«Вызывающий бурю»

Том Ллойд Вызывающий бурю

ГЛАВА 1

Во мраке ночи ему снится тихий дворец у моря: слепящее солнце и свинцовые тени расчерчивают узором мраморные стены коридоров. Когда морские птицы молчат и ветер не треплет знамена, здесь царит полное безмолвие, которое нарушает лишь еле слышный плеск волн, набегающих на каменистый берег, да стук его сердца.

Он оказывается в шестиугольном зале, рассматривает пол с непонятными резными надписями: странные слова вьются спиралью от темного дверного проема до винтовой лестницы – единственного здесь украшения. Ступени тянутся к потолку, поднимаясь на тридцать ярдов, но в ярде от него обрываются.

Он идет к лестнице по спиральной надписи, где запечатлена то ли молитва, то ли проклятие. В центре каждой ступени вырезан символ – такие руны ему еще не доводилось видеть. После минутного размышления он ставит ногу на первую ступень и шагает, не отрывая взгляда от изображения на каждой следующей ступеньке, пока не добирается до самого верха. Воздух здесь разрежен. Он опирается на перила и смотрит вниз, от высоты у него кружится голова. Затем протискивается в люк в потолке и неожиданно оказывается в темном куполообразном святилище.

Дворец этот – вместилище храмов без алтарей и блеклых, осыпающихся памятников. И куда бы он ни посмотрел, повсюду видны все те же бесчисленные статуи, высеченные из такого же древнего камня, что и стены. За сводчатыми окнами кажутся ненастоящими даже волны, разбивающиеся о залитый солнцем берег. Он еще ни разу не отважился выйти из дворца, чтобы опустить руку в воды океана или вдохнуть пропитанный солью воздух, ни разу не окунался в солнечные лучи.

Спускаясь по широким ступеням зала Собраний, он чувствует себя беззащитным и уязвимым. Одна старуха сказала ему, что как раз в таких местах боги решают нашу судьбу, ссорятся и спорят о том, какой будет твоя жизнь от рождения до самого конца. Но здесь не слышно их полных сочувствия голосов, лишь отдается звук шагов его босых ног, чуть слышный, как эхо замирающей песни.

Он знает, куда в конце концов приведет его выбранный путь. Он всегда попадает в одно и то же место, хотя, упорно двигаясь через незнакомые комнаты, по подвесным проходам, всякий раз надеется, что за поворотом вот-вот наткнется на выход. Но каждый раз он попадает в огромный зал, где в стене в пятьдесят ярдов длиной кто-то варварски пробил брешь.

Он перебирается через груду мусора и снова оказывается среди целого леса статуй. Чудовища и герои застыли в ожидании того дня, когда их вернут к жизни и когда начнутся невиданные бедствия. На дальней стороне зала видна веранда с колоннами. Он прошел уже так много, что последние сотни ярдов кажутся непосильными, ноги отказываются шагать. От страха он слабеет, его так и тянет спрятаться у ног какого-нибудь отважного каменного воина, чтобы просто сидеть там и ждать.

В середине зала он видит высокого человека, страшного и сильного: тот словно был раньше одной из статуй, но сумел ожить. Но еще раньше, чем появившийся ниоткуда рыцарь в черном нападает на человека, становится ясно, что человек этот умрет – непомерная сила ничего не значит для того, что бродит по этому дворцу.

Он видит, как страшный зазубренный клинок впивается в тело человека, как терзает его, как отрубает голову. От ужаса сводит живот: он знает, что в один прекрасный день клинок вопьется и в его слабое тело. Вдруг он замечает нечто на лице рыцаря – это печать проклятия.

И тогда дворец медленно исчезает. Кровь бледнеет. Остаются только горящие огнем глаза.

Изак лежал неподвижно и разглядывал знакомые трещинки и царапины на подпорках навеса. В тесноте фургона сводило ноги.

Подобные сны он видел всю жизнь, хоть и нечасто – столько, сколько себя помнил. В остальном, он был крепким подростком, но сны эти мгновенно превращали его в трусливого ребенка.

Видения были столь правдоподобными, что его выворачивало наизнанку от страха, и он очень стыдился этого. Теперь он уже мог считать себя взрослым, но сны по-прежнему пугали его и являлись только ему одному.

Некоторое время Изак лежал, глядя на древесные узоры перекладины над головой и выжидая, пока сердце перестанет бешено стучать.

Как всегда, вокруг было шумно и грязно, но сейчас это действовало успокаивающе.

Наконец Изак сел и массировал затекшие ноги до тех пор, пока не начал снова чувствовать выступы деревянной кровати. Он слегка оправил смятую потрепанную рубашку и пригладил пятерней черные спутанные волосы, но не стал надевать стоптанные грязные башмаки, валявшиеся в углу.

Раздвинув полог повозки, мальчик увидел, что по-прежнему стоит хорошая погода. Высоко в голубом небе парил стервятник, и ласточки, как всегда, гонялись за своей добычей. Дома лето давно кончилось, но в этих краях осень наступала много позже. Жужжали насекомые, цвели цветы. В духоту повозки ворвался свежий ветерок, принеся с собой ароматы, изменчивые, как сама погода. Изак почувствовал запахи глинистой земли и дикого тимьяна. Темная суглинистая почва Великого леса на севере нисколько не походила на здешнюю липкую красную землю.

Им еще предстоял дальний путь, и пейзаж вокруг начнет меняться не раньше, чем через неделю. А пока он может наслаждаться прекрасной погодой.

Изак высунулся еще больше и посмотрел на отца. Хорман, как всегда, сидел на передке, держа поводья и поставив одну ногу на ступеньку. На нем была такая же потрепанная и залатанная одежда, как на Изаке, но сходства между отцом и сыном было немного, если не считать темных волос и светлого цвета кожи, характерных для всего их племени. Отец был меньше ростом и носил жидкую бороденку, которая не могла скрыть вечно хмурого выражения лица. Хорман выглядел старше своих лет, словно злоба отняла у него молодость и радость. Его рубаха и брюки были вымазаны в рыжеватой земле.

Услышав, что Изак проснулся, отец оживился, но глаза его сразу сузились, едва он увидел сына. Он резко взмахнул кнутом, но Изак привычно уклонился, и кнут просвистел в воздухе.

Отец с упреком посмотрел на него.

– Наконец-то ты соблаговолил зашевелиться. Уже три часа, как рассвело. Ты здесь для того, чтобы работать, а не для того, чтобы развлекаться. Иногда я сам удивляюсь: на кой я тебя взял?

Отец харкнул и сплюнул на раскаленную пыль дороги, потом посмотрел на далекий горизонт. Изак с горечью заметил:

– Конечно, ты снова хочешь напомнить, что я для тебя просто раб. Но без меня ты бы не справился.

На этот раз удар был нацелен лучше, и хотя Изак попытался уклониться, на щеке его расцвел алый рубец.

– Закрой свою поганую пасть, не то хуже будет. И не мечтай, что получишь жрать после того, как мне пришлось самому следить за дорогой все утро. А вчера вечером ты ничего не поймал. Ни на что ты не годен, парень! – Хорман вздохнул. – Спаси нас от белых глаз, милостивый Нартис. Вот ведь болван этот Карел, раз подкармливает тебя. Убирайся с глаз моих, или снова отведаешь кнута.

Он свернул хлыст и снова уставился на дорогу.

Изак легко перемахнул через борт, прыгнув в пыльную колею.

Он бежал вдоль длинной вереницы повозок, похожих на отцовскую, не обращая внимания на косые взгляды возниц, – и вдруг с удивлением понял, что караван движется быстрее. Они уже отстали от графика на две недели, и владелец обоза явно решил наказать лошадей за собственное пьянство.

Давно пересохшая река, русло которой стало теперь дорогой, когда-то давала жизнь многим милям этой земли, но это было еще в прошлом веке. А ныне жаркое солнце превратило почву в коричневую пыль, и приходилось приложить немало усилий, чтобы заметить красоту здешних мест: под большими камнями все еще скрывались удивительные ночные существа и ароматные мхи, там же расцветали прекрасные цветы. Но отец Изака из-за больной ноги не мог вскарабкаться на бывший берег, поэтому видел только высохшее ложе реки, по которому сейчас передвигался караван, да вершины двух гор на юге.

Изак добежал до одной из повозок в голове каравана и привычно вскочил на козлы. Возница ничего не сказал при виде Изака, лишь устало ему улыбнулся. Карел, как и сам Изак, обычно держался особняком, его морщинистое лицо говорило о силе и возрасте – он был почти одних лет с отцом Изака, но одного из них состарила желчность, а другому возраст принес лишь большой жизненный опыт.

Карел заплетал в косы свои черные, уже изрядно поседевшие длинные волосы и скреплял их проволокой, возвещая миру, что раньше служил наемником. Белая вышивка на воротнике и вплетенные в косы белые кожаные полоски свидетельствовали о том, что он был не простым воином. Карел – сержант Бетин Карел-фольден – был «духом», легендой маленькой общины погонщиков. Он ушел из дворцовой охраны повелителя Бахля, повелителя Фарлана, несколько лет спустя после рождения Изака. Принадлежность к такому полку обеспечивала определенное положение в обществе, и место это нельзя было купить. Все уважали «духов» из Тира.

– Похоже, у Хормана дурное настроение. Подержи поводья, а мне, пожалуй, пора отдохнуть.

Изак взял поводья и стал смотреть, как возница потягивается, как набивает трубку. Лошадь презрительно фыркнула, почувствовав чужую руку.

Карел единственный во всем обозе относился к Изаку как к нормальному человеку. Поскольку сам Карел родился в семье слуг феодала и прошел годы военной службы, он научился судить о людях не по внешности. И за это Изак был ему очень благодарен.

– Отец вообще никогда не бывает в хорошем настроении, – пожаловался Изак. – Вчера ткнул меня в руку ножом за то, что я дотронулся до зеленого кольца матери.

Он поднял руку, показывая уродливый темно-красный рубец.

– Что ж, получил по заслугам. – Карел считал, что его хорошее отношение к мальчику вовсе не повод для того, чтобы давать тому поблажки. – Ты же прекрасно знаешь, как много значит кольцо для твоего отца. Никогда не трогай вещи матери – это все, что у него осталось. Во всяком случае, твои раны заживают куда быстрее, чем у всех нас, так что можешь радоваться.

– У него осталось от нее не только кольцо. А меня винят в ее смерти, – вздохнул Изак.

– Такова жизнь, – возразил наемник без малейшего сочувствия. Он был другом Изака, но не собирался его ублажать. – Ты такой, какой ты есть, – для многих этого вполне достаточно, и для Хормана тоже. Он и вправду любил твою мать. Так зачем его злить?

Ответа не последовало. Изак сидел с мрачным видом, не желая признавать, что не прав.

– Отлично. Наверное, хватит о твоем отце. Ты не думаешь пойти в дворцовую гвардию? После Серебряной ночи ты можешь не спрашивать отцовского разрешения.

– А смысл? – Изак провел ногтем по желобку в деревянном бортике повозки. – Мне никогда не стать «духом» – разве им нужны такие, как я?

– Ты не будешь отверженным всю жизнь, поверь. Неужели ты думаешь, что я стал бы обучать тебя сражаться, если бы слушал других? – Карел ткнул большим пальцем в сторону следующих позади повозок. – Эти люди ничуть не похожи на фарланов. Возможно, ты не станешь знаменитым, но к тебе обязательно привыкнут. Мне приходилось сражаться в одних рядах с воинами вроде тебя, и, должен сказать, среди «духов» встречаются субъекты с характерами еще похуже, и их давно бы повесили, если бы они не бросались на врага, первыми идя в бой. Вы очень опасны, но разума у вас больше, чем кажется большинству, и командиры не могут этого не заметить. Вспомни эти мои слова, когда в один прекрасный день станешь генералом Изаком.

Ветеран улыбнулся, и Изак ответил ему улыбкой. Карел терпеть не мог дураков и бездельников. В его словах наверняка что-то было, иначе все долгие часы тренировок и учебных боев пропали бы впустую. Изак знал, что он владеет оружием лучше самого Карела – даже когда сражается лишь утяжеленной деревянной палкой, а бывший «дух» – мечом, но дело было не в этом. Все белоглазые были необычайно быстрыми, но именно эта их способность и пугала обычных людей. И Изак сталкивался со страхом других чуть ли не каждый день.

Карел постоянно повторял, что среди стражников есть и такие же, как Изак, но никто никогда их не видел. Если Карел говорил правду, значит, белоглазым не доверяли поддерживать порядок на улицах Тиры, а использовали только на войне.

– Думаю, ты прав, – признал Изак. – Просто я боюсь надеяться. Но обязательно воспользуюсь первой же возможностью отсюда уйти, даже если мне придется разорвать отца в клочья.

За подобное неуважительное высказывание по отношению к отцу ему пришлось расплатиться: Карел сильно дернул его за ухо. Любому другому стало бы больно, но Изак даже не поморщился. Каждому ребенку в караване приходилось испытать на себе силу рук Карела, и все-таки его любили, а еще больше любили его истории, но никто здесь не мог понять привязанности Карела к дикому белоглазому. Карел же на все вопросы отвечал, что увидел в Изаке сердитого юношу, каким был когда-то сам.

Погонщики представляли собой общину, члены которой были связаны кровными узами и бедностью. Большую часть года они проводили в дороге и даже в Фарлане предпочитали держаться вместе. Обоз с рождения оставался для Изака единственным домом, но здесь его не любили, и только оставшись в одиночестве, он мог почувствовать хоть какую-то связь с другими. Когда же он был не один, он чувствовал, что в равной степени благословлен и проклят богами и что люди боятся и благословения, и проклятия, выпавших на его долю. Белоглазые рождались, чтобы защищать Семь племен, но людские зависть и страх наделили их демоническими чертами, поэтому теперь в них видели символы оскверненной души Ланда. Карел недовольно поморщился.

– Ты такой же мрачный и вспыльчивый, как и твой отец. Кажется, ты унаследовал от него больше, чем обычно наследуют такие, как ты.

– А может, он просто слишком противный, – горько возразил Изак.

– Может, но с остальными он ведет себя много лучше. Беда в том, что ты похож на мать. Он видит в тебе ее черты, отчего и страдает. А если бы ты его не злил, возможно, тебе не пришлось бы все время бороться с желанием дать ему сдачи.

Изак посмотрел на Карела и встретился с его проницательным взглядом. В глазах Карела бегали веселые чертики, и Изак успокоился. Карел был единственным, кто видел его внутреннюю борьбу, и единственным, кто его понимал.

– Белоглазые во всех племенах одинаковы, – продолжал Карел, постукивая трубкой о борт повозки. Он ласково посмотрел на Изака, легкая улыбка тронула его губы. – Помнишь, я рассказывал тебе о сержанте Кулете? Он был настоящий негодяй, худший из белоглазых. Когда ему было шестнадцать, он убил всю свою семью, кроме матери, само собой. Но ведь нельзя винить вас, белоглазых, за то, что вы рождаетесь такихми большими. В том виноваты лишь боги, и многие это понимают. Как бы то ни было, командиру стражников не разрешили казнить Кулета. Жрец Нартиса заступился за него, заявив, что родинка на лице Кулета говорит о том, что его коснулась рука самого Нартиса.

Карел презрительно хмыкнул.

– На мой взгляд, его скорее коснулся демон, но родинка была точно такого же синего цвета, как и двери храма, это точно. Мы постоянно подпаивали сержанта, чтобы он весь день шутил, негодник ужасно смешил меня, даже сильнее, чем твои глупые выходки. Зато трезвым он был страшно скучным и постоянно затевал драки в казарме. А вот на поле брани – сама смерть ему удивлялась! Все были рады сражаться вместе с ним в бою. Он бился как одержимый, никогда не отступал, всегда прикрывал тех, кто рядом. Возле него ты был в полной безопасности. Карел глубоко затянулся трубкой, потом потрепал Изака по голове.

– Радуйся, тебя благословили боги. Ты вспыльчивый и дерзкий, вдумчивый и бессердечный. Из белоглазых получаются прекрасные воины, потому что вы вдвое сильней и вдвое отчаяннее прочих. Только не пойми меня неправильно, ты мне как сын, но я повидал немало таких, как ты. Кроме необычных глаз вам достается то, что вы едва способны контролировать. Вероятно, для тебя это плохо, твой отец тоже не любит, чтобы им командовали, но ни один белоглазый никогда не был тихой овечкой. Слушайся отца до весны, а там станешь свободным, обещаю. Просто постарайся обуздывать характер.

– Я почему-то не чувствую благословения богов.

– Знаешь, мальчик, жизнь сурова. Ланд – жестокое место, и чтобы его усмирить, нужны белоглазые. И боги знали об этом, когда позволили родиться первому из вас. Последний из рода фарланов был задуман богами, как гласят хроники, и он вовсе не был придворным шутом.

Карел похлопал Изака по плечу и притянул к себе, чтобы заглянуть в глаза. А когда снова заговорил, в его голосе зазвучала тоска:

– Наши боги, наверное, великие и могущественные, но они никогда не были добрыми.

Изак узнал любимую поговорку старого воина. Ветеран улыбнулся.

– Ну же, перестань хмуриться. Лекция закончена.

Карел закинул ноги на перекладину и стал наслаждаться солнечным теплом, которого они не увидят многие месяцы, когда вернутся домой.

Изак повертелся на своем месте, устраиваясь поудобнее и готовясь к долгому монотонному дню. Он принялся подсчитывать, сколько месяцев осталось до его совершеннолетия. Интересно, годится ли он, чтобы его сделали «духом» В следующем году он сможет поступать как захочет, и никто не посмеет понукать его, как упрямого мула. Он уйдет отсюда. Отец устанавливает правила, пока Изак ребенок, но это не продлится вечно.

Стать «духом» было мечтой Изака, но пока он знал лишь то, что лучше Карела владеет мечом. Ему больше не требовалось учиться. А если командиры воинов окажутся такими же, как погонщики в обозе, он уйдет в другое место, возможно, станет наемником, как Карел, повидает далекие города. Многие белоглазые так и делают; некоторые не находят хорошей работы, но никогда не становятся отшельниками, не живут тихо и скромно. И миролюбивыми они тоже никогда не бывают.

Изак с головой погрузился в мечты о воинской славе, как вдруг его вывел из задумчивости звук, донесшийся спереди. Почти из всех повозок высунулись люди в надежде увидеть, что происходит. Все еще дул ароматный ветерок, но уже не мог охладить раскрасневшиеся на солнце лица. У большинства людей в караване имелись шляпы с широкими полями, но Изак обходился без головного убора. Его кожа была такой же светлой, как у остальных, но никогда не обгорала и не шелушилась, восстанавливаясь так же быстро, как заживали любые раны Изака, и мальчик видел в этом благословение богов. Зато кое-что другое в нем заставляло людей нервничать.

Слева на дереве Изак заметил двух лесных голубей, с интересом поглядывающих на обоз, и потянулся, чтобы снять из-за спины лук, но замер, когда звук раздался снова. Это был чей-то зов, и Изак поднялся на ноги, чтобы лучше видеть.

Теперь он заметил приближающегося всадника с развевающимися косами, воздевшего вверх копье. То был сигнал для Карела, который мигом вскочил в седло скакуна, до сей поры терпеливо рысившего рядом с повозкой. Вовсе не такие кони бывали у Карела, когда он принадлежал к «духам»: на этом пони было мало татуировок, свидетельствующих о породистости, и заклинаний, обращенных к богине путешественников Нифал, но конь уже немало лет верно служил хозяину. Положив руку на эфес меча, другой рукой Карел дал мальчику знак перехватить поводья повозки, а потом послал крепкого пони вперед.

Обоз все-таки остановился, наступила звенящая тишина. Здесь были почти не освоенные земли, и все чувствовали и любопытство и тревогу.

Когда Карел приблизился к всаднику, из-за поворота дороги появились другие люди: пятеро – охранники каравана, на таких же пони, как у Карела, а один, незнакомец, шел пешком. Остальные возвышались над ним, но, как ни странно, явно чувствовали себя в его присутствии неуютно.

Карел остановился и спешился, едва миновал головную повозку. Он ждал, когда подойдет незнакомец, а пока осматривался, изучая местность. Вокруг больше не видно было ни души, и все равно он не снял руку с эфеса меча. С виду Карел держался спокойно, и все же одинокий путник без коня выглядел в этих местах слишком подозрительно.

Изак почувствовал, как ногти его впились в ладони. Незнакомец был даже выше самого Изака, привыкшего смотреть на всех погонщиков сверху вниз. Одет был этот человек с головы до пят в черное, и, судя по тяжелым чешуйчатым доспехам из толстой кожи, явился не из здешних теплых краев, где воины носили легкие доспехи или вовсе обходились без них. Но, несмотря на свой рост, фарланом он явно не был, как не принадлежал ни к одному из известных Изаку племен.

Незнакомец держал в руке меч, но Карел не стал доставать свой, двинувшись навстречу чужаку.

Изак вдруг понял, что внимание Карела отвлек клинок и что он не обращает внимания на владельца меча, несмотря на то, чему сам учил Изака. «Меч ничего не скажет тебе о намерениях противника, будешь глазеть на клинок, дождешься, что он воткнется в твой живот». И все же мальчик тоже не мог оторвать взгляда от клинка: его форма и цвет отличались от всех, ранее виденных Изаком. По черной поверхности пробегали едва различимые блики. Изака пробрала дрожь при одном виде этого меча, в его душе проснулся первобытный страх.

Незнакомец что-то сказал, но слишком тихо, и Изак не расслышал слов.

– Мы – простые торговцы, возвращаемся в Тиру. Мы не хотим неприятностей, но готовы к ним. – Карел говорил громко, чтобы погонщики, у которых имелось оружие, могли приготовиться.

Изак заметил, что Карел слегка озадачен и нервничает: все это выглядело слишком невероятным – кто же путешествует в этих местах пешком? Уж не засада ли это?

Изак оглянулся, чтобы убедиться, что копье Карела лежит на своем месте, в повозке.

Незнакомец был лыс, невероятно худ, но на больного не походил, напротив, выглядел неестественно энергичным. Бледная пергаментная кожа туго обтягивала череп, глаза были абсолютно черными. И впервые Изак понял, почему людей пугает необычность его собственного лица.

– Среди вас есть один не такой, как вы. Он должен уйти со мной.

На сей раз незнакомец говорил достаточно громко.

– С нами едет белоглазый, ну и что? Он еще мал. Зачем он вам?

В голосе Карела прозвучало облегчение.

– Он должен отправиться со мной на поиски своего будущего.

Карел отступил на шаг.

– Вы считаете, что я с радостью его отдам? На мой взгляд, вы похожи на чародея.

Он дотронулся до своего оберега с выгравированной на нем руной Нифал, покровительницы путешественников, и негромко прочел короткую молитву.

– Спрячься в повозке, Изак. Не высовывайся, – прошипел очутившийся рядом с мальчиком Хорман – он был явно обеспокоен.

Отец подобрался к повозке так, чтобы незнакомец его не увидел, и жестом показал сыну слезть с козлов. Изак так и поступил, юркнув в темноту, а отец зарядил арбалет.

– Чего он от меня хочет? – шепотом поинтересовался Изак.

– Не знаю, но в любом случае с радостью отдам тебя, если ты сейчас же не заткнешься, – Хорман хмуро посмотрел на сына, а потом снова переключил внимание на Карела.

Изак тотчас смолк: он одинаково боялся и незнакомца, и гнева отца. Хорман никогда не отличался терпением и часто винил судьбу за своего необычного ребенка. Беды начались с того, что мать Изака умерла в родах, как неизбежно случалось во время рождения белоглазого. А потом, после смерти жены, Хорману пришлось уйти из кавалерии. Теперь Хорману нечего будет рассказывать внукам у камина: он не участвовал в героических битвах, и с ним не случалось опасных приключений. Он лишился средств к существованию, потому что в тот день плохо выполнял строевые маневры. А теперь во всем обвинял Изака, даже в том, что в припасы забрались муравьи.

Незнакомец обвел взглядом повозки, и, когда дошел до той, где прятался Изак, тот явственно почувствовал силу этого взгляда. В фургоне сразу стало холодно, словно ни с того ни с сего наступила зима, и Изак рухнул на дно, в страхе и изумлении ощущая, как чужой разум, полный необъяснимой, неизбывной ненависти, начинает вытеснять его собственные мысли. Но в следующий миг это прекратилось – так внезапно, что Изак содрогнулся от неожиданности.

– Он меня убьет, – застонал он. У него задрожали руки. – Он убьет нас всех.

Хорман повернулся и дал сыну подзатыльник, чтобы тот замолчал.

– Тогда ему придется встать в очередь за мной. Лучше заткнись!

Изак снова нырнул на дно.

Незнакомец некоторое время рассматривал горизонт, потом снова повернулся к Карелу.

– Меня зовут Аракнан. Я такой же наемник, как и вы. Я получил два задания, и второе из них требует, чтобы я передал мальчику послание, если тот откажется пойти со мной. Вели своим людям опустить луки. Тот, кто нанял меня, могущественнее, чем вы можете себе вообразить. И вот это послание.

– Карел почувствовал, как что-то появилось в его руке, а потом незнакомец одним прыжком покинул русло высохшей реки. Такой прыжок не смог бы совершить ни один уличный акробат, но человек этот приземлился на ноги так легко, что ни один камешек не шелохнулся и не скатился вниз. И в тот же миг незнакомец исчез.

Люди из каравана попытались последовать за ним, но, когда им все-таки удалось выбраться наверх, они никого не увидели и даже не смогли понять, в какую сторону отправился незнакомец. В конце концов, не желая тратить время на погоню за призраком, хозяин обоза позвал всех назад, и караван снова тронулся в путь почти в полной тишине.

Все погрузились в свои мысли, и Изак подскочил от неожиданности, когда несколько часов спустя над ним склонился Карел и зашептал на ухо:

– На нас взирала сверху сама Нифал, точно, я чувствовал ее присутствие.

– Значит, и я, наверное, почувствовал именно ее? Богиню? – спросил Изак, не совсем уверенный, что испытанные им ощущения могли иметь божественное происхождение.

Наемник кивнул, глаза его обратились к западному горизонту, обиталищу богов. Он ясно видел, как Аракнан сдержал свой гнев – несомненно, потому, что вмешалась сама богиня.

– Мы остановимся у ближайшего святилища и принесем жертву. Я так и не понял, чего хотел от тебя Аракнан, но вряд ли чего-то хорошего.

Он нахмурился, но вскоре шутливо толкнул Изака локтем в бок.

– Боги взирали на тебя с небес, сынок, возможно, у них появились кое-какие планы на твой счет. Вероятно, ты вскоре узнаешь, что в жизни есть вещи и похуже, чем тюки с тканями.

Изак крепко сжал губы и решительно смотрел на север, туда, где раскинулись холодные лесистые долины и покрытые туманом горы. Ту землю его племя звало своим домом. Там бог Нартис ярился в небе над городом с высокими башнями, где жили темноволосые фарланы. Вперед, на север, к повелителю бурь.

ГЛАВА 2

Тира, резиденция и сердце деспотической власти, чутко дремала посреди Паутинных гор. Увенчанная семью огромными башнями, оплетенная клубами тумана, Тира славилась как старейший город Ланда и, в придачу, самый прекрасный. Темные мощеные улочки вели прямо в лес, спускавшийся с горной гряды. Лесные смотрители, патрулировавшие в горах, говорили, будто сверху город похож на огромный серый камень, медленно обрастающий мхом. Никто, кроме них, не поднимался в горы, потому что там бродили боги и чудовища. За три тысячи лет Фарлан перешагнул пределы прежнего города и углубился в Великий лес, но лес от этого не перестал быть диким.

В ту ночь существо, забравшееся далеко от дома, решилось выйти на улицы города, подгоняемое отчаянием и голодом. Оно стало избранником, поскольку было героем Западных туннелей, главного поля боя в затянувшейся войне. Его сделали избранником еще и потому, что лишь сильнейший мог выдержать ритуалы, необходимые для выполнения миссии. Несмотря на риск попасть в руки людей, искатели целыми группами отправлялись во все уголки страны, выслеживая артефакты, столь важные для их народа.

Неизвестно, какие заклятия выжгли жрецы на теле избранника, но теперь благодаря им искатель ощущал магию: едва почуяв в воздухе горьковатый запах, он страдал так, что его муки были сравнимы только с мучениями наркомана.

Почти бездумно он продвигался все дальше, исполненный решимости найти то, что искал, хотя все его товарищи уже были растерзаны лесными тварями.

Преданность гнала искателей на север, она же толкала их, ослабевших и напуганных, на смерть в тех землях, где воздух был пропитан множеством запахов, где от холода немели конечности, где беспрестанно лил дождь.

Боги не смогут забрать отсюда его душу, и искатель боялся, что не сумеет присоединиться и к душам прародителей в храме Предков, чтобы охранять грядущие поколения, – слишком далеко он забрел от дома.

Выслеживающие искателя демоны снова взяли след. Он слышал их леденящие душу голоса даже сейчас, ступая по мостовой. Ребенок внутри него хотел повернуть назад и кричать, умоляя о передышке, а его больное сердце с огромным трудом заставляло его двигаться вперед. Зато воин в нем говорил: «Беги или умрешь». Стенания демонов раздавались в тумане со всех сторон, как будто издалека. На самом деле они были уже рядом. Искатель чувствовал это.

Он побежал, не разбирая дороги, но попал в тупик – дальше бежать было некуда. Со всех сторон его окружали глухие каменные стены, единственное окно было слишком высоко, чтобы в него забраться. Справа тянулась невысокая стена склада, но он слишком устал, чтобы через нее перелезть. Настал его последний час. Задыхаясь, искатель попытался втянуть в измученные легкие сырой удушливый воздух, и всего лишь на краткий миг вспомнил тепло дома – перед тем, как изготовить когти к бою. Поднявшись во весь рост и собрав последние силы, он издал боевой клич. Так воин демонстрировал свою отвагу и вызывал врагов на бой.

Потом он пригнулся, подобрал под себя конечности, приготовившись к сражению, и ночной туман разорвал свистящий рык. Сразу трое набросились на него и повалили наземь.

А потом его незрячие глаза уже не видели, как враги рвали на куски его тело, уши не слышали гортанного рычания, когда те пожирали его плоть и высасывали кровь.

Человек стоял и смотрел на умирающего, но не испытывал никаких чувств по отношению к побежденному жалкому существу. Он ничего не знал о расе сиблисов, кроме того, что в этих краях им было не место.

Длинные одежды заколыхались, когда человек тенью двинулся по мощеной улице. Но все же, что подвигло сиблиса забраться так далеко от дома, в эти неприветливые места? В незнакомце проснулось любопытство, и, плавно заскользив обратно к распростертому телу, он без труда отогнал огромных волков, чтобы склониться над останками.

Лишившись добычи, звери зарычали, отступили на шаг и ощетинились, готовые напасть, но когда поняли, с кем имеют дело, испуганно заскулили. Незнакомцу не было до них никакого дела. Волки опустили морды, прижались к земле и отползли на безопасное расстояние, а потом вскочили и бросились в лес. Они исчезли в тумане раньше, чем добежали до первых деревьев.

Человек опустился на колени и положил рядом свой лук. То был замечательный лук, полных шести футов, но его хозяин был необычайно высок и мог легко пользоваться таким оружием. По всей длине слегка изогнутого лука тянулся изящный узор, рога и наконечники были отделаны серебром, но истинным произведением искусства оружие становилось благодаря сцене охоты, изображенной с необычайным мастерством синей и белой краской.

– Еще один сиблис, – произнес человек вслух. Впервые за весь день он нарушил молчание, поэтому испытал удовольствие от звука собственного голоса, пусть даже его никто не слышал.

На прошлой неделе он находил другие такие же тела.

– Этот был искателем, – продолжал он говорить сам с собой. – Видимо, им туго приходится в войне, раз они вернулись к старой тактике. И все же, что могло привести его именно сюда?

Он знал, что сиблисы ввязались в бесконечную войну с четсами; борьба истощала силы обеих сторон, и никто не мог победить. А теперь сиблисы настолько отчаялись, что решились с помощью проклятия отправить своих воинов на поиски магии. Они пытаются добыть оружие для своих не столь многочисленных войск, иначе им грозит полное истребление.

На теле мертвеца были вырезаны руны, порезы так и не зажили и кровоточили из-за таящегося в них колдовства. Неужели сиблисы не понимают, каким мукам подвергают своих слуг?

– Боюсь, ты останешься сегодня без ужина, – заявил вдруг человек, посмотрев вверх, на тень, сидящую на крыше.

Послышалось невнятное, явно не человеческое бормотание, тень исчезла. Какое бы существо там ни таилось, оно улетело насовсем – это было ясно с первого взгляда.

Человек перевернул тело, заметив длинные костяные наросты на запястьях сиблиса, – похоже, на его костях почти не осталось мяса. Сиблисы страшно голодали в этих чужих для них краях. Кожа существа была грубой и чешуйчатой, как у ящерицы, намного прочнее кожи человека, но незнакомец тем не менее насчитал на ней с дюжину еще не заживших ссадин и порезов.

Он схватил тело за ногу и зашвырнул на крышу склада, у которого и погиб сиблис. По крайней мере, этой ночью к трупу никто не подберется. Горгульи придерживались своей территории, к тому же охотились только при свете и не выслеживали добычу по запаху; только что улетевшая горгулья уже не вернется, а другие не сунутся на чужую территорию.

Владелец ближайшего дома, наверно, услышал шум. Раздался приглушенный крик, в одном из верхних окон загорелся слабый огонек, а потом в окне появилось круглое лицо мужчины: его многочисленные подбородки колыхались от гнева. Из глубины комнаты послышались женские вопли.

– Именем Бахля, что там такое?

Мужчина поморгал, прогоняя сон, и принялся разглядывать улицу, сжимая в одной руке свечу, в другой – дубинку.

– Эй, что ты там делаешь? Убирайся, пока я не позвал стражу!

Высокий человек откинул капюшон, чтобы можно было увидеть его синюю маску. Глаза в прорезях маски вдруг загорелись, и он силой мысли поднял лук с земли.

Торговец, разинув рот, выронил дубинку и вздрогнул, потому что дубинка ударила его по босым ногам.

– О боги! Простите мои прегрешения, я не знал…

Великан поднял руку, приказывая молчать, – у него не было охоты вступать с торговцем в длинные разговоры.

– Возвращайся в постель. Если твоя жена не прекратит вопить, я пошлю «духов», и они отрежут ей язык.

Повелитель Бахль, герцог Тиры, правитель племени фарланов сделал пометку на стене для стражи, чтобы патруль забрал тело, а сам отправился прочь.

Эта ночь была особенной, и герцог не хотел, чтобы кто-то мешал воспоминаниям, нахлынувшим в день ее рождения, про который остальные давно забыли. Ему хотелось побыть наедине с возлюбленным городом. Он забыл об одиночестве и, шагая сквозь ночь, вспоминал более счастливые времена – те, когда он еще не был повелителем Фарлана, когда смыслом его существования не являлось всего лишь исполнение долга.

С губ его сорвался тихий стон, который то усиливался, то слабел, улетая в темное небо.

– Я всегда просил только об одном, – молил правитель, охваченный волной скорби. – Я всегда был верен вам, но… – голос ему изменил.

Он все равно ее не вернет, зачем же гневить богов? Он лишь навредит своему народу, который стал теперь его единственной заботой.

Правитель остановился и усилием воли постарался подавить чувства, снова загнать их в самые дальние глубины сердца. Только этой ночью, в день ее рождения и смерти, повелитель Фарлана позволял себе думать о ней.

Его внимание привлекла северная башня. Наполовину разрушенная, днем она все еще сверкала в лучах солнца, зато сейчас была просто черным пятном, которое Бахль скорее ощущал, нежели видел. У самого основания башни приткнулась таверна – единственное место во всей округе, где горели огни. Бахль слышал доносящиеся оттуда приглушенные разговоры. То был бедный район; множество складов и мастерских говорило о том, что люди не любят здесь селиться. Посетителями таверны были в основном наемные рабочие и погонщики, люди, не имеющие дома, живущие на колесах. Они всегда первыми приносили новости из дальних стран.

Бахль оглядел мрачную убогую таверну, прилепившуюся к большому зданию со стороны перекрестка: неплохое место для этого жалкого района города. Посреди перекрестка стояла статуя, видимо, ее поставили только затем, чтобы заполнить пустое пространство. Бахль подумал, что вряд ли найдется хоть один человек, который помнил бы, в честь кого стоит эта статуя. А ведь то был памятник первому правителю их племени, Вериолу Фарлану. И кому это теперь интересно? Город изобиловал статуями правителей и богов, а еще хмурыми масками, которые, как говорили, отпугивали злых духов. Правда, горгулий, взирающих на людей с крыш, в городе было немного. И все же, мрачный древний город хранил свои предания.

Правителя вдруг охватило желание выпить пива и послушать веселые голоса, и он направился к таверне, по дороге изменяя свою внешность.

Он стянул синюю маску – и его лица сразу коснулся влажный ночной воздух. С помощью несложного заклинания появились три черные косички, скрепленные медной проволокой. Но никакая магия не могла изменить цвет глаз, хотя белоглазый наемник вряд ли привлечет к себе внимание. Подхватив подол длинного одеяния, правитель сильно его подтянул, а когда подол снова упал, одежда стала зеленого цвета – только богатые имели право носить белое. От этих несложных заклинаний у Бахля заложило уши, что говорило о том, как мало он пользовался своими выдающимися способностями.

Вывеска таверны потемнела от времени и грязи, но если Бахлю не изменяла память, на ней были изображены шлем и плащ. Во всяком случае, в отличие от многих других заведений, на этом не был вывешен его собственный портрет. Таверна была захудалой, но все-таки окна ее гостеприимно светились, приглашая обогреться после студеного ночного воздуха. Бахль сомневался, что здесь ему обрадуются, но все-таки взялся за ручку двери и вошел.

Глаза сразу защипало от дыма: просторную комнату освещали два очага и несколько масляных ламп. Тут и там беспорядочно стояли грубо обтесанные столы, пол стал липким от грязи и пролитого пива. За стойкой Бахль увидел сонного толстяка, еле втиснувшего в этакую тесноту свой живот; трактирщик мрачно взглянул на нового посетителя.

Центром всеобщего внимания был человек лет пятидесяти с грязными растрепанными волосами. Он сидел у огня, положив правую ногу на табурет, и рассказывал о том, кто повстречался ему по дороге в Круглый город.

Высокий белоглазый низко опустил голову, пробираясь к стойке. Он взял кружку пива, которую ему молча протянули, и швырнул на стойку серебряную монетку. Хозяин нахмурился, подобрал ее и отправился за сдачей.

Пряча лицо, ссутулившись, чтобы не выглядеть очень высоким, Бахль пересек зал. Когда трактирщик вернулся со сдачей – целой пригоршней разных монет, – Бахль кивнул ему и уселся на скамью в самом дальнем углу комнаты, откуда без помех мог слушать рассказ.

Правитель чуть не расхохотался над самим собой. Вот он сидит и потягивает пиво – на удивление приличное для такого заведения – но зачем? Уж не сошел ли он с ума, раз сидит один в таверне в самой неприглядной части города, всего в получасе ходьбы от своего дворца?

Но тут рассказчик упомянул его имя и имя Аракнана – и герцог тотчас насторожился. До сих пор Бахль слушал вполуха, поэтому понял лишь, что Аракнан пожелал поговорить с сыном рассказчика. Интересно, с какой это стати?

Он отпил еще пива, уже не различая вкуса. В нем всколыхнулось тревожное чувство: сперва тот искатель, нашедший свою смерть в Тире, теперь имя Аракнана. Бахль вдруг ясно увидел, как по улицам города вьется нить, которая охватывает его плечи и оплетает его, словно паутина. Цепь невероятных, необъяснимых событий… Это очень походило на деятельность некоей шпионской сети.

Рассказчик между тем заявил, что однажды, когда он еще служил в кавалерии, он видел, как наемник Аракнан входил во дворец.

– Сам главный распорядитель велел мне забыть об этом, – с заговорщицким видом добавил он.

Бахль сморщил нос. Он не поверил. Вряд ли даже самый наблюдательный стражник сумел бы заметить Аракнана, если бы тот сам не захотел быть замеченным, а главный распорядитель обычно успешно запугивал своих подчиненных. И все же странно было слышать имя Аракнана из уст рассказчика в таверне. Бахль был знаком с Аракнаном уже больше ста лет, но все равно почти ничего о нем не знал. Даже слухи о том, что Аракнан когда-то обучал фехтованию Кази Фарлана, первого белоглазого и последнего короля по линии Вернола, никак не подтверждались. Все это было еще до Великой войны, семь тысяч лет тому назад. В это Бахль мог поверить: бессмертные умеют хранить тайны, и ни у одного смертного не было таких глаз, как у Аракнана.

Но даже то немногое, что он услышал, пробудило в нем желание поговорить с мальчиком, которым заинтересовался Аракнан. Аракнан действовал обычно по своему усмотрению, но иногда выполнял приказы богов; и что бы он ни задумал, в этом не помешало покопаться.

Какой-то старик у очага закашлялся – явно нарочито. Скорее всего, он обычно развлекал здесь публику, и его раздражало, что теперь вниманием людей завладел грязный погонщик. В основе культуры Фарлана всегда лежало пристрастие к разным историям и загадкам: фарланы больше всего любили рассказывать красивые побасенки, запивая их кружечкой, а может, и четырьмя. Даже в самой захудалой таверне всегда имелся собственный сказитель, развлекавший посетителей.

Старик разгладил бороду и заерзал на скамье, пытаясь привлечь к себе внимание. Бахль внутренне улыбнулся. Истинные деяния Аракнана были известны лишь горстке людей; больше того, многие его подвиги, скорее всего, прошли незамеченными и остались неизвестны истории.

– Аракнан загадочен, как сами боги, – начал старик, специально говоря вполголоса, чтобы заставить людей напрячь слух.

– Некоторые считают, что он участвовал в Последней битве. Возможно, он происходит из проклятой богами семьи Вуков.

Он помолчал, ожидая, пока смолкнет гул голосов, порожденный его словами. Люди делали охранительные жесты, бормотали заклинания от чар, чтобы защититься от проклятия.

«Суеверные глупцы, – подумал Бахль. – Лишь демонов можно привлечь, произнеся их имя».

Старик снова откашлялся, завладев вниманием собравшихся.

– Возможно, он – демон, который бродит по нашей земле. Мы почти ничего не знаем наверняка, знаем только, что он появляется без предупреждения, часто перед битвой, сам назначает цену и никогда не вступает в торг. Помните покойного герцога Хелректа?

– Того, который убил жену и ушел в монастырь? – спросил один из смельчаков.

Рассказчик важно кивнул.

– Он и вправду стал монахом, но, как я слышал от одного капитана гвардейцев, история была куда темней. Поговаривают, что его жена была чародейкой, водилась с демонами и хотела отдать город им во владение. Маг герцога пытался сообщить об этом господину, но чародейка убила мага, чтобы тот не мог прийти во дворец.

Бахль снова поморщился. Да, та женщина действительно была тщеславной, но злодейкой она не была. А маг был не слабее ее в магическом мастерстве, просто не умел отражать стрелы. Правитель не стал подавать голос. Истории живут собственной жизнью, и в жизни этой некие силы порой могут полностью исказить истину.

Бахль снова прислушался к голосу старика, чей рассказ стал очень красочным и ярким.

– И тогда она заперлась в башне, и всякий, кто пытался приблизиться к этой башне, падал замертво. Капитан рассказывал мне, что как раз совещался с герцогом, когда двери комнаты, запертые на замки, вдруг распахнулись, и ворвался демон, чтобы всех убить. Так, во всяком случае, все сперва подумали. Демон назвался Аракнаном и заявил, что послан им в помощь. Он велел герцогу войти в башню с первыми лучами солнца, а сам исчез. На рассвете герцог сломал двери башни, ворвался внутрь и увидел, что жена его разорвана в клочья и клочья эти разбросаны по всей комнате.

Рассказчик помолчал для пущего эффекта.

– И тогда герцог отправился в храм Смерти, чтобы вознести хвалы, и жрецы сказали, что в уплату за помощь их хозяина герцог должен отречься от титула и пойти в монахи.

Старик повернулся к погонщику и продолжал, обращаясь теперь только к нему:

– Ты ошибаешься. Аракнан не выполняет приказы Бахля, он старше и могущественнее даже нашего правителя. Считается, что он посланец самих богов. Вам следовало не гневить его, а отдать ему мальчишку.

Но погонщик не согласился.

– Может, ты и прав, но я не верю, что моему сыну предначертано нечто иное, кроме как доставлять мне неприятности и всю жизнь заниматься перевозкой тканей. Он больше ни на что не годен, клянусь – он ничего и слушать не хочет, пока не отведает кнута. Думаю, даже мастера меча откажутся его взять. Возможно, за свиток, который ваш демон дал мальчишке, и удастся выручить несколько монет, но разве это вернет мне деньги, потраченные на сына в течение стольких лет?

– А я говорю, что ничего хорошего предложить мальчику он не мог, – прозвучал новый голос.

Бахль повернулся туда, откуда он раздался, но постарался не встретиться взглядом с этим человеком. У того на воротнике была белая полоса, а правитель пока не хотел быть узнанным.

– Карел, Нифал вовсе не помогает этому мальчишке, так что лучше закрой свой глупый рот, – возразил погонщик.

Бахль сразу догадался, что они друзья, – никто другой не посмел бы так разговаривать с бывшим гвардейцем, сколько бы седины ни виднелось у того в волосах.

– А что написано в свитке? – спросил кто-то.

– Эту чертову штуковину невозможно развернуть. Карел полагает, что свиток заколдован и только мальчишка может его прочесть, но кто даст тощему ублюдку даже прикоснуться к нему? Снаружи нарисованы какие-то символы, и только Смерть знает, что они означают.

Погонщик рыгнул и откинулся на спинку стула, вволю налившись пивом. Он вытер потрескавшиеся губы и выжидательно посмотрел на слушателей.

Бахль дал знак трактирщику принести еще выпивки.

– И сколько стоит свиток? – спросил он, решив для начала подойти к делу с этой стороны.

– Для тебя? Больше, чем ты можешь заплатить. Мне хватает хлопот с сыном, поэтому я не жажду иметь дела с еще одним белоглазым.

Погонщик оглянулся на своего друга, бывшего «духа», и Бахль заметил, что к ним подтянулись еще четверо вооруженных людей, явно охрана обоза. Мощный наемник, сидевший чуть в стороне, хихикнул и принялся вороватыми глазками разглядывать прекрасные доспехи Бахля, потом кивнул своим приятелям и встал. Тяжелая челюсть выдавала в нем полукровку: возможно, в его роду были фарланы и норманны. Фарланы считались элитой, и даже такой полукровка мог сверху вниз смотреть на белоглазого.

– Мне кажется, ты должен купить нам всем выпивку, белоглазый. Или подарить те золотые колечки, что висят у тебя на поясе. Это очень необычная таверна, здесь могут пить только те, кто платит за всех или кто очень глуп.

Бахль опустил глаза и увидел, что его плащ распахнулся, так что стал виден пояс дракона. С пояса свисали четыре толстых кольца, стоивших куда больше, чем металл, из которого они были отлиты. Наемник просто не мог оторвать от них взгляда; его толстые пальцы потянулись к ножнам с кинжалом.

Никто не успел и глазом моргнуть, как Бахль выдернул из ножен свой широкий меч и уткнул острие в шею здоровяка. Огненные нити, потрескивая, заплясали вверх и вниз по пятифутовому клинку и исчезли в рукавице правителя.

Наемник с искаженным от страха лицом вгляделся в бесцветные глаза Бахля. Из клинка вдруг сверкнула молния; наемник взлетел в воздух, его отбросило назад. Падая, он ударился о край стола и только потом рухнул на пол. Искры и языки пламени заплясали по комнате, такие яркие, что свет очагов и ламп померк, словно в испуге.

Больше никто в таверне не пошевелился. Никто не решался даже взглянуть на Бах ля, никому не хотелось стать следующей жертвой.

Свободная рука повелителя сжалась в кулак – он старался успокоиться. Сегодня его ярость вырвалась наружу как никогда бурно. Слишком бурно. Пелена ненависти окутала все вокруг красным ореолом. Наконец Бахлю удалось стряхнуть с себя злобу, и, успокоившись, он снова начал ощущать запахи. К прежним прибавились новые – обожженной плоти и мочи.

– Я забираю свиток прямо сейчас.

Перепуганный погонщик с трудом вытащил свиток из сумки, уронил, поднял с пола и передал наконец Бахлю. И сразу заторопился вернуться на место.

Высокий белоглазый с озадаченным лицом некоторое время молча разглядывал свиток; потом провел по нему рукой, что-то беззвучно бормоча.

– Повелитель Бахль! – вдруг произнес кто-то. Он повернулся и увидел «духа», Карела, – тот стоял на одном колене, склонив голову.

– Мой господин, готов поклясться дворцовой стражей, что Аракнан хотел убить мальчика. Его отпугнуло лишь появление Нифал.

Бахль кивнул, скорее своим мыслям, чем словам Карела. И верно, только мальчик мог открыть этот свиток. Возможно, мальчишке очень повезло, что он не стал его вскрывать, хотя послание и не имело цели его прикончить.

Бахль сунул свиток за пояс. Наверное, Колледж магии получит немалое удовольствие, исследуя тайны свитка.

– Приведите мальчика во дворец. Я забираю его у вас. Бахль удивился своим словам не меньше, чем им удивился погонщик.

«И что мне с ним делать? – подумал правитель. – Выполнял ли Аракнан миссию по велению богов, или это было его личное дело? Возможно, и то и другое».

Внезапно Бахль замер, словно пес, почуявший запах. И сама таверна, и ее посетители на миг исчезли, и теперь он чувствовал весь город вокруг: каменные здания и сырые улицы, сточные канавы, забитые мусором, и чей-то разум, похожий на его собственный. Аракнан.

Он убрал широкий меч в ножны и пошел к двери. Как только Бахль ее распахнул, ощущения усилились. Аракнан находился на крыше прямо перед ним, под прикрытием теней. До сих пор он ухитрялся прятаться от Бахля, возможно желая доказать, что лучше владеет магией, чем когда-либо сможет овладеть ею правитель.

Герцог Тиры вышел из таверны и закрыл за собой дверь. Сначала он осмотрелся – нет ли поблизости любопытных глаз – а когда убедился, что на улице никого нет, зашагал по переулку налево, пока таверна не скрылась из виду. Там он остановился.

– Вы удивлены, милорд?

Бахль и не заметил, как наемник добрался до него по крышам. Просто непонятно, как Аракнану удается так быстро перемещаться.

– Впечатляет. И все это очень любопытно. Раньше тебе никогда не приходилось скрываться в Тире.

– Судя по всему, времена меняются. Кому-то здесь я мешаю, поэтому буду краток. Нелегко было вас найти, не ввязавшись в стычку.

– Стычку?

– Это мои проблемы. Вашему возлюбленному городу ничего не грозит. Я пришел, чтобы сообщить: тот мальчишка – ваш кранн. Мне велели привести его во дворец, но он ни за что не соглашался.

– Мой кранн? Так вот что чуял сиблис! Сиблисы охотились за даром этого мальчишки. А таверна… ты заманил меня туда?

– Да. Просто слегка подтолкнул. Будь у меня злые намерения, вы бы заметили.

Бахль помолчал, хотел что-то добавить, но передумал и вернулся к более важным делам.

– Мальчик отказался? Как такое возможно?

– С этим субъектом нечего ждать простых ответов. Мальчишка – источник неприятностей, но это ваши неприятности. Берегите себя, милорд. В нашей стране не было так опасно с самой Великой войны.

Изак ковылял по улице, ноги его уже заплетались, но он не мог передохнуть. Он только начал засыпать в теплой конюшне, убаюканный вздохами лошадей, как дверь распахнулась и ворвался отец – с лицом, перекошенным от ужаса и ярости.

– Ты добился своего! – завопил Хорман. – И ты получишь, что заслужил, белоглазый ублюдок! Скоро я наконец-то от тебя избавлюсь. Ты должен идти во дворец! Надеюсь, там ты и сгниешь!

Не успел Изак сказать и слова, как в конюшню ввалилась толпа пьяных, которые рьяно набросились на него, а поскольку их было слишком много, драться было бесполезно. Изак глубоко вдохнул и пробился сквозь толпу наружу, а потом очертя голову бросился бежать куда глаза глядят. Булыжники мостовой больно били по его босым ногам, и он свернул в ближайший переулок, перепрыгнул через забор и побежал дальше.

Мысли путались: ну что еще он сделал? Били его жестоко, и если бы сейчас поймали, наверное, забили бы насмерть.

Изаку нужно было скрыться или найти стражников, поэтому он направился в ту часть города, где было больше башен, а значит, жили богатые. Там обязательно найдутся стражники.

Вскоре он оказался на длинной дороге, ведущей во дворец. На мгновение луна показалась из-за туч и осветила гладкие стены и возвышавшуюся за ними башню Семар. Отблески стен падали на дорогу, по которой должен был следовать Изак, но вместо этого он просто стоял, разинув рот, и любовался видом; он все еще стоял там, когда его настигли преследователи.

Не успел Изак сообразить, что случилось, как кулак угодил ему прямо в живот. Воздух вырвался из его легких, а когда он согнулся, то получил еще и удар коленом в пах. Тощие руки схватили его за плечи, и Изак мельком увидел чье-то крысиное лицо, а потом получил еще один удар и снова рухнул на землю. В боку вспыхнула резкая боль – его пнули ногой, и он переверну лея на спину. Теперь подбежали и остальные преследователи, но они просто стояли неподалеку, наблюдая за дракой.

Изак поборол боль и только тогда заметил, что, искрясь в лунном свете, заморосил мелкий дождик. Мальчик с трудом поднялся на колени и уставился на полное ненависти лицо человека, который его бил. Не обращая внимания на крики сзади, человек этот вытащил из-за пояса кинжал; пока Изак пытался подняться на ноги, противник приближался к нему с кровожадной улыбкой на губах.

Изак услышал чей-то предупреждающий крик – может, Карела? – но не отвел глаз от нападавшего. Он вскинул левую руку, ухватившись за рукоятку кинжала и не позволив лезвию впиться в шею. В руке вспыхнула боль, отозвалась в плече – клинок полоснул по ладони, но Изак не выпускал рукояти, пока не схватил противника за запястье второй рукой, а потом притянул к себе оторопевшего врага и впился зубами в его руку. Нападавший заорал и выпустил кинжал, который со звоном упал на мостовую. Противник отчаянно замахнулся на Изака, а тот разжал зубы, ухмыльнулся окровавленным ртом и отшвырнул врага, ударив его о стену дома, у которого они дрались.

Мужчина лихорадочно пытался достать другое оружие, но теперь оно не имело значения: Изак не наносил удара, пока противник не коснулся одним лишь пальцем рукояти второго кинжала, – а тогда мальчик ринулся вперед и с тошнотворным хрустом рубанул обеими ладонями по горлу. Человек дернулся и обмяк, и наступила тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Изака, прерывающимся от боли и ярости.

Обмякнув, враг сполз по стене и свалился ничком, как сломанная кукла. Изак посмотрел на него, потом на свои руки. Дождь размазывал красные полосы на пальцах левой, правая же осталась чистой. И только тогда Изак запоздало вспомнил об остальной банде и снова припустил по улице. Как только мальчик побежал, все тоже сорвались с места и бросились в погоню в предвкушении кровавой расправы.

Днем тележки и прилавки были полны самых разных товаров, но сейчас стояли пустые, мокрые от дождя. Дворцовый уличный рынок был самым большим в городе, но ночью несчастному избитому мальчику здесь негде было спрятаться. Единственные огни горели во дворце впереди.

Богатые кварталы города лежали в тени крепостной стены, опоясывающей вершину холма. Вдоль всей массивной стены располагались сторожевые башни, но в городе, славившемся своими шпилями, особенно выделялась башня Семар. Она вздымалась вверх – все выше и выше, на невероятную высоту: миф, воплотившийся в жизнь… Но миф или нет, именно к ней и направился Изак.

– Ты уверен?

– Да, мой господин. Это был Илит.

Воин продолжал стоять, опустившись на одно колено. Он говорил так, словно сам не очень-то верил в то, что рассказывал господину.

– Абсолютно уверен. Я был на стене и видел, как он появился, когда главный распорядитель Лезарль проходил из навесной башни в зал. Они поговорили, а потом главный распорядитель провел его к боковой лестнице, что ведет в башню.

– Что он нес?

– Откуда мне… – воин резко смолк. Нельзя задавать вопросы господину. – У него в мешке что-то было, довольно большое, очень похожее на меч.

Бахль вздохнул. Теперь у него не осталось сомнений. Изак действительно был избран Нартисом как кранн, богом назначенный наследник повелителя Бахля и будущий правитель Фарлана. Белоглазые могли иметь детей только от белоглазых, а женщины с белыми глазами встречались крайне редко, поэтому бог-покровитель предпочитал назначать им преемника, вместо того чтобы дожидаться возможного потомства.

Боги обычно преподносили таким избранникам дары, возвышающие их над прочими людьми. Чаще всего – оружие или талисман, необходимые, чтобы хранить свой народ.

О том, что Илит, посланец богов, приносит дары, было известно, но такое случалось далеко не всегда. Это было предзнаменованием, которое не заботило Бахля, тем более что бог обратился к распорядителю дворца, а не к его господину. Эхо слов Аракнана отдалось в мозгу Бахля: «Мальчишка – источник неприятностей, но это ваши неприятности».

Правитель и воин направились в башню.

Какими бы ни были дары, их следовало передать в более надежные руки. Старый повелитель вздохнул. На сегодня с него было достаточно неожиданностей, а мальчишка даже еще не появился.

ГЛАВА 3

Изак огибал фонтан на площади Барбикана, над которой нависали массивные башни, когда поскользнулся на мокрой мостовой и рухнул ничком. Воздух вырвался из его груди, резкий удар отозвался острой болью в ребрах. Мальчик перекатился на спину и посмотрел в темное небо. Крупные капли дождя били в глаза, заставляя все время моргать. Изак застонал и с трудом приподнял голову – толпа преследователей приближалась.

«Вставай же, идиот, забудь про боль и беги».

Эта мысль вернула его к жизни, заставила вскочить с земли. До цели оставалось лишь сорок ярдов, он втянул голову в плечи и припустил к подъемному мосту. К его счастью, мост был опущен, и, пробегая по нему, Изак принялся читать благодарственную молитву Нартису. В свете, льющемся из стрельчатых окон, было видно, как в воду рва падают капли дождя.

В отчаянии Изак устремился под надежную защиту башен, охраняющих вход в крепость, никак не ожидая, что наткнется на закрытые металлические ворота. Отпрыгнув, он стал тщетно искать, где бы войти.

Изак откинул со лба мокрые волосы и вытер с лица смешанную с кровью и грязью воду, стекающую в глаза, мешающую видеть. Дождь усиливался. Изак обратил взор на небеса: он уже не молился Нартису, а просто смотрел вверх взглядом, полным упрека. Преследователи были уже рядом.

Когда они навалились на мальчика, тот свернулся клубком, пытаясь прикрыть голову окровавленными руками. Каждый удар, который он получал, сопровождался довольным мычанием нападавших. Пинком его перевернули на спину, и он не удержался, на миг открыл глаза, увидев над собой искаженное нечеловеческой гримасой лицо. Потом лицо внезапно исчезло – человека оттолкнули в сторону.

И вдруг побои прекратились.

Изак сжался, ожидая следующего пинка, но его не последовало. Он снова осторожно приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на нападавших: те свирепо таращили на него налитые кровью злобные глаза; один из врагов поднимался с земли – он не был ранен и явно не понимал, что же случилось.

И тут Изак увидел слева и справа от себя стражников, державших руки на эфесах мечей. В слабом свете воины в черных доспехах и белых одеждах, украшенных гербом повелителя, выглядели очень грозно и явно приготовились к бою – их лица были прикрыты щитками шлемов. Изак глянул влево, на дверь в стене. К ней был прибит такой же герб – орел с распростертыми крыльями, выкрашенный в белое и черное. Герб повелителя Бахля.

Прошелестел ветер, и люди, столпившиеся на подъемном мосту, задрожали от холода. Они уже готовы были повернуться и бежать, но тут откуда ни возьмись появился Хорман и начал проталкиваться вперед.

– Этот белоглазый ублюдок только что убил человека! – закричал он. – Он мой сын, а я знаю закон. Отойдите от него.

Один из «духов» вышел вперед. Он ничего не сказал, только жестом велел Хорману приблизиться. Потом стражник убрал руку с эфеса меча и откинул щиток шлема.

Изака охватила паника. До восемнадцати лет дети считались собственностью своих родителей, если не объявлялись взрослыми раньше срока. Многие пользовались этим правом и признавали своих детей взрослыми уже в шестнадцать-семнадцать лет. Но не Хорман: он мог держать Изака в подчинении только до тех пор, пока тот по закону оставался ребенком. Поэтому сейчас Изака могли повесить, раз отец заявлял, что он убил человека.

Стражник, стоявший напротив Хормана, склонил голову, чтобы снять шлем. Он делал это так нарочито медленно, что Хорман чуть было не взял шлем из его протянутых рук. Единственная косичка стражника расплелась. Он поднял взгляд, и Хорман, к своему ужасу, обнаружил, что на него смотрят абсолютно белые, как у Изака, глаза. Хорман все еще стоял с открытым ртом, когда получил удар в челюсть.

Второй стражник тоже сделал шаг вперед, его меч со свистом вылетел из ножен. Преследователи Изака подались назад, развернулись и бросились бежать. Остался лишь Карел. Стражник подошел к нему, не опуская меча, разглядел белый воротник, кивнул и отступил. Карел склонил голову в ответ и взял Хормана за плечи, чтобы поднять на ноги. Того шатало – белоглазый «дух» был ростом с Изака, но значительно шире в плечах, от удара его кулака у Хормана кружилась голова, он весь дрожал.

Хорман поднес палец к губам и посмотрел на оставшуюся на пальце кровь. Потом стряхнул с плеч руки Карела и свирепо глянул на Изака.

– Замечательно. Больше никогда не возвращайся. Ты для меня мертв.

Изак ненавидел отца всей душой, но эти слова больно ранили его. Он ничего не ответил. Хорман сплюнул и развернулся, отшвыривая руку Карела, который хотел было его остановить.

Карел повернулся к Изаку и пожал плечами.

– Вспомни меня, когда станешь генералом, Изак. Карел отвернулся, пошел прочь, и Изак открыл рот, чтобы окликнуть и вернуть его, но голос не слушался. Закрыв рот, он опустил глаза и увидел, что руки его в крови.

Кто-то обхватил его за плечи и поднял на ноги. Белоглазый стражник пристально всмотрелся в него, но Изак уже не чувствовал ни страха, ни волнения.

– Ты сможешь идти? – хмуро спросил второй стражник. Изак кивнул, осторожно поставив ногу на землю, прежде чем перенести на нее весь свой вес.

– То был и вправду твой отец? Он снова лишь кивнул.

– Ты знаешь, зачем тебя позвали?

На этот раз Изак пожал плечами. Он не смотрел на стражников, его глаза следили за отцом, уходящим в ночь.

– Кто велел тебе прийти?

– Никто. Они гнались за мной от самой конюшни. И я не знаю почему. Я просто подумал, что, если доберусь до стражи, отец не забьет меня до смерти. А здесь легче найти гвардейцев.

– Ты действительно убил человека? Изак показал свою порезанную руку.

– Да, убил, но он пытался перерезать мне горло кинжалом.

– И никто не посылал тебя во дворец? Изак подозрительно посмотрел на него.

– Конечно нет. Почему вы об этом спрашиваете? Кто мог меня послать?

Стражник перестал задавать вопросы, разочарованно щелкнул языком и повернулся в сторону караульного помещения, приглашая Изака войти. Его товарищ медлил, в замешательстве глядя Изаку в глаза. Но когда Изак выпрямился и с вызовом посмотрел на белоглазого, стражник, как ни удивительно, вздрогнул и отвернулся.

Второй стражник, на добрых пять дюймов ниже своего белоглазого товарища, снова дал знак мальчику войти в караулку. На этот раз Изак послушался и шагнул туда, где мерцал огонь и было тепло. Он прошел мимо двух копий с короткими древками, прислоненными к стене, и направился прямо к очагу. Посреди караулки стоял стол, на нем валялось какое-то тряпье рядом с пустой тарелкой. Изак порылся в засаленных тряпках, отыскивая ту, что почище, выбрал одну и плотно перевязал раненую руку.

Белоглазый тоже вошел внутрь и закрыл за собой дверь из толстого дуба с массивным металлическим запором. Дверь казалась совсем маленькой в сравнении с огромной гранитной плитой на железных полозьях – видимо, ее здесь держали на случай осады. Позаботившись о том, чтобы сюда никто больше не вошел, стражник повернулся к Изаку и стал внимательно рассматривать его. Мальчик так и не понял, что выражало лицо гвардейца – враждебность или озадаченность, но подумал, что слишком устал и проголодался, чтобы беспокоиться об этом.

Второй стражник прошел в дальний конец комнаты, где виднелась другая плита, потянул за цепь, свисающую из дыры в потолке, и свистнул. Откуда-то сверху на свист отозвался резкий звук: это на одной из стен появилась и стала расти темная трещина.

Изак ощутил через подошвы босых ног вибрацию при трении камня о камень.

Стражник вынул из подставки у стены факел и нырнул в образовавшееся отверстие.

– Пойдем, – бросил он.

Они прошли по коридору тридцать ярдов и оказались перед обитой железом перекосившейся дверью. Стражник распахнул ее и пропустил Изака вперед.

Спустившись по стоптанным ступеням, мальчик оказался в огромном шумном зале. Прямо перед ним жарко полыхал огонь, над которым висели капающие жиром окорока, две девушки присматривали за жарящимся мясом. В комнате было несколько длинных столов, и по строгим одеждам сидевших за ними людей Изак догадался, что это тоже гвардейцы. Все посмотрели на него, но потом быстро вернулись к еде. На балках высокого потолка висели знамена, стены были украшены драпировками, щитами, мечами и флагами со сломанными древками – явно военными трофеями. В воздухе витали соблазнительные запахи табачного дыма, разогретого жира, свежего хлеба и ароматной подливки.

Изак оглядывался, рассматривая украшения на стенах, он знал некоторые гербы по своим путешествиям. Видимо, трофеи завоевали в битвах, запечатленных на драпировках. И, хотя гобелены выцвели и покрылись копотью, Изак сумел разглядеть ряды войск и вражеские полки. Он повернулся к стражнику, с которым пришел, а тот указал на одного из слуг, после чего отступил к двери и скрылся за ней.

Изак смотрел ему вслед: здесь явно никого не заботило, что он убил человека, и это было трудно понять. Правда, все, что происходило этой ночью, было непонятно, и Изак решил не плакать по пролитой крови. Что сделано, то сделано.

Слуга носил традиционный костюм фарланов: широкие, просторные штаны до пят и обычную толстую рубаху, аккуратно перетянутую ремнем шириной в руку. Можно было подумать, что он направляется в храм на богослужение, только на пряжке ремня виднелось не изображение бога, а эмблема повелителя Бахля.

Слуга сердито посмотрел на Изака, но молча указал ему на стол и вскоре принес миску дымящегося оленьего жаркого, поверх которого лежал кусок хлеба. Изак с жадностью набросился на еду. Он поглощал жаркое очень быстро из опасения, что все это ошибка, что у него вот-вот отберут миску. Он едва начал вычищать хлебом соус, как миску у него отобрали и поставили другую, на этот раз еще и с бутылью пива. Теперь Изак ел не так быстро, но, поскольку был крупным мальчиком целых шести футов ростом и еще продолжал расти, ему понадобилась и третья порция, чтобы насытиться.

Наконец он откинулся на скамье, вытер с губ остатки жира и осмотрелся. Только сейчас он увидел по-настоящему, где находится. Да, на гобеленах, и вправду, изображались сцены знаменитых сражений, названия которых были вытканы по-разному: на одном – в кроне дерева на заднем плане, на другом – на знамени генерала. Изак вспомнил рассказы Карела обо всех этих событиях. На большинстве гобеленов присутствовал повелитель Бахль, всегда впереди – или на своем драконе, или на вздыбленном коне, – а вокруг него валялись убитые и раненые.

Гобелены висели по всему периметру комнаты в хронологическом порядке. Самый старый, с изображением событий двухсотлетней давности, – над главным столом; самый новый – у двери. Изак помнил, что в битве, вытканной на новом гобелене, принимал участие и Карел, вскоре после этого его и произвели в «духи». Изак пристально разглядывал гобелен в надежде увидеть на нем седовласого друга в молодости, но большинство воинов нельзя было отличить по лицам одного от другого. Мальчику очень хотелось верить, что среди воинов были и белоглазые, ведь на расстоянии все выглядели одинаково и все сражались бок о бок.

Он заулыбался, представив Карела совсем молодым, таким же, каким сейчас был он сам. Изак не знал, как сам бы поступил в той битве: наверное, держался бы поближе к ветеранам и пытался увидеть как можно больше, но все-таки остаться в живых.

Сейчас ему выдалась редкая возможность как следует все обдумать. Интересно, почему Карел бросил его у ворот замка?

Откуда он мог знать, что его здесь примут? Даже сам Изак знал, что в дворцовые воины нанимают не так. Что же, во имя смерти, здесь происходит? И что могло привести отца в такую ярость? Его отец, безусловно, был вспыльчивым человеком, но Изак еще никогда не видел его таким, как сегодня, да и его друзей тоже. Все они буквально превратились в бешеных псов. Что же могло так на них повлиять? По спине Изака пробежал холодок. Мальчик догадывался, что все это каким-то образом связано с тем странным наемником, Аракнаном.

Изак принялся оглядывать сидящих в комнате людей в надежде увидеть дружелюбные лица. Народ здесь собрался весьма разношерстный. Среди воинов виднелись несколько «духов» в аккуратной чистой форме, но большинство были лесными смотрителями в потрепанной зеленой одежде. Они, правда, вымыли руки перед едой, зато одежонка их была заляпана грязью, а у некоторых даже порвана. У одного лесничего в волосах запеклась кровь, и мундир тоже был забрызган ею. Все лесничие были сухощавыми, загорелыми, с обветренной кожей, ниже ростом, чем дворцовые стражники, – ведь им не приходилось участвовать в сражениях с копьями, в тяжелых доспехах. Им нужно было действовать хитростью, прятаться и стрелять из укрытия.

Некоторые из присутствующих бросали взгляды на мальчика, но сразу отворачивались, не проявляя к нему никакого интереса. Не исключено, что эти люди все о нем знали, а может, и нет. Изак же знал только одно – его будут долго проверять, прежде чем принять на службу. Кажется, цвет его глаз никого здесь не смущал, и это было неожиданностью, потому что в других местах многие старались держаться от него подальше.

Хотя не все отнеслись к нему равнодушно: собаки, бегавшие по залу, подошли к нему познакомиться и принялись лизать его босые, перепачканные в грязи и крови ноги и принюхивались к опустевшей миске. Но, обнаружив, что еды у мальчика не осталось, псы отошли к огромному очагу, разлеглись перед ним и стали смотреть тоскующими глазами на куски мяса на вертелах, источающие аппетитный аромат.

А на самом верху башни повелитель Бахль беспокойно расхаживал по комнате – дары его кранна взывали к нему в ночи. Чем бы ни были те подношения, сила их буквально впивалась в его мозг. Но у Бахля была большая выдержка, и ему было прекрасно известно разрушительное действие магии. Он не желал, чтобы магия поработила его, как это случилось с его предшественником, повелителем Атро.

Повелитель Атро правил народом четыреста лет. А затем Бахль его убил. Прежний правитель был злым человеком еще до того, как пришел во дворец. А получив столь большую власть, начал убивать, пытать и унижать людей, как того требовала его черная душа. Он отличался болезненным пристрастием к магическим артефактам, поэтому не гнушался грабить могилы и осквернять храмы. Но чем больше магических предметов появлялось у него, тем сильнее они к нему взывали. Ко времени дуэли повелитель Атро был уже почти сумасшедшим, и все же их поединок чуть не стоил Бахлю жизни.

– Мой господин, умоляю, не стоит так переживать. Мальчик уже во дворце, внизу, но он может и подождать. Мне нужно, чтобы вы успокоились, иначе мы потеряем нашего нового кранна в считанные минуты.

Лезарль, главный распорядитель, стоял в сторонке у стола.

Бахль не заботился об изысканности своего жилища: его комната, самая маленькая и самая уединенная в башне, выглядела чрезвычайно просто. Правитель довольствовался очень простой, но прочной мебелью: здесь были лишь небольшой дубовый стол, пара забитых до отказа книжных полок и огромная кровать, занимающая почти всю комнату. Так он показывал свое равнодушие к пышной жизни и к богатству парадных залов нижних этажей. Что еще можно сказать про эту комнату? Из нее открывался великолепный вид на горы, во всяком случае в те дни, когда туман не окутывал город.

– Почему именно сегодня? – спросил Бахль своего распорядителя.

– Понятия не имею. Может, вас проверяют?

В ответ раздалось лишь ворчание, но Лезарль ничего другого и не ожидал. Он налил из кувшина вино и протянул бокал господину, но ему пришлось подождать, прежде чем Бахль соизволил его взять. В таком настроении повелитель Бахль был способен на все. Но если он проглотит все содержимое кувшина, это может помочь.

– Я уж и не думал, что ты сегодня придешь. Ты еще никогда так долго не задерживался в лесу.

– Я всегда возвращаюсь.

– Становится все хуже?

– Да, с каждым разом.

Лезарль грел руки у огня, рассматривая единственную картину на стене. Картина была примечательна не своими художественными достоинствами и не бесспорной красотой женщины, возлежавшей подле ручья, а довольной улыбкой на губах красавицы, потому что она была белоглазой. Лезарлю никогда не приходилось – слава богам! – видеть белоглазых женщин, но он знал, что они отличались эгоизмом и агрессивностью в не меньшей степени, чем белоглазые мужчины. У всех белоглазых жестокость была в крови. Неважно, что лежащая красавица выглядела такой привлекательной и умиротворенной – едва она поднимется, как тотчас станет опасной.

– Лезарль, прекрати пялиться на картину. В твои обязанности не входит напоминать мне о прошлом, – проворчал Бахль, машинально потянувшись к кольцу, висевшему у него на шее на цепочке. У Инех, девушки на картине, красовалось на пальце именно это кольцо. И картина, и кольцо были единственными вещами, которые Бахль трепетно хранил.

– Простите меня, господин, – спохватился главный распорядитель, поворачиваясь к Бахлю. – Ее лицо отвлекает меня от дел. Мне кажется, что она постоянно следит за мной, словно нянька за ребенком.

– Нянька? Скорее, она могла быть матерью своим детям. На некоторое время Бахль забыл о мальчике и принесенных им дарах. Память перенесла его в более счастливые времена. Но действительность быстро вернула его в настоящее – или будущее? – и он снова обратился к Лезарлю:

– Может, расскажешь, что вы там нашли с лордом И литом? Я чувствую нечто необычное, ни на что не похожее. Это… – он не договорил.

– Вы уверены? – начал было Лезарль.

– Да, будь ты проклят! – прорычал Бахль. – Я всегда считал, что прекрасно знаю свои слабости! И не тебе читать мне морали!

Лезарль пожал плечами и жестом попросил Бахля успокоиться. Бесспорно, у повелителя Бахля была удивительная способность обращать свои слабости в силу, и именно это помогло ему возродить Фарлан.

– Это доспехи и меч.

– И?.. – настаивал белоглазый. – Я точно знаю, что есть кое-что еще – то, от чего у меня ломит кости.

– Знания мои ограничены, мой господин, но в данном случае ошибиться очень трудно. Сюленты и Эолис, оружие Арина Бвра, вернулись.

От неожиданности Бахль подавился вином, выплеснувшимся у него изо рта, и раздавил бокал в руке. Арин Бвр – последний король, истинное имя которого было вычеркнуто из истории за тяжкие грехи. Арин Бвр первым из смертных объединил эль-фийские народы после долгих веков разногласий, за что боги осыпали его щедрыми дарами. Но, как оказалось, вовсе не мир был целью короля. Арин Бвр выковал оружие невиданной мощи, с помощью которого можно было победить даже богов Верхнего круга. И король повел армии против своих создателей. Великая война длилась всего семь лет, но позор, который навлекли на себя обе стороны сотворенными ими ужасами, будет помниться тысячелетиями.

– О боги. Неудивительно, что И лит не пришел ко мне… – Бахль снова не договорил.

– Поверить не могу – я держал в руках сам Эолис, – голос Лезарля задрожал.

– Судьба благосклонна к нашему новому кранну или он проклят? – поинтересовался Бахль.

– Кто знает? Самое совершенное оружие – клинок, убивающий богов. Я бы ни за что не хотел им владеть. Благословен он или проклят – какая разница?

– Из-за этих даров им начнут интересоваться интриганы и сумасшедшие по всей стране. Такого не пожелаешь и врагу.

Бахль нахмурился, смахнув осколки бокала в огонь.

– А сколько существует предсказаний, связанных с этим оружием?

– Ты не ценишь знания, Лезарль.

Тот рассмеялся.

– Не могу отрицать. Но хочу все же сказать в свою защиту, что я управлял народом, поэтому подобный пробел в моих знаниях простителен. Я могу справляться с людской глупостью, а вот с предсказаниями – едва ли, милорд.

– Согласен, это очень сложная наука. Предсказаний великое множество, жизни не хватит, чтобы в них разобраться.

– Так во что же нам верить?

– Ни во что! – Бахль весело расхохотался. – Разве можно жить по предсказаниям? Так поступают лишь глупцы и отчаявшиеся люди. Все, что тебе нужно, – это знать, во что верят другие: культ Шалстика и предсказания Посвященного, Цветка Изобилия, Спасителя и Покинутого. Знай своего противника и готовься предугадать, когда он нападет. Сейчас, когда неожиданно появился новый кранн, вся страна будет смотреть на нас. И чем дольше нам удастся удержать в секрете, какие дары он получил, тем лучше.

– Думаете, такое возможно скрыть? – Лезарль с сомнением посмотрел на правителя. – Когда станет известно, что кранн появился без даров, половина чародеев города заинтересуются этим. Уж не знаю, что им сможет подсказать их дьявольская магия, но сильные мира сего всегда привлекают внимание. И кто-нибудь все равно докопается до истины. Например, сиблисы – они чуют магию на огромном расстоянии.

– Сиблисы прибегали к такой сильной магии, что она их убивала. Не думаю, что кто-нибудь еще так поступит. И все же ты прав. Где-то, когда-то истина обязательно всплывет. Однако небольшая отсрочка пойдет нам на пользу. Даже если маги все узнают, они придут к тебе за подтверждением. И тогда тебе придется польстить их мудрости и прозорливости, а потом разъяснить, что, если все узнают, что Сюленты и Эолис снова вступили в игру, могут погибнуть люди. Позже решим, как нам поступить, когда жрецы начнут болтать. А сейчас давай посмотрим, стоит ли мальчик всех этих хлопот.

Изак задремал за столом, опустив голову на руки. Гул разговоров вокруг не мешал ему спать. Горьковатый запах жира, капающего в огонь, доносился до него даже во сне, и Изак облизывал губы, снова ощущая божественный вкус того оленьего жаркого, которым недавно набил живот. Мясо было редкостью в жизни Изака, потому что охотиться разрешалось лишь тем, кто платил пошлину. Кочевники, путешественники и бедняки могли разнообразить свою скудную диету только птицами, подстреленными в лет, что удавалось тогда, когда птиц вспугивал стук колес. И когда такое случалось, Изаку лишь один раз из десяти благодаря своим природным способностям и острому зрению удавалось послужить людям: он подбивал дикого гуся или утку, которые незамедлительно поступали в общий котел. И тогда отец снисходил до скупой похвалы.

Сквозь сон Изак постепенно почувствовал, что в зале что-то изменилось. Голоса смолкли. По его спине пробежал тревожный холодок, мальчик поднял голову и увидел, что все встали. Один из лесничих смотрел на него, и Изак поспешил тоже вскочить. Прямо перед собой он увидел худого невысокого человека, позади которого стоял великан на фут выше Изака, в глухой синей маске.

– Значит, это ты новенький, – произнес человек пониже.

Он стал внимательно рассматривать Изака, улыбаясь все шире и шире. Почувствовав себя коровой на базаре, мальчик с трудом сохранил спокойствие.

– Добро пожаловать во дворец Тиры. Есть ли у моего господина имя?

– Ой, меня зовут Изак… Господин.

Глаза Изака перебегали с одного человека на другого. Великан в маске стоял так неподвижно, что казался статуей. И тут же память Изака услужливо выдала образ, хранившийся на самой поверхности сознания.

«О боги, это же повелитель Бахль!»

Высокий по-прежнему молчал и не двигался, зато глаза его словно заглядывали в душу Изака, изучая и оценивая мальчика с холодным спокойствием.

Изак всем телом чувствовал, что взгляды собравшихся устремлены на пожилого белоглазого – у повелителя Бахля была особенность привлекать к себе всеобщее внимание. Он был словно домашний очаг: даже повернувшись к нему спиной, чувствуешь его тепло.

Правитель вытянул руку, и Изак, глупо моргая, непонимающе посмотрел на огромную ладонь, словно в жизни не видел ничего подобного. Потом дрожащими руками обхватил запястье Бахля и почувствовал, как тот сжимает его руку.

– Изак. Я бы не дал такое имя своему сыну, хотя, в конце концов, человек обретает собственное имя. Хочу надеяться, что грубая шутка твоего отца не обидела богов. Добро пожаловать, Изак.

– С-спасибо, мой господин, – только и сумел выдавить Изак, Он давно привык к своему имени и почти забыл то время, когда отец так его назвал: то было имя Кази, прочитанное наоборот, – издевательство над богами, которые отобрали у Хормана любимую жену.

Бахль держал Изака за руку, и в глазах правителя таилось выражение странного удовольствия. Изак почувствовал под ногами Ланд, услышал пульсацию крови в висках. И тут воспоминания из снов нахлынули на мальчика, словно мощная приливная волна. Колени его подогнулись, перед глазами вспыхнули искры, и Изак повалился на спину.

ГЛАВА 4

Он вспомнил остров, палящее солнце и прохладный мрамор… а еще ужас, от которого немело все тело. Перед его внутренним взором предстал зал, ряды колонн, поддерживающих закопченный купол, усыпанный блестящими звездами. А еще он вспомнил звон стали и смерть, пугающе алую кровь. Он ясно увидел мертвого человека, чье лицо вдруг всплыло перед его глазами.

Когда Изак открыл глаза, именно это лицо смотрело на него, бледное и знакомое. Зато в комнате снова загудели голоса. У Изака горело в горле, он жадно глотнул воздух.

– Что…

– Молчи, – велел спокойный голос рядом.

Изак повернул голову и увидел мужчину средних лет, который стоял рядом с ним на коленях. Зеленый пятнистый плащ выдавал в нем лесного смотрителя. Изак попробовал поднять руку, но едва смог ею шевельнуть; казалось, его руки и ноги принадлежат кому-то другому. Лесничий заметил, что Изак собирается подняться, и попытался снова его уложить, но мальчик решительно оттолкнул его руку. Изак заставил себя сесть, однако ноги все еще не слушались его. И все же он предпочитал сидеть, а не валяться, словно девица в обмороке.

– Ты можешь встать?

Изак кивнул и начал осторожно подниматься, решительно отвергнув помощь лесничего. Его все еще трясло, и, чтобы скрыть дрожь, он сделал вид, что отряхивает рубашку. Сопровождавший повелителя Бахля человек улыбнулся при виде этого и, как только убедился, что Изак крепко стоит на ногах, сделал шаг к мальчику и протянул для приветствия руку ладонью вверх.

– Я – Лезарль и всегда к вашим услугам.

Но Изак не слушал его, он внимательно разглядывал повелителя Бахля – человека из своих снов. Под белоснежным плащом виднелись матово-серые доспехи, за спиной висел широкий меч. И это зрелище помогло Изаку побороть свою слабость и не потерять сознание снова. Его сны были смутными, нечеткими – возможно, чтобы он не потерял рассудка, – но все равно мальчик был абсолютно уверен, что перед ним тот самый человек, чье лицо казалось ему бледным и нечеловеческим во сне. Зато теперь Изак понял, почему ему так казалось: плащ Бахля очень походил на плащ статуи Нартиса.

Изак стряхнул с себя оцепенение, вызванное воспоминаниями, и повернулся к Лезарлю.

– А вы что-то из себя представляете?

Из всех углов комнаты послышался сдавленный смех, но Лезарль и бровью не повел. Ему приходилось встречаться с людьми и поумнее этого белоглазого.

– Иногда твой хозяин дает мне кое-какие поручения. Я здесь главный распорядитель.

Его слова произвели должное впечатление. Даже погонщики, почти всю жизнь проводящие в дороге, прекрасно знали, что Ландом правит именно главный распорядитель. И если бы у Изака не кружилась голова, он, наверное, сразу понял бы, кто перед ним стоит. Главный распорядитель обладал всей полнотой власти и действовал по своему усмотрению, хотя от имени повелителя Бахля. Правда, если однажды повелителю Бахлю не понравятся его действия, Лезарлю грозит мучительная смерть. Ибо с правителем не шутят.

Изак молча кивнул, понятия не имея, как извиниться за свою оплошность. Его выручил повелитель Бахль.

– Думаю, мы сможем разобраться со всем этим завтра. Тебе нужно хорошенько выспаться. Для тебя приготовлена комната в башне. Пойдем.

Повелитель бурь не стал дожидаться ответа, а просто двинулся вперед.

Изак же делал безуспешные попытки собраться с мыслями. Аура, окружающая великого человека, была почти материальна, а от его присутствия буквально захватывало дух. Изак ощущал всем телом, что Бахль излучает силу, как духовную, так и физическую, как сила эта окутывает все вокруг. Рост правителя был больше семи футов, и для фарлана Бахль отличался необычайно крепким сложением, но двигался с удивительной грацией.

В голове Изака слегка прояснилась, и он вспомнил, что доспехи Бахля магические – мальчик не мог видеть начертанных на них рун, но не сомневался, что они там есть. У Изака перехватило дыхание от одного взгляда на матовый металл кирасы. Каким-то образом Изак почувствовал необычность доспехов, и ему хотелось все время впитывать в себя новые ощущения.

Но тут он вспомнил, что ему сказал повелитель Бахль.

– Комната в башне? Но почему, мой господин?

Бахль замер на месте; потом повернулся, приподняв плечи. Приученный Карелом всегда быть начеку, Изак понял, что это означает: Бахль готов выхватить меч и ударить. Изак представил, как перед ним появляется широкий клинок, на миг ему показалось, что так и случилось, но видение сразу поблекло.

– А ты не знаешь?

– Нет, милорд. Отец ничего мне не сказал. Я думал, что меня собираются повесить.

– Тогда позвольте мне объяснить, – с насмешливой улыбкой предложил Лезарль. – У нас есть такая традиция – мы не вешаем нового кранна, когда он присоединяется к избранным.

Изак что-то лихорадочно забормотал – он просто не мог с собой справиться, и беспорядочный поток слов заставил «духов» расхохотаться, разрядив обстановку в комнате. Бахль пристально посмотрел на мальчика, и тот быстро взял себя в руки, хотя от всего происходящего у него голова шла кругом. Случившееся с ним скорее походило на злую шутку, нежели на милость богов. Он замерз, устал, у него все болело, а кроме того, он ясно понимал, как сейчас глупо выглядит. И он совсем не знал, что с ним будет дальше.

– Ты уже совершеннолетний? – неожиданно спросил повелитель Бахль.

Изак отрицательно покачал головой, охваченный внезапным ужасом – а вдруг отец сумеет вмешаться и все испортить? Хорман мог объявить его взрослым уже в четырнадцать лет и выставить из дому, но предпочел не делать этого и обрек сына еще на четыре года рабства.

– Замечательно. Лезарль убедит твоего отца передать мне опекунство над тобой. С твоей прошлой жизнью покончено. Теперь ты кранн Фарлана и зовешься сюзерен Анви. Этот титул немногое дает, только сам Анви и поместье Малаористен, зато ты займешь высокое положение в обществе. Остальное может подождать. Лезарль даст тебе на подпись бумаги, можешь смело подписывать.

Изак молчал, изо всех сил стараясь не выглядеть слишком глупо, а сам с трудом осмысливал услышанное. Кранн? Сюзерен? Это же только на одну ступень ниже герцога. Вот теперь он испугался по-настоящему – он был готов расхохотаться или снова упасть в обморок и лежать до тех пор, пока жизнь снова не станет понятной.

Все знали, что в Фарлане уже двести лет не было кранна, с тех пор, как сам Бахль был объявлен наследником повелителя Атро. В других племенах всегда так происходило, но в Фарлане не нуждались в этом.

У Изака задрожали ноги, словно сама земля под ним сотрясалась от возмущения или смятения. Так сейчас появилась необходимость в появлении кранна? Изак, конечно, никогда не сомневался, что в жизни есть что-то еще, кроме тюков с тканями, которые перевозили они с отцом. Но сюзерен? Придворный титул? И деньги? Герцоги и сюзерены были богачами и происходили из древних семей, поэтому возвышались над остальными блистательными богачами. Но повелитель Бахль, белоглазый и недостижимый как бог, был герцогом Тиры и самым главным во всех землях Фарлана.

Теперь глаза «духов» стали серьезными. Перед Изаком стояли люди, проливавшие кровь за свое племя, те, что переступали через тела погибших товарищей и продолжали биться, даже не имея возможности оплакать павших. И эти люди должны были отныне отвечать перед каким-то юнцом. Пока новый кранн не произвел на них большого впечатления. Изак вздрогнул: теперь он, никогда не видевший сражений даже издали, должен будет вести этих опытных воинов в бой.

Бахль повел Изака через зал к дверям, которые выходили в темный коридор. Кроме шарканья ног где-то вдали, здесь не раздавалось ни звука. Едва дверь за ними закрылась, приятные ароматы Большого зала – еды и горящих дров – сменились другими запахами: в коридоре пахло пылью и временем. Справа и слева горели факелы, отбрасывая причудливые пляшущие тени на стены, сплошь увешанные флагами и драпировками, цвета которых все время менялись в неверном свете.

Изак замедлил шаги – он буквально ощущал тысячелетия, заключенные в камнях под его ногами. Место это скорее походило на могилу, чем на дворец. Повелитель Бахль продолжал идти вперед легкой неслышной походкой, и следующий за ним Лезарль старался ступать как можно тише. Наблюдая за этими двумя, Изак невольно подумал, что главный распорядитель за долгое время службы перенял многие привычки своего господина.

Слева мальчик увидел лестницу, украшенную резными изображениями Верхнего круга, в стене справа – четыре очень простых двери, зато в дальнем конце коридора виднелись двойные богато украшенные створки.

Изак испытывал одновременно и страх и любопытство. Подойдя ближе, он увидел, что дверь обрамлял выкованный из железа дракон: его ребристые крылья свисали почти до пола, свирепый клюв выступал из стены, словно отпугивая тех, кто приближался.

Бахль подошел к этой двери и открыл ее. Громко отозвавшийся в пустоте коридора щелчок вывел Изака из оцепенения.

Перед ними открылась круглая комната диаметром в десять ярдов, потолок которой был достаточно высок даже для самого крупного белоглазого. По стенам вились выведенные мелом узоры, и хорошо различимый запах магии говорил о том, что то не было простое украшение.

Изак подошел к ближайшему изображению и прищурился, чтобы лучше рассмотреть сложные формы и рисунок рун. Бахль издал недовольный возглас, видимо предупреждая, чтобы Изак не подходил слишком близко: хозяин не хотел, чтобы узоров касались любопытные руки.

Только оторвавшись от созерцания рун, Изак заметил, что в комнате находится служанка – она опустилась на колени перед повелителем Бахлем. Как только Бахль прошел мимо, она поднялась и выступила на середину комнаты. Изак понял, что она явно знает, что сейчас произойдет, и очень боится этого. Девушка заметила смотревшего на нее Изака и склонила голову, наверное пытаясь прикрыть длинными густыми волосами свое испуганное лицо.

Вслед за Лезарлем она направилась в черный круг в центре комнаты, стараясь при этом держаться как можно дальше от Бахля. Девушка напряженно застыла, вперив глаза в пол, крепко прижимая к груди стопку постельного белья. У нее был такой вид, словно ей предстояло выйти из дома в сильную бурю.

Изак тоже вошел в круг и попробовал пол ногой: то был не камень, а что-то более мягкое и податливое. Он вгляделся вниз, и у него тотчас закружилась голова – ему показалось, что он падает. И чем дольше он смотрел, тем менее материальным казался ему пол.

– А как мне спуститься вниз? – спросил Изак.

Бахль указал на знак на стене, похожий на птицу, и сухо рассмеялся.

– Терпение, молодой человек. Ты еще не готов к этому. «Вниз» – это куда больший шаг, чем тебе кажется.

– А что там внизу?

– Я уже сказал – терпение. Все объяснения оставим на потом.

Изак наконец унялся и прекратил расспросы.

Бахль снова вернулся к изображению на стене и начал произносить слова, сопровождая их жестами. Всякий раз, как его рука рассекала воздух, за ней тянулся цветной шлейф, который исчезал с окончанием жеста. Изак как раз открыл рот, чтобы задать очередной вопрос, как вдруг со всех сторон подул сильный ветер, затрепавший одежду и стопку белья в руках служанки.

Удивительные прозрачные существа закружились в воздухе, их невесомые крылья с невероятной скоростью мелькали перед самым лицом Изака. Мальчик задрожал, зато повелитель Бахль стоял неподвижно, словно скала. Мельтешение крыльев превратилось в бурю, которая рвала одежду, а пол под ногами вдруг начал подниматься.

Девушка пришла в еще больший ужас, а Изак настолько изумился, что даже забыл про страх. До сих пор он не проявлял обычной для белоглазых склонности к магии. Необычные и необъяснимые вещи случались вокруг него только тогда, когда его били или если ему снились кошмары. Причем происходили такие вещи безо всякого участия Изака, он не мог ни контролировать, ни предвидеть их. Да и случалось подобное очень редко, поэтому отец безо всякой задней мысли мог лупить его, когда хотел. А сейчас мальчик впервые в жизни почувствовал: магия может оказаться вполне ему по силам и волшебство привлекает его.

Путешествие вниз заняло несколько секунд, а когда ветер стих, они уже находились в комнате ярдов шести в поперечнике. Стены здесь имели небольшой уклон, поэтому Изак пришел к выводу, что они проделали куда больший путь, чем казалось, поскольку комната была вдвое меньше той, которую они покинули. Служанка с очевидным облегчением вышла из круга и принялась застилать бельем низкую кровать.

Изак оглядел комнату, проследив, как девушка сошла с темного круга и ступила на твердый пол.

Комната была ничем не примечательной. Хотя Изак всю жизнь не знал другого жилища, кроме крытой повозки, его разочаровала бедность убранства и затхлый воздух. Вся здешняя обстановка состояла из старого письменного стола и потрепанного кожаного стула, а еще кровати и сундука для одежды. Очаг тоже был самым обычным. Все это не вязалось с представлениями мальчика о дворцовой роскоши.

– Мой господин, я вспомнил еще об одном деле, которым следует заняться незамедлительно, – объявил Лезарль. – Могу я предложить вам проследовать в комнату наверху?

Бахль вопросительно посмотрел на него и явно прочел ответ на свой вопрос на ничего не выражавшем липе распорядителя.

Бахль повернулся к новому кранну:

– Изак, тебе давно пора отдохнуть. Все вопросы могут подождать до утра. Я разбужу тебя, когда придет время.

Не дожидаясь ответа, повелитель повторил те же жесты, и они с распорядителем унеслись вверх в налетевшем урагане.

Изак рухнул на стул, стоявший у него за спиной. Тяжесть на душе лишила мальчика сил, на него навалилась огромная усталость. Конечно, помещение оставляло желать лучшего, но тут была кровать, и этого хватало – все лучше, чем коврик на каменном полу.

Изак повернулся к столу и обнаружил на нем бритву в чехольчике рядом с медной чашей, кувшин с водой и зеркало из гладко отполированной меди. Мальчик наклонился поближе, чтобы увидеть свое лицо: отражение было очень четким, и он почувствовал сильное волнение. Зеркало изготовили с помощью магии, иначе просто невозможно создать такую гладкую поверхность! Наверное, для человека, живущего во дворце, то было пустяком, но для Изака значило много больше.

Потом он поднял глаза к полочке над столом. На ней стояло несколько книг, много старше самого Изака. Карел научил его читать, но для мальчика чтение всегда было тяжким трудом, а не удовольствием. Он просмотрел названия книг – «Из-за моря», «Военные походы Маньяза Вукотика», «Словесные дуэли: основание Колледжа магии». Изак слишком устал, чтобы продолжить знакомство с книгами, но на второй задержал взгляд, не понимая, почему она здесь оказалась. Маньяз Вукотик погиб смертью самого страшного предателя, потому что в Великую войну повел свое войско против бога – защитника племени. За этот проступок Вукотик был обречен на вечное пребывание в Темноте, а пятеро его детей стали вампирами. Странно, что повествование о деяниях такого человека оказалось в комнате кранна, пусть даже в сочинении было много поучительного. Изак никак не мог ожидать увидеть здесь подобную книгу; не исключено, что это какая-то проверка, но он не мог понять, в чем она состоит.

Наконец Изак оглянулся на служанку и на этот раз как следует ее разглядел. Она была симпатичной, выше, чем ему сперва показалось, а под ее довольно грубой одеждой вырисовывалась неплохая грудь.

– Как тебя зовут? – начал разговор Изак.

Девушка вздрогнула от неожиданности и оглянулась, словно придя в ужас оттого, что Изак умеет говорить. Изак подумал, что, возможно, некоторые гости Бахля вольничали с девушками, оставшись с ними наедине.

Служанка взяла себя в руки, видимо, успокоенная робостью Изака, осмотрела его с ног до головы и ответила:

– Тила, милорд, меня зовут Тила Интроль. Я буду вашей личной служанкой.

Изак понятия не имел, зачем ему нужна личная служанка, но, поскольку девушка была хорошенькой, не стал возражать. Он оглядел комнату, подыскивая тему для разговора, при этом рассеянно теребя окровавленную повязку на руке. Потом его взгляд упал на книги.

– Ты умеешь читать? – спросил он, ободряюще кивнув головой в сторону пыльных томов.

– Конечно, милорд. У моего отца большая библиотека. Ее явно удивил такой вопрос.

– Твоя семья богата? – спросил Изак, изумленный, что служанка принадлежит к высокому сословию. Только представители высокого сословия могли позволить себе иметь библиотеку.

– Да, милорд. Мой отец – Анад Интроль. Он хранитель городских ворот и член городского совета.

– То есть я должен был слышать о нем? – поинтересовался Изак.

– Нет, милорд, – ответила она с некоторым беспокойством.

Изак вымученно ей улыбнулся. Разговор получился неловким, потому что он устал. Тила чувствовала себя не в своей тарелке, и это было удивительно – обычно Изак без труда заставлял человека улыбаться, даже родного отца, которому не нравилось все, что бы ни делал сын. Карел говорил, что все белоглазые таковы: в конце концов, люди добровольно шли на смерть под командованием повелителя Атро, а повелитель Бахль, хоть и был отшельником, одним своим присутствием заставлял всех слушаться и повиноваться. Карел рассказывал, что в любом белоглазом из тех, кого он знал, обязательно было нечто подкупающее.

Изак не сомневался, что мог бы легко расположить к себе людей, заставив их смеяться, поэтому робкая улыбка Тилы вселила в него надежду. Меньше всего он хотел, чтобы его служанка ненавидела белоглазых.

– По традиции служанок во дворец набирают из благородных семей, – нерешительно сказала Тила. – Еще повелитель Атро положил начало такой системе заложников, чтобы легче было держать в повиновении знать. Этот порядок сохраняется и сейчас. В остальных частях дворца служат обычные девушки, а мы работаем только в главном крыле. Иногда это похоже на школу, нас здесь готовят к замужеству… – она посмотрела на постель. – Простите меня, милорд, я заболталась. Сейчас все закончу и уйду. Нас всех предупредили, чтобы мы не отнимали у вас время…

– Ты мне вовсе не мешаешь, – поторопился успокоить Изак, – а что касается времени, ты, наверное, лучше меня знаешь, как им распорядиться. Мне известно, кто такой кранн, но что он должен делать? Может, расскажешь?

– Нет, милорд, простите, – девушка покачала головой. – Меня разбудили, чтобы я приготовила вам комнату, мы вас не ждали. Извините, здесь пыльно и голо, но только повелитель Бахль может привести нас сюда, а он долго отсутствовал, был в лесу. Внизу библиотека, я могла бы подыскать вам книги о том, что вас интересует. Наверное, главный распорядитель знает… но вы же не захотите зависеть от него. Единственный человек, которому когда-либо довелось быть кранном, – это сам повелитель Бахль, но я никогда не решусь задавать ему вопросы.

– А почему? Он бьет слуг? – оживился Изак, оказавшись на знакомой территории.

– Нет, милорд, – поспешила разуверить его Тила, – повелитель Бахль очень добр к нам, а чаще всего вовсе нас не замечает. Меня это устраивает. Естественно, болтают разное…

– А что болтают? – поинтересовался Изак, недовольный своей неосведомленностью. Даже простая служанка знает больше его.

– Ну… – начала она с сомнением в голосе, словно раздумывая, что можно сказать, а что следует утаить. Передавать сплетни всегда опасно, но для того, чтобы новый кранн выжил, надо ему помочь.

Служанка вздохнула и принялась рассказывать.

– Ну, говорят о том, как он поступил с предыдущим правителем, повелителем Атро. По-моему, это так романтично – мстить за смерть возлюбленной, но…

– Но?

Девушка явно не хотела продолжать, ее уже начали одолевать сомнения, уж не зря ли она затеяла весь разговор:

– Так что это за история? – поторопил Изак. – Что же случилось? И когда?

Хорман категорически запрещал любые разговоры о белоглазых в присутствии Изака. Кровавые истории, описывавшие насилие, были вполне обычны у ночного костра, но Изаку не позволяли их слушать, поэтому такое было для него в новинку.

– Вы уверены, что вам нужно это знать? – начала было Тила, но, заметив, как напружинился мальчик, продолжала: – Рассказывают, что они разрушили три улицы, пока дрались. Их битва закончилась на Краеугольном рынке, а куски тела были разбросаны даже по Миренн-авеню. Атро был изрублен так, что труп пришлось собирать по частям, чтобы похоронить. И когда все собрали, половина кусков оказались обгоревшими.

– А Миренн-авеню далеко от рынка? Тина вытаращила глаза.

– Далеко? Больше двухсот шагов! Представляете, куски тела были разбросаны на двести шагов!

– Ну, это несложно, даже я могу такое проделать.

Девушка перепугалась, но Изак вдруг улыбнулся, и служанка поняла, что он просто шутит. Тила рассердилась на себя за излишнюю доверчивость и уже открыла рот, чтобы высказать свое неудовольствие, но смолчала. Изак перестал улыбаться, потому что понял: она вспомнила, что всего лишь служанка, хотя и благородных кровей, а вместо того, чтобы заниматься делом, сплетничает с новым кранном. Тила заправила за уши растрепавшиеся волосы и повернулась к кровати, чтобы умелой рукой расправить на нем одеяло.

Покончив с работой, она оправила платье и села на пол лицом к черному кругу. Видимо, она не доверяла сокрытой в кругу магии, хотя на вид площадка была достаточно прочной и надежной. Изак взглянул на девушку – Тила сидела, потупив взгляд.

– Хочешь вернуться вниз?

Она вздрогнула, заслышав его голос, и заставила себя поднять глаза.

– Но как, милорд? Только повелитель Бахль знает, как это делается. Они с главным распорядителем еще наверху, значит, скоро отправятся вниз.

– Я сам могу тебя спустить, – радостно возвестил Изак. – Уверен, у меня получится. По-моему, это совсем несложно.

– Несложно? – Тила была потрясена. – Это же магия, как она может быть простой?

Изак молчал. Когда он стоял в круге и наблюдал, как вызывает магию Бахль, все казалось простым и понятным. У него даже появилась уверенность, что замок с радостью отдаст ему свои секреты. Но он не мог произнести этого вслух – девушка решит, что он сумасшедший; подумает еще, чего доброго, что башня говорила с ним, словно живая. На самом же деле башня не была живой, просто Изак почувствовал, что замок может узнавать подобных ему людей. Изак не чувствовал себя избранным, пока башня не признала его таковым, а теперь решил покрасоваться перед хорошенькой девушкой.

– Ну, если ты не владеешь магией, я не смогу тебе объяснить.

– Что ж, вы ведь белоглазый. Так вы уверены? Она все еще колебалась.

– Если у меня не получится, мы оба свалимся с высоты в несколько сотен футов и разобьемся. Но я нисколько не сомневаюсь, что смогу. Не беспокойся!

Но его чрезмерный энтузиазм все-таки не внушал ей доверия, и Изаку пришлось схватить ее за руку и вытащить на середину круга. Тила взвизгнула, попыталась вырваться, но Изак был так занят другим, что даже не заметил.

Он закрыл глаза и представил, что находится в башне совсем один. Он перестал ощущать окружающий воздух, осталось только тепло руки Тилы. Чем больше он сосредотачивался, тем больше тепло переходило в его пальцы, пока они не стали горячими. Тила вздрогнула, когда он выпустил ее руку, но у девушки хватило здравого смысла промолчать и не мешать ему. Изак скоро забыл об ее присутствии, он словно остался один.

Мальчик четко увидел символ из нижней комнаты, почувствовал стены башни, такие прочные и непоколебимые, абсолютно неподвижный воздух. Зато снаружи бушевал ветер, стучал в окна, проносился вверх к остроконечному шпилю, уходящему в тучи. Наконец Изаку удалось сосредоточиться, и символ начал изгибаться; ветер услышал его призыв и распахнул крылья.

Изак отважился вздохнуть.

Теперь он понял, как впускать ветер сквозь символ прямо в печную трубу. Он убедился, что сможет с ним справиться, но не мог отказать себе в удовольствии немного продлить это сладостное ощущение. Та магия, которую он смутно чувствовал все последние годы, вдруг стала близкой и доступной ему. Все его нервы звенели, он был готов смеяться от наслаждения. Наконец Изак мысленно дотронулся до символа, осторожно взял его – и символ тотчас задрожал, удерживая рвущийся наружу ветер. Тогда Изак сжал символ в руке, чувствуя, как в него вливается осознание магии, потом раскрыл руку. Когда возле его груди и спины замелькали первые перышки, он радостно улыбнулся.

Воздух внезапно ожил. Даже с закрытыми глазами Изак ощущал тени, затанцевавшие вокруг, – они касались его лица и макушки. Тила придвинулась ближе: она искала защиты от ветра, рвущего ее волосы и одежду. Воздух стал плотным, сильный порыв ветра прижал их друг к другу.

Изак не открывал плотно зажмуренных глаз во время быстрого спуска и открыл их только тогда, когда легкий толчок возвестил: он и Тила прибыли на место. Ветер прекратился, Тила наконец тоже решилась открыть глаза и увидела сумрачную комнату нижнего этажа и неподвижные знаки на стене.

Только посмотрев на Тилу, Изак понял, что она крепко прижимается к нему. Но, едва придя в себя, девушка отстранилась и стала приводить в порядок растрепанную прическу, потом присела в реверансе и быстро пошла к входной двери.

– Благодарю вас, мой господин.

– Ты еще придешь ко мне?

Слова уже сорвались с его языка, когда Изак понял, какую сморозил глупость.

Но девушка и впрямь действовала на него успокаивающе: даже когда ее лицо искажал страх, Изаку было приятнее видеть ее, чем равнодушные взгляды людей, сидящих за столами в Большом зале.

– Ну конечно, милорд, я же ваша личная служанка, – отозвалась Тила. – Я буду заниматься вашими покоями и вашей едой.

Она решилась на него взглянуть, и Изак с удовольствием понял, что стал для нее не проклятым белоглазым, а нормальным человеком.

– Ах, да. Очень хорошо, – ответил он. – Но я не это хотел сказать, я имел в виду – придешь ли ты поговорить со мной? Я ведь никого здесь не знаю и понятия не имею, что мне делать. Я смогу выжить даже в диком лесу, но не в этом дворце. Меня совсем не учили истории или этикету.

– Ну, конечно, милорд, – сочувственно проговорила Тила. – Утром я принесу вам завтрак. Возможно, повелитель Бахль предпочтет, чтобы вы завтракали вместе с «духами» в Большом зале, но, если я понадоблюсь вам раньше, пришлите кого-нибудь за мной. Я – Тила Интроль, вы, конечно, помните, милорд.

– Конечно. Тила Интроль, дочь хранителя ворот. А я Изак, просто Изак. Моя фамилия – Фершин, но меня не сочли достойным ее.

Тила открыла было рот, чтобы извиниться, как обычно поступают люди, услышав такие слова, но, к радости Изака, так ничего и не сказала. Он вовсе не желал ее сочувствия.

– Хотя, если повелитель Бахль сказал мне правду, меня теперь зовут сюзерен Анви. Но давай все-таки придерживаться имени Изак, хорошо?

Он улыбнулся, а Тила с облегчением сделала еще один реверанс и поспешила прочь, в свою комнату.

Как только дверь за ней закрылась, Изак снова стал пристально рассматривать круг под своими ногами; все остальное как будто исчезло. Мальчик почувствовал непреодолимое желание закрыть глаза – такое желание вызвал крылатый символ, вставший перед его мысленным взором. Как только Изак мысленно прикоснулся к символу, он ощутил, что рядом что-то появилось. Он испуганно открыл глаза, но никого не увидел… Пока не взглянул вверх. И тут ему все стало ясно. Он снова закрыл глаза и оказался в башне, вокруг которой бушевал шторм, но на этот раз он был не один: с ним был тот, кто притягивал для него ветер.

«Тебе не кажется, что на сегодня ты уже достаточно потрудился?» – голос Бахля зазвучал в голове Изака так, будто слышался наяву, и мальчик кивнул и улыбнулся, словно Бахль мог его видеть. Хотя кто знает, может, и мог? В голосе правителя звучало предостережение: видимо, до низа и вправду было очень далеко, как и говорил правитель. А тот, кто призывал сейчас мальчика, был, скорее всего, не один.

Изак сгорал от любопытства, но велел себе потерпеть. В башне чувствовался запах зависти – тот, кто поджидал Изака, не хотел принять Бахля, и правитель знал об этом.

«А сейчас ложись спать. Завтра у тебя будет много трудных дел, так что нет смысла придумывать себе новые».

ГЛАВА 5

Бахль одобрительно хмыкнул, довольный тем, что Изак на этот раз делает все, как положено, убрал руку с центрального дымохода и повернулся к Лезарлю, который вопросительно на него смотрел.

– У него есть кое-какие способности. Башня сразу его признала.

– Этого ведь и следовало ожидать?

– Не уверен. Странный он парень – реагирует на магию так, словно впервые видит, но при этом споро справился с башней.

– Просто, он слишком молод. Прежде чем стать избранным, вы прослужили в гвардии немало лет. Двенадцать, кажется? Видимо, ваши способности развивались еще и оттого, что вы жили здесь. Но с кранном все иначе: его силы остались скрытыми, потому что он рос в торговом обозе.

Бахль ничего не ответил. Он взял простую деревянную трубку, черную, исцарапанную от частого использования, разжег ее и устроился в массивном кресле у огня.

– Что ты о нем думаешь? Лезарль вздохнул.

– Деревенский мальчишка. Из него мог бы получиться неплохой гвардеец. У него достаточно мозгов, чтобы со временем стать офицером. Он довольно спокойный, и это хорошо: слишком шумные зачастую оказываются впоследствии маньяками. Учитывая, какие дары он получил, могу предположить, что у него много других талантов. Но я их пока не вижу.

– Безусловно, в нем есть что-то еще. Я заметил диковатость в его взгляде, и это меня тревожит. А все же… – Бахль вдруг смолк, и стало слышно потрескивание дров в очаге. Повелитель некоторое время смотрел в огонь, словно искал в нем некие знаки и предзнаменования, а когда снова заговорил, голос его был спокоен:

– Сегодня вечером я видел Аракнана. Лезарль вздрогнул. Он не ожидал это услышать.

– Аракнана? Скрывающегося в Тенях? Он приходил за мальчиком?

– Нет. Аракнан не только убивает. Его послали, чтобы он привел мальчика сюда и представил его, как в свое время представил меня деспот из Myслета.

– Я всегда считал, что подобную миссию исполняют смертные, к тому же для них это обычно последнее поручение, если вспомнить, что произошло с деспотом после вашего представления. – Лезарль недовольно нахмурился. У него самого не было никаких сверхъестественных способностей, поэтому главный распорядитель так и не смог до конца понять эту сторону жизни Ланда.

– Чаще всего так и бывает, но не обязательно. Последнее время Аракнан нередко исполняет поручения богов. Говорят, он может слышать Смерть, где бы ни находился, между ним и Смертью есть какая-то связь.

– И никто не захотел разузнать об этом? Или никто не выжил, чтобы рассказать?

– Твой вопрос не ко мне. Не думаю, что даже демон-компаньон, проводник мага, решился бы о таком болтать. Сильный маг может прожить столько же, сколько и я, но Аракнан бессмертен, значит, и последствия такой нескромности могут стать фатальными. Мало того, что он сильный враг, он еще очень дорожит своими секретами.

– А, демоны-компаньоны, я бы с удовольствием такое сотворил с кем-нибудь из них… – выражение лица Бахля помешало Лезарлю кончить фразу, но взгляд распорядителя был по-прежнему задумчивым и печальным, когда тот продолжал: – Я знаю, что веду еретические речи, но маги заявляют, что не могут обходиться без компаньонов, а священники закрывают на это глаза. Только подумайте, что могли бы мои шпионы сделать, если бы у них были…

– Довольно. Ты уже просил главного мага, чтобы он прошел с твоими учениками специальную подготовку. Да, он приходил ко мне, страшно разозлился, дескать, ты поступил неэтично.

– Вот предательский старый козел, да я…

– Надеюсь, ты воспримешь это предупреждение как мой верный слуга, каковым до сих пор и являлся, – резко оборвал Бахль. – Не помню, чтобы ты обсуждал специальную подготовку со мной, поэтому закроем тему. Я желаю приблизить к себе Колледж магии и снова взять его под полный контроль. Что у тебя нового?

Лезарль просиял, вспомнив что-то, и вытащил из внутреннего кармана потрепанный свиток пергамента.

– Вообще-то я ходил к главному магу потому, что он наконец решил передать мне расшифрованный экземпляр дневников Малика. Честно говоря, ему этого не очень хотелось. Он по-прежнему считает, что все исследования, связанные с магией, должны храниться в библиотеках для узкого круга избранных и выдаваться только с его соизволения и одобрения его коллег. Он настоял, чтобы я пришел за дневниками лично.

– Значит, у них, и вправду, хранились исследования Малика? И как тебе удалось убедить их отдать?

На Бахля явно произвели впечатление способности его главного распорядителя убеждать людей.

– Потому что это и впрямь исследования Малика, а еще потому, что касаются эти исследования главным образом некромантии, и ваш религиозный статус дает вам преимущество в ознакомлении с ними. – Лезарль довольно ухмыльнулся. – Думаю, если бы я слегка нажал, вам написали бы письмо, благодаря за то, что вы вообще разрешили заняться расшифровкой дневников.

– Несмотря на то, что найти подходящего для такой расшифровки человека вообще очень трудно?

– Так-то оно так, но главный жрец все равно хорошо меня понял. Помимо нападок и параноидальных разглагольствований, весьма лестных для способностей моих шпионов, Малик в основном сосредоточился на одной гипотезе Верлика и в соответствии с ней разработал ритуалы, направленные на…

– Какую именно гипотезу ты имеешь в виду?

Бахль все время чувствовал исходящие от Эолиса и Сюлентов магические импульсы, и это раздражало его и делало нетерпеливым.

Лезарль быстро пролистал пергаментные страницы.

– Вот, это набросал для меня главный маг, чтобы я мог понять суть. «Хрустальный череп – созданный специально для противодействия магии богов и, в частности, самой Смерти – не может вернуть душу из тех мест, где времени не существует. Как показали эксперименты, уходя из физического мира, души теряют свою целостность. Тем не менее, когда душа находится между двумя мирами, например в виде призрака или духа, она еще в достаточной степени сохраняется, чтобы вернуться к жизни, если для нее найдется подходящий сосуд». Малик не записал всего ритуала, хотя и утверждает, что разработал его полностью, но Колледж считает, что ритуал вполне можно восстановить по ссылкам в дневниках Малика. Но это, естественно, не означает, что они посмеют таким заниматься. Существует целый ряд сопутствующих факторов: ритуал должен исполняться, только когда богов нет в Ланде; обязательно в сумерки или в Серебряную ночь; а кроме того, необходимо в возмещение принести в жертву чью-то жизнь.

– Закон возмещения, – рассеянно отозвался Бахль, – самый главный принцип магии.

– Да, совершенно верно. В любом случае, через Хрустальный череп придется пропустить огромное количество энергии.

– Странно, что он посвятил этому всю жизнь, ведь у него не было возможности проверить свою теорию.

– Вот, поэтому я и сомневаюсь в истинности того, что здесь написано. Такая одержимость теорией некромантии удивительна в человеке, жаждавшем получить бессмертие. Какую пользу он мог из всего этого извлечь? Ни он, ни его ученик из Менина не могли этим воспользоваться. Ведь ритуал имеет смысл только для давно отошедших душ, а не для недавно умерших, которых он использовал в качестве воинов. А какого выдающегося человека могли они оживить? Правда, Малик заявлял, что он сумел на какое-то время заполучить Хрустальный череп и ему удалось вернуть таким способом одного своего друга детства…

– Ха! – насмешливо фыркнул Бахль. – Думаю, мы бы это заметили, захватив замок. Очень сомневаюсь, что я выиграл бы битву с некромантом такого уровня, если бы у него был Хрустальный череп. Он не сообщает, какой именно череп он добыл?

– Как ни удивительно, сообщает. Он уверяет, что этот череп назывался черепом Знания.

Бахль рассмеялся.

– Этот человек не только лжец, но в придачу очень плохой лжец. Череп Знания был уничтожен еще семь тысяч лет тому назад. Видимо, Малик куда больше повредился в уме, чем мы думали. Владелец черепа разбил его в припадке безумия после Последней битвы. Если бы тот череп все еще существовал, он бы обязательно время от времени появлялся, как появляются другие черепа.

– Совершенно с вами согласен, повелитель. Значит, все заявления Малика настолько же нелепы, насколько он сам был для нас опасен. Он доставил нам немало неприятностей, а демонический культ Азаера, который он поддерживал, повсюду сеял ересь. Кстати, сейчас, после смерти Малика, не могли бы мы запретить этот культ?

– Сперва принеси мне все, что дали тебе маги. Я хочу подробно ознакомиться с теориями.

– Мой господин?

Главный распорядитель не смог скрыть своего удивления.

– Я сделал отчет сам, чтобы никто другой его не видел. Зло, сотворенное Маликом, разрушительно. Даже сами чародеи решили не рисковать: они разделили эти материалы между двадцатью своими товарищами. Некромантия несет в себе проклятие, которое касается даже вас, мой повелитель. А у Нартиса есть все основания ненавидеть черепа после смерти его брата Верена. Бахль привстал, его белые глаза метали молнии.

– Мне не нужны лекции по теологии! Лепет священников и болтовня домохозяек меня не интересуют.

Лезарль замер на миг, потом упал на одно колено и с мрачным лицом склонил голову в знак раскаяния.

– Простите меня, мой повелитель, я забылся. Само собой, вы лучше разбираетесь в этом.

Прослужив Бахлю столько лет, он мог бы уже привыкнуть к подобным вспышкам гнева. Но они случались неожиданно и бурно и часто заставали Лезарля врасплох.

Заметив полный боли взгляд Лезарля, Бахль снова почувствовал прилив гнева, но на этот раз он постарался его сдержать. Его главный распорядитель был прав.

«Чтоб тебя, Лезарль, я и сам знаю, что выбираю очень опасную дорожку. И не нужно напоминать мне об этом. Ведь не к тебе же приходят во сне мертвецы!»

Секунд двадцать длилось молчание, потом Бахль снова откинулся на спинку стула, и Лезарль решил, что теперь можно подняться с колена. Он служил Бахлю почти всю жизнь и давно привык к резким переменам в настроении повелителя. Выждав еще немного, он снова заговорил:

– Есть еще один интересный момент. Ученик Малика сделал приписку, в которой говорится, что череп находился во дворце на Белом острове. Мне кажется, он написал это во время одного из своих припадков, которыми нередко страдал. Сам Малик вообще подолгу не мог писать – так, во всяком случае, считает главный маг. Многие страницы его дневника написаны рукой ученика, который упоминает о подготовке к какому-то путешествию, но не указывает, куда именно. Здесь ничего нельзя сказать наверняка, и мне кажется, что это просто бред сумасшедшего, но…

– Но заявлять это с уверенностью невозможно, – договорил за него Бахль. – Всегда найдется способ узнать что угодно, если ты готов заплатить за знания. Например, у Малика был союз несколькими демонами-принцами. А лесные эльфы? Может, они надеялись, что Малик сумеет добраться до черепа и принести его им. Белый остров наверняка находится там, куда не осмелится сунуться ни один эльф, но человек может там выжить, и, если бы Малик сыграл в возвращении черепа главную роль, эльфы бы ничем не рисковали.

– Простите, повелитель, будет ли уместно с моей стороны спросить, для каких целей вы хотите воспользоваться черепом? – спросил Лезарль слегка дрожащим голосом.

– Это будет неуместно. С тебя достаточно, что я того желаю. Выполняй свои обязанности.

Лицо Бахля немного смягчилось.

– Лезарль, я понимаю, что ты вынужден задавать мне вопросы, на которые никто другой никогда бы не решился, но не нужно испытывать мое терпение.

Бахль вспоминал, как начинал Кордейн Малик: едва прибыв в Колледж магии, он сразу стал весьма многообещающим студентом. Его талант настолько бросался в глаза, что даже маги из Колледжа не стали спрашивать его, зачем он проделал столь долгий путь из Эмбера в Тиру. Но уже на второй год его пребывания в Колледже поведение Малика начало становиться все более странным. Необъяснимые случаи происходили с теми студентами, которых он заносил в свой все удлиняющийся список врагов. Несмотря на бесспорный талант Малика, главный маг уже начал подумывать об его отчислении из-за нездорового влияния, которое тот оказывал на других, как вдруг Малик пропал вместе с несколькими запрещенными к выносу библиотечными книгами.

А несколькими десятилетиями позже Бахль с трудом сумел предотвратить гражданскую войну. Ему пришлось нанести упреждающий удар по крепости Малика, расположенной в диком лесу, и убить некроманта.

И от того, что они обнаружили в крепости, стало дурно даже белоглазым гвардейцам. В результате сотня знатных господ Фарлана и магов были приговорены к смертной казни за предательство и ересь. А потом крепость спалили дотла, но сперва Бахль вывез из нее всю библиотеку Малика. Некоторые работы позднее были уничтожены, другие же припрятаны для дальнейшего изучения.

Бахль очень долго ждал, пока дневники переведут.

– А нет ли в дневниках ключа, указывающего, где именно на Белом острове хранится череп? – снова настойчиво обратился к Лезарлю Бахль. – Представляешь, сколько времени уйдет, чтобы осмотреть все залы дворца?

Лезарль поскреб подбородок – он явно не хотел поддерживать Бахля в этом деле, но врать боялся.

– Там говорится, что за черепом приглядывает первый из людей. Разумно предположить, что имеется в виду Кази Фарлан, но тут нет никакой гарантии. Не знаю, поможет ли это вам? Насколько мне известно, дворец занимает почти весь остров.

Бахль кивнул, попытался затянуться трубкой, но, к своему неудовольствию, обнаружил, что она погасла. Он раздраженно швырнул трубку на стол. Сейчас правитель выглядел очень старым: плечи его сгорбились, взгляд стал рассеянным. Распорядитель подумал, что господин стал похож на его, Лезарля, отца, когда его в старости преследовали воспоминания о том, что ему довелось увидеть на службе у Бахля.

Главный распорядитель вздрогнул и громко закашлялся, чтобы отогнать видение.

– У меня есть для вас еще одна новость, которой я не хотел беспокоить вас раньше.

Лезарль снова нервно закашлял.

– Судя по всему, герцог Немарс, правитель Раланда, исподтишка совершает набеги на нашу территорию. Он обнаружил старые захоронения у южной границы; мой агент видел воина, который участвовал в раскопках одно из таких захоронений. По всей видимости, воин был недоволен оплатой за подобное кощунство, поэтому, не стесняясь, рассказывал обо всем в таверне. И он упоминал, что помимо прочего был найден череп, прозрачный, как стекло. Воин считал, что штуковина ничего не стоит, но герцог лично забрал находку из рук того, кто ее откопал.

– И где сейчас тот человек?

– Похоже, исчез, мой повелитель. Мой агент разыскивает его. Таким образом, существует вероятность, что Хрустальный череп у герцога Немарса. В Раланде искать несравненно легче, нежели на Белом острове, к тому же безопаснее.

Бахль кивнул в знак согласия. Дворец на Белом острове был огромен и отрезан от мира. Раланд, вне всякого сомнения, представлял из себя куда более доступную цель. Герцог Немарс был дураком и трусом, и любой принятый им на службу наемник либо через год уходил, либо пытался совершить переворот. Единственное, с помощью чего герцог удерживался на троне, – это с помощью неоднократных и щедрых вознаграждений наемным убийцам.

– Пошли своих самых лучших агентов, пусть отыщут того воина и примут необходимые меры. Я хочу знать все о деятельности герцога. Да, и не забудь положить конец этим слухам.

– Думаю, у меня есть такой агент: у нее манеры и речь кавалериста, как считает настоятельница храма, но ее «особые таланты» близки к совершенству. Сейчас она должна направляться домой после завершения очередного задания.

– А, одна из этих, – улыбнулся повелитель Бахль.

В городе Хелректе, лежавшем на полпути между Тирой и Ра-ландом, агент главного распорядителя Лезарля внимательно рассматривала чашу, которую держала в руках. В городе был праздник, поэтому кто-то еще не напился и как раз направлялся выпить, а кто-то уже умер вследствие пьянки. Легана видела и то и другое несколько часов назад, проходя по улицам города. Тогда она очень торопилась засветло добраться до постоялого двора, поскольку уже начинало смеркаться. Даже для женщины с ее подготовкой ночной Хелрект был небезопасен, а то, что здесь все поголовно пили, не улучшало положения вещей.

Легана взглянула мимо своих подвыпивших компаньонов туда, где мерцание углей очага очерчивало за дверью границу света и тьмы. Сейчас ей не нужно было ни о чем тревожиться: ее товарищами на вечер стали наемники четсы, командиру которых она приглянулась. Но ее привычка все время наблюдать за происходящим вокруг не дремала. Вскоре Легана пожалела об этой привычке: во-первых, ей было трудно сфокусировать взгляд, а во-вторых, когда ей удалось-таки что-то разглядеть, это были все те же ветхие дома Хелректа.

– Боги, как я ненавижу этот городишко, – пробормотала Легана, снова поднимая свою чашу.

Сидевший рядом с ней наемник удивленно хмыкнул и потрепал ее по плечу тяжеленной ручищей, похожей на окорок.

– Ха, да ты просто напилась, женщина! Ты всегда впадаешь в хандру, когда выпьешь. – Дестеч, лейтенант командира наемников, считал себя другом Леганы по причинам, известным только воинам-четсам. Склонив голову к плечу, он пристально вгляделся в ее лицо. – А ты не особенно красива в пьяном виде, и это странно, потому что я тоже пьян. Когда же я выпью несколько кувшинов, все женщины вокруг становятся красавицами.

– А ну, убери свою поганую лапищу с моего плеча, не то расквашу тебе нос! – рыкнула Легана. – Даже пьяный ты похож на свиную задницу.

Она отбросила медные волосы со лба, чтобы посмотреть в глаза Дестечу, тот сразу убрал руку и захихикал.

Крашеные волосы фарланского агента ярко сияли в ночи, говоря о ее служении Леди, богине судьбы. Некоторые последователи Леди были из благородных и всю жизнь занимались благотворительностью, но покровительство богини судьбы не часто привлекало богатых. Комитеты храма предпочитали зарабатывать самостоятельно, нежели рассчитывать на пожертвования умирающих богачек. Обучение в таких храмах давало ряд навыков, полезных во внешнем мире, поэтому главный распорядитель Лезарль с радостью давал работу каждой из храмовых учениц. Вустек был воином, закаленным в боях ветераном, и имел достаточно здравого смысла, чтобы понять, когда можно дразнить Легану, а когда лучше уняться.

– Ну что ты, дорогая, город не так уж плох, – возразил человек, сидевший справа от Леганы.

Он был средних лет и крепко сложен даже для воина-четса, но хмурое выражение лица явно противоречило его словам.

Командир Тошет когда-то был первым среди генералов армии четсов. Он командовал в Восточных туннелях, самом трудном участке во время затяжной войны с сиблисами. Крушение его карьеры началось с небольших дуэлей, которые повторялись слишком часто, а закончил он в Раланде личным охранником герцога Немарса.

Легана рассмеялась.

– Ты говоришь так лишь потому, что пытаешься свыкнуться с жизнью в Раланде. Я только что оттуда и должна признать, что даже по сравнению с этой мусорной кучей он настоящая дырка от задницы.

– Может, и так, – ответил Тошет, – но мне куда интереснее было бы знать, что ты там делала.

Легана заерзала на стуле.

– Одно маленькое задание от главного распорядителя Лезарля, ничего особенного.

Хоть Тошет и был ее другом, она не могла сказать даже ему, чем занималась в Раланде. Человек, которого она разыскивала, погиб в пьяной драке, вероятно, подстроенной по приказанию герцога Немарса. А теперь она догадывалась, какой ход сделает в ответ Лезарль, и совсем не хотела, чтобы ее друг как раз в тот момент охранял герцога.

– Почему бы тебе не отправиться со мной?

Тошет широко улыбнулся и обнял ее.

– Ты хочешь сказать, что годы ухаживаний принесли наконец свои плоды?

– Ха! Не раньше, чем ты перестанешь кое-что скрывать от своих людей.

Она осторожно сняла с плеча руку командира четсов и лучезарно улыбнулась. Легана знала, что Тошет не устоит против ее улыбки: любое хорошенькое личико превращало его в воск.

– Ты знаешь прекрасно, что я имею в виду. Я говорю о том, что ты мог бы принять командование армией Ломина. Наследник Ломина не желает брать на эту должность фарлана, а тебя возьмет. Вряд ли он откажется от такого опытного воина.

– Послушай, я дал слово, а наемник, нарушивший свое обещание, теряет все. Я согласился работать на герцога Немарса, к нему мы и пойдем. Для нас это будет отличным отдыхом после Тор Милиста, а еще одной такой зимы, как там, я бы просто не вынес. Именно так я и сказал герцогу Врерру, поэтому вряд ли я все еще его любимый наемник.

Дестеч насмешливо фыркнул.

– Он станет любить тебя еще меньше, когда его жена родит.

– И ты не поддержишь герцога?

– Какая разница, поддержу я его или нет. Господа сами могут постоять за себя. А Врерр – идиот, он настроил против себя собственных людей. Никому не нравится Белый круг, но герцог начал приглашать слишком много чужих воинов, и, если бы не люди из Нарканга, он был бы уже десять раз мертв.

– Люди из Нарканга?

– Так мне кажется. Не особенно дружелюбные, я насчитал среди них не меньше пяти агентов и постарался в их присутствии отдавать умные приказы. Они суровые люди. Я встречался с ними еще дома: прекрасные воины, слишком хороши, чтобы использовать их в строю. Они – кровавая банда, которая вершит историю.

– А как туда попал король Нарканга? Он же знает, что, находясь в Тор Милисте, становится врагом Фарлана.

– Насколько мне известно, этот человек не боится ничего, правда, если Тор Милист падет, у него будут кое-какие неприятности. Самым красивым городом Хелректа правит Белый круг, и ходят слухи, что круг делает погоду и в Стри. И если Врерра свергнут, король Эмин вдруг обнаружит, что у него под боком находится страна не слабее его королевства – страна, где много опытных воинов и отрядов наемников. А пока король Эмин этого не видит, ваш хозяин тоже помалкивает, он не хочет, чтобы там правил Белый круг.

Легана нахмурилась: Белый круг был союзом женщин благородного происхождения, причем союзом настолько закрытым, что даже Лезарль не сумел выяснить, кто же среди тех женщин главная и, что еще важнее, чего же они на самом деле хотят. Официально они заявляли, что хотят более честной и неподкупной системы правления, но при этом набирали множество воинов, а Лезарль считал, что альтруизм и сила плохо сочетаются друг с другом. Легана ожидала, что вскоре ей дадут задание проникнуть в круг. И даже она, талантливая и опытная убийца, немного побаивалась этой миссии.

– Есть ли хоть какой-то шанс уговорить тебя отправиться на север? – Легана прекрасно знала, что Тошет человек слова и его невозможно сбить с выбранного пути, но на правах друга попыталась еще раз: – Земли? Титул? Возвращение домой?

– В Фарлан? Ха! Там слишком холодно и сыро. Титулы мне не нужны, они имеют смысл только на могильных плитах. Домой? Исключено. Возможно, повелитель Бахль обращается с четсами лучше других, но он никогда не простит мне того, что я ему сказал. Я был тогда не в себе, но ведь слова не вернешь обратно.

Наемник допил вино из кубка и собирался налить себе еще, но вдруг опустил руку, и Легана поняла, что он очень устал. Сейчас он походил на человека, слишком постаревшего, чтобы служить наемником.

– А если нам удастся добиться перемирия? Ведь если ты поселишься в Чолосе или Линее, это будет почти что дома, верно?

Тошет нахмурился.

– Даже если он меня простит и примет с распростертыми объятиями, я воткну ему кинжал меж ребер и крепко поцелую в губы, когда он будет умирать. Он убил мою жену, моих племянников…

Голос изменил командиру, и он не смог договорить. Все за столом смолкли. На всех лицах отразился гнев, а не печаль, в глазах вспыхнула жажда убийства.

– Что теперь об этом толковать. Прощения не будет. А сейчас мне пора на боковую – веселье ушло, а завтра отправляемся в поход.

Тошет поднялся и оглядел столы, за которыми сидели воины-четсы. Его люди не встали, но следили за каждым движением командира. Тошет отстегнул от пояса и швырнул на стол кожаный кошель, который упал с тяжелым стуком.

– Вот и все. Вы уже поднимали кубки за моих мальчиков, так поднимите еще раз. И постарайтесь быть завтра на ногах.

Он прикоснулся к плечу Леганы и пожелал ей спокойной ночи. Когда Тошет направился к выходу, она догнала его и взяла под руку, хотя знала, что не сможет загасить его боль… Но как друг должна была попытаться.

ГЛАВА 6

Постепенно темнота рассеивалась, уступая место свинцово-серым теням, подул утренний ветерок, от которого Изак продрог до костей. Он был один в пустоте, руки и ноги его начали неметь, и вскоре он вообще перестал что-либо чувствовать.

Но тут пришла боль. Сперва слабая, она все разгоралась, словно язычок пламени, пока не превратилась во всепожирающий огонь. Серые клубы тумана становились плотней, они давили на Изака, застилали ему глаза, попадали в рот, отчего он принялся кашлять. Он пытался освободиться от серых пут, но холод лишил его силы, а туман давил со всех сторон. Бежать было некуда, и вскоре он в изнеможении сдался, позволив ледяным узам втянуть себя в глубь дворца, где не было ни света, ни воспоминаний, только могильный холод.

И еще там был голос.

– Изак…

– Подними голову, Изак…

– Подними голову и посмотри на меня…

Он с большим трудом послушался, поднял голову, но никого не увидел. Тот, кто звал Изака, предстал лишь перед его мысленным взором: то был высокий человек, властного и устрашающего вида, но безликий, с пустыми глазами, гладкой темно-синей кожей и тонкогубым ртом. Реальным казался только лук, лежавший рядом с этим человеком: густо-черный лук с мелкими вкраплениями золота и серебра, по которому шла спираль драгоценных камней.

– Теперь я твой хозяин. Ты – клинок в моей руке, стрела, выпущенная мною в ночь. Ты – мой избранный, ты разделишь со мной величие, и Ланд увидит в твоих деяниях отражение моей славы.

Теперь он чувствовал присутствие и других существ – их легкие движения, мелодичные голоса, но высокий человек отогнал всех прочь, кроме одного, чье прикосновение было самым ласковым. Изак не заметил его, пока не ушли остальные, зато потом оно вспыхнуло полосой чистого света, особенно яркого на фоне темноты. И это существо не желало замечать ярость темного человека.

Свет начал двигаться, ласково коснулся бедер Изака, перешел на живот и выше, к самому сердцу. Изак наслаждался прикосновениями, но в следующий миг весь сжался – в нос ударил запах паленой плоти. Боль пронзила грудь и взорвалась, прожигая себе путь в темноте. А через секунду все прошло, остался лишь еле слышный голос: девичий голос звал его по имени, но призыв пропал за шумом ветра.

Изак с криком проснулся; ему показалось, что стены изогнулись и вздрогнули, прежде чем вернулся реальный мир. Мальчик тяжело дышал, пытаясь пошире открыть глаза, но ему мешал яркий свет, льющийся из окон. Изак все еще не мог прийти в себя: у него все болело, горело горло, руки и ноги онемели, по его спине и ногам пробегала дрожь, как будто душа возвращалась в тело. Но пугало его не это, а запах паленой плоти.

Он сел и схватил со стола зеркало, чтобы как следует себя рассмотреть, а вглядевшись в свое отражение, обнаружил выжженный на своей груди рунический знак. Раньше знака там не было, и Изак не видел ничего подобного в своих снах про дворец на острове.

Мальчик внимательно рассмотрел его в зеркале: то был круг с горизонтальной перекладиной длиной в два дюйма. Горизонтальная черта слегка не доходила до линии круга, но от нее отходили вверх и вниз две вертикальные черты, соприкасавшиеся с окружностью.

Изака отвлек от размышлений привкус магии, который исходил явно из печной трубы в центре комнаты. Повелитель Бахль!

Изак схватил и быстро натянул свою потрепанную рубаху, тщательно застегнув все костяные пуговицы, чтобы рубашка скрывала шрам. Однако он не смог скрыть своей смертельной усталости.

– Ты плохо спал. Тебе снились плохие сны. То был не вопрос, а утверждение.

Изак ответил хозяину непонимающим взглядом, с огромным трудом поднялся и прислонился к стене, дрожа с головы до ног. Бахль тоже заметил, как тут холодно, и подбросил дров в затухающий очаг. От взмаха его руки взметнулось пламя и с жадностью принялось пожирать сухие поленья.

Изак в изумлении застыл, а Бахль небрежно пожал плечами и устроился на стуле у огня.

– Ничего сложного. Странно, что ты еще не умеешь этого делать, ведь башня тебя признала. Правда, с этим можно подождать. Сейчас нам нужно поговорить о том, кто ты такой.

Изак искал слова для ответа, но после сна голова его была как в тумане.

– Кто я? – переспросил он. – И кем же я могу быть? Карел говорил, что белоглазые – хорошие воины, которые защищают свое племя.

– Карел?

Изак открыл было рот, чтобы объяснить, но вдруг заметил, что на Бахле нет маски. Привычный к затворничеству повелитель Фарлана очень редко появлялся на людях без плотно прилегающей к лицу синей маски, и Изаку еще ни разу не доводилось видеть его черты. Мальчик удивился, что не сразу обратил внимание на отсутствие маски, но тут же перестал об этом думать. После всего, что с ним произошло, было неудивительно, что он пропустил такую мелочь.

Перед ним сидел человек с суровыми, резкими чертами лица, с высоким лбом и большим носом, но при том создавалось впечатление, будто творивший его мастер не закончил свою работу. Он успел мастерски придать лицу форму и вырезать основные линии, но ему не хватило времени, чтобы сгладить все углы.

И это напомнило Изаку дворец из его снов и тамошние незаконченные статуи, но он поторопился отогнать воспоминания, пока не ухнул в них с головой, потому что лицо сидевшего перед ним человека вовсе не излучало терпение.

– Карел – мой друг и друг моего отца, – ответил на вопрос Изак. – Он когда-то служил гвардейцем во дворце, а потом стал охранять торговые обозы. Сержант Бетин Карелфольден. Четвертое отделение, головной отряд, восьмой полк. Он единственный не обращал внимания на цвет моих глаз и учил меня сражаться, чтобы однажды я мог пройти испытания и стать гвардейцем.

– Так он сержант отделения, это хорошо. Значит, он научил тебя правильным приемам, и Керин не будет жаловаться, что тебе нужно объяснять, за какой конец держат меч. Только, теперь этих навыков тебе маловато. Если ты меня переживешь, в один прекрасный день ты станешь повелителем Фарлана. И в первую очередь запомни: все, чему учил тебя сержант Карелфольден или кто-то другой, не поможет тебе в будущей жизни. То и дело возникают ситуации, в которых сила ничего не решает, не решают и навыки. Ты – ребенок среди волков, избранный богами, и весь Ланд будет негодовать и завидовать тебе. Теперь у тебя нет друзей, ты никому не можешь доверить свои сокровенные мысли. В ближайшие месяцы ты поймешь, что далек от всех остальных людей Ланда, что стоишь между смертными и богами, но остаешься чужим и тем, и другим.

Изак с трудом понимал Бахля и наконец прервал его вопросом:

– Но у вас же был близкий человек. Разве вы не доверяли ей полностью?

Бахль помолчал, потом глубоко вздохнул, видимо сумев овладеть собой, и ответил спокойно, как будто не вынес только что внутренней борьбы:

– Да, я ей доверял. Она была единственной, кому я мог верить, и, именно поэтому, ее использовали в качестве орудия против меня. И никогда больше не спрашивай об этом, иначе между нами ляжет дурная кровь.

Бахль снова замолк – на этот раз его внимание привлекли Дрожащие руки Изака.

– Ты устал, я знаю, и позволь мне объяснить почему. С тобой во сне говорил Нартис. Теперь, когда ты стал избранником, ты сделался его собственностью, нравится тебе это или нет. Белоглазые были созданы в знак конца века Тьмы, в знак того, что боги снова с нами. Мы рождаемся, чтобы править, вести за собой армии Семи племен людей. Избирая одного из нас, боги препятствуют созданию династий, традиций кровного родства и права по рождению – того, что, в свое время, привело к Великой войне. Я знаю, такие сны трудно выдержать, но с их помощью Нартис дает тебе силы, необходимые, чтобы выжить. Ты станешь таким же большим, как я, научишься переносить боль, от которой обычный человек скончался бы, научишься продолжать битву, несмотря на раны. Ты почувствуешь, как в твоих жилах закипает кровь…

– А та полоса света? – снова перебил Изак.

Бахль нахмурился и подался вперед, чтобы посмотреть в глаза мальчика завораживающим, долгим взглядом, каким смотрит на кролика кобра.

– Я ничего не знаю о полосе света. Ты был наедине с Нартисом, совсем один, и стал его частью.

Изак не согласился.

– Нет, мы были не одни, я чувствовал вокруг других, другие разумы. Я даже слышал шепот, только не мог его разобрать. А потом Нартис всех прогнал.

– Да, они такие, – уверенно заявил Бахль.

– Какие? – не понял Изак.

– Они – шепот и больше ничего, просто голоса. Это духи, у которых осталось несколько воспоминаний, их влечет к себе жизнь, сила и магия. Они только мешают. Ты очень скоро научишься не обращать на них внимания. Что же касается света, он – то же самое: еще одно существо, возможно, более сильное… Но ты родился не для того, так оставайся верным своей природе и богу.

На этот раз Изак просто кивнул. Карел немало вечеров рассказывал ему о мифологии: боги пантеона Ланда постоянно занимались заговорами и междоусобицами. Ларат, бог магии и превращений, особенно любил отбивать чужих последователей, превращая преданных слуг других богов в злобных предателей. И та боль, что испытал Изак во сие, вполне могла быть примером расплаты за такое предательство. Если это так, он наверняка не хотел испытать бы ее сполна.

– А светом мог быть другой бог, например Ларат? Может, он пытался вмешаться? – спросил Изак.

– Возможно. Ларат обожает раздоры, – согласился с ним Бахль, но его явно не занимали подобные беседы. – Не стоит слишком много об этом думать, просто оставайся самим собой. Только Смерть сильнее нашего покровителя, Нартиса. И ни один бог не может предложить тебе большего, чем дал тебе Нартис, сделав моим кранном.

Изак кивнул и посмотрел на свою грудь, снова ощутив запах жженой плоти. Рука невольно потянулась к больному месту, но он вовремя спохватился – ему не хотелось привлекать внимание Бахля. Неизвестно, почему, но мальчику пока не хотелось никому показывать выжженный знак.

– Постарайся ни о чем не беспокоиться, – сказал Бахль, приняв его жест за выражение тревоги. – Мы можем поговорить позже, когда ты полностью придешь в себя. А сейчас тебе следует представиться мастеру меча Керину – ему нужно проверить твои способности, прежде чем начать тренировки. После этого ты можешь быть свободен на весь день. Я велю Керину дать тебе меч, соответствующий твоему положению. Но все-таки я бы предпочел, чтобы ты пока не выходил из дворца. Пусть Лезарль представит тебя нужным людям, например сюзерену Тебрану и капитану «духов». А еще обязательно сходи в храм и принеси жертву Нартису – но это не срочно. Мы выделим несколько человек, чтобы не подпускать к тебе любопытных. Но самое важное для тебя на сегодняшний день – занятия фехтованием. Через несколько дней Лезарль подготовит официальное подтверждение твоего владения поместьями, доходами и тому подобным. И не забывай, что в обязанности Лезарля входит в том числе и обуздание строптивых аристократов, поэтому постарайся, чтобы ему не пришлось проделывать такое с тобой.

– Изак смотрел на Бахля, не в силах до конца разобраться в происходящем – все обрушилось на него слишком неожиданно и, даже после того что сказал Бахль накануне в Большом зале, казалось нереальным. Поместья, власть сюзерена, придворный титул? Еще вчера Изака могли жестоко наказать кнутом только за то, что он посмотрел рыцарю прямо в глаза.

– И как меня должны теперь называть? – наконец неуверенно спросил он.

Бахль рассмеялся. Принимая во внимание, насколько высоко взлетел мальчик, вопрос был глупым, но повелитель понимал, почему Изаку он казался важным. До настоящего момента мальчик находился в самом низу общества, поэтому теперь желал знать, какие почести будут ему воздаваться. Бахль понимал, почему бывший погонщик так сильно интересуется этим.

– Тут есть некоторый выбор. «Милорд сюзерен» или «лорд Изак» – официальные обращения к тебе, но, поскольку твой придворный титул скорее «герцог», нежели «сюзерен», вполне приемлемо и обращение «ваша светлость». Безусловно, последнее обращение предпочтут те, кто захочет тебе польстить. И помни, что твой титул все-таки ниже титула герцога, поэтому ты должен им кланяться. Кранн Изак – слишком откровенно, но тоже позволительно. Помимо всего прочего, ты – Изак, сюзерен Анви, кранн повелителя Бахля и избранный Нартиса. Хотя кое-кто может счесть это богохульством. Пожалуй, лучше всего сказать так: избранный Нартиса и кранн повелителя Бахля.

– Значит, у меня теперь будет семейное имя.

– Пожалуй, да. Только не стоит слишком гордиться им. Как одного из избранных тебя по традиции следует называть лордом Изаком, но, став повелителем Фарлана, ты потеряешь поместье, хотя очень хочу надеяться, что это произойдет еще нескоро. – Бахль улыбнулся слегка неловко, словно сказал что-то странное. – Все равно Анви – довольно жалкое и заброшенное место. Там нет ничего интересного: с полдюжины городов да деревни, населенные пастухами.

Изак открыл рот, чтобы спросить еще что-то, но Бахль уже встал и направился к дымоходу. Поэтому мальчик закрыл рот и молча смотрел, как огромный силуэт повелителя тает в серой дымке.

Оставшись один, Изак поднялся на ноги, накинул на плечи шерстяное одеяло с кровати и подошел к огню. Он оттолкнул стул, на котором только что сидел Бахль, устроился прямо на иолу и принялся смотреть в огонь. Огонь был вполне обычным, хотя его и разожгли таким необычным способом. Изак улыбнулся – возможно, когда-нибудь он перестанет завидовать магическим навыкам.

Спустя некоторое время Изак понял, что голова его снова стала ясной, а ноющая боль постепенно стихает. Мальчик поднялся и потянулся, разминая мышцы. Похоже, он готов был встретить новый день.

Изак сиял рубашку и еще раз рассмотрел шрам на груди. Рана была всего двух дюймов в длину, но порожденные ею переживания были куда больше. Снова надев рубашку, он уже не мог видеть ожог и все-таки продолжал чувствовать его пульсацию. Однако что значила боль в сравнении с загадочным предназначением ожога?

Изак открыл сундук с бельем и нашел там пару штанов получше, чем его прежние, а еще бесформенную рубаху с короткими и широкими рукавами, словно ее шили не для человека, а для четса. Пожалуй, в такой одежде он будет выглядеть довольно глупо… Но рубашка оказалась теплой, значит, сгодится.

Обуви в сундуке не нашлось, и, закрыв крышку, Изак стал оглядывать комнату. Он ступил на темный круг и сразу же почувствовал привкус сокрытой в этой платформе магии – слегка металлический, окончательно разогнавший остатки сна. Изак глубоко вздохнул и сосредоточился на изображении птицы на нижнем этаже. От усилия у него слегка закружилась голова, но, когда он увидел нижнюю комнату и озабоченное лицо Тилы, он уже успел успокоиться и полностью овладеть собой.

– Вот ты где!

При его появлении девушка присела в реверансе.

– рошу, не надо поступать так всякий раз, как мы встречаемся, – попросил Изак. – Я глупо себя чувствую.

– Я… да, милорд.

Они молча уставились друг на друга, и тут Изак заметил в ее руках пару ботинок и вопросительно посмотрел на девушку.

– Ах, да, я одолжила их у одного гвардейца. Надеюсь, они подойдут. Я пригласила портного и сапожника, они явятся днем. А пока, может быть, сойдет и эта обувь.

Изак взял ботинки и надел: они были простыми, но хорошо сшитыми и, уж конечно, выглядели куда новее и богаче тех, что ему доводилось носить раньше. Правда, ботинки оказались тесноваты и жали – особенно страдал большой палец левой ноги – но все же ходить в них было лучше, чем разгуливать босиком по булыжнику или каменным плитам. Изак одобрительно улыбнулся, и Тина облегченно вздохнула.

– Я должен попросить у Лезарля денег на портного? – спросил мальчик, вспомнив разговор с Бахлем.

– Вовсе нет, мой господин.

– Почему? – поинтересовался он, заподозрив, что чего-то недопонял. – Они ведь не захотят одевать меня бесплатно.

Служанка снова улыбнулась, на сей раз чуть снисходительно.

– Думаю, они с радостью будут одевать вас бесплатно, милорд. Вы же сюзерен, и, если вам понравится их работа, они смогут ожидать от вас заказов и в будущем. Мой дедушка всегда говорил, что важнее всего для джентльмена – хороший портной.

– Мне еще далеко до джентльменства.

– Напротив, милорд, как сюзерен Анви вы превосходите знатностью любого в стране. Милорд, можно мне осмелиться поговорить с вами откровенно?

Изак пожал плечами и сжал губы, ожидая нелестных комментариев насчет своей рубашки.

– Говорят, до того как стать кранном, вы жили в обозе.

Девушка замолчала, боясь, что он неверно воспримет ее слова – как глупость или как оскорбление. Но Изак лишь кивнул, позволяя продолжать.

– Если это правда, полагаю, вы совсем ничего не знаете о жизни во дворце. Возможно, я могла бы помочь вам в этом, ведь я выросла при дворе. Конечно, если вы мне доверитесь. Но могу заверить, что, если вы попадете в немилость или просто в неловкую ситуацию, это обязательно отразится и на мне. Я довольно привлекательна, но, хотя мне уже семнадцать лет, все еще не замужем – несмотря на солидное положение отца, у него нет денег на мое приданое. Если я окажусь для вас хорошим советчиком, это очень мне поможет… Я докажу, что гожусь не только на то, чтобы вынашивать детей. Значит, я теряю и выигрываю на нашей сделке не меньше вашего.

Изак задумался над этими словами. Он не был готов полностью ей довериться, но девушка и сама только что упомянула об этом. Он постарается быть осторожным, в остальном же предложение очень даже его устраивало.

– Продолжай, – нехотя проговорил он.

– Да, милорд, вы сейчас человек с титулом – поэтому отношение к вам общества в значительной степени будет зависеть от того, как вы сумеете представиться людям.

– У меня нет ни малейшего желания представляться кому бы то ни было. Раз я – кранн, они сами должны ко мне приходить.

– Я уверена, что придут. Это политический вопрос. Но чтобы получить власть, нужно не только принимать чужую дружбу, но и самому искать друзей. Если оставаться в тени, победы не одержать.

– Однако повелителю Бахлю это удалось. Тина помолчала.

– Милорд, для всех вы всего лишь молодой альбинос с задатками воина. Ваше божественное предназначение неоспоримо, но с избранными происходит всегда одно и то же: их возвышают дары богов, но они должны доказать, что достойны этих даров, и должны сами удержать власть. Повелитель Бахль – один из величайших воинов Ланда. Ему нет равных в бою. Лучший полк Фарлана верен ему до последнего человека, никто не может победить повелителя в поединке, а на политической арене его интересы защищает главный распорядитель. Вы же, напротив, в битвах пока не отличились, а кроме того, не знаете порочности нашего высшего общества.

– Хорошо, так какое же решение ты, мой советник, можешь здесь предложить? – Изак переступил с ноги на ногу.

Чем больше он раздражался, тем сильнее ощущал, как мала ему обувь.

– Покажите, что вы им ровня. Одевайтесь и ведите себя, как подобает человеку вашего положения, и люди тотчас начнут приходить к вам и добиваться вашего внимания. Если вы будете терпеливы и благоразумны, дружелюбны, но не слишком, у вас хватит времени, чтобы научиться обращаться с придворными: герцогами, сюзеренами и графами. Все они хитрецы, все используют закон, силу, влияние и слухи, чтобы получить, что хотят. Прежде чем вступить в игру, нужно ознакомиться с ее правилами.

– А что потом?

– Потом люди примкнут к вам. Конечно, не все из них останутся верными, но только так можно получить политическую поддержку, основанную не на одной военной мощи. Повелитель Бахль преднамеренно отвергал высшее общество, и в результате у него в прошлом было немало проблем.

– На мой взгляд, это очень опасное высказывание. Тила испуганно посмотрела на Изака, но быстро поняла, что он не угрожает ей.

– Мне кажется… оно не опасное, мой господин. Всем прекрасно известно, что повелитель Бахль не интересуется ни политикой, ни культом Нартиса, и это тоже причиняло ему в прошлом неприятности.

Изак молчал, пытаясь усвоить слова Тилы. Снова перемены, снова неразбериха, снова нужно играть в чужие игры. А он так мечтал от всего этого освободиться.

«К дьяволу, – неожиданно подумал он. – Теперь я – могущественный человек, а значит, могу жить, как мне заблагорассудится. Почему я должен подчиняться чужой воле? Пусть лучше Ланд подчиняется моей».

Он уже открыл рот, чтобы высказать все это Тиле, но слова застряли в его горле. Она ведь старалась помочь, хотела стать его другом. На сегодняшний день она единственный близкий ему человек во дворце, так не стоит отбрасывать с ходу ее слова.

– Возможно, ты и права. Мне нужно все это обдумать, – сказал Изак. – А сейчас я должен отыскать мастера меча Керина, так велел повелитель Бахль.

Тила слегка присела, склонила голову, но так медленно, что Изак сумел заметить промелькнувшее на ее лице облегченное выражение.

– Он должен быть на площадке для тренировок, милорд. Сюда, пожалуйста.

Она провела Изака по пустому коридору в сторону Большого зала. На широкой каменной лестнице отдавался гул голосов, долетавший со всех концов дворца Тиры. Изак решил, что обязательно осмотрит это место позже.

Он улыбнулся. Высокие крыши и тенистые навесы древнего дворца скоро примут его и поделятся с ним своими секретами. Теперь у него нет отца, ругающего за все и вся, он подчиняется только себе самому.

Тила распахнула двери Большого зала и окинула взглядом собравшихся, потом отошла в сторону, пропуская вперед Изака.

– Сегодня я должна подготовить ваши личные покои. Повелитель Бахль дал подробные инструкции на этот счет: вы будете несколько недель жить в башне, но покои в главном крыле тоже будут вашими.

Изак кивнул и прошел мимо нее в зал. Там сейчас находились только четверо: двое слуг, хлопотавших у очага, и двое гвардейцев. Тот из них, что помоложе, сидел, положив окровавленную ногу на скамью, а второй, седой, примерно ровесник Карела, стоял перед ним и разматывал длинную ленту бинта.

Изак не очень хорошо представлял, что нужно делать в такой ситуации, поэтому просто знаком велел им продолжать свои занятия, а сам двинулся мимо к двустворчатым дверям. Одна створка была немного приоткрыта, сквозь нее лился дневной свет.

Полностью ее распахнув, Изак оказался на верху длинной каменной лестницы без перил: насколько можно было судить, она вела вниз, на площадку для тренировок. Слева и справа от лестницы был обрыв высотой в десять футов – неудивительно, что ступени сильнее всего были стоптаны посередине.

Небо закрывали густые тяжелые облака, противившиеся слабым попыткам ветра унести их прочь. Изак не мог угадать, в какой стороне находится солнце, он давно потерял счет времени, хотя и подозревал, что проспал гораздо дольше обычного.

Слева вдали виднелась навесная башня, а еще две высились слева и справа от нее. Темным провалом зиял выход из туннеля под внутренним двором – туннель был слишком длинным, чтобы в него проникал свет из противоположного конца. Изак посмотрел в другую сторону и увидел массивные стены главного дворцового крыла, за которым вставала башня Семар. Изак запрокинул голову, чтобы увидеть ее вершину, и ему показалось, что он проваливается вниз. В рассеянном свете пасмурного дня громадная башня, убегающая в небеса, казалась невесомой и размытой. Теперь, оказавшись во дворце, Изак понял, насколько огромен дворец-крепость, а башня была просто невероятной высоты.

Толстые высокие стены окружали обширную территорию, где были разбросаны там и сям оборонительные башни, конюшни и казармы. В кольце стен на нескольких огороженных участках пасся скот и были разбиты просторные огороды, но большая часть крепости была отдана во владение воинам. В дальнем конце крепости расположился длинный ряд мишеней для лучников, там сейчас проходили тренировки в стрельбе, а на просторном плацу в центре маршировали пехотинцы и выезжали своих лошадей кавалеристы.

Дворец строили не для обороны. Он рос постепенно, древние стены сейчас окружали только площадку для тренировок фехтовальщиков, а впервые крепость расширили, когда весь внешний сектор был уничтожен с помощью магии. Теперь дворец так разросся, что для его защиты требовались тысячи людей. Но никому и никогда не удалось осадить Тиру, потому что ее армия была очень подвижна, маневренна и великолепно обучена. Лошадей тренировали так же тщательно, как и людей, и кони великолепно слушались наездников, могли идти тесным строем, легко перестраивались, поэтому у противника не было никакой возможности выбрать самому поле боя. А организация снабжения в армии Фарлана считалась настолько важной, что звание генерал-интендант превосходило по важности титул сюзерена как в мирное, так и в военное время.

Изак бодро спустился по ступеням и подошел к ближайшему конюху, занятому высоким гнедым гунтером. Великолепное животное послушно стояло, не шевелясь, пока конюх по очереди разглядывал подковы на его передних копытах.

Изак на миг задержался, любуясь прекрасным боевым конем – таких ему еще не доводилось видеть, – но наконец обратился к конюху:

– Не подскажете, где мне найти мастера меча Керина?

– Мастера меча? – переспросил тот, не поднимая глаз. – Он сейчас занят с богатенькими мальчиками из гвардейцев. Подожди, пока они закончат, некоторые из них рыцари и не любят, когда им мешают простолюдины.

Изак улыбнулся. Еще вчера он послушно последовал бы этому совету.

– А все-таки скажите, кто из них мастер? Думаю, мой титул окажется выше титула его учеников, так что вряд ли они станут возражать.

Человек поднял глаза – и выронил подкову. Однако он быстро пришел в себя и опустился на колено, бормоча извинения.

– Милорд, простите…

– Ничего, просто скажите, кто тут мастер меча. Конюх вскочил и указал на нескольких людей в тридцати ярдах отсюда.

– Конечно, милорд. Вон он, тренирует высокородных. Тот, что в синем и с дубинкой в руке.

Изак повернулся туда. Группа расположилась полукругом – все смотрели на мастера, один из учеников, облаченный в кольчугу, застыл в полувыпаде, и учитель указывал дубинкой на его ногу. Теперь Изак понял, почему конюх так пренебрежительно говорил о них – то был урок фехтования для знатных, которых учили фехтовать на рапирах. Такое оружие было почти бесполезно на поле брани, зато прекрасно годилось для дуэлей, частенько случавшихся в высших кругах, поэтому владение узким клинком вполне могло принести славу.

Как только Изака заметили, все тотчас уставились на нового кранна.

Изак улыбнулся про себя. Интересно, какие про него ходят слухи? Никому не известный простолюдин является во дворец среди ночи, весь в крови, а потом его вдруг объявляют кранном повелителя Бахля и будущим правителем Фарлана. Неудивительно, что люди, как и сам Изак, строят разные догадки, неудивительно, что некоторые считают случившееся шуткой судьбы.

К чести мастера, стройного седеющего мужчины, едва его ученики отвлеклись от пояснений, он без колебаний обернулся, сделал шаг к Изаку и опустился на одно колено.

– Милорд Изак, вы оказываете нам честь своим присутствием.

Керин произнес это, глядя на Изака оценивающим взглядом, без всякого страха.

– Вы – мастер меча Керин?

– Да я, милорд.

Керин не моргал и не сводил с Изака глаз. Хотя он стоял на одном колене, непохоже было, чтобы кранн произвел на него большое впечатление.

– Хорошо. Повелитель Бахль велел мне обратиться к вам.

Керин поднялся на ноги, тяжело опираясь на свою дубинку.

Но эта демонстрация слабости не обманула Изака. Судя по уважению на лицах учеников, Керин вполне заслужил свое звание мастера.

– Да, милорд, таково его желание, поэтому вы здесь и поступаете под мое начало. Здесь титулы не имеют значения и есть только один командир. Если вам не понравятся мои указания, вам все же придется смириться с ними. Или вы подчиняетесь – или вовсе не приходите сюда.

Изак изумленно заморгал. Он никак не ожидал такого вступления, но тотчас вспомнил, что говаривал Карел: «Смиряй свой дурацкий характер и держи рот на замке. Либо ты научишься подчиняться приказам, либо тебя прожуют и выплюнут. Мастера меча многое перевидели в своей жизни, и тебе придется доказывать им, что у тебя есть еще кое-что за душой, помимо белых глаз».

Изак усмехнулся: он теперь – кранн, а этим людям еще не приходилось видеть кранна, и все-таки ему придется что-то им доказывать. Наверное, будет лучше, если они увидят человека, каким он может стать, а не животное, которое ожидали увидеть.

– Думаете, я шучу, молодой человек? – прервал его размышления мастер меча. – Сейчас на плацу около тысячи человек. Можете вызвать меня на поединок и убедиться, кого они поддержат: меня или вислоухого сюзерена, прибывшего из невесть какой дыры.

Изак примиряющим жестом поднял руки.

– Я еще не успел привыкнуть к своему титулу, поэтому мне будет нетрудно на время о нем забыть.

Он посмотрел на людей по сторонам, и ему не очень понравилось то, что он увидел. Потом перевел взгляд на ближайший отряд.

– Я думал, что среди «духов» есть и белоглазые. Керин фыркнул.

– Есть, конечно, по последней переписи семьдесят шесть злобных ублюдков.

– Вы не любите белоглазых?

– Ха! Дружище, они для меня просто воины, а вы пока еще даже не воин. Лучший способ меня разозлить – щеголять тем, кто вы есть. Хотите знать, почему я называю их злобными ублюдками? Потому что они и в самом деле такие. Я могу сосчитать по пальцам все слова, которые белоглазые произнесли за все время своего пребывания в гвардии. Генерал Лах, пожалуй, единтвенный цивилизованный человек среди них, разве что кроме вас. Но даже генерал Лах несколько лет назад голыми руками сломал шею другому белоглазому.

Керин произнес все это с легкой улыбкой, как человек, прекрасно знающий, о чем он говорит, и Изак подумал, что даже белоглазые гвардейцы, ублюдки они или нет, будут беспрекословно исполнять приказы Керина.

– Я стану держать их подальше от вас, иначе при первой же возможности они захотят вмешаться. Будут поддразнивать вас, а никто из вас, белоглазых, не умеет держать себя в руках. Дай вам волю, и вы поубиваете друг друга. Вот почему белоглазые будут наказаны, даже если просто пройдут слишком близко. Но хватит разговоров. Вы умеете фехтовать?

Мальчик кивнул, пытаясь справиться со своим недовольством. Керин как будто считал, что у Изака нет ничего общего с другими белоглазыми, – не окажется ли в результате Изак отверженным даже среди себе подобных?

– Замечательно. Дайте ему дубинку, мастер Козеп, – приказал Керин толстому офицеру в военной форме Бахля.

Орел на груди толстяка был не белым, как у прочих, а золотым; Изак догадался, что то знак мастера, отмечающий самых умелых фехтовальщиков Фарлана. Керин же вел себя так, словно был среди мастеров самым главным. И, видимо, признание его заслуг было так высоко, что он не нуждался ни в знаках отличия, ни в форме.

Изак даже не успел прикинуть вес дубинки, как воздух разрезал громкий свист, и в голове его вспыхнула боль. Его качнуло, он чуть не выронил оружие, а Козеп ловко отскочил, чтобы Изак не наткнулся на него. На миг у Изака потемнело в глазах, потом он увидел улыбающегося Козепа – тот смотрел не на него, а на Керина. Изак отклонился вправо, когда дубинка Керина снова мелькнула в воздухе, – на этот раз удар получился бы куда мощнее.

– Ну, давай, парень, хотя бы попытайся защититься! – выкрикнул мастер меча, которому уже начала надоедать эта игра.

Изак сделал шаг назад, чтобы собраться с мыслями, но Керин сразу устремился на него, пытаясь нанести удар по касательной в голову, – видимо, он надеялся раздразнить мальчика и заставить перейти к ответным действиям. У него ничего не вышло, напротив, он чуть не лишился своей дубинки: разозленный Изак ударил по его оружию и отбросил в сторону. Как раз такого мгновения и выжидал Изак, чтобы перейти в контратаку, – он ударил раз, другой и третий, но Керин ловко уворачивался, радуясь быстроте реакции ученика.

Теперь Изак держал свое оружие как топор, обеими руками, – он прекрасно понимал, что высокий рост и длинные руки дают ему преимущество над противником. Керин иногда наносил ответные удары, но был достаточно благоразумен, чтобы не слишком приближаться к белоглазому. Изак видел, что мастер наблюдает за каждым его движением, за каждым шагом, изучает все его приемы, чтобы найти ошибку и нанести стремительный удар.

Для человека лет пятидесяти Керин двигался очень легко, не хуже любого из своих учеников, с легкостью отбивая удары, нацеленные в голову, изящно уклоняясь от выпадов и снова бросаясь на Изака. Многолетний опыт помогал Керину моментально отскакивать, если удар его не достигал цели. Он крутился и подпрыгивал, дубинка его всегда была наготове, чтобы отразить чужую атаку, а с лица не сходило удивленно-довольное выражение.

Когда очередного удара не последовало, Изак отступил, опустив дубинку, и самодовольно ухмылялся.

– Вы недооценили меня, старина.

– Ха, похоже, у тебя есть чувство юмора, – рассмеялся в ответ Керин. – Давай проверим?

И он ринулся вперед, трижды взмахнул дубинкой, а потом снова отступил. Изаку пришлось броситься в контратаку, но неожиданно на него самого напали – кто-то из толпы наблюдателей ударил Изака под колено. Изак взвизгнул, его нога подогнулась, ему пришлось опереться на свою дубинку, чтобы не упасть. Но уже в следующее мгновение он бросился вперед, Держа оружие, словно копье. Керину удалось сильно задеть его плечо и свалить Изака прямо в грязь. Изак рухнул на спину, зрителей раздались смешки. Мальчик лежал и смотрел в серое небо над головой.

Земля под ним была твердой и холодной, а в придачу мокрой, и на какое-то время ему показалось, что он снова на улице и что его нагнали приятели отца. Едва Изак немного пришел в себя, его охватила безудержная ярость. Заставив себя подняться, он подхватил свою дубинку и сделал ею круговой взмах, сбив с ног того, кто ударил его под колено; раздался страшный треск. Затем Изак принялся наносить Керину короткие точные удары, и мастер меча отступил, потом сделал еще шаг назад и еще, все время отражая выпады Изака. Резкий удар выбил дубинку из рук Керина, и, понимая, что потерпел поражение, мастер присел, чтобы принять последний удар на плечо. Когда он рухнул на землю, зрители возмущенно закричали и все как один бросились на защиту учителя. Изак приготовился ударить первого же, кто приблизится к нему, и люди, заметив, что белоглазый не остановится перед убийством, потянулись за своими мечами.

– Стойте! Назад!

Даже сейчас голос побежденного, лежащего на земле мастера заставил всех подчиниться.

– И вы, кранн, бросьте свое оружие.

Изак крутанулся на месте с поднятой дубинкой, но остановился, увидев, что Керин стоит на коленях на земле, а из его рассеченной брови струится кровь. Дубинка мастера валялась рядом, он прижимал руку к ушибленному плечу.

– Всем немедленно бросить оружие.

Керин с трудом поднялся на ноги, дрожа всем телом. Он посмотрел на мастера Козепа и на еще одного мастера, который катался по земле и ругался сквозь стиснутые зубы, держась за правую ногу.

– Дьявол. Вы двое, отведите его к врачу.

Двое учеников кивнули и наклонились, чтобы помочь раненому мастеру меча. Они закинули руки пострадавшего себе на плечи, осторожно подхватили мастера под бедра, а потом очень бережно подняли его. Изак наблюдал за этим, и его гнев постепенно рассеивался; он выпустил дубинку из рук.

– Я должен был предвидеть такой исход. Ладно, думаю, теперь мы можем сделать вывод, что у вас имеется фехтовальная подготовка. А мечом вы владеете? – спросил Керин.

Изак кивнул.

– Меня обучал сержант гвардии. Он показал мне разные приемы – сказал, что позже мне все равно пришлось бы этому учиться.

– Он был совершенно прав. Вы собирались явиться на испытания, чтобы стать гвардейцем? – Мастер мрачно рассмеялся, но тотчас скривился от боли. – Что ж, теперь ясно, что вы бы им стали. Хорошо. Повелитель Бахль просил дать вам какой-нибудь меч, пока у вас нет собственного. Человек вашего ранга обязательно должен иметь меч.

Керин задумался, что-то прикидывая, потом подошел к сваленной на земле груде оружия и вытащил оттуда завернутый в ткань меч. Меч был великолепен – с узким лезвием толщиной в дюйм, с красивым золотым эфесом. Нарядные ножны из красной кожи с золотым тиснением были отделаны красным деревом.

– Вот, возьмите пока этот. Он куда лучше соответствует вашему положению, чем кавалерийский из арсенала.

Изак наполовину вытащил меч из ножен и осмотрел клинок. Клинок оказался старым и исцарапанным, но, поскольку был выкован из черной закаленной стали, которая считалась тверже и легче любого другого металла, все еще оставался в приличном состоянии. У самой рукояти на клинке виднелся выгравированный орел, распростерший крылья, – такой же, как на гербе повелителя Бахля.

– Спасибо, – сказал Изак, но один из учеников издал громкий возмущенный возглас.

Кранн повернулся к нему – то был человек лет тридцати, явно богатый: его грудь и плечо охватывал алый шарф. Изак заметил такое украшение только у троих-четверых из присутствующих.

– Вы хотите что-то сказать, господин Дирасс?

– Мастер Керин, – сердито начал аристократ, – он ведь еще мальчишка. И, несмотря на титул, еще не заслужил права носить оружие со знаком орла, тем более ваше. Неужели вы дали ему меч только потому, что он победил вас в поединке? Но это прямое оскорбление для нас, посвятивших годы жизни, чтобы заслужить такую привилегию. Если бы об этом узнал мой отец…

– Если бы отец вас слышал, – резко перебил Керин, – он вспомнил бы клятву, которую давал, получая меч с орлом, а еще вспомнил бы, что мастерами меча здесь командую я. И титул сюзерена Сертинса не дает ему права распоряжаться мной, вы и сами прекрасно знаете.

– Значит, если этот парень превзошел вас во владении деревенской дубинкой, он заслуживает высших почестей?

Его голос сочился презрением; аристократ сделал шаг к Керину, но между ними встал Козеп.

– Вы заходите слишком далеко, Сертинс. Сейчас же извинитесь и вспомните свое место. – Козеп положил руку ему на плечо, но Дирасс со злостью стряхнул ее.

– Извиниться? Моя семья не привыкла извиняться перед простолюдинами. И я не собираюсь нарушать эту традицию.

– Вашей семье, – возразил Керин, – скорее всего, придется поджать хвост, как только эта история получит огласку.

Дирасс схватился за меч, но Козеп, ожидавший такого поворота событий, ударил рыцаря кулаком по плечу, а когда Дирасс качнулся назад, приставил острие клинка к его горлу.

– Вы считаете, что уже заслужили орла? – спросил Керин обозленного дворянина.

Дирасс моргнул от неожиданности, потом медленно, настороженно кивнул.

– Вы считаете, что кранн недостоин того, чтобы носить на мече этот символ?

Дирасс снова кивнул.

– Отлично. Если сможете отобрать у него меч, меч – ваш. А я недостоин этого клинка, раз неверно сужу о людях.

Не успел Дирасс принять вызов, Козеп взревел:

– Керин! Вы слишком далеко зашли!

– Не вмешивайтесь. Мой клинок, мне и принимать решение, – Керин погрозил пальцем товарищу.

Козеп некоторое время молча смотрел на Керина, потом с отвращением вскинул руки в знак того, что не будет больше вмешиваться.

– Господин Дирасс Сертинс, – официальным тоном заявил Керин, – если вы примете вызов, но проиграете, вы никогда не получите орла. Если вы примете вызов, вы должны обезоружить кранна и забрать его меч в качестве приза. Смотрите, не ошибитесь, это не дуэль. Мы уже сегодня пролили достаточно крови. Если вы согласны, возьмите щит и приготовьтесь.

Керин взял вытянутый, заостренный с одного конца щит у одного из зрителей и направился к Изаку, который не совсем понимал, что происходит. Он понял только, что Керин сказал о семье рыцаря настолько обидную вещь, что тот чуть было не набросился на безоружного командира.

Керин протянул Изаку щит.

– Вы хотите, чтобы я дрался на дуэли за вас? – спросил Изак.

– Это не дуэль. Думаю, вы достаточно быстры, чтобы заработать в худшем случае пару царапин.

– При его-то настроении? Кроме того, меня не учили пользоваться мечом на дуэли – это же клинок для благородных.

– Дирасс прекрасно знает правила, ему сотни раз приходилось участвовать в поединках. Если он потеряет над собой контроль, я остановлю схватку и отправлю его в тюрьму, кем бы ни был его отец.

– А кто его отец?

– Сюзерен Сертинс из Тилдека. Но ваш титул выше. Изак отступил и нахмурился. Ему не хотелось драться, но, судя по лицам окружающих, выбора у него не было.

– адно, давайте щит.

Он взял щит, протянутый Керином, и посмотрел на противника, который держал свой так, что острый конец находился на Уровне его плеча. Изак последовал его примеру, крепко ухватившись за кожаную петлю на широком конце. Он подвигал рукой взад и вперед, чтобы как следует примериться, потом вытянул левую руку и посмотрел на свое плечо – острый конец щита не должен зацепиться за одежду, как бы далеко Изак ни вытягивал руку. Острый конец, обитый грубо обработанной сталью, был выгнут наружу и представлял собой опасность только для противника.

Лишь после всех этих приготовлений Изак извлек из ножен великолепный клинок, принадлежащий Керину. Меч был прекрасно сбалансирован, это чувствовалось сразу. Но Изак ничего не знал о дуэлях и решил сперва посмотреть, как будет двигаться Сертинс.

Удивительно, но, несмотря свою массивность, рыцарь двигался быстро и легко. Само собой, рост и длина рук Изака давали ему преимущество, зато за плечами Сертинса были годы тренировок.

В глубине души, Изак хотел сразу броситься на врага, но Карел отучил его от таких инстинктивных порывов – хотя и не раньше, чем мальчик получил много ушибов и порезов. Не все шрамы на теле Изака появились по вине отца, немало из них осталось после тех тренировок. Не теряя времени, Изак сделал выпад в сторону Дирасса и затем довольно неуклюжий замах. Сертинс парировал, но не позволил купиться на то, что перед ним зеленый новичок. Следующим приемом кранна был укол, нацеленный в ногу противника. Дирасс ответил сразу двумя ударами, но Изак просто отступил назад.

Рыцарь начал передвигаться большими шагами, не давая Изаку времени привыкнуть к новому мечу. Дирасс рубил направо и налево – быстро и точно, без труда отбивал все удары Изака и передвигался с ловкостью танцора. Он владел щитом столь же мастерски, как и мечом: в один миг с помощью щита ему почти удалось выбить оружие из рук Изака, в другой – он сделал точный выпад, стараясь поймать противника врасплох, и то, как затаили дыхание зрители, являлось подтверждением боевого искусства рыцаря. Глаза Дирасса налились кровью от злости, но благодаря большому опыту ярость лишь усиливала его натиск, но не делала его опрометчивым.

Рыцарь нанес удар – кончик его меча скользнул по краю щита Изака, Дирасс отскочил и попытался рубануть противника по сухожилиям. Ему удалось высоко поднятым щитом отразить выпад Изака, нанесенный сверху вниз, но и он сам не достиг цели.

Изак на миг опустил меч, а потом чисто инстинктивно резко выбросил вперед. К изумлению собравшихся, ему удалось зацепить оружие противника и повернуть так, что оба клинка на секунду сцепились. Дирасс освободил свой клинок неистовым рывком и ударил Изака щитом в плечо. Падая назад, Изак уперся пятками в землю и как можно быстрее прикрылся щитом. И все же недостаточно быстро – у самого паха просвистел клинок, однако не попал в цель.

Второму удару помещал рев Керина:

– Сертинс! Брось оружие, я сказал! Никаких смертельных ударов!

Изак присел, упираясь в утоптанную землю костяшками правой руки и прикрываясь щитом. Он ухитрился вовремя подобрать под себя ноги и не свалиться на спину, а потом снова заставил себя встать.

Судя по виду Дирасса, ему не было стыдно. Низко опустив меч, он не отрываясь смотрел в глаза Изаку.

– Трусливый прием, – с издевкой сказал Изак. – Это тоже обычай вашей семьи?

Смешки зрителей и злобный взгляд Дирасса подтвердили, что насмешка попала в цель. У его противника имелись свои слабости.

– Следи за своим языком, белоглазый.

– Иначе что? Ты сбежишь? Спрячешься за юбкой своей мамаши?

– Довольно! Это слишком!

Но сей раз на возглас Керина никто не обратил внимания. Изак ухмыльнулся – он чувствовал знакомые признаки нарастающего гнева. Зверь, живущий в нем, начал просыпаться. Стоявшего перед ним человека следовало проучить.

~~ Ну, давай, вперед. Если тебе нужен меч, иди и возьми его. Или ты достойный член своей семейки?

Рыцарь взвыл и бросился вперед, дико размахивая тонким клинком, словно утратив все навыки фехтования. А белоглазый снова подавил желание ринуться навстречу врагу и просто отбивал удары, поджидая, когда противник откроется. А он обязательно откроется. Толпа двинулась с места, чтобы следить за постепенно отступающим Изаком.

Рыцарь начал уставать, и тогда Изак атаковал. Хоть его и не учили фехтованию на рапирах, Изак был молод, невероятно силен и необычайно быстр. И сейчас он использовал все свои преимущества для целого шквала точно направленных ударов – Дирасс не мог даже сдвинуться с места. Выпады рыцаря, по-прежнему свирепые, стали неловкими. Карел учился на поле боя, так он и учил Изака: наступление пехоты, атака кавалерии – вот что завоевывает победу.

Впервые с начала поединка рыцарь выказал легкую неуверенность. Изак бросился вперед, но чересчур приблизился к противнику. Он сразу отскочил, но Дирасс заметил просчет и сделал стремительный выпад. Изак еле успел отпрыгнуть; он раскинул руки, чтобы сохранить равновесие, и тут же широко взмахнул мечом, целясь в горло рыцаря. Дирасс потерял равновесие в прыжке, но вовремя прикрылся щитом. Оба отступили.

На лице Изака снова заиграла улыбка. Теперь он хорошо изучил противника, значит, сумеет разозлить его и заставить совершить глупость. Стремительные шаги Изака стали тверже, улыбка – шире, он слегка опустил щит. Зато лицо Дирасса стало напряженным. Они шагнули друг к другу. Рыцарь держал меч наготове, ожидая, когда его маневр приведет Изака в нужное место, где можно будет его проткнуть. Но он так этого и не дождался.

Изак сделал ложный выпад. Дирасс заглянул в холодные глаза своего убийцы и удивленно выдохнул. На лице Изака не отразились ничего, когда он воткнул меч между ребер рыцаря.

Дирасс вздрогнул и замер, ярость его сменилась недоверием. Он сделал невольный вдох, а вместе с ним вздохнули и все, наблюдавшие за схваткой. Изак двигался так плавно, что зрители не сразу сообразили, что он проткнул Дирасса насквозь. Рыцарь вскинул руки, уронил их и упал на колени. Изак резким движением выдернул клинок, и тогда хлынула кровь, заливая его одолженные у служанки башмаки. Тело тяжело рухнуло на землю.

Все молчали. Изак смотрел на труп вместе с остальными.

Теперь он почувствовал пустоту в животе. Привычный взрыв ярости сменился апатией, внутри застыл холодный комок. Изак не мог пожалеть о содеянном, ведь этот человек хотел убить его – это было понятно даже малоопытному мальчишке.

Подул ветерок, принеся соблазнительный запах хлеба. Изаку до смерти захотелось есть. Он старательно вытер клинок о свою рубаху, повернулся и, не говоря ни слова, направился обратно в Большой зал.

Тила наблюдала, как Изак идет по залу, и в душе ее зарождался страх. Она почувствовала дурноту и привкус желчи во рту.

«Что же ты за человек?»

Ей хотелось прокричать эти слова во всеуслышание.

«Как ты можешь быть таким кротким и растерянным, а в следующий миг превратиться в зверя? Или ты такой же, как все белоглазые?»

Однажды ей довелось увидеть, как ее дядю убили на дуэли, но та драка была дикой и безобразной. А Изак двигался, словно арлекин, исполняющий па замысловатого танца, но при этом без колебаний заколол человека. Нет сомнений, Дирасс намеревался его убить, и все же отсутствующее выражение лица Изака бросило ее в дрожь. Тила вместе с воинами стояла и смотрела, как Изак входит в огромные двери Большого зала. Тишину разорвал резкий приказ мастера Керина – Тила поняла только, что он сердится, но не разобрала слов.

Она двинулась вслед за Изаком, даже не осознав, что подобрала его ножны. Она страшно боялась встречи с ним и все же шла следом.

– Хорошо, Керин, объяснись, – холодно произнес Лезарль, но глаза его смеялись. – Наш новый кранн подвергся смертельной опасности, так?

– Да, главный распорядитель.

Керин уставился в пол. События минувшего дня казались ему все более мрачными и серьезными.

– Я не ожидал, что Дирасс поведет себя подобным образом, – мы не особо с ним ладили, но я не думал, что он не подчинится прямому приказу. Дирасс пытался ударить кранна в пах, и лорд Изак принялся его дразнить, оскорбляя его семью. Думаю, именно тогда кранн решил его прикончить.

– И вас это удивляет? – Бахль говорил спокойно и сдержанно. Керин ожидал от правителя вполне оправданной ярости, и такое спокойствие встревожило его еще больше. – Рыцарь пытался нанести смертельный удар, а лорд Изак, как вы знаете, – белоглазый. О чем вы думали, устраивая эту дуэль? Вы не поступили бы так ни с одним из ваших белоглазых гвардейцев!

– Я… – Керин растерялся, не в силах объяснить собственный поступок. Все его воспоминания казались сном, он даже не был уверен, что впрямь отдал такой приказ. – Я думал, Изак сдержит свой темперамент, думал, что Дирасс подчинится приказу…

– А мне сдается – мастер меча стареет, – перебил Лезарль. – Наверное, пора отправить вас куда-нибудь в захолустье, на свежий воздух, на пенсию, к богатенькой вдове.

– Я все еще в здравом рассудке, – раздраженно возразил Керин. – Дирасс Сертинс всегда отличался горячностью. Да, он очень хотел получить орла, но убивать кранна? Я считал, что он умнее.

– Тогда почему, мой добрый мастер меча, он все-таки хотел убить кранна?

Бахль все еще не сердился.

– Не могу знать. Он стал похож на одержимого…

– Лучше не надо, – твердо остановил мастера Лезарль. – Приберегите эту теорию для другой компании, иначе очень скоро окажетесь в монастыре, где пробудете до конца своих дней.

Керин был застигнут врасплох реакцией распорядителя.

– Я не имел в виду…

– Меня не интересует, что вы имели в виду, и не интересует, что вы думаете. Если я услышу еще один намек на потустороннее влияние, я тотчас приму меры.

– Да, – громко проговорил Бахль. – Это неприятно слышать, и разумнее всего отказаться от таких мыслей. Пусть люди думают лучше, что кранн – прирожденный воин. К тому времени, как ему придется вести войска в битву, он сможет противостоять уже не одному кандидату в мастера меча.

Повелитель указал Керину на дверь.

– Спасибо, мастер меча. На сегодня вы свободны.

У Керина не было возможности спросить еще о чем-либо, и он послушно склонил голову, несколько обескураженный, что все разрешилось так быстро. Не успел он выйти из комнаты, как Бахль снова склонился над своими бумагами.

Бахль подождал, пока за Керином закроется дверь, отодвинул бумаги и повернулся к сгорающему от любопытства и нетерпения Лезарлю.

– Я поговорю с парнем. Прикажу, чтоб он сдерживал свой норов и не убивал ценных воинов.

– А как быть с родителями Сертинса? Едва они узнают о случившемся, как подадут в суд на Изака и мастера меча. Чертов мальчишка, не мог убить кого-нибудь из менее знатной семьи! Если уж ему так хочется убивать, тюрьма забита преступниками.

– Довольно, Лезарль. В нем вскипела кровь, а рыцарь намеревался его убить. Что еще ожидать от белоглазого? Я сам поступил бы точно так же. Меня интересует другое – почему это случилось? Керин слишком благоразумен, чтобы предлагать дуэль, а Дирасс был уже взрослым. Даже если бы раньше ему не приходилось биться с белоглазыми, он не мог не знать, какие политические проблемы возникнут в результате его поступка.

Бахль уставился на стену без украшений и погрузился в размышления. Спустя некоторое время правитель снова повернулся к Лезарлю.

– Аракнан говорил, что с мальчиком что-то не так, ты сам рассказывал, как отец требовал повесить кранна в ту ночь, когда парень явился во дворец. А теперь вполне разумный человек не подчиняется приказу и пытается его убить.

Он вспомнил слова, сказанные Аракнаном: «Мальчишка – источник неприятностей, но это ваши неприятности». Бахль подозревал, что ему еще не раз придется вспомнить эти слова.

– Что касается случившегося, – заговорил Лезарль, – кардинал Сертинс требует объяснений. Надменный священник ведет себя так, словно он уже верховный кардинал Нартиса. Он заявил, что известил обоих своих братьев о «грубом беззаконии». Даже не знаю, впрямь ли он думал меня запугать, но я-то надеялся, что мы уже оставили позади проблемы с храмовыми рыцарями. А теперь рыцарь-кардинал Сертинс может воспользоваться предлогом, чтобы съездить домой и привезти для защиты своих людей. Если все так и случится, я бы предпочел, чтобы он погиб прежде, чем пересечет границу.

– Мне кажется, ты слишком торопишься.

– Но вы не можете отрицать, что такой поворот событий возможен. Наверное, я смог бы заставить уняться кардинала и сюзерена Сертинса, но рыцарь-кардинал – другое дело. Что вы скажете?

Бахль вздохнул.

– Давай сначала разберемся с Изаком. А священников оставим на завтра.

ГЛАВА 7

Квинтин Аманас был странным человеком. И его семья, и друзья об этом знали. А сейчас и дворцовый стражник, застывший неподвижно перед письменным столом Аманаса, видимо, начинал склоняться к тому же мнению. Услышав, что его вызывают к правителю Бахлю, Аманас проявил скорее облегчение, нежели беспокойство. Несмотря на то что новый кранн находился во дворце всего неделю и сплетни о нем все еще разносились со скоростью урагана, Аманас давно ожидал вызова к правителю: ему очень хотелось взглянуть на причину всей этой суеты.

– А скажите, молодой человек, как выглядит кранн? Воин моргнул от удивления.

– Он… Ну, он белоглазый. А все белоглазые на одно лицо, верно, господин?

– Но ведь он избранный, а значит, должен отличаться от прочих.

– И все-таки он белоглазый, господин. Спокойный, пока не взбесишь его до потери памяти, если простите такое вольное выражение, господин. Он убил человека в первый же день. Говорят, для него убить – раз плюнуть, будто он то и дело этим занимается.

– Уверен, все не так просто.

– Ну конечно, господин, – тотчас согласился стражник. Как Аманасу показалось – слегка покровительственным тоном. – Но я передаю, что слышал.

– Скажи-ка, ты знаешь, зачем я понадобился?

– Вы, господин? Ну, в библиотеке хранятся все родословные. Сдается, вы должны подобрать для него имение, раз он теперь сюзерен.

Аманас сморщил нос. От стражника пахло, как обычно пахнет от воинов: влажным металлом, пропотевшими кожаными доспехами, хоть доспехи и были прикрыты девственно-белой формой. И чем дольше воин находился в комнате, тем сильнее становился запах.

Естественно, воин не был в этом виноват, но Аманасу не нравился запах. Он вдруг подумал, что стражнику ничего не стоит вытащить свой меч и разрубить его пополам. Несомненно, ему много раз приходилось проделывать нечто вроде. Скорее всего, в день Страшного суда еще одно убийство мало что для него изменит.

Аманас чувствовал себя не в своей тарелке.

– Да, я хранитель библиотеки, но еще я делаю гербы и символы для произведенных в дворянское звание, а также личные знаки для членов знатных семей, достигших совершеннолетия. Вы, наверное, думаете, что главное – выбрать животное для щита?

Воин пожал плечами, явно сбитый с толку этими разговорами.

– Не стану отрицать, я сам мечтаю стать рыцарем, как и все гвардейцы, но никогда не задумывался, что будет изображено на моем гербе.

– На самом деле все это куда сложнее, чем кажется. Для создания герба требуется магия и художественный талант. Если хотите, могу показать, как это делается. Дайте вашу руку.

При упоминании о магии стражник моментально отдернул руку, которую протянул было Аманасу.

– Нет? Что ж, пожалуй, это было бы все равно, что искушать судьбу, чье чувство юмора всем известно. Но все-таки мои возможности в магии слабы и ограниченны. Когда я прикасаюсь к человеку, я могу заглянуть ему в душу и угадать, кем он может стать. Толкование увиденного – уже другое дело, которое сильно зависит от определенных критериев. В этом отношении хороший пример – Карлат Ломин. Вы ведь знаете наследника Ломина?

Стражник кивнул.

– Конечно, господин. Все знают, что его отец, герцог, очень серьезно болен и не протянет эту зиму. Очень скоро наследник станет четвертым по влиянию человеком в стране. А на прошлой неделе, – добавил воин озабоченно, – кранн убил двоюродного брата наследника Ломина на тренировке – проткнул насквозь.

– Да, мне довелось слышать об этом несчастье. Герб наследника – голова оскалившегося волка. Этот образ был выбран исходя из выдающихся фехтовальных талантов наследника, но если вы обратите внимание на их семейный герб – донжон – вы поневоле вспомните, что люди считают волков дикими и злобными существами.

Стражник сделал шаг назад.

– Я, конечно, ничего об этом не знаю, но на вашем месте был бы осторожнее в высказываниях о наследнике. Нужно быть сумасшедшим, чтобы задевать его.

– Ну, что вы, я недостаточно значительная персона, чтобы на меня обратил внимание дом Ломина. В любом случае, мои таланты очень нужны благородным людям. Для моего дела требуется некая склонность к предсказаниям, которая встречается весьма редко и служит мне защитой.

Стражник сделал еще шаг назад, выражение лица его говорило, что он и впрямь считает Аманаса сумасшедшим.

– И не нужно так на меня смотреть. Такие взгляды – признак того, что человек становится провидцем. Вам рядом со мной ничто не грозит.

Аманас хихикнул. Как приятно наводить страх на вооруженного человека. Те несчастные, кому удалось шагнуть за грань простого предвидения и заглянуть в будущее, став пророками, почти все сошли с ума из-за представших им сцен и теперь по большей части были прикованы к цепям, чтобы никого не потревожить.

– Обычно образ чьего-то герба возникает в моем мозгу во время общения с этим человеком, – принялся объяснять Аманас – Но вот кранн… Я же никогда с ним не встречался, однако уже несколько месяцев вижу во сне его герб. Я изобразил его на щите задолго до того, как кранн стал избранным. А значит, этот человек должен быть не простым белоглазым, а чем-то гораздо большим.

Стражник явно не знал, что на это ответить. Разговор начал его пугать, и после долгого молчания он мрачно заявил, что не стоит заставлять повелителя Бахля ждать.

Аманас поднялся и повел своего гостя в библиотеку, темную комнату, обшитую панелями из старого дуба: слева тянулись отверстия для свитков, справа – книжные полки, а по центру располагалась кафедра. Огромные книги, видимо очень ценные, были прикреплены к полкам цепями, но хранитель родословных прошел мимо них и приблизился к двери в дальнем конце помещения – за ней оказалась комнатушка, напоминающая сейф ювелира.

Когда Аманас открыл дверь и взял в руки лампу, стражник смог разглядеть кипы документов на узких полках, на одной из которых лежало нечто большое, завернутое в темную ткань.

Аманас сдвинул в сторону бумаги, благоговейно поднял этот предмет и через плечо оглянулся на спутника.

– Вы знаете, почему перед моими дверями стоят два стражника?

– Нет, господин. Знаю только, что это приказ главного распорядителя Лезарля.

– Ах, да, главный распорядитель. Чрезвычайно проницательный человек. Эта библиотека имеет куда большую ценность, чем думают многие люди. Как только Лезарль понял, насколько она важна, мне пришлось согласиться на охрану, чтобы библиотеку не перенесли во дворец или в Холодные залы. Наши аристократы – распутный народ, они плодят незаконнорожденных детей, словно соревнуются, кто даст больше потомков. Я веду тому скрупулезные записи – иначе нельзя, к тому же я чую обман на расстоянии. Я подозреваю, что, кроме меня, только главный распорядитель и один из его агентов знают в подробностях, как далеко заходят шалости некоторых господ. А поскольку многие незаконнорожденные отпрыски уже достигли возраста, когда могут жениться, за их делами требуется очень тщательное наблюдение. Даже герцоги Перлира и Мерлата приезжают в Тиру, чтобы представить мне свое потомство. И они прекрасно понимают, как важна данная традиция, этот как бы ритуал признания. Но вот белоглазые, сдается, довольно безразлично относятся к подобным вещам, поэтому меня сейчас и вызывают во дворец.

Аманас связал концы ткани и повесил узел на руку, пока возился с замками. Стражник предложил ему свою помощь, но получил в ответ лишь угрюмый взгляд. Аманас продолжил запирать дверь, очень стараясь, чтобы содержимое узла не попалось на глаза воину.

Идя по улице рядом со стражником, Аманас крепко прижимал сверток к груди. Геральдическая библиотека располагалась в старой части города, в окружении старинных высоких домов, где жили самые древние семьи страны. Богатейшие герцоги и сюзерены все еще имели здесь резиденции, правда, совсем заброшенные.

Как только остались позади торговые кварталы, перед путниками открылась Охотничья Прогулка – дорога, переходящая в Дворцовую аллею, которая вела вверх, к воротам дворца Тиры.

День был пасмурным и сырым, рано выпавший снег выбелил город, но холода еще не наступили и он не мог пролежать долго. С многочисленных статуй, украшавших улицы, стекала вода от подтаявшего снега, и казалось, будто статуи плачут. Хранитель родословных сразу подумал, что это плохой знак.

Сегодня на Ирьен-стрит был базар, поэтому стражник повел Аманаса направо, по Охотничьей Прогулке, оставив позади шум и суету доков. Прохожие почтительно уступали воину дорогу, а одна женщина с корзиной угрей сочувственно посмотрела на Аманаса, предположив худшее.

Сегодня весь город вышел на улицы, люди спешили по делам, благодаря которым и жил обычный большой город.

По другой стороне улицы тяжело топал дородный человек; толстая золотая цепь на его шее и спешащие за ним клерки говорили о том, что идет преуспевающий коммерсант.

Высоко над головой коммерсанта Аманас заметил карнизника, ловко бегущего по краю черепичной крыши. Как и все, живущие наверху, парнишка этот прикрывал свое тело лишь лохмотьями и при этом был невероятно худым, кожа да кости. Карнизники рылись в помойках, быстро перемещаясь по крышам в поисках добычи. Их нередко нанимали те, кто хотел быстро передать информацию по назначению. У карнизников имелся строжайший кодекс чести, только поэтому жители Тиры относились к ним терпимо, даже с некоторым восхищением. Вполне могло статься, что именно коммерсант нанял оборванного мальчишку на сегодняшнее утро.

Двое вооруженных пиками стражников у ворот навесной башни без всяких задержек пропустили Аманаса и его сопровождающего. Выйдя наконец из туннеля, Аманас досадливо зашипел – его башмаки были сплошь заляпаны грязью. Он настоял на том, что надо остановиться и почистить обувь, прежде чем подняться по ступеням в Большой зал.

Но вот они переступили порог зала. Хранитель родословных прищурился и почувствовал себя рыбой, вытащенной из воды, – глупым и хрупким в этом непривычном для него мире.

Смех собравшихся звенел в его ушах. Хранитель видел эту сцену во сне несколько последних недель. Сны обычно ничего не значат; но сны об избранных, перед тем как те получат свою силу, – другое дело, потому что такие сновидения посылаются богами. Он вспомнил изумрудные глаза, проникавшие в самые потаенные уголки его души. Он знал всего одну богиню с изумрудными глазами, и богиня судьбы никогда не отличалась долготерпением.

Хранитель родословных крепче прижал сверток к груди. Прошло уже немало лет с его последнего посещения дворца, но ничто здесь не изменилось: это была все та же темная и вонючая армейская столовая, лишенная даже скромных достоинств, которые можно было бы увидеть в столовой элитного легиона.

Группки людей сидели за двумя рядами столов, обращенных торцами к столу в конце комнаты. Но и тот стол не отличался великолепием – просто был подлиннее и стоял на возвышении.

В центре зала Аманас остановился, чтобы полюбоваться на геральдические знаки и флаги, свисающие с потолочных балок. Потом прошел еще немного вперед, ожидая, когда повелитель Бахль его заметит. Он стоял и ждал, чтобы к нему обратились, но белоглазый правитель потрепал по плечу молодого, сидящего рядом с ним, и вступил разговор с главным распорядителем Лезарлем.

Этот молодой белоглазый, скорее всего, и был новым сюзереном. Когда он поднялся, стало ясно, что белоглазый намного выше Аманаса, но все-таки уступает герцогу Тиры в росте и стати. Новый кранн внимательно посмотрел на хранителя родословных, воткнул свой обеденный кинжал в столешницу и пошел к Аманасу, огибая стол и по дороге облизывая пальцы. Хранитель поклонился, но, едва заметив меч, висящий на боку белоглазого, вскрикнул и выпрямился.

Изак улыбнулся.

– Что-то не так?

– Конечно, мой господин сюзерен. Меч у вас на поясе – не ваш.

– И что же?

– Он принадлежит рыцарю-защитнику Тиры, и только тот имеет право его носить.

Кранн растерянно посмотрел на высокий стол.

– Я считал, что он принадлежит Керину. Керин дал мне его на время.

Аманас вздрогнул от такого фамильярного обращения.

– Мастер меча Керин и есть рыцарь-защитник Тиры – таков полный титул человека, командующего мастерами меча.

– Все равно не понимаю.

Удивленный голос лорда Изака привлек внимание Лезарля.

– Он хочет сказать, милорд, – ответил главный распорядитель вместо Аманаса, – что носить церемониальное оружие другого человека – это серьезное нарушение протокола.

– Но ведь Керин не был против, – возразил Изак.

– В отличие от некоторых присутствующих, – парировал главный распорядитель, указывая на хранителя родословных.

– Довольно. Спорьте где-нибудь в другом месте.

Бахль даже не взглянул на хранителя и Изака, жестом предложив Лазарлю продолжить прерванную беседу.

– Хорошо, – после паузы осторожно проговорил Изак, – если у вас больше нет претензий к моему наряду, повелитель Бахль сказал, что нам нужно обсудить мой герб.

– Да, милорд сюзерен, обычно гербы обсуждают. Но в данном случае в этом нет нужды.

Хранитель родословных торжественно сорвал ткань со щита и повернул его к свету.

По залу пронесся вздох, когда хранитель поднял вытянутый щит из полированного серебра и сделал с ним круг, демонстрируя всем собравшимся выгравированный золотом герб Изака.

Изак изумленно взирал на щит, над которым словно поработал ювелир, а не кузнец. Даже в слабом свете от блеска золота могла закружиться голова. Изак не сразу сумел разобрать, что же изображено на щите, какой герб предстоит ему носить на одежде до конца своих дней, что за образ украсит знамена кранна, когда он отправится на войну.

То был дракон из чистого золота, стоящий на задних лапах, готовый разорвать когтями каждого, кто к нему приблизится. Из пасти чудовища торчали загнутые клыки, голову украшали длинные рога. И в развороте его плеч, и в размахе крыльев Изак ощутил злобу – столь хорошо знакомое ему самому чувство. Как будто привычной для кранна ярости придали овеществленную форму.

И вдруг Изак заметил еще кое-что и протянул дрожащую руку к щиту. Над головой дракона висела корона, и едва юноша ее увидел, его охватило дурное предчувствие, тяжелое, словно золото.

– Осторожно, милорд, серебро еще мягкое, – предупредил Аманас.

– Это же обычное серебро? Тогда почему?..

Хранитель родословных поднял руку в останавливающем жесте и разложил на полу бархат, в который раньше был завернут щит. Положив щит на бархат, он отошел в сторону.

Изак хотел что-то сказать, но не успел открыть рта, как почувствовал струящееся от щита тепло. Магия…

Он повернулся к Бахлю. Старый повелитель тоже ощутил тепло и теперь пристально смотрел на источник магии.

И вдруг бархат под щитом загорелся. Изак озадаченно отскочил, но шагнул обратно, поняв, что от огня не исходит жар. Оранжевое пламя превратилось в изумрудное, осторожно лаская изгибы щита. Вокруг появилось мощное облако магии, которое становилось все плотнее по мере того как бархат сгорал. Изак вдруг понял, что магия впитывается в серебро щита, что луч магической энергии просачивается сквозь щели между плитками пола и уходит в землю.

А потом все кончилось.

Аманас ушел, огонь погас, остался только щит и изумленные, растерянные люди в зале.

– Подними щит, – велел Бахль – его голос доносился будто издалека.

– Что? Но…

– Подними.

Кранн пожал плечами и тронул пальцем серебро. Потом с изумленным лицом прикоснулся к зеркальной поверхности уже всей ладонью, а после поднял щит и показал всем собравшимся.

– Щит холодный, совершенно холодный, – изумленно проговорил он.

Повертев щит в руках, Изак постучал костяшками пальцев по его поверхности.

– Это не серебро, металл слишком твердый.

Он взялся руками за края щита и потянул их друг к другу, сперва осторожно, а потом изо всей своей недюжинной силы.

– И впрямь слишком твердый для серебра, – повторил он.

– И все-таки это серебро. – Слова Бахля заставили Изака снова озадаченно нахмуриться. – Серебро впитывает магию лучше любого другого вещества. Это – дар, который преподнесли тебе боги, а изумрудный цвет – цвет самой богини судьбы.

Аманас выскользнул из зала, прежде чем про него вспомнили.

Когда он вернулся к жене, на губах его была удовлетворенная улыбка, но он наотрез отказался рассказать, что произошло этим вечером. И лишь на следующий день, после визита самого герцога Тиры, жена хранителя узнала, почему ее муж молчал.

ГЛАВА 8

– У меня не получается. Я чувствую, что это где-то здесь, но ничего не происходит.

– Ничего?

– Абсолютно. Вы не знаете почему?

Изака одолевала скука. Упражнения, которые последние две недели придумывал для него Керин, тоже были утомительны, но целый час стоять и неотрывно смотреть на деревянный шест было еще хуже.

– Мне кажется, ты просто не можешь успокоиться, поэтому у тебя ничего не получается.

Голос Бахля звучал раздражающе спокойно и уверенно, словно правитель привык проводить свои дни в подобных занятиях. Они с Изаком находились на площади для воинских тренировок; неподалеку кавалерийский эскадрон отрабатывал какие-то сложные маневры. Сейчас воины дворцовой гвардии построились в центре площади, а с флангов их прикрывала легкая кавалерия. Кавалеристы, возможно, в отличие от «духов» не были профессиональными воинами, но отрабатывали свое жалованье тяжким трудом.

– Может, мне лучше бросить попытки? Это такая скука… Бахль сверкнул на юношу глазами.

– Следи за своими словами, парень. Даже если ты когда-нибудь научишься использовать свои магические резервы, я все равно побью тебя, как младенца. Ты, видимо, решил, что я учу тебя дешевым фокусам? Магия может изменить исход битвы, поэтому ты должен уметь призвать ее на помощь в любой момент. Иначе ты погибнешь, и твои воины погибнут тоже.

Изак поднял глаза, услышав изменившийся голос Бахля, – тот сжал руку в кулак, но несильно. В первый раз юноша заметил, как правитель выказал свой гнев. Смутившись, Изак отвернулся и склонил голову.

– Простите, милорд. Я не хотел вас рассердить. Просто я не понимаю, что именно делаю не так.

Бахль ответил не сразу, повисла неловкая тишина. Когда герцог снова заговорил, в его голосе не было больше и намека на гнев, и тогда Изак окончательно понял, что просто обязан выучиться этому магическому приему.

– Думаю, нам нужно разобраться во всем досконально. Я попрошу явиться сюда верховного жреца Ларата, возможно, он сумеет пролить свет на этот вопрос.

– Ларат. Нет, это невозможно…

– Никаких возражений, – твердо прервал Бахль.

– А как же свет, который я видел во сне?

– Я сказал – никаких возражений. Верховный жрец – превосходный человек и неплохо разбирается в магии. Если я приглашу кого-нибудь из Колледжа магии, они постараются извлечь выгоду из моего приглашения. Зато храм Ларата беден и будет рад любому пожертвованию.

– Но…

– Я уже сказал – хватит. Тебе очень повезло, что я – не Атро. Тот не прощал глупых вопросов.

– Повезло? Я сомневаюсь, что еще когда-нибудь поверю в свое везение.

Изак посмотрел на Бахля и расправил плечи, нывшие после ночных кошмаров и ежедневных фехтовальных тренировок. Потом юноша поймал взгляд Тилы и улыбнулся. Служанка сидела в сторонке, закутанная по самые глаза: здесь постоянно сквозило.

Всю первую неделю девушка держалась настороженно, подскакивая от каждого резкого движения Изака. Она никак не могла к нему привыкнуть, потому что все время помнила про гибель Дирасса. Когда однажды Изаку удалось ее рассмешить, трудно сказать, кто из них удивился этому больше. А теперь ему время от времени удавалось добиться ее улыбки.

– И как же вам удавалось это делать?

– Хм?

– Я говорю про Атро – как вы могли жить рядом с таким ублюдком?

– Я просто помалкивал и не обращал на него внимания. Когда я пришел во дворец, я был не таким, как ты. Еще ребенком, едва уйдя из семьи, я поступил в гвардию. Мне было двадцать четыре года, когда деспот из Муслета объявился у ворот навесной башни и объявил меня избранным Нартиса. Я не желал быть орудием в руках Атро и не обращал внимания, когда он истреблял наше племя. Я больше походил на генерала Лаха, чем ты.

Изак кивнул. Ему приходилось встречать сурового белоглазого, вышагивающего по дворцу. Стражники говорили, что сам Бахль пригласил Лаха в храм Нартиса двадцать лет тому назад. Лах был единственным белоглазым, кроме самого Бахля, занимавшим солидный пост, но Нартис не признал его кранном. На теле Лаха остался шрам от удара молнии Нартиса, и, как поговаривали, душа его тоже была обожжена, так что теперь генерала не интересовало ничего, кроме службы своему повелителю.

– Так было, пока вы не встретили Инех?

По лицу Бахля пробежала страдальческая тень, но он лишь печально кивнул.

– Инех.

Герцог с наслаждением произнес это имя, словно оно было сладким на вкус. Изака подмывало задать новые вопросы, но он побоялся зайти слишком далеко.

– Значит, это правда?

– Что именно?

– Что лучше любить, а потом потерять, чем не любить вовсе.

Бахль горько усмехнулся и очень серьезно ответил:

– Ты странный парень. Не помню, чтобы раньше я встречал таких белоглазых. Хотя, это неважно… Только не переусердствуй в своем любопытстве. Что лучше – любить и потом потерять или не любить вовсе? Возможно, раньше я чувствовал, что действительно живу, благодаря Инех я и впрямь был человеком. Атро разъедал наше племя, как злокачественная опухоль, но, пока я не встретил Инех, я об этом не думал. Лишь Инех позволила мне увидеть все зло, которое творил Атро. Никому не пожелаешь жить после утраты любимой, но отказаться от счастья, которое у меня было… Если человек перед лицом богов пожелает, чтобы у него вовсе не было любви, значит, он никогда и не любил.

– Простите.

Это слово прозвучало нелепо, бессмысленно.

Бахль не ответил, только печально вздохнул. Он вдруг стал похож на грустного старика, но постепенно прежнее бесстрастное выражение стерло с его лица все чувства.

– Не нужно меня жалеть. Бесполезно жалеть повелителя Фарлана – и это напомнило мне об одном деле. Лезарль говорил, что ты не умеешь сдерживаться на собраниях. Вот еще один навык, которому ты должен научиться.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, например, ты оскорбил маршала Кветека. Ты был прав, но твоя правота дорого стоила Лезарлю.

– Что ж, этому маршалу и так много платят, а он еще требовал, чтобы Лезарль устроил его женитьбу. Он просто пускал слюнки при мысли об этом!

– Та девушка служит во дворце, верно? Я ее видел. Может, ты сам пускаешь слюнки при мысли о ней?

– Девушке всего четырнадцать! А маршалу Кветеку уже шестьдесят, у него есть взрослый наследник. Ему поздно заводить вторую жену.

– Но она у него будет, хочешь ты того или нет. А если тебе все-таки удастся ему помешать, маршал переключится на служанок в своем доме и будет прогонять их, как только пресытится ими. Но если он женится, это будет сдерживать его порывы, а той девушке все равно пора замуж. И такая женитьба означает, что скоро она окажется богатой вдовой. Так что в следующий раз, прежде чем поучать старших, подумай.

– Я и не поучал. Просто маршал мне не понравился. Почему я должен молчать?

– Вот этому ты и должен научиться.

Изак насупился.

– Возможно, но мне не хочется. Всю жизнь мне приходилось терпеть, помалкивать, даже если я бывал прав, сносить оскорбления людей, которых без труда мог разорвать пополам. Люди и сейчас, наверное, меня ненавидят. Зато теперь я могу не обращать внимания на их ненависть.

До сей поры Бахль, казалось, интересовался разговором, словно беседа что-то напомнила ему, но теперь проворчал:

– Замечательно, но впредь постарайся не наживать врагов – они и сами появятся, без твоего участия. И чем спокойнее ты будешь себя вести, тем проще будет нам обоим.

– Изак, пора.

Изак не ответил, только поднял руку в знак того, что слышал Тилу. Он сидел на подушке в дворцовом храме, расположенном в верхних ярусах башни. Все стены здесь были украшены изображениями охотящегося Нартиса, потолок был расписан под ночное небо. Многочисленные колонны имели вид деревьев, раскинувших ветви под потолком.

Это помещение было истинным оазисом уединения, доступным только для богатых, сюда не проникала дворцовая суета. Даже в личных покоях Изака, великолепных комнатах на втором этаже главного крыла, всегда царили шум и суета: бегали слуги, в коридорах шумели стражники и жители дворца, а снаружи, с тренировочной площадки, постоянно доносились стук копыт и громкие команды.

Но часть своего свободного времени Изак мог проводить здесь, наверху, куда разрешалось подниматься очень немногим. Когда он не упражнялся и не сопровождал Лезарля на многочисленных собраниях, он рылся в пыльных закутках библиотеки, готовясь стать весомой политической и религиозной фигурой. И от этой необходимости никуда было не деться.

Мысли Изака обратились к человеку, который наверняка поджидал его сейчас внизу. Лезарль давно научил его: не надо спешить на встречи, если только ты не встречаешься с близким другом. Лезарль никогда не спешил даже к повелителю Бахлю; когда его вызывали к повелителю, он не сразу прерывал свои занятия и отправлялся к герцогу, не теряя чувства собственного достоинства. Поэтому по срочным делам Бахль не отправлял к нему слугу, а являлся сам.

Изак жил во дворце всего две недели, но уже понял преимущества такого подхода к делу. Нельзя сказать, что он полюбил Лезарля, но его уважение к главному распорядителю росло с каждым днем. Этот человек мог довести Изака до бешенства одной улыбкой или легким взмахом руки, но кранн понял, какую цену тебе придется платить, если будешь позволять себе раздражаться и потакать окружающим.

У Лезарля имелось доходное поместье в Анви: как сказал повелитель Бахль – прекрасный пример того, к чему может привести приступ раздражения во время заключения пари.

Лезарля всегда окружала аура уверенности – казалось, ее можно было потрогать руками, и благодаря ей он сильно отличался от остальных и почти напоминал повелителя Бахля. Изак пришел к выводу, что ему самому стоит научиться в придачу ко всему и такой уверенности.

– Тила, ты в детстве слышала историю чаши Амавок?

– Конечно, – ответила служанка. – А почему вы спрашиваете?

– Потому что я ее не знал. Я плохо знаю старые сказки. А вон та картина как раз изображает именно эту сказку. Я много раз видел картину, но не догадывался задать вопрос, а сегодня заметил, как Лезарль отправлял целую повозку золота в Мерлат, и все из-за той злосчастной чаши.

– Чаша Амавок породила раздоры с племенем йитаченов. С тех пор произошло и много других бед.

– Но дело в том, что я-то ничего не знал, и мне пришлось спрашивать, отчего я выглядел круглым дураком…

– Изак!

Юноша повернулся на встревоженный голос Тилы и не сразу сообразил, что ее беспокоит.

– Не переживай. Нартис сейчас не слушает. От его слов Тила зарделась.

– Изак, в храме нельзя говорить подобные вещи! А вдруг кто-то услышит? Даже кранна могут наказать за богохульство, а боги…

– Брось, кроме тебя меня никто не слышит. Думаю, я достаточно тесно связан с Нартисом, чтобы ощутить его присутствие в храме. А что касается богохульства, разве кто-то может выдвинуть против меня подобное обвинение? Я ведь важная фигура в культе Нартиса, а повелитель Бахль – официальный глава культа. Полагаю, подобное обвинение потребует как минимум его подписи. Но даже если такая подпись и не потребуется, неужели престарелые священники потащат меня на суд?

– А темные монахи?

– Кто-кто? Это еще что-то, о чем я не знаю, – хотя должен был бы знать?

– Я… я не уверена, что должны. О них я могу сказать совсем немногое, да и никто не может сказать больше. Известно только, что они зовут себя братством Священных поучений и, как говорят, выслеживают и убивают еретиков по всему Ланду.

– Замечательно! Религиозные фанатики и убийцы, какое милое сочетание. И все же поблизости нет ни одного такого монаха, так что я в безопасности.

Изак поднялся на ноги, размышляя, почему в храмах Нартиса нет скамей. Не придумав ни одного подходящего объяснения, он отказался от дальнейших раздумий на эту тему – он и так заставил повелителя Бахля прождать слишком долго.

Кранн поправил свои длинные одежды – они были синего цвета, как и одеяния монахов Нартиса. К груди было пришпилено изображение дракона. Знатным господам полагалось все время носить свой герб; когда Изак об этом узнал, он стал обращать внимание на неброские вышивки и ювелирные украшения других аристократов. Тила заказала для него несколько изображений герба, соответствующих его высокому положению. Сам он не стал бы беспокоиться об этом, если бы не слова Тилы «ваше высокое положение». Услышав это, бывший погонщик просто не смог устоять.

Изак провел рукой по своей обритой голове и улыбнулся, подумав, что бы сказал Карел, увидев его сейчас. Юноше очень нравилось, что он может зайти в любую лавку и с ним будут носиться, как с принцем, но все попытки Тилы приобщить Изака к моде оказывались тщетными. Каждый день прибывали все новые наряды, чтобы кранн что-нибудь из них выбрал, но он упорно придерживался простой официальной одежды, хотя все его ровесники ни за что не променяли бы на нее яркие, богато украшенные платья. Зато под такой одеждой Изак мог скрывать знак, выжженный на груди, хотя до сих пор не понимал, почему держать в тайне этот знак так важно. Может, потому, что, когда вокруг кишело столько слуг и стражников, так хотелось хоть что-то утаить от посторонних глаз.

Изак спускался по главной лестнице, все больше и больше тревожась. Рядом тихо ступала Тила, пытаясь не отставать от господина. В отличие от верховного жреца Тила носила на голове белый шарф, обмотав им косу, спускающуюся по спине.

На лестничной площадке Тила спросила, не видны ли амулеты, спрятанные в ее волосах, и Изак подумал, что, наверное, еще чего-то не знает о здешних обычаях. Вообще-то он уже понял: Тила не хочет, чтобы верховный жрец заметил руну другого бога, хотя взрослым не возбранялось носить столько талисманов, сколько они захотят. Тиле достались от любимой бабушки четыре древних амулета.

– Лорд Изак, – обратился к кранну стражник у подножия лестницы, – вас ожидают. Сюда, пожалуйста.

Он указал влево, на распахнутую дверь недалеко от входа в Большой зал. В проеме стоял мастер меча Керин, явно чувствовавший себя неловко в парадном мундире, очень похожем на черно-белые одежды дворцовой гвардии. Мастер меча поклонился Изаку, и кранн озадаченно нахмурился – еще сегодня утром на тренировочной площадке Керин ругал его почем зря.

– Прошу вас, войдите, – тихо проговорил мастер. – Ведите себя спокойно и делайте, что скажут, даже если вам не захочется. Один человек собирается заглянуть в ваш разум… Это опасно, поэтому вы не должны сопротивляться, а тем более пытаться что-то сделать самостоятельно. Вам все понятно?

Изак кивнул, и Керин отступил в сторону, пропуская кранна в приемную для аудиенций.

В длинной комнате стоял лишь церемониальный трон повелителя Фарлана. Приемной пользовались крайне редко, поскольку все прошения и жалобы теперь поступали к Лезарлю, а главный распорядитель имел для этих целей специальные канцелярии как во дворце Тиры, так и в Холодных залах – бывшем дворце, превращенном в городскую администрацию, в северной части Ирьен-сквер. Лезарль заставлял людей в любую погоду выстраиваться в очередь перед Холодными залами, чтобы показать им, какими важными делами там занимаются. Из окон его личных кабинетов открывался замечательный вид на площадь.

Все находившиеся в приемной замолчали и повернулись в сторону вошедших кранна и мастера меча. Повелитель Бахль, в официальном наряде и в серебряном венце поверх капюшона, восседал на массивном троне; рядом с ним в более скромном кресле расположился верховный жрец: пурпурная и желтая отделка его синего одеяния свидетельствовала о том, что он является последователем Ларата. Возле кресла жреца стоял еще один священник в таких же одеждах.

Вопреки опасениям Изака верховный жрец – Афгер Ветлен, как подсказала Тила, – вовсе не походил на коварного приверженца Ларата. Он был костлявым стариком с болезненным цветом лица и слезящимися глазами. Жрец с трудом сидел выпрямившись; казалось удивительным, что он еще способен выполнять ритуалы своего двуликого бога. Зато второй священник, поддерживавший жреца под локоть, мерил кранна острым пронзительным взглядом. Но Изак тут же напомнил себе, что большинство людей именно так смотрят на белоглазых, поэтому тут рано делать какие-либо выводы.

Явившиеся со священниками четверо послушников жались в углу, явно побаиваясь повелителя Бахля. Их привели, скорее всего, потому, что у них имелись некоторые способности к магии, – обычно такие способности проявляются, когда человек достигает совершеннолетия. Если послушники ощущали в себе даже самую простенькую магическую силу, присутствие повелителя Бахля являлось для них нелегким испытанием.

Изак широко им улыбнулся, отчего послушники еще сильнее вжались в стену. Потом кранн подошел к жрецу.

Повелитель Бахль официальным тоном проговорил:

– Верховный жрец Ветлен, позвольте представить вам моего кранна, избранного Нартиса, лорда Изака.

– Милорд.

Старик с помощью молодого священника с трудом поднялся с кресла.

– Полагаю, повелитель Бахль сообщил вам о том, что я намереваюсь сделать.

– Не совсем. Только вкратце, – признался Изак, стараясь побороть страх.

– Об этом трудно рассказать. Поэтому повелитель Бахль предпочел, чтобы это сделал я. Я все вам объясню, пока мы готовимся, – с этими словами старик указал на дверь в смежное помещение, которую Изак прежде не заметил. – Повелитель Бахль любезно предложил воспользоваться передней, поскольку мы с вами должны будем остаться наедине.

– Ваше преосвященство? – забеспокоился его помощник, но верховный жрец прервал его взмахом руки.

– Со мной ничего не случится. А твое присутствие лишь усложнит дело, – твердо заявил жрец. – Не так уж я стар, чтобы не усидеть без тебя на стуле.

Он похлопал по груди помощника, после чего зашипел от боли – и сдался.

– Ладно, отведи меня в комнату. Потом ты оставишь нас.

Изак почувствовал, что старик ужасно недоволен своей немощностью. Помощник жреца молча махнул одному из послушников, веля ему отнести в переднюю кресло. Парнишка бросился выполнять поручение, переводя взгляд с одного белоглазого на другого. Жрец, второй священник и кранн тоже прошли мимо Бахля в сторону передней.

– Поставь кресло вон там… Нет, у стола. Принеси подушку и положи рядом. Лорд Изак, я предлагаю вам сесть на подушку и внимательно посмотреть на картину над столом. Все получится куда лучше, если вы на чем-нибудь сосредоточитесь.

Верховный жрец со вздохом облегчения опустился в кресло и провел пальцами по амулетам, висевшим у него на поясе.

– Ну что ж, милорд… Да, Уимен, ты должен уйти, и закрой за собой дверь. Итак, лорд Изак, повелитель Бахль настоял, чтобы мой демон не присутствовал на сеансе. Если вы рассыплете вокруг этот порошок, демон не сможет нам помешать.

Изак взял у старика маленький медный сосуд, но вместо того, чтобы откупорить, спросил:

– Демон?

– Да… И конечно, у вас не будет своего демона. Это сузит ваши возможности, безусловно, но это и к лучшему. Вы не знаете, что такое демон?

– Я знаю о демонах. Верховный жрец тихо хихикнул.

– Я так и полагал, что хоть об этом вы знаете. Но я имел в виду другое: знаете ли вы что-нибудь о демонах-проводниках магов? Судя по всему, нет. Маги, естественно, не хотят, чтобы об этом все знали. Итак, вот что такое эти демоны: для успешных исследований талантливые маги-ученики находят себе проводников, чтобы учиться у них и создавать вокруг себя некий ореол таинственности. Такие проводники – магические существа, очень мелкие демоны, слишком слабые, чтобы оказывать воздействие на самого мага, но достаточно осведомленные, чтобы опираться на те знания, которые дают в колледжах. И, что особенно важно, им хватает ума сообразить, что их собственная сила возрастает тем больше, чем больше они взаимодействуют с магом. А, поскольку они существа волшебные, их возможности очень ценны. Теологически это чрезвычайно сложный вопрос, поэтому священники в качестве проводников используют демонов богов – они слабее, но для священников подходят больше. Дукохс, мой проводник, демон бога Ларата, пребывает со мной уже шестьдесят лет.

– Так у него есть имя?

– Ну конечно. – Старик явно удивился подобному вопросу. – Я являюсь верховным жрецом уже двадцать лет, и по мере роста моих способностей и магических сил растут и силы Дукохса. А теперь обрисуй круг с помощью порошка.

На сей раз Изак повиновался. Его все больше интересовал этот высохший старик: жрец говорил о демоне бога Ларата, словно о старом друге. Закончив выводить круг, кранн закрыл сосуд и вернул жрецу. Старик что-то бормотал, вешая пузырек обратно на пояс, но, судя по его решительно поджатым губам, не стоило предлагать ему помощь.

– Прекрасно, теперь мы готовы. Садитесь передо мной, и сосредоточьтесь на картине. Это будет довольно неприятно, поэтому держите глаза открытыми и смотрите в одну точку.

Изак сел и уставился на картину, а верховный жрец Ветлен тяжело задышал и забормотал что-то неразборчивое. Старая уродливая картина изображала охотящегося Нартиса. Изак нахмурился. Кто бы ее ни написал, художник явно был идиотом, не имевшим ни малейшего понятия о том, как живут и двигаются живые существа. Сам Нартис, грубо намалеванный, почти голый, с темно-синей кожей и ненормально рельефной мускулатурой, выглядел диким, похожим скорее на демона, а не на бога; в нем не было ни изящества, ни утонченности.

Изак все еще смотрел на картину, когда священник коснулся его головы. Жрец стал осторожно вытягивать магию из воздуха вокруг, отчего у Изака зазвенело и загудело в ушах – он ощутил, как через него течет поток энергии, как в его мозг словно погружаются холодные призрачные пальцы. Потом магия отхлынула, Изак расслабился и разжал кулаки.

Он подавил тревогу и глубоко вздохнул, ожидая, что будет дальше. Кранн вздрогнул, когда те же упорные пальцы принялись ощупывать его душу, и закрыл глаза.

Мастер меча Керин наблюдал за лордом Бахлем, пока они молча ожидали возвращения жреца и Изака. Глаза белоглазого были закрыты, голова покоилась на одной руке. Неприятное зрелище – усталый король на троне. Для мастера меча Бахль всегда был человеком безграничной силы и энергии, не чувствующим бремени власти.

Неожиданно Бахль открыл глаза и подобрался. И почти тотчас из передней полыхнуло белое пламя и раздался грохот. Керин отскочил, прикрывая лицо, когда взрывная волна швырнула в их сторону обломки выбитой двери.

Затем наступила тишина, и все увидели изуродованный труп главного жреца – и Изака, по-прежнему сидевшего на подушке с приоткрытым от ужаса ртом… Над выбритой головой кранна ярко сверкал золотой нимб.

ГЛАВА 9

– Думаешь, это сработает?

Инженер промасленной тряпкой стер пот с высокого лба и бросил взгляд на своего господина. Огромный белоглазый стоял неподвижно, глядя сквозь облако вниз, туда, где раскинулись городские стены.

Лорд Стиракс либо двигался невероятно быстро, хотя и без суеты, либо застывал абсолютно неподвижно, напоминая одну из украшающих их родной город статуй Каркарна, бога войны и покровителя Менина. Промежуточных состояний лорд не признавал, чем приводил окружающих в замешательство. Он просто не тратил сил на ненужные движения. Как будто сами боги сделали идеальное для белоглазого тело, и Кастану Стираксу повезло это тело заполучить. Когда инженер впервые увидел Стиракса два месяца тому назад, его охватил благоговейный трепет. И даже сейчас, глядя на неподвижное лицо повелителя, инженер с трудом верил, что перед ним простой смертный из плоти и крови.

– Думаю, да, милорд, – наконец ответил инженер, стараясь побороть икоту. – Дерево прочное, а мои люди постарались, думаю, при данных обстоятельствах справиться лучше было просто невозможно. Я бы предложил провести испытания, но раз это невозможно, остается только верить, что все сработает как нужно. Если бы мы использовали обтесанный камень…

Он замолчал, потому что Стиракс поднял руку – только она и не была закована в мощную броню черных доспехов, но как и доспехи белоглазого, напоминала о его величайшем торжестве. По безжизненно-белому запястью вился шрам, под ногтями навечно запеклась кровь. Ходили слухи, что Стиракс позволил сжечь свою руку, чтобы добиться невиданной победы: он наголову разбил в поединке Коужа Вукотика. Ни один воин не совершал подобного в одиночку с тех пор, как этот вампир впервые поднялся из могилы. Сам Стиракс считал, что цена, заплаченная им за такой успех, просто ничтожна.

– Машина выдержит? – спросил сзади скрипучий голос.

Инженер обернулся. К ним приближался генерал Гор, его покрытые черной шерстью руки благоговейно прижимали к груди шлем с эмблемой господина. Немногие решились бы вмешаться в беседу повелителя Стиракса, но генерал Гор, несмотря на свою чудовищную внешность и происхождение, был самым близким другом белоглазого.

– Мы привезли на всякий случай два комплекта, и один из них в полной сохранности, – заверил генерала инженер. – Я проверял катапульту – она в отличном состоянии.

– Замечательно. Ты сделал все, что требовалось. Инженер побледнел, взглянув на огромный широкий меч повелителя Стиракса.

– Гор, проводи нашего умелого друга к лошадям, а потом приготовься к выступлению, – велел повелитель. – И пришли ко мне Кохрада.

Инженер облегченно вздохнул, когда генерал Гор развернулся и пошел прочь, лишь на миг задержавшись, чтобы инженер успел собрать свои инструменты. Теперь инженер знал, что его не убьют, а ведь, когда работа подошла к концу, он начал было подозревать самое худшее. Но едва напряжение спало, как к нему привязалась икота, и он в отчаянии зажимал рот рукой. Генерал коснулся его плеча когтистым пальцем, веля идти вперед.

Повелитель Стиракс не шелохнулся, не обращая внимания на доносящиеся отовсюду странные звуки; благодаря клубам загадочного тумана он казался почти бесплотным в утреннем свете.

Инженер вздрогнул при виде этого зрелища и заторопился прочь, все еще отчаянно икая. Он старался больше не оглядываться.

Стиракс принюхался. Их окутывало магическое облако со сладковато-горьким ароматом. Дымка, окружавшая его маленькую армию, мешала как следует видеть город – лишь очертания каменных стен на фоне неба. Краешком глаза повелитель заметил Ларима, одного из избранных Ларата; они наняли его, чтобы тот сделал их невидимыми для жителей города.

Сын Стиракса начал выказывать признаки нетерпения.

– Отец, кажется, Ларим справился с заданием, которое ты ему дал. Думаю, старой вороне лорду Салену в будущем придется быть поосторожнее. А глаза Ларима просто сияют от счастья.

– Думаю, ты прав, Кохрад, – ответил Стиракс, не отрывая взгляда от стен города. Он вытянул руку, чтобы сын поднырнул под нее, – сталь при этом ударилась о сталь. – Но не стоит недооценивать сообразительность ворон. Последнее время лорд Сален был очень занят; думаю, за их состязанием будет любопытно понаблюдать.

Стиракс помолчал.

– Кохрад, моей руке что-то слишком тепло.

– Потому что она горит, отец.

– Так загаси ее.

– Да, отец. Я просто отпугивал огнем блох генерала Гора.

– Прекрати. Ты не должен над ним насмехаться, когда рядом аристократы. У генерала Гора нет союзников, одни враги, но он предан тебе не меньше, чем мне.

– Вряд ли такое возможно.

Кохрад оглянулся, ища глазами друга отца. Огромный генерал уже маячил поблизости, его мощные челюсти мерно двигались, как бывало всякий раз, когда он пытался думать. Клыки ходили вверх-вниз сквозь грубую щетину.

– И все же это так, веришь или нет.

Стиракс повернулся к сыну, стараясь не выказать печали при виде бесстрастного лица Кохрада. Небольшие язычки пламени все еще пробегали по красноватой стали доспехов сына. Кохрад обожал огонь и разрушение гораздо больше, чем того хотелось бы его отцу. Стиракс считал, что это затуманивает разум юноши. Тем не менее сын сумел добыть себе магические доспехи, а как это ему удалось, держалось в тайне.

– Несмотря на его устрашающий вид, я не считаю Гора хорошим воином, – заявил Кохрад после некоторого раздумья. – Он слишком спокоен, слишком любит Ланд. За все время, что я его знаю, он ни разу не вышел из себя. Теперь-то я понимаю, как ему нелегко было сохранять спокойствие, пока я рос.

Стиракс удивленно хмыкнул, но не стал перебивать сына.

– Полагаю, именно поэтому ему можно смело доверить армию, но все-таки это кажется неправильным.

– Как и многое другое в жизни, – согласился белоглазый повелитель. – Он ничего не знал, кроме битв, а если ты предложишь ему оставить службу, ты нанесешь ему глубокую обиду.

Кохрад махнул рукой в сторону стен Раланда.

– Кстати, о твоем деле и о превратностях жизни. Ты посвятил годы жизни исследованиям, поискам той штуковины, а какой-то жирный идиот откопал ее за несколько месяцев до нашего прихода…

– Знаю, – с иронией улыбнулся Стиракс, – но никак не могу решить, пример ли это непредсказуемости жизни или пример того, какое нынче испорченное время. Как бы то ни было, думаю, пришла пора показать всем этим людишкам, как легко мы можем отобрать у них все, что захотим. Ты готов?

– Конечно. И все же интересно было бы узнать, почему ты уверен в легкой победе?

– Первое правило ведения войны.

Стиракс подождал, пока эти слова хорошенько проникнут в сознание сына.

– Познай своего врага, – изрек Кохрад. – Хотя многие считают, что первое правило – познай самого себя.

– Познать себя нужно задолго до того, как твоя армия выступит в поход.

Стиракс чувствовал, как сыну не хочется уступать… Конечно, ведь мальчик тоже был белоглазым, значит, его сыновняя преданность не могла простираться слишком далеко.

– Я по-прежнему считаю, что лучше бы первым правилом было: имей огромную армию.

Стиракс шутливо стукнул сына в плечо.

– Возможно. Зато такое правило лишено элегантности, и в нем нет ничего поучительного. Но нельзя терять возможности что-либо познать, а если такой возможности нет – что ж, открой бутыль и ищи мудрость в вине.

– Для такого проницательного человека, как ты, странно уповать на удачу, хотя даже твое предвидение основано на знаниях, – заметил сын. – Ты ведь не можешь знать о человеческом характере все. Например, герцог того города может иметь привычку рано вставать, как и я, – помнишь наши вылазки на охоту? Поскольку я рано встаю, я всегда выбираю комнату, окна которой обращены на восток. А вдруг так же поступает и герцог? Хотя из окна, обращенного сюда, открывается прекрасный вид.

– В общем, ты прав, – согласился Стиракс, – но не следует и переоценивать людей: большинство из них – лишь жалкие рабы своих слабостей, и наш друг герцог как раз из их числа. Он так слаб, что ему необходимо убеждаться в своей власти сразу после пробуждения. Однако есть еще одно правило: не рискуй тем, что тебе очень дорого, и я всегда неукоснительно его придерживаюсь. Наш агент в городе подтвердил правильность моих догадок насчет расположения окон в покоях герцога.

– А наши воины принимают твои догадки на веру. Уж Гор-то наверняка слепо в них верит.

– Это потому, что у меня лучшая армия в Ланде, а чтобы побеждать, армия должна беспрекословно верить командиру. Ты задаешь вопросы потому, что рожден не для подчинения.

– А ты полностью в этом уверен? Тот же Гор является примером, что благородное происхождение ничего не значит.

– Но шансы, что происхождение скажется, весьма высоки, – спокойно ответил Стиракс. – Чтобы получить хороший приплод, нужна лучшая сука. Мое войско достаточно велико, чтобы я мог держать при себе глуповатого надоедливого сына. Ты унаследуешь две должности: генерала Гора и мою, и, я уверен, справишься с обеими. Долой сомнения – у тебя есть дело, так что давай, готовься.

Кохрад посмотрел на отца благодарно и настороженно. Само собой, Стиракс мог бы все сделать сам, а не посылать с заданием сына. Они намеревались совершить невероятно дерзкую вылазку, которую обязательно заметят на западе. Для Кохрада она будет испытанием. Если он потерпит поражение – он не вернется.

– Почему вы ничего не делаете?

Тошет открыл было рот, чтобы ответить герцогу Немарсу, но вовремя прикусил язык, чтобы не ляпнуть лишнего. Герцог уже битых полчаса бегал по комнате, теребя привешенный к поясу бархатный кошель. Такое поведение раздражало Тошета, а еще больше раздражал его девичий голос герцога.

– А что вы от меня хотите? Эти звуки приводят лошадей в неистовство, а пехоту я туда не пошлю.

– Сделайте хоть что-нибудь! Я плачу вам не за то, чтобы вы стояли здесь и пялились на стену!

Тошет вздохнул. Он пытался бросить вперед кавалерию, но уже через несколько десятков ярдов из-за гортанных звериных криков кони впали в панику. Странным существам, прятавшимся в тумане, явно нравился запах конского мяса.

– Дестеч! – выкрикнул командир наемников, и к нему подошел лейтенант, оскалившись в сторону герцога, чтобы заставить того отойти подальше.

Правда, в этом не было необходимости: герцог не понимал ни слова на языке четсов, но наемникам нравилось так развлекаться.

– Генерал? – Тошет давно лишился генеральского чина, но его подчиненные не желали обращаться к нему иначе. Они всегда будут считать его генералом.

– Что ты обо всем этом думаешь? – спросил Тошет.

– То же, что и вы, господин.

Дестеч служил под командованием Тошета уже двадцать лет, им приходилось сражаться с многими странными существами из пустынных районов. Поэтому они хорошо знали, что недооценивать такого противника нельзя.

– Вот дьявол. Я даже не знаю, тролли это или минотавры, а может, и кое-что похуже, но будь я проклят, если сунусь туда, чтобы поточнее узнать. По словам часовых, они слышали, как что-то протащили мимо, как потом упало что-то тяжелое. Возможно, даже не пресс для трамбовки. Не понимаю, почему не стреляют катапульты и баллисты? И куда, разрази гром, запропастился наш маг?

– Пойду, намылю кому-нибудь шею.

– Спасибо.

Дестеч развернулся и прыгнул в люк в центре платформы, расположенной на самой высокой точке стены. Тошет посмотрел вниз, туда, где простиралась Эльфийская пустошь. Дворец Немарса был прекрасной крепостью, но, кроме того, служил домом для самого герцога и его семьи. Когда один из наемников случайно задел высокую вазу длинной рукоятью боевого топора, с герцогиней случился апоплексический удар.

Тошет продолжил смотреть вдаль; его внимание привлекли странные облака, которые не мог разогнать северный ветер, – они упрямо оставались на одном и том же месте. Караульные разбудили Тошета перед самым рассветом, едва заметив, что происходит нечто странное. Еще не до конца проснувшись, он поднялся на башню и удивился необычной тишине безлюдных пустынных земель…

Спустя несколько минут вернулся Дестеч, таща за шиворот упирающегося, отбивающегося человека. Лейтенант был еще массивней своего командира и одной рукой легко пропихнул воина в красной форме сквозь отверстие люка, швырнув его под ноги Тошету.

– Думаю, маг ударился в бега, генерал… Недобрый знак, если хотите знать мое мнение. А этот вот дохляк посиживал на углу с кувшином вина.

Ладно, спасибо, Дестеч. Что ж, лейтенант, почему вы до сих пор не открыли стрельбу, как вам было приказано?

– А куда стрелять?

Даже валяясь на полу, лейтенант герцога сохранял крайне высокомерный вид, присущий жителям этого города ювелиров.

– Дестеч, возьми его и подвесь за площадкой.

Среди находившихся на платформе воинов пробежал шепоток, а герцог вышел вперед. Одним взглядом Тошет заставил всех замолчать. Дестеч схватил воина в красном за грудки, рывком поднял и перебросил через край платформы.

Выполняя приказ командира, он крепко держал лейтенанта герцога за одну ногу, а Тошет нагнулся, чтобы поговорить с бедолагой. Но слова генерала утонули в пронзительных воплях, очень похожих на крики морской птицы. Дестеч хорошенько встряхнул своего пленника, и тот замолк.

– Итак, теперь ты по-другому смотришь на жизнь? – снова заговорил Тошет. – Я отдаю приказы, и они выполняются. Это жизненно важное правило. В данном случае меня не интересует, видишь ты цель или нет. Баллисты должны стрелять по тому облаку. Если еще раз не выполнишь приказа, я сам сброшу тебя с этой башни.

– Вы ведь не хотите, чтобы я?..

Дестеч был до крайности изумлен. Дома Тошет обязательно приказал бы сбросить этого человека вниз – ни один командир не может оставить безнаказанным неподчинение приказу.

Тошет отрицательно покачал головой.

– В другой раз. Иначе тебе придется идти вниз и стрелять самому по очереди изо всех орудий. Вытащи его.

Дестеч в последний раз тряхнул безвольно повисшего человека, втащил его обратно и поморщился, обнаружив, что рыдающий поганец обделался. Наемник заговорил со своим командиром на языке четсов, хотя смысл его высказываний был ясен всем по его тону: «Один легион – только это мне и нужно; с ним мы с легкостью взяли бы этот городишко».

Тошет усмехнулся и наклонился к трясущемуся от страха воину в красном.

– А теперь убирайся и впредь слушайся приказов. Лейтенант герцога не шелохнулся, пока Тошет не выпрямился, – и только тогда бросился со всех ног к открытому люку.

– 136-Снизу донесся его истеричный голос, приказывающий стрелять. Одна бархатная перчатка осталась валяться у ног Тошета. Он пинком отшвырнул ее в лужу и снова посмотрел на облако.

– Катапульта! – завопил Дестеч.

Тошет поднял голову – и увидел, что прямо на них падает пылающий предмет. Наемники нырнули в небольшое углубление в каменном ограждении и закрыли головы руками в ожидании падения огненного шара. Но когда предмет упал, Тошет удивленно понял, что каменный парапет под ним не содрогнулся. Вместо этого он услышал звон разбитого стекла и треск ломающегося дерева.

Оба четса вскочили и бросились к краю площадки, чтобы посмотреть, что случилось. Из окна под ними вырывался сноп пламени, на них полыхнуло жаром.

– Быстрее вниз, загасите огонь! – выкрикнул Тошет. Дестеч уже рванулся туда, промчавшись мимо герцога, пытавшегося сохранить достойный вид.

– Что это было? – спросил герцог.

– Снаряд, идиот. И он угодил точнехонько в вашу спальню. В тумане скрывается множество катапульт.

– Но выстрелила всего одна.

Тошет поднял глаза. Над ними действительно больше не видно было снарядов. Он не слышал ни грохота выстрелов, ни звуков, говорящих о том, что сейчас перезаряжают выстрелившую катапульту. Облако, пробитое снарядом, снова безмятежно висело на прежнем месте.

– Интересно, почему они атакуют при помощи всего одной катапульты? – пробормотал наемник себе под нос.

Все это слишком походило на дурацкую шутку.

– Что-что? – переспросил герцог.

Тошет не ответил, он просто продолжал размышлять вслух:

– Бывает, что достаточно и одной. О боги!

Он взглянул вниз, его снова обдало раскаленным воздухом. Чете быстро отскочил от края платформы, но все-таки успел заметить, что огонь внизу растет и ширится.

– Защити нас, Цатак! Герцог Немарс, лучше побыстрее спуститься с башни. Боюсь, этот пожар будет распространяться куда быстрее, чем можно себе представить.

Весь воздух из комнаты был выкачан, тихонько позвякивали осколки стекла, падая на холодный камень. Завернувшись в толстый порванный тюфяк, Кохрад задержал дыхание и ждал, наслаждаясь своей полной властью над огнем, который только и ждал притока воздуха. И Кохрад дал ему этот воздух – и по стенам заплясали красные языки, целая гирлянда их повисла на пологе кровати.

Он поднялся с останков огромного ложа, которое почернело и обуглилось. Слабый свет раннего утра, пробивавшийся сквозь окно, не мог сравниться с жаркими языками пламени, извивающимися на стенах комнаты. Руками в металлических перчатках Кохрад ударил по изящному фризу над камином – сверкнули цветные осколки, и рисунок исчез. Огонь рыскал по каменному полу, добирался до драпировок и набрасывался на мебель. Спустя несколько мгновений вся комната была объята пламенем.

Дверь с треском распахнулась – Кохрад повернулся, вытаскивая меч. Сначала он осознал лишь, что его ненасытный огонь получил дополнительные силы благодаря новому притоку воздуха, но потом заметил, как кто-то отскочил, прикрывая от жара голову и лицо. Кохрад прыгнул вперед и снес голову воина одним ударом двуручного меча. Краешком глаза он заметил острие пики, крутанулся на месте, отклоняя пику в сторону, схватился за древко, сильно дернул на себя, а когда копейщик оказался рядом, ударил его в лицо обтянутым кольчугой локтем.

Потом Кохрад снова ринулся вперед и остановил еще одного воина с боевым топором, швырнув в него сноп огня. Воин отскочил, но другой противник – чете, насколько понял Кохрад, – оказался отважней: не обращая внимания на жар, он прыгнул вперед и ударил противника плечом в грудь. От удара белоглазый качнулся назад, но торжество врага длилась недолго – Кохрад саданул его изо всех сил по шлему и всадил ему меч меж ребер. Наемник упал, и пламя тут же принялось лизать рукоять его топора и одежду.

Комната осталась в полном владении Кохрада.

Потом он зашагал по коридору, но вдруг остановился – сквозь невыносимый жар пламени его коснулся чей-то холодный разум. Отец напомнил Кохраду, что юноша защищен от власти вызванного им же самим огня и о его миссии. То, что разыскивал молодой белоглазый, находилось наверху и громко взывало к нему.

Кохрад потянулся вверх и коснулся балки, идущей вдоль потолка коридора. Он мог ее поджечь и перемещаться вместе с огнем по всему зданию, отрезая людям путь к спасению. Так он и сделал – и начал поджигать драпировки и полированную мебель, отдавая на съедение огню и жару комнату за комнатой, полные прекрасных скульптур.

Вот он нашел лестницу и начал взбираться вверх от этажа к этажу; языки пламени были подобны волкам, преследующим добычу. Кохард отрезал путь к выходу нескольким обитателям башни, встретившимся на пути, других загнал в углы и за шкафы. Люди падали на колени, молили о пощаде, вопили от ужаса, но он оставался безучастным к их мукам. Кохрад родился белоглазым и не получил благословения богов, поэтому подчинялся только законам огня и света.

Добравшись до самого верха башни, он наткнулся на запертый люк. Кохрад сильно ударил по нему кулаком и пробил насквозь, но что-то по-прежнему удерживало люк с той стороны, несмотря на все усилия сына Стиракса. Еще один удар – и люк разлетелся на куски, которые попадали к его ногам, будто сложившись в погребальный костер. Деревянные ступени горели под ним, когда он поднимался на площадку.

Не успел Кохрад выбраться из люка, как на него бросился еще один четс с боевым топором. Но объятый огнем белоглазый отстранил стальное лезвие, молниеносно вскочил на платформу и так же быстро проткнул противника копьем.

Воин с криком упал, и не успел смолкнуть его вопль, как Кох-рад уже повернулся к остальным. Но больше никто не бросился на него, и тогда он перестал обращать внимание на воинов, шагнув к дрожащему герцогу. Белоглазый протянул к нему руку, предвкушая треск и запах горящего жира. Герцог бормотал что-то невнятное, но, даже когда его пальцы начали обугливаться, он продолжал крепко сжимать Хрустальный череп. Кохрад без труда разжал его руки и забрал вожделенный приз… и когда белоглазый дотронулся до черепа, тот как будто вскрикнул. С несказанным облегчением Кохрад прижал Хрустальный череп к груди. Те места его трофея, которые прикасались к доспехам, становились кроваво-красными.

Языки пламени заплясали вокруг еще неистовей, лаская череп.

– Итак, ты – разрушение, – прошептал Кохрад. – Надеюсь, это и вправду так. Однажды ты станешь моим – когда мы сделаемся богами и отцу ты будешь уже не нужен. И тогда мы с тобой навечно сольемся в единое целое.

Он неспешно покинул полыхающую погребальным костром башню, оставив позади лишь потрескивающий огонь и запах сгоревшей плоти.

ГЛАВА 10

Обледеневшие от зимней стужи острые скалы, похожие на наточенные клинки, торчали из густых зарослей Великого леса в Паутинных горах. Шепот, раздававшийся там по ночам, воскрешал память о давно покинутых местах и вновь зажигал бунтарский огонь минувших веков в сердцах эльфов – далеких потомков тех, кого боги прокляли когда-то за неповиновение. Здесь начали заключать темные сделки задолго до того, как пророки объявили, что на западе засиял серебряный свет. Первые переселенцы-эльфы начали тайно возвращаться в поселения, откуда фарланы изгнали их несколько десятилетий тому назад.

Праздник Меча постепенно пришел на смену диким беспощадным охотам, бушевавшим в этих местах пятьдесят лет назад, когда эльфам приходилось отступать под напором захватчиков. Мирное земледелие стало одерживать верх над кровопролитием. Возвращаясь в родные места, эльфы видели, что сторожевые башни фарланов заброшены, форты опустели, а на их месте появились деревни, порой разбросанные далеко в лесах и совсем не имевшие укреплений.

Первые военные вылазки эльфов не встретили должного отпора – и возвратившиеся изгнанники становились все безрассудней и злее. Ветер свистел в руинах, ветер на многие мили нес запах пожарищ. И даже в городах, за относительно безопасными каменными стенами люди слышали угрожающий бой барабанов в ночной тиши, слышали гортанные голоса, певшие о боли и о зловещих предсказаниях, о том, что снова наступило время эльфов. Ветер разносил эти песни, возвещая, что пришло время мести.

– Что вы хотите сказать? Генерал Элирль не ребенок, который нуждается в наказаниях!

От рева Бахля содрогались стены, так громко герцог кричал на человека, спокойно сидевшего посреди комнаты. Изак отступил, испуганный гневом повелителя, хотя Бахль негодовал не на него. Тот, на кого кричал герцог, даже не вздрогнул. Примостившись на низком стуле, маг повторял слова своего господина, покачивая бритой головой, словно в ритм некой мелодии. Даже замолчав и склонив голову к плечу в ожидании ответа, маг продолжал раскачиваться взад-вперед.

– Генерал Элирль отстранен от командования армией Ломина, – нараспев произнес маг после долгой паузы.

Его голос звучал отстраненно, как дальнее эхо. Изак подался вперед, чтобы получше вглядеться в мага, удивляясь мерному раскачиванию и пытаясь постичь его смысл и назначение в ритуале.

Маг продолжал качаться, не замечая собравшихся вокруг людей.

После настойчивых расспросов Изака Лезарль ответил ему, что такое движение помогает магам-близнецам поддерживать друг с другом контакт, но на дальнейшие вопросы отвечать отказался. Изаку не только никогда не доводилось раньше видеть что-либо похожее, он даже никогда не слышал о таком. Интересно, какие еще секреты, доступные немногим счастливчикам, могли скрываться за непроницаемыми стенами Колледжа магии?

– Генерала наказали за ошибки, – передал маг ответ далекого наследника Ломина.

Каждое предложение разбивалось на части, когда маг шептал слова своему близнецу. Изак мог представить себе лицо второго мага, сидящего сейчас в высокой башне в Ломине, – точно такого же бледного и гладко выбритого, выговаривающего услышанные им далекие слова. Возможно, маги и одеты были одинаково: блуза с открытым воротом, не скрывающим безволосой груди, перетянутая в талии красным с золотом поясом Колледжа магии.

– Вы хотите сказать, что казнили одного из старейших и самых уважаемых генералов?!

То, что ответы приходили с задержкой, лишь усиливало ярость Бахля. Не может быть, чтобы юнец из Ломина – даже еще не ставший герцогом, хоть его отец и был уже неизлечимо болен, – посмел сделать нечто подобное! Бахль принялся вышагивать вокруг мага, пока Лезарль не остановил его, вытянув руку.

– Милорд, связь вот-вот прервется, нам нужны важные сведения. Что бы там ни натворил мальчишка, выяснение подробностей может подождать до вашего приезда.

– Я никого не казнил, – повторял маг монотонным бесцветным голосом. – Генерал был снят с должности и сегодня вечером покончил жизнь самоубийством в своих покоях. Мы вместе с вами скорбим об утрате.

Бахль уже собирался выругаться, но Лезарль взял его под руку и повернулся ко второму магу, богато одетому человеку средних лет, который, как и все маги, выглядел несколько старше своего возраста. Изак обратил внимание на его ввалившиеся глаза – видимо, тот уже сделал первый шаг к превращению в иссушенную развалину, какой был покойный верховный жрец Ветлен. Второй маг кивнул, показывая, что согласен с Лезарлем. Он тоже с нетерпением ожидал важных сообщений и боялся, что связь прервется.

– Наследник Ломин, какие силы у вас остались?

– Два легиона копейщиков и один легион лучников, но, по всей видимости, некоторые их части осаждены в Кохме, замке Шайдек, Витиле и у Горных Ворот. Мы уже три недели не получаем никаких вестей из Горных Ворот.

– А где находятся враги?

– Большинство из них здесь, насколько можно судить. Хотя, исходя из скорости продвижения противника, вряд ли сопротивление наших гарнизонов сломлено. Крестьяне, прибывающие сюда в поисках убежища, рассказывали о том, что неделю назад у Бурной реки произошла битва – наша кавалерия нарвалась там на засаду. Но больше мы ничего не знаем.

Бахль мрачно кивнул. Армия фарланов без кавалерии теряла свое главное преимущество. Если эльфам удалось разбить кавалерию Ломина, они могли не опасаться мелких гарнизонов в своем тылу.

– Вы сможете удержать крепость?

– Я лично руковожу оборонительными работами.

– Я спрашивал не про это.

На этот раз пауза была дольше.

– Да, смогу. Они готовят осадные орудия, но тролли пока ни в чем не участвуют. Наши маги заявляют, что знают силы врага и что смогут обеспечить неприступность наших стен.

– Хорошо. Через два дня к вам прибудет армия под командованием сюзерена Анви. Постарайтесь не наделать новых глупостей до его прибытия.

Едва только маг передал эти слова, как глаза его распахнулись, он начал хватать воздух ртом и без сил упал на руки сопровождающего. Двое воинов унесли мага на носилках; его помощник шагал за ними по пятам. Изаку показалось, что все ожидали этого обморока. Очень странное призвание у таких магов – слушать чужой разум до тех пор, пока не потеряешь сознание, зато чрезвычайно ценное для людей, разделенных большим расстоянием.

Когда дверь за ушедшими закрылась, Бахль сел на свое место и оглядел всех, кто находился в комнате.

На встречу пригласили сюзеренов Тебрана и Фордана. Кехед Тебран был частым гостем во дворце, потому что его владения лежали вокруг Тиры. Он жил попеременно то в семейной резиденции, то в отведенных для него дворцовых покоях. В городе проживали лучшие врачи, а повелитель Бахль всегда давал понять, что верноподданные могут неизменно рассчитывать на его поддержку.

Рядом с Тебраном восседал его лучший друг Фордан, задиристый вояка, которого просто распирало от еле сдерживаемого гнева. В углу на неудобных жестких стульях примостились старший сын Фордана и наследник сюзерена Волах, обоим было по семнадцать лет. Надо сказать, что юноши наблюдали за происходящим с большим интересом.

– Наследник Тебран, вам приходилось встречать Карлата Ломина в прошлом году на празднике Мечей? – разорвал тишину голос Лезарля, и молодой человек вздрогнул от неожиданности.

То, что его пригласили присутствовать, само по себе было большой честью, и отец заранее предупредил, что они с его лучшим другом, наследником Волахом, должны сидеть тихо и помалкивать.

– Я… Да, видел мельком, господин, – юноша старался говорить сжато и четко. – Он больше разговаривал с Сохном… Простите, наследником Волахом, потому что не доверял мне.

Молодой человек изо всех сил пытался не выказать волнения под пристальным взглядом Бахля. Когда повелитель перевел взгляд на его друга, юноша испытал большое облегчение.

– Наследник Волах?

– Я был на его праздничном банкете, главный распорядитель. Он устроил этот праздник, когда отец передал ему Факел Ломина.

– Хорошая была пирушка?

Изак уже достаточно знал Лезарля, чтобы понять подоплеку невинного вопроса; кранн даже подался вперед и пристально посмотрел на наследника, чтобы отвлечь его внимание. Возможно, Изак и главный распорядитель не были друзьями, но их обоих раздражали тщеславные аристократы из высшего общества.

– Пирушка была замечательная. Праздник удался на славу.

– Я рад, что вас порадовало официальное подтверждение смертельной болезни герцога Ломина, зато ему самому вряд ли было весело. А скажите, на празднике вы занимались чем-то еще, кроме выпивки и разврата?

– Я… мы все ездили на охоту.

– Значит, вы ездили верхом, болтали с прелестными девушками и пили бренди? А в лес-то хоть заезжали?

– Лезарль, сейчас не время, – вмешался Бахль.

Он уже понял, что такие вопросы будут длиться бесконечно и никуда не приведут. Изак заметил отразившееся на лице наследника Волаха облегчение.

– Меня больше интересует смерть генерала Элирля, – продолжил Бахль.

– За всем стоит эта ведьма, герцогиня! – воскликнул сюзерен Фордан. – Я знал Элирля тридцать лет, он не мог совершить самоубийство. Этот маленький ублюдок убил его, чтобы получить возможность…

– Довольно, Фордан. Не думаю, чтобы наследник совершил такую глупость, но все-таки вы правы: генерала довели до самоубийства, и без герцогини здесь не обошлось. И все же мы ничего не станем предпринимать.

– Как?!

– Нам нужно заняться совершенно другими делами. Прошу, доверьтесь мне. Наследник Волах, если вам представится шанс возобновить знакомство с наследником Ломином, обязательно воспользуйтесь случаем. Без сомнения, он устроит праздник по случаю прибытия армии – в конце концов, очень редко так далеко на востоке собирается столько аристократов. Изак, а ты держись от Ломина подальше. Я не хочу, чтобы вы подрались на дуэли. Честно говоря, не знаю, у кого из вас более вспыльчивый нрав.

Отчасти Бахль шутил, и все-таки Изак нахмурился и опустил глаза. С тех пор, когда он случайно убил верховного жреца, его жизнь во дворце заметно изменилась. Теперь люди сторонились его еще сильнее – никто не знал, насколько он может быть опасен. Да и сам Изак этого тоже не знал.

Что произошло тогда, так и осталось для всех загадкой, а Изак ничего не помнил о том несчастном случае. Он помнил старика, помнил сухой спокойный голос, звучавший в мозгу, а потом – боль и свет. Что случилось после вспышки, Изак совершенно не помнил, а верховный жрец умер именно в тот момент.

Пока не было никакой надежды, что удастся разгадать эту загадку, но по городу уже ходили слухи об удивительных и ужасных дарованиях кранна.

Ритуал, во время которого погиб верховный жрец, был направлен на то, чтобы дать Изаку способность контролировать свою магию, и, когда затея потерпела полный провал, недовольство и гнев кранна направились в иное русло. Тайные исследования, проведенные в дворцовой библиотеке, показали, что знак на его груди – эльфийская руна. Несомненно эльфийская, хотя только ученые Ланда разбирались в общих корнях здешних языков. Эльфийский язык имел сто двадцать одну руну, каждая из них имела множество значений, в зависимости от контекста. Угловатые знаки, вписанные в круг, могли означать отдельные слова, а в одном свитке, показавшемся Изаку понятнее других, он вычитал, что руны могли также передавать общий смысл высказывания или некую мысль. В данном случае руна означала «сердце»… Хотя Изак никак не мог смириться, что одно и то же слово могло значить «персиковая косточка», «основной предмет спора» или «национальный дух».

И нигде Р1зак не смог найти объяснения, почему именно эта руна выжжена у него на груди. Он решил, что, пока не разрешит загадку, ни с кем не поделится своей тайной.

Зато он стал постоянным гостем в дворцовой кузне, где главный кузнец с удовольствием обучал кранна ковать эльфийские мечи. Изготовление таких мечей было слишком сложным, чтобы вооружать ими армию, но кранну нравилось новое дело, и нервные воины и дворцовые слуги теперь гораздо реже лицезрели Изака. В результате его трудов появился длинный однолезвий-ный клинок с балансом, отличным от баланса рапиры. Керин забрал меч себе и принялся упражняться с ним, забавляясь, как ребенок с новой игрушкой.

Изак отогнал воспоминания и снова принялся внимательно слушать, что говорит Бахль.

– Лезарль, позаботься о том, чтобы армия смогла выступить через два дня. Собери всех, кого сумеешь, отправь посыльных к сюзеренам – пусть догоняют войско на марше.

– А разве вы не отправитесь с нами? – спросил сюзерен Фордан.

Он давно был дедом, возраст не позволял ему отправиться на поля сражений, а уж тем более выйти в поход зимой, но в Тире не нашлось никого, кто решился бы напомнить ему об этом.

– В городе появился вампир, – ответил Бахль. – Я не могу допустить, чтобы он удрал, мы обязаны его поймать.

Новость поразила Изака и молодых наследников, но старшим уже приходилось сталкиваться с подобными ситуациями. Их лица засветились – они знали, какая сейчас начнется игра в кошки-мышки.

Керин, как неофициальный командир гвардейцев, поднялся с места, чтобы вкратце изложить положение дел. Откашлявшись, мастер меча поправил висевшее на поясе оружие.

– Убийства происходили на протяжении нескольких лет, но без определенной закономерности и нерегулярно, – начал он. – Поэтому мы долго не обращали на них внимания. Гвардия не может как следует патрулировать весь город. – Он сделал паузу и многозначительно посмотрел на Лезарля, который не обратил никакого внимания на этот взгляд. – Нынешняя тварь отличается от той, которую мы, к сожалению, упустили раньше.

Тебран кивнул.

– Ну, что тут можно сказать? Он был в стельку пьян, – пробормотал он и поднял кружку, словно совершая тост в честь отца – человека, который промедлил тогда в таверне и позволил чудовищу сбежать.

Мастер меча улыбнулся.

– Несомненно. Но этот вампир страшно хитер, – продолжал он. – Поэтому мы до сих пор хранили молчание. Лорд Изак, вы бы справились с прежним вампиром, но, боюсь, даже ваши возрастающие магические способности не помогут вам справиться с этим. Только один повелитель Бахль способен выследить его.

Изак кивнул, благодарный Керину за то, что мастер не упомянул о его слабостях перед людьми, которых ему предстоит вести в битву.

– Я пробуду в городе столько, сколько будет необходимо, а потом присоединюсь к вам, – объявил Бахль и повернулся к Изаку. – Даже не пытайся искать чудовище, тебя ждут немалые опасности у стен Ломина, их с тебя будет довольно. А пока ты не должен покидать дворец без отряда «духов». Я не хочу, чтобы ты встрял в это дело.

Спустя два дня Бахль сидел в своих личных покоях и боролся со сном. Съев миску овсяной каши с медом, он опустился в кресло, чтобы отдохнуть и поглазеть на суету за окном. Ветер, врывающийся в открытое окно, слегка освежал правителя, но не мог прогнать его усталость. Причина усталости была не в физическом утомлении: большую часть прошлой ночи его душа парила высоко в небесах. Над Ломином разразилась гроза, и Бахль направлял ее силу против осаждавших город эльфов. Герцог вздрогнул, вспомнив пьянящую смесь удовольствия и страха, которую испытал, когда его могучая магия слилась с мощью стихии.

Для того чтобы управлять грозой, понадобились огромные усилия, а Бахль даже не знал, добился он успеха или нет: из-за большого расстояния и бушующей бури было невозможно ясно разглядеть результат. И все же такой навык был весьма полезен, и Бахль подозревал, что у Изака подобная магия может получаться даже лучше, чем у него самого. Необузданность, таившаяся в молодом человеке, должна была помочь ему управлять стихией.

Бахль занялся грозой скорее от чувства вины: он не пошел в поход со своей армией вовсе не из-за вампира, хотя тот и вправду существовал. Главной причиной была смертельная болезнь его друга, и проницательный Лезарль догадывался об этом, что можно было прочесть по его глазам. Белоглазые жили долго, поэтому имели не много друзей, и Бахль очень дорожил каждым из них. Однажды его не было рядом с умирающим другом, и после этого он решил, что те, кто ему особенно дорог, никогда больше не будут умирать в одиночестве. Аббат ближайшего монастыря как раз относился к числу таких друзей.

– И все же это противоречит моему долгу перед народом, – пробормотал Бахль. – Сейчас смутное время, и что подумают люди, если меня не будет на поле боя?

Словно в ответ на этот вопрос, в его памяти всплыли слова монаха-воина, жившего столетия тому назад: «Сомнения мешают видеть цель, как в бою, так и в жизни. Ни один воин не готов к битве, если у него нет решимости и ясной цели».

Бахль устало кивнул. Он не должен отвлекаться от главной задачи, ему следует побороть чувство вины. Если он станет сомневаться в своих поступках, ни к чему хорошему это не приведет. В мире и без того достаточно нерешительных людей.

Странное поведение армии эльфов сильно беспокоило герцога. Уже то, что эльфы начали военные действия в начале зимы, вызывало удивление. А осада Ломина только придала загадочности и нелогичности их тактике. Находится ли в Ломине то, что они жаждут заполучить, или цель нападения куда загадочней? Возможно, они начали осаду из-за некоего предсказания или из-за вражды эльфийских кланов? Или причина осады более серьезна?

«Будь ты проклят, Изак! Ну почему вдруг объявились эти эльфы? Не ты ли наслал их на наши головы?»

Бахль устыдился собственных мыслей. Ему впервые пришли в голову подобные подозрения, наверняка давно посещавшие Лезарля. Возможно, обвинение было несправедливым, но очень походило на правду.

Он еще успеет выспаться.

Бахль поднялся и подошел к столу, стоявшему в центре комнаты, – на нем лежали два комплекта аккуратно сложенных поддоспешников из кожи: один был изготовлен для того, чтобы Изак носил их сейчас, а второй – с учетом того, что в ближайшие недели кранн может сильно вырасти, и эти поддоспешники были ненамного меньше принадлежащих самому Бахлю.

Портной был буквально сражен, когда повелитель Бахль появился однажды вечером в его мастерской. Такой визит стал необходимостью – Изак рос невиданно быстро и был сейчас значительно выше и крепче, чем в тот день, когда впервые вошел во дворец. Болезнь роста мало отражалась на молодом человеке, зато давала ему большие преимущества.

Что касается доспехов, которые наденут поверх поддоспешников, Бахль подозревал, что они сами подладятся под своего хозяина. Их изготовили эльфы еще в старые времена, а привез сюда Кази Фарлан – образец для всех белоглазых. Доспехи сидели на Кази Фарлане великолепно, и сложение Кази было достойно этих доспехов.

Бахль поднял обе стопки одежды, сунул под мышку и направился было к дверям, но вдруг остановился и вернулся к камину за своим тяжелым мечом. Глядя на клинок, носящий имя Белая Молния, он задумался: променял бы он этот грубый, незамысловатый меч даже на Эолис? Толстое обоюдоострое лезвие имело у рукояти изогнутые шипы, которые утяжеляли оружие, но как раз в шипах и заключалась магия. Меч служил Бахлю так долго, что правитель не мог и помыслить о том, чтобы пойти в бой без него.

Герцог спустился вниз, в покои Изака, но, прежде чем войти, велел стражнику стукнуть в дверь, чтобы предупредить о появлении правителя. Изак поднялся навстречу Бахлю из-за стола, заваленного раскрытыми книгами. Леди Тила, сидевшая рядом с кранном, вскочила мгновением позже; Бахль заметил выражение ее лица и тихо вздохнул.

Нельзя было не заметить, что служанка и Изак стали близкими друзьями. Возможно, даже более, чем просто друзьями, учитывая, как близко стояли их стулья. Бахль заметил, что при его появлении пальцы Тилы нервно вцепились в эмалевую пряжку на поясе – значит, ее любовь распространялась не на всех белоглазых.

Бахль бросил стопку с одеждой Изаку, и тот поймал ее на лету с ловкостью собаки, хватающей кость. Несколько недель, проведенных вместе, придали отношениям двух белоглазых несколько неловкую фамильярность: оба боялись быть назойливыми, но при этом испытывали взаимную приязнь.

Изак тотчас забыл про книги. Положив стопку на стол, он с азартно горящими глазами разорвал упаковку, вытащил один из кожаных комплектов и быстро осмотрел.

– Пришла пора увидеть твои дары.

Голос повелителя Бахля прозвучал необычайно звонко, и Изак удивленно поднял глаза.

– Значит, мои дары – доспехи?

Казалось, юноша хотел спросить что-то еще, но удержался.

– Да, доспехи, – подтвердил Бахль. – Мне кажется, тебе интересно будет узнать, почему я отдаю их только сейчас. Могу сказать лишь одно: потому что.

Он улыбнулся, увидев, как переменился в лице Изак.

– Ты, конечно, ждал другого ответа, но тебе придется удовольствоваться этим. Пути богов неисповедимы, иногда спасает только вера.

Бахль не хотел объяснять, что, прежде чем отдать кранну дары, они с Лезарлем решили подготовить юношу.

– Поддоспешников два комплекта, один побольше размером, другой поменьше. Без сомнения, второй тебе тоже понадобится еще до того, как ты вернешься. Ты выступишь во главе армии через час, так что начинай готовиться к походу.

Ни слова не говоря, Изак свернул второй комплект и передал Тиле.

– Положи это в мой багаж и проверь, все ли там на месте.

Бахль заметил, что служанка приоткрыла рот, явно собираясь возразить, но не решилась в присутствии повелителя. Бахль не сомневался – если бы его не было в комнате, Тила попросила бы кранна взять ее с собой. Скверно: заразительное жизнелюбие Изака слишком увлекло девушку, больше, чем следовало.

После минутного колебания Тила склонила голову в знак повиновения, присела в реверансе и убежала. Неудивительно, что она так боялась за Изака, ведь парень впервые в жизни отправлялся в бой. Он был безрассудным и неопытным, но каждому воину приходится проходить через такое, и Изак не будет исключением. Он вернется другим человеком – вернется вместе с армией.

В душе Бахля проснулась тревога. Другим человеком – но каким?

– Нам придется спускаться в подземелья?

– Да. И оставь меч Керина. Кажется, мы сможем найти тебе кое-что получше.

Изак ухмыльнулся. Он чувствовал неловкость, но в придачу и приятное волнение – и не без причин. За последние недели волею Нартиса он сильно изменился, стал выше и сильнее. Изак был теперь одного роста с генералом Лахом, весил двадцать стоунов и легко мог убить взрослого человека голыми руками. А божественные дары поднимут его на уровень, совершенно недоступный обычному воину; быстротой и силой кранн превзойдет даже любого белоглазого. Кроме того, металл его доспехов будет пропитан магией.

– Где твой щит?

Изак наклонился и вытащил из-за стола щит. Бахль нахмурился, снова увидев этот предмет, и мысленно прикоснулся к блестящей серебряной поверхности. Герцог до сих пор не знал, какое заклятие заключено в щите: оно не было сложным, но простота его смущала.

– Ты можешь прочесть начертанные здесь руны? – спросил он.

– Тут ничего не написано.

Не выпуская щита из рук, Изак протянул его Бахлю, чтобы тот убедился сам, и герцог внимательно осмотрел серебряную поверхность, не прикасаясь к ней.

– А на другой стороне?

Изак повернул щит другой стороной, чтобы повелитель смог осмотреть и ее. Там тоже ничего не было, даже на крепежных ремешках – никаких надписей.

– В ту ночь, когда я получил щит, мне снилась руна. Тила отыскала книгу, где их удалось найти.

– «Их»?

– Ее… А, да – в той книге описано много рун. Та, о которой я говорю, – корневая руна, она означает что-то вроде «объединение» или «союз».

– Понятно.

Бахль отпрянул от щита – его внезапно озарило, когда он вспомнил о магической энергии, сочившейся меж плит Большого зала в день гибели жреца.

– В этом есть смысл, хотя подтекст нелегко будет понять.

– Почему? В чем есть смысл?

– Лучше подумай сам. Пошли.

Они спускались по лестнице плечом к плечу. Как ни странно, выступление армии не вызвало особого ажиотажа. Из-за толстых каменных стен доносились топот ног и деловитые выкрики команд.

Как только Изак и Бахль спустились на нижний этаж, им встретился запыхавшийся человек в одежде воинов Тебрана, явно бежавший с поручением к своему господину. Посыльный растерялся, увидев сразу двух белоглазых, и, качнувшись к стене, прижался к ней, чтобы дать им дорогу. Как только они прошли, воин побежал дальше, еще долго на лестнице слышались его тяжелые шаги.

Внизу воздух был холодным и влажным. Поскольку огонь здесь не разводили, пахло подземельем. С тех пор как дары Изака были растревожены наступающей эльфийской армией, зов их становился все настойчивее. Бахль не сомневался, что Изак тоже слышит зов: много раз, выходя по утрам, повелитель встречал кранна не в обеденном зале, а у подножия башни, в которой хранились доспехи.

Погода стояла промозглая, поэтому Изак потуже затянул ворот рубашки, так что застежка в виде дракона свесилась вниз, словно дракон собирался рыть носом землю. И это напомнило Бахлю, что он не говорил со зверем в подземелье уже полгода. Герцог не знал, как тот отнесется к появлению во дворце Изака.

Цикл жизни дракона состоял из долгих периодов отдыха и сна, потом около полугода зверь все крушил и наводил ужас на людей своими брачными ритуалами. В обмен на безопасное убежище для чудовища Бахль потребовал, чтобы дракон в случае надобности помогал ему в битвах, а период разрушений проводил подальше от земель Фарлана. Сделка, конечно, необычная, но кормить дракона все-таки выгоднее, чем держать армию, способную с ним справиться.

Они спускались вниз, вглубь, подальше от любопытных глаз. Изак, уже привыкший к магии дворца, прикинул, что они оставили позади примерно половину высоты башни. Слишком глубоко для тайника. Когда он сказал об этом Бахлю, тот лишь фыркнул.

Стало совершенно темно, Изак не видел даже пальцев своей вытянутой руки. Тогда Бахль пробормотал что-то неразборчивое; запахло магией, и у герцога на ладони появился огненный шар. Изак не расслышал слов, но они все равно всплыли в его памяти: одно из многочисленных заклинаний, которые кранну пришлось выучить за последние недели, хотя пользоваться всеми этими заклинаниями юноша все равно не умел.

Они оказались в квадратном подземелье десяти футов в высоту и примерно стольких же в ширину, с необработанными стенами, еще хранившими следы камнерезных инструментов. При свете магической «лампы» можно было увидеть, что стены не украшены даже гербом.

Бахль повел юношу дальше, они вошли в дверь и оказались в извилистом туннеле – настолько узком, что пришлось идти гуськом. Изак шагал за герцогом, гадая, куда же они направляются.

Он предпринял еще одну попытку завязать разговор, благо, у него давно вертелся в голове один вопрос.

– Милорд?

– Хм?

– Чем я буду заниматься, когда вернусь из Ломина?

– Ты – кранн и можешь заниматься чем захочешь.

– Я не об этом. Если я хорошо проявлю себя в битвах и получу дары, какие есть и у вас, как мне распорядиться своей жизнью?

Изак и сам знал, что задал странный вопрос. Но в обществе, где каждый имел свои обязанности, для него как будто не оставалось места – во всяком случае до тех пор, пока он не станет повелителем Фарлана, а произойдет это еще очень нескоро.

Бахль остановился, маска-капюшон полностью скрывала выражение его лица.

– Как ты должен распорядиться своей жизнью? Хороший вопрос, по-моему.

Он снова двинулся вперед.

– Ты теперь – сюзерен. У тебя есть поместье, подданные, которыми нужно править. Лишь на то, чтобы привести там все в порядок, уйдут годы. Лезарль снабдит тебя нужными сведениями о твоих владениях в Анви. Думаю, тебе придется заняться выселениями должников, сбором ренты, составлением сделок и многими другими хлопотами. Весь урожай на твоих землях будет принадлежать тебе, независимо от того, кто его посадил. Твои аристократы начнут перекраивать границы, твое поместье наверняка нуждается в ремонте, а еще придется вести всякие финансовые дела…

– Ну, вот! Возня с бумажками, обмер земель, пересчет денег.

Изак даже не пытался скрыть своего разочарования.

– А еще соколиная охота, обычная охота, занятия магией, запугивание аристократов, совращение их невинных дочерей. Мне кажется, тебе это должно будет понравиться. Для административных нужд можно найти управляющего. А ты ожидал чего-то большего?

– Пожалуй, да, – неуверенно ответил Изак. – Наверное, я думал, что вы будете поручать мне дипломатические миссии.

– Ты – дипломат? Вот странная идея.

Изак улыбнулся, радуясь, что разговор сделался таким непринужденным.

– Само собой, для тебя найдется немало дел и здесь, если захочешь, но у нас не очень развита внешняя дипломатия. Мы слишком сильны, чтобы на нас нападать, а все международные торговые договоры уже заключены. Так что, если желаешь, можешь патрулировать границы, чтобы предотвращать набеги.

– А если…

Бахль не дал Изаку договорить.

– Обо всем этом – в другой раз. Мы пришли.

И тут Изак осознал, что забыл считать шаги, хотя и собирался это сделать. Кажется, они прошли около ста ярдов или чуть больше. Еще двадцать шагов – и Бахль остановился у входа, высеченного в скале. Острые, неровные края отверстия отсвечивали зеленым.

Пока они шли, Изак все отчетливее ощущал присутствие магии где-то впереди, но ее запах был ему незнаком.

Они шагнули в проход и окунулись в вонь мокрого лишайника, звериного кала и еще чего-то едкого; усилился и запах магии. Здесь чувствовались потоки энергии, каким-то образом привлеченные в это место извне. Может, их привлекли доспехи Изака? Запах кала озадачил кранна: здесь ведь была не конюшня и не бойня. И все-таки эту вонь ни с чем нельзя было перепутать.

Прикинув размеры подземелья, Изак даже споткнулся от изумления. Пещера тянулась вдаль, исчезая в темноте. Нет, они пришли вовсе не в тайник, как сперва полагал Изак. Слабый зеленый отсвет на стенах и неровном полу не имел определенного источника, видимо, это светилась магия, пропитывающая все вокруг. Пещера имела неправильную форму: потолок ее то поднимался, то опускался, а пол возвышался к середине, где стояли колонны с вкраплениями кварца. В одной из стен зияли две большие дыры – наверное, туннели, ведущие в другие подземелья. Возле одной из дыр валялись две огромные разбитые каменные глыбы.

– Где мы находимся? Что это за место?

Изак и сам удивился, что говорит шепотом.

– Здесь я храню артефакты, которые собирал Атро в течение многих лет. Их нельзя держать во дворце, нельзя и уничтожить, иначе магия вырвется наружу. По той же причине Эльфийская пустошь и вправду пустошь: там шли бои Великой войны, и огромное количество неконтролируемой магии отравило земли.

– И это все? Но я чувствую – в пещере есть еще что-то. О боги, а оно, случайно, не живое? Что это за запах?

Изак остановился, принюхиваясь. Кранн вздрогнул, внезапно узнав древний запах, витавший в некоторых местах дворца: он казался запахом веков, но при этом очень походил на запах живого существа – мыслящего и беспредельно мощного.

Вместо ответа Бахль молча указал на возвышение в центре, и там, во тьме между двумя колоннами, Изак разглядел что-то вроде длинной скалы. Когда глаза юноши начали привыкать к темноте, он заметил на фоне неровного камня нечто изогнутое, а потом понял: это – хвост, огромный, чешуйчатый, с кривым толстым концом. У Изака отвисла челюсть: хвост внезапно убрался в темноту, затем длинная скала издала жуткий скрежет и двинулась вперед. Громкий стук когтей о камень и скрежет о неровную поверхность чешуйчатого хвоста возвестили, что перед белоглазыми живое существо.

«Добро пожаловать, лорд Изак».

Слова раздавались прямо в его голове, звук их все нарастал, и ошеломленный Изак отпрыгнул.

«Не бойся меня. Я обещал повелителю Бахлю не есть его подданных. Меня зовут Дженедел».

Из тени вдруг выплыла голова, она очень медленно двигалась по наклонной каменной плоскости. Она была не меньше двух ярдов в длину, от ее макушки тянулся костяной гребень, по бокам которого росли два огромных рога, изогнутых назад и вверх, каждый тоже ярдов двух в длину. В пасти поблескивали зубы, выступающие ноздри были плавно очерчены, рога, торчащие из-за костяного гребня, доходили почти до самого конца длинной морды. Два огромных глаза дракона светились во мраке красным. Туловище невозможно было как следует разглядеть, виднелся лишь силуэт. Изак смутно различил два свернутых, высоко посаженных крыла, стройное тело и когтистые лапы.

– А… – вымолвил ошеломленный Изак. – А сжигать подданных вам позволено?

Когда слова уже сорвались с его языка, до юноши дошло, что он осмелился пошутить с драконом, который находится всего в десяти ярдах от него. Зверь может поджарить его, не сходя с места.

«Насчет сжигания я ничего не обещал».

– Ой.

«Но не будем давать повод толкам, будто у драконов нет чувства юмора».

Изак изо всех сил сжал зубы. Он страшно боялся разозлить дракона лишней болтовней – такое создание ему вовсе не хотелось увидеть в гневе.

«Ваши дары, молодой кранн… Вы ведь пришли сюда за ними?»

– Я… да, конечно. Через час мы отбываем в Ломин.

«Ваша первая битва. Она поможет людям увидеть вас в истинном свете, таким вы запомнитесь всем, хотя едва ли кто-то способен вас забыть. Отправляйтесь в восточный туннель, там вы найдете то, что давно взывает к своему хозяину».

Изак посмотрел на загадочную морду дракона, потом оглянулся на два туннеля. Восточный, а не правый или левый. Изак принялся было прикидывать, какая часть дворца обращена к востоку, чтобы потом решить, куда они с Бахлем сворачивали, спускаясь в подземелье, – но потом вспомнил, где находится и что ищет. Он двинулся к туннелям и тотчас ощутил все усиливающийся магический зов. Хруст каменных обломков под ногами отдавался по всей пещере, сердце молотом стучало в груди.

Дойдя до туннеля, Изак оглянулся. Он просто физически ощущал позади присутствие огромного Дженедела, и это не могло не нервировать. Бахль подошел поближе к зверю и остановился в нескольких ярдах от него, уставившись на рог дракона. Теперь чудовище могло проколоть повелителя, всего лишь чуть мотнув головой.

Невозможно было представить, чтобы даже такому знаменитому герою, как белоглазый повелитель Фарлана, было под силу убить столь могучее существо… Хотя ходило немало рассказов о том, как люди и меньше ростом совершали подобные подвиги.

Изак заставил себя забыть о повелителе и сосредоточиться на запахе магии. Он пошел по левому туннелю и обнаружил, что не меньше пяти ярдов придется пройти, согнувшись, потому что потолок здесь резко опускался. Высеченный в камне проход повернул вправо и привел Изака в просторную круглую комнату. На дальнем ее конце примерно на уровне пояса была каменная полка, и Изак замер у самого входа, зачарованный предметами, которые там лежали. Он с первого взгляда понял, что это такое. В мифах иногда поминались «обманки», но в данном случае никаких сомнений быть не могло – от даров исходила такая сила, что ему захотелось опуститься на колени. Изак удержался на ногах только благодаря магической силе своего щита – она была меньше силы даров и все-таки помогла ему.

Кранн перестал видеть подземелье, он видел только серебряные изгибы Сюлентов, прекрасных, как сон, – доспехи были аккуратно разложены на полке. Каждая изящная пластина, каждое крепление являлись подлинными произведениями искусства. Очертания доспехов полностью повторяли очертания тела воина и были изготовлены с таким поразительным совершенством, будто их изготовил не смертный. Когда Изак взял в руки цельный шлем, чтобы его рассмотреть, он увидел в блестящей поверхности свое искаженное отражение. Шлем чем-то походил на маску Бахля, хотя не повторял очертания лица своего хозяина. У шлема имелось два гребня; он смотрел на Изака пустыми глазницами, напоминая юноше дракона, сидящего в соседней пещере, или гремучую змею, которую он однажды убил: гладкую, блестящую, грациозную, но смертельно опасную.

Изак изгнал этот образ из своей памяти и стал рассматривать второй дар – обоюдоострый меч.

Он сомкнул пальцы на эфесе Эолиса – эфесе, перевязанном белым шелком и покрытом изумрудной филигранью, начинавшейся от большого изумруда в навершии. Изумруд был надежно закреплен шестью серебряными когтями. Гарда представляла собой костяной диск, видимо вплавленный в лезвие.

Разглядывая оружие, Изак понял, что меч, который сделал он сам и отдал Керину, был подобием этого сказочного меча. Его душа, сама того не зная, почувствовала Эолис задолго до того, как Изак смог его увидеть. Кузнец тогда очень хвалил меч, и хвалил вполне искренне, но сейчас Изак воочию увидел, насколько он был хуже оригинала. Это же оружие казалось почти невесомым, и когда Изак сделал несколько выпадов, прислушиваясь, как клинок с легким свистом разрезает воздух, его рука тотчас налилась силой. Изак не сомневался, что таким мечом можно разрубить даже камни, разбросанные по полу пещеры дракона Дженедела.

Рядом лежали простенькие кожаные ножны из обычной черной кожи, явно сделанные фарланами. Скорее всего, ножны оставил для Изака либо повелитель Бахль, либо Лезарль. Изак поскорее скинул башмаки и рубашку и натянул кожаный поддоспешник, полученный от Бахля. Он не сразу решился прикоснуться к Сюлентам, но как только начал надевать доспехи, пластину за пластиной, его охватил трепет. Трепет перешел в восторг, едва была прилажена последняя часть.

Изак попробовал подвигаться – и серебро вдруг приобрело удивительную текучесть. Но что было особенно поразительным, так это то, что между пластинами не осталось зазоров, части доспехов плавно переходили одна в другую.

Изак улыбнулся. Такого он не ожидал – он словно приобрел вторую кожу, почти неощутимую, но дававшую ошеломляющее чувство неуязвимости. Прежде чем надеть шлем, юноша задумался, вспомнив старинную мудрость: скрытое лицо говорит о скрытности намерений. Богатые рыцари нередко придавали своим забралам дикий гротескный вид, чтобы подчеркнуть разницу между воином и обычным человеком.

Кранну очень хотелось надеть шлем, но прозвучавшие в пещере голоса рассеяли очарование момента. Изак собрал снятую одежду, положил ее в щит, а сверху аккуратно опустил шлем.

Когда он вошел в логово дракона, Бахль прервал разговор со зверем и, посмотрев на юношу, изумленно подобрался.

– Боги! Арин Бвр получил подходящее имя. Это настоящее жидкое серебро! – воскликнул он.

Дракон издал горловое урчание в знак согласия.

Изак промолчал, не в силах найти слова для выражения своих чувств. Он вытащил из ножен Эолис, чтобы Бахль мог полюбоваться белым сиянием меча, которое не могла притушить даже отливающая зеленью темнота пещеры Дженедела.

– Это и в самом деле доспехи последнего короля? – изумленно и растерянно спросил Изак.

«Теперь ты знаешь, почему эльфы вдруг вернулись. Ланд не может не завидовать подобной красоте».

Мы не можем знать наверняка, почему вернулись эльфы, – перебил дракона Бахль.

«И все же вы знаете. И я тоже знаю. Ночь, когда Изак стал избранным, растревожила не только нас, но и обитателей отдаленных частей страны. И ночные существа сразу заметили это.

Обитатели Генны с самого начала знали имя Изака. Маги и предсказатели тоже ощутили, что естественный ход вещей нарушен, хоть и не смогли объяснить причину. Эльфы ждали этого момента триста лет. Они всё знают».

Бахль ничего не ответил. Огромный герцог вдруг как будто стал меньше ростом, словно съежился. Он пробежал взглядом по сияющему клинку, по плавным изгибам Сюлентов и кивнул. Потом повелитель Фарлана отступил на шаг, рука его потянулась к поясу. Изак крепче сжал эфес Эолиса, но тотчас устыдился своего жеста – Бахль всего лишь вытащил кусок синей материи.

– У меня нет для тебя столь великолепных даров, но кое-что все-таки есть. – И Бахль расправил ткань. Это оказалась такая же маска-капюшон, как у него самого. – Пусть она охраняет тебя от бед.

Изак благодарно кивнул, положил щит с покоившимся в нем Эолисом и надел капюшон. Сначала шелк лег складками, но потом крепко обхватил голову, закрыв нос и рот, но каким-то чудесным образом не мешая дыханию. Видимо, в ткань было воткано заклинание, но такое тонкое, что Изак его не почувствовал.

– Дай руку.

Изак вскинул голову, услышав неожиданную просьбу, и все же вытянул вперед правую руку. Но лорд потребовал левую. Бахль легко снял серебряную перчатку, а потом и ту, что была под ней, взял руку Изака, повернул ладонью вверх и принялся изучать линии судьбы. А потом безо всякого предупреждения герцог выхватил меч и резанул клинком по ладони юноши. Изак вскрикнул от неожиданности и боли, но Бахль не отпустил его запястья, а притянул поближе к себе.

– Это и есть мой дар.

То был голос старого человека, полный печали и боли.

– Наследство, которое ты от меня получишь, – кровь и страдания во имя людей и богов, которым нет до тебя дела. Тебя будут ненавидеть и бояться те, кого долг тебя обязывает защищать, вместо благодарности они станут лишь возмущаться твоими делами. Не жди от своего народа любви, доверия, не рассчитывай на его верность. Ты станешь тем, кем сделает тебя долг перед племенем. А если попытаешься бороться с предназначением, его тяжесть просто раздавит тебя.

Вежливо поклонившись дракону, белоглазые в молчании вернулись в главное крыло дворца.

Изак был настолько полон впечатлений и противоречивых чувств, что не мог говорить, а Бахль уже сказал все, что хотел, и теперь размышлял о чем-то своем.

Главный распорядитель встретил их на лестнице, поклонился обоим и предложил Изаку белый плащ. Бедняге Лезарлю пришлось привстать на цыпочки, чтобы дотянуться до плеч кранна, а когда плащ развернулся, Изак увидел изумрудно-золотого дракона. Изак сам накинул плащ на плечи и заколол старой брошью с драконом. Он взял в руки щит и посмотрел на спутников в ожидании их одобрения, готовый отправиться к своей армии.

Когда Изак вошел в Большой зал, по всему помещению пронесся благоговейный говор, который рос и ширился, словно приливная волна. Бахль заметил, как люди замирали, не в силах отвести от Изака глаз, как провожали его взглядами, когда кранн прошел к двери, ведущей на площадку для тренировок, – там его ожидал конь. Подходили все новые люди и присоединяли свои негромкие голоса к общему хору. Этот изумленный гул постепенно становился все громче, звуки отражались от стен, превращаясь в рев, который вырывался из дворца и под порывами ветра возносился до самых туч. В небе сверкнула одинокая молния, и все, кто увидели ее, разразились приветственными криками, идущими от всего сердца, из самой души. Наконец голоса слились в победный клич, который разбудил весь город, а отзвук клича покатился над вершинами деревьев на запад.

ГЛАВА 11

Сильный северный ветер яростно набрасывался на высокие стены дворца Тиры. Ветер приносил из города голоса – они слышны были даже в дальней комнате, где у окна сидел Бахль, наблюдая за крошечными фигурками внизу. В руке повелитель держал давно забытый медный кубок с вином.

Жители Тиры, пораженные великолепием доспехов Изака, устроили юноше прием, каких никогда не устраивали в честь Бахля. Старый повелитель не нуждался в поклонении, и все же ему взгрустнулось: он так много сделал для этих людей, стольким пожертвовал ради них, а народ его не любил. Сейчас все приветствовали лишь пышную оболочку, видимость героя. Спору нет, Изак был великолепен, сам повелитель Бахль никогда не был таким. Но повелитель не мог не думать о неуверенном в себе юноше, что носил магические доспехи. А вдруг положение кранна уже его тяготит? Вдруг его роль не сводится лишь к тому, чтобы стать преемником Бахля?

– Но чему его могу научить я? Что я знаю об обязанностях короля? – вслух проговорил Бахль.

И ему внезапно ответил голос, донесшийся от дверей:

– Во всяком случае, большему, чем научит король Нарканга. В том нет сомнения. К тому же Изак – единственный, достойный сегодня звания кранна.

Бахль подскочил от неожиданности, когда в комнату вошел сюзерен Тебран и кивнул повелителю.

– Кехед, разве ты не хочешь проводить своего сына на первую битву?

Дородный сюзерен пожал плечами и опустился на ближайший стул. Очень немногие могли позволить себе без приглашения такую вольность, но Бахль всегда готов был пожертвовать официальными церемониями, чтобы приобрести лишних сторонников.

– Я поговорил с мальчишкой сегодня утром, большего ему не требуется. За ним присмотрит двоюродный брат, вполне благоразумный молодой человек. Зато теперь есть шанс, что мой сын повзрослеет.

– Трудно тебе с ним приходится? Тебран поморщился.

– Иногда мне кажется, что он не мой сын. Учитывая, сколько у меня незаконнорожденных, я бы не обиделся на жену, окажись мои подозрения правдой. Я не знаю, что с ним делать… Если даже военный поход не пробудит в мальчишке желания служить Ланду, я попрошу Керина за него взяться. Я хотел дать сыну хорошее образование, возможно, устроить на несколько лет в городской совет, чтобы он поучился ответственности, но его ничего не интересует. Очень трудно заставить его стать взрослым. Он настоящий маменькин сынок.

– И давно ты с ним бьешься? – осторожно поинтересовался Бахль.

– Уже три года, просто не верится. Парень совсем не слушает меня. Уж не знаю, что еще и придумать. Боюсь, мой дом скоро опустеет, потому что Фордан, скорее всего, не собирается возвращаться. Он видит, каким я стал, и не хочет повторить мой путь.

Сюзерен показал на свой огромный живот и неряшливую одежду. Возраст и тяжелая жизнь доконали его, а ведь когда-то его богатырская фигура была столь же заметна на поле боя, как желтый и пурпурный цвета его знамени. А теперь от пьянства на щеках и носу Тебрана появились красные прожилки, под глазами набрякли тяжелые мешки, подагра мешала ходить. Его жены уже не было в живых, а друзья и современники покидали этот мир один за другим.

Тебран взял кубок и выпил, затем вытер губы и подбородок грязной манжетой, которая некогда была белой и свидетельствовала о его принадлежности к «духам». Несмотря на титул сюзерена, Тебран сполна оправдал оказанное ему доверие – чего Бахль не мог сказать про многих других аристократов.

– За моим столом всегда найдется место для такого верного друга, как ты. Теперь, когда твой сын стал гвардейцем, ты наверняка захочешь быть к нему поближе.

Тебран с благодарностью улыбнулся и даже слегка выпрямился – на некоторое время проблеск былой гордости взял верх над его мрачным настроением.

– Кранн, по-моему, многообещающий юноша. Думаете, он сумеет проявить себя в бою?

Бахль пожал плечами.

– Посмотрим. У него есть сила и есть умение. Если нам удастся не подпускать к нему слишком близко эльфийских магов, он прекрасно справится.

– А культ Шалстика?

Бахль задумался. Он пока и сам не ответил для себя на этот вопрос.

– Молю всех богов, чтобы нас миновала такая беда. Если все эльфы присоединятся к культу Шалстика, война затянется на годы.

– Думаете, это может произойти? – обеспокоенно спросил Тебран.

– Предсказания Шалстика о возвращении последнего короля уже тысячу лет наводят страх. И, если дело именно в его предсказаниях, эльфы будут стоять насмерть, чтобы пророчества сбылись.

Бахль поморщился.

– Их нежелание объединиться все время было нашей лучшей защитой. Точно известно, что десять благородных эльфийских семей постоянно враждуют между собой, – сомневаюсь, что за последние сто лет хотя бы три из них объединялись для совместных военных действий. Не знаю… Возможно, эльфы объявили пока перемирие, и, если их армия достаточно велика, чтобы разбить кавалерию Ломина…

Бахль замолчал и принялся смотреть на улицу, потом снова заговорил:

– Хоть бы дракон остался в хорошем расположении духа еще недели на две. Он может нам понадобиться.

Кехед Тебран относился к тем немногим аристократам, кто знал тайну Дженедела. Личные охотничьи угодья сюзерена – лес у подножия горы к северу от Тиры – постоянно патрулировался лесничими, которые никого туда не пускали и заботились о том, чтобы в лесу было достаточно дичи на корм дракону. Кое-кто верил, что дракон живет на самой вершине горы, зачарованный лордом Бахлем, другие же считали дракона воплощением бога Нартиса и думали, что чудовище помогает людям в трудную минуту. Лезарлю даже не пришлось распространять эти слухи, народ прекрасно справился с подобной задачей и без него. И хотя это было на руку повелителю, все-таки он немного огорчался.

– К счастью, нам еще нужно поймать вампира! – Тебран рассмеялся вымученным смехом. – Жизнь становится все труднее. Может, лучше предаться пьянству в ожидании счастливых времен?

Бахль устало улыбнулся.

– Согласен. Попрошу Лезарля найти артистов или акробатов: пусть развлекают нас, пока мы напиваемся до потери памяти. Только сперва мне кое-что нужно сделать, пока я еще прилично соображаю.

Со все возрастающим недовольством Бахль наблюдал, как дворец становится все более мрачным и заброшенным. Все меньше людей приходили на верхние этажи, даже в те покои, прямо под которыми находились апартаменты для аристократов. Ни натертый до блеска пол, ни запах пчелиного воска не могли прогнать впечатление, будто это не дворец, а опустевший храм, покинутый, хотя все еще вызывающий благоговение.

Первым делом Бахль отправился в комнаты Изака, потом – вниз, в библиотеку. Он остановился в дверях и осторожно провел рукой по слегка выцветшей росписи на дверных створках. Один из его просвещенных предшественников заказал этот рисунок, попытавшись оставить напутствие тем, кто будет править после него. На росписи был изображен сам повелитель: меч его покоился в ножнах, в руках правитель держал целую охапку свитков, взирая вниз, на свою армию. Эту картину Атро никогда не ценил, несмотря на свою жадность, да и очень немногие белоглазые оценили бы.

Как и предполагал Бахль, в библиотеке он нашел Тилу.

Девушка держала на коленях книгу, но вместо того, чтобы читать, смотрела в окно. В былые времена помещение библиотеки служило храмом богов Верхнего круга, но один из прежних правителей, ценивший знания выше набожности, устроил здесь хранилище книг. Очень немногие понимали огромную ценность библиотеки: в ней хранилось больше тысячи книг в кожаных переплетах и пыльных свитков, собранных по всему Ланду – стране, где из боязни быть обвиненным в ереси, в прорицательстве и магии ученым приходилось работать втайне от посторонних глаз. Сама история Ланда передавалась лишь в легендах и сказках: истина пряталась в мифах. Демоны и местные божества, подчиняющиеся сильным богам, были частью повседневной жизни. Поэтому для некоторых людей знания и письменное слово несли с собой не только могущество, но и опасность.

Огонь, потрескивавший в большом очаге слева от входа, слегка согревал прохладный воздух, но даже в разгар зимы библиотека оставалась святилищем, хоть и бывшим: ни толп людей, ни шума, в отличие от Большого зала. По давно сложившейся традиции главный распорядитель брал горящее полено из негаснущего очага в Большом зале и в первую очередь растапливал очаг в библиотеке. Обычай возник задолго до Бахля, но главный распорядитель Лезарль неукоснительно придерживался его.

Бахль подошел к очагу и добавил в него дров. Тила вздрогнула, услышав это, и вскочила – книга со стуком упала с ее колен. Девушка испугалась еще больше, вспомнив, насколько ценны хранящиеся здесь книги.

– Милорд… – начала она, но герцог взглядом заставил ее замолчать, пододвинул кресло к огню и жестом предложил Тиле присоединиться к нему.

Бахль наклонился к очагу, чтобы прогнать неприятный озноб.

– Нам нужно поговорить, – осторожно начал он.

Тила села, напряженно выпрямившись, положив на колени сцепленные руки. Она ждала, но Бахль молчал, оглядывая ее с ног до головы. Девушка носила больше украшений, чем обычно считал допустимым Лезарль, но, поскольку украшения в основном были религиозного свойства, Бахль ничего не сказал. Глаза Тилы были светлыми – что крайне редко встречалось среди фарланов – с желтыми крапинками. Таким глазам больше идет смех, нежели грусть.

– Ты очень сблизилась с моим кранном. То был не вопрос, а утверждение.

– Да, милорд. Он… лорд Изак требует от меня немногого: только чтобы я учила его всему, чему можно. Я рассказываю ему о войнах кланов, о временах богов, а еще сказки, которыми я обычно развлекаю племянницу, укладывая спать.

Служанка не понимала, что хочет от нее услышать повелитель Бахль.

– Он быстро учится?

– О да! Он с жадностью слушает все, что я говорю, наверное, потому, что у него не было мамы, чтобы…

Она вдруг замолкла. Бахлю в юности жилось гораздо трудней, чем Изаку, все во дворце это знали.

– А еще он задает много вопросов, желая знать, откуда что-либо взялось.

– Приведи пример.

Тила подумала мгновение, закусив губу.

– Ну, например, наказания проклятых. Я никогда не задумывалась, почему наказания были разными, а Изак заинтересовался этим даже больше, чем самим фактом наказания. На прошлой неделе он дважды поправлял священника – одного из немногих, кто еще решается приближаться к нему после случая с Афгером Ветленом.

Тила снова замолчала, испугавшись, не наговорила ли лишнего. А вдруг ее слова примут за сплетню? Тогда она может потерять доверие Изака и свое положение во дворце.

Бахль поплотнее закутался в плащ и уставился на книжные полки над головой Тилы.

– Да, это неожиданные вопросы, – пробормотал он про себя, потом снова посмотрел на Тилу. – Но неважно. Это напоминает мне о том, что я хотел сказать. Изак – особенный, и не только потому, что он мой кранн. В век Завершения очень непросто быть особенным.

Тила кивнула, невольно взглянув в сторону окна, через которое смотрела на Изака до того, как в библиотеку вошел Бахль.

– Правителей почитают выше прочих смертных, но боги не церемонятся с нами. Они ожидают и требуют от нас неизменной преданности. Правитель должен любить только своего бога-покровителя, потому что любовь к кому-то другому делает человека уязвимым.

Говоря об этом, Бахль думал о своем прошлом, но его слова должны были послужить предостережением для Тилы.

– Неважно, что он нашептывает тебе по ночам. Он не всегда сможет тебя защитить…

– Милорд! – запротестовала Тила, ее щеки зарделись. – Он не… мы не…

Она не смогла заставить себя закончить начатую фразу перед избранником богов.

Бахль безмерно удивился. Но он не сомневался, что служанка говорит правду – никто не смел обманывать его, даже закоренелые преступники и прожженные политиканы.

– Значит, вы еще не настолько близки. Но ведь такая близость – лишь вопрос времени. Я угадал? Признайся, девушка.

– Я… – Тила опустила глаза под пристальным взором господина.

– Он тебе нравится? Это глупо, очень глупо.

Его слова неожиданно заставили Тилу взорваться.

– У нас с лордом Изаком много общего, нам нравится проводить время вместе! – заявила она с некоторой горечью в голосе. – И какая разница, нравится он мне или нет? В конце концов, для чего меня к нему послали?

Бахль удивленно приподнял брови.

– Вашим родителям понравилось бы, если бы вы укрепили свое положение при Изаке, получили влияние на кранна, достаточное, чтобы стать для многих желанной невестой. Лорд Изак – белоглазый, а не какой-нибудь придворный, получивший высокий чин. Изака невозможно превратить в светского человека. Вы не сможете построить с ним семью, не сможете прожить с ним до старости. Те дары, что он получил сегодня, превращают вас в самую ценную заложницу во всем Ланде. Тила кивнула.

– Я знаю, милорд. Я никогда и не помышляла, что у нас с лордом Изаком может быть общее будущее. Сейчас меня заботит лишь одно – чтобы он вернулся с войны живым.

– Ты сомневаешься в его воинском искусстве? Он может кривляться и гримасничать, хихикать, сколько влезет, но белоглазый рождается, чтобы сражаться и выживать. Изак – не исключение.

– Я понимаю, милорд, – сказала Тила. – Просто я не могу не думать, что, раз армия эльфов выступила в поход зимой, им, скорее всего, понадобилось нечто большее, чем рабы. Дары могут оказаться для врага заманчивым трофеем. У Изака совсем нет опыта, а целая армия будет стремиться его убить.

Она на секунду разжала руки, чтобы поправить кольцо с желтым камнем, и тотчас снова сцепила пальцы.

– Я рад, что ты все понимаешь, – похвалил Бахль. – Изаку понадобятся люди, способные предвидеть ход событий и повлиять на него. Слишком многие аристократы до сих пор считают, что эльфы выступили в поход просто потому, что спятили. А те, кто еще помнят предсказания Шалстика, не относятся к ним серьезно.

Тила нахмурилась, не понимая, о чем говорит герцог, но потом ее осенило.

– Шалстик! Я вспомнила. Мама все время хвасталась, что однажды летом один бродячий артист целую неделю прожил в доме ее сестры и, похоже, всю неделю повторял предсказания Шалстика. Мама говорила, что предсказания касались возрождения последнего короля… Но не могут же эльфы считать, будто Изак и есть воплощение Арина Бвра?

Бахль фыркнул.

– Нет, вряд ли они так считают, но его оружия и доспехов вполне достаточно, чтобы началась священная война с эльфами. Если эльфы решили, что настало их время, не знаю, как мы сможем их остановить. Очень надеюсь, что мне не придется увидеть осуществления их предсказаний. А пока подумай о моих словах: в жизни Изака нет места для романтических фантазий.

Бахль поднялся, глядя в жаркий огонь. По трубе пронесся порыв ветра, из камина вырвались клубы дыма, но, не долетев до Тилы, начали быстро таять. Служанка шевельнулась в кресле, подобрала под себя ноги и плотнее укуталась в шаль.

И тут ей пришла в голову одна мысль. Тила оглянулась на полки с книгами, тянущиеся вдоль стены.

– Изак так мало знает о древней истории и мифах. Возможно, пока он будет на войне, я смогу ему помочь. Если ему предстоит противостоять предсказанию, для него могут оказаться бесценными знания, хранящиеся в этой комнате.

Она подняла взгляд на повелителя Бахля, в ее голосе слышалась мольба.

Бахль коротко кивнул в ответ.

– Мне кажется, ты очень благоразумная девушка. Если он станет тебя слушать, он не пожалеет.

Герцог решил, что сказал достаточно, – и покинул комнату, не произнеся больше ни слова.

Спустя две недели Бахль готов был двинуться на запад. Из Ломина поступали противоречивые вести, и все же более обнадеживающие, чем он ожидал. Маги-близнецы снова помогли Бахлю поговорить с наследником – на этот раз герцог хотел выяснить, какие действия предпринимают враги. Витиль пал и был сметен с лица земли, погибли триста человек, но героическими усилиями гарнизона удалось спасти половину населения города. Воины отвлекли на себя атаку эльфов, дав возможность гарнизону кохмов эвакуировать гражданское население Витиля в безопасное место у Горных Ворот.

Поскольку в Горных Воротах было два легиона и примерно столько же гражданских, трудно было ожидать, что эльфы станут предпринимать попытку взять город-крепость штурмом. На осаду мощных стен старинной крепости ушло бы несколько месяцев, поэтому эльфы, вероятнее всего, оставят Горные Ворота в покое.

Когда силы магов-близнецов пришли к концу и мага унесли, Бахль подождал, пока уйдут и остальные участники сеанса. Его мучило чувство вины за то, что он отправил армию в поход под командованием Изака. Конечно, генерал Лах был очень опытным воином, он не допустит, чтобы кранн совершил непростительную ошибку, и все же…

И все же Бахль знал, что должен был сам отправиться с войсками, сам вести армию в бой, а не идти в Большой зал обедать, перед тем как покинуть Тиру.

Если он отправится по горным тропинкам, которых обычно избегают фарланы, он быстро доберется до своего друга, лежащего сейчас на смертном одре. Им не удалось найти след вампира – значит, вопреки общему мнению, он не появлялся в Тире. Хоть это дело прояснилось до конца.

Уже наступил вечер, из-за дубовых дверей зала доносился приглушенный расстоянием шум пирушки, но после пустоты и тишины других залов и коридоров дворца Бахль был ему рад. Глядя на флаги, свисающие с потолка, повелитель подумал, что им столько же лет, сколько его умирающему другу, и что флаги эти выглядят такими же потрепанными временем, как и аббат, когда герцог видел его в последний раз. Скоро Бахлю придется искать замену и флагам, и другу, ведь ему самому предстоит прожить еще немало.

Подчиняясь странному порыву, Бахль сел на ступеньку и прижался виском к каменной стене. Он почувствовал, как из камня в него перетекает вибрирующая энергия веков, хотя, скорее всего, ему это просто почудилось. Гладя ступеньку и рассматривая флаги, он думал о том, когда же придет и его час. Белоглазые жили по пятьсот лет и больше, и, хотя Бахль чувствовал себя стариком, смерть придет за ним еще очень нескоро, через несколько обычных людских жизней. Но эта мысль не радовала его.

А в Большом зале огонь трещал и гудел – на вертеле жарилась оленина, распространяя аромат сочного мяса. Как только Бахль вошел, все голоса мгновенно смолкли, а герцог, не глядя на собравшихся, направился прямиком к огню. Служанка взяла из котла вогнутую лепешку и положила на нее сочащуюся жиром оленину с овощами.

– Вы уже уезжаете?

Обернувшись, Бахль увидел Лезарля. Правитель кивнул и улыбнулся, отправив в рот кусок мяса.

– И Тиник тоже уезжает, – сообщил Лезарль. – Он только что получил сообщение от командира лесных смотрителей, поэтому отправляется незамедлительно и, как всегда, пешком. Уверяет, что терпеть не может верховой езды.

– Так поздно? Видимо, сообщение шло слишком долго.

– Наверное, это я задержал его в своем кабинете дольше, чем следовало, – улыбнулся Лезарль. Он знал, что Бахль очень интересуется Тиником.

– Спасибо. И где же он теперь?

– Сложил поклажу под столом, чтобы никому не мешать, а сам сидит вон там, возле двери.

Бахль кивнул в знак благодарности и жестом велел Лезарлю продолжать трапезу.

Потом повелитель обернулся, чтобы отыскать взглядом Тиника: тот сидел ссутулившись и смотрел в свою пустую миску – на лице лесничего не видно было следов прожитых лет. Тиник и прежде редко приходил во дворец, а теперь почти здесь не бывал.

Тиник Лах опровергал все сложившиеся представления о белоглазых: он был младшим близнецом генерала Лаха, но не белоглазым, а обычным человеком. Ему полагалось бы умереть еще во чреве матери, как всегда случалось с близнецами белоглазых. Мать белоглазого всегда умирала при родах, а жизнь его близнеца обычно заканчивалась еще до рождения. Но каким-то непостижимым образом Тинику удалось выжить. Правда, он всегда был болезненным ребенком, но, когда вырос, превратился в сильного юношу. Он провел одинокое детство: отец его был нелюдимым лесничим и не доверял чужакам. Судя по всему, Тиник обладал кое-какими свойствами белоглазого, у него таже имелась небольшая склонность к магии, но он хранил в тайне свои магические способности. Для Бахля он был загадкой, которую правитель хотел разгадать.

Раздумья Бахля прервал сам Тиник, наконец заметив повелителя.

– Милорд? – произнес лесничий, поднялся со скамьи и поклонился.

– Я скоро отправляюсь в Кед, – отозвался Бахль. – Сдается, вы не слишком уклонитесь от своего пути, если немного проводите меня.

Тон его не оставлял места для возражений, и все-таки Тиник попытался возразить:

– На самом деле я направляюсь в Сиул, милорд.

– Несколько миль не сделают погоды, верно? Возьмите свои вещи.

Тиник подавил вздох и полез под стол, чтобы вытащить бесформенную грубую суму и кожаный чехол с оружием.

Он безропотно последовал за повелителем, все время упорно глядя в пол, пока Бахль не остановился со словами:

– Я слышал рассказы о том, что в глубине леса живет сальджин. Вам доводилось его видеть?

Лесничий нахмурился.

– Болтовня деревенских дурачков. У нас в лесах навалом своей нечисти, зачем еще заимствовать чужую.

– Странно. Зачем людям такое выдумывать? Ведь вукотики привязаны к своей земле не меньше, чем к своим проклятиям. Мне уже доводилось слышать, как нечто подобное появлялось в лесах лет сто тому назад, когда в городе ловили вампира. И сейчас нам тоже показалось, что в городе появился вампир. Разве не странное совпадение?

Лесничий вздрогнул и, чтобы скрыть смущение, начал поправлять перевязь на плече.

– Понял. Я обращу на это внимание.

– Замечательно. А теперь пора в путь. Думаю, что вы умеете бегать не хуже вашего брата.

– Не дожидаясь ответа, Бахль зашагал к каменной глыбе освещенной луной навесной башни. В военное время мост обычно поднимали, но стражники заметили повелителя еще в дверях Большого зала и, к тому моменту как герцог вышел из туннеля, опустили мост.

Широкие улицы и узкие переулки города были пустынны. Откуда-то слева доносилась тяжелая поступь «духов»-патрульных. Даже карнизники попрятались в своих теплых убежищах: иней превращал крыши домов в это время года в весьма опасное место.

Зато старая часть города с крытыми галереями, арками и статуями выглядела особенно впечатляюще в лунном свете.

Бахль легко шагал по мостовой. Множество башен, замысловатая архитектура делали Тиру очень красивым городом. А при неверном свете луны легко можно было поверить в любые самые фантастические истории. Черные тени прятались в закоулках, под арками, вблизи ярко освещенных таверн. В городе царили законы выживания сильнейшего, но хищники, охотившиеся по ночам, боялись Бахля. Они будут внимательно за ним следить, пока повелитель не скроется из виду: так олень наблюдает за волками, чтобы не попасть в беду.

Над городом висели две большие луны. Луна охотников, Кази, прошла уже полпути к горизонту – значит, не позже чем через полчаса наступит полночь. Южнее сияла луна побольше – Альтерр, ее желтый свет был куда ярче красноватого свечения Кази. Будучи приверженцами Нартиса, оба путника поприветствовали меньшую луну – поцеловали согнутые пальцы и прикоснулись ими ко лбу. Что означал этот жест, давно забылось, как забылось и многое другое в эти смутные времена.

– Удивительно, что некогда в Ланде происходили такие славные события, но еще удивительнее, что скоро эти времена вернутся.

Тиник удивленно посмотрел на Бахля и проследил за его взглядом, обращенным к Кази. Меньшая из лун стала появляться на небе за несколько лет до начала Великой войны и получила имя самого преданного богам смертного – Кази Фарлана.

Согласно легенде, Ларат, бог магии и интриг, соблазнил Альтерр, богиню луны, и уговорил ее скрыться с неба тогда, когда охотники возвращались с охоты. Все охотники вернулись, но Кази Фарлан заблудился в лесу; он ничего не видел во тьме, а за ним охотились убийцы, посланные Ларатом. Когда жена Кази, принцесса Фарлана, не увидела мужа среди вернувшихся, она обратилась за помощью к королеве всех богов. Но луна Альтерр не соглашалась вернуться на небеса. Тогда королева богов сняла алмазное ожерелье, завернула в него кольцо с рубином, принадлежавшее принцессе Фарлана, – получился один большой камень – и зашвырнула все это на небо, чтобы Кази смог увидеть дорогу. Тем самым она спасла ему жизнь.

Но королева еще и наложила заклятие на рубин в центре луны, связав камень с кровью самой Альтерр. Теперь Альтерр каждую ночь должна была забрасывать на небо эту драгоценность, а если бы она не поймала камень, когда тот падал обратно, рубин разбился бы, и тогда кровь Альтерр вытекла бы на землю. Чтобы этого не произошло, Ларат в ближайшую ночь взял у своей любовницы драгоценность и зашвырнул на орбиту Ланда, обезвредив заклятие, наложенное королевой богов.

С тех пор Альтерр оставалось лишь наблюдать, как новая луна ходит по небу, и надеяться, что она никогда не упадет.

– И вы считаете, что нам это нужно? – ответил лесничий на реплику Бахля. Похоже, Тиник был не столько рад предположению герцога, сколько напуган им. – Магия Великой войны отравила весь Ланд. Разве плохо, что потом жизнь стала спокойней?

– Нет, конечно, не плохо. Но отравление магией произошло из-за большой злобы, и выброс этой злой энергии произошел, скорее всего, не во времена Великой войны, а до нее. Разрушений нужно избегать любой ценой, но иногда мне кажется, что великая луна охотников снова может занять в нашей жизни важное место.

Бахль резко сменил тему:

– Вы решили идти в Сиул пешком? Но это же так далеко, Даже для белоглазого.

Тиник громко откашлялся.

– Во-первых, я не люблю ездить верхом и самих лошадей тоже не люблю. Во-вторых, кони платят мне той же монетой – лошадь дважды сбрасывала меня в загоне, когда я был еще мальчишкой, и с тех пор я им не доверяю. Знаю, вы интересуетесь моим происхождением… Потому и захотели, чтобы я вас сопровождал, так?

Бахль кивнул.

Они уже шагали посреди широкой улицы в районе храмов.

– Что ж, я – не мой брат, это точно, но у нас есть кое-что общее, – сказал Тиник. – Наверное, я буду добираться до Ломина дольше, чем добирался бы он, но путь всегда можно срезать, когда идешь пешком, и я передвигаюсь быстрее любого обычного человека.

– Вы не считаете себя обычным человеком?

– А вы бы на моем месте таким себя считали?

Бахль задумался. Хотя Тиник и выглядел обычным, вряд ли ему удалось бы долго скрывать, что он все-таки иной.

– Возможно, не считал бы. Хотя быть обычным вовсе неплохо. А что насчет детей?

– Есть ли у меня дети? Нет, хотя женщины у меня были. В этом я, наверное, мало отличаюсь от белоглазых.

– Магия?

– Я… – Тинику явно не понравился вопрос. Бахль молчал, давая спутнику собраться с мыслями. От прямого вопроса невозможно увильнуть. – Я слегка чувствую магию – так, по крайней мере, я себе это объясняю. Магические способности моего брата довольно слабы, но он может творить заклинания. Со мной все обстоит по-другому. Я могу охотиться и сражаться лучше прочих, я больше других замечаю и понимаю, у меня острее зрение, чем у обычных людей.

– А какую вы платите за это цену?

– Милорд?

Бахль не смог сказать, притворяется Тиник или искренне не понимает вопроса.

– Цену, Тиник. Какова цена таких способностей? Ничто не дается даром. Иначе нарушилось бы равновесие в природе.

– Не знаю, – почти шепотом ответил лесничий. – Мне кажется, мне еще предстоит расплачиваться. В следующем году мне стукнет пятьдесят, а выгляжу я на тридцать. Притом становлюсь все сильнее.

– Сильнее?

– Мой брат тоже это заметил. Несколько дней назад мы впервые за два года встретились, и когда я обнял его, он сразу почувствовал, что я стал сильней.

– Любопытно.

Они уже дошли до Лесных Ворот. Замерзшие листья не шуршали, вокруг стояла полная тишина. Бахль повернулся к лесничему:

– Будем двигаться бегом, пока не зайдет луна. Думаю, вы от меня не отстанете.

И Бахль перешел на легкий бег, не дожидаясь ответа; он старался бежать так, чтобы спутнику все время нелегко было держаться с ним вровень. С легким вздохом вокруг них сомкнулась лесная тьма. Они бесшумно бежали под покровом свисающих ветвей, в просветах которых мелькали залитые лунным светом вершины гор.

Расставшись с Тиником, Бахль продолжил путь один. Он шел заброшенными горными тропами, поэтому никого не встретил в пути. Подножия гор были угодьями пастухов и лесных смотрителей: суеверия и отсутствие пахотных земель удерживали других людей подальше от этих мест.

Рано наступившая зима иссушила и согнула деревья, под ногами потрескивали опавшие листья. Кряжистые дубы и ольхи раскачивались на ветру, их ветви касались ветвей обнаженных серебристых берез. Деревья и кусты отяжелели от непрерывного дождя и мокрого снега. Очень скоро вся жизнь в лесу замрет и наступит пора метелей.

Бахль направлялся в небольшой монастырь, находившийся в вотчине сюзерена Кеда. Места здесь были суровые: земли Кеда лежали хоть и в лесистых, но возвышенных местах, поэтому их продувал ветер, долетающий с гор.

Монастырь этот сильно отличался от обычных городских монастырей, где монахи и монахини принимали живое участие в повседневной жизни простых людей. Здесь же люди находили как уединение, так и место для воинских упражнений. Монахи руководили послушниками в тех боевых искусствах, которые выбирали для себя новички.

Бахль был знаком со здешними капелланами, фанатичными монахами-воинами, принадлежащими к различным боевым подразделениям, зато плохо знал остальную братию. Все дела с кардиналами культа Нартиса были поручены Лезарлю, а сам Бахль не имел времени на священников и пастырей.

Уже наступил вечер, когда герцог наконец увидел частокол вокруг монастыря. Все это утро он пытался прийти в себя после заклятий, к которым ему пришлось прибегнуть минувшей ночью. Не в силах больше оставаться в неведении относительно того, что же сейчас происходит на западе, он распростер свою магию над лесами и почувствовал эльфийскую армию, как почувствовал бы гноящийся нарыв.

Оказалось, что армия эльфов держится в самых темных лесных уголках. Она разделилась на три отряда, каждый из которых высылал вперед разведчиков, а магические дорожки тянулись еще дальше. Вся армия была как туго натянутый лук, готовый выстрелить, едва появится дичь. Бахль надеялся, что ему удалось достаточно серьезно спутать магические сети эльфов.

Входом в монастырь служили простые каменные ворота, из караульного помещения струился свет. В караулке имелась крыша, но сквозь узкую бойницу в стене туда задувал ветер. Бахль заметил внутри дрожащего послушника – даже несмотря на разожженный огонь, внутри должно было быть страшно холодно. Несколько часов на посту, и послушник будет не в состоянии поднять тревогу, даже если и увидит кого-то… С другой стороны, трудно надеяться найти комфорт в монастыре.

Бахль побежал быстрее, бесшумно преодолев поросший травой луг перед каменным прямоугольником монастыря. Послушник отвернулся в другую сторону, вглядываясь в голые деревья. Одним прыжком Бахль перемахнул через частокол и приземлился на дорожке, ведущей к башенным воротам.

Стражник услышал шум и нашарил было оружие, чтобы тут же выронить его при виде Бахля в синей маске, целящегося в него из лука. Некоторое время молодой человек лишь изумленно взирал на герцога, а когда тот двинулся к нему, вскрикнул. Бедняга совсем забыл про свой лук, сначала сражаясь с занавесью, прикрывающей вход, потом – с засовом… Когда же он наконец открыл дверь, Бахль был уже совсем рядом. Перепуганный страж рухнул на колени в дверном проеме и молитвенно сложил под подбородком руки в перчатках.

– Л-л-лорд Нартис, – благоговейно прошептал он. Бахль остановился, удивленно фыркнув.

– Не глупи, парень, – бросил он и направился к пандусу, ведущему в каменный дворик.

Он остановился, соображая, куда направиться дальше, и рассматривая внутренний двор монастыря. По столбам дыма можно было понять, где находятся спальни. За спиной Бахля остались башенные ворота, справа и слева тянулись конюшни и хлева. Спален было две: одна – для послушников, вторая – для монахов. Прямо перед Бахлем была часовня, и судя по просвечивающему сквозь розоватые стекла пламени свечей, герцог успел вовремя: свет, зажженный во здравие аббата, будет погашен лишь тогда, когда аббат минует ворота смерти.

Весь дворик не превышал тридцати шагов в поперечнике. У стен спален громоздились поленницы дров, как будто помогая сохранять тепло, – в каменной стене было полно трещин, с нее свисали голые стебли вьющихся растений.

Небольшая дверь справа от часовни вела в покои аббата, Бахль шагнул через порог.

Комнаты приора выходили в общий коридор, чтобы можно было использовать один очаг для обогрева двух помещений сразу. Судя но всему, Нартис не одобрял уединения в этом монастыре, хотя у некоторых кардиналов имелись собственные дворцы.

За дверью для защиты от сквозняка лежал свернутый ковер. Бахль пошел туда, откуда доносился слабый шепот, и очутился в приемной с привычным для монастырей изображением Нартиса, нарисованным на холсте. В этой комнате монахи обычно дожидались вызова к аббату, здесь было пусто и холодно. Две пары теплых меховых сапог валялись на полу, третья аккуратно стояла у стены.

Бахль взялся за щеколду двери, но услышал голос с другой стороны и приостановился – кто-то читал молитву. Наконец повелитель вошел.

Было ясно, что письменным столом в кабинете аббата давно никто не пользовался. На стене висели в два ряда причудливые картины: то были иконы, изображающие богов Верхнего круга. Бахль улыбнулся при виде них – иконы были гордостью и радостью аббата, который собирал их всю жизнь.

Соседняя комната служила спальней. Войдя, Бахль увидел стоящего в ногах кровати приора – этот высокий сухощавый человек с обритой головой напоминал хищную птицу, взирающую на свой обед. Приор возмущенно оглянулся на звук открывающейся двери, но тотчас узнал Бахля и согнулся в поклоне. Монах, сидевший на краю кровати – наверняка монастырский лекарь, – в отличие от приора не сразу сообразил, кто вошел. Он несколько мгновений сидел с открытым ртом, потом тоже склонился перед герцогом.

– Выйдите, – спокойно, но твердо велел Бахль.

Приор наклонил голову и жестом велел лекарю покинуть комнату.

Бахль прислушался к их удаляющимся шагам и только потом подошел к кровати. Отсюда можно было смотреть сквозь очаг: с другой его стороны, в соседней комнате, сидел приор, якобы молясь, а на самом деле приготовившись слушать разговор.

Черты лица повелителя Фарлана смягчились, когда он повернулся к своему старому другу, закутанному в несколько одеял. От аббата исходил запах лаванды, болезни и старости. На столике возле кровати, прежде всегда заваленном свитками и книгами, теперь стояли только две чаши: одна – с лекарством, другая – с жиденьким бульоном.

Услышав натужный кашель, Бахль наклонился ниже. На лице аббата блуждала легкая улыбка, и Бахль постарался улыбнуться в ответ, и виду не подав, насколько его поразил изможденный вид друга.

– Простите меня, милорд, – почти беззвучно прошептал аббат.

– За что?

– За мою слабость. Мне очень стыдно.

Бахль вздохнул. Раньше аббат был высоким и крепко сложенным. Увидев его таким маленьким и ссохшимся, Бахль вдруг ощутил на своих плечах груз прожитых столетий.

– Тебе нечего стыдиться. Все мы подвластны времени.

– Знаю.

Аббат помолчал, пытаясь отдышаться, и хотел было отбросить одеяла, но у него не хватило сил.

– Я не собирался умирать вот так.

– Большинство людей стремятся именно к такому – к тому, чтобы умереть в глубокой старости в своей постели, в окружении семьи и друзей.

– Одного друга. Это немного…

Бахль не понял, действительно ли аббат сожалеет об этом – больному было слишком трудно говорить, чтобы можно было ясно расслышать все слова.

– Ты ведь сам решил здесь поселиться. И я уверен, не сожалеешь о своем решении. Все добро, которое ты сделал, стоит такой жертвы. Я поклялся, что ты не будешь умирать один.

– Серрат.

Слово скорее походило на легкий вздох – аббата скрутил приступ острой боли. Губы его растянулись, обнажив зубы, пока он боролся с приступом.

Много лет тому назад в этом самом монастыре аббата учили заговорам, помогающим переносить страдания. Капелланы Фарлана считались образцами отваги и стойкости и должны были служить примером для полков, с которыми вместе сражались. Выживали сильнейшие.

Глядя, как слегка подергивается лицо больного, Бахль обдумывал сказанное аббатом.

– Серрат – это тот, кого ты хотел бы видеть?

Герцог выпрямился и произнес громче:

– Приор, не притворяйтесь, будто не слышите меня. Если мне придется покинуть комнату, чтобы привести вас сюда, клянусь – вы умрете раньше аббата.

Результат этого заявления последовал незамедлительно. Монах поднялся на ноги, выглянув из-за языков пламени очага. Он даже не пытался притвориться, что слова герцога его не встревожили: в монастыре очень редко прибегали к прямым угрозам.

– Вы сказали – Серрат, милорд? Это послушник, который готовится в капелланы. Мальчик всегда нравился аббату, он прекрасный ученик, хотя немного вспыльчивый.

– Приведите его, – велел Бахль – дальнейшие объяснения ему не требовались.

Приор по ту сторону очага исчез, а Бахль снова повернулся к другу.

– Серрат сейчас придет.

Потом он стал думать, как бы облегчить боль аббата. В этом могла помочь магия белоглазого.

Когда раздался стук в дверь, аббат уже снова мог легко дышать.

В комнату заглянул юноша лет шестнадцати, и Бахль приказал ему войти. Сперва Серрат испугался, увидев повелителя, но при взгляде на аббата глубоко опечалился.

– Заходи, присаживайся ближе, – обратился герцог к оробевшему мальчику. – Он просил тебя позвать.

– Серрат. Дай мой лук.

Послушник с трудом сглотнул и принес из угла лук с широкими плоскими рогами. Судя но всему, мальчику уже приходилось держать это оружие в руках, и он наверняка читал написанные на нем слова Нартиса, прославляющие воинов племени. На луке не было тетивы, и Бахль протянул послушнику одну из своих запасных. Когда-то герцог сам подарил аббату этот лук, и по прошествии стольких лет оружие все еще было в отличном состоянии. Аббат протянул сморщенную руку и погладил изгиб рога.

– Его подарил мне повелитель Бахль, а теперь я дарю его тебе.

Серрат удивленно распахнул глаза, но не посмел возражать.

– Ты очень способный ученик – такой же, каким был учившийся у меня кардинал Дистен. Бахль, когда он будет готов, дайте ему должность, от которой в свое время отказался я.

Повелитель кивнул, глядя на молодого человека, преисполненного благодарности за подарок. Лицо Серрата все еще было лицом ребенка, но его широкие плечи и мускулистые руки были уже как у взрослого. Немногословный аббат никогда не рассказывал Серрату о подвигах, за которые получил этот лук, как не говорил и о том дне, когда отказался от самой высокой и почетной должности – капеллана легиона дворцовой гвардии.

Аббата скрутил новый приступ боли, и лишь некоторое время спустя он снова смог заговорить. Бахль держал его за руку и ждал.

– Теперь мне легче… Как там Ланд, мой друг?

– Наступает зима. Надеюсь, ты хорошо обучил капелланов, они скоро понадобятся мне…

Герцог смолк, потому что аббат вскрикнул от боли.

– О всемилостивые боги!

Все, что прозвучало вслед за этим возгласом, было невозможно разобрать, но Бахлю показалось, что среди невнятного бормотания он услышал «Властелин призывает».

– Могу я чем-нибудь помочь? – спросил Бахль, угнетенный своей беспомощностью.

– Дайте мне сферу, – задыхаясь, попросил аббат.

Боль сжигала его, но то был человек, который некогда сумел собрать и повести в атаку разбитый легион, хотя в его горле торчала стрела и ему оставалось только уповать на Нартиса, чтобы не лопнула вена. Аббат знал, что такое боль, и никогда ей не поддавался.

– Я хочу еще раз ощутить в своих руках мощь, прежде чем проиграю сражение.

Выговорив это, аббат без сил откинулся на подушки; из его прокушенной губы потекла кровь.

Бахль не стал терять времени, чувствуя, что тени становятся все длиннее, а значит. Смерть уже совсем близко. Бахль обнял друга за плечи и посадил. Призвав на помощь свою магию, он заставил энергию заструиться через тело больного. В свое время старик был прекрасным воином-магом, столь же умелым, как и любой белоглазый, но в придачу преисполненным веры. Сфера, о которой упомянул аббат, была основным орудием обучения: она вытягивала энергию и сворачивала в шар – великолепный способ тренировки контроля.

Бахль ощутил, как аббат расслабился, когда по нему заструился магический поток. Так много магии убьет человека за несколько секунд, но поскольку это снимало боль, остальное не имело значения. Держа руки аббата в своих, Бахль задержал магическую энергию между собой и другом. Комната осветилась зеленовато-синим светом, тени стали темнее и холоднее. Бахль позволил энергии изгибаться и танцевать, а потом обуздал ее, прежде чем выпустить немного в сферу; разделил всю магическую энергию на три потока и заставил их бешено носиться друг вокруг друга. По комнате разлился неестественный свет, падая на корешки книг по магии, любовно лаская эфес Белой Молнии – широкого меча у Бахля за спиной.

Но вот тени сгустились, и магия исчезла. Герцога встряхнула дрожь, когда Властелин всех богов забирал душу аббата, освобождая того от страданий. Друг Бахля умер с улыбкой на губах, вспоминая старые счастливые времена, – и был удостоен слезинки, скатившейся по щеке белоглазого повелителя.

ГЛАВА 12

Его тело обволакивал свет, озаряя каждый изгиб натренированных мускулов, освещая шрамы, которые давно зажили, и следы давно забытых ран. Он двигался с сонной медлительностью в такт песни без слов. Его доспехи исчезли, но Эолис по-прежнему был с ним, и не только по праву владения. Очень тяжелый, повидавший многое клинок казался хрупким и ненадежным, и все же с ним Изак чувствовал себя уверенней.

Некие голоса звучали в его сознании, но юноша едва слышал их: никто не мог силком вторгнуться в его телесную оболочку и в его память. Но голоса продолжали взывать, пытаясь проникнуть в его мысли, и наконец Изак прислушался к шепоту женщины, зовущей его, ищущей его в непроглядной черноте ночи. Женщина говорила на незнакомом языке, Изак не понимал слов, но в глубине души узнавал этот голос.

А потом над ним сомкнулась земля – он словно заживо был погребен в могиле, откуда восстал бесплотной тенью, невидимый для проходящих мимо, занятых собственной жизнью людей. Эолис, зажатый в руке, придавал ему уверенности, и пустота смерти не беспокоила его. Изак позволил отнести себя на берег неподвижного озера, где его поджидал некто столь же неподвижный. Ветерок, дующий от воды, доносил голоса, запах соли и свернувшейся крови. Небо переливалось серебристым светом, вокруг пахло вереском и мокрыми камнями. Кровь струилась по ногам Изака, но он улыбался.

– … Милорд?

Голос генерала Лаха вывел Изака из сонного оцепенения. Распахнув глаза, он не сразу понял, где находится.

– Вы снова уснули в седле, милорд.

Хотя в словах был упрек, голос звучал совершенно бесстрастно.

– Правда? Ну и что?

– По-моему, погибнуть, упав с коня, – не самый почетный конец, и мне не хотелось бы сообщать о таком повелителю Бахлю. Если такое вдруг случится…

– Не случится. – Изак потрепал по шее коня. – Я знаю, что у меня лучший боевой конь во всех Семи племенах и не собираюсь с него падать.

Он потер глаза, пытаясь проснуться. Они ехали все утро, а Изак никак не мог прогнать сон. Хотя с каждым днем становилась все холоднее, ему было тепло под меховым капюшоном, в синей маске, прикрывающей лицо. Ночи Изака не были спокойными – магия его доспехов излучала заметное тепло, привлекавшее множество странных голосов. Поэтому сейчас ему очень хотелось спать.

Он откинул капюшон, чтобы прохладный ветер разогнал дремоту. В таком состоянии Изак всегда бывал крайне раздражителен, а монотонная речь генерала просто бесила его. Изак почесал отрастающую щетину на подбородке и наконец с вздохом взглянул на генерала – тот восседал в седле, гордо выпрямившись, с бесстрастным, как всегда, лицом. Изаку еще ни разу не доводилось видеть на лице этого человека хоть какие-нибудь эмоции, и юноша мог только догадываться, каков генерал в бою. Такое удивительное спокойствие крайне редко встречалось у белоглазых, и с трудом верилось, что на поле боя Лах будет таким же.

– Вы разбудили меня только из опасений за мое здоровье или у вас была и другая причина? – угрюмо спросил Изак.

– Я подумал, что вы предпочтете бодрствовать, когда мы будем въезжать в город. Все-таки кранну не подобает спать в тот миг, когда подданные выходят его приветствовать. А еще у меня есть для вас послание из Анви.

– И что в этом послании? Что я оскорбил тамошних жителей, не отдав приказа следовать за мной?

Когда Изак был погонщиком, он замечал, что люди почти во всем ищут повод для обид, а придворные, судя по всему, были еще обидчивей простого люда. Теперь то, чего кранн не сделал, доставляло ему не меньше неприятностей, чем то, что он сделал.

– Они – ваши подданные. Можете негодовать, если хотите.

– Довольно ругаться, генерал. Я устал.

– У меня слишком скромный чин, чтобы с вами ругаться…

– Будет вам. Лучше скажите, что нужно жителям Анви.

– Они спрашивают, нельзя ли обратиться к вам лично.

Изак поерзал в седле, чтобы Эолис за спиной лег поудобнее, и стал ждать объяснений.

– Их пятьсот человек, весьма внушительная цифра. И, само собой, они собираются говорить о вашей вотчине. Они хотят угодить новому сеньору, а несколько рыцарей в нашей армии и немалая часть кавалерии – ваши вассалы.

Лах ждал ответа, но не дождался.

Изак сидел в седле с отсутствующим видом. Пока он жил в обозе, ему ни к чему было изучать законы землевладения. Отец как-то раз сказал, что такие законы – ошейник, превращающий свободного человека в раба. Карел рассмеялся, услышав эти слова, но спорить не стал. Его смех должен был означать, что Хорман сморозил глупость, на которую не стоит даже отвечать.

Генерал не унимался.

– Лорд Изак, поместье Анви не имело сюзерена пятьсот лет. Все это время они пользовались привилегией отчитываться лишь перед пустым титулом сюзерена Анви, что накладывало на них совсем немного обязательств. Теперь же им назначен настоящий сюзерен, и они пребывают в растерянности – ведь они несут ответственность перед вами, а пока не знают ваших требований, стараются твердо придерживаться буквы закона.

– И?..

Изак вздохнул. Ему показалось, что генерал начал раздражаться, но тот ответил по-прежнему бесстрастным голосом:

– Закон гласит, что вассал может покинуть пределы вотчины только с разрешения сеньора. Иначе действия вассала трактуются как побег и за отъезд его могут повесить.

Озадаченность на лице Изака сменилась недоверчивостью.

– Они и вправду считают, что я на такое способен? Казнить собственных воинов? Да еще прямо перед битвой?

– Они сочли благоразумным сначала обратиться ко мне и попросить, чтобы я поговорил с вами. Ведь вы – белоглазый.

Последние слова генерала легли на сердце юноши тяжелым камнем. Неважно, что решение казнить своих вассалов было бы полнейшим безумием: они все равно боялись, что в нем живет чудовище. Даже генерал Лах не исключал возможности, что Изак может так поступить. Словно Атро был еще жив и любые самые худшие предположения могли оправдаться.

Изак не нашел слов для ответа, настолько его переполняло отвращение. Махнув рукой генералу, чтобы тот занялся делами, он пустил коня вскачь – сейчас ему не нужна была ничья компания. Генерал Лах тоже пришпорил коня и рысью направился туда, где виднелись знамена сюзерена Тебрана.

«Как он может так жить? О нем ведь думают точно так же, как обо мне, а то и еще похуже. Неужели ему это совершенно безразлично? Сможет ли он не подчиниться приказу Бахля, если сочтет приказ диким? И заметит ли вообще, что приказ дик? А вдруг слухи верны и Нартис действительно выжег его душу?»

Главный распорядитель Лезарль рассказывал Изаку о странных обстоятельствах, сопутствовавших рождению генерала, и о том, что сам Бахль отводил Лаха в храм Нартиса для испытаний. Лах был гораздо сильнее любого белоглазого, и все же Нартис его отверг: вместо того чтобы посвятить в свои избранные, бог, напротив, поразил его молнией. И тогда белоглазый оказался перед выбором – либо отвергнуть Нартиса и уйти, либо стать ему идеальным слугой. Генерал выбрал более трудный путь, отказавшись от той части своей души, которая страдала, обожженная молнией бога. Изак восхищался Лахом, несмотря на чудовищность избранного им пути.

Изак повернулся, чтобы посмотреть, куда направился генерал, но ему помешал снег и множество знамен вокруг – генерал исчез, затерявшись среди флагов и гербов. Форма дворцовых гвардейцев была строгих цветов – черная с белым – такой выбор отражал бескомпромиссность Бахля. Форма очень шла Лаху, особенно после долгого похода, когда грязь несколько выровняла контраст цветов.

Армия очень медленно шла вперед, и в нее по дороге вливались все новые войска. По мере продвижения через Тебран, Нелбов и Данву и похода вдоль границ Амаха и Вера в рядах прибавлялось все больше ярких цветов. Четсы называли фар-ланскую кавалерию «стальными павлинами» – всадники казались чопорными и высокомерными, но все-таки устрашающими, несмотря на свои шелка и кружева.

В настоящий момент в армии было уже восемь сюзеренов, включая кранна, одиннадцать графов, около пятидесяти маршалов и шесть сотен рыцарей. Сотни знамен и эмблем, вымпелов и мундиров смешались в пеструю кутерьму, казавшуюся особенно яркой на фоне унылого зимнего леса. Каждый аристократ посчитал своим долгом формально представиться кранну, но Изак сумел запомнить в лицо только сюзеренов. Остальные дворяне слились для него в нечто помпезное и церемонное.

Старому хитрецу Фордану выпала честь следовать в авангарде перед другими сюзеренами, превосходящими его знатностью. Решение принимал сам Изак, чем вызвал недовольство Серса, полковника дворцовой гвардии. Но Фордан оказался как приятным собеседником, так и полезным советником. Изак сомневался, что Серс, молодой честолюбивый рыцарь из Торля, мог бы его заменить – хотя, к удивлению многих, ему удалось заслужить клинок мастера меча вскоре после вступления в гвардию. Знамя Фордана с красной башней на полотне было очень далеко впереди, отсюда его было не разглядеть… Как и знамен золотой и серой гончей богатого сюзерена Нелбова и зеленого грифона пресловутого сюзерена Селсетина. Эти двое страшно раздражали Изака еще до того, как он услышал про участие Селсетина и Нелбова в скандале, связанном с Маликом. Кранн не знал, что именно там произошло, но догадывался, что они не могут стать его друзьями. Остальные аристократы, слушая реплики Фордана, вскользь упомянувшего об этом скандале, глубокомысленно кивали, из чего Изак заключил, что событие всем прекрасно известно.

Прямо перед Изаком развевался золотой сокол недавно произведенного в сюзерены Данвы. Его брат умер две недели назад, и теперь маленький сын Данвы унаследует титул дяди, едва достигнув совершеннолетия. Ветер доносил до Изака мощный голос сюзерена, а еще – яростную перепалку сюзеренов Амаха и Кеда. Белый олень Амаха явно брал верх над желтым львом Кеда, хотя Амах был на двадцать лет моложе своего собеседника.

Седьмой сюзерен, Торль, был самым знатным, из древней семьи – он владел богатейшей провинцией и был суров и крайне набожен. К удивлению Изака, он только кратко представился кранну и тотчас отбыл с отрядом разведчиков. Его эмблема, ледяная кобра, была такой же необычной, как он сам. Необычным было и его решение надеть вместо рыцарского облачения простые кожаные доспехи с нашитой на груди эмблемой, как сделал бы простой воин.

Поначалу Изак решил, что Торль – трус и облачился подобным образом, чтобы не отличаться от простых кавалеристов и не привлекать к себе внимание врага. Но когда юноша узнал об этом человеке побольше, он несказанно обрадовался, что вовремя придержал язык и ничего не сказал по поводу одежды сюзерена. Сам генерал Лах, очень скупой на похвалы, рассказал Изаку, что, когда дело доходит до сражения, сюзерен Торль бьется плечом к плечу с белоглазыми гвардейцами.

Плотное облако скрывало глаз Цатаха, сухой ветер обдувал металлические доспехи рыцарей и кожаные панцири простых воинов, а затем уносился назад к вьючным животным, замыкающим шествие. Круговерть снежинок в воздухе предвещала ухудшение погоды: как только дорога станет слишком скользкой для коней, вперед выведут тягловый скот, чтобы он протаптывал путь и утрамбовывал грязь.

Острые глаза Изака замечали белок, наблюдавших за людьми с безопасного расстояния; пушистые шкурки зверьков переливались всеми оттенками рыжего, когда белки отрывали кусочки дубовой коры в поисках насекомых. Изаку было приятно видеть, что хоть кто-то живет себе по-прежнему; идущая мимо армия мало интересовала белок и не мешала им заниматься обычными делами.

Зато люди в городах, через которые проходили воины, жили теперь в страхе, и приветствия жителей были довольно вялыми. Эльфов сильно боялись, тревога охватила обитателей всех селений от самых границ Данвы. Правда, вид Изака, восседавшего на огромном белом коне, мелодичный звон упряжи и серебряных цепочек, украшавших сбрую, вселял в людей некоторую уверенность. Им было достаточно одного вида кранна и своей веры в него. И если воины Изака вели себя храбро, сам он тем более не собирался выказывать слабость перед людьми.

Вскоре вернулся генерал Лах. Рядом с ним скакал рыцарь в черных доспехах – он надел нагрудную пластину поверх шелкового одеяния, как поступало большинство. Нельзя было не заметить, что рыцарь богат: матово-черные доспехи украшала золотая дамасская насечка, обрамляя львиную голову, гордо взиравшую с нагрудной пластины. И хотя Изак все еще не до конца проснулся, он моментально вспомнил, что уже встречался с этим человеком раньше, а присмотревшись получше, узнал его. Герб с рычащим львом и броские черные доспехи нечасто встретишь. Изак не сомневался, что к седлу всадника приторочен золотой шлем в виде львиной головы.

Когда рыцарь приблизился, Изак разглядел и две золотые серьги у него в ушах, какие обычно носили графы. Если бы раны на теле Изака не затягивались так быстро, он тоже проколол бы себе уши, чтобы носить три кольца сюзерена.

Итак, к нему пожаловал не рядовой аристократ, а сам граф Везна.

Слава Везны летела впереди него: каждый ребенок, рожденный в благородной семье или в обозе, слышал рассказы о романтических подвигах графа. Он наставил рога целой армии аристократов, участвовал в дуэлях, уходил от преследований по крышам… Карел всегда говорил, что Везна был лучшим воином среди людей, но только если его вынуждали к этому жестокие обстоятельства. Ходили слухи, что Везна подарил наследников нескольким поместьям, но владельцы поместий приняли детей ак своих, потому что боялись дразнить самого отчаянного дуэлянта страны. Везна участвовал в двадцати четырех дуэлях и во всех победил, некоторые, очень немногие, пытались прикончить его из-за угла или с помощью наемных убийц. Но Везне достался по наследству эльфийский клинок, а кроме того, он заложил свое имение, чтобы купить в Колледже магии доспехи, которые сейчас и носил.

В глазу рычащего льва сиял рубин, сверкающий даже в слабом свете пасмурного дня. Везна зачесывал волосы назад и завязывал их узлом, прекрасные черты его лица вызывали одновременно восторг и беспокойство. Он был, безусловно, красив, и, хотя в глазах его искрился смех, его решительный подбородок и умное лицо говорили о внутренней силе.

– Граф Везна, – обратился к нему Изак, когда тот спешился и подошел.

Герольд, который должен был представить явившегося к кранну аристократа, открыл было рот, но обиженно снова захлопнул его.

– Лорд Изак.

Голос Везны, как и его лицо, говорили как о силе этого человека, так и о его веселом нраве. Когда граф опустился на одно колено перед кранном и склонил голову, Изак разглядел голубые татуировки у него на шее – значит, Везна получил звание рыцаря прямо на поле боя в награду за отвагу. Везна унаследовал титул графа, но звание рыцаря заслужил сам.

– А мне болтали, будто Анви славится своей капустой и козами, но не героями.

Позади Изака остановился взвод «духов». Мимо них проходили войска, и каждый считал своим долгом повернуть голову в сторону графа и кранна. Изак слышал, как сержанты ругают своих людей, потому что ровные колонны начали растягиваться и ломать ряды.

– Вы оказываете мне честь, милорд.

Изак чуть не рассмеялся, услышав осторожный голос Везны. Часто ли приходится видеть у своих ног героя своего детства?

– Могу лишь надеяться, что буду полезен, сражаясь в рядах вашего войска.

– Довольно. Первым делом можете передать моим подданным, что я желаю видеть у своих ног только тех, кого сам поставлю на колени. Благодарю за оказанную мне честь и не сомневаюсь, что уроженцы Анви отличатся на поле брани.

Граф поднялся, явно почувствовав облегчение, в его глазах уже снова искрился смех. Изак заметил это и почувствовал щенячью радость, что такой человек чувствует себя непринужденно с ним рядом. Кранн кивнул на коня графа.

– Садитесь, мы задерживаем всю армию. Можно продолжить разговор на ходу.

Везна слегка поклонился, ухватился за луку седла и, с непринужденным изяществом вскочив на коня, развернул его и направил вперед.

– Могу я спросить господина, что именно известно о враге? Изак кивнул генералу, пустив коня рядом с укрытым черной попоной скакуном Везны. У Везны был спокойный послушный конь, Изак не ожидал увидеть такого у известного отчаянного повесы. Юноша решил, что это хороший знак, – под показной бесшабашностью Везны скрывался расчетливый ум. Конечно, норовистый, бьющий копытами скакун выглядит впечатляюще, зато спокойный мерин надежнее в неразберихе боя.

Изак перестал рассматривать коня и ответил на вопрос всадника:

– Мы отъехали слишком далеко, и маги больше не могут нам помочь, но все-таки нам кое-что известно.

Он повернулся к генералу, который с радостью стал делиться имеющимися сведениями с графом Везной.

Изак не принимал участия в беседе, а просто слушал. Когда настанет время, именно генерал Лах определит стратегию их армии. Бахль и Лезарль решили, что Изак пока не станет вмешиваться и принимать самостоятельные решения, тем более что без Лаха ему все равно не обойтись.

– Враг разделил свои силы на три группы, все они сейчас на севере Ломина, – сообщил генерал. – Один отряд расположился у ворот города, осадив его, второй находится западнее, а третий на полпути между Ломином и Горными Воротами. Витиль и Кохм сожжены дотла.

Теперь воины называли противника врагами, а не эльфами: «враг» – это нечто безликое, требующее уничтожения, ему не нужно имя.

– А люди в этих городах?

– Мы потеряли три сотни пехотинцев, зато жители смогли покинуть свои дома и спастись. Наша кавалерия у Ломина, похоже, разбита…

– Что? Вся?

Спокойствие Везны моментально испарилось, сменившись гневом и недоверием.

– Так мы считаем. Все три тысячи гвардейцев вышли из города – и не вернулись.

– Я думаю, такого нельзя было допустить.

– Конечно, нельзя, но тот день был последним днем охотничьего сезона, поэтому наследник Ломин решил сделать его особенным.

– Судьбе не откажешь в чувстве юмора.

Везна говорил теперь монотонно, безжизненно – и сразу стал похож на генерала, старого опытного воина, всякого перевидевшего в жизни.

Дальше они ехали в удрученном молчании. Изак вел себя тихо, как ребенок, который не хочет привлекать внимание взрослых. Граф смотрел вдаль, губы его еле заметно шевелились, но что именно он шептал, никто не слышал. Возможно, подданные Изака – религиозные фанатики? Или граф поступал так только для отвода глаз? В любом случае вряд ли можно доверять таким людям…

Но, едва подумав об этом, юноша принялся себя бранить, как поступил бы на его месте Карел.

«О боги, Лезарль заразил тебя своей паранойей. Везна просто молится, что в этом такого? Он ведь воин, поэтому оплакивает гибель своих собратьев – гибель, которая может стать и его уделом».

– Мне говорили про троллей. Эти слухи правдивы? Изак вздрогнул, услышав изменившийся голос Везны. Возможно, на графа подействовало известие о смерти стольких людей, поэтому он и говорил так встревоженно, но не исключено, что Везне в прошлом уже приходилось иметь дело с троллями.

– Да, правдивы, – подтвердил генерал Лах. – Как только маги смогут осмотреть земли, мы узнаем, сколько там этих тварей. Но на всякий случай следует приготовиться к худшему – возможно, их сотня или даже больше.

– А наша тяжелая кавалерия?

Тролли наводили на людей такой ужас, что только тяжелая кавалерия могла выдержать их лобовой удар. Такова была цена за честь называться рыцарем – в трудные времена рыцарям приходилось брать на себя основную тяжесть сражения с самым грозным врагом Фарлана. Говорили, что тролли не чувствуют боли, даже когда получают смертельную рану. Сражаться с ними лучше всего было верхом, вооружившись длинными копьями: пешие просто не могли дотянуться до их головы, а уж тем более нанести удар такой силы, чтобы серьезно ранить чудовище. Лучший способ убить тролля – размозжить ему голову, все остальное не могло остановить монстра и ставило под угрозу самого атакующего.

– Восемьсот «духов» и еще шестьсот аристократов со своими приближенными – вот и все, что мы сможем выставить против врага. Кавалерию может поддержать пехота легиона «духов», но их потери будут недопустимо велики.

Разговор перешел на тылы, поставки и передвижение войск. В течение двух недель Изак постоянно выслушивал подсчеты дней и часов: сколько времени понадобится, чтобы добраться до Ломина, как скоро подоспеет пехота из Горных Ворот и Ломина… Он закрыл глаза и перестал слушать.

День все тянулся, промозглый и тоскливый. Пажи, герольды и квартирмейстеры беспрестанно подбегали к генералу Лаху, но сообщения, видимо, не интересовали и не удивляли его; генерал каждый раз отвечал точно и немногословно. В самом начале похода пажи помоложе обычно следовали некоторое время за генералом, не зная, отпустил он их или нет. Когда же он оглядывался и приказывал уходить, пажи бледнели и уносились прочь.

Везна засыпал генерала вопросами, выясняя мельчайшие детали, и все ради того, чтобы подольше побыть рядом с Изаком.

Удивительно, но Изака это не раздражало: слушать красивый голос Везны было куда приятнее, чем чавканье копыт по грязи. Юноша лениво подумал, что для будущего Везны важнее всего, стремится ли граф добиться успехов в политике, стяжательстве или и в том и в другом сразу. Этой мысли хватило, чтобы разбудить в крайне мальчишку-погонщика – он презрительно сплюнул, открыл глаза и хмуро посмотрел на мокрые деревья вдоль дороги.

Приближался полдень, все больше людей появлялось на обочинах. Голодные, измученные, они с завистью смотрели на богатые одежды, здоровых лошадей, ярко расцвеченные знамена. На парадном марше колонна будет выглядеть еще более внушительно: свитские пока несли знамена, закинув их за спину, а рыцари – на шелковых лентах, закрепленных на плечах, шлемах, локтях и на спине. Когда войско будет следовать парадным маршем, все эти знамена станут развеваться непрерывным великолепным потоком.

Но уже и сейчас войско производило большое впечатление на местных: крестьяне, тащившие тележки со своим скарбом, взирали на все это великолепие, затаив дыхание. На их лицах Изак видел негодование и облегчение: вид армии уменьшал страх перед врагом, зато показывал, какая огромная пропасть отделяет грязных, валившихся с ног от усталости крестьян от аристократов. Тяжкий труд в полях не шел ни в какое сравнение с яркой жизнью рыцаря. Большинство благородных господ проезжали мимо, даже не замечая крестьян.

– Почему эти люди здесь собрались? – спросил кранн.

– Беженцы, милорд. Крестьяне покидают земли вокруг Ломина. Они прекрасно знают, что такое попасть в лапы к врагу.

Генерал почти сочувствовал этим покорным, голодным беднягам, которым пришлось сойти с дороги, чтобы пропустить конников. Почти. На самом деле крестьяне ничего не значили для белоглазого, как, впрочем, ничего не значили для него и все остальные, мелькавшие по обочинам его пустой жизни.

Изак наблюдал за беженцами и чувствовал, как меняется их настроение по мере того, как местных становится все больше.

Кранн увидел, что впереди группы людей превращаются в толпы, и заерзал в седле. Скорее всего, его осуждали здесь за то, что он так поздно пришел на помощь. Но, глядя людям в глаза, он видел там и страх, и благоговение, и облегчение.

Фарланы – суеверный народ, и даже в сердцах самых ярых врагов кранна жили легенды о короле Арине Бвре. Правда, время зачастую творит чудеса. Боги наказали Арина Бвра, приговорили к пребыванию в Генне, но своей отвагой и умом он завоевал особое место в народном фольклоре. Его никогда не любили, но считали слишком ярким человеком, чтобы презирать. И вот теперь люди снова столкнулись с этим противоречием, и оно никому не нравилось.

– Что для них делается? – невнятно буркнул Изак.

– Милорд?

– Мы даем им одежду? Еду? Сейчас же зима, Ларат вас забери! Неужели о них никак не позаботились? Они что, должны просто умирать в ожидании, пока мы сумеем вернуть их дома?

– Для них ничего не делается, милорд.

И снова голос генерала прозвучал совершенно бесстрастно. Изак готов был к отпору, к отповеди – хоть к какому-то доказательству, что генерал все-таки живой человек.

– А почему не делается?

– Главный распорядитель Лезарль дал нам четкие распоряжения, милорд. Мы не должны ничего делать, пока от вас не поступят приказы. Ваши люди должны любить ваше правление и бояться вашей силы.

Не замечая изумленного взгляда Изака, генерал громовым голосом окликнул полковника дворцовой гвардии:

– Господин Серс, милорд желает, чтобы мы раздали еду его подданным!

Изак онемел от ярости.

Рыцарь послушно поклонился и скомандовал лейтенанту выполнять приказ. И сразу чудесным образом появились повозки с продуктами, а рядом с ними ехал целый отряд воинов, которые раздавали припасы всем желающим.

Изак никак не мог прийти в себя. Снова его обошли, снова им манипулировали. Он сжал рукой в металлической перчатке эфес меча. В нем кипел гнев – он снова оказался игрушкой в руках Лезарля!

– Милорд чем-то недоволен?

– Оставьте, Лах! Если вы или Лезарль думаете, что я стану терпеть ваши штучки… Я не убил вас на месте только потому, что вы понадобитесь мне в бою.

– Понимаю, милорд. Белоглазые не выносят подобного обращения.

– А вы знаете, каково быть мной? Вас тоже посещают сны? Боги играют вами, словно куклой? Лезарль позволяет себе вольничать с вами?

– Мы все – куклы богов, милорд. Единственная разница между вами и прочими – это то, что боги замечают, что с вами происходит, тогда как на остальных просто не обращают внимания.

Изак почувствовал угрызения совести, когда генерал невольно прикоснулся к своей покрытой шрамами шее. Неровный рубец начинался сразу за ухом и скрывался под кольчугой Лаха.

Изак не смог найти правильных слов и снова погрузился в задумчивость, пытаясь угадать, что ему самому уготовили боги, – то был извечный вопрос. Став избранником, Изак чувствовал себя еще менее свободным, чем тогда, когда им командовал отец. Ему было противно ощущать себя пешкой в чужой игре, он ненавидел свое теперешнее положение даже больше, чем положение мальчика на побегушках у собственного отца.

Доспехи были ему в самый раз, зато все остальное безмерно раздражало.

Изаку очень хотелось стряхнуть такое настроение, и он ударил себя по нагрудной пластине. Интересная штука – Сюленты. Форма этих доспехов была совершенна, ничего подобного в Ланде больше не существовало. Проводя пальцами по идеально гладкой поверхности, Изак чувствовал магические руны, которые Арин Бвр вплавил в серебро; каждая руна несла заклятие. Изак предполагал, что их должно быть не меньше сотни.

А ведь ныне существует не более дюжины доспехов, в которых есть хотя бы двадцать рун. Лезарль говорил, что стоит свистнуть – и примчатся люди, желающие посвятить всю свою жизнь изучению Сюлентов, а если свистнуть еще раз, их прибежит в два раза больше.

Сказания сделали последнего короля благородным и справедливым, несмотря на затеянную им отвратительную войну. Боги любили его больше всех прочих смертных, хотя Бвр и был всего лишь их слугой. Но почему Арин Бвр вдруг выступил против богов, так и осталось великой тайной.

Изак начал понимать вторую сторону личности этого человека, когда стал носить его доспехи. Сюленты поведали ему истории, которых не знал ни один странствующий певец: доспехи эти предназначались для убийцы, жестокого, не знающего пощады. Кажется, их сделал белоглазый, а не эльфы. Но эльфы создали прекрасную поэтическую историю о Лейте, богине мудрости и знания, полюбившей Арина больше всех, кроме своего брата Ларата. Потом Лейта была убита в битве с помощью Хрустального черепа, который Арину Бвру удалось где-то достать.

Но больше всех поэтических преданий Изака волновало другое. Он еще ни разу не надевал шлем, последнюю часть Сюлентов. По традиции шлем надевался только перед боем, и в данном случае Изака это вполне устраивало. Два гребня и гладкое забрало таили в себе то, что Изак не спешил испытать.

Странные сны, невиданные дары, руна «сердце», голос девушки, зовущей из темноты, – все это складывалось в определенный рисунок, словно рисунок гобелена, постепенно вырисовывающийся в переплетении все новых нитей.

В глазах крестьян, жадно уплетающих хлеб, Изак выглядел вполне спокойным и беззаботным. Его конь гордо выступал по дороге, высоко поднимая копыта, серебряные колечки и колокольчики вызванивали песню хмурому дню. Но Везна заметил смятение на лице Изака и откашлялся, чтобы привлечь внимание нового господина.

Изак недовольно посмотрел на графа, но это не помешало Везне подъехать к кранну вплотную. Заинтересованный Изак подался вперед, чтобы лучше слышать.

– Милорд, я ваш подданный и, согласно закону и принесенной мною клятве, должен защищать ваши интересы. Мне прекрасно знакомы политические игры, я и сам неплохой игрок, поэтому, возможно, смогу вам пригодится.

– А вам-то зачем это нужно? – грубо поинтересовался Изак. – Да и как я могу доверять человеку с вашей репутацией, к тому же совсем незнакомому?

Везна встревожился.

– Я ни разу не запятнал себя нарушением клятвы, милорд сюзерен.

Изак заметил некую холодность в голосе собеседника, из чего заключил, что сильно обидел Везну, но извиняться не стал. Подданный, пусть даже граф, не та персона, чтобы беспокоиться о его чувствах.

– Я ваш подданный, мои доходы зависят от ваших, – объяснил Везна, – значит, для меня важно, чтобы вы процветали. Если я вас предам, я потеряю все.

Изак откинулся в седле – на него произвел впечатление уверенный голос Везны.

– И что же вы мне посоветуете?

– Генерал вам не враг. Не следует считать его таковым.

– Но он не особенно дружелюбен. Везна пожал плечами.

– Генерал Лах – преданный слуга своего племени. Он уважает власть повелителя Бахля, он один из самых верных его слуг. Он принимает на веру, что приказы свыше всегда соответствуют интересам племени. Если вы окажете ему доверие, он не подведет.

– А Лезарль?

– Главный распорядитель – жесток и обожает власть, но он преданный вассал Бахля и прекрасно понимает, что, соблюдая интересы племени, он все-таки может позволить себе небольшие радости. Шпионы и убийцы – игрушки главного распорядителя, а преданность его гарантирована, потому что обеспечивает ему то, что Лезарлю нужнее всего. Даже враги его не могут отрицать, что он – гениальный правитель. Уверен, он воздаст вам оложенные почести, когда вы станете повелителем. А пока, скорее всего, он считает, что вам еще нужно научиться быть правителем, достойным почестей.

Изак взглянул на генерала Лаха, размышляя над сказанным Везной. В этих словах была логика, что не гарантировало их правдивости. Хотя, с другой стороны, что он теряет, если примет предложенные правила игры?

– И кто же тогда мои враги? – задумчиво спросил Изак.

– Нынче все ваши враги собрались у стен Ломина. И забывать об этом смертельно опасно.

Дни пролетали быстро.

Изак плохо помнил свои сны – только победные битвы, которых на самом деле не было, и один и тот же голос. Он все время уставал от недосыпания; серое небо и равномерное покачивание коня убаюкивали, и кранн легко впадал в полудрему. Бахль говорил, что он должен сосредоточиться и готовиться к предстоящей битве, но Изаку никак не удавалось это сделать.

Когда же он все-таки собирался с силами и начинал учиться самоконтролю, на краешке сознания все равно маячила мысль, что враг уже близко. Изак еще не овладел магией, но ему могло спасти жизнь даже умение защищаться от магического воздействия. Генерал Лах уже не раз подпрыгивал в седле от очередного выброса магической энергии, исходящей от кранна, занятого своими тренировками.

Через неделю скучной повседневной жизни пришел конец – разведчики донесли, что враг отходит от стен Ломина и располагается на открытом месте. Изак не понял смысла этого маневра, но Везна объяснил, что, отступив сейчас, эльфы выбрали поле боя, где смогут свободно разместить свое большое войско и лишить таким образом кавалерию фарланов возможности нападать на их отдельные отряды.

Карлат Ломин прибыл в лагерь со свитой и пешими воинами, горевшими желанием идти в бой вместе с кавалерией. Пехотинцы уважали кавалеристов, но и слегка завидовали им.

Везна застал Изака полусонным с чашкой бульона в руках и принялся готовить кранна к встрече с наследником Ломином.

Граф поднял Изака на ноги и застегнул все его пуговицы, но этого оказалось мало, чтобы его разбудить. Изак окончательно прогнал сон только тогда, когда Везна случайно прикоснулся к ножнам с Эолисом.

Молодой волк, наследник Ломин, выглядел эффектно, облаченный в бронзово-красные цвета своей семьи. Его шлем с алыми пятнами был выполнен в виде волчьей головы и зловеще поблескивал в отсветах костра, когда его владелец остановился у палатки Изака. Наследник надел не все доспехи – только кирасу и кольчугу поверх дорогого кожаного поддоспешника, разукрашенного золотом и бронзой. Шлем свисал с седла, словно окровавленный трофей, какой Изак однажды видел на стене города четсов.

Как только Ломин ловко спрыгнул с седла, Везна первым подошел его поприветствовать. Один воин из свиты наследника сделал полшага вперед, и губы Изака скривились в усмешке – парень нарывался на неприятности. Но Ломин жестом остановил свитского. Было видно, что наследнику и Везне уже доводилось встречаться.

– Добрый вечер, наследник Ломин, – весело обратился к нему граф, протягивая руки ладонями вверх, как предписывал обычай.

Он старательно выговорил титул молодого человека, потому что его собственный титул был выше.

Наследник не спешил ответить на приветствие. Он передал поводья пажу, поправил длинные черные волосы и проверил пряжки плаща на плечах. Изак обратил внимание, что обе пряжки имели форму волчьей головы. Интересно… Ведь по геральдическим правилам они должны были быть с семейной эмблемой – внутренним двором крепости. Поправив пряжки, Ломин обратил взор на графа и сразу понял, что Везна будет Изаку верным союзником, ненавидя Ломина всей душой. В тонкой улыбке наследника появилась неприязнь.

– Вечер отнюдь не добрый, граф Везна. И я больше не наследник.

Везне пришлось опуститься на одно колено, только тогда Ломин с важным видом приблизился.

– Приношу свои извинения, герцог Ломин, – сказал Везна, пытаясь прикоснуться к герцогской печати.

Герцог остановил его, подняв палец.

– Герцог Сертинс, Везна. Я решил взять имя семьи своей матери.

Изак заметил, как напряглись плечи Везны. То, что Карлат Ломин – теперь Сертинс, надо не забывать – отверг свое имя и имя родного города, отдав предпочтение более могущественной семье матери, являлось преднамеренным оскорблением повелителю Бахлю.

И все же Везна сумел сохранить подобающую почтительность, отстегнув свой меч и протянув его в знак уважения эфесом вперед.

– Герцог Сертинс, прошу прощения. Я скорблю о вашем отце. Мы не знали, что болезнь все-таки одолела его.

– Вовсе нет. Как ни слаб был мой отец, он не поддавался болезни. Две ночи тому назад отряд убийц проломил стену, убил отца и поджег внутренний двор. Уцелели только я и моя мать. Эльфы убили всю мою семью и пятьдесят гвардейцев и сожгли мой дом. Как сообщили стражники, дежурившие на стене, некоторые из нападавших сумели уйти.

Все забыли об этикете, ошеломленные этой новостью. Зазвучали сразу сотни голосов, полных ярости и недоверия; и простые воины, и благородные господа изрыгали проклятия. Но весь шум был заглушён громким голосом генерала Лаха, который приказал удвоить число дозорных и жарче развести костры. Страшно было подумать, что убийцы смогли проникнуть в надежно охраняемую крепость. Изак услышал, как один рыцарь пробормотал слово «колдовство», и сам подумал о том же.

Герцог Сертинс стоял перед кранном, оценивая, какой эффект произвели его слова, и настороженно сжимая эфес меча. Со смертью отца он унаследовал Свет Крови и Факел Ломина – оружие, уступавшее лишь оружию избранных. Ходили слухи, что этот молодой человек, двадцати лет от роду, никогда не любил ни своего знаменитого отца, ни своих братьев и сестер. В сердце юного волка оставалось место только для матери, на которую он был очень похож.

Несмотря на вызванное страшной вестью потрясение, Изак не мог отделаться от мысли: почему только этим двоим удалось выжить?

– Мне очень жаль, – выразил сочувствие Изак. – Мне рассказывали о герцоге Ломине, вашем отце, только хорошее. Я так надеялся с ним познакомиться.

Повисла тишина, все смотрели на герцога и кранна. Герцог Сертинс учтиво поклонился Изаку, который стал еще выше ростом, чем был перед отъездом из Тиры. Было видно, что герцогу не нравится находиться рядом с человеком, затмевающим его во всех отношениях.

Подойдя к Изаку, который тем временем успел спешиться, герцог повторил то, что только что сделал Везна, – протянул Изаку свой Факел Ломина эфесом вперед и нехотя прикоснулся к перстню с драконом на руке кранна. Теперь Сертинс стал герцогом, следовательно, титулом превосходил Изака, но кранну было поручено командовать армией и он выступал от имени Бахля.

Изак обратил внимание, что мальчик-паж, стоявший позади герцога, с застывшим от ужаса лицом как-то странно придерживает полу своего плаща. Тонкое обоняние Изака уловило запах мочи. Он не мог винить ребенка, оказавшегося так близко от огромного белоглазого, но сомневался, что герцог окажется столь же снисходительным.

Изак протянул руку и коснулся навершия эфеса протянутого меча. Сертинс удивленно вскинул голову, заметив, что Изак проверяет его магические возможности: кранн положил один палец на украшавшую навершие фигурку спящего волка, свернувшегося клубком и уткнувшегося носом в свой хвост. Юноша почувствовал простые, но сильные руны… Кроме одной – она вызывала жажду крови, огромное желание жечь и убивать мерзких существ, которые сейчас наступали.

Руна как будто раскрылась от прикосновения, и Изак отдернул руку. Он не хотел знать, почему руна раскрылась ему. Юноша еще плохо разбирался в магии, но сообразил, что здесь не обошлось без вмешательства темных сил. Металлу меча был известен вкус эльфийской крови – его закаляли именно кровью эльфа.

– Встаньте, сейчас не время для формальностей.

– Как скажете, – холодно отозвался Сертинс. – К вам уже являлся мой человек с последними сведениями о силах врага?

– Являлся, – вступил в разговор генерал Лах, подойдя ближе.

Везна уже говорил Изаку, что при малейшей возможности Сертинс попытается взять командование армией на себя.

– Сюзерен Торль с четырьмя легионами кавалеристов два дня тому назад отправился вперед, чтобы задержать продвижение противника, – продолжал генерал. – Сколько людей вам удалось привести из Ломина?

– Всю пехоту: четыре легиона копейщиков и один легион лучников. Городские гарнизоны не смогли выбраться из города, но, если повезет, лесные обходчики помогут им добраться сюда по безопасным тропам, и они успеют присоединиться к армии перед битвой.

– Нам будет не хватать лучников, поскольку легкая кавалерия отправилась вперед, но придется обходиться тем, что есть, – сказал Лах. – Насколько смогли определить маги, враги превосходят нас числом, но их войска в основном пешие. Однако отряд, который пытается обойти нас с флангов, целиком состоит из конников – значит, они не хотят перемещать свою пехоту.

– Скорее всего, они остановятся в северном конце долины Чир.

– Вам знакомы те места? – Лах махнул рукой – и тотчас кто-то из подчиненных вложил в его пальцы свиток, а другой принес столик, на котором разложили карту.

– Вот долина, – сказал Сертинс, ткнув пальцем в карту. Изак подошел поближе, чтобы взглянуть из-за спины Лаха.

Генерал заворчал и перешел на другую сторону стола, чтобы Изаку было удобней смотреть. Все эти изгибы и линии ничего не говорили кранну, и он нетерпеливо ожидал конца совещания. Бывший погонщик был знаком с географией Ланда, причем не по бумагам, а благодаря поездкам, но ему нужно было научиться читать карты.

– С этой стороны тянется возвышенность, и мы могли бы пройти под ее прикрытием. Однако если понадобится перебраться на другую сторону, сделать это будет очень сложно. Весь склон усеян камнями. Придется идти до самой расселины с речкой, которая пересекает гряду. Река довольно широкая и выведет нас на противоположную сторону долины.

– Что еще вы можете сказать о местности?

– Река прорезает гряду вот здесь и течет туда, но она неглубокая. Здесь находится довольно крутой пригорок с плоской вершиной.

Сертинс провел пальцем на северо-запад вдоль реки. На карте в том месте ничего не было, но ни герцог, ни генерал не выказали удивления.

– Там находятся старые укрепления – ничего особенного, зато с них можно беспрепятственно осматривать все поле. Кроме того, на запад тянется небольшая возвышенность и простирается обширное пространство, где мы можем всех их перебить.

– А как ведет себя река в это время года? – спросил Изак.

Ему слишком часто приходилось тащить лошадей по раскисшим осенним берегам, поэтому он понимал, как трудно придется армии.

Сертинс раздраженно взглянул на него, но все-таки ответил:

– С рекой не так все плохо. Несмотря на недавние дожди, мы сможем ее перейти.

– Хорошо, – решительно подытожил генерал. – Там мы на них и нападем. Можно переправить тяжелую кавалерию через гряду и ударить с фланга.

– Без поддержки?

– Не совсем. Ваш легион лучников разместится на склоне под защитой одного легиона копейщиков Ломина. У нас еще есть легион легкой кавалерии, а дивизия, которая пойдет впереди, сбросит со склона троллей…

– Почему вы решили, что там будут тролли? – перебил герцог.

– Там их не достанет кавалерия, значит, туда они и пойдут. И оттуда смогут при каждом удобном случае нападать на наших тяжеловооруженных кавалеристов. Мы надушим воинов всевозможными благовониями, которые привезли с собой наши лавные рыцари. Мои гвардейцы у лее обследовали весь багаж. И я уверен, что ваши люди, герцог Сертинс, не откажутся поделиться своими припасами.

Молодой человек налился кровью – как им смеет командовать белоглазый? – но тут вмешался Изак.

– Благовония? Вы сошли с ума?

– Во-первых, запах троллей беспокоит лошадей, – спокойно объяснил генерал. – Будем надеяться, что мы сможем заглушить вонь чудовищ, и тогда воины без помех будут исполнять приказы. Во-вторых, тролли настолько близоруки, что ориентируются в основном благодаря запахам и звукам. Лучники тоже будут благоухать ладаном, который дадут священники. Меня заверили, что направление ветра будет нам на руку. Если мы сможем передвигаться достаточно быстро, то с помощью магов сумеем хотя бы разозлить троллей. Они бросятся на незнакомый запах, кавалерия уведет их в сторону, а потом свернет на юг, полностью сбив чудовищ с толку.

– Это полный бред! – вскричал Сертинс.

Генерал выпрямился во весь рост, лицо его по-прежнему оставалось бесстрастным, как будто его вовсе не задело оскорбление.

– Что поделать. К сожалению, лорд Изак уже одобрил этот план, а именно он назначен командующим армией, – спокойно заявил Лах.

– Но повелитель Бахль не знал, что здесь будет герцог! – возмутился Сертинс. – Если бы мой отец был жив, он принял бы командование на себя, как только оправился бы от болезни. И я требую тех привилегий, которые мне положены по рангу.

Изак, удивленно приподняв бровь, взглянул на Везну, но граф смотрел в другую сторону. Его рука тем крепче сжимала эфес меча, чем ближе свита Сертинса подбиралась к спорящим командирам.

Изак понял, что ему придется справляться самому.

– Можете требовать привилегий, сколько хотите, именем темных сил, – громогласно заявил юноша.

Откровенная злоба в его голосе заставила всех застыть, его услышали даже «духи», расположившиеся у палатки. Воины схватились за оружие и ринулись между свитой Ломина и генералами. Лах был бесчувственным солдафоном, способным в случае нужды пожертвовать целой дивизией, но ему не раз удавалось сохранить воинам жизнь – как ни странно, именно благодаря своей бесстрастности. Поэтому люди доверяли ему, как самому повелителю Бахлю, зато не испытывали никакой любви к высокомерным местным рыцарям.

– Того, кто первый обнажит оружие, я объявлю мятежником и убью, – заявил Изак. – То же самое относится к любому, кто попытается оспорить мое право командовать армией, неважно, какой бы титул ни носил бунтарь. Я отвечаю за свои действия только перед повелителем Бахлем, и никто другой не будет мной командовать. – Он обвел взглядом собравшихся. – Итак, есть желающие оспорить мои слова?

Прошло некоторое время, прежде чем Сертинс решился снова открыть рот.

– Враг значительно превосходит нас числом. Нам придется прорываться сквозь несколько легионов, чтобы добраться до троллей.

– Генерал Лах, потрудитесь объяснить ваш план, будьте любезны.

Изак успокоился и говорил теперь ровно и негромко. В его памяти всплыли слова Бахля: «Глаз бури дает человеку время увидеть надвигающуюся стихию и испугаться ее. Прояви свой гнев всего один раз, не больше, – тогда люди будут сдерживать свои страсти. Для воина вполне довольно одного раза».

– Конечно, милорд. Остальные пехотинцы расположатся к югу, дворцовые гвардейцы будут впереди вместе с легкой кавалерией. «Духи» и кавалерия начнут атаку. Завидев противника, они остановятся и побегут назад, изображая панику. Я бы предпочел, чтобы «духи» оставались с нами, но только они сумеют выполнить этот маневр.

– Какой маневр?

– Удрать по приказу. Наши враги больше всего любят догонять удирающую добычу, их командиры наверняка не сумеют удержать их от преследования. Убегающие воины вернутся к нам, перестроятся и станут дожидаться атаки. Прошу поверить, герцог Сертинс, так все и будет, я сам разрабатывал эту тактику. Тогда у нас останется достаточно свободного места, чтобы одолеть троллей и не попасть в окружение.

– Но ведь тогда мы разделим наши силы перед лицом превосходящего численностью противника, – заметил герцог. – Это против всех правил ведения боевых действий.

– Что лишь подтверждает утверждение Эралива: все военные теории не догма, и хороший генерал должен уметь приспособиться к конкретной ситуации, – вмешался Везна.

Герцог хмуро взглянул на него, но решил, что не стоит снова затевать скандал.

– Вы правы, граф Везна, – согласился генерал Лах. – А теперь, с вашего позволения, милорд, я хотел бы отдать распоряжения капитанам.

Изак жестом позволил генералу идти и уважительно склонил перед Лахом голову. Кранн еле сдержал улыбку, когда все остальные последовали его примеру. Сертинсу ничего другого не оставалось, как тоже поклониться, повинуясь законам и традициям своего класса.

Потом сюзерен Фордан откашлялся. На лице его была написана детская беспомощность, однако кувшин вина не помутил его разум: он ясно видел, что Сертинс собирается самовольно внести коррективы в выработанный план. Все знали, что генерал Лах беспрекословно подчиняется вышестоящим, и меньше всего командирам армии Бахля хотелось вынуждать генерала ослушаться приказов старшего по званию.

– Герцог Сертинс, повелитель Бахль недавно прислал письмо, в котором выразил обеспокоенность тем фактом, что герцогство Ломин останется без наследника во время серьезной болезни вашего отца. А поскольку худшее уже произошло, а здесь находится достаточно знатных господ, сейчас самое время обсудить вашу помолвку.

Герцог, смутившись, пожал плечами. Ему хватило ума понять, что его переиграли, и он изобразил вымученную улыбку, на которую старый Фордан ответил лучезарной улыбкой.

Прошло чуть больше часа, и помолвка свершилась: герцог получил великолепное приданое и обещание руки дочери сюзерена Нелбова. Нелбов был близок к Тире и прекрасно знал, что его подозревают в предательстве, поэтому он наверняка не осмелится снова разгневать повелителя Бахля.

Покончив со всеми делами, знатные господа отправились спать.

– Послушайте, леди, вам не кажется, что на этой неделе вы провели здесь слишком много времени?

Тила вздрогнула и уперлась руками в подлокотники кресла, чтобы встать, но поняла, что перед ней всего лишь мастер меча Керин. Мастер с усмешкой опустился в кресло напротив девушки, повернулся к огню и удовлетворенно вздохнул.

Тила поддерживала огонь в очаге весь день, но, лишь взглянув на Керина, поняла, как сейчас холодно в других комнатах дворца, особенно с наступлением вечера. После отъезда повелителя Бахля мастер меча начал носить официальную форму, которая была далеко не такой теплой, как его прежняя кожаная и шерстяная одежда.

– Да, я провожу здесь довольно много времени, – призналась Тила, – но у меня нет других занятий до возвращения лорда Изака. Я уже добилась немалых успехов, но многое мне еще предстоит выяснить.

Она с усталой улыбкой указала на книги и свитки на полках.

– Вы хотите прочесть все?

– Только те, которые могут быть полезны лорду Изаку.

Тила подняла книгу, лежавшую у нее на коленях, чтобы Керин смог прочесть витиеватую надпись на обложке. «Сборник предсказаний о Спасителе». Девушка поморщилась.

– Вы думаете… – начал было Керин.

– Нет, не думаю, – перебила Тила, – но после того, как лорд Изак получил свои дары, ходило немало разговоров. Вы наверняка слышали проповедников на Дворцовой аллее?

– Я слыхал о них, – ответил Керин, – но у меня и без того достаточно дел, чтобы слушать сумасшедших оборванцев. Как рыцарь-защитник, я не могу оставить свои обязанности, пока сам повелитель Бахль или кто-нибудь из генералов меня не отпустит, иначе мой поступок сочтут дезертирством… А дезертирство означает прогулку к ближайшему дереву и прыжок с петлей на шее.

Керин и девушка улыбнулись: сама мысль о том, что мастер меча может нарушить свой долг, казалась им смешной.

– Мои люди постоянно приносят рапорты о проповедниках, появляющихся в городе и ведущих разговоры насчет Спасителя. Все это мне не нравится, но пока у нас не было особых причин для беспокойства: они не смутьяны, просто чокнутые кликуши.

Тила фыркнула.

– Среди них может оказаться и святой человек, и тогда возникнут неприятности из-за того, что вы всех проповедников считаете ненормальными.

– О боги, это было бы скверно! – воскликнул Керин, подавшись вперед. – Любой человек, желающий мира, согласится с молитвой: «Всемилостивые боги, защитите нас от религиозных фанатиков».

– Что вы хотите этим сказать?

– Что многие из тех, кто считает себя верующими, ведут себя неподобающим для верующего человека образом, леди Тила. Ни одна тварь из Темного мира не станет набрасываться на себе подобных по столь ничтожному поводу, как фанатичные люди. Религиозные фанатики могут сжечь или повесить человека лишь за то, что тот криво улыбнулся.

Сам Керин больше не улыбался – он вцепился в подлокотники, глаза его метали громы и молнии.

Тила не стала затевать дискуссию о разнице между фанатиками и обычными приверженцами богов. Некоторые люди вовсе не желали знать мнения собеседника на этот счет.

– Что ж, если проповедники собираются вести себя подобным образом, будет разумно приготовиться к возможным последствиям, – спокойно заметила она. – Нам следует выяснить, какой догмы они придерживаются.

Тила похлопала рукой по страницам книги и передала ее Керину:

– Прочтите это и скажите, что думаете по этому поводу. Керин нахмурился, пробегая глазами строчки. Описанное там озарение снизошло на мальчика-конюха в Эмбере двести лет назад. Было ясно, что никто, даже ученый, написавший эту книгу, не сумел разобраться в значении сделанного мальчиком предсказания. Мастер меча продолжал читать, шевеля губами, – Тила замечала подобную привычку у воинов, поздно научившихся грамоте, – и с каждой прочитанной фразой его лицо становилось все мрачней.

– Честно говоря, я не понял и половины, но все-таки не хотелось бы мне встретиться с таким Спасителем, – наконец во весь голос заявил мастер меча. – «Тень поднимется среди верующих запада, его сумеречное правление начнется среди убитых».

– Очень успокаивает, верно? – Тила забрала у Керина книгу, положила на стол и встала. Мастер машинально поднялся вслед за ней. – Но все же лучше знать, что творится в головах наших врагов, нежели пребывать в неведении.

Девушка протянула мастеру руку и кивнула на дверь.

– Пойдемте. Раз вы считаете, что я слишком много времени провожу взаперти, давайте поищем какое-нибудь другое занятие.

ГЛАВА 13

Он стоял на одной из немногих уцелевших башен и взирал на родной город, лежавший в руинах. Сверху развалины казались даже привлекательными в своем запустении. Огромные дыры в земле, разбросанные камни рухнувших башен были словно выписаны кистью дерзкого художника. Он вспомнил приступ ярости, охвативший его по приезде, вспомнил уродливых зверей, шнырявших среди разрушенных домов. Тугие мускулистые тела радостно извивались, длинные узкие языки лакали грязную воду, смешанную с кровью. Звери визжали, когда приходил их черед умирать за свершенные преступления, но их было слишком много. Сломленный и одинокий, израненный и избитый, он лежал рядом с теми, кто был для него всего дороже, а эти твари пробовали на вкус его кровь.

Его спасло одно имя. Единственное слово, повисшее в воздухе, заживило его раны. Сладковатый запах разложения и смерти ощущался еще очень долго после того, как все нападавшие на него враги превратились в нелепые бесформенные кучи мертвой плоти. Он почувствовал себя грязным и оскверненным, страдающим от недуга, от которого нет исцеления.

В отчаянии он принялся искать, как спастись из этого места. Он бросился вдоль заваленного трупами коридора и попал в заброшенный сад – еще недавно он скрывался тут от ужасов жизни. Теперь сад тоже был мертв, как и ручные зверьки, некогда обитавшие здесь. Кто-то из них, конечно, сумел убежать, но большинство лежали бездыханными, их косточки похрустывали под его ногами, когда он направлялся к чистому спокойному пруду. Он посмотрел в воду и увидел собственное отражение… И, к ужасу своему, понял, что проклят, ибо лицо в воде было чужим. Рот отражения распахнулся в крике, и он услышал собственный крик, а образ в воде постепенно темнел…

Изак проснулся, задыхаясь под влажными измятыми одеялами. От холодного прикосновения предутреннего воздуха по телу пробежала дрожь, а в тех местах, где во сне он был изранен, ощущалось сильное жжение.

В палатке было темно, в слабом предутреннем свете все предметы приобрели зловещие очертания, по углам ему мерещились какие-то колышущиеся тени.

Изак сжал эфес Эолиса – юноша всегда держал оружие под рукой, когда спал – и поднял меч, чтобы посмотреть на свое отражение. Оно было слегка искажено, но после того жуткого сновидения кранна утешил бы вид даже отдаленного подобия своего лица.

От усилия рука его задрожала, а когда кто-то шевельнулся у входа в палатку, Изак от неожиданности чуть не выронил меч. Волосы на его затылке встали дыбом, а оружие будто само изготовилось для удара, хотя в следующий миг юноша узнал генерала Лаха. Руки Лаха были смиренно прижаты к груди – очень странная поза для рыцаря в полных боевых доспехах.

– Что вы здесь делаете, генерал? – Изаку показалось, что у него заплетается язык, как у пьяного, но генерал не подал вида, что заметил.

– Пора. Мы должны выехать до рассвета.

Лах пристально всматривался в Изака, словно пытался понять, что же такое скрывается в молодом человеке, что позволило ему возвыситься над генералом.

– Прислать пажа, чтобы он помог вам надеть доспехи?

Изак нахмурился, потом вспомнил, почему он все время отказывался от услуг пажа. Схватив одеяло, он натянул его до самой шеи, чтобы прикрыть шрам на груди.

– Нет, я сам прекрасно справлюсь. Когда выезжаем?

– Когда будете готовы, милорд. Я велел пехотинцам собраться за полчаса. Сегодня ночью от сюзерена Торля прискакал посыльный. Торль дважды нападал на противника и оба раза заставлял врага отступить.

– И все-таки мы сильно уступаем им в численности.

– Не так уж сильно. Вам еще не доводилось видеть обученные войска, выступающие против неорганизованного сброда. Когда-нибудь, я построю пеший легион «духов» на площади и велю, чтобы со всех сторон на них нападали нетренированные воины, впятеро превосходящие «духов» числом, – тогда вы увидите, что я прав. Наш враг труслив и слаб. А если в эльфийской армии есть представители разных кланов, вполне может оказаться, что многие из них не вступят в бой, а спокойно уйдут, прихватив награбленное, чтобы потом мародерствовать у себя дома.

– А тролли?

Генерал ответил не сразу. Он открыл было рот, но снова закрыл и задумался… И только спустя некоторое время все-таки проговорил:

– Они – животные, а не солдаты. Боги создали их во время Великой войны. Тролли – раса воинов, но у них нет способности мыслить и предвидеть, они могут просто бросаться на врага. Им нравится разрушать, они любят драться. Они не побегут, как остальные.

Казалось, генерал хочет добавить еще что-то. Изак немного подождал, но понял, что продолжения не дождется.

– Идите, проверьте людей. Я скоро буду готов.

– Да, милорд.

Лах поклонился и вышел.

Во время беседы генерала не раз окликали снаружи, но никто не зашел внутрь, чему Изак был несказанно рад.

Он облегчился, воспользовавшись бронзовым горшком у кровати, сунул в рот кусок черствого хлеба и принялся облачаться в поддоснешник, на который потом наденет Сю ленты. Как и предвидел Бахль, теперь ему впору был второй комплект, большего размера. К тому времени как Изак его надел и застегнул, он успел между делом проглотить последний кусочек хлеба.

Потом Изак надел кольчужную юбку и паховую пластину, которые будут прикрыты доспехами. Карел говорил, что удар в пах приводит к быстрой смерти от потери крови. Изак представил себе такой удар и тотчас почувствовал прилив крови в этом месте.

Теперь пришла очередь кирасы. Изак раскрыл застежки, чтобы ее надеть, а как только застежки снова защелкнулись, кираса приняла форму его тела, повторяя каждый изгиб, а место стыков и петли исчезли. На Сюлентах никак не отразилось то, что хозяин их сильно вырос. Изак не смог удержаться от искушения провести пальцем по тому месту, где только что был стык: он почувствовал его на ощупь, но не увидел глазами.

Как только все части доспехов стали единым целым, по телу Изака разлилось тепло, прогнав утренний озноб, а на лице юноши расцвела улыбка. Пока он не чувствовал волнения из-за надвигающегося сражения.

Поведя плечами, Изак понял, что доспехи сидят как влитые. Сплошное защитное покрытие из жидкого металла придало Изаку уверенности в своих силах и быстроте. Он сделал несколько взмахов Эолисом – и почувствовал, что его сверхъестественные способности еще больше возросли. Когда оружие двигалось, оно становилось как бы продолжением руки кранна. И даже в ножнах Эолис остался живым и жаждал действия.

Изак вышел из палатки с холодной улыбкой на губах. Его синяя маска-капюшон висела пока на груди, доспехи мерцали серым зловещим светом, а изображение дракона на плаще, который раздували порывы ветра, плясало и скалилось. «Духи» уже видели кранна в боевом облачении, но все равно пришли в восторг.

Изак остановился, ловя на себе изумленные взгляды, и приказал всем заниматься своими делами. Юноша улыбнулся, когда воины отскочили, словно испуганные кролики.

Осмотревшись, кранн увидел слева и справа колонны всадников, кроме тех, что еще готовили лошадей и проверяли оружие. Пажи носились взад-вперед среди сонма палаток. Большинство всадников были «духами». Их подготовка во многом была такой же, как у прочих кавалеристов. Но победа или поражение могли зачастую зависеть от малейших нюансов воинского искусства, и в этом отношении Лах мог послужить образцом командира – он без устали тренировал своих людей, доводя их мастерство до совершенства.

Граф Везна в полном вооружении торопливо направился к Изаку, который залюбовался войском. Там и сям раздавался смех, но большинство воинов пребывали в состоянии сосредоточенной задумчивости. Вид чудом спасшихся беженцев и известие о нападении на Ломин породили в воинах глубокую ненависть к врагу.

– Милорд, ваш конь готов.

Везна двигался слегка неуклюже, как любой человек в доспехах, но, поскольку в его черных латах была заключена магия, они позволяли ему двигаться достаточно проворно. Его волосы, заплетенные в косы, были стянуты узлом на шее, прикрывая татуировки.

Изак увидел, что одетый в желтое и белое рыцарь стоит перед конем кранна и, размахивая руками, говорит что-то своему пажу. Юноша пристально посмотрел на этого рыцаря, и тот смолк, не договорив.

Доспехи коня прикрывала белая попона с изображениями дракона на боках; на лбу сквозь ткань торчал металлический шип.

При виде Изака конь шагнул ему навстречу, натянув поводья, которые держал один из свитских. Конь возбужденно потряхивал головой.

Юноша вдруг почуял неладное: его паж был куда меньше ростом.

И тут державший поводья резким движением скинул плащ и прыгнул вперед.

Изак не успел и глазом моргнуть, как существо уже преодолело разделявшее их расстояние, вытянув к нему лапы с острыми костяными наростами. Эолис сам рванулся навстречу врагу в тот миг, когда противник врезался в грудь Изака и повалил. Юноша ударился оземь, смутно чувствуя удары, которые ему наносили в живот, и перехватил левой рукой тощую руку, оказавшуюся на удивление сильной.

И тут противник отпустил его. Изак поднялся на колени и машинально перекатился влево – а через миг там, где он только что лежал, уже торчали две белые стрелы. Кранн уклонился от еще одной и снова отпрянул в сторону. Рядом раздалась незнакомая речь, кто-то навалился юноше на спину; Изак, не раздумывая, вскинул руку, чтобы защитить лицо, и услышал, как железо проскрипело по металлу наручей, вместо того чтобы полоснуть его по горлу.

Он ударил Эолисом вверх и назад; кончик клинка уперся в кость; тяжесть, навалившаяся на спину, пропала. Изак вскочил и крутанулся, рубанув мечом, но противник успел отскочить. На миг их глаза встретились. Челюсти твари, очень похожие на жвала насекомого, двигались, когда она смотрела на свою добычу. Существо стояло на трех конечностях, четвертая была поджата, с нее капала черная кровь. Кровоточило и правое плечо, но лапа с костяным шипом все еще готова была колоть.

Прежде чем кто-нибудь из рыцарей смог вмешаться, тварь прыгнула снова, вытянув руки и ноги. Изак отскочил вправо, выбросив меч в сторону, на пути летящего врага. Он почувствовал, как треснул хитин, когда клинок глубоко вошел в тело; не стал дожидаться, пока тварь оправится от второго удара, и мгновенно обрубил одну из ее конечностей. Потом сделал пируэт и снова вонзил Эолис в рухнувшего врага. Второй удар отрубил еще одну руку с острым шипом, а третий пригвоздил чудовище к земле.

Изак шагнул назад и наткнулся на Везну. Белоглазый резко обернулся, вскидывая правую руку, в которой, правда, уже не было меча, – и только тут пришел в себя. Позади кранна билась и корчилась тварь, но она уже была все равно что мертва.

– Милорд, вы ранены? – Везна бросил меч и вцепился в огромного белоглазого, которого шатнуло в сторону.

Но Изак сумел удержаться на ногах, крепко ухватившись за плечо своего подданного. Возбуждение боя застлало туманом его глаза, но вскоре туман рассеялся, и юноша поймал себя на том, что рассматривает татуировку на шее Везны. Напряженные мышцы причудливо изменили выколотый рисунок.

Изак глубоко вздохнул и почувствовал, что рука его слегка дрожит.

– Я… да, кажется, ранен.

Он посмотрел туда, куда ударила тварь, но увидел лишь крошечную дырку, которая затягивалась на глазах.

– У меня идет кровь?

– Хм…

Везна внимательно осмотрел Изака с ног до головы. Все произошло настолько быстро, что граф не успел уследить за ударами, но, кроме глубокой царапины на наручах, которую нанесла тварь, пытаясь перерезать Изаку горло, не было видно никаких следов недавнего боя.

– Нет, непохоже, чтобы ему удалось пробить ваши доспехи.

– Что это за существо?

Оба повернулись к дохлой твари – один из «духов» как раз втыкал ей в горло копье, так, на всякий случай. Когда предсмертные судороги прекратились, этот же «дух» вытащил из трупа Эолис и вложил эфес в вытянутую руку Изака. Кранн некоторое время молча смотрел на клинок, удивленный такой церемонностью «духа». Но, судя по лицам окружающих, битва произвела на них огромное впечатление.

– Это, милорд, – ответил из-за спины юноши генерал Лах, – воин эсташанти. Эсташанти – раса, созданная богами во время Великой войны из нескольких разных рас. А потом эти существа стали богам не нужны.

Еще не оправившемуся от пережитого Изаку показалось, что в голосе генерала прозвучала горечь.

– Теперь становится ясно, как врагу удалось расправиться с герцогом Ломином. Воинов-насекомых нередко используют в качестве убийц, – пробормотал сюзерен Фордан.

Он пнул труп, и по земле покатился золотой медальон. Изак почувствовал, что от этого предмета исходит магическая энергия.

– Вот каким образом ему удалось пройти мимо стражи, – добавил Фердан.

– Боги, если бы это случилось вчера… Без Сюлентов мне бы легко вспороли живот. Если бы не сегодняшний бой, я бы не облачился в доспехи…

– Тогда вы были бы уже мертвы, милорд, – заметил генерал Лах. – Но, прежде чем вы вознесете благодарность богам, надо выдержать еще одно сражение. Нам нельзя медлить.

Не дожидаясь ответа, генерал повернулся к герольду. Герольд был на несколько лет младше Изака и единственный из присутствующих носил легкие доспехи; за спину его был заброшен большой круглый щит, в руке он держал охотничий рог. Ему надо было остаться в живых, передавая приказы войскам. На одежде герольда были заметны следы рвоты – наверное, он размышлял о возможной встрече с троллем.

– Играй приказ к наступлению.

Отдав эту команду, Изак вскочил на коня, который наконец успокоился, когда эсташанти был убит. Везна вручил кранну холодный безликий шлем, который тот выронил в пылу битвы. На гребне засохла грязь.

– Милорд?

Изак повернулся к генералу, который слегка приподнял забрало. Оглядевшись по сторонам, Изак понял, что все смотрят на него. Он возглавляет эту армию, значит, ему следует отдавать приказы. Еще в детстве во время игры все выкрикивали слова, которые ему сейчас предстояло произнести; и даже те, кого не принимали в игру, произносили их про себя.

Изак повернул коня, поднял шлем над головой, чтобы все видели, и громко выкрикнул:

– Милорды, мы отправляемся на войну – наденьте шлемы!

Под приветственные возгласы Изак надел шлем и почувствовал, как нижний край точно совпал с кирасой. Рядом с ним Везна надел шлем с золотой львиной головой и поднял забрало, чтобы посмотреть на своего сеньора. Граф что-то изумленно пробормотал, но за возгласами, летевшими отовсюду, Изак не расслышал – что именно. Он не стал переспрашивать, пришпорил коня и поскакал перед конными гвардейцами. Отовсюду неслись боевые кличи.

ГЛАВА 14

Как только рыцари прошли по берегу мелкой речушки и оказались возле горной гряды, Изак впервые ощутил какой-то непонятный запах. Впрочем, зимняя стужа меняла все запахи, к тому же их можно было ощутить лишь тогда, когда ветер относил в сторону острый дух лошадей. Изак так и не понял – то ли запах был слишком слабым, чтобы его можно было распознать, то ли и вправду незнакомым.

Здешние безлюдные земли не представляли интереса для торговых обозов, вокруг не видно было ничего примечательного, но все же Изак начал прикидывать, какую часть земель, которые когда-нибудь станут принадлежать ему, он никогда не увидит. Даже Анви он до сих пор знал лишь по названию, а ведь это всего одна из его вотчин. А когда он станет повелителем Фарлана?

Слева развевались флаги легиона лучников, люди вокруг знамени стояли спиной к ветру, слегка сутулясь. Как только прибыли всадники, один из лучников приветственно поднял оружие и побежал вниз по склону, чтобы доложить командиру о появлении кавалерии.

– Милорд?

Изак только сейчас заметил, что развернулся в седле лицом к ветру. Ветер по-прежнему доносил еле ощутимый запах, и кранн преисполнился решимости все-таки выяснить, чем же это пахнет. Везна проследил за взглядом юноши, но сквозь прорезь своего черного шлема увидел лишь ряды воинов. Изак почувствовал смятение графа и выкинул раздумья из головы, решив, что чует просто запах воинов, побаивающихся предстоящей битвы.

– Со мной все в порядке, – дотронувшись до нагрудной пластины Везны, сказал Изак. – Просто я задумался об этих землях.

– Напрасно, это отвлекает от грядущей битвы. В первый раз так бывает со всеми. Я знаю, о чем вы думаете, но лучше не надо. Просто, представьте себе врага и больше ничего. Думайте, где пройдет ваш конь, думайте, как нанесете первый удар. Представьте, как ряды врагов рассеиваются, давая вам дорогу, как фланг Сертинса ударяет по ним с другой стороны. Представьте, как наши люди разворачиваются и снова строятся в шеренги.

Изак ухмыльнулся.

– Да, я понял.

Вдали послышались звуки охотничьих рогов – приказ для легкой кавалерии, подхваченный барабанами легионов пехоты. Люди позади Изака зашевелились в седлах – им хотелось побыстрее двинуться вперед.

– Начинается, – объявил генерал Лах.

Тяжелая кавалерия разделилась на три группы, чтобы было удобнее переходить реку вброд. «Духи» во главе с Изаком двинулись первыми. Сразу за ними последовали пятьсот рыцарей под предводительством герцога Сертинса, а группа сюзерена Кеда – гвардейцы в черно-белой форме и знатные господа в ярких одеждах – замыкала шествие. Как только первые два отряда начнут сражение, гвардейцы атакуют троллей. Потом совместный удар должен будет смять остатки чудовищ.

А пока, вся тяжелая кавалерия держалась вместе, и Изак не мог не восхищаться красотой боевого построения фарланов. Несмотря на жалобы генерала, что кавалерии могло быть куда больше, вряд ли какое-нибудь другое племя Лайда смогло выставить хоть половину такого конного состава.

Вся социальная структура фарланов работала на поддержание совершенной военной машины. Любой достигший совершеннолетия рыцарь лишался титула и земель, если не имел полного боевого снаряжения. И как бы ни была бедна его семья, он обязательно держал хорошо откормленного боевого коня, в любой момент готового к походу. Каждый арендатор, умевший с седла стрелять из лука и попадавший в цель четыре раза из пяти, регулярно получал денежную доплату от своего хозяина – неважно, был ли крепостным или просто местным браконьером. Военные тренировки считались крайне важным занятием для каждого взрослого фарлана. Еще детьми все мальчики играли в битвы, представляя, как будут сражаться, когда вырастут. Это было у них в крови.

Снова вдали зазвучали рога. Высоко в затянутом облаками небе парили птицы-падалыцики: наверное, коршуны и канюки. Справа на деревьях сидели несколько ворон и, хотя их пугали двигавшиеся по дороге воины, улетать почему-то не хотели.

– Что это за сигнал? – спросил Изак.

– Атака левым флангом, атака правым флангом, – чисто машинально ответил Везна. – Легкая кавалерия обнаружила цель для атаки.

– Но они не должны вступать в бой.

– Могут и вступить, если капитаны поймут, что их действия не помешают общему плану. Они быстро отступят и двинутся на юг, открывая для нас проход, и между делом вполне могут разбить вражескую дивизию.

– Где герольды со знаменами?

Белый флаг должен был означать, что продвижение войск может продолжаться, красный – что враг начал массированное наступление. При виде белого флага следовало ринуться вперед и атаковать всеми имеющимися силами. Красный флаг значил, что нужно как можно дольше сдерживать врага, чтобы дать время остальным перестроиться.

– Ждите.

Изак замолчал. Его пальцы поглаживали доспехи, пока он напряженно ожидал сигнала. Юноша просто умирал от желания ринуться вперед и принять участие в бою: ему необходимо было что-то делать.

Теперь гудело еще больше рогов, и, хотя звук их стал слабее, к нему добавилась тяжелая барабанная дробь.

Изак вскинул голову, почувствовав, как из-за возвышенности впереди выплеснулась магическая энергия: к атаке присоединились боевые маги. Даже сквозь преграду он чувствовал, как маги ликуют, упиваясь своим могуществом. Все время похода они держались подальше от кранна – видимо, смерть Афгера Ветлена оставила в их душах неизгладимое впечатление.

Нетерпение Изака стало еще сильнее от раздражающего покалывания в позвоночнике, порожденного магией. Кровь пульсировала в его жилах, мускулы жаждали действия. Наверное, и его могучий конь излучал сейчас силу и жар.

Изак моргнул и крепче сжал поводья. Край щита больно уперся в бедро, но юноша опустил щит еще ниже, чтобы хоть таким образом немного отвлечься и снять напряжение. Эта простая уловка помогла ему сосредоточиться на всаднике, едущем впереди.

И вот наконец был поднят флаг, отчаянно заполоскавшийся на ветру. Все кони поднялись на дыбы, даже конь Изака, но юноше никак не удавалось разглядеть, какого цвета флаг, – он был плохо виден на фоне серого неба. Потом в голову кранну пришла здравая мысль – красный цвет он бы увидел сразу. Значит, все идет по плану.

Они двинулись дальше по каменистому руслу реки, потом повернули коней и поднялись на невысокий берег. Изак повсюду видел беспорядочно бегущие толпы. Всадники-фарланы оторвались от преследователей; среди конников метались удирающие в беспорядке пехотинцы, но они не сбивались в плотную толпу, и это должно было потом помочь им построиться заново… Хотя со стороны казалось, что все в ужасе спасаются от врага.

Спустя минуту снова запел рожок. Первая шеренга «духов», которые только что удирали сломя голову, вдруг остановилась и повернулась к врагу. Тот же маневр проделала и вторая, а потом третья и так далее шеренги, пока все не построились в ряды, прикрывшись стеной щитов, готовые в любой момент ринутся на эльфов.

Эти люди и без Изака прекрасно знали, что нужно делать, и кранн принялся рассматривать воинов, находившихся дальше, ярдах в двухстах от него. Его конь поскакал быстрее. Юноша не спускал глаз с троллей впереди: он видел их огромные массивные туловища, длинные толстые руки, слышал их низкое звериное рычание, переходящее в рев, когда звери почуяли всадников.

Конь Изака вылетел вперед без понукания хозяина. Справа и слева воины выставляли копья – расстояние, отделяющее кавалеристов от троллей, быстро сокращалось. Огромные существа застыли на месте, лишь некоторые нерешительно шагнули вперед. Их смутило неожиданное появление всадников; по всему было видно, что тролли не понимали, что происходит, пока конники не оказались совсем рядом.

Изак приподнялся на стременах. Из атакующих он один не имел копья – юноша отказался взять его, сам не понимая почему. Но теперь, когда Изака увлек общий порыв скачущих рядом рыцарей, подстегнул поток магии, устремившейся на троллей, он почувствовал, как рука его наливается мощью. Он выхватил из ножен Эолис и высоко поднял над головой, словно притягивая к мечу небесные силы. «Духи» разразились одобрительным ревом, глядя, как богатырь кранн, похожий на некое божество, готовится обрушить карающий меч на проклятых тварей.

Изак метнул Эолис, словно дротик, и свалил ближайшего тролля. Кто-то из легких кавалеристов уже ранил это чудовище – окровавленное древко торчало из его плеча. Трудно было сказать, заметило ли создание предыдущую рану, зато когда Эолис глубоко воткнулся ему в грудь, тролль содрогнулся, издал гортанный рев и удивленно посмотрел вниз. Его лапа потянулась к рукояти меча, но Изак отдал мысленный приказ, и меч выскользнул из раны, чтобы вернуться к своему господину. Хлынула черная кровь, и тролль рухнул как подкошенный.

Но некогда было радоваться первому поверженному врагу. Эолис снова очутился в руке Изака, и юноша поскакал вперед, к первой линии троллей – тех, что все-таки зашагали навстречу врагу. Юноша низко пригнулся и разрубил еще одного великана; пролетая мимо, он даже не заметил, что черная кровь залила его бедро, – другой тролль уже замахнулся, собираясь скинуть Изака с коня. Но кранн ловко увернулся и рубанул мечом сверху вниз по чудовищной лапе; отрубленная конечность ударила о его щит, заставив Изака откинуться в седле, и упала на землю. Позади раздавались жуткие звуки – это копья пронзали плоть и ломали кости. Заржала лошадь, Изак оглянулся, но увидел лишь, как сшиблись несколько всадников и как люди отчаянно пытались заставить коней разойтись.

Судя по обилию мертвых тел на земле, многие погибли оттого, что не сумели достаточно сильно всадить копья во врага. Один тролль стремглав рванулся вперед, хотя из его туловища торчало три копья. Конный «дух» бросился за ним вдогонку, но чудище развернулось и ударило скакуна кулаком в шею. Задние ноги коня подогнулись, всадник вылетел из седла и покатился по земле – а другой тролль наступил ножищей ему на голову. Доспехи не смогли спасти воина от столь ужасной смерти. Изак услышал вопль, быстро перешедший в хрип, тело содрогнулось.

Кранн перевел взгляд на живых.

Когда группа троллей направилась туда, где разворачивались «духи», герцог Сертинс с диким криком бросился вперед, за ним скакала большая колонна рыцарей. Копье герцога ловко врезалось в череп намеченной жертвы, потом Сертинс выхватил из ножен Факел Ломина, свой фамильный меч, и свалил еще одного тролля.

По плану они должны были налететь на троллей и отойти и лишь во время второй атаки врезаться в ряды врага. Но тролли неслись вперед так стремительно, что отойти было невозможно. Генерал Лах увидел, что рыцарям не вырваться, и не стал тратить время на поиски герольда. К седлу генерала был приторочен чехол с рогом, и вот зазвучал пронзительный сигнал.

– Всем построиться! – кричал Лах, но шум битвы почти полностью заглушал его слова. – Всем построиться в шеренги!

Генерал пришпорил коня, чтобы поравняться с Изаком; «духи» проносились мимо них и осаживали лошадей. Уже не было времени искать копья: всех рыцарей перебьют, если не подоспеет помощь.

«Духи» спокойно и деловито построились в шеренги вокруг генерала, который поднял топор высоко над головой. Воины, вооруженные шипастыми дубинками и секирами, тоже взметнули вверх эти сокрушительные орудия уничтожения.

Справа, ощетинившись копьями, ожидали команды генерала воины сюзерена Кеда. Как только «духи» приготовились, двойной зов рога послал их вперед, на троллей. Они уже летели галопом, когда генерал указал топором на растянувшуюся группу троллей на левом фланге.

Изак всадил шпоры в бока коня, и тот понес юношу вперед. Кранн слышал голос генерала, приказывающего держаться шеренгами, но, полный слепой ярости, видел только уродливых тварей, осквернивших место, которое он уже считал своим домом. Чудовища поплатятся за это!

Со всех сторон зазвучали тошнотворный хруст и хлюпанье – это копья врезались в тела, протыкая плоть, ломая кости. Воздух сотрясали воинственные крики людей и злобное рычание троллей, а Изак вел воинов в самую гущу врага, размахивая мечом направо и налево с одержимостью сумасшедшего. Уже ни о чем не думая, рыча от безудержной ярости, юноша рубил и колол, а в голове его гудело от магической энергии.

Куда ни глянь, отвратительные твари неудержимо напирали на рыцарей.

Троллей атаковали с трех сторон, но они без устали молотили ручищами, сокрушая людей и лошадей, не обращая внимания на численное превосходство врага. Как только один тролль валился замертво, его место занимал другой, столь же бесстрашный и неистовый.

Изака это не пугало, он жаждал боя. Не обращая внимания на других воинов, он ринулся в самую гущу сражения. Сейчас кранн не чувствовал ничего, кроме ярости: ни боли, ни страха, ни отчаяния, ни ударов, достававшихся ему самому.

И вместе с захлестнувшей его волной ненависти пришло освобождение, которого он так отчаянно жаждал. Острый привкус магии опалил его горло, руки стали теплыми, потом – горячими. Первая молния осветила грязно-серые шкуры чудовищ, столпившихся возле кранна. Языки пламени охватили тролля, захлестнули его рот и нос, пробежали по позвоночнику. Рыча и смеясь, Изак заклинанием поднял тлеющее тело с земли и швырнул в толпу других чудовищ.

Но не успел он выбрать следующую жертву, как страшный удар кулака вышвырнул его из седла. Изак знал, что у него сломано несколько ребер, но ярость заглушила боль. Прокатившись по земле, юноша вскочил с поднятым Эолисом, готовый сразить первого же врага. Вонзив меч в череп тролля, он воздел руки к небу, чтобы впитать магическую энергию, текущую с небес.

Его окутало яркое белое сияние, на доспехах заплясали искры, между руками вспыхнула светящаяся дуга. Испепеляющая ярость приподняла его над землей, воздух засветился и задрожал: Изак держал сейчас в своих руках огромный магический заряд. Он швырнул шипящий и искрящийся огонь во врага.

Дождем посыпались искры, зазвучали вопли. Кто-то кого-то окликал, но Изак не знал, его ли это зовут. И не хотел знать. Та его часть, что имела имя, исчезла – он превратился в аватара смерти, упивающегося грандиозностью своих деяний. С его губ сами собой слетали нужные слова, собиравшие искры в сияющий шар. Он выдернул Эолис из мертвого тролля и воткнул клинок в только что созданный шар, внутри которого носились золотые блестки, вращавшиеся все быстрей и быстрей. Изак размахнулся и швырнул шар в толпу троллей, неся разрушение и погибель.

Едва магия покинула его, Изак почувствовал: впереди появилось что-то, пылающее столь же буйной ненавистью, как и его собственная, – и это что-то стремительно росло. Воздух вокруг задрожал от жара, из-под утрамбованной копытами коней земли заструились серые облачка дыма, и из них вдруг соткалась оранжево-белая фигура – существо, созданное из огня, полное злобы.

Изак вспомнил: Шальбрат. Перед ним стояло воплощение огня. Изак вдохнул, и его горло словно обожгло пламя. Юноша отскочил, но края его плаща уже охватил огонь, и кранн высоко поднял щит, чтобы прикрыть глаза от пляшущих в воздухе извивающихся огненных вихрей. Голову пронзила невыносимая боль.

Изак ударил мечом, но напрасно. Длинная огненная рука швырнула его наземь, и снова Изак не смог достать врага. От разочарования клинок задрожал в его руке. Хоть пламя и не оставляло никаких следов на Эолисе, меч оставался бессильным против такого противника. Изак попятился от палящего огня, от болезненных укусов искр, впивающихся в кожу.

Шальбрат навис над юношей. У чудовища не было тела из плоти и крови, но он был смертельно опасен и жаждал убивать. По огненному существу пробежала тень, огонь пригас всего на секунду-две, но это дало Изаку желанную передышку. Он напрягся и что было сил сжал эфес Эолиса, готовясь использовать свой единственный шанс выжить…

Сокрушительный порыв свистящего воздуха ударил в Изака, земля содрогнулась, словно от падения исполина. Изака подбросило высоко вверх, а когда он упал, от чудовищной жары не осталось и следа. Он лежал на грязной земле лицом вниз, по его доспехам стучал дождь, воздух вокруг стал прохладным.

Наступил блаженный миг покоя; Изак прислушивался к звону капель, но потом почуял запах горелой плоти, и его обуял страх – не он ли получил страшный ожог?

Громовой рык разорвал тишину. Рев был настолько ужасен, что Изак вскочил на ноги, чтобы встретиться лицом к лицу с новым врагом. Но, едва выпрямившись, увидел метнувшуюся мимо громадную голову на длинной шее и упал на одно колено. Раздался чудовищный хруст огромных челюстей, юноша снова поднялся – и увидел дракона, который держал в зубах тролля, готовясь перекусить добычу пополам. Изак узнал Дженедела.

В сумеречном, полном теней подземелье дворца Изак не мог как следует его рассмотреть, поэтому сейчас вид дракона поразил его до глубины души: длинное змееподобное туловище покрывала мерцающая, почти прозрачная чешуя; то был сверкающий калейдоскоп магии и света – устрашающе красивый, смертоносно сильный. Дракон двигался с непостижимой скоростью, рвал троллей на куски, протыкал их рогами, терзал острыми когтями и разбрасывал в стороны, рубя пополам похожим на топор хвостом.

Даже толстые шкуры троллей не могли защитить их от головокружительной атаки когтей, рогов и зубов. Вот тогда Изак понял, что подвигло Арина Бвра на создание Сюлентов, – он хотел выглядеть именно так, как выглядел сейчас этот дракон.

С седла на спине дракона соскользнул сам повелитель Фарлана и с изяществом танцора, исполняющего хорошо заученный танец, принялся рубить врагов. На голове его был старый шлем с гребнем, которого Изаку еще не доводилось видеть. Повелитель Бахль двигался уверенно и непринужденно, пуская в ход и магию, и физическую силу, и Изак был потрясен тем, насколько повелитель превосходит его в боевом искусстве.

Бахль наносил удар и отступал, чтобы после снова ударить, – движения его были настолько быстры, что сливались в единое целое.

Один тролль попытался стукнуть его, но Бахль уклонился и, взвившись высоко в воздух, оттолкнулся ногами от груди другого тролля и врезался в того, что первым на него напал. Изак чуть не задохнулся от всплеска магии, излучаемой доспехами Бахля. Герцог пронесся сквозь тролля, став при этом почти бесплотным, затем снова обрел обычный вид и, оказавшись позади врага, ударил его в спину. Потом Бахль снова подпрыгнул и крутнулся: на него бросился еще один противник. Повелитель наступил на тело убитого тролля и рубанул мечом, перерезав чудовищу горло.

Встретив столь бешеное сопротивление, зажатые с трех сторон воспрянувшими духом рыцарями, тролли не выдержали, повернулись и с воплями ужаса помчались прочь, как стадо испуганных бизонов. Те немногие, что замешкались, были сметены.

Дженедел издал победный рев, взмыл в воздух одним взмахом мощных крыльев и начал изрыгать пламя вслед удирающим врагам, а «духи» криками приветствовали дракона.

– Генерал, с тыла приближается противник! – закричал Бахль, стоя на трупе тролля и оглядывая поле боя. – Наша пехота еще не подоспела, нас могут окружить!

– Герольд! – позвал генерал.

Изак нашел его глазами – встрепанного и забрызганного кровью; за генералом бежал испуганный герольд.

Лах поднял забрало и повернул герольда к себе лицом.

– Труби приказ пехоте наступать с флангов.

Герольд кашлянул и поднес рог к губам, но никак не мог набрать в легкие воздух, чтобы протрубить. Генерал, потеряв терпение, выхватил у него рог и сам протрубил пять коротких сигналов. Потом, сердито глянув на герольда, вернул ему рог и побежал к повелителю.

Серс показал боевым топором туда, куда убежали тролли:

– «Духи», стройтесь в шеренгу к западу от меня! Приказ был отдан громко и четко.

Изак присоединился к Бахлю и генералу, которые осматривали поле боя.

– Пехота держится. Враги в замешательстве – им не пройти сквозь шеренгу, а кавалерия помешала напасть на нас с фланга, – сказал Бахль. – Изак, ты держался молодцом, но теперь полагайся только на оружие. Ты уже вобрал столько магии, что еще чуть-чуть – и ты не выдержишь.

Изак кивнул, слегка поморщившись.

– Тебе больно?

– Не настолько, чтобы выйти из битвы.

– Хорошо. Найди себе коня. Если повезет, скоро мы эту битву завершим.

«Духи» уже построились. Герцог Сертинс стоял на стременах, воздев пылающий меч к небу – он созывал своих подданных.

Увидев, что свита и рыцари съезжаются к сюзерену Фордану, Изак последовал его примеру и примеру других сюзеренов и принялся собирать своих воинов. Разделение войск по вотчинам сохранилось со времен раздробленности и досталось Бахлю в наследство от предыдущего правителя. До сих пор Изаку не приходило в голову, что такой порядок сохраняли также из военных соображений, но он не мог не признать, что это был очень эффективный способ перегруппировки войска в хаосе сражения.

– Генерал Лах, пусть пехоте протрубят сигнал идти в атаку. А потом соберите «духов», – приказал Бахль.

Генерал коротко отдал честь и отъехал, не дожидаясь дальнейших указаний. Не успел Бахль еще что-нибудь добавить, как генерал уже приказал войскам повернуть на запад. Пехоте и рыцарям-«духам» придется разрезать армию пополам, чтобы добраться до своих собратьев. Время, которое потратят на перегруппировку войск, будет потрачено не напрасно.

Изак поискал глазами Везну: тот приближался, ведя под уздцы двух лошадей. Граф выглядел как на параде: на его доспехах не было ни вмятинки, ни царапины, плащ тоже был идеально чистым, без грязных пятен и брызг крови. Даже его коня словно только что вычистили.

Доспехи же Изака все пропахли грязью и запекшейся кровью, и если бы юноша собственными глазами не видел Везну в самой гуще троллей, он решил бы, что граф вообще не приближался к полю боя.

Бахль с благодарным кивком взял у Везны поводья одного из коней. Один скакун был белым, другой – черным: цвета дворцовой гвардии. Изаку предложили черного коня, покрытого желтой попоной, но кранн не сразу смог сесть в седло – мешали сломанные ребра. Никто не стал спрашивать Везну, кому раньше принадлежали эти кони.

– Лорд Изак, ваш плащ… вы уверены, что еще можете сражаться? – Везна показал на одежду Изака.

Некогда белоснежная ткань стала серой с черными пятнами, изображение дракона сгорело. Сюленты в этом месте тоже обгорели.

– Со мной все хорошо, – ответил Изак.

Судя по его тону, можно было предположить обратное – в голосе кранна чувствовалась бесконечная усталость.

– Тень дракона Дженедела остановила Шальбрата. Шальбрат мог бы легко меня убить, но замешкался.

– Тень? – удивился Бахль. – Мы летели слишком низко, чтобы отбрасывать тень.

За их спинами из рядов «духов» вдруг раздался громогласный возглас:

– Нартис!

Они повернулись на крик и увидели генерала, который поднял над головой два боевых топора. Воины скандировали:

– Рука Бога, Огонь Бури и Жнец Людей!

– Враг начал наступление, – предупредил кто-то сзади. Бахль бросил взгляд на Изака и выпрямился в седле.

– Сейчас не время толковать о тенях, – бросил повелитель и продолжал громче: – Рыцари востока и центра, ко мне!

Его услышали, а Сертинс и Фордан немедленно повторили команду. Изак был рад, что герцог Сертинс без колебаний исполнил приказ повелителя, ничем не проявив свою предательскую натуру.

Бахль замер в седле, поджидая, когда подъедут люди – дворцовые гвардейцы, которые перестраивались вокруг, задерживая рыцарей. Благодаря своему росту Изак увидел поверх голов две наступающие части эльфов, каждая по несколько тысяч воинов. Слева им навстречу бежали копейщики из Ломина.

– Они слишком далеко, чтобы защитить наш фланг, – пробормотал Бахль. – Давайте подпустим врага поближе.

Изак посмотрел на старого повелителя и понял, что подобные размышления вслух имеют большой смысл. Если Изак когда-нибудь будет править Фарланом, он должен разбираться в расстояниях и линиях атаки, как, впрочем, и в других вещах, которым можно научиться только на поле боя.

– Мы должны их задержать, иначе они задавят нас своей численностью.

– Совершенно верно. И победа часто зависит от иллюзий, – согласился Бахль.

Он вынул из ножен Белую Молнию, вытянул руки и принялся чуть слышно что-то бормотать. Ветер понес его слова навстречу наступающим эльфам. Магическая энергия Изака так и рвалась наружу, но юноша сдерживался, внимательно прислушиваясь к тому, что произносил Бахль.

И вот перед ближайшим вражеским отрядом вдруг вспыхнула трава. Раздались вопли ужаса и тревоги – языки пламени взмыли высоко вверх, передние ряды воинов пытались остановиться, задние напирали. Бахль вздрогнул: вражеские маги рассеяли колдовские чары, и воображаемая преграда исчезла с пути армии эльфов.

– Они совершили большую глупость, – с сухой усмешкой проговорил герцог. – Или они забыли, что драконам больше по вкусу маги, чем тролли?

Из-за каменистого склона позади докатилась новая волна магической энергии; Изак обернулся и увидел среди рядов лучников облаченных в алые одежды боевых магов, которые подхватили и продолжили маневр Бахля. У магов иллюзия получалась лучше, чем у белоглазого, зато им не хватало силы, чтобы швырять настоящие шаровые молнии, как это делал повелитель.

И вскоре перед опешившими эльфами начали появляться самые разные существа, медленно двигающиеся им навстречу: здесь огромная ледяная кобра взметнула голову и качнулась в сторону врага, там залетали кругами гигантские орлы…

Увидев, что эльфы пришли в замешательство, Бахль сказал:

– А теперь ударим по-настоящему.

И он снова забормотал заклинания, выбрасывая изо рта клубы черного дыма. Клубы падали на землю и сливались в одно большое облако, которое становилось все больше с каждым новым произнесенным Бахлем словом. Облако колыхалось, напоминая некую жуткую слепую личинку… Но вот магическое существо почуяло запах эльфов и с ужасным скрежетом поползло по долине, молотя по земле тонким хвостом.

Когда эльфы увидели, что создала магия Бахля, бежать было уже поздно. Колдовское облако наползло на ряды неприятеля, повсюду зазвучали вопли боли. Изак увидел, что эльфы дерутся друг с другом, пытаясь вырваться из толпы и убежать. Они яростно молотили себя по рукам и груди, словно пытаясь скинуть то, что причиняло им боль. На тех, кто оказывался внутри облака, как будто проливалась кислота, и эльфы вопили от боли и отчаяния.

– Что это?

– Нечто очень-очень скверное. У кого есть рог? Сюзерен Фор дан протянул свой герцогу, но Бахль отстранил его. Тогда Фордан сам поднес рог к губам и стал ждать указаний.

– Трубите общую атаку.

– Но мы еще не перестроились, – возразил тот.

– Сейчас это не имеет значения. Важно ударить по ним именно теперь, пока они не оправились от смятения.

На сей раз Фордан согласился и заиграл сигнал, который подхватили барабаны пехоты.

Бахль огляделся по сторонам, поднял Белую Молнию и вонзил шпоры в бока своего коня. Его примеру последовали остальные – и всадники понеслись по полю вслед за повелителем. Изо всех глоток вырывался гортанный боевой клич; конники готовы были врезаться во вражеские ряды, а эльфы, полностью парализованные заклятием, застыли на месте, бессильные, неспособные что-либо предпринять. И вот закованные в броню могучие боевые кони врезались в ряды пехотинцев, как таран, сбивая с ног и топча, а наездники легко рубили головы, руки и ноги врагов.

Копье вонзилось в бок скакуна Изака, войдя под пластиной брони и глубоко проткнув легкое. Конь поднялся на дыбы, визжа от боли, и юношу выбросило из седла. Он едва успел вскочить, как на него набросились сразу трое эльфов. Отбив первый удар, Изак снес голову второму нападающему и закрылся от копья третьего щитом. Ни у одного из противников не было шанса ударить еще раз: в сравнении с Изаком эльфы казались детьми, проклятие богов согнуло их спины и исказило гримасами лица.

Изаку теперь не требовался даже меч. Его руки налились смертоносной силой и магической энергией. Он забыл все движения и приемы, которые с раннего детства старательно вколачивал в него Карел: в такой плотной толпе приходилось бить всех, до кого удавалось дотянуться. Рядом раздавался гортанный хохот сюзерена Фордана, потерявшего и шлем, и коня: здоровяк крутил боевым молотом, легко снося головы эльфов с плеч.

Но в тот миг, когда Изак на него взглянул, улыбка на губах могучего воина погасла – копье вошло в зазор между нагрудной и спинной пластинами доспехов Фордана. Сюзерен покачнулся, попытался снова поднять молот, но эльф повернул копье в ране, и лицо Фордана исказила гримаса боли. Он упал на колени, и к нему тотчас подскочил другой эльф и прикончил одним коротким ударом. Не успел Изак опомниться, как пылающий меч герцога Сертинса разрубил обоих эльфов, а потом герцог исчез в сумятице сражения. За герцогом следовали трое его свитских и конные рыцари.

Изак отвернулся и снова бросился на врагов.

Его человеческое «я», испытывавшее отвращение к запахам смерти, пота и экскрементов, уступило место чему-то другому, вобравшему в себя ярость витающей в воздухе магии. Защищенный Сюлентами, Изак несся по полю боя, сея повсюду смерть. Но мастерство, с которым он сражался, говорило о том, что им движет не звериный инстинкт убийства, а нечто большее.

Кранн не сразу заметил, что враг отступает.

Эльфы, убегавшие от него недостаточно быстро, погибали – неважно, пытались ли защищаться на бегу или просто удирали. Эолис рубил щиты, мечи и живую плоть. Огонь и ярость струились из кончиков пальцев Изака, и вокруг него бурлил и кипел поток магической энергии. Юноша убивал снова и снова, краешком глаза все время замечая рядом некие призрачные фигуры. Сама земля разверзлась, чтобы принять мертвецов, со стонами раскрывались глубокие трещины, словно зияющие могилы.

Но вдруг взорвавшаяся в голове боль повалила Изака наземь. Его словно ударили по затылку дубинкой, все его тело мгновенно онемело.

Юноша упал на колени; зверь, поселившийся в нем, начал отступать, пресытившись наконец убийствами. Изак попытался вздохнуть – и не смог. Эолис выпал из его руки, щит отлетел в сторону… Кранн попытался стащить с головы шлем, но ему это удалось не сразу. То ли у Изака не хватало сил, то ли сам шлем сопротивлялся, но только спустя некоторое время его все-таки удалось снять.

Сорвав с лица маску, кранн принялся жадно ловить воздух ртом. Он так глубоко погрузился в море битвы, что едва в нем не утонул. Боль пронизывала его насквозь; легкие горели, требуя воздуха, а душа все еще жаждала убивать, жаждала снова вкусить удовольствие, которое доставляет убийство. Изак согнулся, и его вырвало. Слезы боли и страдания текли у него из глаз, смешиваясь с сочащейся из ран кровью; во рту ощущался отвратительный привкус рвоты.

Изак качнулся и рухнул, даже не почувствовав удара о землю, – его сразу окутала тьма небытия.

ГЛАВА 15

Высоко в небе парили драконы, их изумрудные, алмазные и сапфировые чешуйки сверкали в ярком свете летнего солнца. Чудовища терзали друг друга, рвали на части, но все равно излучали совершенно неземную красоту.

А он смеялся, погружая свой клинок в тела людей с крыльями вместо рук, с обугленными перьями. Похожие на насекомых существа с огромными бронзовыми молотами тоже радостно уничтожали этих крылатых; хитиновые тела переливались на солнце всеми цветами радуги.

Играли медные инструменты, отчего грандиозная сцена насилия превращалась в какую-то неистовую вакханалию.

Он сеял страдание среди смертных, находившихся внизу, в его голове звучала песнь ужаса, заглушавшая свист ветра и звон металла. Даже солнце спряталось, чтобы не видеть. этого побоища. А он все смеялся. А он все убивал.

Сквозь неплотно сомкнутые веки пробивался дневной свет.

У Изака все ныло; когда он попробовал приподнять голову, боль сжала виски. Он попытался разлепить опухшие веки, но увидел лишь смутные тени. Потом они приняли более четкие очертания, хотя сквозь ткань палатки проникало очень мало света. Перед глазами перестали плавать разноцветные пятна, и он наконец смог разглядеть, где находится.

Кто-то раздел кранна и вымыл, перевязал его раны и оставил спать под грудой шкур.

Юноша согнул пальцы правой руки. Онемение постепенно проходило, он даже стиснул кулак, потом несколько раз сжал и разжал его. Не обращая внимания на страшную боль в плече, Изак медленно выпростал руку из-под мехов и одну за другой стал скидывать с себя шкуры, чтобы осмотреть раны.

Ребра его были крепко перевязаны, повязка охватывала всю грудь, скрывая руну. Изак пришел к выводу, что хотя ребра сильно болят, переломы не опасны, иначе он бы до сих пор не пришел в себя. Когда он скинул последнюю шкуру, в нос его ударил крепкий запах пота, пропитавшего влажные простыни. Пока Изак лежал без сознания, кто-то не только смыл с него кровь, но и сбрил со щек щетину. Он почему-то не помнил, как это было, не проснулся, пока лечили его раны. Все, что он помнил, – ураган мыслей и неистовую магию, которая подхватила его и швыряла из стороны в сторону.

Вскоре Изак обнаружил, что левая рука страшно распухла и он едва может ею пошевелить – видимо, из-за множества ударов, обрушившихся на его щит. В бедре, похоже, была колотая рана, но неглубокая. И хотя он лежал отнюдь не на свежайших простынях, запаха гноя не чувствовалось.

Каждое движение приносило юноше боль, пронизывавшую с головы до пят. Сперва Изака удивило, что у него совсем нет мелких порезов и ссадин, но потом он заметил на коже несколько желтоватых пятен и понял: это действует удивительная способность его организма к заживлению ран. По всей видимости, его Сюленты все-таки несколько раз были проткнуты.

– Слишком много раз для таких знаменитых доспехов, – проворчал Изак с кривой улыбкой. Его сил хватило только на слабый шепот. – И давно я здесь лежу?

Этого вопроса как будто только и дожидались снаружи. На полог легла чья-то тень, и, нащупав вход, в палатке появился паж Везны с большой деревянной миской в руках. Увидев, что Изак не спит, паж остановился так резко, что расплескал часть содержимого миски. Кранн не успел и рта раскрыть, как мальчишка выронил миску и бросился вон; Изак услышал его крик, но не разобрал слов.

Наконец голос пажа затерялся среди лагерного шума, и Изак начал прикидывать, как бы сесть. Левая его рука совсем не действовала, пришлось заткнуть шкуры себе за спину с помощью правой. К тому времени, как Везна просунул голову внутрь, Изак задыхался от усилий, зато ему удалось приподняться так, чтобы видеть всех заглядывающих в палатку.

Лицо Везны было изукрашено синяками и кровоподтеками.

– Милорд, – приветствовал он, – могу я спросить, как вы себя чувствуете?

Он шагнул к кровати, а вслед за ним в палатке появились сюзерен Торль и хмурый герцог Сертинс.

Изак посмотрел на Торля: его мундир легкого кавалериста остался безупречно чистым, а лицо было по-прежнему мрачным и сурово-благочестивым.

– Я чувствую себя ужасно. Сколько времени я проспал?

– Три ночи, милорд, – ответил Везна. – Повелитель Бахль заверил, что вам нужен только отдых, что ваши раны не опасны, но мы уже начали волноваться…

– Я же проснулся. А повелитель Бахль еще здесь?

– Он возглавил преследование врагов, – ворчливо ответил Сертинс. – Мы все до сих пор отлавливаем эльфов, сбежавших с поля боя.

– То есть все, кроме меня? А я валяюсь в постели, пролеживая бока? Если вы считаете, что толку от меня никакого, одни только хлопоты, – так и скажите.

Изак чувствовал неприятную пустоту в желудке и пульсирование крови в голове; он понимал, что наговорил лишнего, но его так и подмывало с кем-нибудь поругаться или подраться. Злоба не уходила.

– Ваша светлость, – вмешался сюзерен Торль, не дожидаясь, пока Сертинс клюнет и ввяжется в ссору, – я выезжаю через несколько минут, но повелитель Бахль настаивал, чтобы я доставил вас к нему как можно быстрее. Не окажете ли честь нашему отряду, возглавив его вместо меня?

Сперва Сертинс удивился – как этому предложению, так и неожиданно смиренному тону Торля – потом буркнул, что согласен. Бросив последний сердитый взгляд на Изака, он направился к выходу, предоставив остальным возможность полюбоваться напоследок оскаленной волчьей головой на своем плаще. Проводив его взглядом, Торль повернулся к Изаку и печально покачал головой.

– Вы сейчас не можете сражаться с герцогом Сертинсом. И хотя вы и кранн, это не избавляет вас от обязанности быть вежливым по отношению к равным себе.

– К дьяволу Сертинса, к дьяволу вас всех! Сейчас вы – равные мне, потому что это дает вам право жаловаться. А в остальное время я для вас – просто проклятый белоглазый.

– Только, когда вы ведете себя соответственно. Мой сын тоже был белоглазым, но ему обычно удавалось поддерживать беседу, не раздавая оскорбления направо и налево.

Изак откинулся на постели.

– Ради всех богов, я слишком устал для этого. И не собираюсь тратить силы на то, чтобы перед вами объясняться.

– Тогда поберегите силы и одевайтесь. Вам придется объясняться перед повелителем Бахлем. И, будучи белоглазым, вы, по-видимому, забываете, что наша страна недавно прошла через большие перемены, и, когда вы бередите старые раны, вы незаслуженно обижаете нас всех.

– Вообще-то я все помню, – сердито возразил Изак. – Просто не желаю скрывать свои чувства за свойственным знати фанфаронством. Мне говорили, что на войне нужно рассчитывать на свои силы. Что ж, политика не мой конек, мой конек – сила, а еще – власть. И если у меня появляются враги, я прибегаю именно к помощи силы и власти.

С этими словами Изак сел и кивком указал на свою одежду.

Не дожидаясь просьбы, Везна помог ему одеться. В толстом шерстяном облачении Изак был больше похож на монаха, чем на сюзерена, но вряд ли плотно облегающий, застегнутый на все пуговицы мундир пошел бы на пользу его ребрам. Надев теплые меховые сапоги, он повесил на пояс Эолис, двинулся к выходу из палатки – и тут увидел свой плащ. Хотя плащ старательно почистили, с обгоревшим низом уже ничего нельзя было поделать. Когда Изак помял пальцами край ткани, на руке его остался черный след сажи. Юноша пристально вгляделся в образовавшийся рисунок и быстро вытер руку о рубашку… Остальные ничего не заметили.

Небо было затянуто тучами. Изак прищурился, рассматривая лагерь. Исчезли длинные ряды палаток, заметно поредел лес знамен.

– Везна, разве это не знамя Фордана? – спросил он. – Я видел, как он погиб. Я не мог ошибиться.

– Да, он погиб, милорд, – печально ответил граф, – но его сын, находившийся в свите графа, выжил. Поэтому знамя осталось здесь. Что же касается других – Данва был ранен в бедро и умер от потери крови на поле боя, а Амаху раскроил черен тролль.

– И сколько всего людей мы потеряли?

За шиворот Изаку забрался ледяной ветер, и юноша вздрогнул. Ветер был холодным, но не очень сильным, и все-таки Изаку вдруг показалось, что именно он сдул столько палаток и знамен.

– Всего? Около трех тысяч. Из людей вашей вотчины погибли сто пятьдесят, а еще триста «духов». Убиты графы из Торля, Кеда, Тебрана и Вера. И триста человек погибли во время преследования врага.

– Все это принесло хоть какую-то пользу?

– Тем, кто погиб? – мрачно спросил Везна.

Изак посмотрел на Торля, но сюзерену явно нечего было добавить.

– Я задал риторический вопрос, – сказал Изак. – Ладно, я голоден. Мне нужно подкрепиться, прежде чем отправиться к повелителю Бахлю.

И он зашагал туда, где над огнем кипел огромный котел, извергавший клубы пара.

Изак попытался наклониться над котлом, но поморщился от боли и принялся поглаживать сломанные ребра.

– Можно мне порцию? – спросил он повара.

Тот поднял взгляд, испуганно распахнул глаза и принялся наливать бульон в деревянную миску.

Изак принял миску с широкой улыбкой.

– А хлеб? – осведомился он.

Повар потянулся к мешку, висевшему на столбе, вручил кранну половину буханки, а едва увидев, что Изак вновь повернулся к сюзерену Торлю, начал потихоньку пятиться… И наконец развернулся и сбежал.

Изак нахмурился, с подозрением нюхая хлеб.

– Что такое с этим человеком?

Везна молча уставился в землю, Торль смотрел куда-то через плечо Изака.

– А, повелитель Бахль, доброе утро, – вежливо сказал он.

– Торль, – отозвался Бахль. Потом обратился к Изаку: – Поведение этого человека, милорд, – результат вашего участия в битве.

От привычного усталого вида старого повелителя Бахля не осталось и следа. Облаченный в полные боевые доспехи, он выглядел собранным и помолодевшим. Под мышкой он держал очень старый чашеобразный шлем с гребнем, с прорезью в виде буквы V для глаз и рта.

Бахль подошел к Изаку и положил руку юноше на плечо – демонстративный жест, означающий товарищеские отношения.

– Как ты себя чувствуешь? Ты долго приходил в себя. Мы уже начали волноваться.

– Слабость. Словно из меня высосали все соки. – Изак показал на миску. – К тому же я умираю от голода.

– Высосали – очень подходящее слово. Чем больше магии ты призываешь на помощь, тем труднее остановить ее поток. И если не принять мер предосторожности, поток может унести часть тебя самого.

Изак кивнул, с довольным чавканьем отправляя в рот смоченный в бульоне кусок хлеба. Бахль решил продолжить беседу: сразу было видно, что мальчишка не совсем понимал, как все выглядело на поле боя.

– Ты забылся в пылу битвы. Люди ожидали увидеть белоглазого в бою, но увидели совсем иное. Ты сражался как демон и не единожды готов был убить собственных людей, охваченный жаждой крови. Если бы ты не свалился, не знаю, как бы мы тебя остановили.

Бахль говорил тихим голосом, в котором, однако, ясно слышался гнев. Изак перестал жевать, уставился на повелителя и во взгляде герцога прочел: «Был лишь один способ остановить тебя, и я едва удержался. Ты себя опозорил».

– Я… не знаю, что сказать… Изак опустил глаза.

– Все было очень похоже на мои сны, словно я перестал быть самим собой.

– Что ты видишь во сне?

Изак не ожидал такого вопроса. Скорее всего, его спрашивали не из пустого любопытства.

– Иногда мне снится, будто я нахожусь в каком-то незнакомом месте и смотрю на мир глазами другого человека. Мне кажется, что я делаю то, чего на самом деле никогда не делал.

– Хм. А твоя магия? Она вырвалась наружу ни с того ни с сего или из-за битвы?

– Не знаю. Я не пытался повторить это снова.

– Хорошо, попробуй прямо сейчас. Не делай ничего особенного, просто собери магическую энергию в ладонь и представь, что это пламя.

Изак так и поступил. Сперва ничего не происходило. Потом в его ладонь вдруг хлынул магический поток, который потек по руке юноши, как вода, и всосался внутрь. В воздухе возникло и стало закручиваться желтое мерцание, и наконец на ладони Изака вспыхнуло пламя.

– Хорошо, достаточно. Можешь остановиться.

Изак нехотя загасил пламя, языки которого растаяли в воздухе, и пошевелил пальцами, наслаждаясь приятным покалыванием в руке, которую покидала магическая энергия.

– Кажется, барьер, мешавший тебе раньше призывать магию на помощь, исчез. Отныне ты можешь ею пользоваться.

Когда окрепнешь, я научу тебя более сложным способам контроля над магической энергией.

– Спасибо.

Изак помолчал.

– Повелитель Бахль, простите меня. Такое больше не повторится.

– Я знаю, ты натворил все это не нарочно, но в дальнейшем такое и впрямь не должно повториться, иначе ты погибнешь.

От этих слов по телу Изака пробежала дрожь.

– И, к слову сказать, это я тебя перевязал.

В груди Изака все сжалось. Он не желал говорить о руне. Юноша и сам не имел ответов на многие вопросы, значит, не мог ничего объяснить повелителю.

– Я не требую, чтобы ты выдавал свои секреты, – продолжал Бахль. – Есть вещи, которые положено знать лишь тебе одному. И все-таки скажи прямо – не должен ли я узнать еще кое-что? Я не допущу, чтобы мое племя или мое правление подверглись опасности. Если мы узнаем, с чем имеем дело, можно будет принять надлежащие меры.

– Нет, мне больше нечего сказать, – пробормотал Изак. – Я и сам многого не понимаю… Но мне кажется, что вам не о чем беспокоиться.

– Хорошо. Тогда хватит об этом. И не забывай, что у других тоже есть свои трудности. Некоторые из моих трудностей, например, не имеют к тебе отношения, поэтому я попрошу тебя об одолжении: никогда не спрашивай о них.

– Конечно, милорд. А что вы имели в виду, когда сказали «хватит об этом»?

Беседуя, двое белоглазых шагали на запад – приближаясь к месту недавней битвы, насколько понял Изак. Да, именно здесь кавалерия обогнала его и двинулась через ручей…

Ветер подхватил плащ Бахля и поднял полы над головой.

Граф Везна, сюзерен Торль и пара посыльных шли следом за повелителем и кранном, дожидаясь момента, когда смогут поговорить с Бахлем, но не теша себя надеждой, что такое случится скоро.

Бахль засмотрелся на лесного голубя, который летел к лесу за лагерем. Слева остроглазый сокольничий выпустил свою птицу – армии всегда нужна еда, пусть даже мелкая – но голубю удалось улететь раньше, чем сокол сумел набрать высоту.

Бахль с загадочным видом кивнул головой.

Сюзерен Кед все же рискнул приблизиться и кивнул Изаку, прося кранна отойти в сторону и дать ему возможность поговорить с повелителем наедине.

– В этом нет нужды, он вполне согласен с вами, – сказал сзади сюзерен Торль. – Он и сам говорил почти то же самое о битве за свои земли.

Кранн удивленно обернулся: Торль глядел на него с таким видом, словно испытывал Изака и остался весьма доволен результатами испытания.

– Среди своих тоже есть враги. Сейчас, когда мы разобрались с эльфами – хотя бы на время, – повелитель Бахль собирается навести порядок дома, – продолжал Торль. – Полагаю, вы заметили, кранн, что только восемь сюзеренов и одиннадцать графов откликнулись на призыв принять участие в битве?

Изак кивнул. Он не стал комментировать услышанное, так как, скорее всего, это было известно всем.

– Откликнулись девятнадцать – и столько же не явились по неизвестным причинам. Думаю, теперь вы поняли, что за победой должны последовать самые решительные шаги, чтобы немедленно покончить с предательством.

– Вы имеете в виду «несчастные случаи»?..

– … которые всегда возможны в нашей жизни, – договорил за юношу Торль. – И вы тоже должны принять в этом активное участие.

– Я? Если вы хотите сказать, что повелитель Бахль…

– Ха! Я ничего не хочу сказать, молодой человек. Я просто делаю вам предложение. Людям будет невредно узнать, что вы способны на большее, чем то, что творили на поле боя, и… – сюзерен не договорил.

– И что? – хмуро поинтересовался Изак.

Впервые сюзерен Торль, казалось, смутился и заговорил тише, чтобы его слышали только Изак и Везна.

– Когда мы осматривали вражеские тела, мы нашли кое-что. Каждый, конечно, сделает свои выводы из этих находок. У многих убитых врагов на шее висели свитки – само собой, написанные на эльфийском, но Кед достаточно образован, чтобы прочесть некоторые руны. Кажется, ему еще в детстве приходилось переводить руны. Я не знаю полного текста свитков, но идут кое-какие разговоры…

– Может, скажете наконец, о чем речь, во имя Ларата? Вы ведете себя, как испуганный ребенок.

Торль поднял обе руки в умиротворяющем жесте.

– Мой кранн, текст озаглавлен «Предсказания Шалстика». Считается, что это самые грандиозные из ныне существующих предсказаний, написанные тысячи лет тому назад. Армия, с которой мы только что сражались, состоит из учеников пророка Шалстика. Поскольку в ее рядах были эсташанти и это огромное войско набиралось из разных кланов, напрашивается вывод, что эльфы сумели объединиться. Это случилось, когда вы стали избранным, возможно даже чуть раньше.

– Всякий, у кого есть деньги, теперь купит перевод пророчества, – перебил Везна. – У каждого ученого, изучающего древние языки, обязательно найдется своя версия, и в различных переводах недостатка не будет.

– И что же говорится в предсказании? – с трепетом спросил Изак.

– О возвращении последнего короля. Они верят, что король вернется, чтобы снова биться с богами. Бвр был последним из смертных, носившим ваши доспехи. Милорд, они хотят заполучить свою самую священную реликвию. Боюсь, даже поражение, которое они потерпели в битве, их не остановит. Кед твердо знает только первую строку предсказания. Он говорит, что эльфийские слова можно интерпретировать по-разному, но… – Выражение лица Торля говорило о том, что он с огорчением приготовился сообщить плохие новости. – Словом, вот эта строчка: «В серебряном свете рожденный – в серебряный свет одетый».

– Им необходимы эти доспехи, чтобы последний король повел их на битву, мстить.

Изак не ответил, боясь, что дрогнет голос. Вместо этого он повернулся и посмотрел назад, туда, откуда они пришли, на свою палатку. Казалось, свет его Сюлентов пробивается сквозь ткань и пронизывает его тело.

«О боги, какой бы ужас враги ни уготовили нам, все это будет целиком и полностью на моей совести. И мне придется беспокоиться не только о недовольных. Ведь любой сюзерен или герцог могут поинтересоваться у обозников, какие трофеи были подобраны на поле боя. И даже Карел не побоится сказать кому угодно, что я родился в Серебряную ночь».

ГЛАВА 16

– Я слишком стар для таких дел. И почему я все еще не вышел в отставку?

Генерал Чейт Дев осмотрел обширную Храмовую долину. Как хорошо, что вокруг – ни души.

Он поехал рысцой по сухой утрамбованной земле к сооружению, возвышавшемуся в центре долины. Генерал прожил в Тотеле всю жизнь, и все-таки необъятные колонны храма Солнца, высеченного из цельной каменной скалы, приводили его в восторг.

– Потому что ты бы умер со скуки, Чейт, – донесся смеющийся голос из храма.

Пожилой чете подошел к ближайшей из четырех гигантских колонн, и из-за нее появился повелитель Шалат. Завидев его, белоглазый принял смиренный вид.

В отсвете вечного огня, горящего в полумраке храма, генерал Дев заметил тень улыбки на лице повелителя. Итак, никакого траура по кранну. Что ж, генерал этому не удивился – всем было известно, что Шалат недолюбливал своего кранна, поэтому известие о смертельном ранении Чарра не особенно его огорчило.

Шалат носил обычный белый боевой килт, доходивший до середины икр; на его мощных, обнаженных, покрытых шрамами руках красовались медные обручи с лазуритами. Шрамы свидетельствовали о том, что повелитель прошел все пять испытаний ноля Агоста, – правда, никто в этом и не сомневался: прежний правитель Цатах никогда бы не сделал Шалата избранным и повелителем, будь тот беспомощным младенцем. За спиной Шалата висел меч Голат; огромный рубин на горле повелителя сверкал даже в неярком свете храма.

– Милорд, – пробормотал генерал, опускаясь перед своим господином на одно колено.

Чейт спиной ощущал пустоту сзади. Четсы не любили темноты, а огромный храм еще больше угнетал генерала и усиливал его беспокойство.

Небольшая канавка около фута глубиной отмечала границы священной земли храма, посреди которого горел вечный огонь. Зато все за пределами этого зловещего и древнего места тонуло в черноте, словно границы отмечала не канавка, а каменная стена.

– Поднимитесь, Чейт. А теперь скажите, именем Цатаха, чего ради вы позвали меня сюда посреди ночи? Этот храм великолепен днем, а сейчас похож скорее на ночной кошмар.

Генерал утвердительно буркнул и встал. Многочисленные здешние храмы после захода солнца не радовали душу: их переполняла глубокая печаль. Храмы, посвященные Нартису и Альтерр, находились на вершине скалистой гряды в северной части долины, и их жрецам не приходилось спускаться вниз для выполнения ночных ритуалов. Именно поэтому генерал выбрал этот храм местом встречи с повелителем.

– Вообще-то, милорд, я подумал, что лучше обойтись без толпы зрителей, которые тут же начнут разносить сплетни. А вечный огонь может помочь нам разобраться в случившемся.

– Вечный огонь? И кто, по-вашему, лжет?

– Свидетель, милорд. Генерал оглянулся и продолжил:

– Мои люди скоро его приведут. Но я хотел прежде познакомить вас с ситуацией.

Шалат раздраженно хмыкнул, обошел вокруг колонны, и генерал с правителем присели на широкую каменную ступень.

– Значит, Чарр не был ранен в стычке? – начал Шалат.

– В некотором смысле слова – был… Но его гвардейцы рассказывают нечто странное.

– Странное?

– Это случилось в охотничьих угодьях близ Черного дворца почти два месяца тому назад. Один из разведчиков заметил людей, направляющихся пешком в их сторону, – около полудюжины чужеземцев-северян.

– Ну, конечно, то были чужеземцы, ведь ни один четс не нарушит законов охоты.

В голосе Шалата снова послышалось раздражение.

– Совершенно верно, мой повелитель, – поспешно проговорил генерал, – и лорд Чарр решил устроить им засаду.

– Ха! Значит, тупой ублюдок угодил в собственную ловушку. Тогда он получил по заслугам.

– Да, мой повелитель. Во всяком случае, гвардейцы атаковали и убили нескольких чужеземцев, а лорд Чарр получил стрелу прямо в сердце, причем, никто не заметил, кто стрелял. Туда, откуда прилетела стрела, послали собак, но лучника не нашли.

– Но если он получил стрелу в сердце, как же он выжил? Порыв ветра прошелестел по гладкому полу храма, и генерал почувствовал наводящий тоску запах древности. За их спинами белый столб вечного огня тянулся от алтаря к куполу храма, слегка потрескивая, как и тысячу лет назад.

– Мы понятия не имеем, как он выжил. Несколько хирургов исследовали рану: все они утверждают, что стрела вошла прямо в сердце и Чарр должен был умереть. Его отнесли в часовню и оставили умирать наедине с богом, мой повелитель.

– И все удивились, когда наутро он оказался жив?

– Совершенно верно, мой повелитель. Тогда позвали жреца, и тот сказал, что рана волшебная, что идет битва за Чарра – чисто духовная, битва за его душу. Жрец сказал еще, что стрела сделана из сажи, с помощью колдовства сделавшейся тверже железа.

– Духовная битва? Значит, эта дрянь проклята. Белоглазый мстительно рассмеялся.

– Именно, повелитель.

Генерал терпеливо ждал, когда повелитель даст ему продолжить. Шалат был подобен горе – он ни к кому не желал идти навстречу. Тот, кто попытался бы его подтолкнуть, лишь рассадил бы руки.

Наконец Шалат дал знак, и генерал продолжил:

– Узнав о словах жреца, гвардейцы решили отнести Чарра обратно в Тотель. Они подумали, что, раз ему все равно суждено умереть, лучше, если это произойдет поближе к храму Солнца.

– Набожные. Глупые, но набожные.

– Они притащили с собой одного выжившего чужеземца. В той стычке он бросился бежать, едва увидев стрелу, но когда заметил, что гвардейцы не собираются его убивать, сдался сам. Он говорит на языке четсов и заявил, что знает убийцу. Он так странно себя вел, что гвардейцы решили не убивать его сразу, а связали покрепче и положили на телегу рядом с кранном.

– И ты хочешь, чтобы я выслушал его показания? А что он сказал тебе?

– Если не возражаете, мой повелитель, я бы предпочел, чтобы вы сами сделали выводы. Думаю, он не сможет вам соврать, особенно, если рука его будет в вечном огне. Он вполне прилично знает наш язык, думаю, именно поэтому он и попал в тот отряд – значит, должен знать об огне. Чужеземец сообщил, что сам находился под действием чар, но с этим можно будет разобраться потом. Сейчас меня волнует только убийца.

– Вас волнует, что чужак мог солгать, или, что все это окажется правдой?

Заслышав негромкие голоса, генерал поднялся и направился ко входу в храм. Когда из мрака появились трое, Шалат присоединился к генералу. Двое из вновь прибывших были гвардейцами льва из личного легиона генерала Дева. Третий, сильно хромавший, связанный толстыми веревками, был выше гвардейцев и более худым.

Гвардейцы были вооружены арбалетами и боевыми топорами, а тот, что покрепче, – еще и обитой железом палицей, явно, принадлежавшей прежде чужеземцу. Швырнув пленника на пол, они опустились на одно колено перед повелителем.

– Развяжите ему руки, – приказал Шалат, – и отведите к огню.

Шаги гулко отдавались на каменных плитах, но чем ближе люди подходили к середине храма, тем тише становился звук, словно бесконечный гул вечного огня приглушал поступь.

Волосы пленника были темными, как у фарлана, но для фарлана он был недостаточно высок, и черты лица его были иными. Он еле плелся за белоглазым. Гвардейцы подталкивали чужестранца сзади, но все равно тот с благоговейно раскрытым ртом рассматривал удивительный храм. Четыре колонны поднимались к куполу, отделенному от алтаря восьмьюдесятью футами пустоты, но не поддерживали свод: алтарь и купол соединял лишь тонкий белый столб вечного огня.

Вверху вокруг колонн тянулась дорожка, которяя предназначалась исключительно для жрецов Цатаха. Если бы кто-нибудь другой попытался подняться к ней по ступеням, будь то сам генерал Дев, он был бы немедленно казнен. Только магия поддерживала дорожку в воздухе, и если бы на нее ступил кто-нибудь, кроме жреца, он мог бы разрушить чары, удерживавшие в равновесии тысячи тонн камня, и убить пилигримов внизу. В праздничные дни пилигримов тут собиралось несколько тысяч.

Шалат не стал тратить времени попусту. До того, как явиться на встречу с генералом, он развлекался с четырьмя любимыми наложницами, поэтому хотел как можно быстрее вернуться к приятному времяпрепровождению. Схватив иностранца за шкирку, он поднял его в воздух и поднес к столбу вечного огня.

– Ты знаешь, что происходит с лжецами, когда они суют руки в священный огонь? – весело спросил повелитель.

Пленник кивнул. Он явно нервничал, но не слишком сильно. Генерал подумал, что чужестранец, видимо, смирился со своей участью и передал свою судьбу в руки богов.

Шалат тоже кивнул и взял руку чужеземца. Избранному Цатаха огонь не причинит вреда. Зато чужестранец рискует потерять руку – если солжет. А если замешкается с ответами, потеряет нечто большее, чем руку.

– Как тебя зовут?

– Михн аб Нетрет аб Фелит. Михн.

– Откуда ты родом?

– родился в кланах северного побережья. Но уже несколько лет брожу по всему Ланду, чаще всего по пустынным местам.

– Скажи мне, кто убийца кранна.

У Шалата были и другие дела, поэтому он не тратил времени на расспросы.

– Он… он называл себя Арлаль.

– Что это за имя? Фарланское?

– Нет, повелитель, эльфийское.

Шалата удивил такой ответ, от изумления он даже выпустил руку пленника. Генерал Дев пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Шалата. Повелитель снова взглянул на вечный огонь – чужеземец даже не пытался вынуть руку из пламени, хотя огненные языки лизали его кожу. Даже будь Михн чародеем, он не смог бы уберечься от ожогов, если б солгал. Значит, он сказал чистую правду.

Держа руку в центре пламени, Михн с вызывающим видом ждал следующего вопроса.

– Этот Арлаль был эльфом?

– Самым настоящим, мой повелитель. Белоглазый изумился.

– Ты путешествовал в компании настоящего эльфа по имени Арлаль? Того, кого сказители зовут Отравленным Клинком?

Михн помолчал, раздумывая, как лучше ответить, чтобы не соврать.

– Вполне возможно, это он и есть. Я не знаю, сколько истинных эльфов живут в Ланде, но очень похоже, что вы говорите о нем. Я слышал, что Отравленный Клинок – убийца.

– Он не говорил, кто ему заплатил?

– Нет. Он почти ничего не говорил, только отдавал приказания. У него на шее был какой-то амулет, поэтому я и не думал противиться ему.

Все подпрыгнули, заслышав шаги у входа в храм. Оба воина подняли арбалеты, готовясь выстрелить в любой момент. Но тот, кто подал голос из темноты, явно был напуган больше их:

– Генерал! Он очнулся!

– Это Герринт. Опустите арбалеты, – приказал генерал Дев. – Это мой адъютант, повелитель Шалат. Я оставлял его с раненым кранном.

Воин чуть было не споткнулся, входя в храм. Осознав, что совершает кощунство, он остановился и принялся оглядываться в ожидании, что из-за колонны вот-вот появится разъяренный жрец. Но никто не появился, и воин быстро подошел к алтарю.

– Мой повелитель, генерал Дев! Кранн пришел в себя.

– Не смешите, Герринт. Он был все равно что мертв, когда я видел его в последний раз.

– Знаю. Но теперь он поднялся и расхаживает. Только выглядит по-другому, мой повелитель. Он изменился, а его рана превратилась в черное пятнышко на груди. Врач сказал, что это след от стрелы, которая снова превратилась в сажу. Услышав слова врача, лорд Чарр поднялся с постели и выгнал всех, кроме личной гвардии. Я помчался сюда со всех ног, мой повелитель.

Шалат нахмурился. Вот теперь вся история встревожила его всерьез.

Вытащив меч, он отошел от алтаря.

Голат поблескивал, когда повелитель чертил им на полу круг около двух ярдов в диаметре, бормоча заклинания. За лезвием тянулся черный след. Закончив чертить, Шалат уселся в центре круга и скрестил ноги, что выглядело довольно забавно при его габаритах. Надрезав палец клинком меча, он положил оружие к себе на колени. Затем потер окровавленным пальцем рубин, висящий на шее.

Генерал Дев беспокойно ходил вокруг повелителя, стараясь держаться подальше, чтобы не мешать, – но магия всегда завораживала его. Он задрожал, когда вокруг вдруг потемнело и повеяло холодом. Дыхание Шалата замедлилось и наконец вовсе остановилось. Кровавая роза на его шее засияла сильнее, потом вспыхнула ослепительно ярким светом…

И на этом все закончилось.

– Он сейчас у себя дома, вокруг него клубится какая-то тень, но я не могу понять, что это такое.

Голос Шалата казался неживым, отстраненным, словно повелитель только что побывал где-то очень далеко и мысленно все еще оставался там.

– Я могу собрать гвардейцев льва за полчаса, десять тысяч за час…

Генерал замолчал, повинуясь знаку своего господина.

– Что это за звук?

Повелитель уставился в темноту, склонив голову набок.

Все стали вслушиваться в тихий шелест, похожий на шелест ветра. Генерал повернулся на звук тяжелого дыхания и машинально отскочил в сторону, чтобы увернуться от приближающейся тени. В следующую секунду существо врезалось в него, а оба гвардейца рухнули на пол. В руке генерала вспыхнула боль – ее рассек клинок. Потом Чейта Дева отшвырнули в сторону, он ударился головой, да так, что перед глазами вспыхнули искры.

Нападавший был похож на четса, но имел длинные когти и шипы на руках и на плечах. Он кинулся на Шалата и повалил, а когда повелитель попытался встать, снова набросился на него… Но в следующий миг тварь забилась в конвульсиях – это в полумраке на миг вспыхнул рубин повелителя.

Генерал почувствовал, как кто-то положил руку на его спину, приказывая лежать. Он все-таки попробовал подняться, но силы оставили его.

Михн, свободный от пут, вооруженный палицей, выступил вперед.

Шалат отбросил нападающего, Кровавая Роза на его шее снова вспыхнула, залечивая очередную рану.

Михн не задумываясь бросился на странную тварь, но промахнулся и был вынужден отскочить, чтобы избежать страшных когтей. Он широко размахивал палицей, но не решался ударить сцепившееся с повелителем чудище, а только старался его отвлечь. Тварь с торчащими из кожи уродливыми костяными наростами чем-то походила на человека, но еще больше – на гнусного демона, а ее злобное рычание напоминало предсмертные хрипы из разорванной глотки.

То, что чужестранец отвлек существо, дало Шалату столь нужный ему шанс. Медь Голата сверкнула, отражая вечный огонь. Повелитель издал боевой клич и ринулся на чудовище. Оно попыталось отвести лезвие в сторону, но меч все-таки вонзился ему в живот. Острые как бритва когти потянулись к Шалату, но белоглазый успел отскочить и снова ударил, на сей раз отрубив руку, потом полоснул тварь по горлу… Она забилась, обмякла – и затихла, дернувшись в последний раз.

Шалат посмотрел на чужеземца и изобразил на лице подобие улыбки.

– Неплохо.

Хриплый голос выдавал еле сдерживаемое возбуждение. Шалат не слишком усердно занимался делами страны, но всегда был рад сразиться за свое племя.

– Займитесь генералом. Те двое уже мертвы.

Шалат на минуту задержался у трупа врага – и вдруг всадил свой меч в грудь чудовищу, так что кончик клинка царапнул по камню.

Чужеземец подскочил от неожиданности. Потом наклонился над лежащим генералом, заглянул ему в глаза, кивнул и вытащил из-за пояса Дева кинжал. Уверенным движением отрезал рукав его рубашки, перетянул руку выше раны, а отрезав второй рукав, использовал в качестве повязки и его.

– Края раны ровные, но она глубокая, – сообщил пленник Шалату.

Не получив ответа, чужестранец поднял голову: повелитель сидел на корточках возле головы твари и что-то бормотал, упираясь одной рукой в землю. Пол под ногами вдруг задрожал: вибрация катилась по нему в сторону белоглазого. И вот одна из плоских каменных плит выгнулась, словно была лишь шелковой простыней, наброшенной на лицо человека… Или не человека. Глаза его были слишком велики, тяжелая челюсть слишком сильно выдавалась вперед, и все же в линиях носа, щек и лба была своя красота, смягчившая необычность этой каменной маски.

– Что с ним случилось? – шепотом спросил Шалат у каменного лица, не обращая внимания на чужестранца. – Судя по татуировкам, он – телохранитель Чарра, но… – Голос изменил правителю, он только молча показал на мертвое тело. – С Чарром случилось то же самое?

Теперь на полу вырисовывалось не только лицо – видны были и контуры плеч, составлявшие единое целое с каменным полом храма. Михн уставился на Рейлбрата, элементаля земли, – эти существа всегда были союзниками четсов, но пленник впервые видел одного из них не на поле боя.

– Ваш кранн мертв. Сейчас в его теле обитает другой, – элементаль говорил ровным голос, звук которого напоминал шорох песка, струящегося по камню.

Он потрогал один из костяных наростов мертвого чудовища; почти полностью отрубленная голова твари качнулась, когда элементаль еще больше приподнялся из камня.

– Я не почувствовал его появления, – сказал Шалат. – Если на меня нападет больше полдюжины таких существ, мне с ними не справиться. А вы не можете мне помочь?

– Мы не смеем. В игре участвуют боги – и не только они. На этот раз мы не станем вмешиваться.

Шалат принял отказ на удивление спокойно. Рейлбрат помогал Арину Бвру в Великой войне, и потери, понесенные обеими сторонами, явно научили его осторожности.

– Вы должны уйти.

– Что? – Такого Шалат не ожидал.

– Вы не можете сражаться с демонами, вы должны уйти – ради вашего народа. Мы тысячу лет ожидали наступления этой поры. Теперь мы уйдем глубоко под землю и будем ждать, пока нас не позовет кто-нибудь хорошо знакомый.

– Как же я могу оставить лже-Чарра править четсами?

– Этого не избежать. Вопрос лишь в том, останетесь ли вы живы к тому времени, как придет пора спасать ваш народ.

Из камня, словно из спокойной глади озера, поднялась рука и указала на чужестранца.

– Возьмите его с собой.

– Что? Зачем?

Рейлбрат издал звук, похожий на скрип песка по металлу, – звук этот означал смех.

– Вмешательство судьбы поставило его на пути вашего врага. Он отмечен роком.

– Отмечен? Для какой цели?

– Для страдания и служения. Ему предстоит вступить в сражение с той частью своей души, которую он потерял, и вернуть ее. Если ему это удастся, имя его будут прославлять тысячу лет.

– Я не понимаю.

Теперь Шалат взглянул на чужестранца с любопытством и восхищением.

– Вам и не нужно понимать. Он принадлежит не вам, – с этими словами Рейлбрат плавно опустился в камень, на поверхности которого не осталось и следа.

Шалат еще некоторое время смотрел на то место, где только что был его собеседник, но очнулся, когда налетевший порыв ветра растрепал волосы белоглазого. Повелитель встал и вытер меч об одежду мертвого телохранителя.

– Судя по всему, нам обоим предстоит провести вместе не один год, – обратился он к бывшему пленнику. – Если Рейлбрат говорил не о вас, тогда уж даже не знаю о ком. И я слишком хорошо знаком с ним, чтобы не обращать внимания на его слова. Чейт сильно ранен?

Чужеземец посмотрел на генерала и пожал плечами. Чейт все еще не пришел в себя, под седеющими волосами на его лбу Шалат увидел огромную шишку.

– Что ж. Я отнесу его в храм Асенна. Тамошние жрецы скоро явятся, чтобы исполнить утренние ритуалы, а рядом находится храм Шидже. Потом мы отправимся на север.

ГЛАВА 17

Коуж Вукотик смотрел на сигнальные огни на крепостной стене, которые пытался загасить сильный ветер. Серые тени метались по булыжнику мостовой улицы Дарабан, но языкам пламени не под силу было разорвать плотный покров темноты, окутавшей город. Обе луны скрылись за толстыми облаками. И это к лучшему – Byкотику вовсе не хотелось, чтобы Альтерр наблюдала за ним.

Крики и возгласы, звон металла и стук копыт – все это были звуки из другой жизни, напоминание о другом времени, когда он еще был живым. Долгие годы проклятия помнились очень смутно, как постоянная привычная боль. Иное дело – яркие годы его настоящей жизни, хотя они были такими короткими. По сравнению с последовавшими годами они могли показаться лишь мгновением, но огонь их до сих пор пылал в его душе.

А неподалеку мужчины готовились к смерти, вспоминали своих жен и детей. Они улыбались, думая о прожитых годах, – и надеялись, молились, чтобы им позволили пожить еще немного, хотя жизнь в Запретных землях была жестокой штукой.

Какая досада, что подданные Byкотика должны умереть зимой. Это время года в здешних краях было долгим и суровым, а Вукотик считал, что предстоящая схватка будет тяжелой, ведь кранн сгорал от нетерпения показать, чего он стоит. Теперь, когда сын Стиракса вырос, страх перед отставкой и даже возможной смертью заставил повелителя Ситта отправиться в Запретные земли зимой: он явно хотел затмить своими достижениями великую победу повелителя Стиракса.

Вукотик представил себе десять тысяч человек, марширующих по ненадежной промерзшей земле: пальцы их рук и ног почернеют и начнут гноиться, обморожения и гангрена настигнут их еще до того, как они доберутся до вражеских стен. А то, что они найдут на этих сумрачных улицах, лишь усугубит их страдания: ясные глаза, улыбки, бледная кожа, невосприимчивая к морозу, разрумянившаяся в предвкушении резни.

Вампиры, подобные Вукотику, крались по улицам и переулкам города, раздувая ноздри от запаха первой крови, который доносил до них ветер. Многие из них были близко, и Вукотик мог читать их мысли. Другие маячили где-то по краешку сознания властелина, но, узнав его, умоляли позволить им присоединиться к битве.

Он редко позволял себе подобным принимать участие в сражении, не желая, чтобы вампиры приближались к его подданным, но те, все равно, держались неподалеку. Многие из них были хуже зверей: красивые, злобные демоны, охотящиеся на тех, кого теперь они будут защищать. Потому что предстоящая битва не имела отношения к жителям города, и Вукотик не хотел, чтобы его подданные пострадали больше необходимого.

Он отвернулся от окна – нетерпеливое предвкушение крови, царившее на улицах, было ему до отвращения знакомо – и оперся о стол, чтобы подтянуть кольчужный чулок. Ему не приходилось надевать доспехи уже несколько лет, и после тончайших шелков кожаный поддоспешник неприятно раздражал кожу. Заклятие дало Вукотику неимоверную силу и выносливость, но в придачу обострило его чувства. Впрочем, он уже привык переносить боль, в этом у него был большой опыт, после нескольких его смертей.

Усевшись в массивное кожаное кресло, он отодвинул в сторону бумаги, ожидавшие рассмотрения. Сейчас ему некогда было заниматься повседневными делами, даже самыми срочными. Вот правовой спор двух благородных господ – Вукотик поймал себя на том, что надеется на гибель одного из них в предстоящей битве. Возможно, это не самое гуманное разрешение спора, но мало кто упрекнул бы вампира в избытке человечности.

Вукотик обвел глазами комнату, задержав взгляд на обрамленных золотом полках книжного шкафа. Его домоправительница сама распоряжалась убранством комнат, поэтому каждый раз, возвращаясь домой, Вукотик обнаруживал что-нибудь новенькое. Наверное, чтобы помочь ему забыть о суровой зиме, она выбрала красные и оранжевые тона и не поскупилась на позолоту, которая немногим была бы по карману. Новая цветовая гамма и впрямь слегка подняла ему настроение. Если бы не доспехи, сложенные на стуле, нынешний вечер мог бы оказаться приятным.

Вукотик вздохнул и принялся облачаться в доспехи, что-то ворча себе под нос. Он поморщился, надевая через голову кирасу. Левое запястье отозвалось болью – память о его последней смерти от рук повелителя Стиракса. Почему-то рана не зажила полностью за время его пребывания во тьме. Нахмурив бледный лоб, Вукотик вспомнил, что его не только победили в единственной схватке – невероятно! – но и подвергли унижению: в то время как он медленно умирал, с него были грубо сорваны доспехи, а потом тело его сгнило, превратившись в ничто. Сейчас Вукотик надевал доспехи своего отца – точную копию его старых, только с другими инициалами на гербе.

Его победитель – повелитель Стиракс, правитель Менина – и впрямь был примечательной личностью: Коужу Вукотику еще не доводилось встречать такого великолепного воина. Вампир вздохнул. Радовало лишь одно: вряд ли кранн Стиракса – дурачок, хоть и белоглазый – когда-нибудь сравнится с нынешним правителем Менина.

Легкий стук в дверь прервал мысли Вукотика. Он повел плечами, чтобы кираса легла удобней, и разрешил слуге войти.

– Простите за вторжение, мой принц. К вам посетитель. И ваш чай готов, – сказал пожилой слуга, кланяясь, насколько позволяли его возраст и ноша.

Шаркая ногами, он подошел к столику у очага и поставил поднос.

– Если это кто-нибудь из разведчиков, пошли его к герцогу Онтевизу, который возглавляет оборону стен, – ответил Вукотик, но потом заметил на подносе вторую чашку.

К нему редко являлись посетители, особенно сейчас, когда к городу приближалась вражеская армия. Если бы пришел его брат, Вориж, он не стал бы докладывать о своем прибытии через слугу; он вообще предпочитал не встречаться со слугами. Вероятно, вернулась сестра, наигравшись в политику на западе. Да, скорее всего, она. Наверное, политики Белого круга наскучили ей даже раньше, чем она рассчитывала.

Вукотик молчал, погрузившись в размышления. Странно, он никого не почувствовал, когда разговаривал со своими. На всякий случай, он бросил взгляд на висевший на стуле меч, чтобы убедиться, что в случае предательства сможет легко дотянуться до оружия.

– Думаю, меч тебе не понадобится, – проговорил кто-то из-за порога.

Услышав голос, Вукотик расплылся в улыбке и отпустил слугу, стоявшего с напряженно стиснутыми кулаками.

Аракнан в дверном проеме небрежно прислонился к косяку.

– Рад снова тебя видеть.

– Ты говоришь так, словно у меня была обычная простуда, – фыркнул Вукотик.

– Во всяком случае, ничего неизлечимого. К тому же принцу не пристало жаловаться.

Вампир улыбнулся, поправил кольчужные чулки, выпрямился и крепко пожал огромную ручищу Аракнана.

– Не так уж часто я жалуюсь, так что терпи. Как дела, мой друг?

– Хорошо.

Аракнан сбросил медвежью шубу и с довольным вздохом уселся у огня. На его гладкой белой коже играли отблески очага, зато в черных глаза ничего не отражалось.

– Меня не очень любят на западе, поэтому я решил навестить своего старого врага, чтобы посмотреть, как он оправляется от простуды.

Вукотик сел напротив гостя; его меч Бариэт остался висеть в ножнах на другом конце комнаты.

– Почему?

– Видишь ли, я попытался наложить заклятие влияния на Спасителя.

– Что? – Вукотик чуть не вскочил с места. – На Спасителя? Ничего об этом не слышал. Когда? И кто он?

Аракнан хихикнул и принялся разливать чай в чашки, словно не замечая волнения друга. Чашка казалась совсем крошечной в его руке. Он сделал глоток и улыбнулся.

– Спокойствие, мой друг, я все расскажу. Он – фарлан, у Нартиса снова два избранных. Мне было приказано забрать его и представить повелителю Бахлю, но он не пожелал со мной пойти.

– Почему не пожелал?

– Точно не знаю. Как только я его увидел, во мне проснулась ненависть, и, думаю, он почувствовал ее. Но почему я ощутил ненависть? Помню только, что увидел вокруг него некий ореол будущих бед. Он совсем дикий, и я очень боюсь того, что он может натворить.

– Значит, ты все еще таскаешь с собой свиток-ловушку на случай, если встретишь интересного незнакомца, – улыбнулся Вукотик. – Ты стал рабом привычек, мой друг, – наконец-то стали сказываться прожитые годы. Впрочем, это разумно – большинство магов не почувствуют влияния свитка.

– Не знаю, активируют ли его вообще когда-нибудь. Я отдал свиток повелителю Бахлю, но правителю хватило ума его не открывать. Я шел за мальчиком до самой Тиры, хотел понять, что же в нем особенного. Кроме того, нужно было хотя бы сообщить новость Бахлю, раз уж я не смог привести к нему мальчишку.

Вукотик посмотрел на сидевшего перед ним бессмертного. Они считали себя друзьями, хотя их отношения были куда сложней, чем отношения двух друзей. Вообще-то, Аракнан рассказал явно не все – он уже не раз утаивал правду от Вукотика. У каждого из них были свои дела, свои собственные игры, и что такое для бессмертных, в конце концов, небольшая ложь?

Шли годы, смертные друзья умирали, а ведь всегда приятно видеть знакомое лицо. Ради старого знакомства они многое прощали друг другу.

Вукотику хотелось услышать продолжение рассказа.

– Ну и?

– Мне стало сниться, что на меня нападают, снова и снова – какая-то ведьма из племени йитаченов, ты только представь себе. Вот я приближаюсь к мальчишке – а она уже тут как тут. С тех пор как это началось, я всегда закрываю свой разум, хотя мне кажется, что ведьма просто отгоняет меня. К тому времени, как кранн получил свои дары, я уже покинул город, но едва узнал, какие именно это дары, сразу понял, кто он такой.

– И что же боги подарили своему Спасителю? – вслух подумал Вукотик. – Он – фарлан, следовательно, выбор даров был целиком за Нартисом… значит, это что-то воинственное. Нартис не думает о последствиях и не особенно изобретателен. Амавок подарила бы дракона, это точно, только не Ночного Охотника. – Вукотик вздохнул. – Итак, Сюленты и Эолис снова в Ланде.

– Мой друг, ты недаром так долго живешь на этом свете, – хихикнул наемник. – Ты угадал.

Когда Аракнан начал подниматься со стула, медленно распрямляясь, Вукотик в который раз спросил себя, из каких же мест происходит наемник? Почти нечеловеческие черты его чисто выбритого лица сильно отличались от черт лица Вукотика. Аракнан не менялся уже тысячу лет. Он не носил украшений в торчащих ушах, делавших его внешность еще более необычной. Он не принадлежал ни к одному из людских племен, но не походил и на представителя воинственных рас, созданных богами.

Вукотик снова тихо вздохнул, вспомнив этих несчастных, сотворенных исключительно ради войны, и то, как он помогал их истреблять… Беспощадный Мани, прекрасный Ангостейл – их сияющим лицам завидовали даже эльфы. А удивительный Box в зеленом панцире! Они все погибли, и многие другие тоже – попадая в засады, становясь жертвами жутких заклинаний и страшных болезней. Эльфы были ничем не лучше богов, возможно даже безжалостнее, потому что понимали страдания лучше бессмертных.

Воспоминания Вукотика прервал громкий лязг, донесшийся со стороны стен, – он становился все громче, по мере того как все больше часовых предупреждали город о надвигающейся опасности.

– Кажется, мне не суждено выслушать все новости Ланда, – обратился Вукотик к Аракнану. – Повелитель Менина Ситт жаждет видеть меня, чтобы доказать своему племени, какой он лихой.

– Можно подумать, что в Менине еще есть кто-то, не желающий признать своим будущим правителем сына повелителя Стиракса, – усмехнулся Аракнан.

– Пойдешь со мной? Вдвоем мы бы быстро с ним управились, его воинам даже не понадобилось бы лезть на стены. Уверен, твоя репутация выиграет от гибели повелителя Ситта и всей его армии.

Аракнан расхохотался и кивнул в знак согласия.

– Нам обоим нужно заботиться о репутации. А вдруг, настанут темные времена, кто знает? И тогда репутация может оказаться очень кстати. А потом мы подумаем, куда бы нам отправиться, чтобы перезимовать в тепле.

– Покинуть Запретные земли? Дела настолько плохи?

– Настолько, что нам остается лишь выбирать: либо мы примем участие в игре, либо выйдем из нее.

Они покинули комнату.

Лампы одна за другой гасли, и тени становились все длинней. Когда слуга пришел, чтобы убрать чашки и заняться очагом, ему неожиданно показалось, будто он не один в комнате. На него на мгновение повеяло холодом; он вздрогнул и испуганно огляделся. Никого не увидев, устыдился своей трусости и решил, что ему просто причудилось.

А за городом по заснеженной долине молча шагали двое.

ГЛАВА 18

Задержавшись перед палаткой повелителя Бахля, Изак поднял глаза на знамя с орлом, бившееся на ветру так, словно орел хотел вырваться на свободу и улететь. Сквозь тучи на горизонте пробивались яркие оранжевые всполохи, облака над головой были розовато-пурпурными с золотой каемкой. Очень красиво, несмотря на холод и сумерки.

Изак откинул капюшон теплого плаща – и тотчас ледяной ветер ожег его недавно обритую наголо голову. Весь день он прятался от холода, но перед наступлением ночи решил немного померзнуть. Сумерки всегда были любимым временем суток Изака: обманчивое, туманящее разум время, и все-таки притягательное.

Изак узнал от генерала Лаха, что сегодня ужинает с Бахлем. То, что юноше сообщил об этом генерал, было, само по себе, удивительно: повелитель и кранн чаще ужинали вместе, чем порознь, и никакие особые приглашения для этого не требовались. Значит, на нынешний вечер намечалось нечто необычное.

– Лорд Изак, – окликнул кто-то.

Юноша обернулся и увидел полковника Серса.

– Кажется, мне выпало удовольствие ужинать с вами? – спросил тот.

Похоже, Изак верно оценил нрав полковника дворцовых гвардейцев: Серс был честолюбив, принимал участие в политических играх, и все-таки кранн не сомневался, что ему можно доверять. Полковник происходил из захудалого аристократического рода в Амахе – местности, всегда верной правителям. Он, явно, высоко оценил приглашение на ужин, увидев в этом свой шанс войти в тесный круг тех, кто правит Фарланом.

– Сегодня на ужин приглашены многие, похоже, – ответил Изак полковнику.

Подошли сюзерен Кед и граф Везна, оба в толстых теплых плащах. Они явились без сопровождающих и, похоже, старались привлекать к себе как можно меньше внимания. Изак кивнул им и первым вошел в палатку.

Там уже сидели Бахль и сюзерен Торль, а генерал Лах стоял над дымящимся горшком, раскладывая по мискам тушеную оленину. Изак замер у входа, заметив в сторонке женщину с медными волосами. Он никак не ожидал встретить здесь прекрасную незнакомку. Вместо того чтобы в ответ на многозначительное покашливание полковника Серса освободить проход, юноша посмотрел на Бахля, надеясь, что тот объяснит присутствие дамы.

Бахль заметил заинтересованный взгляд кранна.

– Это агент моего главного распорядителя, – бросил герцог. – Она доставила мне информацию, которая тебя не касается.

Изак вспомнил недавнее предупреждение Бахля, что его не станут посвящать во все секреты правителя; юноша кивнул и наконец-то прошел вперед, чтобы пропустить в палатку остальных.

– Милорды, господа, – приветствовал их Бахль.

Порыв ветра захлопнул полость палатки. Изак услышал шаги снаружи и понял, что «духи» несут охрану, чтобы никто не подслушал, о чем будет говориться внутри.

– Прошу садиться, – продолжал Бахль. – Нам нужно кое-что обсудить.

Стульев хватило на всех приглашенных, а сам Бахль уселся в удобное складное походное кресло, способное выдержать его немалый вес.

Взяв миску с жарким и кусок черствого хлеба, Изак уселся по левую руку от Бахля. Генерал Лах, спокойный, как всегда, занял другое место. Изак надеялся, что никто не сочтет его поступок преднамеренным оскорблением генерала.

Бахль изучал выражение лиц окружающих, ничем не выдавая собственных чувств.

Везна устроился по левую руку от Изака.

– Полковник Серс, вы можете высказываться здесь на равных с прочими, – спокойно заметил Бахль.

Полковник благодарно кивнул. Он, единственный из присутствующих, не имел придворного титула и, по правилам этикета, мог говорить только тогда, когда к нему обращались.

Бахль не стал тратить время попусту.

– История с пророчеством Малика еще не закончена. Вы наверняка обратили внимание, что не все откликнулись на призыв принять участие в битве, а в кавалерии не хватает породистых лошадей. Моя власть все еще не распространяется на некоторые важные области страны.

– Мой повелитель, – осторожно проговорил Кед. – Мой лучший агент внимательно следил за волком, но не заметил ничего серьезного. Сегодня Сертинс отбыл в Ломин.

– Я тоже не слышал, чтобы подозреваемые… – начал Торль. Бахль жестом остановил его.

– И я не слышал, но, в то же время, они не спешат вернуться. Похоже, моих лордов требуется убеждать, именно этим мы и займемся.

Судя по страдальческому смирению на лице Кеда, тот надеялся, что время жестких мер осталось в прошлом.

– Этим займутся люди Лезарля? – с улыбкой поинтересовался Изак, бросив быстрый взгляд на женщину, которая сидела на корточках у стенки палатки.

– У Леганы есть другие дела, – ответил Бахль. – Она возвращается в Хелрект, где присоединится к Белому кругу. У нас почти нет сведений об этом обществе, потому что к ним трудно подобраться. Таких талантливых агентов, как Легана, мало, поэтому глупо использовать ее по пустякам. В любом случае, Лезарлю придется осторожно действовать с герцогом Сертинсом. Я не уничтожаю могущественные семьи, не взвесив возможных последствий.

А что насчет тех графов? – подал голос Везна.

– Кинб и Солсие должны исчезнуть. Нет сомнений, что они замешаны в убийствах и ереси, хотя у нас недостаточно доказательств для суда. Исчезновение графов послужит недвусмысленным намеком для герцога Сертинса, посмотрим, как он отреагирует. Когда Сертинс женится на дочери сюзерена Нелбова, сюзерен уже будет у меня в кармане, ведь он стал приверженцем Малика лишь с одной целью – обогатиться.

– А граф Вилан и его маршалы? – спросил Серс. – Граф слал двусмысленные письма моему предшественнику. Но однажды письма задержались в пути, и к тому времени, как добрались до адресата, полковник умер, а его родственник забрал все его личные бумаги. Вилану, естественно, не нужно знать, что те письма не были сожжены, в отличие от предыдущих. Я знаю его много лет, поэтому не верю, что он активно участвует в заговоре генералов. Но если его наказать, это послужит предупреждением для тех, кто пытается играть в политические игры.

Седовласый Торль заморгал от удивления. Вилан был его подданным, и Торль очень его ценил.

– Я ничего об этом не знал, – сказал он, глядя на Бахля. – Я, честно говоря, никогда не был близок с Виланом, но у меня не было никаких оснований считать его предателем. Его семья всегда поддерживала мою, он мой троюродный брат.

Сюзерен потер переносицу и тяжело вздохнул. Изак с удивлением увидел, какое впечатление это открытие произвело на обычно бесстрастного воина.

– Не будете ли так любезны показать мне те документы, полковник Серс?

Рыцарь кивнул.

– Конечно, господин. Они хранятся в надежном месте, в Тире. Возможно, вам будет небезынтересно узнать, что Вилан пишет про тайные склады оружия в вашем охотничьем домике и в поместье Ривербри… Полагаю, он не должен был записывать подобную информацию.

– Вилан был единственным человеком кроме моей семьи, кто про это знал, дьявол его побери. Я разберусь с ним, но хочу, чтобы его смерть выглядела как несчастный случай. Виланы много лет верой и правдой служили моей семье, я не желаю, чтобы их репутация пострадала из-за одного человека.

– Можно задать вопрос? – нарушил Изак наступившую тишину.

Он посмотрел на взиравшие на него отовсюду внимательные глаза и, вспомнив, как вел себя на поле боя, сглотнул комок в горле. С тех пор как Изак понял, что тогда натворил, он старался держаться тихо и незаметно.

– Я уверен, что вы привыкли обсуждать подобные вещи с детства, но я – нет. Очевидно, речь идет о предательстве по отношению к правителю и о культе Нартиса, но я до сих пор не знаю, что сделал Малик. Можно мне вкратце узнать об этом, прежде чем решать, кого именно убивать?

Сюзерен Кед рассмеялся, но не с издевкой, а вполне по-дружески, словно благодаря своей просьбе Изак снова стал нормальным человеком. Все за столом заулыбались, мрачного настроения как не бывало.

Полковник откашлялся, чтобы привлечь внимание Бахля.

– Мне кажется, я могу лучше других выполнить просьбу кранна, мой повелитель. Я знаю достаточно, чтобы, в общих чертах, рассказать ему всю историю.

Он говорил почтительно, но не робко, освоившись с новым положением члена узкого круга. Именно такое поведение могло понравиться повелителю Бахлю – он угадал верно.

Бахль сделал знак, веля Серсу продолжать.

– Все вышло наружу благодаря усилиям одного из кардиналов культа Нартиса, Дистена, – начал рассказывать Сере. – Когда-то кардиналу довелось быть капелланом в кавалерийском полку в Амахе, и он обнаружил, что в его войсках начал распространяться демонический культ поклонников существа по имени Азаер. Культ находил все больше приверженцев и начал даже затмевать культ Нартиса. Поговаривали, что в центре заговора находилась вдовствующая герцогиня Сертинс, которая получала приказы непосредственно от Малика. Насколько я слышал, воины, явившиеся арестовать сюзерена Сюля за государственную измену, нашли его мертвым. Заговорщики готовили крупномасштабное восстание, но кардинал Дистен прошлым летом раскрыл их заговор.

– Но как может фарлан восстать против избранника самого Нартиса? – невольно спросил изумленный Изак.

– Во-первых, да простит меня мой повелитель, даже белоглазый правитель Бахль, при всех его дарованиях, не сможет выстоять против целой армии. А поскольку заговорщики укрепили свои силы с помощью некромантии и военной поддержки некоторых аристократов, угроза была вполне серьезной.

– Но ведь большинство, по-прежнему, сохранило верность правителю, так?

– Вероятно, да. Но, с помощью мошенничества на выборах, им удалось протащить своего верховного кардинала, что дало им не только возможность огромного влияния на людей, но и возможность объявить повелителя Бахля отверженным.

Изак совсем растерялся.

– И что это значит?

– Отверженный – значит покинутый богами. Боги редко обращают на нас внимание, пока мы верно служим им. Нартис такой же, как и все боги Верхнего круга. Избранные должны сами защищать и себя, и свою власть, иначе они недостойны благословения Нартиса. И, если кардиналы объявят повелителя Бахля отверженным, они могут потребовать, чтобы люди либо поддержали их решение, либо покинули страну. Естественно, не все перейдут на их сторону, но таких будет большинство. Повелитель Бахль является главой культа Нартиса, зато кардиналы выступают от имени всех богов. С помощью уловок и магии они вполне могут манипулировать толпами, даже повернуть их против избранного повелителя Фарлана. Половина населения была тем или иным способом втянута в заговор. Большинство приверженцев нового культа только притворялись приверженцами – ради мелкой мести или из-за семейных неурядиц, такова уж придворная жизнь – но среди них были и истинно верующие. Мне кажется, таких тоже было немало.

Сере повернулся к Бахлю, ожидая его комментариев, но герцог лишь молча смотрел на него. Полковник кашлянул и продолжил:

– Чтобы одолеть повелителя Бахля, Малику достаточно было заручиться поддержкой одного герцога и пяти сильных сюзеренов. Только в этом случае он мог разгромить верные правителю войска. Вполне возможно, что мы никогда не узнаем истинного числа замешанных в этом деле, но главное то, что внутренние распри сильно ослабили страну. Многим аристократам не удавалось выставлять столько вооруженных и снабженных припасами воинов, сколько предписывалось законом…

Сере снова смолк, видя, что собравшиеся помрачнели и опустили головы.

Изак обвел взглядом угрюмые лица Бахля, Торля, Везны, Серса, прекрасной убийцы Леганы. Сюзерен Кед, обычно такой спокойный и невозмутимый, крепко сжал зубы и насупился.

Изак вдруг понял, что смятение их вызвано не стоявшей перед ними сложной задачей, а стыдом за своих людей, восставших друг против друга и против воли бога.

Восстания случались время от времени, но заговор с целью разрушить всю страну – совершенно другое дело. Их племя сохраняло силу, черпая ее только внутри страны, – достаточно высокомерная и шовинистическая политика, но она не позволяла народу погибнуть.

– Спасибо, – поблагодарил Изак. – Теперь мне ясно, что поставлено на кон. Само собой, я тоже сделаю все, что будет в моих силах.

Выражение всех лиц смягчилось, теперь на них были написаны одобрение и решительность.

Следующие несколько часов составлялись отвратительно длинные списки… А снаружи зима крепко вцепилась в горы, которые сидевшие в палатке звали своим домом.

В дверь столовой осторожно постучали.

Аманас посмотрел на жену и приподнял бровь, но, судя по виду Джеланы, та не знала, кто бы сейчас мог прийти. Хранитель родословных нередко весь день пропадал в геральдической библиотеке или выполнял другие должностные обязанности. Но ужинал он всегда вдвоем с женой, и их никто не тревожил, если только речь не шла о жизни или смерти. Хоть Аманас и был крайне рассеян, он знал, что для жены эти ужины очень важны, и всеми силами отделывался от посетителей. Вечера для них с супругой были священны.

Вошел дворецкий и, испуганно глядя на хозяйку, объявил:

– Прошу прощения, но к вам посетитель. Он просит принять его незамедлительно.

Не успел Аманас ответить, как в столовую вошел незнакомец.

– Прошу прощения, дорогая леди, – заявил он, низко кланяясь и театрально целуя хозяйке руку.

Непрошеный гость был высоким и стройным, с заметной проседью в волосах. Его модная одежда, пожалуй, чуть-чуть не соответствовала его возрасту.

– Боюсь, мое дело не терпит отлагательств. Мне придется похитить ненадолго вашего мужа.

Джелана Аманас кивнула и поднялась. Проходя мимо мужа, она потрепала его по плечу, но посетителю не сказала ни слова. Как только хозяйка вышла, гость занял ее стул и подался вперед, положив на стол руки с переплетенными пальцами и с хищным видом изучая Аманаса. Хранителю родословных выражение его лица напомнило выражение лица главного распорядителя.

– Итак, Аманас, как обстоят дела в геральдической библиотеке?

– Как всегда, Танцор. Надеюсь, вы прервали мой обед не без причины.

Человек, которого называли Танцором, хихикнул. Он был одним из личных советников Лезарля и всегда присутствовал на всех закрытых совещаниях главного распорядителя. Немногие знали его как Танцора, таким именем его называли только в делах, которые прятали от посторонних глаз и ушей.

– У вас есть подборка документов, сделанная по просьбе моего нанимателя несколько лет тому назад. Документы сохранились?

– Документы? – переспросил Аманас. Он не сразу сообразил, о чем речь, но потом понял, чего от него добивается Танцор. – По делу Малика? Да, они все еще у меня, хотя мне вовсе не хочется выступать в роли шантажиста под началом главного распорядителя. Зачем они вам? Теперь, когда Малик мертв, угроза гражданской войны миновала.

– Я только что получил известия из армии в Ломине. Герцог Ломин убит.

– Убит? – переспросил ошеломленный Аманас.

– Эльфами, не фарланами. Дело в его сыне, наследнике Ломина. Он взял себе имя герцога Сертинса. – Танцор прищурил глаза. – Семья Сертинса практически контролирует герцогство и храмовых рыцарей, а вскоре может получить через кардинала контроль и над культом Нартиса.

Аманас вздохнул и встал. Он вынул из буфета масляную лампу и повел ею в сторону двери.

– Что ж, вам лучше пойти со мной. Нам предстоит долгая ночь.

ГЛАВА 19

Конь Изака буквально падал от усталости. Снежинки, падая на попону, моментально превращались в воду, отчего попона становилась все тяжелее; несчастное животное с огромным трудом шагало по раскисшей лесной дороге, увязая в липкой грязи. Местные сюзерены специально нанимали рабочих, чтобы поддерживать дороги в приличном состоянии, но если в разгар зимы по такой дороге пройдет несколько тысяч конников, становится уже невозможно сказать, хорошо ли рабочие выполнили свои обязанности.

Сейчас армия шла через Амах, весьма богатый и процветающий сюзеренитет. И местный землевладелец, глядя на проезжающих мимо воинов, наверное, печально качал головой и думал, сможет ли он когда-нибудь вернуть дороге прежний пристойный вид.

– Напомните мне, для чего нам все это нужно, – пробормотал Изак, пристально вглядываясь в снежинку, опустившуюся на его рукав.

– Потому что нам лучше не оставаться в Ломине на зимовку. Иначе возникнет слишком много проблем, – машинально ответил Везна. Ему, как и Изаку, изрядно надоела дорога, он тоже замерз, а кроме того, отвечал на этот вопрос уже в шестой раз. – Мало того, что вы обязательно подеретесь с герцогом Сертинсом, Ломин еще и находится в восьми милях от Перлира. А герцог Семпс давно не выкидывал скверных штучек, поэтому главный распорядитель хочет держать его под присмотром.

– Мы еще не добрались до Данва?

– Скоро доберемся. В следующей деревне нас встретят уже красные знамена.

– Почему красные? – тотчас заинтересовался Изак. – Знамена должны быть белыми, там ведь скорбят о погибшем сюзерене.

Он посмотрел на своего вассала, который выглядел значительно благороднее кранна – тяжелая овчинная шуба Изака была сплошь забрызгана грязью после позорного падения, когда его гунтер споткнулся и упал. Зато, сегодня они получили неплохой обед – при падении конь сломал себе ногу, а фарланы были практичным народом. Они любили коней, высоко их ценили но все-таки кони для них были лишь средством передвижения. Изаку приходилось слышать, что йитачены относятся к коням как к членам семьи, фарланы же были благоразумнее.

– Милорд, красные знамена вывешиваются, если сюзерен погиб в бою. По-моему, все это знают. – Везна явно удивился. – Где вы родились?

– По дороге в Круглый город. Мать начала рожать, когда вдали показался Черный Клык. Так мне говорили. Там ее и похоронили, под ивой у дороги.

В голосе Изака послышалась тоска. Как любой белоглазый, он знал, почему его мать умерла.

– Извините…

– Это было давно, – ответил Изак, отогнав печальные воспоминания. – Я, конечно, не помню ее, зато хоть видел ее могилу – десять лет ездил по этой дороге. Три поездки каждые два года. Я тайком бегал к могиле, а потом получал удар кнутом.

– Ваш отец настолько ненавидел вас?

Похоже, Везна не мог представить, чтобы отец позволил себе нечто подобное, зато Изаку приходилось видеть людей и похуже. У Хормана, во всяком случае, была причина ненавидеть сына. Другие творили вещи пострашнее – и только потому, что родились жестокими.

– Отец не мог простить мне смерти матери. Он дал мне имя, чтобы посмеяться над Кази Фарланом, – возможно, надеялся, что, в отместку, боги заберут меня еще малышом. И, если бы за мной не присматривал Карел, скорее всего, меня бы уже не было в живых, учитывая мой нрав и характер отца.

– Я уже слышал от вас про Карела. Кто он такой? – спросил граф.

– Карел – сержант Бетин Карелфольден, – пояснил Изак. – Он научил меня всему, что я умею: не только сражаться, но и обуздывать свой нрав и думать, прежде чем что-нибудь сделать. Может, по моему поведению, его наука не очень заметна, но я мог бы вырасти и куда хуже!

Рассмеявшись, Изак пояснил:

– Карел был «духом», поэтому относился к белоглазым справедливо. Он не презирал меня и, в отличие от отца, не винил в смерти матери.

Он улыбнулся воспоминаниям.

– Думаю, только благодаря Карелу мы с отцом не поубивали друг друга.

– Почему же вы не призовете его к себе, этого Карелфольдена, если он ваш друг? – удивился Везна.

Изак пожал плечами. Иногда ему приходила в голову такая мысль, но он ее так и не осуществил, сам не зная почему. Улыбка Карела, его хрипловатый голос были, пожалуй, единственной радостью детства Изака. Именно Карел побуждал его стать не просто белоглазым, усмирял приступы отчаяния мальчика одним своим молчанием. Карел был единственным человеком, много значившим для Изака, и единственным, чья похвала имела для него значение. И все же что-то удерживало юношу от того, чтобы снова свидеться с бывшим «духом».

– Милорд? Разве плохо иметь еще одного верного сторонника, на чье мнение можно положиться? А раз он был «духом», он непременно должен быть надежным и опытным, и ему известно, что жизнь благородных господ не всегда благородна. Вам нужны безраздельно преданные люди.

– Вы хотите сказать, что я не могу доверять тем, кому доверяет повелитель Бахль?

Везна покачал головой.

– Нет, этого я не говорил. Но главный распорядитель всегда останется слугой правителя Фарлана, кто бы ни стал этим правителем. Сюзерены Торль, Тебран, мастер меча Керин преданы лично повелителю Бахлю: они и друзья его, и вассалы. Нельзя сказать, что они представляют для вас угрозу, ничего подобного! Но вы не можете не признать, что располагаете большим политическим весом, но при том совсем одни и к тому же молоды. Я верен повелителю Бахлю и, само собой, Нартису, но больше всего привязан к вам, сюзерену Анви. Полагаю, у повелителя Бахля и без меня есть люди, которые заботятся о его интересах, и доверенные лица.

Изак сделал знак, чтобы Везна замолчал. Он уже все понял. Сейчас ему не хотелось слишком много размышлять о политике: все эти секретные совещания и прочие хитросплетения оставались для него загадкой. Нелегко прикидывать, кому именно можно доверять и насколько, так зачем еще вводить в эту головоломку новых людей и новые интриги?

– Вы правы, абсолютно правы, Везна. Я пошлю за Карелом. И не называйте его Карелфольденом, это чисто официальное имя. Вы можете отправить ему приглашение от моего лица? Наверное, послание лучше будет оставить в «Плаще с капюшоном», близ Золотой башни.

Изак не стал добавлять: «Пошлите за ним, пока я не передумал», хотя слова эти готовы были сорваться с языка.

Кранн вздохнул. Карел действительно сделал его тем, кем он стал. Изак вспомнил день своего пятнадцатилетия так, словно он был вчера. Тогда, после очередной драки с другими мальчишками, Карел отвел его в сторону и на все его жалобы ответил одной-единственной фразой: «Ты должен быть гораздо большим, чем просто белоглазым». Эти слова навеки запечатлелись в душе Изака, и всякий раз, когда его разум затуманивали беспокойство или гнев, он вспоминал тот разговор и снова обретал спокойствие. Но сейчас его мучил стыд за то, как он вел себя на поле боя. Возможно, его пороки не бросались в глаза, но Изак-то знал, что они есть, а значит, от них следовало избавляться.

Конечно, пригласить Карела во дворец было разумным решением. Его наставление, которое бывший «дух» читал всякий раз, стоило Изаку поддаться своему взрывному характеру, было полно воинской мудрости: «Ты не совершенен, жизнь не совершенна. Случаются вещи и похуже, так что побереги свой пыл для действительно серьезных бед».

– Я пошлю ему приглашение сразу по приезде, – с облегчением вздохнул Везна. – Полезно будет иметь рядом такого человека. Поскольку Карел знал вас до того, как вы стали кранном, он будет высказывать свое мнение человеку, а не титулу.

«Не этого ли я и боюсь? – задумался Изак. – Хочу ли я, чтобы Карел постоянно говорил, что я не прав? Хочу ли всю жизнь оставаться взбалмошным ребенком?»

Он снова посмотрел на дорогу впереди – уже две недели она выглядела одинаково. С Изаком возвращался один легион легкой кавалерии да дворцовая гвардия, и для стороннего наблюдателя создавалось впечатление, что каждый гвардеец ведет с собой по запасной лошади. Все ехали, погруженные в мрачные думы: потери в битве были огромны – и на поле боя, и позже, от полученных в бою ран. Когда гвардейцы вернутся в Тиру, жителям города придется некоторое время вести себя с ними очень обходительно.

– А вы сами кому высказываете мнение – человеку или титулу?

Изак не хотел выдавать своего раздражения, но оно невольно прорвалось в тоне, которым был задан вопрос. Беспокойные ночи измучили юношу, а после утомительных дней в дороге кранн стал возбужденным и резким. Его уже взрослые мышцы требовали хорошей нагрузки, а не только срубания веток с деревьев, которым он то и дело развлекался на ходу, не слезая с коня. Бахль пребывал в таком же настроении, но Изаку в придачу приходилось бороться со своим вспыльчивым нравом, и речи его то и дело выдавали сдерживаемый гнев.

– Обоим, милорд, – быстро и уверенно ответил Везна.

– Обоим? – Изак рассмеялся, правда, не очень весело. – Вы удивительно честны, особенно по сравнению с другими аристократами. Они смотрят на меня, как на волка, ворвавшегося в их лагерь.

– Это потому, что они не из Анви и не ваши подданные. У вас нет никаких оснований им доверять, а им не требуется завоевывать ваше доверие.

– А вам?

Везна с улыбкой кивнул.

– Будучи моим сеньором, вы можете уничтожить меня всего лишь парой слов. Кроме того, вы один из самых могущественных людей страны… Поэтому, если зайдет ваша звезда, закатится и моя. Отсюда следует, что я принимаю во внимание ваш титул, – но дело не только в нем. Если я свяжу жизнь со служением вам, я попробую еще и полюбить вас. Но у меня всегда останется возможность вернуться к прежним отношениям вассала и сеньора, если этого не получится.

Несмотря на плохое настроение, Изак не мог не рассмеяться. Этот человек определенно ему нравился – своей самоуверенностью и честностью. Изак искал причины доверять Везне, а эти причины были ничем не хуже прочих. Бахль, по всей видимости, одобрял его общение с графом. Изак не сомневался, что повелитель обязательно выказал бы свое недовольство, если бы посчитал графа Везну опасным. Уже недели две юноша радовался, что у него под рукой есть такой человек, как граф: Везна оказался очень полезным помощником.

Наконец приняв решение, Изак повернулся к своему подданному.

– В таком случае, Везна, я был бы благодарен, если бы вы помнили мое имя. Пусть оно не очень красивое и не особенно мне нравится, пусть меня нарекли так, чтобы оскорбить богов, все-таки это мое имя. Я – Изак. И если вы хотите стать моим другом, вам лучше помнить, как меня зовут.

– Обязательно запомню, милорд. Спасибо.

Изак резко повернулся, чтобы посмотреть, не насмехается ли над ним граф, но увидел лишь его широкую улыбку.

– К большому сожалению, врагов у меня больше, чем друзей, – тихо посетовал Изак. – Я даже не пытаюсь понять, почему меня сделали кранном и почему я получил такие великолепные дары. И я вовсе не Спаситель…

– Возможно, это из-за того, кем вы должны стать, а не кем родились?

Правда, Везна высказал это предположение без большой уверенности.

– Я? Только не в этой жизни! – ответил Изак с горькой усмешкой. – Хотя… какая разница, что я думаю. Вскоре после того, как я стал избранным, меня попытались убить один за другим двое совершенно незнакомых людей. По-моему, многовато для простого совпадения.

Везна явно удивился.

– Я слышал про случай на тренировочной площадке. Мне приходилось встречаться с Дирассом Сертинсом, и он совсем не был похож на кровожадного убийцу. Да и если бы он вас убил, его семья вряд ли одобрила бы такой поступок.

– Я знаю, и это наводит меня на мысль, что кто-то наблюдает за мной, скрываясь в тени. Оба человека, пытавшихся меня убить, походили на бешеных псов, словно были не в себе.

Везна вдруг издал сдавленный звук и страшно побледнел.

– Это очень похоже на магию, которой занимаются некроманты.

– Давайте не будем так волноваться, – заметил Изак. – Половина Ланда сейчас гадает, кто я такой: то ли это Арин Бвр вернулся к жизни, то ли я должен помешать его возвращению. И сколько людей, ломающих головы над такими вопросами, предпочли бы видеть меня мертвым?

– Наверное, вы правы. Думаю, если бы вы не были фарланом, главный распорядитель уже замышлял бы ваше убийство. Вы можете сообщить еще что-нибудь важное?

Изак заколебался. Кое-какие вещи он не хотел рассказывать никому, да и сам в некоторых случаях пока не знал, что имеет значение, а что – нет. Боги никогда не действовали в открытую, таков уж был век Завершения, который мог продлиться несколько столетий. И вдруг неожиданно для себя самого Изак сказал:

– Есть еще кое-что. Голос.

– Голос?

– Я иногда слышу его во сне. Голос девушки. Мне кажется, она зовет меня, но я не понимаю слов.

– Зовет вас? Едва ли это понравится леди Тиле.

Везна подмигнул.

– Тила? Вы ведь даже не видели ее!

– Вы забываете, что воины сплетничают больше прачек, – рассмеялся граф. – Насколько я слышал, ваша хорошенькая служаночка весьма вами заинтересовалась.

– Тогда вы такой же, как все, – огрызнулся Изак, – если еще не заметили, что я белоглазый, а она – нет.

– Может, ей все равно? Не для всех это имеет значение.

– Но у всех есть родители, которые хотят удачно выдать дочерей замуж и ожидают внуков. Не исключено, что я буду сражаться бок о бок с вашим праправнуком, но собственных у меня не будет никогда.

– Простите, милорд Изак. Я не хотел вас обидеть.

Изак вздохнул и вытянул руки вверх, потом подвигал плечами, чтобы размять уставшие мускулы.

– Я понимаю и не обижаюсь, но Тила не имеет никакого отношения к голосу во сне. Давайте не будем впутывать ее в это дело. Что же касается той девушки, во снах мне кажется, что я узнаю ее… И все-таки не знаю, кто она.

– И что вы собираетесь предпринять?

– А что я могу предпринять? Это еще одна загадка, которую мне пока не разгадать. Возможно, цель снов – просто свести меня с ума. Но я не сомневаюсь ни на миг, что когда-нибудь все прояснится. А сейчас мне просто нужно приготовиться к встрече с тем, что ждет меня впереди.

В последующие недели их армия неуклонно таяла – рыцари со свитами разъезжались по своим владениям. Оставшиеся с нетерпением всматривались в даль, ожидая появления башен Тиры, но дорога все тянулась и тянулась под тяжелыми копытами коней.

Когда армия добралась до вотчины Фордана, всеми овладело мрачное настроение. Новый сюзерен, седеющий мужчина лет сорока, надел доспехи отца, несмотря на глубокую рану в плече, и возглавил кортеж, сопровождавший гроб погибшего сюзерена.

В тот вечер сын Фордана пригласил всех в большой зал своего поместья и несколько минут с благородной скорбью говорил о павших на поле битвы. И, как последнюю дань возлюбленному отцу, велел вынести все, что хранилось в кладовых, выкатить все бочонки пива и вина, чтобы поднимать тосты за погибших в недавнем сражении. Все знали, что покойный сюзерен Фордан обязательно одобрил бы такой поступок, ему бы понравилось, что его поминают сотни пьяных воинов.

Изак сел в сторонке, чувствуя себя лишним, хотя и участвовал в битве наравне со всеми. Заметив слезы на глазах нового сюзерена, когда тот поднимал кубок в память об отце, Изак ощутил укоры совести: он никогда не смог бы так поступить, даже если бы его отец совершил великий подвиг. Юноша сомневался, что вообще почувствовал бы хоть что-то, если бы Хорман умер.

Он сжал кулаки, сгорая от стыда, потом резко поднялся и отошел подальше от пьяных скорбящих. Кранн направился туда, откуда приходили слуги, – к ведущей из зала узкой спиральной лестнице. Ему нечего было здесь делать, и, чтобы не слышать походных песен, Изак вышел на террасу, открывавшуюся на поля. Морозный тихий вечер, охотничья луна за соснами вдали очень располагали к размышлениям о павших.

Изак рассеянно поглаживал изумруд в навершии эфеса Эолиса: граненая поверхность на холоде на ощупь была шелковистой, а серебряные когти покрылись испариной. Река, пересекавшая аккуратные поля, казалась совершенно неподвижной в лунном свете, но на самом деле ее течение было сильным и опасным. Изак наблюдал за облачками пара, вырывавшимися изо рта, – они поднимались над зубцами стены, постепенно рассеивались и исчезали.

По спине его вдруг пробежал странный холодок. Кранн вздрогнул от удивления, а когда что-то ледяное укололо его в шею, резко обернулся. Терраса была всего десяти ярдов в длину, и на ней никого не было видно. Альтерр сияла над головой, отбрасывая на стену темную тень Изака, но и в этой тени никто не прятался, насколько мог разглядеть кранн. Не видел он поблизости и окна, откуда за ним могли бы наблюдать, а прибегнув к помощи серебряной магии, понял, что находится здесь совсем один.

И все-таки Изак чувствовал беспокойство, словно кто-то стоял за его спиной. Холод пробирался под одежду, тени становились все темнее и гуще. Он крепко сжал эфес Эолиса… Хотя по-прежнему никого не видел. В нем начала нарастать паника. А когда на лик Альтерр наползла туча, Изак вздрогнул: это мрачное, темное место не годилось для смертного. Он повернулся и поспешил в дом.

Из тени с изумлением смотрели на поспешное бегство юноши. Его неуверенность, печаль, его смутные страхи оставили после себя нежный аромат.

«Такой слепой! Не бойся. Пока не бойся. Ты понятия не имеешь, кто ты. И еще не готов узнать мое имя».

ГЛАВА 20

Когда колонна гвардейцев наконец въехала в Тиру, Изак был рад, что лицо его прикрывает шелковая маска. Несмотря на порывистый ветер и поземку, толпы людей стояли по обеим сторонам улиц вплоть до самого дворца. Носы и щеки горожан покраснели от холода, но народ встречал армию улыбками и радостными приветствиями. Парад победы всегда заставлял людей выйти из дома, хотя бы ради того, чтобы полюбоваться на фарланскую кавалерию во всем ее блеске. Даже «духи» приложили немало усилий, чтобы выглядеть как можно лучше. Рыцари были просто великолепны, впрочем, как всегда. Но именно Изак притягивал к себе все взоры.

По требованию Бахля Изак надел полные доспехи, единственной уступкой холоду был наброшенный на плечи кранна овчинный тулуп. Изаку удавалось сдерживать дрожь, и, хотя юноша был очень смущен, он понимал, какое огромное впечатление производит на народ – свой народ. Люди все еще боялись того, что могли принести его дары – Сюленты и Эолис, – и все же гордые изумрудные драконы на попоне его гунтера сразили всех наповал.

Народ Тиры приветствовал свою армию и возглавлявшего ее Изака. Рядом с юношей ехал Бахль, но именно Изак чувствовал на своей спине людские взгляды даже после того, как повелитель и кранн проехали через ворота навесной башни. Ярко горящие факелы освещали весь тридцатифутовый подземный туннель. Когда воины наконец его миновали и въехали во внутренний двор, там их встретили все работавшие или жившие во дворце и в казармах. Слева ровными рядами стояли гвардейцы и новобранцы в полной парадной форме, справа – дворцовые слуги. Перепуганные женщины и дети, еще не знавшие, кто из воинов уцелел в битве, а кто погиб, толпились позади.

Мастер меча Керин во главе своих воинов отдавал честь вернувшимся с битвы и сиял, глядя, как войска проезжают мимо, как их приветствуют собравшиеся. Даже аристократы и чиновники, сбившиеся в отдельную группу, присоединяли свои голоса к общему ликующему хору.

Бахль поприветствовал мастера меча и, ни на кого больше не обращая внимания, спешился у подножия лестницы. Лезарль заранее отделился от остальных чиновников и в сопровождении двух служащих нагнал Бахля, когда тот зашагал по лестнице во дворец. Таким образом, Изаку пришлось одному принимать приветствия каждой группы встречающих. Кое-кому он величественно помахал рукой, кое-кому улыбнулся – и лишь после этого смог спешиться.

Мастер меча Керин тотчас дал сигнал разойтись, его короткую команду зычными голосами передали по шеренгам. Военные направились к казармам, чтобы вернуться к своей повседневной жизни, а колонна уставших рыцарей направилась к конюшням, что тянулись вправо и влево от Южных ворот.

Изак в последний раз потрепал по шее коня и улыбнулся Керину, который, направляясь к Серсу, еще раз поприветствовал кранна. Полковник «духов» расплылся в улыбке, когда Керин похлопал его по плечу. Изак посмотрел по сторонам и увидел, что многие из собравшихся нашли своих друзей, возлюбленных или семьи. Но душа его переполнилась скорбью, когда он увидел тех, кто не нашел своих, – эти люди с рыданиями опускались на землю, в то время как другие смеялись от счастья.

Уже направляясь в свои комнаты, Изак краешком глаза заметил человека, неподвижно застывшего среди колышущейся толпы. Прямо за его спиной одна из женщин убивалась по погибшему мужу, но человек этот с невозмутимым выражением лица смотрел прямо на Изака.

Вскрикнув, юноша сорвал маску и бросился к нему, а тот вдруг расплылся в широкой улыбке.

– Боги, только поглядите, как ты вымахал! Я не сразу поверил, что это ты! – воскликнул Карел.

Не дожидаясь официальных приветствий, Изак сорвал перчатки и обнял друга. Теперь Карел был значительно ниже его ростом, и в дружеском порыве Изак приподнял его над землей.

– Ох, опусти меня на землю, буйвол! – завопил Карел, когда его сжали в объятиях.

Он пощупал твердые мускулы на руке Изака, потом удивленно осмотрел юношу с головы до ног.

– Надо же, ты вырос на целый фут с тех пор, как я видел тебя в последний раз. И если под твоими доспехами не пустота, ты здорово изменился за полгода! Всемилостивый Нартис, твоя рука словно вырезана из дуба!

– Зато ты кажешься гораздо меньше ростом, чем был, – заявил Изак с широкой улыбкой.

Граф Везна тоже улыбнулся с довольным видом, глядя на встречу друзей. Он впервые видел кранна таким.

– Ха, к тому же с возрастом я стал гораздо мягче, – сказал Карел. – Не нужно тискать меня так сильно, очень прошу, иначе ты меня сломаешь. Боюсь, теперь ты даже не заметишь моего подзатыльника, твой череп был слишком толстым еще до того, как ты стал избранным. Боги, я все еще с трудом верю тому, что сам говорю. Ты – один из избранных…

– Знаю-знаю! Но оставь свои шуточки на потом.

– Это, конечно, может подождать.

Карел замолчал и попробовал обхватить Изака за плечи.

– Теперь я не шучу, мой мальчик. Надеюсь, ты понимаешь, какая тебе выпала честь?

– Да, честь велика: за мной охотится пол-Ланда, желая меня убить. – Изак рассмеялся, увидев выражение лица Карела, и показал ему язык. – Только не нужно меня ругать, я прекрасно понимаю, что ты имел в виду. Просто очень рад тебя видеть. Я боялся, что ты снова уехал с караваном.

– Нет, после нападения на Ломин вся караванная торговля остановилась. Да я и, в любом случае, не уехал бы – уже отказался от такой работы и нанялся личным охранником к одному купцу, которому хватило для рекомендации моего белого воротничка. Я знал, что рано или поздно ты меня позовешь. Изак молча уставился в землю, чувствуя вину за то, что так долго не посылал за другом.

– Прости, я…

Карел остановил его взмахом руки.

– Брось, я знаю тебя лучше, чем ты сам. Я мог бы сказать с самого первого дня, что ты захочешь начать в одиночку. И вот я вижу, каким ты стал, – и очень тобой горжусь. И вовсе не за что извиняться. Ты уже освоился и понял, что тебе нужен человек, который, время от времени, будет дергать тебя за ухо. Хоть и не сразу до тебя это дошло.

Оба повернулись к Везне, который неожиданно разразился хохотом.

– Мм-м, прошу прощения, лорд Изак.

– Яйца Цатаха! Это вы, граф Везна?

Карел схватил его за руку.

– Для меня большая честь познакомиться с вами, милорд. Постойте-ка…

Он перевел взгляд с Везны на Изака, и его иссеченное морщинами лицо озарилось улыбкой.

– Так вы служите Изаку? Вы из…

Карел вдруг расхохотался так громко, что все вокруг испуганно оглянулись на него.

– И теперь вы связались с этим здоровенным неотесанным увальнем?

– Да, господин, мне выпала такая честь, – учтиво ответил Везна, но глаза его блеснули – он явно догадался, что Карел такой же весельчак, как он сам. – Может, продолжим нашу беседу во дворце, где нас не смогут услышать воины?

– Замечательная мысль, – поспешно согласился Изак, догадавшись, что эти двое, скорее всего, найдут общий язык – и тогда ему будет доставаться от обоих. Он положил руку на плечо Карела, и они направились к главному крылу, где их ожидал горячий обед, – Что ж, вижу, с тобой все в порядке.

– В порядке… насколько может быть в порядке пожилой человек, оказавшийся среди молодежи.

Карел махнул рукой в сторону воинов и невольно прикоснулся к своему белому воротнику. Только сейчас Изак заметил, что Карел одет куда лучше, чем в прежние времена. На нем была прекрасная шуба с коротким ворсом, доходившая до колен, отороченная снизу белоснежным лисьим мехом. Его светлые брюки из мягкой кожи были заправлены в пару великолепных зеленых сапог… Весь этот наряд был слишком уж роскошен для старого «духа».

– Вижу, ты успел воспользоваться плодами нашего гостеприимства, – заметил Изак, касаясь полы его шубы.

– Раз уж ты теперь кранн, я решил обзавестись приличной одеждой. Не хочу, чтобы тебе пришлось за меня краснеть. Я здесь всего несколько дней, но твоя служанка всерьез занялась моей персоной.

Карел показал на приближающуюся Тилу.

– С приездом, милорд, – сказала девушка, изящно присев перед Изаком. Потом склонила голову и добавила: – Граф Везна.

– Вам уже приходилось встречаться? – поинтересовался Изак.

– Нет, милорд, – ответила Тила, – но графа легко узнать по его доспехам, а его слава бежит впереди него.

Граф слегка смешался, потом склонился к ее руке.

– Миледи.

Лицо Тилы ничего не выражало, и Изак вспомнил, что она никогда не одобряла восхищения воинов Везной. Когда девушка наконец заговорила, в ее голосе слышалась некоторая холодность:

– Ваши покои готовы. К сожалению, одни подходящие апартаменты пострадали в бурю, а другие уже заняты. Думаю, вы не будете возражать против гостевых комнат. Я велела отнести ваши вещи в те, что рядом с покоями сержанта Карелфольдена, поскольку вы оба теперь служите лорду Изаку.

Изак с удивлением разглядывал скромную девушку, с которой прощался перед отъездом на битву. Ее враждебность не была настолько открытой, чтобы оскорбить, но ее нельзя было не заметить. Изак впервые увидел в Тиле женщину, с детства приученную к тому, что ее положение всегда будет ниже положения мужчины. Для четсов это означало, что женщина не может иметь своего мнения: их женщины были послушными, покорными, вежливыми, никогда не повышали голоса на своего господина-мужчину. Фарланы же были другими. Их женщины превращали свои слабые стороны в сильные, как делают воины в битве; фарланки правили, но исподтишка. Для мужчины здесь не было позором, если люди узнавали, что решение за него принимала женщина, а девушки с острым умом и сообразительностью получали хорошее образование, и на них охотно женились.

– А кто занял другие покои? – спросил Изак, когда к нему вернулся дар речи.

Как ни странно, взгляд Тилы не утратил твердости, несмотря на гнев кранна. Оглядев белоглазого с ног до головы, она ответила:

– Одни комнаты оставлены за сюзереном Тебраном, а в других разместился граф Вилан.

– Но Тебран сейчас в своем поместье. Что же касается Вилана… Найди сейчас же Лезарля! – бросил Изак.

Граф поднял руку, затянутую в черную бархатную перчатку.

– Милорд, меня вполне устраивают гостевые комнаты. Я думаю, графа Вилана пригласил сюда полковник Серс, и не хочу никому мешать.

Изак посмотрел на своего вассала – и все понял. Коротко кивнув Везне, он повернулся к Тиле и вежливо проговорил:

– Миледи, ваши распоряжения вполне разумны, прошу передать эти мои слова главному распорядителю. Уверен, если бы он мог, он поселил бы меня в конюшне.

Тила снова сделала реверанс и направилась к выходу. Везна глубоко вдохнул аромат ее духов.

– Кажется, я ей не понравился.

– У нее есть определенное мнение о том… – Изак покраснел и продолжил тише: – О том, какими должны быть интимные отношения. Не думаю, что ваше поведение соответствует ее представлениям об этом предмете.

Везна сухо рассмеялся.

– Надеюсь, вы правы. Подобные «отношения», как вы жеманно это назвали, не для незамужних девиц.

– Мне будет жаль вашу жену, когда вы наконец решите жениться, – со смехом парировал Изак.

– Почему? Если я заранее завершу все мои интрижки, она сможет насладиться опытом, приобретенным мною в результате усердных трудов на этом поприще!

Везна улыбнулся, и Изак решил не продолжать разговор на эту тему. Было ясно, что граф, время от времени, может дрогнуть перед женщиной, а признает он это или нет – его личное дело.

– Ладно, оставим, – продолжал граф. – Я смогу решить и после, как завоевать сердце леди Тилы. Куда важнее, что граф Вилан числится в моем списке изменников.

– Знаю. Только не слишком торопитесь занять его апартаменты, договорились?

Карел наблюдал за Изаком.

Сознавал это юноша или нет, но его поведение изменилось столь же разительно, как и его внешность. Карел чувствовал одновременно и гордость и радость: наконец-то с лица его дикого мальчика исчезло обычное выражение настороженности. Теперь ему не нужно было избегать людей, не нужно было опасаться неожиданного удара, окружающие больше не бросали на него сердитые и недоверчивые взгляды.

Вот он – высокий и гордый. Изак больше не старался сутулиться, как делал в детстве, чтобы скрыть свой высокий рост. Он стал более энергичным. Теперь ему не требовалось подлаживаться под мнение окружающих, отныне сама жизнь подлаживается под него, закаленного в боях воина. Мог ли об этом когда-либо мечтать обозный мальчишка? С заговоренным клинком, небрежно висящим на поясе, в плаще с изображением дракона, облаченный в магические доспехи, он станет предметом зависти мальчишек всего племени!

Пока Карел разглядывал Эолис, Изак тряхнул головой и с усилием улыбнулся.

– Хватит о делах, нам нужно поесть и выпить.

И он повел Везну и Карела в Большой зал, где народ собрался вокруг зажаренного кабана, от которого уже отрезали первые куски. Изак положил в миску побольше еды и кивком показал Карелу на главный стол.

Когда они устроились поудобней, Изак спросил старого друга:

– Какие новости?

Карел оторвался от еды и задумался. Попытался прочесть что-либо на лице кранна – но не смог.

– Ну, племени вало наконец удалось добиться права сочетаться браком с племенем фаенов. Джеда родила девочку в середине зимы…

– Я не это имел в виду.

– Тогда задавай вопросы. Откуда я знаю, хочешь ли ты услышать про Хормана. Ты прожил среди политиков полгода, и теперь у тебя непроницаемый вид.

Изак вздрогнул. На его лице снова появилось знакомое Карелу тревожное выражение.

– Он рад, что я от него ушел?

– А ты как думаешь?

– Думаю, ему теперь некого бить. А когда ему не на что жаловаться, он больше пьет, чем говорит.

– Ты близок к истине. Хотя он, конечно, скучает по тебе. Все-таки вы семья, хоть и не выносите друг друга. У тебя впереди целая жизнь, и какая! А его жизнь кончилась со смертью твоей матери. И что бы Хорман ни думал, ты был последней ниточкой, которая связывала его с ней. Много раз, когда мы пили вместе, он подолгу молчал и лишь крутил зеленое кольцо на руке.

– Даже не надейся, что я стану с ним встречаться.

– Я и не надеюсь.

Изак удивился, что Карел не стал с ним спорить. Бывший «дух» фыркнул и хлопнул ладонью по столу.

– А чему ты удивляешься? Дружище, я перевидел немало белоглазых и знаю их лучше любого другого. Ты очень гордый, а временами бываешь ужасно злобным. А главное… Хоть Хорман мне и друг, надо признать: он почти ничего не сделал, чтобы завоевать твою любовь.

– Почти?

– Ну, он растил тебя лучше, чем многие другие отцы растят своих сыновей. Что ни говори, хоть Хорман и не отличался щедростью, голодным ты никогда не ходил – а если начнешь возражать, я так тебя тресну, что твои доспехи развалятся. Кое-кто ратовал за то, чтобы давать тебе детские порции вместо полноценных, которые вало вполне могли себе позволить. Но никто не посмел предложить такое твоему отцу.

– Это почему?

– Прежде всего, никто не хотел говорить о тебе без крайней необходимости – вало, народ твоей матери, суеверен. Ты похож на свою мать, а всем было известно, что она значила для Хормана. Всю боль и разочарование из-за ее потери он изливал на тебя, но никогда не позволил бы тебе голодать, хотя с его языка и срывались злые слова.

– Возможно. Но мне предстоит одиночество, которого он не знал. У него все-таки был ребенок, пусть и белоглазый.

– Зато подумай, как сильно он горевал о своей утрате.

Изак не ответил, но по желвакам на его скулах Карел догадался, что молодой человек понимает куда больше, чем кажется. Их разговор прервался – вернулась Тила с новой миской еды для Изака.

Везна поднялся ей навстречу, лучезарно улыбаясь, но девушка совершенно не оценила этой улыбки, наоборот – она ей показалась похожей на насмешку. Тила села рядом с Карелом, который приветствовал ее взмахом ложки. Девушка сразу почувствовала симпатию к пожилому воину: в нем чувствовались искренняя щедрость, надежность и твердость духа. Он был как добрый дядюшка, в отличие от красивого и обаятельного графа Везны, чьи сияющие глаза скорее походили на глаза хищника.

На Тиле было простенькое теплое платье, но под взглядами Везны она чувствовала себя так, словно носила прекрасный бальный наряд. В общем, она не хотела огорчать этого человека. Он был очень привлекательным, говорил приятные слова… Само его присутствие просто завораживало.

– Милорд, действительно ли битва так блистательно выиграна, как говорят? – спросила она, отрывая взгляд от рук Везны.

– Неужели уцелели только те «духи», что сегодня вернулись? – взволнованно спросил Карел, прежде чем Изак успел ответить.

Он сам был «духом», поэтому прекрасно знал, сколько их должно быть, и мог прикинуть число потерь. Везна кивнул.

– Почти. Некоторые задержались по дороге у своих родственников. Но если считать погибших в битве и тех, кто был ранен и замерз, мы потеряли не менее четырех сотен. Блистательно выиграна? Да, миледи, можно и так сказать, хотя победа обошлась нам слишком дорого. Но Изак в своей первой битве был на высоте, а это хорошая примета.

Изак промолчал – всякий раз при упоминании о битве ему становилось стыдно, – но Карел решил, что молчание юноши вызвано скорбью по павшим.

– Не думай о погибших, Изак, – сказал бывший «дух». – Насколько я знаю, без твоего участия в сражении вдов стало бы гораздо больше. Повелитель Бахль и дракон сломили троллей, но если бы «духи» не продержались, было бы поздно и битва была бы проиграна. Без тебя вас смели бы еще до подхода повелителя Бахля.

Изак поднял глаза и встретился взглядом с другом. Карел никогда не лукавил, никогда не щадил чувств отверженного. На этот раз ветеран догадался, что произошло, и все понял.

Неожиданно ворвавшийся в зал порыв ветра из коридора возвестил о прибытии мастера меча. Мрачное лицо Керина просияло, когда он вдохнул запахи, витающие в Большом зале. Изак впервые видел Керина не в кожаной одежде, в которой тот обычно проводил тренировки. Сегодня Керин набросил плащ поверх формы «духа», а еще надел украшенную тесьмой двубортную куртку из черного полотна, расшитую золотой нитью.

Мастер меча положил в миску жаркое из котла, висящего в каменном очаге, и отрезал кусок мяса от туши жарящегося на вертеле кабана. Потом подошел к Изаку и его друзьям и без обиняков начал:

– Лорд Бахль сказал, что вы можете пользоваться магией. Это верно?

Сердце Изака упало. По радостному блеску в глазах мастера меча он понял, что тот уже планирует для своего ученика новые бесконечные тренировки.

– Немного, – торопливо ответил кранн. – У меня нет никаких особенных навыков. Простая энергетика – еще не боевая магия.

Керин улыбнулся.

– Мне хватит и этого.

– Энергетика? – вдруг вмешалась Тила. – Что вы имеете в виду под «простой энергетикой»?

– Ты в этом разбираешься? – ответил вопросом на вопрос Изак.

Сам он знал теперь куда больше, чем перед отъездом из дворца.

– Только то, что белоглазые сильно отличаются от магов.

Все сидящие за столом подались вперед, и Изак, заметив это, улыбнулся. Очень немногие разбирались в магии – она была достоянием посвященных – но всем, конечно, было интересно про нее узнать.

– Это довольно сложный вопрос, я и сам еще плохо понимаю, что к чему. Я читал, что существует три типа магии: простая энергетика…

– Как будто ты создаешь молнию? – перебил Везна с юношеским задором.

Всем, видевшим Бахля в бою, было известно, насколько сокрушительна такая магическая сила.

– Да, – согласился Изак. – Правда, мне кажется, это не совсем обычная молния. Мы – избранные Нартиса, поэтому такая магия нам подвластна. Создать огонь можно, хотя для этого требуется много энергии. Повелитель Шалат и его кранн с этим справляются, и довольно легко, благодаря своему покровителю.

– Энергия – всегда энергия, только люди используют ее по-разному, – подсказал Керин, у которого была возможность близко познакомиться с магическими способностями повелителя Бахля.

– В общем, да, – согласился Изак. – Но подробности вам лучше выспросить у членов Колледжа. Я сам очень мало в этом понимаю, но, по всей видимости, многого тут понимать и не требуется. Итак, существует три типа энергии: простая энергетика, чары и заклинания. Чары – это простенькие заклятия, настолько несложные, что даже белоглазые могут ими пользоваться. Когда пускаются в ход чары, энергия расходуется очень осторожно, ее подстраивают под определенные цели и почти всю удерживают, а не выбрасывают, как камень из баллисты.

Изак заметил, что слушатели начинают терять нить его рассуждений. Тогда он попробовал привести пример.

– Помните историю про ювелира и змею-веревку?

– Детскую сказку? – удивилась Тила, которая уже начала понимать, к чему он клонит. – Значит, веревка была зачарована?

Но на лицах трех мужчин по-прежнему читалось непонимание. Тила принялась объяснять:

– Ювелир попросил мага защитить его от воров – не помню, что заставило его так поступить, – и маг, дав ему веревку, велел оставить ее в лавке на ночь. Веревка должна была ползать по ювелирной лавке, а встретив кого-нибудь, кроме хозяина, связать его.

– Совершенно верно, – подтвердил Изак. – Сказка, конечно, длиннее, но я тоже запомнил в ней только это. Что касается заклятий, по всей видимости, белоглазым не дано ими овладеть. На этот счет есть некая теория, но я так и не сумел в ней разобраться.

Трое его слушателей начали было говорить одновременно, но тут кто-то окликнул Изака от дверей. Все оглянулись и увидели главного распорядителя в окружении нескольких чиновников.

Лезарль склонил голову.

– Лорд Изак, хозяин хочет видеть вас как можно быстрей. Одного. А вас, Керин, ждут дела.

Распорядитель не стал дожидаться ответа. Последние две недели он был очень занят: теперь Лезарль не только управлял землями Бахля, но и занимался поставками для армии, где очень не хватало боевых лошадей. А еще ему приходилось постоянно следить за своими секретными агентами и с помощью денег добиваться лояльности фарланской аристократии. У распорядителя было много помощников, но все равно вести столько дел одновременно было мало кому по силам.

– Что ж, пора, – сказал Керин, поднимаясь из-за стола. – С вашего позволения, милорд?

Изак жестом разрешил ему уйти, и седовласый мастер меча покинул зал. Изак проглотил последний кусок хлеба и тоже встал.

– Везна, мне кажется, я долго не задержусь. Соберите несколько человек новобранцев с учебным оружием и в доспехах: Керин будет проводить тренировочные поединки, а я хочу поразмяться. Встретимся на плацу. Тила, покажи, пожалуйста, графу, где тут что.

Изак улыбнулся девушке, которая явно не обрадовалась его распоряжению. Но ей с графом придется выполнять волю кранна, как бы Тила ни относилась к его приказу. Изак вдруг понял, что, если раньше он и питал какие-то чувства к Тиле, теперь все сильно изменилось. Да, он все еще был привязан к красивой служанке, но теперь она стала для него просто другом, сестрой, которой у него никогда раньше не было. Изменились ли подобным же образом ее чувства, кранну только предстояло узнать.

Изак понял это, когда не ощутил ни малейшей ревности при виде того, как Тила интересуется знаменитым своими любовными похождениями графом Везной. Ответный интерес Везны тоже не вызвал в Изаке ревности. После битвы все стало иначе, сейчас он хотел только одного – чтобы Тила была счастлива. Он не может стать ее семьей, зато Везна – напротив…

Карел с улыбкой наблюдал за удаляющимся кранном. Интересно, замечает ли Изак, что постоянно держит один палец на эфесе Эолиса? Карел надеялся, что юноша скоро снимет доспехи, он становился в них мало похожим на человека. Хотя, если Изак собирался принять участие в тренировке, ему придется их снять: Керин очень любил показывать доспехи, сделанные им специально для тренировок кранна. Мастер меча сказал, что они – полная противоположность Сюлентам и состоят из стальных пластин, утяжеленных свинцом. А в качестве тренировочного меча кранн получит налитый свинцом кусок трубы. Все это делалось с одной мыслью – чтобы Изак не мог быстро двигаться и начал уделять больше внимания технике. Керина впечатлила победа Изака в день их первой встречи, и мастер меча горел желанием взять реванш.

Карел тихонько захихикал, представив Изака в свинцовых доспехах.

– Граф Везна, – нарушила молчание Тила, – почему вы зовете кранна Изаком, а он по-прежнему называет вас по фамилии?

Везна смущенно опустил глаза, вдруг оставив свои привычные манеры сердцееда.

– Я… ну, если честно, лорд Изак сам так решил. У него ведь есть только имя, которого ему вполне хватает, поэтому он счел, что и остальным этого будет достаточно.

– Но ведь и у вас тоже есть имя? – Обычно доброжелательное выражение на лице Тилы сменилось насмешливой улыбкой – девушка нащупала слабое место блистательного графа Везны.

– Есть, конечно, только я им не пользуюсь.

– Но вы мне его скажете, – настаивала Тила, еще больше смутив графа.

– Я…

– А иначе я обязательно уговорю лорда Изака поинтересоваться им сегодня на банкете.

– Нет! Это ни к чему, леди Тила. Я с радостью вам его назову.

Граф помолчал, собираясь с духом.

– Меня зовут Иванелиаль Везна.

Он угрюмо посмотрел на Тилу, которая вдруг разразилась смехом.

– Как в известной истории? – Тила снова рассмеялась и, не в силах успокоиться, прикрыла рот пышным рукавом.

– Именно. Эту историю сочинили для моей бабушки, но, по мнению моих родителей, имя было мужским.

– Ну да, конечно же, мужским. Как глупо с моей стороны! – воскликнула Тила, заметив, что на нее смотрят чуть ли не все в зале. – Простите, я не должна была смеяться. Но с вашей репутацией… Любой мальчишка нашего племени хочет быть похожим на вас – блистательного рыцаря и неуемного проказника.

– Знаю. Именно поэтому я не называю людям свое имя. Хотя все равно мало кто стал бы меня так звать.

Тила услышала в голосе Везны умоляющую нотку и немедленно прониклась жалостью к графу. У нее было два брата, и она прекрасно знала, какими жестокими могут быть друг к другу мальчишки. А уж от людей военных тем более не следовало ожидать милосердия, особенно тому, кто принадлежал к числу лучших из лучших.

– Вы правы, прошу меня простить. Я ничего никому не скажу. Извините меня за глупый смех.

Девушка улыбнулась, и Везна с радостью ответил:

– Прощаю, леди Тила, если вы простите мне мою репутацию.

Улыбка ее мгновенно угасла. Но тем не менее Тила поняла, что больше не чувствует к графу былой неприязни. Величественно склонив голову, она встала.

– Возможно, не стоит прислушиваться к сплетням. Вы верны Изаку, так что не стану вас судить. А теперь, по-моему, пора проводить вас в казармы.

На миг Тила почувствовала себя виноватой перед Изаком за то, что была слишком любезна с графом… Но лишь на миг. Во время недавней встречи она увидела в глазах Изака радость – но не более. Она не была уверена, что именно испытывала раньше по отношению к кранну, но если она и питала какие-то чувства, теперь они ушли. Нужно бы поговорить с Изаком наедине, но это не к спеху.

Тила усмехнулась – повелитель Бахль может быть доволен.

Тила и Везна распрощались со старым «духом», и граф с поклоном пропустил девушку вперед, продемонстрировав безупречные светские манеры. Карел смотрел им вслед: он почувствовал себя старым и никому не нужным. Эти мысли заставили его встряхнуться и отправиться к главному распорядителю Лезарлю: наверняка там найдется какая-нибудь работа даже для старика.

Стражник, стоявший перед кабинетом Бахля, кивнул Изаку и открыл перед ним дверь.

Когда старый повелитель снял маску-капюшон, Изак увидел, что герцог чем-то обеспокоен. Свет, струившийся через витражное стекло, был слишком слабым, поэтому зажгли свечи, и пламя отбрасывало причудливые тени на морщинистое лицо сидящего за столом повелителя.

– Ты рад, что твой друг живет теперь во дворце?

Изак мысленно улыбнулся. Бахль редко занимался светской болтовней, но иногда пытался заводить подобные разговоры. То был пустяк, конечно, но в такие минуты он становится менее отстраненным. Народ Тиры, услышав последнюю шутку Бахля, которую тот отпустил в адрес кранна, стал немного меньше бояться Изака.

– У меня здесь больше друзей, чем было за всю предыдущую жизнь, и все-таки очень приятно видеть среди них еще и Карела, – ответил Изак.

– Он ведь бывший «дух»? Тогда он может быть не просто другом…

Изак перебил повелителя:

– Я не хотел бы ничего от него требовать. Он ушел в отставку не без причин, и мне не хочется приказывать ему убивать или шпионить ради меня.

– Понимаю, но не забывай, что он был «духом». И, насколько я слышал, относится к тебе, как к сыну.

Естественно, Лезарль докладывал повелителю обо всех новых людях, появляющихся во дворце, и все же Изаку стало неприятно, что его друга Карела тоже подвергли проверке. Однако юноша лишь молча кивнул, подтверждая слова Бахля.

– Подозреваю, он сам скоро попросит дать ему какую-нибудь работу, – заключил Бахль и сразу перешел на другую тему, как делал частенько: – Ты уже знаешь, что граф Вилан находится во дворне по приглашению своего старого друга, полковника Серса?

– Знаю, но я велел Везне не спешить перебираться в гостевые комнаты, – решительно заявил Изак. – Я быстро разберусь с Виланом.

– Хорошо. Если тебе понадобится в помощь мужчина или женщина, у Лезарля есть весьма способные агенты. Знаю, ты не любишь Лезарля, но ты же не захочешь испачкать кровью свой мундир.

– Я буду осторожен. Вы ради этого меня вызывали? Изака удивило, что Бахль позвал своего кранна по поводу давно обговоренного дела.

– Нет. Есть еще кое-что. Во-первых, я решил, что тебе следует уехать из Тиры.

– Уехать? – воскликнул Изак. – Я же только что вернулся! Зачем мне снова уезжать?

Бахль жестом остановил его протесты.

– Сперва выслушай меня. Я не вынуждаю тебя ехать, но мне кажется, так будет лучше.

– Это идея Лезарля?

– Я же сказал, сперва выслушай! – со внезапной яростью крикнул Бахль, привстав со стула.

Его огромные руки вцепились в столешницу красного дерева, он наклонился к самому лицу Изака. Тот сразу вскочил со вспыхнувшими глазами и услышал вдруг почти непреодолимый зов Эолиса.

Рука Изака сама собой потянулась к эфесу, но он тут же в ужасе отдернул ее, прежде чем произошло что-либо непоправимое.

Опомнившись, юноша тяжело оперся о стол – потрясение лишило его сил, он даже не сразу понял, что Белая Молния уже в руке Бахля. Старый повелитель прищурился, ожидая нападения, но Изак был настолько сражен случившимся, что сейчас его свалил бы с ног даже легкий ветерок.

Подняв глаза, Изак понял, что Бахль приготовился защищаться, что клинок его Белой Молнии отведен назад для удара. Молодой человек опустился на одно колено, понимая, как близко они с повелителем подошли к тому, чтобы броситься друг на друга. И из-за чего? Из-за того только, что оба проявили нетерпение!

Когда Изак обрел наконец дар речи, голос его был полон раскаяния.

– Милорд, простите меня. Я… я сам не знаю, что на меня нашло.

Изак медленно расстегнул свой белый пояс, подарок сюзерена Фордана, и бросил на пол. И лишь после этого посмел снова посмотреть Бахлю в глаза.

Повелитель колебался, опасаясь, что это хитрость со стороны молодого человека. Прошла пара секунд, прежде чем он поборол воинский инстинкт, выработавшийся за целые столетия, и расслабился.

Лишь тогда Изак осмелился выпрямиться и придвинуть стул в ожидании разрешения сесть.

– Это одна из причин, почему тебе следует на время уехать, – заявил Бахль. – Пожалуй, мы немного устали друг от друга. А еще этот Шалстик… Думаю, эльфы, почти наверняка, сделают еще одну попытку тебя убить. Я хочу, чтобы ты отправился на запад, в Нарканг. Это достаточно далеко, чтобы оставить проблемы позади. И кстати, в случае неприятностей, король Эмин может стать нам хорошим союзником.

Изак обдумывал слова Бахля. Он кое-что слышал про Нарканг, отсталое королевство на западе. В тамошних городах жили люди смешанной крови, а не представители одной из семи рас. Все племена свысока смотрели на полукровок, и король Эмин создал государство в пику всем остальным.

– Эмин Тонал получил корону в двадцать один год, а через три года завоевал Арот, самое крупное соседнее королевство, – сообщил повелитель Бахль. – Двумя годами позже знаменитые воины Канара Фелла сдались на поле боя, чтобы уцелеть, а еще через пять лет Канар Трит не выдержал торговой блокады и принял решение присоединиться к королевству Тонала. За двадцать лет Нарканг превратился в один из самых крупных и процветающих городов во всем Ланде. Король Эмин мог бы стать для нас ценным союзником. Как сообщил наш агент, король закончил расширять свои владения и теперь готов к дружеским отношениям. Если у нас снова возникнут проблемы с эльфами, такие отношения могут стать жизненно важными для нас. К тому же там ты узнаешь о дворцовой политике куда больше, чем может научить тебя сам Лезарль.

– Я сделаю все, как вы скажете, – спокойно ответил Изак, снова склонив голову.

– Я не хочу, чтобы ты выполнял мои приказы, – возразил Бахль чуть менее строго. – Я хочу, чтобы ты понял, какая это хорошая идея. Мы слишком много времени провели вместе, пока возвращались с войны. Не желаю, чтобы между нами легла кровь. Ты еще молод, у тебя в жилах бурлит огонь, но я-то давно успокоился.

Изак опустил глаза, чтобы не улыбнуться, – на тот случай, если старый повелитель не заметил, насколько смешную вещь только что сказал. Кранн знал свой вспыльчивый нрав, но темперамент Бахля был не менее опасен для окружающих.

– Я искренне согласен, милорд. Не хочу быть пленником во дворце и постоянно опасаться еще одного нападения эсташанти. Да и кто упустит шанс посетить Нарканг?

Изак попытался улыбнуться, чтобы окончательно снять напряжение.

– Хорошо. Мы обсудим все позже, но у меня к тебе есть еще одно дело… В некоторой степени связанное с твоей вспыльчивостью. Скажи, ты ощущаешь в себе некие изменения? Что-либо необычное?

Изак непонимающе посмотрел на повелителя.

– Неважно, – вздохнул Бахль. – Я не очень надеялся получить ответ на свой вопрос. И все-таки мне кажется, что ты испытываешь сейчас некое влияние извне. Не сомневаюсь, в будущем оно начнет ощущаться сильнее, и тогда ты поймешь, что же это такое.

На лице Изака по-прежнему читалось недоумение. Бахль встал и в отчаянии раскинул руки.

– Неважно! У нас гость. Я почувствовал, что он где-то недалеко, когда мы гнались за эльфами, а сейчас он прибыл в город и вот-вот подойдет к воротам дворца. Возьми свой меч, выйдем поприветствовать его. Только следи за собой – он не отличается терпением.

Изак ожидал, что ему назовут имя гостя, но Бахль молча направился к двери.

Главное крыло дворца занимало четыре этажа, внизу располагались погреба. Комнаты Бахля занимали большую часть верхнего этажа; вдоль всех комнат тянулся балкон, с которого поверх остроконечной крыши Большого зала был виден город. Дворец был куда удобнее, чем можно было подумать, судя по его названию, без лишних украшений, характерных для жилищ богатых аристократов. Воинственный вид Тиры немного смягчали лишь застекленные окна.

Оба белоглазых, обутые в мягкие кожаные башмаки, передвигались бесшумно, как пантеры, несмотря на свой огромный рост. Воин и служанка, любезничавшие в уголке, вздрогнули от неожиданности, увидев герцога и кранна. Сперва они подпрыгнули, когда Изак откашлялся почти у них над ухом, а после быстро отскочили, чтобы пропустить царственно шагавшего Бахля.

В Большом зале все с любопытством посмотрели на двух белоглазых, но тотчас отвернулись, когда снаружи раздался звук сигнального рога. Люди вскочили, хватаясь за оружие; миски и кубки полетели в разные стороны. Когда раздался сигнал, в зал только что вошли двое стражников, а к тому времени, как послышался еще более громкий звон гонга, возвещавший о прибытии чужаков, оба стражника уже обнажили оружие, готовые к битве.

Бахль невозмутимо шагнул в открытую дверь. Изак последовал за ним. Каменные ступени, которые вели на площадку для тренировок, опасно обледенели, но Бахль легко спустился по ним и направился к навесной башне. Изак обратил внимание, что обычно темный туннель теперь ярко освещен.

Кранн поспешил за Бахлем, и тут почувствовал снаружи такой мощный выброс магической энергии, что у него натянулся и зазвенел каждый нерв. Рука Изака схватилась за эфес Эолиса, да так быстро, что сгрудившиеся вокруг стражники отскочили.

Юноша уже почти обнажил меч, но заметил, что повелитель Бахль не выказывает ни малейшего беспокойства. Повелитель не мог не чувствовать того же, что чувствовал Изак, но все равно ничего не предпринимал. Изак снова сунул меч в ножны и прибавил шагу, чтобы нагнать герцога. Вот теперь он понял, о чем упоминал Бахль, – об ощущении магического вторжения.

Войдя в туннель, они сразу увидели шестерых стражников с мечами наголо, застывших напротив высокого человека. Раздался оглушительный взрыв хохота, из вытянутых вперед рук могучего гостя вырывались языки пламени. Изак почувствовал, как Бахль вбирает в себя магическую энергию, и последовал его примеру, борясь с желанием вытащить Эолис и наброситься на незнакомца.

Приблизившись, Изак смог лучше разглядеть посетителя и крайне изумился, обнаружив, что это белоглазый четс с необычайно широкой грудью. Хотя четс был ниже Изака и лишь на ладонь выше стражников, это не мешало ему казаться огромным.

По сравнению с фарланами все четсы были более мускулистыми, а этот был настолько мощным, что казался бы гротескным, если бы не переполнявшая его дикая безграничная сила. Гость радостно хохотал, заставляя языки пламени взлетать к потолку и кружиться вокруг своих рук.

– Повелитель Бахль! – громовым голосом приветствовал он, заметив приближающихся к нему белоглазых.

Стражники явно почувствовали огромное облегчение, когда Бахль позволил им опустить оружие.

– Повелитель Шалат, добро пожаловать в мой дворец, – тепло проговорил Бахль, когда четс выбросил остатки магической энергии. – Позвольте представить вам моего кранна. Лорд Изак – повелитель Шалат, избранный Цатаха.

Изак неуклюже поклонился, и при виде его смущения четс улыбнулся еще шире.

Изак проследил за взглядом Бахля, склонившего голову к плечу, – и увидел весьма любопытную сцену. Неподалеку стоял стражник в доспехах, оружие которого валялось у его ног, а какой-то невысокий чужестранец прижимал стражника к стене, упершись ногой в его горло и держа наготове дубинку с железным наконечником. Изак оглянулся на остальных «духов»: один из них стыдливо стирал с лица следы крови, другой, в сбившемся набок шлеме, еле держался на ногах.

– А кто ваш товарищ? – спросил Бахль после короткой паузы. – И почему он пытается убить моего стражника?

Под его пристальным взглядом маленький воин согнул ногу в колене, некоторое время постоял в такой позе, а потом опустил ее. Отступив назад, он принял более миролюбивый, но в то же время гордый вид, нимало не смущаясь присутствием белоглазых на два фута выше его.

– А, это длинная история, – не теряя веселости, ответил Шалат на фарланском, но с сильным акцентом. – Угостите нас чем-нибудь, налейте вина, и мы все расскажем.

ГЛАВА 21

– Ну, вот и все, – объявил Шалат, с картинным жестом завершив свою историю.

Богатырь сидел в кресле, которое спешно принесли для него из верхних комнат. Он откусил последний кусок от бараньей ноги и с довольным видом швырнул кость через плечо. Кость врезалась в стену, упала на пол, и ее тотчас подхватила одна из собак. Небольшой круг слушателей молча обдумывали рассказ Шалата, в тишине был отчетливо слышен хруст кости в зубах собаки.

Вокруг стола для переговоров в нижней комнате башни Семар собрались восемь человек. Бахль свел количество участников к минимуму, поэтому явились только его ближайшие помощники: Керин, Лезарль и Лах, а Изак привел с собой Везну. Не исключено, что остальные аристократы не обрадовались появлению графа, но сам Бахль отнесся к этому равнодушно. Везна как-то раз упомянул, что многим обязан Лезарлю, а Бахль явно не возражал, что граф теперь служит Изаку.

Что касается Карела, Изак решил сначала серьезно поговорить со старым другом, а уж потом втягивать его в политические игры Ланда.

– Михн, – обратился вдруг Изак к маленькому товарищу четса. Этот неизменно спокойный, уверенный в себе человек пробудил любопытство кранна. – Повелитель Шалат упоминал, что вы родом из кланов северного побережья.

Михн кивнул.

– Почему же вы так хорошо говорите на фарланском языке?

Изак был полон решимости добиться от чужестранца большего, нежели простой кивок. Что-то в говоре Михна раздражало Изака, хотя юноша сам не мог понять – что.

– Все кланы говорят на этом языке, – Михн произнес чуть ли не вдвое больше слов, чем за все время своего пребывания во дворце.

– Но почему? Ведь ваши земли лежат слишком далеко от наших.

– В основе нашего языка лежит фарланский, а, поскольку Великий лес находится от нас в неделе пути, нам приходится поддерживать тесные связи с другими кланами, – пояснил гость.

– Все языки Ланда произошли из общего корня, – задумчиво заметил Лезарль. – А поскольку Михн говорит на языке четсов, он легко может овладеть любым другим. Думаю, в этом нет ничего удивительного.

Михн недоверчиво посмотрел на Лезарля: главный распорядитель, не мигая, внимательно разглядывал его. Изак знал, что Лезарль вообще никому не доверяет, но на сей раз кранн был солидарен с главным распорядителем. И совершенно неожиданно юноша осознал, почему Михн вызывает у него недоверие… Впрочем, осознание это только породило новые вопросы.

Возможно, остальные аристократы ничего не замечали, но даже после шести месяцев жизни во дворце Изак считал, что они слишком четко выговаривают слова. А Михн говорил именно так, как говорили фарланские аристократы. Модуляции его голоса, все звуки были слишком гладкими, слишком отшлифованными для варвара из северных кланов. Он, конечно, не был фарланом, но не был и тем, за кого пытался себя выдать.

– Милорд, – прервал затянувшуюся тишину Керин. – Заговоренная стрела наводит меня на мысль о могущественной некромантии. Но ведь Малик давно мертв и не мог этого сделать. Насколько я понимаю, такие способности, как у Малика, чрезвычайно редки, поэтому я начинаю склоняться к мысли, что тут поработал кого-то из его приверженцев… Если ему самому не удалось невероятным образом вернуться в мир живых.

– Я бы очень удивился, если бы ему это удалось, – с легкой улыбкой возразил Бахль. – Победить свою смерть значительно труднее, чем оживлять трупы или вызывать демонов во плоти. И, насколько я разбираюсь в воскрешении мертвых, с телом Малика было проделано все возможное, чтобы такого не произошло.

Изак вспомнил, как Дженедел заглатывал трупы на поле битвы, и тоже улыбнулся.

– Что ж, в любом случае у нас большие неприятности, – сказал Везна. – Либо у Малика есть последователь, способный совершать такие же магические обряды, хотя мы обязательно заметили бы такого человека, либо…

– Либо это вообще не имеет к Малику никакого отношения, – закончил за него Керин.

– Согласен.

Генерал Лах смутился – взгляды всех присутствующих обратились к нему. Он старался держаться как можно дальше и от Изака, и от Бахля: пребывать в одной комнате с тремя белоглазыми, каждый из которых обладал значительно большей силой, чем его собственная, было генералу малоприятно.

– Сложившаяся ситуация сильно ослабляет вашу армию, повелитель Шалат. Чарр был слишком молодым кранном, к тому же ему часто не хватало ума. Поэтому эльфам и удалось им завладеть. Я очень сомневаюсь, что демон, вселившийся в него, знает, как командовать армией.

– Сиблисы?! – рявкнул Шалат.

Изак почувствовал, что от повелителя четсов исходят волны гнева.

– Мы знаем, что эльфы отправили несколько групп на север за оружием, – продолжал Лах. – Не исключено, что вместо оружия им удалось найти союзников, и они получили то, что им требовалось. Убить вас, повелитель Шалат, крайне трудно, к тому же вашей смерти будет недостаточно для победы эльфов, ведь останутся еще ваши генералы. Но контролировать вражеского командующего и дирижировать войной… – Генерал замолк, предоставляя остальным додумывать его мысль.

Шалат сжал кулак, на его бугристых мышцах выступили вены. В отличие от четса Бахль сидел в глубокой задумчивости, небрежно облокотившись локтями о стол.

– Интересное мнение, Лах, – сказал герцог после недолгой паузы. – Не могу придумать более подходящей причины случившегося. Поэтому я думаю вот о чем: что еще могли выторговать себе сиблисы и какую заплатили цену?

– Я не разбираюсь в подобных вещах. Чары, проклятия, заклинания – да пусть они катятся куда подальше. Не с их помощью я побеждал в войнах! – прорычал Шалат.

– По всему видно, вам придется сменить тактику. – Лезарль не обратил внимания на мрачный взгляд гостя. – Я знаю, с кем вам следует поговорить.

– И с кем же? – отрывисто бросил Шалат. – Где его найти? В вашем Колледже магии?

Лезарль усмехнулся.

– К сожалению, нет. Я уверен, что наш главный маг рвался бы оказать вам всяческое содействие – если бы вы не были белоглазым. Белоглазых он недолюбливает.

Изак ожидал услышать негодующий рев, но Шалат только улыбнулся. Белоглазые, которым приходилось долго управлять страной, умели сдерживаться.

– Тот, о ком я говорю, гораздо лучше разбирается в сути дела. Инврисс Фордал уже не один десяток лет является главным авторитетом по эльфийской магии. Боюсь, его считают несколько эксцентричным, потому что он один из немногих магов, постоянно отправляющихся в Великий лес, но именно от него можно ждать действенной помощи. Уверен, герцог Ломин будет счастлив оказать вам гостеприимство на любой срок.

– Ломин. А если мне станет там скучно и понадобится кого-нибудь прикончить…

– Тогда к вашим услугам будет лес недалеко от дворца. И я слышал, что последний праздник Меча прошел там довольно вяло.

– Ха. Что ж, по крайней мере, тамошний герцог – хороший человек?

– Ах. – Лезарль продолжал улыбаться. – Боюсь, мне придется вас разочаровать.

Шалат фыркнул. Он знал репутацию Лезарля не хуже любого фарлана. Повелитель четсов повернулся к улыбающемуся Бахлю, но ничего не прочел по его лицу и в притворном отчаянии вскинул руки.

– Хорошо, хорошо! Вы наверняка попросите меня сейчас об одолжении… Об одном маленьком, крошечном одолжении… Только не вините меня, если я всыплю вашему свежеиспеченному герцогу по первое число. Я всегда в плохом настроении в дождливую погоду, а там проклятущий дождь идет непрерывно.

Лезарль не смог скрыть своего удовольствия.

– Уверяю вас, повелитель Шалат, никто даже не вспомнит, если вы всыплете герцогу.

Бахль поднялся.

– Лезарль, приготовь апартаменты для повелителя Шалата. Уверен, в Тире найдутся развлечения, какие только пожелает его душа. Изак, а тебе следует готовиться к отъезду. Возьми стражников, чтобы они перенесли твои пожитки и вещи твоей служанки. Лезарль сказал, что скоро будут готовы свежие кони, а пока, мне кажется, у Керина есть кое-какие планы на твой счет.

Все разом встали. Михн занял место за спиной Шалата, который зашагал в приготовленные для него апартаменты. Заметив это, Шалат остановился и резко повернулся к Бахлю.

– Повелитель Бахль, у меня есть просьба. Бахль приподнял бровь.

– У Михна своеобразное понятие чести, и он настойчиво просит, чтобы я сделал его своим вассалом. Я уже слишком стар, чтобы позволить этому нечестивцу за мной таскаться. Но, как могут подтвердить ваши стражники, его не так-то просто убить.

– А зачем ему быть вашим вассалом? Чтобы выманить Чарра? – Бахль бросил взгляд на Изака.

Судя по тому, что случилось в туннеле, Михн не был таким тихим и скромным, каким старался казаться. Он обладал сноровкой опытного воина и двигался даже грациозней графа Везны, который обучался искусству фехтования с раннего детства.

– Совершенно верно. Не то чтобы мне нравился этот ублюдок. Но Михну плевать на мое мнение. Я точно знаю, что он хочет обеспечить свое будущее – к тому же не рядом со мной.

– Что ж, мы не смеем отказать гостю. Думаю, он может стать вассалом моего кранна.

Бахль повернулся к Михну.

– Ваше знание языков может оказаться полезным в очень важной поездке Изака.

Он сделал паузу, ожидая ответа, но Михн лишь поклонился в знак признательности. Ему как будто была безразлична собственная судьба, и это пробудило в Бахле любопытство. Правитель подумал, что надо велеть Изаку побольше разузнать о Михне перед отъездом, – и тут только герцогу пришло в голову, что он забыл спросить, согласен ли кранн, чтобы чужестранец стал его спутником. Повелитель бросил взгляд через стол на своего кранна, и тот пожал плечами, соглашаясь.

Изак как раз привстал и собирался заговорить со своим новым вассалом, но тут подошел Керин, нетерпеливо потирая руки.

– Милорд кранн, – сказал мастер меча, хлопнув Изака по могучему плечу. – Я приготовил для вас новую систему тренировок. Думаю, вы обрадуетесь, узнав, что вас ждут упражнения с налитой свинцом металлической трубой и комплект доспехов, изготовленный по специальному заказу. Уверен, вы будете в восторге.

Изак застонал и снова рухнул на стул. Керин рассмеялся и слегка пнул по ножке этого стула.

– Вперед, мой мальчик. Целую неделю я буду вашим хозяином, так что впрягайтесь.

ГЛАВА 22

Над городом повисла пелена облаков, и неподвижный воздух стал не таким морозным.

Изак слышал голоса за дворцовыми стенами – люди вышли на улицы, пользуясь смягчившейся погодой. Крытые мосты и подземные переходы облегчали зимой жизнь горожан, и теперь открытые рынки почти опустели, зато в подземных лавочках шла бойкая торговля. Дни становились все короче, очень скоро город погрузится в зимнее оцепенение.

Изак поскользнулся у подножия обледеневшей лестницы и, чтобы не упасть, уперся концом тренировочного меча в нижнюю ступеньку. Он с тоской посмотрел на свой Эолис, висевший в ножнах на ближайшем столбе. Изак знал, что там его оружие будет в целости и сохранности, но все-таки никак не мог избавиться от желания почувствовать меч на своем бедре. Желание надеть доспехи, которые он оставил под охраной в часовне герцога, было не таким острым. Сюленты слишком хорошо помнили прежнего хозяина – последнего короля, помнили его магию и его разум, поэтому после битвы Изак чувствовал себя в них не совсем уютно. Другое дело Эолис: меч словно стал продолжением его руки и скорее смягчал гнев кранна, нежели служил ему оружием.

Пока Изак старался отдышаться, несколько гвардейцев лечили свои синяки и перешучивались с Керином. Мастер меча в наброшенном на плечи тулупе опирался на копье с тупым наконечником; остальные – «духи» в полном боевом облачении – сняли свои стальные островерхие шлемы и тоже отдыхали после тренировки. Все они очень устали, но трепка, которую они устроили Изаку, стоила того. У большинства на доспехах появились новые вмятины, и все-таки кранну досталось больше всех, поэтому гвардейцы были страшно довольны собой.

– Что ж, милорд, вы наконец-то научились держать равновесие, – заметил Везна, стоявший за краем площадки.

Граф воздержался от участия в обшей тренировке, но держал в руке два фехтовальных меча, в ожидании, пока Изак выдохнется.

Потом Везна взглянул на Михна, который неподвижно стоял у столба, на котором висел Эолис; чужестранец кивнул, поймав этот взгляд. Михн дважды прерывал бой, чтобы поправить движения Изака, и каждый такой перерыв приносил Изаку новые навыки и знание новых ударов… Везна уже начал подумывать о том, какие еще «приманки» приготовлены для Чарра. Но, насколько мог видеть Везна, Михн не пользовался никаким другим оружием, кроме дубинки…

Не успел Везна додумать свою мысль, как по ступеням лестницы спустилась Тила, вежливо кивнула графу, присела рядом с Изаком и спросила:

– Вы слышали, что случилось вчера вечером?

– Ты имеешь в виду графа Вилана? Какой ужасный несчастный случай, – неторопливо ответил Изак.

Он неудобно улегся спиной на каменные ступени, заворчал и сменил позу.

– Как вы можете говорить так спокойно? На этих самых ступенях вчера умер человек.

– Знаю, но ничего удивительного тут нет. Он слишком много выпил вечером, а ступени покрыты льдом даже в разгар дня.

Тила прищурила глаза.

– А больше вчера ничего не произошло? Вы ведете себя как-то странно. Или это одна из шуточек Лезарля? О боги…

– Тихо, – велел Изак. – Лучше не сплетничай на эту тему, если не хочешь, чтобы служанки болтали о том, как сильно Вилан надрался вчера. Давай сойдемся на том, что несчастный случай пришелся весьма кстати. Но никаких намеков, что, дескать, то был не просто несчастный случай.

Тила удивленно распахнула глаза. Она впервые так близко подошла к тайной стороне политики. Глядя на ступеньку у себя под ногами, она плотнее запахнула накидку, потом посмотрела на воинов – все они стояли слишком далеко, чтобы услышать разговор.

– И вы знаете, за что?..

– Граф был предателем, – честно ответил Изак. – Последствия дела Малика.

– Почему же его не арестовали? Не было необходимости убивать, сталкивая беднягу с лестницы. Если бы Вилан остался жив, он мог бы преследовать того, кто на него напал, за попытку убийства, и у правителя Бахля были бы неприятности.

– Знаю. Вот почему я сперва сломал ему шею, а потом уже столкнул со ступенек.

Тила закрыла рот ладонью, и все-таки у нее вырвался слабый вскрик: то, как небрежно сказал о случившемся Изак, потрясло ее не меньше, чем само признание. Белоглазый выпрямился и поспешно взял девушку за руку, но она его оттолкнула. Тила тяжело вздохнула, попыталась проглотить ком в горле и жестом велела Изаку молчать.

– Везна, – бросил юноша через плечо. – Уведите Тилу отсюда и объясните ей все.

Он почувствовал легкие угрызения совести при виде отвращения, написанного на лице Тилы.

Везна кивнул и взял служанку под локоть, но она оттолкнула и графа, заявив, что вполне сможет идти сама, и повернулась спиной к ним обоим. Вскоре наверху за ней закрылась дверь.

Взгляд Изака задержался на миг на качающихся ветках дуба, потом обратился к Везне. Граф лишь покачал головой и повернулся к плацу.

– Просто она чересчур впечатлительна, вот и все. Убийства не являются неотъемлемой частью ее жизни, она ведь не воин.

– Но…

Везна поднял руку, заставив Изака замолчать на полуслове.

– Тила относится к вам так, что забудет, как забыл и я, что вы – белоглазый. Пока ей трудно осознать, что вы – не такой, как все, трудно не осуждать за это. Дайте ей время. Пусть позлится, а потом я пойду и поговорю с ней. Уже сегодня вечером она снова вспомнит, что любит вас.

– Любит меня? – Изак никак не ожидал такое услышать, но Везна лишь хихикнул.

– Конечно, любит, милорд, но лишь как брата. Подозреваю, что и вы любите ее как сестру, а поскольку это чувство для вас внове, вы его не распознали. Во всяком случае, надеюсь…

На сей раз Везна не знал, как закончить фразу. Он вдруг побледнел, подумав, что, если ошибся, ошибка может дорого ему стоить. Но, к его огромному облегчению, он не ошибся.

– Не беспокойтесь, – ответил Изак, – я видел вас вместе. Я очень рад – теперь в моей жизни одной заботой меньше.

– Вот как? – В голосе Везны невольно прозвучало недоверие, но Изак улыбнулся и укоризненно погрозил ему пальцем.

– Вы снова забываете: я – белоглазый. Только задумайтесь – меньше чем за год моя жизнь изменилась до неузнаваемости. Лишь богам известно, сколько людей собирается меня убить, а сколько просто желает моей смерти. Даже величайшие маги признаются, что не могут до конца понять значение даров, поднесенных мне богами. А вчера я убил человека ради дела, о котором имею лишь смутное представление, даже без веских доказательств его вины. Если в придачу ко всему этому я начну раздумывать о своих чувствах к Тиле и о ее чувствах ко мне…

Видя, что Везна все понял, Изак не стал продолжать.

– Но неужели вы вовсе не огорчились… – Граф посмотрел на небо, подбирая нужные слова.

– Разве что, чуть-чуть. Но я не скучаю по тому, чего не знал. Вообще, как мне кажется, белоглазым неведомы сожаления. Ладно, довольно об этом. Как идет подготовка к нашей прогулке в Нарканг?

– Хорошо. Хотя посыльный, конечно, еще не добрался до короля Эмина. Скорее всего, мы отправимся на этой неделе. Сегодня из Сиула прибыли два коня, великолепные животные – во всяком случае, так говорит конюший. Ему давно не доводилось видеть таких. Как только покончим с тренировками, пойдем посмотрим на них. Я уже выбрал нам сопровождающих. Компаньонка Тилы выдвинула свои требования…

– Компаньонка? Везна рассмеялся.

– Ну, конечно. Вы забываете, что отец Тилы – важная шишка. Девушка отправляется в чужую страну в компании военных, и ее мать вовсе от этого не в восторге, но я известил леди, что таково ваше личное распоряжение. По-моему, она смягчилась, когда я сказал, что Тила будет вашим политическим советником во всех переговорах с королевством Нарканг и Тремя городами.

– А в обязанности компаньонки входит удерживать на расстоянии дикого белоглазого или прославленного своими любовными подвигами графа Везну? – Изак с улыбкой выпрямился, потом со стоном подергал свинцовые нагрудные пластины доспехов. – Так сколько нас всего будет?

– Эскорт из тридцати воинов, два проводника, вы, я, Михн, леди Тила и боевой мул, который повезет украшения и косметику Тилы. Еще Карел. Всего тридцать восемь душ.

Изак снял пластины через голову и швырнул на землю.

– Слишком много. Мы будем двигаться чересчур медленно.

– Скорость будет зависеть от компаньонки Тилы и от возможности раздобыть речные суда, а не от того, сколько с нами будет людей. Спутнице Тилы уже за сорок, и она никогда не была хорошей наездницей.

– Тогда я не стану ее ждать, – заявил Изак. – Она научится ездить верхом, когда увидит, как мы исчезаем за горизонтом.

– Милорд, когда-нибудь стоит заняться с вами уроками дипломатии, – протяжно произнес расплывшийся в улыбке Везна.

Изак скривился.

– Да, Лезарль говорил то же самое. Но вряд ли я захочу заниматься чем-либо подобным.

– То есть вас не интересуют такие вещи, как такт и манеры?

Изак просиял.

– Совершенно верно. А сколько времени нужно, чтобы добраться до Нарканга?

Везна тоже уселся на ступени, только чуть выше, чтобы не смотреть на Изака снизу вверх. Подошел Михн и встал у подножия лестницы, повернувшись боком, чтобы и вести разговор, и наблюдать за Эолисом. Михн хотя и не был деревенским простачком, всегда говорил скупо и мало.

– Если повезет, меньше месяца, – ответил он на вопрос Изака. – Несколько участков пути идут вдоль реки, и, если мы будем путешествовать по воде, первый перегон доставит нас к крепости Нерлос, расположенной на границе, второй – почти до границ Тор Милиста, а третий, кажется, займет всю последнюю часть пути до Нарканга. Но только на крупных судах может уместиться столько лошадей, так что придется заплатить изрядную сумму.

– Меньше месяца? – Изак был рад такое услышать. – Да это же всего ничего! В повозке мы добирались бы не меньше полугода. Я не встречался с теми, кто следовал таким маршрутом… Но, полагаю, именно поэтому мы и будем его держаться. Лезарль расскажет нам сегодня вечером все, что знает о спорных землях, по которым мы поедем. Правда, Бахль считает, что мои доспехи скорее будут отпугивать, нежели привлекать врагов.

– Повелитель прав. Сомневаюсь, чтобы у тамошнего люда хватило воинов, способных с нами справиться. У «духов» репутация бесстрашных бойцов, а по дороге нам могут встретиться только разбойники. Кроме того, мы сможем отбиться от вдвое превосходящего числа конников и от еще большего количества пеших. К тому же не забывайте о ваших все возрастающих магических способностях. Словом, не думаю, чтобы кто-то мог собрать достаточно народу, чтобы нас одолеть.

Тут наверху хлопнула дверь, и все посмотрели в ту сторону: появился Карел и начал спускаться по скользким ступеням.

– Изак, тебя ищет швея! – окликнул он.

Казалось, сам Карел только что посетил портного. На нем был длинный элегантный плащ цвета свежей травы, опушенный соболем, с костяными с золотом пуговицами. Лишь белая глиняная трубка в его руке напоминала прежнего Карела, но и трубка была новой.

– Зачем ищет? – спросил Везна. – Только не говорите, что наш долг помочь хозяину выглядеть родовитым аристократом.

Он вечно шутил по поводу того, что Изак предпочитал одеваться как отшельник Бахль.

Изак сделал неприличный жест и ответил:

– Я не вызывал швею. Что ей надо?

– Думаю, кто-то другой вызвал ее для вас, наверное, Тила постаралась.

Карел указал трубкой на воинов, с которыми Изак недавно тренировался.

– С ней были и другие служанки, они перетаскивали какие-то тюки – видимо, с новой формой для ваших воинов.

– С новой формой?

– Конечно. Они не могут отправиться на встречу с королем Эмином в обычной одежде.

В этот момент дверь снова распахнулась, пропустив стайку одетых в белое щебечущих девушек. Мужчины стушевались перед их энергичным напором.

– Милорд Изак, наконец-то я вас нашла! – воскликнула одна из девушек. – Одежда еще не совсем готова, костюмы для верховой езды прибудут позже, зато я принесла ткань, чтобы сделать вашим людей накидки поверх доспехов. Если прикажете им построиться, я смогу снять мерки.

Ошарашенный Изак не сразу ответил, молча глядя сверху вниз на румяное личико в обрамлении безупречно белого шарфа. Возможно, незнакомка и была одета как служанка, зато держалась как герцогиня, и, хотя Изак был намного выше ее ростом, он растерялся под острым нетерпеливым взглядом. Позади этой девушки, не сводя с нее глаз, сбились в кучку пятеро других, каждая крепко прижимала к груди ивовую корзинку.

– Кто вы? – громко поинтересовался изумленный Изак. Лицо Везны выражало не меньшее удивление, зато Карел одобрительно улыбался, довольный, что женщина не проявляет обычного для служанки раболепия. Только Михн взирал на все с полным безразличием, хладнокровно переводя взгляд с одной девушки на другую.

– Я, милорд? Я – главная швея. Мне было сказано, что вашим людям нужна форма под стать вашему гербу и знамени.

Чтобы ее сшить, надо снять мерки. Если это вас не затруднит, милорд.

Она говорила так, что становилось ясно: если кранн откажется, она обязательно спросит – почему.

– Что, граф, вас это не затруднит? – обратился к Везне Изак и чуть не расхохотался при виде выражения его лица.

Тем временем воины уже строились в две шеренги, словно весь дворец раньше самого кранна узнал о его намерениях. Керин отошел – скорее всего, чтобы привести отсутствующих, – а гвардейцы принялись снимать доспехи. Служанки взялись за дело и, не обращая внимания на замечания мужчин, помогли им раздеться. Из корзинок были извлечены украшенные зеленой вышивкой кремовые кожаные рубашки и штаны. Дракон Изака был вышит на рубашках спереди и сзади зеленым с золотом – конечно, это выглядело куда более впечатляюще, нежели черно-белая форма «духов». Изак не мог себе представить оба легиона дворцовых гвардейцев, одетых в подобную форму, но его личные гвардейцы в столь богатом одеянии выглядели просто великолепно.

Рысью подъезжали остальные воины эскорта, и Изак многих узнавал в лицо – он видел их либо несущими караульную службу, либо обедающими с Карелом. Было ясно, что Карел и Керин отбирали их как из числа закаленных ветеранов, так и из подающих надежды молодых «духов». Все имели подтянутый уверенный вид и, наверное, были рады, что их берут в поход, – гвардейцы перешучивались и показывали свою новую форму другим «духам». Изаку неловко было смотреть, как воины снимают рубашки с цветами Бахля.

Он сам встал и стащил пропитанный потом мундир, который носил под доспехами. Покрытое синяками и ссадинами тело отзывалось болью на каждое движение, от прикосновения холодного воздуха по коже побежали мурашки. На ступеньках была разложена голубая рубашка из толстой шерсти, и Изак поспешно натянул ее через голову. Правда, торопился он не из-за холода, а потому что его обнаженный торс лишний раз демонстрировал, насколько он отличается от окружающих. У Изака были такие мускулы, что могло показаться, будто избранные не совсем люди. Юноша постарался, чтобы никто не заметил шрам у него на груди, – и, все равно, поймал на себе несколько любопытных взглядов. Даже люди, давно привыкшие к его необычайному росту и ширине плеч, поражались его могучему сложению.

Изак был почти на фут выше любого из гвардейцев и вдвое тяжелее. О том, насколько он сильнее, можно было только гадать, но даже мысли об этом беспокоили его. Изак давно привык, что отличается от остальных людей, но собственная сила до сих пор смущала и одновременно радовала его. Можно было легко забыть о том, насколько она велика; однажды такое уже случилось с кранном – и он до сих пор об этом сожалел.

Изак расправил складки рубашки, взял из рук Михна Эолис и ласково погладил когти, державшие изумруд. Белоглазый вытащил меч из ножен на несколько дюймов и посмотрел на расплывчатые руны на клинке, которые задвигались под взглядом хозяина.

Потом Изак перевел взгляд на гвардейцев: почти все были уже одеты в новую форму и расхаживали перед восхищенными зрителями, а остальным гвардейцам служанки пытались подогнать рубашки. Изак удивился, заметив среди последних Карела, но, поймав настороженный взгляд ветерана, не стал вмешиваться.

Изак хмуро огляделся по сторонам и направился в кузню, Михн последовал за ним. Сюда доносились приглушенные голоса с улицы, но, как только Изак плотно закрыл дверь, они смолкли.

Когда глаза его привыкли к полумраку, он увидел, что на него молча смотрят трое; двое тотчас поднялись и вышли, остался только главный кузнец – неразговорчивый человек, который далеко не каждому позволял здесь находиться.

Когда Изак впервые пришел к нему, тот одарил юношу таким взглядом, словно перед ним был не сюзерен и уж тем более не кранн, но после пожал плечами и вернулся к работе. Изак долго смотрел, как работает кузнец, невольно восхищаясь, до чего ловко тот управляется с молотом. В свой третий визит кранн сам взял в руки молот и стал работать на второй наковальне, подражая кузнецу.

А теперь он уверенно подошел к полке на дальней стене и стал шарить среди заготовок из черного металла. Кузнец наблюдал, как кранн выбирает нужную – Изак ударял по прямоугольным металлическим кускам молотком, пока не нашел, что искал. Эти заготовки были сделаны из лучшей стали, над которой поработал потом Колледж магии, придав ей прочности с помощью секретных заклинаний. Каждая из таких заготовок станет черным мечом; а поскольку металл был очень дорогим, таких мечей изготовлялось крайне мало.

– Хочешь научить меня чему-то новому? – спросил главный кузнец.

Когда Изак приходил в смятение от своей новой жизни, кузня становилась его прибежищем. Здесь не болтали попусту, не занимались политикой. Кузнец уважал белоглазого за умение работать и не интересовался ничем другим. Мастер охотно мирился с присутствием молодого лорда, тем более что Изак почти не раскрывал рта, а кузнец и сам был немногословен.

Сейчас Изак не ответил на его вопрос. Видя, что кранн не замечает ничего, кроме куска черного металла, кузнец уступил ему место у огня: ему хорошо было знакомо подобное целеустремленное выражение лица юноши, и он не хотел вмешиваться. Втайне кузнец надеялся, что когда-нибудь Изак научится ковать мечи с помощью магии. Мастер всегда мечтал посмотреть, как это делается, но до сих пор ему не довелось такого увидеть.

Кузнец взялся за мехи и принялся раздувать огонь. Изак ждал, глядя на языки пламени, вздымающиеся все выше. Перед его мысленным взором встал Карел, с довольной улыбкой разглядывающий дракона на своей рубашке. Изак знал, что Карел хотел быть похороненным в форме дворцового гвардейца, которую бережно сохранил. Кто бы мог подумать, что он согласится надеть другую? Пока Карел не надел рубашку с драконом, герб Изака выглядел великолепно, но теперь вышитый дракон стал похож скорее на злую шутку, и юноша боялся, что шутка эта останется с ним на всю жизнь.

У Изака возникла было мысль подойти к мастеру меча и спросить, что ожидает кранна в грядущем, но потом он решил, что бессмысленно задавать такой вопрос.

Кузнец осторожно покашлял, и Изак, бросив свои размышления, длинными клещами подцепил светящуюся раскаленную болванку и принялся ее разглядывать. Слезящимися от жара глазами он пристально всматривался в переливы цвета и наконец увидел форму будущего меча: узкого, изогнутого, инкрустированного золотыми символами, незнакомыми Изаку, с закругленным эфесом с головой сокола на навершии… И темный металл будет прекрасно сочетаться с кремовыми перчатками Карела.

Изак со вздохом кивнул и положил разогретый металл на немало послужившую наковальню. Первые удары звучали неуверенно, но вскоре он вошел в ритм.

Зачарованный музыкальным звоном молота кузнец стоял рядом с кранном, глядя, как летят во все стороны искры. И только когда Изак в очередной раз раскалил металл, кузнец понял, что, хотя все время раздавался ритмичный стук, глаза кранна были закрыты.

Хотя кузнецу очень хотелось помочиться, он не мог сдвинуться с места. Когда же он наконец с трудом заставил себя выйти, снаружи было уже совсем темно.

Изак не заметил его ухода.

После ужина Карел сел на табуретку в кузне и попыхивал трубкой, пока Изак работал.

Со швеей кранн поговорил чуть раньше: та страшно разозлилась, когда он отказался сделать перерыв в работе, чтобы примерить свою новую одежду. Карел не отвлекал его, но Изак все время чувствовал его присутствие.

От горна исходил почти невыносимый жар, у юноши потрескались губы, над верхней губой выступил пот, но он ни за что не соглашался выпить воды. Когда меч снова отправился в огонь, Карел предложил кранну свою трубку, и тот с усмешкой сделал несколько затяжек, но после вытащил раскаленный клинок и снова вернулся к работе, выдыхая дым прямо на светящуюся поверхность меча, прежде чем ударить по нему молотом. Это продолжалось до тех пор, пока в трубке не кончился табак.

Карел приподнялся с табурета, чтобы забрать свою трубку, но не успел: Изак положил ее под остывающий металл и ударил – обожженная глина рассыпалась, один кусок отлетел в дальний угол. Карел хотел было возмутиться, но передумал. В действиях Изака должен был быть некий смысл; кранн снова и снова делал жесты рукой в его сторону, словно хотел, чтобы до ветерана донесся запах меча.

Наконец Карел вышел на морозный воздух, оставив Изака одного. Накинув на плечи тяжелую шубу, ветеран уселся на скамье у стены, оттуда был виден весь плац, поблескивающий изморозью в лунном свете.

Михн, стоящий на посту у дверей кузни, скользнул взглядом по бывшему «духу» и снова погрузился в раздумье. Чужеземец покинул пост только для того, чтобы тоже взять шубу – к ночи сильно похолодало.

Когда облако закрыло лик Альтерр, Карел полез в карман за кисетом и старой исцарапанной деревянной трубкой – верной спутницей во всех его путешествиях. Он набил трубку, зажег и предложил кисет Михну.

– Идите сюда, присядьте, – позвал он чужеземца, похлопав рукой по скамье. – Изаку в такой час не нужна охрана.

Михн подозрительно покосился на Карела и на кисет. Он отказался от табака, но оставил пост и подошел к скамье, шагая совершенно бесшумно даже по заледеневшей траве.

В бытность «духом» Карелу приходилось работать с лучшими фарланами, обладавшими ловкостью, изяществом и самыми смертоносными навыками. Михн был ниже и тоньше любого из этих воинов, но опытный глаз сразу выделил бы его из числа прочих. Этот человек очень напоминал Карелу черного леопарда из зверинца герцога Врерра в Тор Милисте. Тот зверь, двигавшийся со сверхъестественной грацией, буквально заворожил Карела. Какой-то пьяный воин один раз неосторожно приблизился к вольеру, и леопард мгновенно изменил позу – только что лениво отдыхавшее животное сразу приготовилось напасть.

– Вы наблюдали за ним? – неожиданно спросил Михн, вернув Карела из прошлого в настоящее.

– Я? А, да. Не знаю, чем именно он занимается, но уверен, что клинок получится потрясающий. Вообще-то меч уже готов, но Изак продолжает ковать.

– Он что-нибудь при этом говорит? – Хотя лицо Михна оставалось бесстрастным, Карелу в его голосе послышалось беспокойство.

– Я ничего не слышал, хотя он время от времени шевелил губами. А почему вы спрашиваете?

– Да просто так. Он собирается сделать на мече какую-нибудь надпись?

– Если вас так это интересует, почему вы сами не зайдете в кузню?

Михн опустил голову, и Карел почувствовал себя виноватым.

– Простите, я еще не пришел в себя, как будто впал в некий транс, наблюдая за ним. Мне кажется, он собирается сделать надпись. Правда, я еще ни разу не видел, как это делается, но там есть подходящие с виду инструменты.

– Сомневаюсь, чтобы он сделал надпись сам.

Карел глубоко затянулся трубкой.

– Вы по-прежнему говорите загадками. Может, выразитесь ясней?

Невысокий чужеземец покачал головой и отогнал дым рукой.

– Тогда давайте я вам кое-что скажу, – негромко предложил ветеран.

Михн сразу уловил изменившийся тон его голоса и застыл, чуть ли не дрожа всем телом от напряжения. Будь на месте Михна любой другой человек, Карел уже схватил бы его за грудки, но образ леопарда не выходил у него из головы. Тот пьяный воин в зверинце погиб.

Михн уже продемонстрировал при свидетелях свои воинские таланты. Друг стражника, которого Михн сбил с ног в туннеле у навесной башни, решил отомстить за поражение товарища – и в результате ему пришлось обращаться в Колледж магии, чтобы вправить вывихнутое запястье. А ребро этого огромного, злобного, хорошо натренированного воина, умело сломанное ударом ноги, до сих пор давало о себе знать.

Карел видел, что Михн легко мог бы его убить; хорошо, что в этом пока не возникло нужды.

– Мне нет никакого дела, кому и за что вы мстите, – проговорил бывший «дух». – Я шлепал Изака по попе и вытирал его слезы, я учил его, когда следует сражаться, а когда отступать. Не удивлюсь, если вы отдадите за него жизнь, но если вы что-то знаете или просто подозреваете, не смейте скрывать это от меня. А на тот случай, если вы не разглядели, напомню: Изак – белоглазый. Часто он ведет себя, как упрямый и своевольный паршивец, но я люблю его как сына и лучше него самого знаю, что у него в голове. Он может защититься от других, но совершенно беззащитен перед самим собой.

Михн посмотрел на Карела долгим взглядом – и неожиданно сник.

– Я все понимаю, – сказал он. – И прошу прощения. Я держал язык за зубами, потому что есть люди, которые ждут великих свершений, а есть такие, которые их боятся. Мне следовало доверять вам, как доверяет он.

– Итак? – спросил Карел уже гораздо мягче.

– Я думаю, он пропитывает меч магией. Сознает это лорд Изак или нет, он, скорее всего, маг-кузнец.

– Как он может такого не сознавать?

– Если у него есть магические способности, все происходит само собой. Конечно, подобные заклинания не сравнить по сложности с теми, что заключены в Эолисе, это как бы их упрощенная версия. Мне доводилось слышать, что, когда маги-кузнецы занимаются делом, они погружаются в транс. Мне кажется, лорд Изак добавляет в клинок простую магию, чтобы меч прослужил дольше или чтобы сделать его удобнее. У кранна есть склонности к кузнечному ремеслу, а поскольку его магические силы быстро развиваются, во всем этом нет ничего удивительного.

– Но люди подумают совсем другое, – выдохнул Карел. – Они увидят, как величайший в истории маг-кузнец делает очередной клинок.

– Совершенно верно. Есть ли у герцога Бахля маг, которому он доверяет? Нельзя ли позвать мага сюда? Будет гораздо лучше, если здесь окажется человек, готовый поверить, что меч магический.

– Не сомневаюсь, что такой имеется. Пойдите, разбудите Лезарля, он наверняка сумеет все устроить.

Михн растворился во тьме, а Карел повернулся к закрытой двери кузни. Он вспомнил, как работал Изак: с закрытыми глазами, с улыбкой на губах… Все это подтверждало подозрения Михна.

– Да, мой мальчик, когда-нибудь ты сведешь меня в могилу. Мне давно уже пора спать, а я вместо этого играю в няньку: жду здесь среди ночи, когда придет какой-то пузатый маг.

Карел тихо хихикнул и поплотнее запахнул меховую шубу. Некоторое время он продолжал сидеть на скамье и курить, но в конце концов стало слишком холодно, и он вернулся в кузню.

Изак выглядел так же, как и до его ухода, но на сей раз Карел подсел поближе и стал смотреть гораздо внимательнее. Он по-прежнему не мог разобрать, что бормочет над клинком Изак, слова даже не походили на фарланские.

Когда ветеран наконец отправился спать, его точило беспокойство.

ГЛАВА 23

Через два дня они были готовы к походу.

Неожиданно наступила оттепель, накануне отъезда выглянуло солнце – как раз когда Изак наконец покинул кузню, измученный, но счастливый.

Оказалось, Карел и Михн поступили правильно, вызвав мага из Колледжа. Чириалт Дерменесс, сильный, хорошо сложенный сорокалетний здоровяк, оказался знатоком именно магии кузнечного дела.

Не такого человека ожидал увидеть Изак. Даже боевые маги имели склонность к полноте, но Дерменесс знал, что маг-кузнец в первую очередь должен хорошо подходить для кузнечного дела. Он лично выковал все доспехи Везны, прежде чем начертать на них руны и вплавить в них магию.

Маг Дерменесс очень кратко описал Изаку основы кузнечного магического искусства. Кранн уже четко представлял, каким хочет видеть меч, и маг лишь немного подправил воплощение его замысла. На гравировку, заточку клинка, повторную заточку и золотые украшения ушел целый день.

Только закончив работу, Изак поплелся спать, а Тила взяла на себя всю подготовку к походу: они должны были отправиться в путь на следующий день.

Наступило ясное, сияющее утро.

Кранн и его товарищи проверяли лошадей, поджидая, пока Бахль даст сигнал к отъезду. Изак стоял между двумя своими конями, радуясь, что они скрывают его непомерный рост. Одного коня звали Мегенн, он имел около восемнадцати ладоней в холке, а второй, покрупнее, Торамин, названный в честь знаменитого фарланского боевого коня, был чуть выше девятнадцати ладоней. Такие крупные кони стоили невероятно дорого, зачастую их выращивали только для того, чтобы продемонстрировать умение коннозаводчика. Скрещивание гунтеров с самыми крупными тягловыми лошадьми давало одного жизнеспособного жеребенка из двенадцати. А кони Изака были предметом зависти всех наездников: невероятно сильные, они могли состязаться в скорости с гунтерами вдвое мельче их.

Изак чувствовал, что все смотрят на него, а компаньонка Тилы просто глаз с него не сводит. Поборов желание натянуть маску-капюшон, кранн принялся поправлять седло Торамина. Ему давно следовало привыкнуть к взглядам людей: в Нарканге его ждало куда более пристальное внимание.

С треском распахнулись двери Большого зала, и все тотчас повернулись в ту сторону.

Повелитель Бахль вышел в маске-капюшоне, но, как ни странно, все-таки надел свои парадные одежды. Следом за ним шагал Лезарль в темно-красной рубашке с вышитым на ней орлом Бахля, в белой шелковой нижней рубахе, виднеющейся сквозь прорези в рукавах; серебряная вышивка и жемчуга придавали красной ткани особый шик. Никто не ожидал столь пышного выхода от всегда мрачно одетого правителя.

– Сержант Карелфольден! – окликнул Бахль, приблизившись.

Ветеран вышел вперед, на лице его читалось удивление. Изак встал за спиной Карела.

Бахль обвел окружающих людей одобрительным взглядом, потом повернулся к бывшему «духу».

– Лезарль напомнил мне, что Нарканг – город спесивых иностранцев, которые уважают только знатных и богатых. А у вас, сержант Карелфольден, нет ни знатности, ни богатства, поэтому будет странно, если вы оденетесь так же, как воины, которыми вы командуете, ведь по возрасту вы должны занимать куда более высокое положение. Хотелось бы, чтобы ваше присутствие в свите Изака оправдывалось чем-то более существенным, нежели тем, что вы единственный человек, способный заставить Изака заткнуться.

Карел заулыбался, как и все остальные. На Бахля произвел неизгладимое впечатление один случай: как-то вечером Карел дернул Изака за ухо за то, что тот позволил себе неприличное ругательство. Но еще больше повелителя изумило, что Изак воспринял наказание совершенно спокойно.

Позже герцог сказал своему кранну, что такими отношениями, какие сложились у Изака с Карелом, следует дорожить; он не упомянул, какую опасность они в себе таят, потому что оба белоглазых и без того прекрасно это понимали.

– Вообще-то для этого существует специальная церемония, но большая ее часть – простая формальность, а Изаку не терпится отправиться в путь. Бетин Карелфольден, прошу вас встать на колено.

Карел мгновенно подчинился, низко склонив голову.

Бахль извлек из ножен Белую Молнию; тяжелый широкий клинок выглядел несколько неуместно рядом с бархатом и шелками. Подняв меч, повелитель прикоснулся клинком к правому плечу Карела. Ветеран удивленно поднял глаза, не почувствовав прикосновения меча к левому плечу, как полагалось при посвещении в рыцари, и меньше чем в футе от своего лица увидел шипы, торчащие в основании клинка. Карелу было трудно скрыть беспокойство, овладевшее им от близости столь смертоносного оружия.

– Мне кажется, возглавлять личную охрану кранна должен не простой рыцарь. В Анви слишком мало аристократов и слишком много земель, которые ждут владельца, поэтому я делаю вас маршалом и жалую вам имение Этинн со всеми соответствующими правами и доходами.

Карел онемел от изумления, как, впрочем, и все присутствующие. На короткий миг тяжесть меча на плече ветерана сделалась невыносимой, он качнулся вперед. Но вот меч поднялся, и гвардейцы в новых мундирах приветствовали новоиспеченного маршала. Изак подошел к Карелу и взял за руку, как бы поздравляя его, хотя на самом деле просто помогая подняться.

– Я… Милорд, я не… – запинаясь, произнес бывший «дух». Имение в Этинне делало его состоятельным человеком со всеми вытекающими отсюда привилегиями; такого он никак не ожидал. – Благодарю вас, милорд. Я постараюсь оправдать такую честь.

Бахль кивнул и повернулся к Изаку.

– Все готово?

Взгляд Изака постоянно устремлялся к обнаженному мечу в руке Бахля. Повелитель заметил это и убрал меч в ножны. По легкому шевелению маски Бахля Изак предположил, что повелитель улыбается. Что ж, дружба кранна и герцога еще не окрепла настолько, чтобы они могли чувствовать себя спокойно, когда в руке одного из них было обнаженное оружие.

– Думаю, все готово, хотя я не участвовал в подготовке. Рекомендательные письма у Тилы, ценности везем мы с Везной – золото, деньги в разных валютах, драгоценности и векселя. Лезарль подробно ознакомил нас с действующими на настоящий момент соглашениями и договорами с этим государством.

– Хорошо. Когда доберетесь до Нарканга, у вас не будет недостатка в средствах. Прапрадед Лезарля много лет занимался пополнением нашей казны, и деньги эти можно потратить, если они пойдут на укрепление дружественных связей с Наркангом. Меня волнуют только две вещи: хотелось бы, чтобы ты не начал с ними войну, и хотелось бы, чтобы народ Нарканга считал нас друзьями, а не высокомерными соседями. Король Эмин слишком умен и слишком могуществен, чтобы можно было с ним ссориться.

Бахль говорил еле слышно, чтобы никто не мог разобрать, о чем идет речь.

Изак ответил так же тихо:

– Понятно. Мне кажется, Тила хочет научить меня очаровывать людей и острить – все это понадобится на сотнях светских раутов.

Бахль недоверчиво фыркнул. Изак никогда не скрывал своего пренебрежительного отношения к высшему свету, значит, у Тилы не было шансов справиться со своей задачей.

– Если ты вернешься очаровательным и остроумным, я сделаю Тилу герцогиней. А если я узнаю, что ей удалось удерживать тебя от грубых выходок в адрес не понравившихся тебе людей, ее свадьбу отпразднуют во дворце, когда она будет выходить замуж.

Изак бросил взгляд на Везну и с улыбкой ответил:

– Подозреваю, свадьба состоится много раньше, чем думают ее родители.

– Правда? – Бахль явно удивился – он никак не ожидал, что этот роман может зайти так далеко. – Ну, тогда она заслуживает титула уже за то, что сумела прибрать его к рукам… Не говоря уж о тебе.

– Он влюблен по уши, так что для них обоих есть надежда, – с довольным видом сообщил Изак.

Глаза Бахля задержались на парочке.

– И ты благословляешь их?

– Конечно.

Судя по улыбке Изака, кранн радовался чужому счастью, а не просто смирился со взаимной симпатией девушки и графа.

– Раньше мы с ней… но так будет лучше для всех. Битва сильно меня изменила, все это поняли после моего возвращения.

Бахль протянул руку. Он как никто другой был знаком с одинокой жизнью белоглазого и радовался, что дружба Изака и Везны не пострадала.

– Превосходно. Ну, вам давно пора в путь, дни теперь короткие, а дорога длинна.

Он повернулся к главному распорядителю, который отошел в сторонку, чтобы дать повелителю и кранну переговорить наедине.

– Лезарль, передай дары для короля Эмина графу Везне, если тебя не затруднит.

Изак вскинул голову, увидев в руках Лезарля длинный сверток.

– Что это?

Кранн чувствовал магию, исходящую от завернутого предмета, – не такую мощную, как магия его даров, но все же немалую.

– Змеиные драгоценности для королевы Нарканга и книга для короля. Наш тамошний агент говорил, что король интересуется историей, особенно темной ее стороной. Эту книгу написал человек, которого я знал долгие годы и который мог бы стать верховным кардиналом. Даже сегодня он играет весьма важную роль в культе Нартиса – кстати, тебе бы неплохо познакомиться с ним. Мне кажется, королю Эмину понравится эта книга.

– Я не о том.

– А, – улыбнулся Бахль. – Очень рад, что твоя чувствительность к магической энергии так обострилась. Это предмет из личной коллекции повелителя Атро. Не эльфийская работа, но все равно очень неплохое оружие, его сделал маг Сородок. Его имя тебе что-нибудь говорит?

Изак покачал головой.

– Очень интересный человек, один из немногих магов-кузнецов племени четсов. Полагаю, ты уже читал в нашей библиотеке истории о кузнечном деле. Если нет – неважно, прочтешь по возвращении. Так вот, Сородок был талантливым кузнецом, и, хотя мастерил простое оружие, его клинки служили долго верой и правдой. Этот топор на языке четсов называется Лучом Тьмы. Преподнеся его королю Эмину, мы продемонстрируем наше дружеское расположение, но в то же время такой дар не настолько силен, чтобы подвергнуть тебя опасности. Думаю, тебе лучше не трогать топор: по сравнению с Эолисом он – ничто, но мы быстро привязываемся к магическим вещам.

Изак кивнул. Все, что он слышал об Атро, предупреждало о том же.

– Но хватит об этом.

Бахль протянул руку, которую Изак с радостью пожал. Другой рукой старый повелитель похлопал кранна по плечу.

– Возвращайся, когда сочтешь нужным. Было бы разумным провести зиму в Нарканге, а вернуться на следующий год. Ты знаешь, что люди могут болтать всякое, поэтому не скрывай, сколько времени ты хочешь пробыть в королевстве, и покажи всему Ланду, что мы едины.

Изак удерживал руку Бахля в своей чуть дольше, чем полагалось, показывая, что прекрасно понимает, какое большое доверие оказывает ему повелитель. Тот факт, что кранну разрешили уехать тогда, когда Бахль и Лезарль развязали тайную войну, означало, что Изак вне подозрений. Граф Везна объяснил, что кранн мог бы без особого труда начать гражданскую войну, как только за ним перестали бы следить.

Изак заметил понимание в глазах Бахля и улыбнулся.

– Напоследок я хочу сделать еще кое-что, – сказал Изак новоиспеченному маршалу Карелфольдену из Этинна.

Дал знак пажу, стоявшему в сторонке, и тот принес изогнутый меч в простых кожаных ножнах.

– Маршал, – обратился Изак к Карелу, вынув меч из ножен и протянув его эфесом вперед, – думаю, в придачу к вашему новому званию вам неплохо получить и новое оружие.

Потом он улыбнулся и сказал так тихо, что услышал один только Карел:

– Я закалял его так же, как ты когда-то закалял меня!

Шутка разрядила атмосферу, Карел гордо вскинул голову и принял меч. Клинок поблескивал на свету, но этот отблеск был неярким, словно оружие обволакивал дымок.

– Это для меня большая честь, – проговорил Карел. А толпе вокруг заявил:

– Я буду использовать меч только во благо, от имени кранна, от имени повелителя Бахля и нашего бога Нартиса.

Карел поклонился и присоединился к свите Изака.

Изак снова повернулся к Бахлю, который одобрительно ему улыбался, белоглазые в последний раз крепко сжали друг другу запястья, после чего Изак низко поклонился и подошел к своим людям.

Все сели на коней.

Отряд выглядел замечательно, формы гвардейцев казались еще ярче в свете тусклого зимнего солнца. Изак потрепал гриву Торамина и поднял руку, подавая сигнал к отъезду, – высокий кранн в белоснежном плаще, гордо восседающий на огромном скакуне. Изак ходил без плаща со дня битвы, но теперь настоял на том, чтобы плащ этот отчистили от грязи и гари, вместо того чтобы сшить новый. Он хотел, чтобы у него осталось напоминание об огненном враге, в котором воплотилась его, Изака, жажда крови.

Кавалькада тронулась в путь, среди улыбающихся лиц выделялось бесстрастное лицо Михна, едущего следом за кранном. Но Изак давно привык к этому бесстрастию, которое вовсе не означало тайные злые замыслы. Просто, Михн находился среди чужаков, поэтому привык скрывать, как его интересует происходящее.

Провожающие махали руками на прощание, все улыбались; радостное настроение и надежды, казалось, передались даже гарцующим лошадям.

Топот копыт разнесся по туннелю навесной башни, и Изак старался запечатлеть в памяти все, что видел и слышал вокруг, – ведь он вернется сюда не раньше, чем через год.

На улицах народ Тиры расступался и с благоговением наблюдал за великолепной кавалькадой, которая направлялась на юг. Проезжая по старинным улочкам, всадники старались запечатлеть в памяти образ родного города: мосты и башни, резные украшения домов – все, за что они любили свою Тиру.

Оставив позади город, отряд оказался там, где в разные стороны разбегались прямые дороги. Справа и слева вздымались вершины Паутинных гор, впереди простирались поля и речные долины.

Изак любовался красивым видом, пока не вспомнил о том, что могло скрываться в тени. До отъезда все много говорили об опасностях, которые могли встретиться в пути.

Вздохнув, Изак пожелал своему отряду такого же скучного путешествия, какие он часто проделывал в детстве. На сей раз впереди их ожидали куда более увлекательные события, зато и дорога вряд ли окажется легкой.

Первый день прошел благополучно, иногда путешествие больше походило на парад. Они переночевали в поместье сюзерена Тебрана, где им оказали королевские почести. К полудню следующего дня отряд двигался с той же скоростью, что и вчера, и терпение Изака начало подходить концу.

– Мы едем слишком медленно, – раздраженно бросил он Тиле. – Разве мы сможем так куда-нибудь добраться? Ты хоть знаешь, как далеко лежит Нарканг?

Тила смерила кранна холодным взглядом, не удостоив ответом его жалобы.

Изак попытался не терять самообладания – казалось, девушка прекрасно знала, как его разозлить.

– Какая разница, насколько это далеко, милорд! Она ведь незамужняя девица, – вмешалась компаньонка Тилы, женщина лет пятидесяти.

Она представилась госпожой Даран, не назвав своего имени, – значит, есть у нее титул или нет, Везне и Карелу придется величать ее госпожой, хотя ее положение и не предполагало подобной чести. Тила называла ее няней, и Изак страшно собой гордился, потому что ни разу не произнес вслух прозвище, которое мысленно дал компаньонке.

– Пока она держится в этом треклятом седле, мне плевать, будь она хоть брюзгливой старой каргой, – сердито бросил Изак и чуть не добился ожидаемого результата, но женщина сумела-таки сдержаться.

Воины, державшиеся поодаль, наблюдали за происходящим с огромным удовольствием.

– Изак, все незамужние женщины ездят именно в дамском седле, – нарочито спокойно возразила Тила. – А если вы этого не знаете, можете спросить своего вассала, он вам подробно все расскажет. Как мне кажется, он хорошо разбирается в вопросах, связанных с женщинами.

Граф сразу перестал улыбаться, зато Карел тихонько захихикал. За свое замечание Тила получила от Везны обиженный взгляд, а от своей компаньонки – хлопок по руке. На взгляд она ответила лишь улыбкой, а на хлопок не обратила внимания. Уперев руки в бока, она приготовившись дать отпор Изаку. Тот бросил сердитый взгляд на Карела, оставившего его без поддержки.

– Мне кажется, в наказание вам придется взять себе запасное седло Тилы, мой друг, – предложил Карел.

Кранн так яростно на него посмотрел, что Карел сразу театрально вскинул руки и отошел к своим людям, которые в это время меняли лошадей или закусывали, хотя на самом деле куда больше интересовались этим спектаклем, чем едой или лошадьми.

– Тила, мы должны ехать быстрее, иначе проведем в дороге несколько месяцев. Даже если ты сможешь ехать быстро в этом дурацком седле, нам придется надолго останавливаться, чтобы ты пришла в себя после такой езды.

На сей раз Изак говорил спокойней.

– Но у меня нет выбора, – снова попыталась объяснить Тила. – Судя по всему, вы забыли, почему родители разрешили мне ехать – они надеются, что после этой поездки я смогу удачно выйти замуж. Но если моя репутация пострадает, все усилия окажутся напрасными.

Девушка густо покраснела, голос ее задрожал. Ей что, придется объяснять все в подробностях этому гадкому человеку?

– Зато ты, похоже, забыла, насколько долгим и тяжелым будет путешествие. – Изак снова начал терять терпение. – Даже в нормальном седле первая неделя будет ужасной. И тебе придется чаще ночевать в палатке, чем под настоящей крышей.

– Миледи будет почивать в нормальной постели в приличной гостинице, – вмешалась госпожа Даран.

Изак уставился на нее. Во-первых, он не любил говорить одновременно с двумя собеседниками, поскольку рано или поздно терял нить разговора. Во-вторых, хотя госпожа Даран была не так стара, как казалось из-за ее кислого лица, она обращалась со всеми – даже с Карелом, ныне помещиком и маршалом, – как с малыми детьми.

– Можете требовать, что хотите и сколько хотите, – оборвал ее Изак. – Мы будем ехать, пока я не решу, что пора отдохнуть. Если в том месте окажется гостиница, мы остановимся в ней, но, как только мы проедем крепость Нерлос, придорожных гостиниц станет мало и не все города будут рады принять отряд вооруженных людей.

– Леди Интрол дала мне подробные наставления касательно своей дочери, – пробормотала госпожа Даран, обиженно надув губы.

По ее лицу Изак понял, что она думает о белоглазых.

– Мнение леди Интрол меня не интересует.

Изак, хотя и был страшно зол, старался осторожно выбирать слова, не желая слишком сильно обидеть семью Тилы, – все-таки девушка была его другом. Но он знал, что ему не удалось полностью совладать с выражением своего лица… Эта ведьма долго не протянет, если будет все время его злить.

– Меня волнует только одно – сумеем ли мы добраться до Нарканга раньше треклятой Серебряной ночи, – объявил он в сердцах – и с удовольствием заметил, как вздрогнула госпожа Даран, видимо, борясь с желанием сделать замечание по поводу его грязного языка. Изак решил почаще сквернословить, чтобы скрасить скуку путешествия.

– Изак, вы не можете изменить обычай, поэтому, если все-таки хотите ехать быстрее, давайте прекратим пререкания. – Но во время этой отповеди Тила то и дело переминалась с ноги на ногу – езда в новом седле давала о себе знать.

Изак передернул плечами и сердито зашагал к своим коням. Спор можно было отложить до того момента, как Тила перестанет упрямиться. Посмотрим, каково ей придется после первой ночевки на голой земле. Кранн переложил поклажу с одного коня на другого, погладил шоколадные бока Мегенна там, где их натерла поклажа, поправил седла и любовно потрепал обоих скакунов по холкам. У коней были разные характеры: Торамин был горячим жеребцом и обладал невиданной силой, а мерин Мегенн был старше и беспрекословно слушался хозяина. Оба коня без особого труда выдерживали вес кранна, но, по наблюдению Изака, только Торамин иногда пытался перейти в галоп. Временами Изак чувствовал, как напрягаются мышцы коня под гладкой темной шкурой, и тогда приходилось натягивать удила, чтобы стало ясно, кто здесь главный.

Изак немного понаблюдал за своей свитой.

Карел успел завоевать признание «духов» благодаря веселому нраву и выдающимся воинским навыкам, которые не ослабели с годами. А репутация Везны гарантировала ему уважение в любой казарме. Но гвардейцы предпочитали держаться подальше от Михна, и тому приходилось довольствоваться компанией двоих проводников. Вот и сейчас эта троица сидела поодаль от остальных, причем Михн устроился так, чтобы все время видеть и Изака, и дорогу впереди.

Проводники, сопровождавшие отряд, были людьми со странностями: эти нелюдимые лесничие откровенно пренебрегали обществом людей, которые не отвечали их требованиям. Зато Михн прекрасно вписался в их компанию.

Самым разговорчивым среди лесничих был могучий северянин Борл Дедев. Второй, Джейл, был родом из Тиры; вполне возможно, что этот жилистый невысокий человек осиротел в детстве и его взяли во дворец – во всяком случае, фамилии у него не было. Многие будущие лесничие в младенчестве были оставлены у ворот дворца матерями, отчаявшимися вырастить своих детей. Если родители не находились или отказывались от ребенка, как сделал отец Изака, фамилию таким детям не давали. Как Бахлю и Изаку, Джейлу предстояло заслужить ее самому.

Изак решил, что пришла пора кое-что прояснить, и окликнул Михна.

Он еще не договорил, как тот уже поднялся, как всегда прихватив с собой дубинку. Не обращая внимания на любопытные взгляды, Изак отвел чужестранца в сторонку, туда, где никто не мог их подслушать.

Вчера Борл коротко постриг Михна, и теперь бывший пленник выглядел еще более мрачным.

– Мы вернемся домой только через год, – начал Изак. – Даже больше чем через год.

Он тщательно обдумывал каждое свое слово.

– Не знаю, что нас ждет, и с каждым днем будущее кажется мне все туманнее.

Он тяжело вздохнул – ему не нравилось быть таким навязчивым.

– Я хочу узнать вашу историю, Михн. Вы почти ничего о себе не говорите, а если я не понимаю собственную тень, как мне понять народ Ланда?

– Милорд, – спокойно ответил чужестранец. – Я уже говорил, что родился в племени на северном побережье…

Изак раздраженно ощерился.

– Я не это имел в виду. Вы слишком мало рассказываете, значит, вам ничего не стоит меня обмануть. Ни один житель племени не говорит так хорошо на языке фарланов. А ваш выговор лучше моего. Никто из простых людей не может двигаться так легко, как вы, даже ученики Керина, а он тренирует самых лучших. Я сильно сомневаюсь, что хоть один из агентов Лезарля сможет долго выстоять против вас. Шалат готов был на коленях молить Бахля, чтобы тот взял вас к себе наемным убийцей, – он даже пообещал, что все его племя принесет присягу верности Фарлану в течение полугода.

Михн вздрогнул. Казалось, мысль о том, чтобы стать наемным убийцей, была ему противна, хотя он и не являлся противником насилия. Михн не смотрел Изаку в глаза, беспрестанно вертя в руках дубинку.

– Ну, так что? Вам нечего мне сказать? Я видел, как вы деретесь. Либо вы очень проворный истинный эльф, либо арлекин, либо…

Изак не договорил – Михн содрогнулся, широко распахнув глаза. Изак решил, что чужестранец то ли страшно разозлился, то ли испугался. Но силы вдруг оставили Михна, и он опустился на колени, жадно хватая ртом воздух, словно в приступе удушья.

Изак растерянно смотрел на своего вассала, потом присел перед ним и положил руку ему на плечо, чтобы успокоить и не дать упасть. Но не успел он найти нужные слова, Михн вдруг заговорил сам:

– Умоляю, не прогоняйте меня. У меня ничего нет, я сам – ничто. Моя жизнь… – он вдруг перешел на незнакомый Изаку язык, видимо, свой родной.

Наконец Изак догадался.

– Вы – арлекин?!

В это трудно было поверить. Об арлекинах почти ничего не было известно. Никто не знал даже, откуда они взялись, а тем более – как им удавалось помнить столько историй и песен. Эти женоподобные существа были рассказчиками, всегда носили с собой пару узких мечей, украшали свои одежды алмазами, а лица прикрывали белыми масками. Они сами казались такими же мифическими существами, как и герои их повествований.

– Я – ничто, – снова повторил Михн, словно в трансе. Потом наконец поднял на Изака глаза и немного успокоился. – Я неудачник. А на меня возлагались огромные надежды, все старейшины уверяли, что я стану лучшим из лучших. К восемнадцати годам я превзошел своих учителей в фехтовании.

– И что же случилось?

– Я провалил последнее испытание. Нас осталось всего трое. К этому испытанию допускались лишь те, кто обязательно должен был его пройти. А я провалился.

– Как?

– На последнем испытании нужно было рассказать длинную сагу, которая излагается не меньше дня, а я… Я не смог вспомнить свою сагу, ни единого слова, ни единого имени, ни единого названия. Я всю жизнь готовился к испытанию, учил все языки Ланда, все диалекты и акценты, повторял истории, дарованные нам богами, выучил все пьесы, голоса всех животных и различия в речах мужчин и женщин. А на испытании не сумел вспомнить ни единого слова, хотя то была моя любимая история, я помнил ее с десяти лет.

Михн наклонился вперед, прижав колени к груди.

– Я стал изгоем. Маску, которую я должен был надеть, сожгли, мои мечи сломали. Я поклялся никогда больше не прикасаться к мечу в наказание за то, что я подвел тех, кто меня учил, кто в меня верил.

– Всего одна история? Ты забыл ее и твоя жизнь кончилась? Михн ответил с горьким смешком:

– Арлекин, который не может запомнить историю? Сами боги начертали на камне наши законы, камень этот встроен в стену в одном из святилищ. Арлекин – посланец богов. Если он не владеет в совершенстве мыслью и словом, он святотатец.

Изак осторожно обнял ссутулившегося Михна за плечи и помог встать. Он почувствовал, как тот задрожал, – и вдруг понял, что этот невысокий человек очень похож на Бахля. Если бы Бахль лишился своей страны, он постепенно стал бы тенью самого себя и бродил, как призрак, по своему дворцу.

Михн давно потерял надежду и теперь искал то, что придало бы смысл его жизни.

– Нельзя допустить, чтобы боль полностью подчинила тебя себе, – сказал Изак. – Повелитель Бахль так долго оплакивал смерть своей возлюбленной, что страдание стало его жизнью, а когда-нибудь станет и его смертью. Послушай меня. Возможно, арлекины – замечательные, возможно, они – любимцы богов. Но ты можешь стать кем-то большим, чем арлекин.

Михн изумленно посмотрел на своего господина и хотел было возразить, но Изак ему не позволил.

– Подумай сам – что делают арлекины? Они рассказывают о нашем происхождении и надеются, что мы не повторим ошибок прошлого. У них много способностей, но они ими не пользуются. Знания арлекинов огромны, но разве они когда-нибудь применяют их на благо людям? У тебя остались все эти дарования, и еще одно – ты не носишь маски.

– Не понял, – выдохнул Михн.

– Маски арлекинов скрывают их от людей Ланда. В отличие от арлекинов, я ничего не могу скрыть за маской. Я должен быть частью Ланда, и только я решаю, пойдет ли мое влияние на благо Ланду или ему во зло. Ты не можешь рассказывать истории, зато можешь их творить. Тила до сих пор смеется над моим невежеством, но, если нашей жизнью займутся боги, может случиться катастрофа. Ты умеешь сражаться лучше любого смертного, а кроме того, у тебя есть знания о богах, о Ланде и его языках. Мне всего этого не хватает, и подобного тебе среди моих воинов нет.

Изак вдруг понял, что сам дрожит. Разговор о неудачнике слишком близко задел его самого.

– Подумай. Скоро мы тронемся в путь, и ты должен будешь принять решение, прежде чем мы прибудем в крепость Нерлос и окажемся за пределами территории Фарлана. Ты можешь стать лесничим, убийцей или придворным шутом, кем захочешь. Но если ты ищешь цель жизни – вот она, только протяни руку и возьми!

ГЛАВА 24

Первые лучи солнца, еще совсем холодные, озарили Ланд.

К юго-восточной стене никем не охраняемой крепости Нерлос направлялся человек, одетый лишь в грубую черную рубаху и потрепанные штаны – совершенно неподходящий наряд для такого морозного дня. Но когда человек взобрался на угловую площадку, у него был такой вид, словно он не чувствовал пронизывающего ветра, а каменные плиты не холодили его босые ноги.

Он опустился на колени лицом к солнцу, только что скрывшемуся за облаками, поклонился и, полузакрыв глаза, принялся нашептывать молитву. Слова уносил ветер, а человек кланялся и повторял свою молитву раз за разом ровным завораживающим голосом.

Потом он присел на пятки и некоторое время с довольной улыбкой смотрел на появившееся из-за облака солнце… Снова закрыл глаза и без всяких усилий раскинул ноги, вытянув одну на север, другую – на юг.

Теперь с его губ срывались слова, которые не были молитвой, но тем не менее были исполнены благоговения. Наклонившись вперед, человек прижал ладони к камню, слегка напрягся и перенес вес на руки. Его ноги слегка подрагивали, пока он не поймал равновесие, а в следующий миг он сложил ноги вместе и поднял вверх.

Выпрямив руки и перенеся вес на одну из них, человек изогнулся так, чтобы видеть вход в крепость. В мирные времена в самой высокой башне находился единственный дозорный, а больше никто не просыпался так рано, с рассветом. Изогнувшись в другую сторону, человек перевернулся в воздухе и встал.

– И что это ты тут изображал?

Услышав голос, Михн замер и подозрительно смотрел на темный проем двери, пока из тени не появился Изак.

– Я молился.

Изак удивленно приподнял бровь.

– Молился? Ни разу не видел, чтобы священники проделывали что-либо подобное.

– Чтобы молиться, не нужно быть священником, милорд. Каждый ребенок должен знать молитвы богам Большого круга.

– Безусловно, дети знают молитвы – даже я, наверное, смогу припомнить одну или две – но что ты проделал в конце? Если бы такое показывали в храме, я бы ходил туда гораздо чаще.

Изак перестал смеяться, увидев серьезное лицо Михна.

– Это личная молитва, которой учат в нашем племени. Каждый человек благодарит богов по-своему, в зависимости от того, чему его учили…

– Выходит, мне следует убивать каждое утро? Ведь меня учили только этому.

Изак сразу пожалел о своих словах, но Михн не рассердился.

– Вовсе нет. Мне кажется, вы могли бы выразить благодарность богам за очень многое: за вашу силу, за ваше здоровье, за ваше положение. А еще за ваши дары…

– Прекрасно, я все понял, можешь кончать проповедь. Если ты все же решил остаться со мной и считаешь, что твое призвание – наставлять меня на путь истинный, беру свои слова назад.

Изак неловко потоптался на месте. Ему пришло в голову, что он даже не поблагодарил богов за свои дары. Сперва это было невозможно, потому что его снами завладел Нартис, а потом Изака слишком поглотила новая жизнь. Оставалось лишь надеяться, что боги отличаются от людей: юноше доводилось видеть, как между семьями вспыхивала вражда из-за подарков, которые по традиции подносили в праздники, и ему стало неуютно при мысли, что он проявил неблагодарность по отношению к богу бурь.

Голос Михна прервал его размышления:

– Постараюсь не наставлять вас на путь истинный по утрам, но я и вправду решил остаться с вами. Для человека, ставящего на первое место насилие, вы довольно многословны. Случайный слушатель может даже решить, что вы думаете то, что говорите.

Изак усмехнулся.

– Если ты закончил молиться, можешь сходить за водой. Михн прищурился. Хотя Изак обладал большой властью, он был все еще очень юн и редко имел возможность насладиться своими привилегиями.

– А кое-кто мог бы подумать, что жалобы Карела, будто ему в последнее время трудно рано вставать по утрам, не были намеком.

– Знаю, но те, кто мог бы так подумать, возносят по утрам молитву. Зато я – человек безнравственный, сами боги дали мне соизволение быть таковым. И кто я, чтобы противиться их воле?

Михн вздохнул.

– Действительно, кто?

Джейл ловко передвигался между деревьями, держа наготове натянутый лук.

Услышав сквозь журчание реки негромкий вскрик птицы – коротенькую двойную трель золотогрудки, – он мгновенно остановился и спрятался за старым боярышником. Борл потрясающе имитировал птичьи голоса, именно поэтому его и выбрали, чтобы сопровождать Изака в Нарканг. Обычно с помощью птичьего пения Борл извещал товарища о приближении врага, а Джейл, который был проворней, по этим сигналам находил противника.

Их отряд двигался по реке в направлении Хелректа; миновав границу между Тор Милистом и Скри, путники высадились на берег – тогда-то и увидели человека, которого выслеживали теперь. Его появление очень походило на предвестие засады, ведь дальше могли плыть только рыбачьи лодки, на которые не погрузишь лошадей.

Снова раздалась трель золотогрудки, и Джейл приготовился к броску, но тут впереди прозвучала еще одна трель. Он тихо выругался. Либо Борл привлек своим пением настоящую птицу, либо тот, кого они выслеживали, обнаружил своих преследователей.

Джейл присел на корточки и замер прислушиваясь. Вокруг стояла странная тишина, потом ее разорвал свист, но не птичий – предупреждение, что Джейла заметили. Лесничий поднялся, вытащил меч и воткнул в землю, чтобы можно было схватиться за него в любой момент. Потом приготовил лук к бою.

– Хватит щебетать по-птичьи, – раздался вдруг голос ярдах в тридцати от него. – Я знаю, где вы. Выходите.

Лесничий услышал приближающееся похрустывание веток и стал огибать боярышник, все еще не сомневаясь, что здесь его никто не может увидеть и услышать. Гладкая натянутая тетива лука коснулась щеки – он заметил говорившего. Выглядел тот не очень внушительно: кое-как залатанная кожаная одежда, потрепанная волчья шкура вместо плаща, длинный лук за плечом и топорик с коротким топорищем за поясом.

– Я один, – сказал незнакомец. – Я ждал вас все утро.

На вид ему было лет пятьдесят, в его недельной щетине поблескивала седина, а на губах играла улыбка, которая насторожила Джейла.

– Граница Хелректа – неподходящее место, чтобы поджидать кого-то в одиночку и без коня, – ответил Джейл, продолжая целиться из лука. – Вряд ли ты прибыл сюда по воде, ты совсем не похож на лодочника.

– Пошлите второго лесничего за вашим хозяином, – заявил человек. – Я хочу с ним поговорить.

Судя по странному выговору, он был не местным и говорил не на родном языке.

– Какое у тебя дело к нашему господину?

– Меня послали к нему. Послушай, я заранее знал, что вы приедете. Я мог бы выследить вас всех и убить. Так что передайте хозяину, что я здесь, а потом идите себе отдыхайте.

Джейл ослабил тетиву и, не сводя глаз с чужака, помахал правой рукой. В ответ раздался свист, говоривший, что Борл видел и понял сигнал. Все еще не отрывая взгляда от незнакомца, Джейл сделал шаг назад и вытащил из земли меч. Стрела так и осталась на тетиве.

– Погодите устраиваться поудобнее, – предупредил он незнакомца, который присел на переплетенные корни и вытащил кисет. – Нам придется пройти чуть дальше.

Лесничий кивнул туда, где остался его конь.

Чужак театрально вздохнул, снова встал и, издевательски улыбаясь, прошел мимо Джейла, который невольно задумался: на что же они нарвались вместо засады?

– Итак, кто вы? – Изак, не таясь, держал руку на эфесе с изумрудом.

Рядом с ним незнакомец казался карликом, но нисколько от этого не смущался. Либо чужак был не в своем уме, либо в нем таилось нечто особенное. Он проявил к дарам Изака лишь легкий интерес, куда внимательней рассматривая лицо кранна под маской, нежели Эолис и Сюленты.

– Приветствую, брат, – сказал незнакомец и слегка поклонился. Изак заметил, что и его спутники пребывают в некотором замешательстве. – Меня зовут Моргиен, но мое имя вряд ли что-нибудь вам скажет.

Кранн улыбнулся под маской, заметив краешком глаза Михна – тот беспокойно переминался с ноги на ногу, но заговорил решительным тоном:

– Вас еще называют «человеком с несколькими душами».

Моргиен удивленно приподнял брови, его улыбка сразу исчезла, чему Изак был очень рад. Но смущение незнакомца длилось недолго. Он пожал плечами, отчего его побитая молью волчья шкура затрещала так, словно пришел ее последний час.

– Ваш человек знает историю. Не ожидал, что моя слава добралась до северных кланов.

Теперь пришел черед Михна удивляться, но незнакомец лишь фыркнул и продолжал:

– А теперь, когда мы представились друг другу, пора перейти к делу.

– И в чем оно состоит? – поинтересовался Карел. – Откуда вы узнали, что мы здесь окажемся? И почему назвали его братом?

– Думаю, объяснения могут подождать. А как я узнал, что вы будете здесь, – мне подсказала это девушка из его снов.

Карел рассмеялся, но вдруг заметил, как подобрался Изак. Но больше всего ветерана обеспокоила уверенность Моргиена. Чужак выглядел моложе Карела, и к его таинственному виду очень подходило определение «человек с несколькими душами».

– Может, нам лучше поговорить наедине? – негромко спросил Изака Моргиен.

Кранн кивнул и подал остальным знак отойти, не сводя глаз с Моргиена. Почувствовав, что Изак настроен серьезно, Карел без возражений отошел; за ним последовали Везна и воины, но Михн не сдвинулся с места, только крепче сжал свою дубинку.

Моргиен сочувственно посмотрел на него.

– Все в порядке, друг. Раз вы знаете, кто я, вам должно быть известно, что против вашего господина у меня нет ни единого шанса.

Михн немного подумал, потом склонил голову в знак согласия и подошел к Карелу, но не перестал при этом следить за Моргиеном. Михн подскочил от неожиданности, когда ветеран коснулся его руки.

– Что он имел в виду?

– Вы что-нибудь слышали о финнтрейлях? – рассеянно спросил Михн.

– Нет. Кто они? Какое-то северное племя? Михн медленно покачал головой.

– Нет. Я объясню позже. Вряд ли он будет угрожать лорду Изаку, и все-таки он опасен.

– Теперь, когда мы одни, скажите, что вы имели в виду. Любое упоминание о его снах выводило Изака из равновесия.

Как чужак мог узнать о девичьем голосе? Изак не мог себе этого представить.

– Я не совсем уверен, что… – начал было Моргиен, но вдруг замолчал, когда под его подбородком замерцал серебристый свет.

– И никаких загадок, старик, – низким голосом предупредил кранн.

Моргиен с трудом сглотнул и кивнул.

– Боюсь, у меня меньше ответов, чем у вас вопросов. Уже четыре раза я видел сны, которые были чем-то большим, нежели обычными сновидениями.

– Вы упомянули девушку из моих снов, – нетерпеливо перебил Изак. – Объяснитесь!

– Я видел девушку, и она говорила со мной. Рассказала о вас и попросила, чтобы я к вам пришел. Значит, и вы ее видели, раз девушка знала, кто вы и где вас найти.

– Так кто она такая? И откуда знает меня?

– Ее зовут Кселиата. Она говорит, что искала вас целый год, но даже не подозревала зачем, – пока вы не надели Сюленты.

– Она чувствует магию Сюлентов?

Моргиен не обратил внимания на сарказм в голосе Изака.

– Мне кажется – чувствует, но боится сказать, каким образом. Она рассказала только, что Сюленты для нее как большой маяк, который посылает яркий свет через весь Ланд, когда она спит. Но еще она сказала, что ваши сны очень надежно охраняются, поэтому ей в них не попасть. Кселиата надеется – если я расскажу вам обо всем, вы сумеете открыться и впустить ее.

– Чтобы я это сделал, нужна серьезная причина. Продолжайте.

– Она из племени йитаченов, по-моему, хотя я и не бывал в тех краях; у нее кожа орехового цвета. Кселиата очень юна – ей, наверное, лет пятнадцать.

– Что ей от меня нужно?

– Мне кажется, она хочет вам помочь. Она убедила меня, что вам нужна и моя помощь.

– Помочь – как? Какая, по-вашему, помощь мне нужна?

Изак наконец опустил меч, убедившись, что Моргиен не собирается нападать. Заглянув в душу этого человека, белоглазый обнаружил в ней странное смешение сил. И таившаяся в чужаке магия была весьма странной; Изаку еще не приходилось видеть ничего подобного, но, поскольку магические силы Моргиена были невелики, беспокоиться было не о чем.

– Кселиата уверяет, что впереди вас ждут всякие беды.

Заметив выражение лица Изака, чужак поднял руку и быстро продолжал:

– Она рассказала мне все, что знала, и, по-моему, я все понял. Но если я передам вам ее слова, ситуация может стать еще хуже.

– Хуже? Я пока даже не решил, оставить ли вас в живых. Что может быть для вас еще хуже?

– Хуже будет, если у вас останется только половина рассудка, – просто ответил Моргиен.

Изак хотел было ответить, но промолчал. Судя по выражению лица чужака, тот был совершенно серьезен, какими бы безумными ни казались его слова.

Белоглазый оглянулся на товарищей, потом подошел к поросшему мхом поваленному дереву, дав знак Моргиену следовать за ним. Изак перешагнул через ствол и сел на него лицом к своим людям, чтобы Моргиену пришлось сидеть к ним спиной. Сбросив маску, кранн провел рукой в серебряной перчатке по коротко стриженным волосам. Прохладное прикосновение серебра к голове походило на легкий порыв ветра, волнующего кроны деревьев.

– Вы хотите мне помочь – и хотите, чтобы я вам доверял, не зная, что именно происходит?

– Речь идет о вашей судьбе. Когда человек узнаёт свою судьбу, он всегда рискует, – пожал плечами Моргиен.

– К чертям судьбу, – бросил Изак. – Я не верю, что наша жизнь предопределена…

– Конечно, не предопределена, – перебил Моргиен. – Вот поэтому вам и нельзя знать все. Кселиата – предсказательница и оракул. Но не нужно быть ясновидящим, чтобы догадаться: белоглазый никогда не примет свою судьбу. Сознательно или бессознательно, вы всегда будете противиться любым направляющим вас силам, такова уж ваша натура. Но зато вы будете готовы к грядущему.

Изак вдруг заметил, что кусает губы.

– И что же вы предлагаете?

– Кселиата считает себя вашим духовным хранителем. Она сказала: «Его доспехи сохранят ему жизнь, а я должна охранять его душу». Совершенно ясно, что угроза куда страшнее, чем вы можете себе представить.

– Боюсь, у меня много врагов, – горько заметил Изак. Моргиен как будто его не слышал.

– Кселиата видела вашу смерть, но надеется ее предотвратить. Вот почему и попросила у меня помощи.

– И чему вы можете меня научить? – фыркнул Изак. – Не похоже, чтобы вы были сильны в фехтовании.

– Нет, я не фехтовальщик. Но ваша смерть будет связана с гибелью разума, а не тела. Если нападению подвергнется ваше сознание, я смогу вам пригодиться.

– Почему именно вы?

– Как может подтвердить ваш слуга, я – одержимый. Изак засмеялся, но сразу смолк, заметив, что его собеседник не шутит.

– Вы серьезно?

– Совершенно серьезно. Мною не завладели демоны, одержимость моя была добровольной. Помните, как назвал меня ваш слуга?

– Человек с душами? Кажется, так?

Хотя Изак поборол желание встать и убраться подальше от этого ненормального, на миг он все-таки крепче сжал эфес меча. Моргиен заметил это и понимающе улыбнулся.

– Человек с несколькими душами. Возможно, сейчас не время рассказывать мою историю, поскольку она длинна, но если вкратце – я пожалел демона Васль. Ручей, в котором она жила, собирались перекрыть дамбой, и, как только вода остановилась бы, Васль превратилась бы лишь в шепот, уносимый ветром. И я предложил ей посильную помощь – из чистого сострадания. Едва вода в ручье перестала течь, Васль вошла в мою душу. У меня доброе сердце, и не я один совершал подобные поступки.

– Мне показалось, Михн считает вас опасным.

– Меня? Нет, не меня, но одна из живущих во мне душ – финнтрейль, что правда, то правда.

– А что такое финнтрейль?

Моргиен неуверенно улыбнулся. Было ясно, что, приняв душу демона, он превратился в отверженного, а доверять свои секреты незнакомому человеку всегда неловко. Изаку это было понятно и близко.

– Ну… Финнтрейли – это нечто вроде призраков, как мне кажется. Но призраков не людей, а существ более древних. Я сам не знаю точно, что они такое, потому что они давно забыли это сами. С живущей во мне Селиасеей произошло то же, что с остальными финнтрейлями. Они – лишь тени тех, кем были когда-то, но раз им удалось сохранить хотя бы такую частицу себя, должно быть, некогда они были очень сильны.

– Они опасны?

Моргиен задумался, подбирая нужные слова.

– Наверное, будет правильней сказать, что они злые. Пока им удается сохранить эту злость, они – не просто легкий отголосок эха. Гнев поддерживает их существование. Но все живущие во мне души подчиняются мне, и даже финнтрейль подчинился моей воле. Для Селиасеи ощущение, что она снова живет, вполне того стоит.

– И что же вы предлагаете? Вряд ли я хочу, чтобы мне помогали с помощью маленькой злобной тени, живущей в вашей голове.

– Считайте это расширением своего жизненного опыта. Поверьте, мне достанется больше, чем вам. Я не могу прочесть руны на ваших доспехах, но Селиасея их боится. Я прошу вас только об одном – отойдите подальше или уберите свой меч.

Изак посмотрел на него долгим подозрительным взглядом, но потом закрыл глаза и распахнул свои чувства миру. Постепенно он стал ощущать весь Ланд; по телу юноши растеклось оцепенение; его грудь наполнило прохладное дыхание мокрой листвы и сырой земли. Через несколько секунд Изак почувствовал души своих товарищей, а удивительная стайка душ, которую он ощущал возле Моргиена, подтверждала прозвище чужака.

Изак улыбнулся, наслаждаясь покоем, который давал ему Ланд – от надежной незыблемости почвы под ногами до подрагивающих магических завихрений высоко над головой. На краткое время ему удалось забыть о злости, глубоко въевшейся в его «я».

– Я верю вам.

Изак заставил себя открыть глаза, стряхнув с себя мечтательный покой, вытащил Эолис из ножен и метнул назад. Меч воткнулся в ближайший вяз, серебряное лезвие вошло в ствол на целый фут и завибрировало с низким гулом. Даже в слабом свете утра Эолис сиял так, словно был покрыт сверкающим инеем.

Теперь, когда рядом больше не было меча, Моргиен почувствовал себя спокойнее. Изак ощутил исходящую от него пульсацию – возможно, это демон-хранитель беспокоился о грядущем. Даже слабый демон ощущает, когда ему грозит в будущем некая потеря.

– Я не отличаюсь ученостью, – начал Моргиен, – и не претендую на то, что разбираюсь в духах и демонах, хотя мой друг в Нарканге много раз пытался объяснить мне, что к чему. Зато я могу чувствовать так же, как чувствуют они. И прежде всего хочу сказать вам, лорд Изак, – духи не так могущественны, как привыкли считать люди.

Изак насторожился, услышав уважительное обращение.

Чужак почувствовал силу кранна, и его насмешливая улыбка исчезла, сделав Моргиена похожим на Керина на плацу. Изак напомнил себе, что, как и в случае с Керином, он мог без труда убить Моргиена, но мог и многому у него научиться.

Не зная, какие мысли проносятся в голове Изака, Моргиен продолжал:

– Отчасти сила демона зависит от того, как человек его воспринимает. Мифы, которые ты узнаёшь в течение своей жизни, твои страхи и твои пристрастия сами по себе являются сильной магией, хотя и очень отличающейся от магии природной. И все-таки такая магия тоже способна создавать формы жизни… Возможно, правильней сказать «формы существования». Подобно тому, как мы созданы из того же вещества, из которого созданы и земля, и вода, боги с демонами тоже имеют общий источник существования – магию.

– Какой прок в этой лекции?

Ученые из Колледжа магии не добились успеха в попытках просветить кранна. Они с самого начала совершили ошибку, сказав Изаку, что теоретические знания магии почти бесполезны для белоглазого, и тот сразу уцепился за эти слова, превратив их в оправдание своему нежеланию учиться.

Моргиен явно рассердился, но потом вспомнил, ради чего он затеял весь этот разговор, и постарался придумать объяснение попроще:

– Когда вы сражаетесь, вам нужно знать не только, как наносится удар, верно?

Изак молча пожал плечами.

– Само собой, не только, – ответил за него Моргиен. – Вам нужно знать еще все об оружии, о враге и о земле, на которой вы сражаетесь. А теперь сравните магию с битвой. Ваше оружие – чары и заклятия. Их нужно совершенствовать, чтобы неловкие удары превращались в искусные. Надо все разузнать о враге – насколько сковывают его движение доспехи, как далеко он может дотянуться. Все это очень важно. Не менее важно знать, насколько вам может помешать грязь под ногами. Нужно уметь не скользить на камне, зато воспользоваться мгновением, когда поскользнется враг. Вы изучаете местность, прикидываете, будет ли дождь, – и все это получается у вас так же естественно, как умение жевать и глотать. Точно так же можно использовать и магию. В ней тоже есть определенные правила, хотя кое-какие могут не действовать при солнечном свете, а только при лунном…

Изак поднял руку.

– Мне все это уже говорили. Я неплохо помню лекции по основам магии, и вы начинаете напоминать мне тех надоедливых преподавателей.

Моргиен с любопытством посмотрел на него.

– Вас не интересует природа магии?

Изак снова пожал плечами. Магия опьяняла, захватывала его до такой степени, что весь Ланд начинал казаться неважным по сравнению с ней. Но разговоры о магии были далеко не так увлекательны – как и разговоры о сексе. Некоторым людям нравилось часами говорить на эту тему, Изак же находил подобное занятие скучным.

– Тогда не буду продолжать, – заявил Моргиен. – Скажу лишь о самом важном – боги и демоны черпают силу из иррационального источника, и зачастую их репутация не соответствует их силам. Но встречаются среди них и обладающие огромной мощью… То же самое можно сказать и о людях. Вы не обратите на человека внимания, если он не отличается большим ростом, силой или талантом. Но когда этот же человек впадает в неистовство, он может причинить огромные бедствия. А если он нападет на племя существ, никогда раньше не видевших людей, он может нагнать на них настоящую панику.

– Кажется, я понимаю, о чем вы. Когда я ощущаю присутствие Нартиса, я словно впадаю в оцепенение…

Изак не договорил, не в силах передать как следует свои ощущения.

– Так он получает над вами власть. Это делается умышленно – боги окружают себя сиянием, потому что у людей оно ассоциируется с чудесами. И чем сильнее ваш благоговейный трепет, тем сильнее становятся боги. И не только благодаря вам, ибо вера и восхищение составляют немалую часть их сущности. Боги становятся сильными благодаря поклонению: они кажутся всемогущими, поэтому люди им и поклоняются. И это одно из отличий между богами и демонами.

– Одно из отличий?

– Разговоры, подобные тому, который мы сейчас ведем, опасны. Судьба моей бессмертной души ставится под сомнение всякий раз, когда я слишком долго соперничаю с последователями Азаера. Меньше всего мне хочется, чтобы меня обвинили в богохульстве – король Эмин как будто нюхом чует людей, которые любят такие дискуссии. Поэтому будет лучше, если вы примете на веру: суть ваших снов в том, что вас пытается запугать демон или призрак, ведь, испытывая страх, вы открываете себя и тем самым даете ему доступ к вашей силе.

Моргиен провел руками по лицу: было слышно, как загрубевшая кожа скребет по щетине.

– По-моему, пришло время показать вам кое-что.

Изак изумленно взирал на чужака, всеми силами силясь увидеть, что же происходит. Моргиен поднял руку в успокаивающем жесте, но одного взгляда на его изменяющееся лицо было достаточно, чтобы Изак отпрянул и попытался схватиться за эфес Эолиса.

Человек перед ним менялся на глазах. Едва заметные потоки магии смягчили его черты, сделали румянец менее ярким, уменьшили нос. Он все еще оставался Моргиеном, но с почти женским лицом.

– Не ослабляйте защиту, не позволяйте себе открыться, – сказал Моргиен – его грубый голос стал теперь музыкальным.

Изак хотел было ответить, но во рту его пересохло. Сделав над собой усилие, кранн смог разглядеть истинные черты лица Моргиена: чужак и впрямь остался прежним, изменилось только восприятие Изака. Юноша с улыбкой сорвал магическую пелену, создающую новый образ.

Моргиен вскрикнул от боли, вскинул руки к лицу, словно Изак полоснул его ножом, и ничком упал со ствола на траву. Встревоженный Изак вскочил и бросился к нему; Михн, Везна и Карел кинулись было на помощь кранну, но тот жестом остановил их.

– Не подходите, держитесь от него подальше! Он на меня не нападал!

Приказ не успокоил людей, но они молча повиновались.

Наступила томительная тишина. Изак слышал крики сокола вдали и шуршание сухих листьев: порыв ветра швырнул горсть их на распростертое тело неподвижно лежащего человека, словно начиная обряд погребения.

Наконец Моргиен вздохнул, всколыхнув один листок, очень осторожно оторвал прижатые к лицу руки и приподнял голову. Черты демона исчезли, лицо чужака было странно бледным и спокойным, хотя щеки и брови еще немного подрагивали. Моргиен снова вздохнул – на этот раз плечи его содрогнулись, когда он с огромным усилием втянул в легкие воздух.

– Мне очень жаль, – сказал Изак. – Очень. Что я сделал не так?

Моргиен с трудом снова уселся на ствол. Вскоре краска вернулась на его щеки, и он сумел заговорить.

– Это моя вина. Я должен был подробнее объяснить вам природу сияния. Но со мной ничего страшного не случилось.

– Вы уверены?

– Полностью. Селиасее досталось больше, чем мне. Хотя, скорее всего, она тоже отделалась простым потрясением. Сияние – часть ее самой, ведь частично демон все-таки божество. Это не пустое тщеславие, а ее суть. Когда вы сорвали магическую пелену, это было похоже на то, как если бы вы ударили меня по лицу, чтобы заставить сменить его выражение. Разница лишь в том, что у меня есть изначальная форма, а у Селиасеи – только образ. Поскольку у нее не хватает сил, чтобы вернуть себе физическую форму, любое покушение на ее образ заставляет ее забыть, кто она такая.

Изак был потрясен.

– Кажется, я понял. Я… Вы не могли бы извиниться перед ней за меня?

Если бы Моргиену не было так плохо, слова Изака позабавили бы его.

Изаку же удалось вспомнить только одно: для божества смерть – это потеря самоощущения. Божественную сущность нельзя убить, зато, как доказал Арин Бвр со своим Хрустальным черепом, ее можно обратить в шепот ветра, очень слабый, почти неслышный, способный помнить лишь одно: когда-то он был чем-то большим. Изак вздрогнул, представив себе такое будущее: постоянное ощущение потери и оторванности от себя самого.

– Она оправится, но больше не явится вам, – сказал Моргиен. – Она и раньше вас страшно боялась. Она демон – значит, отчасти божество, и у нее есть общие воспоминания с Васль и общие взгляды на историю. Настоящее видится им совершенно не таким, каким видится нам, смертным. По ее мнению, вы виноваты в смерти брата Васль, поскольку именно вы доказали, что богов можно уничтожить.

– Вот как. Наверное, я совершил нечто, похожее на сегодняшний мой поступок. Прошу прощения.

– Все куда сложнее. Она согласилась проникнуть в ваш разум, чтобы узнать, откуда, по мнению Кселиаты, на вас нападут. А теперь… – Моргиен смолк. Взгляд его стал рассеянным, словно он прислушивался к некоему внутреннему голосу. Изак молча за ним наблюдал.

– Нам остается только попробовать, – наконец сказал Моргиен.

Изак очень хотел узнать, на чем же порешили Моргиен и его души, но юноша побоялся спросить. Он и так наломал дров, а кроме того, ему не терпелось узнать побольше не только об этом, но и о многом другом.

– Присядьте, пожалуйста, – Моргиен указал на поваленное дерево.

Как только они уселись лицом друг к другу, Моргиен закрыл глаза и начал глубоко дышать. Когда он снова посмотрел на Изака, он выглядел спокойным и собранным.

Протянув руку, он кончиками пальцев коснулся лба Изака. Белоглазый отпрянул, но тотчас снова придвинулся к Моргиену, чтобы не заставлять того тянуться. Это было нелегко – Изак почувствовал, как его плечи сами собой напрягаются, словно он готовился к отпору. Кранн заставил себя расслабиться и снова распахнул свой разум.

Легкий ветерок коснулся его лица, словно нежные пальцы зимы, и он закрыл глаза, чтобы острее чувствовать прикосновение. В том месте, где пробежали пальцы Моргиена, ощущалось легкое покалывание; вот оно переместилось в правый глаз, а потом, через глазницу, – в голову. Сперва слабое, ощущение это стало крепнуть, и Изак почувствовал, как тепло покидает его тело. На сей раз он решил не мешать тени, которая жадно в него впилась. Кем бы ни было странное существо, ему явно не хватало силы, чтобы навредить человеку.

Ноздрей Изака коснулся древний аромат, не то чтобы отвратительный, но и не очень приятный: сухой запах могилы… не трупный запах, а скорее застоявшийся за много веков воздух. Тем не менее запах этот будил мысли именно о могиле. Ледяное покалывание усилилось, стекая вниз по горлу.

Изак осторожно заставил духа замереть, чтобы посмотреть, что именно он из себя представляет. Дух по-прежнему был очень слаб, но набрал уже достаточно сил, чтобы в голове Изака сформировался образ мужчины. Юноша даже различил туманные черты – узкое лицо, глубоко посаженные глаза, волосы, спадающие на лоб: то было первое, что вспомнила о себе тень.

Как и для Селиасеи, образ для этого духа был чрезвычайно важен. Если ему удастся увидеть свой образ, вспомнить свое имя, он сумеет вернуться в Ланд. Пока же его самосознание не вернулось, все его желания, чувства ничего не значили – они как будто не имели связи ни с чем конкретным. Тень беспомощно затрепыхалась, и Изак на миг даже ее пожалел. В стремлении этого духа обрести человеческое тепло и плотскую силу не было зла – было лишь отчаяние, и Изак посочувствовал ему.

Некоторое время он изучал духа, а когда решил, что узнал достаточно, вернул его Моргиену и передал бесплотной тени мысленные извинения.

«Уходи, – подумал юноша. – Жизнь не для тебя. Она – для живых».

Но едва туманная фигура полностью исчезла, на Изака внезапно обрушилась кромешная тьма. Голову его прошила боль: вторгшийся в него дух вцепился в человека мертвой хваткой и рвался к его горлу. Это был уже не полузабытый демон: Изак как будто свалился в ледяной поток. Стоило ему пошевелиться, как он все больше слабел. Холод начал сковывать его руки и ноги, тепло уходило из него, а вместе с теплом уходила жизнь.

Изак начал паниковать – каждый вдох давался ему все с большим трудом, тело начинало неметь. Перед его мысленным взором встали голодные глаза и длинные острые когти. Он ощутил желание финнтрейля и его злобу, а еще почувствовал, что силы быстро покидают духа и тот боится потерять все.

Изак вспомнил слова Моргиена: силу таким существам дают другие, сами же они – ничто; вспомнив это, юноша немного успокоился. Он еще раз глянул на духа, сосущего из него силы, и понял, что тот бесплотен, что сквозь его сотканное из тумана тело легко можно пройти.

Онемение начало проходить, едва Изак снова овладел своим разумом, не обращая внимания на отчаяние сопротивляющегося, легкого как перышко духа. Кранн обшарил все вокруг и крепко сжал все черные магические нити.

Финнтрейль вопил от ярости, но все-таки вернулся к Моргиену, который убрал руку от лица Изака и слабо улыбнулся. Юноша не смотрел Моргиену в глаза; вместо этого он взглянул на Михна, Карела и Тилу, которые по-прежнему наблюдали за своим господином.

Вроде теперь все было как раньше, только Изака слегка знобило. Воздух казался ему холоднее, чем прежде, как будто раньше времени наступили ночные заморозки.

Поднявшись, кранн зашагал туда, где оставил свой меч, потом вдруг оглянулся. Да, все вокруг осталось прежним, но в то же время он чувствовал присутствие кого-то невидимого. Деревья вдоль дороги стояли голые, неподвижные. В небе осталось совсем мало птиц, и они летали так высоко, что невозможно было разглядеть, какие именно это птицы… И все равно Изака не оставляло беспокойство.

Он выдернул меч из ствола, но не стал убирать клинок в ножны – Эолис давал ему приятное чувство защищенности. Все с тревогой смотрели на него, но Изак не обращал внимания на эти взгляды.

С кроны тиса донесся смешок, и сидевшие на ветвях птицы вспорхнули – их вспугнула волна злобы. Но услышал смешок только ветер и унес вслед за птицами, осыпав землю сухими листьями и влажными комочками земли.

«Жизнь – для живых? Иногда мне кажется, что ты говоришь только со мной. Интересно, вспомнишь ли ты потом эти свои слова?»

ГЛАВА 25

Изак открыл глаза и беспокойно осмотрелся. Последнее, что он помнил, – как подсел к собравшимся у костра, держа мех с вином. Тила тогда пристроилась с ним рядом… А теперь он был здесь – правда, неизвестно, где именно. По небу бежали облака, внизу раскинулась холмистая долина, поросшая высокой травой. А всего лишь миг назад вокруг Изака стояли деревья.

На земле лежали предутренние тени, но солнца не было видно. Изак даже не мог определить, где север, а где юг, хотя раньше ему это удавалось всегда.

Он как будто был не в Ланде… Эта мысль заставила его задрожать сильней, чем от холода.

Изак видел, как ветерок шевелит траву, но не чувствовал дуновения на своей коже. И сразу в памяти его возник дворец из снов, потусторонний и пугающий.

– При всех ваших способностях, при всей вашей силе потребовался лишь один мех вина, чтобы ваш разум открылся. Обычное дело.

Изак подскочил: за его спиной стояла девушка, от красоты которой у него захватило дух сильнее, чем от ее неожиданного появления. Моргиен описал ее правильно: ее кожа напоминала гладкое и блестящее ореховое дерево. Такой темной кожи Изаку еще никогда не доводилось видеть, она была даже темнее, чем у пустынных племен четсов.

Йитачены жили неподалеку от фарланов, чуть дальше по побережью, но два племени не поддерживали отношений друг с другом: по большей части они встречались только на поле боя, и жестокость их битв могла сравниться только с Великой войной.

Изак был очарован незнакомкой: и цветом ее кожи, и удивительными белыми глазами.

– Ты – Кселиата?

– А вы – причина всех моих бед?

Изак сощурился, рука его инстинктивно потянулась к эфесу меча, и только тут он заметил, что одет в потрепанную одежду, которую носил в детстве. Правда, Эолис остался на его бедре, зато Сюленты и его богатый наряд исчезли.

– Это послужит вам напоминанием о начале вашего пути, – пояснила Кселиата.

Она пристально смотрела на Изака, пытаясь распознать, как он отреагировал на свою порванную, грязную одежду. Потом неожиданно задорно улыбнулась и поцеловала его в губы.

Изак застыл от изумления.

От девушки исходил волнующий аромат, и он инстинктивно обнял ее за талию, но Кселиата выскользнула из рук юноши, прервав поцелуй. Теперь у нее был очень довольный вид.

– Давненько мне не приходилось этого делать. Танцующей походкой она подошла к пригорку и присела.

Изак подумал, что ведь еще секунду назад там не было никакого пригорка.

– А почему?

– Почему давненько? Да из-за вас же! Но это долгая история.

Судя по всему, Моргиен правильно определил ее возраст. Как и любая белоглазая, девушка была высокой, с длинными сильными ногами, но все-таки оставалась ребенком, несмотря на свою удивительную красоту.

– Я раньше тебя не встречал, – возразил Изак, не в силах забыть вкус ее поцелуя.

– Это не извинение, – тон ее был игривым, но уверенным. – Я успела перецеловать немало красивых молодых людей, пока кое-кто не решил сделать вас Спасителем.

– Погоди, – перебил Изак. – Я не Спаситель и не собираюсь им становиться.

– А вас никто и не спросит!

В ее отрывистой реплике послышались раскаты грома. Изак понял: это лишь отголоски настоящей бури. Даже женщины-белоглазые имели взрывной темперамент.

– Не вам это решать! – заявила Кселиата. – На свою беду вы оказались в самом центре запутанного клубка.

– О чем ты? Боги не делали меня Спасителем. Карел всегда говорил, что во мне добродетели не больше, чем в мертвой ледяной кобре. Почему люди вдруг решили, что меня избрали для того, чтобы возглавить некий крестовый поход, и какую еще чушь они придумают?

– В том-то и дело.

Изак кинул взгляд на странную девушку. Для своего возраста она была удивительно самоуверенна и решительна.

– Как ты выучила фарланский язык?

Изака очень беспокоило то, что она не просто хорошо говорит на его языке, а говорит как коренная фарланка.

– Давайте не будем отвлекаться. Но если для вас это и вправду важно, я не учила ваш язык и не говорю на нем. Я беседую с вами мысленно, и то, что вы слышите, – лишь интерпретация моих мыслей. Вы сейчас спите, Изак, и видите сон. Мы и впрямь разговариваем, но этого места не существует.

– Но как?!

– Вряд ли стоит рассказывать об этом… Но иначе вы все время будете меня перебивать, верно? Вас сделали избранником в прошлом году. Тогда я сама уже была избранницей, и мне явилась во сне леди Амавок. Меня не сделали кранном, не дали титула, но вручили особый дар. Леди Амавок велела мне заботиться о вас. Мне суждено было стать вашей невестой и убийцей.

– Так что же представляет из себя ваш дар? И почему вам поручили такое?

– Мой дар – череп Сновидений, тот, которым владела королева Арина Бвра. С помощью черепа я сюда и попала. Я могу попасть в сны почти любого человека, кроме тех, чей разум охраняется. Я могу даже убивать во сне. Что же касается моего предначертания, тут все пошло наперекосяк, и, только встретив Моргиена, я поняла – почему. Я стала пленницей своих снов. Когда я приняла череп, моя судьба переплелась с вашей, но, к сожалению, у вас множество судеб и при этом – ни одной. В общем, я не смогла вынести этого. О боги, мне было так больно! Вы понятия не имеете, какую боль это причиняет – иметь столько возможных судеб сразу.

Она замолчала, и лицу ее было видно, что она и впрямь страдает. Изак не знал, что ответить. Он чувствовал себя виноватым, хотя и не знал, в чем именно заключается его вина.

Кселиата вздрогнула.

– Однажды я увидела сразу всю тысячу своих возможных судеб. Череп не позволил моему разуму погибнуть, он залечил последствия удара, но с тех пор я все время кричу. А в тот миг, когда это случилось, мне просто показалось, что я сошла с ума.

Она вздохнула.

– Моя семья считает, что боги призвали меня в качестве предсказательницы. Теперь меня держат под замком и пичкают наркотиками.

– И все это из-за меня? – Изак не смог скрыть своего недоверия, но Кселиата, похоже, этого не заметила.

– Отчасти из-за вас. Я искала ваш разум, и мне встретился Моргиен. Я вошла в его сон из чистого любопытства. «Человек с несколькими душами» – подходящее для него имя. И в его сновидениях я нашла больше ответов, нежели рассчитывала, к тому же совсем неожиданных. – Девушка снова вздохнула. – Век Завершения предрекали очень многие, немало людей пытались повлиять на будущее, но в конце концов, как мне кажется, все они потерпели поражение.

– Каким образом? Я не понимаю.

Изак чувствовал себя полным дураком: неужели он не в силах понять, о чем она говорит?

Девушка улыбнулась и похлопала ладонью рядом с собой. Изак сел, почувствовав, как мягкая земля осела под его весом. Кселиата прильнула к нему, стройная и хрупкая, ее тело было удивительно теплым.

– Вы ведь знаете, кто такие предсказатели? Все они говорят загадками, которые нужно отгадать. Они не видят будушего, а видят лишь возможные его варианты, а затем их предсказания истолковывают специальные ученые – в соответствии со своими представлениями.

– Значит, ученые могут лгать?

– Не все так просто.

Кселиата невесело улыбнулась, ласково погладила руку Изака и, переплетя свои пальцы с его пальцами, крепко сжала.

– Иногда они угадывают, иногда – нет. Но вы не должны забывать, что в словах заключается определенная сила. Люди стремятся к тому, во что верят, и богов отчасти поддерживают именно вера и преданность их поклонников. Вы должны помнить, что слова влияют на судьбу Ланда, каким бы странным это ни казалось. Мы видим Ланд сквозь призму слов, мифов и верований. Слова и сами по себе могут творить его историю. Это понимал ваш отец. Честно говоря, имя, которое он вам дал… оно сбивает вас с предначертанного вам пути. Возможно, отцу вашему еще придется ответить у Врат Смерти, представ перед лицом рассерженных богов.

– Я не знал об этом, пока Бахль мне не сказал, – раздраженно ответил Изак. – И я никогда не проявлял неуважения к Кази Фарлану. Не сам же я выбрал себе имя! И я, все еще, не понимаю, какое все это имеет отношение ко мне.

Теперь он говорил почти жалобно.

– Вы – центр всех событий. Спаситель – всего лишь имя, но в нем заключена большая сила, влияющая на тех, кто с нею связан. Хотите вы того или нет, но законы магии отличаются от законов природы, и имена для своих целей могут использовать как люди, так и боги. Вы оказались центром осуществления предсказаний о Спасителе. Все, обладавшие хоть какой-то властью, пытались повлиять на ваше рождение, создать вас таким, каким это было выгодно им. Никому это не удалось, но их усилия подарили вам достаточно силы, чтобы изменить Ланд. Но те, кто вмешивался в вашу судьбу, забыли про разницу между магией и природой: когда сталкиваются природные силы, либо одна из них побеждает, либо погибают все; когда же сталкиваются магические силы, они искажают и изменяют друг друга.

– В результате у вас есть сила, но нет желаний, вы не мечтаете о завоеваниях, у вас нет грандиозных планов, лишь одно пустое тщеславие. Ваша судьба скрутилась и порвалась.

Изак глубоко вздохнул. Он понятия не имел, о чем спросить. В голове его было пусто.

– Я… откуда мне знать, что вы говорите правду?

Кселиата улыбнулась, понимая его сомнения.

– Ну, во-первых, вы ведь узнали мой голос? Я наблюдала за вами в ту первую ночь в башне, хотя и не знала, где вы. Я чувствую, что ваша душа переплелась с моей. Я пребываю с вами с самого первого дня вашей новой жизни.

Изак вдруг вспомнил все и открыл было рот, чтобы задать вопрос, но Кселиата приложила палец к его губам, призывая к молчанию. Потом положила руку на его грудь – там, где был шрам от ожога.

– Я уверена, что вы и сами чувствуете многое из того, о чем я сказала. Вы – избранный, хоть для вас это и неважно. Какую бы жизненную цель вы ни ставили перед собой, вы руководствуетесь разумом, не инстинктами.

– Я…

Кселиата вдруг обеспокоенно оглянулась.

Изак проследил за ее взглядом, но не заметил ничего – лишь все тот же дикий пейзаж. Потом вспомнил, что все вокруг – только образ, видимость. Тогда юноша закрыл глаза и принялся осматриваться мысленно.

Ему показалось, что Ланда – два и что они лежат один на другом. Изак увидел своих товарищей, по-прежнему спящих рядом с ним под пологом ветвей, увидел, как ветер колышет траву в долине. Он сосредоточился на своем сне – и сразу понял, что именно испугало Кселиату. Вокруг клубилась тень, похожая на тень от облака, проплывающего мимо невидимого солнца. Изак вспомнил: нечто подобное уже происходило с ним на крепостной стене во время праздника в имении сюзерена Фордана.

– Мне надо идти, – заговорила Кселиата. – Не волнуйтесь, я справлюсь, что бы это ни было. Моргиен передал вам письма к королю Нарканга?

Изак кивнул, продолжая разглядывать тень.

– Передайте их королю Эмину, когда останетесь наедине, он все подробно вам объяснит. Я еще не знакома с королем, но его разум сияет так же ярко, как ваш. Значит, Эмин может играть во всем этом столь же важную роль, как и вы. Его тоже пугают тени. Я приду к вам, как только смогу.

Она помедлила, вдруг утратив самоуверенность. Заглянув в глаза Изака, придвинулась ближе, вдохнула его запах и нежно поцеловала в губы. Изак почувствовал, как язык ее скользнул по его языку… Потом девушка отстранилась – и сразу стала печальной, беззащитной и уязвимой.

Шрам на груди Изака горел от стыда и желания.

– Погоди! – воскликнул он, чувствуя, что вот-вот проснется. – Если я сломал твой разум, зачем ты помогаешь мне?

Теперь он видел лишь очертания ее лица на фоне звездного неба. Ее исполненный печали голос разрывал душу.

– Потому что иначе я не могу. И это все, что у меня осталось.

ГЛАВА 26

Чем дальше они продвигались на юг, тем становилось теплее. Ночи, правда, были прохладными, особенно если приходилось спать на палубе, но мороз больше не обжигал кожу.

Как только горы остались позади и потянулись просторные долины, наступило почти лето.

Нарканг лежал на юго-востоке, но путники двигались к нему в обход, потому что не хотели приближаться к Ванаху – тамошние религиозные законы были настолько суровы, что всегда существовала опасность случайно нарушить один из них. Какой прием окажут Изаку в Тор Милисте, оставалось загадкой, и отряд решил объехать стороной и эту страну.

Большую часть путешествия фарланы проделали по реке, являвшейся границей между Тор Милистом и Скри. Водный путь был достаточно безопасен, хотя все по-прежнему держались настороже, готовые к любым неприятностям.

Жителям гор было непривычно не видеть скалистых вершин даже на горизонте, зато солнце теперь вставало раньше.

Вид плывущих по небу легких облачков с золотистыми краями заставлял Изака улыбаться, и он снова начал ощущать счастье свободы. Теперь, рядом с друзьями, думая о Кселиате, Изак радовался жизни как никогда. Его немного беспокоил рассказ темнокожей девушки, хотя кранн дал себе слово не волноваться, пока не доберется до Нарканга и не поговорит с блистательным королем Эмином. Но ему никак не удавалось до конца прогнать тревогу.

Когда они огибали Тор Милист, все встречные рассказывали им, что в стране снова вспыхнула гражданская война. Герцог Врерр потерпел в этом году уже два поражения – правда, незначительных. Ему чудом удалось избежать гибели, и по стране поползли слухи о его смерти. Герцог пообещал огромное вознаграждение за голову ведьмы Леферны, которая покушалась на его жизнь, но пока ее не удалось разыскать. Крестьяне люто ненавидели своего господина, потому что он забирал их урожай, не оставляя им почти ничего. А еще все говорили о том, как наемник-четс наставил рога невероятно ревнивому герцогу Тор Милиста.

– Я вполне могу в такое поверить, – заметил Везна, когда путешественники сидели в комнате портовой таверны, которую отряд кранна почтил своим присутствием.

– Это почему? – с бесстрастным лицом спросила Тила. Везна пристально вгляделся в содержимое своей кружки и нахмурился – во рту после напитка остался неприятный привкус.

– Я ездил туда на переговоры относительно набегов на наши границы. Чтобы отвлечь герцога, требовались определенная репутация и известное имя.

Изак улыбнулся.

Везна не захотел признаться Тиле, почему с подобным поручением послали именно его. На самом деле не только для того, чтобы самый знаменитый соблазнитель отвлекал правителя от набегов. Везна проходил обучение у лучшей отравительницы из числа агентов главного распорядителя. Многие переговоры из тех, что он вел, кончались быстро и успешно благодаря очень своевременной смерти какого-нибудь упрямого старика.

– Я встречался с герцогиней всего один раз… – Везна посмотрел в лицо Тиле, – То есть я хочу сказать… Ну, вы же знаете, что обычно болтают о четсах…

Наконец он сообразил, что говорит не то, и умолк.

– Так что же о них болтают? – с невинным видом спросила Тила.

– Хм… О них болтают… – Везна посмотрел на улыбающихся товарищей и нахмурился. – Ох, да ладно вам, я никогда не подойду к женщине, если она сама не предложит. От герцогини так пахло, что с ней едва можно было находиться в одной комнате…

Карел ободряюще похлопал вконец запутавшегося графа по плечу, но обиженный Везна встал и пошел к двери.

– Наверное, было бы проще спросить, к каким женщинам граф Везна не подходил, – с безжалостной улыбкой сказал Карел Тиле.

Теперь Тила окончательно поняла, почему граф скрывал свое имя ото всех, даже от близких друзей.

– А вам, старик, вообще лучше помолчать, – бросила она. – Во всяком случае, граф Везна пытается держаться в рамках приличия. А вы подталкиваете его к такой жизни, да и сами вышвыриваете деньги на распутных служанок.

На сей раз, смех был уже не таким безудержным: собравшиеся в таверне гвардейцы не хотели потешаться над своим командиром. У Тилы была отвратительно цепкая память – она не забывала, кто из добродетельных мужей с удовольствием усаживал себе на колени местную девицу, едва оказавшись вдали от дома. После того как ей все-таки пришлось сдаться и пересесть в обычное седло, как настаивал Изак, Тила стала острее на язык, и мужчины начали ее побаиваться.

Карел, фыркнув, отвернулся, а Тила демонстративно перебралась за стол к госпоже Даран, которая выбрала место подальше от шумных воинов.

– Значит, отсюда вы направитесь на юг вдоль границы, милорд? – неуверенно спросил Изака трактирщик, воспользовавшись наступившей паузой.

Изак повернулся к нему.

На миг в белоглазом вспыхнуло раздражение – он вспомнил все трактиры вроде этого, куда его не пускали в далекие дни детства. Но потом вспомнил и устрашающую тень и поморщился при мысли, что жизнь его снова ему не принадлежит.

Под взглядом Изака трактирщик вспотел и крепче сжал в коротких толстых пальцах грязную тряпку.

– Вы всегда пускаете к себе белоглазых?

– Я… Э-э-э… Ну, некоторые из них служат наемниками в здешних краях. Герцог Врерр платит всем, кто выполняет приказы, поэтому тут собирается всякое отребье с любым цветом глаз. Им убить человека – раз плюнуть.

– Значит, вы считаете меня достаточно приличным для вашего заведения?

– Милорд? – попытался остановить Изака помрачневший Карел.

Изак еще немного помучил грозным взглядом несчастного перепуганного трактирщика, потом прогнал дурное настроение и бросил на стойку бара золотую монету.

– Простите. Продолжайте торговать пивом, а если у вас есть и бренди, налейте себе стаканчик, не помешает.

Трактирщик подозрительно взглянул на монету, но потом кивнул и смел ее себе в карман.

– Спасибо, милорд. Не подать ли и вам бутылочку?

Он еще не оправился от потрясения, но золото есть золото.

– Да, благодарю. И мы, действительно, направляемся на юг вдоль границы – по спорным, как их тут называют, землям. А почему вы задали этот вопрос? Вы что-то слышали?

– Я… Пожалуй, ничего нового. Только, вам не помешает знать, что южане очень обидчивый народ. Они часто нападают на Тор Милист или на Хелрект – смотря какой из этих городов претендует на звание столицы. Через города проходит много военных, поэтому, увидев новую форму – вот такую, как ваша, с драконом, – они могут начать стрелять почем зря. Но этого можно избежать, если вы поедете медленно и спокойно, без знамен, в сторону Горента. Горент – сердце приграничного района, и если вы выкажете уважение к тамошним жителям, вы спокойно выедете из города.

Изак кивнул, еще раз поблагодарил трактирщика и коснулся руки Карела, давая знать, что хочет выйти и побеседовать с Везной наедине. Карел кивнул и принялся наблюдать за безнадежными попытками одного из гвардейцев завязать беседу с госпожой Даран. Обычным вечерним развлечением отряда было заключение пари о том, кому удастся затеять спор с компаньонкой, и сколько этот спор продлится. Женщина, надо сказать, обожала поспорить, стоило ей выпить пару стаканов вина. До сих пор всем удавалось скрывать от Тилы такие пари.

Краешком глаза Карел заметил, что Михн отправился следом за Изаком, и мысленно улыбнулся: наконец-то у его мальчика появились друзья, готовые за ним присмотреть. Именно этого Изаку так не хватало раньше: дружбы и дружеской поддержки. Но Карел по-прежнему плохо спал, боясь, что такое не продлится долго. Все-таки Изак – белоглазый. А друзья хоть и спасают его от бед, вольно или невольно могут сами послужить их причиной.

Близился вечер, небо на востоке порозовело. Длинная полоса горизонта пылала рубиновым цветом, а на западе, где обитали боги, небо стало пугающе темным. Кровавый отсвет служил отряду маяком, в то время как боги совсем про него забыли. Позади путешественников, на севере, собирались тяжелые тучи, готовые обрушить на долины снег с дождем.

До Горента оставалось еще полдня пути по пойме реки. За последние несколько дней отряду не раз встречались на берегу лодочники, наблюдающие за чужаками. У фарлаиов не было ни малейших сомнений, что за ними все время внимательно следят.

Изак знал, что Горент уже близко. Он с нетерпением ожидал конца пути: во-первых, сейчас приходилось следовать по враждебным землям, а во-вторых, ему хотелось наконец переночевать в городе, в чистой постели, после вкусного ужина. Похоже, за несколько месяцев, прожитых во дворце в Тире, все воспоминания о тяготах обозной жизни улетучились и белоглазому полюбился комфорт.

Изак рассмеялся этим своим мыслям, но тотчас смолк, заметив движущуюся в вечернем сумраке тень. Кранн сразу подобрался и приготовился защищаться, но вздохнул с облегчением, когда понял, что это возвращается ускакавший на разведку Джейл. Лесничий придержал коня и громко крикнул:

– Милорд, впереди укрепленный город, дороги охраняются разведчиками! Вы позволите назвать им ваше имя?

Изак посмотрел на Везну и кивнул.

Граф с сожалением прервал беседу с Тилой, коснулся ее руки, передал ей повод своего второго коня и поскакал вперед. Джейл устремился за ним вдогонку.

– Вы хотите въехать в город под знаменами? – спросил Изака Карел.

Он заранее знал ответ на свой вопрос, но ему нужно было получить подтверждение Изака. Белоглазого зачастую не интересовали мелочи вроде выбора места для лагеря, но любое его возражение должно было приниматься во внимание – таков был придворный этикет Фарлана. Поэтому, когда один из лесничих выбирал место для стоянки, седовласый воин обязательно спрашивал соизволения Изака перед тем, как разбить лагерь.

– Нет, – ответил кранн. – Думается, здесь это вряд ли оценят.

Жившие тут крестьяне считали Горент сердцем спорной территории и приезжали в город за советом и правосудием. Однако городской совет уважали именно потому, что реальной власти у него не было и не могло быть. Фарланам подобное устройство казалось абсурдным, они привыкли к твердым законам. А у Горента не было ни досконально разработанной системы налогов, ни настоящего правления, ни армии. Единственное, что имелось у жителей приграничного района, – бесконечная гордость за свой образ жизни и уважение, почти любовь, к своему городу.

– Безусловно, вы правы. Въезд под знаменами могут принять за демонстрацию силы. Здесь от нас ждут скромного и уважительного поведения, – подала голос Тила из-под низко надвинутого бледно-голубого капюшона, который накинула, спасаясь от вечерней прохлады.

Изак кивнул в знак согласия и пришпорил Торамина.

– Ладно, никто не сможет обвинить меня в отсутствии почтения. И будет лучше, если мы не заставим их долго ждать.

Кони перешли на легкий галоп, и Тила что-то сказала Карелу – слишком тихо, чтобы мог услышать Изак. Когда ветеран и девушка нагнали кранна, оба весело улыбались.

Очень скоро впереди показались три башни Горента и деревянный частокол у подножия холма, на котором стоял город. Ворота, правда, были из камня. На воротной башне уже зажгли факелы, разгоняющие тьму близкой ночи, и отсвет пламени освещал лучников, которые с большим интересом смотрели на подъезжающих гостей.

Везна и оба лесничих поджидали весь отряд ярдах в двухстах от ворот, с ними были еще двое верховых. Когда кавалькада приблизилась к воротной башне, «духи» разделились на две колонны, чтобы Изак мог проехать вперед.

– Добро пожаловать, лорд Изак. Вы оказываете Горенту честь своим присутствием, – обратился к кранну тот местный, что был лучше одет.

Он говорил на фарланском, но с сильным акцентом. Его высказывание сразу напомнило Изаку замечание, сделанное Тилой минуту назад: «Для здешнего народа город Горент – живой».

Не «нам», а Горенту Изак оказывал честь. Тила была права. Жители уважали именно Горент, а не тех, кто в нем обитал. В Тире чужеземец не нашел бы такой сплоченности.

– Я советник Хорен, а это – капитан Берард, – продолжал местный. – Добро пожаловать в город, друзья. Мы с нетерпением ожидали вашего приезда.

Изак задумался, не ждут ли от него похвал здешним разведчикам, заранее предупредившим о приближении отряда. Советник заметил выражение его лица и улыбнулся.

– Вам все станет ясно, когда вы встретитесь с пророком. Он просил сразу отвести вас к нему, еще до того, как вас представят городскому совету.

Не дожидаясь ответа, Хорен развернул коня и дал приезжим знак следовать за ним.

Капитан Берард, облаченный в кольчугу, с мечом на поясе, настороженно улыбаясь, поехал рядом с советником. Капитан был крепким, с горделивой осанкой, куда больше смахивавшим на воина-аристократа, нежели на наемника. Правда, когда он отбрасывал назад длинные волосы, можно было разглядеть, что у него довольно приветливое лицо.

Видимо, жизнь здесь была необычной, потому что при виде вооруженного отряда никто из местных жителей не выказывал ни страха, ни удивления. Обычно большинство людей изумлялись невероятным размерам Торамина, а потом и росту Изака.

Кранн ехал за двумя местными, Везна – рядом со своим господином, как и полагалось ему по долгу службы.

– Пророк? – шепотом спросил его Изак. Граф наклонился к кранну.

– Не слышал о нем, но подозреваю, что это какой-то маг. Возможно, он вносит свою лепту в процветание города.

Изак стал разглядывать стены крепости. Везна был прав – город процветал. Хоть и деревянные, стены выглядели очень крепкими. Местный советник одевался как чиновники в Тире и вовсе не походил на разбогатевшего торгаша, каких много заседало в советах других городов.

Когда отряд проезжал через городские ворота, стражники внимательно изучали чужестранцев, но хранили спокойствие: их явно приучили к дисциплине, и они доверяли своему начальству. У них не было формы, но вид они имели вполне внушительный.

За стенами тянулись ровные ряды просторных добротных домов, правда, совсем без украшений, из многих труб поднимался дым. Изак решил, что надежность и безопасность Горента привлекала мужчин и женщин, обладавших самыми разными талантами. Человек, сумевший сделать город таким надежным и безопасным, должен был обладать незаурядным умом. А если пророк руководит советом, он должен быть в придачу и суровым, доверяющим лишь фактам и цифрам.

Дома, стоящие у городской стены, имели не больше двух этажей, зато ближе к центру виднелись и высокие здания.

Советник Хорен вел отряд вдоль широкой главной улицы, мимо таверны, явно пользующейся популярностью. Едва посетители завидели гостей, все разговоры и шум сразу смолкли.

Торамин заметил, что на него глазеют, и сразу загарцевал, демонстрируя рельефные мускулы на плечах и боках. Изаку не требовалось усилий, чтобы произвести на людей впечатление. Он похлопал Торамина по шее, но тот лишь выше вскинул голову и продолжал пританцовывать. В бледном сиянии Кази белые рукава плаща Изака мерцали таинственным светом, а его темно-синяя маска выглядела еще более грозной; многие зрители решили, что этот темный лик слишком напоминает иконы с изображением Нартиса. Здесь и там раздавалось бормотание: некоторые читали молитвы.

Когда отряд миновал таверну, Изак улыбнулся, услышав, как сзади вновь загомонили. Да, давно миновало время, когда он был простым обозным мальчишкой! Теперь его приезд производил впечатление на целый город: кранна помнили везде, где он ел, пил или провел ночь. И трактирщики, заведения которых он посетил, смогут потом говорить постояльцам: «Я отдаю вам лучшую комнату, в ней останавливался сам лорд Изак». Но самое удивительное, что для людей это, и впрямь, будет иметь значение.

Дорога закончилась у небольшой рощицы в самом центре города, там, где обычно бывает рыночная площадь. Подлесок расчистили, чтобы можно было легко проехать, и местные советник и капитан въехали под деревья, даже не придержав лошадей.

Изак и Везна переглянулись.

В такой роще невозможно было устроить засаду. Путники без колебаний последовали за своими хозяевами.

В роще Изак увидел несколько покрытых резьбой камней, беспорядочно разбросанных там и сям. До него донеслось слабое эхо – похоже, тут кто-то был. Юноша догадался, что это священная земля, наподобие храма, посвященного богиням Амавок или Белараннар.

За рощей их взорам снова открылась улица; один, самый большой, дом стоял на ней особняком. В Тире такое здание посчитали бы скромным, но для Горента оно было весьма внушительных размеров, и дома поменьше как будто почтительно сторонились его.

Советник остановил коня перед богато украшенной дверью и повернулся к гостям.

– Милорд, я оставляю вас в надежных руках Адена, служителя пророка, – он показал на высокого сухопарого человека, появившегося из великолепных покоев.

Тот спустился по каменным ступеням, молитвенно сложив руки на груди; на него вид Крана, похоже, не произвел такого впечатления, как на людей в таверне.

– Лорд Изак, добро пожаловать в Горент.

Аден слегка поклонился спешивавшемуся Изаку.

– Сейчас мой хозяин явится, чтобы поприветствовать вас, а пока позвольте предложить вам еду и вино.

В степенном облике слуги со старательно зачесанными назад редеющими волосами было нечто загадочное. Изак демонстративно принялся разминать спину и плечи, а когда он собрался-таки снизойти до ответа, на пороге возник дико жестикулирующий человек, который запищал тонким гнусавым голосом:

– Лорд Изак, наконец-то вы прибыли! Заходите, комнаты для вас готовы. Мои конюшие позаботятся о лошадях, а у нас с вами есть дела поважнее. Думаю, мой кабинет вполне подойдет, чтобы все обсудить!

В руку белоглазого вцепились костлявые пальцы хозяина – видимо, это и был пророк, который почти тонул в своих просторных белых одеяниях.

Изак обменялся с товарищами изумленными взглядами. Очень немногие за исключением близких друзей решались прикоснуться к кранну, а этот странный человечек пытался повлечь его за собой силой, как ребенка. Изак жестом велел Михну остаться и позволил пророку втащить себя внутрь.

Подталкивая Изака, человечек на ходу обсуждал достоинства горентских коней, причем говорил и за себя, и за своего спутника.

Внутреннее убранство дома сильно отличалось от того, что было принято в Тире. Стены, украшенные яркими цветными драпировками, по всей передней – ивовые птичьи клетки: они свисали с потолка, стояли в стенных нишах и на специальных подставках с замечательной резьбой. Изак замедлил шаг, чтобы полюбоваться на такое диво и получше рассмотреть одну из птиц. Крошечное существо размером с его палец имело нежно-зеленую окраску, головку украшал восхитительный золотой хохолок.

Как только Изак приблизился, птичка вскинула голову и издала прелестную плавную трель. И тотчас вся передняя наполнилась птичьим пением – все остальные пернатые пленницы тоже подали голос. Изак только вертел головой, потрясенный многоцветьем и многоголосьем.

На шум прибежала Тила и, в восторге, замерла.

– Кажется, мой хор произвел на вас впечатление, лорд Изак, – заметил пророк. – Вообще-то, эти птицы ночью редко поют. Считается, что лесные твари обладают удивительно тонкой интуицией – примечательно, что они вас не боятся, хоть вы и белоглазый. Однажды сюда забралась дикая кошка, какой тогда случился переполох!

– Вы все время держите их взаперти? – поинтересовалась Тила, заметив, что некоторые клетки очень тесны.

– Нет, конечно. Днем они сидят на деревьях в городском саду – мы славимся своими экзотическими птичками. Но в холодные ночи мы заманиваем их в клетки, и самые ручные из них теперь не мигрируют.

Пророк широко улыбнулся.

В дверях с недовольным видом появился слуга Аден, из-за его спины Везна и госпожа Даран пытались получше разглядеть поющих птиц. Чистка клеток наверняка входила в обязанности слуги.

– А вы знаете, что у короля Нарканга есть похожее увлечение? Он разбил сады специально, чтобы привлекать бабочек, которые летят из Мустета вдоль побережья и проводят лето в окрестностях Нарканга. Говорят, незабываемое зрелище. Бледно-голубые особенно красивы.

Пророк неожиданно замолчал и нахмурился.

– Но нам пора идти. Простите меня, пожалуйста, уважаемые дамы и господа. Аден, принеси еду и вино в мой кабинет, когда позаботишься о друзьях лорда Изака.

Пророк снова схватил белоглазого за руку и повлек вверх по широкой лестнице, а потом – по коридору, заканчивающемуся двумя высокими, украшенными резьбой дверями из полированного дерева изысканного цвета кофе с молоком. Изящная резьба изображала узор из животных и деревьев, но Изаку не удалось как следует ее рассмотреть – хозяин втащил гостя в комнату.

Прямо на полу стояли стопки книг, лежали свитки, на всех полках громоздились музыкальные инструменты рядом с глиняными горшками и странными камнями. Все предметы были старыми и грязными. В большом открытом секретере хранились старинные на вид драгоценности и несколько амулетов. Изак сразу определил, что их магическая сила весьма скромна. Маги из Колледжа с презрением отвергали подобные вещи из-за их «низкой магической энергии», пригодной лишь для деревенских ворожей или лесных колдуний.

Пророк плюхнулся в кресло, но сразу вскочил, едва взглянув на второе кресло и прикинув вес Изака.

– Как могло случиться, что я ничего о вас не слышал, хотя вы, похоже, правите этим краем? – спросил Изак, осторожно опускаясь в предложенное кресло.

Пророк улыбнулся и сел напротив, вдруг став совершенно спокойным. Соединив кончики пальцев, хозяин вгляделся в гостя.

– Я вовсе не претендую на роль правителя. Я лишь даю советы, и только тогда, когда меня об этом просят. Насколько мне известно, фарланы не интересуются нетитулованными особами, когда ведут дела с другими государствами. Подозреваю, вам известно про наши земли лишь одно: на них претендуют Тор Милист и Хелрект, но никто пока ими не завладел.

Изак кивнул, ничуть не обидевшись на дружелюбный сарказм пророка. Фарланы были одним из самых сильных народов Ланда и бережно хранили свои традиции и свою могучую феодальную систему. Аристократы имели власть и положение в обществе; всякий, кому удавалось чего-то добиться, получал титул и становился частью феодальной системы. Люди вроде пророка не укладывались в подобную систему.

– Позвольте рассказать все по порядку, – продолжал хозяин. – Исторически этот край не имел самоуправления, но и завоевать его никто не сумел. Нами никто не помыкал и не правил. На сегодняшний день ни Тор Милист, ни Хелрект не заинтересованы в захвате наших земель – прежде всего потому, что захватить их непросто, а во-вторых, тогда эти страны будут граничить с очень серьезными врагами.

– Возможно, мы начнем с самого начала? – перебил Изак. – Я даже не знаю вашего имени.

– Имени? Ах, да, конечно. Простите мою бестактность. Меня зовут Федей, Уистен Федей, а народ называет меня пророком.

Федей улыбнулся, чтобы не создалось впечатление, будто он хвастается. Изак кивнул, прося собеседника продолжать.

– Я – ученый. Я мог бы многое о себе рассказать, но буду краток. У меня обнаружились довольно скромные магические способности, и в молодости я некоторое время изучал магию наряду с другими, не магическими, науками. А когда мне исполнилось двадцать пять, у меня начали проявляться явные способности предсказателя.

Он сделал паузу, ожидая, что Изак о чем-нибудь спросит, но белоглазый только снова кивнул.

– В этом месте моего рассказа вам полагалось бы сказать: «Да неужто?» – сухо произнес пророк.

– В самом деле? Хм… Наверное, – смутился Изак. Федей хихикнул, как довольный ребенок.

– Во всяком случае, так восклицает большинство слушателей. Если вы когда-нибудь обучались магии, вы должны знать, что я рассказываю невероятные вещи.

– Возможно, – чуть свысока ответил Изак. – То есть меня неправильно учили?

– Ммм… Что вы, вовсе нет. Но то, что я рассказал, противоречит теории магии, а ее пока никто не опроверг. Однако, как уже поняли многие, реальность Ланда часто не укладывается в теорию. И я уверен – вы уже поняли по отсутствию магических возмущений, что я не пророк. Каким-то образом мои пророческие способности подавляются моей магией…

– Минуточку, какой магией? Я и впрямь ничего не чувствую.

Пророк склонил голову, принимая возражение.

– Все мои способности почти полностью исчезли из-за столкновения двух сил, двух моих талантов. Я могу призывать на помощь небольшую магическую энергию, но и только. Я могу заглядывать в будущее, но вижу только ближайшие события. Зато я могу объяснить свои видения. Они не всегда отчетливые, но ваш приезд, например, я увидел сразу. От вас исходят очень сильные магические возмущения.

– И вы можете предсказать мое будущее? – Изак задал вопрос совершенно серьезно, но лицо Федея застыло, словно он заметил в тоне собеседника сарказм.

– Думаю, позже, – очень холодно ответил пророк. – Потому что сейчас я хотел бы услышать что-нибудь про вас.

Изак охотно кивнул, рассердившись на себя за то, что оттолкнул такого дружелюбного человека.

– Конечно. Хотя вы, наверное, и так почти все про меня знаете.

– Вы встретили по дороге Моргиена?

Изак подскочил. Он ожидал вопросов о своих дарах – и только сейчас сообразил, что, в отличие от большинства людей с магическими способностями, пророк даже не взглянул на Эолис. Как и Моргиена, Федея больше интересовал сам Изак.

– Я… Да. Как вы об этом узнали? Это вы послали его?

– Послал Моргиена? Ха! Такие, как я, не могут никуда его послать. Я лишь знал, что он где-то в наших краях, а Моргиену частенько удается встречаться со всякими интересными людьми. Он и сам любопытный человек, несомненно. Я впервые узнал о нем еще в молодости, а сейчас мне за семьдесят.

Пророк рассмеялся, заметив недоверие Изака.

– Вас это удивляет? Для тех, кто не ведет общепринятого образа жизни, время зачастую замедляется. Вы сами перестанете меняться после тридцати лет. Как бы то ни было, Моргиен приезжал ко мне недели две тому назад. Я знаю о нем немного, но его интересы частенько совпадают с моими. Помимо всего прочего, его интересует секрет моего здоровья, но, держу пари, он почти ничего не рассказал вам о себе. Изак кивнул.

– А мне следует знать о нем побольше?

– Понятия не имею, – ответил Федей. – Но то, что мне о нем известно, может таить в себе опасность. Поэтому обсуждать Моргиена следует очень осторожно.

– Почему? Разве у вас есть враги?

– Да. Храмовые рыцари, например. Они терпеть не могут ученых.

На этот раз улыбка Федея стала нервной, его пальцы беспокойно затеребили края одежды.

– А еще милые дамы из Белого круга, которые, неизвестно зачем, копят серьезные силы. Если они захватят Тор Милист, вряд ли они оставят в покое и наши земли.

– Нет. Не верю, чтобы все было так просто, – настойчиво проговорил Изак. – Итак, во что вы ввязались?

Пророк осел в кресле.

– Мне это не нравится. Мы много лет были так осторожны, – пробормотал он скорее себе самому, чем Изаку.

– Что именно вам не нравится?

Федей выпрямился.

– Вы знаете Верлика, мага? Возможно, вам пока неизвестно, что он открыл свою школу, которая отличается от всех школ, созданных после Великой войны. Чтобы учение его не погибло, он еще до захвата Менина отослал оттуда с учениками многие свои труды. Так о нем узнали на западе. Его учеников преследовали во всех городах, но они все терпели и тайно обучали собственных учеников. Среди посвященных их называют детьми Верлика. В каждом городе-государстве Ланда есть люди, которые прячут у себя работы Верлика, верят, что его учение не ересь, хоть и противоречит нынешней политической догме.

– Для чего вы мне все это рассказываете? Если кто и олицетворяет нынешнюю политическую догму, так это я сам.

Изак невольно напрягся – знакомое ощущение. Наверняка ему рассказали не все! Он чуть ли не кожей чувствовал интриги, заговоры и тайны.

– Именно это мне в вас и не нравится, – заявил пророк. – Но Моргиен говорит, что вам можно доверять.

– Моргиен? Когда он к вам приходил, мы с ним даже не были знакомы. И почему он ничего не сказал мне о вас, когда мы наконец встретились?

Изак понимал, что ведет себя вызывающе, но ему и без того приходилось изо всех сил обуздывать свой характер.

– Моргиен никогда не спешит в делах. От него вы ни за что не услышите весь рассказ за один присест. Он поступает так исходя из соображений вашей или же собственной безопасности. Не нужно быть пророком, чтобы понять – мы вступили в век Завершения, и нам следует быть осторожными. Хоть я и слабый прорицатель, я вижу темную тень, скрывающую наше будущее.

– Какую тень? – спросил Изак, услышав в голосе Федея что-то слишком знакомое.

– На всем, что я вижу, лежит тень, и чем дальше я заглядываю, тем гуще она становится. Она собирается на горизонте, словно грозовая туча. Я знаю слишком мало, чтобы объяснить, что это такое, тут вам нужен король Эмин. Они с Моргиеном что-то затевают, а вы играете во всем этом очень важную роль, поэтому я помогу вам, чем смогу.

– Откуда Моргиену так много известно? – сердито буркнул Изак. – Он похож на бродягу. Каким образом, ради Нартиса, он мог оказаться в одной упряжке с королем Нарканга?

– Моргиен не так прост, как кажется. Они с Эмином в определенном смысле птенцы одного гнезда. Все началось еще во время похода в Эльфийскую пустошь более ста лет тому назад. Тот поход возглавлял один из детей Верлика, его отряд в сопровождении эскорта храмовых рыцарей отправился осмотреть разрушенный замок. Считалось, что местные жители настроены вполне дружелюбно, но…

– Отряд так и не вернулся с пустоши? Что ж, в этом нет ничего удивительного. И вряд ли в этой истории замешаны темные силы.

– Вернулся один Моргиен. Подозреваю, что, кроме Эмина, никто не знает, что тогда на самом деле произошло. Если же вы попробуете спросить об этом самого Моргиена… Думаю, лучше его не спрашивать. После того происшествия Моргиен и начал путешествовать по всему Ланду, разыскивая оставшихся в живых детей Верлика. Теперь он помогает им поддерживать связь друг с другом, и король Эмин нанял ему в помощь двадцать-триднать человек. Их немного, но они не менее опасны, чем арлекины, и преданы королю.

– Вы с ними встречались?

– Они доставляют мне послания, узнают у меня новости, предлагают помочь, если потребуется…

– Помочь?

– Сам я к их помощи не прибегал, но до меня доходили разные слухи: у людей исчезают конкуренты, таинственным образом вспыхивают пожары, правители города неожиданно меняют свои решения. Но нет никаких доказательств чьей-либо причастности к этим делам, и обвинение предъявить невозможно. Порой в подобных действиях я вижу руку судьбы. В Нарканге существует известная банда – братство, как они себя называют. Их можно узнать по черной татуировке на левом ухе – очень маленькой, почти незаметной. Это эльфийская руна «сердце», правда, я не знаю, что она конкретно означает.

Изак подобрался. Лишь огромным усилием воли ему удалось удержаться и не прикоснуться к ожогу на своей груди. Сколько лет эти люди используют такой символ? Знают ли они, что он означает?

Изак не обратил внимания на стук в дверь, зато Федей подскочил на стуле и покраснел. Изак заметил, что его собеседник нервничает: человек, который без малейших колебаний тащил за руку белоглазого, боялся даже говорить о братстве.

– Заходите! – в конце концов выдавил Федей.

В комнату вошел Аден, ловко держа на одной руке нагруженный поднос. Изак помог ему переставить блюда на стол, а потом уселся, чтобы приступить к еде – он вдруг почувствовал страшный голод. Да и в беседе пора было сделать перерыв.

Шрам над сердцем кранна сильно ныл.

Наконец Федей не выдержал и громко откашлялся.

– Кстати, о символах. Насколько я вижу, ваш герб – дракон. Его выбрала для вас геральдическая палата?

Изак кивнул.

– А что?

– Ну, дракон – многообещающий символ. Неудивительно, что такой герб имели многие, в том числе Деверк Грает и Али-акс Версит.

– Версит? Повелитель йитаченов, который похитил Мерлата?

– Его разбили только у самых стен Тиры. Да, он самый. А Грает был правителем Менина и чуть не уничтожил Лиц, чтобы заставить свое племя отправиться в долгий поход. Они оба всю жизнь несли разрушение и погибель.

– Их драконы тоже изображались в короне? Федей заерзал под пристальным взглядом Изака.

– Нет. Я ничего не слышал о таких драконах, – ответил пророк, опустив взгляд.

– Расскажите, чем вы занимаетесь, – неожиданно попросил Изак.

Федей стал подробно рассказывать о своих делах, постепенно успокаиваясь. Он проболтал почти час, а Изак тем временем ел, а потом, насытившись, потягивал из кубка подогретое вино. Несомненно, Федей был рад возможности поговорить с человеком, проявившим к нему искренний интерес. С большинством своих коллег пророк переписывался, но не встречался лицом к лицу. А Изак задавал много умных вопросов и живо всем интересовался, поэтому Федей вовсю пользовался такой удачей.

Наконец Изак остановил его, изменив тему беседы.

– Раз вы пророк, не могли бы вы предсказать мне будущее?

Кранн помнил, что говорили ему Моргиен и Кселиата, но не смог устоять перед искушением услышать и мнение Федея.

Тот медленно кивнул, взял Изака за руку и, закрыв глаза, начал глубоко, размеренно дышать. Изак почувствовал себя полным идиотом; если бы не сосредоточенное, очень серьезное выражение лица хозяина, он выдернул бы из его пальцев свою руку и посмеялся над всей этой затеей.

Некоторое время Федей сидел неподвижно, потом его рука вдруг дернулась, и Изак тоже вздрогнул от неожиданности. Впервые он почувствовал исходивший от Федея выплеск магической энергии, впрочем совсем слабый. Свечи затрепетали, как от сквозняка, и Изак скорее ощутил, чем увидел движение – как будто что-то промелькнуло в самом темном углу комнаты. Он повернулся, чтобы посмотреть, что там такое, но не увидел ничего необычного. Юноша уже решил, что ему померещилось, но Федей посмотрел в ту же сторону.

– Что это было?

– Точно не знаю, милорд.

Голос пророка не дрожал, но все равно Изак почувствовал в нем скрытый страх. Федей встряхнулся и глубоко вздохнул.

– Когда я коснулся вашей руки, мне явилось видение, но не вашего будущего. Я увидел Арина Бвра… А может, то были вы, только ростом поменьше и не такой широкоплечий. Человек, отбрасывавший густо-черную тень, был в полных доспехах, в шлеме с рогами дракона. И стоял он среди двенадцати хрустальных колонн, изгибавшихся самым причудливым образом. Напротив него стоял другой рыцарь, с зазубренным мечом в одной руке и собачьим поводком в другой.

Изак не смог сдержать дрожи, вспомнив рыцаря из своих сновидений в черных доспехах с тяжелым зазубренным мечом. Юноша прекрасно помнил леденящую остроту того страшного клинка.

– Поводки тянулись к сидящим у его ног обнаженному четсу и крылатому демону.

Голос пророка дрогнул.

– И что все это значит? – Изаку с большим трудом удалось выдавить этот вопрос.

Пророк, побледневший как полотно, медленно повернул голову и посмотрел Изаку в глаза. Движение словно вывело Федея из оцепенения, и он откинулся на спинку стула, почти лишившись чувств. Изак попытался усадить его поудобнее.

– Чем вам помочь? – спросил кранн, чувствуя себя совершенно беспомощным.

– Огромная слабость… Позовите Адена, – прошептал старик.

Изак резко дернул за висевший у камина шнурок, по комнате разнесся звон колокольчика. Почти мгновенно вбежал Аден и, не обращая внимания на Изака, бросился к хозяину. Только после этого он сказал кранну, что товарищи дожидаются его внизу, а служанки готовы проводить путников в отведенные для них спальни.

В последний раз посмотрев на Федея, Изак тихо сказал:

– Поправляйтесь. С нами все будет в порядке. Пророк слабо улыбнулся.

Изак вернулся к товарищам – те сидели в роскошном зале и разговаривали. Но кранн едва ли проронил хоть слово в этот вечер. Образ темного рыцаря с зазубренным мечом тяжелым камнем лежал на его душе.

ГЛАВА 27

От пустыни веяло древностью.

Глядя на цеплявшиеся за камни чахлые деревца, Кастан Стиракс еще сильнее почувствовал усталость. Слабый ветерок коснулся его лица, когда он снял шлем, чтобы осмотреть клочок обработанной земли. Удивительно, что пустыня не смогла поглотить этот клочок за многие годы, ведь старые дома рядом уже начали разваливаться.

Отстегнув золотые кольца, которыми его пояс крепился к толстому седлу, Стиракс соскользнул со спины огромной виверны на пыльную землю. Он закоченел от холодного ветра наверху, но несколько шагов вернули ему привычную подвижность. Он повел широкими плечами и извлек из-за спины зазубренный меч.

Чтобы размять спину, руки и плечи, Стиракс принялся отрабатывать приемы, выполняя их медленно и уверенно. Когда тяжелый меч в первый раз со свистом рассек воздух, виверна заворчала и повернула к хозяину голову, но потом снова отвернулась и уставилась немигающим взглядом на медленно приближавшегося со стороны домов всадника.

Закончив упражнения, Стиракс вложил черный меч в ножны и глубоко вздохнул. Ароматы пустыни чувствовались здесь острее из-за тепла и безветрия, и некоторое время Стиракс наслаждался этими запахами. Потом заметил миниву – удивительное растение цвета пыли, которое росло и цвело здесь повсюду, давая пищу и людям, и животным. Стиракс наклонился, чтобы получше рассмотреть его нежные длинные побеги и, приподняв плоские листья, которые забирали влагу из воздуха, обнажил темно-красный ствол. Крошечные фрукты были еще бледными и недозрелыми, но все-таки он сорвал один и съел, смакуя кислый вкус.

Потом с улыбкой повернулся к приблизившемуся наконец всаднику.

– Милорд, – обратился к нему вассал, спешившись, сняв черный шлем и опустившись на одно колено.

Спутанные волосы закрыли лицо воина, когда тот склонился перед господином. Потом он осторожно приподнял голову, отбросил пряди с глаз и, немного помедлив, поднялся. Рядом с белоглазым воин казался невысоким, и разница в росте стала особенно заметной, когда он встал рядом с повелителем Менина.

– Герцог Врилл, все идет как намечено? – обратился к нему повелитель.

– Самым наилучшим образом, – ответил герцог и с неудовольствием услышал беспокойство в собственном голосе. Пусть совсем небольшое, но повелитель Стиракс не мог его не заметить. В последние годы их редкие встречи проходили в уютной обстановке Кранака или Анот Врилла, поэтому герцог совсем забыл, как внушительно выглядит его хозяин, особенно в полных боевых доспехах. Причудливо изогнутый панцирь не мог не произвести впечатления, как и волна злобы, исходившая от меча Кобры. Герцог вздрогнул.

– У вас были сложности с кентаврами, – заговорил Стиракс. – Темные рыцари возвращаются домой. Сюзерен Золии заколол своего вассала, а прошлой ночью убили мага из ордена Пяти Черных Звезд.

Услышь он это от кого-то другого, Врилл бы ужасно изумился. Герцог всегда гордился тем, что знает больше других людей своего круга, но господин все время продолжал его удивлять. Вриллу часто приходило в голову, что он и сам мог бы быть повелителем Менина, потому что ни один аристократ, торговец или политик не мог сравниться с ним в уме и хитрости… Ни один, кроме повелителя Стиракса. Но жажда власти не затмевала разум герцога Врилла, он прекрасно понимал, что Стиракс одинаково преуспел и в политических хитросплетениях, и в коварстве, и даже маги Сокрытой башни побаивались магического искусства повелителя. Только сумасшедший мог бы оспаривать право Стиракса на власть над Менином. По старинным законам те, кто сходился в схватке за власть, должны были использовать одинаковое оружие, но это не играло решающей роли. Стиракс завоевал право на трон в двадцать лет, убив своего предшественника, который триста лет правил Менином. У старого повелителя был меч Кобра, а у Кастана Стиракса – широкий стальной. Его отвага не имела равных, и вскоре это признал весь Ланд.

– Как вы узнали про смерть мага? – спросил герцог.

– Я сам приказал Кохраду его убить. Маг был некромантом, а мой сын всегда рад попрактиковаться в своем огненном искусстве, – насмешливо сказал повелитель.

Но герцог не рассмеялся – шутки Стиракса никогда не предназначались для других.

– Поэтому он и сжег единорога? А я-то ломал голову, зачем он так поступил.

– Именно поэтому. Кохрад еще не исчерпал своих сил, но я надеюсь, что битва его доконает. Если натравить его на орден Огня, он увлечется так, что притянет магии больше, чем сможет обуздать. Гор знает, что делать в таком случае, а вы поможете Гору всем, чем сможете.

Врилл кивнул и рискнул задать вопрос:

– Значит, Кохрад умирает?

Белоглазый повелитель вздохнул, услышав этот вопрос, но Врилл уже много раз доказывал, что знает свое место и почитает за честь находиться в тени Стиракса. Ему можно было доверять – по крайней мере, настолько, насколько Стиракс мог себе позволить доверять кому-либо.

Повелитель снизошел до ответа:

– В конце концов, его сила поглотит его самого, но я не собираюсь проигрывать эту битву – и остальные битвы тоже.

Врилл кивнул и низко поклонился, потихоньку пятясь.

– Я пришлю сюда человека, чтобы он принес вам еды.

Стиракс рассеянно кивнул, глядя на заходящее солнце. Полосы облаков тянулись по небу, словно дымчатый хвост светила, сумерки постепенно обволакивали землю.

– Позаботьтесь, чтобы ваш посланник был молодым и безродным.

Врилл замешкался, удивленный подобным приказом, потом кивнул и поскакал назад, туда, где ждали его люди.

Стиракс же вернулся к виверне и отстегнул седло – с ним не было грумов, чтобы позаботиться о животном, а голодная тварь не подпустит к себе чужого. Как только нарядное седло было снято, Стиракс схватил виверну за рог и развернул мордой к себе. Сперва она сопротивлялась, потом послушалась. Стиракс заглянул в огромный глаз с зелеными прожилками, проверил блеск и реакцию зрачка и мрачно улыбнулся, довольный, что тварь все еще подчиняется ему. Потом провел пальцами по зеленой чешуе на голове пленницы – его левая рука, теперь снежно-белая, как всегда, была без перчатки. Кожа почти потеряла чувствительность с того дня, как Стиракс получил свои доспехи. Ногтем в красных пятнах он выскреб из-под чешуйки ви-верны паразита и раздавил. Затем слегка похлопал по голове зверюги и обнаружил еще пару паразитов. Времени осмотреть виверну целиком у него не было, поэтому он ограничился только осмотром головы – пока сойдет. Вытащив из-под седла тугой тюк, он развязал кожаные веревки, размотал ткань и положил на землю. Последние лучи солнца осветили расшитый шелк, грязный и обтрепанный. Стиракс не стал беспокоиться о пропитанном воском тряпичном навесе: все равно в эту ночь дождя не будет, а несколько слоев шелка отлично защитят его от холода.

Виверна ударила когтистой лапой, прочертив в земле глубокие борозды, мотнула рогатой головой и во всю ширь раскинула крылья. Стиракс одним жестом успокоил ее, но по взгляду твари было ясно, что она приручена не до конца. За пару минут Стиракс набрал охапку палок – недостаточно, чтобы поддерживать костер ночь, но ему все равно хватит. Как только виверна устроится на ночлег, она не станет возражать, чтобы человек прилег у ее брюха.

Стикс разделил охапку на две части и взмахнул рукой над одной из них. Вспыхнуло пламя. Повелитель улыбнулся, припоминая, когда он в последний раз разжигал огонь обычным способом. Фырканье виверны заставило его обратить внимание на дома вдалеке. К ним медленно приближался крепкий воин, тащивший в одной руке мешок, в другой – бурдюк вина. Воин был высок, ладно скроен, а когда он подошел ближе, стало заметно, что он молод… И что он боится.

Стиракс вполне мог представить, какие мысли роились сейчас в голове у парня. Отношение к сексу в Менине было более чем терпимым, однополый секс приветствовался в племени воинов, но этому подобная перспектива явно не доставляла радости. Скоро ему станет все равно. Стиракс приготовил для него нечто большее, нежели содомия.

Повелитель быстро отвернулся и вытащил два мешочка, очертил ногой неровный круг на пересохшей земле и высыпал в его центр содержимое меньшего. На землю выпала дюжина белых предметов. Стиракс проверил, не выкатился ли какой-нибудь из них за пределы круга, потом вытащил из второго мешочка щепотку черной высушенной травы. Парень был уже близко.

Стиракс поднес к носу палец и вдохнул кислый, тошнотворный запах смертельного яда, который вымочили в крови и высушили. Запах был омерзительный, но повелителю нужно было убедиться, что травы не потеряли силу.

Воин подошел и опустился на одно колено, но ему тотчас велено было подняться и положить принесенную еду у костра. Парень не сводил глаз со Стиракса. Виверна зафыркала и зашипела, раскачивая головой из стороны в сторону, но Стиракс взглядом успокоил ее. Стоя позади круга, повелитель стал манить воина к себе. Шаг, второй – и парень оказался в самом центре.

Стиракс неожиданно нанес удар, и парень задохнулся и закачался. Когда Стиракс убрал руку, воин захрипел от ужаса и боли – в груди его торчал кинжал, воткнутый по самую рукоять. Из горла парня донесся слабый писк, колени его задрожали, но каким-то невероятным образом он удержался на ногах. Его дрожащие пальцы наконец дотянулись до резной рукояти.

Стиракс поднес к лицу воина на раскрытой ладони сухие травы, скорчившиеся, потрескавшиеся от боли в тот миг, когда их вырвали из земли. Повелитель поджег растения тогда, когда пальцы умирающего коснулись рукояти кинжала.

Предсмертная агония донесла до сознания воина боль, пронзившую его навылет; глаза его вылезли из орбит, и, в последний раз издав вопль ужаса, несчастный забился в судорогах. Стиракс выдернул кинжал, тело неестественно дернулось и замерло.

Внутри круга сгустилась тьма, даже ветерок вдруг стих, само время содрогнулось и потекло медленней. Стиракс невольно вздрогнул. По спине его пробежал холодок при виде того, как труп неуклюже, рывками, распрямил спину. Смерть бродила где-то неподалеку, и повелитель судорожно вздохнул: только сумасшедший смог бы спокойно взирать на такое.

Лицо паренька стало бесстрастным и как бы высохшим. Губы раздвинулись, обнажая зубы, вывалился язык. Безвольно болтающаяся голова повернулась, чтобы поймать взгляд Стиракса, потом поникла; мертвый уставился на магический круг у себя под ногами, но скоро снова встретился глазами с повелителем.

– Вы меня связали?

Голос был противным, скрипучим: в легких булькала еще не свернувшаяся кровь. Хотя исходил этот голос из глотки трупа, он почему-то казался далеким эхом.

– Да, связал, – подтвердил Стиракс. – Я не хочу, чтобы вы перебили мой отборный гарнизон или прикончили одного из моих лучших генералов.

– Ваши обещания – пустые слова. Вы обещали целую реку душ, а мне перепало лишь несколько. Наверное, вы не понимаете, с кем имеете дело.

– Я ничего не забыл. В вашу реку душ потихоньку вливаются ручейки, а когда она переполнится, мертвых будет много-много тысяч.

Стиракс сверху вниз посмотрел на труп. Он чувствовал презрение к существу, с которым вел сейчас беседу. Этот демон был принцем своих сородичей, невероятно сильным, старым, как само время, но он все-таки не поинтересовался, зачем Стираксу понадобилась его помощь. Ему было довольно убийств и разрушений, которые обещал ему повелитель. Возможности демона значительно превосходили его желания, за это Стиракс его и презирал.

– Но когда? – неподатливые губы дрожали. Стиракс услышал голод в этом нечеловеческом голосе.

– Скоро. Мы уже расчистили путь для Дестенна. Скоро начнется разрушение. Если мы хотим победить в решающей битве, мы должны поймать армию четсов на открытом пространстве, имея численное превосходство. Ваш слуга мог бы потрудиться и получше – не то повелитель Чарр не захочет выступить, узнав о нашем приближении.

– Повелитель Чарр рыдает в укромном месте, ему сейчас не до дел его племени. А то, что поселилось в его теле, обожает битвы. Его не придется понукать, – заявил демон.

– Тогда на каждом перекрестке дорог будут сложены пирамиды из черепов, и ваше имя будет произнесено над ними.

Услышав это, труп издал гнусный смешок.

Стиракс почувствовал прилив раздражения. Он едва сдержался, чтобы не вытащить Кобру и не отсечь голову гнусной твари.

Вместо этого он поклонился.

Ему уже недолго осталось лебезить перед мразью, он накопил достаточно сил, чтобы отринуть ее. Очень скоро он заставит демона бояться его и молить о чести исполнить любую прихоть повелителя. Скоро Стиракс получит все, что только сможет пожелать.

– А что творится на севере? – продолжал допытываться он.

– Обуреваемый не спит, вопли потерянных разносятся в ночи. Он отправил мальчишку на запад, чтобы тот искал в запретных местах. Он сделает так, как вы захотите.

– Мальчишка отправился на запад? А живущие в горах все еще вам верны?

– Те, кто приносит клятву, уже не могут разорвать узы. Будет неплохо, если и вы запомните это. Тот, кто нарушает клятву, навлекает на себя наш гнев.

– Тогда наполните их сны славой и богатством. И если оба избранных сейчас далеко от дома, Фарлан созрел для восстания. Найдите человека, который мог бы стать королем.

– Разрушьте тамошний храм и произнесите мое имя над его руинами…

Труп осел – Стиракс начал выводить из него демона.

– … тогда нынче же ночью Ломин увидит во сне корону. На эти последние, еле слышные, слова Стиракс ответил кивком.

Как только все вокруг стало прежним, повелитель снова стал слышать щебет и гул ночных тварей. Он весь дрожал от огромной потери энергии. Для того чтобы вызвать демона, не требовалось много сил, но демоны, будучи потусторонними существами, жили вне времени, поэтому столь долгая беседа с каждым разом требовала все больших усилий.

Стиракс повернулся к костру и сел. Его белая рука почти коснулась огня, так ему сейчас нужно было тепло, чтобы избавиться от могильного холода. После пережитого он стал слабым, как дряхлый старец, и с трудом поднял руку, чтобы махнуть виверне. Тварь зарычала, тяжело поднялась на ноги и набросилась на труп воина; ее изогнутые когти без труда разорвали кожаные доспехи, и вскоре виверна уже поглощала куски плоти.

– Я вижу тебя, тень, – устало произнес Стиракс, не сводя глаз с огня. – Ты очень рискуешь, подглядывая за принцем своего племени. Интересно, зачем ты это делаешь?

– Принцем моего племени?

Голос был ничуть не похож на голоса демонов, которые Стираксу доводилось слышать раньше.

– Это не так. Не вижу ничего общего между собой и этим самолюбивым существом. Неспособность думать о чем-либо кроме собственных нужд и страстей делает его почти человеком.

Неожиданно для себя самого Стиракс рассмеялся, но смех его звучал невесело и устало. Этот демон ему понравился.

– Тогда зачем ты здесь? Хочешь со мной поторговаться?

– Я не стремлюсь заключать сделки. Но возможно, вам пригодится предупреждение. Фарланский щенок будет не единственным, кого дома ожидает прохладный прием.

Стиракс задумался над этими словами и над голосом, что их произнес. Краешком глаза он видел лишь смутный силуэт, но голос, красивый и внятный, казался древним и зловещим.

– И кто меня предупреждает?

– Тот, кто следит за ходом событий. Тот, кто ценит честолюбие. Тот, кто прячется и хранит куда больше знаний, чем вы можете себе представить.

– И многое ты увидел?

– Многое. «В огне творится разрушение».

Стиракс весь подобрался.

– Это же строчка из предсказаний Шалстика!

В его душе бушевала буря. Если демон сумел докопаться до его секретов, их могут узнать и другие, те, кто связан с его врагами! Стиракс пока был недостаточно силен, чтобы вступить в схватку с богами, а обладание Хрустальным черепом не приветствовалось даже среди избранных.

Ответа на его возглас не последовало.

ГЛАВА 28

Дораней поскреб щетину на щеке, с равнодушным видом глядя на столешницу, хотя на самом деле внимательно прислушивался к разговору за соседним столом.

Сидя в одиночестве в темном углу таверны, он попивал разбавленное пиво, время от времени поправляя шарф на шее. В баре было тепло, и плотно обмотанный вокруг горла шарф не мог не привлекать внимания, однако вид Доранея пресекал любые вопросы. За соседним столом расположились фермеры, которые обсуждали самую волнующую для города тему: вот-вот должен был пожаловать лорд Изак. Весть о его скором прибытии разнеслась два дня тому назад, и гостя ожидали этим вечером, о чем повсюду много болтали.

– Подумать только! Как повелитель мог отослать кранна прочь, если они поцапались? Он же чокнутый ублюдок, а уж когда злится…

– Белоглазые все такие, – перебил собеседника второй фермер. У Доранея было ощущение, что из всей троицы этот уродился самым угрюмым: весь вечер с его губ слетали жалобы на самые пустяковые неприятности. – Один путник рассказывал мне, что после битвы у Ломина кранн три дня не выходил из своей палатки, сгорая со стыда. Он дрался как обезумевший демон, даже для белоглазого это было слишком.

Фермер со смиренным видом склонился над своей почти пустой чаркой.

Трактир не относился к числу лучших трактиров города. Деревянные стены потрескались и покоробились, в воздухе стоял острый запах пота, плесени, застарелого табака и пролитого пива. Дораней давно привык спать под открытым небом или в седле, поэтому грязные помещения вызывали в нем отвращение.

«Признайся себе, – с усмешкой подумал он, – король превратил тебя в сноба. Когда ты был моложе, ты проводил много времени в подобных заведениях».

– И зачем, по-вашему, он сюда едет? – спросил самый младший из фермеров – грязь еще не успела въесться в его кожу, в отличие от кожи его товарищей, и в нем еще не угас интерес к судьбам Ланда.

Дораней заранее знал ответ на этот вопрос. Под своим шарфом он прятал эмблему с изображением пчелы. Его прочные кожаные доспехи и кольчуга никого бы здесь не удивили – на воинов тут не обращали внимания – зато пчела выдала бы в нем человека короля, а о людях короля ходили разные темные слухи. Поговаривали, будто они стоят над законом, и в отличие от многих других слухов этот полностью соответствовал действительности. Если бы в таверне увидели пчелу, никто не стал бы разговаривать ни о чем интересном, опасаясь обвинения в каких-нибудь прегрешениях. Зато какие бы преступления ни совершил сам Дораней, магистрат ничего не мог с ним поделать. Бесполезно было объяснять народу, что король требовал от своих людей абсолютно бескорыстного служения. Он жестоко наказывал порок, и у него имелось множество хитроумных приемов для разоблачения злоупотреблений своих слуг.

– Скорее всего, кранн прибыл для подписания какого-нибудь договора, – заявил первый фермер после некоторого раздумья. – Всем известно, что Фарлан имеет притязания на Тор Милист. Возможно, они не хотят войны с нами, поэтому король Эмин и этот кранн… Как там его зовут?

– Кажется, Изак. Отец назвал его так по злобе – неудивительно для фарланов – и, наверное, теперь страшно жалеет, что сын стал кранном! – Мрачный типчик рассмеялся собственным словам, остальные только кивнули.

– Изак, точно. Готов поспорить, что он явился сюда, чтобы покончить с Тор Милистом и отдать половину земли королю Эмину. Вполне может статься, что ублюдок возьмет еще несколько городов, чтобы развесить там свои знамена.

Дораней невольно сжал кулаки. Трое фермеров захихикали, даже не подозревая, что назревает драка, но тут раздался зов трубы: в приграничном городе наблюдение со стен велось постоянно. Люди переглянулись, все улыбки моментально погасли: к городу приближались всадники, и нетрудно было догадаться, что один из них окажется кранном.

Разговоры в таверне стихли, все переглядывались, выжидая, кто поднимется первым. Всем хотелось посмотреть на белоглазого в его великолепных эльфийских доспехах, но никому не хотелось первым выскочить на улицу, чтобы поглазеть на чужестранца. Здесь не любили фарланского высокомерия, особенно теперь, когда мощь Нарканга сравнилась с силами таких стран, как Фарлан и Чете.

Дораней медленно поднялся, и все посмотрели на него, услышав, как скрипнул его стул. Он нарочито медленно развязал шарф, и вид троих фермеров доставил ему несказанное удовольствие: они задрожали, едва увидев на его воротнике эмблему пчелы. Дораней натянул поношенные перчатки, снял со спинки стула плащ и не спеша направился к выходу. Услышал, что остальные тоже зашевелились, но успел добраться до конюшни раньше, чем послышался дружный топот ног тех, кто заторопился к городским стенам.

Дораней ласково погладил шею серой кобылы, и лошадь повернулась к нему и понюхала руки хозяина в ожидании угощения.

Обняв лошадь, Дораней заглянул в ее темные глаза.

– Что ж, подружка, поехали, посмотрим на кранна, который переполошил весь город.

Кобыла фыркнула и тряхнула головой. Дораней хихикнул и похлопал ее по спине.

– Возможно, ты права. Но так повелел король. Не исключено, что кранн принесет нам темные времена, такова жизнь.

Он легко вскочил в седло, и высокая серая кобыла рысью поскакала к городским воротам.

– Куда направляетесь? – воинственно вопросил стражник.

Дораней увидел, что несколько человек беспокойно поглядывают на него. Один из них – наверное, сюзерен – восседал на великолепном гунтере. Он был стар, но, без сомнения, еще не разучился пользоваться висевшим на его поясе мечом. Остальные, члены городского совета, нервничали и потели в своих роскошных парадных одеяниях. Дораней еле сдержал улыбку – хотя они и считали фарланов напыщенными павлинами, это мнение явно не касалось белоглазого.

– Меня послали приветствовать лорда Изака и предоставить себя в его распоряжение.

Стражник шагнул навстречу Доранею, но заметил эмблему на его воротнике и тотчас отступил. Ругательства так и не слетели с губ воина, глаза его превратились в две щелочки.

– Вы – человек короля?

– Нет, я ношу эту эмблему просто для того, чтобы его позлить, – бросил Дораней.

Не дожидаясь ответа, тронул шпорой коня, объехал стражника и приблизился к тем, кто ожидал прибытия кранна. Один из всадников подался было ему навстречу, но сюзерен остановил его взмахом руки.

В тени Дораней заметил человека в дорогих одеждах, причем, судя по перчаткам, иод одеждой этой скрывалась кольчуга. Скорее всего, сын сюзерена. Только этого Доранею и не хватало: сорвиголовы, который еще не понял, что нельзя грубить всем подряд. Старый воин, явно отец щеголя, казался достаточно благоразумным, чтобы соблюдать осторожность.

Король очень следил за тем, чтобы его люди держались с достоинством, соответствующим их положению. И если придется, Дораней будет счастлив вызвать на дуэль опрометчивого молодого аристократа.

– Милорд сюзерен, – обратился к старшему аристократу Дораней, уважительно склонив голову. Он демонстративно не обращал внимания на остальных, повернувшись спиной к советникам.

– Меня зовут сюзерен Коадек, – ответил пожилой. – Вы не королевский герольд. Почему король посылает простого воина встречать фарланского кранна?

Дораней постарался сохранить напускное безразличие. Ему очень хотелось по-дружески говорить с сюзереном, тем более что он слышал о Коадеке немало хорошего, но служба требовала, чтобы он соблюдал дистанцию. Только сам король знал число своих людей и никто другой.

– Он не посылал воина, он послал меня. Хотя, не сомневаюсь, предпочел бы, чтобы вы, его верный подданный, выехали за ворота встречать кранна.

Сын сюзерена издал возмущенный возглас, но сам Коадек лишь улыбнулся. Он достаточно повидал в жизни, чтобы не обращать внимания на колкости, особенно сказанные дружеским тоном. У людей короля не было титулов, но власть их могла соперничать с властью любого из королевских подданных.

– Тогда я с радостью так и поступлю. Надеюсь, король не сочтет дерзостью с моей стороны, если я не предложу высокому гостю ваши услуги. Вы будете только его проводником. Зачем отдавать в распоряжение чужестранца все ваши таланты?

Дораней прищурился. Многие считали носителей знака пчелы обычными убийцами. Но у губ сюзерена пролегли веселые морщинки, и Дораней, улыбнувшись в ответ, жестом пригласил его проехать вперед. Сверху раздался свист, воины принялись открывать огромные церемониальные ворота. Сюзерен выехал первым, сразу за ним пристроился его сердитый сын, а для Доранея места не осталось. Человек короля, посмотрев через голову юноши, бросил советникам:

– Ждите здесь. После долгого пути кранн может не пожелать встретить официальных представителей, сидя в седле.

Советники испуганно взглянули на него, но не посмели возразить, тем более что Дораней красноречиво похлопал по эфесу меча.

Дораней выехал из ворот, пустив своего серого скакуна догонять растворившихся в ночи всадников. Впереди он увидел ровный строй, воины были хорошо видны в темноте благодаря своим белым одеждам. Посередине строя виднелся громадный конь – такого Доранею еще не доводилось видеть – и на этой громадине восседал кранн в сияющих даже в темноте доспехах. У Доранея перехватило дыхание от величественного вида чужестранца. Лицо кранна скрывала синяя маска, делая его похожим на Нартиса, но больше всего он походил на божество благодаря плотно облегавшим тело доспехам, словно сделанным из жидкого серебра.

Воины кранна были в полном боевом облачении, на их одежде красовались изображения дракона. Последнее Доранея не удивило – он знал об этом еще из докладов разведчиков. Вскоре он узнал и спутников кранна: позади Изака в черных с золотом доспехах ехал граф Везна, а рядом с героем – невероятно красивая женщина, явно из аристократок. За ними следовала горделивого вида женщина средних лет – скорее всего, компаньонка молодой девушки, учитывая репутацию графа Везны. Зато человека рядом с ней Дораней не распознал. Незнакомец вместо доспехов носил черную одежду разведчика, слева и справа от него ехали два лесничих.

«Да, интересная у кранна свита», – подумал человек короля, наблюдая за началом церемонии приветствия.

Сюзерен Коадек двинулся навстречу гостям, и чужие гвардейцы дружно разомкнули ряды, чтобы кранн мог выехать вперед, – маневр был явно тщательно отработан. Дораней оглядел группу взглядом опытного воина: ни один конь не сбился с шага.

Кранн, возвышавшийся над всеми остальными, с бесстрастным лицом выехал вперед.

«Надо же, – подумал Дораней. – Я впервые встречаюсь с человеком, о котором слышал столько разговоров».

Изак выглянул в окно и увидел внизу, на площади, ряды столов. Старый сюзерен предоставил в распоряжение гостей свой дом, и Изак только что вымылся в ванне из серого камня, а теперь украдкой наблюдал за подготовкой к празднику. Вокруг городских чиновников бегали слуги, а чиновники лишь усугубляли беспорядок своими указаниями. В дальнем конце площади установили высокую платформу подальше от скамей, с которых будут приветствовать иностранных гостей простые граждане, которые всегда рады выпить за здоровье любого чужеземца, выставляющего бесплатное вино.

Платформа была покрыта белым полотном и разукрашена цветами. На ней приготовили места примерно на восемьдесят человек, и Изак с отвращением представил себе ряды разодетых аристократов и чиновников, которые будут перед ним лебезить. Но с этим ничего нельзя было поделать. Бахль хотел, чтобы его кранн научился придворной жизни: либо повелитель хотел сократить разделявшую Изака и аристократов пропасть, либо просто не хотел заниматься придворной жизнью сам.

Пока Изак наблюдал за тем, что творилось на площади, он успел обсохнуть. Кранн поднес руки к голове, и полотенце свалилось на пол – как странно ощущать под пальцами волосы! Тила посоветовала ему не брить больше голову: он и так наводит на людей страх. Оглянувшись, Изак посмотрел на свои установленные на специальной подставке Сюленты, шагнул к ним – и увидел себя в зеркале.

Тотчас забыв про доспехи, юноша встал перед высоким зеркалом и повернул его так, чтобы видеть себя во весь рост. Собственное отражение всегда волновало Изака: весь мир видел его не таким, каким он сам себя воспринимал. Незнакомец в зеркале тоже смотрел на него с интересом, пытаясь увидеть стройного мальчика, каким Изак казался себе до сих пор. Огромный рост и мощные мускулы показались Изаку неуместными: он никогда не стремился выглядеть настолько сильным! И все-таки эта новоприобретенная сила ему нравилась и в какой-то мере компенсировала его непривычную новую внешность.

Раздался стук в дверь, Изак отскочил от зеркала и поискал глазами Эолис, висевший на одном из столбиков кровати.

– Милорд? – раздался голос Михна.

Изак схватил чистое нижнее белье, приготовленное Тилой, надел его и только тогда разрешил своему вассалу войти. Теперь, узнав о прошлом Михна, он стал чувствовать себя в полной безопасности в присутствии неудавшегося арлекина. Скрывая от всех любопытных глаз шрам на своей груди – знак любви Кселиаты, как называл его про себя Изак, – кранн не скрывал его от Михна. Увидев руну, чужестранец ничего не сказал.

Бахль посчитал, что руна – личное дело кранна, а Михн будет молчать. Изак еще не решил, стоит ли втягивать в это дело остальных – Карела, Везну, Тилу: они ведь еще могут не захотеть связать свою жизнь с его жизнью.

Везна с каждым днем все больше привязывался к Тиле. Всякий раз, видя, как они обмениваются шутками или нашептывают друг другу нежности, Изак чувствовал себя виноватым. Он знал, что в ближайшем будущем ему потребуются услуги Везны: сможет ли кранн пережить презрение Тилы, если ему придется заставить отца ее детей совершить убийство или кое-что похуже?

Что касается Михна, Изака тоже мучила совесть, но он понимал неизбежность грядущего, а кроме того, у бывшего арлекина не было другой жизни. Маленький чужеземец чем-то походил на Кселиату – и еще одна сломанная Изаком судьба легла тяжким бременем на его душу. Но еще одна покалеченная жизнь может стать и полезным орудием в его руках, когда придет время.

От этой мысли Изак замер.

Он сам уже начинал думать, что у него все-таки есть особая цель… В самые глухие ночные часы он лежал в одиночестве в своей постели, переживая, что цель эта, ради которой он уже готов был биться, принесет Ланду лишь разрушение, что все зловещие предсказания сбудутся. Сможет ли он и тогда следовать своим путем?

Михн вошел, взглянул на Изака и, к удивлению кранна, захлопнул дверь.

– Человек по имени Дораней хочет с вами поговорить. Изак натянул полотняную рубашку и кремовые штаны, такие же, как носили его гвардейцы.

– Пусть войдет, – велел он.

Взял стоящие у изножия кровати сапоги и уселся, чтобы их надеть.

Дораней прошел мимо Михна, внимательно осмотрел комнату и только потом повернулся к кранну. Михн тотчас опустился на пол перед белоглазым, отрезая путь человеку короля, и принялся помогать своему господину обуваться.

Изак указал гостю на стул. Дораней взял его и передвинул так, чтобы оказаться сбоку от Михна.

– Какая интересная татуировка у вас на ухе, – сказал посетителю Изак, не дожидаясь, пока Михн кончит натягивать на него сапоги.

Дораней явно насторожился и чуть повернул голову. На самом деле Изак не мог как следует рассмотреть рисунок, но не хотел в этом признаться. Кранн был готов прозакладывать свою вотчину, что у него есть копия такой татуировки.

– Ничего особенного, детские шалости, милорд. Хочу надеяться, что вы довольны оказанным вам приемом. Король дал мне особые полномочия, согласно которым я имею право конфисковать что угодно и предоставить в ваше распоряжение, дабы вы не испытывали неудобств.

– Пока все в порядке, благодарю. Но вряд ли вы посетили бы меня только для того, чтобы убедиться, что у меня хватает одеял. Может, скажете, что здесь делает член братства?

Дораней и глазом не моргнул.

– Король послал меня узнать, приятным ли было ваше путешествие в Нарканг.

Дораней прекрасно говорил на фарланском, почти без акцента. Лезарль как-то упомянул, что фарланский скоро станет вторым языком Нарканга. Большинство торговцев на северо-западе говорили на этом языке, а самые преуспевающие купцы очень гордились своими успехами в лингвистике, что, безусловно, лишний раз подтверждало интернациональность Нарканга.

– Мне говорили, что здешние жители удивительно законопослушны. Или король опасается каких-то конкретных неприятностей? – спросил Изак.

– Нет, конечно, милорд. Мне кажется, многие считают, что наши законы во многом мягче законов Фарлана. Но в нашей стране есть несколько групп, порой соперничающих друг с другом. – После паузы Дораней добавил: – Например, храмовые рыцари.

– Что ж, остается надеяться, что они не доставят нам никаких бед, – натянуто ответил Изак.

– Не сомневаюсь, что никаких бед не будет. Рыцарь-кардинал передал через короля просьбу о неофициальной встрече с вами, но ему вполне можно отказать. Могу заверить, что одно мое присутствие обеспечит полную искренность людей, с которыми вы будете встречаться.

– Шпионы короля настолько могущественны?

– Более того. Наши враги понятия не имеют, что нам известно, а что – нет. Поэтому у них связаны руки.

Изак поднялся и взял из рук Михна свою рубашку с изображением дракона. Надевая ее и застегивая пуговицы, он не сводил глаз с человека короля.

– У вас весьма необычный слуга, милорд, – заметил Дораней.

Михн недовольно поморщился.

– Да, необычный, – коротко ответил Изак.

– А еще с вами прибыл граф Везна. Уверен, он будет очень популярен у всех мужей этого города, не меньше, чем ваша прекрасная спутница – у здешних жен.

Изак не ответил, надевая плащ с застежкой в виде стоящего на задних лапах дракона. Ему предстоял долгий и утомительный вечер, поэтому он не желал сейчас обмениваться остротами. Белоглазый повернулся к зеркалу, чтобы увидеть, каким ему предстоит предстать перед здешним людом. Наряд не мог скрыть мощного сложения кранна, и вид у него был весьма внушительный.

На губах Изака появилась улыбка.

Если не считать примерки плаща во дворце Тиры, он впервые надел эту застежку и теперь не меньше минуты любовался каждым изгибом тела дракона, его золотыми когтями, его гордой позой.

– Что ж, расскажите мне о Моргиене. Я слышал, он не так прост, как кажется.

Услышав просьбу Изака, Дораней хихикнул и потер свежевыбритый подбородок.

– Что ж, мне и впрямь следовало бы начать с Моргиена. Но тогда сразу стало бы ясно, кем мне придется закончить. Вы услышали о нем от пророка?

– Нет, он встретился мне в пути.

Изак посмотрел на отражение Доранея в зеркале, но заметил на его лице лишь легкое удивление.

– Я кое-что узнал о Моргиене от пророка – и о вас тоже – но, боюсь, недостаточно. Особенно меня удивило, что Моргиен передал со мной письмо для вашего короля.

– Вы прочли его?

– Я не сомневался, что именно этого от меня и ожидали. Письмо вон там, возле Сюлентов.

По знаку кранна Михн взял свиток и передал человеку короля. Дораней вскрыл послание и пробежал глазами первые несколько строк.

– Гора Велер, – пробормотал он себе под нос.

– Еще год назад я бы посчитал все это выдумкой, но теперь, когда я знаю о деле Малика и о культе Азаера… – Изак заметил, как закаленный в боях воин вздрогнул, услышав эти слова. Несомненно, кранну удалось сильно его встревожить.

– Прошу вас, милорд, сейчас не время. Я не тот человек, с которым стоит обсуждать эту тему…

Дораней смолк, когда Изак, злобно сверкнув глазами, поднял руку.

– Дайте-ка я отгадаю. Наверное, мне следует обсудить все с королем. Я уже слышал об этом, поэтому ничего нового вы мне не сказали.

Белоглазый пошел к двери, но Дораней заставил себя не вставать, чтобы пропустить гостя-великана.

– Тогда прошу прощения. Я всего-навсего слуга короля и знаю лишь то, что должен знать для исполнения своих обязанностей. Вы же понимаете, король Эмин не считает необходимым всем делиться со мной. Но, насколько можно судить по письму, он собирается ответить на все ваши вопросы. Я понимаю ваше недовольство, но прошу – потерпите! Наслаждайтесь гостеприимством этой страны, пока мы не доберемся до Нарканга.

Изак поморщился, но промолчал. Сняв Эолис со столбика кровати и повесив меч на пояс, он положил руку на эфес с изумрудом, кивнул Доранею и заставил себя улыбнуться.

– Что ж, да здравствует гостеприимство. Будьте моим проводником.

ГЛАВА 29

Конец путешествия в Нарканг был недолгим и приятным. Фар-ланов перевезли вниз по реке Морвент на огромном баркасе, который сопровождала веселая процессия из лодок всех форм и размеров. К своему безмерному удивлению, Изак обнаружил, что аристократы, в имениях которых гости проводили каждый вечер, были приятными и открытыми людьми.

Король Эмин правил уже двадцать лет, но титулы принадлежали здесь только тем, кто когда-то поддержал его при завоевании власти. Вместо родовитых дворян король возвысил купцов, честолюбивых мелких помещиков, пиратов и контрабандистов, которые в свое время присоединились к его делу. Поговаривали, что Эмин Тонал не отказывал в дружбе честолюбивым простолюдинам, хотя последние на собственной шкуре убедились, что король принадлежит к людям, чьим доверием нельзя злоупотреблять.

Кранн видел: здешний энергичный народ гордится своими успехами и нисколько не стыдится, что не принадлежат ни к одному из Семи племен Ланда. Это не соответствовало представлениям фарланов о «малых народах», но данный случай был особым.

По утрам и вечерам здешние гвардейцы занимались выездкой своих коней, и это зрелище вызывало живейший интерес «духов», поскольку уровень мастерства кавалеристов был высок и они не уступали фарланам ни в искусстве верховой езды, ни в сложности исполняемых трюков. Тренировки радовали местное население, чье преклонение перед королевскими гвардейцами изумляло «духов».

Облокотившись на перила баркаса и разглядывая проплывающие мимо поля, Карел как-то раз небрежно заметил, что в этой стране можно многому поучиться – и не только одному Изаку.

Изак не спеша ехал вверх по склону, рассматривая королевских гвардейцев, поджидавших гостей на гребне холма. Они почти добрались до Нарканга, но им пришлось провести все утро в седлах: по традиции фарланы всегда въезжали в город верхом, и Изак не хотел нарушать обычай. Дораней покинул их еще утром – поехал вперед, чтобы убедиться, что путь свободен.

Несмотря на то что Изак сперва сомневался в нем, Дораней оказался приятным собеседником, понимающим, когда следует поддержать беседу, а когда лучше помолчать. Кранн подозревал, что у человека короля есть немало личных секретов – как, впрочем, и у всех членов братства – и это научило его ценить молчание.

В воздухе пахло весной. Порыв ветра пробежал по полям, пронесся над дорогой, зашуршал кронами ясеней. За деревьями Изак разглядел возделанные поля и поместье вдали. Мальчишки-пастухи расселись на ограде выгула для скота, и, пока они восторгались конями гостей, скот без присмотра бродил по траве.

Как только путники достигли вершины холма, ветер подул с другой стороны, принеся с собой соленый запах океана.

Изак и его товарищи подъехали к Доранею, и тот указал в сторону своего родного города.

– Посмотрите, милорд: Нарканг, первый город запада.

Рядом с Изаком вздохнула Тила.

Перед ними распростерлась широкая долина, покрытая первой весенней зеленью с темно-пунцовыми вкраплениями буков и вязов. С востока текла река Морвент, по которой они проделали большую часть своего пути; здесь река стала шире и спокойнее. Два арочных моста соединяли небольшой островок с берегами, и, таким образом, городская стена из песчаника не прерывалась даже у воды. От берегов реки стена шла вверх, вокруг небольшого холма, опоясывая ровные широкие улицы с пурпурными черепичными крышами.

Ближе к центру города, на самом возвышенном месте, раскинулся Белый дворец, который невозможно было не узнать – две одинаковые башни с серебряными крышами. Более низкая западная часть города находилась там, где в город втекала река; отсюда можно было разглядеть только один огромный сияющий медный купол. За этим куполом, довольно далеко, Изак разглядел парящую в высоте башню, украсившую бы собой даже Тиру. А еще дальше, скрытый серой мглой, простирался океан.

Изак всегда подспудно ощущал невероятный вес океанской воды – древней и мощной стихии – и все-таки она действовала на него умиротворяюще. Величие океана, раскинувшегося до самого горизонта, за которым жили боги, затмевало даже блеск Нарканга.

Тысячи флагов бились над городскими стенами – смешение разных цветов и узоров – а над Южными воротами трепетало огромное знамя, почти такого же размера, как сами ворота. Даже на таком расстоянии путники легко могли рассмотреть на зеленом фоне золотую пчелу с распростертыми крылышками.

– Красиво, не правда ли, милорд? – снова заговорил Дораней, когда весь отряд сгрудился, чтобы лучше рассмотреть открывшуюся перед ними панораму. – Нам нетрудно уезжать в чужие края, ведь по возвращении нас ожидает прекрасный Нарканг.

– Действительно красиво, – согласились Везна и Карел. Глядя на город, все поняли, что Нарканг по мощи и впрямь равен Тире.

А вокруг города по всей долине кипела работа: возводилось по меньшей мере десять павильонов и помостов, на земле разворачивали длинные рулоны парусины для тентов. Сотни столбов были сложены штабелями, повсюду тянулись канаты и веревки, туда-сюда сновало множество людей, повозок, вьючных животных. С довольным блеянием паслись стада овец, лаяли охранявшие их собаки, заглушая крики пастухов.

– Весенняя ярмарка, миледи, – сообщил Дораней в ответ на вопросительный взгляд Тилы. – Она откроется через два дня, перед самым равноденствием; то будет самая крупная ярмарка года. Думаю, весь город присоединится к празднованию в честь вашего прибытия, лорд Изак.

– Я вижу алое знамя. Отсюда трудно разобрать, но, мне кажется, на нем изображена руна посвященных?

– Верно, милорд.

– И все же вы полагаете, что все мне будут рады?

– Очень сомневаюсь, что рыцарь-кардинал захочет видеть вас своим врагом, милорд.

– Я слышал, он пообещал меня прикончить за то, что я сотворил с его племянником, – мрачно усмехнулся Изак.

– Его личные чувства не могут возобладать над его долгом, – уверенно заявил Дораней. – Во-первых, вы вполне можете оказаться Спасителем, которого давно ожидает орден. Во-вторых, посвященные недостаточно сильны, чтобы оказывать неповиновение королю Эмину.

– Но само существование Благочестивого двора доставляет королю кое-какие хлопоты, – вставил Везна.

Крепость посвященных в насмешку называли Благочестивым двором, и орден терпеть не мог этого названия. Лезарль предупреждал всех, что в Нарканге во избежание серьезных последствий лучше удержаться от этой шутки.

Дораней нахмурился. Изак заметил, что человек короля явно ничего не имеет против таких замечаний, но не одобряет их из политических соображений.

– Все не так просто… Но король наверняка пожелает с ними разобраться.

Дораней замолчал, заметив, что к ним подъезжают двое лесничих и с ними еще какой-то человек, одетый в точности как сам Дораней, вплоть до пчелы на воротнике.

– Это мой брат Вейл, – с улыбкой сказал человек короля. – Он уже передал королю, что вы скоро прибудете. Подготовка официальных церемоний требует времени, вы понимаете.

Вейл не стал спешиваться. Он прикоснулся пальцами к губам и лбу, как было положено делать, приветствуя приверженцев Нартиса, потом они с Доранеем стукнулись кулаками, и Вейл развернул коня, чтобы вернуться в город. Несмотря на одинаковый наряд, между братьями не было ничего общего, но Изак готов был поспорить, что на левом ухе Вейла, прикрытом длинными темными волосами, тоже красуется татуировка.

Карел велел гвардейцам спешиться, почистить коней и привести в порядок одежду. Утро, проведенное в седлах, сказалось на кремовой форме воинов.

Изак нашел в своей дорожной сумке несколько овсяных лепешек и ломоть подсохшего сыра и жевал их, пока переносил седло Мегенна на спину более представительного Торамина. Мерин был хорошим, прекрасно выезженным конем, но любимцем кранна был все-таки второй, более горячий, скакун. Темные бока Торамина покрыли белоснежной попоной, оставив открытыми только голову, шею и нижнюю часть ног. Шлем Изака привесили к седлу, откуда его легко можно было снять.

Кранн увидел, что Везна впервые за несколько недель облачается в доспехи, и захихикал, заметив, что тот запутался. Магия, конечно, могла сделать доспехи из черного металла легче, но они все равно оставались довольно неуклюжими.

Тила, этим утром ехавшая в женском седле, уже надела придворный наряд и сейчас, сидя верхом, прикрепляла к платью талисманы и украшения, чтобы потом обвязать голову шарфом. Остановка оказалась короче, чем все ожидали. Сидя на Торамине, Изак следил за тем, как Вейл возвращается в город. Едва он исчез за городскими воротами, раздались звуки трубы, и из города выехала двойная колонна всадников; она разделилась на две, и верховые выстроились по обеим сторонам дороги. Тотчас раздался новый сигнал – и появилась следующая группа встречающих, около двадцати человек.

Построившись в обычном порядке, отряд фарланов галопом поскакал вниз по склону. Запасные кони и багаж остались под присмотром купца, которому доверял Доранея.

Изак не сомневался, что встреча правителей пройдет очень быстро, поэтому не было необходимости оставлять «духов» при лошадях в миле от города. Эти опытные воины отличались стоицизмом и не стали бы проявлять недовольство, но они имели право принять участие в общем веселье.

Как только прозвучали звуки фанфар, люди начали выходить из домов и собираться вдоль дороги – все тянули шеи, чтобы лучше разглядеть белоглазого чужеземца. Когда Изак проезжал мимо первых горожан, до него донеслись шепот и молитвы, но он не обратил на это внимания, зная не хуже других, что Сюленты приводят людей в трепет, а громадный боевой конь в попоне с драконом выглядит очень впечатляюще. Грудь Торамина находилась на высоте почти шести с половиной футов, а восседавший на громадном коне Изак приводил людей в благоговейный трепет.

Кранн смотрел вперед, разглядывая группу встречающих и пытаясь угадать, кто из них кто. Впереди, конечно, был сам Эмин Тонал, правитель Нарканга, одетый в королевские цвета. Сквозь прорези на боках и рукавах проглядывала белая ткань – наверное, то был сейчас крик моды, потому что одежда всех аристократов имела такие разрезы. На голове короля красовалась шляпа с широкими полями и пером, сдвинутая набекрень, и такие же шляпы носили свитские. Изаку невольно пришла в голову мысль: может, король становится законодателем мод именно для того, чтобы посмотреть, кто станет ему подражать, а кто нет?

Рядом с королем верхом на изящной лошади ехала королева в ярких весенних нарядах. Хотя она была старше мужа, поза ее была полна достоинства и грации, и ни седые прядки в блестящих черных волосах, ни легкие морщинки у глаз не уменьшали ее неяркой красоты.

Сразу за королевской четой ехал телохранитель – белоглазый, ростом и статью напоминающий генерала Лаха. Изак знал со слов Доранея, что телохранителя зовут Коран и он является доверенным лицом короля с тех пор, как тот пришел к власти.

Когда стало ясно, что королева никак не может родить ребенка, о короле и его телохранителе стали ходить всякие слухи, хотя белоглазый проявлял большой интерес ко многим городским шлюхам. Шпионы Лезарля выяснили, что слухи не имеют под собой оснований – короля и слугу объединяла любовь к власти, а не к плотским утехам.

Коран был одет очень просто, его простая и удобная рубашка не отличалась от рубашек Доранея и Вейла. Такая одежда не являлась формой в строгом смысле слова, но была легко узнаваема, и Изак приготовился, подъехав ближе, увидеть пчелу на воротнике и татуировку на левом ухе.

Едва встречающие и гости съехались, Дораней махнул рукой, и гвардейцы короля начали оттеснять народ с дороги. Чтобы оставить побольше места для Изака и его свиты, гвардейцы повернули коней вполоборота к толпе, отчего им самим пришлось развернуться в седлах, приветствуя гостей.

Карел отдал резкую команду, и передние ряды «духов» разделились и придержали лошадей, отстав от кранна и его окружения. Изак проехал вперед в сопровождении остальных «духов» и натянул поводья, чтобы спешиться: Тила предупреждала, что Эмину не понравится, если ему придется приветствовать гостя, который будет возвышаться над ним на два-три фута. У кранна и короля и так была изрядная разница в росте, но верхом она еще больше бросалась в глаза.

Изак подошел к Эмину, вытянув руки ладонями вверх, а король сделал шаг вперед и взял гостя за запястья.

– Милорд Изак, – возвестил Эмин ясным, звучным голосом, – добро пожаловать в мое королевство.

– Король Эмин, – ответил Изак, стараясь говорить столь же громко, – благодарю вас и весь народ Нарканга и Трех городов за гостеприимство, которое мне ежедневно оказывали на ваших землях.

И Изак вежливо поклонился.

Тила рассказывала, что Фарлан никогда официально не признавал коронацию Эмина Тонала, поэтому слова кранна имели особое значение – как политическое, так и духовное.

Эмин понимающе поклонился в ответ.

Он выглядел моложе, чем ожидал Изак. Король правил Наркангом уже двадцать лет – он захватил город, когда был чуть старше Изака – но в черных блестящих волосах Эмина не пробивалась седина. Заглянув в ярко-синие глаза короля, Изак Увидел, что они столь же проницательны, как и глаза повелителя Бахля, – и едва вспомнил, что по протоколу ему снова положено говорить.

– Позвольте представить моих спутников. Граф Везна, леди Тила Интрол и маршал Карелфольден, командир моих гвардейцев.

Король кивнул каждому. Изак же протянул руку в сторону Тилы, и та передала ему тщательно подобранные подарки, полученные от повелителя Бахля и Лезарля.

– Ваше величество, – продолжал Изак, – прошу вас принять эти дары дружбы. Топор, называемый Луч Тьмы. – Он протянул королю упакованное оружие, и Эмин тотчас развязал тесемки, чтобы развернуть полотно.

Король поднял топор над головой: лезвие из матового металла было односторонним, на обухе торчал угрожающе загнутый шип, четыре металлические скобы утяжеляли деревянную рукоять. На лезвии были начертаны пять рун: когда на них падал свет, края знаков отсвечивали красным.

Король передал Корану полотно и сжал топорище пальцами, унизанными перстнями. У четсов были короткие пальцы, поэтому один из гвардейцев обмотал топорище Луча Тьмы полоской кожи.

Когда Эмин стиснул топорище, Изак подумал, что они просчитались с кожей, но король несколько раз взмахнул оружием и явно остался доволен. Эмин улыбнулся гостям и передал подарок телохранителю, который снова завернул топор и бережно прижал к груди.

– А это – подарок для королевы, – продолжал Изак. – Украшения, сделанные специально для нее и членов королевской семьи.

Он вручил небольшую кожаную коробочку королю Эмину, а тот передал подношение королеве Отернессе.

Она распаковала коробочку столь же аккуратно, как король – свой подарок, и издала изумленный возглас. На бархатной подушечке лежало двенадцать изумрудов с алмазной огранкой, оправленных в золото, на золотой цепочке. Как только королева прикоснулась к одному из камней, остальные вздрогнули, а цепочка потянулась к ее пальцу. Змеиные драгоценности были достаточно известны, поэтому королева знала, чего от них можно ожидать, но все равно встревожилась, когда золотая цепочка поползла по ее руке. Королева слегка дрожала, пока драгоценный подарок полз по ее руке к плечу, но все смотрели на нее, и она, отринув страх, грациозно склонила голову.

Очень осторожно цепочка стала пробираться по ее волосам – так, чтобы самый большой изумруд оказался в центре лба. Меньшие камни охватили голову, словно корона, и как только все они оказались на месте, цепочка замерла. Королева неуверенно коснулась изумрудов – на ощупь они ничем не отличались от обычных камней, если не считать того, что от них исходило едва уловимое тепло.

Королева улыбнулась мужу и низко поклонилась Изаку.

– Вы оказываете мне честь. Благодарю от всего сердца и от имени моих будущих дочерей.

На миг в ее глазах мелькнула грусть – до сих пор супруги оставались бездетными – но потом королева Отернесса улыбнулась, и глаза ее вновь заблестели. Изак улыбнулся в ответ, про себя облегченно вздохнув.

Его мучили сомнения насчет змеиных драгоценностей – он сам испугался, когда Тила показала, как действует сапфировый гарнитур ее матери. Служанка объяснила, что, как только первый испуг пройдет, любая женщина обрадуется такому подарку. В этих камнях заключалось нечто, способное усиливать красоту. И впрямь, теперь королева Отернесса вся сияла.

Изак решил, что вручит третий подарок, книгу, уже без свидетелей. Книга эта, «Убийство кардиналов», являлась отчетом по делу Малика, ее написал кардинал Дистен, первым раскрывший заговор. Изак подозревал, что Эмин тотчас исчезнет с книгой и просидит над ней несколько часов – и, возможно, к королю присоединится его любознательный друг Моргиен.

Король поклонился еще раз и сказал:

– Милорд, я потрясен вашей щедростью. Боюсь, мне нечего предложить человеку, получившему благословенные дары, но весь мой город и все мое королевство к вашим услугам. А я предлагаю вам свою дружбу.

Изак улыбнулся: пока все шло хорошо. Хозяин и не должен ничего предлагать, кроме дружбы. А поскольку кранна за тем и прислали, чтобы наладить дружеские отношения с королевством, он был вполне доволен. До сих пор его первый дипломатический опыт продвигался успешно.

– Мы с нетерпением ожидаем встречи с этим прекрасным городом, большое спасибо за вашу доброту.

– А если наша дружба приведет к развитию торговли между двумя странами, – продолжал король, – вам, возможно, придется завести у нас посольство. Я был бы счастлив передать в ваше вечное пользование бывший герцогский дворец, который может стать вторым домом гостей-фарланов, маленьким кусочком Тиры.

Изак услышал, как задвигались и зашептались приближенные короля: подарок явно был неожиданным и очень щедрым. Он поклонился, не зная, следует ли сказать что-то в ответ, но поклона оказалось достаточно.

Король снова заговорил:

– Я еще не представил вам своих спутников. Лорд Изак, позвольте познакомить вас с королевой Отернессой.

Королева протянула руку, и Изак осторожно взял ее, как учила Тила, и поцеловал шелковую перчатку.

– Мой телохранитель и друг Коран, – продолжал представлять король, указывая на тех, о ком говорил, – мой премьер-министр граф Антерн, главный советник Общественного собрания Мортен Дейл.

Изак коротко кивнул каждому. Коран выглядел настоящим головорезом и как пить дать без короля ничего интересного собой не представлял. Граф Антерн – ловкач и проныра, как рассказывал Лезарль – был безраздельно предан монарху, на чем сумел неплохо нажиться. Единственным человеком, о котором Изак ничего не знал, был главный советник: Мортена Дейла совсем недавно избрали главой Общественного собрания. Он появился неизвестно откуда, но уже за первый год пребывания в новой должности вызвал множество слухов и предположений. К безмерной ярости Лезарля, распорядителю так и не удалось выяснить, благодаря кому Мортен Дейл получил свой высокий пост.

Изак обратил внимание, что главный советник не сводил взгляд с Эолиса, даже когда кланялся; трусость этого человека бросалась в глаза.

– Думаю, милорд, ваши люди устали в дороге. Для вас приготовлены комнаты в Белом дворце, и сегодня днем я приглашаю вас посетить городские бани. Можете поверить мне на слово – они великолепны.

Король говорил с таким энтузиазмом, что не только Изак заулыбался при мысли о подобной роскоши после долгого пути.

Изак стоял на балконе, выходившем во двор дворца, и рассматривал клумбы с красными, оранжевыми и белыми цветами. Удивительно, но стражников нигде не было видно.

Дворец оказался изысканным, элегантным и очень уязвимым. Повсюду на специальных столбиках стояли огромные, украшенные позолотой клетки, голоса их ярких пернатых обитателей разносились по всему дворцу. Изак вспомнил, что говорил пророк в Горенте, и представил себе, как здесь должно быть красиво, когда прилетают тысячи бабочек. Дорожки из гравия, прекрасные фонтаны, мраморные статуи – разительный контраст с утрамбованной землей и чахлой травой дворцового плаца в Тире. Немногие стражники, дежурившие в здешнем дворце, носили позолоченные доспехи и выглядели такими же декоративными, как птички в клетках.

– Должно быть, король уверен в прочности своего правления, – заметил Изак Везне. – Это место совершенно не защищено от нападения.

Теперь, когда представления закончились, Везна с удовольствием избавился от доспехов. Но даже воинская одежда фарла-нов выглядела неуместно в столь изысканном окружении.

– Не сомневаюсь, что король все учел, когда строился этот дворец, – ответил граф. – Присмотритесь – например, верхняя часть стен деревянная. Готов поспорить, что отряд легко сможет выбить молотами соединительные шипы, скинуть деревянные части – и почти моментально на них встанут воины, чтобы стрелять со стен. А вы обратили внимание на землю внизу? Она рыхлая, и, скорее всего, под ней есть доски, скрывающие ров. А эти апартаменты? Они образуют круг, и в комнаты можно попасть только изнутри. Если стену пробьют, Эмин сможет подняться на крышу и легко расправиться со всеми, кто попытается проникнуть во двор.

Изак снова огляделся – и вместо беззащитного нарядного дворца со множеством скульптур увидел теперь классический замок с двумя рядами стен. Он представил себе короля в шляпе с пером: экстравагантный головной убор не мог скрыть холодного блеска глаз.

– Видно, это характерно для всего города, – согласился он. – Интересно, что еще может скрываться под изысканным внешним видом?

– Я постараюсь повнимательнее рассмотреть бани, пригляжусь к «беззащитным улыбкам», как говаривал мой отец.

Везна надкусил яблоко и, глядя в глаза своему господину, прислонился к перилам балкона.

– Да, не сомневаюсь, вы обязательно что-нибудь обнаружите: там будут купаться замужние женщины, – поддразнил Изак. – Наверное, после этого Тила не станет с вами разговаривать как минимум неделю.

Архитекторы превратили полдюжины естественных горячих источников в настоящее чудо Ланда. Рядом с большим залом построили три помещения поменьше, и в одном из них мылись военные – король любил раздавать титулы своим сторонникам, поэтому значительную часть городской элиты составляли воины-ветераны. Небольшое помещение давало им желанное уединение, а кроме того, здесь встречались с прославленными героями молодые воины. Король Эмин считал, что таким образом опытные солдаты будут помогать молодым не только на учениях, но и рассказами во время отдыха.

Второе помещение отводилось для женщин и незамужних девушек, а последнее, самое маленькое, было отведено для королевской четы. В это святилище приглашали лишь избранных, попасть туда было великой честью. Поскольку Дораней лично доставил Изаку приглашение посетить именно это отделение бань, белоглазый понял, что король хочет обсудить кое-что без свидетелей.

Их позвали во двор примерно через час. Внизу уже были приготовлены паланкины и ждал король Эмин, на этот раз одетый куда проще. Единственным новым лицом в его свите оказался небрежно выбритый человек лет тридцати, явно чувствовавший себя неловко в форме. Он то и дело переминался с ноги на ногу, словно предпочел бы заняться чем-нибудь полезным вместо того, чтобы сидеть в банях с заезжей знаменитостью.

– Лорд Изак, это командир городской стражи Брандт. Я знаю, у вас есть «духи», но командир Брандт позаботится о том, чтобы «духи» вам не понадобились. Вы можете передвигаться по городу совершенно свободно, но, боюсь, вам придется смириться с тем, что Брандт будет следовать за вами по пятам.

Изак улыбнулся – в этом имелся смысл.

Наверное, Брандт начинал в королевской гвардии как честолюбивый аристократ, но его лоск заметно потускнел после нескольких лет борьбы с городскими преступниками.

– Он слишком молод для чина командира стражи, – заметил Изак.

Наступила неловкая пауза. Кранн улыбнулся Брандту.

– Я хочу сказать, что это лишь подтверждает его деловые качества, и я буду рад иметь в своем распоряжении такого человека.

Командир вздохнул с облегчением.

Король Эмин пригласил Изака занять паланкин, который должны были нести самые сильные носильщики – полуголые, с блестевшей от масла кожей, с украшениями на шее и в мочках ушей, с какими-то странными ремнями на запястьях. Как только Изак приблизился к паланкину, подошли еще четверо богатырей, чтобы помочь его нести.

Изак проверил крепость рамы, под тканью обнаружил металлический каркас и, убедившись, что паланкин его выдержит, устроился поудобнее.

Носильщики подождали, пока он сядет, закрепили охватывавшие их запястья ремни на ручках шестов и подняли кранна. Один из богатырей тихонько застонал, но остальные не показали виду, как им тяжело. Главный носильщик осмотрел свою команду, чтобы убедиться, что самого могучего человека Ланда не уронят, и все принялись ждать, пока будут готовы остальные паланкины.

Михн отказался от паланкина и встал рядом с портшезом Изака, опираясь на свою окованную металлом дубинку, как на посох. За плечами Михна висел мешок с книгой и свитком, пристроенный так, чтобы не мешать в случае каких-либо непредвиденных неприятностей. Командир Брандт занял место справа от Изака, держа руку на эфесе меча и внимательно осматривая всех во дворе.

Король Эмин подождал, пока гости устроятся, сел в свой паланкин, и вся процессия тронулась в путь, быстро найдя общий ритм движения.

Очень скоро они миновали арку и оказались в городе. У каждого паланкина имелся задрапированный шелком бамбуковый навес, и пассажир мог задернуть занавески, скрывшись от глаз прохожих, но Изак не стал этого делать – ему хотелось посмотреть на Нарканг.

Тира была построена из старого серого камня, небо над ней обычно застилали тучи, дома теснились близко друг к другу, а многие крытые тротуары превратились в аркады. Нарканг оказался совсем другим: здесь на широких бульварах кипела жизнь, улицы служили продолжением многочисленных таверн и лавок. Повсюду собирались любопытные, чтобы посмотреть на королевскую процессию.

Изак не успел как следует разглядеть здания вокруг дворца, но у него сложилось впечатление, что большинство из них имели просторные внутренние дворы, вымощенные керамической плиткой и затененные цветущими фруктовыми деревьями; перед домами были разбиты цветники. Решетки на окнах благодаря ярко расписанным ставням не бросались в глаза. Все вокруг создавало радостную, приветливую атмосферу.

– Командир, я слышал, что патрулирование вашего города – не слишком тяжелая работа, – проговорил Изак, слегка наклонившись вперед.

Командир Брандт фыркнул, но помедлил с ответом, заметив улыбку Изака.

– Что вы имеете в виду, милорд? – с любопытством спросил он.

– Раз братство полностью контролирует все происходящее в городе, значит, как только совершается преступление, вам остается только пойти и арестовать нарушителей.

Брандт рассмеялся – несколько натянуто, как заметил Изак. Именно такой реакции на упоминание о братстве и ожидал кранн.

– Все не так просто, – сказал командир. – Возможно, братство и имеет здесь большое влияние, но ему очень далеко от полного контроля над жизнью города. Если бы братство попыталось добиться такого контроля, их руководители очень скоро поняли бы, что, как говорит Коран, «это нежелательно».

– Коран? – переспросил Изак, потом вспомнил: – Ах, да, королевский телохранитель. Скажите, пожалуйста, много ли посвященных живет в городе?

Брандт промолчал, видимо не зная, что сказать. Он принялся разглядывать толпу, чтобы найти повод сменить тему беседы, не заметил ничего подходящего и нехотя снова повернулся к Изаку, с нетерпением ожидавшему ответа.

– Да, милорд, довольно много. Храмовое рыцарство появилось куда раньше нашего королевства, и связи с рыцарями помогли предотвратить войну в этих краях. Такое положение дел сохраняется уже сотни лет.

– Так, значит, их здесь любят? – холодно спросил Изак. Командир все прекрасно понял, но не выказал недовольства.

– Правильнее сказать, они – наша традиция, лорд Изак. В некоторых семьях мальчики с раннего детства знают, что станут членами братства. Возможно, рыцари, управляющие городами, иногда кажутся чрезмерно строгими, но семьи аристократов относятся к ним благосклонно.

– А ваша семья?

Брандт нахмурился, но все-таки ответил:

– И моя семья тоже. Мой отец был членом братства, а старший брат, сюзерен Токии, и сейчас в нем состоит. Моя сестра замужем за полковником, который вполне может в один прекрасный день поспорить с моим братом за пост рыцаря-кардинала.

– А вы сами? – Изак начал подозревать, что король ведет некую тайную игру, заставляя храмовых рыцарей себя охранять.

– Отец не особенно обо мне тревожится – я не старший из его детей. Он решил, что стражник может оказаться полезнее семье, чем еще один священник. Не скажу, что сожалею об этом, я действительно люблю наш город и законы, дающие ему процветание. Мне кажется, любой достойный человек их любит.

Изак кивнул и призадумался.

Командиру Брандту можно было позавидовать, если он говорил правду. Он знал свой город, обожал его, как любовницу. Он видел свою цель и мог ее добиться, все его достижения и неудачи сразу становились видны. Изак не мог похвалиться подобной роскошью. Он даже еще не видел всей своей страны. Знать знамя, узнавать фарланские черты лица и фарланский говор – довольно ли этого, чтобы полюбить страну?

– Честолюбие присуще всем, – наконец согласился Изак и замолчал, погрузившись в раздумья о своей жизни.

При этом он крутил на среднем пальце левой руки полое кольцо с изображением дракона в короне. Мужчины Фарлана не носили печаток со времен Казн Фарлана, который, будучи молодым и вспыльчивым, как-то раз потерял терпение в разговоре с более взрослым и ловким Коужем By котиком. На дуэли, последовавшей за этой ссорой, Казн лишился мизинца и своей печатки.

– Командир, у вас есть сын? Брандт удивился вопросу, но ответил:

– Да, милорд. Старший из моих детей – мальчик, ему девять лет.

Изак снял кольцо и протянул Брандту, который после некоторого колебания взял подарок и посмотрел на гравировку.

– Отдайте это сыну, – попросил Изак. – Скажите ему – пусть смотрит на дракона всякий раз, как задумается о своем будущем… И пусть поменьше мечтает. Передайте ему, что выше головы не прыгнешь.

Командир убрал подарок в карман, прежде чем ответить:

– Милорд, ваш совет годится как для девятилетнего мальчика, так и для короля.

Изак печально кивнул, не глядя командиру в глаза.

Под ритмичное поскрипывание кожаных сандалий носильщиков и шуршание их полотняных юбок процессия двигалась к центру города. В воздухе витали резкие запахи помоев, дыма, еды и пота. Цепочка воинов в коричневых мундирах сдерживала все растущую толпу горожан, желавших посмотреть на чужеземного князя. В этой части города дома были деревянными и стояли очень тесно друг к другу, хотя и выглядели достаточно прилично. У всех домов были яркие черепичные крыши.

Впереди Изак разглядел то, что, по всей видимости, являлось целью путешествия: солидное каменное здание с высокими сводчатыми окнами. В нишах его стен стояли бронзовые статуи, выше Изака, обращенные лицом к улице. Он узнал Илит с Рогом Времен года, Белараннар, богиню земли, с вьющимся по плечам плющом, и Вас ль: бани были посвящены речному божеству.

В центре просторного двора стояла статуя женщины, облаченной лишь в струи ниспадающей воды. На медной табличке постамента были начертаны слова благодарности Баолиссе, дочери Васль. У ее ног в большой медной чаше лежали благодарственные подношения – монетки, украшения и фигурки.

– Милорд, – очень тихо проговорил Михн (Изак еле расслышал его сквозь шум), – мне кажется, было бы неплохо оставить богине щедрый подарок. Это ее единственная вотчина.

Изак на миг задумался, потом принял решение. После встречи с Моргиеном он стал с большей осторожностью относиться к чувствам богов. Одной горсти золотых эминов должно было хватить на то, чтобы умилостивить Баолиссу, ведь Изаку придется позаботиться и о многих других богах. Кранн принялся рыться в карманах, но ничего не нашел и шепнул что-то Михну. Тот кивнул, побежал к носилкам Везны и вскоре вернулся с небольшим, но увесистым кошельком, который передал Изаку.

Белоглазый высунулся из паланкина и похлопал по руке главного носильщика. Повинуясь свисту, все носильщики остановились. Не успели они опустить паланкин на землю, как Изак перекинул ноги через край и встал.

Не обращая внимания на удивленные взгляды, он подошел к богине и, высыпав эмины в ее чашу, про себя поблагодарил Везну за то, что граф предусмотрительно захватил для Изака местные деньги. Кранн улыбнулся – как это неоригинально со стороны короля, назвать деньги своим именем!

Едва монеты звякнули в чаше, Изак ощутил рядом чье-то присутствие. По спине его пробежал холодок, легкое дыхание защекотало ухо… Раздался тихий, словно далекое эхо, смешок – и замер. Осталось лишь ощущение нежного прикосновения, но и этого хватило, чтобы придать Изаку уверенности.

– Милорд! – окликнул гостя Эмин.

Позади короля стояли в ожидании королева и Коран. Граф Антерн куда-то пропал, Изак нигде его не видел. Кранн в последний раз взглянул на статую и слегка поклонился, потом повернулся к своей свите, которая ждала поодаль. Присоединившись к королю у входа с мраморными колоннами, Изак и его люди вошли внутрь.

Кранн принялся разглядывать большую замысловатую мозаику, изображавшую бога Васля, который гнал поток речной воды на колонну эльфов. Возможно, то была какая-то знаменитая битва.

Потом Изак осмотрел длинный коридор, стараясь не обращать внимания на взгляды сидевших на диванчиках и стульях мужчин. Вдоль стен расположилось не меньше сотни людей – и все они враждебно смотрели на чужеземцев. Одежда посетителей бань была самой разной, но большинство из них носили красные пояса с изображением рун посвященных. Среди собравшихся Изак заметил и несколько групп женщин в белых одеяниях, в сопровождении кавалеров.

Король Эмин и кранн пошли по коридору, и затихшие было вокруг разговоры возобновились, только женщины в белом продолжали молча взирать на чужаков. Изак начал чувствовать себя жуком, который заполз на дорогой ковер, но которого почему-то пока не трогают.

Зато король Эмин как будто ничего не замечал. Он кивал улыбающимся людям, шагая с уверенностью коронованного монарха. Именно такие манеры и пыталась вбить в Изака Тила. Вот и первый практический урок.

На Эмина сразу обращали внимание, а король явно успевал заметить тех, кто при виде него не улыбнулся. Правитель излучал такую уверенность, что она с лихвой возмещала четырнадцать дюймов роста, которые он уступал Изаку. Подстраиваясь под широкий шаг своего длинноногого гостя, король выработал особую походку, чтобы не создавалось впечатления, будто он торопится.

Коридор привел к небольшому сводчатому проходу, очень похожему по стилю на главный вход, заканчивающемуся крепкой, обитой металлом дверью, по обе стороны которой стояли королевские гвардейцы в великолепной форме, с парадными мечами. Но несмотря на прекрасную гравировку на эфесах, клинки их оружия, скорее всего, были остры и смертоносны. Слева от двери сидели трое: Дораней, Вейл и какой-то очень высокий человек с пепельно-белыми волосами и уродливым шрамом через всю щеку, портившим его красивое лицо.

При приближении короля гвардейцы вытянулись и распахнули створки, за которыми открылся бассейн ярдов восемь в поперечнике; над водой клубился пар. Стены были облицованы мелкой керамической мозаикой, изображавшей пиры и развлечения. Мозаика тянулась вокруг всей комнаты и исчезала за перегородкой в человеческий рост у дальней стены.

По углам бассейна возлежали мраморные нимфы, а с ладоней статуи сидящей Баолиссы стекала в бассейн струйка воды. В нишах виднелись бюсты богов с драгоценными камнями и металлами вместо глаз: на бесстрастном лике Нартиса сияли сапфиры, из-под капюшона Смерти сверкало золото. Внимание Изака привлек бюст Леди, богини судьбы: идеальные черты ее лица освещал блеск изумрудов. Странно было видеть здесь эту богиню, не принадлежащую к Верхнему кругу. Кранн не сомневался, что у короля имелись веские причины поставить здесь именно ее бюст.

Вошли Дораней и его товарищи – и прямиком направились к высоким окнам. Вейл с кинжалом в руке, не замедляя шага, ступил на выступ, тянущийся вдоль стены, оттуда легко поднялся на подоконник, высунулся наружу и внимательно осмотрелся. Не обнаружив ничего подозрительного, он махнул остальным.

Дораней взял из угла шест, передал брату, и тот задернул большие полотняные занавеси, сквозь которые сочилось достаточно света, чтобы можно было видеть лица друг друга. Изак подумал, что это довольно дорогой способ обеспечить уединение, но ничего не сказал – город принадлежал не ему, а Эмину.

– Лорд Изак, – сказал король, подойдя к перегородке, – боюсь, у нас нет времени насладиться чудодейственными водами. Возможно, вы поверите мне на слово, что они великолепны, и пройдете со мной?

Изак озадаченно смотрел, как король исчезает за перегородкой. Бесстрастный королевский телохранитель сделал шаг назад, чтобы позволить кранну последовать за Эмином. Дораней с товарищами (Изак решил, что человек со шрамом тоже принадлежит к братству) остались на противоположной стороне бассейна.

Изак и следовавший за ним по пятам Михн зашли за перегородку и обнаружили там скамью из полированного дерева и небольшой каменный алтарь высотой по грудь обычного человека; перед иконой богов Верхнего круга имелись углубления для фимиама.

– Большое благочестие имеет свои преимущества, – заметил Эмин, указывая на алтарь. – Не будете ли вы так любезны сдвинуть его в сторону, для человека вашей силы это будет нетрудно. Алтарь поворачивается вправо.

Изак подозрительно посмотрел на камень, но, не почувствовав магии, кивнул и осторожно обхватил алтарь, который, как ни удивительно, действительно легко повернулся вправо, открыв дыру в полу. Изак заглянул в нее, но ничего не увидел. Король улыбнулся, шутливо поблагодарил гостя и тоже склонился над дырой.

– Жители города беспокоятся, не страдаю ли я экземой, так много времени провожу я в банях. Я щедро плачу моему врачу, чтобы он время от времени напряг воображение и пошептал на ухо полудюжине горожан о моих несуществующих недугах. Кажется, ему уже начинает это нравиться.

Король с улыбкой прыгнул в темную дыру, и кранн, обернувшись, заметил изумление на лице Михна. Но раз король смог запросто прыгнуть в черный провал, Изак тем более сможет. А вот и еще один урок, специально он был преподан или нет: сначала выясни глубину дыры, прежде чем прыгать в нее! Изак сунул в провал руку, сосредоточился – и спустя несколько мгновений его пальцы замерцали слабым голубым светом. Потом свет стал ярче, озарив гладкие стены туннеля, который тянулся под полом на глубине семи футов.

Эмин спокойно поджидал в сторонке, когда за ним последует кранн. Заметив, что Изак воспользовался магией, король приподнял бровь.

– Прыгайте, милорд, время не ждет.

Изак спрыгнул, за ним последовал Михн, а следом очень осторожно спустился Коран. Такая осторожность озадачила Изака, но потом он заметил, что телохранитель бережет правую ногу.

«Интересно, – подумал Изак. – Белоглазые так быстро залечивают раны и переломы, что либо он повредил ногу совсем недавно, либо очень уж сильно».

Король ухватился за веревку, что тянулась вдоль одной из стен туннеля. Руки Изака продолжали излучать свет, поэтому веревка была не нужна, но Эмин все равно не выпускал ее, шагая по слегка наклонному подземному ходу; за королем следовал его телохранитель. Изак пожал плечами и отправился за ними.

Эмин болтал о том о сем, а туннель постепенно сужался.

ГЛАВА 30

– Ваше величество…

– В такой обстановке подобное обращение звучит слишком официально, не правда ли? – перебил Изака король. – Зовите меня Эмин. Во всяком случае, пока рядом нет людей, вынюхивающих нарушения протокола!

– Конечно, – согласился Изак. – Я хотел спросить, почему вы пользуетесь руной «сердце»?

Эмин повернулся к гостю, по лицу короля пробежала странная тень.

– Вы имеете в виду знак братства? – Эмин пожал плечами. – Это просто моя причуда. Про руну вам сказал Федей?

Изак кивнул.

Король явно не рассердился на пророка за такую откровенность.

– Я требовал лишь одного – чтобы даже очень маленький знак был легко узнаваем, а корневые руны все простые. «Сердце» мне приглянулось. В определенном контексте эта руна может означать «зерно» или «косточка», в таком сочетании, например, как «вишневая косточка». Я счел, что знак подходит для Нарканга: вишневая косточка вкусная, но скрыта внутри плода, а потому неуязвима. И если враг вдруг захочет ее раскусить, он обломает зубы, уж я постараюсь, чтобы так случилось. Вот и все. Ничего зловещего.

Король рассмеялся.

– А почему вы задали этот вопрос? Изак пожал плечами.

– Просто знак показался мне странным.

– Как и вся наша жизнь, сдается. Ну, вот мы и пришли.

Еще несколько сот ярдов – и они оказались перед стеной с железными скобами, игравшими роль ступенек.

Посмотрев вверх, Изак понял, что они находятся в шахте. Между досками вверху пробивались серебристые полоски света, скобы-ступени были сделаны из согнутых металлических прутьев всего в палец толщиной, вбитых в каменную стену. Когда Эмин поднялся наверх, Изак предусмотрительно проверил нижнюю ступеньку и только после этого начал подъем.

Наконец он протиснулся в люк и, сморщившись от сильного запаха пыли, оказался… в гардеробе. Изак выпрямился и оттолкнул пахнущий плесенью плащ, оказавшийся прямо перед его лицом. Интересно, чей это плащ и что это вообще за место? Вряд ли подобные обноски могли принадлежать королю. Но потом Изак усмехнулся, напомнив себе, что не у него одного имелась прошлая жизнь, сильно отличавшаяся от теперешней. Король пришел к власти с помощью силы: вдруг этот плащ связан для него с какими-то воспоминаниями?

Дверь гардероба все еще была распахнута, но Изак немного помедлил, прислушиваясь к голосам, и лишь после этого шагнул в нее и очутился в комнате.

– Капитан, у нас гость, – заявил король. – Будьте любезны, позовите сюда Антерна и кого-нибудь из братьев. Наш новенький и библиотекарь тоже захотят познакомиться с кранном. Кажется, большинство уже собрались?

– Совершенно верно, – грубым брюзгливым голосом подтвердил седовласый человек. – Я поднялся сюда, чтобы побыть в тишине и покое.

– А я снова все испортил. Прошу прощения. Лорд Изак, прошу, чувствуйте себя как дома.

Эмин обвел рукой просторную комнату, потом жестом попросил седовласого выйти.

Обстановка здесь была роскошная, на стенах висели картины, в основном пейзажи: деревушка среди холмов, многолюдный город в лучах солнца. У стены стоял огромный дубовый стол, а вокруг него полукругом – шесть кресел.

Изак подошел к застекленному окну: вдали виднелся медный купол Общественного собрания, сиявший в лучах полуденного солнца.

– Мы находимся сейчас в клубе Ди Сенего. Это небольшой клуб благородных людей, не представляющий особого интереса для наших так называемых влиятельных политиков, – пояснил Эмин.

В комнате наконец появились Михн и Коран. Михн проверил дверь, потом подошел к окнам и, довольный осмотром, занял место, откуда можно было видеть всю комнату. Король отстегнул пояс с мечом, повесил позолоченные ножны на один из двух крюков в стене и сел за стол.

– Прошу садиться, милорд, – обратился он к Изаку. – Несколько моих товарищей подойдут чуть позже. Я знаю, нам нужно обсудить многие вопросы наедине, но людям Моргиена я доверяю.

Изак выбрал кресло напротив Эмина, тоже отстегнул ножны, повесил их на сгиб руки и сел. Потом, вспомнив о подарках, повернулся к Михну и указал на его заплечный мешок.

– Я вспомнил, ваше… – Изак запнулся. – Я вспомнил, Эмин, кое о чем. Моргиен передал мне для вас свиток, и у меня есть еще один подарок от повелителя Бахля – знак его доброй воли. Герцог просил передать эту вещь не на глазах всего народа.

Михн снял из-за спины мешок и положил книгу и свиток на стол.

– Михн рассказал все, что знал о Моргиене, но, возможно, вам известно, чего Моргиен от меня хочет?

Изак услышал в своем голосе жалобные нотки, но ему уже надоело быть объектом интереса окружающих.

Эмин некоторое время разглядывал кранна пронзительными синими глазами, потом кивнул.

– Конечно. Хотя историю эту не расскажешь в двух словах.

Король поднял свиток со стола и махнул им в сторону Изака.

– Могу я спросить, читали ли вы его?

– Само собой, иначе мне бы не вручили эти дары.

– Хорошо, тогда мы сэкономим время. Что касается Моргиена, после случая с демоном Селиасеей он бродил по Ланду и по пути подобрал еще несколько таких же неприкаянных душ – после чего его взял к себе в помощники один весьма заурядный маг. Они вместе отправились в поход, организованный учеными, которым удалось ознакомиться с работами мага Верлика, – в поход к руинам замка Кериабрал, крепости самого Арина Бвра, что пала в Великой войне при весьма загадочных обстоятельствах. Отряд сопровождала половина легиона замковых рыцарей.

– И что они обнаружили? Единственное, что я узнал о Моргиене от пророка, – это что одному только Моргиену удалось выжить в той экспедиции.

Эмин помолчал, прислушиваясь к приглушенным голосам в следующей комнате.

– Коран, – позвал он, – попроси их немного подождать. Белоглазый кивнул и вышел, бережно прикрыв за собой дверь.

– Моргиен отказывается об этом говорить, – сообщил Изаку Эмин. – Он поделился со мной кое-чем лишь пять лет спустя после того, как мы познакомились. Вы понимаете – он будет недоволен, если узнает, что я разгласил его слова.

Король снова ненадолго умолк, лицо его приняло озабоченное выражение.

– Вам достаточно будет узнать, что в Эмбер вернулись двое. Они ничего не рассказали о случившемся, лишь упомянули, что им пришлось заглянуть в лицо Азаера и услышать его жуткий голос. Одним из этих двоих был сам Моргиен, а вторым – сын одного из руководителей похода, талантливый юноша по имени Кордейн Малик…

– Малик? – перебили Изак и Михн. Король торжественно кивнул.

– Малик. Тот самый молодой человек, который и стал источником всех неприятностей. В обмен на жизнь Малику пришлось заключить некоторое соглашение.

Изак выпрямился в кресле, лицо его помрачнело.

– А кто или что такое Азаер?

– Еще одна загадка – и, по-моему, чрезвычайно опасная. Среди членов нашего клуба есть люди выдающегося ума, ученые и маги. Но все, что им пока удалось выяснить: ни среди богов, ни среди демонов Азаера нет. Последний человек, пытавшийся раскрыть его тайну, видимо, кое-что обнаружил, потому что Азаер решил примерно наказать его. Этого человека начала преследовать собственная тень, и в конце концов он умер в закрытой изнутри комнате, а вместе с ним погибла его жена. Никому не пожелаю подобной смерти. Мало того, Азаер продолжает уничтожать совершенно случайных людей, чьи смерти нельзя объяснить иначе, чем его прихотью.

Король облокотился о стол, костяшки его пальцев побелели. Изак кивнул на книгу.

– По мнению того, кто написал эту книгу – кардинала Дистена, – Азаера никто никогда не почитал. Малик был некромантом и общался с демонами. Кардинал Дистен говорит, что имя Азаер – это предупреждение, угроза людям.

Едва сказав это, Изак почувствовал себя дураком. Эмин наверняка знал куда больше его, поэтому лучше было не спешить с высказываниями.

– Что ж, значит, это полезная книга, – задумчиво проговорил король. – Демоны требуют поклонения, как и боги. Насколько мне известно, Азаеру нравится страх, который человек испытывает при простом упоминании его имени, и нравится таинственность. Его разум тоньше, чем разум демона. И поскольку он редко дает о себе знать, мне кажется, силы его невелики и он может только подталкивать людей к определенному пути, а не прокладывать свой собственный путь. Азаер живет в тени…

Эмин сделал паузу, заметив, как вздрогнул Изак. Но кранн хранил молчание, и король снова заговорил, на сей раз внимательно следя за выражением лица гостя.

– Азаер живет в тени, пытаясь воздействовать на события, возможно даже на мысли, – но зачем он это делает, неизвестно. Мы обнаружили небольшую группу людей, поклоняющихся Азаеру как демону или богу, но цели этих людей сугубо личного характера, значительной общины единомышленников они не создали. Подозреваю, что Азаер терпимо относится к подобным приверженцам, поскольку они способствуют тому, чтобы его боялись.

– И чего же он хочет от меня?

– Того же, чего хотят боги, храмовые рыцари и, как мне кажется, Белый круг. В настоящий момент у нас есть еще более серьезный повод для беспокойства, чем Азаер.

Король поднял руку, предупреждая вопросы.

– Коран, приведи их, пожалуйста.

Изак повернулся к распахнувшимся дверям: в комнату вошли несколько человек, причем первые двое так увлеклась беседой друг с другом, что даже не заметили кранна, пока третий при виде него не издал приглушенный возглас. Белоглазый телохранитель занял место у стены за спиной своего господина.

– Джентльмены, прошу садиться, – властно обратился к вновь прибывшим Эмин.

По их одеянию Изак понял, что перед ним аристократы, но ни один из них не смотрел на него так подозрительно и враждебно, как смотрели люди в банях.

– Лорд Изак, позвольте представить вам моих друзей. Те двое, что продолжают болтать, это Ниримин Дил, главный библиотекарь Колледжа магии, и мой дядя Анверсис Халис. Не знаю даже, зачем он пришел, поэтому не будем обращать на него внимания… Если только он не прекратит болтать, иначе Коран просто вытолкает его вон.

Библиотекарь хихикнул и потрепал своего собеседника по плечу, а Халис примирительно поднял руку и занял место за столом. Судя по взгляду, который бросил на Халиса Коран, замечание короля вовсе не было шуткой.

– Норимин, как продвигаются ваши исследования Последней битвы? – осведомился король.

– Очень хорошо! – с энтузиазмом воскликнул библиотекарь. – Сейчас мы как раз готовим несколько интересных отчетов. У молодой женщины в Колосе с весны прошлого года периодически течет из макушки кровь, и один наш друг обещал привезти ее в Нарканг. Надеюсь, можно будет пригласить ее в клуб и внимательно изучить этот случай.

– Превосходно, буду ждать с нетерпением. Садитесь же, садитесь! Лорд Изак, позвольте представить вам еще двух уважаемых граждан – они сотрудничают с группой преступников, которая досаждает нашему городу. Господин Крейл и маршал Дорик из Тола. Крейл является также главой братства.

Каждый из представленных аристократов учтиво поклонился и занял кресло напротив короля.

– Графы Альскап, мой давний союзник, и Антерн, вы уже встречались с ним.

Оба мужчины поклонились. Антерн сел рядом с королем, и его спутнику, краснолицему графу Альскапу, пришлось довольствоваться местом рядом с Изаком, на которого граф поглядывал с подозрением.

– Граф Альскап – самый молодой член нашего клуба, поэтому еще не знает обо всех аспектах нашей деятельности, – негромко добавил король. – Мне удалось его убедить, что он найдет здесь лучшее применение своим талантам, нежели увеличение своего и без того огромного состояния.

– Что ж, он еще не полностью в этом убедился, поэтому не торопится узнать больше. Но он должник короля, следовательно, готов служить ему, чем сможет, – ответил низким голосом граф Альскап.

– Итак, – заявил Эмин, заметив, что все с любопытством разглядывают гостя, – хочу надеяться, что мои новости окажутся полезными для вас, граф Альскап. Антерн, Крейл и Дорик уже все знают, а для тех, кто пока не осведомлен, хочу заметить, что весенняя ярмарка в этом году будет иметь больший размах, чем все предыдущие. Таверны, гостиницы и конюшни уже переполнены, некоторые предприимчивые личности даже воздвигли палатки, которые сдают как гостиничные номера.

Эмин обвел комнату взглядом: сообщением пока никто особенно не заинтересовался.

– Само по себе это не таит проблем, – продолжал король. – Тем не менее меня беспокоит то, что людей в наш город приехало больше, чем разместилось в гостиницах.

Изак заметил, что при этих словах граф Альскап и оба пожилых господина выпрямились в креслах.

– А многие караваны привезли слишком мало грузов, зато слишком много обслуги, и если вы не обратили на это внимания, это заметили воры, желающие городу добра.

– Им удалось проверить повозки? – осторожно спросил Изак.

– Нет, – ответил Крейл, подавшись вперед; лицо его покраснело от гнева. – Двое наших мальчишек были схвачены и забиты насмерть охраной. Никто из местных не допустил бы ничего подобного, не пошел бы против закона и против братства. Как только прибыли стражники, их подкупили, чтобы они закрыли на происшествие глаза, причем заплатили очень щедро. К счастью, стражники взяли деньги, но тотчас отправились к командиру Брандту и обо всем ему рассказали – мы сами рекомендуем нашим стражникам так поступать.

– Слишком много людей, повозки, к которым не подпускают воров… Кто-то пытается организовать бунт?

Изак осмотрел собравшихся, но все взгляды были устремлены на короля. Эмин откашлялся.

– Насколько можно судить, это Белый круг. Мы обнаружили среди приехавших на ярмарку известных главарей наемников, настолько отпетых, что они не интересуют даже посвященных, хотя обычно те часто пользуются услугами наемников.

– Но это совсем не похоже на Белый круг. Они никогда не организовывали и не финансировали бунты, – возразил Альскап. – Они всегда пользовались только влиянием и деньгами, чтобы заполучить то, что им было нужно. Даже в войне с Тор Милистом, в которой они, возможно, являются направляющей силой, Белый круг ни за что не платит и не участвует в военных действиях. С чего бы им вдруг менять тактику? Пока их руководительницы добивались успеха.

Все закивали, соглашаясь, хотя Изак не совсем понял, о чем идет речь. Он знал только, что Белый круг появился не так давно, что в него входят богатые женщины и что даже люди Лезарля не сумели туда проникнуть… Если только это не удалось той красивой убийце, которую он видел в палатке Бахля.

Всем было известно, что Хелректом правит женщина Сиала, которая получила после замужества титул герцогини, но не пользовалась этим титулом, чтобы подчеркнуть, что правит самостоятельно, без участия мужа.

– В принципе, вы правы, – ответил Альскапу граф Антерн, – но Нарканг – слишком заманчивый приз. Три месяца тому назад они послали сюда человека, который, как нам кажется, и должен возглавить восстание. Большинство наемников готовы брать деньги у женщин, но не готовы исполнять их приказы, и ни один мужчина, связанный с Белым кругом, не способен возглавить их армию.

– Никто из живых, хотите вы сказать, – мрачно проворчал библиотекарь Дил. – Я знаю нескольких мужчин, которые могли бы сделать это вполне успешно, если бы их не скосила «скоропостижная болезнь» перед тем, как их жены решили присоединиться к Белому кругу.

– Ублюдок Джекс! – прорычал королевский дядюшка. Половина собравшихся содрогнулись, услышав это имя. Халис пробормотал извинение, а его племянник сказал:

– Все верно, дядя. Херолен Джекс. Мы долго не могли понять, кто же он такой на самом деле, но, даже не зная его подноготной, можно смело сказать: он как никто другой подошел бы на роль предводителя.

Король взглянул на Изака.

– Возможно, вам еще не доводилось слышать о Джексе. Он был капитаном пиратов из Виджена, и очень известным для тех, кто не ленился слушать пиратские истории. Он невероятно жесток и чрезвычайно умен.

– В любом случае, – заметил граф Антерн, – окончание весенней ярмарки – лучшее время для нападения. Большинство наших информаторов считают, что именно тогда и начнется бунт. Половина города будет пьяна, а королю придется выйти из дворца, чтобы вручать призы победителям турниров и состязаний.

– И каков ваш план?

Услышав вопрос Изака, все разом смолкли и повернулись к королю.

Эмин встал, опершись на стол и опустив голову, словно рассматривал карту или план битвы. Потом медленно поднял холодные глаза.

– Мы оцениваем численность мятежников тысячи в полторы. Королевских гвардейцев пятьсот человек. За последние несколько дней мы удвоили их число, очень осторожно, поэтому можно надеяться, что враги ничего не заметили. Но все равно наших людей меньше, даже принимая во внимание, что наемники уступают гвардейцам в воинской подготовке. Я отправил человека в замок Бродей, думаю, он уже туда добрался. Подкрепление прибудет к концу праздника. От нас требуется только одно: быть готовыми к нападению и организовать отступление, чтобы вернуться во дворец. Как только мы окажемся внутри, им не достать нас: не хватит ни времени, ни умения.

– Джекс очень самоуверен, – сурово добавил Антерн, – но он не дурак. Он прекрасно понимает, что мы первым делом устремимся под защиту дворцовых стен, а при короле всегда есть охрана. Я ожидаю, что он разделит свое войско – часть нападет на гвардейцев, другая – на короля, а третья, по-видимому, будет поджидать нас у городских ворот, чтобы помешать вернуться в город.

– А вдруг мятежники закроют ворота? Забаррикадируются? И даже если в городе еще будут наши войска, нам наступит конец раньше, чем наши сумеют отбить ворота, – высказал опасения Изак.

Большинство согласились с ним, но король лишь свирепо улыбнулся.

– В таком случае их ожидает неприятный сюрприз. Во время ярмарки ворота останутся открытыми, чтобы не мешать общему веселью. И хотя мне это не нравится, будет неплохо, если всех хранителей ворот вдруг не окажется на месте. Не знаю, известно ли об этом фарланам, но открытие и закрытие ворот всегда сопровождается небольшой церемонией. Ничего сложного, но церемония имеет важное значение.

– И в чем ее смысл? – спросил Изак.

– Смысл, милорд, в том, что это просто милая традиция, которую жители города знают и любят уже много лет. Но если хранителя ворот не окажется на месте, церемония станет невозможна, и этого нельзя не заметить.

– Магический замок?

Все головы повернулись к Михну, высказавшему это предположение. Эмин отрицательно покачал головой.

– Не совсем. Должен отметить, что идея родилась благодаря историям о черных воротах Крафанка, хотя здесь принцип немного другой. Признаюсь, мне будет интересно посмотреть, как все сработает, потому что у нас пока не было случая это проверить. А вот чего не знают горожане: все хранители городских ворот являются жрецами Смерти. Если жрец откроет или закроет ворота – все в порядке. Но если это попробует сделать кто-то другой, демон, запертый в святилище над воротами, вырвется на волю.

По комнате пробежал вздох. Изумились даже двое членов братства, Крейл и маршал Тол. Главный библиотекарь вздрогнул.

Только Изак едва сдержал смех, ожидая, что сейчас король Эмин выдвинет какую-нибудь дьявольскую идею.

– Прошу всех успокоиться, – сказал король. – Это абсолютно безопасно для горожан. Демон не может ворваться в город, а во время ярмарки наши люди не будут заходить в караульные помещения. Стражники, естественно, будут охранять ворота, но, как мне кажется, они слишком привыкли к спокойной, чисто номинальной службе. Они предпочтут сдаться, а не геройски погибнуть.

Изак посмотрел на присутствующих. Михн стоял с отсутствующим видом, но при этом явно мысленно что-то прикидывал, как и сам король Эмин. Антерн и Коран явно не услышали ничего нового, зато остальные заволновались.

– И что я могу для вас сделать? – спросил Изак. В комнате снова повисла тишина.

Эмин заулыбался.

– Спасибо за предложение, милорд. Не хочу показаться грубым, но вы – самый великолепный убийца среди нас. И ваши люди, хотя их совсем немного, займут почетные места в королевской гвардии, что явится еще одним сюрпризом для Джекса.

Только не забывайте, что вы для врага столь же важная цель, как и я сам. Я буду бесконечно благодарен, если вы найдете возможность убить Джекса, но помните – в Белом круге есть ведьмы и маги. Может оказаться, что вам нелегко будет остаться в живых…

Король замолчал, услышав стук в дверь. Коран сразу оттолкнулся от стены и шагнул вперед, положив руку на эфес меча. Изак сменил позу, чтобы можно было легко выхватить Эолис. Дверь распахнулась, и все увидели запыхавшегося Вейла, сжимавшего в руке лампу. По его тяжелому дыханию было ясно, что он очень спешил.

– Ваше величество, вам следует вернуться в бани! Эмин, не обращая внимания на его волнение, лениво потянулся за оружием и спросил:

– А в чем дело?

– Херолен Джекс, милорд. Он вызвал одного из людей лорда Изака на дуэль.

– Расскажите, что именно произошло? – спокойно спросил Изак.

Они сидели в его апартаментах во дворце – большой удобной комнате, роскошной даже по меркам фарланов. Стиль, правда, отличался от принятого в Тире: гладкие белые стены вместо тамошнего серого камня. Маркетри*[1] из великолепно отполированных камешков и гравюры по металлу украшали здесь почти все, даже канделябры, а двери и деревянные панели на стенах были отделаны искуснейшей резьбой.

Карел стоял с опущенной головой, крепко сжав кулаки.

– Милорд, это моя ошибка. Я не привык к обществу аристократов. В казарме все гораздо проще…

– Нет. – Тила встала между двумя мужчинами и, запрокинув голову, посмотрела Изаку в глаза. – Виноват тот человек, Джеке. Он оскорблял меня, а Карел за меня вступился.

– Джеке обиделся на его слова и вызвал на дуэль? – задал вопрос король, который устроился на софе и курил длинную тонкую сигару.

– Ну, маршал не был особенно любезен, а Джеке только искал повода для ссоры.

– Значит, теперь тебе придется с ним драться? – Изак спросил это, не повышая голоса, но его друг все-таки отпрянул. – Карел… Если ты забыл – ты ушел в отставку много лет назад. В твоем возрасте нельзя сражаться с таким человеком, как Херолен Джекс.

Товарищи Изака растерянно смотрели на него.

– Я никогда не слышал об этом типе. А вы откуда о нем знаете? – Везна поставил на стол пустой стакан, который нервно вертел в руках.

– Мне рассказал о нем король, но дело сейчас не в этом, – Изак снова повернулся к бывшему «духу». – Карел, ты не будешь с ним драться.

– А ему и не придется, – ответил Везна, прежде чем Карел успел открыть рот. – Вместо него буду драться я.

– Согласится ли на такое Джекс? Хотя, наверное, согласился, – задумчиво протянул Эмин. – Он ничего о вас не знает, граф, к тому же он самодовольный тип и никогда не отказывается от дуэли без веской на то причины. Что ж, в этой истории есть по крайней мере одна хорошая сторона. Я полагаю, когда вы назначали оружие, вы потребовали полного рыцарского поединка?

Везна кивнул. Человек с репутацией соблазнителя чужих жен не смог бы выжить, если бы не был хорошим дуэлянтом, причем на любом оружии. А Везна был не только известным соблазнителем, но и героем армии Фарлана, и его слава на поле брани была такой же заслуженной, как и слава победителя на дуэлях. А если ему повезет, выяснится, что Джекс никогда не сражался на копьях.

– Но, к сожалению, есть здесь и один минус. Полагаю, дуэль должна состояться утром?

– Нет, милорд, – ответила Тила. – Боюсь, я не смогла сделать так, чтобы дуэль вовсе не состоялась, но мне удалось уговорить его назначить дуэль после ярмарки.

– Что?!

К удивлению Тилы, король просиял, Изак – тоже.

– Это единственная причина, которая пришла мне в голову, чтобы отложить поединок. Надеюсь, за это время вы сумеете сделать так, чтобы дуэль вовсе не состоялась. Я понадеялась, что законы о пари у вас такие же, как в Тире, и сказала Джексу – вы с королем уже побились об заклад на пятьсот золотых, что Везна выиграет состязания на ярмарке. Значит, Джекс обязан выплатить эти деньги, поскольку дуэль может привести к невыполнению обязательств. – Тила покраснела. – Судя по его виду, таких денег у него не было.

– Надо же, – мурлыкнул Эмин и, поднявшись, взял Тилу за руку, – если бы я не был женат, я стоял бы сейчас перед вами на коленях и просил вашей руки. – Он почтительно поцеловал ее ладонь. – Я и сам не смог бы придумать лучше!

Король вытянулся, чтобы заглянуть через мощное плечо Изака, и бросил Корану:

– Отправляйтесь к Херолену Джексу – наверное, он сейчас гостит у графа Форелла. Скажите ему, что дуэль состоится сразу после вручения призов на ярмарке. Думаю, Джекс обрадуется, если он и другие наслышаны о воинских талантах графа Везны.

– Другие? – переспросил Везна.

У него возникли кое-какие подозрения, и он даже забыл о дуэли.

– Я, пожалуй, пойду и предоставлю кранну объяснить вам все. Ох, уж эта весенняя ярмарка…

И король вышел танцующей походкой, телохранитель следовал за ним по пятам. О правителе теперь напоминал только запах сигары, и Изак подумал, насколько часто король обставляет таким образом свой уход?

ГЛАВА 31

В сером сумраке раннего утра раздавались гулкие шаги воинов.

Ночью с океана наползли дождевые тучи, принеся холодный туман и дождь. Дождь был не очень сильным, но все равно мог стать досадной помехой при открытии весенней ярмарки.

После нескольких часов стояния в карауле ноги воина замерзли и затекли. Он еще раз осмотрел пустынные мокрые улицы, безлюдные и безмолвные. Было еще слишком рано, чтобы горожане покинули свои дома; все спали, лишь где-то вдали раздавались шаги других стражников. Даже утренний хор птиц еще не зазвучал.

Напарник стражника сидел сейчас в караульном помещении, в тепле и уюте, у стрельчатого окна, обращенного в сторону входа во дворец. Воин совсем уже было собрался крикнуть ему, что настал его черед стоять в карауле, как вдруг заметил некое движение, как будто в густой тени у одного из домов мелькнул чей-то плащ. Воин крепче сжал древко алебарды. Кто-то за ним наблюдал. Он громко откашлялся и сплюнул; слюна сверкнула в полумраке. Послышался легкий стук – его напарник услышал и понял сигнал.

Еще секунд десять незнакомец продолжал красться вдоль стены; предутренний ветерок на мгновение распахнул его длинный плащ, продемонстрировав бронзовые пластинчатые доспехи и красный пояс с отличительным знаком. Офицер из посвященных.

«Это становится все интереснее», – подумал воин.

Посвященные и королевская гвардия в большинстве случаев находились в неравном положении. Руководителей посвященных выбирали по рождению и титулу, тогда как королевский гвардеец мог продвинуться по службе только благодаря особым отличиям.

Стражник протянул руку назад и постучал костяшками пальцев по двери. Ночью ворота, само собой, закрывались. Пока король не проснется, войти во дворец можно было только через небольшую дверцу слева от ворот.

Послышался скрип засовов.

Воин тем временем продолжал осматривать улицу. Со своего места он не видел ни сообщников, ни преследователей человека, прячущегося в тени. Когда незнакомец быстро перебежал к воротам, стражник спиной слегка приоткрыл дверь.

– Я…

Незнакомец не договорил: воин указал ему большим пальцем на приоткрытую дверь. Поколебавшись лишь долю секунды, человек кивнул и нырнул в щель: задержись он у ворот, его могли бы заметить.

Что ж, в случае чего стражники внутри легко с ним справятся. Гвардеец проделал алебардой парочку отработанных движений и снова вернулся к созерцанию улицы.

Едва офицер оказался во внутреннем дворе, как на него направили два острых клинка. Он замер, потом поднял глаза и встретился с суровым взглядом королевского гвардейца. Второй гвардеец уже обошел его, чтобы вновь запереть дверь.

Только когда дверь оказалась заперта, тот воин, что стоял к нему лицом и успел разглядеть знаки на алом поясе рыцаря, спросил:

– Итак, майор, чем мы можем быть вам полезны в эту прекрасную ночь?

Прежде чем ответить, рыцарь оглядел внутренний двор. Даже в слабом предутреннем свете Белый дворец был великолепен. Розовые кусты казались черными, гравиевые дорожки – серыми, статуи возвышались над ними, словно призраки.

– Я должен поговорить с фарланским кранном. Гвардеец рассмеялся.

– Конечно! Подождите немного, и я за ухо вытащу его из постели.

– У меня к нему дело чрезвычайной важности!

– Не сомневаюсь, – ответил воин. Пристально всмотрелся в честное лицо майора, слишком молодого для своего чина, и убрал меч в ножны. – У таких святош, как вы, все дела чрезвычайной важности, но лорд Изак может с вами не согласиться, а характер у него, как я слышал, очень вспыльчивый.

– Тогда разбудите кого-нибудь из его людей, и пусть решат они! Я должен выбраться из города до того, как горожане проснутся.

Воин вздохнул и задумчиво почесал свою шею.

– Сильно сомневаюсь, что вам это удастся. Но все-таки разбужу командира охраны кранна. Можете подождать в караулке.

Изак сидел в кровати с Эолисом на коленях, протирая заспанные глаза.

Королевский гвардеец все-таки провел к нему майора Орто-фа-Грейла, поговорив сперва со старшим офицером, а потом с одним из одетых в черное людей короля, которые в любое время суток бродили по дворцу. Наконец было решено, что дело достаточно важное, чтобы разбудить кранна.

Карел хмуро смотрел на майора. Маршал был раздражен и зол. Ветеран не стал облачаться в форму, но при нем, как всегда, был его изогнутый меч, который он назвал Лунем. Меч и вправду напоминал Карелу луня, болотного хищника, потому что клинок, хоть и сделанный из черной стали, отливал удивительным белым сиянием, похожим на табачный дым, и смахивал на черное с белыми краями крыло этой птицы.

– Милорд, мы должны поговорить без свидетелей, – настаивал майор.

– От этих двоих у меня нет секретов, – возразил Изак, кивнув в сторону Михна и Карела.

Но ему сразу стало грустно: на самом деле секреты у него были. Михн видел шрам на его груди, но не получил никаких объяснений, а от своего старейшего и любимого друга Изак и вовсе скрыл руну – иначе Карел обязательно бы начал задавать вопросы, на которые у кранна пока не было ответов.

Изак решил пойти на компромисс.

– Вы можете идти, – обратился он к человеку из братства, сопровождавшему майора.

Тот не сразу послушался приказа, но в конце концов поклонился и с бесстрастным лицом направился к выходу. Михн последовал за ним, чтобы убедиться, что тот не станет подслушивать.

– Итак, майор, что привело вас сюда? Я всегда считал, что ваши люди предпочитают держаться от меня подальше.

– Да… Действительно, совет еще не решил, являетесь ли вы Спасителем…

– И как же мне их убедить? Мне ведь никто не верит, – горько рассмеялся Изак.

– Я пришел сюда по другой причине – чтобы сказать вам, что храмовые рыцари не так едины в своих мнениях, как может показаться.

Изак сразу перестал смеяться и подался вперед, слушая своего посетителя со все возрастающим вниманием.

– Сейчас наш орден переживает время больших перемен. Старая гвардия все еще полностью контролирует совет, но молодое поколение с каждым годом набирает все большее влияние.

– И что из этого следует?

– Что очень скоро храмовые рыцари не будут относиться к вам с прежней враждебностью. Но и это не главная причина моего визита в столь ранний час. Среди храмовых рыцарей появилась группа, в которую вхожу и я…

Посетитель сделал паузу, собираясь с духом. На взгляд кранна, майору не было и тридцати – слишком молод для своего чина. Неудивительно, что он так нервничал. Изак ободряюще улыбнулся.

– Прошу вас, продолжайте.

Майор с трудом сглотнул и продолжал почти шепотом:

– Пока нас немного, но мы знаем тайну, о которой неизвестно даже рыцарю-кардиналу. У нас есть подтверждение того, что вы и впрямь являетесь Спасителем или, в крайнем случае, станете его соратником, когда он наконец объявится.

– Соратником? – вслух изумился Изак.

Михн, как обычно, хранил невозмутимый вид. Арлекины терпеть не могли официальную историю Ланда, но тем не менее выступали бесстрастными хранителями множества исторических событий. Изак предположил, что упоминание о соратнике входит в доктрину посвященных, поскольку Михн никак не отреагировал на заявление майора.

– Наверное, вы ищете сторонников, чтобы захватить власть? – Карел даже не попытался скрыть своего презрения, но майора не обидело подобное предположение.

– Вовсе нет. Мы надеемся, что власть захватывать не придется, просто произойдет переоценка ценностей. Я пришел сказать, что мы готовим для вас подарок, чтобы убедить вас в искренности наших намерений. Сейчас этот дар усиленно охраняют, поэтому нам пока не удалось им завладеть, но, думаю, недели через две он будет у нас. Наш предводитель предлагает вам в сопровождении любой охраны прибыть в Серебряную ночь на встречу у Колец Плюща – заброшенного храма в неделе езды от города.

– Так просто взять да прибыть? Вы думаете, у меня с головой не все в порядке? Если вы не сумеете убедить меня, что вы не мошенник, я просто переломаю вам ноги и сдам Благочестивому двору! – вспылил Изак.

Потом все-таки взял себя в руки и спросил:

– И что это за дар, который вы скрываете от рыцаря-кардинала?

– Обстоятельства сложились так, что именно мы нашли для вас подарок, но кардинал не знает, что именно мы хотим поднести. Я и сам этого не знаю.

Изак даже не пытался понять эти бессмысленные слова, хотя майор явно полагал, что фарлан сам сообразит, о каком даре идет речь.

– Попробуйте меня убедить! – заявил кранн. Посетитель нервно повел плечами.

– Хорошо. Эти дары – те, что мы вам предлагаем, – были добыты человеком из нашего ордена во время похода на Эльфийскую пустошь много лет назад…

– В Кериабрал?

Изак улыбнулся при виде изумления майора.

– Вы слышали об этом? Но он единственный из отряда остался тогда в живых… Как вы могли об этом узнать?

Майор тревожился все больше, перебирая в уме тех членов своей группы, кто мог бы проговориться.

– Выживших было двое, – поправил Изак, – хотя вместе с тем, о ком вы упомянули, получается уже трое. А если так будет продолжаться, может выясниться, что там вообще никто не погиб.

Замечание Изака рассердило Карела: ни один воин не хочет умереть вдали от дома, так, чтобы ни семья, ни друзья не узнали, почему он погиб и где. Мысль о гибели без захоронения, без отправления необходимых погребальных обрядов всегда приводила в ужас воинов, отправлявшихся в битву. Подобные чувства нельзя было не принимать во внимание.

Изак торопливо извинился, а майор пробормотал:

– Я понятия не имел… Этого человека отослали домой вскоре после приезда в замок – он был лесничим, очень опытным, и мог выжить где угодно. Он вернулся назад в Эмбер, а потом его проводили в крепость посвященных. Когда он узнал, что остальные не вернулись из похода, он повесился, чувствуя вину за то, что бросил их.

– Вот и надейся сохранить тайну, особенно учитывая, что будет, если ваши лидеры обо всем узнают.

– В нынешний век пути не могут быть простыми и легкими. Изак рассмеялся.

– Как убедительно. Хорошо, я все обдумаю и дам вам знать.

– Милорд, это дело чрезвычайной секретности: либо мы сумеем с вами договориться, либо совет положит конец всему. Если бы рыцарь-кардинал узнал о моем визите, он убил бы всех членов моей группы и отобрал дары. Возможно, попытался бы убить и вас.

Изак тяжело вздохнул, несколько мгновений сидел неподвижно, потом посмотрел на Михна и Карела. Те молчали.

– И все-таки нужно тщательно все обдумать, – сказал кранн. – Граф Везна возьмет с собой на турнир шарф – подарок его дамы. Если в последний день ярмарки шарф будет красным, я приеду. Если белым – нет. Этого вам довольно?

– Вполне, милорд, – ответил Ортоф-Грейл, поднимаясь. – Благодарю за то, что уделили мне внимание.

Он еще раз поклонился и вслед за Михном направился к двери.

Карел сел рядом с Изаком; на их лицах читалось одинаковое беспокойство.

– А я-то думал, что наша жизнь не может стать еще более запутанной, – Карел говорил совершенно серьезно и даже устало, вдруг почувствовав свой возраст. – Думаю, ты бы меня предупредил, если бы считал себя Спасителем или кем-то вроде? И как ты собираешься разобраться с теми, кто считает, что ты все же Спаситель?

Изак поскреб небритую щеку.

– Не знаю. Надеюсь, мы хотя бы сумеем сделать так, чтобы погибло как можно меньше людей. Я никогда не задумывался о планах на будущее и уж в любом случае не собирался стать правителем Фарлана. Все это так неожиданно.

Юноша тяжело вздохнул.

– Если мы развяжем войну, основываясь на лжи или неверно понятых измышлениях безумцев, тогда, думаю, Ланду лучше обойтись без меня.

Изумленный Карел резко повернулся к нему, но увидел на лице кранна лишь решимость. Ветеран положил руку на огромное плечо. Теперь, когда он прикасался к своему любимому мальчику, он ощущал нечто, едва похожее на тело обычного человека. Ему это не нравилось, но он смирился с этим ради своего друга.

– Тогда давай постараемся, чтобы этого не произошло, – тихо проговорил Карел.

ГЛАВА 32

Для погруженного в раздумья Изака время весенней ярмарки пришло слишком быстро. Он рассказал своим людям о визите майора, но никто из них не смог посоветовать ничего вразумительного. Тила заметила, что посвященные основали свой орден на достойных принципах, значит, среди них обязательно должны иметься порядочные люди.

Везна подошел к проблеме с другой стороны: он считал, что это ловушка. Кольца Плюща находились как раз на полпути из Нарканга в крепость посвященных. Убийство или похищение Изака было бы рискованным предприятием, но вполне возможным. Не секрет, что посвященные считали Сюленты и Эолис слишком опасными для Ланда, поэтому, по их мнению, они должны были исчезнуть. Правда, если бы они решились на подобный шаг, им пришлось бы покинуть свою цитадель в королевстве Эмина Тонала, но если посвященные решат, что дело того стоит, их ничто не остановит.

– Кольца Плюща? И кто, клянусь бородой Бреста, мог рассказать вам о них?

Эмин очень удивился, когда Изак спросил его о храме. Они сидели на верхней террасе и любовались палатками и знаменами на весенней ярмарке, раскинувшейся за воротами. Утренний Дождь прекратился, и Изак согласился пообедать с Эмином.

Король, как всегда, был великолепно одет, и Изак не замечал ни малейших проявлений тревоги, которая должна была бы одолевать монарха. Через два дня под угрозой окажутся город и его жизнь, но Эмина как будто нисколько это не тревожило.

– Просто я услышал чужой разговор, вот и все.

– Похоже, очень странный разговор. – Эмину явно не терпелось узнать подробности. – На свете мало людей, желающих разговаривать об этом месте. Но раз уж вы спросили, Кольца Плюща – заброшенный храм, посвященный Белараннар. Теперь туда ходят очень немногие. Он находится в Лледене, довольно странном месте.

– Странном?

– Да, странном.

Эмин фыркнул. Помолчал, насупившись, но потом словно стряхнул с себя наваждение и продолжил:

– Несколько лет назад там пропал мой друг. Тамошнее графство велико, но в нем нет ни одного города, зато много богатых деревень.

– А кто владелец этого графства?

– У них нет сеньора. Уже много поколений Лледен не имеет хозяина. Как я уже говорил, в графстве случаются странные вещи, поэтому люди стараются держаться подальше от этих мест. Жители тех краев дружелюбно относятся к приезжим, но живут по своим законам… Я никак не могу найти налогового инспектора, чтобы отправить его в Лледен, – добавил король и мрачно улыбнулся: он не сердился, но ему не нравилось терпеть неудачи. – Лледен похож на остров, отрезанный от остального мира. Если бы вы туда отправились, то заметили бы, что тамошние пейзажи… Как бы поточнее выразиться… Очень четкие. Создается впечатление, что естественная магия в этом графстве пропитывает сам воздух, а фольклор и мифы там более реальны, чем обычная жизнь. Народец, хладнорукие, жены мертвеца воспринимаются в Лледене как нечто обычное. И если у вас нет серьезных причин отправиться туда, лучше держаться от Лледена подальше. В подобных местах существует некое внутреннее равновесие, и не стоит его нарушать. Сомневаюсь, что вам там будут рады.

– Да, не лучшее место для осмотра достопримечательностей, – спокойно ответил Изак и, переменив тему разговора, стал расспрашивать об истории весенней ярмарки.

Эмин заулыбался и пустился рассказывать гостю официальную версию истории Нарканга.

Утром второго дня ярмарки Изак проснулся и увидел, что сквозь ставни пробивается полоска яркого солнечного света, а как только кранн открыл окно, его окатил приятный теплый морской бриз. Вчера воздух был пропитан сильным запахом водорослей и плавника, но сейчас в нем ощущалась жизненная энергия волн.

Пока Изак надевал Сюленты и вешал на пояс Эолис, на губах его играла улыбка. Он сунул за пояс свою синюю маску-капюшон: сегодня ему не хотелось прятать лицо. Но на поле соберется множество народа, и, когда кранну захочется отдохнуть от чужих взглядов, он сможет ее надеть.

Они отправились на ярмарку с рассветом.

Изак предпочел ехать верхом, чтобы иметь коня на тот случай, если начнутся бои, к тому же широкая грудь Торамина помогала прокладывать путь среди толпы. Тила ехала рядом в дамском седле на Мегенне. Вообще-то седло было обычным, просто туго обтянутым одеялами, чтобы можно было сидеть боком. Кобыла девушки, хоть и неплохая, не могла сравниться с быстрым, привыкшим к сражениям Мегенном, а Изаку хотелось, чтобы Тила была в безопасности, если придется мчаться во весь дух к воротам.

Казалось, все жители города высыпали за стены на равнину.

Фарланов захлестнул шквал звуков и праздничной суеты: они проезжали мимо открытых кухонь, мимо акробатов, мимо групп менестрелей и площадок для удивительных игр.

Везна уже ждал у турнирного поля, наблюдая за поединками и готовясь принять участие в состязаниях. Ему выпало сражаться с победителем утренних схваток.

По традиции некоторым крестьянам или ученикам мастеровых разрешалось скрестить копья с аристократами; король предоставлял им оружие и лошадей и лично поздравлял победителя. Но Везну беспокоил не высокий, краснолицый парень, который был в восторге уже оттого, что его поставили сражаться с легендарным графом, а двое со знаками посвященных. Один из них принадлежал к людям короля, а второй был богатым рыцарем. Когда он подошел, чтобы поприветствовать графа, в первые же минуты разговора тот заметил татуировку на его ухе.

Уходя, рыцарь бросил алчный взгляд на меч графа, и Везна ощутил непривычный приступ нервозности.

«Дурак, – выругал он себя, – стоило тебе влюбиться, и ты снова превратился в маленького мальчика! Этот человек из братства приходил не случайно – он знает, что ты силен. Просто помни: этим людям неспроста известно твое имя».

Ярмарка доставила Изаку гораздо большее удовольствия, чем он ожидал. Ему нравились экзотические, порой странные на вкус блюда – в основном дары моря. Зачастую он даже не знал названий яств, которые предлагали приветливые повара, но вскоре наелся досыта, а ведь ему еще предстояло обедать с королем. И чем дальше ехали Изак и Тила, тем больше интересного видели вокруг.

Кранн задержался, чтобы посмотреть на выступление бродячего чародея. Неудивительно, что среди зрителей в основном были дети: маг не мог похвалиться большими способностями, возможно, он даже нигде не учился, но кранну все равно понравилось незатейливое представление.

Когда оно закончилось, Изак подозвал мага к себе и дал ему золотой эмин. Благодарность бродячего чародея была трогательной, и смущенному кранну пришлось прекратить его словоизлияния. При виде такой щедрости Тила приподняла бровь, но Изак лишь ухмыльнулся в ответ. Он получил от спектакля не меньшее удовольствие, чем любой из детишек.

– Он кое-чему меня научил, и это вполне стоит золотого эмина.

Изак сложил руки у груди, повторил одну из непонятных фраз, которые только что произносил чародей, – и перед ним тотчас возникли два огненных крыла и медленно растворились в воздухе. Девушка заулыбалась, увидев счастливое выражение лица своего спутника, и постаралась скрыть свою печаль при мысли о том, что в детстве Изак был лишен подобных радостей. Огромный рост и удивительная сила кранна заставляли забыть, что он едва вышел из детского возраста.

– Идемте, милорд, нам пора возвращаться в павильон, – наконец заявила Тила.

Изак должен был обедать с королем в одном из двух павильонов, выстроенных по сторонам турнирной площади.

– Сначала посмотрим тигров, – возразил он, – Эмин обещал показать мне зверинец, который должен быть с подветренной стороны. Пока не увижу тигра, никуда не пойду!

Он нежно, по-братски, взял девушку за руку, а Тила невольно засмеялась, видя, с какой радостью он предвкушает развлечение.

– Итак, милорд, вы все еще считаете свое пари беспроигрышным? – Эмин указал сигарой на рыцаря, которому аплодировала публика.

Молодой человек делал круг почета и, подняв забрало, махал зрителям. Изак видел счастливое и очень юное лицо своего ровесника. Как новому – и самому молодому – победителю людей короля Эмин подарил рыцарю позолоченные доспехи. Шлем был выполнен в виде головы с ангельским лицом одного из демонов Каркарна, с задорной улыбкой и единственной кровавой слезой, вытекающей из правого глаза, – такой образ часто использовали в своих масках арлекины.

– Он хорош, но ему не выстоять против человека с талантами графа Везны, – ответила Тила за своего господина.

И покраснела, когда Эмин с улыбкой спросил:

– Вы видели много поединков, миледи?

– Мой брат очень ими увлекается, ваше величество.

– Тогда вы, возможно, сумеете выбрать для меня победителя в следующей паре? Спасибо, милая. Лорд Изак, пока ваш самый толковый советник готовит мое следующее пари, может, стоит присмотреться к толпе?

Король взял с блюда засахаренную креветку и кивком указал на трибуну напротив. Изак проследил за его взглядом и сразу увидел группу людей, рассаживающуюся на местах.

Трудно выделяться в толпе богатых аристократов, но Херолену Джексу это удалось. Облаченный в красное с белым, он важно вышагивал во главе пяти спутников, и к нему были прикованы все взгляды. И без того смуглая кожа жителя западных островов еще больше потемнела от постоянного пребывания под открытым небом. Изак легко мог представить Джекса на палубе корабля: тот шел с видом человека, которому принадлежит не только вся трибуна, но и все находящиеся на трибуне люди. Его блистательная улыбка, адресованная всем сразу, казалось, ласкала кожу, а взгляд заставлял других опускать глаза, как взгляд монарха. Хотя человек этот был его врагом, Изак не мог им не восхищаться.

Кранн посмотрел на короля. Глаза Эмина сощурились и стали настороженными. Он продолжал отрешенно курить сигару, но, казалось, не замечал дыма, разъедающего его глаза. Изак перевел взгляд на Джекса: тот развалился сразу на двух креслах, одну руку закинув за спинку своего, а ноги вытянув на переднее. Это мешало тому, кто сидел перед ним, но человек тот не смел возражать.

Джекс обменялся взглядами с Изаком и Эмином, все-таки снял ноги с переднего кресла, наклонился вперед и, выхватив сигару из рук сидевшего на этом кресле бедолаги, принялся дымить – явно в насмешку над королем. Эмин слегка кивнул, чтобы показать, что все понял. Джекс кивнул в ответ.

Изак же указал пирату на готовящегося к поединку графа Везну и сделал непристойный жест. Джекс откинул голову и громко расхохотался, перепугав половину трибуны и не обращая внимания на любопытные взгляды, отовсюду устремленные на него.

Но и Изак не обратил внимания на два стона сзади и на настойчивые толчки своего политического советника.

Они наблюдали за состязаниями большую часть дня. Сидевшие напротив люди постоянно менялись, но вскоре король и Изак заметили, что спутники Джекса сменяются в определенном порядке. Сам Джекс все время оставался на месте, выслушивая донесения тех, кто отходил и снова возвращался. Когда Везна без особого усилия победил третьего – и последнего – противника, Джекс демонстративно зевнул и, едва граф спешился, чтобы принять приветствия публики, швырнул ему под ноги монетку. Толпа моментально притихла – все слышали о предстоящей дуэли.

Везна сделал вид, что увидел монетку у себя под ногами совершенно случайно, и все вытянули шеи, глядя, как граф наклоняется, чтобы ее подобрать. Фарланский герой хорошенько рассмотрел находку, а потом с наигранной радостью показал Изаку.

Кранн поднял большой палец в знак одобрения, прекрасно зная чувство юмора графа, и вся толпа разразилась хохотом.

С радостной улыбкой до ушей Везна пошел к своему пажу – танцующей походкой, выглядевшей очень комично благодаря тяжелым доспехам.

Толпа рыдала от хохота, только Джекс почему-то не смеялся.

ГЛАВА 33

– Изак, пора принимать решение. Какого цвета повязать шарф?

Тила не была уверена, что кранн ее слышит, хотя он хмурился скорее задумчиво, чем сердито.

Изак не ответил девушке. Все эти дни они толковали о майоре из посвященных и о его предложении, но вот наступил последний день весенней ярмарки, а они так и не решили, как же поступить. Изак сомневался, что может доверять горячему молодому офицеру, слишком уж непонятные вещи тот говорил, к тому же его приглашение очень напоминало засаду. Правда, хоть у Изака было немного людей, все они были «духами». Даже полка не хватит, чтобы с ними справиться, особенно если они приготовятся к возможному нападению.

Среди прочих забот кранна беспокоили и мысли о повелителе Бахле. Если Изака убьют, герцог не станет ждать, пока главный распорядитель соберет достоверные сведения о происшедшем, а нападет на виновных сразу. При всем своем могуществе посвященным не выстоять против армии Фарлана.

Еще одна забота: король Эмин и эта странная угрожающая улыбочка на его губах… Хотя именно она придавала Изаку уверенности. Король Нарканга был умен и достаточно откровенен, а если бы он считал Изака своим врагом, он не стал бы так раскрываться. Ему нужна была поддержка Фарлана, а не вражда.

Изак вздохнул и повернулся к Тиле.

– Красный.

Тила взяла красный шарф, купленный накануне, а белый привязала к поводьям Мегенна. Везна подъехал поближе, и она обвязала его руку красным шарфом поверх черных доспехов. Графу разрешили надеть магические доспехи после того, как король убедился, что в них так же трудно двигаться, как и в простых, а значит, Везна не получит преимущества на поединках.

Граф подозревал, что Эмин дал свое согласие потому, что финальный поединок будет выглядеть куда более впечатляющим, если против воина Эмина, молодого рыцаря солнечной пчелы, облаченного в позолоченные доспехи, выступит рыцарь льва из Анви в черном. Контраст матово-черного с сияющей позолотой вдохновит собравшихся на ярмарке менестрелей и сказителей.

– Вы уверены? – Карела явно огорчило решение Изака. – Мы можем попросить у короля эскорт!

Но как раз этого Изак и хотел избежать: он не рвался посвящать короля во все свои тайны. А вдруг он ошибся в этом человеке? Кранн не желал давать королю повод начать враждебные действия против храмовых рыцарей.

Судя по поведению Карела и Везны, они тоже не окончательно решили, насколько можно доверять королю Эмину.

– Мне удалось выяснить, что Кольца Плюща – неудачное место для засады, хотя и достаточно безлюдное, – сообщил Изак. – Что касается Эмина, кажется, ему можно доверять. Хотя нельзя сказать наверняка – многим ли фарланам я могу довериться полностью? Лезарль любит повторять: «Знание – сила, и мудрый человек всегда знает больше, чем его ближайший друг».

Кранн невесело засмеялся.

– Да, это верно. – Везна проверил, хорошо ли завязан шарф на руке. – Но иногда вы заходите в своей скрытности слишком далеко.

Изак отвел взгляд, чтобы не встретиться с графом глазами.

– Иногда человеку приходиться хранить тайны. И не всегда потому, что он кому-то не доверяет.

– Кажется, в последнее время с тобой такое случается все чаще, – заметил Карел. – Например, Моргиен – ты рассказал нам о нем даже меньше, чем Михн. Что происходит, Изак?

– Довольно! – неожиданно рявкнул кранн.

Тила вздрогнула и отвернулась, но Карел даже не моргнул: пусть Изак и обладал теперь властью и богатством, для него он навсегда останется мальчишкой, которому Карел практически заменил отца.

– Нет, не довольно! – выкрикнул Карел. – Неужели ты вообразил себя мудрецом, которому под силу все делать в одиночку? Я здесь не затем, чтобы быть твоим мальчиком на побегушках. А если ты меня считаешь кем-то вроде, засунь и мой титул, и моего Луня себе в задницу.

Изак ничего не ответил, только крепко сжал зубы. Карел сердито фыркнул и дал кранну подзатыльника, все свидетели такой наглости разинули рты.

– Что с тобой, мальчишка? Может, магия разъела твои мозги? Или ты свихнулся от всех этих разговоров о Спасителе?

Изак зарычал и злобно отшвырнул руку Карела; схватив ветерана за грудки, стащил его с седла и поднял вверх, чтобы оказаться с ним нос к носу.

Тила закричала и ухватилась за кулак белоглазого, но Изак стряхнул ее, даже не повернув головы.

– Ну, давай! – продолжал подначивать Карел. – Ударь меня. Докажи всему Ланду, что ты просто животное. Видно, я напрасно тратил на тебя время. Может, мне следовало отдать тебя тому наемнику на дороге, вместо того чтобы выпустить в Ланд чудовище, у которого больше силы, чем ума. Ты – всего лишь человек, Изак. Несмотря на твои дары, на твой непомерный рост, ты всего-навсего человек. Ты не можешь сражаться один, потому что тогда проиграешь и погубишь нас всех.

Изак, раздувая ноздри, трясся с ног до головы от еле сдерживаемой ярости. Карел заглянул в холодные глаза своего мальчика – и впервые его испугался. Лицо белоглазого побагровело, губы приоткрылись, обнажив зубы, сузившиеся черные зрачки метали молнии. Кранн молчал, тяжело дыша.

– Не отвергай меня, мой мальчик.

Эти слова прозвучали, как тихая молитва, и сразу загасили неистовый огонь.

Изак вздрогнул, машинально встряхнув Карела, словно тряпичную куклу, посмотрел на собравшихся вокруг друзей и с застывшим лицом поставил бывшего «духа» на землю. Потом крепко ухватился за луку седла и, дрожа, склонился над шеей Торамина. Карел оперся рукой о шею коня, чтобы не упасть; ветеран тоже тяжело дышал.

Как только Изак возвысил голос, «духи» столпились вокруг, чтобы прикрыть его от любопытных глаз случайных зевак, но теперь переводили беспомощные взгляды со своего командира на своего господина.

– Мне жаль.

Изак проговорил это очень тихо, даже тонко, но теперь он снова стал похож на человека. Карел кашлянул и дотронулся до руки Изака. У него не было сил сжать ее, зато он вполне владел своим голосом.

– Я знаю, что сожалеешь, парень.

Карел глубоко вздохнул, наполнив грудь воздухом, на его щеки вернулся обычный цвет. Взяв Изака за руку, он снизу вверх с волнением вгляделся в его лицо.

– Но однажды ты можешь зайти слишком далеко, не сумеешь вовремя остановиться. И если тебе понадобятся советники, которым интересен ты сам, а не твоя власть, вспомни мои слова. Возможно, как твой верный подданный я не имею права спрашивать, отчего на твоем лице иногда появляется затравленное выражение, но как друг я спрошу, даже если ничем не смогу помочь. Если ты будешь держать все в себе, ты просто сойдешь с ума.

Изак поднял голову – глаза его были полны печали.

– Знаю, но я и сам мало что понимаю, Карел, и понятия не имею, с чего начать объяснения. Не уверен, что такое начало вообще существует. – Вид у него все еще был виноватый, но он уже поднимал руку, чтобы пресечь возможные вопросы. – Но если мы переживем сегодняшний день, обещаю рассказать тебе все. Я перед тобой в долгу и никогда не смогу полностью вернуть этот долг.

Карел еще некоторое время глядел на кранна, потом удовлетворенно кивнул.

– Очень хорошо. Я буду ждать.

Он протянул руку, и Изак помог ему снова сесть в седло. Потом белоглазый повернулся к остальным.

Тила явно была потрясена до глубины души, как и госпожа Даран, – та дергала Тилу за рукав, но напрасно: компаньонке не удавалось успокоить ни девушку, ни ее приплясывающего коня. Изак открыл было рот, но так ничего и не сказал. А что он мог сказать? Что подобное не повторится, что он, белоглазый, никогда больше не потеряет над собой контроль? Кранн хотел заглянуть Тиле в глаза, но она низко опустила голову, так что волосы закрыли ее лицо.

Изак пришпорил коня, и вся группа направилась к турнирному полю.

От нагретой жарким солнцем вытоптанной травы волнами исходило тепло. Пышное облако, гонимое ветром, быстро плыло по небосклону, и фарланы скакали за ним вслед. Долина уже была полна людей, отовсюду неслись пение, смех, шутки и возгласы. Все галереи были забиты зрителями, которые толкались, чтобы лучше видеть поле. Наверняка слух о пари, заключенном Тилой, уже распространился повсюду; а пятьсот золотых монет – это же целое состояние, и народ Нарканга желал поприветствовать победителя.

Изак понаблюдал за группой мальчишек, по очереди сражавшихся друг с другом из-за самодельных копий. Те двое, что остались победителями, получили в придачу к копьям плащи: один – черный, другой – желтый. Победители как раз собирались оседлать побежденных, которые должны были стать их конями, когда маленькая девочка с перепачканным личиком заметила фарланов и радостно закричала. Все чумазые физиономии сразу повернулись к чужестранцам, но дети восхищенно глазели не на кранна, а на графа Везну в великолепных боевых доспехах.

Изак попытался улыбнуться, но не смог.

– Милорд, вы хорошо себя чувствуете? – спросил король, когда Изак уселся рядом.

Как и накануне, королева не пришла на праздник, на ее месте сидел граф Антерн. Под предлогом головной боли и того, что на ярмарке могут возникнуть беспорядки, королева осталась в своих апартаментах.

Изак ответил королю лишь кивком, и тот прекратил расспросы. Бледное лицо кранна и так говорило о многом, а суетящийся вокруг хозяина Михн, пытавшийся заставить его что-нибудь съесть, лишь подтверждал догадку. Сначала Изак согласился только на чашку чаю, но вскоре стал пробовать деликатесы с больших блюд.

– Надеюсь, граф хорошо отдохнул, – заметил Эмин, поглядывая на Карела и Тилу.

Они выглядели такими же измученными, как и их господин, но оба дружно закивали.

– Вне всякого сомнения, ваше величество, – твердо ответила Тила. – И граф, несомненно, окажется достойным противником господина Бохва.

Не успела она это проговорить, как упомянутый рыцарь выехал на поле, чтобы поприветствовать зрителей. Он был удивительно высок, дюйма на два выше своего противника, с приветливым открытым лицом и всклокоченными волосами цвета морковки. Хотя рыцарь был верным членом братства храмовых рыцарей, одевался он весьма своеобразно, что говорило о его чувстве юмора. Его цветами были желтый и голубой, но в знак принадлежности к ордену Бохв раскрасил доспехи ярко-красной краской.

– Очень хочу надеяться, что граф и впрямь будет его достойным соперником, – хихикнул король. – И если мне суждено выиграть пари у лорда Изака, я бы хотел, чтобы победителем графа Везны стал именно этот рыцарь, а не кто-нибудь другой.

– После вчерашнего выступления, ваше величество, вашей солнечной пчеле следовало бы вести себя поскромнее.

Эмин рассмеялся, признав справедливость слов Тилы. Накануне его воин оказался на волосок от серьезного ранения, потому что был слишком занят игрой на публику, когда сражался с рыцарем с татуировкой братства.

– Но он очень молод, поэтому такая неосмотрительность вполне простительна. Не так ли, лорд Изак?

Кранн пробормотал нечто невнятное, погрузившись в размышления. Улыбка Эмина сердила его, но он подавил свое раздражение и склонил голову в знак согласия со словами короля.

– К сожалению, бедный мальчик и впрямь очень неосмотрителен, – продолжал король.

Увидев, как блестят его глаза, Тила не удержалась от вопроса:

– Почему вы так считаете, ваше величество?

– Насколько я знаю, вчера он бурно праздновал победу и веселился до глубокой ночи, а сегодня я вижу на его руке сразу три подаренных дамами шарфа – значит, он в придачу ко всему еще и проказник.

Тила заулыбалась, но тотчас посерьезнела, представив себе графа Везну выезжающим на арену сразу с тремя шарфами.

– Мне кажется, ваше величество, то, что вас веселит, может помешать вашему воину завоевать победу.

– Конечно, сперва я забеспокоился, но потом понял, что еще не все потеряно.

– Правда? – Тила стала совсем серьезной. Зато король улыбался все шире.

– Я решил эту задачу очень просто, приказав моему воину попросить шарф у королевы.

– Но ведь королевы здесь нет, – с тревогой заметила Тила.

– И эту проблему тоже предстоит решить мне, – радостно ответил король. – Так у кого же в случае отсутствия королевы мог попросить шарф мой воин? Как мой представитель он мог обратиться только к очень влиятельной даме. Возможно, даже сделать политически важный знак доброй воли…

– Ой, нет, он этого не сделает… Вы не можете…

Эмин вдруг захлопал в ладоши, как будто такая мысль только что пришла ему в голову.

– Ну конечно, к какой-нибудь заезжей знаменитости! Да, леди Тила, ваше предложение настолько же щедрое, насколько мудрое.

– Но мой шарф уже у графа Везны. Будет просто неприлично, если у них обоих будут мои шарфы…

Все протесты Тилы разбивались о непреклонность Эмина. Судя по блеску глаз, король был чрезвычайно собой доволен; даже в такой день он не отказал себе в удовольствии позабавиться.

– Я не сомневаюсь, что граф меня поймет, – это будет знаком дружбы наших народов, только и всего. А вы спасете трех девушек от ужасного потрясения.

– Я…

Тила замолчала и опустила голову, признав свое поражение. При этом она старалась не думать, что сделает Везна, когда она на глазах у всей публики будет вручать свой шарф Солнечной Пчеле, который при всем своем щегольстве был очень красивым мужчиной.

– Если лорд Изак не возражает, я с радостью выручу вас, – сказала девушка, надеясь, что Изак придет ей на помощь.

Но Изак, все еще погруженный в раздумья, пристально глядел на трибуну напротив: он чувствовал, что там появились маги. Женщина рядом с Хероленом Джексом, в свою очередь, смотрела на кранна. Изак не сомневался, что герцогиня Форелл прекрасно знает, кого он высматривает, и тоже ощущает магическую энергию. Герцогиня была высокого роста, и благодаря своему острому зрению Изак мог рассмотреть ее гордое, красивое лицо. Ее волосы и брови были удивительно темными, резко контрастируя с цветом кожи. Поскольку большинство жителей Нарканга имели светлые волосы, Изаку казалось, что женщины Белого круга нарочно, чтобы выделиться, красятся в темный цвет с красноватым отливом.

Изак отвел взгляд от герцогини и посмотрел на женщину позади нее – тоже в белой шали, только почти полностью закрывающей голову. Незнакомка подняла взгляд и увидела, что кранн ее рассматривает; Изак же почти не видел ее лица под шалью и, когда она улыбнулась, скорее угадал, нежели увидел улыбку. По спине его пробежал холодок. Несмотря на гомон толпы, он слышал ее дыхание, среди солнечного сияния и множества отблесков замечал лишь черноту ее зрачков. В голове застучало, словно он окунулся в ледяную прорубь.

– Милорд? – Голос Тилы донесся до него словно издалека и все-таки помог Изаку отвести глаза от гипнотизирующих глаз незнакомки.

Заметив тревогу белоглазого, девушка положила ладонь на его руку, и прикосновение вернуло его к действительности.

– Все хорошо, – успокоил он Тилу. Потом обратился к королю: – Эмин, кто та женщина в ложе напротив?

Король ничем не показал, что заметил неучтивость Изака, а просто проследил за его взглядом.

– Это герцогиня Форелл, – ответил он, вопросительно взглянув на фарлана.

– Нет, та, что сидит позади нее! С белой шалью на голове.

– Не уверен. Кажется, я выявил всех женщин Белого круга, значит, она не оттуда… Если только это не Остия.

– Остия?

– Я слышал только ее имя. К сожалению, больше мне ничего не известно. Возможно, имя просто означает, что она родилась на востоке, но мне кажется, в нем должен быть больший смысл. А почему она вас интересует?

– Она постоянно закрывает лицо и не встала ни разу за все время, что там находится. Другие женщины уходили – как мне кажется, чтобы доставить или принести донесения. К тому же все они буквально увешаны драгоценностями, из чего можно заключить, что они аристократки. А эта выглядит как простолюдинка и не открывает рта.

– Тонкое наблюдение, – отметил Эмин. – Вы можете определить, не магиня ли она?

Изак пожал плечами.

– Пока мне удалось лишь почувствовать, что в ней есть нечто странное.

Король откинулся на спинку кресла и зашептал на ухо Корану. Тот кивнул и направился вверх по рядам, Изак же вернулся к созерцанию турнирного поля.

Оба рыцаря разъезжали по полю, приветствуя друг друга. Забрало рыцаря Бохва было поднято, он улыбался графу. Везна в ответ кивнул, но изображение льва с разверстой пастью на его гербе не выказало дружелюбия. Соперники разъехались в разные стороны, Бохв опустил забрало, и оба рыцаря направили коней навстречу друг другу, глубоко вонзив шпоры им в бока.

Толпа замерла, затаив дыхание, но вот соперники съехались, и публика разразилась бурными одобрительными возгласами. Оба рыцаря ударили одновременно: копье Везны отскочило от щита рыцаря Бохва, красный шарф на плечевой пластине графа сполз при ударе.

В следующий раз они съехались более яростно. Рыцарь Бохв приветствовал публику, воздев новое копье, люди ответили громом аплодисментов. Потом противники устремились навстречу друг другу. Фарланский герой стоял на стременах, пока Бохв не подъехал совсем близко, но в последний момент пригнулся к шее коня, чтобы стать как можно меньшей мишенью для соперника.

Рыцарь Бохв ожидал подобного маневра – то была обычная уловка. Он опустил копье пониже, но в самый последний миг Везна распластался по шее лошади и прикрылся щитом. Копье Бохва лишь скользнуло по щиту графа, зато копье Везны с жутким звуком ударило прямо в пластину на животе Бохва и выбило его из седла. И простолюдины, и аристократы повскакали с мест, вопя, аплодируя, визжа и топая ногами.

Когда Бохв с глухим стуком свалился с лошади, Изак сжал кулаки. Нервы его были напряжены до предела, а этот турнир был лишь преддверием приближавшегося сражения. Но хотя радость его от победы друга меркла перед лицом грядущей опасности, Изак присоединился к королю, аплодирующему победителю.

– Великолепный удар, – пробормотал король.

Везна пустил коня но кругу в центре турнирного поля, держа копье в поднятой руке. Потом направился туда, где распростерся его поверженный противник.

Поток брани из-под забрала говорил о том, что полученные Бохвом ушибы не смертельны; когда ему помогли подняться, публика снова разразилась аплодисментами, приветствуя победителя.

Везна глазам своим не поверил, чуть позже увидев Солнечную Пчелу в королевской ложе любезничающим с Тилой. Бохв попросил у девушки ее белый шарф, и та молча протянула шарф пажу, который завязал его на руке воина в позолоченных доспехах. При ярком солнечном свете, на фоне позолоты шарф был почти незаметен, но, как только Везна увидел, что подаренный ему Тилой красный шарф сполз на запястье, он вообще перестал что-либо видеть и не заметил ни бесстрастного лица Тилы, ни довольной улыбки Эмина.

Воин из числа королевских гвардейцев легко одержал свою первую победу. Его противник-аристократ сам поднялся с земли, холодно поклонился рыцарю в золотистых доспехах, развернулся и ушел не оглядываясь.

– Они дружили с детства, – объяснил король. – Жили рядом, но один выбрал золотой цвет, а второй – красный. Теперь они даже не здороваются. Но у нас есть дела поважнее, нежели обсуждение превратностей жизни. Сразу после окончания турнира я объявлю о дуэли. Мне кажется, Джеке выберет один из самых драматических моментов, чтобы подать сигнал к атаке. Сейчас королевская гвардия занимает повсюду посты; примерно треть гвардейцев находятся здесь, у турнирного поля, переодетые стражниками, торговцами и слугами. Остальные небольшими группами либо сидят в лавках, либо просто разгуливают по ярмарке.

– Значит, ваши люди перехватят наемников Джекса, – заметил Изак. – Даже если наемников окажется слишком много, атака захлебнется и у нас будет возможность отступить в город.

– Совершенно верно. Но помните, что наша единственная цель – добраться до дворца и пережить эту ночь. У них слишком много магов, поэтому мы не станем задерживаться здесь, что бы ни случилось. Мой человек сломает петли на воротах турнирного поля, чтобы граф Везна сумел последовать за нами. Что касается вас, лорд Изак, мои маги станут защищать вас всеми силами и готовы будут отразить любую магическую атаку на нашу ложу. Но они будут действовать недолго, потому что я не хочу затевать здесь долгую битву. Советую и вам поступить так же. Вы – лучший воин среди нас и понадобитесь в большом сражении, так позвольте маршалу Карелфольдену и Михну позаботиться о леди Тиле. Если вы доберетесь до ворот, а они будут наполовину закрыты, не волнуйтесь: даже вырвавшийся на свободу демон вас пропустит.

Любопытство Изака оказалось сильней сознания чрезвычайности ситуации.

– И почему же демон на нас не нападет? – спросил он.

– С этим демоном заключено соглашение, – ответил Эмин. – Согласно которому он испытывает страх перед хранителями ворот, и чем больше он их боится, тем злее становится с остальными.

– Но мы же не хранители ворот, – возразил Изак. Меньше всего ему хотелось одновременно сражаться с демонами и наемниками Джекса.

– Но вас коснулся бог, а демоны такое чувствуют и как раз этого и боятся. Будучи избранным Нартиса, вы тесно связаны с божеством, даже теснее, чем священники.

Изак взглянул на Михна – тот пожал плечами, ничего не возразив на заключение короля.

– А как обстоят дела с подкреплением?

– Подкрепление уже в пути, но я не могу допустить, чтобы оно прибыло раньше, чем маги Белого круга полностью выдадут себя. Герцогиня Форелл – богатая и влиятельная женщина, но она слабовата для того, чтобы быть нашим главным противником, значит, за всем этим должен стоять кто-то еще. Тот, кого готовится после победы наградить за столь смелое предприятие Белый круг. Руководители бунта где-то здесь, поблизости, они ждут, чтобы получить свою награду.

– А та женщина, Остия? – спросил Изак. – Может, руководительница – она?

– Возможно.

Больше Эмин не сказал ни слова, занявшись ниткой от оторвавшейся пуговицы на своем плаще. Когда он выдернул нитку и резко смахнул на землю, Изак уловил странный металлический звук. Под роскошными одеяниями было что-то железное: этого и следовало ожидать от короля.

Болтая о пустяках, они пили разбавленное вино и угощались яствами со стола. Изак постукивал пальцами по эфесу Эолиса, размышляя, как бы он сам на месте бунтовщиков организовал начало атаки. Михн, сидевший с ним рядом, прятал под своим длинным плащом щит Изака, отчего казался сутулым. Королевские маги не спасут их от арбалетных болтов, а Изак не мог надеть самые большие пластины своих Сюлентов, иначе это слишком бросалось бы в глаза.

Разглядывая толпу, кранн увидел на дальней трибуне знакомого майора из посвященных – тот сидел один и внимательно изучал королевскую ложу, а встретившись глазами с Изаком, медленно многозначительно кивнул. Изак не подал виду, что заметил его, но майор все равно с довольным видом встал, накинул на плечи плащ и пошел к выходу.

Как только появился королевский герольд, публика снова разразилась приветственными криками.

Везна поднялся и решительно направился к своему коню. Пробежал рукой по конским доспехам, подтянул подпруги, а когда убедился, что все в полном порядке, положил руки на потертое седло и стал смотреть на турнирное поле, где рыцарю в позолоченных доспехах помогали сесть на лошадь. Едва оказавшись в седле, дерзкий молодой человек повернулся к трибуне и помахал восторженной публике шарфом, полученным от Тилы. Везна посмотрел на свой подарок от той же дамы, прикоснулся к красному шелку и встретился с Тилой глазами. Ее твердый взгляд сказал ему, что девушка не могла поступить иначе; граф принял ее объяснение, но все равно решил проучить самонадеянного мальчишку.

Они съехались в первый раз – неудачно: оба копья лишь скользнули по щитам.

Во второй раз Солнечная Пчела чуть не скинул противника с седла, а копье его разлетелось в щепки, ударив в щит Везны. Графа отбросило назад, но у него за плечами были годы тренировок и боев, и он удержался в седле, хотя не сомневался: если бы они сражались не на турнирных копьях, он сейчас лежал бы на земле со сломанным плечом. Пока лучший воин королевской гвардии ожидал, чтобы ему подали новое копье, Везна внимательно рассматривал поле, потом отвел коня чуть-чуть подальше от разделявшего противников барьера.

Поймав на лету копье, брошенное пажом, Солнечная Пчела получил еще несколько приветствий с трибун.

Везна улыбнулся. Парень, без сомнения, был хорош, но неосторожен: он совсем не следил за соперником, а ведь в поединке, в котором силы равны, все решают детали.

Конь, великолепно слушавшийся Везну, помчался вперед так быстро, что молодой воин на этот раз не успел среагировать. Оружие Бохва лишь скользнуло по щиту графа, зато копье Везны угодило прямо в живот рыцаря Солнечной Пчелы.

Королевский гвардеец перекувырнулся через круп своего коня, и Изак, встав, чтобы поприветствовать победителя, взялся за эфес меча. Но хотя победил чужеземец, люди все-таки приветствовали его громом аплодисментов.

Подняв копье высоко над головой, Везна поблагодарил каждую из трибун, проехал к центру поля, отсалютовал Изаку и королю, после чего поспешил к своему лежащему без движения поверженному противнику, перед которым стоял на коленях королевский врач. Но к тому моменту, как граф приблизился, врач уже помогал побледневшему рыцарю подняться на ноги. У Солнечной Пчелы было сломало запястье, а гордость пострадала не меньше, чем живот, но все-таки он нашел в себе силы дрожащей рукой протянуть графу полученный от Тилы шарф.

Везна рассмеялся и потрепал рыцаря по плечу. От дурного настроения графа не осталось и следа.

– Не беспокойтесь, вы скоро поправитесь, – бодро пообещал Везна. – А шарф оставьте себе – пусть он напоминает вам о том, что нужно обращать больше внимания на своего противника.

Он снова обернулся к публике, которая не выказывала недовольства тем, что ее любимый герой был унижен, к тому же чужеземцем. Даже аристократы и зажиточные горожане бросали цветы к ногам Везны.

Все успокоились лишь тогда, когда в королевской ложе поднялся на ноги герольд. Изак заметил, что дамы из Белого круга не присоединились к общим приветствиям, а Херолен Джекс пристально рассматривает фарланского героя.

– Ваше величество, милорды, дамы и госиода! – выкрикнул герольд, но король прервал его, прикоснувшись к плечу.

Герольд удивленно обернулся, и король жестом велел ему сесть, сам же поднялся и заговорил:

– Уважаемые жители Нарканга!

Ему пришлось сделать паузу, поскольку его начали приветствовать с трибун. Простой народ любил короля, потому что тот принес городу процветание и вернул людям самоуважение и чувство гордости за свой дом. Когда Эмин Тонал пришел к власти, Нарканг был самым обычным заурядным городом, а теперь сам кранн Фарлана, избранный Нартиса, приехал, чтобы искать дружбы короля. Приятно было приветствовать красивого правителя, доказавшего свой военный гений на поле брани, никогда не отступавшего перед риском и смело бравшегося за самые отчаянные предприятия.

Король обвел взглядом подданных, несколько секунд наслаждался их ликованием, а потом поднял руку, прося тишины.

– Поскольку этот фарланский мошенник сильно облегчил мой кошелек, я не желаю давать ему передышки. Между графом Везной и Хероленом Джексом возникло недоразумение. Они разрешат это дело чести здесь и сейчас в рыцарском поединке.

Все головы повернулись к противоположной трибуне, где восседал Херолен Джекс, потягивая вино из серебряного кубка.

Тот ничего не сказал, молча неотрывно глядя на Везну, который взял у пажа свой меч и привесил к поясу. Потом граф снова сел на коня и приготовился.

– Я думал, поединок состоится позже… – наконец проговорил Джекс – и лишь после паузы добавил, как подобает: – Ваше величество.

У него был низкий, хорошо поставленный голос. По всем трибунам пронесся вздох.

– Да, поединок был назначен на более позднее время, но я передумал. Мне кажется, я имею на это право, будучи монархом этого королевства.

Голос Эмина звучал теперь очень твердо.

Все зрители прижались к спинкам сидений, с беспокойством глядя на королевских гвардейцев на турнирном поле, но те ничего не предпринимали. Джекс, казалось, обдумывал слова короля. Наконец он пожал плечами, отшвырнул кубок, встал и скинул плащ. Оказавшиеся под плащом доспехи засверкали разными цветами. Кираса, наплечные пластины и кольчуга имели рисунок, напоминающий чешую, и отливали на солнце синим и зеленым. Очень похожие на кожу рептилии, доспехи удивляли своей красотой не меньше, чем позолоченные доспехи Солнечной Пчелы. Пират подтянул пояс с мечом и поднял шлем.

– В таком случае, ваше величество, я хотел бы внести небольшую поправку в детали поединка.

Он взмахнул рукой, подавая сигнал, и женщина рядом с ним закричала.

Краешком глаза Изак заметил нацеленный на него арбалет. Но едва убийца выстрелил, Михн очутился перед Изаком, закрыв его щитом. Коран оказался еще проворнее: он выставил перед королем большой прямоугольный щит, который до этого прятал за троном; его мощная рука дрогнула, когда раздались два громких шлепка.

Изак наблюдал за Кораном: телохранитель приходил в себя, глядя на два железных болта, наконечник одного из которых пробил стальную пластину щита в дюйме от его глаза.

Наступившая было на мгновение тишина взорвалась настоящим хаосом.

Эолис весело сверкнул в солнечных лучах. Из горла Изак вырвалось рычание: пришло время кровавой бойни. Кранн надел шлем, словно отринув свой человеческий облик и заменив его серебряной маской.

Потоки магической энергии витали в воздухе, люди растерянно метались туда-сюда или хватались за оружие. Вокруг королевской ложи то и дело сверкали вспышки: это маги защищали короля и давали его людям время, чтобы уйти.

Изак изготовился к бою, кончики его пальцев покалывало от выбросов магической энергии. Сквозь узкую щель шлема он видел беспорядочно бегущих людей, похожих на гонимые ветром листья. Он почувствовал, откуда последует первая атака, еще до того, как словно из ниоткуда возникший человек отшвырнул булавой одного из гвардейцев.

Дюжий наемник захохотал, видя, как поверженный им воин с окровавленным лицом высоко поднял клинок, призывая на помощь товарищей.

Изак спрыгнул с верхней ложи на нижнюю трибуну и вонзил Эолис в горло наемного убийцы. Потом отшвырнул труп и стал поджидать следующего врага.

– Изак! – завопил сзади Карел. – Мы уходим! Возвращайся!

Гвардеец рядом с Изаком начал было подниматься в королевскую ложу, но его раненый товарищ закричал, и он вернулся, чтобы ему помочь. Кранн нагнулся, подхватил раненого, который потерял сознание от боли в раздробленном плече, и передал Карелу.

Карел облегченно вздохнул, увидев, что Изак возвращается, но едва руки белоглазого коснулись перил, на плечи его вдруг навалилась огромная тяжесть. Карел встревоженно увидел, что Изак внезапно обмяк и рухнул в ложу, головой к ногам бывшего «духа».

Карел схватил его за плечи и попытался втянуть наверх, но Сюленты обожгли его руки.

По телу Изака словно пробегали искры, а когда он попытался приподнять голову, алый взрыв боли полоснул его по шее и выжал воздух из груди. Тяжесть, навалившаяся на него, все росла, и скоро он уже не мог пошевелиться, мог только слабо стонать, не чувствуя ничего, кроме ломающей кости боли. Невероятно мощная магическая энергия струилась по его телу, и Изак чувствовал, как под ним стонет и дрожит сам Ланд.

Неожиданно тяжесть почти исчезла, и Изак открыл рот, чтобы глубоко вздохнуть, но успел всего один раз глотнуть воздуху, как вдруг его подбросило высоко вверх и он повис в воздухе, словно тряпичная кукла.

На долю секунды он увидел безумное лицо Карела. Потом в ушах Изака засвистел воздух – он проносился над турнирным полем. Перед ним выросла трибуна, он врезался в нее… и наступила тьма.

ГЛАВА 34

Сквозь оцепенение небытия он почувствовал нежное прикосновение руки к своей щеке. Перед его мысленным взором встали люди и места, которых он не узнавал, хотя в глубине его души всплывали некие воспоминания, воскрешенные осторожными движениями чьих-то мягких пальцев. От нежного прикосновения по щеке разливалось тепло, вот оно растеклось по шее и груди, потом дошло до ног. Постепенно он снова стал ощущать свое тело, исцарапанное и израненное. Шрам на его груди засветился ярко-белым светом, посылая лучи в темноту.

– Изак, пора просыпаться.

Голос пробудил воспоминание, скрытое так глубоко, что оно скорее походило на инстинкт. Он не сопротивлялся. Звуки тихого голоса гасили боль, а ничего другого он сейчас не хотел.

– Изак, тебе нужно сражаться.

От звука собственного имени по спине его пробежала дрожь, которую он с трудом сдержал. Во рту чувствовался привкус крови.

– Изак, приди в себя. Помощь уже близка.

Словно против воли, он сделал очень глубокий вдох. Тепло исчезло, в глаза его ударил солнечный свет. Теперь он вспомнил свое имя – и в тот же миг вернулась боль, а вкус крови во рту стал резче.

– Мне кажется, пророки ошиблись.

Изак безвольно лежал на чьих-то коленях, щурясь от яркого света. Женщина, упомянувшая пророков, говорила со странным акцентом. Ее фарланский был ужасен, словно она произносила каждый звук с отвращением.

– Почему вы так считаете, госпожа? – печально спросил кто-то.

– Разве нам удалось бы так легко его захватить, будь это то самое оружие, Остия?

– Я знаю об этом не больше вашего, госпожа.

Изак с трудом открыл глаза. Сбоку от него стояла герцогиня Форелл, прижимая руки к груди, рядом с ней – Остия и та, что говорила с акцентом. Вокруг царил полный разгром, позади женщин высилась полуразрушенная трибуна.

«Мы – на турнирном поле», – подумал Изак.

Вокруг царила тишина, даже несколько маячивших неподалеку наемников бесстрастно смотрели перед собой.

Все три женщины были облачены в простые плащи Белого круга поверх роскошных платьев, усыпанных драгоценностями и расшитых золотом и серебром.

– Оно еще молодое, его можно обучить.

Изак всмотрелся в третью женщину и вздрогнул, заметив ее необычайно высокий рост и цвет кожи. Белоглазая! Ее белый капюшон был низко опущен, но все равно Изак заметил красно-коричневый цвет лица. Она напомнила ему Кселиату, только у белоглазой ореховый цвет был подкрашен красным.

– Пусть оно поднимется! – велела эта женщина.

Изак почувствовал, как его подхватили под мышки и поставили на ноги. Теперь он мог лучше рассмотреть белоглазую, а опустив глаза, пораженно понял, что руки женщины ласкают Хрустальный череп, прикрывая ладонями обе глазницы. Сам череп был небольшим, ничем не примечательным, с матовой поверхностью, но от него исходила магическая сила, давившая на Изака, вызывавшая пульсацию в висках.

Вот как его сумели захватить! Череп обладал мощью, превосходящей любую другую магическую мощь, и даже сейчас легко удерживал белоглазого на месте.

Изак исподтишка огляделся. Его товарищей нигде не было видно, кругом валялись мертвые тела. Откуда-то издалека доносился шум битвы.

– Они тебя бросили. – Белоглазая презрительно усмехнулась. – Они прорвались и сбежали отсюда, но далеко им не уйти. Хочешь посмотреть, кто еще жив?

Она повернулась к женщине, которую Изак считал Остией, и та кивнула. Кранн почувствовал, как Остия притягивает к себе магическую энергию, пристально глядя в сторону города. Потом лицо ее вдруг потемнело.

– Что?!. – Взвизгнув, она схватилась за голову. – Ради подземелий Генны, что это?! – воскликнула она.

– Ну? Что случилось? – сердито одернула белоглазая. Наверное, ее собственные магические таланты были весьма ограниченны, несмотря на обладание всемогущим Хрустальным черепом. Изак сосредоточил внимание на Остии, обладавшей удивительной способностью видеть на расстоянии. Чтобы посмотреть, что творится в городе, ей не требовалось туда идти, подвергаясь опасности быть растерзанной демоном. Интересно, может ли такое Бахль?

– Умный ублюдок, – задумчиво произнесла Остия, не ответив нетерпеливой белоглазой госпоже. Но через несколько мгновений все же пояснила: – Сомневаюсь, что кому-то удастся закрыть ворота перед королем – в караульном помещении только что объявился демон.

Изак хихикнул.

– Король не такой дурак, как вы думали? Какая жалость!

Его тело прошила боль – видимо, в наказание за эти слова.

Белоглазая зашипела от ярости.

– Ты переменишь свое мнение, когда станешь принадлежать мне. Тогда ты ринешься разбираться с королем со рвением сторожевой собаки.

Изак побледнел, взгляд его стал отрешенным и испуганным. Он чувствовал себя так, как должен чувствовать себя человек, наблюдая за летящей в него стрелой. Потом Изак резко вздрогнул, и двое наемников схватили его под руки, чтобы он не упал. Странная белоглазая вопросительно посмотрела на Остию.

– Я не знаю, что вы с ним делаете, но лучше вам это прекратить.

– Я ничего не делаю, – зло возразила та, отступая от Изака, который упал на колени и начал трястись.

«Изак».

Мир качался под его ногами. Его неожиданно вырвало, блевотина брызнула на утрамбованную землю. Белоглазая, скривившись от отвращения, раздраженно встряхнула свою испачканную юбку. Но не ушла, задумчиво вертя в руках Хрустальный череп: с кранном были шутки плохи, она уже поняла это.

«Изак, ты чувствуешь это? О боги, чувствуешь?» – громко раздался в голове Изака голос Кселиаты.

«Что "это"?»

«На Ланд катится страшная буря. Нартис намерен лично благословить тебя. – В голосе девушки ясно слышались одновременно испуг и радость. – Повелитель Бахль отправился во дворец на Белом острове навстречу своей судьбе».

Изак почувствовал, как под его ладонями дрожит Ланд. Его грели солнечные лучи, но пальцы ощущали холод камня. И как только холод коснулся его ног, Изак понял, где на этот раз он очутился.

Каменная стена показалась ему ледяной, когда он оперся на нее, чтобы не упасть. Он выглянул наружу, посмотрел на странно пустой берег: на ровном плотном песке подальше от неустанного прибоя лежал освещенный солнцем одинокий камень.

Изак отвернулся от окна и позволил легкому ветерку унести себя прочь, словно пушинку одуванчика. Все мысли его были сосредоточены на том, кому предстояло умереть, кого он звал своим другом. На том, кому боялся пересказать свои сны.

На этот раз Изак не спал, но знал, что ему не суждено вмешаться в ход событий, которые вот-вот должны были произойти. Шелест босых ног по каменному полу звучал как предупреждение, но он не обращал на него внимания, уверенно шагая к арке впереди. Едва он оказался в зале с куполом, на него навалилась тяжесть веков и силы покинули его.

Он с трудом дотащился до ближайшей статуи, опустил голову на пьедестал… И сам застыл, как камень, при виде зрелища, представшего его глазам.

В центре зала стоял повелитель Бахль – в точности так, как стоял раньше, в сновидениях Изака, когда был для юноши всего лишь человеком без имени – с властным, уверенным видом, окутанный магической энергией и гневом. Потом он завертелся с невероятной смертоносной грацией, отбивая атаки темного рыцаря, но в ответ на каждый его выпад наносился ответный удар. Рыцарь громко захохотал. Удары Бахля становились все быстрее и отчаяннее.

Но вот герцог случайно открылся – и незнакомый рыцарь ударил так быстро, что Изак не смог разглядеть движения клинка. Голова в легендарной маске-капюшоне слетела с плеч в фонтане красных брызг.

Изак громко застонал, как стонал всякий раз, видя этот сон. Только теперь все происходило на самом деле. Несмотря ни на что, это все же случилось, а он так и не предупредил своего повелителя…

Раскаяние ядом разлилось по телу Изака, из глаз его хлынули слезы.

Рыцарь повернулся на его стон, вскинув зазубренный клинок, готовый к новому поединку. Черные старинные доспехи победителя украшал узор из серебряных заклепок, одна рука рыцаря – та, что без перчатки, – была белой и безжизненной, как у покойника. Монограмма у горла – переплетающиеся «К» и «В» – объясняла, кому раньше принадлежали доспехи и какой легендарный воин убил повелителя Бахля.

Изак встал, сжимая эфес Эолиса, но, взглянув на свой меч, обнаружил, что клинок стал почему-то тонким и невесомым, словно утренний туман. Белоглазый попытался поднять оружие, но, несмотря на обуревавшую его ярость, у него ничего не получилось. Изак бессильно опустился на колени и задрожал от охватившей его скорби. Потом взглянул на свои руки – и понял, что они, как и меч, почти невидимы в отраженном свете и постепенно становятся все бледнее…

Кастан Стиракс злобно хмыкнул и опустил оружие. Капли крови («Крови Бахля», – чуть не рыдая, подумал Изак) падали на камень. Стиракс насмешливо помахал и отвернулся, вскинув широкий меч на плечо.

И, уже отойдя на несколько шагов, бросил через плечо:

– В другой раз, парень.

– Госпожа, обряд не получится, если он будет без сознания.

– Тогда я приведу это в себя. А, оно уже очнулось! Изак открыл глаза и увидел, что белоглазая смотрит на него, а рядом с ней, ссутулившись, застыла герцогиня. Остия носком туфли рисовала на земле круг.

– Обряд? – изумленно пробормотал Изак.

– Да, пес, обряд. Опасных зверей следует приручать, если они могут принести пользу.

Руки и ноги Изака вдруг налились силой; он глубоко вдохнул, и ему показалось, что воздух стал сладковатым. Белоглазый ощутил головокружительно высокое небо над головой и надежную твердь земли и камня под ногами. На губах его заиграла улыбка, хоть он и не забыл о смерти своего друга и повелителя. Но все равно Изак словно вернулся к жизни, а несущиеся по небу облака как будто возвещали о его возрождении. День был прохладным и свежим, но, наполняя грудь животворным воздухом, он с каждым вдохом приближал начало бури.

Теперь Изак мог чувствовать Нартиса – не в виде грозного божества из своих снов, но скорее похожего на брата или отца. Воздух содрогнулся, когда божественный взгляд пробил тучи и засиял, словно корона, над головой Изака. Теперь с юношей была сила бога, божественный гнев придал энергии его онемевшим рукам и ногам.

– У моего народа есть одна поговорка, – сказал Изак.

Женщины, прищурившись, посмотрели на него, а Изак оглядел всех трех по очереди, задержав взгляд на Остии. Та вдруг сообразила, что все вокруг изменилось, а когда почуяла присутствие Нартиса, на лице ее отразилось беспокойство. Изак же ощущал, как силы его все растут, а вглядевшись в глаза Остии, догадался, что и она это понимает. Но она как будто ни на что не обращала внимания, делая вид, что ничего не замечает.

Это убедило Изака, что Остия ему не враг. По крайней мере, она вряд ли хотела сделаться врагом Нартиса. В любом случае ее поведение облегчало его задачу, и у Изака сразу появилась идея, как разобраться с остальными женщинами.

– Поговорка наша гласит, что только глупец может пытаться приручить волка, – сообщил он и улыбнулся склонившейся над ним белоглазой.

Белоглазая уставилась на него и после короткой паузы насмешливо фыркнула. Герцогиня тоже ухмыльнулась.

– Тупое создание, – сказала белоглазая. – И ты зовешь себя волком? Ха! Да, ты зверь, но никто не может противиться обряду, как бы ни кичился силой своего духа.

Изак продолжал улыбаться. С каждой секундой он становился сильнее, всем телом ощущая прикосновение Нартиса, чувствуя, как мощь божественного благословения наполняет его душу. В том и состояла истинная суть белоглазых – они могли наполнять каждую свою клеточку магической энергией.

Остия осторожно отступила.

– Я родился среди деревенского стада и не делаю многозначительных заявлений.

– Да ну?

Белоглазая попыталась изобразить безразличие, но впервые в ее голосе послышалась неуверенность.

– Волки редко ходят в одиночку.

Она даже не успела понять значение его слов. Глаза белоглазой широко распахнулись, и она застыла, широко открыв рот в беззвучном крике. Михн быстро проскочил мимо падающей женщины, ловко выдернув Луня из ее спины, и схватился с наемником, стоявшим справа от Изака. Кранн перекатился влево и ударил по шее второго стража – послышался хруст. Выхватив меч из ножен убитого, Изак мимоходом отметил, что у него кожа тоже с красноватым оттенком и что доспехи его странной формы и цвета.

Мимо него в прыжке пролетела Остия, выхватила Хрустальный череп из рук белоглазой и, сделав в воздухе сальто, приземлилась на ноги, как акробатка. Герцогиня Форелл тут же вцепилась в череп, но Остия без труда вырвала у нее предмет и наградила соперницу ударом ноги. Изаку показалось, что он услышал трест ломающейся кости; герцогиня упала, крича от боли.

Краешком глаза Изак заметил бегущего к ним человека – наемника? – и, сделав выпад изо всех своих сверхъестественных сил, вонзил клинок ему в живот прямо сквозь щит. Потом с силой выдернул меч, сломав его пополам, и швырнул обломок в очередного врага, чтобы выиграть время и подобрать меч второго наемника.

Остальные наемники не спешили атаковать. Изак мельком глянул на Михна и увидел у его ног два трупа. Бывший арлекин смотрел на окровавленное оружие, которое поклялся никогда не брать в руки, и из глаз его текли слезы.

И тут Изак почувствовал пульсацию магии, идущую от Хрустального черепа. Остия что-то выкрикивала, и он начал судорожно искать, как бы защититься от заклятия, но вдруг понял, что она направляет магическую энергию не в него. Щупальца заклинания протягивались во все стороны, выпуская алые когти и вцепляясь в оставшихся в живых наемников – те умирали, не издав ни звука.

И наконец на ногах в окружении трупов остались только Изак, Михн и Остия.

Изак почувствовал, как его зовут Эолис, его щит и шлем, – и нашел их лежащими в стороне.

– Именем всех богов, кто ты? – спросил он, стараясь держаться от Остии подальше.

– Не поминай богов!

Она хищно улыбнулась, оглядываясь по сторонам, и Изак заметил, что зубы за ее дрожащими губами слишком длинные. Рукой в перчатке она накинула на голову белую шаль.

– Неужели ты меня не узнал?

В голосе ее зазвучала такая нежность, что Изак замер, вспомнив Кселиату.

– А разве я тебя знаю? – спросил он.

Но, уже произнося эти слова, он и впрямь почувствовал в ней что-то знакомое. У нее была бледная кожа, однако черные волосы и широкоскулое лицо с мелкими чертами явно были не фарланскими. Разглядывая ее зубы и темное пятно на щеке – солнечный ожог – Изак наконец понял, кто она такая. Вернее, не кто, а что.

– Догадался, по глазам вижу, – сказала она. – Меня зовут Зия Byкотик. Мое лицо тебе незнакомо, но это неважно.

– Почему ты убила этих людей?

– Если ты понял, кто я, ты должен знать, что мне не нужен повод для убийства… Даже такой незначительный, какой требуется тебе. – Она едко рассмеялась. – Да, парень. Я понимаю, ты хотел спросить о другом – зачем я их убила. Я убила их, чтобы они не помешали нам во имя верности Белому кругу.

– А ты ему разве не верна? Не понимаю.

– Все просто. Можешь угадать, кто они такие, или ты слишком туп? Тогда придется тебе растолковать.

– Они… Я никогда еще не встречался с членами круга.

– Ладно, я объясню. Твой человек только что убил правительницу Фистралла. Наступил век Завершения, изгнанные фистраллы вернулись. Они сильно изменились: когда-то были великолепны, а теперь… – Она вдруг смолкла, но, пожав плечами, продолжала: – Теперь их время миновало. Белый круг – их путь, не мой.

– Почему же ты вмешалась? Потому что когда-то они были твоими союзниками?

– Из-за ностальгии? Ха! – В ее голосе ощущалось бремя прошедших веков, хоть она и смеялась.

И вновь в памяти Изака всплыл тот дворец на острове: у Зии был такой же обветшалый, странный вид, как у древнего дворца. Изак заставил себя не думать о смерти Бахля. Он вернется к этому позже, а пока нет времени предаваться скорби.

– Я предоставляю моему брату копаться в прошлом. Как бы то ни было, изгнанные уже не те, какими я их когда-то знала. Они понятия не имели, кем я стала, знали только, что у меня больше возможностей и знаний, чем у них. Соблазн заполучить Хрустальный череп был достаточно велик, и я притворилась их тихой верной слугой. Вот уж не ожидала, что будет так просто завладеть черепом!

– И ты присоединилась к ним только по этой причине?

– Вот ты и доказал свою наивность. Впереди у меня вечность, игра в политику развлекает меня, даже если не приносит реальных выгод.

Зия снова пожала плечами, позаботившись при этом, чтобы шаль не сползла и солнечный свет не коснулся ее кожи.

– А если мое участие пойдет на пользу будущему, тем лучше.

– Будущему?

Такая болтливость вызвала у Изака подозрения. Они с Остией были воплощением заклятых врагов – он был благословлен богами и поставлен ими выше любого избранного, она же, вместе со своими братьями и сестрами, напротив, была проклята как никто иной.

– Король Нарканга понимает важность времени. Надеюсь, ты тоже научишься этому.

Зия прищурилась и скривила губы, увидев, что Изак ее не понимает.

– Послушай, мальчик: фистраллы, а не я, злейшие твои враги. У них есть лишь одно желание – отомстить богам, которые их изгнали. Вполне понятно, что из-за предсказаний о приходе Спасителя они увидели в тебе угрозу своим планам, тем более что ты фигурируешь и в их пророчествах. Или ты сам, или нечто в тебе – ключ к окончанию их ссылки.

– Значит, именно с ними и должен сразиться Спаситель?

Изак сомневался, что хочет услышать откровенный ответ.

Как и многие другие, он полагал, что на мир надвигается катастрофа, значит, угроза до поры до времени будет маячить на горизонте.

– Так они считают, но разум их ограничен. Полагаю, тебе следует больше опасаться собственной тени, нежели фистраллов. Тебе нужно расспросить о Спасителе короля: он написал несколько великолепных работ на эту тему. Эмин буквально помешался на истории и имеет на все собственный взгляд. А теперь возвращайся к своим друзьям.

Изак чувствовал, что разочаровал Зию, но никак не мог взять в толк почему: то ли из-за того, что оказался не тем, кого она ожидала увидеть, то ли Сюленты пробудили в ней старые тяжелые воспоминания.

– И какова твоя роль во всем этом? – стараясь говорить небрежно, обронил он.

– Не пытайся провести меня, мальчишка! И не спрашивай о том, чего тебе не понять.

– Ты же сказала, что это не твой путь, – поспешно пояснил Изак. Он прекрасно почувствовал покалывание окружавшей ее магической энергии. – Чего же ты хочешь? Ясно, что не моей смерти.

– Ты ничего не можешь мне дать, но если у тебя есть хоть немного сообразительности, сам догадаешься, что мне нужно. Ну, довольно об этом. Иди.

Изак не стал мешкать – он нужен был своим друзьям.

Повсюду лежали трупы королевских гвардейцев, наемников, простых людей и аристократов, но кранн не увидел бросающихся в глаза доспехов Везны – скорее всего, тому удалось прорваться.

Позади одной из трибун были привязаны к ограждению несколько лошадей, их охранял наемник. Изак, все еще не утративший магической энергии, которая вошла в него при благословении Нартисом, метнул свой Эолис в стоявшего в тридцати ярдах наемника и попал точно в цель. Михн бросился за мечом, словно охотничья собака, и принес его обратно. Когда он вернулся, Изак заметил на его лице следы слез.

– Спасибо, – поблагодарил он Михна, принимая из его рук Эолис.

Потом взял бывшего арлекина за плечо и заставил посмотреть себе в глаза, хотя тот не хотел поднимать головы.

– Я ваш вассал, – тихо заявил тот. – Это был мой долг.

– Я о другом, – возразил Изак. – Я знаю, ты не боишься смерти, как боятся все благоразумные люди, поэтому тебе было бы нетрудно геройски погибнуть, хотя ты и невероятно быстр. Я не встречал лучшего фехтовальщика, чем ты… Поэтому тебе должно быть еще больнее.

– Мне нужен был Лунь. Геройская смерть не смоет моего позора. Ваш путь – моя жизнь и мое покаяние.

С этим трудно было спорить, к тому же на споры не оставалось времени. Решив, что вернется к разговору позже, Изак повернул коня в сторону города.

– Поехали, нам нужно добраться до бань. Тот, кто построил один туннель, наверняка построил и еще. Я пока не вижу, чтобы к городу приближалось подкрепление, и наши товарищи могут находиться в отчаянном положении. Я не собираюсь смотреть на битву со стороны.

ГЛАВА 35

– Поспешите, они снова наступают.

Все повернули на голос Везны усталые, окровавленные лица и при виде рыцаря в черных доспехах закивали и крепче сжали оружие.

Стены вокруг дворцового двора защищали королевские гвардейцы, которым помогали стражники и дворцовая прислуга. Но без истинного героя они едва ли смогут выстоять против мощной атаки противника. И все-таки воины пытались подбадривать друг друга и держаться прямо.

– Надеюсь, вы оставили что-нибудь и на мою долю? – с несколько вымученной веселостью окликнул Изак.

Везна повернулся на голос и начал спускаться со стены, явно испытав безмерное облегчение. Граф вложил меч в ножны и пожал руку Изака.

– О боги, вы живы! – благодарно воскликнул Везна. – Когда мне сказали, что вас утащили прямо из королевской ложи, я решил, что у вас нет ни малейшего шанса вырваться. Я хотел вернуться, но Тила… и Михн… они говорили…

Изак жестом велел ему замолчать.

– Довольно. Михн был прав. Ему бы не удалось незамеченным миновать наемников, если бы он был не один. Ну, и как тут идут дела? – Он указал на стену, из-за которой доносились крики.

– Их оказалось больше, чем мы ожидали. Подошли новые отряды наемников – вроде бы йитаченов. Но кем бы они ни были, дерутся они как демоны. Король сейчас у главных ворот – самый низкий участок стены находится к северу от них.

– А где Карел?

– С ним все в порядке, он с королем. Я руковожу кое-какими работами по перестройке укреплений, а основная битва кипит у ворот. Нам удалось отогнать тех, кто пытался проскользнуть внутрь, но они все лезут и лезут. – Граф вдруг замолк, сообразив, что что-то не так. – Каким же образом, ради всех богов Верхнего круга, вам удалось сюда войти?

Изак улыбнулся.

– Король Эмин очень любит тайны. А если я кому-то нужен, на моих ногах вырастают крылья.

– Надеюсь, и на руках тоже! – рассмеялся Везна. Крик на стене напомнил ему о жестокой действительности, и он побежал вверх по ступеням, бросив через плечо:

– Берегите себя, милорд!

Изак и Михн кинулись было к главным воротам, но им пришлось ненадолго задержаться, пока слуга не принес остальные части Сюлентов. Михн помог закрепить пластины доспехов под аккомпанемент воплей и звона металла, доносившихся от ворот.

Направившись туда, где кипел бой, Изак понял, что Везна когда-то сделал правильную догадку: теперь дворец из беззащитного места развлечений превратился в боевую крепость.

Воздух над стеной задрожал – над ней вспыхнул яркий огонь, ослепляя защитников, и погас так же быстро, как появился. С ближайшей башни нанесли ответный удар, Изак услышал за стеной грохот и вопли.

Стену тряхнуло раз, другой, кранн почувствовал, как магическая энергия нагревает камень. Вражеские маги явно пытались пробить в стене брешь, чтобы их наемники могли ворваться в крепость.

Белоглазый бросился вверх по лестнице, надевая на ходу шлем и прилаживая щит.

Один из королевских гвардейцев услышал скрежет металла по камню, увидел серебряного гиганта, весь засветился от радости и воскликнул:

– Лорд Изак!

На его возглас обернулись другие и тоже стали выкрикивать приветствия. Изак помахал в ответ, но не остановился, прямиком направившись к королю Эмину, окруженному людьми в черном. Изогнутый край лезвия Луча Тьмы поблескивал за спиной короля, бросая отсветы на его золотые доспехи. Даже в разгар битвы Эмин держался спокойно и уверенно. Дворец сбросил обманчивый флер утонченности и изысканности, королю же в минуту опасности не требовалось меняться. Изак мимоходом подумал, а могло хоть что-то взволновать Эмина?

– Неплохую игрушку вы мне привезли, лорд Изак, – крикнул Эмин, приветственно поднимая топор. – Значит, Дораней нашел вас?

Изак кивнул.

Он не ошибся, полагая, что в распоряжении Эмина должен быть не один подземный ход. Путь к баням оказался свободен, и когда Михн с Изаком до них добрались, из тени вдруг выступил Дораней в доспехах, с мечом наголо. Им пришлось некоторое время петлять по безлюдным улицам, а потом еще один туннель привел их во дворец. Охранявшие туннель королевские гвардейцы сразу задвинули за ними камень – на тот случай, если кто-нибудь еще догадался о существовании потайного хода.

Карел обнял Изака и похлопал по плечу Михна.

Михн протянул маршалу Луня, и тут раздался предупреждающий крик. На разговоры времени уже не оставалось, и бывший арлекин просто молча вручил ветерану Луня.

Раздался стук: это к стене прислонили приставную лестницу; в просвет между каменными зубцами Изак увидел внизу воинов, готовых к штурму. Один из людей Эмина высунулся, чтобы прицелиться из арбалета, и вздрогнул, когда в камень рядом с ним ударила стрела. Изак оттолкнул в сторону испуганного молодого стражника в плохо пригнанных доспехах и, заслонившись щитом, посмотрел вниз.

Первый из штурмующих был уже в нескольких ярдах от площадки. Новый ливень стрел заставил Изака поторопиться, он шепотом извинился перед Эолисом и рубанул им по лестнице. Заговоренный клинок легко, как в масло, вошел в железные прутья, приделанные к верху лестницы, она зашаталась и свалилась.

Не успел Изак отскочить, как раздался яростный боевой клич: двое штурмующих, отчаянно размахивая руками, перелетели через стену. Изак сразу узнал фистраллов и понял, что взлететь сюда им помогли вражеские маги.

Приземлившись на ноги, фистраллы начали лихорадочно размахивать мечами, и король поднял Луч Тьмы, но не успел нанести удар, как из-за его спины выскочил Коран. Взревев, как разъяренный бык, он опустил свою дубинку на щит одного из фистраллов. Благодаря звериной силе белоглазого щит разлетелся в щепки, и искалеченное тело наемника упало на гравие-вую дорожку внутреннего двора. Второй фистралл повернулся на звук удара, и фарланский гвардеец тут же снес ему голову.

Один из воинов шагнул туда, где только что стояли враги, чтобы сбросить лестницу, но в шею ему вонзилась стрела, и он рухнул навзничь, вцепившись рукой в древко. Не обращая внимания на слабые хрипы умирающего, Коран шагнул на его место и опустил дубинку на голову наемника, собравшегося прыгнуть на стену. Однако вслед за первым наемником тут же появился второй, он спихнул вниз труп своего товарища и отчаянно замахал копьем, пытаясь отогнать белоглазого.

Как только Коран отступил, фистралл спрыгнул на стену, но Дораней бросился вперед, зажал меч врага между своим мечом и топором и изо всех сил ударил наемника ногой в колено. В следующий миг Коран врезал фистраллу дубиной под подбородок, так что тот перекувыркнулся через стену и упал на головы собравшихся внизу.

– Проклятые маги! – выругался Карел.

Покамест он не получил ни царапины и даже словно помолодел.

– Они все бросают и бросают на нас этих темнокожих чудовищ, которые продолжают драться даже мертвыми! – крикнул он, бешено размахивая Лунем.

У Изака не было времени объяснять другу, что к чему, – по лестнице лезли все новые и новые наемники. Нападавшие дрались, как звери, и их становилось все больше. Изак чувствовал, как магические потоки струятся по воздуху, словно кровь по сосудам. Он увернулся от удара топором, проткнул насквозь замахнувшегося на него воина, выдернул из трупа Эолис и сбросил тело со стены. Меч отскочил от панциря Изака, а когда кранн оттолкнул оружие щитом, раздался скрежет, от которого заломило зубы.

Изаку некогда было смотреть по сторонам, и он лишь изредка бросал взгляд на Эмина, который в своих сияющих при свете костров доспехах размахивал топором так быстро, что казалось, будто за лезвием тянется черный след.

Рев Корана перекрывал даже шум сражения – звон стали, стоны и предсмертные рыдания. Изак прорвался к королевскому телохранителю и напал на окружавших его врагов. Кранн рубил и колол с бешеной яростью, одолевая последние ярды, отделявшие его от того места на стене, откуда появлялись все новые враги. Гвардейцы, шагавшие вслед за Изаком, отогнали наемников подальше, чтобы дать ему хоть немного передохнуть.

Изак оперся рукой о стену и распахнул свои чувства, призывая на помощь магию. Перед его мысленным взором возник образ огня, и, когда кранн вытянул руку, он почувствовал, как по ней заструилось пламя. Огонь все разгорался; наемники, приготовившиеся спрыгнуть с лестницы, содрогнулись от ужаса. Свесившись со стены, Изак метнул огненный шар – пламя охватило одного из наемников, и тот с громким воплем полетел вниз, отчаянно размахивая руками и ногами. Волшебный огонь нельзя было погасить: его зловещие языки ползли по стене, и все, к чему они прикасались, вспыхивало. Так, не спеша, пламя добралось до каждой из штурмовых лестниц.

Видя судьбу своих товарищей, наемники пытались слезть и, толкаясь, торопились вниз по ступенькам. Некоторые падали, когда на них загоралась одежда. Другие, словно загипнотизированные, завороженно смотрели на подбиравшийся к ним огонь.

– Изак! – окликнул король Эмин. – Вы видите вражеских магов? Стена начинает поддаваться!

Стояло ему это вымолвить, как стена снова дрогнула, словно по ней молотил кулаком великан-невидимка. Изак в последний раз поярче раздул огонь, а потом пустил его гулять по стене, разбрасывая оранжевые искры. Наконец все лестницы сгорели, и штурм на время захлебнулся.

– Нужно помешать им пробить стену, – бросил Эмин Изаку. Тонкая полоска засохшей крови пересекала лицо короля, доспехи все были в липких кровавых пятнах. – Я не знаю, сколько времени она еще продержится. Если бы бунтовщики были поумней, они бы поняли, что, забросив сюда побольше людей, они бы одержали победу и без пробоин в стене.

Среди всего этого безумия король сохранял полное спокойствие, голос его звучал уверенно и ровно.

Изак высунулся из-за щита, хотя прекрасно понимал, что Сюленты, сверкающие в лучах заходящего солнца, служат великолепной мишенью. Тотчас в его шлем сбоку ударила стрела, и, вздрогнув, Изак снова спрятался за щит. Но все же он успел разглядеть местность за стенами, и теперь дело было только за его магией. Он примерно знал, где находятся волшебники короля, а только что обнаружил и вражеских магов – верней, магинь, – готовящихся к очередной атаке.

По небу беспокойно неслись облака. С тех пор как погиб Бахль, их становилось все больше, словно облака хотели приветствовать нового повелителя бурь. Изаку казалось, что кучевые гиганты позевывают, потягиваются, рычат от еле сдерживаемой ярости; кранн чувствовал, как воздух начинает сгущаться, словно перед грозой. И нападавшие, и осажденные тоже то и дело беспокойно поглядывали на небо.

Как только ударила первая молния, все воины, окружавшие магинь, разбежались. Ветер донес до Изака запах испуганных людей, похожий на мускусные выделения бегущих оленей. Одна из магинь (Остии среди них не было) торопливо пыталась воздвигнуть волшебные щиты, поэтому Изак решил нанести главный удар именно по ней. Он швырнул молнию прямо ей под ноги, и только с огромным трудом женщине удалось ее отразить. Двое ее подруг, заметив, кого именно выбрал Изак для атаки, отошли подальше и принялись возводить свою собственную защиту.

Белые зигзаги молний врезались в землю вокруг них, а когда одна из женщин замешкалась, ее подхватил порыв ураганного ветра, с силой ударил о землю и унес прочь. Третья магиня уцелела, но забыла о магах короля, и ее в несколько мгновений пожрал посланный ими огонь.

У той, которую выбрал своей мишенью Изак, еще не иссякла вера в свои силы – ее щит сдерживал натиск бури.

Изак улыбнулся, сложил ладони, выпуская магическую энергию, и Ланд легко подчинился ему, с готовностью отозвавшись на прикосновение избранного. Изак почувствовал ногами землю, вдохнул запах вытоптанной травы; потом развел руки в стороны ладонями вверх, и Ланд сделал, как он хотел: земля под ногами магини разверзлась.

Она упала в провал, как в могилу. Уставившись в грозовое небо, женщина жалобно застонала и коснулась земляных стен слева и справа, но тотчас отдернула руки, словно влажная земля ее обожгла. И тут Изак снова соединил ладони.

Наемники в беспорядке отступили, и защитники крепости получили небольшую передышку. Но Изаку передышка была не нужна: как только бой прекратился, к нему снова вернулась его человеческая сущность, способная размышлять и скорбеть.

Он понимал, что это – трусость, но ему очень хотелось спрятаться за спиной того зверя, что просыпался в нем во время битвы, хотелось укрыться от ответственности за содеянное. Его звериное «я» не интересовало, кто убит, а кто остался в живых, кто господин, а кто слуга. Изак никому еще не сказал о гибели Бахля, но его терзало чувство вины.

Кранн пытался убедить себя, что никогда не верил в существование дворца у моря. Даже узнав Бахля, он отказывался признать реальность своих снов. Он сознательно не стал предупреждать герцога – старый повелитель не стал бы его слушать, потому что в глубине души видел в смерти освобождение, но все-таки тут оставалось слишком много «но». Обычные люди не предчувствуют будущего, даже избранным это не дано. Значит, Изак был особенным, и он боялся этого, как боялся темного рыцаря, с которым ему когда-нибудь придется сразиться. Он боялся, что именно холодное лицо рыцаря увидит перед смертью.

– Изак.

Подошел Карел с мехом вина и ломтями хлеба.

– Поешь хоть немного, мальчик, еда придаст тебе сил.

Ветеран вручил ему ломоть хлеба – на огромной ладони белоглазого кусок выглядел маленьким и жалким. Да, ему обязательно надо что-то съесть, Карел прав.

– Что с тобой, парень? Ты ранен?

Изак отрицательно покачал головой. Он не знал, что ответить Карелу. Он все больше отдалялся от человека, который знал его лучше всех, которому он мог полностью доверять. Может статься, что он так никогда и не решится открыть ему правду.

– Все слишком перепуталось в моей жизни, – наконец выдавил Изак.

Карел нахмурился, присел на корточки рядом с кранном, не выпуская меча из рук, и спросил тихим шепотом:

– Что произошло на турнирном поле? Михн что-то тебе сказал?

– Нет. Во всяком случае, сейчас не время для подобных разговоров. И все это будет уже неважным, если мы сегодня погибнем.

Но темная часть души Изака хотела рассмеяться.

«Если все это правда, кранн, не имеет значения, что ты сделаешь, чтобы выжить. Ты все равно не умрешь здесь, если не объявится темный рыцарь, а он не объявится. Ты уже знаешь, кто он, но слишком боишься признать правду. Иди, спрячься за стенами! Смотри, как умирают люди, и жди, когда придет твой час».

– Хватит! – громко сказал Изак. – Я не один, есть и другие, и их жизни имеют значение! Может быть, они важнее истины, которую не следовало бы скрывать.

– Изак? О чем ты, парень?

Возможно, Карел решил, что Изак сошел с ума.

– Ни о чем.

Кранн поднял руку, чтобы помешать ветерану задать новые вопросы, и поднялся. Теперь, приняв решение, Изак обрел новую цель, которая заполнила пустоту в его душе.

– Пусть люди начнут петь боевой гимн. Враг приближается.

– Что ты, Изак, мальчик! Такой приказ может отдать только повелитель Бахль, правитель Фарлана. Они, конечно, будут петь и по твоему приказу, но… это неправильно. Люди могут подумать, что ты хочешь захватить власть.

Чувствовалось, что Карел страдает, разрываясь между верностью Изаку и верностью Бахлю. Изака всегда удивляло, что Карел придает такое большое значение нескольким стихотворным строчкам.

– Правильно. Потому что правитель Фарлана теперь я. – Голос Изака задрожал. – Карел, сегодня днем повелитель Бахль погиб. Передай это людям и прикажи петь в память о нем… Я не хочу, чтобы его смерть ознаменовалась нашим поражением.

Известие распространилось быстро.

Воины горевали так, словно была разрушена основа их жизни. Повелитель Бахль водил на битвы еще их дедов, прадедов и прапрадедов, и те одерживали победы. Герцог был вечным героем, олицетворявшим справедливое возмездие богов. А теперь его не стало. Краеугольный камень существования народа исчез.

Карел ходил между людьми, не позволяя им слишком бурно предаваться скорби. Одному он что-то яростно шептал на ухо, другого крепко хлопал по плечу, и постепенно ему удалось пробудить в них любовь к новому повелителю.

В пылу боя любовь эта вспыхнет жарким всепоглощающим огнем, а сейчас воины поджидали врага, и глаза их горели холодным гневом, а с губ слетали слова боевого гимна. Теперь они не сомневались в победе.

Когда враги приблизились, стало ясно, что готовится последний отчаянный штурм. Оставшиеся в живых магини Белого круга сбежали, боясь волшебства Изака, и атаку возглавили фистраллы в устрашающих чешуйчатых сине-зеленых доспехах, в свете костров едва похожие на людей.

Они суетливо устанавливали штурмовые лестницы, а Изак смотрел на них под свист летящих стрел, и вид врагов воскрешал в нем смутные воспоминания о мерцающих телах и огромных бронзовых боевых молотах, в которых отражался свет огня. Больше ему ничего не удавалось вспомнить. Лица и имена ускользали – его внимание было слишком поглощено настоящим.

Тучи стрел заставляли защитников пригибаться, а фистрал-лы уже карабкались вверх, на стены. Белоглазые стояли на верхних ступенях лестниц, готовые соскочить, как только дерево коснется камня.

И вот они ринулись в бой, яростно размахивая топорами на очень длинных топорищах. Первого же «духа», оказавшегося в поле досягаемости, фистралл схватил рукой за шею и рубанул так, что топор застрял в кирасе. Оказавшись без топора, фистралл выхватил два коротких меча и принялся обмениваться ударами с Карелом, но два гвардейца проткнули врага сразу с двух сторон.

Зато других белоглазых убить оказалось сложнее. Кипела жестокая битва, и боевой гимн фарланов, который подхватили гвардейцы короля, разносился над всей стеной.

Капитан фистраллов раздавал удары направо и налево, пытаясь прорваться к Изаку. Выкрикивая оскорбления, он что было сил прокладывал дорогу к новому повелителю Фарлана, который поджидал его, держа наготове меч.

Они сошлись. Фистралл с рычанием осыпал Изака градом ударов. Вокруг лежали мертвые тела, все новые воины перелезали через стену, и места для драки оставалось очень мало. Но наконец Карелу удалось ловко развернуться и рубануть фист-ралла по ноге. Доспехи отразили удар, но он отвлек врага, дав Изаку возможность перейти в нападение.

Пустив в ход всю свою силу и проворство, Изак широко размахнулся, и Эолис разрубил топорище пополам. Магия меча выплеснулась красной вспышкой, вспышка превратилась в светящееся облачко, которое окутало руку капитана. Послышалось шипение горящей плоти, фистралл завопил от боли. Воспользовавшись тем, что он отвлекся, следующим ударом Изак снес ему голову и сбросил обезглавленный труп со стены в дворцовый сад.

В следующий миг он услышал крик Карела и бросился к нему. Отрубив противнику ветерана руку, кранн ударил фистралла в лицо щитом, а потом вонзил ему в сердце Эолис.

Теперь противник удерживал лишь небольшой участок стены, но все еще пытался разделить «духов». Изак устремился на неприятеля, раздавая широкие удары мечом, от которых в тесном пространстве невозможно было уклониться. Чей-то меч достал и его, но Сюленты выдержали, а спустя долю секунды кранн сломал нападавшему шею и мимоходом проткнул мечом нагрудную пластину еще одного фистралла.

– Изак! – раздался сзади крик короля Эмина. – Уходим во внутренний двор!

Стена затряслась, и Изак удивленно огляделся. Магов нигде не было видно, но стена вздрагивала снова и снова, да так, что стало ясно – долго она не продержится.

Посмотрев вниз между каменными зубцами, Изак сразу понял, в чем дело. Атакующие пустили в ход таран, окованный магической бронзой. Опасаясь волшебных хранителей ворот, враги предпочли пробиваться сквозь стену, где не могли прятаться демоны.

Кранн мрачно улыбнулся, посылая магический огонь на все лестницы, находившиеся в пределах досягаемости.

– Отходим! – крикнул он, когда лестницы охватил огонь, повернулся к Карелу – и встревожился при виде усталого лица своего друга.

По сигналу рога все люди короля Эмина и гвардейцы Иза-ка бросились к лестницам, ведущим во внутренний двор. Кранн подталкивал Карела, который все время спотыкался. Один из «духов» подхватил своего командира под руку и помог идти.

Увидев, что Михн его поджидает, Изак велел:

– Иди, я спущусь последним!

Хотя он сопроводил свои слова повелительным жестом, вассал не сдвинулся с места.

– Делай, что я говорю! – нетерпеливо закричал Изак. – Ступай вниз, живо!

Михн нахмурился. Несколько мгновений он явно пытался отгадать, что задумал Изак, потом понурил голову.

– Я буду ждать вас у ворот дворца. Но не войду, пока вы не вернетесь.

Как только Михн исчез, Изак увидел, что навстречу фистрал-лам бегут люди из братства, вооруженные бутылками, заткнутыми горящими тряпками. Бутылки полетели в сторону врагов, и на каменной стене вспыхнуло пламя, воздвигнув огненную преграду между отступавшими и фистраллами. Выполнив этот маневр, люди короля тоже отступили, на ходу помогая своим и убивая чужих.

Изак наблюдал, как они присоединились к толпе, сгрудившейся у ворот дворца. Стена снова вздрогнула, в воздухе засвистели куски камня.

Времени почти не оставалось, и Изак тоже бросился к лестнице. Еще пара ударов – и стена рухнет, а когда враги ворвутся в пролом, они перебьют людей Эмина и «духов» у самых ворот дворца.

Стена позади кранна затрещала и зашаталась. Два огромных камня свалились во двор, расколовшись на куски. Все под Иза-ком заходило ходуном, и ему пришлось вцепиться в зубец стены, чтобы не упасть. Оглянувшись, он увидел, что пламя пока достаточно высоко, чтобы сдержать противника.

Карел был на середине дворцового сада, когда сверху посыпались камни, и ветеран увидел, как Изак пытается удержаться на ногах в десяти ярдах от бреши. Но вот от стены отвалился еще кусок, и кранн оказался уже в пяти ярдах от дыры, из которой высунулись наконечники копий, черные на фоне горящих костров. Сейчас наемники ворвутся внутрь! Карел оглянулся – еще очень многие не успели скрыться во дворце, в том числе и граф Везна. А с дальней стороны стены спешили отставшие воины, в отчаянной попытке добраться до внутреннего двора.

Карел снова кинул взгляд на Изака… И выхватил Луня, увидев бегущих от ближайшей башни четверых безоружных людей в ярких одеждах – скорее всего, королевских магов. Все четверо замерли, когда ветеран преградил им путь.

– Эй, вы, помогите ему! – бросил Карел, кивнув на Изака.

Один из магов посмотрел на силуэт в серебряных доспехах – Изак стоял на коленях, прикрыв голову щитом. Неподалеку от него была лестница, но он на нее не смотрел.

– Помочь? – недоверчиво переспросил второй маг – молодой, почти одного возраста с Изаком.

Его дорогие оранжевые с синим одежды, несомненно, еще утром были великолепны, но сейчас – заляпаны грязью и прожжены.

– Нам нужно побыстрее уходить! – заявил этот маг.

– Что? – удивился Карел. – Почему?

– Он призывает бурю. Все и вся, притягивающее магию, будет поражено молниями. Прошу, пропустите нас!

В его голосе прозвучало такое отчаяние, будто он умолял из последних сил.

Не успел Карел ответить, как рядом появился командир Брандт в помятых окровавленных доспехах. Но если даже кровь текла из его собственных ран, он их явно не замечал.

– Что он там делает? – бешено спросил командир.

– Пытается дать нам немного времени, – ответил Карел. – Если враги сейчас ворвутся во двор, нас всех перебьют.

Брандт посмотрел на тех, кто еще не пошел во дворец, потом – на Изака.

– Он не справится один. Посмотрите! – Брандт показал туда, где наемники шаг за шагом продвигались по стене, заваливая бушующий огонь телами убитых. – Эй! – окликнул командир старшего мага. – Вражеские маги забрасывали людей на стены… А вы сможете это сделать?

Некоторое время маг непонимающе смотрел на него, потом кивнул.

– Думаю, что смогу, командир. Это совсем несложное заклинание, тем более если мы будем действовать вчетвером.

Брандт вытащил меч, и маг в испуге отскочил.

– Тогда забрасывайте меня туда, иначе всем нам крышка.

– На заклинание уйдет некоторое время…

– Времени у вас нет. Я кое-что знаю о магии. Притяните столько магической энергии, сколько сможете, и выполняйте приказ. Если через минуту я все еще буду стоять здесь, вы умрете первым!

Маг хотел было возразить, но передумал при одном взгляде на окровавленный меч.

Обойдя командира, чтобы видеть Изака через его плечо, маг вытащил из-за пояса какой-то предмет и сделал глубокий вдох. Трое его товарищей положили руки ему на плечи, чтобы поделиться своей силой, и он закрыл глаза – от сгустившейся в воздухе бешеной магической энергии у него закружилась голова, а хлынувший в него поток магии привел в ужас. Казалось, прошло очень много времени, прежде чем он поднял задрожавшую руку: скопившаяся в нем энергия обжигала пальцы, требовала выхода. Вот маг ударил рукой по кирасе Брандта – и энергия вырвалась, взметнув командира вверх.

– Клянусь глазами судьбы, кто это?!

Королевский гвардеец указал в сторону крепостной стены: там, всего в нескольких ярдах от лорда Изака, тяжело упал какой-то человек.

– Боги, это же Брандт, – пробормотал король, когда упавший поднялся на ноги. К Брандту уже медленно приближалась группа наемников. – Кончайте пялиться, болваны, помогите ему!

Схватившись за луки, гвардейцы принялись обстреливать тех, кто наступал на командира. Брандт уже схватился с первым врагом, и вскоре тот поскользнулся в луже крови и свалился в огонь, тотчас охвативший его одежду. Брандт вовремя отскочил; отшатнулись и враги, когда горящий заживо человек вдруг поднялся и кинулся к ним, бешено размахивая руками. Вот он споткнулся о труп, и труп тоже вспыхнул.

– Что происходит? – спросил Карел у стоявшего поодаль короля Эмина.

Огромная усталость заставила бывшего «духа» отбросить гордость и опереться о плечо Доранея, чтобы удержаться на ногах. Рука ветерана кровоточила, его тошнило от усталости, но он не мог позволить себе свалиться, пока его мальчику грозила опасность.

– Кажется, лорд Изак накладывает какое-то заклятие. – Король показал вверх. – Посмотрите, каким странным стало небо.

Все посмотрели на мрачные тучи, клубившиеся над Изаком. Несмотря на огромный рост, белоглазый в серебряных доспехах казался крошечным на фоне взбесившейся стихии.

– Маг сказал, что он призывает грозу, – вспомнил Карел.

– Да, похоже на то. И кажется, гроза вот-вот разразится. Стена снова дрогнула, по ней с глухим треском поползла трещина, кусок в десять ярдов шириной рухнул вниз.

Изак не шелохнулся.

Воздух становился все удушливей и тяжелей. Все знали, что долго так продолжаться не может. Рядом с Изаком Брандт с безрассудным упорством продолжал сдерживать напирающих врагов, вкладывая всю душу в ураган ударов.

– Он пытается совладать с целой армией! – воскликнул молодой воин из королевской гвардии. – Но он же простой стражник!

– Простой стражник? – зарычал король. Гнев его вспыхнул внезапно, вселив ужас в окружающих. – Да он сейчас спасает твою жизнь!

Брандт принял на щит удар противника и сделал выпад, целясь ему в шею. Воин упал, но его место тут же занял другой, рубанувший Брандта по плечу. Тот крутнулся с криком боли, но вопль был заглушён ударом грома – в башню, где раньше сидели маги, ударила молния. На миг люди на стене застыли; застыли и те, что уже врывались в пролом в стене и бежали по саду. В башню ударила еще одна молния, а следующая – в стену, а потом молнии начали хлестать по земле. Над дворцом разразилась гроза, вызванная самим повелителем бурь.

– И когда воспрянули тени и враги наступали со всех сторон, Нартис заговорил на небесах. Буря подчинилась его зову и выпустила свои легионы. И хлынул огненный ливень на это прибежище смерти, – нараспев произнес Карел. В глазах его стояли слезы.

Несколько гвардейцев вопросительно посмотрели на него, но гроза взревела с неистовой злобой, и с небес посыпался целый шквал молний.

Цитату, которую только что вспомнил Карел, знали все фар-ланы, она была взята из легенд, написанных до Великой войны.

Стоявший рядом с королем Эмином воин беззвучно читал молитву. Потом повернулся, чтобы бросить последний взгляд на командира Брандта, из последних сил сражавшегося сразу с двумя врагами.

А после стал виден лишь мерцающий белый свет и за раскатами грома слышались только душераздирающие крики умирающих.

Дрожала сама земля.

ГЛАВА 36

– Итак, начинается.

Мысли его текли так лениво, словно плыли против течения реки.

– Что ты имеешь в виду?

– Изгнанные вернулись. Скоро тебе придется возглавить армию посвященных. Предсказания начинают сбываться, и ты в самом центре событий.

– Но я никогда не стремился к этому.

– И чего ты хочешь? Разве ты можешь противиться грядущему?

– Не знаю, но я не хочу войны, которая раздробит Ланд. Если столкнутся разные предсказания, кто знает, какие беды это принесет?

– Иногда мир может наступить только благодаря войне. Ты не можешь сидеть сложа руки, когда другие стремятся завоевывать и разрушать.

– Но люди другого ожидали от Спасителя.

– Та жизнь, из которой мне не вырваться, полна предчувствий и вероятных событий. Я могу видеть твое будущее лишь частично, потому что в будущем мне суждено быть с тобой. Собираются темные тучи, силы, которые тебе неподвластны. Я видела тебя мертвым, а твое место заняло воплощение ужаса. Я видела, как ты лишился разума, стал животным и был сброшен в Темноту, а Ланд предали разорению.

– И что же я могу сделать? Заставить посвященных принести мне клятву верности, когда мы встретимся в Лледене?

– В Лледене? А кто предложил там встретиться? Лледен – слишком могущественная страна, не думаю, чтобы там обрадовались посвященным, тем более что они захотят сохранить вашу встречу в тайне. Но когда ты встретишься с ними, там будет и колдунья из Лледена. Не исключено, что она сумеет тебе помочь.

– И чем мне сможет помочь деревенская карга?

– Ланд теряет равновесие, и все это из-за сил, которые используются необдуманно, без мыслей о последствиях. Колдунья же черпает свою силу напрямую из Ланда, где во всем должно сохраняться равновесие. Мне думается, она не станет стоять в стороне и спокойно взирать на то, как все рушится. Она обязательно поймет, что равновесие требуется и тебе, и, думаю, сумеет указать тебе дорогу во тьме.

Темнота вдруг отступила. Изак снова начал ощущать свои руки и ноги, налитые усталостью, пульсирующие болью. У него заслезились глаза.

Кранн постепенно просыпался, хотя предпочел бы нырнуть обратно в безмятежное убежище сна. Но это было невозможно – реальный мир настойчиво взывал к нему. Наконец Изак понял, что лежит на кровати, застеленной слегка влажным бельем. Уши его уловили сперва невнятный гомон, потом стали различать отдельные слова, а потом он начал узнавать и знакомые голоса. Он мало-помалу возвращался в Ланд, к земным заботам.

– Ему нужно дать выспаться.

– Нет, он должен встать, чтобы его увидели люди.

– Как ему удалось выжить?

– А ты как думаешь? После того как он стал повелителем Фарлана, Нартис обязательно должен был первое время приглядывать за ним, особенно в грозу. А что касается грозы – хотел бы я знать, как он это сделал. Он не просто создал молнии с помощью магии, он вызвал грозу на себя. Королевские маги чуть ли не обделались от страха, а потом…

– А его рука?

– Вот этого я объяснить не могу. Мне кажется, нам нужен маг или священник, чтобы в этом разобраться.

Изак вдруг принялся ловить воздух ртом, словно только что вынырнув из воды, и собравшиеся у его постели отскочили.

Только что он лежал неподвижно, как мертвый, – и вот теперь, судорожно дыша, возвращался к жизни.

Открыв глаза, Изак увидел над собой богато изукрашенный потолок: значит, он в какой-то роскошной дворцовой комнате. С большим трудом ему удалось собраться с мыслями. Уж не королевские ли это апартаменты? Даже главный аудиенц-зал был меньше и не настолько ярко разукрашен.

– Как вы себя чувствуете?

Изак чуть не расхохотался, услышав вопрос Тилы. Он еще не знал, сколько у него ран, но на нем как будто места живого не было, а когда он попытался приподнять голову, боль вспыхнула в голове и все вокруг помутнело и расплылось.

Когда он вновь открыл глаза, рядом стояли Тила и Михн, не давая ему сесть на постели.

– Осторожно, – тихо предупредила Тила. – Под вами обвалился кусок стены, и вы упали во двор с большой высоты.

– Как это произошло? – спросил Изак.

– Как произошло? – повторил за ее спиной Карел.

Изак с трудом нашел его глазами. Измученное, усталое лицо Карела было все в синяках, на левой щеке все еще кровоточила небольшая рана. Рука ветерана, забинтованная грязной тряпкой, висела на перевязи.

– Неужели ты не помнишь, как наслал гнев богов на головы наемников?

– Я… Нет, я помню только вспышки. Больше ничего.

– А ничего кроме вспышек и не было! – Глаза Карела сверкнули. – Зато никогда еще в одно и то же место не било столько молний. Мы пока не знаем, сколько врагов ты прикончил, но уж никак не меньше нескольких сотен. Бунтовщики бросили всех своих людей в брешь в стене, а ты стоял над ними, держа над собой щит, притягивал на него молнии и направлял их прямо во врагов.

Левая рука Изака, в которой он обычно держал щит, пульсировала болью. Он осторожно поднял ее – и еле удержался от испуганного вопля. К его безмерному ужасу, рука разительно изменилась, обычный загар сменился неестественной яркой белизной, кожа стала идеально гладкой, без единой царапинки.

Рука выглядела так, словно из нее вытекла вся кровь. Изак испуганно поднял вторую руку, но она осталась прежней, если не считать царапин и синяков – напоминаний о недавней битве.

– Изменилась только левая, – успокаивающе сказала Тила, но выражение ее лица говорило, что она сама очень встревожена.

– И докуда?

Изак попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, но это разбудило боль, и он, сморщившись, снова уронил голову на подушку.

– Только до плеча. – Рядом с Тилой возник Михн. – Словно вы опустили руку в краску.

Михн был совершенно спокоен.

Изак вспомнил, как его вассал сражался на стене. Хотя он пользовался только дубинкой, в ловкости и скорости с ним не смогли бы сравниться даже воины братства; но, хотя он не получил ни царапины, по лицу его тогда текли горькие слезы. Когда ему не удалось пройти испытания и стать арлекином, Михн поклялся никогда больше не брать в руки меч. Но ему пришлось нарушить свою клятву, чтобы вызволить Изака из лап Белого круга, и это до сих пор угнетало его.

«"Словно вы опустили руку в краску". Очень точно подмечено», – подумал Изак.

Насколько он мог видеть, кожа его не стала прозрачной, не стала и бесцветной – она была теперь просто белой. Он вспомнил, как первая молния ласково обволокла его руку, как ее яркий белый свет сперва просто согрел предплечье, а потом словно начал просачиваться внутрь.

Приглядевшись внимательней, Изак увидел тоненькие волоски и знакомые, хотя тоже побледневшие, родинки. Его раны всегда заживали невероятно быстро, но на руке его с детства остался шрам – память о том, как он однажды свалился с дерева. Теперь этот шрам стал почти невидим. Изак изумленно разглядывал его и просвечивающие сквозь кожу вены. Нет, с рукой ничего страшного не случилось, просто ее коснулся божественный огонь.

Изак потянулся за лежавшим рядом Эолисом и коснулся лезвием левого предплечья. Даже после неистовой битвы клинок не затупился: Изак завороженно уставился на алую полоску, появившуюся на месте пореза. Контраст цвета крови с белизной кожи был разительным.

– Надеюсь, вы этим удовольствуетесь? – в отчаянии спросила Тила. – Я только что перевязала все ваши страшные раны, а вы добавляете новые. Впрочем, не стесняйтесь.

Изак поднял на нее глаза и улыбнулся, девушка нехотя ответила ему улыбкой. Ее некогда элегантное зеленое платье было порвано и запачкано кровью. Тила разрезала юбку сбоку, чтобы она не затрудняла движение, и оторвала полоски от подола для перевязывания ран.

Разглядывая наряд Тилы, Изак вдруг понял, что лежит с обнаженной грудью, и машинально потянулся к шраму.

– Ах, да, – спокойно проговорил Карел, – еще и это. Что это такое, во имя Нартиса? И почему ты не рассказал мне про эту проклятую штуку?

Слова были резкими, но тон совершенно бесстрастным.

– Король Эмин тоже видел ее, – добавил Везна, появляясь перед Изаком.

Граф был на костылях, но боль, написанная на его лице, скорее всего, не имела отношения к раненой ноге.

– Король что-нибудь сказал? – спросил кранн.

– Сказал, милорд. Надеюсь, вам его слова будут понятнее, чем мне.

Изак заметил, что голос графа звучит слегка натянуто:

– Он сказал, что удивлен, почему вы выбрали этот знак.

– И все? Везна кивнул.

Изак почувствовал, как силы покидают его, и откинулся на подушку. Он даже не смог почувствовать себя виноватым.

– Ну? – спросил Карел.

– Прошу, только не сегодня. Впереди еще столько дел… Нужно оплакать стольких погибших. – Изак откашлялся, чтобы восстановить дыхание. – Не могли бы вы на время оставить меня?

Никто не обрадовался этой просьбе, но никто и не усомнился, что то вовсе не уловка, чтобы избежать неприятного разговора.

Все молча отошли и присоединились к госпоже Даран, которая ухаживала за ранеными «духами», лежащими в том же зале. Изак откинулся на подушку и попытался определить, что именно у него болит. Теперь, когда головная боль слегка утихла, ему стало легче пустить в ход свои необычайные способности, и он убедился, что у него ничего не сломано и что Сюленты защитили его от вражеских клинков. В тех местах, где по доспехам ударил топор или меч, на теле остались синяки, но страшная слабость, которую чувствовал Изак, скорее всего, была последствием слишком щедрого использования магической энергии. Он улыбнулся, вспомнив, как ему удалось подчинить себе мощь бури, вспомнив дрожь, пронизавшую его в тот момент, когда он призвал на помощь божественные силы.

Несколько минут Изак лежал, глядя в разрисованный потолок, прислушиваясь к отдаленным голосам и чувствуя, как постепенно силы возвращаются к нему. Он осторожно приподнял голову, потом поднялся на локтях. Боль слегка утихла, теперь он чувствовал себя скорее как при обычном похмелье… Если не считать тяжести на сердце и того, что даже небольшое движение требовало значительных усилий.

Наконец ему удалось подняться. Он стоял, покачиваясь, пока Михн приносил ему стул. Изак увидел, что Тила, Карел и Везна стоят в сторонке, глядя, как Михн помогает своему господину усесться. Тила послала слугу за едой, и вскоре тот вернулся с большим блюдом и кувшином с горячим отваром. Изак обхватил кувшин руками и принялся вдыхать теплый пар.

– Где тело моего брата? – разнесся по залу рокочущий бас, заставивший Изака вздрогнуть.

В дверь ворвался могучего сложения здоровяк в чистой дорогой одежде, за которым со сцепленными на груди руками семенил невысокий человечек – судя по одеянию, чиновник – с трудом поспевающий за широким шагом богатыря.

– Милорд, сюзерен Токин, не мог бы я поговорить с вами наедине…

– Отвяжитесь! Я не буду с вами разговаривать! – огрызнулся здоровяк, бросив на него презрительный взгляд.

С пылающим от гнева лицом сюзерен оглядел зал, заметил Изака и направился прямиком к нему. За Токином кроме чиновника бежали несколько женщин, пытаясь его успокоить; за юбку одной из них цеплялся мальчик.

Аристократ уставился на белоглазого, словно ожидая упреков за внезапное вторжение. Изак вспомнил, кто перед ним: брат командира Брандта, геройски пожертвовавшего своей жизнью ради других. Разве можно было винить сюзерена Токина за его гнев?

Изак выпрямился на стуле.

– Милорд, полагаю, вы – брат командира Брандта. Простите, что приветствую вас сидя, но я тоже участвовал в битве.

Сюзерен бросил на него сердитый взгляд, но слегка смягчился, встретив такой уважительный прием.

– А вы, видимо, вдова графа Токина? – продолжил Изак, взглянув на старшую из сопровождавших сюзерена женщин.

Она сделала реверанс, не сводя с Изака заплаканных глаз.

– А вы, наверное, леди Токин, мадам, – улыбнулся он женщине помоложе.

Затем повернулся к мальчику.

– Ты, конечно, сын командира Брандта, которым он так гордился.

Женщина опустила голову и крепче прижала к себе ребенка. Ее скорбь была велика, но мальчик, видимо, еще не понял до конца, что отец никогда больше не вернется домой.

«Ему всего девять лет, – подумал Изак, – он слишком мал, чтобы до конца понять, что случилось».

– Подойдите, господин Токин, – ласково сказал кранн, обращаясь к мальчику.

Сначала мать еще сильнее обняла сына, но потом все-таки отпустила его и даже подтолкнула к Изаку. Сын Брандта безбоязненно сделал несколько шагов вперед, но, подойдя ближе, увидел, насколько огромен белоглазый: даже сидя на стуле и ссутулившись, Изак возвышался над ним, как гора.

Чтобы вконец не перепугать мальчика, Изак очень медленно указал на кольцо, висевшее на кожаном шнурке у ребенка на шее. Мальчуган был худеньким и, на взгляд Изака, больше походил на мать, чем на отца.

– Это дал тебе отец? Мальчик кивнул.

– Он сказал тебе, что кольцо мое?

Еще один кивок, рука ребенка потянулась к шее и прикоснулась к серебряной вещице.

– Вы хотите его забрать?

Конечно, мальчугану было жаль расстаться с последним подарком отца.

Изак хотел рассмеяться, но звук, который он издал, напоминал задушенный хрип, чуть было не заставивший мальчика броситься прочь.

– Нет, кольцо твое. Возможно, когда-нибудь ты передашь его своему сыну. Ты помнишь, что сказал тебе отец, когда вручал подарок?

– Он сказал, что все мы всего-навсего люди, но это не значит, что мы не должны стараться стать лучше.

Мальчик повторял слова отца, стараясь ничего не пропустить.

– Хорошо. Глядя на кольцо, ты должен всегда вспоминать своего отца и то, что он погиб, чтобы защитить других. Твой отец спас и меня тоже, а еще, возможно, короля с королевой и всех остальных в этом дворце. Всегда помни, что твой отец – герой, и не просто герой, а человек, достойный войти в легенду.

Мальчик грустно кивнул. Он начинал осознавать, что произошло, губы его задрожали, и он зажмурился, чтобы сдержать слезы.

Изак наклонился вперед и легонько подтолкнул ребенка к матери. Леди Токин опустилась на колени и расплакалась, уткнувшись лицом в волосы сына, а тот крепко вцепился в ее накидку.

Изак не в силах был больше сидеть и, поморщившись, встал.

– Не знаю, есть ли у вас свои традиции для таких случаев. Но мы можем похоронить командира в храме Нартиса – он достоин могилы героя.

Сюзерен несколько раз моргнул, прежде чем понял, что ему предлагают. Видимо, погребение в храме дозволялось в этой стране крайне редко. Кранна не волновали возможные возражения жрецов – он не мог себе представить, чтобы даже самый старый из них решился отказать новому повелителю Фарлана. Могут возникнуть споры по поводу того, является ли избранный Нартиса главой всего культа, но даже самый ярый противник подобной идеи не усомнится, что думает по этому поводу король Эмин.

– Благодарю вас, милорд, – сухо ответил сюзерен. – По законам моего ордена похороны должны состояться до захода солнца. Жрецы могут не согласиться на такое, но, если это все-таки возможно, мы будем счастливы принять ваше предложение.

– Все будет улажено сегодня днем, когда я отправлюсь в храм с королем, чтобы принести жертву. Лучше провести похоронную церемонию при свете луны, тогда будет присутствовать сам Нартис. Впрочем, мне пора привыкать к тому, что я – его представитель в Ланде. Все будет сделано, как вы пожелаете. А пока с вашего разрешения мне нужно кое-чем заняться.

– Конечно, милорд. Вы оказываете моему брату большую честь. Благодарю.

Сюзерен поклонился. Теперь, когда гнев его угас, он как будто стал меньше ростом. Поддерживая одной рукой дрожащую вдову, второй он обнял племянника и медленно двинулся прочь из зала.

– Я полагаю, тело командира нашли? – шепотом спросил Изак маленького чиновника, как только сюзерен Токин дошел до дверей.

– Я… О да, нашли, милорд, но оно сильно обгорело.

– Тогда заколотите гроб. Михн отправится с вами. Вы должны будете подготовить тело и доставить в храм. Объясните жрецам, что от них требуется, и позаботьтесь, чтобы они приготовились провести похоронную церемонию сегодня вечером. Михн или уберет с дороги всех, кто станет вам мешать, или заставит согласиться помочь. А если они не уймутся, гроб поставят на их трупы. Понятно?

Чиновник молча смотрел на кранна, дрожа всем телом, пока Михн не взял его за руку и не увел прочь.

Только к вечеру Изак и король смогли наконец выбраться из-под лавины дел, последовавшей за событиями вчерашнего дня. Тени уже удлинялись, когда от храма к городу потянулась вереница паланкинов, двигавшихся в полной тишине. По обе стороны от паланкинов ехали верховые; на их усталых растерянных лицах Изак видел свежие рубцы и ссадины.

Правление короля Эмина принесло стране больше двух десятков лет мирной жизни. Профессиональный морской флот сумел даже остановить набеги пиратов с Западных островов. Война для местных жителей превратилась в то, что могло случиться только в других странах… А теперь разговоры о Спасителе и слухи о странных событиях в Ра ланде, где часть города сгорела дотла, снова поползли по Наркангу, вселяя неуверенность в людей, которые надеялись, что подобное осталось в прошлом.

Эмин настоял на том, чтобы отправиться в храм в паланкинах, что символизировало бы возвращение города к нормальной жизни. Похоже, он оказался прав, потому что при виде процессии люди стали выходить из своих домов, хотя и боялись, что бои могут возобновиться. У дворца погибло много врагов – кто не пал у пробитой стены, тот пал от мечей защитников – но после битвы в живых оставалось еще много фистраллов, наверное несколько сотен.

Убегающие наемники пытались прятаться в переулках и канализации, но преступники Нарканга, возглавляемые братством, позаботились о них, оставив трупы врагов лежать по всему городу. Тело Херолена Джекса не было найдено среди убитых, и все-таки король Эмин надеялся, что тот погиб.

Оставалось еще много неясных вопросов. И первый из них Эмин задал, когда они с Изаком шли через заваленный трупами дворцовый сад:

– Почему все это произошло?

И впрямь – чтобы тайно собрать столько наемников, требовались хорошая организация и большая решимость. Должна была иметься очень серьезная причина для нападения на сильную страну, но причина эта так и оставалась невыясненной. Эмин пришел к заключению, что нападение потерпело поражение только по счастливой случайности, ничего другого ему в голову не приходило.

Изак не стал говорить о своих тайных мыслях. Он боялся, что фистраллы поступили так только из-за предсказания, даже хуже того – из-за неправильно истолкованного предсказания.

Впереди на дороге началась суматоха, и Изак высунулся посмотреть, что там такое.

– Навстречу едет карета, – сообщил Везна, который покинул паланкин, чтобы выяснить причину задержки.

– Не видите, кто в ней?

Изак почувствовал впереди выплеск магической энергии, который нес в себе не агрессию, а только предупреждение.

– Женщина, – ответил Везна. – Ее лицо прикрыто капюшоном.

Изак тотчас выбрался из паланкина и молча направился туда, где дорогу перегородила громоздкая черная карета. Кранн шел медленно: у него до сих пор все болело и ныло.

Сгрудившиеся вокруг экипажа воины отчаянно жестикулировали, объясняя что-то кучеру и женщине, высунувшейся из полуоткрытой дверцы. Проходя мимо короля, с которым обеспо-коенно переговаривался молодой лейтенант, кранн сказал Эмину:

– Кажется, я видел эту женщину вчера на турнирном поле.

– В самом деле? Тогда она отправится вон из города куда быстрее, чем думает.

– Боюсь, это не так-то просто сделать. Женщина эта сильнее меня. Но она не участвовала в нападении на дворец и у нее были свои причины присоединиться к Белому кругу.

Впервые король выказал свое удивление, но ни о чем не спросил и молча зашагал рядом с Изаком к карете. Гвардейцы охотно расступались, радуясь, что сложную задачу решать теперь не им.

– Остия, – обратился к женщине Изак.

Зия Вукотик ответила ему полуулыбкой, а на царственный поклон Эмина кокетливо улыбнулась из-под капюшона.

– Король Эмин, как досадно, что мы с вами не встретились раньше, – глубоким ровным голосом проговорила она. – Я глубоко восхищаюсь тем, как вы правите городом.

Речь ее звучала изысканно и чуть старомодно.

– И все же вы нас покидаете, – возразил король. – Надеюсь, вы простите меня за то, что я не именую вас прежним титулом. Боюсь, вы больше не называете себя принцессой.

Улыбка Зии стала шире.

– Подобные почести теперь не для меня. Уже давно меня называют куда менее благозвучными именами.

– Леди, то была воля богов – сделать вас такой. Сейчас я нахожусь в такой компании, что мне не пристало бросать упреки чьей-либо природе.

Изак фыркнул, услышав это, но ни король, ни Остия не обратили на него внимания.

– Вы были очень осторожны, – продолжал король, – я даже не знал, что вы в городе. И если вам нравится мое правление, я польщен. Ваша слава бежит впереди вас.

– Как и ваша. За те месяцы, что я играла в глупые игры Белого круга, я часто испытывала желание с вами познакомиться. Уже много лет мне не встречалось того, кто был бы ровней Кселиаку, никого с таким тонким пониманием стратегии. Учитывая, каким образом вы получили власть, думаю, вы могли бы меня развлечь.

– Кселиак? – переспросил Изак. Имя показалось ему смутно знакомым.

– Кселиак, или, правильней, Хартленд, – ответил Эмин, не сводя взгляда с Зии. – Имя происходит от ключевых рун: «Кселиата» означает «сердце», «Ак» означает Ланд.

Вампирша заулыбалась, в ее глазах появилось нечто похожее на вожделение.

Изак внимательно смотрел на обоих собеседников, зато они забыли о его присутствии, слишком поглощенные противостоянием интеллектов. Кранн только радовался, что на него не обращают внимания. Связь между именем «Кселиата» и словом «сердце» повергла его в изумление. Изак и не подозревал о такой связи, но логика в ней была, и он мог бы догадаться об этом раньше. Все линии его жизни пересеклись.

– В следующий раз, мадам, когда мы встретимся, мы обязательно найдем время для небольшой игры, – пообещал король.

– А если при этом будем возглавлять противоборствующие армии?

– Неужели даже в таком случае у вас не найдется свободной минутки?

Зия ласково рассмеялась.

– У нашего племени всегда есть свободное время. Прекрасно, ваше величество. Когда встретимся в следующий раз, поиграем. Надеюсь, мы никогда не сделаемся врагами.

– А разве мы можем быть кем-то еще? Вы наверняка заметили пчел на моем воротнике.

– Да, заметила. А еще обратила внимание, что вы не попытались их прикрыть, чтобы меня не смущать. Что же касается вражды, это будет зависеть не от нас. Моя семья не собирается отнимать у вас корону, но мы не можем поручиться за других.

– Каких других?

– Вы наверняка никогда о них не слышали, – мурлыкнула Зия.

Король прищурился, понимая, что она наслаждается его неведением.

Изак почти не прислушивался к их разговору, пока его внимание не привлекла очередная реплика Зии Byкотик:

– Я слышала, храм Солнца горит. Менин вернулся с востока, и повелитель Чарр поторопился развязать войну. Его армия была разбита, и у него оставалось слишком мало воинов, чтобы защитить Тотел. Город пал после первого же штурма. Четсы покорены.

Зия улыбнулась королю и кранну и захлопнула дверцу кареты.

– До встречи, ваше величество. До встречи, милорд. Она грациозно кивнула и постучала по перегородке кареты, давая сигнал двинуться в путь.

ГЛАВА 37

Спустя десять дней фарланы покинули город, направляясь в Лледен. Смерть повелителя Бахля сильно сократила их пребывание в Нарканге – каждый день отсутствия Изака в Тире приближал гражданскую войну.

Отряд, покинувший Нарканг, был куда меньше того, что прибыл в этот город. Восемь «духов» погибли в бою. Тела их были сожжены, и после недолгих споров погребальные урны установили в храме Нартиса рядом с надгробием командира Брандта. У людей этих не было семей, а храм уже превратился в мемориал погибшим в сражении. Фарланов теперь считали освободителями города, и здешние люди с почтением относились к их могилам.

Трое тяжелораненых «духов» остались в Нарканге, а среди тех, кто все же отправился в дальний путь, половина тоже были ранены, и путешествие обещало быть для них нелегким.

День отъезда выдался пасмурным, серым, словно стояла не весна, а ранняя осень.

Скоро сгущающиеся сумерки начали давить на разум Изака. Он родился ровно восемнадцать лет назад в такую же Серебряную ночь. У матери его начались схватки, едва стало смеркаться, а когда свет Арианы высветил силуэты окружающих предметов, роженица закричала от боли и страха в безразличную ночь. Деревья, отсвечивающие призрачным серебром, застыли, словно стражи, пока женщина истекала кровью: рождение белоглазого всегда сопровождалось безудержным кровотечением, и Изак родился, измазанный кровью с ног до головы. Всю жизнь он чувствовал себя виноватым в смерти матери, вина эта буквально вросла в его плоть и кровь.

Отряд подошел к извилистой реке Мейстал, составлявшей две трети границы Лледена, – она текла на северо-запад, где впадала в Морвент в пяти милях от Нарканга. По противоположному берегу на тридцать миль тянулась полоса гигантских сосен, доходившая до глубокого неподвижного озера. Повсюду между деревьев виднелись огромные разбитые валуны; из-за них наверняка нелегко будет ехать верхом.

– Эти камни называют сумеречными, – перед отъездом рассказал Изаку король Эмин. – Если вы будете проезжать там в сумерки, на каждом из них вы увидите по джентри, наблюдающему за закатом солнца. Если джентри не хотят специально встретиться с людьми, они появляются только на закате.

– Так вы встречались с лесным народцем? Я и не подозревал, что джентри в самом деле существуют.

Кранн думал, что Эмин улыбнется его невежеству, но король молчал, лишь светились его синие глаза.

Изак сказал Эмину, куда и зачем направляется его отряд, только после долгого жаркого спора. В конце концов кранн решил, что король все равно рано или поздно об этом узнает, а теперь, когда Ланд находился на грани войны, лучше было выказать правителю Нарканга свое доверие.

– Джентри не являются частью нашего Ланда, и немногие из нас принадлежат к их миру. Они совсем не интересуются богами, а еще меньше людьми. Только лесами, где живут, – объяснил Изаку Эмин. – Я даже не знаю, ощущают ли они себя личностями. Зато точно знаю, что будет лучше, если пути ваши не пересекутся, и что вашим новым друзьям посвященным может не поздоровиться, если они повстречаются с джентри. Вряд ли орден одобряет свободный дух, а у лесного народца вспыльчивый характер.

Через реку был перекинут всего один мост, и тот ненадежный.

Майор Ортоф-Грейл поджидал отряд Изака на другом берегу, неподвижно восседая в высоком седле. Он был облачен в кольчужную рубаху поверх одеяния с широкими рукавами, с капюшоном, отороченным лисьим мехом.

У моста Мегенн вдруг заупрямился, глядя вниз на темную спокойную воду и нервно прядая ушами. Не только он, но и остальные кони не хотели приближаться к земле Лледена, их пришлось убеждать лаской и уговорами.

Когда Изак ехал через мост, по вершинам деревьев пронесся ветер, словно сам лес сперва отпрянул, а затем принял белоглазого в свои объятия. Кранн нахмурился, но все-таки был рад оказаться под сенью леса.

Майор поехал рядом с Изаком, пытаясь втянуть его в разговор, но тот не обращал внимания на эти попытки. Наконец Везна дернул майора за рукав и хмуро взглянул на него; поняв намек, тот поехал вперед.

Снова повисла мрачная тишина.

О дне рождения Изака никто не вспоминал, только Тила чмокнула его в щеку, а Карел понимающе похлопал за завтраком по плечу. Но Изаку и этого было довольно, чтобы знать, что у него есть друзья, которые достаточно хорошо его знают, чтобы не переборщить с поздравлениями.

Над головами всплыла третья луна, Ариана, которая показывалась всего на одну неделю раз в три года. Третья, самая темная, ночь этой недели называлась Серебряной ночью, и все знали, что это неподходящее время для путешествий в другие страны. На этот счет существовало множество историй, например, говорили, что все дурные дела прошедших трех лет в эту ночь поднимаются из земли. Так ли это было или нет, духи и сверхъестественные существа и впрямь бродили по Ланду, когда светила Ариана, и ни один здравомыслящий человек не отправлялся в это время в дорогу. И каждый раз после появления Арианы в тавернах, на постоялых дворах и у домашних очагов начинали рассказывать новые истории об ужасах и убийствах. То было очень опасное время.

И все же Серебряная ночь была настолько красива, что ее наступление отмечали во всех городах и деревнях. В такую ночь все, на что падал лунный свет, казалось покрытым серебром и было просто невозможно усидеть дома после захода солнца. В отличие от других ночей недели, в Серебряную ночь по окрестностям не бродили злобные существа, поэтому люди были в безопасности и ликовали.

Путники ехали по землям Лледена.

Свет начал меркнуть, открытая местность сменилась густым лесом, где боярышник протягивал сплетенные ветви над дорогой, где шуршали ветвями толстые дубы, а мрачные тисы клонились к самой земле, пряча под густой листвой ночную темноту.

Животных здесь было мало. В небе парил одинокий коршун, над фарланами проносились небольшие пичуги и первые летучие мыши, разбойница рысь лениво наблюдала за людьми с высокого вяза. Изак заметил на подбородке рыси клоки серой шерсти, очень похожие на бороду, а медные полоски на спине огромной кошки помогали ей стать невидимой, едва нырнув в подлесок. Так она и поступила, когда воины приблизились, и даже чуткие уши Изака не услышали ни звука. Рысь исчезла в траве, добавив еще одну пару глаз к тем, что светились в темноте.

Отряд миновал несколько хуторов, казавшихся пустыми и заброшенными, хотя из хлевов доносилось мычание и блеяние. Даже для фермеров Серебряная ночь была временем общения и веселья, и только Изака не трогал этот праздник.

Наконец широкая тропа привела их в самую глухую и древнюю часть леса. Последние проблески солнечного света угасли, уступив место серебряным сумеркам. Деревья вдоль дороги низко склоняли ветви, три луны отбрасывали на дорогу густую сеть теней. Но вот лес остался позади, и тропа превратилась в запущенную подъездную дорожку, которая вела к большому каменному дому. Высокие сорняки почти полностью скрыли каменную ограду, лужайка превратилась в пастбище, а за лужайкой высился темный дом, казавшийся нежилым.

Ворот у ограды не было. Изак въехал в пустой проем и остановил коня. Майор Ортоф-Грейл последовал было за Изаком, но заметил, что все остальные отстали, и тоже придержал коня.

Старые серые стены дома, высокая живая изгородь из лавра и большие деревья слева и справа от дверей отливали серебром; по растрескавшимся стенам вился плющ. Изак поехал по дорожке, и товарищи двинулись за ним, стараясь держаться на расстоянии. В открытом окне верхнего этажа кранн увидел сову, тоже светившуюся в лунном свете, – она сидела неподвижно, точно статуя, пока Изак не подъехал ближе, тогда птица распахнула крылья, и ее уханье разорвало тишину ночи. На этот охотничий клич отовсюду отозвались странные бормочущие голоса, словно эхо далеких разговоров.

Изак, смущенный шумом, огляделся по сторонам и наполовину извлек из ножен Эолис. Он не заметил ничего угрожающего – даже во мраке, откуда доносилось бормотание, и даже пустив в ход свои магические способности.

Вдруг из-под деревьев появилась женщина в темном плаще поверх длинного платья, казавшегося черным в лунном свете, и окликнула Изака на языке Нарканга.

– Они приглашают вас, – перевел Михн.

– Кто «они»?

Изак злился на себя за то, что обнажил меч, хоть и не полностью. Традиция запрещала вынимать оружие в Серебряную ночь, что бы ни случилось: старые воины уверяли, что волшебный свет Арианы обожжет и разъест любой клинок. Изак взглянул на Эолис, но тот сиял даже ярче обычного, по-прежнему непостижимый и опасный.

– Народец, – перевел Михн ответ женщины.

Изак пристально вгляделся в незнакомку. На вид ей было не больше тридцати, из-под ее капюшона смотрели проницательные острые глаза и выбивались пряди длинных темных волос. Женщина стояла так неподвижно, как будто принадлежала другому миру и времени и ее не касались обычные жизненные заботы. На губах ее играла мягкая улыбка.

– Я полагал, люди их не интересуют, – через Михна обратился к ней Изак.

– Верно, не интересуют, но вас они приглашают как брата.

– Они сами так сказали? – поинтересовался Изак. Михн перевел вопрос, но женщина лишь презрительно фыркнула.

– Вы колдунья из Лледена?

– Да, колдунья, – подтвердила она.

Рядом с ней вдруг возникло худое маленькое создание; резкие черты бледного лица напомнили Изаку наемника Аракнана. У джентри были острые глазки-щелочки, казавшиеся в свете луны абсолютно черными – полная противоположность белым глазам Изака. Поза человечка говорила о том, что он приготовился или напасть, или обратиться в бегство, но ни одно из этих намерений не отражалось на его бесстрастном лице. Джентри был облачен в одеяние из скрепленных ивовой лозой листьев и стоял, зарывшись в землю пальцами босых ног.

Рассмотрев человечка, который в свою очередь внимательно разглядывал Изака, кранн вдруг понял, что джентри уже несколько: они появлялись бесшумно, как привидения. Белоглазый вдруг вспомнил слова короля о том, что народец отличается большой вспыльчивостью. Если они и в самом деле готовы встретить его как брата, наверное, они могут оскорбиться, что он сидит верхом на Мегенне и бесстыдно глазеет на них.

Изак сдернул шелковую маску и соскочил с коня, легко приземлившись на ноги.

Человечек улыбнулся, продемонстрировав длинные клыки. Не отрывая взгляда от лица Изака, он низко поклонился, и тот, к собственному изумлению, поклонился в ответ. Снова обнажив зубы в хищной улыбке, джентри заговорил на лающем языке, и его скрывающиеся под деревьями сородичи повторяли его слова. Не дожидаясь ответа, человечек вдруг повернулся и убежал.

Теперь Изак повсюду видел тени, мелькавшие между стволами, – джентри собралось уже не меньше полусотни.

Колдунья удивленно приподняла брови, по выражению ее лица Изак догадался, что народец никогда раньше так себя не вел.

«Они сказали, что проводят вас к Кольцам Плюща, где вас поджидают воины. Они назвали вас другом Ланда. И джентри оставили тех воинов в живых только из уважения к вам».

Изак очень удивился, услышав этот голос у себя в голове. Уголки губ колдуньи изогнулись в улыбке.

«Как?..»

«Я же колдунья. Не только ваше сердце обладает волшебными способностями».

«Вы знаете о ней?»

«Я слышала ее однажды ночью. Песнь, исполненную тревоги за вас и за Ланд. Она ощущает вашу боль как свою собственную».

«Вы говорите про мои раны?»

«Я говорю про боль, ожидающую вас в грядущем, боль души. На горизонте назревает буря, она уже бушует в вашей крови, свирепая и никому не подвластная. Ваше сияние притягивает столь многих, что вы сможете сотворить собственное будущее, если все-таки подчините бурю. Хорошо продумайте свой выбор, ибо он повлияет на судьбу всего Ланда и на ее судьбу тоже».

«А какова ваша роль во всем этом?»

«Меня не интересуют планы богов или людское честолюбие. Я – колдунья из Лледена. Я неразрывно связана с Ландом, моя задача поддерживать в нем равновесие. И я не оставляю без помощи тех, кто в ней нуждается, – такие обязательства я взяла в уплату за свои магические силы. А теперь идите. Впереди – неожиданные события. И когда вам понадобится моя помощь, вы ее получите».

«Когда же она понадобится?»

«Вы пришли сюда не ко мне, сейчас еще не время. Я знаю лишь одно – однажды вам нужен будет свет, чтобы озарить темноту. И тогда, молодой дракон, я вам пригожусь».

«И вы дадите свет просто так? Мне начинает казаться, что вы плохо представляете, с чем имеете дело», – Изак очень старался, чтобы его слова не прозвучали как оскорбление.

«Никому не дано ясно видеть будущее. Те, кто видит дальше и лучше других, зовутся пророками, и в их предсказаниях кроется безумие. Я же слышу лишь отголоски грядущего. И до тех пор, пока вам не потребуется свет, чтобы разогнать тьму, мне и не нужно знать больше».

«А что мне делать до тех пор?»

В этих словах, хоть и не произнесенных вслух, все-таки слышалось нетерпение. Изак старался сдержать гнев, который чувствовал всегда, когда что-то выходило за пределы его возможностей. Сейчас не время было сердиться, тем более перед тем, кто однажды может спасти твою жизнь.

«Вам придется подчинить себе бурю, приручить ее и направить ее мощь на благие дела. Я чувствую в вашей душе полный магии Ланд, пытающийся найти равновесие. Такова цена моей силы – использовать это равновесие на пользу другим. Зато ценой вашей силы может оказаться спасение всего Ланда».

«Но…»

«Все. Теперь вам пора встретиться со своим будущим».

«Моим будущим?»

Колдунья развернулась и тихо пошла прочь; вскоре ее поглотила серебристая тьма. Когда же до Изака наконец донесся ответ, он прозвучал очень тихо, но весело и добродушно:

«Наше будущее всегда бежит впереди, но иногда останавливается и оборачивается, чтобы заглянуть нам в лицо. Всему свое время. Помните об этом, молодой дракон».

– И что же там произошло? – тихо спросил Везна.

Изак отрешенно глядел вперед, прикрывшись капюшоном от света Арианы, и вспоминал о своей встрече с колдуньей. Перед ним ехал лесничий Джейл, а перед лесничим бежали джентри, указывая дорогу. Мерин Изака сам следовал за остальными конями отряда, его хозяину не нужно было смотреть на тропу.

Перед мысленным взором Изака все еще стояла колдунья. Трудно было ей не верить, но в последнее время кранн стал сомневаться в любых бескорыстных деяниях. А если она новый игрок в этой странной игре? Но если да, зачем ей это? У нее нет королевства, которое нужно защищать, нет границ, которые хочется расширить. А может, ей требуется нечто большее?

Колдунья не предложила проводить Изака. Серебряная ночь была праздником обычных людей, а колдуны и духи в это время старались не появляться. Финнтрейли пропускали мимо даже самого измученного путника, хладнорукие не замечали распахнутых дверей амбара. Колдуньи же по традиции в Серебряную , ночь вовсе не выходили на улицу, но эта нарушила обычай, чтобы поговорить с джентри… А теперь до самого рассвета заставить ее покинуть стены своего дома может только отчаянный призыв о помощи.

Михн пробормотал себе под нос что-то очень похожее на детский стишок и на вопрос Тилы объяснил, что это окончание одной поэмы. После ее долгих уговоров он уступил и крайне нехотя и без всякого выражения прочел:

И даже змеи и весь народец, дрожат, заслышав колдуньи шаг.

Тила вздрогнула, поняв, почему он не хотел отвечать.

– Изак, что там произошло? – Везна коснулся руки белоглазого, прервав его тяжкие раздумья. – Там, с колдуньей. Почему вы просто стояли и смотрели друг на друга?

– Мы беседовали, – резко ответил Изак и вдруг вспомнил, что беседа протекала только мысленно. – Извини. Я о многом не рассказывал и тебе, и остальным.

Карел, казалось, уже смирился с тем, что Изак ничего не хочет объяснять, зато Тилу его молчание ужасно сердило. Михн взирал на господина с мрачным укором, и это больнее всего ранило Изака.

– Я знаю, вам не нравится моя скрытность, но сегодня я ничего не могу рассказать. Завтра… или когда неделя придет к концу и Ланд вернется к нормальной жизни.

– Поскольку Менин постоянно захватывает территории на западе, нормальная жизнь наступит еще очень нескоро, – буркнул Карел.

– Я имел в виду – когда зайдет Ариана, – пояснил Изак. – Ее свет режет мне глаза и обжигает все внутри. Когда она зайдет, я обо всем расскажу.

– И о шраме?

– И о шраме, – согласился Изак. – И о моих снах, и обо всем остальном.

Майор Ортоф-Грейл ехал впереди рядом с Джейлом, но голоса за спиной вновь пробудили его подозрительность. Он несколько раз нервно оглянулся, а когда Тила улыбнулась ему, сильно смутился. Изак раздраженно хмыкнул. Он терпеть не мог таких людей: набожных, знатных, образованных. Скорее всего, в детстве майор жил и учился в каком-нибудь монастыре, но все его воинские навыки и образование отступали на задний план, стоило хорошенькой девушке одарить его улыбкой.

Ортоф-Грейл вымученно улыбнулся в ответ, на его лбу выступили капельки пота.

Потом майор вернулся к созерцанию дороги, и только тут Изак заметил, что лес кончился. Теперь они ехали мимо выгонов для скота, слева и справа с шуршанием качалась высокая трава. Дорога пошла под уклон к ручью, и лошадь майора инстинктивно направилась к воде, но ее моментально вернули на дорогу, а потом пустили вверх по склону невысокого холма, на вершине которого виднелась дубовая рощица.

Под деревьями паслись шесть стреноженных коней, присматривавший за ними воин помахал путникам. Алый цвет его формы казался в лунном свете черным, зато ярко сиял металл доспехов. Рядом с рощицей вдруг появились верховые рыцари, привлеченные топотом копыт. Рыцари приближались неспешно, чтобы не показалось, будто они готовы напасть. И все равно джентри заволновались, что-то защебетали и зашипели, и кони рыцарей застыли на месте, испуганные странными голосами.

– Скажите им, чтобы не приближались. Джентри они не нравятся! – сказал Изак, решив, что правильно понял желания лесного народца.

Показная набожность храмовых рыцарей многих раздражала, к тому же орден в течение многих лет творил насилие, прикрываясь именами богов. Однажды повелитель Бахль сказал, что религиозный закон есть не что иное, как бесконечная цепь извращенных толкований. Будучи правителем, Бахль не отличался особым великодушием и не любил отчитываться за свои дела, но и не прикрывался религиозными догмами, чтобы оправдать свои поступки.

До Великой войны боги были ближе к смертным. Они совершали ошибки, лгали, обманывали друг друга, нарушали свои обещания. Но потом мифы и истории о богах стали использовать для того, чтобы оправдать всевозможные жестокие законы, начиная с избиения камнями лесных птиц в молитвенные дни и кончая массовыми казнями людей, чьи спальни выходили окнами на вход в храм.

Люди Ванака, ближайшего соседа Фарлана, жили в нищете и страхе под пятой безжалостных религиозных законов. Именно поэтому главный распорядитель и посоветовал кранну ехать в Нарканг в обход. Уж лучше было пересечь Тор Милист, за земли которого спорили два жадных правителя, чем сунуться туда, где полубезумный народ жил по священным книгам.

– Присутствие этих существ отравляет святое место, – заявил майор, низко опустив голову.

Изак не понял – то ли он привел какую-то цитату, то ли выразил собственное мнение. Орден считал такие свободолюбивые души, как джентри, нечестивыми и грязными, и кранн невольно удивлялся, почему сами боги не уничтожат джентри, если они настолько плохи?

– О боги! Вы только посмотрите! – изумленно выдохнул Карел.

Изак оглянулся, решив, что народец вышел на дорогу, но потом понял, куда смотрит Карел. За деревьями впереди высились огромные, поросшие мхом гранитные столбы, казавшиеся в свете луны почти бесцветными. Столбы внешнего круга, кроме одного, возносились вверх футов на десять, столбы же внутреннего круга были наполовину ниже; их обвивали толстые стебли плюща, наверху образовавшего над заброшенным храмом зеленый навес. Плющ казался зловеще черным. Земля между внешним и внутренним кругами была ярко освещена луной, дальше же начиналась густая тень.

– Камни внешнего круга называются «воины». Камни внутреннего – «жрецы», – пояснил Михн.

Изак рассеянно кивнул, вглядываясь в четырех людей, стоящих в центре древнего храма. Люди эти старались принять беспечный и безобидный вид, но у Изака зачесались ладони.

– Считается, что однажды воины перебили здесь всех жрецов во время совершения религиозного ритуала, – спокойно продолжал Михн. – Воины должны были охранять жрецов, но подождали, пока жрецы войдут в транс, а потом ворвались в круг и перерезали им глотки. До сих пор спорят, справедливо ли было это убийство, но то, что жрецов убили именно здесь, – бесспорно.

– И Белараннар обратила всех убийц в камень?

– Нет, воинам удалось бежать.

– Убийство было оправдано. – Майор свирепо уставился на Михна, держа руку на эфесе меча. – Монахи якшались с демонами, приносили человеческие жертвы во время своих мерзких ритуалов. Да, воинов наняли для защиты монастыря, но они не могли не постоять за правое дело. Эти воины и основали наш орден, чтобы продолжить битву с врагами богов. Каменные столбы напоминают нашему ордену о его основателях.

Михн не ответил, только склонил голову в знак того, что слышал слова майора.

– Покаяние – замечательная вещь, – объявил Изак.

Поймал взгляд Везны и натянуто улыбнулся, а граф улыбнулся в ответ. Майор ОртофТрейл плотно сжал губы и молча кивнул.

Изак слез с коня и вошел в храм. Он почувствовал, как тяжесть света Арианы, давившая ему на плечи, стала меньше, когда он оказался в тени. Лесной народец, духи и другие существа, которых можно видеть только в сумерки, когда отдыхают боги, приняли Изака и назвали братом. А остальные существа, живущие во мраке? Как примет его теперь Азаер – как родню или как врага?

– Тебя это волнует?

Изак хотел задать этот вопрос про себя, но неожиданно произнес вслух – правда, очень тихо, так что услышал его только Михн.

«Ты боишься оказаться в этой войне не на той стороне? – уже мысленно продолжил Изак. – А если твоя истинная сущность раскроется только в бою? Что, если твои страхи оправданы и ты впрямь чудовище? Ты уверен, что можешь быть добрым, справедливым правителем?»

Он не знал ответов на эти вопросы, но они продолжали его беспокоить. Если на него влияют две противоборствующие силы, то в его душе должна быть не только тьма, но и свет, и в глубине сердца Изак признавал это.

Шагая между деревьев и касаясь по пути стеблей плюща, Изак ощущал дремлющий храм. Земля здесь осталась священной, несмотря ни на что: это место по-прежнему было посвящено богу Верхнего круга, и отзвук его присутствия останется здесь всегда.

Джентри были повсюду, Изак чувствовал их шевеление, похожее на шевеление травы под порывами ветра. Он мог ощущать присутствие джентри, только когда лесные человечки двигались; в отличие от людей они в любой миг могли раствориться без следа, оставив после себя лишь легкий намек на магическую энергию, словно рассеивающийся запах. Кранн слегка завидовал джентри. Как спокойно им живется – будучи частью самого Ланда, они в любой момент могут просто сделать шаг назад и исчезнуть.

– Лорд Изак! – окликнули его из центра храма на правильном фарланском языке.

Из-за каменных столбов внутреннего круга выступил крепкий пожилой человек, двигавшийся с легкостью юноши. Когда он приблизился, Изак разглядел генеральские знаки отличия.

– Милорд, меня зовут Джебел Горт, – отрешенно улыбнувшись, представился человек.

Изак не сразу понял, что генерал этот, лет шестидесяти или больше, пребывает в религиозном экстазе.

– А остальные? – спросил Изак.

В центре храма стояли два здоровяка средних лет, с мечами у пояса. Один из них был четсом с короткими волосами. Единственный чете, которого довелось видеть Изаку, был так свиреп, что по сравнению с ним этот казался просто куколкой. Второй был простолюдином с запада, с широким носом и скошенным лбом – скорее всего, ванаком. Стоявший позади этих двоих высокий, суровый молодой человек, судя по внешности, мог быть уроженцем Нарканга.

– Генерал Диолис и генерал Чотек, – представил генерал Горт. – И майор Ириен. Майор Ортоф-Грейл уже сказал вам, что мы выступаем не от имени всего ордена.

– Он сказал мне то, чему я не поверил, – заявил Изак. – Но вы не привели с собой магов, а народец может справиться с целой армией.

– Народец? – перебил генерал. – Так вот кто шумел тут всю ночь!

– Возможно, они спорили, как вас лучше убить. Итак, меня пригласили под дурацким предлогом в некое дурацкое место, чтобы встретиться с некими дурацкими людьми, да еще в мой день рождения. Все это мне совершенно ни к чему, поэтому выкладывайте побыстрей свое дурацкое дело.

Лицо генерала скрывала тень, поэтому Изак не мог видеть, как тот отреагировал на его тираду, но, когда Горт заговорил, он тщательно взвешивал слова.

– Отлично, лорд Изак. Наша группа мала, в нее входят только самые доверенные люди, готовые бороться за истинные цели ордена. Рыцарь-кардинал, само собой, не входит в эту группу. Его не взволновала смерть племянника, но то, что вы послужили причиной смерти жреца, дает кардиналу повод жаждать вашей смерти. Он очень хочет стать Спасителем и завладеть вашим оружием. Остальные члены совета устали от его мании величия. В этом году выходят в отставку два советника, и их места наверняка займут генерал Диолис и генерал Чотек, что даст мне возможность сместить рыцаря-кардинала. И тогда мы сможем перейти к действиям и напомнить «серым кардиналам» Телиту Венеру и Афасину, как надлежит использовать силу ордена.

– Значит, вы готовите переворот, замаскированный под следование доктрине.

Генерал пожал плечами.

– То, что мы делаем, наверняка докажет всем, что мы не домогаемся власти.

Не дав Изаку ответить, генерал шагнул вперед и опустился перед белоглазым на одно колено. Его товарищи последовали его примеру, и майор Ортоф-Грейл, пройдя мимо Изака, преклонил перед ним колени за спинами старших по званию.

Ошеломленный Изак повернулся к своим спутникам. Те молчали. Везна улыбнулся, словно расценил происшедшее как шутку; Карел, Михн и Тила откровенно изумились.

– Лорд Изак, – снова заговорил генерал. – Здесь, в самом священном из храмов, мы приносим клятву верности вам и вашему знамени. Мы готовы выполнить все, что боги потребуют от Спасителя. Я клянусь позаботиться о том, чтобы храмовые рыцари служили только вашей воле и воле богов. Когда потребуется, я предоставлю в ваше распоряжение армию посвященных, о которой говорится в предсказаниях. И чтобы доказать свою преданность, мы принесли с собой дары, которые помогут вам в грядущем.

Майор вскочил, побежал к плоскому каменному алтарю в центре внутреннего круга столбов и с благоговением взял в руки лежащий на алтаре обитый бронзой ящик около фута в длину. Потом майор вернулся к остальным, с трудом неся ящик, и передал его генералу. Не вставая с колен, тот открыл крышку и с жадным предвкушением показал содержимое Изаку.

Все фарланы вздохнули. То, что находилось в ящике, светилось так же ярко, как Сюленты.

Изак лишился дара речи. Дрожа, он не сразу поверил, что именно предстало его глазам, но скоро в нем вспыхнул первобытный голод, зажженный зловещим сиянием, исходившим из ящика. Он так сильно стиснул кулаки, что ногти его до крови впились в ладони.

Весь Ланд перестал существовать для кранна, когда он погрузился в созерцание двух Хрустальных черепов. Изак сразу вспомнил, как они называются: череп Охоты и череп Защиты. Черепа Арина Бвра. Он сам их смастерил, и они сделали его сильнее любого смертного. Это оружие могло убивать даже богов.

В ушах шумело от прихлынувшей крови, но Изак усилием воли заставил себя очнуться и очень осторожно протянул трясущуюся руку к ящику. Мир обрел прежнюю прочность, когда он коснулся ладонью сразу двух черепов. Он думал, что они холодные, но они оказались даже теплее его руки, а от одного из черепов струился пар. Изак сразу почувствовал сокрытую в них мощь. И вдруг черепа стали горячими и обожгли руку; боль становилась сильнее с каждым мгновением, пока все кругом не померкло.

КОНЕЦ ИГРЫ

Изак очнулся под слабым светом звезд. Они тускнели, стоило посмотреть на них в упор, но краем глаза можно было уловить их яркий блеск. Воздух был разреженным и сухим, пропахшим горькими пустыми воспоминаниями, от него першило в горле.

Исчезли деревья и каменные столбы. Изак видел только неровную, каменистую равнину, раскинувшуюся под предутренним пасмурным небом.

Опустившись на одно колено, он стащил с руки перчатку и коснулся сухой серой пыли. Почва была мертвой – не такой, как песок в пустыне, а такой, будто из нее высосали саму жизнь. Изак почувствовал в себе огромную пустоту, словно лишился части себя самого.

Надевая перчатку, юноша заметил, что она потеряла блеск. Серебро потемнело, став таким же тусклым, каким было все вокруг, и теперь казалось блеклым, словно старое железо. То же самое случилось и со всеми его доспехами, хотя они стали менее тусклыми, чем перчатка. Эолис оказался таким же, как раньше.

Изак снял шлем, снял синюю маску и вдохнул полной грудью. Он чувствовал слабость и усталость и, как ни старался, не мог их с себя стряхнуть.

– Я давно тебя поджидаю.

Изак резко повернулся, рука его тотчас потянулась к мечу.

Ярдах в десяти позади стоял рыцарь в доспехах, в шлеме, полностью скрывавшем лицо. Вытянутый щит в его руке был повернут так, что Изак не мог разглядеть изображения на этом щите. В другой руке рыцарь держал меч, отведя его назад, – в такой позе обычно начинали поединки.

Изак догадался, что ему бросают вызов. В самом воздухе витала угроза.

Вынув из ножен Эолис, Изак расправил плечи и встал вполоборота, как его учил когда-то Карел.

– Где я? Кто вы такой?

– Ты – нигде. Ты застрял между своим прошлым и будущим.

Голос рыцаря был низким и приятным, напоминавшим голос короля Эмина, но он выговаривал слова с неизвестным Изаку акцентом. И вид, и слова рыцаря таили в себе угрозу: он сказал «свое прошлое», но будущее назвал просто «будущим», словно в нем для Изака не было места. От этой мысли белоглазый похолодел. То был не черный рыцарь из его снов, которому суждено было его убить, но он напоминал о предупреждении Мор-гиена. Разум Изака должен погибнуть, сказал Моргиен.

На юношу навалилась печаль. Умереть в этом тусклом, мертвом месте – что может быть хуже такой судьбы!

– Чего вы от меня хотите?

Рыцарь явно не ожидал такого вопроса. Вместо ответа он поднял щит и направил меч на Изака. И тогда тот понял, что рыцарь облачен в Сюленты, а в руке держит такой же меч, какой сжимает Изак. То была не копия его доспехов, а самые настоящие Сюленты, даже такие же потускневшие.

– Что я хочу от тебя, парень? Я хочу все. Часть меня была с тобой всегда, чтобы сделать из тебя инструмент, который пригодится мне в грядущей долгой жизни.

– Всегда?

– Само собой. Мне нужно было влиять на события, чтобы сохранить то, что я в тебя вложил. Например, священнику Ларата нельзя было позволить копаться в твоей голове.

– А что случилось, когда я дотронулся до черепов?

– Вряд ли ты поймешь, даже если я объясню, – усмехнулся рыцарь.

– Значит, пророчества о последнем короле были правдивы? Вы победили приговор Смерти?

Часть Изака жаждала получить подтверждение, но в глубине души он уже не сомневался, что приговор Смерти и впрямь побежден.

Рыцарь снял шлем, бросил на землю и встряхнул серебряными, почти невесомыми волосами, подчеркивающими утонченность подбородка и острых скул. Удивительная красота Арина Бвра оказалась изящной, но видно было, как он силен. Изак не сомневался, что рыцарь этот способен нанести удар со скоростью молнии.

– И все это ради мести?

– Не пытайся меня разжалобить, – бросил повелитель эльфов. – Ты ничего не знаешь о деле моей жизни, о войне, которую я развязал. А теперь снова настало мое время, и на этот раз я не проиграю.

В следующее мгновение он прыгнул вперед и ударил под щит Изака. Белоглазый едва успел заметить это движение и отбить удар. Следующий выпад был нацелен сверху вниз; белоглазый отскочил и махнул мечом, прикрывая ноги. И снова только чудом ему удалось отразить клинок Арина Бвра.

Изак опять отпрыгнул, чтобы у него было больше места для маневров, но эльф преследовал его по пятам, осыпая градом ударов. Даже сверхъестественной скорости Изака было недостаточно, чтобы сравняться с таким противником.

Эльф неожиданно остановился и холодно улыбнулся.

– Странно, когда я смотрел на все твоими глазами, мне казалось, что ты быстрее.

Он снова напал, но явно не стремился прикончить врага, а довольствовался тем, что заставлял Изака пятиться, сбивал его с толку и пытался лишить равновесия. Всякий раз, когда белоглазый уже чувствовал клинок на своем горле, Арин Бвр снова отступал, и Изак радовался каждой такой передышке, чтобы в следующий миг опять изо всех сил обрушиться на врага.

Арин Бвр, гибкий как лоза, легко уклонился от очередной атаки Изака и наконец-то ударил всерьез. Меч врезался в щит Изака, вдавив оружие защиты в плечо, а эльф тут же ушел от контрудара и сделал еще один выпад. На этот раз щит стукнул Изака по запястью – раздался хруст, руку прошила боль. Хуже того, юноша выронил Эолис. Изак всхлипнул и качнулся, даже не заметив, как эльф ткнул его эфесом своего меча.

Перед глазами Изака вспыхнули искры, и он рухнул к ногам последнего короля.

Арин Бвр презрительно посмотрел на него.

– И это все, на что ты способен? Наверное, тебя сделали таким слабым, чтобы иметь возможность держать тебя в узде.

Изак с трудом приподнялся на локтях.

– О чем вы?

– Неужели сам не знаешь? – Арин Бвр громко расхохотался. – Мальчишка, ты не единственный Спаситель этого века! И ты во всем уступаешь второму Спасителю, которого видишь во снах и знаешь всю свою жизнь.

– Спаситель? Тогда…

Изак не мог облечь свой вопрос в слова.

– Тогда – что? Тогда появился Азаер. Азаер разжигал тщеславие богов, чтобы они друг друга уничтожали, он сеял меж ними раздоры и недоверие, а в это время я возвращался к власти. Боги сделали Спасителя великим, возможно, он даже сильнее меня, но очень скоро Спаситель начал задаваться вопросом, а зачем ему нужно кому-то служить?

Изак лежал на земле, потрясенный услышанным, но потрясение не мешало ему искать пути к спасению. Он знал, что спастись не удастся – Арин Бвр слишком сильный воин, ему случалось убивать даже богов. Его сумел победить только Каркарн, сам бог войны.

Эльф убрал меч в ножны, нагнулся и, схватив Изака за горло, пристально посмотрел ему в глаза.

Изак не отвел взгляда, вглядываясь в блеклые с золотыми крапинками зрачки, словно искал в них ответ. Его разум начал затуманиваться, взгляд эльфа словно высасывал из него силы. Холодный могильный сон звал в свои объятия, но, хотя силы Изака таяли, а разум слабел, в голове его вдруг вспыхнуло озарение – словно бутон вдруг превратился в цветок.

Арин Бвр замер, сощурив глаза, и сильнее сжал горло юноши. Эльф почувствовал, что белоглазый воспрянул духом, и по лицу Бвра пробежала тень неуверенности.

– Скажи, эльф, ты помнишь свое имя? Последний король не ответил.

– Имя. Ты его помнишь?

– Я…

Неуверенность перешла в растерянность, потом – в страх. Имя Арина Бвра было вычеркнуто из истории, и, точно так же, как это случилось с финнтрейлем, живущим в душе Моргиена, потеря имени ослабила дух мертвого эльфа.

– Ты помнишь свою смерть?

Стоило Изаку задать этот вопрос, хватка на его горле ослабла.

– Ах, да, ты ее помнишь, та боль все еще с тобой! Ты мертв, ты всего лишь воспоминание. Без имени и без тела ты – ничто.

Изак улыбнулся и поднял левую руку, хотя она все еще болела после полученного удара. Превозмогая слабость, белоглазый взял Арина Бвра за запястье и оторвал его пальцы от своего горла. Потом Изак поднял правую сломанную руку, растопырил пальцы перед лицом эльфа и сделал то, что некогда сделал с Моргиеном. Под его прикосновением магия рассеялась, как утренний туман.

Последний король закричал и забился, но сила возвращалась к белоглазому, и дух эльфа уже не мог ему противиться. Изак сдержал нараставшее в горле рычание, призывая к себе магическую энергию и становясь все сильней и сильней. Но он твердо решил не поддаваться таящейся в глубине его сердца ярости, чтобы не повторилось то, что произошло когда-то в Ломине.

Изак сплел магические сети вокруг души мертвого короля и крепко ее связал, оторвав от своего тела, в которое она так отчаянно стремилась вселиться. Арин Бвр взвыл от ужаса.

Душа эльфа, связанная Изаком, теперь совсем ослабела. Вокруг потемнело – это Смерть подошла совсем близко. Арин Бвр снова завопил и начал биться… И тогда Изак вырвал его душу из Темноты и вобрал в себя, укрыв от всевидящего ока Смерти.

Изак остался один.

Он тяжело дышал, но почувствовал, что воздух стал более свежим, а усталость начала отступать. Даже боль его утихла, поскольку раны были нанесены не телу, а порождению его сознания. Небо стало светлеть, запахло вереском и влажной травой – дивные ароматы после запахов мертвой земли.

Изак продолжал держать дух Арина Бвра, но уже не так крепко. Время насилия кончилось. Теперь эльфу никогда больше его не одолеть.

«Что ты натворил?» – эти слова эльфа раздались в голове Изака – тихие, несчастные, полные скрытого страха.

«Я снова выжил. Именно этому ты меня учил всю жизнь».

«Что ты со мной сделаешь?» – Арин Бвр прекрасно понимал, что сейчас он очень близок к последнему возмездию в самых темных подземельях Генны.

«Я не собираюсь тебя убивать, если ты об этом. Сдается, я смогу найти тебе лучшее применение. И если Ланд считает меня своим Спасителем, думаю, твой ум мне не помешает».

«Ты не должен был стать Спасителем…»

«Сам знаю, – перебил улыбающийся Изак. – "Рожденный в серебряном свете и в серебро одетый". Это было написано не про меня, а про твое возрождение нынче ночью. Только теперь возрождения не будет. Всему свое время, не забывай, мой плененный дракон. Твое время прошло».

«Ты поломал всю историю. Нынче ночью тебе суждено было умереть. Ты хоть понимаешь, что это значит?»

Изак потянулся и ощутил на своем лице холодное дуновение ветра. Он чувствовал, что возвращается в храм среди деревьев, к жизни, которая наконец-то принадлежала только ему.

«Это значит, что теперь мы сами создадим свое будущее. Это значит, что ни одно предсказание не совпадет с грядущим. И все, что у нас есть, это мы сами».

Он улыбнулся.

Ланд ожидал его пробуждения.

Примечания

1

Маркетри – вид мозаики из фигурных пластинок фанеры (различных но цвету и текстуре) – которые наклеиваются на основу (деревянная мебель, панно и др.).

(обратно)

Оглавление

ГЛАВА 1

ГЛАВА 2

ГЛАВА 3

ГЛАВА 4

ГЛАВА 5

ГЛАВА 6

ГЛАВА 7

ГЛАВА 8

ГЛАВА 9

ГЛАВА 10

ГЛАВА 11

ГЛАВА 12

ГЛАВА 13

ГЛАВА 14

ГЛАВА 15

ГЛАВА 16

ГЛАВА 17

ГЛАВА 18

ГЛАВА 19

ГЛАВА 20

ГЛАВА 21

ГЛАВА 22

ГЛАВА 23

ГЛАВА 24

ГЛАВА 25

ГЛАВА 26

ГЛАВА 27

ГЛАВА 28

ГЛАВА 29

ГЛАВА 30

ГЛАВА 31

ГЛАВА 32

ГЛАВА 33

ГЛАВА 34

ГЛАВА 35

ГЛАВА 36

ГЛАВА 37

КОНЕЦ ИГРЫ

Реклама на сайте