«Заколдованный остров»

Алексей Корепанов Заколдованный остров

Едва мы к берегу настолько подались,

Что испугали птиц своими парусами,

Как виселицы столб открылся перед нами…

Шарль Бодлер

Утро было самым обыкновенным, но со стороны обрыва вдруг подул слабый ветерок. Он слегка качнул увядшие темные цветы на клумбе у дороги и, дав о себе знать, почти сразу же исчез. В его мимолетном появлении не угадывалось никакой угрозы, но Влад почувствовал, как всколыхнулась в душе привычная тревога. Кто знает, чем обернется этот ветерок, не предвестник ли он разгула стихии?

«Всегда в ожидании, всегда в тревоге и ожидании беды, – подумал он и отодвинул бокал с недопитым пивом. – Как все это утомляет…

это ощущение безысходности, обреченности, когда от тебя ровным счетом ничего не зависит… Ну чем ты остановишь Воду, как ускользнешь от Белого Призрака?..»

Он вздохнул, с силой откинулся на спинку легкого плетеного кресла, затрещавшую от такой нагрузки, и уныло посмотрел на небо, вовсе не рассчитывая обнаружить там ответ на свой вопрос. Небо было привычным – серым и низким, – и не происходило в нем никакого движения. Вообще ничего не происходило. Небо было застывшим, оно никогда не приближалось и не удалялось – в отличие от Воды.

Влад еще раз вздохнул и перевел взгляд с небес на землю.

Обнесенная невысокой резной оградой небольшая площадка, уставленная столиками и креслами, располагалась у боковой зеркальной стены кафе, чуть возвышаясь над серыми каменными плитами тротуара. Мостовая находилась гораздо ниже уровня тротуара, через равные промежутки виднелись на ней квадратные сточные решетки, и Влад в который раз подумал о том, что вряд ли эти решетки смогут помочь в случае большой беды. По обеим сторонам улицы, за массивными каменными столбами фонарей, тянулись глухие серые стены домов с чуть покатыми красноватыми черепичными крышами. Кое-где в стыках камней бледно зеленели узкие полоски мха, внося хоть какое-то разнообразие в монотонную поверхность стен, но полоски эти не радовали глаз: слишком уж редкими они были, слишком невзрачными, а если провести по этому шершавому ссохшемуся мху ладонью – он осыпется, превращаясь в труху. И ворота, ведущие во дворики, везде были почти одинаковыми, словно никто не хотел выделяться, привлекать ненужное внимание.

«Наказать, что ли, слугам покрасить мои ворота в какой-нибудь яркий цвет? – тоскливо подумал Влад, машинально крутя пальцами недопитый бокал.

– А зачем? Как бы не накликать… Заявится, завоет у дверей – и все здесь останется по-прежнему. Только уже без тебя…»

Шагах в трехстах от кафе неширокая улица делала поворот и уходила к невидимому отсюда обрыву, а если идти по ней в противоположную сторону, то попадешь на площадь – центр десятка близлежащих безликих кварталов. Площадь неразрывно, как иголка с ниткой, была связана с вечерами, с тускло горящими шарами фонарей, с невнятным бормотанием толпы, время от времени перемежающимся неожиданными всплесками громких бессмысленных выкриков; площадь была связана с бешеными ударами сердца, шумным тяжелым дыханием, взмокшей от пота спиной, помрачением сознания и непонятным чувством омерзения… Почему возникало это чувство, откуда оно бралось, из какого грязного источника? Или оно было беспричинным? Но почему – именно на площади? Почему именно по вечерам?..

Омерзение… Как будто мало тягостного ощущения подавленности, ощущения собственной никчемности и ненужности, как будто мало вечной тревоги, вечного ожидания самого худшего, что может принести любое следующее мгновение…

Влад с длинным вздохом повернулся к зеркальной стене кафе, безразлично отражавшей каменные плоскости улицы, и наткнулся взглядом на безжизненные глаза своего зеркального подобия. Из глубины стены на него смотрел худощавый темноволосый парень. У парня было бледное узкое лицо с глубоко посаженными, неопределенного цвета глазами, небольшим, слегка вздернутым носом и скорбно поджатыми бескровными губами. Короткая, не закрывающая коленей лиловая туника выглядела какой-то помятой, несвежей, хотя слуга принес ее в спальню прямо из-под утюга, и где это можно было помяться с самого утра?

Сегодня лиловая, а вчера была синяя, а позавчера, кажется, что-то клетчатое… или в крапинку? Прошедшие дни сливались в одну серую полосу, все совершалось однообразно, в раз и навсегда установленном тягучем и тягостном ритме, и ничего не запоминалось – потому что нечему было запоминаться. День за днем, день за днем – размеренное течение времени, не течение даже, а стоячая вода; и даже если очень захочешь – не вспомнишь, что происходило два дня назад… да и не о чем вспоминать… Просыпался, завтракал, слонялся, обедал, бродил, пил, куда-то шел, смотрел, слушал, сидел, бродил, ужинал… Можно обойти город по часовой стрелке.

Можно обойти против часовой стрелки. Можно пересечь его наискосок из конца в конец. Можно забрести на поля или пастбища. И вернуться. Куда бы ты ни зашел, всегда приходится возвращаться.

Потому что дальше идти некуда. Потому что кругом Вода. Со всех сторон. Потому что есть небо, есть Вода – и есть Остров.

На картине, отражавшейся в зеркальной стене, появились новые изображения. Влад полуобернулся к улице, проводил равнодушным взглядом чьих-то двух направляющихся за покупками слуг, полуголых, в коротких серых фартуках, прикрывающих только низ живота, с большими плоскими глиняными блюдами на обритых наголо головах. Тут же вслед за ними выскочил из-за угла коротышка в пятнистой безрукавке, с мотком провода на одном плече и сумкой на другом, цыкнул на слуг, проскользнул между ними и целеустремленно помчался дальше – дежурный электромонтер спешил по вызову устранять неполадки.

«Просыпаются, начинают суетиться», – подумал Влад, окончательно отставив бокал: не хотелось ему больше пива; ничего ему не хотелось. Потом он вспомнил, что вентилятор в спальне гудел с утра подозрительно громко, как-то натужно гудел, словно из последних сил – и надо бы сказать Бату (так, кажется, зовут его слугу-распорядителя?), пусть тоже вызовет электромонтера. Хотя Бат и сам бы мог догадаться; куда годится такой слуга, который не следит за тем, как работает вентилятор в спальне хозяина? Что их всех – тыкать носом постоянно, что ли? К чему держать таких слуг, которых постоянно надо тыкать носом?

Он сказал себе, что не стоит раздражаться с самого утра, потому что и так тошно, а если к тому же и раздражаться… Найдутся еще поводы для того, чтобы раздражаться – день только начинается.

Всякие возможны неприятности – и мелкие, и покрупнее, так что поберечь себя нужно, не взвинчиваться по пустякам. Хотя для чего беречь-то?..

Позади раздались приближающиеся голоса. Влад, наклонив голову, искоса взглянул через плечо. От распахнутых настежь дверей кафе, держа в каждой руке по бокалу с пивом, ленивой походкой брели к столикам два горожанина в легких просторных накидках: один – в полосатой бело-зеленой, другой – в полосатой же бело-голубой.

Накидки были перетянуты роскошными поясами, впечатляющими разноцветьем со вкусом подобранных камней. На пальцах утренних посетителей кафе красовались перстни и кольца, на запястьях тускло поблескивали широкие браслеты с выгравированными узорами, покрытыми цветной эмалью. Влад погладил свой одинокий перстень с полупрозрачным красным каменным огоньком и слегка усмехнулся: каждый волен украшать себя по собственному желанию и вкусу. Носят ведь и цепи на шее, и замысловатые узорчатые пластины в прическах, и серьги, и ожерелья – кому что нравится… Лишь бы не в тягость было. Серебряный обруч у Дилии на голове, контрастирующий с ее густыми темными волосами, – красиво?

Красиво. А массивный плоский перстень у этого мерзавца Скорпиона?

Тоже красиво. И не только красиво…

«Сволочь! – Влад невольно провел ладонью по подбородку и стиснул зубы.

– И никакой управы на него не найти…»

Обладатели восхитительных поясов расположились за столиком по соседству. Их бородатые широкие лица были ему смутно знакомы.

Возможно, он видел их в каком-нибудь кафе; очень даже может быть – и в этом самом. Возможно, встречал на улицах или на площади.

«Площадь!» – Влада передернуло. Или это и вовсе были соседи по кварталу – мало их, что ли, соседей, всех не упомнишь. Да и чего их всех упоминать?

У каждого своя жизнь и свои дела… или и вообще никаких дел нет…

Бородачи неторопливо обсуждали вкусовые качества пива, и Влад наконец сообразил, где их видел. А видел он их не более чем четверть часа назад, здесь, в этом кафе, когда делал заказ у неповоротливого вислощекого хозяина. Они сидели в углу, в полумраке кафе, возле крохотного бассейна, и, кажется, что-то пили и ели. Он забрал свой бокал и вышел на воздух, а они остались. А теперь вот и их потянуло из-под крыши на простор.

Впрочем, какой там, к черту, простор… Небо – та же крыша. И стены тоже есть, их вовсе не обязательно видеть, они ощущаются, они неизбежны…

Бородачи ослабили свои великолепные пояса и продолжали отхлебывать из бокалов, а Влад безучастно смотрел мимо них, погрузившись в привычное болезненное полуоцепенение. Прохожие шли себе по своим делам – а у него не было никаких дел. Ему некуда было идти.

За соседним столиком сменили тему разговора. Теперь речь у них пошла о Белом Призраке, и у Влада привычно сжалось сердце.

Опять!.. Опять кому-то не повезло – если уместно здесь такое слово. Разве это простое невезение – уход из жизни?

Белый Призрак… Зловещий Белый Призрак… Уж его-то присутствие в Городе не забывалось, как забывались лица прохожих и соседей по столу и у стойки в разных кафе, как забывались однообразные тусклые дни, похожие на вечно серое застывшее небо. Белый Призрак появлялся, исчезал и вновь появлялся так же неотвратимо, как на смену ночи приходит день, обязательно завершающийся, в свою очередь, ночным мраком и мгновенным провалом в сон, стоит только коснуться головой подушки. Он появлялся каждый вечер то в одном, то в другом дворе, и никогда нельзя было угадать заранее, под чьим окном в следующий раз завоет он в обомлевшей вечерней тишине; сегодня он возникал в квартале, выходящем к причалу, а завтра мог объявиться в противоположном конце Города, у домов вдоль полей. Или в соседнем дворе. Или где-нибудь еще. Например, на кромке твоего бассейна, или у коллонады, окружающей твой сад, или у двери твоей спальни… Белый Призрак ни у кого долго не задерживался: исполнив свою мрачную песню, он исчезал, а наутро обнаруживалось, что исчез и один из живущих в доме. Кто-нибудь из слуг. Или сам хозяин. Тот, кто исчезал, больше никогда не возвращался. Никогда…

Белый Призрак был вестником Смерти. Ее призывной трубой. Ее орудием. А возможно, это и была сама Смерть, целенаправленно, скрупулезно и неустанно забирающая тех, кто до дна исчерпал дни и часы своей жизни, у кого вышел срок пребывания под этими небесами. Стар ли ты или молод, весел или угрюм

– не имеет значения. У Смерти свои критерии. И кто может поручиться, что сегодня она не придет именно за тобой? А ведь даже если жизнь твоя тосклива и пуста – ох, как не хочется расставаться с ней, терять ее, как не хочется уходить в вечную страшную тьму! Нет, все что угодно: мучиться, маяться, тосковать – но здесь, именно здесь, а не там. Все что угодно – только не это…

Влад скрипнул зубами и с ненавистью посмотрел на бородачей, заставивших его думать о том, о чем и так никогда не забывалось.

Тот, чье имя они называли, тот, исчезнувший этой ночью, был ему незнаком, но Владу было жаль этого человека. И не из-за любви к людям, а по иной причине: на месте забранного Смертью мог оказаться и он, Влад. А себя он жалел. Жалея того, другого, он жалел себя. Он боялся Смерти. Он каждый вечер холодел от ужаса, вслушиваясь в тишину за окном и с замиранием сердца ожидая, что вот-вот разорвет ее в клочья убивающий душу вой. И единственным спасением было провалиться в сон и захлебнуться его черной тягучей пустотой.

Правда, пустота не всегда оказывалась пустотой. Иногда мелькали в ней какие-то тусклые видения, которые он почти не мог вспомнить наутро. Оставались только тени, тени теней, совершенно отстраненные от возможных своих подобий во внешнем мире. Чем они были – тенями воспоминаний? И порой среди этих теней возникало девичье лицо… Вернее, всего лишь полунамек на девичье лицо, как отражение в глубине колодца, как что-то мелькнувшее и тут же скрывшееся за углом. Одно и то же лицо. Постоянно одно и то же лицо. Не лицо Дилии, нет. А чье? Была когда-то мимолетная встреча на улице? В кафе? На площади?

Он не помнил.

Вроде бы мелочь, пустяк – мало ли что там снится, и не все ли равно, что снится? – но заноза эта тоже прочно сидела в его душе, отнюдь не добавляя ярких красок каждодневному существованию.

Невесело жилось ему под серыми небесами.

И еще ему чудилось нечто странное в том девичьем лице из его снов. И дело тут было вовсе не в чертах и не в пропорциях… а в чем же? В выражении? Что именно было странным?

Нет… не вспоминалось…

Громкий голос парнишки-разносчика нарушил оцепенение Влада.

– Сегодняшняя газета, горожанин, – сказал парнишка. – Последние новости. – Он стоял возле столика, слегка переминаясь с ноги на ногу, словно ему не терпелось шлепать дальше босиком по гладким камням мостовой или просто у него схватило живот, – курчавый тонкий паренек, от пояса до сбитых коленок обмотанный куском светлого, уже изрядно заношенного и запачканного полотна, с большой холщовой сумкой на остром плече, плотно набитой газетами.

Влад, стиснув зубы, непонимающе смотрел на него, все еще находясь в плену у своих мыслей.

– Сегодняшняя газета, – чуть поморщившись, повторил паренек, предполагая, видимо, что горожанин сверх меры накачался пивом.

Или не только пивом.

Влад обвел взглядом столики. Бородачи уже удалились, но на открытой площадке кафе появились новые посетители – мужчины просыпались и шли встречать очередной день. Сообразив, наконец, что от него хотят, Влад кивнул и паренек тут же выложил газету на столик и поспешил обслуживать других.

«Ежедневная», – прочитал Влад отпечатанное витиеватыми черными буквами название, мрачно распростершееся над колонками сообщений.

Шрифт сообщений был мелким, слова казались грязными следами каких-то неприятных насекомых, вдоволь набегавшихся по сероватой бумаге. Навалившись грудью на столик, он неторопливо и равнодушно начал скользить взглядом по строчкам, не особенно вникая в смысл того, что читал: он знал, что нет и не может быть там ничего интересного.

Так оно и оказалось. Магистрат сообщал о начале работ по вскрытию мостовой и замене водопроводных и канализационных труб в одиннадцатом квартале. Влада это совершенно не касалось, потому что одиннадцатый квартал, насколько он помнил, находился на другом конце Города, далеко от его дома.

Праздношатающимся горожанам рекомендовалось не совать свой нос на поля и не мешать уборке урожая. Городским стражам давались соответствующие полномочия по пресечению желания праздношатающихся горожан поваляться в созревших хлебах. К Владу это тоже не относилось, так как, насколько ему помнилось, он никогда не испытывал потребности топтать злаки – ни во время уборки урожая, ни до и ни после.

Ткацкая фабрика извещала об изменении номера телефона своего отдела трудоустройства. И опять же Владу не было до этого никакого дела, поскольку он не собирался трудоустраиваться на ткацкую фабрику. У него даже не было уверенности, что он слышал когда-либо о такой фабрике. Он вообще не собирался никуда трудоустраиваться. Он был из прослойки «высших».

«Высших! – Влад невесело усмехнулся. – Особенно для этой сволочи Скорпиона…»

Какой-то ювелир из двадцать шестого квартала (это, кажется, по дороге к пастбищу) оповещал весь Город об имеющейся у него уникальной коллекции наручных браслетов и предлагал обменять ее частями или целиком на пряжки ремней – по согласию сторон. Это было уже кое-что. Влад не намеревался затевать никакого обмена, но был бы не прочь взглянуть на вещицы ювелира. Он перечитал сообщение и решил, что сходит сегодня к владельцу коллекции.

Только не сейчас, а попозже. Скорее всего, после обеда. Правда, вполне возможно, что ювелир несколько преувеличивает уникальность своих сокровищ

– просто хочется ему привлечь внимание к собственной персоне… Что ж, даже если и так, вряд ли стоит на него за это обижаться. А посмотреть не мешает.

Среди прочих нисколько не задевающих его материалов «Ежедневной»

Влад все-таки выделил еще два. Это тоже были объявления. В одном говорилось о том, что кулачные бои в амфитеатре начнутся в половине восьмого. Другое приглашало всех ценителей искусства на концерт Грустной Певицы в кафе возле общественных бань.

Влад отложил газету и подумал, что хоть какое-то разнообразие после обеда ему все-таки обеспечено. Он смутно помнил, что уже слушал Грустную Певицу, и что вроде бы песни ее производили двойственное впечатление. Они одновременно и успокаивали душу, и старались растерзать ее. Ну, а кулачные бои – это кулачные бои.

Весьма способствуют послеобеденному пищеварению и заставляют хоть на время отвлечься от невнятных серых мыслей, от болезненного сосущего томления, не позволяющего жить спокойно и радоваться тому, что ты появился на свет, что ты живешь… Хотя от кулачных боев, которые он посетил вчера – или позавчера? или два дня назад? – остались у него какие-то расплывчатые и, самое главное, неприятные воспоминания. Что-то случилось с ним на тех боях, что-то отнюдь не поднимающее настроение – если только он не перепутал кулачные бои с чем-нибудь другим…

И все-таки это был шанс на развлечение, и не стоило упускать его. Правда, и бои, и концерт должны были состояться только после обеда, а

сейчас стрелки часов, водруженных на верхушку фонарного столба, показывали всего лишь начало второго. Впереди простиралась безнадежная пустыня времени, которую нужно было как-то преодолеть. Он, конечно же, сразу подумал о Дилии, но для визита было еще слишком рано и, скорее всего, дом Дилии встретил бы гостя запертой калиткой.

Влад, ссутулившись, сидел за столиком, и его обволакивал вязкий шелест голосов, доносящийся со всех сторон. И не было у пьющих пиво горожан других тем для обсуждения, кроме Воды и Белого Призрака. Эти слова повторялись все чаще и чаще, в их зловещей тени терялись все другие слова, и Владу хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого ненавистного, заполняющего все вокруг шелеста.

«Когда же они, наконец, замолчат?» – с тоской подумал он и прижал ладони к ушам. Но голоса, словно просачиваясь между плотно сомкнутых пальцев, продолжали звучать у него в голове, и он почувствовал, что еще немного – и весь его съеденный дома завтрак, и все выпитое здесь пиво извергнутся назад, обжигая горло потоком горечи…

Борясь с тошнотой, делая судорожные глотательные движения, он встал, чуть не опрокинув кресло, и на подкашивающихся ногах побрел прочь от кафе в сторону обрыва, и теплые плиты тротуара, казалось, шатались под его босыми подошвами.

Вновь дунул в лицо легкий ветерок и Владу стало немного лучше.

Перестала скапливаться во рту липкая слюна, прекратились позывы к рвоте и он, наконец, отдышался и вытер слезящиеся глаза.

«Мясо, что ли, было несвежее или пиво дрянное? – подумал он, отплевываясь над сточной решеткой. – Тухлятиной накормили милые слуги?»

Он знал, что дело тут не в мясе и не в пиве.

Не глядя по сторонам, не поднимая глаз на прохожих, Влад добрел до поворота и, окончательно придя в себя, оторвал, наконец, взгляд от камней мостовой. Улица шла немного под уклон, превращаясь впереди, через три дома, в обширную, тоже вымощенную камнями, площадку, окаймленную оградой, широкой дугой уходящей налево и направо. За оградой серела неподвижная поверхность Воды.

Эта ровная, без единой морщинки поверхность простиралась, как бескрайнее полотно, притягивая к себе своего двойника – такое же неподвижное небо, и в конце концов сливаясь с ним на подернутом неясной дымкой горизонте. Вода казалась гигантским зеркалом, отражающим небо. Небо казалось таким же зеркалом, отражающим Воду…

Влад дошел до ограды и опустился на каменную скамью. Такие скамьи через равные промежутки стояли вдоль всей набережной, опоясывающей Остров. Он не помнил, видел ли когда-нибудь, чтобы хоть кто-то сидел на этих скамьях. Здесь, в этой части Острова, Вода вдавалась в берег – Владу была хорошо видна часть набережной с все такими же глухими стенами домов и дворов. В глаза бросалось только одно отличие: к застывшей Воде не выходили ни одни ворота, ни одна калитка; дома горожан словно повернулись спиной к этому отражению неба, и в их серых оштукатуренных кирпичных стенах чувствовались напряженность и постоянное ожидание. Ожидание самого худшего. И Город, и поля, и пастбища были со всех сторон окружены Водой.

Влад не знал, что расположено за горизонтом. Он никогда не думал об этом, никогда не задавался вопросом, откуда и зачем приходит Черный Корабль, который изредка появлялся у причала. Воспоминания о Черном Корабле были смутными, но Влад все-таки помнил – или ему казалось, что он помнит? – что никогда не видел на корабле ни одного человека. Как и на скамьях набережной. Черный Корабль появлялся и исчезал, растворяясь в дымке на горизонте, и, поблуждав в неведомых далях, вновь подходил к причалу. Он не мог найти там, за горизонтом, ничего, кроме все той же Воды. Потому что в мире не существовало ничего, кроме Воды, неба и Острова.

Люди жили в Городе на Острове, и не было больше нигде никаких других людей. Влад не сомневался в этой непреложной истине.

Ничего иного просто не могло существовать.

От очередного слабого дуновения ветерка поверхность Воды покрылась рябью. Влад нахмурился, встал, подошел к ограде и, наклонившись, оперся на нее широко расставленными руками. Мелкие волны едва слышно плескались внизу в отвесную гладкую серую скалу. Влад прикинул, что поверхность Воды отделяет от набережной расстояние не более, чем в два-два с половиной человеческих роста – и это не могло не тревожить. Насколько ему помнилось, вчера или позавчера это расстояние было гораздо больше. А значит – уровень Воды начал повышаться…

Это тоже было источником постоянной боли. Вода в любой момент могла подняться еще выше, потом еще и еще – и хлынуть на Остров, заливая улицы, дома и поля. Вода в любой момент могла стать союзницей Белого Призрака, послушным инструментом Смерти – и если ее серая поверхность сомкнется над Островом и поднимется к небу, то небо и Вода превратятся в единое целое, и в мире останется только небесная Вода… или Водяное небо… Подъем и опускание уровня Воды не поддавались никаким расчетам и предсказаниям; эта непредсказуемость, это постоянное ощущение близости готовой разразиться в каждое мгновение беды тоже не давали спокойно жить.

Вечная тревога… Что управляло этой необоримой стихией? По каким законам она дышала, то вздымаясь и заливая набережную, то опадая и милостиво разрешая Городу на Острове продолжать свое существование? Влад не знал этого. Наверное, этого не знал никто.

Он смутно помнил пугающие картины того, что или привиделось ему в кошмарном сне, или же происходило наяву – серые потоки, мчащиеся вдоль глухих стен и несущие на себе плетеные кресла, мусорные баки и сломанные ветви фруктовых деревьев из разоренных садов; он помнил людей, застывших на крышах и забравшихся на фонарные столбы…

Да, в каждом дворе наготове лежали плоты. Но куда в случае беды плыть на этих плотах? Кружить над залитым Водой Островом и ждать, когда появится из пучины крыша самого высокого в Городе восьмиили девятиэтажного здания Магистрата, извещая своим появлением о том, что Вода пошла на убыль? Но когда это случится, через сколько дней и ночей? И случится ли вообще?.. Смерть достанет с полки другой свой инструмент – Голод, – и раньше или позже, но все-таки отпразднует свою окончательную победу.

Ну разве будешь тут жить спокойно и безмятежно?..

– Думаешь, пора готовить плоты? – сказал кто-то за спиной понуро глядящего на Воду Влада.

Влад вздрогнул и обернулся, хотя почти сразу узнал голос Альтера.

Альтер стоял, скрестив руки на груди и поставив ногу на ту скамью, с которой Влад недавно поднялся, – высокий, белокурый и сероглазый, одетый, по своему обыкновению, в едва прикрывающую плечи накидку цвета черепицы, завязанную протянутым сквозь окольцованные светлым металлом дырочки тонким черным шнуром, и не доходящие до колен зеленые шорты, подпоясанные широким, тоже черным, ремнем с простой металлической пряжкой; на правой руке Альтера скромно чернели два перстня – он не любил украшать себя, и в этом был похож на Влада. Зато ногти на босых ногах Альтера отливали перламутром.

Альтер был одним из тех немногих горожан, кого Влад хорошо помнил, как помнил Дилию, мерзавца Скорпиона и завсегдатая питейных заведений Вийона. Он выделял их из остальной массы жителей Города и сразу бы узнал, встретив на улице. А вот другие как-то не запоминались. Даже соседи. Владу нравился этот рассудительный и спокойный молодой человек, нравилось беседовать с ним, хотя он не мог бы сейчас восстановить в памяти содержание их бесед. Альтер, кажется, тоже принадлежал к прослойке «высших»

и не обременял свою жизнь трудом в хлебопекарне, на кухне в каком-нибудь кафе или на той же ткацкой фабрике. Но и к праздношатающимся причислить его было нельзя: он время от времени уходил куда-то по каким-то своим делам и вовсе не казался подавленным или встревоженным, и не жаловался на жизнь. Возможно, он просто смирился с постоянным присутствием угрозы и нашел в себе силы не обращать на это внимания – или же очень хорошо скрывал смятение, тревогу и томление, те чувства, что навсегда поселились в душе Влада.

Влад повернулся спиной к Воде, присел на широкий верхний край ограды и кивнул, приветствуя Альтера. Тот, не меняя позы, ответил легким поклоном.

– Думаю, если Вода вознамерится погубить нас, никакие плоты не помогут, – ответил Влад на вопрос Альтера.

Альтер чуть склонил голову к плечу, словно вслушиваясь в привычную тишину, и прищурился:

– С чего ты взял, что у Воды есть какие-то намерения? Ты сидишь в своем саду под яблоней и яблоко падает тебе на голову. Или похуже: с крыши падает черепица, опять же тебе на голову. Разве у яблока или черепицы было намерение проверить прочность твоей головы?

Влад пожал плечами:

– Не знаю. Не думал об этом. Возможно, это чистая случайность. – Он помолчал немного и добавил: – Но ведь возможно и другое: нечто старается постоянно напоминать нам о том, что наши жизни зависят от него. Вода… Белый Призрак… Это палки, которыми нас лупят, чтобы мы не особенно веселились.

– И как ты представляешь себе это нечто? – подавшись к Владу, с любопытством спросил Альтер.

– Не имею ни малейшего понятия, – искренне ответил Влад. – Может быть, что-то невидимое над нами… или там… – он махнул рукой в сторону горизонта. – Или за небом. И вообще, ничего я не знаю, Альтер. И, наверное, никто не знает. Во всяком случае, такой человек мне не известен.

Альтер убрал ногу со скамьи и опустил руки. Потом медленно обошел скамью и сел, не сводя с собеседника какого-то странного взгляда.

– Ничего я не знаю, – почему-то смутившись, повторил Влад.

– А ты не задавался вопросом: почему нас лупят этими палками? В чем, собственно, мы провинились?

– Вот именно, что ни в чем. Я же говорю: просто для того, чтобы мы особенно не веселились, не задирали нос. Хотя я бы не сказал, что у нас тут очень уж весело. Скорее, наоборот…

– Ты сам до этого додумался или как? – с интересом продолжал допытываться Альтер, поигрывая концами шнура своей накидки.

– Да вроде бы сам, – неуверенно сказал Влад. – А может, и слышал от кого-нибудь. Не помню. А вот ты хорошо помнишь, что делал вчера, с кем говорил, о чем?

– Кто-то лупит нас, чтобы мы не веселились, – повторил Альтер слова Влада, словно не расслышав вопроса. – Любопытная идея…

Осталась самая малость: выяснить, кто нас лупит и за что. У тебя нет никаких предположений?

– Да я ведь уже сказал: возможно, что-то в небесах. Или тут, под нами,

– Влад постучал пяткой по гладкому булыжнику. – Не нравится ему, что мы колодцы копаем, трубы проложили, постоянно в земле ковыряемся. Беспокоим, одним словом. А вообще, Альтер, все это только слова, сотрясение воздуха. Ничего мы не знаем, и не узнаем никогда, я так думаю. И потом, ты ведь сам только что сказал:

яблоко падает на голову по чистой случайности. Так и Вода.

– А Белый Призрак? – не унимался Альтер. – Тоже ежевечерняя случайность?

Влад вздохнул:

– Это да. Согласен. Это Смерть, Альтер. Жизнь рано или поздно приходит к концу.

– А выбор жертвы тоже случаен?

– Наверное. – Влад горько усмехнулся. – Надо бы попробовать спросить у самого Белого Призрака. Может, кто-то и спрашивал – только где он теперь, этот кто-то? Нет его, Альтер, и больше уже не будет никогда…

Альтер внимательно взглянул на него и молча кивнул.

Кроме них на набережной не было ни одного человека. Привычную тишину то и дело нарушали теперь какие-то звуки. Влад не сразу сообразил, что это шелестят листьями деревья в садах за стенами дворов и все чаще и настойчивее бьются о берег волны. Тревожно и тоскливо было у него на душе и он, прервав затянувшееся молчание, неожиданно для самого себя спросил:

– Тебе не тошно жить, Альтер?

Альтер неопределенно повел плечом, вновь чуть наклонил голову набок и начал рассматривать каменную кладку мостовой, потирая руками колени.

– А мне тошно, – не дождавшись ответа, грустно сказал Влад. – Очень тошно. Так тошно, что вот прямо сейчас закрыл бы глаза – и головой вниз. Туда. – Влад кивнул на обрыв за оградой. – Тут ведь глубоко, как ты думаешь?

– Да, тут очень глубоко, – медленно и твердо ответил Альтер. – Это я знаю точно. Но хочу тебя немного обрадовать, только не спрашивай, откуда мне это известно: просто поверь, я не собираюсь тебя обманывать. Ты не утонешь, Влад. Ты не сможешь утонуть. И если ты даже заберешься на крышу своего дома или еще выше – на крышу Магистрата, и прыгнешь оттуда головой вниз, на камни, – ты все равно останешься живым. Не совсем здоровым – да. Но живым.

Поверь мне, это не пустые слова.

Влад некоторое время с изумлением молча смотрел на сидящего с невозмутимым видом Альтера и, наконец, неуверенно спросил:

– Ты что, уже когда-то пробовал? Неужели с крыши Магистрата пробовал?

– Нет, я не пробовал, – усмехнувшись, отозвался Альтер. – Не возникало у меня такое желание. Но за слова свои ручаюсь, хотя проверять их не советую: будет больно.

– Понятно… – обескураженно пробормотал Влад; на самом же деле ничего ему не было понятно. – Что ж, если так… может, это и к лучшему… Жить, наверное, все-таки лучше, чем не жить, да? Если бы еще…

Он хотел сказать, что жить было бы гораздо легче и приятнее, если бы не Белый Призрак, если бы не Вода, если бы не эта постоянная тоска, не это томление – но оборвал себя на полуслове. Бесполезно жаловаться, недостойное дело – рыдать на чужом плече… Каждый человек воспринимает мир по-своему, и никто не сможет понять тебя, и ты не сможешь понять другого. Это не зависит от воли и желания человека; непонимание себе подобных заложено в человеческой природе. Протестуй, не протестуй – ничего не изменишь…

Влад не знал, на чем основана такая убежденность Альтера, но чувствовал, что тот говорит правду. Скорее всего, Альтер помнил то, чего не помнил он, Влад. Может быть, Альтер помнил и что-нибудь другое?

– Черный Корабль, – сказал Влад. – Откуда он берется, зачем к нам приплывает? Почему на нем никого нет?

– А почему вслед за ночью приходит день? – в голосе Альтера Владу послышались какие-то странные нотки. – И почему день всегда сменяется ночью?

– Но это ведь совсем не одно и то же, – в растерянности возразил Влад.

– Это совершенно разные вещи.

Альтер откинулся назад, приподнял бровь и вопросительно взглянул на собеседника:

– В чем же разница?

– Ну, ведь его же кто-то построил, этот Черный Корабль. Он же не каждый день здесь появляется… Он ведь приплывает с какой-то целью…

Альтер опустил голову и, пошевеливая босыми ступнями, принялся разглядывать перламутровые ногти на своих ногах. Владу внезапно показалось, что вели они уже с Альтером такой разговор. И даже, может быть, не один раз. Вчера. И позавчера. И три дня назад.

– А с какой целью ночь сменяется днем? – Альтер вновь перевел взгляд на Влада, и во взгляде этом чудилось Владу что-то непонятное. – С какой целью Вода окружает Остров? Кто создал день и ночь? Кто создал Воду и Остров?

– Ах, вот так?.. Тогда конечно… Значит, ты считаешь… – Влад внезапно замолчал. Ему показалось, что он понял, что означают эти странные интонации и выражение глаз Альтера: тот, видимо, действительно знал гораздо больше, чем знает он, Влад. Знал и помнил. Помнил и знал.

«Но почему? – подумал он, чувствуя что-то похожее на зависть и обиду. – Чем он лучше меня? Чем он отличается от меня? Неужели я забуду этот наш разговор, а он – нет? А если постараться, очень-очень постараться – и тоже запомнить?»

– Кто-нибудь пытался уплыть отсюда на Черном Корабле? – медленно спросил он, напряженно следя за выражением лица Альтера, задумчиво глядящего куда-то вдаль.

Альтер вновь усмехнулся:

– Твои вопросы интересны, но с чего ты взял, что мне известны ответы? – Он встал и, раскинув руки, с наслаждением потянулся, словно только что выбрался из постели. – Насчет палок ты хорошо сказал, Влад. Любопытная мысль.

– А! – разочарованно отмахнулся Влад. – Сотрясение воздуха. Ты прав: день сменяется ночью именно потому, что день сменяется ночью. Черный Корабль приплывает потому, что Черный Корабль приплывает. И так далее.

Теперь ему уже не казалось, что Альтер знает нечто, неизвестное ему, Владу. Просто все дело в манере вести разговор. Этакая загадочность… А в действительности-то за этой загадочностью ничего и нет. Пшик. Пустота. Порожний бокал. Туманные намеки на некие тайны, ведомые только ему, посвященному… Сие долженствует возвысить Альтера в глазах других, а это ведь так тешит самолюбие…

А на деле никто ничего не знает. Никто. Ничего. Никогда.

«Какая мне, собственно, разница, лупит меня кто-то или нет? – ощутив новый прилив привычной тягучей тоски, подумал Влад. – Какая разница?..»

– Ну, ладно. Пора идти по делам, – сказал Альтер, рассеянно глядя на колышущуюся Воду.

Он, прощаясь, приподнял раскрытую ладонь и неторопливо направился вверх по склону.

«По делам… – Влад уныло вздохнул. – Ну что, вернуться в кафе и позвонить Дилии? Пожалуй, теперь визит уже не будет слишком ранним».

* * *

Калитка Дилии была еще на замке, но открылась почти сразу после того, как Влад дважды прижал пальцем белую костяную кругляшку звонка – служанка получила соответствующие указания от хозяйки и Влада ждали.

Служанка была молодой, смуглолицей, черноглазой и симпатичной.

Темно-зеленая переливающаяся ткань струилась с ее округлого плеча, обтекая грудь, талию и бедра и иссякая у щиколоток, а другое плечо оставалось открытым – смуглое и гладкое, словно выточенное из дерева и отполированное самым тщательным образом.

На служанок Дилии было приятно смотреть… и на Дилию тоже… У Влада были какие-то неясные подозрения насчет того, что и на служанок, и на Дилию, и вообще на женщин не только приятно смотреть – кажется, существовало или должно было существовать и что-то иное, еще более приятное… Но это «иное» постоянно выскальзывало из памяти, не давая себя осознать, оставляя лишь осадок неудовлетворенности и острые, царапающие душу колючки, напоминающие о каких-то неведомых неиспользованных возможностях.

Владу казалось, что он бьется в запертую дверь, которую просто не в силах открыть. Никогда. Но даже понимая всю бесполезность своих попыток, он почему-то не мог оставить в покое эту дверь. И такая вот совершеннейшая безнадежность усилий прорваться за дверь, такая вот раздражающая, злящая беспомощность тоже отнюдь не добавляли светлых красок к восприятию окружающего…

Он кивнул служанке, покорно застывшей с поднесенными к подбородку сложенными ладонями, и по разноцветному мозаичному покрытию, холодящему босые ступни, направился мимо желтоватых стен жилых построек в глубь двора. Обогнул мелкий квадратный бассейн с прозрачной водой – видно, с утра поменяли, – миновал задернутый тонкой светлой занавеской вход на кухню, откуда доносился звон посуды и негромкие голоса и смех служанок. Поднялся по широким и гладким белым мраморным ступеням и, отодвинув в сторону бесшумно скользнувшую в пазах легкую дверь, шагнул в мастерскую Дилии.

И сразу почувствовал внутреннее облегчение, словно чья-то массивная нога, придавившая, поправшая его душу, чуть приподнялась, давая ему возможность наконец-то вздохнуть полной грудью. Хоть ненадолго – но приподнялась. Влад был уверен, что ощущение это вскоре исчезнет, сменившись привычной тяжестью, – он смутно помнил, что такое случалось уже не раз, – и торопился насладиться этими стремительно уносящимися в никуда мгновениями необычной легкости. Увы, после таких мгновений давление невидимого пресса непременно становилось еще более невыносимым…

В мастерской было очень светло – свет вливался в это просторное помещение через большое квадратное отверстие в потолке; кроме того, на красных с золотистыми продольными и поперечными планками стенах висели укрепленные на разной высоте яркие, оправленные в бронзу светильники в форме удивительных невиданных чудовищ. На полу вдоль стен были расставлены картины в тонких деревянных рамках – одни боком, другие «вверх ногами», а третьи и вовсе рисунком к стене; видно было, что их расположили здесь не для того, чтобы они радовали глаз посетителей, а просто чтобы не загромождали пространство. Некогда белые настенные выключатели пестрели пятнышками засохшей кратки. Посредине мастерской, прямо под потолочным отверстием, стояла наклонная подставка с холстом; на полу возле подставки серебряно поблескивал кубок с резными ручками, приткнувшийся к высокому стеклянному кувшину, и отливала серебром похожая на глубокую тарелку для супа вместительная ступка, окруженная небольшими глиняными чашками с красками. А на скамейке у почти еще нетронутого холста, полуобернувшись к двери, сидела Дилия, держа в руке кисть.

Она выглядела как картина среди других картин, но картина живая и отнюдь не такая мрачная, как те, что стояли вдоль стен. Влад ощущал себя настолько легким, что мог, пожалуй, посильнее оттолкнувшись от пола, вылететь наружу через отверстие в потолке и вознестись к небесам. Это казалось ему сейчас вполне возможным.

Однако он не переставал с горечью осознавать, что такое состояние вот-вот исчезнет – и беспомощно опадут, так и не раскрывшись, его невидимые, только что выросшие крылья.

Длинные темные волосы Дилии были зачесаны назад и охвачены узким серебряным обручем; они контрастировали с ее бледным, слегка отрешенным лицом, на котором выделялись чуточку раскосые поблескивающие глаза. Глаза почти совпадали по цвету с ее бирюзовым шелковым платьем, подпоясанным желтым кожаным ремешком.

Легкая палевая накидка покрывала ее плечи. На изящных руках мягко переливались неброские браслеты и кольца. Изящные ноги девушки были обуты в сандалии с завязками. Все в ней было изящным, и какое-то неясное томление распирало грудь застывшего у двери Влада.

– Доброе утро, Влад, – сказала Дилия, слегка постукивая кончиком кисти по подбородку. Голос у нее тоже был изящный. – Проходи, садись. Я еще немного поработаю, а потом мы выпьем чая. Хорошо?

– Хорошо, – слегка охрипшим голосом не сразу ответил Влад. – Доброе утро, Дилия.

Девушка положила кисть, нагнулась, подняла с пола ступку и, отвернувшись от Влада, принялась толочь краски. Он оторвался, наконец, от дверного косяка, подошел к стене, стараясь почему-то ступать неслышно, и опустился на широкую низкую скамью сбоку от Дилии. Девушка коротко взглянула на него и вновь склонила голову над ступкой.

Да, он выделял Дилию из других горожан, он помнил ее имя, он без всяких усилий мог в любой момент представить ее лицо, воспроизвести в памяти ее голос. Что-то в ней было такое… Она казалась Владу немного странноватой, она отличалась от других…

Возможно, все дело было в ее картинах?

Влад уперся локтями в колени, подался вперед и обвел взглядом картины Дилии. На них безраздельно господствовали темные краски, а если где-то и мелькало что-нибудь желтое, голубое или розовое – то непременно в окружении черноты, отнюдь не рассеивая, а только еще больше подчеркивая и углубляя эту черноту. Дилия писала не с натуры – не встречалось ему на Острове таких людей, животных и чудовищ, и не было на Острове таких мест; сюжеты картин рождались в ее воображении… но каким образом, откуда появлялись в ее воображении именно эти мрачные сцены? И еще ему казалось, что он уже видел некогда что-то подобное – или то же самое? – давным-давно, когда этих картин еще не было в мастерской Дилии. А может быть, после каждого прожитого дня он просто забывал их, как постоянно забывал многое другое?..

Он вглядывался в темные пятна красок и чувствовал, как возвращается и все сильнее давит на душу изматывающая тяжесть.

Мастерская уже не представлялась ему просторной и светлой – не свет, а тьма лилась из отверстия в потолке, красные стены застыли коркой запекшейся крови, потускнело золото планок, превратившихся в подобия каких-то грязных веревок, а настенные чудовища-светильники стали темнильниками, и не свет они уже излучали, а изрыгали темноту. И склонившаяся над дощечкой с красками Дилия стала похожей на мрачную крылатую женщину в длинном платье с картины в дальнем углу мастерской…

Женщина на картине сидела, подперев кулаком щеку, и угрюмо смотрела куда-то вдаль, где, конечно же, не было и не могло быть ничего. Только два цвета присутствовали на картине: черный и белый, но и белый тоже был каким-то темным, испещренным пятнами, погруженным в сонмище теней и полутеней. Темными были колокол, весы и доска с цифрами, висящая на стене серого строения, темными были кудрявый хмурый младенец и какое-то лежащее животное; темными были лестница, массивная граненая глыба, шар и другие не очень понятные предметы, разбросанные у ног женщины. А вдали, сбоку от нее, виднелся извилистый берег и темная гладь Воды…

Женщина сидела на берегу Острова и тосковала, и ее большие полураспахнутые за спиной крылья не могли поднять в воздух тяжелое тело и унести в иные, более радостные места. Не было нигде таких мест… Женщина тоже находилась на Острове, окруженном бесконечной Водой; не на этом – на другом Острове, извлеченном художницей из глубин собственной души. Из темных глубин…

«Уж не себя ли изобразила Дилия? – подумал Влад, не отводя застывшего взгляда от угрюмой картины. – Не свою ли сущность, не свое ли истинное состояние она попыталась передать?.. Или – мое состояние? Состояние каждого горожанина…»

В верхнем углу картины, над гладью Воды, истекало лучами светлое пятно, но эти лучи не могли рассеять разлитый по всему полотну полумрак; лучи не дотягивались до тоскующей крылатой женщины, чьи крылья были всего лишь лишним грузом, не позволяющим покинуть Остров и взлететь в небеса.

На соседней картине был изображен сидящий на коне рыцарь; рядом с конем застыла в прыжке собака с вытянутой мордой. Влад не помнил, чтобы хоть раз видел на Острове рыцарей, лошадей и собак, но почему-то нисколько не сомневался в том, что дает правильное определение этим созданным воображением художницы существам.

Может быть и их он видел когда-то раньше – да забыл?..

За деревьями теснились на холмах дома и высокие башни – там был Город, и этот нарисованный красками Город тоже, конечно же, находился на Острове. На придуманном Дилией Острове. Но не Город, не облаченный в латы рыцарь с длинным мечом и в тяжелом шлеме были главными изображениями на картине. Влад, приглядываясь, еще больше пригнул голову к плечу, потому что картина стояла боком.

Главными – он чувствовал это – были еще два существа, внушающие ему непонятное омерзение. То, которое ехало на другом коне рядом с угрюмым рыцарем, походило на человека. Возможно, оно и было человеком – бородатым рогатым стариком с отвратительным носом – не носом даже, а каким-то огрызком – и змеями в длинных волосах, но что-то подсказывало Владу, что это все-таки не человек. Второе – крылатое, со звериной мордой, острым кривым рогом на макушке, длинными ушами, вытянутым рылом и круглыми бессмысленными глазами – человеком даже и не притворялось. Оно явно было сообщником рогатого старика, оно уставилось в спину рыцаря, и чувствовалось, что всаднику не помогут его прочные латы, копье и острый меч…

Возможно, это и был Белый Призрак. Возможно, именно таким и представлялся Дилии Белый Призрак…

Сонмы чудовищ со всех сторон таращились на Влада с картин; уродливые человеческие фигуры вызывали не жалость, а отвращение.

Откуда бралось все это в голове Дилии? Являлось во сне? Откуда такое могло являться во сне?..

Он перевел взгляд на виденную, кажется, уже не раз картину, поставленную под низко висящим светильником, очень знакомую картину, смесь черных и белых пятен и линий, расположенных так, что они превращались в изображения людей и животных. Четыре странных перекошенных всадника наезжали своими конями на упавших, обезумевших от страха людей. Один всадник натягивал тетиву лука, второй, неестественно вывернув руку, заносил над головой меч, третий размахивал весами; четвертый всадник – тощий костлявый старик – стискивал трезубец на длинной рукоятке. Рядом с этим зловещим стариком разинуло пасть клыкастое чудовище, собираясь проглотить лежащего под копытами коня человека в причудливом головном уборе.

Влад вновь, как и недавно в кафе, почувствовал тошноту и с необычайной отчетливостью понял, что картины Дилии отвратительны.

И еще он понял, что непрерывно твердит про себя всплывшие откуда-то из глубин памяти – или откуда-то еще? – странные слова:

«И ад следовал за ним… И ад следовал за ним… И ад…»

Он зажмурился и резко тряхнул головой. Что за новая напасть?! Это еще с какой стати?..

Он сглотнул, изо всех сил стиснул зубы и открыл глаза. Стараясь больше не смотреть на мерзкие картины, попытался сосредоточить внимание на Дилии. Девушка легкими уверенными движениями наносила очередные черные пятна на холст. Без колебаний, без раздумий, словно совершенно точно знала, где и что должно располагаться на новой картине. Словно хотела побыстрее дать увидеть ему, Владу, то, что давно уже видела сама. Темные пятна превращались в контуры искаженного перекошенного лица. Или морды.

«И ад следовал за ним…»

– Почему ты все это… выдумываешь? – спросил он, с трудом подавляя тошноту. – Как тебе все это в голову приходит? Именно это…

Кисть замерла над холстом. Дилия медленно повернулась к нему – и холодом повеяло от ее строгого лица.

– Кто тебе сказал, что я это выдумываю? Ты видишь одно, я вижу другое. И я хочу, чтобы ты тоже увидел то, что вижу я.

– Зачем?

– Потому что мне так хочется, – без тени улыбки ответила Дилия. – Потому что ты должен это видеть.

От этого произнесенного с нажимом слова «должен» Влад почувствовал холод в груди. Он открыл рот, собираясь задать еще один вопрос, но девушка опередила его:

– Не надо, Влад, – она приподняла ладонь, словно ставя преграду.

– Мы уже говорили об этом.

К тяжести на душе добавились досада и нарастающая злость. «Мы уже говорили…»

– Я не помню такого разговора, – хмуро процедил Влад. – Почему ты помнишь, а я – нет?

– Потому что ты – это ты. А я – это я. – Девушка отложила кисть.

– Пойдем пить чай, Влад. Или ты уже не хочешь?

«Глупо было бы лишать себя хоть какого-то удовольствия», – подумал он и ответил:

– Конечно же хочу.

Следом за Дилией Влад пересек двор и вошел в гостиную, где возле розовых диванов и кресел стояли невысокие круглые мраморные столики, а у стены пульсировал тонкими струями фонтан, наполняя овальное помещение плеском воды и прохладой. За высоким окном, выходящим в сад, покачивались зеленые ветви яблонь. Влад опустился в кресло, а Дилия с ногами забралась на диван и нажала кнопку звонка, белым кружком пристроившегося на розовой стене.

Служанка внесла в гостиную поднос с красивыми чашками и серебряным, расписанным узорами чайником, и они пили ароматный чай, и ели удивительно вкусное печенье, и о чем-то говорили, но ощущение легкости больше уже не возвращалось к Владу, и он чувствовал себя лишним здесь, в этой уютной комнате. Лишним – и каким-то ущербным, потому что был не таким, как Дилия

– странная художница, которая тоже знала больше, чем знал он, Влад.

А потом Дилия поставила свою пустую чашку на столик и замолчала, и он тоже молчал, скорчившись в кресле и напряженно глядя в окно ничего не видящим взглядом.

– Мне нужно работать, Влад, – наконец сказала девушка.

– Можно я посижу с тобой в мастерской, посмотрю? – неуверенно спросил он.

Дилия отрицательно качнула головой:

– Нет. Думаю, тебе пора идти. – Она скользнула по его лицу взглядом, подобным холодной струе фонтана.

«Куда идти? – тоскливо подумал он. – Домой идти, со слугами ругаться? Некуда мне идти…»

Впереди простирался длинный пустынный томительный день. Обедать было еще рано. Что делать? Бродить по улицам? Пройтись по разным кафе? Отыскать Вийона, посидеть с ним за рюмкой чего-нибудь не очень крепкого, беседуя о том, о сем? О чем?.. Дотянуть до обеда, сходить домой, а потом отправиться на кулачные бои? Он помнил, что вроде бы хотел пойти еще куда-то, но не мог вспомнить – куда?..

– Мне не хочется… никуда идти, – с запинкой выговорил Влад, снизу вверх глядя на девушку, уже поднявшуюся с дивана.

Она пожала плечами:

– Можешь оставаться здесь. Если желаешь – выпей еще чая. Позвони – и тебе принесут, я распоряжусь. А я пойду.

– Да нет, я, пожалуй, тоже пойду. – Он грустно улыбнулся. – Спасибо за чай, Дилия.

– Ты не в настроении? – с каким-то странным, как показалось Владу, любопытством внезапно спросила девушка.

– Нет, все в порядке, – с напускной бодростью ответил он. – Вот только ветерок мне этот не нравится, – он кивнул на колышущиеся ветви за окном.

– Да, нравиться тут нечему, – глядя на сад, согласилась Дилия. – Кажется, повода для веселья не предвидится.

* * *

Он, ускоряя шаги и не обращая внимания на прохожих, шел по узкой улице, стиснутой стенами домов, и в душе его нарастала тревога.

Над головой, раскачиваясь от все более частых порывов ветра, зловеще скрипели висящие на столбах фонари. Он шагал к ближайшей набережной, чтобы посмотреть, что там делается с Водой.

Свернув за угол, он чуть не столкнулся с кем-то, сделал шаг вправо, намереваясь обойти встречного, но тяжелая рука ткнула его в плечо и знакомый ненавистный голос с угрозой произнес:

– А ну-ка стоять на месте, Влад!

Этот голос нельзя было спутать ни с каким другим.

Влад мгновенно забыл о своем беспокойстве по поводу портящейся погоды. Ощутив неприятный холодок, пробежавший по телу, он поднял глаза. Квартальный смотритель Скорпион возвышался над ним, подобный ожившей статуе с площади перед зданием Магистрата. Все в нем было массивным: колонны ног, обутых в гигантского размера сандалии, мускулистые волосатые руки, голова, словно высеченная из каменной глыбы, с грубо обработанным инструментом скульптора широким и плоским лицом; даже его серая двойная туника казалась каменной, и крепчающий ветер не в силах был справиться с тяжелыми складками темно-коричневого распахнутого плаща, скрепленного на мощном плече внушительной бронзовой заколкой. Руки Скорпиона были пусты – в отличие от рук остановившейся за его широкой спиной свиты: шестеро дюжих парней в таких же, как у смотрителя, туниках и плащах угрюмо поигрывали короткими увесистыми дубинками; такой дубинкой можно было при желании переломать все ребра, а то и спину – Влад не сомневался в этом. Смотритель Скорпион вполне обходился без дубинки. На среднем пальце его правой руки чернел большой округлый перстень с золотистыми разводами. Влад не мог отвести взгляда от этого перстня, чувствуя, как заныл подбородок.

Тело помнило прежнюю боль.

«Вот сволочь! – Влад скрипнул зубами. – Чего ему от меня надо?»

– Почему не уступаешь дорогу, Влад? – Смотритель снова ткнул его в плечо. – Хотел сбить меня с ног? Умышленно хотел сбить меня с ног? Меня, представителя власти?

«Тебя, пожалуй, собьешь!» – с тоской подумал Влад. Было понятно, что Скорпион издевается, ждет возражений. А возражать – значит заработать перстнем по лицу. Или дубинками по ребрам. Или и то, и другое. А еще возникло вдруг у Влада расплывчатое, но болезненное воспоминание о том, как он висел с вывернутыми за спину вздернутыми руками в каком-то мрачном помещении. Было больно, очень больно, а Скорпион смеялся ему в лицо…

– Ты почему не отвечаешь представителю власти? – вкрадчиво осведомился квартальный смотритель. – Ты что, умышленно не отвечаешь представителю власти? Ты бросаешь мне вызов, Влад?

Вокруг них, держась, впрочем, на почтительном расстоянии, начали собираться прохожие. Назревало неожиданное развлечение. Влад беспомощно огляделся и обнаружил несколько полузнакомых лиц.

Полоскались на ветру подолы платьев и полы плащей.

– Ты бросаешь вызов представителю власти? – повторно, с угрозой в голосе, спросил Скорпион и нежно провел пальцем по перстню.

– Я не увидел тебя, Скорпион, – угрюмо сказал Влад, стараясь справиться с предательской дрожью в голосе. – Я шел посмотреть на Воду – ты же видишь, какой ветер…

– Он меня не увидел! – Скорпион захохотал, оборачиваясь к своей свите.

– Меня очень легко не заметить, правда, парни? Я ведь такой крохотный!

Меня можно запросто оттолкнуть, перешагнуть через меня и переть себе дальше, не разбирая дороги. Вы слышали, парни? Нас уже просто не замечают!

Парни с веселой угрюмостью скалились и похлопывали себя по ладоням дубинками. Любопытствующая публика помалкивала, стараясь не пропустить ни одной детали уличного представления.

«Ох, и сволочь же! – с остервенением подумал Влад. – Врезать ему ногой по яйцам и убежать? Только куда отсюда бежать-то? Разве отсюда убежишь? Поймает и измочалит вместе со своими уродами толстомордыми…»

Он еще раз безнадежно огляделся. Зрителей стало больше, но никто, судя по всему, и думать не думал о том, чтобы вмешаться в ход представления. Да и кому это захочется по собственному желанию нарываться на неприятности?

– А если представителей власти не замечают, значит их не уважают, – все громче разглагольствовал квартальный смотритель, обращаясь уже не только к своей свите, но и ко всем замершим то ли от почтения, то ли от страха горожанам. – Неуважение к представителям власти – это неуважение к самой власти. Чем все это чревато, а, Влад? – Скорпион свысока посмотрел на окаменевшего Влада, и во взгляде его сквозила неприкрытая издевка. – Что прикажешь тебе устроить за такие дела?

– Я торопился и не смотрел по сторонам, – глухо сказал Влад. – Ветер усиливается. Вода поднимается. Она может затопить весь Остров! Можешь пойти и убедиться – она с самого утра прибывала.

Нам всем грозит беда, Скорпион! Посмотри! – Он показал на клубы пыли, взвивающиеся у тротуаров. – Надо немедленно что-то делать!

– Ха! Он указывает властям! Неужели ты полагаешь, что власти сами не знают, как поступать в таких случаях? Думаешь, если ты из «высших», то можешь давать указания властям?

– Да я не собираюсь давать никаких указаний, я просто… – начал было Влад в отчаянии, но Скорпион не дал ему договорить. Он тяжелой рукой похлопал Влада по плечу – при этом Влад ощутил себя гвоздем, который вколачивают в дерево, и невольно посмотрел под ноги, чтобы убедиться, что ступни не погрузились в тротуар – и, раздвинув в усмешке серые губы, сказал:

– Ладно, «высший», ты меня убедил. Верю, что ты спешил, наложив от страха полные штаны, и ничего вокруг не видел. Это бывает. – Он подбоченился и, приблизив к Владу свое плоское лицо с расплющенным носом, вкрадчиво осведомился: – Или я ошибаюсь, Влад? Насчет того, что ты наложил от страха полные штаны? А?

– Не наложил, – задушенным голосом процедил Влад, чувствуя, как кровь приливает к щекам и частыми настойчивыми толчками бьется в висках, стремясь на куски разнести голову и хлынуть наружу. – Я имею обыкновение по утрам ходить в уборную. Без штанов. А потом мыться.

– Хорошее обыкновение! – захохотал Скорпион, выпрямляясь. – А если мы не поверим? А если вот они тебе не верят? – Смотритель обвел рукой напряженно внимающих зрителей. – Сними штаны, Влад, покажи свою задницу. Мы должны убедиться, что она у тебя действительно чистая!

Ухмыляющаяся физиономия Скорпиона внезапно стала нечеткой, расплылась, как расплылось все вокруг. Влад вытер глаза, сглотнул застрявший в горле комок, мешающий дышать. Он чувствовал себя маленькой букашкой в окружении злобных гигантских чудовищ.

Квартальный смотритель уже не усмехался, его взгляд стал колючим и жестким, золотистые прожилки на черном перстне, казалось, разгорались все сильней и сильней.

Потом Влад перестал видеть окружающее – все затянулось серой пеленой. Омертвевшими, негнущимися пальцами, в полной тишине, он задрал тунику и, придерживая ее одной рукой, другой начал спускать трусы.

– Та-ак, – удовлетворенно громыхнуло из пустоты над головой. – Теперь повернись, чтобы всем видно было.

Невидимый мир покачнулся, совершая оборот. Невидимая кувалда несколько раз ударила его по плечу.

– Будем считать инцидент исчерпанным, – вновь разразилась звуками серая пустота. – Эй, вы, расходитесь, нечего глазеть! Убедились, что у «высшего» чистая задница? Вот такие должны быть у всех. – Пустота помолчала и насмешливо добавила: – Подтягивай штаны, «высший», и можешь идти гулять дальше. Только впредь смотри, кто перед тобой, иначе придется тебе демонстрировать свою голую задницу на всех перекрестках. И не только нам демонстрировать, но и Дилии. А она потом создаст картину: «Влад с голой задницей».

Или нет, не так: «Влад и его голая задница»! – Пустота захохотала, зашаркала подошвами сандалий, и звук нестройных шагов затих вдали.

…Он немного пришел в себя только на набережной, почувствовав под ладонями гладкую прохладную поверхность ограды. Думать ни о чем не хотелось. Ничего не хотелось видеть, ничего не хотелось слышать. Ничего и никогда… Острым клинком вдруг пронзило невесть откуда взявшееся давнее-давнее воспоминание… или сон?… Чьи-то лица вокруг, чьи-то чужие пальцы подносят к его губам скользкого извивающегося червяка. «Съешь, тогда отпустим…»

Желудок мучительно содрогнулся и его вновь чуть не вырвало. Он, опустившись на колени, навалился грудью на ограду.

Утопиться? Но Альтер говорит, что это невозможно… Изуродовать Скорпиона? Но как его изуродуешь – при этих-то мордоворотах!

Выследить, где он живет, пробраться ночью в дом и придушить подушкой?.. Но как проснуться ночью, как заставить себя не спать?.. Обрушить ему на голову камень с крыши? Но как подстеречь, где взять камень?..

Влад изо всех сил закусил губу и застонал. Порыв ветра ударил ему в лицо, разметал волосы. Он выплюнул кровавую соленую слюну, поднялся на ноги и заставил себя всмотреться в окружающий ненавистный сволочной омерзительный тошнотворный мир.

И только сейчас обнаружил, что он здесь не один. На набережной толпилось множество людей, а сверху, от узких проемов улиц, подходили все новые и новые горожане. Мужчины и женщины с тревогой глядели на плещущуюся уже у самой ограды Воду. Волны с шумом бились о каменный бок Острова, ветер подхватывал брызги и бросал их в лица людей. Тут и там растекались по набережной лужи, и люди пятились от них, тесня и толкая друг друга, подбирая подолы, пятились в полном молчании, готовом – Влад чувствовал это! – вот-вот смениться криками страха и отчаяния.

Ветру надоело прикидываться безобидным и беззлобным озорником и он теперь дул почти непрерывно, со свистом проносясь над толпой, взлохмачивая волосы людей и с разгону кидаясь на стены домов, цепляясь за провода и врезаясь в гущу шумящих ветвей. Ветер не давал покоя Воде, ветер пытался довести ее до исступления, пытался заставить наброситься на Остров – и, кажется, был близок к успеху. Какой-то невнятный ропот прошел по толпе, толпа колыхнулась и подалась еще дальше назад от ограды – такого непрочного, такого смехотворного препятствия на пути стихии.

– Смотрите! Смотри-ите! – раздался пронзительный женский крик. – Оно идет сюда! Оно движется прямо на нас! Смотрите!

Влад провел ладонью по лицу, вытирая брызги, и, щурясь от ветра, вгляделся в серую даль. Там, где небо сливалось с Водой, вздымался темный вал; он выделялся на фоне неба и двигался к Острову, двигался неуклонно и неотвратимо, и хотя был еще далеко, Владу стало ясно: ничто не может помешать этому чудовищу добраться до берега, с ревом накинуться на Город и поглотить всех столпившихся на набережной людей.

Вероятно, такая же мысль, подобная удару током, пришла в голову не только ему, потому что не успел еще стихнуть истошный женский крик, как толпа вновь пришла в движение. Расталкивая, сминая тех, кто шел навстречу, из горловин улиц, к набережной, люди бросились прочь от Воды, от набирающего скорость зловещего вала, торопясь укрыться в глубине городских кварталов, за стенами дворов и домов. В шум волн и свист ветра вплелись крики и женские причитания. Рассеявшись по набережной, горожане исчезали из виду, сворачивая в ведущие прочь от Воды улицы и переулки.

«Давайте, бегите, спасайтесь, – лихорадочно думал Влад, с ожесточением вцепившись пальцами в ограду. – Забирайтесь на свои плоты, лезьте на крыши, молитесь о спасении… А я никуда не полезу, я останусь здесь – и пусть меня зальет, и пусть несет мой труп куда угодно… хоть поплаваю вволю… после смерти…»

Он думал об этом с каким-то мрачным удовольствием, неотрывно глядя на вспухающий вал, во весь опор несущийся к Острову. Гомон за спиной утихал, его всасывали улицы, и только ветер свистел все громче, упиваясь собственной неудержимостью.

«Пусть меня зальет… Пусть… Пусть…» – все быстрее, в такт ударам сердца, стучало в голове – и он уже видел себя со стороны, свое изломанное обезображенное тело, застывшее на тротуаре у чьих-то ворот, оставленное там схлынувшей Водой как нечто совершенно ненужное и ни на что не годное. И под свист обезумевшего ветра вдруг подумалось ему и другое. Ему подумалось, что смерть просто вернет его к началу жизни, в прошлое, и он вновь будет бесцельно бродить по улицам Города и встречать тех же самых прохожих, и пить пиво в тех же кафе, и смотритель Скорпион каждый день будет все так же издеваться над ним… до нового потопа и новой смерти – и очередного возвращения к собственному забытому сейчас началу. Все будет повторяться бесконечное количество раз, он, как мяч, отскакивающий от стенки, будет возрождаться в прошлом и проживать миллионы миллионов совершенно одинаковых жизней – утомительных… скучных… пустых… Вечное возвращение и вечное тоскливое существование – вот его удел…

Перехлестнувшая через ограду волна окатила его с ног до головы и словно смыла тягостные мысли. Влад поднял голову и понял, что еще несколько мгновений – и набегающий вал размажет его по стенам, лишив удовольствия дышать, беседовать с Альтером, пить чай у Дилии, слушать нетрезвую болтовню Вийона, лишив удовольствия жить… Жить! Вдруг оказалось, что ему вовсе не хочется умирать, а очень хочется жить. Мало ли что там говорил Альтер – Влад остро ощутил, что совсем не желает проверять справедливость утверждений неизменного собеседника на собственной шкуре. У последней черты выяснилось, что он, оказывается, дорожит этой самой шкурой и не желает отдавать ее на растерзание взбесившейся Воде.

«Не утону?.. Еще как утону, небось! Жить! Жить!..»

С силой оттолкнувшись от ограды, Влад бросился через набережную к спасительной горловине ближайшей улочки; превратившийся в неожиданного союзника ветер подталкивал его в спину. Сзади нарастало, придвигалось угрожающее шипение…

Так быстро бегать ему еще не приходилось – во всяком случае, он такого не помнил. Домчавшись до ближайшего дома, Влад свернул за угол и, не сбавляя скорости, рванул по плитам полого поднимающейся в гору мостовой. И тут Вода настигла его. Сильный толчок в спину мгновенно сбил его с ног, Влад с головой окунулся в стремительный поток, потащивший его вверх по склону, и отчаянно заработал руками, стремясь выбраться на поверхность, к воздуху и свету. Забыв обо всем, он боролся с напором стихии, выныривая и вновь погружаясь, задыхаясь и отфыркиваясь, ища выпученными глазами за что бы зацепиться в этом мокром, несущемся мимо него мире. Он все-таки не потерял способности соображать и, сделав несколько сильных гребков, мертвой хваткой вцепился в фонарный столб. Вода то и дело перехлестывала через его голову, но это уже были пустяки – главное, он нашел опору, не дал увлечь себя в небытие и значит, вышел победителем в этой борьбе. Отплевавшись, он начал карабкаться вверх по коротким бронзовым штырям, вбитым в столб для электромонтеров, и, оказавшись под самым фонарем, смог, наконец, перевести дух и оглядеться.

«Спа-сен! Спа-сен! Спа-сен!..» – бешено стучало сердце.

Он смотрел по сторонам и все больше убеждался в том, что ему уже приходилось видеть то же самое: серый поток с бурунами и водоворотами, несущий сломанные ветки, плетеные стулья и корзины… Люди в прилипшей к телу мокрой одежде на фонарных столбах и крышах домов… Оборванные провода…

Да, это был уже не первый потоп в его жизни. «И не последний?» – ворохнулась скользкая мысль.

Окончательно отдышавшись, он начал оценивать обстановку.

Оказалось, что самое страшное так и не разразилось. Порывы ветра слабели, Вода, кажется, больше не прибывала, и можно было спокойно торчать себе на этом надежном столбе и ждать, когда все вернется в первоначальное состояние. Конечно, никакой уверенности в благополучном исходе у него не было, но положение уже не казалось безнадежным. Главное – Вода не поглотила Остров и Город, главное – она не поднималась. Значит, можно было жить…

Жить… Разве это жизнь? Пусть сегодня, кажется, пронесло, беда миновала, но кто может поручиться, что пронесет и завтра? Ох, этот вечный липкий страх, эта бесконечная, никогда не утихающая тревога! С ней нельзя свыкнуться, невозможно отмахнуться от нее… Вечный страх, вечное сосущее тягостное ощущение под ложечкой… Разве это жизнь?..

Влад несколько раз глубоко вздохнул и еще крепче прижался к столбу.

«Дилия! – вдруг грохотнуло в голове. – Что с Дилией? А что если она не успела?..»

Он, оскальзываясь, поспешно спустился по мокрым штырям и, набрав в грудь побольше воздуха, прыгнул в воду.

* * *

Сухой диван и сухая одежда – это было как раз то, что нужно. Если бы только не болела ступня. Влад подвернул ее, поскользнувшись на мокром мраморе собственного двора. И еще в спальне пахло сыростью, хотя слуги уже старательно выбрали тряпками воду, залившую весь первый этаж, и распахнули окна. И не работала ни одна электророзетка, так что Бату пришлось нагревать утюг на плите и гладить промокший домашний халат хозяина – вода добралась и до бельевых шкафов. И не только до шкафов.

Влад, поморщившись, потер ноющую ступню и вновь откинулся на подушки.

Подушки не пострадали от потопа, хотя тоже попахивали сыростью, и Влад подумал, что диван его все-таки не подвел; хороший у него был диван, с высокими ножками, да еще установленный на возвышении – целых четыре ступеньки, покрытых мокрым ковром. Надо было приказать слугам снять ковер и вынести сушить во двор. Влад протянул руку к звонку, но вспомнил, что звонок не работает – электромонтеры еще не добрались до этого квартала, у них сейчас хватало хлопот. Кричать Бату, а тем более вставать и идти за ним Владу не хотелось. Ничего ему не хотелось.

Но он почему-то был уверен, что в семь часов пойдет на кулачные бои.

Даже вопреки собственному желанию. Он знал, что ему непременно нужно быть на кулачных боях.

Спальня казалась ему непривычно просторной и неуютной, хотя вся мебель, вроде бы, стояла на своих местах. Влад долго не мог понять, в чем дело, и наконец сообразил: просто слуги сняли и унесли мокрые шторы с окна – только и всего.

Он лежал среди сырости, плотно запахнувшись в халат и обхватив себя руками за плечи, лежал и смотрел в окно, за которым равнодушно и привычно простиралось над миром серое небо. Небо было таким же мрачным, как картины Дилии…

Дилия… Он пробирался к ее дому то вплавь, то по грудь в воде, цепляясь за стены, ворота и столбы. Ветер устал от собственного сумасбродства и почти угомонился, только временами напоминая о своем недавнем разгуле, но все реже и реже; Вода действительно больше не прибывала, но горожане продолжали лепиться на столбах и деревьях, и не спешили спускаться с крыш и высоких галерей. Несколько раз Влад натыкался на разбухшие полузатонувшие пустые плоты; было совершенно ясно, что как спасательное средство они никуда не годятся. Такое открытие совсем не радовало, а наоборот, добавляло печали: выходило, что если бы Остров был полностью затоплен, то на этих никудышных плотах никак бы не удалось продержаться до лучших времен.

К его огромному облегчению, с Дилией ничего не случилось. Она вместе со служанками устроилась на верхней галерее и ничуть не казалась испуганной. Влад долго стоял рядом с ней у перил, глядя, как медленно, словно нехотя, понижается уровень воды. Потом они вместе пошли в мастерскую Дилии, и выяснилось, что картины тоже не пострадали. Они преспокойно лежали на поверхности воды, и изображенные на них странные существа были все так же поглощены собственными мрачными думами и им не было никакого дела до разгула стихии, чуть не уничтожившей Город на Острове.

Вскоре стало окончательно ясно, что беда миновала – вода начала отступать со двора, обнажая клумбы с разлохмаченными останками цветов, и молчаливые служанки Дилии принялись наводить порядок. Они сновали по двору, шлепая босыми ногами по воде, таскали туда-сюда всякие промокшие вещи, а Дилия сначала руководила ими с галереи, а потом и сама включилась в работу. Влад почувствовал себя лишним в этой кутерьме и направился домой, ощущая какое-то смутное неудовольствие от того, что девушка никак не оценила его порыв – а ведь он действительно испугался за нее и готов был ради ее спасения перевернуть хоть и весь Остров. Не оценила…

Он пробирался домой по мокрым мостовым, усеянным сломанными ветками и разным хламом, нанесенным со дворов и из опрокинутых мусорных баков.

Сточные решетки были забиты листьями, стеблями цветов и газетами, тут и там темнели на плитах тротуаров земляные наносы с размытых газонов.

Покосились низкие ограды у открытых площадок кафе с перевернутыми, сбившимися в кучу столиками, висели в воздухе оборванные ветром провода. Провода не качались, потому что ветра уже не было и в помине. Как не было и недавнего грозного потока, с шумом рвущегося в глубь Острова. Вода отступила, пощадив Город, и Влад с удивлением обнаружил, что никакого особенного урона она, в общем-то, не причинила. Он вспомнил стремительно надвигающийся на берег вздыбленный вал и в недоумении остановился. Получалось так, что вал у самой набережной вдруг утратил всю свою наступательную мощь и вместо того, чтобы нанести сокрушительный, сметающий все вокруг удар, ограничился легким, скользящим, почти ласковым прикосновением, всего лишь попугав, но не уничтожив. «На этот раз – только попугав, – уточнил про себя Влад. – На этот раз…»

Люди затаскивали в калитки оказавшиеся ненадежными плоты, люди гремели ведрами и выкручивали тряпки, а кое-где у замусоренных стоков уже копошились квартальные уборщики в темных накидках, загружая свои расшатанные скрипучие тележки.

Дом встретил Влада суетой слуг. Не успев еще как следует осмотреться, он подвернул ногу и, шипя от боли, кое-как доковылял до крыльца.

Потом выяснилось, что обед не готов, сухого белья нет, и он накричал на слугу-распорядителя Бата и заставил всех перенести основные усилия на кухню.

И вот теперь обед тяжелым комом застыл в желудке, ступня ныла, сырость пробиралась под халат, вызывая дрожь, и небо за окном своим унылым видом нисколько не способствовало поднятию настроения.

Думать ему ни о чем не хотелось, да и о чем можно было думать? Время, казалось, застыло, и Владу вдруг почему-то представилась болотная топь, представилось, как погружается он в холодную вязкую скользкую жижу, в мешанину минут и часов, как смыкается топь над его головой, превращаясь в одно бесконечное нудное безысходное мгновение…

«Какое болото? – вяло шевельнулось в голове. – Нет никакого болота…

Есть Город… Есть Вода… А болота нет…»

Тяжелое оцепенение сковало его, все вокруг стало мутным и искаженным, и в этой мути раздавались только невнятные голоса слуг за окном, сливающиеся с монотонным шумом в ушах. Унылым был день, унылым и серым, словно его создала странная художница Дилия…

Звонок телефона вывел Влада из окаменелого состояния. Белый кнопочный телефонный аппарат был установлен на специальной подставке, прикрепленной к подлокотнику дивана, и Влад не помнил, приходилось ли ему пользоваться этим аппаратом. Он снял неприятно скользкую, словно намыленную, холодную трубку и, держа ее двумя пальцами, поднес к уху.

– Это Влад? – раздался в трубке негромкий, но отчетливый мужской голос.

– Да, – не сразу отозвался Влад, стараясь сообразить, чей же это голос.

– Кто… это? – вопрос у него неожиданно получился с запинкой.

– Успокойся, Влад, – с легкой усмешкой сказали в трубке. – Потоп, как видишь, не состоялся, Город уцелел.

– Сегодня уцелел, – с нажимом на «сегодня» ответил Влад. Он узнал голос Альтера. Возможно, они не раз уже разговаривали по телефону, только и это забылось, как постоянно забывалось все остальное.

«Это потому что ночью приходится спать, – с невесть откуда взявшейся уверенностью подумал Влад. – Сон стирает память».

– А плоты лучше всего сложить на площади перед Магистратом и устроить хороший костер, – сказал он. – Пусть полюбуются и сделают выводы.

Альтер хмыкнул:

– Магистры не виноваты, Влад. Такая уж у нас древесина. А другой, сам понимаешь, взять негде.

– Так пусть придумают что-то другое, – с ожесточением процедил Влад. – Они же руководители или кто?

– А что другое, например?

– Ну… матрасы какие-нибудь надувные. Или набережную поднять, укрепить

– уж камня-то хватает, это ведь не деревья. Или… – Влад заерзал на диване от пришедшей в голову идеи, – или выкопать большое убежище, запасы сделать продовольственные, люки устроить надежные, чтобы не протекали, и какие-нибудь трубы повыше, чтобы воздух… Там и отсиживаться всем вместе, пока потоп не кончится. А?

– Неплохо, Влад, неплохо, – одобрительно сказал Альтер. – Вот и посоветуй магистрам.

– А что – и посоветую! Пусть послушают умного человека, если у самих мозгов не хватает. Сколько же так можно жить, Альтер? То Вода, то Белый Призрак! Балансируешь, как на канате, – так хоть с одной стороны соломки подстелить…

– Да… – после некоторого молчания отозвался собеседник. – С убежищем это ты неплохо… Только бы дыру насквозь не пробить.

– Какую дыру? – не понял Влад.

– Если Остров держится на сваях, то при строительстве убежища можно ненароком пробить дыру в его днище – и убежище будет затоплено, – пояснил Альтер.

– Почему на сваях? – озадаченно спросил Влад.

– А почему нет? – тон Альтера был вполне серьезным. – Откуда мы знаем, что там, под нами? Или начнем копать, а оттуда огонь полыхнет.

Или твари подземные полезут, как у Дилии на картинах…

– Почему же твари? – вздрогнув, пробормотал Влад. – Ты что, тоже видел у Дилии?.. Ты откуда звонишь, Альтер?

– Да тут, неподалеку, – неопределенно ответил Альтер. – А насчет того, чтобы поднять набережную, – ты уверен, что Вода не может подняться еще выше? Вот надувные матрасы – это хорошо. Несколько дней протянуть будет можно. А когда, наконец, Вода спадет, все плавно опустятся в свои дворы. Легкие высохшие трупы…

– Перестань, Альтер! И так тошно. – Владу казалось, что его собеседник намеренно разбивает в пух и прах все проекты возможного спасения. – Можно ведь и еще что-нибудь придумать…

– Можно, – согласился Альтер. – Время пока есть, Вода утихомирилась.

Воды потопа схлынули и все спасшиеся вышли из ковчега. Помнишь такое?

Что-то неопределенное вроде бы припоминалось, какая-то давняя история с горожанами, что-то связанное с радугой («А что такое радуга?»), но Влад промолчал. От этого разговора ныла душа, да еще как ныла – куда там той боли в ступне…

– Ладно, – после паузы сказал Альтер. – Это я так, между прочим.

Хотел узнать, все ли у тебя в порядке. Ты ведь на набережной остался, я видел. Что, решил проверить, правду я тебе говорю или нет? Ну как, проверил?

– Нет, – буркнул Влад. – Пропала как-то охота проверять.

– Ничего, такая возможность еще может представиться, – заверил его Альтер. – Я, собственно, насчет кулачных боев. Будешь в амфитеатре?

Влад взглянул на большие овальные настенные часы: до начала боев оставалось не так уж и много времени. Никуда идти не хотелось, но он знал, что пойдет.

– Буду, – сказал он в трубку, так и норовящую выскользнуть из пальцев.

– Уже встаю и одеваюсь. Только я тут поскользнулся во дворе, нога болит.

– Это не беда, – ободряюще отозвался Альтер. – Скажи Бату, пусть перевяжет потуже. Бат это умеет. Ну ладно, рад, что у тебя все в порядке. Нога – пустяки, Влад, нога заживет, не беспокойся. Я тоже в амфитеатр.

В трубке легонько щелкнуло и голос Альтера сменился ровным тоскливым гудением. Влад задумчиво уставился на задрапированную плотной зеленой тканью стену. Выходит, Альтер бывал у него в доме, коль знает имя слуги-распорядителя? Когда? Сколько раз? А был ли он, Влад, в гостях у Альтера?

Трубка все-таки выскользнула из его руки и упала на диван. Влад положил ее на место, вздохнул и на всякий случай попробовал кнопку звонка на стене

– вдруг монтеры проявили прыть и сноровку? Подождав немного, он еще раз вздохнул и, встав с дивана, спустился по ступеням и поковылял к открытому окну.

Слуги развешивали на протянутых поперек всего двора веревках разные мокрые скатерти, коврики, белье и одежду. Бат, стоя по колено в воде бассейна, тщательно протирал тряпкой статую мальчика, вытаскивающего занозу.

– Бат! – позвал его Влад. – Возьми бинты и сделай мне перевязку. Да прогладь, чтобы они высохли. И неси сухую одежду – я иду в амфитеатр.

Он вернулся на диван и, вперившись неподвижным взглядом в какую-то точку на стене, дождался прихода Бата. Слуга-распорядитель был крепким седобородым мужчиной в густыми кустистыми бровями и наголо обритой крупной головой. На его клетчатой тунике Влад не заметил ни морщинки, ни пятнышка, хотя, казалось бы, чего проще вывозиться, прибирая двор после атаки Воды. Он быстро и ловко перебинтовал пострадавшую ступню Влада и зашнуровал ему сандалии. Влад сделал несколько осторожных шагов по комнате и убедился, что может передвигаться не хромая.

– И что ты думаешь по поводу этой напасти? – обратился он к слуге, облачившись в лимонного цвета тунику и рассматривая свое отражение в высоком настенном зеркале у окна. – За что нам такое наказание? Или это предупреждение?

– А как думает хозяин? – глуховатым голосом произнес Бат, стоя за спиной Влада.

– Мне интересно знать, что думаешь ты, Бат.

– Мое дело следить за порядком, – ответил слуга, счищая щеткой несуществующие пылинки с туники Влада. – Главное в жизни – соблюдать порядок, во всем соблюдать порядок. Нарушишь порядок – и навлечешь на свою голову всякие неприятности.

Влад медленно повернулся к нему, обдумывая слова слуги:

– Вот как? И какой же такой порядок, по-твоему, мы нарушаем?

– Может быть не сейчас, а когда-то.

– Ага, возмездие, значит, – Влад с интересом окинул взглядом крепкую, чуть сутулую фигуру слуги. Этот разговор напоминал ему утреннюю беседу с Альтером на набережной. – И кто же нам мстит? Где находится этот мститель за нарушенный некогда порядок?

– А кто его знает? – уклончиво ответил Бат. – Мое дело дом в чистоте содержать, присматривать за всеми, работу раздавать и все проверять.

Я же говорю, за порядком присматривать. Противостоять, то есть, энтропии.

– Чему-чему? – изумленно переспросил Влад. – Чему, ты говоришь, противостоять?

– Энтропии, – с невозмутимым видом повторил слуга. – Стремлению к беспорядку.

«Вот такой у меня распорядитель, – подумал Влад. – И чистоту блюдет, и слугами руководит, и слова какие-то заковыристые знает. Вот такой распорядитель… Что-то я хотел ему сказать, еще утром хотел сказать, замечание какое-то сделать… Насчет борьбы с энтропией. Ворота покрасить? Нет, не то…»

Он задумчиво покусал губу, бросил рассеянный взгляд на часы и мысленно махнул рукой: ладно, когда-нибудь да вспомнится… если вспомнится…

– Успехов тебе в противостоянии. – Влад похлопал слугу по плечу. – А я пошел.

Выйдя за ворота, он медленно, щадя пострадавшую ногу, побрел по тротуару, невольно размышляя о словах слуги. «Что за нелепица? – думал он.

– Если кто-то когда-то нарушил какой-то порядок, то почему страдать за это должны мы? Мы и сейчас – а не они и тогда. Разве может быть такое? Интересно, а что по этому поводу скажет Альтер?..»

* * *

Когда Влад добрался по уже просохшим и прибранным улицам до амфитеатра, мраморные скамьи, овалом смыкающиеся вокруг просторной арены, были уже почти полностью заняты зрителями. Он протиснулся на свободное место, сел на коричневую кожаную подушечку и осмотрелся.

Зрители – преимущественно мужчины – сверкали перстнями и браслетами под светом направленных на посыпанную песком арену мощных прожекторов, оживленно переговаривались, пили пиво из бутылок, махали руками знакомым. Скользя взглядом по рядам, Влад с удивлением обнаружил на противоположной трибуне Дилию. Девушка сидела, подавшись вперед и уперевшись подбородком в ладони, и смотрела на арену, где разминались почти полностью обнаженные мускулистые бойцы. А чуть выше и правее нее, сложив руки на груди, вперед-назад раскачивался на сиденье Альтер. А под самой крышей, огромным сводом возвышающейся над трибунами и ареной, устроился возле прохода квартальный смотритель Скорпион со своими мордоворотами. Мордовороты хлестали пиво, а Скорпион, оживленно жестикулируя, что-то объяснял соседу

– унизанному перстнями чуть ли не с ног до головы толстяку в ослепительно белой тунике. Влад почувствовал, как кровь тяжелыми толчками запульсировала в висках, и поспешно перевел взгляд на арену.

Кожа бойцов лоснилась от пота, рельефные тела, прикрытые только узкими набедренными повязками, впечатляли своей силой, подвижностью и ловкостью. Кисти рук атлетов были перевязаны продольными и поперечными узкими кожаными ремнями; Влад знал, что ремни набиты песком. Медленно раздвинулись красные занавесы четырех лож, расположенных по центру каждой трибуны, к их барьерам подошли трубачи в таких же красных туниках («Цвета крови», – подумал Влад) и вскинули золотистые трубы. Резкие, похожие на вопли о помощи, звуки раскатились по всему пространству амфитеатра, отразились от перекрытия и обрушились на зрителей. Из туннеля, ведущего под трибуну, к раздевалкам бойцов, неспешной походкой, чуть вперевалку, вышел распорядитель боев – длинноволосый гигант наподобие Скорпиона в традиционной багровой тунике и высоких, до середины голени, ботинках со шнуровкой; в мощной руке он сжимал серебристый жезл, искрящийся в потоках извергаемого прожекторами света. Следом за ним, шагая так же неторопливо и важно, на арену ступили судьи в длинных черных одеждах.

Трубы, наконец, умолкли, и трибуны тут же разразились свистом, приветственными криками и аплодисментами. Влад не свистел и не кричал; он то и дело переводил взгляд с арены на Дилию, продолжавшую неподвижно сидеть в той же позе.

«Она что, и раньше ходила на бои? – подумал Влад, невольно морщась от оглушительного свиста соседей по трибуне. – Не помню. Ничего я не помню…»

Повинуясь взмахам серебристого жезла, бойцы образовали на арене круг, повернувшись лицом к зрителям. Распорядитель боев поднял руку с жезлом и некоторое время неподвижно стоял в этой позе, дожидаясь, пока трибуны угомонятся. И наконец в наступившей относительной тишине раздался его зычный голос:

– Внимание! Сегодня мы начнем наши бои с небольшого сюрприза. – Он сделал интригующую паузу и трибуны затаили дыхание. – Прежде чем начнутся единоборства наших бойцов до победного финала, мы предложим вашему вниманию не совсем обычный поединок.

Распорядитель опустил жезл и вновь замолчал, и по трибунам прокатился легкий заинтересованный гул. Влад вместе со всеми не сводил глаз с длинноволосого гиганта. Схема боев была ему известна: бойцы по жребию делились на пары и дрались до тех пор, пока один из соперников не посылал другого в нокаут. Победители пар в следующих боях состязались друг с другом – и так до финала, до последнего боя, где самым живучим или самым везучим предоставлялась возможность окончательно добить противника. А сейчас распорядитель предлагал начать с чего-то другого…

– Наш первый бой – это бой одного из вас, уважаемые зрители, с одним из вот этих бойцов, – провозгласил распорядитель, обводя одной рукой насторожившиеся трибуны, а другой показывая на переминающихся с ноги на ногу и довольно скалящихся атлетов. – Выбор зрителя я оставляю за собой, а партнера для единоборства выберет сам этот счастливчик-зритель. Да-да, счастливчик! – распорядитель повысил голос, перекрывая плеснувший под своды шум толпы. – Потому что в случае успеха в одной-единственной схватке его ожидает… – вновь последовала еще более эффектная пауза. – А вот что его ожидает, все вы узнаете, когда я прочитаю то, что написано вот здесь.

Распорядитель быстро развинтил свой сверкающий жезл и ловким движением выхватил изнутри свернутую в трубочку бумагу. Подняв ее над головой и очертив рукой круг в воздухе, он вложил ее обратно.

– А то, что там написано, вы узнаете, если тому, кого я выберу из вас, будет сопутствовать удача. Обещаю, что он не будет чувствовать себя обманутым. Наоборот! Ну как, вы согласны с моим предложением?

Трибуны вновь взорвались аплодисментами и свистом. Влад, забыв обо всем, завороженно смотрел на облитый светом жезл, сулящий нечто невероятное, загадочное и заманчивое. Распорядитель вновь поднял руку, требуя тишины, и когда зрители угомонились, объявил:

– Все несогласные с таким предложением могут на время этого боя пойти погулять на свежем воздухе. Давайте, на выход, мы подождем. Есть у нас такие?

Влад одновременно с соседями с любопытством завертел головой во все стороны. Никто не поднялся со своего места.

– Давай, начинай! – крикнул кто-то из верхних рядов.

– Выбираю! – тут же отозвался распорядитель.

Похлопывая себя жезлом по ладони, он подошел к низкому барьеру, отделяющему арену от трибун, и медленно двинулся вдоль рядов, ощупывая внимательным взглядом притихших зрителей. Он направлялся в сторону Влада, он приближался, и Владу вдруг нестерпимо захотелось пригнуться, уткнуться головой в колени, чтобы не встретиться с этим настойчиво выискивающим взглядом. Нехорошее предчувствие нарастало и нарастало, и с каждым шагом распорядителя к сердцу подкатывала холодная волна.

«Неужели нарвусь? Неужели мало?» – лихорадочно билось в голове.

– Есть! Выбор сделан! – вскинув руки, радостно сообщил распорядитель.

Влад вздрогнул. Серебристый жезл опустился и теперь был направлен на него. Их взгляды встретились, и распорядитель утвердительно покивал:

– Да-да, именно ты. Горожанин в желтой тунике. Тебе выпал невероятный, неслыханный шанс – так воспользуйся же им! Прошу сюда, на арену.

Все еще на что-то надеясь, Влад окинул лихорадочным взглядом соседей – но не обнаружил больше никого в желтой одежде. Сомнений не оставалось: распорядитель обращался именно к нему.

«А вот теперь мне набьют физиономию, – уныло подумал он, нехотя поднявшись со своего места и вдоль ряда пробираясь к проходу. – На глазах у всех. На глазах у Дилии…»

Драться он вроде бы умел, хотя не помнил, приходилось ли это ему когда-нибудь делать. Но противостоять опытному умелому бойцу, да еще с больной ногой… Почему, ну почему из массы людей распорядитель выбрал именно его?

– Поприветствуем нового бойца! – весело гаркнул гигант на арене, и весь амфитеатр вновь начал свистеть и рукоплескать.

Влад спускался по ступеням к арене, искренне желая, чтобы сейчас сюда хлынули воды нового потопа, смыли зрителей, бойцов, судей и распорядителя и по камешкам разметали все это внушительное сооружение. Конечно, можно было юркнуть в туннель под трибуной и убраться отсюда целым и невредимым – но как тогда потом появляться людям на глаза? Стать всеобщим посмешищем… Навсегда забыть дорогу к Дилии… Нет! Ни за что!

Но почему распорядитель выбрал именно его?..

И что там, в той бумаге, вложенной в жезл? Какие неслыханные возможности она сулит?

Под несмолкающий гул трибун он перебрался через барьер и неуверенно подошел к распорядителю.

– Снимай тунику и сандалии, Влад, – похлопав его по плечу, с ухмылкой сказал длинноволосый гигант и глаза его странно блеснули. – Потом пойдешь выбирать соперника. На кого покажешь – тот и твой.

Влад не помнил, как разделся до трусов, не помнил, откуда взялись два тонконогих подростка, сноровисто обмотавших его ладони ремнями. Он был совершенно обескуражен тем, что этот громила в кровавой тунике знает его имя. Ни о какой случайности не могло быть и речи: его преднамеренно выбрали для избиения на потеху толпе. Все должны были увидеть (и Дилия!), как его, Влада, будут превращать в лепешку, делать из него отбивную, размазывать по арене… Все было заранее оговорено и подстроено. Кем? С какой целью?..

В сопровождении распорядителя, что-то весело кричащего трибунам, Влад на негнущихся ногах направился к стоящим на арене бойцам, мерящим его ироничными взглядами. Ему удалось отыскать глазами Дилию: она по-прежнему была неподвижна и, кажется, тоже смотрела на него.

«Задались целью меня унизить? Посмешище из меня хотите сделать? – свирепея, подумал он, не зная, кого, собственно, имеет в виду. – Не надейтесь, сволочи, не получится у вас посмеяться! Из кожи вон вылезу, кусаться буду, царапаться – но выстою!»

Однако в глубине души все у него дрожало, и не было там твердой, способной выдержать любые удары опоры, а было что-то вязкое, липкое, какая-то невнятная смесь; она вспучивалась, расползалась, холодными трясущимися отростками сжимала сердце…

«Сволочи… А то, что нога у меня болит, – плевать на это, да?

Устроили развлечение…»

Влад растерянно оглядывал крепкие фигуры бойцов, и вдруг коренастый бритоголовый парень с коротким вздернутым носом и редкими белесыми ресницами вполне добродушно подмигнул ему и еле заметно кивнул.

– Выбираю вот этого, – торопливо сказал Влад распорядителю и тут же понял, что его провели: коренастый удовлетворенно ухмыльнулся и лицо его приобрело хищное выражение, а бесцветные глаза стали жесткими и колючими, как засохшие шипы кустарника.

– Выбор сделан! – завопил распорядитель. – Внимание! Приготовиться к бою!

Атлеты отошли к барьеру и расселись на песке, черные судьи образовали квадрат, и Влад с соперником оказались в центре этого квадрата.

– Бой! – взмахнув жезлом, гаркнул распорядитель.

«Ну, Влад, держись!» – посоветовал он самому себе и встал в оборонительную стойку, прикрывая согнутыми руками голову и живот.

Шум трибун словно отдалился, сместился на периферию восприятия, исчезли зрители и судьи – и остался только ярко освещенный прожекторами противник, который, опустив руки, медленно покачивался из стороны в сторону в нескольких шагах от Влада, словно предоставляя ему право на первый выпад. Теперь лицо его было застывшим и бесстрастным, но в глубине глаз этого бритоголового плотного парня с крепкой шеей и прочными, хотя и не очень широкими плечами Владу почудилась насмешка. Бритоголовый сделал приглашающий жест, предлагая начать атаку, но Влад не спешил. Он не собирался нарываться на встречный удар. Замысел его был иным: своей оборонительной позой он надеялся вынудить соперника подойти поближе, а затем угостить его ногой в пах – благо, правая ступня не была повреждена. Да, это было совершенно не по правилам, да, это не имело никакого отношения к кулачным боям, но Влад сейчас плевать хотел на все правила: главное – вывести противника из строя и покинуть арену на своих ногах, а не на носилках и не волоком; а на какую-то загадочную награду он вовсе не претендует. Можно обойтись и без награды – лишь бы не опозориться на глазах у всех.

«Давай, давай, подходи, – мысленно призывал он противника, прочно упершись в песок арены чуть согнутыми напряженными ногами и не намереваясь сдвигаться с места. – Подходи, ты же видишь, я сосредоточен только на обороне, я думаю только о том, как бы не пропустить удар… Подходи же!»

– Бой! – еще раз рявкнул распорядитель.

Бритоголовый слегка пожал плечами, нахмурился и, подобравшись и выставив перед собой левую руку, подскочил к Владу. И в тот момент, когда он замахнулся для удара, Влад стремительно выбросил вперед ногу, целясь точно в середину черной набедренной повязки противника.

Он уже почти почувствовал момент соприкосновения собственной ноги с чужим телом, но вышло совсем не так, как он задумал. Бритоголовый каким-то неуловимым молниеносным движением увернулся от удара, Влада по инерции понесло вперед, перед глазами его мелькнул, стремительно приближаясь, крепко сжатый кулак, оплетенный черными ремнями, – и в голове что-то взорвалось с ослепительной болезненной вспышкой, а потом со всех сторон обрушилась темнота…

…Медленно, с трудом, сквозь боль вспомнилось, что бурлящий поток с размаху бросил его лицом на фонарный столб. Надо было выбираться из этого потока, карабкаться на столб, к спасению, но тело не слушалось его, тело было не более чем тряпкой, выброшенной за ненадобностью кем-то из тех, кто успел спастись.

Нужно было попытаться открыть глаза…

Он изнутри провел языком по саднящим губам, ощутил знакомый вкус собственной крови и открыл глаза.

То, что простиралось над его головой, не было похоже на небо. И яркий свет не имел ничего общего с обычным дневным светом. Две фигуры возвышались над ним: одна багровая, с чем-то сверкающим в руке, другая – почти обнаженная, с черной полосой ткани на бедрах. И ни потока, ни фонарного столба. Откуда-то издалека пробивались в переполненную болью голову свист и крики.

Он смог, наконец, с усилием оторвать затылок от чего-то мягкого – но только на мгновение. Нечто непонятное выжало все силы из его тела. Он опять закрыл глаза, постарался сосредоточиться и наконец-то более-менее пришел в себя. И узнал распорядителя и своего бритоголового противника. И сообразил, где находится.

Распорядитель, поджав губы, укоризненно качал головой. У бритоголового были злые глаза. Влад вновь приподнялся, и тут бритоголовый шумно, с силой всосал носом воздух и, наклонившись, плюнул ему в лицо. Потом протянул оплетенные ремнями руки и рывком сдернул с Влада трусы до самых коленей. И смачно плюнул еще раз. Все вокруг содрогнулось от хохота.

– Убирайся отсюда! – прорычал распорядитель, нависая над Владом. – Убирайся, пока не вытащили за ноги. По правилам нужно драться!

Влад ладонью вытер плевок, кое-как натянул трусы, поднялся и, пошатываясь и ничего не видя перед собой, поплелся к барьеру. Кто-то сунул ему в руки тунику, и он бездумно забросил ее на плечо. На трибунах продолжали свистеть, хохотать и топать ногами. У него было сейчас только одно желание: как можно быстрее добраться до туннеля, как можно быстрее уйти отсюда, от этого улюлюкания, от этого беспредельного унижения – но одеревеневшие ноги плохо слушались его.

Задев плечо, мимо пролетела сандалия, оставленная им на арене, другая шлепнула его по спине. Он не стал их подбирать. Он добрел, наконец, до ведущего под трибуну, к выходу из амфитеатра, туннеля и, сорвав с рук ремни и отшвырнув их к стене, скрылся от веселящейся толпы в его прохладной пустоте.

На площади перед амфитеатром было безлюдно. Надев тунику, Влад побрел по выложенным в шахматном порядке черным и белым плитам, то и дело сплевывая кровь, сочащуюся из разбитых губ. В ушах у него все еще тихо звенело, ныла челюсть, наткнувшаяся на встречный удар бритоголового, и вообще что-то не в порядке было с головой, словно набитой жесткой ватой; к тому же вновь начала болеть ступня. Он чувствовал себя опозоренным и несчастным, кожу на лице, казалось, стянуло от высохших чужих липких плевков; он постоянно ощущал эти плевки и ему захотелось немедленно умыться, смыть с себя плевки и перенесенное унижение. Ускоряя шаг, он миновал обрамляющие площадь скульптурные группы, свернул за угол и, прихрамывая, направился к украшенному колоннами входу в общественные бани.

Высокие сводчатые переходы и залы бань тоже были на удивление пустынны. Влад шел вдоль украшенных лепкой и разноцветной мозаикой стен, мимо гладких колонн и статуй обнаженных атлетов, провожавших его слепыми взглядами. Так никого и не встретив, он миновал скрытый клубящимся паром горячий бассейн и вошел в распахнутые высокие двери теплого бассейна. Там, как и везде, было безлюдно и ни единый всплеск не нарушал неподвижности прозрачной воды в выложенном белым мрамором резервуаре.

Влад не стал размышлять о том, почему вокруг никого нет. Ему не хотелось никого видеть, не хотелось ни с кем разговаривать. И такое чувство было ему уже знакомо. Горько было на душе, горько и тоскливо, еще более горько, тоскливо и тошно, чем утром этого бесконечного дня…

Он сбросил на пол тунику и трусы, подошел к нише, заставленной горшочками с благовонными мазями. Достал оттуда длинную жесткую мочалку и мыло и по ступенькам спустился в теплую воду. Положил мыло на выступ вздымающейся из воды колонны, прополоскал рот. Намылил мочалку и начал с ожесточением тереть лицо, словно стремясь дочиста содрать оплеванную опоганенную кожу.

Потом, несколько раз окунувшись с головой, Влад вылез из бассейна, взял с полки простыню и завернулся в нее. Устроился на ступеньках, ведущих в бассейн, и, обхватив руками колени, начал думать о том, кому и зачем нужно было затевать этот непредусмотренный бой в амфитеатре, кому и зачем нужно было выставлять на посмешище его, Влада; его, не сделавшего никому ничего плохого. Голова соображала все еще туго, а может и ни при чем тут вовсе была голова… в общем, он не нашел не только ответа, но даже намека на ответ: случившееся с ним в амфитеатре было совершенно необъяснимым.

Единственное, до чего он додумался, – это до того, что ему нужно поговорить с распорядителем боев. Влад не был с ним знаком, никогда не имел с ним никаких дел и никаким образом не мог ни намеренно, ни случайно чем-то насолить распорядителю. Распорядитель действовал по чьему-то указанию. Распорядитель знал, кого выбирать, знал имя того, кого выбирает. Нужно было поговорить с распорядителем.

Только не сегодня, решил Влад. На сегодня уже хватит. Завтра.

Если, конечно, распорядитель захочет разговаривать…

Так он и сидел в одиночестве, не замечая, как утекает время, и невидящим взглядом уставившись в неподвижную прозрачную гладь. Тишину этих пустынных помещений нарушал только отдаленный шум воды в трубах, ведущих к горячим подземным источникам. И когда над его головой раздался голос, он вздрогнул от неожиданности.

– Я так и знала, что найду тебя здесь, – сказала Дилия и, прошелестев подолом тонкого розового платья, опустилась на ступеньку рядом с ним.

Можно было подумать, что она возникла здесь прямо из воздуха – настолько неслышным было ее появление.

– Что, утешать пришла? – буркнул Влад, отводя взгляд от девушки. Он представил, как выглядел там, на арене… оплеванный… без трусов…

представил себя глазами Дилии – и лицо его обдало жаром, как будто он с разбега нырнул в горячий бассейн. Лучше бы она не приходила сюда!

Девушка провела пальцами по его распухшим губам. Пальцы у нее были теплыми и мягкими.

– Больно? – спросила она участливо.

Влад мотнул головой, словно обжегшись. Неужели она не понимает, что это ее появление, это ее участие – как нож в сердце? Неужели не понимает, что делает ему еще больнее?!

– Да, очень больно! – почти выкрикнул Влад, и эхо беспорядочно заметалось под перекрытиями. – Очень больно, – понизив голос, повторил он и отвернулся от девушки.

– Терпи, Влад, терпи, – негромко сказала она.

Влад резко повернулся к ней.

– Почему я должен терпеть? Почему нам всем постоянно приходится терпеть? Или ты вполне довольна своей жизнью, этими постоянными ударами? Ты довольна, Дилия?

– Все зависит от предназначения, – туманно ответила девушка, с прищуром глядя на неподвижную воду.

– А-а! – Влад махнул рукой. – Терпеть – наше предназначение? Почему?

С какой стати? Мой мудрый распорядитель Бат считает, что горожане когда-то нарушили какой-то порядок, а мы теперь за это страдаем. А ты что думаешь по этому поводу?

– Я ничего не думаю, – слегка пожав плечами, сказала Дилия. – У меня другие дела.

– Да-да, дела… – пробормотал Влад и горько усмехнулся. – Кого ни послушай – у каждого дела. У Альтера дела, у тебя дела. Только у меня дел никаких нет… – Он помолчал и поднял глаза на девушку. – А ты знаешь, что вот сейчас, на боях, этот верзила-распорядитель вовсе не случайно выбрал именно меня, а не кого-то другого?

– Почему ты так решил?

– Потому что он знал, как меня зовут. И выбрал не случайно, специально выбрал, чтобы унизить, на посмешище выставить. Понимаешь, не случайно!

– Я тоже знаю, как тебя зовут. – Девушка встала и сверху вниз посмотрела на Влада. – А вообще случайностей не бывает. Любая случайность вовсе не случайность – надо только знать причины. Терпи, Влад. А я пойду.

Она слегка кивнула и неслышно направилась к дверям. Влад провожал ее растерянным взглядом, озадаченный ее словами. И она, и Альтер говорили с ним так, будто знали что-то такое, что было неизвестно ему. Или, опять же, все дело было в манере вести разговор? Или они все-таки понимали то, что никак не мог понять он?..

«Я, наверное, очень ограниченный человек, – с горечью подумал Влад. – Я ничего не соображаю, я не могу сосредоточиться и не вижу ничего дальше собственного носа. У меня совершенно бестолковая голова…»

В дверях девушка обернулась к нему и ее голос отчетливо прозвучал в тишине просторного зала:

– Как это ты надумал спасать меня сегодня от потопа, Влад? Вот уж не ожидала…

Пока он подбирал слова для ответа, Дилия исчезла в глубине коридора.

«Не ожидала? Ты от меня этого не ожидала? Хорошего же ты, однако, обо мне мнения!» – обескураженно подумал Влад и, схватив лежащий рядом, на ступеньке, кусок мыла, с остервенением швырнул его в бассейн.

* * *

Окна кафе были задернуты тяжелыми темными портьерами, редкие настенные светильники не светили, а тлели, и в полумраке едва виднелись фигуры сидящих за столиками немногочисленных посетителей.

Влад специально выбрал место в дальнем углу, чтобы его не узнали те, кто мог зайти сюда после кулачных боев. Бои еще не кончились: когда он направлялся сюда мимо площади, она была все такой же безлюдной. Да и не кончались так рано бои. Он заказал бокал легкого вина, но даже не притронулся к нему. Подперев руками голову, он смотрел на еле освещенный мрачным лиловым светом скрытого фонаря помост у противоположной стены, на котором, слегка склонив голову к плечу, стояла Грустная Певица. Ее длинные черные волосы были стянуты черной слабо искрящейся лентой; мелкие лиловые искры едва уловимо мигали и на длинном черном платье при каждом ее движении. Бледное лицо певицы с темными провалами глаз было отрешенным и печальным. Она пела без музыкального сопровождения, пела негромко и как-то приглушенно, но ее голос не тонул в портьерах, не терялся в свисающих из-под потолка плотных темных полотнищах – он добирался до самого дальнего угла, где сидел Влад, и горькой струей проливался в душу. Этот голос, это пение навевали тоску, но были полны какого-то мрачного очарования. Так, наверное, могла бы петь угрюмая крылатая женщина с картины Дилии, потерявшая всякую надежду на лучшее будущее…

Влад, стиснув зубы, слушал Грустную Певицу, и чувствовал, как невольные слезы наворачиваются на глаза. Нужно было бы уйти отсюда, от этого терзающего душу пения, но он не мог сдвинуться с места, опутанный незримыми узами странных песен, время от времени переходящих в такой же негромкий проникновенный речитатив.

В полумраке небольшого кафе тягучими волнами качались над столиками бесконечные вереницы слов, таящих неизбывное уныние и близкую беду.

– Снова труба затрубит, предвещая иные невзгоды… Но не поймут, не увидят, где свет, а где тень… И отворятся гроба, и потянутся мертвые всходы… В воплях мучений придет страшный день… Судный день…

Смысл песен оставался скрытым от Влада, но он чувствовал угрозу, переполняющую их, и что-то дрожало у него внутри.

– Да, умираем мы, – не поднимая глаз, скорбно пела Грустная Певица, – и нету зол страшней… чем, пережив закат, пропасть во мраке дней…

Что все это значило? Что?..

Влад закрыл глаза и несколько мгновений боролся с вновь накатившей, невесть откуда взявшейся тошнотой. Голос женщины в черном заполнял все вокруг, одна песня сменялась другой, и невозможно было никуда скрыться от этого голоса.

– Не обманешь судьбу, мир – пустыня безбрежная… Мы – уроды душой, сонм больных и калек… Не помогут мольбы, и томимся по-прежнему…

Пустоте все равно, был ли ты, человек…

«Мы уроды душой… – Он не хотел открывать глаза, да и зачем открывать глаза? Полутьма снаружи и такая же полутьма внутри… – Мы уроды душой… Может быть действительно все дело в нас самих, в наших душах, а не в окружающем мире? Окружающий мир здесь вовсе ни при чем, а вот наше восприятие мира… Все видится в черном цвете, потому что чернота находится внутри нас… Может быть – так?..»

Столик слегка пошатнулся от толчка и рядом проникновенно сказали заплетающимся языком:

– Влад, др-ружище… Н-наконец-то я тебя нашел!

Влад открыл глаза. Вийон расслабленно плюхнулся на стул напротив него, спиной к Грустной Певице. Поставить бокал на стол, прежде чем сесть, он не догадался и, конечно же, выплеснул добрую половину содержимого прямо на свою изрядно помятую, неопределенного цвета тунику.

– А вот ведь нашел, н-нашел! – поводя пальцем перед носом Влада, нетрезво приговаривал Вийон и бессмысленно улыбался. – Спрятаться от меня вздумал, Влад? Дудки! От меня никуда не спр-рячешься, н-никуда.

Вот так и запомни, Влад: ни-ку-да! – Вийон победно вскинул бокал и тут же опять облился. – Давай лучше выпьем, Влад!

Не дожидаясь ответа, Вийон запрокинул голову и одним длинным глотком опустошил бокал, чуть не свалившись при этом со стула. С трудом удержав равновесие, он подался вперед и попытался то ли похлопать Влада по плечу, то ли погладить по голове, но не дотянулся: рука его упала на стол. Влад поспешно отодвинул в сторону свое вино и негромко сказал:

– Осторожно, Вийон, осторожно.

– Да! – Вийон мотнул головой, навалился грудью на стол и наконец нашел желанную опору. – Я всегда осторожно, Влад… Я оч-чень осторожный и оч-чень хороший… Да, Влад? И не надо от меня прятаться, я тебя все равно найду! Так или не так, Влад? Я правильно… пр-равильно говорю?

– Правильно, все правильно ты говоришь, – заверил его Влад. – Только не надо так громко.

– Недуг бытия… О тяжелый недуг бытия, – тихо жаловалась Грустная Певица. – Вот тот тайный порок, что гнетет нас и гложет… Вот та мысль, что нам душу тревожит… Неужель заразилась и я?..

– Да! – внезапно встрепенулся затихший было Вийон. – Совершенно верно… Гораздо хуже, чем недуг небытия, правильно, Влад? Тот недуг уже никого не гнетет и не гложет. Правильно, Влад? С-слушай, слушай ее, Влад. Она все правильно поет… Я люблю ее слушать…

Вийон, полуобернувшись к помосту, выставил перед собой руку и начал с чрезмерной нетрезвой старательностью водить ею из стороны в сторону, пытаясь попасть в такт пению хрупкой женщины с бледным, почти неподвижным лицом. Взгляд его совсем затуманился и Владу показалось, что Вийон вот-вот уснет – если уже не уснул.

Влад не знал, чем занимается этот небритый голубоглазый узкогрудый парень с давно забывшими о расческе кудрявыми светлыми волосами; вернее, чем занимается кроме того, что часами просиживает в разных кафе за бокалом вина или кружкой пива, или за тем и другим вместе – и льется все это в него, как в бездонную бочку, хотя, казалось бы, куда там литься? Невысок ростом был Вийон, и комплекцией своей вовсе не походил на тех мускулистых громил, что колошматили друг друга неподалеку отсюда, на арене амфитеатра. Вийон, судя по его расшатанно-расплывчатому состоянию, на кулачных боях не был и позора Влада не видел… Да, Вийон смотрел на окружающее через тонкие стенки бокалов, но мог, тем не менее, рассуждать вполне внятно и логично, поддерживать любую беседу и, даже на время погружаясь в полусон, не терять ее нить. Владу были не в тягость эти беседы, хотя содержание их он не мог бы как следует вспомнить… как и содержание многих других разговоров…

– Вот, вот, слушай, слушай! – встрепенулся Вийон, уставив палец на Влада. – Вот сейчас… это место… мне ос-собенно нравится…

– Чужие края… Там, за смертью, чужие края, где в скитаниях наших никто не поможет, – безнадежно пела женщина в черном. – Только жаль, что наш век… так бессмысленно прожит… – Голос ее смолк на несколько мгновений и в кафе стало очень-очень тихо, и люди за столиками показались Владу тенями, всего лишь тенями того, что на самом деле вовсе не существует и никогда не существовало. – Но излечен… недуг… бытия… – тихо, словно задыхаясь, словно погружаясь все глубже и глубже в пустоту, словно уходя безвозвратно, закончила певица – и лиловый свет погас, и помост погрузился в темноту, скрывшую невысокую тонкую фигуру в длинном черном платье с мерцающими искрами.

– Вот оно, Влад… Из-ле-чен! – палец Вийона все-таки дотянулся до Влада и потыкал его в грудь. – Вот тебе и лучшее лекарство, Влад.

С-самое надежное! Хотя, согласись, в недуге бытия тоже есть свои прелести. Да, Влад? Правильно?

– Да уж наверное, – нехотя сказал Влад; не было у него желания углубляться в обсуждение таких тем. К тому же, пострадавшая челюсть продолжала болеть, и эта боль почему-то тупо отдавалась в затылке.

– Вот именно! – Вийон удовлетворенно потер ладони. – Тут посидишь, там посидишь… Бокал, другой, третий… Прогуляешься, поразмышляешь о возвышенном, о прекрасном. Сорвешь цветок, вглядишься в совершенство и изящество линий. Вдохнешь его аромат… м-м-м!

Восхитишься богатством красок… Спросишь себя: откуда это чудо, это диковинное диво, как могло возникнуть столь упоительное единство формы, цвета и запаха? И вознесешься ммслями в такую вышину… Есть хлеб для тела, Влад, но есть и для души… И тут – трах-бах! – ветер, вода хлещет, как из лопнувшей трубы, и ты весь уже мокрый с ног до головы, и без своего недопитого бокала, и тебя несет куда-то, и какой-то хлам вокруг – а где же цветок, Влад, где? – и физиономией тебя прямо в какие-то колючие кусты… Вот тебе и совершенство, вот тебе и восхитительное изящество линий. Согласен, Влад?

Влад с интересом смотрел на неожиданно утратившего всю свою сонливость собеседника. Вийон сопровождал свою витиеватую речь замысловатыми движениями рук – поблескивали в полумраке перстни, кольца и браслеты – и язык у него теперь совсем не заплетался.

– Согласен, Влад? – с нажимом повторил Вийон.

Влад не знал, с чем, собственно, должен соглашаться, но не стал уточнять, а просто кивнул. Никто из сидящих в кафе не обращал на них внимания.

– Вот! – удовлетворенно воскликнул Вийон. – Мокро, жестко, колко, тряпки какие-то грязные у лица, представляешь? Никакого тебе изящества, в нос и в рот песок набился – не продохнешь, задница совершенно отсырела и ей ужасно неуютно… Но! – палец Вийона вновь торжествующе взметнулся над столом. – Вот они, парадоксы нашего существования, и в этом-то вся прелесть так называемого недуга бытия!

Прекрасная роза среди куч дерьма. И наоборот: куча дерьма среди прекрасных роз. Понимаешь, Влад? Все в жизни переплетено, возвышенное соседствует с низменным, красота ходит в обнимку с безобразием, изысканное вино уживается с похмельной головной болью и глядишь – а кто-то гадит прямо на клумбу с прелестными нежнейшими цветами.

Понимаешь?

– Ты хочешь сказать, что лежа в грязи, нанесенной сегодняшним потопом, сумел найти в этом какую-то привлекательность?

– Вот именно! – вскричал Вийон и, двинув локтем, опрокинул на стол свой пустой бокал. – Именно сумел найти. Представляешь: мокро, грязно, жестко, все колется и царапает, в ноздрях полно земли и всякой дряни – и вдруг мягкое такое сияние, нежный такой блеск – этакий лучик надежды во мраке жизни. Дар, преподнесенный судьбой.

Трепетный, но неумолчный зов прекрасного среди подавляющей тупой немоты повседневности. Искра вечного огня, не погасшая среди волн, не исчезнувшая в этом всесокрушающем потоке, намочившем мне задницу. Это ли не знамение, Влад? Это ли не символично? Нетленная, неугасимая искра вечного!

– Да что же это за искра такая? – не вытерпел Влад, слегка оторопевший от неиссякаемого красноречия Вийона. – Непочатую бутылку вина ты там нашел, что ли?

– Сам ты бутылка! – уязвленно сказал Вийон и смахнул-таки на пол свой бокал. – Нет в тебе полета, Влад, прозаично мыслишь. А тут поэзия, песня! Вот, любуйся и думай о вечном.

Вийон растопырил пальцы и сунул свою ладонь тыльной стороной чуть ли не в лицо Владу.

– Ну? – непонимающе сказал Влад, скользнув взглядом по кольцам и перстню на длинных, с неряшливо обрезанными ногтями пальцах собеседника.

Вийон, качая головой, разочарованно поцокал языком.

– Удивляюсь твоей непонятливости, Влад. Неужели не видишь? Вот это что, по-твоему? – Вийон пошевелил безымянным пальцем с довольно широким кольцом, отливающим тусклым серебром. – Это что, по-твоему, не вещь?

Влад пожал плечами:

– Ну, кольцо. Я в этих делах не очень. Вот, – он кивнул на свой одинокий перстень с красным камнем, – мне вполне хватает.

– Кольцо! – фыркнул Вийон. – Да ты посмотри, какое кольцо! Это же песня, а не кольцо! Символ спасения! Да ты посмотри, получше посмотри! Это же как глоток вина поутру, после буйного вечера. Песня, Влад, утренняя песня, а не какой-то там вой Белого Призрака. Шелест свежей листвы, плеск вина, льющегося в бокал. Ты только посмотри, протри глаза и посмотри! Лепесток в бокале!

Бормоча все эти красивости, Вийон не без усилия стащил кольцо с пальца и протянул Владу. Влад, решив, что сопротивляться бесполезно, взял украшение и повернулся к настенному светильнику.

– Росинка на траве, одинокий фонарь в переулке, – продолжал приговаривать Вийон. – Тонкий бокал с драгоценным напитком, способствующим воспарению души… Ты не против, если я отхлебну из твоего бокала?

– Отхлебни, отхлебни, – рассеянно сказал Влад, рассматривая кольцо. – Воспари душой.

Ничего особенного он в этом кольце не нашел. Обыкновенное украшение, не хуже и не лучше других, с черным волнистым орнаментом по верхнему и нижнему краю. Наверное, только нетрезвому Вийону, занесенному потоком в заросли кустарника, могло оно почудиться – как он там выражался? – лучиком надежды и искрой вечного огня. Конечно, приятно, наверное, среди мокрого хлама обнаружить утерянную кем-то изящную вещицу. Символ спасения… Пить бы Вийону с утра поменьше – тогда вовремя заметил бы опасность и сидел дома, и не пришлось бы физиономией в кусты.

– Красивая штучка, – деликатно сказал Влад, возвращая кольцо. – Повезло тебе, Вийон. Не каждому так везет – лежа в грязи, наткнуться на прекрасное.

– Я же говорю: з-знамение! – воскликнул Вийон, поднял руку с зажатым между пальцами кольцом и, нетрезво сощурившись, принялся пристально разглядывать его, поворачивая то в одну, то в другую сторону, причмокивая и покачивая головой. Он уже успел отхлебнуть из бокала Влада, и отхлебнуть так основательно, что бокал был пуст. – А давай-ка я тебе его подарю, Влад!

– Да я вообще-то не любитель… – начал было Влад, но Вийон отчаянно замотал головой и схватил его за руку, чуть не перевернув столик.

– Нет-нет-нет, даже и не вздумай отказываться! – напористо заявил он, пытаясь насадить кольцо на палец Влада. – У меня вон сколько, а у тебя? Позволь сделать тебе приятное. Ведь правда же, прелестное колечко?

Влад решил не сопротивляться. Коль Вийону приятно сделать другому приятное – зачем лишать его этого удовольствия? Тем более, кольцо смотрелось на руке вполне уместно. Приятно смотрелось, можно сказать.

– Н-ну вот, – удовлетворенно сказал Вийон, продолжая держать Влада за руку и с умилением разглядывая свой подарок. – Весьма и весьма недурно, я тебе скажу. В этом есть глубокий смысл, Влад: не прятать у себя искру вечного, а передавать другим. Так и ты – поноси немного и передай дальше. Ты так и сделаешь, Влад? Обещай, что так и сделаешь.

– Конечно, – заверил Влад. – Похожу немного и передам другому. Не сомневайся.

– Ну вот и славно! – обрадовался Вийон. – Почему бы нам по такому случаю не выпить немного вина? Такое ведь случается не каждый день, согласен? Сейчас я принесу… вот только сначала прилягу немного…

Вийон тяжело поднялся, отодвинул ногой стул и, пошатываясь, направился к стоящим вдоль стен низким диванам. С размаху плюхнулся на темную бархатную обивку, вяло помахал рукой: «Я с-сейчас, Влад!» – повалился на бок и замер.

«Все, погрузился в светлые грезы», – усмехнулся Влад и поправил кольцо.

Помост по-прежнему был пуст. Посетители кафе молча сидели за столиками и Влад подумал, что пока он разговаривая с Вийоном, никто из них, кажется, не произнес ни слова. Либо пришли сюда на редкость молчаливые горожане, либо не хотелось им ни о чем говорить после песен Грустной Певицы.

Входная дверь с легким шорохом отворилась и в кафе вошел высокий человек. Тусклый свет упал на его лицо, обрамленное длинными волосами, и Влад от неожиданности откинулся на спинку стула. Он узнал распорядителя боев.

Распорядитель должен был сейчас находиться в амфитеатре, на арене, потому что бои не могли закончиться так быстро. И они, несомненно, еще не закончились: снаружи, за окнами кафе, по-прежнему было тихо.

Не могло такого случиться, чтобы зрители расходились крадучись и безмолвно – с чего бы это вдруг? И никто не спешил сюда глотнуть вина или пива и обсудить состоявшиеся поединки – а Владу помнилось, что все окрестные кафе после боев бывали битком забиты горожанами. Скорее всего, распорядитель просто выскочил на пять минут промочить свою луженую глотку, хотя… Хотя ведь и в амфитеатре напитков вполне хватало.

Как бы там ни было, распорядитель находился сейчас не на арене, а в кафе. Он нацедил из бочки вина во внушительную бронзовую чашу, подошел к ближайшему от двери столику и грузно опустился на стул. По сторонам он не смотрел – обхватил чашу ладонями и начал сосредоточенно хлебать свое вино, не обращая ни на кого внимания.

Влад поколебался немного, оглянулся на безмятежно посапывающего Вийона и встал из-за стола.

«Будь что будет, – решил он, – а попробовать надо».

Огибая столы, он подошел к распорядителю и без приглашения сел напротив, в упор глядя на поглощающего вино верзилу с округлым лоснящимся лицом без единой складки или морщинки. Распорядитель мельком взглянул на него и сделал очередной гулкий глоток, ничем не показав, что имеет какое-то отношение к Владу. Словно и не он совсем недавно тыкал своим жезлом в трибуну, словно и не он рычал:

«Убирайся, пока за ноги не вытащили!»

– Можно задать вопрос? – Влад старался, чтобы голос его звучал ровно и достаточно нейтрально. – Вернее, два вопроса.

Распорядитель со стуком поставил тяжелую чашу на стол, неторопливо вытер губы рукавом плаща и неожиданно подмигнул Владу.

– Готов проглотить вот эту посудину, – он пощелкал ногтем по отозвавшемуся низким звуком боку чаши, – если не угадаю, какие у тебя вопросы. Причем проглотить, не разжевывая, одним махом.

– Ну и какие же? – подавив легкое удивление, неприязненно спросил Влад. Конечно же этот громила догадался, о чем его может спросить тот, кого он выбрал в качестве жертвы мастеру кулачного боя.

Распорядитель выставил перед собой крепкий палец с отполированным закругленным ногтем и несколько раз медленно ткнул им в сторону Влада.

– Имя твое сегодня склонял на все лады один квартальный смотритель.

Скорпион, если не ошибаюсь. Была у тебя с ним небольшая милая встреча, не так ли, Влад?

Влад почувствовал, что щеки его начинают гореть. А распорядитель продолжал негромким, но раскатистым басом, так что, казалось, его голос слышен всем посетителям кафе:

– Это ответ на твой первый вопрос. А что касается второго… – распорядитель ухмыльнулся, показав крупные белые зубы, которыми действительно можно было бы при желании разжевать бронзовую чашу. – Да, я, конечно же, выбрал тебя не случайно. Я искал тебя на трибуне – и нашел!

– Но почему? – растерянно выдавил из себя Влад. – Мы же с тобой совершенно незнакомы! Почему именно меня?

– А чтобы жизнь тебе не казалась слишком хорошей, – жестко сказал распорядитель.

– Это… это у меня, что ли, хорошая жизнь? – Влад чуть не задохнулся от возмущения. – Всем бы такую хорошую… – он осекся и в упор взглянул на распорядителя, который, чуть прищурившись, изучал покрытый узорами бок своей опорожненной чаши. – Ладно, выкладывай:

кому и чем я насолил? Хотя ума не приложу, когда и что мог сделать такого…

Распорядитель некоторое время молчал – в кафе воцарилась тишина, которую нарушало лишь сопение спящего Вийона, – потом, зашуршав плащом, поднялся из-за стола и с высоты своего роста снисходительно посмотрел на Влада.

– Не нравишься ты мне, Влад, – рокочуще заявил он на все кафе. – Просто не нравишься – вот и все. От тебя постоянно мочой разит на всю округу. Вот тебе и весь мой ответ.

У Влада отнялся язык. Распорядитель грузно прошагал к двери и, обернувшись, покивал ему:

– Да-да, разит так, что хоть нос зажимай!

И покатился, покатился над столами, от стены к стене, возбужденный, насмешливый шепоток посетителей…

Дверь за распорядителем давно закрылась, а Влад продолжал сидеть все так же неподвижно и никак не мог прийти в себя от его оскорбительных слов.

– Не выйдет… Заперто… – невнятно сказал с дивана Вийон и, не открывая глаз, с трудом начал поворачиваться на другой бок, кряхтя в такт своим несобранным замедленным движениям. Наконец перевернулся, уткнулся поджатыми к животу коленями в стену и вновь мерно засопел.

Чувствуя себя неловко, содрогаясь от этой неловкости и ощущая обращенные на него взгляды – или ему только так казалось? – Влад отодвинулся от стола, пригнулся и осторожно втянул носом воздух, понимая, что поступает глупо. Разумеется, никакой мочой от него не пахло – слегка веяло ароматным мылом и благовонной мазью. Запахи были ненавязчивыми и приятными. Распорядитель бессовестно врал. Умышленно врал, чтобы задеть, унизить его, Влада, чтобы досадить… Зачем?

«Чтобы жизнь казалась не слишком хорошей» – что это за ответ? Почему жизнь не должна казаться хорошей?

Вряд ли приходилось ожидать, что сами собой появятся ответы на эти вопросы.

Влад был не в состоянии искать ответы. У него вновь разболелась голова, и одни и те же невнятные серые мысли вяло ползли по кругу, путаясь и натыкаясь одна на другую, растворяясь и вновь появляясь, вращаясь в унылом хороводе. В душе зазудела обычная беспросветная тягучая тоска. Бытие действительно казалось ему тяжелым недугом, излечить который может только Смерть. Но вдруг там, за Смертью, в тех чужих краях, о которых пела Грустная Певица, поджидает недуг еще более ужасный?

Продолжал гулять шепоток над столами, кое-где в него вплетался тихий смешок. Хотя, возможно, никто не шептал и не смеялся, а это просто шумело в голове…

Бросив взгляд на Вийона – тот уже привольно лежал на спине, раскинув руки, – Влад поднялся и вышел из кафе на безлюдную улицу.

Приближалось время ужина.

Город словно вымер. В полной тишине, так никого и не встретив, Влад добрел до поворота, за которым находился его дом, – кажется, то ли третий, то ли пятый от угла. Повернув, Влад на секунду замер, а потом быстро попятился за угловой столб каменной ограды чьего-то двора, потому что увидел вдалеке направляющихся в его сторону квартального смотрителя Скорпиона и компанию. У него не было никакого желания вновь встречаться со Скорпионом, почему-то ушедшим с кулачных боев.

«И что за день такой сегодня? – чуть не плача от отчаяния, думал он, торопливо шагая к ближайшему переулку. – Ну просто беспросветный какой-то день!»

Твердой уверенности у него не было, но ему вроде бы припоминалось, что, пройдя этим переулком, зажатым глухими стенами, можно выйти к дому с противоположной стороны. В переулке не было ни души, у стен валялись сломанные ветки. Влад прошел его из конца в конец и добрался до перекрестка, прихрамывая все больше и больше – вновь давала о себе знать поврежденная ступня.

Напротив чьих-то закрытых ворот, прислонившись спиной к фонарному столбу, сидела незнакомая женщина в просторном темном платье. Голова ее была обмотана надвинутым на самые брови черным платком. Влад мимоходом посмотрел на ее хмурое лицо с поджатыми губами и направился дальше, выискивая взглядом, нет ли там, впереди, квартального смотрителя с командой громил, и тут женщина тусклым голосом внезапно сказала ему вслед:

– Все ходишь, все никак успокоиться не можешь?

Влад невольно вздрогнул и обернулся. Незнакомка смотрела не на него, а на запертые ворота, но, кажется, обращалась именно к нему, потому что на улице больше никого не было.

– Смотри, доходишься, – с угрозой продолжала она, все так же недовольно глядя на ворота. – Заберет тебя Белый Призрак и будут тебе тогда чужие края. Страшные края!

Это было уже слишком. Сжав кулаки, Влад подскочил к незнакомке и процедил, едва сдерживая себя:

– А ну пошла вон отсюда!

Женщина неторопливо встала и оказалось, что она чуть ли не на голову выше Влада. У нее было совершенно блеклое, невыразительное лицо, подобное стертым ногами прохожих плитам мостовой, такое же тусклое, как и ее голос.

– Я-то пойду, – с насмешкой сказала она, сверху вниз глядя на Влада.

– А вот тебе-то куда идти? Некуда тебе идти, некуда!

Она скривила губы, изображая подобие ухмылки, и, ссутулившись, неторопливо направилась к переулку, из которого только что вышел Влад. Скрылась за углом, а огорошенный Влад остался стоять у фонарного столба, сжимая и разжимая кулаки. Ему хотелось упасть и биться лбом о каменную мостовую, биться до тех пор, пока не расколется голова, исторгнув, наконец, боль – и придет забвение…

* * *

Ужин просто не лез в горло. В столовой пахло сыростью, скатерть казалась Владу влажной, и он раздраженно сделал внушение Бату.

Слуга-распорядитель пожал плечами и кивнул худощавому большеносому подростку, имени которого Влад не знал; он не помнил даже, видел ли его когда-нибудь раньше в своем доме. Подросток, споткнувшись на пороге, исчез за дверью и вернулся не скоро, когда Влад, давясь, уже домучивал остатки ужина. Принесенная нерасторопным слугой скатерть полетела в угол, сопровождаемая руганью Влада, – и на том ужин закончился. Чувствуя себя несчастным и разбитым, Влад поплелся в спальню. Ему хотелось хоть немного полежать перед тем, как идти на площадь.

А на площадь нужно было идти обязательно – и тошнотворное, гадливое, мерзкое чувство уже вызревало, поднималось из глубин, источая смрад.

Хотелось забиться в угол, спрятаться под одеялом, намертво вцепиться во что-нибудь и ни в коем случае не разжимать пальцы – но Влад знал, что это не поможет. Ничего не поможет. В урочный час, ровно без четверти четырнадцать, ноги сами понесут его на площадь, в центр квартала, хочет он этого или нет, и он покорно побредет в потоке таких же, как и он, на встречу с чем-то отвратительным и неизбежным…

За окнами уже слегка смеркалось и небо приобрело какой-то угрюмый, тоже мерзкий, оттенок. Влад включил одну из трех больших хрустальных люстр под потолком, снял тунику и, скомкав, бросил на кресло. Слуги убрали мокрый ковер и теперь голый пол неприятно холодил подошвы.

Несмотря на распахнутые настежь окна, спальня оставалась пропитанной неприятным тяжелым запахом сырости. На низкой, обтянутой зеленым бархатом скамеечке у зеркала лежал аккуратно сложенный Батом халат.

Влад взял его и уныло посмотрел на свое отражение в зеркале.

– Что, Влад? – тихо сказал он хмурому парню в трусах, исподлобья глядящему на него из нереального зазеркального бытия. – Тошно тебе?

Отражение молчало – все было понятно и без слов. Над головой отражения застыло какое-то размытое темное пятно, похожее на приплюснутый сверху и снизу шар.

«Распаскудились, разленились, ничего не замечают, – раздраженно подумал Влад. – Уже и скатерти свежей не дождешься, и зеркало лень вытереть. Скоро будут сидеть в дерьме по уши и поплевывать в потолок.

Работнички!»

Перегнув сложенный халат еще раз, он, пользуясь им, как тряпкой, с силой протер зеркало. Отнял руку и негромко выругался, потому что пятно не исчезло. Подавшись вперед, он вновь поднял руку – и замер.

Потом сделал шаг назад, неотрывно глядя на пятно. Вновь подошел вплотную к зеркалу, словно намереваясь проникнуть в зазеркалье. И растерянно пробормотал:

– Этого еще не хватало…

Пятно находилось не на поверхности зеркала – оно находилось в глубине. Оно было отражением чего-то, повисшего над головой Влада. Он резко задрал голову – и увидел только потолок. В пространстве между потолком и головой ничего не было. Никаких темных приплюснутых шаров.

Продолжая одной рукой сжимать халат, Влад другой рукой провел над своей макушкой – и ничего не ощутил.

– Что за бред?

Отражение не ответило на этот недоуменный вопрос. Темное пятно продолжало висеть над головой отражения, и между ним и волосами едва ли можно было просунуть кулак.

Повернувшись к зеркалу вполоборота, Влад, не сводя глаз с пятна, медленно запрокинул голову – и понял, почему не может обнаружить его:

пятно следовало за движениями головы, словно соединенное с ней невидимым стержнем, и поэтому не попадало в поле зрения. Увидеть его удавалось только в зеркале.

– Допрыгался, Влад? – перестав, наконец, вертеть головой, шепотом сказал он своему отражению. Ему почему-то было страшно. У него все тряслось внутри.

– Спокойно, спокойно… Спокойно, Влад… Спокойно…

Приговаривая так, словно твердя заклинание, Влад отошел от зеркала и беспомощно огляделся, раздумывая, что еще можно предпринять. Шагнул к стене, затянутой плотной зеленой тканью, растерянно остановился. Свет от люстры падал на него со спины, и на стене застыла его отчетливая тень. Только одна его тень. То, что находилось над его головой, не отбрасывало тени. А значит, не существовало в действительности, а только казалось. Влад неуверенной рукой вновь поводил над волосами – тень на стене послушно повторила его движения – и снова ничего не обнаружил.

«Крепко же, однако, мне врезали, – подумал он, опуская руку. – Что-то там у меня, видно, повредилось… Пятна плавают перед глазами…»

Впрочем, Влад не очень-то поверил в такое объяснение и поэтому вернулся к зеркалу. И увидел, что темный приплюснутый шар все так же продолжает висеть над его головой. «Как Дамоклов меч», – подумал он, хотя не мог бы сказать, что это такое. А еще он увидел в зеркале, что дверь открылась и в спальню вошел Бат; на руке слуги висела отглаженная светло-коричневая туника.

– Бат! – не отрывая взгляда от зеркала, позвал его Влад. – Подойди-ка сюда.

Слуга аккуратно разместил тунику хозяина на спинке кресла и неторопливо приблизился. Влад постучал пальцем по зеркалу в том месте, где ему виделся загадочный шар.

– Ты что-нибудь здесь видишь, Бат?

– Конечно вижу, – после некоторой заминки укоризненно ответил слуга.

– Вижу, что халат валяется на полу. Хорошо постиранный, выглаженный халат.

– Сюда смотри, Бат! Сюда, в зеркало. Что ты видишь вот тут, над моей головой?

– Ничего, – сказал слуга. – Ровным счетом ничего.

– А здесь? – не успокаивался Влад. – Не в зеркале, а вот здесь, – он похлопал себя ладонью по темени. – Что у меня над головой? Есть там что-нибудь?

– Есть, – отозвался Бат.

– Что?!

– Потолок у тебя над головой, хозяин.

Влад покосился на зеркало – темное пятно было там же, где и раньше, – перевел взгляд на Бата. Слуга со вздохом нагнулся, поднял халат и, встряхнув, протянул его Владу.

– Ладно, Бат, иди, – Влад забрал халат и бросил его на плечо. – Мерещится мне какая-то ерунда, что-то непонятное. И тошнит целый день…

Он подумал, что это загадочное пятно, скорее всего, существует только в его воображении, и постарался успокоить себя: «Завтра все пройдет.

Проснусь – и все пройдет…»

Слуга направился к двери, по пути забрав с кресла брошенную Владом тунику. Обернулся у выхода, сдвинул густые брови:

– Отчего тошнит-то, хозяин? Несвежего ничего не готовили, так что от еды тошнить не должно.

– Да не от еды. – Влад вздохнул. – Вообще…

– От недуга бытия, – негромко, но внятно сказал слуга.

– Что-о?! – у Влада буквально глаза полезли на лоб от удивления. – Что ты сказал, Бат?

– Состояние, значит, такое, – пояснил слуга. – Когда все вокруг не в радость. Вот и тошнит от этого. Потому я и говорю: недуг бытия.

Влад медленно опустился на зеленую скамеечку под зеркалом и слабо махнул рукой:

– Иди, Бат, иди…

Дверь за слугой закрылась. Влад невидящими глазами уставился в пол и подумал, что у него очень интересный слуга-распорядитель. И ведь что-то еще такое он сегодня говорил, еще что-то любопытное… О противостоянии энтропии – вот о чем он говорил.

– Недуг бытия… – пробормотал Влад и, приподнявшись, обернулся к зеркалу. Темное пятно зловещим знаком продолжало висеть над его головой.

«Плевать! – с отчаянной решимостью подумал он. – Будет хуже – значит будет хуже. Деваться-то все равно некуда…»

И стало ему вдруг так плохо, так тоскливо, что он медленно осел на скамейку, сжался в комок и притиснул руки к животу, чувствуя, как щиплет глаза от скопившихся слез.

Он сидел бы так целую вечность, но уже рождался, уже разливался по всему телу знакомый назойливый зуд – и это значило, что пришла пора идти на площадь. С тяжелым вздохом Влад поднялся со скамейки, нетвердой походкой пересек спальню и вошел в выложенную нежно-зеленой плиткой ванную. Встал под душ, подставил лицо под горячие струи.

Потом закутался в мохнатую простыню и взглянул в зеркало над умывальником.

Пятно не исчезло. Вода не смыла его. И значит дело было не в каком-то странном дефекте того зеркала, что висело на стене спальни, – не могли же оба зеркала иметь одинаковый странный дефект! Дело было в чем-то другом…

Надев приготовленную Батом тунику, Влад босиком вышел во двор. Во дворе было пусто, свет не горел ни в одном окне, кроме окна его спальни; вероятно, слуги уже отправились на площадь. За воротами слышалось легкое шарканье многочисленных подошв и постукивание каблуков по мостовой. Тело зудело все сильнее, все нестерпимее, и Влад, не тратя времени на поиск сандалий, открыл калитку и присоединился к идущим на площадь горожанам.

Так и шел он вместе с другими безмолвными людьми по мостовой, тускло освещенной уже загоревшимися фонарями, шел под растворившимся в темноте небом – и зуд постепенно стихал, уползал назад в свое мрачное логово, сменяясь тяжелыми клубами какого-то дурманящего тумана. Влад никак не мог понять, действительно ли туман застилает улицу или же возникает он только внутри, в голове, подавляя сознание, заставляя терять ощущение собственного тела. Влад не мог понять и не старался понять – и не в силах был ничего понять, потому что все вокруг угасало, темнело, как затерявшееся над уличными фонарями небо… и что-то надвигалось, что-то оплетало липкими смрадными щупальцами…

Мерзкое… Гнусное… Неотвратимое…

В какой-то момент он словно погрузился в бездонную топь, и когда была уже потеряна всякая надежда хоть когда-нибудь выбраться из вязкой тошнотворной глубины, его на мгновение вытолкнуло на поверхность и он увидел кольцо фонарей вокруг площади, увидел стоящих рядом людей и какие-то исполинские тени впереди, над толпой. В уши на миг ворвалось бормотание толпы, и он понял, что тоже бормочет нечто несвязное, и пот струится по его спине, и сердце вырывается из груди… Он неожиданно для самого себя, вопреки собственной воле, вдруг закричал – закричал, надрываясь, надсаживаясь, во все горло, – но не услышал собственного крика, потому что этот его отчаянный вопль слился с многоголосым воплем толпы.

Потом сознание вновь заволокло туманом – и он провалился в еще более зловонную бездну, и все глубже погружался в это зловоние, и никак нельзя было вырваться оттуда, никак нельзя было спастись, сделать хотя бы один-единственный глоток свежего воздуха; не было свежего воздуха – было сплошное зловоние…

Его окончательно растоптали, его смешали с нечистотами, заполнившими весь мир…

А когда туман, наконец, рассеялся, Влад, как всегда, обнаружил, что стоит под душем в собственной ванной. Тряпкой лежала в углу мокрая скомканная светло-коричневая туника, совсем недавно отглаженная Батом. С шорохом хлестала по плечам горячая вода. Вновь, как недавно в общественных банях, хотелось тереть и тереть мочалкой лицо, пропитанное запахом мерзости, и он тер лицо, и пригоршнями зачерпывал из большой чаши густое ароматическое масло и с силой втирал его в кожу, размазывая по всему телу.

Как обычно, путь от площади домой не запомнился. Влад не хотел думать о площади. Он хотел только одного: поскорее добраться до постели и провалиться в сон. И еще хорошо было бы, проснувшись утром, обнаружить, что окружающее чудесным образом преобразилось, и на душе светло и спокойно…

Не вытираясь, он вышел из ванной и включил свет в спальне. («А кто его выключил? – мелькнула мысль. – Кто-то из слуг?») Постоял у раскрытого окна, глядя на тусклый уличный фонарь, возвышающийся над стеной, обрамляющей двор. Город окутала плотная тишина: ни звука шагов, ни голосов, ни стука калиток… Можно было подумать, что Город исчез, что остался на Острове единственный дом и в нем – только он, Влад, последний горожанин, замерший у окна в предчувствии чего-то страшного.

С привычными ощущениями тревоги и обреченности он вслушивался в темноту, которую в любое мгновение мог вспороть жуткий вой вестника Смерти. Возможно, Белый Призрак уже притаился в саду или вон там, в тени у фонтана…

Влада передернуло. Стараясь не производить шума, он, обойдя спальню, осторожно закрыл все окна. Поднялся по ступенькам к своему дивану, лег и с головой накрылся одеялом, надеясь утопить тревогу в пучине сна. Только сон мог хоть на время заглушить все чувства, только сон мог подавить отчаяние, поглотить тоску и принести хоть какую-то передышку… До наступления нового дня…

Он лежал на боку, скорчившись, подтянув колени к животу, и слышал только собственное учащенное дыхание. Вот-вот чья-то тяжелая лапа должна была оглушить его до утра – но сегодня она почему-то не торопилась с ударом. Владу казалось, что он лежит, съежившись под тонким одеялом, бесконечно долго, и нечто огромное, безликое и ужасное, уже поглотившее весь Остров, кольцом сжимается вокруг его хрупкого дивана. Вот оно ползет по ступеням, подбираясь к дивану, – и ступени тают, как сахарные песчинки в чашке горячего чая; вот оно уже дотянулось до столика у изголовья и слизало его, отправив в свою бездонную утробу; вот оно попробовало на зуб одеяло, оно почуяло, что под одеялом вжалось в диван беспомощное, обливающееся потом тело последнего жителя Острова…

Влад, задыхаясь, отбросил одеяло, сел и непослушной рукой нашарил выключатель настенного светильника. От тихого щелчка выключателя темнота отступила, залегла по углам, изрыгнув из себя проглоченную было спальню. Краем одеяла Влад вытер взмокшее лицо, спустил ноги на пол и потянулся к стоящему на столике кувшину с освежающим напитком.

И, вздрогнув, застыл в неудобной позе, потому что сквозь закрытые окна донесся до него угрожающий протяжный вой.

Белый Призрак вышел на ночную охоту.

…Давно уже затих выворачивающий душу вой, а Влад все сидел, не чувствуя своего окаменевшего тела. Уличный фонарь глядел в окно, словно злобный глаз какого-то ночного великана – пожирателя человеческой плоти. Нестерпимо хотелось пить. Сделав усилие, Влад дотянулся-таки до кувшина, схватил его обеими руками и, приставив ко рту, осушил жадными глотками. Бросил кувшин на диван и в изнеможении повалился на подушку, чувствуя себя губкой, истекающей липким горячим потом.

«Пронесло… пронесло… пронесло, – лихорадочно билось в голове. – И на этот раз – пронесло…»

Каждую ночь Белый Призрак выбирал только одну-единственную жертву.

Пронесло… Но наступит следующая ночь, а за ней – еще одна. И еще…

И какая из них окажется последней? Последней для него, несчастного, издерганного человека…

«Вечный страх… За что этот вечный страх? – в который раз думал он, уставившись в потолок. – Я когда-нибудь не выдержу, я сойду с ума от этого вечного страха…»

Во рту у него вновь пересохло, словно и не влил он только что в себя целый кувшин освежающего напитка. Влад надавил на звонок, вызывая Бата, и еще раз вытерся одеялом. Сердце постепенно успокаивалось, но сон по-прежнему не шел к нему.

«Сон стирает память, – вспомнилась вдруг мысль, пришедшая в голову во время телефонного разговора с Альтером накануне кулачных боев. – А нужна ли мне эта память? Может быть, я еще не сошел с ума именно потому, что не помню всего того, что происходит со мной каждый день?..»

Слуга все не появлялся и Влад опять принялся звонить.

«Спят, все спят, – думал он, с ожесточением нажав на звонок и не отпуская кнопку. – Стакан воды принести некому! Растолкать бездельников и найти им какую-нибудь хорошую работу на всю ночь…

чтобы им тоже жизнь слишком хорошей не казалось!»

Подождав еще немного, он раздраженно выругался и встал с дивана.

Надел халат и вышел из спальни.

Помещение для слуг находилось на другой стороне двора, за фонтаном, в двухэтажной постройке, задней стеной примыкающей к соседнему дому.

Кто был его соседом, Влад не знал и не был даже уверен, живет ли там кто-нибудь. Пройдя через двор, слабо освещенный все тем же уличным фонарем, он открыл дверь постройки – и замер на пороге.

В просторном помещении горел только один настенный светильник, но и его было вполне достаточно для того, чтобы разглядеть обстановку.

Вдоль стен тянулись выкрашенные серой краской металлические стеллажи со всякой хозяйственной утварью, а на светлом мраморном полу бок о бок лежали слуги – десять или двенадцать человек в одинаковых черно-красных клетчатых туниках. И Бат тоже был здесь. Они лежали прямо на голом полу, без матрасов, подушек и одеял, лежали навзничь, прижав вытянутые вдоль туловища руки к бокам, и их застывшие бесстрастные лица с закрытыми глазами казались совершенно безжизненными. Владу почудилось, что они не дышат, и что вообще это не люди, а статуи, которые кто-то положил здесь, чтобы утром расставить на площадях и перекрестках. Глубокая тишина наполняла это неуютное голое помещение, в котором напрочь отсутствовал запах жилья.

Чем больше Влад вглядывался в неживые лица слуг, тем страшнее ему становилось. Забыв о том, зачем шел сюда, он осторожно отступил во двор. Подошел к бассейну и остановился, словно очнувшись. Зачерпнул воды, выпил, потом ополоснул горящее лицо.

Вернувшись в спальню, Влад, не снимая халата, повалился на диван и тут сон, наконец, начал одолевать его. Но заснул он не сразу – сон приходил и уходил, Влад то и дело вздрагивал и пробуждался, путал реальность с какими-то расплывчатыми образами, клубящимися в голове, и втискивал голову в мокрую от пота подушку, и дергал ногами, пытаясь убежать от Воды, которая, заливая ступени, подступала к дивану… и плавали в ней статуи слуг, и на подоконнике сидела крылатая женщина с картины Дилии, угрюмо глядя на вереницу идущих на площадь людей, у которых не было лиц.

А потом, как всегда, неясной тенью мелькнуло в пустоте все то же девичье лицо. Все то же лицо…

* * *

Пиво было теплым и чуть горьковатым. Влад поморщился и отставил бокал – подобное пойло мог пить с утра разве что Вийон, поправляя здоровье после вечернего загула. Площадка у кафе пока еще пустовала, хотя в самом кафе уже были ранние посетители – Влад видел их, когда заказывал пиво. Они сидели в полумраке за столиком у бассейна и что-то жевали; кажется, это были те же самые вчерашние бородачи, разукрашенные всякими поясами, перстнями, браслетами и прочими привлекательными побрякушками. Привычно серело небо над крышами, в неподвижном воздухе не ощущалось даже намека на ветерок, и Влад подумал, что сегодня, может быть, одним беспокойством будет меньше и не придется, как вчера, спасаться на фонарях и крышах, галереях и бельведерах от атаки Воды.

Впрочем, на душе у него все равно было тоскливо. Как и всегда. День только начинался, а значит впереди ждали новые неприятности. Потому что в жизни, кажется, не существовало ничего, кроме неприятностей.

«Хотя есть и кое-какие отрадные мелочи, – поразмыслив, все-таки поправил он себя. – Так, мелочишки… Например, не болит нога. И челюсть, вроде бы, тоже не болит…»

Влад осторожно подвигал челюстью, взглянул на свое отражение в зеркальной стене кафе и помрачнел: челюсть-то не болела, но непонятное темное пятно по-прежнему комком грязи висело над его головой. Он опустил глаза, угрюмо потер гладкий полупрозрачный красный камень своего перстня и попытался заставить себя не думать об этом: что хорошего может быть в головной боли с самого утра? Он еще раз потер камень и отметил, что подаренное Вийоном кольцо ничуть не проигрывает рядом с перстнем.

«Утренняя песня». «Глоток вина поутру, после буйного вечера». Влад невольно усмехнулся, вспомнив цветистые слова, которыми Вийон щедро воспевал вчера свою случайную находку. Вийон умел говорить красиво, особенно после дюжины бокалов.

«Символ спасения» – без труда всплыло в памяти еще одно вычурное определение Вийона, и Влад уже не в первый раз за сегодняшнее, недавно начавшееся утро с легким удивлением отметил, что довольно хорошо помнит события вчерашнего дня. И вновь подумал, что его вчерашнее предположение верно и дело здесь в том, что этой ночью он заснул гораздо позже, чем обычно, спал меньше – а потому и не успели стереться у него воспоминания о прожитом дне.

Проснувшись утром, он обнаружил, что всю ночь так и пролежал поверх одеяла, в халате. В спальне было душно и все еще пахло сыростью, и он распахнул окна и включил вентилятор, не забыв посмотреть в зеркало, чтобы еще раз убедиться в существовании невесть откуда взявшегося пятна. Слуги под руководством Бата как ни в чем не бывало возились во дворе, и не было в них ничего от тех статуй, которые, прижавшись одна к другой, неподвижно лежали ночью на каменном полу. Наблюдая за ними из окна, Влад засомневался: действительно ли он побывал накануне в их комнате или это только приснилось ему? И как заноза впилось в память видение знакомого откуда-то девичьего лица. Где и когда он встречал эту девушку, почему она постоянно снится ему?..

Он принял душ и надел приготовленную Батом лиловую тунику; Бат, вероятно, принес ее рано утром, когда хозяин еще спал. Вентилятор под потолком надрывно, с перебоями подвывал, гоняя воздух и раскачивая люстры, отчего в спальне стоял хрустальный звон; он явно устал трудиться, и Влад подумал, что надо бы сказать об этом Бату: пусть вызовет электромонтера.

Направляясь к своей столовой, Влад размышлял о том, чем занять очередной день и что этот день ему принесет? Он уже поравнялся с колоннадой, но вдруг остановился, а потом зашагал через дворик в обратную сторону, мимо бассейна, бросая пристальные взгляды на слуг, которые занимались своими каждодневными делами и не обращали на него внимания.

Войдя в просторную комнату, он сразу узнал серые стеллажи с большими плетеными корзинами, граблями, бидонами, лопатами, топорами, мотками бельевых веревок, пустыми стеклянными банками и прочими нужными в хозяйстве вещами. Это были те самые стеллажи, и пол был тот же самый – светлый мраморный пол с едва заметными сероватыми прожилками.

Только на полу уже никто не лежал.

Завтрак прошел буднично и незаметно – Влад рассеянно жевал, охваченный привычными невеселыми мыслями; впереди простирался необъятный день, и этот день нужно было чем-то заполнить, и нужно было молиться о том, чтобы не разразились новые беды, и предстояло прожить этот день в обычной тоске и тревоге. А вечером вновь ожидало его непонятное омерзение площади.

Под серым небом прошел он пустынными улицами и оказался за столиком все того же кафе, и стояло перед ним недопитое несвежее пиво, и неподалеку находился обрыв, за которым до горизонта простиралась Вода, во все стороны простиралась коварная Вода, готовая в любое мгновение поглотить Остров…

Влад вновь придвинул к себе бокал и, скривившись, сделал еще один маленький глоток. Потом набрал пива в рот и, пополоскав, выплюнул на разноцветные квадратные плитки, которыми была вымощена площадка.

Брызги попали на босые ноги и Влад, досадуя на себя, потер ступней о ступню и тоскливо подумал: «Начинается…»

Нужно было сходить к обрыву, посмотреть, как там Вода, а потом позвонить Дилии и напроситься на чай. Если, конечно, Дилия уже встала с постели. Но подниматься из-за столика не хотелось – тело охватывала привычная вялость, да и стоило ли торопиться? Зачем торопиться, если прошел только первый час почти бесконечного нудного дня?..

Влад отодвинулся от стола, вместе с креслом развернулся боком к улице и закинул ногу на ногу. Из-за тянущейся неподалеку от кафе стены чьего-то двора показались двое слуг; на них были только короткие помятые фартуки, едва прикрывающие смуглые бедра. Слуги неторопливо шли по мостовой, бережно неся на бритых головах большие блюда для фруктов. Влад безучастно посмотрел на них и рассеянно поднял глаза к небу. Когда он вновь перевел взгляд на улицу, то обнаружил, что слуги стоят, придерживая руками свои блюда, словно те только что чуть не свалились с их голов, а впереди, удаляясь, торопливо вышагивает коренастый парень в черно-белой пятнистой безрукавке, с большой черной сумкой и мотком провода на плечах.

Влад посочувствовал дежурному электромонтеру, который уже с утра не знал покоя, и вспомнил, что так и не сказал слуге-распорядителю о подозрительно подвывающем вентиляторе в спальне. И еще он подумал об интересном совпадении, с которого начинался день: кажется, вчера он видел здесь, у кафе, тех же самых слуг и того же коротышку-электромонтера.

Не успев подивиться такому любопытному обстоятельству, он услышал голоса, раздавшиеся у дверей кафе. Влад повернулся в ту сторону и вновь увидел двух давешних бородачей с полными бокалами в каждой руке. На одном из горожан была бело-зеленая полосатая накидка, на другом – бело-голубая, такого же покроя и тоже полосатая. Продолжая негромко переговариваться, они устроились за соседним столиком и принялись за пиво.

«Вчера они тоже там сидели, – отметил Влад, разглядывая их браслеты, перстни и красивые пояса, – и, кажется, нахваливали это теплое пойло».

– Неплохое пиво, – сказал бело-голубой, вытирая с бороды пену. – Я как-то разговорился с хозяином: оказывается, он что-то такое добавляет, какой-то ароматизатор, но какой именно – не говорит, держит в секрете.

– Да, неплохое, – согласился бело-зеленый, рассматривая свой бокал на свет. – Только немного тепловатое, по-моему. За Магистратом есть один небольшой подвальчик, так вот там, действительно, пиво так пиво.

Влад подумал о том, что бородачи, судя по всему, начинают каждый день с этого кафе и ведут одни и те же разговоры. Наверное, он не раз уже видел их здесь, только забывал об этих встречах. Или просто не обращал внимания на утренних любителей пива, занятый своими невеселыми мыслями. И еще он вспомнил, что вчера, начав с рассуждений о пиве, они вдруг перешли к разговору о Белом Призраке. Об очередной жертве Белого Призрака.

Поставив бокал себе на колено, Влад вновь прислушался к беседе разукрашенных как новогодние елки горожан. Однако о Белом Призраке они пока не упоминали. Закончив рассуждения о пиве, они перешли к ювелирным изделиям, и из их слов можно было понять, что они большие знатоки в этой области.

– Тут еще очень важна гравировка с внутренней стороны, – внушительно говорил бело-зеленый. – Вот, видишь, – он снял с пальца одно из своих колец и протянул бело-голубому. – Но и это еще не все.

– Ну да, ну да, – покивал бело-голубой, рассматривая кольцо с видом знатока. – Типичный каскад и три снежинки. Раритет, конечно же, никаких сомнений. Но у меня такой каскад тоже имеется, – он сжал левую руку в кулак и оттопырил мизинец, на котором дымчато сияло широкое кольцо с насечками, образующими причудливый узор. – Именно внутри, для посвященных. А снежинки – это уже эклектика, перебор.

Упадок школы, в некотором роде.

– Тут можно и поспорить, – заметил бело-зеленый, забирая свое кольцо, – но не будем. В принципе, по большому счету, согласен: элемент эклектики присутствует. Некоторый элемент. Но я же сказал, что это еще не все.

Влад поймал себя на том, что слушает разговор специалистов с интересом. Он впервые слышал о каких-то каскадах и снежинках. И зачем, собственно, разрисовывать кольца изнутри? Кто ее оценит, такую гравировку? «Хотя, – тут же возразил он себе, – твои трусы тоже никто посторонний не видит, однако же не напяливаешь на себя какие-нибудь тряпки – хочешь, чтоб покрасивее… Впрочем, мои-то трусы как раз все видели…» – Он помрачнел, вспомнив вчерашнюю встречу с квартальным смотрителем Скорпионом и позор в амфитеатре.

– Не всякий каскад является признаком истинной школы, – назидательно продолжал бело-зеленый. – Подражательство, попытки простого копирования – сколько угодно! Кстати, не исключено, что твоя поделка именно из этой серии. Оригинал устанавливается по нескольким параметрам…

– Естественно! – подняв брови, подтвердил бело-голубой. – Первым делом проверил на зеркале: несомненно, школа трех путей, начальный этап.

– Начальный этап! – бело-зеленый отодвинул пустой бокал и тут же отхлебнул из второго; потом откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и засунул ладони за свой переливающийся разноцветным каменьем пояс. – Что такое начальный этап школы трех путей? Я имею в виду – истинной школы трех путей. Что считать начальным этапом?

– Так ведь по технике же! – вскричал собеседник. – Возьмем только один аспект: влияние и заимствование – не будем чрезмерно углубляться.

– Нет, почему же? Будем! Именно будем углубляться, как же без этого?

Пристало ли по верхам-то судить?

– Хорошо, будем углубляться, – согласился бело-голубой, сделал длинный глоток, оправил бороду и внушительно, с расстановкой, начал:

– Итак, как известно, начальный этап школы трех путей – истинной школы трех путей – характеризуется следующими отличительными признаками атрибутивного характера, которые можно сгруппировать по нескольким основным направлениям…

Влад слушал этот специальный разговор уже не так внимательно, поскольку бородачи забрались в такие дебри, что дилетанту там просто нечего было делать.

«Это надо же, какие тонкости, – думал он, с уважением поглядывая на увлеченных беседой горожан. – Целая наука, а не просто красивая цацка на пальце. Школы… Этапы… Направления…»

Он растопырил пальцы и внимательно оглядел находку Вийона. Возможно, мелкий волнистый орнамент вдоль верхнего и нижнего края кольца, с завитушками, кружочками и прочими загогулинами, был не простой причудой мастера, а характерной особенностью, атрибутивным элементом какой-нибудь школы, отличительной чертой целого направления. Ах, да – главное-то с внутренней стороны. Визитная карточка для посвященных…

Влад поставил бокал на стол, снял кольцо и поднес его к лицу. Внутри, действительно, оказался мелкий узор: что-то похожее на квадратную спираль с вписанными в уменьшающиеся квадраты совсем уже неразборчивыми значками. Это, вероятно, и есть символ истинной школы – для посвященных. Или же подражательство, попытка простого копирования – как авторитетно утверждал бело-зеленый. Как-то они там все это проверяют на зеркале… Отражение рассматривают, что ли?

Влад покосился на зеркальную стену, возвышающуюся шагах в десяти от его столика. Стена добросовестно удваивала все окружающее – фонари, клумбы, черепичные крыши, размахивающих недопитыми бокалами бородачей. В стене отражался и он, Влад… Что такое?! Влад чуть не уронил кольцо в бокал с пивом. Поморгал, еще раз всмотрелся в пустоту над головой своего зеркального отражения. Темное пятно исчезло без следа.

С минуту он сидел, подавшись к стене, машинально подбрасывая кольцо на ладони и сверля взглядом ту точку, где должно было находиться пятно; где совсем недавно находилось пятно. Что он такое сделал?

Переставил бокал с коленей на стол. Снял кольцо. Только и всего.

«Вот именно, – сказал он себе. – Снял кольцо».

Не требовалось особенного ума, чтобы сообразить: между кольцом и пятном существует какая-то связь. Цепочка выстроилась без затруднений: подарок Вийона у него на пальце – пятно над головой; кольцо снято – и пятна нет. Оставалось произвести проверку, то бишь подтвердить правильность своих умозаключений на практике.

Он медленно надел кольцо – и в зеркале почти сразу же обрисовалось пятно. На прежнем месте – над головой.

Влад проделал эту процедуру несколько раз, вновь самым тщательным образом рассмотрел кольцо, но не нашел в нем ничего нового. Подавив желание выбросить его в ближайший сток, Влад, поколебавшись, оставил его на руке и задумался. Связь кольца с пятном была установлена; несомненная связь. Оставались сущие пустяки: выяснить, что это за кольцо? что это за пятно? создается ли это пятно кольцом или кольцо только делает его видимым, причем видимым лишь ему, Владу… И, наконец, совсем ерундовый вопросик: что все это значит?

К своему удивлению, Влад понял, что ему хотя и страшно, но и интересно. Конечно, и в самом деле ничего не стоило прямо сейчас встать, сделать несколько шагов к мостовой и опустить это загадочное колечко между прутьев сточной решетки. И избавиться от тайны. И продолжать жить дальше. И забыть о том, что произошло. Назавтра все уже и забудется, как забывалось раньше. Забудется… Забудется?

Он сосредоточился до предела, стараясь поймать только что промелькнувшую мысль. Он не смог бы сказать, приходилось ли ему когда-нибудь раньше размышлять с таким напряжением. Мысль, наконец, далась в руки, стала четкой, и от возникшей в голове еще одной цепочки Влад даже возбужденно завозился в своем плетеном кресле.

Цепочка получалась очень любопытной. Влад вытер вспотевший лоб и приложился к бокалу, не обращая больше внимания на вкусовые качества пива. Ему было не до того. Переведя дух, он мысленно прошелся по цепочке.

В отличие от любого из прошлых дней, сегодня он хорошо помнил то, что происходило вчера. А помнил потому, что накануне долго не мог заснуть; помнил потому, что не вырубился, как обычно, едва прикоснувшись к подушке. Почему так получилось? Потому что на его руке находилось кольцо! Он запомнил подробности вчерашнего дня благодаря таинственному кольцу. Избавившись от кольца, он вновь будет таким, каким был вчера. Хочет ли он вновь быть таким, как вчера?..

– Нет, – прошептал Влад, со смешанным чувством благоговения и страха глядя на небольшую вещицу из тусклого серебра, заключающую в себе какую-то неведомую силу.

Кто создал эту вещицу, это чудесное магическое кольцо? Может быть и вправду – те мастера прошлых времен, та истинная школа, о которой упоминали бородачи? Может быть, стоит показать им кольцо – и они разберутся, в чем тут дело? И объяснят, что значит это темное пятно…

Влад искоса взглянул на знатоков, в раздумье потер подбородок, а потом сложил руки на животе, прикрыв кольцо другой ладонью. Что-то подсказывало ему, что не стоит говорить им об этом непростом украшении. Никому не стоит говорить.

Он опять прислушался к разговору бородачей. Они, расслабив пояса, допивали по второму бокалу и уже не обсуждали отличительные признаки начального этапа школы трех путей. Они говорили о Белом Призраке.

Они, как и вчера утром, вновь говорили о Белом Призраке. Из уст бело-зеленого прозвучало имя жертвы Белого Призрака – и Влад нахмурился, соображая, а когда сообразил – подумал, что ослышался.

«Лант из девятого квартала», – вот что сказал бело-зеленый.

Тут было что-то не так. Потому что вчера за тем же самым столиком бело-зеленый произнес то же самое имя: Лант из девятого квартала.

Но не мог же Лант дважды уйти из жизни; не мог же еще раз исчезнуть тот, кто уже исчез вчера?!

– Простите, – слегка привстав, обратился Влад к бородачам. – Вы сказали: Лант?

Горожане замолчали и посмотрели на него с таким видом, словно только что заметили, что за соседним столиком кто-то есть.

– Да, Лант, – наконец подтвердил бело-зеленый. – Из девятого квартала, часовщик. У него павильон на тамошней площади. Ты что, его знал?

– Нет, – ответил Влад и вновь опустился в кресло. – А кто же тогда… прошлой ночью? Вчера утром вы тоже здесь разговаривали, называли имя.

Бородачи недоуменно переглянулись и пожали плечами.

– Разве мы с тобой разговаривали? – спросил бело-зеленый у приятеля.

Тот оттопырил толстую нижнюю губу и неопределенно повел головой:

– Что-то не припомню.

– И я…

– Простите, – еще раз сказал Влад и, закрыв глаза, потер лицо ладонью. Выходило, что память опять подводит его.

«Нет, тут что-то не так, – сказал он себе. – В таком случае я бы просто забыл имя. Не перепутал, а просто забыл. А я точно помню, что они говорили именно о Ланте. Тут что-то не так…»

Никакого просвета в мыслях не появлялось, но Влад продолжал сидеть с закрытыми глазами: так легче было думать – ничто происходящее вокруг не отвлекало от размышлений. И хотя и не сразу, но ответ все-таки нашелся: бородачи ошибались. Либо вчера, либо сегодня – но ошибались.

Кто-то сообщил им неверные сведения, и теперь они просто повторяли то, что слышали от других. Белый Призрак не мог два раза подряд забрать одну и ту же жертву.

– Сегодняшняя газета, горожанин, – раздался над головой Влада громкий, но какой-то хрупкий, неустойчивый голос.

Влад открыл глаза. Вчерашний босоногий мальчишка-разносчик стоял перед ним, переминаясь с ноги на ногу; видно было, что он не прочь как можно быстрее раздать все газеты из своей потасканной холщовой сумки, забросить ее подальше, с глаз долой, и во весь дух припустить куда-нибудь на окраину Города, в поля, покувыркаться в высоких хлебах.

– Давай свою газету.

Влад протянул руку, взял шуршащий, сложенный пополам лист, испещренный ровными рядами слов, и проводил взглядом курчавого проворного паренька, с прискоком заторопившегося к другим столикам.

Бородачей – знатоков тонкостей ювелирного дела по соседству уже не оказалось. Их пустые бокалы сиротливо стояли на столе, а сами они, продолжая жестикулировать и что-то обсуждать, спускались по ступеням, ведущим с площадки на тротуар. На смену им пришли другие любители посидеть за пивом поутру – и Влад вновь увидел вчерашние знакомые лица. Он подумал о том, что нынешнее утро – чуть ли не двойник вчерашнего, а еще он подумал, что вряд ли можно ожидать чего-нибудь нового: жизни людские изо дня в день неспешно текли по одному и тому же издавна установившемуся руслу. Да и что такое особенное могло случиться в Городе, кроме обычных бед?..

– Сегодняшняя газета… Сегодняшняя газета, – скороговоркой метался над площадкой кафе ломкий голос парнишки-разносчика.

Влад без особого интереса просмотрел заголовки. Потом бегло прошелся взглядом по всем материалам. Потом более внимательно изучил отдельные сообщения, а некоторые даже прочитал еще раз. А потом, повертев газету в руках, совершенно сбитый с толку, машинально отодвинул бокал и положил ее на стол перед собой. И медленно подняв голову, воззрился на свое зеркальное отражение. У человека в лиловой тунике, глядящего на него из глубины зеркальной стены, был несколько ошарашенный вид.

Потому что сегодняшняя газета почти ничем не отличалась от той, которую Влад читал здесь, за этим столиком, вчера. Магистрат извещал о замене водопроводных и канализационных труб в одиннадцатом квартале. Городским стражам предписывалось применять необходимые меры воздействия к горожанам, мешающим уборке урожая. На ткацкой фабрике изменился номер телефона. Ювелир из двадцать шестого квартала предлагал для обмена коллекцию браслетов. (Влад вспомнил, что собирался вчера пойти взглянуть на эту коллекцию, да как-то выпустил это из головы). Любителей кулачных боев приглашали в половине восьмого посетить амфитеатр, а любителей пения ожидала в кафе у общественных бань Грустная Певица. Чревоугодникам предлагался с десяток рецептов яблочных пирогов. И так далее…

Нельзя было сказать, что он держал в руках именно вчерашнюю газету.

Нет, газета была сегодняшней, но удивительно похожей на вчерашнюю.

«Наверное, потому, – сказал он себе, – что дни почти не отличаются друг от друга. Каждый день происходит одно и то же. Разве что вчера Вода прогулялась по улицам, а сегодня все спокойно. Пока спокойно – а завтра, возможно, будет гораздо хуже…»

Кстати, о вчерашнем разгуле Воды в «Ежедневной» почему-то не было ни слова.

И кололо еще кое-что, как колют острые камешки под босой подошвой.

Влад склонился над газетой, отыскал нужные строки. Магистрат сообщал, что вскрывать мостовую в одиннадцатом квартале начнут с двух часов.

Но и вчера – он помнил это – было указано то же самое время! Значит, работы по какой-то причине перенесли на сегодня? А как понять сообщение о том, что вчера в районе пристани подмыло набережную и просевший участок оказался под Водой – вместе с оградой, скамейками и скульптурной группой «Четыре музыканта»? Ведь то же самое было в газете и накануне! Выходит, скульптурная группа «Четыре музыканта»

каждый день сползает в Воду? До ночи ее успевают водрузить на место, а она сползает вновь и вновь? Вчера, позавчера… и три, и пять дней назад… Было во всем этом какое-то несоответствие, весьма смахивающее на абсурд.

«И три, и пять дней назад, и десять дней назад, и двенадцать, – подумал Влад. – Как мы считаем дни? Как мы определяем, когда произошло то или иное событие? Где точка отсчета? Каков наш отсчет?

От сотворения мира? Но когда был сотворен мир? От основания Города?

Но когда был основан Город?..»

Мысли были ясными, четкими, точными, мозг работал, как хорошо отлаженный механизм. У Влада возникло множество вопросов, и он понял, что никогда раньше не задумывался над ними; ему просто в голову не приходили такие вопросы!

А как и кем, собственно, был сотворен мир? Откуда взялись Остров, Вода и небо, и что там, за Водой, и что за небом? Как возник Город, кто построил дома и вымостил камнем улицы, кто придумал телефоны и протянул электропроводку? Почему есть «высшие» и есть слуги? Как он жил тысячу, две тысячи дней назад и почему ничего не помнит об этих днях? И какой все-таки сегодня день?..

Влад сидел, оглушенный, чувствуя, что захлебывается под этим водопадом вопросов. Он с силой прижал ладони к лицу, и надетое на палец кольцо надавило ему на бровь.

«Это все из-за кольца, – вновь подумалось ему. – Благодаря кольцу.

Оно здорово прочищает мозги. Так какой же все-таки у нас сегодня день? Второй день Эпохи Кольца – это точно. А по другой шкале?»

Он вновь внимательно просмотрел газету. Однако все его старания были напрасны: нигде, ни в одной строчке не упоминалась хоть какая-нибудь дата. Этот лежащий перед ним лист бумаги мог относиться к любому дню:

к сегодняшнему; вчерашнему… и завтрашнему? А о чем сообщала газета два или три дня назад?

Какое-то новое непривычное чувство переполняло его, оно разительно отличалось от обыденной тягучей тоски, оно призывало к действию; словно звучные трубы трубили внутри, зовя за собой, горяча кровь и заставляя сердце взволнованно трепетать и учащенно биться в предвкушении сулящих надежду перемен. Охваченный этим пронзительным чувством, Влад решительно поднялся из-за стола и направился к дверям кафе, скользя взглядом по безучастным лицам сидящих за бокалами пива и вина горожан. Все лица были чем-то неуловимо похожи одно на другое, и теперь Влад мог твердо сказать, что именно они ежедневно мелькали перед ним в разных местах Города.

Вислощекий хозяин кафе ничего не ответил на вопрос Влада о газетах.

Он неторопливо вытер руки полотенцем и, оставив Влада у стойки, скрылся за темным занавесом, отделяющим небольшой зал кафе от подсобных помещений. Когда Влад начал уже думать, что толстяк исчез навсегда, тот вернулся и выложил перед ним несколько помятых газет.

– Вот все, что нашел, – с равнодушным видом сказал хозяин, вновь взявшись за полотенце. – Остальное уборщики позабирали, да на всякие надобности ушло. Копить их, что ли? Невелика драгоценность.

Влад присел к ближайшему столу и перебрал газеты. Кое-где по бумаге расплывались масляные пятна, кое-где были неровно оторваны большие куски, пошедшие, видимо, на эти самые «всякие надобности». Впрочем, материала для изучения было вполне достаточно.

Хозяин неторопливо прошествовал к окну, отдернул штору.

– Так-то светлее будет, чего глаза-то почем зря портить? Пригодятся еще глаза-то. А если еще бумаги нужно, ты поспрашивай у смотрителей, у квартальных. У квартальных много чего набирается, я знаю. Бывал я у нашего, видел.

Влад просматривал газеты – и его азарт исчезал, и будоражащие голосистые звонкие трубы, зовущие в путь, теряли свой бодрый тон; они вдруг осипли и теперь хрипели растерянно и недоуменно. Отложив последний надорванный лист, Влад посмотрел на хозяина кафе, клевавшего носом в кресле сбоку от стойки, и задумчиво перевел взгляд на окно.

Все газеты походили одна на другую. Если верить в то, что там было написано, рабочие коммунальной службы каждое утро начинали замену труб в одиннадцатом квартале. Если верить газетам, скульптуры музыкантов ежедневно сползали с обрыва. Если верить газетам, каждый день походил на предыдущий. Словно повторялся, без конца повторялся один и тот же день, всегда один и тот же день – ну, разве что, с небольшими вариациями.

Правда, не каждый день на улицы Города вторгалась Вода. И не каждый день приходил к пристани Черный Корабль.

Он беспомощно сидел, чувствуя, что совершенно запутался, что не может понять и объяснить происходящее. Вокруг, оказывается, творилось нечто странное, а он все это время был слеп и ничего не замечал. Теперь наступало прозрение, но картина не становилась ясней. Происходящее представлялось нагромождением беспорядочных пятен и линий, переплетением загадочных фигур, как на холстах Дилии…

«Дилия помнит, – внезапно подумал он. – Я не помню, а Дилия помнит. И Альтер… Неужели они не замечают этого повторения? Или газеты не отражают истинных событий? Или и Дилия, и Альтер, и кто-то еще все знают и понимают, и видят свет там, где для меня все скрыто мраком – только не говорят об этом мне? Почему? Почему я не такой?..»

Он опять захлебывался в вопросах. У него не было никакой уверенности в том, что он когда-нибудь отыщет ответы на эти вопросы. Но он знал, что отныне жизнь его пойдет совсем по-другому. Пусть он набьет себе шишек, пусть даже расшибет лоб, пытаясь проломить стену, за которой скрывается неведомая истина, но стена должна рухнуть, непременно должна рухнуть!

«Должна, как бы не так! – осадил он себя. – Это мне так хочется. А стене-то совершенно все равно, чего мне там хочется: стена и есть стена…»

Вислощекий хозяин кафе продолжал посапывать в кресле, в сером небе за окном не видно было никаких направляющих знаков. Влад ожесточенно разглаживал ладонью помятые газеты и хмурил брови, не зная, как ему выбраться из этой пучины неведения.

* * *

Уходящая к горизонту поверхность Воды была совершенно неподвижной и казалась гигантским зеркалом, созданным неведомо кем и когда только для того, чтобы в нем отражалось пустое небо. Влад перегнулся через ограду, прикинул расстояние до Воды: ее уровень был гораздо ниже, чем вчера, и ничто пока не предвещало нового наводнения. Управляющие миром таинственные силы, кажется, давали Городу передышку. Или просто играли сегодня черными фигурами. У них был день черных фигур.

«Два варианта одного и того же дня, – подумал Влад. – Вчера в наступление шли белые – и нам пришлось несладко. Сегодня можно немного отдышаться и вновь приготовиться дрожать, потому что завтра, возможно, начнется очередное наступление. На обоих флангах. Против нас играют то черными, то белыми, но партия-то одна и та же. И независимо от цвета фигур, белый ферзь – Белый Призрак – всегда выступает на стороне противника. Кто наш противник?..»

Он ни в чем не был уверен. Он ни в чем не разобрался. Его предположения могли быть истинными – и могли быть ложными, и все, что представлялось ему, на деле, возможно, выглядело совсем иначе. В голову ему вдруг пришло такое сравнение: нажимая на выключатель в коридоре, можно включить свет в комнате. Если тот, кто находится в комнате, ничего не знает о существовании электропроводки, он не сможет понять, почему вдруг зажглась люстра под потолком; он и не подозревает, что кто-то нажал на выключатель за закрытой дверью, в коридоре…

– Что, настало время готовить плоты?

Влад вздрогнул. Вновь, как и вчера, Альтер подошел к нему совершенно неслышно. Вновь, как и вчера, спросил о плотах. Впрочем, вопрос его был вполне естественным: разве можно забыть о постоянной угрозе?

– Да нет, сегодня пока все спокойно, – повернувшись от ограждения набережной, сказал Влад. – А вот вчера немного промокли.

– Да уж, не без этого, – кивнул Альтер. – Ты еще не предлагал магистрам свои проекты?

– Не успел, – не сразу ответил Влад. – То одно, то другое…

Он присел на ограду и, согнувшись, положил руки на колени, наблюдая за своим неизменным собеседником. У того, как всегда, был невозмутимый вид, и одет он был, как обычно: черепичного цвета накидка, зеленые шорты с широким черным ремнем. Влад перевел взгляд на руки Альтера: два черных перстня – тоже, быть может, какая-нибудь старая школа – и больше никаких украшений. Никаких колец. Никаких колец…

«Если бы он видел сейчас эту штуку у меня над головой, он бы мне об

этом наверняка сказал, – подумал Влад. – Интересно, надень я ему свое

колечко, увидит ли он в зеркале такую же над собой? Хотя… Хотя он и так

все помнит».

Да, Альтер, безусловно, помнил вчерашнее, помнил без всяких колец. А что еще он помнил?

– Вчера мой мудрый Бат изрек одну любопытную мысль, – начал Влад, блуждая взглядом по пустынной набережной. – Будто бы и Вода, и Белый Призрак – это наказание. За то, что когда-то, уж не знаю, когда, мы нарушили какой-то порядок. Ну, не мы с тобой, конечно, а вообще – горожане. Вот теперь и получаем оплеухи.

– Да, случается, – заметил Альтер, устраиваясь на скамье. – Иногда – по челюсти.

Влад смущенно хмыкнул. Альтер был вчера на кулачных боях и все видел.

И помнил.

– Думаю, если бы выбор этого малого пал на тебя, ты бы тоже получил, – пробормотал он.

Альтер пожал плечами:

– Не спорю. Это я так, к примеру. Так к чему ты клонишь насчет своего Бата?

– К тому и клоню. Они когда-то что-то там натворили, а страдаем за это мы. Разве это справедливо? Собственно, это все только домыслы Бата, но меня почему-то задело. Даже не знаю… – Влад замолчал и развел руками.

– А от меня-то ты чего хочешь? – медленно спросил Альтер, потирая босой пяткой лакированные ногти на другой ноге.

– Ну, как ты думаешь, такое вообще может быть? Справедливо было бы такое?

Альтер переменил ногу и все так же медленно произнес:

– Почему вдруг тебя это так задело? И почему ты думаешь, что я что-нибудь думаю по этому поводу?

– Ну, не думаешь – и не надо, – глядя в сторону, сухо сказал Влад. – А насчет того, что задело… Не знаю…

– Ладно, Влад, не дуйся с утра. Вода спокойная, до ночи еще далеко.

Стоит ли напрягаться? – Альтер поиграл шнуром своей накидки. – Есть такое древнее изречение, касающееся грехов и возмездия за них: отцы ели незрелые плоды, а во рту кисло у детей. То бишь грешили отцы, а страдают дети. И придуман еще некий закон: согрешил в одной жизни – страдай за это в следующем воплощении. А поскольку о своей прежней жизни мы ничего не помним, то и не можем понять, почему теперь все шишки валятся нам на голову.

– Какое следующее воплощение? – Влад недоверчиво посмотрел на собеседника. – С чего ты взял, что будет какая-то другая жизнь?

– Я же сказал: придуман закон о возмездии за грехи, совершенные человеком в его предыдущей жизни. Не мной придуман. И главное – именно придуман, Влад. Потому что такой закон был бы несправедлив с позиции истинной справедливости. Покаран за грех должен быть именно тот человек, который согрешил. Именно здесь и именно сейчас! Покаран сразу, а не потом. И желательно, чтобы кара была крайне суровой, потому что он сознательно и умышленно причинил зло.

– Это ты уж как-то слишком, – неуверенно возразил Влад. – А если и весь-то грех в том, что сломал кому-то челюсть на кулачных боях?

– Да, зло бывает разное. И возмездие тоже разное – в зависимости от тяжести греха.

– А кто определит-то, Альтер, кто оценит? – вскинулся Влад. – Кто будет судить?

– Не было бы грехов – и судить не пришлось бы, – ответил Альтер, вновь дергая свой шнурок. – А коль есть грехи – и судьи найдутся. Ты хотел узнать мое мнение – вот я тебе его и высказал.

– Да-а, – задумчиво протянул Влад. – Спасибо.

Альтер удивленно поднял голову:

– За что, собственно?

– За мнение. Ты интересный человек, Альтер.

Альтер неопределенно повел плечом и промолчал, а Влад подумал, что вчера у них не было такого разговора. Вчера они говорили о другом.

Здесь же, у обрыва. В это же время. Форма повторялась, а содержание было разным, как бокал с вином и бокал с пивом…

– Ты газету читаешь? – внезапно спросил он.

– А что? – в серых глазах Альтера блеснула легкая усмешка. – Думаешь, я интересный потому, что читаю «Ежедневную»?

– Нет, я о другом… В общем-то… – Влад замялся, подыскивая слова.

Как осторожно расспросить Альтера о том, что сегодня открылось ему, Владу? Или не надо об этом говорить, не надо, чтобы собеседник понял, что он, Влад, уже не такой, как вчера?

Альтер молча смотрел на него, ожидая продолжения. Его открытое лицо с правильными чертами не выражало никаких эмоций, взгляд был спокоен.

Альтер казался надежным человеком, способным понять и помочь… но не лучше ли все-таки повременить с откровениями?

– Ты не замечаешь вокруг ничего странного? – поколебавшись, все же бросил пробный камешек Влад.

– Что тебе кажется странным? – лицо Альтера по-прежнему оставалось бесстрастным.

– Ну… разное…

Альтер подался к нему и негромко сказал:

– Да, Влад, я знаю о странностях. Я понимаю, что ты имеешь в виду. Но говорить об этом я не буду. – Альтер поднял палец. – Не буду, Влад. И тебе не советую.

От этих слов Влада пробрал озноб. Но озноб не страха, а возбуждения.

Альтер знал. Альтер вообще очень много знал. Знал, что невозможно разбиться, прыгнув с крыши Магистрата. Знал древние изречения. Знал закон о возмездии за прошлые грехи. Что он еще знал?..

«Теперь я способен помнить, – подумал Влад. – Я буду вызывать его на разговоры, я буду вытягивать, выдавливать из него знания, я заставлю его рассказать о том, что ему известно. Только не спешить! Он, кажется, чего-то опасается… Осторожно, по крупице, по капельке…

Мы станем единомышленниками, мы вдвоем расколем этот орешек…»

– Чем ты занимаешься, Альтер?

– Беседую с тобой, – усмехнулся Альтер.

– А кроме наших бесед?

– Я занимаюсь своими делами, – в голосе Альтера Владу послышались жесткие нотки. – У меня есть определенная цель – думаю, этого будет достаточно для ответа.

«Кажется, я знаю твою цель, – подумал Влад. – Ты ищешь объяснение.

Это хорошо, Альтер. Это хорошо…»

– Ладно, – Альтер звучно хлопнул себя по коленям и встал со скамьи. – Раз уж заговорили о делах – значит, пора идти. Не прощаюсь, Влад; где-нибудь да увидимся.

– Только не на кулачных боях. Я туда больше не ходок.

Альтер понимающе кивнул и направился было в сторону выходящих на набережную домов, но, сделав несколько шагов, остановился и обернулся.

– Не пора ли тебе к Дилии на чай, Влад?

Влад на несколько мгновений словно приклеился к ограде, потом шагнул к белокурому рослому парню с бесстрастным лицом.

– Ты что, следишь за мной?

– Нас не так уж много; каждый на виду. И вот что я тебе скажу, Влад, – голос Альтера стал тихим и доверительным. – Если хочешь что-то предпринять

– действуй крайне осторожно. Никого ни о чем не расспрашивай. Я тебя только что предупреждал.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом Альтер повернулся и удалился своей обычной неторпливой походкой, а Влад остался стоять посреди пустынной тихой набережной.

Альтер действовал в одиночку. Альтер никому не доверял – это было ясно. Значит, у него были основания никому не доверять? Судя по его поведению – были…

«Что ж, попробуем разобраться, – подумал Влад. – И если мне удастся

хоть в чем-то разобраться, я поделюсь с тобой, Альтер. И ты поймешь, что

на меня можно положиться».

Сцепив руки за спиной, он довольно долго прохаживался по набережной, отрешенно глядя на чистые, словно недавно тщательно вымытые мраморные плиты под ногами. Привычная тоска не давила на плечи, и бесследно сгинуло уныние – появился просвет, появилась цель, до которой непременно нужно добраться.

С чего начать? С проверки. Газета газетой, там можно напечатать все, что угодно; слова могут соответствовать действительности, но могут и искажать ее. И даже сообщать о том, чего на самом деле вовсе и не было. Вероятно, улицы в одиннадцатом квартале и вправду перекопаны, а скульптурная группа «Музыканты» сейчас торчит из Воды у причала. Это он проверит сегодня, а потом еще раз проверит завтра. А что еще можно выяснить сегодня, прямо сейчас?

«Дилия! – вспыхнуло в голове, словно кто-то среди ночи включил свет.

– Если все мы живем в одном и том же непрестанно повторяющемся дне, то она вновь должна рисовать ту же самую картину, что и вчера. Альтер прав: пора идти на чай к Дилии».

Он энергично шагал по улицам, обгоняя редких прохожих, и только поймав чей-то взгляд, перешел на неторопливый шаг и, сдерживая себя, добрался до ворот Дилии. Следовало помнить совет Альтера и не привлекать к себе постороннее внимание: кто знает, что за люди окружают его? И случайно ли вчера прицепился к нему квартальный смотритель Скорпион? И почему именно его отыскал на переполненных трибунах распорядитель кулачных боев? И что за женщина встретилась ему в двух шагах от дома? Случайна ли была эта встреча?..

Смуглолицая черноглазая служанка открыла калитку и улыбнулась Владу.

Одета она была так же, как и вчера – в темно-зеленое, переливающееся, струящееся. Влад кивнул ей и углубился во двор, где все ему было знакомо. Отодвинул легко скользнувшую в сторону дверь и вошел в светлую мастерскую Дилии.

Мастерская выглядела обычно: включенные светильники в виде чудовищ, картины вдоль стен – красных с золотом, – пятна засохшей краски на светлом полу. Нигде не было видно никаких следов вчерашнего бедствия; в мастерской было сухо и слегка пахло красками и еще чем-то ароматным и тонким, и Влад подумал, что именно так здесь пахнет всегда. Дилия сидела вполоборота к дверному проему возле подставки с холстом и смотрела на Влада. На ней было вчерашнее бирюзовое платье с желтым изящным ремешком и тонкая накидка, стянутая шнурком на высокой груди.

В серебряном обруче, охватывающем чистый, белый, похожий на мрамор лоб Дилии, переливались огни светильников. Стоящая перед ней на подставке картина была еще не закончена, но Влад сразу узнал ее: с холста уставилось на него перекошенное злобное лицо с холодными выкаченными глазами и кривящимся узким ртом. Лицо было нечеловеческим, лицо было уродливым и жестоким; но все-таки не чудовище смотрело на Влада с картины – это, несомненно, был человек.

Дилия опять, как и вчера, переносила на холст созданный ее странным воображением образ того же мерзкого человека. Что за дикие образы творила ее причудливая фантазия? Почему Дилия никогда не отображала окружающее: зажатые стенами улицы, набережную, окрестные поля, праздных и деловитых горожан?..

– Доброе утро, Влад, – с легкой улыбкой сказала девушка. – Ты что застыл, как статуя? Еще не проснулся? Или прямо в дверях мне позируешь?

Влад, очнувшись, оторвал подошвы от порога и медленно подошел к Дилии.

– Доброе утро, Дилия. Я не позирую, зачем мне позировать? Ты ведь не пишешь с натуры.

Девушка, чуть прищурившись, оценивающе осмотрела его с головы до ног.

– Ты сегодня какой-то взъерошенный, Влад. Словно только что столкнулся нос к носу с Белым Призраком. И без звонка. Ничего уже не болит?

Едва уловимая насмешка почудилась Владу в ее голосе. И еще он вдруг осознал, что его тянет к ней, постоянно тянет к ней, к этой странной, очень красивой девушке с блестящими, слегка раскосыми, удлиненными глазами цвета темной бирюзы. Что таилось в глубине ее глаз, в которых почему-то не отражался свет чудовищ-светильников?

Он сглотнул комок, подступивший к горлу.

– Терпел, как ты вчера советовала, – и все прошло.

– А с чего ты взял, что я не пишу с натуры? – Дилия прикоснулась к краю своего холста. – Вот, пожалуйста. Это портрет. Твой портрет, Влад.

Влад невольно попятился и после некоторой заминки в замешательстве выдавил из себя:

– М-мой?.. Это мой портрет?

Дилия вновь прищурилась и кивнула:

– Да, твой. Что, не похож? Но именно таким я тебя и вижу, Влад.

Именно таким.

Влад опять уловил легкую насмешку в словах девушки и, скривившись, сказал:

– Фу! А я-то думал, что ты несколько иного мнения обо мне. Почему у тебя все такое неприглядное на картинах? Таким ты видишь мир? Неужели именно таким ты видишь мир, Дилия?

– А ты? – лицо девушки помрачнело. – Разве ты считаешь, что мир великолепен? Просыпаясь утром, ты с радостью предвкушаешь прелесть нового дня, ты бодр и весел? Да, Влад? Вот, ты молчишь. – Дилия легонько побарабанила по холсту, потерла палец о палец, стирая прилипшую свежую краску. – Ты молчишь, и значит – согласен со мной.

Есть внешняя сторона вещей, а есть внутренняя суть. И, к сожалению, к большому сожалению, они порой разительно отличаются друг от друга. И еще, опять же, к сожалению, за внешней стороной не всегда можно распознать то, что таится внутри. Червивое яблоко на ветке не отличается от других, а откусишь – и выплюнешь. А если оно и вовсе отравлено, тогда что? Проглотил кусочек – и умолкли все песни.

– Ну да, ну да… – обескураженно пробормотал Влад. – Интересный у тебя взгляд на жизнь.

Дилия вдруг рассмеялась и перевернула холст, поменяв местами верх и низ.

– Хватит разговоров, Влад! Ты ведь пришел пить чай – так пойдем пить чай.

– Я не только пить чай… – начал было Влад и запнулся; у него почему-то язык не поворачивался признаться, что его тянет сюда, в этот уютный дом.

Он окинул взглядом картины, стоящие у стен, показал на одну из них:

– Любопытно, а каким тебе видится Альтер? Вон тем, рогатым, с дыркой во лбу?

Дилия подняла брови:

– Альтер? Почему ты думаешь, что он мне как-то должен видеться?

– Но я же тебе вижусь! А чем Альтер отличается от меня? Ты ведь знаешь Альтера?

– Альтер – это Альтер, а ты – это ты. – Девушка встала. – Идем пить чай.

«Действуй осторожно», – предупреждал Альтер. И с Дилией?

– Вчера утром я пришел к тебе, – все-таки решился Влад. – Ты рисовала. Ты помнишь, что ты рисовала, Дилия?

– Делала какие-то наброски, – почти сразу ответила девушка. – Не помню.

– Наброски к этой картине? – Влад кивнул на перевернутый холст.

– Нет. Ее я начала только сегодня. У тебя с утра что-то много вопросов, Влад.

Владу все было ясно. У Дилии токе случались провалы в памяти; она не помнила о том, что рисовала вчера ту же самую картину. Вчерашний день повторялся – вернее, повторялась схема вчерашнего дня. Что там дальше по схеме? Встреча с квартальным надзирателем Скорпионом? Проверить и это, чтобы получить еще одно подтверждение?

– Ты так и будешь стоять? – словно издалека донесся до него голос девушки. – Ты что, оглох, Влад? Будешь пить чай?

– Конечно, Дилия, – ответил он, возвращаясь к действительности. – У тебя великолепный чай…

* * *

Для очередной проверки Влад выбрал позицию возле фонарного столба у перекрестка, за квартал до того угла, где он вчера чуть не налетел на смотрителя Скорпиона. Прохожие шли по своим делам, не обращая на него внимания, словно он стал невидимым. Он тоже не смотрел на них – перед глазами у него витал образ Дилии, а в ушах звучал ее голос. Девушка сидела на диване в своей розовой гостиной и пила чай из тонкой расписной чашки, и он тоже пил чай и все никак не решался спросить, часто ли пьет здесь чай Альтер. Влад только что расстался с Дилией – она вновь, как и вчера, ушла работать в мастерскую, – но расстался совсем не с тем настроением, что вчера. Не было подавленности и тоски, а было желание немедленно искать и узнавать.

Ждать пришлось недолго. Смотритель Скорпион размеренной походкой вышел из-за поворота в квартале от Влада, похожий на оживший монумент, а следом за ним объявилась и группа угрюмых громил с дубинками. Влад отшатнулся за фонарь, осторожно выглянул.

Возглавляемые Скорпионом громилы медленно удалялись в сторону площади.

Подождав, пока вся эта сволочная команда скроется за поворотом, Влад вышел из-за столба и присел на каменную кромку тротуара, поставив ноги на мостовую и свесив руки с коленей. То, что он только что увидел, могло быть подтверждением его предположений, но могло быть и случайным совпадением. Однако его все больше охватывала уверенность в том, что происходящее вокруг не было простым совпадением.

Происходящее было созданной кем-то схемой, и он, Влад, тоже был частью этой схемы. Раньше он не осознавал этого, а теперь, благодаря кольцу…

Влад бережно погладил кольцо.

– Что ты за диковинка такая? – шепнул он. – Откуда ты взялось?

Пусть даже происходящее и было схемой – он не собирался повторять свои вчерашние действия.

«Я понял, а значит – вырвался из схемы, поднялся над ней, – подумал он.

– Надо искать другие подтверждения. Объекты для проверки есть:

замена труб в одиннадцатом квартале и статуи музыкантов у причала».

Он еще раз провел пальцем по кольцу и собрался подняться на ноги – и вдруг отчетливо услышал прозвучавший в голове голос Альтера: «Если хочешь что-то предпринять, Влад, – действуй осторожно!»

Осторожно… В первую очередь, не выставлять кольцо напоказ. Нет, не снимать – вдруг забудутся все открытия, да и память о необычных свойствах кольца исчезнет без следа? Не снимать – а чем-нибудь прикрыть. Забинтовать палец? Нет, есть другой, более удобный вариант:

надеть поверх кольца перстень пошире, из тех, что, помнится, лежат в спальне среди разных невесть откуда взявшихся побрякушек. Альтер напрасно предупреждать не станет; видно, имеет основания…

«Осторожность не помешает», – решил Влад и, поднявшись, направился домой. Руки он убрал за спину, обхватив ладонью правой руки сжатые в кулак пальцы левой, чтобы никто из прохожих не заметил кольцо.

Он шел медленно, словно прогуливаясь, стараясь не привлекать ничье внимание, но ему казалось, что встречные горожане окидывают его пристальными многозначительными взглядами.

Калитка, как обычно, оказалась не запертой. Никого из слуг во дворе не было. Влад, не теряя времени, вошел в дом и направился в спальню.

Выдвинул ящик тумбочки, забитой всякими туалетными принадлежностями, и, порывшись в нем, отобрал несколько перстней. Первые два не налезали на кольцо, а третий – с янтарем, заключенным в черненую металлическую оправу и двумя неплотно сомкнутыми широкими, но тонкими дужками, – можно было приспособить для того, чтобы он служил прикрытием кольца. Поднапрягшись, Влад разогнул металлические дужки, надел перстень поверх кольца и зубами вновь сжал дужки, чтобы перстень не сваливался с подарка Вийона. Оценивающе повертел рукой перед лицом и кивнул, вполне удовлетворенный своей работой: перстень надежно скрывал кольцо.

«Кое-что соображаю», – с удовольствием подумал Влад, задвигая ящик тумбочки.

Чтобы проверить, как все это выглядит со стороны, он подошел к настенному зеркалу – и неожиданно обнаружил, что приплюснутый шар, продолжавший висеть над его головой, из темного превратился в светло-серый и не казался уже таким плотным, как раньше. Теперь он больше походил не на грязное пятно, а на сгусток тумана. Влад не знал, плохо это или хорошо, но почему-то был уверен, что никаких неприятностей такая метаморфоза ему не принесет. Сгусток тумана был порождением удивительного кольца.

Он пристально смотрел в зеркало и вдруг, наконец-то, догадался задать себе вопрос: а где, собственно, Вийон раздобыл это кольцо? И тут же другая мысль, которая должна была прийти ему в голову гораздо раньше, заставила сердце замереть на мгновение: кто его потерял? Кто был владельцем этого загадочного кольца?..

Влад еще некоторое время стоял перед зеркалом, сосредоточенно покусывая губу, а потом торопливо направился к телефону. Сев на диван, он снял трубку и дважды нажал на одну и ту же белую кнопку с черной угловатой цифрой «три». Номер Вийона он помнил так же хорошо, как номер Дилии: у Дилии были две четверки. Прижав трубку к уху, Влад нетерпеливо вслушивался в тихие протяжные гудки. Вийон мог еще спать крепчайшим сном после вчерашнего, и тогда, чтобы его разбудить, нужно было что-то гораздо более громкое, чем звонок телефона. Вийон мог уже вовсю заниматься дегустацией вина и пива в любом кафе любого квартала. Наконец, он мог, отведав разных кружащих голову напитков, отправиться бродить по улицам, предаваясь мыслям о возвышенном, о прекрасном, срывая цветы и любуясь совершенством форм и изяществом линий…

– Я слушаю, – раздался в трубке недовольный голос Вийона. – Это, конечно же, ты, Влад?

– Как ты угадал? – удивился Влад. – Доброе утро.

– Именно утро, – буркнул Вийон, – и ничего доброго я в нем пока не нахожу. Кому же еще, кроме тебя, придет в голову трезвонить в такую рань? Куда ты вчера подевался, кулачный боец? Так хорошо сидели, Грустную Певицу слушали…

«Он-то откуда знает, что мне дали по физиономии? – вновь удивился Влад.

– Разве он тоже был в амфитеатре?»

– Так ведь ты же заснул, – сказал он. – Не хотелось тебя будить, уж больно ты сладко спал.

Вийон негодующе фыркнул:

– Спал! Как бы не так! Размышляя о вечном, погрузился в грезы. Это, если хочешь, можно назвать трансом, но никак не сном. Тело здесь, внизу, а душа витает. Вышел из транса, а тебя и след простыл.

Подожди-ка, Влад. – В трубке послышались какие-то невнятные звуки, похожие на плеск и стук стекла о стекло. Видимо, у Вийона все было под рукой. – А тебя и след простыл, – повторил он после небольшой паузы. – А теперь ты опять появился, хоть и не непосредственно, а по телефону – да состояние у меня, к сожалению, не то. Нет парения, Влад, нет парения.

– Парение – дело наживное, – заверил его Влад. – Скоро появится, я уверен.

– Твои слова меня здорово утешают, – в трубке вновь раздался плеск льющейся в бокал жидкости. – Парение – тонкая вещь, Влад. Не всегда приходит, нужен настрой, особое состояние души, особая нота. Как бы звучание готовой вот-вот лопнуть струны, только наоборот. Это сложно, Влад.

«Вот уж действительно, – с иронией подумай Влад. – Звучание наоборот – такое не каждый поймет, далеко не каждый. Скорее уж, каждый не поймет, если тоже наоборот…»

– А ты не помнишь, случаем, где тебя вчера Вода накрыла? – спросил он.

– В каком квартале?

– И ради этого стоило меня будить? – возмущенно воскликнул Вийон и в трубке забулькало. – Это что, имеет какое-то отношение к судьбам мира?

– Может быть и имеет. Готов поспорить, что ты просто не помнишь.

– А вот и помню, – уязвленно сказал Вийон. – По-моему… ну да, в аккурат напротив ворот пекарни. Я еще бродил и думал: вот, думаю, в пекарне выпекают хлеб для тела, но он не главный. Главный хлеб – тот, который питает душу, которым питается душа. Такие вот у меня возникли ассоциации. А тут потоп, но опять же для тела. Что такое тело, Влад?

Форма, оболочка, пустой бокал. Его-то можно промочить – и пусть себе мокнет! – но душа все равно останется сухой. Хотя, конечно, при мокром теле настроение уже не то. Что, проспорил, Влад?

– Настроение не то, весь промок – и вдруг: утренняя песня и лепесток в бокале, да?

– Какая песня, какой лепесток? – Вийон, кажется, ничего не понял. – И бокала-то нет, не то что лепестка. Еле добрался до ближайшего подвальчика. А там уж точно – и песни… и бокалы с лепестками.

Очень, понимаешь… хорошо после такой-то передряги, – Вийон начал слегка спотыкаться на словах.

Мечтатель-бродяга явно ничего не помнил о кольце. Однако провалы в памяти были у него иной природы, нежели у Дилии: непрестанно поглощая вино, можно напрочь забыть не только то, что делал вчера, но и собственное имя!

– А разговор наш ты помнишь, Вийон? Сначала пела Грустная Певица, а потом мы с тобой разговаривали.

– К-конечно! Хорошо поговорили, Влад! И вообще хорошо посидели, только ты потом куда-то исчез. Пришлось мне без тебя продолжать.

– Понятно, – сказал Влад. – Голова у меня разболелась, вот я и ушел.

Ладно, не буду тебя больше донимать своими расспросами. Отдыхай.

– И тебе удачи в де… в делах, – запинаясь, выговорил Вийон.

Влад положил трубку и вновь осмотрел свое маскировочное приспособление. Перстень с желтым, в прожилках, янтарем прочно сидел на кольце, скрывая его от постороннего взгляда. Влад собрался было встать, но еще одна внезапная мысль приковала его к дивану. Подперев кулаком подбородок, он начал сосредоточенно выстраивать новую цепочку рассуждений.

Без кольца он был слеп. Кольцо помогло ему начать разбираться в истинном положении дел (если, конечно, его предположения подтвердятся). Во всяком случае, кольцо помогло ему заметить некоторые странности в окружающем. Тот, кто владеет кольцом, видит суть, ту самую внутреннюю суть, о которой говорила Дилия. Кольцо можно замаскировать любым перстнем. Такое же кольцо может быть у любого прохожего – ведь кто-то же его потерял (если только оно не упало с неба или не было принесено Водой невесть откуда). У любого прохожего… У любого? У любого слуги, электромонтера, разносчика газет, пастуха, слесаря?

Нет! Такие кольца должны носить те, кто с непонятной пока целью и устроил все это, а именно – представители власти. Например, квартальные смотрители. Или даже и не они, а те, кто занимает самое высокое и внушительное здание Города – здание Магистрата. Магистры…

Влад резко поднялся, сбежал по ступеням и принялся расхаживать по спальне, продолжая усиленно размышлять.

Магистрат… Он никогда не был в этом восьми– или девятиэтажном белом здании с колоннами, возвышающемся на украшенной скульптурами просторной круглой площади в центре Города. Когда ему случалось забредать на эту площадь, он видел неподвижнне фигуры городских стражей в серых мундирах у высоких стеклянных дверей; иногда у распахнутых окон появлялись бородатые мужчины в одинаковых белых накидках – кажется, это и были магистры. Его никогда не интересовало, чем они там занимаются, у него никогда не возникало желания войти в стеклянные двери… да и не мог он припомнить, чтобы кто-то входил в эти двери. Собственно, он никогда ничего не думал ни по поводу Магистрата, ни по поводу его работников. Они всегда были для него такой же данностью, как Остров, небо и Вода, и ему и в голову не приходило задаться вопросом: кто они и что они? Теперь же он был почти уверен, что именно магистры причастны к этим странностям с повторяющимся днем.

Еще немного побродив от двери к окну и обратно, Влад додумался и до другого:

«Кольцо, безусловно, непростое, – сказал он себе, – и для того, кто его потерял, это действительно большая потеря. Потерявший будет, конечно же, искать его. Возможно, как раз сейчас он и бродит там, у пекарни, где Вийона настигла Вода. Если сейчас пойти туда, то, быть может, удастся увидеть владельца этого колечка. И ведь и объявление в „Ежедневной“ может появиться: потеряно, мол, кольцо; прошу вернуть или обменять. Владелец кольца знает, что к чему в Городе, знает причину этих несуразиц – или сам все это каким-то образом и устроил.

Или не только он, а целая группа… Надо идти к пекарне!»

Приняв такое решение, Влад больше ни минуты не задерживался в спальне. Забыв закрыть за собой дверь, он устремился по коридору к выходу из дома, охваченный волнением и азартом. Пересек тихий двор, в котором по-прежнему не было видно ни одного слуги, и вылетел на улицу. Чуть ли не бегом проскочил два или три квартала и только тогда опомнился и замедлил шаг. Кольцо было вещью необычной, и мало ли на что способен тот или те, кто знает о его существовании. А ведь ему-то, Владу, знать о кольце и вовсе не положено…

Пекарня находилась в четверти часа ходьбы от его дома. Влад помнил это приземистое серое здание; обнесенный высокой стеной двор пекарни примыкал к набережной, а сама она располагалась в углу небольшой площади, на которую выходили три или четыре улицы. Влад был уже неподалеку от площади, когда увидел впереди городских стражей. Они кучкой стояли на тротуаре у выхода на площадь, облаченные в серые приталенные мундиры с узкими желтыми полосками вдоль рукавов, с черными резиновыми дубинками, подцепленными к черным ремням с металлическими пряжками; их форменные брюки были заправлены в высокие ботинки со шнуровкой. Было непонятно, зачем они здесь собрались – то ли чтобы просто поговорить, то ли по какой-то иной надобности. Влад не дошел до них нескольких шагов, когда стражи, словно по команде, быстро рассыпались цепочкой поперек тротуаров и мостовой, загородив ему проход на площадь.

– Сюда нельзя, – отрывисто бросил один из них, выставив перед собой ладонь. – Поворачивай.

– Но мне нужно к пекарне, – сказал Влад, останавливаясь. – Почему туда нельзя?

– Потому что нельзя, – лаконично, но исчерпывающе пояснил тот же страж с почти квадратным лицом и короткой крепкой шеей. – Не видишь, что ли, что здесь оцепление? Площадь оцеплена.

– А когда же будет можно? – продолжал тянуть время Влад, хотя ему очень не хотелось мозолить глаза стражам.

– Когда снимем оцепление, тогда и будет можно, – вновь пояснил страж и махнул рукой, словно отгоняя Влада. – Сказано тебе – поворачивай!

Здесь стоять нельзя!

Влад тянул время не просто так – он во все глаза рассматривал площадь. Другие выходы на нее тоже были перекрыты стражами. В центре площади пестрели цветочные клумбы и зигзагами росли кусты, поднимаясь из густой травы, заменявшей обычные мраморные плиты. Влад понял, что Вийон вчера разгуливал именно там, среди цветов и кустов, размышляя о возвышенном и отхлебывая из бокала, когда водный поток сбил его с ног. Сейчас среди клумб и кустов виднелись серые мундиры. Стражи, согнувшись, бродили по траве, напоминая пасущееся стадо коров, и то и дело приседали на корточки, явно выискивая что-то у себя под ногами.

– Безобразие! – громко сказал Влад, демонстрируя возмущение, хотя в горле у него внезапно пересохло. – Заранее предупреждать надо!

Он повернулся и пошел в обратную сторону, стараясь не спешить.

Свернул в переулок, скрывшись от глаз стражей, и прислонился к стене.

Посмотрел на перстень-прикрытие и обнаружил, что пальцы у него слегка дрожат.

Он был уверен, что стражи ищут кольцо. Именно кольцо. Стражи подчинялись Магистрату. Значит, кольцо действительно потерял один из тех, кто управляет Городом.

Влада пробрал озноб. Кольцо было очень серьезной вещью: кто знает, какие неизвестные другим горожанам откровения можно получить с его помощью? Обладание кольцом давало возможность видеть все окружающее в истинном свете.

«Магистрат! – подумал Влад, холодея от волнения. – Именно там нужно искать ответы на вопросы. И ничем, ни единым словом не выдавать себя!»

Проверив, хорошо ли держится на руке перстень с янтарем, он задумчиво побрел по мостовой и настолько углубился в свои мысли, что не заметил, как прошел весь переулок до конца и оказался у набережной.

Некоторое время он отсутствующим взглядом рассматривал неподвижную поверхность Воды и сообразил, наконец, куда привели его ноги. Справа от него широкая полоса набережной тянулась вдоль стен и домов и, повторяя изгиб берега, вдалеке плавно уходила за поворот; слева, за стеной пекарни, она, напротив, вдавалась в берег, образуя небольшую бухту. Там, неподалеку от причала, всегда возвышалась на белом постаменте у кромки берега та самая скульптурная группа «Четыре музыканта», которая, по сообщению «Ежедневной», сползла в Воду.

«А вот это мы сейчас и проверим», – решил Влад и направился в сторону причала.

Он еще издалека увидел, что огромных мраморных фигур музыкантов с гитарами нет на обычном месте. Часть набережной осела, наклонно уходя в Воду, плиты вздыбились и перекосились, сползли со своих мест, обнажая темно-коричневый грунт. Влад отметил это мимоходом, потому что его внимание было поглощено другим: возле обрамленной высокой металлической решеткой пристани, прямоугольником вдающейся в неподвижную серую Воду, застыл Черный Корабль.

Влад резко остановился, словно неожиданно ударился лбом о невидимое препятствие. Потом посмотрел по сторонам – ничего не говорило о том, что в Городе, кроме него, есть хоть один житель – и медленно двинулся дальше, почему-то напряженно ожидая, что вот-вот за спиной раздастся чей-то повелительный окрик. Но вокруг по-прежнему было тихо, дома казались давно покинутыми своими хозяевами, в воздухе не чувствовалось ни малейшего дуновения, и серое небо, как всегда, отрешенно гляделось в такую же равнодушную Воду. Влад обогнул разлом, отметив, что мраморных фигур не видно и в Воде, и приблизился к пристани.

Черный Корабль выглядел внушительно и как-то зловеще. Его выпуклый, тускло блестящий угольный борт с круглыми иллюминаторами возвышался над причалом, контрастируя с белизной мраморных плит. Узкий металлический трап с медными поручнями вел наверх, на просторную палубу. Собственно, корабль не был совершенно черным, и Влад не знал (или не помнил?), почему называет его именно так; металлическая надстройка на корме корабля была выкрашена серой краской, очень похожей на цвет поверхности Воды; две высокие мачты, вздымающиеся к небу, тоже были серыми. Они походили на голые стволы тонких деревьев, перечеркнутые поперечными перекладинами. Парусов на мачтах не было – да и какая польза от парусов, если ветер дует не так уж часто? В зеркальных стеклах капитанской рубки отражались дома, деревья, белые колоннады, возносящиеся над стенами, и фонарные столбы. Влад не обнаружил ни якорной цепи, ни швартовных канатов, которые удерживали бы корабль у причала; впрочем, причальных тумб на пристани тоже не было. Корабль казался безлюдным и Влад вспомнил, что ни разу не видел, чтобы кто-нибудь спускался по трапу на берег или поднимался на борт. Раньше он как-то не задумывался над этим, а теперь это показалось ему странным: неужели Черный Корабль сам находит путь к Острову? Зачем он приплывает сюда, что привозит в Город? Или что увозит отсюда?

Влад стоял у самого трапа, отрешенно глядя на ребристые ступени, и все сжималось у него внутри от новых мыслей, которые еще вчера не могли прийти ему в голову.

Если Черный Корабль что-то привозит или что-то увозит – значит, у него есть какое-то место отправления. (Хотя он мог просто уходить от причала и, побродив по Воде, вновь возвращаться – но зачем?!) А значит… Значит, в мире существует не только Остров – есть и какой-то другой остров… или даже острова… Другие острова! Другие города, другие люди! И может быть, жители тех островов не балансируют на канате между потопом и Белым Призраком, потому что не бывает у них ни потопов, ни Белых Призраков… И может быть, нет там одного и того же повторяющегося дня, нет этих странностей, этой постоянной тоски, этой вечной тревоги… Здесь, на Острове, кто-то держит все нити в своих руках, кто-то управляет событиями, преследуя какие-то свои неизвестные цели… А там, за Водой, – все иначе! Корабль – средство сообщения с остальным миром, на нем можно уплыть в другие места.

Горожане не знают этого, потому что у них нет магических колец. А те, у кого есть такие кольца, возможно, постоянно плавают на Черном Корабле! Они приплыли когда-то на Черном Корабле и превратили горожан в кукол, они проводят здесь какой-то неслыханный эксперимент…

Но у него теперь тоже есть кольцо, и он тоже может уплыть отсюда и навсегда избавиться от тревоги и тоски!

Влад решительно взялся за гладкие поручни и занес было ногу на ступеньку, но вдруг замешкался. Он собирался спастись бегством от здешних бед и тревог, он собирался просто-напросто удрать с Острова, сбежать в какие-то иные, более спокойные края – а как же другие?

Альтер… Вийон… Дилия…

Несколько мгновений он колебался, а потом сказал себе: «Я не убегаю – я плыву на разведку. Если там, за Водой, действительно что-то есть, если там лучше, чем здесь, я вернусь за ними. А сволочь Скорпион пусть остается здесь. И вообще, коль выпал такой шанс, надо его использовать. Вдруг Черный Корабль больше сюда не приплывет? Никто на моем месте не стал бы раздумывать…»

Он отбросил сомнения и, оглядевшись, начал быстро взбираться по трапу, упруго покачивающемуся под его босыми ногами. Ступил на серую палубу и медленно двинулся вперед, жадно рассматривая все вокруг.

Правда, рассматривать было почти нечего: палуба была плоской и голой, и только ближе к кормовой надстройке вертикально торчала над ней откинутая крышка люка. Влад, озираясь, направился туда, еще раз скользнул взглядом по оставшимся за спиной домам и фонарным столбам – и невольно пригнулся и втянул голову в плечи. Вдали, над деревьями и крышами, возвышалось внушительное здание Магистрата. Окна верхних этажей были открыты и любой, кто подошел бы к окну, мог увидеть серую палубу корабля и его, Влада, на этой палубе.

Влад не знал, как отнесутся магистры к тому, что он забрался на корабль, и решил не рисковать. Он подбежал к люку, заглянул туда и, увидев узкую металлическую лестницу, ведущую в корабельное чрево, нырнул в круглое отверстие, из которого веяло слабым запахом краски.

Спустившись под палубу, Влад очутился в длинном узком сером коридоре; коридор тянулся в обе стороны от лестницы и терялся в полутьме корабельных недр. И справа, и слева в его стенах, на равном расстоянии друг от друга, виднелись прямоугольники железных дверей с одинаковыми загнутыми вбок ручками. Влад не мог припомнить ни одного помещения в Городе, где были бы такие же дверные ручки, но ему показалось, что он где-то уже видел подобные. Такую ручку не надо было сразу тянуть на себя или толкать от себя; нажми на нее сверху вниз – она повернется и тогда уже можно тянуть или толкать. Проверяя себя, он подошел к ближайшей двери и проделал необходимые манипуляции. Дверь почти бесшумно открылась и сразу стало светлее.

Дневной свет проникал сквозь толстое стекло иллюминатора в небольшое помещение, пол, стены и потолок которого были тоже покрашены сплошной серой краской. Черный Корабль изнутри был Серым Кораблем. Слева от Влада вдоль стены тянулась узкая лавка, прикрепленная к полу, а справа была только одна голая стена. Влад шагнул внутрь, намереваясь выглянуть в иллюминатор, обращенный к причалу, и дверь за его спиной со щелчком закрылась. Он подумал, что скитаться по Воде, сидя в таком неуютном железном помещении, – не очень радостное занятие и тут же сообразил, что вознамерился пускаться в путь, совершенно не подумав о еде и питье. А кто знает, сколько времени займет этот путь? Конечно, можно поискать какую-нибудь провизию на корабле, но лучше все-таки позаботиться об этом прямо сейчас: заскочить в ближайшее кафе и набрать побольше съестного.

Влад повернулся к двери, поискал взглядом ручку, но обнаружил только серую ровную поверхность. Он толкнул дверь плечом и ощутил неподатливую твердость металла. Дверь захлопнулась, защелкнулся замок – и он оказался взаперти в пустом помещении с прочными стенами, где не за что было зацепиться взгляду.

Иллюминатор! Стараясь не поддаваться панике, Влад подскочил к круглому стеклу, ударил по нему ладонью и сдавленно выругался.

Толстый прочный кругляш был намертво вделан в борт, и о том, чтобы выдавить или разбить его, не могло быть и речи. Собственная неосмотрительность привела его в надежную ловушку: ни открыть голыми руками, ни выбраться без посторонней помощи…

Скрипя зубами от бессилия, Влад приподнялся на носках и выглянул в иллюминатор. Сердце сжалось в холодный комок. Причал медленно, но неуклонно отодвигался все дальше и дальше от корабельного борта и все больше расширялась казавшаяся отполированной полоса Воды между берегом и кораблем, который без единого толчка, покачивания и звука отправился в плавание, ведомый неизвестно кем и неизвестно куда.

Движение корабля было настолько плавным, что казалось – он продолжает оставаться на месте, а удаляется сам Остров. Влад, не отрываясь, смотрел в иллюминатор. Никто не провожал Черный Корабль – ни одного человека не было видно на пристани и вообще на всей набережной. Едва Влад подумал об этом, как из переулка вышли двое. Они остановились у ограды неподалеку от причала, глядя на уходящий корабль, и Влад стукнул кулаком по стеклу, стараясь привлечь их внимание, но сразу же понял, что это бесполезно. Какое-то неведомое ранее едкое чувство разлилось в душе, обжигая, как слишком острая приправа. Влад не мог бы сказать, как называется это чувство, но знал, что оно связано с девушкой, стоящей сейчас у ограды – с Дилией. И еще он знал, почему возникло вдруг это странное болезненное чувство: потому что рядом с Дилией стоял Альтер. Ради прогулки с Альтером Дилия оторвалась от работы в своей мастерской…

«Ты – это ты, а Альтер – это Альтер», – вспомнились Владу ее недавние слова.

Стоять на носках было неудобно, ноги начали дрожать от напряжения и Влад отошел от иллюминатора и устроился на лавке, привалившись спиной и затылком к жесткой железной стене. Он вдруг подумал, что такие стены называются переборками, но совершенно не представлял, откуда ему это известно. Бесцельно сидеть, уставившись в серый пол, было просто невмоготу, и он вновь выглянул в иллюминатор. Остров был виден целиком, от левой оконечности до правой, он казался совсем маленьким, он погружался в легкую дымку, сплющивался, как бы приникая к поверхности Воды; его набережная и дома на таком расстоянии теряли свои очертания, и фигуры Альтера и Дилии были уже неразличимы. Остров продолжал уползать к горизонту, оставляя Влада в одиночестве в чреве Черного Корабля – железной громадины, уплывающей невесть куда и зачем.

«Ты ведь хотел этого, Влад, – сказал он себе. – Вот и не дергайся, сохраняй спокойствие. Почему бы тебе не совершить прогулку по Воде?»

А в голове теснились, наслаиваясь один на другой, образы знакомой площадки перед кафе и уютной спальни с удобнейшим диваном, тенистого двора с журчащим фонтаном и светлой мастерской, где витал приятный запах красок и еще чего-то – ароматного и тонкого…

Стекло иллюминатора запотело, сквозь него уже ничего не было видно, и Влад начал протирать его ладонью. И почувствовал, что под рукой уже не твердая поверхность, а какая-то податливая мягкая масса. Влад отдернул ладонь и с изумлением и страхом увидел, что стекло, превратившись в серый кисель, стекает по серой стене, а сама стена – то есть борт корабля – расплывается буквально на глазах, и внешний свет просачивается через множество все больше расширяющихся отверстий. Борт корабля таял, словно кусок сахара в чашке горячего чая! Влад еще не успел ничего понять, как пол под его ногами прогнулся. Чувствуя, что проваливается, Влад вцепился в лавку – но лавка уже не была лавкой: серый подрагивающий бесформенный студень растекался по полу, подернувшемуся мелкими волнами. Все вокруг таяло, растворялось, открывая скользящую далеко внизу спокойную поверхность Воды. Еще мгновение – и Влад полетел вниз, без усилий пронизывая рваные клочья тумана, в которые стремительно превращалась железная громада Черного Корабля. Он успел только поднять руки над головой

– и с громким плеском вертикально вошел в Воду, больно ударившись босыми подошвами о ее жесткую поверхность. Сразу стало мокро и темно. Закрыв глаза и задержав дыхание, Влад погружался все глубже. Через несколько показавшихся ему очень долгими секунд он почувствовал, что погружение прекратилось. С усилием делая гребки руками в неподатливой Воде и отталкиваясь ногами, он, преодолевая сопротивление водной толщи, устремился вверх – и его буквально выбросило из глубины на воздух, под серое небо. Отплевываясь и отдуваясь, Влад барахтался, стараясь удержаться на плаву, и вертел головой во все стороны, в надежде обнаружить хоть что-нибудь, за что можно было бы ухватиться. Однако вокруг не было ничего, кроме Воды. Черный Корабль исчез, не оставив следа. Растаял, как сахар…

Немного придя в себя после такого потрясения, Влад перестал беспорядочно двигать руками и ногами и, разгребая Воду, поплыл в сторону не успевшего окончательно скрыться за горизонтом Острова. При этом он сделал обнадеживающее открытие: плыть было гораздо легче, чем в бассейне общественных бань. Вода оказалась упругой, как резина, она не только поддерживала тело на плаву, но и словно стремилась вообще вытолкнуть незваного гостя в воздух. В глубине памяти проскользнул бледный обрывок воспоминания о ком-то, шагающем по водной глади, как по мостовой…

Влад плыл не спеша, экономя силы, и был уже полностью уверен, что обязательно доберется до Острова. Вода была довольно теплой, берег постепенно приближался, и имелись все основания считать, что прогулка на Черном Корабле не закончится крупными неприятностями. Другое дело, что она завершилась совсем не так, как он рассчитывал.

«Тут тоже наверняка замешаны магистры, – подумал он. – Черный Корабль – часть эксперимента. Доберусь же я до вас, сволочей!»

Злость на магистров и стремление во что бы то ни стало докопаться до истины прибавили ему сил и он поплыл быстрее, делая энергичные гребки и устремив взгляд на недалекую уже набережную, которая вновь была совершенно безлюдной.

* * *

Была половина пятого, когда Влад вышел из калитки своего дома и направился в сторону Магистрата. Он очень рассчитывал на то, что этот визит хоть что-нибудь прояснит. Он шел уверенной походкой, он был целеустремлен, и сердце его взволнованно стучало в такт размашистым шагам. Не миновало и часа с того времени, когда он вплавь добрался до берега неподалеку от причала и вылез из Воды, цепляясь руками за осевшие плиты набережной. Дома он сбросил мокрую одежду, переоделся в сухое и, зайдя на кухню с дремлющими слугами, наскоро перекусил; время обеда еще не пришло, но Влад не желал дожидаться обеда – ему не терпелось действовать. Причесываясь перед зеркалом, он отметил, что пятно над головой стало совсем бледным – и посчитал это хорошим знаком. «Когда вернусь – не знаю»,

– ответил он на вопросительный взгляд слуги-распорядителя и решительно зашагал через двор к воротам.

Обгоняя редких прохожих, Влад дошел до перекрестка и свернул за угол, чтобы наискосок пересечь небольшой сквер. Густая листва деревьев закрывала небо, клумбы радовали глаз обилием гладиолусов, астр и георгинов; незаметно было, чтобы цветы пострадали от вчерашнего потопа. Попетляв между пышных кустов шиповника, Влад выбрался на посыпанную мелким желтым песком дорожку и, сделав несколько шагов, остановился, чтобы вытряхнуть песок из сандалий. Проделав это, он поднял голову – и увидел впереди, у выхода из сквера, массивную фигуру квартального смотрителя Скорпиона. Скорпиона вполне можно было принять за изваяние, потому что он стоял неподвижно, скрестив руки на груди, и на лице его застыла зловещая ухмылка. Длинный коричневый плащ смотрителя походил на сложенные крылья уродливых полузверей-полуптиц с картин Дилии. Влад почувствовал, как сердце его сначала замерло, а потом бешено заколотилось у самого горла.

Квартальный смотритель медленно поднял руку и пальцем поманил Влада к себе. Влад беспомощно огляделся и неуверенно направился к смотрителю, волоча ноги по песку и чувствуя, как колючие песчинки вновь забиваются в сандалии. За спиной Скорпиона не было его обычной команды, но это мало утешало: Скорпион и в одиночку представлял достаточную угрозу.

«Ну что еще надо этой сволочи?» – с привычным унынием подумал Влад.

И вдруг его бросило в жар: что если Скорпион не просто так подкарауливает здесь прохожих? Что если и он, и его команда, как и команды других квартальных смотрителей, рассыпавшись по улицам и площадям, вместе с городскими стражами обыскивают всех горожан подряд в поисках пропавшего кольца?

«Если затеет обыск – убегу, – решил Влад, невольно сжимая кулаки. – Главное – ничем не выдать себя. Не суетиться, не дергаться…

Спокойно, Влад, спокойно…»

– Хороший денек сегодня, – добродушно сказал квартальный смотритель, когда Влад остановился перед ним. – Тихий, безветренный. Правда, Влад?

Влад молча кивнул, искоса настороженно наблюдая за смотрителем.

Неужели Скорпиону просто захотелось вдруг потолковать о погоде?

– А ты не молчи, «высший», ты отвечай, когда тебя квартальный смотритель спрашивает, – каким-то зловеще-ласковым тоном продолжал Скорпион, слегка покачиваясь из стороны в сторону. – Ну так как, хороший сегодня денек?

– Хороший, – процедил Влад. – Приятно прогуливаться в такой денек.

– Вот-вот! – Скорпион покивал. – И прогуливаться хорошо, и искупаться тоже приятно. Как водичка-то, Влад? Не слишком холодная?

Влад напрягся. Широкая ухмылка расползалась по плоскому лицу смотрителя. Скорпион уже откуда-то знал. И о том, что Черный Корабль подобен куску сахара, он, несомненно, тоже знал. Возможно, он, Влад, не первый такой неудачливый беглец…

– Водичка в самый раз, – медленно сказал он, глядя в глаза смотрителю.

– А что, Черный Корабль приплывает сюда для искушения?

Простачков поджидает?

Скорпион подбоченился и гулко захохотал, откинув голову назад.

– Вот именно, Влад! Простачков! – проговорил он сквозь смех. – Не в меру любопытных! – Он внезапно оборвал смех и деловито сдвинул брови.

– Ладно, поплескался с утра – и молодец. Вреда никакого. Я тебя, собственно, за другим подзывал. Видишь, обувка у меня развязалась, а парни мои другими делами заняты. Завяжи-ка, Влад, не сочти за труд.

Сказано это было тоже вполне добродушно, но Влад прекрасно знал, что произойдет, если он откажется выполнить просьбу, а вернее, приказ Скорпиона. Скорпион выставил ногу и Влад, присев на колено, взялся за шнурок сандалии смотрителя, с ненавистью подумав, что тот, конечно же, сам его и развязал и поджидал жертву, чтобы еще раз поупиваться своей властью. Любая ли жертва устраивала его или именно он, Влад?..

– Ну что ты, Влад, у меня же ноги-то пыльные! – с преувеличенной укоризной воскликнул квартальный смотритель. – Ты же руки испачкаешь.

Пыль-то вытри сначала.

Влад, сцепив зубы, начал вытирать ремешки сандалии Скорпиона рукавом своей туники. И опять не угодил.

– Да не рукавом, грязный рукав-то будет, – уже не скрывая издевки, сказал Скорпион, отталкивая ногой руку Влада. – Ты уж языком постарайся, вылижи, как положено, – на языке-то пыль незаметна.

Сплюнул два-три раза – вот и все!

Влад почувствовал, как кровь горячей волной бросилась в лицо.

Инстинкт самосохранения советовал подчиниться и перетерпеть издевательства Скорпиона, но что-то жгучее, слепое и темное, заглушая голос здравого смысла, нарастало подобно мчащейся на Остров Воде и готово было смести все на своем пути. Он поднялся и, с ненавистью глядя в плоскую рожу гиганта, ударил себя ребром ладони левой руки по сгибу локтя правой, так что правая рука со сжатым кулаком взметнулась вверх, чуть ли не под нос смотрителю; этот жест пришел как-то сам собой, автоматически, хотя Влад и не мог бы сказать, что он означает.

– Вот тебе, сволочь! – яростно сказал он. – Сам вылизывай свои грязные ноги.

– Ага-а! – удовлетворенно протянул Скорпион. – Сейчас ты не ноги мои, а задницу мою лизать будешь. Понял?

Смотритель сжал огромную руку в кулак, нацелившись перстнем в лицо Владу, но Влад не стал ждать удара. Инстинкт самосохранения захлебнулся и бесследно исчез под темным всепоглощающим валом. Влад резко взмахнул ногой и изо всех сил снизу вверх ударил Скорпиона в промежность.

– Ы…ы…ы… – выдавил смотритель, выпучил глаза и, согнувшись, начал медленно оседать на корточки, словно фонарный столб, подкошенный огненной струей газовой горелки.

– Если ты, сволочь, не перестанешь ко мне приставать, я ночью сожгу тебя вместе с твоим домом! – свирепо сказал Влад, наклонившись над болезненно пыхтящим врагом. – Я испепелю тебя, сволочь!

– Ы…ы-ы… – продолжал натужно тянуть квартальный смотритель, прижав руки к пострадавшему месту.

Влад выпрямился и, все еще тяжело дыша от возбуждения и гнева, быстро вышел из сквера. Дойдя до поворота, он оглянулся и остановился в изумлении: квартальный смотритель уже оправился от удара! Он вновь стоял, подбоченившись, и провожал Влада тяжелым взглядом, но преследовать своего обидчика как будто бы не собирался. Увидев, что Влад обернулся, смотритель Скорпион кивнул и его голос прогремел на всю округу:

– Буду рад с тобой встретиться, «высший»!

Только прошагав несколько кварталов, Влад немного успокоился и призадумался. И мысленно выругал себя за то, что не удержался от стычки с квартальным смотрителем. Теперь Скорпиона нужно было опасаться еще больше. И главное – негде спрятаться, некуда скрыться на Острове! Каждый на виду! Не стоило злить Скорпиона – ведь ввалится прямо в дом и все кости переломает… Что делать дальше, где искать защиты?

Будущее не сулило ничего приятного, но Влад решил пока не думать об этом. Сейчас нужно было думать о других вещах. А Скорпион… Что Скорпион? Придется обходить Скорпиона десятой дорогой. И пожаловаться городским стражам на постоянные издевательства – они же обязаны следить за порядком, в конце концов!

Отбросив тяжелые мысли, Влад прибавил шагу и вскоре добрался до цели.

Круглая площадь с белой глыбой Магистрата выглядела как обычно.

Мраморные статуи полуобнаженных мускулистых мужчин и стройных, идеально сложенных женщин задумчиво глядели на серую гладь небольших овальных водоемов, обрамленных полосками голубых, зеленых, желтых и красных камней. На фигурных клумбах пышно буйствовали цветы. Вдоль рядов ровно подстриженного кустарника стояли низкие мраморные скамейки. На площади, как всегда, было немноголюдно: несколько горожан, о чем-то беседуя, прогуливались у водоемов, пять-шесть человек сидели на скамейках, да на площадке у кафе, сбоку от здания Магистрата, задумчиво склонялись над досками шахматисты. А у входа в Магистрат, по обе стороны от дверей, все так же несли караул застывшие наподобие статуй городские стражи.

Неторопливо совершив несколько кругов по площади, Влад отметил, что несколько горожан за это время вошли в стеклянные двери Магистрата, причем вошли беспрепятственно. Стражи ни о чем не расспрашивали ни одного из входящих и продолжали, сцепив руки за спиной и не шевелясь, смотреть друг на друга. Обойдя площадь еще раз и окончательно убедившись, что стражи абсолютно не интересуются посетителями Магистрата, Вдад сделал решительный вдох-выдох и направился к зданию.

Предлог он на всякий случай продумал: те самые идеи о предохранении горожан от очередного потопа, которыми он делился в телефонном разговоре с Альтером. Предлог казался ему достаточно убедительным для того, чтобы рассчитывать на встречу с кем-либо из магистров. А остальное уже зависело от его решительности.

Поднявшись на широкое крыльцо и пройдя мимо невозмутимых фигур в серых мундирах, Влад толкнул стеклянную дверь и оказался в просторном вестибюле с высоким лепным потолком. Два ряда гладких колонн внушительной толщины вели к мраморной лестнице, покрытой зеленой ковровой дорожкой. Лестница пологим подъемом выходила на площадку с полукруглым, распахнутым настежь окном и раздваивалась, сворачивая направо и налево. В вестибюле было тихо и пусто. Влад оглянулся на бесстрастных стражей и медленно направился вперед, вслушиваясь в тишину. Дойдя до середины вестибюля, он обнаружил, что по обе стороны от белой колоннады, перпендикулярно ей, тянется длинный коридор, освещенный свисающими с потолка шарообразными светильниками.

Мраморный пол коридора тоже был покрыт зеленой дорожкой. Влад немного постоял, раздумывая, с чего начать осмотр здания городских управителей, и решил для начала произвести разведку в левом крыле первого этажа Магистрата.

Коридор напомнил ему подпалубное пространство Черного Корабля – в его стенах тоже были одинаковые двери, только не железные и серые, как на загадочном судне, а вполне обычные деревянные двери с позолоченными круглыми ручками. Сходство с Черным Кораблем еще больше усилилось, когда Влад попытался открыть ближайшую дверь и обнаружил, что она заперта. Он крадущимися шагами перешел ко второй двери, затем к третьей… четвертой… Результат везде был тот же самый. Стучать он все-таки не решился, дабы не поднимать лишний шум и не привлекать к себе внимание и, недоуменно пожав плечами, направился дальше в глубь коридора. Было непонятно, почему везде все заперто и куда подевались посетители. Впрочем, они могли подняться по лестнице и на второй, и на пятый, и на восьмой этаж.

Очередная дверь неожиданно открылась от нажатия ладони и Влад осторожно заглянул внутрь. В просторной комнате стояли обыкновенные однотумбовые письменные столы со светло-коричневыми полированными крышками; на них лежали какие-то бумаги и стояли одинаковые лиловые телефоны. Вдоль стен в ряд выстроились невысокие застекленные шкафы.

Сквозь стекла были видны полки, тоже занятые стопками бумаг. Три окна были наглухо затянуты плотными темно-зелеными портьерами, свисающими до самого пола, застеленного неброским серовато-синеватым ковровым покрытием. Письменные столы с бумагами и телефонами жались к стенам, а середину комнаты занимал овальный стол внушительных размеров, вокруг которого расположились не обычные стулья с обтянутыми простенькой материей сиденьями, а солидные широкие кресла, обитые темно-красным бархатом. Деловой беспорядок на письменных столах и небрежно отодвинутые стулья наводили на мысль о том, что в этом помещении совсем недавно корпели над бумагами работники одной из служб Магистрата и что их спешно вызвали на какое-нибудь совещание.

Окинув комнату внимательным взглядом и убедившись, что в ней действительно никого нет, Влад тихонько прикрыл за собой дверь и, стараясь все-таки ступать бесшумно, подошел к ближайшему столу.

Склонился над бумагами и досадливо прищелкнул пальцами – белые листки были сверху донизу испещрены колонками каких-то ничего ему не говорящих цифр. Влад перебежал к другому столу и обнаружил ту же самую картину. Он начал торопливо рыться в бумагах, но везде было одно и то же. Если и содержалась в этих цифрах какая-то важная информация, то она была ему совершенно недоступна. Разобраться во всем одним махом, наскоком, явно не получалось.

Однако он не собирался отступать и впадать в отчаяние. Он находился только в начале пути и был намерен пройти этот путь до конца. И добраться до света в конце длинного темного коридора. Он даже и не помышлял о том, чтобы поворачивать назад и жить прежней бездумной жизнью…

Еще раз пошарив глазами по комнате, Влад направился к застекленным шкафам и вдруг услышал за неплотно закрытой дверью приближающиеся голоса. Он не знал, как отнесутся работники Магистрата к тому, что кто-то посторонний без спроса роется в их бумагах, порицается ли это, а если порицается, то как – и не стал рисковать. Конечно, те, кто приближался к двери, могли пройти мимо, но ведь могли и не пройти.

Оглядевшись, Влад подскочил к окну и спрятался за портьерой.

Оказалось, что сделал он это вполне своевременно, потому что невидимые ему люди, продолжая разговаривать, вошли в комнату. Затаив дыхание, Влад начал слушать их разговор.

– …поэтому нас совершенно не должно интересовать их мнение на этот счет, коллега Тиберий, – голос был глуховатым, но все-таки достаточно резким. – А вот для них наше мнение должно иметь основное значение. Я полагаю, это очевидно.

– Однако, нужно учитывать нюансы, коллега Кассий, – возразил собеседник, обладающий голосом помягче. – Именно нюансы в данном случае могут…

– Я учитываю нюансы, коллега! Нам, магистрам, всегда нужно учитывать нюансы, иначе грош нам цена.

Шаги приблизились к портьере, за которой, замерев, стоял Влад, и стихли. Раздался какой-то шелест и тот же резкий голос произнес:

– Впрочем, не о том сейчас речь, коллега. Не это главное. Понимаю, вы не хотели заводить разговор в коридоре – здесь удобнее.

– Да-да, – подхватил тот, кого называли магистром Тиберием. – Сюда вернутся только через час, не раньше. А дело совершенно безотлагательное.

– Еще бы! – проворчал магистр Кассий. – Неслыханный случай. Вы понимаете, чем это грозит?

– Может быть присядем, коллега?

Влад услышал шорох и понял, что его производят отодвигаемые от овального стола солидные кресла. Он боялся дышать и, закусив губу, весь превратился в слух, стараясь не пропустить ни слова. Он был почти уверен, что знает, о чем сейчас пойдет у магистров разговор.

– Итак? – раздался через некоторое время голос магистра Кассия. -

Каковы ваши соображения, коллега? Думаю, исходить следует из самого худшего.

– Возможно, вы и правы, коллега Кассий, – с некоторой неуверенностью ответил магистр Тиберий. – Хотя, по-моему, вернее всего будет предположить, что Проявитель смыло в сточную решетку – ближайшую к месту инцидента с коллегой Марком – и сейчас он покоится где-то на дне, глубоко под Водой. Перед нашей с вами встречей мне позвонили и сообщили, что поиски на площади не дали результата, хотя стражи перевернули там каждый камешек, заглянули под каждую травинку, просеяли каждую песчинку. Проявителя там просто нет. Маловероятно, чтобы на него кто-то позарился – внешний вид у него, согласитесь, весьма заурядный.

У Влада не оставалось теперь никаких сомнений: магистры говорили именно о кольце, которое нашел на площади у пекарни мечтатель Вийон!

– Да, возможно, – резко сказал магистр Кассий. – И скорее всего, так оно и есть. Но, повторяю, мы должны исходить из худшего. То есть из того, что Проявитель попал в чужие руки.

– Даже если и так, нашедший обязательно выдаст себя своим поведением и разговорами.

– Так-так, коллега Тиберий?! – полувопросительно воскликнул магистр Кассий. – Наши действия?

– У нас есть квартальные смотрители. У нас есть стражи. Пусть присматриваются, прислушиваются. Привлечем резервы, перекрестно накроем каждый квартал. Фиксировать каждый мало-мальски неординарный эпизод и немедленно докладывать. А мы уже будем разбираться по каждому случаю и делать выводы.

Влад похолодел: смотритель Скорпион, конечно же, не забудет только что имевший место в сквере неординарный эпизод с участием одного из «высших», некоего Влада, и обязательно доложит магистрам. Отыщут его, Влада, отберут кольцо-Проявитель… а что сделают с самим Владом? Страшно и подумать, что сделают…

– Даже если Проявителем действительно завладел кто-то из горожан, – довольно бодро продолжал магистр Тиберий, – он не сумеет им воспользоваться. Он не сможет выбраться, потому что у него нет схемы, он не знает, где выход. Он вообще не имеет понятия о том, что есть выход! Так что беспокоиться не о чем, коллега Кассий.

В комнате наступило молчание. Потрясенный только что услышанным, Влад чуть не вывалился из своего укрытия. Слова магистра обрушились на него, как удары тяжелой кувалды. Выход… Где-то здесь, в Городе, находится выход… Выход! У магистров есть схема, на которой обозначен этот выход… Из Города можно уйти!

– Н-ну что ж, – словно из далекого далека донесся до него задумчивый голос магистра Кассия. – Ваши рассуждения, коллега, выглядят достаточно убедительно. Никаких прорех как будто бы не видно. В таком случае, приступим к действиям по вашему плану. Нужно срочно связаться с квартальными смотрителями, поставить задачу перед стражами.

Анализировать и проверять каждое сообщение. Работать четко и оперативно. Иначе, коллега, сами понимаете… И мне не поздоровится, и вам несладко придется, и не важно в данном случае, что у вас средняя категория, а у меня ступенькой выше – никакими категориями не защитишься.

– Да уж, тут категорией не прикроешься, – согласился магистр Тиберий. – Не тот случай.

– Итак, к делу, коллега. И еще: может быть стоит принять дополнительные меры к сохранности схемы? Ваша при вас?

– Я никогда с ней не расстаюсь, коллега Кассий. Думаю, так надежнее всего.

Вновь воцарилось молчание, а потом магистр Кассий медленно произнес:

– Хорошо… Возможно, коллега, мы с вами приняли наиболее целесообразное решение. Что ж, приступим.

Послышался шорох одежды, удаляющиеся шаги, щелкнула, закрываясь, дверь

– и Влад в изнеможении присел на корточки, все еще не решаясь выбраться из-за портьеры. Он чувствовал, что от пережитого напряжения спина под туникой взмокла, словно он находился не в одном из помещений Магистрата, а в общественных банях.

Но он не мог позволить себе долго рассиживаться за плотной портьерой. Нужно было действовать. Так же решительно и быстро, как собирались это

делать магистры. Они пока ни в чем не подозревали его, Влада.

Пока… Значит, ему нужно воспользоваться фактором внезапности!

«Что же зто такое?.. Зачем? – от подслушанного разговора у Влада кружилась голова. – Что же это за мерзавцы такие?.. Мы же у них – как куклы…»

Он резко встал и с силой потер горящий лоб. Нужно было немедленно сосредоточиться и как можно быстрее наметить путь к цели.

«Веревка и нож! – подумал он. – Раздобыть веревку и нож!»

Повернувшись лицом к окну, Влад быстро осмотрел площадь и задержал взгляд на шахматистах, расположившихся у входа в кафе. Именно там, в кафе, можно было найти то, что ему необходимо. Застывших на крыльце Магистрата стражей скрывали растущие вдоль фасада деревья, и Влад решил воспользоваться окном как выходом, чтобы лишний раз не мозолить привратникам глаза. Повернув оконную ручку, он осторожно потянул на себя одну створку, забрался на подоконник и, убедившись, что никто на площади за ним не наблюдает, спрыгнул на землю.

Играющие в шахматы были настолько погружены в раздумья, что не обратили на приближающегося к ним Влада ни малейшего внимания; даже потоп вряд ли смог бы оторвать их от анализа ситуации на шахматной доске. Влад прошел мимо них и открыл дверь кафе. Скользнул торопливым взглядом по малолюдному помещению, изобилующему разноцветными декоративными колоннами, и направился к стойке, за которой скучал, подперев кулаками подбородок, круглолицый хозяин.

– Хочу одолжить моток веревки и нож, – без обиняков сказал Влад, остановившись возле стойки. – Понимаешь, нужно прямо сейчас, а до дома идти далековато. Мне ненадолго, я верну, честное слово.

Хозяин поднял брови и некоторое время молча рассматривал Влада. Потом отклеил подбородок от кулаков, выпрямился и неторопливо ответил:

– Мне веревки не жалко. Бери, коль такая нужда. А нож какой – десертный?

– Кухонный. Я верну.

– А куда ж ты денешься? – усмехнулся хозяин. – Подожди, я сейчас.

Он вышел, но отсутствовал совсем недолго, так что можно было подумать – веревка и нож давно лежали у него наготове и ждали Влада. Веревка была обыкновенной, бельевой, и нож тоже был обыкновенный: с волнистой пластмассовой коричневой ручкой и довольно длинным блестящим лезвием.

– Я верну, – еще раз пообещал Влад. – Спасибо, выручил. А то, понимаешь, домой тащиться… Не столько дела, сколько ходьбы.

– Смешные вы все-таки люди, «высшие», – хозяин фыркнул и вновь уронил голову на поставленные на стойку кулаки. – Без приключений никак не можете.

– Да мне не для приключений, – ответил Влад, прикидывая, как получше спрятать одолженное. – Завязать да разрезать – вот и все приключения.

Он решил, что выйдя из кафе, в ближайших кустах обмотает веревку вокруг пояса под туникой и заткнет за нее нож. И вернется в Магистрат через то же окно – магистры говорили, что та комната должна пустовать не меньше часа.

– Спасибо, выручил, – повторил он и, держа нож и моток веревки в руке, пошел к выходу.

И в этот момент его окликнули из-за дальней колонны:

– Влад!

Он чуть не споткнулся и машинально втянул голову в плечи. Обернулся и увидел Альтера. Альтер, сидя в одиночестве за столиком, выглядывал из-за колонны.

На колебания ушло всего несколько секунд. Приняв решение, Влад подошел к Альтеру и сел, положив нож и веревку на стол перед собой.

Да, он все-таки сумел перебороть себя и подойти, он заставил себя подойти, хотя перед глазами упорно стояло все то же: удаляющаяся набережная и две фигуры у ограды: Альтер и Дилия. Альтер вместе с Дилией…

Он подошел, потому что было бы нечестно оставлять Альтера в неведении.

– Ну, насчет веревки еще можно что-нибудь предположить, – сказал

Альтер, отставив высокий бокал с соком. – Но зачем тебе понадобился этот внушительный режущий инструмент? Хочешь срезать букет на площади и преподнести магистрам?

– Совершенно верно. И обмотать его веревкой. Магистры заслужили букет, Альтер!

Альтер внимательно посмотрел на него, и что-то мелькнуло в глубине серых глаз этого чуть загадочного белокурого парня, многое знающего, но предпочитающего ни с кем не делиться своими знаниями.

– И чем же они заслужили? – ровным голосом спросил Альтер, обводя взглядом небольшой зал.

Влад тоже стрельнул глазами по сторонам, убедился в том, что никто не заинтересовался их разговором, и, подавшись вперед, сдавленно произнес:

– Альтер, я подслушал один разговор в Магистрате. Из Города есть выход! Есть выход, Альтер! Они умышленно морочат нам голову… Отсюда можно уйти, понимаешь?

Если Альтер и удивился, то ничем это не показал. Или просто не поверил. Его серые бесстрастные глаза вновь остановились на Владе.

– Куда уйти? – негромко спросил он.

– Не знаю, Альтер, не знаю! Главное – выход есть… У них схема, там все обозначено. Идем, надо застать их врасплох! Разыскать магистра Тиберия…

– Я знаком с магистром Тиберием. Это на третьем этаже, мне приходилось у него бывать.

– Так идем же, Альтер! Стены буду грызть зубами, но доберусь до истины! Непременно доберусь! Они тут такое творят, такое творят, Альтер! Идешь со мной или нет?

На лице Альтера не дрогнул ни один мускул. Владу внезапно показалось, что все то, о чем он только что сообщил своему постоянному собеседнику, вовсе не является для того новостью.

– Идем. – Светловолосый парень поднялся из-за стола, поправил накидку.

– Только нож, пожалуй, оставь здесь; обойдемся и без ножа.

Альтер затолкал смотанную веревку в карман своих зеленых шорт, забрал со стола нож и понес его к стойке. Влад неотступно следовал за ним.

– Спасибо за инструмент, – сказал Альтер, кладя нож на стойку перед невозмутимым хозяином. – Хлеб мы уже нарезали, а все остальное кусать надо, а не резать. Или глотать целиком.

– Правильно рассуждаешь, – одобрительно сказал хозяин. – Оно интереснее, когда целиком.

Они вышли из кафе и молча направились к зданию Магистрата. От нарастающего волнения у Влада слегка дрожали ноги. Альтер же шагал невозмутимо, словно ему ежедневно делали подобные предложения.

«Перестань трястись! – одернул себя Влад. – Сделай дело, а потом трясись, сколько влезет!»

Он искоса взглянул на идущего рядом Альтера – и вновь подумал о Дилии. Хорошо было бы задать Альтеру два-три вопроса, но выяснять отношения именно сейчас мог позволить себе разве что сумасшедший.

Влад перевел взгляд на площадь и тут же, толкнув Альтера в плечо, бросился к деревьям, обрамляющим здание Магистрата. Потому что в дальнем конце площади показалась массивная фигура квартального смотрителя Скорпиона. Скорпион не глядел по сторонам – он целеустремленно двигался к Магистрату.

– Сюда! – сдавленно позвал Влад, прячась за ствол высокого тополя.

Альтер, не дожидаясь объяснений, тут же приблизился к нему. Лицо его было непроницаемым.

– Смотритель Скорпион, – сказал Влад. – Я только что немного с ним повздорил и не хотел бы попадаться ему на глаза. Видишь вон то окно?

Там сейчас никого нет, я оттуда и выбрался. Значит, так: залезаем – и к магистру Тиберию. У него есть схема!

– Действуй, Влад, – сказал Альтер и потуже завязал шнур своей накидки.

– Чем могу – помогу.

* * *

Никто им не встретился ни на первом этаже, ни на лестнице, ведущей наверх. Они поднялись на третий этаж и Альтер показал рукой в глубь пустынного коридора с одинаковыми шарами светильников:

– Четвертая дверь слева.

– Я загляну, – волнуясь, сказал Влад. – Если он не один – подождем в коридоре. Если его там вообще нет – будем караулить прямо в кабинете.

– Он там, – сказал Альтер. – Один.

– Откуда ты знаешь? Откуда такая уверенность?

– Знаю. Я знаю, как работает магистр Тиберий.

– Мне кажется, ты уже шел тем же путем, что и я, – медленно произнес Влад, в упор глядя на по-прежнему невозмутимого Альтера. – Почему же ты не дошел до конца?

– На то были свои причины. Теперь таких причин нет.

Влад нахмурился. Альтер явно чего-то недоговаривал.

– Альтер, только честно: ты готов идти со мной? – напрямик спросил он.

– Да. Я пойду с тобой. Раньше я просто не был готов идти до конца… и в одиночку…

– А сказать не решался. Эх, Альтер! – Влад укоризненно покачал головой.

– Не доверял мне. А я вот тебе доверяю. Ладно: если он там, и один – мы вытрясем из него схему! Даже если он ее куда-нибудь спрятал. Зайдем, ты встанешь у двери, а я возьмусь за этого магистра!

Душу из него выну!

– А если он будет сопротивляться – ты и убить можешь? – с какой-то странной интонацией, уже знакомой Владу, спросил Альтер.

– Да! – полушепотом выкрикнул Влад, сжимая кулаки. – Я их всех, сволочей, поубиваю! Они же нас здесь за дураков держат, Альтер! Тебе не приходилось плавать на Черном Корабле?

– Нет.

– А мне вот довелось! Это же не Город, Альтер, это же какая-то тюрьма!

– Согласен.

– А если согласен – тогда вперед! Отберем-ка ключ у этого надзирателя!

Влад зачем-то поддернул рукава туники и большими крадущимися шагами устремился по коридору к двери магистра Тиберия. Подождал Альтера и решительно взялся за дверную ручку.

– Все! Заходим!

Теперь он не испытывал ни волнения, ни страха. Он чувствовал себя стрелой, летящей в центр мишени. Стрелу невозможно было остановить, а тем более – повернуть назад. Стрела была просто обязана угодить в самое «яблочко».

Дверь открылась, Влад шагнул вперед и быстро оценил обстановку. Сзади раздался легкий стук и он почувствовал за спиной присутствие Альтера, закрывшего дверь и отрезавшего магистру путь к бегству.

Магистр Тиберий сидел в кресле за широким столом, на котором не было ничего, кроме лилового телефона и высокой бронзовой статуэтки то ли мужчины, то ли женщины, с ног до головы закутанной в плащ с надвинутым на лоб капюшоном. Позади магистра находилось распахнутое окно. Были в комнате и какие-то шкафы, и еще что-то, но Влад не стал приглядываться к интерьеру. Он быстро шагнул к столу, уперся ладонями в его полированную поверхность и впился глазами в худощавого бородатого моложавого мужчину в белой тунике, неторопливо потирающего ладонями подлокотники кресла.

– Магистр Тиберий? – внезапно севшим голосом спросил он, карауля каждое движение хозяина кабинета.

– Да, магистр Тиберий, – ответил тот знакомым Владу голосом и вежливо улыбнулся одними губами. – Чем могу быть полезен?

– Сейчас узнаешь, – пообещал Влад и прямо через стол кинулся на него.

Он опрокинул не успевшего ничего сообразить магистра вместе с креслом, глухо ударившимся о ковровое покрытие, и коленями прижал его руки к полу.

– Полегче, Влад, – сказал оставшийся у двери Альтер.

Магистр Тиберий даже не пытался сопротивляться, с изумлением глядя на оседлавшего его Влада. Его лицо теперь почти не отличалось цветом от белой туники. Влад быстрым решительным движением оттянул ворот этой туники и удовлетворенно воскликнул:

– Есть! Есть, Альтер!

Он вцепился в тонкий шнурок на шее магистра, рванул на себя – и из-под горловины туники выскользнул небольшой плоский футляр из светлой кожи. Не церемонясь с поверженным магистром, Влад потащил шнур через его голову, чуть не оторвав Тиберию уши, и, полуобернувшись к Альтеру, показал ему футляр.

– Вот она – схема! Давай веревку, Альтер!

При помощи своего соучастника Влад связал продолжавшего молчать магистра по рукам и ногам и усадил в кресло. Магистр переводил взгляд то на одного, то на другого своего пленителя и, по-видимому, был совершенно обескуражен этим неожиданным вторжением.

– Сейчас, сейчас, – приговаривал Влад, торопливо расстегивая футляр и извлекая оттуда сложенный листок. – Сейчас узнаем, что к чему.

Он, поглядывая на бледного, как мраморная статуя, магистра Тиберия, присел на край стола и развернул шуршащую тонкую бумагу. Альтер подошел ближе и остановился сбоку от него.

– Дверь, Альтер! Никого не пускай!

– Не беспокойся, в коридоре пусто, – сказал Альтер, но все-таки направился назад к двери.

Влад развернул лист до конца, взял его обеими руками, расправил – лист оказался больше «Ежедневной» – и принялся рассматривать.

– Та-ак, – протянул он, – это именно то, что надо.

Перед ним была аккуратно вычерченная схема Города – с квадратиками домов, пятнами садов, линиями улиц и кружками площадей. Влад сразу понял, что это очень подробная схема – он без труда отыскал на ней свой дом, и дом Дилии, и кафе неподалеку от набережной, и площадь с пекарней, на которой нашел кольцо-Проявитель Вийон. Оказалось, что Город имеет очертания квадрата со слегка волнистыми сторонами-набережными, и в центре этого квадрата расположено то здание, в котором находились сейчас они с Альтером – здание Магистрата. В одном из углов прямоугольника, обозначающего Магистрат, притаилась красная точка. И такие же красные точки – семь или восемь – были разбросаны между черными линиями улиц. Влад отметил, что одна из них находится в двух кварталах от дома Дилии.

Он представил себе эту улицу, по которой ходил каждый день, – стены, ворота, тротуары и фонари. Что там было еще? Что обозначала эта красная точка на схеме?

– Люк! – воскликнул он и обернулся к Альтеру, застывшему у двери. – Вот где выходы – в уличных люках!

Он отчетливо вспомнил зтот люк на тротуаре, в трех шагах от фонаря – вернее, не сам люк, а его серую чугунную круглую крышку, исполосованную перекрещивающимися бороздками. Спустившись в люк, можно добраться до выхода из Города – у него не было насчет этого никаких сомнений. И такой же потайной ход имелся и здесь, в здании Магистрата. Вероятно, где-нибудь внизу, в подвале!

Влад отложил схему, взял со стола бронзовую статуэтку – она оказалась весьма увесистой – и навис над креслом, в котором съежился бледный магистр Тиберий – один из вершителей судеб ничего не подозревающих горожан.

– Слушай меня внимательно, магистр, – с угрозой сказал Влад, похлопывая себя по ладони массивной бронзовой фигуркой. – Если ты сейчас же не проведешь нас к выходу, клянусь, я размозжу тебе голову вот этой штукой! Если ты предпочитаешь умереть – ты умрешь, а мы пойдем дальше, к твоим коллегам, и я буду убивать их до тех пор, пока кто-нибудь из них, самый благоразумный, не покажет нам выход. Ты понял меня, вонючий магистр Тиберий? Ты хорошо понял меня?

– Да… Я… покажу…

– И не только покажешь, но и откроешь, – добавил Влад, в упор глядя на беспомощного магистра. – Выход где-то внизу?

– Да…

Влад выразительно покачал статуэтку на ладони, сказал с нажимом:

– Учти, магистр: если начнешь поднимать шум в коридоре – прибью на месте. Мне терять нечего. Прежде чем меня попытаются схватить, ты свое получишь сполна. – Он помолчал, дабы магистр оценил весомость его слов, а потом добавил: – Это не угроза, это – предупреждение. Ты все понял?

Магистр Тиберий едва заметно кивнул.

– Вот и хорошо. Сейчас мы все вместе пойдем к выходу. Но сначала ты ответишь нам на один вопрос. Нет, даже на два. – Влад еще ниже склонился над креслом. – Кто и зачем все это придумал? Что находится там, за выходом?

– Не знаю, – быстро сказал магистр Тиберий. – Я… мы ничего не знаем. Мы простые исполнители, мы всего лишь выполняем приказы.

– Чьи? – выдохнул Влад. – Кто вам приказывает?

– Не знаю, – повторил магистр. – Это уже давно… очень давно!

Задолго до меня, до всех нас… Поступают письменные распоряжения… оттуда, – он показал глазами на пол, – и мы выполняем. Таков порядок.

Мы все здесь, в Магистрате, простые пешки – не более.

Влад не знал, верить или не верить услышанному. Но времени для долгих разговоров не было – им с Альтером в любой момент могли помешать.

– Что за выходом? – еще раз спросил он.

– Не знаю, – вновь ответил магистр. – Нам запрещено выходить. Где-то там есть Центр, оттуда и поступают распоряжения.

– Ну, это уж ты врешь, голубчик, насчет того, что выходить запрещено.

Ключики-то у вас есть, не так ли? Почему бы и не выйти? Выбираетесь, выбираетесь из этой тюрьмы, а потом возвращаетесь – работа у вас такая. Ладно, выйдем – сами увидим. И с этим Центром разберемся.

Альтер, забирай схему.

Альтер молча взял со стола лист, сложил и убрал в футляр, а футляр спрятал в карман. Влад начал развязывать магистра, прислушиваясь, не раздаются ли в коридоре чьи-нибудь шаги. Но за дверью по-прежнему было тихо, и ни единого звука не доносилось с площади через распахнутое окно.

– Запомни: хоть раз дернешься в коридоре – и считай, что тебя уже нет,

– еще раз предупредил Влад магистра. – Выведешь из Города – будешь жить.

– А где гарантии? – несмело спросил магистр.

– Гарантии? – Влад усмехнулся, быстро смотал веревку и бросил ее Альтеру. – Придется тебе, уважаемый магистр Тиберий, поверить мне на слово.

Он уже знал, что сделает с магистром, когда они доберутся до выхода из Города и магистр откроет им выход: он вновь свяжет этого исполнителя приказов и оставит там, а сам вместе с Альтером отправится дальше. Дальше. Как можно дальше от Города.

– Вставай, – сказал он и спрятал статуэтку в рукав. – Твое дальнейшее благополучие зависит только от тебя само…

Он не договорил, потому что внезапно зазвонил стоящий на столе лиловый телефон. Магистр потянулся было к трубке, но Влад ударил его по руке.

– Не трогать! – прошипел он. – Быстро, в коридор! И повторяю в последний раз: любое лишнее движение – и я тебя прикончу. Открывай дверь, Альтер!

Они втроем вышли в безлюдный коридор и направились к лестнице – Альтер чуть впереди, засунув руки в карманы, а Влад бок о бок с магистром Тиберием следом за ним, слегка придерживая того под локоть.

Из-за двери кабинета магистра продолжали доноситься приглушенные звонки телефона. Влад взмок от волнения и, стиснув зубы, твердил про себя: «Только бы удалось… Только бы удалось…» Кажется, ничего подозрительного в их процессии нельзя было бы усмотреть – лицо магистра уже приобрело более-менее нормальный цвет, он шел спокойно, глядел себе под ноги и вроде бы не собирался предпринимать никаких неожиданных действий.

Так никого и не встретив на этом этаже, они дошли до лестницы и начали спускаться по ней, сохраняя все тот же порядок: Альтер впереди, Влад с магистром сзади. Увесистая статуэтка постоянно норовила выскользнуть из рукава туники, и Влад едва удерживал ее мокрой ладонью, продолжая другой рукой касаться локтя магистра.

Широкая спина Альтера, его спокойный и невозмутимый вид вселяли надежду на то, что все кончится хорошо.

«Только бы удалось… Только бы удалось…» – дрожью раскатывалось по телу.

На лестничной площадке между вторым и первым этажами Влад сдавил локоть своего подневольного спутника и тихо, с угрозой произнес:

– Не вздумай кричать стражам, иначе тебе конец! Ты понял?

Магистр Тиберий поджал губы и покорно кивнул.

Лестница каменными волнами ступеней скатывалась в вестибюль, в котором тоже не было ни души. За стеклянной входной дверью, на крыльце, серели неподвижные мундиры.

– Сейчас направо? – спросил Влад, обшаривая взглядом пространство между двумя рядами колонн.

Магистр Тиберий вновь кивнул.

– А дальше? Куда дальше?

– Первая дверь справа по коридору, – бесцветным голосом сказал магистр.

– Там вход в подземелье.

– Ты слышишь, Альтер? Первая дверь справа.

Альтер, не оборачиваясь, кивнул, продолжая спускаться по мягкой зеленой дорожке, заглушающей шаги. Ему оставалось всего несколько шагов до вестибюля. Влад отнял руку от локтя своего подопечного, поднес ее к лицу, чтобы вытереть пот со лба, – и замер, чуть не сев на ступени, потому что слева от него из коридора выдвинулась знакомая массивная фигура, подобная ожившей статуе. Квартальный смотритель Скорпион взялся было за перила и поднял ногу, собираясь начать восхождение по лестнице, но остановился, увидев совершенно растерявшегося от такой встречи Влада. Влад вдруг перестал ощущать собственное тело, и рука его бессильно упала, так и не добравшись до лба.

«Конец, – обреченно подумал он. – Это конец…»

Несколько мгновений, показавшихся Владу бесконечными, квартальный смотритель молча переводил взгляд с него на магистра. На Альтера, уже спустившегося с лестницы, он не обращал внимания, принимая его, видимо, за обычного посетителя Магистрата и не подозревая о том, что Альтер действует вместе с Владом. Лицо смотрителя не выражало никаких эмоций. Вся эта сцена с застывшими действующими лицами происходила в полной тишине, и магистр Тиберий не делал никаких попыток освободиться из-под принудительной опеки Влада.

Напряжение возрастало, и у Влада мелькнула отчаянная мысль: что если внезапно броситься на квартального смотрителя, попытаться сбить его с ног и бежать, бежать, увлекая за собой магистра, к заветной двери?..

Шансы на успех были минимальные, но у Влада не оставалось другого выхода. Он подобрался перед прыжком и слегка согнул ноги в коленях, намереваясь оттолкнуться от ступеней и в полете протаранить Скорпиона, но в это время квартальный смотритель наконец нарушил молчание. Растянув губы в усмешке, он отвесил поклон то ли Владу, то ли магистру и не без ехидства сказал:

– О, «высший» уже общается с магистром! Что ж, не смею мешать, не смею мешать.

Хоть он и усмехался, но в глазах его Влад прочитал угрозу. Угрозу не магистру, а ему, Владу. Обидчику…

Еще раз поклонившись, смотритель Скорпион, шагая сразу через две ступени, поднялся по лестнице, шурша плащом, и скрылся за ее поворотом.

Влад вновь чуть не сел от пережитого напряжения. Пот струился по его спине, тело превратилось в кисель и готово было растечься по лестнице и залить весь вестибюль.

– Влад, не спи!

Голос Альтера несколько привел его в чувство. Влад вновь стиснул руку безмолвного магистра и чуть ли не потащил его за собой вниз.

Они повернули в коридор и Альтер без колебаний толкнул ближайшую дверь. Дверь бесшумно открылась. За ней оказалось какое-то тесное полутемное помещение, заполненное высокими штабелями плотно набитых чем-то коричневых бумажных мешков. Узкий проход вел к завешенному портьерой окну.

– Ну, где же тут выход? – просипел Влад, когда они вошли туда, потом откашлялся и повторил: – Где же выход, магистр?

Магистр Тиберий двинулся вперед, обошел посторонившегося Альтера и постучал согнутым пальцем по коричневой упаковке.

– Дверь там, за мешками.

– Это что, нужно их перетаскивать? – раздраженно спросил Влад.

– Они легкие, – заверил магистр. – Просто ширма.

Влад положил статуэтку на пол, приподнялся на носках и потянул верхний мешок.

– Давай, Альтер!

Мешки действительно оказались легкими, словно набитыми пухом. Магистр Тиберий, опустив голову и, видимо, полностью покорившись судьбе, стоял в сторонке, пока Влад с Альтером освобождали потайную дверь, грудой сваливая мешки в проходе. Дверь была железной, без ручки и каких-либо признаков замочной скважины; на ее серой поверхности, у самого косяка, отчетливо выделялся небольшой черный кружок. Влад нажал на него ладонью, но дверь не поддалась. И только тут Влад сообразил, что от спешки и волнения упустил из виду одну очень важную вещь. Можно сказать, ключевую вещь.

– А ключ, магистр? – напряженным голосом сказал он, вновь покрываясь потом. – У тебя есть ключ?

– Есть, – ответил магистр Тиберий.

Он дотронулся до перстня с большим темно-зеленым изумрудом, украшающего безымянный палец его правой руки, повернул так, что камень оказался под пальцем – и взору изумленного Влада предстало основание перстня – серебристая широкая дужка с черным волнистым орнаментом по краям. Кольцо-Проявитель, вделанное в перстень. Такое же кольцо, какое скрывалось под перстнем и на пальце Влада.

Кольцо-ключ!

Магистр Тиберий протянул руку к двери, прижал кольцо к черному кружку.

В тишине раздался негромкий щелчок.

– Путь свободен, – блеклым голосом сказал магистр.

– Моим кольцом тоже можно открыть дверь? – спросил Влад, подходя ближе.

– Да. Все кольца одинаковы.

Влад чуть отстранил невозмутимого Альтера, с усилием надавил ладонью на серую прохладную поверхность. Дверь медленно приоткрылась и Влад заглянул внутрь. И увидел ведущие вниз каменные ступени и уходящий вдаль наклонный туннель, слабо освещенный едва тлеющими настенными светильниками. Воздух был сухим и теплым, но не спертым, как можно было бы ожидать от воздуха подземелья.

– В конце такая же дверь, – сказал магистр Тиберий. – Открывается точно так же. Теперь, надеюсь, я свободен?

Влад медленно обернулся к нему:

– Ты что, магистр, нас за дураков принимаешь? Как тебе это нравится, Альтер? Мы его отпустим, и он тут же за нами погоню организует! Я правильно говорю, магистр Тиберий?

Магистр понуро молчал.

– Нет, магистр, ты пойдешь с нами. Будешь показывать дорогу. Прошу! – Влад кивком указал на дверь в подземелье. – А мы за тобой. И не заставляй себя упрашивать.

Уловив угрозу в голосе Влада, городской чиновник безропотно шагнул в дверной проем. Следом на ним нырнул в полумрак Альтер. Влад окинул прощальным взглядом помещение, которое собирался покинуть, и нервно передернул плечами.

«Уж слишком гладко все у нас пока получается, – подумал он. – Как бы не напороться на какую-нибудь неприятную неожиданность…»

Он мысленно плюнул через плечо и присоединился к поджидающим его на ступенях Альтеру и магистру Тиберию. Закрыл за собой дверь – и она захлопнулась с таким же негромким, но отчетливым щелчком. На ее внутренней стороне тоже чернел небольшой кружок.

– Веди, магистр, – сказал он, напряженно вглядываясь в полумрак. – Если что будет не так… – Влад осекся, вспомнив, что его единственное оружие – бронзовая статуэтка – осталась погребенной на полу комнаты Магистрата под грудой мешков. – Если что не так, – повторил он, – я тебя голыми руками удавлю.

– Неужели сможешь взять такой грех на душу? – внезапно спросил Альтер.

– Смогу! – свирепо прошипел Влад. – Они же нас ни во что не ставят, они же нас дерьмом считают! Или ты хочешь назад, Альтер? Так давай, я открою. Открыть?

– Не надо, – сказал Альтер. – Я с тобой.

– Тогда идем. Показывай дорогу, магистр!

* * *

Они уже довольно долго шли в теплом сухом полумраке, и тусклые огни медленно проплывали мимо, освещая одно и то же: гладкие серые каменные стены, сводом смыкающиеся над их головами, и гладкий каменный пол, покрытый слоем пыли, в которой не было никаких следов кроме тех, что тянулись за ними. А это значило, что по туннелю уже давно никто не ходил.

Поначалу им пришлось спускаться по целому каскаду ступеней, разделяющих наклонно уходящие вниз отрезки туннеля, который с ненарушаемым постоянством заворачивал влево. Потом ступени закончились и осталась только спираль туннеля, ведущая все глубже под землю. Владу даже страшно было представить, какая толща теперь находится над ними. Он казался самому себе ничтожной букашкой, пробирающейся неведомо куда в глубоких недрах, затерявшейся в этих недрах, и каменные своды в любое мгновение могли обрушиться на букашку, не выдержав безмерной тяжести толщи, отделяющей туннель от бесконечно далекой поверхности, где много света и воздуха, где есть небо, пусть серое – но все-таки небо…

Магистр Тиберий молча шел впереди, а сосредоточенный Альтер – рядом с Владом, и тоже молчал, чувствуя, вероятно, то же, что и Влад, так же, как и Влад, подавленный этой тишиной и глубиной. Влад то и дело вслушивался в тишину, но звуков погони не было слышно. И туннель пока не преподносил никаких неожиданностей.

Еще в начале пути они миновали несколько более узких боковых ответвлений, и Влад понял, что эти ответвления ведут к другим выходам из Города, обозначенным красными точками на схеме. Потом ответвления перестали попадаться, и остались только глухие стены туннеля, спиралью уходящего все глубже под землю. Куда же вела эта спираль и будет ли когда-нибудь у нее конец?

Влад коротко вздохнул и чуть ли не с ненавистью посмотрел в спину магистру, шагающему с размеренностью автомата.

«Когда же мы доберемся до выхода? – подумал он. – И куда ведет этот выход? Что за выход может быть глубоко под землей?»

Он упорно старался не ломать голову над главным вопросом: куда вообще можно выйти из Города, со всех сторон окруженного Водой?

– Долго еще, магистр? – недовольно спросил он.

– Нет, совсем немного осталось, – не оборачиваясь, ответил тот. – Скоро лестница.

– Опять вниз?! – воскликнул Влад. – Сколько можно!

– Почему вниз? Теперь наверх, – тем же ровньм голосом сказал магистр.

Наверх? Влад только сейчас заметил, что пол под ногами не понижается, как раньше, а с наклоном поднимается – спираль туннеля устремилась к свежему воздуху и свету. Но как давно она поменяла свое направление, Влад не мог бы сказать.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он. – Зачем сначала вниз, а потом вверх? Почему не по прямой – и вверх? Не понимаю… И куда мы выйдем – в Воду?

– А я понимаю, – сказал Альтер. – Вернее, я знаю.

– Что ты знаешь? – быстро спросил Влад.

– Попробуй не удивляться тому, что я сейчас скажу. Видишь ли, Город находится под землей. И Остров находится под землей. Мы все живем под землей, Влад. А теперь наконец поднимаемся на поверхность.

Влад посмотрел на своего спутника округлившимися глазами и некоторое время шел молча, ошеломленный сообщением Альтера. Наконец он кое-как справился с собой и впился взглядом в спину магистра.

– Это правда, магистр Тиберий? Город действительно находится под землей?

– Да, – по-прежнему не оборачиваясь, подтвердил тот.

– Н-но как же?.. – растерянно пробормотал Влад, переводя взгляд на Альтера. – Несуразица какая-то получается… Где верх, где низ?.. Как это мы можем жить под землей? А Вода? А небо? Совершенно ничего не понимаю…

– Это трудно вот так вот сразу воспринять, – сказал Альтер. – Налицо континуум со специфическими свойствами. Я потом тебе постараюсь объяснить.

– Невероятно, – Влад все никак не мог окончательно прийти в себя. – У меня просто не укладывается в голове, я просто… – он вдруг замолчал и вновь посмотрел на Альтера. – И ты знал – и ничего мне не говорил?

Почему, Альтер?

Альтер усмехнулся:

– А ты бы поверил?

– Мда-а, – задумчиво протянул Влад, ступая по следам магистра Тиберия.

– Сдается мне, у меня мозги расплавятся от всех этих новостей.

– Лестница, – сказал Альтер.

Влад поднял голову. Туннель упирался в каменные ступени, довольно круто уходящие вверх. Сердце гулко застучало, щекам стало жарко.

Впереди был выход! Впереди был выход…

Он быстро поднимался по ступеням, от возбуждения не чуя под собой ног. Альтер и магистр Тиберий едва поспевали за ним. Восхождение было не очень долгим – лестница закончилась где-то на уровне седьмого или восьмого этажа, если брать за образец здание Магистрата. Они очутились в небольшом пустом помещении с белым мраморным полом и голыми, тоже белыми, стенами, освещенным свисающим из-под потолка шарообразным светильником, совершенно таким же, как в коридорах Магистрата. В трех шагах от Влада, напротив лестницы, ведущей из туннеля, находилась еще одна серая железная дверь без ручки; ручку заменял знакомый черный кружок.

– Выход перед тобой, – сказал магистр Тиберий и протянул руку к двери, намереваясь приложить к ней свое кольцо-ключ, но Влад придержал его за локоть:

– Не торопись, магистр, я сам.

Он оттеснил магистра в сторону, снял с пальца перстень, прикрывающий серебряное кольцо. Ладони его слегка дрожали от волнения.

– Альтер, мы дошли! Понимаешь, мы дошли, Альтер…

Альтер молча кивнул и медленно вынул руки из карманов, словно к чему-то готовясь. Магистр Тиберий неподвижно стоял, уставившись в пол, и вид у него был какой-то отрешенный. Влад сжал кулак с такой силой, что ногти впились в ладони, и прикоснулся кольцом к черному кружку.

«Что там, за дверью?» – порывом ветра пронеслось в голове.

Щелчок неожиданно резко прозвучал в напряженной тишине. Влад торопливо толкнул дверь – она открылась медленно, потому что была такой же массивной, как и дверь в Магистрате, и в помещение хлынул показавшийся ослепительным дневной свет. Забыв обо всем, Влад шагнул вперед и остановился на пороге, вцепившись рукой в дверной косяк. У него перехватило дыхание при виде открывшейся перед ним картины.

Это был другой мир – достаточно было взглянуть на небо, чтобы понять: туннель, начинающийся в Городе на Острове, затерянном в водных

пространствах, привел их в другой мир. Небо этого мира было не серым, а нежно-голубым, глубоким и невесомым. Здесь чувствовался простор, и несомненным казалось, что отсюда, от серой невзрачной двери, начинаются пути в самые далекие дали. Если шагать вперед и вперед по городской набережной – неизбежно вернешься в исходную точку. Если же броситься по высокой траве прочь от этой железной двери, то можно уйти сколь угодно далеко – и не будет конца твоему пути!.. За обширным лугом с высокой травой зеленым облаком, спустившимся с прозрачных небес, застыла тихая роща. Слева от нее, за лугами, вздымались округлые, тоже зеленые, холмы, а справа, в неглубокой лощине, тек ручей. В свежем воздухе витал легкий аромат трав и цветов.

Влад, зачарованный этим великолепным, невиданным пейзажем, сделал шаг за порог, отошел от двери, чувствуя, как поглаживает его ноги непримятая трава. Он еще раз обвел глазами то, что было перед ним, и повернулся лицом к двери. Куб из белого мрамора возвышался над лугом, скрывая лестницу, ведущую в туннель, и позади этого куба тоже раскинулись луга и рощи. В дверном проеме кубического строения застыл магистр Тиберий, а за ним виднелась широкоплечая фигура Альтера.

Этот мир был прекрасен. Именно в этом мире, мире за туннелем, и жили люди…

– Идите сюда, – позвал Влад.

Он смотрел, как магистр Тиберий, подобрав края туники, приближается к нему, осторожно ступая по траве, и внезапно изменил свое решение относительно дальнейшей судьбы этого чиновника. Нет, они не будут оставлять его, связанного, здесь, у выхода. Они заберут у него кольцо-ключ и отправятся дальше, к людям, а его закроют в туннеле.

Пусть возвращается в свой Магистрат и колотит в ту дверь кулаками: услышат – откроют. Только к тому времени они с Альтером будут уже

далеко…

Нужно было уходить отсюда, от этого туннеля, ведущего в Город на Острове. Навсегда уходить отсюда. Уходить от Города, подобного мрачной картине…

«Дилия!.. А как же Дилия?»

Ему очень не хотелось возвращаться. Он отдал бы все, чтобы только не возвращаться. Но он понял, что должен вернуться, что не сможет спокойно жить, если сейчас же не вернется в Город за Дилией. Он не мог поступить иначе.

Он подошел к Альтеру, который задумчиво разглядывал близкую рощу.

– Присмотри за магистром, Альтер. Мне нужно в Город. Постараюсь там не задерживаться.

Глаза Альтера расширились от недоумения.

– Ты что, Влад? Зачем? Только вперед!

За спиной Влада раздался изумленный голос магистра Тиберия:

– Вернуться? Стоило ли все это затевать, чтобы тут же вернуться? Или ты удовлетворился тем, что убедился в действительном существовании выхода, и больше тебе ничего не надо?

– Что-о? – оборачиваясь, спросил Влад. – Я что-то не пойму тебя, магистр. Можно подумать, что ты недоволен моим решением. Тебе-то какое дело?

Альтер сдвинул брови:

– Не могу понять, чем вызвано твое решение. С чего это ты вдруг надумал возвращаться? Или магистр попал в самую точку?

– Отойдем-ка в сторону, Альтер.

Альтер пожал плечами и, осмотревшись, медленно пошел по направлению к роще. Влад догнал его, оглянулся: магистр Тиберий стоял, опустив руки, и озадаченно смотрел на них.

– Ну? – произнес Альтер, остановившись. – В чем дело, Влад?

– Ты не хотел бы, чтобы кто-нибудь еще участвовал в нашем исходе из Города?

Альтер во все глаза уставился на Влада и издал какой-то непонятный звук, словно только сейчас разглядел в нем что-то такое, чего до этого никогда не замечал.

– Ну конечно же, – далеко не сразу отозвался он, и по его интонации было ясно, что этими словами он вовсе не отвечает на вопрос Влада. – Я, собственно, никак не ожидал… Ты имеешь в виду Дилию?

– Да, – коротко ответил Влад, изучающе глядя на своего спутника. – Чего ты не ожидал, Альтер? Что я вспомню о ней, подумаю о ней? А почему же ты сам не подумал о ней?

Альтер вновь с изумлением воззрился на него и пробормотал в явном замешательстве:

– Ах, вот как?.. Я как-то даже и не… – он не договорил и принялся крепко тереть подбородок.

– Да, я подумал о ней, Альтер, – жестко сказал Влад. – Но вижу, тебя это не очень-то радует.

– Не в этом дело. Просто я и представить себе не мог, что ты… – Альтер вновь оборвал себя на полуслове, оставил в покое подбородок и засунул руки в карманы. – Как ты собираешься это сделать? Там ведь уже, небось, поднялся переполох – магистр исчез, тебя видели в компании с ним… Сообразят, что к чему.

– Доберусь до люка возле дома Дилии. Дождусь темноты и заберу ее. А ты пока постережешь здесь магистра, чтобы не убежал в свой Центр за подмогой. Спрячетесь хотя бы вон за теми деревьями. Если не хочешь – можешь меня не ждать. Свяжи магистра и уходи, а мы с Дилией пойдем сами.

– Та-ак, – задумчиво протянул Альтер. – Понятно. Что ж, хорошо. Иди.

В люке тебе рассиживаться, я думаю, не придется. Мы в ином континууме, тут время течет по-другому. Когда ты доберешься до Города, там будет уже вечер.

– Что? С чего ты взял, Альтер?

– Не веришь – спроси у магистра Тиберия, он подтвердит. Иной континуум, Влад. Это долго объяснять, но дело обстоит именно так, сам увидишь.

– Нет, тут точно мозги расплавятся, – пробормотал Влад. – У тебя в запасе еще много подобных сведений?

– Всему свое время, – неопределенно ответил Альтер. Его серые глаза смотрели на Влада с непонятной строгостью. – Не для каждого знание является благом.

Влад нетерпеливо шагнул к нему, протянул руку:

– Ладно, потом поговорим. Когда будем уже не здесь, а в другом месте.

Давай схему и жди меня.

Разворачивая на ходу схему, он подошел к магистру Тиберию.

– Какой ход ведет вот сюда? – он ткнул пальцем в красную точку, изображающую уличный люк в двух кварталах от дома Дилии. – Первый, второй отсюда, справа, слева?

– Четвертый справа, – помедлив, ответил магистр Тиберий.

Влад вновь сложил бумагу, поискал, куда ее убрать, но карманов у него не было. Быстрым шагом подойдя к возвращающемуся к белому кубу Альтеру, он вернул ему схему.

– Держи, Альтер. Я и так помню все выходы. Стереги магистра!

– Сольюсь с ним в единое целое, – усмехнулся Альтер и спрятал схему в футляр.

* * *

Обратный путь по туннелю, в полной тишине и одиночестве, был не из самых приятных. Владу то и дело чудились чьи-то тени, притаившиеся впереди, в голову лезли всякие дикие мысли, и он весь взмок, думая уже не о нависшей над ним толще, а о том, как бы его не схватили неведомые чудовища, которые могли обитать здесь. Чтобы избавиться от этих глупых, но навязчивых страхов, он попытался думать о Дилии, только о Дилии.

Дилия… Что за странное чувство связывает его с этой девушкой, чья голова полна мрачных фантазий? Как называется это чувство? Что заставляет его сердце биться быстрее рядом с ней? Почему именно она, Дилия? Почему не та девушка, чье лицо снится ему каждую ночь? И какое отношение имеет к нему та девушка? Где она, та девушка?

Погруженный в раздумья, Влад чуть не пропустил первое боковое ответвление от главного туннеля. Он сосредоточился, вытер потное лицо и, отмерив еще сотни две шагов, свернул в нужный проход и пошел медленнее, полностью забыв о недавних страхах. Появляться в Городе среди бела дня он не собирался – не хватало ему встречи с квартальным смотрителем! – но он помнил и странные слова Альтера о том, что время в туннеле течет по-другому. Это представлялось совершенно абсурдным, так же как и утверждение Альтера о действительном местонахождении Острова и Города – подумать только: под землей! – но, в конце концов, что он, Влад, знал об устройстве мира? Почти ничего не знал. Вот только почему? И почему знал Альтер?..

Подобные размышления были сейчас не очень уместны, поскольку в боковом ответвлении, ведущем к люку, было почти совсем темно – светильники располагались далеко один от другого, практически не давали света, и Владу приходилось продвигаться чуть ли не вслепую, осторожно делая шаг за шагом и ощупывая носком сандалии путь перед собой, чтобы не провалиться в какую-нибудь яму.

Так он пробирался по проходу довольно долго и наконец облегченно вздохнул, увидев впереди дверь с черным кружком, едва вырисовывающуюся в свете тусклого пыльного светильника.

Кольцо сработало безотказно. Влад осторожно приоткрыл дверь и выглянул. Света, сочащегося из прохода, оказалось достаточно, чтобы понять, что перед ним находится колодец с закругленными каменными стенами. Наверх вели железные скобы, теряющиеся в темноте. Влад подумал о том, что крышка люка или хорошо пригнана, или же снаружи действительно уже стемнело, как и говорил Альтер. Закрыв за собой дверь, он начал взбираться по скобам, стараясь не шуметь и прислушиваясь к тому, что происходит у него над головой – но сверху, с улицы, не доносилось ни звука. Вокруг царила кромешная темнота, и Влад то и дело для проверки поднимал руку, чтобы не удариться головой о крышку люка. Наконец его пальцы наткнулись на прохладный металл.

Влад, согнувшись в три погибели, поднялся еще выше, выставил плечо и, изо всех сил упираясь ногами в скобу, попытался приподнять крышку.

Кости его буквально затрещали от напряжения, плечо заныло – но начало делу было положено: тяжелая крышка приподнялась и Владу удалось чуть сдвинуть ее в сторону. Переведя дыхание и умостив ноги поудобнее, он повторил попытку. Крышка с шорохом отъехала еще дальше и в лицо Владу ударил свет фонаря, горящего высоко вверху на фоне темного неба.

Альтер был прав: в Городе уже наступил вечер. А может быть даже ночь.

Влад просунул голову в образовавшийся проем и осторожно выглянул наружу. Глаза его оказались чуть выше уровня мостовой, но и этого хватило, чтобы увидеть уходящую вдаль улицу, обрамленную редкой цепочкой фонарей. Фонари освещали удаляющихся от Влада людей; Влад видел только спины, много спин. Он быстро обернулся и посмотрел в другой конец улицы, готовый в случае чего нырнуть в люк, но мостовая и тротуары с той стороны были пустынны. Толпа только что прошла мимо люка, все двигались в одном направлении, и вот уже последние горожане скрылись за углом, унося с собой шорох подошв. Влад сразу понял, куда они направляются. Конечно же, на площадь, совершать ежевечернее загадочное действо, вызывающее тошноту и омерзение. Значит, и Дилии сейчас нет дома – она тоже там, в этой толпе, и тоже будет вместе с другими бормотать что-то нечленораздельное, жуткое, и вместе с другими будет вопить, надсаживая горло и ничего не видя в липком тумане…

Влад выбрался из люка и уселся прямо посреди тротуара, подняв колени и обхватив их руками. Вокруг было тихо. Он продолжал думать о Дилии, о площади, о повторяющемся каждый вечер массовом безумии – и вдруг осознал, что его-то сейчас совсем не тянет на площадь, как тянуло раньше! Он изменился, он уже стал здесь чужим, он, даже добровольно вернувшись, уже не был жителем Города, и липкий кошмар, источники которого находились на городских площадях, кошмар, извергающийся из каких-то неведомых запредельных мрачных глубин, уже не имел на него влияния, не мог парализовать его волю, опутать душу тысячами скользких смрадных щупалец.

Он был полностью свободен в своих действиях – и ему ничего не мешало идти сейчас к дому Дилии и там, поплевывая на тротуар, спокойно дожидаться ее возвращения. А потом вместе с ней уйти из Города.

Навсегда уйти из Города, пребывающего во власти каких-то злых сил.

Хватит, достаточно уже здесь прожито, как в каком-то бредовом сне.

Злые силы более не властны над ним!

Но чем дольше он сидел под обреченно горящим и совсем не греющим унылым фонарем, тем сильнее его разбирало любопытство. Неужели он так и покинет Город, не узнав, что же именно в один и тот же вечерний час ежедневно творится на его площадях?

Влад задумчиво покрутил перстень, прикрывающий сложный механизм, сработанный в форме обыкновенного, ничем не примечательного кольца, и поднялся на ноги. Поднатужившись, вернул на место крышку люка, оставив лишь небольшую щель, – чтобы никто не сломал себе шею, ненароком упав в колодец, – и направился в сторону площади, не забывая об осторожности. Квартальный смотритель Скорпион вовсе не обязательно должен был принимать участие во всеобщем буйствовании – у него и его мордастой крепколобой свиты могли быть совершенно другие, более важные дела.

Площадь открылась Владу издалека, и он невольно замедлил шаги. У него мелькнула мысль о том, что он внезапно оглох – но этого никак не могло быть, потому что он отчетливо слышал негромкий звук своих шагов. И это был единственный звук среди полного безмолвия. Ни бормотания, ни воплей – ничего.

Он приблизился к площади и растерянно осмотрелся. Люди молча и неподвижно стояли под блеклыми фонарями, их глаза были открыты, но Влад мог поклясться, что они не видят ничего окружающего. Это были словно бы и не люди, а скопище статуй, только внешне похожих на людей. Взгляды статуй ничего не выражали, глаза были простыми кусочками стекол, в которых мертвенно стыл холодный свет фонарей.

Влад бродил в этой окаменевшей толпе, кое-где узнавал знакомые лица, но не решался коснуться рукой хоть кого-то. Ему вдруг стало жутко и он подумал, что надо бы побыстрее убираться отсюда, прекратив попытки отыскать Дилию, но в это время в центре площади, в пустом пространстве, почему-то не заполненном стоящими вокруг окоченевшими горожанами, взметнулась над мостовой огромная темная тень и воздвиглась выше фонарей, приобретя очертания человекообразной фигуры. Следом за ней вздыбилась над площадью вторая… третья…

четвертая… Внезапно все фонари разом усилили свет, превратив вечер в день, площадь теперь была буквально залита этим невиданно ярким светом, но никто из горожан даже не шелохнулся. Кроме Влада, невольно прикрывшего глаза рукой.

Он почти сразу опустил руку и устремил ошалелый взгляд в центр площади.

– А-а… – невольно вырвалось у него. Ничего другого, более вразумительного, он и не мог бы произнести.

Посреди площади, ярко освещенные, возвышались над неподвижной толпой фигуры каких-то невиданных великанов. Таких великанов могла бы, наверное, придумать и изобразить только Дилия. Их было шестеро, они стояли, образовав круг и положив руки друг другу на плечи, спиной к толпе, так что их лиц не было видно; возможно, у них и не было лиц.

Влад смотрел на них, как завороженный, он просто не в силах был оторвать взгляд от вырвавшихся неведомо из каких недр исполинов, и все обмерло у него внутри.

Фигуры великанов были непропорциональными, подобными отражениям в кривых зеркалах. Их ноги – короткие, массивные, колесом – покрывала густая свалявшаяся черная шерсть. Лоснящиеся от жира голые серые спины походили на длинные мешки, наполненные чем-то тягучим, почти непрерывно колышущимся. Широкие затылки заросли длинными, слипшимися, торчащими во все стороны черными волосами.

Великаны стояли, слегка согнувшись, подавшись друг к другу, словно о чем-то перешептываясь. Подергивались их большие оттопыренные уши, шевелились мощные мохнатые плечи.

Но все это: и ноги, и спины, и затылки – было не главным, Влад почему-то сразу же понял, что это было не главным.

Зады великанов.

Широкие зады с потертой бурой шерстью, свисающей сосульками, зады, обильно измазанные испражнениями.

Громкие отвратительные звуки вырвались из этих задов, по шерсти потекли новые испражнения, густой массой сползая по кривым ногам, оседая на мостовую – и в лицо Владу ударил тошнотворный запах. Он едва не задохнулся от смрада, он попытался попятиться, бежать прочь, но вместо этого, расталкивая застывших людей, вдруг решительно направился вперед, к испражняющимся великанам, не отрываясь глядя на их извергающие все новые и новые нечистоты зады. Вернее, словно какая-то неведомая сила повлекла его вперед.

Один из великанов был уже всего лишь в двух десятках шагов от него, вонь струилась от его зада неиссякаемым потоком, и Влад вдруг отчетливо осознал, что сейчас, пробравшись по нечистотам, он изо всех сил прижмется лицом к этому заду, и будет тереться лбом, носом, губами о перепачканную, испоганенную шерсть, и лизать ее, и целовать, и вдыхать, вдыхать, вдыхать, взахлеб вдыхать это зловоние…

Так он делал каждый вечер.

Его корежило, его выворачивало наизнанку от всепоглощающего чувства гадливости и омерзения, но он продолжал идти, и ничего не мог с собой поделать. Он просто обязан был выполнить этот мерзкий обряд, придуманный хозяевами Города для безропотных горожан.

«Но я ведь уже не горожанин, я покинул Город!» – пронеслось у него в голове.

Эта спасительная мысль заставила его остановиться у самой кучи нечистот. Он схватился за перстень, под которым скрывалось кольцо-Проявитель.

«Я уже не горожанин! Я вольный человек!»

Зловонный шерстистый зад расплылся, как винное пятно на скатерти, стал полупрозрачным – и исчез. Вместе с великаном. Вместе с пятью другими вырвавшимися наружу обитателями недр. Померк свет фонарей – и мгновенно улетучилось зловоние. Мостовая перед Владом вновь была чистой.

«Что же это?.. Как же это?..»

Ожили статуи горожан, начали молча расходиться, скользя по оцепеневшему Владу равнодушными взглядами. Кончилось наваждение…

«И это – каждый вечер?.. Сколько же задов я перецеловал!»

Его чуть не стошнило. Он, покачиваясь, побрел по площади.

Он не знал, кто такие эти великаны. Он не знал, кто настоящие хозяева Города. Возможно, великаны и были хозяевами. Он не хотел ничего знать, он хотел только одного: отыскать Дилию и как можно быстрее убраться из Города.

«И все остальные – тоже? И Дилия… тоже?.. Каждый вечер…»

Он замер на месте и застонал. Люди молча обходили его, а он стоял и судорожно глотал воздух пересохшим ртом. Ему было так плохо, что он готов был ничком упасть на мостовую и больше никогда не вставать.

«Сволочи! – он стиснул зубы. – Нет, я вернусь сюда, я когда-нибудь вернусь сюда. Не один. Я всех вас прикончу, негодяи!»

Поодаль мелькнули знакомые лица. Влад быстро отвернулся и присел. Это были двое крепкомордых парней из свиты квартального смотрителя Скорпиона. Кажется, они не заметили его. Пока не заметили. Но сколько еще их тут, на площади?

Он, подавляя желание побежать, направился в противоположную от парней сторону, к густым кустам, чернеющим возле выходящей на площадь стены чьего-то двора. Вокруг было еще довольно людно и он, слившись с толпой, беспрепятственно добрался до кустов. Осторожно огляделся – никто не обращал на него внимания – и нырнул в зашуршавшую гущу ветвей, цепляющихся за тунику. Конечно, можно было, пользуясь тем, что горожане еще не успели разойтись, попытаться незамеченным ускользнуть с площади и пробраться к дому Дилии – но кто может сказать, где бродят люди смотрителя Скорпиона и сам Скорпион? И ведь вполне вероятно, что после исчезновения магистра Тиберия его, Влада, ищет не только квартальный смотритель…

«Нет, – решил Влад, усаживаясь на траву под кустами, – лучше пересидеть здесь, подождать до ночи, пока все не угомонятся, а потом уже идти к Дилии. Будет обидно, если меня схватят теперь, когда я уже свободен… Если даже она спит – я разбужу ее и мы уйдем. Я все ей расскажу – и мы сразу уйдем. Да, она уже конечно же будет спать – но я разбужу ее…»

Над площадью повисла тишина. Влад осторожно раздвинул ветки: площадь опустела, но вдалеке, в горловине улицы, маячили под фонарем какие-то фигуры. Кто мог поручиться, что это не те самые «резервы», о которых говорили магистры Кассий и Тиберий? Нет, действовать нужно было только наверняка.

Он устал от событий, впечатлений и треволнений этого бесконечного дня.

В голове кружились горькие мысли. Хорошо было бы избавиться от этих мыслей, ни о чем не думать и просто сидеть, уткнувшись подбородком в поднятые колени, и стараться слиться с тишиной.

Влад закрыл глаза и почему-то представил, как качается на легких волнах. Это было приятно и совсем несложно: вверх – вниз… вверх – вниз… Вниз…

* * *

Улица была безлюдной, потускневшие фонари безуспешно пытались осветить небо, черной громадой нависшее над садами и крышами спящих домов. Влад, то и дело оборачиваясь, крадущимися шагами приближался к воротам Дилии, опасаясь того, что в любой момент из полумрака может прозвучать грозный окрик стражей.

Он незаметно для себя самого заснул под кустами там, на площади, погрузившись в обрывки каких-то странных запутанных снов, мгновенно ускользающих из сознания, и вновь привиделось ему то самое девичье лицо. «Проснись и иди», – гулко прокатилось по бескрайним холодным просторам, тут же превратившимся в тесное помещение на Черном Корабле. «Проснись и иди», – эхом отскочило от железных стен и запертой двери. Голос звучал недобро, голос звучал пугающе… Влад очнулся с камнем в груди и долго еще тяжело дышал, приходя в себя.

Хотя кругом было тихо и пусто, он еще с полчаса просидел в кустах, прежде чем решился идти к Дилии.

И вот теперь он был уже совсем неподалеку от дома девушки. Влад удвоил осторожность, весь превратившись в слух. Он неслышно ступал по мостовой, невольно задерживая дыхание. Ему осталось несколько шагов до выступа в глухой стене; дальше, в линию, тянулась другая стена, пониже, – за ней находился двор Дилии. Он уже хорошо видел знакомую калитку, пошел быстрее

– и в этот миг из-за выступа выпорхнуло какое-то удлиненное белое облачко и неслышно скользнуло к калитке, опережая Влада. Он еще ничего не успел сообразить, а облачко уже оказалось у калитки и превратилось в высокую белую фигуру. Это был некто в длинном плаще с надвинутым на лоб капюшоном. Застывший на месте Влад сразу же вспомнил бронзовую статуэтку, которую он забрал со стола в кабинете магистра Тиберия – и тут в уши ему впился знакомый, леденящий кровь, угрожающий протяжный вой. Возле самой калитки Дилии стоял Белый Призрак, несущий смерть кому-то из обитателей этого дома. Может быть, одной из служанок. А может быть – хозяйке…

Дилии… Дилии!

Влад даже не успел испугаться. Не помня себя, он отчаянно бросился вперед, движимый только одним побуждением: заставить белое чудовище замолчать, немедленно заставить замолчать! Он не думал о возможной опасности, не думал о том, что безоружен. Заткнуть чудовищу глотку, сдавить горло, навалиться всем телом и заглушить этот зловещий вой, предвещающий самое страшное несчастье…

Оттолкнувшись от мостовой, Влад прыгнул вперед, протянув руки к белой фигуре, намереваясь повалить на землю это ужасное создание. Белый Призрак стоял к нему боком, и Влад врезался в него, напрягшись всем телом в ожидании столкновения – и, пролетев вдоль стены, рухнул на очень твердый тротуар, отбив ладони и колени. И опять, как недавно, ему показалось, что он внезапно оглох – в ушах звенело, но этот звук был совсем не похож на вой Белого Призрака. Ошеломленный и ничего еще не понявший Влад, забыв о боли, вскочил на ноги и обернулся. У калитки Дилии было пусто. Зловещая белая фигура исчезла, не пропев до конца свою ужасную смертоносную ночную песню.

Горячая волна плеснула Владу в голову. Он прогнал вестника смерти, он лишил его добычи! Оказывается, Белый Призрак действительно призрак – он бесплотен. И его можно прогнать!

Влад, согнувшись, тер отбитые колени, и его вдруг начало трясти.

Помимо собственной воли он начал тихо смеяться, задыхаясь и продолжая машинально потирать колени. Ему было совсем не смешно, и едкие слезы щипали глаза, но он все никак не мог остановиться, пока его истерический смех не перешел в кашель.

Кое-как отдышавшись, Влад, прихрамывая, подошел к воротам Дилии и протянул было руку к звонку, но заметил, что калитка чуть-чуть приоткрыта. Он быстро огляделся и шагнул в темный двор. И сразу увидел в отдалении одиноко светящееся окно, задернутое бледно-розовыми шторами. Свет, кажется, горел в спальне Дилии – значит, девушка еще не спала. Или только что проснулась, разбуженная близким воем вестника смерти?

Влад прошел через двор, приблизился к светящемуся окну и тихо постучал в стекло. Мысли его путались от возбуждения, но он все-таки сообразил, что Дилия может подумать, что это стучится пришедший за ней Белый Призрак, и позвал вполголоса, хотя готов был кричать от пережитого волнения:

– Дилия! Дилия… Это я, Влад.

Почти сразу же на шторы изнутри легла тень, они раздвинулись, и Влад увидел Дилию. Ее темные волосы, уже не стесненные серебряным обручем, рассыпались по плечам. На ней был тонкий песочного цвета халат с широкими отворотами; девушка придерживала его у груди рукой.

– Это я, – нервно сглотнув, повторил Влад, подступая к самому окну, к свету, чтобы Дилия могла хорошо разглядеть его.

Девушка кивнула, сделала приглашающий жест и отошла от окна; шторы, колыхнувшись, вновь сомкнулись. Влад не заметил на ее лице ни испуга, ни удивления. И спать она, кажется, еще не ложилась, потому что на руке ее поблескивали кольца и широкий, скрывающий все запястье, серебряный браслет, да и вид у нее был совсем не заспанный. Свежий у нее был вид, и, как всегда, очень привлекательный…

Он сделал несколько глубоких вдохов и вошел в небольшой освещенный коридор. Дверь слева вела в спальню Дилии. Влад постучал и тут же услышал голос девушки:

– Да входи же!

Он открыл дверь и остановился на пороге. В спальне Дилии ему бывать еще не приходилось. Стены просторной комнаты были задрапированы такой же, как и оконные шторы, бледно-розовой тканью; по ним тянулись во все стороны, от пола до потолка, зеленые побеги каких-то растений. В нише, за чуть сдвинутым в сторону нежно-розовым пологом, виднелась высокая кровать, аккуратно застеленная розовым покрывалом. У стены напротив двери располагались мраморный столик и полукруглый диван, в углу, сбоку от окна, был устроен крохотный бассейн, обрамленный невысоким барьером; на поверхности прозрачной воды застыли широкие зеленые листья с гладкой глянцевой поверхностью. За не доходящей до пола розовой занавеской виднелась еще одна дверь, вероятно, ведущая в ванную. Светильник под потолком был самым обычным – белый матовый шар на коротком шнуре. И покрытие на полу тоже не отличалось особой затейливостью – цвета светлого пива, без орнамента, с коротким ворсом. Судя по всему, мрачные фантазии Дилии не распространялись на убранство ее спальни.

Девушка сидела сбоку от двери за туалетным столиком, перед большим зеркалом и, поставив руки локтями на столешницу и прислонившись к ним щекой, смотрела на Влада. Светло-коричневая лакированная поверхность столика перед ней была совершенно пуста. Рядом, на стене, висела плоская коробка телефона.

– Проходи, садись, ночной гость, – сказала она и повела головой в сторону дивана. – Сандалии можешь не снимать.

Влад пересек комнату и сел на низкий мягкий диван. Наклонившись вперед, он закинул ногу на ногу и обхватил ладонями колени, сцепив пальцы в замок; пальцы все еще подрагивали после встречи с Белым Призраком.

– Чай будешь? – девушка не оборачивалась к нему и смотрела на его отражение в зеркале; Влад же себя в зеркале не видел, потому что сидел слишком далеко и низко.

– Нет, спасибо, не буду. Дилия! – Влад подался к девушке. – Я только что… – у него вдруг перехватило горло. – Ты слышала сейчас, возле твоего дома?

– Что? – Дилия по-прежнему смотрела в зеркало.

– Белый Призрак… У твоей калитки…

Девушка медленно провела рукой по своим густым черным волосам и задумчиво сказала:

– От судьбы не уйдешь, Влад. Можно пытаться ее обмануть и даже довольно долго играть с ней в прятки, но в конечном итоге она до тебя все равно доберется. Особенно если это возмездие. Так и должно быть, Влад. Именно так и должно быть.

– О чем ты? – недоуменно спросил Влад, глядя ей в спину, обтянутую тонким халатом. – Какая судьба, Дилия? Какое возмездие? Причем здесь судьба?

Дилия, щелкнув застежкой, начала медленно снимать с запястья серебряный браслет.

– Ты сказал: Белый Призрак. Для него сейчас как раз самое время. – Она принялась за свои кольца. – Ты хоть знаешь, который уже час?

– Наверное, около шестнадцати.

Дилия одно за другим снимала кольца, рассматривала каждое из них, держа перед глазами, а потом аккуратно складывала на столик, а Влад думал о том, что нужно немедленно приступать к главному, к тому, ради чего он вернулся в Город. Нужно сказать о выходе, дать ей возможность одеться в дорогу и как можно быстрее уходить отсюда.

– Дилия…– начал он, но девушка перебила его.

– Ты ошибаешься, Влад. Сейчас гораздо больше шестнадцати. На часах просто нет такого деления, потому что ночью некому интересоваться временем. Ночью ты спишь.

– Как видишь, не сплю, – нетерпеливо сказал Влад. – И ты почему-то то…

Он хотел сказать: «тоже не спишь», но споткнулся на полуслове. Потому что Дилия, по-прежнему опираясь локтями о столешницу, держала у лица еще одно довольно широкое кольцо. Держала – и словно и не собиралась когда-нибудь выпускать из пальцев. Серебряное кольцо с черным орнаментом по краям.

Влад никогда не обращал особого внимания на украшения Дилии. Он любовался ее лицом, ее глазами, а все остальное воспринимал как фон.

Тоже красивый, но все-таки – только фон. Поэтому он не мог бы сейчас сказать, видел ли когда-нибудь раньше у девушки это кольцо. Он сидел довольно далеко от туалетного столика, светильник был не из самых ярких, и ему трудно было определить, такое же это кольцо, как и у него, или оно просто похоже на Проявитель. Какая-нибудь школа двадцати путей, старинная вещь – а вовсе не Проявитель. Да и откуда бы взяться у Дилии Проявителю? На магистра она как будто бы непохожа… Или и тут какой-нибудь Вийон постарался?

Влад все-таки поднялся с дивана и направился к девушке, намереваясь получше рассмотреть кольцо. Дилия все еще держала его в руке. Влад скользнул взглядом по ее отражению в зеркале – Дилия молча смотрела, как он приближается, – увидел свое отражение с бледным туманным пятном над головой – он совсем забыл об этом пятне! – и остановился за спиной девушки.

– Можно взглянуть на твое кольцо, Дилия?

– Пожалуйста.

Он взял кольцо из пальцев девушки, поднес поближе к глазам. Кольцо как две капли воды походило на подарок Вийона. И узор на его внутренней поверхности был точно таким же: квадратная спираль с мелкими значками.

– Откуда оно у тебя? – глухо спросил Влад, еще ничего не понимая, но чувствуя, как болезненно сжимается сердце. – Где ты взяла это кольцо?

Девушка, глядя в зеркало отсутствующим взглядом, медленно пожала плечами и ответила вопросом на вопрос:

– А что, для тебя это очень важно?

– Да, очень важно.

Дилия молчала, задумчиво приглаживая волосы. Все еще не веря, все еще надеясь на случайное сходство, Влад торопливо стянул с пальца перстень вместе со своим Проявителем и надел кольцо Дилии.

Исчезнувшее было пятно над головой его отражения в зеркале вновь заняло свое неизменное место. Сомнений не оставалось: Дилия тоже обладала кольцом-Проявителем. И это давало ей возможность не спать сейчас, глубокой ночью.

У него подкосились ноги и он уперся кулаком в столешницу, чтобы не упасть. Перстень и кольцо-Проявитель были зажаты у него в кулаке.

Дилия неподвижно сидела рядом и ее красивое лицо теперь было строгим и даже суровым.

– Дилия… – прошептал он непослушными губами. – Дилия… Откуда?..

У него все-таки еще таилась надежда на то, что кольцо попало к девушке случайно. Но ее слова всесокрушающим потоком смыли эту последнюю зыбкую надежду:

– Проверил, действует ли мой Проявитель? – лицо Дилии было почти ужасным – таким холодом и отчужденностью веяло от него. – Он действует, Влад.

Мир беззвучно рушился. Небо раскололось, воздух ринулся во внешнюю пустоту – и здесь, в спальне, стало трудно дышать. Влад из последних сил старался не упасть и руки его, упирающиеся в край стола, дрожали от напряжения. Он закричал бы от боли и отчаяния, от внезапной душевной тоски и страшного потрясения, но знал, что не сможет это сделать, потому что у него пропал голос. А та, что упорно глядя в зеркало, сидела рядом, продолжала говорить, и слова ее были подобны ударам холодных волн: удар за ударом… удар за ударом…

– Проявитель действует. Ты ведь видишь что-то у себя над головой?

Кольцо не только дает тебе возможность полностью осознать окружающее.

Оно делает видимым для тебя гаситель твоих положительных эмоций.

– Ч…то?.. – еле слышно выдохнул Влад.

– У тебя над головой постоянно находится гаситель твоего хорошего настроения, – бесстрастно пояснила Дилия. – Поэтому-то тебе так невесело живется. Правда, в последнее время он не очень-то справляется – ведь у тебя появилась цель, ты стал действовать. Не так ли, Влад?

Он только простонал в ответ, сгибаясь над столом. Рядом с ним находился враг, рядом с ним постоянно был враг… А он-то!.. А он-то хотел увести ее с собой, спасти от этого унылого Города, уйти с ней в иные, благословенные края… Как же он был слеп!

– Ты… с ними… – прохрипел он, с трудом глотая воздух. – Ты… одна из них… из хозяев…

– Нет, я исполнитель, – бесстрастно сказала та, которую он знал как Дилию – странную девушку, создающую мрачные картины своими красками и кистью. – Только исполнитель. Даже не исполнитель, а наблюдатель. Я должна наблюдать за тобой, Влад, и я наблюдаю за тобой.

Его качало из стороны в сторону, но он продолжал держаться на ногах.

Ему было очень плохо, все плыло у него перед глазами, но он не хотел сдаваться.

– Кто… приказал тебе… наблюдать за мной? – Влад с усилием выталкивал из себя слово за словом. – Эти… эти… вонючие великаны?

– Великаны здесь ни при чем, – все так же бесстрастно ответила Дилия.

– Великаны – это для тебя. Ты напрасно пытаешься что-то предпринять, Влад. Отдай мне оба кольца и иди домой. Уже поздно. Завтра ты проснешься и будешь жить, как жил раньше, а все это никогда тебе не вспомнится. Тебе же будет лучше. Не трать силы попусту, иди спать.

Бесполезно, Влад, бесполезно. И зачем ты явился среди ночи? Хотел рассказать мне о кольце? Будем считать, что уже рассказал. Верни кольца и спокойно иди домой. Не пытайся хитрить и придумывать, как бы нас провести

– это тебе не поможет. Не поможет, Влад. Не стоит стремиться к недостижимой цели, набьешь синяков да шишек – только и всего; цель-то недостижима…

Дилия все говорила и говорила об одном и том же, словно старалась накрепко вколотить ему в голову то, что считала необходимым и самым важным. То, что «они» считали самым важным: забрать кольца и убедить его в необходимости отправиться домой. И тогда все забудется и можно будет жить так, как он жил раньше.

Но он не хотел жить так, как раньше.

– Кто твои хозяева? – прервал он девушку. – Откуда они взялись? Чего добиваются? Чего им вообще от нас нужно?

– Ты напрасно задаешь вопросы, – бесцветным голосом отозвалась Дилия.

– Я тебе ничего на них не отвечу.

– Почему?

– Отдай мне кольца и иди спать.

– А если не отдам?

Дилия слегка сдвинула брови и собралась было что-то сказать, но в этот момент зазвонил висящий на стене у зеркала телефон. Звонок прозвучал настолько неожиданно, что Влад невольно вздрогнул. Девушка холодно взглянула на него, протянула руку и сняла трубку. Влад с такой силой стиснул в кулаке оба кольца и перстень, что они больно врезались в кожу.

– Да, – сказала Дилия в трубку.

Кто мог звонить ей среди ночи? Кто еще, кроме них двоих, до сих пор не спал? Влад похолодел: конечно, только свои! Вернее, «ее»…

– Да, – повторила девушка. – Он сейчас у меня.

Влад отшатнулся от стола и попятился к дивану. Дилия повесила трубку и, полуобернувшись, смотрела на него.

– Кто это? – сиплым голосом спросил он.

– Твой хороший знакомый, квартальный смотритель Скорпион. Сейчас он будет здесь. Так что тебе все-таки придется отдать кольца, а он тебе поможет наконец-то угомониться и лечь спать.

Это было сказано так жестко, что не оставляло у него никакой надежды.

Влад беспомощно огляделся. Дилия продолжала безучастно наблюдать за ним.

Никакой надежды… Никакой? Но ведь она не знает, что он уже побывал за пределами Города! Он не успел ей сказать об этом – к счастью, не успел. Она думает, что он пришел сюда ночью для того, чтобы поделиться знаниями о кольце-Проявителе. Она не знает, что в двух кварталах отсюда крышка люка уже сдвинута и потайной ход готов принять беглеца. Ничего этого она не знает… И вообще, как простой исполнитель, она может даже и не подозревать о расположенном совсем рядом выходе из Города…

Ему было очень плохо, его душа утонула в горечи… Но не время было корчиться от боли под обломками собственных заблуждений, не время было стонать от чудовищного обмана; все это будет потом, все это неотвратимо нахлынет… но – потом! А сейчас нужно действовать, не дожидаясь прихода смотрителя Скорпиона и его подручных.

Влад, сдерживая себя, медленно разжал кулак и так же медленно нанизал на палец оба кольца-Проявителя. Бросил на пол перстень и сказал, глядя в красивые холодные глаза той, в которой так обманулся:

– Я не прощу тебе этого, Дилия. Никогда не прощу. Так поступать нельзя.

– И не только так.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего. Вообще нельзя поступать дурно – вот и все. Никогда. Никому.

Она, кажется, старалась затянуть разговор, дожидаясь, пока не нагрянет квартальный смотритель.

– Я не прощу тебя, – повторил он. – Приложу все силы, чтобы когда-нибудь вернуться сюда и найти тебя. Запомни: я вернусь, Дилия!

Девушка осталась бесстрастной, даже услышав эту угрозу.

– Ты вернешься, – как эхо откликнулась она.

Все! Влад быстрым шагом пересек спальню и с силой захлопнул за собой дверь. Прошел темным двором, оглянулся у калитки: окно Дилии продолжало светиться в ночи. И свет этот притягивал и манил…

«Каким же я был глупцом!» – подумал он и со вздохом открыл калитку.

На улице ничего не изменилось, только фонари, как ему показалось, еще больше потускнели. Черным сном спал несчастный Город, неведомо по какой причине оказавшийся во власти негодяев.

Влад не прошел еще и полквартала, когда в тишину ночи вплелись какие-то посторонние звуки, возникшие у него за спиной. Он резко обернулся – и разглядел в полумраке темные фигуры, приближающиеся к воротам Дилии. Поспешно вышагивающего впереди гиганта нельзя было спутать ни с кем другим. Влад на мгновение растерялся, не зная, как лучше поступить: затаиться у стены или со всех ног бежать к люку.

Прогремевший в ночи голос смотрителя Скорпиона мигом разрешил все его сомнения.

– Стоять, Влад! – грозно заорал Скорпион и бросился вперед.

Влад тоже сорвался с места и помчался по тротуару, отчаянно работая ногами и руками. Он не оборачивался, но, судя по тому, что возникший позади нестройный топот множества ног начал приближаться, преследователи умели бегать ничуть не хуже него.

«Только бы не споткнуться, только бы добежать, – думал он, давясь

теплым ночным воздухом. – Влад, дорогой, только не споткнись!..»

– Не… уйдешь! – шумно отдуваясь, рычал сзади Скорпион. – Никуда… не денешься… Все равно… поймаем…

«Только бы не споткнуться…» – лихорадочно билось в голове.

– До утра… не пробегаешь… – продолжал рычать Скорпион. – Остановись… по-хорошему…

«А ведь они не знают о люке!» – обрадованно сообразил Влад.

Эта мысль придала ему сил, он побежал еще быстрее и, приблизившись, наконец, к спасительному люку, с разгону вцепился в крышку обеими руками и всем телом потащил ее в сторону. От напряжения у него потемнело в глазах, преследователи были совсем рядом – он слышал уже их неровное дыхание, – но его отчаянное усилие было не напрасным: ему удалось с одного раза справиться с тяжелой крышкой. Не теряя времени на выяснение обстановки у себя за спиной, Влад протиснулся в образовавшийся проем, нашарил рукой скобу, схватился за нее и начал быстро спускаться к заветной двери.

– Зачем это он… туда полез? – донесся до него прерывающийся голос кого-то из запыхавшихся подручных смотрителя Скорпиона.

– Сейчас разберемся, – прогудел смотритель. – Эй, «высший», – позвал он, склонившись над люком и тяжело дыша, – ты что, думаешь там отсидеться? Напрасно думаешь. Или вылезай по-хорошему, или мы тебя вытащим по-плохому.

Влад уже, с трудом переводя дух, стоял около двери и водил по ней ладонью, нащупывая черный кружок.

– Эй! – вновь позвал квартальный смотритель. – Не серди меня, «высший»!

Влад наконец ощутил под пальцами округлый выступ и приложил к нему кольцо.

– А ну, уберите эту железяку! – скомандовал наверху Скорпион. – Я сам его оттуда выволоку.

Его подручные отодвинули крышку еще дальше, полностью освободив вход в колодец. Влад в это время тоже открыл свою дверь. Дальнейшей погони можно было не опасаться – прочность массивной двери не вызывала сомнений; с ней не справилась бы и сотня квартальных смотрителей.

– Сейчас ты у меня получишь за все, – зловеще пообещал Скорпион, опуская ноги в люк.

– Не обгадься от натуги, скотина, – громко сказал Влад и шагнул в туннель.

* * *

Путь по туннелю к выходу из Города ему почти не запомнился. Он брел, глядя себе под ноги невидящими глазами, не обращая ни на что внимания, и только одна мысль тоскливо кружила у него в голове:

«Дилия…»

Дилия – и ничего больше…

Охватившее его чувство даже нельзя было назвать разочарованием, это было нечто гораздо большее. У него просто не укладывалось в голове, как это один человек может поступать так по отношению к другому.

Хитрость и коварство одного – и полнейшая слепота другого…

Тем не менее, надо было жить. Тоскливый Город остался в прошлом – а впереди открывались иные заманчивые просторы, и там, в этих упоительных далях, где обитала надежда, его ждало исцеление.

Он поднялся по длинной лестнице, отпер дверь и, захлопнув ее за собой, вышел под невесомое нежно-голубое небо. Все здесь было по-прежнему: высокая трава, рощи, холмы… Влад осмотрелся, нигде не обнаружил Альтера с магистром Тиберием и направился к ближайшей роще.

Подойдя к деревьям, он остановился и негромко позвал:

– Альтер! Где ты?

Ни единого звука не раздалось в ответ.

– Аль… – крикнул было он еще раз, но осекся.

Под деревом лежала скрученная в моток веревка. Та самая, которую он позаимствовал в кафе на площади перед Магистратом. Та самая, которую Альтер засунул себе в карман. Влад, не сводя с нее глаз, подошел ближе. Веревка лежала на выступающем из травы буром корне. На траве вокруг не было никаких следов.

Словно невидимый, но тяжелый груз навалился ему на плечи. Конечно, можно было предположить, что Альтер, прихватив с собой магистра Тиберия, отправился дальше, не дождавшись его, Влада: кто знает, как долго он отсутствовал, если время здесь и в Городе течет по-разному?

Но Влад был почти уверен, что дело совсем в другом: явились неведомые хозяева Города, забрали Альтера, освободив магистра Тиберия, и увели в свой Центр…

Он невольно пригнулся и некоторое время боролся с желанием бежать отсюда куда глаза глядят. Потом выпрямился и, чувствуя, как леденеет сердце, все-таки громко крикнул, рискуя быть обнаруженным и схваченным врагами:

– Альтер! Альте-ер!

Его крик вновь безответно растворился в тишине.

Пускаться на поиски неведомого Центра в одиночку, пытаться выручить Альтера, ничего не зная о врагах, их силе и возможностях, было бы верхом безрассудства. Его тоже схватят, и что с ним сделают потом – неведомо… Пусть даже ничего не сделают. Просто отберут кольца и вернут его назад, в Город, где ежедневно, в один и тот же бесконечно повторяющийся день, будет ждать его встреча с квартальным смотрителем Скорпионом…

– Я выручу тебя, Альтер! Я обязательно вернусь и выручу тебя, – прошептал он и бросился через рощу, оставляя позади дверь, ведущую в ненавистный Город.

Только вперед! Только вперед! Искать людей, нормальных людей, готовых прийти на помощь. Ведь должны же где-то здесь быть такие люди!..

Роща осталась позади, и он устремился через луг к далеким зеленым холмам, застывшим под высоким небом.

И вдруг с разбега налетел на какую-то невидимую упругую преграду. Его отбросило назад, он упал спиной в мягкую траву, но мгновенно вскочил, еще ничего не понимая, – и охнул от изумления, почти тут же превратившегося в ужас. Потрясение было таким сильным, что он не удержался на ногах и рухнул на колени, вперив безумный взгляд в те дали, куда только что стремился.

Не было уже впереди никаких далей. Исчезли далекие холмы, исчезли луга, исчезло все, что только что находилось перед глазами. В двух шагах от ошеломленного Влада простиралось серое ничто. Луг, словно обрезанный гигантским ножом, обрывался у этой серой пустоты. Серая стена, перегородившая пространство, тянулась вправо и влево, вздымалась в небо… нет, неба тоже не было, его сменило серое ничто.

Влад, шатаясь, поднялся на ноги, медленно повернулся и осмотрел все вокруг. То, что совсем недавно находилось вдали, за его спиной, тоже пропало. Он стоял внутри огромной полусферы, под куполом, накрывшим луга, три-четыре рощи и белый куб входа в туннель. Остальной мир исчез, превратившись в пустоту.

Он был взаперти.

Он не мог поверить в эту ужасную метаморфозу, только что произошедшую у него на глазах. Он не желал в это верить. Этого просто не могло быть! Какая страшная, потрясающая несправедливость – вырваться, наконец, из плена Города на Острове, чтобы тут же попасть в другой плен…

Не помня себя от отчаяния, Влад бросился вперед, к серой пустоте, намереваясь с разгону протаранить невидимую стену и пробиться наружу – но его вновь, с еще большей силой, отшвырнуло назад. Прокатившись по траве, он застыл, уткнувшись лицом в прохладные, чуть шершавые стебли и с трудом сдерживая слезы. Неужели все его поиски и усилия были напрасны? Неужели отсюда нет никакого выхода?..

Нет, выход должен быть! Нужно только найти и открыть его! А для этого есть кольцо-ключ. Даже два кольца!

Влад вскочил на ноги и еще раз обозрел всю обширную полусферу. Обойти ее по кругу, прижимая кольцо к преграде, – и отыскать нужное место.

Обязательно отыскать это место!

Подавив отчаяние, он сразу же взялся за дело.

В полной тишине и безветрии он шел вдоль стены, и с каждой сотней пройденных шагов у него оставалось все меньше надежды на то, что его усилия увенчаются успехом. Скорее всего, кольцо здесь просто не подходило: для преодоления этой преграды требовался какой-то иной ключ. Тем не менее, Влад продолжал упорно идти по кругу, двигаясь против часовой стрелки и стараясь не думать о том, что он будет делать, когда, так и не найдя выхода, вернется в исходную точку.

Пройдя три четверти пути, он, наконец, признался себе в том, что уже давно понял: преградившая путь к свободе стена не случайно появилась именно сейчас, когда он вернулся из Города… Хозяева Города, видимо, наблюдали за ним и сразу же пресекли его попытку вырваться из плена.

Где-то здесь находился этот Центр, куда, вероятно, забрали Альтера, – и кто знает, сколько чужих глаз сейчас насмешливо следили за ним, Владом, давая ему возможность самому убедиться в тщетности попыток уйти отсюда в благословенные края. А еще ему вдруг подумалось, что даже если бы он, не тратя время на возвращение за Дилией, сразу ушел отсюда вместе с Альтером

– на их пути выросли бы новые стены. И неведомо, сколько еще таких преград возвели хозяева Города…

От всех этих убийственных мыслей Владу стало так плохо, что он остановился и лег в траву, уткнувшись лицом в сложенные руки. Он чувствовал себя измученным, обманутым и опустошенным. И вновь защипало глаза от невольных слез…

«Ну нет, сволочи, вам меня не сломать! – свирепея, подумал он. – И в истерику меня вогнать не получится. Поборемся!»

Он поднялся и, как и прежде ведя рукой с кольцом по стене, направился дальше по кругу. Трава уныло шелестела под его сандалиями – и ниоткуда больше не доносилось никаких других звуков…

И наконец круг замкнулся. Влад дошел до того места, откуда начал свое оказавшееся бесполезным путешествие. Ни его ключ, ни ключ Дилии не подходили к здешнему замку.

«Что делать дальше, Влад?» – спросил он себя и вздохнул.

Выбор был небогатый.

Он мог вернуться в Город, отдать кольца магистрам или той же Дилии, пойти домой и, дождавшись ночи, лечь спать. А проснувшись наутро, ничего не помнить и стать прежним Владом: унылым бездумным существом, объектом издевательств квартального смотрителя Скорпиона, существом, живущим в вечном страхе перед Водой и Белым Призраком, существом, каждый вечер вместе с другими покорно плетущимся на площадь для участия в омерзительнейшем действе… И как знать, может быть с ним уже случалось такое, может быть он уже когда-то убегал из Города, но его вынудили вернуться…

Был и другой вариант. Он мог оставаться здесь, проводя время в ожидании и надежде на то, что стена когда-нибудь исчезнет. И в конце концов умереть от голода. Хотя, скорее всего, до этого дело не дойдет: за ним придут и просто уведут отсюда. Уведут назад, в Город на Острове, и заберут у него кольца, и он ляжет спать, и проснется прежним не помнящим ничего Владом… Если с Альтером проделают то же самое, они, наверное, просто не будут знать друг друга… а Дилия так и останется наблюдателем… Наблюдателем за ним, Владом… Сколько таких наблюдателей в Городе? По одному на каждого горожанина?

Переполненный амфитеатр во время кулачных боев. Справа – ничего не подозревающие горожане, слева – наблюдатели? Или они сидят вперемежку? Или наблюдают не за всеми? Или один наблюдатель на несколько человек?.. Кто же, ну кто же это все придумал?! Зачем?..

Кто они – хозяева?

И это был третий вариант. Найти Центр. Увидеть неведомых хозяев. А там… А там действовать по обстановке. Во всяком случае, подумал Влад, этот вариант оставляет место хоть какой-то надежде, он не ведет в тупик, как первые два. Или все-таки ведет – но не сразу… А вдруг да и окажется какая-нибудь лазейка…

Искать Центр. Немедленно искать Центр!

Но где его искать?

Влад в который уже раз обвел взглядом окружающее пространство, накрытое непроницаемым куполом. Центр, как и ведущий из Города туннель, мог быть скрыт где-то глубоко в толще земли.

«Значит, нужно искать вход, – сказал он себе. – Разделить всю территорию на квадраты и обшарить каждый из них».

Задача была не из легких, но давала возможность действовать.

Действовать, а не сидеть и покорно ждать, пока придут и заберут… И что-то она ему смутно напоминала, эта задача…

Влад вновь тяжело вздохнул и побрел через луг в сторону раскинувшейся вдалеке еще одной довольно густой рощи, внимательно глядя себе под ноги и с трудом подавляя желание застонать от собственного бессилия и обреченности.

Он не обнаружил на своем пути по лугу ничего похожего на вход в подземное сооружение и углубился в рощу. Он пробирался сквозь кустарник, то и дело спотыкаясь о незаметные в высокой траве выпирающие из земли корни деревьев. И, раздвинув кусты, замер на месте, увидев неподалеку, под зелеными ветвями, небольшое бревенчатое строение. Своей плоской крышей и отсутствием окон строение весьма походило на обыкновенный сарай для хозяйственного инвентаря и всякого отслужившего свое хлама, которым уже не пользуешься, но который и выбросить жалко; только нигде в Городе Влад не видел сараев, построенных не из камня, а из дерева. К дощатой двери не тянулось никакой тропинки, однако дверь была чуть-чуть приоткрыта.

Конечно, это невзрачное строение никак не могло быть Центром истинных хозяев Города. Но оно, так же, как белый мраморный куб, скрывающий ведущую в туннель лестницу, могло скрывать вход в подземные сооружения. Не хранятся же в нем, действительно, какие-нибудь сломанные лопаты и прохудившиеся кастрюли…

Приоткрытая дверь, вполне возможно, вела в ловушку – Влад отдавал себе в этом отчет. Но у него просто не было выбора. Часом раньше или часом позже ему все равно придется войти в эту дверь. Или вернуться в Город.

Он уже сделал свой выбор. Другого пути не было.

В последний раз взглянув на серую пустоту, скрывшую неописуемо прекрасное голубое небо, Влад выбрался из кустарника и полуобреченно направился к дощатой двери. С каждым шагом он ступал все неувереннее, но дверь все равно неотвратимо приближалась. «Чему быть, того не миновать», – всплыли вдруг из глубины памяти неведомо кем и когда сказанные слова. Он подошел к двери, прислушался и заглянул в щель. И увидел ничем не покрытый деревянный пол, часть бревенчатой стены и обыкновенный табурет. Все это было видно очень хорошо, потому что у строения, как оказалось, отсутствовала крыша: ее заменяли два положенных крест-накрест бревна. Изнутри не доносилось никаких звуков.

«Вперед, Влад…» – сказал он себе и, потянув на себя скрипнувшую дверь, переступил порог и шагнул на деревянный некрашенный пол.

Глазам его предстало то, что он не мог разглядеть снаружи: простой, тоже деревянный, стол у стены, на котором ничего не было, и еще один табурет сбоку от стола. На этом табурете, облокотившись на стол и подпирая голову кулаком, с самым невозмутимым видом сидел Альтер, одетый в ту же самую накидку и зеленые шорты. Альтер сидел, положив ногу на ногу, и покачивал босой ступней с перламутровыми ногтями.

– Вот ты и пришел, – сказал Альтер застывшему у двери Владу и кивком указал на второй табурет, стоящий чуть поодаль от стола. – Проходи, садись.

Потерявший дар речи Влад послушно двинулся вперед, едва переставляя негнущиеся ноги, и, ссутулившись, опустился на табурет. У него даже не возникало мысли о том, чтобы убежать отсюда, потому что бежать было некуда. Да и все остававшиеся еще силы враз истекли из него подобно Воде, отступающей за ограду набережной после потопа. Этот день был полон для него потрясений, и то чувство, которое он испытал, увидев здесь Альтера, полностью парализовало его стремление продолжать борьбу за свою свободу – ведь он еще от порога заметил, что вместо обычных двух черных перстней на правой руке Альтера тускло серебрится знакомое кольцо с волнистым орнаментом. И Влад не сомневался, что оно постоянно было там, прикрытое перстнем. А теперь Альтер его не скрывал.

Тот, кого Влад считал своим единомышленником, нанес ему последний, самый страшный удар. После такого удара больше уже не встают. Влад и не собирался вставать. Он готов был сидеть здесь, на этом табурете, хоть целую вечность, а потом еще столько же. Ему теперь некуда было торопиться.

– Вот и все, Влад, – медленно сказал Альтер. – Вот и все.

И своей интонацией, и холодным взглядом он был сейчас очень похож на Дилию. Он был таким же, как Дилия, этот любитель утренних бесед на набережной.

– Кто ты, Альтер? – безжизненно выдохнул Влад. – Тоже наблюдатель?

– Не тоже, – не меняя позы, ответил Альтер. – Наблюдатель один.

Смотри.

Он медленно поднял голову и выпрямился на табурете, и у Влада все вдруг поплыло перед глазами. Перед ним сидел уже не Альтер, а сидела Дилия – в халате песочного цвета.

– Это тоже я, Влад, – сказала Дилия.

Еще одно неуловимое движение – и вместо Дилии уже возвышался на табурете квартальный смотритель Скорпион… Потом магистр Тиберий…

Слуга-распорядитель Бат… Приятель Вийон… Бородач – знаток украшений, сверкающий перстнями и кольцами, в бело-зеленой… нет, уже бело-голубой накидке… Распорядитель кулачных боев…

Влад зажмурился и потряс головой.

– Тебе это не почудилось, Влад, – сказали рядом голосом Альтера. – Наблюдатель один, но может принимать разные образы. Столько, сколько понадобится – хоть и сразу все вместе, но каждый образ будет существовать в твоем восприятии отдельно.

– Да, именно так, – подтвердил голос Дилии.

Влад открыл глаза. Дилия, теперь уже в длинном темно-синем платье, стояла позади Альтера, положив тому руку на плечо.

Влад обреченно застонал. У него кружилась голова.

– Кто послал тебя наблюдать за нами?.. – выдавил он. – За что?.. Что мы вам сделали? Кто придумал этот Город, этот Остров?

– Я, собственно, для того сейчас и сижу здесь, чтобы объяснить тебе кое-какие вещи, – сказал Альтер. – Это является неотъемлемой частью замысла.

Влад моргнул и обнаружил, что Альтер вновь остался один: Дилия исчезла.

– Город создан на основе твоих представлений, – продолжал Альтер, по-прежнему покачивая босой ногой. – Все, что тебя там окружало, было взято из твоего же собственного сознания. По кусочкам, по камешкам – вот и получилась вполне сносная картинка. И мои имена – тоже. Все, что с тобой происходило и происходит здесь, вовсе не случайность, не цепочка совпадений, как тебе это представляется. Ничего случайного здесь нет. Все события выстроены таким образом, чтобы ты, преодолевая препятствия, пришел к пониманию истинного положения дел. Чтобы ты закончил свой путь к свободе именно здесь, на этом табурете. Чтобы ты услышал от меня то, что я тебе говорю, и окончательно понял: выхода нет. Ты слышишь, Влад? Я говорю тебе сейчас самые главные для тебя слова: отсюда нет выхода. Это твоя тюремная камера, Влад. Камера пожизненного заключения. И то, что тебе будет не особенно радостно слышать вот эти мои слова, тоже входит в систему твоего наказания.

У Влада не было сил даже на то, чтобы качнуться вперед и упасть с табурета лицом вниз, на жесткий деревянный пол, и ускользнуть от безумной реальности.

– За… что?.. – почти беззвучно выдохнул он, но Альтер услышал.

– Сейчас ты вспомнишь, за что. Ты все вспомнишь, Влад.

Альтер сделал движение рукой – и мир разлетелся фейерверком разноцветных брызг.

* * *

Они оставили машину за углом, у прорванной во многих местах проволочной ограды детского сада, и вышли, захватив с собой большие полухозяйственные-полуспортивные сумки. Пузан остался в тачке, Муха, оглядевшись по сторонам, направился к подъезду первым, прыгая через весенние лужи, а они – Влад и Бес, подождав немного, неторопливо пошли следом за ним. Солнце торчало в небе, как чья-то голая задница, и Влад приспустил «молнию» своего спортивного костюма. Бес сосредоточенно смотрел себе под ноги, его узкое лицо было хмурым, короткие рыжеватые волосы топорщились подобно иглам похмельного ежа.

Возле нужной им девятиэтажки никто не ошивался, лишь поодаль, у покосившейся железной горки, какой-то пацаненок лет шести швырял в лужу палки и всякую дрянь.

Дело было верным и прибыльным. По словам наводчика, в это время дня квартира пустовала, а поживиться там было чем, начиная барахлом и кончая «зеленью». Верняк было дело. Наводчик свою работу знал туго и туфту никогда не подсовывал. За то и имел с этого свою долю. На хлеб с маслом хватало.

Подъезд встретил их полумраком, исписанными всякой херней стенами, распахнутыми погнутыми дверцами почтовых ящиков, черными пятнами от спичек на потолке и донельзя исцарапанной чем-то железным дверью лифта с наполовину сожженной кнопкой. Обычный подъезд обычной многоэтажки в «спальном» районе – детище давным-давно загнувшегося движения за полную квартиризацию каждой, блин, семьи.

Муха уже успел сгонять на четвертый этаж и обратно, и ждал их на лестничной площадке между первым и вторым этажами.

– Все тихо, – сказал он, шмыгая узким бледным носиком, и отдал свою здоровенную полосатую сумку Владу. В сумку запросто входил телевизор вместе с видиком – проверено было не раз.

Неслышно шагая в кроссовках сразу через две ступеньки, они поднялись на четвертый этаж – обыкновенные ребята в спортивных костюмах, то ли спортсмены, то ли уличные торговцы, по пути на тренировку зашедшие за товарищем или направляющиеся в квартиру хозяина за товаром.

В общем-то, они и шли за товаром. В нужную квартиру.

Муха остался возле лестницы – следить за обстановкой, Влад держал все три сумки, а Бес, достав из-за пазухи инструмент, приступил к работе с замком. Глаз у него был наметанный, рука набитая, опыта не занимать, да и замок попался так себе – фуфло, а не замок. Все прошло быстро, без лишнего шума и напряга, и вот уже сноровистый Бес, показав глазами Мухе – сторожи, мол, – тихонько открыл дверь и проскользнул в чужую прихожую. Вслед за ним, обвешанный тарой, въехал и Влад.

Вошли, быстренько осмотрелись, защелкнули за собой замок. Не теряя времени, взялись за большую комнату. Не сплоховал наводчик, наколку верную дал: все тут было – и играющее, и поющее, и показывающее по всем каналам, и компьютер даже имелся; правда, хилый компьютер, далеко не свежак, но все-таки… Аппаратуру погрузили в сумки, поставили у дивана. Разбили комнату на квадраты, по методу Скотленд-Ярда, и пошли прочесывать – Бес от одной стены, Влад от другой. Работали молча, с умом, беспорядка лишнего не делали, лишнего не ломали – а зачем? Дело – оно дело и есть, а всякие там понты ни к чему. Ведь не фраера же какие-нибудь, не в первый же раз.

Бесу, дружбану, повезло почти сразу. Впрочем, даже не повезло, просто знал он, где обычно «зелень» прячут. Никакого, однако, разнообразия.

В секретере, в чтиве с пестрой блестящей обложкой – какой-то крутой мужской детектив. Или, наоборот, женский роман со слезами и соплями.

«Зелени» было умеренно – на три-четыре раза в кабаке оторваться, и это было, конечно, не все; наводчик справочки-то наводил. Где-нибудь среди белья в спальне, в каком-нибудь бюстгальтере, могло найтись и поболе. Но разбрасываться они не стали – шли по плану, отрабатывали комнату до конца. И в том же секретере, в коробочке из-под мыла, и колечки нарисовались, и сережки. Бес с Владом перемигнулись, матернулись радостно – и дальше пошли рыть. Фотоаппарат, очки темные в нехреновой оправе – туда их, в сумку, под бок к цветному японскому чуду с биозащитой. А ведь еще до шмоток не добрались – не обойтись без второй ходки!

Они уже заканчивали перетряхивать книги, когда у открытой двери в комнату раздался тихий испуганный возглас. Там стояла растрепанная девчонка в распахнутом легком халатике, щурилась от бьющего в окно утреннего солнца. Вид у нее был заспанный – небось, веселилась в кабаке до рассвета. Или в постели веселилась. Ничего у нее под халатиком не было – это Влад сразу заметил. Что же это наводчик-то их так сделал?! «Никого там, все чисто, отвечаю!» Вот тебе и никого…

Коз-зел!

– Ах, м-мать твою… – зло выдавил Бес, застыв с открытой книгой в руках.

Девушка молча переводила взгляд с набитых сумок на парней в спортивных костюмах. Она еще ничего не понимала, но вот-вот должна была понять. Влад встретился с ней взглядом и вдруг узнал ее. Новый Год, шумная компания у Маринки… Только тогда у нее была прическа с наворотами и волосы, кажется, другого цвета. Девушка тоже узнала его.

– Влад?.. – неуверенно сказала она и глаза ее расширились еще больше. – Влад…

– Н-ну, блин, полный абзац! – процедил Бес и тихонько положил книгу на откинутую крышку секретера. – Полный завал!

Он неожиданно сорвался с места, бросился к двери, к так ничего еще и не сообразившей девчонке. Налетел на нее, схватил, потащил в прихожую.

– Вла-ад!.. – закричала она, цепляясь руками за дверной косяк. – А-а!..

Влад, не отрываясь, смотрел на ее искаженное лицо. Бес, оскалившись, ударил ее по рукам, оторвал от косяка, скрылся с ней в прихожей.

– Помогите! А-а!.. Влад!

– Влад! – раздался голос Беса. – Иди сюда! Подержи ее!

– А-а!..

Влад медленно опустился на корточки, закрыл глаза и изо всех сил стиснул зубы. Прижал к лицу дрожащие ладони. Крик девушки стал глуше, потом внезапно оборвался…

Потом в комнату вбежал Бес и Влад отнял руки от лица. Спортивная куртка Беса была распахнута, тонкий свитер выбился из штанов и был разорван у горла. На лбу и щеке Беса краснели, наливались кровью длинные царапины.

– Пришлось подушкой, – торопливо сказал Бес, хватая сумки. – Сматываемся, быстро! Ух, и получит у меня этот мудила!

Влад продолжал сидеть на корточках, не в силах справиться с дрожью, охватившей все тело. Он не видел ничего – только лицо девушки, только ее отчаянный взгляд.

Он так и не вспомнил, как ее звали.

– Оглох, Влад?! Быстрее отсюда! Свобода надоела?

Влад поднялся и шагнул к двери. Голос девушки продолжал звучать в голове. Ее искаженное ужасом лицо застыло у него перед глазами…

– Эх, оттрахать некогда было, – с сожалением сказал Бес. – А у тебя очко сыграло? Да, корешок?

* * *

Все плыло у него перед глазами. К нему полностью вернулась память.

Точнее, ему вернули память.

– Теперь ты понял? – словно из-за стены донесся до него голос существа, которого он знал как человека по имени Альтер. – Именно поэтому ты и попал на Остров. Уйти отсюда нельзя. Даже если попытаешься ускользнуть, прибегнув к самоубийству. Я тебе уже говорил, что покончить с собой невозможно. Это именно так. За прегрешения нужно нести наказание – и нести незамедлительно, а не в следующей жизни.

Он теперь все понимал. И ему было очень плохо. Очень…

Преступнику, томящемуся в тюремной камере, подбросили ключ.

Преступник думает, что это счастливая случайность, преступник выбирается из камеры, ищет выход из тюрьмы – но из тюрьмы просто нет выхода! Нужно возвращаться в камеру и до конца дней своих видеть ее серые стены, и годами обреченно вышагивать от стены к стене с полным пониманием того, что выйти на волю невозможно… Все подстроено – и магистр Тиберий лгал, когда говорил о своей роли пешки. Пешек не было…

– Кто вы?..

– Можешь называть нас Блюстителями Справедливости. Можешь считать нас Божьим Судом. Название не имеет значения, оно не столь важно; важно то, что мы делаем. И отсюда действительно нет выхода: ты заключен в капле воды, в пузырьке воздуха. В песчинке. Это ведь тоже не так уж важно, Влад. Там, в твоем мире, ты остался безнаказанным. Но мы нашли тебя – и наказали. И не только тебя. Так мы поступаем с каждым, приумножающим зло. Нам приходится это делать – коль вы сами не в состоянии…

– Так значит и все… кто в Городе… тоже преступники? – запинаясь, глухо произнес Влад.

Альтер медленно покачал головой:

– В этом Городе ты один, Влад. Один. Ты – и я, наблюдатель. Все остальные – иллюзия. Тени. Каждый наказанный находится в своей капле воды, в своей песчинке. И у каждого – свои иллюзии. И каждый проходит такой же путь, какой прошел ты.

– Не верю… – с отчаянием сказал Влад. – Так не бывает… Такого не может быть… Это я просто чем-то накачался, это все бред какой-то, галлюцинации, обман…

Альтер пристально посмотрел на него.

– Нет, ты веришь, Влад. Ты веришь. Твои глаза могли бы обманывать тебя, тебя мог бы обманывать твой слух, тебя могло бы обманывать твое тело. Но здесь нет твоего тела, Влад, нет твоей оболочки – только твоя сущность. Оболочка находится в другом месте.

– Но я же все чувствую, я дышу, у меня бьется сердце!

– И это тоже иллюзия. Сущность просто помнит свою телесную оболочку – вот и появляются соответствующие ощущения.

– Почему я должен тебе верить?

– Ты можешь мне не верить, – Альтер пожал плечами. – От этого твое положение не изменится. После нашего разговора ты вернешься в Город и будешь жить там в одном и том же дне – созданном для тебя дне, – будешь жить с полным знанием всего, с ясной памятью и пониманием.

Будешь жить до распада пребывающей в другом месте твоей телесной оболочки. И имей в виду, что хотя время здесь все-таки есть, но течет оно иначе, чем у вас. Гораздо медленнее. И еще учти, что кольца уже не действуют и выходов из Города больше не откроют.

– Блюстители Справедливости… – горько сказал Влад. – Какая же это справедливость – пожизненное заключение! До распада… Вы каратели, вы изверги! Пожизненное наказание теряет смысл, если его нельзя смягчить. Это уже не наказание, это какое-то садистское возмездие, а вы – самые настоящие мучители! А если я искренне раскаюсь в том, что совершил? Неужели это мне не зачтется, не приведет к пересмотру приговора?

– Раскаяние ради смягчения приговора не может быть искренним.

Искреннее раскаяние – это совсем другое. Для нас главное – не только покарать за злодеяние, но и уменьшить количество зла и страданий.

Беспросветным и унылым своим существованием здесь, душевными своими страданиями и раскаянием ты очищаешься для нового своего существования, в новой оболочке, в другое время. Это единственный путь стать иным в новой жизни. Неся наказание здесь и сейчас, ты готовишь почву для своей светлой судьбы в последующем телесном воплощении. По-другому нельзя, Влад. Иначе тебе будет хуже – это мы знаем совершенно определенно…

– Но я же не убивал! Я не убийца!..

– Ты знаешь, что ты убийца, Влад. Тоже убийца. Да, у тебя, несомненно, есть и хорошие задатки – ты показал это уже здесь, на Острове. Но слишком поздно, Влад. Повторяю: ты должен вернуться в Город и страдать, чтобы спасти себя в будущем воплощении.

– Да плевать мне на будущее воплощение! Я сейчас хочу жить, сейчас, в моем мире, а не в этой вашей тюрьме! Понимаешь ты или нет?! Вы садисты, а не Блюстители Справедливости! Умоляю, верните меня назад, я же здесь с ума сойду! Я буду хорошим! Верните!

– Нет, – твердо сказал наблюдатель и поднял руку.

– Эх вы, Блюстители… – еще успел прошептать Влад, прежде чем погрузиться в темноту. – Бороться со злом при помощи зла… Чем же вы лучше меня?..

Невнятно звучали неподалеку чьи-то голоса. Это переговаривались во дворе слуги, занимаясь обычными утренними делами. Наступал все тот же день.

* * *

Он вновь стоял, опершись ладонями на каменное ограждение набережной, и смотрел на серую Воду, заполнявшую все пространство до самого горизонта. Вода была спокойной. Вокруг плотной ватой висела тишина, и никто не окликал его из-за спины, ни разу после того, как его вернули в Город. И уже никогда не окликнет. Альтера не было в Городе. И дом Дилии был пуст, и исчезли все картины из ее мастерской. И пропал из забегаловок Вийон. И не вышагивал по улицам квартальный надзиратель Скорпион с отрядом своих эфемерных подручных. Город был пуст. Когда Влад бесцельно и обреченно бродил по его мостовым и тротуарам, ему изредка попадались люди, идущие навстречу, – подобия людей, тени, – и безучастно скользили мимо, и он знал, что они просто растворяются в воздухе за его спиной. Потому что Город был пуст… Пуст навеки.

Город был каплей воды, песчинкой, пузырьком воздуха. В Городе томился только один житель – он, Влад…

Он перебирал в памяти воспоминания прежней жизни, стараясь создать хоть какую-то видимость разнообразия, но это совсем не помогало.

Невозможно постоянно жить одними воспоминаниями.

Жить? Он горько усмехнулся и сплюнул вниз, в неподвижную Воду. Это нельзя было назвать ни жизнью, ни существованием. Это называлось возмездием.

Или искуплением…

А если все-таки попробовать? А если вдруг все-таки получится – и удастся вырваться из этой камеры-одиночки? Пусть даже в небытие – до нового воплощения…

Он, перегнувшись через ограждение, смерил взглядом расстояние до серой глади Воды, судорожно вздохнул и одним резким движением бросил свое тело вниз, в метнувшуюся навстречу пустоту. Удар оказался неожиданно сильным, от него зазвенело в ушах. Он погрузился в теплую податливую субстанцию, широко открыл рот и сделал глубокий вдох, впуская эту субстанцию в свои легкие.

Вдруг – получится?..

В ушах продолжало звенеть, сквозь неплотно сомкнутые веки вдруг пробился откуда-то яркий свет…

* * *

Был звон, и был свет.

Влад открыл глаза и тут же зажмурился от солнца, безжалостно хлещущего в незадернутое шторой окно. Прикрываясь рукой и все еще плохо соображая, он свесился с дивана и дотянулся до стоящего на полу телефона. Рядом, в пепельнице, раздавленными белыми гусеницами застыли окурки. Болела голова.

– Алло! – хрипло сказал он, обшаривая взглядом комнату. Смятая футболка валялась на стуле, джинсы лежали у балконной двери и их штанины были вывернуты наизнанку – видно, перебрал вчера. Телевизор был включен и показывал какую-то утреннюю хренотину. Надо полагать, работал со вчерашнего вечера, хотя и без звука.

– Слава Богу, хоть до одного дозвонилась! – так же хрипло ответила трубка, но только женским голосом. – Вы че, блин, чуваки, после вчерашнего никак отойти не можете? Муху накручиваю – не отзывается.

Пузан, блин, тоже молчит, как рыба об лед. Бес – в чью-то задницу залез, трубку не берет. А кто девочке шампанского принесет? Мой вчерашний вскочил и смылся – к жене побежал. Только на тебя и надежда, слышь, пусик-Владусик!

– А, это ты, Людка? – откашлявшись, сказал Влад. – Чего трезвонишь-то с ранья? Чего надо-то?

– Ни хрена себе – с ранья! – возмутились в трубке. – Моргалы-то продери, Влад! Уже одиннадцать отгрохало. А до этих мудаков не дозвониться! Ты вчера тоже хорош был, Владусик, официанта заставлял вместе с тобой плясать. Под голубого косишь, да?

– Ну? – сказал Влад.

– Ну – хрен гну! – раздраженно отозвалась трубка. – Тащи шампусика – похмелиться хочется, сил нет. А я тебя за это поцелую. Взасос. Не скажу, куда, сам догадайся.

– Ага, – сказал Влад. – Ладно. Только сейчас соображу, что к чему…

Херня какая-то снилась…

– Солнышко ты мое! – хрипло проворковала трубка. – Ты уж побыстрее соображай, а то я тут кончусь, и не кончу… – Людка захихикала.

– Жди, – сказал Влад и выпустил трубку из пальцев.

Он сполз с дивана, поддернул трусы и босиком пошлепал на кухню.

Извлек из нагромождения посуды в раковине чашку, сполоснул, подставил под кран с холодной водой. Выпил большими глотками, взял с холодильника смятую пачку сигарет. Закурил, подошел к окну, морщась от головной боли.

За окном расстилался город, залитый щедрым майским солнцем. У солнца голова явно не болела, и оно трудилось исправно, хотя, скорее всего, плевать было солнцу на эту неустроенную землю и ее непутевых обитателей. Из окна Владовой кухни, с высоты седьмого этажа, были хорошо видны квадраты и прямоугольники близлежащих кварталов, серые полосы улиц с автомобилями, троллейбусами и пешеходами, заводские трубы, неказистый памятник-чучело на площади и золотая голова далекой колокольни собора, купающаяся в солнечном сиянии и отражающая этот горний блеск прямо в кухонное окно, словно стараясь осветить Влада с головы до ног и сквозь глаза пролить свет в его душу.

Влад прищурился – то ли от блеска золотого купола, то ли от сигаретного дыма, – опустил голову и обнаружил у себя на руке два кольца. Два одинаковых серебристых кольца с темным волнистым орнаментом по краям.

Что там говорила похмельная Людка? Погуляли вчера? И кто-то нацепил ему на пальцы эти безделушки? Хохмы ради…

А что еще она говорила? Что не может ни к кому дозвониться? Ни к Мухе, ни к Пузану, ни к Бесу… Никого нет дома.

Никого нет дома… Все они – в другом месте. Каждый – в своем отдельном месте.

Погуляли вчера… Вчера? Вчера, кажется, он тоже был в другом месте.

«Время здесь течет иначе, чем у вас; гораздо медленнее…»

Он бездумно швырнул окурок в раковину, постоял, похлопывая себя ладонью по голой груди, и, передвигаясь подобно сомнамбуле, вернулся в комнату. Машинально выключил телевизор. Машинально натянул джинсы.

Открыл балконную дверь, шагнул на балкон. Положил ладони на перила.

Подумал, что стоял в такой позе много раз, только впереди и внизу простирался не пыльный грязноватый город, а серая неподвижная поверхность Воды. Там, в каких-то нездешних краях, на Острове Уныния, где беспрестанно повторяется один и тот же почти бесконечный тягучий день…

Значит, отпустили?.. Значит, все-таки отпустили… Сжалились.

Помиловали. А как же их забота о соблюдении справедливости? И как же теперь жить дальше?..

Вот! Это – главное. Что делать дальше? Что будет с ним дальше?.. Не здесь, не в этой жизни, а в том новом воплощении, о котором они говорили. Если они говорили о новом воплощении, значит знали, что оно действительно когда-нибудь будет!

Что его ждет там?

«Иначе тебе будет хуже…»

В следующем воплощении.

Он до боли закусил губу. Он не хотел, чтобы ему было хуже.

Что делать? Назад, во что бы то ни стало попасть назад, на Остров, и продолжать отбывать наказание! Попросить их, чтобы они вернули его в Город… В конце-то концов, что такое вся его жизнь, что такое все окружающее? Тот же самый Остров Уныния, те же самые люди-тени, люди-призраки… И вся его жизнь – призрачна и безнадежна, и под пленкой внешнего благополучия, достигнутого за счет причиненного другим зла, – пустота и беспросветность. Для чего он живет? Зачем ему такая жизнь? Зачем вообще – жизнь?..

А еще он подумал, что был, наверное, изрядной сволочью в прошлое свое пребывание на земле, если в этом воплощении судьба свела его с Блюстителями Справедливости.

Или хоть немного побыть здесь, развеяться?..

Нет – назад! Немедленно назад! Иначе он пропадет навсегда, на веки вечные…

Он скрипнул зубами и прошептал, обращаясь к безбрежной пустоте, в которой стоял, вцепившись руками в балконные перила:

– Верните меня на Остров. Слышите? Верните меня, Блюстители Справедливости! Верните меня…

Он напряженно ждал, что вот сейчас… вот сейчас… – но ничего не менялось в пустоте. Не слышат? Или не хотят? Ну что ж…

Он взглянул в пустоту и нашел-таки золотое пятно. У него оставался единственный путь, ведущий назад. Или – вперед…

Он сделал то же самое, что совсем недавно уже делал на набережной

Города на Острове, сделал поспешно, чтобы не передумать и не успеть испугаться: резко перебросил свое тело через балконные перила и полетел вниз, на серый асфальт, похожий на застывшую серую Воду.

«С седьмого этажа – на седьмое небо…» – подумалось ему.

В комнате запоздало звонил телефон, и этот звон не отдалялся от него, а становился все громче, летя вдогонку за его телом-оболочкой, пронзающим пустоту.

«Неужели они не вернут ме…»

* * *

Белые халаты, пробившись сквозь толпу, окружили лежащее на асфальте тело. В небесной синеве не возникло никакого движения. Стоявший поодаль высокий белокурый парень повернулся и пошел прочь – обыкновенный парень, идущий по своим делам.

В автобусе-реанимационке, уже никуда не спешащем, один из санитаров украдкой снял с руки разбившегося серебристое кольцо с темным орнаментом. Зачем ему, бедолаге, два? Ему теперь и одно-то ни к чему.

Ему теперь все ни к чему…

* * *

Утро было самым обыкновенным. Обнесенная невысокой резной оградой небольшая площадка, уставленная столиками и плетеными креслами, располагалась у боковой зеркальной стены кафе, чуть возвышаясь над серыми каменными плитами тротуара. По обеим сторонам улицы тянулись глухие серые стены домов с чуть покатыми красноватыми черепичными крышами. Шагах в трехстах от кафе неширокая улица делала поворот и уходила к обрыву, за которым до самого горизонта простиралась под низким серым небом серая поверхность Воды.

Две тени в темных накидках сидели за столиком и вели неторопливую беседу. Лица теней были подобны серым пятнам, и в неподвижном воздухе шелестели их голоса:

– …стоял-стоял на набережной, а потом через ограду – и в Воду.

Камнем.

– С чего бы это? Пива перепил, что ли?

– Кто его знает…

– То-то его до сих пор не видно…

– А что ему сделается? Сейчас придет, никуда не денется. Сейчас придет…

Тени в темных накидках обратили расплывчатые пятна лиц к пустынной улочке, ведущей от набережной в глубь Города, и замолчали, прислушиваясь к тишине и ожидая, когда же из-за поворота…

День только начинался, длинный день – медленно и бесцельно вращающееся на месте колесо, почти бесконечное собственное отражение, заключенное в капле воды, в пузырьке воздуха, в песчинке…

Вот-вот…

Скользнул по небу золотистый отблеск – и исчез.

Вот-вот?..

Тихо было на Острове. Или уже еле слышно звучали шаги?

1998-1999 гг.

Оглавление

Реклама на сайте