«Повесть о Ферме-На-Холме»

Повесть о Ферме-На-Холме (fb2) - Повесть о Ферме-На-Холме [The Tale of Hill Top Farm] (пер. Валерий Исаакович Генкин) 1390K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сюзан Уиттиг Алберт

 Сюзан Уиттиг Алберт ПОВЕСТЬ О ФЕРМЕ-НА-ХОЛМЕ

Посвящается Джуди Тейлор с благодарностью за ее исследования жизни и творчества Беатрикс Поттер

Благодарности

Я безмерно признательна тем людям, чьи исследования, посвященные Беатрикс Поттер, сделали возможным появление на свет этого вымысла. Их имена и названия их трудов приведены в разделе «Источники», завершающем мою книгу. Особая благодарность — доктору Линде Лир, ведущей исторические изыскания в Мэрилендском университете, округ Балтимор. Принадлежащая ее перу давно ожидаемая биография Беатрикс Поттер выйдет в свет в 2006 году. Доктор Лир прочла эту книгу и сделала свои замечания, она помогла мне уточнить многие детали, связанные с фоном повествования, и, что еще важнее, подтвердила правомерность моего беллетристического подхода к описанию жизни Беатрикс Поттер. Я благодарю также директора-распорядителя издательства «Фредерик Уорн» Салли Флоер, сотрудницу Национального треста, ведающую имуществом Беатрикс Поттер, Лиз Хантер, а также садовника Фермы-На-Холме Питера Таскера.

Я храню неизменную благодарность моему редактору Натали Розенстайн, чей острый ум и тонкий юмор всегда оживляли наши беседы и чье долготерпение я ценю особенно высоко. И, разумеется, спасибо моему мужу Биллу Алберту за внимательное чтение книги и благожелательную критику.

Сюзан Уиттиг Алберт

От автора

В этой и последующих книгах из серии «Деревенские истории Беатрикс Поттер» прослеживается жизнь этой замечательной писательницы — начиная с 1906 года, когда она приобрела Ферму-На-Холме в деревне Сорей, и до 1913 года, когда Беатрикс Поттер вышла замуж за Уильяма Хилиса и стала в Сорее жить постоянно. Читатель, побывавший в Озерном крае Англии, узнает названия деревень, городков, озер, рощ и даже отдельных домов и усадеб — я нашла немало дивных мест, чтобы поместить в них своих героев. Однако, за исключением Беатрикс, ее семьи, ее друзей и животных, все мои прочие персонажи и происходящие с ними события — это чистый вымысел. В приведенном ниже списке действующих лиц реальные герои помечены звездочкой, остальные рождены фантазией автора.

Сюзан Уиттиг Алберт Бертрам, шт. Техас, 2003 г.

Действующие лица

(знаком * помечены реальные люди и животные)

Беатрикс Поттер* — сочинительница детских книг и художник-иллюстратор, недавно купившая Ферму-На-Холме. Приехала в Сорей в сопровождении своих зверюшек: ежихи миссис Тигги-Уинкль*, крольчих Джози* и Мопси* и мыши Мальчик-с-пальчик*.

Димити Вудкок и капитан Майлс Вудкок живут в Береговой Башне, просторном доме с окнами на дорогу в Хоксхед. Димити всегда найдет в запасе пару добрых слов о каждом и охотно занимается благотворительными делами прихода. Ее брат Майлс — мировой судья округа Сорей. Им помогает по дому и стряпает Эльза Грейп.

Абигайл Толливер, недавно скончавшаяся, жила в Доме-Наковальне с Табисой Дергуньей*, самой старой кошкой деревни. Ожидаемый наследник мисс Толливер — ее племянник Генри Робертс, торговец мануфактурой из Кендала. Для продажи Дома-Наковальни им нанят агент по торговле недвижимостью мистер Оскар Спрай. С мисс Толливер каким-то таинственным образом связана Сара Барвик из Манчестера.

Матильда Крук держит пансион в своем доме Зеленая Красавица, что в конце Рыночной улицы. Ее муж Джордж Крук — местный кузнец, человек своенравный и раздражительный. У Круков есть пес, маленький терьер по кличке Плут. В Зеленой Красавице также живут Чарли Хочкис (подмастерье в кузнице) и Эдвард Хорсли. Там же в 1905 году во время своего визита в Сорей остановилась и Беатрикс Поттер.

Грейс Литкоу — вдова бывшего викария. Грейс живет в Розовом Доме и играет заметную роль в делах деревни.

Люси Скид — местная почтальонша. Ее муж Джозеф Скид служит пономарем в церкви Св. Петра. Ее престарелая мать Долли Доркинг, слывущая ведьмой, живет с ними в Зеленой Калитке — доме, где также размещается и почта.

Джон Дженнингс арендует Ферму-На-Холме, его жена Бекки управляется там с маслобойней. У Дженнингсов двое детей, Сэмми и Клара, и кошка по имени мисс Полина Полба.

Мертл Краббе — учительница первого класса и директриса сорейской школы. Она живет в доме, получившем название Замок, вместе с двумя младшими сестрами: Пэнси Краббе, которая дает уроки игры на фортепиано и возглавляет местное Общество любителей хорового пения, и Виолой Краббе, увлеченной художественной декламацией. С сестрами живет мэнкский[1] кот по имени Макс.

Маргарет Нэш преподает в подготовительном классе сорейской школы, она живет со своей сестрой Энни в Солнечном Доме.

Берта Стаббс и ее муж Генри Стаббс живут в левом из трех примыкающих друг к другу домов, получивших общее название Озерная Поляна. Берта убирается в сорейской школе, Генри служит паромщиком. У Берты живет полосатая серая кошка по кличке Пышка.

Джереми Кросфилд и его тетушка Джейн Кросфилд обитают в живописном Ивовом Доме у ручья Канси-бек. Джереми учится в первом классе сорейской школы, том самом, где преподает мисс Краббе. Мисс Кросфилд — пряха и ткачиха.

Роуз Саттон — жена Десмонда Саттона, ветеринара. Живет в Курьерском Доме.

Роджер Доулинги его племянник Дэвид Доулинг выполняют столярную и плотницкую работу в мастерской, расположенной на Рыночной улице неподалеку от Лугового Дома, где Роджер живет со своей женой Лидией. В том же доме размещается деревенская лавка, где управляется Лидия. Позже этот магазин Беатрикс Поттер изобразит в одной из своих книжек под названием «Джинджер и Пиклс»[2].

Викарий Сэмюэль Саккет — приходской священник церкви Св. Петра в Дальнем Сорее, живет в доме при церкви. Хозяйство викария ведет миссис Томпсон.

Доктор Баттерс, всеми любимый врач, живет в Хоксхеде и пользует всех обитателей в округе.

Лоренс Рэнсом — владелец антикварной лавки в Эмблсайде.

Лу и Софи Армит*, подруги Беатрикс, живут в усадьбе Райдал-коттедж рядом с Эмблсайдом. Со временем Беатрикс передаст свои ботанические рисунки и книги своего отца в дар библиотеке, основанной сестрами Армит в Эмблсайде.

Уильям (Уилли) Хилис* — местный стряпчий, его контора находится в Хоксхеде.

Галилео Ньютон, д-р философии, — рыжий филин, живущий в Кукушкином лесу. Галилео Ньютон изучает небесную механику и обычаи мелких покрытых мехом зверюшек, а также считает своим долгом знать обо всех событиях в Сорее и его окрестностях.

Ридли Длиннохвост — почтенный сельский крыс, попавший в сети Ловкача Роджера и Братана Джека, двух злокозненных представителей крысиного племени, приехавших в Сорей из Лондона и пытающихся выманить у Ридли деньги.

1 Кончина мисс Толливер

Ближний Сорей. Октябрь 1905 года

Мисс Абигайл Толливер покинула этот мир восхитительным октябрьским утром — в подобные деньки, когда все вокруг сверкает и искрится, душа так и хочет излить себя в песне, а легкий ветерок слегка морщит синеву английских озер и гонит многоцветье подсвеченных солнцем облаков по синеве английского же неба. Благие начинания — вот что обещают нам там такие дни, исполненные совершенства; но они же предвещают и конец, ибо листья уже срываются с деревьев и, медленно кружа, плывут к земле.

В одиннадцать часов Димити Вудкок отправилась в Дом-Наковальню, чтобы потолковать с мисс Толливер о школьном фонде для ремонта крыши, и тут-то обнаружила, что стряслось. Она постучалась в заднюю дверь, что выходит в сад, но никто не ответил на стук, а поскольку дверца эта никогда не запиралась, Димити возвысила голос, призывая хозяйку, и вошла в дом, полагая найти ее на кухне. И нашла — скрюченной в зачехленном кресле, в гостиной, где накануне Димити председательствовала на торжественном чаепитии с пирожными, устроенном в деревне в честь шестьдесят пятого дня рождения мисс Толливер.

— Боже мой! — Димити коснулась холодной руки мисс Толливер, и сердце ее учащенно забилось. — Милая мисс Толливер!

— Она умерла этой ночью, — сообщила Табиса Дергунья и вздохнула, глубоко и печально. — Я все время здесь, ни на минуту не отлучалась.

Димити опустила взгляд на старую черно-рыже-белую кошку, давно жившую в доме мисс Толливер.

— Бедная, бедная киска, — сказала она и наклонилась, чтобы погладить ее шкурку. — Вы ведь были неразлучны столько лет! Ты будешь тосковать без нее. — Димити выпрямилась. — Табиса, ты, верно, голодна, пойдем-ка со мной, я тебя покормлю.

— Большое спасибо, но я останусь здесь, с мисс Толливер, — ответила Табиса, пряча передние лапы под пушистой грудкой. — Ночью я перекусила мышью, но если вы будете столь любезны, что принесете мне блюдце молока с размоченным в нем кусочком хлеба, это будет весьма кстати.

Димити задумчиво смотрела на кошку, размышляя о том, что животные, пожалуй, чувствуют смерть не менее остро, чем люди.

— Пожалуй, тебе все-таки лучше остаться со своей хозяйкой. Вот что, милочка, когда вернусь, прихвачу-ка я тебе блюдце с хлебом и молоком.

На том Димити поспешила домой, к Береговой Башне, за своим братом капитаном Майлсом Вудкоком, мировым судьей округа Сорей, — его всегда вызывали, если кто-нибудь умирал: капитан Вудкок точно знал, что следует делать в таких случаях.

Известие о нежданной смерти мисс Толливер мгновенно распространилось по Ближнему Сорею. Агнес Льюэллин, что жила на ферме Зеленые Ворота, рядом с Рыночной улицей, столкнулась с Димити, когда та выходила из Дома-Наковальни, и узнала от нее о случившемся несчастье. Она поспешила домой, чтобы захватить траурный венок из черного крепа, который несколько месяцев назад повесила на двери дома своей покойной матушки. Кто-то может сказать, что не к добру использовать один и тот же венок дважды, но Агнес, женщина практичная, не видела смысла в том, чтобы дать зазря пропасть вполне пригодному куску крепа, а коли мисс Толливер уже померла, то какое же еще несчастье от такой экономии могло воспоследовать?

Бетти Лич как раз собирала последние, уже тронутые морозцем кабачки на огороде в Бакл-Йит, когда услыхала печальную весть от Мэри, дочери Агнес Льюэллин. Она тут же отставила свою корзину, велела десятилетней Рут — та не пошла в школу из-за сильной простуды — приглядывать за малышней, а сама отправилась помогать Агнес приладить венок. Сделав дело, она поспешила на задний двор Дома-Наковальни, где мисс Толливер держала два улья, чтобы сообщить пчелам о кончине их хозяйки. Говорить с пчелами следовало вежливо, осторожно, со всем уважением к их чувствам, дабы те не занедужили и не умерли от сострадания к покойной или не обиделись на вестника и не улетели прочь в поисках нового пристанища. Завершив и эту миссию, Бетти принялась обходить все дома на Рыночной улице, а старшую свою дочь Рейчел послала сообщить о случившемся обитателям Грейтуэйт-Лейн.

Виола Краббе, живущая в Замке на холме, узнала о смерти мисс Толливер от мальчишки-разносчика, присланного пекарем из Хоксхеда, когда тот принес ее обычный еженедельный заказ — два каравая, полдюжины глазированных булочек с изюмом и три булочки с тмином, по одной каждой из трех мисс Краббе. Парнишка шел по Рыночной улице, остановился у Дома-Наковальни, чтобы отдать заказ хозяйке, но на его стук вышла Димити Вудкок, которая ему все и рассказала. Виола Краббе немедленно отправилась к своей сестре Пэнси и застала ее в гостиной за роялем, в свободном домашнем платье багряного цвета — очевидном свидетельстве ее художественной натуры.

— Боже мой! — воскликнула Пэнси, закидывая за плечо конец пурпурного шелкового шарфа с бахромой. — Кто же теперь исполнит партию сопрано в «Да возрадуемся»?

Пэнси возглавляла Общество любителей хорового пения Сорея.

— Решительно не могу себе представить, — сказала Виола голосом, визгливым и гнусавым в одно и то же время. — Может быть, Матильда Крук, хотя ее верхнее соль самым отвратительным образом напоминает соль-бемоль. Абигайл с легкостью брала эту ноту, нам будет ее не хватать. — Виола извлекла платок и коснулась им глаз. — Да, да, нам всем будет очень ее не хватать.

Голос Виолы дрогнул. Она занималась художественной декламацией и приобрела навык весьма убедительно выражать печаль и страдание.

— Как странно, что Мертл ничего не сказала о болезни мисс Толливер, — сказала Пэнси. (Мертл, третья мисс Краббе, их старшая сестра, была учительницей и директрисой сорейской школы.) — Разве вчера вечером она не разговаривала с Абигайл?

— Действительно странно, — подтвердила Виола, возвращая платок на место. — Пойду-ка посмотрю, что у меня есть черного. Понадобится для похорон.

Не прошло и получаса, как Джозеф Скид, пономарь церкви Св. Петра, мерными ударами колокола возвестил о несчастье: шесть ударов — пауза — еще шесть ударов. Так прихожане узнавали, что скончалась именно женщина. (Будь покойник мужчиной, Джозеф бил бы девять раз подряд, а три удара означали смерть ребенка.) В деревушках-близнецах Ближнем и Дальнем Сорее и в прочих селениях по берегам озера Уиндермир мужчины прерывали работу, чтобы подсчитать удары колокола и задуматься: кто бы это мог быть? Во всех домах, на всех огородах в пределах слышимости женщины прекращали помешивать суп на плите или собирать последние стручки фасоли и прислушивались, и считали, и легкая дрожь охватывала их, а колокол звенел и звенел: шесть ударов — пауза — шесть ударов — пауза…

— Какая жалость. Бедная, бедная мисс Толливер, — сказала Маргарет Нэш, учительница подготовительного класса сорейской школы, обращаясь к Мертл Краббе, директрисе и учительнице первого класса. Они стояли на пороге школы, наблюдая, как их шустрые подопечные наперегонки бегут через двор к столовой. — Кончается целая эпоха. — Маргарет покачала головой в глубокой задумчивости. — Такая потеря для всех нас. Каково нам будет без нее?

Мисс Краббе, которая с недавнего времени стала нервничать по разным поводам, вытянула свою и без того длинную верхнюю губу.

— Да, жаль, очень жаль. И так внезапно. Я все ж таки надеюсь, что она успела позаботиться о починке крыши. Вчера на мой стол просто-напросто текло, пришлось ведро подставлять. — Она повысила голос: — Гарольд, прекрати толкать Джереми! Веди себя как полагается!

Маргарет обратила на свою начальницу испуганный взор.

— Но мисс Краббе! Ведь Комитет фонда для ремонта крыши еще только-только приступил к работе. Вряд ли они успели собрать деньги.

— Насколько я понимаю, мисс Нэш, соответствующее ходатайство было заявлено, — произнесла мисс Краббе с упреком.

Маргарет знала, что спорить не имеет смысла. На память мисс Краббе уже давно нельзя было полагаться, но директриса была слишком горделива, чтобы признать наличие проблемы, а потому любая попытка поправить ее могла лишь вызвать раздражение. Неделю назад она не положила на место классный журнал, и пришлось перевернуть всю школу вверх дном, пока злосчастный журнал не был обнаружен под стопкой нотных листов в шкафу для хранения географических карт. А до того счастливого момента вина была возложена на Берту Стаббс, производившую ежедневную уборку. В школе властвовал дух вражды и недоброжелательства.

— Вы, кажется, упоминали, что собирались встретиться с мисс Толливер вчера вечером, после ужина, — сказала Маргарита, осторожно возвращая разговор к прежней теме. — Она не показалась вам больной?

— Мы не встречались, — сухо ответила мисс Краббе. — Было слишком поздно, и у меня оказалось много дел.

— Увы, — Маргарет вздохнула. — Нам всем будет ее так не хватать!

* * *

Это мнение Маргарет Нэш разделяли буквально все. На почте в Зеленой Калитке царили печаль и смятение.

— Просто не верится, — горевала Люси Скид, пухленькая почтальонша с ангельским личиком. — Да ведь и не такая уж старая она была, мисс Толливер, и больной-то ее не видели. И кто ж теперь за нее будет в Союзе матерей?

Матильда Крук, заглянувшая на почту за маркой для письма в Брайтон, своей сестре, ответила почтальонше с тяжелым вздохом:

— А майский праздник? Ведь она-то, мисс Толливер, почитай тридцать пять лет там всем заправляла. — И добавила решительно: — Если кому взбредет на ум меня об этом просить, сразу скажу — ни в кои веки. Там и вдвоем не управиться, а у меня в Зеленой Красавице полно гостей, с ними хлопот невпроворот.

— Как всегда преувеличивает! — негромко заметил Плут, маленький терьер с жесткой светло-коричневой шерсткой. Он обращался к Пышке, миловидной полосатой кошечке с серым мехом и красным ошейником. Плут питал страсть к деталям и не терпел неточностей. — Гостей всего-навсего двое, а две комнаты пустуют.

— Ох, Плут, не время придираться к словам, — строго ответила Пышка и передернулась, так что крошечный золотистый колокольчик на ошейнике звякнул. Кое-кто из кошек не любит, когда хозяева (в данном случае — Берта Стаббс) вешают им на шею колокольчики, но Пышка не из их числа. Она, напротив, полагала, что этот источник мелодичного звука придает ей вес в обществе. — Главная проблема заключается совсем в другом — что после смерти мисс Толливер станется с Табисой Дергуньей?

Следом за Матильдой заговорила Ханна Брейтуэйт, супруга местного констебля. И голос ее был печален:

— А уж как добра и щедра была мисс Толливер. Прошлым Рождеством моей Салли дала пару башмаков, а Джеку — вязаную шапчонку. — И добавила: — Уж викарий-то небось дал телеграмму ее племяшу в Кендал?

— Этому-то? — Матильда презрительно фыркнула. — Да он ни разу к ней не приехал, ни одного письма не прислал. А все же дом к нему отойдет, другой-то родни нет. — И Матильда принялась отчитывать собаку, вздумавшую зайти следом за ней. — У тебя все лапы в грязи, Плут. Жди на улице, да не вздумай удрать!

— Да будет тебе, Плут, — Пышка увидела, что пес повесил нос, и решила его подбодрить. — Выйдем вместе, нам все равно надо поговорить.

— Родня не родня, а в Манчестере живет одна женщина, — сказала Люси Скид. — Сара Барвик ее звать. Так та дважды в год пишет, а на Рождество и в день рождения мисс Толливер подарки кой-какие присылает. Да вот позавчера, к примеру, кексы прислала, домашние. Надо думать — с миндалем.

Люси, которая всегда и всюду совала свой нос, уж точно знала по именам родню любого жителя деревни, да как часто кому пишут — ведь все письма, все открытки и посылки проходили через ее руки. Кое-кому это пришлось не по душе, но тут уж ничего не поделаешь: скорее солнце откажется от привычки заглядывать в окна, чем Люси забудет, кто кому и когда написал.

Тем временем Пышка и Плут уже немного отошли от почты.

— Думаю, нам следует навестить Табису, — сказала Пышка, на мгновение остановившись, чтобы по достоинству оценить аромат низенького кустика мяты. — Бедняжка осталась в Доме-Наковальне совсем одна. После смерти мисс Толливер ее и покормить некому. Мы просто обязаны помочь ей найти другое пристанище.

Пышка была отличным организатором и в сложной ситуации неизменно брала дело в свои лапы. Покажите ей бездомного котенка, и она найдет для него хозяина, прежде чем кто-нибудь из Большой Родни успеет сказать: «Никак кто-то избавился от лишнего кота».

— Что ж, — рассудительно заметил Плут, — в Зеленой Красавице нынче есть место. К тому же Круки держат корову, а стало быть, в молоке недостатка не будет. После смерти Клюковки мыши там совсем совесть потеряли, так что Табиса без работы не останется.

— Отличная мысль, — согласилась Пышка. — Я передам это Табисе.

Плут посмотрел через плечо, не вышла ли Матильда Крук из почты. Нет, не вышла.

— Я догоню тебя, Пышка. Хочу заглянуть в столярку — мистер Доулинг всегда оставляет мне кое-что из своего завтрака.

А в столярной мастерской Роджера Доулинга хозяин и его племянник Дэвид уже трудились над гробом для мисс Толливер. Владелец похоронного бюро и гробовщик в одном лице, Роджер гордился тем, что гроб у него всегда был готов к тому времени, когда члены семьи приходили обряжать покойника. В данном случае, поскольку ближайший родственник усопшей, ее племянник, жил в Кендале, эту обязанность предстояло выполнить женщинам деревни.

— Что-то теперь станется с Домом-Наковальней, — сказал дяде молодой Дэвид Доулинг, когда они прилаживали последнюю гладко оструганную доску из мореного дуба. — Домик-то хорош, — добавил он с ноткой зависти, — и сад при нем, и пчелы. Уж наверно кто-нибудь догадался рассказать им, что стряслось.

Роджер взял рубанок и принялся за окончательную отделку края гроба. Тонкая стружка золотистыми кольцами падала на усыпанный опилками пол.

— Дом, знамо дело, продадут, — проворчал Роджер. — Всей родни там один этот племяш из Кендала, мануфактурой торгует, у него там лавка, да не одна, за ними пригляд нужен. Не захочет он с этим домом маяться. Продаст за что дадут, да и дело с концом. — Он взглянул на песика, только-только вошедшего в открытую дверь. — Привет, Плут. Небось за костью своей пришел?

Роджер заглянул в ведерко, где лежали остатки его завтрака, вытащил небольшую кость от окорока и кинул собаке. Плут ловко поймал ее зубами.

— Весьма признателен, — пробормотал он, не выпуская кости.

— Пустяки. — Роджер усмехнулся, глядя, как Плут повернулся и выбежал на улицу. — Чудно, до чего этот пес старины Джорджа на человека смахивает. Иной раз больше, чем сам старина Джордж.

А Дэвид все размышлял о доме:

— Да, жаль будет, коли дом уйдет кому-то со стороны, чужаку то есть.

В голосе его звучала неприязнь, поскольку сам Дэвид прекрасно знал, что ему такая покупка не по карману. Но чувства Дэвида можно было легко понять: мисс Толливер владела Домом-Наковальней с незапамятных времен, когда Сорей только-только появился, и жителям деревни, уж правы они или нет, казалось, что и они в какой-то мере владельцы этой усадьбы. А чужаков никто из них особо не жаловал, тем более в самой деревне. Дома были небольшими, стояли довольно тесно, будто все принадлежали одной семье, что в некотором смысле соответствовало действительности: ведь обитатели Сорея, за редким исключением, считали свою деревню одной большой семьей, и это тоже было недалеко от истины. Пришельцев же со стороны здесь не привечали.

В кузне Джорджа Крука, по соседству со столярной мастерской, хозяин Плута делился сходными переживаниями со своим помощником Чарли Хочкисом. В данный момент они подковывали Красавчика, могучего тяжеловоза, принадлежавшего Тобиасу Льюэллину, владельцу фермы Зеленые Ворота.

— Уйдет дом к кому-нибудь из городских, как пить дать, — изрекал Джордж мрачные предсказания, засовывая подкову в кузнечный горн, где она раскалилась и налилась вишневым цветом, который вскоре превратился в ярко-оранжевый. — Навроде той одинокой дамочки, писательницы, что купила Ферму-На-Холме — увела ее из-под самого носа Сайласа Тедкасла. Уж как он переживал, Сайлас-то, как переживал, да оно и понятно.

Чарли покивал в ответ.

— Да, ферма что надо, — сказал он задумчиво. — Уж Сайлас сделал бы из нее игрушку, право слово.

— А уж что с ней эта дамочка сделает, одному Богу известно, — продолжал Джордж. — Она ж из Лондона и в животных не кумекает, это мне Дженнингс сказал. — Джон Дженнингс арендовал Ферму-На-Холме и жил там в небольшом доме с женой Бекки и двумя детьми. — Если ты вставляешь в книжку кроликов в штанах и всякое такое, то какой из тебя фермер, скажи на милость.

— Это ты верно сказал, — согласился Чарли. Он поднял левое заднее копыто Красавчика, зажал его между колен и принялся вытаскивать гвозди щипцами. — Стыд берет, когда видишь, как эти городские скупают дома и фермы. Им-то что — приехал да уехал, а до земли, до деревни им и дела нет.

Будучи активным членом Общества защиты Озерного края, мисс Толливер энергично противилась строительству на побережье летних домов и вилл, которые росли как грибы, и нашествию сотен гуляк, так и норовивших закусить на обочине дороги и побросать в кювет жирные пакеты из-под рыбы и жареной картошки.

— А еще позорней, когда добрую ферму покупают богатые дамочки, которые в фермерском деле ни уха ни рыла, да и в торговле землей тоже, — заметил Джордж, вытаскивая раскаленную подкову и примеривая ее к мощному копыту Красавчика. — Ты слышал, сколько она отдала за ферму? Да без малого три тысячи фунтов, а там всего-то тридцать четыре акра. Старина Джепсон взял с нее двойную цену против той, что сам заплатил торговцу лесом всего-то за пару месяцев до того. Обдурил он дамочку, ясное дело. — Джордж презрительно улыбнулся. Обстучав подкову на наковальне, вогнав в размер, он сунул ее в бадейку с водой и с удовлетворением прислушался к шипению, будто издавала его сама дамочка-писательница.

— В том-то и беда этих богачей, — отозвался Чарли. Он принял в мозолистую ладонь дымящуюся подкову и набил рот гвоздями из кармана кожаного фартука. — Денег у них куры не клюют. С Тедкасла-то Джепсон получил бы куда меньше, не встрянь в это дело богатенькая дамочка да не задери она цену. Правда, дом-то хорош, ничего не скажешь, — признал Чарли. — Я бы и сам не отказался пожить в таком.

Он стал прибивать подкову, а Красавчик тем временем безмятежно жевал добавку овса к своему обычному рациону.

— Маслобойню-то пора бы подлатать, — заметил Джордж, не забывая накачивать мехи одной ногой. — И куда теперь съедут Дженнингсы, хотел бы я знать. — Он нахмурился, помолчал. — Уж не на этой ли неделе собиралась она приехать, дамочка эта, и вроде как остановиться у мисс Толливер?

— Похоже, так оно и есть, Джордж, — сказал Чарли. — Да только где она теперь поселится, когда мисс Толливер померла?

Тот же вопрос прозвучал и на улице, за дверями кузни. Миссис Грейс Литкоу, вдова бывшего викария, только-только вышла из Розового Дома с корзинкой в руках и направлялась в соседнюю лавку, чтобы купить немного сыра и соленого печенья, как повстречала Матильду Круг и милашку Ханну Брейтуэйт, которых сопровождали Пышка, серая упитанная кошечка, живущая в доме Берты Стаббс, и Плут, пес Джорджа Крука, с костью в зубах.

— Ах, миссис Литкоу, — задыхаясь от волнения, заговорила Ханна Брейтуэйт, — какой ужас, бедная, бедная мисс Толливер! Подумать только, ведь она была такой крепкой, никогда не хворала. Как же нам всем будет ее не хватать!

— Весьма, весьма прискорбно, — согласилась Грейс. Она помрачнела, а затем высказалась по поводу обстоятельства, которое беспокоило ее с того самого момента, как печальная новость достигла ее ушей. — Если я не ошибаюсь, у мисс Толливер предполагала остановиться на пару недель мисс Поттер. Она должна приехать со дня на день.

— Так оно и есть! — воскликнула Пышка, обращаясь к Плуту. — Совсем из головы вон, но Табиса и в самом деле говорила, что они с мисс Толливер ждут гостью. Эта мисс Поттер, похоже, особа весьма эксцентричная: у нее домашний еж. — Пышка презрительно сморщила нос. — Подумать только, держать в доме глупого ежа, вместо того чтобы делить общество с умной, утонченной и весьма полезной кошкой!

— Святая правда, миссис Литкоу, — заговорила Матильда. — Мисс Толливер так и сказала мне, вчера это было, я как раз раздавала ее деньрожденный торт. — Матильда возвела глаза к небу и благочестиво добавила: — Смерть средь житейских хлопот. И неведомо, когда она к тебе заявится. Лучше всегда быть готовой, право дело.

— А кто эта мисс Поттер? — поинтересовалась Ханна Брейтуэйт.

В ответе Матильды звучали нотки пренебрежения:

— Безмужняя дамочка, писательница, она купила Ферму-На-Холме.

— Купила Ферму-На-Холме? — Пышка взволнованно покрутила хвостом. — Табиса ничего об этом не говорила!

Пышка, почитавшая своим непременным долгом знать обо всем, происшедшем в деревне, была глубоко уязвлена тем, что кто-то, а тем паче Табиса Дергунья, не счел нужным поделиться с ней столь интересными сведениями.

Тем временем Плут улегся посреди улицы, разместил кость между лапами и принялся сосредоточенно ее облизывать.

— Похоже, Табиса хотела сохранить это в тайне, — заметил он. — Видимо, она вовсе не считает себя обязанной рассказывать тебе обо всем.

Пышка издала недовольное ворчанье — звук зародился где-то глубоко в ее глотке.

— Я всего лишь хочу быть в курсе событий, не более того. Нельзя же пускать все на самотек.

— Да, да, теперь вспомнила, — сказала Ханна. — Это ж та самая мисс Поттер, что прислала книги, когда началась ангина и школу закрыли. Нашей Салли достался «Кролик Бенджамин», так она сразу смогла прочитать, все-все до последнего слова. Ей еще понравилось, как кот мистера Мак-Грегора сидел на корзине, а под ним — два кролика.

Услышав подобное, Пышка мгновенно позабыла о своем споре с Плутом.

— Кот на корзине с кроликами? — Пышка издала довольный смешок. — Неглупо, неглупо. Не исключаю, что эта самая Поттер — вполне приличная особа с разумным взглядом на вещи.

Матильда нахмурилась и легонько толкнула кошку ногой.

— Беги домой, Пышка. Нам тут твой вой ни к чему.

Тем временем Ханна продолжала:

— Но мистер Брейтуэйт говорит, что она, мисс Поттер то есть, ферму-то и в глаза не видела. Ему невдомек, на кой она ей, ферма эта, да еще за такие деньжищи. — И добавила с благоговейным ужасом: — Без малого три тыщи фунтов, так он сказал.

— Да нет, видела она эту ферму, — авторитетно возразила Матильда. — Мисс Поттер, и матушка ее, и батюшка, они в Озерной Поляне жили, отдыхали значит. Ты тогда еще не вышла за Брейтуэйта, и не было тебя тут. — Озерной Поляной назывался большой красивый дом близ деревни с обширным садом над озером Эстуэйт-Уотер. Владельцы усадьбы, семейство Белтонов, сдавали ее на лето отдыхающим. — Мисс Поттер прямо без ума была от деревни, всюду ходила, что ни увидит — все рисует. Не поверите, только она как-то целое утро простояла перед дверью почты, рисовала ее, дверь эту, а еще два утра рисовала шпицев Миранды Роллинс. А как-то я видела ее на Моховом озере — она вокруг бродила, поганки собирала ядовитые.

— Поганки! — У Ханны сделались круглые глаза. — Это еще зачем? — Она понизила голос до шепота. — Может, она ведьма, как старуха Долли?

— Ведьма? Это уже любопытно, — заметила Пышка, насторожив ушки. Кошки питают отнюдь не поверхностный интерес к оккультизму и на протяжении многих веков охотно сопровождают тех из Большой Родни, которых молва считает ведьмами и колдунами. Пышку давно уже посещали мысли, что познакомиться с какой-нибудь ведьмой было бы весьма и весьма интересно.

— Не болтайте ерунды, Ханна, — резко сказала Грейс. Ханна была женщиной впечатлительной, склонной к преувеличениям да к тому же болтливой. Не останови ее, так по всему Сорею разнесется весть, что мисс Поттер — ведьма, и о ней станут говорить с той же опаской, что о старухе Долли.

— Спрашиваешь, зачем она поганки собирала? — повторила Матильда вопрос Ханны. — Она-то сказала, что рисует картинки, но я что-то ни разу в ее книжках поганку не видела. А уж в «Кролике Питере» так точно, — добавила Матильда. — Эту-то я читала.

— Мисс Поттер изучает грибы, — строго сказала Грейс. — Я ее встречала несколько лет назад, и она проявляла к ним большой интерес, и еще к различным окаменелостям. Она не только писательница, но еще и натуралист.

— Натуралист, говорите? — Матильда пренебрежительно фыркнула. — А я вам скажу, этот ее кролик Питер не шибко-то натуральный. В синей-то курточке да в тапочках. Не приходилось мне видеть кроликов в куртках да тапочках, провалиться мне на этом месте.

Ханна все еще недоуменно качала головой.

— Ну и ну, такая дама — и покупает не что-нибудь, а ферму! Ума не приложу, зачем бы ей это.

— Вот и я в толк не возьму, — Матильда негодующе фыркнула. — Бекки Дженнингс, бедняжка, извелась вся, все переживает, куда им теперь податься, когда новая хозяйка объявится, а ведь на сносях она нынче.

— Да я уверена, что мисс Поттер вовсе не захочет, чтобы Дженнингсы съезжали, — сказала Грейс. Новый поворот беседы ей явно не нравился.

Ханна даже разинула рот от удивления:

— Ясное дело, не станет она гнать Дженнингсов. Не захочет же она сама землю пахать да коров доить.

— Надо думать, не станет, — охотно согласилась Матильда. — Крук всегда говорил, не для дамочек это дело, на ферме ломаться, и тут он в самую точку попал.

— Вот и я того же мнения, — заметил Плут, бросив лукавый взгляд на Пышку. — Кухня — вот место для женщины, так уж Бог распорядился.

— Твоего умишка только и хватает, чтобы такое ляпнуть, — надменно отозвалась Пышка и облизала лапку. — Если хочешь знать, женщина может управиться с фермой не хуже любого мужчины.

— Боюсь, это дело вот-вот станет неотложным, — Грейс заговорила быстрее, желая прекратить обсуждение планов мисс Поттер. — Поскольку мисс Толливер скончалась, мисс Поттер, со всей очевидностью, не остановится в Доме-Наковальне. И в «Гербе береговой башни» она не сможет поселиться — у Барроу дети подхватили ветрянку, оба. Скажите-ка мне, Матильда, а у вас в Зеленой Красавице для нее найдется место? Насколько мне известно, Бен Драйсдейл съехал в Эмблсайд и его комната пустует.

— Думаю, место найдется, — отозвалась Матильда, старательно показывая, как трудно ей дается такое решение, — хотя Круку это ох как не понравится. Очень он зол на нее — ведь она эту усадьбу перехватила у работящего фермера, а тот бы не дал земле пропасть.

— Может, вам стоит потолковать об этом с Джорджем, — сказала Грейс примирительно. Зная Круков много лет, она и сама давно научилась укрощать буйный нрав Джорджа. — Я не сомневаюсь, что неделю-другую он сможет держаться в рамках приличий.

— Но коли мисс Поттер не станет землей-то заниматься, — снова завелась Ханна, — на кой ей такая усадьба? Не дура ж она, право дело.

Грейс с улыбкой уклонилась от ответа, но Матильда уцепилась за тему.

— Вот и я в толк не возьму, чего ей там надо. — Она прищурилась и решительно закончила: — Но я-то эти тайны терпеть не могу, я-то до правды докопаюсь.

— Вот и славно, — одобрила Ханна. — Как докопаешься, так мне расскажешь.

И в ту же минуту, подумала Грейс, об этом узнает вся деревня.

2 Мисс Поттер приезжает в Сорей

Хоронили мисс Толливер в пятницу. По местным правилам каждого, кто пришел на похороны, угощали арвалом — традиционным поминальным хлебом, сыром и пивом. А в следующий понедельник Димити Вудкок переправилась на пароме через озеро в Уиндермир, чтобы провести денек со своей престарелой няней, которая уединенно жила там в небольшом доме. Возвращалась она ближе к вечеру. Ее шарабан подкатил к пристани в Боунесе как раз следом за экипажем, что привез пассажиров с железнодорожной станции. Паром в это время находился на противоположной стороне, поэтому всем пришлось ждать. Димити выбралась из шарабана и направилась к берегу.

День клонился к закату, погода стояла безоблачная, и озеро Уиндермир, самое большое во всей Англии, являло собой изумительное зрелище. Свежий южный ветер морщил голубую гладь, деревья на западном берегу уже оделись роскошным золотом и пурпуром поздней осени. Димити нежилась под еще яркими лучами солнца, слушала крики чаек, а ветерок играл ее волосами — и вдруг дерзко сорвал с головы шляпу.

— Ух ты! — воскликнула Димити, тщетно пытаясь ухватить беглянку.

— Держу! — услышала она торжествующий голос женщины, стоявшей на берегу чуть поодаль. Шляпа была у нее в руках. — Как я ее изловила!

— Очень вам признательна, — сказала Димити, направляясь к ней, чтобы взять свое сокровище. — Увы, я не завязала ленты. — Она решительно нахлобучила шляпу на голову. Внимательно вглядевшись в спасительницу своего имущества, Димити ее узнала. — О, это вы, мисс Поттер! — воскликнула она, протягивая к ней руки. — Как я рада вновь вас видеть!

Женщина смущенно улыбнулась, неуверенно коснулась руки Димити и тут же отпустила ее. Среднего роста, лет под сорок, она была одета весьма просто, явно чураясь моды: серая саржевая юбка, черный жакет, черные же перчатки и серая шляпка с узкими полями, украшенная незамысловатой черной лентой и букетиком искусственных цветов из той же ленты. В ней чувствовалась какая-то прелесть, обычно свойственная юности, но ее каштановые волосы были стянуты назад без всякого намека на продуманную прическу, открывая круглое розовощекое лицо женщины, совершенно равнодушной к своей внешности. Довольно заметный нос, твердый подбородок, решительно сдвинутые брови и, наконец, острые и яркие голубые глаза, которые выдавали ум и проницательность. Однако в описываемый момент она была, по всей видимости, утомлена, и взор ее подернулся печалью, как у человека, переживающего потерю, тяжесть которой трудно выразить словами.

— Я знала, что вы сегодня приезжаете, — сказала Димити. И добавила после нерешительной паузы: — Наша встреча так неожиданна, но все же, коль мы уже встретились, хочу спросить: дошло ли до вас печальное известие?

— Печальное известие? — удивленно спросила мисс Поттер. Голос у нее был весьма приятным и довольно высоким.

— Увы, увы, мисс Толливер скончалась.

— Скончалась! — Мисс Поттер была потрясена. — Какая неожиданность! Не далее как две недели назад она мне писала, что ждет меня. И ни слова о какой-нибудь болезни.

Димити покачала головой.

— Она и не болела вовсе. Доктор Баттерс говорит, что у нее просто-напросто остановилось сердце. Бедняжку похоронили в пятницу на кладбище у церкви Св. Петра.

На глаза мисс Поттер навернулись слезы, и она отвернулась, кусая губы.

— Боже, Боже мой, — шептала она.

— Дорогая мисс Поттер! — сказала Димити, машинально протягивая вперед ладонь. — Не убивайтесь вы так. Она отошла быстро и без мучений, слава Богу, так сказал доктор Баттерс.

— Хоть какое-то утешение. — Мисс Поттер глубоко вздохнула и с некоторым усилием расправила плечи. — Такой скорый конец стоит благодарности. Спасибо, что сказали мне, мисс Вудкок. Похоже, мне придется искать другое место, где бы я смогла остановиться. Я предполагала пробыть в Сорее недели две, может быть, чуть дольше… Дом-Наковальня, полагаю, теперь отпадает.

— Боюсь, вы правы, — согласилась Димити и тут же продолжила: — Но у Круков сдается комната в Зеленой Красавице. Очень милая, выходит окнами в сад, довольно просторная — и никакого беспокойства. Круки с нетерпением вас ждут.

Не совсем так, сокрушалась про себя Димити, думая о том, как Джордж Крук отнесся к приобретению мисс Поттер Фермы-На-Холме. Впрочем, Джордж и мисс Поттер будут встречаться только за столом, а Грейс Литкоу заверила Димити, что Джордж не даст воли своему языку. Уж на две-то недели они как-нибудь поладят.

— Что ж, — мисс Поттер заставила себя улыбнуться, — значит, все улажено. Я очень признательна тем, кто об этом позаботился.

— Это Грейс Литкоу устроила, — сказала Димити. — Она предложила…

Пронзительный свисток прервал ее на полуслове, и паром, открытая посудина с деревянным корпусом, нагруженная лошадьми, повозками и полудюжиной пассажиров, уткнулась в пристань, изрыгая черный вонючий дым.

— Увидимся в Сорее, — закончила она, стараясь перекрыть шум, и пошла к своему шарабану.

Мисс Поттер также вернулась к своей карете, где в багажном отделении, наряду с ее дорожным сундуком, чемоданом и большим ящиком с принадлежностями для рисования, были аккуратно уложены плетеная корзина миссис Тигги-Уинкль, коробка Джози и Мопси и клетка Мальчика-с-пальчик.

— Эти морские путешествия мне не по вкусу, — пискнул Мальчик-с-пальчик, серая мышь. Мальчик-с-пальчик недавно овдовел (его супруга, Ханка-Манка, минувшим июлем роковым образом упала с канделябра) и к переездам относился с опаской. — Ох, надо было остаться в Лондоне.

— Это всего лишь озеро, а не море, — презрительно отозвалась миссис Тигги-Уинкль, — к тому же довольно узкое. — Миссис Тигги-Уинкль, ежиха мисс Поттер, была искушенной путешественницей и на тех, кто не обладал ее опытом, смотрела сверху вниз.

«Путешествия весьма поучительны, — говаривала она. — Я рада, что мне не приходится коротать свой век в грязной норе, где по соседству не с кем перемолвиться словом, кроме пары невежественных кротов и придурковатой крысы. Или вы со мной не согласны?»

— Питаю надежду, что там, куда мы держим путь, будет приличный огород, — вступила в беседу крольчиха Джози, подергивая носом. — Доколе мне доедать салат, приправленный маслом с уксусом? Вожделею свежей зелени. Веточка петрушки, морковка-другая, тугой капустный лист!

Юность Джози прошла на воле. Мисс Поттер выручила ее из ловушки, в которую она угодила во время набега на огород, и в ней еще не угасла тоска по прежним денькам, когда она могла ходить где вздумается, хотя в то же время Джози была вынуждена признать, что зимой куда приятнее жить в доме — при условии, разумеется, что там нет недостатка в свежей зелени.

— Умоляю, не надо о еде! — простонала крольчиха Мопси. Она отодвинулась в угол клетки, которую делила с Джози, и прикрыла глаза. Мопси была капризна, страдала желудочными расстройствами и терпеть не могла переездов. Будь ее воля, она никогда не покидала бы дом номер два по Болтон-Гарденс в Южном Кенсингтоне, где жила с мисс Поттер.

Кому не покажется странным, что взрослая женщина путешествует в компании животных, особенно если принять во внимание отсутствие среди этих ее спутников привычных кошек или собак. Однако животные всегда занимали важное место в жизни — довольно одинокой жизни — мисс Поттер. Предоставленные заботам не слишком внимательных нянюшек и воспитательниц в огромном лондонском особняке, где они родились, Беатрикс с братом Бертрамом, пятью годами ее младше, утешали себя тем, что приносили немыслимое количество мышей, кроликов, змей, лягушек, птиц и насекомых в детскую комнату на верхнем этаже дома, куда родители заглядывали редко. Оба ребенка оказались заядлыми натуралистами, и все эти живые твари были не просто милыми сердцу друзьями, но и объектами научного интереса. Находя тельца мертвых животных, они вываривали их, отделяли плоть от костей и изучали скелеты.

Школьником Бертрам покинул дом, оставив своих питомцев. Что касается Беатрикс, то она занималась с домашними учителями в классной комнате на третьем этаже особняка, а животные — в шкурках, в перьях, в чешуе — заняли место и брата, и друзей, и одноклассников, которые у нее так и не появились. Конечно же, Беатрикс их рисовала, и когда родители проявляли беспокойство по поводу очередного приобретения дочери, она находила удобное объяснение: это модель для ее рисунков. Но правда заключалась в том, что Беатрикс их любила. Она любила даже тех, кого любить не принято, вроде Джуди (ящерицы) и Панча (зеленой лягушки); любила глубоко — такую любовь бесконечно одинокий человек питает к маленькому существу, которое, как кажется, отвечает взаимной преданностью, причем без каких-либо условий. Подобно множеству других одиноких людей Беатрикс нередко чувствовала, что подлинную любовь к ней испытывали только ее животные, — печальная истина, которая стала еще печальней за последние несколько месяцев.

Вновь оказавшись в карете, Беатрикс, к своему удовольствию, обнаружила, что второй пассажир, ее единственный спутник, дородный лысый господин в цветастом жилете, крепко спит. Карету втянули на паром, лошадей распрягли, и пока судно пересекало неширокое озеро, Беатрикс неотрывно смотрела в окно. Лысый господин поеживался и похрапывал, но продолжал спать.

Паром выглядел довольно хрупким средством переправы, и, оказываясь на нем в качестве пассажира, Беатрикс неизменно нервничала, особенно если дул южный ветер и через низкий борт этой посудины перехлестывали волны. Однако на сей раз и зыбь на озере, и густеющие сумерки остались ею не замеченными. В ее намерения отнюдь не входило показать мисс Вудкок, как сильно подействовало на нее столь неожиданное сообщение о кончине мисс Толливер, тем более что скорбела она в настоящий момент не из-за мисс Толливер. Хотя Беатрикс и была признательна за щедро предлагаемые ей кров и стол во время наездов в деревню, но саму даму, оказывающую мисс Поттер такую любезность, она едва знала.

Нет, истинным предметом ее скорби был Норман Уорн. Не прошло и двух месяцев с тех пор, как весть о его смерти настигла ее в Уэльсе, где мисс Поттер гостила у своего дяди. Нежный, мягкий Норман — она любила его с пылкой, но сдерживаемой страстью, которой только и могут гореть сердца, давным-давно разуверившиеся в возможности полюбить или завоевать любовь. Добрый, исполненный сострадания к людям Норман знал ее такой, какой она была на самом деле, и любил вопреки всем ее изъянам и порокам. А всего лишь через месяц после их помолвки (приведшей в отчаяние родителей невесты) он внезапно умер. И вот теперь все планы, все надежды Беатрикс на безмятежное будущее оказались погребенными на Хайгетском кладбище, в свежей могиле, под свежей еще землей — и так же свежа была рана в ее сердце.

Паром издал свисток, и Беатрикс решительно прогнала мысли о Нормане и той жизни с ним, что так и осталась мечтой. Ведь и сюда она приехала не проливать слезы, а продолжать жить, погружаясь в каждодневные дела и хлопоты, — именно таким видел их будущее Норман, и к этому же понуждал мисс Поттер ее нрав, жизнелюбивый и оптимистичный. Она вынула платок, промокнула глаза и высморкалась. В этот самый момент лысый господин пробудился, икнул и встряхнулся.

— Ч-что это? — спросил он. — Где это?

— Мы причаливаем, — внятно ответила Беатрикс. — Приплыли в Сорей.

Через мгновение лошадей снова впрягли в карету, и та, стуча колесами, выкатилась на берег. Сердце Беатрикс забилось сильнее — цель близка, вот-вот она окажется там, где надеялась начать новую жизнь, пусть не сейчас, но когда-нибудь.

Деревня Дальний Сорей стояла как раз над пристанью, на вершине Паромного холма, а в полумиле за ней располагалась Ферма-На-Холме и начинались дома Ближнего Сорея. Эти названия деревушек-близнецов казались перепутанными и всегда сбивали с толку тех, кто прибывал сюда, переправившись через озеро. С какой стати деревня зовется Дальний Сорей, если она на полмили ближе к озеру, к парому, к железнодорожной станции? А ту, другую, почему ее назвали Ближний Сорей, когда она на самом деле дальше, да и вообще не такая уж заметная?

Однако все становилось понятно, когда гость уяснял, что «ближний» и «дальний» означали расстояние, измеренное не от озера, а от старинного городка Хоксхед, где был рынок. Хоксхед находился в трех милях к западу и сотни лет слыл самым важным селением во всей округе, а Ближний Сорей (сорей — это англо-саксонское название тростника, что рос по берегам Эстуэйт-Уотер) потому и стал Ближним, что оказался на полмили ближе к Хоксхеду.

Под крики кучера, щелканье бича и скрип упряжи четверка лошадей тянула громыхающий экипаж вверх по извилистой дороге на Паромный холм и затем через Дальний Сорей. Слева по ходу кареты и на некотором отдалении Беатрикс разглядела церковь Св. Петра, стоявшую на зеленом холме, и кладбище, на котором упокоилась мисс Толливер. Мисс Поттер отвела взгляд, но не смогла совладать с охватившей ее печалью. Норман лежал в свежей могиле на Хайгетском кладбище под сенью высокой ели. Единственным человеком, с которым Беатрикс могла говорить о своем горе, была Милли, сестра Нормана; что до родителей, то они весьма энергично противились их союзу, по каковой причине лишь самые близкие родственники знали о том, что Беатрикс и Норман обручились.

Все случилось так внезапно — слишком внезапно, чтобы она могла это осознать. От несказанной радости до нестерпимой боли — за такой короткий, такой малый срок, за считанные дни: двадцать пятого июля Норман попросил ее руки, двадцать пятого августа он умер. А новые сведения о Ферме-На-Холме только добавили трудностей. Вскоре после того, как Норман сделал ей предложение, Беатрикс узнала, что эта ферма (еще в начале года купленная неким лесоторговцем из Хоксхеда) снова выставлена на продажу. Цена была по-прежнему непомерно высокой, однако на сей раз ей это оказалось под силу, поскольку площадь угодий сократилась со ста пятидесяти одного акра до тридцати четырех. Беатрикс дала телеграмму, уведомляя продавца о своем намерении приобрести ферму.

Ее родители, разумеется, первоначально возражали против такой покупки. В этом не было ничего удивительного, поскольку любые действия, позволяющие предположить, что дочь желает вести независимую жизнь, вызывали их недовольство, приводили в дурное расположение духа и нередко встречали с их стороны неприкрытую враждебность. Но Беатрикс удалось настоять на своем, и теперь она была рада этому. Ферма позволит ей освободиться от несбывшихся грез о счастливой жизни, от тяжелого нрава отца, от вечных придирок матери.

Кучер издал громкий крик, и карета резко остановилась перед «Гербом береговой башни», единственной гостиницей в Ближнем Сорее. Беатрикс вышла из экипажа, извлекла оттуда миссис Тигги и других и проследила, чтобы все их коробки и клетки были аккуратно уложены на деревянную телегу, которую прикатил Спагги Причард.

— Отвезите все это в Зеленую Красавицу, — сказала Беатрикс, когда Спагги присоединил к поклаже ее сундук, чемодан и ящик, и вручила старику шестипенсовик. — И предупредите, пожалуйста, миссис Крук, что я скоро приду.

— Осторожней! — скомандовала миссис Тигги-Уинкль. — Не толкай мою корзину. И что тут делает этот пес, отгони его!

Маленький светло-коричневый терьер приплясывал у телеги и весело лаял на неведомых зверюшек.

— Пес? — простонала Мопси. — Кто-то сказал «пес»?

— Пес? Пес? Горе нам! — заверещал Мальчик-с-пальчик. Весь путь на пароме он пролежал, забравшись с головой под кучу стружек на полу своей клетки. — Куда, Бога ради, мы попали? Что за дыра? Ох, не по мне эта сельская жизнь, ох, не по мне. Я мышь городская, уж можете мне поверить.

— Мы прибыли в деревню Сорей, малыш, живо отозвалась Джози. — А по поводу собаки нет причин для беспокойства, очень дружелюбный песик.

Позади кареты остановился шарабан, и из него вышла Димити Вудкок.

— Добро пожаловать в Сорей, мисс Поттер, — сказала она. — Могу я проводить вас до Зеленой Красавицы?

Беатрикс колебалась. Она вовсе не чуралась общества мисс Вудкок, ни в коей мере, но ей хотелось полюбоваться милым деревенским пейзажем в одиночестве, не отвлекаясь на вежливую беседу. В прежние времена она, боясь обидеть мисс Вудкок, скорее всего приняла бы это предложение. Но за несколько месяцев, миновавших с того дня, когда она согласилась стать женой Нормана, Беатрикс пережила тяжелую размолвку с родителями и научилась понимать, до чего приятно говорить людям то, что ты действительно хочешь сказать, а не то, что они хотят от тебя услышать.

— Благодарю вас, — ответила мисс Поттер, — но я не хочу причинять вам беспокойство. Скоро стемнеет, а у вас наверняка немало домашних хлопот.

Похоже, Димити Вудкок поняла ее правильно.

— Конечно, конечно, — сказала она дружеским тоном. — Но, прошу вас, загляните завтра в Береговую Башню на чашку чая. Поздние розы все еще великолепны, но первый же морозец с ними покончит.

— С радостью приду, — ответила Беатрикс. Ее характер не отличался общительностью, но она подумала, что мисс Вудкок ей понравится.

— Замечательно, — сказала Димити Вудкок и рассмеялась. — Ваше согласие может подвигнуть меня на какое-нибудь сумасбродство, скажем, я выполю весь крестовник по краям дорожки. А уж если я решусь на такой подвиг, то заодно приглашу несколько друзей, чтобы вы могли с ними познакомиться. Впрочем, обещаю, мы не будем вам сильно досаждать. Четыре часа для вас удобно?

— Да, да, конечно, — сказала Беатрикс. Ей пришлись по вкусу легкая манера общения и дружелюбие мисс Вудкок. Если не считать кузину Кэролайн Хаттон и сестру Нормана Милли, у нее не было друзей в общепринятом смысле этого слова. Возможно, ей будет приятно — позже, не сегодня, не в первый день — поболтать с этими людьми. К тому же Димити Вудкок, без сомнения, знает все о деревне и ее обитателях — ведь они с братом живут здесь с давних времен.

С этими мыслями Беатрикс пустилась в путь по деревенской дороге мимо усадьбы Бакл-Йит с чудным садом и огородом за забором из сланцевых пластин, поставленных вертикально. Смеркалось. Деревня выглядела точь-в-точь как мисс Поттер помнила ее по прежним своим визитам. Она смотрела на крытые сланцевой плиткой домики, приткнутые к нежно-зеленому склону холма, и пейзаж этот веял покоем, вселял чувство чего-то родного — ну как объяснить это другим, а в особенности ее родителям, которые делали вид, что находят ее решение совершенно необъяснимым. Они наведывались в Озерный край с не меньшим удовольствием, чем в любое другое место отдыха, но, изведав все местные развлечения, неизбежно заявляли, что в Сорее можно умереть со скуки. И хотя отец, пусть и неохотно, признавал, что приобретение фермы может стать неплохим вложением для растущих доходов Беатрикс, мать приходила в ужас от одной мысли, что ее дочь поселится вдали от Болтон-Гарденс.

В сущности, ничего особенного в этой деревушке не было. Свернув с главной дороги на Рыночную улицу, Беатрикс справа от себя увидела Луговой Дом, где помещалась деревенская лавка, и — через открытую дверь — Лидию Доулинг в расшитом переднике. Та сидела за чаем со своей племянницей Глэдис, которая обычно дважды в неделю приходила помочь по хозяйству. Неширокий проход отделял от Лугового Дома Дом-Наковальню, принадлежавший мисс Толливер, и там на крыльце сидела безутешная черно-рыжая кошка. Чуть выше по склону холма стояла ферма Зеленые Ворота, а сразу за ней — Береговая Башня. По соседству с лавкой стоял Розовый Дом, в котором после смерти викария Литкоу, приключившейся десять лет назад, обитала его вдова Грейс Литкоу; дальше располагалась кузница Джорджа Крука, а еще дальше — столярная мастерская Роджера Доулинга, мужа Лидии. Если пройти по узкой дорожке направо, то окажешься у дома под названием Зеленая Калитка (не путать с фермой Зеленые Ворота), где помещалась почта. Кругом не было ни души, только Спагги Причард в конце улицы, пыхтя, толкал свою тележку. Какой-либо лужайки или парка в деревне не было, а школа и церковь находились в десяти минутах ходьбы в Дальнем Сорее. Суммируя сказанное, можно смело утверждать, что ничем особенным Ближний Сорей не отличался, хотя и был по своему уютным и сохранил атмосферу селения чуть ли не восемнадцатого века.

Однако стоило Беатрикс повернуться и посмотреть на запад, на величественную цепь холмов Конистона, вздымающихся на фоне закатного бледно-лилового неба, подсвеченного золотом, как она с особой ясностью почувствовала, что же привело ее в эти места. Стоял октябрь, Кукушкин лес сиял богатством многокрасочного убора, как старинный восточный ковер, луга вдоль Эстуэйт-Уотер, все еще зеленые, были усеяны безмятежно пасущимися овцами и черно-белыми коровами. Тут же щипали траву белоснежные гуси. Когда лет десять назад она впервые приехала сюда с отцом и матерью, это место показалось ей почти идеальным, как и здешние люди, что жили по старинному укладу и в поте лица трудились на земле. Весь облик деревни как будто взывал к сокровенному и непобедимому чувству дома, родного очага, живущему в глубине ее сердца. Вот и сейчас она испытала то же чувство — и глубоко вздохнула, с радостью подумав, что наконец и она обрела свой дом.

Поднимаясь по Рыночной улице к Зеленой Красавице, Беатрикс подумала, что радость ее в значительной степени может объясняться и тем, что здесь ее никто не знает. Да, конечно, она приезжала сюда, и не раз, делала зарисовки домов и свела знакомство кое с кем из местных обитателей — но за исключением того, что она писала и иллюстрировала книги для детей, им почти ничего не было о ней известно. После всего пережитого — смерти Нормана, углубляющегося разлада с родителями — мысль начать все заново влекла ее все сильнее. Начать новую жизнь — вот что ей нужно, и еще место, где можно укрыться от матери и отца, от большого города, от крушения прежних планов, от несбывшихся грез. Пусть она утратила любовь, с которой были связаны прежние надежды, но осталась ее работа, у нее есть Ферма-На-Холме, есть Сорей. «Этого достаточно, — думала Беатрикс, не отрывая глаз от колдовского пейзажа, расстилавшегося вокруг. — С этим можно жить дальше».

Вскоре Беатрикс уже была в Зеленой Красавице. Комната на втором этаже, предоставленная ей хозяйкой, оказалась чистой и вполне удобной, а еще приятней ее новое пристанище делал красивый вид из окон на сад, куда еще до наступления полной темноты Беатрикс вывела на короткую прогулку миссис Тигги-Уинкль и обеих крольчих. Затем она распаковала свой сундук и чемодан, разместила коробки и корзинку со зверюшками на невысокой полке и с удовлетворением оглядела белоснежные занавеси, кровать, покрытую стеганым одеялом, старинный дубовый комод и слегка потускневшие эстампы с пейзажами, развешанные по стенам. Она предполагала остановиться у мисс Толливер в Доме-Наковальне, но Зеленая Красавица оказалась достойной заменой.

Совсем другое дело — семейство Круков. Матильда Крук, недалекая женщина средних лет с пронзительным взглядом и лицом, похожим на хорька, довольно беззастенчиво интересовалась планами Беатрикс. Что касается Джорджа Крука, то он, как выяснила Беатрикс, когда они все сидели в просторной удобной кухне за ужином, был к ней весьма не расположен, хотя она не могла понять, в чем тут причина. Он бросал на Беатрикс сердитые взгляды и недовольно бормотал что-то в черные усы. Чарльз Хочкис, помогавший мистеру Круку в кузнице, был так же нелюбезен, как его работодатель, а второй гость Зеленой Красавицы, Эдвард Хорсли, оказался куда приятнее — когда их представляли друг другу, он робко улыбнулся и обменялся с мисс Поттер рукопожатием.

На ужин миссис Крук подала тейти-пот — большую сковороду с запеченными в духовке бараниной, черным пудингом и картофелем, а к этому блюду — маринованную капусту, пюре из репы и свежий хлеб. Несмотря на усталость, Беатрикс ела с куда большим аппетитом, чем в Лондоне, где еда превращалась в тяжелое испытание, особенно в те минуты, когда мать была чем-то раздражена, а отец погружен в свои мысли. В этот вечер застольная беседа состояла в основном из различных предположений касательно завещания бедной мисс Толливер (каковое еще не было найдено). Кроме того, прозвучал рассказ о корове, сбежавшей с фермы Зеленые Ворота, и подверглось обсуждению известие, что паром завтра работать не будет из-за ремонта парового котла, а потому если кому надо попасть в Уиндермир, то ехать придется окружным путем через Эмблсайд. Мысль о том, что между ней и Лондоном лежит озеро, подействовала на Беатрикс успокоительно. Если родители потребуют ее возвращения, она сможет сослаться на неудобства, связанные с неисправностью парома.

Кроме того, миссис Крук удалось задать Беатрикс несколько вопросов — как неуклюже завуалированных, так и совершенно откровенных. Что навело ее на мысль купить Ферму-На-Холме? Что она собирается с ней делать? Предполагает ли она там жить? Что теперь будет с Дженнингсами? Останутся они на ферме или нет? Беатрикс не хотела показаться грубой, но и отвечать на эти вопросы у нее не было желания. Когда ужин наконец завершился, она была рада подняться к себе.

Оказавшись в своей комнате, Беатрикс первым делом принялась устраивать зверюшек на ночлег. Она погладила миссис Тигги-Уинкль, почесала за ухом крольчих и чмокнула Мальчика-с-пальчик в дрожащий носик.

— Знаю, знаю, не все вы любите путешествовать, — ласково шептала она, — но я так рада, что вы рядом. А ферма эта, Ферма-На-Холме, мне очень-очень нужна, и вот, когда она, можно сказать, уже почти моя, я могу ее потерять — как уже потеряла… — С минуту она молча гладила мышиное тельце. — Ты-то понимаешь меня, правда? Каково это, терять любимое существо.

— Это она о Нормане, — сказала миссис Тигги. Неизлечимый романтик, ежиха всегда говорила очень искренно: — Она очень тоскует по Норману.

— Трудно не согласиться, миссис Тигги. — Мопси лизнула переднюю лапу и пригладила серые усики. — Ужасная трагедия, и так быстро после помолвки.

Мальчик-с-пальчик засопел.

— Она никого уже не сможет полюбить. Вот и мне никто не заменит мою милую, мою нежную Ханку-Манку, мою мышку, женушку мою любимую!.. — И он зарыдал в голос.

— Не болтайте вздор! — воскликнула Джози и пристукнула задней лапой. — Да найдет она себе другого, и будет он ее любить не меньше, чем Норман. — Она повернулась к Мальчику-с-пальчик и ободряюще сморщила нос: — Это и к тебе относится, надо только подождать, уж ты мне поверь.

— Никогда! — с жаром воскликнул Мальчик-с-пальчик. — Никогда, ни в коем случае! Мое сердце принадлежит Ханке-Манке!

— Что за беседу вы ведете меж собой! — с улыбкой сказала Беатрикс. — День был трудным, пора вам спать. Завтра нас ждет множество приключений.

И снова перецеловав зверей, она села за — дочерний долг! — письмо родителям. Не то чтобы ей так уж этого хотелось, но Беатрикс прекрасно знала: не получи родители от нее известия о благополучном прибытии на место, они засыплют ее телеграммами. Покончив с неприятной работой, она достала тетрадь, в которой вела свой дневник, подкрутила повыше фитиль в лампе и начала писать.

Беатрикс вела дневник с четырнадцати лет. Была она очень замкнутым подростком, и чтобы ни брат, ни воспитательницы не смогли прочесть ею написанное, придумала свой собственный секретный шифр, нечто вроде цифровой стенографии, и писала очень мелко. Будучи уверенной, что никто не прочтет эту тайнопись, она всегда вела дневник с предельной откровенностью, не скрывая своих чувств и переживаний. В этот вечер она писала о том, сколь утомительным оказалась поездка, о прискорбной кончине мисс Толливер, о неловкости, которую она ощутила за ужином, — но и о своих надеждах на будущее и волнующих планах на следующий день.

Закончив писать, Беатрикс отложила перо, убрала тетрадь и приготовилась лечь в постель. Но, повременив со сном, раздвинула занавески: лунный свет лег на деревянный подоконник и плетеный половичок. А потом она еще долго не спала, наблюдая игру теней и размышляя.

Завтра она пройдет по угодьям Фермы-На-Холме, внимательно осмотрит хозяйственные постройки и животных и попробует представить себе будущее фермы. Она уже давно мечтала о собственном небольшом имении и была убеждена, что эта ферма — как раз то, что ей надо. Конечно, ей предстоит распутать немало узелков, причем довольно хитрых — особенно для человека, не привыкшего принимать столь серьезные решения.

Во-первых, Беатрикс рассчитывала вступить во владение фермой, как только будут подписаны все бумаги, что должно произойти в следующем месяце, и приступить к обустройству дома в ожидании того момента, когда обязательства перед родителями уже не помешают ей самой выбирать себе место для жилья. Однако в настоящее время в доме жил арендатор Джон Дженнингс с женой и двумя детьми, да еще один ребенок должен был вот-вот появиться на свет. Еще прежде Беатрикс решила, что Дженнингсам придется съехать, но сама она ничего не понимала в фермерском деле да и не надеялась приезжать сюда достаточно часто и оставаться так долго, чтобы познать в этом толк, — по крайней мере, пока мать требует от нее столько внимания. Она думала предложить Дженнингсам работать на ферме и дальше, но при этом переехать, чтобы она могла получить дом в свое распоряжение. Беатрикс понимала, как нелегко им будет найти место поблизости по их достатку, и мысль о том, что ей приходится отбирать у них жилище, угнетала ее, а тут еще миссис Дженнингс ожидала малыша.

Однако если быстро растущее семейство Дженнингсов заполнит все пространство небольшого жилого дома фермы, то куда податься самой Беатрикс? Раньше ей приходили в голову мысли, не поговорить ли с мисс Толливер о возможности жить в ее доме более или менее постоянно, но теперь этот вариант отпал. Уж не придется ли ей каждый раз останавливаться здесь, в Зеленой Красавице, где миссис Крук станет совать свой любопытный нос в ее дела, а мистер Крук за каждым ужином буровить ее взглядом взбешенного моржа, на чью территорию она вторглась? Обратиться за советом к отцу она не могла — ведь тот саму мысль о покупке фермы полагал нелепой. Ее брат Бертрам, в общих чертах одобряя планы сестры, как раз в этот период был озабочен своими делами: он только-только приобрел ферму в Шотландии и женился на дочери владельца соседней усадьбы, при этом никому, кроме Беатрикс, не сказав ни слова. Норман, конечно, помог бы ей со всей щедростью души. Он всегда находил разумные выходы из сложных положений, в которые она попадала при издании своих книжек, и за пять лет дружбы и совместной работы она привыкла полагаться на его добрые советы, неизменно учитывавшие ее чувства.

Норман, однако, умер, Бертрам был слишком занят, а отец — недоступен. Ей придется самой преодолевать все эти трудности, сколь бы неприятным делом это ни оказалось. Беатрикс тяжко вздохнула и натянула на себя одеяло до подбородка. Она надеялась, что открывает новую главу в своей жизни, но глава эта оказалась полным-полна нежелательными осложнениями. С этой противоречивой мыслью она пробормотала «Спокойной ночи!» своим зверюшкам — и уснула.

3 Городская мышь встречается с деревенской кошкой

Луна тем временем переместилась на небосклоне, и ее лучи посеребрили полку, на которой мирно дремали миссис Тигги-Уинкль, Джози, Мопси и Мальчик-с-пальчик. Миссис Тигги, точь-в-точь приземистый колючий человечек, пошевелилась, заморгала и засопела. Сопение перешло в хлюпанье, и через мгновение она разразилась оглушительным «апчхи!»

— Куда запропастился мой платок, — забормотала она, шаря по дну своей корзины, которая снабжена была весьма удобным оконцем, позволяющим ей выглядывать наружу. — Ну куда же он подевался?

— Где это мы? — вскрикнул Мальчик-с-пальчик, проснувшись в испуге. — Мы вернулись в Лондон? Умоляю, скажите мне, что мы вернулись в Лондон.

— Отнюдь, — раздраженно откликнулась Джози, — мы вовсе не в Лондоне. Мы в деревне Сорей, вот где. Прекрати наконец пищать и спи!

Тут дверь бесшумно отворилась, и в комнату прокрался маленький терьер. Он быстро обозрел полку, затем встал на задние лапы и принюхался к клетке Мальчика.

— Клянусь усами, это собака! — в ужасе воскликнул Мальчик и забегал кругами по клетке.

Дверь снова открылась, и в комнату проскользнула какая-то тень.

— Да еще и кошка! — завопил Мальчик, подпрыгивая. — Это конец! Мы все обречены!

— Да уймись ты, сделай милость, — не скрывая досады, сказал Плут. — Не ем я домашних зверюшек, успокойся. Они на вкус так же отвратительны, как домашние туфли, а их-то я напробовался — и без всякого удовольствия. Ну а гостя я не стану есть ни при каком раскладе. — Плут сел на полу и повернулся к кошке. — А ты что скажешь, Табиса?

— Никогда не ем тех, кому меня представили, — ответила красивая черно-рыжая кошка, присев рядом с Плутом и облизнув лапку.

— Меня зовут Мальчик-с-пальчик, — сказал Мальчик, мгновенно вспомнив правила приличия, — а это мои спутники — миссис Тигги-Уинкль, ежиха, и Джози с Мопси, крольчихи. Мы сопровождаем мисс Поттер и только вчера прибыли из Лондона. — Еще раз тревожно взглянув на кошку, Мальчик показал на округлый холмик в середине кровати и понизил голос до шепота: — Это и есть Мисс Поттер, она спит.

— Мое имя Табиса Дергунья, — сказала кошка и лизнула вторую лапку.

— Плут, — представился пес, с любопытством разглядывая новых знакомых. — Не сочтите этот вопрос за бестактность, но зачем вашей хозяйке понадобилось брать вас всех с собой? Довольно странно, на мой взгляд.

Миссис Тигги-Уинкль пододвинулась к окошку своей корзины и выглянула наружу.

— Ничего странного, — заметила она снисходительно. — Дело в том, что мисс Поттер — известная и уважаемая художница, а мы — ее модели, натурщики. Она рисует наши портреты, а затем помещает их в своих книжках, которые пишет для детей. Впрочем, — добавила она, пренебрежительно фыркнув, — здесь, в деревенской глуши, вы могли и не читать эти книги.

— Тут вы ошибаетесь, — ответила Табиса Дергунья, которую задел высокомерный тон ежихи. — Сиживала я на спинке кресла мисс Толливер, когда она вслух читала деревенским детишкам книги мисс Поттер. Если мне не изменяет память, одно из этих произведений называлось «Повесть о двух нехороших мышках».

— Две нехорошие мышки! — закричал Мальчик-с-пальчик в сильнейшем волнении. — Так это же моя книжка, самая что ни есть моя! Там все про меня и мою женушку Ханку-Манку! — Крупная слеза выкатилась из правого глаза Мальчика и сползла по пухлой пушистой щеке. — О моя женушка, она упала с канделябра. Она разбилась насмерть, да, да, и теперь я совсем один. — Мальчик затрясся в рыданиях. — Горе мне, горе!

— Примите мои искренние соболезнования. — Табиса протянула Мальчику лапу, пытаясь его утешить. — Моя хозяйка, добрая милая мисс Толливер, внезапно скончалась на прошлой неделе и оставила меня без семейного очага. Никто лучше меня не понимает, каково вам сейчас.

Мальчик-с-пальчик нервно отшатнулся от кошачьей лапы, пусть и протянутой с самыми добрыми чувствами, — на ней были когти, и довольно острые. Матушка приучила его с самого нежного возраста опасаться кошек, любых кошек, но в особенности — деревенских, которые не получили должного воспитания: им нельзя было доверять ни в коем случае. Эта, похоже, была неплохо воспитана и довольно добродушна, да и сочувствие ее казалось неподдельным, и все же кто знает, какие злые намерения могли таиться в кошачьем сердце.

— А как умерла мисс Толливер? — полюбопытствовала Мопси.

— Она как раз ела кекс и читала письмо, — сказала Табиса и тяжело вздохнула. — Что-то ее опечалило, она даже всплакнула, а потом схватилась за сердце — и все, умерла. Я просидела подле нее всю ночь, пока утром не пришла мисс Вудкок, а потом мировой судья и констебль.

Миссис Тигги-Уинкль открыла рот от удивления.

— Констебль? — глухо зашептала она. — Так это было преступление? Яд в кексе?

— Не болтай глупостей, Тигги, — отмахнулась от нее Джози и добавила, как бы поясняя: — Наша Тигги склонна раскрашивать события в яркие цвета — этим она стремится привлечь к себе внимание.

— Вздор! — довольно грубо отрезала миссис Тигги-Уинкль. — Яркость вообще присуща моей натуре. На моей книге, — заметила она с самодовольной улыбкой, возвращая беседу к собственной особе, — указано мое имя. — Тут ее улыбка потускнела. — Увы, это всего лишь история о глупой старой прачке. — Миссис Тигги-Уинкль встопорщила колючки на спине и приобрела сходство с коричневой платяной щеткой. — Мне очень жаль, что мисс Поттер не нарисовала меня такой, какая я есть на самом деле. С кем, с кем, а уж с прачкой у меня нет ничего общего. — Она снова чихнула и отвернулась от окошечка в поисках носового платка.

Джози рассмеялась.

— Тигги предпочитает, чтобы ее изображали герцогиней с бриллиантовой диадемой, а не прачкой с корзиной белья для глажки. — Она приблизилась к стенке клетки и с любопытством оглядела собаку. — Раз уж вы местный, может быть, расскажете нам о Ферме-На-Холме. Нам предстоит там поселиться, когда мы переедем из Лондона. Мисс Поттер купила эту ферму.

— Вот уж не знаю, как вы сможете там жить, — задумчиво сказал Плут. — Разве что Дженнингсы съедут. Их там пруд пруди, в доме не повернуться.

— А, вот ты у меня где! — радостно провозгласила миссис Тигги, отыскав наконец свой платок (из тончайшего розового батиста с инициалами Т.У. в уголке) под листом салата. Она дважды шумно высморкалась, снова приблизилась к окошку и взглянула на Плута. — Вы хотите сказать, — обратилась она к нему, осмыслив значение услышанного, — вы хотите сказать, что нам негде будет жить?

— Негде жить? — пропищал Мальчик, вторя ежихе, и покрутил усиками. — Негде жить? Но в таком случае нам придется вернуться в город, ура! Я решительно заявляю, что образ жизни деревенской мыши мне глубоко чужд. Терпеть не могу все эти поля и стога сена. А совы! Одна мысль о них приводит меня в ужас.

В разгар этой беседы мисс Поттер зашевелилась, села в постели и протерла глаза, отгоняя сон. Увидев собаку и кошку, она спустила босые ноги на пол.

— Вы что тут делаете? — спросила она, откидывая с глаз прядь волос. Беатрикс встала, прогнала Плута и Табису Дергунью и затворила за ними дверь. Потом взяла полосатую скатерть и накрыла ею все три клетки на полке. — А вам пора бы прекратить болтовню и спать, — сказала она строго. После чего вернулась в постель и с головой накрылась одеялом.

В комнате воцарилась тишина, только Мальчик-с-пальчик продолжал шептать печально и безутешно: «Не создан я для деревенской жизни, нет, не создан, нет, нет, нет», — пока наконец и сам не заснул.

4 Потери и недоразумения

Капитан Майлс Вудкок вошел в комнату Береговой Башни, где они с сестрой имели обыкновение завтракать, и сел напротив Димити, радостно приветствовав ее словами: «Доброе утро, дорогая». Мисс Вудкок улыбнулась ему навстречу. Ей не нужно было справляться, что ее брат предпочитает на завтрак. Она разлила чай, положила на тарелку подрумяненный хлебец и только-только приготовленный Эльзой Грейп апельсиновый мармелад и поставила на стол блюдо с залитым яйцами беконом.

Димити ни на миг не пожалела о своем решении, принятом лет десять тому назад, поселиться вместе с братом, когда тот ушел в отставку и осел в Озерном крае. В то время ее выбор не казался таким уж разумным. До той поры она почти безвыездно прожила в Плимуте все двадцать четыре года со дня своего рождения. Когда родители Димити и Майлса погибли в железнодорожной катастрофе на южном побережье, у нее было достаточно средств, чтобы год-другой поездить по миру, — именно к этому побуждала Димити родня, — после чего обосноваться в Лондоне, где и подыскать себе мужа, желательно богатого.

Но путешествия не прельщали Димити. Более того, у нее имелся собственный доход и не было нужды в муже — богатом или ином. По ее мнению, мужчины — за исключением ее брата, разумеется, — приносят больше хлопот, чем пользы. Чтобы умиротворить родственников, Димити предприняла две поездки — одну в Италию, другую в Швейцарию, после чего приняла приглашение Майлса навестить его в только что купленном доме в деревне Сорей. А через пару месяцев он предложил сестре жить у него постоянно.

— Вряд ли здесь так уж весело, — сказал ей Майлс, — но зато тихо и красиво. По-моему, лучшего места не найти. — Он вздохнул и потер раненую ногу. Майлс получил эту рану в Египте, заодно с малярией и крестом Виктории[3]. — Общество меня не слишком привлекает, а вот покой и тишина имеют свою прелесть — по крайней мере, на мой вкус.

Димити также пришлись по вкусу прогулки до Эстуэйт-Уотер, откуда открывался величественный вид на вершину Старика и другие холмы Конистона, расходящиеся от него в обе стороны, словно плечи, — и она охотно согласилась.

И хотя жизнь в деревне протекала в целом довольно мирно, нельзя сказать, что для брата и сестры в ней вовсе не было треволнений. Капитан Вудкок вскоре стал мировым судьей округа Сорей, а этот пост налагал на него обязательства выслушивать жалобы, заверять документы, удостоверять смерть и совершать тому подобные юридические действия. Что до Димити, то эта женщина, наделенная здравым смыслом, энергией и желанием совершать добрые дела, быстро откликнулась на просьбы местных жителей и оказалась вовлеченной во множество деревенских и приходских событий. В конце концов ей даже пришлось отказаться от некоторых обязанностей, чтобы иметь хоть немного времени для своего сада и для столь любимых ею дальних прогулок по окрестным холмам.

Димити налила себе вторую чашку чая. Накануне Майлс провел вечер на собрании Общества хоксхедских звонарей, так что они не виделись со вчерашнего завтрака.

— Вчера приехала мисс Поттер, — сообщила она, опуская в чашку два кусочка сахара. — Я встретила ее, когда мы ждали паром.

— Ах, мисс Поттер, — довольно сухо отозвался Майлс. — Знаменитая лондонская писательница, возжелавшая заняться землепашеством. И где же она остановилась?

— У Круков, в Зеленой Красавице.

Майлс нахмурился и поставил чашку.

— В Зеленой Красавице, ты сказала? Что ж, надеюсь, у Джорджа Крука хватит ума воздерживаться от грубых выражений хотя бы в присутствии мисс Поттер. Он на нее здорово зол. Джордж убежден, что фермерство не для городских дам, а к тому же эта самая дама перебила цену Сайласу Тедкаслу, который тоже был не прочь купить Ферму-На-Холме. — Майлс улыбнулся, но радости в этой улыбке не было. — Представь себе, Димити, что ты решила управлять фермой. Да у тебя там в мгновение ока все превратится в хаос. Уверяю тебя, то же произойдет и у мисс Поттер.

Услышь Димити столь высокомерное замечание из уст кого-либо другого, а не брата, она сочла бы его оскорбительным и для себя, и для мисс Поттер, которая, наверное, не пошла бы на такой шаг, когда бы не чувствовала, что в силах справиться с новыми обязанностями. Но это говорил Майлс, и она ответила ему улыбкой.

— Ну какая же это ферма? Всего-навсего тридцать четыре акра.

Майлс снова нахмурился.

— За эти деньги она могла купить в два раза больше земли.

— Должно быть, ей столько не нужно, — упорствовала Димити, — а книги приносят ей достаточно денег, чтобы цена не имела для нее значения. Я видела их во всех магазинах — раскупают как горячие пирожки.

— Тут дело не в размере, — продолжал Майлс, намазывая мармелад на теплый хлебец. — Крука и других выводит из себя само понятие — «дама-фермер». Да еще им не нравится, что она увела эту ферму из-под носа Тедкасла.

— Ну уж если мистер Тедкасл так хотел купить ее, ему следовало заплатить цену Джепсона, — отпарировала Димити. — Я не понимаю, в чем тут вина мисс Поттер.

Майлс ответил сестре широкой улыбкой.

— Что ж, я вижу, один доброжелатель у мисс Поттер уже появился. — И капитан переменил тему: — Не уверен, что ты уже слышала, но пару дней назад обнаружилось завещание мисс Толливер. Оглашение назначено на завтра.

— Я-то думала, что никакого завещания не существует, — удивилась Димити. — Так, по крайней мере, мне сообщил ее племянник.

Упомянутый племянник, грузный краснолицый торговец мануфактурой из Кендала по имени Генри Робертс, был единственным родственником мисс Толливер, который присутствовал на похоронах. Димити он показался довольно шумным, развязным, совершенно не похожим на скромную мисс Толливер — словом, весьма неприятным типом. Он говорил о своих планах продать Дом-Наковальню и на вырученные деньги открыть еще один магазин. Димити сочла это отвратительным и полагала, что мисс Толливер разделила бы ее точку зрения.

— Да, так вот, завещание все же было, — развеял ее сомнения Майлс. — Вернее, есть. Уилли Хилис, стряпчий мисс Толливер, отсутствовал в течение двух недель, ловил рыбу в Шотландии. Вернувшись, он узнал о случившемся и немедленно сообщил, что у него находится оригинал завещания, должным образом подписанный и заверенный.

— Что ж, — заметила Димити, — это должно обрадовать мистера Робертса. Он сетовал на необходимость доказывать свои права наследования при отсутствии завещания.

— Я совсем не убежден, что завещание его обрадует, — довольно бесцеремонно откликнулся Майлс. — Судя по словам Хилиса, мисс Толливер вовсе не жаловала племянника. Не исключаю, что она могла оставить дом кому-нибудь другому. Хилис, разумеется, не стал излагать мне подробности, — заметил Майлс, нацепляя на вилку очередной ломтик бекона. — Это, как ты понимаешь, было бы недопустимо для его профессии.

— Понимаю, понимаю, — сказала Димити и умолкла, расстроенная мыслью, что от настырного мистера Робертса, лишенного уже плывшего к нему в руки наследства, можно ожидать всяческих неприятностей. Она поднесла к губам чашку. — У мисс Толливер была молодая приятельница Сара, фамилию я не запомнила. Люси Скид о ней говорила. Сара живет в Манчестере и время от времени шлет мисс Толливер небольшие подарки. В последний раз такая посылка пришла буквально накануне ее смерти — там, как сказала Люси, были миндальные кексы.

— Люси повсюду сует свой нос и разносит сплетни, — сказал Майлс и вновь сосредоточился на яйцах. — Какие у тебя планы на утро?

— Собираюсь пойти в школу — отдать деньги, собранные для ремонта крыши. Целых два фунта, совсем не плохо. Мисс Краббе, конечно, обрадуется. Берта Стаббс говорит, что мисс Краббе просто в отчаянии из-за прохудившейся крыши — одна дыра там прямо над ее столом.

— Мисс Краббе, — заметил Майлс, — в последнее время постоянно пребывает в состоянии отчаяния. Не будь у нее дырявой крыши, она отыскала бы другую причину. — Майлс входил в состав окружного школьного совета, и дела сорейской школы не оставляли его равнодушным. — Впрочем, я поговорю с Джозефом, чтобы он срочно занялся крышей. Двух фунтов конечно же слишком мало, но это хоть сдвинет дело с мертвой точки.

После завтрака Димити посовещалась с Эльзой, кухаркой и экономкой в одном лице, относительно ужина. Поскольку сегодня был день, когда Гарри-рыбак привозил свежий улов, к ужину полагалась рыба.

— Попробуйте купить пеструшку, Эльза, — сказала Димити. — Ее можно будет приготовить с крыжовенным соусом. — Пеструшку, или ручьевую форель, любимую рыбу в этой местности, вылавливали в озере Уиндермир, а кусты крыжовника росли у Димити в саду вдоль изгороди. Заготовленных за лето и хранящихся в бутылях ягод хватало почти до весны. — А к сегодняшнему чаю, — добавила Димити, напомнив Эльзе, что к ним заглянут мисс Поттер и парочка других гостей, — к сегодняшнему чаю испеките-ка ваши чудесные пирожки с грушевым вареньем.

— И бисквитные пирожные, их любит викарий, — сказала Эльза. — Без бисквитных пирожных никак нельзя.

— И пирожные, — согласилась Димити.

Покончив с этим, она надела жакет, шляпку и перчатки и зашагала к школе, расположенной в полумиле от Береговой Башни, в Дальнем Сорее, намереваясь совместить этот визит с положенной ежеутренней разминкой. В школьном дворе дети под присмотром мисс Нэш играли в «трех жестянщиков»[4]. Мисс Краббе сидела за учительским столом в классной комнате, наклонив голову, так что седые волосы закрывали уши и щеки. По выражению ее лица можно было подумать, что директриса потеряла рассудок. Казалось, мисс Краббе что-то лихорадочно ищет. При появлении Димити она с треском задвинула ящик стола.

— Боюсь, я пришла не вовремя, — с усилием проговорила Димити. В присутствии мисс Краббе она всегда чувствовала себя нерадивой школьницей и у нее возникала мысль, что, если она вытянет перед собой руки, директриса возьмет линейку и звонко треснет Димити по пальцам.

— Да. — Мисс Краббе нахмурилась. — То есть нет. Разумеется, нет. Дело в том, что я… — Она закусила губу. — Куда-то запропастились мои очки. Только что они были здесь, и вот…

— Похоже, они там, на подоконнике, — сказала Димити с некоторой робостью.

Мисс Краббе поднялась со стула, схватила очки, надела их и обратила лицо к Димити.

— Ну, — заговорила она повелительным тоном, гордо подняв весьма протяженный нос. — Чем я могу быть полезной, мисс Вудкок?

Вновь почувствовав себя восьмилетней девочкой, Димити извлекла из сумочки конверт, в котором находились один золотой соверен, две монеты в полкроны, три флорина и девять шиллингов.

— Видите ли, я пришла по поводу фонда для ремонта крыши, — сказала она, словно извиняясь. — После похорон мисс Толливер Дамское общество Сорея смогло собрать два фунта. Этого, конечно, не хватит на новую крышу, но кое-какой ремонт сделать можно. — И она положила конверт на стол мисс Краббе.

Как это ни удивительно, но мисс Краббе улыбнулась.

— О, благодарю вас, — сказала она, стремительно хватая конверт. — Очень, очень рада, что нашлись деньги. Когда в последний раз шел дождь, лило прямо на мой стол и…

Димити не удалось услышать конец этой истории, поскольку дверь распахнулась и в класс, громко плача, вошел мальчик — тщедушный, с тонким милым личиком. Из носа мальчугана текла кровь. За ним стояла мисс Нэш.

— Джереми Кросфилд! — вскричала мисс Краббе. — Что это с тобой, скажи на милость? И прекрати хныкать сию же минуту! В одиннадцать лет так себя не ведут.

— Гарольд столкнул его с угольной кучи, — сказала мисс Нэш, полная сочувствия к ребенку. — У него ссадина на руке, довольно глубокая, а кровь из носа так и хлещет.

— В таком случае возьмите мокрое полотенце, вытрите кровь и заставьте его наконец замолчать, — распорядилась мисс Краббе. — А я разберусь с Гарольдом. — И она гордо направилась к двери класса, громко выкрикивая: — Гарольд! Гарольд, живо иди сюда! Сию же минуту!

Димити поспешно удалилась, чувствуя, что лучше уж оказаться несчастной жертвой с расквашенным носом, чем виновником происшествия, которому предстоит испытать на себе страшный гнев мисс Краббе.

Преподобный Сэмюэль Саккет, викарий церкви Св. Петра, не относился к тому типу людей, которые уделяют большое внимание окружающей их природе и иным проявлениям вещественного мира. Жизнь его прихода и судьбы его прихожан занимали Сэмюэля Саккета куда больше, чем простиравшийся вокруг него пейзаж. В это утро, к примеру, преподобный Саккет не замечал ни синего безоблачного неба, ни легкого южного ветерка, в изобилии срывавшего с деревьев золотистую листву, ни сладко-горьких ягод, что словно рубины рдели в живой изгороди. Святой отец был полностью поглощен размышлениями над пусть незначительной, но тем не менее весьма волнующей его проблемой приходской жизни.

Викарий возвращался с прогулки, опираясь на свою любимую палисандровую трость с рукоятью в форме змеи. Любой местный прихожанин легко узнавал своего священника — даже если на том и не было традиционного воротничка и черного облачения — по неизменной привычке ходить с резной тростью, каковых в его коллекции было предостаточно, и он менял их каждый день. Одна из таких тростей с рукоятью из рога сернобыка, украшенной тонкой резьбой, была подарена ему другом-миссионером в Кении. Она-то и подвигла ученика воскресной школы в благоговейном страхе спросить преподобного Саккета, уж не этим ли жезлом Аарон заставил расступиться воды Чермного моря, дабы сыны Израилевы смогли пройти по его дну[5]. Именно такой жезл оказался бы сейчас весьма кстати, чтобы осушить море приходских бед, которое неминуемо откроется перед Сэмюэлем Саккетом, если ему не удастся найти…

— Доброе утро, викарий, — приветствовал его звонкий голос. — Восхитительный день, вы не находите?

Вздрогнув от неожиданности, викарий очнулся от своих размышлений и обнаружил, что на небе сияет солнце, деревья оделись золотом, он стоит у поворота на Хоксхед, а перед ним — одна из его любимых прихожанок.

— Доброе утро, мисс Вудкок, — сказал викарий, приподнимая шляпу. — День и вправду хорош. Очень рад вас видеть.

К Димити Вудкок, которая всегда находила доброе слово, он испытывал особую приязнь. Димити и ее брат Майлс с охотой брали на себя множество мелких забот и поручений, без которых корабль приходской жизни не смог бы благополучно совершать свое плавание, минуя рифы и вопреки бурям, время от времени вносящим разлад в жизнь Сорея. В этот момент Димити и сообщила викарию о выполнении одного из таких добрых дел.

— Вам будет приятно узнать, — сказала Димити с улыбкой, — что я побывала в школе и передала мисс Краббе деньги на ремонт крыши, собранные Дамским обществом Сорея. Там набралось ровно два фунта.

— Целых два фунта! — воскликнул викарий в немалом удивлении. — Превосходно, превосходно, это выше всяких ожиданий!

— Именно, — согласилась мисс Вудкок. — Леди Лонгфорд внесла соверен — в память мисс Толливер. — Димити помолчала, улыбнулась еще шире и продолжала: — Старая такая монета с изображением юной королевы Виктории, тысяча восемьсот тридцать восьмого года, можете себе представить? А на вид — только-только отчеканенная. Должно быть, хранилась с незапамятных времен.

Это викарий как раз мог себе представить. Ее светлость, жившая уединенно в своем поместье Тидмарш-Мэнор, не отличалась пристрастием к раздаче благотворительных пожертвований, что Сэмюэлю Саккету было хорошо известно, поскольку он не раз обращался к ней и встречал отказ. Разумеется, он не произнес вслух этого суждения, а просто сказал:

— Леди Лонгфорд весьма щедра. Полагаю, мисс Краббе была довольна, она так расстраивалась из-за худой крыши.

Викарий нахмурился: слово «расстраиваться» вряд ли в достаточной степени отражало чувства мисс Краббе. Она по меньшей мере дважды в весьма резкой форме выражала ему свое недовольство, утверждая, что вынуждена ставить на свой стол ведро, чтобы ловить падающие капли. Она даже заявляла, что оставит свой пост, если положение немедленно не будет исправлено. Ей известно, сказала мисс Краббе, что открылась вакансия в школе близ Борнмута[6], на южном побережье, где зимы гораздо теплее и — она полагает — крыши не текут. Более того, по словам мисс Краббе, она намеревалась просить мисс Толливер, в числе знакомых которой был член Борнмутского школьного совета, снабдить ее рекомендательным письмом.

Викарий отвечал, и отнюдь не только из вежливости, что был бы весьма огорчен ее уходом. Это соответствовало действительности. Хотя мисс Краббе и отличалась высокомерным нравом и крайней раздражительностью, а ученики скорее боялись ее, нежели любили, однако школьные задания они выполняли, и в классе мисс Краббе не было особенных проблем с дисциплиной. И как поступят Виола и Пэнси Краббе, если их сестра решит уехать из деревни? Последуют ли за ней или останутся в Замке, где прожили почти всю жизнь? Все это имело бы самые разрушительные последствия, а викарий Саккет менее всего желал подобного развития событий. Вместе с тем он вынужден был признать, что серьезные перемены в жизни — насущная необходимость для мисс Краббе. И если она полагала, что школа в Борнмуте может стать решением, которое эту нужду удовлетворит, то он будет просить Господа благословить ее уход.

— Да, состояние крыши очень ее тревожило, — согласилась мисс Вудкок. — Я сказала об этом Майлсу, и он обещал поговорить о ремонте крыши с Джозефом.

— Я тоже с ним поговорю, — сказал викарий и умолк, задумавшись о своих собственных заботах. — Очень не хотелось бы тревожить вас этим, мисс Вудкок, но все же… — Он глубоко вздохнул и решился: — Насколько я помню, вы занимались украшением церкви к празднику урожая?

— Да, действительно я, — охотно признала Димити. — Мне кажется, все участники прекрасно поработали, вы согласны со мной? Взять хотя бы тыквы Лидии Доулинг — это что-то особенное! Я и не думала, что бывают такие огромные тыквы.

— Да, да, вы совершенно правы, — сказал викарий, хотя, по его мнению, оранжевые пирамиды из тыкв миссис Доулинг, окружавшие алтарь, уж слишком бросались в глаза. — Но я хотел спросить, не могли бы… не знаете ли вы случайно… — Он замолчал, не находя в себе сил произнести вслух то, что тяжким грузом лежало у него на душе. — Видите ли, приходская книга… — решился он наконец. — Я не смог ее найти, когда собирался сделать запись о погребении мисс Толливер. Она исчезла. Я подумал, может быть, вы… Нет ли у вас каких-либо предположений, куда она могла подеваться?

— Приходская книга? — непонимающе переспросила мисс Вудкок. — Как могла куда-то подеваться приходская книга?

Викарий постарался скрыть свое разочарование.

— Стало быть, вы не… Вы никуда ее не перекладывали? Ну, когда вешали и расставляли все эти украшения?

Приходская книга, в которую заносились записи обо всех браках, крещениях и похоронах в церкви Св. Петра, представляла собой красивый кожаный фолиант с желтой, под цвет золота, металлической застежкой. Такую вещь нельзя куда-нибудь случайно засунуть и забыть про нее — все прихожане прекрасно знали, насколько она важна. И все же викарий надеялся…

— Нет, конечно же я никуда ее не перекладывала, — сказала мисс Вудкок. — Когда я видела ее в последний раз, она была… — Димити сдвинула брови. — Что-то не могу вспомнить, когда же я видела ее в последний раз, но она точно лежала на полке рядом с купелью. А вы у Джозефа спрашивали?

Пономарь Джозеф Скид расставлял церковную утварь по местам после службы, сметал листья у входа и скашивал траву на церковном кладбище. Нельзя сказать, что трудился он споро и без сетований, но, так или иначе, всю эту работу он выполнял.

Викарий вздохнул. Конечно же, он первым делом спросил Джозефа.

— Увы, он понятия не имеет, где книга, — ответил Сэмюэль Саккет и встревожено прибавил: — Надеюсь, вы не нашли в моих словах подозрения или обвинения, мисс Вудкок. Дело в том, что я ума не приложу, куда она могла запропаститься. Должен признаться, я очень тревожусь.

Как всегда в те моменты, когда случалась какая-нибудь неприятность, он винил в этом прежде всего себя. Ему было легче принять вину и ответственность, чем возложить ее на другого, даже когда для последнего имелись все основания.

— Как тут не тревожиться, — сочувственно сказала мисс Вудкок. — Но я уверена, книга найдется. Не та это вещь, которую кто-нибудь вздумает… ну, взять. — Она сделала паузу. — Как удачно, что я встретила вас именно сейчас. Дело в том, что сегодня к чаю у меня будет мисс Поттер, вот я и подумала, не захотите ли вы заглянуть ко мне и увидеться с нею.

— Мисс Поттер… мисс Поттер? Не уверен, что я знаю… — Но тут мозг викария прояснился, и он победительным жестом поднял свою трость. — Ах да, мисс Поттер! Мисс Беатрикс Поттер! Ну конечно же, дорогая мисс Вудкок, я буду счастлив с ней встретиться. Меня очень порадовало известие, что она приобрела Ферму-На-Холме. Признаюсь, я ее горячий поклонник. Вчера я был в Алверстоне и купил для дочери моего брата «Пирог и противень» — книжка только-только поступила в продажу, синий тканевый переплет с маленьким медальоном, очень красиво, два шиллинга. Я захвачу ее с собой и попрошу мисс Поттер написать свое имя и несколько слов моей маленькой племяннице. — Викарий помолчал, а потом сказал: — Вы вряд ли видели это издание, верно? Между тем действие происходит в Сорее, и на рисунках изображено очень много знакомых мест.

— Неужели? — откликнулась Димити. — Как это замечательно!

— Уверяю вас, — сказал викарий, радостно размахивая тростью. — Я сразу узнал гостиную Берты Стаббс, тропинку к Озерной Поляне и деревянные башмаки миссис Келлиторн у крыльца ее дома.

Мисс Вудкок недоуменно заморгала:

— Деревянные башмаки миссис Келлиторн?

— Да, очень милая деталь — самые обыкновенные деревянные башмаки, — продолжал викарий восторженно, — хотя с точки зрения миссис Келлиторн их, может быть, и не стоило рисовать. — Миссис Келлиторн следила за модой, и ей могло не понравиться, что эти грубые старомодные сабо, в которых крестьянки месят грязь, когда ходят на гумно или скотный двор, оказались запечатленными для последующих поколений. — И окошко над дверью почты там тоже нарисовано, — продолжал викарий. — Правда, мисс Поттер изобразила чудесные тигровые лилии миссис Доулинг на двери почты, и это вряд ли понравится миссис Доулинг. А два главных действующих лица этой книги — кошка Рябая Риби и Герцогиня.

— Герцогиня? Уж не коричневый ли шпиц Миранды Роллинс?

— Именно. — У миссис Роллинс было два шпица, один черный и один коричневый. Викарий вздохнул: — Увы, мисс Поттер перепутала имена, нарисовала Чернушку, а назвала ее Герцогиней. Что до людей, то их в книге нету, — поторопился отметить он, чувствуя, должно быть, что это только во благо. Если уж мисс Поттер вместо Герцогини изобразила Чернушку и самым предосудительным образом распорядилась столь ценимыми миссис Доулинг тигровыми лилиями, то обитатели Сорея скорее всего будут рады, что она не нарисовала никого из них.

— Пожалуй, мне стоит взглянуть на эту книгу, — сказала Димити. — Не одолжите ее мне ненадолго? Что если я возьму ее сейчас и верну вам завтра, когда вы придете к чаю?

— Конечно, конечно, — с готовностью ответил викарий. — Буду рад разделить с вами редкое удовольствие. Пойдемте со мной, и я вручу вам книгу.

Когда викарий вышел на порог проводить мисс Вудкок, в ее сумочке лежал маленький томик ценой в два шиллинга. Синий переплет был украшен портретом кошки.

5 Мисс Поттер осматривает свои владения

В это утро Беатрикс поднялась с солнцем и отправилась с миссис Тигги на прогулку среди покрытых росой роз, источавших сладостный аромат. Спутница мисс Поттер служила моделью для иллюстраций к «Повести о миссис Тигги-Уинкль», ее шестой по счету книжке. С момента выхода книги не прошло и месяца, а издатель уже намеревался печатать второй тираж, так что, по всей видимости, ее ожидал такой же успех, каким пользовались другие произведения мисс Поттер и которому она не переставала удивляться. Беатрикс все еще не могла до конца поверить, что такое множество людей желает читать эти истории о кроликах, мышах и белках, и каждый раз, получая отчет о проданных книгах, она поражалась, сколь охотно люди отдают свои шиллинги, умножая ее доход, достигавший весьма внушительной суммы.

Разумеется, деньги и сами по себе оказались вещью совершенно замечательной — на доход от первых книг Беатрикс купила Ферму-На-Холме, но еще более замечательным, чем деньги и возможность их тратить, оказалось то, что они олицетворяли. «Приятно сознавать, что я могу сама зарабатывать себе на жизнь», — писала она Норману, умышленно пряча свою радость за такой сдержанной фразой. На самом деле мысль, что писательский труд может сделать ее независимой, приводила Беатрикс в бурный восторг, она возвращалась к ней по нескольку раз на дню, как юная девушка — к письму от своего возлюбленного, и нежно лелеемая мысль эта наполняла ее сердце ликованием. Эти книги не только заполнили досуг Беатрикс приятным занятием — они открыли двери в ее собственную, независимую жизнь вдали от родительского дома.

Закончив очередную историю, мисс Поттер всегда ощущала какую-то пустоту. Это чувство владело ею и сейчас — возможно, оттого что «Миссис Тигги-Уинкль» стала последней книгой, написанной при жизни Нормана. Ей надо было искать новую стезю в своей работе, и в Сорей она приехала в том числе и для того, чтобы рисовать. Еще при жизни Нормана они говорили о сюжете новой книги — истории лягушки по имени Джереми Фишер. У Беатрикс сохранились кое-какие наброски лягушки, ее домашнего питомца Панча, который умер несколько лет назад. Но ей очень хотелось найти другую модель — крупную зеленую лягуху с самодовольной мордочкой.

Водворив миссис Тигги-Уинкль с ее корзиной на место, Беатрикс спустилась к завтраку. Мистер Крук и его помощник уже ушли в кузницу. Мисс Поттер села за стол, где ее ожидали тарелка дымящейся овсянки и вареное яйцо. Тут же был Эдвард Хорсли, который заканчивал еду. Он улыбнулся Беатрикс и предложил построить в саду за домом небольшой загончик для ее животных.

— Я думаю, им это понравится, — сказала Беатрикс, удивленная его любезностью. — Такое приятное разнообразие, ведь они очень любят гулять в ясную погоду.

Миссис Крук недовольно сдвинула брови.

— Разве что в углу у самого забора, — сказала она довольно резко. — Не хочу об них спотыкаться. Да смотри, Эдвард, чтоб запор был хороший, а то выйдут и разбегутся кто куда. — Она бросила на Беатрикс довольно мрачный взгляд, в котором ясно читалось: знай она об этих животных, нипочем не сдала бы комнату.

Впрочем, Эдвард только усмехнулся и подмигнул Беатрикс.

— Ясное дело, — сказал он с готовностью. — Сделаю все в лучшем виде, никуда они не денутся. — Он взял шляпу и, беззаботно насвистывая, вышел.

В половине восьмого Беатрикс надела твидовый жакет и широкополую фетровую шляпу. Сопровождаемая Плутом, псом Круков, который следовал за ней по пятам, она спустилась по Рыночной улице, прошла через калитку позади Береговой Башни и стала подниматься по тропинке к Ферме-На-Холме. Когда вдали показался дом, Беатрикс остановилась, наслаждаясь этим мгновением и представляя себе, до чего же славно, что эта ферма — ее собственность, вернее, станет таковой, когда в следующем месяце будут подписаны все бумаги.

Даже себе самой, не говоря уже о других, Беатрикс было трудно объяснить, до какой степени она жаждала обрести свой собственный дом. Она всегда любила дома — не такие величественные особняки, каким был принадлежавший ее двоюродным сестрам Мелфорд-Холл в Суффолке, и не мрачные респектабельные сооружения, каким представлялся ей трехэтажный кирпичный дом родителей в Южном Кенсингтоне. Нет, больше всего Беатрикс любила крошечные домики с кривоватыми крышами, где каменный пол оживлялся разбросанными там-сям лоскутными ковриками, с потолка свисали связки лука и пучки пахучих трав, в комнатах стояли старомодные дубовые буфеты и стулья с плетеными камышовыми сиденьями, а на стенах висели дедушкины часы. Ей по душе были простые дома фермеров — никаких претензий на пышность, окошки с поперечинами, толстые стены, узкие коридоры с прихотливыми поворотами. Все это напоминало комнаты и коридоры в доме ее дяди в Уэльсе, в местечке Гвейниног, или комнату в желтом кирпичном коттедже бабушки, где Беатрикс спала, когда гостила у нее в Кэмфилд-Плейс. Вот такие дома вызывали у нее желание взять в руки карандаш и рисовать.

Да-да, возможно, именно ее душа художника жаждала этого теплого света, рождаемого пламенем камина, которое отражалось от медных кастрюль и тазов; это ее душа тянулась к солнечным лучам с пляшущими в них пылинками — напоенные яркими красками цветочного буйства, они пронзали оконные стекла и врывались в дом. Беатрикс переносила эту прелесть на бумагу, когда только могла, и эти рисунки уютных уголков дома, и подсвеченных солнцем окон, и удобной основательной мебели, эти картинки, населенные кошками, мышами, собаками, в каком-то смысле заменяли ей и собственный дом, и семью, которая к ней добра и приветлива. Но вместе с тем Беатрикс знала, что не сможет быть до конца счастлива, пока не обретет своего настоящего дома — такого, который ей по душе. И не так уж важно, что в него придется вложить все деньги, полученные за книжки, да еще небольшое наследство, оставленное ей тетей Бертон, как не важно и то, что она заплатила за дом неразумную, по общему мнению, цену. Для нее он был бесценен.

Ферма-На-Холме очаровала Беатрикс, как только она увидела ее несколько лет назад. Скромному двухэтажному дому минуло две сотни лет. Простые строгие линии. Стены покрыты шероховатым слоем известки и побелены. Крыша — из голубоватого сланца, остроконечные колпачки из таких же сланцевых плиток прикрывают трубы — как и во всех домах деревни. Лет сто назад к задней стене пристроили флигель с отдельной лестницей и кладовую, а со стороны, ближайшей к амбару, соорудили одноэтажную кухню. Боковые стенки и островерхая крыша крыльца были сделаны из больших сланцевых плит. Впрочем, все эти пристройки не смогли лишить дом его восхитительной простоты. Он был совершенен, совершенен во всех отношениях — или станет таковым, если Беатрикс уладит возникшие проблемы.

В этот момент две большие проблемы — Сэмми и Клара Дженнингс — приплясывая, выбежали из-за угла дома и чуть не столкнулись с Беатрикс и Плутом. Шестилетняя Клара остановилась и засунула в рот большой палец, в то время как ее старший брат, восьмилетний Сэмми, выступил вперед и не спускал с Беатрикс серьезных глаз, пока та не назвала себя.

— Мы с Кларой в школу идем, — сказал Сэмми. — Но я скажу отцу, что вы пришли.

Большие карие глаза Клары наполнились слезами.

— Вы та дама, что пришла забрать наш дом? — испуганно пролепетала она, не вынимая пальца из рта.

Беатрикс в смятении нагнулась к ребенку.

— Забрать твой дом? Кто тебе такое сказал, Клара?

— Мама. — Слезы двумя ручейками заструились по детским щекам. — Мама говорит, нам надо искать другое жилье, потому что приехала мисс Поттер и станет жить в нашем доме.

«Бедное дитя!» — подумала Беатрикс в тревоге.

— Нам с твоей матушкой надо поговорить, — сказала она вслух, но слова эти звучали неутешительно даже для ее собственных ушей.

Из-за высокого розового куста ленивой походкой вышла рыжая кошка и, не обращая внимания на терьера у ног Беатрикс, присоединилась к компании. Клара вытащила палец изо рта и взяла на руки кошку, хотя та была величиной чуть ли не с девочку.

— А это кто? — спросила Беатрикс, почесывая кошку за ухом.

— У нее нет имени, — сказала Клара.

— Так не бывает, имена есть у всех кошек, — возразила Беатрикс. — Иначе они не смогли бы откликаться, когда мы их зовем. Ну-ка посмотрим. — Она наклонила голову набок, пытливо разглядывая кошку. — Не назвать ли нам ее мисс Полина Полба?

Девочка звонко рассмеялась, ее слез как не бывало.

— Я ж ее ем, полбу, мама ее с молоком варит, когда ячменя нет.

— Думаю, мисс Полина тоже любит такую кашу, — сказала мисс Поттер. — И новое имя ей пришлось по вкусу. Видишь — она зашевелила усиками?

Плут подался вперед.

— Полба, а? — ехидно позвал он кошку. — Ну и имечко!

— Очень даже хорошее имя, — пылко возразила Полина. — Уж получше, чем Плут, и куда лучше, чем никакого. — Она соскочила на землю. — Может, скажешь, что происходит в Доме-Наковальне? Мы с Пышкой вчера ночью охотились за мышами и видели…

Ее рассказ был прерван появлением мужчины. Высокий, с каштановыми волосами и такого же цвета бородой, он вышел из-за угла дома.

— Малец сказал, что вы здесь, мисс. Желаете осмотреть ферму? — спросил он хриплым голосом.

— Если у вас сейчас найдется время для меня, мистер Дженнингс, — сказала Беатрикс. — Я давно ждала этой возможности.

Дженнингс опустил взгляд на ее ноги.

— Вам бы лучше взять у меня башмаки, — предложил он грубовато. — На скотном дворе и завязнуть недолго, городские туфельки как пить дать испортите.

Беатрикс залилась краской. Конечно же ей следовало позаботиться о подходящей деревенской обуви.

— Спасибо, с удовольствием воспользуюсь вашим предложением, — сказала она и последовала за ним к дому.

Когда она сняла свои городские туфли и сунула ноги в прочные кожаные башмаки на деревянной подошве, Дженнингс сказал, что такую обувь делает один башмачник в Хоксхеде по старым образцам, и местные женщины очень даже ее одобряют. Башмаки пришлись впору. Беатрикс шагала по широкой тропинке рядом с мистером Дженнингсом, чувствуя себя настоящей крестьянкой, а следом за ними тащились терьер и рыжая кошка. Мисс Поттер смотрела по сторонам, и волна радости поднималась в ее душе, восторг туманил разум — так можно ли не простить ее за то, что Ферма-На-Холме казалась ей самой прекрасной фермой в мире? Подумать только, все это принадлежит ей — и дом, и изумрудная трава, и ясное лазурное небо, и ветер с холмов, чистый и свежий, будто его только-только отмыли и прополоскали студеной водой, а дымный Лондон и ее мать и отец где-то далеко-далеко отсюда.

В течение нескольких часов, пока утреннее солнце осушало туман над Эстуэйт-Уотер, а облака вершили свой путь над холмами и вересковыми пустошами, Беатрикс и Джон Дженнингс обошли угодья фермы, каменные амбары, гумно и скотный двор, по узкой гужевой дороге пересекли луг, миновали каменоломню, стога сена и небольшую рощу, уже позлащенную осенью. У подножия холма, на краю земельного надела фермы они остановились, и Беатрикс окинула взглядом зеленую пойму Эстуэйт-Уотер и стайку белых гусей, опустившуюся на безмятежную водную гладь. Затем они продолжили путь, и мисс Поттер спрашивала своего спутника о телегах и тачках, об инвентаре и почвах на возделываемых участках, о здоровье животных и состоянии зимней травы, о запасах сена и пригодности камня из карьера для кладки стен и мощения дорожек. Мистер Дженнингс отвечал со все возрастающим уважением, он был явно удивлен широтой и глубиной познаний мисс Поттер, скрытых в ее вопросах. Беатрикс было приятно беседовать с фермером, и время — по крайней мере для нее — пролетело незаметно, а мистер Дженнингс, даже если у него этим утром и были более важные дела, никак этого не обнаружил. Вот и Плут, который мелкой трусцой бежал за собеседниками, не давая им уйти вперед, был не менее Дженнингса удивлен вопросами мисс Поттер. Ну скажите на милость, кто бы мог подумать, что знаменитая писательница, живущая в Лондоне, проявит такой интерес к какой-то ферме в Озерном крае?

Шагая по тропинке, обозначающей южную границу фермы, Беатрикс взглянула в сторону озера и заметила неподалеку беленый домик под высокой ивой. И тут же почувствовала легкое покалывание в кончиках пальцев — верный признак непреодолимого желания нарисовать нечто прекрасное, а крошечный домик и впрямь был очень красив: чистые белые стены, голубая сланцевая крыша и такой же колпачок над трубой, розовые кусты, в беспорядке разбросанные перед крыльцом.

— Что это за дом? — спросила мисс Поттер.

— Мы зовем его Ивовый Дом, — сказал мистер Дженнингс. — Там мисс Кросфилд живет с Джереми, племянником. Она овец держит, для шерсти, ну и прядет, и ткет. А вот как паровые ткацкие станки появились, так плохи ее дела стали. Да и для овец худое время: нынче вместо ковров норовят линолеум стелить.

— Линолеум вредит овцам? — Беатрикс сдвинула брови, вспомнив линолеумные полы в помещениях для прислуги на Болтон-Гарденс. — Как же это получается?

— Тутошние овцы, они хердуикской породы, зимы на здешних холмах им нипочем. А шерсть у них грубая, не мнется, в самый раз для ковров. Да только сейчас все больше в домах линолеум, нашу шерсть теперь не сбыть, фермеры на другие породы переходят. — Дженнингс помолчал. — А жалко. Славные они овцы, хердуики, для наших погод подходящие, болезни их не берут. И к дому приваженные, и не пропадут на бедных выпасах.

— Как это — приваженные? — спросила Беатрикс.

— Дом свой знают, где пастись знают, не сбегут куда не надо.

— Чудесное свойство, — пробормотала Беатрикс. И про себя подумала: знать, где твой дом, — действительно дар, и не только для овец.

— Да уж. А зимой, когда с холмов заметет, запуржит, они и в снегу не пропадут, неделю будут жить в чистом поле, а то и больше, такая у них шерсть.

Размышляя об овцах хердуикской породы, чья шерсть более не пользуется спросом, Беатрикс последовала за Дженнингсом через луг и поднялась по склону холма к огороду, вернее, к тому месту, где она надеялась разбить новый огород. Существующий же, с обряженным в тряпье пугалом, был мал и жутко неряшлив. Животных на ферме тоже оказалось удручающе мало, хотя этот недостаток можно было легко исправить. Похоже, что в этот год арендатор Фермы-На-Холме уделял особое внимание свиньям — тех было предостаточно. Большая часть поголовья оказалась уже проданной, чему мистер Дженнингс был очень рад, поскольку, как он сообщил мисс Поттер, свиньи сожрали почти всю картошку. Оставшимся придется довольствоваться сокращенным рационом.

— Как по вашему мнению, мистер Дженнингс, — спросила Беатрикс весьма серьезно, когда они остановились у ограды скотного двора, — стоит нам держать свиней в будущем году?

— Да уж пожалуй, — ответил Дженнингс, не глядя на мисс Поттер. — Это завсегда дело неплохое. Коли свиньи хороши, на них спрос и там, и здесь, и о тебе слава — мол, у тебя хорошие свиньи. — Опершись о забор, он вынул из кармана трубку и принялся набивать ее табаком из кожаного кисета. — Да только прежде надо бы свинарник подлатать, досок подкупить — подгнили кой-где доски-то, не то сбегут они, свиньи, и будут по деревне шастать, а это негоже, так я говорю?

— Разумеется, негоже, — согласилась Беатрикс, хотя и подумала про себя, что несколько гуляющих на свободе свинок лишь внесут приятное разнообразие в жизнь сельчан. Она наклонилась, чтобы приласкать Плута, который не отходил от нее ни на шаг. — Ну а что вы скажете о коровах? — настойчиво продолжала она. — Я видела только четырех.

— Да уж и коровы, — невозмутимо кивнул Дженнингс. — Тут бы не промахнуться с породой. Эрширские нужны коровы, я вам так скажу. И коли держать больше коров, то надо бы положить новый каменный пол в маслобойне, да и крышу перекрыть. Хозяйка моя говорит, в старой-то маслобойне уж ни сыр, ни масло не сохранишь: крысы там, здоровущие крысы — кошку утащат, если что.

— Слышишь? — спросил Плут рыжую кошку. — Ты что же крыс по амбарам не ловишь?

— Это дело амбарных кошек, — объяснила Полина Полба. — Видишь ли, у каждой кошки есть своя территория, и амбарным совсем не понравится, если я вздумаю охотиться в их зоне ответственности. Под моим присмотром сам дом, и уж можешь мне поверить, ни одна крыса не осмелится сунуть туда ус, когда я на посту. — При этом Полина подумала о Розабелле, крысе, которая жила на чердаке и по сю пору исхитрилась не попасть в ее лапы.

— Понятно, — сказала Беатрикс и мысленно прибавила стоимость новой маслобойни к стоимости свинарника, а полученную сумму — к стоимости эрширских коров. Становилось действительно понятно, что нескольким последующим книгам придется изрядно потрудиться, чтобы она смогла осуществить желаемые преобразования на ферме. — Насколько я заметила, овец здесь нет, — продолжала мисс Поттер после паузы. — Судя по вашим словам, хотя бы несколько хердуиков нам не помешают, правда? Жаль, если такая славная порода вовсе исчезнет.

— Хердуики? — Плут был поражен. Самому Плуту хердуики нравились, они казались ему поумнее прочих овец. Но фермеры в один голос сетовали, что на их шерсти ни черта не заработаешь, да и на мясо нет спроса. Неужто мисс Поттер не хочет получать доход от своей фермы?

— Да уж, хердуики — овцы что надо. — Похоже, Дженнингс был доволен. Он умял табак в трубке. — Поздновато, правда, октябрь на дворе, ну да пяток ярочек в Пенрите раздобыть можно. В ноябре-то как раз время крыть, так придется еще заплатить хозяину барана.

— Время крыть? — переспросила Беатрикс.

Дженнингс смотрел в сторону.

— Ну, это когда барана к овцам пускают. А в апреле им аккурат время ягниться.

Полина усмехнулась.

— Ты посмотри-ка, у нее лицо — что твоя свекла. Одно слово — городская дамочка. Не иначе нянюшка ей говорила, что ягнят аисты приносят.

Беатрикс почувствовала, что у нее горят щеки. Ей еще не приходилось беседовать на подобные темы с представителем противоположного пола. Но уж если она собирается управлять фермой, то надо будет научиться и говорить как фермер. И она расправила плечи.

— Что ж, отправляйтесь в Пенрит и купите для нас пять ярок, — сказала она храбро, — и наймите лучшего барана, чтобы покрыть их. Придет апрель, и начало нашему стаду будет положено.

Теперь настала очередь Плута рассмеяться. Он заговорил в рыжее ухо Полины:

— Ты это слышала? Да из нее вполне может получиться фермер.

— Все может быть, — сказала Полина. — Хотя тут одними словами не обойдешься, придется и ручки запачкать. А это не так-то легко для лондонской дамочки.

— Апрель, да… — Дженнингс скребнул спичкой о сапог, поднес ее к трубке и затянулся. — Вот и у нас с хозяйкой моей в апреле народится ребеночек. Почитай, третий. — Он придирчиво осматривал пугало. — Со свиньями, да коровами, да овцами, да сено запасти, да то, да другое — работы непочатый край, а вы-то все в Лондоне. Кто ж тут будет управляться?

— Вот-вот, правильный заход, мистер Дженнингс, — одобрила Полина. — Пусть она прямо и ответит, пора бы ей и решить.

У Беатрикс еще не было ясного представления, как быть с Джоном Дженнингсом, но настало время прийти к какому-то решению. Она глубоко вздохнула и заговорила очень серьезно:

— Я рассчитываю, что вы и миссис Дженнингс согласитесь остаться и по-прежнему здесь работать. Вместе с вами мы непременно сделаем замечательную ферму. Она, конечно, невелика, но тем лучше, ведь мне еще предстоит многому научиться. — Беатрикс помолчала. — Ну как, вы согласны?

Последовало долгое молчание. Беатрикс уже забеспокоилась, что мистер Дженнингс откажется от ее предложения. В курятнике закудахтала несушка, возвещая о новом яйце, а через минуту к ней присоединилась и вторая (та всегда примазывалась к славе, пусть яйцо и не было ее заслугой). Неподалеку раздалось низкое бархатистое мычание, а в доме кто-то стал колотить по оловянной кастрюле.

— Попроси она меня, я бы согласился, — сказал Плут. — Это дело по мне. И она сама мне тоже по вкусу, хоть и держит эту дурацкую ежиху.

— Может, ты и прав, — отозвалась Полина. — Да только, знаешь ли, есть одна закавыка — миссис Дженнингс. Ей это не понравится, она ему так и сказала.

— Я-то? — отозвался наконец мистер Дженнингс. — Да кто ж его знает, как тут быть. — Он обернулся в сторону дома. — Моя-то хозяйка все толкует, что вы там решите насчет жилья. Не иначе как на ферме захотите жить?

Беатрикс проследила его взгляд. На крыльце с большой кастрюлей в руках стояла миссис Дженнингс и смотрела в их сторону. Даже с этого расстояния мисс Поттер могла разглядеть, что женщина была очень сердита. Она тяжело вздохнула.

— Не скрою, конечно же я хотела бы жить здесь, когда приезжаю в Сорей. Но должна признаться, что не вижу, как это можно устроить. Скоро вас будет пятеро, вы сами сказали, и вшестером нам тут было бы слишком тесно. — Беатрикс прекрасно понимала, что при ее любви к уединению вряд ли сможет уживаться с этим шумным семейством под одной крышей дольше одного-двух дней. Да и миссис Дженнингс наверняка не обрадуется такой перспективе — дом слишком мал.

— Слишком тесно, — повторила Полина безапелляционным тоном. — Кому-то пришлось бы спать на полу, и, можешь мне поверить, Плут, миссис Дженнингс этим кем-то не окажется ни за какие коврижки.

— Ну и что тут прикажете делать? — спросил Дженнингс. — Ее, хозяйку мою, очень беспокоит, как с домом-то будет. Коли это дело не уладить, боюсь, придется вам искать другого фермера.

— Я очень хорошо ее понимаю, — сказала Беатрикс и добавила с несколько большей убежденностью, чем чувствовала: — Но мы непременно что-нибудь придумаем. Вы сами поговорите об этом с миссис Дженнингс или лучше мне это сделать?

Дженнингс запыхтел трубкой.

— Лучше уж я сам, — сказал он наконец. — Не очень-то она рада тут оставаться, уж простите. — Он повернулся, и взгляд его строгих синих глаз просветлел, хотя это еще нельзя было назвать улыбкой. — Я тут в субботу запрягу пони, повезу масло и яйца в Хоксхед. Может, захотите поехать?

— С радостью, — сказала Беатрикс. Она посмотрела на свои ноги. — Я, пожалуй, загляну к башмачнику и закажу себе пару таких башмаков.

Плут повернулся к Полине, на морде которой отразилось удивление.

— Ну вот, — сказал он удовлетворенно. — Она уже и говорит как фермер, и ходит как фермер. Эта дамочка еще станет настоящим фермером, помяни мое слово.

Возвращаясь в Зеленую Красавицу к обеду, Беатрикс заглянула на почту, где поприветствовала Люси Скид, почтальоншу, и спросила, что для нее есть. Оказалось, пришло немало: два письма от Милли Уорн, сестры Нормана, письмо от матери, письмо и чек от издателя и пакет с шестью экземплярами «Повести о миссис Тигги-Уинкль» — так было указано на почтовом ярлыке.

— Добро пожаловать в деревню, мисс Поттер, — сказала Люси, напуская на себя важность. — Долго ли у нас пробудете на этот раз?

— До конца месяца, — ответила Беатрикс. Потом взглянула на письма и добавила: — Если не возникнет нужда уехать раньше.

Ее мать имела обыкновение занедужить или создать критическую ситуацию с домашней прислугой, как только Беатрикс покидала родительский дом. Мисс Поттер очень надеялась, что полученное письмо не являлось срочным требованием вернуться.

— Я случайно заметила, — призналась Люси невинным тоном, — что посылка-то полна книг. Неужто ваша новая? Моя матушка все ваши книжки перечла. Любимая у нее — «Кролик Бенджамин». Она ее моим девочкам читает и читает, хоть те уж и сами умеют. — Люси звонко рассмеялась. — Говорит, эти кролики ей людей напоминают, знакомых разных.

Беатрикс открыла бумажный пакет с книгами и вынула одну.

— Она вышла в прошлом месяце. Есть еще одна новая книжка, но ту еще не прислали. — Мисс Поттер улыбнулась. — Надеюсь, вашей матушке будет приятно получить это.

Люси Скид сделала круглые глаза.

— Неужто вы это ей дарите? — прошептала она.

— Если хотите, я с удовольствием подпишу ее, — неуверенно сказала Беатрикс. — Как зовут вашу матушку? — Выслушав ответ, она взяла со стойки перо, окунула его в стеклянную чернильницу и старательно вывела: «Миссис Долли Доркинг с добрыми пожеланиями. ХБП».

— Вот спасибо! — воскликнула Люси. — Вот она обрадуется! — Люси вгляделась в надпись. — А это «X» — оно что значит?

Чувствуя, что этим расспросы Люси не ограничатся, Беатрикс не хотела говорить ей, что ее окрестили Хелен, по имени матери. Поэтому она испытала облегчение, увидев в дверях чью-то тень. В помещение почты, тяжело опираясь на палку, вошла согбенная пожилая женщина в длинном сером балахоне с откинутым на плечи черным капюшоном.

— Матушка, взгляните-ка сюда! — воскликнула Люси, вся в волнении, воздев над головой «Повесть о миссис Тигги-Уинкль». — Это новая книжка мисс Поттер, она подписала ее, и ваше имя тут тоже, вот, видите? Так и написано: «Миссис Долли Доркинг». Она вам ее дарит с добрыми пожеланиями!

Женщина подошла поближе и внимательно оглядела Беатрикс. Роста она была небольшого, чуть выше пяти футов, на морщинистом коричневом, как замша, лице выделялись проницательные голубые глаза. От нее шел сильный запах лаванды.

— Ну, спасибочки, — сказала она высоким надтреснутым голосом. — Эта тоже про кролика? Мне-то Бенджамин страсть как нравится, хоть и безобразник. Ну прям как мой братец, когда молодой был.

— Вообще-то здесь написано про ежиху, — сказала Беатрикс. Она всегда радовалась встрече с преданным читателем. — А когда я писала, у меня перед глазами была моя домашняя ежиха по имени миссис Тигги.

— Ну-ну, почитаю, — сказала старушка, — да и расскажу вам, как она мне показалась. — Миссис Доркинг засопела. — Только вот врать не стану, коли она не так хороша, как «Кролик Бенджамин», прямо и скажу.

— Матушка! — возмущенно замахала руками Люси. — Она ж вам книгу-то подарила!

— Поэтому, что ли, врать надо? Ну уж нет. — И бормоча что-то себе под нос, миссис Доркинг зашаркала прочь по темному коридору.

Приятно удивленная, Беатрикс сложила в сумку свои письма и книги и собиралась покинуть почту, когда в помещение вошла женщина. На ней были опрятная серая юбка, жакет и белая блузка, а широкополая шляпа почти скрывала аккуратно подобранные наверх темные с проседью волосы. Женщину сопровождала серая полосатая кошка с красным ошейником и маленьким колокольчиком.

— О, мисс Поттер, — сказала она радостно, — очень рада снова видеть вас. Надеюсь, вы меня помните. Грейс Литкоу.

— Конечно же помню. — Беатрикс опустила взгляд на кошку. — А это Пышка, не правда ли? Я помню ее с прошлого приезда.

— Именно, — улыбнулась в ответ миссис Литкоу. — Как удивительно, что вы запомнили ее имя.

— Я тоже удивлена, — промурлыкала Пышка, весьма польщенная, и стала виться вокруг щиколоток мисс Поттер. — Правда, такую кошку трудно не запомнить.

— Дело в том, — сказала Беатрикс, — что я вставила Пышку в свою книгу «Пирог и противень». Правда, там у нее другое имя — Рябая Риби, но это все равно Пышка. — Она наклонилась и погладила блестящую шерстку. — Ты ведь и не заметила, Пышка, как я рисовала тебя, да не один раз.

— Вы вставили меня в книгу? — Пышка села и уставилась на мисс Поттер широко открытыми глазами. — Что-то будет, когда об этом услышит Табиса Дергунья!

— Я в эту книжку вставила и одну из собачек миссис Роллинс, — добавила мисс Поттер, выпрямляясь, — и несколько видов Сорея.

— Как это замечательно! — восхитилась миссис Литкоу. — Детишкам очень понравились книги, что вы прислали, когда они болели. — Она подошла к стойке. — Здравствуйте, Люси, — сказала она, — дайте мне, пожалуйста, марку.

Беатрикс стояла рядом, ожидая, пока миссис Литкоу расплатится, приклеит марку к конверту и вручит его Люси Скид. Когда они в сопровождении Пышки покинули почту, мисс Поттер застенчиво сказала:

— Я очень признательна вам за то, что вы помогли мне поселиться в Зеленой Красавице. Ведь это вам пришла в голову мысль поговорить с миссис Крук? Так мне сказала мисс Вудкок.

— О, вы не должны меня благодарить, — улыбнулась в ответ миссис Литкоу. — Я надеюсь, Джордж Крук ведет себя пристойно. Он очень славный человек, но иногда бывает немного неприветлив.

— Немного неприветлив! — Пышка рассмеялась. — Почему бы вам не рассказать, как он гнался по деревне за цыганом-лудильщиком?

— Значит, тут дело не во мне, — заметила Беатрикс с видимым облегчением. — Иногда ведь чувствуешь себя… неловко, когда встречаешь незнакомых людей.

— Если позволите говорить откровенно, — сказала миссис Литкоу, — я думаю, Джорджу просто не по вкусу, что Ферму-На-Холме покупает женщина. Кое-кто из мужчин сомневается, что из женщины, а тем более городской, может получиться хороший фермер. — В ее серых глазах промелькнул огонек. — Они предрекают полный провал. Но ведь мужчины всегда занимают такую позицию, если женщина затевает что-нибудь необычное.

Беатрикс не могла удержаться от улыбки: именно таким мужчиной был ее отец.

— Что ж, им просто-напросто придется свыкнуться с этим, — живо откликнулась она, — потому что я не отступлюсь. Утром мы с мистером Дженнингсом осмотрели ферму и потолковали — о перестройке маслобойни, о ремонте свинарника, о покупке овец.

— Значит, Дженнингсы остаются? — спросила миссис Литкоу весьма серьезно. — Я не хотела бы проявлять любопытство, но все же как вы собираетесь все это устроить?

— Я попросила их остаться, — ответила Беатрикс. — Но, право, не уверена, что они согласятся. Со всей очевидностью, места в доме для всех нас не хватит. Я…

— Миссис Литкоу! — донесся до них громкий зов. — Миссис Литкоу, подождите!

Беатрикс обернулась и увидела дородного мужчину в коричневом жилете, красном шейном платке и горчичного цвета твидовом костюме. Он спешил к ним через луг, а в двух шагах за ним семенил, стараясь не отстать, еще один мужчина, пониже, но тоже тучный, с пышной каштановой бородой. «Словно Твидлдам и Твидлди»[7], — подумала Беатрикс.

— Здравствуйте, миссис Литкоу, — заговорил первый, переводя дыхание. — Очень рад снова видеть вас, мэм.

— Здравствуйте, мистер Робертс, — ответила миссис Литкоу довольно холодным тоном, из чего Беатрикс заключила, что ее спутница не считает этого человека близким другом. — Позвольте познакомить вас с мисс Поттер.

Пышка нахмурилась.

— Робертс? Нам не приходилось встречаться?

— Очень рад, — сказал мистер Робертс, едва кивнув Беатрикс и оставив вовсе без внимания кошку, которая выглядывала из-за ее юбки. Он сделал жест в сторону мужчины пониже: — Миссис Литкоу, мисс Поттер, мистер Спрай.

— Определенно мы встречались, — сказала Пышка, прищуриваясь. — На днях это было, у Дома-Наковальни, помню, уже стемнело… — Пышка и рыжая кошка с Фермы-На-Холме как раз бодрствовали и охотились на мышей. В огородах за домами с наступлением темноты охота всегда бывала успешной, тем более что прочие деревенские кошки предпочитали в это время подремать у камина.

Мистер Спрай дважды поклонился, пробормотал в свою бороду, что очень рад, затем, не поднимая глаз, извлек из жилетного кармана две визитные карточки и вручил миссис Литкоу и Беатрикс. Мисс Поттер прочитала: «Дома на продажу и внаем».

— Спрай — агент по недвижимости из Кендала, — объявил мистер Робертс. — Я поручил ему продать Дом-Наковальню.

— Одно из ценнейших качеств кошки, — заметила Пышка, — умение видеть в темноте. Вас-то, сэр, я и видела в ту ночь, когда вы пытались забраться в дом через заднее окошко!

— Превосходный дом, смею вас заверить, — сказал мистер Спрай елейным голосом. — Уйдет за хорошую цену. Спрос на дома в Озерном крае сейчас очень велик, поверьте моему слову. Особенно на старые.

— Ну уж Дом-Наковальня — старее некуда, — мистер Робертс старательно натянул жилет на свое обширное чрево. — Семья Толливеров владеет им со времен короля Георга[8].

— В таком случае я еще больше удивлена, что этот дом не остается во владении Толливеров, мистер Робертс. — Тон миссис Литкоу стал ледяным. — Позор отдавать прекрасный семейный дом в совершенно чужие руки.

Мистер Робертс небрежно махнул рукой, перстни на толстых пальцах сверкнули.

— Семьи-то уже нет. Остался я один, а мне старый дом не нужен.

— Уж если вам не нужен старый дом, зачем было лезть туда через окошко? — строго спросила Пышка. — Хотели там что-то найти, не иначе? — И она ехидно улыбнулась. — Видно, жаль, что с таким-то брюхом ничего у вас не вышло, а? — В ту ночь они с рыжей кошкой долго наблюдали за его попытками, пока он не сдался и не отправился восвояси.

— Совершенно не нужен, — повторил мистер Робертс с чувством. — У меня славный новехонький дом в самом новом предместье Кендала. — Он надул круглые щеки. — Все современные удобства, водопровод, газ, место для экипажа. Отличное место, а, Спрай?

— Истинная правда, — пробормотал мистер Спрай. — И вполне современное, вполне. Вода, газ, мощеная улица. Отдельное строение для экипажа, очень просторное. Большой участок.

Плотно сжав губы, миссис Литкоу наклонила голову.

— Рада слышать, что ваше жилище обладает столь отменными качествами, мистер Робертс. Мисс Поттер и я, мы должны вас покинуть. Приятно было познакомиться, мистер Спрай.

— Вот уж не похоже, что знакомство было приятным, — сухо заметила Пышка. — И я вас не виню. Да этот тип по меньшей мере взломщик. Он пытался…

— Одну минуту, — остановил их мистер Робертс. — Миссис Литкоу, насколько мне известно, тетушка Толливер дала вам запасной ключ от дома, и я хотел бы его получить. Мы со Спраем уже побывали здесь сразу после похорон, он успел поверхностно осмотреть дом. Но нам надо кое-что уточнить, прежде чем объявлять о продаже. — Он скривился и продолжал. — Увы, у меня нет ключа, а дом, как я понимаю, заперт. Буду признателен, если вы дадите мне свой.

Миссис Литкоу расправила плечи и снова сжала губы.

— Весьма сожалею, мистер Робертс, но я не могу дать вам этот ключ, прежде чем будет оглашено завещание мисс Толливер и решен вопрос о наследстве. Насколько мне известно, оглашение состоится в конторе ее стряпчего завтра утром. Как только я получу доказательства, что вы являетесь законным наследником мисс Толливер, я с радостью вручу вам ключ.

— Но вы же не можете… Какой вздор! — мистер Робертс встал на цыпочки, кровь бросилась ему в голову, и он покраснел как рак. — Да я единственный и последний Толливер, больше в семье никого не осталось. Дом-Наковальня принадлежит только мне, и я требую, чтобы вы немедленно отдали мне ключ, слышите, сию же минуту!

— Требуйте все что угодно, мистер Робертс, — процедила миссис Литкоу, — но ключа вы не получите. — Она взяла Беатрикс под руку. — А теперь прошу извинить — у нас с мисс Поттер важные дела в другом месте. — И они гордо удалились, оставив мистера Робертса таращиться им вслед, а мистера Спрая бормотать в бороду: «Очень, очень странно!»

— Боже праведный! — сказала Беатрикс, когда они отошли на некоторое расстояние. — Я просто в восторге от того, как вы говорили с этим неприятным господином! — И добавила со смехом: — До чего он похож на петуха, правда? Жилет коричневый, платок красный, костюм желтый — ему только красной шляпы не хватает!

— Петух! Подумать только, как точно вы это подметили! — Миссис Литкоу рассмеялась, но тут же стала серьезной. — Боюсь, мистер Робертс становится уж слишком неприятным, когда вобьет себе в голову, что ему что-то нужно. Мисс Толливер всегда чуралась его, старалась по возможности не иметь с ним дела. Она была очень привязана к Дому-Наковальне, и я бы очень удивилась, узнав, что дом завещан ее племяннику, хотя, с другой стороны, он ее единственный родственник. — Они подошли к углу Рыночной улицы, и миссис Литкоу на мгновение замолчала. — Димити Вудкок пригласила меня в Береговую Башню на сегодняшний чай. Буду рада видеть вас там, мисс Поттер. — Она одарила Беатрикс теплым взглядом серых глаз и протянула руку.

— Благодарю вас, — с искренней ответной теплотой Беатрикс пожала ладонь миссис Литкоу.

Она шла к Зеленой Красавице, размышляя о твердости, которую проявила Грейс Литкоу в разговоре с этим отвратительным типом, и подумала, как должно быть плохо иметь врага в лице такой женщины.

А в это же самое время Грейс Литкоу направлялась к Розовому Дому, с улыбкой вспоминая замечание мисс Поттер о том, что мистер Робертс как две капли воды похож на петуха. Да, эта дама, может быть, и чувствует неловкость при встрече с незнакомыми людьми, но в наблюдательности ей не откажешь.

6 Чаепитие у Димити Вудкок

Вернувшись домой после встречи с викарием, Димити, как она себе и обещала, принялась выдергивать крестовник вдоль дорожки, ведущей к крыльцу, и сгребать палые листья. В четыре она переоделась, поправила прическу и спустилась в малую гостиную, окна которой выходили в сад. В камине горел огонь, и его мягкий свет играл на дубовой мебели, принадлежавшей Вудкоковской ветви семьи. Комнату оживляли осенние астры в высоких вазах и поздние розы в сосудах, больше напоминавших широкие чаши. Чай был сервирован на столе, покрытом белой камчатной скатертью. В гостиную, неся блюдо с пирожками, вплыла Эльза Грейп, крепкая, просто одетая женщина, облик которой излучал хозяйскую уверенность, какая свойственна прислуге, живущей в семье с давних времен (что вполне соответствовало действительности, ибо брат Димити принял ее на службу тотчас после переезда в Береговую Башню).

— Позвоните, если кипятку не хватит, мэм, — сказала Эльза. — Миссис Литкоу передала, что может немного припоздниться. Да вот еще, у рыбника только треска была, ее и сготовлю заместо пеструшки с крыжовенным соусом. И чтоб не забыть — Джейн Кросфилд принесла юбку вашу шерстяную, что порванная была, починила она ее. Ох и славно починила, доложу я вам, прям как новая стала, право слово. — Она придирчиво осмотрела накрытый к чаю стол. — Не мало ли бисквитов?

— По-моему, достаточно. — Димити тоже взглянула на стол, где расположились шесть фарфоровых чашек с блюдцами. — Нас ведь только четверо — викарий, миссис Литкоу, мисс Поттер и я. У мистера Вудкока дела в Хоксхеде, он появится только к ужину.

— Да ну! Видать, дело важное, коли капитан посидеть за чаем с викарием отказался. — Эльза помолчала и вопросительно взглянула на Димити. — Никак оно мисс Толливер касаемо?

— Право, не знаю, — сказала Димити и принялась пересчитывать ложки. Главным недостатком Эльзы было неукротимое любопытство. Она была преисполнена решимости разузнать, что происходит в доме, даже если там ничего не происходило. В свою очередь Димити была преисполнена не меньшей решимости держать Эльзу в неведении, даже если выведывать было нечего. Подобная игра забавляла обеих женщин вот уже десять лет, и ни одна из них не желала ее прекратить.

— Гм! — заметила Эльза довольно язвительно и покинула гостиную.

Немного позже звякнул колокольчик, и Эльза вновь появилась на пороге.

— Мэм, пришел викарий, а с ним мисс Краббе и мисс Нэш. Он их встретил, когда они из школы возвращались, и спрашивает: ничего, если они тоже войдут и повидают мисс Поттер.

— О, разумеется, — ответила Димити с некоторым беспокойством в голосе.

Она была очень рада приходу мисс Нэш, но ей оставалось лишь надеяться, что мисс Краббе не придет в голову отчитывать их словно школьников, как это с ней иногда случалось, что действовало весьма удручающе. Кроме того, Димити чувствовала неловкость: Мертл Краббе оказывается в ее доме за чаем, в то время как ее сестер, Пэнси и Виолу, она не пригласила. Димити тяжело вздохнула. Чтобы сгладить эту неловкость, ей придется пригласить всех трех сестер на обед. Причем подойдет для этого только суббота или воскресенье, поскольку в остальные дни Мертл занята в школе. Да, сельская жизнь может на поверхностный взгляд показаться весьма простой и безыскусной, но в глубинах ее таятся подводные камни.

Димити скрыла все эти малоприятные размышления за приветливой улыбкой и шагнула навстречу входящему трио.

— Викарий, — сказала она радушно, — мисс Краббе, мисс Нэш! Как славно, что вы зашли повидать мисс Поттер.

На этот раз мисс Краббе выглядела более опрятно и не столь безумно. Она вполне владела собой, а это означало, что опасность услышать ее наставления была весьма велика.

— Где же мисс Поттер остановилась? — спросила мисс Краббе, пока Димити наливала ей чай. — Молоко и сахар, пожалуйста.

Маргарет Нэш улыбнулась хозяйке.

— Пожалуйста, с лимоном, Димити.

— Только сахар, — сказал викарий. На этот раз с ним была трость из темного дуба, обильно украшенная резными листьями и желудями. Он прислонил ее к стене и потер руки. — Насколько мне известно, мисс Поттер поселилась у Круков в Зеленой Красавице. Я не ошибся, мисс Вудкок?

— Совершенно верно, — ответила Димити, продолжая разливать чай. — Разумеется, нам остается надеяться на лучшее, — добавила она туманно.

— Не поговорить ли мне с Джорджем, — неуверенно сказал викарий, принимая чашку из рук Димити, — хотя я отнюдь не убежден, что это возымеет действие. Уж очень ему не по вкусу мысль, что женщина берется управлять фермой. Да и эта неприятность с Сайласом Тедкаслом подлила масла в огонь.

— Не припомню, — сказала мисс Краббе, энергично размешивая чай, — чем, собственно, занимается мисс Поттер, хотя определенно слышала это имя, и не раз. Уж не политикой ли?

— Бисквитное пирожное? — спросила Димити у викария. — Миссис Грейп будет рада, если вы узнаете, что она испекла его специально для вас.

— Как это мило, — сказал викарий, положив себе два. — Поблагодарите от меня миссис Грейп. У нее отменно получаются бисквиты.

— По-видимому, мисс Краббе, вы имеете в виду Беатрис Поттер, — тактично заметила Маргарет Нэш. — Она действительно социалистка. Ее имя пишется без «к».

— Наша мисс Беатрикс Поттер пишет и иллюстрирует детские книги, — сказала Димити. — Ее имя оканчивается на «кс». Не хотите ли бисквит, мисс Краббе? Или пирожок с грушевым вареньем? — И добавила, обращаясь к викарию: — Новая книга мисс Поттер там, на столе. Спасибо, что одолжили ее мне. Она восхитительна.

— Не стоит благодарности, — сказал викарий, беря книгу. — Как раз о ней я и говорил вам, мисс Нэш. «Пирог и противень».

— Пожалуй, пирожок, мисс Вудкок. — Мисс Краббе удивленно подняла брови. — Вот уж не знала, что вы увлечены литературой для детей, викарий, — продолжала она, не скрывая насмешки. — Надо будет попросить вас прочесть эту книгу в моем классе — разумеется, если только в ней не слишком много политики. Я всегда утверждала, что не следует забивать детям головы политикой. — И она наклонилась к Сэмюэлю Саккету: — А о какой неприятности с Сайласом Тедкаслом вы упомянули?

Звон колокольчика спас викария от необходимости отвечать, и на пороге гостиной вновь появилась Эльза.

— Мэм, это миссис Литкоу, — объявила она. — Миссис Литкоу говорит, что к ней зашла миссис Роуз Саттон — поднос вернуть, она поднос у ней брала, — так вот миссис Литкоу и говорит, хорошо бы вам и миссис Саттон пригласить, чтоб она с мисс Поттер повстречалась, ведь муж-то у миссис Саттон ветеринар, а коли мисс Поттер желает держать коров, да овец, да свиней, да прочую живность на своей-то ферме, то надо бы им и познакомиться, да поскорей.

— Да-да, конечно, — сказала Димити, считая чашки на столе. — Пригласите их, Эльза.

Попытки пригласить в деревне на чай ограниченное число гостей были обречены на провал. Все равно приходилось вытаскивать на свет божий всю чайную посуду и отдаваться на милость толпы.

— Так мисс Поттер купила Ферму-На-Холме, верно? — Тонкие брови мисс Краббе поползли вверх. — Что же теперь будет с Дженнингсами? Не иначе, она их выселит.

— Дорогая Димити! — В дверях гостиной показалась Грейс Литкоу, а с ней — растрепанная моложавая женщина с блестящими карими глазами, обветренными губами и покрасневшими руками, словно они целую вечность пробыли в горячей воде. Димити хорошо знала Роуз Саттон: та хоть и была временами довольно неряшлива, но работала не покладая рук, как мало кто в их приходе. Она не только вела всю бухгалтерию Десмонда, своего супруга, но и помогала ему приготавливать лекарства, добывала все необходимое для ветеринара, а также ловко управлялась со всеми отпрысками, каковых в семействе Саттонов, согласно последнему реестру, было пятеро, хотя, взглянув на Роуз, можно было сделать вывод, что это число вскоре изменится в большую сторону.

— И что же мисс Поттер собирается делать с фермой? — спросила мисс Краббе викария, не скрывая своего скепсиса. — Не понимаю этих увлеченных политикой дам, вечно они стараются обратить на себя внимание каким-нибудь скандалом.

— Но я совсем не думаю, что наша мисс Поттер так уж увлечена политикой, — сказал викарий, явно испытывая неловкость.

— Боюсь, мне скоро придется уйти, — сказала Роуз Саттон, принимая чашку из рук Димити, — надо напоить детей чаем. Но я очень хотела поблагодарить мисс Поттер за ее заботу. Моей Лиззи досталась одна из тех книжек, что она прислала в Сорей, когда из-за скарлатины закрылась наша школа. Вся моя малышня вела себя тише воды, да не один день. — Роуз положила в чашку кусочек сахара, размешала и обвела присутствующих взглядом блестящих глаз. — Мне, право, неловко, но могу я спросить, известно ли что-нибудь о завещании мисс Толливер? Муж слышал, что оно в конторе мистера Хилиса, да только никто, похоже, не знает, то ли этот торговец из Кендала станет наследником, то ли еще кто.

Все посмотрели на Димити, ожидая, что́ она скажет — ведь капитан Вудкок, занимавший пост мирового судьи, всегда был в курсе всех событий. Димити откашлялась.

— Сегодня за завтраком мы говорили об этом, но брат мало что смог сообщить, — проговорила она, как бы извиняясь. — Оглашение завещания назначено на завтра. Боюсь, это все, что мне известно.

— Сегодня утром мы с мисс Поттер вместе возвращались с почты, — заговорила миссис Литкоу, — и повстречали мистера Робертса. Он потребовал у меня ключ от дома мисс Толливер.

— Потребовал? — спросил викарий, поднимая реденькие седые брови. — Боже правый!

— Представьте себе, — сказала Грейс сухо. — Должна признаться, он ведет себя просто отвратительно. С ним был агент по недвижимости из Кендала, некий мистер Спрай. Похоже, мистер Робертс поручил ему продажу Дома-Наковальни. При этом он дал понять, что хочет избавиться от дома как можно быстрее.

— Надеюсь, вы не отдали ему ключ, — взволнованно сказала Димити и подумала про себя, что Майлсу следует знать об этом эпизоде. Возможно, он захочет рассказать о нем стряпчему мисс Толливер.

— Разумеется, нет, — ответила Грейс и улыбнулась. — Не знаю, стоит ли мне это повторять, но, по мнению мисс Поттер, этот мистер Робертс похож на петуха. Очень точно подмечено, на мой взгляд.

Роуз Саттон прыснула, Маргарет Нэш громко рассмеялась, не удержался от смеха и викарий.

Мисс Краббе, впрочем, как и можно было ожидать, осталась недовольна. Она негодующе фыркнула и заявила:

— Все эти погрязшие в политике дамы вечно торопятся со своим осуждением. А уж социалисты и подавно, тем вообще не угодить.

— Видите ли, мисс Краббе, — осторожно заметил викарий, — дело в том, что мисс Поттер не имеет отношения к политике, она художница, причем весьма известная художница. Она пишет книги для детей и сама же их иллюстрирует. — Он взял в руку экземпляр «Пирога и противня». — Вот ее последняя книжка, она вышла на прошлой неделе.

— Что ж, надеюсь, она хотя бы в свои сочинения не включает социалистические идеи. — Мисс Краббе опустила подбородок и пристально посмотрела на викария поверх очков в золоченой оправе: именно таким взглядом она обычно пронзала первоклашек. — Это было бы особенно опасно, поскольку она осмеливается утверждать, что люди похожи на животных. Какой пример она подает детям!

— По-видимому, мне не следовало упоминать об этом, — сказала Грейс, виновато взглянув на Димити.

Снова звякнул колокольчик, и через мгновение Эльза открыла дверь и с особой торжественностью провозгласила:

— Мисс Поттер… и миссис Крук. — А затем повернулась к Димити, которая в уме лихорадочно пересчитывала гостей, и поделилась своими ближайшими планами: — Принесу еще чашек и чайник кипятка, мэм.

Димити было поспешила приветствовать почетную гостью, но вперед выступила Матильда Крук.

— Я сказала мисс Поттер, что вам по душе, когда за чаем народу много, — заговорила она с порога, — и вы не станете браниться, если и я забегу на минутку. Чем народу больше, тем веселее — так моя матушка говаривала. Мы тут в Сорее особо не чинимся. — Матильда обвела взглядом небольшую комнату, полную гостей. — Вы только гляньте, мисс Поттер, сколько людей понабилось! Вот славно, что все пришли! — Приняв на себя таким образом роль радушной хозяйки, миссис Крук подошла к столу и взяла последнюю чашку.

Несколько последующих мгновений были заполнены неясным гулом, какой обычно сопровождает появление почетного гостя. Впрочем, в данном случае этот гость, вернее, гостья, робко жалась к двери, и по ее виду можно было сделать безошибочный вывод, что больше всего на свете она хотела бы поскорее сбежать. В конце концов, однако, мисс Поттер усадили в кресло у камина, собравшимся удалось ей представиться, Эльза принесла чашку с блюдцем и чайник, а Димити раздала последние пирожки и бисквиты. Роуз Саттон поблагодарила мисс Поттер за книгу, полученную ее малышкой Лиззи, Маргарет Нэш сообщила, что Клара Дженнингс успела рассказать одноклассникам, как мисс Поттер дала ее кошке премилое имя — мисс Полина Полба, а викарий попросил мисс Поттер подписать для его племянницы книжку «Пирог и противень», которую и сама сочинительница еще не видела.

— Детали на ваших иллюстрациях просто поразительны, — сказал восхищенный викарий, когда мисс Поттер закончила надпись на форзаце. Он раскрыл книгу на третьей странице: — Взять хотя бы эту дверь почты — точность потрясающая, до последней завитушки на наличнике оконца.

— Но у дорожки-то здесь тигровые лилии, а они ведь взаправду растут у Лидии Доулинг! — воскликнула Матильда Крук, заглядывая в книгу через правое плечо мисс Поттер. — И уж больно они высокие, лилии-то, чуть не с дверь ростом.

Мисс Поттер эти замечания привели в замешательство.

— Мне хотелось, чтобы дверь на рисунке казалась меньше, — пояснила она, — размером с собачку. Лилии тут задают масштаб.

— Так это ж с толку сбивает, — недовольно заметила Матильда. — Нет уж, пусть на картине все будет как в жизни.

— Это вольность художника, Матильда, — пояснила Маргарет Нэш. — Вещи на картинах никогда не бывают в точности такими, как в жизни.

— А вот гостиная Берты Стаббс, — поспешил продолжить викарий, переворачивая страницу. — И Герцогиня, собака Миранды Роллинс, тянется к дверце буфета за пирогом. Здесь все очень точно нарисовано, даже эта красная подушечка на кресле миссис Роллинс. — Он перевернул еще одну страницу. — А вот Герцогиня с Пышкой, кошкой Берты Стаббс, — ее сразу узнаешь, хотя в книге она названа Рябая Риби, — сидят себе и лакомятся пирогом.

Тут над левым плечом мисс Поттер нависло хмурое лицо мисс Краббе.

— Но здесь вовсе не Герцогиня, — осуждающе заметила она, указывая пальцем на рисунок. — Это Чернушка — шерсть у нее черная, а у Герцогини шерсть коричневая. И вовсе незачем было менять кличку кошки, уж если рисовать с натуры, так все следует воспроизводить с абсолютной точностью.

Димити заметила, что к этому моменту щеки мисс Поттер стали пунцовыми.

— По-моему, — поспешила мисс Вудкок на помощь Беатрикс, — имя Герцогиня лучше подходит для героини книжки, чем Чернушка. И Рябая Риби очень мило звучит. — Затем Димити поторопилась сменить тему. — Вы ведь нынешним утром совершили прогулку по Ферме-На-Холме, мисс Поттер. Оправдались ли ваши ожидания?

— О да! — ответила Беатрикс. — Место очень красивое. Мы с мистером Дженнингсом обсудили, что на маслобойне и в свинарнике нуждается в починке. Ну а чуть позже надо будет расширить сад и огород.

Мисс Краббе пересела на диван рядом с Маргарет Нэш.

— Я думаю, Дженнингсы съедут, — сказала она, недовольно поджав губы. — Только вот куда? Что-то я не слышала, чтобы в округе сдавались в аренду дома.

Мисс Поттер взглянула ей прямо в глаза.

— Я попросила их остаться на ферме, — сказала она, — хотя нам придется подумать, как быть с жильем.

Роуз Саттон набралась смелости и вступила в разговор.

— А не смогут ли они взять дом мисс Толливер? Вы, наверное, слышали, она скончалась на прошлой неделе — так неожиданно, так загадочно.

Мисс Поттер закашлялась.

— Да, я знаю, — сказала она тихо. — Меня поразило это известие.

— От чего она умерла? — спросила Роуз, обращаясь к Димити. — Может быть, вы что-нибудь слышали?

— Всем охота узнать, — многозначительно сказала Матильда. — Она ж ни дня не хворала.

— Доктор Баттерс сказал, что у нее случился сердечный приступ, — ответила Димити, взяв в руки поднос с бисквитами, только-только внесенный Эльзой. — Еще пирожное, викарий?

— Стало быть, это не от яда, — с нервным смешком заметила Роуз. — Интересно же, право, тем более, все случилось так неожиданно. — Она снова засмеялась и оглядела присутствующих. — Такие вопросы Шерлок Холмс задает.

Димити подняла глаза на Эльзу, которая с чайником в руке стояла рядом и сосредоточенно прислушивалась к разговору.

— Спасибо, Эльза, — сказала Димити, взяв у нее чайник. — Пока достаточно. Эльза с неохотой удалилась.

— Я-то думала, Роуз, — заговорила мисс Краббе, — что хлопоты с детьми не оставляют вам времени на чтение дурацких детективных историй.

— Да ведь они такие интересные, мисс Краббе, — возразила Роуз. — Тайны-то все любят. Ну и развлечься немного — какой тут грех.

— Грешно попусту тратить время, — строго сказала мисс Краббе. — Чтение призвано развивать ум, а не служить развлечением. Вот, скажем, я сейчас читаю замечательную книгу о генеалогии под названием… — Она сдвинула брови. — Вот незадача! Не могу точно вспомнить заглавие, и автор что-то вылетел из головы — весьма странно, обычно я запоминаю имя автора. Но книга так обогащает, так обогащает — никакого времени не жаль. Я уже рекомендовала ее своим сестрам, и…

— Боюсь, заполучить Дом-Наковальню Дженнингсам не удастся, — срочно вмешалась Димити, ибо мисс Краббе демонстрировала все признаки надвигающейся пространной лекции. — Мистер Робертс заломит за него несусветную цену.

Разговор перешел на другие деревенские дела. Матильда Крук сообщила, что ее куры стали неожиданно хорошо нестись для этого времени года, а потому, если у Димити возникнет нужда в крупных коричневых яйцах, пусть она присылает к ней Эльзу с корзиной. Маргарет Нэш вполголоса пообещала дать Роуз Саттон почитать «Возвращение Шерлока Холмса», вышедшее не более месяца назад. А викарий доверительным шепотом осведомился у Грейс Литкоу, не заметила ли та отсутствие на привычном месте приходской книги и нет ли у нее предположений, куда она, то есть книга, могла подеваться.

— Приходская книга? — удивилась Грейс. — Боже правый! Не имею ни малейшего понятия. Не думаете же вы, что кто-то ее взял?

— Боюсь, это единственное объяснение. — Викарий тяжко вздохнул. — Но я ума не приложу, кому и зачем может понадобиться приходская книга. Я еще мог бы понять исчезновение чаши для причастия — вещь серебряная и старинная. Но это всего лишь книга, и я в полной растерянности.

— Конечно же вы не хотите поднимать тревогу, — сказала Грейс. — Но не следует ли все же поспрашивать кое-кого? Без шума, разумеется.

Викарий взглянул на мисс Краббе, которая усердно заталкивала в рот последний кусок бисквита.

— Не спросить ли у мисс Краббе? Ее сестры часто бывают в церкви, ведь они обе состоят в Обществе любителей хорового пения. А она могла…

— Еще чашку чая, викарий? — спросила Димити, совершающая очередной обход гостей с чайником в руке.

Перемены в теме беседы принесли Беатрикс облегчение — ведь меньше всего она ожидала оказаться в центре внимания столь представительного общества. Чувствовала она себя крайне неуютно, особенно когда мисс Краббе и миссис Крук начали высказывать столь глупые замечания по поводу ее рисунков. Однако теперь все были заняты разговорами на другие темы, и она могла просто наблюдать и слушать в свое удовольствие. Роуз Саттон пришлась ей по душе (Беатрикс и сама жадно проглатывала все истории о Шерлоке Холмсе), так же как и Маргарет Нэш, производившая впечатление женщины трезвой и практичной. С Грейс Литкоу и Димити Вудкок она уже встречалась и хотела бы узнать обеих получше, а вот такого желания в отношении Матильды Крук, также ей знакомой, она не испытывала. Что касается мисс Краббе…

Беатрикс подавила улыбку. Седые волосы, предлинный нос и укоризненный взгляд делали мисс Краббе похожей на рассерженную старую аистиху, которая позабыла, куда она положила только-только принесенного новорожденного, и не желает в этом признаваться.

Учитывая ее пристрастие к рассказам о Шерлоке Холмсе, можно было ожидать, что Беатрикс заинтересовала бы и беседа, имевшая место на кухне, где за начисто выскобленным сосновым столом собрались три приятельницы. Эльза Грейп угощала чаем своею невестку Берту Стаббс, школьную уборщицу, и Ханну Брейтуэйт, жену местного констебля. Подобно Эльзе и Ханна, и Берта отличались здоровым любопытством. Поскольку в деревне редко происходило что-либо примечательное, любое выходящее из ряда вон событие — пропажа коровы, покупка новой шляпки, рождение или смерть — становилось темой оживленного обсуждения.

— От яда! — воскликнула Берта Стаббс, и в голосе ее в идеальной пропорции смешались леденящий кровь ужас и безыскусная радость. Вопль этот прозвучал сразу после того, как Эльза передала им слова Роуз Саттон, подслушанные в гостиной.

— От яда? — с сомнение повторила Ханна Брейтуэйт. — Будет тебе, Эльза. Мистер Брейтуэйт про яд ничего такого не говорил, а уж он-то знал бы, констебль как-никак. Умри она от яда, он бы точно знал.

— Я и не говорила, что мисс Толливер померла от яда. — Эльза села к столу и взяла чашку. — Я только и слышала, что Роуз сказала, будто ей интересно узнать, как оно было. А доктор Баттерс вроде бы думает, что не яд это вовсе. Он капитану Вудкоку сказал, что сердце у мисс Толливер остановилось, и все тут. — Она помолчала. — А все ж таки чудно. С чего бы это сердцу взять и остановиться? Должна же быть какая ни то причина?

— Стало быть, доктор Баттерс не знает, с чего оно остановилось, и все тут, — сказала Берта Стаббс авторитетно, взяв последний пирожок с грушевым вареньем. Она отщипнула кусочек и дала Пышке, которая не отпустила хозяйку одну и сидела сейчас под столом, чуть прикрытая краем скатерти.

— Благодарю, — вежливо сказала Пышка. Эльзины пирожки она ценила весьма высоко, а потому захаживала к ней на кухню при всяком удобном случае.

— Доктор — и не знает? — спросила Ханна, сдвигая брови. — Да такое всем докторам знать положено.

— Яды-то и секретные бывают, — сказала Берта таинственным шепотом. — А можно и нечаянно отраву проглотить или еще как. Помните, как помер старый мистер Дэвис из Колодезного Дома? Который уж год пошел. Тогда говорили, что он, мол, отравился по нечаянности. Сноха подала ему чай, а в нем были листья наперстянки, вот сердце у него и остановилось. — Берта насупилась. — Ясное дело, был слух, будто она ему нарочно этот чай заварила, старик-то болел и очень уж мучился. Ее и к судье в Хоксхед таскали, и доктор Баттерс там выступал, да только присяжные так и не поняли, то ли хотела она его убить, то ли по нечаянности все вышло. Отпустили ее тогда. Такой вот циндент приключился.

— Инцидент, что ли? — спросила Эльза.

— А хоть бы и так, — согласилась Берта, махнув рукой.

Впрочем, Пышку больше заинтересовали другие слова Берты.

— Наперстянка? — воскликнула она. — Батюшки-светы! Да у мисс Толливер в саду, у самой дорожки, целая поляна этой наперстянки!

Эльза нахмурилась.

— А ведь вспомнила я, мисс Толливер как-то мне говорила, что пьет наперстянку — она, мол, сердце укрепляет. И еще сказала, что очень осторожно надо заваривать, чтоб не навредить. Так что вряд ли она сама по случайности это сделала. Уж если отравилась она, как Берта говорит, так это кого другого работа.

— Да я и не говорила, что она точно отравилась, — сухо возразила Берта. — Я всего-то выказала расположение.

— Высказала предположение, — поправила Пышка.

Ханна покачала головой.

— Да кто ж такое мог сделать? И зачем? Она ж добрейшей души была, мисс Толливер.

— Кто, говоришь, и зачем? — Эльза обвела подруг взглядом, изобличающим компетентного человека. — Ты что, газет не читаешь? Люди друг дружку убивают, когда думают какую ни то выгоду получить.

Берта наклонилась ближе к собеседницам.

— Этот жирный племяш из Кендала, к примеру, получает и дом, и все денежки, что у нее были. Генри Робертс его звать, мануфактурой торгует. Кому ж, как не ему, это сделать, а?

Пышка так взволновалась, что прыгнула на колени к Берте и уставилась прямо в лицо хозяйке.

— Да этого самого Робертса я и видела на днях, когда ночью охотилась. Он хотел влезть в Дом-Наковальню через заднее окошко.

— Наслышана я про него, — заметила Эльза. — Мисс Толливер как-то говорила мне, что сестринская половина семьи очень до ее денег охоча, да только ни гроша они от нее не получат, ни от живой, ни от мертвой. — Она сложила руки на животе и откинулась на стуле с чувством удовлетворения. — Так и сказала: ни от живой, ни от мертвой.

— На пол, Пышка, — Берта сердито прогнала кошку с колен. — Веди себя как следует в чужой-то кухне. — И продолжала, повернувшись к Ханне: — Неужто констебль Брейтуэйт ни словечка не сказал про то, как она умерла?

Пышка раздраженно мяукнула.

— Эх, Берта Стаббс, хоть бы один-единственный раз ты попыталась меня понять! Я же твержу тебе, что этот Робертс пытался залезть в Дом-Наковальню!

— Ни словечка, — ответила Ханна. — Но я его спрошу, право слово, сегодня же за ужином. — Она посмотрела на Эльзу и сменила тему. — А что ты думаешь про мисс Поттер, Эльза? Я поутру в лавке встретила Бекки Дженнингс, так она мне сказала, что мисс Поттер просила их остаться на ферме.

— Ох уж эти люди! — с досадой воскликнула Пышка. — Что толку с вами говорить. — И она покинула кухню, подрагивая кончиком гордо поднятого хвоста в знак крайнего раздражения. Впрочем, у крыльца она остановилась, села, обвив хвостом передние лапы, и, вполуха слушая доносившийся из кухни разговор, предалась созерцанию жука, который задумчиво полз по мощенной плитняком дорожке.

— Мне мисс Поттер по душе, — одобрила Эльза. — Милая и простая, если я понятно выражаюсь. Не слишком много думает, как уж она другим покажется.

Пышка между тем протянула лапку и перевернула жука на спину. Ей всегда нравилось наблюдать, как жук лихорадочно перебирает в воздухе крошечными ножками.

— А я вот что про нее вспомнила, — сказала Берта. — Она у меня в гостиной буфет рисовала. И кошку мою тоже. — Берта покачала головой. — Ну не чудно ли? Мне-то казалось, что такая богатая лондонская дамочка о прическах да о платьях думать должна, а не об кошках да буфетах.

Пышка снова поставила жука на ноги и стала смотреть, как он в ужасе бегает по кругу. Чего-чего, а мозгов у жуков нет. Они такие забавные.

— Она эту твою кошку вставила в свою последнюю книгу, — сказала Эльза. — Прям один в один, как живая. Сама-то я не видела, да они там в гостиной говорили. Хотя имя у нее другое — Рябая Руби или что-то такое.

— Неужто мою кошку? — Берта расплылась в счастливой улыбке. — Пышку мою серую?

Пышка оставила в покое жука и вернулась на кухню.

— Чистая правда, — заявила она гордо. — Мисс Поттер сама мне сказала.

— Да-да, твою, — подтвердила Эльза. Она опустила глаза на Пышку, которая терлась боком о ножку стула. — Забавные они, кошки. Словно знает, что о ней говорят.

— Подумать только, Пышка в книгу попала. — Берта в удивлении качала головой. — Надо бы купить книгу эту и послать моей двоюродной сестре Рут. Она-то все хвастает, что за красавица ее персидская кошка, а та мышей ловить не хочет, наши сорейские куда проворнее. — Берта посмотрела на Пышку и громко рассмеялась. — А ты что думаешь, Пышка? Прославилась! Рут-то позеленеет от зависти, не станет больше хвастать этой своей дурой-персиянкой.

— Что ж, приятно, конечно, когда твои достоинства получают должную оценку, — довольным тоном проурчала Пышка. — Но я не стану так уж этим гордиться, скромность украшает кошку.

— Так что, останутся Дженнингсы на ферме? — поинтересовалась Эльза. — А то у меня есть холостой двоюродный брат, он был бы не прочь там поработать.

— Холостяк не подойдет, — заметила Берта, покачав головой. — Мисс Поттер не станет жить в доме с мужчиной — негоже это, даже если она и старая дева. И чего это она замуж не выходила? Уж у такой-то богатой небось от женихов отбоя не было.

Ханна недовольно нахмурилась.

— Бекки говорит, мистер Дженнингс и хотел бы остаться, да все дело в доме. Мисс Поттер хочет сама там жить, и кто ж ее осудит, деньги-то за ферму она платит. Но коли она въедет в дом, куда ж Дженнингсам деваться?

Эльза удовлетворенно вздохнула и налила всем троим еще по чашке чая. Так приятно было обсудить столько интересных тем, да еще за один присест.

7 У Табисы Дергуньи появляется блестящая идея

У Пышки тоже была весьма важная и интересная тема для обсуждения, и она рыскала по деревне до тех пор, пока не обнаружила Табису Дергунью и Плута на огороде Зеленой Красавицы. Они лениво лежали на травке и наблюдали за тем, как Эдвард Хорсли строит загон для животных мисс Поттер. В точных и лаконичных словах Пышка сообщила друзьям, что именно они с рыжей кошкой видели в саду за Домом-Наковальней, что было сказано на кухне в Береговой Башне об отравлении и что она сама знала о наперстянке, растущей в саду мисс Толливер. Само собой разумеется, она не забыла упомянуть, что мисс Поттер вставила ее в книгу, хотя и обошла молчанием перемену имени героини.

Табиса Дергунья села прямо, прищурилась и прижала уши.

— Тебя вставили в книгу? С какой стати?

— Полагаю, потому, что я умна. — Пышка подняла лапу, любуясь своими острыми когтями. — Ну и конечно же мне нет равных в ловле мышей.

— Положим, мышей ты ловишь не лучше меня, — возразила Табиса. — Этой ночью в кладовке миссис Крук я поймала двух.

— Подумаешь! — отпарировала Пышка. — На днях мы с рыжей…

— Девушки! — тявкнул Плут. — Прекратите пустую болтовню сию же минуту! Пышка, ты уверена, что в Дом-Наковальню пытался пробраться именно Генри Робертс? Я, конечно, знаю, что кошки могут видеть в темноте, но в последние ночи темень была хоть глаз выколи.

Пышка не спешила с ответом, врать ей не хотелось.

— Ты прав, темень была жуткая, — согласилась она. — Я видела низенького мужчину, очень толстого, который пытался протиснуться в заднее окошко дома. Ну кто еще это мог быть, если не Робертс?

— Так все же, влез он в дом или нет? — спросил Плут.

— Этого я не знаю, — сказала Пышка, чувствуя, что переходит от нападения к защите. — Как раз в это время мимо прошмыгнула полевка, и я на несколько минут отвлеклась. — Полевка оказалась жирной и вкусной, так что отвлеклась она не напрасно. — Когда я снова взглянула на окошко, его там уже не было.

— Ты говорила об отравлении, — сосредоточенно сказала Табиса. — Расскажи поподробней.

Пышка окинула Табису недовольным взглядом.

— Я сказала все, что знала. Они там толковали, могла ли мисс Толливер отравиться наперстянкой, и если могла, то был это несчастный случай или…

Закончить фразу ей не пришлось. Табиса резко ударила хвостом по земле и гневно посмотрела на Пышку.

— Да я совершенно уверена, что мисс Толливер не могла отравиться случайно. Это правда, она принимала наперстянку, но прекрасно знала об опасности и была особенно осторожна. — Табиса вздохнула. — Я уже говорила, перед смертью мисс Толливер ела кекс, который ей кто-то прислал, и читала письмо. Никаких лекарств в тот вечер она не принимала и выглядела вполне здоровой. Она была очень довольна тем, как прошел ее день рождения.

— А письмо это пришло вместе с кексами? — поинтересовалась Пышка.

Табиса задумалась.

— Пожалуй, нет. Если мне не изменяет память, эти кексы пришли накануне дня рождения, а письмо — как раз с дневной почтой.

— А уж не… — Плут сосредоточенно замолчал, наклонив голову набок.

— Что ты хотел сказать? — спросила Пышка. Она знала: когда Плут принимает такую позу, у него на уме что-то важное.

— А уж не положил ли кто-нибудь в эти кексы чего-нибудь такого… — Плут мрачно замолчал. — Помните старого Эбенезера, пастуха с Вороньей Скалы? Он положил отраву в дохлую овцу и так прикончил лисицу с тремя лисятами. — В голосе Плута звучала ярость — ведь таких терьеров, как он, разводили специально для охоты на лис, и Плут в охоте не раз участвовал. Он научился любить лис, живущих на холмах: они давали возможность собакам носиться за ними и дарили охотникам сладостное чувство погони. Сама мысль о том, что кто-то отравил лису, вызывала у него отвращение.

Пышка повернулась к Табисе — она чувствовала, что в словах Плута есть нечто, о чем стоит серьезно подумать.

— Табиса, кто прислал эти кексы? Уж не Робертс ли?

— Ума не приложу, — ответила Табиса. — Я была очень расстроена смертью мисс Толливер, и мне не пришло в голову взглянуть на пакет, чтобы узнать, от кого он.

— Ну, адрес ты бы все равно не прочла, — сказала Пышка. Она прихлопнула мотылька, севшего на былинку у ее ног. Пышку бесило, когда Табиса напускала на себя важность.

Табиса презрительно подергала усами.

— Да будет тебе известно, Пышка, что я провела немало часов, сидя на спинке кресла мисс Толливер, когда она читала вслух деревенским детишкам. Возможно, я не смогу прочесть каждое слово в отдельности, но догадаться о смысле написанного мне вполне по силам. — Табиса потянулась, демонстрируя рыжие пятна. — У меня появилась идея. Хотите ее услышать?

— Конечно, хотим, — живо отозвался Плут. Он всегда был готов к новым приключениям. — Говори, что у тебя на уме!

Пышка промолчала. Она сожалела, что не догадалась заглядывать через плечо миссис Стаббс, когда та по вечерам читала вслух мистеру Стаббсу «Уэстморлендский вестник». Уж если Табиса смогла выучиться читать, то и ей это, конечно, по плечу. Тогда она смогла бы прочесть, что написала про нее мисс Поттер.

— Держу пари, в Доме-Наковальне со дня смерти мисс Толливер ничего не изменилось, — сказала Табиса заговорщицким тоном. — Стоит только взглянуть на этот пакет, и мы узнаем, кто его прислал. Пойдете со мной?

— Дом-то заперт, — возразила Пышка. — А ключ есть только у миссис Литкоу. Я сама слышала, как она сказала это мистеру Робертсу.

— Дом, разумеется, заперт, — сказала Табиса. — Зато я знаю тайный ход.

От волнения Плут трижды тявкнул.

— Потрясающая идея, Табиса! Молодец!

— Нужно подождать, пока стемнеет, — осторожно высказалась Пышка. Она терпеть не могла, когда чья-нибудь идея, а особенно идея Табисы, превосходила ее собственную. — Нельзя допустить, чтобы нас заметили.

— Ну и трусиха ты, Пышка, — усмехнулась Табиса. — Никто и внимания не обратит на собаку и пару кошек. Надо держаться подальше от Большой Родни, и все будет в порядке.

— Заметано! — воскликнул Плут. — Улюлю! — И пес исчез.

Пышка была вынуждена признать, что в голове у Табисы родилась неплохая идея, и, не желая отставать, подлезла вслед за ней под ограду и припустилась вниз по холму.

Проводив их взглядом, Эдвард Хорсли положил на землю молоток и выпрямился.

— И что это на них нашло, — удивился он вслух и покачал головой. — Забавные твари. Иной раз кажется, что не глупее людей.

Для Табисы Дергуньи вылазка к Дому-Наковальне оказалась еще интереснее, чем она могла представить. Не скрывая своей гордости, она показала Пышке и Плуту незаметную дыру в задней стене кухни — это отверстие позволяло Табисе входить в Дом-Наковальню и покидать его, когда ей заблагорассудится. Она первой пролезла в дыру, за ней последовала Пышка. Плут, хотя вход и показался ему тесноватым, тоже протиснулся внутрь без особых хлопот — собаки его породы никогда не упустят случая сунуться в узкую нору.

Погрустнев при виде своего старого жилища, Табиса повела своих спутников через уютную кухоньку, теперь уже холодную, — который день в печи не разжигали огня — и далее по коридору в гостиную. Дом хранил все старые приятные запахи — лаванды, чая с бергамотом, душистого мыла, жидкости с ароматом лимона, которой мисс Толливер натирала мебель. Острая боль пронзила Табису от нахлынувших воспоминаний о счастливых вечерах, проведенных ею в обществе мисс Толливер у камина.

— Похоже, все осталось на своем месте, — заметила Табиса, когда они оказались в гостиной. Но тут же нахмурилась. — Впрочем… — И умолкла.

— Впрочем — что? — спросила Пышка.

— Что-то не в порядке. — Табиса встревожилась, — не могу понять, что именно, но…

— Ладно, — нетерпеливо сказал Плут, — скажи лучше, где кексы?

— Должны быть там, — ответила Табиса. С грацией, удивительной для кошки столь преклонного возраста, она вспрыгнула на стол и обнюхала картонную коробку, в которой не осталось ничего, кроме нескольких крошек. Дорожка таких же крошек обнаружилась и на столе.

— Боюсь, тут не обошлось без мышей. — Табиса недовольно покачала головой. — При мне-то они знали свое место, но стоило мне отлучиться или отвлечься на другие дела, как они были тут как тут.

Пышка окинула Дергунью презрительным взглядом. Табиса тяжело вздохнула. Она хорошо знала, что Пышка, с ее молодостью и ловкостью, не потерпела бы в доме ни единой мыши. Сама-то она полагала, что и мыши время от времени оказываются полезными, и предпочитала налаживать с ними взаимовыгодные рабочие контакты.

Не обладая изяществом Табисы, Плут с трудом вскарабкался на стул и положил на стол передние лапы, поводя носом, как будто взял след. Он втянул воздух и глубокомысленно свел брови.

— Может, здесь и есть какая-нибудь отрава, — сказал Плут, — но я ее не чую. — И он громко чихнул: в нос попала крошка.

На стол рядом с мордой Плута вскочила Пышка.

— Минуточку, — сказала она, подергивая кончиком хвоста. — Если кексы были отравлены, то мыши, которые их отведали, должны были умереть, так?

— Так! — воскликнула Табиса и спрыгнула со стола. — Добежав до угла за креслом, она постучала лапкой по полу и несколько раз повелительно мяукнула. Потом приложила ухо к стене, прислушалась и снова мяукнула.

Плут поспешил присоединиться к ней.

— Ну и что они говорят? — спросил он. Табисе было известно, что Плут не питал к мышам особого уважения, а потому не удосужился выучить их язык.

— Ничего существенного, — сообщила Табиса, кивая собственным мыслям. — Мыши — создания весьма недалекие, только и болтают что о погоде, о еде, о соседях. Но, со всей очевидностью, они ели эти кексы, и никто из них не пострадал. А это означает…

— А это означает, что кексы не были отравлены, — подхватила Пышка, не покидавшая выигрышной позиции на столе. — Следовательно, нет смысла гадать, кто их прислал. Но, Табиса, ты еще говорила о письме, а я как раз вижу перед собой какое-то письмо. — Она положила на него лапу. — Может, оно даст нам ключ к разгадке.

Оказалось, однако, что умение Табисы читать распространяется только на книги, слова же, написанные от руки, оставались ей недоступны.

— Увы, увы, — бормотала она, изучив листок с первой до последней строчки и приступая к исследованию в обратном направлении, — боюсь, мне тут ничего не разобрать. Все эти черточки и закорючки — китайская грамота.

Пышка снисходительно посмотрела на Табису, как бы желая сказать: «Я же тебе говорила!» — но промолчала и только шлепнула по столу серым хвостом.

— Неплохо было бы устроить так, чтобы нам это письмо прочел человек. Нельзя ли…

— Что там за шум? — прервал ее Плут.

— Не иначе этот мерзкий тип, — зашипела Пышка, вздыбив шерстку на спине. — Тот, вчерашний. Видно, снова пытается пролезть в окошко!

— Шум идет не от окна, — заметила Табиса. Несмотря на возраст, слух у нее был не менее острый, чем у Пышки. — Кто-то пытается открыть ключом парадную дверь.

В мгновение ока Плут спрыгнул со стула.

— Я им займусь, кем бы он ни был! Он еще незнаком с моими зубами! Я его так…

— Нет, Плут! — воскликнула Табиса. — Лучше спрячемся и посмотрим, что он замышляет.

Она метнулась за зеленый диван, куда вслед за ней укрылись и Пышка с Плутом. Все трое прижались к полу, стараясь занимать как можно меньше места.

Шум, как выяснилось, производил вовсе не мерзкий тип. Через мгновение дверь отворилась, и в гостиную вошли миссис Литкоу и мисс Поттер. Они говорили о книге, которую миссис Литкоу давала почитать мисс Толливер, — «Путеводитель по Озерному краю» каноника Ронсли — и теперь хотела забрать.

Миссис Литкоу слегка дрожала, пустой холодный дом навевал грусть, а непоправимое отсутствие хозяйки, мисс Толливер, рождало ощущение еще большей пустоты. Она подошла к полке у окна и отыскала свою книгу.

— Вот она, мисс Поттер, — сказала миссис Литкоу, беря том в руки. — Здесь вы найдете красочное описание наших озер и несколько весьма занимательных рассказов о традициях Озерного края. Вам будет интересно, я уверена, тем более что с автором вы знакомы.

— Каноник Ронсли — друг нашей семьи, — подтвердила мисс Поттер, принимая книгу. — Впервые мы встретились, когда мои родители отдыхали в Рее, где он служил викарием, и с тех пор он заглядывает в Болтон-Гарденс каждый раз, когда бывает в Лондоне. Разумеется, я с радостью прочту его книгу.

В этот момент из-за дивана выскочила черно-рыжая кошка, напугав обеих дам.

— Боже милостивый, Табиса! — сказала Грейс, переводя дух. Она сразу узнала кошку старой приятельницы. — Вот уж не ожидала тебя здесь увидеть! Как же ты сюда попала?

— Сейчас не время об этом, — строго ответила Табиса. Со сноровкой, которая сделала бы честь и молодой кошке, она вспрыгнула на стол и положила обе передние лапы на письмо. — Вот что тебе надо прочесть! — скомандовала она.

Грейс протянула руку к кошке.

— Бедняжка, ты оказалась на улице, — сказала она сочувственно. — Знаю, знаю, ты скучаешь без своей хозяйки, как и все мы. Но у Дома-Наковальни теперь другой владелец, а он совсем не тот человек, который захочет держать кошку. — И добавила, обращаясь к мисс Поттер: — Табису возьмет Матильда Крук. Она говорила, что ей в Зеленой Красавице нужен хороший охотник за мышами. Табиса в молодости была знаменитой охотницей. Правда, сейчас постарела, стала немного медлительней.

— Поклеп! — гневно воскликнула Табиса. — Никакой медлительности!

Тем временем мисс Поттер смотрела на письмо.

— Интересно, — тихо сказала она, — извещен ли тот, с кем мисс Толливер переписывалась, о ее смерти. Недавно я сама потеряла… друга и теперь знаю, как важно, чтобы люди узнавали об этом поскорее.

— Да-да, вы правы, — согласилась Грейс, уловив печаль в голосе мисс Поттер и подумав, что́ бы она могла означать. Пересадив Табису на стул, она взяла письмо — бежевые листки дорогой почтовой бумаги, исписанные наклонным женским почерком. — Пожалуй, мне следует связаться с автором. Племянник мисс Толливер вряд ли об этом подумал. — Грейс бегло просмотрела первую страницу, обратив внимание на указанный в верхнем углу адрес. — Письмо от некой Сары Барвик, Камберленд-Лейн, Манчестер. Я пошлю ей записку. — И она положила письмо на прежнее место.

— Но что там написано? — не отступала Табиса, протягивая лапу к бежевым листкам.

Грейс обвела взглядом стол и заметила коробку и крошки.

— Боже правый, Табиса, — сказала она, — ты только взгляни, что тут натворили мыши после твоего ухода. — Она смахнула крошки в пустую коробку. — Заберу с собой и выброшу в мусорное ведро. — И добавила, повернувшись к мисс Поттер: — С мышами в деревне просто беда. Если в доме нет кошки, они чувствуют себя полными хозяевами.

— Да прочтите вы наконец письмо! — Встав на задние лапы, Табиса положила обе передние на стол и замахала хвостом из стороны в сторону, настаивая на выполнении приказа. — В нем может быть разгадка смерти мисс Толливер!

Мисс Поттер подняла на Грейс голубые глаза.

— Вы, конечно, можете счесть мои слова глупостью, — сказала она, как бы извиняясь, — но лучше бы эту коробку сохранить. Разумеется, скоропалительных выводов делать не стоит, однако ведь кто-то за чаем упоминал о яде. Вряд ли в этом предположении есть хоть доля истины, но если кто-либо в деревне подумал об отравлении, то такая возможность, пусть всего лишь в мыслях, но сохраняется.

— Ты слышишь! — закричала Пышка прямо в ухо Плуту. — Я же говорила! Это яд!

— Но ведь мыши сказали… — начал было Плут.

— Да что эти мыши могут знать, — нетерпеливо возразила Пышка. — Тупые создания, не умнее улиток. Может, половина из них уже умерла, а остальные и не заметили.

Грейс усмехнулась, хотя не без тревоги.

— Ну, мисс Поттер, — заговорила она, стараясь придать небрежность своему тону, — не иначе как и вы начитались Шерлока Холмса. Но вам же хорошо известно, как это бывает в деревне, — люди любят посплетничать… — Грейс покачала головой. — У Роуз Саттон разыгралось воображение — послушать ее, так бедную мисс Толливер убили раза два, не меньше. Впрочем, вы правы, коробку я сохраню на всякий случай.

— Письмо! — закричала Табиса и потянулась лапой к мисс Поттер, чтобы схватить ее за рукав своими коготками. — С кексами-mo все в порядке, а вот письмо надо прочитать. И вслух, пожалуйста!

Мисс Поттер с улыбкой обратила на кошку блестящие голубые глаза.

— Как много она может выразить! Я часто думаю, что мои зверюшки понимают меня почти как люди. Так и кажется, что Табиса пытается сказать нам что-то очень важное, правда? — Она перевела взгляд на листки. — Интересно, не читала ли мисс Толливер это письмо, когда у нее случился сердечный приступ. Вы случайно не знаете, была ли эта Сара Барвик другом мисс Толливер?

— Увы, этого я не знаю, — с сожалением ответила Грейс. — Мы были довольно близки с мисс Толливер, но она оставалась человеком довольно скрытным. — Она замолчала, вспомнив, сколько доброты и сочувствия выказала мисс Толливер, когда скончался муж Грейс, викарий, и как многим она обязана их немногословной дружбе.

Мисс Поттер задумчиво кивнула.

— В деревне, наверное, нетрудно заводить знакомства, тут все знают всех. Но смею заметить, что найти истинного друга, которому можно раскрыть душу, очень и очень нелегко.

«Как это верно!» — подумала Грейс, с уважением глядя на мисс Поттер. Именно такого друга она обрела в лице мисс Толливер, с которой делилась своими надеждами и опасениями. Однако встречного потока откровенных признаний не последовало: Грейс была вынуждена признать, что внутренний мир ее старшей подруги до самого конца остался для нее тайной за семью печатями.

— Мне кажется, мисс Толливер так и не нашла такого друга, — отозвалась Грейс. — В этом доме она родилась, здесь и прожила всю жизнь. Она никогда не покидала Сорей, замуж так и не вышла. Она была предана своему престарелому батюшке, человеку с очень тяжелым характером. Мисс Толливер ухаживала за ним до самого конца, это продолжалось лет десять, и никто не слышал от нее ни слова жалобы или недовольства. — Помолчав, миссис Литкоу добавила: — Насколько я понимаю, именно отец не желал, чтобы она выходила замуж.

— Увы, родители бывают чересчур требовательны, — пробормотала мисс Поттер, отводя глаза.

— Вы правы, — согласилась Грейс. Она задумчиво оглядела обстановку комнаты, окна, стены. — У меня возникло странное ощущение, что в этой комнате не все на своем месте. Чего-то не хватает.

— Чего-то не хватает? — повторила Табиса. Она подняла голову и следом за миссис Литкоу обвела взглядом стены. — Вот и мне так показалось. Чего-то действительно…

— По-моему, — спокойно сказала мисс Поттер, — исчезла миниатюра Констебла.

— Констебл? — Грейс была озадачена.

Мисс Поттер протянула руку к пятну на стене над письменным столом красного дерева, на котором стояло несколько фотографий.

— Когда я была здесь в последний раз, миниатюра в позолоченной рамке висела на этом месте.

— Ну конечно! — воскликнула Грейс, направляясь через всю комнату к столу. — Как вы наблюдательны, мисс Поттер! Это был английский сельский пейзаж, в рамке — от силы несколько дюймов в ширину и в высоту. Даже след на стене остался, обои в этом месте не выгорели. — Она нахмурилась и повернулась лицом к Беатрикс. — Но… Констебл? Уж не Джона ли Констебла вы имеете в виду, великого английского пейзажиста?

— Именно его, — сказала мисс Поттер. Ее лицо оживилось, стало почти красивым. — Я узнала его кисть, как только впервые увидела картину. Это произошло несколько лет назад. Видите ли, мой брат Бертрам и я, мы просто обожаем Констебла. Бертрам и сам пишет большие пейзажи, правда, они гораздо мрачнее, чем у Констебла. — Она помолчала и неуверенно добавила: — Вообще-то этот пейзаж надо было чистить. Но картина и так весьма ценная, тем более что миниатюр у Констебла очень немного — насколько я помню, всего девять или десять. Возможно, мисс Толливер боялась доверить кому-нибудь ее очистку.

Еще более озадаченная, Грейс снова посмотрела на стену.

— Констебл, — задумчиво произнесла она. — Вот уж не думала. Да я уверена, что никто в деревне и понятия не имел о ценности картины. — Грейс тревожно замолчала. — Но куда она могла подеваться, в конце концов? Когда мы праздновали день рождения мисс Толливер, за день до ее смерти, картина безусловно была на своем месте — я бы непременно заметила ее отсутствие, хотя бы по этому пятну на стене.

— Кто-нибудь заходил в дом после смерти мисс Толливер? Само собой, кроме тех, кто выносил тело.

— Насколько мне известно, нет, — ответила Грейс. — Как я и сказала мистеру Робертсу, единственный ключ от дома находится у меня. — Она внимательно посмотрела на мисс Поттер. — Мистер Робертс очень хотел заполучить его, не правда ли? Но не мог же он в самом деле…

— Да послушайте вы! — С этим криком Пышка выскочила из-за дивана. — Я же своими глазами видела, как этот самый Робертс пытался залезть в этот самый дом! Я и в темноте его узнала. Он вряд ли тогда пролез, когда мы с рыжей его заметили, но ведь он мог и снова прийти.

— Пышка! — воскликнула Грейс. — Ты что тут делаешь? — Она подошла к дивану и заглянула за спинку. — И Плут здесь! Боже правый! Ну, кто тут еще прячется? Сию же минуту выходите! Будто не знаете, что нельзя являться в дом без приглашения.

— Почему же без приглашения? — возмутилась Пышка. — Нас пригласила Табиса.

— Марш отсюда, — сказала Грейс. Прижав к каждому боку по извивающейся кошке и в сопровождении виновато семенящего Плута, она проследовала к двери и выставила всю троицу на улицу.

Вернувшись в гостиную, Грейс продолжила размышлять вслух.

— Не мог же мистер Робертс в самом деле средь бела дня проникнуть в дом, да еще после всего этого шума по поводу ключа.

— Но ведь вполне возможно, что он еще раньше забрался сюда и взял картину, — заметила мисс Поттер. — А весь шум из-за ключа поднял намеренно, чтобы сбить нас с толку. Ведь в этом случае, когда обнаружат пропажу, никто его не заподозрит.

Грейс не удержалась от улыбки.

— Милая мисс Поттер, вы меня удивляете! Ведь в душе вы скептик!

— Боюсь, вы правы, — сокрушенно согласилась Беатрикс. — Длинная череда моих предков-диссентеров[9] дает о себе знать. Эти упрямые, расчетливые, лишенные фантазии ланкаширцы были скептиками до мозга костей. Хорошо это или плохо, но я унаследовала их характер.

— Мой муж, прежний викарий, говорил, что всегда с особой заботой относился к скептикам в своем приходе, потому что только от них он мог услышать правду, в особенности — горькую. — Грейс помолчала. — Кстати о викарии. Я вспомнила, что в нашей деревне пропало еще кое-что. Приходская книга.

— Приходская книга? — удивилась мисс Поттер. — Как странно, что кто-то позарился на приходскую книгу. Вещь, разумеется, ценная, но только благодаря тем сведениям, которые там содержатся.

— Именно так, — согласилась Грейс. Она сложила письмо и опустила его в карман коричневой юбки. — Теперь мы можем уйти? — с живостью спросила она, вспомнив об ужине, который ожидал ее на кухонной плите.

Мисс Поттер колебалась.

— Вы не думаете, что нам следует кому-нибудь сообщить о пропаже картины?

— Разумеется, вы правы, — согласилась Грейс. — Может быть, нашему констеблю… — Джон Брейтуэйт успешно охранял покой в деревне и весьма расторопно управлялся с назойливыми любителями пеших прогулок, проходящими через Сорей, однако его способность разыскать что-либо, а в особенности украденную картину, вызывала у нее определенные сомнения.

Мисс Поттер неуверенно кашлянула.

— Я подумала скорее о стряпчем мисс Толливер, а не о полиции, — сказала она нерешительно. — Если мне не изменяет память, вы утром говорили, что мисс Толливер оставила завещание.

— Ну конечно! — воскликнула Грейс. — Как же мне это не пришло в голову! Стряпчий мисс Толливер, мистер Хилис, живет в Хоксхеде. Я ему немедленно напишу, самое лучшее — передать дело в его руки. — Удовлетворенная столь удачным решением, она взяла со стола пустую коробку из-под кексов. — Теперь, полагаю, мы можем идти?

— О да, — сказала мисс Поттер, в последний раз оглядев пятно на том месте, где ранее висел Констебл. — Думаю, здесь мы больше ничего не узнаем.

8 Чарли Хочкис приносит новость

Октябрьская погода в Озерном крае неустойчива, ранний снегопад там бывает не реже припозднившегося летнего солнышка, а потому очень важно еще до прихода настоящей зимы, что случается в первых числах ноября, собрать последние овощи. Впрочем, в эту осень настоящего мороза еще не было, и хотя воздух бодрил, чистое небо и яркое утреннее солнце обещали жителям Сорея теплый день.

Беатрикс поднялась с постели на рассвете и повела крольчих и ежиху в сад. Безоблачное небо изливало покой и безмятежность, седой туман над холмами за Эстуэйт-Уотер таял и уступал место сиреневой окраске, трава на склоне за Зеленой Красавицей блестела от росы. В ветвях платана дружным хором встречала восход стайка малиновок, настырно кричали грачи, а петухи окрестных ферм уже успели охрипнуть. «Какое чудесное утро, — думала Беатрикс, обратив взгляд в сторону леса, где буки и лиственницы наперебой щеголяли золотым осенним убранством. — Самое подходящее утро, чтобы спуститься к озеру и порисовать».

Беатрикс поместила Джози, Мопси, Мальчика и миссис Тигги в новый загончик, который Эдвард Хорсли соорудил для них за курятником, поставила перед каждым мисочку с любимым кормом и вернулась в дом к завтраку. Настроение у мисс Поттер было таким светлым и радостным, что, сев за стол, где перед ней стояла тарелка овсянки с молоком и сахаром, она оставила без внимания довольно бесцеремонное приветствие Джорджа Крука. Чарли Хочкис тоже казался оживленнее обычного, ибо, как выяснилось, накануне в пабе услышал интригующую новость.

— Слышь, Джордж, — сказал он, садясь за стол напротив Беатрикс, — мисс Толливер-то никак отравили. Говорят, вроде как наперстянкой.

Беатрикс пристально посмотрела на Чарли. Мысль о возможном отравлении не покидала ее с тех самых пор, как Роуз Саттон за чаем у мисс Вудкок произнесла слово «яд». В отравлениях не было ничего столь уж необычного, кто ж не читал в газетах о подобных несчастных случаях с печальным исходом? Она знала, что в наперстянке содержится вещество под названием дигиталис и что оно оказывает на сердце влияние, не вполне изученное. Однако Беатрикс не верила в неосторожное обращение мисс Толливер со снадобьем, опасность которого была ей хорошо известна. Впрочем, уж если по деревне поползли слухи, то значение имела не сама истина, а то, что деревенские жители таковой полагали.

— Отравили? — Джордж Крук вздрогнул от неожиданности и поднял глаза от ломтя бекона. — В жизни бы не подумал!

К столу подошла Матильда, держа в одной руке корзину с теплым хлебом, а в другой чайник. На ее худом лице отразилось недовольство.

— Негоже тебе языком молоть, Чарли Хочкис, если чего в точности не знаешь. Про бедняжку мисс Толливер и без тебя много чего болтают. Хлеба, мисс Поттер? А в горшочке этом мед.

— Спасибо, — сказала Беатрикс. У Матильды Крук могли быть свои недостатки, и ее слова, обращенные к Чарли, не шли от чистого сердца — ведь она и сама была не прочь разнести по деревне свежий слушок, но хлеб миссис Крук пекла превосходный, а мед ее безошибочно вызывал в памяти сладостный аромат весенних цветов.

— Так все в точности известно! — перешел к обороне Чарли. — Мне сам констебль Брейтуэйт сказал. Тут такое дело, мисс Толливер этой наперстянкой сердце лечила. — Он взял ложку и прицелился к дымящейся овсянке. — Только Брейтуэйт не велел никому говорить, вот так, — добавил Чарли со значением и посмотрел на Беатрикс, как бы предупреждая. — Они еще, видать, не закончили это… рас-следование.

— Мы с мисс Поттер вчера пили чай в Береговой Башне, — сказала Матильда также со значением и кивнула в сторону Беатрикс. Потом вытерла руки о передник и села за стол. — Шел там разговор про это самое отравление, Роуз Саттон про него говорила.

— Ну, никогда б не подумал! — повторил Джордж, откинувшись на стуле, и недоверчиво присвистнул. — Хотя, ежели ты об этом в Береговой Башне прослышала, может, оно и правда. Капитан Вудкок как-никак мировой судья. В деревне муха не пролетит, чтоб он про то не узнал.

— Капитана-то не было, — заметила Матильда. — Это все Роуз сказала.

— Ну, жена-то ветеринара, — рассудил Джордж, — небось все про отраву знает, я так думаю. А Десмонд Саттон — приятель констебля Брейтуэйта, от него, видать, и услыхал, прям, как говорят, из первых рук. — И Джордж, удовлетворенный тем, что проследил путь неожиданной информации до самого источника и убедился в ее достоверности, счел за благо вернуться к своему ломтю бекона.

— Плохо дело, коли так, — сказала Матильда, покачав головой. — Но если она померла от отравы, то ясное дело, по ошибке. Видать, очки не надела, когда наперстянку заваривала.

Чарли наклонился вперед и понизил голос:

— Констебль сказал, это могло быть и убийство. — Он говорил как человек, получивший доступ к секретным сведениям, но предупрежденный о недопустимости их разглашения.

Беатрикс посмотрела на него с удивлением. Джордж в третий раз сообщил, что «никогда б не подумал», Чарли добавил к своей новости, что племяш из Кендала страшно разозлился на миссис Литкоу из-за ключа от Дома-Наковальни, а Матильда выразила надежду, что констебль Брейтуэйт и капитан Вудкок доведут возникшие у них подозрения до сведения судьи в Хоксхеде, «потому как разве ж можно такие страсти в деревне терпеть, а ведь невесть кто сюда приезжает и вообще».

И бросив многозначительный взгляд на Беатрикс, Матильда принялась говорить о школьном фонде для ремонта крыши, куда леди Лонгфорд так щедро пожертвовала золотой соверен времен молодой королевы Виктории, который Димити Вудкок накануне вручила мисс Краббе, чтобы еще до следующего дождя крышу залатали.

— Потому как если ее не залатать, — заключила Матильда, намазывая мед на хлеб, — то мисс Краббе кондрашка хватит. Так мне Берта Стаббс сказала.

И процитировав слова высшего авторитета касательно событий в сорейской школе, Матильда Крук приступила к завтраку.

9 Мертл Краббе постигает страшный удар

Этим утром мисс Краббе направлялась в школу, торопясь больше обычного. Ее только что осенило, что вчера вечером она позабыла положить конверт с деньгами фонда для ремонта крыши в свою сумочку, и теперь мисс Краббе спешила изъять сокровище из ящика стола, где так опрометчиво его оставила. Шагая по мостику через Уилфин-Бек, она впереди увидела Берту Стаббс.

Берта убиралась в школе с тех же незапамятных времен, что мисс Краббе занимала там должность директрисы, то есть почти четверть века, и к шестидесяти годам тяжелая работа становилась ей уже не под силу. Мисс Краббе не упускала случая упомянуть об этом, а совсем недавно в разговоре с викарием предложила взять на место Берты кого-нибудь помоложе и попокладистей. Однако викарий ответил, что Берта еще вполне справляется со своими обязанностями, то бишь может в холодную погоду топить печи, по утрам выгребать золу, дважды в день приносить ведра с водой, раз в неделю мыть полы, а раз в месяц — окна. В заключение викарий выразил надежду, что мисс Краббе позволит Берте трудиться в школе до тех пор, пока не возникнет серьезных нареканий по поводу ее усердия.

Услышав за собой шаги, Берта обернулась и подождала мисс Краббе, чтобы продолжать путь вместе.

— Ну и как, приглянулась вам мисс Поттер? — спросила она весьма дружелюбно. — Что вы о ней думаете?

Мисс Краббе недовольно сдвинула брови.

— Свои мысли я предпочитаю держать при себе и вам, Берта, советую поступать так же. Не следует болтать о своих соседях, а уж тем более о тех, кто занимается политикой.

— Она пока еще вроде не соседка, — заметила Берта и загадочно повела бровями. — А может, и не станет соседкой-то, если Бекки Дженнингс на своем настоит. — Она взглянула на небо и потянула носом. — К дождю дело идет, не иначе как польет за полдень, а крыша-то худая. — Она наградила мисс Краббе улыбкой, предъявив немалый запас зубов. — Никак опять ведро на стол ставить будем. Уж так об него вода-то стучит, так стучит: плинк-плинк, плинк-плинк — да весь день, прям хоть караул кричи.

Чувствуя, что Берта над ней насмехается, мисс Краббе прибавила шагу. Крышу конечно же починить не успеют, и ей придется терпеть это сводящее с ума плинк-плинк, но уж она проследит, чтобы к делу приступили незамедлительно. Надо будет сразу же послать кого-нибудь из мальчиков постарше с запиской к Джозефу Скиду, пономарю церкви Св. Петра, который ведал ремонтом школьного здания. Если все пойдет гладко, к следующей неделе крыша должна быть целехонька, и это жуткое ведро канет в прошлое.

Мисс Краббе сжала губы в тонкую жесткую полоску и подумала, что, получи она то место в борнмутской школе, в ее жизни не возникали бы подобные неприятности.

Ах, Борнмут! Там солнце сияет даже посреди зимы, и теплый южный ветер гонит прочь тучи, по каковой причине дожди редки, а снега и вовсе не бывает. Она жила бы в собственном доме, и не пришлось бы ей терпеть вздорную болтовню сестер, которой они прожужжали ей уши — из лучших побуждений, разумеется, но вздор от этого не переставал быть вздором. Пэнси и Виола жили с ней вместе с детских лет, но в последние годы Мертл становилось все труднее выносить их глупые советы, которые впору давать малым детям, а не старшей сестре, достойной всяческого уважения. О, если б она только могла уехать в Борнмут и оставить все это позади!

Увы, этому не суждено было свершиться. Несмотря на ее настойчивые просьбы, можно сказать — мольбы (да-да, она чудовищно унизила себя, буквально умоляя Абигайл подписать рекомендательное письмо, заблаговременно ею самой отпечатанное на машинке), мисс Толливер ответила ей отказом. О причине такого отказа мисс Краббе не имела ни малейшего понятия. Она пришла в бешенство от испытанного унижения, когда Абигайл не удосужилась объяснить ей эту причину и, более того, пригрозила написать в школьный совет, что она, мисс Краббе, вовсе не пригодна для этой должности! Стоя у гроба, утопающего в цветах, и слушая, как викарий бубнил о добрых делах Абигайл и о великой утрате, которая постигла всех жителей деревни, мисс Краббе с трудом сдерживала ухмылку. Пусть ей и не суждено поехать в Борнмут, зато Абигайл Толливер теперь уже никуда не поедет.

Мисс Краббе распрямила узкие плечи. Пора выбросить все это из головы, позабыть о нанесенной ей обиде, перестать терзаться из-за Борнмута и неосуществленных надежд на новую жизнь. Уж она не потерпит никакой волокиты с ремонтом крыши, и хоть с одной неприятностью будет покончено. Что касается сестер… Ладно, она еще подумает, как уладить и это дело.

Однако судьба самым решительным образом расстроила планы мисс Краббе, связанные с немедленной починкой школьной крыши. Войдя в свой класс и выдвинув ящик стола, она к ужасу своему обнаружила, что конверт, полученный от Димити Вудкок, — тот самый, в котором хранились сияющий золотой соверен, две монеты в полкроны, три флорина и девять шиллингов, — этот конверт исчез.

Она еще стояла у стола, озадаченно глядя в пустой ящик, когда в класс вошла Маргарет Нэш со стопкой тетрадок и большой коробкой цветных карандашей.

— Мисс Краббе! — воскликнула Маргарет, прочитав ужас на лице директрисы. — Что случилось, мисс Краббе?

— Фонд школьной крыши… — еле слышно прошептала мисс Краббе, падая в кресло. — Его нет. Его украли. — И она спрятала лицо в ладонях.

— Украли! — пораженная, воскликнула Маргарет. — Да как же это? Ведь вчера мы все трое — Берта, вы и я — ушли отсюда вместе и школу за собой заперли. А утром, когда я пришла, замок был на месте. — Она обвела взглядом окна в классной комнате. — И окна все целы. Не похоже, чтобы кто-то мог сюда влезть, никаких следов взлома.

— Разумеется, никаких следов. — В голосе мисс Краббе звучал металл. Она побледнела и привычно сжала губы в тонкую жесткую полоску. — Откуда взяться следам, если не было взлома. Деньги стащил этот мальчишка!

— Мальчишка? — без всякого выражения повторила Маргарет.

Рот мисс Краббе искривился.

— Он оставался здесь один.

— Вы же не думаете, что это сделал маленький Джереми Кросфилд!

— Кто еще из детей вчера оставался здесь один? — Мисс Краббе была вне себя. — Я вышла во двор разобраться с его мучителем, вы отправились за водой и мылом, чтобы вымыть ему лицо, а он оставался здесь один. Конверт с деньгами лежал вот тут. — Она показала на свой стол. — У меня вся картина перед глазами. Я так и не убрала конверт в ящик. Оставила на столе, а он его взял!

— Но Джереми сидел на своем месте, когда я…

Мисс Краббе заговорила громко и решительно.

— Вы готовы поклясться, что у него не было времени встать с места и взять деньги? У Кросфилдов нет ни гроша за душой. Для них это — целое состояние.

Маргарет нервно сглотнула.

— Поклясться я конечно же не могу. Да только откуда ему было знать, что в этом конверте деньги? — Она вздохнула. — Это очень серьезное обвинение, мисс Краббе. Ведь у нас нет никаких доказательств. Мы…

— У нас есть все необходимые доказательства. — Мисс Краббе поднялась с кресла и теперь стояла, исполненная негодования, барабаня костяшками пальцев по столу. — Ступайте к воротам и ждите. Я желаю видеть Джереми, как только он явится в школу. И не вздумайте защищать его, мисс Нэш! Вы слишком добры к этим маленьким замарашкам. Мальчишке нужен хороший урок, и я ему этот урок преподам, будьте уверены! — В голосе директрисы зазвучали истерические нотки. — А потом я передам его в руки констебля Брейтуэйта. Уж он позаботится, чтобы школа вернула свои деньги.

— Но мисс Краббе…

— Я не потерплю наглости! — завопила мисс Краббе, уже в невменяемом состоянии. — Делайте что вам говорят, вы, жалкое создание, или я потребую, чтобы совет разорвал с вами договор!

Едва сдерживая рыдания, Маргарет бросилась вон из комнаты. Закрыв за собой дверь, она оказалась лицом к лицу с Бертой Стаббс. Обнаружить Берту у дверей было делом привычным — миссис Стаббс давно взяла за правило подслушивать как можно больше разговоров. Застигнутая за этим занятием, Берта обычно изображала легкое смущение, однако на сей раз ее лицо полыхало свекольным румянцем. Со всей очевидностью, она была в гневе.

— Ну уж это ни в какие ворота, мисс Нэш, — сказала она мрачно. — Правда-то она глаза колет, вот и надо ей правду в лицо говорить, дьяволице этой, как только она со стыда не сгорит…

— Тише, тише, миссис Стаббс, — сказала Маргарет, стараясь совладать с волнением. Она расправила плечи и заговорила спокойнее: — Мисс Краббе испытала очень сильное душевное потрясение, у нее случился приступ гнева…

— Как же, как же, — продолжала Берта так же мрачно. — Да эта карга нас всех до смерти затрясет своими приступами. Вот на прошлой неделе классный журнал в шкафу с картами обнаружился, и кто оказался виноватый — я виноватая! А нынче деньги для крыши пропали, так теперь малыш этот выходит виноватый. — Она прищурилась и взглянула на мисс Нэш. — Вы-то что делать будете?

— Я? — Маргарет растерянно пожала плечами. — Подожду у ворот Джереми, что ж еще. Может быть, мисс Краббе и неправа, но она моя начальница.

— Вам она может и начальница, да только мне уж больше нет, — сказала Берта туманно и многозначительно. Она сдернула с себя фартук и швырнула его на пол. — Ухожу я отсюда, вот что, сей же момент ухожу. Свой принцип имею, так-то!

Угроза эта была не нова. Берта повторяла ее раз в месяц, каждый раз упоминая о своем принципе. Однако на этот раз в словах миссис Стаббс чувствовалась серьезность намерений. Маргарет безмолвно покачала головой, предвкушая тяжесть ведер с углем, которая добавится к бремени вздорных приступов гнева директрисы. Она попыталась придать своему лицу более спокойное выражение, чтобы дети на школьном дворе не заметили волнения своей учительницы, и пошла к воротам встречать Джереми.

Что касается мисс Краббе, то ее ожидала еще одна неприятность, вновь расстроившая планы директрисы. Двор заполнили дети из Ближнего Сорея, из Дальнего Сорея, из прилегающих ферм и усадеб. Но хотя Маргарет стояла у ворот, пока последний звонок на урок не достиг самых дальних уголков школьного двора, Джереми Кросфилд так и не появился. Мисс Нэш с неохотой потащилась в школу, подобрала с пола передник Берты Стаббс и сообщила мисс Краббе, что их воришка прогуливает занятия и что им придется искать кого-то на место Берты, кто будет растапливать печи и мыть полы.

Затем она приладила к лицу фальшивую жизнерадостную улыбку и отправилась в класс приветствовать своих учеников.

10 Мисс Поттер смотрит фактам в лицо

Пока сорейскую школу сотрясали эти волнения, Беатрикс направлялась к Ферме-На-Холме с альбомом и рулеткой, намереваясь внимательно осмотреть пространство перед домом, где она предполагала разбить новый сад. Никогда прежде у нее не было возможности заниматься садом или огородом, поскольку в родительском доме уход за строгими, вытянутыми по ниточке цветочными клумбами матушка предпочитала поручать приходящему раз в неделю садовнику. Однако Беатрикс любила рисовать различные уголки в садах загородных усадеб, куда ее семейство выезжало на отдых. Более всего ее восхищали небольшие огороды с вымощенными плитняком дорожками, застекленными парниками, пчелиными ульями и деревянными шпалерами, сплошь увитыми цветущим ломоносом; Беатрикс любовалась аккуратными капустными грядками, притулившейся к стене розеткой огромных листьев ревеня, буйным многоцветьем пахучих трав — тимьяна, розмарина, лаванды, мяты, уютно разместившихся у забора.

Стоя перед фермерским домом, она окинула взглядом огород, изрядно заросший сорняками и окруженный с четырех сторон невысокой каменной оградой. Мисс Поттер принялась набрасывать план, решив сохранить две стороны ограды и сделать новую чугунную калитку. Третью сторону она заменит высокой живой изгородью, а четвертую — кирпичной стеной, вдоль которой посадит фруктовые деревья. Дорожки Беатрикс решила выложить плитами местного сине-зеленого сланца, а телеги и повозки с различными грузами, необходимыми на ферме, пустить по новой покрытой щебнем дороге через хозяйственную часть усадьбы, в обход жилого дома. Все эти нововведения, разумеется, потребуют времени, и она будет с нетерпением и интересом ожидать своего следующего приезда.

— Не зайдете ли выпить чашку чая, мисс Поттер?

Вздрогнув от неожиданности, Беатрикс обернулась на голос и увидела на крыльце миссис Дженнингс. У ног фермерши стояла рыжая кошка.

— Благодарю вас, с удовольствием, — сказала мисс Поттер, нисколько не покривив душой, поскольку она уже давно хотела увидеть, как дом выглядит изнутри, но не решалась сказать об этом миссис Дженнингс. Она закрыла альбом и заложила карандаш за ухо. — Я тут набрасывала план сада, — объяснила Беатрикс, поднимаясь на крыльцо. — Хочу сделать его побольше, посадить живую изгородь и…

— Ну, у меня до сада да огорода руки не доходят, — сказала миссис Дженнингс, не скрывая досады, и повернулась, чтобы идти в дом. — Коров-то доит Дженнингс, а на маслобойне все дела на мне, со всем я управляюсь. И сливки снять, и масло сбить — на все время нужно. А еще посуду перемыть, да на всю ораву сготовить, да в дому убраться — вот ни минуты и не остается.

Беатрикс последовала за миссис Дженнингс в дом — теперь уже ее собственный дом, думала она с едва скрываемой радостью. В последний раз мисс Поттер была в нем несколько лет назад, когда ее родители отдыхали в Озерном крае и сняли этот дом для своего кучера и его жены, а потому, едва ее глаза привыкли к слабому свету, она принялась осматриваться с величайшим любопытством.

Они вошли в темный узкий коридор, в конце которого обнаружилась лестница, ведущая к небольшой площадке с окном и далее вверх, на второй этаж дома. Справа по коридору располагалась дверь в спальню, а чуть дальше — вторая дверь, за которой оказалась самая большая комната нижнего этажа. Здесь миссис Дженнингс стряпала, здесь же все Дженнингсы ели и отдыхали и в этом же помещении выполняли кое-какую работу по ферме.

Пол в этой самой просторной в доме комнате был сложен из сланцевых плиток и частично покрыт лоскутным ковром. Свет, не очень яркий, проникал из единственного окна, а обогревалась она железной кухонной плитой, стоявшей в каминной нише между двумя шкафами с филенчатыми дверцами. Беатрикс тут же решила, что при первой возможности уберет перегородку, образующую узкий коридор, чтобы входная дверь дома открывалась прямо в эту просторную комнату, принося больше света и свежего воздуха. Проветривание отнюдь не будет лишним в помещении, пропахшем дымом, вареной капустой и жареным луком.

В довольно грубых чертах миссис Дженнингс, тощей, нескладной женщины, не было даже намека на дружелюбие. Она и не подумала предложить Беатрикс посмотреть дом. Вместо этого она сняла с фарфорового чайника вязаный шерстяной чехол, разлила чай и жестом пригласила мисс Поттер сесть. Рыжая кошка немедленно вспрыгнула на широкий подоконник, где и уселась, с нежностью вылизывая лапку и поглядывая на Беатрикс блестящими любопытными глазами.

Обрадованная дружелюбием кошки, мисс Поттер улыбнулась ей в ответ.

— Здравствуйте, мисс Полба! Надеюсь, вы в добром здравии.

— О да, благодарю вас, — чинно ответила Полина Полба. — Очень рада вас видеть.

— Полба! Вот дурацкое имя для животного, — недовольно заметила миссис Дженнингс. — Уж если давать кошке имя, то попроще, да хоть бы Мурка.

Мисс Полба возмущенно фыркнула.

— Лучше остаться вовсе без имени, чем быть Муркой!

Беатрикс почувствовала адресованный ей укор, и ее хорошее настроение мгновенно испарилось.

— Извините меня, миссис Дженнингс, мне просто захотелось подружиться с вашей дочуркой, и я…

Однако миссис Дженнингс не позволила ей закончить.

— Дженнингс говорит, вы вроде бы хотите, чтоб мы тут остались, — сказала она без обиняков, садясь напротив мисс Поттер.

— Я очень на это рассчитываю, — сказала мисс Поттер, — если мы сможем уладить дело с жильем. — Она размешала сахар в чашке. — Мне кажется…

— Надоть фактам в лицо смотреть, а не ходить вокруг да около, — перебила ее миссис Дженнингс. — Тут для всех места все равно мало. В апреле нас, Дженнингсов, пятеро станет, а стало быть, всяким разным гостям, хоть бы и дом-то ихний, никак не поместиться.

Мисс Полба бросила на хозяйку недовольный взгляд.

— Помилуйте, миссис Дженнингс! — воскликнула она. — Это же откровенная грубость!

Беатрикс залилась краской.

— Возможно, это создаст некоторые неудобства, — сказала она, — но я…

— Уж коли мы здесь жить не сможем, — продолжала миссис Дженнингс, испытывая, казалось, мрачное удовлетворение, — то и не знаю, как нам остаться да работать на ферме этой. Я так и Дженнингсу сказала, когда он пришел да и выложил, чего вы-то хотите. «Надоть фактам в лицо смотреть, — вот что я ему сказала. — А факт — он какой? А такой, что мисс Поттер желает здесь жить, когда из Лондона приезжает, и она в своем праве, — говорю я ему, — потому как дом этот нынче ее, она за него немалые деньги отдала, может, и зря столько отдала, да теперь уж чего толковать. А в деревне мы себе дома не найдем, так, стало быть, и остаться никак не сможем». Вот что я ему сказала, Дженнингсу.

— А как насчет Дома-Наковальни? — Беатрикс показалось, что это спросил кто-то другой. Когда же миссис Дженнингс непонимающе уставилась на нее, она продолжала каким-то отчаянным, не свойственным ей тоном: — Я говорю про дом мисс Толливер. Он совсем близко от фермы и по размерам не уступает этому. В нем вы смогли бы жить?

— В Доме-Наковальне? — миссис Дженнингс сосредоточенно нахмурилась. — Жить-то, надо думать, смогли бы. Да только нам это не по карману.

— В Доме-Наковальне? — просияла Полина Полба. — Да там полным-полно мышей!

— Я могла бы вносить часть арендной платы, — рискнула предложить Беатрикс. — Если, конечно, его будут сдавать и если он вам подойдет. — «Что я такое говорю», — спохватилась Беатрикс. Ведь денег для покупки дома мисс Толливер у нее не было и в помине, да и не предвиделось. А сдаваться в аренду дом, похоже, не будет, поскольку мистер Робертс намерен продать его сразу после оглашения завещания его тетушки.

Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь воем огня в железной печи.

— Даже и не знаю, что вам сказать, — нарушила наконец молчание миссис Дженнингс, — да только фактам-то в лицо смотреть все одно надо. Потолкую об этом с Дженнингсом.

— Да уж, пожалуйста, потолкуйте, — сказала Беатрикс. Она поспешно допила чай и встала, чувствуя, что уже посмотрела в лицо ровно тому количеству фактов, на которое была в данный момент способна. — Спасибо за чай, миссис Дженнингс, мне пора идти.

С этими словами мисс Поттер покинула дом и мимо амбара устремилась по пологому склону вниз к зеленому берегу Эстуэйт-Уотер. Мисс Полина Полба уселась на крыльце и провожала взглядом Беатрикс, пока ее фигура не скрылась из глаз.

Если вам придет на ум посетить Эстуэйт-Уотер, то к западу от Уиндермира в зеленой долине ледникового происхождения вы найдете чистое прозрачное озеро площадью около восьмидесяти акров, питаемое многочисленными ручьями с окрестных холмов. Слово «туэйт», означающее лесную прогалину, отражает скандинавское влияние, распространившееся на эту часть Англии. То же можно сказать и о многих местных традициях — например, обычай печь арвал, поминальный хлеб из пшеничной муки тонкого помола, который раздавали всем пришедшим на похороны мисс Толливер, был принесен из Норвегии викингами в раннем средневековье. На северном берегу озера находится Хоксхед, старинное скандинавское поселение с рынком, а ныне — прелестный городок, застроенный беленными известью домами, где улочки переплетены как Бог на душу положит, а площади и сады обнаруживаются в самых неожиданных местах. Оба Сорея примыкают к южному берегу, а на западном до сих пор можно найти остатки ям, где углежоги жгли дрова на угли для окрестных кузниц и литейных мастерских. У восточного берега на мелководье в изобилии растут тростник и камыш, полакомиться рыбой туда слетаются зимородки, цапли и чомги. Не обходят стороной Эстуэйт и рыбаки, добычей которых становятся радужная форель, щука, окунь.

Во время прошлых приездов в Озерный край Беатрикс провела немало часов, гуляя по окрестным лесам и вдоль берегов Эстуэйт-Уотер, и неподалеку отсюда нашла и зарисовала несколько приглянувшихся ей грибов, в том числе и поганок — к последним она питала особый интерес. Беатрикс тогда была моложе, твердо верила в существование фей и эльфов и отнюдь не удивилась бы, появись перед ней из-под шляпки мухомора или из-за ствола ближайшего дуба гном или иной представитель Маленького Народца в колпачке из цветущего клевера и с пучком дикого тимьяна под мышкой. В те дни все увиденное в уэстморлендских лесах, на лугах, в прудах и канавах казалось Беатрикс удивительным, исполненным волшебства и абсолютно не похожим на церемонную, лишенную тепла жизнь в родительском доме.

Сегодня, впрочем, гномы и феи — будь они настоящими или вымышленными — не занимали ее мыслей. Она пришла сюда рисовать, и это занятие должно было помочь ей избавиться от еще звучащих в ушах многократных призывов миссис Дженнингс смотреть фактам в лицо. Беатрикс брела вдоль берега, выискивая подходящую модель. Водяные курочки, черные птички с ярко-красными клювами, плавали совсем близко от берега, буквально на расстоянии вытянутой руки, то и дело ныряя под листья кувшинок за улитками. С полдюжины чибисов, стоя на одной ноге, дремали, засунув голову под крыло, а парочка чомг, чья участь была весьма печальна, ибо перья этих птиц шли на украшение дамских шляп и пользовались большим спросом, лениво скользила меж камышей. Вместе с тем, даже пройдя довольно большое расстояние и внимательно оглядывая местность, Беатрикс не увидела ни одной лягушки — а именно лягушка ей была нужна, покладистая лягушка, согласная позировать для набросков мистера Джереми Фишера, героя ее будущей книги, которую они с Норманом в шутку называли «лягушачьей книгой». В конце концов мисс Поттер нашла сухое, защищенное от ветра солнечное местечко и села рисовать то, что открывалось ее глазам.

Первыми книжками Беатрикс стали письма в картинках, которые она писала детям своей любимой воспитательницы Анни Мур. Лет десять назад, когда она с родителями отдыхала на берегу Тей в Данкелде, Беатрикс отправила Ноэлю Муру, старшему сыну Анни, письмо с многочисленными картинками о приключениях озорного кролика Питера. На следующий же день она написала брату Ноэля, Эрику: «Дорогой Эрик! Однажды в маленьком домике на берегу реки жила-была лягушка по имени мистер Джереми Фишер…»

В новой книге — той самой, к работе над которой Беатрикс, как предполагалось, приступила, — должна была найти продолжение история о Джереми Фишере, истинном джентльмене, который попал в переделку, когда, надев непромокаемый плащ и галоши, отправился на рыбалку. Джереми схватила голодная форель, и он спасся только благодаря тому, что рыбине показался омерзительным вкус прорезиненного плаща и она выплюнула его вместе с содержимым. Норман громко смеялся, рассматривая ее черновые зарисовки, и Беатрикс, глядя на замысел его глазами, хотела как можно скорее завершить работу над двадцатью с лишним детально прописанными акварелями, которые должны были составить книгу.

Однако печальные воспоминания о Нормане словно окутали Беатрикс безрадостным серым туманом, и солнечное утро, уже подпорченное мрачной миссис Дженнингс и ее фактами, которым надлежало смотреть в лицо, потеряло остатки своей привлекательности. Четыре года они с Норманом работали вместе, и за это время Беатрикс привыкла связывать ощущение радости от своих рисунков с детским восторгом, который они вызывали у Нормана. Ее неизменно воодушевляли его шутливые замечания и тактичные советы. В действительности, по мере того как они становились ближе друг другу, она стала рисовать для Нормана в не меньшей степени, чем для детей. Теперь же, вместе с самым восприимчивым ценителем ее рисунков Беатрикс утратила и радость от своей работы. Как сможет она рисовать без улыбки Нормана, без его веселого смешка, неизменно означающего одобрение, подтверждающего правильность выбранной ею детали рисунка? Как сможет она сочинить хоть что-нибудь без его бьющего через край воображения, которое всегда приходило ей на помощь?

Беатрикс с грустью посмотрела на только что сделанные наброски камышей, кувшинок, водяных курочек, чибисов. Они были вялы и унылы — ни искорки жизни не увидела она в своих рисунках. В сущности, они целиком отвечали ее настроению — тоска, серость, мрак. Беатрикс вырвала листы из альбома и скомкала их. Что толку продолжать работу над этой книгой — да и над всеми прочими, ею задуманными, — если все ее рисунки останутся такими же безжизненными? Однако, прекратив писать книги, она не сможет заработать ни гроша, а без денег рухнут все ее планы, связанные с фермой. Тогда не будет ни ремонта свинарника, ни переделки маслобойни, ни новой ограды вокруг сада, ни коров, ни овец…

Беатрикс обхватила руками лодыжки, уткнулась подбородком в колени и устремила взгляд вперед, через озеро, меж тем как тревога тяжелым покрывалом окутала ее плечи. Похоже, родители оказались правы, думала она. Похоже, она зря предприняла эту попытку — стать хозяйкой фермы. Как ей поступить с Дженнингсами? Если они будут по-прежнему жить на ферме, то где она сама сможет остановиться, в очередной раз приехав из Лондона? Если же она займет свой дом, то куда деваться Дженнингсам? Миссис Дженнингс, возможно, и грубовата, но она совершенно права. Необходимо смотреть фактам в лицо, как бы неприятны они ни были.

В жизни Беатрикс случались очень печальные дни. Она пережила тяжелую и опасную болезнь — ревматизм приковал ее к постели на несколько месяцев. Были времена, когда она чувствовала себя буквально парализованной из-за строгих ограничений, налагаемых на ее жизнь родителями. А за время, прошедшее после смерти Нормана, Беатрикс не раз теряла надежду совершить наконец побег из тюрьмы Болтон-Гарденс и найти свободу и счастье в этом мире. Однако она не могла припомнить период в своей жизни, когда ей приходилось сталкиваться со столь сложными проблемами, когда она до такой степени сомневалась в своей способности найти верное решение, когда она так сильно нуждалась в помощи.

Не в силах более сдерживать горячие слезы, она прижалась лбом к коленям и горько зарыдала. Так сидела она довольно долго, а затем, измученная обрушившимися на нее тяготами и необходимостью смотреть в лицо столь многочисленным фактам, Беатрикс растянулась на траве, подложила под голову руку и крепко заснула.

11 Свобода!

Пока их хозяйка предавалась сну, вызванному приступом уныния и отчаяния, миссис Тигги-Уинкль, Джози, Мопси и Мальчик-с-пальчик пребывали в совершенно ином расположении духа. Все четверо были заняты изучением нового и весьма удобного жилища, которое Эдвард Хорсли соорудил для них из свежеструганных досок и проволочной сетки, разместив его между курятником (населенным дюжиной чванливых рыжих кур и гордым рыжим петухом) и чередой сиреневых кустов, образующих живую изгородь в самом дальнем углу сада Зеленой Красавицы.

— Должна признаться, наша клетка очень мила, — удовлетворенно заметила Мопси. Она сорвала аппетитный стебелек клевера и грызла его с довольным видом. Мистер Хорсли не предусмотрел в своем строении пола, а расположил клетку прямо на земле, чтобы ее обитатели имели приятную возможность пощипывать свежую травку.

— О да, очень, очень мила, — радостно провозгласила миссис Тигги-Уинкль, стараясь перекрыть своим голосом громкое кудахтанье. К тому же говорить приходилось с полным ртом, ибо она уже успела отвалить в сторону ком влажной земли, под которым обнаружила упитанного червяка никак не короче трех дюймов — превосходное средство утолить легкий голод между завтраком и обедом. — Так славно здесь, под сенью сирени. Я люблю тенистую прохладу, вы же знаете.

— Я бы предпочел солнце, — пожаловался Мальчик-с-пальчик. — Моя женушка Ханка-Манка говаривала, что уж коли приходится вылезать из дома на улицу, то надо хотя бы погреться на солнышке. — Его глаза наполнились слезами. — Милая, милая Ханка-Манка. Пусть моя женушка и покинула этот мир, но она всегда будет жить в моем разбитом сердце. — И он зарыдал так громко, что дальнейших слов несчастного было почти не разобрать. — Я навсегда сохраню ей верность!

Крупная иссиня-черная сорока в опрятном жилете из белых перьев села на крышу клетки.

— Что за шум? — спросила она, кокетливо взмахивая крыльями, чтобы продемонстрировать роскошные перья с отливом. — И что за писк? Кто вы такие?

— Мы приехали из Лондона, — надменно сказала миссис Тигги-Уинкль. — Мы здесь с мисс Поттер.

— Ах, туристы! — В резком вскрике сороки читалось презрение.

В это время Джози, по обыкновению с энтузиазмом искавшая приключений, совала свой нос во все углы их новой резиденции.

— Посмотрите-ка сюда, — крикнула она в великом возбуждении. — Мистер Хорсли позабыл закрепить сетку! — Джози ткнула носом проволочное заграждение, и прежде чем остальные обитатели клетки смогли увидеть, что произошло, голова и передние лапы любопытной крольчихи оказались снаружи.

— Джози! — встревожилась Мопси. — Сию минуту остановись! Ты соображаешь, что делаешь?

— Вылезаю из клетки, вот что, — сказала Джози, энергично отталкиваясь задними ногами и протискивая в щель свою пока еще не вполне свободную вторую половину.

— Нет, Джози, нет! — в ужасе воскликнула Мопси. — Вернись сейчас же!

— И не подумаю, — ответила Джози, приходя в восторг от собственного непослушания. И радостно встряхнув толстым белым хвостиком, окончательно выскользнула из клетки. — Я свободна! — кричала она, весело прыгая на траве. — Я на воле!

— Ну да, на воле, — сказала сорока. — Теперь ты вольна чинить всякие неприятности — и себе, и всем окружающим.

Миссис Тигги-Уинкль встала на задние лапы и смерила крольчиху недовольным взглядом.

— Джозефина, — сказала она строго, — немедленно возвращайся в клетку. Тебе прекрасно известно, что выходить наружу разрешается только в обществе мисс Поттер.

Мальчик-с-пальчик закрыл глаза лапками.

— Ах, Джози, умоляю, вернись! Там, среди дикой природы, ты можешь попасть в беду. Тебя схватит какой-нибудь злобный пес или лиса. — И в ужасе от своего страшного предсказания, он забегал кругами по клетке, вереща тоненьким голосом: — Пес, пес, лиса, лиса…

— Вернись! — с мольбой взывала Мопси, прижимая розовый нос к проволочной сетке. — О Джози, вернись к нам, не подвергай себя опасности, прошу тебя! Ты можешь запутаться в сетке вокруг крыжовника, как Питер. Или миссис Мак-Грегор сделает из тебя начинку для пирога!

— Миссис Мак-Грегор? — Джози только усмехнулась. — Не говори глупостей, Мопси. Нет никакой миссис Мак-Грегор, ее придумала мисс Поттер. — С этими словами она проскользнула сквозь живую изгородь и исчезла из виду.

— Ее съедят! — в отчаянии вскричал Мальчик-с-пальчик. — Мы никогда больше не увидим нашу милую Джози, никогда, никогда!

Сорока шумно расправила крылья и взмыла вверх, проверещав в крайнем возбуждении:

— Конечно же никогда, ты, жалкий мышонок. Она теперь свободна, как птица! Вкусив свободу, только глупец захочет вернуться в клетку.

— Боюсь, сорока права, — печально заметила миссис Тигги-Уинкль. — Джози отнюдь не глупа. Она крольчиха умная и находчивая. Думаю, она навсегда покинула нас.

Но не прошло и двух минут, как Джози появилась у клетки.

— Я не заметила ничего хотя бы отдаленно напоминающего сетку вокруг крыжовника, — сообщила она, — или пса, или лису, или миссис Мак-Грегор. — Джози восторженно закатила глаза и повела ушами. — Но зато я нашла премилую полянку с кровохлебкой и диким щавелем. А еще по соседству есть великолепный стог золотистого сена и сад, где полно упавших красных яблок.

Карие глазки миссис Тигги-Уинкль внезапно заблестели, и она потерла передние когтистые лапки друг об друга.

— Падалица? — спросила она трепетным голосом. — Ты сказала, упавшие яблоки? А известно ли вам, что там, где есть падалица, можно всегда найти парочку хороших червяков?

— Не сомневаюсь, — Джози с нарочитой небрежностью тряхнула ушами. — Червяков, а также жуков, личинок и улиток.

— Улиток, — повторила миссис Тигги-Уинкль. — О, червяки! И жуки, ты сказала?

— Но нам нельзя покидать клетку, — в отчаянии сказала Мопси. — Мы не можем оставить мисс Поттер, она — наш друг!

— Мы не собираемся уходить навсегда, глупышки! — Джози приподняла край сетки, протиснулась под ним и мгновенно снова оказалась в загончике. — Видишь? Мы можем просто немного развеяться. Выскользнуть отсюда ничего не стоит, и так же легко будет войти обратно, как только мы захотим. — Она с хитрой ухмылкой обратилась к миссис Тигги-Уинкль. — Ты сможешь вернуться, когда съешь всех червяков, жуков и личинок, столь милых ежиному сердечку. Ну, что вы на это скажете, миссис Тигги-Уинкль?

— Просто скажите ей «нет»! — взмолилась Мопси. — Милая, милая миссис Тигги-Уинкль, ведь это голос соблазна, ему нельзя уступать!

— Это голос свободы! — с хриплым смехом провозгласила сорока и уселась на сиреневый куст.

Джози снова выскользнула наружу.

— Ну же, Тигги, смелей! Подумай о червяках!

Глаза миссис Тигги-Уинкль лихорадочно вращались. Размышления о червяках заняли целых пять секунд. Затем она в упоении закричала:

— Червяки! Ах, червяки — я съем их всех. И жуков, и улиток — всех! — С этими словами она протиснулась наружу. В мгновение ока маленькая ежиха прошмыгнула между кустами сирени, и вот, перебирая короткими лапками, она уже стремглав несется к саду сквозь высокую зеленую траву.

— Хорошо бежит! — одобрила сорока с верхушки сиреневого куста. — Ату ее! Улю-лю!

Джози тем временем повернулась к Мопси и Мальчику-с-пальчику, все еще сидевшим в клетке.

— Ну, — бодро спросила она, — кто следующий?

— Только не я, — сказал Мальчик-с-пальчик. Он поднял кончик хвоста и принялся его покусывать с глубоко несчастным видом. — Мне, горожанину, чужда деревня. Я останусь здесь, в этой клетке, и сохраню верность мисс Поттер и моей дорогой Ханке-Манке. — Он горько вздохнул. — Да-да, я всегда был им верен.

Мопси села на задние лапы и сложила передние. От страха у нее зубы выбивали дробь, а усики подергивались.

— Я тоже останусь, Джози. Это очень опасно, знаешь ли, риск слишком велик. Все эти медведи, пантеры, волки…

— Не мели чушь! — сказала Джози. — В Англии не водятся медведи и пантеры. Да и волки давным-давно перевелись.

— Откуда тебе знать? — не уступала Мопси, продолжая дрожать. — Если ты никогда не видела ни одной пантеры, это вовсе не значит…

— Лично мне безразлично, пойдешь ты или нет, — пожала плечами Джози. — Ты такая трусиха, что все равно испортила бы все удовольствие. Только тебе самой будет здесь одиноко.

— Со мной остается Мальчик-с-пальчик, — сказала Мопси, подвигаясь поближе к мыши.

Джози улыбнулась.

— Мальчик, — сказала она, понизив голос до шепота. — Подойди-ка сюда. Мне надо кое-что тебе сказать. Кое-что очень важное.

Мопси протянула было лапку, чтобы остановить его, но Мальчик-с-пальчик, который всегда отличался неумеренным любопытством, подобрался к самой сетке, и Джози что-то прошептала ему на ухо. Глаза у него удивленно расширились, и он отшатнулся.

— Ты все выдумала! — воскликнул Мальчик-с-пальчик. — Быть такого не может!

— Чтоб мне провалиться на этом самом месте, — сказала крольчиха. — Точная копия Ханки-Манки. Не иначе, ее близняшка. Сидит себе у самого стога. Собственными глазами видела.

— Сестра Ханки-Манки! — вскричал Мальчик-с-пальчик и пришел в столь сильное возбуждение, что дважды перекувырнулся через голову. — Неужели такое возможно?

— Пойди и убедись сам, — сказала Джози, отгибая свободный угол сетки.

Мальчик-с-пальчик выскочил из клетки как ошпаренный и, распрямив свой белый хвостик, сломя голову помчался сквозь живую изгородь к стогу сена.

Джози одарила Мопси издевательской улыбкой.

— Моп, старушка, не стесняйся, ты всегда сможешь найти меня на полянке со щавелем.

И она исчезла за кустами сирени.

Мопси потребовалось немало времени, чтобы набраться смелости, пока наконец и она, движимая чувством одиночества и непреодолимым желанием быть рядом с Джози, не выбралась наружу. Она еще посидела немного у клетки, с грустью размышляя о безопасности и уюте их загончика. Затем, плотно прижав уши к спине, с расширенными от страха глазами Мопси стала пробираться сквозь живую изгородь.

С верхушки сиреневого куста сорока обозревала свои владения.

В саду среди упавших яблок, охваченная великим волнением, рылась ежиха, то и дело издавая радостные возгласы:

— Держитесь, червяки! Берегитесь, жуки! Вот я вас, улитки!

За стогом сена мышь нашептывала лирические строки на ухо другой мыши, которая, судя по всему, принимала эти знаки внимания весьма благосклонно.

А на полянке, поросшей щавелем и кровохлебкой, два кролика плечом к плечу самозабвенно закусывали свежими листьями.

— Ну нет, долго они на воле не протянут, — с хриплым смешком сказала себе сорока. — Одно слово — туристы!

12 Оглашение завещания мисс Толливер

Пока сбежавшие питомцы мисс Поттер наслаждались неведомой им ранее свободой, Димити Вудкок с братом собирались в Хоксхед. Димити рассчитывала сделать кое-какие покупки, а у Майлса были дела в адвокатской конторе «Хилис и Хилис». Они с сестрой договорились встретиться в полдень, чтобы вернуться в Сорей к обеду.

— Ты ведь как раз будешь у Хилиса, когда состоится оглашение завещания мисс Толливер? — спросила Димити, садясь в ожидавший кабриолет.

— Вполне вероятно, — ответил Майлс, беря в руки вожжи. Яшма, молодая кобылка Майлса, навострила уши и резво взяла с места.

— Надеюсь, у тебя будут новости, — заметила Димити и решительно надвинула поглубже фетровую шляпу. — Все это так загадочно. Я безумно хочу наконец узнать, заполучит ли Дом-Наковальню этот тип из Кендала.

Майлс рассмеялся.

— Не только ты — вся деревня сошла с ума. Эльза нынче дала мне особое поручение на этот счет, ее не меньше, чем тебя, волнует судьба дома мисс Толливер. И Грейс Литкоу не давала мне покоя, пока я тебя ждал. Она хочет, чтобы я разузнал, куда подевалась миниатюра Констебла, которая висела в гостиной Дома-Наковальни.

— Констебл? — удивилась Димити. Экипаж свернул на дорогу, ведущую к Хоксхеду. Утро было восхитительным, солнце сверкало так, что резало глаза, кроны деревьев сплетались изящной золотистой аркой над узкой дорогой. — Неужели у мисс Толливер был подлинный Констебл? Право, не припомню, чтобы я его видела. Где она его прятала?

— Чего не знаю, того не знаю, — сказал Майлс, жестом руки приветствуя Спагги Причарда, который вел по дороге своего козла по кличке Сухарик. — Никогда его не замечал, хотя теперь припоминаю, что в углу там висела какая-то грязноватая картинка в позолоченной раме. Насколько я понял, Констебла в ней разглядела наша наблюдательная мисс Поттер, когда гостила у мисс Толливер несколько лет назад. Она-то и указала Грейс на пропажу.

— Не думаю, что мисс Поттер ошиблась, — рассудила Димити, — она ведь художница. Но когда же картина пропала? И главное — как? После смерти мисс Толливер этого не могло произойти, ведь дом был заперт.

Майлс направил Яшму и кабриолет на поросшую травой обочину, чтобы уступить дорогу встречному тяжеловозу, впряженному в доверху нагруженные сеном дроги.

— Доброе утро, мистер Эверет, — приветствовал Майлс правившего дрогами фермера с грубоватым обветренным лицом, заросшим седой бородой. Затем, обращаясь к сестре, он продолжал: — Грейс не имеет представления, как и когда исчез Констебл. Ей кажется, что в день рождения мисс Толливер миниатюра висела на своем обычном месте. Впрочем, вчера вечером она послала Хилису записку, где сообщает о пропаже. Грейс полагает, что мисс Толливер могла оставить ему перечень своего имущества.

Димити сложила на коленях руки в белых перчатках.

— Ну что ж, — сказала она тоном, не терпящим возражений. — Ты и об этом все разузнаешь.

— Будет исполнено, мэм, — коротко ответил Майлс. — Я включу это в свой список неотложных дел. — Его тон стал строже. — Ты забыла упомянуть о вчерашнем разговоре за чаем, из которого следует, что мисс Толливер отравили.

— Отравили? — Димити испуганно вздрогнула, но затем вспомнила, как обстояло дело. — Ах, да, это были слова Роуз Саттон. По-видимому, начиталась Шерлока Холмса. Если кто-то умирает неожиданно, то следует изучить все возможные причины — она сказала что-то вроде этого. — Димити помолчала. — По-моему, довольно безобидное замечание. Насколько я знаю, никто не принял его всерьез. — Она нахмурилась. — А почему ты заговорил об этом?

— Да потому, что констебль Брейтуэйт явился ко мне сегодня чуть свет. Вчера вечером он был в пабе и слышал, как об этом вели разговор несколько человек. Похоже, в деревне сложилось единодушное мнение, что мисс Толливер умерла от избыточной дозы наперстянки, которую либо приняла сама, либо… — Он переложил вожжи, и Яшма пошла резвее. — Либо это сделал кто-то другой.

— Боже правый! — воскликнула Димити. И добавила уже спокойнее: — Но ведь этого не может быть, ты согласен?

— Говоря по чести, я не думаю, что мы когда-либо сможем докопаться до истины, — ответил Майлс. — Доктор Баттерс не нашел оснований для токсикологического анализа. — Капитан искоса глянул на сестру. — Послушай, Дим, ты знала мисс Толливер лучше, чем кто-либо другой. Она действительно регулярно пила настой наперстянки?

Внезапно Димити ощутила тревогу.

— Как-то раз в разговоре со мной она действительно упомянула о наперстянке. Она ее выращивала у себя в саду и, как сама выразилась, «взбадривала» ею сердце. Впрочем, хорошо зная мисс Толливер, я уверена, что она проявляла крайнюю осторожность. — Димити тяжело вздохнула. — Майлс, Майлс, это просто ужасно! Если мы не выясним, от чего она на самом деле умерла, эти пересуды никогда не прекратятся! — Тут ей в голову пришла еще одна мысль, и состояние тревоги стало еще ощутимее. — А в этих разговорах упоминаются имена… подозреваемых?

— Судя по словам констебля, люди в пабе склонны считать, что к этому делу причастен племянник мисс Толливер. Да это и понятно, ведь все полагают, что именно он оказался в выигрыше от ее смерти. — Майлс криво усмехнулся. — К сожалению, он вполне соответствует общему представлению о том, каким должен быть настоящий злодей. Вот и вчера, как говорят, он вел себя весьма вызывающе при разговоре с Грейс Литкоу и мисс Поттер.

— Да-да, он требовал у Грейс ключ, — сказала Димити. — И что ты намерен делать?

— Мои возможности невелики, — ответил Майлс. — Сегодня у меня встреча с судьей, и я изложу ему суть дела. Ну и Хилису, конечно, тоже. — И капитан прикрикнул на лошадь: — Давай, Яшма, прибавь-ка ходу!

Димити всегда считала Хоксхед (названный так по имени своего основателя, викинга Хокра, жившего в десятом веке) восхитительным городком, такой он был чистый, аккуратный и дружелюбный. Ей нравилось бродить по его узким улочкам, носившим вполне говорящие имена — Кожевенная, Тряпичная, Шерстяная — по названиям средневековых ремесел, процветавших здесь в прежние времена. Особое место в жизни города занимала шерсть — здесь ею бойко торговали, здесь же ее обрабатывали с тем, чтобы везти в Кендал на ткацкие мануфактуры. Именно шерсть принесла благополучие городу и окрестным селениям.

Дома Хоксхеда также сохранили средневековый облик: здесь глаз не встретит краснокирпичных кичливых, претенциозных викторианских зданий, вместо этого повсюду беленые стены, сложенные из гладких камней, и на каждом подоконнике — горшки с хризантемами, астрами и лобелиями. Над южной окраиной города главенствует церковь Св. Михаила, которая, говоря словами поэта Уильяма Вордсворта, сидит на холме, как «Богоматерь на троне»[10]. Направляясь к магазину шляп мисс Стэнли, Димити миновала классическую школу, все еще открытую для городских детей, где некогда учился и сам Вордсворт и где он вырезал свое имя на парте.

Мисс Аннабел Стэнли держала крошечную лавку-мастерскую между башмачником и торговцем свечами. Деревянная вывеска с выцветшим изображением кружевного чепца появилась здесь еще при матушке нынешней хозяйки, миссис Аде Стэнли. Эта почтенная женщина, скончавшаяся лет десять тому назад, открыла магазинчик в тот самый год, когда королева Виктория взошла на престол. Несколько ее еще вполне сохранившихся скромных соломенных шляпок лежали на полке где-то в недрах магазина, зато модные шляпки мисс Стэнли, в изобилии снабженные тесьмой, кружевами и шелковыми цветами, красовались на витрине, утопая в волнах тюля.

Являя миру черный парик, нарумяненные щеки и два золотых зуба, мисс Стэнли, одетая по последней моде, вынесла поднос с атласными лентами и отвела глаза от немодной фетровой шляпы мисс Вудкок. Димити выбрала два ярда узкой желтой ленты и ярд зеленой, и хозяйка магазина завернула покупку в мягкую бумагу. Вручая сверток Димити, она, манерно пришепетывая, заметила:

— Вы конечно же слышали о завещании мисс Толливер.

— О завещании? — Димити вздрогнула. — А что такое? — В том, что мисс Стэнли водила знакомство с мисс Толливер, не было ничего удивительного. В конце концов, мисс Стэнли и ее матушка изготавливали шляпки и чепцы для трех поколений хоксхедских дам. Но Димити понятия не имела, что завещание мисс Толливер привлекает к себе внимание столь далеко от Сорея. Разумеется, по лондонским меркам, где люди в мгновение ока переносятся с места на место в подземке, три мили — сущий пустяк, но в деревне вам приходится тащиться по дорогам, которые то взбираются на пригорок, то сбегают вниз, то петляют меж каменистых холмов, и там эти три мили кажутся весьма приличным расстоянием.

Мисс Стэнли наклонилась к Димити, обдав ее мощной волной сиреневых духов.

— Моя сестра держит гостиницу «Айви-хаус», — сказала она таким тоном, будто делилась с Димити важной тайной. — Так вот, вчера из Манчестера приехала мисс Сара Барвик. По ее словам, она должна присутствовать при оглашении завещания мисс Толливер, назначенном на сегодня. — Мисс Стэнли выдержала многозначительную паузу и добавила авторитетно: — Не думаю, что Сара Барвик отправилась бы в такую даль, не будь она наследницей.

Димити шагнула назад, чтобы сделать глоток чуть менее ароматного воздуха.

— Из Манчестера? — Она не знала, что у мисс Толливер были родственники в Манчестере, да и вообще где-либо, кроме Кендала.

— Именно, — подтвердила мисс Стэнли. — А на вопрос, не состоит ли она в родстве с мисс Толливер, мисс Барвик ответила отрицательно, хотя, по ее словам, могла бы с ней породниться, сложись обстоятельства иначе. — Мисс Стэнли сдвинула брови. — Вы это можете объяснить?

— Увы, нет, — ответила Димити. — А она… пожилая? — Учитывая то положение, которое в обществе занимал Майлс, она обычно избегала разного рода сплетен. Однако в данном случае, почти при полном отсутствии сведений, приходилось добывать их по крупицам, и такого рода расспросы казались ей оправданными.

— Сестра говорит, что она очень молода, лет двадцати с небольшим. Очень миленькая, живая такая, сорванец, но из современных.

Последнее слово мисс Стэнли произнесла с явным осуждением.

Димити положила сверток в сумку и отступила назад, пытаясь понять, какое значение вкладывала мисс Стэнли в слова «сорванец» и «современная».

— Я уверена, что мисс Барвик очень славная женщина, — сказала мисс Вудкок сухо, вспомнив о том, что приходится сестрой мировому судье и должна вести себя соответствующим образом.

— Да, но кто же она такая, эта мисс Барвик? настаивала мисс Стэнли, делая шаг вперед. — Я всегда думала, что у мисс Толливер есть только один родственник — этот торговец мануфактурой из…

— Ленты очень милые, мисс Стэнли, — сказала Димити, направляясь к выходу. — Благодарю вас.

Оказавшись на улице, она сделала глубокий вдох, освобождая легкие от сиреневых духов, и возблагодарила Бога за то, что мисс Стэнли ничего не сказала о возможном отравлении.

Выпив чаю и выполнив несколько мелких поручений, Димити с полудюжиной свертков и пакетов различных размеров подошла к конторе «Хилис и Хилис». Из дверей, небрежно помахивая тростью и что-то насвистывая, показался Майлс.

— Все улажено, — сказал он сестре, когда они свернули к конюшням Холтби, где в ожидании хозяина лакомилась овсом Яшма.

— Что именно? — потребовала объяснений Димити. — Что улажено? Ты присутствовал на оглашении завещания?

— Присутствовал, — сказал Майлс, протягивая конюху полшиллинга, чтобы тот запряг кобылу и вывел экипаж на дорогу. — И сидел на очень жестком стуле, смею тебя заверить. Уилли Хилис попросил меня быть свидетелем. Зачем это ему понадобилось — ума не приложу. В завещании всего два пункта, причем оба совершенно ясные.

— Ну что, получил этот племянник дом? — с нетерпением спросила Димити. — И кто эта Сара Барвик? И как насчет Констебла?

Майлс удивленно поднял брови.

— Откуда тебе известно про Сару Барвик?

— Она остановилась в «Айви-хаусе», — ответила Димити, опуская подробности. — Так получил или нет?

— Робертс? Из Кендала? — Майлс усмехнулся. — Ты знаешь, нет, не получил.

— Ну надо же, — еле слышно произнесла Димити.

— Можешь себе представить. — Майлс снова усмехнулся. — Видела бы ты, в какую ярость он пришел! Хилис еще дочитывал завещание, а Робертс уже вскочил со своего места и принялся орать как сумасшедший. Я думал, этот парень вот-вот лопнет от злости, он прямо весь дымился. Он бы и лопнул, если бы Хилис не прервал чтение и его не урезонил. — Майлс замолчал: конюх вывел лошадь, запряженную в кабриолет. — А вот и Яшма, посмотри, как ее причесали и вычистили — блестит словно новый пенни. Залезай, дорогая, и едем. Я уже проголодался.

— Я тоже начинаю дымиться и вот-вот лопну, — не унималась Димити, садясь в экипаж, — если ты сию же минуту не скажешь, кому достался дом!

Когда Майлс хотел что-нибудь рассказать, он умел делать это быстро и без излишних деталей, и, сгорая от желания услышать главное, Димити не прерывала брата. Завещание мисс Толливер было кратким, простым и весьма своеобразным в том, что касалось раздела ее имущества между наследниками. Дом-Наковальня со всем его содержимым отходил к мисс Саре Барвик из Манчестера; мистеру Генри Робертсу из Кендала, согласно завещанию, досталась сумма в один фартинг — самая мелкая монета, имевшая хождение в стране, — а также шкатулка с письмами, которые мать мистера Робертса писала мисс Толливер, и медальон с волосами его матери. Был и список, составленный завещательницей год назад, в котором значилась живописная миниатюра в позолоченной раме без указания автора и стоимости. Уилли Хилис сообщил мисс Барвик, что соседка мисс Толливер уведомила его о возможной ценности картины и о том, что она исчезла. Он также предложил мисс Барвик незамедлительно предпринять поиски пропавшей картины и вызвался отвезти ее в Сорей сегодня же, чтобы срочно приступить к делу.

— Но кто же такая эта мисс Барвик? — спросила Димити, чувствуя, что на месте раскрытой тайны тут же возникает другая.

— Друг мисс Толливер, — сказал Майлс, — и это все, что мне известно, Дим. Больше я ничего о ней не знаю.

— Но если она была другом мисс Толливер, — настойчиво продолжала Димити, — почему она не…

— Тебе придется спросить у нее самой, — прервал сестру Майлс. — А что касается слухов об отравлении, я сказал о них и судье, и Хилису. Оба они сходятся во мнении, что это вряд ли имело место, поскольку доктор Баттерс такой возможности не рассматривал. И оба полагают, что давать ход этой версии можно только при появлении веских улик.

— А это означает, — с сожалением сказала Димити, — что разговоры об отравлении не прекратятся.

— Боюсь, ты права. — Майлс слегка пожал плечами. — Люди будут болтать об отравлении, пока у них не появится новая тема для пересудов.

Димити поежилась. Ей очень не хотелось думать о том, что́ может стать такой темой.

13 Мисс Поттер видит себя в новом свете

Беатрикс проснулась от пересвиста водяных курочек, которые живо обсуждали наиболее важные дела: съеденных за завтраком улиток, лучшие места для гнездовий, проблемы обучения молодежи. Высокое солнце успело высушить туман над Эстуэйт-Уотер, и было видно, как легкий ветерок морщит серо-голубую поверхность озера. Мисс Поттер села и протерла глаза. Справа, совсем близко от нее, вдоль берега по колено в воде стояло с полдюжины бурых с белыми пятнами коров; бархатистые карие глаза под густой бахромой ресниц задумчиво смотрели на Беатрикс. Слева, из трубы над Ивовым Домом, поднимался легкий дымок, и она видела чью-то сидящую фигуру у крыльца.

Беатрикс вздохнула, поднялась на ноги, стряхнула травинки с шерстяной юбки и сунула под мышку свой альбом. Уж если она не могла рисовать, то, право же, стоило провести время с бо́льшим толком, чем просто спать на берегу, — скажем, зайти к соседям и познакомиться. Тем более что ей было очень интересно взглянуть, как мисс Кросфилд прядет и ткет. В длинной череде предков мисс Поттер были и прядильщики хлопка, и набойщики ситцев, и суконщики, и у самой Беатрикс время от времени возникала мысль приобрести прялку. Мисс Кросфилд могла бы ее научить прясть. Мисс Поттер пошла вдоль берега и, добравшись до ограды, сложенной из камней без всякого раствора, приподняла подол юбки и перелезла через стенку.

Однако оказалось, что перед домиком сидит вовсе не мисс Кросфилд. Это был довольно хрупкий паренек лет десяти-одиннадцати, рыжий и босой, одетый в выгоревшую голубую рубаху и потрепанные штаны с красными самодельными подтяжками. Рядом с ним лежала куча тонких дубовых полосок и незаконченный плетеный короб — в таких жители Озерного края обычно носят корм для животных, овощи с огорода или уголь для печи.

Мальчик, похоже, позабыл о своей работе. Он был занят тем, что углем рисовал черно-белую кошку, дремлющую на прогретом солнцем плитняке, которым была вымощена дорожка к дому. Парнишка поднял голову от клочка грубой бумаги, который лежал у него на коленях, на идущую по тропинке Беатрикс, и она увидела широко расставленные серые глаза на бледном лице, густо усыпанном веснушками.

— Здравствуй, — сказала Беатрикс. — Меня зовут мисс Поттер, я ваша новая соседка с Фермы-На-Холме.

— Если вам нужна тетя, — сказал мальчик, возвращаясь к своему рисунку, — то вы с ней разминулись. Она уехала в Хоксхед — продать что соткала. А я Джереми, — добавил он, стирая пальцем неудачную линию.

— Джереми! — воскликнула Беатрикс. — Какое совпадение!

— Совпадение? — Он с любопытством на нее взглянул. — Какое совпадение?

— Дело в том, — сказала мисс Поттер, подобрав юбку и опускаясь на каменную ступеньку рядом с ним, — дело в том, что я сейчас сочиняю историю о лягушке по имени Джереми. Мистер Джереми Фишер. — Беатрикс нагнулась, чтобы лучше рассмотреть рисунок мальчика. — Отличный кот, — сказала она, — особенно хороши у него уши.

— У нее, — поправил Джереми. — Ее зовут Загадка. — При звуке своего имени кошка шевельнулась, открыла зеленый глаз и снова его закрыла. Паренек потрогал ее ногой. — А ну перевернись, Загадка, — скомандовал он, и та, не открывая глаз, послушно перекатилась на другой бок.

— Какая умница, — восхитилась Беатрикс. — Мне никогда не удавалось убедить кошку сделать что-нибудь подобное. Они, похоже, не любят подчиняться приказам. Вот кролики, — добавила она, — совсем другое дело.

— А у вас есть кролики? — спросил Джереми.

— Знаешь, у меня перебывало много всяких животных, — ответила Беатрикс. — И мыши, и ежи, и белки, и совы, и лягушки, и ящерицы. Они мне позируют — я их рисую. Но лучше всех выделывают всякие фокусы конечно же кролики. — Она улыбнулась приятному воспоминанию. — У меня был приятель, его звали Питер — замечательный бельгийский кролик. За кусочек печенья он прыгал через руку и сквозь обруч и вообще мог уморить кого угодно своими штучками.

Загадка села и широко зевнула.

— Ей скучно это слушать, — со смехом заметила Беатрикс. — Кошки вообще не слишком высокого мнения о кроликах.

Джереми тем временем не спускал глаз с альбома мисс Поттер.

— А у вас нет с собой рисунков ваших кроликов?

— Боюсь, что нет, — сказала Беатрикс. — Я сейчас тружусь над Джереми. — Она открыла альбом на зарисовках лягушек, которые видел еще Норман.

Джереми молча и внимательно их разглядывал.

— Хорошие рисунки, — сказал он наконец. Было видно, что похвала идет от чистого сердца. — Вот уж не думал, что городская дама может знать, какие лягушки на самом деле.

— У меня была зеленая лягушка по имени Панч, — задумчиво проговорила Беатрикс. — Почти все эти рисунки — его портреты. Он жил у меня лет пять или шесть, повсюду со мной ездил в бамбуковой клетке. Самым большим лакомством для него были живые кузнечики. — Она улыбнулась. — В этой истории обязательно будет кузнечик Пожалуй, жареный кузнечик Будто мистер Фишер пригласил к обеду гостей, ну как это делает какой-нибудь владелец усадьбы, и хотел подать к столу рыбу, но ему пришлось довольствоваться кузнечиком.

— Будь я лягушкой, — решительно заявил Джереми, я бы предпочел, чтобы кто-нибудь другой ловил для меня кузнечиков. Только вот жить в бамбуковой клетке мне бы не хотелось, и жарить кузнечиков я бы не стал.

Беатрикс закрыла альбом.

— Я думаю, ты бы жил тогда на Эстуэйт-Уотер. Но тебе бы пришлось самому искать кузнечиков и остерегаться, как бы не попасть в клюв цапле или в пасть щуке. Во всем есть свои достоинства и недостатки. — Она помолчала и задумчиво посмотрела на мальчика.

— Вопрос, наверно, нелепый, но, может быть, ты знаешь, где мне найти подходящую лягушку. Я рисую гораздо лучше, если имею перед собой живую модель.

— Конечно же знаю, — сказал Джереми, показывая своим тоном, что вопрос действительно был нелепым. — За каменным мостом через Канси-бек их видимо-невидимо, огроменная колония. Живут себе в тростнике, плавают, насекомых ловят. Там есть одна очень уж толстая, любит посидеть на берегу, погреться на солнышке. — Джереми искоса взглянул на мисс Поттер. — Место это укромное, самим вам его не найти. Хотите, я покажу?

— Еще как хочу! — воскликнула Беатрикс, просияв. — Мне очень нужна лягушка. — Она запнулась, бросив взгляд на незаконченный короб. — А тебе не надо это доделать? И почему ты не в школе? Уж прости за этот вопрос.

— Короб я могу и после доделать, — сказал мальчик. — А в школу я не вернусь. — Он откинул рыжую челку, оставив на лбу угольный след. — Никогда не вернусь.

— Вот как, — сказала Беатрикс. — Я-то отдала бы что угодно, только бы мои родители разрешили мне ходить в школу. Брат в школу ходил, и в его жизни было много интересных приключений. А меня вот учили дома гувернантки. — Загадка обвилась вокруг лодыжки Беатрикс. — Правда, теперь, — продолжала она рассеянно, наклонившись, чтобы погладить мягкую кошачью шкурку, — я частенько думаю, а не стерла бы школа часть того, что отличает меня от других? Ведь учителя обычно хотят, чтобы ученики делали все так, как им велят, а мне бы это наверняка не понравилось. Боюсь, я слишком независима.

Наступила пауза. Джереми переваривал услышанное.

— Ну ладно, — сказал он наконец, — а вы не хотите узнать, почему не вернусь в школу я?

— Почему же? — спросила Беатрикс.

— А потому, — с грустью сказал Джереми, — что там этот здоровенный задира Гарольд. Он столкнул меня с кучи угля, да так, что рука до сих пор болит. — Мальчик протянул руку, и Беатрикс увидела длинную красную царапину на бледной коже.

— Понимаю, — сказала мисс Поттер. — Как это подло! Я с тобой совершенно согласна. На твоем месте и я никогда бы не вернулась в школу — во всяком случае, до тех пор, пока не почувствовала бы, что у меня хватит смелости справиться с этим задирой.

Джереми нахмурился.

— Я вообще-то не трус, да только…

— Неважно. — Беатрикс поднялась. — Никто не может оставаться смелым все время. Я-то точно не могу. Чаще всего я трушу. — Она тяжело вздохнула: достало бы ей смелости противостоять родителям, они с Норманом смогли бы дольше быть вместе и дольше ощущать себя счастливыми, прежде чем этому счастью настал конец.

— Неужто правда? — удивился Джереми. — Я и не думал, что взрослые могут быть трусами.

— Еще как могут. Такое случается сплошь и рядом. — Беатрикс заставила себя улыбнуться. — Похоже, ты сейчас не очень-то занят. Не пойти ли нам поискать лягушек? Если ты сам захочешь порисовать, я дам тебе пару листов из альбома. У меня и лишний карандаш найдется. Для кошек уголь вполне годится, но лягушек лучше рисовать карандашом.

— Ура! — Джереми был в восторге. — Я только оставлю записку тете Джейн, а то она будет беспокоиться, если не застанет меня дома.

Он вошел в дом, и Беатрикс, последовав за мальчиком, оказалась в симпатичной кухоньке с балками над самой головой. Один угол занимали высокие стоячие часы. По краю циферблата были нарисованы цветы, а сверху, в золоченом круге, менялись фазы луны. На черной каминной полке стояли оловянные кружки, медный чайник и два фарфоровых подсвечника с наполовину сгоревшими свечами. На полу лежал домотканый ковер, а у камина Беатрикс увидела большую деревянную прялку со шпулькой, полной тонкой серой пряжи. Тяжелый деревянный ткацкий станок с уже сотканным куском серого твида занимал всю стену. Обстановка была бедной, это правда, но здесь не царило уныние — напротив, Беатрикс скорее ощутила дух уверенности и надежды.

Через несколько минут мисс Поттер и Джереми уже шли к каменному мосту через Канси-бек. Лягушки жили выше по течению ручья, возле озера, облюбовав себе болотистую заводь. Берега тут поросли папоротником и низким ивняком, на мелководье стеной стоял тростник. Волшебное место, подумала Беатрикс, и самое подходящее для лягушек. Их действительно было много — они плавали, хватали стрекоз, прыгали по берегу. Одна, как и говорил Джереми, оказалась особенно хороша — расположившись отдельно от других, в сторонке, она лениво помаргивала, наслаждаясь октябрьским солнышком, и не обращала ни малейшего внимания на босоного мальчишку и женщину, которые расчищали себе место в зарослях папоротника, чтобы можно было сесть и взяться за карандаш.

За работой они продолжали беседовать, и Беатрикс узнала, что раньше Джереми ходил в школу в Оксфорде, что со своей тетей он стал жить после того, как его мать год назад умерла от инфлюэнцы (отец Джереми умер еще до его рождения), что он часто болеет, но говорить об этом не любит и что он очень хочет стать художником, когда подрастет. Это желание мальчика вызвало известную неприязнь со стороны одноклассников в сорейской школе — деревенские ребята, которые собирались вслед за своими отцами стать паромщиками, кузнецами или фермерами, сочли подобные планы смешными.

Что касается тети, то, по словам Джереми, она бы рада видеть его художником, хотя то и дело говорит, что вряд ли этим можно заработать на жизнь и придется ему еще чем-нибудь заняться, чтобы не помереть с голоду. Желание Джереми ей понятно — ведь она и пряха, и ткачиха, а это почти то же, что художник, только по шерсти. Правда, нынче люди за ручную работу по шерсти хорошую цену не дают, ведь на машине-то получается куда дешевле. Хорошо еще, говорил Джереми, что он может плести корзины, да куры неплохо несутся, да корова дает много молока, да меда в ульях хватает, и что они не съедят, то продают — вот несколько шиллингов в неделю и получается. Да, подумала Беатрикс, деньги семейству Кросфилд достаются очень нелегко. Но, похоже, это не обескуражило их, не лишило творческой энергии, желания работать.

— Ну-ка, посмотри. Как тебе это? — спросила Беатрикс и показала свои наброски Джереми.

— Ух ты! — воскликнул Джереми, наклоняясь к альбому. — Здорово! Вот этот особенно хорош, — добавил он, показывая на рисунок. — Такой толстый, в галстуке и гетрах. Сразу видно, очень много о себе воображает, словно он важный господин, может гонять лис на своих полях и ловить форель в своей речке, а на самом-то деле — обыкновенная зеленая лягушка сидит в грязи на бережку. — И Джереми весело рассмеялся.

— Мне тоже нравится, — сказала Беатрикс, поглядев сначала на свою работу, а затем на самодовольную лягушку. Она почувствовала, что наконец-то встретила настоящего мистера Джереми Фишера — надутого, самовлюбленного, тщеславного, а то обстоятельство, что встреча эта произошла в обществе юного Джереми Кросфилда, хорошо знакомого с местными лягушками, делало мистера Фишера еще более интересным персонажем, чем она себе представляла.

— Честно говоря, — продолжала Беатрикс, — сегодня, до того как мы с тобой встретились, я была как воду опущенная, все боялась, что не смогу больше нарисовать ни одной лягушки. Но теперь чувствую: еще как смогу — стану приходить сюда и рисовать мистера Фишера. — Она улыбнулась. — А теперь покажи-ка, что нарисовал ты.

— Ну, мои-то похуже ваших, — сказал Джереми без всякой зависти, — но мне они нравятся. Раньше я лягушек не рисовал, а теперь буду, я много их нарисую.

— Вот что я тебе скажу, — тон у Беатрикс стал серьезным, когда она взглянула на работу мальчика и убедилась, что у него большие способности. — Ты обязательно должен рисовать!

Джереми посмотрел на нее.

— А вашу лягушку — ее правда зовут Джереми? И вы правда ее вставите в книгу?

— На оба вопроса отвечаю — да. — Беатрикс теперь говорила с большей уверенностью. Еще утром она сомневалась, сможет ли снова приступить к работе, но теперь знала точно: сможет. Рисовать лягушек было приятно, а еще приятней было заполучить такого восприимчивого ценителя ее рисунков, как этот мальчик Беатрикс была рада, что пришла сюда.

Впрочем, мысли Джереми потекли по иному, более практичному руслу.

— А вам заплатят за эти рисунки?

Деловой вопрос требовал делового ответа.

— Книга в бумажной обложке будет продаваться за шиллинг, — сказала Беатрикс. — А за книгу в тканевом переплете люди отдадут шиллинг и шесть пенсов. От вырученных денег издатель заплатит мне определенную долю — мой гонорар.

С минуту Джереми размышлял.

— Здорово, наверно, знать, что ты можешь продать свои рисунки.

— Да, это действительно приятно, — сказала Беатрикс, решив подарить Джереми несколько своих книжек. — Ведь когда у тебя есть деньги, ты можешь сам о себе позаботиться. Да только я бы, наверно, рисовала даже в том случае, если бы мои рисунки не покупали. Знаешь, иногда увидишь что-нибудь такое — и прямо зуд в пальцах, сил нет, как хочется это нарисовать.

— И правда! — воскликнул Джереми и широко улыбнулся. — У меня так с кошками бывает. — Он вскочил на ноги. — Пойдемте со мной, и я покажу вам свои кошачьи рисунки. А потом поставлю чайник и будем чай пить.

Беатрикс закрыла альбом и встала.

— Я с удовольствием посмотрю твои рисунки, но чай мы отложим на следующий раз. Сейчас уже поздно. Видишь ли, я остановилась в Зеленой Красавице, и миссис Крук ждет меня к обеду.

Они вернулись в Ивовый Дом и снова зашли в кухню. Джереми разложил на столе свои рисунки, и Беатрикс любовалась ими несколько минут, а затем напомнила мальчику, что ей уже пора идти. Не успела она попрощаться, как раздался настойчивый стук в дверь.

— Джереми Кросфилд! — кричал раздраженный женский голос. — Это мисс Краббе. Я знаю, что ты дома, негодный мальчишка! Сию же минуту открывай!

Джереми широко открыл глаза, на бледном лице мальчика еще заметнее выступили веснушки.

— Это наша директриса, — испуганно прошептал он. — Хочет заставить меня вернуться в школу. Мисс Поттер, пожалуйста, скажите ей, что меня здесь нету!

— Этого я не могу сделать, — сказала Беатрикс и, ободряя Джереми, положила руку ему на плечо. — Но я уверена, что она все поймет, когда мы объясним ей, почему тебя сегодня не было в школе. — Мисс Поттер подошла к двери и отворила ее. — Здравствуйте, мисс Краббе, — сказала она учтиво. — Миссис Кросфилд сейчас нет дома, но, может быть, я могу вам помочь?

Глаза мисс Краббе сузились. Ее шляпа, похоже, была надета задом наперед, так что перья свисали прямо на нос, а кроме того, директриса явно перепутала пуговицы, застегивая жакет.

— Мне надо поговорить с Джереми Кросфилдом. Где он?

— Он здесь, — любезно ответила Беатрикс. — У нас был урок рисования — мы рисовали лягушек. После вчерашней злополучной стычки с Гарольдом он не хотел…

Мисс Краббе вошла в комнату, хлопнув за собой дверью.

— Мне прекрасно известно, что именно случилось после вчерашней стычки с Гарольдом, — сказала она угрожающим тоном. — Итак, молодой человек, немедленно верни все!

Джереми икнул от страха.

— Вернуть… Что вернуть, мисс Краббе?

— Деньги, которые ты украл с моего стола, когда остался в классе один, вот что! — Мисс Краббе кипела от бешенства. — Соверен, две полукроны, три флорина и девять шиллингов. Деньги, собранные на ремонт школьной крыши!

Беатрикс открыла рот от удивления, не веря своим ушам.

— Но я не брал никаких денег! — в отчаянии закричал Джереми. Он умоляюще взглянул на Беатрикс. — Поверьте мне, мисс Поттер, я ничего не брал!

Беатрикс снова положила руку на плечо мальчика. Внутри у нее все дрожало от гнева, но она постаралась это скрыть.

— Мисс Краббе, — начала она, — я убеждена, что Джереми…

— А вы, мисс Поттер, — заговорила директриса язвительно и зло, напомнив Беатрикс манеру речи и голос ее матери, — не вмешивайтесь не в свое дело. Все вы — женщины, погрязшие в политике, — на одно лицо. Защищаете своих так называемых угнетенных, а они то и дело воруют, мошенничают и мешают жить честным и порядочным людям. Не желаю больше вас слушать. Если этот ребенок не вернет украденные деньги, я возьму его за шиворот и отведу к констеблю Брейтуэйту. А уж он, молодой человек, проследит, чтобы ты оказался в тюрьме!

Джереми в отчаянии залился слезами.

Позже Беатрикс сама удивится тому, что на нее нашло. То ли голос мисс Краббе, столь похожий на голос матери, привел мисс Поттер в ярость, то ли ее действиями управляло естественное сочувствие мальчику и большее доверие его словам, нежели словам директрисы. Так или иначе, но Беатрикс ни на секунду не усомнилась в полной невиновности Джереми, ей и в голову не могло прийти, что он, как бы ни нуждались они с тетей, мог опуститься до воровства. И хотя мисс Поттер с детства учили уважать старших и ни при каких обстоятельствах не отвечать оскорблением на оскорбление, она не могла просто стоять и молча слушать, как мисс Краббе предъявляет ребенку столь несправедливые обвинения.

Беатрикс обвила рукой вздрагивающие от рыданий плечи Джереми, выпрямилась во весь рост, подняла голову и заговорила громко и твердо:

— Мисс Краббе, я не позволю вам запугивать ребенка. Если вы не можете держаться в рамках приличий, я прошу вас немедленно уйти.

— Но он украл деньги! — в ярости закричала мисс Краббе, протягивая руку, чтобы схватить Джереми. — Он вор! Отдайте его мне, я требую!

— Требуйте что хотите, — отчетливо ответила Беатрикс, загораживая собой мальчика, — но Джереми вы не получите. Если у вас есть доказательства его вины, вам следует предоставить их констеблю, и он позаботится, чтобы дело велось должным образом. А пока вы только выкрикиваете свои обвинения, причем совершенно голословные. Вам, учительнице, должно быть стыдно.

— Стыдно! — голос мисс Краббе сорвался на визг, лицо залилось краской, она задыхалась. — Да как вы смеете говорить мне такое!

— Представьте, смею, — сказала Беатрикс. — Педагогу следовало бы знать, что нельзя бросать недоказанные обвинения беззащитному ребенку. И вам действительно должно быть очень стыдно за это. — Удивляясь собственному спокойствию, она сделала шаг вперед и открыла дверь. — А теперь уходите.

Мисс Краббе подняла руку, словно желая ударить Беатрикс. Мисс Поттер стояла неподвижно, хотя сердце колотилось как бешеное, и не сводила глаз с лица мисс Краббе до тех пор, пока та не отвела свои и не опустила руку. Директриса, все еще в ярости, явно почувствовала, что проиграла бой, отступила на шаг, затем еще на шаг — и ушла.

В следующее мгновение Беатрикс стояла на коленях, обнимая рыдающего Джереми, чувствуя его слезы на своем лице.

— Ну, ну, все хорошо, — шептала она, — все хорошо, Джереми. Она тебя не тронет.

— Вы такая смелая, — сказал Джереми, прерывающимся голосом. — А я трус. Мне очень жаль, что я не такой смелый, как вы.

Прижимая к себе мальчика, она почувствовала, что и сама дрожит. Да, она оказала сопротивление родителям, когда дело коснулось помолвки с Норманом и покупки Фермы-На-Холме, но сопротивление это было пассивным, тихим. Ей еще не приходилось вступать в схватку с противником с таким неистовством, с такой убежденностью в своей правоте.

Теперь она увидела себя с совершенно новой стороны.

14 Тайна мисс Барвик

Возвращаясь с почты в сопровождении Пышки, Грейс Литкоу увидела мисс Поттер, которая быстрым шагом шла по Рыночной улице. Под мышкой Беатрикс был зажат альбом, а на ее лице читались признаки сильного волнения.

Увидев Грейс, мисс Поттер подняла руку в приветствии.

— Очень рада, что застала вас, — сказала она, переводя дыхание. — Если у вас найдется минута, я бы хотела услышать от вас совет.

— Ну конечно, прошу вас, — сказала Грейс, открывая дверь Розового Дома. Пышка, предвкушая обед, грациозно переступила порог. Строго говоря, Пышка принадлежала Берте Стаббс и со всей очевидностью должна была питаться дома, однако деревенских кошек — а их было много, поскольку мыши водились в изобилии, — благосклонно встречали почти во всех усадьбах. У миссис Литкоу жил кенар по имени Карузо (его назвали так в честь знаменитого оперного певца, не так давно побывавшего с гастролями в Лондоне), и, щадя чувства птицы, Грейс не держала в доме собственную кошку. А поскольку Пышка дала понять, что к клетке подходить не собирается и хозяйка может не беспокоиться на этот счет, миссис Литкоу нередко приглашала ее на мисочку молока или кусок рыбы, сервируемые обычно на кухне.

Грейс последовала за кошкой в дом, повесила свою широкополую соломенную шляпу на деревянный шпенек рядом с дверью, а почту небрежно положила на столик в коридоре, намереваясь просмотреть ее позже.

— Чайник горячий, — сказала она мисс Поттер, — и я как раз собиралась выпить чаю и съесть сандвич. Вы обедали?

— Что до меня, то я определенно не обедала, — с готовностью ответила Пышка, — и, по правде говоря, очень голодна.

Мисс Поттер почувствовала неловкость.

— Вообще говоря, нет, — сказала она, — но…

— В таком случае мы вместе перекусим, — решила Грейс. — Время обеда мы пропустили, а у меня есть свежий хлеб утренней выпечки, да со вчерашнего дня остался хороший кусок ростбифа. — Она опустила глаза. — Вот и Пышка к нам присоединится, правда, Пышка?

— Вы очень добры, — Пышка улыбнулась и благодарно дернула хвостом. — С удовольствием.

Все трое прошли по коридору на кухню, расположенную в задней части дома, где Грейс приняла у гостьи шляпу и жакет, повесила их и выдвинула стул из-под дубового стола. Накрошив в блюдце для Пышки вареную рыбу, она вынула из буфета заварочный чайник из синего фарфора и насыпала в него чай.

— За чаем, мисс Поттер, — сказала она, наливая в чайник кипяток, — вы расскажете мне, что вас взволновало. По вашему лицу нетрудно понять, что вы чем-то встревожены.

— Не стану отрицать, — подтвердила мисс Поттер, садясь к столу. — У меня только что произошла очень неприятная встреча. — И не дожидаясь расспросов, Беатрикс рассказала историю посещения директрисой дома Кросфилдов.

Пышка как раз покончила с рыбой и мыла лапу. Услышанное заставило ее вздрогнуть и прервать это занятие.

— Что? Джереми Кросфилд вор? — воскликнула она. — Да он единственный мальчик во всей деревне, который не таскает животных за хвост и не швыряет в них камни. Никакой он не вор!

— Джереми Кросфилд? — недоверчиво спросила Грейс. — Вздор! Он очень воспитанный ребенок. — Она разлила чай. — Конечно, — добавила миссис Литкоу, ставя на стол сахарницу и молочник, — детям свойственны шалости, но я никогда бы не поверила, что он может украсть.

— Дело даже не в том, что он воспитанный мальчик, — продолжала мисс Поттер. — Мисс Краббе обвинила его в воровстве, не предъявив никаких доказательств, по той лишь причине, что у Джереми была возможность взять эти деньги. — Она положила в чашку два кусочка сахара и принялась размешивать его с такой яростью, что чай выплеснулся на блюдце. — Конечно, она очень расстроилась, обнаружив пропажу, но это вовсе не причина для того, чтобы так пугать ребенка. Джереми — мальчик умный и впечатлительный, и след этот может надолго остаться в его памяти. — Беатрикс оставила ложку в покое. — Мы обязаны сделать все, чтобы очистить его от подозрения!

— Браво! — воскликнула Пышка. Ее хозяйка Берта Стаббс могла бы многое рассказать о сумасбродствах мисс Краббе, которую часто называла «эта мерзкая тиранка, точь-в-точь как русский царь». Немало интересных историй довелось услышать Пышке и от бесхвостого Макса, живущего с сестрами Краббе. Виола и Пэнси, говорил Макс, тоже имеют свои странности, но, если быть честным, — в разумных пределах. А вот Мертл…

— Конечно же надо позаботиться о Джереми, — согласилась Грейс. — И вы правы, такие выходки совершенно непростительны. — Она вздохнула. — Правда, Маргарет Нэш, вторая учительница, не раз говорила мне, что в последнее время мисс Краббе возбуждена сильнее обычного и к тому же очень рассеянна. Недавно она позабыла положить классный журнал на привычное место, и нашли его только благодаря случайности, а до тех пор в школе царила суматоха.

— Суматоха? Если б только суматоха. — Пышка усмехнулась — она-то знала, что там творилось. — Да ведь Берта пригрозила вовсе уйти из школы, если мисс Краббе не извинится за то, что возвела на нее напраслину.

— Вы полагаете, что мисс Краббе могла сама куда-то положить эти деньги? — с сомнением спросила мисс Поттер.

— Это вполне возможно. Она могла их спрятать где-нибудь, а потом забыть. — Грейс встала, достала ростбиф, сыр и горчицу и принялась нарезать хлеб.

— Как же нам поступить? — спросила мисс Поттер, сдвинув брови. — Наша перебранка всего лишь отодвинула это дело, не более того. Она сказала, что намерена говорить с констеблем Брейтуэйтом. — Беатрикс взяла свою чашку. — Вы легко можете себе представить, каково сейчас Джереми. Я оставалась с ним до прихода его тети и попыталась объяснить ей, что произошло. Мисс Кросфилд тоже была очень расстроена. Два фунта — огромные деньги для этой семьи.

Грейс намазала хлеб маслом и разложила ломтики на две тарелки.

— Я, пожалуй, поговорю с Маргарет и узнаю, что ей известно обо всем этом, — сказала она, как бы размышляя вслух, поставила на стол тарелки с хлебом и нарезанным ростбифом и продолжала: — А пока схожу в Замок и заручусь поддержкой сестер мисс Краббе. Может быть, и вам стоит пойти со мной — вы ведь были с Джереми, когда она обвинила его в краже. — Грейс не хотелось подвергать мисс Поттер такому испытанию, но она не исключала, что эти две мисс Краббе захотят услышать рассказ Беатрикс из первых уст.

— Пойти в Замок — что ж, это неплохая мысль, — одобрила Пышка, подумав, что и ей стоит туда отправиться и потолковать с Максом. Он, конечно, кот довольно мрачный и неразговорчивый, но если найти к нему подход, то можно разузнать, что происходит в доме.

— Вы сказали — ее сестер? — спросила мисс Поттер с сомнением в голосе.

— Мертл Краббе — старшая из трех сестер. Пэнси руководит Обществом любителей хорового пения, а Виола выступает с художественной декламацией. Они моложе Мертл и, возможно, чуть-чуть… любезнее. У меня с ними вполне дружеские отношения — в сущности, если узнать их поближе, они очень милые.

— Милые, только слегка ненормальные, — добавила Пышка. В Сорее младшие сестры Краббе имели устойчивую репутацию слабоумных.

— Что ж, — сказала мисс Поттер, — если вы полагаете, что это пойдет на пользу, я с удовольствием к вам присоединюсь. — Ее улыбка была явно лишена энтузиазма, и Грейс поняла, что Беатрикс просто не хочет ей противоречить. — Очень надеюсь, что деньги найдутся и имя Джереми очистится от подозрений.

— Аминь, — с жаром заключила Пышка.

— Я тоже в это верю, — сказала Грейс и с сожалением добавила: — Довольно неприятный эпизод для первого знакомства с нашей маленькой общиной. Мне очень жаль, что вы оказались в него втянуты.

— Признаюсь, это не совпадает с моим представлением об идиллической, гармоничной деревенской жизни, — заметила мисс Поттер.

— С таким представлением следует расстаться, — сказала Пышка, — и чем скорей, тем лучше. Да менее гармоничной деревни, чем Сорей, вообще не найти. Здесь что ни день, то какая-нибудь склока, все чем-то недовольны, а уж сплетен — хоть отбавляй…

— Пышка, — строго сказала Грейс, — рыбы больше нет, так что сиди спокойно. — Она налила гостье и себе еще по чашке чая. — А теперь, мисс Поттер, расскажите, как вы провели утро. Вы говорили, что сделали кое-какие рисунки?

Беатрикс улыбнулась.

— Да, именно так. Джереми пошел со мной и показал «огроменную колонию» лягушек, — так он это назвал — чуть дальше моста через Кансибек. Мне удалось сделать несколько удачных зарисовок, над которыми я буду работать в Лондоне. Надеюсь успеть сделать больше до отъезда. — Она рассмеялась. — Вот если бы мне найти способ поселиться в моем доме на ферме! Я даже сказала миссис Дженнингс, что могла бы попытаться заполучить для них Дом-Наковальню, хотя, честно говоря, мне не по карману не то что купить, но даже снять этот дом.

Немногим позже, когда Грейс и мисс Поттер уже собирались подняться на холм к Замку, чтобы встретиться с младшими сестрами Краббе, через дорогу от Розового Дома — перед Домом-Наковальней остановился кабриолет с красными колесами. Из экипажа вышли мужчина и дама. Мужчина был высок и худ, с чисто выбритым приятным лицом, зачесанными назад каштановыми волосами и любезной улыбкой. Женщина выглядела весьма молодо, ей вряд ли исполнилось тридцать, ее лицо и весь облик изобличали живость, здоровье и энергию. Костюм позволял причислить ее к так называемым новым женщинам: темно-фиолетовый жакет строгого покроя поверх белой блузки, в тон жакету юбка, достаточно короткая, чтобы на дюйм открыть лодыжки, и практичные черные ботинки. Маленькая шляпка, также темно-фиолетовая, с двумя жесткими черными перьями, почти не скрывала темных распущенных волос.

— Здравствуйте, мистер Хилис, — любезно сказала Грейс, когда вновь прибывшие перешли дорогу и оказались рядом с Розовым Домом. — Очень рада вас видеть!

Уилли Хилис, лет примерно тридцати пяти, младший партнер хоксхедской адвокатской конторы «Хилис и Хилис», довольно часто наведывался в Сорей. Он был весьма привлекательным мужчиной, хотя и чересчур робким.

— Здравствуйте, миссис Литкоу, — обратился к Грейс мистер Хилис, приподнимая котелок. — Хочу представить вам мисс Сару Барвик, она приехала из Манчестера. — И после некоторого колебания добавил: — Согласно завещанию мисс Толливер мисс Барвик унаследовала Дом-Наковальню.

Грейс перехватила быстрый взгляд мисс Поттер и поняла, что Беатрикс также вспомнила письмо Сары Барвик, найденное ими накануне на столике рядом с креслом мисс Толливер. Мисс Литкоу была захвачена врасплох неожиданным объявлением о наследнице, но тем не менее улыбнулась и протянула руку:

— Добро пожаловать в Сорей, мисс Барвик, — сказала она. — И примите мои поздравления со вступлением в наследство.

— Рада познакомиться, миссис Литкоу, — сказала молодая женщина, энергично пожимая руку Грейс. Речь у нее оказалась четкой, рубленой, голос — низким, мужеподобным. Чересчур длинное, узкое лицо мисс Барвик не позволяло назвать его красивым в общепринятом понимании; дополняли ее портрет слишком большой рот и какая-то напряженность в выражении. Однако острый взгляд безусловно свидетельствовал об уме. — Насколько я понимаю, вы были другом мисс Толливер.

— Да, это так, — подтвердила Грейс и представила мисс Поттер.

— Мисс Хелен Поттер? — спросил мистер Хилис с некоторым удивлением, сделав ударение на «Хелен». — Вы приобрели Ферму-На-Холме?

Мисс Поттер кивнула.

— Именно. Я предполагала прийти к вам в контору через день-два, чтобы представиться должным образом. — И добавила, обращаясь к Грейс: — Фирма мистера Хилиса занимается документами, относящимися к праву собственности, межеванию, оформлению купчей — всеми юридическими тонкостями. Мы обменивались множеством писем, но до сих пор не встречались.

— Тогда вам следует поближе познакомиться, — сказала Грейс с гостеприимной улыбкой. — Может быть, мы войдем ко мне и выпьем по чашке чая?

Однако мисс Барвик довольно резко отказалась от приглашения и сразу перешла к делу.

— Благодарю, но не могли бы вы открыть для нас Дом-Наковальню? Мистер Хилис сказал мне, что ключ от дома находится у вас. И еще он упоминал какую-то картину.

— Мисс Барвик имеет в виду миниатюру Констебла, миссис Литкоу, — добавил мистер Хилис извиняющимся тоном и робко улыбнулся, как бы чувствуя необходимость пояснить слова наследницы. — Мисс Барвик интересовалась, не могла ли мисс Толливер просто снять картину и спрятать ее где-нибудь. В таком случае мы бы просили вас помочь в поисках. Ведь мы не имеем ни малейшего понятия, что, собственно, следует искать.

— Видите ли, нам нужно исключить такую возможность, — деловым тоном сказала мисс Барвик, — прежде чем обращаться в полицию.

— Да тут не обошлось без этого типа, без Робертса, — вмешалась Пышка. — Я…

Грейс строго посмотрела на кошку.

— Пышка, твое мяуканье совершенно неуместно. — И добавила, с улыбкой обернувшись к мисс Барвик: — Ну конечно же я помогу вам.

— Я, пожалуй, пойду в Зеленую Красавицу, — сказала мисс Поттер, но Грейс ее остановила.

— О нет, — попросила она, удерживая ее за руку. — Вы как раз знаете, что это за картина, и сможете помочь. А кроме того, — добавила Грейс, вспомнив о предполагаемом посещении сестер Краббе, — нам предстоит идти в Замок. — Она снова улыбнулась мисс Барвик: — Я сию минуту вернусь, только возьму ключ.

Она поспешно вошла в дом, сняла с крючка ключ от Дома-Наковальни и взяла со столика письмо мисс Барвик. Вчетвером они пересекли дорогу, Пышка шла следом, не отставая ни на шаг. Войдя в дом, они первым делом увидели Табису Дергунью, которая сидела на своем обычном месте в кресле мисс Толливер.

— Это, видимо, кошка мисс Толливер, — сказала мисс Барвик весьма недовольным тоном и чихнула.

— Я-то много лет прожила с мисс Толливер в этом доме, — обиженно заметила Табиса и ударила по креслу кончиком хвоста. — А вот вы кто такая, позвольте узнать?

— Когда узнаешь, будешь разочарована, — проворчала Пышка, вспрыгнув на кресло рядом с Табисой. — Она получила в наследство Дом-Наковальню. И кошек она, судя по всему, не любит.

Табиса приподняла мордочку.

— Что ж, в таком случае ей придется научиться жить с мышами. Посмотрим, как ей это понравится.

— Табису вызвалась взять к себе Матильда Крук, — сказала Грейс, обращаясь к мисс Барвик, — если только вы не захотите оставить ее у себя.

— Она славная, — сказала мисс Барвик, — но я просто не переношу кошек, я из-за них чихаю. Будьте любезны, мистер Хилис, выведите их обеих на улицу. — С этими словами она сняла перчатки, шляпу и жакет, располагаясь как у себя дома.

— Меня вам выводить не придется, не утруждайте себя, — решительно объявила Табиса, спрыгивая с кресла и направляясь к двери.

Пышка последовала за ней со словами:

— Я не останусь в этом доме, даже если вы будете меня умолять.

Мисс Барвик достала из сумочки платок и высморкалась.

— Ну что ж, — сказала она деловито, пряча платок в рукав своей строгой блузки, — откуда начнем? Со спален? Ведите нас, миссис Литкоу.

Довольно быстро они осмотрели ящики комодов с аккуратно сложенными вещами, чистые кухонные шкафы, хорошо оснащенную кладовую, после чего вынуждены были признать свое поражение. Предположение о том, что картину просто сняли и спрятали в доме, не подтвердилось.

Когда они вновь собрались в гостиной, мистер Хилис обратился к Грейс:

— В своей записке вы упомянули, что видели картину на обычном месте в тот день, когда помогали мисс Толливер принимать гостей в день ее рождения.

— Это не совсем так, — поправила адвоката Грейс. — Я написала, что заметила бы ее отсутствие в тот день. Не исключаю, что она исчезла позже.

— А вы не думаете, что мисс Толливер могла ее кому-нибудь отдать? — неуверенно спросил мистер Хилис.

— Вряд ли, — ответила Грейс. — Во всяком случае ее нашли мертвой наутро после дня рождения, так что у нее просто не было для этого времени. Да и кому она могла ее отдать? Здесь, в Сорее, такого человека нет.

Мисс Барвик, которая периодически чихала, пока шли поиски, снова чихнула.

— Если судить по тому, как ведет себя мой нос, можно подумать, что эти кошки все еще здесь, — заметила она обреченно.

— В наблюдательности ей не откажешь, а? — насмешливо прошептала Табиса Пышке. Они прятались в привычном месте за диваном. — Ни дать ни взять Шерлок Холмс в юбке.

— Это нос у нее наблюдательный, — усмехнулась Пышка.

— В таком случае, боюсь, нам придется признать, что картина украдена, — с сожалением заключил мистер Хилис.

— Видимо, это работа кого-нибудь из местных жителей, — сказала мисс Барвик и высморкалась. — Здесь есть полицейский?

— Я им твержу, — зашептала Пышка на ухо Табисе, — про этого Робертса. Но они, как всегда, не слушают.

— Да не могут они слышать, — отозвалась Табиса. — Уши у них неправильно устроены. — Она нахмурилась. — А может, и мозги.

— Да, здесь есть полицейский, констебль Брейтуэйт, — ответила Грейс. И внезапно вспомнила, что картина была третьей вещью, которая исчезла в Сорее за последнюю неделю — кроме нее пропали приходская книга и деньги для ремонта школьной крыши. — Трудно сказать, кто это мог быть, — продолжала она в некотором замешательстве. — Мисс Толливер все любили, никто не стал бы ее огорчать. Да к тому же никто из нас понятия не имел о стоимости этой миниатюры. Мы все ее видели сотни раз, но никому в голову не приходило ее рассматривать.

Во время этого разговора мисс Поттер тихо сидела на диване и молча слушала. Теперь она негромко кашлянула.

— Возможно, стоит обратиться к окрестным торговцам произведениями искусства. Если миниатюру украли, то вор может попробовать ее продать.

— В таком случае нам понадобится описание картины, — сказала мисс Барвик. Она взглянула на Грейс. — Не могли бы вы сказать, что она собой представляет?

— К сожалению, нет, — ответила Грейс, — но я не исключаю, что это сможет сказать мисс Поттер. А поскольку она и сама художница, то, возможно, согласится сделать набросок этой миниатюры.

— Отличная мысль! — воодушевился мистер Хилис. — Мисс Поттер, это очень помогло бы делу.

Все трое повернулись к мисс Поттер.

— Думаю, можно попробовать, — сказала она, слабо улыбнувшись, — хотя делать набросок картины Констебла — поступок довольно дерзкий. — Она встала, взяла свой альбом со стола, где оставила его, когда вошла в дом, и открыла на чистой странице. Потом на мгновение задумалась. — В правом углу там была телега с сеном, — сказала она, быстро работая карандашом, — и высокое раскидистое дерево, бук. На переднем плане — ручей в травянистых берегах и три или четыре овцы. Ну и белые облака на фоне голубого неба. Вот, пожалуй, все.

— А какого размера эта картина? — спросила мисс Барвик.

— Сам холст не больше чем три на четыре дюйма, — ответила мисс Поттер. — Под него была подложена зеленого цвета — не очень, кстати, удачного — бумага. И разумеется, картина была в раме, позолоченной раме с довольно богатым орнаментом — такие встречаются часто. Впрочем, если картину украли, то вор мог и вынуть ее из рамы. — Беатрикс вытянула лист из альбома и передала его мистеру Хилису. — Надеюсь, это поможет.

Мистер Хилис взглянул на рисунок и с восхищением сказал:

— У вас очень точный глаз, мисс Поттер.

— И превосходная память на детали, — добавила Грейс.

— Благодарю вас, мисс Поттер, — сказала мисс Барвик. Ее тон стал заметно мягче.

— Рада была помочь. — Мисс Поттер закрыла альбом и взглянула на мистера Хилиса. — А что вы собираетесь делать с этим наброском? — полюбопытствовала она.

— Мне понравилась ваша мысль обратиться к торговцам картинами и антиквариатом. Завтра я еду в Эмблсайд и зайду к одному знакомому. Он держит небольшой магазин. Конечно, там в основном выставлены работы местных художников, но Констебла он безусловно знает. Возможно, у него появятся какие-нибудь соображения, а кроме того, он поможет нам связаться с другими торговцами.

Мисс Поттер склонила голову набок.

— Если вы собираетесь в Эмблсайд, не могла бы я поехать с вами? — спросила она. — Три мои приятельницы, сестры Армит, живут в Райдале, и я обещала их навестить. Обратно я конечно же доберусь сама.

— Буду рад, если вы ко мне присоединитесь, — ответил мистер Хилис. — Я собирался выехать в девять, если это для вас не слишком рано. Я могу заехать за вами — вы остановились в Ферме-На-Холме?

— В Зеленой Красавице, у Круков, — сказала мисс Поттер. Она застенчиво улыбнулась, и эта улыбка, как показалось Грейс, в сочетании с голубыми глазами сделала мисс Поттер почти красивой. — Я вам очень признательна.

Мистер Хилис обратился к мисс Барвик:

— Прежде чем возвращаться в Хоксхед, нам, пожалуй, стоит поговорить о пропаже с констеблем Брейтуэйтом. — Он криво улыбнулся. — Увы, все это омрачает радость знакомства с новым домом.

— Так или иначе, это дело требует решения, — трезво заметила мисс Барвик и огляделась по сторонам. — Но дом весьма уютный, как вы полагаете? Мисс Толливер здесь было хорошо — так, по крайней мере, я заключила из ее писем.

— Значит, сюда вы к ней не приезжали? — спросила мисс Поттер.

— Не приезжала, — ответила мисс Барвик, слегка пожав плечами. — Видите ли, я вообще не была с ней знакома до того, как около года назад началась наша переписка.

Грейс постаралась скрыть свое удивление.

— Вы здесь предполагаете поселиться? — спросила она. — Простите, если этот вопрос показался вам проявлением чрезмерного любопытства, — поспешила она добавить. — Мы живем в тесном деревенском мирке, и все соседи хотели бы знать, какая судьба ожидает этот дом.

— Я в этом не сомневаюсь, — твердо сказала мисс Барвик. — На ваш вопрос, миссис Литкоу, могу ответить со всей определенностью — да, я предполагаю здесь поселиться. Когда я впервые услышала о завещании, у меня были сомнения на этот счет — ведь бо́льшую часть жизни я прожила в Манчестере. Но теперь, когда я увидела дом и — хотя и бегло — Сорей, должна признаться, что это место представляется мне идеальным для того дела, которым я собираюсь заняться. Недавно скончался мой отец, и этот момент кажется мне самым подходящим для начала новой жизни. — Мисс Барвик поднялась и взяла свой жакет. — Что ж, мистер Хилис, если мы хотим поговорить с констеблем, нам лучше отправиться к нему сейчас же.

Грейс сгорала от желания узнать, о каком деле говорила эта молодая дама. Земельного надела, кроме маленького сада, к дому не прилагалось. Через дорогу от Дома-Наковальни была гостиница и паб «Герб береговой башни», а в двух шагах — деревенская лавка, так что вряд ли мисс Барвик собирается открыть здесь паб или магазин. Что же, по ее мнению, может стать доходным делом в такой деревушке, как Сорей?

Но Грейс еще давно, будучи женой викария, научилась обуздывать свое любопытство. Она вручила мисс Барвик ключ от дома со словами:

— Вот, теперь он ваш.

— Благодарю вас, — сказала мисс Барвик, принимая ключ. — Утром я вернусь. Хочу провести здесь несколько дней, познакомиться с домом и с деревней и лучше узнать свою благодетельницу. — Последние слова она произнесла более мягким тоном. — Я ведь очень мало знаю о мисс Толливер и надеюсь, что вы мне о ней расскажете.

Грейс посмотрела на нее в задумчивости. Она все еще не могла понять, кем была мисс Барвик и почему мисс Толливер отдала свой дом этой незнакомке, которую никогда даже не видела. Но эти тайны еще предстояло разгадать.

— Я расскажу вам то немногое, что знаю сама, — сказала она, — ведь Абигайл Толливер была очень замкнутым человеком. В деревне все относились к ней с любовью и уважением, а кое-кто из стариков знал мисс Толливер всю ее жизнь. Но я совсем не уверена, что кто-нибудь знал ее достаточно хорошо. — Она вынула из кармана несколько листков и протянула их мисс Барвик. — Это ваше письмо, — продолжала Грейс. — Мы с мисс Поттер нашли его на столике рядом с креслом, в котором умерла мисс Толливер. Вполне возможно, что она умерла, читая его. Я забрала его с собой, собиралась вам сообщить о случившемся, но письмо не читала, только хотела переписать адрес.

— Ничего страшного, если бы и прочитали, — сказала мисс Барвик, беря письмо. — Никаких тайн в нем нет, я только написала о смерти отца. — Она снова чихнула. — Теперь я знаю, чем займусь в первую очередь, — добавила она, сморкаясь, — вычищу дом от кошачьей шерсти.

— Хотелось бы знать, — тихо сказала Табиса Пышке, — как эта женщина относится к мышам. Думаю преподнести ей небольшой подарок, разместив его на видном месте. — Она улыбнулась, показав зубы. — Например, в чайной чашке. Или в молочнике. Или на подушке.

Пышка рассмеялась, представив себе, какое воздействие такие интересные подарки окажут на эту деловитую, уравновешенную, хладнокровную мисс Барвик. Она склонилась к Табисе и прошептала ей на ухо:

— Я собираюсь в Замок, хочу потолковать с Максом. Пойдешь со мной?

— Нет, благодарю, — ответила Табиса, складывая передние лапы. — Пока эта женщина будет отсутствовать, я хочу подняться в спальню и оставить на постели как можно больше шерсти.

15 Настоящая любовь

Вопреки мрачным предсказаниям сороки, зверюшки мисс Поттер — пусть они и впрямь были туристами — не встретились со сколько-нибудь серьезной опасностью, оказавшись за оградой Зеленой Красавицы. Они чудесно провели утро, предаваясь чревоугодию на дремлющем под солнышком лугу и во фруктовом саду. Теплое октябрьское солнце покрыло траву золотым плащом, нежные лучи играли на коричнево-оранжевых крыльях бабочек-шоколадниц, прильнувших к душистым цветкам дикой гвоздики. Сад гудел и жужжал как живой — да он и был живым от тучи пьяных насекомых, восторженно пьющих винную сладость забродивших палых яблок.

Миссис Тигги-Уинкль первой решила вернуться к загончику. После нескольких часов, проведенных в блаженном жевании, она вперевалку добрела через луг до живой изгороди, пробралась к загончику и поднырнула под свободный конец сетки. От неумеренного обжорства ее клонило ко сну, она свернулась в клубок, закрыла голову носовым платочком, чтоб не мешал яркий свет, и уснула крепким сном. А поскольку ежи славятся тем, что могут спать неделями без перерыва, да к тому же миссис Тигги давненько не выпадало случая как следует отоспаться, то было трудно предположить, что по возвращении других обитателей клетки им удастся ее разбудить.

Следующими были Мопси и Джози. Мопси, похоже, до известной степени утратила свой страх, хотя все еще оглядывалась по сторонам, словно ожидая нападения пантеры или медведя, и по-прежнему старалась держаться поближе к Джози, полагаясь на силу и уверенность в себе более крупной крольчихи.

Со своей стороны Джози стала бдительнее, чем в начале этой авантюрной выходки, поскольку краем глаза заметила над головой огромного ворона — его тень словно грозящий палец скользила по земле. Джози не считала себя трусихой, но и безрассудная храбрость была ей чужда: она питала должное уважение к воронам, которым ничего не стоило кинуться камнем вниз и выклевать глаз у бедного кролика. Завидев грозную тень, она затащила Мопси в укромное место у каменной ограды, где они, съежившись, просидели, пока опасность не миновала.

Однако это была лишь мимолетная тревога, и обе крольчихи вернулись в клетку в превосходном настроении, вдоволь наевшись дикого клевера, эспарцета, цветов одуванчика и завершив трапезу десертом из тимьяна и черноголовки. Они нашли миссис Тигги-Уинкль крепко спящей и сочли за лучшее ее не будить.

— Я и сама бы вздремнула, — сказала Мопси, ее уши покорно повисли. — Пожалуй, я переела клевера. И такое нервное напряжение — все время быть начеку, как бы кто не цапнул тебя за ухо или за хвост. Лучше я прилягу.

И не дав делу разойтись со словами, она свернулась рядом с ежихой и немедленно уснула.

Джози огляделась. Трое из их компании благополучно вернулись, но где же Мальчик-с-пальчик? Она посмотрела на солнце и определила, что пошел третий час. Вот-вот вернется мисс Поттер и сразу же придет посмотреть, как обстоят дела в клетке. Мальчика она очень любит, а потому огорчится, не найдя его на месте. Хуже того, она обнаружит, что сетка не закреплена, и тут же ее починит, после чего им уже никогда не удастся так славно провести время.

С этими мыслями Джози снова выбралась из загончика и отправилась к стогу сена, где она в последний раз мельком видела Мальчика, когда тот закусывал в компании полевой мыши с бархатистыми серыми ушками, симпатичными белыми усиками и очень длинным хвостом. Джози чувствовала, что ее долг — вернуть Мальчика домой.

Но Мальчик-с-пальчик вовсе не желал возвращаться.

— Как! — воскликнул он, когда Джози наконец его отыскала. Мальчик сидел у входа в уютную мышиную норку с солнечной стороны стога. — Вернуться в клетку? Ни за что! — Он по-хозяйски положил лапку на плечо своей спутницы. — Это Ворсянка — самая красивая мышь, какую я встречал в своей жизни. Мы с ней помолвлены.

Джози была в замешательстве. Она всего лишь хотела, чтобы Мальчик погулял на свежем воздухе, размялся, и эту мышку использовала как приманку, чтобы уговорить его выйти из загончика. Джози и подумать не могла, что Мальчик вообразит себя влюбленным, да еще до такой степени, что откажется возвращаться домой!

— Но как же Ханка-Манка? — спросила она наконец. — Ты ведь клялся сохранять ей верность до конца своих дней.

Ворсянка повернулась к Мальчику, гневно сузив глазки.

— Кто такая эта Ханка-Манка?

— Ханка-Манка — его жена, — ответила Джози.

— Твоя жена! — пискнула Ворсянка, подпрыгнув. — Но ты говорил, что не женат!

— Я вдовец, — сказал Мальчик-с-пальчик. — Моя милая Ханка-Манка скончалась в июле. Она, видишь ли, любила заниматься акробатикой. Упала с люстры и сломала шею. — Его глаза увлажнились, и одна толстенная слеза скатилась по щеке. — Я был очень одинок после ее смерти. И вот я встретил тебя, Ворсянка. Ты заполнила зияющую пустоту в моем сердце, ты зажгла в нем любовь. Это настоящая любовь, Ворсянка, настоящая любовь…

Ворсянка немного успокоилась, но все же подозрительно посмотрела на Джози.

— Это правда, что его жена умерла? Моя мамочка не велела мне встречаться с женатыми мышами.

— Правда, умерла, — подтвердила Джози, полагая, что лгать она не имеет права.

— Ну, тогда все в порядке. — Ворсянка бойко улыбнулась и потерла друг о друга белые передние лапки, глядя на Мальчика-с-пальчик из-под длинных ресниц. — Так славно заполучить в мужья городскую мышь! До встречи с Мальчиком я была помолвлена с самой обыкновенной полевкой по имени Желудь. А Мальчик такой утонченный, такой умный — никакого сравнения!

Джози была сообразительной крольчихой. Она быстро оценила открывшиеся возможности.

— Я вижу, Ворсянка, что ты заметила разницу. В отличие от деревенских мышей, Мальчик повидал мир и получил хорошее воспитание. Он сопровождал мисс Поттер в ее поездках по Шотландии и Уэльсу, не говоря уже о многочисленных курортах южной Англии. А у себя дома в Лондоне мы слушаем музыку, нам читают вслух книги, нас развлекают играми.

Ворсянка забеспокоилась.

— Надеюсь, Мальчик, тебе не будет скучно в деревне. Путешествовать тут негде, разве что залезть в корзину пекаря и добраться с ним до Хоксхеда. Из музыкальных развлечений здесь только танцы фей в дубраве в ночь на Иванов день да еще деревенские пляски Большой Родни в пабе «Герб береговой башни». Зато у нас устраивают представления животных, — добавила Ворсянка с несколько большим энтузиазмом, — и еще здесь катают яйца на второй день Пасхи и устраивают фейерверк в Ночь Гая Фокса[11].

— Представления животных, катанье яиц и фейерверк, — повторила Джози, скосив глаза на Мальчика-с-пальчик. — По-моему, море удовольствия.

— О, все это мне безразлично, — небрежно отмахнулся Мальчик, — лишь бы еды было вдоволь. Больше всего я люблю студень из телячьих ножек. Ну и конечно, наперсток доброго вина — без этого трапеза не может считаться завершенной. Само собой разумеется, к обеду я переодеваюсь. Скромный фрак, белый галстук.

— Ах, право, — озабоченно заметила Ворсянка, — боюсь, телятам в хлеву не понравится, если кто-нибудь захочет сварить студень из их ног. Зато у нас вдоволь зерна, на завтрак мы ежедневно едим овсянку, а иногда, если маслобойня остается без присмотра, перепадает и кусочек сыра. А еще есть репа, и сушеный горох, и…

— Я не ем репу, — недовольно сказал Мальчик-с-пальчик, — и предпочитаю свежий горох сушеному. А как у вас насчет вина? Обожаю французское шампанское.

Ворсянка была обескуражена.

— Ну, бузинное вино у нас, конечно, есть, можно раздобыть вино из одуванчиков, сидр… Но…

— А переодеваетесь ли вы к обеду? — гнул свое Мальчик. — Видишь ли, дорогая Ворсянка, я к этому привык. У Ханки-Манки было премиленькое платье из голубого шелка с белыми лентами и кружевными манжетками — оно перешло к ней от куклы по имени Люсинда. — Он устремил в пространство мечтательный взгляд. — Ах, как я любил смотреть на нее в этом платье — воплощенная элегантность.

Ворсянка опустила глаза. Ее хорошенькие ушки залились розовым румянцем.

— Боюсь, у меня нет платья. Здесь, в деревне, одежда только мешает. Вот, скажем, если ты удираешь от совы, лучше бежать налегке…

— От совы, ты сказала? — вскричал Мальчик, тревожно оглядывая небо.

Ворсянка предостерегающе подняла лапку.

— Пожалуйста, не кричи так громко! Днем они редко появляются, но все же лучше поостеречься.

— Про сов мне ничего не говорили, — возмутился Мальчик-с-пальчик. — Тебе следовало поставить меня в известность об этом, до того как мы обручились.

Ворсянка уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Мне это не пришло в голову. Желудь никогда не боялся… — Конец фразы заглушило громкое мычание, которое донеслось из хлева, стоявшего неподалеку.

— Что это? — воскликнул Мальчик, от страха подергивая усиками. — Что за шум?

— Да просто корова мычит, — попыталась успокоить его Ворсянка. — Ее зовут Жимолость, и она совершенно безопасна. Надо только соблюдать осторожность и не попадать ей под копыта.

К этому моменту Мальчик был уже бледен как мел.

— О каких опасностях ты мне еще не успела рассказать? — пропищал он.

— Ну, — с видимой неохотой отвечала Ворсянка, — тут еще бродит горностай. С ним надо держать ухо востро. И при сенокосе надо остерегаться, косы уж очень острые, моему папаше полхвоста…

— Скажи-ка, Мальчик, — задумчиво проговорила Джози, — а тебе не приходило в голову предложить Ворсянке перебраться жить к тебе? Это было бы неплохим решением, как ты думаешь? Я уверена, мисс Поттер не стала бы возражать.

Мальчик просиял.

— Как же я не додумался! Идем со мной, Ворсянка!

— Но куда?

— Это чудесное место. Там у тебя будет лучшая в мире еда, и вино к обеду, и сухая постель в любую погоду. И что самое главное — ни тебе сов, ни острых кос, ни горностаев. Ну же, идем! — С этими словами Мальчик-с-пальчик резво побежал через луг по направлению к Зеленой Красавице.

Ворсянка оставалась неподвижной, глядя ему вслед.

— Как ты думаешь, — обратилась она к Джози. В голосе мыши звучало сомнение. — Как ты думаешь, стоит мне идти с ним?

— Ты его любишь? — спросила Джози. Сама она никого никогда не любила — кроме мисс Поттер, конечно, — и не считала себя вправе давать подобные советы.

— Наверно… Наверно, люблю, — ответила Ворсянка не вполне уверенно. — Все произошло так внезапно. Мальчик буквально ошеломил меня, я даже не успела сказать Желудю, что расторгаю нашу помолвку…

— Что ж, если это настоящая любовь, иди за ним, — сказала Джози. — И уж если ты решила идти, то поторопись. Мы должны быть на месте до возвращения мисс Поттер. — И она последовала за Мальчиком.

— Кто такая мисс Поттер? — спросила Ворсянка, стараясь не отстать.

— Сама увидишь, — сказала Джози. — Тебе она непременно понравится. Она добрая и очень заботливая.

Джози очень гордилась собой — ведь ей удалось вернуть Мальчика, и теперь их бегства из клетки никто не заметит. И только оказавшись на месте, она поняла, что когда мисс Поттер увидит целых двух мышей вместо одной, она станет искать, каким путем Ворсянка проникла внутрь, и очень скоро обнаружит поврежденную сетку.

Впрочем, Джози действительно было ума не занимать, и уже через несколько минут она полностью овладела ситуацией — или, по крайней мере, надеялась на это.

16 За стенами Замка

Выйдя из Дома-Наковальни, Беатрикс и миссис Литкоу направились вверх по дороге к Замку, который стоял на вершине холма над почтой. Какое-то время они шли молча. Затем миссис Литкоу обратилась к своей спутнице:

— Что вы думаете о мисс Барвик?

Беатрикс колебалась — она не привыкла к вопросам, приглашающим ее откровенно высказать свое мнение о постороннем человеке. Наконец она ответила:

— На меня она произвела скорее благоприятное впечатление. Мисс Барвик может показаться несколько бесцеремонной, но мне по душе женщина, твердая в своих взглядах. К тому же она человек прямой, не ходит вокруг да около.

Прямоту в характере людей Беатрикс ценила очень высоко. Она и сама полагала бессмысленным высказывать суждения, сообразуясь с тем, что от нее хотят услышать, — именно поэтому она предпочитала молчать в родительском доме, где не могла говорить то, что ожидали от нее мать и отец, и где все ею сказанное чаще всего воспринималось как дерзость или нелепица.

— Мне она тоже понравилась, — сказала миссис Литкоу и усмехнулась. — Что называется, деловая женщина, вы не находите? Любопытно, как Джордж Крук воспримет ее короткую юбку. Подозреваю, что ему мисс Барвик покажется слишком уж современной. — Грейс рассмеялась громче и веселее. — Сначала на него обрушилась дама-фермер, а теперь еще женщина, выставляющая напоказ щиколотки. Куда катится мир!

Беатрикс представила себе выражение лица Джорджа Крука, когда тот увидит Сару Барвик в короткой юбке, и засмеялась вслед за миссис Литкоу.

— Интересно, что это за дело, которым она предполагает здесь заняться. Может быть, она модистка? Или собирается открыть швейную мастерскую?

— Надеюсь, это не так, — ответила Грейс. — Сорейские дамы шьют сами и для себя, и для детей и весьма далеки от высокой моды. Что касается шляпок, то в Хоксхеде есть превосходный шляпный магазин. Боюсь, если мисс Барвик замыслила нечто в этом духе, ее ждет большое разочарование. — Миссис Литкоу помолчала и добавила тише, как бы обращаясь к самой себе: — Очень хотелось бы знать, что ее связывало с мисс Толливер. Они явно не были в родстве и лишь недавно стали переписываться. К тому же, судя по всему, они никогда не встречались. Как же вдруг получилось, что мисс Барвик унаследовала Дом-Наковальню?

Не имея ответа на этот вопрос, Беатрикс огляделась. Они только что оставили позади Рыночную улицу и теперь поднимались по узкой дорожке, приближаясь к квадратному дому постройки восемнадцатого века. Краска на нем во многих местах облупилась, дом со всей очевидностью нуждался в ремонте. Выстроен он был в том же стиле, что и Ферма-На-Холме: крыша из сланца, серые стены, крыльцо с островерхой кровлей. Дом стоял на зеленом склоне холма, глядя на запущенный сад. Ниже начинался Почтовый луг, а за ним виднелись «Герб береговой башни» и крыша Фермы-На-Холме.

— Красивый дом, — заметила Беатрикс. — Точнее — был бы красивым, если бы за ним следили. Давно живут здесь сестры Краббе?

Мисс Поттер, которая обычно всеми силами старалась избегнуть споров, была не на шутку встревожена предстоящей встречей. Если Виола и Пэнси окажутся похожими на свою сестру, то разговор их ожидает весьма неприятный.

— Они приехали сюда молодыми, — ответила Грейс. — Насколько я знаю, эта ферма принадлежала семейству их отца. Пастбища сейчас сданы в аренду соседним фермерам, да и хозяйственные постройки тоже. Усадьба действительно красивая, хотя сад, как видите, одичал и зарос. Никто из сестер им не занимается. — Она улыбнулась. — Думаю, что Пэнси и Виола вам понравятся, хотя обе они немного… эксцентричны. Мне они по душе, я числю их своими друзьями.

Они подошли к дому. Грейс подняла и уронила бронзовое дверное кольцо. Через мгновение молодая девушка в темном хлопчатобумажном платье и белом плоеном переднике открыла дверь, сделала книксен и пробормотала:

— Здравствуйте, мэм.

— Здравствуйте, Лаура, — ответила на приветствие Грейс. — Передайте, пожалуйста, своим хозяйкам, что к ним пришли миссис Литкоу и их новая соседка с Фермы-На-Холме. — Она сделала шаг вперед и вошла в дверь. — Спасибо, мы сами пройдем в гостиную.

Небольшая гостиная была забита мебелью. Там стояли фортепиано, темно-зеленый диванчик, три пузатых кресла со множеством подушечек кричащих цветов, несколько столиков, заставленных безделушками и фотографиями в рамках, и, наконец, две большие пальмы в кадках. Через минуту в дверях бесшумно, словно привидение, возникла странная фигура. Это была низенькая полная женщина лет пятидесяти; в ее крупных желтых локонах Беатрикс, к вящему своему удивлению, узнала парик. Шифоновое платье ошеломляющего зеленовато-желтого цвета свободно окутывало обильную плоть, а часть пухлых ручек — от запястья до локтя, — которая выступала из широких рукавов этого поражающего воображение одеяния, была сплошь скрыта тренькающими и звенящими браслетами. На шелковой ленте, обернутой вокруг шеи, свисало золотое пенсне.

— Ах, Грейс! — воскликнула она. — Как я рада! — Она обернулась через плечо и закричала еще громче: — Виола! У нас гости! — Потом она сделала шаг вперед, поднесла пенсне к глазам и вгляделась в Беатрикс. — Кто же это, можно полюбопытствовать?

— Это мисс Беатрикс Поттер, — сказала миссис Литкоу. — Автор и иллюстратор чудесных детских книг. Она только что приобрела Ферму-На-Холме. Мисс Поттер, позвольте представить вам мисс Пэнси Краббе.

Беатрикс усадили на хрупкий диванчик, набитый конским волосом, — точно такой стоял в гостиной ее матери в Болтон-Гарденс. Пока миссис Литкоу и мисс Краббе мило болтали о деревенских делах, она позволила себе отвлечься. Через несколько минут из коридора донеслось громыханье, служанка вкатила в комнату накрытый для чая столик на колесах, а за нею следом вошла вторая мисс Краббе.

Там, где мисс Пэнси была пухлой и мягкой, как клецка, мисс Виола была тонкой и гибкой. Двигалась она с нарочито подчеркнутой грацией. Плотное кимоно из черного крепдешина, расшитое золотыми павлинами и схваченное золотым шелковым поясом, подчеркивало ее худобу. Иссиня-черные волосы, разделенные прямым пробором и эффектно стянутые назад, заканчивались шиньоном пониже затылка. Красные губы и огромные черные сверкающие глаза оживляли бледное лицо, а длинные белые пальцы с ухоженными ногтями завершали ее облик. Беатрикс вспомнила об увлечении Виолы художественной декламацией и подумала, что ее внешность вполне соответствует этому занятию.

— Мы безумно рады познакомится с новой владелицей Фермы-На-Холме, — произнесла мисс Виола пронзительным сопрано. — Она разлила чай в фарфоровые чашки и передала их гостям и сестре. — Наши окна выходят на ваш сад, мисс Поттер. Мы даже видим, как деревенские детишки рвут в нем яблоки.

Взяв предложенную чашку, Беатрикс посмотрела на полуоткрытое окно: было бы любопытно узнать, как выглядит ее сад с такой высоты и какие яблони становятся жертвами деревенских детей; однако увидеть ей удалось только черного кота, мирно дремлющего на карнизе, а за ним — беспорядочное переплетение ветвей и дикого винограда.

— Очень жаль, что нашей сестры Мертл сейчас нет, — сказала Пэнси, угнездив свое крупное округлое тело в кресле. — Она будет счастлива с вами познакомиться, мисс Поттер, ведь вы пишете для детей, а Мертл — учительница. Она возглавляет здешнюю школу.

— О да, — сказала Беатрикс. — Вообще говоря, мы уже виделись. Правда, встреча была короткой. — Она взглянула на миссис Литкоу, прося совета, как ей продолжить.

— Боюсь, что эта встреча и послужила причиной нашего визита, — сказала миссис Литкоу, опуская на стол чашку и наклоняясь вперед. — Я весьма сожалею, что приходится говорить об этом, но мы с мисс Поттер полагаем, что вас следует ввести в курс дела. Нам понадобится ваш совет. — Грейс взглянула на Беатрикс. — Мисс Поттер, не расскажете ли вы о вашей встрече с мисс Краббе?

Испытывая крайнюю неловкость, мисс Поттер поставила чашку и изложила сестрам, что произошло утром в доме Кросфилдов. Когда она закончила свой рассказ, наступила продолжительная тишина.

Тем временем Пышка, сидя на улице под окном, подняла голову и посмотрела на Макса, расположившегося на карнизе.

— Вот видишь? — сказала она тихонько. — А что я тебе говорила?

— Плохо дело, — проворчал Макс. Это был сплошь черный, крепко сбитый, основательный котяра, блистающий полным отсутствием хвоста; особенность эту разделяли все коты мэнкской породы, к которой он принадлежал и происхождение которой (как любил объяснять Макс) восходит к самому Ною, имевшему неосторожность прищемить хвост его предка дверью ковчега. По характеру Макс был скорее пессимистом. — Совсем плохо дело, — повторил он мрачно. — Но я не вижу выхода. Мисс Мертл — женщина вздорная, сама знаешь. Делает все, что ей взбредет на ум, ни с кем не считается.

— А ты не каркай, еще, как говорится, не вечер, — загадочно сказала Пышка. — Надо придумать, как не дать ей поговорить с констеблем.

Сестры испытали шок.

— Боже правый! — в отчаянии вскричала мисс Пэнси, поднеся пухлую руку к округленным губам. — Ай-яй-яй, какой ужас! — Желтые кудри содрогались.

Глаза мисс Виолы стали еще больше и еще темнее.

— Я потрясена, мисс Поттер, — сказала она дрожащим голосом. — Я не нахожу слов. Только тяжелейшее душевное напряжение могло заставить нашу Мертл повести себя столь возмутительным образом. Умоляю, примите наши глубочайшие извинения. — Театральным жестом она прижала ладонь к области сердца. — Искреннейшие извинения, идущие из самой глубины души.

Беатрикс почувствовала облегчение.

— Вы вовсе не должны просить извинения, — заметила мисс Поттер. Хорошо уже то, что сестры не обвиняют в случившемся ее.

— Мы были уверены, — сказала Грейс, — что вам следует все знать. По правде говоря, мы надеялись, что вы… что вы поможете нам удержать Мертл от дальнейших шагов.

— Вы имеете в виду разговор с констеблем? — спросила мисс Виола. Она сморщила красные крепко сжатые губы, как будто ей в рот попало что-то кислое.

Беатрикс кивнула.

— Никто не станет возражать против обращения к полицейскому, если имеется хотя бы намек на доказательство, хотя бы крошечная улика. Но их нет — ваша сестра просто полагается на свое чувство.

Мисс Виола выпрямила свой тонкий стан.

— На чувства Мертл нельзя более полагаться. — Она повернулась к сестре, и в ее голосе зазвучала горечь. — Нам пора признать это, Пэнси. Как ни печально, но мы должны это признать.

— Но, Виола! — вскричала Пэнси, тревожно заколыхав желто-зеленым рукавом, — не слишком ли ты категорична? Не торопишься ли? Мертл всегда отличалась таким сильным характером, была так тверда духом.

— Вот эта сила и твердость духа как раз все усложняют, — ответила мисс Виола. — Мы обе любим ее, Пэнси, но дальше такое терпеть нельзя, на Мертл просто нет управы. — Она повернулась к Беатрикс со страдальческим выражением. — Конечно же все это семейные дела, и вы скорее всего думаете, что их не следует обсуждать с посторонним человеком. Однако наша сестра уже вовлекла вас в свои дела, причем при весьма прискорбных обстоятельствах. Я уверена, что вы заслуживаете полной откровенности. — Тон сказанного, казалось, предполагал: «Хотите вы того или нет, а я вам выложу все правду». — То же, разумеется, относится и к Грейс — вдове нашего любимого викария и верному нашему другу. Мы знаем, что вы не злоупотребите нашим доверием.

Беатрикс, захваченная врасплох и вовсе не уверенная, что ей и далее следует слушать эти малоприятные откровения, чего бы они ни касались, тем не менее пробормотала нечто похожее на согласие. Миссис Литкоу тихо сказала:

— Конечно, Виола.

Пышка изменила позицию: она вспрыгнула на карниз и уселась рядом с Максом, чтобы лучше слышать разговор.

— Полная откровенность, а? — сказала она. — Тут что-то кроется.

— Лучше бы тебе не знать, Пышка, — угрюмо заметил Макс. — Услышишь всю правду о том, что творится в этом доме, — у тебя усы завьются кольцами.

— Но Виола, — запротестовала Пэнси, — я вовсе не считаю…

Мисс Виола снова повернулась к сестре.

— Вспомни-ка отвратительную сцену в прошлом месяце по поводу денег, которые она якобы отложила, чтобы заплатить пекарю. А эта унизительная ссора из-за золотого медальона, который тебе дала тетушка Эйдриенн — ведь мы его так и не нашли. — Ее голос упал до хриплого шепота. — А ее дневник! Этот чудовищный фонтан!

— Ну да, дневник, — сказал Макс с тяжким вздохом. — Обвинение на обвинении, угроза на угрозе. Она этот дневник бережет, что твои королевские регалии[12], такие там, видишь ли, ценные записи.

Беатрикс с любопытством переводила взгляд с одной сестры на другую, чувствуя, что за туманными намеками на какие-то деньги, медальоны, дневники может скрываться захватывающая история. По всей видимости, в стенах Замка происходило нечто очень странное, тревожное, и сестры были глубоко обеспокоены этими событиями.

Мисс Пэнси издала трагический вздох. Ее круглое лицо просто сочилось таинственностью.

— О да, дневник. Такое несчастье. Поневоле на память приходит безрассудное поведение нашей милой матушки. Виола, мы ведь не будем снова ворошить эти печальные эпизоды, все это так ужасно, так ужасно!

— Сейчас для этого не время, Пэнси, — строго сказала мисс Виола, и Беатрикс поняла, что у сестер в запасе осталось еще немало мрачных тайн. Ей показалось, что по крайней мере Виола чем-то напугана. Но чем? Кого она боится? Не своей же сестры, в самом деле.

— Безрассудное поведение? — спросила Пышка. — Это они о своей матери? А что с ней было не так?

— В последний год жизни, — ответил Макс, — старая миссис Краббе окончательно съехала с катушек. Она даже пыталась убить Мертл. Они-то, конечно, представили дело так, будто произошел несчастный случай. Хотя мне трудно вообразить, как можно совершенно случайно ударить человека чугунной сковородой. Так или иначе, но Мертл отвезла миссис Краббе в Карлайл и поместила в лечебницу — точнее говоря, в сумасшедший дом. Там она и умерла годом позже, абсолютно невменяемая. — Макс мрачно посмотрел на Пышку. — Таковы факты. Я ведь говорил, что у тебя усы завьются кольцами.

— Боже правый! — Пышка была поражена этими поистине сенсационными откровениями. Ее хвост нервно стучал по карнизу. — И сестры умудрились такое от всех утаить, это у нас-то в деревне?

— У них в служанках была девушка из Лондона, а не местная, — объяснил Макс. — Когда миссис Краббе стало хуже, сестры отослали служанку обратно в Лондон, а всю работу по даму стали делать сами. Потом, когда старушка оказалась в лечебнице, они всем сказали, что матушка поехала навестить свою сестру, и продолжали жить, как будто ничего не случилось. Мертл велела им молчать — она решила, что никто в деревне не должен знать правду.

— А теперь, похоже, Пэнси и Виола боятся, что и сама Мертл спятила, — заметила Пышка.

— И у них для этого есть все основания, — зловеще подтвердил Макс. — Ты и представить себе не можешь, что здесь творится.

Тем временем беседа в гостиной продолжалась.

— Самое печальное, — сказала мисс Виола, сопроводив свои слова театральным жестом, — что эти эпизоды уже не замыкаются в рамках нашей семьи. Мертл обвинила Берту Стаббс в том, что та взяла классный журнал, и вовлекла в эту ссору Маргарет Нэш. Кроме того, у нее была прискорбная размолвка с Абигайл Толливер по поводу письма. А вот теперь этот нелепый случай с деньгами для ремонта школьной крыши. — Виола в отчаянии покачала головой. — Два фунта! Теперь, надо думать, последует какое-то разбирательство.

Беатрикс нахмурила брови. Грейс застыла в напряжении.

— Вы сказали, у Мертл была размолвка с Абигайл Толливер? — спросила она.

Обильная грудь мисс Пэнси поднялась и опустилась, обозначив тяжелый вздох.

— Видите ли, Грейс, Мертл считает, что ей следует переменить обстановку. Здесь для нее чересчур холодный климат и слишком много источников раздражения, в том числе ее сестры. — Пэнси вернула на место желтый локон, упавший на щеку, и продолжала: — Я склонна думать, что она была бы рада от нас избавиться. Мертл решила просить место в одной из школ рядом с Борнмутом и даже стала наводить справки в тамошнем школьном совете. Но…

— Но мисс Толливер отказалась подписать рекомендательное письмо, которое Мертл сама приготовила, — вмешалась мисс Виола, сразу переходя к главному. Она поставила на стол чашку, выпрямилась и продолжила с мрачным видом: — Мисс Толливер сказала, что, по ее мнению, состояние здоровья Мертл не позволит ей должным образом выполнять эту работу. Мертл была… очень расстроена этим отказом.

— Судя по вашим словам, — тихо сказала миссис Литкоу, — то, что случилось этим утром с мисс Поттер, — отнюдь не случайный и не единичный эпизод?

— Именно так, Грейс, — ответила мисс Виола с театральным придыханием. — Именно это мы и хотим сказать. Ситуация стремительно ухудшается.

— Наши силы на исходе, — в голосе Пэнси звучала безнадежность. — Мы, как могли, пытались ее урезонить…

— …взывали к ее благоразумию и благородству…

— …напоминали ей о ее положении в школе, в Сорее…

— Но все это оказалось бесполезно, — заключила Виола и трагически вздохнула. Ее белые пальцы нервно теребили черный шелк на коленях. — Мы стараемся говорить с ней мягко, проявлять предельную тактичность во всем, но стоит нам высказать хоть малейшее сомнение в ее правоте, она тут же заявляет, что мы подрываем ее авторитет. Пэнси права — наши силы на исходе. Мертл с нами совершенно не считается.

— Она знает, что они ее боятся, потому и не считается, — мрачно заметил Макс. — Она ведь старшая и привыкла, что последнее слово всегда остается за ней. Ты только представь себе такую картину: три сестры, три старые девы, всю свою жизнь живут вместе в одном доме, их матушка умерла в психиатрической больнице, а теперь одна из них тоже сбрендила и сводит с ума двух других. — Макс горько усмехнулся. — Да и меня тоже, сказать по правде. Поверь, Пышка, дело скверное, хуже некуда.

— Да, положение серьезное, — согласилась Пышка. — Нужно принимать срочные меры, пока не разразилась катастрофа. Но что мы можем сделать?

— Вот и я говорю: что тут можно сделать? — недовольно проворчал Макс. — С радостью выслушаю любые твои предложения, но лично я думаю, это не даст никаких результатов. Я на своем горьком опыте убедился…

— Макс! — резко выкрикнула мисс Виола и поднялась, чтобы закрыть окно. — Наш милый старый котик скрашивает нам жизнь, — сказала она, вновь садясь в свое кресло, — но имеет скверную привычку вмешиваться в разговор. — Она вернулась к обсуждаемой теме. — Пэнси и я поговорим с Мертл вечером, как только она вернется из школы, но мы не можем обещать, что это заставит ее отказаться от обращения к констеблю Брейтуэйту, если уж она задумала так поступить.

— Может быть, — предложила Беатрикс, — нам с миссис Литкоу стоит поговорить с констеблем, прежде чем это сделает мисс Краббе? Тогда, по крайней мере, ее слова не станут для него неожиданными.

— В высшей степени разумная мысль, мисс Поттер, — сказала мисс Виола, одобрительно кивая. — Непременно поговорите с констеблем. А мы со своей стороны сделаем все возможное.

Миссис Литкоу встала.

— Полагаю, мисс Поттер, нам пора.

— Благодарю вас за чай, — сказала Беатрикс. Она поднялась и протянула руку. — Мне было очень приятно с вами познакомиться.

— И нам было очень, очень приятно, — вскричала мисс Пэнси, вздымая и опуская рукава, что делало ее, как показалось мисс Поттер, удивительно похожей на огромного зеленого мотылька. — Мы надеемся, что в следующий раз вы одарите нас своими книгами!

— О да, это было бы просто замечательно! — восторженно подхватила мисс Виола. — Я смогла бы читать их детям Сорея!

Беатрикс улыбнулась и кивнула, подумав, впрочем, что черное кимоно и роковая прическа мисс Виолы оказались бы не совсем уместны при чтении «Кролика Питера».

Когда они уже спускались к Рыночной улице, миссис Литкоу сказала:

— Поздравляю вас, мисс Поттер. Вам удалось превосходно провести этот разговор.

— Благодарю, — ответила Беатрикс. — Должна признаться, это оказалось нелегким делом. — И она покачала головой, вспоминая свое прежнее представление о тихой и безмятежной деревенской жизни. Теперь оно казалось ей наивным. Взять хотя бы исполненную драматизма жизнь этих трех сестер Краббе, укрывшихся за серыми стенами своего Замка! А тайна мисс Толливер и ее отношений с мисс Барвик? Да еще пропажа картины Констебла и исчезновение приходской книги, не говоря уж о деньгах для ремонта школьной крыши… Тайна на тайне. — Мне кажется, — добавила она, — нам лучше сразу же отправиться к констеблю, пока мисс Краббе еще в школе.

Миссис Литкоу придержала ее за руку.

— Долго его искать нам не придется, — сказала она. — Вот и констебль, он идет с капитаном Вудкоком. Капитан, брат мисс Вудкок, — наш мировой судья, человек исключительно надежный, так что мы смело можем говорить о нашем деле в его присутствии.

Капитан, как не без любопытства отметила Беатрикс, оказался стройным мужчиной чуть старше сорока, с каштановыми волосами; одет он был в серый твидовый костюм прекрасного покроя и щегольскую серую мягкую шляпу с розеткой из красных перьев. В карих глазах капитана светились ум и проницательность, и Беатрикс представила, что при определенных обстоятельствах они становятся холодными и строгими. Однако голос его был мягким, а любезная улыбка вызывала в памяти располагающий облик его сестры.

Констебль Брейтуэйт, невысокий коренастый крепыш с красным лицом и светлыми, почти белыми волосами и ресницами, был одет в синий мундир с начищенными до блеска металлическими пуговицами и увенчан высоким полицейским шлемом, который застегивался под подбородком с помощью ремешка.

Вокруг никого не было. Вчетвером они остановились на дороге, и миссис Литкоу, представив мужчинам Беатрикс, в нескольких словах обрисовала положение дел. Затем Беатрикс, стараясь говорить кратко и непредвзято, рассказала о том, что произошло утром в Ивовом Доме.

Первым из мужчин заговорил капитан Вудкок.

— Судя по вашим словам, мисс Поттер, никаких улик против мальчика у нее не было?

— Если у мисс Краббе и были какие-либо основания для обвинения, кроме того, что Джереми находился в классе один, она о них не упомянула, — осторожно ответила Беатрикс.

— Понимаю, — сказал капитан, устремив на мисс Поттер оценивающий взгляд, от которого ее бросило в краску.

— Этому эпизоду, — заметила миссис Литкоу, — предшествовали и несколько других… неприятных случаев. Вряд ли нам следует вдаваться в подробности, но, похоже, мисс Краббе в последнее время ведет себя не вполне… не совсем нормально.

Капитан сочувственно кивнул, и Беатрикс показалось, что он уже знал о сложившейся в доме Краббе обстановке.

— Я полагаю, констебль, — сказал он, — все это следует иметь в виду — разумеется, если мисс Краббе обратится к вам по поводу пропажи денег. В противном случае, думаю, не стоит принимать никаких мер. Не исключено, что она откажется от этого обвинения.

— Понимаю вас, сэр, — прогудел констебль.

— Пожалуй, — продолжил капитан, — мне стоит заглянуть в школу и потолковать с мисс Нэш. Надо все-таки постараться найти эти деньги.

— Совершенно верно, сэр, — сказал констебль. Он перевел взгляд на Беатрикс и улыбнулся уголками глаз. — А вы не тревожьтесь, мисс. Если мне и случится поговорить с мальцом, я его не обижу. — Он помолчал, поочередно глядя на женщин. — Так это вы, видать, и обнаружили пропажу той картины?

— Значит, мистер Хилис и мисс Барвик уже успели с вами поговорить, — заключила миссис Литкоу.

— Угу. И заявили, мол, из Дома-Наковальни исчезла дорогая картина. — Констебль покачал головой. — Что творится-то! — пробормотал он мрачно. — Два фунта корова языком слизнула, да картина мисс Толливер запропастилась, да еще толкуют об отравлении.

— А кроме того, пропала приходская книга, — задумчиво добавила Беатрикс.

Капитан Вудкок внимательно посмотрел на нее.

— Пропала приходская книга? Из церкви?

Миссис Литкоу дала капитану более подробные объяснения, а потом добавила:

— Думаю, по сравнению с другими загадочными событиями, эта пропажа не столь уж важна. И вряд ли она с ними связана.

— А я в этом совсем не уверена, — неожиданно для самой себя возразила Беатрикс, которая редко вслух выражала несогласие с кем-нибудь. В ответ на «В самом деле?» капитана и вопросительный взгляд миссис Литкоу она, как бы извиняясь, добавила: — Я просто хотела сказать, что не стала бы сразу отвергать возможность такой связи. Деревня очень мала, в ней все и всё как-то между собой связано. Потому-то мне кажется, что и пропажу книги не стоит исключать из общей цепи загадок.

— Полагаю, вы совершенно правы, мисс Поттер, — задумчиво сказал капитан. — Я поговорю об этом с викарием.

Миссис Литкоу вновь обратилась к констеблю.

— Вы упомянули отравление. Но ведь это только слухи, не правда ли? Надеюсь, за этим ничего не стоит.

Констебль вопросительно взглянул на капитана, и тот в ответ коротко кивнул, как бы давая разрешение — так, по крайней мере, Беатрикс истолковала этот жест.

— Ясное дело, одни только слухи, — поспешил успокоить Грейс констебль. — Доктор Баттерс сказал, что померла она от сердца и боле ни от чего. Я доктору верю, и почти все тут ему верят. А что до слухов, так вы ведь у нас давно живете и сами знаете — есть здесь такие, которые если что услышат, то сразу думают, будто так оно все и было.

— Самое опасное в слухах, — заметил капитан Вудкок, — заключается в том, что остановить их невозможно. Любое незначительное событие может стать для них пищей.

— Да, это очень печально, — согласилась миссис Литкоу со вздохом. — Что ж, нам остается только переждать их.

— Видимо, так, — сказал капитан и учтиво приподнял шляпу. — Всего доброго!

Через минуту Беатрикс и миссис Литкоу уже были у ворот Зеленой Красавицы.

— Здесь я должна с вами проститься, — сказала мисс Поттер. — Миссис Крук, вероятно, недоумевает, что со мной произошло. Я ведь ушла рано утром и обещала вернуться к обеду, а сейчас уже время пить чай.

— Спасибо за помощь, милая мисс Поттер. — Миссис Литкоу наклонилась и неожиданно поцеловала Беатрикс в щеку. — У вас светлая голова на плечах, как сказал бы мой дорогой супруг. Я убеждена, что вы внесете много хорошего в жизнь Сорея.

Беатрикс была удивлена и глубоко тронута этими словами.

— Благодарю вас, миссис Литкоу, вы очень добры. Надеюсь, я сумею…

— Мисс Поттер! — послышался женский голос. Беатрикс подняла голову и увидела Люси Скид, почтальоншу, которая спешила к ней. — Ах, мисс Поттер, — повторила Люси, — как хорошо, что я вас увидела. — И она протянула Беатрикс желтый конверт. — Вам телеграмма из Лондона!

У Беатрикс упало сердце. Она поблагодарила Люси и взяла конверт. Даже не открывая его, она могла догадаться о содержании телеграммы.

17 Мисс Нэш делится своими бедами

За все время работы в сорейской школе — а Маргарет Нэш учительствовала там почти десять лет — она не могла припомнить более трудного дня. С уходом Берты Стаббс ей пришлось вдобавок к обычным утренним обязанностям мести пол и приносить воду и уголь, но все это было сущими пустяками по сравнению с необходимостью терпеть выходки мисс Краббе.

После мучительной сцены, которая разыгралась, когда обнаружилась пропажа денег, и шумного ухода Берты Стаббс обе учительницы, как обычно, проводили занятия в своих классах. Впрочем, к Маргарет слова «как обычно» оказались совершенно неприменимы, поскольку ей приходилось все время чутко прислушиваться к тому, что происходит в классе мисс Краббе — это не составляло труда, ибо перегородка между их классами была очень тонкой, и скорее требовалось определенное усилие, чтобы не слушать, что происходит в соседнем помещении. Судя по раздраженным командам мисс Краббе и робким ответам напутанных детей, урок там шел тоже не совсем «как обычно».

В начале перерыва на обед мисс Краббе неожиданно исчезла, а когда вернулась примерно через час, то была в таком состоянии (совершенно исключающем возможность показаться на глаза детям), что Маргарет почувствовала к ней жалость. Она провела директрису в крохотную буфетную для учителей, дала ей влажное полотенце и гребень, чтобы мисс Краббе могла привести себя в порядок, и вскипятила воду на газовой плитке. С кружкой горячего чая в руке мисс Краббе постепенно начала приходить в себя и, хоть и сбивчиво, рассказала о том, что произошло. Маргарет слушала ее с нарастающим смятением.

Оказывается, мисс Краббе отправилась в Ивовый Дом, намереваясь встретить там Джереми Кросфилда и потребовать, чтобы он вернул деньги. Однако тот не признался в краже, и мисс Поттер неожиданно за него заступилась.

— Мисс Поттер? — удивилась Маргарет. — Но что она там делала?

— Вот именно, что? — спросила мисс Краббе в гневе, не оставлявшем сомнений, что и мисс Поттер участвует в опасном заговоре. — Она несла какой-то вздор об уроке рисования и лягушках. Подумайте только — лягушки! Она говорила со мной без малейшего уважения, а когда я попыталась добиться от мальчишки признания, она вытолкала меня из дома.

— Вытолкала? — недоверчиво переспросила Маргарет, пытаясь совместить эту новую разновидность мисс Поттер с той мягкой спокойной женщиной, которую она встретила накануне и которая показалась ей скорее робкой. По-видимому, в ее характере была скрыта недюжинная сила, позволившая ей противостоять грозной мисс Краббе.

— Да, да, вытолкала, — повторила мисс Краббе и стукнула кружкой о стол. Я сказала им обоим, что намерена немедленно пойти к констеблю и заявить о совершенной мальчиком краже. Я бы так и сделала, но констебль Брейтуэйт в это время совершал свой обход участка. Сегодня же вечером я с ним встречусь.

Маргарет собрала все свое мужество.

— Нельзя ли все-таки немного подождать, — бесстрашно сказала мисс Нэш. — Прежде чем мы пойдем к констеблю, стоило бы сначала тщательно обыскать обе классные комнаты. Возможно, деньги просто куда-нибудь положили по ошибке или…

— Прекратите болтать вздор! — воскликнула мисс Краббе. — Деньги взял этот мальчишка, тут и говорить нечего. И вы вовсе не нужны мне для встречи с констеблем — только запутаете дело, пытаясь выгородить ребенка. Я всегда говорила и теперь повторю: вы слишком… вы недопустимо мягкосердечны. — Мисс Краббе встала, разгладила блузку и взглянула на часы. — Продолжим работу! Мы уже задержались на пять минут.

Но и этот долгий день подошел к концу. Маргарет прикрепила к стене рисунки учеников, привела в порядок свой стол, подмела пол, присыпала торфом угли в печи. Она была бы не прочь заняться поиском пропавших денег, но полагала, что сейчас ей следует посвятить время более важному и срочному делу. Мисс Нэш надела зеленую фетровую шляпу и лайковые перчатки и, чувствуя в душе немалую тревогу, решительно направилась к дому викария. Нести бремя эксцентричного поведения мисс Краббе в одиночку ей было уже не по силам. Настало время поделиться своей бедой с более высоким авторитетом.

Сорейская школа долгое время была приходской, но в результате последних реформ системы образования управление школами Уэстморленда передали в руки избираемого совета. Несмотря на это, Маргарет решила, что поделиться своими бедами и волнениями ей следует именно с викарием Сэмюэлем Саккетом, чья многолетняя связь с жизнью школы вкупе с положением духовного наставника своей паствы делали его самым подходящим для этой цели человеком. Сэмюэль Саккет занял должность приходского священника Сорея десять лет назад, после смерти своего предшественника викария Литкоу. Это был славный добросердечный человек, хорошо знавший прихожан, хотя иногда Маргарет казалось, что викарий мог бы с большей решительностью проявлять свою власть. Ему она и расскажет обо всем, думала мисс Нэш, и он даст ей совет, что делать.

Но когда миссис Томпсон, домоправительница викария, провела Маргарет в кабинет, оказалось, что его преподобие там не один. В мягком кресле, положив ногу на ногу, с трубкой в одной руке и чашкой чая в другой сидел капитан Вудкок При виде мисс Нэш он поставил чашку на стол и поднялся.

Викарий, склонившийся над камином с кочергой в руке, выпрямился и обратил к гостье покрасневшее от жарких углей лицо. На нем был серый вязаный свитер с насквозь протертыми на локтях рукавами: по всей видимости, штопка не входила в обязанности миссис Томпсон.

— О, мисс Нэш! — воскликнул викарий, откладывая в сторону кочергу. — А мы с капитаном Вудкоком как раз говорили о вас.

Маргарет посмотрела на капитана, мужчину видного и статного, и, полагая себя недостаточно привлекательной, залилась краской.

— Говорили обо мне? — переспросила она с улыбкой, не лишенной самоиронии. — Но я определенно знаю, что не сделала ничего слишком уж безнравственного. И надеюсь, не совершила ничего противозаконного.

— Вообще-то мы говорили о школьном фонде для ремонта крыши, — сказал капитан с извиняющимися нотками в голосе. — Вы выпьете с нами чаю? — И не дожидаясь ответа, он отошел к чайному столику, налил чай из фарфорового чайника и принес ей чашку. Маргарет села.

— Да, да, об этом фонде. — Викарий озабоченно хмурился и потирал руки. — Ведь он исчез.

Маргарет взяла чашку.

— Как раз об этом я и хотела поговорить, — начала она. — Значит, мисс Краббе сказала вам о пропаже? — Тут мисс Нэш пришла в голову другая мысль, и она добавила: — Или это Берта Стаббс? — Хотя Маргарет предостерегала Берту, что той не следует говорить кому-нибудь о случившемся, но она не верила в действенность такого предостережения. Язык Берты не признавал никаких законов и правил, и сейчас история о пропаже денег — в том или ином виде — уже была известна половине деревни. Вторая половина будет в курсе дела к заходу солнца.

— Нет, — ответил капитан Вудкок, — мы услышали об этом не от мисс Краббе. Мне рассказала мисс Поттер, а я, в свою очередь, рассказал викарию. Мы как раз говорили, что нам следовало бы встретиться с вами, и в этот момент вы появились. — Он усмехнулся, приподняв бровь. — Нежданно-негаданно!

— Так вам сказала мисс Поттер! — воскликнула Маргарет, учащенно задышав. Поднятая бровь капитана произвела на нее сильное впечатление.

— Похоже, она и мисс Краббе повздорили по поводу этой пропажи, причем в присутствии мальчика, — сказал капитан. — Мисс Поттер боялась, что обвинения мисс Краббе в адрес Джереми, по ее мнению необоснованные, могут причинить ребенку вред. Она поделилась своими опасениями с миссис Литкоу, и обе они поговорили со мной и с констеблем.

— О, в таком случае все хорошо, — сказала Маргарет, почувствовав огромное облегчение, оттого что ей не придется подробно излагать это неприглядное дело. — Мисс Краббе сама рассказала мне, что встретила мисс Поттер. Я, разумеется, знаю только ее версию их разговора, но… — Она улыбнулась и закончила: — Все это показалось мне довольно неприятным.

— Мягко сказано, — резко сказал капитан. — Никогда бы не подумал, что кроткая мисс Поттер найдет в себе силы дать отпор разгневанной мисс Краббе, которая может нагнать страху на самого стойкого бойца. — Он улыбнулся. — Да, как видно в характере мисс Поттер есть это упорство, эта способность не под даваться угрозам, не давать себя запутать. — Он взглянул на викария. — Простите, ваше преподобие, если мои слова покажутся вам недостойными христианина, но таково мое впечатление: мисс Краббе, возможно, и является столпом нашей маленькой общины, но выступать с угрозами, запугивать людей — вполне в ее натуре.

Викарий тяжело вздохнул.

— Как ни прискорбно, но, боюсь, вы правы, капитан. — Он повернулся к Маргарет. — Мы надеялись, мисс Нэш, что вы сможете дать нам какие-нибудь дополнительные сведения. — Он налил себе очередную чашку чая и сел. — Насколько вероятно, по вашему мнению, что Джереми присвоил эти деньги?

— По-моему, это вообще невозможно, — решительно сказала Маргарет. — Джереми очень славный мальчик, лучший в классе. Но и не будь он таким, он не так долго оставался один, чтобы получить возможность забрать деньги. Да он и не знал, что они там есть.

— Что же произошло на самом деле? — спросил капитан. — Насколько я знаю, моя сестра отнесла деньги в школу.

— Это верно. Вчера утром она принесла конверт с деньгами. Дети в это время играли во дворе. Мисс Краббе сказала мне, что помнит, как положила конверт в ящик стола, но когда сегодня утром пришла в класс, денег там не оказалось. Она решила, что, по-видимому, оставила их на столе, а Джереми взял конверт, когда мы с ней обе вышли из класса.

— Боже правый, Боже правый, — бормотал викарий дрожащим голосом. — А школу обыскали должным образом?

Маргарет покачала головой.

— Я предложила тщательно обыскать оба класса, но мисс Краббе сочла это ненужным. — Мисс Нэш ставила себя в очень неловкое положение, злословя (именно так назвала бы это мисс Краббе) по адресу своей начальницы. Но не прими она мер, положение неминуемо станет еще хуже. К тому же здесь она была в обществе двух самых, пожалуй, надежных людей в деревне, которым можно довериться. Викарий не только был связан со школой, он являлся и духовным наставником мисс Краббе, а капитан Вудкок занимал должность мирового судьи и входил в состав школьного совета. Все важные события, касающиеся школы, имели к нему прямое отношение.

Капитан затянулся трубкой и выдохнул струю ароматного синего дыма.

— Понимаю, — сказал он. — Что ж, может быть, нам с вами и следует провести эти поиски, мисс Нэш?

— Конечно, это можно сделать, — Маргарет глубоко вздохнула и решилась продолжить: — Пропажа денег — печальное событие, но, боюсь, этим наши беды не исчерпаны. Мне очень не хотелось бы осуждать кого-либо или сплетничать, и я признательна мисс Краббе за ее труд, но…

Она закусила губу, чувствуя себя вероломной предательницей. Что бы ни творила мисс Краббе, но они вместе работали в школе уже почти десять лет. Викарий слишком добр, чтобы решить, будто ею руководят какие-либо скрытые мотивы, но капитан — человек светский, разве не может он подумать, что она намеренно возводит хулу на мисс Краббе или, что еще хуже, — метит на ее место?

— Но что? — мягко сказал капитан, приглашая ее продолжать. — Говорите, говорите, мисс Нэш. Если вас что-то тревожит, сейчас самое время рассказать об этом откровенно. Все сказанное вами не выйдет за стены этой комнаты. И викарий, и я — мы оба заинтересованы в делах нашей школы и сознаем ответственность за ее благополучие. И не чувствуйте себя предательницей — вы служите школе, а не отдельному человеку.

Слова капитана успокоили Маргарет, ее скованность испарилась.

— Дело в том, что мисс Краббе стала… очень забывчивой. В основном это касается мелочей — она теряет очки, забывает что-то сделать или куда-то пойти, а когда из-за этого случаются неприятности, то всегда винит кого-нибудь другого. С месяц назад она не положила на место классный журнал и обвинила в пропаже миссис Стаббс. Та тут же заявила, что уходит из школы, и уговорить ее остаться стоило немалого труда. — Маргарет вздохнула. — А этим утром миссис Стаббс подслушала, что мисс Краббе говорила о Джереми, и снова объявила о своем уходе. Боюсь, на этот раз — всерьез. Ну и сами понимаете, вся деревня будет знать, почему она ушла, так что найти ей замену будет непросто. Никто не захочет работать в нашей школе.

— Из-за мисс Краббе, правильно?

Маргарет молча кивнула.

Бровь капитана снова полезла вверх.

— Что вы думаете об этом, викарий? — поинтересовался он.

Викарий встал, сцепил руки за спиной и стал взволнованно прохаживаться у камина.

— Мне бы не хотелось обмануть доверие мисс Краббе, — сказал он наконец, — но есть кое-что, о чем я теперь не могу умолчать. Мисс Краббе сама призналась мне, что ее жизнь в Сорее далеко не безоблачна и она ищет другое место работы.

Маргарет с удивлением посмотрела на викария. Мисс Краббе собирается уехать из Сорея?

— А как же ее сестры? — выпалила она. — Они тоже уезжают?

Это казалось совершенно немыслимым. Три сестры Краббе жили в Замке с незапамятных времен. К тому же мисс Краббе скоро исполнится шестьдесят, а в этом возрасте найти место учителя очень непросто.

— О намерении ее сестер мне ничего не известно, — ответил викарий. — Должен сказать, это признание показалось мне… довольно странным. — Он остановил взгляд на Маргарет. — Меня весьма заботит ее умонастроение.

— А как по вашему мнению, — обратился к викарию капитан, — осуществима ли эта идея с переездом?

— Полагаю, что нет, — сказал викарий, помолчав. — Мисс Краббе рассчитывала на место в одной из школ близ Борнмута. Но вчера она сказала мне — это произошло после чаепития в вашем доме, капитан, где мы собрались, чтобы встретиться с мисс Поттер, — она сказала мне, что ей пришлось отказаться от этого плана. Она не смогла заручиться рекомендательным письмом от мисс Толливер.

— От мисс Толливер, — задумчиво повторил капитан. — Я бы хотел узнать об этом подробнее.

— Полагаю, мисс Толливер знала кого-то в Борнмуте — кого-то, кто мог замолвить слово за мисс Краббе, — сказал викарий. — Ведь мисс Краббе значительно старше по возрасту и по своему положению в школе, чем большинство учителей, стремящихся поменять место работы, — добавил он, как бы поясняя необходимость в такой протекции. — Думаю, мисс Толливер умерла, прежде чем мисс Краббе смогла обратиться к ней с просьбой написать такое письмо, а без него она не решилась подать прошение о месте в школе. Меня она о таком письме не просила, а сам я ей этого не предложил. Я… боюсь, я был бы в затруднении составить такое письмо.

— Я решительно полагаю, — сказал капитан, покидая кресло, — что нам с вами пора поговорить с мисс Краббе, причем безотлагательно. Мы могли бы заглянуть к ней в Замок часов в семь, как вы думаете?

— Не вижу другого выхода, — с грустью сказал викарий. — Пусть будет семь. Я зайду в Береговую Башню, и дальше пойдем вместе.

Капитан повернулся к Маргарет.

— Мисс Нэш, если вы не откажетесь сыграть роль Шерлока Холмса при таком Ватсоне, как я, предлагаю отправиться в школу и поискать конверт с деньгами. Мой кабриолет ждет за домом. Едем?

— Едем, — сказала Маргарет, чувствуя, как розовеют ее уши. Приглашение капитана было пределом ее желаний.

Уже у двери, держа в руке шляпу, капитан остановился.

— Если мне не изменяет память, пропало еще кое-что, — обратился он к викарию. — Вы уже нашли приходскую книгу?

— Приходскую книгу? — непонимающе переспросила Маргарет.

— Увы, нет, — ответил викарий с виноватым видом. Он сунул руки в карманы брюк. — Я обшарил всю церковь и осторожно расспросил кое-кого в деревне, но… Мне бы очень не хотелось поднимать шум.

— Итого, три.

— Три? — спросила Маргарет, натягивая перчатки.

— Конверт со школьными деньгами, приходская книга и Констебл мисс Толливер.

— Констебл мисс Толливер? — в унисон воскликнули Маргарет и викарий.

— Похоже на то, — ответил капитан, после чего рассказал о пропаже картины.

— Боже правый! — развел руками викарий. — Я же видел эту картину, и не один раз, но мне и в голову не приходило, что это Констебл!

— В этом вы не одиноки, — сказал капитан. — Автора определила мисс Поттер.

— Констебл, — пробормотала Маргарет, пытаясь понять, кто и каким образом мог взять картину. — Да она стоит сотни фунтов!

— Думаю, тысячи. Это одна из его редких миниатюр. — Капитан надел шляпу. — После вас, мисс Нэш! — И добавил, обращаясь к викарию: — Если мы что-нибудь обнаружим, немедленно дадим вам знать. В семь жду вас в Береговой Башне.

Все еще озадаченная известием об исчезновении миниатюры Констебла, Маргарет сопровождала капитана Вудкока. Они осмотрели все полки, шкафы в классах, столы учеников, ящики и шкафчики в крохотной учительской — конверта не было нигде. Наконец они были вынуждены признать неудачу — впрочем, подумала Маргарет, когда капитан с улыбкой тронул поля щегольской шляпы и высадил учительницу у дверей ее дома, надо признать, что она восхитительно провела время, пока они занимались этими тщетными поисками.

К тому же она почувствовала огромное облегчение, передав решение проблемы с мисс Краббе в столь умелые и опытные руки.

18 Мисс Поттер говорит «нет»

Последняя телеграмма, которую получала Беатрикс, принесла трагическое известие о смерти Нормана. И когда она взяла конверт из рук Люси, ее сердце учащенно забилось. Беатрикс почувствовала слабость в ногах. Впрочем, какая еще новость могла оказаться столь же горькой и жестокой? После кончины Нормана ей было нечего терять, у нее не осталось причин для страха. Поднимаясь по тропинке, ведущей к Зеленой Красавице, она распечатала конверт.

Телеграмма была, естественно, от отца. Свойственный ему сухой, бесстрастный стиль становился еще суше благодаря телеграфным сокращениям. Беатрикс надлежало немедленно вернуться домой, указывалось в телеграмме. Дело в том, что внезапно, без положенного уведомления, уволилась горничная, а миссис Поттер страдает от простуды и не может беседовать с претендентками на это место. У самого же мистера Поттера очередной приступ разлития желчи. Беатрикс следовало воспользоваться первым же утренним поездом, чтобы к чаю добраться до дома.

Беатрикс скомкала телеграмму и сунула ее в карман юбки. Возвращаться так скоро, не успев уладить ни одно из своих дел, ей безумно не хотелось. Правда, сегодня ей удалось сделать несколько неплохих рисунков — спасибо Джереми и его лягушкам, но она по-прежнему не знала, как поступить с Дженнингсами. А ее планы отправиться завтра в Райдал к сестрам Армит, с которыми Беатрикс не виделась Бог знает сколько? Кроме того, она хотела в Хоксхеде заказать пару деревянных башмаков, чтобы к следующему приезду у нее была подходящая обувь. И эта отвратительная история с Джереми и мисс Краббе — ей нужно проследить, чем там все закончится. Да еще таинственное исчезновение миниатюры Констебла… И три сестры Краббе — крайне интересно узнать, что там происходит, в Замке. Вот если бы она…

В этот момент полной растерянности Беатрикс услышала, как в ее голове звучит голос Джереми: «Вы такая смелая, — сказал он, когда она указала мисс Краббе на дверь. — Мне очень жаль, что я не такой смелый, как вы».

Смелая? Беатрикс рассмеялась, ощутив горькую иронию. Да, она может проявить смелость по отношению к мисс Краббе или ей подобным — ведь она им ничего не должна, но отнюдь не по отношению к своему вечно раздраженному отцу или матери со всеми ее капризами, ибо дочерний долг повелевает чтить родителей. И как бы ей ни хотелось остаться в Сорее, она должна стерпеть обиду и разочарование и вернуться в Лондон.

«Смелый, как вы». Эти слова не отпускали ее. Беатрикс остановилась. Почему она должна возвращаться домой? Что там, в Лондоне, она может сделать такого, чего не могли бы с тем же успехом сделать другие? Горничные уже не раз приходили и уходили, и прием очередной можно смело доверить мистеру Коксу, дворецкому. Матушка также уже не раз простужалась, и роль Беатрикс в подобные дни сводилась к тому, чтобы принести нужный порошок, подать чашку горячего чая и грелку. И отцу она ничем не могла помочь: он все хуже переносил любые физические недомогания, и малейшая боль исторгала из него фонтан жалоб. Он велит ей вернуться просто в силу привычки — а возможно, еще и с досады: уж коли он или ее мать испытывают неудобства, то, по их убеждению, справедливости ради и Беатрикс должна быть лишена каких-то радостей, нечего ей наслаждаться жизнью где-то там, вдали от дома. Пусть приезжает и мучается вместе с ними.

Неожиданно Беатрикс ощутила, как в ней нарастает протест, жажда неповиновения — это горячее чувство поднимается кверху, словно кипящая лава к жерлу пробудившегося от долгого сна вулкана. Разве справедливо поступают ее родители, обращаясь с ней как с наемной сиделкой или экономкой, а не как со взрослой дочерью, имеющей полное право на свою независимую жизнь! Конечно же она может поехать в Лондон и нанять горничную, и заваривать чай, и подносить лекарства, а затем, когда все успокоится, вернуться в Сорей. Но подобное с неизбежностью будет повторяться снова и снова, и если она не начнет сопротивляться — хоть как-то — их постоянным требованиям, их притязаниям на ее время, ее внимание, ей никогда не удастся покинуть Болтон-Гарденс.

Засунув руки глубоко в карманы, упрямо наклонив голову, Беатрикс повернулась и пошла вниз по дороге, сочиняя на ходу телеграмму:

НЕОТЛОЖНЫЕ ДЕЛА ТРЕБУЮТ ВНИМАНИЯ ЗДЕСЬ ТЧК ВЕРНУСЬ КАК ТОЛЬКО ПОЗВОЛЯТ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА ТЧК ВЕСЬМА СОЖАЛЕЮ ВАШЕМ ПЛОХОМ САМОЧУВСТВИИ ТЧК ЛЮБЯЩАЯ ВАС ДОЧЬ БЕАТРИКС

Она поежилась, представив себе нагоняй, который ждет ее по возвращении, обвинения в том, что она, неблагодарная дочь, в который раз эгоистически ставит себя и свои желания на первое место. Впрочем, Беатрикс всегда знала, что родители глубоко разочарованы в ней, что она очень далека от их идеала дочери. Так не лучше ли какое-то время терпеть их гнев, чем страдать, без конца переживая собственную горькую обиду?

Она распрямила плечи, подняла голову и ускорила шаг, неожиданно для самой себя заметив, что идет в сторону почты: ноги сами несли Беатрикс туда, куда ее направляло сердце.

Спустя десять минут, вручив текст телеграммы Люси Скид, она вновь шла к Зеленой Красавице, но теперь шаг ее был легок и бодр. Всю свою жизнь она говорила «да» — вплоть до того, что подчинилась требованию никому, кроме членов семьи, не сообщать о своей помолвке с Норманом. И вот наконец она сказала «нет» — и, к своему удивлению, ощутила настоящую радость.

В Зеленой Красавице ей снова пришлось испытать удивление. Войдя в дом, она сообщила миссис Крук о своем возвращении и изъявила желание выпить чашку чая. Затем Беатрикс проследовала в сад, чтобы забрать своих зверюшек, которые весь день провели в загончике у живой изгороди, построенном для них мистером Хорсли. Миссис Тигги-Уинкль и Мопси крепко спали, Джози задумчиво жевала стебелек клевера, а две мыши — две! — тихонько сидели в уголке, любовно поглаживая шерстку друг другу.

— Мальчик-с-пальчик! — воскликнула Беатрикс. — Кто это с тобой?

— Это Ворсянка, — ответил Мальчик. Его глазки блестели, усики возбужденно подергивались. — Местная деревенская мышь, моя невеста — мы обручились. Ворсянка, познакомься, это мисс Поттер. Она о нас заботится.

— Рада знакомству, мисс, — робко сказала Ворсянка, склонив головку.

— Воспитанная мышь в таких случаях делает книксен, — прошептал Мальчик.

— Но я не умею, — ответила Ворсянка.

— Придется научиться, — строго заметил Мальчик. — В Лондоне к этому относятся весьма серьезно. Ханка-Манка приседала очень грациозно.

Беатрикс наклонилась, чтобы получше рассмотреть клетку. «Любопытно, как эта мышь умудрилась сюда попасть?» — сказала она себе, внимательно изучая низ загончика. Разгадка не заставила себя ждать: у одного края она обнаружила узкий, но вполне заметный ход, прорытый под сеткой — через него вполне могла пролезть мышь.

— Ну, это легко исправить, — сказала она вслух, заполнив отверстие землей и утрамбовав ее каблуком. — Хорошо еще, что кролики или миссис Тигги не стали расширять эту дырку. А то убежали бы, и ищи ветра в поле. — Беатрикс открыла дверцу и взяла в руку Джози, которая сонно приоткрыла один глаз и шевельнула усиками, что должно было означать приветствие. — Впрочем, все вы слишком ленивы, чтобы делать подкоп, — сказала мисс Поттер, поглаживая мягкие кроличьи уши. — Да и слишком уж удобное жилище сделал вам мистер Хорсли, чтобы вы захотели из него убежать.

— Конечно, конечно, — подтвердила Джози, и уткнулась носом в руку хозяйки.

Беатрикс снова нагнулась и вытащила из клетки Мопси, намереваясь отнести обеих крольчих в свою комнату. Потом она закрыла загончик и улыбнулась мышам, которые, казалось, наслаждались обществом друг друга. Как бы там ни было, но Беатрикс была рада, что Мальчик нашел себе подругу — ведь он чувствовал себя таким одиноким после смерти Ханки-Манки. Вдвоем они будут счастливы.

19 Берта Стаббс рассказывает все

Берта Стаббс жила в левом из трех примыкавших друг к другу каменных домов, получивших общее название Озерная Поляна и стоявших за околицей у самой деревни. В то утро, заявив о своем уходе из школы, она, кипя от ярости, направилась к себе и занялась тем, что всегда делала, находясь в возбужденном состоянии, — надела передник и принялась стряпать, мыть, чистить и убирать в доме.

Берта, которая славилась на всю деревню как отличный кондитер, затеяла ревеневый пирог, чтобы подать его на ужин своему супругу Генри Стаббсу, для чего извлекла из кладовки горшок с ревенем, заготовленным еще по весне, и банку клубничного варенья, подарок мисс Литкоу, — клубника была из сада Бетти Лич в Бакл-Йит. Пока пекся пирог, Берта замесила тесто для имбирного печенья и поставила на запечек кастрюлю супа из бычьих хвостов. Потом она вымела и вымыла пол на кухне, после чего набросилась на дубовый буфет высотой под потолок — изготовил его и украсил резьбой еще дед Берты, — где хранилась парадная посуда, в том числе синие стаффордширские тарелки, огромное блюдо и пивные кружки в виде толстяка в треуголке, присланные тетушкой из Дувра. Начав с самого верха и постепенно спускаясь до пола, она перемыла каждую тарелку, каждую чашку, каждое блюдце в горячей мыльной воде, тут же подогретой на кухонной печи. И пока вершила свой трудовой подвиг, не переставала сердито бормотать себе под нос: «Да мыслимо ли так поступить с невинным дитем… Нет уж, свой принцип соблюду!.. Назад ходу не дам — считай, с возу упало…».

Берта как раз ополаскивала последнюю тарелку и подумывала наконец присесть и отдохнуть, а то и свалиться недолго, как услышала, что кто-то стучит в кухонную дверь. Створка открылась, и в щель просунулась голова Эльзы Грейп.

— Здравствуй, Берта. — Эльза всегда чуралась церемоний, а потому вошла, не дожидаясь приглашения. Ее сопровождала Табиса Дергунья, черно-рыже-белая кошка покойной мисс Толливер, никогда не пренебрегавшая блюдцем молока в теплой уютной кухне. — Я тут заносила корзину бобов для миссис Причард да и подумала, не зайти ли к тебе поболтать. — Эльза возвела глаза на часы в дубовом футляре, стоявшие в углу. Стрелки показывали четверть четвертого. — Ты что-то рано сегодня из школы вернулась.

— И ноги моей больше там не будет, — мрачно сказала Берта и принялась вытирать тарелку с яростью, которая обнажала бурлившие в ней страсти. — Ни в коем разе. Близко не подойду, пока там эта мисс Краббе обретается. Давай-ка выпьем чаю, Эльза. — Она кивнула в сторону медного чайника, пыхтевшего на запечке. — У меня имбирное печенье, теплое еще. — Берта опустила взгляд на кошку. — Небось молока хочешь, мисс Табиса?

— Благодарю вас. Очень любезно с вашей стороны, — учтиво ответила Табиса и устроилась на коврике у камина — любимом месте Пышки, подвернув под бело-рыжую грудку передние лапы. Она знала, что Пышка ушла в Замок потолковать с Максом и вряд ли появится, чтобы предъявить свои права на этот коврик.

— Что ж, от чашки чая не откажусь, — благосклонно отозвалась Эльза и расположилась в кресле, пока Берта насыпала три ложки чая в будничный заварочный чайник и залила их кипятком.

Сегодняшние новости, по мысли Эльзы, были весьма любопытными, и она была рада поделиться ими с Бертой. За обедом в Береговой Башне она подслушала разговор капитана Вудкока и его сестры, из которого следовало, что нынешним утром в конторе Хилиса в Хоксхеде состоялось оглашение завещания мисс Толливер. Согласно этому завещанию некая дама из Манчестера по имени Сара Барвик, связанная с мисс Толливер каким-то непостижимым образом, — каким именно, можно только гадать — унаследовала Дом-Наковальню, а этому самому торговцу мануфактурой из Кендала досталась лишь коробка с письмами, которые его матушка писала своей сестре, то бишь мисс Толливер. А потом мисс Барвик собственной персоной заявилась в Сорей с мистером Хилисом (Эльза видела их своими глазами, когда шла в лавку купить катушку ниток и полфунта сахарной пудры) и прямо на дороге поболтала немного с Грейс Литкоу и мисс Поттер, а потом они все четверо пошли в Дом-Наковальню. Эльза была готова выложить эту интереснейшую историю, а также прокомментировать скандальную длину юбки мисс Барвик и любезный жест этого миляги мистера Хилиса, который подсадил мисс Барвик в экипаж, когда они уезжали.

Итак, Эльза имела в своем распоряжении все эти бесценные сведения, а Берта чуть не лопалась от желания сообщить ей кое-что совершенно новое. Откинувшись в кресле, Эльза взяла с тарелки еще теплое печенье и спросила, не скрывая интереса:

— Так что там еще натворила мисс Краббе?

— Что натворила? — возбужденно заговорила Берта, поставив перед Табисой блюдце с молоком. — Что она натворила? Я тебе скажу, что она натворила. — И Берта подробнейшим образом рассказала подруге обо всем, рассказала всю правду, прибавив не более двух-трех тут же сочиненных подробностей.

— Джереми Кросфилд? — удивилась Табиса, слизывая молоко с усиков. — Никогда не поверю!

— Джереми Кросфилд? — возмутилась Эльза. — Подумать только, обвинять беззащитного мальца! Интересно мне все же, куда этот школьный фонд подевался? Два фунта — это ж куча денег.

— Действительно куча денег! — воскликнула Табиса, произведя быстрые вычисления. Большинство мужчин в деревне приносили домой всего-то десять шиллингов в неделю, стало быть, два фунта равнялись месячному заработку, или стоимости аренды дома за два месяца, или цене трех-четырех овец.

— Ума не приложу, куда пропали деньги, — раздраженно сказала Берта, разливая чай. — Я тут подумывала, не пойти ли мне самой к викарию, или констеблю Брейтуэйту, или… — Она нахмурилась и помолчала. — Знамо дело, мисс Нэш велела мне молчать, так что навряд я пойду. Вот и ты об этом деле не трепись, Эльза, а то как бы мальцу не навредить разговорами. Ты наших деревенских знаешь, из мухи слона как пить дать сделают.

— Твоя правда, Берта, — согласилась Эльза, размешивая сахар. — Да только когда люди прослышат, что ты из школы ушла, разговоры-то все равно пойдут. Начнут спрашивать, почему, дескать, а что я отвечу?

— Отвечай: она свой принцип соблюдает, — сказала Берта тоном страдающего праведника. — Отвечай, мол, Берта Стаббс не станет работать с такой подлюкой, как мисс Краббе, ни стыда в ней, ни совести, вот.

Все это Табиса Дергунья рассказала Пышке и Плуту, когда тем же вечером после захода солнца они встретились в кустах за пабом.

Все это Эльза Грейп рассказала своей кузине Флори Стоукс, когда та пришла одолжить чашку сахара на кухню Береговой Башни, где Эльза готовила ужин капитану Вудкоку и его сестре. Флори принесла эту историю домой вместе с сахаром и повестью о мисс Барвик и ее наследстве и поделилась всем этим с матушкой, батюшкой и кузиной Рут Биркет, которая по случаю этим вечером пришла навестить семейство Стоуксов. Рассказ о загадочном наследовании мисс Барвик Дома-Наковальни Флори воспроизвела с умеренной точностью, добавив лишь приличествующие случаю предположения. В то же время артистический талант позволил Флори украсить исполнение сцены стычки между мисс Краббе и миссис Стаббс (этот эпизод с особой силой захватил ее воображение) многочисленными и разнообразными драматическими приемами. Одновременно были внесены улучшения в сюжет и диалог.

— Свара была, дальше некуда! — рассказывала Флори с большим воодушевлением. — Всем сварам свара. Берта Стаббс мела себе пол в коридоре, а тут слышит — мисс Краббе кричит: дескать, этот мальчонка спер три фунта, что собрали на крышу. Ну, Берта дверь отворила, да вошла, да и выложила ей все, так, говорит, этак и перетак, а та кричит: «Уходите, — кричит, — и никогда на порог не показывайтесь!», а Берта Стаббс ей спокойно так: «Я, — говорит, — сей момент отсюда ухожу, и ноги моей тут не будет, хоть вы на своих на костлявых коленках приползете да умолять меня станете!» — Флори вытаращила глаза и приложила руку с сердцу. — Будь я на месте Берты, я б до смерти перепугалась, грохнулась бы в обморок, как пить дать. Но Берту нашу на испуг не возьмешь! Она как перед мисс-то Краббе встала да кулаком перед носом-то ее помахала — и не таких, мол, в чувство приводили!

Когда представление закончилось, мистер и миссис Стоукс и Рут Биркет громко восславили бесстрашие Берты, а Флори испытала глубокое удовлетворение от семейного признания ее талантов. Они перешли к столу, накрытому к ужину, и продолжали обсуждение новостей за камберлендскими сосисками, отварной капустой, жареной картошкой и далее за паточным пудингом и чаем, пока Рут Биркет наконец не заявила, что уже поздно и ей пора возвращаться домой.

Количество людей, которым Рут Биркет пересказала повесть о героизме Берты Стаббс, к сожалению, по сию пору остается неизвестным. Однако, поскольку Рут вместе с тремя своими незамужними сестрами жила на полпути между Нижним Сореем и Хоксхедом и поскольку все четыре сестрички Биркет ежедневно ездили на работу в этот город, существует весьма значительная вероятность, что эта история нашла дорогу по меньшей мере в четыре хоксхедские семьи уже на следующее утро. Не стоит удивляться и тому, что школьный фонд для ремонта крыши, выросший согласно версии Флори до трех фунтов, продолжал увеличиваться, достигая четырех, пяти, шести и более фунтов в последующих пересказах, что позволило бы не только построить совершенно новую крышу, но и снабдить школу еще одним классным помещением, буде в том возникнет нужда.

Мисс Толливер была бы удивлена, узнав, как много денег собрали для школы дамы Сорея после ее кончины.

20 Несчастный случай с мисс Краббе

Оптимизм никогда не был характерной чертой Макса. Так уж сложилась жизнь этого кота, что все его планы обязательно шли наперекосяк. Потому он и не верил в задуманное Пышкой предприятие, целью которого было не дать мисс Мертл встретиться с констеблем Брейтуэйтом и убедить его арестовать мальчика. Сам по себе план был, конечно, хорош, но он предполагал, что Макс заберется на верхнюю ступеньку крутой лестницы, ведущей на второй этаж Замка, а этого он никогда прежде не делал, поскольку на высоте его всегда тошнило. Тем не менее, согласившись с Пышкой, что мисс Мертл необходимо остановить, и не веря в способность Виолы и Пэнси что-либо предпринять в нужном направлении, Макс обещал обдумать возможные варианты.

Виола Краббе, со своей стороны, была до глубины души огорчена услышанным от Грейс Литкоу и мисс Поттер. Очень, очень скверно, что Мертл возвела напраслину на мальчика и столь возмутительно обошлась с мисс Поттер, такой спокойной, такой скромной — она и мухи не обидит.

Но еще большую тревогу Виолы вызывало поведение Мертл за последние несколько месяцев в целом. Виола отдавала себе отчет, что драматизировать события — в ее характере, что она склонна к преувеличениям. Но она отнюдь не преувеличивала, говоря, что старшая сестра — всегда сильная, умная, целеустремленная — страдает психическим расстройством, как это было и с их матерью всего пять или шесть лет назад. Однако матушке было за семьдесят, когда ее поразил этот ужасный недуг, и общая физическая слабость не позволила ей долго страдать в лечебнице для душевнобольных, куда ее поместили по настоянию Мертл. Тогда Виола и Пэнси возражали против такого шага, они хотели оставить милую матушку дома и сами ухаживать за ней — сестры нежно любили старушку, несмотря на ее умственное расстройство. Но Мертл была неумолима, она стояла на своем, и после долгого сопротивления Виола и Пэнси в конце концов сдались, боясь, что продолжение конфликта принесет несчастье всей семье.

Теперь, оглядываясь назад, Виола с ужасом думала, что столь яростная настойчивость сестры могла быть неким ключом, сигналом, означавшим страх самой Мертл перед возможностью стать жертвой психического заболевания, а потому она хотела удалить больную мать из дома. Впрочем, Виола не могла утверждать это со всей определенностью, да и какой смысл размышлять о прошлом, если настоящее становится все более нестерпимым.

Дело отнюдь не ограничивалось двумя-тремя эпизодами, о которых в тот день Виола и Пэнси рассказали Грейс Литкоу и мисс Поттер. Какие-то мелочи обращали на себя внимание чуть ли не ежедневно — вспышки гнева по пустякам, беспочвенные обвинения в преследовании и травле, необъяснимые приступы слезливости, едва различимые перемены в физическом облике — и наводили на мысль о деградации личности их сестры. Становилось ясно, что состояние Мертл стремительно ухудшается, и Виола (от Пэнси в критической ситуации проку было мало) должна принять на себя ответственность. Но прежде всего этим же вечером ей следует озаботиться самой неотложной проблемой, а именно — предотвратить возможную встречу Мертл с констеблем, на которой она собирается предъявить обвинение Джереми Кросфилду — мальчик наверняка не брал этих денег, раз так считает милая Грейс.

Стол для чаепития был накрыт как всегда, и сестры собрались в гостиной перед уютно потрескивающим камином. На Виоле все еще было кимоно, а Пэнси переоделась в розовато-лиловое бархатное платье с кружевными оборками на шее и рукавах. Мертл, по обыкновению, была одета строго и тщательно — белая блузка и черная юбка. Однако юбка казалась чересчур просторной, а лицо осунулось и вытянулось. Седые волосы утратили упругость, их серебристый блеск померк. Красотой Мертл не отличалась никогда, но в ее глазах светился острый ум — теперь и этот свет потускнел.

Дождавшись, когда Мертл покончит с куском пирога и чашкой чая, Виола сделала глубокий вздох, расправила плечи и рассказала сестре (стараясь, насколько возможно, умерить театральность голоса) о гостях, которые побывали сегодня в Замке.

— Пэнси и я думаем, — заключила она свою речь ровным тоном, — что тебе не стоит тревожить констебля Брейтуэйта по этому поводу. Ведь никаких доказательств, что мальчик украл деньги, похоже, нет. В сущности, нет никаких доказательств, что эти деньги вообще кто-то украл. Мы с Пэнси хотели бы пойти с тобой в школу и поискать пропажу. Если ты не против, можно пойти прямо сейчас или же завтра с утра, как тебя больше устроит.

— В этом нет абсолютно никакой необходимости, Виола, — сказала Мертл. — Деньги находятся вне пределов школы.

Виола ожидала услышать в ответ гневную тираду, поэтому необыкновенно спокойное заявление сестры ее обескуражило.

— Тогда где же они? — растерянно спросила она.

— Разумеется, в Ивовом Доме или в любом другом месте, которое нашел для них этот ребенок, — не задумываясь, ответила Мертл. — Тебе не следует об этом беспокоиться, Виола. Мальчик неглуп, я это признаю, его ума хватает на то, чтобы расположить к себе людей, завоевать их доверие. Но констебль непременно выведает правду и найдет деньги.

Пэнси, милая, сострадательная Пэнси, всегда полная сочувствия, протестующе вытянула руку.

— Мертл, дорогая, но ведь ты просто-напросто могла куда-нибудь положить эти деньги, как получилось с деньгами для пекаря или с медальоном тетушки Эйдриенн…

— Не говори вздор, Пэнси, сказала Мертл тоном мягкого упрека, который может себе позволить глава дома. — Все очень просто — этот никудышный мальчишка остался в классе один, воспользовался удобным случаем и прикарманил деньги.

— Но, Мертл, — воззвала к сестре Пэнси, — мы и в самом деле думаем…

— Так перестаньте думать, — Мертл заговорила резче. — Ты не сильна в этом деле, Пэнси. Как, впрочем, и Виола. Вы обе совершенно не знаете жизни, а потому ваше мнение не следует принимать всерьез. Советую держать свои мысли при себе — в этом случае их глупость не будет бросаться в глаза.

Пэнси вздрогнула, как будто получила пощечину. Слезы брызнули из больших добрых глаз и потекли по щекам.

— Ты напрасно нас оскорбляешь, Мертл, — сказала Виола. — Мы всего лишь пытаемся избежать скандала, который может повредить ребенку — и тебе тоже.

— Я прекрасно вижу, что вы пытаетесь сделать, — многозначительно заявила Мертл. Она недовольно свела тонкие седые брови и хмуро оглядела сестер. — Хотелось бы знать, почему в это вмешивается Грейс Литкоу? Или она полагает, что брак с викарием превратил ее в представителя Господа? Да еще эта вечно кислая, отталкивающая особа, эта мисс Поттер — с какой стати она сует свой нос в дело, к которому не имеет ни малейшего отношения? Занималась бы лучше своей политикой.

— Но, Мертл… — начала было Виола.

— Скоро шесть, — прервала ее Мертл, бросив взгляд на позолоченные часы, стоявшие на каминной полке, и решительно поставила чашку на стол. — Мне пора идти, чтобы успеть поговорить с констеблем Брейтуэйтом еще сегодня. — И чувствуя, что победа осталась за ней, она одарила сестер снисходительной улыбкой. — Пора перейти, мои дорогие, к более важному вопросу. Что у нас сегодня на ужин?

Виола и Пэнси переглянулись.

— Бараньи отбивные, — тихо ответила Пэнси, — и сливовый пудинг.

— Превосходно, — сказала Мертл, поднимаясь. — Я скоро вернусь, так что ужинать будем в обычное время. — Она поджала губы, оглядела сестер свысока и заговорила тоном строгой учительницы: — Я не желаю больше обсуждать с вами это неприятное дело. Вы меня поняли? — Не дождавшись ответа, Мертл повторила громче, тщательно выговаривая слова, как обычно делала на уроках: — Вы меня поняли?

— Да, Мертл, — покорно ответила Пэнси. Виола мрачно кивнула.

— Отлично, — сказала Мертл и в знак прощения широко улыбнулась каждой из сестер. — Допивайте чай, дорогие мои. Я не задержусь.

Гордясь тем, что ей великолепно удавалось владеть собой при столь мучительном разговоре, Мертл стремительно покинула гостиную и поднялась в спальню. Там она поправила прическу, поменяла блузку и надела старый жакет. Затем натянула перчатки, надела шляпку, повесила через руку сумочку и начала спускаться по лестнице на первый этаж.

Однако ей удалось добраться лишь до второй ступеньки, ибо именно там она наступила на Макса (при тусклом свете он был почти невидим), качнулась вперед и кубарем полетела с крутой, не покрытой ковром лестницы, издав дикий пронзительный вопль. Она пересчитала все ступеньки, рухнула на пол и застыла в неподвижности.

Тем временем в гостиной Виола и Пэнси тревожным шепотом решали, что им надлежит делать теперь, когда их усилия удержать Мертл от встречи с констеблем не увенчались успехом. Виола как раз высказывала свою обеспокоенность психическим равновесием сестры, но была прервана криком Мертл и серией глухих ударов. Они с Пэнси выбежали в коридор, и взгляду их открылась печальная картина: у подножия лестницы лежала Мертл, она не шевелилась, только стонала. Ее глаза были закрыты, лицо посерело.

— Мертл! Что случилось? — в ужасе закричала Пэнси, опускаясь на колени рядом с сестрой. — Что с тобой?

Веки Мертл дрогнули.

— Правая нога, — простонала она. — Болит, ох как болит. — Она попыталась привстать, но снова упала, жалобно хныкнув.

Виола задрала черную шерстяную юбку Мертл, обнажив тонкую ногу в черном чулке. Выше колена нога была согнута под странным углом. Виола вернула подол на место.

— По всей видимости, перелом, — сказала она хладнокровно. — Причем выше колена, что хуже всего.

— Перелом! — взвизгнула Мертл, делая еще одну попытку подняться. — Перестань драматизировать, Виола, здесь не сцена. Ты все преувеличиваешь, преследуешь свои цели. Нет никакого перелома! У меня срочные дела, я должна идти…

— Не говори глупости, Мертл. — Виола говорила резко, наслаждаясь своим триумфом (довольно низкое чувство в данной ситуации). — Никуда ты не пойдешь. Пэнси, принеси бутылку бренди, стакан и одеяло. — Пэнси бросилась выполнять приказ, а Виола выпрямилась и взглянула сверху на распростертую сестру: никогда прежде она не обозревала ее лицо и фигуру с такой главенствующей позиции. — Как ты умудрилась упасть?

Мертл повертела головой.

— Все из-за Макса. Он сидел наверху, на второй ступеньке.

— Вряд ли, — сказала Виола, подумав, что это вполне в духе Мертл — обвинить кого-то другого, в данном случае безответного кота, за то, что она сама натворила. — Сколько лет Макс живет в доме, но никогда не решался залезть на эту лестницу. Ты же знаешь, он боится высоты. Он даже на деревья не карабкается.

— Но я уверена, это был…

— Тебе лучше не разговаривать, — распорядилась Виола. Она подумала, что это несчастье с Мертл произошло в самый подходящий момент, хотя никогда не призналась бы в подобных мыслях ни одной живой душе, даже своей сестре Пэнси. Теперь Мертл останется прикованной к постели, пока не срастется перелом, — месяца полтора, если не дольше. Не исключено, что за это время ее психическое равновесие восстановится и они смогут жить как прежде. Тут она убавила ход своих мыслей. Нет, не как прежде. Теперь главной в доме будет она, Виола, и кое-что здесь потребует серьезных изменений.

Чувствуя подъем, Виола протянула руку к шали, которая висела на крючке у двери.

— Я дойду до Зеленой Красавицы и попрошу Эдварда Хорсли привезти доктора Баттерса, — сказала она сестре. — А Джордж Крук и Чарли Хочкис принесут широкую доску, чтобы переложить тебя на кровать.

— Но мне нужно увидеть констебля Брейтуэйта, — воскликнула Мертл тонким дрожащим голосом. Ее лицо исказила гримаса — была ли это гримаса боли или гнева, Виола не поняла. — Раз я не могу к нему пойти, ты должна привести его сюда. Слышишь, Виола, приведи его, я тебе приказываю!

— Нет, Мертл, — сказала Виола ровным тоном. Именно отсутствие театральных модуляций придавало ее голосу особый драматизм. — Констебль сюда не придет — ни теперь, ни позже. — В этот момент появилась Пэнси с бренди и одеялом, и Виола добавила: — Дай ей большую порцию, Пэнси. — И, снова обращаясь к Мертл: — Лежи спокойно и слушайся, не причиняй себе боль, а нам лишние хлопоты. Я скоро вернусь. — С этими словами она укутала плечи шалью и вышла, плотно затворив за собой дверь.

Сжавшись в темноте на второй ступеньке сверху, Макс бесшумно наблюдал пленительную сцену, которая разворачивалась внизу. Мисс Мертл сделала жизнь в Замке невыносимой для всех его обитателей, и Макс не испытывал сожаления (хотя, конечно же, это не делает ему чести), глядя, как она получает по заслугам.

Макс, надо сказать, был весьма доволен собой. Он не верил, что придуманный Пышкой план сработает, и скептицизм этот объяснялся прежде всего боязнью высоты — хватит ли у него смелости взобраться на лестницу. Но он медленно преодолел подъем, шаг за шагом, и к его величайшему удивлению высота его не пугала — по крайней мере сильного страха он не испытывал. Даже то, что на него наступила Мертл, не особенно огорчило Макса, и он с удовлетворением думал о том, как обрадуется Пышка, узнав о его успехе.

Впрочем, теперь настало время подумать об отходе с места событий. Он бы предпочел тихонько спуститься вниз по ступенькам, но этот путь был перекрыт распростертой на полу мисс Мертл и хлопочущей над ней мисс Пэнси, которые его неминуемо заметят. С другой стороны, он был гораздо ближе к верхнему концу лестницы, чем к ее подножию, и уж коли он забрался так высоко, сказал себе Макс, грех не воспользоваться открывшимися возможностями в полной мере. Более того, держа в страхе мышиное население первого этажа и сада, он не мог исключить наличие мышей здесь, наверху. С этой мыслью Макс достиг последней ступеньки, нырнул в темный проход и приступил к обстоятельному изучению не исследованной до той поры части Замка.

Стрелки часов приближались к семи вечера, когда викарий постучал в дверь Береговой Башни. Майлс Вудкок надел пальто и шляпу, сообщил сестре, что уходит, и вышел из дому. Было темно и довольно холодно. Они с викарием поднимались по Рыночной улице, направляясь к Замку. Тянуло дымком затопленных к вечеру каминов и кухонных печей, в воздухе висел запах жареных сосисок, откуда-то издалека доносился гортанный крик совы. Майлс рассказал викарию о безуспешных поисках денег в школе, предпринятых им с мисс Нэш, но этим разговор, по существу, и ограничился. Капитан без особенного энтузиазма ожидал предстоящей встречи с мисс Краббе и догадывался, что викарий, который отнюдь не отличался любовью к конфликтам и спорам, еще меньше радуется этой перспективе. Они оба слишком хорошо знали эту даму и не предполагали, что разговор с ней окажется приятным, однако таков был их долг, и они считали себя не вправе уклониться от его исполнения.

Когда они добрались до Замка, Майлс с удивлением увидел у входа кабриолет доктора Баттерса. Лошадь опустила морду в торбу с овсом и удовлетворенно помахивала хвостом. На ступеньке крыльца с трубкой в зубах сидел Джордж Крук, а у его ног пристроился Плут.

— Здравствуйте, Джордж, — сказал Майлс. Нахмурившись, он поднял голову и посмотрел на освещенные окна второго этажа. — Что стряслось? Почему здесь доктор?

Джордж встал.

— Вечер добрый, капитан, — ответил он. — Вечер добрый, викарий. Да уж, не без того, случилось. — Он понизил голос. — Старшая мисс Краббе плоха, ох плоха.

— Боже правый, Джордж! — вскричал встревоженный викарий. — Что такое, что с ней?

— Да ногу сломала, бедняжка, — ответил Джордж с ухмылкой. — Считай, повезло, что не шею. Уж больно лестница крута.

— Ай-яй-яй, — сказал капитан, нагибаясь и ласково теребя уши Плута. Он не мог отогнать от себя мысль, что если уж мисс Краббе суждено было сломать ногу, то она выбрала для этого самый подходящий момент.

— Да так сломала, не приведи Господь, — продолжал Джордж и добавил почти зловеще: — Повыше колена сломала. — Капитан выпрямился и вздрогнул, а Джордж повторил не без удовольствия: — Аккурат повыше колена. Я тут жду, может, доктору подсобить, чтоб вправить ее, ногу-то. Бывает, одному и не управиться. — Он мрачно покачал головой. — А коли выше колена…

— Ужасно! — бормотал викарий. — Это просто ужасно! Я поднимусь к ней, может, во мне есть нужда. — С этими словами он довольно решительно открыл дверь и исчез в доме.

Капитан достал трубку, набил ее табаком и закурил.

— Значит, сломала ногу, — тихо проговорил он, не разжимая зубов. — Как же это ее угораздило?

Джордж пожал плечами.

— Говорит, на кота наступила. На лестнице, мол, темно было, она и наступила. А две другие мисс говорят, что ногу подвернула. Кот там или не кот, да только она сковырнулась с самого верху и вниз головой до полу летела. Мы с Чарли Хочкисом на доску ее положили и наверх подняли, — добавил он. — Та еще работенка. Она, может, на взгляд-то и не больно тяжелая, а весит что твой воз с тыквами. Чарли, тот разогнуться не может.

В это время дверь отворилась, и на крыльцо упал свет.

— Капитан Вудкок! — окликнула мисс Виола. — Викарий сказал, что вы здесь. Заходите, прошу вас. — Она открыла дверь пошире. — Джордж, доктор Баттерс просил передать вам, что он вправил ногу. Вы можете идти, мы очень признательны вам за помощь, вам и, конечно, Чарли. Без вас мы ни за что не смогли бы уложить мисс Мертл в кровать.

— Да чего там, — сказал Джордж. — Пусть поправляется. Пошли, Плут, миссис Крук-то небось ужин сготовила.

Он легонько тронул шляпу и исчез в темноте. Плут побежал за ним.

Майлс последовал за мисс Виолой в гостиную.

— Ну, как она? — спросил капитан.

— Как и можно было ожидать при таком переломе, — сказала мисс Виола, садясь перед камином. — Она мучается от боли и очень расстроена. Моя сестра любит быть на коне, сама управлять событиями, а этот несчастный случай нарушил ее планы. — Она помолчала. — Выпьете чашку чая, капитан? Или стаканчик портвейна?

— Портвейн будет весьма кстати, — сказал Майлс, все еще стоя. Он посмотрел на свою трубку. — Вы позволите мне курить?

— Разумеется, — ответила мисс Виола, встала и подошла к шкафу, откуда извлекла бутылку и стакан. — Мертл обычно не разрешает курить, — добавила она, наливая вино, — но мне нравится, когда мужчина курит трубку. Я вспоминаю нашего дорогого батюшку.

Майлс взял из ее рук стакан и сел.

— Мой вопрос может показаться неуместным в данных обстоятельствах, но все же, возможно, вам известно, удалось ли вашей сестре встретиться сегодня с констеблем Брейтуэйтом? Видите ли, она…

— Не удалось, — твердо ответила мисс Виола. — Она как раз направлялась к нему, когда произошел этот несчастный случай. — Виола слегка наклонила голову к плечу и взглянула на капитана. — По вашему вопросу я поняла, что вы знаете об исчезновении денег, а возможно — и о столкновении сестры с мисс Поттер и Джереми Кросфилдом.

— Знаю, — ответил Майлс, чувствуя огромное облегчение: ведь теперь ему не нужно вводить Виолу в курс дела. — Мисс Поттер и миссис Литкоу рассказали о случившемся и мне, и констеблю, а я обсудил создавшееся положение с викарием.

Виола вздохнула свободнее.

— Так констебль не станет преследовать мальчика?

— Нет, если не появятся какие-нибудь улики, — сказал Майлс. — Викарий и я поговорили также с мисс Нэш, которая присутствовала при этой якобы краже. Она убеждена, что у ребенка не было возможности взять деньги, да и будь у него такая возможность, он никогда бы этого не сделал. Она не знает никаких доказательств, которые могли бы свидетельствовать о его вине.

— Похоже, что деньги просто куда-то положили, что они вообще не были украдены, — сказала мисс Виола и сдержанно кашлянула. — Видите ли, капитан, в последнее время с моей сестрой творится неладное. Вполне возможно, она сама положила куда-то конверт с деньгами, а потом забыла об этом. Мы с Пэнси как раз думали, что теперь, когда Мертл в постели, одной из нас стоит пойти в школу и поискать пропажу.

Майлс покачал головой.

— Это не поможет. Не далее как сегодня днем мы с мисс Нэш весьма тщательно обыскали всю школу, но ничего не нашли. Впрочем, я думаю… — он сделал неловкую паузу, отхлебнул из стакана и продолжил. — Могу показаться невежей, но буду очень признателен, если вы сочтете возможным поискать деньги в комнате вашей сестры. Быть может, она принесла их домой, чтобы… чтобы хранить в надежном месте.

— Вы вовсе не невежа, капитан. — Мисс Виола тяжело вздохнула. — Увы, ваше предположение вполне вероятно. Доктор наверняка даст ей снотворное. Когда она уснет, я это сделаю.

Как бы услышав нужную реплику, в гостиную вошел доктор Баттерс. Общий любимец Сорея и его окрестностей, доктор был высок и строен, с худощавым умным лицом, рыжеватыми волосами, слегка поседевшими на висках, и того же цвета усами.

— Виола, — сказал он, кивнув. — Здравствуйте, Вудкок. Не думал вас здесь встретить.

Мисс Виола встала, нервно сцепив руки.

— Как, доктор? Она поправится?

— В свое время, — сказал доктор. — Перелом, надо признаться, довольно тяжелый. Пройдет не один месяц, прежде чем она встанет с постели. Думаю, в этом году она вряд ли сможет вернуться к работе. Зная, сколь трепетно ваша сестра относится к школе, могу предположить, что это обстоятельство само по себе чревато неприятностями. — Он устремил на Виолу пристальный взгляд. — Она была очень возбуждена. Твердила что-то о констебле, об украденных деньгах, о вороватом мальчишке. — Доктор вопросительно поднял бровь. — Может быть, следует принять какие-то меры?

— Мы как раз занимаемся тем, что улаживаем это дело, — сказал Майлс. — Ей нет нужды тревожиться об этом.

Доктор Баттерс понимающе кивнул.

— Я дал ей снотворное, так что какое-то время она действительно ни о чем не будет тревожиться. Я и Пэнси отправил в постель, она слишком переволновалась. — Доктор повернулся к Виоле. — Хотите тоже отдохнуть? С Мертл сейчас сидит викарий, поэтому там в вашем присутствии нет необходимости.

— Конечно, — сказала Виола. Она подошла к шкафу и наполнила еще один стакан портвейном. — Доктор, посидите немного, прежде чем ехать в Хоксхед.

Доктор взял стакан.

— С удовольствием присяду, — сказал он. Когда мисс Виола вышла из гостиной, доктор устало опустился в кресло и положил ноги на каминную решетку. — Что скажете, Вудкок? Как идут дела?

— Черт ногу сломит, такая путаница, — огорченно заметил Майлс. — Пропали деньги на ремонт школьной крыши, третью неделю не могут найти приходскую книгу, кто-то унес из Дома-Наковальни весьма ценную картину, я уж не говорю о том, что деревня полня слухов о причине смерти мисс Толливер.

— Надо же, какой клубок, — сказал доктор. — Шерлок Холмс нам бы явно не помешал. — Он сделал глоток портвейна. — А что говорят о смерти мисс Толливер? Обычные сплетни?

— Похоже, они слишком целенаправленны, чтобы их можно было назвать обычными сплетнями, — осторожно ответил Майлс. — Якобы мисс Толливер умерла, отравившись наперстянкой, — то ли по собственной неосторожности, то ли по злому умыслу.

— Что ж, не знаю, как с другими вашими загадками, но эту я безусловно могу для вас решить, — сказал доктор. — Никаких признаков отравления дигиталисом у мисс Толливер не наблюдалось, а симптомы в таких случаях очевидны, можете мне поверить: тошнота, рвота, диарея. Это тяжелая, уродливая смерть. Мисс Толливер умерла быстро, без мучений, причиной смерти послужил сердечный приступ. И смерть эта не стала для меня неожиданностью.

— Вы предвидели такую возможность?

Доктор медлил, как бы размышляя, какую степень откровенности следует себе позволить. Наконец он заговорил:

— Не думаю, что после смерти мисс Толливер это нужно скрывать. Видите ли, у нее и раньше случались приступы, но она не желала, чтобы об этом кто-нибудь знал. Она была крайне замкнутым человеком, не делилась ни с кем своими делами, а это очень нелегко, если живешь в маленькой деревушке. Так что я ничуть не удивился, когда вы за мной послали. Я предполагал, что какой-нибудь неожиданный удар может стать для нее роковым.

— Неожиданный удар? — переспросил Майлс, подумав почему-то об исчезнувшей картине. Уж не застала ли мисс Толливер на месте преступления вора, который проник в дом? Или…

— Ну, к примеру, какая-нибудь плохая новость. — Доктор искоса посмотрел на капитана. — А теперь скажите мне, если можно, что вы знаете о поведении Мертл Краббе в последние месяцы?

Майлс тяжело вздохнул.

— Не так много, как мне следовало бы знать, — ответил он. — Не далее как сегодня возникла неприятная ситуация с деньгами — именно в этой связи она говорила о констебле Брейтуэйте и прочем. От мисс Нэш, второй учительницы нашей школы, я узнал, что этим случаем проблемы не исчерпываются. — Капитан озабоченно сдвинул брови. — Почему вы меня спросили об этом?

— Просто пришла в голову одна мысль. Мертл говорила довольно бессвязно, и кое-что в ее речи меня удивило. — Доктор улыбнулся уголками рта. — Такое не часто услышишь от дамы подобного происхождения и общественного положения. — Он залпом допил остаток портвейна и встал. — Пора возвращаться в Хоксхед. Не исключено, что сегодня миссис Форсайт будет рожать и не все может пройти гладко. Вы пришли пешком? Подбросить вас до Береговой Башни?

— Это было бы как нельзя кстати, — сказал Майлс. — Думаю, викарий не захочет, чтобы я его ждал.

— Разумеется, — сказал доктор Баттерс. — В таком случае едем.

Тем временем наверху, у постели засыпающей Мертл Краббе сидел глубоко встревоженный викарий. Тонкие худые пальцы мисс Краббе недвижно покоились на стеганом одеяле, в свете масляной лампы, стоявшей на прикроватном столике, ее бледное лицо казалось умиротворенным. Сэмюэль Саккет погрузился в привычные для него размышления о загадке человеческой натуры. Еще несколько минут назад мисс Краббе была крайне возбуждена, голова ее металась по подушке, пальцы лихорадочно теребили простыню, а из уст ее доносились невнятное бормотание: констебль, деньги, Джереми Кросфилд… И вот тревоги как не бывало, суровые черты лица разгладились, она погружена в безмятежный счастливый сон. Сон освежающий и исцеляющий — причем не только тело, но и душу.

Это особенно радовало преподобного Сэмюэля Саккета. В последние полчаса он испытал сильнейший страх, полагая, что душевное равновесие мисс Краббе подвергалось серьезной опасности. Он допускал, что причиной тому могла быть боль в сломанной ноге, но чудовищный поток брани, изливавшийся из ее уст, буквально ошеломил викария и, как ему показалось, поразил даже доктора Баттерса, который, несомненно, всякого наслышался от своих пациентов за долгие годы врачебной практики.

Когда доктор уже ушел, викарию довелось услышать еще больше. Мисс Краббе, похоже, была рада смерти Абигайл Толливер, поскольку та отказалась подписать письмо, а без этого письма Мертл не могла уехать в Борнмут и избавиться от своих сестер, вечно сующих нос в ее дела, и от этой мерзкой школы, и от всей этой жалкой деревушки. Да, речь мисс Краббе была довольно бессвязна и путана, и он не смог бы вникнуть в ее смысл, не знай он об этом письме раньше. И все же яд этих слов, ярость мисс Краббе ужаснули викария, и он был рад, что ее сестры при этом не присутствовали. Разумеется, речь не шла о том, чтобы осуждать Мертл, ведь она была явно не в себе и заслуживала лишь сострадания. Викарий лелеял надежду на исцеление и мир в ее душе. Он положил ладони поверх ее рук, склонил голову и облек эту надежду в слова горячей искренней молитвы, прося у Господа скорейшего и полного избавления мисс Краббе от недуга телесного и душевного.

Немногим позже, услышав, как скрипят по гравию колеса докторского экипажа, викарий встал и посмотрел на часы. Почти девять. Капитан Вудкок конечно же уехал с доктором, да и ему пора. Только скажет несколько слов мисс Виоле и мисс Пэнси — и пойдет домой.

Он прикрутил фитиль лампы, оставив слабый огонек, и отодвинул ее, чтобы свет не падал на постель. Затем склонился над спящей, тронул ее неподвижные руки и прошептал последнюю молитву. Уже повернувшись к двери, он вздрогнул: из темного пространства над комодом, который стоял рядом с дверным проемом, на него смотрела пара зеленых демонических глаз.

«Боже, — подумал викарий, задохнувшись от испуга, — что это может…»

Тут зеленые глаза прищурились, послышалось тихое «мяу», и он с облегчением перевел дух, поняв, что перед ним Макс, кот сестер Краббе, — черная шкурка сделала Макса невидимым в темноте, и только блеск глаз выдал его присутствие. Викарию уже приходилось встречаться с Максом во время прошлых посещений Замка, и кот вызывал у него глубокую симпатию. Сэмюэль Саккет протянул руку, чтобы погладить жесткий мех.

— Макс, — прошептал он, — ах ты разбойник.

— Здравствуйте, — дружелюбно ответил кот, встав и выгнув спину. — Очень рад встрече. — Он не хотел привлекать к себе внимание, ведь никто не знал, что он лазает по лестницам. Однако викарий был одним из немногих мужчин, посещавших эту женскую обитель, и Макс питал к нему самые теплые чувства. Игривым жестом он протянул лапу и зацепил когтем обшлаг викария.

— До чего ты забавный, Макс, — сказал викарий и усмехнулся. Затем он освободил обшлаг и почесал кота за ухом. И тут же сосредоточенно нахмурился, заметив, что Макс сидит на книге — книге в кожаном переплете с застежкой, размером и формой точь-в-точь… — Макс, — голос Сэмюэля Саккета стал строже, — а ну-ка давай вниз. — Он без церемоний поднял кота и опустил на пол. Потом взял заинтересовавший его предмет.

В руках у викария была приходская книга.

21 Крысы!

Когда Табиса Дергунья повстречалась с Пышкой и Плутом в кустах за пабом, было почти девять вечера. Доктор Баттерс только что высадил капитана Вудкока у Береговой Башни. Стук колес кабриолета затих в темноте, и тишину нарушали только крик козодоя да хриплые взрывы смеха, доносившиеся из паба, где с полдюжины мужчин шумно играли в дротики и болтали за кружкой пива.

Псу и кошкам было что обсудить. Табиса (на правах старейшей кошки Сорея она председательствовала на этом собрании) сообщила Пышке и Плуту сведения, которые добыла нынче днем на кухне Берты Стаббс: Берта оставила свой пост в школе из-за того, что мисс Краббе несправедливо обвинила малыша Джереми Кросфилда (все животные его знали и любили) в краже школьного фонда для ремонта крыши. Пышка и Табиса рассказали Плуту, что они узнали о мисс Барвик, когда прятались за диваном в гостиной мисс Толливер — теперь уже гостиной мисс Барвик. В свою очередь, Плут, еще не отдышавшись после пробежки по Рыночной улице, ввел Табису и Пышку в курс самых последних событий в Замке.

— Мисс Краббе сломала ногу?! — воскликнула пораженная Пышка. И тут же рассказала о плане, который предложила мрачному Максу, чтобы не допустить встречи мисс Краббе с констеблем Брейтуэйтом. — Должна признаться, — добавила она, — я и не думала, что Макс сможет преодолеть себя и сделать это. Ведь он боится высоты.

Плут одобрительно похлопал Пышку по плечу.

— Отличная мысль, Пышка! Она теперь носа из дому не высунет, будет лежать трупом. — Он помолчал, пытаясь осознать, что сказал. — Ну, не трупом, ясное дело — в общем, вы меня понимаете.

— Я не думала, что она сломает тогу, — недовольно сказала Пышка. Она была сторонницей быстрых и решительных действий, но калечить людей в ее планы не входило. — Мне жаль, что она пострадала.

— Попробуй посмотреть на это под другим углом, Пышка, — предложила Табиса. — Остановить эту женщину не было иной возможности, кроме как скинуть ее с лестницы. А если бы не пострадала от падения она, то пострадали бы Джереми Кросфилд и его тетушка, да еще как! При любом раскладе кому-то пришлось бы страдать.

Пышке пришлось признать правоту Табисы. Ну какой ребенок смог бы противостоять учительнице и директрисе в одном лице? Ведь в Сорее авторитет мисс Краббе был почти так же велик, как авторитет викария и мирового судьи.

Плут сел на задние лапы и вскинул голову.

— Вот что я думаю, — сказал он. — Если деньги никто не украл, значит, их потеряли, верно? А поэтому нам надо пойти в школу и поискать их. Если деньги в школе, мы их найдем и очистим Джереми от всех подозрений.

— Но разве это уже не сделали? — хмуро спросила Пышка.

— Может быть, и сделали, — сказал Плут, беспечно тряхнув головой. — Да только бьюсь об заклад, что у тех, кто искал, не было моего носа. Помните, как я нашел кожаный кошель с монетами, который Джордж Крук обронил в поле за Зеленой Красавицей? Я знаю, как пахнут монеты, и, если только они там есть, я их почую, будьте уверены.

Табиса придвинулась к Пышке и прошептала ей на ухо:

— Плут не врет про свой нос. У него и на самом деле больше шансов найти эти деньги, чему любого человека. Они могут полагаться только на свое зрение, да и оно у них не блещет. Я думаю, пусть попробует.

— Ясное дело, надо попробовать, — протявкал Плут. — Девушки, вперед! Идет охота за сокровищами!

Порешив на этом, две кошки и пес припустили по узкой дороге, соединяющей Ближний Сорей с Дальним. Крупный диск полной луны плыл над самыми верхушками лиственниц, превращая тропу в ковровую дорожку, сшитую из черных и светлых лоскутов. Вокруг сновали, скрипели, пищали и верещали мелкие ночные твари. Ручей Уилфин-бек, спрыгнув с холмов Клайф-Хайтс и миновав Кукушкин лес, вздулся и грозил выйти из берегов, по темным лугам посверкивали серебристые нити, ночной воздух был напоен столь милыми всем животным осенними запахами — сырой земли, торфа, увядающего мха, палых листьев. И если меж корней огромных дубов в роще Пенни-Вуд в такой вечер замешкается пара-другая эльфов, разве это кого-нибудь удивит? Во всяком случае — не наших кошек и собаку, которым хватало ума признать, что в мире есть место вещам и событиям, не вполне объяснимым. Да и большинство обитателей Озерного края все еще верило в эльфов, ведьм, колдунов, фей — и вообще во все сверхъестественное. Викарию Саккету за истинную правду выдавали историю о том, как феи стащили с лошади одного прихожанина, который поздно ночью возвращался в Сорей из Хоксхеда. Мужчина божился, что феи как пить дать протолкнули бы его через дверь в свое жилище в холме, не окажись у него в кармане странички из Библии — он-де всегда носил ее как амулет против подобных похищений.

Однако животным отлично известно, что феи и эльфы не любят переправляться через ручьи и реки, а потому Табиса, Пышка и Плут поспешили к каменному мосту через Уилфин-бек, чтобы поскорее убраться от них подальше. Добравшись до моста, они услышали шуршание и шипение в траве. Эти звуки издавал живший у моста хорек Фриц — некогда домашний, он сбежал от хозяина, который натаскивал его на кроликов. Мелкой живности, которой надо было переправиться через ручей, Фриц доставлял массу хлопот. Пищу себе он добывал, совершая набеги на места обитания кроликов в Сорейской пади. Иногда Фриц брал себе в помощь Плута — тому нравилось носиться за зверюшками, которых хорек выгонял из нор, и он всегда с восторгом встречал предложение поохотиться в компании с таким опытным и заинтересованным в результате напарником. Увидев своего приятеля во главе отряда, хорек сел на задние лапы и дружелюбными взмахами передних проводил всю троицу, которая прошла по мосту и нырнула в прогал между кустами зеленой изгороди, за которой начиналась тропа через открытую местность Сорейской пади.

Здесь ночной воздух был напоен запахами таволги и дикого чабреца, лунный свет, неверный из-за плывущих по небу облаков, заливал застывшее в немом молчании пространство. Впрочем, друзья не успели сделать и нескольких шагов, как их ушей достиг едва различимый вздох. Последующие вздохи звучали громче, затем к ним присоединилось хлопанье тяжелых крыльев и скрежет когтей, и на ветку ивы, стоявшей у самого ручья, опустился рыжий филин. В лунном свете плоский круглый диск его лица наталкивал на мысль о привидениях, немигающие глаза горели свирепым огнем. Он пребывал в крайнем раздражении.

Все трое нырнули под куст лещины. Они повстречали профессора Галилео Ньютона, д-ра философии, самого крупного и самого старого рыжего филина Озерного края. Профессор жил в полом стволе огромного бука в Кукушкином лесу и все часы от полуночи до рассвета проводил за изучением небосвода с помощью телескопа, сидя в обсерватории, которую оборудовал на верхушке своего дерева.

Помимо обширных познаний в небесной механике, профессор Галилео Ньютон имел репутацию серьезного исследователя в ряде прикладных отраслей естественной истории; в частности, он был крупным специалистом по ночным повадкам, предпочтениям и вкусам мелких пушистых животных — мы имеем в виду его пристрастие к экспериментальным работам, позволяющим выяснить, каковы упомянутые животные на вкус. Вечерние охотничьи вылазки профессора сделали его экспертом по всем вопросам, имеющим отношение к окружающим Сорей лугам, полям и лесам, и от его бдительного ученого ока не могло укрыться ни одно сколько-нибудь значимое событие. Галилео Ньютон был преисполнен глубочайшего уважения к собственной персоне и не терпел ни малейших проявлений дерзости в свой адрес, однако, что именно профессор может счесть проявлением дерзости, не было известно никому.

— Чьи там уши? — выкрикнул профессор сердито. И повторил свой вопрос, покрутив головой: — Чьи у-у-у-ши, у-у-у-у-ши?

— С вашего позволения, сэр, это я, Плут, — вежливо протявкал пес. — А со мной Табиса и Пышка. Мы из Нижнего Сорея.

— У-у-гу, понимаю, — сказал Галилео Ньютон еще более сердито. — Вы забрались на чужой берег Уилфин-бека, ваш берег — другой!

— Да-да, профессор, мы знаем, — согласился Плут, изо всех сил стараясь не обидеть филина: профессор Галилео Ньютон был крупной птицей с острым как бритва клювом и мощными когтями. Все кролики и мыши в ужасе разбегались при виде тени от широких крыльев профессора, его боялся даже хорек Фриц, хотя и старался не подать виду и скрыть свой страх за беззаботной усмешкой. — Видите ли, сэр, у нас тут весьма важное дело, — продолжал Плут. — Мы направляемся в сорейскую школу, чтобы найти пропавшие деньги.

— Пропавшие деньги? — переспросил профессор, недовольно разглядывая Плута. Он был крайне раздражен тем, что не ему первому стало известно о случившемся в округе. — У-у-у кого пропали деньги?

— Табиса, — попросил Плут, чувствуя, что находится на грани нервного срыва, — лучше ты расскажи.

Табиса Дергунья была прекрасной рассказчицей: ее мастерство заставило профессора проникнуться к услышанной истории величайшим интересом. Больше того, он был уязвлен до глубины души, ибо не раз имел возможность наблюдать, как Джереми Кросфилд в сумерках трудолюбиво и безропотно загоняет в хлев овец своей тетушки. Галилео Ньютон считал Джереми весьма благоразумным и почтительным юношей.

— Я отправляюсь с вами, — объявил он. — Если и есть в мире нечто, вызывающее у меня большее отвращение, чем дерзость, так это отсутствие чести и совести. Я категорически не одобряю людей, которые выдвигают обвинения без достаточных на то оснований. А о Джереми Кросфилде могу сказать лишь одно: он славный парень.

С этими словами он хлопнул широченными крыльями, с шипящим звуком вознесся в темное небо, и черная его тень грозно повисла меж луной и землей.

Обе кошки и песик помчались через луг, пересекли дорогу и по крутому склону устремились вверх. Здание сорейской школы одиноко и печально стояло в неверном лунном свете на вершине холма за невысокой каменной оградой. Казалось, ему так не хватает веселых детских игр и задорного смеха.

— Как мы туда войдем? — спросила Табиса, когда они остановились под деревьями вблизи школы. — Все двери заперты.

— Какой-нибудь способ наверняка существует, — сказал Плут, озабоченно отметив про себя, что профессор опустился на ветку соседнего вяза и не сводит с них глаз. — Доверимся нашим носам.

И доверились. Они обошли вокруг дома и обнаружили небольшую пристройку — подсобное помещение для учителей, где мисс Краббе и мисс Нэш могли оставить пальто и шляпы и приготовить себе чай на газовой плитке. На уровне земли в том углу, где это крошечное помещение соприкасалось с оградой, они обнаружили круглое отверстие и проход — узкий, но все же пригодный для того, чтобы в него могли по очереди протиснуться Табиса, Пышка и Плут. Проползая, Плут сморщил нос — он учуял очень сильный и очень неприятный запах: омерзительный, тошнотворный, проникающий во все поры запах крыс.

Выйдя из прохода, они оказались в дальнем углу темной кладовки. Собаки не отличаются способностью видеть в темноте, зато кошки в этом преуспели. Пышка и Табиса без видимых затруднений провели Плута мимо кип старых газет и журналов, наваленных как попало пустых ящиков, куч сломанных зонтов и непарных резиновых сапог. Затем они оказались в школьном вестибюле, откуда можно было войти в две комнаты — большую и поменьше.

— Начнем с маленькой, — предложила Табиса.

Судя по неуклюжим рисункам, развешанным по стенам, это был подготовительный класс мисс Нэш, где детишки пяти, шести и семи лет учились читать, писать и спокойно сидеть на уроках. В помещении было одно окно, и в полутемном классе Плут различил ровный ряд пустых деревянных парт с откинутыми сиденьями. Он удовлетворенно отметил про себя, что среди рисунков оказалось несколько красочных изображений собак и только одно — кошки.

— Ну, Плут, — требовательным тоном сказала Табиса. — Есть тут деньги?

— Не торопи меня, — проворчал Плут. — Я не волшебник, в конце концов. Такая работа требует навыка и сосредоточения.

Пока кошки вели поиск своими силами (не сравнимыми, разумеется, с возможностями Плута), пес опустил нос к самому полу и, чутко принюхиваясь, начал методично рыскать по классу, как обычно делал в поле, когда искал след лисы. Десять минут он потратил на тщательное обнюхивание пола вдоль всех четырех стен, вокруг учительского стола, под партами, а также перед книжными полками и шкафчиками с учебными принадлежностями. Он обнаружил несколько гладких камешков под столом, пару кусков мела и дюжину пожелтевших листьев бука, принесенных на чьей-то обуви — их не вымели, возможно, потому, что Берта Стаббс покинула свой пост. Кроме того, его добычей стали желтая бусина, голубой стеклянный шарик и красная ручка от скакалки. Деньгами не пахло.

— Здесь нет ничего интересного, — доложил он. — Пошли в другой класс.

— А чем все-таки пахнут деньги? — пожелала узнать Табиса, когда они вошли в более просторное помещение, классную комнату мисс Краббе.

— Они могут пахнуть как золото, или серебро, или бронза, или медь, — сказал Плут. — И еще они пахнут потом и человеческими руками. У них запах, — добавил он тихо, — жадности.

Через окно в комнату глядела луна, освещая пол и развеивая сумрак. В передней части класса располагался стол мисс Краббе, за ним на стене висела школьная доска, а над доской — ряд картинок, показывающих, как следует писать буквы алфавита. Вдоль одной из боковых стен стояли шкафы с книгами, угол занимало фортепиано с пожелтевшими клавишами слоновой кости, изящным держателем для масляной лампы и прихотливыми завитушками, украшенными зеленым шелком, на лицевой стороне. Парты здесь были большего размера, чем в комнате мисс Нэш, — ученикам этого класса исполнилось от восьми до одиннадцати лет, — и на каждой имелись чернильница и углубление для карандашей. Столешница парты складывалась, одна ее часть откидывалась и открывала доступ к ящику для книг и тетрадей. Хранить еду в парте, разумеется, запрещалось, но Плут унюхал соблазнительные запахи промасленных хлебных корок, подсохшего сыра, имбирного печенья, спелых яблок и груш.

И еще он чуял крыс — они пахли еще сильнее и отвратительнее. Кроме того, Плут услышал странное металлическое позвякивание.

— Что это? — с тревогой прошептала Табиса на ухо Пышке. Табиса, кошка весьма рассудительная, отличалась, однако, склонностью впадать в беспокойство, когда оказывалась вдали от родной деревни.

— Словно кто-то что-то перекатывает с места на место, — озадаченно заметил Плут. Он наклонил голову набок, прислушался и снова уловил этот звон.

— Звук идет из-за стола мисс Краббе, — авторитетно сказала Пышка. — Плут, заходи справа, я зайду слева, а ты, Табиса, полезай под стол.

Пышка прижалась к полу и начала осторожно красться вперед, подергивая усиками. Пусть ее обоняние и не столь острое, как у Плута, но любая кошка, которая не даром ест свой хлеб и пьет молоко, мгновенно распознает этот запах. Омерзительный крысиный дух был так силен, что, казалось, вот-вот захлестнет ее тошнотворными волнами. Хотя кошкам и нет равных в ловле мышей, они терпеть не могут крыс, вкус которых еще хуже, чем их гнусный запах. А если говорить уж совсем откровенно, то следует признать, что большинство кошек и котов (за исключением самых крупных и воинственных) просто-напросто боится крыс — зубы и когти у них как стальные иголки, и они никогда не дерутся честно.

И вот, боязливо заглянув за стол мисс Краббе, Пышка увидела их — трех коричневых зверьков. Одна крыса, а точнее — один крыс, оказался самым крупным из всех, что ей приходилось встречать на своем веку. Это был важный гладкий сельский джентльмен, державшийся с большим достоинством, он был облачен в синий сюртук, красный жилет, песочного цвета бриджи и щегольские сапоги. Впрочем, по всей вероятности, он переживал не лучшие времена, поскольку сюртук его изрядно потерся, жилет нуждался в чистке, на правой штанине зияла дыра, а у заляпанных грязью сапог сносились каблуки. Благородная бедность — такое выражение приходило на ум при виде этого крыса, хотя в данную минуту он сидел на стопке монет, состоявшей из золотого соверена, двух полукрон и трех флоринов. Вокруг раскатилось несколько шиллингов.

Два других зверька, также мужского пола, были помельче. Худые острые мордочки и полузакрытые глазки придавали им жуликоватый вид, а потрепанные шкурки выглядели так, словно над ними поработала моль или эти крысы побывали в потасовке. Пышка склонялась к последней версии, узнав в них боевую разновидность крысиного племени. На одном из них была полосатая красно-белая фуфайка, напоминавшая морскую тельняшку, а другой щеголял зеленой жокейской шапочкой, лихо сдвинутой набок, и довольно грязным зеленым шелковым шарфом. В желтых прокуренных зубах они сжимали дешевые самокрутки. Вид совершенно бандитский, решила Пышка, скорее всего, это портовые крысы, приехавшие поездом из Лондона.

Все трое были заняты игрой в кегли: поставив на попа четыре куска мела, они накатывали на них серебряные шиллинги. Крысы были до того поглощены этим делом и так громко шумели, выражая свой восторг, что даже не заметили присутствия двух кошек и собаки, которые тихо сидели в тени от стола и наблюдали за игрой.

— Опа! Раз-два, и готово! — радостно завопил крыс в фуфайке, сбив шиллингом два из четырех меловых столбиков. Кто-то лишил его части уха, да и с хвостом дело обстояло не лучшим образом — похоже, недавно по нему проехало тележное колесо, оттяпав добрую пару дюймов. Крыс хлопнул грязными лапками и пустился в пляс. — Прибавь-ка мне два очка, Братан Джек! Считай, флорин у меня в кармане.

— Плюс два Ловкачу Роджеру, — деловито сказал Джек Он сдвинул на затылок зеленую шапочку и огрызком карандаша сделал отметку на обороте белого конверта, который лежал на полу. Точнее, конверт этот некогда был белым, сейчас же его сплошь покрывали бесчисленные отпечатки грязных крысиных лап, а один угол носил следы крысиных зубов. — Теперь у тебя двадцать девять!

— Почему двадцать девять? — возмутился крыс-джентльмен. — У Ловкача было двадцать пять, так что теперь стало двадцать семь, а никак не двадцать девять!

— Извини, старина, — пожал плечами Джек. — Двадцать девять как отдать — ни больше, ни меньше. Если не веришь, можешь посчитать сам. — Он сунул грязный конверт под нос толстому гладкому крысу, и тот в ужасе уставился на карандашные каракули. Было ясно, что он понятия не имеет, как записывают счет. Пышка догадалась, что два других крыса это прекрасно знают и просто-напросто обманом выуживают у него деньги, на которых он сидит.

— Теперь у меня на два очка больше, чему тебя, Ридли Длиннохвост! — торжествующе заявил Ловкач Роджер и принялся снова расставлять меловые столбики.

— Не спеши радоваться, — проворчал мистер Длиннохвост. Он взял шиллинг и покрутил монетку в лапах. — Один хороший бросок, и я тебя догоню, грязный крысеныш. — С этими словами он подошел к отметке и лихо запустил монету. Однако прицелился Длиннохвост скверно, шиллинг сбился с курса и повалился набок под учительским столом, у самой лапы Табисы.

— Плохо твое дело, старина Длиннохвост, — покачал головой Братан Джек, когда гладкий крыс, бормоча проклятия, вернулся на свое место на стопке монет. — Твой черед, Ловкач.

— И мой флорин, — бесцеремонно сказал Ловкач Роджер, ленивой походкой направляясь к отметке. — А сейчас и второй выиграю. — Он поплевал сначала на одну лапу, затем на вторую, при этом его усики нагло подергивались. Затем Ловкач поднял шиллинг, сделал два коротких шага к линии и пустил монету сильным и точным движением. Шиллинг с эффектным звоном врезался в ближайший кусок мела, и все четыре столбика рухнули.

— Тридцать одно очко — игра закончена! — воскликнул Братан Джек, делая пометку на конверте. — Флорин твой, старина Ловкач!

— А то чей же, — сказал Ловкач, направляясь к Длиннохвосту с вытянутой лапой. — Рассчитаемся сейчас, старина Длиннохвост, если ты не возражаешь. Но я всегда готов дать тебе шанс отыграться.

Недовольно ворча, Ридли Длиннохвост слез со своей стопки монет и вручил флорин Ловкачу, который немедленно сунул его в карман полосатой фуфайки.

Однако отпраздновать успех победитель не успел, ибо в следующий момент все три игрока оказались пленниками. Ридли Длиннохвост был крепко зажат в зубах Пышки, Табиса держала за хвост Братана Джека, а Плут придавил лапой Ловкача Роджера. Жертвы царапались, извивались и непристойно ругались, как и подобает портовым крысам.

— Ну, как мы поступим с этими мерзкими тварями? — брезгливо спросила Табиса, не выпуская визжащего Братана. — Для еды они непригодны.

Плут, который не был так уж разборчив в еде, чтобы не съесть крысу-другую при удобном случае, тем не менее предложил другой план.

— Сейчас я вам покажу, что мы с ними сделаем, — сказал он и пригласил кошек следовать за ним обратно через кладовку к тому отверстию, через которое они попали в школу. Здесь он выплюнул Ловкача на пол.

— Убирайся отсюда и не вздумай возвращаться! — рявкнул он, обнажив зубы и наподдав зверьку лапой. На их глазах Ловкач Роджер поспешно юркнул в проход, ведущий на улицу.

— Мы что же, так их и отпустим? — недоверчиво спросила Пышка. Как и Табисе, вкус крыс был ей отвратителен, но все ее кошачье естество восставало против их освобождения. Со всей очевидностью, Ридли Длиннохвост, встретившись с финансовыми проблемами, похитил школьный фонд для ремонта крыши, а двое других пытались жульническим путем выманить у него деньги. Как ни кинь, все трое были негодяями.

— Не беспокойся, далеко они не уйдут, — уверенно сказал Плут, когда два других крыса бесславно бежали вслед за первым.

Плут оказался прав. Когда Ловкач Роджер вынырнул из дыры на школьный двор, он тут же стал добычей профессора Галилео Ньютона, который с нетерпением ожидал сообщения, что стало с деньгами, и который отнюдь не испытывал отвращения к крысиному запаху — ведь филины и совы почти полностью лишены обоняния.

— Отпусти меня, Круглоголовый! — заверещал Ловкач Роджер, оказавшись в когтях у профессора. Его полосатая фуфайка задралась до самой шеи. — Отпусти же меня, пират!

— Не дерзи, — строго сказал профессор, встряхнув Ловкача. Он расправил свои широченные крылья и взмыл в воздух. — Дерзость не приличествует крысу, которого пригласили к ужину.

— Пригласили к ужину? — завопил Ловкач Роджер, бледнея от ужаса. Земля была уже далеко внизу. В отчаянии он закрыл глаза лапками. — О, я погиб, я пропал! Не вернуться мне больше в родные места, не поплясать с девушками в уайтчепельском пабе, не увидеть друзей и лучшего из них — Братана Джека, спаси его Господь!

Именно в этот момент профессор глянул вниз через плечо и увидел, как Братан Джек вылезает из дыры и, пошатываясь, бредет через школьный двор. Не принадлежа к числу филинов-растяп, которые упускают удобный случай, профессор заложил изящный разворот, камнем упал вниз и схватил жертву. Затем, неся по крысу в каждой лапе и чувствуя глубокое удовлетворение проделанной работой, он полетел к дому, к своему буку в Кукушкином лесу. Там он достал большой чугунный сотейник и рецепт фрикасе из крыс, записанный со слов кузена, Старика Брауна, жившего неподалеку на острове. Исходными продуктами для блюда являлись: одна морковка, один корень пастернака, один черешок сельдерея, одна луковица и две крысы (или одна белка), освежеванные. Все ингредиенты следовало тушить вместе на медленном огне, пока они не станут мягкими, затем добавить свежей петрушки (большой пучок) и щепотку кайенского перца. Подавать с клецками.

Пока ужин готовился, профессор поднялся в обсерваторию, которая располагалась на самой верхушке дерева. Для друзей, приглашаемых полюбоваться звездами, была предусмотрена лестница, но сам профессор, будучи филином, оставил это приспособление без внимания и предпочел просто взлететь. Над низенькой дверью в обсерваторию висела табличка с написанным от руки текстом:

Г. Н. ФИЛИН, Д-Р ФИЛ.

НИЗАВИСИМЫЙ НАБЛЮДАТЕЛЬ

БИРИГИТЕ ГОЛАВУ

Следующий час профессор провел в приятном занятии: наблюдал Луну в телескоп, установленный на вращающемся штативе, что позволяло обозревать весь небосклон, и делал пометки в «Журнале наблюдений». Затем он спустился, чтобы насладиться изысканным ужином и стаканчиком напитка, сваренного из меда и земляники с добавлением веточки розмарина, цветов клевера и апельсиновой цедры. Фрикасе удалось на славу, и, закончив трапезу, он уселся с чашкой одуванчикового кофе в свое любимое кресло, где вскоре сладко уснул над томом «Математических оснований натуральной философии» сэра Исаака Ньютона (правда, в переводе).

К сожалению, когда профессор покидал окрестности сорейской школы, в его распоряжении было только два комплекта когтей, а в жилете вовсе не оказалось карманов. Именно поэтому, выбравшись из дыры, Ридли Длиннохвост мог отправляться на все четыре стороны, что он и сделал с быстротой, которую давали ему все четыре лапы. Ночь была лунной, и, остро сознавая необходимость беречься сов, Длиннохвост держался ближе к кустам ежевики, хотя шипы этого растения и наносили немалый урон его бриджам. Ручей Уилфин-бек он форсировал вплавь, держа в зубах свернутые в узел сюртук, жилет и штаны. Оказавшись на другом берегу, он принялся было отжимать свой хвост, когда к нему обратился со словами приветствия хорек Фриц, который на вкус крыс никогда не жаловался. Ридли пришлось бежать не просто быстро — резвее ему не случалось бегать за всю жизнь, — чтобы уйти, сохранив значительную часть шкуры и хвоста. Удалось ему спасти и почти всю свою одежду — на месте встречи с Фрицем остался лишь сюртук, который хорек отнес к себе домой и использовал в дальнейшем как тряпку.

Вот почему Ридли Длиннохвост добежал до Фермы-На-Холме, где на чердаке жила его подруга Розабелла, в весьма плачевном состоянии: без сюртука, в разодранных штанах, в одном сапоге, продрогшим до костей и промокшим до нитки. Ко всем этим несчастьям присовокуплялось и горькое осознание потери своего сокровища. (Ограниченные умственные способности Ридли не позволяли ему понять до конца, что, продлись их игра подольше, Ловкач Роджер и Братан Джек все равно выдоили бы его до последнего фартинга).

Плут, Табиса и Пышка, напротив, пребывали в отличном расположении духа. Они собрали монеты и пересчитали их, дабы убедиться, что все деньги на месте: один соверен, две полукроны, три флорина и девять шиллингов (один флорин выпал из кармана фуфайки Ловкача, когда Пышка его потрясла). Конверт, в котором Димити Вудкок принесла деньги, оказался не первой свежести: верхний правый угол был изжеван, масса грязных крысиных следов покрывала одну сторону, а другую украшали кривые колонки цифр — счет игры в кегли, — нацарапанные Джеком. Однако Табиса открыла конверт, а Пышка опустила в него одну за другой все монеты, одновременно считая в уме, чтобы убедиться в правильности итоговой суммы — два фунта. Затем Плут бережно взял конверт в зубы, отнес к столу мисс Нэш и положил в верхний ящик, где она непременно увидит его на следующее утро.

Но прежде чем он совершил все это, Табиса взяла огрызок карандаша и твердой рукой (вернее, лапой) каллиграфически вывела:

ПРОВЕРЕНО. КРЫС НЕТ

22 Желудь приходит на помощь

Сорей крепко спал, залитый серебристым светом молчаливой луны. Клубящийся туман поднимался с болот и лугов и окутывал деревню нежной паутиной. Профессор Галилео Ньютон клевал носом над «Математическими основаниями» в своем жилище в полом стволе бука, а измученный Ридли Длиннохвост спал без задних ног на чердаке Фермы-На-Холме. Плут, Пышка и Табиса, испытывая чувство глубокого удовлетворения проделанной работой, тоже разошлись по своим постелям.

В комнате хозяйки, уютно устроившись в своих дорожных клетках и коробках, спали зверюшки мисс Поттер. Джози видела во сне бескрайние луга, поля и леса — они тянулись до горизонта и пропадали за ним. Мопси снилось, что она лежит на спине в ароматных зарослях клевера и дикого чабреца, весело дрыгая ногами, а над нею летают бабочки. Нос миссис Тигги удовлетворенно подергивался, ибо ей снилось изобилие жуков, червяков, улиток и падалицы. В деревянной клеточке, устроив голову на мягкой стружке, Мальчик-с-пальчик грезил о торжественной свадебной церемонии в Вестминстерском соборе: он сам — во фраке с лавандовой бутоньеркой, Ворсянка — в бело-розовом платье, под тюлевой вуалью и с букетом примул и незабудок. А после завершения обряда — шампанское, свадебный торт и танцы.

Ворсянке же не снилось ничего, ибо она не спала. Уснуть ей не давали беспокойные мысли. Куда ее занесло? Ведь ее жених — горожанин до мозга костей, и его представления о том, какой должна быть жена, отличаются от представлений Желудя, которого вполне устраивает Ворсянка как она есть и который не требует, чтобы она научилась делать книксен, носила голубое шелковое платье с кружевами и пила шампанское. И пока она размышляла об этом, ее стали одолевать сомнения — а сможет ли она и впрямь полюбить такую мышь, как Мальчик, который дрожал при одном упоминании о совах, кичился тем, что ест студень из телячьих ножек, и то и дело сравнивал ее со своей первой женой.

Ворсянка села и взглянула на спящего Мальчика. Да, он красив: упитан, гладок, с изящными лапками, ухоженными усиками, восхитительно длинным и поразительно белым хвостом. Конечно, он способен на возвышенные чувства, у него приятные манеры и притягательная утонченность мыши, принадлежащей к высшему свету. Ничего общего с Желудем — у того лапки стерты тяжелой работой, коричневый хвост и уши ободраны и исцарапаны в многочисленных рискованных приключениях, а мех и усики вечно покрыты пылью и паутиной. Зато Желудь спокойно относится к совам (хотя старается не искушать их) и может смело подойти к Жимолости и учтиво попросить у нее небольшое ведерко молока. Он с удовольствием пообедает репой и ячменем, на завтрак съест немного овса, ну и побалует себя кусочком сыра на полдник. Не нужны ему эти чудные кушанья и тонкие вина. Желудь — мышь деревенская, и этим все сказано.

Вспомнив усики в паутине, исцарапанный хвост и простые, непритязательные привычки Желудя, Ворсянка залилась слезами. Покинуть родной дом в стогу и сбежать с городской мышью, даже не оставив записки ни родителям, ни Желудю, — это была ужасная ошибка с ее стороны. Милый добрый Желудь — сколько счастливых часов провела она с ним! О, как они танцевали и играли в прятки на лугу, гонялись друг за дружкой в душистом сухом сене! А теперь, когда она так предательски покинула его, что он о ней подумает? Никогда она больше не увидит Желудя, никогда не услышит его веселого зова…

— Ворсянка!

Она подняла голову и насторожила уши. Сердце Ворсянки бешено заколотилось, усики в волнении подергивались. Кто-то звал ее? Неужели это…

— Ворсянка, это я, Желудь! Я пришел тебя спасти!

— Спасти? — воскликнула она, бегая по клетке и хватаясь за прутья. — О, Желудь, ты не сможешь!

— Еще как смогу! — сказал Желудь не допускающим сомнений тоном. — Я как услыхал, что тебя похитил какой-то мерзавец, так бросился тебя искать. Да я не успокоюсь, пока тебя не вызволю.

Не теряя времени, он вспрыгнул на полку рядом с клеткой Мальчика и стал грызть деревянный прут. Крепости и остроте зубов Желудя можно было только позавидовать, и не успела Ворсянка осознать, что происходит, как он разделался с одним прутом и принялся за второй.

— Ах, Желудь! — только и смогла выговорить Ворсянка, восхищенно наблюдая работу этих зубов — зубов преисполненной решимости деревенской мыши, которая трудилась ради ее освобождения.

Еще минута — и второй прут был перегрызен. Желудь протянул ей лапку.

— Сможешь протиснуться? — спросил он с тревогой.

— Еще бы! — ответила Ворсянка, пролезла через отверстие и оказалась в объятиях Желудя. Она не стала обременять себя запиской для Мальчика.

Над озером Уиндермир вставало солнце. Бодрящий свет пробудил деревню к ее ежедневным трудам, восстал ото сна и Мальчик-с-пальчик. Еще улыбаясь своим ночным грезам, не раскрывая глаз, он перевернулся и протянул лапку.

— Ворсянка! — позвал он. — О, милая Ворсянка! Приблизься и одари своего возлюбленного нежным поцелуем.

Ответа не последовало. Мальчик открыл глаза и к ужасу своему увидел, что в клетке прогрызена дыра и его невеста исчезла. Он издал страшный вопль и принялся кругами бегать по клетке.

— О горе! — кричал Мальчик. — Горе мне, горе!

Миссис Тигги, чей сон славился крепостью, продолжала похрапывать, но Джози и Мопси тут же проснулись.

— Что случилось? — спросила Джози. — Кто-то умер?

— Ворсянку похитили! — рыдал Мальчик. — О Ворсянка! Свет очей моих, радость моего сердца — она покинула меня, увы, увы!

В кровати, стоявшей посреди комнаты, проснулась и села Беатрикс. Откинув одеяло, она набросила на плечи платок.

— Что за писк? — спросила она, вылезая из постели и подходя к клетке. — Что стряслось?

Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы получить ответ.

— Понимаю, понимаю, — сказала она и добавила вполне здравое объяснение случившемуся. — Как видно, Мальчик, твоя подружка затосковала по дому, перегрызла прутья клетки и ушла.

— Нет, нет! — вопил Мальчик, с каждой минутой все больше возбуждаясь. — Ее похитили, говорю я вам! Ворсянка никогда бы меня не покинула!

Беатрикс взяла в руки Мальчика, который не переставал пищать и сучить лапками, и перенесла его в коробку с крольчихами.

— Будешь жить здесь, пока твою клетку не починят, — мягко сказала мисс Поттер и погладила дрожащую мышь кончиком пальца. — Не огорчайся так, Мальчик. Ты обязательно найдешь себе другую подругу.

— О нет, никогда! — вскричал Мальчик. — Не суждено мне полюбить другую мышь так сильно, как я любил Ворсянку.

Беатрикс вздохнула, думая о своей потере.

— А если не найдешь, что ж, придется тебе научиться жить одному. Не все истории имеют счастливый конец.

С этими словами она отбросила платок и стала одеваться. Сегодня многое предстояло сделать.

23 Мисс Нэш удивлена

В восемь часов мисс Нэш вышла из Солнечного Дома, где она жила, и направилась к школе. Стояло прекрасное октябрьское утро, ясное и холодное, наполненное ароматами осени. Позлащенные деревья трепетали на фоне синего неба, солнце играло на красных и желтых пятнах ежевичных кустов, росших вдоль дороги.

Но вся эта красота не радовала Маргарет, чью голову занимала одна тревожная мысль: что нового принесет сегодняшнее утро. Если мисс Краббе успела изложить свои обвинения констеблю Брейтуэйту, то, вполне вероятно, Джереми Кросфилд уже арестован и отправлен в Хоксхед, чтобы предстать перед судьей. Если же мисс Краббе по какой-то причине не встречалась с констеблем, то, без сомнения, их ждет шум, ругань и брюзжанье по поводу пропавших денег. Ко всему прочему школа уже лишилась Берты, и теперь убирать, топить печь, таскать уголь, золу и воду придется Маргарет. Неудивительно, что настроение у нее было подавленное, ноги буквально отказывались нести ее в школу, и предстоящий день не сулил ничего, кроме грозовых туч.

Однако мисс Нэш ждал приятный сюрприз, и даже не один. Не успела она вставить в замочную скважину ключ и открыть двери школы, как услышала, что кто-то зовет ее по имени.

— Мисс Нэш, мисс Нэш!

Обернувшись на голос, она увидела быстро идущего по школьному двору викария Саккета. Шарф священника развевался, он энергично вонзал трость в воздух перед собой.

— Доброе утро, викарий, — сказала Маргарет без всякого энтузиазма и повернула ключ. Для пустых разговоров не было времени. Она едва-едва успеет сделать работу Берты до прихода детей.

— Мисс Нэш, у меня для вас новость, — сказал викарий, переводя дух. Он приподнял шляпу и возвратил ее на место. — Новость, увы, весьма печальная. Мисс Краббе сломала ногу.

Маргарет, пораженная, обернулась к викарию. Слова застряли у нее в горле.

— Сломала… ногу? — смогла она наконец произнести.

— Да, да, ногу. — Викарий извлек из кармана носовой платок и шумно высморкался. — Ужасно. Перелом очень сложный. Очень, очень сложный. Само собой, у нее был доктор Баттерс. Теперь она прикована к постели. — Он внимательно оглядел мисс Нэш и многозначительно добавил: — Мисс Краббе никуда не может выходить.

Маргарет все еще не до конца осознала происшедшее. Ведь мисс Краббе была такой решительной особой, такой целеустремленной и твердой. Невозможно представить, что ее вообще может что-либо остановить.

— Но… Но как? Как это могло случиться?

— Она упала с лестницы в Замке, — сказал викарий. — Говорит, что наступила на кота. — Он откашлялся, неопределенно взмахнул тростью и снова откашлялся. — Похоже, она как раз направлялась к констеблю Брейтуэйту, когда все это и произошло.

Маргарет слушала, в буквальном смысле затаив дыхание.

— Значит, — сказала она с очевидным облегчением, — значит, она не…

— Да, — подтвердил викарий, — именно так.

Маргарет расправила плечи.

— Ну что ж, — сказала она, удивившись радостным ноткам в собственном голосе. — Давайте выпьем чаю и обсудим, как нам быть с ее классом. У меня есть некоторые соображения.

— Чудесно, — согласился викарий, также с нескрываемым облегчением, и широко улыбнулся: — Я знал, что на вас можно положиться, мисс Нэш.

В чуланчике для учителей, пока настаивался чай, Маргарет изложила свои мысли. Во-первых, викарию следовало написать записку Берте Стаббс с объяснением случившегося и просьбой вернуться в школу. Разумеется, Берта не сможет ответить отказом на просьбу викария, к тому же в отсутствие мисс Краббе у нее не будет причины для подобного отказа. Далее, викарий мог бы нанести визит миссис Холланд, которой уже приходилось вести занятия с подготовительным классом два года назад, когда заболела матушка мисс Нэш. Если миссис Холланд — а она обладает всеми необходимыми качествами — согласится принять младший класс, то сама Маргарет взяла бы старших детей. Такой порядок мог бы сохраняться все время, пока отсутствует мисс Краббе.

Викарий отхлебнул чая и поставил чашку на стол.

— Не стану скрывать от вас всю правду, — сказал он. — У меня есть основания предполагать, что мисс Краббе вообще не вернется в школу. Она… она для этого недостаточно хорошо себя чувствует. — Он поколебался, собрался было уточнить свою мысль, но передумал. — Мы сможем прояснить это через несколько месяцев, а пока я очень рад, что вы согласны занять место мисс Краббе. Я навещу миссис Холланд, и мы выясним, когда она сможет приступить к работе.

— И не забудьте про Берту Стаббс, — напомнила Маргарет, думая о тяжелых ведрах с углем.

— Да-да, и Берта Стаббс, — кивнул викарий. — Сейчас этим и займусь. — Он допил чай, взял шляпу и направился к двери. Взявшись за ручку, он обернулся: — Ах да, чуть не забыл. Мне приятно сообщить вам, что приходская книга нашлась и теперь она заняла обычное место.

— Замечательно! — воскликнула Маргарет. — Представляю, какое облегчение вы испытали. Где же она была? И кто ее нашел?

Викарий надел шляпу.

— Пожалуй, мне пора, — сказал он туманно. И ушел.

Очень жаль, что он не задержался и не стал свидетелем того, как Маргарет села за свой стол в подготовительном классе и открыла верхний ящик, чтобы достать оттуда классный журнал. Она так и застыла с поднятой рукой, в изумлении глядя вниз. Поверх журнала лежал конверт, изгрызенный с одного угла, весь в грязных пятнах и со странной неровной колонкой цифр — как будто кто-то вел счет игры. Еще более загадочными были три слова, едва различимо нацарапанные карандашом:

ПРОВЕРЕНО. КРЫС НЕТ

Подняв конверт и высыпав на стол монеты, Маргарет поняла, что́ она нашла. Перед нею лежали один соверен, две монеты по полкроны, три флорина и девять шиллингов.

Школьный фонд для ремонта крыши вернулся.

24 Мисс Поттер навещает сестер Армит

Тем же утром и в то же время, когда Маргарет Нэш, мучимая мрачными мыслями, шла к школе, Беатрикс сидела в кабриолете с красными колесами, принадлежащем мистеру Хилису, и гнедая лошадка шустро бежала по извилистой дороге, соединяющей Хоксхед с отстоящим от него на семь миль Эмблсайдом. Мисс Поттер направлялась к сестрам Армит, которые жили в Райдале, сразу за Эмблсайдом.

Будь мисс Поттер в Лондоне, она бы испытывала крайнюю неловкость и смущение от столь продолжительной поездки с незнакомым и к тому же весьма привлекательным мужчиной, которого впервые увидела лишь накануне. Ее мать, несомненно, в категорической форме запретила бы дочери подобное путешествие, точно так же, как она неоднократно запрещала Беатрикс оставаться наедине с Норманом. В то время мисс Поттер беспрекословно подчинялась материнской воле, а теперь горько сожалела, что не нашла в себе сил воспротивиться.

Впрочем, сейчас Лондон был далеко, мать не имеет ни малейшего понятия о том, что делает Беатрикс, а мистер Хилис — вовсе не посторонний мужчина, а уважаемый стряпчий, который улаживает все формальности, связанные с покупкой мисс Поттер Фермы-На-Холме. Да и выглядит он еще более робким, чем сама Беатрикс, и эта его молчаливая робость, как ни странно, скорее придавала Беатрикс уверенности в себе, чем вызывала неловкость. По наблюдению мисс Поттер, большинство людей ожидает от попутчика легких и беспредметных разговоров и ни к чему не обязывающих замечаний, эдакого звукового фона, приличествующего обстановке: «Вы не находите?», или «Ах, какая прелесть!», или «Да быть того не может!» Однако мистер Хилис, судя по всему, относился к пустым разговорам не лучше, чем она сама, и путешествие продолжалось в дружественном молчании, ничто не нарушало окружающей тишины. Над озером еще висел прозрачный туман, но солнце уже взялось за работу, и синева безоблачного неба сулила славное утро. В Хоксхеде они оказались очень рано, улицы были почти пусты, а когда выехали из городка, дорога пошла по открытой местности. Вдоль обочины в траве прятались белая пупавка, голубая вероника, розовый лихнис; в живой изгороди мелькали пунцовые соцветия шиповника и кроваво-красные ягоды падуба, над которыми вовсю трудились зяблики. Лошадь мистера Хилиса шла резво, и незаметно для Беатрикс они миновали Аутгейт и Клапперсгейт, пролетели по мосту через Ротей, въехали в Эмблсайд и оставили его позади. В девять с минутами они были у цели, и мистер Хилис учтиво заметил, что вернется за мисс Поттер после обеда. Сказав это, он улыбнулся, тронул шляпу, подобрал вожжи и уехал.

Беатрикс давно и с нетерпением ожидала встречи с сестрами Армит. Лу и Софи (Энни жила в Лондоне) разделяли многие интересы мисс Поттер: как и Беатрикс, Софи любила рисовать, и они вели бесконечные разговоры о грибах Озерного края, а с Лу они придерживались общих взглядов на то, как важно сохранить обычаи и традиции этой земли. Сестры водили знакомство и состояли в переписке с множеством знаменитостей, принимали их в своем доме и с энтузиазмом отстаивали право женщин учиться в Оксфорде и Кембридже. Софи была уверена в себе, иногда даже высокомерна, а Лу отличалась богатым воображением. Беатрикс нередко чувствовала превосходство сестер, которые получили куда более основательное, нежели она, образование.

Однако беспокоиться по этому поводу у мисс Поттер не было причин, ибо она сама прекрасно знала классическую литературу и обладала феноменальной памятью: однажды Беатрикс просто для собственного удовольствия выучила наизусть шесть шекспировских пьес. Читала она и популярные романы, а также просматривала политические журналы и газеты, так что просьбы высказать свое мнение по какому-нибудь вопросу внутренней или международной политики не могли застать ее врасплох. Впрочем, в Болтон-Гарденс такое бывало нечасто, поскольку отца вообще не интересовали ее мысли по какому бы то ни было поводу, а мать говорила лишь о домашних делах или событиях светской жизни. Что касается сестер Армит, то они относились к Беатрикс как к равной и всегда с интересом и вниманием выслушивали ее мнение. Втроем они отлично проводили время: всегда находились десятки тем для обсуждения, и дамы ни на секунду не закрывали рта.

Так случилось и на этот раз. Погода была ясной и теплой, и они прогуливались по саду среди хризантем, георгинов и астр. Затем их ждал скромный обед — суп, хлеб и сыр. Софи показала свои рисунки, Лу прочитала вслух свою статью о суконных фабриках, стоявших некогда выше и ниже по реке, и они поговорили о заветной мечте сестер создать в Эмблсайде библиотеку.

Озерный край славился первозданной природной красотой и неторопливо текущей безыскусной сельской жизнью, определяемой сменой времен года. Но за последнее столетие великое множество художников, поэтов, писателей избрали его своим домом. Эмблсайд казался Лу и Софи самым подходящим местом для устройства библиотеки, где ученые и студенты могли бы найти книги и документы, имеющие литературную, научную или антикварную ценность. Беатрикс с энтузиазмом отнеслась к этому плану и пообещала внести свою лепту, когда библиотека сестер Армит станет реальностью.

Время пролетело незаметно, и когда у дома остановился красноколесный экипаж, Беатрикс ощутила острое сожаление — ей казалось, что она только-только приехала. Она распрощалась с Лу и Софи, пообещала писать им как можно чаще и заторопилась к кабриолету, чтобы не заставлять мистера Хилиса ждать.

— Надеюсь, встреча была приятной, — сказал мистер Хилис, когда мисс Поттер заняла свое место в экипаже.

— О да, благодарю вас, — отвечала Беатрикс с улыбкой.

Они продолжали путь к Эмблсайду в молчании.

Хотя первая половина дня была ясной и солнечной, за последний час небо на севере и востоке потемнело, его обложили тяжелые грозовые облака, которые громоздились подобно сине-серым клочьям ваты, порывы холодного ветра закружили палую листву. К удивлению Беатрикс, мистер Хилис нарушил молчание и сообщил, что хотел бы кое-что ей показать.

— Вы не будете возражать, если мы сделаем небольшой крюк? — робко спросил он. — Это займет не более получаса.

— Конечно же нет. — Вид надвигающихся туч сообщил ее голосу неуверенность. Эти полчаса могли оказаться решающими при выборе между возможностью остаться сухой и угрозой промокнуть до нитки. — И куда мы поедем?

— Это довольно трудно объяснить, — сказал мистер Хилис после неловкой паузы. — Лучше подождем, пока приедем на место, и вы сами все увидите.

Беатрикс пришлось довольствоваться таким ответом.

25 Сара Барвик удивляет соседей

Димити посвятила это утро прогулке по знаменитым лесам и лугам на холмах Клайф-Хайтс. Поднявшись на вершину Латтербэроу, она села и, любуясь восхитительным ландшафтом, съела принесенные с собой бутерброд и яблоко. На востоке было видно озеро Уиндермир; на севере — прикрытые облаками склоны Локрига, Фэрфилдская подкова, Красная осыпь и Кодейлские вересковые пустоши, а также городок Эмблсайд и за ним — вершина Уансфел-Пайк и гребень Илл-Белл; на северо-западе — крутые обрывы Лангдейл-Пайкс. Поразительное зрелище заставило Димити позабыть и о себе, и о сорейских происшествиях — загадочных событиях в Доме-Наковальне, несчастном случае с мисс Краббе, пропавших деньгах. Они, возможно, показались бы мелочами жителю большого города, где убийства и увечья — дело привычное, но у обитателей тихой деревни не могут не вызывать тревоги.

Покончив с едой, отдохнув и насладившись видом далеких холмов, Димити тронулась в обратный путь, выбрав дорогу мимо Мохового озера — тихого озерка с лесистыми берегами, оживляемыми поздними дикорастущими цветами. Там можно было наловить форелей, понаблюдать, как рыжие белки запасаются на зиму желудями, а если повезет — увидеть промельк лисьего хвоста в подлеске.

В незапамятные времена горы в этой части Англии были покрыты льдом. Крупные озера — Уиндермир, Конистон и Эстуэйт — образовались при движении ледников, выдолбивших котловины в скалистой породе. Небольшие каровые озера — Моховое, Лилейное и другие — лежат во впадинах, процарапанных наступающим и отступающим льдом. Димити почему-то нравилось рисовать в своем воображении, как эти огромные массы льда, перед которыми не может устоять камень, беззвучно спускаются с небесных высот и терпеливо трудятся, вырезая, вылепляя, создавая весь тот пейзаж, который сейчас расстилается перед ее взором. Стоя здесь, на обдуваемой ветрами вершине, она чувствовала себя крохотной частью великого чуда. Да, это была отличная прогулка, думала она, спускаясь вниз по склону.

На Рыночной улице Димити заметила зеленый велосипед, прислоненный к фасаду Дома-Наковальни. Дверь была открыта, все окна распахнуты. На боковом участке ограды висели коврики и половики. По-видимому, мисс Барвик, которую Димити еще не видела, приехала из Хоксхеда провести день в своем доме.

Димити остановилась, удивленно рассматривая велосипед. Разумеется, велосипеды в деревне не были в новинку. Двое-трое здешних мужчин ездили на них, да еще парнишка, который доставлял газету из Хоксхеда. Время от времени среди велосипедистов, проезжающих через Сорей на пути к холмам и вересковым пустошам, попадалась отважная женщина.

Но хотя езда на велосипеде и могла быть последним криком моды среди «новых женщин» в Лондоне, в сельской местности на велосипедисток все еще смотрели с подозрением. Это считалось не вполне уместным. Предполагалось, что оседлавшая велосипед женщина до определенной степени утратила нравственные принципы, нарушает правила приличия или тщится обратить на себя внимание неподобающим образом. Впрочем, Димити подозревала, что за столь критическим отношением кроется осознание того, что женщина на велосипеде обладает большей подвижностью, опасение, что большая подвижность обеспечивает большую независимость, и непоколебимая уверенность в том, что независимость женщины — вещь никуда не годная. Так или иначе, но велосипед мисс Барвик наверняка потряс не одного обитателя деревни.

Димити подошла к открытой двери и постучала. Для визита она не была одета подобающим образом. На ней были грубые старые башмаки, сомнительная фетровая шляпа, твидовый жакет и юбка, пережившая немало прогулок по грязным тропам. Однако Димити сочла возможным представиться просто, по-соседски, тем более что она умирала от любопытства. Ну кто же эта загадочная мисс Барвик, да еще приехавшая на велосипеде? И как ей удалось получить в наследство Дом-Наковальню?

На стук не ответили. Димити лишь услышала, как в доме кто-то несколько раз оглушительно чихнул — каждый последующий чих превосходил по громкости предыдущий, — после чего раздался пронзительный крик и грохот. Затем все стихло.

Димити встревожено позвала:

— Мисс Барвик! Мисс Барвик, вы здесь? С вами ничего не случилось?

Грянули два чиха, и приглушенный голос произнес довольно сердито:

— Еще как случилось, черт побери. Меня убило.

Убило? Димити распахнула дверь пошире и вошла в гостиную.

— Мисс Барвик! — позвала она, осторожно озираясь. — Где вы?

— Здесь, — глухо прозвучало в ответ. Громкое чиханье.

Димити вошла в комнату, которая служила мисс Толливер столовой, и остановилась, пораженная. По всей вероятности, прежде чем упасть, мисс Барвик стояла на массивном деревянном стуле перед окном, ибо сейчас стул оказался опрокинутым, мисс Барвик лежала ничком под стулом, а бахромчатая ситцевая занавеска опутала ее целиком, включая ноги, облаченные, со всей очевидностью, — Димити едва не онемела от изумления — в серые саржевые брюки.

Едва оправившись от шока, Димити бросилась на выручку.

— Прошу вас… Позвольте вам помочь.

— Для начала можете убрать с меня стул, — довольно резко сказала мисс Барвик. — Похоже, эта жуткая занавеска обмотала меня с ног до головы. — Она яростно чихнула. — А в бахроме полно кошачьей шерсти. У меня от нее приступ. Поторопитесь, не то меня разорвет от этого чиханья. — И она снова чихнула.

Димити поспешно поставила тяжелый стул на ножки и отодвинула к стене. Потом помогла мисс Барвик выпутать ноги из занавески и протянула руку, чтобы помочь ей подняться.

Не обращая внимания на руку, мисс Барвик перевернулась и проворно встала на ноги. У нее было лошадиное лицо, длинное и узкое, широченный рот и веснушчатый нос. Вряд ли кто-нибудь решился бы назвать ее хорошенькой, но глаза, темные и живые, светились юмором и острым умом. Темные волосы растрепались и беспорядочно падали на плечи, белая блузка с синим матросским воротником была в пыли и паутине. Серые брюки свободного кроя практически скрывали линию ног, но в том, что это именно брюки, можно было не сомневаться. Димити подумала, что они довольно удобны, и ее удивление уступило место чему-то вроде зависти. А уж совсем откровенно говоря, они показались ей и весьма практичными для езды на велосипеде, или прогулок по холмам, или, скажем, если надо перелезть через каменную изгородь.

— Сара Барвик, — сказала мисс Барвик, протягивая руку. — Спасибо, что распутали меня. Не приди вы на помощь, я пролежала бы в этом ситцевом саване до Страшного суда. — Говорила она отрывисто и четко, почти бесцеремонно. Манера эта, несомненно, кого-то могла отпугнуть, но Димити она была по вкусу.

— Я Димити Вудкок, — сказала Димити, ощутив крепкое, энергичное рукопожатие. — Мы с братом живем по ту сторону ограды вашего сада, в Береговой Башне.

— Ах да, конечно, капитан Вудкок — я виделась с ним вчера утром. Кажется, мировой судья или что-то в этом роде, я не ошибаюсь? — Она расправила волосы, опустила голову и увидела паутину на блузке. — Извините мой вид. Я убираюсь в доме и выгляжу жутким пугалом.

— О, вы не должны извиняться, — поспешно сказала Димити. Она оглядела комнату. Пол из сланцевых плиток был голым — мисс Барвик скатала ковер и половички. Со стен исчезли все картины. — Мисс Толливер не держала прислуги, предпочитала сама вести хозяйство, — добавила Димити. — Думаю, основательной уборки в доме не было несколько лет. Пыли накопилось немало.

— Не в пыли дело, — сказала мисс Барвик и потерла нос. — Я и сама не очень усердная хозяйка, так что к пыли в доме привыкла. Это все чертова кошачья шерсть, я из-за нее непрерывно чихаю. Придется от нее избавиться, прежде чем я смогу здесь жить. — Она перевела взгляд на бесформенный узел ситцевых занавесок. — Вы не могли бы мне помочь, мисс Вудкок? Их надо как следует проветрить. Это легче, чем выколачивать из них шерсть.

Через пять минут занавески висели на веревке в саду за домом в компании пары пестреньких покрывал, изрядно потрепанного полога, парчовой гардины (выгоревшей и залатанной) и двух-трех половичков. Поскольку порывы ветра усиливались, можно было рассчитывать, что кошачья шерсть вскоре канет в прошлое.

— Похоже, вы изрядно потрудились, — заметила Димити, когда они вернулись в дом. — Не хотите зайти в Береговую Башню и выпить чашку чая с булочкой?

— Право, не знаю, — заколебалась мисс Барвик, видя, что небо на востоке темнеет. — Лучше мне остаться здесь и перетащить все в дом, если пойдет дождь. Однако вот что я вам скажу. Печь я уже разожгла и чайник поставила. Я еще не искала здесь чай, но думаю, он должен где-то быть. Или кофе, если вы его предпочитаете.

— Чай в жестяной коробке над раковиной мисс Толливер, — заметила Димити. — То есть вашей раковиной. Но позвольте мне забежать домой и прихватить несколько Эльзиных булочек к чаю.

Мисс Барвик сердечно поблагодарила Димити, и та пошла в Береговую Башню за булочками. Минут через десять они уже уютно устроились на кухне, на столе перед ними стояли блюдо с восхитительными Эльзиными булочками и фарфоровый чайник, укрытый вязаным чехлом — чтоб не остыл.

— Первый пункт повестки дня, — твердо объявила мисс Барвик, вынимая сигарету и прикуривая от спички. — Избавляемся от всех этих побитых молью приставок «мисс» — мисс такая, мисс сякая. Меня зовут Сара. Так меня и называйте. Если не возражаете, — добавила она, стараясь смягчить впечатление от своих слов, более похожих на команду. Мисс Барвик встала и взяла с полки блюдце, чтобы использовать его в качестве пепельницы. — Довольно комично продолжать такие церемонии после того, как вы извлекли меня из этой ситцевой упаковки.

Димити пришлась по душе эта прямота, которая, казалось, вполне гармонично сочеталась с брюками и велосипедом — ах да, и с сигаретой. Димити и раньше приходилось видеть курящих женщин, когда она жила в родительском доме на юге Англии, да и немало фермерских жен любили посидеть с трубкой у камина на исходе трудового дня. Однако сигареты в общем сознании считались признаком «фривольности», курить их могли либо аристократки высшей пробы, либо дамы, полагающие себя эмансипированными или принадлежащими к миру искусства. Так что Сорею была уготована еще одна причина испытать потрясение.

— В таком случае зовите меня Димити, — сказала мисс Вудкок, с любопытством разглядывая сигарету Сары и восхищаясь небрежной манерой, с какой та держала ее между пальцев. Синеватый дым завивался колечками у самого лица мисс Барвик. Это выглядело очень привлекательно и… скажем, современно. — А брат иногда называет меня Дим. — Она помолчала. — Он говорил, что вы, кажется, из Манчестера.

Сара кивнула и заговорила о себе. Вскоре Димити стало ясно, что тайна мисс Барвик будет разгадана очень быстро, причем без значительных усилий с ее, Димити, стороны.

Сара была несколькими годами моложе Димити. Она выросла в Манчестере, работала в семейной кондитерской и вела хозяйство в доме отца после того, как четыре года назад скончалась ее мать. Отец Сары недавно умер, ее дядя (с которым она не ладила) купил долю своего брата в семейном деле, и она решила жить самостоятельно. Сара имела смутное представление, чем бы следовало заняться, в каком направлении искать. У нее была лишь небольшая сумма, оставленная отцом, и деньги, которые она получила от дяди за отцовскую долю в магазине. И вот приходит неожиданное известие, что мисс Толливер умерла и завещала ей свой дом.

— В первый момент я не знала, что делать, — сказала Сара, наливая Димити и себе по второй чашке и закуривая очередную сигарету. — Мой отец вырос в этих краях, в Хоксхеде. Он уехал отсюда, когда ему было двадцать лет, и больше не возвращался, так что у меня никогда не было причин приезжать в Озерный край. Я и понятия не имела, что здесь такая красота, к тому же в деревне мне еще не приходилось жить. Откровенно говоря, у меня была мысль продать этот дом и на вырученные деньги открыть пекарню в каком-нибудь городе.

— Но вы передумали? — спросила Димити.

Сара кивнула и откинулась на стуле.

— Меня озарило, когда вчера мы были здесь с мистером Хилисом. Я открою небольшую пекарню и кондитерскую прямо здесь. Ничего грандиозного, само собой разумеется, здесь не нужны сотни караваев каждый день. Немного хлеба, кексы, булочки, — она с одобрением посмотрела на Эльзины изделия, — горячие пирожки. В саду здесь есть пчелиный улей, я могу поставить второй, и у меня будет мед на продажу. Большой доход мне не нужен — хватит незначительной суммы, чтобы добавить к отцовскому наследству. — Она помолчала, а потом спросила несколько встревоженным тоном: — Как вы думаете, здесь это может получиться? Такая пекарня не окажется лишней?

«Вот и еще один сюрприз для деревни», — подумала Димити, улыбнувшись про себя. Женщина-пекарь, женщина-кондитер в доме мисс Толливер? А почему бы и нет? В просторной кухне можно разместить две плиты, если понадобится. Сара не будет единственной женщиной, превратившей свой дом в прибыльное дело. Лидия Доулинг разместила деревенскую лавку в Луговом Доме, как раз на той стороне Рыночной улицы. Джейн Кросфилд прядет и ткет у себя в Ивовом Доме, миссис Джеймисон выращивает цыплят, Бетти Лич торгует овощами со своего огорода в Бакл-Йит, а Агнес Льюэллин, живущая по соседству на ферме Зеленые Ворота, продает молоко и масло от коров своего мужа. Так почему бы здесь не появиться пекарне?

— По-моему, вы можете рассчитывать на успех, — ответила Димити, подумав. — Раз в неделю сюда приезжает паренек от пекаря из Хоксхеда, но я уверена, что мы предпочтем покупать хлеб ближе. Правда, многие семьи все еще сами выпекают хлеб, но кое-кому придутся по душе пирожки, кексы и тому подобное. К тому же через деревню проходят любители прогулок по окрестностям, проезжают велосипедисты, а кто из них откажется от пары булочек? По-моему, вы попали в самую точку.

— В таком случае — ура! — удовлетворенно сказала Сара и добавила в раздумье: — Я полагаю, что не обижу этим мисс Толливер. Как-то в письме к ней я заметила, что подумываю о своей пекарне, и она одобрила мои планы. Она написала, что каждая женщина должна иметь возможность самостоятельно выбирать свой путь в этом мире. — Сара резким движением стряхнула пепел в блюдце. — Я и думать не думала, что она собиралась оставить мне свой дом. Полная неожиданность, можете мне поверить. Это известие совершенно меня огорошило.

— Так вы с мисс Толливер были друзьями, — заметила Димити, стараясь выбрать такой тон, чтобы не выдать своего любопытства, но побудить собеседницу ответить.

— Жаль, что не могу ответить вам утвердительно, — сказала Сара. — Ведь мы с ней так и не смогли встретиться, увидеть друг друга. Хотя я чувствую, что многое знаю о ней из нашей переписки. Мы обменивались письмами около года, и время от времени я посылала ей изделия нашей пекарни. Пирожные, кексы и тому подобное. Она говорила, что они ей нравятся, и в ответ присылала мне всякие вязаные вещицы — салфетки, прихватки, перчатки. Она сама их делала.

— Но как случилось, что вы начали переписываться? — не оставляла темы Димити. При других обстоятельствах такой вопрос показался бы неуместным или даже грубым, но Сара, похоже, говорила охотно, а Димити очень хотелось узнать все до конца.

— Разве я еще не сказала? Мисс Толливер была старым другом моего отца — с тех времен, когда он не был женат на матушке. Я уже говорила, что он рос в Хоксхеде. Так вот, они поддерживали дружеские отношения многие годы. А позже, когда матушка умерла, мисс Толливер написала мне очень доброе и участливое письмо. Она просила меня рассказать о себе, написать ей, что я люблю читать, спрашивала, увлекаюсь ли я рукоделием, есть ли у меня собака, что я думаю о том или о другом. Я написала ей и после этого стала регулярно получать от нее письма. — Сара грустно улыбнулась. — Батюшка, бывало, говорил, что она, возможно, ищет во мне дочь — ведь своих детей у нее не было. Как он сказал, она так и не вышла замуж, хотя однажды хотела. Ей запретил отец. Он считал, что его дочери следует оставаться дома и ухаживать за ним, — что, как я понимаю, она и делала до самой его смерти.

— Я слышала кое-что о ее возлюбленном, — сказала Димити, — хотя всей истории не знаю. Да и не думаю, что кому-нибудь в деревне она известна. Мисс Толливер была чудесным, добрым человеком. Она участвовала во всех наших делах, мы виделись с ней каждый день. Но, несмотря на все это, мы ее на самом деле не знали — надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Она оставалась закрытой для окружающих.

— Мне жаль это слышать, — призналась Сара. — Я-то надеялась, что кто-нибудь здесь сможет рассказать мне о ней. — Она встала, подошла к буфету и взяла письмо. — Я написала ей о смерти отца. А вчера миссис Литкоу из дома напротив сказала мне, что, по ее мнению, сердечный приступ, от которого умерла мисс Толливер, случился у нее как раз во время чтения этого письма. Уж не известие ли о смерти моего батюшки привело к этому?

Димити удивленно посмотрела на Сару.

— Вы полагаете, сообщение о смерти вашего отца стало причиной ее смерти? Но почему?

— Почему? — переспросила Сара. — Именно этот вопрос я задаю себе. Да, когда-то, давным-давно они были друзьями. Я спрашивала отца, любили ли они друг друга, но он мне не стал отвечать. А теперь мы уже никогда об этом не узнаем. Я…

Речь Сары была прервана стуком в кухонную дверь.

— Мисс Барвик! Мисс Барвик! — настойчиво повторял мужской голос. Дверь отворилась, и в кухню просунулась голова Джорджа Крука. — Веревка-то ваша порвалась, и все вещи по земле раскидало.

— Боже! — воскликнула Сара, ударяя себя ладонью по лбу. Она вскочила на ноги. — Надо быть полной дурой, чтобы повесить эдакую тяжесть на одну веревку, да еще при таком ветре.

— Если хотите, я ее обратно привяжу, — предложил Джордж. — Я…

Тут он замолчал, уставившись на Сарины брюки. По лицу Джорджа было видно, до чего он испуган и потрясен. Он едва перевел дух — и увидел ее сигарету. Глаза Джорджа стали увеличиваться, пока (как позже Димити сообщила в разговоре с миссис Литкоу) не сравнялись по величине с яйцами куропатки и едва не выскочили из орбит.

— О, если можно, — обрадованно сказала Сара, раздавив окурок в пепельнице. Потрясения Джорджа она, похоже, не заметила. — Буду вам очень благодарна. Я такая неумеха, у меня все снова упадет при первом порыве ветра.

И они все направились в сад, где женщины принялись собирать с земли гардины, занавески и половики, а Джордж Крук накрепко привязал веревку, старательно отводя глаза от брюк Сары Барвик.

26 Мисс Поттер обезвреживает вора

Пока Беатрикс встревоженно смотрела на небо, мистер Хилис правил экипаж на юг, к озеру Уиндермир. Вскоре стало понятно, куда они едут, и хотя небо становилось все более хмурым и угрожающим, дождь не начинался. Минут через десять они подъехали к небольшому каменному строению близ развалин древнеримской крепости.

— Эта галерея принадлежит человеку, который собирает и продает картины и скульптуры, — ответил Хилис на молчаливый вопрос Беатрикс. — Тут выставлено несколько очень интересных произведений. Я хотел бы привлечь ваше внимание к одному из них. — Он закрепил вожжи, вылез из кабриолета, обошел его и подал руку мисс Поттер.

— Вы уже говорили с ним о Констебле мисс Толливер? — спросила Беатрикс, спускаясь на землю.

— Именно, — сказал мистер Хилис. — Прошу вас, входите.

Оказавшись внутри, Беатрикс увидела, что белые стены антикварной лавки были увешаны изрядным количеством чудесных произведений искусства — пейзажами восхитительных мест Озерного края, акварелями различных растений и цветов, фотографиями холмов и пустошей, а на полках стояли многочисленные окаменелости и обломки из древнеримских поселений. Беатрикс хотела бы рассмотреть их повнимательнее, но мистер Хилис провел ее дальше и представил низенькому плотному человеку с землистым лицом, огромной шапкой взъерошенных каштановых волос, чудовищными расширяющимися книзу бакенбардами и мешками под печальными глазами кокер-спаниеля.

— Мисс Поттер, это мистер Лоренс Рэнсом, владелец галереи, — сказал мистер Хилис.

— Рад познакомиться, мисс. — Мистер Рэнсом слегка поклонился, но в глаза Беатрикс не посмотрел. Этот голос показался ей столь же унылым, сколь печальными были его глаза.

— Мы бы хотели сразу перейти к делу, мистер Рэнсом, — сказал мистер Хилис со спокойной уверенностью. — Нам предстоит немалый путь, а того и гляди пойдет дождь. — В эту минуту с улицы, как бы приветствуя прозорливость мистера Хилиса, донесся весьма выразительный раскат грома.

Мистер Рэнсом вздохнул — тяжкий этот вздох, казалось, зародился где-то далеко в нижней окраине его организма и, поднимаясь от ступней, проделал трудный путь через округлый основательный торс, чтобы выйти наконец наружу через рот, — и с неохотой произнес:

— Прошу вас сюда, мисс. — Он повел их к двери, которая открывалась в небольшую комнатенку в заднем конце магазина. Помещение с одним узким окошком было до самого потолка беспорядочно завалено холстами, рамами, разбитыми скульптурами, старинными безделушками и черепками. Мистер Рэнсом на мгновение исчез за угловой ширмой и появился с маленькой картиной в золоченой раме. Беатрикс показалось, что делает он все это весьма неохотно.

— Будьте любезны, мистер Рэнсом, покажите картину поближе, — настойчиво сказал мистер Хилис. Понукаемый таким образом, хозяин магазина продемонстрировал картину, по-прежнему уводя глаза в сторону.

— Так это же Констебл мисс Толливер! — радостно воскликнула Беатрикс, мгновенно узнав миниатюру. — О, мистер Хилис, вы ее нашли! — Она захлопала в ладоши.

— Это стало возможным благодаря вашему рисунку, — сказал мистер Хилис. — Мне оставалось лишь показать его мистеру Рэнсому, и он тут же узнал картину. — Сардонический блеск глаз Хилиса давал понять, что не все так просто в этой истории, но с прочим можно подождать.

— Слава Богу, миниатюра не пострадала, — сказала Беатрикс с подлинным облегчением. Она снова взглянула на картину, затем на человека, который ее держал, и задала естественный в такой ситуации вопрос: — Как она к вам попала, мистер Рэнсом?

Коротышка издал очередной вздох, бросил взгляд в сторону мистера Хилиса и облизал пересохшие губы.

— Я держу ее для… для одного покупателя, который время от времени приобретает у меня вещи, — сказал он скорбным тоном и так тихо, что Беатрикс едва услышала его слова. — Видите ли, несколько моих клиентов в округе интересуются Констеблом, и как раз этот господин выразил желание купить у меня эту работу. — Он кашлянул и осторожно добавил: — Впрочем, поскольку мистер Хилис сообщил мне, что картину взяли без позволения владельца…

— Вы хотели сказать, украли, — ядовитым тоном прервала его Беатрикс. Ее раздражала манера говорить околичностями, когда следовало называть вещи своими именами.

— Если угодно. — Рэнсом снова откашлялся. — Как я сказал, мне оставили картину с тем, чтобы я связался с моими клиентами и сообщил им о возможности ее приобретения. Впрочем, теперь такой возможности нет, — добавил он поспешно. — Поскольку мне стали известны обстоятельства дела и мисс Поттер опознала эту работу, я бы хотел скорейшим образом вернуть ее законному владельцу. Таково мое намерение, смею вас заверить.

— В таком случае, если желаете, мы можем вернуть ее, — предложил мистер Хилис.

— О да, разумеется, разве я не сказал именно это? — Мистер Рэнсом изобразил величайшее удивление. — Клянусь вам, именно это я имел в виду. Вы можете забрать картину немедленно, это прекрасная мысль. Я прошу вас взять ее с собой, дабы избежать непростительной задержки. Позвольте, я заверну ее как можно тщательнее, ведь ожидается дождь.

Беатрикс нахмурилась.

— Воровство — дело серьезное, мистер Рэнсом, и вам не следует просто полагаться на наше слово, что картина была украдена. Этим должна заняться полиция. Я уверена, что констебль Брейтуэйт или наш мировой судья капитан Вудкок будут рады побеседовать с вами.

— О нет, нет! — воскликнул мистер Рэнсом. Его страдальческие собачьи глаза тревожно расширились. — Дорогая мисс Поттер, в этом нет ни малейшей необходимости, уверяю вас. Я сию же минуту упакую картину.

Беатрикс пристально смотрела на Рэнсома, начиная понимать. Существует лишь одна причина, по которой торговец картинами, заполучивший украденную вещь, не желает встречаться с полицией: страх, что его самого заподозрят в скупке или укрывании краденого, или то обстоятельство, что он действительно является скупщиком краденого. Мисс Поттер читала о таких людях в газетах, хотя никогда не думала, что ей суждено встретиться с одним из них. Она была рада, что рядом с ней стоял мистер Хилис. Ей пришло в голову, что этот низенький толстый человечек с печальным взором при иных обстоятельствах мог быть опасен — особенно, если его прижать к стенке. И все же она хотела кое-что прояснить.

— Подождите, — сказала она строго. — Прежде чем вы завернете картину, нам необходимо услышать от вас имя человека, который вам ее принес.

Глаза мистера Рэнсома сузились, губы чуть-чуть сжались. На его рыхлом лице промелькнуло упрямое выражение.

— Боюсь, — сказал он все тем же унылым тоном, — что я не волен…

Мистер Хилис наклонился вперед и положил ладонь на руку торговца.

— Мистер Рэнсом, — сказал он, сжимая кисть, — вам придется назвать это имя либо нам, либо полиции. Что вы предпочтете?

Мистер Рэнсом опустил глаза на свою плененную руку, затем перевел взгляд на Беатрикс — и сдался.

— Его зовут Спрай, — сказал он глухо. — Я не знаю его адреса. Он заглядывает сюда время от времени, но всегда неожиданно.

Яркая вспышка молнии озарила комнату.

— Спрай? — Мистер Хилис помрачнел. — Я вряд ли знаю…

Продолжение фразы заглушил удар грома, от которого, похоже, содрогнулся даже пол. Когда его раскаты замерли, Хилис услышал слова Беатрикс:

— А я знаю, — сказала она. — Я точно знаю, кто такой Спрай.

К счастью, гром и молнии откатились к западу так же быстро, как пришли с востока, и Беатрикс с мистером Хилисом, разместив в задней части кабриолета свой драгоценный груз в водонепроницаемой упаковке, вскоре продолжили путь, намереваясь вернуться в Сорей как раз к чаю. Дождь, однако, хлестал нещадно, и хотя экипаж был снабжен откидывающимся верхом, который мистер Хилис привел в нужное положение, путешественники промокли бы до нитки, если бы Беатрикс не развернула свой прорезиненный плащ (она достаточно часто бывала в Озерном крае и понимала, что здесь не следует покидать дом на целый день, не взяв с собой плаща) и не накрыла им головы, свою и мистера Хилиса, благо, сидели они рядом.

— Ну, мисс Поттер, — начал мистер Хилис, когда лошадь резво припустилась по хоксхедской дороге, выбивая копытами фонтанчики воды, — кто же такой этот мистер Спрай?

— Агент по недвижимости мистера Генри Робертса, — ответила Беатрикс. Она поправила плащ, чтобы дождь не падал на плечо мистера Хилиса. Ей было неловко сидеть так близко к нему. Она представила (не без легкой дрожи), какой нагоняй получила бы от матери, если бы та узнала об этой невольной близости. Но спокойствие и естественность поведения спутника освободили ее от всякой неловкости, и она продолжала: — Мистер Робертс представил его миссис Литкоу и мне. Это было позавчера.

— Агент по недвижимости! — воскликнул мистер Хилис, поворачивая к ней голову. — Для вора лучше не придумаешь!

Беатрикс было удивилась, но быстро поняла.

— Ну конечно! Мистера Спрая, в качестве агента по недвижимости, приглашают для оценки. Оказавшись в доме, он примечает ценные предметы искусства, которые, по его мнению, можно быстро сбыть. А потом возвращается и крадет их, будучи уверенным, что его никто не обнаружит, поскольку дом временно необитаем.

— Именно так, мисс Поттер, — заметил мистер Хилис, как бы поздравляя ее с верным рассуждением. — Именно так все и было. Полагаю, это не первая его кража. Не исключено, что он и раньше занимался подобными делишками.

Беатрикс нахмурилась.

— Но как вам пришло в голову обратиться к мистеру Рэнсому? Или это просто счастливая случайность?

— Не совсем, — ответил мистер Хилис, усмехнувшись. — В прошлом году у меня были кое-какие дела с Рэнсомом. У одного из моих клиентов в Уиндермире исчезла весьма ценная этрусская ваза. Я как-то раз любовался ею — в точности как вы, возможно, любовались этой миниатюрой Констебла, — а затем, совершенно случайно, увидел ее у Рэнсома. После некоторых переговоров вазу удалось вернуть владельцу при условии, что торговцу не будут задавать лишних вопросов. И вот вчера, когда мы выяснили, что из дома мисс Толливер исчезла эта картина, я сразу же подумал о Рэнсоме.

— Отличная работа, мистер Хилис, — сказала Беатрикс.

Он покачал головой.

— Это ваша работа, мисс Поттер, и у мисс Барвик есть все основания быть вам благодарной. Если бы вы не обратили внимания миссис Литкоу на отсутствие картины, это осталось бы никем не замеченным. А если бы вы не определили автора миниатюры, то пропаже, пусть даже о ней и узнали, скорее всего не придали бы значения.

Беатрикс почувствовала, что краснеет от этих похвал, но лишь сказала с присущей ей скромностью:

— Право, вы преувеличиваете мои заслуги, мистер Хилис. Я очень рада, что смогла чем-то помочь. — Она помолчала, а потом спросила: — А как теперь будут развиваться события?

— Я предлагаю оставить картину у капитана Вудкока, который вернет ее мисс Барвик, когда та снова приедет в Дом-Наковальню, — сказал мистер Хилис. — Капитан и констебль Брейтуэйт смогут обратиться в окружной суд и выяснить, как следует действовать в отношении этого Спрая. Мне представляется, что есть все основания для его ареста.

— Рада это слышать, — твердо сказала Беатрикс. — Этого вора следует обезвредить. — Она искоса взглянула на мистера Хилиса. — Ну а мистер Рэнсом? Ведь он виновен в той же мере, как мне кажется.

— Вы правы, — сказал мистер Хилис. — Я намерен поговорить о нем в полицейском управлении Эмблсайда. За ним следует установить наблюдение. Думаю, они скоро обнаружат, что ему постоянно приносят краденое и Спраем тут дело не ограничивается. — Он улыбнулся. — Так что, может статься, вы обезвредили двух воров, мисс Поттер, если не целую шайку. Примите мои поздравления и глубокую благодарность.

И хотя эти приятные слова не могли остановить дождь, она ощущала их тепло всем своим существом, пока кабриолет не достиг Сорея.

27 По капле и море собирается

Следующие несколько дней были наполнены множеством интересных событий. Их и впрямь случилось такое множество, и были они такими интересными, что у Беатрикс кружилась голова от возбуждения. Она не уставала удивляться, сколь сильно отличается жизнь в деревне Сорей, где обитают такие деятельные, полные противоречий, такие яркие люди, от жизни в Болтон-Гарденс, которая казалась ей вялой, скучной, застывшей. Так различаются фотографическое изображение пейзажа, где черно-серые предметы навечно застыли в неподвижности на своих местах, а время остановилось, и тот же пейзаж в реальной жизни, полный красок, движения, запахов и звуков, сумбурно переплетенных, сливающихся в великолепный поток изменчивых, размытых образов.

Конечно, сорейские события не отличались масштабностью, но в совокупности своей делали жизнь деревни интересной и наполненной. Как любила говорить миссис Крук, по капле и море собирается. Миниатюра Констебла вернулась на свое место, что было отпраздновано чаепитием в Доме-Наковальне. Мисс Барвик собственноручно испекла образцы кексов, булочек и пирожных, которые предполагала в дальнейшем включить в ассортимент своей новой пекарни, и строго повелела всем называть ее просто Сарой. В ответ и она называла всех, включая мужчин, по именам, что казалось вопиющей невоспитанностью. К разочарованию некоторых, на этот раз она не надела брюк — до некоторой степени это искупалось тем обстоятельством, что ее юбка оказалась достаточно короткой, чтобы вызвать пересуды. Впрочем, большинство жителей деревни уже видели ее в брюках, оседлавшей велосипед (который, как выяснилось, она приобрела в Хоксхеде и предполагала использовать для доставки изделий своей пекарни), и успели обменяться мнениями на этот счет с друзьями и соседями.

В связи с похищением картины из дома мисс Толливер сообщалось, что в Кендале был арестован некий Оскар Спрай и что проведенный полицией обыск в Эмблсайде, в антикварной лавке Лоренса Рэнсома, обнаружил наличие еще нескольких украденных вещей, по каковой причине упомянутый Рэнсом также был задержан. По всей видимости, в округе действовала шайка опытных похитителей предметов искусства, но теперь их деятельности был положен конец.

— Значит, в окно лез не тот, на кого ты думала, — с укоризной сказала Табиса Дергунья Пышке, когда эта новость достигла ушей четверки — Табисы, Пышки, Плута и Макса. Они как раз нежились на солнышке в саду за Домом-Наковальней. — Вором оказался Спрай, агент по недвижимости, а не торговец мануфактурой из Кендала.

Пышка делала вид, что зализывает заусенец на лапе.

— Ошибиться было совсем не трудно, — попыталась защититься она. — Эти двое похожи друг на друга как две капли воды. Ну просто Твидлдам и Твидлди.

— Это тебя не оправдывает, — строго заметила Табиса. — Уж если ты взялась изображать Шерлока Холмса, то изволь…

— Девушки, девушки, — попытался успокоить их Плут. — Не будем омрачать наши успехи глупой ссорой. В конце-то концов, ведь именно мы вырвали фонд для ремонта крыши из жадных крысиных лап. И вот, благодаря нам в этот самый момент Джозеф Скид чинит школьную крышу.

Пышка аккуратно облизала вторую лапу.

— А я уговорила Макса сесть на лестницу, чтобы мисс Краббе на него наступила.

— А я нашел приходскую книгу, — гордо сообщил Макс. Со времени известных событий в Замке он утратил излишнюю робость и теперь спустился с холма, чтобы присоединиться к дружной компании.

— Зато я по-прежнему остаюсь старейшей кошкой в этой деревне, — решительно заявила Табиса, устав от всего этого бахвальства. — Предлагаю отправиться к Зеленой Красавице и выяснить, не захотят ли зверюшки мисс Поттер прогуляться.

Предложение было принято единогласно.

Раскрыть тайну, где обреталась приходская книга, мог только викарий Саккет, но он наотрез отказался поведать, в каком месте и при каких обстоятельствах она была обнаружена. О своей находке он сообщил только мисс Виоле Краббе, которая подтвердила, что ее сестра трудилась над семейной родословной и ходила в церковь, чтобы ознакомиться с записями в приходской книге. По мнению Виолы, Мертл просто-напросто взяла книгу домой — умышленно или случайно, теперь сказать трудно, поскольку сестры ее об этом не спрашивали. Когда Мертл немного оправится от травмы, они собирались провести с ней несколько месяцев на юге Англии, подальше от суровой зимы Озерного края.

Беатрикс выпала возможность самой увидеть эту трудноуловимую приходскую книгу, когда одним туманным днем она с Сарой и Димити пришла на кладбище, чтобы положить хризантемы и астры к новому надгробию на могиле мисс Толливер. После этой скромной церемонии они вошли в церковь, и Димити показала им книгу, вновь занимающую свое обычное место рядом с купелью.

Беатрикс лениво переворачивала страницы, скользя взглядом по именам родившихся, крестившихся, венчавшихся и умерших за годы и годы. Она обращала внимание на уже знакомые ей семьи — Круки, Личи, Скиды, Саттоны. А вот и Абигайл Толливер.

— Взгляните-ка, — сказала она Димити и Саре. Пораженная, она вслух прочла запись в приходской книге: «Абигайл Толливер, невеста, Уэсли Барвик, жених, пекарь из Хоксхеда, первое оглашение, 6 сентября 1867 года».

Сара задохнулась от неожиданности.

— Уэсли Барвик, — сказала она, — так звали моего отца!

Димити широко раскрыла глаза.

— Сара! — воскликнула она. — Так мисс Толливер, должно быть, вышла за вашего батюшку! — И тут же, поняв, что это невозможно, поправилась. — Но она всегда оставалась мисс Толливер, а это значит, что свадьба так и не состоялась. — Она заскользила пальцем по книге вниз, начиная от прочитанных Беатрикс строк о первом оглашении. — Никаких записей о том, что состоялось второе или третье оглашение, здесь нет.

— По всей видимости, ее отец воспротивился этому браку, — сказала Беатрикс едва слышно, вспомнив, что ей говорила Грейс Литкоу. Она прикусила губу, подумав о своих собственных родителях и о том, как негодовали они, узнав о ее помолвке с Норманом. Беатрикс ощутила какую-то грустную родственную связь с Абигайл Толливер, и ею овладела глубокая печаль.

— Боже мой, — сказала Сара. — Как она должна была страдать, если отец имел над ней такую власть! Почему она с этим мирилась? Почему сносила такое обращение?

— Я думаю, время тогда было иное, — сказала Димити, словно пытаясь объяснить. — Считалось, что дочери должны оставаться дома и заботиться о родителях. Сейчас, конечно, все изменилось.

Беатрикс уже собиралась сказать, что изменилось далеко не все, но Сара заговорила первой:

— Я знаю, что отец и матушка прожили вместе много счастливых лет, — сказала она и покачала головой. — Но бедная мисс Толливер так никого и не полюбила. Как это печально, правда?

Димити ответила без колебаний:

— Она любила вас, я уверена. И отдала вам свой дом — место, которое было ей дороже всего на свете. Она стала думать о вас как о дочери, которой у нее никогда не было.

— Не очень-то хорошей, — сказала Сара, и ее грубоватый голос зазвенел. — Я не была ей дочерью и не смогла возместить мисс Толливер годы тоски по моему отцу. Это трагедия, самая настоящая трагедия.

— Да, — согласилась Беатрикс. Она говорила очень тихо и очень печально. — Да, это трагедия.

Но если не считать этих грустных моментов, последние дни пребывания Беатрикс в Сорее были вполне счастливыми.

Во-первых, развеялись тучи над головой Джереми Кросфилда, с него было снято подозрение, и он вернулся в школу. Мисс Нэш, которая стала теперь его учительницей, строго следила за тем, чтобы мальчику никто не угрожал, а его рисунки (и впрямь очень хорошие) были вывешены в школе на почетном месте. Беатрикс взяла у Джейн Кросфилд несколько уроков прядения, и они с Джереми часто ходили к ручью Канси-бек рисовать лягушек. При этом, по ее собственному мнению, с каждым разом ее рисунки становились лучше, наполнялись жизнью. Она уверовала, что сможет увезти в Лондон неплохую работу, и впервые за долгое время ощутила потребность запереться на всю зиму в своей студии в Болтон-Гарденс и закончить серию акварелей для «Повести о Джереми Фишере».

Во-вторых, Беатрикс получила несколько писем от своего издателя, еще одну посылку с книгами и чек на приличную сумму. «Надеюсь, — писала она в ответ не без иронии, — этот чек подвигнет туземцев на особое ко мне уважение». На самом деле деньги пригодились не только для этого: они обеспечивали ремонт и переделку маслобойни, свинарника и, что важнее всего, самого дома.

Кстати, наибольшую радость доставила Беатрикс идея касательно усовершенствования дома. Как-то ясным утром она сидела в саду Фермы-На-Холме, задумчиво рисуя дом, и вдруг поняла, что ее карандаш начертил некую пристройку — на месте одноэтажной кухни со стороны двора возник двухэтажный флигель с фронтоном, выходящим в сад. Беатрикс повидала немало домов Озерного края — некоторые из них выглядели именно так; следовательно, она знала, что такого рода пристройка превосходно согласуется со старым домом и не разрушает гармонию архитектуры семнадцатого века.

Беатрикс внимательно посмотрела на свой рисунок. «Вот решение! — подумала она с восторгом, внезапно нахлынувшим на нее. — Я пристрою новый флигель для Дженнингсов, а сам дом окажется в моем полном распоряжении!»

Это решение устроило миссис Дженнингс, и она с довольной улыбкой хвасталась перед Бертой Стаббс, что у нее с мистером Дженнингсом будет новый дом, совершенно отдельный, дай только мисс Поттер договориться о строительстве — ну, конечно, не завтра, ведь и зима на носу.

— Прямо новехонький, — втолковывала она Берте. — И большой, хоть и не такой большой, как главный-то дом, да только уж точно новее.

Ну а раз миссис Дженнингс была довольна, то, само собой разумеется, был доволен и мистер Дженнингс. Удовлетворенно посвистывая, он приступил помаленьку к перестройке свинарника и прочим делам, обговоренным с мисс Поттер.

Беатрикс была в восторге от своего плана. С разрешения миссис Дженнингс она обошла дом с рулеткой, записывая размеры комнат, чтобы привезти из Лондона кое-что из своих вещей, и прикидывая, какая еще ей потребуется мебель, какие драпировки и занавески. Конечно же она не сможет жить здесь постоянно, а если такое случится, то не скоро, но в ее власти превратить Ферму-На-Холме в свое владение, в собственный дом, где все будет устроено так, как она хочет. Это будет дом ее мечты, близкий ей по духу, дом, где она, пусть пока мысленно, сможет жить в согласии с собой и окружающим миром. Вокруг него лежат ее же собственные земли, как возделанные, так и нетронутые, ее сад, ее огород, ее луга и рощи. И на этой земле будут жить ее собственные животные — коровы, свиньи, куры, овцы — да-да, те самые хердуикские овцы, чей инстинкт заставляет возвращаться на свои пастбища.

Мысли о предстоящих переменах на ферме доставляли ей радость. Она оживленно обсуждала с Джорджем Круком и Чарли Хочкисом, какого подрядчика стоит выбрать для предстоящей работы. Джордж, который мало-помалу примирился с тем, что Беатрикс перехватила ферму из-под носа Сайласа Тедкасла, предложил кое-кого из Хоксхеда, и в один прекрасный день Беатрикс с мистером Дженнингсом отправились туда в повозке, запряженной пони. Подрядчик ей понравился, и Беатрикс ознаменовала удачную сделку тем, что зашла к башмачнику и заказала себе пару башмаков на деревянной подошве — тех самых, скроенных на старинный манер, в которых женщины на фермах ходили по скотному двору.

«Настоящая обувь, — думала она, когда башмачник осторожно снимал мерку с ее ноги, — настоящая обувь для настоящего фермера».

Историческое примечание

Беатрикс Поттер получила широкую известность за свои «маленькие книжки» — более двух десятков детских книг, которые она написала и проиллюстрировала за период с 1901 до 1913 год. Первой такой книгой стала бессмертная «Повесть о кролике Питере». Однако эта загадочная викторианская женщина на самом деле прожила множество жизней: она была не только одаренной художницей и рассказчицей, но также вдумчивым, наблюдательным натуралистом, усердным фермером и страстной защитницей природы. Заботы ее распространялись не только на землю Озерного края, но и на животных, эту землю населяющих. Впрочем, свое место в мире она нашла отнюдь не с молодых лет, а лишь к середине жизни.

Беатрикс Поттер родилась в 1866 году в Лондоне в зажиточной семье, принадлежавшей к верхушке среднего класса. Многое из того, что нам известно о детских годах Беатрикс, почерпнуто из ее дневника. Своеобразную тайнопись, которой она пользовалась, удалось разгадать лишь через пятнадцать лет после ее смерти, когда один упорный исследователь смог расшифровать записи в тетрадках и на отдельных листах, найденных в доме, получившем название Замок, где Беатрикс жила с 1913 года до своей кончины в 1943 году. Из дневника мы узнаем, что жизнь ее была уединенной, но интересной: она много читала, посещала художественные выставки, занималась рисованием и живописью, выезжала с родителями на отдых. Беатрикс получила домашнее образование, учителя занимались с ней до девятнадцати лет. Учебных заведений она не посещала, только брала уроки рисования. В детской комнате на третьем этаже они с братом Бертрамом устроили зоопарк в миниатюре, и даже на отдыхе дети не расставались со своими любимцами — кроликами, мышами, птицами. Ежегодно семейство Поттеров выезжало на три месяца в Шотландию и в Озерный край, где Беатрикс с энтузиазмом изучала окружающую природу и записывала свои наблюдения в дневник. Особенный интерес у нее вызывали окаменевшие останки животных и растений, а также грибы. К двадцати с небольшим годам она уже стала умелым натуралистом-иллюстратором. Глубину интереса Беатрикс к естествознанию, уровень ее ботанических рисунков можно оценить, заглянув в книгу Эйлин Джей, Мэри Нобл и Энн Стивенсон Хоббс «Натуралист викторианской эпохи. Рисунки Беатрикс Поттер из коллекции сестер Армит» (A Victorian Naturalist: Beatrix Potter’s Drawings from the Armitt Collection, by Eileen Jay, Mary Noble, and Anne Stevenson Hobbs.)

Беатрикс рисовала и своих зверюшек. Именно рисунки ее любимого кролика Щекастого Питера привели к появлению «Повести о кролике Питере», которую она сочинила в 1893 году как письмо к сыну своей гувернантки. (Когда в 1902 году кролик Питер умер, Беатрикс записала в своем дневнике: «Сколь бы ни был ограничен его интеллект, как бы ни бросались в глаза недостатки его шкурки, ушей или пальцев, нрав его неизменно оставался дружелюбным и добрым. Любящий спутник, тихий, молчаливый друг».) В 1901 году, после нескольких попыток привлечь внимание издателей к своей работе, Беатрикс напечатала «Повесть о кролике Питере» за свой счет, и когда эту маленькую книжку увидели в издательстве «Фредерик Уорн», оно предложило автору заключить договор. Родители были против того, чтобы творчество дочери становилось источником дохода. Их недовольство еще больше усилилось, когда книги Беатрикс стали бестселлерами и все шло к тому, что приносимый ими доход сделает дочь независимой от семьи.

Беатрикс как раз и стремилась к независимости, против которой возражали ее мать и отец. Первым актом открытого неповиновения родителям стало согласие на издание Уорном «Кролика Питера», после чего она стала строить дальнейшие планы. Вслед за «Кроликом Питером» (октябрь 1902) появились «Бельчонок Орешек» (1903), «Глостерский портной» (1903), «Кролик Бенджамин» (1904), «Две нехорошие мышки» (1904), «Миссис Тигги-Уинкль» (сентябрь 1905) и «Пирог и противень» (октябрь 1905) — и все они имели феноменальный успех. К началу 1905 года было выпущено четверть миллиона экземпляров книжек Беатрикс Поттер; так она сделала значительный шаг к достижению полной материальной независимости. (История публикаций Беатрикс Поттер дана в книге Джуди Тейлор «Беатрикс Поттер. Художница, рассказчица, сельская жительница» (Beatrix Potter: Artist, Storyteller, and Countrywoman, by Judy Taylor). Автор описывает ранний период жизни и творчества Беатрикс Поттер в контексте ее развития как художника и натуралиста.)

Успех Беатрикс не оказал сколько-нибудь заметного влияния на ее образ жизни; от природы она была человеком замкнутым, застенчивым, а воспитание сделало ее покорной дочерью. Она продолжала ухаживать за матерью, дамой весьма суровой и, по свидетельству многих, не слишком приятной. Из Лондона Беатрикс, за редкими исключениями, выезжала только со своими родителями, а в самом Лондоне ей не позволяли одной посещать даже собственного издателя.

Однако в середине 1905 года в жизни Беатрикс случилось несколько неожиданных и драматических событий. В июле ее редактор Норман Уорн, направляющим советам которого она неизменно доверяла, попросил ее руки. Как и Беатрикс, Норман был человеком необщительным и скромным, и их целомудренная любовь отличалась крайней сдержанностью даже по викторианским меркам. Все их встречи проходили непременно в присутствии третьего лица, ни разу они не остались наедине друг с другом. Но работа над книгами заставляла их видеться довольно часто, и мало-помалу между ними зародилось глубокое взаимное чувство. В течение трех лет они почти ежедневно обменивались письмами.

Однако родители Беатрикс были настроены решительно против их дружбы, и когда Беатрикс сообщила им о предложении, которое сделал ей Норман, они дали понять, что об этом замужестве не может быть и речи.

Несмотря на то, что оба деда Беатрикс были предпринимателями, мистер и миссис Поттер с пренебрежением относились к семье Уорна, «к этим торговцам», не считая их людьми своего круга. На этот раз Беатрикс не покорилась воле отца и матери. Она дала согласие выйти за Нормана и приняла от него кольцо, однако они условились, что скажут об этом только родителям Нормана, а свадьба будет отложена на неопределенный срок. Это было время, когда радость и печаль слились для нее воедино: не имея возможности сразу выйти замуж за любимого человека, Беатрикс все же могла видеть слабый свет их будущего общего счастья.

Однако совсем скоро судьба нанесла ей неожиданный удар: Норман заболел и в конце августа 1905 года, всего лишь через месяц после их помолвки, скончался от лимфатической лейкоцитемии — разновидности лейкемии. Беатрикс испытала горькое чувство потери, пустоты, одиночества. Теперь она знала, что если ей суждено когда-нибудь обрести свою собственную, отдельную от родителей, жизнь, то строить ее Беатрикс придется самостоятельно.

Именно в этот момент в сложной, запутанной жизни Беатрикс появляется Ферма-На-Холме. Уже будучи помолвленной с Норманом, она нашла усадьбу, которую захотела купить — это была маленькая ферма в деревне Сорей, в Озерном крае, куда она с родителями приезжала на отдых в 1896, 1901 и 1902 годах. В эти периоды она посещала Ферму-На-Холме, поскольку именно там жил кучер ее родителей и его семья (подобно другим обеспеченным людям викторианской эпохи мистер и миссис Поттер путешествовали со всей прислугой). Родители не выразили восторга по поводу этой покупки, но, возможно, возражения их были смягчены тем, что брак дочери с «торговцем» все-таки не состоится, а сама по себе ферма, чем бы она ни представлялась их Беатрикс, казалась разумным вложением дохода от ее книг и скромного наследства, полученного от тетушки.

О растущей привязанности Беатрикс к Ферме-На-Холме мы узнаем из ее писем. В октябре, через полтора месяца после смерти Нормана, Беатрикс приехала в Сорей, чтобы тщательно осмотреть свое приобретение, и со всем пылом и страстью, которые она обычно отдавала своим книгам, предалась новым заботам. Она намечала грядущие преобразования Фермы-На-Холме, знакомилась с жителями деревни и наслаждалась свободой от своих бдительных родителей. Вполне возможно, что новые проблемы, связанные с фермой и вживанием в деревенский обиход, отвлекали ее от тяжелых мыслей о потере любимого. «Похоже, что покупка фермы мною воспринимается [местными жителями] как чудовищная шутка. Хожу по своим владениям с рулеткой», — пишет она в октябре 1905 года. В постскриптуме она добавляет: «Стоит чудесная осень, постараюсь пробыть здесь до конца месяца — если только за мной не пришлют».

Хотя Беатрикс удалось окончательно поселиться в Сорее только через восемь лет, она пользовалась любым удобным случаем, чтобы посетить ферму, где навсегда оставила свое сердце. Не будет преувеличением сказать, что Ферма-На-Холме спасла ее от отчаяния и безысходности. Она раскрыла для Беатрикс новые возможности, вселила в ее душу новые надежды, подарила ей новые мечты и даже — в 1913 году — новую и долгую Любовь. Эта ферма изменила все течение ее жизни.

И об этом можно еще немало порассказать…

Сюзан Уиттиг Алберт

Источники

О жизни и творчестве Беатрикс Поттер и об английском Озерном крае написано очень много. Здесь я привожу лишь несколько таких источников, которые сослужили мне хорошую службу при работе над серией книг о ней. Дополнительные сведения читатель сможет найти на моем сайте в Интернете: .

Denyer, Susan. At Home with Beatrix Potter. Harry N. Abrams, Inc., New York, 2000.

Jay, Eileen; Noble, Mary; Hobbs, Anne Stevenson. A Victorian Naturalist: Beatrix Potter’s Drawings from the Armitt Collection. Frederick Warne, London, 1992.

Paston-Williams, Sarah. The Beatrix Potter Country Cooking Book. Claremont Books, in association with Frederick Warne, London, 1995.

Potter, Beatrix. The Journal of Beatrix Potter, 1881–1897, transcribed by Leslie Linder. Frederick Warne, London, New Edition, 1966.

Potter, Beatrix. Beatrix Potter’s Letters, selected and edited by Judy Taylor. Frederick Warne, London, 1989.

Potter, Beatrix. Beatrix Potter: A Holiday Diary, transcribed and edited, with a foreword and a history of the Warne family, by Judy Tailor. The Beatrix Potter Society, London, 1996.

Rollinson, William. The Cumbrian Dictionary of Dialect, Tradition and Folklore. Smith Settle, Otley, West Yorkshire, UK, 1997.

Taylor, Judy. Beatrix Potter: Artist, Storyteller, and Countrywoman. Frederick Warne, London, Revised Edition, 1996.

Любимые кулинарные рецепты Сорея

Тейти-пот

Этот рецепт позаимствован из книги Сары Пастон-Уильямс «Деревенская кухня от Беатрикс Поттер» (Paston-Williams, Sarah. The Beatrix Potter Country Cooking Book. Claremont Books, in association with Frederick Warne, London, 1995.) Воспроизводится с разрешения издательств.

Тейти-пот — блюдо, известное во всем Озерном крае, причем каждая хозяйка пользуется своим собственным рецептом. Входящий в состав этого кушанья черный пудинг (приготовляется из свиной крови и овсянки), который считается деликатесом в северной Англии, представляет собой темную густую массу. Если вы не нашли соответствующих ингредиентов, от этого пудинга можно отказаться. Также допускается его замена на кровяную колбасу. По всей видимости, Матильда Крук готовила тейти-пот из хердуикской баранины с овощами и травами со своего огорода и подавала это блюдо с пюре из репы, маринованным луком и маринованной краснокочанной капустой.

1,6 кг мяса молодого барашка, порубленного на куски

Мука, приправленная специями

3 крупные луковицы, тонко нарезанные

4 крупные моркови, нарезанные толстыми ломтями

1 крупная репа или брюква, порубленная на крупные куски

Бульон из баранины или вода для заливки

3–4 веточки свежей мяты

1 лавровый лист

Соль и свежемолотый черный перец

450 г черного пудинга, нарезанного толстыми ломтями

900 г картофеля, тонко нарезанного

Предварительно нагреть духовку до 140°C. Срезать жир и пленки с мяса, жир измельчить и растопить в большой сковороде. Обвалять мясо в муке со специями и обжарить на растопленном жире. Снять мясо со сковороды шумовкой и поместить в большую неглубокую жаропрочную посуду. Поджарить лук до мягкого состояния, добавив при необходимости стекший с мяса жир. Добавить морковь и репу и жарить еще несколько минут.

Перенести овощи в посуду с мясом и залить бульоном или водой, так чтобы жидкость покрыла содержимое. Добавить мяту, лавровый лист, соль, перец. Закрыть крышкой и готовить на очень слабом огне 4–5 часов или до тех пор, пока мясо не отойдет от костей. Сцедить бульон и оставить охлаждаться, предпочтительно до утра.

На следующий день разогреть духовку до 190°C. Отделить мясо от костей и нарезать его на небольшие кусочки. Удалить мяту и лавровый лист. Снова положить мясо в чистую жаропрочную посуду вместе с овощами и покрыть ломтями черного пудинга. Удалить, но сохранить жир из остывшего бульона, затем вскипятить бульон в отдельной посуде. Попробовать на вкус и добавить, если необходимо, специй, залить бульоном мясо. Сверху положить сплошным слоем ломтики картофеля и полить сохраненным бараньим жиром. Посыпать специями картофель, накрыть крышкой и готовить в разогретой духовке около 1 часа, сняв крышку через 30 минут, чтобы картофель зарумянился. (При желании для этой цели можно использовать гриль).

Крыжовенный соус Эльзы Грейп

1 стакан крыжовника с удаленными хвостиками

2 cm. ложки сливочного масла

1 cm. ложка сахарного песка

1 cm. ложка лимонного сока

Притушить ягоды крыжовника в небольшом количестве воды до очень мягкого состояния. Слить воду и растереть в пюре. Переложить в кастрюлю, поставить на слабый огонь и, помешивая, добавить масло, сахар и лимонный сок. Уварить до получения равномерной массы. Подавать горячим с рыбой.

Бисквитные пирожные

Рецепт бисквитного торта, любимого лакомства к чаю, взят мною из книги миссис Битон «Домоводство» (Mrs. Beeton. Book of Household Management). Это руководство по ведению домашнего хозяйства, впервые увидевшее свет в 1861 году, стало выдающимся событием в издательском деле викторианской эпохи: в первый же год было продано шестьдесят тысяч экземпляров книги, а к 1868 году суммарное количество распроданных экземпляров перевалило за два миллиона. «Домоводство» стало настольной книгой каждой хозяйки того времени. В 1913 году Беатрикс писала одной из своих знакомых: «Если хотите сделать мне приятный и полезный подарок, который не останется лежать без дела и будет всегда напоминать мне о дарителе, прошу вас, пришлите мне „Кулинарию“ миссис Битон и напишите на ней мое имя!»

Ингредиенты: мука весом в 5 яиц, толченый кусковой сахар весом в 8 яиц, 13 яиц, специи по вкусу.

Способ приготовления. Мука должна быть совершенно сухой, сахар — мелко истолченным и просеянным. Отделить белки от желтков и растереть желтки с сахаром; взбить белки до плотного состояния и соединить с желтками, стараясь не размешивать их после того, как получите однородную массу. Всыпьте муку во взбитые яйца порциями, добавьте специи. Смажьте маслом формы для выпекания, заполните их полученным тестом, сверху посыпьте сахаром через сито и выпекайте в сильно разогретой духовке, не давая зарумяниться. Извлеките пирожные из форм, пока они не остыли и переверните. В таком положении дайте им остыть, после чего поместите в закрытую жестяную коробку или стеклянную тару.

Время приготовления: 10–15 минут в хорошо разогретой духовке.

Средняя стоимость одного пирожного: 1 пенни.

Пирог Берты Стаббс с ревенем и клубникой

Сдобное тесто для пирога диаметром 23 см

4 стакана измельченного ревеня

2 стакана нарезанных ягод свежей клубники

1 1/3 стакана сахара

1/4 стакана кукурузного крахмала

1 cm. ложка лимонного сока

1/4 ч. ложки корицы

1 яйцо, взбить

1 cm. ложка сахара (посыпать пирог сверху)

Предварительно нагрейте духовку до 220°C. Раскатайте половину теста и выложите лист на дно так, чтобы над краем формы остался сантиметр теста. Соедините ревень, клубнику, сахар, крахмал, лимонный сок и корицу, хорошенько перемешайте и выложите в форму. Раскатайте оставшуюся часть теста и нарежьте на восемь полосок шириной в 2,5 см. Положите 4 полоски на начинку через равные интервалы, оставшиеся 4 полоски положите перпендикулярно первым, чтобы образовалась решетка. Удалите концы полосок, выступающие за кромку формы. Загните оставленный сантиметр нижнего листа теста, чтобы прикрыть им концы полосок, и защипните края. Смажьте решетку яйцом и посыпьте сахаром.

Поместите пирог в духовку и выпекайте 15 минут, пока корочка не начнет подрумяниваться. Уменьшите температуру до 190°C и выпекайте пирог еще 50–60 минут, пока корочка не станет золотистой, ревень мягким и вся начинка загустеет. (Чтобы не испачкать духовку, положите на ее дно лист бумаги для выпечки или фольги.) Пирог особенно хорош с мороженым.

Имбирное печенье

Беатрикс Поттер с удовольствием вспоминала «очень твердое имбирное печенье» своей бабушки. Наш рецепт иной — это печенье не слишком твердое, но его надо долго жевать.

3/4 стакана кулинарного жира

1 стакана сахара

1/4 стакана патоки

1 яйцо

2 ч. ложки соды

2 стакана просеянной муки

1/2 ч. ложки гвоздики

1/2 ч. ложки имбиря

1 ч. ложка корицы

1/2 ч. ложки соли

1/4 стакана сахара, смешанного с 1/2 чайной ложки корицы (для обсыпки)

Растопите жир в кастрюле на слабом огне. Охладите. Вбейте сахар, патоку и яйцо. Смешайте через сито муку, соду, гвоздику, имбирь, корицу и соль и в два приема добавьте к смеси в кастрюле, тщательно перемешивая. Скатайте шарики диаметром 2,5 см, обсыпьте их сахаром с корицей и разложите на бумаге для выпекания на расстоянии около 5 см друг от друга. Выпекайте в духовке при температуре 180°C в течение 8—10 минут. Рецепт рассчитан на 30–40 печений.

Паточный пудинг миссис Стоукс

Традиционный английский паточный пудинг готовится на плите, однако предлагаемый способ приготовления в духовке проще. Большинство английских поваров кукурузной патоке предпочитают светлую патоку из тростникового сахара. В наш рецепт входит соус с патокой, однако паточный пудинг часто подают с густым ванильным кремом. Говоря о пудингах, миссис Битон язвительно замечает, что в Англии вкусовые качества блюд обычно не столь важны, как размер и количество порций, и что наиболее приметной чертой любого пудинга является его «основательность». В этом пудинге основательность сочетается с хорошим вкусом.

1/2 стакана размягченного сливочного масла

1/2 стакана плюс 2 cm. ложки мелкого сахарного песка

2 яйца, взбить

цедра 1 лимона, натереть

1/4 стакана муки

1 ч. ложка соды

2 ч. ложки молока

4 cm. ложки патоки

Соус:

сок 1 лимона

2 cm. ложки воды

4 cm. ложки патоки (темной или светлой)

нежирные сливки

Предварительно нагрейте духовку до 200°C. Разотрите масло с сахаром, взбейте до консистенции пышного крема, добавьте яйца и тертую цедру. Соедините через сито муку и соду и смешайте с кремом. Слегка помешивая, добавьте молоко.

Смажьте жиром жаропрочную стеклянную форму емкостью в 3 стакана и налейте в нее патоку. Поверх патоки вылейте приготовленную массу. Смажьте жиром фольгу, прикройте ею форму, но не плотно, и поместите ее в низкую кастрюлю с водой (слой воды около 2,5 см). Вам будет легче сначала поместить форму с кастрюлей в духовку, а потом налить в кастрюлю воду. Выпекайте 45 минут, или пока пудинг не затвердеет и не подрумянится сверху.

Переверните пудинг на блюдо. Соскребите лопаткой остатки патоки на дне формы. Приготовьте соус, для чего на медленном огне нагрейте в кастрюльке лимонный сок, воду и патоку в течение 5 минут. Вылейте соус на пудинг. Подавать теплым, с кувшином сливок. Рецепт рассчитан на 6–8 порций.

Примечания

1

Бесхвостая порода кошек, ее родина — остров Мэн.

(обратно)

2

В повести Беатрикс Поттер «Джинджер и Пиклс» рыжий кот Джинджер и пес Пиклс держат деревенскую лавку с таким названием. По-русски героев вполне можно было бы назвать Рыжик и Огурчик и соответствующим образом переименовать магазин.

(обратно)

3

Крест Виктории — высший британский военный орден, учрежден королевой Викторией в 1856 г.

(обратно)

4

Игра построена на историческом анекдоте о шотландском короле Якове V, который, переодевшись в простолюдина, покинул дворец, встретил по дороге трех жестянщиков и попал к ним в рабство. С трудом освободившись, король приказал казнить двух жестоких жестянщиков, а одного, который оказался подобрее, отпустил на волю. После этого король издал указ, согласно которому из трех увиденных вместе жестянщиков двух надлежало казнить, а третьего отпускать.

(обратно)

5

Согласно Библии (Исход, XIV. 21), воды Чермного (Красного) моря расступились по знаку руки Моисея, а не его брата Аарона. Аарон же с помощью жезла превратил воду египетских рек в кровь (Исход, VII, 19–21).

(обратно)

6

Борнмут — курорт на южном побережье Англии в графстве Дорсетшир.

(обратно)

7

Толстяки, ожесточенно сражающиеся друг с другом по ничтожным поводам, — комические персонажи из «Алисы в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла.

(обратно)

8

Остается гадать, которого из четырех Георгов имеет в виду мистер Робертс: Георга I (1660–1727), Георга II (1683–1760), Георга III (1738–1820) или Георга IV (1762–1830).

(обратно)

9

Диссентеры — члены протестантских сект, отделившихся от англиканской церкви в XVI–XIX вв.

(обратно)

10

Из стихотворения У. Вордсворта (1770–1850) The Prelude, or Growth of a Poet’s Mind.

(обратно)

11

Вечер 5 ноября, когда, по традиции, сожжением пугала и фейерверком отмечают раскрытие «Порохового заговора» (заговор католиков с целью убийства короля Якова I, 1605 г.), возглавляемого Гаем Фоксом.

(обратно)

12

Королевские регалии — короны, скипетры, державы и др. драгоценности; используются монархом на официальных церемониях. Хранятся в лондонском Тауэре.

(обратно)

Оглавление

Благодарности

От автора

Действующие лица

1 Кончина мисс Толливер

2 Мисс Поттер приезжает в Сорей

3 Городская мышь встречается с деревенской кошкой

4 Потери и недоразумения

5 Мисс Поттер осматривает свои владения

6 Чаепитие у Димити Вудкок

7 У Табисы Дергуньи появляется блестящая идея

8 Чарли Хочкис приносит новость

9 Мертл Краббе постигает страшный удар

10 Мисс Поттер смотрит фактам в лицо

11 Свобода!

12 Оглашение завещания мисс Толливер

13 Мисс Поттер видит себя в новом свете

14 Тайна мисс Барвик

15 Настоящая любовь

16 За стенами Замка

17 Мисс Нэш делится своими бедами

18 Мисс Поттер говорит «нет»

19 Берта Стаббс рассказывает все

20 Несчастный случай с мисс Краббе

21 Крысы!

22 Желудь приходит на помощь

23 Мисс Нэш удивлена

24 Мисс Поттер навещает сестер Армит

25 Сара Барвик удивляет соседей

26 Мисс Поттер обезвреживает вора

27 По капле и море собирается

Историческое примечание

Источники

Любимые кулинарные рецепты Сорея Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg