедая глаза.

Солнце почти уже село.

Перед ними темной крепостью, благословенным убежищем вставал лес, и каждое дерево было воином, готовым защитить их… если они успеют.

— Еще… немного…, - выдохнул Тартис.

Что-то в ее ноге щелкнуло, жуткая боль пошла по кости вверх. Иласэ вскрикнула, споткнулась.

— Что?!! — в голосе Тартиса плеснулась паника.

— Ничего! — почти прорыдала она, заставив себя продолжать бег.

— Давай же, беги! — Тартис определенно заметил ее хромоту. — В Бездну, Иласэ! Я не смогу нести тебя в этот раз! Беги!

На востоке проявились первые маленькие звездочки, из-за горизонта начала выползать бледная круглая луна.

Боль в ноге усилилась в несколько раз, бег стал еще более неуклюжим, пошатывающимся. Где-то позади девушки, слева, зашелестела трава.

Пожалуйста, пожалуйста, пусть это будет только ветер!

Но Иласэ знала: нечто совсем другое издало этот звук.

Тартис оглянулся. В последних лучах садящегося солнца она отчетливо видела каждую, самую мелкую, черту его побледневшего лица. Он тоже услышал этот звук, бросил на нее еще один, последний, взгляд, и Иласэ поняла, что решение принято.

Темный прорычал что-то неразборчивое, а потом на полной скорости помчался к лесу, оставив ее позади.

Отчаянье загнанного животного охватило Иласэ, какая-то часть ее хотела просто остановиться и сдаться на милость судьбы: что толку мучится, ей все равно не успеть добраться до леса!

На этот раз трава зашелестела в другом месте, и Иласэ отчетливо услышала доносящееся оттуда нежное курлыканье. Это был очаровательный звук, в другом месте и времени заставивший бы ее растаять от умиления и обязательно остановиться посмотреть. Вместо этого девушка поняла, к своему огромному изумлению, что способна бежать намного быстрее.

Тартис уже достиг переднего края деревьев, скрылся внутри, и Иласэ подумала, что видит его в последний раз.

Трава за спиной шелестела все громче, все отчетливее звучало нежное курлыканье, в котором теперь прорезались вопросительные нотки: Кто здесь? Кто здесь? Кто пришел к нам? Кто хочет поиграть с нами?

Дикий приступ паники заставил девушку полностью забыть о боли в ноге.

Десятки дюжин отливающих серебром пушистых шариков всплыли над травой, двигаясь в удивительно красивом танце, перемигиваясь огнями. А когда на них упал бледный лунный свет, чирикающее курлыканье слилось в хор, создавая прекрасную и необычную мелодию для веселого похоронного празднества.

Слезы текли по лицу Иласэ, смешиваясь с дорожками пота на щеках.

Один из сияющих огоньков восторженно дернулся в ее сторону, в курлыканье вплелась нотка триумфа, и под травянистым покровом что-то теплое и тяжелое коснулось ноги Иласэ. Девушка споткнулась, вскрикнула, рядом зигзагообразно прогнулась трава, а потом невидимое сверху существо вновь метнулось к ней.

До деревьев Иласэ оставалось едва ли больше тридцати шагов.

Еще две невидимки скользнули мимо: одна впереди, другая за спиной. Потом вернулся самый первый, и невидимые когти и зубы впились в ее ногу, заставив закричать. Она споткнулась, упала на бок, пытаясь отбросить от себя существо, слыша, как за спиной смертным приговором приближается травяной шелест.

Во внезапно разлившемся вокруг ярком свете Иласэ впервые смогла рассмотреть вцепившегося в нее зверя. Он выглядел, как жуткая пародия на кролика, но размером с годовалого волка. У существа были огромные красные глаза, но на голове торчком стояли обычные кроличьи уши. Зверь щерил на нее квадратные передние зубы, столь естественные для безобидного грызуна, но за ними вторым рядом виднелись клыки, достойные матерой акулы. Его мех был золотисто-коричневого цвета, сквозь который просвечивала фиолетовая кожа. Острые загнутые когти напоминали ястребиные, а хвост был тонким и длинным, как у крысы.

На какое-то мгновение Иласэ оцепенела: ей почудилось, что этот монстр, о существовании которого она прежде даже не слышала, — месть всех кроликов, съеденных ею. Потом девушка задалась вопросом, откуда идет свет.

Дарен, в каждой руке которого было по пылающему факелу, поджигал траву. Курлыканье сменилось рычанием. Существа вставали на задние лапы, скаля зубы на неизвестную угрозу. Несколько метнулось в сторону Темного.

— Тартис, что ты делаешь? — закричала Иласэ.

Два существа попытались атаковать Темного, но торопливо отпрыгнули назад, опалив морду и передние лапы.

Иласэ с трудом встала на ноги и торопливо захромала к лесу. Тартис, даже не посмотрев в ее сторону, вновь взмахнул своим импровизированным оружием, и яростное рычание сменилось воплями агонии: несколько существ с подпаленным мехом запрыгали прочь.

— Тартис, хватит! — закричала Иласэ, — иначе загорится все поле!

— Точно! — крикнул он в ответ, — я выжгу дотла это проклятое место! Поджарю мерзких ублюдков!

— Но лес тоже загорится! Вместе с нами!

Однако Тартис не слушал ее.

— А так тебе нравится?!! — с маниакальным блеском в глазах он ткнул факелом в морду ближайшего псевдо-кролика.

Языки пламени поднимались все выше, яростные, жадные. Длинные тени дергались по траве, достигая деревьев.

— Тартис, я истекаю кровью, — это получилось больше похоже на стон. Как ни странно, ее слова притушили его ярость. Иласэ видела, что Тартис слегка заколебался.

— Думаешь, мне не все равно? — однако он отступил назад, к лесу, продолжая держать факелы перед собой. Существа наблюдали за ними из травы, почти невидимые, лишь блестели в отсветах огня их красные круглые глаза.

Ветер сменил направление, моментально окутав людей клубами дыма. Иласэ надрывно закашлялась:

— Пожар! Нужно выбраться отсюда…! — новый приступ кашля заставил ее замолчать. А огонь распространялся с невероятной скоростью, пожирая сухую к концу лета траву.

Вот они уже за первой полосой деревьев. Иласэ прижалась к стволу, сползла по нему вниз, пытаясь отдышаться. Тартис подхватил ее за талию, довольно грубо вздернул на ноги. Иласэ со всхлипом вцепилась в него, и юноша потащил ее дальше в лес.

— Подожди!

— Что? — раздраженно отозвался Темный.

— Надо… лозу… Если найдем воду — больше шансов выжить.

Дерганными движениями он открыл Тойше, вытащил оттуда ее мешок. Лоза, как всегда, была привязана сбоку. Иласэ едва успела сжать ветку в ладони, как Тартис закинул ее свободную руку себе на шею:

— Куда?

— Смотри! — выдохнула Иласэ, когда лоза дернулась, показывая направление, и они заторопились, спотыкаясь, по черному лесу.

Через какое-то время девушка осознала, что запах дыма исчез, воздух стал свежим и прохладным, паникующие вопли животных стихли.

— Тартис!

— Что теперь? — буркнул он.

— Думаю, все в порядке, мы можем остановиться.

Он покачал головой:

— Ты никогда прежде не путешествовала ночью. Нам нужно продолжать идти.

Иласэ поежилась от мрачности его тона: что же такое Тартис знал или видел? Ночи, проведенные за защитным кругом, уменьшили ее страх темноты, она начала верить, что ночной лес не отличался от дневного. Похоже, ошибалась.

Мерный шум текущей воды впереди приветствовал их. Река, и, должно быть, широкая, — свет их факела не достигал противоположного берега.

Иласэ, во рту которой пересохло до боли, сразу бросилась к воде. Тартис грубо схватил ее и дернул назад, заставив ойкнуть от неожиданности.

— Тихо! — прошипел он.

— Что ты делаешь? — воскликнула Иласэ возмущенно, пытаясь вырвать руку, которую он сжимал, как клещами.

— Нельзя идти к воде, если не видишь, что в ней, — ответил он.

Конечно, Тартис был прав. Не устань она так, поняла бы это и сама. Однако почему-то попыталась спорить:

— Это всего лишь река!

— Ну да, — согласился он, — а там было всего лишь пустое поле, — и довольно сильно отпихнул ее от реки назад, к лесу, так что Иласэ споткнулась и чувствительно приложилась о каменистую землю местом пониже поясницы.

— Хватит меня толкать!

Тартис фыркнул и сунул ей в руку факел, второй он бросил еще в поле:

— Подержи-ка!

Потом подобрал с земли длинную толстую ветку, взвесил в руке и осторожно начал спускаться по пологому берегу.

Конец палки с громким всплеском ударил по воде. Они оба замерли, напряженно вслушиваясь в тишину, но ночь не донесла до них никаких звуков, кроме мерного шелеста текущей воды.

Однако Тартис колошматил по воде еще не меньше пяти минут, и успокоился лишь ввиду полного отсутствия атакующих.

Они пили до тех пор, пока вода не начала течь, казалось, даже в венах.

Тартис заговорил первым:

— Нужно ли нам пересекать реку? Мы можем утонуть, но лучше уж так, чем сгореть заживо, — голос его звучал удивительно спокойно.

Иласэ поежилась: да-а. Они обсуждают, уже не как выжить, а как менее болезненно умереть. Хороший показатель того, в каком состоянии их дела.

— Думаю, лес не загорится.

— Но там ты сказала… — с угрозой в голосе начал Тартис.

— Там я едва ли могла толком думать, — перебила она его сердито, — на меня только что напали, вся нога в крови, а поле пылает! — девушка глубоко вздохнула, — Помнишь, какие именно деревья стояли в первом ряду у поля?

— Какие? — Тартис явно не утверждал себя их разглядыванием.

— Кажется, Золотые Лиственницы. Я тогда не сообразила, — добавила Иласэ с покаянным видом, — но им не страшен огонь. Священные деревья не пустят пожар в лес.

— Ты уверена, что это были именно они? А если нет?

Иласэ пожала плечами:

— Тогда мы превратимся в жаркое. Если так, нам следует попытаться пересечь реку.

Вместо ответа Тартис забрал у нее факел, воткнул в землю рядом и наклонился исследовать ее рану. Иласэ напряглась, внимательно наблюдая за его действиями.

Рану покрывало несколько слоев засохшей крови и грязи, так что разглядеть что-то в неровном свете факела было сложно. Девушка подумала, что еще пару недель назад вполне могла бы упасть в обморок, увидев такое на своей ноге.

Тартис оторвал от своего плаща длинную полосу, смочил в воде и начал осторожно омывать ее рану. Только сейчас Иласэ подумалось, что именно из своей одежды Тартис и сделал факелы.

— Царапины не такие уж глубокие, — нейтральным тоном произнес Темный, касаясь кожи вокруг раны. Движения его пальцев были очень нежными.

Тартис вел новую игру.

Помощь ей шла в разрез со всем, во что он верил, но, все же вынужденный помогать, Темный нашел собственный способ справиться с дилеммой. С тех пор, как Тартис на руках отнес Иласэ к деревьям, он при каждой возможности демонстрировал самые куртуазные манеры, стараясь при этом сделать ей как можно больнее.

Тартис предупредительно собрал хворост для костра и разжег огонь, а потом, когда Иласэ не ожидала, толкнул ее в спину, и девушка до волдырей сожгла руку. Позднее в тот день, перебираясь через глубокий поток, Иласэ оступилась на скользком камне. Тартис подхватил ее, не дав упасть, но стоило ей повернулась к нему с намерением поблагодарить, схватил за плечи и сунул под воду. И лишь когда казалось, что он действительно готов утопить ее, отпустил, и Иласэ вынырнула на поверхность, отплевываясь и жадно хватая ртом воздух. И Темный подхватил ее на руки, как ребенка, и вынес из воды.

С тех пор он был с ней подчеркнуто внимателен и нежен, и не упускал ни малейшей возможности причинить боль. Этот Тартис пугал ее до полусмерти. Странное изменение в его поведении вызывало у Иласэ ужас, и она представления не имела, как теперь себя с ним вести. Она пыталась игнорировать его, кричать на него, бросать в него камнями. Никакого эффекта.

— Думаю, эти существа просто хотели заставить тебя упасть, — задумчиво проговорил Тартис, разглядывая ее раны, — они явно предпочитают пожирать еще живую добычу, — похоже, страх, отразившийся в ее глазах, доставил Темному немалое удовольствие.

— А вот эти ранки довольно глубокие, — произнес он ласково, проводя кончиками пальцев рядом со следами укуса, — тебе не приходило в голову, что эти звери могут переносить бешенство?

Иласэ задержала дыхание, отказываясь пугаться дальше. Какое-то время они безмолвно мерялись взглядами. Потом Тартис резко впился в самую глубокую ранку ногтями, и девушка вскрикнула от боли. Темный довольно усмехнулся.

— Заткнись! — яростно прошипела Иласэ.

— Не волнуйся, — мурлыкающим тоном проговорил Тартис, — если у тебя изо рта пойдет пена, я помогу, — он сжал ее лицо в своих ладонях, наклонился к ней, — Тебе будет совсем не больно: я просто сверну твою шею, вот так…

— Прекрати! — Иласэ дернулась назад, пальцы напряглись, сжимаясь на манер когтей горгульи — если Темный попытается что-то сделать, она выцарапает ему глаза. Тартис засмеялся и быстро отпустил ее.

— Дай мне свой нож! — потребовала она.

Смех моментально стих:

— Я сказал: нет!

— Во имя Первых, Тартис, не будь идиотом: мне нужно чем-то перевязать рану!

Он хмыкнул:

— Ладно.

Иласэ растерянно ойкнула, когда Тартис стащил с нее плащ и весело насвистывая, принялся нарезать материал пластами. Иласэ тоскливо взглянула на свое укорачивающееся одеяние: с Темного станется изрезать все, лишь бы позлить ее. Взгляд девушки невольно остановился на сияющем серебряном кинжале: он был так ярок, так прекрасен сейчас, и, если она не ошибалась, горел все ярче с каждым прошедшим днем.

Иласэ вновь задалась вопросом, что именно способен делать магический клинок: все попытки разговорить Тартиса на эту тему успеха не имели. Несмотря на свою внешнюю простоту, кинжал казался Иласэ самым красивым оружием, которое она когда-либо видела. Девушке ужасно хотелось подержать его в руках, хотя бы несколько секунд. Ей не раз уже приходила в голову мысль забрать кинжал, пока Тартис спит. Может, увидь он, что ее прикосновение не вредит кинжалу, позволил бы хоть иногда им пользоваться…

Иласэ моргнула, сбрасывая оцепенение, и заметила, что клинок больше не двигается. Подняла голову и встретилась взглядом с Тартисом, который смотрел на нее обвиняюще:

— Прекрати это, — процедил он; ладонь, сжимающая кинжал, напряжена так, что побелели костяшки пальцев.

— Извини, — пробормотала Иласэ, — дай мне мою сумку.

Раздраженный, он вытащил мешок из Тойше и с силой швырнул в нее, попав по больной ноге, да так, что она невольно всхлипнула. И тут же зажала рот ладонью, когда, «заботливый» спутник резко повернулся к ней:

— У тебя все нормально? — голос Тартиса звучал встревожено, словно он и впрямь переживал о ее самочувствии. Иласэ с трудом сдержала рвущийся наружу истерический смех:

— Да, — выдавила она.

Какое-то время Тартис внимательно смотрел на нее, словно не веря, потом — Иласэ подавила облегченный вздох — все же отвернулся, решив, должно быть, что на сегодня с нее хватит.

Из сумки Иласэ выудила несколько листьев Куаши — не совсем то, что надо бы, но ничего другого нет, а так растение поможет очистить рану от заразы.

Когти этих существ — не ядовитые, доказательства тому — живой Тартис. А вот клыки? Исследователь в Иласэ отнюдь не горел желанием проводить фатальный эксперимент на себе.

Только сейчас, имея возможность вернуться мысленно ко вчерашнему дню, девушка осознала, насколько им с Тартисом повезло. Не отдыхай они вчера весь день, были бы сейчас уже убиты и съедены.

Весь прошлый день они только делали, что ели и спали, а еще Иласэ прилагала все усилия, желая оставаться как можно дальше от Тартиса, цеплявшегося к ней по любому поводу. Как в тот раз, когда Темный испек результаты своей третьей охоты, с довольным видом сообщил, что по вкусу змея напоминает курицу, после чего попытался накормить ее несчастной рептилией. Только пара направленных в его голову камней отвратила Тартиса от идеи силой расширить ее рацион.

Как только солнце село, Тартис по своему обыкновению ушел из лагеря, но уже через полчаса вернулся, с лицом и грудью, залитыми кровью. И немедленно велел Иласэ обновить охранный круг. Кровь щедро бежала по располосованному лицу, превращая его в жутковатую маску, но круг беспокоил Тартиса куда больше собственных ран. Но и когда Иласэ закрыла защиту, Тартис остался стоять, судорожно сжимая рукоять кинжала, тяжело дыша.

Даже после встречи с тьягошем Иласэ не видела Темного таким: каждое движение юноши стало резким, напряжение, исходившее от него, почти осязаемым, выражение глаз, как у загнанного волка. За прошедшие дни Иласэ научилась определять состояние Тартиса, и могла бы поклясться: Темный был в ужасе.

— Во имя Первых, Тартис, что с твоим лицом? — Иласэ за плечо развернула его к огню, чтобы лучше рассмотреть рану. — Кто это сделал?

Он нетерпеливо сбросил ее руку, отталкивая в сторону:

— Приготовься! Возможно, придется бежать.

Они ждали, но ничто не приблизилось к лагерю.

— Тартис, нужно что-нибудь сделать с твоей раной.

Он не слышал.

— Я должен убедиться, — пробормотал он самому себе и вышел из круга.

— Ты хочешь туда вернуться? — растерянно спросила Иласэ. Вот он, перед ней, напуганный сильнее, чем когда-либо прежде, и хочет вернуться к тому, что, очевидно, и нанесло раны. Почему он не бежит от этого прочь? Темные ведь всегда бегут.

— Если услышишь какие-нибудь звуки, и это буду не я — мчись отсюда! — приказал он.

— Я иду с тобой!

Тартис ничего не ответил на ее заявление, но помог подняться на ноги, когда девушка запнулась о невидимую в темноте кочку.

Было полнолунье, и потому сравнительно светло для осенней ночи, однако Иласэ поразила легкость движений Тартиса, в то время, как она постоянно запиналась о ветки и камни, то и дело проваливалась в мелкие ямы.

Тартис довел ее до самого края рощи, к тому месту, где начиналось поле, и Иласэ чувствовала растущее в нем с каждым шагом напряжение.

Потом деревья кончились, Иласэ увидела поле. И ахнула от восхищения.

Залитое лунным светом, оно казалось волшебным озером, сияющим изнутри. Легкой рябью, отсвечивающей серебром, пробегали травяные волны, и над шелестящей поверхностью плыли по воздуху тысячи сияющих пушистых шариков, танцевали в такт бесшумной лунной музыке, образуя гармоничные узоры.

— Как красиво! — очарованно проговорила Иласэ.

Тартис хмыкнул, поднял с земли ветку покрупнее, и, раскрутив над головой, швырнул вперед. С мягким шмяком ветка приземлилась, шелест травы стал громче — она зашевелилась по всему полю, и воздух наполнил чирикающий и попискивающий хор. Какое чудо. Поле вовсе не пустое, как сперва подумала Иласэ, оно оказалось полно животными, скрывающимися в траве.

— Прелесть, — прошептала девушка. Тартис на это одарил ее презрительным взглядом. В траву полетел крупный камень, в то же самое место, где упала ветка. И тотчас все поле взорвалось движением, нежное воркование сменилось воплями. Трава сгибалась, показывая, как сотни невидимок метнулись к месту падения камня. До края рощи отчетливо донеслось гневное рычание.

— Что…, - Иласэ запнулась, — что это такое?

Тартис шагнул вперед, пока не оказался совсем рядом с первыми порослями травы.

— Эй! — крикнул он, — вот он я! Прямо здесь! Хватайте меня!

В мгновение ока всякое движение на поле замерло, оно вновь превратилось в тихое неподвижное озеро посеребренной травы.

— Тартис, что ты делаешь?!!

— Эй!!! — крикнул он вновь.

И ждал.

Молчание.

— Чрик? — подало голос одно из существ.

Снова тишина.

— Что они такое? — спросила Иласэ, когда Тартис вернулся к ней, определенно довольный тем, что сейчас произошло.

— Не знаю, не разглядывал, — отозвался он, — я пошел в поле охотиться, увидел движение и решил, что это кролик, — Тартис резко, лающе засмеялся, — кролик, который почти разодрал мне лицо.

— Ты говоришь о животных, которые издавали это милое чириканье? — Иласэ бросила нервный взгляд в сторону поля.

— Да-а, очень милое, — насмешливо протянул Темный, — чирикающие зверьки, которыми ты так восхитилась, вроде наземных пираний; потому-то в поле больше нет никаких других животных. Умные не заходят в траву, а глупых сразу же съедают.

— Зачем ты вернулся сюда?

— Должен был убедиться, что эти существа не способны выходить из травы. Едва сумел убраться отсюда, когда они атаковали меня. — Юноша машинально коснулся рукояти кинжала, — я запаниковал и вытащил оружие. Обычно я пользуюсь им без проблем, но когда нужно драться, он пьет из меня силу.

При этих словах Иласэ вздрогнула.

— Мне повезло свалиться уже за пределами поля, — продолжил Дарен, — и они не вышли прикончить меня. В роще, я думаю, мы в безопасности.

Они вернулись в лагерь, Дарен смыл с себя кровь, и Иласэ осмотрела его раны.

Юноша стоял перед ней, сняв рубашку; поблескивающие в свете костра капли воды еще скатывались по его лицу и голой груди, под гладкой бледной кожей отчетливо проступал рельеф мышц. Глаза сейчас казались почти черными, глубокими, как два бездонных колодца, а белые волосы в лунном сиянии напоминали ореол святого, хотя никто не может быть так далек от святости, как Темный. Да и будил вид Тартиса в Иласэ отнюдь не мысли о высоком. Дыхание девушки сделалось прерывистым, внутри что-то невидимое судорожно затрепыхалось.

К счастью для всех присутствующих, Тартис очень устал и потому без возражений позволил Иласэ суетиться вокруг него, и не замечал, что иногда ее взгляд и прикосновения длились дольше необходимого.

Его раны, хоть и довольно кровавые, оказались поверхностными: скорее просто глубокие царапины.

Следующим утром Тартис разбудил Иласэ на рассвете. По покрасневшим глазам было понятно, что для него прошедшая ночь оказалась бессонной.

— Поле пусто, они ушли.

Спрашивать, кто именно, надобности не было. Теперь им предстояло за день пересечь степное море травы и до заката добраться до почти невидимых на горизонте деревьев.

Глава 21. У тебя есть право на жизнь? Неужели?

Голос Тартиса вернул Иласэ к настоящему:

— Итак, ты видела этих существ?

— Да уж, — девушка поежилась.

— И что они такое?

Хороший вопрос.

— Я не знаю.

Тартис презрительно скривился:

— Последнее время ты стала совсем бесполезна.

Иласэ мрачно взглянула на него, не в силах определить, была ли это завуалированная угроза, или Темный всего лишь высказал ей свое пренебрежение.

— Я не могу знать всего! — ответила она резко, заворачиваясь в изрядно укороченный плащ и придвигаясь ближе к огню, — что теперь?

— Что значат твои «что теперь»? — прошипел Тартис, — Мы ведь идем по компасу, так? Или из-за тебя мы потерялись? Если да, то клянусь…

— Сон — это лучшее, что можно сделать в нашем положении, — перебила она его торопливо. — Если лесной пожар все же приблизиться, мы задохнемся от дыма намного раньше, чем сгорим, так что ничего не успеем почувствовать.

— Сколько оптимизма, — пробормотал Тартис.

Иласэ прикрыла рукой зевок:

— Ложись спать, я посторожу.

Темный презрительно хмыкнул:

— Ну да, и заснешь в течение часа. Ты ведь всего лишь слабая и бесполезная ствура.

Иласэ растерянно моргнула: Тартис решил, что сейчас самый подходящий момент обсудить идеологический бред, каким пичкают Темные своих детей? Тартис смотрел на нее, прищурившись, его серые глаза казались почти черными.

Девушка понимала, что рано или поздно этот разговор должен был состояться. И что, теперь ей нужно доказывать собственное право на жизнь?!!

— Ствуры владеют Силой, — продолжил Тартис, — но они отличаются от настоящих магов, от потомков Первых. Их головной мозг имеют другую структуру и несколько меньше по объему, хуже развита мышечная масса, жизненный цикл в два раза короче, и они подвержены всевозможным болезням.

— Где ты набрался этой чуши? — не выдержала Иласэ, — мой мозг меньше твоего? Да я умнее, чем ты когда-либо будешь!

Тартис сладко ей улыбнулся:

— Вот потому-то, моя дорогая Иласэ, ты в своем роде уникум, выродок среди выродков. Ты ведь единственная ствура за последние четырнадцать выпусков, которая может похвастаться, наравне с благородными Кэйросами, личным вниманием нашего дражайшего Старшего магистра. Ты — результат необычной мутации, которые порой бывают у местных. Например, иногда у них рождаются дети с шестью пальцами или хвостом.

Лицо Иласэ гневно вспыхнуло: стало быть, он, в компании таких же ограниченных друзей, обсуждал ее, пытался понять, почему низкорожденной ствуре все ритуалы даются с такой легкостью, почему ее уровень Силы такой же, как у Кэйросов, если не превосходит их. Конечно, проще всего отмахнуться и не признать в ней человека, не признать равного.

— И кто же так решил? — сквозь зубы процедила девушка.

— О, ты удивишься, — промурлыкал Тартис, — но у Светлой госпожи Сиранн есть насчет тебя кое-какие любопытные теории.

От горечи у Иласэ перехватило дыхание, но она постаралась скрыть, как больно задело ее упоминание об этом предательстве.

— Да, — продолжал Тартис, который все же заметил ее расстройство и теперь копал глубже, — после знакомства с благородной Сиранн я действительно поверил, что когда-то мы, маги, были единым народом. И среди Светлых есть разумные люди.

— По-твоему, все, кто жил в этом мире до прихода Первых, — не люди? — не выдержала Иласэ, — да, я принадлежу этому миру полностью, в отличии от тебя, но во мне зародилась магия. Что же в этом странного?

— Видишь ли, мы уже много веков изучаем феномен ствур, — Тартис задумчиво покачал головой, — на самом деле ты и тебе подобные вовсе не принадлежите этому миру. Например, вы не можете размножаться, кроме как друг с другом, в среде таких же ствур; ни с обычными людьми, ни с потомками Первых у вас не может быть общих детей… Кроме того, воплощения чистых стихий отторгают вас, или ты не знала? И вы на самом деле крадете наш дар…

Когда, двадцать пять веков назад, на свет появилась первая ствура, мы не пользовались кольцами, доступ к Силе был открыт для нас и так. Хроники тех лет рассказывают, как появление таких, как ты, удивило и заинтриговало предков. Но очень скоро у моего народа начались проблемы, ты и сама можешь их прекрасно перечислить: отторжение стихий, сужение магического потока, падение рождаемости, и многое другое… Именно тогда нам пришлось создать станиновые кольца, а прямой доступ к Силе заменить на медленные ритуалы. Помнишь историю?

— Никто не смог доказать, что в этом виноваты именно мы! — Иласэ вскочила на ноги, — Темные просто подтасовали факты! Не забывай, именно тогда наш мир проходил сквозь хвост кометы, а в защищающих от Бездны щитах появились первые трещины!

Тартис выглядел невозмутимым:

— Я же сказал, мы проводим исследования, и там учитывается все. Вывод простой: или мы, или вы. Еще несколько веков — и сосуществование станет действительно невозможным. Ты ведь не удивишься, Иласэ, что моя раса предпочтет собственное выживание?

— И что вы собираетесь сделать? Что вы вообще можете сделать? Светлых не меньше, чем вас, но они никогда не согласятся с вашими, притянутыми за уши, доводами! И не говори мне о Сиранн — если ты и не соврал о ней, таких, как она, среди Светлых единицы! Так что, вы устроите новую войну и еще больше обескровите собственный народ?!! Скажи мне, Тартис!

Темный тихо засмеялся:

— Все просто, ствура. Мы разрабатываем ритуал. Новый, очень полезный ритуал. Все ствуры будут умирать после первого проявления своей Силы. Мы ведь не чудовища, нам не нужны реки крови — так что ваши детки на следующий день просто не проснутся. Очень гуманно — ты согласна? А что до вас, уже живущих и ставших магами — мы подождем, пока вы вымрете сами, мы ведь живем значительно дольше.

— Ты… ты… — Иласэ больше не могла ничего произнести, чувствуя, как внутри нее все переворачивается от ужаса. Она даже не знала, что сказать: столь много разных эмоций боролось в ней. И девушка сама удивилась следующим словам:

— Ты имеешь хоть какое-нибудь представление, как ужасно это может отразиться и на вас? Что, если на самом деле мы — одно и то же? И этот ваш ритуал уничтожит всех: не только нас, но и Светлых, и Темных! Что, если твои собственные дети начнут умирать во сне?

Что-то на миг дрогнуло в его глазах, но тут же исчезло:

— Поверь, такой ошибки мы не сделаем.

— Почему ты говоришь мне это? — устало спросила Иласэ, — знаешь ведь, что я расскажу магистрам.

Тартис рассмеялся и придвинулся к ней поближе:

— Я могу сказать тебя все, что захочу. Могу рассказать, где находится замок Повелителя и как туда незаметно проникнуть. Могу назвать ключи тайной переписки и поведать, чем тайно занимаются эмиссары Повелителя на востоке и как выходят на связь друг с другом. Я могу рассказать тебе все это, и мне ни о чем не придется беспокоиться. Знаешь, почему? — Тартис наклонился к Иласэ, глядя теперь ей в прямо глаза с любовной злобой, как испорченный мальчишка смотрит на стрекозу, прежде чем оторвать ей крылья.

Девушка взглянула на него в ответ, чувствуя странное оцепенение:

— Потому, что ты собираешься убить меня, — прошептала она тихо. Одинокая слезинка скользнула по щеке.

Тартис проводил взглядом искрящуюся в огне капельку:

— Не плачь об этом, — укорил он мягко, и погладил Иласэ по голове, словно она была его домашней собачкой. Задержал движение руки, чтобы накрутить на палец шоколадный локон. — Если нам повезет, лес убьет тебя прежде. Так или иначе, только один из нас выберется отсюда живым.

Иласэ прикрыла глаза, чувствуя, как в душе отмирает что-то важное, покрывается ледяной коркой:

— Я плачу не поэтому, — тон ее безжизненного голоса нес угрозу, и Темный на мгновение замер, оценивая. Но он не понял, да Иласэ и не ожидала, что он поймет. Потом Тартис поднялся и исчез в лесу.

Глава 22. Человек — лучший друг оружия

Утром оказалось, что река, возле которой они разбили лагерь, была не меньше пол лага шириной, с быстрым течением. Вчера они бы не сумели пересечь ее.

Ни один не упомянул о предыдущей ночи. Собственно, они вообще ни о чем не говорили. Компас все также показывал на юго-запад, но теперь они шли по лесу, вдоль реки.

Только ближе к полудню Иласэ поняла, что вызывает у нее непонятное ощущение дискомфорта, которое первоначально она отнесла к своему беспокойству о ранах: Тартис молчал. За весь день он не произнес ни слова.

Это было пугающе, если вспомнить, что говорить Темный был способен часами. Невольно всплыло воспоминание о призрачном двойнике, насланном тьягошем.

— Тартис? — произнесла она неуверенно.

— Что? — он недовольно повернулся в ее сторону. Хороший знак. Иласэ осторожно шагнула к нему, и, игнорируя подозрительный прищур серых глаз, ткнула пальцем в плечо. Тартис оказался вполне материален.

— Спятила? — спросил он хрипло.

— Ты в порядке?

Злой взгляд в ответ.

Ладно.

Недовольный, что Иласэ прервала его размышления, в следующие пять минут Тартис дважды больно толкал ее в спину, пока она не заорала на него.

Девушка продолжала наблюдать за своим спутником весь день, но, кроме чрезмерной неуклюжести, ничего странного не обнаружила.

К закату Иласэ чувствовала себя невероятно вымотанной и была рада, наконец, разбить лагерь. Тартис не спорил, все также предпочитая молчать.

— Почему бы тебе не поспать?

— Я не устал, — тон его был резким. Иласэ пожала плечами и вытащила из сумки несколько съедобных корешков:

— Хочешь?

— Я не голоден.

Явная ложь.

— Как это возможно? Я вот умираю с голода.

— Ты толстая, — презрительный взгляд в ее сторону. Иласэ хмыкнула: только страдающий от галлюцинаций мог назвать ее толстой после почти двух недель блужданий и полуголодного существования:

— Придумай что-нибудь получше.

Тартис повернулся и пошел в лес. Брови Иласэ полезли на лоб: не было такого прежде, чтобы Тартис избегал скандала.

— Куда ты идешь?

— Хочу убить кого-нибудь.

Весело.

Подумав, Иласэ решила последовать собственному совету и поспать.

Разбудил ее запах жарящегося мяса: Тартис готовил… что-то. В освежеванном виде, да с его странными пристрастиями, сказать точно было невозможно.

— Можно мне немного?

Тартис на несколько мгновений перестал запихивать обжигающе-горячие куски мяса в рот:

— С какой стати?

— Потому, что я голодна? Потому, что я делилась с тобой едой?

Желание делится с ней добычей Темного явно покинуло. Иласэ задумалась, какую сделку сможет предложить ему в обмен на еду.

— Я это поймал, это мое! — тело Тартиса напряглось, словно он ожидал, что она сейчас прыгнет и выхватит у него добычу.

— Ну ладно, — девушка пожала плечами, — если ты настолько голоден.

Тартис встал, не отрывая от нее взгляда, бросил мясо в грязь и несколько раз с силой наступил на него, после чего зашвырнул получившийся ошметок в реку.

— Ты придурок! — Иласэ в гневе сжала кулаки.

— Я ответил на твой вопрос? — лениво протянул Темный.

— Что?

— Ты спросила, можно ли тебе. Вот. Иди, лови.

О, как в этот момент ей хотелось придушить его, иметь достаточно силы в руках, чтобы свернуть ублюдку шею:

— Сколько тебе лет, шесть? Ведешь себя, как мерзкий испорченный мальчишка!

— Заткнись! — он шагнул к ней с явным намерением ударить.

— Только попробуй, я раскрою тебе голову! — Иласэ схватила с земли пару подходящих булыжников.

Тартис поморщился и сделал шаг назад, глядя на нее, как кот, в морду которого плеснули водой. Потом он внезапно потерял к Иласэ интерес и уселся на берегу реки, рассеянно играя с кинжалом.

Иласэ решила поискать для себя что-нибудь съестное, и когда, пару часов спустя, вернулась, он сидел там же, в той же позе. Серебряный клинок в его руках слабо светился.

Когда она заново разожгла огонь, Тартис неуверенно поднялся, и, шатаясь, как пьяный, медленно пошел к костру. Поскользнулся, с размаху упал на четвереньки, содрав на ладонях кожу.

— Тартис, да что с тобой?

— Мм… порядке… — отозвался он, с третьей попытки поднимаясь на ноги. Иласэ с тревогой отметила нездоровую бледность его кожи и остекленевший взгляд. Что-то с ним происходило, и только на недосып и хроническую усталость списать это не получалось.

— Тартис, — проговорила она медленно, намеренно спокойным тоном, — мне кажется, ты болен.

— Не-е, здоров, — тягучим пьяным голосом ответил Темный.

— Тебе нужно отдохнуть.

— Ж-ждешь, пока я з-засну? — спросил он подозрительно, растягивая слова.

Может, его состояние — результат отравления?

— Что за животное ты сегодня съел?

— Какая тебе разница? — теперь в его голосе в равных долях перемешались гнев и страх, — Ты все время наблюдаешь за мной! Я вижу! Я все вижу! Вы… вы, ствуры, хотите убить меня! Отравить! — он ткнул в ее сторону ножом, и Иласэ торопливо отпрыгнула.

С каждой секундой Тартис вел себя все более странно. И девушка ни разу не видела кинжал таким ярким, как сейчас. Излучаемый им свет резал глаза. В нынешнем состоянии Тартис слишком неуклюж, чтобы поймать ее, но магический клинок мог ранить и на расстоянии.

Спятивший Темный с магическим кинжалом. Что еще на очереди?

— Тартис, успокойся, — она старалась говорить спокойно, но голос невольно дрогнул. Нужно забрать у него клинок.

— Тартис, положи нож, — Иласэ поняла, что не стоило этого говорить, едва закончила фразу.

Глаза Тартиса расширились, он угрожающе протянул светящееся лезвие в ее сторону:

— Я сказал, ты его не получишь! Глупая ствура! Это мой клинок, мой, а не твой, и не Амадея! Ха, он думает, что он лучше меня. Думает, что я недостоин быть его сыном! И ты тоже считаешь себя лучше меня. Ты и этот твой проклятый Кэйрос! Я убью его!

Иласэ решила сменить тактику:

— Хорошо, убей его, — она старалась говорить успокаивающе, как с опасным сумасшедшим.

— Да? — Тартис посмотрел на нее, слегка удивленный.

— Конечно. Я тоже ненавижу Кэйроса. Он… он Светлый.

— Да! — громко согласился с ней Тартис, — проклятые Светлые все портят! Они и эти ствуры! Я ненавижу их! — лезвие раскалилось уже добела. Волосы Тартиса начали слегка шевелиться на ветру. На ветру, которого не было.

Иласэ больше не сомневалась: причиной странного поведения Темного был кинжал. Нужно забрать его! Забрать у Тартиса!

Девушка шагнула к нему, но быстро опомнилось: да что с ней такое! Тартис разрежет ее на кусочки прежде, чем она сумеет что-то сделать.

Внимание Тартиса вновь полностью вернулось к кинжалу. С каждым мгновением его кожа становилась все белее, дыхание — более хриплым и прерывистым.

«…обычно я могу пользоваться кинжалом без проблем, но когда нужно драться, он… он выпивают всю мою силу.» — Именно это сказал Тартис два дня назад. Понятно, почему Темный стал непривычно молчаливым, усталым и неуклюжим.

Иласэ смотрела, как юноша тяжело опустился на траву, ласково баюкая кинжал в руках. О ее существовании Темный забыл напрочь. Если…

Тартис протестующе закричал, когда она схватила запястье его правой руки, пытаясь вырвать клинок. Но в момент, когда пальцы девушки коснулись рукояти, резкая боль пронзила все ее тело, потом невидимая сила отшвырнула Иласэ в сторону.

С яростным воплем Тартис бросился на нее, прижав к земле своим весом. Одной рукой схватил за горло, другой поднял кинжал, лицо юноши превратилось в уродливую маску ненависти.

Иласэ вцепилась в его руку с кинжалом, но даже сейчас, ослабевший, Темный был намного сильнее ее.

— Тартис, хватит! Тартис, пожалуйста, прекрати!

Он замер, взгляд стал растерянным:

— Иласэ?

— Да, да, это я! — прорыдала она, — Прекрати, Тартис!

— Иласэ? — повторил он неуверенно, с интонациями маленького ребенка.

— Тартис, пожалуйста, убери нож! — повторяла, всхлипывая, девушка.

Казалось, Темный не слышит. Рука, сжимавшая горло, расслабилась, кончики пальцев погладили ее по щеке:

— Почему ты такая хорошенькая? — прошептал Тартис хрипло. Потом его глаза закатились, и все тело обмякло.

Какое-то время Иласэ просто лежала, отходя от шока, слыша, как сердце все еще колотится в груди испуганным воробьем. Первая мысль, пришедшая в голову, была: что, если кто-нибудь увидит меня в таком виде? После чего ее пробило на истерическое хихиканье.

Следующая мысль оказалась посвящена кинжалу, который все еще светился. Даже потеряв сознание, Тартис не выпустил его из руки, и рукоять клинка касалась теперь ее ладони.

С немалым трудом Иласэ столкнула с себя безжизненное тело Темного и сразу же попыталась забрать у него кинжал. Но, еще не коснувшись, заколебалась: вспомнилось, как Сила клинка прошла сквозь нее болезненным разрядом молнии. Не тот опыт, который хочется повторить.

С опаской прикоснулась, но в этот раз боли не было: только приятное тепло. Окончательно решившись, Иласэ вырвала кинжал из ледяных пальцев Тартиса.

А потом она ахнула.

Что-то невидимое вошло в нее, пустило ледяные тонкие щупальца по кровотоку, впилось жадно в плоть и кость, скользнуло в душу. Сама Иласэ имела очень смутное понятие о том, где может находиться в человеческом теле душа, но это нечто не колебалось, по-хозяйски обосновавшись в самой сердцевине ее существа.

Кинжал вспыхнул ярко, как солнце, а потом девушка услышала звук — перезвон серебряных колокольчиков, удары гонга, раскаты ударов молота о наковальню, и где-то, на самом краю слышимости, плачь младенца.

Иласэ смотрела на кинжал, вновь и вновь поворачивая его в ладонях. Он стал длиннее и тяжелее, на острие синей тонкой ниткой проступили волнистые рисунки. Само острие из прямого стало слегка изогнутым, две тонких полоски кожи обвивали теперь рукоять.

Самодовольная улыбка скривила ее губы: она была довольна, она гордилась собой, она…

Нет! Иласэ испуганно затрясла головой. Это не ее мысли. Девушка хотела отбросить клинок прочь, но пальцы не послушались ее, не разжались на рукояти.

Одержимое оружие! — воскликнула она мысленно, запаниковав.

«Разве я не кормил тебя? Разве я не сражался для тебя? Почему ты мной недовольна?»

Иласэ задохнулась от шока. Нет, это не было сказано словами, скорее кинжал передал свои ощущения, картинку, состоящую из впечатлений. Это ее разум превращал эмоции в слова.

— Ты почти убил Тартиса, — обвинила она клинок.

Но Темный, хотя еще болезненно бледный, дышал спокойно и ровно.

«Я зову тебя уже несколько дней! Почему ты не брала меня?»

— Он… он бы мне не позволил. — Иласэ облизала пересохшие губы, — Что ты такое?

Оружие не ответило на ее вопрос. Все, что мог сознавать кинжал, было просто и незатейливо: он был голоден, поскольку его прежний источник энергии постепенно слабел, но сейчас у него появился новый, и клинок радовался.

Очарованная, Иласэ смотрела на кинжал, гладила пальцами, исследовала его, как кинжал исследовал ее.

Глава 23. Восемьдесят процентов неудачи

— Проклятье, — прохрипел Дарен, корчась в агонии.

Он умирал.

Потому что невозможно испытать такую боль и выжить после этого. Ему снилось темное подземелье Ордена, то самое, куда почти два года назад заманила его эта невыносимая девчонка. Только в этот раз Кэйросы били его почему-то только по голове. Потом дружки Иласэ исчезли из сна, на смену им пришли мелкие вредные демонята. Они облепили несчастный череп Дарена и принялись колотить по нему миниатюрными чугунными молотками. Радостно вопя, прибежала запоздавшая парочка со сверлами…

Еще во власти сна, Дарен рывком дернулся, и подвал исчез. Головная боль притупилась, дав дорогу остальным чувствам. Юноша осознал, что лежит на плоской поверхности, холодной и неровной. Похоже, на земле, но где он — на территории Ордена или дома?

Дарен слышал пение птиц, чувствовал прикосновение ветра к своему лицу. Он что, опять обидел кого-то из девчонок, они опоили его и вытащили наружу?

— Из какой Бездны? — простонал юноша вслух, — Что вы мне подмешали?

Рядом раздалось девичье хихиканье. Дарен приоткрыл-таки один глаз, но тут же крепко зажмурился, когда солнце резануло по сетчатке.

— Марита, — прохрипел он, — если ты опять пыталась меня отравить, то клянусь…

— Тартис, это я, — мягко произнес кто-то рядом.

Дарен замер в растерянности. Кто…?

Потом, кусками и обрывочными мутными образами, начала возвращаться память. Вместе с ней — растущее чувство отчаянья. Он-то был так уверен, что вновь дома, или, хотя бы, во владениях Ордена.

— Иласэ…, - юноша закашлялся, горло такое сухое, что, кажется, сейчас потрескается и начнет кровоточить. — Что случилось? Я…, - голос Дарена оборвался. Он не представлял, что говорить дальше, в голове все перемешалось.

— Ты был очень болен, — с некоторого расстояния ответил ее голос, — проспал два дня.

— Что? — Дарен вновь попытался открыть глаза, заслонив от солнца ладонью. Все вокруг слегка расплывалось, но обещало вскоре придти в норму.

— Что ты помнишь последним?

— Помню… э-э, помню, как бросил кролика в реку.

— Кролика? А-а, мясо, — молчание, потом, — какой же ты все-таки ублюдок, — в ее голосе звучало отвращение.

Дарен медленно сел, морщась от боли в спине и мышцах:

— Я помню, как разозлился, и…, - он несколько раз крепко зажмурился, надеясь, что к мутным силуэтам перед глазами вернется четкость. Иласэ, если это действительно была она, стояла в шагах двадцати от него, — странно, если вспомнить, как она суетилась всякий раз прежде, когда он бывал ранен.

— Так что случилось? — повторил юноша.

— Ты был болен. Затем потерял сознание, — тон ее голоса был слишком осторожен. Дарен ощутил тревогу: что-то Иласэ не договаривала. Она тем временем продолжила:

— Ешь и пей, все рядом с тобой.

О, милосердные Первые. Холодная чистая вода и еда.

Когда он закончил, зрение уже вернулось в норму. Иласэ тем временем отступила от него еще дальше, заметно нервничая. В чем дело?

Дарен попытался вести себя, словно ничего не заметил. Ни говоря ни слова, он захромал в лес, и Иласэ так же молча позволила ему уйти. Когда, несколько минут спустя, он вернулся, она тут же вскочила на ноги. Он было небрежно шагнул в ее сторону, но девушка сразу отступила назад.

Иласэ открыла рот, чтобы что-то сказать, и в этот миг он прыгнул на нее.

Проклятье!

После долгого сна его тело двигалось слишком медленно, и девчонка с легкостью ускользнула.

— Что ты сделала? — спросил он обвиняюще. Она бы не вела себя так, если бы все было в порядке.

Иласэ успокаивающе протянула руку в его сторону:

— Тебе это не понравится, но мне пришлось так поступить.

— Поступить как? — его голос поднялся на несколько октав выше. Дарен даже представить не мог, что именно она натворила, но, судя по виноватому поведению, это было что-то плохое.

— Поклянись, что ты не будешь подходить ближе, и выслушаешь меня до конца.

— Нет, — ответил он твердо, словно она хотела невозможного.

— Дай мне объяснить, — попросила Иласэ, — оставайся спокойным, пока не дослушаешь. Ты почти умер.

Это заставило его замереть и почувствовать маленький укол страха. Иласэ глубоко вздохнула и продолжила, на одном дыхании:

— Твой кинжал выпил всю энергию и почти убил тебя, поэтому я забрала его!

Несколько напряженных моментов тишины.

Рука Дарена медленно скользнула к поясу, к пустому месту, где должен был быть кинжал. Потом он расслабил напряженные мышцы и небрежно пожал плечами:

— Ну что ж, ничего страшного.

— Ты очень злишься? — Иласэ поежилась.

— Вовсе нет, — он улыбнулся как можно более дружелюбно и шагнул к ней, — я просто убью тебя!

И Дарен прыгнул. Пусть сейчас он медлительнее обычного, но все равно быстрее ее. Юноша не мог поверить, что Иласэ осмелилась прикоснуться к клинку, хотя он запретил ей это делать. Наверняка, она испортила кинжал. Отец убьет его! Но она попадет в Бездну первой!

Однако поймать ее оказалось не так-то легко. Девчонка метнулась в лес быстрее вспугнутого кролика, с легкостью перепрыгивая через препятствия и протискиваясь сквозь деревья, в то время как он был вынужден притормозить, выполняя те же маневры. Она явно все это спланировала.

— Проклятье! Когда это ты превратилась в белку?

— Оставь меня в покое! — крикнула Иласэ, птицей перелетая через поваленный ствол дерева.

— Я говорил тебе не трогать его, сотню раз говорил! — прорычал Дарен, начиная задыхаться, — ты все испортила!

— Ты бы умер! Я спасла тебе жизнь! — Иласэ нырнула за колючий кустарник.

Дарен притворился, что собирается обежать его справа, и девчонка кинулась в противоположную сторону. Сделав рывок, он почти поймал ее, но пальцы соскользнули с плеча, а Иласэ, взвизгнув, удвоила скорость.

— Я знал! Знал, что ты попытаешься украсть его! Я видел, как ты смотрела на него!

Теперь Иласэ бежала к реке, выбрав для этого самую заболоченную дорогу, скача, как лягушка, по корням и корягам.

Она что, практиковалась?

Дарен притормозил, не уверенный, что сможет повторить ее путь.

— Если бы я не держала кинжал для тебя, он бы умер! — крикнула Иласэ с безопасного расстояния, — он бы погиб без энергии!

Дарен не понял, о чем она говорит, и отмахнулся:

— Неважно! Отец меня убьет! Это был его кинжал! — и с новыми силами бросился за ней.

Иласэ была уже на самом берегу. Она остановилась у кромки воды, держа кинжал в руке:

— Не приближайся, иначе я брошу его в реку. Ты никогда не найдешь его там!

Дарен остановился, тяжело переводя дыхание, но стараясь не показать ей, что еще немного — и свалится замертво.

Река в этом месте была широкой и глубокой, с мутной водой и сильным течением. Если клинок воткнется в илистое дно, у Дарена не будет никаких шансов его достать.

— Сделай это — и ты труп! — пригрозил он срывающимся голосом.

Иласэ заулыбалась:

— А я мертва в любом случае, забыл? Поклянись своими предками, что не причинишь мне вреда. Иначе — я бросаю!

— И ты вернешь мне кинжал? — процедил он зло.

— Нет.

— Что?!! — Дарен попытался прикинуть, успеет ли допрыгнуть до нее прежде, чем она зашвырнет оружие в воду.

— Я не могу вернуть его тебе, пока ты полностью не выздоровеешь! Тартис, клинок выпил из тебя всю энергию, почти убил тебя! Ты все еще очень слаб. Я отдам его позднее, через несколько дней.

Это звучало разумно, только вот Дарен не способен был сейчас воспринимать разумные вещи. Какое-то время он с яростью смотрел на Иласэ, всем сердцем желая, чтобы она, неважно каким образом, превратилась в труп. Но, когда этого не произошло, Дарен понял, что придется подчиниться:

— Ладно. Клянусь именами предков, что не причиню тебе никакого вреда, — он подумал секунду, — в этот раз.

Иласэ облегченно вздохнула, расслабляясь.

Дарен прыгнул.

— Ты поклялся! — успела она крикнуть, прежде чем он схватил ее и начал выдирать из руки кинжал.

Его пальцы сжались вокруг теплой рукояти, — и все взорвалось. Удар оказался такой мощи, что юношу отшвырнуло на несколько шагов назад и с силой впечатало в землю. Рука, прикоснувшаяся к кинжалу, как будто побывала в Бездне. Чувство было такое, словно с несчастной конечностью невидимые демоны творили все известные пытки разом: сдирали кожу, жгли на огне, смалывали в мясорубке…

Сквозь туман жуткой боли Дарен услышал свое имя, почувствовал, как Иласэ трясет его за плечо.

— Что ты со мной сделала? — прошептал он хрипло, когда смог говорить.

— Это не я, — она отодвинулась от него и грациозно поднялась:

— Сомневаюсь, что ты сумеешь силой отнять у меня кинжал, он этого просто не позволит. Я чувствовала нечто похожее, когда пыталась забрать его у тебя в первый раз. Не с такой мощью, впрочем: ты был тогда слишком слаб.

— В первый…, а что было во второй?

— Ты потерял сознание в тот момент, когда острие касалось моей руки. Наверное, поэтому клинок дался мне без проблем.

— Проклятье, я ничего не понимаю, — Дарен с трудом сел, — расскажи по порядку.

— Ты очень долго сидел у реки, играл с кинжалом, а когда пошел к костру, тебя шатало, как пьяного. Я пыталась понять, что с тобой не так, но ты словно сошел с ума, кричал всякую чушь. — Иласэ пожала плечами.

Всякую чушь? Дарену очень не понравилось, как это прозвучало.

— Что именно я говорил? — спросил он подозрительно.

— Ну, — Иласэ заколебалась, отвела взгляд, — так, набор слов.

Дарен застыл:

— Что. Я. Сказал. Тебе? — это прозвучало уже грубым приказом. Иласэ не ответила, лишь вновь неопределенно пожала плечами. Она что-то явно прятала. О чем же он проговорился?

— Ответь, наконец, на мой вопрос! — процедил Дарен угрожающе.

Иласэ подняла голову и посмотрела ему в лицо своими огромными, карими, невинными, как у олененка, глазами:

— Не беспокойся, Тартис, я правда никому не скажу. Я ведь тоже люблю Ролана. Нет ничего страшного в том, как ты к нему относишься. Значит, такова твоя природа. Тебе просто нужно принять себя таким, какой ты есть.

У Дарена отвисла челюсть. О чем она говорит?!!

Такой искренний, взгляд у Иласэ дрогнул, и она начала хихикать.

— Не шути над шутником, девочка, — проговорил Тартис сухо, все же слегка позабавленный. Значит, он ни о чем не проговорился. Нахлынувшее облегчение даже позволило ему увидеть юмор в ее глупой шутке. И еще его впечатлило, как долго она держала серьезное выражение лица.

— Рассказывай дальше.

— Ты все время повторял, что я пытаюсь убить тебя и украсть твое сокровище. Я ничего не могла понять, пока не вспомнила, как кинжал забирает энергию. Чем ярче становился клинок, тем бледнее и слабее ты. Так что я попыталась отобрать у тебя кинжал.

— Отобрать? — Дарен презрительно хмыкнул.

— Меня отбросило в сторону, как и тебя. А потом ты решил меня убить.

— Проклятье, и этого не помню, — Дарен разочарованно покачал головой. — Но, поверь, детка, если я и впрямь хотел бы тебя убить, ты была бы мертва.

— Ты был не совсем в здравом рассудке. Ты прыгнул на меня, а потом потерял сознание.

— Потерял сознание, лежа на тебе? — интонация Дарена явно говорила о том, какое отвращение вызывает в нем эта мысль.

Иласэ кивнула и добавила сухо:

— Если местные белки доберутся когда-нибудь до столицы, моя репутация погибла.

— Меня сейчас стошнит! — с интонацией драматического актера провозгласил Дарен.

— Рада, что ты вновь нормальный, — буркнула Иласэ. — А сейчас тебе придется ответить на некоторые вопросы.

— Неужели? — без особого чувства пробормотал Дарен. Голод подступил с новой силой, словно он и не ел полчаса назад. Интересно, у нее осталось еще что-нибудь съедобное?

— Что это за нож? Что он способен делать? — спросила Иласэ, держа ножны с клинком руках.

Дарен заколебался. С одной стороны — кинжал относился к ряду запрещенных Договором предметов, и Иласэ может сообщить о нем Старшему магистру или имперским офицалам. Однако, все прекрасно знают, что в старых Семьях полно незаконного оружия и артефактов — но попробуй докажи. И найди.

С другой, Иласэ вполне может знать про кинжал что-нибудь полезное, что им пригодится.

— Это Основа, — проговорил он наконец, — заготовка для Луча.

— Что?!! — да, громкость ее крика впечатляла.

Иласэ бросила клинок на землю и отскочила, словно ожидала, что тот сейчас превратится в чудовище и сожрет ее. Потом они оба одновременно осознали, что она сделала, и кинулись к кинжалу. Увы, Дарен сидел слишком далеко, Иласэ успела первая.

— Ты хоть понимаешь, что это означает? — спросила она его резко.

Дарен нахмурился:

— Я кое-что читал о Лучах.

Иласэ фыркнула:

— Неужели? И твой отец разрешил тебе с ним играть?

— Он велел мне никогда его не вынимать из ножен, ни при каких обстоятельствах, — недовольно ответил юноша.

— А ты знаешь, почему? — проговорила она с ласковым сарказмом, — Потому, что уровень смертности от первого прикосновения к Основе достигает восьмидесяти процентов. Эти вещи запрещены не просто так, Тартис.

— Первое прикосновение?

— Я имею в виду, что первый человек, вытянувший кинжал из ножен, обычно умирает. После чего Основу выбрасывают — она уже ни для чего не годится. Однако, если человек по счастливой случайности выживет, кинжал может убить его позднее. Или потерять свою магию: Основы очень капризны.

Дарен почувствовал, словно племя ледяных муравьев поселилось в его желудке. Милосердные Первые, он мог погибнуть. Он бы умер, когда в первый раз вытащил кинжал, и никто бы никогда не узнал об этом.

— Мы… все еще можем погибнуть из-за него?

— Прошлой ночью он почти убил тебя! — раздраженно напомнила Иласэ.

Дарен нервно облизнул губы:

— И что нам делать?

— Ну… ведь мы обязаны кинжалу своими жизнями. Мне кажется, он просто вбирает нашу энергию, не то, чтобы он сознательно желал нам вредить. Надеюсь, когда он начнет сильно утомлять меня, ты будешь достаточно здоров. Мы можем так передавать его друг другу.

— А почему ты думаешь, он не убьет нас? — спросил Дарен прямо, удивленный, что она защищает клинок.

— Не знаю, — девушка прикусила нижнюю губу, как часто поступала, волнуясь, — думаю, желай он нас убит, давно бы это сделал.

Да-а, это было совсем не похоже на осторожную Иласэ.

Дарен внимательно рассматривал ее, анализируя слова, и заметил, с какой нежностью она баюкает в ладонях клинок. Как ласково ее пальцы поглаживают кожаное навершие.

Вот оно что. Дарен прекрасно помнил это чувство. Девушке не хотелось расставаться с кинжалом.

— Как ты думаешь, почему он не убил меня в первый раз?

— Понятия не имею. — Иласэ пожала плечами, потом добавила: — Смотри, он поменял форму!

Дарен растерянно смотрел на изогнутое лезвие: Лучи, насколько он помнил, способностями метаморфов не обладали.

— Ты сказала, что он может потерять магические свойства, — напомнил Дарен.

Иласэ вздохнула:

— Будем надеяться на лучшее. Если ему что-то понадобится, он попробует сказать нам об этом.

— Сказать?

— Разве ты не чувствовал? — она слегка нахмурилась, — это похоже, похоже на… я не знаю… на присутствие? Он как будто разговаривает, и в то же время — нет.

— Не представляю, о чем ты говоришь, — нахмурился Дарен.

— Нет? — она моргнула, — ну, ладно. Уже позднее утро. Пойдем, или тебе надо еще отдохнуть?

— Сегодня останемся здесь, — отрубил он и вскочил на ноги, направляясь в лес. Ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Кроме того, Дарен только что придумал великолепный способ внушить ужас своей маленькой ствуре. Она забрала его кинжал, переиграла его, — и он знал, как ей отплатить.

Дарен вернулся через час, весело улыбаясь. При его приближении Иласэ напряглась, не зная, что ожидать в этот раз.

— Проголодалась? Несколько дней без мяса, верно? — и, улыбнувшись еще шире, он швырнул мертвого кролика ей на колени.

Иласэ словно подбросила невидимая пружина, — с диким криком она метнулась в сторону. Трупик глухо плюхнулся на землю.

— Тартис, еще раз так сделаешь — я заведу тебя в гнездо к диким пчелам!

— Какая неблагодарность, детка, — Дарен укоряюще поцокал языком — и это ко мне, героическому добытчику мяса! — он постарался выглядеть как можно более оскорбленным, потом резко посерьезнел:

— Кинжал у тебя. Я хочу мясо. Тебе придется его приготовить.

Выражение ужаса на ее лице пролилось целебным бальзамом на израненную гордость Темного.

— Я не буду этого делать, — заявила Иласэ твердо, отводя взгляд от жалобной мордочки мертвого животного, — мы просто обойдемся без мяса, пока ты не выздоровеешь и не заберешь кинжал.

— Но ведь я уже убил этого кролика, — Дарен прищурился, — забыла: мы можем умереть от голода!

— Но…, но…, - Дарен с восторгом следил за тем, как она бледнеет.

— Разве ты не должна заботится о моем здоровье, о том, чтобы я ел, как положено?

— Но…

Поддразнивающие нотки исчезли из его голоса:

— Делай это, или я позабочусь, что, кроме мяса, ничего съедобного не будет!

Иласэ стиснула кулаки:

— Как же я тебя ненавижу!

— Ай-яй-яй! Хорошие девочки не должны ненавидеть, — он ухмыльнулся, зная, что победил.

Глава 24. Виверна

Наблюдать за действиями Иласэ по разделке маленького животного оказалось на редкость забавно. Судорожно сглатывая, она присела на колени рядом с трупиком и вытащила кинжал. Коснулась дрожащими пальцами коричневой шерстки, скривилась, из горла вырвался стон. Положив трупик на колени, высоко занесла нож.

Дарен весело заухал:

— Детка, кролик уже мертв, не надо приносить беднягу в священную жертву.

— Я знаю! Заткнись! — зло отозвалась Иласэ. Девушка издала еще один сдавленный горловой звук, говорящий о сильном отвращении, и сделала маленький надрез.

— Именно так, детка, как я тебе показывал.

Дальше пошло быстрее, хотя Иласэ все время кривилась, особенно когда липкая красная жидкость брызгала ей на лицо.

— А теперь самое интересное, — с энтузиазмом объявил Тартис, которому давно уже не было так весело, — потрошение! Но сперва отрежь ему голову!

Отвернувшись и стиснув зубы, Иласэ начала пилить.

— Помогите! Помогите! — пронзительно тонким, насколько смог, голосом, запищал Дарен, — Пожалуйста, не отрезай мне голову! Что плохого я тебе сделал?!!

— Прекрати, дурак! — завопила Иласэ, тяжело дыша, ее лицо приобрело приятный зеленоватый оттенок. Девушка несколько раз глубоко вздохнула, явно пытаясь взять себя в руки, и с решительным видом начала потрошить тушку. Увы, лезвие вошло слишком глубоко, наружу хлынуло содержимое внутренностей и темная жидкость.

В следующий момент кролик уже валялся на земле, а Иласэ летела к ближайшим кустам. Из-за их густой зелени до Дарена донеслись красноречивые звуки ее возмущенного желудка.

Тартис хохотал так, что на глазах выступили слезы, а бока, казалось, собирались разорваться. С трудом остановившись, он поднялся с камня, сидя на котором проводил руководство по разделке добычи, и подошел к трупику. Но стоило ему посмотреть на землю, и смех моментально умер.

— Не это ищешь? — Иласэ уже вышла из зарослей, бледная и злая, в руке крепко зажат серебряный кинжал.

Дарен был так уверен, что она его выронит!

— Ты вовсе не так умен, как считаешь! — прошипела девушка.

Она что, знала?

— Почему ты так пытаешься его вернуть? — холодно поинтересовалась Иласэ, направляясь мимо него к реке, — я же сказала, что ты еще недостаточно здоров. Или это клинок зовет тебя?

Юноша против воли задумался над вопросом и понял: нет, кинжал не звал его. Просто Дарен был все еще зол, что девчонка его обхитрила.

— Нет, — ответил он.

— Нет? — переспросила Иласэ, усмехнулась, — значит, ты просто дурак.

— Не зли меня, крошка, — проговорил Дарен угрожающе.

Иласэ окинула его ледяным взглядом:

— Клинок не зовет тебя потому, что ты ему сейчас не нужен. Он как хищный паразит, он заманивает нас и питается нами.

Умывшись, Иласэ вернулась к кролику и закончила его разделывать, хотя Дарен и полагал, что теперь она откажется наотрез. Девушка сама промыла готовую тушку в воде и зажарила. И даже смогла съесть половину.

Настроение Дарена упало: теперь он чувствовал себя проигравшим.

Его с самого начала не привлекала мысль делиться с ней мясом. Но теперь Иласэ определенно изыщет способ эксплуатировать его охотничьи умения, даже если ради этого ей вновь придется упасть в голодный обморок у его ног.

Дарен и впрямь заволновался, когда девчонка потеряла сознание у той рощи. На какой-то момент ему показалось, что Иласэ собирается умереть и оставить его одного в этом царстве дикости. Воспоминания о том, как он нес ее назад к роще, вызывали гнев и смущение. Он, Темный маг, кровь от крови Первых, нес на руках ствуру, символ и причину постепенного увядания своей расы. И она лежала на его руках, прижавшись головой к его плечу, как будто он был одним из ее дружков-Кэйросов. Дарен ненавидел ее за это.

Позднее его осенило, что можно было просто подождать, пока к девчонке вернутся силы, и она дойдет до деревьев на собственных ногах. Но он повел себя так, словно она была его девчонкой. Словно она была Локи, перетрудившейся с заклинаниями, которую он нес в замок. Словно она была его кузиной Лилиэс, сидевшей под домашним арестом, которой, украдкой от свирепого дяди, он таскал в комнату всякие вкусности. Словно она была Маритой до их… размолвки, которая не обижалась на его грубоватые шутки и отвечала тем же.

Наверное, таков был побочный эффект от слишком долгого времени, которое они провели вместе. Что ж, Дарен позаботился о том, чтобы никто из них не забыл о своем настоящем положении. Через сутки его полного и неотрывного внимания Иласэ стала восхитительно нервной и пугливой.

Впрочем, его вниманию к Иласэ была и другая причина: так он мог касаться ее. Дарен понимал, что не должен, что сама мысль должна вызывать отвращение: ведь она не человек, ствура. Результат самовнушений оказался обратным: он пользовался каждой возможностью погладить, прижать к себе. Особенно, если перед этим можно было столкнуть ее в воду или еще как-то помучить. Он ведь не предавал свои идеалы, если касался ее, только чтобы причинить боль, верно?

Дарен поднял голову к небу: солнце уже перевалило через полуденную черту. Еще один проклятый день в проклятом месте.

В ту ночь, когда он пытался поговорить с Иласэ о ствурах, он вовсе не хотел испугать ее или разозлить. Он хотел убедить ее. Безусловно, с его стороны было наивно надеяться сделать это с первого раза, но Дарен все равно был разочарован. Хотя, конечно, для нее тяжело принять правду о своей природе.

При всех своих умственных и логических способностях Иласэ оставалась идеалистом и не понимала, что одни виды должны умереть, чтобы не мешать другим. Это как когда рачительные хозяева выпалывают сорняки в огородах, освобождая место для нужных растений.

Да, пока Иласэ слепа к правде, но он сможет убедить ее.

* * *

Дарен сидел, все так же погруженный в мрачные мысли, когда тишину леса нарушил сильный рев. Отовсюду с верхушек деревьев в небо взвились сотни птиц, паникующе крича. Рев был громкий, с завывающими волчьими нотками, и его источник — совсем близко.

— Иласэ!

Она стояла возле реки и быстро повернулась на его голос.

— Иласэ, ты знаешь, что это было?

Девушка покачала головой:

— Нет.

— Зато я знаю, — проговорил он мрачно, — это виверна.

Иласэ побледнела, но тут же упрямо возразила:

— Я говорила тебе, Тартис, здесь не может быть…

— Замолчи! — крикнул он, и она испуганно отступила на шаг назад, — хоть сейчас не спорь со мной! Ты можешь определить, насколько виверна далеко?

— Не знаю, — Иласэ заколебалась и добавила со страхом, — ближе, чем в прошлый раз.

Дарен вздрогнул:

— Ты слышала этот рев раньше? Слышала и не сказала мне?!!

— Дважды, вчера. Звук был слабый, и я не волновалась.

— Так волнуйся сейчас! — Дарен торопливо обвел взглядом их лагерь, — твой защитный круг сможет удержать виверну?

— Не знаю, — Иласэ помотала головой, — но даже если и удержит, виверны терпеливы. Она просто сядет рядом и будет ждать, пока мы сами оттуда не выйдем.

— Тогда что нам делать?

Несколько мгновений Иласэ напряженно думала:

— Лучше всего уйти дальше от реки в лес, попытаться найти там деревья с защитными свойствами для круга. По запаху виверна нас не найдет, обоняние у этих хищников слабое. Тартис, лучше бы тебе говорить правду об этом звуке!

— Я не собираюсь врать о том, что способно перекусить меня пополам! — прорычал Темный.

— Виверны обычно охотятся стаями, — слабым голосом проговорила Иласэ.

— Я видел только двух, — Дарен пожал плечами, — на нас и этого хватит.

— Да, — девушка вздохнула, — быстро собираемся и уходим.

Какое-то время они шли по лесу молча, виверна голоса тоже не подавала. Потом Иласэ начала замедлять шаг, пока совсем не остановилась. Дарен обернулся, встревоженный:

— В чем дело?

— Тихо! — отозвалась она полушепотом.

Дарен торопливо оглянулся по сторонам, прислушался: пусто, никакого движения.

— Я ничего не слышу.

— Именно, — выдохнула Иласэ, — все птицы молчат.

— Прячутся, — понял Дарен ее мысль, — значит, рядом большой хищник. Что предлагаешь теперь?

Иласэ прикусила нижнюю губу:

— Пойдем, но медленно. Деревья растут здесь достаточно близко друг к другу. Если что, мы услышим приближение виверны заранее, — девушка старалась казаться спокойной, но ее руки дрожали.

Шагов через пятьдесят Дарен заметил на широких, как лопухи, листьях незнакомого дерева какие-то темные пятна. Показал Иласэ:

— Видишь там, на дереве?

Она моргнула:

— Кровь?

Пятна оказались не только здесь. Словно кто-то взял несколько ведер крови и щедро расплескал вокруг: на стволы, на землю, на листву.

— Это сделала виверна? — намеренно небрежным тоном поинтересовался Дарен.

— Не думаю, — Иласэ судорожно сглотнуло, — похоже, словно какое-то несчастное существо взорвалось изнутри.

Через несколько шагов они вышли на небольшую полянку. Иласэ всхлипнула, резко развернулась и вцепилась в Дарена, спрятав лицо у него на груди. Тот, слишком ошеломленный, чтобы что-то сделать, продолжал смотреть вперед.

Животные, лежащие перед ними на земле, были убиты совсем недавно. Тому, что поменьше, отделили голову и выпустили внутренности. Отрубленная голова валялась на земле, стеклянные глаза смотрели в сторону. Второе тело осталось практически не тронуто, если не обращать внимания, что с него сняли шкуру.

Два мертвых животных.

Два единорога.

Иласэ, вцепившись в его одежду, истерически всхлипывала. Дарен разжал ее пальцы, осторожно отодвинул и шагнул вперед.

Могла ли виверна сделать это? Но как, с ее-то огромными когтистыми лапами?

— Это они, — сквозь слезы сказала Иласэ, отвернувшись от трупов, — это те единороги, что подходили ко мне.

— Откуда ты можешь знать? — отчужденно проговорил Дарен, — в этих лесах они разгуливают целыми стадами.

— Я просто знаю, — всхлипнула девушка, — знаю.

— Иласэ, — позвал ее Дарен, изо всех сил давя в себе страх, — подойди взгляни на них.

— Я не могу! — воскликнула она, тряся головой.

— Истерики непродуктивны, и, честно сказать, я ожидал от тебя большего, — проговорил юноша своим самым строгим голосом. Примерно так сказала однажды Магистр алхимии Сиранн разбушевавшейся Локи. На Иласэ эта фраза подействовала не хуже, чем на нобилессу Ариаду. Девушка посмотрела на Дарена очень укоризненно, но, тем не менее, сделала успешную попытку успокоиться.

— Посмотри, — он повернулся к оставшемуся без шкуры единорогу, — я никогда не слышал о животных, способных на такое.

— Снято очень аккуратно, — Иласэ икнула, проглатывая последние слезы, — действительно, как будто это сделал человек.

К изумлению Дарена, после этих слов Светлая посмотрела на него очень подозрительно. Тартис покачал головой, не зная, разозлится ему или усмехнуться.

— Клинок у тебя, детка. Не смотри на меня так.

— М-да, верно, — пробормотала она.

— Значит, это могли сделать люди, — с надеждой проговорил Дарен. Иласэ пожала плечами:

— Похоже на то. Единорогов убили просто так, не взяли ничего, кроме кожи.

— А она может кому-то пригодиться? — заинтересовался Тартис.

Девушка мрачно посмотрела на него:

— Это ты мне скажи! Ты ведь лучше разбираешься во всякой черной магии! — гм, ему послышалось, или в ее голосе и впрямь прозвучали нотки зависти?

— Я о подобных ритуалах ничего не знаю! — решительно отрекся Дарен.

— Кто бы ни освежевал единорога, не хотела бы я с ним встретиться! — поежилась Иласэ.

Дарен на это заявление ничего не ответил. Для него перспектива встретить людей, даже убийц единорогов, после почти трех недель одиночества казалась невероятно привлекательной.

— Может, возьмем что-нибудь? — поинтересовался он.

— Что значит «возьмем»? — ужаснулась Светлая его словам.

— Ну, нам может отсюда что-нибудь пригодиться? — широким жестом Дарен обвел поляну.

— От убитого единорога? — Иласэ посмотрела на него, как на сумасшедшего, — хочешь до конца жизни лишиться удачи?

— Какая жалость! — Дарен вздохнул с почти натуральным сожалением, — здесь столько свежего мяса!

Иласэ скривилась:

— Твоя чувствительность вызывает во мне восхищение!

— О, милая! — Дарен развернулся к ней, широко разведя руки, — тогда обними меня поскорей!

Иласэ испуганно вскрикнула и бросилась прочь, оставив его ухмыляться. Да, жаль, что девчонка не купилась, а то бы не избежать ей объятий не только с ним, но и с освежеванным копытным.

Через минуту она вернулась к краю поляны:

— Солнце скоро сядет. Нам еще нужно найти безопасное место и сделать круг.

Они успели отойти от трупов не дальше, чем шагов на пять, когда услышали тихий шелестящий звук. Но ничто вокруг не шевелилось.

— Ветер? — поинтересовался Дарен неизвестно у кого. Иласэ шагнула к нему, схватила за запястье:

— Смотри!

— Что? — переспросил Тартис растерянно.

— Голова, — с трудом разобрал он ее шепот.

Дарен посмотрел на отрезанную голову маленького единогожка и замер. Да нет, невозможно, он прекрасно помнил: когда они зашли на поляну, голова глядела в сторону, в лес. Теперь остекленевшие мертвые глаза смотрели прямо на него.

— Это твое воображение, — сказал он сдавленно, вытягивая Иласэ с поляны. Потом они повернулись и побежали, так быстро, как смогли.

Это невозможно. Дарен знал, что по всем законам магии мертвые ожить не могут. Иллюзия? Но она распадается, если наводящий далеко. И только магистры могут заставить иллюзию работать не сразу, а через некоторое время после своего ухода. Но никакой магистр не будет тратить столько драгоценного станина и собственной Силы, только чтобы напугать их. Чушь какая. Просто привиделось.

Наконец, Иласэ заметила подходящее место, и они остановились. Место, где росли целых три Золотых Лиственницы, — невероятная удача, по ее словам.

— Испугается ли виверна огня? — поинтересовался Дарен этой ночью, задумчиво глядя, как пламя лижет хворост.

Иласэ хмыкнула:

— Разве что идущего сплошной стеной лесного пожара.

— Тогда эту идею вычеркиваем, — юноша вздохнул, наблюдая, как Иласэ делает что-то непонятное с палочками, листьями, костями животных. Может, работа помогает ей лучше справляться со страхом?

— Что нам тогда делать, если встретим виверну? — поинтересовался он.

— Упадем на землю, — ответила Иласэ, не поднимая на него глаз, увлеченная выпиливанием какого-то рисунка на кроличьей косточке, — будем надеяться, что чудовище нас не увидит.

— Это и есть твой гениальный план? — презрительно спросил Дарен.

— А у тебя есть получше? — Иласэ оставила на миг работу и удивленно приподняла брови, глядя на него.

— Ну да, — Темный ухмыльнулся, — я брошу тебя виверне в морду и убегу.

— Гм, — ее реакция оказалась совсем не такой, на какую он надеялся, — тогда хорошо, что у меня есть кинжал.

Дарен нахмурился:

— Ты вернешь его в ту же минуту, когда я почувствую зов.

— Ладно, Тартис, — с подозрительной легкостью согласилась она.

— Что ты делаешь? — спросил он, больше из вредности, чем из любопытства.

Иласэ раздраженно вздохнула:

— Пытаюсь импровизировать, как с защитным кругом. Компоненты, конечно, неподходящие, да и рун я помню на память мало, но…

— Иласэ, — перебил ее Дарен, — меня не интересует твоя биография. Кратко. Что ты делаешь?

Девушка передернула плечами:

— Пытаюсь предсказать будущее.

— И работает? — скептически уточнил Тартис.

— Смотри сам, — Иласэ потрясла в ладонях готовые косточки, что-то тихо в них шепча, потом щедрым движением бросила на землю между ними. Все шесть легли рунами вниз, как положено. Дарен с интересом наклонился к ним: это сулило развлечение, хотя в предсказания, да еще такие любительские, он не верил:

— Какие именно руны ты выбрала?

— Самые стандартные, — Иласэ начала переворачивать кости, — Жизнь, Опасность, Бог, Смерть, Враг, Сила.

Дарен удивленно вскинул брови: Иласэ произносила названия рун прежде, чем открывала их, однако порядок оказался именно таким:

— Это что-нибудь значит?

— Да нет, — она покачала головой, — всего лишь остаточные проявления магии. На самом деле стандартный набор должен измениться на более подходящий в нашей ситуации. Сам видишь — этого не произошло. Значит, предсказание недействительно. А что, ты никогда не занимался гаданием?

Дарен пожал плечами:

— Зачем? В моей Семье не было Видящих, так что для меня в этом нет никакой перспективы.

— Ты в это веришь? Считаешь, что способен только на то, что умели предки?

Тартис хмыкнул:

— Вовсе нет, хотя предрасположенность многое значит. Просто я никогда не хотел быть Видящим, незавидная это судьба.

Глава 25. Что ты знаешь обо мне?

Ночное небо было усыпано мелкими бледными звездами, но сквозь густую листву дерева, под которым они развели костер, просвечивало менее десятка. Некоторое время Дарен постоял у ручья, текущего недалеко от их еще не закрытого защитного круга, наблюдая за отражением небесных светил в воде. Жаль, нигде поблизости не было мелкой гальки — можно было бы тогда побросать в ручей, метясь в серебрушки звезд. Дома он часто делал так, — снимало напряжение не хуже, чем хорошая драка.

Дарен вернулся под нависающую черным пологом крону дерева, посмотрел на Иласэ, задумчиво перебирающую самодельные руны:

— Странно, что ты решила попробовать заняться предсказаниями, при твоей-то уверенности, что все Видящие — шарлатаны.

Девушка глянула на Дарена с легким испугом:

— Откуда ты можешь это знать? Я тебе такого никогда не говорила.

— Знай своего врага, — юноша ласково ей улыбнулся, — у меня это любимое занятие: собирать сведения о своих, так сказать, оппонентах. Например, у тебя есть младший брат, подмастерье ювелира. Ты тайком, вопреки всем правилам Ордена, ему помогаешь: подкидываешь деньжат, полученных за продажу самодельных артефактов, выручаешь из проблем с офицалами. Безрезультатно ругаешь за занятия контрабандой, он обещает исправиться, но не делает этого.

Я знаю, что твои родители умерли шесть лет назад, но ты не видела их с тех пор, как тебя забрали в Орден. Знаю, что ты мечтаешь в один прекрасный день проснуться не ствурой, а человеком, и потому незаконно подняла все архивы Ордена: вдруг семнадцать лет назад из какой-нибудь Семьи украли новорожденную темноволосую девочку?

Знаю, что ты влюблена в «святого» Кэйроса, что тайком от магистров собираешь книги по старой магии.

— И еще я знаю, — он с доверительным видом наклонился к ней, — что твои поиски в архивах оказались напрасными, а твои собственные исследования доказали, что ты действительно дочь сервов. Знаю, что Ролан Кэйрос никогда не женится на тебе, потому что мать уже нашла ему невесту, золотоволосую Ани Морош из могущественной Семьи. Не женится еще и потому, что у ствур и людей не рождаются общие дети.

Иласэ слушала его, замерев, постепенно бледнея.

— Ты лжешь, — выдохнула она. Дарен удивленно поднял брови:

— Лгу о чем, детка? О том, что ты ствура? Или о том, что…

— О том, что Ролану нашли невесту! Как будто тебе кто-то будет докладывать об этом! Ты не можешь этого знать!

— Где же я это слышал? — Дарен сделал вид, что задумался, — ну конечно! Да, точно, я слышал это от отца! Хотя тебе…

— Теперь я точно знаю, что ты врешь! — перебила его Иласэ искаженным ненавистью голосом, — твой отец никогда ничего такого тебе не рассказывал!

— Нет? — переспросил Дарен ласково.

— Нет! — ответила Иласэ резко, — а теперь послушай, что я о тебе знаю!

— О, давай, детка, — он наклонился вперед, изображая полное внимание, — это будет интересно.

— Я знаю, что ты не любишь читать, — начала Иласэ.

— Увы, — Дарен трагическим жестом прижал руку к сердцу, — ты просто видишь мои мысли!

— Но, — невозмутимо продолжила она, словно он и не перебил ее, — ты хранишь в своей комнате книги по истории Семьи Ллэнь, которые перед смертью подарила тебе бабушка.

Дарен застыл, его насмешливая улыбка исчезла.

Иласэ продолжала:

— Ты ненавидишь собак, потому что в детстве одна из них покусала тебя. Тебе нравятся кошки и птицы, ты даже держишь у себя птенца чоссо. На стене у тебя висит карта мира, откуда пришли Первые, а рядом с ней — меч, принадлежавший одному из твоих предков со стороны матери, — Иласэ сделала короткую паузу, — твоя мать часто запирается в своих покоях и плачет, и иногда берет с собой порошок. Твоему отцу нравятся восточные вина, а еще он иногда бьет твою мать.

Дарен растерянно смотрел на Иласэ, в шоке от ее слов:

— Заткнись! — выдавил он. Сердце колотилось о ребра, словно хотело выбраться наружу.

Иласэ встала на ноги, продолжая смотреть ему в глаза:

— Когда ты был маленький, то во время их ссор всегда прятался в старой комнате бабушки.

— Я сказал, заткнись! — Дарен тоже вскочил на ноги.

Но Иласэ продолжала говорить:

— Ты боишься своего отца. Но теперь ты вырос, и он больше не может бить тебя.

— Замолчи! — Дарен бросился к ней.

Иласэ не сдвинулась с места, не отвела взгляд:

— Он тебя ненавидит.

Дарен остановился так резко, словно эти слова превратили его в ледяную статую. Он стоял, почти касаясь Иласэ, но не мог сдвинуться с места, не мог шевельнуться.

— Ты ведешь себя так, словно вы прекрасно ладите, но это ложь. Он говорит, что ты недостоин быть его сыном, что ты — самое большое разочарование в его жизни. Вот почему я знаю, что он никогда ничего тебе не рассказывал.

— Заткнись, ствура, просто заткнись, — прошептал Дарен в отчаянье. Это было отвратительно и страшно: когда твои тайные мысли и страхи открыты врагу, а ты беззащитен и унижен. И Кэйросы тоже это знали? Тоже смеялись над ним за его спиной?

Иласэ склонила голову набок и продолжила с насмешливым сочувствием:

— Это и впрямь грустно, что твоя бедная мама любит тебя так сильно, и пытается защитить от отца. И страдает еще и из-за этого. Это твоя вина, что они не ладят. Твоя мать была бы счастливее, если бы ты никогда не родился.

Дарен физически ощутил боль от ее слов, и это вырвало его из ступора. Рука метнулась к Иласэ, сжимая ее горло, стиснув так, что у девушки не осталось дыхания даже закричать. Она бесполезно вцепилась обеими руками в его кисть — он даже не ощутил этого. Потом с силой бросил ее к ближайшему стволу дерева, замахнулся… Избить, как он обещал, сломать ее кукольное личико… Иласэ вскинула руки, чтобы прикрыть голову…

Но удар так и не пришел. Дарен стоял, тяжело дыша, пытаясь понять, что случилось. Его сжатый кулак замер в нескольких дюймах от лица Иласэ — он остановил удар.

Дарен моргнул, не понимая. Он хотел ударить ее. Все еще хотел ударить ее. Но остановился.

Несколько мгновений ничего не происходило, и Иласэ чуть опустила руки, ее карие глаза широко распахнуты, сама слишком резко и внезапно испугана, чтобы даже плакать. Дарен смотрел на нее, пытаясь что-то сказать, как-нибудь объяснить свое колебание, но ничего не приходило в голову.

«Ударь ее!» — кричала часть его. Дарен не шевельнулся.

«Она ствура, всего лишь проклятая ствура! Просто сделай это!»

Карие глаза смотрели прямо на него, как глаза самого первого убитого им кролика. Он так жалобно пищал, когда Дарен поймал его.

Рука дрогнула.

«Ты жалок».

Теперь он слышал ее всхлипы. А до этого не было ничего, только шум крови в ушах.

«Ударь ее».

Он не мог. Почему? Она ведь не была настоящей девочкой. Не была настоящим человеком. Просто подделка. Ствура.

Но что, если она была?

Только через минуту Дарен смог заговорить, выдавить из себя:

— Тебе повезло, что я не хочу справляться с виверной в одиночестве.

Он повернулся и пошел от нее прочь, спиной чувствуя ее взгляд, интенсивную работу мысли и, наконец, осознание того, что случилось.

Дарену казалось, что сейчас Иласэ видит его насквозь.

«Вы напрасно тратите на него Ваше время, Повелитель».

Он всех подвел. Но и не удивительно — давно к тому шло.

«Мой идиот сын никогда ничего не сможет достигнуть».

Отец…

Глава 26. Почему ты снишься мне?

Ильмар спал.

Может, виновата была полная луна в небе, или влияние по-особому расположившихся созвездий, или дух из другого мира забрел в эту ночь в его сны…

Снов было так много, таких странных, но он будет помнить все, когда проснется.

В первом сне Ильмар не являлся собой. Его глаза были чужими глазами, принадлежавшими странному разуму, жадно следившему за двумя смертными детьми.

Потом Кэйрос очутился в замке Ордена, и увидел Дарена Тартиса, лежащего на полу в главном зале, в самом центре странной, незнакомого рисунка, пентаграммы. Одежда Темного была грязной и порванной во многих местах, но сам он казался невредимым: глаза закрыты, по лицу блуждает мечтательная улыбка. Но где Иласэ?

Стоило Ильмару подумать о девушке, и он увидел ее, стоящую под сенью деревьев с желтыми полосками на коре. В руке она держала самодельный компас, с кончика стрелы которого равномерно, крупными каплями, падала кровь. Из тени за ее спиной выступил Филиппе Лодерт, Темный, о безумии которого ходили мрачные слухи.

— Я помогу тебе, — произнес Темный, касаясь ее компаса, и игла медленно начала вращаться, показывая во все стороны света. Держа компас на вытянутой руке, Иласэ шагнула в темноту лесу, куда, во сне Ильмар это знал, идти было нельзя.

Лодерт исчез, теперь на его месте оказался Дарен Тартис, шагающий за Иласэ следом.

Вышедшая из-за облаков луна обрисовала силуэт Ролана, преградившего Тартису дорогу:

— Оставь Иласэ в покое!

Смех Тартиса, полный насмешливой издевки:

— Не думаю, что она хочет этого!

Вновь пустые переходы ночного замка, и отдающийся гулким эхом голос Старшего магистра:

— Такое случалось и прежде. Люди исчезали, но никто не узнал, что случилось с ними.

Ильмар повернулся, ища учителя взглядом, но того рядом не было. Вместо него из стены вышел мальчик, подросток, почти юноша. Черты его лица расплывались, их было невозможно уловить, на месте глаз зияли пустые черные дыры. Рядом с ним, держа его за руку, стояла Иласэ:

— Только идя вперед, можно вернуться, — произнесла она грустно.

Внезапно Ильмар оказался перед зеркалом, но тот, кто отражался в стекле, не был им. Странный мужчина, без меток возраста на лице, с резкими, хищными чертами. Враг! Ильмар ударил отражение, и зеркало взорвалось фонтаном осколков, которые превратились в серебристые хлопья, и, танцуя в воздухе, начали падать на Ильмара и таять на его коже.

Мгновение спустя, и Ильмар уже стоял в лесу, залитым живительным светом солнца. На поляне Иласэ, а рядом с ней — красивый незнакомый юноша того же возраста, что и Ильмар:

— Пойдем со мной! — певучим голосом позвал он ее, — Пойдем к моему Богу! Он ждет тебя! Он будет и твоим Богом тоже!

Иласэ протянула ему руку, он взял ее за ладонь и они побежали туда, откуда восходит солнце.

Ильмару показалось, что наступила ночь, но нет, просто солнце стало черным, изливающим черный свет. Но, по странному капризу природы, Ильмар и тогда продолжал видеть две бегущие на восток фигуры.

* * *

Ролан лежал, глядя в темный потолок, слушая, как рядом ворочается брат: наверное, Ильмару снятся кошмары. С тех пор, как Иласэ исчезла, все в мире покатилось под откос, все в Ордене, все в Семье. Порой Ролан не понимал, кто он, что он, для чего он вообще существует на свете.

О нет, конечно же, на все эти вопросы имелись хорошие, правильные ответы, и, пока светило солнце, Ролан не задавался подобными глупостями. Сомнения появлялись ночью, вместе с бессонницей. Вместе с воспоминаниями, когда, против воли старшего Кэйроса, его разум начинал анализировать все странности мира, все мелкие несоответствия между реальностью и словами Магистров, словами матери.

— Тоже не спишь? — шепот с соседней кровати. Ильмар.

— Не могу, — вполголоса ответил Ролан. — А у тебя что, опять кошмар?

Ильмар промолчал, не отвечая. Ролан вздохнул:

— Значит, пророческое видение?

— Не знаю, — вечное спокойствие его брата дало трещину, — Надеюсь, что нет! Но, все равно, обещай, что никому ничего не расскажешь! Ни матери, ни Старшему магистру.

— Обещаю, — проговорил Ролан.

…Есть Дар, а есть Проклятие. По мнению Ролана, видения Ильмара относились ко второму, и в который раз Кэйрос поблагодарил судьбу, не давшую ему разделить с младшим братом способность видеть. Впрочем, если вспомнить, что никто из рода Кэйрос не владел такой способностью, как и никто в роду их матери…

— Почему ты никому не хочешь говорить? — тихо спросил Ролан. — Может, что-то можно сделать?

— Сделать? Ха! — с непривычной горечью откликнулся Ильмар, — можно, например, заставить меня видеть эти проклятые сны каждую ночь, вдруг да промелькнет полезная идея, как окончательно расправиться с Темными! Или, полагаешь, Старшего магистра, да даже и Лилит, взволнует вопрос, через сколько таких ночей я сойду с ума?

— Ильмар!

— Скажешь, я не прав?!! — Ильмар сел на постели, наклонившись вперед, его синие глаза казались черными в слабом лунном свете, лившимся сквозь незашторенное окно. — Для них существуешь только ты, а я так, разменная монета!

— Ильмар, да что с тобой сегодня? — Ролан приподнялся на локте, растерянно глядя на брата. Тот никогда прежде не говорил так, хотя… хотя, подсказала безжалостная ночная логика, отличная от дневных мыслей, — пожалуй, Ильмар прав. Ролан и сам порой задавался вопросом, почему некоторые магистры, в том числе и Старший, так по-разному относятся к ним. Ведь он ничем не лучше брата, уж явно не умнее, лишь самую малость могущественнее по Силе. Да, он старший в роду, но и только, в других Семьях на это не смотрят.

А Лилит… для него она могла быть лучшей на свете матерью, но не для Ильмара. Младший сын словно и не существовал для нее. Она никогда не смотрела на него сияющими глазами, как на Ролана, никогда не ласкала. Только холодный поцелуй в лоб однажды в году на день рождения. И, изредка, попреки. И, постоянно, равнодушие.

Ильмар никогда не жаловался, и Ролан тоже предпочитал делать вид, что ничего странного в жизни их семьи нет. Но почему говорить об этом сейчас? Или все дело в странном кошмаре про Иласэ и младшего Тартиса? После особых снов Ильмар часто вел себя не так, как обычно.

— Послушай, Ильмар… — начал Ролан, но брат резким жестом остановил его:

— Не надо! Забудь, что я сказал. Как бы там ни было, в отношении Лилит ты ничего не сможешь сделать. Только не проговорись ей и Аларику об этом моем проклятом Даре, и все будет нормально.

— Ладно, — Ролан пожал плечами, снова лег на спину, уставился в потолок.

— Ролан, если у тебя все равно бессонница…

— Да? — старший Кэйрос повернул голову к брату.

— Мне кажется, я понял, что нужно искать, чтобы понять, где Иласэ, — Ильмар встал с кровати и прошлепал босиком к шкафу с чистой одеждой. — пойдем в библиотеку.

— Понял из своего сна? — уточнил Ролан, тоже вставая: уж лучше просидеть ночь за пыльными (метафорически выражаясь, конечно) текстами, чем пялиться до утра в потолок.

— Нет, просто догадался.

…Милостью Бессмертных на десятки веков закроем мы Врата, чтобы не было пути врагам нашим в этот благословенный мир. Опояшем мы планету эту сетью, чтобы никто из Бездны не вошел к смертным до времени. Накажем мы детям нашим и детям детей наших беречь новую свою родину, и оставим для того часть знаний запретной… — Ролан поднял голову от свитка и пожал плечами: — Вот, собственно, и все, что есть про Врата в открытом доступе, остальное здесь посвящено премудрым наставлениям, как распорядиться священным Знанием… По-моему, предки были параноиками.

Ильмар нахмурился:

— Если и так, у них имелись для того веские причины.

Ролан вздохнул:

— Все равно, я не понимаю твоей уверенности, что Иласэ похитили именно при помощи Врат, а не обычного Портала.

— А почему мы не можем найти никаких следов? — вопросом ответил его брат, и поднял ладонь, останавливая попытавшегося возразить Ролана, — да, я прекрасно помню, что с момента ее исчезновения прошло уже много времени, но для Магии Крови это не предел. Не предел даже для обычной магии магистров, если они соберут Ковент. И, уверяю тебя, они собирались так уже дважды, безрезультатно.

Ролан вновь вздохнул, его плечи устало опустились:

— По твоим словам получается, Темные каким-то образом вспомнили, как открывать Врата, и сделали это, только чтобы украсть Иласэ? Тебе не кажется, что это уже полная чушь?

— Вовсе нет, если в Восточной Зоне она увидела что-то, что не должна была видеть. И, Ролан…, - Ильмар заколебался, потом подошел к своему столу, взял лист с диаграммой, протянул брату:

— Генеалогическое древо Ллень; помнишь их, Темная Семья, уничтоженная во время последней смуты?

— Ну? — непонимающе отозвался старший Кэйрос.

— Их родовое имя — Открывающие Врата. И последняя Ллэнь все еще жива, это Кларисса, мать Дарена Тартиса.

Ролан несколько мгновений молчал, потом покачал головой:

— Не понимаю. Помнишь, разговор, который я слышал в подземелье дома Тартисов? Ни Повелитель, ни Амадей Тартис не знают, кто похититель…

— Верно, — Ильмар кивнул, — ведь Открывающий Врата — Дарен, а не его отец. Если все так, как я думаю, это будет далеко не первый случай, когда Темный планирует вонзить нож в спину собственному родителю. Мы ведь не знаем, какие способности дает Дарену Тартису кровь Ллэней, чем именно он занимался в тот день в Восточной Зоне…

Глава 27. Мы будем лучшими друзьями?

— М-м, Тартис, я только что заметила, мы ведь здесь уже сколько, две недели, больше? Разве у тебя не должна расти щетина?

Пауза.

Невинный взгляд.

Широченная улыбка.

Дарен судорожно сжал кулаки, борясь с желанием придушить девчонку. Он шагал напролом сквозь низкий, по колено, кустарник, не оглядываясь на нее, даже уже не вздрагивая от ее вопросов. Иласэ торопилась следом, ненормально радостная. И не умолкала ни на секунду:

— Тебе ведь семнадцать, верно? Я хочу сказать, Ролан и Ильмар бреются уже каждый день. И Кэрик тоже. И Шон. И Сандр… Ну, не переживай, у тебя просто позднее развитие, — она ласково ему улыбнулась.

Заткнись, заткнись, заткнись! — литанией проносилось в голове Дарена.

Кустарник, наконец, кончился. Иласэ перепрыгнула через бревно, привольно разлегшееся поперек дороги, и, пританцовывая, подбежала к нему. Продела руку в сгиб его локтя:

— А что это мы сегодня такие хмурые?

Дарен резко высвободился и удвоил скорость, отказываясь замечать ее существование. За спиной послышался взрыв веселого смеха. Девчонка скакала следом, улыбаясь от уха до уха на его раздражение.

Она вела себя так с самого утра. Проснувшись, первым делом Дарен увидел широченную акулью улыбку и триумф, светившийся в карих глазах. И с этого мгновения Иласэ не давала ему покоя: дразнила, надсмехалась, висла на нем, была абсолютно невыносима.

В ответ он отталкивал ее, выворачивал руку, угрожал, ронял на землю…

Она просто вставала, отряхивалась и насмешливо ему улыбалась.

О, Дарен прекрасно понимал, какое послание нес в себе этот белозубый оскал: его больше не боялись. Страх до сих пор был единственным, что сдерживало ее невыносимое поведение. Прошлой ночью Иласэ поняла, что все угрозы были пустыми, и теперь с радостью мучила и провоцировала его.

— Знаешь, эти шрамы на твоем лице такие ужасные, — между тем щебетала она, — как будто по бледной коже прошлись плугом. Как думаешь, если не сумеешь их залечить, Локуста тебя бросит? Она такая утонче-енная. Боюсь даже представить, что скажет драгоценная нобилесса, когда увидит тебя в столь непритязательном виде.

Дарен думал о том, чтобы ударить невыносимую девчонку, думал с самого утра. Но он боялся даже пробовать. Что, если он посмотрит в эти огромные карие глаза и, как тогда, застынет? Она будет поминать ему об этом до конца жизни.

Юношу передернуло. Даже случайные мысли о вчерашней ночи вызывали отторжение. Дарен не хотел думать, почему остановился в последний момент.

Младший Тартис не относился к тому типу людей, что любят копаться в собственных мыслях, анализировать каждый свой поступок. Попытки делать это заставляли его чувствовать себя чужаком в собственном сознании, вызывали раздражение. Все мысли и эмоции оказывались сплетены в какой-то жуткий непонятный клубок и неизменно противоречили друг другу.

Дарен осознавал, что какая-то часть его, очень глубокая, не имевшая никакого отношения к логике, воспринимала Иласэ как настоящего человека, девушку, а не просто ствуру. Именно эта его часть запаниковала и не позволила ударить.

Но хуже было даже другое: перед этим Дарен почти потерял над собой контроль. Он был так зол, что ему просто хотелось причинить кому-нибудь боль, и неважно, кто перед ним.

Дарен испугался, что превращается в Амадея.

«Только трусы бьют женщин» — говорил он, когда отец был рядом. Старший Тартис всегда делал вид, что не слышит.

Предполагалось, что Дарен не знал, как на самом деле строились отношения его родителей. Амадей никогда не бил Клариссу, если сын был рядом. Однако Дарен умел быть невидимым и незаметным — этим искусством он овладел в раннем детстве — и страдание матери причиняло боль и ему, и из этой боли росла ненависть к Амадею.

И здесь лежал парадокс: Дарен любил своего отца. Почти так же сильно, как ненавидел.

Темные говорят: у людей больше всего ненависти припасено для тех, кого они сильнее всего любят.

Дарен хотел, чтобы отец любил его, гордился им. А еще Дарен мечтал о мучительной смерти для отца за то, как Амадей обращался с ним и Клариссой.

На самом деле, все просто: Дарен отомстит. Он станет правой рукой Повелителя, достигнет всех целей, какие ставил Амадей, сделает Семью Тартис первой среди Темных, и одновременно с этим лишит отца всякой власти, уничтожит морально, прежде, чем убить.

Идея была одинаково пугающей и притягательной: занять место отца, стать своим отцом. Одна часть Дарена выла от ужаса, другая холодно говорила, что выбора нет, что это судьба, что все черты Амадея спрятаны в нем и лишь ждут момента, чтобы раскрыться.

Дарен предполагал, что, когда время придет, колебаний не будет, он сделает работу, не поморщившись, не дрогнув.

С Иласэ он дрогнул.

Ведь Дарен ненавидел всех ствур, по-настоящему ненавидел, и то, что в тот вечер он перечислил Иласэ, было лишь малой частью грехов выродков.

Дарен оглянулся на девчонку и с ужасом ощутил приятное чувство теплоты, когда она весело улыбнулась ему, тряхнула головой, по плечам запрыгали ее темные локоны.

Он не должен этого чувствовать, не должен! Иначе ему никогда не достигнуть своей цели, не одолеть отца. Она — слабость, а у воина не должно быть слабостей.

Она ведь — не настоящий человек.

У нее — нет, и не может быть настоящих чувств.

Она — всего лишь ствура.

— Ты не должен так хмурится, а то появятся морщинки, — с умным видом проговорила Иласэ, перебив его размышления, — старайся сохранить свою красоту, потому что при таком отсутствии умственных способностях, как у тебя, не видать тебе успеха ни в чем, кроме мужской проституции.

— Заткнись! — прошипел Дарен сквозь зубы, не поворачиваясь в ее сторону.

— Ты ведь квир, верно? Предпочитаешь мальчиков? — со светской учтивостью поинтересовалась Иласэ, улыбаясь как ни в чем ни бывало. — Если да, то это многое объясняет.

— Что я предпочитаю, — проговорил он зло, — так это проломить твой толстый череп и заткнуть тебя, наконец!

Короткое изумленное молчание, потом:

— Фи! Какой ты грубый!

Юноша развернулся, оскалив зубы, и Иласэ напряглась, как готовый отпрыгнуть зверек, но в ее глазах продолжали плясать демонята.

Дарен прорычал:

— Это твое последнее предупреждение! Закрой свой грязный рот, или я тебе помогу!

Иласэ посмотрела ему прямо в глаза, подняла к лицу почти соединенные большой и указательный пальцы:

— Ни на вот столечко не закрою!

— Провались ты в Бездну! — крикнул он в ярости и пнул землю, послав волну грязи и сора ей в лицо.

Иласэ закашлялась сухой пылью, безрезультатно пытаясь отогнать ее от своего лица, проговорила:

— Бедняга, у тебя уже начались конвульсии!

За этим последовало задумчивое молчание, прерываемое лишь скрипом ломаемых под ногами веток. Дарен раздумывал над вопросом, где бы найти бездонную яму, откуда девчонка не сможет его доставать, когда, к его изумлению, она сказала, почти жалобно:

— Ты на меня сердишься?

Дарен бросил в ее сторону испуганный взгляд: что на сей раз?

— Я же просто дразнилась! Можно подумать, раньше ты вел себя лучше!

Дарен понятия не имел, что с ней происходит. Эти странные изменения настроения…

— Тартис, извини, что я так сказала! Не думала, что примешь мои слова так близко к сердцу!

Когда он ничего не ответил, Иласэ нахмурилась:

— Я мирилась с твоими выходками много дней. У тебя нет никакого права сердится!

— Слушай… — начал он, намереваясь наорать на нее неизвестно который уже раз за этот день. Но передумал. Если девчонка и впрямь чувствует себя виноватой, нужно спросить ее о вчерашнем вечере, о том, откуда она выудила всю информацию о его семье. Как бы сильно Дарену не хотелось забыть вчерашнюю катастрофу и притвориться, что ничего подобного не случилось, он был обязан знать.

— Ты не должна говорить о том, чего не понимаешь, — произнес юноша сурово, пытаясь подтолкнуть ее в нужном направлении.

Иласэ все поняла не так.

Сперва девушка нахмурила брови, мысленно перебирая весь их разговор, потом широко распахнула глаза и прошептала в ужасе:

— Так ты вправду квир! О, прости, пожалуйста, Дарен, я не хотела над тобой смеяться! — Иласэ схватила его за руку, — Я же не знала!

— Заткнись, я не квир! — завопил Дарен, щеки которого ярко вспыхнули; резким движением выдернул у нее ладонь и оттолкнул от себя.

Иласэ тоже вскрикнула, с трудом удержавшись на ногах. Ее взгляд удивленно и недоверчиво впился в его лицо, ища правду. Она явно была серьезна.

Дарен сделал глубокий вдох:

— Я не квир, — произнес он негромко, цедя слова сквозь зубы.

— А-а… — сказала Иласэ очень тихо.

Дарен чувствовал себя невероятно униженным, наверное, это и заставило его выпалить:

— И вовсе я не веду себя, как квир!

Дурак, трижды дурак, нашел, что сказать! — ударил он себя мысленно.

— Конечно, нет! — торопливо согласилась Иласэ.

— Именно!

Они продолжали идти, глядя в противоположные друг от друга стороны.

— Но если б ты был — ничего страшного, — произнесла девушка нерешительно.

— Я не квир! — крикнул он, моментально теряя все свое самообладание.

— Ясно! — крикнула Иласэ в ответ.

— Поняла?

— Да!

— Точно?

— Точно!

— Хорошо.

В последовавшим за тем неловком молчании единственное, что мог делать Дарен, так это думать, действительно ли Иласэ считала его квиром. Настроения такие размышления ему не подняли.

— Значит, ты говорил о прошлом вечере, — пробормотала Иласэ, глядя себе под ноги.

Проклятье, он уже забыл об этом.

Она тем временем продолжала:

— Прости, я не должна была так говорить, у меня не было на это никакого права. Уверена, твой отец очень любит тебя, даже если ему сложно это показать, — и девчонка робко улыбнулась. Ну мог ли этот разговор стать еще хуже?

Дарен с трудом удержался, чтобы не выдать, насколько она была права вчера. Да, его отец ненавидел его, а он ненавидел Амадея.

— Как ты узнала про мою комнату? — спросил он резко.

— Ну, — она слегка покраснела, — в том году на кухне Замка работал серв, которого твой отец выгнал из домена. Когда я засиживалась за работой и не успевала на ужин, то спускалась вниз, и, случалось, что он там дежурил. Иногда мы разговаривали. Как-то он упомянул, какие видел украшения в доме Тартисов, а я спросила про твою комнату.

— Хорошо посмеялась за мой счет с Кэйросами? — Дарена затрясло от злости. И о чем только думал отец, выпуская серва из домена?

— Н-нет, я никому не говорила.

Дарен пристально взглянул на девушку, но Иласэ не пожелала встречать с ним глазами.

— Мне просто было любопытно, — пробормотала она.

Любопытно?

— А чего ты ожидала? — спросил он язвительно, — высушенные головы ствур на стенах?

— Нет, извини, — Иласэ заправила за ухо выбившуюся прядь, — мне просто было интересно, на что похожа комната Дарена Тартиса.

Дарен хмыкнул, обдумывая ее слова. Мысль, что любимица Старшего магистра и одна из самых сильных магичек этого века заинтересовалась им настолько, что даже расспрашивала слуг, была… приятна. В конце концов, все знали, что для Иласэ Аллеманд в мире существовали только две вещи: магия и Кэйросы. Именно в таком порядке. Да, пожалуй, ее интерес ему почти льстил.

— А расцветка моего нижнего белья тебя тоже интересовала? — Дарен ухмыльнулся.

— Нет! — Иласэ отчаянно затрясла головой.

— А все остальное? — его улыбка превратилась в оскал, — про моих родителей? Ты вытащила из слуги все отвратительные маленькие секреты, которые он знал?

— Нет! Все остальное… серв ничего не рассказывал мне об этом. Я сама догадалась: сложила вместе, что видела, и что говорил мне ты.

— Например? — Дарен прищурился.

Иласэ вздохнула:

— В прошлом году, во время Игр Кабарга твоя мать выглядела очень сердитой, ни с кем ни разговаривала. И все время держала в руках маленькую вигоневую шкатулку. Ты ведь знаешь, для чего их используют?

Дарен кивнул. Его мать уже несколько лет увлекалась «серебряной пыльцой», и юноша ужасно боялся, что однажды она не захочет вернуться из очередного сладкого путешествия… Вигоневые шкатулки, в которых Кларисса хранила порошок, Дарен ненавидел.

— А твой отец…, - Иласэ заколебалась, — он очень страшный человек, даже среди Темных; его боятся наравне с Повелителем. И в тот день, прежде, чем потерять сознание, ты говорил, что он тебя не любит, что ты для него недостаточно хорош, недостоин быть его сыном.

Он так сказал? Дарен отвернулся от нее, глядя в пустоту. Он никогда не произносил этих слов вслух, не говорил даже Локи.

— А почему… почему тебе так кажется? — нервно спросила Иласэ, — он плохо с тобой обращается?

Ну-ну, давай поделимся историями нашего детства!

Дарену очень хотелось бы в деталях объяснить, насколько жизнь его семьи ее не касается, но получилось бы, как признание.

— Нет, — сказал он холодно, — просто мы не ладим.

Глава 28. Почти дома

Через несколько часов местность начала понижаться, и они оказались в полукруглой чаше долины, густо поросшей молодыми деревьями и кустарником. Еще зеленые, несмотря на начало осени, кроны тесно переплетались друг с другом. В лесу было сумрачно и очень тихо, говорить не хотелось; даже ступать Иласэ и Дарен старались бесшумно. Земля под ногами кое-где слегка похлюпывала.

Дарен прищурился: показалось, что немного слева от них в земле что-то поблескивало. Иласэ шла впереди и не видела, как он свернул в сторону, наклонившись, отбросил ветки и листья, и пальцы коснулись блестящей гладкой поверхности.

Не может быть!

Дарен попытался что-то сказать, позвать Иласэ, но в горле внезапно встал ком, и вместо слов вырвался невнятный хрип.

— И…Иласэ! — со второй попытки получилось. Она обернулась и заторопилась назад, с тревогой глядя на его побелевшее лицо:

— Что? В чем дело?

— Смотри! — он вскарабкался на ноги, протягивая ей свою находку.

Девушка нахмурилась, подходя ближе, потом разглядела, что именно он держал.

— Где? — выдохнула она.

— Вот, — показал Дарен, — тут, прямо в земле.

Иласэ протянула руку и дрожащими пальцами взяла у него овальный золотой кулон на порванной цепочке. В Империи такие украшения носили маленькие дочки магов.

— Это настоящее! О, Первые, это настоящее!!! — ее голос сорвался.

— Люди, — прошептал Дарен, — маги!

В глазах Иласэ вспыхнул счастливый свет:

— Мы сделали это! Мы добрались! — и она запрыгала от радости, как маленькая девочка, крича во весь голос:

— Мы дошли! Дошли! Дошли!

Иласэ бросилась к нему, обхватила руками за шею:

— Мы дошли, Дарен! Мы дошли!

И все, что он мог сделать — это сжать ее покрепче и закружить в воздухе, смеясь вместе с ней от радости.

А потом, взявшись за руки, они побежали: безумный, дикий бег к цивилизации, совсем рядом с рощей шотонов, чьи живые лианы махали им вслед. Они мчались, не чувствуя усталости, боли в ногах и жжения в легких.

Они летели.

Внезапно лес кончился. Шотоны неровной грядой уходили на юг, впереди лежало поле с пожухлой травой, за ним — ложе высохшего озера, а дальше…

— Хижина! Смотри! — Иласэ радостно подпрыгнула.

— Нет времени плясать, пойдем! — одернул ее Дарен.

Иласэ вновь схватила его за руку, и они побежали через поле.

— Дом, дом, дом! — пропела девушка, и Дарен поразился, как при таком беге у нее хватило на это дыхания, — мягкая кровать, чистая одежда, горячая ванна! И еда!

— А также книги и много пропущенных заданий! — поддержал ее Дарен писклявым голосом.

— И… о, заткнись! — Иласэ рассмеялась и попробовала его ударить. Юноша со смешком увернулся.

— Эй, смотри! — воскликнула она внезапно, показывая вперед. Там, из-за угла хижины, вывернул человек.

— Эй! — крикнула Иласэ во все горло, махая ему рукой. Человек, судя по фигуре, мужчина, подошел к краю забора, огораживающего домик, и прислонился к плетню, внимательно глядя на них. Странное это, должно быть, было зрелище: два грязных, осунувшихся, одетых в темные лохмотья подростков, на полной скорости несущихся из леса…

Они продолжали бежать, пока Дарен не споткнулся и едва не упал, удержавшись в последний момент. Удивленно глянул себе под ноги: ботинки глубоко провалились в землю, и следы тут же заполнялись водой. Рядом испуганно ойкнула Иласэ, заметив тот же феномен.

А потом Дарен почувствовал запах.

В горле запершило, тело скрутило в приступе кашля: легкие не желали принимать в себя отравленный воздух. Отравленный знакомым запахом смерти и гниения.

— Что случилось? — Иласэ недоумевающе уставилась на него. Дарен вытер слезящиеся глаза и поднял голову: в центре высохшего озера лениво поднимался фонтанчик черной жидкости.

— Стой! — крикнул он в панике. Теперь черная жидкость была не только в центре, но и проступала в трещинах почвы, заполняла их следы. Стоящий у хижины человек невозмутимо наблюдал за происходящим. А черная вода распространялась по всей впадине, прибывая все быстрее, образуя глубокие лужи. Мертвое озеро заполнялось водой. Но если они поторопятся, то успеют пересечь его…

Кваканье одинокой лягушки зазвенело в воздухе, прервав почти сформированный приказ бежать. А потом середина озера взорвалась, выбросив маленькое цунами мерзкой воды.

— Проклятье! — крикнул Дарен, торопливо отворачиваясь и прикрывая рукой нос и рот, словно это могло защитить его от зловония. — Назад к деревьям!

Вода прибывала очень быстро, они слышали ее гневное рычание в свои спины. Их ноги вымокли уже до середины бедер, когда Дарен и Иласэ достигли, наконец, берега, и, задыхаясь, упали на пожелтевшую траву.

Озеро до краев заполнилось маслянистой воняющей жидкостью. Какое-то время по нему еще шли волны, потом поверхность словно превратилась в черное стекло. И, как на взмах дирижерской палочки, запели слитным хором невидимые лягушки.

За все это время человек, стоящий у хижины, похоже, не шевельнулся. Лицо Дарена исказилось в злой гримасе, и злость же подняла его на ноги:

— Ты ублюдок! Почему ты не предупредил нас?!! — закричал он, не думая, можно ли услышать его на таком расстоянии. Человек шевельнулся, но не ответил.

— Что он делает? — сдавленным голосом спросила Иласэ.

— Просто стоит там! Поднимайся, мы пойдем вокруг этого…, - Дарен запнулся, не зная, как можно назвать огромную массу черной зловонной жидкости, — …этого проклятого озера.

Иласэ, пошатываясь, встала на ноги. И в этот миг лягушки замолчали. Дарен дернулся, все мускулы его напряглись, Иласэ тоже застыла в тревоге — они получили предупреждение. Но о чем? Противоестественная тишина окружила их, и они замерли, боясь пошевелиться. В воздухе нарастала тревога.

Вода забурлила.

Маленькая волна лизнула травянистый берег.

— Побежали! Сейчас!

Они начали огибать озеро с юга, двигаясь вдоль линии шотонов, так быстро, как могли.

В центре озера поднялся черный вал воды, разорвал поверхность, породив множество грязных брызг. Что-то огромное, в чьем покрытом коркой грязи теле невозможно было различить никаких определенных черт, рвалось наружу.

«Гигантская лягушка» — такова была первая несуразная мысль, появившаяся в голове Дарена, когда им с Иласэ пришлось остановиться и отступить от линии воды. У обоих заслезились от смрада глаза, легкие в судорожном кашле пытались вышвырнуть из себя отравленный воздух.

Существо задергалось, задвигало длинным толстым хвостом, расправило огромные нетопыриные крылья; и под сползающим слоем грязи Дарен уловил блеск красной чешуи.

Золотые, лишенные зрачков, глаза открылись, и треугольная голова повернулась к ним.

— Это невозможно, — расслышал он голос Иласэ.

Виверна.

Существо неуклюже развернулось к ним всем туловищем, резкие конвульсии сотрясали длинное тело чудовища. А глаза смотрели прямо на Дарена, не оставляя его ни на секунду.

— Тартис! — Иласэ потянула его за рукав, — Тартис!!!

Все внутри Дарена заледенело, он мог только дышать, неглубоко и неровно.

— Пошли отсюда, Тартис!

Он не мог. Если он шевельнется, если он даже моргнет, это существо схватит его. Потому что на самом деле это не виверна. Это нечто совсем другое, намного более худшее.

— Нужно бежать, вернуться к лесу! — голос Иласэ пронзительно зазвенел от сдерживаемых слез, — виверна слишком большая, она не сможет схватить нас там!

Чудовище делало один неуклюжий пошатывающийся шаг за другим, огромная змеиная голова слегка дергалась.

— Тартис!!! — Иласэ затрясла его, пытаясь вывести из ступора.

Они умрут. Чудовище голодно, но оно не просто съест их, оно сделает что-то другое с ними, что-то невообразимое.

Отчаянно вскрикнув, Иласэ выдернула из ножен засиявший кинжал и выступила вперед, к чудовищу. И это заставило Дарена очнуться. Крохотная девчушка, готовая сражаться с жутким порождением Бездны.

— Что ты делаешь?!! — крикнул он, схватив ее за плечо и отдергивая назад.

Они развернулись и побежали к лесу. Они почти успели…

Нечто серебристо-белое выступило перед ними из-за стволов деревьев. Иласэ с воплем дернулась назад.

— Это всего лишь единорог! — с трудом удерживая ее, крикнул Дарен.

Единорог вышел из тени на поле, осторожно ступая на подгибающихся ногах, голова покачивалась на бескостной шее.

Милосердные Первые! Нет!

Прямо на Дарена, пустые и невидящие, смотрели черные дыры вместо глаз. Черные точки, как капли пота, выступили на безупречной шкуре. Выросли, ринулись потеками вниз, падая на траву.

Образ освежеванного единорога встал перед глазами.

— Это просто шкура, шкура единорога, — прохрипел Дарен. Иласэ прекратила вырываться. Вместо этого вцепилась в него, больно впилась ногтями ему в руку.

Позади из озера выбиралась виверна, впереди к ним бежал единорог, из пустых глазниц которого теперь уже лился желтовато-зеленый гной. И внутри его шкуры было нечто, с чем Дарен не имел ни малейшего желания встречаться.

Человек у хижины все так же наблюдал за ними.

— Помоги нам! — крикнул ему Дарен. Человек покачал головой, потом отвернулся и вошел в хижину.

Прилив злости заставил Дарена вспомнить об оружии.

— Кинжал, Иласэ! Используй кинжал на единороге!

Она подняла клинок дрожащей рукой, и Дарен взялся за ее кисть, направляя удар. Единорог заметил угрозу и припустил быстрее.

Лезвие разрезало воздух в направлении единорога, и Дарен почувствовал, как волна Силы прошла сквозь тело Иласэ. Однако его поразило, насколько слаб оказался удар.

На белой груди единорога появилась черта, расширилась, и оттуда хлынула, с жирными всхлюпами, черная кипящая жидкость. И в ней шевелились лягушки.

Маленькие, но их было так много, и они сразу же завели свое монотонное песнопение:

— Релой эодай мервокс!

Однако единорог остановился из-за удара лишь на несколько коротких секунд. Рана затянулась, и, на сгибающихся под разными углами ногах, он вновь пошел к ним.

С проклятьем Дарен вырвал у Иласэ кинжал. Колющая боль прошила его руку, но быстро исчезла, и он сжал рукоять поудобнее, готовясь ударить сам. От оружия донеслось что-то, похожее на крохотную улыбку, тихое приветствие.

И в это мгновение единорог открыл рот, показав желтые, похожие на иглы, клыки, и закричал.

Этот звук не походил ни на что, слышанное Дареном раньше. Даже горные горгульи не умеют кричать так, что, кажется, в голове лопаются сосуды, а кости дробятся в труху.

А крик все длился, впиваясь в Дарена волна за волной.

Взвыв, юноша уронил кинжал и упал на колени, зажимая руками уши. Из носа, из обеих ноздрей, хлынула кровь.

Единорог, наконец, замолчал. Под ногами Дарен чувствовал ритмичное сотрясание почвы — виверна приближалась.

Сквозь пелену пульсирующей боли Дарен начал шарить руками по земле, пока пальцы не сомкнулись на теплой рукояти. Он еще смог испытать слабое удивление, когда Иласэ вырвала клинок у него из руки и помогла встать на ноги. Ей ведь должно быть хуже, чем ему, она же использовала магию кинжала! Лицо девушки, как и у него, тоже было в крови.

Дарен видел, как шевелятся ее губы, но не мог ничего разобрать сквозь шум в ушах. Тогда она просто потащила его за собой.

К шотонам.

Проклятье, у них и впрямь не было выбора. Полоса деревьев-убийц была совсем рядом, намного ближе, чем настоящий лес.

При их приближении лениво повисшие лианы радостно встрепенулись. Дарен стиснул зубы и первый поднырнул под переплетение ветвей. Ближайшие лианы всей своей массой полетели к нему. Иласэ взмахнула кинжалом, разрезая живые растения на части. Ее удары были довольно слабы, но сейчас это оказалось во благо: каждое использование кинжала ослабляло Иласэ лишь чуть-чуть.

Единорог вбежал в лес следом за ними. Лианы метнулись вниз, обхватили его вокруг туловища и рванули в разные стороны. Кожа лопнула, как перезревший фрукт, посылая черную густую жидкость лететь во всех направлениях. Пустая шкура упала на землю, но продолжила корчиться, пытаясь ползти вслед за ними.

Иласэ постепенно слабела, удары становились медленными и неуклюжими. Еще немного — и оружие выпадет из немеющих пальцев. А лианы словно взбесились: с каждой секундой их становилось все больше и больше.

За спиной раздался рев: виверна пыталась протащить свое широкое туловище между деревьями. Лианы обвивались вокруг нее, но без толку — для них чудовище было слишком велико.

Дарен отобрал у Иласэ кинжал и начал сам наносить удары по плотоядным растениям. К горлу подкатил ком, закружилась голова, но они продолжали бежать вперед. Перед глазами потемнело…

Дарен сделал еще один шаг, и земля исчезла из-под ног.

Они падали.

И падение было бесконечным.

Часть 4

…Человеческому разуму очень сложно понять, что такое Бездна. Очень сложно преодолеть барьеры, поставленные воспитанием, и открыть себя той абсолютной свободе, что лежит за пределами материального мира.

Даже в те благословенные времена, когда мы еще не враждовали с Детьми Бездны, мало кто отваживался на путешествие между мирами. И я, пройдя сквозь Бездну сама, прекрасно понимаю страх своих предков…

Из дневника Аниты Ярош, записано во второй год после Исхода.

Братство Хаоса — организация, созданная Темными магами в противовес Белому Ордену. После заключения Перемирия в 10620 году была официально упразднена, однако, по непроверенным данным, существует до сих пор, занимаясь противозаконными деяниями, такими, например, как тайные убийства детей сервов, рожденных с магическим даром. На их счет также отнесены таинственные смерти около тридцати Светлых магов, произошедшие за последние полвека, и исчезновение некоторых могущественных артефактов из хранилищ Семей Светлых…

Лиен Циаш, «Тайное и явное нашей Империи», 10671 год от Исхода.

Повелитель Темных — пожизненный ненаследственный титул, получаемый тем магом из Темных, кто сумеет уничтожить всех остальных претендентов на престол в период междувластия, который традиционно длится не более трех дней, считая со дня смерти предыдущего Повелителя.

«Императорская энциклопедия», том 4, стр. 17.

Глава 29. В неизвестность

Вокруг них была черная пустота, но полная, вместе с тем, странной жизнью. Той, которой нет места в реальности. Как, бывает, на грани между сном и бодрствованием ты слышишь голоса и музыку, но ведь на самом деле их не существует.

Дарен больше не падал, он парил в воздухе, заполненном магией, но странного, незнакомого рода. Она давила на все его чувства, и кровь сотен поколений предков кричала, что магия эта смертельно опасна.

Дарен позвал Иласэ, но не услышал собственного голоса. Он закричал, он чувствовал, как открывает рот, как работают связки, но ни один звук не вышел наружу.

Юноша ощутил легкие покалывания по коже, как от бесчисленных ножек крохотных насекомых. Чье-то присутствие: чужой взгляд, с холодным любопытством скользящий по его телу. И шепот, и злой смех, но за пределами слышимости…

Тишину разрезал крик Иласэ, и они ударились о воду, вошли в нее, ледяную, и абсолютно реальную. Вода наполнила его рот, легкие, но он сопротивлялся, стремясь к поверхности, кашляя и отплевываясь. Было очень темно, но это была нормальная темнота, и Дарен мог различить смутный силуэт Иласэ, плывущей к нему.

И потом была борьба с волнами, и песчаный берег под ногами, и чувство, что можно, наконец, расслабиться, и провалиться в черноту забытья…

* * *

Крупные холодные капли дождя падали ему на лицо, на одежду. Дарен медленно сел, глядя на серый и спокойный мир вокруг себя. Какое-то время отдельные предметы никак не складывались в картинку, а потом…

— Великая Бездна!

— То, что ты видишь — не океан, — голос Иласэ звучал безжизненно.

Девушка стояла рядом с ним, глядя на бесконечное, до самого горизонта, пространство воды. Ласковые волны в мелких барашках пены выбегали на берег. Небо серое, затянутое облаками, брызгающее дождем, но вода внизу была глубокого синего цвета.

— Но это выглядит, как океан! — пробормотал Дарен сдавленно. Повернулся к Иласэ — ее лицо было таким спокойным. — Мне это снится?

Девушка засмеялась, и этот резкий, почти истерический, звук невольно заставил Дарена вздрогнуть:

— Здесь так красиво! Оглянись — мы словно в раю!

Дарен послушно повернул голову. Все побережье — полоса молочно-белого песка, украшенная перламутровыми ракушками разных форм. За пляжем — широкое поле сочной зеленой травы с отдельно стоящими деревцами, а еще дальше — лес.

— Это не океан, потому что вода пресная, — безучастным голосом произнесла Иласэ.

— Это — то озеро? Оно… разлилось?

Криво улыбаясь, Иласэ покачала головой и сказала другое:

— Мы упали в воду вон там, — она махнула рукой в сторону не-океана. — Судя по всему, здесь должен быть восток.

Дарен уставился на нее:

— Я не понимаю, о чем ты.

Иласэ отвернулась:

— Пошли. Нужно уйти с дождя.

Дарен обнаружил, что, с некоторым усилием, способен подняться на ноги без посторонней помощи. И это было хорошо, потому что Светлая шла, не оглядываясь, и он, в любом случае, не собирался ни о чем ее просить. Дождь промочил Дарена насквозь, и влажная одежда неприятно липла к телу.

Он шел за Иласэ к деревьям мимо низкого кустарника. Обычным деревьям.

— А где шотоны?

— Здесь нет шотонов, — ответила она все тем же безучастно-спокойным голосом, не оглядываясь на него.

— Так куда мы идем? — спросил Дарен, прерывая неприятное молчание. — Нужно обойти озеро — там же люди!

Долгая тишина, потом:

— Мы ищем пещеры. Вода иногда вырезает их в каменистом береге.

— Ты думаешь, мы найдем пещеру?

— Нет.

Дарен моргнул:

— Тогда почему мы ее ищем?

— Потому что я не знаю, что еще делать!!!

Неожиданно злые интонации заставили юношу замереть.

— Да что с тобой такое?!!

— Ты до сих пор не понял, да? — крикнула Иласэ, ее голос сорвался и зазвучал сдавленно, то и дело прерываясь судорожными вздохами, — ты такой тупой, Тартис! — она повернулась к нему, по бледным щекам текли слезы, — когда мы бежали сквозь лес шотонов, мы двигались на запад, и был полдень! Мы упали в огромное озеро, и уже ночь, и я не узнаю ни одно созвездие на небе! А я прекрасно знаю все созвездия, даже те, что в южном полушарии! А потом, еще до дождя, поднялось солнце, только не там, где должно было! То направление, откуда мы пришли, больше не восток, Тартис, теперь это юг! И там нет ничего, кроме воды, и знаешь, я думаю, там никогда и не было!!!

Она замолчала, с трудом переведя дыхание:

— Те монстры загнали нас в лес шотонов, в проклятый лес, и я не знаю, где мы, не знаю!

— Неизвестно, где мы, — слабым голосом повторил Дарен. Это могло означать, что… нет, немыслимо, его разум отказывался думать об этом. Он тяжело сглотнул, пытаясь контролировать растущую панику:

— Тогда мы должны вернуться так же, как попали сюда!

— Да неужели? — переспросила Иласэ с издевкой и снова резко засмеялась, — ты хочешь плыть туда? — она махнула рукой в сторону не-океана, — неизвестно, что там обитает! А если ослабнешь и не сумеешь вернуться — извини, но я тебе ничем не помогу.

Дарен отвернулся от нее и смотрел, не отрываясь, на бесконечное пространство воды. Этого не могло случиться, не могло! Они были так близко…

Он подумал о хижине и о человеке рядом с ней. Знал ли он, что с ними произойдет? Да и был ли он вообще, тот человек?

— Даже если каким-то чудом мы вернемся, — тихо произнесла Иласэ за его спиной, — эти существа могут вновь загнать нас сюда. А компас показывает сейчас на север.

— В Бездну компас! — процедил Дарен сквозь зубы и сел на траву, глядя на не-океан.

— В Бездну! Именно! Пусть все катится в Бездну! — Иласэ развернулась и пошла к лесу.

Дарен не знал, сколько времени просидел так, ни о чем не думая. Разум отказывался признавать реальность.

А дождь все шел.

Потом вернулась Иласэ:

— Я нашла сухое место, пойдем.

Дарен поднялся и молча последовал за ней.

Чем дальше они шли в лес, тем выше и массивнее становились деревья. Кажется, секвойи — всплыло в памяти. Впрочем, в своих познаниях в ботанике Дарен уверен не был, да и секвойи на рисунках не очень походили на этих гигантов с почти черной толстой корой. Вроде бы, у тех ствол был красновато-коричневый…

Некоторые из этих деревьев имели дупла, к одному из которых и вела его Иласэ — там было пыльно, но относительно сухо. Всю дорогу Дарен задумчиво смотрел на Иласэ — чего-то в картинке не хватало:

— Где твой мешок?

Она ответила, только когда они забрались в дупло:

— Я оставила его, когда ты нашел тот амулет.

— И все наши припасы?

— Да. Ничего не осталось. Кроме компаса.

— Проклятье! Как ты могла поступить так глупо!

Иласэ ничего на это не сказала, только, вздохнув, прислонилась щекой к стволу.

Другая мысль прибежала следом, и Дарен схватился за пояс, где когда-то висели ножны:

— Мой кинжал!

— У меня. Каким-то чудом ты умудрился не выпустить его из руки, пока мы не выбрались из озера.

Дарен облегченно вздохнул:

— Тогда еще не все потеряно.

Иласэ на это снова резко, неприятно засмеялась, словно давая понять, как он наивен.

— Заткнись!

Всю ночь они провели в дупле. Там было хоть и сухо, но все равно холодно, и у них не имелось одежды, чтобы сменить влажную. Так же, как и подходящего дерева и кремней — развести огонь. Оба не спали.

Дождь к утру прекратился, и весь следующий день они провели на пляже, жарясь на совсем не осеннем солнце. Из еды нашлись только моллюски — холодные, несоленые и склизлые, но, после суток поста, вполне съедобные.

Дарен все чаще вспоминал черную пустоту, через которую они упали в огромное озеро. И то, что было в ней. То, чего не могло быть. Иласэ ни разу не заговорила об этом, и он тоже молчал. Молчание оставляло надежду, что ему просто показалось, что старые страшные сказки, которые много лет назад рассказывала ему мать, вовсе не превратились в реальность.

Логическая часть его разума робко намекала, что не стоит закрывать глаза на правду, но Дарен все равно отказывался признаться, даже самому себе, что они с Иласэ прошли сквозь Бездну. Потому что тогда надежды на возвращение домой почти не оставалось.

Чем ближе солнце приближалось к закату, тем беспокойнее чувствовал себя Дарен. В голову, против воли, лезли полусказочные истории о том, как опасно находится близко от незапечатанных Врат; рисовались образы существ, рядом с которыми виверна из черного озера грязи начинала казаться милым домашним зверьком. Нужно было убираться отсюда.

Вот только Иласэ решительно возражала:

— Следует толком понять, где мы находимся, и набрать припасов. Неизвестно, что может оказаться там, в лесу.

Конечно, нужно сказать, что Дарен и словом не обмолвился об истинной причине своего желания уйти с пляжа. Юноша просто заявил, что они пойдут — и точка:

— И вообще, у тебя нет никакого права голоса, глупая ствура, — он встал над ней, скрестив на груди руки, надменно глядя на девушку сверху вниз.

Ее выгоревшие на солнце тонкие брови упрямо сдвинулись:

— Какая муха тебя укусила, Тартис?

Проклятье, солнце садилось, у них не было времени для глупых споров.

Дарен схватил ее за руку и потянул с песка вверх:

— Хватит бездельничать! Сидя здесь, мы далеко не уйдем!

Иласэ резко выдернула у него руку:

— Не знаю, что на тебя нашло! Но лучше бы тебе перестать, иначе, честное слово, я закричу так, что у тебя лопнут барабанные перепонки!

— Попробуй — и я засуну тебя под воду, пока не замолчишь! — пригрозил Дарен. Иласэ яростно уставилась на него в ответ, однако потом встала и зашагала к лесу. Дарен пошел следом, постоянно борясь с желанием обернуться и проверить, не начали ли какие-нибудь твари вылезать из воды.

Остаток дня прошел без приключений. Они нашли немного еды, однако ничего подходящего, чтобы разжечь огонь и сделать защитный круг. Ни Золотые Лиственницы, ни другие подобные деревья в этом лесу не росли. Только гиганты с черными стволами. И всю дорогу они практически не разговаривали, при необходимости цедя слова сквозь зубы.

Разбив лагерь, Иласэ предложила дежурить по очереди, и Дарен согласился, только чтобы не спорить. Однако просидел всю ночь без сна, не осмеливаясь положиться на ее способность бодрствовать. Утром девушка разозлилась на него, на что он грубо велел ей заткнуться. Естественно, такое обращение не могло понравиться Иласэ:

— Ты ведешь себя, как идиот, Тартис! Сегодня или завтра я отдам тебе кинжал. Тебе нужно быть сильным — забыл, как он высасывает энергию? Ты уже вторую ночь без сна.

— Я сам могу позаботиться о себе, ствура, отстань от меня!

Иласэ уставилась на него изумленно, потом нахмурилась:

— Да что с тобой стряслось? Почему ты опять себя так ведешь?

— Опять — это как? — он развернулся к ней, — хочешь сказать, веду себя нормально?

— Я-то думала, ты, наконец, прекратил разыгрывать грозного злого мага! Ведешь себя, как будто ты из… как там это у вас, Темных, называется — Братство Беспорядка? Братство Бедлама? Или… ах, нет, извини, — Братство Хаоса! Точно!

Дарен угрожающе шагнул в ее сторону, чувствуя, как начинают пылать щеки:

— Закрой свой грязный рот, ствура!

Иласэ, в ответ, насмешливо взглянула на него.

— Я принадлежу Братству, — прошипел Дарен сквозь зубы.

Она с фальшивым сочувствием покачала головой:

— Нет. Ты всего лишь маленький мальчик, который играет в такого же страшного злого разбойника, как и его папочка.

Дарен дернулся, словно она его ударила, еще сильнее покраснев от ярости и стыда.

Да как она смеет!

Иласэ склонила голову набок, разглядывая его без всякого страха, потом шагнула вперед, протягивая кинжал в ножнах:

— Ну же, Страшный Темный Брат, вот, бери свое оружие разрушения и беги завоевывать мир!

Дарен судорожно сглотнул, пытаясь найти куда-то запропавший голос:

— Ты забыла, кто я? Я — сын Амадея Тартиса, а он — правая рука Повелителя. Когда начнется новая война, я убью тебя. Думаешь, я это не сделаю?

Она вновь протянула ему кинжал, улыбаясь еще шире:

— Я не боюсь тебя. В тебе этого просто нет, так что прекрати притворяться, прежде, чем окончательно разочаруешь своего отца. А то ведь он, бедняжка, ждет, что ты пойдешь по его стопам. Нет, — она качнула головой, — из тебя не получится хорошего слуги Хаоса.

Дарен никогда не будет одним из нас, Повелитель.

Вся краска сползла с его лица — теперь юноша был бледным, как смерть:

— Ты…ты… ствура…

Иласэ взглянула на него раздраженно.

— Ты думаешь… ты и впрямь думаешь…, - он не мог сформировать цельного предложения. Она действительно думала, что победила. Так же, как и отец, считала его трусом.

Какое-то мгновение Дарен испытывал только слепую, всепоглощающую ярость. Потом это чувство прошло. Теперь он был, неожиданно, спокоен, словно все внутри замерзло.

Настоящая ненависть — холодна.

Значит, пришло время доказать ей, а потом и отцу, кем он является на самом деле. Забавно, что в конце концов они оба умрут от его руки.

Глава 30. Мой Бог зовет вас. Он будет и вашим Богом тоже

— Что случилось? — Лилит бросилась к Аларику, бережно поддержала магистра, помогла ему сесть, практически упасть, в кресло.

— Я почти достиг их, почти… — прохрипел Светлый.

— Их? Иласэ и Темного, младшего Тартиса?

— Да, — Старший магистр с некоторым удивлением посмотрел на свои дрожащие руки. В такие моменты, как сейчас, тяжесть каждого прожитого года начинала давить невыносимым грузом. Медленно покачал головой, глядя в обеспокоенное лицо своей любимой ученицы:

— Не тревожься обо мне, девочка, через несколько часов уровень Силы вернется в норму. Но бедняжка Иласэ… Я не представляю, что сказать Ролану.

— Что с ней? — тревожно спросила Лилит, сжимая коричневую от возраста, морщинистую руку мага в своих ладонях. — Все это время она ведь была с Тартисом?

— Увы. Но хотя бы я знал, что они оба живы. А теперь… — Аларик Ташар посмотрел в окно, на небо, затянутое первым этой осенью ненастьем.

— Ты ведь помнишь, Лилит, — продолжил он отсутствующим тоном, — что две могущественные сущности закрывали от нас доступ к детям? Одна из них — древняя, жестокая и мрачная. Настолько древняя, что вся история существования нашей расы для нее лишь мгновение.

— А Первые в своей великой мудрости, — с горечью продолжила Лилит, — только и сделали, что дали этой сущности многозначительное имя, но не оставили никаких способов борьбы.

— Возможно, этих способов просто не существовало, — проговорил Аларик, покачав головой, — но там есть и вторая сущность, и я до сих пор не представляю, что она такое. Нейтральная, если можно так сказать, но не менее смертоносная… — Светлый вздохнул, погладил слабо мерцающий изумруд своего кольца, грустно взглянул на Лилит:

— Я почти смог увидеть детей, почти достал, но потом… Они исчезли.

— Исчезли?

— Ушли из нашего мира.

* * *

Ушли из нашего мира.

Сегодня в лесах царствовал густой туман. Он сглаживал острые края, прятал овраги, повисал на ветках пушистым облаком, превращая все вокруг в волшебную сказку, в иллюзию красоты и покоя.

Птицы молчали, зная, что некто незваный вторгся на их территорию. Некто в темном плаще с накинутым на голову капюшоном — небольшой защитой от всепроникающей сырости.

Человек.

Он держал в руке поводки двух крупных псов, во внешности которых проглядывало что-то неправильное, что-то… явно рептилье. Их шерсть была короткой, под ней серела чешуйчатая кожа, длинное худое туловище завершал голый, почти змеиный хвост. Морды формой и длиной напоминали крокодильи.

Однако по отношению к хозяину псы вели себя, как их обычные сородичи: время от времени виляли хвостом, преданно заглядывая человеку в глаза; иногда издавали полные энтузиазма звуки, полагая, должно быть, что это лай. В реальности их гавканье напоминало простуженный сиплый хрип.

Перед маленькой круглой поляной, разделенной на две части ручьем, человек остановился и с удовлетворением огляделся:

— Молодец, Дарен, — пробормотал он, — умница.

Поляна была окружена Золотыми Лиственницами: эти деревья давали самую могущественную естественную защиту из всех, что только можно найти в природе.

Рассеянно потрепав одну из собак по спине, человек шагнул между деревьями. Его острый взгляд отмечал все детали, записывая в память каждую мелочь, на случай, если понадобится вспомнить.

Остатки кострища. Кучка книг, мокрых, подгнивших, кое-где пожеванных лесным зверьем. Книги Аллеманд — Дарен в тот день не брал с собой ничего подобного. Наклонившись, человек взял одну из наименее пострадавших и раскрыл на середине. Описание классических ритуалов Магии Крови…

Н-да, либо он ошибся насчет Дарена, либо малышка Аллеманд не так проста, как все полагали.

Человек повел рукой с кольцом, ища месячной давности след детей. Через пару минут в воздухе проявилась золотая пыль, ведущая на юго-восток.

Мужчина нахмурился: почему они выбрали именно это направление? Самое худшее из возможных?

На севере ближайшее поселение аборигенов находилось в пяти днях пути, на западе, в восьми днях, располагалась небольшая имперская крепость. Даже иди они прямо на юг, по истечении месяца неминуемо вышли бы к владениям Ктурху — довольно цивилизованного, по варварским меркам, народа.

Нет, их выбор был ему абсолютно не понятен.

С каждым шагом дети все дальше углублялись в Дикий Лес.

— Я не знаю, что произошло, но дорога, по которой они шли, теперь открыта каждому. Найди моего мальчика, Амос! Пожалуйста, верни мне его!

— Обещаю, Кларисса, я сделаю все, что смогу.

Благодарный огонек в серых глазах, нежная улыбка:

— Спасибо тебе, мой друг. Ты — единственный, на кого я могу положиться.

Амос скорбно покачал головой: с самого детства Кларисса умудрялась вить из него веревки, и он сам прекрасно это понимал, но все равно поддавался. Хотя, вот уже восемнадцать лет, для него не было никакой надежды: его любимая принадлежала другому. И была все эти годы глубоко несчастна.

И еще существовал Дарен, почти точная копия своего проклятого отца, но с отражением черточек Клариссы: ее глаза, рисунок ее бровей, такая же, как у нее, бьющаяся на виске синяя венка.

Когда Дарен только родился, Амос возненавидел его, еще лежащего в колыбели: нежеланный плод нежеланного союза. Но потом понял, как много этот ребенок значит для Клариссы, как теплеют ее глаза при взгляде на сына, как возвращается исчезнувшая за первый год замужества искренняя улыбка. И примирился с существованием мальчишки.

Приложив ко рту ладонь, Амос издал длинную заливистую трель. Псы встрепенулись и подняли головы, удивляясь, чего это хозяин так распелся. Темный проигнорировал вопрос в собачьих глазах и повторил зов.

Из-за деревьев бесшумно, неся себя с достойной императора гордостью, выступил Оркуд. Всем своим видом зверь, казалось, говорил: «Это не ты позвал меня, это я соизволил выйти к тебе именно в этот момент».

Амос улыбнулся, подходя к своему любимцу, погладил по шелковистой черной гриве, вскочил в седло. Единорог изогнул шею, с упреком глядя на хозяина огромными влажными глазами: «А лакомство?» — вопрошали они. Порывшись в карманах, Амос достал очередную морковку и задался грустным вопросом, что ему делать, когда оранжевые хрустяшки кончатся. Для черного всеядного единорога его любимец питал поистине необъяснимое пристрастие к этому овощу.

Оркуд с легкостью взял след детей, все еще висевший в воздухе золотой пылью, и когда она рассеялась, уже не сбился с дороги. В давние времена, в разгар междоусобиц, именно на черных единорогах предки Амоса выслеживали чужаков в своих владениях. А также охотились на магов из враждебных Семей.

О последнем обычае Амос вспоминать не любил: слишком много в нем было дикости и варварства. Врагов положено убивать быстро и чисто, а не с азартным гиканьем, как это до сих пор делают южные кочевники.

Даже обычные единороги могли проходить огромные расстояния за краткий промежуток времени, а в специально выведенных черных эта способность была доведена магами до совершенства.

Они мчались на юго-восток; рядом, растворившись до полупрозрачного состояния, летели псы. У некоторых из найденных кострищ Амос останавливался, находя грубо обструганные вертела, кости животных, даже самодельные удочки. И каждая новая находка означала, что подростки сумели прожить еще один день.

Уже начинался вечер, когда Амос обнаружил брошенную в лесу сумку Иласэ, набитую припасами и травами. Находка встревожила его.

А потом след кончился.

Оборвался посередине высохшего озера.

Нахмурившись, Амос спешился, рассеянно потрепал беспокойно поводящего ушами Оркуда. Внимательно огляделся по сторонам: если след оборвался, дети должны быть поблизости, живые или мертвые. Даже если мертвые, единорог привел бы его к останкам. Да и выслеживающие заклятия не так просто обмануть.

Вокруг стояла гнетущая тишина, как обычно перед бурей. Но небо было чистым. И… Амос только сейчас осознал, что нигде нет собак; в лесу, всю дорогу, они бежали рядом с ним, и Темный привычно не обращал на животных внимания. Но к озеру псы не вышли.

Поблизости заквакала лягушка. Ей ответила другая. Их поддержало еще несколько, и могучий лягушачий хор раздавался теперь отовсюду.

Но разве сейчас не слишком холодно для лягушек? И, кроме того, нигде вокруг нет воды.

Амфибии замолчали.

— Здравствуй, Амос! — раздалось из-за спины.

Темный резко развернулся, лицом к лицу оказавшись с… Дареном Тартисом.

Все вокруг поплыло, реальность смазалась, только Дарен остался неизменным: чистое незагорелое лицо, внимательные серые глаза, на плечах тяжелый плащ с меховой опушкой, застегнутый на фамильный крест. Внешность мальчика буквально излучала здоровье и силу, словно он и не провел целый месяц в диком лесу, лишенный элементарных удобств.

Окружающий мир вернулся в фокус, только высохшее озеро исчезло: вокруг высились мрачные шотоны, и Дарен стоял почти вплотную к ним.

— Дарен, отойди от деревьев! — внезапно охрипнув, потребовал Амос: ему не раз приходилось видеть, что оставалось от неосторожных, ступивших под сень шотонов.

Мальчик улыбнулся ему ласково, снисходительно; Амос никогда прежде не видел на лице Дарена такого выражения.

— Они не тронут меня, — проговорил младший Тартис мягко. И действительно, лианы шотонов едва заметно колыхались, но не делали никаких попыток схватить добычу.

Амос чуть расслабился.

— Где Аллеманд? — спросил он довольно резко, желая поскорее вернуться домой из этого странного места.

Продолжая улыбаться, Дарен склонил голову чуть набок:

— Я убил ее, — ответил он, глядя Амосу прямо в глаза.

Амос замер — этого он не ожидал:

— Ты… что?!!

— Я убил ее, — терпеливо повторил мальчик, небрежно пожал плечами, — она мне надоела. Скучная вредная ствура.

Амос замер, не уверенный, как поступить в такой ситуации. И что случится с мальчиком теперь? Начнет Повелитель ради него новую войну, или, куда вероятнее, отдаст возмущенным Светлым, сохраняя Перемирие? Но если Дарена убьют, как переживет это Кларисса?

— Амос? — удивленно спросил Дарен, глядя на растерянного Темного, — что-то не так?

Амос моргнул, встряхнулся, пытаясь решить, что делать. Он мог спрятать мальчика, так, чтобы никто: ни орденские псы, ни Амадей, ни даже Повелитель, не смогли его найти. Спрятать и вбить в эту тупую светловолосую голову немного смысла. Немного осторожности. Немного умения смотреть на последствия своих глупых поступков. Сделать так, чтобы все решили: Иласэ, эта бедная глупышка, пошла своей собственной дорогой и исчезла в лесу.

— Это было забавно, — проговорил тем временем Дарен, и его светлые глаза восторженно заблестели, — я разрезал ее, как кролика, от горла до пупка, и выпустил все внутренности. Она так долго пищала и барахталась. Ты не поверишь, Амос, как долго! — Тартис хихикнул, — но сперва я поимел маленькую шлюху. Все ствуры — шлюхи.

Амос промолчал, внезапно чувствуя себя невероятно старым. Как у нежной Клариссы могло родиться такое чудовище? Впрочем, Амос знал: большинство Темных лишь пожало бы плечами на подобное откровение. Его сородичам никогда не было дела до чужих жизней.

— Иди сюда, Дарен, — проговорил он, шагнув к младшему Тартису.

Рука легла на плечо Амоса и с силой дернула назад. В тот же миг убийственный разряд силы пронесся мимо него к Дарену, но, странно изогнувшись, обошел мальчика, а Амос ощутил знакомый привкус Магии Огня, любимой стихии…

— Амадей, ты с ума сошел?!! — крикнул Амос с яростью, разворачиваясь всем корпусом к нападавшему.

— Не слушай, что он говорит! — прервал его Амадей резко, — это не мой сын!

Губы подростка зло искривились:

— Ты так плохо относишься ко мне, папочка. И ты делаешь больно мамочке. Думаю, тебе придется ответить за это!

— Ты не обманешь меня! — срывающимся от ярости голосом проговорил Амадей, — самозванец! Думаешь, я не смогу узнать собственного сына? Где Дарен?!! Где он?!! Ответь мне, ублюдок!

Мальчик посмотрел на старшего Тартиса пустым взглядом, и Амос как раз собрался поинтересоваться, в какой момент Амадей окончательно спятил, когда Дарен внезапно восторженно вскрикнул: к ним приближался Оркуд. Черному единорогу надоело ждать в одиночестве, и он отправился искать хозяина.

Увидев Дарена, Оркуд с любопытством изогнул шею, потянувшись к мальчику. Амос удивленно поднял брови: никогда прежде его любимец не ласкался к чужим людям, вообще не подпускал их к себе. В душе Темного шевельнулось неясное опасение.

Дарен протянул руку и нежно погладил Оркуда по морде, рядом с острым рогом. По телу зверя прошла дрожь, он издал тихий подвывающий звук. Не веря собственным глазам, Амос смотрел, как черная, без единого пятнышка, шкура, теряя свой природный цвет, становится белоснежной. Ноги единорога подкосились, и, мертвый, он упал на землю.

Амадей громко выругался, отступая назад.

Амос в ужасе посмотрел на своего погибшего любимца, затем на мальчика, с грустной улыбкой рассматривавшего тело у своих ног.

— Я бы хотел взять тебя себе, — задумчиво проговорил Дарен, с отстраненным любопытством разглядывая собственную руку, одним прикосновением которой только что убил единорога, — но мой Бог и так был достаточно щедр ко мне. Он подарил мне замечательные живые игрушки.

Амадей кричал что-то, таща Амоса назад, как можно дальше от обезумевшего ребенка, а Амос, все еще в шоке, пытался что-то сказать, но не мог найти слов. Как Дарен сумел… одним прикосновением…, как смог…?

Мальчик ласково улыбнулся ему:

— Пойдем к моему Богу. Он станет и твоим Богом тоже.

— Проклятье, Амос, очнись! — прорычал Амадей. Выйдя, наконец, из ступора, Амос встряхнулся: леса вокруг больше не было, они вновь стояли на дне высохшего озера. И оно стремительно наполнялось жидкой черной грязью.

— Портал, Амос, нам нужно попробовать открыть его вместе! — нотка паники в голосе Амадея удивила Темного, и потом только он сообразил, что старший Тартис вот уже некоторое время пытается и не может открыть свой собственный. Словно рядом был некто, высасывающий из Амадея магию прежде, чем он успевал набрать ее достаточно из окружающего мира.

Странно, но вдвоем Портал открылся без усилий.

— Амадей! — окликнул отца Дарен, — Амос! Вам привет от моего Бога. Релой эодай мервокс! Кхошид, Тартис, кхошид, Ллэнь! Траишше кхошид Клариссе!

Амос захрипел от боли и согнулся пополам. Амадей схватил его за плечо и втянул в воронку перехода.

Глава 31. Много гнева и ненависти

Бурлящий вихрь эмоций улегся, взгляд Дарена стал спокойным, оценивающим. Склонив голову, Темный лениво размышлял, что ему делать с Иласэ. Что ему делать со своей маленькой ствурой.

Должно быть, его лицо как-то выдало внутренние изменения, потому что самоуверенность во взгляде Иласэ поколебалась, в карих глазах мелькнула тревога.

Дарен не мог убить ее, нет, она была ему пока нужна. Он мог бы избить ее, но это замедлит скорость их движения. Лучше сломать ее, унизить, разбить вдребезги эту надменную улыбку.

Маленькая принцесса старого магистра не представляет, что такое настоящий мир, настоящие боль и ненависть. Так же, как не понимает отвратительную мерзость собственной сути, то, сколько зла принесли подобные ей его народу. Не понимает всю неотвратимость наказания за это.

Пришло время показать ей.

Дарен мягко засмеялся, и Иласэ испуганно отступила назад. Он знал, девчонка ожидала другого. Думала, что он впадет в ярость, начнет оскорблять ее, швыряться угрозами. Смеха она не предполагала.

— Ты глупа, ствура, — проговорил он, улыбаясь, — я сказал тебе, я принадлежу Братству.

Он шагнул к ней и ударил по руке, выбив кинжал.

— Прекрати! — вскрикнула она, поворачиваясь к упавшему оружию, но Дарен схватил ее за плечо, останавливая.

— Посмотри на меня, ствура, — ласково велел он, и она взглянула на него, растерянная.

— Я принадлежу Братству уже больше года. Ты ведь знаешь, что мы делаем? Мы чистим нашу планету от таких выродков, как ты. Хочешь знать, скольких я уже убил?

Ее блестящие глаза смотрели на него недоверчиво.

— Моя инициация, — продолжил Дарен мягко, — была на северной границе Империи. Мы нашли двух маленьких ствур, нашли раньше, чем твой Орден, и убили. Я сам это сделал, сам провел необходимый ритуал, чтобы вернуть нашей расе украденную магию. Ритуал очищения, ствура. Знаешь, что это такое?

Иласэ смотрела на него, оцепенев от ужаса, потом оттолкнула и попятилась назад. Дарен позволил ей.

— Мне понравилось их убивать, — продолжил Дарен размеренным тоном, — это также полезно, как уничтожать заразных насекомых. А ты… Я все время думаю, как убью тебя, какими способами я мог бы это сделать.

Иласэ сделала еще один шаг назад.

— Я ненавижу тебя, — негромко сказал Дарен, — ненавижу ствур, и не остановлюсь, пока не уничтожу последнего из вас в этом мире.

Помнишь нападение кочевников этой весной на южные границы? И кто там жил? Правильно, семьи взрослых ствур, воспитанные вашим Орденом. Как удачно, правда, что во время набега не погиб ни один истинный маг? И как странно, что трупов дикарей оказалось так мало!

Дарен снова засмеялся:

— Щиты нашего Повелителя, блокирующие магию, великолепны! У бедных ствур не было ни единого шанса. Маргосы, Эддины, Галвеи, Драаты, Каоши… Я был там. Мы заперли их внутри домов и сожгли.

— Ты… ты лжешь! — ее голос дрожал.

— Но прежде, чем сжечь, мы хорошо развлеклись с маленькими ствурами. О, как они вопили! Я оттрахал этих сук прежде, чем убить, и смеялся, когда делал это.

Иласэ вздрогнула от шока, вызванного его словами. Дарен метнулся вперед и схватил девушку за запястья. Она не сопротивлялась, ее взгляд стал странно пустым, стеклянным. Дарен с удовлетворением отметил, что она вся дрожит.

— Ты мерзкая грязная ствура. Я бы убил тебя, не будь ты полезнее живая, — прорычал он, — или избил, как дурную собаку; но ты заслуживаешь худшего.

— Ты… нет!

Он ударил Иласэ по лицу, заставив вскрикнуть, потом швырнул на землю и навалился сверху всем телом.

— Тартис, прекрати! — закричала она в панике, хватаясь за его руки, когда он начал сдирать с нее одежду.

Все, подернутое красным туманом похоти, произошло очень быстро. Он распахнул на ней плащ и потянул вверх рубашку, чтобы не тратить времени на пуговицы. Иласэ пиналась, царапалась, пыталась укусить его и оттолкнуть от себя. Потом пальцы девчонки, согнутые на манер когтей, метнулись к его глазам… Дарен оказался быстрее и поймал ее руки, еще сильнее пришпилив извивающуюся девчонку к земле своим телом.

Полотно рубашки собралось у ее шеи, открыв упругий плоский живот и красивой формы груди. Дарен наклонился, жадно захватив ртом пуговку коричневого соска. Раздвинул ее бедра коленом, задрал юбку… И тогда Иласэ, наконец, закричала. Громкий крик, полный гнева, отчаянья и безнадежности.

Только вот в этот момент Дарен услышал совсем не ее.

Он отскочил, задыхаясь от внезапного ужаса. Этот крик, невозможно… но казалось так реально.

Его матери тоже было семнадцать.

Как он мог слышать это раньше? Только в своих кошмарах, ведь тогда его еще не существовало…

Она кричала также, и, также, напрасно, пыталась защититься.

В горле встал ком, когда он смотрел на Иласэ, свернувшуюся в дрожащий маленький комок.

Вся эта сила, и отвага, но он не остановился.

Не нужно бежать. Бежать — значит признать, что ты не прав.

И ты — результат насилия.

Слова, сказанные много лет назад. А произошло это еще раньше.

Перед глазами все поплыло, Дарен вскочил на ноги и слепо бросился в лес, бежал, не разбирая дороги, пока не споткнулся и не упал на землю. Мысли — как хаотичный калейдоскоп, снова и снова.

Последняя в своей Семье, носительница редких способностей… хорошая добыча.

— …Твоя мать, Дарен, сперва не хотела выходить за меня замуж, — И, с угрозой, — правда, дорогая?

…Одна из последних междоусобиц среди Темных, а в них всегда страдают невинные.

Но для Ордена, следящего за порядком, среди Темных невинных нет, и он не вмешивается…

— …Что с тобой, мама?

— Ничего, дорогой, я поскользнулась и упала с лестницы. Ты же знаешь, какая я неуклюжая, — но ведь на самом деле каждое ее движение — как танец.

— Да, мама…

Ее пустые глаза послушной куклы, в которых появляется живое чувство, только когда она смотрит на сына.

Несколько лет спустя:

— Мам, почему ты терпишь его?

Молчание. Потом:

— Он забрал мою Силу.

Это не то же самое! Не то же самое! Правда?

Иласэ улыбается ему, солнечные искорки блестят в темно-карих глазах. К загорелому лбу прилип желтый лист.

Она — ствура. Они — отвратительные, злые существа. Если им позволить, они уничтожат истинных магов.

Иласэ, которая волнуется из-за него, несмотря на все его невыносимое поведение.

Чем она заслужила…?

Мама улыбается ему, целует его: «Я люблю тебя, мое солнышко».

Как она могла любить его? Он был постоянным напоминанием о всех ее страданиях. Он даже выглядел точно, как отец.

Единственное, что он мог сделать, чтобы расплатиться за грех собственного рождения — это защитить ее от Амадея. Он должен уничтожить отца, но как, если Дарен настолько слаб, что даже неспособен выполнить свой долг перед расой?

Но что бы подумала его мать, что бы сказала, если бы узнала о сегодня? Посмотрела бы с ужасом, потому что он доказал, что он — сын своего отца?

Сын своего отца…

Амадей смотрит на семилетнего Дарена со странным выражением на лице. Потом протягивает руку и ерошит его светлые волосы, из-за чего Дарен, считающий себя совсем взрослым, недовольно хмурится. Амадей мягко смеется: «Привет, сынок. Как у тебя сегодня дела?»

Что бы Дарен ни выбрал, он все равно предаст кого-то.

Локи…

«Ты не будешь видеться с ней. Ее предки слишком долго жили среди дикарей и растеряли те немногие достоинства, что когда-то имели». Губы Амадея презрительно кривятся, «Она не достойна войти в нашу Семью. Брось ее».

«Да, отец».

Он почти разрушил тогда свои отношения с Локустой.

Иласэ улыбается ему: «Я не боюсь тебя». В ее шоколадных глазах сияет доверие. Доверие.

Он воспринимал это как насмешку, а на самом деле она говорила: «Я верю, что ты не причинишь мне вреда». Она на самом деле жила в счастливом мире иллюзий. Доказательство ее невинности — как иначе объяснить эту способность доверять столь слепо.

И какое право он имел забирать у нее это?

— Она всего лишь ствура, — прорычал злой голос внутри.

Но что плохого она сделала ему?

— Она родилась, — отозвался тот.

— И виновата в этом также, как я? — ответил он своему внутреннему голосу.

Она не выбирала, кем родиться, это не было ее виной.

А он… он не смог причинить ей вред, как бы сильно не хотел этого, как бы зол на нее ни был. Он не смог.

Дарен запрокинул голову и смеялся до тех пор, пока на глазах не выступили слезы. Волна облегчения прошла сквозь него, потому что теперь выбора не было. Он не смог сделать то, что должен был. Он не смог стать своим отцом.

Дарен не знал, каким будет его будущее, когда он вернется (если он вернется). Жизнь запуталась еще больше, поставив перед ним новую, быть может, смертельную, дилемму. Но сейчас это казалось неважно. Сейчас, на краткий момент, он стал свободен.

Иласэ. Он должен был сказать ей, объяснить, извиниться. Он зашел слишком далеко, на самом деле мог сломать ее — она такая хрупкая.

Дарен вскочил на ноги и побежал назад, туда, где оставил девочку лежать на земле. Съежившуюся в плачущий комок… Эта мысль заставила все внутри судорожно сжаться.

Он вышел из-за кустарника и резко остановился. Ее нигде не было.

Губы Дарена сжались в тонкую линию. Проклятье, куда глупышка ушла? Неизвестно, что бродит в этих лесах, он должен найти ее, прежде…

Что-то сильно ударило его в затылок, от резкой боли глаза на мгновение потеряли способность видеть. Следующий удар пришелся по пояснице, и позвоночник завопил в агонии… Он упал, неловко, и этим ударом из легких вышибло весь воздух. Тотчас веревка обвилась вокруг его горла, лишая остатков кислорода. Он захрипел и дернулся, сопротивляясь, но что-то холодное, острое и очень знакомое прижалось к шее…

Дарен застыл, потом несколько раз зажмурился, пытаясь вернуть зрение.

То, что он увидел, заморозило его внутренности в ледяной комок. Иласэ была над ним, край петли зажат в одной руке, кинжал, сияющий ярким светом, в другой. Лицо — искаженная маска ненависти, глаза — как две ледяные дыры. И никаких следов слез.

Лезвие еще плотнее прижалось к его артерии, Иласэ чуть наклонилась к нему:

— Ты мертвец, Тартис.

Глава 32. Осколки несуществующего

Иласэ моргнула, возвращаясь к реальности. Она лежала на боку, на мокрой земле, с голой грудью, юбка задрана почти до талии. Ее овевал прохладный ветер, откуда-то доносилось негромкое чириканье. Мир был спокоен, тих, нереален.

Иласэ медленно села, одернула юбку, чувствуя легкую тошноту и, вместе с тем, странную безмятежность. Логика подсказала, что у нее шок — невозможно остаться настолько спокойной после всего, что случилось. А если нет, то дела еще хуже, чем она думала: было бы печально сойти сейчас с ума. Попыталась неуклюжими пальцами застегнуть рубашку, но поняла, что все пуговицы на месте, потянула вниз. Ладонь скользнула по груди, влажной от слюны.

Иласэ отдернула руку и уставилась на ладонь в ужасе и отвращение, потом торопливо вытерла пальцы о юбку.

У нее не получилось оттолкнуть его.

Она оказалась слишком слабой, глупой, бесполезной…

Иласэ думала, что сейчас заплачет, ей хотелось плакать. Глаза жгло, но они оставались сухими.

Но отчаянье быстро переродилось в ярость, темную и грязную, как озеро, выплюнувшее виверну.

Она провалила один из самых главных жизненных экзаменов. Но этого не повторится! Никогда больше она не будет такой слабой. Никогда.

Иласэ нашла в себе силы встать на ноги. Движения, поначалу медленные, стали расчетливо-экономными. Она отыскала кинжал, валявшийся в нескольких футах от нее, подняла его, ощутив привычный наплыв магической энергии.

— Где ты была? — спросил он.

Иласэ мертво улыбнулась и объяснила клинку, что от него требовалось.

— Я сделаю то, что ты хочешь, — с готовностью согласился он…

Для Иласэ Аллеманд все в мире четко делилось на черное и белое.

Высокая красивая девушка стояла перед вделанным в стену зеркалом, аккуратными легкими штрихами заканчивая наносить блестки теней на веки. Ее и без того великолепные зеленые глаза засияли от этого еще ярче.

— Жаль, что ты не хочешь поехать вместе с нами на свадьбу Арира, — проговорила она, обращаясь к приемной сестре, играющей с веером. Та вздохнула, аккуратно закрыла изящную вещичку:

— Я бы с радостью, Ника, но у меня завтра первые экзамены.

Ника покачала головой, лукаво глядя на отражение Иласэ в зеркале:

— А еще некто, чье имя начинается с буквы Р, пригласил тебя после экзаменов на пикник.

Щеки Иласэ смущенно вспыхнули:

— И вовсе не он, а Ильмар!

— Смотри у меня! — Ника шутливо погрозила ей пальцем. Потом подошла и поцеловала сестру в румяную щечку:

— Тогда увидимся через пару дней.

— Расскажешь мне потом, как там, на южной границе, — Иласэ засмеялась, — А то Кэрик все время хвалится, что такую красоту невозможно представить.

Добро и зло.

Бледное лицо Ильмара, избегающего смотреть ей в глаза; Ролан, уставившийся в землю.

— Сходи к Старшему магистру, Иласэ, — мягко говорит Лилит Кэйрос, глядя на нее со странной жалостью, — он должен тебе что-то сообщить.

Сочувствие в мудрых синих глазах:

— Мне очень жаль, девочка моя, но вчера южная граница подверглась нападению кочевников. Все, кто был на свадьбе, погибли.

— Ника?

— И она тоже.

— Я…могу увидеть их…в последний раз?

Коричневая от возраста ладонь Магистра осторожно накрывает ее дрожащие пальцы:

— Тел не осталось, кочевники сожгли их.

— Но как это случилось? — шепчет Иласэ, — почему они не смогли защититься?

Магистр грустно качает головой:

— Вряд ли мы это когда-то узнаем.

Всех детей местных уроженцев со способностями к магии забирают у родителей и отдают в семьи тех Светлых, которые уже несколько поколений являются магами. Но не в семьи потомков Первых.

По большому счету, это мудро. Потомки Первых и местные не могут иметь общих детей, так пусть каждый общается в своей собственной среде. Это не помешает им всем оставаться Светлыми.

Иласэ попала в одну из таких семей. Отец был магом в третьем поколении, мать — во втором. У них был только один собственный ребенок, девочка, на полгода младше Иласэ. По странному капризу природы, магии она была лишена напрочь.

Отношения с приемными родителями у Иласэ не сложились, они так и остались друг другу чужими, но Ника стала ей не только сестрой, но и лучшей подругой. Жаль, что она не могла учиться магии.

Но теперь это было неважно, теперь они все были мертвы, так же, как еще больше полусотни магов. И среди погибших не оказалось ни одного потомка Первых.

Она там, на пепелище, где красивые дома за несколько часов превратились в страшные обугленные остовы. А людям, чтобы умереть, потребовалось еще меньше времени. От Ники — только кулон с синим дельфином. Странно, но лазурь рисунка не потрескалась, серебро не почернело… словно пламя, поглотившее людей и здания, было магическим, ведь магия не действует на серебро.

— Это невозможно, Иласэ, — мягко, но твердо говорит ей Лилит, когда она делится своими подозрениями. Но что-то на секунду мелькает в глазах матери Кэйросов, что-то странное.

Глумливые ухмылки Темных:

— Как символично — местные дикари убивают местных же выродков! Если так пойдет и дальше, для нас не останется никакой работы.

Да, ее мир был черно-белым, в котором жили хорошие и плохие люди. Себя она всегда считала хорошим человеком. А хорошие люди не ненавидят других людей, они верят, что в каждом есть врожденное добро, что никто не должен умирать. Что никто…

Я оттрахал этих сук,

не является

прежде,

действительно злым.

чем убить…

Даже Повелитель Темных

Трупы детей,

и Братство Хаоса.

лежащие перед сгоревшим домом, с выколотыми глазами…

Возвращение с границы. Руки Ролана обнимают ее, душа — жгучая масса ненависти, там, где внутри что-то сломалось. Но лицо Иласэ спокойно и безмятежно в то время, как она представляет, что бы сделала с людьми, убившими ее сестру. Сделала бы без сомнений, не колеблясь.

— Они нашли убийц! — это Ролан, он одновременно рад, но и тревожится за нее.

— И…? — она ждет продолжения.

— Рыцари убили всех, всех, кто участвовал в набеге! Чтобы никто больше не посмел совершить такое!

Иласэ кивает — всех… Она кивает, потому что некоторые люди заслуживают смерти. Она не поднимала в этот раз меч и не бросала убийственное заклятие, но она согласна с приговором, приведенным в исполнение другими.

Именно тогда, научившись ненавидеть, Иласэ Аллеманд почти потеряла способность прикасаться к единорогу.

Со стороны могло показаться, что Иласэ быстро отошла от своей трагедии; она вновь часто улыбалась, смеялась шуткам, помогала друзьям придумывать каверзы. Ролан и остальные успокоились, и только Ильмар, порой, смотрел на нее с сомнением, словно подозревал что-то.

Конечно, он не мог знать, что по ночам она учила запретную магию, не только Темные ветви обычных наук, но и магию Крови, и даже магию Врат. Учила, потому что поклялась себе не стать следующей жертвой.

Как она была глупа, поверив, что Дарен Тартис являлся чем-то большим, чем просто хищник! Как она могла быть такой дурой? Или одного урока ей оказалось недостаточно?

Еще этим утром она доверяла ему. Она была так уверена в нем.

С самого начала их путешествия Тартис вел себя с ней ужасно, но и в Ордене он был таким. И она обращала больше внимания на проблески другой личности, в том, как он смеялся, как порой смущался или забавно злился. И он был умен, хотя Иласэ и заявляла много раз обратное. Умен не книжной начитанностью, а умением поворачивать события себе на пользу и извлекать из них выгоду. Умением видеть возможность и использовать ее.

В тот вечер, когда, разозлившись, Дарен все равно не смог ее ударить, Иласэ осознала: его поведение было по большей части игрой. Притворством. Он постоянно напоминал себе, что должен мучить ее.

Когда Иласэ поняла его секрет и начала дразнить, он кричал на нее, и бил себя в грудь, и чуть ли не выдирал волосы от отчаянья, но ни разу ни ударил ее.

Как она радовалась этому.

Может, Дарен Тартис не такой уж плохой? Может, она поможет ему измениться, поможет отказаться от его извращенного взгляда на мир? Если да, то даже это ужасное путешествие по дикому лесу окажется не столь бессмысленным.

Почему ты такая хорошенькая?

И хотя она повторяла себе много раз, что эти слова ей безразличны, в душе часто вспоминала их, чуть краснея от смущения и странного теплого ощущения где-то внизу живота.

Что, если он и впрямь так думал?

В Ордене она никогда не обращала на него внимания, не замечала его. Тартис был ей менее интересен, чем никчемное насекомое. Здесь она увидела его словно впервые.

Оказалось, он красив. Лицо с тонкими аристократическими чертами, безукоризненная кожа, густые белые волосы — много раз ей нестерпимо хотелось узнать, какие они на ощупь. Даже новые шрамы, на лбу и щеке, не портили его. Иласэ в душе надеялась, что он не будет их убирать. И его серые глаза, с темным ободком по радужной оболочке, выделялись на бледном лице, как два драгоценных камня.

И иногда, когда Дарен касался ее, она с непривычной ясностью ощущала свою женскую суть.

И иногда она думала: «А что, если…»

И ее гнев и ненависть к нему были сейчас порождены, более всего, убийством этого зарождавшегося чувства, этих неявных возможностей. Потому что весь этот свет Тартис превратил в нечто отвратительное и тошнотворное. Он заставил ее чувствовать себя грязной. Он предал ее.

Но сейчас это было неважно. Никакие чувства, ничто хорошее, что она видела в нем.

Потому что человек всегда сам выбирает, кем и чем он хочет быть, и Дарен Тартис этот выбор сделал.

Глава 33. Шипы нежной розы

Секунды тянулись, как часы, пока Иласэ сидела, притаившись, в кустах, и ждала его возвращения. Каждый собственный вздох казался громовым раскатом, ей становилось то жарко, то холодно. На одну руку она намотала самодельную петлю, сделанную из отрезанной от плаща полосы, в другой был кинжал. Иласэ знала, как Тартис опасен, знала, что он сильнее и быстрее ее. Если Темный заметит хоть проблеск возможности справиться с ней, он этим воспользуется.

А потом Тартис вышел с противоположной стороны, и Иласэ увидела его лицо, эти красивые черты в маске недоумения. Он казался таким юным, таким безобидным… Ее гнев вернулся с новой силой.

Теперь он стоял к ней спиной. Иласэ выпрямилась. Не сознавая своих действий, подняла с земли толстую палку. Она не вспомнила о том, что нужно двигаться бесшумно, но, каким-то образом, Тартис не услышал ее.

Она ударила его по затылку со всей силы, и он зашатался, потом по спине… До этого мгновения Иласэ и не сознавала, что у нее был план.

Тартис закричал, падая, и она оказалась сверху, затягивая на шее Темного петлю; он захрипел, и она прижала обнаженное лезвие к его горлу. Кинжал был в восторге, умолял нанести удар, чтоб он смог напиться крови.

Иласэ не слушала.

Светлая наклонилась, заглянув в широко распахнутые растерянные глаза Тартиса, и прошипела:

— Ты мертвец.

Темный застыл, глядя на нее со страхом и изумлением, и что-то внутри нее взвыло в триумфе. Она хотела, чтобы он испытывал ужас. Она хотела причинить ему боль.

Его губы дрогнули:

— Иласэ?

Тартис шевельнулся, пытаясь подняться на локтях, и Иласэ запаниковала. Она дернула веревку, затягивая петлю, и Темный захрипел, его руки метнулись к горлу, пытаясь ослабить удавку. Ее ладонь, сжимающая рукоять кинжала, задрожала, и девушка чуть не отрезала ему голову.

— Не шевелись! — крикнула Иласэ, — Положи руки вниз! Положи руки вниз, или я перережу тебе глотку!

Очень медленно, Тартис подчинился, опустив руки к бокам, но тело осталось напряженным. Иласэ чувствовала, как напряглись мускулы на его ногах, готовясь скинуть ее в сторону. Не в его это было природе оставаться покорным перед лицом угрозы.

— Если ты хотя бы дернешься, — процедила она сквозь зубы, сильнее вдавливая лезвие в его шею, — я нарисую тебе здесь улыбку. Не забывай — кинжалу не обязательно касаться, чтобы убить.

Тартис смотрел на нее, словно не узнавая, но эти слова, должно быть, проникли в сознание, потому что напряженные мышцы под ней обмякли.

— Что ты делаешь? — прохрипел он с трудом.

Иласэ зло усмехнулась:

— Мне надо бы убить тебя прямо сейчас, но ты жив только потому, что у меня есть вопросы. А когда ты ответишь, я убью тебя, и никто никогда не найдет твое тело.

— Ты блефуешь! Ты… ты не убьешь меня! — он казался таким уверенным. Вот главная проблема со лжецами — они не верят, что кто-то может говорить правду.

Какой идиот!

— Я перережу тебе горло и буду смеяться, глядя, как ты истекаешь кровью, — прошипела Иласэ, не отводя от него взгляда. Тартис побледнел, в глазах мелькнули страх и неуверенность. Ну, наконец-то!

В непривычной ухмылке потянулись вверх уголки ее губ:

— Не двигайся! Потому что иначе я сперва отрежу тебе руки, потом ноги, а голову сберегу напоследок.

— Иласэ…, - он судорожно сглотнул, — Иласэ…

Едва сознавая, что делает, девушка с силой ударила его рукоятью кинжала по виску, заставив взвыть и скривиться от боли.

— Замолчи! — крикнула она, — да как ты смеешь, отвратительный, мерзкий ублюдок! Еще раз скажешь мое имя, и я выколю тебе глаза, как… — Иласэ с всхлипом втянула в себя воздух, прогоняя жуткие воспоминания о детских трупах.

— А может, я поступлю так в любом случае, за все, что ты сказал мне, и сделал, и… — она с трудом заставила себя остановиться. Странное холодное спокойствие ушло, сменившись огненной яростью. Иласэ сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь усмирить бушующий гнев.

Тартис прижал ладонь к пострадавшему месту, потом, с выражением шока, посмотрел на нее, покрытую кровью.

Вид его раны почему-то удивил Иласэ, и она запоздало поняла, что все это время боялась, что окажется слишком слаба и не сможет по-настоящему причинить ему вред. Собственная мысль показалась девушке на редкость забавной, и она истерически захихикала.

Тартис вздрогнул от этого звука, но Иласэ не заметила.

— Помнишь, — проговорила она, слегка раскачиваясь, то и дело прерываясь, чтобы тихо засмеяться, — однажды я плакала, и ты думал, оттого, что боялась тебя, боялась, что ты меня убьешь. — Иласэ сильно дернула петлю, заставив Тартиса задохнуться, наблюдая, как страх заполняет его глаза. Возможно, он думал, что она спятила. Девушке стало его почти жаль.

— Ты такой глупый, — проговорила она мягко, — я плакала, потому что осознала: однажды мне придется тебя убить. Мне стало грустно тогда. А когда ты будешь умирать, я потеряю последнее, что осталось от моей невинности и никогда больше не смогу даже приблизиться к белому единорогу, — она вздохнула, — Ты ведь думал, я окажусь легкой добычей?

— Ил… — он запнулся, боясь сказать ее имя, — тебе нужно успокоиться и подумать, что ты делаешь. У тебя истерика. На самом деле ты не хочешь никому причинять боль. Девушка, которую я знаю, не обидела бы и муху.

Иласэ зло засмеялась:

— Девушка, которую ты знаешь? Ну и ну! Как мило! Заткнись и не дергайся, или я начну пускать тебе кровь, пока не подчинишься. А сейчас, — она провела кончиком кинжала по его шее до самой мочки уха, — я кое-что спрошу у тебя, и ты расскажешь мне правду. Если солжешь, я узнаю от кинжала и убью тебя.

Его взгляд сказал Иласэ, что Тартис не знал, верить ли ей, не знал, верила ли она в собственные слова.

Иласэ ощутила яростный триумф: наконец-то она узнает правду, узнает, кто убил ее сестру. Она уже хотела спросить у Тартиса, не он ли это сделал, когда поняла, что Темный вряд ли спрашивал имена своих жертв.

— Ты был на южной границе во время нападения кочевников? — процедила она.

Ее вопрос удивил Тартиса, во взгляде мелькнула растерянность — такого он явно не ожидал.

— Нет, — прошептал он.

Что?!!

Иласэ стиснула рукоять, готовясь, в приступе ярости, перерезать его лживую глотку.

«Он говорит правду», — голос кинжала прозвучал недовольно, с оттенком скуки: клинок хотел убивать, почему она тянет?

Растерянная, Иласэ заколебалась, то касаясь кинжалом его шеи, то отводя в сторону. Наконец, она задала следующий вопрос:

— Кто там был из Темных?

Тартис покачал головой, глядя то на ее руку с кинжалом, то на лицо:

— Я не знаю.

Нет! Этого не может быть!

— Ты принадлежишь Братству Хаоса? — этот вопрос Иласэ почти прорычала.

Тартис вновь явно заколебался:

— Нет. Думаю, что нет. Я не проходил инициацию и не был на собраниях.

Ее яростная устремленность таяла с каждым словом.

— Но ведь ты убивал людей, верно? — выкрикнула Иласэ, машинально затягивая петлю.

— Нет, — прохрипел он, пытаясь ослабить давление веревки на горло.

— Ты мучил сервов!

— Нет!

— Ты насиловал девушек!

— Нет!!!

— Проклятье! Но что-то ты же делал! Скажи мне, что ты делал! — разозлившись, Иласэ вонзила кинжал в землю рядом с его головой, и Тартис, уловив резкое движение, в панике дернулся в сторону, вскинул руки, чтобы с силой оттолкнуть ее.

Изумленная, девушка откатилась в сторону, рука соскользнула с серебряной рукояти, и клинок остался торчать в земле. Если б не это, она бы убила его.

Тартис попятился назад, повинуясь животному инстинкту бегства. Иласэ опомнилась первая, взгляд устремился к рукояти, но его глаза последовали за ней, и к оружию Тартис метнулся вперед нее.

Темный был быстрее, но Иласэ, с воплем ярости, бросилась вперед и впилась в его лицо ногтями. Четыре глубокие кровоточащие царапины прошлись по его лбу и носу. Тартис бы не отступил, но ее вторая рука нацелилась в его глаза, и он дернулся назад, спасая зрение.

Иласэ выхватила из земли кинжал и бросилась на Тартиса, ударила его плечом в солнечное сплетение, и они упали. Ее рука с оружием, светящимся в предвкушении убийства, взметнулась вверх. Одна рука Тартиса метнулась к ней, в тщетной попытке перехватить удар, другая инстинктивно закрывала голову. И то, и другое было бесполезно — кинжалу не обязательно прикасаться, чтобы убить.

— Не надо! — крик был полон такого ужаса и отчаянья, что Иласэ замерла, рука повисла в воздухе.

«Ника кричала так же?»

Сделай это! Убей его быстро, пока он не сопротивляется…!

Тартис медленно убрал руку, прикрывающую лицо, дыхание вырывалось глубокими прерывистыми всхлипами:

— Я не сделал никому ничего плохого, — выдавил он, почти умоляя ее.

— А как же я? — прошептала Иласэ.

Что-то мелькнуло в его глазах, и, будь Темный кем-нибудь другим, Иласэ сочла бы это за стыд.

— Прости, — сказал он хрипло, — я знаю, что ты мне не веришь, но я, правда, сожалею.

Иласэ хихикнула, но ее глаза оставались черными ледяными провалами:

— О, я верю тебе, верю: ты действительно сожалеешь, что оказался в таком положении, — она сжала рукоять крепче, и Тартис вздрогнул. Иласэ снова засмеялась:

— Посмотри, как ты сейчас жалок! На самом деле ты просто глупый щенок, притворяющийся мужчиной. Избалованный сопляк, ноющий, как ему тяжело, в то время как другие сражаются за свои жизни и за жизни своих семей! Я ненавижу тебя! Ненавижу! Ты думаешь, это игра, это веселье? Ты назвался чудовищем — ты ответишь за свои слова.

— Нет, подожди! — Тартис смотрел на нее в панике, с трудом удерживаясь, чтобы не попытаться оттолкнуть, понимая, что тогда она точно убьет его.

— Почему нет? — крикнула в ответ Иласэ, — назови мне причину.

— Ты не убийца, — он произнес эти слова неуверенно, с интонациями ребенка, убеждающего самого себя, что монстры под кроватью не существуют.

— Я — убийца! — крикнула Иласэ в ответ, еще раз располосовав ему лицо ногтями. — Это реальный мир, и все мы — убийцы и монстры! Убей или будь убитым, и я выбираю первое!

— Но я ничего не сделал!

— Мне все равно! — крикнула она в ответ, но в ту же секунду, услышав собственные слова, поняла, что бледнеет.

Ведь это неправильно. Как ей может быть все равно?

Иласэ внезапно осознала, что хочет убить его, и неважно, виновен он, или нет. Она хочет разрезать его на кусочки за все, что она выстрадала, за погибшую Нику и приемных родителей, за десятки других, сгоревших в магическом огне, за обезображенные трупы маленьких детей.

Она хотела отомстить, и неважно, кому…

Но ведь он невиновен…

Это пока, — подумала Иласэ с яростью. Еще несколько лет — и все, чем он впустую похвалялся, станет реальностью. Но я не позволю ему дожить до этого.

И он пытался изнасиловать меня. Я не прощу его.

Ты и не должна. Но ты не можешь убить его.

Иласэ с яростью затрясла головой, сражаясь с внутренним голосом. Тартис вздрогнул, думая, должно быть, что она окончательно спятила.

Мы не убиваем невиновных, — сказал этот голос, ее совесть, нежная, как бархат, скрывающий сталь, — Ника была невинна, дети, погибшие на южной границе, были невинны. Мы должны защищать, помнишь?

Но он убьет меня! Если я отпущу его сейчас, он убьет меня.

Голос промолчал.

Я должна его убить! — крикнула она мысленно, обращаясь к голосу.

Нет ответа. Ее выбор, с которым ей жить.

— Дай мне убить его! — взвыл кинжал, чувствуя, как решимость девушки колеблется.

…нет.

— Я голоден! Дай мне сделать то, ради чего я был создан!

Создан, чтобы убивать людей? Убивать магов?!!

Ее кровь вскипела от ярости и ужаса:

«Ты был сделан не для того, чтобы убивать! — крикнула Иласэ клинку. — Ты должен защищать нас! Вернуть нас домой!»

Она думала, что кинжал запротестует, восстанет против нее, но он неожиданно замолчал, притих, как ребенок, которому сделали выговор.

Может быть, ему нужно было обдумать смысл своего существования?

Иласэ медленно поднялась, острие кинжала все также направлено на Тартиса:

— Ты жив только потому, что я не убиваю невиновных. Если в будущем ты хоть в чем-то будешь мне угрожать, я убью тебя на месте. Я сделаю это не колеблясь, потому что я хочу убить тебя. Ты веришь мне? Ты должен верить, или ты умрешь.

— Я верю, — сказал Тартис хрипло, осторожно приподнимаясь на локтях, лицо и шея покрыты ручейками крови.

— Хорошо, — Иласэ шагнула к нему и, как могла сильно, пнула в пах. Тартис взвыл, сжавшись от боли в комок.

— Это за то, что ты сделал. Еще когда-нибудь прикоснешься ко мне, — я отрежу тебе яйца и запихаю в глотку!

Какое-то время Иласэ с удовольствием смотрела, как он с воем катается по земле, потом достала компас.

— Добро пожаловать в дикий лес, ублюдок! — и Иласэ пошла к деревьям, оставив его лежать на поляне, скорчившегося, в позе зародыша.

Пусть добирается домой, как знает.

Глава 3. Мы изменим нашу тактику

Вокруг замка Повелителя было поставлено столько защит, что даже Амадей Тартис, его самый доверенный человек и правая рука, не мог открыть Портал ближе двух миль от парадного входа. Впрочем, другим приходилось тащиться пешком все десять, от самой кромки леса.

В наступающем сумраке парк, через который шагали Темные, казался тих и заброшен. Лишь один раз Амос заметил в листве любопытные глаза маленького черного единорожка, и сердце болезненно сжалось при воспоминании об Оркуде, ставшем теперь кормом для падальщиков дикого леса.

— Почему ты повторял, что тот мальчик — не Дарен? — задал Амос мучивший его вопрос. Тартис искоса взглянул на своего спутника:

— Будь у тебя собственные дети, друг мой, — ответил он высокомерно, — ты бы не спрашивал. И, кстати, самозванец назвал тебя Ллэнем — не хочешь объяснить?

Амос скривился:

— Я не отвечаю за фантазии безумца, кем бы он ни был: Дареном, самозванцем или привидением.

— Ну-ну, — Тартис хмыкнул, — однако, от Запретного языка тебя здорово скривило.

— Моя магия слабее твоей, — прорычал Амос, лицо которого вспыхнуло от унижения, — ты это хотел услышать?

— Это я и так знаю, — отмахнулся Тартис, наклонился погладить выбравшегося из-за кустов котенка, детеныша черной пантеры, его собственный подарок Повелителю. — Но ведь нам с тобой прекрасно известно, что именно Ллэни, из всех элрави, сильнее всего подвержены воздействию старой магии. — Амадей с усмешкой посмотрел на старого друга-недруга:

— Пусть пока эта маленькая обмолвка останется между нами, родственник. Пока…

Амос стиснул зубы: намек Амадея был более, чем ясен. Не удовольствуется ведь Тартис доставшимся ему случайно обрывком информации, обязательно начнет копать… И, кто знает, может, даже и докопается. А если намекнет Повелителю, то тому достаточно задать правильный вопрос — и Амос все расскажет сам.

«Проклятье! Проклятый день, проклятый Тартис! О, Кларисса, милая моя, видишь, в какую яму ради тебя я падаю!» — и Амос вполголоса послал Тартиса в Бездну. Тот, естественно, расслышал, но только довольно хохотнул. Амадей любил выигрывать.

Повелитель был дома. Последние недели он почти все время проводил в своей личной библиотеке, куда не допускались даже самые приближенные к его особе маги. Если верить бродившим среди Темных слухам, Повелитель искал тайное, очень могущественное оружие, которое могло бы помочь им одолеть Орден.

Насчет забытого оружия Амос сказать ничего не мог, но то, что со всех подвластных Повелителю доменов конфисковывались самые старые хроники, желательно восходившие еще ко временам Первых, было правдой. А оружие? Оружием, если подумать, можно считать что угодно. Даже Ллэня, который категорически не желает принимать наследство своей уничтоженной Семьи.

У парадного входа Темных, как обычно, встретил слуга. Как-то язык не поворачивался назвать его обычным сервом. Предки этого человека в течении многих веков служили Темным Повелителям, а до них — Императорам, в те легендарные времена, когда Империя была таковой не только по названию.

Так же, как черные всеядные единороги были выведены Темными магами из обычных травоядных белых, и отличались от своих предков, в прямом смысле, как ночь от дня, так и слуг Повелителя нельзя уже было сравнить с просто людьми. Амос сомневался, что это существо, с огромной, во весь глаз, радужной оболочкой, и кожей серого оттенка, могло бы иметь общих детей с женщиной из местных. Или со ствурой, если уж на то пошло.

Слуга провел Темных в просторный кабинет, где Повелитель обычно удостаивал подданных аудиенцией. Высокий черноволосый мужчина с седыми висками, не так давно разменявший полторы сотни лет. Обычный маг в его возрасте уже начинал терять силы и выглядел намного старше, но Повелитель, похоже, еще не дошел до пика своего могущества. Еще одна несправедливость мира: маги, и так способные взывать к стихиям без помощи колец, живут почти в два раза дольше остальных. Счастливцы.

Повелитель выслушал их рассказ очень внимательно, но его темно-синии глаза мрачнели с каждым словом. Амос знал, тот сейчас с удивительной точностью складывает кусочки мозаики из отдельных, вроде бы ничем не связанных фактов. Однако, Повелитель не торопился сообщать им о своих выводах.

Говорил по большей части Амос, однако, как только речь дошла до встречи с Дареном, Амадей взорвался, яростно настаивая, что мальчик, которого они видели в лесу, его сыном не был.

— Возможно, — пробормотал Повелитель, — возможно.

Амос напрягся: похоже, сегодня будет один из тех редких дней, когда Повелитель соизволит поделиться с подданными своими размышлениями.

— Боюсь, твой сын может быть окончательно потерян для нас, Амадей, — тяжело проговорил Темный.

— Почему? — спросил Тартис с опасной мягкостью в голосе.

Повелитель взглянул на него с моментальным удивлением, потом криво улыбнулся:

— Дети прошли сквозь Врата, Амадей, сквозь Бездну. Они живы, это я могу сказать тебе точно, но они — в другом мире, куда нам нет и не может быть доступа, даже останься под рукой целый клан Ллэней.

— Я помню, вы упоминали про две силы, закрывающие от нас подростков. Как это связано? — Амадей старался оставаться спокойным, но, — Амос бросил быстрый взгляд на его кольцо, — так и есть, камень в перстне Тартиса яростно пылал.

— Подумай немного, Амадей, — хмыкнул Повелитель, — ты вполне можешь определить, что они из себя представляют.

— Неужели? — с ноткой сарказма уточнил Тартис. Брови Повелителя удивленно приподнялись на его наглость, но он все же соизволил объяснить:

— Мальчик говорил вам о Боге, который ищет новых последователей, Боге, посланцы которого говорят на Древнем языке и убивают одним прикосновением. Боге, который, находясь в ином измерении, сперва похитил двух детей из самого сердца Империи и переправил в дикий лес, а потом подвел к остаткам Врат на дне высохшего озера и активировал их. Ну так как, Амадей, дать еще подсказку? Почему на северо-востоке нашего континента не селятся люди, почему охотники не ходят туда за добычей?

Амос прикрыл веки, молясь про себя, чтоб его дикая догадка не оказалась реальностью. Тартис судорожно сглотнул:

— Не может быть! Владыка Бездны? Потерянный Бог?

— Почему же не может быть? — безрадостно рассмеялся Повелитель, — рано или поздно он должен был проснуться. Конечно же, он выбрал для этого именно нашу эпоху.

— А вторая? — после долгой паузы поинтересовался Амос, — Вторая сила? Что это?

— А-а, вторая, — Повелитель нехорошо улыбнулся, глядя на Тартиса, — Пусть Амадей просветит нас насчет нее.

Какое-то мгновение Тартис смотрел на Повелителя, явно не понимая, чего от него хотят, потом побледнел, во взгляде мелькнул страх. Амос пообещал себе, что обязательно сохранит в памяти этот редкий момент.

— Я… я… — Тартису явно хотелось солгать, будто он не понимает, о чем речь, однако поступать так перед Повелителем было, по меньшей мере, глупо.

— Думаешь, мне не известно, как ты мечтаешь занять мое место? — насмешливо поинтересовался Повелитель. — Как тебя гложет зависть? Но ты не глуп и понимаешь ничтожность своих шансов. Однако идея с Основой была не плоха. И что же, мальчишка стащил кинжал у тебя из-под носа, или ты сам решил поэкспериментировать на сыне?

— Я обнаружил пропажу, только вернувшись домой, вечером дня Примирения, — выдавил Тартис. — Я бы никогда не позволил Дарену взять Основу в руки, я не враг своему ребенку!

При последних словах Амос едва удержался от злой гримасы: он достаточно видел сам и слышал от Клариссы, чтобы считать иначе.

— Теперь я знаю, кого мы видели в лесу, — с гневной издевкой произнес Амос, — это был не Дарен, ты прав, это был его призрак! Восемьдесят процентов неудачи, Тартис! Этот клинок…

— Спас, скорее всего, обоих подростков, — мягко перебил Амоса Повелитель.

— Что?!! — хором переспросили оба Темных.

— Каким-то образом Дарен выжил и сумел сохранить Основу, — Повелитель приподнял брови, насмешливо глядя на Тартиса, — полагаю, он куда способнее, чем ты говорил, Амадей.

— Ему просто повезло, — пробормотал тот.

— Либо Основа питалась не только его энергией, — задумчиво уточнил Амос.

— Не только его…? — Амадей развернулся к нему всем телом, — ты хочешь сказать, что мерзкая ствура касалась м о е й Основы? Пятнала чистую магию клинка…?

— Амадей! — резко перебил его Повелитель, — довольно! Ты переигрываешь. К тому же, ствуры тоже могут быть полезны.

— Как удобрение? — уточнил Тартис, успокаиваясь.

— Нет, — Повелитель нехорошо улыбнулся. Он всегда так делал, собираясь сообщить что-то неприятное, — как живой заградительный щит. Подумайте, дорогие мои, кто первым гибнет во всех войнах, кого мы убиваем в первую очередь?

— Ствур, — пробормотал Амос.

— Точно, а они убивают нас. В то время, как Орден стоит в стороне и любуется плодами своего труда.

Амос прикусил губу — услышать собственные еретические мысли из уст Повелителя многого стоит.

— Значит, мы изменим политику в отношении ствур? — рискнул он. Повелитель благожелательно улыбнулся ему:

— Именно. Через пару дней я хочу получить от вас планы независимых стратегий, как лучше следует поступить, чтобы переманить хотя бы некоторую часть ствур на нашу сторону. Продумайте, какие обещания или угрозы сработают лучше всего.

Тартис выглядел так, словно только что по ошибке проглотил яд, и пытается ощутить, начал ли тот уже действовать.

Повелитель взглянул на него, хмыкнул:

— Думаешь, должно быть, когда это меня успели подменить? Не беспокойся, Амадей, я вовсе не воспылал к ствурам внезапной любовью. Но они являются великолепным оружием, которое мы добровольно отдали Ордену много веков назад. Это была ошибка. Пришло время ее исправить.

— Но как же так? — почти шепотом спросил Тартис, — из-за ствур наша раса вымирает. С каждым годом рождается все меньше детей. Семьи с тремя, даже с двумя, стали уже редкостью. Мы с Клариссой… только один ребенок за восемнадцать лет! И это еще не так плохо, если посмотреть, сколько пар вообще бездетны. Никакая магия не может помочь!

— Думаешь, я этого не знаю? — с тихой яростью ответил Повелитель, и Амос запоздало вспомнил, что у него, сменившего за полтора века своей жизни трех жен, детей так и не родилось.

— Но ты, кажется, забыл, Амадей, — устало продолжил Темный, — если я не ошибся, и Владыка Бездны действительно проснулся, наша раса вымрет не через восемь-десять веков, как показывают расчеты, а намного раньше. Как только откроются Врата Бездны, и ее твари хлынут в этот мир.

Глава 35. Добро пожаловать в дикий лес. Часть 1

Добро пожаловать в дикий лес, — она сказала?

Дарен прижался к земле, распластавшись на мягкой черной почве, и замер, напрягшись, ожидая движения. Оно пришло — одетая в черное фигура с копной кудрявых темно-русых волос.

Ага, нашел тебя! — Дарен мрачно ухмыльнулся, заскользив между деревьями следом за Иласэ. Его движения были бесшумны (по крайней мере, Дарен на это надеялся), и передвигался он только там, где деревья давали самую густую тень, закрывали обзор, пряча его от ее глаз.

Хлопья белесого тумана висели между деревьями, сверху давили темно-серые облака, грозя в любой момент разродиться обильным ливнем.

Добро пожаловать в дикий лес.

Дарен постоянно повторял про себя эту фразу, прокручивал ее на все лады:

Добро пожаловать в дикий лес, Иласэ.

Не хочешь попробовать свое собственное лекарство?

Дарен шел почти вровень с ней, но очень сильно забрав вправо. Приглядись Иласэ повнимательней — могла бы и заметить: понимание этого щекотало ему нервы.

Вся земля вокруг, казалось, состояла из бесчисленных луж и редких островков густой жирной грязи, но Дарена это не заботило. Не заботило и то, что он давно уже выглядит, как дикарь, растрепанный, в насквозь мокрой, грязной, облепившей тело одежде. Впрочем, Дарен весьма сомневался, что внешний вид Иласэ сейчас хоть на йоту лучше.

Должно быть, она услышала шорох его движения, потому что начала испуганно оглядываться по сторонам.

Могла ли девчонка знать, что он рядом? — задался Дарен вопросом. Сомнительно, ведь Иласэ не умела, как он, читать следы; кроме того, Дарен старался быть осторожным. Однако, вот уже несколько дней, как он выслеживал ее, и всякий раз умудрялся найти — возможно, она вновь ожидает его появления?

Добро пожаловать в дикий лес, крошка.

А закон дикого леса гласит — выживает самый приспособленный. Кто же это из них?

Три недели назад Дарен без колебаний назвал бы себя. Он был физически сильнее и выносливее, умел охотиться. Тем не менее, и Иласэ оказалась отнюдь не домашним цветком, с ее знанием местных растений, животных и способностью различать опасность. А сейчас у нее было преимущество — кинжал.

Однако Дарен оставался самим собой, и это тоже было преимуществом.

Закон дикого леса.

Сильный всегда пожирает слабого.

Он пробежал вперед, параллельно ее тропе, и притаился за деревом, рядом с которым Иласэ должна была пройти. Приготовился к прыжку. Потом услышал топот быстрых шагов, прерывистое дыхание.

Вот она проходит мимо…

Дарен потратил одно мгновение, убедился, что кинжал безопасно убран в ножны, в руках ее ничего нет, и прыгнул вперед. Иласэ закричала, когда он попытался повалить ее на землю, обхватив за пояс, прижимая руки к бокам.

Только вот что-то у него не получилось.

Правая рука Иласэ выскользнула из захвата и метнулась к серебряной рукояти, и, вместо того, чтобы попытаться удержать ее, Дарен с силой оттолкнул девушку от себя, в результате сам поскользнулся в грязи. Он упал на четвереньки, в то время, как она ударилась о дерево, а потом кинулся прочь, за деревья. Над его пригнувшейся вовремя головой, одно за другим, мелькнули два убийственных разряда. Повинуясь инстинкту, Дарен на мгновение упал на землю, и только так избежал третьего, нацеленного между лопаток.

Теперь, когда она была настороже, соседство с Иласэ равнялось самоубийству. Кто знает, в какой момент ей может придти в голову отправится за ним на охоту или устроить засаду, как это пытался сделать он?

Дарен кружил между деревьев, пока не нашел подходящее место для отдыха, под широким раскидистым тополем, если скудные познания в ботанике не обманывали его; растянулся на почти сухой земле, посмеиваясь себе под нос. Отпор Иласэ впечатлил его, но на самом деле это не имело значения: главное, он заставил ее несколько раз использовать кинжал. Заставил ослабить себя. А значит, выиграл по большому счету он, и они оба это понимали.

С того ужасного случая на поляне прошло уже четыре дня, каждый из которых был хуже предыдущего.

(четыре дня назад)

Дарен остановился на секунду, отпихнул ногой ветку, и вновь начал яростно мерить шагами поляну. Его висок пульсировал болью, горло покрывали потеки засохшей крови.

Он хотел уйти отсюда, и неважно, куда. Он хотел притворится, что ничего не произошло, но воздух здесь, над поляной, звенел от напряжения, и Дарен ненавидел каждую лишнюю минуту, проведенную в этом месте. Он хотел уйти, только вот Иласэ еще не вернулась.

Дарен посмотрел наверх, отмечая пройденный солнцем путь: больше двух часов. Почти три. Он очень старался быть терпеливым, очень.

Когда Иласэ, наконец, вернется, он постарается извиниться. Наверное, какое-то время она откажется разговаривать с ним, но постепенно поймет, что он серьезен. Он добудет что-нибудь съедобное, она сумеет развести костер, они найдут для ночевки теплое и сухое место… Через несколько дней Иласэ простит его.

И все будет замечательно.

Уже в сотый раз Дарен нервным быстрым движением провел по волосам. Вздохнул.

Его жизнь, должно быть, оказалась мозаикой в руках неведомого бога с извращенным чувством юмора. И этот бог вновь и вновь переставлял местами все кусочки, так что теперь Дарен уже не был уверен, кто он и что должен чувствовать. На редкость неприятное состояние.

Сейчас Дарен злился, и держался за это чувство, потому что оно было привычным, безопасным, потому что он всегда делал так прежде, в ответ на неудачи и проблемы. Злился и тогда, когда одолевали сомнения.

Юноша не мог бы сказать, на кого направлялась эта злость: на Иласэ, на себя, на весь мир? Но ему нужен был гнев: не мог же он, в самом деле, постоянно чувствовать себя виноватым!

Имел ли он право злиться? Какая разница? Все равно, эмоции не зависят от разума.

Она унизила его. Дарен был беззащитен. Одно неловкое движение — и безумная девчонка располосовала бы ему горло. Он никого в жизни так не боялся, кроме, возможно, отца. Не боялся, потому что никто прежде не пытался его убить.

Как он мог так в ней ошибиться? Еще час назад Дарен побился бы об заклад на все свое будущее состояние, что Иласэ Аллеманд не способна на подобную дикость. Всем известны ее пацифистские наклонности! Она уверена, что убивать — плохо!

Может быть, все это время она притворялась? Все эти годы? — Дарен остановился, задумавшись. И никто этого не разглядел? За все то время, что она провела в Ордене? Никто из ее друзей и наставников? Немыслимо.

«Следи за тихими, кто молча стоит в стороне», — сказал ему однажды Амадей, — «никто не знает, о чем они думают».

Что ж, сейчас Дарен знал, что тихоня Иласэ думала об убийстве.

Должно быть, у каждого человека наступает момент излома. Все и так было неважно, а уж он постарался сделать ситуацию и вовсе отвратительной. Вряд ли Дарен имел право винить ее за такую реакцию, хотя и очень хотел это сделать.

Ну и что теперь? Он должен понять и принять все случившееся, как заслуженное наказание? Если он попробует сейчас что-то сделать, Иласэ сорвется с катушек полностью. Так что, никак не ответить ей за случившееся? Разве у него нет права отомстить?

Месть — такой была его первая мысль. Никому не позволено заставлять его чувствовать себя слабым и беспомощным. Никому не позволено так с ним обращаться!

Проклятье, он ведь ничего ей, на самом-то деле, не сделал! Так в чем дело? Да, у нее есть право злиться, но не убивать же его!

Нет, больше всего ее интересовал набег на южную границу.

Дарен вспомнил безликий ужас в ее глазах и странное оцепенение, когда он заявил о своем участии в том побоище. Юноша сглотнул, чувствуя легкий стыд. Сам он не знал никого из присутствовавших там, для него они все являлись безликими ствурами, но для Иласэ могли быть чем-то большим…

Дарен вновь посмотрел на деревья, чуть ли не рыча от нетерпения.

Проклятье, да где ж она? Ей уже давно пора вернуться!..

Он замер.

Не может быть… Она бы никогда…

Великая Бездна, какой он дурак!

Иласэ не вернется!

Она бросила его!

Эта ствура!

Не задерживаясь больше, Дарен кинулся в лес. Чтобы найти девчонку, ему потребовалось несколько часов. Дарен примерно знал, куда указывал компас, и умел читать следы, однако и так, при всех его особых способностях, поиск оказался не из легких. Счастье еще, что юноше повезло с местностью: равнина, покрытая редким лесом, кое-где с пятнами заболоченых низин, не была создана для пряток.

Эта полуболото кишело жизнью, причем водились там и такие существа, сказки о которых в детстве читала ему Кларисса. Например, над первым, встретившимся ему по дороге, ручьем проносилось огромное количество стрекоз, а их с визгом и воплями ловили крохотные феи — малышки размером едва с его ладонь, с зелеными и красными волосами и белоснежными зубками. Остроту этих зубок Дарен испытал на своей собственной руке, когда из баловства попытался схватить одну такую кроху.

Дарен прошел мимо плотины, построенной целым семейством бобров. Увидев юношу, животные повыскакивали из воды и выстроились в ряд, как маленькое войско, глядя на него с вполне человеческим любопытством в круглых черных глазках. Так же вели себя и олени, пришедшие на водопой: поводили острыми ушами, но ничуть не боялись, словно никогда прежде не видели человека.

Несколько раз вдалеке начинали заливаться лягушки, и каждый раз от этого, вполне невинного звука, Дарен вздрагивал. К счастью, все попадавшиеся ему амфибии оказались вполне нормальными существами, и не пытались запугать или загипнотизировать его странными словами. Даже огромная толстая красная жаба, ловившая длинным липким языком зазевавшихся фей, только задумчиво подмигнула ему, прервав на мгновение свое вкусное занятие.

И где-то здесь была Иласэ, неутомимо шедшая вперед. Уже приближался вечер, когда Дарен нашел ее, присевшую отдохнуть на пригорке под невысоким деревом, грызшую какой-то фрукт.

— Эй! — крикнул ей Дарен, — Иласэ!

Она испуганно привстала, глядя на него с выражением растерянности и ужаса, но тут же взгляд ее изменился, стал холодным. Девушка расслабилась, снова села на место, зажав руке недоеденный, напоминающий яблоко, плод.

Дарен подбежал ближе и прислонился к ее дереву, переводя дыхание:

— Куда ты пропала? — спросил он, глядя на нее сердито, хотя в душе от облегчения был готов рассмеяться.

Всю дорогу Дарен пытался решить, что ей сказать, разрываясь между желанием искренне извиниться и наорать на нее. В конце концов он мысленно построил десятиминутную идеальную речь, но сейчас все заготовки вылетели из головы.

— Не могу поверить, что ты меня бросила! — заявил он, возвращаясь к привычному надменному тону. — Или ты сошла с ума? Проклятая спятившая ству…, - выражение лица Иласэ заставило его оборвать предложение.

Сперва Иласэ ничего не говорила, только смотрела на него особым отстраненным взглядом ученого, и Дарен растерянно молчал, пытаясь не нервничать.

Потом Иласэ слегка подкинула недоеденное яблоко в руке, выражение ее глаз стало пугающим.

— В чем… — начал было говорить Дарен.

— Не могу поверить, — резко перебила его девушка, — ты как один из тех никчемных псов, к шеям которых привязывают камень и бросают с моста, только чтоб по возвращении найти их у своего порога.

Дарен моргнул:

— Ты… Великая Бездна, ты действительно пыталась меня бросить!

Он полагал, что Иласэ оставила его в приступе злости, но отказывался даже думать, что действие это с ее стороны было целенаправленным. Если бы он потерял ее, то без кинжала, без компаса, без знания окружающего мира был бы обречен. Это то же самое убийство, только растянутое во времени.

— Не представляю, как ты сумел меня выследить, — продолжила говорить Иласэ тем же спокойным, слегка раздраженным тоном. Потом пожала плечами:

— Ну да ладно, это не имеет значения.

— Что не имеет значения? — проговорил Дарен растерянно, наблюдая, как она поднимается, аккуратно заворачивает фрукты в полу плаща. Девушка казалась спокойной, но теперь за этим спокойствием он ощущал напряжение.

— Уйди! — это прозвучало все так же ровно и холодно.

Он уставился на нее:

— Иласэ…

Она швырнула в него недоеденным яблоком, оно отскочило от его плеча:

— Убирайся с дороги, и убирайся из моей жизни! — плавным движением Иласэ вынула лезвие, и оно засветилось, просыпаясь. Дарен отшатнулся, против воли вспомнив ощущение холодного металла на собственной коже.

— Я больше не буду о тебе заботиться, — продолжила говорить Иласэ, — хочешь выбраться отсюда — ищи дорогу домой сам. А еще раз приблизишься ко мне — я тебя убью.

— Послушай…, - начал Дарен своим лучшим успокаивающим тоном, шагнув было вперед, но Иласэ подняла кинжал, и он торопливо отступил, умиротворяюще показывая ладони.

— Ладно, ладно, как скажешь. Я понимаю, что тебе нужно некоторое время.

— Продолжай идти! — велела Иласэ, а когда решила, что он отдалился достаточно, повернулась к нему спиной и пошла прочь.

Ладно, — сказал он себе, злой и разочарованный, — ладно, ей просто необходимо время остыть.

Не проблема, не будь юноша так голоден. Дарен представления не имел, какие из растений были съедобны. Он мог бы охотиться, дичи вокруг было в изобилии, но кинжал, чтобы освежевать животное, оставался у Иласэ.

Быть может, поймай он для девушки добычу, она бы позволила ему освежевать и приготовить ее. В любом случае, без него ей не видать мяса.

Какое-то время Дарен следовал за ней на безопасном расстоянии, сердито глядя ей в затылок. Ладно, думал он мрачно, пусть пока будет, как она хочет. Надо дать девчонке время остыть. Но когда ситуация вернется в норму, он заставит ее заплатить за все.

Сперва Дарен хотел поймать оленя, однако стадо несколько раз чуть не затоптало его. В конце-концов он удовольствовался только парой птиц, похожих на слишком разноцветных куропаток.

Уже стемнело, когда он вернулся со своей добычей к Иласэ. Она сумела-таки развести костер, хотя вокруг и царила всепроникающая сырость. Дарен приблизился с дальней стороны, так что между ними был костер, и осторожно позвал ее, задремавшую у дерева.

Девушка очнулась моментально, тут же выхватив кинжал, и Дарен был готов поклясться, что слышал исходящее от оружия тихое мурлыканье.

— Что я сказала тебе раньше? — прорычала Иласэ, вскакивая на ноги, как недовольная волчица, потревоженная в своем логове.

— Подожди! — Дарен предупреждающе вытянул руку, — я подумал, что ты, может быть, голодна. Я принес еду, — он показал на добычу, сложенную на землю.

— О, как это мило. А теперь прощай! — и она без предупреждения махнула кинжалом в его сторону. Дарен с проклятьем отпрыгнул, однако недостаточно быстро, и магический клинок рассек его плечо.

— Что ты делаешь? — воскликнул он, схватившись за рану. — Я же пытаюсь извиниться! Пытаюсь показать тебе, как сильно сожалею. Я знаю, что не должен был так с тобой поступать! У меня нет оправданий, я понимаю, что тебе сложно меня простить, но я пытаюсь загладить свою вину!

— Ну да, мертвыми животными, — отозвалась Иласэ ернически, надсмехаясь над ним.

— Ну так скажи, чего ты хочешь! — воскликнул Дарен.

Иласэ сделала ленивый шаг в его сторону, глядя на него с презрением:

— Я хочу, чтобы ты подох!

Дарен уставился на девушку, потеряв дар речи.

— Похоже, ты меня не понял, — продолжила Иласэ ласково, похлопывая плоской стороной клинка по ладони, — не важно, сколько мертвых животных ты мне принесешь. Ты теперь сам по себе, детка! — последнее слово Иласэ насмешливо протянула.

— Но я нужен тебе, — прошептал Дарен, — мы вместе застряли в этом проклятом месте.

Иласэ мягко засмеялась:

— А, так мы теперь команда? Убирайся с глаз моих! — и она направила кинжал в его сторону.

Дарен бросился в темноту. Больше в эту ночь он к ней не приближался. Наконец, юноша нашел место, которое было недалеко от ее лагеря, но хорошо укрыто за деревьями, и попытался уснуть, злой, замерзший и голодный.

Иласэ ушла из своего лагеря раньше, чем он проснулся, осталось лишь несколько холодных угольков и кости от остатков его добычи. Иласэ освежевала, приготовила и съела их, а то, что не доела, отдала мелким грызунам или тщательно втоптала в грязь.

Какое-то время Дарен с недоверчивым ужасом смотрел на остатки своей добычи, потом зло выругался. Мерзкая ствура!

Все утро он шел по ее следу, и настиг, наконец, когда до полудня осталось едва пара часов. Дарен вновь осторожно, с трудом держа в узде собственную злость, приблизился к ней, надеясь, что девчонка немного успокоилась. В этот раз она даже не стала с ним разговаривать, сразу схватилась за кинжал. Дарен вновь бежал. И после того весь день он шел за ней следом, держась на безопасном расстоянии.

Когда Иласэ находила что-то съедобное, он наблюдал, а после ее ухода доедал то, что оставалось от плодов, то, что она не пыталась испортить. Но прежде он всегда убеждался, что она действительно это ела, потому как несколько раз Дарен замечал: Иласэ срывала что-то, притворяясь, что ест, а потом, какое-то время спустя, тайком выбрасывала. Проверять, какую именно гадость она для него приготовила, Дарен желания не испытывал.

Юноша уже всерьез обдумывал идею о том, чтобы поймать и съесть какое-нибудь животное сырым. Пока что он не мог заставить себя это сделать, но мысль о мясе, в любом виде, становилась все привлекательнее.

Глава 36. Добро пожаловать в дикий лес. Часть 2

В низинах, как оказалось, водились и крупные хищники, выходившие на охоту по ночам. Спать на земле было небезопасно, и Иласэ первая решила ночевать на деревьях. Дарен последовал ее примеру.

Ночевка на дереве оказалась ужасной. Холодно, жестко, ветки, впивающиеся в спину, древесные насекомые, ползающие по телу. Дарен постоянно боялся, что однажды упадет на землю и сломает шею. Не будь у него четырехнедельного опыта выживания в лесу и сна на голой земле, он бы вообще не смог заснуть. Очевидно, человек способен привыкнуть ко всему.

Иласэ всегда уходила к тому времени, как юноша просыпался, и каждый день он шел по ее следу. Впрочем, со временем это становилось все легче. Еще Дарен обнаружил, как хорошо угроза голода помогает развивать память. Когда Иласэ невольно подводила его к очередному дереву со съедобными плодами, он старался запомнить все детали: рисунок коры, форму листьев, цвет и размер плода. И запоминал с первого раза.

На третий день произошел забавный случай. Он шел по лесу, злой на весь белый свет, пиная все, что попадалось под ноги, когда почувствовал, что его преследуют. Обернулся: за ним копотило десять маленьких, синих, очень пушистых существ, обладателей круглых печальных глаз и блестящих черных носов. Ничего подобного Дарен прежде не видел. Он уставился на них, они — на него.

Пожав плечами, Дарен решил проигнорировать их. Через минуту обернулся: существ стало в два раза больше.

— Все, все, хватит! Пошли отсюда! — юноша замахал на них руками, и зверьки бросились в рассыпную, жалобно попискивая. Довольный, Дарен пошел дальше, однако топоток за спиной подсказал, что избавиться от преследователей не удалось. Дарен развернулся, готовый снова их прогнать: но теперь синих малышей было не меньше шести десятков.

— Ну, и чего вам нужно? — крикнул он во весь голос, и зверьки в ужасе разбежались, но, как только Дарен замолчал, вернулись на прежнее место.

Дарен неуверенно переступил с ноги на ногу: вряд ли эти малыши опасны, но если так пойдет и дальше, они его попросту затопчут. Потер лоб, не зная, что с ними делать. Во имя Первых, хоть бы девчонка его поскорей простила!

Дарену было неприятно себе в этом признаваться, но он скучал по Иласэ. Он был в ярости на нее за все то, что она заставила его пережить. Будь у него такая возможность, он бы, наверное, попытался ее придушить… не до конца, конечно. Но ему все равно ее недоставало. Наверняка она знала, кто были эти маленькие пискуны, и чего они хотели… Впрочем, сейчас она бы лишь посмеялась над ним и ушла прочь.

Дарен скучал по прежней Иласэ. Наверное, он привык к ней. Привык к ее забавным гримассам, привычке кусать при размышлении нижнюю губу, к ее беспокойству из-за его порезов и синяков, даже самых пустячных. Как бы неблагодарно он себя ни вел, она все равно хлопотала над ним. Это было непривычно, но… приятно.

Дарен постоянно думал о ней, пытаясь догадаться, что бы она сделала на его месте. Вот и сейчас он представил, как бы она восторженно взвизгнула и наклонилась поговорить со зверьками. Эти лилипуты в нее бы влюбились.

Дарен наклонился и заглянул ближайшему пушистику в мордочку:

— Ну, и в чем дело? — поинтересовался он сурово, грозя зверьку пальцем. Пушистик с нервным видом наблюдал за его движениями, скосив глаза. Дарен хмыкнул. Потом повел руку дальше, и, следуя движению, пушистик развернулся к нему спиной. Одновременно с ним развернулись и остальные шесть с лишним десятков. Теперь они все смотрели в том направлении, откуда Дарен пришел.

Юноша нахмурился и сделал шаг в ту сторону. Пушистики засеменили туда же впереди него. Они хотели, чтобы он пошел назад? Ладно.

Чем дальше они возвращались, тем меньше зверьков оставалось, — они постепенно разбегались в лес. Наконец, остался только один, остановившийся возле толстой длинной веткой. Существо посмотрело грустными глазенками на нее, потом на Дарена.

— И чего? — уставился на него Дарен, потом понял, увидев отпечаток в грязи, что сбросил этот огрызок полого дерева в грязь, когда проходил здесь. Синий пушистик посмотрел на бревно с потерянным видом и пнул его крохотной ножкой.

Дарен наклонился и передвинул деревяшку, вернув на законное место:

— Так лучше? — поинтересовался он у зверька, однако тот уже исчез. Дарен удивленно оглянулся, потом пожал плечами: «Похоже, это все, что требовалось».

Он продолжил свой путь, постоянно оглядываясь, но забавные пушистики так больше и не показались.

Мысли Дарена вновь вернулись к Иласэ. Сперва он полагал, что кинжал быстро ее ослабит, но прошло уже почти десять дней, как она несла оружие, а девушка все еще не выказывала признаков утомления. А его за более короткий промежуток времени кинжал чуть не убил! Может, по какой-то неведомой причине, магическое оружие не забирало у нее энергию так, как у него?

В любом случае, не стоило рассчитывать на помощь оружия. Дарен мог полагаться только на себя. Каждая маленькая победа, будь то самостоятельно найденное дерево со съедобными плодами или разведеный-таки в этой влажной местности костер — все давало ему чуть больше уверенности, чуть больше надежды на победу в игре, которую затеяла Иласэ. Как он мечтал увидеть ее сломленную и потерянную, и посмеяться над ней так, как она смеялась над ним!

Безродная ствура смотрела на него сверху вниз и смеялась над ним! Это событие было в своем роде уникальным, и Дарен понятия не имел, как реагировать на то, чего с ним никогда прежде не случалось.

Его всегда боялись, уважали, превозносили. Ненавидели, конечно, но и это было с оттенком опаски, уважения. Сам Повелитель порой интересовался его делами. Он был важен. Все это знали!

И Иласэ Аллеманд тоже это знала. Она всегда ненавидела его и боялась. Все было так, как должно было быть.

Дарен не мог понять, как получилось, что иерархия их отношений поменялась. Что теперь на него смотрели с презрением.

Иласэ вела себя так, словно он был ей не нужен, словно она могла добраться домой сама. Ну, так он покажет ей ее ошибку!

Неопределенность их отношений завершилась на четвертый день.

Все утро Дарен забавлялся, выясняя про себя, насколько близко он может приблизиться к Иласэ, прежде, чем она осознает его присутствие. Два часа спустя Дарен, все это время осторожно крадущийся за девушкой следом, с удовлетворением понял: его способность прятаться превосходит ее способность находить. Иласэ же, очевидно, решила, что сумела оторваться, и пошла веселее. И эта ее радость на его отсутствие разозлила Дарена неимоверно.

Так что следующие полчаса он время от времени швырял твердые зеленые ягоды в ее кудрявый затылок.

— Я все еще здесь, ствура! — проговорил он мрачно, когда Иласэ сумела, наконец, вовремя обернуться и заметить его. — Не расслабляйся, детка, потому что именно тогда я тебя достану!

Иласэ зло посмотрела на Темного, но ничего не сказала. Сделать она тоже ничего не могла: он находился за пределами действия кинжала. Так что девушка просто развернулась и пошла прочь.

Незадолго до полудня, когда Иласэ устроила себе второй завтрак, Дарен отправился искать воду.

Что ему нравилось в этой болотистой местности, так это обилие источников, где можно было утолить жажду. Даже если Дарен не сразу мог отыскать пруд или ручей, всегда имелись растения, наполненные жидкостью: тростник, полный сладким соком, цветы — маленькие круглые чашечки с нектаром или дождевой водой.

В этот раз юноша обнаружил несколько глубоких луж, кишащих, однако, местной живностью. Пить воду, замутненную стадом оленей, Дарену не хотелось, а потом, невероятная удача, он нашел пруд, рядом с которым никого не было.

— Та… — на какое-то мгновение Дарену показалось, что он услышал голос Иласэ. Обернулся: так и есть, она вышла из-за деревьев и теперь смотрела на него со странным выражением лица, кусая нижнюю губу. Открыла было рот, чтобы что-то сказать, но потом фыркнула и отвернулась.

Дарен моргнул. Н-ну и ладно!

Какое-то время он растерянно смотрел ей вслед, потом пожал плечами: он обдумает странное поведение Иласэ позднее. Что, если она решила немного смягчить свое отношение к нему?

Эта мысль вызвала на его губах самодовольную усмешку.

Довольный ходом своих мыслей и даже слегка радостный, что Иласэ, быть может, готова его простить, Дарен подошел к пруду. Тот был глубоким, чистым, полным голубоватой водой… Слишком идеальным.

Нахмурившись, Дарен осторожно коснулся края воды носком ботинка. Тот встретил сопротивление. Вода задрожала, как желе.

Из какой Бездны…?

Дарен наклонился и, из любопытства, ткнул в непонятность пальцем. Но прежде, чем его конечность коснулась воды, из пруда с тихим всхлюпом вынырнуло прозрачное щупальце и обвилось вокруг руки юноши.

С проклятием Дарен дернулся назад и упал на спину. Тотчас из воды объявилась еще пара щупалец и обвилась вокруг его ног. Они были прозрачными и мокрыми, как вода, но вместе с тем толстыми и плотными. Достаточно плотными, чтобы человек не мог вырваться.

А потом в воздух поднялся весь пруд — огромный прозрачный леденец шести терстов в диаметре. Какое-то мгновение Дарен с ужасом смотрел в два черных, размером с хорошую тыкву, глаз, и пульсирующее в середине «леденца» фиолетовое сердце. А потом щупальца потащили его вперед, к трещине, разрезавшей «леденец» на две неровные половинки.

Дарен закричал, вырываясь, повернулся на живот, цепляясь руками за все выступы и неровности земли:

— Иласэ! Помоги мне, Иласэ!

А потом понял: этот взгляд в ее глазах, наполовину сказанное имя… Она почти позвала его, почти предупредила. Иласэ знала про монстра в пруду, но позволила этому произойти.

— Иласэ! Во имя Первых, Иласэ, помоги же мне! — закричал он в панике, в то время как «леденец» за его спиной гулко булькнул, и, не в силах стащить обед в воду, стал крениться вниз, к траве.

— Пожалуйста! — крикнул Дарен прерывающимся от ужаса голосом, — Помоги! Используй кинжал!

Сильно побледнев, Иласэ смотрела на него, в ее огромных глазах стояли слезы. Но девушка не сделала в его сторону ни одного движения.

— Иласэ! — умолял он, — Просто вытащи кинжал! Пожалуйста! Просто…

Она развернулась и пошла прочь.

— Иласэ-э-э!!!

Водный монстр начал заглатывать его, сперва по колени, потом до пояса. Дарен вцепился в торчащий из земли старый древесный корень. «Она вернется!» — повторял он себе, «Она сейчас вернется!»

А потом внутренний ледяной голос безжалостной логики ответил: «Нет, Иласэ не вернется. Она хотела, чтобы так произошло. Ничего не будет, как прежде. А скоро и вообще уже ничего не будет».

Дарен зажмурился и стиснул зубы, борясь с ужасом, запоздало сознавая, каким был дураком. Она не могла простить и не собиралась прощать. Иласэ приняла решение: он для нее опасен, он унизил ее, несколько раз клялся, что убьет ее. И она, в конце концов, поверила. И решила достать его первым.

Как же он был глуп.

«Леденец» заглотнул его до груди, а потом шероховатая мокрая кожа монстра накрыла юношу с головой. Дарен закричал, но захлопнул рот прежде, чем туда набралась вода. Воздуха внутри существа не было. Дарена охватила еще большая паника: он захлебнется, утонет и будет переварен!

Отчаянно барахтаясь, юноша случайно наткнулся на внутреннюю поверхность туловища «леденца», инстинктивно вцепился в выпирающие бугры. И, едва осознав, что это, начал отчаянно раздирать плотный слой. Дарен сжег последний кислород в легких, но сумел, срывая ногти, прорваться сквозь оболочку существа наружу и сделать несколько глубоких вдохов… Монстр болезненно булькнул, и толстые водяные щупальца втащили убегающий обед внутрь туши.

Однако этих нескольких мгновений юноше хватило, чтобы понять: «леденец» вполне уязвим. Вновь оказавшись внутри, Дарен устремился к сердцу существа.

Пульсирующий фиолетовый орган оказался скользким и плотным. Одним резким движением Дарен оторвал верхнюю оболочку и вцепился в голую плоть, торопясь причинить монстру как можно больше вреда, пока в легких еще есть воздух. Он отрывал от сердца куски, рвал вены, пока что-то в органе не лопнуло, и черная жидкость не замутила воду. Монстр задергался в конвульсиях, отчаянно хлюпал, внутренние стенки заходили ходуном.

Воздух заканчивался, силы убывали. Перед глазами потемнело, отчаянно хотелось сделать вдох, но было нечем…

Внезапно, сила тяжести вернулась, юноша упал на землю, вокруг него фонтаном взорвалась вода. Кашляя и отплевываясь, Дарен приподнялся на локтях: он лежал на траве, покрытый водой и слизью…

Значит, он убил водного монстра!

Дарен триумфально усмехнулся, и потерял сознание.

Юноша понятия не имел, сколько времени он отлеживался. Небо слегка потемнело, но его одежда оставалась все такой же мокрой — так что недолго. В голове пульсировала единственная мысль: Иласэ. Она оставила его умирать!

Дарен вскочил на ноги: найти ее!

Иласэ отыскалась недалеко отсюда. Девушка сидела под ивой рядом с настоящим прудом, и, закрыв лицо руками, плакала. Приходящие к водопою животные обходили ее по широкой дуге, настороженно поводя ушами на странные звуки.

«Ой-ей-ей, я убила Тартиса! — подумал Дарен зло. — Не в этот раз, ствура!»

Он попытался осторожно подкрасться к ней со спины, но Иласэ услышала и вскочила на ноги, разворачиваясь, инстинктивно выхватывая кинжал. Увидев Дарена, страшно побледнела, беззвучно прошептала его имя.

Его лицо, должно быть, отразило готовность к убийству, потому что Иласэ, задрожав, попятилась.

— А вот и я! — насмешливо пропел Дарен: — Неужели никто не говорил тебе, девочка, что, убивая, нужно доводить работу до конца? Кто знает, какие нехорошие вещи могут случиться в противном случае.

— Но я… я… — начала Иласэ, заикаясь, потом судорожно сглотнула и замолчала.

— Проклятая ствура, ты оставила меня умирать, — прошептал Дарен.

Иласэ ничего не ответила на это, но выражение ее лица стало жестче, она крепче сжала рукоять.

Ярость охватила его, затмив осторожность:

— Хочешь убить меня? Так вот он я! — и Дарен метнулся к ней.

Иласэ почти забыла про кинжал, удивленная его атакой, но потом, все же, нанесла удар. С лезвия сорвалась золотая молния, но Дарен уже бросился в сторону. И замер, глядя, как она зашаталась и упала на колени, тяжело дыша.

Он посмотрел внимательно, отмечая пот, выступивший на ее лбу, то, как она задыхается, словно только что убегала от виверны. И понял.

Медленная пугающая усмешка скривила его губы: замечательно. Намного лучше, чем он смел надеяться.

Дарен засмеялся:

— Ты слабеешь!

Иласэ замерла, глядя на него с ненавистью, за которой прятался ужас.

Кинжал все же пил ее энергию!

Дарен покачал головой и попятился, продолжая усмехаться.

— Куда ты идешь? — спросила Иласэ, в голосе ее просвечивало отчаянье.

Дарен ничего не ответил, но улыбнулся шире. Все, что ему оставалось — это немного подождать, а потом она свалиться без сил. Кинжал вновь вернется к нему, и Иласэ будет делать то, что он скажет, если, конечно, он решит быть хорошим мальчиком и спасет девчонку, когда оружие начнет ее убивать.

Вот почему Иласэ держала его на расстоянии и так отчаянно пыталась от него избавиться.

Потому, что знала: через несколько дней она будет полностью в его власти.

Эта мысль сделала Дарена невероятно счастливым.

Жизнь возвращалась в норму.

Глава 37. Изменение

Дни становились прохладнее, до полудня всегда стоял туман, потом могло светить солнце, но куда чаще шел дождь.

Шел он и сейчас, делая окружающую местность еще болотистее.

Дарен остановился на границе поляны, где из растительности имелись лишь чахлые кустарники, обдумывая, что делать дальше. Дававшие укрытие деревья заканчивались, и Иласэ могла заметить его приближение. А это означало неприятности.

Юноша был уже в десяти терстах от границы деревьев, когда непонятное чувство тревоги заставило его поднять голову и взглянуть наверх. Это спасло ему жизнь.

Она была на дереве.

Дарен отпрыгнул назад с шипением, прежде, чем понял, что с такого расстояния кинжалу его не достать. Все еще тяжело дыша, он усмехнулся, покачал головой: «Не вышло, детка».

Иласэ с ненавистью посмотрела на него со своего насеста. Она хорошо спряталась между двумя широкими ветками, ее черная одежда и темно-русые волосы идеально сливались с темным стволом. Чудо, что он вообще ее заметил.

Пройди Дарен прямо под деревом — умер бы прежде, чем понял, как это случилось. Пройди в стороне — Иласэ все равно могла бы следовать за ним и устроить засаду. Ее маленькие трюки становились с каждым разом все умнее. Нужно быть очень осторожным, иначе она освежует его, как кролика.

У девушки осталось мало времени, и растущее отчаянье делало ее опасной.

Довольный, что теперь он знает ее местоположение, Дарен обошел дерево по широкой дуге и скользнул в лес, исчезнув между широкими стволами, после чего сделал круг и вернулся как раз к тому моменту, как Иласэ сползала с дерева. Юноша с удовлетворением отметил, какими медленными и неуклюжими стали ее движения. Наблюдая, пару раз невольно моргнул, когда думал, что Иласэ сорвется, но девушка сумела удержаться и оказалась на земле, ничего себе не повредив. Сделала пару шагов, но потом колени ее подкосились, и Иласэ упала на землю.

— Похоже, ты готова, — сказал Дарен мрачно, выступая из тени деревьев.

Запаниковав, Иласэ попробовала подняться, но ноги не держали ее:

— Не приближайся! — крикнула ему охрипшим от страха голосом, вцепившись рукой в ствол дерева, наконец, встав на ноги, — Со мной все в порядке!

— Должно быть, ты и впрямь ослабла, если вновь разговариваешь со мной! — насмехаясь, проговорил Дарен.

— Не подходи, или я убью тебя! — всем своим видом Иласэ напоминала сейчас маленькое, загнанное в угол животное.

— Отдай мне кинжал, — приказал Дарен спокойно, медленно подходя к ней.

Иласэ зло ощерилась:

— С удовольствием, острой стороной прямо в сердце! — вынутый дрожащей рукой из ножен, кинжал слегка светился. Дарен посмотрел в сторону лезвия с легкой опаской: вряд ли Иласэ сумеет нанести смертельный удар в своем нынешнем состоянии, но кто знает…

— Сомневаюсь, что ты сумеешь его точно нацелить.

Она захихикала:

— В сердце или в пах — какая мне разница!

Дарен невольно усмехнулся:

— Иласэ…

— Заткнись! — перебила она его в новом приливе ярости, — не смей называть мое имя!

Дарен замер, встревоженный безумным блеском ее глаз:

— Если не вернешь оружие мне, оно тебя убьет, — проговорил он терпеливо.

— И поэтому я должна его тебе отдать? Исчезни!

Дарен хмыкнул:

— Ну, как хочешь. Мне не важно, я получу его сегодня в любом случае.

Плечи Иласэ сгорбились, лицо скривилось, словно она хотела заплакать. Несколько раз прерывисто вздохнула, сморгнула слезы:

— А потом ты меня убьешь?

Дарен промолчал.

Лицо девушки покрыла нездоровая бледность, на лбу выступил пот, неожиданно она истерически засмеялась:

— Мы не вернемся домой, никто из нас! Мы оба умрем! — потом в ее глазах блеснул огонь ненависти:

— Но будь я проклята, если позволю недоделанному Темному убить меня! Я не дам тебе сделать со мной то, что они сделали с ней! Я убью тебя первой!

Свет вокруг кинжала вспыхнул яростным огнем, магическая энергия с рычанием взрезала воздух…

— Проклятье! — Дарен попятился, закрывая лицо рукой. Если бы Иласэ нанесла удар такой силы, он бы не сумел уклониться. Теперь Дарен понял, что Иласэ намеренно старалась придержать расход своей энергии, чтобы использовать ее по собственному усмотрению. Только вот кинжал будет забирать из мага силу, пока ничего не останется.

Иласэ побледнела еще сильнее, — теперь в ее лице не осталось ни кровинки, — зашаталась, потом глаза закатились, и девушка упала на землю. Дарен бросился вперед, схватил ее за запястье, с огромным трудом разжал пальцы, мертвой хваткой стискивающие рукоять. Кинжал упал на землю, и Иласэ обмякла, задышала спокойнее, ровнее, какое-то подобие цвета вернулось к ее щекам. Дарен облегченно перевел дыхание.

Яркий свет вокруг кинжала начал быстро гаснуть, рев энергии превратился в умирающее жалобное хныканье.

— Ну уж нет! — Дарен схватил кинжал прежде, чем погасли последние огоньки.

Клинок практически взорвался к жизни: огонь пробежал по лезвию и охватил правую руку Дарена. Боль от столь сильного жара должна была бы быть невыносимой, но Дарен ощутил лишь приятное тепло. Потом острые коготки скользнули в его душу, и юноша подавился очередным вдохом, оглушенный яростным криком металла. Белый свет слепил его, и Дарен невольно зажмурился.

Когда, спустя несколько мгновений, он открыл глаза, клинок вновь изменил форму. Теперь это был небольшой серебряный меч с заостренным, как у шпаги, концом. По всей длине лезвия шел особый волнистый узор, как у старых клинков, принадлежавших еще Первым, а рукоять заканчивалась оскаленной волчьей головой. Точно такая вот уже несколько тысячелетий украшала герб его Семьи.

Дарен заулыбался, невероятно довольный, но тут же нахмурился, осознав: по меньшей мере частично это чувство оказалось навеяно магией клинка.

Клинок изменился не только по форме: у его энергии был теперь другой оттенок, другой привкус. В магии оружия слышался голос Иласэ.

Дарену хотелось попробовать, сумеет ли он говорить с клинком, как, по ее словам, могла делать девушка; но оружие, хоть в нем и продолжала пульсировать магия, молчало.

Юноша забрал у Иласэ ножны, прицепил к собственному поясу и вернул туда клинок. Несмотря на удлинившуюся форму, тот вошел легко и полностью.

Потом повернулся к Иласэ, неподвижной и бледной. Продолжавшийся дождь падал на ее лицо, и казалось, что даже потеряв сознание, она плакала.

Долгое время Дарен молчал, потом глубоко вздохнул, освобождаясь от скопившегося за последние дни напряжения и необходимости быть настороже каждую минуту.

— Ладно, — проговорил он, — давай найдем место для ночлега.

Они оба были мокрыми и грязными, но сейчас это не имело никакого значения.

Даже сейчас бледное лицо девушки искажали тревога и боль. Неужели ей действительно было так плохо?

Он не привык задумываться о чувствах других людей, но…

— Помнишь, — сказала она, — в ту ночь я плакала, и ты думал оттого, что боялась тебя, боялась, что ты меня убьешь… Я плакала, потому что осознала: однажды мне придется тебя убить. Мне стало грустно тогда. А когда ты будешь умирать, я потеряю последнее, что осталось от моей невинности.

Чтобы выжить, Иласэ предала то, во что верила. Дарен по себе знал, как это больно и плохо. И именно он заставил ее это сделать, не оставил другого выхода. Он сломал ее.

— Прости, — прошептал он, глядя на ее отрешенное лицо. — Обещаю, я позабочусь о тебе. Клянусь! Ты можешь мне не верить, но я постараюсь исправить то, что сделал.

Ему нужно было найти безопасное место. По земле рыскали хищники, а поднять Иласэ на дерево он бы не сумел. Дарен шел по лесу, неся девушку на руках, не представляя, куда направляется, не уверенный даже, как будет выглядеть искомое место. Но ничто его не тревожило. Битва окончилась, и на Дарена словно снизошло небесное спокойствие.

Иласэ пыталась его убить. Да, он был в ярости, и да, он хотел отомстить ей за это. Но чем больше Дарен думал о собственном поведении, тем яснее понимал, как глупо, по-детски, вел себя. Вспомнить хотя бы, как кидался в нее незрелыми ягодами, потому, что девушка не хотела с ним говорить!

И сейчас он должен взять на себя ответственность и остановить эту полосу зла, когда каждый старается сделать другому как можно хуже.

Прошедшие недели Дарен, по сути, ничего не делал, взвалив на Иласэ всю работу, зная, что она все равно, несмотря на его поведение, будет искать еду, и нести припасы, и лечить его, если нужно. Только вот он все испортил, он уничтожил эту терпеливую Иласэ, готовую помогать, не смотря ни на что. И теперь он должен был попытаться как-то все исправить, если хотел, чтобы они выжили. Инстинкт, спасавший ему жизнь уже несколько раз, заявлял во весь голос: если один из них умрет, второй протянет недолго.

За спиной Дарена раздался негромкий звук, похожий на шелест мокрых листьев. Потом тихий стон.

Проклятье!

Дождевые бестии!

Ну почему, почему именно сейчас!

Дарен медленно развернулся.

— О-о-о… — слегка булькающий, глупый звук. Такой же невинный, как щебетание клыкастых псевдо-кроликов. Такой же безобидный.

Дарен напрягся, но так и не смог сказать, насколько близко к нему эти существа. За спиной их не было… Звук повторился.

Порождения Бездны!

Две огромных бестии стояли менее, чем в пятнадцати шагах, и смотрели в его сторону пустыми глазницами. Размером эти существа были с очень крупного человека, передвигались на толстых коротких задних лапах, опираясь иногда на длинные обезьяньи руки. Их тела блестели, покрытые чешуей, как у змей. Охотились они только во время дождя.

Бестии не способны видеть, но сложно объяснить это своему паникующему организму. Однако слух у этих хищников развит настолько, что малейший шорох — и они уже рядом, разрывают тебя на части.

Мерзкая парочка явно догадывалась о присутствии человека: Дарен видел, как шевелятся их широкие ноздри, как одна из бестий потрогала воздух черным раздвоенным языком и сделала в направлении юноши бесшумный скользящий шаг.

Сцепив зубы, Дарен начал осторожно опускать ноги Иласэ на землю, чтобы освободить свою правую руку: сейчас единственный их шанс на выживание — это кинжал… Шорох одежды… Бестии зарычали. Дарен замер. Приготовился уронить Иласэ (пара синяков лучше, чем смерть в желудке чешуйчатого монстра) и выхватить оружие…

Ты мертв.

Словно кто-то, с ледяным дыханием, прошептал эти слова ему на ухо. Все вокруг начало бледнеть, цвета и краски из мира исчезли. Внезапно Дарену стало все равно: не было причины сражаться, причины жить…

Одна из бестий шагнула ближе.

Тихий довольный смех:

Не волнуйся. Все будет быстро.

Сердце билось медленно и спокойно, внутри образовалась пустота. Дарен равнодушно смотрел, как приближаются монстры…

Бог ждет тебя!

Это был другой голос, слишком горячий, с привкусом металла и крови.

Дарен недоуменно моргнул, глядя, как краски возвращаются в мир.

— Эй! Оставьте их! — Дарен и дождевые бестии одновременно развернулись на голос. Там, менее чем в ста шагах от них, стоял подросток. Дождь смазывал черты его лица, Дарен мог различить только короткие светлые волосы.

— Давайте сюда! Эй! Ловите меня!

Бестии взвизгнули и бросились к нему. Мальчик развернулся и кинулся к лесу, монстры — за ним.

Нет!

— Парень! Подожди! — крикнул ему вслед Дарен. Слишком поздно. Их спаситель уже исчез.

Часть 5

Благородная смерть — это все равно смерть.

Один из неофициальных девизов семьи Тартис, занесен в Памятную книгу в 7854 году; позднее под ним, уже другой рукой, добавлено: «Есть много способов достичь бессмертия: героические деяния, слава, плодовитое потомство. Но самый лучший — это не умирать вообще».

Запретный язык — иначе назван языком Открывающих, или Древним языком. По косвенным упоминаниям в древних хрониках удалось установить, что этот язык, бывший родным для всей расы элрави, использовался также Детьми Бездны. После Исхода многие элрави категорически выступили за то, чтобы принять язык местного населения и забыть прежний. В неизменном виде от Древнего языка сохранились только имена Семей и некоторые, самые могущественные, заклятия.

Над Древним языком был проведен ряд ритуалов (на что ушло несколько веков), делающих его употребление практически невозможным для современных потомков элрави. Даже восприятие Древнего языка на слух вызывает крайне болезненную реакцию.

Шин Кроранд «Создание и расцвет Великой Империи элрави», год 10675 от Исхода.

Глава 38. Отражение без зеркала

Никогда в жизни Дарен не ценил мелочи. Никогда не задумывался, каково это: не иметь крыши над головой, голодать и благодарить небеса, если хоть раз в день удается сытно поесть.

Сейчас он с радостью бы обнял даже братцев Кэйросов, если бы это позволило ему вернуться домой, оказаться в своей мягкой теплой постели и вновь пользоваться такими благами цивилизации, как четырехразовое питание (и до шести перемен блюд за обедом!), чистая одежда и горячая ванна…

Обнял бы?!!

«Бр-р! — Дарена передернуло. — Не могу поверить, что я действительно это подумал!»

«Ха! — торжествующе пискнул в его голове голосок воображаемой Иласэ. — Я же говорила, что ты — квир!»

— Заткнись! — пробормотал Дарен вслух. Ладно, нежничать с Кэйросами он не будет, лучше он пристроится между Иласэ и ее чернявой подружкой, кажется, Кайши, и назовет это своим искуплением.

При мысли о столь приятном соседстве тонкие губы Темного скривились в кошачьей улыбке.

«Не смей обо мне так думать!»

— Да заткнись же! — буркнул Дарен въедливому внутреннему голосу. Вздохнул, переместил свою ношу поудобнее и начал карабкаться на маленький холм. Болотистая местность закончилась, кругом раскинулся густой лес. Холмы попадались все чаще, и Дарен предполагал, что скоро на горизонте появятся горы.

Прошло уже три дня, но Иласэ все еще была без сознания, и Дарен теперь нес ее, перевесив через плечо. Вряд ли бы девушке эта позиция понравилась, но только так Дарен мог в случае опасности быстро достать кинжал.

Он уже дважды менял место их укрытия. Первое было относительно безопасно, но слишком далеко от воды, второе оказалось в местности, кишевшей хищниками. Хуже того, Дарен был готов поклясться, что видел виверну, видел отблеск ее красноватой чешуи на солнце.

А еще прошлой ночью Дарену приснился жуткий кошмар: словно он вернулся с охоты и обнаружил, что все местные хищники собрались и ели Иласэ. На земле лежала лишь кучка ее одежды, да одна маленькая белая ладонь. Увидев его, звери оторвали от остатков тела окровавленные морды и уставились на Дарена с любопытством, вопрошая, присоединится ли он к их трапезе.

После того Дарен едва решался оставить девушку в одиночестве.

Но вот, наконец, юноша нашел великолепное место, где можно было спрятать Иласэ: дупло с очень узким входом в одном из громадных черных деревьев. Рядом тек ручей и росло несколько деревьев, те самые, что высились вокруг поляны, на которую четыре недели назад выбросил их Портал. Светлая называла их какими-то там лиственницами.

Здесь они переждут, пока Иласэ не очнется.

Последние дни Дарен невыносимо страдал от скуки и одиночества, от подкрадывающейся депрессии. И еще он устал: устал чувствовать себя виноватым за то, как обошелся с Иласэ, и за то, что теперь помогал ей. Устал ломать голову над тем, как объяснить свои поступки по возвращении домой, над тем, как жить дальше. Проще и легче было бы разучиться думать.

Всю прошлую ночь ему снилась Иласэ: вкус ее кожи, упругая нежность грудей, кудрявые завитки между ее ног под его пальцами — все, что он успел тогда попробовать. Дарен очнулся резко, испытывая одновременно возбуждение и ужас, потом вспомнил, что во сне Иласэ тоже ласкала его, шептала подбадривающие слова. От этого стало только хуже.

За последние дни Дарен не сумел найти никаких следов мальчика, спасшего их от дождевых бестий, никаких признаков, что он вообще существовал. Однако Дарен пообещал себе: как только Иласэ очнется, они пойдут в ту сторону, куда убежал мальчик, и в Бездну компас!

Когда Иласэ очнется…

Еще одна проблема: Дарен понятия не имел, чего ожидать от девчонки. Слез? Каменного молчания? Попытку убийства?

Ну да ладно, все равно у Иласэ не будет другого выбора, кроме как выполнять его приказы.

Юноша укутал ее в свой плащ, — при движении тепло сохранить легче, чем лежа на земле, — и положил рядом кучку фруктов и орехов, на случай, если девушка очнется до его возвращения.

Добыча в последние дни не баловала его своим изобилием — и Дарен не без оснований винил в том дождевых бестий. Прошло несколько часов, над головой прогрохотал гром, предупреждая о грозе, и Дарен направился к укрытию, став богаче лишь на два съедобных плода, засунутых в Тойше.

«Дарен…»

Он моргнул, оглядываясь — только дождь и ветер, пригибающий ветви деревьев.

«Дарен…»

Словно ледяную крошку высыпали ему за шиворот, вдоль позвоночника. Стало жутко.

— Дарен! — крепкая рука опустилась ему на плечо. Дарен вздрогнул, отскакивая в сторону, разворачиваясь…

— Привет, Дарен!

— Из какой Бездны?!! — юноша попятился от незваного собеседника, бледнея. Тот усмехнулся.

— Кто… кто ты такой? — заикаясь, спросил младший Тартис. Ухмылка юноши, стоящего напротив, стала шире:

— Неужели не понятно, дурачок?

— Н-нет, — пробормотал Дарен, растерянно оглядываясь по сторонам. Хотя это глупо, ведь невозможно убежать от творения собственного больного рассудка.

— Прекрати, у нас мало времени! — рявкнула на него галлюцинация, — и слушай!

Дарен моргнул, перестав искать взглядом кусты погуще, куда можно было бы нырнуть. Внимательно посмотрел на… другого Дарена, другого себя.

Этот, второй, Дарен выглядел точно, как он, но намного чище и опрятнее, с нежной незагорелой кожей. Зеркальное отражение месячной давности.

— Все равно, тебя не существует, — буркнул настоящий Дарен сердито.

— А мне безразлично, что ты думаешь! — с ноткой отчаянья, спрятанной за гневными интонациями, ответил двойник. — Ты должен меня выслушать, иначе произойдет нечто очень плохое!

Дарен промолчал, не зная, что делать. Второй продолжил:

— Вчера ты видел виверну.

— Ну и? — Дарен напрягся.

— Она не может тебя здесь достать. Весь этот лес разделен на территории, домены, если тебе так привычней, и то место, где ты сейчас находишься, не принадлежит виверне.

— Значит, здесь безопасно?

— Ха! Если бы! — двойник покачал головой, — здесь обитает свой собственный монстр. Он знает, что ты на его территории, и потому очень зол. Он не позволил тебе найти добычу и он убьет тебя, очень скоро.

— И что мне, по-твоему, делать? — мрачно уточнил юноша, думая о том, что слово «безопасность» не стоит больше даже пытаться употреблять: в этом лесу его просто не существует.

— Продолжай идти в том же направлении, что и сегодня.

— Но это неправильный путь, — попытался возразить Дарен, — компас…

— Компас приведет тебя прямиком к виверне, — безжалостно перебил его двойник. — Или ты не заметил, что чем дальше вы шли по его указанию, тем хуже все становилось? Избавься от него! Забери у Иласэ и уничтожь!

Какое-то время Дарен переваривал слова двойника, потом медленно проговорил:

— Иласэ все еще без сознания, успеем ли мы…, - он запнулся при странной гримасе, исказившей лицо двойника, — в чем дело?

Тот медленно покачал головой:

— Ты не спасешь ее.

— Что?!! Почему нет?!!

— Она умрет, — оборвал его двойник.

— Заткнись… — это прозвучало, как стон.

— Она умрет, и ты никак не сможешь это предотвратить.

Дарену показалось, что невидимые ледяные пальцы сжали ему сердце:

— Как это случится?

Лицо двойника напряглось:

— Знание тебе не поможет. Есть только один способ помочь Иласэ, уберечь ее от страданий.

— Как?!!

— Убей ее.

Дарен смотрел, не веря, что он действительно это услышал, попытался заговорить, но не смог.

— Я понимаю, что мои слова звучат ужасно, но на самом деле ты проявишь милосердие, — голос двойника был мягок, полон сочувствия, и разумен, — бедняжка все равно не выживет. Убей Иласэ, пока она спит — и она ничего не почувствует. Ей не придется мучиться перед смертью.

Дарен сглотнул, в горле скребло:

— Но… но я…

— Будь мужчиной, убей ее.

«Убей ее!»

Внезапно вернулось ощущение реальности, ветер пронизывал насквозь промокшего юношу до костей, над головой клубилось гневное небо. Его собеседник, его двойник исчез, но на мокрой земле, где он стоял, остались отпечатки ботинок, точно таких, как у Дарена.

Глава 39. Пробуждение

Иласэ очнулась.

Несколько мгновений она не могла понять, что с ней, почему все тело так болит, почему скребет в горле и крохотные молоточки колотятся в висках. Попыталась встать, но ударилась о низкую крышу, и с тихим вскриком упала на самодельную лежанку из сухих листьев. После нескольких моментов растерянности сообразила, что находится в дупле дерева.

Недалеко от себя Иласэ нашла корягу со свежей водой и жадно выпила все, что там было. Съела несколько фруктов, лежащих рядом. Потом, зажав в руке последний плод, девушка прижалась спиной к стволу и постаралась вспомнить, как оказалась здесь.

Тартис. Сундучок памяти открылся легко. Тартис! Он выиграл. Должно быть, он и перенес ее сюда. Кинжала на поясе, конечно же, не было.

Иласэ стало жутко.

Она ведь пыталась его убить, так почему она все еще жива? Почему здесь? Что Темный задумал? Причинить ей боль, унизить ее, только потом прикончить?

Надкушенный плод выпал из руки. Иласэ не сомневалась, что месть Тартиса будет ужасна. Она должна бежать, сейчас же, пока он не вернулся!

С бешено колотящимся сердцем, девушка выскользнула из дупла, отодвинув в сторону переплетенные лианы, завешивающие вход. Снаружи было пронизывающе холодно, с неба непрерывным потоком лилась вода. Тартис, скорее всего, ушел охотиться, но в такую погоду он скоро вернется.

И Иласэ побежала. Она не знала, куда, ей было все равно, лишь бы дальше от Темного.

Компас!

Иласэ вытащила его из кармана, проверила направление, и решила идти в другом — меньше шансов, что Тартис ее найдет.

Иласэ не знала, сколько времени длился ее безумный бег: она постоянно поскальзывалась в грязи, дважды падала, но поднималась и бежала вновь. Девушка упала в третий раз, запутавшись в ветвях сломанного дерева, когда огромный белый волк выступил из леса прямо перед ней и замер, увидев человека.

Иласэ неловко встала на ноги и попятилась от него, потом остановилась, вспомнив, что от диких животных бежать не рекомендуется. Волк все также смотрел на нее, насторожив уши, напряженный, но не угрожающий. Она видела, как шевелится его нос, читая запахи.

Волк казался слишком большим для своего вида, но в этих лесах Иласэ уже ничему не удивлялась. «Будь спокойна» — сказала она себе, — «покажи, что ты не боишься, но и не намерена причинить ему вреда, и он уйдет прочь».

— Уходи, — проговорила девушка вслух, не уверенная, надо ли при этом смотреть волку в глаза. Вроде, для них это вызов.

При звуке ее голоса уши зверя прижались к голове, губы оттопырились, показывая белые блестящие клыки, из мощной глотки вырвалось рычание, — да, этот волк явно не любил, когда ему указывали, что делать.

— Пошел прочь, — проговорила Иласэ почти жалобно, делая невольный шаг назад.

Рычание стало громче, и хищник прыгнул. Иласэ, охваченная слепой паникой, бросилась бежать, не осмеливаясь оглянуться даже на мгновение. Она промчалась между деревьев, наклонилась, чтобы пролезть под поваленным стволом, повернула голову на мгновение: лес за ее спиной был пуст.

Удивление заставило ее замереть, оглядываясь во всех направлениях, но волка не было нигде. Глубоко вздохнув, Иласэ пролезла под деревом… прямо в руки Тартиса.

Девушка попыталась закричать, но он зажал ей рот, развернул, прижав спиной к себе, и попятился к стволу широкого дерева. Какое-то мгновение Иласэ была слишком удивлена, чтобы драться, но потом вцепилась ногтями в его руку, извиваясь в хватке Тартиса.

Он грубо встряхнул ее:

— Прекрати! — прошипел с яростью в ее ухо.

— О-о-о… — донеслось со стороны поляны, и Иласэ обреченно обмякла. Ну конечно: когда все и так плохо, обязательно должно стать еще хуже!

— Не шевелись, — прошептал Темный.

Что теперь: он решил скормить ее этим тварям? Вариант быть съеденной заживо всегда казался ей одним из худших.

Шли минуты. Иласэ ничего не видела, только время от времени слышала в отдалении бульканье Дождевых Бестий.

— Они продержат нас здесь всю ночь, — пробормотал Тартис ей на ухо, — я отпущу тебя: но не делай резких движений, иначе знаешь, что случится.

Иласэ кивнула, все же слегка отодвинувшись в сторону, едва только Тартис отпустил ее. Проигнорировав это, Темный поднял с земли несколько камней и начал бросать их в стоявшее в отдалении дерево: один раз он промазал, но потом раздался глуховатый «бум».

Иласэ поняла, что Тартис пытается привлечь внимание одной из бестий: значит, действительно решил скормить ее им. Может, если она побежит, у нее будет больше шансов выжить?

— Смотри! — Тартис сжал ее запястье, другой рукой осторожно вытаскивая кинжал. Тем временем одно из существ, привлеченное стуком камней, стояло уже возле дерева, но услышав звяк металла, повернуло к ним слепую голову.

— Попался! — торжествующе выдохнул Темный, нанося удар. Выброс магической энергии опрокинул Бестию на землю, заставил завопить от боли: передняя правая лапа хищника, отрезанная, валялась внизу.

Иласэ едва успела вздохнуть, как три других бестии оказались рядом со своим раненным собратом… Это была настоящая оргия каннибалов, яростно рычащих друг на друга в спешке пожрать самого неудачливого.

Тартис прижался к дереву, тяжело дыша, однако, когда Иласэ попыталась вырвать у него свою руку, сумел удержать. Он убрал кинжал и прикрыл глаза, пытаясь вернуть силы. Минуту Иласэ простояла спокойно, усыпляя его бдительность, потом изо всех сил рванулась назад. Последовало несколько секунд молчаливой борьбы, но, несмотря на выпитую кинжалом энергию, выиграл Тартис:

— Тебе жить надоело? — прошипел он яростно, сжимая одной ладонью ей горло. Иласэ судорожно сглотнула и затихла.

Бестии продолжали свой пир, невообразимо при этом шумя, и Тартис начал осторожно пятиться, таща девушку за собой. Когда чешуйчатые хищники остались достаточно далеко, Тартис перешел на бег, все также крепко держа ее за запястье.

Дождь все еще сильно лил, когда они оказались у дуплистого дерева, из которого Иласэ выбралась этим утром.

— Залезай внутрь! — процедил Тартис.

Да она скорее прыгнула бы в Бездну, чем оказалась в этой крошечной каморке вместе с ним! Должно быть, Тартис понял это по ее взгляду, потому что попытался затолкать внутрь силой. Иласэ начала пинаться и кричать, безразличная к опасности привлечь дождевых бестий, хорошо поцарапала ему лицо и один раз удачно двинула в челюсть. Однако Тартис сумел-таки заломить ее руку за спину и заставил протиснуться внутрь. Там уже оттолкнул от себя, оставшись между девушкой и входом:

— Хватит вопит, я ничего тебе не сделаю! — рявкнул он, — заткнись, прежде, чем соберешь на наши головы всех местных хищников!

Иласэ, забившись в самый дальний угол дупла, замерла в ужасе, ожидая, что он будет делать дальше.

Тартис рассеянно потрогал царапины на лице, нахмурившись, посмотрел на кровь на пальцах, перевел взгляд на девушку, бросился к ней, схватил за плечи и грубо затряс:

— О чем ты только думала! Я вернулся назад, а тебя нет! Я решил, что тебя утащили хищники!!!

— Оставь меня в покое! — всхлипнула Иласэ, и была очень удивлена, когда Тартис так и сделал, пробормотав что-то неразборчивое; и вновь сел напротив, загораживая своим телом выход.

Какое-то время они сидели в тяжелом молчании.

— Что теперь? — спросила Иласэ, ненавидя себя за дрожь в голосе.

— Я не сделаю тебе ничего плохого, — повторил Тартис холодно.

Девушка, к ее собственному удивлению, истерически захихикала:

— Неужели? А должен бы. На твоем месте я убила бы меня, пока есть такая возможность.

— Знаю, — пробурчал Тартис.

— Ну так давай! — вскрикнула она, не понимая, зачем задирает его.

Темный ничего не ответил, только сильно сцепил зубы, так что на скулах напряглись желваки.

— Я оставила тебя умирать! — голос Иласэ поднимался все выше, пока она выплевывала наполненные ненавистью слова, — я хотела, чтобы ты подох! Я хотела станцевать на твоем гниющем трупе!

Девушка задохнулась, ожидая его реакции, неминуемой мести, которая будет намного хуже, чем все, что она успела придумать.

Тартис посмотрел на нее:

— Я знаю, — проговорил он почти мягко.

— Тогда почему ты не убьешь меня?!! — крикнула Иласэ, задыхаясь, — не изобьешь, не изнасилуешь? Тебя ведь этому учили!!!

Тартис видимо дернулся, словно она его ударила:

— Заткнись!

Иласэ попыталась вздохнуть, но получился всхлип; и она уже не могла остановиться: зарыдала, закрыв лицо руками, всхлипывала в голос, раскачиваясь назад и вперед. Она не плакала из-за того, что он сделал, из-за других вещей — да, но не из-за этого. И сейчас скопившийся тугой ком отчаянья, боли, стыда и гнева вырывался в слезах. Иласэ ненавидела себя за эту слабость, за то, что вот так, по-глупому, расклеилась перед ним, но не могла остановиться.

— Замолчи! — велел он холодно, потом другим тоном, с болью, словно из него вытягивали жилы, — не надо, не плач, пожалуйста.

Иласэ сглотнула и подняла голову, чтобы взглянуть на него: Тартис не смотрел в ее сторону. Его лицо было достаточно освещено, и Иласэ не увидела на нем ни надменной насмешки, ни презрения, только вину.

— Прости, — проговорил Тартис тихо.

Ее губы зло скривились: да как он смеет!

— Я не верю тебе! — прошипела девушка. Или считает, что эти слова значат для нее больше, чем ком грязи под ногами?

— Я знаю, — ответил он.

— Я оставила тебя умирать!

Тартис коротко, резко рассмеялся:

— Тогда мы квиты.

Иласэ медленно покачала головой:

— Я не верю тебе, я не прощу тебя, и я убью тебя, если у меня будет такая возможность!

— Понятно, — пробормотал Тартис. Он, наконец, посмотрел ей прямо в глаза, колеблясь, потом проговорил:

— Клянусь кровью моего отца и моей матери, что никогда не сделаю тебе ничего плохого. И неважно, как сильно ты меня разозлишь, обещаю.

Его лицо казался таким искренним. Иласэ хотелось разбить его в кровь. Девушка открыла рот, чтобы объяснить, куда Тартис мог засунуть свое обещание, но временно отсутствовавшая логика вернулась и посоветовала не злить Темного без особой причины. Если он хотел верить в собственное обещание, либо собирался притвориться, чтобы по какой-то причине убедить ее, не стоит уничтожать свой и так малый шанс на выживание. А Иласэ очень хотела жить, тем больше, чем сложнее это становилось.

— Многое случилось, пока ты была без сознания, — сказал, наконец, Тартис, видя, что она молчит.

— Что именно? — спросила Иласэ, притворяясь, что поверила его клятве.

— Я видел человека, — и Тартис рассказал про мальчика, спасшего их от дождевых бестий, и как позднее Тартис безуспешно пытался его найти.

Иласэ восприняла его слова скептически: Тартис либо врал, либо ему померещилось. Что мог делать ребенок, один, здесь, в этой девственной земле, где животные, судя по их непугливому поведению, никогда прежде не видели человека?

Тартис продолжал говорить, и Иласэ пыталась слушать, но никак не могла сконцентрироваться на смысле слов, вновь и вновь пытаясь разгадать загадку поведения Темного.

Тартис пытался ее изнасиловать, она пыталась его убить, а теперь они сидят рядом, словно ничего и не было. Глупо. Или Тартис думал, она поверит, что он таинственным образом простил ее?

Однако Темный ни слова ни сказал о том, что прощает, верно?

— Ты меня слушаешь? — нетерпеливо перебил он ее мысли.

— Нет, — ответила Иласэ честно.

Тартис недовольно скривился:

— Мы уйдем отсюда, как только прекратится дождь. Можно было бы пойти прямо сейчас, но проклятые бестии наверняка загонят нас на дерево. Здесь хотя бы сухо.

Эту ночь они оба прободрствовали. Иласэ боялась хоть на мгновение закрыть глаза и не увидеть, что делает Тартис, а он упрямо сидел у входа, зная: стоит ему задремать — и девчонка исчезнет в темноте, и неважно ей, есть там дождевые бестии или нет.

Иласэ вспоминала последние дни: сколько их было — пять, семь? Не убив его на поляне в тот, первый, день, она поступила благородно. Оставила его на волю судьбы — выживание Тартиса больше не было ее заботой. Но он нашел ее, выследил ее. Как — Иласэ не представляла.

И начался кошмар. Темный не оставлял ее в покое, день за днем, а нож пил энергию. Иласэ с самого начала понимала неизбежное: силы однажды кончатся, и она окажется во власти Тартиса.

Но девушка не могла этого позволить. Она отказывалась страдать дальше. Пусть лучше на ее руках будет чужая кровь, пусть даже кровь невинного человека, но она не переживет еще раз такое унижение!

И Иласэ начала планировать смерть Темного. Решение отдать его водному монстру было самым сложным в ее жизни. Девушка едва не предупредила Тартиса в последний миг, но… Он постоянно повторял, что она не была человеком. А что такое человек? Самый жестокий и коварный хищник в мире. Стоящий на самой высокой ступени пищевой цепи, давно уже научившийся убивать не только другие виды, но и себе подобных. Так вот, она докажет ему, что она — человек.

Был выбор: или Тартис, или она. И Иласэ выбрала.

Слыша его крики о помощи, Иласэ решила, что, вернувшись домой, пойдет к Старшему магистру и во всем признается. Пусть ее судят и вынесут справедливый приговор. На войне нет морали. А Иласэ была на войне.

Но Тартис не погиб, и ее величайшая жертва, ее предательство самой себя оказались напрасны, и нужно было бежать, теряя силы. Темный загнал ее в угол, в его бледных глазах девушка видела свою смерть, и молилась, чтобы последний, сбереженный, взрыв силы убил кого-нибудь из них. К этому моменту Иласэ было уже все равно, кого.

Не получилось, и вот она здесь, жертва его очередного каприза, его странного милосердия. Как долго оно продлится?

Глава 40. Смотрите, кого мы нашли!

За несколько часов до рассвета Тартис бросил ей пару фруктов:

— Ешь, мы уходим.

— Еще темно, — пробормотала Иласэ, отмечая про себя, что Темный начал учиться разбираться в растениях. От этой мысли холодок пробежал по спине: минус одна причина ее полезности.

— Дождь закончился, и понятно, что никто из нас не заснет, — ответил Тартис, поднимаясь на ноги.

И вновь, как вчера, он тащил ее, спотыкающуюся, по черному непроглядному лесу.

— Ты хоть знаешь, куда идти? — задыхаясь от быстрого шага, проговорила Иласэ, — Ты что-нибудь видишь в этой темноте?

— Нужно поскорее выбраться отсюда, — прошептал в ответ Тартис, — и говори тихо.

Иласэ замолчала, а потом услышала это: шорох, шелест мокрых листьев под чьими-то ногами.

— Тартис…

— Да, я знаю, я вижу их силуэты, — пробормотал он, вытаскивая кинжал, который слабо засветился. Потом проговорил намеренно громко, обращаясь к существам в темноте:

— Не приближайтесь, или я убью вас! Мы уходим с вашей территории так быстро, как можем!

— Кто они такие? — спросила Иласэ шепотом.

— Не знаю, — мрачно отозвался Темный, — они прячутся от меня.

— Нужно было подождать до утра.

— Нет. Они хотят, чтобы мы скорее убрались отсюда.

Небо на востоке побледнело, говоря о скором рассвете, и непонятные существа начали отставать, возвращаясь в свое дневное лежбище. Тартис чуть расслабился и зачехлил кинжал.

Они остановились у небольшой речушки.

— Может, волки? — проговорил Иласэ задумчиво. Тартис вздрогнул, чуть ли не подскочив на месте:

— Что? — переспросил он резко.

Иласэ испуганно моргнула:

— Сегодня ночью — могли это быть волки? — поторопилась она объяснить. — Я видела большого белого волка вчера, прежде, чем ты нашел меня. Мне пришлось бежать от него. А в болотах я несколько раз слышала волчий вой.

— Дикие волки не нападают на людей, — небрежно отмахнулся от ее слов Тартис.

— Что?!! Ты хочешь сказать — я вру?

Тартис искоса взглянул на нее:

— Скорее преувеличиваешь. Дикие волки очень редко нападают на людей: только когда у них бешенство, или умирают от голода, или потеряли свой страх перед человеком. Здесь нет других людей, и под описание типичной добычи волков ты не подходишь.

— А если это был не обычный волк? Оборотень, например?

— Оборотень, так далеко от человеческих поселений? — Тартис скептически хмыкнул.

Иласэ прикусила губу. Пожалуй, Темный прав: оборотни редко уходят дальше пятидесяти-шестидесяти миль от города или деревни, в которых живут. Все же первая сущность у волков-оборотней — человеческая. А непуганность местной дичи говорила, что до ближайших поселений (если они здесь вообще есть) не пятьдесят миль, а хотя бы раз в пять больше.

— Тот волк выглядел, как обычный? Никаких особых примет? — это было больше похоже на утверждение, чем на вопрос.

— Да, пожалуй, — согласилась Иласэ.

— И он набросился на тебя?

— Да! — ее голос прозвучал весьма энергично.

— Хм! — презрительно фыркнул Тартис.

— Эй! — возмутилась Иласэ, — с каких это пор ты заделался защитником животных? И я думала, ты ненавидишь собак!

Тартис бросил на нее надменный взгляд:

— Волки — это не собаки!!!

Иласэ была слишком удивлена его взрывом, чтобы как-то прореагировать.

Прошло уже несколько часов, прежде, чем Иласэ поняла, что странным образом не дает ей покоя:

— Мы идем не туда!

Тартис остановился, обернулся к ней:

— Дай мне взглянуть на компас.

Иласэ вытащила станиновую вещичку из кармана, подождала, пока игла остановит вращение, и вытянула на руке, показывая Тартису.

Тот схватил компас и со всей силы зашвырнул в лес.

— Тартис! Ты с ума сошел! Что ты делаешь?!!

— Этот дурацкий компас вел нас прямо к виверне!

Иласэ замерла:

— Что?!!

— Или ты не заметила, что чем дальше мы шли по его указаниям, тем хуже все становилось?

— Да, но…

— Виверна охотится на нас! Нам нужно оставаться как можно дальше от ее территории.

— Ее территории? Тартис, да о чем ты говоришь?

Темный не ответил, продолжая тащить девушку за собой.

— Куда мы идем? — не выдержала Иласэ. Она никак не могла понять, что с ним происходить. Должно быть, за то время, что она находилась без сознания, Тартис окончательно спятил.

— Куда ведет эта дорога?

Тартис молчал очень долго, и Иласэ уже уверилась, что он и в этот раз не ответит.

— Я не знаю, — проговорил Тартис, наконец.

— Но тогда…

— Мы пойдем в этом направлении! — перебил он ее, практически зарычав, — и ты будешь делать то, что я скажу!

Иласэ уставилась на него с немалым испугом и кивнула.

До конца дня они почти не разговаривали, и девушку это вполне устраивало. Вместо того она внимательно наблюдала за Тартисом.

Он изменился. Вел себя странно. Словно знал что-то важное, о чем не рассказал ей.

Ближе к вечеру Тартис нашел еще одно черное дуплистое дерево, как то, в котором они провели предыдущую ночь. Оставил Иласэ несколько съедобных корней и велел никуда не уходить.

Когда Темный ушел, Иласэ выбралась из дупла и села на солнышке, прислонившись к стволу. Задремала.

Очнулась, когда вернувшийся Тартис подхватил ее на руки и понес назад к дереву. Она вскрикнула удивленно, слишком шокированная, чтобы двинуться, слишком испуганная, когда он опустил ее на пол внутри дерева и встал, нависая над ней. Однако Темный лишь развернулся и вышел наружу, оставив ее в дупле.

Вскоре Иласэ вновь уснула и спала до тех пор, пока Тартис не разбудил ее не дал ей свеже-поджаренного мяса.

Вечер плавно перетек в ночь. Они спали.

Иласэ очнулась первой и лежала какое-то время, сонно вслушиваясь в звуки жизни ночного леса. Лишь через несколько минут до нее дошло, что источник части этих звуков совсем рядом с их деревом: шелест листьев, редкий хруст ветки под чьей-то лапой, шепот…

Стараясь двигаться бесшумно, Иласэ подползла к выходу из дупла, замерла. Может, просто ветер? Высунулась наружу (явно не самая ее мудрая идея) — никого. И лес замер, стал тихим и молчаливым, слишком тихим.

И потом, из темноты, почти неразличимый шепот:

— Малышшка.

Вздрогнув, Иласэ метнулась назад, прижалась к теплой стене дерева, пытаясь понять, действительно ли она слышала последовавший за шепотом смех, или у нее просто разыгралось воображение, и на самом деле не было ничего.

Несколько минут, или часов, спустя, хотя было еще темно, девушка открыла глаза и увидела, что Тартис просыпается, садится, потягиваясь. Потом он повернул голову к ней, нахмурился:

— В чем дело?

Иласэ удивилась, что он понял неладное по одному ее виду:

— Там кто-то есть.

Темный моргнул, выпрямился, вынул кинжал и скользнул в проход. Спустя пару минут вернулся:

— Все чисто. Почему ты не разбудила меня?

— Я думала, мне показалось, — пробормотала Иласэ.

Тартису это явно не понравилось:

— Если такое случиться вновь, буди меня! Здесь водятся… странные существа.

Иласэ кивнула.

Остаток этой ночи и последующий день были повторением предыдущего. Тартис тащил ее за собой, все время чуть ли не бегом.

Он постоянно держал ее за руку, не отпускал ни на миг, словно боялся, что она таинственным образом исчезнет. И вел себя иначе, чем повелось с самого первого дня в лесу. Теперь Тартис играл роль лидера: решал, куда идти и что делать, ни о чем не спрашивая ее, нес все, что им могло понадобиться, оставлял ей свой плащ.

Единственное объяснение, приходившее Иласэ в голову: Темный хотел заставить ее поверить в его обещание, поверить, что внезапно он превратился в хорошего парня.

Но какая Тартису выгода в этом притворстве?

— Днем нам безопасней? — спросила Иласэ, когда они немного замедлили шаг.

— Нет, — пробурчал он, — просто лучше видно, что вокруг происходит.

Иласэ наблюдала, как напряженно Тартис осматривается по сторонам:

— Мы ушли уже достаточно далеко? От того, от чего мы бежим?

Тартис бросил на нее быстрый взгляд:

— Я не знаю.

— А куда мы идем?

— Не знаю! — его тон явно велел ей заткнуться, но Иласэ не собиралась подчиняться:

— Тогда какой у всего этого смысл?

— Очевидно, остаться в живых! — ответил Тартис резко.

— Мне не нравится путешествовать ночью, — пробормотала Иласэ, — ничего не видно, и сложно найти подходящее место для отдыха.

— Да…, - часть защитного гнева ушла из голоса Тартиса, и он устало вздохнул.

Солнце стояло уже достаточно высоко, когда они остановились на отдых в месте, которое Тартис определил как «хорошее», не советуясь с Иласэ. Оставил девушке немного еды и ушел на охоту, перед тем велев ей никуда не уходить.

Иласэ присела на длинное бревно и задалась вопросом, не стоит ли ей попытаться сбежать. Однако убедить себя в том, что это получится, ей не удалось: он опять ее разыщет, да еще и разозлится, что она не послушалась.

Нет, лучше выждать: рано или поздно клинок ослабит его. Если Иласэ притворится, что верит Тартису, он может забыть об осторожности. Впрочем, Иласэ сомневалась, что Темный планировал в каком-либо обозримом будущем передать ей кинжал. Разве что в приступе преждевременного слабоумия.

Так что ей делать? Устроить засаду сейчас, когда он настороже и опасен? Попытаться избавиться от Тартиса? Тогда придется избавиться и от кинжала, — а без него, как и с ним, — ей верная смерть в лесу.

Иласэ вздохнула: надо отдохнуть, пока есть такая возможность. Набросав веток помягче, укрылась плащом Тартиса, задремала.

Ей четырнадцать, и она в доме своих приемных родителей. Они живы, как и Ника, ее милая сестричка.

Конец весны, и она приехала из Ордена домой на праздник Роз — в этот день распускаются первые черные бутоны — а их сердцевины всегда разных цветов. И, если загадав желание, угадаешь три цветка правильно, то оно обязательно сбудется — ведь розы волшебные.

Иласэ не везет, но Ника угадывает, и на ее лице расцветает мечтательная улыбка.

— Ага, влюбилась, влюбилась! — смеется Иласэ, поняв, что загадала сестра. Та краснеет, и начинает притворно спорить, но на шее ее висит кулон, которого еще зимой не было — изящный серебряный дельфин на фоне синей глазури моря…

Иласэ очнулась и лежала какое-то время, купаясь в тепле костра; посмотрела сквозь прищуренные веки на неясный силуэт в наступившем сумраке, сидевший у противоположной стороны, — должно быть, Тартис, готовит пойманную добычу.

Лениво потянулась, зевнула, прикрыв ладонью рот, села, вновь глянула в сторону костра — пусто. Куда он делся?

— Тартис! — крикнула она, — Тартис, ты где?

Лес вокруг был спокоен, темен, молчалив.

Кого она видела? Что, если это был вовсе не Тартис? Без клинка она беззащитна! Иласэ прижала ладони ко рту рупором:

— Та-артис!!!

За спиной хрустнула ветка. Девушка резко развернулась:

— Тартис!

— И-иллласэ-э! — мягко, насмешливо, с хрустинкой смеха.

Это не его голос.

Она попятилась, ступила почти прямо в огонь. Вокруг нее, везде — яркие горящие глаза, желтые глаза, глаза животных.

Иласэ услышала мягкий топот лап, редкое похрустывание веток, тихий смех, как шелест ветра — они играют с ней.

— Малышшка… — голос из прошлой ночи.

— Смотрите, кого мы нашли… — шепот, оборвавшийся густым смешком.

— Хорошенькая маленькая девочка…

— Иди к нам, малышшка…

— Илласэээ…

Вновь смех. А потом они вышли из темноты. Иласэ задохнулась, пытаясь следить за ними, но не смогла — вокруг нее, слишком много.

Волки.

Стая волков.

Разные: поджарые и сытые, пушистые и с короткой шерстью, но все — серовато-коричневые, хоть и разных оттенков. «Как странно, — мелькнула глупая мысль, — ни одного белого».

— Та-артис!!! — закричала Иласэ, уже зная, что это бесполезно, уже зная, что она — мертва.

Глава 41. Волки

Олень стоял, напряженно поводя ушами, готовый бежать в любой момент, знающий, что хищник с горящими голодным предвкушением глазами где-то рядом.

Дарен пробирался сквозь низкий кустарник, вдыхая терпковато-сладкий запах мокрой земли и гниющих растений, все ближе к своей добыче, первой добыче за неделю. Мясо.

Олень был крупным сильным самцом, и обычно Дарен не осмелился бы выбрать его на роль жертвы. Но великолепное животное ранили: чьи-то клыки располосовали ему правый бок и превратили заднюю ногу в кровавое месиво.

Даже сейчас, ослабленный, олень был опасен, и юноша приближался осторожно: чтобы не спугнуть, не потревожить заранее, не подставить себя под удар крепкого копыта.

Следуя за добычей, Дарен отошел от лагеря дальше, чем намеревался, но упустить такую возможность он просто не мог.

Мысли Дарена вернулись к девчонке и, слегка нервничая, юноша задался вопросом, что она сейчас делает. Наверняка уже проснулась, сидит у костра, размышляя о том, как сильно ненавидит его, и ждет возвращения. Либо планирует очередной побег.

С тех пор, как она очнулась, все оказалось не так страшно, как Дарен опасался. Иласэ не пыталась камнем разбить ему голову, пока он спал, или столкнуть с обрыва (возможно потому, что обрывы им еще не попадались).

То, что она еще ни разу не пробовала убить его, можно было посчитать хорошим знаком. Плохим казалось другое — странное спокойствие и сдержанность девушки. Вновь и вновь Дарен был вынужден гадать, что происходит в ее кудрявой голове.

Возможно, девчонка хотела сбежать. Или, что вероятнее, избавиться от него, использовав один из сотни скрытых и, вместе с тем, простых способов, которые он не сумеет предугадать. Как с водным монстром. Повезет ли ему так же во второй раз?

Пытаться понять, что Иласэ задумала, и оказываться на шаг впереди нее было утомительно и, по большому счету, невозможно. Дарену нестерпимо хотелось как-то разрешить эту ситуацию, но юноша представления не имел, что должен делать. Но он пытался, честное слово, он пытался изо всех сил.

И еще — собственное благожелательное отношение к девчонке удивляло Дарена. Разве он не сказал ей, что они квиты?

Юноша словно должен был доказать что-то, доказать ей, доказать себе. Показать Иласэ, что он не был тем человеком, которым она его считала. По непонятной причине это казалось важно. И очень сложно, потому что Дарен и сам теперь не понимал, кто он.

Темные любили разглагольствовать о собственной свободе, о том, что они сами выбирают путь в жизни… Как и многое другое, это являлось ложью, в этот раз ложью самим себе. В действительности они были не более свободны, чем Светлые, с определенной задолго до рождения ролью в обществе себе подобных и во всем мире. Если и существовали люди, восстававшие против заведенного порядка вещей, то Дарен не слышал об их успехе.

Темные гордились своим прагматизмом, но в чем-то и они жили в мире иллюзий.

Дарен прекрасно помнил ночь своего пятнадцатилетия, когда он стоял, глядя на собственное отражение, и думал, что все предопределено. Он представлял себя взрослым, в полной мере услышавшим Зов Крови, окунувшимся в безумие Темной магии, быть может, даже прошедшим посвящение в Магию Врат — наследство своей матери, из-за которого она и стала «изящным цветком», игрушкой Амадея Тартиса — и думал о том, чтобы убить себя.

Просто разбить зеркало, и длинным холодным осколком провести себе по горлу, по сонной артерии, чтобы наверняка.

Он думал и думал об этом, представлял, как острие войдет в его плоть, как горячая кровь зальет все вокруг, и улыбался. Это будет хорошо. О да, Дарен знал, что это будет замечательно.

Его собственный выбор.

Если бы не Кларисса, он, быть может, и сделал бы это. Но нет, Дарен не собирался оставлять ее одну с Амадеем.

Он отвечал за жизнь и безопасность своей матери. Как сейчас, здесь, он отвечал за Иласэ.

Это не означало, что Дарен перестал ненавидеть ствур, вовсе нет, но почему-то он не мог больше ненавидеть эту девчонку. Он будет заботиться о ней, и даже если, когда-нибудь, в отдаленном будущем, когда начнется неизбежная новая война, они убьют друг друга… сейчас, с его стороны, она в безопасности.

Дарен придвинулся к оленю ближе, заходя с подветренной стороны, надеясь, что переменчивый ветер не решит именно в этот момент сменить направление. Что-то мелькнуло на переферии зрения, какая-то неясная тень, проблеск желтых глаз.

Дарен замер — он видел подобное движение уже несколько раз сегодня. Что это было: еще один хищник, претендующий на добычу? Падальщик?

А потом все сложилось: этот же блеск, такая же тень, такой же неясный шелест — именно эти существа уже вторые сутки идут следом за ним и Иласэ.

Они следовали за ним? Или за оленем? Может, они и ранили животное? Подождите-ка…

Олень — наживка, на которую они увели его от Иласэ! Заставили оставить одну…

Прошлой ночью она сказала: «В лагере кто-то есть». А еще раньше: «Я видела большого белого волка вчера, прежде, чем ты нашел меня. Мне пришлось бежать от него».

Дарен ощутил, что бледнеет.

«О, нет! Во имя Первых, нет!» И он метнулся назад, к лагерю.

* * *

— Та-арти-ис!!! — отчаянно закричала Иласэ, а волки продолжали сужать вокруг нее свой круг, медленно, равномерно.

— Он тебя не слышит, — проговорил рядом с ней певучий голос.

— Оставьте меня! — крикнула Иласэ, — я ничего вам не сделала!

Один из волков прыгнул на нее, Иласэ резко развернулась, и зверь попятился, не спуская с девушки горящих зеленоватым золотом глаз. Еще один, и еще. Они заставляли ее вертеться на месте, играли с ней. То и дело Иласэ слышала насмешливый волчий смех.

Девушка пнула очередного серого нахала прямо в морду, и игривое рычание сменилось злобным. Волк прыгнул вновь, захватив зубами ее ботинок, другой напрыгнул со спины, вцепился в плащ и дернул назад. Вскрикнув, Иласэ упала. Закричала в голос, зная, что волкам понадобиться лишь несколько мгновений, чтобы разорвать ее на части. Было бы благословением, потеряй она сознание…

Руки.

Десятки рук держали ее, касались ее затылка, спины, обвивали за талию.

Иласэ моргнула. Зажмурилась. Осторожно открыла глаза, но картина не изменилась: волка с крупным черным пятном на груди, только что готового разорвать ей горло, больше не было. Перед ней, поднимающейся с земли, стоял мужчина. Мужчина, да, но человек ли?

Черты его лица казались результатом странного смешения разных рас: длинные, поднятые к вискам, но по-восточному узкие черные глаза, тонкий прямой нос, как у коренного имперца, и вьющиеся черные волосы, как у южного варвара.

Одежда: не менее странное смешение дикости и роскоши. Кожаные штаны и тонкая дорогая шелковая рубашка, ожерелье из костей животных на шее и такие же браслеты на запястьях. На щеках, нарисованные красной краской, мелкие треугольники.

Иласэ смотрела на него растерянно, не понимая, не в силах осознать столь резкого перехода от смерти в зубах хищников к… чему?

Руки, поддерживающие ее, уже не просто касались, сколько гладили, ласкали медленными чувственными движениями. Иласэ оглянулась: половина волков превратилась в людей, другие так и остались зверьми; и все тянулись к ней. Девушка чувствовала запахи звериного меха и человеческой кожи, нагретых солнцем, смешанных с ароматами леса, прелой листвы, мягкой земли и крови.

Морды волков тыкались в нее, принюхиваясь к ее запаху, а она сидела, поджав колени, не в состоянии выйти из шока, не отрываясь, смотрела на волка, первым превратившегося в человека.

Потом чьи-то руки скользнули под ее рубашку, расстегивая пуговицы, коснулись голого живота, волчий язык лизнул в ухо, и Иласэ вздрогнула, приходя в себя. Забилась в держащих ее руках.

— Ш-ш, тихо, — мягко проговорил черноглазый, касаясь ладонью ее щеки, — ты в безопасности.

Иласэ бросила быстрый взгляд на его руку: каждый палец заканчивался узким, очень длинным ногтем, слегка загибающимся вовнутрь.

От ее щеки пальцы оборотня скользнули дальше, по горлу, обрисовали ключицы, потом ниже, между двумя полушариями грудей. Девушка всхлипнула, инстинктивно дергаясь назад от прикосновения острых когтей к животу.

— Смотри, какая мягкая, — шепнул один из оборотней другому, — будь осторожней со своими когтями.

— Она слишком худая, — пробурчал еще один, тычась мордой ей в бедро, — о ней плохо заботились.

Все волки, — и оставшиеся зверьми, и превратившиеся в людей, — подходили к ней по очереди: лизали и нюхали ее кожу, касались ее, только чтобы уступить место следующим любопытным собратьям.

— Прекратите, — прошептала Иласэ, потом произнесла громче, — Хватит!

— Не бойся, — успокаивали они ее, — стая должна запомнить твой запах.

— Пустите меня! — воскликнула она в ужасе, не понимая, что происходит.

— Не бойся, Иласэ, — проговорил черноглазый, — теперь ты наша.

Глава 42. Схватка

Что-то на периферии зрения поймало внимание Иласэ. Повернувшись, она увидела Тартиса, на вершине соседнего холма, вставшего так, чтобы деревья скрывали его. В руке он держал слабо светящийся кинжал.

Тартис был здесь, Тартис вернулся, чтобы спасти ее.

Волна болезненного облегчения заставила ее сердце подпрыгнуть.

Тартис, не шевелясь, смотрел вниз, в ее сторону. Иласэ тщетно напрягала глаза, но так и не сумела разглядеть выражение его лица. Наверное, он думал, что здесь можно сделать: вокруг слишком много волков. Иласэ понадеялась, что Дарен сумеет что-нибудь сообразить, потому как у нее не было ни одной идеи.

Потом Иласэ осознала, что продолжает по-глупому смотреть в сторону Тартиса, выдавая его укрытие. Скривилась.

Темный прибьет ее, если она так по-дурацки его подставит. Иласэ повернулась к черноглазому, единственному оборотню, которого другие не отталкивали в сторону. Он сидел рядом с ней, разглядывая лицо девушки с таким видом, словно изгиб ее бровей и линия подбородка вызывали в его волчьей душе восторг. Когда Иласэ посмотрела на него, оборотень поймал ее взгляд и улыбнулся, явно довольный, что внимание девушки вернулось к нему.

— Кто ты такой? — спросила Иласэ спокойно, огромным усилием воли подавив панику. Сейчас, когда Тартис был здесь, и появилась возможность побега, это оказалось легче.

Волки продолжали исследовать ее, и, хотя, ничьи клыки и когти не поранили кожу, Иласэ понимала, что за этой игривостью скрывалась оборотная, звериная сторона, и в любой момент ее могут разорвать на части.

— Меня зовут Аракос, — проговорил оборотень мелодичным голосом.

— Что вам от меня нужно? — Иласэ рискнула бросить быстрый взгляд на Тартиса: почему он ничего не делает?

Черноглазый лизнул ее в щеку, желая, должно быть, успокоить, но этот жест заставил девушку еще больше напрячься:

— Мы решили оставить тебя. Ты будешь нашей маленькой сестренкой.

— О чем ты говоришь?!!

— Ты будешь в нашей стае, — ответил другой оборотень, целуя ее в шею, — ты станешь одной из нас.

Они собирались сделать ее оборотнем? Или полагали, что она такая же, как они? Разозлятся ли, когда поймут, что она человек?

Иласэ смотрела на волков перед ней, не смея перевести взгляд на Дарена. В любой момент он может сделать что-то…, попытается ее спасти…, в любой момент…

Иласэ зажмурилась от накатившей на нее новой волны отчаянья, и заставила себя посмотреть на Тартиса, на то, как ленива и расслаблена его поза, как небрежно он держит кинжал… — и больше не могла обманываться.

Темный не собирался спасать ее.

Да и почему он должен? Иласэ оставила его водному монстру. У Тартиса и в мыслях не было помогать ей. Это была его месть.

Иласэ вновь начало трясти, паника вернулась с новой силой.

— Я не могу быть в вашей стае, — прошептала она между всхлипами, едва удержавшись от крика, когда холодный влажный волчий нос ткнулся ей в солнечное сплетение, — я человек!

Те из стаи, кто превратился в людей, заулыбались, один из них, молодой парень с желтыми глазами, хохотнул:

— Малышка считает себя человеком!

— Глупенькая думает, что она — обычная смертная! — поддержал его другой оборотень.

— Не бойся, — проговорил Аракос, гладя Иласэ по голове, как ребенка, — мы поможем тебе разбудить вторую сущность. Это совсем не больно.

— Но я не хочу быть одной из вас! — крикнула Иласэ в отчаянье, — не хочу!

Ее вспышка заставила Аракоса удивленно замереть, а других волков расхохотаться.

— Ты нарушила границы нашей земли, — пробурчал один из оборотней, выглядевший чуть старше остальных, где-то лет на тридцать, — мы можем поступить с тобой, как пожелаем.

— И мы желаем сделать тебя нашей сестрой, — закончил, улыбаясь, Аракос, с некоторой рассеянностью проводя ладонью по ее плечу.

— Вы преследовали меня! — обвиняюще проговорила Иласэ.

— Это наша земля, — сказал желтоглазый, зарываясь лицом в ее волосы, потом добавил, — Откуда она пришла? Может, там есть еще такие?

Иласэ покачала головой, изо всех сил пытаясь игнорировать руки оборотней, ласкающие ее тело, — я не могу стать частью вашей стаи! Я… у меня уже есть стая!

— Да? — пренебрежительно фыркнула вставшая рядом смуглая темноволосая девушка, одна из немногих волчиц в стае, — тот маленький белоголовый самец? Он слаб. Он плохо о тебе заботился.

— Я говорю о другой стае. О… о семье.

— И где же они? — спросил черноглазый тем тоном голоса, который мог бы сказать о безразличии, не заметь Иласэ в его глазах особого, довольного блеска. Оборотень явно посчитал ее слова о «другой стае» хорошим известием.

— Далеко… я потерялась, — сказала Иласэ.

Аракос улыбнулся ей и терпеливо проговорил:

— Если они потеряли тебя, а мы нашли, то теперь ты наша. Мы позаботимся о тебе. Ты будешь бегать с нами, охотиться с нами, играть с нами — вечно.

Боковым зрением Иласэ заметила, как Тартис шевельнулся, и на мгновение понадеялась, что он все же спасет ее. Но потом он поднял голову, посмотрел в ее сторону и покачал головой — жест, который невозможно истолковать неправильно. Повернулся и пошел прочь.

О нет, нет, нет, пожалуйста!!!

Темный вновь поймал ее. Тянул время, пока ему не представилась столь великолепная возможность отомстить. Может, он даже с этой целью завел ее сюда. И почему она не подумала об этом раньше? Конечно же, это был его план с самого начала! Тартис так заботился о ее комфорте, был так предупредителен… И выбросил компас. И не хотел даже разговаривать о волках.

Иласэ должно была ожидать этого, ведь она уже знала, на что способен Темный! Но она была так глупа, так слепо следовала за ним и не попыталась сбежать, пока имелась возможность…

Почему же сейчас так больно? Почему она надеялась, вплоть до этого самого момента, что Тартис поможет ей?

Иласэ обмякла, зажмурилась, по щекам потекли слезы.

Черноглазый наклонился к ней, мягко прошептал:

— Он не уйдет далеко.

С холма раздался крик, потом светящийся клинок полетел вниз и вонзился в землю у подножия. Все посмотрели наверх.

Тартис катился по склону, пытаясь оторвать от себя огромного белого волка.

Белый… тот самый, который преследовал ее…

Черноглазый погладил Иласэ по щеке:

— Это наш король, Раслан. Твой новый король.

В этот момент клыки волка вонзились в руку юноши, и тот закричал, пытаясь оттолкнуть от себя зверя.

Волчья форма потекла, изменяясь, и превратилась в молодого мужчину, с такими же белыми, как у Тартиса, волосами. Зубы оборотня все еще впивались в предплечье Темного.

Раслан вытащил клыки из руки Тартиса, только чтобы, безо всяких усилий, схватить сопротивляющегося юношу за запястья и прижать к земле. Оборотень облизнул с губ кровь Тартиса, и с рычанием наклонился, готовый перервать Темному горло.

Тартис рванулся навстречу оборотню, и клыки встретились с клыками. Раслан с удивленным воем отпрыгнул назад, и вновь превратился в зверя. Юноши и мужчины у подножия холма больше не было — друг против друга с рычанием кружили два белых волка.

Два.

Белых волка.

Оба крупнее, чем обычные звери, но все же второй, которым перекинулся Тартис, мельче своего врага, с окровавленной передней лапой.

Иласэ прерывисто вздохнула, пытаясь осознать, что видят ее глаза.

Внезапно все странности, которые она отмечала в Тартисе с самого начала их путешествия, обрели смысл. Его способность выжить в одиночестве, отсутствие страха перед лесом, добыча, на которой часто не было следов от кинжала, его умение видеть в темноте и выслеживать ее.

Вспомнился герб Семьи Тартисов, их родовой знак с незапамятных времен — белый волк. Так что же, все они — оборотни?

Раслан вновь превратился в человека, ухмыляясь с довольным видом, словно Тартис только что показал замечательный трюк. Темный тоже вернулся в человеческий облик, но продолжал по-волчьи щерить зубы.

Они стояли друг напротив друга, почти одинакового роста. Раслан был только на пару пальцев повыше, но значительно шире в плечах, более мускулистый; и даже с такого расстояния Иласэ ощутила, что основа его Силы заключалась отнюдь не в мышцах.

В белых волосах Раслана блестел золотой обруч, ноги были босы, одежда вся — из темно-коричневой кожи, только вокруг талии — красный шелковый пояс. Не вовремя взыгравшее женское любопытство задалось глупым вопросом: был ли то последний писк моды среди оборотней или чей-то подарок…

— Что тебе нужно? — прошипел Тартис, морщась от боли в руке.

Раслан лениво улыбнулся:

— Обычно я не разговариваю со своим ужином.

Заявление вожака было встречено смехом и согласным воем со стороны стаи:

— Убей его! — завопил один из волков, другой поддержал:

— Он будет первой едой нашей новой сестры!

Во имя Первых, — Иласэ передернуло от отвращения, — они хотят скормить ей Тартиса!

— Мальчишка слишком костлявый! — возразил третий волк, — мы найдем ей что-нибудь получше!

Еще несколько волков согласилось с последним:

— Точно! Он — испорченное мясо! От него несет виверной!

— На мальчишке метка Бога! — возмутился кто-то.

— Ну и что! — завопил в ответ один из оборотней, — Он на нашей земле! Он — наша добыча!

Раслан недовольно посмотрел в направлении стаи:

— Тихо!

Волки тут же замолчали, припав к земле, кое-кто тихонько заскулил. Оборотни — люди склонили головы в знак подчинения.

Удовлетворенный, Раслан повернулся к Тартису:

— Я дам тебе шанс. Беги. Если сумеешь — останешься в живых.

— Подавись своим шансом! — зло отозвался юноша.

Иласэ видела, что он испуган: в глазах Тартиса появилось знакомое ей дикое выражение, говорившее: Темный прекрасно понимает, как мало у него возможностей выжить. Наверное, Иласэ следовало радоваться его неминуемой смерти, но ей было просто тошно.

— Быть может, ты хочешь драться за нее? — Раслан кивнул в сторону девушки, самодовольно усмехнулся, — вообще-то, я собирался взять ее себе.

— Нет, — холодно ответил Тартис, с ненавистью глядя на оборотня, — забирай девчонку.

Иласэ показалось, что все внутренности у нее заледенели, дыхание прервалось: она не могла поверить, что Тартис только что сказал это. Он действительно намеревался оставить ее здесь. Девушке хотелось закричать на него, осыпать проклятиями, но горло словно сдавила невидимая рука.

Раслан склонил голову набок:

— Вот как? — он казался удивленным.

— Да. Все, что я хочу — это безопасный проход сквозь твои владения. Они ведь принадлежат тебе?

Оборотень кивнул:

— Да, этой землей правлю я.

— Тогда оставь девчонку себе и позволь мне уйти, — голос Тартиса звучал уверенно, — если нет, то я постараюсь убить столько твоих волосатых ублюдков, сколько смогу.

Раслан с задумчивым видом облизал губы:

— Я чувствую запах твоего страха. Я не могу позволить тебе уйти, не могу позволить Богу получить еще больше силы и освободиться.

— О чем ты говоришь? Что за Бог? — в голосе Тартиса зазвучал искренний интерес.

— Это не важно для того, кто все равно умрет, — тряхнул головой оборотень, — Беги!

— Нет! — Темный напрягся, готовый драться.

Волки в стае зарычали, приподнялись, готовые броситься на него. Тартис не сдвинулся назад, лишь побледнел еще сильнее.

Раслан предупреждающе поднял руку, и волки попятились. Вожак повернулся к Темному:

— Ладно, — проговорил он задумчиво, — развлечемся, один на один. У тебя все равно нет шансов. Если победишь, сможешь уйти.

— Чудесно, — буркнул Тартис.

Раслан коротко хохотнул:

— Тогда защищайся! — и, еще не закончив говорить, обернулся волком и прыгнул.

Иласэ видела, как удивленно расширились глаза Тартиса, а потом два волка столкнулись, и тот, что меньше, отлетел в сторону с жалобным воем. Через мгновение Раслан вновь оказался на нем: яростное рычание, щелканье зубов, летящий в стороны белый мех…

Это было ужасно: смотреть, как два существа раздирают друг друга на части, и знать, что через несколько минут одно из них умрет.

Иласэ хотела отвернуться, хотя бы зажмуриться, но не могла, словно кто-то заколдовал ее, заставляя наблюдать за каждым мигом убийства. Потому что это и было убийство: у Тартиса действительно не имелось шансов против Раслана.

Почему она не радуется? Темный продал ее, но его предательство обернулось против него же. Забавно, сейчас он погибнет: как раз то, чего она так хотела…

Раслан щелкнул мощной челюстью совсем рядом с горлом Тартиса — в последний момент тот с трудом успел отдернуться в сторону.

— Хватит! Отпусти его! — Иласэ охрипла от крика, но ее едва ли было слышно за взбудораженным воем волков.

Все, что Тартис, казалось, мог делать — это стараться не допустить Раслана к себе слишком близко. Вожак оборотней был больше, сильнее, лучше как боец… Вот Тартис опять отскочил назад с болезненным воем, лапы едва могли держать его. Темный споткнулся, продолжая пятиться, упал на бок, тяжело дыша.

Вот и все. Тартис оказался слишком слаб, чтобы продолжать драться. Он выглядел таким жалким: маленький дрожащий зверь, с белым мехом, покрытым кровью. Сейчас он умрет.

Иласэ хотела зажмуриться, но не могла. Время, казалось, замедлило свой бег. Раслан грациозно взметнулся в воздух — завершающий удар, прикончить упавшего врага.

Глава 43. Темный — это Темный навсегда

Волчья форма Тартиса потекла, Темный превратился в человека, посмотрел на своего убийцу… и усмехнулся.

Раслан попытался изогнуться в воздухе, чтобы избежать столкновения, но было уже поздно.

Белый волк врезался в человека, и Тартис с силой вогнал сияющий клинок оборотню меж ребер. Тот закричал в смертной агонии. Оба покатились по земле, потом Раслан, сменив форму, попятился от Тартиса, попытался встать, но упал на колени, истекая кровью.

Стая молчала, замерев в недоверчивом ужасе. Иласэ смотрела, широко раскрыв глаза.

Темный дико расхохотался.

Во время схватки Иласэ напрочь забыла про кинжал. Тартис не забыл. Он намеренно придвигался все ближе к клинку, притворился обессилившим, чтобы, не вызывая подозрения, вытащить из земли оружие.

Тартис поднялся на ноги, все еще усмехаясь, зажав в руке пульсирующий светом клинок. Сплюнул кровью.

Оборотни постепенно начали отходить от шока; то там, то здесь слышалось злое рычание. В желтых глазах зверей горела ярость, и кое-кто из волков приготовился к прыжку. Тартис стоял не совсем уверенно, но клинок держал крепко, готовясь их встретить.

Один из волков прыгнул.

— Назад!

Все замерли и оглянулись на Раслана.

— Вы осмеливаетесь нарушить мое слово? — прорычал их король. — Он победил. Не трогайте его.

Волки заколебались.

— Но… — начал кто-то.

— Молчать! — рявкнул Раслан и согнулся пополам, кашляя кровью. Двое оборотней помогли ему сесть. Когда король волков поднял голову, он уже ухмылялся, бегущий из раны ручей крови почти иссяк, не требовалось больше зажимать пораженное место ладонью:

— Мальчишка выиграл. Я не должен был недооценивать его.

Раслан повернулся к Тартису и какое-то время с интересом рассматривал юношу, потом слегка склонил голову:

— Я ошибся, полагая, что тебя будет легко убить, маленький брат, — произнес он с покаянным видом.

— Я тебе не брат! — резко ответил Тартис.

— Полагаю, это легко можно изменить. Оставайся, присоединись к стае.

— Нет! Я выберусь отсюда!

— Тогда ты обречешь себя на судьбу хуже смерти. Бог поглотит тебя.

Какое-то время Тартис молчал:

— Кто вы такие? — спросил он наконец.

— Мы клан Ян-тош, — ответил Раслан, — и это все, что тебе можно знать о нас.

— Тогда расскажи мне о Боге.

— У него нет имени, но мы называем Его — Павший. Хотя, с некоторых пор, Он зовет себя по-новому. Продолжай идти в том же направлении, что и прежде, и, когда солнце сядет во второй раз, ты встретишь Его.

Тартис поежился:

— Почему-то мне не хочется этой встречи. Это место… все здесь… мне не нравится. Как я могу выбраться отсюда?

— Отсюда нет выхода. Оставайся с нами.

— Но мы ведь как-то сюда попали! Должен же существовать путь обратно!

— Дорога в этот мир проходит сквозь Бога, также, как и дорога из него! — Оборотень пожал плечами.

— Тогда покажи, как пройти к другим людям! — потребовал Тартис, — здесь поблизости должна быть человеческая деревня!

— Это место никогда не было предназначено для людей, их здесь нет, — Раслан с рассеянным видом погладил по голове волчицу, легшую у его ног.

— Нет! Я видел людей! — Тартис почти закричал, — Перестань врать, чтобы я присоединился к твоей стае! Здесь должны быть человеческие поселения!

— Я не вру, щенок, так что попридержи язык! — сердито прошипел Раслан, — то, что ты видел, было ложью. Люди быстро погибают здесь. И им не покинуть этого места.

Тартис зло сжал кулаки:

— Тогда в какую сторону мне идти?

— Меня это не касается, — оборотень пожал плечами, очевидно, потеряв к Темному интерес. Повернулся к Аракосу:

— Приведи девочку ко мне.

— Замечательно, я сам найду дорогу! — зло сплюнул Тартис, — огромное тебе спасибо, хвостатый ублюдок.

Он отвернулся, и, даже не взглянув в сторону Иласэ, захромал прочь.

— Убирайся с моей земли! — прорычал Темному в спину Раслан, оскалив зубы.

А Иласэ, пытавшаяся прикрыться рубашкой, порванной во многих местах волчьими когтями, оказалась перед королем оборотней. Девушка стискивала зубы, едва сдерживаясь, чтобы не призвать на голову предателя-Темного все известные ей проклятия, но понимала, что стоит начать, и она разрыдается как ребенок. Ее гордость разбилась на тысячи осколков, но Иласэ продолжала держаться и за них, пока могла. Однако один всхлип прорвался, и Тартис замер у первой полосы деревьев, все также не оборачиваясь к ней.

Аракос подтолкнул девушку в спину, заставив опуститься на землю вплотную к Раслану. Кто-то из волков держал ее руки за спиной, что было мудро с их стороны: в противном случае Иласэ попыталась бы выцарапать волчьему королю глаза.

Раслан наклонился к ней почти вплотную, как это делали другие волки, вдыхая запах, и Иласэ отвернулась, ее глаза горели от непролитых слез и ненависти к ним всем. Руки Раслана скользнули по ее бокам, по груди.

— Не прикасайся ко мне! — прошипела девушка, тихо, но зло. Брови Раслана поднялись, он притянул Иласэ еще ближе к себе, так что ее груди, едва прикрытые остатками рубашки, касались его торса.

— Прекрати! — это наполовину прозвучало как рыдание.

Дзиннннь

Все волки замерли, услышав этот металлический звук. Тартис стоял все там же, у деревьев, только теперь со странным остервенением вытаскивал и вновь бросал кинжал в ножны.

Раслан хмыкнул, и, взяв Иласэ за подбородок кончиками пальцев, развернул лицом к себе. Взгляд, которым она его одарила, собрал в себе всю ненависть, боль и унижение, которые ей пришлось пережить этой ночью. Лицо оборотня смягчилось. Он поцеловал девушку в лоб, потом отодвинулся и велел:

— Отпустите ее.

Аракос уставился на своего короля в шоке. Тартис развернулся.

— Что?!! — воскликнули оба хором.

Раслан посмотрел на черноглазого, приподняв бровь, ответил:

— Малышке не нравится наше внимание. Я бы предпочел, чтобы она сама выбрала остаться с нами. Позволим ей уйти с щенком; он не протянет долго, а когда погибнет, мы заберем ее.

Некоторые из волков согласно зарычали:

— Да, пусть она выберет!

— Пусть наша сестра выберет!

Волки, державшие руки Иласэ за спиной, освободили ее, и она вскочила на ноги, попятилась, запихивая порванную рубашку на груди.

— Ну же, сестренка? — мягко спросил черноглазый, — останешься с нами или пойдешь с мальчиком? Наш король дал тебе право решать.

— Мне не нужен никто из вас! — выкрикнула Иласэ.

— Не будь дурой, оставайся с ними! — прорычал Тартис.

Иласэ резко развернулась в его сторону:

— А ты… Вообще не смей со мной говорить! — она вскинула голову, — если мне дано право выбирать, я выберу остаться сама по себе! И никто из вас, никто — не приближайтесь ко мне!

— Что ж, — разочарованно проговорил Раслан, — пусть будет так. Но помни: мы придем за тобой, когда мальчишка умрет.

Иласэ развернулась и бросилась в лес. За спиной услышала, как Раслан намеренно небрежным тоном произнес, обращаясь к Тартису:

— Бог выпьет твою душу, Ллэнь… или как ты себя теперь называешь? — и, после короткой паузы, прошипел, как напутствие-напоминание:

— Ютань эодай мервокс.

Даже на расстоянии, и не направленные на нее, слова ощущались, как рассыпавшаяся по голому телу ледяная крошка.

Иласэ не стала ждать, что ответит на сказанное Тартис, и поспешила прочь.

Было холодно, так что по телу бежали мурашки, и темно, но Иласэ не обращала ни на что внимания: она просто хотела убраться подальше отсюда. Девушка запиналась о корни и поваленные стволы, плохо различая их в темноте, и брела дальше.

Иласэ понадобилось несколько минут, чтобы понять: Тартис идет следом. Девушка остановилась и ждала, не поворачиваясь к нему лицом.

— Вот, — проговорил он негромко, и Иласэ почувствовала, как лег на плечи плащ, так по-глупому оставленный у погасшего лагерного костра. Несколько секунда Иласэ простояла так, судорожно сжимая его края, потом медленно продела руки в рукава, застегнула. Развернулась и со всей силы ударила Тартиса по лицу.

Он зашипел от боли и, с некоторым опозданием, Иласэ вспомнила про его раны. Эта мысль доставила ей лишь яростное удовлетворение.

— Ты… — ее голос дрогнул, — ты… Я даже не знаю, как тебя назвать!

Тартис промолчал.

— Ну что, наслаждался своей местью? О, я уверена, ты был разочарован, когда они не убили меня! Но тебе, наверное, понравилось наблюдать, как эти звери меня лапали?!! — голос Иласэ сорвался, и она с трудом удержалась, чтобы не заплакать. — Считаешь, я это заслужила, да? Понравилось зрелище?

Тартис отнял руку от щеки, куда Иласэ его ударила, и спокойно встретил ее взгляд:

— Да, ты это заслужила. Но я оставил тебя им не ради мести.

— О нет, ты использовал мою жизнь, как выкуп за собственную свободу! Если бы оборотни тебя не обнаружили, ты бы просто ушел прочь!

— Ты права. Я бы просто ушел прочь, — ответил Темный лишенным эмоций тоном.

Иласэ судорожно вздохнула, борясь со слезами.

Тартис продолжил, четко произнося каждое слово:

— Я бы ушел, потому что у меня не было выбора. Что бы я мог сделать: прыгнуть вниз и разорвать всю стаю голыми руками? — его голос начал наполняться гневом. — Используй я кинжал — смог бы убить двоих или троих. А потом оружие выпило бы меня досуха, и остальные волки разорвали бы на части. Обернись я зверем, чтобы сражаться — и стая убила бы меня еще быстрее.

Иласэ молчала, не зная, что сказать.

— Я ничего бы не смог сделать, кроме как выбросить свою жизнь на ветер, — продолжил Тартис с ядом в голосе, — Но ведь тебе было нужно именно это, верно? Ты бы хотела, чтобы я рисковал жизнью ради тебя и умер, пытаясь спасти! И что с того, что любая попытка оказалась бы бесполезна?!! Быть может, о, быть может, ты бы сумела ускользнуть, пока звери пожирали мой труп!

Иласэ затрясла головой:

— Ты должен был попытаться сделать хоть что-нибудь, а не уходить прочь!

— Ну да, прямо как ты сделала для меня! — зло выплюнул Тартис, потом скривился, — слушай, речь сейчас о другом. Я бы погиб, а тебе бы это никак не помогло. И что в этом хорошего?!! А так хоть один из нас имел шанс вернуться домой. Глупые героические поступки могут сработать в твоем выдуманном мирке, но в реальности все эти герои погибают. Напомнить тебе статистику по последней войне? Когда на одного погибшего Темного приходилось трое Светлых? Знаешь, почему?

— Ты просто трус!

— А ты лицемерка! Будь на холме не я, а твой проклятый Кэйрос, ты бы умоляла его бежать! О, ты бы с радостью пожертвовала собой, чтобы спасти его! Но там стоял я, и тебе было плевать, что со мной будет! Я для тебя только инструмент, и ты злишься, что не смогла использовать меня, как хотела.

Иласэ отвернулась, не желая смотреть Тартису в глаза, потому что, да, он говорил правду. Будь на холме Ролан, она бы сделала все в своей власти, чтобы его не поймали. Но Тартис… В тот миг, когда когти и клыки волков скользили по ее телу, девушке было безразлично, что с ним будет.

Иласэ никогда не думала о себе, как о человеке, способном использовать других ради собственной выгоды, но теперь получалось, что ее поведение было немногим лучше его.

— Скажи мне, — Тартис язвительно усмехнулся, — будь на холме ты, попыталась бы спасти меня? Сделала бы хоть что-нибудь?

— Я бы не бросила тебя! — воскликнула Иласэ, защищаясь, — даже в тот раз, с водным монстром, я не собиралась оставлять тебя! Я как раз решила вернуться, когда ты вышел ко мне!

После этих слов Тартис посмотрел на нее с таким презрением и насмешкой, что лицо Иласэ вспыхнуло ярким румянцем.

— О да, верно, — проговорил Темный ласково, — ты хотела вернуться. Ты подождала бы еще пару минут, всего лишь пару минут помучилась над своей моральной диллемой; в то время как в глубине разума отсчитывала время, пока не уверилась, что я точно погиб.

— Нет! — выдохнула Иласэ.

— Ты бы плакала все это время, — продолжил Тартис, — чувствовала бы себя ужасно. И, как только время закончило отсчет, ты позволила бы своей совести взять вверх, и благородно помчалась меня спасать. Но, конечно, ты бы чуть-чуть опоздала. Я был бы уже мертв.

— Замолчи! — крикнула Иласэ, она не хотела слушать его.

Тартис резко рассмеялся:

— Ты была бы так безутешна в своем горе! Ты бы даже убила водного монстра, чтобы рассказывать всем по возвращении домой, как отомстила за мою смерть. Ведь таким образом ты была бы ни в чем не виновата. Ты бы говорила: «Я пыталась спасти его! Я сделала все, что могла!»

— Заткнись! — прорыдала Иласэ сквозь слезы.

Она правда хотела вернуться и спасти его, когда Тартис нашел ее. И она вовсе не оттягивала намеренно время. И, если бы он погиб, она не стала бы притворяться, что невиновна, не стала бы!

— Я бы не…, - проговорила Иласэ со всхлипами, — я бы не…

— Отчего же ты так расстроена? Или, наконец, поняла, что ты отнюдь не та безупречная Светлая, какой все тебя считают?

— Я в-вовсе не б-безупречная, — заикаясь, выговорила девушка, — я н-никогда не считала себя б-безупречной! И я пыталась убить тебя, только чтобы ты не добрался до меня первым!

— Ты лжешь сама себе, Иласэ. Ты просто хотела отомстить!

— Неправда! — крикнула Иласэ, — И знаешь что! Мне без разницы, как ты обо мне думаешь! Ты пытался изнасиловать меня! Я боялась и, быть может, я и хотела отомстить, но в конце концов мне было безразлично, кто умрет, лишь бы это прекратилось! Я только хотела, чтобы это все закончилось! — она несколько раз прерывисто вздохнула, — И как ты смеешь бросать меня, а теперь заявлять, что это все моя вина! Как ты смеешь!

Тартис молчал долгое время, а когда он, наконец, заговорил, голос его прозвучал почти нежно:

— Я не могу объяснить, почему я сделал то, что сделал прежде, но я не смог пройти с этим до конца. И я не пытался оставить тебя волкам ради мести. Я поступил так, потому что ты была бы с ними в безопасности.

— Что?!!

— Оборотни правят этим доменом. Они позаботились бы о тебе, и никто бы не смог причинить тебе вред; ни виверна, ни дождевые бестии, ни другие твари, живущие здесь. Ты была бы в безопасности, потому что я не могу защитить тебя так уж хорошо.

Иласэ замерла, глядя на него с изумлением и даже некоторой долей восхищения. В своем стиле Темный был великолепен — какой чудесный запасной план. Замечательное оправдание на случай, если первый провалится. Только вот есть один маленький нюанс.

— А какое тебе дело до того, в безопасности ли я? — спросила Иласэ резко.

Ее вопрос, казалось, слегка удивил Тартиса, потом он пожал плечами и пробормотал:

— Не знаю. Наверное, чувствую себя ответственным.

Минуту, наверное, Иласэ молчала, не зная, что сказать. Тартис терпеливо ждал. Потом она затрясла головой — нет уж, сегодня она не настроена быть легковерной.

— Может, ты действительно чувствуешь себя слегка виноватым, но… Нет! Я не собираюсь покупаться на твои сказки! Кроме того, у тебя нет никакого права принимать такого рода решения за меня.

— Думаю, что есть, — спокойно ответил Темный.

— А я думаю, что ты спятил! — проговорила она зло.

— Замечательно! Мне нужно смыть кровь. Ты идешь сама, или мне придется тащить тебя?

— Я сказала, что никуда не пойду с тобой! — крикнула Иласэ и попыталась отпрыгнуть в сторону, но Тартис схватил ее за руку и потащил сквозь лес.

Они по широкой дуге обошли старое место лагеря, хотя волки давно его покинули, и спустились к ручью, текущему по соседству.

Морщась, Тартис разделся до пояса и вошел в воду, чтобы смыть кровь. Иласэ невольно ахнула, увидев последствия его схватки с оборотнем: на плечах и шее кожа кое-где свисала лохмотьями вместе с мясом, в нескольких местах волчьи зубы проникли до самой кости. Но хуже всего пришлось левому предплечью, в которое Раслан вцепился в самом начале, когда Тартис был еще в человеческом обличии.

— Это не так плохо, как выглядит, — буркнул Темный, — он, в основном, содрал кожу, артерии не повреждены. Проклятый лохматый эстет хотел прикончить меня одним последним ударом.

— Раны нужно зашить, — хрипло проговорила Иласэ, — иначе ты истечешь кровью.

— Милосердные Первые, — пробормотал Тартис, — уверен, ты будешь просто в восторге.

Сейчас, когда Иласэ присмотрелась к нему повнимательнее, стало заметно, что нанесенные волком раны ослабили Тартиса. Юноша казался бледнее обычного, руки слегка дрожали, и дышать он старался не глубоко, словно это облегчало боль.

Только вот, Иласэ нахмурилась, ничего подходящего для зашивания ран у них не имелось. Единственное, можно было наложить останавливающие кровотечение листья Залоника — в этом лесу черных деревьев он рос в избытке. И привязать отрезанными от рубашки полосами — хотя, при расходе одежды такими темпами, им скоро придется одеваться в звериные шкуры.

Иласэ огляделась: так и есть, буквально в пяти шагах от ручья, прямо у подножия черного гиганта, расположилось гнездо Залоника: куст больших, с мужскую ладонь, листьев бледно-зеленого цвета с белыми прожилками.

— Иди сюда! — позвала Иласэ.

— Чего тебе? — недовольно отозвался Тартис, — я тут занят, стараюсь не умереть!

— Просто иди сюда!

Тартис сердито посмотрел на нее, но повиновался.

Несколько минут Иласэ возилась с его ранами, пытаясь сделать из подручных материалов что-то, похожее на нормальную перевязку. Тартис мрачно смотрел на нее, пока она работала, следил глазами за каждым движением, но молчал. Когда девушка, наконец, закончила и отступила назад, лицо Тартиса потемнело еще больше:

— С чего это ты решила, что достойна касаться меня?

Иласэ зло прищурилась:

— Было бы забавно наблюдать, как ты полностью истечешь кровью!

В их отношениях не осталось ни малейшего намека на товарищество, а что касается сочувствия, то его и прежде было не много. Каждый смотрел на другого с гневом и подозрением. Иласэ знала, что останется с Тартисом и поможет ему, но потому лишь, что волки представлялись ей худшей компанией, чем Темный. Оттого только, что оборотни не имели никакого желания помогать ей искать дорогу домой. Тартис тоже прекрасно понимал ее мотивы, не питая на этот счет никаких иллюзий.

И доказал это следующими же словами:

— Иди вымойся! — рявкнул он, — от тебя воняет псиной!

Глава 44. Врата

Ильмару снилась Иласэ. Сегодняшняя ночь была далеко не первой, когда Кэйрос видел ее во сне, только в этот раз грезы не подарили ему одного из тех ярких плотских видений, после которых он краснел и слегка заикался по утрам, здороваясь с ней. Также не принадлежал этот сон жутким кошмарам, насыщенным криками умирающих и кровью. Все было… по-другому.

Сперва мир вокруг заполнял туман, но вот, далеко-далеко, на огромном расстоянии, заблестел оранжевый огонек. Ильмар попытался приблизиться к нему, желая понять, что это такое. Словно услышав его желание, туман исчез; теперь пространство заполнилось чернотой, при полном отсутствии всякой материи, и единственной звездочкой блестел огонь.

Им оказался небольшой костер, слабо освещавший окраину леса, вырастающую из тьмы; невдалеке, намекая на близость пруда, квакали лягушки. Рядом с костром сидела Иласэ, зачарованно глядя на пляшущие языки пламени. Лицо девушки выражало спокойствие и безмятежность, тонкие запястья рук обматывали браслеты из обточенных костей разных животных, на шее висело ожерелье из волчьих клыков, а в самой середине его — длинный зеленоватый коготь виверны.

— Иласэ… — позвал Ильмар.

Она печально взглянула на своего друга, ничуть не удивленная его появлением:

— Он за твоей спиной.

Ильмар развернулся, с ужасом осознавая, что сделал это слишком поздно: его встретило рычание, безумный блеск белесых глаз и отсвет костра в кинжале, занесенном для удара.

Ильмар схватил руку Тартиса, сжимающую оружие, но сила столкновения бросила его на землю; свободная рука Темного впилась ему в горло:

— Релой эодай мервокс! — с ненавистью прошипел Тартис, и от этих слов древняя, первобытная часть Ильмара забилась в отвращении и ужасе, предчувствуя появление чего-то непредставимого, его хватка на руке Темного ослабла.

С яростным криком, Тартис нанес удар…

Ильмар резко сел, усилием воли вынырнув из сна за мгновение до того, как клинок вошел ему в сердце. Трясущейся рукой вытер со лба липкий пот, сердце все еще бешено колотилось. Посмотрел на безмятежно посапывающего брата: период бессониц у Ролана закончился, теперь он спал по ночам, как младенец.

Ильмар осторожно сполз с кровати, в охапку захватил со стула одежду, наклонился за обувью и выскользнул за дверь.

В коридоре было темно, но Ильмару это не мешало: еще один дар, отсутствующий у Ролана. Ильмару не требовалось, как брату, менять свой облик и суть, чтобы видеть в темноте.

Последнее время, после странного обморока в домене Тартисов, Ильмар обнаружил за собой еще кое-что: он в и д е л ложь. Он всегда, с абсолютной точностью, мог сказать, говорил ли его собеседник правду (то, что считал правдой) или врал. У этого открытия оказалось очень тревожное последствие: Высший магистр, их учитель и наставник, скрывал что-то серьезное. Ильмар в и д е л это, как полосы черного тумана, стелящегося следом за Алариком, куда бы тот ни шел. В первый раз, а случилось это через неделю после исчезновения Иласэ, заметив странный туман, Ильмар испугался, что у него что-то с глазами. Потом понял.

Завернув в очередной раз за угол, Кэйрос отсчитал пятнадцать шагов, потом прижал ладони к стене на уровне лица, расслабился, вызывая в памяти воспоминание воронки урагана, пять лет назад разрушившего юг столицы. Стена под ладонями слабо засветилась, исчезла, и Ильмар оказался в круглой комнате, из которой шел ход еще в одну — тайное убежище Иласэ. Здесь она экспериментировала с Темными ветвями магии. Милая Иласэ, безупречная Светлая, кто бы мог подумать?

Сам тайник и путь в него Ильмар увидел в одном из своих вещих снов.

День. Иласэ незаметно отстает от подружек, пробормотав что-то про алхимический проект, потом, дождавшись, пока поток подмастерьев схлынет, начинает спускаться по винтовой лестнице в подземелья. Несколько раз останавливается, прислушиваясь сквозь кольцо к пульсирующей вокруг жизни, вернее, к ее отсутствию рядом с собой. Иласэ нужно одиночество.

Вот искомый коридор. Теперь Ильмар видит ее глазами, видит, как воронка урагана засасывает в себя каменные и кирпичные строения, будку вместе с истошно визжащей сторожевой собакой. Один из самых надежных способов запереть вход куда-нибудь только на себя — сделать это через мысленную картинку, через собственное воспоминание. Ильмар представления не имеет, как именно он сумел прочитать ее мысли, но запоминает явленный ему образ.

Следующей после сна ночью он спустился в подземелье, до самого последнего мига не веря, что в пустом коридоре найдется хоть что-то, стоящее внимание…

Сколько месяцев, а может, и лет, Иласэ собирала сокровища в свой тайник? Артефакты, и с налетом древности, и созданные лично ею. Книги, копии, отрывки, пергамент, исписанный ее мелким аккуратным подчерком: диаграммы, выкладки, изобретенные ею ритуалы и заклятия. И все время, пока Ильмар рассматривал уникальные находки, одна мысль непрерывно крутилась в голове юноши: они, все они и на десятую часть не представляли, насколько гениальна Иласэ в области магии. Кое-кто из завистников называл ее воображалой, но, похоже, на самом деле девушка сдерживалась, скрывая свои способности.

Был среди записей Иласэ один ритуал, из-за которого Ильмар и пришел сюда этой ночью: выявление истинной сущности. Девушка использовала его, чтобы построить свое генеалогическое древо. Ильмар прекрасно понимал, почему Иласэ так хотела узнать имена собственных предков: кому понравится, когда тебя всю жизнь, кто в лицо, кто за спиной, зовут ствурой. Бедняжка надеялась на чудо.

Довольно простой ритуал, но можно только пытаться догадаться, сколько сил пришлось затратить Иласэ, прежде, чем она сумела вывести его алгоритм.

Всего-навсего Магия крови, магия кольца и никаких стихий. Остатка ночи должно было хватить.

Ильмар положил записи Иласэ поближе, в который раз повторил про себя последовательность действий. Глубоко вздохнул: если он ошибется, откат будет таким, что мало не покажется. Но загадка таинственного Ключа уже несколько недель не давала юноше покоя. Ильмар многое бы отдал, чтобы понять, отчего вообще назвал светящуюся сферу в подземелье Тартисов Ключом. Тогда просто сорвалось с языка, а Ролан запомнил и уже сколько времени доставал брата расспросами. Если бы Ильмар еще знал на них ответы!

Пять часов спустя юноша стоял на коленях перед разложенным пергаментом, залечивая теплом кольца порезы на руках. Взгляд не отрывался от рун, начертанных его кровью на желтоватой поверхности. Рядом лежал, медленно остывая, один из станиновых окатышей, принявших в себя тогда энергию сферы.

Ключ. Действительно, Ключ с большой буквы. С очень большой. Полуразумная энергетическая сущность, способная управлять Вратами миров. И Ильмар даже догадывался, как именно Тартис создал свою сферу…

Замок встряхнуло, мелко завибрировали стены. И утреннюю тишину разрезал пронзительный вопль, какой могут издать разве что глотки сотен горгулий. Потом вопль прервался, и Ильмар, несмотря на всю каменную толщу, отделявшую его от верхних этажей, услышал испуганные крики людей.

В основном, они просто издавали бессмысленные звуки, как это делают в панике перепуганные животные, но в общей какофонии Ильмар различил много раз повторенное слово «Бездна».

Вскочив на ноги, Ильмар вылетел из комнаты и помчался по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек. Тайник, как всегда, сам закрылся за спиной.

— Врата! — поднялся над остальными голосами слишком хорошо знакомый Ильмару женский, — нужно закрыть Врата!

В центральном зале творилось нечто непредставимое. Такого стены замка не видели с самого дня своего возведения.

Сотни людей, бестолково мечущиеся подмастерья, переворачивающие, то ли в панике, то ли из озорства, столы с завтраком, истошно визжащие девчонки. Несколько десятков Магистров и рыцарей, занявшие круговую оборону. Лилит, весь перед одежды которой испачкан оранжевым соусом, пытается командовать Магистрами, но те лишь растерянно вертят головами, явно ее не слыша.

И причина переполоха. Много причин: с визгом проносящиеся над головой людей синие шестирукие обезьяны с фиолетовыми перепончатыми крыльями в три человеческих роста каждое. Игриво хватающие девчонок за светлые накидки, а иногда и волосы. Перекидывающиеся с мальчишками добытыми с перевернутых столов трофеями. Тучи крупных, с воробья, разноцветных стрекоз, то взмывающие к потолку, то слитным движением садящиеся на людей. И кусающиеся. Больно!

Ильмар, все еще стоящий на верхних ступенях лестницы, сердито растоптал покусившееся на его нос насекомое. Снова посмотрел в зал. Кто-то пробовал сбивать стрекоз магией — но то ли лучи из колец не действовали, то ли все в спешке и панике промахивались. Намного проще оказывалось ловить нарушительниц спокойствия руками.

Кроме обезьян и стрекоз, в зале находились также: несколько невозмутимо примостившихся в неровностях стен горгулий (все-таки, это они кричали!), ползающие по полу змеи всевозможных расцветок (Ильмару не попалось на глаза ни одной знакомой), и один бурый крылатый медведь. Его Ильмар углядел случайно: несчастный мишка, перепуганный не меньше людей, забился в дальний, самый темный, угол.

Все еще ошарашенный диким зрелищем, гадая про себя, видит ли он оживший сон безумца или массовые галлюцинации, Светлый запрокинул голову и понял, о чем кричала мать.

Потолка у зала больше не было. Просто дыра в небо. Чужое небо. Красновато-рыжее, с переливами фиолетовых и сиреневых оттенков. И там, дальше, в воздухе — летящий в их направлении клин, похожий на птичий. Но слишком медленны размеренные движения крыльев, и в чужом, невидимом из дыры, солнце переливается разноцветная чешуя.

— Драконы!!! — завопил Ильмар, сам поразившись громкости собственного голоса. Визг и крики стихли, все как один подняли головы к потолку. Даже обезьяны поняли, что теперь людям будет не до них, и вежливо удалились, тем же путем, что прибыли — через Врата. И правильно: связываться с драконами не желали ни разумные расы, ни звери, живущие инстинктом. Дураков нет.

Несколько мгновений Ильмар растерянно смотрел на пылающие края Врат, напоминающих по форме идеальный круг пятнадцати терстов в диаметре, и пытался понять, что же с ним можно сделать. Закрыть, как обычный Портал?

Станиновый слиток в кармане раскалился так, что жег сквозь несколько слоев одежды.

— Закроем Врата, как обычный Портал! — крикнул он, видя, что других идей нет ни у кого. А драконы приближались. Уже достаточно хорошо можно было рассмотреть первого — черного гиганта. Ильмару даже показалось, что он увидел злорадный блеск в глазах дракона, но это уж точно была игра его воображения. Расстояние пока еще слишком велико.

И тут бурную деятельность развила Лилит. Спустя менее чем полминуты все присутствовавшие двенадцать Магистров, в том числе трое Темных, и восемь рыцарей, одновременно произнесли формулу закрытия Портала.

— Сработало! — недоверчиво прошептал Ильмар. Его глупая безумная идея сработала. Выход в чужое небо медленно закрывался. На миг Светлому показалось, что в уменьшавшемся проеме мелькнула разочарованная морда дракона — а потом на месте Врат вновь возник обычный потолок, как всегда покрытый лепниной, изображающей деяния доблестных рыцарей.

В углу жалобно заскулил забытый всеми крылатый мишка.

* * *

Во всем зале, как с гордостью отметила про себя Локи, она осталась одной из немногих, сохранивших хладнокровие. Впрочем, обезьяны и стрекозы досаждали ей не меньше прочих, хотя змей она любила с детства.

Особо надоедливые насекомые нашли смерть под ее изящными туфельками («не забыть приказать служанке хорошо отмыть подошвы», — сделала Локи себе зарубку на памяти), а паре обезьян она метко прижгла загребущие пятерни — нечего всяким животным ее лапать.

Все действо длилось едва ли три минуты, с того момента, когда в зале стало как-то слишком светло, и, так и не поднеся пирожок ко рту, Локуста подняла голову на источник света. Рядом завизжало несколько девчонок. А потом замок тряхнуло.

Но даже землетрясение местного значения не заставило Локи оторвать взгляд от волшебного зрелища. То, что на потолке открылись Врата, Темная сообразила после крика Лилит Кэйрос. А прежде девушка ошеломленно смотрела на чужое небо: именно так она рисовала его маленькой девочкой, именно такое — оно снилось ей каждую ночь. До тех пор, пока обеспокоенная мать не повела протестующего ребенка к своей прабабке, и та не сделала с Локи что-то странное. И девочка перестала видеть сны. Вообще. Зато научилась видеть чужую смерть.

Когда появились драконы, Локи не испугалась. Возможно, шок узнавания выбил из нее все остальные чувства. А может, ей казалось, что они, как и оранжево-рыжее небо, тоже пришли из ее сна, и, значит, не смогут причинить вреда. Не смогут — ей. Про других Локи не думала.

Потом младший Кэйрос закричал предупреждение и свою глупую идею про то, как закрыть Врата. Самое странное — она сработала.

Локи тихонько хихикнула, когда проход закрылся: в этот самый миг первый дракон собрался сунуть в него морду. Ох, и приложит беднягу остаточной магией Врат.

Огляделась. Все присутствующие начинали понемногу соображать, что происходит: сейчас Магистры окончательно очнутся и запрягут подмастерьев в благое дело по уборке помещения. Ну уж нет! Сражений со стрекозами на сегодня ей хватило!

Локуста цапнула с последнего неперевернутого стола несколько пирожков с яблочной начинкой и с достоинством направилась к ближайшему выходу.

Незаметно выскользнула за дверь. Коридор был пуст. Чудненько. На всякий случай поставила вокруг себя максимальную защиту — кто знает, вдруг ей встретится пара враждебных Светлых — и припустила к южному крылу. Там в защите замка была небольшая дыра (появившаяся, естественно, не просто так), там ее должен был ждать гонец от Амадея с остатками обещанного оружия…

Глава 45. Клятва

Пока Иласэ мылась, он принес из лагеря оставшиеся там припасы, в основном, несколько фруктов и корней. Закутавшись в плащ, девушка села на поваленное дерево, наблюдая, как Тартис разводит костер. Ели они в молчании.

— Ну, и что теперь? — поинтересовалась Иласэ, не отводя взгляда от огня.

— Я не знаю, куда идти, — ответил Тартис спокойным тоном.

Замечательно, — подумала девушка, — сейчас у нас намечается мирная беседа.

— Слушай, Тартис, — вздохнув, Иласэ наклонилась вперед, оперлась локтями о колени, — объясни мне, наконец, что происходит? О каком Боге говорил тебе Раслан, и почему он назвал тебя Ллэнем?

Тартис помолчал, собираясь с мыслями:

— Помнишь, я рассказывал о мальчике, который спас нас от дождевых бестий, когда ты была без сознания?

— Помню.

— До того, как он появился, я услышал слова, сказанные прямо у меня в голове: «Бог ждет тебя». И потом, этот мальчик… волки сказали, что людей здесь нет. Кем он был?

Иласэ пожала плечами:

— Может, он не настоящий.

— Может, — согласился Тартис, — и, кроме того, я видел… словно меня же, но другого меня, который посоветовал избавиться от компаса, предупредив, что тот ведет нас прямо к виверне. И именно двойник велел мне идти в том направлении, в котором я вел тебя.

Иласэ напряглась:

— Но, по словам волков, Бог, кем бы он ни был, находится как раз там.

— Они также сказали, что единственный выход отсюда лежит через Бога, — возразил Тартис.

— Мне это не нравится, — Иласэ покачала головой.

— Мне тоже. Не думаю, что у этого Бога нас ждет что-то хорошее, но никаких других идей у меня нет.

— А Ллэнь? — вернулась Иласэ ко второй части своего вопроса, — почему Раслан назвал тебя так?

— Ллэни были Семьей моей матери, — после короткой паузы проговорил Тартис.

Иласэ широко распахнула глаза:

— «Открывающие Врата»? Так ты последний из них?!!

— Не смотри на меня так, — буркнул Тартис, — я понятия не имею, как эти самые Врата открываются.

— Но тогда, тогда…, - аналитическая часть мозга Иласэ заработала на полную скорость, — может ли быть так, что эта фраза, которую твердили лягушки и повторил оборотень, взята из древнего языка Открывающих? Из… из Запретного Языка? И поэтому нам так больно слышать эти слова?

Тартис хмыкнул:

— Для Светлой ты слишком много знаешь о магии Темных. Но да, думаю, ты права. Ллэни были странной Семьей, даже, в какой-то степени, жуткой: общение с Запретной магией так просто не проходит даже для нас.

— Понятно, — пробормотала Иласэ, — а когда ты собирался сказать мне о своей второй сути?

— Никогда, — Тартис пожал плечами, — я не обязан раскрывать тебе свои секреты.

— Но теперь-то я знаю и могу рассказать другим! И что ты намерен по этому поводу делать? — спросила Иласэ резко.

— Ты что, начинаешь со мной ссору? — недоверчиво уставился на нее Тартис.

— Думаю, да! — девушка вскинула голову, — сейчас мне известно нечто, что можно использовать против тебя. Если мы не обсудим это сейчас, я буду медленно сходить с ума, гадая, не решишь ли ты от меня избавиться.

— В Бездну, Иласэ, не придумывай!

— Мы никогда не сможем доверять друг другу! — оборвала его девушка, — если подумать, каждый из нас — худший враг другого, — она хмыкнула, позабавленная собственной мыслью. — Я больше беспокоюсь о твоих планах в отношении меня, чем о нападении дождевых бестий, или виверны, или… или этом странном Боге.

— Ты не можешь просто… ну, я не знаю, довериться мне?

— Ты говоришь о доверии после того, как сегодня бросил меня волкам? — недоверчиво уточнила Иласэ, — к тому же, доверие должно быть обоюдным. Ты готов доверять мне?

Пустой взгляд его глаз и молчание были достаточно красноречивым ответом.

— Вот видишь, — проговорила Иласэ с горечью.

Долгое время они сидели у костра, друг напротив друга, наблюдая, как оранжевые языки пламени съедают очередную порцию принесенных Тартисом веток.

Неожиданно Темный поднялся на ноги, белые, на загорелом лице, брови сдвинуты, в глазах выражение решимости пополам с болью.

— Что ты…? — звук металла о твердую кожу прервал ее вопрос. Иласэ смотрела, как он подходит к ней, и не могла пошевелиться, не могла отвести взгляд от вынутого из ножен клинка. Тартис обогнул костер и встал над ней, блестящее серебряное острие направлено ей в голову. Маленькую вечность он простоял так, борясь с собой.

Темный принимал решение.

Когда он, наконец, шевельнулся, Иласэ невольно дернулась.

Он присел напротив нее, лицо бледно и серьезно, и протянул кинжал ей, повернув рукоятью вперед.

— Возьми.

— Что ты делаешь? — спросила Иласэ, в то время как рука ее уже потянулась к кожаному навершию.

— Возьми его.

Иласэ коснулась рукояти, невольно вздрогнув, ожидая удара маленькой молнии. Ничего такого не произошло, девушка лишь ощутила мурлыканье клинка, приветствие в ее сознании. То мгновение, что Тартис и она вдвоем касались кинжала, он полыхнул холодным неощущаемым пламенем.

Тартис сразу же убрал руку, не отрывая от нее взгляда, и Иласэ крепко сжала рукоять, неожиданно поняв, что только что он передал ей власть над собой.

— Я могу убить тебя прямо сейчас, — прошептала она.

— Я знаю, — Темный судорожно сглотнул; Иласэ видела в его серых глазах страх. — Я доверяю тебе.

Иласэ недоверчиво хмыкнула, потом покачала головой и быстрым движением прижала лезвие к его горлу:

— Думаешь, я не сумею? Полагаешь, я слишком слаба для этого? — ядовито поинтересовалась девушка.

— Я доверяю тебе, — повторил Тартис на выдохе, глядя словно сквозь нее. Иласэ видела, как бьется под тонкой кожей нить крови. Одно легкое движение — и все. Он даже не успеет понять, что произошло. Она знала, что может сделать это. И он знал. Ему было страшно.

Рука Иласэ дрогнула, и медленно она отвела клинок в сторону:

— Я не понимаю.

Тартис чуть расслабился и протянул к ней левую руку, ладонью вверх.

Иласэ отшатнулась в сторону, судорожно стискивая рукоять:

— Я не отдам его!

— Нет… — он покачал головой, потом проговорил, выдавливая из себя слова. — Разрежь мне ладонь. Прямая линия от указательного пальца до противоположной стороны.

— Зачем? Какая у этого цель…? — Иласэ замерла, осознав, что он имеет в виду. Растерянно уставилась на него, — ты что, серьезно?

— По другому не получиться. Чтобы выжить, мы должны доверять друг другу, и это единственный способ, — собственная идея явно не вызывала у Тартиса энтузиазма.

— Я не стану этого делать, даже если бы ты умолял меня об этом на коленях! — Иласэ вложила в слова всю свою ненависть и увидела, как Тартис вновь судорожно сглотнул.

— Послушай, я ведь не прошу твоей дружбы, не прошу простить меня. Это не навсегда.

— Ты и вправду серьезен! Ты спятил, Тартис! Я — ствура, помнишь?!! Потомки Первых не проводят такой ритуал со ствурами!

— Думаешь, я этого не знаю? — гневно прорычал он в ответ, несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, — на самом деле киярра будет существовать только между тобой и мной, все остальное не важно.

Иласэ растерянно смотрела в его глаза, видя в них гнев, и страх, и упрямство, потом взяла его руку в свою, поднесла острие клинка к ладони, провела. Тартис зашипел от боли, напрягаясь, кровь потекла: густая, алая.

Кровь потомка Первых, — с горечью подумалось Иласэ.

Их глаза встретились, и Тартис, выпрямившись, размеренно произнес, позволяя каждому слову падать в тишину вместе с тяжелыми каплями крови:

— Я, Дарен Ллэнь Тартис, последний в роду, наследник Тартисов, Белых Волков, и Ллэней, Открывающих Врата. Во мне магия Первых, и я говорю от их имени.

Он жестом велел Иласэ подняться, потом раскрыл правую руку, и она неохотно отдала клинок и протянула ему левую ладонь. Ойкнула, когда он делал надрез; потом Дарен посмотрел на нее ожидающе, а она растерялась, не зная, что сказать.

— Я-я, я, Иласэ Аллеманд, — сглотнула, и потом слова пришли к ней, — я не последняя в своем роду и не наследница родных мне по крови. Но во мне магия Первых, и я говорю от их имени.

Тартис слабо улыбнулся ей и продолжил:

— Заклятие киярра священно, и, как совершали его Первые, так совершаем его мы. Для киярры нет нужды в кольцах, это магия стихий, магия Воды, Земли, Огня, Воздуха и Жизни. Их помощь и их свидетельство нам. Как я пролил кровь свою для тебя, так ты пролила ее для меня, — он протянул левую руку и сжал ее окровавленную ладонь в своей. Прикосновение его прохладных и сильных пальцев, и тепло меж их ладонями.

— Смешивая нашу кровь, я принимаю часть твоей Силы, а ты принимаешь часть моей. Отныне мы соединены вместе, и никто, кроме нас, не сможет разбить эту связь.

Тартис глубоко вздохнул:

— А теперь слушай очень внимательно, Иласэ, это самая важная часть.

Иласэ несколько раз моргнула: мир вокруг казался таким ярким, словно среди ночи взошло солнце.

Тартис продолжил:

— Жизнь твою буду я защищать, как свою собственную, до того дня, когда вернемся мы к нашему народу. Если же я нарушу свою клятву, то пусть, как сказано в старых законах, твари из Бездны возьмут меня. Теперь ты.

Девушка глубоко вдохнула внезапно густой и терпкий воздух:

— Жизнь твою буду я защищать, как свою собственную, до того дня, когда вернемся мы к нашему народу. Если же я нарушу свою клятву, то пусть, как сказано в старых законах, твари из Бездны возьмут меня.

— Да будет так, — прошептал Тартис.

— Да будет так, — повторила Иласэ.

— Да будет так, — довольным тоном произнес кинжал в ее сознании.

Завершение ритуала походило на цунами, когда волны магической энергии одна за другой обрушивались на них и проходили сквозь тела, впитываясь в землю. И каждая из этих волн несла что-то новое, и ослепляла, и оглушала, и была благословенным даром и, одновременно, болью.

Иласэ вцепилась в ладонь Дарена — в окружающем их безумстве он оставался, как и она, малым островком стабильности, смертным человеком в море самой непостоянной из стихий — в море магии.

И длилось это вечность…

Иласэ вдохнула прохладный осенний воздух, наслаждаясь его ароматами: запахом еще непролитого дождя, ночных цветов и прелой земли.

Запахом свободы…

Потрясла головой: откуда пришла последняя мысль?

— Великая Бездна, — прошептал рядом Тартис, — я и не представлял, что это так… так…

— Невообразимо, — шепотом закончила за него девушка. Посмотрела на левую ладонь — никаких следов крови, только тонкая красная полоска шрама. Провела по ней мизинцем — не больно.

С подозрением посмотрела на Темного:

— Ты не представлял, что делал?

Он с небрежным видом пожал плечами:

— Ну да… то есть, не очень.

— Идиот! — Иласэ всплеснула руками, — это один из самых древних и сильных ритуалов! Если бы ты ошибся, магия убила бы нас обоих! Не могу поверить!

Дарен в ответ лишь усмехнулся, и, спустя несколько мгновений, Иласэ с удивлением почувствовала, как поднимаются вверх уголки ее собственных губ.

Ничто не было забыто и прощено, но их жизни переплелись, соединенные старой магией, и… наверное, Тартис был прав, и это единственный способ для них, единственная дорога, чтобы выжить и вернуться.

Эпилог

Со времени киярры прошло два дня, и вот, они на вершине полого холма, у границы владений таинственного Бога.

Иласэ cидела, обхватив руками колени, и рассеянно наблюдала, как лежащий на животе Тартис грызет травинку, как проплывают ажурные узоры облаков над головой. Затем перевела взгляд на суетящихся у ее ног муравьев, перетаскивающих на новое место серые яйца-икринки, потомство своей королевы. Посмотрела на белую полоску шрама на ладони — так он и будет выглядеть, до тех пор, пока они не вернуться, и киярра не исполнится.

— Надо решать, — проговорил Тартис, переворачиваясь на спину и положив голову на скрещенные руки. — Мы полдня уже здесь торчим.

Иласэ нахмурилась: сам Темный не выказывал никакого желания немедленно подняться и начать действовать. И как он может казаться таким расслабленным, когда перед ними стоит вопрос жизни и смерти?

Бог выпьет твою душу, Ллэнь… — что имел в виду Раслан, говоря это? Выпьет душу — звучало жутко. Но оборотень сказал, что попасть домой можно только через Бога.

Со стоном, девушка сжала ладонями виски: что же делать? О, Первые, помогите, что же делать?

— Хочешь вернуться к волкам? — в который уже раз за сегодня поинтересовался Тартис. Иласэ не ответила. Она вновь смотрела вниз, туда, где на берегу темно-синего озера высилось черное здание.

Храм.

Черный Храм.

Отсюда он казался лишь страшноватой игрушкой. Обрывком старого кошмара из выцветших хроник:

…в Черных Храмах приносят элени кровавые жертвы Владыке Бездны, и дает он им ключи к Вратам, и неведомо имя его, и страшен лик…

— Хватит думать, Иласэ, у нас нет на ожидание целой вечности!

Повелитель Бездны, поверженный Первыми, неведомый Бог, потерянный Бог, от которого в ее мире осталось лишь несколько страшных сказок, перенесший ее и Дарена сюда, и он же — единственный, способный вернуть их в родной мир.

— Иласэ! — в голосе Тартиса прозвучало раздражение.

— Да, — отозвалась она, — да, сейчас…

Конец первой книги.

Примечания

1

Основные меры измерения длины и веса на территории Империи элрави:

1 иций = 970 грамм;

1 кнода = 1/1000 иция, чуть менее одного грамма;

1 мера = 15 иций, используется в торговле сыпучими предметами и в сельской местности;

1 лакль = 0,5 литра

(обратно)

2

Основные меры измерения длины и веса на территории Империи элрави:

1 лаг = 1050 метров

1 терст = 1/1000 лага

1 митерст = 1/100 терста

(обратно)

3

Основные меры измерения длины и веса на территории Империи элрави:

1 лаг = 1050 метров

(обратно)

Оглавление

Пролог-интерлюдия. Исход. Далекое прошлое

Несколько тысячелетий спустя… Настоящее Часть 1

  Глава 1. День примирения, или Самый ненужный день в году

  Глава 2. Вся моя ненависть для тебя

  Глава 3. Искусство ждать

  Глава 4. Где мой сын?

  Глава 5. Иласэ, пожалуйста, останься в живых!

  Глава 6. Оружие — лучший друг человека

  Глава 7. Связаться с Темным…

  Глава 8. Маленькое нарушение закона

  Глава 9. Я так вижу

  Глава 10. Еще одно прекрасное летнее утро

  Глава 11. Гостеприимство в стиле Темных

Часть 2

  Глава 12. Страшно ядовитая бабочка

  Глава 13. Не верь глазам своим

  Глава 14. Мы одной крови, ты и я?

  Глава 15. Не каждая говорящая лягушка — заколдованная принцесса

  Глава 16. Еще один раунд Игры

  Глава 17. Личный кусочек Бездны

  Глава 18. Заклятие

  Глава 19. Враг мой

Часть 3

  Глава 20. «У меня тоже есть зубы» — сказал кролик

  Глава 21. У тебя есть право на жизнь? Неужели?

  Глава 22. Человек — лучший друг оружия

  Глава 23. Восемьдесят процентов неудачи

  Глава 24. Виверна

  Глава 25. Что ты знаешь обо мне?

  Глава 26. Почему ты снишься мне?

  Глава 27. Мы будем лучшими друзьями?

  Глава 28. Почти дома

Часть 4

  Глава 29. В неизвестность

  Глава 30. Мой Бог зовет вас. Он будет и вашим Богом тоже

  Глава 31. Много гнева и ненависти

  Глава 32. Осколки несуществующего

  Глава 33. Шипы нежной розы

  Глава 3. Мы изменим нашу тактику

  Глава 35. Добро пожаловать в дикий лес. Часть 1

  Глава 36. Добро пожаловать в дикий лес. Часть 2

  Глава 37. Изменение

Часть 5

  Глава 38. Отражение без зеркала

  Глава 39. Пробуждение

  Глава 40. Смотрите, кого мы нашли!

  Глава 41. Волки

  Глава 42. Схватка

  Глава 43. Темный — это Темный навсегда

  Глава 44. Врата

  Глава 45. Клятва

Эпилог

Реклама на сайте