«Витязи в шкурах»

«Того же лета здумаша Олговы внуци на Половци, занеже бяху не ходили томь лете со всею князьею, но сами поидоша, о собе рекуще:

— Мы есмы ци не князи же? Поидем такыже собе хвалы добудем!»

«Светающи же субботе, начаша выступати полци половецкии, аки борове. Изумеша князи рускии — кому их которому поехати, бо бысть их бещисленое множество».

Ковуи побежали все вдруг…

К полудню третьего дня изнемогли все — даже кони. Кони даже раньше людей: многие под стягом Игоря бились пешими, раз за разом встречая степняков частоколом копий. На князя оглядывались. В этих взглядах — не только отроков (перед походом они громче всех обещали добыть себе чести, а князю славы), но и старых кметей Игорь видел смертную тоску. И орал в ответ:

— Стоять! Сучье вымя! Блядьи дети! Уды конские! Стоять! Колом! Сам всех порву! На лоскуты!..

В горле саднило от пыли и ора, но он не смолкал. Пока вои в строю — удержать можно криком. Бранью — самой черной, какая есть. Запнешься, пожалеешь — побегут! Толпой: безумной и беззащитной. Колоть и рубить убегающих — радость! Кураж! Сами два дня тому так кололи и рубили. Только бы выстоять!..

Степняки волнами откатывались от железных игл гигантских ежей русских полков, оставляя на вытоптанном ковыле трупы людей и коней. Отскочив, засыпали русских стрелами. Тяжелые, как долота, наконечники бронебойных стрел, выпущенных из огромных составных луков, раскалывали сухое дерево червленых щитов. После двух трех попаданий дерево выпадало кусками, а то и вовсе осыпалось, оставляя руках воев только железные круглые умбоны — в сече еще можно отбиться, но против стрел… Оставшиеся без щитов гибли почти сразу же — степняки высматривали их и, не опасаясь (у окруженных стрелы кончились давно), били прицельно. Четырехгранные наконечники рвали кольчужную броню, раздвигали пластины куяков, хищно стремясь в горячее тело — к крови, к сердцу, к душе…