«Буревестники»

Буревестники (fb2) - Буревестники [litres] (пер. Татьяна Львовна Черезова) (Орден Тьмы - 2) 3264K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Филиппа Грегори

Филиппа Грегори Буревестники

Philippa Gregory

Stormbringers

Copyright © 2012 by Philippa Gregory

Published by arrangement with Simon & Schuster UK Ltd

1st Floor, 222 Gray’s Inn Road, London, WC1X 8HB

A CBS Company

All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system without permission in writing from the Publisher.

© Черезова Т., перевод на русский язык, 2018

© Издание на русском языке, оформление. «Издательство «Э», 2018

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Дорога из Рима в Пескару, Италия, ноябрь 1453 года

Пятеро путников, едущих верхом по разбитой дороге, ведущей в Пескару, заставляли всех поворачиваться и смотреть им вслед. На них глазела и женщина, которая подала им разбавленный эль на придорожном постоялом дворе, и крестьянин, складывающий стену из тесаного камня у обочины. А парнишка, тащившийся из церковной школы на работу в отцовский виноградник, прямо застыл на месте как вкопанный. Люди улыбались при виде сияющей пары, возглавляющей процессию, ибо они были не только красивыми и юными, но и стоящими на пороге влюбленности.

– И чем это закончится, как ты думаешь? – поинтересовался Фрейзе у Ишрак, кивая на Луку и Изольду.

Прекрасная пара ехала как раз впереди них – по прямой как стрела грунтовой дороге, которая вела на восток, к побережью Адриатики.

Золотая осень была в самом разгаре, и хотя путь в Пескару обещал стать непроходимым зимой, сейчас он оказался легким – выносливые лошади быстро несли всадников в сторону побережья.

Фрейзе, улыбчивый юноша с широким лицом, был лишь на несколько лет старше своего господина, Луки. Ответа Ишрак он дожидаться не стал:

– Он в нее уже по уши влюбился. Если бы он жил в миру и был знаком с девушками, то знал бы, чего ему следует опасаться. Но он попал в монастырь еще щуплым мальчишкой и потому считает госпожу Изольду небесным ангелом. Она изящная и златовласая, словно сошла с монастырской фрески. А кончится все слезами: она разобьет сердце моему господину.

Ишрак помолчала. Ее темные глаза были устремлены куда-то вдаль.

– А почему ты решил, что плохо будет именно ему? Что, если Лука разобьет ей сердце? – спросила она. – Я никогда прежде не видела, чтобы Изольда вела себя подобным образом, хотя она почти не общалась с юношами. Возможно, Лука станет для нее первой любовью. Она выросла в замке как знатная дама – туда не пускали странствующих рыцарей, да и трубадуры с песнями о любви в Лукретили не гостили. Не считай, что все было, как в тех балладах, где описываются дамы, кавалеры и розы, которые девы бросают вниз из зарешеченного окошка. Нет, Изольду растили в строгости. Отец учил ее быть хозяйкой и рассчитывал, что она будет править землями. Но ее брат все украл, а Изольду запихнули к монахиням. Это просто чудо для нас обеих, что мы смогли очутиться на свободе и увидеть реальный мир… Неудивительно, что Изольда счастлива. И, по-моему, замечательно, что первым мужчиной, которого она встретила, был Лука. Они в общем-то ровесники, а красивее его, мы… то есть, конечно, она… никого раньше не встречала. Лука – добрый и по-настоящему любезный – и не может оторвать от нее глаз. Любая девушка сразу бы в него влюбилась!

– Она ежедневно видит еще одного привлекательного парня, – возразил Фрейзе. – Практичного, приветливого, умеющего обращаться с животными, работящего, полезного… и, между прочим, пригожего. По-моему, большинство назвало бы его красивым. А некоторые даже сказали бы, что он неотразим.

Глядя в честные голубые глаза юноши, Ишрак с радостью воспользовалась возможностью неправильно его понять.

– Ты имеешь в виду брата Пьетро? – Она обернулась на пожилого церковника, который ехал следом за ними, ведя в поводу ослика. – Ой, нет, он для Изольды чересчур строг, и, между прочим, она ему не нравится! Брат Пьетро считает, что женщины отвлекают вас от выполнения миссии!

– И он прав! – Фрейзе поддался соблазну поддразнить Ишрак, но тотчас посерьезнел. – Сам папа римский поручил моему господину Луке важнейшую задачу! Мой господин должен обнаружить признаки грядущего конца света. Если завтра или послезавтра наступит скорбный день Страшного суда, ему будет нельзя тратить последние минуты на то, чтобы пересмеиваться с бывшей монашкой.

– А мне кажется, что ничего лучше и придумать нельзя! – решительно заявила Ишрак. – Лука – ладный юноша, который ищет свое место в жизни, а Изольда – милая девушка, которая только что освободилась от диктата семьи и мужских помыканий. Можно ли найти лучший вариант? Думаю, стоит провести свои последние дни влюбленными друг в дружку.

– Ты так говоришь, потому что не христианка, а язычница, – возмутился Фрейзе, указывая на ее шаровары, прикрытые широким плащом, и босые ступни, обутые в сандалии. – Ты не понимаешь, какие мы значительные персоны. Лука должен сообщать папе обо всех признаках грядущего конца света, обо всех проявлениях зла в нашем мире. Мой господин еще очень молод, но уже принадлежит к влиятельнейшему ордену. Тайному папскому ордену, Ишрак.

Она вздохнула:

– Увы, мне столь часто не удается осознать огромную важность мужчин! Спасибо, что попенял мне на мое невежество, Фрейзе.

Он услышал в голосе Ишрак смех и невольно восхитился ее неизменным чувством независимости.

– Но мы действительно важны, – проворчал он. – Мужчины правят миром, и тебе следует меня уважать, Ишрак.

– А разве ты не обычный слуга? – поддразнила она.

– А ты кто? – парировал он. – Арабка-рабыня? Ученая? Еретичка? Служанка? Непонятно, кто ты такая. Животное наподобие единорога: всем доподлинно известно, что оно странное и удивительное, но на самом-то деле его мало кто видел – и, скорей всего, зверь этот ни к чему не пригоден.

– Возможно, – хладнокровно отозвалась Ишрак. – Но моя темнокожая красавица-мать вырастила меня в чужой стране, и я всегда понимала, кто я такая, даже если это другим было невдомек.

– Ты точно единорог! – воскликнул Фрейзе.

Она усмехнулась:

– Вероятно.

– Держишься ты определенно как молодая женщина, которая твердо знает, что к чему. Как-то совсем не по-девичьи.

– Но и я не уверена, что нас ожидает в будущем, – мрачно призналась Ишрак. – Нам надо найти сына крестного отца Изольды, графа Владислава – и уговорить его, чтобы он убедил брата Изольды вернуть ей замок и земли. А если он не согласится нам помочь? Что нам тогда делать? И с чем Изольда вернется домой? К сожалению, ее влюбленность в Луку отнюдь не главная наша забота!

Изольда тем временем запрокинула голову и громко расхохоталась над чем-то, что прошептал ей Лука.

– Похоже, она места себе не находит от тревоги, – буркнул Фрейзе.

– Мы счастливы, иншалла[1], – ответила Ишрак. – Такой спокойной она не была уже много месяцев – со смерти своего отца. А вдруг ваш папа римский не ошибся – и конец света действительно близок? Почему бы нам просто не радоваться жизни и не забыть обо всех горестях?

Фрейзе ничего не ответил.

Пятый член их компании, брат Пьетро пришпорил свою лошадь и поравнялся с Ишрак и Фрейзе.

– На закате солнца мы доберемся до рыбацкого городка Пикколо, – произнес он. – Брату Луке нельзя ехать рядом с женщиной. Это выглядит…

Брат Пьетро замолчал, подыскивая нужное слово укоризны.

– Нормально? – нахально подсказала Ишрак.

– Весело, – поддержал ее Фрейзе.

– Неприлично, – вымолвил брат Пьетро. – В лучшем случае – слишком непринужденно и так, будто Лука не обещан церкви. – Он повернулся к Ишрак. – Вам обеим нужно ехать рядом, опустив головы и смотреть в землю, как подобает девицам с чистыми помыслами. Вам следует общаться только друг с другом – изредка и не повышая голоса. Брату Луке надо ехать в одиночестве, погрузившись в молитву, или со мной, проводя часы за глубокомысленной беседой. А еще у меня есть послание…

Фрейзе хлопнул себя ладонью по лбу.

– Запечатанный приказ, а я про него совсем забыл! – возмущенно воскликнул он. – Значит, сейчас мы мирно едем себе по дорожке и предвкушаем отдых на постоялом дворе денька на два, но не тут-то было!.. Я рассчитывал поесть и покормить лошадей, но вдруг, откуда ни возьмись, появляется очередное послание, и нас снова отправляют расследовать Бог знает что!

– Нам поручена серьезная миссия, – сказал брат Пьетро. – И нам выданы запечатанные приказы, которые мне поручено вскрывать и читать в определенные моменты. Цель нашей поездки – что бы ни думали некоторые – вовсе не переезды от одного постоялого двора до другого и знакомства с женщинами, а обнаружение истинных признаков конца света и создание карты людских страхов. Я должен вскрыть пакет на закате и выяснить, что нам делать дальше и что нам предстоит расследовать.

Фрейзе вложил два пальца в рот и оглушительно свистнул. Обученные лошади послушно замерли возле соснового перелеска. Однако Лука с Изольдой развернули коней и поехали вперед, немного отдалившись от остальных.

Запах смолы в теплом вечернем воздухе был густым, как благовония. Под конскими копытами хрустели опавшие шишки, а тени всадников на светлой песчаной почве изрядно вытянулись в длину.

– Нам должны зачитать послание! – сообщил Фрейзе своему господину, указывая на брата Пьетро. – Сколько их у тебя еще спрятано? – полюбопытствовал он у брата Пьетро.

Тот не потрудился отвечать слуге и осторожно извлек из внутреннего кармана своего облачения кремовый пакет, скрепленный красным сургучом и лентами. Под взглядами своих спутников он сломал печати и развернул жесткий пергамент. Молча прочел содержимое письма, а затем еле слышно разочарованно вздохнул.

– Только не в Рим! – взмолился Фрейзе, который сгорал от нетерпения. – Скажи, что нам нет нужды поворачивать обратно, возвращаться к прежней жизни и!.. – Он осекся на полуслове, поймав лукавый взгляд Ишрак. – Расследование требует немалых усилий, – поспешно уточнил он, – но мне не хотелось бы оставить его незавершенным. У меня есть понятие долга и обязательств.

– Ты готов на все, лишь бы не жить в монастыре и не трудиться на кухне поваренком, – проговорила Ишрак. – Но и я предпочитаю находиться здесь, а не служить компаньонкой даме, коротающей время в громадном замке. По крайней мере, сейчас мы свободны – и каждое утро просыпаемся, в нетерпении ожидая нового дня!

– Напоминаю – мы путешествуем не ради удовольствия, – сурово произнес брат Пьетро, игнорируя их реплики. – Нам приказано прибыть в рыбацкий городок Пикколо, сесть на корабль и отплыть в Сплит, а оттуда отправиться в Загреб.

Изольда сдавленно вскрикнула:

– В Загреб!

Лука протянул девушке руку, но молниеносно ее отдернул, вспомнив, что не имеет права к ней прикасаться… и этот жест выдал его с головой.

– Мы едем вместе! – с воодушевлением воскликнул Лука. – Все-таки мы не расстанемся!

Быстрый взгляд лазурных глаз Изольды остался незамеченным братом Пьетро – монах был всецело поглощен изучением письма.

– Нам надо справляться обо всем необычном, – вещал он. – Мы должны незамедлительно начать расследование, если нечто укажет на дела сатаны, возникновение людских страхов и извращений, противных человеческой природе. Сии знамения явно указывают на близкий конец света. – Он прекратил чтение и, свернув пергамент, обвел взглядом молодых людей. – Поскольку Загреб находится на дороге к Будапешту, а дамы утверждают, что им нужно попасть в Будапешт и увидеться с графом Владиславом, сам Бог повелевает, чтобы мы следовали тем же путем, что и наши спутницы.

Когда взгляд брата Пьетро упал на Изольду, та уже полностью овладела собой. Девушка потупилась, старательно не глядя на Луку.

– Конечно, мы будем рады вашему обществу, – смиренно проговорила она, – но это – известный паломнический путь. В ту сторону будут идти и другие верующие. Мы могли бы присоединиться к ним. Мы ни в коем случае не хотим вас обременять.

Сверкнувший взор Луки подсказал Изольде, что она отнюдь его не обременяет, но брат Пьетро успел ответить Изольде раньше других:

– Я бы посоветовал вам присоединиться к паломницам, которые направляются в Будапешт. Надеюсь, вскоре мы их встретим. Мы не можем быть для вас сопровождающими и опекунами. Нам поручена судьбоносная миссия, а вы – юные женщины, и если вы ведете себя скромно, то все равно невольно отвлекаете окружающих и сбиваете их с истинного пути.

– Но кое-кто спас наши шкуры у Витторито, – проговорил Фрейзе, кивая на Ишрак. – Она умеет сражаться, стрелять из лука и в медицине разбирается. Более полезного паломника найти трудно – да и более надежного товарища тоже! Ведь путешествие наше крайне опасное…

– Дамы отвлекают, – упрямо повторил брат Пьетро.

– Но они сами сказали, что оставят нас, когда найдут подходящую компанию паломниц, – вынес вердикт Лука.

Его охватило предчувствие счастья – ведь он проведет с Изольдой еще один вечер, а потом, возможно, второй, третий… Пусть это будет даже несколько вечеров – время уже не имеет значения! Радость Луки заметили все, а Изольда – в особенности. Ее синие очи встретились с его карими глазами – и теперь оба не могли отвести друг от друга влюбленного взгляда.

– И ты не спрашиваешь, что нам предстоит сделать в святом месте? – укоризненно осведомился брат Пьетро. – В храме Господнем? Ты не желаешь узнать о том, что местным священникам поступали сообщения о ереси, которую нам предстоит обнаружить?

– Да, конечно, – согласился Лука. – Ты должен просветить меня обо всем, брат Пьетро. Я изучу вопрос в мельчайших подробностях. Мне необходимо поразмыслить об этом. Я проведу тщательное расследование, а ты напишешь отчет и отправишь главе нашего ордена, который передаст его папе. Мы выполним свою работу, как приказал нам магистр нашего ордена. Да благословит нас Господь!

– И что самое хорошее, мы сможем славно поесть в Пикколо! – жизнерадостно провозгласил Фрейзе и прищурился от лучей закатного солнца. – А позаботиться о том, чтобы нанять корабль, на котором поплывем в Хорватию, мы вполне успеем и завтра.

Пикколо, Италия, ноябрь 1453 года

Рыбацкий городок Пикколо оказался окружен со стороны суши высокими стенами с единственными воротами: их-то и было принято закрывать после захода солнца. Фрейзе огласил округу громким возгласом, вызывая привратника, но тот высунул голову в окошко и заявил, что путникам нужно уважать здешние правила. После вечернего колокола ворота закрываются на целую ночь, а значит, и непрошеным гостям можно даже в них не стучаться.

– Солнце только что село! – рассердился Фрейзе. – Небо совсем светлое!

– Но оно село, – фыркнул привратник. – Откуда мне знать, кто вы такие?

– Оттуда, что сейчас еще не темная ночь и тебе отлично видно, кто мы! – рявкнул в ответ Фрейзе. – А теперь впускай нас, а то тебе хуже будет, дружище! Мой господин – посланник Его Святейшества. Мы по важности можем сравниться с кардиналами.

Заворчав, привратник захлопнул окошко и спустился вниз. Ожидая его в меркнущем золотом зареве, путники слышали, как мужчина горько сетует на свою тяжелую долю. Наконец привратник с трудом отодвинул вправо скрипучую створку. Лошади, цокая подкованными копытами, проехали под арку ворот.

Городок состоял из нескольких улочек, сбегающих с холма к заливу. Путники сразу же спешились и повели лошадей по тропе к берегу, осторожно ступая по стесанному булыжнику. Ворота, в которые они въехали, находились на западном участке городской стены. В северной стороне, расположенной довольно высоко, имелась узкая калитка, которая закрывалась на засов – и точно такая же находилась на южной стороне.

Пробираясь к гавани и посеревшему морю, компания обнаружила единственный постоялый двор деревеньки – в здании были широко распахнуты двери, а в окнах мерцали яркие свечи.

Путники завели лошадей на двор конюшни и наказали конюху хорошенько накормить и напоить их, а затем отправились в гостиницу. Через полуоткрытые окна был слышен говор волн, плещущих о стены пристани. Ветерок приносил с собой манящий аромат соленой воды и чуть затхлый запах рыбацких сетей. Порт Пикколо оказался довольно популярным и шумным местом: в небольшой гавани стояла почти дюжина судов. Некоторые качались на якоре – на рейде, а другие были пришвартованы к причалу. Несмотря на слова привратника, жизнь в Пикколо ночью не замирала. Рыбаки неторопливо разбредались по домам, а пассажиры сходили со шлюпок, которые постоянно сновали взад и вперед. До Хорватии было меньше ста миль в восточном направлении: люди вваливались в гостиницу, дышали на пальцы и жаловались на ледяной ветер, который удлинил их плаванье на два дня и заморозил до мозга костей. Вскоре наступит зима, – твердили они, – и в плаванье будут пускаться только самые отчаянные.

Ишрак с Изольдой получили свободную комнатку, расположенную под покатой крышей здания. Под черепицей то и дело шныряли мыши – а может, и крысы – но это девушек не волновало. Они постелили на кровать дорожные плащи, а потом вымыли руки в глиняном тазике.

Фрейзе, Луке и брату Пьетро предстояло ночевать на чердаке еще с полудюжиной постояльцев, как и было принято делать в тех случаях, когда путников оказывалось чересчур много. Но им было не привыкать к трудностям. Брат Пьетро и Лука бросили жребий, определяя, кому достанется последнее место на широкой кровати. Лука проиграл и был вынужден обойтись соломенным тюфяком, брошенным на пол. Хозяйка извинилась перед Лукой (его привлекательная внешность и прекрасные манеры неизменно обеспечивали ему интерес со стороны окружающих), однако добавила, что гостиница сегодня переполнена, а завтра будет еще хуже. Судя по слухам, в Пикколо должны были приехать десятки паломников.

– И как мы их накормим? – посетовала она. – Ладно, наварю им несколько котлов похлебки и подам ее с хлебом – пусть не жалуются.

– А куда они направляются? – спросил Лука, со стыдом признаваясь себе, насколько сильно ему не хочется, чтобы это оказался Загреб.

Он мечтал подольше побыть с Изольдой и был преисполнен решимости позаботиться о том, чтобы девушка никогда не присоединилась к дамам-паломницам.

– Говорят, в Иерусалим, – ответила хозяйка.

– Какой тяжелый путь! Сколько трудов! – воскликнул он.

Она ухмыльнулась.

– Такое не для меня, – заявила она. – С меня хватит того, что я каждый Божий день разделываю на кухне горы свежей рыбы! А что ваши дамы пожелают на ужин?

Путники оживились.

Фрейзе, который то прислуживал господам за столом, то садился есть с ними (в зависимости от размера гостиницы и необходимости помогать на кухне), хозяйка тоже отправила в обеденный зал. Юноша охотно сел ужинать вместе со своими друзьями.

Девушки встретили Фрейзе приветливыми улыбками. Он поклонился Изольде, обратив внимание на то, что ее светлые волосы скромно уложены под простым убором. Изольда старалась не поднимать на Луку свои синие глаза, а тот невольно бросал на нее частые взоры. Брат Пьетро, как обычно, произнес благословение. Лука с Изольдой присоединились к молитве.

Ишрак казалась немного рассеянной и сидела, погрузившись в размышления. Она никогда не читала христианских молитв. Фрейзе, который украдкой подглядывал за ней сквозь раздвинутые пальцы, отметил, что во время благодарственных молитв Ишрак всегда вела себя исключительно тихо. В такие минуты она была задумчива и молчалива. Правда, к своему Богу она, похоже, тоже не обращалась. В ее скудных вещах не было особого коврика для коленопреклонений, и Фрейзе никогда не видел, чтобы Ишрак поворачивалась лицом к востоку. В этом, как и во многом другом, подумал Фрейзе, она оставалась персоной таинственной. Да уж, Ишрак явно не собиралась следовать правилам!

– Аминь! – выпалил Фрейзе, когда брат Пьетро наконец закончил молитву и хозяйка принесла путникам ужин.

Женщина превзошла саму себя и водрузила на стол пять блюд: два вида рыбы, вареную баранину, жестковатого печеного фазана и местное лакомство, питадин. Это оказался блин, в который завернули пряную начинку. Фрейзе из любопытства попробовал питадин и признал его превосходным. Хозяйка просияла и заявила, что если ему так понравился питадин, то Фрейзе может получать кушанье на завтрак, на обед и на ужин. Начинка менялась в зависимости от времени дня, а вот блин оставался неизменным. А еще им подали грубоватый черный хлеб – только что из печи, – местное сливочное масло и медовые лепешки на сладкое.

Путники сытно поужинали: в долгой поездке они проголодались, а теперь почувствовали себя легко и непринужденно. Даже брат Пьетро настолько подобрел от вкусной еды и дружелюбной атмосферы, что налил девушкам по стакану вина и пожелал им здравствовать.

После ужина дамы встали и пожелали спутникам доброй ночи. Ишрак поднялась в их спаленку, а Изольда задержалась на лестнице. Лука встал и беззаботно направился к выходу с постоялого двора, причем оказался у начала лестницы как раз вовремя, чтобы еще раз попрощаться с Изольдой. Она чуть помедлила на второй ступеньке, держа в одной руке свечу.

Лука бережно положил свою ладонь поверх ее руки, лежащей на перилах.

– Итак, мы еще какое-то время будем путешествовать вместе, – проговорил он неуверенно, глядя на нее снизу вверх.

Она кивнула.

– Хотя я сдержу слово, данное брату Пьетро, и присоединюсь к женской компании, если она нам встретится, – напомнила ему Изольда.

– Только к подходящей, – уточнил он.

Изольда улыбнулась, и у нее на щеках появились ямочки.

– Она должна оказаться по-настоящему подходящей, – согласилась она.

– Обещай, что будешь делать выбор обдуманно.

– Я буду весьма осторожна, – ответила она со смеющимся взглядом, но тотчас понизила голос и добавила серьезным тоном: – Я не расстанусь с тобой так просто, Лука Веро.

– Я вообще не могу вообразить себе, что ты покинешь меня! – воскликнул он. – Совершенно не представляю себе, что по какой-то причине я не увижу тебя, когда проснусь рано утром… и не буду разговаривать с тобой днем. Теперь я не мыслю путешествия без тебя. Я понимаю, что веду себя глупо – ведь прошло лишь несколько недель. Но ты стала…

Лука замолчал. Изольда спустилась на ступеньку – и теперь они находились почти на одном уровне.

– Стала?.. – прошептала она.

– Необходимой, – признался Лука и тоже шагнул на ступеньку, так что они оказались рядом.

Сейчас они стояли столь близко друг к другу, что могли бы поцеловаться, если бы он придвинулся к ней еще на дюйм или если бы Изольда повернула к нему свое лицо.

Он медленно придвинулся к ней. Изольда приподняла голову…

– Давай обсудим кое-какие важные вопросы перед отходом ко сну, – сухо произнес брат Пьетро, замерев на пороге столовой. – Брат Лука! Ты не считаешь, что нам надо обговорить все и завтра утром отправиться в путь спозаранку?

Лука с тихим возгласом отвернулся от Изольды.

– Да, – произнес он. – Конечно. – Он шагнул в сторону брата Пьетро. – Конечно, ты прав. Доброй ночи, Изольда.

– Доброй ночи! – нежно отозвалась она.

Изольда провожала Луку взглядом, пока дверь в столовую за ним не закрылась.

Затем Изольда тихонько вздохнула и прижала пальцы к губам, как будто мечтала о том поцелуе, которому не суждено было произойти нынешним вечером. А уж если говорить начистоту, ему вообще никогда не следовало бы случаться.

* * *

Утром в порту было людно и суетно. Корабли, которые с самого рассвета находились в море, стремились занять места у причала. Судна, приплывшие первыми, успели причалить к пирсу, а другие швартовались уже к ним, забрасывая канаты с кормы и носа. Рыбаки переходили по сходням с одного борта на другой с громадными круглыми корзинами рыбы, и на их широкие плечи стекала вода. Добравшись до берега, они выставляли их во всей красе на привычные места, чтобы покупатели могли посмотреть на их улов.

В небе мельтешили чайки, налетающие на рыбные отбросы. Их пронзительные крики создавали непрекращающийся галдеж, белоснежные крылья сверкали в лучах утреннего солнца.

У стены возле гавани начался жаркий аукцион. Рослый мужчина называл собравшимся цены, а покупатели вскидывали руки или выкрикивали свои имена, когда сумма их устраивала. Победитель выходил вперед, платил деньги и грузил корзину с рыбой на телегу, чтобы увезти ее с побережья, или уносил по каменной лестнице в городишко – прямо на центральный рынок, находившийся на склоне холма.

Корзины, полные сардин, оказывались на берегу. Чешуя ярко сверкала между черной штриховкой, похожей на окислившееся серебро. Хозяйка постоялого двора спустилась вниз и купила две корзины, приказав конюху отнести их домой. Другие жительницы не спешили и дожидались, чтобы покупатели сбили цены – и лишь потом отдавали деньги за одну рыбину. Жены и дочери бежали к лодкам своих мужчин и отбирали из улова что-нибудь для сытного обеда и ужина. Некоторые рыбаки ставили на причал весы и, перевешиваясь через борт, бросали переливающийся улов на чашку. Затем они поднимали весы повыше и демонстрировали товар женщинам, а те подхватывали понравившуюся рыбину и отправляли к себе в корзину.

Гладкие кошки сновали между ногами покупателей и продавцов. Они надеялись, что скоро свежую добычу выпотрошат и почистят – ведь после этого отбросы доставались им. Над волнами продолжали кружиться и вопить чайки, холодный утренний свет сверкал на них столь же ярко, как на ослепительной чешуе. Казалось, воздух, суша и вода восхищаются морским богатством, отвагой рыбаков и доходным промыслом Пикколо.

Фрейзе расхаживал по суматошной пристани, вдыхая резкий запах водорослей и соли, здороваясь с самыми хорошенькими из рыбачек, обходя ящики с уловом и садки с омарами. Фрейзе наслаждался гомоном, весельем и энергией портовой жизни. Он ликовал, оказавшись далеко от молчаливого монастырского уединения, и пробирался сквозь толпу в поисках корабля, который бы отвез их на восток, в Сплит. Он уже поговорил с местным капитаном, но хотел найти еще хотя бы одного, чтобы сравнить цены.

– Пожалуй, эти ребята уже заприметили меня и успели сговориться о цене, – ворчал он себе под нос. – Компания, едущая из Рима, две красивые дамы и церковный расследователь… Цена взлетит вдвое! Не говоря уже о кислой мине брата Пьетро. Я бы сам взял с него тройную цену – просто за то, что придется мучиться в его обществе!

Фрейзе замедлил шаг, принялся озираться по сторонам, и к нему тотчас стал ластиться рыжий котик. Фрейзе уставился на него.

– Голодный? – спросил он.

Мордочка вздернулась вверх, крошечный розовый рот приоткрылся в мяуканье. Не колеблясь, Фрейзе наклонился и поднял зверька правой рукой. Под мягкой шерсткой прощупывались ребра. Котенок был так мал, что его тельце целиком умещалось у Фрейзе на ладони.

Он тут же замурлыкал и весь завибрировал от гулкого звука.

– Ладно, – проворчал Фрейзе. – Может, и для тебя здесь что-нибудь найдется.

В дальней части гавани – на каменной скамье, защищенной от прохладного ветра небрежно сложенной стеной, – сидела женщина. Она разделывала рыбу, бросая потроха на землю, откуда их подхватывали крупные пестрые кошки.

– Для тебя они чересчур велики, – сообщил Фрейзе котенку. – Надо сперва подрасти, чтобы сражаться за еду. – Потом он обратился к женщине: – Будь благословенна, сестра. Можно взять немножко для моего звереныша?

Не поднимая головы, она отрезала кусочек рыбьего хвоста и отдала Фрейзе.

– Надо иметь тугой кошелек, если задумал кормить бродячих животных, – осуждающе буркнула она.

– Не обязательно. Видишь: ты добра ко мне, а я добр к нему, – возразил Фрейзе и устроился на скамейке.

Посадив котенка к себе на колено, он отдал ему отрезанный ломоть. Тот с удивительной быстротой расправился с едой, начав с сочного края и закончив чешуйчатым концом.

– И ты собрался отдыхать тут целый день и любоваться котенком? Никаких дел нет? – осведомилась женщина у Фрейзе, когда котенок уселся поудобнее и начал умывать лапки розовым язычком.

– Эх, что-то меня память подвела! – выпалил Фрейзе, вскакивая и подхватывая котенка. – Есть у меня дело, и очень важное, между прочим! Спасибо тебе, сестра, благослови тебя Господь! А мне и впрямь пора!

Она подняла к нему лицо, испещренное мелкими морщинами.

– И что у тебя за срочное дело, если у тебя хватает времени и денег, чтобы покормить бездомного котенка?

Он рассмеялся:

– Я служу церкви и приставлен к одному молодому господину: ему сам папа римский поручил провести судьбоносную миссию! Он – талантливый юноша, ставший избранником своего монастыря из-за способности к учению и пониманию всего… даже тайного и неизведанного. Он – расследователь, а я – его друг и слуга. Я служу Господу, сестра.

– Твой Бог не слишком ревнив, – произнесла она, ощеривая в улыбке почерневшие зубы. – Он не требует строго следить за временем.

– По Его воле не погибнет ни одна из малых птиц, – отозвался Фрейзе. – Благословляй Его и все меньшие создания, которые Он сотворил. Хорошего тебе дня!

Он сунул котенка в карман, где тот свернулся, зацепившись лапками за край ткани, так что его головенка торчала наружу, и он мог наблюдать за дорогой.

Фрейзе снова нырнул в толпу и направился к пристани. Рыбаки ловко раскладывали сети для починки, снимали паруса с лодок и сворачивали канаты.

Вскоре Фрейзе отыскал капитана, готового переправить паломников в Сплит за разумную цену, однако тот был намерен отплыть не раньше полудня.

– Я до самого рассвета ловил рыбу. Хочу позавтракать и переодеться в сухое, а потом и вас повезу, – заявил капитан. – Отплываем в полдень. Услышите колокольный звон – бегите к судну.

Они пожали друг другу руки в знак заключенной сделки, и Фрейзе вернулся на постоялый двор. Сначала он заглянул в конюшню и велел конюхам приготовить лошадей к погрузке на корабль.

Фрейзе посмотрел в сторону гавани и подумал, что толпа на пристани увеличилась, хоть торговля и закончилась. У входа в гостиницу тоже обнаружилась группа любопытных юнцов, которые расхаживали по двору. В самой же конюшне – на стенке колодца и на крыльце расселась чуть ли не дюжина детишек. Пара из них вытащили из колодца ведро и хлебали воду из ладошек.

– Что вы здесь делаете? – спросил Фрейзе у шести мальчишек, которые были явно не старше двенадцати лет. – Где ваши родители?

Они ответили не сразу – сперва парнишки с печальным видом перекрестились.

– Мой отец на Небесах, – вымолвил самый высокий из них.

– Да благословит вас Бог, – произнес Фрейзе, решив, что перед ним – обычная компания сирот-попрошаек, которые сбились вместе ради безопасности.

Он пересек двор и зашел в гостиную через кухню. Хозяйка как раз вынимала из печи шесть увесистых караваев ржаного хлеба.

– Пахнет вкусно, – сказал Фрейзе одобрительно.

– Не мешайся под ногами! – бросила она. – До завтрака ничего не получишь.

Он засмеялся и прошествовал по узкому коридору к главной части постоялого двора, где обнаружил Луку и брата Пьетро. Они о чем-то разговаривали с хозяином гостиницы.

Услышав шаги Фрейзе, Лука встрепенулся.

– Наконец-то! На улице много народа?

– Толпа собралась изрядная, – ответил Фрейзе. – У вас что, ярмарка?

– Крестовый поход, – ответил хозяин гостиницы. – И нам придется как-то их накормить и отправить дальше.

– Ясно! Твоя жена вчера говорила, что ждет паломников, – заявил Фрейзе.

– Верно, – сказал хозяин. – Так и есть. И сейчас они заполонили весь наш Пикколо – соседи говорят, их сотни, если не тысячи. Это не простое паломничество: они направляются в одну сторону, словно армия. Настоящие крестоносцы!

– И куда они держат путь? – поинтересовался брат Пьетро.

Мужчина покачал головой:

– Понятия не имею. Их ведет предводитель, наверное, он что-то знает. А мне надо позвать священника: ему следует позаботиться, чтобы паломников разместили и накормили. И еще мне нужно предупредить нашего сеньора: он пожелает, чтобы их побыстрей отправили восвояси. Нельзя им здесь долго быть – кроме того, у половины из них вообще нет денег. Они по пути попрошайничают.

– Если они служат Богу, то Он их накормит! – благочестиво изрек брат Пьетро. – Я схожу с тобой к священнику – он должен понять, что паломникам необходимо оказать гостеприимный прием.

Лука задумался.

– Давай-ка выйдем на улицу, – предложил он Фрейзе. – Я слышал, что их конечная цель – Иерусалим.

Покинув постоялый двор, они обнаружили, что пристань заполнена мальчишками и девчонками. Некоторые из них оказались босы, другие – одеты в лохмотья, и все были пропыленные и усталые. Большинство сидели без сил на булыжной мостовой, некоторые стояли и смотрели на море. Среди них не нашлось никого старше шестнадцати лет, а кое-кому, вероятно, недавно исполнилось шесть или семь.

Но количество детей не убывало – в воротах появлялись все новые и новые маленькие паломники. Привратник недоуменно таращил на них глаза, пытаясь изобрести предлог, чтобы закрыть створки и не пустить ватагу в Пикколо.

– Господи помилуй! – вырвалось у Фрейзе. – Что тут творится? Они же дети!

– Сюда идут еще, – сообщила ему Изольда из открытого окна. Она указала на север, поверх крыш домов – туда, где дорога спускалась с холма. – Я вижу их на дороге. Их несколько сотен.

– У них есть предводитель? Взрослый, который был бы у них главным? – громко спросил Лука, совершенно одурманенный видом ее распущенных волос и не до конца застегнутым воротом рубашки.

Изольда прикрыла глаза ладонью:

– Похоже, там нет никаких всадников, только очень много медленно бредущих детей.

Рядом с Фрейзе и Лукой крутилась какая-то маленькая девчушка. Неожиданно она плюхнулась на землю и расплакалась.

– Не могу больше! – всхлипывала она. – Устала. Не могу идти!

Фрейзе опустился рядом с ней на колени и ахнул. Ее ножки кровоточили от ссадин и мозолей.

– Конечно, тебе надо отдохнуть, – согласился он. – И о чем думал твой отец, когда тебя отпускал? Где ты живешь?

Ее личико моментально просияло, а сбитые ноги были забыты.

– Я живу с Иоганном Добрым, – пролепетала она.

Лука наклонился к ней.

– С Иоганном Добрым?

Она кивнула:

– Он привел нас сюда. Он поведет нас в Землю обетованную.

Двое юношей встревоженно переглянулись.

– А этот Иоганн, – продолжил расспросы Лука, – откуда он?

Она нахмурилась:

– Из Швейцарии, кажется. Бог послал его вести нас в поход.

– Из Швейцарии? – изумился Фрейзе. – А где он нашел тебя?

– Я работала на ферме под Вероной. – Рассказывая, девчушка вытянула руки и начала разминать ножки. Ее пальцы моментально покраснели от крови, но она не обратила на это никакого внимания. – Иоганн Добрый и его спутники пришли к ферме и попросили еды и разрешения переночевать в сарае, но мой хозяин был человек суровый, он их прогнал. Я дождалась, чтобы хозяин заснул, а потом мы с братом убежали и догнали Иоганна.

– Значит, твой брат тоже здесь? – спросил Фрейзе, прищурившись. – Он старше тебя? Он может за тобой присмотреть?

Она покачала головой:

– Нет, он умер. У него началась лихорадка, и однажды ночью он испустил дух. Мы оставили его в каком-то поселении. Крестьяне пообещали похоронить его на церковном кладбище.

Фрейзе крепко ухватил Луку за ворот и оттащил от девочки.

– Что за лихорадка? – с подозрением спросил он.

– Не знаю. Это случилось давно – много недель тому назад.

– Где вы были? Что было за поселение?

– Не знаю. Но это и не важно: я не должна горевать, ведь я снова встречусь с братом, когда он восстанет из мертвых. Иоганн пообещал мне, что мой братик встретит меня в Земле обетованной, где мертвые будут живы, а грешники сгорят.

– Иоганн сказал, что мертвые восстанут? – переспросил Лука. – Восстанут из могил и мы опять их увидим?

У Фрейзе имелся наготове другой вопрос:

– А кто позаботится о тебе, если твой брат умер?

Девочка пожала худенькими плечиками, как будто ответ был совершенно очевидным.

– Господь, – ответила она. – Он позвал меня, и Он меня ведет. Он ведет всех нас, а Иоганн говорит нам, чего Он хочет.

Лука выпрямился.

– Я бы хотел побеседовать с Иоганном, – объявил он.

Девочка встала, морщась от боли в стоптанных ногах.

– Вон он, – спокойно вымолвила она и указала на группу мальчишек, которые гурьбой прошли в ворота.

Теперь они прислоняли палки к причальной стенке и бросали на булыжники дорожные мешки.

– Позови брата Пьетро! – отрывисто приказал Лука Фрейзе. – Пусть он записывает все речи этого парня. Нам нужно понять, что здесь творится! Возможно, это истинный призыв.

Фрейзе кивнул и мягко положил руку девчушке на плечо.

– А ты не уходи далеко, – сказал он. – Когда я вернусь, то помою тебе ножки и найду для тебя хорошую пару обуви. Как тебя зовут?

– Роза, – ответила девчушка. – Но с моими ногами нет ничего дурного. Бог их исцелит.

– Я Ему помогу, – твердо возразил Фрейзе. – Он любит, чтобы люди Ему немного помогали.

Она по-детски захихикала над таким нахальным заявлением.

– Он же всемогущий, – серьезно напомнила она.

– Но Ему тоже необходима помощь мирян, – ответил Фрейзе, тепло ей улыбаясь.

Затем он развернулся и побежал по улочке к рыночной площади, где находилась церковь с широкой каменной папертью.

Лука пристально наблюдал за маленькими паломниками. Когда Фрейзе начал подниматься вверх, перепрыгивая через ступеньки, дверь храма распахнулась, и на пороге показался брат Пьетро.

– Тебя зовет Лука! – коротко бросил Фрейзе. – Он хочет, чтобы ты вел записи, пока он будет общаться с юнцом, который возглавляет целую ораву паломников. Они называют его Иоганном Добрым.

– Расследование уже началось? – возбужденно уточнил брат Пьетро.

– О да! Происходит нечто странное.

Брат Пьетро побежал вместе с Фрейзе обратно к пристани – и оба увидели, что народу прибавилось. Каждую минуту через городские ворота заходили паломники. Среди них были не только дети лет девяти-десяти, но и юноши – подмастерья, сбежавшие от мастеров, или батраки, бросившие плуг. Группка девочек плелась последней: они шли парами, держась за руки, словно направлялись в школу. Лука предположил, что на каждом ночлеге более маленькие и слабые дети нагоняли остальных… а иногда кто-то никого и не догонял.

– Здешний священник – хороший человек, и у него есть деньги, чтобы купить им еды, – сказал брат Пьетро. – А в монастыре пекут хлеб, братья вынесут подносы на рыночную площадь и раздадут караваи всем желающим.

– Это паломничество детей, которое возглавил юноша! – объяснил Лука. – По-моему, нам надо его допросить.

Брат Пьетро кивнул.

– Возможно, он получил призвание, – осторожно предположил он. – Или же сатана соблазнил его на то, чтобы украсть детей у родителей. Так или иначе, главе нашего ордена следует узнать про данный загадочный случай. Нам надо во всем разобраться и быть начеку!

– Он говорит, что мертвые восстанут, – заявил Лука.

Восставшие мертвецы являлись ключевым признаком конца света: когда могилы отдадут тела усопших, начнется Страшный суд.

Брат Пьетро заметно удивился:

– Он проповедует конец света?

– Именно, – мрачно подтвердил Лука.

– И который из них – Иоганн?

– Тот малый, – ответил Лука и принялся пробираться мимо усталых путников к пареньку, который стоял в некотором отдалении, склонив голову в молитве. – Малышка назвала его Иоганном Добрым.

Внезапно через ворота к бухте двинулось столько детей, что Луке оставалось только стоять и ждать, чтобы они прошли. Ему показалось, что их число сравнялось с семью сотнями: большинство были измучены и голодны, но все выглядели полными надежды, а некоторые – одухотворенными. Похоже, ими двигала святая решимость идти дальше.

Фрейзе увел малышку по имени Роза на кухню постоялого двора, чтобы вымыть ей ноги. Лука подумал, что среди паломников находятся сотни таких же девочек, которые едва могут продолжать путь и о которых некому заботиться – но всеми ими движет совсем не детская уверенность в том, что их призвал Господь.

– Вероятно, случилось чудо, – пробормотал брат Пьетро, которому удалось пробиться сквозь море детей к Луке. – Я подобное видел раньше, но лишь единожды. Когда Бог призывает паломников и Его люди откликаются – это чудо. Но нам надо понять, сколько их, куда они направляются и чего надеются добиться. Они могут быть целителями, провидцами или обладать иным даром, например изъясняться на разных языках. Но также они могут ужасно заблуждаться, Лука! Папа пожелает узнать все об их предводителе и о том, что он проповедует.

– Иоганн Добрый, – повторил Лука, – из Швейцарии, по словам Розы. Нам надо поторопиться!

Юный паренек будто почуял, что о нем говорят. Он стоял возле ворот, через которые проходили его последователи, и мигом поднял голову, одарив Луку и брата Пьетро ослепительной улыбкой. Ему, наверное, уже исполнилось пятнадцать лет, и его длинные белокурые волосы ниспадали на плечи взлохмаченными локонами. У него оказались пронзительные голубые глаза, а одет он был как швейцарский пастух: в короткую тунику поверх толстых рейтуз, перетянутую крест-накрест шнуровкой. На ногах у Иоганна красовались прочные сандалии. В руке он держал изогнутый пастушеский посох, украшенный крестами, вырезанными на дереве.

Иоганн поцеловал распятие, прошептал молитву – и направился к Луке и брату Пьетро.

– Да благословит и убережет вас Бог, господа, – произнес он.

Брат Пьетро, привыкший раздавать благословения, а не получать их, чопорно отозвался:

– И тебя да благословит Бог. Что тебя сюда привело?

– Господь, – ответил юнец. – А вас?

Лука с трудом справился со смехом при виде изумления брата Пьетро, которому задал вопрос мальчишка.

– Мы тоже исполняем волю Господа, – сказал он. – Мы с братом Пьетро проверяем благополучие христианского мира. Сам папа римский поручил нам проводить расследования и отчитываться ему.

– Надвигается конец света, – сообщил им парнишка. – Христианский мир уже никогда не будет прежним. Настали последние дни. Я видел знаки. Его Святейшество знает о знамениях?

– Что за знаки ты видел? – напрямую спросил Лука.

– Достаточно много, чтобы не сомневаться, – ответил Иоганн. – Вот почему мы отправились в путь.

– Что ты видел? – повторил Лука. – Что именно?

Иоганн вздохнул, словно чудеса ему надоели.

– Очень много всего, господа. Но сейчас мне надо поесть, а потом помолиться всей семьей. Здесь собрались мои братья и сестры. Мы предстанем пред очами Господа. Мы проделали долгий путь, но нам предстоит пройти еще больше.

– Мы хотим с тобой побеседовать, – заявил брат Пьетро. – Нам поручено выведать, что именно ты видел. Его Святейшество захочет узнать все о твоих прозрениях. Нам надо определить, истинны ли твои видения.

Паренек небрежно кивнул. Похоже, чужое мнение не имело для него никакого значения.

– Может быть, позже. Прошу меня простить, но люди часто спрашивают меня о том, что я видел. А меня бренный мир не интересует, хотя и здесь я тоже буду проповедовать. Я встану на ступенях, ведущих в храм, и обращусь к жителям городка с проповедью. Вы можете прийти и послушать, если пожелаете.

– Ты принял сан? Ты служишь церкви? – осведомился брат Пьетро.

Парнишка улыбнулся и указал на свою бедную одежду и пастушеский посох.

– Меня призвал Господь, Его церковь меня не учила. Я – простой пастух. Он почтил меня своим призывом, как когда-то почтил рыбаков и других бедняков. Он говорит со мной, – пояснил Иоганн. – Иных учителей мне не нужно.

Он повернулся и осенил крестным знамением группу юных паломников, которые вошли в ворота с пением псалма. Окружив его, дети уселись на булыжной мостовой пристани – они вели себя так непринужденно, будто находились у себя дома.

– Не хочешь позавтракать с нами на постоялом дворе? – попытался соблазнить его Лука. – Ты смог бы отдохнуть и рассказывать нам о своем путешествии.

Парнишка на секунду прищурился.

– Ладно, – согласился он.

Он повернулся и быстро сказал что-то мальчишке, который был поблизости. Тот кивнул, и компания паломников моментально занялась делом. Развязав походные мешки, дети начали есть скудный завтрак, который принесли: хлебцы и тонкие ломтики сыра.

Правда, другие паломники – те, у которых ничего не было, – уныло сидели на месте и не шевелились. Вероятно, от усталости они не чувствовали даже голода.

– А твои спутники? – поинтересовался Лука у Иоганна.

– Господь о них позаботится, – твердо ответил юнец.

Лука покосился на брата Пьетро.

– Местный священник принесет им еды: в аббатстве пекут хлеб, – сообщил брат Пьетро довольно сухо. – А ты, видимо, с ними не постишься.

– Я не сомневаюсь в том, что Господь даст им пропитание, – заявил Иоганн. – И ты только что подтвердил это своими речами. Вы пригласили меня на завтрак, значит, Бог позаботился и обо мне. Как же мне не полагаться на Него и не благословлять Его Имя?

– Действительно, как? – ледяным тоном проговорил брат Пьетро и направился к постоялому двору.

* * *

Ишрак и Изольда не присоединились к своим спутникам за завтраком. Девушки заглянули в столовую, где уже сидел юный Иоганн, а затем забрали свои порции наверх и устроились у окна, наблюдая за происходящим в бухте. Дети были повсюду: самые маленькие и слабые тащились последними, едва переставляя ноги. Их изношенная одежда давно превратилась в лохмотья и свидетельствовала о том, что они пришли из самых разных мест. Изольда увидели, что среди паломников есть и дети из рыбацких поселков, расположенных севернее по побережью. Они щеголяли в грубых рубахах, которые обычно носили местные жители. Но были в числе последователей Иоганна и дети с ферм – в накидках и рейтузах пастухов. Нашлось и немало девочек, одетых как служанки, в платьях из грубой шерсти и кожаных передниках. Изольда подтолкнула локтем Ишрак, заметив, как в Пикколо вошли три девочки в одежде послушниц монастыря, с четками в руках и склоненными покрытыми платами головами. Пару минут спустя послушницы прошествовали прямо под их окнами.

– Наверняка бедняжки сбежали из монастыря!

– Как и мы, – согласилась Ишрак. – Но куда они направляются?

Тем временем в столовой юнец безмолвно помолился, перекрестил хлеб и с аппетитом умял плотный завтрак, который принес из кухни Фрейзе. Поев, парнишка прочел длинную благодарственную молитву и коротко поблагодарил Луку. Брат Пьетро достал из походной шкатулки пергамент и обмакнул перо в чернильницу.

– Я должен отправить отчет моему господину, который, в свою очередь, доложит Его Святейшеству, – объяснил он Иоганну, который недоуменно таращился на брата Пьетро. – Если твое паломничество благословил Бог, то Его Святейшество пожелает узнать, чем это доказано. Если он сочтет тебя призванным, он тебя поддержит. А если нет – ему тоже следует о тебе знать.

– Он благословил меня, – вымолвил паренек. – Неужели мы бы смогли преодолеть столько дорог, если бы нас не вел сам Господь?

– И какой же путь ты прошел? – осторожно поинтересовался Лука.

– Я пас коз в кантоне Цюрих, когда услышал глас Божий, – без прикрас произнес юнец. – Он сказал, что на востоке произошло нечто страшное. Нечто гораздо худшее, чем Великий потоп, в котором сгинули все, кроме Ноя. Он сказал, что неверные из Оттоманской империи двинулись на христианский мир могучим людским потоком, захватили Константинополь, наш святой город, сердце восточной церкви, и разрушили его. Ведь это правда?

– Правда, – кивнул Лука. – Но любой бродячий торговец мог бы сообщить тебе про Константинополь. Его захватили в мае нынешнего года.

– Но в горах не бывает бродячих торговцев, – терпеливо возразил Иоганн. – Каждое утро я уходил из деревни и уводил коз по тропам в луга повыше, где трава свежая и сочная. Я отлично знал все места – ведь я с детства присматривал за ними. Иногда я играл на дудке, а порой лежал на спине и любовался облаками. Когда солнце касалось ветвей серебристой березы, я съедал хлеб с сыром, которые мать давала мне, увязав в тряпицу. Каждый вечер, когда солнце садилось, я гнал стадо обратно в деревню и разводил по соседским сараям и загонам. Я никого не видел, ни с кем не общался. Моим единственным спутником был ангел. Но однажды со мной заговорил Господь – Он сказал мне, что неверные захватили святую церковь в Константинополе. Он говорил мне многое – например, что море поднялось столь высоко, что затопило землю и оттоманы проплыли на лодках через высокий мол, а затем прошли по суше, обосновавшись прямо в гавани. А еще Он сказал, что величайший храм мира, названный Айя София, находится в руках неверных. Они превратят его в мечеть, разрушат алтарь и осквернят освященные приделы… Вот он – истинный знак конца света! Это правда или нет?

– Да, оттоманы захватили храм, – взволнованно подтвердил Лука. – И город.

– А священники молились у алтаря как раз тогда, когда неверные ворвались внутрь и убили их? – спросил Иоганн.

Лука бросил быстрый взгляд на брата Пьетро.

– Они служили мессу до последнего момента, – произнес брат Пьетро.

– А их галеры с гребцами прошли по суше?

– Такое невозможно! – вмешался Лука.

– Постой! – перебил его брат Пьетро. – Наши враги применили военную хитрость. Они поставили галеры на громадные катки и пропихнули их по перемычке во внутреннюю гавань. Сам дьявол подсказал им оставить гребцов на веслах, а барабанщиков отбивать ритм, поэтому казалось, что они гребут по воздуху. Люди были охвачены ужасом – они думали, что флотилия галер плывет прямо по дороге.

Лука изумленно покачал головой: прежде он не слышал о подобных деталях. А Иоганн кивнул, как будто лично видел и пугающее зрелище, и последовавшее затем святотатство.

– Господь говорил мне, что неверные принесут бесчинства во все поселения мира. Они уже выжгли Грецию и продвинутся дальше. Ничто их не остановит! Он сказал, что они явятся и в мой кантон, и в другие поселения Швейцарии. Их ведет юноша, который немного постарше меня. Правда?..

Лука посмотрел на брата Пьетро.

– Султану Мехмету девятнадцать лет, – ответил монах.

– Господь сказал мне, что началась война юнцов и детей. Неверных ведет юноша. Я услышал призвание. Я понял, что должен оставить свой дом.

Слушатели Иоганна затаили дыхание.

– Я взял посох, дорожную суму и попрощался с отцом и матерью. Меня провожали все жители деревни. Они поняли, что меня направил Господь.

– С тобой еще кто-нибудь ушел?

Иоганн покачал головой и уставился в окно, словно увидел в тусклых пластинах из рога нищету своего родного кантона. Наверное, там были грязные улочки и хлипкие дома, в которых уныло прозябали крестьяне, с трудом добывающие хлеб насущный на тощей горной земле. Каждую зиму они страдали от голода и холода и даже летом помнили, что лютые морозы настанут снова. Они знали, что ничего никогда не изменится – жизнь будет идти той же чередой суровых зим и солнечных весен в безжалостном неизменном круге. Услышав весть о наступлении турок, они быстро уразумели, что мир внезапно стал еще хуже – и это было только началом…

– Дети присоединялись ко мне по пути, – нарушил паузу Иоганн. – Они слышали мои проповеди и верили мне. Каждый из нас знает, что близится конец света. Мы хотим быть в Иерусалиме в Судный день.

– Ты считаешь, что направляешься в Иерусалим? – выпалил Фрейзе, застывший на пороге. – Ты ведешь детей в Иерусалим?

Паренек улыбнулся.

– Бог ведет их в Иерусалим, – поправил он Фрейзе. – Я лишь сопровождаю их и нахожусь с ними рядом.

– Значит, Бог выбрал весьма странную дорогу, – по-хамски заявил Фрейзе. – Зачем Он отправил вас в восточную часть Италии? Почему бы не пойти в Рим и не получить помощи? Почему бы не сесть на корабль, заручившись поддержкой папы римского? Зачем изнурять маленьких детей?

Реплика Фрейзе, похоже, чуть смутила парнишку.

– Но я не выбираю дорогу. Я иду туда, куда мне велит Господь, – произнес он и посмотрел на брата Пьетро. – Мне указывают путь на ходу. Кто этот человек, задающий вопросы?

– Слуга брата Луки, – раздраженно ответил брат Пьетро. – Ты можешь не отвечать. Он в расследовании не участвует.

– Ах, я, конечно же, прошу прощения, если вас прервал, – громко сказал Фрейзе и криво усмехнулся. – А не раздать ли мне ваши объедки на улице? По-моему, твои последователи скоро умрут от голода. А от завтрака остались куски мяса и нетронутый хлеб. Думаю, ты уже сыт.

Иоганн отдал Фрейзе свою тарелку и корзинку с хлебом, даже на них не взглянув.

– Бог нас питает, – добавил он. – Отдай им еду вместе с моим благословением.

– И присмотри, чтобы присланный из монастыря хлеб раздали справедливо, – приказал Фрейзе брат Пьетро.

Тот кивнул и ушел, протопав в сторону кухни.

Брат Пьетро опять повернулся к юнцу. – А как твое имя?

– Иоганн Иоганнсон.

– А возраст?

– Кажется, мне почти шестнадцать. Точно не знаю.

– Ты не видел чудес и ничего не слышал до нынешнего года?

Иоганн улыбнулся:

– Мне случалось слышать пение в колокольном звоне у нас в деревне, – поведал он. – Когда звонили к обедне, колокола окликали меня по имени, словно Господь звал меня к Своему столу. А иногда, когда я летом пас коз на высоких лугах, я внимал чудесным голосам – и они тоже окликали меня по имени. На самом высоком лугу меня навещал ангел. Я знал, что меня будет ожидать нечто очень важное. Однако я даже не мог вообразить, что я должен буду делать. Господь сказал мне о конце света, когда я был один в горах, – и я задумался, что мне делать с полученным знанием. Я поговорил с нашим священником: он предположил, что, вероятно, это было откровение, но нам надо еще немного подождать. Сперва мы не могли поверить, что ужасная весть о Константинополе правда, а не вымысел. Нас пугало то, что столь великий город может превратиться в прах. Но в воскресенье я встретил на базаре бродячего торговца – он встал на деревенской площади и со слезами на глазах объявил нам, что Рим Востока пал. Город, который держался, сколько было возможно, оставаясь светом во тьме, когда тьма сгущалась, сдался и не устоял перед оттоманскими турками! Тогда-то я и понял, что мое видение – истинное, а голос, который я слышал, был гласом Божьим. Я осознал, что близится конец света, и я должен идти в Иерусалим.

– Ты услышал о падении Константинополя задолго до того, как торговец рассказал про оттоманов на рыночной площади? – уточнил брат Пьетро и сделал пометку на пергаменте. – Ты сообщил о своем видении местному священнику?

– Да, – искренне ответил паренек.

– Ты уверен, что говорил священнику о конце света до прихода торговца? – допытывался брат Пьетро.

Паренек кивнул, не утруждая себя ответом.

– И как ты собираешься попасть отсюда в Иерусалим? – осведомился Лука.

– Господь сказал, что море перед нами высохнет, – простодушно вымолвил парнишка. – Так ведь было с детьми Израиля, верно? Мы дойдем до южной оконечности Италии, волны расступятся, и мы направимся в Святую землю.

Лука и брат Пьетро удивленно переглянулись. Похоже, Иоганн ни в чем не сомневался.

– Но вам предстоит очень длительное путешествие, – мягко проговорил Лука. – Ты знаешь маршрут и сколько вам надо еще пройти?

– Не важно, насколько трудным и долгим будет мой путь, – парировал юнец. – Меня ведет Бог, а не придорожные столбы или мирские карты. Я иду в вере, я не игрушка в руках тех, кто рисует карты и пытается измерить мир. Я следую гласу Господа и не полагаюсь на грешных людей.

– И что ты будешь делать, когда окажешься в Иерусалиме? – спросил брат Пьетро.

– Это – не крестовый поход оружия, а крестовый поход детей, – охотно признался паренек. – На Святой земле к нам присоединятся отроки Иудеи. К нам придут турецкие отроки и чада арабов – и вместе мы будем служить Единому Господу. Если в тех несчастных землях еще живы христианские дети, то они тоже станут нашими последователями. Они все объяснят своим отцам и матерям – и тогда наступит мир. Дети врагов принесут на землю покой. Затем Иисус явится в Иерусалим и настанет конец света.

– Ты прозрел все это в видении? – продолжал сыпать вопросами брат Пьетро. – Ты уверен?

Юнец посмотрел на монаха – в глазах Иоганна пылала убежденность.

– Да, – произнес он. – Ведь ко мне уже присоединилось столько детей! Они убегают из деревень и с ферм. Они покидают грязные мастерские и улицы греховных городов. Они приводят своих братьев, сестер и друзей. Они приходят из разных стран, они идут, даже если не понимают моего языка, поскольку и с ними говорит Господь. Иудейские и арабские дети – они тоже будут вместе с нами. – Иоганн замолчал и, как простой мальчишка, вытер рот рукавом. – Я вижу, вы поражены, господа мои, но так оно и есть. Крестовый поход детей изменит мир.

Воцарилась тишина, но в следующую минуту он заявил:

– А теперь мне надо помолиться с моими братьями и сестрами. Можете присоединиться к нам, если захотите.

Иоганн встал, взял свой посох и направился к двери.

– А как расступятся волны? – полюбопытствовал Лука.

Иоганн широко раскинул руки в стороны.

– Как и прежде – во времена Моисея! – воскликнул он. – Волны покорно разойдутся перед нами, и мы узрим под ногами древнее морское дно. Мы увидим обломки кораблей, лежащие на дне, и будем на ходу подбирать сокровища. Мы сможем собирать жемчужины, словно цветы. Мы пройдем посуху до самой Палестины! – Он умолк. – Будут петь ангелы! – радостно добавил он.

И юнец покинул комнату. Лука и брат Пьетро озадаченно переглянулись.

– Какой необычный юноша! – воскликнул Лука, отодвигая свой стул от стола. – У него есть дар, вот чего никак нельзя отрицать! – Лука поежился и потер ладонью затылок. – У меня даже волосы дыбом встали. Но я ему верю. Я полностью убежден. Мне хотелось бы следовать за ним. Если бы я услышал его ребенком, то бросил бы плуг на поле и побежал бы за ним!

– Обаятельный предводитель, – заключил брат Пьетро. – Но я не могу определить, кто он: мечтатель, пророк или лжепророк. Надо послушать его проповедь и еще его порасспрашивать. Мне необходимо немедленно сообщить обо всем милорду. Дело срочное.

– Ему важно узнать про деревенского паренька?

– Про паренька и про крестовый поход. Это может оказаться очередным признаком конца света. Милорд должен быть в курсе. Ведь если они доберутся до Палестины и сделают хотя бы половину обещанного, Оттоманской империи придется потрудиться, чтобы с ними справиться. Для оттоманов детский Крестовый поход станет самым страшным кошмаром, постучавшимся прямо в их двери. Если шайка детей будет настолько большой, их надо будет охранять… либо арестовать их… а может, и допустить в святые места. В любом случае юные паломники могут все перевернуть. Послушай меня, Лука! Они могут оказаться могущественным оружием, которое мы направим против наших врагов. Мы не сумели бы придумать такое средство, но, похоже, что они – сильнее любой христианской армии, состоящей из взрослых солдат. Если Иоганн действительно станет проповедовать турецким детям и если они присоединятся к нему в христианском Крестовом походе, то наш мир уже точно никогда не будет прежним!

– Ты действительно считаешь, что они доберутся до Иерусалима?

– А кто бы подумал, что они способны добраться до Пикколо? А они смогли, причем тысячами.

– Думаю, сотнями точно, – осторожно согласился Лука.

– У мальчишки – куча последователей. Скольких еще он сумеет привлечь по дороге на юг?

– Но ты же не думаешь, что море перед ними расступится? – поинтересовался Лука. – Как такое возможно?

– А ты веришь, что Красное море расступилось перед детьми Израиля? – задал ему вопрос старший спутник.

– Я должен верить в чудеса. В Библии ясно сказано, что так и случилось. Сомневаться в этом было бы ересью.

– А почему бы чуду не повториться?

Лука тряхнул головой.

– Наверное, ты прав. Но… – Он не закончил фразу. – Я не могу понять, что это возможно. Не сомневайся в моих убеждениях – я верю Библии как должно. Я не отрицаю ни единого ее слова. Но море, которое обнажит свое дно? И дети, идущие до Палестины посуху? Реально ли такое?

– Надо хорошенько об этом подумать. А если море перед ними не расступится, тогда, вероятно, наш милорд снабдит их кораблями.

– Зачем ему себя утруждать? – Лука прикусил язык, заметив, как возбужден брат Пьетро. – Цель нашего расследования – конец света… или орден больше заинтересован в победе над оттоманами? Мы ищем истину или куем оружие?

– И то и другое, разумеется! – воскликнул брат Пьетро. – И то и другое неизменно, Лука, поверь мне! Конец света наступит, когда оттоманы войдут во врата Рима, и в этот миг мертвые восстанут из могил для суда. Нам с тобой поручено проехать по христианскому миру, ища знамения и признаки явлений сатаны, но нам нельзя и забывать об армии Оттоманской империи. Неверные в Иерусалиме и пришествие Иисуса с Небес – все это и одно и то же! Вот они – явные признаки последних времен, Лука! Нам надо определить, когда именно это случится. А дети-паломники могут оказаться знаком – я действительно считаю их знамением. Нам нужно написать милорду и разузнать как можно больше.

* * *

Лука постучался к Изольде. Услышав его голос, она тотчас широко распахнула дверь.

– Я не смогу задерживаться, – посетовал он. – Но я хотел предостеречь Ишрак.

Смуглая девушка появилась позади Изольды.

– Меня?

– Да. Ведь вы обе видели детей-паломников? Их предводитель – юноша по имени Иоганн Добрый. Он организовал Крестовый поход. Детей в Пикколо уже более нескольких сотен, а может, и тысяч. Они направляются на юг, к Иерусалиму, дабы победить неверных.

– Мы видели паломников из окна: они показались нам очень измученными.

– Да, но они твердо уверены, что идут в Палестину. Все они истово верят в то, что это – могучий Крестовый поход, знаменующий конец света. Им известно о разграблении Константинополя. Именно поэтому, Ишрак, тебе надо быть осторожной. Тебе не следует облачаться в арабскую одежду. Вдруг они на тебя накинутся? Не знаю, что им придет в голову.

– Значит, мне уже нельзя носить мою собственную одежду? Мне что – отказаться от своего наследия?

– Да, пока здесь находятся маленькие паломники. Носи то же, что предпочитает госпожа Изольда.

Ишрак пристально посмотрела на Луку своими темными глазами.

– А что мне делать с моей арабской кожей?

Лука покраснел.

– Она – чудесного цвета, Ишрак. Бог свидетель – мало кто из женщин сравнится с тобой в красоте. Твои щеки – оттенка верескового меда, а глаза – темные как ночь, – с жаром произнес он. – Но тебе нельзя надевать шаровары, тунику и накидку. Дождись, пожалуйста, когда паломники покинут Пикколо. А когда сядем на корабль и уплывем отсюда, ты сможешь поступать как хочешь. Но сейчас тебе надо одеваться, как госпожа Изольда, как женщина-христианка – ради твоей же безопасности.

– Она так и сделает, – заявила Изольда, прерывая возражения Ишрак. – Тебе это не настолько важно, Ишрак: ты носишь мои платья не реже, чем свои шаровары. Ты ничего не докажешь, надев арабский костюм. – Она повернулась к Луке. – Мы ведь отплываем в полдень?

– Нет. Сперва нам нужно поговорить с Иоганном и паломниками и отправить отчет в Рим. Брат Пьетро считает, что их ведет Бог. Но определенно, если им удастся добраться до Иерусалима – с Его помощью или без нее, – они станут для неверных громадной проблемой.

– Они продолжат паломничество уже сегодня?

– Вероятно, они отправятся в путь во второй половине дня. Местные жители дадут им съестные припасы, деньги и отправят дальше. А еще их накормят монахи здешнего монастыря. Дети твердо намерены двигаться вперед. Удивительное паломничество: я рад, что его увидел. Разговор с этим пареньком, Иоганном, окрыляет. Признаюсь, будь я свободен, я бы тоже присоединился к ним.

– Ты считаешь, что они действительно попадут в Иерусалим? – изумилась Ишрак.

– А кто бы подумал, что они смогут добраться до Пикколо? Дети под предводительством юнца, который даже не знает, где находится Иерусалим? Брат Пьетро считает, что они – живое свидетельство тех знамений, которые указывают на конец света. Я в этом не уверен, но вынужден считать происходящее чудом. Иоганн – невежественный деревенский парень из Швейцарии, но он оказался в Италии, на пути в Иерусалим. Налицо – доказательства Промысла Господа!

– Но ты не уверен, – подметила Ишрак.

Лука пожал плечами:

– Иоганн утверждает, что море перед ними расступится… и я не могу себе представить ничего подобного. Это было бы чудом здесь и сейчас – но я не могу понять, как такое может случиться. Но, вероятно, они дойдут до Мессины, и кто-нибудь одолжит им корабли. Есть множество способов добраться до Иерусалима, не замочив ног. И существуют другие чудеса, не менее внушительные, чем расступившееся море.

– По-твоему, Иоганн найдет дорогу в Мессину? – недоверчиво уточнила Ишрак.

Лука нахмурился.

– Христианство – не твоя вера, Ишрак, – произнес он чуть враждебно. – Похоже, ты не желаешь поверить маленьким паломникам. Ты считаешь их дураками, которых ведет обманщик. Но Иоганн обладает немалыми способностями. Он знает такие вещи, которые мог получить только путем откровения. Он утверждает, что с ним говорит Бог – и я верю ему! Он преодолел столько трудностей на своем пути!

– А можно и нам его послушать? – спросила Изольда.

Лука кивнул:

– Иоганн собирается проповедовать сегодня днем. Если вы покроете головы и наденете плащи, то можете к нам присоединиться. Думаю, половина местных жителей соберется послушать Иоганна.

* * *

Изольда и Ишрак в серых платьях и коричневых плащах вышли из дверей постоялого двора и направились к мощеной пристани. Большая часть судов стояла в гавани, качаясь на волнах. Рыбаки чинили сети, сворачивали канаты или штопали порвавшиеся паруса. Изольда и Ишрак не обращали внимания на свист и окрики мужчин, приметивших стройных девушек и предположивших, что под капюшонами прячутся хорошенькие лица. Выкрикиваемые комплименты заставляли Изольду краснеть и улыбаться, однако Ишрак презрительно отворачивалась.

– Не нужно быть гордячкой: нас вовсе не оскорбляют, – попеняла ей Изольда.

– Для меня это – оскорбление, – возразила Ишрак. – С чего они решили, что могут обо мне высказываться?

Девушки свернули в узкий проулок, который вел вверх, к рыночной площади. Теперь они были вынуждены пробираться под паутиной из бельевых веревок, протянутых от одного балкона к другому. Кое-где на ступеньках сидели старухи, занятые штопкой одежды или плетением кружева. Старые женщины кивали девушкам, когда те проходили мимо них, ступая по грубо обтесанным булыжникам.

Большая часть жителей Пикколо уже собралась на рыночной площади, чтобы послушать проповедь Иоганна.

Изольда и Ишрак миновали булочную: пекарь как раз вышел на улицу и запирал лавку. Его лицо и волосы были обильно присыпаны мукой. По соседству с ним башмачник сидел по-турецки на пороге своей мастерской с недоделанным сапогом на болванке и глазел на толпу. Следующая лавка специализировалась на корабельных принадлежностях. В ее темном помещении была свалена всякая всячина: рыбацкие сети, пробковые поплавки, ножи для разделки рыбы, уключины, кучки шурупов, банки с гвоздями, плитки прессованной соли и бочки. Дальше виделась лавка шляпника и галантерейщика, прозябавших без дела в этом бедном городке, а потом – мастерская шорника.

Девушки брели мимо лавок, почти не заглядывая внутрь: их взгляды были прикованы к лестнице храма, на которой стоял Иоганн. Его волосы сияли на солнце, как расплавленное золото. Он не шевелился, прижавшись щекой к крюку посоха, и, похоже, к чему-то прислушивался.

У церкви уже гудел народ. Люди переговаривались между собой, готовясь внимать проповеди. Позади Иоганна, в темном проеме церковных дверей, стояли местный священник, брат Пьетро, Лука и Фрейзе. Многие рыбаки и практически все молодые женщины и маленькие дети Пикколо хотели посмотреть на предводителя Крестового похода, но Изольда заметила, что здесь почти не было подростков. Девушка предположила, что их отправили в море с отцами или приказали сидеть дома: не всем семьям хотелось рисковать и позволить своим детям слушать Иоганна. Наверняка многие матери сочли Иоганна опасным крысоловом из сказки, который может повести детей за собой – и тогда сыновья и дочери уже пропадут безвозвратно. Изольда услышала, что некоторые женщины называли Иоганна вором, который охотится на детей. Его надо бояться, говорили они, а те матери, у которых есть лишь один ребенок, должны вообще держаться от него подальше.

Юным паломникам дали скудный завтрак, состоящий из хлеба и рыбы. Священник собрал еду у прихожан, а торговцы на рынке раздали детям остатки продуктов. Монахи из аббатства прислали корзины со свежевыпеченными караваями и медовыми лепешками. Некоторые паломники, правда, остались голодными – а многие, вероятно, толком ничего не ели уже несколько недель. Однако у них были жизнерадостные лица, а их глаза горели отвагой и решимостью.

Ишрак, которая всегда хорошо улавливала настроение толпы, почти физически ощущала страстную убежденность юных крестоносцев. Они хотели верить в то, что Иоганна послал Господь. Они убедили себя в том, что он поведет их в Иерусалим.

– Но это мечта, – прошептала она Изольде. – Нечто совсем иное, чем вера.

– Вы спрашиваете меня: зачем нам отправляться в долгий-долгий путь к Святой земле? – внезапно начал Иоганн без всякого вступления.

Он не призывал всех слушать, не прочел молитвы, не потребовал внимания. Он даже не повысил голоса и не оторвал взгляда от земли, и так же задумчиво прижимал щеку к крюку пастушеского посоха – но сотни людей внезапно замолчали и затаили дыхание. Круглолицый священник в серой домотканой сутане цистерцианца[2], никогда в жизни не видевший столь многочисленной паствы, вперил взор в Иоганна. Брат Пьетро сделал шаг вперед, стремясь не пропустить ни слова.

– Я скажу вам, зачем нам надо идти столь далеко, – тихо продолжил Иоганн. – Потому что нам хочется. Вот и все. Мы решили это сделать. Мы пожелали сыграть свою роль в конце света. Неверные присвоили себе святые места и захватили величайший храм Константинополя. Мессу больше не служат у самого главного алтаря земли. Нам надо идти туда, где Иисус Христос был Ребенком, и нам надо пройти по Его стопам. Мы уподобимся детям, которые войдут в Царствие Небесное. Он обещал, что те, кто придет к Нему, как малые дети, не будут отвергнуты. Мы, Его дети, припадем к Нему – и Он явится снова, как и обещал. Он будет судить живых и мертвых, старых и молодых. Мы будем там, в Иерусалиме, и мы станем детьми, которые увидят Царствие Небесное. Понимаете?

– Да! – выдохнула толпа.

Паломники откликнулись очень охотно, но и взрослые жители Пикколо, которые никогда прежде не слышали проповеди Иоганна, сразу же доверились пареньку.

– Да! – произнесли они хором.

Иоганн тряхнул головой, и его золотые кудри отлетели назад. Он обвел взглядом толпу, сгрудившуюся возле церкви. У Луки возникло странное ощущение, что Иоганн устремил взгляд своих пронзительных голубых глаз прямо на него. Наверное, юный проповедник знал что-то про него, собирается сказать что-то именно ему, Луке!

– Тебе не хватает отца, – произнес парнишка, обращаясь к толпе.

Лука, отец которого исчез после нападения оттоманов на их деревню, когда Луке было четырнадцать лет, вздрогнул и посмотрел на Изольду. Ее отец умер пять месяцев назад. Изольда вытянулась как струна и не отводила своего взора от Иоганна.

– Я чувствую твою печаль, – ласково вымолвил Иоганн. Его голубые глаза вновь скользнули по Луке и остановились на Изольде. – Он с тобой не попрощался, – мягко добавил он.

Изольда прикусила губу, борясь с глубокой, неотступной тоской. От толпы принесся тихий стон тех, кто потерял своих отцов: в море, от болезни, от массы несчастных случаев повседневной жизни. Ишрак, которая стояла рядом с Изольдой, взяла ее за руку – и почувствовала, что пальцы девушки дрожат.

– Я вижу усопшего дона, лежащего в часовне – и его сына, обманом присвоившего его место, – продолжил Иоганн. Изольда смертельно побледнела, слушая, как он рассказывает ее историю всему миру. – Я вижу девушку, рвущуюся к отцу. Он звал ее по имени, пребывая на своем смертном одре, но дочь не допустили к нему, и теперь она стенает от горя.

Лука глухо вскрикнул и повернулся к брату Пьетро:

– Но я ему ничего не говорил, поверьте мне!

– Я тоже.

– Тогда откуда он все узнал?

– Я вижу могилу в часовне, – произнес Иоганн, – но никто не оплакивает ушедшего. – Какая-то женщина в толпе зарыдала и рухнула на колени. Застыв, как изваяние, Изольда внимала юноше, который описывал смерть ее отца. – Вот дочь, которую изгнали из дома, и она жаждет вернуться обратно.

– Он говорит обо мне, – шепнула Изольда своей спутнице.

– Кажется, да, – напряженно отозвалась та. – Но такое можно сказать про многих людей.

– Я вижу девушку, чей отец умер без нее. Ее брат похитил ее наследство. Она и сейчас мечтает оказаться дома и увидеть отца. – Голос Иоганна был негромким и уверенным. – И у меня есть для тебя хорошая новость. Благая весть. Я вижу юную женщину, сердце которой разбито утратой, – но она вернется и займет свое место, принадлежащее ей по праву.

Изольда вцепилась в надежную руку Ишрак.

– Ты слышала?

– И это не все, – продолжил Иоганн. – Я вижу юношу. Мальчика, отец которого пропал в море. О, я вижу, как он долго ждет на берегу, высматривает паруса корабля, который не возвращается домой.

Сдавленные рыдания какого-то паренька подхватили и другие жители Пикколо. Видения Иоганна явно были истинными. Люди узнали себя и свою горькую участь. Кто-то громко попросил Божьего благословения для семьи, оставшейся без кормильца. Одна женщина, утешившись, тихо всхлипывала неподалеку от Изольды. Она думала о своем отце, который давно пропал, уйдя в плавание.

– В порту такую догадку сделать легко, – прошептала Ишрак Изольде, заслужив в ответ укоризненный взгляд.

– Я вижу мальчика… юношу… узнавшего, что его отца захватили неверные. Они явились ночью на своих ужасных галерах – они украли его родителей и все их имущество. Теперь юноша хочет узнать, почему так случилось. Он жаждет получить ответы на свои вопросы. И он будет задавать их все годы, которые ему суждено прожить на этой земле.

Фрейзе обменялся понимающим взглядом со своим другом и господином. Он как раз был с Лукой в монастыре, когда аббат вызвал его из капеллы и сообщил о набеге оттоманских рабовладельцев и о том, что его отец и мать исчезли.

– Странно, – буркнул Фрейзе.

– Юноша, внезапно потерявший родителей, будет задавать вопросы всю свою жизнь, – повторял Иоганн.

Лука не отрывал глаз от юного проповедника: казалось, что паренек описывает именно его судьбу.

– Но я сумею ответить на его вопросы, – заверил зачарованную толпу Иоганн своим нежным и умиротворенным голосом. – Я смогу ответить юноше, который мысленно кричит: «Где мой отец? Где моя мать?». Бог наделил меня мудростью. И я могу сказать тебе сейчас, что ты услышишь своего отца. Я научу тебя, как услышать его голос.

Иоганн устремил взгляд в сторону Изольды, прятавшейся позади местных женщин: все они были одеты одинаково, а золотые волосы девушки скрывал плотный капюшон плаща.

– Я скажу тебе, как вернуть твое наследство и занять место твоего отца, исполнив его предсмертную волю. Я объясню тебе, как вернуться домой.

У Изольды из горла вырвался сдавленный возглас. Лука с трудом удержался, чтобы не рвануться к ней.

– Иди вместе с нами, – произнес паренек. – Мы идем в Иерусалим, где мертвые воскреснут, а мир приблизится к концу – и тогда отец возложит на твою голову благословляющую длань. Ты ощутишь его любовь и почувствуешь, что ты – его дитя.

Изольда открыто плакала – как и половина собравшихся на площади. Даже Фрейзе начал тереть глаза. Иоганн повернулся к священнику.

– А теперь мы будем молиться, – объявил он. – Отец Бенито примет исповедь и помолится с нами. Можно мне исповедаться, отче?

Глубоко тронутый священник кивнул и ушел с Иоганном в темный церковный зал. Большинство присутствующих опустились на колени и покорно закрыли глаза в молитве. Изольда тоже упала на колени на грязный булыжник рыночной площади. Ишрак застыла рядом с ней, как будто стараясь заслонить и от откровения, и от людской тоски. Фрейзе встретился с сумрачным взглядом Ишрак. Он признался себе, что потрясен и озадачен проповедью Иоганна.

– Но мы же ему ни о чем не рассказывали, – скороговоркой прошептал Лука брату Пьетро. – Он знает наши судьбы, которые не смог бы узнать иначе, как через откровение. Он говорил обо мне и о моем детстве, а ведь я молчал об этом! И он никогда прежде не встречал госпожу Изольду! Мы в Пикколо – совершенные незнакомцы!

– А Фрейзе не мог… – неуверенно начал брат Пьетро.

Фрейзе замотал головой.

– Не-е, я кормил завтраком мальчишек, которые попрошайничали у пристани! – высокомерно произнес он. – И я не сплетник. Я не сказал ему ни единого словечка – не считая того, что вы слышали. По-моему, парень просто придумал удачную речь и следил за поведением толпы.

– Ты плакал! – возразил Лука.

– Он говорил такие вещи, что и камень бы разрыдался! – парировал Фрейзе. – Но слезы еще не делают их правдой.

– А то, что он упомянул про набег оттоманов? – спросил Лука. – Это – точно не догадка! А его заявление о том, что госпожу Изольду выгнали из ее замка? Это не похоже на сказанное наугад: он не мог такое придумать! Ему неоткуда было узнать про госпожу Изольду! И в то же время он говорил о том, что ее отец лежит в холодной могиле, а брат присвоил ее наследство.

– Полагаю, что он получил откровение, – согласился брат Пьетро, не разделяя недоверия Фрейзе. – Но я спрошу у священника его мнение. Кстати, возможно, Иоганн также сообщит ему нечто интересное, стоящее нашего внимания.

Он посмотрел в сторону церкви. Даже отсюда было видно, что священник стоял на коленях по одну сторону резной перегородки, а Иоганн преклонял колени по другую. Юноша благоговейно исповедовался шепотом, низко склонив голову с взлохмаченными локонами.

– Исповедь Иоганна должна быть тайной, – заметил Лука. – Она касается только Господа, священника и самого Иоганна.

Брат Пьетро кивнул:

– Конечно. Но отцу Бенито допустимо поделиться со мной впечатлениями. А когда я с ним побеседую, то отправлю в Рим наше сообщение. Кем бы ни был юнец – провидцем или мошенником, – милорд, полагаю, захочет ему помочь. Полагаю, что у Иоганна – очень важная роль во всем этом. Он организовал стихийный Крестовый поход! Вот оно – настоящее народное движение! И оно – гораздо мощнее, чем вассалы, идущие воевать по приказу сеньоров. Именно к такому призывал Его Святейшество – и не получал отклика. Но Иоганн способен изменить мир. Уже в Италии он способен собрать тысячи. Я наблюдал за ним и понял, что у него есть дар. Он сумеет создать непоколебимую армию верующих. Милорд захочет, чтобы о паломниках позаботились, а затем отправили в Святую землю. Он пожелает, чтобы их оберегали и чтобы они получили не только пропитание, но и оружие.

– И он говорил так точно и метко! – продолжил Лука, который остался равнодушен к планируемому братом Пьетро Крестовому походу. – Он упомянул обо мне и моем отце. Он говорил про госпожу Изольду и про дона Лукретили! Это не было обобщением или обычным ораторским оборотом. Иоганн – пророк! Он мог получить это знание только из истинного откровения.

– Он вдохновляет на подвиги, – признал брат Пьетро. – Возможно, он и впрямь провидец. И он явно получил дар языков: вы видели, как его слушали?

Лука направился к Изольде, пробираясь сквозь толпу молящихся. Приблизившись к девушке, он обнаружил ее на коленях, под присмотром Ишрак. Когда она перекрестилась и подняла голову, он подал ей руку и помог встать.

– Мне показалось, что Иоганн обращался ко мне, – отрывисто произнес Лука. – Он поведал мне о том, как я лишился отца.

– А я уверена, что он общался именно со мной, – вымолвила она, – Иоганн говорил то, что могли знать лишь те, кто находились в замке, но его же там не было! Значит, мудростью его наделяет Господь! На него снизошел Дух Святой.

– Ты ему веришь?

Она кивнула:

– Да. Он не мог просто угадать это. Его слова были настолько верными – и картина была очень яркой. Правдивой.

Лука подал ей руку, и она положила ладонь на сгиб его локтя. Молодые люди направились по узкой лестнице к припортовому постоялому двору. Фрейзе и Ишрак побрели за ними в скептическом молчании. Тощий рыжий котенок бежал следом, пытаясь не отставать от Фрейзе.

– Я что-то не заметил, чтобы ты плакала, – сказал Фрейзе молчаливой Ишрак.

– Я редко плачу, – ответила она.

– А я реву, как ребенок, – признался Фрейзе. – Иоганн воодушевляет. Но я не представляю, что и думать.

– Он мог сказать такое где угодно, – без обиняков заявила Ишрак. – В любом порту на побережье найдутся женщины, потерявшие отца. В большинстве городов кого-то да оставят без наследства.

– Ты не веришь, что Иоганна призвал Господь?

Она коротко засмеялась и решилась признаться:

– Я вообще не уверена насчет Бога.

Фрейзе улыбнулся:

– Так ты язычница?

– Мать растила меня мусульманкой, но всю жизнь я провела в христианском доме, – объяснила Ишрак. – Образование мне дал отец Изольды, дон Лукретили: из меня сделали ученого, который во всем сомневается. Я толком не знаю, во что верить.

Лука с Изольдой продолжали разговаривать.

– Мне невероятно сильно не хватает отца, – признался Лука. – А мать… – Он не закончил фразы. – Самое ужасное – быть в неведении. Я не знаю, что именно случилось, когда их похитили – да и живы ли они вообще?..

– Родители отправили тебя в монастырь? – спросила она.

– Они были убеждены в том, что я поразительно способный и мне надо дать шанс стать не простым фермером. У них был надел земли – мы неплохо жили и не бедствовали, но если бы я унаследовал ферму и остался в деревне, то не увидел бы ничего, кроме холмов и лугов. Я бы вел хозяйство после их смерти и передал бы все своему сыну. Им хотелось, чтобы я учился и достиг чего-то при церкви. Мама никогда не сомневалась в том, что Бог наградил меня талантами. Отец понимал, что я разбираюсь в цифрах получше купцов и начинаю говорить на других языках чуть ли не сразу, когда слышу чужую речь. Он решил, что мне нужно дать образование. Вот так все и получилось, – подытожил Лука.

– Но ты мог с ними видеться после того, как сделался послушником?

– Да. Будь они благословенны: родители посещали храм аббатства почти каждое утро, а по воскресеньям бывали в монастыре дважды. Они часто стояли возле входа в церковь и высматривали меня, когда я был хористом – ну а я из-за своего маленького роста не мог толком ничего увидеть и поэтому забирался на скамеечку для коленопреклонений. Когда мама навещала меня в монастыре, она всегда приносила мне что-нибудь из дома: веточку лаванды или пару яиц. Наверное, она по мне очень скучала. Я был ее единственным ребенком. И, видит Бог, я тоже по ней скучал!

– А ей не хотелось оставить тебя дома, несмотря на амбиции твоего отца? – поинтересовалась Изольда, живо представив себе, каким чудесным мальчуганом был Лука.

Он ответил не сразу.

– Имелась еще одна причина меня отослать, – произнес Лука после паузы. – Понимаешь, они были немолодые, когда я родился. Они много лет молились о первенце, но Бог не давал им детей, поэтому в деревне мое рождение многих удивило.

– Удивило? – переспросила она.

Булыжники оказались скользкими. Изольда потеряла равновесие, но Лука вовремя успел ее подхватить. Оба застыли, словно соприкосновение их потрясло, а затем неторопливо продолжили свой путь. Их шаги на удивление хорошо совпадали.

– Если честно, все было гораздо хуже, – со вздохом проговорил Лука. – Я не люблю вспоминать про то гадкое время. В деревне сплетничали обо мне. Соседи твердили, что я подменыш – ребенок, которого мои родители не зачали, а получили. Говорили, что мать и отец нашли меня на пороге дома или даже в лесу. Меня называли ребенком ф… – Он не мог заставить себя выговорить это слово, – фе…

– Ребенком фейри?[3] – шепотом подсказала Изольда, ощущая его болезненное смущение.

Лука кивнул, как будто признавался в преступлении.

– Тут нет ничего позорного! – воскликнула она. – Чего только народ не болтает! А невежественные люди предпочитают верить сказкам про волшебство, а не разумным объяснениям.

– Нас опозорили, – добавил Лука. – Рядом с нашим домом находился лес – на нашей собственной земле, – и его называли заколдованным. Говорили, что моя мать, отчаянно мечтая о ребенке, отправилась туда и возлегла на ложе лорда фейри. А спустя девять месяцев она родила меня и выдала моему отцу за смертного мальчика. Когда я подрос, то смог учить языки и разбираться в цифрах в мгновение ока. Соседи тотчас начали распускать обо мне слухи, дескать, это доказывает, что моя мудрость гораздо глубже, чем у простых смертных.

Изольда сочувственно посмотрела на пригожего юношу.

– Люди бывают очень жестокими! Тебя считали сыном лорда фейри?

Лука отвернулся и утвердительно склонил голову.

– И поэтому родители тебя отослали? Лишь по той причине, что ты оказался сообразительным мальчиком, одаренным к разным наукам? И еще из-за твоей красоты?

– Тогда я считал, что это проклятие, а не дар, – произнес Лука. – Иногда я стоял рядом с отцом, сидевшим у огня… Он опускал руку в карман, доставал оттуда горсть монет и просил посчитать, сколько будет, если он потратит половину или треть или если отдаст половину в рост под пятнадцать процентов, но потеряет вторую половину. Я мигом решал задачки и ни разу не ошибался. Я действительно видел ответы. Они прямо были написаны в воздухе! Цифры возникали передо мной, сияя разными цветами. А он целовал меня в лоб и говорил: «Мой мальчик, мой умненький мальчик», – а мама говорила: «Да, твой!» Думаю, ей нужно было это повторять, постоянно убеждая моего отца в том, что я его сын. А однажды летом в деревне появились чужаки: странствующая труппа цыган, и я захотел взглянуть на них вместе с деревенскими детьми. Я услышал, как они разговаривают друг с другом. Ребята над ними смеялись, а одни паренек даже бросил в них камень… Какой-то цыган заметил, что я за ними наблюдаю, и обратился ко мне, а я ему ответил: я усвоил их язык моментально, как только услышал. Тогда-то и случилось самое плохое. На следующее утро мы обнаружили широкий круг соли вокруг нашего дома и четыре подковы – они лежали на севере, юге, западе и востоке.

– Соль?..

– Фейри неспособны переступить через железо и соль. Соседи захотели лишить меня свободы. Это стало последней каплей. Родители боялись, что меня запрут в сарае, а потом подожгут его. – Лука пожал плечами. – Такое случается. Людей пугает то, чего они не понимают. Однако моего отца уважали. Но у меня никогда не было друзей среди деревенских ребят. Я всегда был не такой, как они, у меня не получалось с ними общаться. Меня сторонились и чурались. Я был другим – и на это уже было нельзя закрывать глаза. Родители решили, что окружающий мир для меня слишком опасен. Они отправили меня в монастырь, чтобы уберечь.

– И ты освоился в аббатстве? – осведомилась Изольда, вспоминая собственное пребывание в женском монастыре, где она оказалась в полном одиночестве – с ней была только Ишрак, еще одна чужачка.

Лука посмотрел на дорогу.

– Фрейзе я сразу понравился, – улыбнулся он. – Он был поваренком и, бывало, крал для меня еду, чтобы я лучше рос. А когда меня научили читать и считать, я принялся задавать вопросы.

– Вопросы?

Он пожал плечами:

– Я ничего не мог поделать. Но оказалось, что большинство вопросов являются ересью.

– А позже работорговцы захватили твоих родителей? – негромко подтолкнула его на продолжение Изольда.

Лука прикусил губу. Похоже, он до сих пор испытывал невыносимые страдания.

– Знаешь, минуло целых четыре года, но я каждый день вспоминаю про отца и маму. Мне необходимо выяснить, пережили ли они набег. Если они живы, я должен их спасти. Они были готовы сделать для меня все. Мне хочется их увидеть! А если я опоздал и они умерли, то я должен почтить их память и похоронить должным образом. Может, Иоганн прав и мои родители восстанут в Иерусалиме! В таком случае мне следует быть на Святой земле. Это как призыв, священный долг.

Изольда зарделась:

– Ты же не собираешься отправиться в Иерусалим?

Лука неохотно кивнул:

– Я вроде бы чувствую, что мне надо продолжить свои поиски. Я действую по приказу милорда и с согласия папы, я только начал расследование… Но если я получу разрешение от магистра нашего ордена, то, по-моему, мне надо идти в Иерусалим. У меня такое ощущение, будто Иоганн говорил именно со мной и пообещал, что в Иерусалиме я встречу родителей. Может ли быть призвание более важное, чем свидание с родными перед концом света? Или в момент конца света?

Они добрались до берега и повернули к постоялому двору, замедлив шаги, чтобы подольше побыть вместе.

– Я тоже хочу в Иерусалим! – пылко воскликнула Изольда. – Я не поеду в Венгрию – ведь я услышала проповедь Иоганна! Смерть отца всегда со мной, и в моем сердце кровоточит невидимая рана. Это ужасно! Каждое утро я просыпаюсь, думая, что нахожусь в своей спальне в замке Лукретили, а он жив – но затем вспоминаю, что отец находится на Небесах, а я потеряла дом и сама чуть не потерялась. Если бы я смогла его увидеть! Ради такой возможности я отправлюсь куда угодно – хоть на край света!

– Ты и вправду считаешь, что встретишься с ним в Иерусалиме? Тебя убедила проповедь Иоганна?

– Пока он говорил, я была уверена в его словах, но сейчас, когда ты меня спросил… Конечно, теперь меня гложут сомнения…

Изольда умолкла. Теперь они вдвоем стояли возле гавани. Рука Изольды покоилась на сгибе его локтя, над их головами кружили вопящие чайки, а суда мирно качались у причала… Солнце освещало Пикколо бледными лучами, проложив золотистую дорожку по морю.

– Я понимаю, что все звучит невероятно. Но ты здесь по приказу папы, поскольку Его Святейшество считает, что близится Судный день. Сам папа римский думает, что вскорости такое может произойти. И мы знаем, что тогда мертвые воскреснут… – Изольда погрузилась в размышления и прижала ладонь к вороту скромного платья, проверяя, как бьется ее сердце. Казалось, ровное биение пульса ее успокоило. – Почему бы этому не быть правдой? Я верю, что Иоганн – провидец. Он дал мне знак! Истинный знак! Я отправлюсь в Иерусалим и помолюсь о том, чтобы встретиться с отцом, который будет среди восставших из мертвых! Пусть он простит меня за то, что я его подвела. И пусть он скажет мне, как мне вернуть свой замок.

Тронутый ее горем, Лука осторожно прикоснулся к ее плечу. Секунду спустя он осмелел и приложил тыльную сторону ладони к ее подбородку. Как только Изольда ощутила его бережное прикосновение, по ее телу пробежала дрожь. На мгновение она замерла в полной неподвижности и с невнятным возгласом отстранилась.

– Почему ты считаешь, что ты его подвела? – прошептал Лука.

– Когда батюшка умирал, брат сказал мне, будто ему не хочется, чтобы я видела его боль и отчаяние. Я поверила ему – и молилась в часовне, пока отец уходил от нас в одиночестве! Когда я узнала, что брат лгал мне и отнял мое наследство, я заподозрила, что он и отцу лгал насчет меня. Вдруг батюшка звал меня, а брат твердил ему, что я отказываюсь к нему идти? Мне невыносима эта мысль!

Она подавилась рыданиями, так что ей пришлось замолчать и откашляться.

– Почему ты поверила брату? – мягко спросил Лука. – Почему ты не бросила ему вызов?

Нежные губы Изольды скривились.

– Меня воспитывали как благородную даму, – с горечью вымолвила она. – Дама должна быть выше лжи и обмана, она – образец порядочности и надежности. Дама с честью несет свое бремя и верит, что мужчина будет поступать точно так же. Я считала брата порядочным человеком: сын знатного аристократа, которого растили и воспитывали в традициях нашего рода. Я не сумела разглядеть его двуличную натуру. Я далеко не сразу поняла, что должна сама выбирать свою судьбу и решать, как мне жить. Мне нельзя было ждать и надеяться, что меня спасут.

Изольда замолчала и вместе с Лукой направилась к постоялому двору. Он осторожно держал ее под руку, и они снова шагали в ногу.

– Ты считаешь, что твой отец встанет из могилы? – с любопытством уточнил он.

– Не знаю, как такое возможно – но теперь я неспособна думать ни о чем другом. Иоганн смотрел мне прямо в глаза и рассказывал про смерть моего отца! Как он мог говорить о холодном склепе, ничего не зная обо мне? Думаю, он узрел Божественным взором нашу семейную часовню и тело моего отца! Значит, Иоганн наделен мудростью, недоступной нам, и видит то, к чему мы слепы.

Изольда приостановилась у открытой двери постоялого двора. Их совместная прогулка почти завершилась. Лука взял ее за обе руки.

– Странно, что мы – сироты, – произнес он.

Изольда подняла к нему разгоревшееся лицо.

– Поэтому мне хочется тебя утешать, – прошептала она.

Он судорожно вздохнул.

– А мне – тебя.

Теперь они не шевелились, держась за руки.

Ишрак и Фрейзе замялись поодаль, глядя на юную пару.

– Ты будешь считать меня другом? – очень тихо спросил Лука у Изольды.

Она не колебалась ни секунды.

– Мы оба одиноки в этом мире, – проговорила она. – Я была бы счастлива иметь друга, который был бы столь же надежным, терпеливым и верным, как мой отец.

– А мне нужен друг, которым бы я мог гордиться, – вымолвил Лука. – Возможно, мне никогда не удастся познакомить тебя с моей матерью. Вероятно, она давно умерла. Но мне нравится думать, что я смог бы представить тебя моей матушке, и ты бы ей сразу понравилась.

Он резко замолчал, вспомнив про свои обеты. Она почувствовала, как он буквально отдернул руки, разрывая теплое пожатие.

– Разумеется, мне можно мечтать лишь о дружбе. Я только на первом этапе посвящения, но я стану священником, дам обет безбрачия.

– Только на первом этапе, – эхом откликнулась Изольда. – Но ты не клялся…

Лука посмотрел на нее, как на соблазнительницу.

– Ты права, – подтвердил он. – Я не связан узами клятвы. Я намеревался принять сан, но… Он умолк, чтобы не поддаться слабости и не сказать «пока не встретил тебя».

* * *

Толпа перед церковью вяло расходилась: люди пытались осмыслить услышанное и увиденное. Брат Пьетро терпеливо ждал, когда Иоганн закончит исповедоваться отцу Бенито. Через некоторое время юноша встал, перекрестился, уважительно кивнул священнику и прошествовал к алтарю. Опустился на колени на ступенях, погрузившись в безмолвную молитву, и прислонился лбом к резной перегородке, которая ограждала таинство мессы от прихожан. К алтарю приближаться разрешалось только рукоположенным священникам.

Позади него, в тихой церкви, брат Пьетро огляделся, убеждаясь, что за ним никто не наблюдает. Пройдя по нефу, он встал на колени в исповедальне. По другую сторону ширмы находился приходской священник.

– Отец Бенито, мне нужен твой совет по одному судьбоносному вопросу, – признался брат Пьетро, складывая руки, но явно не собираясь исповедоваться в грехах.

Священник склонился над четками, читая молитву. Его пальцы дрожали. Не поднимая головы, он глухо произнес:

– Я ничем не могу тебе помочь, брат.

– Но ничего важнее быть не может!

– Согласен с тобой, брат. Мне никогда не доводилось сталкиваться с чем-то столь важным.

– Я должен спросить…

Священник выпрямился.

– Ты желаешь знать, истинны ли видения юноши, – предположил он.

– Да, отче. Мной движет не праздное любопытство в отношении пастуха, которого сопровождают юные отроки. Он организовал мощный Крестовый поход. Если дети доберутся до Святой земли, мир может измениться. Мне надо сообщить милорду, с которым советуется Его Святейшество, можно ли считать Крестовый поход истинным. Если этот юноша мошенник, мне необходимо выяснить все немедленно – нам надо подготовиться. Если же он святой, то и тогда дело не потерпит никаких отлагательств. Нам нужно узнать про Иоганна все, что только можно. Он исповедался тебе, отче. Твое мнение чрезвычайно важно для нас.

Приходской священник посмотрел сквозь деревянную ширму на брата Пьетро, приехавшего из самого Рима.

– Сын мой, увы, я бессилен.

– Речь идет о благе нашей христианской Церкви! Я приказываю тебе говорить.

Священник сжал четки.

– Я бессилен, – повторил он.

– Отец Бенито, ты можешь умолчать о деталях – и тебе не придется нарушать тайну исповеди. Но помоги мне понять! Просто ответь мне, грешит ли Иоганн, как смертный мальчик? Ведь если он исповедуется как глупый необразованный паренек, то он – обманщик, взявшийся за великую миссию, которую ему нельзя доверить. Каждый год появляются десятки таких же юнцов – и мы управляемся с ними на благо Церкви и к вящей славе Господней. Нам надо знать, как поступить с парнишкой!

Священник на секунду задумался:

– Послушай меня, брат: я не отказывался тебе помогать. Я имел в виду – мне нечего тебе рассказывать. Он ни в чем не исповедался.

– Он отказался от исповеди?

Брат Пьетро был потрясен подобным бунтом.

– Можно сказать и так, брат! – Священник поднял голову и посмотрел в изумленное лицо брата Пьетро. – Я не нарушаю тайну исповеди, поскольку и исповеди не было. Мне не на что намекать, ни о чем не надо умолчать, как о греховной тайне. Иоганн пришел ко мне: он был полностью открытым и ничего не утаивал. Он живет, не совершая серьезных проступков. Я не налагал на него епитимью, потому что ему не надо замаливать никаких грехов.

– Безгрешных людей нет! – возразил брат Пьетро.

Священник пожал плечами:

– Я его спрашивал. У него нет провинностей.

– Гордыня, – пробормотал брат Пьетро.

Он вспомнил, как Иоганн проповедовал сотням слушателей, и прикинул, что бы почувствовал он сам, будь он способен к ораторскому искусству.

«Что ни говори, а Иоганн может заставить людей бросить свои дома и идти пешком через весь крещеный мир», – подумал он.

– Он считает себя избранником нашего Господа, – сказал брат Пьетро вслух, решив, что именно так и должен ощущать себя Иоганн.

– Он лишен гордыни, – возразил священник. – Я тщательно расспрашивал его. Иоганн не приписывает себе никаких заслуг. В нем нет высокомерия, хоть за ним и следуют сотни. Он утверждает, что их ведет Господь, а сам он лишь идет рядом.

– Алчность.

Брат Пьетро вспомнил, как плотно позавтракал юноша.

– Он голодает или ест, как велит ему Господь: все зависит от того, посылает ли ему Бог пропитание. И он часто постится – по его мнению, Бог хочет, чтобы он голодал вместе с бедными. Порой он недоедает, потому что пищи у паломников бывает очень мало, а те скудные запасы, которые у них имеются, они делят на всех. И я не удивлен, что юноша с аппетитом ел за твоим столом. Он наверняка решил, что Бог дал ему пищу, и его долг – ее съесть. Он ведь прочитал молитву?

– Да.

– И поблагодарил тебя за гостеприимство?

– Поблагодарил, – пробурчал брат Пьетро.

– Тогда чего еще ты от него хочешь?

Брат Пьетро хмыкнул.

– Если Бог велит ему вкушать пищу, он ест, – продолжал священник. – Если Бог велит ему жаждать – он терпит жажду. А когда Господь указывает ему путь, он идет дальше.

– Он забирает детей? Сманивает от родителей, хотя им нужно было оставаться дома? Можем ли мы назвать его вором? Стремится ли он приобрести последователей?

– Иоганн уверен, что исполняет Божью волю. Я задал ему вопрос о детях. Он говорит, что, раз его призвал Господь, вся грязь была из него исторгнута: теперь он не человек, а сосуд. В нем есть только Божья воля и нет грехов. Он ответил убежденно, брат. Он искренен и прямодушен. Он не лжет. По-моему, он превращается в святого. За те долгие годы, когда я принимал исповедь, я ни разу не общался с юнцом, который бы открыл передо мной свою жизнь – и она оказалась чистым листом. Это стало неожиданностью для меня, брат. О таком священник даже не мечтает.

– Похоть? – выпалил брат Пьетро, вспоминая обычные исповеди юношей.

– Иоганн сказал, что он девственник, – твердо произнес священник.

У брата Пьетро голова шла кругом.

– Неужели это возможно? Невинный юноша?

– Брат, я в него верю. Если епископ меня отпустит, я отправлюсь вместе с ним.

– Ты?

– Понимаю, что выгляжу нелепо. Я – мирный приходской священник, растолстевший и разленившийся от сытой жизни. А этот мальчик знает, что приближается конец света. Он перечислил мне некоторые свидетельства. Именно о них и предсказано в Библии, брат. Его не подучивали это говорить: знамения были ему явлены. Он заявил, что, если мы хотим спасти мир, нам надо оказаться в Иерусалиме. Я верю, что Господь поведал Иоганну о конце света. Если мне позволят, я запру свой дом и присоединюсь к маленьким паломникам. Крестовый поход детей в Иерусалим – что может быть лучше? Я больше всего на свете хочу пойти в Святую землю.

Брат Пьетро поднялся на ноги и заморгал.

– Мне надо отправить доклад, – выдавил он.

– Скажи кардиналам в Риме, что в нашем Пикколо случилось чудо! – попросил его священник. – В нашем городке, перед нами, мирскими глупцами, явлена Благодать Господня! Благодарю Бога за то, что сподобился увидеть Иоганна. Благодарю Бога, что в наш темный мир пришел Иоганн Добрый. Он поведет нас в Иерусалим.

* * *

Брат Пьетро и Лука вместе трудились над отчетом, а Фрейзе тем временем нашел помощника конюха, готового предпринять долгую поездку до Авеццано.

– Поедешь по старой римской дороге, – объяснил Фрейзе пареньку, которого вызвали в обеденный зал, чтобы вручить ему драгоценное послание. – Она широкая и прямая, и ты не заблудишься.

– А когда окажешься на месте, ступай в храм Святого Павла и отыщи приходского священника, – добавил брат Пьетро. – Его имя – отец Иосиф. Отдай послание именно ему, а уж он отправит его дальше.

Лука смотрел, как монах сворачивает пергамент и зажигает лучину от камина, в котором пылали дрова. Брат Пьетро извлек палочку сургуча из шкатулки для письменных принадлежностей и поднес ее к пламени, уронив три капли красного сургуча на сгиб пергамента. Затем он снял со своей шеи печатку – та висела на простой тесемке – и прижал ее к застывающему, но пока еще теплому и мягкому сургучу. Печать оставила четкий оттиск. Лука замер – он уже видел подобное изображение в виде татуировки на руке человека, завербовавшего его в орден. Это был дракон, пожирающий собственный хвост.

– Ты должен набраться терпения и ждать, – сказал брат Пьетро парнишке, который вытаращил глаза и молча наблюдал за его манипуляциями, словно монах был алхимиком, изготавливающим золото. – Ты прождешь ночь и весь следующий день. Тебя поселят в доме при храме и накормят. А вечером ты снова придешь в церковь, увидишь отца Иосифа – и он даст тебе письмо для меня. Ты его возьмешь, будешь бережно хранить и привезешь мне, не читая. Ясно?

– Паренек-то неграмотный, – вмешался Фрейзе, – поэтому и бояться нечего. Мы, слуги, ничего толком не знаем. Он не прочтет твой секретный отчет, ему и в голову не придет ломать твою печать. Но он понимает, что ты ему говоришь. Он сообразительный малый.

Брат Пьетро неохотно вручил пергамент Луке, а тот мельком взглянул на дракона из сургуча и отдал послание мальчишке. Тот прижал кулак ко лбу в неуклюжем вежливом жесте и умчался прочь. Фрейзе тоже неторопливо направился в выходу.

– А что означает печать? – расхрабрился Лука. – Я заметил ее на руке человека, который меня завербовал.

– Это символ ордена, который известен тебе как орден Тьмы, – негромко ответил брат Пьетро.

Когда за Фрейзе закрылась дверь, монах закатал рукав рясы и продемонстрировал блеклую версию того же изображения, наколотого у него на плече.

Лука едва не лишился дара речи.

– Она побледнела, поскольку я ношу ее очень давно, – пояснил брат Пьетро. – Я стал членом ордена, когда был моложе тебя. Я дал клятву от всей души и от всего сердца, когда был зеленым юнцом.

– Но пока никто не предложил мне нанести дракона на тело, – настороженно проговорил Лука. – Не уверен, что я бы согласился на такое.

– Ты – подмастерье, – ответил брат Пьетро. – Когда проведешь достаточное количество расследований и многое увидишь, когда наберешься мудрости и научишься подмечать детали… тогда тебе могут порекомендовать вступить в орден.

– А кто предложит мне стать членом ордена Тьмы?

Брат Пьетро улыбнулся:

– Это тайная организация. Даже я не представляю, кто в него входит. Я лишь докладываю милорду, а он – папе римскому. Я знаю тебя и двух других расследователей, с которыми работал, – вот и все, Лука. Мы ищем знамения Господа и следы сатаны в нашем бренном мире и предупреждаем о конце света.

– А мы только защищаем? – проницательно поинтересовался Лука. – Или мы можем нападать на врагов?

– Мы делаем то, что нам приказывают, – ловко ответил брат Пьетро. – В защите и нападении мы повинуемся ордену.

– А тот, кого ты называешь милордом – это он забрал меня из монастыря в замок Сант-Анжело, дал мне поручения и отправил учиться?

– Да.

– Он – магистр ордена?

– Да.

– А как его зовут, брат?

В качестве ответа монах показал Луке пустые пергаменты для отчетов из своей шкатулки: они были уже с адресом – полностью готовые к отправке. И на всех значилось одно:

«Срочно»… и был изображен дракон, кусающий себя за хвост.

уроборос

– Тебе неведомо его имя?

– Верно, – подтвердил монах.

– А как же к нему попадают отчеты? Вот так просто? Нужна только печать с символом ордена? И нет нужды знать имя или точное местонахождение?

– Когда паренек доставит послание отцу Иосифу из храма Святого Павла в Авеццано, милорд прочтет мое письмо.

– Разве обычный священник принадлежит к ордену Тьмы?

– Его зовут не Иосиф. И он не приходской священник в Авеццано. Но – да, если мальчишка доставит послание ему, он вскроет его, увидит тайный знак и доставит мой отчет милорду. Непременно. Любой из нас обязательно передаст любое сообщение. Никогда нельзя знать, насколько важным окажется то или иное письмо. Может, это известие о самом светопреставлении.

– Значит, если в крошечном городишке Авеццано есть человек, которому известна печать с драконом, и он знает, куда доставить письмо, то и во всей Италии наверняка найдется множество членов ордена, не так ли?

– Ты прав, Лука, – признал брат Пьетро.

– И во Франции? И в Испании? Во всем христианском мире?

– Мне неведомо их число, – уклончиво произнес брат Пьетро. – Мне известны лишь немногие, Лука. Я просто отправляю милорду доклады и получаю от него новые приказы. Когда я покидаю Рим, чтобы начать очередное расследование, он говорит мне, на кого я могу рассчитывать. Он дает мне ценные советы и объясняет, о ком следует справляться в каждом храме у нас на пути.

В дверь постучали – в зал заглянул Фрейзе.

– Мальчишка уже уехал. Я отправил его на Руфино. Мой Руфино – отличный конь. Паренек пообещал нас не подвести. Он выполнит все, что нужно. Однако его было нелегко уговорить. Половина жителей Пикколо клянутся, что отправятся в Крестовый поход, и он тоже хотел идти.

Брат Пьетро встал:

– Он запомнил храм и кого надо найти?

– Да. И он дождется ответа из Рима.

– Ты сказал ему, что он обязан выполнить поручение?

– Он – хороший паренек и сделает все, что сможет. А Руфино – добрый конь, и ему можно доверить искать дорогу.

– Ты свободен, – отпустил его брат Пьетро, но Фрейзе задержался на пороге и посмотрел на Луку.

– Все очень серьезно, – вымолвил Фрейзе.

С этими словами он подхватил рыжего котенка и ушел.

* * *

Крестьяне, вдохновленные Иоганном, расходились из Пикколо в свои деревни и на фермы и рассказывали о проповеднике друзьям и соседям. На следующий день сотни людей явились в Пикколо с едой, вином и деньгами для маленьких паломников. Все они жаждали услышать проповедь Иоганна. Он снова стоял на ступенях храма и обещал им, что если они отправятся в Иерусалим, то встретятся с теми, кого любили и кого потеряли. На площади столпились люди, которые либо рано осиротели, либо лишились своих первенцев: когда Иоганн говорил им о восставших из мертвых, они плакали навзрыд. Изольда и Ишрак тоже были здесь и спрятались в тени деревьев, рядом с местными простолюдинами. Лука и брат Пьетро устроились возле церковных дверей вместе с приходским священником и внимали речам Иоганна.

– Ступайте домой, – неожиданно обратился Иоганн к толпе. Почти все собравшиеся родились и выросли в пределах десяти миль от Пикколо – и их жилища в основном были неуютными лачугами. – Возвращайтесь в свой истинный дом – в Святую землю, где возведены города Иерусалим и Вифлеем! – добавил он и устремил взгляд на Ишрак, которая была одета скромно, как и подобает даме-паломнице. Ее лицо скрывал низко надвинутый капюшон плаща, платье доходило до щиколоток, а смуглые ноги с серебряными колечками на пальцах она обула в прочные сапожки для верховой езды. – Ступайте в Акру – те, кто родился со вкусом млека и меда. Иди туда, где твоя мать впервые открыла глаза. Обрети свою истинную родину.

Ишрак судорожно вздохнула и повернулась к Изольде.

– Неужели он говорит обо мне? – прошептала она. – Ведь Акра, чудесный арабский город – моя настоящая родина!

– Я слышу голос твоей матери, – продолжил Иоганн. – Сейчас она зовет тебя из-за моря!

Какая-то женщина в толпе закричала:

– Да! Я слышу маму!

– Когда мы придем в Иерусалим и Господь протянет нам Свою длань, наши печали рассеются, а горести исчезнут. Сирота обнимет свою мать, а дочь узнает своего отца. – Иоганн взглянул в сторону Ишрак. – А дева, которая всю жизнь жила среди чужаков, вновь окажется среди своих. Тебя согреет солнце, которое ты увидела, когда появилась на свет. Ты вкусишь щедрые плоды своей родной земли.

– Откуда он мог узнать, что я родилась в Акре? – спросила Ишрак у Изольды. – Но однажды мама действительно пообещала мне, что мы обязательно вернемся домой! Значит, он и вправду слышит глас Божий. Я в нем сомневалась – но это истинное откровение!

Народ рыдал и пробивался вперед – каждый хотел спросить юнца о своих близких. Какая-то женщина умоляла его подтвердить, что ее пропавший сын сейчас на небесах и она увидит его в Иерусалиме. Иоганн выставил перед собой ладонь, чтобы его не толкали – а люди, которые находились в передних рядах, рухнули на колени и заголосили. Они сцепили руки, словно он был статуей мученика, которую должны были пронести через толпу, как это принято делать в день празднования памяти святого.

– Пойдем с нами, – вещал Иоганн. – И ты увидишь, что в день Страшного суда твои дети, твой отец и… – внезапно взгляд его ярких глаз остановился на Ишрак, – …и твоя мать возьмут тебя за руку и пригласят в свое жилище.

Ишрак рванулась к Иоганну. Она действовала помимо собственной воли, будто во сне.

– Мои родители? – пролепетала она. – Моя мама?

– Они тебя ждут, – уверенно произнес Иоганн, обращаясь к ней одной. И это было гораздо убедительнее, чем если бы он кричал, подобно другим проповедникам. – Те, кого ты любила и кого давно утратила, обнимут тебя. Отец, имени которого ты не знаешь, мать, которая умерла, оставив тебя в неведении. Они будут там – и ты сможешь поговорить с ними. Ты увидишь их вместе, и они будут улыбаться тебе – своей дочери. Мы все вознесемся вместе.

Ишрак замерла.

– А теперь я иду исповедоваться и молиться, – подытожил Иоганн. – Да благословит вас Бог.

И он молча направился к дверям храма, а брат Пьетро и Лука посторонились, пропуская его в церковь. Священник отец Бенито зашел внутрь, дабы преклонить колени вместе с юным пророком.

Отец Бенито открыл крестную перегородку и завел Иоганна внутрь, к самым ступеням алтаря, куда было дозволено входить только призванным Богом. Оба опустились на колени – местный священник и паренек, которого отец Бенито счел святым.

* * *

После проповеди девушки заглянули в малый обеденный зал. Лука беседовал с братом Пьетро.

– Мы твердо решили, – сообщила ему Изольда. – Ишрак убеждена так же, как и я. Пророк Иоганн говорил и с ней. Мы не поедем ни в Хорватию, ни в Венгрию.

Лука и бровью не повел.

– Вы отправитесь в Иерусалим? Вы уверены? Вы хотите идти вместе с паломниками? – Он посмотрел на Ишрак. – Ты тоже присоединишься к христианскому Крестовому походу?

– Я должна, – почти сердито заявила она. – Я убеждена. Сперва я считала, что это какой-то фокус. Я предположила, что он расспрашивает людей, придумывая, что говорить, а потом подхватывает сплетню и превращает ее в правдоподобное предсказание, которое звучит как откровение. Я часто видела гадальщиков, хиромантов и всевозможных шарлатанов – они именно так и обрабатывали толпу. Обмануть зевак совсем несложно – ты просто говоришь что-нибудь наугад, а когда попадаешь в точку и кто-то вскрикивает, то понимаешь, что нащупал нить и продолжаешь болтать дальше. Но на площади творилось нечто невероятное. И теперь я верю Иоганну. Он прозорливый. Иоганну известно очень многое, если не все. Он сказал Изольде – а сегодня и мне – такие вещи, которых в Пикколо точно не знает никто. Он заглянул мне в душу и окрылил меня надеждой. Даже я сама никогда не осмеливалась говорить с собой настолько откровенно. Это не может быть удачной догадкой. Иоганн… он видит истину.

Девушка опустила голову, чтобы не встречаться с вопрошающим взглядом Луки, и откашлялась.

– Он упомянул о моей матери, – еле слышно добавила Ишрак. – Она умерла, не назвав мне имени моего отца. Она покинула этот мир со словами об Акре – ее доме, моей родине. Я верю Иоганну, – повторила она.

– Мы с братом Пьетро полагаем, что Иоганн обладает истинным провидением, – подтвердил Лука. – Мы уже отправили доклад в Рим и ждем ответа. И я спросил, можно ли нам тоже отправиться с Иоганном.

– Правда? – выдохнула Изольда.

– Он и ко мне обращался, – напомнил ей Лука. – Он говорил о моем отце, о том, как его похитили оттоманские работорговцы. Этим я поделился лишь с тобой и Фрейзе, однако Фрейзе один раз проговорился про моего отца брату Пьетро… А в Пикколо о нас знают лишь то, что мы едем вместе как паломники по заданию Его Святейшества. Вряд ли на кухне постоялого двора о нас стали сильно сплетничать… Значит, у Иоганна есть иной – Божественный способ – узнавать про нас и про нашу судьбу. Я вынужден заключить, что его и впрямь ведет Господь.

– И никаких вопросов? – с легкой улыбкой поинтересовалась Ишрак. – Мне казалось, что у тебя всегда есть сотни вопросов, Лука! Ты любознательный юноша, который всегда хочет докопаться до самой сути!

– У меня их множество, – с тихим смехом парировал Лука. – Но на основе того, что я видел, я пока верю Иоганну. Я всецело принимаю его самого – и его проповеди.

– И я! – подхватил брат Пьетро. – Ответ из Рима должен прийти послезавтра. Думаю, нам прикажут присоединиться к Крестовому походу детей и помогать им в пути.

Ишрак просияла.

– Иоганн сказал, что мне надо отправляться в Иерусалим! – воскликнула она. – Я никогда не считала Святую землю родным домом. Меня приучили называть домом Лукретили. Но все резко изменилось.

– Но ты сама не изменишься? – робко спросила у нее Изольда. – Ты будешь со мной прежней? Даже если найдешь в Акре семью?

– Конечно! – пообещала Ишрак. – Но оказаться на родине матери и услышать ее язык! Ощутить жар солнца, о котором она мне рассказывала! Увидеть вокруг людей с таким же цветом кожи, как и у меня, одетых, как я… знать, что где-то рядом находится моя семья, родственники моей мамы! Может, и мой отец на Святой земле!

– Он обращался к тебе, как к христианке, которая узрит Судный день вместе с остальными паломниками, – отметил брат Пьетро.

– Моя мама сказала бы, что мы все – народ Священного Писания, – отозвалась она. – Мы поклоняемся Единому Господу – иудеи, христиане и мусульмане. Только пророки у нас разные, брат Пьетро.

– В таком случае, твоя мать совершила бы серьезную ошибку, – мягко возразил брат Пьетро. – А то, что ты говоришь, – ересь, Ишрак.

Она улыбнулась:

– Моя мама выросла в Акре, в стране, где Иисуса почитают как пророка, но уверены, что он – не Сын Божий. И мы были в Гранаде – в краю христиан, иудеев и мусульман. Я видела синагогу, построенную по соседству с церковью, а возле них – возвышалась мечеть. Люди работали, читали и молились, находясь рядом друг с другом. Они называли это «конвенция» – жизнь бок о бок в гармонии, несмотря на верования. Потому что враг – вовсе не другой верующий человек, а – невежество и те люди, которые ни во что не верят и ничем не дорожат. Пора бы тебе было давно все это усвоить, брат Пьетро.

* * *

Минуло три дня после отправки послания в Рим.

Вечером Фрейзе вышел прогуляться. Очутившись возле церкви Пикколо, он заметил своего верного коня Руфино – тот как раз спускался по склону холма неподалеку от городских ворот. Фрейзе окликнул его. Услышав голос хозяина, конь вскинул голову, навострил уши и поскакал прямо к нему.

Фрейзе взял Руфино под уздцы и повел по крутой улочке к постоялому двору.

Добравшись до конюшни, Фрейзе помог усталому мальчишке спешиться, забрал у него запечатанное письмо и спрятал под куртку.

– Ты молодец, – похвалил он паренька. – И ты ничего не упустил. Мы молились, раздавали обещания и строили планы, надеясь на лучшее. Кстати, маленькие паломники до сих пор находятся в Пикколо, и если мама тебе разрешит (а я на ее месте – накрепко бы тебе запретил), ты можешь к ним присоединиться. Но сначала поешь, приятель. Ты постарался на славу.

Отпустив мальчишку, Фрейзе повернулся к коню.

– А теперь займемся тобой, дружище, – ласково сказал он Руфино и завел усталого коня в денник[4].

Расседлав и разнуздав коня, Фрейзе вытер его охапкой соломы. При этом он не переставал говорить с Руфино, поздравляя его с окончанием долгого пути и обещая ему хороший отдых. Похлопав Руфино по усталым мышцам, Фрейзе отполировал щеткой его пятнистую трехцветную шкуру. Убедившись, что у животного есть корм и вода, Фрейзе вынул из яслей прикорнувшего там рыжего котенка и направился в гостиницу.

Лука сидел в обеденном зале с братом Пьетро, углубившись в изучение древних пророчеств. На столе лежали аккуратно свернутые и развернутые свитки пергамента и Библия, переплетенная в кожу.

У окна обе девушки что-то шили, пользуясь последними лучами вечернего солнца.

– Вот твой ответ, – сообщил Фрейзе, вручая своему господину письмо от милорда.

Лука сломал печати и развернул свиток на столе таким образом, чтобы они с братом Пьетро могли читать послание одновременно. Фрейзе и девушки молча ждали.

– Нам можно ехать! – взволнованно объявил Лука. – Милорд считает, что нам нужно отправиться в Иерусалим с Иоганном!

Девушки сжали друг другу руки.

– Он пишет, что я должен наблюдать за Иоганном и… – Лука осекся на полуслове – и его радость мигом улетучилась. – Милорд полагает, что я должен искать признаки ереси или преступления, тщательно проверяя содержание проповедей Иоганна. А если мне покажется, что он сказал нечто не соответствующее учению Церкви, я должен доложить обо всем епископу. Это строжайший приказ милорда… Я должен искать признаки сговора Иоганна с дьяволом и следить, не совершает ли юноша безбожных поступков. А если таковые обнаружатся, я должен сразу же доложить об этом церковным властям, и тогда Иоганна арестуют. – Он повернулся к брату Пьетро. – Похоже, мы будем не вести расследование, а станем заниматься шпионажем, брат!

– Прочитай, что еще пишет милорд. – Брат Пьетро указал на нужное место в письме. – Наблюдение – часть нашего обычного расследования. Нам сказано ехать с Иоганном и искать Божественный Свет во всем, что он делает. Мы должны убедиться, что его миссия истинна, и искать признаки того, что Иоганн – настоящий пророк конца света. Если мы заметим мошенничество или ложь, нам, разумеется, следует это отследить, Лука. Но если мы сочтем, что Иоганн слышит глас Божий и следует Его повелениям, мы должны помогать ему и направлять его. Его Святейшество лично пошлет деньги и оружие, дабы помочь детям добраться до Святой земли. Наш господин позаботится обо всем. По мнению милорда, нам необходимо направить Иоганна в Бари, где уже будет достаточно кораблей, чтобы перевезти нас на Родос. Тогда нас будут охранять госпитальеры[5]. Его Святейшество предупредит их, что прибудет гораздо больше пилигримов, чем обычно, а потом… кто знает, что станут делать госпитальеры, защищая юных паломников?

– А милорд не рассчитывает на то, что море расступится перед детьми? – осведомился Фрейзе. – Разве не так задумано? Зачем нам мощные корабли и суровые госпитальеры? Разве Господь не прикажет водам расступиться?

Брат Пьетро вскинул голову, обозленный и тем, что его прервали, и саркастическим тоном Фрейзе.

– Бог помогает детям-паломникам, – заявил он. – Если будут чудеса, мы, конечно же, должны о них докладывать.

– Я отказываюсь шпионить за Иоганном – и не буду пытаться строить ему ловушки! – воскликнул Лука.

Брат Пьетро пожал плечами.

– Тебе поручена важная миссия, – спокойно сказал он. – Ищи Бога, ищи сатану. Неужели ты не будешь выполнять приказы милорда?

Лука понурился: некоторое время назад он действительно согласился сделать все, что в его силах.

– Ладно, – уступил он. – Мы станем беспристрастно наблюдать за Иоганном и за детским Крестовым походом. Я не буду строить козни против Иоганна и весь превращусь в слух. Я постараюсь быть зорким. Я скажу Иоганну, что мы присоединимся к нему и заплатим за корабли.

– А твой господин не послал денег, чтобы кормить детей? – поинтересовался Фрейзе медоточивым голосом.

– У нас на пути будет еще много храмов, где служат прекрасные священники, – ответил брат Пьетро, взмахнув пергаментом в воздухе. – Им уже велено подготовиться к нашему приходу. Они испекут хлеб и раздадут его паломникам. Его Святейшество подумал и о священниках и о монахах – им полностью возместят все расходы.

– Значит, вопросы о хлебе насущном уже решены, – проговорил Фрейзе. – Наверное, это важнее покровительства госпитальеров: по слухам, они – весьма странные люди.

– Они – рыцари, посвятившие себя Господу и охраняющие паломников на пути в Иерусалим, – произнес брат Пьетро. – Что бы они ни делали, они делают это ради высшей цели – победы христиан в Святой земле.

– Убийцы, которые нашли удобный предлог вести войну во имя Господа, – негромко бросил Фрейзе и удалился из зала, спрятав свою непочтительность за закрывшейся дверью.

* * *

Лука нашел Иоганна сидящим на деревянном кнехте[6] на пристани. Паренек рассеянно смотрел вдаль.

– Можно с тобой поговорить? – спросил Лука.

– Конечно. – Иоганн одарил его милой улыбкой. – Я слушал прибой и гадал, услышу ли Господа. Но Он обратится ко мне, когда Он пожелает, а не когда я этого хочу.

– Я написал о тебе милорду, магистру нашего ордена, а он рассказал про тебя папе римскому.

Иоганн слабо кивнул. Похоже, внимание великих мира сего его не особо волновало.

– Его Святейшество написал, что мне надо проводить тебя до города Бари, который находится дальше по побережью. Для твоих последователей приготовят корабли, которые доставят тебя и детей на Родос. Оттуда вам помогут попасть в Иерусалим госпитальеры.

– Госпитальеры? Кто они такие?

Невежество паренька заставило Луку усмехнуться.

– Наверное, ты о них в Швейцарии не слышал. Они принадлежат к рыцарскому ордену, который помогает паломникам на пути к Святой земле и обратно. Они лечат тех, кто заболел, и поддерживают страждущих. А еще они воины и охраняют пилигримов от нападения неверных. Госпитальеры – влиятельный и сильный орден, и если ты находишься под его защитой, ты в безопасности. Они могут спасти вас от нападений и снабжать продуктами и лекарствами, если нужно. Святую землю захватили неверные, и порой они нападают на паломников. Вам понадобится защита, Иоганн. Госпитальеры будут вашими опекунами.

Паренек выслушал его, но не слишком впечатлился.

– Господь о нас позаботится, – мягко возразил он. – Он всегда так делал. Нам не требуются воины. Господь – наш друг. Другого опекуна нам не надобно.

– Ты прав, – согласился Лука. – Но, вероятно, Он намерен вам помогать через святой орден госпитальеров. Ты позволишь мне проводить тебя до Бари, откуда мы сможем плыть на кораблях, которые пришлет Его Святейшество? До Иерусалима – очень далеко, и нам всем будет лучше, если нас будут ждать надежные суда и храбрые госпитальеры.

Иоганн заметно удивился:

– Мы не станем ждать, чтобы волны расступились, и не пойдем пешком по дну морскому?

– Милорд считает, что вам надо следовать указаниям Его Святейшества. Папа думает о вас, Иоганн. У меня есть письма, которые можно показывать на нашем пути в святых обителях – аббатствах и монастырях, а также в приютах для паломников. Детей там накормят и напоят.

– Значит, этого хочет Господь, – подытожил Иоганн. – Он – милостив и всемогущ. А ты присоединишься к нам, Лука Веро? Ты вступишь вместе с нами в Иерусалим?

– Мне хотелось бы, если ты позволишь. Я путешествую с дамой и ее служанкой, они тоже изъявили желание увидеть Иерусалим. Я возьму моего слугу Фрейзе и писаря – брата Пьетро.

– Вы все можете отправиться с нами, – просто сказал Иоганн. – Если Бог вас призывает, вы должны повиноваться. Ты считаешь, что Он тебя призвал? Или ты выполняешь приказы смертного человека?

– Когда ты говорил о мальчике без отца, я подумал, что речь идет именно обо мне, – произнес Лука. Ему было неловко признаваться пареньку в своем самом сильном горе. – Я еще мальчишкой потерял отца и мать… и до сих пор гадаю, где они. Я не знаю даже, живы ли они или умерли. Я поверил твоим словам, что увижу их в Иерусалиме. Ты и вправду считаешь, что так и будет?

– Я знаю это, – убежденно проговорил Иоганн.

– Тогда я помогу тебе. Воистину, мой сыновний долг требует, чтобы я отправился с тобой.

– Как скажешь, брат.

– А если у тебя есть сомнения в твоем призвании, – добавил Лука, ощущая себя Иудой, подговаривающим юнца предать самого себя, – то ты сможешь мне сказать. Пока я не священник… я был всего лишь послушником, когда мне поручили вести расследование, но я смогу беседовать с тобой и давать тебе советы.

– У меня нет сомнений, – ответил Иоганн с улыбкой. – Но они есть у тебя, брат Лука. Ты сомневался в своем призвании уйти в монастырь, а теперь тебя гложут тревожные мысли насчет твоей миссии. Ты не знаешь, надо ли тебе следовать полученным указаниям, и сомневаешься в главе твоего ордена. Ты не уверен даже в своих собственных речах, брат. А ты не подумал о том, что я услышу ложь, только что прозвучавшую из твоих уст, и увижу все мысли в твоей голове?

Проницательность собеседника заставила Луку густо покраснеть.

– Я поверил тебе, когда внимал твоей проповеди, Иоганн! Она поразила меня до глубины души. Моего отца захватили работорговцы, когда мне исполнилось четырнадцать. Мне очень хочется снова его увидеть! Мою мать тоже увезли. Иногда родители мне снятся, и тогда я вспоминаю свое раннее детство, которое я провел рядом с ними. И мне нестерпимо больно, что я лишился их! Мне невыносима мысль, что, возможно, они страдают, а я бессилен им помочь. Я не могу спасти их сейчас.

Иоганн несколько мгновений молчал. Его ярко-голубые глаза пристально смотрели на Луку.

– Ты с ними встретишься, – тихо пообещал он. – Я знаю.

Лука прижал ладонь к сердцу, словно для того, чтобы не дать своей тоске вырваться наружу.

– Я буду об этом молиться, – вымолвил он.

– А я буду молиться о тебе, – отозвался Иоганн. – И завтра на рассвете мы отправимся дальше.

– В Бари? – уточнил Лука. – Ты разрешишь мне помочь попасть тебе в Бари?

– Если то будет угодно Господу! – жизнерадостно заявил Иоганн.

* * *

В комнатке постоялого двора Ишрак и Изольда укладывали свои скудные пожитки в седельный вьюк. Девушки страстно желали присоединиться к паломничеству. Изольда свернула узлом косу светлых волос.

– Как думаешь, хозяйка распорядится, чтобы нам принесли ванну и горячую воду?

Ишрак кивнула головой:

– Я ее уже спрашивала. Она кипятит наше белье в котле для стирки и недовольна тем, что его пришлось ставить ради нас. Хозяйка стирает свои вещи раз в месяц. А моются местные жители раз в год, в Страстную пятницу. Она ужаснулась, услышав, что нам нужно для мытья больше кувшина воды.

Изольда громко рассмеялась:

– Ой! И что нам теперь делать?

– В лесу за западной калиткой есть озерцо: мальчишка-конюх сказал, что дети ходят туда купаться летом. Ты перенесешь мытье в холодной воде?

– Это лучше, чем ничего, – признала Изольда. – Пойдем прямо сейчас?

– Пока солнце не село, – согласилась Ишрак, содрогнувшись. – И как бы хозяйка ни ворчала, я добьюсь, чтобы она дала нам льняных полотенец, которыми можно будет вытереться. А еще я заберу чистое белье, чтобы нам было во что переодеться.

* * *

Стараясь оставаться незамеченными, девушки спустились вниз. Увидев, что Лука разговаривает с Иоганном на пристани, они заглянули в кухню и в столовый зал. Убедившись, что Фрейзе помогает слугам, а брат Пьетро что-то читает, они выскользнули на улицу. Поднявшись по булыжным ступеням на рыночную площадь, Изольда и Ишрак направились прямиком к западной калитке. Привратник проводил их взглядом, крикнув:

– Калитка закроется в сумерки!

– Мы к этому времени вернемся! – крикнула в ответ Ишрак. – Мы хотим погулять.

Привратник пожал плечами, дивясь женским причудам, но живо отвлекся на мальчишку, который работал в конюшне постоялого двора.

– Ты почему здесь расселся и ничего не делаешь? – возмутился привратник.

– Меня отпустили до вечера, – буркнул паренек.

– Но калитка закроется…

– На закате! – нахально оборвал его мальчишка. – Все знают.

* * *

Озерцо для купания оказалось круглым, словно чаша фонтана. Оно пряталось в лесу, окруженное плотным строем деревьев. Трава доходила до песчаной кромки, чистая вода кое-где оказалась очень глубокой.

– Как красиво! – восхитилась Изольда.

– Озеро, наверное, ледяное, – предсказала Ишрак, глядя в темные глубины.

– Тогда лучше прыгнуть! – лукаво улыбнулась Изольда.

Она сбросила платье и льняную нижнюю юбку и, оставшись в одной коротенькой сорочке, босиком разбежалась и отважно прыгнула в воду.

Взвизгнув, Изольда погрузилась в озеро с головой, но тут же со смехом вынырнула. Золотые волосы всплыли вокруг плеч девушки.

– Давай, Ишрак! Здесь чудесно!

Ишрак моментально разделась догола и начала заходить в воду, содрогаясь и обнимая плечи руками. Изольда подплыла к ней, перевернулась на спину и шлепнула ногой, забрызгав лицо возмущенной Ишрак.

– Ой! Холодно!

– Когда окунешься, хорошо! – воскликнула Изольда. – Не бойся!

Она схватила подругу за руки и потянула за собой. Ишрак пискнула, но смело нырнула и быстро поплыла за Изольдой – та поспешно повернулась и устремилась прочь, поднимая тучи брызг.

Девушки резвились, как два дельфина, кружась и вертясь в воде, пока не запыхались от усилий и смеха. Тогда Ишрак вернулась к берегу, где они оставили одежду, и подала Изольде кусок грубого щелочного мыла.

– Увы! – согласилась она и посмотрела на недовольно фыркнувшую Изольду. – Ничего другого в Пикколо не нашлось. Кстати, я захватила немного масла для волос.

Не выходя из озера, Изольда намылилась, а затем вручила мыло Ишрак и погрузилась в чистую воду. Минуту спустя она выбралась на берег. Сняв мокрую сорочку, Изольда завернулась в льняное полотенце и протянула такое же Ишрак.

Отмывшись и ополоснувшись, Ишрак тоже вылезла из воды. Ее зубы стучали, отбивая барабанную дробь.

Одевшись в теплую одежду, девушки расчесали свои влажные волосы и втерли в них по всей длине розовое масло. Потом Изольда повернулась спиной к Ишрак, и та заплела ее яркие локоны в косу. Затем уже Ишрак встала спиной к Изольде, и подруга уложила ее густую темную копну в узел на затылке.

– Изящно, – отметила Изольда, довольная делом своих рук.

– Напрасная трата сил, – парировала Ишрак, накидывая на голову капюшон. – Кто меня увидит?

– Зато мы знаем, что обе чистые и волосы у нас прекрасно заплетены, – не согласилась Изольда. – А завтра мы отправляемся в дальний путь, и неизвестно, когда нам снова удастся вымыться.

– Надеюсь, в следующий раз вода будет горячая, – проворчала Ишрак, взяв свои вещи и направляясь вместе с Изольдой обратно в Пикколо. – Помнишь Гранаду? Там были мавританские бани с горячим паром и нагретыми полотенцами!

Изольда вздохнула:

– И в женской бане старуха тебя намыливает, смывает пену розовой водой, а потом моет тебе голову, смазывает волосы маслом и расчесывает!

Ишрак усмехнулась:

– Вот это – цивилизованное мытье.

– Может, в Акре?.. – предположила Изольда.

– Конечно. – Ишрак кивнула. – Думаю, в Акре вымоемся на славу – в настоящих мавританских купальнях!

* * *

Девушки вернулись на постоялый двор незамеченными. Они даже успели к вечерней трапезе, готовые планировать свой отъезд на следующее утро. Лука совершенно твердо решил, что не может ехать верхом, в то время как дети идут пешком. Он был не в состоянии усесться на дорогого коня, когда Иоганн вновь поведет армию маленьких паломников за собой. Лука собирался идти вместе с ними до Бари. Ишрак и Изольда сказали, что он прав, и тоже захотели разделить тяготы путешествия. Брат Пьетро с ними согласился. Однако Фрейзе возразил, что путь будет слишком долгим – и Изольда с Ишрак измучаются и выбьются из сил. Кроме того, добавил он, если они пойдут пешком, то будут вынуждены трапезничать вместе с детьми, а это означает, что пищи может на всех не хватить. И еда наверняка будет плохой, добавил Фрейзе. Он с раздражением осведомился, намерены ли дамы питаться ржаными лепешками и пить сырую воду из ручья? Или, может, они собираются ночевать в сарае или на сеновале? А смогут ли они понести шкатулку с письменными принадлежностями брата Пьетро, рукописи для справок, Библию, кошель с деньгами? Справятся ли они с багажом – ведь там будет не только одежда и обувь, но и гребни, зеркальца, баночки с ароматными маслами?

Их желание казаться скромнее будет удовлетворено, если они пойдут пешком, как бедняки – без груза лишних вещей. Ну а Фрейзе последует за ними на своем Руфино, ведя в поводу еще четырех коней и в придачу – ослика с поклажей. Завершив свою тираду, Фрейзе хмыкнул и сказал напоследок кое-что еще. При таком-то раскладе это будет фальшивое паломничество и наигранная бедность, заявил он. Нет, благочестием здесь и не пахнет!

– Но мы ведь могли бы идти днем, а останавливаться на ночь в приютах для пилигримов или на постоялых дворах, – предложила Изольда.

– Значит, мы бросим вас обеих в открытом поле? – подсказал Фрейзе. – И присоединимся к вам утром, хорошо выспавшись и сытно позавтракав? Кроме того, не надо забывать о хворях и различных болезнях! Кто-нибудь обязательно подхватит лихорадку, и тогда беднягу либо бросят, либо нам всем придется коротать время вместе с ним, а тогда уж точно никто в Иерусалим не попадет.

– К словам Фрейзе стоит прислушаться. Подобная затея нелепа. И тебе не преодолеть столько миль пешком, – сказал Лука Изольде.

– Этого нельзя допустить! – напыщенно заявил Фрейзе.

– Но я смогу! – возмутилась Изольда. – Я пойду вместе с детьми. Я не боюсь трудностей.

– У тебя заведутся вши, – предупредил ее Фрейзе. – И блохи. Паломничество – не красивое умерщвление плоти, о котором можно вспоминать с тайной гордостью. Нет, в дороге будет только грязь, укусы, крысы и недуги. И утомительные бесконечные дни, когда прекрасная дама будет ковылять по земле стертыми до крови ногами, будто дряхлая старуха.

– Фрейзе, я решила попасть на Святую землю, – заупрямилась Изольда.

– У тебя появятся грубые мозоли, – продолжал Фрейзе. – И ты больше никогда не сможешь надевать красивые туфельки.

Фрейзе попал в точку – теперь с его доводами было бесполезно спорить. Несмотря на все свои серьезные намерения, Изольда не смогла ничего ему возразить.

– От тебя станет вонять, – добавил он, завершая спор могучим ударом. – И прыщи на лице выскочат.

– Фрейзе, – вымолвила Изольда. – Мое паломничество – не причуда. Я услышала откровение. Я уверена, что отец захотел бы, чтобы я пошла пешком. И Ишрак намерена поступить точно так же. Ничто нас не остановит.

– А как насчет надежного судна до Бари? – предложил Фрейзе.

– Что?

– Путь по морю, – пояснил Фрейзе. – Можно отправить наших дам вместе с багажом на корабле, а мы, трое мужчин, пойдем с детьми и станем им помогать, если потребуется. Дамы опередят нас, оказавшись в Бари раньше нас. Он найдут хороший постоялый двор и смогут с удобством ожидать нашего появления.

Фрейзе покосился на недовольную Изольду.

– Моя дражайшая госпожа, ты будешь вдоволь путешествовать по жаре и в грязи, когда доберешься до Святой земли. Не думай, что ты выбрала легкий путь. Все трудности впереди! Если вам обеим хочется плестись по палящему зною в мерзкой пыли, расчесывая блошиные укусы, ночуя по соседству с кобрами под подушкой, ваши стремления осуществятся. И не забудьте про безумцев в тюрбанах!.. Вы с Ишрак погрузитесь во все это с головой, когда доберетесь до Святой земли. Нет никакой особой заслуги в пешем хождении по здешним краям.

– Верно! А если бы дамы первыми попали в Бари, они могли бы справиться о том, чтобы для нас были приготовлены хорошие суда, – перебил его брат Пьетро. – Мы проведем в пути сколько… три дня? Или четыре? – Он обратился к девушкам. – Если вы согласитесь ехать первыми, я мог бы отдать вам письма с папскими распоряжениями, и вы бы позаботились о запасах пищи для паломников и о достаточном количестве кораблей. Это было бы очень кстати.

– Тогда ты поможешь нашему общему делу, а не просто избежишь сложностей пеших переходов, – сказал Лука, взглянув на Изольду. – Ты выполнишь очень важную задачу.

– Не знаю, – пробормотала Изольда.

– Может, они вдвоем не справятся, – предположил Фрейзе. – Я могу их сопровождать. Наверное, так будет лучше, господин.

Лука прищурил свои светло-карие глаза.

– Ты тоже поплывешь на корабле?

– Я хочу им помочь, – быстро ответил Фрейзе. – Я буду охранять их.

– Похоже, ты развалишься на палубе и избавишься от тяжелого пути! – разоблачил его Лука.

– А почему бы и нет? – пробурчал Фрейзе. – Может, мое неверующее сердце не гонит меня вперед? А вдруг, я притушу твою решимость своими греховными помыслами? Лучше держи меня подальше. Пусть идут только те, кто получил откровение.

– Ладно, – вздохнул Лука. – Изольда, ты с Ишрак и Фрейзе отправишься на корабле в Бари, захватив наших коней, а мы присоединимся к вам через три дня. Фрейзе, ты будешь оберегать девушек и найдешь суда, которые отвезут детей на Родос. Еще ты договоришься о цене и отдашь папские кредитные письма священнику и ростовщикам.

– Я хочу идти пешком! – взвилась Изольда.

– А я – нет, – честно призналась Ишрак. – Прислушайся к словам Фрейзе – мы можем не выдержать испытаний!

– Итак, все решено, – заключил брат Пьетро, открывая шкатулку и доставая оттуда папские письма. – Послания Его Святейшества обеспечат кредит ювелиров Бари, – сказал он, протянув Ишрак тугой свиток. – Конечно, это будут иудеи, но они признают власть Рима. Постарайся добиться хороших условий. Они – безнравственные люди. На них – несмываемый грех крови, который останется с ними вечно.

Ишрак взяла свиток и спрятала его в рукав своего платья.

– Тем не менее ты полагаешься на их честность и благонадежность, – ехидно отметила она. – Посылаешь им письмо и рассчитываешь, что на его основе нам предоставят кредит. Ты знаешь, что иудеи признают власть и дают деньги в долг. Это нельзя считать безнравственным. Я бы сказала, что они окажут нам любезность. Да и папа римский им доверяет! Они старательно выполняют ту работу, которую вы позволяете им делать, и проявляют невиданное рвение. Не понимаю, почему ты назвал их безнравственными.

– Они – язычники и неверные, – отчеканил брат Пьетро.

– Как и я.

– Ты служишь даме-христианке, – не принял ее вызова брат Пьетро. – Кроме того, я сам убедился, что ты – хорошая и преданная спутница.

– Как и женщины моего народа, – не отступилась Ишрак. – Как и другие неверные.

– Возможно, – ответил он. – Мы лучше это узнаем, когда высадимся на Святой земле.

Изольда поежилась и всплеснула руками:

– Не могу себе представить!

Ишрак ей улыбнулась:

– И я.

* * *

Утром, после завтрака, девушки ради соблюдения приличий надвинули на лица капюшоны и покинули постоялый двор. Они сразу же направились к пристани: Фрейзе уже был там и заводил коней и ослика на корабль. Судну предстояло везти Изольду и Ишрак на юг, пришвартовавшись в Бари.

Лука с братом Пьетро решили проводить девушек. Монах нес драгоценные рукописи, зашитые в промасленную овечью шкуру, которая уберегала их от сырости. Шкатулку для письменных принадлежностей он закрепил у себя за спиной.

Фрейзе мельком посмотрел на новоприбывших и вновь занялся своими делами.

Сходни, перекинутые с палубы на пристань, были широкими и прочными. Первые четыре коня спокойно прошли по мосткам в приготовленные для них стойла. Однако последний конь, на котором ездил брат Пьетро, внезапно заартачился и попятился. Он испугался и явно не желал ступать на сходни. Фрейзе погладил животное по холке и что-то прошептал ему на ухо, а затем отстегнул недоуздок, так что конь полностью освободился. Брат Пьетро вскрикнул и принялся озираться по сторонам в поисках рыбака, которого можно было бы позвать на помощь. Монах не сомневался, что конь сейчас убежит, но Лука покачал головой, останавливая его.

– Подожди, – сказал он. – Фрейзе знает, что делает.

На долю секунды конь застыл, осознавая, что его отпустили. Тем временем Фрейзе дотронулся до его холки и, повернувшись к животному спиной, сам прошел по сходням на корабль. Конь прянул ушами, наблюдая за Фрейзе, и осторожно последовал за юношей. Подкованные копыта гулко стучали по деревянным мосткам. Когда он добровольно взошел на палубу, Фрейзе ласково потрепал его и похвалил, после чего надел на коня недоуздок и повел к стойлам.

– Все животные любят Фрейзе, – заметил Лука, подходя к девушкам. – По-настоящему. Они всегда доверяют ему. Похоже, у Фрейзе – дар, как у святого Франциска Ассизского.

– И у него в кармане сидит котенок? – спросила Ишрак, насмешив Луку.

– Не удивлюсь, если так и есть.

– По-моему, он подкармливает бездомного котенка и носит его с собой повсюду, – пояснила Ишрак. – Вчера я сняла куртку Фрейзе со стула в обеденном зале – а та вдруг запищала.

Изольда засмеялась:

– Да, Фрейзе завел себе рыжего котенка. Он подобрал его несколько дней назад. Оказывается, он решил с ним не расставаться!

Фрейзе снова сошел с корабля.

– Там имеется небольшая каюта с жаровней, – сообщил он девушкам. – Вам будет уютно. И погоду обещают хорошую, поэтому мы будем на месте через несколько часов. Должны войти в порт ближе к вечеру.

– Неужели нам пора прощаться? – спросила Изольда у Луки.

Капитан уже кричал матросам, чтобы те отдавали концы. Самые маленькие дети-паломники с любопытством наблюдали за моряками.

– Да благословит их Бог! – с жаром воскликнула Изольда, поставив ногу на сходни и опираясь на руку Луки. – И да благословит Господь тебя, Лука. Увидимся в Бари, – тихо добавила она.

– Всего через пару дней, – ответил он. – Я рад, что ты поплывешь, хоть я и буду скучать по тебе, Изольда. Я тебя не подведу. До встречи!

– Отходим! – крикнул капитан. – Все на борт!

Брат Пьетро отдал Фрейзе свои рукописи и драгоценную шкатулку для письменных принадлежностей, чтобы юноша спрятал их в каюте. Изольда почти вступила на сходни, но вдруг почувствовала, что судно содрогнулось. На мгновение ей почудилось, что корабль ударился о причал и пошатнул массивные камни. Вскинув руку, она ухватилась за столбик перил. Но встряска повторилась. Теперь ее сопроводил низкий гул – звук невероятно мощный, но в то же время приглушенный. Девушка испуганно стиснула пальцы Ишрак, которая находилась рядом, и испуганно распахнула глаза. До ушей Изольды долетел плеск воды: тысячи волн набегали на пристань, гонимые внезапным шквалом, хотя на море был полный штиль.

Когда земля под детьми на пристани затряслась, они мигом вскочили на ноги и прижались друг к другу.

– Помогите! – заверещали самые младшие.

– Что это? – спросила Изольда. – Что за жуткий звук, Ишрак?

Подруга качнула головой.

– Не понимаю. Творится что-то странное.

– Я знаю, что мой Искупитель жив! – громко провозгласил Иоганн. Все обернулись к нему. Юнец сохранял абсолютное спокойствие. Разведя руки в стороны, он широко улыбнулся. – Вы слышали глас Божий? Вы почувствовали прикосновение Его священной длани?

Лука поспешно шагнул к девушкам.

– Надо вернуться на постоялый двор, – заявил он. – Что-то не так…

Мощный звук повторился. Он напоминал басовитый стон и раздавался настолько близко, что Изольда и Ишрак инстинктивно запрокинули головы, посмотрев вверх. Но небо оказалось ясным: грозовых туч не было и в помине. Девушки вновь перевели взгляд на море – теперь вся гладь воды покрылась мелкой рябью.

– Бог говорит с нами! – объявил Иоганн своим спутникам, легко перекрывая их вопросы. – Вы Его слышите? Он изъясняется с вами через землетрясение, ветер и огонь! Да будет имя Его благословенно! Он призывает нас служить! Я слышу Господа!

– Мы слышим Его! – Хором подхватили дети.

– Он сказал «землетрясение, ветер и огонь»? – спросила Изольда.

– Нам стоит переждать в гостинице, – взволнованно произнесла Ишрак. – Лучше не садиться на корабль. Нужно спрятаться под крышей. Если надвигается шторм…

Изольда повернулась, чтобы вместе с подругой уйти на постоялый двор. Неожиданно пристань огласил детский крик.

– Поглядите!

Все посмотрели туда, куда показывал ребенок. Вода равномерно ударялась о нижнюю ступень причала в быстром тревожном ритме. А потом действительно случилось нечто невероятное. Начался отлив, похожий на быстрину реки – и гораздо более стремительный, чем обычный отлив. Влажная каменная ступенька еще поблескивала на солнце, а следом уже открывалась вторая. По мере отступления воды, появились зеленые водоросли, которые колыхались на третьей ступени, а потом – на четвертой – и так до самого дна гавани. Вода сбегала с лестницы, подобно водопаду. Ступени, которые не показывались над морем с тех стародавних времен, когда они были сложены, моментально высыхали под холодным ветром. А волны убегали прочь от гавани, отступая от каменных стен. Глубины моря открывали свои тайны изумленным людям.

Зрелище было загадочным и завораживающим. Брат Пьетро вместе со своими спутниками встали на краю причала, глядя вниз, на утекающую воду. Море продолжало откатываться все дальше. Кони на палубе громко заржали: корабль тяжело осел на дно. Суда поменьше повисли на веревках у причальной стенки, а те, что были покрупнее, опускались на бок и послушно ложились на борт. Вода убегала из-под них, оставляя на дне якоря, которые завязли в донном иле – громадные, неповоротливые и бесполезные.

– И простер Моисей свою руку, и гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь, и сделал море сушею – и расступились воды! – изрек Иоганн, обращаясь к толпе.

На пристани раздались восторженные крики и детский плач.

Пройдя сквозь толпу, Иоганн встал на краю причала и посмотрел вниз, где крабы бегали по илистому дну гавани, а рыбы били хвостами в мелких лужицах.

– И простер Моисей свою руку, и гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь, и сделал море сушею – и расступились воды! – повторил Иоганн. – Видите: Господь сделал море сушею – Он сотворил для нас чудо! Вот наша дорога в Иерусалим!

Холодные пальчики Изольды пробрались на ладонь Луки.

– Я боюсь!

Лука задыхался от возбуждения.

– Боже мой! Даже не думал, что это возможно! Иоганн был уверен, что так и будет, а я не поверил ему.

Ишрак и Изольда встревоженно переглянулись.

– Это – чудо твоего Бога? – осведомилась Ишрак. – Он приказал морю расступиться прямо сейчас?

Кони и осел, которые находились на корабле, брыкались, пытаясь освободиться от привязи, и рвались на берег. Фрейзе ходил между ними, тщетно стараясь успокоить животных. Они натягивали поводья, били копытами в перегородки стойл. Деревянные сходни рухнули вниз вместе с кораблем: они раскололись, переломились и теперь их куски уходили в донный ил.

– Ш-ш, красавцы, угомонитесь! – говорил коням Фрейзе. – Все закончилось. Мы на суше. Бояться нечего, право. Будьте смирными, ребята, через минутку я вас выведу.

– За мной! – воскликнул Иоганн, спускаясь по ступеням в гавань. – Вот он – наш путь в Иерусалим! Мы видим прямую дорогу в Святую землю!

Дети тотчас последовали его примеру, радуясь приключению. В задних рядах кто-то запел молитву святого Симеона Богоприимца: «Ныне отпущаеши раба Твоего, по глаголу Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовил пред лицем всех людей»…

– Господь указал нам путь! – крикнул Иоганн. – Бог ведет нас в Землю обетованную! Он сделал влагу сушей, и мы дойдем до Иерусалима!

– Нам присоединиться к нему? – спросила Изольда у Луки дрожащим от страха и надежды голосом. – Мы стали свидетелями чуда?

Лицо Луки сияло.

– Не могу поверить! Но так и должно было случиться! Иоганн сказал, что до Иерусалима будет суша – а сейчас море на наших глазах отступает!

Дети пели тысячеголосым хором, спускаясь в гавань. Некоторые спрыгивали с влажных камней, со смехом проваливаясь по щиколотку в толстый слой мокрых водорослей, и тогда у них под ногами с хрустом ломались раковины. Они шагали, взявшись за руки: десятки, сотни детей и подростков. Они огибали суда, севшие на дно, и обходили старые костяки затонувших кораблей. Паломники уверенно направлялись к выходу из бухты, а море продолжало отступать, убегая все дальше к горизонту. Вода уходила с огромной скоростью, как будто специально воздвигла для детей мост до самой Палестины.

– Думаю, нам надо идти, – решил Лука, у которого отчаянно колотилось сердце. – По-моему, это истинное чудо. Иоганн… он настоящий пророк, Изольда. Все случилось, так, как он и предсказал.

Лука приблизился к каменным ступеням. Брат Пьетро нагнал юношу.

– Как ты думаешь, оно истинное? – крикнул Лука с горящим взором.

– Да! – подтвердил его старший спутник. – Мне довелось увидеть чудо! Хвала Господу!

– Что вы делаете? – спросила Ишрак. – Опомнись, Лука!

– Я должен идти, – бросил Лука через плечо, не отрывая взгляда от исчезающего моря. – Я должен узреть новую землю. Иоганн ведет детей в Иерусалим. Я не брошу их.

Внезапно Фрейзе, который успокаивал коней на палубе, громко вскрикнул от боли. Карман его куртки дергался и прыгал. Юноша запустил руку внутрь – и отдернул окровавленные пальцы. Со второй попытки он извлек на свет рыжего котенка. Тот превратился в комочек шипящего ужаса: шерстка встала дыбом, зеленые глаза безумно блестели. Котенок бешено забился у Фрейзе в ладонях – и тот отпустил его на палубу. Зверек тут же бросился наутек, юркий, как обезьянка: взлетел по натянутому канату на пристань и помчался к гостинице. Однако он не юркнул в дверь, а вскарабкался по виноградной лозе, росшей у входа, прямо на черепичную крышу. Не успокоившись на этом, он полез к дымоходу. Устроившись на самом высоком скате крыши, котенок заскользил коготками по глиняной черепице и истошно замяукал.

– Нет! – неожиданно завопил Фрейзе, перекрывая детское пенье.

Он перепрыгнул через фальшборт[7] и тяжело приземлился в месиво на дне гавани. Обогнув корабль, Фрейзе пробрался к первой ступени, поскользнулся на водорослях, с трудом удержался от падения и ухватился за швартовочное кольцо. На четвереньках, то и дело съезжая со ступеней, Фрейзе наконец выбрался наверх. Лука, охваченный религиозным экстазом, уже готовился спускаться. Фрейзе налетел на него, схватил за пояс и вытолкнул обратно на причал, изо всех сил потянув в сторону постоялого двора.

– Я хочу увидеть… – Лука начал вырываться. – Фрейзе, отпусти меня! Я пойду с ними!

– Это очень опасно, господин, – забубнил Фрейзе. – Котенок понял, да и кони кое-что сообразили. Да поможет всем нам Бог! Случилось нечто ужасное. Нам надо бежать отсюда. Лука, поднимись на чердак, залезь на крышу, если сможешь! Посмотри на котенка! Море вот-вот на нас нахлынет.

– Оно расступается, – возразил брат Пьетро, не сдаваясь. – Ты же сам видишь! Иоганн сказал, что он доберется до Иерусалима пешком. Мы тоже присоединимся к Крестовому походу и пойдем по дну морскому.

– Нет! – Фрейзе грубо толкнул Луку к гостинице, с досадой хлопнув его по плечам. – Забери Изольду и Ишрак! – крикнул он в лицо улыбающемуся Луке. – Иначе они утонут. Ты ведь не хочешь их смерти, правда? Ты не хочешь увидеть, как вода вернется и утащит Изольду?

Лука очнулся от мечтаний:

– Ты считаешь, что море вернется?

– Уверен! – рявкнул Фрейзе. – Уведи их в безопасное место! Бегите отсюда прочь! Спасай их! Посмотри же на котенка!

Лука бросил ошеломленный взгляд на котенка: тот продолжал цепляться за скат крыши, шипя от страха. Лука схватил Изольду за руку, а Ишрак – за локоть и потянул обеих в гостиницу. Изольда хотела остаться, но Ишрак, испугавшаяся не меньше Фрейзе, потащила подругу за собой.

– Послушай меня, Изольда! – окликнула она девушку. – Если это чудо, то дно останется сухим. Мы сможем пойти чуть позже. А сейчас давай спрячемся в доме – в нашей спальне. Оттуда можно будет смотреть в окно. Скорей, Изольда!

Фрейзе убедился в том, что они направились к постоялому двору, и попытался отдышаться. Крутанувшись на месте, он снова сбежал по каменным ступеням на илистое дно, и сапоги юноши сразу же увязли в глубоком иле.

– Назад! – закричал он, обратившись к детям-паломникам. – Быстро идите назад! Море повернет! Это не та дорога!

Но они пели столь громко, с таким радостным торжеством, что даже не услышали Фрейзе.

– Назад! – завопил Фрейзе.

Он кинулся за паломниками, скользя на камнях и водорослях, упрямо шлепая сапогами по морским лужицам. Самые маленькие дети, которые шли последними, услышали Фрейзе. Они остановились, увидев, что юноша бежит к ним, размахивая руками и крича.

– Назад! – приказал им Фрейзе. – Идите в город!

Они колебались, не понимая, что делать.

– Назад! – настойчиво повторил Фрейзе. – Скоро море опять зальет гавань!

По их недоуменным лицам было ясно, что они не поняли Фрейзе. Их одержимость и убежденность гнали их вперед. Иоганн пообещал своим последователям чудо, и дети поверили, что оно происходит здесь и сейчас. Их старшие друзья уже отдалились от берега, ни в чем не сомневаясь. Они распевали псалмы, упрямо направляясь в горловину бухты, где отступающее море в белой пене стремительно убегало на юг. Самым маленьким детям не терпелось присоединиться к другим пилигримам. Они видели расстилающуюся перед ними дорогу, которая, казалось, манила их за собой.

– Сласти! – в отчаянии выпалил Фрейзе. – Возвращайтесь в гостиницу, там бесплатно раздают сладости!

Полдюжины детей повернулись и двинулись обратно к пристани.

– Живее! – воскликнул Фрейзе. – Поторопитесь, а то они кончатся! Бегите как можно быстрее!

Он догнал еще нескольких паломников и сказал им то же самое. Они нерешительно повернули к пристани – и вместе с ними к Пикколо побрели их друзья, которые шли чуть впереди.

Фрейзе пробивался сквозь толпу детей к Иоганну.

– Эй, Иоганн! – крикнул он. – Ты ошибаешься!

Лицо паренька светилось верой, взгляд был устремлен на море, которое продолжало неуклонно и маняще отступать перед ним. Вход в бухту уже высох, а вода продолжала убегать к линии горизонта. Бурый ил лежал на дне, словно берберский ковер, который устилал путь пилигримам почти до самого Иерусалима.

– Бог осушил передо мной дно морское, – твердо произнес Иоганн. – Иди с нами, брат. Завтра утром мы будем в Палестине и вкусим молока и меда. Я уже вижу Святую землю, хоть ты пока и не можешь ее узреть. Я иду посуху, как я и обещал.

– Прошу тебя! – взмолился Фрейзе. – Подожди до завтра. Пусть дно как следует просохнет. Послушай меня! Боюсь, вода придет…

– Ты боишься, – мягко проговорил Иоганн. – Ты и раньше сомневался, брат. Страх – твой главный враг. Возвращайся в Пикколо, а я направлюсь в Иерусалим.

Фрейзе оглянулся на пристань – и заметил позади себя какую-то возню. Роза – та малышка, которую он встретил первой с кровоточащими ногами – хотела бежать к пристани. Однако два паренька схватили ее и тащили вперед, пытаясь догнать Иоганна.

– Отпустите ее! – завопил Фрейзе.

Они продолжали крепко держать Розу. Фрейзе бросился к ним. Оттолкнув мальчишек, он освободил малышку.

– Я хочу на берег! – всхлипывала она. – Мне очень страшно!

– Я тебя отнесу, – заявил Фрейзе.

Девочка молча протянула ему руки. Фрейзе наклонился, посадил Розу к себе на плечи и неуклюже затрусил к Пикколо. На бегу он, не переставая, звал детей за собой.

Фрейзе услышал, как церковный колокол Пикколо начал звонить: местные жители высыпали из домов на пристань. Рыбаки ужасались при виде состояния гавани и пропавших судов. Люди изумленно глазели на якоря и цепи, лежащие рядом с кораблями и лодками. Омары копошились в сухих ловушках, барахтаясь на обнажившемся дне, которое еще пару часов назад было скрыто под толщей воды.

Фрейзе забросил малышку на ступени, покрытые зелеными водорослями, и набрал воздуха в легкие. Затем он обратился к людям, которые уже принялись спускаться по лестнице, чтобы лучше разглядеть дно моря.

– Назад! Возвращайтесь по домам! Старайтесь оказаться как можно выше. Вода вернется! Будет потоп!

Фрейзе прошлепал по донному илу к кораблю, на котором вставали на дыбы и били копытами кони.

– Успокойтесь, милые! – крикнул он, отдуваясь и пыхтя. – Я спасу вас!

Кое-кто припомнил легенды о необъяснимых громадных волнах, ощутив холод давних страхов. Секунду спустя десяток жителей бросились бежать врассыпную. Паника оказалась заразной: в считаные мгновения пристань опустела. Рыбаки врывались в свои лачуги, запирали двери и поднимались к окнам верхнего этажа, чтобы наблюдать за морем. Другие люди мчались по крутым улицам Пикколо к высоким стенам, окружающим городок. Остальные искали прибежища в церкви: они карабкались по лестнице на колокольню и поворачивали к морю свои лица, искаженные страхом. Несколько женщин ринулись в противоположную сторону, к краю пристани. Они щурились от ослепительных бликов солнца, которые отражались на влажном иле, и громко звали своих детей. Матери умоляли сыновей и дочерей бросить Крестовый поход и вернуться домой.

То, что творилось в гавани, вызвало у всех вопль ужаса. На обнажившемся дне неровным полукругом, словно готовясь вести хоровод, шли дети. Юные паломники распевали псалмы, уверенные в Спасении. А далеко впереди, пока еще у самого горизонта, уже поднимался белый гребень громадной волны: выше деревьев и домов высотой с колокольню. Она двигалась со скоростью коня, мчащегося галопом. Дети, которые смотрели на Иоганна или возводили очи к небу, ничего не заметили. Они осознали опасность только тогда, когда она стала реальной для них. Соленая вода, которая только что отступила от их ног, так что они ликующе шагали по морю, аки посуху, забурлила и ринулась обратно. Спустя считаные мгновения волна добралась до колен самых маленьких пилигримов. Они испуганно вскрикнули, но их голоса потонули в общем пении.

Дети захныкали и принялись дергать своих старших товарищей за руки, пытаясь привлечь их внимание, но те никак не реагировали на их мольбы. А потом случилась катастрофа. Молитву паломников заглушил низкий и страшный рев моря.

Подняв глаза, они увидели надвигающуюся волну и услышали ее яростный вой. Теперь они поняли, что вода, которая так быстро отступила, моментально осушив гавань, обратилась против них.

Она возвращалась в виде единого мощного прилива. Некоторые дети с криком повернулись, разорвали цепочку и попытались бежать по пояс в воде, надеясь опередить стихию. Однако большинство просто оцепенели. Они продолжали держаться за руки и, разинув рты, смотрели на стену воды, которая вознеслась над строем паломников и обрушилась на них, сметая все на своем пути.

Через несколько секунд волна ударила по городку. Море подбросило корабли, которые осели на дно гавани, вскинув их до самых крыш, а затем вновь швырнула суденышки вниз. Первая волна ударилась в причальную стену и взметнулась ввысь, подобно извержению, а потом с невообразимой скоростью помчалась в центр Пикколо. Она проносилась мимо домов, по переулкам – и рвалась к рыночной площади, куда прежде не добиралась никогда. Пристань затопило в мгновение ока. Окна постоялого двора лопнули с грохотом пушечных выстрелов. Волны пробили стены и вторглись в гостиницу и лачуги, расположенные около пристани.

Ишрак и Изольда отпрянули от окон, треснувших как бумага. Через них хлынула вода, которая почти сразу же дошла им до пояса. И она прибывала, поднималась все выше и выше.

– Сюда! – раздался крик Луки.

Он вышиб оконную раму. Дерево и остатки роговых пластин закружились – и вода оттеснила юношу назад. Вскоре она уже доходила Изольде и Ишрак до плеч.

Девушки не удержались на ногах и беспомощно болтались в ледяной воде. Они цеплялись друг за друга, кружась в водоворотах, которые создавали волны, врывавшиеся в комнатенку и уходящие обратно.

Лука поплыл к Изольде: течением заталкивало всех к двери, оттесняя от спасительного открытого окна.

– Вдыхай! – воскликнул Лука и, обхватив Изольду за плечи, утащил ее под воду, как будто собирался утопить.

Она выскользнула из его рук и, словно угорь, ввинтилась в разбитое окно, устремившись навстречу стихии, которая бушевала снаружи. Он всплыл и увидел, как брат Пьетро поддерживает Ишрак. Оба повернули лица к потолку и жадно хватали ртом остатки воздуха.

– Надо выбираться! – крикнул Лука.

Глотнув воздуха, он схватил Ишрак и потянул за собой. Лука почувствовал, как девушка бьется – а когда она повернулась к нему, неловко подтолкнул ее к распахнутому окну. Теперь он плыл за Ишрак, оттесняя ее вперед. По стиснувшей его лодыжку руке он понял, что Пьетро следует за ними.

Лука нырнул и открыл глаза под водой, но увидел лишь блеклые серые разводы. Теперь он слышал только рев моря, которое завоевывало землю. Наконец, он заметил, что едва различимый квадрат окна перекрыт, и догадался, что Ишрак не выбралась и не может двигаться.

Ее платье зацепилось за одну из обломанных перекладин: девушка застряла в оконной раме глубоко под водой. Лука опять вынырнул под потолок комнаты, вдохнул и погрузился вниз. Воздух выходил у Ишрак изо рта серебристыми пузырьками, и ее руки сражались с плотной тканью одежды. Лука подплыл к ней, взял Ишрак за плечи, а когда она повернулась к нему, прижался к ее губам, отчаянно стремясь передать ей свой запас кислорода. Несколько долгих секунд они оставались вместе, обнимаясь, как любовники, и Лука вдувал воздух ей в легкие. Поплыв к потолку, он сделал вдох, касаясь ртом стропил, и опять погрузился в воду. Лука боялся, что Ишрак до сих пор не высвободилась – но тут она повела плечами, словно сбрасывающая кожу змея или красавица-русалка – и осталась без платья – в тонкой льняной сорочке. Ишрак взмахнула руками, выскользнула в окно, как и ее подруга, и оказалась снаружи. Ее платье одиноко колыхалось в воде и походило на призрачного утопленника.

Ишрак, Лука и брат Пьетро, задыхаясь и кашляя, вырвались в пугающее открытое пространство. Море бушевало на месте Пикколо: теперь повсюду возвышались лишь крошечные островки крыш и дымовые трубы. Морское течение тотчас подхватило Луку и остальных и понесло всех в глубь материка.

– Держи плащ! – закричал кто-то сверху.

Ишрак с трудом подняла голову, захлебываясь и борясь с потоками воды, которые утягивали ее прочь от спасительной крыши гостиницы. Приглядевшись, девушка заметила Изольду. Та одной рукой держалась за трубу, а вторую опустила вниз. Она протягивала друзьям свой плащ, скрученный будто веревка. Ишрак впилась в него заледеневшими пальцами и начала подтягиваться к крыше, сражаясь с сильным течением. Глиняная черепица превратилась в скользкие ступеньки. Цепляясь по-обезьяньи, Ишрак вскарабкалась по покатой крыше, шатаясь под ударами волн, которые бурлили вокруг нее. Она поднималась вверх, пока не оказалась на сухом участке крыши. Следом за ней туда забрались брат Пьетро и Лука. Все четверо уселись на скат, ощущая, как под напором воды здание шатается. Грозный прилив бросал сорвавшиеся с якорей корабли и ломал мачты. Изольда, Ишрак, Лука и брат Пьетро держались вместе в кипении и ужасающем шуме – и молились своим богам.

– Если дом рухнет… – крикнул брат Пьетро на ухо Луке.

– Надо связаться друг с другом! – заявил Лука.

Взяв их плащи, он связал их в одну веревку. Девушки вцепились в ее среднюю часть. Тем не менее обе они понимали, что, возможно, оттягивают миг собственной смерти.

– Нужно поймать какие-нибудь деревянные обломки! – заорал Лука, обратившись к брату Пьетро.

Монах ничего не ответил.

Они в панике наблюдали за тем, как бревна и обломки, вырванные с корнем деревья и перевернутый рыночный прилавок врезаются в стены гостиницы. Они слышали, как с треском отламывается черепица, как скрипят стропила. Старинный деревянный сундук всплыл рядом с крышей, и Лука поймал его, пытаясь не отпустить под напором течения.

– Если упадете в воду, держитесь за него! – крикнул он девушкам.

Те прижимались друг к дружке, осознавая, что, если здание рухнет, сундук их не спасет. Они пойдут ко дну, сбитые стропилами и кусками черепицы, и наверняка сразу утонут.

Изольда наклонилась, притиснувшись щекой к черепице, и зажмурилась, чтобы не видеть буйства стихии. Она механически шептала молитвы, без конца повторяя знакомые с детства слова, хоть от страха лишилась способности мыслить. Ишрак распахнула глаза, уставившись на кипящее море. Волны упрямо набегали на крышу и разбивались об нее – вода неуклонно прибывала. Взглянув на Луку, Ишрак обнаружила, что юноша до сих пор не отпустил пустой сундук. Она сообразила, что тот мог бы выдержать ее с Изольдой вес, однако Лука и брат Пьетро точно пойдут ко дну. Ишрак стиснула зубы и сосредоточилась на поднимающейся воде, пытаясь определить ее высоту. Волны разбивались о крышу – каждый раз чуть ближе к ним. Иногда случайные потоки образовывали более высокую волну, которая обливала босые ноги девушек: Изольда при этом ежилась и вздрагивала. Затем наступал краткий перерыв, и все повторялось снова. Спустя какое-то время Ишрак показалось, что уровень воды понижается. Она заставила себя не шевелиться и принялась пересчитывать ряды черепицы, которые виднелись между ее ступнями и водой. Бросив взгляд на Луку, она заметила, что юноша занят тем же. Они оба надеялись, что пик прилива прошел и море постепенно возвращается обратно, занимая отведенные ему границы. Оба пытались рассчитать высоту подъема и хотели определить, сколько осталось до того момента, когда их захлестнет очередная – самая сильная – волна.

Лука встретился с ней взглядом.

– Пока она продолжает прибывать, – спокойно произнес он.

Ишрак согласно кивнула и, вытянув палец, добавила:

– Сейчас она от меня в двух черепицах, а ведь была в трех.

– Через час она перехлестнет через крышу, – подсчитал Лука. – Надо приготовиться плыть.

Ишрак понимала, что это – смертный приговор, и подползла ближе к Изольде.

Но постепенно (как им показалось, спустя целую вечность) вода начала успокаиваться. Море, которое извивалось неистовой рекой, все еще текло по старым улочкам Пикколо, выплескивалось из каминов, врывалось в окна и бурчало в дымоходах, но рев громадной волны стих. Стоны земли тоже смолкли – и прилив остановился в одном ряду черепицы от босой ноги Ишрак.

Где-то наверху запела одинокая птица, призывая потерянную пару.

– А где Фрейзе? – спросил Лука.

Слабое чувство облегчения, вызванное собственным спасением, сменилось у всех тошнотворным страхом. Лука, продолжавший сжимать коленями скат крыши, выпрямился и прищурился. Он посмотрел сперва в сторону моря, затем – в направлении пристани.

– Когда все началось, он побежал за детьми, – вспомнил Лука.

– Он успел уговорить некоторых вернуться в Пикколо. Они прибежали на постоялый двор, – чуть слышно подтвердила Изольда. – Я их видела.

– Верно, – добавил брат Пьетро. – Но и он тоже возвращался и нес маленькую девочку.

У Изольды вырвалось сдавленное рыдание.

– А что случилось позже? – спросила она.

Ей никто не ответил – все пребывали в неведении.

Наконец Лука привязал плащ к трубе и, цепляясь за него, начал спускаться по крутой крыше. Слезать вниз оказалось трудно – сапоги скользили по мокрым сместившимся плиткам черепицы. Лука осторожно огляделся по сторонам. Уровень воды явно понизился: море отступало. Оно уже не врывалось в комнатку девушек. Не отпуская плаща, Лука встал на подоконник выбитого окна.

– Сюда! – позвал он. – Теперь можно забраться внутрь!

Брат Пьетро схватил Изольду за руки и помог ей опуститься по веревке из плащей к Луке. Юноша крепко придержал Изольду за лодыжки, а потом – за талию и плечи. Она перелезла через него и спрыгнула в комнатушку, погрузившись в воду по колено. За ней последовала Ишрак в одной льняной сорочке. Последним спустился брат Пьетро.

Вода быстро уходила из помещения, сливаясь сквозь щели в полу на первый этаж. Уровень залившей городок воды действительно понизился: море покидало Пикколо, стекая по узким улицам и бурля в сливах.

– Вам лучше остаться здесь, – сказал Лука Ишрак и Изольде. – Внизу все может быть очень плохо.

– Мы пойдем с вами, – возразила Изольда. – Вдруг мы снова будем взаперти?

Ишрак с содроганием обвела взглядом воцарившийся в комнате хаос:

– Это невыносимо.

Дверь не подчинялась: Луке пришлось вышибить ее ногой. Створку перекосило – весь дом сдвинулся под ударами волн.

Они спустились по лестнице, заваленной грязью, водорослями и обломками, то и дело теряя равновесие. Постоялый двор, где всего лишь несколько часов назад так аппетитно пахло горячим хлебом и пряностями, стал затхлым и сырым. Глухой шум моря и громкая капель были единственными звуками, которые нарушали напряженную тишину.

Ишрак даже показалось, что она очутилась в подводном гроте, и она испуганно вцепилась в руку Изольды.

– Ты ее не слышишь? Волна не возвращается? Давай выйдем на улицу!

Как и предсказывал Лука, ситуация внизу была еще хуже, чем на крыше. На первом этаже дома вода была выше пояса. Держась за руки, они прошли на кухню и выбрались во двор. Изольда почему-то решила, что наступит на утопленника или мертвая рука сомкнется у нее на щиколотке. Она вскрикнула. Лука обернулся к ней.

– Ты точно не хочешь подняться наверх?

– Я буду здесь, – ответила она. – В комнатах – мерзкий запах!

Снаружи их ожидала жуткая картина: утонувшие в денниках кони, головы которых перевешивались через край дверей в попытке вдохнуть. Однако там же был и хозяин гостиницы. Мужчина каким-то чудом выжил.

– Я, как обычно, был на сеновале и работал, – сказал он, чуть не плача от облегчения. – И вдруг море перехлестнуло через ограду, поднявшись выше крыши, и обрушилось на меня, будто лавина. Оно меня сбило с ног, но я упал на сено. Я дышал через сено, пока вода заливала меня, и в конце концов меня выкинуло на крышу конюшни… Потом я перестал грести и нащупал под ногами что-то твердое и словно оказался на острове! Боже милосердный, я видел, как суда рыбаков плыли через мой двор, но я уцелел и могу теперь об этом рассказывать!

– Мы забрались на крышу, – сообщила ему Ишрак. – Море к нам ворвалось.

– Господи, помоги! А малыши?

– Они шли в сторону моря, – тихо вымолвила Изольда. – Бог да благословит и примет их!

Хозяин не понял Изольду.

– Они гуляли по пристани?

– Они пошли по дну бухты. Они поверили, что море перед ними расступилось. Они шли навстречу набегающей волне.

– Значит, воды отступили, как обещал Иоганн?

– Но вскоре море вернулось обратно, – мрачно откликнулся Лука.

Некоторое время все потрясенно молчали.

– Дети спаслись?

– Вряд ли, – ответил Лука.

– Кое-кто вернулся, – сказала Ишрак. – Фрейзе удалось некоторых отправить обратно. Вы их не видели?

Хозяин гостиницы был ошеломлен:

– Я подумал, что они затеяли какую-то игру, когда опрометью пробежали через двор. Я еще накричал на них, чтобы они не тревожили коней: те лягались и вставали на дыбы в стойлах. Господи! Боже правый, я не знал! Я не понял, почему они кричали и почему кони беспокоились!

– Никто не знал, – произнесла Изольда. – Все случилось внезапно.

– А Фрейзе с детьми не было?

– По-моему, нет. А вы не видели мою жену? – встрепенулся хозяин.

Они покачали головами.

– Народ пойдет к церкви, – предположил хозяин постоялого двора. – Люди будут друг друга искать именно там. Давайте и мы присоединимся к ним. Бог даст, она уцелела, и мы найдем наших друзей и близких.

* * *

Они покинули гостиницу и добрались до пристани. В гавани царила разруха. Все дома на набережной были разбиты, словно пушками. Оконные рамы оказались выбиты, двери распахнуты настежь. Кое-где отсутствовали даже крыши, а из зияющих окон и дверей выливалась вода. Корабли, стоявшие в порту, имели плачевный вид: часть унесло в море, другие волны разломали в щепы и выбросили на берег. Чугунное кольцо, к которому было пришвартовано их судно, пустовало, канаты болтались в мутной воде. Сходни смыло, а сам корабль, кони и Фрейзе исчезли. В гавани гневно кружила вода: невозможно было поверить, что еще час назад здесь было сухое морское дно.

– Фрейзе!

Лука приставил ладони ко рту и громко позвал Фрейзе, поворачиваясь то к Пикколо, то к морю.

Ответного крика не последовало: повсюду раздавался только жутковатый плеск волн. Они перехлестывали через причальную стенку, напоминая домашнего пса, который вдруг взбунтовался, устроил грызню, а теперь начал успокаиваться.

* * *

В церкви какие-то семьи радостно встречались, другие плакали и, обращаясь к толпе, звали пропавших детей. Часть судов в момент появления волны находилась в море, поэтому у некоторых женщин была надежда, что их мужья и отцы пережили шторм. Старики, прежде слышавшие рассказы о чудовищной волне, качали головами и говорили, что толща воды – слишком крутая и маленькие суденышки, конечно же, сразу захлестнуло вместе с людьми.

Многие молча сидели на скамьях и склоняли головы к сложенным рукам в жаркой молитве – а с их одежды на каменный пол стекала вода.

Когда море налетело на город, кое-кто успел подняться на возвышенность. Храм почти не пострадал. Волна устремилась сквозь церковный неф, однако вода доходила только до колен прихожан. Строения к западу и к северу от рыночной площади потоп даже не затронул. Отдельным счастливчикам удалось за что-то ухватиться – волна пронеслась над ними, едва не утопив, но помчалась дальше. Они были изрядно напуганы, но серьезного вреда вода им не причинила. Некоторых поток подхватил и унес, крутя и переворачивая, словно ветки в разлившейся реке – и теперь близкие ставили за погибших влажные свечи в мокрые подсвечники. Но зажечь их не мог никто. Свечу, которая горела на алтаре, демонстрируя присутствие Господа, задул сильный порыв ветра, который предшествовал волне. Без нее церковь выглядела заброшенной и забытой Богом.

Лука, которому безумно хотелось сделать хоть что-то и помочь вернуть городок к нормальной жизни, отправился в дом священника. В кухне юноша взял огниво и, отыскав на верхней полке буфета сухую ветошь, развел огонь в очаге. «Пусть верующие придут сюда и принесут свет в церковь», – подумал Лука.

Он сам занес первую горящую свечку в храм и направился к алтарной перегородке, чтобы зажечь общую свечу.

– Верни мне Фрейзе, – прошептал Лука затеплившемуся огоньку. – Пощади всех Твоих детей. Будь к нам милосерден. Прости нам наши грехи, вели водам вернуться в глубины. Но спаси Фрейзе. Верни мне моего дорогого Фрейзе.

Брат Пьетро сел в церкви за мокрым органным пультом и стал составлять список пропавших, дабы вывесить его на дверях храма. Время от времени на пороге появлялся замурзанный ребенок – и мать бросалась к нему, поднимала на руки, принимаясь попеременно благословлять и ругать. Однако список пропавших местных детей, пополняемый аккуратным почерком брата Пьетро, все рос. Кроме того, никто даже не знал имен маленьких паломников, которые участвовали в Крестовом походе. Никто не ведал, сколько из них пошли по дну морскому, сколько повернули обратно, а сколько пропали – или хотя бы – где был их родной дом.

Ишрак позаимствовала плащ у домоправительницы священника. После этого все пятеро – Изольда с Ишрак, Лука, брат Пьетро и хозяин постоялого двора – вернулись к гостинице. Они наблюдали за морем, словно ожидая, что Фрейзе сейчас появится на горизонте и приплывет прямо в гавань.

– Не могу поверить, что он не пошел с нами, – скорбно произнес Лука.

– Он спустился в бухту и попытался заставить детей вернуться на берег, – объяснила Ишрак. – Такой отваги я никогда не видела – и не увижу. Фрейзе спас нас и не забыл о других.

– Как же так! Ведь он всегда находился возле меня!

– Он позаботился о нашей безопасности, – сказала Изольда. – Как только мы побежали к гостинице, он бросился за детьми.

– Не могу понять, почему я его отпустил. Что я делал? Я и вправду поверил, что море расступилось, и решил присоединиться к Иоганну, а затем все закрутилось… Но почему Фрейзе не был со мной? Он же всегда находился рядом! – повторил Лука.

– Да простит меня Бог, что я не ценил Фрейзе, – тихо пробормотал брат Пьетро. – Сегодня он совершил великий подвиг.

– Не говори о нем так, будто он уже утонул! – перебила его Изольда. – Фрейзе мог забраться на крышу, как и мы! Может, мы сейчас его увидим!

Лука прикрыл глаза рукой.

– Поверить не могу! – воскликнул он. – Он же всегда со мной! Мне никак от него не избавиться: я всегда так говорил!

Они немного постояли на пристани, глядя на волны.

– Я хочу побыть здесь один, – попросил Лука. – Я скоро приду.

В гостинице на кухне обнаружилась хозяйка. Женщина яростно выплескивала ведром грязную воду, собранную с каменного пола, во внутренний двор.

– Ты где была? – спросил у нее разъяренный супруг.

– В бельевой! – заорала она в ответ. – А где ж еще? Куда я прячусь от неприятностей, дурень? Почему ты за мной не пришел? Дверь заклинило, я не могла выбраться. Я бы там и сидела до сих пор, если бы ее не разломала. И вообще – я вышла, а двор пустой и в кухне – полно воды! Ты сам-то где пропадал? Ходил развлекаться, когда я чуть не утонула?

Ее муж с хохотом обхватил свою жену за внушительную талию.

– В бельевой! – весело повторил он девушкам. – Вот что мне надо было проверить в первую очередь! Эта комнатушка без окон, и находится она как раз за очагом… Если у нас проблемы или мы ссоримся, жена там прячется и разбирает простыни. Но какая женщина побежит в бельевую, если на ее дом несется громадная волна, какой свет не видывал?

– Та, которая хочет умереть с разобранными простынями, – сердито буркнула супруга. – Да я и перед концом света захотела бы убедиться, что белье аккуратно сложено. Когда раздался страшный стонущий звук, я сразу подумала, что мне лучше всего будет в бельевой. Я там закрылась, сердце у меня – тук-тук-тук – а потом услышала, как вода врывается в дом. Разбираю белье, а холодная водица просачивается под дверь, словно воришка. Но я продолжаю возиться с простынями и напеваю тихонько. В городе все очень плохо?

– Как в год чумы, но только моментально, – ответил муж. – Твоя подруга Изабелла пропала вместе со своей малышкой. Что за напасть! Много народа погибло за одно мгновение – их смыло той жуткой волной. И маленьких паломников море не пощадило…

Женщина выглянула во двор. Увидев конюшню с трупами лошадей и пса на цепи, похожего на мокрую черную тряпку, она поспешно отвернулась от окна.

– Тяжелые времена наступили, – вырвалось у нее. – Боже мой! Но что это означает – то, что море нахлынуло на землю? Отец Бенито что-нибудь говорил?

Все посмотрели на брата Пьетро. Монах покачал головой.

– Я тоже ничего не знаю, – признался он. – Я думал, что стал свидетелем чуда и море расступилось. Но теперь я полагаю, что это дело рук сатаны. Он воздвиг стену воды и встал между детьми Божьими и Иерусалимом.

– Возможно, – произнес Лука, заходя на кухню. – А может, тут не было ни добра, ни зла. Просто случилось нечто загадочное и совершенно для нас непонятное. Похоже, мы наказаны за грехи тем, что живем в мире, наполненном странными вещами, – а правит им незримый Господь. Больше мне сказать нечего. Я пострадавший в катастрофе глупец – и я потерял своего лучшего друга.

Изольда подошла к нему и взяла юношу за руку.

– Я уверена, что все будет хорошо, – пролепетала она.

– Но почему любящий Господь забрал Фрейзе? – спросил у нее Лука. – Как такое могло случиться? И так стремительно! Ведь Фрейзе спас нас и хотел помочь другим! Как мне теперь без него жить?

* * *

Когда стемнело, они разожгли очаг и сняли с себя часть влажных вещей, чтобы просушить одежду у огня. Большая часть их имущества – платья, обувь, бесценные рукописи и шкатулка с письменными принадлежностями – пропала вместе с кораблем. Хозяйка гостиницы отыскала для Ишрак старую хламиду, которую девушка туго подпоясала на талии бечевкой.

– Драгоценности твоей матери остались целы: они зашиты у меня в сорочку, – шепнула Ишрак подруге.

Изольда вздохнула:

– Богатство во время потопа обесценивается. Но спасибо, что ты их сберегла.

Ишрак пожала плечами:

– Ты права. Нового Фрейзе нам не нанять даже за все сокровища Соломона.

Позже в дверь гостиницы постучались жители Пикколо, дома которых изрядно пострадали после потопа. Народ сразу же сел за кухонный стол, собираясь поесть. Люди пришли не с пустыми руками: у кого-то на чердаке хранился круг сыра, кто-то достал из дымохода подмоченный морской водой окорок. Одна женщина принесла свежего хлеба от единственного булочника. Пекарня находилась на пригорке за рыночной площадью, и печи оставались в рабочем состоянии. Они выпили вина из бутылок, плававших в погребе, и молча разошлись по своим неуютным лачугам. Брат Пьетро, Изольда и Ишрак закутались в отсыревшую одежду и легли спать на кухонном полу рядом с хозяевами гостиницы. Лука не мог заснуть – ему мешала унылая капель, которая никак не прекращалась. Юноша всю ночь слушал, как вода со стропил шлепается в лужи. На рассвете он встал и пошел искать Фрейзе, вглядываясь в серую гладь безмолвного моря.

* * *

Все утро Лука ждал на пристани. Он постоянно вскакивал, принимая бочонок или обломок дерева, качающийся на волнах, за мокрую голову Фрейзе, который плыл к дому. Иногда женщины просили юношу помочь поднять какое-нибудь бревно или открыть заклинившуюся дверь, но в основном его не трогали. Лука понял, что рядом с ним было много точно таких же людей – они расхаживали по причалу и глядели вдаль, словно ждали, что друг, муж или возлюбленный чудом вернутся домой. Даже сейчас они надеялись, что их кормильцы остались в живых и спаслись. Море мирно плескалось у каменных ступеней гавани: было трудно поверить, что еще вчера оно яростно пронеслось по всему Пикколо.

Брат Пьетро подошел к Луке в полдень, когда церковный колокол возвестил шестой час, дневную службу. В руке монах держал какие-то бумаги.

– Я составил отчет, но не могу объяснить причину бедствия, – сказал он. – Не знаю, захочешь ли ты что-то добавить. Я написал, что Иоганн следовал своему призыву, море расступилось, как он и предсказал, а затем его и паломников поглотил потоп. Я не пытаюсь определить значение всего этого. Я даже не упомянул, было ли то ниспосланным Богом испытанием или стараниями дьявола помешать Иоганну.

Лука вздохнул:

– Мне тоже это неведомо.

– Ты не хочешь чего-нибудь добавить?

Лука уныло качнул головой.

– Возможно, все дело в природной стихии, – предположил он. – Вроде сильного ливня.

Его старший спутник посмотрел на море, которое совсем недавно набросилось на Пикколо в виде чудовищной волны.

– Вроде ливня? – изумленно переспросил монах.

– На свете есть множество разных вещей, которые до сих пор являются для нас тайной, – устало пояснил Лука. – Мы даже неспособны объяснить, почему где-то идет дождь, а в другом месте светит солнце. Мы не понимаем, откуда берутся облака и тучи. Мы с тобой похожи на кур, которые скребутся на дворе, пытаясь понять природу гравия. Не видим гор, возносящихся над нами, не замечаем ветра, который ерошит наши глупые перья. Нас испугала волна, но нас порой тревожит и радуга. Мы не знаем, почему дует ветер, почему бывают приливы и отливы. Мы живем в невежестве, брат.

– Мы не виноваты в том, что не поняли причину возникновения волны! Никто никогда в жизни такого не видел!

– Ошибаешься! Такое уже бывало, – возразил Лука. – Вчера вечером у огня собрались рыбаки, и каждый из них слышал истории про громадные волны. Кто-то сказал, что мор – страшная чума – сто лет назад начался после такой волны. Значит, ее могла вызвать не Божья воля… нечто действует по каким-то иным законам. Однако я верю, что мы сможем приоткрыть завесу тайны. Если бы мы знали чуть больше, мы бы предугадали, что произойдет. Когда вода отхлынула, мы бы успели подготовиться. Мы бы защитили детей. А Фрейзе… он…

Лука оборвал себя на полуслове и умолк.

Монах понял, что Лука вот-вот сорвется, и кивнул.

– Я отправлю доклад прямо сейчас – и не буду вносить в него изменений, – произнес он. – И мы продолжим искать Фрейзе.

– Ты считаешь, что это безнадежно, – резко бросил Лука.

Брат Пьетро перекрестился.

– Я буду за него молиться, – вымолвил он. – Будем надеяться на то, что милостивый Господь услышит наши молитвы.

– Он не услышал, как дети пели псалмы, – мрачно отозвался Лука и устремил взгляд на море. – Тогда почему Он вдруг станет прислушиваться к нам?

* * *

Ближе к вечеру Изольда пришла на пристань к Луке. Юноша сидел, завернувшись в плащ, и смотрел на темнеющий горизонт.

– Ты не хочешь поужинать? – спросила она. – Обеденный зал высушили.

Хозяйка приготовила тушеную курицу.

Лука взглянул на девушку, не замечая красиво очерченного лица и серьезного взгляда.

– Я еще немного побуду здесь, – ответил он. – Начинайте без меня, – равнодушно добавил Лука.

Изольда положила ладонь ему на плечо.

– Пойдем сейчас, Лука, – прошептала она.

– Одну минуту.

Изольда отступила на несколько шагов и застыла в ожидании. Но Лука не шевелился.

Тогда она помедлила и нежно приказала:

– Лука, пора ужинать! Тебе не следует оставаться на пристани. Нет смысла горевать в одиночестве. Тебе надо поесть, а потом мы придем сюда вместе.

Но Лука не услышал Изольду. Она еще немного постояла возле него, но затем поняла, что он глух к ее словам и, похоже, даже не видит ее.

Лука высматривал своего друга, и больше его ничего не волновало.

Изольда вернулась на постоялый двор одна.

* * *

Ноябрьская ночь застала Луку неподвижно сидящим на пристани. Юноша, не отрываясь, глядел на темнеющее море. Матери, потерявшие детей в Крестовом походе, спускались к воде. Они бросали в ласково плещущиеся волны бухты цветок или связанный из прутьев крест, но после заката женщины тоже покинули причал. Теперь здесь был только Лука. Он молча смотрел на чуть более светлую линию горизонта, как будто пытался заставить Фрейзе показаться. Ему казалось, что если он будет взирать достаточно долго, то обязательно увидит Фрейзе, который со своей неизменной широкой улыбкой подплывет к берегу.

Наступила полночь.

В церкви пробили к заутрене.

– Ты боишься, что потерял его, как отца и мать, – произнес тихий голос у него за спиной.

Лука вздрогнул и обернулся. Возле него стояла Ишрак: голова у нее была непокрыта, длинная коса спускалась по спине.

– Ты считаешь, что подвел их, не смог даже их найти. И поэтому ты высматриваешь Фрейзе, надеясь, что ты его не подведешь.

– Когда родителей захватили, меня не было рядом, – проговорил Лука с горечью. – Я находился в монастыре. Я слышал, как зазвонил колокол: набат, который звенел в деревне при приближении галер работорговцев. Мы спрятали святые реликвии, заперлись в кельях и принялись молиться. Мы читали молитвы целую ночь напролет. Когда нам позволили выйти, аббат вызвал меня из храма и сказал, что, как он и опасался, на деревню напали. Я бросился туда, пробежал через поля к нашей ферме, которая была совсем неподалеку от реки… Но уже издали я заметил, что входная дверь распахнута настежь, дом пуст, все ценное исчезло, а мои родители пропали.

– Враги пришли с моря, как волна, – произнесла Ишрак. – Ты не видел, как они захватили твоих родителей, и не знаешь, где они сейчас.

– Говорят, что они давно умерли, – бесстрастно откликнулся Лука. – Точно так же как все считают Фрейзе мертвым. У меня отняли тех, кого я люблю. У меня никого нет. И я ни разу не сделал ничего, чтобы их спасти. Запираюсь в безопасном месте или убегаю, как трус. Я спасаю себя, а позже понимаю, что без них моя жизнь абсолютно бессмысленна.

Ишрак подняла палец, как будто собиралась ему погрозить.

– Нечего себе потворствовать, – вымолвила она. – Если будешь жалеть себя, то вообще лишишься мужества.

Лука покраснел.

– Я сирота, – тоскливо напомнил он Ишрак. – У меня на свете был единственный друг – Фрейзе. Он один меня любил, а теперь его у меня отняло море.

– И как ты думаешь, что бы он сейчас сказал? – осведомилась Ишрак. – Если бы увидел тебя таким?

Печальная маска внезапно спала с лица Луки: он обнаружил, что при мысли о своем утраченном друге начал улыбаться. К его щекам прилила кровь, голос зазвучал глухо.

– Он бы заявил: «В Пикколо есть славная гостиница и горячий ужин. Давай-ка хорошенько поедим. А остальное пусть подождет до утра».

Ишрак затаила дыхание. Она догадалась, что сейчас у Луки отчаянно бьется переполненное болью сердце.

У юноши вырвался крик, и он повернулся к ней, и она распахнула ему объятия. Он шагнул к ней, и она обняла Луку, прижимая его к себе. Он задыхался от тяжелых рыданий, уткнувшись ей в плечо. Ишрак ничего не говорила, просто продолжала его обнимать, по-мужски крепко, и чуть покачивала, давая выплакаться по недавней потере.

– Я ему не сказал, – выдавил он наконец, словно признание вырывали у него силком. – Я не успел сказать Фрейзе, что люблю его, как родного брата!

– Он всегда это знал, – заверила его Ишрак. – Его любовь к тебе была одной из главных его радостей, – произнесла она ровным и уверенным тоном. – Фрейзе тобой гордился, он восхищался тобой. Он был счастлив любой возможности находиться рядом с тобой. Он отлично это понимал, как и мы, Лука. Вам не надо было даже проговаривать это вслух. Вы оба и так все знали, как и мы. Фрейзе тоже любил тебя, как кровного брата, Лука.

Бурные рыдания унялись. Юноша отстранился от Ишрак и энергично вытер лицо влажным плащом.

– Ты считаешь меня глупцом, – проворчал он. – Плаксивой бабой. Неженкой, как девица.

Ишрак отпустила его и устроилась на кнехте – тумбе, к которой пришвартовывали корабли. Она словно приготовилась к долгой беседе и задумчиво покачала головой.

– Нет, я не считаю тебя глупым. Ты оплакиваешь близкого человека.

– Но ты, наверное, думаешь, что я слабак?

– Только когда ты пытаешься превратить свою жизнь в жалостливую балладу. Твое упорство не вернет Фрейзе к жизни. Увы, если он для нас потерян, то у тебя не получится воскресить друга силой желания. Ты должен понять, что существуют вещи, которые ты никогда не сможешь сделать. Ты должен с ним проститься. Возможно, тебе нужно попрощаться и с твоими родителями, – добавила Ишрак.

– Мне нестерпимо думать, что я никогда их не увижу!

– Вероятно, тебе суждено размышлять о неведомом простому человеческому разуму, – подсказала она. – Тебе поручили искать знамения и попытаться разгадать древние пророчества. Похоже, на тебя и впрямь возложена важная миссия, Лука. Ты призван понять такие вещи, о которых большинство людей вообще не задумываются. Думаю, тебе придется найти в себе силы допускать ужасные мысли. Исчезновение твоих родителей, как и пропажа Фрейзе, – своего рода тайна. Может, тебе следует согласиться с тем, что действительно случилось самое худшее. Твоя задача – задать вопрос о том, почему такое происходит. Но ведь именно поэтому тебе и поручили расследование, Лука…

– То есть мое горе готовит меня к моим обязанностям? – перебил ее Лука.

Ишрак кивнула.

– Я уверена. Ты будешь вынужден столкнуться лицом к лицу с самыми страшными вещами, которые творятся в нашем мире. Твое задание предполагает и груз ответственности, но ты уже преодолел столько испытаний, Лука, поэтому потери не должны тебя пугать. Я думаю, что лишь ты один справишься со столь серьезной миссией, но ты должен быть стойким, Лука.

Он помолчал.

– Ты очень мудрая женщина, – проговорил Лука, как будто впервые с ней познакомился. – Спасибо, что пришла сюда ради меня.

– Не за что, – кратко ответила она.

Внезапно Луку осенило:

– А раньше сюда Изольда не приходила?

– Она была здесь и звала тебя на ужин. Но ты ее не видел и не слышал.

– Это было давно?

– Несколько часов назад.

– Сейчас очень поздно, да?

– Уже за полночь, наступило воскресенье. – Ишрак встала и приблизилась к нему, словно собираясь до него дотронуться. – Лука! – еле слышно окликнула она юношу.

– Значит, Изольда попросила тебя за мной сходить? – спросил он. – Она тебя ко мне отправила?

Ишрак виновато улыбнулась и отступила назад:

– Тебе этого хотелось бы?

Лука понурился:

– Я не смею надеяться, что она обо мне заботится. Она видела, что я вел себя как глупец и как трус. Если она прежде обо мне так не думала, то теперь она наверняка изменила свое мнение. Ей надо забыть меня.

– Но она думает о тебе, и о Фрейзе тоже, – возразила Ишрак. – Сейчас они с братом Пьетро в церкви, молятся о нем и о тебе. – Она пристально посмотрела на него. – Ты ведь понимаешь, что лучше всего докажешь свою любовь к Фрейзе тем, что вернешься на постоялый двор. Тебе следует принять свое горе как мужчине и жить дальше. Тогда бы Фрейзе тобой гордился.

На ее глазах Лука расправил плечи. Ишрак явно удалось заставить его прийти в себя.

– Да, – согласился он, – ты права, Ишрак. Я буду его достоин.

И они оба направились к постоялому двору. У входа, на стене возле крыльца, был закреплен факел, и его желтый неровный свет отражался на мокрых булыжниках. Лука замер и повернулся к Ишрак. Обхватив ее лицо ладонями, он заглянул в темные глаза девушки. Ишрак стояла спокойно, без страха или кокетства, не мешая Луке – а потом она медленно закрыла глаза и подняла к нему свое лицо. Она испытывала чувство принадлежности, как будто не было ничего неестественного в том, чтобы стоять настолько близко, почти обнимаясь.

Лука вдохнул аромат ее волос и кожи и запечатлел поцелуй у нее на лбу, в том месте, где младенцу поставили бы знак креста во время таинства крещения. Ишрак ощутила, как он поцеловал ее туда, куда обычно ее целовала мать – в третий глаз, которым женщина видит незримый мир.

Она распахнула свои глаза и улыбнулась Луке понимающей дружеской улыбкой.

А потом они вместе тихо вошли в гостиницу.

* * *

На следующее утро, в воскресенье, никто даже и не вспомнил, что наступил день отдыха от трудов. Нижняя часть городка была завалена обломками, грязью и прочим мусором. Лука помогал в расчистке. Юноша стискивал зубы, когда среди обломков стропил и перекладин обнаруживались тела утонувших детей.

Лука и другие мужчины превратили дверную створку в носилки. Бережно укладывая на нее по два маленьких трупа, они относили тела в церковь и оставляли в одном из приделов. В алтаре горел огонь: местные знахарки обмывали погибших и готовили детские саваны.

Лука помолился о пропавших детях и пошел к обрыву за городской стеной. Именно там устроили новое кладбище. Старое, расположенное при церкви, не могло вместить такое количество тел.

Лука принялся помогать мужчинам, копавшим могилы в твердой земле. Поработав киркой, он с облегчением скинул рубашку. Оставшись в одних штанах, Лука потел от физических усилий под ярким жестоким солнцем.

В полдень Ишрак принесла ему эля и хлеба. Девушка оценила его суровое лицо и закаменевшие широкие плечи.

– Передохни минутку, – отрывисто произнесла она. – Утоли голод и жажду.

Лука рассеянно ел и пил.

– Почему я сглупил и отпустил его? – спросил он, машинально прожевав кусок хлеба. – Почему я не проверил, куда побежал Фрейзе? Я просто решил, что он с нами, я даже не задумался о нем!

В эту минуту маленькая девочка подошла к грубой стене, которую они возвели вокруг кладбища. Она слегка прихрамывала.

– А где тот дядя? – спросила девчушка.

Они воззрились на нее, словно увидели призрака. Это была Роза – малышка со сбитыми до крови ногами, – которую Фрейзе принес по заиленному дну гавани обратно в Пикколо.

– Он велел мне бежать в гостиницу за сладостями, – укоризненно добавила она. – А сейчас я хочу сказать ему, что он врун. Никаких сластей не было. На кухне было пусто – и начался ужасный шум. Я испугалась и побежала вверх по холму, а когда оглянулась, за мной неслось море. Я опять побежала без остановки. Где тот дядя? И где Иоганн Добрый и остальные дети?

– Я не знаю, где он сейчас, – ответил Лука прерывистым голосом. – Мы его не видели. Он ушел в бухту, чтобы попытаться отвести всех детей обратно на берег – подальше от моря, поэтому он и соврал тебе насчет сластей. Он хотел, чтобы ты оказалась в безопасности. А затем налетела громадная волна… но он умеет плавать. Может, он и сейчас плывет. Наверное, твоих спутников и Иоганна вынесло на другой берег и скоро они вернутся назад. Мы надеемся, что они спаслись.

Личико Розы скривилось.

– Они пропали? – спросила она. – Все? Море их забрало? А что же мне теперь делать?

Лука с Ишрак секунду молчали. Они оба совершенно не представляли себе, что ответить малышке.

– Пойдем со мной на постоялый двор, и я найду для тебя еду, теплую одежду и обувь, – предложила Ишрак. – И мы придумаем, что тебе делать.

– Он тебя спас, – добавил Лука, посмотрев в глаза Розы, готовой расплакаться. – Мы позаботимся о тебе ради него – а не только ради тебя самой.

– Он мне соврал! – пожаловалась девчушка. – Сказал, что будут сласти – а была громадная волна, и я едва не утонула!

Лука кивнул.

– Он сделал это, чтобы тебя спасти, – повторил Лука. – И, боюсь, что он-то как раз и утонул.

Роза кивнула, хоть толком и не поняла, что он имел в виду. Она послушно взяла девушку за руку и вместе с Ишрак побрела по склону холма – по тропе, которая вела к Пикколо.

* * *

День у Луки начался с рассветом: он пошел на причал смотреть на море. Там же, на пристани, этот долгий день и закончился.

Когда стемнело, Лука вернулся в гостиницу и поужинал, словно выполняя неприятную обязанность. Позже они с братом Пьетро помолились.

Потом все слушали, как монах рассказывал им о Ное, который построил ковчег и спас не только свою семью, но и многих животных от великого потопа. Малышка Роза, которая теперь отзывалась на имя Ри, никогда раньше не слышала эту библейскую историю. Она легла спать под впечатлением от радуги, которой Господь благословил землю и ее обитателей.

Гостиница вновь обрела обжитой вид, а хозяйка раздобыла у соседей сухие постели. Для Розы она поставила раскладную кровать в теплой кухне. Четверо путников, остро ощущая отсутствие пятого товарища, рано разошлись по своим комнатам. На постоялом дворе толпилось множество народа из деревень к северу от Пикколо. Их дети тоже присоединились к Иоганну, но родители надеялись, что сыновьям и дочерям удалось спастись от волны. Негромкие разговоры и тихий женский плач не смолкали всю ночь. Брат Пьетро и Лука улеглись на широкой кровати в мужской спальне, но Лука опять мучился от бессонницы и коротал время, уставившись в потолок.

Изольда с Ишрак сидели в своей комнатушке под крышей и уныло помогали друг другу заплести косы.

– Я постоянно о нем думаю, – заговорила Изольда, – о том, какой он был милый и забавный.

– Да.

У них не было ночных рубашек, поэтому девушки развесили платья на спинках кроватей и решили спать в нижних сорочках. Изольда встала на колени, чтобы помолиться, и отдельно назвала имя Фрейзе. Минуту спустя Ишрак заметила, что глаза подруги покраснели.

– Он побежал за конями, когда понял, что они испугались, – произнесла Ишрак. – Фрейзе догадался, что творится нечто нехорошее. Он не захотел оставлять их на борту. Он позвал детей на берег, убедился, что они в безопасности, – и побежал к животным.

Изольда забралась на кровать.

– Я никогда такого надежного человека не встречала, – вздохнула она. – Фрейзе никогда не унывал. Он был такой бодрый и отважный!

– Я плохо к нему относилась, – вымолвила Ишрак. – В Витторито он умолял меня о поцелуе, а я столкнула его на землю у конюшни. Теперь я об этом ужасно жалею!

– Сперва он выглядел оскорбленным, но, по-моему, ему показалась забавной твоя выходка, – утешила ее Изольда. – И твоя гордость ему понравилась. Он рассказывал про все со смехом – я думаю, что Фрейзе одновременно и обижался и восхищался тобой.

– Сейчас я жалею, что не поцеловала его, – продолжала Ишрак. – Он мне нравился, хоть я и помалкивала. Почему я не проявляла доброту по отношению к нему?

– Но ведь ты же не могла сама его поцеловать! – грустно отозвалась Изольда. – И как это на него похоже – просить о поцелуе! Мы никогда не признаемся другим в том, что любим их! Мы, как глупцы, считаем, что они нас не покинут. Мы ведем себя так, будто собираемся жить вечно, а надо помнить о том, что завтра мы можем умереть! Нужно говорить друг другу только хорошее.

Кивнув, Ишрак забралась в кровать и устроилась рядом с подругой.

– Я тебя люблю, – печально прошептала она. – И мы хотя бы всегда прощаемся вечером, как сестры.

– Я тоже тебя люблю, – откликнулась Изольда. – Ты сможешь заснуть?

– Я то и дело вспоминаю эту ужасную волну. И представляю себе, что Фрейзе находится в воде… или под водой. И думаю: если он утонул, то какая разница, буду ли я спать или нет. Если его нет в живых, то разве важно, целовала я его или нет?

Они лежали молча, пока ровное дыхание Изольды не подсказало Ишрак, что та заснула. Ишрак повернулась на бок и зажмурилась, приказывая себе хотя бы подремать.

Внезапно ее темные глаза распахнулись.

– Котенок! – сказала Ишрак вслух.

– Что? – сонно пробормотала Изольда.

Ишрак вскочила с постели и, набросив плащ на сорочку, стала поспешно обуваться.

– Надо найти котенка.

– Уймись, – проворчала Изольда. – Наверное, он уютно устроился на сеновале. Найдешь его утром.

– Его нет на сеновале. И я иду прямо сейчас.

– Почему? – спросила Изольда, садясь в кровати. – Сейчас ночь!

– В мужской спальне есть лестница, – заявила Ишрак. – Сегодня ремонтировали стропила. Из той спальни лестница ведет через стропила как раз на крышу.

– Ну и что?

– Котенок по-прежнему там!

– Думаю, он давно убежал. Он должен был слезть, когда там работали.

– А если нет? – возмутилась Ишрак. – В последний раз я видела Фрейзе, когда он достал котенка из кармана. Тот бросился на крышу, и по этому знаку Фрейзе догадался об опасности. Котенок нас предупредил. Нам следует позаботиться о нем.

– Он и сам не понимал, что делает.

– Зато Фрейзе понял. Фрейзе заботился о нем, как и об остальных. Он хотел спасти и людей и животных. Так что я собираюсь найти котенка. Фрейзе бы не бросил его.

– Ишрак! – позвала Изольда, но та уже закуталась в плащ и распахнула перекосившуюся дверь спальни.

Выскользнув на лестничную площадку, Ишрак приоткрыла дверь соседней комнаты.

Она услышала храп сразу нескольких мужчин и поморщилась, досадуя на собственное смущение.

– Извините, – негромко проговорила она, – но мне надо пройти через вашу комнату и подняться по лестнице.

– К нам пожаловала девица? – с надеждой осведомился чей-то хриплый голос. – Тебе нужна компания? Хочешь пообниматься и поцеловаться, красавица? Желаешь повеселиться?

– Если до меня кто-нибудь дотронется, – вежливо добавила Ишрак, закрывая за собой дверь, – я ему руку сломаю. Если попытаетесь вдвоем, убью вас обоих. Имейте в виду.

– Ишрак? – изумился Лука. – Какого черта ты здесь делаешь?

Он возник из темноты в одних штанах – и они встретились у начала лестницы.

– Я хочу найти котенка, – объяснила Ишрак. – Не мешай мне.

– Ты с ума сошла? Что за котенок?

– Котенок Фрейзе, – ответила она. – Фрейзе носил его в кармане.

– Он наверняка спустился.

– Надо проверить.

– Именно сейчас?

– Я только что о нем вспомнила, – парировала Ишрак.

– Господи! – Лука вдруг разозлился из-за того, что она тревожится о каком-то котенке, когда в Пикколо полно родителей, лишившихся детей. – Кому сейчас нужен котенок, Ишрак? Вокруг – десятки людей, которые рыдали, пока не заснули. Столько детей погибло в одну минуту, а ты беспокоишься о котенке!

Ишрак молча поставила ногу на нижнюю ступеньку лестницы.

– Снаружи – тьма кромешная, – предупредил ее Лука. – Упадешь и сломаешь шею.

Он протянул руку, намереваясь ее остановить, но Ишрак оттолкнула его и начала карабкаться по ступеням. Доска с набитыми планками оказалась прочной, но Ишрак поднялась по ней по-кошачьи, на четвереньках. Увидев черную крышу на фоне чуть более светлого неба, Ишрак быстро забралась на самый верх и оседлала конек. Стиснув черепичные скаты коленями, она ощущала их острые края сквозь тонкую ткань сорочки. Услышав собственное шумное дыхание, Ишрак поняла, что боится. Подняв голову, она взглянула на трубу. Конечно, никакого котенка там не оказалось. Девушка прикусила губу. Значит, скоро ей придется спускаться вниз. Неужели она рисковала совершенно впустую?

– Киска? – обратилась она к темным крышам Пикколо и посмотрела на дома, исковерканные морем, и дворы, засыпанные щебнем и мусором. – Киска!

Тихое мяуканье ответило ей от основания трубы – там, где черепица нагревалась от дыма горящего очага.

Маленькая тень отделилась от крыши, и Ишрак различила очертания котенка.

Мгновение спустя зверек неуверенно заковылял к Ишрак по узкому коньку крыши.

– Киска? – повторила изумленная Ишрак.

Он приблизился к ее протянутой руке, и она взяла его, как кошка-мать – за шкирку позади тоненькой шейки – и прижала к себе локтем. Зверек сдавленно мяукнул – ему было неудобно, но Ишрак не ослабила хватку. Она не хотела, чтобы котенок упал вниз и разбился. Пригнувшись она начала слезать с крыши, аккуратно нащупывая ногой лестницу. А потом медленно, ступенька за ступенькой, спустилась в спальню.

Лука обхватил ее за талию и поставил на пол.

– Он у меня, – заявила Ишрак.

Впервые за долгое время она услышала в его голосе смех.

– Ты свихнулась, – сказал Лука. – Что за нелепый поступок! Ничего более глупого я в жизни не видел!

Но он не отпустил ее, и на некоторое время она привалилась к его обнаженной груди. Она ощущала тепло, исходящее от него, и чувствовала, как его мягкие волосы щекочут ее кожу.

– Мне было ужасно страшно, – призналась она.

Он склонил к ней голову. Жар его тела согревал ее, и они оба замерли. На миг она позволила себе думать, что возможно все, и не стала отстраняться.

Лука заставил ее встать ровнее и, отступив на шаг, разжал руки.

– Собираешься его отпустить? – спросил он.

– Отнесу на кухню и дам молока, – ответила Ишрак. – Пусть котенок отдохнет. Если бы мы не увидели его бегство, то не догадались бы о том, что произойдет. Мы обязаны ему нашими жизнями.

Лука взял ее за руку и провел через комнату, полную спящих мужчин.

– Странно, – произнес он, тихо прикрыв дверь. – Удивительно, что именно котенок предупредил нас об опасности.

Оказавшись на кухне, котенок принялся вырываться. Ишрак бережно поставила его на пол. Зверек тряхнул головой, явно выражая свое недовольство Ишрак, и принялся вылизывать задние лапки. Покончив с этим, он отыскал самый теплый уголок в коробе для дров, который стоял у очага, и уснул.

– Был один философ, – проговорила Ишрак, думая о своем обучении. – Ох! Не могу вспомнить, как его звали. Элиан, кажется… Он говорил, что лягушки и змеи чувствуют, когда должно произойти землетрясение, и вовремя вылезают из своих жилищ.

– А как они узнают? – поинтересовался Лука. – И почему?..

– Не помню, – ответила она. – Я читала книги этого мыслителя в мавританской библиотеке в Испании. Остальное вылетело у меня из головы.

Они вместе поднялись по лестнице к дверям спален.

– Почему тебе так важно было его спасти? – прошептал Лука, чтобы не разбудить остальных и, разумеется, не потревожить сон Изольды. – Ведь вокруг столько вдов и матерей, лишившихся детей! Ты не сентиментальна по отношению к животным. И ты сильно рисковала, Ишрак!

– Наверное, именно потому, что было так много потерь, – произнесла она. – Мы не спасли детей, не уберегли половину городка. Мы явились сюда со всей нашей ученостью и твоим заданием разобраться в знамениях, однако ничего не понимали. А когда волна нахлынула на Пикколо, мы растерялись и оказались бессильны. От нас никакого толка не было. Мы даже сами себя не спасли. Мы потеряли Фрейзе, хотя он один понимал, что творится. Но в конце концов я нашла его котенка.

Лука взял ее за руку и сжал пальцы Ишрак.

– Доброй ночи, – еле слышно сказал он. – Господь да благословит тебя за твой поступок. И благословит тебя Господь за то, что ты думала о Фрейзе.

Он приподнял ее руку, нежно прижался губами к середине ладони и ласково согнул ее пальцы, словно пряча след своего поцелуя.

Когда его рот прикоснулся к ее руке, Ишрак закрыла глаза.

– Доброй ночи, – прошептала она, крепче притискивая пальцы к тому месту, где еще секунду назад были его губы.

* * *

Утром они вчетвером (Ри следовала за Изольдой упрямой рысцой) направились в церковь. Они собирались помочь измученному священнику и церковному прислужнику записывать сведения о пропавших детях, чтобы вывесить список в дверях.

Листки бумаги трепетали на ветру, именуя детей, которые, возможно, больше никогда не появятся дома. Казалось, они взывали к родителям, которые уже не обретут своих отпрысков. Длинная очередь ждала возможности исповедаться, и в храме сгустилась гнетущая атмосфера смерти – она накрыла весь Пикколо, как грозовая туча.

Люди постоянно прибывали. Они медленно входили в калитку в северной стене городка, разыскивая детей, присоединившихся к Иоганну. Отцы и матери надеялись, что именно их ребенок уцелел и выжил после потопа. Затем они останавливались и оцепенело смотрели на мешанину из грязи, воды и досок, которые скопились на рыночной площади. Возможно, люди до сих пор не могли поверить, что злобный прилив добрался до самого центра Пикколо – и отступил, оставив позади себя хаос и разрушение.

В капелле Девы Марии лежали приготовленные к погребению детские тела. Мрачный Лука и суровый брат Пьетро занимались описанием одежды, цвета волос, возраста и особых внешних примет, чтобы отцы и матери сумели опознать своих детей. Заглянув в каждое посиневшее бледное лицо и отметив каждый отсутствующий зуб или веснушчатый нос, они уступили место трем знахаркам. Женщины зашили тела в новые саваны и переложили по два трупика на грубые носилки, чтобы их можно было отнести за городскую стену и похоронить.

Знахарки, которые были в Пикколо целительницами, повитухами и обряжальщицами покойников, выполняли свои обязанности с неизменным почтением к погибшим детям. Однако они то и дело косились на брата Пьетро и Луку. Когда же в храм вошли Изольда, Ишрак и Ри, женщины и вовсе отвернулись, не пожелав даже поздороваться с ними.

– Что с ними? – шепотом спросила Ишрак у Изольды.

Девушка ощущала направленную на них враждебность, но пока не понимала ее причины.

– Наверное, это от горя, – предположила Изольда.

Кладбище устроили на уровне церкви сразу за городской стеной, на только что освященной земле. Отсюда хорошо просматривалось море. Опираясь на лопаты, могильщики встали вокруг громадной и широкой траншеи. Они специально вырыли ее столь глубоко, чтобы положить рядом всех умерших. Даже сейчас дети-паломники не расставались. Могло показаться, что они просто решили отдохнуть на пути в Иерусалим, как делали во время своего Крестового похода, почитая себя благословенными пилигримами. Изольда бросила взгляд на мужчин, которые бережно перекладывали худые тела в саванах на дно могилы, и вместе с Ри отошла подальше. Теперь они стояли прямо за священником – сутана отца Бенито развевалась от морского бриза и закрывала от них печальное зрелище.

Отец Бенито прочел заупокойные молитвы гулким голосом, который не смогли заглушить ни крики чаек, ни городской шум Пикколо. Изольда знала, что и сейчас – во время похорон за окружной стеной – в Пикколо кипит работа. Местные жители прибирались в своих насквозь отсыревших домах, чистили комнаты, ремонтировали крыши и оконные рамы. На похоронах присутствовало всего полдюжины человек. Когда мужчины начали засыпать могилу сухой землей, священник пообещал, что закажет каменную плиту, в которой детей поименуют паломниками, ушедшими в море.

– Если вы сюда вернетесь, то сможете убедиться, что мы о них не забыли, – заявил отец Бенито, обратившись к брату Пьетро. – Как не забыли и наши собственные потери.

– Вы уже знаете, сколько жителей Пикколо пропало? – негромко поинтересовался Лука.

Священник перекрестился.

– Человек двадцать, – ответил он. – И шестеро наших детей. В Пикколо случилась трагедия, но в нашем городке людям часто приходится выносить тяжелые удары судьбы. В чумной год мы потеряли примерно столько же. Если рыбаков в море застает шторм, то в гавани недостает пары кораблей. Пятеро или шестеро отцов семейств погибают в море, а их семьи с лихвой познают горе и лишения. Когда сто лет назад по нашему краю прошла Черная смерть, поселение опустело. Половина жителей умерли за один месяц. Поля заросли сорняками, потому что их никто не обрабатывал. Рыба плескалась в воде, а ловить ее было некому. Господь посылает беды, дабы нас испытать – и на сей раз он послал нам очень серьезное испытание.

– Они не благословенны, а прокляты! – прокричала какая-то женщина, задыхаясь.

Она выскочила из северной калитки и, пыхтя, поспешила вверх по склону. Свою длинную юбку она подобрала почти до колен, волосы у нее рассыпались в беспорядке, лицо исказилось от горя.

– Лучше бы сатана уволок их в ад! Надо было сбросить трупы со скалы, а не хоронить на освященной земле! Будь они все прокляты!

– В чем дело? – Священник расставил руки и перехватил ее на склоне, словно дикую лошадь. – Что с вами, мистрис Риччи? Почему вы всполошились? Какой стыд, мистрис Риччи! Уймитесь!

Она принялась озираться по сторонам с безумным выражением лица.

– Их надо было сбросить в море, а не хоронить по-христиански! – причитала она. – Берегитесь! Они буревестники, они призывали бурю! Вы чтите наших убийц! Демонов! Они – темные твари!

Люди, принявшие участие в похоронах, приблизились к женщине. Ее крики привлекли и других жителей Пикколо, которые выходили из северной калитки. Постепенно вокруг мистрис Риччи собралась целая толпа.

– Буревестники? – повторил кто-то с явным страхом в голосе.

– Дьяволы, – уверенно подтвердила она. – Они – фальшивки! Поддельные дети, утверждавшие, что идут в Крестовый поход! Разве они с самого начала не были буревестниками? Притворились святыми пилигримами, чтобы нас одурачить! Да и вообще были ли это смертные – дети, появившиеся в Пикколо без отцов или матерей? Под предводительством паренька, ангельски красивого, но со странными глазами цвета моря? Мы дали им хлеба, мяса и сыра, а они наслали на нас смертельный ужас! И теперь мой сын не вернулся с рыбалки, и муж тоже. Призвавшие бурю лишили нас покоя. А вы посмели их благословить? И похоронить по-христиански? Отдали им нашу землю, как мы отдаем ее своей усопшей родне?

Священник встревоженно переглянулся с Лукой.

– О чем она говорит? – поспешно спросил Лука.

– Пикколо – приморский городок, живущий за счет моря, и его безопасность целиком зависит от погоды, – объяснил отец Бенито. – Люди верят в существование буревестников – людей, способных творить чары и вызывать штормы.

– Правда? – шепотом уточнил Лука. – Они действительно считают, что человек способен своим свистом призвать на город ураган или морской шторм?

– Они такое видели. – Отец Бенито развел руками. – Даже я сам могу под клятвой подтвердить, что однажды узрел подобное. Я был свидетелем того, как женщина призвала молнию на мачту корабля, принадлежавшего мужчине, которого она возненавидела. На моих глазах женщина навела на судно проклятие, когда корабль покидал гавань. Единственный матрос, который спасся, рассказал про страшные холодные огни. Они плясали на мачте, пока корабль не пошел ко дну.

– В Пикколо побывал крестовый поход буревестников! – запричитала женщина. – А вы хороните их на освященной земле!

Священник повернулся к ней:

– Мистрис Риччи, в море утонули невинные создания. Дети шли в священное паломничество. Перед своей гибелью они пели молитвы.

Мистрис Риччи ткнула пальцем в Ри.

– Они? – ожесточенно каркнула она и скривилась. – Значит, все они утонули? Или кто-то из них вызвал волну, а сам уцелел? Разве здесь, перед нами, не стоит девочка, которая одна из первых вошла в город и попросила хлеба? А ведь она пробежала через Пикколо как раз перед волной, молча, никого не предупреждая… а теперь заявилась сюда – на похороны других? Она наслаждается делом своих рук! Издевается над нами! Кто она? И что еще она собирается сделать с нами? Вызовет молнию? Устроит шторм? Нашлет чуму? У нее из волос полезут змеи? Изо рта запрыгают жабы?

– Прекратите! – приказала Изольда, выходя вперед и загораживая собой малышку. – Она – просто ребенок. Я сочувствую вашей утрате, мистрис Риччи, но мы все лишились близких. Нам надо поддерживать друг друга.

– А кто они такие? – Мистрис Риччи перевела взгляд с полного жалости лица Изольды на Луку. – И почему вы настолько уверены, что они – смертные дети? Вам легко говорить, что все они были невинными детьми… но вели-то они себя не как обычные ребятишки. Они пришли в Пикколо без родителей, неизвестно откуда! Разве они не призвали громадную волну и не унеслись на ней верхом? Так всегда делают буревестники!

Священник печально покачал головой, благословил своих прихожан и отвернулся от разгневанной женщины. Он отказывался отвечать на вопросы разгневанной мистрис Риччи.

Когда отец Бенито ушел в город, мистрис Риччи уже никто не мог унять. К ней присоединились знахарки Пикколо. Уставившись на Ри, они свели пальцы в знаке, отвращающем ведьмовскую силу.

– Это смешно! – воскликнула Изольда, прижала Ри к себе и направилась следом за священником.

Три знахарки бросились за ней и перегнали Изольду. Влетев в Пикколо, они попытались запереть городскую калитку прямо перед носом Изольды. Ишрак быстро опередила их и навалилась телом на деревянную створку, мешая озлобленным женщинам.

– Не надо, – коротко бросила она, устремив свои темные глаза на мистрис Риччи. Знахарки, испугавшись взгляда Ишрак и сильного толчка калиткой, посторонились. Изольда с Ри прошли в городок, а Ишрак двинулась за ними, как телохранительница.

– Постойте! – Высокий мужчина поймал за локоть отца Бенито, направившегося в церковь. – Не спешите, отче. Ответьте нам! Мистрис Риччи сказала правду. Перед волной через город пробежали дети. Наверное, они узнали, что придет волна! Некоторые ведь смогли скрыться?

– Разве они предупредили кого-то? – подхватил другой мужчина. – Нет! И не подумали.

Женщина, находившаяся неподалеку, энергично закивала.

– Они бежали молча, – подтвердила она. – Один проскочил мимо меня и ничего не сказал о волне, которая надвигалась на город.

Ри просунула холодные пальчики в руку Изольды.

– Мы просто испугались и убежали, – прошептала она.

Ишрак встала рядом с Изольдой – и Ри оказалась между двумя девушками. Теперь она была укрыта от толпы, которая уже заслонила дорогу к церкви. Громкие голоса жителей Пикколо разносились по узкой улочке. Отец Бенито миновал разъяренную ватагу и, поднявшись по ступеням к храму, повернулся к толпе. А она разрасталась – все новые горожане появлялись на рыночной площади. Они покидали свои лачуги, даже не умыв свои чумазые лица и руки, – и каждый из них с подозрением и со страхом смотрел на маленькую Ри.

– Разве они не заманили наших детей в бухту своими обещаниями? Они лжесвидетельствовали и обольщали нас? А затем Пикколо накрыла волна! А их предводитель, Иоганн? Мы видели его труп? Или он улетел наверх – прямо в тучи, призывая волну, чтобы нас утопить?

– Точно! – крикнул какой-то мужчина из задних рядов. – Мы не знаем, кто они – но они появились перед самой волной!

– Они призвали ее на Пикколо! – отозвался его сосед. – Ты права, мистрис Риччи! Они обрушили на нас море!

– Я получу отмщение! – завопила мистрис Риччи, перекрывая людской ропот. – Клянусь, что получу отмщение за сына и мужа! Я добьюсь, чтобы буревестников сожгли, как ведьм, а их прах развеяли по их собственному штормовому ветру!

Слова мистрис Риччи заставили Изольду содрогнуться и еще крепче прижать к себе Ри. Девчушка придвинулась к Изольде как можно ближе, в надежде спрятаться в складках грубого плаща девушки. Лука и брат Пьетро поднялись по церковным ступеням к отцу Бенито, готовясь противостоять толпе и попытаться ее усмирить. Лука заметил, как Ишрак приподнялась на носки, приготовившись дать обидчикам отпор.

– Давайте-ка успокоимся, – твердо проговорил Лука, модулируя голос так, чтобы он был слышен всем собравшимся на площади. – Я – расследователь, назначенный самим папой римским. Меня отправили в мир, чтобы я составил особую карту знамений. Если ваш добрый отец Бенито решит, что нам нужно провести расследование странного и пугающего потопа, то я охотно это сделаю.

Толпа моментально переключилась на священника.

– Назначьте расследование! – крикнул кто-то. – Назовите виновных!

Отец Бенито не спешил соглашаться.

– Неужели я должен просить юношу, служащего Его Святейшеству, чтобы он разобрался, почему море нахлынуло на Пикколо? – скептически осведомился он. – А может, мне еще узнать у него, почему идет дождь? Или почему гром такой громкий?

– Ты смеешься над женским горем? – обвиняюще спросила одна из знахарок, указывая на мистрис Риччи. – Не желаешь ей ответить? Не хочешь внять нашим словам?

Ропот толпы превратился в возмущенный рев. Отец Бенито понял, что горожан уже не образумить. Он посмотрел на Луку и сдался.

– Ладно. Поступай, как тебе угодно. Брат Лука Веро – ты проведешь расследование? В таком случае нам надо будет выслушать моих прихожан. Думаю, будет лучше, если все страхи будут названы вслух. Вероятно, именно тогда ты сможешь нам ответить, могли ли мы что-то сделать, дабы предотвратить потоп.

– Вот! – торжествующе воскликнула вторая знахарка. – Мы назовем виновных!

– Я изучу причину появления волны и сообщу папе о своем решении, – произнес Лука. – Если кто-то ее вызвал, я позабочусь о том, чтобы их обвинили в совершении преступления, и они будут наказаны. Я обещаю.

– Пусть их сожгут! – упрямо потребовала мистрис Риччи. – Пусть их прах развеют по колдовскому штормовому ветру!

– Будьте уверены в том, что справедливость восторжествовала, – добавил Лука.

Бесстрастный тон юноши только раззадорил мистрис Риччи.

Метнувшись к Луке, она схватила его за обе руки и громко заорала:

– Ты знаешь, что бывают ведьмы, которые вызывают бурю, а?

Лука с трудом удержался, чтобы не отпрянуть от мистрис Риччи.

– Конечно, многие люди в это верят. Сам я никогда не находил виновных в таких вещах. Но я читал о таких происшествиях.

– Читал! – бросил кто-то презрительно. – Ты только что видел колдовство своими глазами, парень! Разве книга может рассказать тебе про то, что мы пережили несколько дней тому назад? Где написано про волну, которая разрушает город в яркий солнечный день? Безо всякой на то причины!

Лука осмотрелся. Толпа увеличивалась с каждой минутой. Люди выходили из своих домов и стекались на площадь перед храмом. Они уже не хранили потрясенное молчание: они ярились и становились опасными. Их лица пылали от гнева. Они искали человека, которого можно было бы обвинить в трагедии.

– Думаю, могут существовать книги, в которых об этом написано, – миролюбиво проговорил Лука, взвешивая свои слова. – Но я не читал их: это мудрость древних, которую мавры хранили у себя в библиотеках. Нам следует многое понять, и тогда мы сумеем предотвратить подобное бедствие. Я тщательно проверю все сведения, которыми вы поделитесь со мной. Я начну расследование днем, на постоялом дворе.

– Ага, тебе надо начать именно там! – язвительно фыркнула одна из церковных повитух. – Давай! Начни расследование в гостинице, в чердачной спальне, малый!

– Что? – переспросил Лука, озадаченный неожиданно враждебным тоном и столь явной агрессией.

Она воздела указующий перст. Горожане молча наблюдали за тем, как знахарка поворачивается лицом к Ишрак, Изольде и малышке, стоящей между ними. По толпе пробежал одобрительный ропот.

– Назови их! – выкрикнул кто-то.

– Не молчи!

– Назови призвавших бурю!

– Комната наверху, – произнесла знахарка. – Безопасная спальня – но лишь для буревестников! Они накликали беду на наш город. Призвали страшную волну, а потом взлетели и уселись на крыше, как чайки, пока море внизу топило нас, простых смертных.

– Они перелетели на крышу?!

– Они переждали бурю наверху?!

– Я могу поручиться за этих двух дам, – прервал их Лука. – Я тоже был на крыше.

– Ты только что говорил, что мавры знали о таких волнах…

– Я сказал, что у них были очень древние книги, – возразил Лука.

– Она арабка! Так ведь? Она знает арабскую мудрость и умеет колдовать!

Ишрак шагнула вперед, готовясь защищаться: ее глаза горели. Лука вскинул руку, требуя тишины.

– Я хорошо знаю эту молодую женщину, – сказал он. – Она – из домочадцев благородного дона Лукретили: крестоносца и христианина. Она никогда не совершала ничего плохого. Я могу поклясться…

Внезапно что-то вспугнуло чаек, кормившихся отбросами, которые принесло наводнение. Птицы рванулись в небо, издавая пронзительные вопли, кружась над головами людей.

– Души утопленников! – взвизгнула испуганная женщина в толпе.

Ее приятельницы перекрестились.

– Наши дети требуют отмщения!

– Я могу дать клятву… – снова начал Лука.

– Не можешь! – презрительно оборвала его знахарка. – Ты вообще неуч! Ты разговаривал с Иоганном Пилигримом, как слепой олух, когда две девки были за городской стеной и призывали бурю на лесном озере!

Толпа потрясенно ахнула. Какая-то женщина отшатнулась от Ишрак и плюнула на землю у ее ног. Половина горожанок тотчас скрестили пальцы, сложив фигу в древнем обереге от сглаза.

– На лесном озере? – переспросил кто-то. – Что им там понадобилось?

– Хватит! – воскликнул брат Пьетро, выходя вперед.

Старуха не отступила: к ней присоединилась ее товарка, и они встали рядом с мистрис Риччи. Их лица превратились в злобные маски.

– Мы видели двух молодых женщин – красиво одетых и таких невинных на вид! – громогласно заявили они во всеуслышание. – Они выскользнули из Пикколо вечером, а когда на город спустилась ночь, они вернулись обратно, вымокшие от воды! Они ходили на лесное озеро и в сумерках колдовали. А на следующий день волна затопила Пикколо! Две девки вызвали ее ночью, а потом те дурные дети повели наших сыновей и дочерей прямо по дну моря, и они захлебнулись!

– Ничего мы не делали! – возмутилась Изольда, всматриваясь в запавшие глаза женщин. – Вы с ума сошли, чтобы такое подумать!

– С ума сошли? – эхом повторил кто-то. – Это вы свихнулись, раз призвали на нас бурю!

– Да! – проорал мужчина на краю толпы. – В Библии сказано: «Ведьмы недостойны жить»!

Людская масса надвинулась на девушек и малышку. Ри поднырнула под плащ Изольды и обхватила ее за талию, закричав от страха. Изольда побледнела, как плат, покрывавший ее голову. Ишрак заслонила собой Изольду и развела руки, балансируя на носках и готовая к бою.

Лука повысил голос.

– Они – мои друзья! – объявил он. – И у нас море отняло друга, как отняло у вас ваших близких. Вы же не думаете, что две юные женщины призвали волну, которая утопила бы нашего друга?

– Ошибаешься! Еще как думаю! – бросила ему мистрис Риччи. – Тебя одурачили, парень! Как ты сможешь вести расследование, если не желаешь задать самого главного вопроса? Что они делали на озере?

Озадаченный Лука повернулся к Изольде.

– И что вы делали на озере?

Изольда покраснела, рассердившись, что он решил допрашивать на глазах у всех.

– Как ты смеешь допытываться об этом?

Гнев Луки вспыхнул вместе с его страхом перед взбешенными горожанами.

– Разумеется! Не глупи! Отвечай мне немедленно! Что вы делали?

– Мылись, – ответила она с презрением, направленным и на Луку, и на толпу. – Мы решили вымыться перед дорогой.

– Как же! – хором завопили знахарки. – В лесном озере? На ночь глядя? Они – призывающие бурю, это и сейчас видно!

Толпа согласно взревела, что подвигло знахарок на очередное нападение.

– Ты назовешь их буревестниками? – наступала знахарка на Луку. – Этих девок, которые явились вместе с тобой, и ребенка, пришедшего позже, их маленькую сообщницу? Ты будешь судить трех ведьм?

– Бурю призвали две женщины и дети, которые явились в наш город вместе с Иоганном! Эта девчонка должна все знать. Быстро допроси ее! – потребовал рослый мужчина, находившийся в переднем ряду. Куртка у него почернела от ила, который он вычерпывал из своего дома. – И мы их сожжем – всех троих!

– Да! – поддержала его женщина, стоящая рядом. – А если они виновны, мы лучше утопим их в нашей бухте!

Ри стиснула ручонкой пальцы Изольды.

– Что они говорят? – прошептала она. – Мы сделали – что?..

– Заверяю вас, что женщины невиновны, – начал Лука. – И ребенок тоже.

– Тогда испытай их! – выкрикнул новый голос.

– Ты же расследователь! Чего ты медлишь?

– Действуй прямо сейчас!

– Я обещаю вам провести расследование. – Лука попытался взять ситуацию под контроль. – Я сделаю это днем. Я проверю все сведения…

– Нет, начинай сейчас! – прервал его мужчина в грязной куртке.

– Выслушайте меня, – упрямо процедил Лука сквозь зубы. – Я проведу настоящее расследование в назначенное мной время, а брат Пьетро отправит отчет магистру нашего ордена и Его Святейшеству. А вы будете давать показания о том, что видели, поклявшись на Библии. Вы скажете мне правду и забудете о ваших выдумках. А если в Пикколо кто-то занимался ведьмовством, я обнаружу виновных и накажу их.

– Даже если она обольстила тебя своими черными чарами? – ехидно осведомилась мистрис Риччи. – Та, что прокралась ночью в мужскую спальню?

Щеки у Изольды стали пунцовыми от стыда, однако Ишрак шагнула вперед и резко ответила:

– Среди нас нет ведьмы, обольщающей путников и горожан. Здесь есть друзья и попутчики, христиане и паломники – и страшная трагедия, которую вы только усугубляете своими обвинениями и скандалом. Дайте Луке Веро вести расследования без страха и предубежденности – и мы примем его решение.

– Тогда прямо сейчас! – крикнула мистрис Риччи.

– Ладно, – уступил брат Пьетро, испуганный враждебностью и размером толпы. – Мы пройдем в гостиницу и встретимся в обеденном зале. Я позаимствую у отца Бенито пергамент и тушь. Мы сделаем все по правилам, а вы сможете высказаться.

Мужчина в грязной куртке внезапно рванулся вперед, сграбастал Луку за грудки и проорал ему прямо в лицо:

– Живо! Мы сказали сейчас же, и это значит немедленно! Не в гостинице! Не после того, как принесете пергамент! Не когда успеете пошептаться и придумать занятную историю! Отмщение утонувшим!

Лука попытался его оттолкнуть, но не справился с разъяренным сильным мужчиной: тот не разжал рук. Ишрак пытливо огляделась по сторонам – похоже, она прикидывала, сколько человек могут попытаться поволочь ее, Изольду и Ри по земле.

Изольда вздрогнула. По лицу подруги она сразу же прочла, что Ишрак не надеется избежать избиения… или чего-то пострашнее. Девушки придвинулись друг к другу, понимая, что находятся в безнадежном меньшинстве.

– Отмщение утонувшим! – закричал кто-то из толпы.

А к церкви сбегались и другие горожане, подхватившие требование:

– Отмщение утонувшим!

– Хорошо, – произнес Лука, мягко отстраняя громадного мужчину: он почувствовал, что толпа готова взбунтоваться. – Где? В церкви?

– Да, – согласился великан.

Отпустив Луку, он в сопровождении половины населения городка повернул к храму. Остальные уже бежали по улочкам, чтобы к ним присоединиться. Мужчина оглянулся на брата Пьетро.

– А ты все записывай, как и подобает! – рявкнул он. – В церкви найдется все, что тебе нужно. Если они виновны, ты запишешь, что их надо передать нам, жителям Пикколо. Уж мы-то сделаем с ними то, что пожелаем!

– Если они виноваты, – подчеркнул отец Бенито.

Ишрак решила, что ей с Изольдой и малышкой Ри удастся вырваться на свободу. Изольда крепко сжала ручонку Ри и приподняла подол, готовясь бежать.

– Не торопись, – прошипела мистрис Риччи, язвительно ухмыляясь. – Ступайте в храм. Не надейтесь снова улизнуть, залезть в воду и призвать адскую волну на нас, бедных христиан – ты, мерзкая язычница, ты, гнусная ведьма, и ты, пришлая девчонка!

Ишрак смежила веки, прикрыв ресницами яростный блеск глаз, и они втроем позволили увести себя в церковь.

Люди вваливались в храм, выстраивались вдоль каменных стен и начинали тихо переговариваться, ожидая, что будет дальше. Лука уселся на скамье для певчих. Справа от него устроился брат Пьетро, а слева – отец Бенито. Свидетельствующие, поочередно выходившие давать показания, садились на противоположной скамье. Горевший за крестовой перегородкой алтарный огонь озарял лица людей. Освященная тишина заставила толпу немного присмиреть, однако жители были полны решимости добиться справедливости. Они говорили о виденных ими участниках Крестового похода – и о своих испытаниях во время потопа.

Каждый из них упомянул о том, что дети попрошайничали и молились. И, конечно же, все пришли к единому мнению по поводу Иоганна. Горожане подтвердили, что юнец проповедовал конец света и заявлял, что паломники дойдут до Иерусалима, не замочив ног. Жители Пикколо твердили, что он соблазнял их, предрекая встречу с любимыми и близкими, которых они потеряли. Люди плакали, рассказывая, как Иоганн обращался к ним лично, описывал события, которых не мог знать, не руководи им сам дьявол. А ведь они-то были уверены в его ангельской природе, но теперь не сомневались в том, что Иоганн проклят!

Брат Пьетро вел записи, а Лука внимательно слушал горожан. Его обуяло чувство вины. Почему он не заметил никаких признаков катастрофы? Юноша с раскаянием прокручивал в голове, как явился в Пикколо на закате. Тогда он целый день ехал рядом с Изольдой, совершенно завороженный ею. Он в общем-то проигнорировал и городские ворота, и гавань, и постоялый двор. А что было потом?.. Он простился с Изольдой на лестнице гостиницы, думая только о ней – и о том, что, если бы она подалась чуть-чуть вперед, они бы поцеловались. Он вспоминал о появлении детей-паломников. В тот момент Изольда и Ишрак крикнули ему, высунувшись из окна, что по дороге приближаются сотни детей. Лука слышал их слова, но был совершенно очарован зрелищем двух несравненных красавиц. Позже он предупредил Ишрак, чтобы она не надевала свой арабский наряд – и сравнил ее кожу с оттенком верескового меда. Сейчас он понял, что сразу же доверился Иоганну и преисполнился твердого намерения присоединиться к Крестовому походу в Иерусалим. Он эгоистично надеялся увидеть своих родителей и обнять их! Сбитый с толку, переполненный греховными страстями, одержимый страхами… Лука винил себя в том, что оказался слеп к событиям, разворачивавшимся на его глазах.

Как же он мог допустить, чтобы город оказался во власти моря?

Ему следовало стать Ноем, решил Лука наконец. Он должен был догадаться о приближении потопа и подготовить для людей надежное убежище. Будь он настоящим расследователем, он бы не отвлекся и, возможно, заметил бы нечто важное, что предупредило бы его о приближении катастрофы.

Лука застыл на скамье, слушая горожан и преисполняясь стыда за свои проступки.

– А как насчет молодых дам? – осведомилась одна из знахарок. – Ты спрашиваешь про вещи, которые знаем мы все. Что делали молодые дамы?

По гулкой церкви пробежал шепоток недоверия и тревоги.

– Вызови их. И доспроси.

Лука устало поднялся на ноги и посмотрел в глубину полутемного нефа.

– Госпожа Изольда! Ишрак! – позвал он.

Девушки, которые стояли на коленях в дальней части храма, медленно встали. Тихий топоток кожаных туфелек пронесся по каменным плитам пола… и замолк. Лука без улыбки указал им на скамью напротив своей – и девушки уселись на ней, как и другие свидетели. Он взглянул на Изольду и Ишрак, понимая, что смотрит на них, как на незнакомок, обладающих загадочной женской властью.

– И ребенка! – потребовал кто-то. – Девчонку, которая спаслась от волны.

Изольда склонила голову, пряча свое возмущение. Пройдя в глубь нефа, она вернулась, ведя за руку Ри.

Они сидели напротив Луки, затаив дыхание. Ри устроилась между двумя девушками. Все трое уставились в пол. Лука вспомнил, что познакомился с Изольдой как раз тогда, когда ее обвинили в колдовстве – а теперь ее снова обвиняли в наихудшем из преступлений. Он невольно содрогнулся при мысли о том, что ее окружают беды – хоть она всегда и выглядела ослепительно невинной, – и предположил, что по-настоящему хорошую женщину не станут порочить дважды. Казалось, что Изольда притягивает неприятности, как разбросанные по полю железные пруты притягивают молнии.

Тревога за Изольду только усилила его решимость провести расследование должным образом. Он отмахнулся от своих чувств и стал смотреть на нее критически, без приязни, стараясь увидеть ее такой, какой ее видят местные жители: странной, необычной и опасно независимой.

– Вам предъявлено обвинение в ведьмовстве, – спокойно проговорил он. – Вас обеих обвинили женщины, которые видели, как вы покинули Пикколо с наступлением ночи и направились к лесному озеру. Они свидетельствовали о том, что вы занимались колдовством, призывая бурю, плескаясь и создавая волны в озере.

Обе девушки продолжали хранить молчание. Лука покраснел, вообразив, будто прочел в их взглядах презрение.

– Что вы ответите на данные обвинения? – продолжил он. – Я обязан выдвинуть их против вас, а вы обязаны дать мне ответ.

– Эти обвинения недостойны человека образованного, – холодно заявила Ишрак. Они проистекают из страхов невежд и глупцов.

Ее высокомерный тон был встречен раздраженным гулом, как будто в церковь залетел пчелиный рой. Одна из знахарок ликующе воскликнула:

– Слышите? Она называет нас глупцами!

– Однако вы должны отвечать, – сказал Лука, начиная раздражаться. – И советую не оскорблять добрых прихожан Пикколо. Что вы делали на озере?

– Мы вышли из города во второй половине дня, – произнесла Изольда звонким голосом. – Мы хотели помыться, а хозяйка гостиницы отказалась предоставить нам горячую воду и ванну, которую можно было отнести к нам в комнату.

– Зачем им мыться? В ноябре-то! – воскликнула какая-то женщина.

Остальные одобрительно зашушукались.

Ишрак прищурила глаза.

– Парнишка-конюх рассказал нам про место, куда ходят купаться мальчишки… – добавила Изольда.

– И что там делать юной даме? – возмутился кто-то. – Благородная дама не пойдет туда, где болтаются мальчишки! Значит, вы девицы без чести, шлюхи!

Изольда ахнула и посмотрела на Луку, ожидая, что он защитит ее и Ишрак.

Лука промолчал.

– Привратник сказал, что они вышли ночью! – выкрикнула женщина, сидевшая рядом со знахаркой.

– До вечера было еще далеко! – повторила Изольда.

Лука вскинул руку: толпа протестующе загудела, а кто-то истерично завопил:

– Грязная лгунья!

В дверях завозились, створка хлопнула, и в церкви появился привратник, охраняющий восточные ворота.

– Давай!

Его подталкивали вперед, пока он не оказался возле скамьи для певчих.

– Кто ты такой? – спросил брат Пьетро, окуная перо в тушь.

– Привратник Паоло. Я видел двух молодых женщин и предупредил, чтобы они вернулись в Пикколо до сумерек, – вымолвил он.

– Когда они ушли, солнце уже садилось? – поинтересовался Лука.

– Да! Я же сам предупредил их, что ворота будут заперты.

– И что они тебе ответили?

– Заявили, что хотят погулять.

– Зачем им понадобилось врать? – выкрикнул какой-то мужчина. – Если они шли мыться? Почему они лгали тебе?

– Они ушли на ночь глядя! Зачем они так сделали?

– Они покинули Пикколо в полночь, чтобы никто не увидел, как они призывают бурю на лесном озере!

Посмотрев на Изольду, Лука прочел в ее синих глазах вызов. Она выглядела так же, как в день их первой встречи: как женщина, против которой восстал весь мир, несмотря на ее собственное желание мирно жить у себя дома. Эта женщина не доверяла ни ему, ни любому другому мужчине – она была бессильна и загнана в тупик.

– Ответь им, – приказал Лука и неожиданно заговорил по латыни в уверенности, что Изольда его поймет, а большинство присутствующих в церкви – нет. – Прошу тебя, драгоценная! Просто скажи им, что не стала бы призывать бурю. Скажи, что ты не буревестник. И Ишрак тоже. Умоляю тебя. Бога ради, Изольда, у нас – проблема. Я могу только задавать тебе вопросы: ты должна сама себя спасти. Поведай им, что вы делали на озере.

Изольда неторопливо поднялась и сошла по ступенькам хоров, встав перед толпой горожан.

– Я – не буревестник, – громко проговорила она, и ее голос эхом отразился от каменных стен. – Я – не ведьма. Я – женщина с добрым именем и строгим воспитанием. Но я не слушаюсь отца, потому что мой батюшка умер. Я не подчиняюсь мужу, потому что у меня нет приданого, а без него меня замуж никто не возьмет. И я не слушаюсь брата, поскольку он лжец и клятвопреступник. Вы видите меня такой, какая я есть. Я – женщина, за которую не отвечает ни один мужчина. У меня нет никого на свете. Но ничто из вышеперечисленного – ничто! – не делает меня плохой. Несчастной – да, делает! Но я никогда осознанно не сделала бы ничего дурного. Я не могу вам это доказать: вам придется мне поверить, как вы верите вашим матерям, женам и сестрам. Я прошу вас отнестись ко мне милосердно, как к добропорядочной женщине, которую растили хозяйкой замка. Меня сопровождает моя подруга, Ишрак. Она мне – как сестра, Ишрак такая же, как и я.

Ишрак медленно подошла к Изольде и встала возле нее, как будто присутствовала на официальном суде, где клялись на Библии.

– Я – еретичка и чужачка, – произнесла она, – но я не сделала ничего такого, что могло принести кому-то вред. Я – не буревестник. Я не верю, что смертному человеку по силам призвать подобную катастрофу. Я бы никогда не призвала волну, чтобы погубить ваших детей или вас самих. Я никогда бы не сделала бы ничего такого, что подвергло бы нашего спутника – и моего друга Фрейзе – опасности.

Лука, зарывшийся в свои бумаги, молился, чтобы жители Пикколо распознали искренность простых слов Изольды.

Когда заговорила Ишрак, он поднял голову и заметил, что ее глаза наполняются слезами.

– Он был настоящим другом, храброй душой. – Голос Ишрак звучал тихо и прерывался от всхлипываний. – Возможно, ему хотелось за мной ухаживать, а я вела себя, как тщеславная дурочка… и отказала ему в поцелуе.

По церкви пронесся гул – девушки и молодые женщины принялись сочувствующе перешептываться.

– Господи благослови! – воскликнула одна из них. – И ты его потеряла! До того, как успела с ним объясниться!

– Верно, – согласилась Ишрак. – И теперь я никогда не смогу сказать ему, что мне очень нравился его смех и его доброта к людям и к животным, даже к котенку… и то, как он все понимал, хоть и не получил образования. Однако он, Фрейзе, был мудрее, чем смогу когда-нибудь в будущем стать я. Фрейзе показал мне, что можно быть прозорливым, не будучи ученым. Последнее его дело – почти последнее – это то, что он отправил меня, Изольду и своего друга Луку в безопасное место. Благодаря Фрейзе мы добрались до гостиницы и догадались, что надо забраться повыше – сперва в нашу комнату, а затем – на крышу. Здесь нет ничего таинственного. Именно у Фрейзе хватило сообразительности заметить, что котенок орет от страха, когда он увидел, что зверек карабкается на крышу. Именно Фрейзе смекнул, что постепенно вода отхлынет обратно. А сейчас я о нем горюю. Я потеряла возлюбленного, о котором только можно мечтать. Гордыня и глупости ослепили меня. Я поняла, какой он был чудесный человек лишь перед самой его смертью. Он спас и меня, и других – и даже попытался вызволить наших лошадей. Послушайте меня – я никогда не сделала бы ничего такого, что подвергло бы его жизнь опасности. Можете называть меня еретичкой, неверной или чужачкой. Но не думайте, что я бы подставила Фрейзе под убийственную волну. Повторяю, я бы никогда ему не навредила!

– Пропустите меня! – прервал ее чей-то голос от дверей.

Толпа расступилась, пропуская паренька из конюшни. Мальчишку тащил хозяин постоялого двора, багровый и злой.

– В чем дело? – спросил брат Пьетро, испугавшись внезапного шума. Узнав хозяина гостиницы, за которым следовала и его жена, он выпалил: – Боже, что еще стряслось?

– Ему надо кое-что объяснить! – объявил мужчина. – Мерзкий щенок!

Паренек, щеки у которого пылали столь же ярко, как выкрученное его нанимателем ухо, понурился под взглядом Луки.

– У тебя есть что нам сказать? – произнес Лука. – Говори без страха. – Обращаясь к хозяину гостиницы, он добавил: – Отпусти его. Ему ведь больно.

– Я пошел за ними, – признался парнишка, потирая ухо. – Из города, на озеро.

Толпа возбужденно загудела.

– Что ты видел?

Паренек отчаянно замотал головой.

– Они разделись догола, – выдавил он. – Я подсматривал за ними.

Как ни странно, Лука тоже моментально залился румянцем.

– Они разделись, чтобы поплавать?

– Да… и они мыли друг друга мылом. Вода была ледяная. Они визжали, как поросята. А еще они вымыли волосы, а потом вылезли на берег и заплели себе косы.

– Ясно… – вымолвил Лука и откашлялся. – Они не поднимали на озере волны, не лили воду из кувшина, не колдовали. Они делали что-то еще или только мылись и плавали?

– Они игрались, – сказал паренек, пристально глядя на Луку и рассчитывая на его понимание. – Они плескались и барахтались. Они были… очень…

– Очень – что?

– Очень красивые. – Мальчишка понурился еще сильнее, сгорбился от стыда. – Я не мог глаз от них отвести. Она… – Паренек дернул плечом в сторону Изольды, не осмеливался указывать пальцем, – …она была в сорочке. А вторая вообще разделась. – Он поднял голову и увидел покрасневшее лицо Луки. – Совсем голая, а кожа везде – как спелый персик. Ничего красивее в жизни не видел. А ее…

– Тебе надо будет исповедаться, – поспешно вмешался священник, не позволяя пареньку продолжить свое описание прелестей Ишрак, которая купалась в озере обнаженной. – У тебя были нечистые помыслы.

Паренек покраснел еще сильнее и умоляюще посмотрел на Луку.

– Такие красавицы, – пробормотал он. – Любой бы на них глядел. Просто глаз не оторвать.

Лука вперил взор в свои бумаги, ощущая собственное греховное желание.

– Хорошо, – отрывисто бросил он. – Думаю, мы все поняли. Значит, ты не видел ничего дурного, связанного с колдовством?

– Они не призывали волну, – твердо заявил паренек. – Они баловались и купались, как обычные девушки. И день еще не закончился.

– Привратник предупредил их, что запрет ворота?

– Он всегда всех предупреждает, – ответил парнишка, вызвав согласные восклицания. – Он вечно запирает ворота слишком рано, а открывает поздно. Он не придерживается условленного времени. Делает, что ему вздумается, и говорит нам, что мы опоздали и нам надо поворачивать обратно.

Лука обвел взглядом людей, проверяя сложившееся у него впечатление. Похоже, толпа была удовлетворена, и теперь он мог объявить об окончании расследования. Правда, лица мистрис Риччи и двух знахарок до сих пор кривились от злобы и раздражения, но остальные горожане выглядели несчастными и измученными.

Перед Лукой снова были люди, оплакивающие своих детей и тех, кого они потеряли. Теперь они чувствовали, что потратили время даром. Они несправедливо обвиняли двух девушек в ведьмовстве, хотя те просто покинули Пикколо, чтобы хорошенько искупаться.

– Я пришел к выводу, что ни дети-паломники, ни путешествующие дамы не сделали ничего, чтобы призвать волну, – произнес Лука. Ответом было молчание – и вздох облегчения. – И об этом будет доложено.

– Мы согласны, – объявил отец Бенито, поднимаясь на ноги и обводя взглядом прихожан. – Ужасное горе обрушилось на нас без причины. Да простит нас Бог и да поможет Он нам в будущем.

– А малышка? – спросила хозяйка гостиницы, глядя на Ри, которая уцепилась за руку Изольды. – Она тоже оправдана?

– И почему со всех троих сняли обвинения? – встряла одна из знахарок.

– Потому что они невиновны, – строго заявил Лука. – Против них ничто не свидетельствует.

– Ри действительно ни в чем не виновата, – ответила Изольда хозяйке. – Малышке негде жить. Ее дом находится очень далеко, а здесь у нее нет родных.

Горожане о чем-то переговаривались, выходя из церкви. Некоторые ставили свечи за близких, которые так и не нашлись. Лука кивнул брату Пьетро.

– Может, предложить им по рюмке граппы на постоялом дворе? – предложил он. – Ради примирения?

Брат Пьетро шепотом отдал распоряжение хозяину гостиницы, который суетливо удалился в сопровождении жены. Монах начал собирать бумаги. У Луки и девушек появилась минута уединения.

– Вы оправданы, – сказал Лука им обеим. – Снова.

Изольда и Ишрак невесело улыбнулись.

– Мы не ищем неприятностей, – прошептала Изольда.

– Но они вас преследуют.

Ишрак услышала в его голосе осуждение.

– Стоит женщине выйти за пределы общепринятого, и у нее будут неприятности, – громко парировала она. – Они действительно нас преследуют. Нам надо с этим бороться.

– Что ты думаешь про волну? – спросила Изольда Луку, пока тот наблюдал, как брат Пьетро просматривает свои записи.

– Все очень сложно, зато одно я точно могу сказать – никакой это не доклад! – ответил Лука с досадой, махнув на бумаги рукой. – Пустая болтовня! Старухи раздули деревенский скандал и до полусмерти себя напугали. Однако вопрос они задали правильный. Откуда появилась волна? Почему море ушло, а затем обрушилось на Пикколо? Разумеется, дело не в том, что вы двое купались в озере, однако я и сам озадачен и потрясен до глубины души. К сожалению, у меня нет ответа на этот вопрос. И, что еще важнее, я не могу сказать горожанам, когда такое повторится опять… А вдруг волна накроет Пикколо сегодня вечером?

Изольда быстро перекрестилась при мысли о подобном ужасе. Лука понизил голос, чтобы его не услышали прихожане, которые находились поблизости.

– Я тоже много думала о волне и решила, что, вероятно, причиной стало землетрясение. Что, если где-то очень-очень далеко обрушилась гора или огромная скала? – внезапно подала голос Ишрак. – Это могло вызвать появление гигантской волны. Например, если в миску с водой бросить камень, то по ней пойдет рябь – и вода может даже пролиться!

Брат Пьетро встал со скамьи, улыбаясь столь прозаическому сравнению, свойственному женщине. Эти бедные создания неспособны представить себе землю безвидной и пустой, тьму над бездною и то, как Дух Божий носился над водою, как описывает Библия!

– Океан – не миска с водой, – мягко поправил он Ишрак. – Волны появляются вовсе не потому, что кто-то бросает камень. Море – не таз, в котором ты моешь посуду.

– А я такого и не говорю. Но и большие и малые вещи на земле устроены одинаково. Вдруг волну вызвало землетрясение? Если, бросив в миску камень, можно создать волну, то почему так не могло произойти и в море – после обрушения громадной скалы?

– Верно, – согласился Лука. – А откуда у тебя такие догадки?

– Платон именно так описал гибель Атлантиды, – объяснила Ишрак. – По его мнению, землетрясение вызвало чудовищную волну, которая затопила остров.

– Платон? – скептически осведомился брат Пьетро. – Откуда тебе знать, что писал Платон? Я о нем слышал, но не читал. Ни одного экземпляра его произведений нигде нет.

– Да, в этих краях нет Платона, переведенного на итальянский, а вот у нас, арабов, имеются его книги. Я часть из них прочла по-арабски, когда жила в Испании с Изольдой и ее отцом. Тогда мне как раз разрешили посещать университет. Платон – философ, рассуждающий о всяческих тайнах, таких как эта волна, и у него есть удивительные идеи.

– Тебе посчастливилось, – пробурчал брат Пьетро, раздраженно собирая свои записи и затыкая пузырек с тушью. – Женщина-еретичка, и надо же – одолела древнего греческого мыслителя! Постарайся не перегружать свое естество, взяв на себя непосильный груз. Женщины не могут мыслить отвлеченно.

Ишрак пожала плечами:

– Пока с моими мозгами ничего не случилось, но спасибо за заботу. Так или иначе, Платон считает, что Атлантида затонула после мощного землетрясения. Именно это заставило меня предположить, что случившееся может оказаться природным явлением, а не Божьим промыслом или кознями дьявола. И призывающие бурю здесь ни при чем… если такие существуют. Возможно, такое происходит естественно, согласно строгим законам природы. Но зачем Бог сотворил мир, в котором может случиться нечто подобное – это уже другой вопрос.

Брат Пьетро приосанился.

– Ага!.. Ты задала серьезный вопрос. Дело в том, что безупречный мир, созданный Господом, был разрушен грехом в райском саду, когда Ева съела запретный плод – яблоко.

Изольда лукаво переглянулась с Лукой: оба знали, что Ишрак и брат Пьетро находятся на грани ссоры.

Ишрак недоуменно уставилась на монаха:

– А что плохого в том, чтобы его съесть?

– Но в виду-то имелось не яблоко. Плод символизирует познание.

Лука подмигнул Изольде:

– Женщина хотела набраться разума?

– Да, – подтвердил брат Пьетро поучающим тоном. – Но Господь желал, чтобы Адам и Ева не получили познаний.

Ишрак высокомерно посмотрела на брата Пьетро.

– Казалось бы, всевидящий Бог должен был предвидеть, что Ева проявит любопытство, – заявила она. – И почему бы ей не стремиться к знаниям? У меня тоже есть эта тяга. Разве женщинам приятно жить в невежестве? Или мужчинам? Неужели Богу нужны темные люди, которые рассуждают, как эти несчастные простолюдины, которые только что обвиняли нас в колдовстве? А ведь они истово верят в то, что существуют ведьмы, способные призвать бурю, а у дьявола хватает времени портить им жизнь?

Брат Пьетро едва не лишился дара речи. Он сгреб свои записи, поклонился алтарю и отвернулся.

– Нет смысла пытаться что-то тебе объяснить, – бросил он. – Ты – еретичка и девица.

Трудно было определить, что он считал наихудшим.

– Дон Лукретили утверждал, что девушка способна учиться, не перенапрягая свое естество, – не отступилась Ишрак. – К примеру, Гипатия Александрийская[8] преподавала своим ученикам философию Платона и не болела. Когда дон Лукретили жил в Испании, он отправил меня в университет Гранады. Кроме того, мы, еретики, считаем образование важным. Многие арабские девушки имеют склонность к наукам. Мы, мавры, полагаем, что женщины могут учиться не хуже мужчин. Мы не считаем богоугодным, чтобы они были суеверными дурами.

– Но он не отправил свою дочь Изольду изучать еретические науки? Он постарался ее уберечь, – напомнил ей брат Пьетро.

– И очень жаль, что не отправил! – вмешалась Изольда.

– Занятия велись на арабском или испанском, – объяснила Ишрак. – Госпожа Изольда не знает этих языков. Кроме того, ее растили христианской дамой, которой предстояло быть полновластной хозяйкой в своих владениях.

– Но сможем ли мы все выяснить до конца? – пробормотал Лука себе под нос.

Пройдя по нефу, он замер на пороге церкви и посмотрел на гавань. Море, мирно плещущее под грузом обломков, казалось, никогда не терзало Пикколо.

– Как нам выяснить, не двигалась ли земля, вызывая волну? Может, это произошло у далекого берега… или даже на дне моря. А если это нам неведомо, то как мы сможем определить истинную причину случившегося?

К Луке подошел отец Бенито.

– Здешние жители рассказывают историю о страшном землетрясении, обрушившем мол. Это было лет сто назад. А потом Пикколо накрыла волна, которая утащила все суда в море и разрушила два первых ряда домов, построенных вдоль берега. Даже колокольня рухнула наземь. Позже ее восстановили: в церковных записях остались сведения об уплате каменщикам. Вот откуда я знаю, что сведения о том бедствии правдивы.

Ишрак кивнула Луке:

– Землетрясение, после которого пришла волна, – отметила она.

– Сто лет назад? – уточнил Лука у отца Бенито. – Ровно сто?

– Больше, – негромко сказал священник. – Землетрясение было в тысяча триста сорок восьмом году. А затем в Пикколо нагрянула Черная смерть. Сначала земля сотряслась, потом пришла волна, а за ней – чума. Не приведи Господь, чтобы и нынешняя волна тоже принесла мор!

– Черная смерть? – переспросил брат Пьетро.

Священник утвердительно склонил голову.

– Хуже всего было во Фриули, но ощущалось оно даже в Риме. Наш городок тоже тряхнуло. У меня сохранились отчеты о ремонте церкви, как я вам уже говорил. Там-то и указана точная дата. Для восстановления колокольни оказалось трудно найти каменщиков – в считаные недели почти все рабочие умерли от чумы.

– Я напишу об этом в моем докладе, – пообещал Лука. – Возможно, нам надо видеть в недавней волне предостережение. Как вы думаете, может, нам стоит запастись зерном и другими продуктами? На тот случай, если за волной последует мор?

Отец Бенито перекрестился.

– Не приведи Господь! – повторил он. – Во время мора крестьяне вырыли общие могилы на кладбище и скидывали туда десятки трупов. Мне бы не хотелось, чтобы беда повторилась! Тогда похоронили половину Пикколо – более ста человек, старых и молодых. И священник умер. Господи, спаси меня!

– Господи, спаси и сохрани нас всех! – грустно проговорил Лука. – Возможно, скоро и впрямь наступит конец света.

Ему никто не ответил. Юноша повернулся и в одиночестве ушел к пристани.

Брат Пьетро и обе девушки проводили его взглядами. Отец Бенито произнес благословение, запер двери храма и молча двинулся в свой отсыревший дом.

Брат Пьетро вздохнул и вместе с Изольдой и Ишрак направился к постоялому двору.

– Вероятно, нам надо найти корабль и отправиться в путь, – сказал он. – Здесь нам уже делать нечего. Мы должны попасть в Сплит, через который пролегает наш маршрут.

– А как же Фрейзе? – печально уточнила Изольда. – Мы не станем его искать, не будем его ждать?

– Можно оставить ему послание насчет того, где мы находимся, если он все-таки объявится. Но я не могу поверить, что он пережил потоп, – ответил брат Пьетро. – Тогда какой смысл нам оставаться в Пикколо?

– Из верности! – воскликнула Изольда. – Нельзя же просто отправиться дальше!

Ишрак скрестила руки на груди.

– Нет. Нам пора попрощаться с Пикколо. Лука мучается и винит во всем себя. Нам необходимо поскорее найти корабль и продолжить путешествие. Брат Пьетро, ты сможешь отыскать хорошего капитана с надежным судном? Или ты велишь мне пойти на пристань?

– Сегодня утром в гавань причалило несколько кораблей, которым, похоже, удалось избежать повреждений. Я с кем-нибудь поговорю. Может, назначим время и отправимся завтра?

– Конечно! – согласилась Ишрак. – Но наверняка вы все захотите перед отплытием отстоять мессу. Давайте отправимся после утренней службы.

Они медленно шагали по мощеной булыжником улице. Брат Пьетро пытливо посмотрел на Ишрак и спросил:

– А ты не хочешь очистить душу и побывать на службе? Теперь ведь ты узрела, как неисповедимы пути Господни! Не обратиться ли тебе к нашему Богу, после того как ты была на краю гибели? Я мог бы объяснить тебе основы нашей веры и окрестить тебя.

Ишрак улыбнулась, не разделяя его озабоченности:

– Ах, брат Пьетро, я знаю, что ты – замечательный человек и хотел бы спасти мою душу. Я не представляю, что именно вызвало ту волну. Однако она не внушает мне желания молиться вашему Богу.

* * *

Изольда согласилась с тем, что им надо уехать на следующий день, но не смогла заставить себя поговорить с Лукой.

– Окажи мне услугу и побеседуй с Лукой! – попросила она брата Пьетро. – Мне невыносимо это делать!

Монах дождался вечера, когда они вчетвером устроились в обеденном зале перед камином, в котором дымились мокрые дрова.

– Брат Лука, по-моему, нам больше нечего делать в Пикколо, – вымолвил брат Пьетро. – Завтра утром я отправлю мой доклад милорду. Я напишу, что мы не можем найти неоспоримого объяснения этой волне, хоть и были упомянуты некие дикие предположения языческих и еретических авторов.

Лука даже не поднял головы.

– И я нашел капитана, который завтра возьмет нас на борт, – добавил монах. – Мы отплываем после утренней мессы.

– Мы останемся, – моментально возразил Лука. – По крайней мере, еще на пару дней.

– У нас – важная миссия, и нам нало поторопиться, – сурово произнес брат Пьетро. – Мы отправим и твой доклад милорду. Я, в свою очередь, сообщу Его Святейшеству о том, что мы стали свидетелями знамения, указывающего на конец света. Мы предупредим Рим о том, что за предыдущим землетрясением последовала громадная волна, за которой пришел мор, названный Черной смертью. Нам нет смысла тут находиться, а если приближается чума, нам нельзя задерживаться в Пикколо.

Изольда накрыла прохладной ладошкой сжатый кулак Луки, который лежал на столе.

– Лука, – нежно позвала Изольда юношу.

Он повернулся к ней, словно надеясь получить от нее ответы на все терзающие его вопросы.

– Я не могу уехать! – с жаром заявил он. – Не могу уплыть отсюда, как будто ничего не случилось. Я не могу продолжать путешествие! Фрейзе приехал со мной, он помогал мне в моей миссии! Он оказался здесь исключительно из любви ко мне. Не понимаю, как мне жить без него. Если бы меня унесло море, он бы кинулся в воду и спас меня. Он бы не убежал, как трус, не бросил бы меня.

– Он бы хотел, чтобы ты выполнил свое поручение, – проговорила Изольда, стараясь его утешить. – Он всегда тобой гордился, Лука! Он радовался, что на тебя возложили столь ответственную миссию – и что он может тебе служить.

При мысли о веселом хвастовстве Фрейзе Лука слабо улыбнулся, но спустя секунду помрачнел.

– Ты ведь понимаешь, что мне нельзя покидать Пикколо, пока…

– Мы оставим деньги и распоряжение о похоронах, если Фрейзе вынесет на берег, – предложила Ишрак, изумив всех решительным тоном. – Не тревожься, Лука. Мы можем позаботиться о нем так, как тебе бы хотелось. Но я разговаривала с местным рыбаком, и он сказал, что сразу за бухтой есть сильное течение, поэтому, возможно, Фрейзе и детей унесло очень далеко. Вероятно, их тела вообще не найдут. Думаю, нам следует считать их похороненными в море. Брат Пьетро мог бы освятить воды на нашем пути в Сплит.

Лука сердито набросился на нее:

– Ты говоришь о похоронах моего друга Фрейзе? Об освящении воды? Ты готова считать его мертвым?

Ишрак посмотрела на него в упор:

– Да, Лука. А разве ты сам так не думаешь? Разве не об этом ты уже несколько дней боишься сказать вслух?

Лука встал из-за стола и рывком распахнул дверь.

– У тебя нет сердца! – крикнул он.

Она качнула головой:

– Ты знаешь, что это не так.

Он застыл как вкопанный:

– Тогда как ты можешь говорить об освящении моря?

– Мне показалось, что ты захочешь проститься с Фрейзе.

– Как ты посмела это сказать?

– Дело твоей жизни – думать о самых сложных и непредвиденных вещах.

Изольда ахнула и захотела вмешаться в ссору, однако промолчала, заметив, как серьезно Ишрак смотрит на Луку. Гнев Луки погас столь же стремительно, как и вспыхнул. Он судорожно вздохнул, закрыв за собой дверь, и привалился к створке спиной, окончательно лишившись сил.

– Разумеется, ты права, – выдавил он. – Но я так не хочу, чтобы это было правдой… Утром я договорюсь с отцом Бенито и… брат Пьетро, может, ты напишешь к нам в монастырь: расскажешь о бедствии и попросишь, чтобы весть о гибели Фрейзе сообщили его матери? Я сам напишу позже.

Изольда подошла к Луке и взяла юношу за руку, прижавшись щекой к его плечу. Брат Пьетро наблюдал за ними молча, но на его лице отразилось глубокое осуждение.

– И мы сядем на корабль завтра утром, – добавила Ишрак.

– Ишрак! – воскликнула Изольда. – Уймись! Оставь его в покое!

Ишрак упрямо насупилась.

– Он вовсе не спокоен, – возразила она, указывая на Луку. – И твои причитания ему совершенно не помогают, а сбивают с толку. Лучше нам заняться делом, чем сидеть тут и предаваться отчаянию. У моих единоверцев Фрейзе похоронили бы на закате прямо в день его смерти. Мы всегда будем его помнить, независимо от того, что приключится с нами дальше. А Луке нельзя тосковать слишком долго, – тихо добавила она. – Он уже и так настрадался, теряя самых близких ему людей. Не надо, чтобы горе стало для него привычным чувством.

Изольда заглянула в окаменевшее лицо Луки.

– Верно, – печально признал он. – В Пикколо я могу только оплакивать Фрейзе и вести себя как безвольная девица. Мы отправимся в путь завтра – сразу же после утренней мессы.

* * *

Они разошлись по комнатам собирать свои вещи, хоть укладывать было почти нечего. Все, кроме надетой на них одежды, пропало вместе с кораблем. Они купили у местного портного грубые плащи, однако обувь, шляпы и письменные принадлежности брата Пьетро они могли приобрести в другом – более крупном городе. Пергаменты и рукописи, которые монах и Лука возили с собой, чтобы справляться о легендах, преданиях и предшествующих расследованиях, тоже безвозвратно пропали. Вдобавок им предстояли нешуточные траты: по приезде в Сплит следовало купить лошадей и вьючного ослика.

– Как думаешь, от Сплита до Будапешта далеко? – вяло осведомилась Изольда и посмотрела в окошко. – Я ужасно вымоталась от бесконечных дорог! Я так устала от всего! Мне хотелось бы вернуться домой и жить на своей земле, где для меня все родное. Лучше бы ничего этого вообще не случилось.

– Но ты же не хочешь попасть в монастырь и оказаться во власти твоего брата! – запротестовала Ишрак.

Изольда отвернулась от окна и потупилась.

– Мне бы хотелось снова стать той девушкой, о которой заботится отец, – прошептала она. – Я соскучилась по дому.

– А Фрейзе говорил, что мы проведем в пути примерно неделю, – отозвалась Ишрак, стараясь подбодрить подругу. – А вернуться обратно ты сможешь, только если тебя поддержит сын твоего крестного! Так что при удачном раскладе ты обязательно увидишь замок Лукретили! Я верю, что у нас все получится!

Изольда прикусила губу:

– Не знаю, как мы будем справляться без Фрейзе. Не могу себе представить путешествие без него.

– Без его жалоб? – подсказала Ишрак с улыбкой. – Без постоянного нытья на дорогу, на миссию и на тайные приказы брата Пьетро?

Изольда улыбнулась ей в ответ.

– Мы будем по нему скучать, – подытожила она. – По нашему другу Фрейзе.

* * *

За ужином было тихо. Многие посетители покинули постоялый двор после похорон погибших детей. Путники, путешествовавшие по прибрежным городкам, быстро узнали о том, что беда обрушилась на рыбацкие поселения, и объезжали пострадавшие районы стороной – теперь все они направлялись в глубь итальянских земель.

Аппетита ни у кого не было – и разговаривать, похоже, было не о чем.

– А где Ри? – спросила Изольда у хозяйки гостиницы. – На кухне?

– Она работала, как маленькая кухарочка, а теперь кушает, как миленькая, – ответила довольная женщина. – Вы хорошую мысль подали, госпожа моя. Это – по-доброму, по-христиански.

– А что сделала госпожа Изольда?

Лука повернулся к ним, ненадолго увлекшись беседой.

– Она отвела меня в сторонку и помолилась со мной и с Ри. Госпожа Изольда показала Ри мою бельевую, и девочка поняла красоту моей чудесной комнатки. Думаю, из Ри получится хорошая кухарка и горничная. Меня ужасный потоп миновал: я была надежно заперта у себя в бельевой – поэтому мне не может не нравиться малышка, которая ею восхитилась. Ри останется у нас. Госпожа Изольда предложила оплатить ее содержание в первый месяц, а потом девочка будет сама зарабатывать себе на жизнь, хотя я буду за ней присматривать.

– Ты очень хорошо поступила, – негромко произнес Лука, обратившись к Изольде.

Та просияла:

– Я знала, что они отлично поладят. У Ри есть крыша над головой, и она обучится делу.

– Вот и славно, – откликнулся Лука, явно теряя интерес к разговору.

– Завтра будем в Сплите! – заявил брат Пьетро, стараясь говорить жизнерадостно. – Если рано отправимся, то, наверное, к закату будем на месте.

– А потом достигнем Загреба, – добавила Изольда и посмотрела на Луку.

Внезапно со стороны конюшни донесся громкий стук и веселое: «Эге-гей!». Возглас был совершенно не уместен в городке, погруженном в траур. Хозяин гостиницы распахнул дверь кухни и рявкнул:

– Разве ты не знаешь, что здесь случилось? Не шуми! Чего ты хочешь?

– Кое-каких услуг! – бодро ответили с улицы. – Стойла для храбрейших коней, доплывших до берега! Ужин великому герою! Доброго вина, чтобы выпить за его здоровье! И новостей о его друзьях. О двух красивых девушках и талантливом юноше! И об унылом монахе, который с ними путешествует! Они еще в Пикколо или уже уехали? Поклянись мне, что они уцелели, ведь я за них день-деньской молился!

Лука побледнел. Сперва он решил, что слышит голос призрака, но затем вскрикнул: «Фрейзе!» – и выскочил из-за стола, уронив стул.

Он выбежал на кухню, а оттуда через заднюю дверь – на конюшенный двор.

Фрейзе собственной персоной стоял возле Руфино и держал на поводу еще четырех лошадей, позади которых обнаружился и усталый ослик. Фрейзе выглядел изрядно потрепанным, но бодрым и энергичным. Заметив Луку, он бросил поводья и распахнул объятия:

– Воробышек! Слава богу, ты цел! Я проехал много миль и не переставал о тебе беспокоиться.

– Я?! Цел?! А ты-то? – завопил Лука и кинулся к своему верному Фрейзе.

Они обнялись, как давно разлученные братья, и принялись хлопать друг друга по плечам. Лука ощупал Фрейзе, словно желая убедиться, что он живой и невредимый. Фрейзе обхватил лицо Луки ладонями, расцеловал в обе щеки – и опять сжал в объятиях.

Лука легонько стукнул его по спине, встряхнул за плечи, отступил на шаг, смерил взглядом – и расплылся в улыбке.

– Как же тебе… Как ты… Я не знал, где ты! А почему ты не побежал с нами к гостинице? Честно, я был уверен, что ты мчишься прямо за мной – ведь я бы тебя ни за что не оставил!

– Ты забрался на трубу вслед за котенком? – затараторил Фрейзе вместо ответа. – Девушки спаслись? А брат Пьетро?

Пока юноши изливали свои чувства, Ишрак с Изольдой выскочили из кухни. Девушки налетели на Фрейзе и едва не задушили его в объятиях. Они обе плакали от счастья и без конца повторяли его имя. Даже брат Пьетро вышел на двор и хлопнул Фрейзе по плечу.

– Мои молитвы! – воскликнул он. – Они были услышаны! Слава богу! Он вернул нам Фрейзе! Это такое же чудо, как возвращение Ионы на сушу из чрева кита!

Изольда ухватилась за локоть Фрейзе.

А Ишрак, которую Фрейзе прижал к себе, насторожилась.

– Иона? – переспросила она. – Его проглотила громадная рыба?

– Так говорит Библия, – подтвердил брат Пьетро.

Ишрак рассмеялась:

– И Коран! Но у нас его называют или Ионой, или Юнусом. Он проповедовал веру в Аллаха.

Ишрак задумалась, после чего продекламировала:

– «А потом громадная рыба проглотила его, ибо он совершил поступки, достойные осуждения. И если бы он не раскаялся и не вознес хвалу Аллаху, то, конечно, остался бы внутри рыбы до Дня Воскресения».

Ликование брата Пьетро поутихло.

– Не может такого быть, – проворчал он. – Иона был пророком нашего Господа!

– И нашего тоже, – с удовольствием сообщила ему Ишрак. – Может, у нас все-таки один Бог?

* * *

Хозяин гостиницы прошлепал по залитому водой винному погребу, чтобы выбрать бутылку особого вина, а может, две… или три. Все новые гости заходили на постоялый двор. Они жаждали услышать необычайную историю и выпить за здоровье Фрейзе. Даже те горожане, братья и сыновья которых пропали в море, радовались тому, что хотя бы один человек уцелел. Фрейзе выжил – и это дарило надежду тем, кто еще продолжал ждать.

Хозяйка гостиницы хлопотала вместе с мужем. Женщина выставила на стол сыр, курицу и хлеб, который только что испекли в разгоревшейся печи – и застолье началось.

Вскоре половина жителей Пикколо набилась в обеденный зал, чтобы поглазеть, как новый Иона ужинает, и услышать, как он спасся от смерти.

– Я увидел волну и уже бежал к гостинице за тобой, когда услышал, как кони пытаются разбить стойла на корабле, и кинулся обратно к ним… – начал Фрейзе.

– Почему ты не пошел с нами? – укорила его Изольда.

– Я знал, что мой господин о вас двоих позаботится, а вот кони могут погибнуть, – объяснил он. – Я увидел, как вы добрались до постоялого двора, и бросился по воде через бухту – прямо к судну. Я забрался на борт… Господи! Корабль сидел на дне гавани, но я решил, что освобожу коней и выпущу их на волю, а поймаю чуть позже. Увы, пока я старался подобраться к ним поближе, чтобы перерезать поводья (я разговаривал с ними и обещал, что все будет хорошо), мир сделал из меня настоящего лжеца! Я услышал шум, поднял голову и обнаружил, что дело совсем плохо! На Пикколо надвигалась громадная водяная стена, и она уже находилась у горловины бухты. Вообще-то я заметил ее и раньше, сияющую, словно белая скала, но в тот момент она была далеко… А теперь она приближалась так быстро, как я оцепенел.

Фрейзе резко замолчал.

Люди, собравшиеся за столом, тяжело вздохнули: каждый из них подумал о погибших детях, которых загубила волна.

– Я ничего не сделал, – продолжил Фрейзе тихим голосом. – Видит Бог: я не герой. Хуже того. Я залез к лошадям и уткнулся лицом в гриву Руфино. Я перепугался и не хотел ничего видеть. Если говорить честно, то я решил, что смерть заберет меня с собой. Я крепко зажмурился, вцепился в Руфино и заревел, как ребенок. И я слышал волну… Господи, надеюсь, что больше никогда не услышу адский звук – скрежещущий скользящий вопящий шум воды, летящей на Пикколо и пожирающей все на своем пути. Она ударила по кораблику, будто молот по деревянному ящику, и подбросила его в воздух, как щепку. Я обнимал Руфино за шею, как малыш, плачущий на коленях у матери. Не стыжусь признаться: я рыдал от ужаса, пока мы поднимались все выше и выше. Раздался треск причальных канатов, и я почувствовал, как ломается корма… А в следующий миг корабль вместе с нами на борту помчался прочь. Волна понесла нас на берег, словно уточек на разливе.

– А что случилось с детьми-паломниками?

– Да спасет и сохранит их Господь, я видел только небо и землю впереди нас, а еще кипящую воду. Море напоминало котел с серым варевом. Я оглох от рева воды и собственных криков. Кони тоже плакали от страха, как и маленький ослик! Мы – жалкие Божьи твари неслись над сушей, а мир под нами вставал на дыбы, превращаясь в крошево. Я решил, что наступил конец света и начался новый потоп, а я – Ной-неудачник, потому что на борту нет мне подобных и никаких приготовлений не сделано.

Он кивнул Луке:

– Я действительно думал, что это конец света. Но я надеялся, что ты оказался в безопасности и пишешь свои важные заметки.

Лука с улыбкой покачал головой.

– А потом – и случилось самое страшное, – добавил Фрейзе. – Волна как-то странно вздохнула, будто это был живой демон, решающий, как ему разделаться с нами. Я почувствовал, как под разломанным кораблем течение повернуло, и мы понеслись обратно в море, повторяя пройденный путь. Только на сей раз мы ударялись обо что-то и скрежетали по валунам, а может, и по дну морскому… даже не знаю, что это было. Мы постоянно налетали на что-то в кромешной темноте! Вот тогда-то я и понял, что могу погибнуть! Мне почудилось, что наш кораблик уже находится на полпути к Африке. А затем киль застрял: вокруг нас засвистал ветер, и я имел глупость понадеяться, что смогу ступить на сушу. И тут на нас налетел поток воды! Судно завалилось набок, сбросив нас в бушующее море. Вокруг меня все неслось, деревья переворачивались, а их ветки хлестали меня по голове, и я уже не разбирал, где низ, где верх, и подумал, что сейчас наверняка утону. Я цеплялся за Руфино и чувствовал, что он тоже за меня держится: нам обоим помогало то, что мы делимся своим страхом. Когда корабль особо сильно накренился, меня бросило на Руфино. Я ухватился за него, как мальчишка, ногами под брюхом, руками – за шею, и зашептал ему, чтобы он держался на плаву, потому что от меня никакого толка не будет, такой я трус. Когда судно налетело на что-то твердое, оно раскололось пополам, зато Руфино, – как и остальные кони – освободился от привязи! Потом мой верный Руфино поплыл по воде огромными рывками. И, хвала Всевышнему и коню в особенности: он не тонул – Руфино не сдавался и лишь громко ржал. Думаю, он тоже молился!.. Я цеплялся за него, порой меня смывало, но я не отпускал его гриву и плыл рядом с ним, и опять забирался ему на спину. В конце концов я смекнул, что он уже бредет по илу… и вдруг его копыта застучали о камень – пусть я понятия не имел, где мы очутились, но мы хотя бы оказались на суше!

– Слава богу! – выдохнул кто-то.

– Аминь! – пылко откликнулась Изольда.

– Верно, – заключил Фрейзе. – И да будет благословен Руфино. Потому что я не выжил бы, если бы не сильное и мудрое бессловесное животное. Вот и скажите мне: кто умнее?

Ишрак заметила, как брат Пьетро прикусил язык, чтобы не выпалить, что любой конь, несомненно, умнее Фрейзе.

– Когда мы уверились в том, что живы, я стал озираться по сторонам и – о, чудо! – увидел, что все кони держались вместе, как и подобает столь благоразумным животным. Даже ослик, который любит прикидываться дурачком, остался с нами. Я собрал их поводья, взгромоздился на Руфино без седла и уздечки – и он двинулся вверх по склону холма. Вода постепенно уходила, однако море продолжало меня пугать, и я все время дергался. Когда мы поднялись на вершину холма, я сказал уставшим коням и ослику, что мы здесь переночуем и отдохнем, а утром попробуем найти Пикколо.

Фрейзе глотнул вина и продолжил свой рассказ:

– Нас вынесло в незнакомое место на побережье, и путь в Пикколо был неблизкий. По дороге я видел немало печальных картин. Разрушены крепкие дома, плодородные поля испорчены солью, повсюду валяется множество трупов утонувших людей и животных. Все деревни, через которые я проезжал, полны несчастных, разыскивающих своих близких. Везде хоронили погибших. Где бы я ни оказывался, меня спрашивали, не видел ли я такого-то ребенка или такую-то женщину… Мне тошно было отвечать, что я – Ной-недоучка, который попал на корабль и плакал вместе с лошадьми от страха, а когда нахлынула волна, почти ослеп и оглох от ужаса.

Вздохнув, Фрейзе добавил:

– Я останавливался только на ночлег, один раз в сыром сарае, а второй – на разоренном постоялом дворе. Мне очень хотелось поскорее вернуться в Пикколо и найти вас! И меня постоянно мучила мысль, что волна оказалась слишком стремительной – и я спас коней и ослика, Бог да благословит их, – но потерял самого дорогого для меня человека. – Фрейзе покосился на Луку. – Воробышек, ты всю ночь гнездился на крыше?

Лука тихо рассмеялся:

– Я горевал о тебе, Фрейзе! Решил, что ты наверняка погиб.

Фрейзе утер рот тыльной стороной ладони.

– Я был Ноем! – горделиво заявил он. – Ноем с верховыми животными, правда, холощеными и потому бесполезными. И я плыл в ковчеге, который швыряло по морю, как во время великого потопа. Не будь я перепуган до полусмерти, я был бы впечатлен подобным приключением. Все случилось так внезапно! А когда воспоминание перестанет меня пугать, то история получится отличная, и я буду неспешно рассказывать ее внукам. А когда я забуду, что трусливо плакал, то вложу себе в уста множество красивых речей и стану легендарным героем. А вам повезло, раз вы услышали ее от меня без всяких исправлений! Я только что поведал вам истинную историю, а не поэму. Пока я не трубадур, а просто летописец. – Фрейзе повернулся к Изольде. – А ты, прекрасная госпожа? Я тревожился за тебя, ведь рядом с тобой не было твоего слуги, который бы тебя уберег. Ты не пострадала?

Девушка протянула ему руку, и Фрейзе ее поцеловал.

– Я счастлива, что ты снова с нами! – воскликнула Изольда. – Мы все о тебе молились. Мы заказали особую молитву о твоем спасении, и каждый день ходили на пристань.

Фрейзе зарумянился от удовольствия.

– И кони в полном порядке, – заверил он Изольду. – Конечно, они измучились и устали, мои бедняжки! Вряд ли они когда-нибудь по доброй воле поднимутся на борт корабля, но трогаться в путь они готовы. – Он посмотрел на Ишрак. – Значит, вам ничего не угрожало? Вы быстро добежали до гостиницы. Я был уверен, что ты поймешь всю опасность! Я в тебе не сомневался.

Ишрак пристально взглянула на Фрейзе.

– Мы все выжили, – подтвердила она.

– И брат Пьетро. Хорошо, что и ты здесь, – расхрабрился Фрейзе.

– Спасибо. – Монах протянул руку и с явной теплотой сжал пальцы Фрейзе. – Я боялся за тебя, Фрейзе. И мне тебя не хватало. Я невыразимо рад, что ты цел и невредим. Я не переставал за тебя молиться.

Фрейзе вновь покраснел от удовольствия.

– А дети из Крестового похода? Они все утонули? Бог да благословит их души и да примет их к Себе.

– Некоторые спаслись, – возразила Изольда. – Ты выручил их, Фрейзе. Те, кого ты остановил и отправил назад в Пикколо, добрались до церкви! Они уже разошлись по домам. А малышка Роза со стертыми ножками, которую ты тоже вернул, сейчас помогает на кухне постоялого двора. Но многих – большинство – унесло море.

– Случилась трагедия, – негромко проговорил Лука. – Сегодня днем мы похоронили еще десять человек. Но завтра мы собираемся уехать из Пикколо. Мы бы оставили тебе известие, на случай твоего возвращения. Но теперь мы можем задержаться еще на пару дней, чтобы ты отдохнул.

– Нет, нам пора продолжить путь, – заявил Фрейзе. – Я высплюсь на борту. Пусть только кто-нибудь мне пообещает, что такая волна больше не поднимется, а море останется там, где ему положено быть! Вот тогда я поднимусь на корабль и отплыву вместе с вами! По-моему, Господь послал мне знамение: я уже не утону!

Брат Пьетро покачал головой.

– Никто не знает, что это значило и почему случилось, – произнес он, не глядя на Ишрак. – И никто не может пообещать, что волна никогда не накроет Пикколо или другой город. Таких бедствий не было при жизни нынешнего поколения. Однако записи о громадной волне сохранились в местных рукописях столетней давности! Впрочем, мы можем только молиться о собственном спасении.

– Неужто мы бессильны? – спросил Фрейзе у Луки. – Признаюсь, что сам бы снял корабль с якоря, если бы знал все точно.

Лука помрачнел.

– Именно с этим я и пытаюсь разобраться, – ответил он. – Похоже, кони предчувствовали опасность.

– Да! – уверенно подтвердил Фрейзе. – И котенок – тоже!

– Сперва мы услышали жуткий звук, и море отхлынуло, а затем вернулось.

– Волна сама по себе подняться не могла. – Фрейзе начал рассуждать вслух. – Она катилась на сушу, словно пришла издалека – набухла и выросла в море. Если бы кто-то находился в открытом море, он бы увидел, как она зарождалась.

Лука задумался, а Фрейзе окружило несколько горожан, которые засыпали юношу вопросами. Фрейзе отвечал им, отхлебывая вина из стакана. Он явно наслаждался их вниманием и, конечно же, что сидит в окружении друзей. Он больше не обращался к Ишрак, и она не заговаривала с ним, пока почти все не разошлись. Брат Пьетро набросил на плечи плащ, собираясь на ночную службу. Лука, Изольда и Фрейзе отправились вместе с ним. Ишрак проводила их и уже закрывала дверь, чтобы не впускать в дом холодный ночной воздух, когда Фрейзе повернулся к ней.

– Как ты? – спросил он. – Я знал, что ты убережешь госпожу Изольду.

– Мы в порядке, – сказала она. – Но я ужасно за тебя боялась.

Фрейзе широко улыбнулся.

– Боялась за меня? – повторил он. – Хорошо хоть в этом мы едины. Я тоже за себя боялся.

– Ты поступил очень смело, когда побежал на корабль, чтобы освободить коней.

Он пожал плечами:

– Честно говоря, я бы, наверное, ничего не сделал, если бы знал, что волна несется, как бешеная. И я не герой, как ни обидно тебе в этом признаваться, Ишрак.

– Кстати, у меня кое-что для тебя есть, – весело произнесла она. – Независимо от того, герой ты или нет.

Он выжидающе на нее посмотрел.

Ишрак извлекла из внутреннего кармана своего плаща сонного котенка. Фрейзе сложил свои большие ладони лодочкой, и Ишрак осторожно пересадила на них котенка. Юноша поднес зверька к лицу и вдохнул аромат теплой шкурки. Малыш потянулся, обернул золотистым хвостиком свой бежевый нос и свернулся у Фрейзе в руках.

– Ты его для меня спасла?

– Ночью я не могла заснуть, принялась думать о тебе и вспомнила про котенка. Я встала с кровати, поднялась по лестнице на крышу и сняла его с печной трубы.

– Ты лазила на крышу в темноте?

– Мне надо было спасти его пораньше.

– Ты подвергала себя такой опасности?

– Ее не сравнить с твоим потопом.

– Ты думала обо мне?

– Да, – искренне сказала она.

– Тревожилась обо мне? – предположил он.

– Да.

– Может, даже плакала обо мне? Немного? Пока никто не видит?

Она чуть улыбнулась, но не стала отводить глаз в притворном смущении, а быстро кивнула.

– Я плакала о тебе, Фрейзе. Я сказала всем горожанам о тебе и том, как я жалею, что не была к тебе добра.

– И ты наверняка посетовала, что не поцеловала честного парня, когда он вежливо об этом попросил, а вместо этого швырнула его в грязь… тогда в Витторито?

Ишрак утвердительно склонила голову, безмолвно соглашаясь с Фрейзе.

– Но сейчас ты можешь наверстать упущенное, – произнес Фрейзе.

К его изумлению, Ишрак не отказала – хоть он и ожидал получить за столь наглую просьбу оплеуху. Однако Ишрак шагнула к нему и накрыла ладонью котенка, словно желая приласкать их обоих. А второй рукой она обхватила Фрейзе за шею, притянула к себе – и поцеловала, нежно и крепко, прямо в губы, а он втянул в себя ее дыхание и ощутил влажность ее податливого рта.

* * *

В их общей спальне Ишрак ждала возвращения Изольды с церковной службы. Когда та вошла, Ишрак помогла ей снять плащ и повесила его на спинку стула. Изольда устроилась на трехногой табуретке, а Ишрак встала у подруги за спиной и развязала ленту, которая стягивала светлые волосы девушки. Затем она расплела ей косы, распуская волосы. Медленно и тщательно она расчесывала золотистые локоны, пока они гладкими тяжелыми завитками не легли Изольде на плечи, и вновь заплела ей косы на ночь. После этого девушки поменялись местами: теперь Изольда расчесала и заплела густые волосы подруги, закручивая их пальцами.

– Правда, это Божья милость, что он жив? – тихо проговорила она. – Я зажгла за Фрейзе полдюжины свечей в церкви и вознесла благодарственную молитву.

Ишрак улыбнулась:

– О да.

– Он нагнал нас у церкви! Он просто ликовал!

– Да, так я и думала.

– Ты отдала ему котенка?

Ишрак кивнула.

– Он был доволен?

– Да.

Сдержанные ответы Ишрак заставили Изольду насторожиться. Она укоризненно дернула Ишрак за толстую темную косу.

– Чего ты мне не рассказываешь?

Ишрак повернулась к подруге:

– А откуда ты узнала, что я о чем-то умалчиваю?

– Фрейзе прямо светился от счастья. А ты сейчас выглядишь точно так же, как он. Что между вами произошло?

Ишрак не спешила с ответом.

– Тебе это не понравится, – предупредила она.

– Но я не буду тебя осуждать. Поверь мне! И не буду сердиться? Фрейзе обещал тебе пожизненно служить, как и мне?

– О нет. Фрейзе не считает меня знатной дамой. Он не хочет быть моим прислужником. Он спросил, не пожалела ли я, что сбросила его в грязь в Витторито. И я сказала, что, он, конечно же, прав.

– Ты перед ним извинилась? – уточнила пораженная Изольда. – Ты ведь никогда ни у кого не просишь прощения!

– А у него я попросила.

– И все?

– А еще я призналась Фрейзе, как я жалею, что тогда я отвергла его, даже не поцеловав.

– Ишрак! – притворно возмутилась Изольда. – Разве можно так говорить? Что он подумал о тебе?

– Это еще пустяки! Он спросил, можно ли ему теперь меня поцеловать.

– А как же иначе! Надеюсь, ты мягко ему отказала?

– Нет, – хладнокровно отозвалась Ишрак. – Мне и самой этого хотелось. Поэтому я сама его поцеловала.

Изольда едва не лишилась дара речи. Уронив гребень, она изумленно воззрилась на Ишрак, лицо которой отражалось в небольшом зеркальце.

– Ты его поцеловала?

Девушка кивнула:

– Да.

– Как ты могла такое допустить? Я понимаю, что ты обрадовалась благополучному возвращению Фрейзе – как и мы все, – но, Ишрак, ты просто потеряла голову! Как ты могла ему такое позволить? Слуге???

– Я ничего не разрешала. Я не «позволяла ему», как ты выразилась.

– Он тебя принудил? – ужаснулась Изольда.

– Нет! Я сделала это по своей воле.

Изольда заморгала:

– Но, Ишрак – а твоя честь?

Девушка встретилась с ошеломленным взглядом подруги.

– А! Честь!..

– Что ты хочешь сказать?

– Я вдруг почувствовала, что для меня нет ничего важнее того, что Фрейзе, которого я считала погибшим, выжил и вернулся к нам. Я считала, что он пропал без вести, а он вдруг появился, точно такой же, как и раньше. Я была счастлива… а остальное не имело никакого значения.

Изольда наморщила лоб:

– Если так, то тебе следовало подарить Фрейзе ленту для волос или какую-нибудь иную мелочь. Ты могла протянуть ему руку для скромного поцелуя. Но опуститься до такого, Ишрак! А как же твоя честь благородной дамы?

– Меня от этого тошнит, – нетерпеливо бросила Ишрак. – Суди сама, Изольда, – сегодня в церкви горожане усомнились в нашей репутации только потому, что мы мылись в озере, где обычно купаются местные ребята. Как будто самое главное – это то, как дама ведет себя в присутствии мальчишек! А я хочу, чтобы меня воспринимали, как человека, а не как вещь, которую можно спрятать в шкаф или запереть в сундуке! Один может прикасаться к моей руке, другому дозволено видеть мое лицо, а кому-то даже заговорить со мной нельзя. Если моя честь – нечто реальное, то она не может зависеть от того, смотрит ли на меня мужчина, прикасается ли он к моим пальцам или целует меня в губы. Если я порядочная женщина, то такой я всегда и останусь. И почему столь строгие запреты касаются именно женщин, а не мужчин?.. Какая разница, что я на себя надену и как я буду выглядеть для окружающих невежд! Дело в моем уважении ко мне самой – а не в том, какой меня видит мир, и не в том, что именно происходит. Я знаю себя и никогда не унижусь до греха, Изольда! Я не ставлю себя в неловкое положение и не совершаю поступков, которые считаю неправильными. Я добропорядочная женщина, независимо от того, закрываю ли я лицо вуалью и прячу ли под убором туго заплетенные волосы. Я решила, что могу, не поступаясь честью, подарить ему поцелуй, о котором он меня когда-то просил. Я очень этого хотела.

– Дама должна оставаться неприкосновенной до свадьбы! – напомнила ей Изольда то нерушимое правило, которое им обеим внушали с детства. – Муж должен быть уверен в том, что его невеста не знала другого. Никому не позволено приблизиться к даме до ее замужества! Допустим лишь поцелуй руки, Ишрак. Будущий муж должен быть уверен, что она не испытывала желания, не допускала прикосновений.

– Нет! – заявила Ишрак. – Ты – благородная дама и вступишь в брак с каким-нибудь знатным лордом. Но ты уже будешь знать любовь и испытывать желание.

– Не буду! – насупилась Изольда. – Я ни за что такого не допущу.

– Но в жизни есть нечто более важное, чем стремление соответствовать мужскому представлению о порядочной женщине! – воскликнула Ишрак. – Мы уехали из замка и сбежали из монастыря вовсе не для того, чтобы жить, как будто мы так и остались в заточении.

Изольда всплеснула руками:

– Мы должны жить согласно правилам, Ишрак! Нельзя уподобляться распущенным девицам, которые стоят на дороге. Нельзя жить так, словно у нас нет надежд на будущее! Мы должны уважать себя, Ишрак, – и потому вести себя покорно!

– Только не я! – открыто возразила Ишрак. – Я выбралась из замка и улизнула из женского монастыря. Я не собираюсь надвигать капюшон и не желаю носить вуаль. Я буду одеваться так, как пожелаю, и поступать так, как считаю правильным. Я буду целовать, кого захочу, – и даже лягу с кем-то, если мне захочется. Моя честь и моя гордость – у меня в сердце, а не в том, что болтают глупцы!

Изольда искренне расстроилась:

– Нельзя портить себе репутацию, Ишрак. Тебе нельзя становиться распущенной женщиной, покрывать себя позором.

– Никто меня позором не покроет, – гордо парировала Ишрак. – Именно я буду выбирать свой собственный путь – и решать, кого мне любить, а кому любить меня.

– Когда мы стояли в церкви перед Лукой и нас обвиняли в колдовстве, мы сказали всем, что мы – женщины с добрым именем! – воскликнула Изольда. – Поэтому мы и спаслись от расправы, Ишрак! Люди поняли, что мы не побежали на лесное озеро за парнями: они поверили, что мы порядочные дамы и нас не в чем упрекнуть. А если будешь столь легкомысленной, ты рискуешь всем. Ты совершаешь ошибку, Ишрак.

– В церкви мы спаслись исключительно благодаря словам паренька с конюшни – он-то как раз и сказал, что мы мылись и плескались в озере! – возразила Ишрак. – То, что ты – благородная особа из замка Лукретили, может, и впечатлит наивных простолюдинов, но в итоге ничего не означает. Если бы мальчишка не доказал, что мы ушли за городские ворота засветло и просто купались, нас бы сожгли на костре. И местным жителям было бы наплевать, сохранили ли мы девственность или нет! Нам надо самим пробивать себе дорогу: никто не расчистит нам путь лишь потому, что мы стараемся вести себя так, как подобает высокородным дамам.

– Тогда ты перестанешь быть надежной спутницей для меня, да и Лука придет в ужас! – бушевала Изольда. – Лука не захочет путешествовать с девицей, которая лишилась честного имени. Он не пожелает, чтобы ты находилась рядом с ним, если сочтет тебя обесчещенной. Он отправил бы тебя прочь, если бы узнал, что ты целовала его слугу!

– Неправда. Лука отлично знает, каково это – желать, чтобы тебя обняли. Он и сам не прочь почувствовать любящую поддержку. Когда он горевал на пристани, я прижимала его к себе.

– Что?! – выдохнула потрясенная Изольда.

– Я обняла его из жалости, когда он плакал, и меня не стыдили. Лука не счел меня обесчещенной. И я не видела ничего позорного в том, что он меня поцеловал.

Изольда ахнула:

– Что ты говоришь?

– Он не ужаснулся и не посчитал меня опозоренной.

– Он поцеловал тебя в губы? – взвизгнула Изольда.

– Нет! Ничего подобного! Как ты могла такое подумать? Он поцеловал меня легко, по-братски – в лоб.

– В лоб? – переспросила Изольда.

Ишрак начала раздражаться:

– А как это бывает, по-твоему? Он обхватил мое лицо ладонями и чмокнул меня в лоб – чуть ли не в капюшон. Честно говоря, я почти ничего не почувствовала из-за плотной ткани.

– Лгунья! Если бы он действительно пришелся на капюшон – вот тогда бы ты ничего не почувствовала! Отвечай, Лука целовал капюшон или твой лоб?

– А тебе какая разница?

– Лоб? – повторила Изольда.

– А разве это важно? Лука явно влюблен в тебя. Я обняла его, как сестра, прижимала к себе, пока он горевал о своем друге. Потом мы пошли к постоялому двору, и он опять поцеловал меня с нежностью: ведь мы оба тосковали по Фрейзе.

– Не так уж сильно ты сокрушалась по Фрейзе, если миловалась с другим мужчиной!

Ишрак изумленно вытаращила глаза, а затем сердито вскочила и задвинула табуретку под кровать.

– Что на тебя вдруг нашло? – грубовато спросила она. – Верещишь, как подколотый поросенок.

– Ты меня возмутила!

Голос у Изольды дрожал, как будто она собиралась расплакаться.

– И чем же? Тем, что обнимала юношу, который был в отчаянии? Или тем, что поцеловала парня, которого мы все считали погибшим?

– А он!.. Как он мог? Как мы поедем с ними… и вообще куда-то поедем – если ты и дальше будешь такой? Как ты сможешь завтра на них смотреть – ты, которая целовала не одного, а их обоих?

Ишрак едва не расхохоталась, но, взглянула на расстроенную Изольду и посерьезнела. Даже в неровном свете свечи было видно, что на бледных щеках девушки блестят слезы.

– Да ты плачешь! Изольда, это смешно. Что с тобой? Почему ты расстроилась?

– Мне невыносимо знать, что он тебя целовал! – вырвалось у Изольды. – Мне ненавистна эта мысль. Как ты смогла такое допустить! Я тебя ненавижу!

В комнате мгновенно воцарилась тишина. Девушки ошеломленно уставились друг на друга.

– То есть дело не во мне, не во Фрейзе и не в моей чести – а в Луке!

Изольда с размаху уселась на кровать, уткнувшись лицом в ладони, и кивнула.

– Значит, ты в него влюбилась, – констатировала Ишрак. – Понятно.

– Нет! Нет! Разве такое может быть?

– Ты злишься, что я его обнимала, а он обхватил мое лицо ладонями и поцеловал меня в лоб.

– Замолчи! – яростно набросилась Изольда на подругу. – Не хочу больше ничего слышать. Не хочу о таком думать. Не хочу себе представлять вас обоих! Мне жаль, что ты его поцеловала, а если ты сделаешь это снова – или если хотя бы подумаешь о том, чтобы его обнять, – нам придется расстаться. Я не смогу оставаться с тобой, если ты решишь стать…

– Кем же? – ледяным тоном осведомилась Ишрак.

– Потаскухой! – рявкнула Изольда.

Ишрак онемела. Она молча разделась, легла в кровать, натянула одеяло до подбородка и отвернулась от Изольды.

– Будь ты мужчиной, я бы ударила тебя за то, что ты назвала меня потаскухой, – сообщила она побеленной стене. – Но теперь я вижу, что ты обычная глупая ревнивая девчонка, которая боится, что у нее отнимут парня, который ей приглянулся.

Изольда ахнула, но отрицать ничего не смогла. Она сидела на краю кровати, уткнувшись лицом в ладони, и не шевелилась.

– Глупая девица, – горько добавила Ишрак. – Она и впрямь потеряла честь, подумав о подруге такое и сильно оскорбив ее. Ты глубоко ошибаешься. Я бы не стала отнимать у тебя мужчину, которого ты любишь, даже если предположить, что он сам был на все готов. Между прочим, я еще не забыла, что мы любим друг друга как кровные сестры – и наша любовь должна быть важнее того, что мы могли бы испытывать к какому-то мужчине. К случайному мужчине, – повторила Ишрак с нажимом. – Ты познакомилась с ним всего месяц назад. Имей в виду, что он обещан монастырю и монашескому ордену – и не имеет права никого никогда целовать. Подозреваю, что Луке, вероятно, нет дела до нас обеих. Но ты поставила свои глупые девичьи чувства выше нашей дружбы! И ты обвиняешь меня в бесчестии – а вдобавок мерзко меня обзываешь! Значит, теперь ты мне не сестра, Изольда, хоть я всю жизнь и любила тебя как родную. При первом же появлении привлекательного юноши ты превратилась в соперницу. В девчонку, которая потеряла голову! Ты не годишься мне в сестры и не достойна моей любви, – заключила она глухим голосом.

Ишрак услышала рыдание у себя за спиной, но не повернулась к Изольде.

– Поэтому именно ты себя и обесчестила! – с жаром продолжила Ишрак. – Ведь ты влюбилась в мужчину, который несвободен и не обращался к твоим родным, чтобы попросить твоей руки и жениться. Какая же ты дура!

Ответом ей был только сдавленный вздох.

– Доброй ночи, – отчеканила Ишрак.

Она закрыла глаза и моментально заснула. Изольда опустилась на колени у изножья кровати и стала молиться, чтобы Бог простил ей грех ревности и то, что она жестоко и несправедливо разговаривала со своей лучшей подругой. А потом она весьма неохотно… признала истину – и начала молиться о том, чтобы ей был прощен смертный грех вожделения.

* * *

На следующее утро девушки были подчеркнуто вежливы друг с другом, но почти не разговаривали. Лука и Фрейзе пребывали под радостным впечатлением от воссоединения и совершенно не заметили накаленной атмосферы. Брат Пьетро скептически посмотрел на двух юных особ и подумал, что они, как и все женщины – переменчивы, словно ветер, и столь же необъяснимы. Казалось бы, сейчас они должны ликовать от того, что их любимчик Фрейзе вернулся, а они были мрачными и молчаливыми. Разумеется, Господь сотворил их исключительно для того, чтобы они досаждали мужчинам и ставили их в тупик! Разве можно сомневаться в том, что женщины во всем уступают мужчинам, которых Бог сотворил по своему Образу и Подобию – а потом дал им власть, дабы направлять слабых созданий на путь истинный? Можно только благодарить Господа за то, что Он избавил Своего покорного слугу от женского общества! Как хорошо, что Бог укрыл брата Пьетро за оградой веры и привел его в орден, куда допускаются только мужчины!

После завтрака Фрейзе направился к пристани, чтобы проверить готовность корабля, на котором они собирались отплыть. Лука, брат Пьетро и Изольда пошли в церковь, чтобы присутствовать на утренней службе. Изольда исповедалась отцу Бенито, а затем встала на колени, закрыла лицо ладонями и всю мессу молилась, не поднимая головы. Когда месса закончилась и мужчины простились со священником, она даже не посмотрела в их сторону.

Лука и брат Пьетро решили не беспокоить Изольду и побрели к постоялому двору.

Фрейзе встретил их на пороге гостиницы. Выглядел он очень обеспокоенным.

– Мы не можем отплыть на корабле в Сплит, – сообщил он. – Я отыскал человека, который только что вернулся оттуда. Город полностью разрушен! Окрестности усеяны разбитыми судами, вырванными с корнем деревьями и развалившимися лачугами. Поля с пшеницей погибли, амбары и даже подвалы отсырели насквозь! И так – на многие мили вокруг! Волна в Сплите была гораздо мощней, чем в Пикколо, – в тех краях не осталось ни единого уцелевшего дома, а люди голодают, потому что соленая вода испортила продукты. В общем, на другой берег нам нельзя.

Лука понурился:

– Я должен был все предусмотреть! Что я за дурень! Конечно же, пострадал не только Пикколо! Если море встало на дыбы, то и прибрежные деревеньки затопило!

Юноша замолчал, лихорадочно обдумывая слова Фрейзе, и наконец повернулся к брату Пьетро.

– Надо понять, какой из городов пострадал сильнее всего! Тогда мы сможем выяснить, где появилась волна, – сказал Лука. – Если Ишрак права и это действительно похоже на камень в миске, то волна могла быть самой высокой и разрушительной ближе к месту своего зарождения, верно? А уж затем она стала откатываться назад и немного ослабела. Если бы это мы точно узнали, мы бы догадались, откуда она пришла.

– Ты прав, – признал брат Пьетро, – но…

Неожиданно все вздрогнули: тревожный колокол на сторожевой башне порта зазвонил. То были быстрые удары набата, страшные для жителей Пикколо. Люди, которые находились возле пристани, встрепенулись и принялись переговариваться между собой.

– Нет! – воскликнул брат Пьетро. – Боже, избавь нас от новой волны!

– Где Изольда? – встревоженно крикнул Фрейзе. – Где вы ее оставили?

– В церкви! – ответил Лука. – Бегите туда, поднимайтесь как можно выше!

Из постоялого двора высыпали все, в том числе и хозяин гостиницы.

– Почему ударил набат? – спросил у него Лука. – Приближается еще одна волна?

– Нет! – возразил хозяин гостиницы. – Смотри: на охранной башне уже поднимают сигнальный знак – он предупреждает нас о работорговцах!

И мужчина истошно заорал, чтобы его услышали люди, которые в панике метались по двору.

– Господи милосердный: к нам плывет галера работорговцев! Слушайте меня! Опомнитесь! Не бегите наверх! Это не волна, а налет! Стража! Занимайте места в форте!

Лука потемнел лицом.

– Налет? – пробормотал он. – Очередная беда? Как раз после того, когда в море погибло столько детей?

Мужчины Пикколо побежали к невысокой башне, охраняющей вход в гавань, оповещая своими криками встречных. Женщины помчались по домам, громко созывая детей. По всему Пикколо хлопали двери: испуганные семьи запирались в лачугах и амбарах.

На пристани показалась запыхавшаяся Изольда.

– Отец Бенито сказал, что в порт заходит галера работорговцев! – с трудом выговорила она. – Он увидел ее с колокольни.

– Быстрей в гостиницу! – заявил Лука.

Через несколько минут они ворвались в обеденный зал постоялого двора. Хозяин гостиницы уже доставал из буфета пугающего вида мушкет и коробку с порохом. Фрейзе невольно попятился от опасного оружия.

– А он не слишком вымок? Он сможет стрелять? – поинтересовался Лука. – А нельзя ли его просушить на огне?

– Нет-нет! – поспешно воскликнул Фрейзе. – Не стоит!

Лука повернулся к девушкам:

– Вам надо подняться наверх и запереться. Мы пойдем к форту и постараемся помешать работорговцам высадиться.

– Спрячьтесь-ка лучше в бельевой вместе с моей женой и малышкой! – сказал хозяин. – Можно поштопать белье, пока ждете. Вас там никто не найдет.

Девушки собрались возразить, но Лука вскинул руку:

– Вам с нами нельзя. Что, если работорговцы вас увидят и захватят? Послушайтесь совета этого доброго человека!

Изольда обиженно смотрела, как он повернулся к Ишрак, явно рассчитывая на ее помощь.

– Возьми с собой какое-нибудь оружие, на случай их появления, – тихо произнес Лука. – Ножи из кухни, топор со двора. И не открывай двери, пока не убедишься, что все спокойно.

– Конечно, – сразу ответила Ишрак и умчалась в кухню.

– Иди, – негромко попросил Лука Изольду. – Я ничего не смогу делать, если не буду уверен в твоей безопасности.

– А Ишрак? – отрывисто произнесла она, испытывая Луку. – Ты доверяешь ей нашу защиту?

– Да, – подтвердил Лука.

Он искренне удивился, когда Изольда резко развернулась и выбежала из зала, даже не пожелав ему удачи.

Лука, Фрейзе, брат Пьетро и хозяин гостиницы направились к пристани.

– Нам тоже следует найти какое-нибудь укрытие, – проворчал брат Пьетро. – Нам нечем сражаться.

– Я вышел бы против них и с голыми руками! – воскликнул Лука. – Мне хватило бы и молотка!

Фрейзе и брат Пьетро испуганно переглянулись и ускорили шаг.

Хозяин гостиницы остановился на пристани и, прищурившись, посмотрел вдаль. Мимо него проталкивались мужчины – они бежали по направлению к сторожевой башне, у дверей которой раздавали пики. С полдюжины самых крепких горожан наваливались на деревянный шпиль. Тот заскрипел, пришел в движение и начал поднимать погруженную в воду цепь: она должна была протянуться через вход в гавань, перегораживая его.

– Не похоже на налет рабовладельцев, – озадаченно вымолвил хозяин гостиницы. – Они никогда еще так медленно не подходили. И у них на форштевне[9] – белый флаг. Может, у них какая-то поломка? Они плывут прямо в нашу гавань, но еле-еле, и на палубе я не заметил пушку. По-моему, это не набег.

– Может, уловка? – недоверчиво предположил Лука, наблюдая за пока еще далеким кораблем, который неумолимо приближался к Пикколо. – Работорговцы на все способны.

Они быстро зашагали к форту, где суетился какой-то пожилой мужчина. Он отдавал приказы собравшимся возле башни горожанам.

– Капитан Гаскон, это нападение? – спросил у него хозяин гостиницы.

– Я готов и к нападению, – сурово ответил тот. – Рассказывайте, что они делают.

Лука встал на край причала и только теперь четко разглядел корабль, который плавал в его кошмарах с той поры, когда юноша узнал о том, что его родителей захватили в плен. У судна был узкий корпус, который доходил почти до кромки воды, а с обоих бортов торчали десятки весел, расположенных двумя рядами друг над другом. Рабы гребли неторопливо, но безупречно дружно. Лука прислушался и даже сквозь шум, царивший на пристани, различил ровное биение барабана, который задавал гребцам ритм. Страшный штырь выдавался прямо из носа корабля, словно готовый вспороть небо, но на этом смертоносном навершии временным знаком мирных намерений развевался белый шарф.

Первый парус оказался опущен и туго притянут к мачте, но Лука заметил, что второй парус – в центре корабля – сорвало, сломав при этом мачту. Ее сбросили, но вдоль борта еще плыли веревки, а основание мачты торчало неровным сломом. На корме галеры, на приподнятом помосте, стоял капитан и держал в руке белое полотнище, так что просьба о переговорах буквально развевалась и впереди, и позади.

Корабль как ни в чем не бывало приблизился к тяжелой цепи. Барабанный бой изменился, и весла легко затрепетали, удерживая галеру на месте, несмотря на стремительный прилив. Теперь судно качалось на пенных водах бухты, как будто рассчитывало на то, что хоть какой-то город во всем христианском мире по доброй воле впустит галеру в гавань.

– Что они делают? – закричал капитан, заряжавший в форте единственное действующее оружие, старую кулеврину[10].

– Неподвижно стоят у цепи! – ответил Лука. – Похоже, рассчитывают, что мы их пропустим!

Сердце у него бешено колотилось при виде корабля, внушающего ужас портам и речным поселениям Европы.

Каждый год оттоманские рабовладельческие галеры или берберские пираты брали в плен тысячи людей. Из-за набегов жители бросали целые города, а множество деревень оказывались разоренными. Набеги рабовладельцев стали проклятием и бедствием прибрежной Европы. Они случались везде, от Африки до Исландии: ночью галеры незаметно проплывали вверх по рекам и входили в бухты, а воины налетали на одинокие хутора и похищали крестьян. Иногда они врывались в города, захватывали ценности и сжигали деревянные дома дотла. Семьи навсегда разбивались из-за зверств работорговцев. Лука тоже пострадал от их рук. Юношу, остававшегося в монастыре в безопасности, известие об исчезновении отца и матери ранило едва ли не сильнее, чем если бы он узнал об их смерти. С тех пор Лука постоянно терзался мыслью, что его мать, возможно, превратилась в рабыню в богатом мусульманском владении или – что еще хуже – надрывается в полях, а может, стала жертвой своего хозяина. Он думал, что его отец, наверное, трудится на такой же галере, как и эта, прикованный цепью к веслу. Может, он и сейчас гребет день за днем, не вставая с места, и сидит в собственных испражнениях под палящим солнцем… Что, если он уже приучен, как покорный мул, налегать по команде на весло, пока его сердце не откажет от напряжения? Лишь когда он умрет, его раскуют, а изможденное тело вышвырнут за борт…

– Лука! – Брат Пьетро тряс его за плечо. – Лука!

Юноша опомнился: оказывается он, полный ненависти, так и взирал на галеру.

– Но откуда мне знать… может, мой отец оказался в рабстве на таком же корабле, – пробормотал он. – Надо бы взять пику.

Из форта вышел капитан с древней кулевриной и горящим фитилем.

– Подержи-ка! – приказал он, сунув оружие в руки оторопевшему брату Пьетро.

– Да я ведь не могу…

– Чего тебе надо? – крикнул капитан через бухту, сложив руки у рта рупором. – Я навел на твою галеру пушку!

– Правда? – удивился Фрейзе.

– Нет, – признался капитан. – В Пикколо издавна не было пушек. Но я надеюсь, что на галере об этом не знают.

– Но они могут плыть и с пробоиной! – злобно бросил Лука. – А если бы у вас и впрямь имелась пушка и вы бы выстрелили и попали в галеру, она бы все равно поплыла дальше. Галеры остаются на плаву, даже набрав воды. Они непотопляемые.

– Можно мне отдать вам оружие? – пролепетал брат Пьетро, протягивая капитану кулеврину и дымящийся фитиль. – Право, я совершенно не обучен…

Фрейзе неожиданно отнял кулеврину у монаха.

– Мне нужна мачта и новый парус! – крикнули им в ответ на безупречном итальянском. – Я хорошо вам заплачу!

Гаскон посмотрел на Луку.

– Похоже, они не лгут.

– Им нельзя верить, – возразил Лука. – Не впускайте их в гавань.

– А как ваша мачта сломалась? – проорал Гаскон.

Ему ответили после паузы.

– Ужасная волна! – наконец донеслись до них слова капитана галеры. – Она накрыла нас по воле Аллаха. Мы видели ее следы по всему берегу. Мы с вами одинаково беспомощны перед величием стихии. Мы – моряки, как и вы! Каждому из нас порой нужна помощь. Впусти нас в бухту для ремонта корабля, и я не забуду, что ты стал мне братом по морю!

При упоминании мусульманского Бога брат Пьетро перекрестился.

– Вы видели плывущих детей? – крикнул капитан Гаскон.

– Помоги им Аллах, да будет благословенно Его имя! Да, мы их видели, но мы шли по ветру, а парус сорвало. Мы смогли помочь только двоим! Мы вытащили их на борт и спасли. Мы их вам отдадим, если вы принесете нам мачту и парус!

– Пусть их покажут, – заявил Лука.

– Покажите их нам! – крикнул командующий фортом.

Капитан галеры наклонился и обратился к кому-то в центре палубы. Матрос поднял двух детей на настил и подтолкнул их поближе к носу. Цепляясь друг за дружку, они повернули перепуганные бледные лица к берегу.

Командующий фортом переглянулся с Лукой.

– Нам надо вернуть детей! – выпалил Лука.

– С чего бы нам тебе помогать? – крикнул Гаскон, продолжив переговоры. – Ты – наш враг!

Мусульманин жестом приказал продолжать грести веслами так, чтобы галера оставалась у самой цепи – барабан без устали отбивал мерную дробь.

– Потому что нам всем приходится выходить в море! – прямо ответил он. – Мы хотим перемирия! Мы, как и вы, столкнулись с более страшным недругом – с морем! Если нам продадут мачту и парус, мы щедро за них заплатим. А детей вернем даром!

– Тогда поклянись, что никогда не будешь грабить наш город! – проорал капитан Гаскон. – Никаких налетов!

Мусульманин пожал плечами:

– Вы этого знать не могли, но я рабов не захватываю! Я путешествую и вообще никогда не граблю.

– Тогда прикажи, чтобы рабовладельцы не грабили наше поселение!

– Я могу их попросить.

– Поклянись, что убедишь рабовладельцев больше никогда здесь не появляться! – упорствовал Гаскон.

– В течение года! – предложил свой вариант мусульманин.

– Десять лет! – потребовал командир форта.

– Два года.

– Пять.

– Ладно! – согласился тот. – Решено – пять лет!

– А вместо платы за мачту пусть отпустит всех рабов с галеры! – предложил Лука.

Капитан Гаскон не спешил согласиться.

– Деньги тебе не нужны, – сказал ему Лука. – Да и плата за мачту и парус будет маленькой. Это такой счастливый случай! Пусть хоть кто-то из несчастных увидит своих родных!

– У тебя на веслах есть христиане? – рявкнул Гаскон.

– Конечно.

– А итальянцы?

Над водой раздался короткий крик с мольбой о помощи – и до всех донесся звук сильного удара.

– Может, и есть! – настороженно произнес мужчина, стоявший на корме. – А что?

– Ты должен их отпустить, а мы отдадим тебе мачту и парус даром.

– Я не могу отпустить всех – иначе некому будет грести, и мы не сможем вернуться домой, – убедительно возразил мусульманин.

– Вы сможете идти под парусом! – не выдержал Лука, прервав переговоры в порыве ярости. – Вы будете плыть: мы ведь дадим вам мачту и паруса! А гребцы должны получить свободу! – Он почувствовал, что его трясет от злости, и запоздало понял, что выбежал из-за защиты стен форта. – Извини, – сказал он капитану, кинувшись обратно. – Мне не следовало вмешиваться.

Лука отошел к Фрейзе.

– Это невыносимо! – тихо пожаловался он. – Может, на их проклятом корабле страдает мой отец! Может, именно сейчас он крикнул, что он из Италии, а потом его ударили.

– Помоги ему Господь, – отозвался Фрейзе и посоветовал командиру форта: – Пусть галера будет около гавани. Мы принесли бы мачту и парус к шпилю, чтобы она не пересекала цепь. Думаю, будет безопаснее не подпускать их близко к Пикколо. Может, они несут чуму – не говоря о том, что этот народ верностью не отличается, когда речь идет о дружбе. Не то что бы я хотел придираться…

– Отгребите вон туда! – распорядился Гаскон, указывая в сторону открытого моря. – Можете пришвартоваться у самого края. Оставайся там, где нам будет видно галеру, и смотри, не вздумай обмануть нас! Мы дадим тебе мачту и парус, а ты отпустишь всех итальянцев, которые сейчас у тебя! Договорились?

Рабы из других стран застонали.

– Прислушайся к ним! – потребовал Лука. – Они мучаются!

– Я отпущу десять мужчин-итальянцев, – пообещал мусульманин.

Барабан продолжал стучать, словно биение сердца. Море покачивало галеру, но ее капитан непринужденно держал равновесие, как танцор. Минуту спустя гребцы умело подвели судно к условленному месту – и теперь галера оставалась неподвижной, несмотря на волны и течение.

– Нет, отпусти всех! – произнес непреклонный Гаскон. – Вы похитили наших людей, а теперь вы требуете от нас помощи! Вы должны вернуть нам всех итальянцев.

На галере воцарилась тишина.

– Или убирайтесь! – завопил Лука. – Может, волна поднимется снова и вы не сумеете с ней сладить! Она унесет вас в ад!

Капитан галеры расхохотался.

– Что вы знаете про волну? – спросил он.

– У нас есть ученые люди, – с достоинством ответствовал Гаскон. – Этот юноша – расследователь из Рима. Он прекрасно разбирается в том, что происходит на море, на суше и на небесах.

– Он читал Платона? – насмешливо осведомился капитан рабской галеры. – Или Плиния?

Командир форта с надеждой посмотрел на Луку. Тот скрипнул зубами и покачал головой.

– Они согласны с такой платой за мачту? – подсказал ему ответ Фрейзе.

– Вам наша помощь нужна? – крикнул Гаскон. – Цену мы назвали.

Капитан галеры что-то пробормотал себе под нос и громко ответил:

– Я согласен!

Он отдал какой-то приказ, и весла моментально заработали только с одного борта корабля, в то время как гребцы второго удерживали их в воздухе. То был действительно великолепный маневр – Лука не мог не признать идеальной управляемости галеры, хоть и продолжал взирать на нее с ненавистью. Корабль развернулся и послушно заскользил к швартовке, на которую указывал Гаскон. Весла со стороны берега сложились, будто скелет чудовищного крыла, позволяя судну приблизиться к берегу. Двое мужчин спрыгнули на сушу и приняли концы с носа и кормы.

– Ступайте к парусных дел мастеру! – приказал Гаскон своим людям в форте. – Возьмите у него треугольный парус. Скажите, что с ним мы рассчитаемся позже. А вы бегите на верфь: пусть оттуда принесут мачту. Поторопитесь, ребята! Объясните им, в чем дело! Я хочу, чтобы эти негодяи побыстрее вышли в море и убрались отсюда восвояси! – Гаскон повернулся к Луке и брату Пьетро и спросил: – Может, вы присоединитесь ко мне и проследите, чтобы гребцов освободили?

– Конечно, – сразу согласился Лука.

– Я тоже пойду, – произнес Фрейзе.

Брат Пьетро колебался.

– Мы путешествуем с молодой особой, находящейся под нашей защитой, – заявил он. – Она не подчиняется заветам христианской церкви, но она образованна и знает языки. По-моему, она читала… э… Платона. Возможно, она говорит на арабском. Было бы полезно захватить ее с собой, на тот случай если они попытаются мошенничать.

– Мусульманка? – возмутился капитан Гаскон. – Вы, церковники, путешествуете с еретичкой?

– Она – рабыня благородной дамы, которую мы сопровождаем к сыну ее крестного отца, – нашелся Лука.

– А, рабыня! – успокоился капитан. – Тогда все в порядке. Приведите ее сюда.

– Она окажется в опасности, – негромко сказал Лука, взглянув на брата Пьетро. – Что будет, если они попытаются ее захватить?

– Она же все равно в рабстве, – рассудительно возразил капитан Гаскон. – Вам-то какая разница? А ваш друг прав: она сможет их подслушать и предупредить нас, если они пойдут на обман.

– Я ее позову! – предложил Фрейзе, отдавая кулеврину капитану.

Юноша рысцой добежал до постоялого двора и вернулся с Ишрак.

Девушка преобразилась. На ней была выданная хозяйкой гостиницы одежда мальчишки-конюха: грязные штаны, мешковатая рубаха и кожаная куртка. Свои длинные густые волосы Ишрак спрятала под широкополую шляпу, сильно надвинутую на лоб и почти целиком скрывающую ее нежное лицо. Лишь стройные лодыжки над грубыми башмаками могли выдать ее истинный облик внимательному наблюдателю.

Ишрак мигом встала у Фрейзе за спиной и затаилась, словно испуганный паренек.

– Она? – уточнил капитан.

Нарисованная его воображением красавица из личного гарема Луки исчезла.

– Да, – подтвердил Лука и обратился к Ишрак: – Держись подальше, а если что-то пойдет не так, беги прочь и спрячься на постоялом дворе. Доберись до безопасного места, а мы последуем за тобой. В первую очередь спасайся сама. Но слушай, о чем они будут говорить. Ты ведь знаешь арабский?

– Да, – произнесла Ишрак.

– Предупреди нас, если они только притворяются, что согласились на наши условия, а сами задумали нечто плохое. Когда ты услышишь, что они строят козни против нас, дай мне знак, Ишрак, и просто дерни меня за рукав. Я буду начеку. Они утверждают, что им нужна наша помощь, но они – чудовища. Настоящие демоны.

Темные глаза Ишрак блеснули из-под полей шляпы.

– Они – мои соотечественники, – напомнила она Луке. – Они вовсе не демоны.

– С тобой они никак не связаны. И они – демоны, – убежденно повторил Лука. – Работорговцы с такой же галеры схватили моего отца и мать и разорили нашу ферму. А сейчас я даже не знаю, живы ли мои родители или нет.

Ишрак потянулась к нему, но, вспомнив ревнивую злость Изольды, поспешно спрятала руки в карманы.

– Я готова, – вымолвила она.

Фрейзе и Лука встали по обе стороны от Ишрак. Тем временем к форту подошли мужчины, которых Гаскон послал к парусных дел мастеру: на плечах они несли тяжелый скатанный парус. Вдали на пристани показались еще дюжина горожан: они тащили к форту длинную мачту, уложенную на канаты.

Капитан Гаскон вышел им навстречу.

– У всех с собой ножи? – спросил он. Ему ответили молчаливыми кивками. – Не вынимайте оружие без моего сигнала, – приказал он. – Если они будут вести себя мирно, то мы сделаем то же. Если что-то случится, отступайте. – Обратившись к Ишрак, он добавил: – Обязательно предупреди нас, если что-то заподозришь.

– Я поняла, – сказала Ишрак.

Гаскон перевел взгляд на Луку:

– Ты готов, расследователь?

Лука утвердительно склонил голову, и вся процессия двинулась мимо форта к тому участку пристани, где заканчивался мол и стояла галера. Корабль удерживали у каменной стены двое помощников капитана. Один из них был широкоплечим чернокожим великаном с берегов Бенина: его лицо выражало абсолютное равнодушие, хотя глаза пристально вглядывались в приближающихся людей. Вторым был высокий белый мужчина со светлыми волосами и голубыми глазами. Капитан галеры – юноша лет восемнадцати – теперь стоял на корме корабля, рядом с ним находился и барабанщик.

Капитан был облачен в синие парчовые шаровары и короткие сафьяновые сапожки. Его белую полотняную рубашку с пышными, развевающимися по ветру рукавами украшала богатая вышивка. Надетый поверх нее жилет усыпали драгоценные камни. На поясе у юноши крепилась кривая сабля, а завершал его наряд странный головной убор, несказанно изумивший Луку. Это был туго свернутый белый тюрбан с гигантским рубином и длинным белым пером цапли.

Сам капитан был смуглый с угольно-черными глазами. Он щурился на ярком солнце, глядя на бухту и дожидаясь, чтобы к галере подошли христиане-переговорщики в сопровождении тех, кто нес парус и мачту. Юноша производил впечатление молодого человека, который наслаждается собственной силой и уверенностью, привык отдавать приказы другим и никогда не знал поражений. И еще Лука понял, что он ослепительно хорош собой.

Лука, командующий фортом, Фрейзе и Ишрак встали на краю мола и заглянули внутрь галеры. Зрелище потрясло их. К каждому веслу было приковано по два человека, а всего весел оказалось сорок или пятьдесят. И это только на верхней палубе. На нижней к веслам тоже были прикованы мужчины в лохмотьях. Палящее солнце и море сделали свое дело, и теперь их кожа задубела и приобрела темно-ореховый оттенок. Они сидели в собственных испражнениях и тупо дожидались очередной барабанной дроби.

Лука вскрикнул и попятился, прикрыв нос и рот от вони и стараясь подавить позывы на рвоту.

– Вы поможете нам с мачтой? – осведомился капитан галеры.

Ишрак внимательно прислушивалась к говору юноши и вглядывалась в двух матросов, стоящих на берегу. Она пыталась прочитать их намерения, определить, не планируют ли они какой-нибудь обман или хитроумную уловку. Она украдкой сбросила с ног тесные башмаки: если понадобится убегать или драться, спотыкаться было нельзя!

– Сначала освободите итальянцев, – произнес Лука.

В каждом его резком слове ощущалась ярость.

– Ты здесь главный? – вежливо поинтересовался мусульманин, чуть наклоняя голову. Громадный рубин на его тюрбане сверкал на солнце. – Тебя назвали расследователем? Ты из Рима?

– Я – гость города Пикколо. Командует обороной капитан, – объяснил Лука.

– Ты путешественник?

Лука кивнул.

– Назначен папой римским?

– Я папский расследователь, – подтвердил Лука. – Но тебя не касается моя миссия. Что ты тут делаешь?

– Я тоже проводил расследование. Меня интересуют прибрежные укрепления.

Ишрак подалась к Луке.

– У него очень высокий чин, – прошептала она. – Об этом свидетельствуют рубин на тюрбане и драгоценные камни на жилете.

– И куда ты направляешься? – спросил Лука.

– Возвращаюсь домой, – ухмыльнулся юноша. – Теперь мы называем его домом. Вы называли его Константинополем, а мы нарекли Истанбулом. Можешь сказать почему?

Новое название, данное неверными великому христианскому городу, заставило брата Пьетро возмущенно зашипеть и перекреститься. Капитан галеры громко расхохотался.

– Мы взяли название из греческого.

Лука, которого не учили древнему языку, скрипнул зубами, досадуя на собственное невежество.

– По-гречески «истимболин» означает «в городе». Бывший Константинополь заняли мы – и теперь мы его никогда не оставим. Вот мы и назвали его «В-городе».

– Как твое имя? – спросил Лука.

– Раду-бей, – ответил юноша. – А твое?

– Лука Веро.

– Священник?

– Послушник.

– Ясно! – воскликнул капитан галеры, внезапно озаренный догадкой. – Ты из тех, кому приказано вести расследования для тайного ордена. Ты станешь слугой ордена Тьмы.

Лука заморгал и переглянулся с братом Пьетро.

– Что тебе известно об ордене Тьмы? – спросил он.

– Гораздо больше, чем ты мог бы подумать. Я прав?

– Я не собираюсь обсуждать мои дела.

– Ты встречался со своим командиром или с кем-то из других расследователей?

Лука постарался сохранять спокойствие.

– Вероятно, он ничего толком не знает об ордене, – пробормотал капитан себе под нос. – Хотя на месте его командиров я бы поступил точно так же и держал бы юнца в неведении.

– Он сказал: «Вероятно, он ничего толком не знает об ордене. Хотя на месте его командиров я бы поступил точно так же и держал бы юнца в неведении», – прошелестела Ишрак Луке на ухо.

– Прежде всего – дети, – произнес Лука.

Взмокшие жители Пикколо бросили деревянную мачту рядом со скатанным парусом.

– Ты заберешь их, даже если они не захотят идти с тобой? – спросил Раду. – Заберешь против их воли?

– Разумеется, нет. Но с чего бы им захотеть отправляться с тобой на рабский рынок?

– Но их не будут превращать в рабов! Они станут янычарами. Лучшими на свете воинами. Они смогут сделать карьеру в мусульманской армии и будут командирами. – Раду улыбнулся Луке, как будто приглашал разделить с ним удачную шутку. – Когда мы покорим Италию, именно они станут во главе войска захватчиков и будут праздновать победу. Кроме того, любой из них сможет занять должность коменданта и вернуться домой господином. Он сможет войти в собственную деревню и жить в соседнем замке, сменив лорда-христианина. Полагаю, что они предпочтут столь блестящее будущее пахоте или чистке стойл.

Проигнорировав реплику Раду, Лука обратился к детям:

– Вы можете сойти на берег! Я помогу вам вернуться домой. Вы спаслись от потопа чудом! Хотите увидеть своих родителей и служить Господу?

– Они – братья, – заметил Раду, наблюдая за Лукой и детьми. – Отец каждый день бил их, а мать морила голодом. Поэтому они и убежали из дома. Не думаю, что ты их уговоришь!

– Я могу устроить вас в монастырь, – предложил Лука. – Вы будете жить и трудиться в церкви. Именно так рос я сам и мой друг, Фрейзе. В монастыре было неплохо. Нас хорошо кормили, нас учили.

– Но греческому тебя не научили, – с издевкой напомнил ему Раду.

– Это не имеет значения, – с раздражением ответил Лука.

Парнишки явно не знали, что делать.

– Нас с братом захватили оттоманы, но наши пути разошлись, – обратился к мальчишкам Раду. – Так что, послушайте меня – мы можем стать для вас примером. Брат отправился домой к христианам и стал одним из величайших полководцев. Вы могли бы выбрать его путь и подняться так же высоко, как он. Я уверен, что, если вы сойдете на берег, эти люди найдут для вас надежный дом. Я же – в отличие от брата – остался в империи – и теперь я такой же великий полководец, как и он. Однако еда у меня вкуснее, чем у него, одеваюсь я гораздо лучше, да и нахожусь на стороне победителей. Оттоманская империя покоряет мир: наши границы с каждым годом расширяются. Выбирайте, что вам ближе! По воле случая – из-за того, что у нас сломалась мачта и порвался парус – вы можете сами принять решение. Мало кому из мальчишек так сильно везет. Это голос судьбы, предначертание. Забавно, не правда ли? Похоже, фортуна наконец-то вам улыбнулась.

– Мы останемся с тобой, – решил старший паренек, глядя на привлекательное лицо Раду. – Но ты обещаешь не продать нас в рабство?

– Вас поселят в турецкой семье, где вас будут вдоволь кормить и займутся вашим образованием. Вам придется усердно трудиться, но вас будут муштровать, как солдат. Вам будет запрещено жениться и выбирать иной путь, кроме воинского. Когда вы подрастете и окрепнете, вы окажетесь в армии и станете служить султану Мехмету Второму, как и я. Его войска расположились от Валахии до Армении, а вы, несомненно, пойдете на христианские страны: к воротам Вены и дальше, на Париж, Рим, Мадрид, Лондон. С каждым годом мы продвигаемся все дальше. Христиане постоянно терпят поражения и отступают перед нами. Думаю, вы станете сражаться под моим командованием и собственными глазами увидите триумф султана Мехмета. Кстати, христиане и сами говорят, что для них наступает конец света. Они предсказывают, что земная жизнь заканчивается – это мы ее закончим!

– Мы никогда не будем побеждены! – перебил его Лука. – Ты обманываешь детей! Нас нельзя сломить, а вам не въехать в Вену, ибо мы – под дланью Божьей!

– Иншалла, мы все под дланью Божьей, – парировал мусульманин. – Но ведь и ты должен понять, что наши с тобой верования не влияют на то, кто одерживает вверх. Ты же сам видишь, что победа за нами.

– Мы никогда не откажемся от своей веры!

– А мы и не просим. Верьте во что хотите. Можете даже молиться в ваших храмах. Но именно мы будем править миром.

– Возвращайтесь домой! – воскликнул Лука, протягивая парнишкам обе руки, словно приглашая спрыгнуть на берег.

Старший из братьев покачал головой.

– Спасибо тебе, – вежливо произнес паренек, – но Раду спас нас от потопа и сделает из нас храбрых воинов. Мы будем с ним.

– Разве вам не хочется увидеть дом? Мать и отца?

– Совершенно не хочется, – заявил мальчик. – Они обращались с нами хуже, чем с собаками. Мы найдем себе другое жилище.

Лука отступил и повернулся к брату Пьетро.

– Кончено, – уныло пробормотал он. – Я дважды подвел этих детей. Сначала я не догадался, что на Пикколо обрушится волна, а теперь не могу помешать им продать души дьяволу.

Раду ухмыльнулся:

– Ободрись, расследователь. Галерные рабы не пожелают оставаться со мной. Они все твои, бедняги. Но сперва мне нужно их расковать. Мне придется спуститься к ним вместе с матросами.

Командующий фортом покосился на Луку. Юноша молча смотрел на детей.

– Хорошо, – сказал Гаскон, крепче сжимая свою кулеврину. – Только без фокусов.

Раду-бей кивнул барабанщику, и тот, обнажив внушительный клинок, настороженно встал у капитана галеры за спиной. Он рявкнул какой-то приказ на арабском. Лука посмотрел на Ишрак, и девушка, кивнув, прошептала:

– Он сказал: «Кто тут итальянец?».

Несколько мужчин подняли головы и выкрикнули на своем родном языке:

– Эккоми! Я!

Один из гребцов отозвался чуть позже остальных.

– Дове сеи нато, претенденте? – гаркнул Раду-бей.

Он осведомился о том, где родился последний из назвавшихся.

Мужчина с трудом понял это простое предложение.

– Наполи, – пролепетал он, называя прибрежный город Неаполь, но произнеся ответ с подозрительной заминкой и испанским акцентом.

– Не думаю, – скептически произнес Раду-бей.

Мужчина понурился, не скрывая отчаяния.

– Нужно спасти их! – не выдержал Лука, наблюдавший за обреченным. – Всех рабов! Надо напасть на галеру и даровать им свободу!

– Нельзя, – возразил капитан Гаскон. – Их слишком много.

Он указал на корабль: между рабами сидели свободные – янычары Оттоманской империи, готовые вступить в бой по приказу Раду-бея. По центру галеры встали их товарищи, вооруженные кто большими, а кто – абордажными саблями. За поясами у них виднелись пищали.

– На носу есть пушка, – добавил Гаскон. – Сейчас ее откатили и спрятали, но она наверняка заряжена и может выстрелить в любую минуту. Они остались без мачты, но легко могут вывести корабль в море и начать сражение. Я буду рад, если Раду-бей сдержит свое обещание и мы без проблем получим итальянцев.

– Мой отец может оказаться рабом в таком же аду! – с мукой проговорил Лука.

– Давай сделаем то, что возможно сегодня, – тихо посоветовал Фрейзе. – Постараемся освободить часть людей, а позже подумаем об остальных.

Раду-бей неспешно двигался между рядами гребцов, поворачивая ключи то в одном замке, то в другом. Мужчины поднимались на ноги, страшась вооруженных янычаров, которые не сводили с них глаз. После этого освобожденные, послушно положив руки на головы, шли мимо своих сотоварищей. Никто из итальянцев не смотрел ни вправо, ни влево. Пока семеро мужчин с верхней палубы неуверенно спускались по узкому трапу на берег, на нижней показалось еще трое гребцов.

Когда их ноги коснулись камней пристани, некоторые упали на колени, благодаря Господа. Одного мужчину от долгого сидения на скамье не держали ноги. Рухнув на землю, он уже не смог встать.

– Уведите их отсюда, – приказал капитан Гаскон горожанам, которые принесли парус. – Проводите их до сарая, куда обычно сажают прокаженных. Пусть им дадут вымыться и поесть – и держат там.

– Вот моя часть договоренности, – вымолвил Раду-бей, не обращая внимания ни на тех, кто плакал от счастья на пристани, ни на тех, кто стонал на галере. – Вы поможете установить мачту?

– Мы не станем подниматься на корабль, – ответил Гаскон. – Мы оставим мачту и парус здесь, и вы можете сами латать галеру. Если вы не уйдете до заката, я наведу на вас пушку.

– Уйдем, – заверил его Раду-бей. – И мы не вернемся, как я и сказал. Вы не продадите нам еды?

– Пришлю вам немного – и пресной воды тоже. Напоите ваших рабов.

– Я бы хотел подняться на борт, – внезапно заявил брат Пьетро, вызвав всеобщее изумление. – Мне нужно пройти со священником к гребцам, принять у них исповедь и благословить их.

Раду-бей коротко хохотнул.

– Зачем? Надеешься, что они восстанут из мертвых? Они ведь считают, что погибли и попали в преисподнюю. Не трогай их, монах. Мы съедим тебя – вместо хлеба.

Брат Пьетро замялся, но попытался настаивать:

– Мне следует их благословить.

Капитан галеры не удостоил его ответом. Светловолосый мужчина, державший канат на причале, разразился хохотом.

– Половина из них давно обратилась в мусульманскую веру, – сообщил он брату Пьетро, говоря по-итальянски с сильным британским акцентом.

– Ты из Англии? – воскликнул Лука.

– Капитан Маркус, английский капер[11], советник генерала Раду-бея.

– Ты раб?

– О, нет. Мне тут отлично платят. В будущем году я получу под свое командование собственную галеру. Я – свободный человек и служу империи. Я – доброволец, наемник.

– Как ты можешь творить такое со своими братьями-христианами? – спросил брат Пьетро дрожащим голосом.

– Мир жесток, – беспечно бросил Маркус. – Раньше я перевозил рабов из Ирландии для французов. Еще я ходил на английском капере[12], щипал испанцев. Меня не интересует национальность, мне важно быть на стороне победителей. Так что теперь я служу султану Мехмету. Оттоманская империя непобедима, вы уж будьте уверены.

– Я пошлю своих людей на берег за мачтой, – прервал его Раду, щелчком пальцев подзывая к себе матросов. Полдюжина мужчин приблизилась к борту галеры, ожидая приказа. – Можно мне сойти на берег и пообедать? – поинтересовался Раду у Луки. – Ты не пригласишь меня, расследователь?

– Ты – враг моей страны, моей церкви и моих близких, – отчеканил Лука.

– Считай, что у нас перемирие, – предложил Раду-бей. – Почему бы горожанам не принести нам еды и не накрыть стол прямо на пристани? Мы бы поели и побеседовали во время ремонта корабля.

– Ты должен сойти на берег без оружия, – сказал Лука, глядя на опасно изогнутую саблю.

– Конечно. А ты должен поклясться, что не станешь меня похищать. Мы могли бы по-дружески пообщаться, а уж потом расстаться врагами.

Лука колебался.

– Я читал Платона, – стал соблазнять его Раду-бей. – И Плиния. У меня имеется одна рукопись, с которой я не расстаюсь. В ней говорится об этом побережье и о гигантской волне. Древние многое знали. Текст на арабском, но я его тебе переведу.

– Там говорится о волне? – переспросил Лука.

– И есть карта.

– Пусть накроют стол, – решил Лука: он не мог устоять перед мыслью о древней мудрости.

– Будь начеку, – прошептал капитан Гаскон.

– Если ему известно, как предсказать приход волны, нужно выведать у него этот секрет.

* * *

Слуги под неусыпным взором Фрейзе принесли с постоялого двора козлы и столешницу и установили их на середине причала. Ишрак вернулась в гостиницу и, выпустив Изольду из потайной бельевой комнаты, сообщила девушке, что Лука будет обедать с неверным.

– Как он мог? – возмутилась Изольда и замерла на пороге дома, посмотрев вдаль.

Лука находился на берегу и наблюдал за тем, как Раду освобождается от арсенала, выкладывая оружие на булыжники.

Ишрак колебалась. Она бы не сумела описать властность и очарование Раду – хотя не могла отвести от него взгляда, когда этот юноша в чудесной одежде вел переговоры с Лукой. А его корабль! Он был способен мощно и стремительно нестись по морю, а потом – зависнуть, как хищный сокол, который парит в воздухе, или сложить весла и притереться к причальной стенке, будто покорная горлица.

– Лука хочет с ним пообщаться, – пояснила Ишрак. – Ему надо узнать кое-что из древней мудрости.

– Лука подошел слишком близко к греху, – проворчал брат Пьетро. – Он весьма неосмотрителен.

Теперь они смотрели, как Раду снимает ножны с изогнутой саблей и вынимает из-за пояса кинжалы. Из внутреннего кармана его жилета появился смертельно опасный стилет. Из кобуры, закрепленной в складках шаровар, – миниатюрная пищаль. Раду сложил все это у ног Луки и горделиво улыбнулся.

– А ты пойдешь с ними обедать? – спросила Изольда у брата Пьетро.

– Нет уж! Моя совесть не допустит такого святотатства.

– Им будет прислуживать Фрейзе, – успокоила Изольду Ишрак. – При нем нож, и он с них глаз не спустит.

– Но почему Лука просто не отослал его отсюда? – продолжала досадовать Изольда. – Он – неверный! Работорговец!

– Раду сказал, что у него есть некая рукопись, – заявила Ишрак. – Он посмеялся над Лукой из-за того, что тот не читал философов. Лука хочет узнать причину, которая привела к появлению волны. Раду говорит, что переведет ему текст древнего автора.

– Он готов рисковать жизнью ради знаний? – недоверчиво спросила Изольда.

– О да, – тотчас подтвердила Ишрак.

Похоже, она полностью разделяла решение Луки.

Фрейзе быстро пересек гавань и направился прямо к гостинице.

– Вот ты где! – воскликнул он, обратившись к брату Пьетро. – Мой господин пожелал, чтобы ты слушал все, что будет говорить мусульманский лорд. Он хочет, чтобы ты сделал заметки.

Монах покачал головой:

– Я не стану преломлять хлеб с неверным.

– А никто тебя и не приглашает с ним обедать, – сварливо сказал Фрейзе. – Лука просит, чтобы ты был его писарем. А раз ты путешествуешь вместе с нами и мы вынуждены постоянно тебя терпеть (Луке же сказали, что с ним обязательно должен ехать писарь), то вполне разумно, чтобы ты хорошенько поработал. Дело в том, что я могу прислуживать за столом и следить, чтобы иноземный лорд не обезглавил или не отравил Луку, но грамоте я не обучен и не смогу записывать ту ложь, которую станет плести мусульманин. А ты сможешь. И должен. И будешь.

Брат Пьетро упрямо уставился в сердитое лицо Фрейзе.

– Нет. Я не буду писать под диктовку неверного.

– Ты – писарь! – взревел Фрейзе. – Тебе и должны диктовать!

– Я не сяду с ним за стол.

– Пиши стоя!

– Я все сделаю, – вызвалась Ишрак.

Она заскочила в гостиницу и вернулась с пергаментом, пером и чернильницей.

– Тебе туда нельзя! – крикнула Изольда.

– Можно.

– Это опасно.

– Я нужна Луке.

– А что делать мне? – взвилась Изольда. – Что должна делать я, пока ты будешь сидеть рядом с Лукой? Когда это ты успела стать той единственной женщиной, которая может быть ему полезна? А когда Луке буду нужна я?

– Поднимись в спальню и стань нашим дозорным, – посоветовал ей Фрейзе. – Наблюдай за морем на случай неожиданного появления очередной галеры. И если что-то заметишь, вопи, как сумасшедшая. Я доверяю им не больше твоего.

Фрейзе посмотрел на брата Пьетро.

– Твоя драгоценная совесть позволит тебе быть на страже? Ты ведь согласен пойти на набережную и прогуливаться там, поглядывая по сторонам?

– Да, конечно.

– Тогда найди себе место на полпути между постоялым двором и фортом. Если услышишь вопль госпожи Изольды, поднимай тревогу и зови на помощь людей из форта.

Изольда прикусила губу: ей безумно хотелось оказаться за столом вместе с Ишрак.

– Поднимись в спальню, – повторил Фрейзе. – Ишрак будет с Лукой и иноземным лордом, потому что она знает арабский язык и умеет писать. А Луке захочется, чтобы ты была в безопасности.

– Да-да, она теперь совершенно незаменимая, – буркнула Изольда.

Она развернулась и молча кинулась вверх по ступеням.

* * *

Фрейзе и Ишрак подошли к столу. За ними следовали слуги, которые несли корзины с хлебом и бутылями оливкового масла, вина и воды. Лука мельком оглянулся на них и опять уставился на галеру.

Безоружный Раду принес с корабля шкатулку, завернутую в промасленную жеребячью шкуру. Он держал ее перед собой, чтобы Лука мог убедиться в отсутствии какого бы то ни было обмана, и ухмылялся.

– Здесь лежат всего две рукописи, – негромко произнес Раду, положив шкатулку на стол. – Я взял их с собой, поскольку в них упоминается об этом побережье. Моя галера шла вдоль него, и я сравнивал то, что вижу, с тем, что видели древние мужи более тысячи лет назад. Вот они – копии книг, которые имеются в наших библиотеках. У нас лучшие в мире хранилища, и там каждый день с утра до вечера трудятся переводчики и философы.

Лука ощутил болезненный укол. У него-то не было ни учителей, ни книг, а самой лучшей библиотекой считалась монастырская, где хранились три рукописи да Библия, закрепленная цепью на столе.

Лука сосредоточился и взял себя в руки. Сперва он должен задать Раду другой – крайне важный – вопрос.

– Я ищу мужчину и женщину. Скорей всего, их захватили работорговцы.

Раду начал развертывать шкуру, защищающую рукописи от воды.

– И когда же?

Лука судорожно сглотнул:

– Много лет назад. Четыре года. Работорговцы похитили моих родителей.

– А ты знаешь хотя бы имя капитана корабля?

– Нет. Я даже не представляю, увез ли он моих родителей с собой или сразу убил.

– Спустя столь долгий срок людей найти трудно, – равнодушно произнес Раду. – Однако иногда это удается сделать – хотя наши суда и захватывают тысячи рабов. Наверное, ты бы хотел выкупить своих родителей? Тогда тебе нужно переговорить с отцом Пьетро, в Венеции. Он выкупает у нас рабов, когда их близкие собирают деньги: он умеет находить пропавших людей. Каждый год он приобретает несколько тысяч безымянных рабов на деньги церкви и возвращает их домой.

– Правда? – Лука растерянно заморгал. – Я о нем никогда не слышал!

– Естественно. Но кто-то же должен с нами торговать. Мы – две могучие империи, у которых есть множество посредников. Отец Пьетро – лучший из тех, кого я знаю. А вы, между прочим, тоже похищаете наших людей, как и мы – ваших. Кстати, отец Пьетро занимается еще и продажей святых мощей. Как только он все успевает? Полагаю, у вас неутолимый голод на человеческие кости. – Раду захохотал. – Можно подумать, что вы их грызете, как псы. К счастью, у нас их – нескончаемый источник, благодаря постоянным победам. Как имя твоих родителей?

– Веро, – ответил Лука. – А где мне найти отца Пьетро?

Раду усмехнулся:

– На Риальто, конечно. Рабы – это обычный живой товар, как лошади или овцы. По-моему, на Риальто можно купить что угодно. – Обернувшись к галере, он крикнул: – Кто-нибудь слышал о человеке по имени Веро?

– Гийом Веро, – подсказал Лука.

– Гийом Веро, захвачен года четыре назад. Гребцы, вам дозволено ответить!

Один мужчина поднял голову.

– Корабль Байида, – произнес он. – Два года назад.

– Видишь! – безразлично вымолвил Раду. – Отец Пьетро отыщет твоего отца, если тот еще не умер.

– А кто такой Байид? – нетерпеливо спросил Лука. – Где его галера?

Раду пожал плечами:

– Понятия не имею. Вероятно, работорговец. А где сейчас его корабль, не известно никому. Может, у побережья Италии, в Испании или во Франции. Они совершают набег, а затем привозят добычу на продажу. В общем, тебе надо встретиться с отцом Пьетро.

– А тот человек уверен? Раб, который видел моего отца? Можно мне его расспросить?

– Имей в виду, ко мне обращаются, только если в чем-то уверены. Но тебе с моим рабом разговаривать нельзя.

Лука досадливо нахмурился, но Раду-бей остался невозмутим. Он уселся за стол, с удовольствием озираясь по сторонам. Похоже, его очень радовал неожиданный обед на суше.

С корабля неспешно сходили воины, которые собирались замерить грубо сделанную мачту. Они принесли с собой столярные инструменты. Им предстояло обтесать мачту так, чтобы она точно вошла в гнездо на палубе. На самом корабле матросы уже начали спиливать сломанные рангоуты[13], сбрасывая их в воду.

– Жив! – пробормотал Лука. Его трясло от волнения. – Мой отец жив!

Раду посмотрел на него без всякого сочувствия.

– Думаю, тяжело терять кого-то из родителей, если их любишь, – проговорил он и хмыкнул. – Мой отец отдал меня султану Мураду в качестве заложника в обмен на свой трон. Я больше не видел ни его, ни мать. И отцу я этого до сих пор не простил. Возможно, на его месте я поступил бы так же, но я никогда не смирюсь с тем, что он запросто отдал нас – своих кровных сыновей.

– Я четыре года молился о том, чтобы мои родители уцелели и я бы снова их увидел!

– Ясно, – отозвался Раду без всякого интереса.

– Мой отец! – Луку переполняли эмоции. Он широко распахнул глаза… – Прошу у тебя прощения за грубость. Ты дал мне надежду, Раду.

Слуги быстро выставили на стол еду: мясо, хлеб, сыр, копченую и вареную рыбу, бутылки с маслом и вином. Раду вытянул руки, и какой-то слуга начал лить воду юноше на ладони, а потом подал ему тонкое полотняное полотенце.

Капитан галеры вытер руки, положил на тарелку щедрую порцию всего, что находилось на столе, и придвинул блюдо к Луке.

– Прошу прощения, но я бы ел с аппетитом, если бы ты первым попробовал эти прекрасные угощения. Не хочу показаться невежливым гостем, но мне бы хотелось выжить после обеда.

– Хорошо, – согласился Лука.

Раду терпеливо ждал, пока Лука съест всего по ложке.

– И вино, если ты не против моей подозрительности.

Раду указал на бутылку. Ишрак шагнула ближе, налила немного в стакан и подала его Луке.

Он пригубил вино.

– Разве ты пьешь? – спросил Лука. – Я думал, вам запрещено спиртное.

– В плавании или в боевом походе можно.

Раду наблюдал за Лукой, пытаясь заметить признаки отравления – но видел лишь юношу, который старался свыкнуться с потрясшим его известием.

– Если я смогу вернуть отца и обнять мать, я уже не буду сиротой, – бормотал Лука.

– Случаются и более странные вещи, – жизнерадостно заявил Раду.

Не заметив у Луки никаких признаков плохого самочувствия, он принялся с аппетитом поглощать незатейливые, но сытные блюда. При этом Раду успевал проверить, как идет ремонт корабля, и окидывал взглядом набережную, чтобы удостовериться, не угрожает ли ему нападение с суши.

Ишрак стояла позади Фрейзе и неотрывно смотрела на Раду.

– Прошу прощения. Я совсем расклеился, – произнес Лука, опомнившись. – Мне сложно поверить, что мой отец жив. Ведь я считал его навсегда потерянным! Слава богу!

Пережевывая кусок курятины, Раду кивнул:

– Ты понимаешь, что на галерах очень тяжело? Мало кому удается выдержать больше нескольких лет. Твой отец уже мог погибнуть от истощения. Он может умереть за день до того, как ты его выкупишь.

Лука кивнул:

– Но у меня не было надежды до встречи с тобой.

Раду хохотнул при мысли о том, что принес добрые вести сентиментальному христианину, и потянулся за вареной рыбой.

– Я рад быть… как это у вас называется?.. твоим ангелом-вестником. А как насчет твоей матери?

– Я смогу ее отыскать?

– Возможно, это будет даже легче, чем найти отца. Если она работает на какого-нибудь богатого оттомана, ему, конечно же, известно ее имя. Он может пожалеть ее и предложить ей выкупиться. Если только она не попала в гарем и не полюбилась владельцу. Она была красивая? В детородном возрасте? Может, у тебя теперь есть с полдюжины смугленьких братцев и сестер.

Лука стиснул лежавшие на столе руки в кулаки.

– Это моя мать! – угрожающе бросил он. – Я не желаю слышать ни слова…

У него за спиной Фрейзе напрягся, готовясь к драке. Ишрак в надвинутой на глаза шляпе вовремя шагнула вперед.

– Еще вина, судари? – Она взяла бутылку и намеренно стукнула ею Луку по затылку. – Ой, простите!

– Неуклюжий олух! – рявкнул Лука. Вздохнув, он повернулся к Раду. – Давай завершим беседу о моих родителях. И не говори ничего о моей матери! Итак, приступим к делу. Рукопись. Ты не возражаешь, если помощник моего писаря будет записывать наш разговор?

Раду пожал плечами.

– Нисколько. – Он посмотрел на Ишрак, которая придвинула к столу табурет, села и обмакнула перо в чернильницу. На секунду их темные – почти непроницаемые – глаза встретились. – Интересный паренек, – отметил капитан. – Араб? – Он произнес какую-то фразу по-арабски. Ишрак не позволила себе никакой реакции, хотя Раду сказал ей: «Ты араб? Хочешь, я тебя освобожу?»

– Полукровка, – бесстрастно произнес Лука. – Ребенок рабыни.

– Он знает латынь?

– Нет, – ответил Лука. – Хотя он умеет писать, ни на что другое он не годен.

– Похоже, он способный! Думаю, тебе надо его обучить, – посоветовал Раду. – Такие мальчишки везде на вес золота!

– А ты был способным мальчишкой?

Раду усмехнулся:

– Мы с братом были блестящими алмазами! Наш отец отдал нас султану в качестве заложников ради союза с ним и невольно отправил нас к единственному монаршему двору, где нас обучали лучшие умы мира. Нас растили с сыном султана Мурада, Мехметом, – и мы получили образование вместе с ним. Пять языков, математика, география, философия… Короче: суть мира и то, как его описать.

– А теперь?

По лицу Раду-бея пробежала тень. Ишрак ее заметила, а остальные – нет.

– Брат вернулся домой. Он унаследовал трон отца и согласился управлять нашими землями, как частью Оттоманской империи, но оказался бесчестным и обратился против нас. Сейчас он свергнут и находится в изгнании, но не сомневаюсь, что он соберет армию в надежде опять оттеснить нас. Для меня он умер. Вряд ли я когда-нибудь с ним увижусь. Он сделала плохой выбор. Он – мой враг. Наши судьбы развели нас в разные стороны – он стал выдающимся христианским воителем, а я – одним из тех лучших полководцев, которым мой друг султан Мехмет доверяет часть своей армии.

– И ты повсюду возишь с собой рукописи? Ты их изучаешь?

– Я постоянно читаю: это же путь к познанию. Полагаю, со временем мы будем понимать все, – заявил Раду. – Прочитать тебе, что Платон говорит про землетрясения? Это перевод с греческого на арабский. Я постараюсь быть точным.

Раду бережно достал рукописи. Текст представлял собой изящную арабскую вязь на пергаментных свитках. Аккуратно расправив длинный лист, юноша покосился на Ишрак и начал читать.

– Данный отрывок должен тебя заинтриговать. Платон упоминает об огромном острове в Атлантике, громадной стране, крупнее Ливии и Азии, вместе взятых… И он пишет… гм… «Произошли сильные землетрясения и наводнения, и за одни сутки бедствий все твои воинственные люди, как один, погрузились в землю, а остров Атлантида точно таким же образом исчез в морских глубинах. Поэтому море в тех местах непроходимо и непроницаемо, а суша превратилась в илистую мель. Это было вызвано погружением острова».

– Землетрясение? – уточнил Лука. – Значит, целая армия погибла? Гигантский остров утонул в море – и там, где он был, осталась илистая мель?

– Да, землетрясение оказалось настолько мощным, что погубило войско. А уж потом море нахлынуло на остров и затопило Атлантиду, – согласился Раду и продолжил чтение: – «Платон пишет об этом, поскольку Сократ заговорил об истории про город с землетрясениями и потопами», – певучий голос Раду ненадолго смолк. – Вот и все.

– Значит, землетрясения и потопы приходят вместе?

Раду кивнул:

– Один из арабских мудрецов предположил, что землетрясение сдвигает землю под толщей воды. Вообрази: морское дно встает на дыбы, и вода вынуждена от него отхлынуть.

Лука мельком покосился на Ишрак, которая записывала объяснения Раду.

– А о чем еще говорил Платон? – осведомился юноша.

Лука был совершенно заворожен.

– Платон пишет об устройстве вселенной. – Раду прочел на лице Луки глубочайшую заинтересованность. – Ах, тебе следует заполучить какую-нибудь рукопись и попросить грека ее тебе перевести!

– Я бы сам выучил древний язык! – воскликнул Лука. – И тогда я бы все разобрал без посторонней помощи. Я быстро учу языки!

– Неужто? – Раду-бей улыбнулся. – Тогда тебе нужно посетить нашу библиотеку в Истанбуле. Там хранятся десятки тысяч книг и пергаментов! Ну а Платон упоминает обо всем реальном мире, который мы созерцаем каждый день. Когда его читаешь, просто не можешь оторваться. Он весьма увлекательно писал о том, что видел и слышал…

– И?..

– Платон считает, что во вселеной есть иная сфера, которую мы неспособны наблюдать. Это – другая реальность, с которой мы не соприкасаемся. Мир, который мы не можем поглощать, как хлеб и мясо, мир, о который мы не споткнемся, как о камни. Однако он действительно существует.

– И как же его увидеть?

– В том-то и суть! Это невидимый мир, находящийся за пределами реальности. Мы можем его только познать – понять собственным разумом, а не схватить и, образно говоря, повертеть в руках.

– А вещи, которые мы можем видеть и пробовать, не помогают пониманию?

– Они – тени на стене. Представь себе ребенка, играющего при свете свечи. Реальность – и есть свеча, но не тень. А маленький ребенок обращает внимание лишь на тени.

Лука, не мигая, уставился на Раду. Он готов был схватить его за плечи, чтобы вытрясти из юноши всю информацию.

– Я хочу понять!

Раду вытер губы и свернул рукопись.

– Приезжай в Истанбул, – предложил он. – Давай поплывем туда прямо сейчас. В Истанбуле можно встретить ученых мужей, которые говорят на твоем языке, и тебя отведут в библиотеку. Ты сможешь учиться и будешь читать любые книги и рукописи. Ты математик?

– Нет! – с досадой вырвалось у Луки. – Не в твоем понимании!

Раду фыркнул.

– Платон был учеником Сократа, а затем стал учителем Аристотеля. Ты пока не математик, но жаждешь разгадать тайны мироздания. Но все взаимосвязано. В мире существует огромный массив знаний, и один человек отталкивается от учения другого. Надо понимать тех, кто жил раньше тебя, – только тогда ты можешь задавать правильные вопросы и учиться сам.

Лука вскочил и спрятал трясущиеся руки в рукавах рясы, чтобы зоркий воин Оттоманской империи не увидел, какой соблазн он испытывает при мысли о библиотеке с бесценными рукописями.

– Для меня наша беседа была интересной, но мне нужно помнить, что ты – враг моей веры, моей страны и моих близких.

– Да. Но ты имеешь право поменять веру и страну, а близких ты уже и так потерял.

– Веру поменять нельзя, – отрезал Лука.

– Возможно, любая вера – просто тени на стене, – предположил Раду-бей, щуря темные глаза, устремленные на Луку. – Может, Бог является источником света, но мы способны узреть только тени, которые отбрасываем, проходя перед светом. Мы видим огромные мятущиеся тени и считаем, что они и есть Бог, а на самом деле они – лишь наш собственный образ.

Глаза Луки распахнулись еще шире.

– Я буду молиться за твою душу, – произнес он. – Ты – ужасный еретик.

– Как хочешь, – отозвался Раду-бей со своей обаятельной ленивой улыбкой. – Ты записал все, мальчик?

Ишрак не подняла головы:

– Да, милорд.

– И ересь тоже?

Ишрак с трудом подавила желание адресовать улыбку смуглому Раду.

– Да, сударь.

– Тогда оставь свои записи здесь и отнеси мои на борт, – небрежно приказал он.

Раду вручил Ишрак завернутую в шкуру шкатулку с рукописями и, повернувшись к Луке, протянул ему руку.

Юноши сцепились пальцами, обхватив друг другу локти, – и каждый оценил силу пожатия собеседника.

– Ты слишком хорош для того, чтобы метаться по этой разваливающейся стране, спрашивая невежд о том, что не так с их жалкими жизнями, – тихо сказал Раду. – Ты умен, и тебе незачем толковать ночные кошмары старух. Я знаю твоего командующего: он выбрал неверную дорогу и ему придется дорого за все заплатить. Он продаст свою душу, считая, что трудится во славу Бога, но убедится, что мир меняется, а он остается далеко позади. Поднимись на борт моего корабля – и ты увидишь Истанбул с его библиотекой и сможешь познать тайны мироздания.

Лука отступил.

– Я храню веру, несмотря на все соблазны, – выдохнул он.

– Как пожелаешь, – мягко произнес Раду-бей и направился к своей галере.

Ишрак взглянула на Луку и, по его кивку, последовала за Раду-беем, неся шкатулку с рукописями. Раду-бей бросил ей через плечо по-арабски:

– Если ты раб, я тебя освобожу. Приходи на мол на закате, прыгай на корабль, и мы тебя увезем. Если ты девушка – как мне показалось – тебе ничего угрожать не будет. Даю тебе слово. Если ты человек образованный – а я в этом не сомневаюсь, независимо от того, девушка ты или паренек, – тебе надо присоединиться ко мне. Мы поплывем в Истанбул, где ты сможешь учиться.

Ишрак осмотрительно промолчала.

– Твой хозяин – глупец, раз предпочел невежество, – добавил Раду. – Он решил оставаться на стороне проигравших. Он будет с Богом, который способен предвидеть только конец света. Ты меня узнаешь, если снова увидишь?

От неожиданности Ишрак выпалила по-арабски:

– Да!

Раду повернулся и улыбнулся ей: его потрясающая внешность под полуденным солнцем буквально ослепила Ишрак.

– Запомни меня хорошенько, – посоветовал он Ишрак, – и когда увидишь человека, который напомнит тебе меня… а, по-моему, ты обязательно с ним повстречаешься, имей в виду, что это не я – а мой брат-близнец. Именно в тот момент тебе и будет грозить огромная опасность – и поэтому тебе надо будет бежать ко мне.

– Я не смогу бежать к тебе, – возразила Ишрак на итальянском. – Никогда. Ни в коем случае.

Раду развел руками и адресовал ей легкий шутливый поклон.

– Но наступит день, когда ты будешь молиться об этой возможности, – сказал он, забирая шкатулку у нее из рук и переходя на нос галеры. – Сестрица моя, христиане и вполовину не такие добрые, как ты думаешь. Я это знаю, поскольку родился и рос среди них – и был безжалостно брошен ими, точно так же, как ты.

– Меня никто не бросал! – Ишрак почему-то очень захотелось, чтобы он ее услышал.

– Конечно, бросили, – произнес он. – Либо твой отец, либо твоя мать. Ведь ты сейчас здесь, с кожей цвета меда и глазами, как финики, – однако прислуживаешь христианину, не признаешь близких и отказываешься возвращаться домой с нами, когда мы тебя зовем.

– Я нахожусь рядом со своими близкими, – упрямо заявила она.

– Нет, сестрица. Они для нас – чужаки.

Оба ненадолго замолчали.

– Ты хорошо обучена, – нарушил паузу Раду. – У тебя – масса умений: ты двигаешься, как боец, а пишешь, как ученый.

Она ничего не ответила.

– Ты работаешь на людей, которые считают, что ты попадешь в ад, – добавил Раду.

Ишрак вручила ему шкатулку и сошла с палубы на мол.

– Когда настанет день и ты увидишь человека, похожего на меня, тебе надо будет повернуться к нему спиной и бежать ко мне, – повторил Раду свое предостережение. – Иначе ты увидишь страшные вещи, совершишь чудовищные поступки, заглянешь в бездну. Тебе начнет казаться, что ты находишься в преисподней, о которой твердят христиане.

Ишрак нахлобучила шляпу на лоб и подняла воротник, словно прячась от дождя. Повернувшись, она зашагала прочь от Раду – хотя предпочла бы остаться на галере.

* * *

Пикколо наблюдал за оттоманским судном целый день – и через щелки ставен, закрывших окна прибрежных домов, и сквозь амбразуры форта. Оттоманы остругали мачту, чтобы она вошла в паз, установили ее на место, закрепили реи и парус и, наконец, как и было обещано, на закате отошли от причала. Гребцы провели корабль мимо гавани и перегораживающей бухту мокрой цепи.

– Остановите судно!

Крик разнесся по узким улочкам в сопровождении цокота копыт. Оседланный конь проскакал к самому берегу. Лука молниеносно развернулся, готовясь встретить очередную опасность.

– Остановите галеру! Именем Его Святейшества!

Поколебавшись мгновение, Лука бросился к форту, размахивая руками:

– Стойте! Кто-то едет!

Конь вырвался из полутемной улочки: всадник низко пригибался к холке, искры летели из-под бьющих о булыжник подков. Соскочив на землю, мужчина закричал:

– Приказываю его остановить!

Люди выбегали из форта, спеша разобраться в новом повороте событий.

Незнакомец набросился на Луку.

– Кораблем командует величайший враг христианского мира!

– Как мы его остановим? – сердито буркнул капитан Гаскон. – Он под парусом – и у него куча гребцов! Что за чушь!

Незнакомец в ярости затопал ногами:

– Кораблем командует демон!

– Галера уже ушла! – воскликнул Лука. – Кроме того, в Пикколо нет даже пушки. Мы не сможем стрелять! И он пришел под флагом перемирия. Почему ты требуешь его задержать? По чьему приказу действуешь?

Затем Лука разглядел темно-синюю рясу и зоркие черные глаза под тенью капюшона – и понял, что все это ему пугающе знакомо.

Брат Пьетро преклонил колено.

– Милорд! – произнес он.

Лука неуверенно спросил:

– А вы и вправду милорд?

Мужчина смотрел мимо них, на рабскую галеру: ветер наполнил ее паруса, а рабы уже подняли весла и перестали грести. И, словно насмехаясь над ними, высокий юноша, который находился на корме, развернул вымпел с яркими синими и зелеными красками и громадными золотыми глазками. Лука и все остальные увидели длинную ленту драгоценной золотой ткани, искусно расшитой на манер павлиньих перьев. То был символ аристократии Оттоманской империи, штандарт высокопоставленного человека страны-завоевателя.

– Это Раду сель Фрумос? – вопросил магистр. – Отвечайте! Проклятие!

– Да. Он назвался Раду-беем, – подтвердил Лука.

Покосившись на брата Пьетро, оставшегося стоять на одном колене, прижав ладонь к груди, Лука уверился в том, что разъяренный мужчина действительно и есть милорд, который завербовал его в орден Тьмы. Лука опустился на колени возле монаха и тоже прижал ладонь к сердцу.

– Приветствую вас, милорд.

– Встаньте! – бросил тот, даже не взглянув на них.

– Сожалею, что мы не знали о вашем желании его задержать, – выдавил брат Пьетро. – Он привел сюда свой корабль, потеряв мачту. Увы, мы оплошали! Но оттоманы оказались хорошо вооружены, а у нас не было ни пушки, ни храбрых воинов.

– Надеюсь, в будущем вы будете более внимательны. – Милорд перевел дыхание и постарался успокоиться. – Если вы вдруг снова с ним встретитесь, надо его пленить и послать за мной. Если нельзя его поймать, то просто убейте. Он – мой главный недруг. Я не прощу его за то, что он мне противостоит. Он постоянно строит козни против меня. Он – заместитель главнокомандующего у султана Мехмета Второго. Именно он разрушил оборону Константинополя. Он возглавляет их армию. Он – величайший враг всех христиан мира. Как бы мне хотелось захватить неверного в плен! Я жажду увидеть его смерть! Он – посланец сатаны. Он сам по себе уже знаменует конец света.

Лука встревоженно переглянулся с братом Пьетро – и оба встали.

В море великолепный флаг чуть приспустили в насмешливом приветствии, а затем подвязали. Мужчины на берегу провожали взглядом галеру, а та стремительно удалялась в темнеющее море, пока ее не скрыли ранние сумерки.

– Вот он и улизнул, одурачив всех нас, – подытожил милорд. – Он относится к нам, как к сухопутным крысам, визжащим что-то вслед уходящему кораблю. Но теперь-то вы его запомнили! А в следующий раз – ибо он, несомненно, состоится – вы не позволите ему так с вами обойтись.

– Ни за что! – заверил его брат Пьетро.

Лорд помолчал, постепенно поумерив свой гнев.

– Я прочел твой доклад о Крестовом походе детей и об огромной волне, – сказал он Луке. – Мне попался на пути твой посланец: я ехал сюда, чтобы проводить крестоносцев. Подробности расскажешь мне за ужином.

– Это очень бедный постоялый двор, – предупредил его Лука. – Им надо еще многое починить и просушить комнаты.

– Не важно. Вы готовы отправиться в Сплит?

Лука покачал головой:

– Нет, милорд. Тот берег пострадал от волны еще сильнее, чем здешние селения. Повсюду царит разруха. У нас не получится добраться до Сплита: люди бегут оттуда, хотя здесь тоже бедственное положение. Мы собирались писать вам, чтобы получить новые распоряжения.

Милорд погрузился в размышления:

– Можете отправиться по суше на север, в сторону Венеции. Мне надо, чтобы вы там кое-что проверили.

Он молча передал повод своего коня Фрейзе и зашагал к гостинице.

– Значит, теперь в Венецию? – кисло спросил Фрейзе у коня. – Приезжает сюда, как всадник из Апокалипсиса (а остальные три прибудут за ним, когда им заблагорассудится) и приказывает нам мчаться в Венецию. Ну-ну. А мы с тобой просто бессловесные животные, как ты прекрасно знаешь, а мне не следовало бы забывать. – Он потрепал коня по шее – и большая голова повернулась и нежно принюхалась к Фрейзе. – А ты-то ведь знаешь, что он задумал? – спросил Фрейзе заговорщическим тоном.

Он чуть выждал, словно и правда рассчитывал, что конь ему ответит.

– Секретно? – переспросил он. – Наверное, это можно понять. Только не говори мне, что он с тобой не откровенничает. – Конь хранил молчание. Фрейзе опять потрепал его по холке и распустил туго затянутую подпругу. – Ладно. Человек, который не общается со своей лошадкой, и впрямь скрытный.

* * *

На постоялом дворе Ишрак с Изольдой смотрели в окошко чулана и провожали взглядом отплывающую галеру, но как только незнакомец начал звать хозяина гостиницы, они тихо проскользнули в свою комнатку. Вновь прибывший пожелал выпить вина, приказал разжечь огонь, потребовал приготовить лучшую спальню и наотрез отказался разделить комнату с кем бы то ни было. Однако он согласился на высокую плату, затребованную за такую услугу, и, усевшись в кресло, стянул сапоги. После этого мужчина объявил, что поест в одиночестве, но велел, чтобы после трапезы Лука с братом Пьетро пришли в обеденный зал для важного разговора.

– Кто он?

Изольда поймала за локоть брата Пьетро, когда монах с поклонами вышел из зала и с явным облегчением прикрыл за собой дверь.

– Магистр нашего ордена.

– Как его зовут?

– Не могу тебе сказать.

– А откуда у него полномочия?

Вид у брата Пьетро был испуганный.

– Ему очень доверяет Его Святейшество, – ответил он. – Ему доверено распознать признаки конца света. Орден охраняет границы христианского мира и мира неверных и истолковывает пророчества. Милорд всегда подвергает себя величайшей опасности, но он абсолютно бесстрашен.

– Он богат?

– Конечно.

– Сколько людей ему подчиняется?

– Никто, кроме него, разумеется, этого не знает.

– Сколько времени ты на него работаешь?

Брат Пьетро задумался.

– Пять лет, – ответил он наконец.

– И как называется ваш орден?

– Некоторые величают его орденом Тьмы, – ответил монах осторожно.

– А как его называет милорд?

Он улыбнулся:

– Мне сие неизвестно.

– Значит, у ордена есть и другое название?

– Вероятно, несколько.

– А Лука клялся милорду? – спросила она. – Принес обет, как безбрачный воин, монах или расследователь?

– Пока нет, – произнес брат Пьетро и помолчал. – Человеку положено послужить, доказать, что ты достоин, – и тогда тебя посвящают.

С этими словами он невольно прикоснулся пальцами к плечу.

– Они поставили тебе метку? – спросила проницательная Изольда.

Смятение монаха подсказало девушке, что ее догадка верна.

– Покажи мне! – потребовала она.

Он не спешил повиноваться.

– Почему ты медлишь, брат Пьетро? Ты стыдишься своей принадлежности к ордену? Стесняешься своей верности?

– Нет! – воскликнул он, уязвленный подобным предположением.

Брат Пьетро закатал рукав, и на его руке выше локтя открылась татуировка – мрачный знак ордена Тьмы.

уроборос

Изольда молча рассматривала дракона, пожирающего собственный хвост – символ вечности, указание на цикличность… и на страх, который сам себя подпитывает.

– Лука тоже так отмечен? Магистр поставил знак и на него?

– Еще нет.

– Сначала Лука должен принести обеты ордену Тьмы – и только потом он получит метку? – осведомилась Изольда, зная, как мужчины привязывают друг друга к себе.

Молчание монаха вновь подтвердило правильность ее догадки.

– Брат Пьетро, поистине, я задаю тебе вопросы не как любопытная девица, а как душа, ожидающая Царствия Небесного. Лука – один из самых прекрасных Божьих детей: тебе не кажется, что он должен свободно жить в этом мире? Я уверена, что он должен путешествовать, учиться и никого не считать своим господином! Разве ты сам не считаешь его необыкновенным юношей с незамутненным взглядом и мудростью? Луке нельзя быть привязанным к тайным орденам! Ты же согласишься со мной, что Лука одарен и должен сам делать выбор?

Монах покачал головой:

– Послушай меня, госпожа Изольда. Ты говоришь, что Лука должен быть свободен, дабы учиться и оттачивать свои таланты – и ты права… но не забывай о главном. Будь сейчас обычное время, я бы разделил твое мнение, но теперь близится конец света. Орден способен избавить нас от грядущих бедствий и может провести нас через испытания апокалипсиса. И ордену Тьмы нужны такие люди, как Лука. Юноша понимает многое с первого взгляда. Он умеет обращаться с цифрами столь быстро и ловко, что подобен жонглеру. Он обладает даром к изучению языков и сможет с легкостью изъясняться на любом. Не смей отвлекать Луку и не старайся увести с его пути истинного. Лука необходим ордену Тьмы. Я знал многих расследователей – и никто из них не обладал таким умом, проницательностью и сочувствием к ближним, как Лука Веро. Ты задала мне множество вопросов, но я хочу ответить тебе лишь одно: орден трудится для того, чтобы спасти мир. Ничего важнее быть не может. Единственное, что тебе следует делать, – помогать Луке в его трудах для ордена. А остальное – дело рук сатаны. Помни об этом всегда.

Изольда склонила голову. На мгновение брат Пьетро испытал жестокую радость из-за того, что она выслушала его указания.

– Я понимаю, что нет ничего важнее его миссии, – смиренно вымолвила она. – Кроме того, я не имею на него никакого влияния.

Брат Пьетро кивнул и отправился наверх искать Луку.

* * *

В спальне на чердаке Лука с братом Пьетро попытались привести себя в порядок, что оказалось совсем непросто. Их старая одежда после потопа имела весьма плачевный вид, ну а те вещи, которые они приобрели из ограниченного запаса местного портного, были сшиты чересчур грубо и наспех.

Лука понес сапоги на кухню, чтобы попросить оливкового масла для их смазки.

– Встретимся в обеденном зале, – пообещал ему брат Пьетро. – Будет лучше, если мы придем по очереди, а не одновременно. Ты расскажешь милорду, что разговаривал с неверным?

– А почему бы и нет?

Монах пожал плечами:

– Они явно не друзья с милордом. Стоило ему увидеть Раду, как он приказал нам его арестовать.

– Язычник знал историю возникновения волны. Я хотел его обо всем расспросить и включить в доклад эти важные сведения.

– А ты скажешь магистру ордена, что я отказался идти с тобой и записывать речи неверного?

– Если он прямо меня спросит. Но ты ведь, по-моему, прислушался к голосу собственной совести? Я считал, что ты будешь горд сообщить милорду, как ты отказался разговаривать с его врагом.

Брат Пьетро развел руками. Невозможно было даже предсказать, похвалят ли его за благоразумный отказ иметь дело с неверным или отругают за то, что он не выполнил своих обязанностей в качестве писаря при Луке.

– Пустяки! – заявил Лука. – Моя беседа с Раду и твой отказ присутствовать на обеде ничего не значат по сравнению с остальным. Мы едва не погибли. Мы видели начало Крестового похода. Мы собрались идти в Иерусалим, шагали по морскому дну. Нас прогнала обратно волна высотой с церковную колокольню, которая сокрушила все на своем пути. Необычайные вещи происходят вокруг нас чуть ли не каждый день.

Брат Пьетро поддернул мешковатые штаны и подвязал их веревкой от своей рясы, чтобы они не спадали с тощих бедер.

– На моей памяти магистр ни разу не выезжал из Рима на место расследования, – признался он. – И это меня пугает.

Лука сразу насторожился.

– Значит, милорд никогда раньше не встречался с расследователем во время его миссии? – переспросил он.

– Никогда.

– Тогда почему же он здесь?

– Вот и я себя об этом спрашиваю.

* * *

Фрейзе предстояло прислуживать за ужином, и теперь он трудился на кухне. Юноша помогал переполошившейся хозяйке разложить тушеное мясо по ломтям свежего черного хлеба, которые заменяли тарелки. Ишрак с Изольдой полагали трапезничать в спальне.

– Я отнесу еду дамам, – предложил Фрейзе.

– Я уже за ней пришла, поэтому не беспокойся, – сказала Ишрак, показавшись на пороге. – Я знала, что на кухне будет много работы!

– Да благословит тебя Господь! – обрадовалась хозяйка гостиницы. – Он-то ведь из Рима, а мой дом до сих пор сырой.

– Ничего страшного, – успокоила ее Ишрак.

Она забрала предназначавшиеся им порции и направилась к лестнице. Фрейзе придержал перед ней дверь.

– Что он тебе сказал? – прошептал он, когда Ишрак с ним поравнялась.

Она вскинула голову:

– Кто?

– Тот аристократ-язычник. Он говорил с тобой на чужом языке. Он отвел тебя подальше к кораблю, когда ты несла за ним сверток. Я видел, что ты с ним пошла, но я в языках не силен. А он говорил очень тихо. И чем он тебя соблазнял?

– Я его не поняла, – поспешно ответила она. – Он говорил слишком быстро.

– Тогда что ты ответила?

– Что я его не поняла, – повторила Ишрак.

Фрейзе заметил, как ее глаза на секунду метнулись в сторону, и сообразил, что она солгала.

– Похоже, он – важная персона, – заметил он, растягивая губы в улыбке.

– Очень ученый, судя по тому, что он объяснял Луке, – ответила она равнодушно и начала подниматься по лестнице.

– Ты подаешь ужин или будешь заигрывать с этой девицей? – возмутилась хозяйка, не отходя от очага, где она поворачивала на вертеле утку, поливая ее вытапливающимся жиром.

– Буду заигрывать, – ответил Фрейзе. – Сначала с девицей, а теперь, когда она, слава богу, убралась восвояси, я смогу переключиться на гораздо более интересную цель – на тебя. Не прогуляться ли нам в бельевую? Давай наплюем на утку, ты запрешься со мной и будешь меня домогаться среди простыней?

* * *

Приехавший из Рима магистр неожиданно хорошо поужинал в городке, оправляющемся от недавней катастрофы. Отодвинувшись от стола, мужчина вгрызся в свежее яблоко и посмотрел на расследователя и монаха. Лука и брат Пьетро пришли, когда подали десерт – фрукты и сладости – и теперь, вытянувшись в струну, старались как можно подробнее доложить своему господину про Крестовый поход, волну и рабскую галеру.

Затем они умолкли и замерли в ожидании его реакции.

Магистр в рясе из дорогой синей материи непринужденно развалился на стуле, однако его клобук был по-прежнему надет так, чтобы лицо оставалось в тени.

– Я слыхал про Платона, которого ты упомянул, – произнес он. – И я его читал. Но только по-гречески. У нас в Риме имеется одна рукопись, но у него есть и другие произведения. Платон был плодовит. В нашей константинопольской библиотеке сохранилось несколько неплохих экземпляров, но сейчас они оказались в руках мусульман, вместе с остальными христианскими сокровищами. К сожалению, наша огромная библиотека попала в руки неверных! Кстати, брат Пьетро, ты можешь передать мне заметки, которые ты сделал во время трапезы с неверным.

Брат Пьетро кивнул. Он не стал объяснять, что запись вела Ишрак.

– По слухам, вы путешествуете с двумя дамами, – продолжил магистр. – Они приехали с вами и до сих пор здесь, в Пикколо?

– Я постоянно пытался отправить их с кем-нибудь другим! – воскликнул брат Пьетро. – Обстоятельства помешали дамам найти для себя более подходящее общество.

– Кто они? – магистр обратился к Луке, игнорируя брата Пьетро.

– Госпожа Изольда из Лукретили и ее служанка Ишрак, – пояснил Лука. – Они сбежали из женского монастыря, и, как вы уже знаете, мы встретились с ними на дороге. Если бы они ехали одни, им бы угрожала опасность. В нашем лице они нашли защиту. Они и сами надеются, что вскоре смогут присоединиться к дамам-паломницам. Они очень помогли нам в Витторито, как я вам раньше докладывал, и даже тут, в Пикколо. Госпожа Изольда столь красноречиво изъяснялась, что предотвратила бунт местных невеж, обвиняющих их в призыве бури. А Ишрак удивительно образованна. Она помогла нам разобраться с капитаном галеры неверных: она говорит по-арабски.

Магистр пожал плечами, словно дамы не особенно его интересовали, но клобук скрывал выражение его лица, Луке оставалось только гадать, что его господин думает на самом деле.

– Ясно, – безучастно проговорил милорд. – Ты ведь писал мне про эту рабыню?

– Она не рабыня, а свободная женщина, – уточнил Лука. – Она – наполовину арабка, но росла в замке Лукретили. Она знает языки и обучалась в Испании. Покойный дон Лукретили собирался сделать из нее ученую женщину. Он позволил ей изучать медицину и читать древние рукописи. Она владеет очень многими навыками, как вы должны были понять из моих докладов.

– Какой она веры? – осведомился магистр, задав главный – единственно важный – вопрос.

– Похоже, никакой, – угрюмо ответил брат Пьетро. – Она не посещает церковь, и я ни разу не видел, чтобы она молилась как мусульманка. Она говорит о Боге равнодушно. Она может оказаться неверной, мусульманкой или язычницей. Но она точно не христианка. По крайней мере, мне так кажется. – Чуть поколебавшись, он произнес слова, которые должны были защитить Ишрак от инквизиции и обвинений в ереси. – Мы относимся к ней, как к мавру. Она следует христианским законам и ведет себя скромно, как подобает девице. Я не могу сказать о ней ничего плохого.

Лука молча уставился на свои блестящие сапоги. Разумеется, он ничего не сказал о том, как Ишрак заявилась в мужскую спальню в плаще, наброшенном поверх ночной сорочки, слазила на крышу за котенком и спустилась прямо к нему в объятия.

– И куда они направляются? Вы писали, что они едут в Будапешт?

– Госпожа Изольда – крестница покойного графа Владислава Валахского. Она хотела попросить его сына помочь ей вернуть законное наследство и земли, которые отнял у нее брат. Новый граф сейчас находится при венгерском дворе: его удел захвачен претендентом.

– Она была с ним знакома? – оживился магистр. – С покойным графом Владиславом? А может, видела его сына?

– Нет, по-моему.

Магистр тихо рассмеялся, как будто его что-то позабавило.

– Как все занятно складывается! – вымолвил он. – Я считаю, что они могут оставаться с вами, если пожелают, и если вы не будете возражать. А мне нужно, чтобы вы отправились в Венецию. Им это по пути: они же не могут ехать в Хорватию сразу после потопа. Можете отправляться в путь завтра. Если по дороге что-то случится или вы о чем-то узнаете, то вы должны будете сделать остановку и провести расследование, но когда окажетесь в Венеции, вам необходимо выполнить мое поручение. Сообщают, что на рынке появилось много золота.

– Золота? – повторил Лука.

– Именно. Меня интересует данная новость. Видимо, кто-то обнаружил большое количество золота, присвоил его себе, а затем пустил на рынки Венеции. Или, возможно, у какого-нибудь мошенника есть запас золота, которое было найдено, похищено или передано очередному торгашу. В любом случае мне хочется узнать об этом поподробней. Интересно, что золото появилось в Венеции в виде монет, а не слитков, что весьма необычно. Вероятно, в гетто Венеции прячется фальшивомонетчик, который изготовляет качественные английские нобли[14] с их бывшим королем Эдуардом на одной стороне и розой на другой. И они безупречны.

– Безупречны? – повторил уже брат Пьетро.

Магистр достал из складок рясы монету. Лука взял золотой кругляш и покрутил в пальцах, разглядывая чудесную чеканку, изысканную розу и мелкие буквы по краю.

– Что-то заметил?

– Монета превосходна, – сказал Лука. – И она очень красивая.

– Верно: она тяжелая и непотертая. Монеты никто не обрезал, не состругивал. Они не переходили из рук в руки, пожалуй, даже мелкие мошенники не пытались отщипнуть от них хоть немножко. Они полновесные. – В тени клобука Лука заметил быструю улыбку. – Они слишком хороши, – добавил магистр. – Вот что нас заинтриговало – мы обнаружили нечто идеальное в этом греховном мире.

– Вы хотите, чтобы я занялся расследованием? – уточнил Лука. – Мне надо найти фальшивомонетчика или чеканщика?

– У меня есть на то причина, – кратко ответил магистр. – Поезжай в Венецию, общайся с людьми, покупай и продавай, что пожелаешь, плати монетами, меняй деньги, играй в азартные игры, если понадобится…

Брат Пьетро вскинул голову.

– Нужно играть на деньги? – переспросил он.

– Да. Ходите к ростовщикам и менялам – делайте что угодно, но заполучите такие монеты и проверьте их качество. Если это работа искусного фальшивомонетчика, я хочу о нем знать. Отыщите его и немедленно сообщите мне. Выдавай себя за начинающего купца, у которого есть сбережения, брат Лука. Покупай дорогие привозные товары. Веди речь о долевой покупке корабля: сори деньгами, трать много: пусть народ видит, как ты богат. Найми пару слуг, захвати с собой двух женщин, если они согласятся поехать. Выдавайте себя за семью, намеревающуюся купить в Венеции особняк. Вы с братом Пьетро можете представляться братьями, а госпожа Изольда должна делать вид, что она – ваша сестра, а ее служанка-арабка пусть будет при ней. Придумай какую-нибудь историю, но участвуй в торговле и получи доступ к золотым монетам.

– Вы хотите, чтобы мы лгали? – ужаснулся брат Пьетро указаниям милорда. – Устроили маскарад? Получали фальшивые деньги и делали ставки в азартных играх?

– Правда, милорд? – уточнил Лука.

– Ради большего блага, – подтвердил магистр, нисколько не смутившись.

– Правильно ли я вас понял, милорд? – спросил Лука. – Вам нужно, чтобы мы поселились в Венеции под чужими именами, притворялись теми, кем мы не являемся, притягивая к себе золотые, вероятно, поддельные монеты. То есть мы сами становимся фальшивками, чтобы привлечь фальшивку.

– Расследователь, ты не хуже меня знаешь, что две фальшивки могут создать нечто реальное. Отправляйся в Венецию и доберись до истины. Ты сам поймешь, как многое можно увидеть, скрываясь под маской.

Выслушав странные напутствия милорда, Лука с братом Пьетро переглянулись. Однако заговорил Лука о своем собственном деле.

– Оттоман сказал, что на Риальто есть человек, который мог бы найти моего отца, – робко произнес он. – Когда мы окажемся в Венеции, мне надо с ним встретиться. Я буду этим заниматься одновременно с поисками золота. Обещаю не пренебрегать своими обязанностями, но мне необходимо с ним переговорить.

– А разве твой отец не умер? – небрежно бросил магистр.

– Он пропал, – поправил его Лука, как всегда поправлял всех. – Но у лорда-язычника был галерный раб, который вспомнил, что видел моего отца на корабле, которым командовал человек по имени Байид.

– Он солгал.

– Возможно. Но мне надо это проверить.

– Ладно! Думаю, ты сможешь выкупить его при помощи таинственного золота, – проговорил магистр, усмехаясь из-под клобука. – Полагаю, тебе удастся потрудиться во славу Божью с выгодой для церкви.

– Нам понадобятся деньги, – заметил брат Пьетро. – Такой маскарад будет немало стоить.

– Не тревожься. Его Святейшество доволен вашей работой. Он приказал мне позаботиться о том, чтобы у вас были средства для расследования. Я жду вас обоих завтра, сразу после заутрени. Потом я уеду. А теперь я хочу побеседовать с братом Лукой, – сказал магистр и сделал паузу. – Наедине, – добавил он.

Брат Пьетро поклонился и покинул обеденный зал.

* * *

Пьетро распахнул дверь и едва не налетел на Ишрак и Фрейзе, застывших в коридоре. Ишрак с подносом в руках, откровенно подслушивала, притворяясь, что собирается отнести посуду на кухню. Фрейзе, судя по всему, ее прикрывал.

– Я могу быть полезен? – осведомился брат Пьетро с нескрываемым сарказмом. – Кому-то из вас?

– Спасибо, – отозвалась Ишрак, даже не покраснев, что ее поймали за подслушиванием. – Ты очень добр.

И она вручила ему тяжелый поднос.

– А мы надеялись узнать – куда мы теперь отправимся? – спросил Фрейзе.

– Сами знаете куда, – раздраженно ответил брат Пьетро, приняв груз от Ишрак и поворачивая в сторону кухни. – Уж вы-то точно должны быть в курсе, что нам надо ехать в Венецию. И милорд сказал, что дамы могут присоединиться к нам и тоже играть свою роль. Мы должны представляться богатой купеческой семьей, правда, вам обоим придется нам прислуживать. – Брат Пьетро помолчал, смерив их недовольным взглядом. – Поэтому вы должны работать не покладая рук. Возможно, уносить грязную посуду на кухню. Надеюсь, это вас не затруднит.

Он с грохотом водрузил поднос на стол и, проигнорировав Фрейзе и Ишрак, поднялся по ступеням в чердачную спальню, где ночевал с Лукой и другими постояльцами.

Ишрак и Фрейзе остались в одиночестве.

– Прогуляемся? – предложил Фрейзе, указывая на распахнутую входную дверь.

Ишрак посмотрела на вечернее небо, которое виднелось в дверном проеме, и кивнула, а Фрейзе непривычно-заботливым жестом подставил ей локоть для опоры. Она улыбнулась и пошла с ним рука об руку. Теперь они напоминали помолвленную парочку. Ишрак молчала. Ей нравились его прикосновение и близость, тепло, исходящее от руки, и мягкая забота. Ей было уютно вместе с ним, и она чувствовала умиротворение.

– Дело вот в чем, – признался Фрейзе. – Я слышал вас обоих – тебя и того важного оттомана, и сейчас я беспокоюсь, что он говорил с тобой ласково, а ты ему охотно отвечала. Оттоман общался с тобой на незнакомом языке – возможно, на арабском, а ты что-то ему говорила. А потом, когда я тебя об этом спросил, ты заявила, что ничегошеньки не поняла из его речей. Мне не хотелось бы называть молодую даму врунишкой, но ты же понимаешь, что мне неспокойно.

Ишрак покосилась на Фрейзе.

– Мне хотелось бы знать, о чем вы беседовали между собой, – добавил Фрейзе. – А еще – почему ты мне тогда солгала.

Они прошли шагов пять и наконец она спросила:

– Ты мне не доверяешь?

Фрейзе замотал головой.

– Послушай меня! Я сказал только, что слышал, как оттоман обратился к тебе на чужом языке – а ты отвечала ему на том же языке. Вот и все, Ишрак. – Он помялся. – У кого угодно появятся вопросы. Давай говорить о вопросах, а не о доверии.

Она остановилась и отпустила его руку.

– Ты привел меня сюда, чтобы допрашивать? – возмутилась она.

– Милая моя, я должен знать. И, пожалуйста, не надо волноваться. Оттоман – враг милорда и моего господина Луки. Ты ведь сама его видела. Милорд сказал, что он – его самый заклятый враг. Вот почему я интересуюсь. Я поклялся в верности и любви господину Луке, а он принес клятву милорду в синем клобуке, поэтому я, конечно же, не просто сгораю от любопытства. Ответь мне, о чем вы вели разговор.

– Ты мне не доверяешь, – повторила она жестко. – А ведь мы столько пережили!

– Ласточка, – пробормотал Фрейзе виновато, – частенько я – само доверие, спроси, кого хочешь! Я прямо-таки огромный ком доверия. Но здесь и сейчас я полон сомнений. Меня швыряла громадная волна, я едва не утонул, а теперь меня тревожат новые обстоятельства. – Фрейзе поднял свою широкую ладонь, чтобы продемонстрировать причины своих опасений, и продолжил, загибая пальцы: – Во-первых, я не верю вельможе-оттоману. Он показался мне в высшей степени внушительным и блестящим юношей, а я питаю трусливое отвращение к подобным людям, поскольку сам я человек скромный и обыкновенный, если не считать (напомню) минут истинного героизма. Во-вторых, я не доверяю милорду, лица которого я никогда не видел. Однако брат Пьетро, похоже, до смерти боится своего господина, что наводит меня на всяческие мысли. К самому же милорду прислушивается папа римский, что делает его важной персоной, а я питаю отвращение к важным персонам: ведь я жалкий слуга, если не считать нескольких моментов величия. Милорд появляется неожиданно, а белье и сапоги у него невероятно хорошие. Вот уж странно видеть церковника в белье аристократа! Что дальше?.. В-третьих, я не доверяю твоей госпоже. Она – ветреная и легко возбудимая, кроме того, она женщина, а следовательно, склонна ошибаться и заблуждаться. Кстати, сегодня она похожа на попавшую в клетку волчицу. Не знаю, заметила ли ты, но она и тебя старается избегать! И четвертое: я и себе-то почти не доверяю с этими потопами, пригожим язычником, чудесами, мрачными девицами, богато одетыми монахами и столькими вещами, в которых я разбираюсь не лучше моего Руфино… а если честно – даже хуже! Поэтому умоляю тебя, не обижайся на меня, милая! У меня и так полно поводов для огорчений. А ты в моем списке страхов и тревог стоишь только на пятом месте. Дражайшая, по-моему, опасности теперь повсюду! Однако сперва я буду сомневаться во всех остальных, прежде чем позволю себе усомниться в тебе, – витиевато закончил Фрейзе.

Но Ишрак не отвлек перечень Фрейзе (на что он очень надеялся). Она молча развернулась и с каменным лицом прошествовала обратно к постоялому двору. Посмотрев ей вслед, Фрейзе подумал, что никогда прежде не видел, чтобы женщина двигалась, как раздраженная кошка.

А еще он понял, что сильно обидел ее, и мигом нагнал Ишрак у двери гостиницы.

– Не злись на меня, – прошептал он ей на ухо. – Помнишь, как ласково ты меня встретила, когда я вернулся к тебе после потопа? Ты можешь быть столь доброй к такой крохе, как котенок, и столь ласковой и нежной к такому неуклюжему глупцу, как я.

Она не смягчилась.

– Все это совершенно не важно, раз вы едете в Венецию, – отчеканила Ишрак. – Вероятно, моя госпожа не захочет путешествовать вместе с вами. Думаю, мы сразу направимся в Будапешт и расстанемся с вами. Тогда ты сможешь сомневаться в ком-нибудь другом.

– Ах, нет! – воскликнул Фрейзе, беря Ишрак за руку и бережно разворачивая девушку к себе. – Конечно, это важно. Куда бы мы ни отправились, вам надо ехать с нами! А из Венеции добраться до Будапешта вам не составит никакого труда. К тому же милорд в клобуке даст нам много денег, чтобы мы могли устроиться в Венеции. Тебе там понравится. Мы заведем лавку, как преуспевающая семья. И госпожа Изольда сможет жить так, как ей подобает: как важная дама с великолепными нарядами. Мы будем мыться горячей водой – ты только вообрази! Ты купишь себе чудесную одежду. Может, мы разбогатеем. Венеция придется тебе по душе!

– Какая разница, что мне нравится! – вспылила она. – Имеет значение лишь то, что нравится Изольде.

– Понимаю. Но вы снова будете подругами, – пообещал он.

– Ты о чем?

– Вы помиритесь.

– А мы не ссорились. За кого ты нас принимаешь? Мы не дурочки, которые дуются по пустякам. Мы ни разу в жизни не ругались. Ты ничего про нас не знаешь, а про меня – в особенности!

– Лука – красивый юноша, – тихо проговорил Фрейзе и постарался скрыть улыбку, когда заметил ее возмущение. – Мой господин не может не вызвать переполоха среди кошечек. Котятки обязательно примутся царапать друг дружку.

Фрейзе чуть было не рассмеялся, увидев, что она резко вскинула голову и гневно засверкала глазами. Однако не мог не восхититься тем, как быстро Ишрак овладела собой и признала истинность его слов.

– Раньше мы никогда не ссорились, – уточнила она.

– Но вы двое никогда не оказывались в обществе красивого юноши, – парировал Фрейзе. – Поэтому и поводов для ревности у вас не было.

Она захихикала:

– По-твоему, мы выглядим довольно… обычными.

– Сердитые курочки в курятнике, – благожелательно отозвался он. – Ничего страшного! Но ты хотя бы сможешь вернуться ко мне.

– С чего бы это вдруг?

– Возможно, мой господин предпочтет ее, а не тебя. Когда он остановит свой выбор на госпоже Изольде, пир закончится, а слугам придется подбирать объедки.

Ишрак слегка покраснела, но сумела рассмеяться.

– А ты ведь принес ей клятву верности! Я не дурочка и знаю, что Изольду всегда предпочитают мне. Ничего не изменится.

– А вот и нет, – произнес Фрейзе, аккуратно беря ее под локоть. – Я поклоняюсь госпоже Изольде издалека. Я пообещал ей, что она может рассчитывать на мои услуги. Я принес ей клятву вассала. А ты…

Ишрак почти обиделась:

– А что я? Ты не поклоняешься мне издалека?

– Нет. Тебя я затащил бы на сеновал, задрал тебе юбки и попробовал зайти как можно дальше!

Фрейзе отшатнулся, когда она попыталась отвесить ему оплеуху. Улыбнувшись, он отпустил Ишрак, не мешая ей войти в дом.

Ишрак смеялась, пока она поднималась по лестнице в спальню, которую делила с Изольдой. Не долго думая, она сообщила Изольде, что им предстоит ехать в Венецию и делить кров с двумя юношами и братом Пьетро. А уж кто в кого влюблен, кто кого в итоге предпочтет и что со всеми ними будет, – она не ведает, это время покажет!

* * *

Стемнело. Лука и магистр беседовали о причине появления волны, об учении древних и о признаках конца света. Затем Лука оставил милорда молиться в одиночестве и направился в предоставленную ему спальню.

На кухне в очаге тлели угли – и Фрейзе устроился перед ним, упираясь обутыми в сапоги ногами в деревянную стену. Услышав, как закрывается дверь, он встрепенулся.

– Я дожидался, чтобы проводить тебя спать, – пробормотал он, протирая глаза.

– Я и сам смогу благополучно подняться по лестнице, – проворчал Лука. – Нет нужды укладывать меня в постель.

– Верно, – согласился Фрейзе. – Но приятно снова оказаться вместе. Мне хотелось пожелать тебе доброй ночи.

– А где будешь спать ты? – спросил Лука. – В нашей комнатушке тесно от постояльцев. А милорд никого к себе не пустит.

– Мне велено устроиться здесь, – объяснил Фрейзе, указывая на брошенный в углу соломенный тюфяк, на котором посапывал котенок. – Мне будет теплее, чем вам.

– Доброй ночи, – вымолвил Лука, распахивая объятия. Юноши порывисто обнялись. – Господи, Фрейзе! Как хорошо, что ты уцелел!

– Передать не могу, как приятно почувствовать твердую почву под ногами и знать, что с тобой и девушками все в порядке, – отозвался Фрейзе. – Я даже обрадовался, когда увидел вечно недовольного брата Пьетро.

Попрощавшись с другом, Лука поднялся по лестнице. Скрипнула дверь, и в доме воцарилась тишина. Фрейзе скинул сапоги, расстегнул ремень, бережно сдвинул котенка в сторону и растянулся на тюфяке. Подложив руки под голову, он приготовился засыпать.

В полудремоте он услышал, как магистр поднялся к себе в комнату. Щелкнула дверная щеколда. Котенок свернулся около плеча Фрейзе, и юноша погрузился в сон.

Он то уплывал в приятные сновидения, то выныривал оттуда, но внезапно тихий звук вроде змеиного шипения заставил Фрейзе очнуться. Прислушавшись, Фрейзе понял, что его разбудил шелест ткани. Юноша широко распахнул глаза, но ощущение опасности буквально пригвоздило его к тюфяку. Сквозь приоткрытую дверь кухни он увидел коридор гостиницы и незапертую входную дверь. Фрейзе затаил дыхание и прищурился. В конце концов он разглядел на фоне звездного неба два темных силуэта. Один был женским: Фрейзе различил худенькие плечи, босые ноги и серебристый блеск колечка на пальце ноги. Вторым человеком оказался мужчина, полностью одетый и закутанный в плащ с капюшоном. Фрейзе сразу узнал в нем господина Луки, которого брат Пьетро называл милордом. Именно этот важный милорд и настоял на том, чтобы ему отвели отдельную спальню.

А теперь рядом с ним стояла Ишрак: именно ее шепот и шелест сорочки под плащом и разбудили Фрейзе. Она застыла на пороге, взявшись за локоть магистра. Тот повернул к ней скрытое капюшоном лицо, но его голоса Фрейзе не расслышал.

Что бы ни сказал милорд (а он говорил настолько тихо, что Фрейзе, который навострил уши, не сумел разобрать ни единого слова), девушку это удовлетворило. Ишрак разжала пальцы и отпустила его. Магистр шагнул во двор. Фрейзе отметил, что он держится, как танцор: его шаги были быстрыми, а двигался он изящно, будто хищник. В следующую секунду милорд растворился в темноте – и исчез, как по волшебству. Ишрак задержалась, глядя ему вслед. Затем она вошла в дом, ловко перемещаясь от одной тени к другой.

Осторожно закрыв дверь, Ишрак подставила палец под щеколду, чтобы та не скрипнула, и повернулась в сторону кухни. Фрейзе зажмурился, чтобы Ишрак при тусклом свете углей не заметила блеска его глаз. Он даже вздохнул, как будто крепко спал, и тотчас почувствовал, что Ишрак за ним пристально наблюдает. Тишина подсказала ему, что Ишрак внимательно разглядывает его. Фрейзе не шевелился – несмотря на все влечение и симпатию по отношению к Ишрак, ему почему-то стало зябко при мысли о том, что ее темные глаза буравят его лицо, пока ее спутник (или сообщник) тайком ускользнул с постоялого двора в неизвестном направлении.

Застонала первая ступенька. Звук был слабым, не громче обычного треска досок, просыхающих после наводнения. Фрейзе догадался, что Ишрак начала подниматься вверх по лестнице. Вскоре он почувствовал едва заметное дуновение и понял, что Ишрак уже очутилась в спальне.

Фрейзе подождал еще пару секунд, чутко вслушиваясь в тишину. Он знал, эти двое – юная девушка и магистр ордена – способны двигаться абсолютно бесшумно, как призраки. В его голове роились вопросы. Почему скрытый под клобуком господин разговаривал с Ишрак, которую прежде якобы никогда не встречал? И зачем он покинул постоялый двор глухой ночью? Фрейзе был в недоумении. А почему Ишрак затворила за милордом дверь, взяв на себя роль привратницы, он даже и предположить не мог. Фрейзе принялся мысленно перебирать всевозможные виды предательства и непонятные факты, резко сел на своем тюфяке и на всякий случай натянул сапоги. Остаток ночи он провел, подремывая в кресле возле очага. Он был настороже, хоть и не знал, зачем это делает. В какой-то момент, незадолго до рассвета, Фрейзе померещилось, что он сторожит свой собственный страх – и слышит, как этот страх тихо дышит в замочную скважину.

* * *

На рассвете постоялый двор начал просыпаться. Парнишка, ночевавший в конюшне, принес в дом дрова для кухонного очага. Зевающая хозяйка гостиницы спустилась вниз, чтобы испечь хлеб из теста, которое стояло в миске, источая резкий запах дрожжей. Ее муж носился по лестнице с кувшинами горячей воды, дабы гости умылись, прежде чем пойти в храм на утреннюю службу.

Церковный колокол как раз зазвонил – и Фрейзе вскочил, услышав донесшийся сверху вопль.

Фрейзе вылетел из кухни и помчался, прыгая через ступеньку, прямиком к спальне магистра. Одновременно с ним Лука скатился с чердачной лестницы. Дверь оказалась распахнута. Милорд стоял в проеме с вытянутой перед собой трясущейся рукой. При приближении Луки и Фрейзе он поспешно отвернулся, надвинул клобук, чтобы скрыть лицо, и лишь потом продемонстрировал им то, что держал в руке.

– Раду-бей! – выпалил Лука, опознав нашивку.

Фрейзе ахнул при виде идеального кружка ткани, богато расшитой золотом и бирюзой и украшенной изумрудами и сапфирами на манер павлиньих перьев. Это был символ аристократии в Оттоманской империи. Те же самые цвета они видели на вымпеле, который Раду-бей насмешливо развернул на галере, когда господин Луки бессильно требовал его ареста.

– Как? – пролепетал Лука. – Что это значит? Откуда он взялся?

– Я нашел его утром: его прикололи у моего сердца! – закричал милорд. – Он послал убийцу, чтобы тот пришпилил его на меня, пока я спал. Я получил предупреждение! Вот оно – послание от Раду-бея: он говорит, что поставил на меня свою метку. Черную метку! Он с такой же легкостью мог вонзить в меня кинжал!

Магистр сунул чудесную нашивку Луке в руку.

– Забери! – потребовал он. – Мне противно это держать! Он словно мишень мне на груди нарисовал!

– Но зачем?

– Он меня предупредил, – повторил магистр. – Хотел похвастать, что мог бы меня убить. Они именно так делают. Да, я знаю, что это их рук дело! Сперва они предупреждают тебя, а затем появляются откуда ни возьмись – и закалывают.

– Кто? – вопросил Фрейзе. – Кто приходил?

– Ассасины, – бросил магистр. – Он подослал ко мне ассасина!

– В гостинице побывал ассасин? – переспросил брат Пьетро, заглядывая в комнату.

Разбуженные шумом Изольда и Ишрак выбежали из спальни. Обе девушки были в сорочках и успели лишь накинуть себе на плечи плащи.

– Что случилось? – испуганно спросила Изольда у Луки.

Он посмотрел на Изольду.

– Сегодня ночью кто-то забрался в гостиницу и оставил милорду послание. Угрозу, – пояснил он.

Фрейзе наблюдал за Ишрак, которая стояла в коридоре. Она не шевельнула не единым мускулом, лицо у нее было непроницаемым. Смотрела она на магистра.

– Но как он сюда забрался? – удивилась Изольда.

Медленно, словно ощутив на себе взгляд Фрейзе, Ишрак повернулась к юноше. Ее глаза ничего не выражали.

– Они умеют лазить по стенам, как кошки, и могут бегать по крышам, – ответил ошеломленный магистр. – Ассасины много лет учатся бесшумно проникать в дома, внезапно убивать и бесследно исчезать. Они – наемные, хорошо обученные убийцы. Получив задание, они преследуют свою жертву, пока не достигнут своей цели. – Милорд помолчал. – Меня уже предупредили.

– Он проник через окно? – Лука пересек спальню и распахнул ставни. Одна из створок громко заскрипела. – Нет. Вы бы услышали шум, милорд.

– Дверь на улицу не запирается, – заявил Фрейзе. – Он мог свободно войти в гостиницу.

Ишрак прищурилась.

– А потом он мог запросто выскользнуть на улицу, – добавил Фрейзе.

Ишрак выгнула брови и отвела взгляд.

– Но почему? – спросил Лука у магистра. – Зачем ему так поступать?

– Это значит, что я приговорен к смерти, – ответил милорд. Вздохнув, он невесело рассмеялся. – Я – ходячий мертвец, – с горечью произнес он, и Лука заметил под клобуком слабую тень усмешки. – Ассасины должны меня уничтожить. Они будут постоянно посылать своих людей для того, чтобы кто-то из них смог меня убить. Вряд ли полученный ими приказ будет отменен…

– Но кто они такие? – тихо осведомилась Изольда.

– Это орден, – ответил брат Пьетро. – Или, скорее, гильдия. Туда берут способных детей в весьма юном возрасте. Их обучают военным искусствам, умению шпионить и самым разнообразным уловкам и хитростям. Они прекрасно владеют оружием и способны обмануть кого угодно. Их можно нанять: вы называете им цель и платите, а они будут посылать одного ассасина за другим, пока задание не будет выполнено.

– А почему же он пощадил вас? – выпалила Ишрак.

– Так поступили с Саладином[15], – опередил милорда брат Пьетро. – Ему прикрепили на грудь мишень, когда он спал в шатре под надежной охраной, дабы предупредить его: если он не остановится, то он – мертвец.

– И что он сделал?

– Отступил, – сказал брат Пьетро.

– Они – неверные, но угрожали Саладину? – озадаченно переспросил Лука. – Как странно!

– Ассасины ставят честь своего ордена на первое место, – ответил магистр. – Они согласны убить любого человека, а вероисповедание не имеет для них никакого значения. Они служат исключительно самим себе, а не вере или народу.

– Но зачем капитану рабской галеры вас убивать? – недоумевала Изольда.

Магистр впервые обратился непосредственно к ней.

– Он – не владелец рабской галеры, – вымолвил милорд. – Он – одна из главных персон Оттоманской империи, командующий элитными частями. Раду-бей – правая рука султана Мехмета, который только что захватил Константинополь. Они поклялись друг другу в пожизненной верности. Рабу-бей – воплощение всего, с чем я борюсь. А я противостою неверным и не желаю, чтобы Оттоманская империя одерживала победу над нашим христианским миром. Я не собираюсь сдаваться, хотя оттоманы уже вторглись в Европу и не щадят на своем пути никого. Увы, вы сами видите, что близится конец света! А он, Раду-бей, недавно был здесь, в Пикколо, но вы его отпустили! А теперь он намекает мне, что если я попаду к нему в руки, то не смогу рассчитывать на такую удачу. Он меня дразнит и играет со мной: вот только игра эта будет со смертельным исходом. Раду-бей должен знать, что я приказал вам его убить. А сейчас он сообщил мне, что тоже избрал меня своей жертвой.

Воцарилась тишина.

– А что вы будете делать, милорд? – спросил Лука.

Магистр немного оправился и пожал плечами.

– Пойду на утреннюю мессу, – ответил он. – Позавтракаю. Побеседую с тобой и братом Пьетро и отправлюсь в путь. Продолжу свою борьбу. Буду воевать за Христа.

– Вы будете защищаться?

– Если получится, я сделаю все, что в моих силах. Омерзительная метка явно свидетельствует о моей скорой смерти, но я не прекращу своих трудов. Я поклялся возглавлять орден Тьмы, защищаясь от самого страха, и я не отступлю.

Лука помялся, но спросил:

– А нам не следует сопровождать вас, милорд? Защищать вас от наемных убийц? Вам необходимо постоянно иметь кого-то рядом.

Магистр безрадостно ответил:

– Это борьба не на жизнь, а на смерть. Кто знает?.. Может, уже завтра погибну я, а может, на тот свет отправится и мой заклятый враг. Однако сейчас нет ничего важнее, чем твоя миссия, брат Лука. Когда я умру, мое место займет новый магистр, а у тебя по-прежнему останется твое дело. Сейчас тебе надо поехать в Венецию, выполнить мое задание. А я постараюсь по возможности обезопасить себя.

Милорд взглянул на павлинью нашивку у Луки в руке.

– Выброси ее, – приказал он. – Мне невыносимо это видеть.

Ишрак потянулась к Луке и забрала у него драгоценную ткань. Фрейзе молча наблюдал, смотрел, как она прячет вышитый символ в карман своего плаща.

* * *

Трое мужчин и Изольда направились в церковь. Фрейзе проводил их взглядом от дверей постоялого двора, а Ишрак побежала наверх, чтобы собрать скудные пожитки и приготовиться к отъезду.

– Ночью ты ничего не слышала, надо полагать? – нейтральным тоном осведомился Фрейзе.

Она повернулась, посмотрела ему прямо в глаза и солгала:

– Ничего. Я очень крепко спала.

– А он ведь поднимался по лестнице. Он остановился на площадке и вошел в комнату, которая находится неподалеку от вашей спальни, – продолжил Фрейзе.

– Да. Но он и мимо кухонной двери проскользнул. Ты тоже ничего не слышал?

– Нет. Если бы он убил милорда, это было бы ужасно. Он – господин Луки. Я обязан его защищать. Лука обязан его оберегать.

– Но милорда-то не убили, – напомнила она. – Ассасин и не собирался его закалывать. Он принес ему послание и снова ушел. Это милорд говорит о смерти и всем угрожает смертью, а я увидела только нашивку.

– Но это и есть послание от нашего врага, – подсказал Фрейзе. – Самая настоящая метка.

– От вашего врага, – парировала Ишрак. – Да и передали послание не тебе, а милорду, которому служит твой господин Лука. Но я не уверена, что мне нравится магистр. Он мне точно не друг, и я сомневаюсь, что я на его стороне. Я не считаю его своим господином и даже не думаю, что он – враг моего врага. А еще я почти уверена, что он не слишком беспокоится о Луке. Может, тебе стоит поразмышлять о том, что я тебе сказала, прежде чем спрашивать, как я спала?

* * *

Четверо вернулись с церковной мессы, после чего все путники, кроме милорда, позавтракали на кухне. Магистр ел один в обеденном зале. Когда трапеза завершилась, девушки поднялись в спальню, чтобы приготовиться к долгому путешествию.

– Что будешь делать с нашивкой? – спросила Изольда, увидев, что Ишрак укладывает чудесный павлиний знак на дно своей дорожной сумки.

– Наверное, сохраню, – ответила она.

– Господин Луки ужаснулся, когда ее обнаружил, – проговорила Изольда и кивнула на символ.

– Да.

– Может, тебе стоит сжечь метку.

– Может, я и сожгу. – Ишрак поколебалась, но добавила: – Хотя я не понимаю, почему господин Луки настолько встревожился. Он-то ведь не пострадал.

– Ему же ее приколол ассасин, как предостережение!

– Это был не ассасин, а Раду-бей, – внезапно призналась Ишрак. – Милорд должен был тайно его к себе впустить. Я сама видела, как Раду-бей выходит. Я его проводила и закрыла за ним дверь.

– А почему ты до сих пор молчала? – изумилась Изольда.

– Милорд встретился с ним тайно, а затем придумал историю про ассасина. Не понимаю, что все это должно означать. Но теперь я сомневаюсь в господине Луки.

– Его назначил сам папа римский, – сказала Изольда.

– Что еще не делает его хорошим человеком, – возразила Ишрак. – Многие из тех, кого назначает папа, занимаются гонениями и сеют повсюду раздор. А между ним и Раду-беем есть какие-то договоренности, которые нам неизвестны. Правда, уходя, Раду-бей предупредил меня.

– О чем?

– Он спросил, видела ли я хоть раз лицо милорда, и я ответила, что он никогда не снимает клобук. Раду-бей рассмеялся и заявил, что слуги Божьи не прячутся в темноте. Он сказал, что когда я увижу его лицо, то буду очень многое понимать – гораздо лучше, чем сейчас. Раду-бей…

Ишрак осеклась на полуслове.

– Что? – поторопила ее Изольда, понижая голос, словно опасаясь, как бы милорд их не подслушал.

– Он посоветовал мне, чтобы я никогда не позволяла милорду подходить слишком близко.

– Почему?

Ишрак качнула головой:

– Даже не представляю. Раду-бей сказал, чтобы я не разрешала милорду к себе прикасаться. Не позволяла… – Она замялась. – Ему себя поцеловать.

– Но милорд же принес монашеские обеты! – возмутилась Изольда.

– Да, но дело не в том, что поцелуи греховны, – попыталась объяснить Ишрак. – Раду-бей говорил так, как будто это очень опасно – я имею в виду прикосновение милорда.

Обе испуганно замолчали. Наконец, Изольда тряхнула головой.

– Никому нельзя доверять, – прошептала она.

– Кроме Луки и Фрейзе, – заметила Ишрак. – С ними мы будем в безопасности. И брат Пьетро – человек хороший. Но я не верю ни милорду, ни его ордену.

– И мы можем доверять друг другу, – робко проговорила Изольда. Она протянула подруге руку – и Ишрак шагнула ей в объятия. Они замерли на некоторое время, а потом Ишрак отступила.

– Ты права, – объявила Ишрак. – И нам надо прекратить ссориться. Потому что, как мне кажется, мы сейчас – одни в мире, полном всяческих опасностей.

* * *

Позавтракав, магистр спустился на кухню и выдал брату Пьетро запечатанный пакет с распоряжениями и увесистый мешок монет.

– А еще там есть письмо к венецианским евреям-ростовщикам, – сообщил он. – Вы ни в чем не будете нуждаться во время поисков фальшивомонетчиков.

Брат Пьетро спрятал распоряжения во внутренний карман куртки. Фрейзе раздраженно закатил глаза.

– Ты не побережешь деньги вместо меня, Фрейзе? – поинтересовался монах.

– Я и распоряжения понесу, если хочешь, – ухмыльнулся Фрейзе.

– Нет. Не думаю, что у тебя они будут в целости и сохранности. Я повезу приказы и вскрою их тогда, когда будет положено, – точно в срок. Но мне будет спокойнее, если ты возьмешь монеты.

Фрейзе кивнул, радуясь оказанному доверию.

Когда брат Пьетро избавился от тяжелого кошеля с золотом, магистр обратился к Луке.

– Я поговорю с тобой с глазу на глаз и уеду, – вымолвил он, направляясь к двери.

Мальчишка с конюшни разжигал в обеденном зале камин. При появлении двух постояльцев парнишка отвесил им низкий поклон и быстро покинул комнату. Лука прикрыл за собой дверь, а магистр уселся за стол спиной к свету и указал юноше на стул напротив.

– Можешь сесть, – произнес он.

Лука послушался.

– Ты многое повидал, – начал магистр. – Ты провел четыре расследования и стал свидетелем загадочных событий и бедствий, которыми изобилует наш бренный мир. Но ты проявил храбрость и даже не дрогнул.

– Я дрогнул, когда увидел волну, – честно признался Лука. – Мне было по-настоящему страшно.

– Это не проблема. Страх перед чем-то действительно чудовищным помогает остаться в живых. Я испугался, когда обнаружил на груди нашивку Раду-бея, которую приколол мне ассасин. Во вселенной творятся странные вещи, и они внушают смертным ужас. Но вот чего я не потерплю в членах моего ордена, так это страха перед неизведанным будущим. Мне претит боязнь того, что, вероятно, никогда и не произойдет. Ты не страдаешь от подобных слабостей?

– Я не боюсь теней на стене, – произнес Лука.

Глаза из-под клобука блеснули.

– Что ты знаешь о тенях на стене?

– Вельможа Раду-бей говорил…

– Да, он очень начитан, – сурово прервал его магистр. – Конечно, мы могли бы у него поучиться. У него были прекрасные наставники. Раду-бей продал свою душу, пожертвовал вечной жизнью, чтобы познать грешный мир. Посмотри на его союзников! Он не гнушается ассасинов и сотрудничает с ними! Разве это не делает и его самого ассасином?

Лука моментально замолчал, а магистр быстро взял себя в руки.

– Не важно. Он нас сейчас не интересует. Я наблюдаю за тобой, Лука Веро, и меня радует то, что я вижу.

Лука склонил голову, ощущая нелепую эйфорию от похвалы милорда.

– Ты повинуешься моим приказам? Ты признаешь власть ордена?

– Да.

– Тебе понятна миссия, которую ты поклялся выполнять? Ты продолжаешь делать свою работу?

Лука кивнул.

Магистр придвинул к себе шкатулку из розового дерева.

– Если ты обнажишь руку, я нанесу тебе первый знак ордена Тьмы. По мере твоего совершенствования, я буду наносить новые метки, пока знак не будет завершен. Тогда ты станешь полноправным членом ордена и сможешь узнать мое имя. Ты будешь видеть мое лицо, встретишься с другими рыцарями ордена и станешь трудиться вместе с ними.

Лука медлил: он ощущал странное нежелание получить метку на руку.

– Тебе не хочется, чтобы на тебе был знак ордена? Ты колеблешься перед оказанной тебе честью?

– Метка… она – как монашеский обет? Но я не уверен, что готов…

Магистр улыбнулся.

– Нет. Это другое. Ты потому не спешишь? – Он тихо рассмеялся. – Ты действительно еще очень юн! Нет, в нашем ордене ты не приносишь обет нищеты: я отправляю тебя в Венецию богатым, словно вельможа. Ты не даешь обета целомудрия: твоя личная жизнь касается тебя одного, и данный вопрос ты решаешь вместе со своим исповедником. Меня не интересуют грехи и пороки, если они не влияют на твою миссию.

Лука заморгал.

– Вспомни: ты не закончил послушания. Ты не связан клятвами священнослужителя. Ты волен принести обет позже.

– Но…

– Мой орден требует беспрекословного послушания. Ты должен повиноваться мне, выполнять мои приказы и помнить о нашей миссии, которая состоит в том, чтобы защищать границы христианского мира от дьявола, язычников и еретиков. Ты станешь расследователем и слугой ордена Тьмы. Твое соблюдение заповедей остается между тобой, твоим исповедником и Богом. Ты подчиняешься ордену?

– Да, милорд.

Лука вновь склонил голову.

Мимолетная улыбка – и мужчина в клобуке подошел к разожженному огню и взял из него щепку. Он по очереди зажег все свечи и перенес их на стол. Теперь они ярко озаряли Луку, как будто он сидел под палящим солнцем. Магистр открыл шкатулку из розового дерева, где обнаружились бронзовые инструменты, вроде набора для вышивания, и пузырек, содержимое которого напоминало черную тушь.

– Обнажи руку, – негромко велел милорд.

Лука закатал рукав рясы и выпрямил руку.

Магистр взял острую, как стилет, иглу.

– Даже если ты не найдешь своего отца, в ордене ты обретешь настоящую семью, – продолжил магистр. – Если ты будешь разговаривать с мусульманским властителем, власть над тобой буду иметь лишь я. А если же ты будешь путешествовать с женщиной, твое сердце все равно будет отдано твоей миссии – ты без устали будешь искать признаки грядущего конца света и создашь карту страхов людских. Что бы ни повстречалось у тебя на пути, ты станешь слушать только меня. Я могу приказать заглянуть тебе в бездну или в пасть ада, и ты доложишь мне ее размеры. Ты это сделаешь?

Милорд прижал острие к внутренней стороне предплечья Луки – как раз между сгибом локтя и его запястьем, где была самая нежная кожа. Лука содрогнулся, увидев каплю крови и почувствовав сильный укол.

– Сделаю! – выдохнул он.

Лука стиснул кулак, борясь с болью, и принялся наблюдать, как острие снова и снова колет и царапает его плоть. Игла оставляла на предплечье юноши кровавые отметины – и по мере того, как ранки обретали форму, боль усиливалась. Кожа горела, как от ожога.

Некоторое время спустя Лука увидел уже знакомый ему хвост дракона, изящно выступающий на его предплечье. Этим все и ограничилось: чешуйчатым хвостом, нарисованным алой кровью Луки.

Лука еще смотрел на искусную деталировку, когда магистр опустил свою голову к ране юноши. Лука ахнул: мягкие губы милорда прижались к его предплечью. Юноша ощутил покалыванье щетины, росшей на подбородке и верхней губе магистра – оно было чувственное, как поцелуй. Зубы милорда прихватили кожу Луки, и теплый язык коснулся ноющих свежих порезов. Затем кровь Луки потекла прямо в рот милорду, который высасывал ее из ранок. Вскоре Лука ощутил прохладное прикосновение слюны. Магистр поднял голову и поглубже надвинул свой клобук, но Лука успел заметить окрашенные красным губы и угольно-черные глаза.

Ничего не объясняя, магистр выпрямился, взял тонкую кисть, окунул ее в пузырек с тушью и тщательно нанес краску на порезы, которые только что высосал досуха. Вынув из шкатулки полотняную салфетку, он прижал ее к меткам, затемненным черной тушью. Подняв голову, милорд взглянул Луке в лицо. Юноша побелел, его карие глаза расширились, дыхание стало учащенным и неглубоким. Оба хранили молчание, словно сейчас произошло нечто очень необычное, мощное и невыразимое.

– Я нанес тебе мою метку, – произнес магистр. – Я вкусил твоей крови. Отчасти ты уже принадлежал ордену. А теперь ты начинаешь принадлежать мне.

уроборос

КОНЕЦ

От автора

Наверное, нельзя не заметить, что я писала эту книгу с огромным удовольствием: ведь у меня появилась возможность изобразить на историческом фоне полностью вымышленных персонажей. Лука, Фрейзе, Изольда и Ишрак постепенно превращаются – почти самостоятельно – в те личности, которыми и должны предстать в последующих книгах данной серии. В романе ярко проявляются чувство юмора и отвага Фрейзе и, разумеется, сложная гамма чувств Луки по отношению к его детству, его призванию, а также – к двум девушкам…

Сами же Изольда и Ишрак начинают сильно отличаться друг от друга. Мне становится все любопытнее наблюдать за тем, куда заведут Ишрак ее пытливый ум и восточное происхождение. А у Изольды ее привычка властвовать и гордость своим благородным происхождением подвергаются испытанию перед опасностями сурового мира, с которым она столкнулась. Спор девушек о том, что лучше – быть свободной или ограничивать свое поведение в соответствии с условностями, – был характерен как для жителей Средневековья, так и для грядущих поколений. Дискуссии о пристойном поведении женщин продолжаются и в наши дни.

В романе появляются и персонажи, которые сыграют немаловажную роль в дальнейших эпизодах. Темный господин Луки в этой истории оказывается еще более пугающим, хоть мы и видим, чего ему стоит его борьба с Оттоманской империей. На страницах третьей книги мы также встретимся с магистром и поймем корни глубокой вражды, которая напрочь лишила его сострадания. Его заклятый враг и зеркальное отражение – юный Раду-бей, блестящий, могущественный и непростой персонаж, которому позже предстоит вернуться в повествование. Он уже ослепил Луку и Ишрак своей образованностью и привлекательной внешностью.

Предание о Крестовом походе детей дошло до нас со времен Средневековья: его истоком послужили многочисленные недолгие сборища молодежи и бедных работников, которых называли мальчиками и девочками независимо от возраста. Иногда отряды бедняков и неимущих даже заявлялись в какой-нибудь городок, нападали на гетто или осаждали церковь, но их быстро заставляли разойтись, прибегая к помощи денег или к физической силе. Историки считают, что Крестового похода детей в Святую землю никогда не существовало. Тем не менее легенды о нем вызывают интерес, и кое-кто из наших современников не сомневается в том, что были предприняты, по крайней мере, две попытки организовать Крестовый поход детей в Иерусалим. Я использовала эти сведения в своем романе – они послужили мне своеобразным прообразом моего художественного произведения.

Гигантская волна, которая унесла маленьких паломников, является плодом моей фантазии, однако сильнейшее землетрясение действительно имело место быть – оно произошло в 1348 году с эпицентром во Фриули. Именно о нем и упоминал отец Бенито. (Следует отметить, что в этой области на севере Италии недавно случилось очередное землетрясение.) Средневековые же философы не понимали, каким образом землетрясение способно вызвать наводнение, но считали, что оно способно стать причиной чумы. К примеру, землетрясение 1348 года вызвало омерзительный смрад, после которого началась ужасная эпидемия чумы, о чем отец Бенито и рассказывал Луке.

Народ, живший во времена Средневековья, не сомневался в том, что существуют люди-буревестники. По их мнению, они занимались колдовством и призывали наводнения – для этой цели они специально уходили к лесным озерам и разбрызгивали воду для будущего разгула стихии. Нам, в век научных знаний и глобальной связи, легко удивляться подобным выдумкам, но людям Средневековья, чья жизнь почти постоянно подвергалась опасности, было легко поверить в невидимые и пугающие силы.

В конце романа магистр дает Луке и брату Пьетро новое поручение: теперь им предстоит отправиться в Венецию, крупнейший торговый центр Европы, и попытаться разобраться с загадочным появлением странных золотых монет. Именно этому и будет посвящена третья книга серии «Орден Тьмы» под названием «Подделка» (Fool’s Gold).

Примечания

1

Иншалла – молитвенное ритуальное выражение у мусульман, переводится как «если Бог пожелает». (Здесь и далее прим. ред.)

(обратно)

2

Цистерцианец – представитель католического монашеского ордена.

(обратно)

3

Фейри – в фольклоре кельтских и германских народов – сверхъестественные существа (эльфы, феи, брауни и многие другие).

(обратно)

4

Денник – специальное огороженное помещение в конюшне, которое предназначено для содержания животного без привязи.

(обратно)

5

Госпитальеры – рыцари-монахи. Орден госпитальеров (или так называемый «Мальтийский орден», существующий и в наше время) был основан в конце XI века. Эта влиятельная организация открывала по пути в Святую землю особые «госпитали» для пилигримов. Паломники могли получить в госпиталях самую разнообразную помощь, начиная от еды и лекарств и заканчивая вооруженным сопровождением.

(обратно)

6

Кнехт – здесь: широкая парная тумба, установленная на причале.

(обратно)

7

Фальшборт – ограждение, тянущееся вдоль наружной палубы судна.

(обратно)

8

Гипатия Александрийская – знаменитая женщина-ученый Древнего мира, жившая на рубеже IV–V веков н. э. – философ, математик, астроном. Гипатия Александрийская изобрела астролябию – прибор, измеряющий координаты небесных тел.

(обратно)

9

Форштевень – конструкция в оконечности корабля, сделанная в виде балки и являющаяся продолжением киля.

(обратно)

10

Кулеврина – средневековое огнестрельное оружие – пушка легкой конструкции.

(обратно)

11

Английский капер – владелец судна под тем же названием (см. ниже).

(обратно)

12

Английский капер – частное морское судно, нападающее на вражескую сторону с ведома воюющего государства.

(обратно)

13

Рангоуты – детали морских судов, созданные для выполнения различных функций (например, установка и несение паруса, выполнение грузовых работ и многое другое).

(обратно)

14

Нобль – английская золотая монета, получившая широкое распространение в Европе.

(обратно)

15

Саладин – прославленный полководец (1138–1193), султан Египта и Сирии.

(обратно)

Оглавление

Дорога из Рима в Пескару, Италия, ноябрь 1453 года

Пикколо, Италия, ноябрь 1453 года

От автора Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg