«Ведется следствие»

Ведется следствие (fb2) - Ведется следствие 1717K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кира Алиевна Измайлова

Кира Измайлова Ведется следствие

Глава 1 Колье королевы, труп и другие неприятности

На Центральном вокзале царила кутерьма: пёстрая толпа атаковала вагоны третьего класса, на грузовые платформы поднимали нечто, закутанное во много слоёв непромокаемой ткани; чистая публика солидно и неспешно занимала места в вагонах первого и второго классов. Громадный локомотив уже стоял под парами, готовясь к отправлению: Большой Королевский экспресс всегда прибывал и убывал минута в минуту, и ни война, ни что иное не могло помешать его путешествию. Так, во всяком случае, полагали пассажиры, и уверенность эту старательно поддерживали представители Королевской паровозной компании.

Возле грузовых вагонов творилась какая-то суета.

– Сгружайте, – приказывал солидный служащий, и грузчики, пыхтя, брались за некий предмет, занимающий открытую платформу почти целиком.

– Не смейте! – бросался на защиту груза невысокий человечек в чуть великоватом сюртуке. По лицу его сразу можно было опознать камердинера при важной особе. – Господин Сверло-Коптищев не может в дороге без своего рояля!

– Господин Сверло-Коптищев вполне может воспользоваться тем роялем, что стоит в салоне первого класса, – успокаивающе гудел басом служащий компании.

– Никогда! Никогда мой господин не сядет за мерзкий инструмент, невесть как и кем настроенный и созданный руками неизвестных мастеров! – выпятил грудь камердинер, – господин предпочитает…

– Сгружай, – приказал откуда-то сверху еще более густой бас, – именем Кароля.

Рабочие, собравшиеся уже было перекурить, живо встрепенулись и в два приема переправили громоздкий рояль на перрон. Надо сказать, несколько слишком поспешно, и внутри инструмента что-то жалобно зазвенело. Очевидно, теперь роялю уж точно потребовалась бы настройка…

– Что вы себе позволя… – повернулся к обладателю грозного баса камердинер и осёкся.

Над ним возвышался великан в черном френче с орденскими колодками и в юбке в красную клетку, чуть ниже колена длиной. Ухоженная белокурая борода гиганта завитыми кольцами падала на бочкообразную грудь, на голове красовалась лихо сдвинутая набекрень меховая шапка, украшенная хорошо знакомым всем обитателям столицы и не только символом – треугольником с разделенным по горизонтали кругом внутри (нижняя половина круга была красной, в верхней красовалась цифра). Судя по этому знаку (если бы перепуганный камердинер дал себе труд присмотреться и вообще разбирался в подобных вещах), на платформе оказался гвардеец Восьмой роты Красного полка в чине поручика… И, судя по всему, вместе с ним явилась вся рота: толпа угрюмых, рослых, белокурых и светлоглазых, как на подбор мужчин, которых предпочитали обходить стороной даже самые отъявленные забияки. Гардейцев набирали… вернее, покупали у правителя соседней большой северной страны, Беарии, занимавшей большую часть континента, Мит-Тяя Первого. На границе всегда было неспокойно: горные племена не давали покоя мирным купцам, и в итоге соседи объединились и провели совместную усмирительную операцию, увенчавшуюся оглушительным успехом. С тех пор Беария (на чьей стороне в основном и шалили негодяи) исправно поставляла на службу соседу избыток своих воинственных жителей, разумеется, ко взаимной выгоде. Те служили не за страх, а за совесть (воевать они умели отменно и делали это с большим удовольствием), искренне мечтая когда-нибудь собрать своих родственников и служить уже всем кланом… Некоторым это даже удавалось.

И вот теперь рота гвардейцев отправлялась куда-то по пути следования Большого экспресса, и это не могло не удивлять обывателей.

– Грузись, – приказал подошедший фельдфебель подчиненным и сам поставил на приступку мощную ногу в крепком ботинке, обтянутую уставного цвета шерстяным гетром. Поручик наблюдал за происходящим скучающим взглядом, поглаживая бороду. – Барахло – вон.

– Но… – попытался было пискнуть камердинер (должно быть, это был самый смелый поступок в его жизни), однако его проигнорировали.

– Па-аберегись! – раздалось откуда-то сбоку.

Грузчики, сдержанно ругаясь (сквернословить при гвардейцах было делом опасным – никогда не угадаешь, что именно оскорбит беарийского варвара), заводили на грузовую платформу что-то огромное. Тали жалобно поскрипывали, груз погромыхивал. Под защитного цвета чехлом угадывались очертания парового броневика, а гремел, должно быть, ротный котёл, подвешенный сзади, – предмет особой заботы и гордости гвардейцев.

Камердинер счел за лучшее ретироваться, не переставая грозить всевозможными карами (начиная от жалобы руководству паровозной компании и заканчивая… впрочем, ничего большего он сделать не мог).

Гвардейцы дисциплинированно погрузились в вагон, бесцеремонно вышвырнув оттуда остатки багажа – чьи-то тюки, чемоданы… (Служащий компании немедленно подозвал помощника – проследить, чтобы имущество пассажиров осталось в целости и сохранности, – а сам отправился в контору, полечить нервы крепкой травяной настойкой, и вряд ли кто осудил бы его за это.) Фельфебель принял рапорт о погрузке, потом лично пересчитал подчиненных (считал он десятками, загибая пальцы; всего набралось пять раз по две руки без двух человек, и это его удовлетворило), доложил поручику, что все на месте, а броневик закреплен как следует, и тоже забрался в вагон…

…Вся эта суматоха не могла не привлечь внимания пассажиров первых классов.

– Ну, как всегда, с шумом и грохотом, – проговорил высокий седой мужчина, не отрываясь от газеты и вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь. Сюртук его и пальто были безупречны и элегантны, ухоженные пышные бакенбарды подпирал крахмальный воротничок, а затянутые в черные перчатки руки могли принадлежать даже представителю королевской семьи.

– Полагаю, погрузить броневик бесшумно за столь короткий промежуток времени было бы затруднительно, – пожала точеными плечиками молодая дама в меховом манто.

Еще один мужчина, невысокий и лысоватый, в ответ только пренебрежительно хмыкнул. Дама посмотрела на него с интересом, ожидая пояснений, но их не последовало.

– Идемте уже по вагонам, уважаемые, – сказал он. – С минуты на минуту отправление.

Не дожидаясь ответа, он прошел, заметно прихрамывая, по платформе к вагонам второго класса и вскоре исчез в чреве Большого Королевского экспресса.

– Идем и мы, – седой мужчина сложил газету, вынул карманные часы и, щелкнув крышкой, подтвердил: – Да, наш дорогой доктор прав. Чтобы не искать своё купе в спешке, лучше пройти в вагон сейчас же.

Он галантно предложил руку молодой даме и последовал собственному совету. Проводник учтиво поклонился и даже не спросил билета.

Вслед за седовласым направились еще двое – молодой человек изрядного роста, одетый явно в подражание патрону (в этом сомнений не возникало; жаль лишь, воротничок был тесноват, что явно причиняло юноше некоторые неудобства), и другой, постарше, с цепким взглядом очень темных глаз, с дорогим дипломатом, который он не выпускал из рук ни на мгновение.

Основная масса пассажиров уже заняла свои места, двери купе почти не пропускали звуки, поэтому в коридоре было совсем тихо, только возмущался где-то господин Сверло-Коптищев, так жестоко лишенный любимого рояля…

– Вот ваше купе, дорогая Каролина, – произнес седой мужчина. – Искренне надеюсь увидеть вас за ужином во всём блеске.

– Приложу к этому все возможные усилия, – ответила молодая дама, и тяжелая дверь купе отрезала ее от спутников.

– Сюда, уважаемые, – снова поклонился невесть откуда взявшийся проводник. – Прошу…

– Дэвид, зайдите сперва ко мне, – сказал пожилой предводитель этой странной компании. – Или вас тяготит моё общество?

– Никоим образом, господин Бессмертных, – улыбнулся в ответ юноша в тесном воротничке. – Вы ведь грозились за время пути принять у меня зачёт по самостоятельно освоенному материалу.

– Пол?.. – повернулся мужчина к спутнику с черным дипломатом, но за ним уже закрылась дверь. – Хм… хорошо, что у него нет соседа. В путешествии первом классом есть неоспоримые преимущества…

– А что такое? – живо заинтересовался Дэвид, проходя в купе.

– Видите ли, друг мой, – сказал Бессмертных, – Пол никогда не расстается со своим чемоданчиком…

– Это я заметил, – невежливо перебил юноша.

– В прямом смысле слова, – продолжил пожилой мужчина, не обращая внимания на бестактность. – Кроме того, он предпринимает все возможные меры для предотвращения возможного покушения на него. Особенно если едет с незнакомым человеком.

– О!.. – сказал Дэвид впечатлено и примолк.

– Самая малая неприятность, – произнёс Бессмертных, снимая пальто и аккуратно вешая его на крючок, – которая может грозить спутнику нашего уважаемого Пола – так это невозможность открыть на ночь окно. Впрочем, ночи нынче прохладные, а в поезде превосходная вентиляция, поэтому, полагаю, такое можно было бы пережить. А вот капканы у двери – я выражаюсь фигурально, Дэвид, не смотрите на меня так; Пол давно перерос столь банальные приёмы, – это уже намного… гхм…

– Понимаю, – кивнул юноша и хотел что-то спросить, но в это мгновение паровоз дал свисток, да такой, что заложило уши.

Под полом что-то содрогнулось, зарокотало – Большой Королевский экспресс отправился в путь. Вот разве что некоторые пассажиры на сей раз немного отличались от обычной публики, путешествовавшей этим гигантом (ширина колеи составляла четыре ярда с небольшим).

Перрон начал медленно удаляться – пропали позади провожающие, машущие разноцветными платками и шарфами, потом привокзальные постройки…

– Что ж, – сказал Бессмертных, посмотрев на юношу. – Чтобы не терять времени попусту – а до ужина времени еще немало, – давайте-ка, Дэвид, займемся делом. Перечислите мне, что вы успели проштудировать из рекомендованной мною литературы?..

Дэвид вздохнул и передал начальнику список с отмеченными галочками пунктами.

– Прекрасно! – обрадовался тот. – Надеюсь, вы действительно штудировали эти труды, а не пролистали их на досуге? Впрочем, о чем это я, откуда у вас досуг… Ну-с, приступим!

Юноша сделал глубокий вдох и спешно мобилизовал все мыслительные способности. Они должны были ему очень пригодиться, равно как и натренированная память. Что делать, большими талантами стажёр Дэвид Дубовны не обладал, зато был упрям и очень настойчив. Это упорство в поисках истины и приметил как-то генеральный следователь прокуратуры по особо важным делам, сам легендарный Руперт Бессмертных… и за это Дэвиду предстояло сейчас расплачиваться.

– Итак, до ужина – отставить политес, – ожидаемо сказал следователь. – Ситуация такова… – он вчерне обрисовал её. – Начинайте, я слушаю.

И Дэвид начал…

В вагоне второго класса тем временем невысокий лысоватый человечек, поименованный доктором, педантично раскладывал одежду. Его клетчатый саквояж аккуратно пристроился в ногах полки. Соседа всё не было, и доктор позволил себе негромко замурлыкать под нос мало кому известную мелодию…

В купе напротив еще двое мужчин тоже обустраивались, только более замысловатым образом. Один, долговязый и сухощавый, с лицом отъявленного поэта-неудачника, старательно простукивал стены, внимательно вслушиваясь большими оттопыренными ушами, но, похоже, не находил никаких каверз. Второй, маленький, совершенно лысый, со шрамом на физиономии, имел вид отпетого уголовника. Этот проверял, как открывается окно, сохраняя на лице чрезвычайно угрюмое выражение.

– Вот смотрю я на тебя, Берт, – сказал долговязый, закончив со своим странным занятием и присев на полку, – и, поверишь ли, так и тянет документы у тебя проверить!

– Удивил, – буркнул маленький. – У меня всякое утро такое желание возникает, как только в зеркало взгляну… Нашел чего?

– Ровным счетом ничего, – пожал плечами тот. – А у тебя?

– И у меня пусто. До ужина времени прорва. Сыграем, может, в кости?

– С тобой, Берт, играть – это вовсе идиотом надо быть, а у меня пока голова на месте, – хмыкнул его сосед. – Чтобы ты опять у меня месячное жалованье выиграл? Не-ет, иди, других дураков поищи… Вон, к доктору сходи!

– Ага, сам иди… – передернулся маленький, достал тяжелый талер и принялся играть сам с собой в орлянку. Всё время выпадал гордый профиль Кароля XVII Отважненьких.

Долговязый хмыкнул, вытащил из чемодана толстую папку, вынул машинописные листы и принялся читать, грызя карандаш и время от времени делая пометки на полях.

– Чего у тебя там, а, Ян? – спросил Берт, покосившись на товарища. – Очередной опус?..

– Ага… – ответил тот, не отрываясь от чтения. – Знаешь, чем дальше, тем меньше она ляпов делает.

– Ну так! – хмыкнул Берт. – Втянулась всё-таки. Не первый день работает! А интересно хоть?

– А то! Я вот ошибки ищу, а сам всё думаю, чем же дело кончится!

– А тебе еще далеко до конца? – спросил маленький.

– Ну… – Ян оценил толщину папки. – Половина где-то.

– А дай пока первую половину почитать! Всё равно делать нечего… – преувеличенно равнодушно протянул Берт.

– Держи, – сунул тот ему рукопись. – Может, тоже чего-нибудь заметишь.

Берт довольно вздохнул, покосился на название – «Кривой, Хромой и месть Горбатого», гласило оно, – и погрузился в чтение. Одним из многих преимуществ их с Яном службы была возможность знакомиться с произведениями популярнейшей писательницы Каролины Кисленьких (по которым даже сняли многосерийную ленту, прогремевшую во всех синематографах) задолго до выхода их из печати…

Каролина же тем временем прихорашивалась перед зеркалом, решая, какую причёску выбрать для сегодняшнего ужина. Заключила, наконец, что простота и элегантность – лучший из возможных вариантов, – и взялась за гребень и шпильки. В купе она оказалась одна, и никто не мешал ей экспериментировать… хотя помощь камеристки иной раз пришлась бы кстати. Но Каролина была не из тех дам, что пасуют перед мелкими трудностями, и привыкла обходиться своими силами… Да и до ужина, в конце концов, было еще предостаточно времени!

– Недурно, – произнёс, наконец, Руперт Бессмертных и щелкнул крышкой брегета. – Однако надо мыслить шире. Ты, Малой, утыкаешься в одну версию и упорно не замечаешь очевидного. Но, надеюсь, с опытом это пройдёт.

Судя по выражению лица Дэвида, он тоже искренне на это надеялся.

– Так, – сказал следователь, возвращаясь к нормальной манере общения. – Пора переодеваться к ужину. Идите к себе, Дэвид, у вас достаточно времени, чтобы привести себя в порядок.

Подождав, пока за стажером закроется дверь купе, Бессмертных вызвал проводника.

– Чего изволите-с? – спросил тот, всей своей фигурой изображая несказанное уважение к важной особе и желание любыми силами оной особе услужить.

– Вот что, любезный, – сказал Руперт, – мне нужно, чтобы за ужином присутствовали три персоны, следующие вторым классом.

– Но… гхм… – проводник на мгновение замялся. – Прошу прощения, господин, однако…

Следователь вынул чековую книжку и вечное перо, небрежно черкнул что-то и протянул чек упрямцу.

– Обеспечьте, – просто сказал он и отвернулся, лишив себя замечательного зрелища вылезающих из орбит глаз проводника.

– Непременно-с… – тот попятился к двери. – Обязательно обеспечим-с… Не извольте беспокоиться…

Когда за ним затворилась дверь, Бессмертных неслышно усмехнулся в усы и принялся придирчиво осматривать вечерний костюм. За ужином в вагоне-ресторане первого класса, да еще в Большом Королевском экспрессе следовало появляться при всём параде. К счастью, условия путешествия, даже и такого дальнего, были безупречны. Предупредительные стюарды всегда готовы были вычистить одежду, в поезде имелась даже собственная прачечная, постельное белье менялось ежедневно, и всегда можно было отдать, скажем, рубашки в стирку, после каковой они возвращались безупречно чистыми и идеально накрахмаленными.

В соседнем купе проверял, хорошо ли вычищены туфли, Дэвид Дубовны. Ему прежде не приходилось бывать в подобном обществе, и он не желал ударить в грязь лицом.

В купе напротив Пол Топорны, не выпуская из поля зрения своего дипломата, приглаживал специальной щеточкой безупречно подстриженные виски и поправлял манжеты.

Чуть дальше по коридору Каролина Кисленьких прихорашивалась перед зеркалом, внося последние штрихи в тщательно продуманный образ. Что-то в этом образе ее не устраивало, вносило некий диссонанс… Подумав, она раскрыла потайное отделение в дорогом несессере, вынула набор каких-то флакончиков, поколебалась и выбрала один, из которого капнула что-то в неброско, по последней моде подведенные глаза. Подождала пару минут, снова посмотрела в зеркало и на сей раз удовлетворенно кивнула. Убрав флакончики в несессер, а несессер в чемодан, Каролина завершила наряд драгоценностями, вполне подходящими для этого вечера, и покинула купе.

В вагоне второго класса тоже готовились к ужину: незнакомый проводник, нервно подергивая щекой, передал, что господ из таких-то купе просят прибыть в вагон-ресторан первого класса и надеются, что они не заставят себя ждать.

Маленький толстячок доктор меланхолично полировал стёклышки пенсне, пока, наконец, не смог признать, что его взгляд на мир достаточно ясен. Он был гурманом, поэтому приглашение ему изрядно польстило.

В другом купе Ян и Берт строго осмотрели друг друга. Ян поправил Берту чуть съехавший набок галстук, а Берт указал долговязому спутнику на некоторую взъерошенность его шевелюры, сам же тщательно протер лысину бархатной тряпочкой, отчего та нестерпимо засияла.

Все были готовы к выходу в свет.

Первыми к столу явились генеральный следователь со своим подопечным (у стажера костюм, право, был не столь элегантен и пошит далеко не у такого дорогого портного, как у его начальника, но видно было, что юноша во всем берет пример со старшего товарища) и Пол Топорны с неизменным дипломатом. Взгляд на его мундир заставил изрядную часть присутствующих отвести взгляд – Топорны являлся офицером суда, а мало кто желал поближе познакомиться с представителями системы скоросудия поближе.

Следом подошёл доктор, раскланялся с присутствующими и занял свободное место таким образом, чтобы видеть вход и не оставлять никого за спиной. Это оказалось довольно сложным делом, но он справился, что выдавало в нем человека необычной судьбы (как, собственно, оно и было).

– Как вы устроились, Теодор? – поинтересовался следователь.

– Превосходно, – ответил доктор. – Правда, моего соседа я до сих пор не видел. Возможно, мне повезло, и удастся путешествовать в одиночестве…

– Не думаю, не думаю, второй билет в ваше купе выкуплен, – покачал головой Руперт.

– Ну, быть может, он просто опоздал, – пожал плечами Теодор, поглядывая, что подают дамам и господам за другими столиками. – Так или иначе, его отсутствие нимало меня не беспокоит.

– Может быть, следовало пригласить гвардейского поручика? – спросил Дэвид, чтобы заполнить возникшую паузу. – Он ведь знатного рода…

– Почему вы так решили? – приподнял бровь следователь.

– У него имя заканчивается на «тяй», – ответил стажёр, – Вит-Тяй, а такие имена в Беарии имеют право носить только родовитые люди.

– Вы не вполне безнадежны, – признал Бессмертных.

– Так что, послать за ним?

– Право, не стоит, – негромко произнёс доктор, а следователь молча кивнул, подтверждая его правоту, после чего спросил, чтобы сменить тему беседы:

– А где наши оперативники? Если вы скажете, что они постеснялись прийти, я не поверю.

– Совершенно верно сделаете, – кивнул доктор. – Но, боюсь, они опоздают. Когда я выходил, они как раз обсуждали, достаточно ли просто запереть дверь или стоит всё же принять… гхм… определенные меры безопасности. Думаю, это займет у них какое-то время.

– Ну что ж, тогда подождем, – сказал следователь светским тоном. – Тем более, что наша прекрасная спутница тоже запаздывает… о, вот и она!

Мужчины дружно поднялись, приветствуя даму.

– Прошу извинить, господа, – ослепительно улыбнулась Каролина, вслед которой поворачивались головы всех мужчин старше десяти лет и большая часть женских. – Я никак не могла подобрать подходящие для этого вечера духи.

– Они обворожительны, – серьезно произнёс Руперт, коснувшись затянутых в тонкую перчатку пальцев молодой дамы.

Стюард пододвинул Каролине стул, остальные тоже расселись по местам.

– Прекрасно выглядите, – суховатым тоном произнёс Пол.

– Благодарю, – снова улыбнулась женщина. Услышать подобное от Топорны было большой удачей, а фраза эта могла считаться изысканнейшим комплиментом. – Пол, позвольте поинтересоваться, вы уже познакомились здесь с кем-нибудь?

– Никак нет, – коротко ответил тот и погладил дипломат, стоящий на соседнем стуле. – Но надеюсь исправить эту оплошность в самое ближайшее время.

Это было чем-то вроде семейной шутки, понятной только посвященным. У Пола Топорны имелась привычка, приобретенная за время службы в экспресс-трибунале: на любого нового знакомца он немедленно составлял расстрельный приговор, каковой затем бережно хранил, чтобы потом не тратить времени в случае чего. По правде сказать, привычка эта пустила настолько глубокие корни, что, будучи представлен Его величеству, Пол первым делом открыл дипломат, вынул бланк и быстро его заполнил, чем привел придворных в священный ужас. Самодержец, однако, не приказал отправить Топорны по месту тогдашней службы, но в прямо противоположном качестве, а рассмеялся, хлопнул офицера по плечу и попросил бумажку на память. (Бумажкой этой Кароль XVII потом многократно хвастал перед иностранными послами, уверяя, что ни у одного правителя, кроме него, нет расстрельного приговора. И был, кстати, совершенно прав.)

Таким образом, привычкой Топорны можно было как ужасаться, так и восхищаться, но в любом случае она была чрезвычайно полезна в некоторых обстоятельствах, за что Бессмертных очень его ценил и даже переманил в свою команду, посулив увлекательную работу. Что думал по этому поводу сам Пол, сказать сложно, поскольку он был редкостным молчуном и сухарём, и никто не мог наверняка утверждать, будто знает, что творится у него в голове и на душе (если таковая в принципе имелась).

– Только не разгоните всех сразу же, – серьезно попросила Каролина. – Ехать еще долго, вдруг захочется побеседовать с кем-нибудь, а он окажется насмерть вами перепуган…

С этими словами она опустила манто из серебристого меха ниже, открывая декольте, и те соседи по вагону-ресторану, что могли видеть Каролину (как женщины, так и мужчины), самым плебейским образом разинули рты.

Право сказать, секретарь-делопроизводитель генерального следователя была очень хороша, а сегодня – особенно. Волосы она уложила в высокую, но достаточно строгую причёску; в темных волосах светилась серебристая прядь прямо надо лбом, по последней моде. (Ее величество не так давно начала седеть, но как-то избирательно, а поскольку внешности своей уделяла преступно мало для царственной особы времени, то о краске для волос даже не задумалась. Двор же решил, что это выглядит просто очаровательно, и с тех пор темноволосые дамы выбеливали пряди, светловолосые, наоборот, чернили. В отличие от многих, Каролине подобное шло, вероятно, потому, что, опять же, в отличие от многих, у нее был недурной вкус.) Невероятно элегантное платье цвета маренго облегало изящную фигуру плотно, словно перчатка, и мягко расширялось книзу. Его оттеняло более светлого оттенка серебристое манто. Стройную шею Каролины украшало роскошное сапфировое колье.

– Хм… – произнес следователь, присмотревшись к секретарю. – Каролина, дорогая, мне изменяет память, или же с утра глаза у вас были другого цвета?

– Другого? – изумился стажер.

– Именно, Дэвид, приглядитесь внимательнее. И начните уже обращать внимание на мелкие детали, иначе я могу в вас и разочароваться…

– Э-э… – протянул Дэвид, заглянув в веселые глаза молодой дамы.

– Вы хотите сказать, что не помните, какого цвета глаза у Каролины? – нахмурился Руперт. – Ну, это уж ни в какие ворота не лезет…

– Ну… то есть я хочу сказать… – начал тот, и Каролина поспешила спасти положение.

– Я решила, что надевать к зеленым глазам сапфиры – это признак дурного вкуса, только и всего, – сказала она и обворожительно улыбнулась.

Дэвид облегченно выдохнул, Руперт усмехнулся, Теодор непонятно хмыкнул, а Пол промолчал, как, впрочем, и обычно.

– Откуда же у вас такое дивное колье? – спросил Бессмертных.

– О… – Каролина очаровательно зарделась. – Это такая забавная история, право…

– Ну, пока мы ждем наших спутников, может быть, вы поведаете нам её?

– Право, мне неловко… Ну хорошо, – сдалась она. – Это случилось на премьерном показе ленты «Хромой и Косой против фальшивомонетчиков». Если помните, Ее величество почтила своим присутствием премьеру, и…

История в самом деле оказалась крайне забавной. Каролина, опьяненная славой (пусть критики ругали ее книги и фильмы заодно, утверждая, что описанного не может быть просто потому, что не может быть, но кассовые сборы говорили об оглушительном успехе) пообщалась с Её величеством. Та, будучи дамой весьма современной и следящей за веяниями времени, как выяснилось, тоже почитывала детективные романы Каролины, приводя в ужас царедворцев, и даже взяла у нее автограф, чем покорила сердце писательницы. Вот только, кажется, дамы немного перебрали игристого вина, потому что как раз посредине показа, когда на экране тяжело раненный Косой тащил на себе еще более тяжело раненного Хромого, спасаясь от погони, и зал замер, Каролина, наклонившись к королеве, шепотом спросила:

– А сколько стоит такое чудесное колье, Ваше величество?

– Семьдесят тысяч, – не задумываясь, ответила та, поскольку именно эта сумма вертелась у нее в голове со вчерашнего утра.

– Тогда по рукам, Ваше величество! – обрадовалась Каролина, чьи финансы вполне могли выдержать этот незначительный удар.

– По рукам, – твердо сказала королева, которой срочно нужно было купить новый паровой гоночный локомобиль взамен разбитого позавчерашней ночью.

Так в темноте зала синематографа произошел исторический обмен: колье перешло в руки Каролины, а Ее величество получила чек на желаемую сумму. Плюс еще пять тысяч за серьги. «Это на усовершенствование», – объяснила королева.

Потом ходили слухи, что Его величество рвал и метал. Вроде бы говорил что-то вроде: «Как вы могли, этому колье ведь почти шесть веков!»

«Вот именно, как я могу носить такую старую рухлядь», – отвечала будто бы королева совершенно невозмутимо и с мечтательной улыбкой представляла себе новую покупку – замечательный локомобиль вызывающе-красного цвета.

Разумеется, Его величество простил супруге это мотовство (тем более, что это было её фамильное колье, а не его), как прощал многое другое, в том числе увлечение локомобилями. Надо сказать, что в столице никогда не перекрывали дороги во время проезда августейших персон, в особенности королевы: и так мало было желающих оказаться на пути ее гоночного монстра с таранным бампером…

Правду говоря, Кароль XVII, тогда еще наследник престола, познакомился с будущей супругой именно после того, как она сбила его локомобилем. Первым, что увидел молодой человек, открыв глаза и кое-как сфокусировав взгляд, было лицо прекрасной девушки (коротко подстриженной, встрепанной, с полосой какой-то сажи на щеке и без шляпки), которая сосредоточенно била его по щекам, стремясь привести в чувство. «Живы? – сурово спросила будущая супруга, а это была именно она. Кароль с трудом кивнул, после чего дивное виденье бросило его и метнулось к локомобилю, причитая: – Вот олух! Бросился под колёса, помял мне крыло! Где я возьму денег на ремонт? Папенька меня убьёт!»

После этого образ Аниты Беленьких занял прочные позиции в сердце будущего самодержца. Завоевывал он её долго, но традиционные букеты, конфеты, приглашения на балы и прочие уловки не помогали. Анита одевалась подчеркнуто небрежно, вместо духов от неё частенько пахло солидолом, а еще она могла после бала выгнать из-за руля шофёра Кароля и со словами «кто же так ездит, улитки несчастные!» показать класс. После этого шоферу приходилось прописывать успокоительное, локомобиль когда просто полировать, когда перекрашивать целиком, а когда и ремонтировать, но Кароля это не останавливало. Наверно, он так бы и зачах от несчастной любви, если бы не совет куратора его курса (Кароль обучался на юридическом факультете). После очередного подарка – совершенно изумительного набора юного гонщика, сделанного на заказ в заморской стране, славившейся своими локомобилями, – сердце неприступной Аниты пало, и вскоре вся страна отмечала бракосочетание наследника. (За руль свадебного лимузина невесту, надо сказать, не допустили с очень большим трудом.)

Ну а куратора курса по любопытной случайности звали Рупертом Бессмертных…

– Прекрасная история, – сказал он и беззвучно поаплодировал находчивой Каролине.

Та смущенно зарделась.

– Просим нижайше простить за то, что заставили ждать нас, – раздался голос, и рядом появилась не неразлучная парочка – Ян и Берт. Их разбойничьи физиономии любопытнейшим образом контрастировали с безупречными одеяниями.

Оперативники по очереди приветствовали Каролину, потом начальство и остальных и скромно заняли свободные места.

Стюард, давно уже крутившийся поблизости в ожидании заказа, но не рисковавший приближаться без нужды – взгляд Пола Топорны останавливал подобную братию не хуже, чем мухобойка слишком назойливую муху, – оживился. Теперь он, с большим любопытством косясь на разношерстную компанию, предлагал то и это, расхваливал вина и десерты… К сожалению, старания его пропали втуне: у всех имелись собственные пристрастия, и экспериментировать они не любили.

Так и вышло, что Руперт Бессмертных с подозрением принюхивался к овсяной каше (у него разыгрался застарелый гастрит, заработанный еще по молодости, когда приходилось питаться на ходу и всухомятку, а то и вовсе забывать о еде), оперативники бодро расправлялись с большими отбивными (Берт – с телячьей, Ян – со свиной), демонстрируя при этом великолепные манеры. Дэвид предпочел перепелятину, а Пол Топорны с непроницаемым лицом орудовал ножом и отправлял в рот мельчайшие кусочки мяса по-беарийски (то бишь с кровью). Каролина отдала предпочтение нежнейшей рыбе, запеченной со сливками, с гарниром из овощей (она заботилась о фигуре, но иногда делала себе послабление). Доктор же, казалось, поставил себе целью перепробовать всё то, чего не рискнули отведать его сотрапезники, и теперь с аппетитом уничтожал очередное блюдо из экзотической восточной кухни. В тарелке его видны были щупальца, непонятная студенистая масса, подозрительного вида листья салата (а может быть, и водоросли), странные грибы и много других удивительных вещей, а полагавшиеся к этому блюду соусы пахли поистине оглушительно.

Затем был десерт – мороженое, свежие фрукты и ягоды со взбитыми сливками (Каролина тяжело вздохнула и всё-таки заказала землянику с шариком ванильного мороженого), а еще горячая выпечка и замечательные напитки…

– А ведь казалось бы, господа, повод для такого пиршества самый что ни на есть печальный, – задумчиво произнёс генеральный следователь, отставив тарелку. – Каролина, дорогая, вы намного лучше готовите овсянку… Да, о чем бишь я?

– О поводе, – подсказал стажёр.

– Дэвид, отвечать на риторические вопросы довольно глупо, – заметил Бессмертных. – Уж вам-то стыдно не знать, что уж чем-чем, а склерозом я не страдаю.

У Дэвида покраснели кончики ушей. Берт и Ян покосились на него с иронией, Каролина – с сочувствием. Доктор приканчивал какой-то диковинный волосатый фрукт, а Пол поглаживал дипломат и ни на кого не смотрел.

– Может быть, не стоит обсуждать это в вагоне-ресторане? – спросила Каролина.

– А где же еще прикажете? – развел руками Руперт. Даже за столом он не расставался с тонкими лайковыми перчатками, а почему – не знал никто. Каролина подозревала, но помалкивала, как и полагается хорошему секретарю. – В одно купе мы все попросту не поместимся, к тому же это будет выглядеть еще более подозрительно. В салоне… гхм… Если меня не обманывает слух, то достопочтенный господин Сверло-Коптищев всё-таки смирился с утратой любимого рояля и приник к клавишам здешнего несчастного инструмента. Боюсь, разговаривать в такой какофонии будет затруднительно, да и не похожи мы с вами на меломанов.

– И еще, мы ведь не шепчемся с заговорщицкими лицами, а как бы ведем светскую беседу, – добавил неожиданно Дэвид и снова зарозовел. – Это не должно привлекать внимания, взгляните сами: все поглощены собственными разговорами…

– Совершенно точно подмечено, – кивнул Бессмертных. – Ян?

– Болтают о всяком разном, – сказал тот, поведя оттопыренным ухом. – Про нас ни слова, разве только вот те две дамы всё никак не успокоятся насчет колье госпожи Каролины.

У Яна Весло имелась замечательная способность, которой он очень гордился и которую генеральный следователь считал подарком судьбы. Оперативник обладал тончайшим слухом и не менее развитым обонянием, что не раз помогало в расследованиях да и просто в жизни.

– И никто не подойдет, чтобы подслушать, – подал голос доктор, промокнув губы салфеткой. – Ручаюсь.

– Ну, раз уж милейший Теодор ручается в этом, то можно говорить без опаски, – усмехнулся Руперт. Он знал, насколько обманчива внешность, кроме того, был посвящен в историю доктора, а потому доверял его суждениям. – Но всё же постарайтесь пользоваться иносказаниями, эти стюарды подкрадываются, как привидения… К сожалению, пока тем для обсуждения у нас немного. Документы были всем предоставлены…

Он выдержал вопросительную паузу. Остальные молча кивнули, удостоверяя, что с материалами ознакомились, после чего поступили с ними согласно инструкции.

– Какие-то идеи, предложения? – спросил Руперт. Он любил разговаривать с сотрудниками, хотя это вовсе не означало, будто он последует их совету. Это просто помогало ему размышлять. – Дэвид?

Стажер вздохнул и понурился.

– Слишком мало информации, – сказал он. – Не видя места пре… того места, говорить о чем-либо рано. Пока, насколько я понял, однозначно удалось определить только… э-э… способ совершения этого деяния. Орудие не найдено, следов тоже не обнаружено, мотивы неизвестны.

– Ну, насчет следов, положим, мы еще поспорим, – подал голос доктор и усмехнулся. Дэвид случайно заглянул в его печальные, как казалось из-за стёкол пенсне, глаза и невольно поёжился. Кажется, знакомые, травившие байки о том, что у судмедэксперта Теодора Немертвых разговаривают даже трупы, не сильно-то и привирали… – Но, как верно заметил наш юный спутник, уверенно говорить об этом мы сможем только на месте.

Ян согласно кивнул. Уж в том, чтобы отыскать какую-нибудь шерстинку, пылинку, оброненную преступником, ему равных не было. Так что доктору предстояло заниматься телом покойного, а оперативнику – рыскать по месту преступления и окрестностям. А там уж, глядишь, и Берт бы подключился…

(Надо отметить, что Бертран Гребло (настоящая его фамилия давно забылась, а это прозвание, очередной оперативный псевдоним, почему-то прижился, как родной, и даже вошел в финансовую отчетность подразделения; а, как известно, что записано в бухгалтерских книгах, не вырубишь и топором) был феноменально удачлив. Вследствие этого Берт всегда ожидал от жизни какого-нибудь особенного подлого подвоха, из-за чего всегда был мрачен и подозрителен. Его чувство юмора безболезненно мог переносить только Ян, поэтому они отлично сработались. Помимо того, если Ян говорил, что необходимо найти человека в сером шерстяном пальто (шерсть от овцы такой-то породы, пальто не менее пяти лет, сейчас сукно уже так не делают) – и вот ворсинка от него, Берт обычно очень скоро припоминал, что видел мужчину именно в таком пальто там-то и тогда-то, либо же натыкался на него случайно посреди людной улицы. Остальное было делом техники. Что поделать, подозрительность отлично помогает развивать наблюдательность, а от везения и вовсе никуда не денешься…)

Впрочем, вслух Ян ничего не сказал, потому что панически боялся доктора. Он даже Пола Топорны с его расстрельными приговорами мог посчитать милейшим человеком, а уж генерального следователя и вовсе обожал, но вот доктор Немертвых… Увы, эту боязнь он мог скрывать, но преодолеть так и не сумел. Более того, Ян знал наверняка, что Берт испытывает к полноватому коротышке примерно такие же чувства, а почему – неведомо. Что поделать – обсуждать коллег за их спинами было не принято.

– Позвольте вопрос, – очнулся вдруг Пол.

– М-м? – сказал следователь.

– Мы прибываем на место одной командой или же каким-то образом разделяемся?

– Не вижу смысла, – пожал плечами Бессмертных. – Официальная депеша сообщает о прибытии группы в составе… нас всех. Я и сам бы не отказался пустить вперед хотя бы вот их, – кивнул он на оперативников, – но, к сожалению, дело оказалось слишком уж громкое, тут не до конспирации. Я ответил на ваш вопрос, Пол?

– Так точно, – ответил тот и снова замер, вперившись взглядом в стол, чтобы не пугать даму за соседним столиком (мало кому нравится, когда спину им буравят неподвижным взглядом).

Дело действительно вышло не громким, а просто-таки оглушительным. В далекой провинции оказался убит опальный и ссыльный деятель, некогда приближенный к Его величеству. Был он богат, происходил из знатной семьи, чем гордился («В моем роду никогда не было середнячков, – говаривал этот человек, – все мужчины шли по стопам предков и добивались своего!»), умён и прекрасно образован, но однажды не сошёлся во мнениях с Каролем XVII. Кто другой промолчал бы и возобновил беседу на следующий день, благо Его величество был хоть и упрям, но в то же время отходчив, но тут, как говорится, коса нашла на камень. Деятелю припомнили его сомнительные аферы с государственной казной, кое-какие подозрительные связи с иностранными послами, еще что-то… и в два счёта выслали на дальнюю границу, в одно из имений. Его величество всё-таки был добр и не приказал конфисковать всё до последней нитки. Быть может, он рассчитывал подержать спорщика в черном теле какое-то время, а затем дать ему возможность восстановить репутацию в монарших глазах, но, увы, судьба распорядилась иначе…

Кароль XVII пришел в чудовищное бешенство и, не долго думая, вызвал Руперта Бессмертных прямо из дома, забыв об этикете и прочей придворной ерунде. Генеральному следователю было прямо заявлено, что убивать бывших придворных деятелей имеет право только Его величество, а не какие-то там негодяи, и вообще, если бы надо было того прикончить, то экспресс-трибунал всегда под рукой! А посему следует немедленно разобраться, кто посмел присвоить себе чужие полномочия и смертельно оскорбить Его величество!

Руперт покивал, вздохнул и пошел оформлять командировку. Убийство есть убийство, кого бы ни прикончил неизвестный, а расследовать особо важные преступления – прямая обязанность господина Бессмертных…

– Ну что ж, это на сегодня, – решил он. – Ах да… Роли – обычные.

– Хорошо… – протянула Каролина и кокетливо хлопнула ресницами. Она виртуозно могла балансировать на грани между «прелесть, какая дурочка!» и «ужас, что за дура!» и умело этим пользовалась. Тем более, что ни первой, ни второй она не являлась.

Пол чётко кивнул и поднялся из-за стола. За ним последовал, прихрамывая, доктор, а затем и все остальные.

И никто не обратил внимания на солидного, хорошо одетого господина, время от время бросавшего взгляды на Каролину (слишком много было таких господ), а теперь скомкавшего салфетку и поспешно отправившегося вслед за живописной группой в вагон первого класса…

* * *

Каролина Кисленьких готовилась ко сну. Приняв душ и облачившись в очаровательный пеньюар, она вытащила из прически шпильки и позволила волосам свободно рассыпаться по плечам. Посмотрелась в зеркало, осталась довольна – глаза уже начали терять синеву и к утру должны были обрести природный оттенок.

Каролина проверила запор на дверях купе и душевой, одной на два купе: кажется, сосед с той стороны запер свою дверь, так же поступила и она.

Тщательно расчесав густые локоны, заколов их на ночь и надев кокетливый чепчик, Каролина совсем уж было собралась погасить лампу и отойти ко сну, как вдруг услышала назойливое зудение.

– Ну что за дела! – неподдельно огорчилась она. Известно ведь, что один-единственный крохотный комарик способен начисто испортить любую ночь! Найти его никак не удавалось, маленький подлец отлично затаился. – Хорошо, погоди же…

Женщина проверила, хорошо ли закрыто окно, подсунула под дверь купе свернутый коврик, а под дверь ванной – покрывало, и преспокойно улеглась спать. Серебристое манто скользнуло ей на плечо, Каролина сонно погладила его, поудобнее укладывая у себя на шее, и вскоре забылась сном, не обращая внимания на зудение комара.

В купе очень сильно пахло духами Каролины и еще чем-то неуловимым…

Далеко заполночь, когда уже стихли рыдания рояля в салоне, терзаемого безутешным господином Сверло-Коптищевым, а проводник клевал носом в своём закутке, по коридору вагона первого класса бесшумно прошёл некто в туфлях на каучуковом ходу. Если бы кто-то мог увидеть его, то поразился бы сходству с неким господином, ужинавшим в вагоне-ресторане всего несколько часов назад, но увы – его никто не видел. Пассажиры спали и видели сны, да и, к тому же, нижнюю часть лица этот некто повязал черным платком.

Неизвестный остановился у двери купе – он успел заметить, как искомая персона входит именно в него, – вынул нечто, в чем проводник непременно признал бы копию универсального ключа, очень осторожно вставил его в скважину и так же осторожно повернул. На его счастье, засовов здесь не предусматривалось и, проникнув в едва приоткрытую дверь, он, не дыша, тут же притворил ее за собой.

Глаза его быстро привыкли к полумраку, благо, ночь выдалась ясной, и лунный свет заливал всё вокруг.

Незваный гость огляделся. Хозяйка купе спала, разметавшись на постели – резкие тени соблазнительно обрисовывали хрупкое плечико, лунный свет серебрил дорогое манто, которое дама невесть с чего решила положить поверх одеяла, да еще придерживала рукой.

Неизвестный невольно замер, потом вспомнил, во-первых, зачем пришёл, а во-вторых, что всё-таки нужно дышать. В купе сильно пахло духами – должно быть, дама забыла закрыть флакон…

Но тут мужчина увидел то, зачем пришел, и разом забыл о духах и прочей чепухе. На крючочке для часов висело сапфировое колье, мерно раскачиваясь в такт движению поезда и весело искрясь в лунном свете.

В волнении мужчина машинально сдернул с лица платок – ему сделалось трудно дышать, сделал один осторожный шаг, другой… Остановился, взглянул на свои руки – они дрожали от нетерпения, – глубоко вздохнул, чтобы успокоиться…

Странный, ни на что не похожий запах заполнил ноздри, в висках застучало, глаза застелила мутная пелена, перехватило дыхание…

– Пушистик, ну не шуми… – проговорила сквозь сон Каролина и повернулась на другой бок.

Утро выдалось ясным. С первыми лучами солнца Каролина открыла глаза, сладко потянулась, понежилась еще несколько минут в постели, а потом хотела было спустить ноги на пол… и тут же подобрала их на полку.

Посреди её купе, разбросав руки и ноги, лицом вниз лежал неизвестный мужчина в черном, в перчатках и шейном платке. Судя по виду – тут Каролина все-таки дотянулась до него и пощупала пульс, – был он мертвее мертвого.

– Какая прелесть! – сказала женщина. Не то чтобы она действительно считала незнакомых покойников такой уж прелестью, но надо же было как-то реагировать? – А о моей репутации он, конечно, не подумал…

В самом деле, если, ложась спать, она никаких мужчин в своем купе не обнаружила, а поутру один такой тут оказался, значит, он провёл наедине с Каролиной какое-то время. А это, как ни крути, для дамы незамужней – серьезный удар по репутации!

– Откуда же ты взялся? – продолжала размышлять она, не прикасаясь, однако, более к покойнику.

Беглый осмотр показал, что коврик, который она подоткнула под дверь купе, сдвинут, следовательно, гость явился именно этим путем. Как он эту дверь открыл, вопрос второй. Третий вопрос – что ему понадобилось? Тут Каролина могла с большой долей уверенности утверждать: или она сама, или её драгоценности. В выборе варианта она, не чуждая некоторой тщеславности, колебалась. Четвертый вопрос – отчего бедолага умер, ведь не от лицезрения же неземной красоты Каролины! – она решила приберечь для специалиста, равно как и пятый – что теперь делать с трупом.

– Как бы там ни было, – сказала женщина вслух, – негоже лишать себя завтрака!..

…– Каролина снова опаздывает, – заметил генеральный следователь, дегустируя овсянку. Судя по выражению его лица, сегодня повара постарались и учли замечания.

– Она делает это виртуозно, – ответил доктор, с тоской глядя на остывающие булочки. – И её появление всегда рассчитано с точностью до мгновения. Вам ли не оценить!

– По моим подсчетам, она должна была появиться три минуты назад, когда на соседний столик подавали кофе, – сказал Руперт и щелкнул крышкой брегета. – Это увеличило бы эффект. Однако… А!

– Доброе утро, господа, – прощебетала Каролина, – искренне прошу извинить за опоздание…

Каролина, как обычно, выглядела превосходно: утреннее лёгкое платье пепельно-розового цвета, жемчужный кулон на шее, волосы приподняты с висков и распущены по плечам нарочито небрежными локонами (и, право, они стали заметно светлее с прошлого вечера), серые глаза сияют…

– Снова выбирали духи? – поинтересовался Бессмертных.

– Не совсем, – уклончиво ответила она, усаживаясь и с улыбкой принимая у Дэвида чашечку кофе. – Просто очень сложно собираться, когда у тебя в купе лежит труп.

– Труп? – уточнил тот. – Вы уверены?

– Вы меня обижаете, – фыркнула Каролина. – Что же я, по-вашему, никогда трупов не видела?

– Чем же вы его так? – с профессиональным интересом в голосе спросил доктор.

– Ах, если бы я! – огорченно воскликнула женщина и принялась намазывать тост джемом. – По меньшей мере, это было бы не так обидно. А так… представьте себе, я ума не приложу, что с ним стряслось.

– Вы, надеюсь, не трогали его?

– Нет, господин генеральный следователь, – смиренно ответила Каролина. – Я, видите ли, достаточно давно работаю секретарем-делопроизводителем в вашем ведомстве, чтобы знать – нельзя ничего трогать на месте преступления… если это, конечно, преступление. И я даже не завизжала!

– Похвально, – с непроницаемым лицом произнес Руперт.

– Правда, мне всё же пришлось переступать через него, – повинилась та, – иначе я не смогла бы одеться, а появляться за завтраком в таком респектабельном вагоне-ресторане неглиже – это несколько… эксцентрично, вы не находите?

Дэвид почему-то покраснел. Оперативники переглянулись и хмыкнули.

– Купе я заперла снаружи и повесила табличку «Не беспокоить», – добавила Каролина. – Просто на всякий случай. И оставила Пушистика караулить.

– Прекрасно, – кивнул следователь и подпер щеку рукой. – Просто прекрасно, господа. Мы только отбыли из столицы, и вот – уже труп. Впрочем, не будем говорить об этом за завтраком. Заканчивайте и идем взглянем, кто же посетил нашу дорогую Каролину глухой ночью…

Завтракали почти в полном молчании, изредка лишь перебрасываясь короткими фразами наподобие «передайте сахар, пожалуйста» или «будьте любезны, еще кофе». Затем поодиночке потянулись в вагон. Оперативники приглядывали, чтобы никто не последовал за ними, но здешняя публика привыкла завтракать долго и со вкусом, так что в купе Каролины всем удалось войти незамеченными. Правда, разместиться с удобством не вышло, Каролине пришлось взобраться на полку, чтобы мужчины могли хотя бы встать вдоль стен, и то Берт вынужден был остаться за дверью – приглядывать за коридором.

– Чем пахнет? – первым делом спросил Ян, поводя чутким носом. – Госпожа Каролина, вы что, снова комаров травили?

– Да, – кивнула та. – Залетел какой-то, не давал спать…

– Окно заперли, двери… – Ян потыкал носком ботинка в свернутый коврик. – Загерметизировали купе, в общем. Да?

– Совершенно верно, – скорбно сказала Каролина, накинула на шею манто и нежно его погладила.

– Сейчас-то оно уже повыветрилось, – продолжал Ян, – но могу представить, каково оно было ночью…

– На что вы намекаете? – удивилась женщина.

Генеральный следователь тем временем приблизился к трупу и осторожно повернул его голову.

– Знакомая физиономия, – сказал он и рывком оторвал фальшивые бакенбарды у покойника. – Дэвид, взгляните.

– Да, действительно, знакомая, – наклонившись, согласился стажёр. – Э-э…

– Тренируйте память, – вздохнул Руперт. – Ну куда это годится? Лицо помните, имя – нет…

– Я помню! – оскорбился Дэвид. – Просто… не сразу сообразил. Это Шон Щипайло, работает в основном по поездам, маскируется под состоятельного господина… только никогда не оплачивает счета. Сюда забрался, скорее всего, чтобы украсть колье, – он указал на висящую на крючочке драгоценность.

– Вот это же самое, включая клички, особые приметы и послужной список, у вас должно от зубов отлетать, – заметил наставник и уступил место доктору. – Теодор, идите, взгляните.

– Угу, – промычал Немертвых, наклоняясь к трупу и бесцеремонно его ощупывая и разглядывая. – Ну-с, судя по всему, смерть наступила около шести часов назад вследствие спазма дыхательных путей, повлекшего за собой черепно-мозговую травму, оказавшуюся фатальной.

– А?.. – удивился Дэвид.

– Проще говоря, – сказал доктор, снимая перчатки, – этот субъект начал задыхаться, упал и ударился виском об угол вот этого столика. Кстати, на нём и следы крови видны.

– При виде Каролины у любого перехватит дыхание, – усмехнулся генеральный следователь.

– Но откуда взялся этот спазм? – продолжал недоумевать Дэвид.

Остальные переглянулись с заговорщицким видом, и стажёр обиделся: они явно что-то знали, но делиться знанием не собирались.

На самом же деле всё было очень просто. До того, как стать секретарем-делопроизводителем, Каролина Кисленьких работала в исследовательской лаборатории. Её, в сущности, всё устраивало: и хороший коллектив, и интересное занятие… вот разве что начальство периодически журило ее за многостраничные отчеты, изобилующие архаизмами наподобие «иже», «дабы» и «понеже», но это можно было стерпеть. И вот в этой-то лаборатории и велись разработки кое-каких своеобразных веществ, например, универсального отпугивателя комаров, запах которого смог бы распространять сам носитель-человек. Как многие исследователи, девушки из лаборатории свои разработки испробовали на себе, а поскольку удержаться не могли, то (используя казённое оборудование и реактивы!) добавили препарату свойство производства определенных феромонов – с тем, чтобы запах комаров отпугивал, а мужчин, наоборот, притягивал… Самые же продвинутые (вроде Каролины) пошли еще дальше и усложнили задачу, модифицировав препарат настолько, что теперь можно было усилием воли генерировать запах любых, даже самых дорогих духов…

Но вот, очевидно, вчера Каролина совершенно забыла, что благоухает «Солнечной столицей», подключила режим отпугивания комаров, и запахи эти создали такую смесь, что человек неподготовленный едва не потерял сознание. И потерял бы, если бы прежде того не ударился о металлический угол столика и не отошел в мир иной!

– Я была непростительно беспечна… – вздохнула Каролина. – Но теперь хотя бы ясно, отчего он умер…

– Остался вопрос, что с ним делать, – сказал доктор. – Заявить?

– Забавная шутка, – усмехнулся Руперт. – Нет, заявлять мы, пожалуй, не станем. Господа, позовите Берта, придется потесниться… Давайте думать, как избавиться от трупа.

Кто бы подумал, что членам следственной группы придется решать такую задачу! Однако приходилось: привлекать к себе внимание таким скандалом не хотелось совершенно.

– Позвольте, – подал голос Пол, и Каролина подвинулась. Пол вытащил из дипломата бланк расстрельного приговора и вечное перо, быстро заполнил все необходимые графы, дождался, пока высохнут чернила, сложил приговор и засунул его за пазуху покойнику. – Будем считать, что скоросудие настигло преступника.

– Прекрасный ход, – одобрил Руперт. – Но проблемы наличия трупа в купе Каролины это не отменяет.

– Можно выбросить на длинном перегоне из поезда, – предложил Дэвид.

– Рано или поздно всё равно найдут, – покачал головой следователь. – К тому же всегда есть вероятность, что кто-нибудь что-нибудь да заметит.

– Оттащить его в купе… Он ведь не зайцем здесь едет, верно? Можно инсценировать несчастный случай.

– В таком случае, Дэвид, вы сами будете его переодевать, – сказал Бессмертных. – Я бы, конечно, зачёл вам подобную инсценировку, окажись она убедительной, за прохождение одного из курсов стажировки, но, по-моему, таскать по коридору трупы преступников из одного купе в другое – это уж чересчур. Тем более, тащить придется ночью. Вы хотите, чтобы он весь день осквернял воздух в купе Каролины?

Дэвид вздохнул и умолк. По части воображения он докой не был.

– Расчленить и выбросить по частям, – предложил Берт.

– Ну… – доктор покосился сперва на труп, потом на свой саквояж, с которым не расставался. – Положим, я смогу это сделать. Но, во-первых, работа это долгая и грязная. Купе Каролины придёт в неописуемый вид. Во-вторых… В итоге нам же и придётся собирать ошметки этого неудачника на протяжении нескольких миль.

– Скормить гвардейцам? – подал голос Ян.

– Вы полагаете, господин поручик позволит травить личный состав всякой дрянью? – ядовито осведомился доктор. Дэвид недоуменно покосился на него, но объяснений не последовало.

– Я бы предложила отдать его Пушистику, – сказала Каролина, поглаживая манто. Дэвиду казалось, будто оно шевелится. – Но тело великовато, а у Пушистика и так несварение… Теодор, вы потом посмотрите?

– Непременно, – кивнул тот.

– Еще варианты? – спросил генеральный следователь. – Поразительно…

– А у вас какое предложение? – осмелел Дэвид.

– В топку – и кранты, – лаконично высказался Руперт.

– То есть… нет, это отличное решение, – зачастил стажер, – но ведь тело опять-таки придется таскать по коридорам, а еще кочегар…

– Дэвид, я сейчас пожалею, что взял вас на стажировку, – произнёс Бессмертных строго. – Вы даже не поинтересовались техническими характеристиками Большого Королевского экспресса. Чему вас только учили?

– А-а…

– В этом поезде реализована автоматическая подача угля в топку, – отчеканил следователь. – Великолепное техническое решение. Ни машинист, ни кочегар ничего не увидят, поэтому задача заключается только в том, чтобы уложить тело на ленту транспортёра…

– А займутся этим, как обычно, оперативники, – заключил Берт. – Так я и знал, что какая-нибудь пакость приключится…

– Приступайте, – сказал Бессмертных и удалился, вертя в пальцах универсальный ключ, найденный в кармане покойного вора.

– Госпожа Каролина, мы вас потесним немножечко, – извиняющимся тоном сказал Ян.

– О, я, пожалуй, пока навещу Теодора, он обещал взглянуть на Пушистика, – вскочила на ноги женщина. – Думаю, это как раз подходящий случай…

– Да, разумеется, – сказал тот галантно.

– Знаете, я думаю, он съел что-то не то, – затихал в коридоре голос Каролины. – Иногда он очень неразборчив, а я, к стыду своему, не умею с этим справляться…

– Немного касторового масла и мягкий массаж – и все будет в порядке, – успокаивающе говорил доктор.

Пол тоже поднялся и вышел, не проронив более ни слова.

– А вы что встали? – спросил Ян Дэвида. – Помогайте! Работенка та еще…

Работа оказалась в самом деле не из легких: вор был мужчиной крупным и, если протащить его в выставленное окно купе удалось без особых проблем, то вот поднять на крышу вагона и таким образом перенести к тендеру оказалось уже тяжелее. Впрочем, Берт и Ян были ребятами бывалыми, так что особенно не унывали, а вот Дэвид, который из чистого упрямства полез им помогать, был уже не рад этому своему порыву. Это очень романтично наблюдать в синематографе: герой прыгает с крыши на крышу, отстреливается от врагов… Однако в реальности крыши оказались скользкими, перепрыгивать с вагона на вагон и так-то было делом непростым, а уж волоча за собой тяжеленного покойника – так и втройне! Однако Дэвид стиснул зубы и дотерпел до конца. Умудрился даже ни разу не сорваться, чем очень гордился.

– Ну вот, – сказал, наконец, Ян, отряхивая руки, когда незадачливый вор Щипайло отправился по транспортеру прямо в огнедышащую топку паровоза. – Всего и делов-то!

Дэвид мрачно кивнул, осознавая, что предстоит еще обратный путь. Пусть без покойника, но всё же…

– Ничего, господин Дубовны, – ободряюще сказал ему Ян, уловив, видимо, настроение стажера. – Привыкнете еще и не к такому!

– Надеюсь… – вздохнул тот…

Они поспели как раз к обеду. За столом Бессмертных читал экстренный выпуск «Столичного вестника» – его передавали по телеграфу прямо на борт экспресса, а Каролина, очень довольная (должно быть, таинственному Пушистику полегчало), кокетничала с доктором. На Теодора ее чары не действовали, да Каролина и не рассчитывала на это, просто оттачивала мастерство.

– Подумать только! – сказал генеральный следователь, складывая газету. – Снова дело орфографов-заговорщиков. Ну никак не уймутся, сколько лет уж их гоняют…

– Веков, – уточнил Пол и снова замер.

– Ваша правда, – кивнул Руперт. – Вот неугомонные! Эту бы энергию…

– Да на лесоповал, – закончил Топорны.

– Можно и туда, – благодушно согласился следователь. По традиции экспресс-трибунал приговаривал заговорщиков к исправительным работам… на территории северного соседа. Часть их обменивали на солдат, но временами приходилось приплачивать. Однако беарийцы обеспечивали необходимую строгость режима, и это было всяко дешевле, чем содержать тюрьмы и лагеря на месте. К тому же беарийцы не возражали: они отлично наживались на продаже древесины.

– А что они придумали на этот раз? – спросила Каролина.

– Ну разве они могут выдумать что-то новое? Снова подняли вопрос о правильном написании названия нашей страны…

Вопрос действительно уже много веков не давал покоя пытливым умам, с тех самых пор, как предок Кароля XVII явился в эту страну и захватил трон. Его тоже звали Каролем, как всех королей этой династии, а поскольку прежде он был просто вожаком шайки Отважненьких (и он, как и семнадцатый по счету Кароль, смертельно оскорблялся, если придворные лизоблюды осмеливались назвать его Отважным, или, боже упаси, Храбрым), то читать и писать умел не очень хорошо. (Зато правил железной рукой, что, согласитесь, немаловажно). Длинные названия у нового самодержца в голове не задерживались, поэтому он и постановил называть государство Каролевством. Он Кароль – и он правит Каролевством. Точка. Ничто иное его не интересовало. Окружающие какое-то время путались, но экспресс-трибуналы исправно делали своё дело, и постепенно всё вошло в привычную колею. Большинству ведь нет особого дела до того, как именуется их государство, жилось бы хорошо! А при Отважненьких жилось очень даже недурно. Единственный минус: самым опасным занятием теперь считалась профессия королевского глашатая. Иностранных государей надо было именовать, как угодно – Их величествами, самодержцами, императорами, царями, владетельными князьями, государями, шахами… только не королями. Кароль был только один, и попробуй только, ошибись и поставь ударение не туда! Поэтому глашатаи вели исключительно трезвый образ жизни и славились прекрасно подвешенным языком, а со временем эта профессия вовсе сделалось наследственной.

Вот, правда, время от времени кто-то начинал вопиять, что, дескать, нужно писать «к оролевство», после чего немедленно отправлялся на северный курорт, и в Каролевстве вновь наступала тишь и благодать…

– А вот и вы, – встретил оперативников и Дэвида следователь. – Как прошло дело?

– Без эксцессов, – кратко ответил Ян. Берт кивнул.

Дэвид подумал и кивнул тоже.

– А что-то дым такой черный из трубы шёл? – поинтересовался Бессмертных, снова разворачивая газету. – Недолго, но всё же…

– Тьфу ты! – хлопнул себя по лбу Ян. – Это мы туфли с него снять забыли, а они на каучуковой подошве…

– Дэвид, почему вы не проследили? – обратил следователь острый взгляд на несчастного стажёра.

Тот закрыл глаза и понял, что эту поездку может и не пережить.

Глава 2 Безответная страсть, народные обычаи и чемоданчик коммивояжера

Команда генерального следователя в полном составе вкушала послеобеденный отдых. К сожалению, предаваться этому сладчайшему занятию приходилось прямо в вагоне-ресторане – салон оккупировал господин Сверло-Коптищев, и находиться в одном помещении с ним и терзаемым роялем не могли даже самые закаленные духом пассажиры. Обер-кондуктор уже получил с десяток жалоб от возмущенной публики: господам решительно негде было расписать пульку, а дамам – пообщаться тесной компанией. Дорога многим предстояла долгая, и вынужденно сидеть по своим купе они никак не желали, особенно уплатив за билеты первого класса немало звонких талеров!

Кондуктор клятвенно обещал воздействовать на оголтелого меломана, считавшего, что громкости мало не бывает, но каким образом – не знал никто. Предприимчивый Ян Весло хотел было начать принимать ставки по поводу исхода грядущего противостояния (судя по всему, господин Сверло-Коптищев так просто не сдался бы), Берт Гребло предложил попросту выдрать с десяток струн у несчастного инструмента или переломать музыканту пальцы. («Всего-то и надо – крышкой случайно хлопнуть!» – говорил он и многозначительно косился на Каролину. Каролина же решительно не собиралась исполнять роль поклонницы господина Сверло-Коптищева, поэтому его пальцы пока что оставались в целости и сохранности.)

Сам генеральный следователь пока безмолвствовал, но, скорее всего, по одной лишь причине – он был начисто лишен музыкального слуха, а потому не страдал от всепоглощающей страсти господина Сверло-Коптищева к музыке.

Доктор же Немертвых совершенно справедливо замечал, что означенный господин вполне мог оказаться скрипачом или, боже упаси, саксофонистом, и все соглашались, что в таком случае их муки многократно усилились бы.

Ну а что думал офицер суда Топорны, осталось неизвестным. Спутники затруднялись определить, обращает ли он хоть какое-то внимание на нестерпимую какофонию. (Стажёр Дубовны точно знал, что обращает, поскольку видел, как Пол тщательно заполнял бланк расстрельного приговора на господина Сверло-Коптищева, но предпочел оставить это знание при себе. В конце концов, генеральный следователь всегда говорил, что язык лучше держать за зубами.)

– Что-что? – спросила дама за соседним столиком у своего спутника. – Ах, это дивно, просто дивно!

– Что такое? – приподнял бровь господин Бессмертных.

– Извольте-с… – стюард передал сидящим за столиком программки, отпечатанные на дорогой бумаге цвета слоновой кости.

– Однако! – поразилась Каролина. – Я не предполагала, что в поезде есть даже свой синематограф! Где же он располагается?

– В салоне, разумеется, – ответил доктор и блаженно улыбнулся.

– Лучше бы тут был бассейн, – заметил неожиданно Пол и снова умолк.

– Почему? – спросил Дэвид. Топорны так редко подавал голос, что некоторые начинали путать его с предметами обстановки, а это было фатальной ошибкой.

– Потому что в бассейне крайне затруднительно играть на рояле, – ответил Пол и замолчал, очевидно, до вечера. Это была очень длинная фраза для светской беседы в его исполнении.

– Но, вижу, обер-кондуктор всё-таки нашел способ временно изгнать этого меломана из салона, – удовлетворенно сказал доктор. – Признаюсь, пускай лучше там безостановочно крутят самые глупые и скучные ленты, чем… вот это, – добавил он, передернувшись, когда господин Сверло-Коптищев выдал особенно страстный пассаж.

– Теодор, вы рискуете оскорбить нашу дорогую Каролину, – негромко сказал ему следователь, указывая на программку.

– О! – произнёс доктор. – Да, в самом деле. Признаю свою ошибку.

– Замечательно! – восторгалась тем временем Каролина, не расслышавшая, по счастью, речей Немертвых. – Потрясающе, ведь эту ленту должны были начать показывать в столице как раз сегодня! Я так жалела, что не смогу попасть на премьеру…

– Это ведь Большой Королевский экспресс, – заметил Руперт Бессмертных, – не забывайте. Уровень сервиса – соответствует.

– Пожалуй, следует пойти переодеться, – объявила женщина. – В конце концов, премьеры случаются не каждый день!

Если кто-то и хотел сказать, что в салоне всё равно будет темно, а внимание зрителей окажется приковано к экрану, то счел за лучшее помолчать. Противоречить Каролине, воодушевленной грядущим показом очередной ленты по мотивам бесконечной саги о приключениях Кривого и Хромого, выходящей из-под её пера, определенно не стоило.

К вечернему показу собралось немало публики из первого класса (и особо приглашенные персоны из второго). По счастью, мест хватило для всех, но… Каролина, вплывшая в салон в облаке дорогих духов и серебристого шелка, внезапно обнаружила, что остались свободными стулья лишь в самом конце импровизированного зрительного зала.

– Простите, дорогая, – наклонился к ней Руперт, – мы явились вовремя, чтобы занять для вас место поудобнее, однако остальные, как оказалось, пришли еще раньше.

– Ах, пустое, – вздохнула Каролина, усаживаясь и приглаживая возмущенно топорщащийся мех манто. – Я слышала, сидеть близко к экрану вредно для зрения, не так ли, Теодор?

– Ну разумеется, – флегматично отозвался тот, хотя о таких веяниях в офтальмологии еще не слыхал. – Кстати, как поживает Пушистик?

– О, благодарю вас, превосходно! – женщина легко переключилась на излюбленную тему. – Вы просто гений, Теодор, вы мгновенно принесли ему облегчение! Знаете, я даже завидую вашим умениям…

– А вот этого не надо, – строго сказал Немертвых, но пояснить свою мысль не успел: начали тушить свет.

Застрекотал киноаппарат, на белом полотнище экрана заплясали тени. Зазвучала тревожная музыка – это вступил тапер. Некоторых передернуло по благоприобретенной привычке, но, к счастью, тапер следовал партитуре и не экспериментировал, как господин Сверло-Коптищев.

Зрители не отрывались от экрана, на котором Кривой доказывал Хромому необходимость спасения заложников путем переговоров с бандитами, Хромой же возражал, предлагая просто всех перестрелять, а высшие силы пускай уж разбираются, кто был бандитом, а кто случайно угодил под пули. Но тут взгляд его упал на отчаянно машущую рукой заложницу в окне второго этажа и…

– Теодор, – негромко проговорила Каролина, наклоняясь к доктору, – вы не могли бы проводить меня?

– Что-то случилось? – чуть повернул тот голову.

– Я не могу смотреть эту невероятную чушь! – прошипела Каролина. – Что они сотворили с моим романом? Откуда взялась эта блондинка? В книге не было ни одной блондинки, и среди заложников я не могу припомнить ни единой женщины, не могла же я потом взять и всех поубивать, меня бы не поняли… другое дело мужчины! А это… это… я в суд на кинокомпанию подам за искажение моей идеи!

– Лучше пожалуйтесь Полу, – подал ценный совет Руперт, ухмыляясь в усы. Сейчас Каролина пребывала не в амплуа секретаря, а в роли писательницы, что выглядело крайне забавно.

– О, правда, о чем это я… – спохватилась та. – Но право, я не могу на это смотреть! Нет, вы подумайте только, Хромой обнимается с блондинкой! А куда они денут ее в следующей ленте?

– Хм… – произнес Бессмертных задумчиво.

– Надеюсь, она погибнет от шальной пули, – мстительно произнесла Каролина, поднимаясь. – Потом расскажете мне, хорошо? Теодор?..

– Осторожно, – предостерег тот, выпутывая ее шлейф из гнутых ножек стула. – Прошу, вашу руку. Не споткнитесь.

– Благодарю, и правда, темновато…

Доктора, впрочем, полумрак ничуть не смущал. Он вывел Каролину из салона и проводил до купе. По пути молодая дама была сосредоточена и даже немного мрачновата.

– Надеюсь, вас не слишком расстроила эта лента? – спросил Немертвых.

– Что?.. О, нет, это пустяки, – рассеянно проговорила Каролина. – На самом деле, это было даже полезно. Я немного рассердилась поначалу, но теперь задумалась: ведь в моих романах если и встречаются женские персонажи, то либо это солидные дамы, либо маленькие девочки, либо трупы… Хотя не уверена, можно ли назвать труп персонажем… Как вы полагаете?

– Можно, – заверил доктор. – Некоторые такие… персонажи прекрасно играют свои роли.

– Так вот, – продолжала она свою мысль, – я старательно избегала молодых женщин на страницах своих книг, чтобы не скатиться в подобие этих сопливых дамских романов, но, кажется, сценаристы подали мне неплохую идею…

– В каждой книге у героев будет новая возлюбленная? Которая станет трагически погибать от рук бандитов? – предположил Немертвых.

– Вы шутить изволите, Теодор! Это может пройти раз, другой, но…

– Но если их враг Горбатый станет намеренно уничтожать этих девиц…

– Нет, вы действительно шутите! – рассмеялась Каролина. – Всё намного проще. Я как-то забыла о том, что Кривой и Хромой – мужчины в самом расцвете лет. Так вот… у кого-то одного будет возвышенное чувство. К кому, пока не знаю. Или к прекрасной незнакомке – тут всё ясно, или к замужней даме – и он, как человек порядочный, будет страдать молча. А вот второй, пожалуй, заведет пару интрижек…

– У вас с собой достаточно писчей бумаги? – любезно поинтересовался Немертвых.

– Более чем! – воскликнула Каролина. – О, Теодор, не смею более держать вас посреди коридора… Спасибо, что проводили… Ах, мне столько нужно обдумать!

– Сделайте подручной Горбатого ту самую блондинку, – посоветовал доктор. – Пусть втирается в доверие.

– Вы гений! – воскликнула Каролина и в порыве искренней благодарности чмокнула Теодора в щеку.

– Не стоит, право, – скромно ответил он и отправился к себе.

Далеко, правда, ему уйти не удалось: в тамбуре доктора Немертвых подстерег какой-то хлыщеватого вида молодой человек и бросился ему навстречу с криком «ах, спасите!».

– Кто-то умирает? – деловито поинтересовался Немертвых.

– Да! – воскликнул юноша. – Я!

– Вы не похожи на умирающего, – сказал Теодор. Он не любил симулянтов и вполне успешно с ними боролся. – Позвольте пройти.

– Я непременно умру!! – преградил ему дорогу молодой человек. – Непременно!

– Мы все когда-нибудь непременно умрем, – философски ответил Немертвых. – Только кто-то раньше, а кто-то позже.

– Я умру прямо сейчас, если вы не скажете мне, кто была та дама, с которой вы ушли из салона! – выпалил юноша.

– А вы с какой целью интересуетесь? – холодновато спросил доктор.

– Ведь это сама Каролина Кисленьких, верно? Глаза меня не обманули?.. – продолжал тот, не слушая.

– Если у вас проблемы со зрением, обратитесь к специалисту по глазным заболеваниям, – посоветовал Немертвых. Вечер выдался с офтальмологическим уклоном. – У меня несколько иная специализация. Вам не понравится, если вашими глазами займусь я.

Юноша снова пропустил его слова мимо ушей.

– Это точно она, – проговорил он убежденно и возвел очи горе. – О, прекрасная Каролина!.. Конечно, это была она! И я знаю, в каком купе она путешествует, о!..

Доктор Немертвых обошел юношу, как столб, и отправился к себе, оставив того причитать. Подобных экзальтированных личностей он навидался вдосталь, и удовольствия созерцание означенных личностей ему не доставляло.

Ни малейшего сочувствия к неизвестному юнцу он не испытывал, а за Каролину не переживал – она превосходно могла позаботиться о себе сама, буде молодой человек вздумал бы выражать восхищение ее прелестями чересчур уж навязчиво…

До ужина оставалось еще предостаточно времени, и доктор собирался почитать кое-какие свежие издания по интересующей его проблематике, но тут его постигла неудача: наконец-то объявился сосед по купе, которого Теодор искренне не желал видеть. Он вообще был довольно замкнутым человеком, делал исключение для старых знакомых, но посторонних людей, особенно навязчивых, решительно не переносил.

– Разрешите представиться – Вильям Трепайло, коммивояжер! – протягивая руку, радостно проговорил сосед, упитанный мужчина в клетчатом пиджаке, несколько злоупотребляющий модным одеколоном. Волосы у него были какого-то неестественного оттенка, хотя, возможно, это была вина фиксатуара, которым Трепайло обильно их умащал.

– Доктор Теодор Немертвых, – сухо представился тот, отвечая на рукопожатие. Трепайло энергично потряс руку доктора.

– Позвольте поинтересоваться, вы по делу путешествуете или ради собственного удовольствия? – завел светскую беседу коммивояжер.

– По делу, – ответил доктор, надеясь лаконичностью ответов смутить Трепайло, но не тут-то было.

– Я, представьте себе, тоже по делу! – обрадовался тот. – Знаете, я даже в пути работаю! Есть столько бездельников, способных отправиться за тридевять земель просто потому, что им приспичило прокатиться на Большом Королевском экспрессе, но я не из таких, нет, я честно зарабатываю себе на жизнь и, должен сказать, эти средства достаются мне нелегким трудом!

– Могу представить… – пробормотал Немертвых.

– Да-да! Вот, не желаете ли взглянуть? – выпалил Трепайло и, не успел доктор заявить, что не желает, мигом водрузил на свою полку изрядных размеров чемодан и распахнул его широким жестом фокусника. – Посмотрите, какая прелесть! Вот иглы из самого Надельберга! Острейшие, превосходнейшие иглы, мне с трудом удалось раздобыть партию, так их расхватывают… Вы можете себе вообразить – они без малейшего труда прокалывают даже шинельное сукно! Безо всякого усилия вы сможете залатать любую прореху, а вашей супруге не придется даже пользоваться наперстком, и…

– Я не женат, благодарю, – сумел всё-таки вставить слово доктор.

– Тем более! – восхитился коммивояжер. – Для одинокого мужчины, особенно в путешествии, такой набор… – он выхватил из чемодана коробку. – Такой набор просто незаменим! Вот, смотрите: это – иглы, от больших до самых маленьких, нитки разных цветов, шило, дратва, а еще… – Трепайло сделал паузу. – Если вы берете этот набор, то совершенно бесплатно получаете… опасную бритву! Посмотрите, какая сталь, какая заточка! Вы всегда будете выглядеть безупречно!

– Действительно, недурно, – сказал Теодор негромко. Он не переносил пустой болтовни. – Жаль, хирургических игл нет, но можно обойтись и обычными. Да и шило пригодится. А уж бритвой, я вам скажу, можно проделать столько интересных вещей… Впрочем, не будем забегать вперед. – Доктор чуть поддернул рукава и ухватил большую иглу. – Начнем с самого простого. Знаете ли вы, уважаемый, что если взять чей-то палец… лучше, конечно, чтобы палец шел в комплекте с рукой, – внёс Теодор необходимое уточнение, – а… гхм… пациент был жив. Впрочем, к этому мы еще вернемся. Так вот, палец следует зафиксировать, а потом аккуратно ввести иглу под строго определенным углом, в противном случае она просто упрётся в ногтевую пластину, и должного эффекта мы не получим, а это…

Через минуту дверь купе с треском распахнулась, и побледневший Вильям Трепайло галопом пронёсся по коридору в поисках проводника – он был готов переселиться в вагон третьего класса, лишь бы не оставаться с таким соседом!

Доктор усмехнулся, положил «Дорожный набор настоящего мужчины» в чемодан коммивояжера и хотел было закрыть крышку, как вдруг увидел кое-что интересное… Ознакомление с этой вещью заняло несколько секунд, после чего Теодор блаженно улыбнулся, сел на своё место и углубился в специализированный журнал, выпуск которого был посвящен проблемам эксгумации. По его расчетам, зрители должны были задержаться на какое-то время после киносеанса, чтобы обсудить ленту, а значит, господин Сверло-Коптищев не смог бы терзать рояль. Увы, отзвуки его чудовищно фальшивой игры доносились даже до вагонов второго класса, а у доктора был профессионально тонкий слух…

Каролина Кисленьких, довольно мурлыкая модную песенку, переодевалась к завтраку. Сегодня на ней красовалось палевое платье из нежнейшего креп-жоржета, чуточку старомодное, что составляло самую главную его прелесть, и украшения из речного жемчуга. Тёмно-русые волосы Каролина убрала в также вышедшую из моды прическу, шедшую ей, тем не менее, необычайно, улыбнулась своему отражению в зеркале, накинула на плечи манто и выскочила из купе. Вчера она так увлеклась сочинением новой истории о похождениях Кривого и Хромого, что забыла поужинать, и обеспокоившийся начальник по пути к себе даже постучался узнать, всё ли у нее в порядке.

Пропущенный ужин Каролина за беду не считала (в конце концов, о фигуре нужно заботиться), беспокойство господина Бессмертных ей польстило, и в целом она пребывала в превосходном настроении.

Вот только, вылетев из купе, Каролина обо что-то споткнулась и чуть не упала. И тут же кто-то гнусаво гаркнул снизу:

– О, прелестнейшая!

– Вы, часом, купе не перепутали? – спросила она, отступая. Теперь было понятно, обо что она споткнулась: перед Каролиной на коленях стоял молодой человек фатоватого вида, молитвенно сложив руки и умильно глядя на нее снизу вверх.

– Что вы, о прекраснейшая из женщин, когда-либо ступавших по земле! Я прождал вас весь вечер, но вы не появились, вас не было на ужине, и я решил, что не сомкну глаз, но удостоверюсь, что с моим светлым кумиром ничего не случилось!

«Как жаль, он, похоже, разминулся с господином Бессмертных, – огорченно подумала Каролина. – Однако… что мне с ним делать?»

– Встаньте, – велела она твердо.

– Я не смею!

– Встаньте немедленно! Вы кто вообще? – нахмурилась Каролина.

– Герберт Свищевски, – смущенно ответил тот, но на ноги не поднялся. – Обычно меня называют Герочкой, и если вы окажете мне честь услышать это имя из ваших уст…

«Знакомая фамилия, – подумала женщина и тут же вспомнила: профессиональная память не подвела. – Ах да! Семейство Свищевски, богатейшие помещики… А это, надо думать, кто-то из младшего поколения.» Каролина припоминала, что вроде бы ходили слухи о развлечениях богатых юнцов в столице и, кажется, фамилия Свищевски тоже мелькала, но подробностей, увы, женщина не знала, потому что за всеми светскими сплетнями уследить было решительно невозможно.

– Во-первых, встаньте, господин Свищевски, – сказала она сурово. – Во-вторых, дайте мне пройти. В-третьих, объясните, что вам от меня нужно?

Юноша не без труда поднялся на порядком затекшие ноги и посторонился. Когда было нужно, Каролина умела быть убедительной.

– Вы позволите сопровождать вас к завтраку?.. – спросил он с придыханием.

– Нет! – произнесла она чуть громче, чем намеревалась, и оглянулась. Как нарочно, все прочие уже наверняка расположились за столом, а Каролина привыкла немного опаздывать… Вот ведь некстати прицепился этот хлыщ! – Подойдете ко мне ближе, чем на три фута – и я закричу.

– Но почему вы так жестоки?! – вскричал Свищевски. – Я так восхищаюсь вами, дорогая Каролина, я…

– Для вас я – госпожа Кисленьких, – холодно произнесла та и с такой скоростью двинулась по коридору, что легкий подол взметнулся, будто подхваченный ураганным ветром. Неизвестно, что бы еще услышал несчастный юноша, но тут, на удачу, Каролине подвернулся проводник. – Любезный, постойте!

– Что-то не так, госпожа? – поинтересовался тот.

– О, мне всего лишь нужна небольшая услуга, – обворожительно улыбнулась Каролина и что-то зашептала ему чуть ли не на ухо.

– Но…

– Благодарность моя и господина Бессмертных не будет знать границ, – твердо сказала Каролина, – в пределах разумного, разумеется.

Проводник отвесил поклон и отправился выполнять просьбу пассажирки, она же, со следующим в кильватере Свищевски, смогла всё-таки добраться до вагона-ресторана.

– Дорогая Каролина, вы, как всегда, восхитительны, – встретил ее генеральный следователь. – Судя по блеску ваших глаз, ночь не прошла даром?

– Вы совершенно правы, господин Бессмертных, – улыбнулась она, усаживаясь. – О, Теодор, у вас, случайно, не найдется какого-нибудь средства, чтобы вывести чернила с платья? Моё отчего-то не действует: то ли выдохлось, то ли чернила оказались слишком стойкими…

Ян и Берт переглянулись и радостно потерли руки.

– Подберем что-нибудь, – спокойно отвечал доктор, отчего-то не сводя глаз с Каролины.

– А кто этот молодой человек? – поинтересовался Бессмертных, выбирая между паштетом утиным, гусиным, цыплячьим, а также паштетом из говяжьих языков (сегодня он решил сделать послабление в режиме). – Отчего он так преданно смотрит на вас, дорогая Каролина?

– А… это… – Каролина замялась. Так ведь, чего доброго, и за стол его придется усаживать!

– Поклонник? – догадался Дэвид.

– Вроде того, – кисло сказала Каролина и принялась нервно размешивать сахар в чашечке.

– Он вчера грозился умереть, – сообщил Теодор.

– Они все грозятся, – флегматично ответил Руперт. – Но обещаний не сдерживают.

– Я… я действительно умру! – подал голос Свищевски. – Если божественная Каролина не обратит на меня свой лучезарный взор, я сброшусь с поезда!

– Банально, – сказал доктор. – И ненадежно. Хотите, я подскажу вам несколько действительно оригинальных способов совершения суицида?

Свищевски переводил взгляд с одного на другого, явно не понимая, что происходит.

– Присаживайтесь, молодой человек, не стойте столбом, – благодушно произнес Бессмертных, взглядом остановив готовый сорваться с губ Каролины протест. Затем он мигнул оперативникам, и те поспешили откланяться. – Вы ведь, должно быть, еще не завтракали?

– Благодарю… – выдавил тот и боком втиснулся на освободившийся стул. По несчастливому стечению обстоятельств, место оказалось аккурат напротив Пола Топорны, который теперь рассматривал Свищевски с профессиональным интересом.

Муки юноши усугублялись тем, что рядом с Топорны сидела Каролина. Не смотреть на Каролину он не мог, а смотреть на неё ему мешал немигающий взгляд Пола.

– Представьтесь же, молодой человек, – пригласил Бессмертных.

– Герберт Свищевски, к вашим услугам, – привстал тот.

Пол мгновенно щелкнул замочками дипломата, вытащил бланк и принялся его заполнять.

– А… что это вы изволите писать? – осторожно спросил юноша, когда остальные также представились.

– Не обращайте внимания, у Пола такая привычка, – махнула рукой Каролина. – Это расстрельный приговор.

– Ч-что?.. – краска покинула лицо Свищевски. – Но разве я…

– Нет-нет, – заверил Бессмертных. – Но Каролина права – у Пола просто такое обыкновение. Чтобы потом не возиться.

Судя по всему, Герберт был уже не рад, что последовал за дамой. Он определенно собирался восхищаться ею наедине, а не в компании таких… своеобразных личностей.

– О, снова началось… – Каролина вздрогнула, когда в салоне неожиданно грянул рояль – это неугомонный Сверло-Коптищев взялся за утренние экзерсисы.

– Скажите спасибо, что некому сыграть с ним в четыре руки, – усмехнулся Дэвид. – И что это не орг ан.

– О да… – начала было она, но тут гул голосов в салоне смолк, как по команде, слышался только яростный рык терзаемого рояля, как аккомпанемент к немой сцене.

Следом прозвучали шаги, от которых сотрясался пол и отчетливо позвякивала посуда, и над столиком воздвигся человек-гора.

– Здравия желаю, – сказал он сдержанным гулким басом.

Бессмертных вопросительно приподнял бровь. Дубовны уставился в стол.

– Ах, господин поручик, как это мило с вашей стороны – принять моё приглашение! – прощебетала Каролина, протягивая руку. Гвардейский поручик запечатлел на ней галантный поцелуй. – Прошу, присаживайтесь же!..

Руперт откровенно ухмыльнулся. Дэвид облегченно выдохнул. Пол смотрел на Свищевски в упор, явно собираясь проделать в нём дыру.

Поручик не без труда вдвинул массивный корпус между доктором и Свищевски (из-за чего последний едва не свалился в проход), тем же сдержанным басом пожелал собравшимся доброй еды, расправил форменную юбку, затем ухоженную бороду и сам взялся за завтрак.

Юноша косился на гвардейца с затаенным страхом, что не укрылось от проницательной Каролины.

– Скажите, господин поручик, хорошо ли устроены ваши люди? – начала она издалека.

– Превосходно, госпожа Кисленьких, – светски отвечал тот, ловко управляясь с чашечкой тончайшего фарфора, которая в его лапище казалась не больше наперстка. – Немного тесновато, но ничего – в тесноте, да не в обиде. Опять же, поочередно на грузовой платформе дежурить положено, всё свежий воздух…

– А кормят как? – не отставала та.

– Ну… – поручик призадумался и принялся намазывать хрустящий тост джемом. Выглядело это так, будто он проводил тончайшую хирургическую операцию. Судя по взгляду доктора, ловкость рук гвардейца он оценил по достоинству. – Вот с этим, госпожа Кисленьких, сознаюсь, дело обстоит похуже. Понятное дело, что в дороге не до разносолов, но тушёнка, право, не лучшего качества.

– Понимаю, понимаю, – покивала Каролина, и взгляд ее сделался злорадным. – Должно быть, в обычном походе вы можете что-то приготовить, а в вагоне ведь и огонь не развести…

– Ваша правда, – степенно кивнул тот.

– Да, уважаемый Вит-Тяй, – вступил в игру Руперт. Каролину он знал достаточно долго и достаточно хорошо, чтобы понять, что именно она затеяла, – я не раз хотел поинтересоваться, используются ли ваши знаменитые ротные котлы по прямому назначению или же это дань традиции?

Поручик посмотрел на него, нахмурившись. Судя по выражению его физиономии, он был лучшего мнения о генеральном следователе. Бессмертных, однако, взгляда не отвёл, и лицо поручика постепенно прояснилось: он догадался, что втянут в какую-то игру, поэтому следует отвечать по возможности подробно.

– По большей части, конечно, котлы у нас простаивают без дела, – начал он неторопливо, – не то, что в старые добрые времена. Теперь-то большинству преступников хватает крепкого сука да прочной петли или пули даже…

Пол Топорны согласно кивнул и погладил дипломат.

– Но уж если какой особый случай… – Вит-Тяй помолчал, мечтательно щурясь. – Тогда, конечно, котел используем по назначению. Нечасто, однако, это теперь бывает…

– Это потому, что господин Бессмертных давно самых отъявленных преступников распугал! – рассмеялась Каролина.

– Да уж, преступник нынче пошёл не тот, что прежде, – покивал поручик, поглаживая бороду. – Худосочен, жидковат… Кожа да кости, вот как этот юноша, – кивнул он на Свищевски. Тот громко сглотнул. – Ну что с такого возьмешь?

– А и правда, что? – заинтересованно спросила Каролина, твердо намереваясь отправить своих героев, Кривого и Хромого, на беарийские просторы. Для этого следовало как следует разобраться в вопросе, чтобы не наделать глупых ошибок.

– Ну… – Вит-Тяй хмыкнул. – Госпожа Кисленьких, стоит ли за столом рассказывать?

– А что в этом такого? – удивилась та. – Здесь все люди бывалые, привычные и не к такому. А если вас смущает, что я дама… право, ерунда! Я ведь, господин поручик, прежде в биологической лаборатории работала, так что всякого навидалась. Ну расскажите, очень вас прошу!

– Хорошо, – пробасил он, – если дама просит… Ну, стало быть, прежде преступник помясистей был, покрупней, потому и котлы такие… основательные. И то, старики рассказывали, что от своих прапрадедов слышали: поймаешь какого супостата, в котел запихнёшь, а он по пояс оттуда торчит. Незадача ведь?

– Еще какая! – с жаром согласилась Каролина. – А что же тогда делали?

– Вестимо что… Или котёл побольше искали, или ноги отрубали, – степенно ответил поручик. Свищевски отчетливо икнул.

– Да, логично, – кивнула женщина, поигрывая манто. – А потом?

– А потом – огонёк развели, и все дела, – сказал Вит-Тяй. – Ну там сольцы, травок каких, уж у кого как заведено было. Опять же, по-разному поступали: кто подольше на огне томил, кто на скорую руку… Ну, это от клана зависит, объяснять больно долго.

– А правда, что еще во времена Кароля III государственных преступников варили заживо? – любопытствовала Каролина, не обращая внимания на кренящегося на стуле Свищевски.

– Истинная правда, – кивал поручик. – Тогдашний Кароль после войны порядок, рассказывают, наводил железной рукой, и уж гвардия тут кстати пришлась. А нынче, точно говорите, повывели преступников, мелочь попадается… Ну вот что с такого возьмешь? – он опустил руку на плечо Свищевски. – Суп разве что сварить или там на гуляш разделать, но разве это удовольствие? Господин Бессмертных, уж отловили бы вы злодея посолиднее, а то что это – заговорщики-орфографы, пакость какая, на один зуб не хватит!

– Молодой человек, вам нехорошо? – поинтересовался Дэвид у позеленевшего Свищевски, пытавшегося уползти под стол.

– Ему хорошо, – заверила жестокосердная Каролина. – Он же имеет счастье лицезреть мой солнцеподобный лик. Правда, Герочка?

– Д-да… – выдавил тот.

– Интересно, – протянула она, – а у нас вот говорят иногда: «ты такая славная, так бы и съел тебя»… Это выражение имеет те же корни, о которых говорит уважаемый Вит-Тяй или нет? Господин поручик, вот вы бы меня съели?

– С превеликим удовольствием, – ответил тот галантно. – Но не могу. Служба-с.

– Господин поручик, передайте молодому человеку ватку, будьте добры, – попросил доктор, с интересом следивший за ходом беседы.

– Что это, господин Немертвых?

– Нашатырь, – вздохнул тот и поднялся. – Вы правы, хлипкие нынче молодые люди пошли…

После завтрака, оставив Свищевски приходить в себя, Каролина перехватила в коридоре поручика.

– Благодарю, что откликнулись на мою просьбу, – сказала она искренне. – Очень надеюсь, ваш рассказ заставит этого юношу… хм… перенести своё обожание на кого-нибудь другого. Может быть, вы согласились бы для профилактики… присоединиться к нам еще разок-другой?

– С удовольствием, госпожа Кисленьких, – учтиво отвечал Вит-Тяй.

– Спасибо преогромное, – улыбнулась Каролина и унеслась прочь, только светлое платье мелькнуло.

Поручик проводил её взглядом, подумав, что комплименты местным дамам делать не так уж просто, приходится привирать – на его вкус, Каролина была несколько худосочна, не то что корпулентные красотки его родины, – и отправился к своим гвардейцам.

Каролина же, вполне довольная представлением, разыскивала доктора.

– Господин Немертвых направлялись в салон, – сообщил ей проводник.

«В салон? – удивилась Каролина. – Ну что ж, надо проверить…»

У самого входа ее едва не сбило с ног мощное глиссандо, но женщина преодолела звуковую преграду и, зажав уши ладонями, проникла в салон. Над роялем хищно склонился господин Сверло-Коптищев, и инструмент уже не стонал, а выл…

Доктор действительно оказался здесь. Удобно устроившись в мягком кресле, он читал какой-то узкоспециализированный журнал с неаппетитными фотографиями, и музыка (если эту какофонию можно было назвать музыкой) ему явно не мешала.

Окликать его было бессмысленно, поэтому Каролина просто подергала доктора за рукав, чтобы обратить на себя внимание. Когда Немертвых поднял на нее взгляд, она выразительными жестами изобразила, как проливает что-то на рукав, напоминая о средстве для выведения чернил. Доктор хлопнул себя по лбу, поднялся, и они, к большому облегчению Каролины, покинули салон.

– Ох, как вы это выдерживаете? – спросила она, когда закрывшаяся дверь немного приглушила раскаты очередной пьесы.

– Очень просто, – сказал доктор, улыбнувшись. – Беруши.

– Что?.. – изумилась Каролина.

– Мой сосед по купе – коммивояжер, – пояснил Немертвых. – Продает всякую дребедень, но эти штучки оказались полезны. Благодаря им я могу наслаждаться тишиной и читать, расположившись со всем удобством, а не скорчившись на полке. Добыть вам парочку?

– Но… погодите, если у вас в ушах беруши, как вы со мной разговариваете? – продолжала удивляться женщина. – Вы их не вытаскивали, я бы заметила! Как же вы меня слышите?

– А я и не слышу, – ответил доктор.

– Но… как тогда?!

– Читаю по губам, – сказал Теодор Немертвых и ласково улыбнулся.

Каролина открыла рот, но сказать ничего не успела: к ним спешил проводник с перекошенным лицом и в фуражке набекрень.

– Господин доктор, господин доктор! – он остановился, пытаясь отдышаться. – Как хорошо, что я успел вас перехватить! Умоляю, помогите, там… там…

– Ну что там? – спросил Теодор и вытащил, наконец, беруши.

– Пассажир повесился! – в отчаянье прошептал проводник. – Идемте же скорее!

– А он удачно повесился, в смысле, уже отошел к праотцам? – поинтересовался доктор, следуя за бедолагой. Любопытная Каролина увязалась за ними. – А то я, видите ли, судмедэксперт. Могу констатировать смерть, провести вскрытие, установить причины…

– Нет, его успели снять… – заикался проводник. – И он вроде бы еще жив, но…

– Ну хорошо, хорошо, я взгляну, – сдался Немертвых.

В тамбуре царила полнейшая неразбериха. Кто-то обмахивал лежащего на полу пиджаком, кто-то пытался расслабить на его шее петлю…

– Я умираю… – прохрипел самоубийца и закатил глаза. – Я умираю, ибо прекраснейшая не желает обратить ко мне свой лучезарный лик… О, это предсмертный бред, моя дорогая Каролина, мне мерещится ваш образ…

– Для умирающего вы очень болтливы, – заметил доктор, разгоняя мешающих людей. Отчего-то невысокого и полноватого человечка никто не рискнул ослушаться. – Хм. Где он висел?

– Вот, – указал один из пассажиров на какую-то железку.

– Да вы затейник, юноша! – изумился Теодор. – Вешаться на стоп-кране – это, я вам скажу…

– Он не успел повиснуть, мы как раз вышли в тамбур, – вмешался второй пассажир, – и успели его снять.

– Хорошо еще, стоп-кран не настоящий, – пробормотал проводник, – а то какой был бы конфуз!

– Так ради таких случаев его бутафорским и сделали, я полагаю, – сказал Немертвых, присаживаясь на корточки рядом с молодым человеком. Тот снова закатил глаза и забился в конвульсиях, старательно пуская пузыри. – Хм, судя по всему, этот юноша дожидался зрителей… Эх, молодежь, молодежь! Ну кто ж так вешается? Узел, и то правильно затянуть не могут… Вот как надо, учитесь!

Вот тут Свищевски захрипел и забился по-настоящему…

– Кстати, а откуда у него лента с моего платья? – поразилась Каролина, повертев в руках то, на чем собирался повеситься юноша. – Неужто он пробрался ко мне? Вот негодяй! Теперь такая вещь испорчена…

– Отведите его в купе, – велел доктор проводнику, ожидавшему рядом. – И заприте, что ли, надоел он уже… даме вот докучает.

– Если бы я мог, господин доктор, – понурился тот, – но ведь это наследник господ Свищевски… мне от должности откажут…

– Ну, тогда пускай самоубивается дальше, – милостиво разрешил Немертвых. – Идемте, Каролина.

– Я всё равно умру! – кричал им вслед чрезвычайно оживившийся юноша. – Я найду способ! Я утоплюсь! Я… я… Если вы не обратите свой взор в мою сторону, я сумею сделать это! И тогда моя тень будет вечно с вами, всегда, всегда!..

– И где они набираются такой пошлости? – вслух подумала Каролина.

– Столица – не самое подходящее место для молодых людей со слабым характером, – усмехнулся доктор.

– Может, его полечить как-то?

– Лучшим лекарством для него, – серьезно сказал Теодор, – была бы хорошая порция розог. Но, боюсь, уже поздновато. Теперь потребуются более сильнодействующие средства…

В купе генерального следователя велся разговор на схожие темы. Руперт Бессмертных только что закончил гонять своего стажера по самым разным темам, а теперь поглядывал на него, явно собираясь задать напоследок еще один каверзный вопрос.

– Изложи-ка, Малой, – сказал он, закинув ногу на ногу, – что тебе известно о юнце, так пылко преследующем нашу дорогую Каролину?

Дэвид откашлялся и выпрямился.

– Герберт Свищевски, – забарабанил он, – единственный сын Иоанна и Ханны Свищевски, наследник семейного состояния. Вследствие этого – чрезвычайно избалован, привык получать всё, что только пожелает, в мгновение ока.

– Без лирических отступлений, – поморщился Бессмертных.

– Так точно. Три года назад был отправлен родителями в столицу – получать высшее образование. Числится студентом Университета, однако на занятиях ни разу не появлялся. Присылаемые родителями деньги тратит на модных актрис, дам полусвета, обычных модисток, а также прочие развлечения, перечисление которых займет, по моей скромной оценке, около получаса.

– Можете опустить, – кивнул Руперт. – Что еще?

– Герберт Свищевски, согласно характеристике, слаб, внушаем. Склонен к драматизации событий. Судя по поведению, его можно заподозрить в душевной болезни, но, по наблюдениям, он вменяем. Отклонения, конечно, есть. Либо ему доставляет неизъяснимое удовольствие представляться жертвой безответной любви, либо он инфантилен, и предъявляемые им требования о благосклонности – не более чем истерика ребенка, выпрашивающего конфетку. Известно, что он может подолгу добиваться неприступной дамы, однако, заполучив ее, мгновенно теряет к ней интерес. Собственно, это следствие его тщеславия. Общедоступные… гхм… вещи его не привлекают, он привык получать самое лучшее.

– Иными словами, этот спектакль мы будем наблюдать еще долго, – задумчиво сказал следователь, опершись подбородком о сцепленные пальцы. – Бедная Каролина. Впрочем… Думаю, она тоже получит от этого представления некоторое удовольствие.

Дэвид счел за лучшее промолчать.

– Ну, посмотрим, как будут развиваться события, – заключил Бессмертных. – Хорошо, Дэвид, сегодня вы неплохо поработали. На завтра… Сходите-ка в библиотеку, возьмите Уголовный кодекс Каролевства и освежите в памяти статьи со сто восемнадцатой по двести первую. Проработаем кое-какие спорные вопросы.

– Библиотеку?.. – изумился Дэвид.

– Ах да, я забыл, что вы так и не поинтересовались историей создания и конструкцией Большого Королевского экспресса, – ядовито сказал Руперт. – Возьмите заодно книги по этой тематике, вам будет интересно, ручаюсь. На этом – всё на сегодня.

– А-а…

– Что?

– А как пройти в библиотеку? – убито спросил Дубовны.

– У проводника спросите, – посоветовал Бессмертных, нацепляя на орлиный нос очки и раскрывая пухлую книгу.

– Так точно…

Рано поутру Ян Весло, имевший на физиономии явные следы недосыпа, неслышно прошел по коридору вагона первого класса и, откашлявшись, постучал в купе Каролины Кисленьких. Он знал, что она встаёт рано, поэтому не опасался потревожить ее сон.

Дверь стремительно распахнулась, и если бы не выучка оперативника, быть бы ему мокрым с головы до ног – Каролина опрокинула над тем местом, где он только что стоял, полный таз холодной воды.

– Госпожа Каролина, что это с вами? – удивленно спросил Ян.

– Ох, это вы… – облегченно выдохнула та и зорко посмотрела по сторонам. – Заходите скорее!

– Случилось что-то? – недоумевал Ян.

– Случилось! – Каролина с грохотом швырнула таз для умывания на пол. Серебристое манто на неубранной постели попыталось забраться под подушку. – Герочка Свищевски случился… Вы не представляете себе, что это за пытка! Я наступила ему каблуком на ногу, больно наступила, ручаюсь, а он начал вопить, как счастлив от того, что я обратила на него внимание… А каково во втором часу ночи выслушивать вирши, которые этот ненормальный бормочет в замочную скважину?!

– Почему… в замочную скважину? – оторопел оперативник.

– Ну неужели бы я открыла ему дверь! Ах… – Каролина посмотрела на себя в зеркало. – Ну на кого я похожа? Под глазами синяки…

– Прекрасно выглядите, госпожа Каролина, – честно сказал Ян. – А я это… ну…

– Ну давайте, давайте, – нетерпеливо сказала женщина. – Вот честное слово, после того, что я слышала сегодня ночью, я вам слова дурного не скажу!

– Нет-нет, вы скажите непременно! – перепугался оперативник, вынимая из-за пазухи сложенные листы. – Потому что… ну… сами понимаете…

– Ну конечно, – улыбнулась Каролина, разглаживая исписанную бумагу.

– А что, – осторожно поинтересовался Ян, – у этого Свищевски всё действительно… плохо?

– Хуже не слыхала! – ответила женщина. – Нет, когда он читал чужие стихи, я еще могла это выносить, хотя он подвывал в самых неподходящих местах… Но когда он перешел к своим! Ян, школярские рифмы вроде «кровь-любовь» и «розы-слёзы» достойны занесения в анналы мировых шедевров поэзии… особенно по сравнению с этим ужасом. Я бы под страхом смертной казни запретила Свищевски писать стихи, а я всего лишь любитель!

– Ну, я тоже, – смущенно уставился в пол Весло.

– Ах, ну ладно вам, – махнула на него Каролина и снова улыбнулась.

Была, была у оперативника Яна Весло одна, но пагубная страсть: он писал стихи. Да не какие-то, а исключительно посвященные королеве. Он создал несколько венков сонетов, недурную поэму, много прочих вещей… По правде говоря, он никому не осмелился бы показать свои опусы. Однако выручила случайность: Ян как-то записывал разрозненные строчки на совещании, это увидела Каролина, а поскольку сама она тоже не чужда была сочинительству, то… Эта тайна сплотила их маленький писательский союз. Ян отдавал свои стихи Каролине, а та честно говорила, где хромает рифма, а где ужасны сравнения. Каролина же, в свою очередь, просила Яна проверять ее опусы на предмет особенных ляпов. Это странное сотрудничество приносило свои плоды: Каролина, как известно, была весьма популярной писательницей, а Ян издал уже два стихотворных сборника (второй – под патронажем лично Ее величества), правда, под псевдонимом.

Кто-то мог бы спросить, как можно посвящать пронзительные строки королеве, которая была изрядно старше Яна годами, но дело в том, что он обращался не к Аните Отважненьких (урожденной Беленьких), а королеве – как символу. Ее величество, кстати говоря, прекрасно это поняла, отчего и взяла талантливого поэта под крыло. Она вообще покровительствовала людям творческим. Наверно, потому, что сама не была способна зарифмовать даже две строчки, а всю нерастраченную энергию отдавала гоночным локомобилям…

– Вот, держите, – спохватившись, Каролина сунула Яну охапку исписанных стремительным почерком листов. Пишущая машинка ехала в багажном вагоне – кто же мог знать, что она вдруг потребуется именно сейчас? – Я тут немного отошла от обычной манеры повествования, уж скажите, если что не так…

– А я там тоже, того… размер сменил, – кашлянул Ян. – Поглядите, оно вроде недурно, но как-то больно странно и непривычно…

– Непременно, – заверила Каролина. – А теперь идите, иначе я совсем опоздаю к завтраку!

Стоило Яну открыть дверь, как раздалось: «О, коварная, как вы могли… как вы могли! Я умру по вашей вине, я немедленно умру!».

– Опять он! – простонала Каролина. – Ян, сделайте милость, пригласите снова поручика. Мне с ним как-то спокойнее…

– Непременно. Его к вам прислать?

– Да, пожалуй! Пусть приходит через полчаса, я буду готова… Иначе я просто убью этого мальчишку, и Полу придется поставить печать на мой расстрельный приговор! – мрачно добавила Каролина…

Ровно через полчаса в дверь купе снова постучали. Каролина, уверенная, что это поручик Вит-Тяй явился исполнить свой служебный долг, отворила… и попятилась, потому что в купе вошел огромный букет алых роз. У букета была черноволосая макушка с безупречным пробором и ноги в модных узких брюках и начищенных штиблетах.

– Это для вас, о прекраснейшая! – простонал букет, и Каролина признала Герочку Свищевски.

– Уйдите, – сказала она сквозь зубы, комкая манто. Манто такое обращение не устраивало, оно свалилось на пол и юркнуло в угол, оставив по пути безобразные клочья серой шерсти на безупречных брюках Свищевски. – Немедленно. Иначе я закричу!

– Но разве я желаю вам зла?! – театрально возопил тот, рассыпая розы у ног Каролины. – О, придите же в мои объятья, молю вас!

– Не доросли еще, – мрачно ответила она.

– Чего же вы хотите, о жестокая? Я всю ночь слагал вам стихи, я засыпал вас цветами, я… – Свищевски задумался. – Я недостаточно хорош для вас? Ведь у меня знатная семья, и я единственный наследник!

– Но зачем я вам?

– Вы же знаменитость! Вы… прекрасная женщина! Проявите благосклонность, и у вас будет всё! Решительно всё!!

– Благосклонность какого рода? – уточнила Каролина, как опытный секретарь.

– Э-э… – смешался Свищевски. – Ну… придите ко мне!

– Насовсем или временно? – снова уточнила женщина. – Первое маловероятно, я старше вас, к тому же родители ваши не одобрят подобного. А на «временно» я не согласна.

– Вы не можете быть так жестоки! – вскричал юноша, тараща неопределенного цвета водянистые глаза.

– Могу, – ответила Каролина.

– Тогда я умру!

– Вы повторяетесь, – устало произнесла она.

– Нет! Я… я… выброшусь в окно! – решил Свищевски и ринулся к означенному окну. Однако удар всем худосочным телом и стекло, и рама выдержали, равно как и второй рывок.

– Тут стёкла противоударные, – сказала Каролина, припудривая нос. – А в форточку вы не пролезете, даже не старайтесь.

– Нет, я не отступлюсь! – поняв, что окно не сдается, молодой человек бросился к Каролине, порываясь схватить ее за руку, Каролина быстро прикинула, чем из «аварийного набора», что хранился в ее несессере, будет удобнее плеснуть юнцу в глаза, а некая третья сила легко отнесла Свищевски от дамы и выставила за дверь.

– Прошу прощения за вторжение, – прогудел поручик Вит-Тяй, – однако дверь была открыта, а тут творилось непотребство. Если я не должен был встревать, то готов понести порицание, госпожа…

– Ах, как я вам признательна за вмешательство! – от избытка чувств Каролина на мгновение приникла к могучей груди гвардейца, попутно отметив, что борода у него на редкость ухожена и шелковиста. – А куда подевался этот… юноша?

– Сбежал, – констатировал поручик, выглянув в коридор. – Прикажете догнать и…

– Нет, пусть бегает, – решила Каролина и пнула туфелькой россыпи роз. – Какое безобразие… Впрочем, горничная приберется. Идемте, господин поручик!

За завтраком все хранили молчание, ограничиваясь ничего не значащими замечаниями. Стажер Дубовны спал сидя, и по его покрасневшим глазам было ясно, что библиотеку он всё-таки отыскал. Оперативник Весло был отчего-то мрачен, словно его что-то снедало, его коллега Гребло тоже оказался нерадостен.

Каролина нервно позвякивала ложечкой по краю чашечки и то и дело вынимала зеркальце – посмотреть, не подкрадывается ли с тыла Свищевски.

Прочие члены команды представляли собой воплощенное спокойствие: поручик вкушал – иначе не скажешь – фирменный омлет (он был приверженцем национальной кухни, но прочую предпочитал сперва распробовать, прежде чем уничтожить на корню), доктор читал газету и поглощал крохотные канапе с разноцветной икрой, Пол Топорны выглядел точно так же, как и всегда, то есть немногим отличался от статуи… Ну а генеральный следователь наслаждался прекрасной овсянкой (одного визита Каролины на кухню хватило, чтобы там научились готовить ее правильно) и приятным травяным чаем, а сожалел только о том, что кофе ему сейчас не полагается.

– Господин доктор… – прошелестел кто-то за спиной у Теодора. Это оказался всё тот же проводник. – Господин доктор, пассажир отравился…

– Промойте ему желудок, дайте касторки и позвольте мне дочитать статью, – машинально ответил тот, но тут же спохватился: – Чем отравился? И что, здесь нет штатного врача?

– Н-нет, господин, только фельдшер, он справляется, но это очень сложный случай, мы боимся, что пациент не дотянет до следующей станции… Туда уже вызвали бригаду, но…

– Короче, – отрубил Немертвых. – Кто отравился? Чем? Когда?

– Это г-г-господин Свищевски… – пролепетал проводник, зеленея.

– Ясно. И когда он отравился?

– Вот буквально только что… вы бы слышали, как он кричит, господин доктор! Он ужасно мучается!

– И это подводит нас к последнему вопросу – чем именно он отравился, – кивнул Немертвых, блестя стеклами пенсне. – Ну же?

– Он… – проводник замялся. – Он съел…

– Ну что такое? Не фунт же гвоздей! – нахмурился доктор.

– Нет… – понурился проводник. – Он съел кактус…

– Что-о? – Доктора Немертвых было сложно удивить, но Свищевски справился на отлично. – Где он взял кактус?!

– В салоне, – убитым голосом ответил тот. – Там стоит фикус, он на виду. А кактус задвинули поглубже, он очень колючий. То есть он не весь колючий, он вообще-то гладкий, забавный такой, а по краям этих… ну, из чего он состоит… колючки. Вот его-то господин Свищевски и съел.

– Весь? – серьезно спросил Теодор. Остальные следили за беседой в немом восхищении.

– Никак нет. Только две лапы понадкусывал. Ну, у кактуса как будто лапы, – пояснил проводник. – Но, наверно, он ужасно ядовитый, потому что господин Свищевски так страдает, так страдает, плачет…

– Ну хорошо, идем, взглянем на страдальца, – хмыкнул доктор и поднялся.

– Я тоже пойду! – вскочила Каролина. Поднялись и оперативники, а следом и сам генеральный следователь со стажером.

Пол Топорны остался безучастно смотреть в пространство, а поручик приступил к священнодействию – выбору очередного сорта кофе. Неудачники, не способные съесть кактус и остаться при этом в живых, его решительно не интересовали…

Стоны страдальца были таковы, что заглушали даже утренние экзерсисы господина Сверло-Коптищева. (А тот, будто проникнувшись трагизмом ситуации, играл что-то минорное и даже не очень громкое.) В стонах угадывалось имя госпожи Кисленьких, обещания немедленной и ужасной кончины, жалобы на жестокосердие вышеозначенной госпожи и многое другое.

– Нуте-с, – сказал Немертвых, – покажите мне этот кактус!

– Вот… – дрожащим пальцем указал проводник.

– Хм… – доктор подошел к растению, осмотрел его. – Обычный кактус, совершенно безобидный и неприхотливый, почему и выращивается в качестве домашнего растения. На исторической родине из него делают крепкий алкогольный напиток, но я не думаю, чтобы организм господина Свищевски был способен на перегонку сока… тем более, откусил он всего ничего.

Доктор посмотрел на мнущегося тут же фельдшера, стыдливо крутящего в пальцах клистирную трубку.

– Что давали пациенту?

– Касторовое масло… – понуро ответил фельдшер. – Чтобы, значит, очистило и вообще… Только они его пить не стали, вот, весь диван уделали…

– Надо было с другого конца зайти, – холодно посоветовал Немертвых. – И не с касторкой, а со скипидаром. Отличное средство для оживления покойников, скажу я вам!

Он вернулся к пациенту, раскинувшемуся на диване и стонущему столь пронзительно, что прослезился бы даже камень. Увы, доктор Немертвых был сделан из более прочного материала, а потому слезы лить не стал, а раскрыл саквояж, с которым не расставался.

– Ну-ка, откройте рот. Ну, ну, не упрямьтесь, не то я разожму вам челюсти силой, а это вам вряд ли понравится! Ян, посветите сюда. Благодарю…

– Ну что там? – сгорая от любопытства, спросила Каролина.

– С десяток колючек в болтливом языке, – ловко орудуя пинцетом, ответил доктор, – и парочка поцарапала гортань. Жить будет.

– Ах… – с непонятным выражением вздохнула женщина.

– Ну-ка, молодой человек, выпейте, – приказал Теодор, сунув тому мензурку. – Это вас излечит. Зажмите нос, наберите в рот, подержите и глотайте!

Свищевски последовал приказу и еще с минуту судорожно хватал воздух открытым ртом.

– Что вы ему налили? – поинтересовался Берт. Фельдшер молча вытаращил глаза.

– Спирту, – ответил доктор, собирая инструменты. – Продезинфицировать ранки.

– Ж-ж-жестокая… – произнес юноша, падая обратно на диван. – А я… все равно у-умру…

– Не сегодня, – сказал Теодор.

– Алкоголь практически не употребляет, – припомнил досье Дэвид.

– Бедняга, – подытожил Руперт, и они оставили Свищевски спать под аккомпанемент набирающих силу пассажей Сверло-Коптищева.

– А револьвер я у него забрал, – сообщил Ян по пути.

– У него еще и револьвер был? – поразилась Каролина.

– Да, но заряжен холостыми. Но я все равно прибрал от греха.

– Правильно сделали, – кивнул Бессмертных. – А теперь… Дэвид, вы всё прочитали, что я велел? Идемте, будем разбирать.

– Я буду у себя, у меня появилась интересная мысль, ее нужно записать, – прощебетала Каролина и испарилась.

Остальные тоже разбрелись по своим делам и не встречались до самого ужина, пропустив обед по самым разным причинам. Каролина увлеклась сочинительством, Дэвид под руководством Руперта постигал особо мудреные части Уголовного кодекса, Теодор нашел в библиотеке, о которой проговорился Дэвид, интересную монографию… Где был Пол Топорны, не знал никто, а оперативники на этот раз предпочли пообедать в вагоне-ресторане второго класса, для разнообразия, так сказать.

А вот ужин преподнес сюрпризы. Для начала, Каролина явилась вовремя, радостная (должно быть, муза надиктовала ей много интересного), раскрасневшаяся, в платье цвета осенних листьев и как-то неожиданно порыжевшая. Неизменное манто казалось первым осенним снегом на ёё плечах. Затем собрались остальные, и тут как раз ничего необычного не оказалось. Вот только привычный уже Свищевски явился поздно, сел поодаль, за один столик с какой-то пожилой дамой, не глядевшей по сторонам, и выглядел весьма бледно. Что и немудрено после полной мензурки чистейшего спирта, заключили мужчины, учитывая то, что Герберт был трезвенником.

А дальше события начали развиваться стремительно.

– Прекрасная Каролина! – воскликнул страдалец, встав во весь рост и едва не опрокинув суповую тарелку на соседку по столу. – Вы не принимаете меня всерьез, но я поклялся умереть, если вы не одарите меня благосклонностью! И я сделаю это, не будь я Герберт Свищевски…

– Интересно, каким образом на этот раз? – поинтересовался доктор, расправляясь с отменным жарким. – Кстати, он еще не пытался резать вены. Могу посоветовать моего соседа-коммивояжера – у него отменные опасные бритвы…

– Зато вчера он пробовал утопиться и заодно затопил соседнее купе, – сообщил всеведущий Ян. – Его сосед был просто в ярости!

– Я его более чем понимаю, – кивнул Теодор.

– Вот, на ваших глазах! – Герберт кинул что-то в рот, театрально запил это что-то глотком минеральной воды… – Прощайте, неверная, и пусть моя смерть будет на вашей совести!..

– Неверная?! – рассвирепела Каролина. – Можно подумать, я что-то обещала этому хлыщу, этому…

– Спокойно, – приказал Бессмертных. – Смотрите-ка, каков актер!..

Свищевски задыхался. Лицо его посинело, и не прошло и нескольких секунд, как юноша свалился под стол, стянув на себя скатерть и всё-таки облив пожилую соседку супом, по счастью, остывшим.

– Теодор! – рыкнул следователь, но доктор уже был подле упавшего.

– Мертв, – сказал он через несколько секунд. Слаженно завизжали дамы.

– Причина?

– Пока не могу сказать… – Немертвых наклонился, словно собираясь поцеловать покойника. – Запах очень знакомый. Смерть наступила практически мгновенно, это был сильный яд. Прошу разрешения на вскрытие.

– Пустая формальность, – хмыкнул Бессмертных, возвращаясь к своему эскалопу. – Вскрывайте.

Он поманил стюарда и велел:

– Освободите какое-нибудь помещение. Главное, чтобы свет был хороший.

– Будет исполнено… – пролепетал тот и исчез.

Покойника вынесли. В вагоне-ресторане повисло тягостное молчание…

– Ну что я могу сказать? – говорил доктор пару часов спустя. – Вполне здоровый молодой человек. Если что, кактус вреда его пищеварительному тракту не причинил. Причиной же скоропостижной кончины явилось, действительно, отравление сильным ядом семейства… – далее Немертвых ударился в такую терминологию, что даже Бессмертных поморщился. – Одним словом, яд вызывает мгновенный паралич дыхательных путей… ну и так далее. Однако, что интересно…

Доктор умолк, остальные с интересом уставились на него.

– У Свищевски за щекой был кусочек мыла, – негромко сказал он. – Этот юнец явно собирался устроить спектакль с пусканием пены изо рта и прочими конвульсиями, он явно в этом поднаторел. Отсюда вопрос: если он намеревался играть, зачем ему глотать настоящий яд?

– То есть вы хотите сказать… – произнес Дэвид, но фразы не закончил, за что получил подзатыльник от начальства. – Гхм… Кто-то его отравил?

– Именно это я и хочу сказать, – кивнул Теодор. – Свищевски проглотил вот это…

Он продемонстрировал что-то непонятное.

– Похоже на остатки леденца. Их в поезде все поедают сотнями, – заметил Бессмертных. – И что, кто-то озаботился нафаршировать эту конфетку ядом.

– Это не те леденцы, – сказал доктор. – В смысле, это леденцы, но не обычные, а с хинином. Горечь невероятная, можете удостовериться…

– Нет, спасибо, – отказался Дэвид, которому Теодор сунул под нос остатки леденца.

– Насколько я понимаю, наш покойный пользовался ими не в качестве лекарства, он, повторюсь, был совершенно здоров, а чтобы вызвать обильное слюноотделение…

– А, точно, он же постоянно пускал пузыри! – воскликнула Каролина. – И что же дальше? Он хотел улучшить эффект, добавил мыла… но кто-то отравил его леденцы?

– Похоже. Но мотив? – спросил Бессмертных деловито.

– Он единственный прямой наследник, – уныло произнес стажер Дубовны. – Мотивов полным-полно у всех родственников, кто может претендовать на наследство…

– В таком случае, вы, Дэвид, разберитесь с их генеалогией и решите, кто является наиболее вероятным заказчиком этого убийства, – велел следователь. – Книга знатных родов наверняка есть в библиотеке. Если не окажется, запросите данные телеграфом из управления. Приступайте.

– Так точно…

– Ян, Берт, опросите пассажиров. Возможно, кто-то что-то видел. Этот юноша слишком старался бросаться в глаза, чтобы можно было его не заметить. Пол… гхм… мои соболезнования.

Топорны рвал на мелкие клочки расстрельный приговор на имя Герберта Свищевски. Ему нечасто приходилось делать подобное, и он всякий раз страдал, как в первый. Каролина подсела к нему и ободряюще погладила по плечу, но офицер не отреагировал.

– Теодор, – продолжал Бессмертных. – Если будут еще какие-то соображения…

– Непременно, в любое время дня и ночи, – кивнул тот.

– Каролина…

– Я, пожалуй, поговорю с дамами из первого класса, – сказала она. – Яну и Берту они вряд ли много расскажут.

– Превосходно. Тогда пока всё, – кивнул Руперт. – Утром доложите…

…Наступило утро, однако никаких утешительных сведений не поступило. Никто не видел, как Свищевски общался с кем-то подозрительным, он всё больше слонялся по коридорам и донимал всех нытьем о прекрасной, но бесчувственной Каролине. Никто не слышал ничего подозрительного, только вышеозначенное нытье, ввиду чего успели проникнуться к помянутой Каролине не самыми добрыми чувствами.

Дэвид, стараясь не уснуть на ходу, принёс список возможных кандидатов в убийцы либо заказчики убийства. Список впечатлял. Судя по всему, представители семейства Свищевски плодились неумеренно, поэтому у бедного Герберта было пять дядьев, три тётки, восемнадцать кузенов и шесть кузин, и это только по отцовской линии! Вычислить, кто именно начал игру по устранению препятствия на пути к наследству, было не так-то просто: многое зависело от старшинства, а как тут высчитывать, если младший дядя Герберта приходился ровесником старшему его кузену? В генеалогии разбирался разве что сам Бессмертных, но ему претило заниматься такой ерундой. В любом случае получалось, что убивать за что-то иное, нежели чем из-за наследства, Свищевски не было смысла. Он никого никогда не бесчестил, предпочитая уговаривать и подкупать, не унижал, не обманывал… Да, он был довольно-таки противным, навязчивым и скользким молодым человеком, но не хуже многих других. И – самое главное – он ехал в имение, родители вызвали его из столицы, наслушавшись о его похождениях и желая, видимо, побыстрее женить непутевое чадо, а то и передать ему что-то из семейных активов в управление, чтобы быстрее взрослел и учился брать ответственность за принятые решения на себя. Вот только кому-то было очень нужно, чтобы Герберт не доехал…

– Давайте рассуждать логически, – произнес Бессмертных. – Что там с этими леденцами?

– У него в купе обнаружена пустая упаковка, явно купленная не в поезде, – ответил доктор. – И початый пакетик… и вот в нем-то все леденцы отравлены.

– Уже легче, – сказал следователь, кидая в рот конфетку из стоящей на столике вазочки. – Значит, кто-то всучил ему эти леденцы, и этот кто-то находится в поезде, потому что на остановках, судя по показаниям, Свищевски не выходил и ничего не заказывал. Кто мог это сделать?

– Кто-то, кому Свищевски доверял, – произнес Дэвид, сдерживая зевоту. Две ночи не спать – ему это было в новинку. – И кому мог рассказать о своём плане.

– Кстати, – вспомнил Теодор, – когда его вынимали из петли, пену он пускал самостоятельно, без помощи мыла. Возможно, такое решение ему тоже кто-то подсказал.

– Кто? – вопросил Бессмертных и съел еще одну конфетку. – Кому мог довериться Свищевски? Да, он болтал направо и налево, но кто согласился бы его выслушивать? От него все бегали, как от чумы, насколько я помню.

– Не только выслушивать, но и давать советы, – добавил Дэвид. – И вообще, втереться к нему в доверие, иначе как бы удалось всучить парню это мыло и леденцы?

– Кто-то очень убедительный. Очень доброжелательный. Очень… располагающий к себе, – сказал доктор. – Из тех людей, которые могут говорить часами, и ты уже не помнишь, о чем изначально шла речь, они просто вводят в подобие транса…

– Хм, – произнес Бессмертных.

Повисла пауза. Молчали оперативники, подавленно молчала Каролина. Сопел Дэвид.

– Коммивояжер, – негромко сказал доктор.

– Вы уверены?

– Нет. Но это единственное, что приходит на ум. Он едва не заговорил меня, а для этого требуется немалое мастерство. У него в чемодане, если мне не изменяет память, а изменяет она мне крайне редко, было мыло именно такой марки и пакетики точно таких леденцов. Жаль, я не обыскал его тогда… – проговорил Немертвых.

– И наш страждущий юноша где-то наткнулся на этого говорливого господина, – подхватил Бессмертных. – Или тот нарочно его подстерег, что было несложно. По-моему, весь экспресс уже осведомлен об этой истории любви…

– Не издевайтесь! – сказала Каролина.

– Простите, дорогая, – примирительно ответил следователь. – Пусть будет пагубная страсть… Итак, коммивояжер подловил Свищевски, выслушал его, утер слёзы… и, очевидно, научил, как сделать следующую публичную попытку суицида более достоверной. Подменить конфеты – дело техники, на это любой мало-мальски способный карманник способен. Так что, будем брать его?

– Имя? – отрывисто спросил молчавший до той поры Пол Топорны.

– Вильям Трепайло, – ответил доктор, и Пол принялся заполнять бланк. – Он от меня отселился. Но, поскольку я точно видел его в вагоне после очередной остановки, он должен быть здесь. Позволите?

– Нам нужно признание, Теодор, – сказал следователь. – Настоящее.

– Никаких проблем, – заверил Немертвых, снимая сперва строгий сюртук, а за ним и жилетку. – Будет вам признание.

Неожиданно под плотной жилеткой, добавляющей объема фигуре, обнаружился не человечек-колобок, а хоть и невысокий и плотный, но хорошо сложенный мужчина. У доктора Немертвых появилась какая-то хищная пластика движений, а взгляд лишенных пенсне глаз вовсе не казался растерянным и расфокусированным, как обычно у близоруких людей.

– Я недолго, – сказал доктор и скользнул за дверь каким-то совершенно неуловимым движением. Оперативники переглянулись в восхищении. Бессмертных усмехнулся. Дэвид таращил глаза. Пол заполнял бланк. Каролина молча полировала ногти.

Ждать пришлось и впрямь недолго: спустя полчаса доктор вернулся, без особых усилий волоча за шиворот коммивояжера Трепайло. Тот, хоть кляпа у него во рту не оказалось, не пытался даже скулить. Правая рука его была аккуратно перебинтована, а еще Трепайло сиял роскошной лысиной, потеряв где-то парик.

– Вот, – сказал Немертвых, скинув груз на руки оперативникам. – Дворецкий старшего кузена Свищевски, в прошлом известный отравитель.

Присутствующие покивали: всем было известно, что из отравителей получаются лучшие дворецкие и наоборот.

– Прикидывался коммивояжером, – говорил доктор, облачаясь в жилет, сюртук, надевая пенсне и снова превращаясь в неуклюжего коротышку, – и довольно успешно. Как вы и предполагали, Руперт, он легко окрутил юного Герберта. О его штуках с хининовыми леденцами он знал от хозяина, продать парню свежих ничего не стоило… Кстати, это он сказал ему, что наша дорогая Каролина – та самая знаменитая Каролина Кисленьких. Далее – дело техники.

– А признание? – въедливо спросил следователь.

– Подпишет, – хмыкнул тот. – Пара иголок под ногти – и он начал сдавать хозяев с потрохами. А если, скажем, раскалить кочергу…

– Ну, Теодор, мы же не фантастический роман пишем! – возмутился Бессмертных.

– Погорячился, – хмыкнул тот. – Хм… одно несомненное преимущество этой истории – я уж точно буду путешествовать без соседа!

– А Герберта всё-таки жаль… – невпопад сказала Каролина.

– Ну хотите, я почитаю вам вслух его стихи? – предложил Дэвид самоотверженно. – У него в купе нашлась целая кипа…

– Нет! – воскликнула женщина, и инцидент был исчерпан.

Мнимый коммивояжер подписал все, что от него требовалось, – ему хватало одного взгляда на ласковую улыбку доктора, чтобы начать подписывать всё подряд, пусть бы даже ему подсунули его собственный смертный приговор, – и Берт увел его, чтобы сдать властям на первом же полустанке. С остальным предстояло разбираться местным органам скоросудия.

Прочие разбрелись по своим делам, только Каролина и Ян задержались в коридоре.

– Госпожа Каролина, я хотел бы вам сказать…

– Знаете, Ян…

Они умолкли.

– Говорите вы первая…

– Ян, это очень необычный размер, – собравшись с духом, начала Каролина. – Но… это не для широкой публики. Я думаю, это можно было бы издать малым тиражом, но и то – эта игра слов вроде «Кароль» и «король»… Право, я не рекомендовала бы.

– Я сам так думал, госпожа Каролина, – вздохнул оперативник. – Пусть останется для внутреннего использования, так сказать…

– А вы что хотели мне поведать?

– Да я насчет нового вашего романа, госпожа Каролина, – замялся Ян. – Вроде бы всё хорошо начинается, ну, как всегда… а как появляется эта блондинка, так Кривой с Хромым вроде ума лишаются! Ну правда, вот вы на нас с Бертом посмотрите: сколько нам красоток попадалось… хоть вас взять! Так разве бы мы себе позволили, когда на службе? Да господин Бессмертных нас бы сразу… – Ян провел ребром ладони по горлу. – Вот когда приключения, там всё здорово, госпожа Каролина. И даже пускай Хромой эту свою прекрасную незнакомку обожает, это бывает, вон, Берт старую открытку с собой таскает… ему не говорите, что я сказал, убьет же… Актриса эта померла давно, может, или ей уж за полвека перевалило, а он с ней разговаривает, как будто она тут вот сидит, напротив! Так что тут всё очень даже жизненно. – Он перевел дыхание. – А блондинок не надо, вот истинное вам слово. Даже красивых и злодейских. А то всё внимание будет им, а расследованию что? Рожки да ножки!

– Вот я так и чувствовала, что у сценаристов дурной вкус, а интуиция меня не обманывает! – торжествующе сказала Каролина и обняла Яна. – Блондинку выброшу, несложно. Спасибо вам…

– Да я что… я так… – смутился тот и поспешил ретироваться.

– Ну-с… – хищно сказала Каролина, склоняясь над возвращенной рукописью и свободной рукой гладя манто. – Значит, никаких злодейских блондинок… Не будем изменять себе!

Она потянулась и вдруг подумала, что в вагоне как-то очень тихо. Неужто господин Сверло-Коптищев внял всеобщим мольбам и прекратил свои штудии хотя бы по вечерам?.. Впрочем, Каролине было не до того. На девственно чистые листы просились Хромой и Косой, поэтому писательница схватилась за вечное перо…

Глава 3 О чем молчал рояль…

Весь цвет общества уже собрался к завтраку.

– Каролина, как обычно, задерживается? – поинтересовался господин Бессмертных.

– Похоже на то, – ответил доктор. Поручик (как-то уже сложилось, что он теперь трапезничал вместе со всей командой) посмотрел на него с укоризной, но сказать ничего не сказал.

– А любопытно, – произнес генеральный следователь, неторопливо размешивая ложечкой овсянку, – отчего это господина Сверло-Коптищева никогда не бывает в вагоне-ресторане?

– А это оттого, господин Бессмертных, – поспешил поделиться сведениями Ян Весло, – что он только у себя в купе кушать изволит. И только то, что ему приносит камердинер… и предварительно пробует.

– Хм, – сказал следователь, – в чём-то его можно понять. Думаю, здесь не найдется человека, который не желал бы его отравить. Однако, судя по выражению вашего лица, Ян, вы слышали еще о чем-то интересном, не так ли?

– Верно, господин Бессмертных, – ухмыльнулся оперативник. – Этот господин – достопримечательность Королевской паровозной компании. Он вообще-то рояльных тел пытатель.

Теодор вопросительно приподнял бровь.

Ян раскрыл блокнот в роскошной кожаной обложке и прокашлялся:

– Это крупнейший специалист по конструкции роялей в Каролевстве, лучший настройщик, видный теоретик игры на клавишных инструментах. Левое ухо господина Сверло-Коптищева считается достоянием короны…

– Мог бы и запомнить, – заметил Берт.

– А смысл? – хмыкнул Ян. – Также отмечено, что лучшие музыканты дерутся, чтобы играть на инструментах, которые он настраивал!

– Угу, а как только он приближается к клавиатуре, в ужасе разбегаются, – кивнул Берт.

– У него контракты с уймой всяких заводов, – продолжал Ян, не слушая, – так что он вечно в разъездах, а рояль с собой возит по долгу службы – чего-то там с ним делает, настраивает по-разному, разные техники опробует. За что, собственно говоря, попутчики его терпеть не могут.

– Так-так, – с любопытством проговорил Руперт. – Видимо, с ним уже случались какие-то казусы? Ведь не просто так он не выходит к столу…

– Ну да, – кивнул оперативник. – Его как-то с поезда сбросить пытались, в другой раз – оскорбить действием, так он возьми и сгоряча заяви, мол, что сделает еще тридцать рейсов на Большом Королевском экспрессе и останется жив.

– А не погорячился ли он? – усомнился доктор.

– Ну, этот рейс – уже двадцать четвертый, – ответил Ян. – Опять же, меры предосторожности он принимает. Камердинер у него вот за дегустатора… а еще он револьвер с собой носит и, по слухам, обращаться с ним умеет. Да любой бы выучился, когда такие ставки-то!

– Ставки?

– Конечно! На него же пари заключают по всему Каролевству – сколько еще продержится. Ну а паровозная компания, ясное дело, всячески его поддерживает – реклама-то какая! Опять же, живая достопримечательность… Какой-то промышленник бешеные деньги поставил на то, что Сверло-Коптищев пари выиграет, оптимист такой… Компания, надо думать, тоже ставки делает, так что… И чем дальше, тем интереснее! Сверло-Коптищева уж и отравить пытались, и застрелить, и в прачечной сварить… Пока держится.

– Вот, оказывается, какие тут кипят страсти, – покачал головой Руперт. – Благодарю, Ян, это была крайне занимательная история. О, а вот и наша дорогая… спутница.

Мужчины недоуменно уставились на шествующую по проходу. Дамы и господа приподнимались из-за столиков и что-то сочувственно говорили ей. Каролина скорбно кивала и, кажется, благодарила.

– Каролина, дорогая, что это с вами? – встретил ее Бессмертных. – Ведь сегодня, если не ошибаюсь, у вас не день траура…

Бессмертных никогда не ошибался в таких вещах, поэтому Каролина лишь кивнула.

– А где Пушистик? – обратил внимание доктор. – Я надеюсь, с ним ничего…

– Нет-нет, – сказала, наконец она. – С Пушистиком всё в порядке. Просто он… пока еще не вполне сочетается с траурным платьем, и я попросила его остаться в купе.

Что верно, то верно: серебристый мех, конечно, неплохо смотрелся бы на черном платье, но для траура это было бы слишком… смело.

– Так что же всё-таки случилось? – спросил Руперт.

– Я скорблю, – вздохнула Каролина и взяла чашечку кофе. – Я в глубокой печали, как видите.

– Хм… – произнес следователь.

В трауре Каролина была дивно хороша. Черное платье подчеркивало ее изящную фигуру и выгодно оттеняло нежный цвет лица. Вуалетка прекрасно смотрелась на пепельно-русых волосах, уложенных в строгую причёску, а скорбно опущенные длинные ресницы придавали страдалице особенно соблазнительный вид.

Госпожа Кисленьких даже надела траурные драгоценности – строгий и элегантный гарнитур из черных бриллиантов в оправе белого золота, которые должны были подчеркивать, соответственно, ее светлую печаль и глухую тоску. Для завтрака, возможно, гарнитур не вполне подходил, но Каролина придерживалась собственных традиций и отступать от них не собиралась.

– Однако мы теряемся в догадках, – сказал Теодор, намазывая булочку маслом, – кто же на этот раз стал причиной вашей скорби?

Дэвид почему-то ухмыльнулся (поручик нахмурился) и вытащил из кармана сложенную газету. Каролина снова протяжно вздохнула.

– Кажется, господин Дубовны может нас просветить, – хмыкнул Бессмертных. Сам он недавно отказался от чтения газет перед завтраком по рекомендации доктора Немертвых, считавшего, что такое чтение способно не просто испортить аппетит, но и послужить причиной развития язвы желудка. – Нуте-с? Это ведь не сегодняшний выпуск?

– Вчерашний, вечерний… «Наш собственный корреспондент на Большом Королевском экспрессе, Педро Зубастос, сообщил трагическую весть», – с выражением начал стажёр, – «буквально на его глазах трагически скончался наследник семейного состояния, талантливый и всеми любимый юноша, студент Каролевского университета Герберт Свищевски, следовавший в родное поместье, дабы припасть к груди обожаемой матушки и дорогого отца. Причина его безвременной и несправедливой кончины замалчивается руководством паровозной компании, однако наш собственный корреспондент сообщает нам, что ею явилось… отравление! И виной тому не несвежие устрицы и не прокисшая земляника – такого в вагоне-ресторане первого класса просто не бывает, – а хладнокровное, расчетливое убийство, совершенное, без сомнения, в расчете на то, чтобы завладеть наследством бедного молодого человека…» – Дэвид сделал выразительную паузу.

– Прелестно! – сказал доктор. – Напоминает стиль «Столичного инсургента»!

– Читайте, читайте, – велел Бессмертных, явно не догадывавшийся о желании Дубовны добиться драматического эффекта. Ян и Берт с интересом поглядывали по сторонам, вычисляя журналиста.

– Ну ладно… Где я остановился? А, вот! «Это чудовищное злодеяние тем более жестоко, что убийца надругался над…»

– Неужели над телом жертвы? – восхитился доктор. – Всегда любил желтую прессу!

– Нет, не над телом, – покачал головой Дэвид. – «Надругался над искренними и нежными чувствами молодого человека, полюбившего по-настоящему, быть может, впервые в жизни. Но мы должны обличить преступника, если этого не желают сделать органы правопорядка! Нам стало известно, что незадолго до гибели Герберт Свищевски отправил своему нотариусу односторонний брачный контракт, заключенный им от всей чистой юношеской души. Очевидно, опытная соблазнительница, так легко одурачившая бедного юношу, каким-то образом узнала об этом и воспользовалась моментом, чтобы мгновенно сделаться наследницей состояния Свищевски. Имя ее должно знать всё Каролевство! И – подчеркиваем, – преступление тем более ужасно, что в роли супруги несчастного молодого человека, не успевшего даже вкусить прелести первой брачной ночи…»

– А это-то им откуда известно, интересно? – пробормотал Бессмертных.

– Господин Зубастос со свечкой стоять изволили? – предположил доктор.

– Успешное покушение на тайну личной жизни, – лязгнул Топорны. Ян и Берт многозначительно переглянулись. – Пять лет лагерей. Что там дальше?

– Ну, тут про… гхм… – стажер покраснел. – А, вот самое главное. «И можно ли поручиться, что известнейшая писательница Каролина Кисленьких всего лишь выдумывает преступления, буйным цветом цветущие на страницах ее романов?»

– Попробую угадать автора. – доктор побарабанил пальцами по столу. – Стиль дешевого бульварного листка, ханжеское негодование, сплетни… Францеска Рыдайло, не иначе!

– Ловких… – возразил Дубовны.

– Дэвид, вы будто с луны свалились, – поморщился следователь. – Дело «Об авторских привилегиях»! Ну?

– А-а… – неуверенно произнес стажер. – Что-то такое припоминаю…

– «Что-то такое», – передразнил Бессмертных, впрочем, беззлобно. – Эта акула пера попросту присвоила фамилию, заявив, что сие есть творческий псевдоним. Скандал был оглушительный, а почтенное семейство Ловких до сих пор судится с этой газетенкой… Кароля это забавляет. Странно, что вы этого не помните. Пожалуй, я вчера зря вас похвалил.

Стажер насупился.

– Мои извинения, госпожа Свищевски. Я слишком верю печатному слову.

Та только покачала головой.

– Зря! – Она вынула из маленькой сумочки записную книжку и пояснила: – А с фамилией вы ошиблись, юноша. Наизусть уже не сразу вспоминаю… Так вот, Дэвид, если вы хотите называть меня официально, то соблаговолите именовать меня госпожой Докольких, наследной принцессой Арамундской, герцогиней Флитбех, баронессой Шонобер, госпожой Свитски…

– До конца еще десять страниц, – подал голос Пол Топорны.

– Читать всё? – спросила Каролина, маленьким карандашиком аккуратно вписывая на последнюю страничку фамилию Свищевски.

– Нет, не надо, пожалуй… – пробормотал Дэвид, косясь на Каролину то ли с опаской, то ли с уважением. – Я… понял. Принцесса, герцогиня… гхм…

– А еще – младшая сиятельная госпожа Мит-Тяй, – пробасил вдруг поручик.

– Младшая вдовствующая госпожа Пет-Тяй, – холодно поправила Каролина.

– Это уже детали, – заметил Бессметрных.

– Но ведь император Мит-Тяй давно женат! – воскликнул Дэвид.

– И неоднократно… – прибавил поручик.

– Дэвид, скажите, что вы знаете об односторонних брачных контрактах? – госпожа Кисленьких убрала записную книжечку.

– Ну… они односторонние, – осторожно произнес тот.

– Получите незачет по гражданскому праву, – ласково произнес наставник.

– Односторонние, тайные, не требуют согласия второй стороны, – отбарабанил Дубовны, мобилизовав все интеллектуальные ресурсы. – Заключаются в случае… в случае… э-э…

– …когда возвращение не предусмотрено. – Доктор рассматривал что-то интересное за окном. – Все-таки приятно знать, что даже если ты и погибнешь невесть где, и прах твой не вернется на родину, кто-то будет о тебе помнить…

Дэвид посмотрел на него с недоумением. Пол вздохнул. Руперт усмехнулся.

– Совершенно верно, Теодор. А еще бывают случаи, когда объект воздыханий о вас слышать не желает, а то и вовсе никогда в глаза вас не видел, – закончил следователь. – Это частность, конечно, и об этом разделе мы с вами еще побеседуем подробно, но пока нам хватит и этой малости. Так вот, Дэвид, наша дорогая Каролина, как вы могли уже заметить, чрезвычайно популярна, однако не торопится связать свою судьбу с каким-нибудь счастливым избранником…

– Они в большинстве своём ужасные собственники, – вставила женщина, – и как бы я стала ездить в командировки?

– Вот именно, – кивнул Бессмертных. – Ну и, поскольку влюбляются в нашу дорогую Каролину часто, сильно и безответно, то единственным выходом для несчастных остаются пресловутые односторонние брачные контракты. Они заключают тайный брак с Каролиной и, согреваемые осознанием этого факта, живут счастливо… только отчего-то крайне недолго. Хотя, возможно, где-то бродит еще десятка два-три тайных супругов Каролины, пока вполне живых…

– Это злой рок какой-то, – кивнула та. – Помню, когда мне пришло официальное извещении о гибели моего первого супруга – его затоптал племенной жеребец, – я была страшно шокирована. Он, правда, оставил мне в наследство конный завод… Я подарила его папеньке. А что мне оставалось делать? Я совершенно ничего не понимаю в лошадях!

– Ну да, – хмыкнул Руперт. – Полагаю, у какой-то части этих несчастных брачные контракты не нашли: либо бумаги погибли вместе с хозяином, либо родственники постарались, чтобы контракт не всплыл, однако известных супругов Каролины не так уж мало… Да?

К столику приблизился старший стюард с совершенно деревянным выражением лица. За ним свитой следовала прочая обслуга. На вытянутых руках стюард держал серебряный поднос с одинокой полоской бумаги на нем.

– Телеграмма для госпожи Кисленьких, – проговорил он сипло. – От Её величества.

– Ну так давайте ее сюда, – велел Бессмертных и передал телеграмму Каролине.

– «Поздравляю юбилейным тридцатым», – прочитала та вслух. – О, и правда, Свищевски был тридцатым по счёту! Обожаю тётушку!..

– Тётушку?.. – выговорил Дэвид потерянно.

– Вы что, и этого не знали? – нахмурился следователь. – Наша дорогая Каролина приходится Ее величеству… м-м-м… постоянно забываю степень родства.

– Для простоты – племянницей, – пришла на помощь Каролина. – Ну не говорить же, например, «здравствуйте, дорогая кузина брата дедушки моего двоюродного дяди по материнской линии?».

Дэвид налил себе воды и залпом выпил.

– Но вы же еще и младшая вдовствующая госпожа Беарии! И… каким же образом это вышло?

Судя по одобрительному взгляду Бессмертных, упорство деморализованного юноши он оценил.

– Пет-Тяй был настоящий офицер и джентльмен, – Каролина смяла в руках кружевной платочек, – я не могла отказать ему в просьбе… поручик, расскажите сами.

Тот внимательно оглядел собеседников.

– Порядок прост, – он разгладил бороду, как обычно перед долгой речью. – Правящая семья главной считается. Его императорскому величеству сиятельный Пет-Тяй приходился племянником, стало быть – младшая семья. Император весьма привечал оного, и дал ему дипломатическую миссию к Каролю в попечение.

– Я его помню, – добавил Руперт. – Очень приятный и тактичный был господин.

– Он попросил Кароля устроить нам встречу, в его присутствии. Сказал, что не смеет… но надеется, – вздохнула Каролина.

Поручик тактично откашлялся.

– У нас можно привести в дом не одну хозяйку, но две орлицы никогда не смогут разделить одно гнездо, – он опустил голову. – А потом господин погиб на охоте – заломал дикого медведя голыми руками, да только сердце не выдержало… матерый был зверь, большой. Что тут говорить… государь Мит-Тяй принял осиротевшее семейство под свою руку, и согласно обычаю, старшая и младшие госпожи считаются отныне дочерьми Императора.

Бессмертных промолчал. Он прекрасно помнил эту историю: сконфуженная Каролина Кисленьких, ошалевший от счастья Пет-Тяй, хрусткий бланк брачного контракта – замечательного изобретения Кароля XIII. Вообще правители этой династии отличались своеобразным чувством юмора и умением выкручиваться из непростых жизненных коллизий. Вот Кароль XIII, к примеру, был чрезвычайно любвеобилен, а супруга ему досталась чудовищно ревнивая и страшная в гневе. И, чтобы не нервировать ее лишний раз, он придумал односторонний тайный брачный контракт… Правда, после его мирной кончины в возрасте семидесяти с лишком лет наследники с изумлением выяснили, что он был таким вот замысловатым образом женат на актрисе варьете (и которой по счету, неведомо). К несчастью, скончался Кароль XIII как раз у этой актрисы в гостях… Это удалось бы замять, но ушлая дамочка успела пошарить по карманам внезапно скончавшегося самодержца, обнаружить контракт, который тот всегда держал при себе, и предать его огласке. Случился чудовищный скандал, наследство пришлось делить… Актрису потом, конечно, отравили и ее часть наследства вернули в лоно семьи, но осадок остался неприятный, историю старались лишний раз не вспоминать… А вот бумага – пошла в ход.

– Однако… – только и смог произнести Дэвид и хотел добавить что-то еще, но в этот момент к столику снова приблизился старший стюард с серебряным подносом и объявил торжественно:

– Телеграмма для госпожи Кисленьких! От Его величества!

– Ну зачем так кричать? – поморщился доктор, передавая Каролине телеграмму.

– «Полсотни сдюжишь?», – зачитала та.

– После публикации в той газете, думаю, это окажется несложным, – хмыкнул Бессмертных. – Теперь вас, дорогая Каролина, станут осаждать полчища жаждущих острых ощущений молодых людей.

– У них это называется «экстрим» – заметил доктор, – что-то вроде скачек.

– Ах, оставьте!.. – вздохнула она. – Это не очень-то весело! Мне и без того приходится раз в году надевать траур по каждому из покойных супругов… Спору нет, мне идёт черный цвет, но если мне придется носить его слишком часто, я его возненавижу! Кроме того, разорюсь на услугах модистки: неприлично ведь надевать в день траура по одному мужу платье, пошитое на день памяти другого?..

– Я думаю, – сказал доктор, – когда число ваших супругов перевалит хотя бы за сотню, вы смело сможете выделить неделю в году и честно носить траур в течение этой недели. Такое, знаете ли, коллективное поминовение.

– А это идея… – протянула Каролина. – И гардероб меньше… Нет, не то чтобы я не могла себе позволить менять наряды так часто, как захочу, но это так утомляет!

– А в самом деле, – проговорил Дубовны, – отчего все… э-э… тайные супруги так быстро умирают?

– Кое-кто, насколько мне известно, по чистой случайности, – пожал плечами следователь. Гвардейский поручик еле заметно улыбнулся. – А большинство – экзальтированные мальчишки. Ну и, услышав очередную сплетню об очередном же предполагаемом возлюбленном Каролины, каковые распространяют во множестве такие вот газетенки, такие мальчишки впадают в депрессию. Кто-то с горя сразу стреляется или вешается, кто-то начинает глушить тоску крепким алкоголем или наркотиками, кто-то ищет острых ощущений и врезается на локомобиле в дерево…

– Но на самом деле ведь это неизвестно, – протянул Дэвид.

– Истина где-то неподалеку, – пожал плечами Руперт. – Но, должен отметить, наша дорогая Каролина – в полном смысле этого слова роковая женщина.

– О, это уж точно, – хмыкнул доктор.

– А самое страшное, – вздохнула Каролина, – что меня даже не мучают угрызения совести. Ну, почти…

Она хотела добавить еще что-то, но тут к их столику снова подошел старший стюард.

– Телеграмма для госпожи Кисленьких! – провозгласил он с истерическими нотками в голосе. – От Его императорского величества Мит-Тяя Первого!

– О, папенька!.. – Каролина взяла переданную полоску бумаги. – Как же он узнал так скоро?

Поручик посмотрел в потолок.

– Что же там? – подбодрил доктор женщину.

– «Соболезную. Роты не мало? Могу прислать еще», – прочитала та телеграмму.

– Его императорское величество так о вас заботится, – с уважением проронил поручик.

– О да, – поддержал Руперт. – Все-таки Мит-Тяй опасно сентиментален…

– Погодите, – встрял Дэвид, – а причем здесь рота? Это… про вашу роту, господин поручик?

– Точно так, – отвечал тот.

– Но… я полагал, это… – Дубовны замолчал. – Мы всегда выезжали на задания с вами…

– Младшая сиятельная госпожа не может путешествовать без должного сопровождения, – наставительно произнес поручик.

– Совершенно верно, – добавил доктор. – Мы, конечно, готовы погибнуть ради дамы, а она может позаботиться о себе сама, но зачем доводить до крайностей? Да и Кароль будет недоволен, если лишится возможности прочесть продолжение приключений Косого и Хромого…

Дэвид молчал. У него был вид человека, попавшего к антиподам и обнаружившего, что они действительно ходят на голове.

– А броневик зачем?.. – спросил он тихо.

– Ну надо же как-то перевозить драгоценности, – пожал могучими плечами поручик. – Один только парадный брильянтовый гарнитур сколько стоит! Только вот госпожа, к сожалению, не всегда предупреждает нас о своем отъезде вовремя. Вот и в этот раз – грузились в спешке, пришлось чей-то багаж из вагонов повыкидывать…

– Ну простите, простите, – примирительно проговорила прелестная вдовица. – Это для меня самой стало неожиданностью, а за всеми этими сборами я совершенно обо всем забыла… Хорошо хоть, – добавила она, – я взяла универсальное траурное платье.

– В смысле? – приподнял брови Бессмертных.

– Ну, я беру с собой платье на тот день траура по мужу, который может выпасть на время поездки, – пояснила Каролина, – и еще универсальное. Мало ли… Вот, видите, пригодилось!

– Редкостная предусмотрительность, – похвалил ее следователь. – Хм, господа, а вам ничто не кажется странным?

– Тихо, – тут же ответил Ян. – Господин Сверло-Коптищев не играет, но, может быть, он еще завтракает?

– Вряд ли. Мы порядком засиделись, – Бессмертных обвел взглядом полупустой вагон-ресторан, – а он всегда начинал играть, когда мы едва успевали выпить по чашке кофе.

– Да что гадать, – пожал плечами доктор и нажал кнопку звонка: – Эй, любезный!

– Что будет угодно господину? – подбежал стюард.

– Скажите, почему рояль молчит? Что, господина Сверло-Коптищева убедили не играть сегодня в знак траура по господину Свищевски?

– Никак нет-с… – отвечал стюард. – Какой-то вандал вырезал струны у рояля. Его чинят-с, а потом господин Сверло-Коптищев намерен лично его настраивать.

– А какие именно струны вырезали? – неожиданно заинтересовался доктор.

– Сию минут узнаю-с… извольте обождать…

Вернувшись, стюард доложил, каких струн не досчитался несчастный инструмент.

– А, ерунда, – хмыкнул доктор и добавил загадочно: – С такими ничего толкового всё равно не сделать…

– И долго еще будут чинить рояль? – с нажимом спросил Бессмертных.

– До обеда, никак не меньше-с, – понял намек стюард.

– Ну, полдня тишины – это уже неплохо, – вздохнул тот. – Идемте, Дэвид. Нас ждет гражданское право в самых бессмысленных и беспощадных его проявлениях… Дорогая Каролина, не скорбите чрезмерно, от этого портится цвет лица.

– Непременно, господин Бессмертных, – улыбнулась та и кокетливо поправила вуалетку. – Но немного я всё-таки погрущу. Как-никак, юбилейный супруг…

К обеду собирались неторопливо. Первым явились Ян и Берт, довольные тем, что отловили-таки корреспондента Зубастоса и пообещали переломать ему пальцы, если еще вздумает упомянуть Каролину Кисленьких в своих пасквилях. Корреспондент, напуганный до полусмерти, трясся и клялся, что вообще-то едет этим рейсом только ради того, чтобы освещать происшествия с господином Сверло-Коптищевым, буде таковые произойдут, а про госпожу Кисленьких телеграмму отправил заодно. А что уж там сочинила Францеска Ловких – за это он отвечать не может, потому что Францеской не является и не ведет колонку светской хроники и раздел о таинственных кровавых убийствах!

За столиком чуть поодаль две молодящиеся дамы пристально оглядели оперативников.

– Фи, – поджала тщательно напомаженные губки одна из них, выправкой напоминающая гвардейца, а сложением – черенок метлы.

– В кои-то веки совершенно согласна с вами, дорогая Мелисса, – сморщила напудренный носик вторая, аппетитно пухленькая, в довольно смелом для ее возраста наряде. – Это люди не нашего круга…

Вскоре появился гвардейский поручик.

– Тоже не пойдет, – заявила пухленькая дама. – Сущий варвар, у меня от него мурашки по коже…

– Это удивительно, но за последние четверть часа мы соглашаемся уже второй раз, милая Кларисса, – удивилась сухопарая дама.

Следующими были Руперт Бессмертных и вымотанный ужасами каролевского скоросудия Дэвид Дубовны.

– Ну… – Мелисса, прищурившись, рассматривала Руперта. – Весьма, весьма достойный господин…

– Это генеральный следователь, – негромко поведала Кларисса, – мне по секрету сказал проводник. Дорогая Мелисса, я не уверена, что стоит… хм… обращаться к нему. К тому же он немолод…

– Мне больно признавать это, но я снова вынуждена согласиться с вами, – ответила ее соседка. – А юноша, на мой взгляд, напротив молод чрезмерно. Это было бы слишком просто.

– Ах, чувствую, сегодня где-то в мире произошла катастрофа, – покачала головой Кларисса, – я ведь тоже так решила! А как насчет вот того, в пенсне?

– О, но этот человек тоже из второго класса, – пожала острыми плечиками Мелисса. – Конечно, он довольно приятен на первый взгляд, но всё же эти шрамы… да и взгляд недобрый…

Доктор же, ставший неожиданно предметом обсуждения знатных дам, устроился на обычном своём месте и посмотрел в окно.

Большой Королевский экспресс, сбавив немного ход, миновал какой-то полустанок, на котором грузился военный эшелон. Можно было расслышать звуки оркестра, ослепительной медью сверкали на солнце парадные каски солдат, вызывающе-алые мундиры слепили глаза…

Доктор вздохнул, отвернулся и, сняв пенсне, принялся протирать стеклышки салфеткой.

– Что-то случилось, Теодор? – негромко поинтересовался всё и всегда замечающий Бессмертных.

– Мой полк, «пожарные», – коротко пояснил Немертвых и нацепил пенсне, удивительным образом меняющее его физиономию. – Или «багры», если в просторечии.

– Понимаю, – кивнул следователь и больше вопросов не задавал. Не рискнул спросить что-то и Дэвид – взгляд доктора затыкал рот не хуже кляпа.

Появился Пол Топорны, пунктуальный, как обычно, с неизменным черным дипломатом, уселся и по обыкновению уставился в одну точку. Дэвида иногда подмывало спросить, о чем думает офицер суда, но он, признаться, опасался узнать ответ. Очень может быть, тот бы его не порадовал.

За столиком поодаль произошло некоторое оживление.

– Ах, какой мужчина!.. – выдохнула Кларисса. – И он кого-то мне напоминает… Ну конечно! Взгляни!

– Минутку, – произнесла Мелисса, вынула из сумочки футлярчик, из футлярчика лорнет, разложила его и пристально оглядела Топорны. – О да, весьма напоминает! Этот профиль ни с чем не спутаешь! Я бы выбрала его.

– Пусть даже случится мировая катастрофа из-за того, что мы с вами снова сошлись во мнениях, – вздохнула сухопарая дама, – но… Я согласна.

– Прекрасно, – ответила ее пышненькая товарка, продолжая лорнировать офицера. – Условия обычные?

– Да, пожалуй, – кивнула Кларисса.

И дамы церемонно пожали друг другу руки…

Тем временем не подозревающий о надвигающейся на него со скоростью Большого Королевского экспресса опасности Пол Топорны методично разделывался с отличным эскалопом и что-то сосредоточенно обдумывал. Остальные следовали его примеру.

– Что-то Каролина сегодня особенно задерживается, – произнес Бессмертных, щелкнув крышкой брегета.

– Нет, она уже идет, – сказал Ян, шевельнув оттопыренным ухом. – Её шаги.

И в самом деле – в вагон-ресторан вплыла Каролина, по-прежнему в универсальном траурном платье, только уже без вуалетки, зато в манто.

– А что с Пушистиком? – удивился доктор. – С ним всё-таки что-то случилось?

– О, не стоит беспокойства, – произнесла женщина, усаживаясь и поглаживая черный мех. – Просто, понимаете ли, мы решили, что к траурному платью больше пойдет иной окрас… Но это заняло некоторое время.

– А, так вот, значит, почему утром вы были без него, – усмехнулся Теодор.

– Ну разумеется. Пушистик стеснялся показаться на глаза людям пегим: перекраска почему-то шла неравномерно, – пожаловалась Каролина. – Но теперь всё в порядке.

– Да, но мне кажется, он немного похудел, – заметил Немертвых.

– Совсем чуть-чуть, но это мы легко исправим, – улыбнулась она.

К столику подошел мрачный старший стюард.

– Телеграммы для госпожи Кисленьких, – произнес он.

– О, от кого на этот раз? – удивилась Каролина, увидев целую груду бумаг.

– Признавайтесь, у вас есть еще какие-то августейшие родственники? – прищурился Руперт.

– Ну… может быть, теперь уже и есть, – вздохнула та, пробегая глазами первое послание, – никогда нельзя знать наверняка… Но нет, господин Бессмертных, это не от родственников. То есть от родственников, но не моих… Хотя, если так посудить, то уже и моих…

– Дайте-ка, – бесцеремонно отобрал у нее телеграммы доктор. – Хм. «Ты убила нашего мальчика!», «не приближайся к поместью Свищевски, не то пожалеешь», так, ну это вообще не для дамских ушей, как только на телеграфе приняли? Пол, кажется, это по вашей части.

– Безусловно, – Топорны принял ворох телеграмм и щелкнул замочками дипломата. – Угрозы члену императорского семейства. А Беарии нужны трудовые резервы…

– Люди такие предсказуемые, – пожаловалась Каролина. – Всегда угрозы, упреки, нелепые подозрения… И никто не думает о том, что я тоже в некотором роде жертва обстоятельств!

– Они просто тоже рассчитывали на наследство, – усмехнулся Бессмертных. – Их можно понять, не так ли?

– Ах, это наследство… Да я могу отказаться от него! – запальчиво сказала Каролина. – К тому же родители этого… Герочки еще живы. Пускай выберут другого наследника!

– Ну-ну, – хмыкнул следователь, – отказываться от подобного… не торопитесь, дорогая Каролина. Сперва узнайте, что именно вам отныне причитается, помимо юбилейной тридцатой фамилии.

– Ну, раз вы говорите, я так и поступлю, – решила та. – Но, право, эти истории чудовищно действуют на нервы!

– Так давайте сменим тему, – предложил Руперт. – Как вы полагаете, как будет классифицировано деяние фальшивого коммивояжера Трепайло? Дэвид, вам слово.

– Я думаю, это будет расценено, как заранее спланированное умышленное неубийство со смертельным исходом, – подумав, ответил Дубовны, тоже порадовавшись перемене предмета беседы.

– Ну, возможно, возможно, – кивнул Руперт. – Пол, а что скажете вы? Согласны?

Тот покачал головой.

– Тогда каков ваш вердикт?

– Злоупотребление доверием и нарушение правил оборота отравляющих веществ, максимум, – ответил тот и снова умолк.

– Но позвольте! – вскинулся Дэвид. – Как так? Он ведь не оплатил пошлину на убийство, более того, в наличии имеется труп!

– Ну, тогда обоснуйте свою позицию, – пригласил Бессмертных, поскольку Топорны спорить явно не собирался, но сказать что-либо Дубовны не успел…

К столику подбежал старший стюард.

– Что, снова телеграммы? – встретила его Каролина. – Если от Их величеств, несите, а если от кого другого – оставьте себе!

– Нет, нет… – едва слышно проговорил стюард. – Господа… господин Немертвых… у нас ужасное несчастье!

– Мы тут ни при чем, – отрезал доктор, выбирая десерт.

– О нет, что вы… Просто… если бы вы и господин Бессмертных соблаговолили пройти в салон… Мне не хотелось бы говорить здесь…

– Да что у вас случилось? Рояли я, если на то пошло, чинить не умею, – проговорил Немертвых, промокнув губы салфеткой.

– Я тоже, – заверил Бессмертных.

– Ах, дело не в рояле! – понизил голос стюард. – Господин Сверло-Коптищев… Он ужасно, ужасно пострадал, и мы опасаемся, что… что это чей-то злой умысел!

– Ужасно пострадал? – оживился доктор. – Надеюсь, смертельно?

– О, что вы такое говорите… Он жив, но чудовищно покалечен, и только вы…

– Довольно разговоров, – перебил Бессмертных, поднимаясь. – Идемте. Теодор… все-таки эти уши – достояние Каролевства! Вернее, левое ухо…

– А мы? – подскочила Каролина. Дэвид уставился на наставника взглядом, в котором читался тот же вопрос.

– Во-первых, дорогая Каролина, вы еще не доели суп, а во-вторых, не будем привлекать излишнего внимания. Ян, Берт, подойдёте позже.

В сопровождении стюарда следователь и доктор проследовали в салон, откуда доносились какие-то странные звуки.

– Это кого-то пытают? – с интересом спросил Теодор.

– Ну что вы! – возмутился стюард. – Дело в том, что… Видите ли, господин Сверло-Коптищев очень возмущался из-за того случая вандализма. Он не мог дождаться, когда же, наконец, починят инструмент! И вот, когда всё было готово, он отправился настраивать его. Так, во всяком случае, утверждает его камердинер, – поправился он, – и было это около полудня.

– А обещали, что до обеда чинить будут, – припомнил Руперт. – Хотя… ведь всё равно было тихо. Продолжайте, любезный.

– Да… Господин Сверло-Коптищев, когда увлечен делом, может позабыть об обеде, судя по словам того же камердинера, – сказал стюард. – И, когда тот не вернулся в купе, камердинер отправился в салон… Он говорит, что господин Сверло-Коптищев не любит, когда его отвлекают от работы, но всё же счел своим долгом напомнить хозяину… и увидел нечто ужасное!

– А конкретнее? – спросил Теодор. – Кто-то выпустил тому кишки и натянул их вместо струн в рояле?

– Н-нет, – побледнел стюард. – Он… он увидел ноги хозяина…

– Кто-то отрубил тому ноги? А куда делось остальное тело?

– Оно было в рояле…

– А ноги лежали отдельно? – не унимался Немертвых.

– Да нет же! – вскричал несчастный стюард. – Ноги торчали из рояля! А сам господин Сверло-Коптищев был внутри! Должно быть, он решил проверить струны, а кто-то прихлопнул его крышкой, ее заклинило, и несчастный провел так несколько долгих часов, потеряв сознание! Какое счастье, что его камердинер так блюдет свои обязанности…

– У вас кончился нашатырь? – изумился доктор.

– Нет, но фельдшер затрудняется… в общем… я счел своим долгом пригласить вас…

– А что там за грохот? – спросил Бессмертных. Они были уже в двух шагах от салона.

– Господина Сверло-Коптищева вынимают из рояля, – скороговоркой пояснил стюард. – Крышку заклинило, а его – напротив, понимаете, расклинило! Приходится вынимать тело как можно осторожнее, чтобы не повредить ценный антикварный инструмент, ну и самого господина, если получится… А он мужчина крупный, это нелегко.

Из за двери послышалось дружное «ух-х-х!», потом глухой звук падения чего-то очень тяжелого на ковер и пронзительный вопль боли.

– Это вы хорошо придумали. Если он прежде не покалечился, то теперь-то уж – наверняка, – уверенно сказал Немертвых, входя в салон. На полу распростерся стонущий господин Сверло-Коптищев, над которым хлопотал проводник, несколько младших стюардов и камердинер. – Уронили?

Камердинер скорбно кивнул.

– И руку ему сломали, – быстро ощупав несчастного, заключил доктор, – правда, не до конца. Вывих. А вот второе ребро треснуло… Ну и по загривку ему недурно перепало. Жить, однако, будет… но смысл?

На мясистом лице Сверло-Коптищева отразилось облегчение. Сотрудники паровозной компании тоже заулыбались – они думали, что доктор шутит.

– Вы что-нибудь видели? – спросил Бессмертных, присев рядом с пострадавшим на корточки. – Вас кто-то толкнул, ударил?

– Ы-ы-ы, – произнес Сверло-Коптищев. – Ыкто…

– Он лишился дара речи! – испугался камердинер. – У него сделался удар!..

– Ы-иот! – рассердился хозяин. – П'осто п'икусий ызык…

В итоге из малоразборчивой речи Сверло-Коптищева удалось установить, что он действительно перегнулся внутрь рояля, проверить, правильно ли натянуты замененные струны, и локтем умудрился задеть подпорку. Тяжеленная крышка рухнула ему на спину, лбом он впечатался в корпус рояля, прикусил язык и потерял сознание.

– Ынст'умент, ынст'умент цел? – допытывался он.

– Цел, цел, – ответил доктор, оставивший фельдшеру честь заниматься ребрами Сверло-Коптищева. – Не беспокойтесь, барсучий жир творит чудеса…

– Ну что? – подошел к нему Бессмертных. – История вроде бы не вызывает подозрений. Как характер повреждений, соответствует изложенному?

– Более чем, – кивнул тот. – Несчастный случай.

– Но, – широко улыбнулся Руперт, – благодаря этому несчастью мы до конца поездки сможем наслаждаться тишиной…

– Я ему еще и постельный режим рекомендую, – ответил такой же улыбкой доктор, но тут же отвлекся. – Любезные, вы что, собираетесь тащить господина Сверло-Коптищева на руках? Чтобы еще раз его уронить? Чтобы он еще что-нибудь себе сломал?

– Ы-ы-ы! – поддержал тот.

– Но… нельзя же оставить его тут, – произнес проводник.

– Я думаю, поручик Вит-Тяй не откажет, если мы попросим парочку его подчиненных оказать небольшую услугу несчастному, – сказал Бессмертных. – Я сам с ним поговорю, а пока оставьте беднягу в покое. Кажется, я слышал, что киносеанс сегодня отменили?

– Да, в знак траура по господину Свищевски и из уважения к горю госпожи Кисленьких, – ответил проводник.

– Ну так пусть пострадавший полежит здесь, – произнес следователь, – пока поручик не пришлет гвардейцев.

– Может быть, хотя бы до дивана… – заикнулся камердинер.

– Ему сейчас полезно лежать на жестком, – хмыкнул доктор. – Только пледом его накройте, что ли… Руперт, идемте?

– Да, идем. А вы, – повернулся тот к проводнику, – проследите, чтобы господина Сверло-Коптищева не беспокоили.

– Конечно!.. Разумеется!.. Мы так признательны, господин Бессмертных, господин Немертвых!..

Следователь вышел из салона, дождался доктора, и оба неспешно отправились один в свое купе, другой – к поручику Вит-Тяю…

…Обед между тем завершился. Выходя из ресторана, Пол Топорны неожиданно наткнулся на непреодолимую преграду – двух неопределенного возраста дам в моднейших платьях. В какую бы сторону он ни шагнул, они неизменно двигались туда же. В итоге Пол остановился и стал ждать, пока дамы его обойдут, но они отчего-то не торопились.

– Служите оккупантам, как и ваш отец? – произнесла одна.

– Простите, сударыня… – недоуменно произнес Пол.

– Кларисса Полненьких, – улыбнулась сухопарая дама и прикрылась веером.

– Мелисса Приятненьких, – еще более сладко улыбнулась вторая, пышненькая, и взмахнула ресницами.

– Весьма рад знакомству, – произнес воспитанный Топорны и приложился к дамским ручкам.

– И как же вас назвали, молодой человек? – спросила сухопарая дама.

– Пол. Пол Топорны, – отрекомендовался тот.

– Старинная фамилия… – проговорила Мелисса. – И как мог ваш батюшка пасть так низко!

– Угождать оккупантам! – грозно сказала вторая.

– И ведь он даже выслужил право добавить гордую букву «х» к фамилии… – произнесла полная дама, но поймала взгляд товарки и вовремя поправилась: – Чтобы уж полностью походить на так называемых каролевских дворян!

– Но так этим правом и не воспользовался… – прошипела ее подруга. Судя по тому, как гневно тряслись ее локоны, именно этот поступок старшего Топорны вызывал у нее наибольшее негодование.

Пол тактично промолчал.

– Вы просто обязаны нам помочь! – сказала Кларисса и взяла дело в свои руки. – Вы ведь согласитесь пройти с нами в салон? Право, дело действительно деликатное, говорить здесь… ах, я очень вас прошу!

И она цепко взяла Топорны под руку.

– Нам просто не к кому больше обратиться, – проговорила Мелисса. – Ради нашей страдающей родины, ради наших предков… Вы последняя наша надежда!

Топорны молча пожал плечами и проследовал в салон под конвоем двух дам. Заняться ему все равно было нечем, а отказывать даме в беде он почитал недостойным рыцаря.

Кларисса покосилась на Мелиссу и улыбнулась краешком губ. Та насупилась, не имея возможности прицепиться к офицеру. Госпожа Полненьких открыла счёт…

Им пришлось немного обождать: гвардейцы под руководством доктора как раз выносили стонущего господина Сверло-Коптищева, и в коридоре оказалось не так-то просто разойтись.

– Пол? – удивился Теодор, встретив того в престранной компании. – Вижу, вы даром времени не теряете! Но что скажет Элиза…

– Хм, – сказал Топорны, у которого чувство юмора, как многим казалось, и небеспричинно, отсутствовало в принципе. – Теодор, на два слова.

– Слушаю?

Топорны отвел доктора на несколько шагов – дамы напряглись и вытянули шеи, пытаясь расслышать, о чем пойдет речь, – склонился почти к самому его уху и произнес тихо, но отчетливо:

– Теодор, могу я доверить вам нечто ценное?

– По-моему, с защитой собственной жизни вы и сами превосходно справитесь, – заметил тот негромко.

– Я говорю о дипломате, – пояснил Топорны. – Видите ли…

– Вижу, – доктор искоса взглянул на переминающихся с ноги на ногу от нетерпения дам. – Опасаетесь, что их целью могут стать бланки приговоров?

– Именно. Оставлять их в купе…

– Н-да, как мы имели уже случай убедиться, купе очень легко открыть… – протянул Немертвых. – Я к вашим услугам, Пол. Можете быть уверены, я глаз не спущу с вашего дипломата.

– Буду премного обязан, Теодор.

Черный дипломат перешел из рук в руки, и доктор отправился восвояси, Топорны же снова оказался в хватких лапках странных дам.

– У нас произошла страшная трагедия… – проговорила Кларисса, когда они с товаркой устроились по обе стороны от Пола на кушетке.

– Это случилось давно, во времена нашествия варваров, – добавила Мелисса. – Когда ваш отец переметнулся к оккупантам… предатель!

– И все это время мы не находим себе места, – всхлипнула госпожа Полненьких и приложила к сухим глазам кружевной платочек. Искоса взглянув на офицера, она констатировала, что тот слушает их с совершенно непроницаемым выражением лица.

Нашествие варваров действительно имело место. Разведка (и генеральный штаб в особенности) одного маленького, но гордого княжества уже давно пыталось привить соседям высокие моральные принципы, игнорируя неписаные правила игры и здравый смысл.

– Это просто неприлично, – возмутился, по слухам, Кароль XVII, – даже для нарушения правил есть свои правила!

Император Мит-Тяй выразился намного более ёмко и крепко.

Негодование соседей выразилось в совместном разделе территории возмутителя спокойствия (пропорции которого были цинично опубликованы свободной прессой) и бодром марше беарийских варваров по улицам княжей столицы – Злата Красавы. (Прелестницы златокрасавских предместий, кстати говоря, оценили варваров по достоинству…)

Вспыхнувшее партизанское движение было погашено с особой жестокостью карательными отрядами войск особого назначения…

– Мой нареченный, – снова всхлипнула госпожа Полненьких, думая, стоит ли потереть глаза, или лучше не перебарщивать, а то покраснеют, да и тушь можно смазать, – отправился защищать нашу родину, его звал долг дворянина!..

Мелисса тоже всхлипнула в платочек – ее спутница была очень убедительна в этой роли. Главное было не упоминать о том, что нареченный от Клариссы попросту сбежал, предпочитая ужасы войны неизбежному браку с госпожой Полненьких.

– Он сражался храбро, как лев, его отмечали наградами, о нем даже писали в газетах, – продолжала та, – и он вполне мог бы дослужиться до генерала!

Мелисса снова промолчала о том, что храбрость молодого человека была во многом самоубийственной, и не без причин. Но об этом говорить вслух не полагалось – таковы были установленные правила.

– Мог бы… – Кларисса, окончательно войдя в роль, схватилась за грудь и застонала, как подстреленный лебедь. – О! Он вернулся бы домой, окутанный славой, в блеске наград, с трофеями…

– Господин Топорны, вы не спите? – обеспокоенно спросила госпожа Приятненьких.

– Никак нет, – отозвался тот.

– С эшелоном трофеев, – повторила госпожа Приятненьких, – потому что, нет сомнений, мы выиграли бы ту войну, окажись во главе армии мой дорогой Арман! Ах, господин Топорны, простите, это было бестактно с моей стороны, но я так любила его, так любила!..

Пол покачал головой, давая понять, что его никак не задело неосторожное высказывание.

Мелисса вздохнула. Она искренне желала, чтобы Арман не возвращался подольше, потому что… Это была довольно запутанная история: сперва юного повесу чуть не женила на себе госпожа Приятненьких, но имела неосторожность похвалиться будущим супругом перед госпожой Полненьких. Арман мгновенно оценил состояние Клариссы, как более заслуживающее внимания, и вскоре сменил объект сердечной привязанности, за что Мелисса соседку возненавидела. Затем юноша, очевидно, понял, с кем связался, но деваться ему было некуда: сам он не имел решительно никаких средств к существованию, и выгодная женитьба была единственным способом не загреметь в долговую яму. Правда, вскоре началась оккупация, Арман под покровом ночи сбежал в партизаны и вскоре уже сражался, как истинный патриот, в рядах добровольцев, хотя прежде был убежденным пацифистом. Однако теперь, подмечали в газетных заметках, желание освободить родную землю от захватчиков сделало из юноши настоящего героя. (Мелисса сдержанно злорадствовала, хотя прилюдно утешала подругу.) И, возможно, он и впрямь дослужился до какого-то солидного звания, если бы не попал в плен…

– Его тело нашли потом… случайно… – Кларисса комкала в руках платочек. – Опознали чудом – тогда была ужасная неразбериха, но кто-то из его сослуживцев всё же сумел узнать Армана, они там делали себе… как это называется, Мелисса?

– Татуировки, – подсказала та. – Ужасная вульгарность!

– Да, но если бы не эта… татуировка с номером части, где служил мой несчастный Арман, я даже не узнала бы, что с ним сталось! А так… Тот же сослуживец знал, что я часто пишу Арману, должно быть, тот перечитывал мои письма…

На лице Мелиссы отразилась надежда, что письма эти юноша, не читая, отправлял в костер. А может, раздавал приятелям на самокрутки и рассказывал страшные истории о суженой.

Госпожа Полненьких прислонилась к плечу Топорны, едва слышно всхлипывая.

– Это как будто было вчера! – простонала она, но не дождалась никаких проявлений сочувствия. С тем же успехом можно было требовать его от, скажем, мраморной статуи, стоявшей в углу салона.

– Дорогая, ты так расстроена! – вступила госпожа Приятненьких и тоже придвинулась ближе к Полу. Тот угодил в западню – деваться было некуда, дамы зажали его с уверенностью, выдающей огромный опыт. Пол вздохнул и стал слушать дальше. – Позволь, я продолжу… Бедная Кларисса не может спокойного вспоминать об этом… видите ли, господин Топорны, несчастный Арман был в кошмарнейшем, чудовищном виде, его пришлось хоронить в закрытом гробу!

О том, что его пришлось хоронить в закрытом гробу еще и по причине порядочной степени разложения, Мелисса умолчала.

– Нам сказали, что его, скорее всего, страшно пытали перед смертью, – с придыханием произнесла она и прижалась к локтю Топорны, словно бы ища защиты. – Это… это ужасно!

– Я поклялась, что не оставлю этого так просто, – глухим голосом произнесла Кларисса и спрятала лицо на плече у Пола. Офицер казался совершенно безучастным, кажется, чужие страдания его не трогали. – Я решила, что положу жизнь на то, чтобы разыскать того изверга, который так истязал моего дорогого Армана!

– А разве я могла оставить подругу без поддержки? – вступила Мелисса, беря офицера за запястье и с досадой констатируя, что у каменного Топорны даже пульс не участился. – Тем более, я тоже была знакома с бедным юношей! И с тех пор мы ищем того негодяя…

– Чтобы отомстить! – воскликнула госпожа Полненьких.

Госпожа Приятненьких не стала говорить о том, что лично она с удовольствием поблагодарит того человека, который разделался со слизняком и изменщиком Арманом.

– Я потратила столько денег на то, чтобы достать результаты экспертизы, – продолжала Кларисса. Мелисса покивала: на самом деле юный повеса таскался по казино, ипподромам и искал забвения в объятьях певичек и актрисок. Вследствие этого состояние заклятой подруги заметно уменьшилось и теперь было примерно таким же, как ее собственное, что не могло не радовать. – Мне… мне прислали бумаги, в которых говорится, что Армана допрашивали, а допрос, скорее всего, вел опытный медик… У моего несчастного нареченного несколько раз останавливалось сердце, он переставал дышать, не выдержав страданий, но его всё равно возвращали к жизни и… продолжали пытки!

– Хм, – сказал Пол.

– Я несколько раз лишалась чувств, читая описание того, что творили с моим бедным Арманом, – сообщила та. Сын предателя остался безучастен. Дама поднесла пальцы к вискам. – Это… это ужасно!

– Прошу, не надо, дорогая, – вступила Мелисса. – Если ты прочтешь это сама, тебе вновь станет дурно! Лучше дай господину Топорны ту бумагу, он лучше нас разбирается в подобных вещах…

– Ты права, милая, – проговорила Кларисса и, открыв сумочку, протянула Полу сложенные бумаги. – Вот…

– Хм… – повторил тот и углубился в чтение.

Дамы переглянулись – вот сейчас на лице Топорны читался живейший интерес, насколько этот человек вообще мог его испытывать. Во всяком случае, когда он читал эти потрепанные документы, мимика его была куда более живой, чем в предыдущие полчаса: Пол хмурился, приподнимал брови, даже улыбался чему-то…

– Действительно, – сказал он, возвращая документы госпоже Полненьких, – крайне интересный метод допроса. Для того времени, я бы сказал, прогрессивный. Думаю, специалист получил ответы на свои вопросы.

Дамы снова переглянулись, теперь в некотором замешательстве: они не ожидали такой реакции. Однако отступать было некуда, и слово снова взяла Кларисса:

– Вот и нам удалось выяснить, что… только один человек в армии Каролевства практиковал подобные методы. Остальные… как это говорится? А! В подметки ему не годились! Но это ничего, ничего нам не давало…

– Да, взгляните, – Мелисса сунула Полу под нос вырезку из газеты времен оккупации, порядком потрепанную на сгибах. Изображение на скверной фотографии было едва различимо, а подпись сообщала, что заснятое действо суть награждение особо отличившихся воинов. – Кто это, по-вашему, господин Топорны?

– Офицер пожарных войск, – без запинки ответил тот, едва взглянув на фотографию. – Парадная форма: алый мундир, символизирующий пламя, черные брюки, символизирующие дым пожара, каска… На поясе – церемониальное оружие, позолоченный багор в масштабе пять к одному. Награды… Хм, разглядеть сложно, но тут не менее трех медалей за заслуги перед Каролевством и два ордена за проявленное мужество.

– О боже, вы его знаете?.. – чуть не подпрыгнула Кларисса.

– Увы, – бесстрастно ответил Пол, – к глубокому моему сожалению.

– То, что вы сказали, совпадает с тем, что удалось разведать нам, – заговорила Мелисса. – В то время ходили слухи о каком-то офицере из пожарных войск. И мнения расходятся: кто-то говорит, что он был медик божьей милостью, кто-то – что это настоящий зверь… Имя его неизвестно, следов не осталось, умоляем, если вы что-то слышали… скажите нам!

– Боюсь, у меня нет знакомых среди пожарных, – произнес Топорны, ничуть не покривив душой: знакомых не было, только жена и друг. Он неожиданно легко поднялся, хотя диван был мягок, и любой присевший мигом утопал в его подушках, а дамы цепко держались за офицера. – Более ничем не могу помочь. Госпожа Полненьких… Госпожа Приятненьких… Был весьма польщен знакомством.

С этими словами Пол Топорны сделал четкий разворот и исчез за дверью салона.

– Это никуда не годится… – проговорила Кларисса мрачно.

– О да! – поддержала Мелисса. – Бесчувственное бревно!

– Но тем интереснее задача, – по-змеиному улыбнулась ее подруга.

– Пожалуй, пожалуй, – покивала та и задумалась. – Ужин?

– Да, – согласилась, поразмыслив, Кларисса. – Насколько я заметила, он пунктуален. Так что…

И, переглянувшись, подруги тихо захихикали. От звуков этого смеха покрылся бы холодным потом кто угодно, но в салоне дамы были вдвоём, и никто не мешал им строить коварные планы…

…К ужину господа готовились с особой тщательностью. Руперт Бессмертных специальной щеточкой расчесывал бакенбарды и подравнивал усы.

Теодор Немертвых протирал очки и думал, как бы замаскировать шрам на голове – чем сильнее он лысел, тем заметнее становилась отметина, а парики доктор презирал.

Дэвид Дубовны, кося одним глазом в Гражданский кодекс, начищал свои единственные парадные туфли до блеска (прислуге он их не доверял) и прикидывал, стоит ли вдевать цветок в петлицу, или же госпожа Кисленьких этого не одобрит.

Оперативники Ян и Берт помогали друг другу почистить костюмы и советовали, какое выражение лица лучше сделать, чтобы не походить на бандитов с большой дороги.

Что поделывал поручик Вит-Тяй, достоверно неизвестно, но, наверное, он тщательно расчесывал ухоженную бороду и порыкивал на подчиненных, которым велел как следует выгладить свою парадную юбку.

А вот Пол Топорны, привыкший выглядеть безупречно всегда и всюду, большого внимания своему внешнему виду не уделял. Он, разумеется, проверил, идеален ли пробор и чисто ли выбрит подбородок, оправил безукоризненно сидящий мундир и вышел в коридор. Пол чувствовал себя несколько неуютно без привычного дипломата, но полагал, что тому лучше пока побыть у доктора. В том, что неуклюжий с виду толстячок Немертвых сумеет позаботиться о ценном своим содержимым предмете, Пол не сомневался.

И, заключил он, заперев за собой дверь купе, его решение было верным, потому что с одного конца коридора приближалась высокая, прямая и худощавая госпожа Полненьких, а с другого проход закупоривала пухленькая и аппетитная госпожа Приятненьких. На обеих были моднейшего покроя платья невыразимо популярного оттенка «пепел розы». (К сожалению, госпоже Полненьких этот цвет придавал вид мумии, а госпоже Приятненьких добавлял лишних фунтов, но дам это не останавливало.) Искрились драгоценности, стелился удушливый шлейф дорогих духов…

– Полли… – с придыханием проговорила Кларисса, подходя вплотную. – Вы ведь позволите так себя называть.

Топорны дернул кадыком. Полли его не называла даже матушка в далеком детстве…

– Паульхен, – нежно позвала Мелисса, и Топорны почувствовал, как на висках у него выступает испарина. – Вы ведь не откажетесь скрасить одиноким дамам сегодняшний ужин, не так ли?

Пол открыл было рот сказать, что его ждут за столиком господина Бессмертных, но дамские ручки уже взяли его под локти и повлекли за собой. Упираться, хвататься за ручки дверей и голосить благим матом Топорны считал ниже своего достоинства, поэтому предпочел промолчать и последовать за женщинами. В конце концов, один ужин еще никому не навредил. Так утешал себя Пол Топорны, павший жертвой случайности и благородного воспитания…

…– Странно, – сказал Руперт, щелкнув крышкой серебряного брегета. – Обычно опаздывает наша дорогая Каролина, и это нормально. Но чтобы опоздал Пол…

– У него личные обстоятельства, – вздохнул Теодор и проверил, на месте ли черный дипломат. В купе он предпочитал его не оставлять, мало ли, что. Пол, конечно, человек хорошего происхождения, но прежде всего он офицер суда и за пропажу бланков приговоров взыщет обязательно и будет в своём праве.

– Неужели? – поразился Бессмертных.

– Ага, – подтвердил Ян, изысканно хлебавший бульон. – Вот они.

Генеральный следователь повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Пола Топорны втаскивают в вагон-ресторан два буксира: один длинный и тощий, другой маленький и кругленький, но оба целеустремленные донельзя, и усаживают за свой столик. Понять, доволен этим сам Пол или нет, было невозможно, по его лицу не читалось ровным счетом ничего.

– Ну, я бы не сказал, что господину Топорны сильно повезло, – заметил Берт осторожно.

– Может, у него такие вкусы, – поддержал светскую беседу Ян. – Люди, они разные бывают, друг мой Берт. Вот поверишь ли, знавал я в своё время одного юношу…

– Хватит пороть чушь, – прервал его Бессмертных. – Теодор, как вы полагаете, не стоит ли?..

– Не стоит, – серьезно сказал доктор. – Я полагаю, если Полу потребуется помощь, он за ней обратится. А пока не обращается, мы бессильны.

Поручик только вздохнул и посмотрел на дам Топорны. На его вкус, та, что пониже, еще годилась в дело, а вторая… разве что на бульон.

– Добрый вечер, – прощебетала Каролина, возникая около столика. По иронии судьбы на ней оказалось платье того же знаменитого оттенка, но если у госпожи Кисленьких он оттенял великолепный цвет лица и красоту полной жизненных сил женщины, то на госпожах Полненьких и Приятненьких смотрелся несколько… неуместно. – Прошу прощения, я снова опоздала, мы с Пушистиком красились… А где Пол? Так странно видеть его место пустым…

– Пол изволит ужинать с дамами, – любезно сообщил Бессмертных. – Вон, взгляните.

– Ох, бедняжка… – протянула Каролина. – Элиза ужасно ревнива!

– Он не по своей воле, – хмыкнул доктор, и беседа за столом пошла своим чередом. Прямо говоря, почтенные господа и дама ударились в самые наигнуснейшие сплетни и перемыли косточки половине столицы как минимум…

За столиком госпожи Полненьких и госпожи Приятненьких царило некоторое напряжение. Обе дамы привыкли к уважению (его офицер им оказывал), к почитанию (признаков подобного не наблюдалось) и даже благоговению (аналогично), особенно после рассказа о семействах, подаривших миру таких замечательных женщин. Увы, Пол никак не реагировал на рассказы о баснословных богатствах (увы, порядком иссякших в ходе приключений бедного Армана), о родословной (тут он позволил себе ухмыльнуться, чем вверг дам в некоторое смущение), о фамильных драгоценностях… Офицер суда Пол Топорны молчал и ел, чем только подогревал интерес дам.

– Но мой прадедушка по материнской линии… – пела Кларисса.

– А мой троюродный дядя по отцу… – вторила Мелисса.

У Пола Топорны была отлично тренированная память: он с детства знал наизусть генеалогию знатных родов княжества и сопредельных государств со всеми их замысловатыми связями. Но вот о семьях Полненьких и Приятненьких он не слышал ничего. «Нувориши-лавочники», – заключил Пол, ласково улыбаясь.

С большим сожалением Топорны сознавал, что большинство перечисляемых лиц уже покойны, а потому не подлежат казни… либо подлежат, но исключительно ради соблюдения определенного ритуала. Так вот, прадедушку Клариссы он успел мысленно посадить на кол и сварить в кипящем масле, ее же дедушку – медленно утопить в грязи, а матушку – удушить во младенчестве. Во избежание. Дядю Мелиссы ждало четвертование, ее батюшку – дыба и сожжение заживо, причем, желательно, до женитьбы на ее матушке… Ну, как в славные времена правления Кароля XV Доброго!

Жаль, писать приговоры задним числом можно, но вот исполнять – нельзя, и Пол бросал украдкой взгляды на веселую компанию коллег. И это их-то он почитал навязчивыми и скучными? Сейчас он с радостью взял бы эти мысли назад, лишь бы оказаться рядом с ироничным и спокойным Рупертом, молчаливым Теодором… и прелестной Каролиной! И не слышать больше о том, как троюродный дедушка Адольф поссорился с двоюродной тетушкой Натали из-за формы носа наследника рода на портрете работы столичного художника!

– Ну отчего же вы так молчаливы, Полли? – проворковала Кларисса.

– Не смею перебивать вас, – попытался ответить куртуазной банальностью Топорны.

– Это скучно, право слово! – сказала Мелисса и стрельнула глазками. – А как вам это десерт?

– Благодарю, я не ем… – начал было Пол, но едва не подавился впихнутой ему в рот порцией суфле. – Весьма недурно. Но, право…

– Я же говорила, что он оценит, – торжествующе произнесла Мелисса и приготовила вторую ложку, а бравый офицер суда изготовился к позорному бегству, но бежать не пришлось, потому что стюард подал кофе. Тут хотя бы не приходилось ждать подвоха.

– Вы такой загадочный… – ворковала Кларисса, и острое колено входило в болезненное соприкосновение с бедром Топорны.

– Милый… – вторила Мелисса, наваливаясь на Пола с другой стороны.

– Душка! – заключали обе хором, и офицер не знал, куда деваться от стыда.

– А может быть, вы расскажете нам что-нибудь из своей практики? – осенило госпожу Приятненьких.

Пол оживился. Таких историй у него хватало, рассказывать он умел (когда хотел, конечно), и к финалу выяснилось, что десерт почти не тронут, а дамы имеют весьма бледный вид.

– Как хорошо… – сглотнула Кларисса.

– Да… – протянула Мелисса. – Мы не отведали ни торта, ни мороженого, ни тостов!..

– Полли!

– Паульхен! Вы идеальный мужчина!..

Топорны сдержанно улыбнулся, но внутренне застонал.

– Вы непременно должны пойти с нами на живые картины, – жарко шептала ему в ухо Мелисса. – Это вместо синематографа, не так модно, но тоже занимательно. Ах, Паульхен, вы всегда так суровы, застегнуты на все пуговицы… Нужно же давать себе послабление!

Пол благодарил судьбу за то, что вследствие перенесенной в детстве болезни почти начисто лишился обоняния, иначе мог бы и не выдержать. А чихать в декольте даме – это не комильфо, согласитесь! Духи Мелиссы были таковы, что даже Топорны ощущал их запах, а аромат духов Клариссы перешибал и эти…

– Я при исполнении, – говорил он, останавливая слишком настойчивую ручку.

– Ах, вы все так говорите, – вздыхали дамы, не спуская с него жадных взоров.

– У меня есть полное описание того, что эти садисты творили с моим бедным Арманом, – говорила Кларисса.

– А у меня – иллюстрированный справочник пытошных дел мастера за позапрошлый век, репринтное издание, – перебивала Мелисса.

Справочник очень интересовал Топорны, но то, что им пытались манипулировать, ему не нравилось категорически. К тому же, книгу можно заказать в Каролевской библиотеке, а вот эти дамы, к сожалению, никуда не денутся…

Они и впрямь не оставляли его в одиночестве ни на секунду. Переодеваться после ужина не требовалось, и дамы поволокли Топорны в салон, где предполагалось показывать живые картины под граммофон – в знак траура.

Картины были предсказуемо скучны – виды разных городов и достопримечательностей. Топорны больше волновало то, что госпожа Полненьких положила ему голову на плечо, а госпоже Приятненьких обеими руками держится за его локоть…

…– Мне, право, жаль Пола, – тихо сказал Бессмертных доктору. – Любой мог оказаться на его месте.

– Отнюдь, – ответил Теодор. – Не любой. Только человек, закованный в доспехи долга, если позволите так выразиться. Вы сумели бы отшутиться. Я… ну, достаточно одной истории болезни, поданной особенно выразительно, чтобы отвадить от меня посторонних. К нашим оперативникам или уважаемому Вит-Тяю никто не подойдет, а Дэвид…

– Слишком молод, – завершил следователь, – а потому неинтересен. Но, право, что нужно этим красавицам от Топорны? Я в недоумении.

– Я думаю, он сам нам расскажет, если захочет, – спокойно сказал доктор. – А пока давайте смотреть картинки. Я вот не видел Великой башни, а вы?

– Это скучно, – вздохнул Руперт. – Пойду-ка я лучше спать…

…– Пол, а я была на этой пирамиде! – тихо взвизгнула Кларисса, теснее прижалась к Топорны и раскрыла веер. Топорны поморщился; веер быо расписан мифологическими картинками фривольного содержания.

– О-о, а я помню этот паром… – прожурчала над ухом Мелисса, и Пол с ужасом почувствовал, что его колени обременило… нечто. Протянуть руку и проверить, что это такое, он не рискнул. Мало ли… – Мы тогда путешествовали, да, дорогая?

– Да, милая, – был ответ.

Топорны ощутил тонкую руку, добравшуюся до пуговиц его мундира. Другая ручка, более пухлая, нашарила галстук…

…В дверь купе Руперта Бессмертных постучали, коротко, но уверенно.

Тот отворил, обнаружив на пороге Пола Топорны в расстегнутом мундире и распущенном галстуке. Одна щека офицера суда была вымазана алой помадой, другая – нежно-розовой. Всегда безупречно причесанные волосы стояли дыбом, а с плеча вместо аксельбанта свисало нечто воздушное и прозрачное.

– Прошу извинить за столь поздний визит, – в обычной своей сухой манере произнес Топорны.

– Ничего страшного, я еще не спал, – сказал Бессмертных, плотнее запахивая шелковый стеганый халат и перекидывая трубку из одного угла рта в другой. – Что-то случилось?

– Да, – ответил тот. – Господин Бессмертных, не могу ли я просить вас спасти меня?

Следователь прислушался.

Из дальнего конца коридора доносился шелковый шорох, звук нарастал, нарастал… Счастье, что дамы носили новомодные узкие юбки, в которых особенно не разбежишься, а еще отталкивали друг друга локтями!

– Входите, – он посторонился, давая Топорны пройти, и запер дверь купе.

С наружной стороны в неё что-то грянулось.

Пол вздрогнул. Взглянув на него, Бессмертных отметил, что прежде ни разу не видел на лице офицера столь живого выражения. Судя по всему, тому хотелось спрятаться как можно дальше.

– Пол, – позвал Руперт, – неужто всё так плохо?

– Не знаю, господин Бессмертных, – ответил тот, присев напротив. – Это… неожиданно и неприятно.

– А где ваш дипломат?

– У господина Немертвых. Я счел, что он позаботился о моем достоянии наилучшим образом.

– Правильно сочли, – довольно кивнул Руперт.

– Это издержки воспитания, – пожаловался Пол. – Я не могу грубить женщинам, я дворянин! Но эти… – он замялся. – Эти «дамы» вели себя неподобающим образом. Мне стыдно помыслить о том, что по их поведению будут судить о моей родине!

– Вот оно, скромное обаяние буржуазии, – хмыкнул следователь.

С той стороны двери скреблись, хныкали, мяукали, пытались плакать (выходило скверно), взывали к совести и чести офицера (тут Пол дергался, и следователь заставлял его сесть на место)…

– Это отвратительно, – на обычно бесстрастном лице Топорны отобразилось натуральное отвращение. – Когда князь начал продавать титулы, никто и представить не мог, к чему это приведет…

– Князя Великослатеньких трудно назвать разумным человеком, – вздохнул Руперт.

– О да. Немудрено, что император Мит-Тяй держит его в виварии и показывает иностранным ученым за деньги…

– Да, я слышал, это истинный прорыв в психиатрии…

– И животноводстве, – отрубил Пол.

В дверь кто-то постучал, коротко и резко.

Бессмертных щелкнул крышкой брегета – наступила полночь. Снаружи воцарилась тишина.

Следователь хмыкнул, сунул ноги в ночные туфли, перекинул трубку из одного угла рта в другой и поднялся.

Пол Топорны, успевший привести себя в порядок, сидел, сложив руки на коленях и глядя в пространство, как обычно.

– Хм?.. – Бессмертных уставился на двух раскрасневшихся особ в баснословно дорогих уборах. – Что-то случилось?

– О, что вы, – сказала высокая и сухопарая дама, поправляя сползшую с плеча бретельку вечернего платья.

– Просто передайте господину Топорны, – добавила вторая, стирая с губ остатки помады, – что он ничтожество и мерзавец.

– И слизняк, – уточнила первая.

И дамы удалились, перебрасываясь впечатлениями.

– Вы ничтожество, мерзавец и слизняк, – сообщил Бессмертных Топорны, вернувшись в купе.

– Я слышал, – хладнокровно ответил тот, изучая место на мундире, откуда кто-то с мясом оторвал аксельбант. – Моя супруга полагает иначе. Прошу прощения за вторжение, господин Бессмертных, но более мне негде было укрыться.

– Дамы заключили на вас пари, – объяснил следователь. – После полуночи вы им стали неинтересны, так что можете отправляться к себе.

– С превеликим удовольствием, – кивнул Топорны, поднимаясь. – Я ваш должник.

– Пустое, – махнул трубкой Бессмертных. – Идите уже спать! Я хоть книгу дочитаю…

Топорны коротко и четко кивнул, встав во фрунт, и вышел. Его купе было не так далеко, и пусть дипломат пока хранился у доктора, бумаги и чернил было достаточно. Пол осторожно прикинул в уме рифму. Пока пусть будет так, там станет видно…

…– Мы проиграли, дорогая! – сказала Кларисса, подливая товарке ликер.

– Зато развлеклись! – хихикнула та. Сейчас ее речь как никогда напоминала о предместьях Злата Красавы. – Да и ведь Паульхен подтвердил наши подозрения…

– В этом плане знакомство оказалось небесполезным, – согласилась госпожа Полненьких. – Посмотрим, что удастся раскопать. Но всё же жаль!

– Жаль, что он оказался таким трусом, не то что Михель-садовник, – подтвердила Мелисса, вспоминая шершавую мужскую щеку, пусть и подбритую перед ужином, но всё равно шершавую, и это дивное чувство – когда она распускала безупречный узел галстука, а Паульхен не знал, куда деваться… Она вздохнула. – Ничего, Клари, мы сумеем разузнать всё!

– Конечно, Мелли! – ответила та и улыбнулась заклятой подруге.

…У себя в купе Пол Топорны мирно спал и видел во сне родовое имение и свою очаровательную супругу – в форме капитана штурм-дирижабля, в сопровождении рослых и плечистых рулевых правого и левого борта. Им Топорны мог доверить самое ценное.

А дипломат… В конце концов, это просто бумаги.

Глава 4 Комар расправляет крылья

Большой Королевский экспресс мчался вперед – в топке весело пело пламя, свистел пар, басовито гудел гудок – и на дистанцию выходили обходчики, отщелкивая своими фонарями уверенное «все в порядке, счастливого пути!». В штабном вагоне обер-кондуктор довольно оглядывал свое хозяйство: стрекотал телеграфный аппарат, выплевывая в корзину длинную ленту – ее нужно будет разрезать и наклеить на специальные карточки; вахтмастер неспешно заполнял поездной журнал, посматривая на круглые циферблаты приборов – время, расход угля, скорость; успокаивающе горели зеленые лампы – по вагонам докладывали об отсутствии происшествий. Ах, как хорошо!

Обер-кондуктор отхлебнул добрый глоток крепчайшего чаю с цитроном и откусил кусочек специальной поездной шоколадки. Вдруг зло затренькал телефон.

– Слушаю. Что? Ясно. Продолжать движение, не снижать скорость!

Подчеркнуто спокойно он опустил массивную трубку на место. Встал.

– Телеграфная! Сообщение для главного кондуктора: столкновение с посторонним предметом на путях… Предполагаем повреждение отбойника локомотива! Продолжаем выполнение рейса! Вахтмастер! Занести в журнал.

– Есть занести в журнал!

За выгородкой четко стучал ключ. Обер-кондуктор представил, как над вагоном бьется сине-белая искра, связывая их экспресс со столичной дирекцией: оснащение экспрессов было предметом зависти многих, даже офицеров танкового флота.

Обер-кондуктор довольно улыбнулся – «так им и надо, зазнайкам», но тут же нахмурился: на ближайшей остановке нужно проверить локомотив, осмотреть отбойник… выяснить, кого понесло на рельсы. В том, что это было животное, кондуктор сомневался (грохот локомотива распугивал зверье задолго до приближения поезда), а вот заграничное модное поветрие – вставать на пути и отпрыгивать в последнюю секунду из-под неумолимо надвигающегося поезда – приводило его в ярость. Он откусил еще шоколадки. «И не спится же им!»

Кому-то действительно не спалось. Дэвид Дубовны смотрел в окно: там мелькали деревья, рисунки созвездий в темном небе сливались в смазанные светлые полосы, и только луна мчалась вслед за экспрессом, тщась его обогнать. Спать ему не хотелось, читать очередной справочник – тоже. В организме присутствовала некоторая расслабленность, и молодой человек позволил себе нескромно помечтать, отчего на его выбритых до синевы щеках появился несомненный румянец.

Впрочем, долго предаваться этому занятию ему не позволили: в дверь душевой постучали. Это небольшое помещение Дэвид делил с Рупертом Бессмертных, а потому смущенно заметался, но, собравшись с мыслями, вскочил и отпер дверь.

– Ложились бы вы спать, – сказал патрон, перекидывая трубку из одного угла рта в другой. – Завтра рано поднимут.

– Почему? – удивился Дэвид.

– А, вы ведь впервые едете этим поездом в такую даль, да еще первым классом, – усмехнулся тот. – Кстати, не забыть бы… А пока поверьте на слово – лучше вам завтра быть пободрее, не то сами потом жалеть станете.

– Хорошо, – согласился Дэвид. – Скажите… а откуда вы узнали, что я не сплю?

– Так свет же, – вздохнул Руперт. – Отблески в окно видно, у вас ведь шторки отдернуты. И чему я вас только учу?

Дубовны понурился: чем дальше, тем сильнее ему казалось, что из него никогда не получится не то что справного следователя, а хотя бы оперативника.

– Спать, – скомандовал Бессмертных и запер дверь со своей стороны.

Прелестная Каролина тоже решительно отвергала притязания повелителя снов. Тот, разочарованный, сидел на багажной полке, время от времени поглаживая уютно сопевшего Пушистика, и внимательно следил за созданием новой главы похождений Кривого и Хромого. Бравые господа в клетчатых брюках-дудочках и остромодных котелках лихо преследовали клевретов Горбатого, которых тот вербовал в подпольных чайных среди адепток движения суфражисток, соблазняя роскошными, вызывающе смелыми штанами из крашеной парусины…

Не спал и Теодор Немертвых. Сначала он был слишком увлечен пухлой монографией: сперва внимательно вычитывал ее с карандашом в руках, время от времени делая пометки на полях, потом (очевидно крупно не согласившись с автором) начал вычеркивать абзац за абзацем, приговаривая «Чушь! Ерунда!». Впрочем, скоро он отложил свое занятие: экспресс дал такой гудок, что бронированные стекла задребезжали, и существенно замедлил ход, карабкаясь на эстакаду. Внизу, насколько можно было рассмотреть, стоял густой туман, и длинные его языки тянулись вслед экспрессу, словно норовя ухватить его за пышный султан валящего из трубы дыма.

Наконец, поезд остановился, подрагивая всем своим длинным суставчатым телом, будто усталая после долгой дороги многоножка.

Доктор надел теплый пиджак: несмотря на поздний час, можно немного пройтись. Целительная сила неспешных прогулок была ему хорошо известна, кроме того, он чувствовал настоятельную потребность избыть раздражение, вызванное вторжением дилетанта в области, оному дилетанту решительно непонятные.

«Подумать только, – негодовал доктор, выходя на перрон, – «буде допрашиваемый не заговорит»! Как это он не заговорит?..»

Теодор Немертвых глубоко вздохнул и зашагал, осторожно наступая на левую ногу – колено сегодня болело сильнее обычного, и он не в первый раз пожалел, что не взял в дорогу трость. Впрочем, на самом перроне столпилась масса палаток и ларёчков, бойко торговавших всяким полезным в дороге товаром, и можно было рассчитывать найти что-то подходящее.

Увы, местный ассортимент не мог порадовать разнообразием. В большинстве своем на лотках красовались разнокалиберные дуршлаги, кастрюли – как с ручками, так и без, куски кольчужной сетки… И если наличие всяческих бутылочек с настойками, «целительными при облысении и деликатной немощи», доктору было понятно, то вообразить, зачем нужны в дороге скобяные товары, он не мог. Но, как ни странно, именно последние пользовались особой популярностью среди заспанных пассажиров третьего класса: прямо на глазах доктора две дамы принялись азартно перетягивать небольшой дуршлаг без ручки, сопровождая борьбу громкими выкриками. Продавец потирал руки и набивал цену.

– И часто у вас такое? – поинтересовался Немертвых у первого попавшегося торговца.

Тот пыхнул трубкой и солидно кивнул.

– Да, почитай, каждый экспресс… Кто-то в газетенке сбрехал, что вагоны от думака не спасают, другой металл нужен, вот народец и запасается. – Он ухмыльнулся. – Одно время даже чугунки брали… Только с чугунками-то народ сурьезный за кордон ходит, на всех не напасешься. А уж в поезде – оно и вовсе ни к чему… А вам, господин хороший, тоже, может быть, котелок по размеру подобрать?

– Благодарю, не стоит, – решительно отказался доктор. – Мне нужна трость. Крепкая, надежная трость, безо всяких новомодных излишеств.

– Старые раны? – лавочник проницательно посмотрел на доктора, что-то прикидывая и вычисляя. – Будет вам палка. Хорошая, крепкая… и без излишеств. Обождать немного извольте… Адольф!

Откуда-то из глубин лавки появился сонный парнишка в шортах на подтяжках и коричневой рубахе, черная косая челка падала на детский лобик.

– Сбегай к дядьке Колину, попроси у него палку. Держи бумажку – я там размер записал, – велел лавочник. – И… одна нога здесь, другая тут!

– Молодая смена? – поинтересовался Немертвых, глядя, как резво замелькали худые мальчишеские ноги в высоких шнурованных башмаках.

– А-а-а… – отмахнулся лавочник. – Смена! Один ветер в голове. Все на заставе пропадает, на инженерной. Там «фридрихи» господ инженеров стоят, так ребятню за уши не оттащить! Хотя, – добавил он задумчиво, – лучше уж там, чем за кордон самовольно лазить… Вы вон такое-то видали когда?

Над торжищем красовался громадный плакат с изображенной на нем жутковатого вида тараканоподобной тварью с хищно распахнутыми жвалами. Поперек плаката кроваво-алыми буквами было выписано четкое «Бойся!».

– Это что еще такое? – удивился Немертвых.

– Да водится на болотах всякая дрянь, – пояснил тот. – Мозги крутит. Наши-то приспособились – чугунок на голову, и пусть щелкает, не возьмет! У солдат вон каски… тоже не побалуешь особо. А ученые смеялись, мол, суеверие… сколько мы потом обглоданных косточек находили! Городские, что с них взять, – закончил лавочник пренебрежительно. Тут как раз с топотом примчался запыхавшийся Адольф. – А вот, господин, и ваша палка. Опробуйте-ка!

Трость в самом деле была хороша – из непонятного дерева, простая, без украшений, с тщательно отполированной рукояткой. Теодор, не торгуясь, отсчитал требуемое (цена была высока, пожалуй, в модных лавках просили столько же, но модные лавки остались в столице, да и дрянь там предлагали, а не трости!) и, поблагодарив лавочника, с удовольствием поспешил к поезду. У самой морды локомотива наблюдалось непонятное копошение людей в форме и раздавались громкие возгласы.

– Да кто ж назвал его Худеньким, – ругался крупный детина в форме старшего техника. – Это по документам он Худенький! А вмятину оставил – иному кабану не снилось! Леопольд, понимаешь!

– Эт точно, – соглашался второй, пытаясь выковырнуть из решетки отбойника габаритное тело, застрявшее каким-то особенно замысловатым образом. – Нет, лом тут не поможет. Топор пусть несут, кувалду. Срубать будем, что уж теперь! Некогда нам возиться, отправление задерживать нельзя!

– Ну это как-то…

– Ага! А кто ж нас с карантина с эдаким-то десертом на физиономии выпустит? Хотите, чтобы все комарье с болот собралось? Срубать надо, а потом замыть, вмятину выправить и покрасить живенько!

Рядом скучал сержант полиции. Заметив приближающегося доктора, заинтересовавшегося беседой, он шагнул вперед, закрывая широкой спиной неаппетитное зрелище.

– Извините, уважаемый, посторонним сюда нельзя.

– Вечер добрый, сержант. Теодор Немертвых, – доктор показал жетон, – судмедэксперт. Что-то серьезное?

– Вряд ли, – расслабился тот. – Сбили тут одного… Экспрессы, как известно, не тормозят. Тело вот привезли, к счастью, а то потом или искали бы, куда его отшвырнуло, или собирали по всем путям…

– А кто погиб? – полюбопытствовал доктор.

– Да жил тут неподалеку один… литератор, – с непередаваемым выражением произнес сержант. – Заперся в своем имении, дурковал помалу… Жена его, решительная женщина, уж сколько терпела, а не вытерпела! Он же как – каракули свои переписывать заставлял, набело, красиво, да не по одному разу, пишущих машинок не признавал. Так она взяла, села на проходящий экспресс и – фьюить!.. А этот вон чего удумал, пассажирское сообщение останавливать! Да вы сами посмотрите, – протянул он толстенный конверт.

– Предсмертная записка? На сорока листах? – доктор внимательно прочитал последний абзац. – Слог, надо признать… корявый, равно как и почерк, еще архаизмы эти не к месту… И отчего ему было не освоить машинопись? Вы послушайте только: «силою великаго искусства да остановлю бездушный механизм системы, каковая отказала благородным начинаниям в признании и дотянулась до моего убежища…». Напоминает колонку из «Столичного инсургента», – закончил он.

– Ну что вы, господин Немертвых, – возмутился даже сержант, – госпожа Ловких и господин Бурловски лучше пишут. Захватывающе! Возьмешь, стало быть газетку с собой… ох, прошу прощения, забылся-с…

– Ничего, ничего сержант, – усмехнулся доктор. – Немудрено – ночка хлопотная…

Он повернулся к поезду и удивленно нахмурился.

В самом начале платформы сгрудилось несколько человек с самодельными плакатиками. «Нет отравлению болот!», – гласил один из них. Остальные не радовали разнообразием: «Долой!», «Руки прочь от уникального природного объекта!» (целиком надпись на листе не поместилась, пришлось сократить слова, отчего сразу смысл фразы было уловить непросто), «Даешь независимую экспертизу!» и так далее.

– А это что еще за демонстрация? – спросил он, не особенно рассчитывая на ответ.

– Это, господин, биологи, – ответил случившийся поблизости проводник из второго класса, тоже наблюдавший за процессом извлечения останков покойного литератора из отбойника. – Или экологи? Путаю я, уж простите. Они на каждой остановке этак вот стоят. Я расспросил как-то, так они, оказывается, считают, что нельзя гонять экспресс по болотам, чтоб дымом и копотью их не травить. А лишние две недели в пути – это им, значит, всё равно!

– Может быть, им просто некуда торопиться? – предположил доктор.

– Это уж точно, господин, – поспешил заверить проводник. – Я слышал, они всё в Институт рвались, исследования какие-то проводить. А их не допустили!

– Я бы на месте руководства Института тоже не допустил подобную публику до ответственной работы, – хмыкнул Немертвых, рассматривая суровых, не слишком хорошо одетых экологов.

– Ну вот! – обрадовался тот. – Их в Институт не взяли, так они акцию протеста устроили.

– Это какую же? – заинтересовался доктор, заглядевшийся на даму, примерявшую у ларька дуршлаг с большими дырочками. Торговец уверял ее, что сквозь такие дырочки удобно протягивать пряди волос и завивать их на папильотки.

– Ну, с плакатами стоят, это раз, – пояснил проводник. – А еще они протестуют против… ох, умно как-то сказали… Вот, вспомнил: против разрушения уникальной экосистемы болот! Поэтому, господин, они едут даже не третьим классом, а вовсе в товарных вагонах. В клетках.

– В клетках?.. – удивился Немертвых.

– В клетках, – подтвердил тот. – На соломе. Стараются, значит, привлечь внимание общественности. Только общественность к товарным вагонам не ходит и внимания не проявляет. Что там приличным господам делать?

– И правда, – хмыкнул доктор. – Что ж, благодарю, теперь хотя бы ясно, что это за публика… Покойной ночи.

– И вам покойной ночи, господин, – ответил проводник, – вы не беспокойтесь, поезд у нас – надежнее некуда, доедете в лучшем виде!

«Разумеется, доедем», – зная своего патрона, Теодор в этом ни на секунду не сомневался. Он шел к своему вагону, а служащие паровозной компании сновали как муравьи – проверяли буксы, задраивали большие и малые люки, ставили сетки, везли баллоны со сжатым воздухом – экспресс готовился к чему-то грандиозному. Ответственный служащий благоговейно полировал мягкой фланелькой каролевский герб, украшающий мощное чело локомотива: огромную пятерню. (Существовала легенда о том, что Кароль I Отважненьких был почти совершенно неграмотен, а потому все подписи и печати на документах заменял только лишь отпечаток монаршей ладони, подделать каковой не имелось возможности. Правда это или нет, теперь уже сказать было сложно, но герб у Каролевства был весьма колоритный. Кокарды же фуражек военных и прочих украшало стилизованное изображение ладони: большой круг и пять поменьше.)

«Прямо сквозь болота, – подумал доктор, глядя на подбирающийся к поезду туман. – Смело! Но любопытно.»

Он вошел в тамбур, аккуратно прикрыл за собой дверь. В коридоре скучал крупный господин, который с затаенной тоской наблюдал за происходящим на перроне. Поучаствовать он никак не мог, ибо был пристегнут наручниками к ручке двери купе.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался доктор, тактично не обращая внимания на блестящую цепь. В конце концов, у каждого могут быть свои маленькие причуды! Быть может, господин страдает манией скупать совершенно ненужные ему сувениры, и, зная об этом, принял сообразные меры предосторожности…

– Вечер добрый, – печально ответил пристегнутый господин и, откашлявшись, спросил: – Не подскажете, что это за суматоха на перроне?

– Ерунда, – сказал доктор, – продают сувениры всякие, снедь. Третий класс закупается, у них ресторана нет… Так что – решительно ничего интересного. Ну разве вот человека зарезали.

– Правда? – спросил предусмотрительный господин, изображая вежливую заинтересованность. Видимо, ему было скучно и просто хотелось поговорить. – И как, позвольте полюбопытствовать?

– Обыкновенно – поездом, – вздохнул Немертвых. – Теперь вот отскребают… что осталось.

– Сатрапы, – укоризненно прошептал пристегнутый. – Изверги…

– Простите? – приподнял бровь доктор.

– Эти железные дороги губят цвет нашей нации, самых талантливых, самых смелых, способных заявить о несправедливости!.. – уже громко заговорил тот, нервно вскидывая голову, будто норовистая лошадь.

– Прошу извинить, – вежливо заметил Немертвых, – но нечто подобное я уже слышал. Редкостный бред. Не могу понять, чего ради нормальный человек будет стоять на путях – в конце концов, всегда можно взять пролетку и отправиться на станцию, где с тем же успехом стоять на перроне или пить чай в буфете. А если вы намереваетесь остановить поезд… то уж сила искусства тут явно не поможет. Но вот, например, есть прекрасные курсы при столичной революционной школе…

– И вы! – воскликнул пристегнутый. – Да кто вы такой!

– Врач… в некотором роде, – осторожно ответил Немертвых.

– Убийца! – заклеймил его оппонент. – Вы… вы… живодер!

– Неправда, – хладнокровно парировал доктор, – живых я уже давно не режу, все больше мертвых. А в чем, собственно, дело?

– Вы… вы… – начал было пассажир, но тут дверца купе открылась, и появились две девушки, ловко зафиксировавшие возбужденного господина. Одна клацнула замочком наручников, а другая нежно, но уверенно втолкнула господина вглубь купе, что-то успокаивающе нашептывая ему на ухо.

– Извините – сказала первая виновато. – Видите ли, это доктор Упертых…

– Ох, наоборот, вы меня простите! – искренне произнес Немертвых. – Я должен был его узнать… Его работы по вирусной природе intilligenza!.. Чем могу служить?

– Ах, премного благодарны, но мы справимся сами, – вздохнула девушка, – сейчас Гризетта сделает ему укол, и все будет в порядке. Все-таки резкие климатические изменения действительно могут спровоцировать приступ, в этом он не ошибался…

– Как?! – изумился доктор. – И господин Упертых – тоже?..

– К сожалению, он сам заразился, – торопливо поведала девушка. – Это ужасно! Нам удалось обнаружить заболевание на ранней стадии, и доктор решил проверить на себе новую методику лечения. А мы его аспирантки с кафедры патопсихологии, сопровождаем его и ведем историю болезни… Когда у него случается просветление, доктор корректирует курс лечения, и мы очень надеемся, что сумеем добраться до места, пока болезнь еще не вошла в критическую стадию, – объяснила та и спохватилась: – Ах, позвольте представиться – это Гризетта Настойчивки, а я – Вероника Верненьки.

– Теодор Немертвых, к вашим услугам, – отрекомендовался он. – Коллеги, мне, право, крайне неловко настаивать, все-таки я не профильный специалист, но в случае чего… Я сделаю все, что в моих силах. Буде вам понадобиться помощь опытного санитара, то с нами едет гвардейский фельдшер…

– Как вы любезны, господин Немертвых! – улыбнулась Вероника. – Но я искренне надеюсь, что всё обойдётся, и мы справимся своими силами.

– Я тоже на это надеюсь, – серьезно сказал доктор. – Безвозвратная потеря специалиста такого класса стала бы страшным ударом для современной науки!

– О, это несомненно…

Обменявшись еще несколькими любезностями, они расстались.

Немертвых, вернувшись к себе, подумывал было снова почитать так возмутивший его труд, но махнул рукой и предпочел немного поспать – день обещал быть насыщенным.

Трость, аккуратно пристроенная им в уголке, внимательно и немного настороженно осматривала купе едва заметно поблескивающими в темноте рубиновыми глазками.

Большой Королевский экспресс, вздрогнув и утробно выдохнув, будто проснувшееся чудовище, тронулся дальше, дав на этот раз негромкий протяжный гудок – чтобы не разбудить пассажиров и то, что могло ожидать впереди…

…Утро выдалось туманным, и Дубовны едва не проспал. Быстро умывшись и одевшись, он выскочил в коридор и чуть было не налетел на Бессмертных.

– Я уж думал, вас придется будить, – сказал тот вместо приветствия. – Пойдемте-ка завтракать. Если не ошибаюсь, как раз сейчас должны излагать пассажирам технику безопасности, а вам невредно будет послушать.

Дубовны осознал, что ничего не понимает, но расспрашивать не стал, здраво рассудив, что постепенно во всем разберется.

В вагоне-ресторане царило странное оживление, не затрагивающее, правда, ни доктора Немертвых, ни Пола Топорны: о них волны этого странного возбуждения разбивалось, как прибой о скалы.

При появлении офицера суда дамы за столиком неподалеку, приснопамятные госпожа Полненьких и Приятненьких, переглянулись и демонстративно громко фыркнули. Пол приветствовал их наклонением головы, проходя мимо, занял своё место, вынул потертый медальон, открыл его и полюбовался тем, что находилось внутри. Любопытный Дэвид успел увидеть краем глаза изображение молодой белокурой дамы в бальном платье. Роскошные локоны ниспадали на точеные плечи, маленькие, но сильные руки держали веер так, будто это был револьвер, нежные губы улыбались, а верхнюю часть лица закрывал черный прямоугольник.

– Скучаете по супруге? – спросил Бессмертных, когда Пол закрыл медальон и спрятал поглубже.

Тот неопределенно пожал плечами. Дубовны вытаращил глаза: ему не верилось, что Топорны может быть женат, тем более на такой красавице… насколько можно было судить по ее почти полностью закрытому лицу.

– Не беспокойтесь, – сказал Руперт. – Сейчас достаточно спокойно, а у Элизы отличные рулевые, насколько мне известно.

Пол снова пожал плечами, явно не желая развивать тему, и Дэвиду пришлось и дальше изнывать от любопытства: расспрашивать Топорны он бы не осмелился, тем более о вещах личного порядка.

– Господа… – прощебетала Каролина, влетевшая в вагон-ресторан подобно молнии. – Прошу простить за опоздание!

– Мы привыкли, дорогая, – усмехнулся в усы Бессмертных. – Вы сегодня очаровательны!

– Ах, благодарю, – зарделась госпожа Кисленьких и погладила неизменное манто, вернувшее серебристый окрас.

Дамы за соседними столиками старательно сохраняли невозмутимость. У кавалеров с невозмутимостью дело обстояло несколько хуже, поэтому на Каролине скрестилось множество взглядов. И было, из-за чего!

Сегодня знаменитая писательница щеголяла в роскошной кожаной черной куртке с бахромой, сияющими медными заклепками, пряжками и ремешками, с надписью во всю спину: «Беда» и шевроном на рукаве, на котором значилось «IV экспедиция». В петлицах надменно алели кубики биолога-исследователя, а на груди золотился замысловатый значок.

Это бы еще ничего, но Каролина, будто решив эпатировать публику, надела еще и брюки. Весьма обтягивающие, заправленные в высокие, до середины бедра, на стальной шпильке ботфорты «Эрликон» знаменитой фирмы «Бофорт и Бофорс», которые стоили, как хороший гоночный локомобиль. Госпожа Кисленьких вообще отличалась способностью прекрасно выглядеть в любом наряде, а в этом была и вовсе сногсшибательна.

Пепельно-русые волосы писательница убрала в строгий тугой узел на затылке и покрыла блестящей платиновой сеточкой, украшенной черным жемчугом. Это было единственным ее украшением сегодня, что впрочем, Каролину ничуть не портило.

– Что это вы, решили вспомнить прошлое? – поинтересовался Немертвых, оторвавшись от занимательнейшего труда Шарля Мутных и Альваро Закопайло под названием «Описание прижизненных ссадин».

– Да, знаете, ностальгия такая… – улыбнулась Каролина и посмотрела в окно. Снаружи стелился всё тот же туман, а еще что-то грохотало, звякало, кто-то отдавал распоряжения в громкоговоритель, словом, царила обычная станционная суета.

– Ностальгия? – осмелился спросить Дэвид, но ответа не получил, потому что именно в этот момент вошедший проводник попросил:

– Дамы и господа! Минуточку внимания!

Постепенно гул голосов стих, и проводник продолжил:

– Как вам известно, Большой Королевский экспресс уже идет по территории болот. На станции «Карантин-1» сотрудники тщательнейшим образом проверили защиту поезда, поэтому пассажирам ничто не угрожает. Окна надежно закрыты, воздух подается исключительно через систему тройной очистки. Дамы и господа, в целях вашей же безопасности просим ни в коем случае не открывать окна до тех пор, пока мы не минуем станцию «Карантин-2» и не снимем блокировку! Желающие могут также получить специальные устройства, призванные свести до минимума возможные нежелательные воздействия на психику. Мы искренне надеемся, что путешествие пройдет без эксцессов, но, тем не менее…

– Что за устройства? – поинтересовался доктор.

– Фольгированные шапочки, – ответил следователь, доедая овсянку.

– А зачем? – спросил стажер любопытно.

– Да водится тут на болотах всякая дрянь, – небрежно ответил Бессмертных. – Может воздействовать на мозги, а фольга вроде бы экранирует…

– Я, пожалуй, возьму… – дернулся Дэвид.

– Уж лучше каска, – сказал доктор в сторону и как-то непонятно усмехнулся.

– Не помогают эти шапочки, – авторитетно заявила Каролина, поправляя металлическую сеточку на голове. – Ну разве только для самоуспокоения надеть… Вот мы когда в шестом блоке с думаками работали – что с шапочкой, что без нее, всё равно ничего не выходило. Кто-то водолазный шлем раздобыл – тогда да, тогда получилось. И то потом такая гадость снилась…

– А… простите, вы откуда всё это знаете? – спросил Дубовны удивленно.

– О!.. – госпожа Кисленьких улыбнулась. – Вы же не в курсе… Я ведь по специальности биолог. Практику тут проходила, в Институте Болот. Ах, какое время было! В рейды ходили, в самую глубь, ловили всякое… – Она нежно погладила манто. – Изучали прямо на месте… Правда, кое-кого не досчитались потом. Не повезло бедняжкам, так и не получили зачет по практике… Но вот профессор Светло-Битый такие изумительные вещи рассказывал, такое нам показывал, ах!

Каролина мечтательно прикрыла глаза.

– А как же ваше сопровождение? – поинтересовался доктор.

– Я тогда была свободна, как ветер, – улыбнулась она. – Интересно, профессор еще работает в Институте? Вспомнит ли меня?..

– А вы что-нибудь взорвали? – хмыкнул Бессмертных. – Если да, то наверняка вспомнит.

– Ну что вы, – оскорбилась Каролина. – Я тогда была простой студенткой, нас не допускали до особо опасных веществ…

– Зная вас, – ласково сказал следователь, – могу отметить, что вы даже из совершенно безопасных ингредиентов можете состряпать какое-нибудь адское варево.

Писательница потупилась, припомнив обстоятельства знакомства со следователем. Ее тогда как раз уволили из исследовательской лаборатории: Каролина была отличным специалистом и питала тягу к самым безумным экспериментам. И если ее коллеги руководствовались здравым смыслом, то здравый смысл госпожи Кисленьких глубоко и крепко спал, а может, и вовсе был когда-то безнадежно искалечен особенно сильным думаком…

Военные Каролину боготворили. Коллеги завидовали и побаивались. Начальство – ненавидело. Девушке же было плевать на всех – она с упоением писала отчеты о проделанных безумствах и планировала новые, водружая на стол своему научному руководителю увесистые кипы машинописных листов: если сослуживцы ограничивались десятком страниц, то у Каролины всегда получались настоящие романы. Во всяком случае, те, кто в эти отчеты заглядывал, утверждали, что более захватывающего чтива не встречал давно.

Госпожа Кисленьких частенько задерживалась по вечерам, чтобы проверить ту или иную теорию, а это означало расход реактивов, использование лабораторных мощностей в личных целях и многое другое. Памятуя о том, каково положение Каролины в обществе, на это закрывали глаза. Ей простили потоп, случившийся после того, как девушка слила в раковину совершенно безобидные, по ее мнению, остатки биоматериалов, а те неожиданно вступили с чем-то во взаимодействие, разрослись и намертво закупорили сток. (Чтобы избавиться от этого безобразия, пришлось менять все трубы в лаборатории.) Флотские, оценив новинку, задаривали Каролину цветами, а контр-адмирал Взрык-Погоняйло настойчиво переманивал ее в опытные мастерские.

Каролине простили появление неизвестного вида плесени, в мгновение ока превратившего в черные, пушистые, шевелящиеся холмики всё съедобное в столовой и на складе (после чего в закутах генерального штаба появился зловещий план уничтожения запасов продовольствия вероятного противника, а на подвесках дирижаблей – знаменитая склад-бомба).

Её даже не сильно ругали, когда выяснилось, что разработанное ею лекарство от насморка жжется не хуже серной кислоты, а кроме того – норовит захватить контроль над телом хозяина… В конце-то концов, этот препарат позволял лечить паралич, слепоту и глухоту! (Главное было договориться с паразитом, стремительно отращивавшим параллельную нервную систему и регенерировавшим ткани владельца. Да и пить каждый день рыбий жир ложками – не велика плата за возможность ходить, видеть и слышать!) Но вот когда кабинет ее руководителя внезапно оплели ядовитые лианы (Каролина по рассеянности чем-то полила растения в оранжерее), так что бедняга вынужден был двое суток ютиться под столом, отбиваясь от коварных растений канцелярским ножом, пока к нему пробивалась группа спасателей в костюмах спецзащиты высшей степени, терпение начальства лопнуло. «Нам не нужны гении», – сообщила Жулия Клац-Бледненьки, и Каролину вышибли. Зря – пока торжествующие сотрудники радостно пили шампанское, плотоядная лиана игривая, успевшая притвориться самым обычным растением и избежавшая тем самым профилактической прополки в оранжерее, уже разбросала по коридорам ловчие плети… Каролину она боялась. Зануд от военной биологии – нет.

Каролина ушла, конечно, вот только нового места службы найти не могла, а быть просто светской львицей оказалось слишком скучно. Как-то раз, проходя мимо роскошного магазина игрушек, она засмотрелась на всяческие наборы для мальчиков и внезапно увлеклась электричеством. Следившие за ней филеры испуганно переглянулись. В тот же день королева позвонила Руперту Бессмертных и прямо сказала, что если Каролину не занять чем-нибудь полезным, то в самое ближайшее время от Каролевства ничего не останется.

Именно поэтому в один прекрасный день Бессмертных лично нанес визит госпоже Кисленьких и застал ее на кухне. Каролина, в кружевном, местами прожженном переднике и огнеупорных перчатках тщательно перемешивала половником какой-то подозрительного вида студень, время от времени начинавший зловеще пузыриться, а на кухонном столе красовался набор «Юный техник».

– Что это, сударыня? – спросил Бессмертных, отрекомендовавшись.

– Питательный бульон для культуры бактерии, вызывающей дизентерию, – охотно ответила Каролина, поглаживая полоску меха, наброшенную на одно плечо (тогда Пушистик был совсем маленьким), – и управляемой по радиотелеграфу! О, посмотрите, она реагирует на «Столичные известия»!

«Я свою племянницу хорошо знаю!» – припомнил Руперт слова королевы, представил войны будущего и содрогнулся, после чего решительно отстранил девушку от плиты, привернул газовый вентиль, взял кастрюлю прихватками и вылил ее содержимое в раковину. После чего, повернувшись к опешившей Каролине, предложил ей место секретаря суда, должность ответственную и интересную. Госпожа Кисленьких согласилась, понимая, что путь в науку ей уже заказан, и не пожалела, тем более, что графоманские ее таланты очень скоро нашли выражение в виде романов о похождениях Хромого и Косого (списанных, если честно, с Яна и Берта).

Говорят, правда, что в районе, где прежде жила Каролина, в канализации завелись какие-то странные светящиеся грибы, а крысы научились гипнотизировать кошек и стали заставлять их приносить им пищу. Кое-кто из грызунов даже сумел распушить хвост: таких охотно брали в качестве домашних питомцев директора банков, после чего начинали демонстрировать поистине крысиную хватку… Неизвестно, только ли на кошек умели воздействовать крысы!

Впрочем, это уже не имеет никакого отношения к данной истории…

…– Выходит, на болотах опасно? – подал голос Дэвид. – Отчего же экспресс идет именно этим путем?

– Ну, положим, опасно именно в глубине болот, а поезд следует по самому их краю, – ответил Руперт. – Тем не менее, меры предосторожности предпринимаются, поскольку иногда… хм…

– Бывают выбросы, – подтвердила Каролина. – А пути эти строили давно, еще когда болот не было. А теперь по ним ходит только экспресс, ну еще грузовые составы в Институт. Но вы не беспокойтесь, Дэвид, экспресс идет достаточно быстро, мы минуем опасный участок всего за двое суток. А вот обычные поезда идут в объезд, но это на полторы, а то и две недели дольше – очень уж тут рельеф местности неудобный…

– Отчего же, – сказал Дубовны, – это очень интересно! Только… госпожа Кисленьких, что значит – «болот не было»? И вообще, как-то я про них не слышал…

– Про них вообще стараются поменьше распространяться, – заметил доктор. – Не самые приятные места, да и история у них…

– А всё же? – загорелся Дэвид.

– Да был, знаете ли, такой профессор Благонравов, – неохотно ответил Бессмертных, – вы его вряд ли помните, это случилось при Кароле XV…

Дубовны, приоткрыв рот, слушал историю, о которой не писали в учебниках.

Как-то раз к мирно рыбачившему Каролю XV заявились две весьма пробивные дамы. Звали их Виктория Жадных и Алисия Душевных…

Дамы хотели денег. Кароль хотел покоя. Одним словом, они договорились.

Жадных и Душевных сколотили товарищество на паях «Лемур». («О нас узнает весь мир!» – заявила Виктория. «И хорошенько заплатит», – добавила Алисия.) Пользуясь тем, что Каролю XV (он тогда был уже немолод) хотелось только одного – чтобы его оставили, наконец, в покое и дали без помех предаваться невинной страсти, рыбалке то бишь, – и он делал всё возможное, чтобы пореже вспоминать о делах, хваткие дамы развернулись во всю ширь.

Вскоре товарищество заложило исследовательский центр, заниматься в котором предполагалось экспериментальной биологией. Единственное, на чем Кароль настоял, так это на том, что центр нужно строить как можно дальше от столицы (он опасался, что какие-нибудь ядовитые отходы загрязнят его любимую речку, и где ему тогда рыбачить?), и дамам пришлось смириться.

Центр выстроили на удивление быстро (что и немудрено, при таком-то финансировании!), после чего начались всевозможные сомнительного рода эксперименты. Так, растущая на кустах картошка явилась всего лишь побочным результатом деятельности исследователей. «Лемур» приглашал самых отчаянных и вольно мыслящих деятелей науки, поэтому страшно даже представить, сколько еще гениальных творений могло бы увидеть свет!

Впрочем, существовала еще и изнанка проекта.

Профессор Благонравов был гоним всеми и отовсюду: свои неудобоваримые эксперименты он ставил не на себе, что, в сущности, было простительно и даже приветствовалось в научной среде, и не на добровольцах, а на подчиненных и подвернувшемся обслуживающем персонале. Достижение физического бессмертия, конечно, цель благая, вот только секретарша с жабрами – это уже перебор, сочли более осторожные («закоснелые», как выразился Благонравов) коллеги, и на профессора посыпался один отказ за другим.

Так он и скитался, пока не попал под теплое крылышко «Лемура»: госпожа Жадных умела оценить потенциал сотрудника и возможные выгоды! Разумеется, Благонравова пригрели, обласкали, отдали под его начало большую лабораторию и предоставили свободу творчества и немалое финансирование.

Благонравов осмотрелся, обжился на новом месте, убедился, что отсюда его гнать не собираются… и этический тормоз, кое-как удерживавший профессора в определенных рамках, попросту сорвало.

В кратчайшие сроки было создано, открыто и спроектировано превеликое множество полезных и опасных вещей, веществ и существ. Но это было слишком мелко, профессор разминался, пробовал силы, а жажда знаний вела его все дальше и дальше, в такие дебри, что и сам он рисковал в них потеряться. Благонравов, однако, полагал, что риск – дело благородное, и не боялся экспериментировать…

Несколько лет он провел в напряженнейшей работе, с головой уйдя в науку, и вот результат – Алисия Душевных объявила во всеуслышанье, что «Лемур» готов даровать бессмертие любому желающему. «Но не даром», – добавила госпожа Жадных, уже подсчитывая возможную прибыль.

Мир замер. Кто-то из ученых нашел в себе силы крикнуть «шарлатаны!», но его слова остались гласом вопиющего в пустыне. Прочие маститые академики пытались осмыслить, возможно ли такое в принципе, а потому от публичных заявлений воздерживались… От заявлений не воздерживались только журналисты – газеты пестрели заголовками, набранными шрифтом невиданной величины: «Бессмертие достижимо!», «Миф или реальность?», «Профессор Благонравов бежал за море с деньгами «Лемура»!» и прочим в том же духе. Из уст в уста передавались самые невероятные слухи…

А буквально через несколько дней неизвестные господа в штатском совершили чудовищный в своей непосредственности и цинизме акт, ворвавшись на территорию исследовательского центра, перебив персонал и подорвав лабораторные корпуса. (Потом поговаривали, что это были иностранцы, которые решили выкрасть секрет профессора Благонравова, но нарвались на других, более шустрых иностранцев, в результате чего трагедия приобрела вовсе уж необозримые масштабы.)

Алисия Душевных сошла с ума от горя и потерь. Викторию Жадных спасатели обнаружили задохнувшейся в сейфе с жалованьем сотрудников за последний месяц, а Благонравова не нашли вовсе, и это дало повод подозревать, что профессора выкрали иностранные спецслужбы. («Если так, спасать их мы не будем», – постановил Кароль XV, узнав об этой версии.) Руководители же спецслужб внезапно испытали непреодолимое желание опробовать новый модный шоколадный десерт на одном уединенном горном курорте – стоит ли говорить, что никто так и не признался в похищении профессора?

Гром грянул почти сразу же после теракта: взрывы привели к утечке экспериментальных материалов из лабораторий, и уже на второй день спасательные работы пришлось свернуть, иначе пришлось бы выручать уже самих спасателей. К месту бедствия спешно перебросили инженерные войска с их тяжелыми огнеметными «фридрихами»…

Вырвавшаяся из-под контроля и ошалевшая от неожиданной свободы биомасса пожирала всё на своем пути. Ценой больших потерь удалось выжечь термитом карантинную зону, но точное число погибших и пропавших без вести так и осталось неизвестным…

– Говорят, – вставила, понизив голос, Каролина, – в центре болот зародился нечеловеческий разум – гигантский надмозг, который контролирует там всё живое! А еще ходили слухи, что именно к этому, к созданию человека совершенного стремился профессор, а вовсе не к банальному бессмертию!

Доктор почему-то ухмыльнулся. Следователь пригладил усы большим пальцем.

– Не был знаком с Благонравовым лично, – сказал он, – но то, что скрывается в болотах, следовало бы назвать «человеком глумящимся»… В первую очередь – над нашей собственной ограниченностью и зашоренностью.

Дэвид удивленно взглянул на шефа, но тот не стал пояснять свою мысль.

– Рассказывают, – продолжала тем временем госпожа Кисленьких, увлекшись, – что по болотам бродит какое-то существо, некоторые его видели даже. Так вот, все клянутся, будто на лапе у него – золотой браслет с гравировкой. Точно такой, как у профессора был… Может быть, это сам Благонравов, его ведь так и не нашли!

– Вот бы охоту организовать, – подал голос Берт. – Выловить его и того…

– Без нужды в болота лучше не соваться, – заметил Бессмертных серьезно.

– Да-да, – подтвердила Каролина. – В некоторые районы только на танке можно проникнуть. И то… опасно. Болото такое непредсказуемое!

– Я только одного не пойму… – протянул Дэвид, придавленный таким количеством информации. – Институт, надмозги всякие… а болото-то тут причем?

– Это биомасса, – пояснила женщина, – она действительно пожирала всё подряд, как верно сказал господин Бессмертных…

– Освоила подножный корм, – сказал доктор, не отрываясь от монографии.

– Именно, – кивнула женщина. – Ей ведь нужны питательные вещества, а тут столько насекомых, прочей фауны… растения, опять же… Что там творилось, никто не знает, все были заняты эвакуацией и созданием карантинной зоны. А биомасса проела грунт довольно глубоко и получилось… болото. Теперь тут такая своеобразная экосистема образовалась…

– Иногда оно пытается выбраться из карантинной зоны, – добавил доктор, – поэтому по периметру всегда дежурят инженерные войска с огнеметами. Да и патрульные дирижабли непременно отслеживают, не начинает ли где пузыриться… Мы будем останавливаться на станции Института – посмотрите, каково там. И не удивлюсь, если половина пассажиров третьего класса – биологи, которым удалось выбить сюда командировку.

– Да, как только немного разогнали комарье и построили Институт, там стало людно – войска, ученые… – кивнула Каролина. – Ах, там так интересно!

Дэвид невольно поёжился.

– Не беспокойтесь, – сказал ему Бессмертных. – Сейчас здесь довольно спокойно, а поезд отлично защищен.

– Да, я слышал, – кивнул стажер и отодвинул занавеску: сегодня окна в вагоне-ресторане отчего-то были зашторены, а юноше было интересно взглянуть на знаменитые болота.

– Только не за завтраком! – предостерегла госпожа Кисленьких, но опоздала – Дэвид вдруг шарахнулся, едва не налетев на Бессмертных. – Ну я же предупреждала…

– И стоило волноваться? – буркнул Немертвых. – Стекла бронебойные.

– Д-да… – ответил Дэвид, завороженно глядя на размазавшегося по этому самому бронебойному стеклу комара размером с хорошего воробья. Ему показалось, что глазки насекомого до сих пор горят жадным огнем, а с кончика хоботка, больше напоминающего шило, капает яд. Дубовны поспешил задернуть занавеску. – Я, пожалуй, всё-таки возьму шапочку… Для самоуспокоения.

– Для самоуспокоения – можно, – благосклонно кивнул следователь.

– И всё равно – не смотрите в окно, – предостерегла Каролина, – а то увидите еще что-нибудь, совсем аппетит отобьете…

– Ну уж не такой я слабонервный, госпожа Кисленьких! – нахмурился Дэвид, в шапочке из фольги имевший вид одновременно залихватский и забавный.

– Дэвид, я пошутила, – неотразимо улыбнулась та, и Дубовны заулыбался в ответ. – Конечно, имей вы нервический склад характера, господин Бессмертных не взял бы вас на стажировку! Ах, – спохватилась вдруг Каролина, – господа, я, пожалуй, покину вас, у меня ведь глава не дописана… Вит-Тяй, миленький, не окажете ли вы мне любезность? Принесите еще бутылочки три чернил – мои закончились, а у вас, я знаю, запас.

– Непременно, госпожа Кисленьких, – прогудел тот и поднялся. – Сей же момент доставим.

– Что бы я без вас делала! – воскликнула та и, цокая шпильками, умчалась, оставив за собой едва уловимый шлейф духов и будоражащие воспоминания.

Следом ушел поручик, отправившись выполнять поручение сиятельной госпожи.

– Пойдем и мы? – поинтересовался Руперт у сотрапезников, и в этот момент к их столику бочком приблизился проводник. Вид он имел крайне бледный, что само по себе настораживало.

– Господин Бессмертных… – произнес он полушепотом. – Господин Бессмертных… У нас несчастье!

– Опять? – поразился доктор. – Руперт, что за поезд вы выбрали? Несчастья сыплются одно за другим…

– Постойте, Теодор, – поднял руку следователь. – Что случилось, любезный? В чем дело?

– С господином Сверло-Коптищевым несчастье, – вздохнул проводник.

– Опять? – повторил Немертвых. – Хм… Может быть, он их притягивает? Стоило бы сбросить его с поезда… во избежание, так сказать.

– Теодор, вы сегодня кровожадны, – отметил Бессмертных. – Старые раны?

– Нет, – усмехнулся доктор, – готовлюсь писать разгромную статью по одному, с позволения сказать, научному труду.

– Настраиваетесь, – понимающе кивнул Руперт и снова повернулся к проводнику, переминавшемуся с ноги на ногу. – Так что там за несчастье с бедным господином Сверло-Коптищевым?

– Оно… оно произошло не совсем с ним, – выдал тот. – То есть, к счастью, совсем не с ним, а с его камердинером…

– Хм… – следователь нахмурился. – И что же именно произошло с этим… камердинером?

– Господин Бессмертных, это дело крайне деликатное, – проводник перешел на свистящий шепот. – Под угрозу поставлена честь самого экспресса!

– Это серьезно, – согласился тот и поднялся. – Пойдемте, побеседуем в более подходящем месте.

– А… если бы господин Немертвых тоже согласился присоединиться… – начал проводник. – Я опасаюсь, может потребоваться помощь, которую наш фельдшер оказать не в состоянии…

– Умеете вы заинтриговать, – вздохнул доктор и тоже встал, опираясь на новую трость. При свете дня она выглядела весьма нарядно. – Что ж, идемте. Ян, Берт… последите, чтобы никто не тревожил.

По пути к купе Сверло-Коптищева проводник вкратце обрисовал сложившуюся ситуацию.

По его словам, утром, когда большинство пассажиров, позевывая, потянулось завтракать, в вагоне раздался отчаянный вопль, скоро, впрочем, захлебнувшийся. Проводник решил было, что кому-то из тех, кто завтрак игнорировал, приснился страшный сон (многие ведь знали, через какие края пролегает путь экспресса), но тут же встрепенулся – кричали определенно в коридоре! Разумеется, он отправился проверить, все ли в порядке, и картина, представшая его глазам, ужаснула беднягу настолько, что только намертво вдолбленные инструкции позволили ему не потерять присутствия духа и нажать тревожную кнопку…

Через минуту по коридору вагона первого класса уже неслась, стараясь особенно не топать и не брякать о стены снаряжением, команда срочного реагирования с баллонами дезинсектора наперевес, а в дверях купе бился и отчаянно кричал камердинер Сверло-Коптищева, над которым с грозным гулом реял гигантский болотный комар, вонзая хоботок в податливую человеческую плоть…

Тут проводник вынужден был признать, что несколько увлекся рассказом, потому что реять комар уже не мог, до того насосался крови, а просто ползал по бедному камердинеру. Ну а тот умудрился сорвать голос первым же криком, а потому способен был только сипеть.

– Если бы не это, господа, – говорил проводник, отпирая дверь и пропуская следователя со стажером и доктора в купе, – если бы он продолжал звать на помощь, всполошился бы весь вагон, и происшествие не удалось бы сохранить в тайне!

– Это вам повезло, – согласился Бессмертных, разглядывая картину разрушений. – Кстати, а что с самим Сверло-Коптищевым? Что-то он подозрительно молчалив…

– Без сознания они, – робко подал голос фельдшер, стоявший рядом с жалобно стонущим камердинером. – На лбу шишка во-от такая!

– Очень любопытно, – сказал следователь, осторожно пробираясь к окну (в купе с прибытием подмоги стало тесновато). – Ничего, разберемся… Да, любезный, – повернулся он к проводнику, – вы, кажется, говорили о чести экспресса?

– Конечно, господин Бессмертных! – кивнул тот. – Ведь комар же как-то в купе оказался! А у нас – полная безопасность, окна закрыты, ни одна мошка не пролезет… А тут такая тварюга, простите уж, пробралась… Я эту гадость лично фуражкой поймал, – неожиданно гордо сказал он, – чтобы, значит, в Институте проверили, вдруг эта гадина бешеная или еще что похуже?

Следователь взглянул на столик. На нём стояла толстостенная стеклянная банка, на дне которой сидел мрачный мохнатый комар и недобро следил за своими пленителями. Время от времени комар пытался встать, но тонкие ножки разъезжались на гладкой поверхности, к тому же перевешивало налитое камердинеровой кровью брюшко, и насекомое снова шлепалось на дно банки. Расправить же крылья ему было просто негде.

– Вы понимаете, какой это удар по престижу паровозной компании? – закончил свою речь проводник.

– Представляю… – пробормотал Бессмертных, наблюдая, как комар, примерившись, долбит хоботком по стенке своего узилища. В стекле, кажется, появилась трещинка. – Ну-с, Дэвид, что скажете? Приступайте, мешать вам не буду. Считайте это зачётным заданием.

Дубовны вздрогнул. Комар торжествующе потер передние лапки.

– Прошу прощения… Извините… – стажер перешагнул через камердинера, взял со столика газету, расстелил ее, скинул ботинки и забрался на эту довольно неустойчивую опору, чтобы рассмотреть нечто под самым потолком. – Комар мог проникнуть сквозь вентиляционное отверстие?

– Никак нет, – с готовностью отозвался проводник. – Сами посмотрите, там же всё перекрыто, сетка мельчайшая, но очень прочная, и таких по всему воздуховоду несчитано!

Дэвид слез со стола, обулся и задумался, после чего снова постелил газету (на этот раз на пол, чтобы не запачкать единственные приличные брюки) и принялся осматривать то, что таилось под койкой господина Сверло-Коптищево. Таились там непонятные свертки и, кажется, пара чемоданов, но комары не гнездились точно.

Дубовны простучал стены, заглянул в душевую, но проводник поспешил уверить, что уж по водостоку комар забраться точно не сумел бы – меры предосторожности, понимаете ли!

Напоследок стажер оглядел окно – оно оказалось заперто, замок – в полном порядке… а за толстым стеклом вожделеющее роились комары. Взгляды у них, как показалось стажёру, были многообещающие.

Завидев сородичей, пленный комар принялся долбить стены своего узилища с утроенной силой.

– Никаких щелей нет, значит, он пробрался или через дверь, или через окно… – заключил стажер. Бессмертных посмотрел на него с иронией. – В коридоре ему, по идее, взяться было неоткуда. Зато за окном комаров тучи, так что, вероятнее всего, в купе он появился именно таким путем… Скажите, а вы окно трогали? – спохватился он.

– Никак нет, – повторил проводник. – Всё оставили, как было, только вот камердинера уложили, проверили, нет ли еще комаров… Ох, хорошо хоть, не стали сразу дезинсектором заливать, это ж запах какой, все бы сразу почувствовали, тогда не скроешь!..

– Значит, выходит, что комар пролез в окошко и сам его за собой закрыл, – подумав, сказал Дубовны. Бессмертных ухмыльнулся в усы. – Что-то мне подсказывает – сам он этого проделать не мог. Но как тогда?..

– Итак? – Руперт щелкнул крышкой брегета. – Ваша версия, Дэвид?

– По всем признакам налицо преступный сговор болотных надмозгов и пришельцев с Альдебарана, – ответил тот, набрал побольше воздуха и выдал: – Я считаю, что комар был телепортирован в купе с целью проведения террористической акции в отношении «золотого уха» Каролевства!

Воцарилась тишина. Комар пискнул и завалился набок, подрыгивая лапками. Очевидно, он подслушивал.

Первым опомнился доктор.

– Дэвид, – сказал он участливо. – Вы шапочку-то наденьте…

Юноша заметался, охлопал карманы, нашел шапочку и нахлобучил ее поглубже.

– Вот это, я понимаю, бред, – покачал головой Бессмертных. – Где вы только такого набираетесь?

Дэвид покраснел и уставился в окно – над завитками тумана в сером небе скользнуло длинное сигарообразное тело и пропало в облаках… Признаться в том, что под подушкой у него спрятан последний выпуск «Удивительных историй о марсианских красотках», стажер не мог. Впрочем, зарозовевшие щеки и так выдали его с головой.

– Понятно, – сказал следователь.

Он приотворил дверь и поманил Берта, околачивавшегося возле купе вместе с напарником.

– Да, шеф? – тот всунулся в купе наполовину.

– Всё слышали? – спросил Бессмертных. Оперативник кивнул – слух у него был что надо. – Тогда окажите любезность, изничтожьте это… умозаключение.

– Ну… – прищурился Берт. – Вентиляционные решетки и фильтры целы. Датчик открытия форточки заклинен зубочисткой. В мусорной корзине – упаковка и стружка. Блокировка свинчена, судя по отметинам – не отверткой, скорее всего, ножом. Форточку явно открывали, а потом она захлопнулась сама, благодаря пружине. Так что этот ваш комар не сам сюда забрался. Его впустили.

– Благодарю, – кивнул Бессмертных. – Обождите пока снаружи, тут повернуться негде…

Дэвид почувствовал, что уже и уши его предательски заполыхали. Простой оперативник за полминуты сумел углядеть то, чего сам он не рассмотрел за добрые четверть часа!

– Но зачем?! – пролепетал проводник. – Кому могло понадобиться впускать этого… этого монстра?

– А это мы и попытаемся выяснить, – ответил следователь, одобрительно взглянув на подопечного. – Говорить камердинер в состоянии?

– Нет, господин, – удрученно произнес фельдшер. – Голоса у него нету совсем, сипит только.

– А держать перо способен?

– Так он же запух весь от комариного яда! – расстроился фельдшер.

– И правда… – Бессмертных покосился на похожие на сардельки пальцы страдальца. Писать такими руками тот бы не смог. – Теодор, кажется, это по вашей части…

– Определенно по моей, – согласился тот, наклоняясь над камердинером, и взглянул на фельдшера. – Принесите-ка мне вот что, любезный… – он надиктовал список. – Найдется? Отлично. И еще поищите посудину попрочнее, иначе, боюсь, этого комара мы будем ловить по всему поезду!

Все словно по команде перевели взгляды на столик. Упорный пленник уже продолбил небольшую дырочку в стекле и теперь силился расширить отверстие.

– Сей момент, – кивнул фельдшер и выскочил за дверь.

– Может, его придавить, да и дело с концом? – предложил Дэвид, явно неравнодушный к комарам после сегодняшнего завтрака и еще не отошедший от публичного унижения.

– А вдруг он какой-нибудь особенный? – парировал проводник. – Пусть уж в Институте посмотрят и скажут… А потом можно и придавить! – погрозил он комару кулаком. – Фуражку вот из-за него выбрасывать придется, а то мало ли…

Вернулся запыхавшийся фельдшер, передал доктору какие-то склянки и грохнул на столик некую металлическую штуковину.

– Отсюда не вылезет! – сказал он торжествующе, опасливо поставил банку на дно штуковины, закрыл ее крышкой и защелкнул зажимы. – Это я скороварку у поваров взял… Прочная, говорят!

– Очень вовремя, – констатировал Бессмертных. И правда: раздался приглушенный звук бьющегося стекла, и в купе угрожающе загудело – внутри скороварки комар всё-таки сумел расправить крылья. – Теодор, ну что?

– Через пару минут сможет изъясняться, – ответил тот, тщательно отирая пальцы носовым платком. Что он делал с камердинером, неизвестно – все смотрели на комара, – но бедолага теперь взирал на Немертвых с откровенным ужасом. – Итак? Не валяйте дурака, любезный, после такой процедуры вы даже петь сможете. Правда, недолго, – добавил доктор справедливости ради.

– Я-а-а… – проблеял камердинер.

– Я же говорил, петь сможете… – удовлетворенно проронил доктор. Камердинер заерзал. Теодор спросил участливо: – Чешется? Немудрено… Потом почешетесь, когда сдуетесь немного, а пока извольте побеседовать с господином следователем.

Камердинер безнадежно уставился на Бессмертных.

– Как вы могли слышать, – невозмутимо сказал тот, – мы установили, что самостоятельно проникнуть в купе комар не мог. Вы, судя по всему, имеете какое-то отношение к этому происшествию. Прошу, излагайте!

– Что… излагать? – прохрипел камердинер.

– Вашу версию событий, – ответил следователь.

Тот вздохнул и начал рассказ. По его словам выходило, что он пришел к хозяину узнать, не пора ли подавать завтрак, но застал его спящим. Тогда камердинер решил вернуться немного попозже, поправил господину Сверло-Коптищеву одеяло и уже направился к двери, как вдруг услышал зловещее гудение. Обернувшись, он с ужасом увидел того самого комара и бросился прочь из купе, надеясь, что чудовище изберет его и не тронет хозяина, но умудрился зацепиться полой сюртука за ручку двери, застрял, начал звать на помощь, но всё же пал жертвой страшного насекомого…

– А почему господин Сверло-Коптищев без сознания? – поинтересовался Дэвид, стремясь реабилитироваться в глазах начальства. – И откуда у него такая шишка на лбу? Вы что, за комаром с молотком охотились и случайно попали по хозяину? И почему у вас чернила на виске?

Судя по тому, как забегали глазки камердинера, дело и впрямь было нечисто.

– Вот что, любезный, – произнес Бессмертных по-прежнему спокойно, – не знаю, что с вами сделал наш любезный доктор, но, как я понимаю, скоро вы снова утратите дар речи. Придётся повторить процедуру, верно, Теодор?

– Обязательно, – подтвердил тот, явно наслаждаясь спектаклем. – Но, боюсь, в этот раз потребуется что-то более сильнодействующее. В здешнем лазарете такие средства вряд ли найдутся, придется сходить за моим саквояжем…

– Н-не надо… – пролепетал, бледнея, камердинер. – Я… я расскажу…

– Мы внимательно слушаем, – ласково улыбнулся Бессмертных. Дэвид тоже оскалился, подражая начальству, но это, в отличие от многообещающей усмешки Немертвых, большого впечатления не произвело.

Итак, камердинер солгал. Всю ночь его мучила бессонница, и на рассвете он взялся за бумагу и чернила. Произведя кое-какие подсчеты, он, опрокинув чернильницу, в ужасе схватился за голову (тогда, видимо, и перепачкался): по всему выходило, что грядет самая настоящая катастрофа. Не железнодорожная, а финансовая, но от этого не менее страшная и неотвратимая – об этом буквально вопияли все бумаги. Присланный телеграфом чудовищный счёт за ремонт рояля, так бесцеремонно сброшенного на платформу этими грубиянами-гвардейцами… Расходы на лечение… Временная нетрудоспособность хозяина… Они буквально балансировали грани разорения! (Сверло-Коптищев всецело отдавался работе и не слишком следил за своими финансами, оставляя это на откуп управляющему, а тот оказался простоват и успешно вложил средства хозяина в финансовую пирамиду заезжих гастролеров… впоследствии сбежавших.) Поправить это обстоятельство было решительно невозможно: камердинер рассчитывал, что страховка за травмы, полученные от салонного рояля, хотя бы частично покроет расходы, но обнаружил, что оной страховки хозяину не полагается, поскольку тот полез в рояль по собственной инициативе, да при этом еще пренебрег техникой безопасности… Спасибо, хоть рояль остался цел, не пришлось платить за ремонт еще и этого инструмента!

Залезать в долги камердинер считал неприемлемым. Да и с чего их отдавать, эти долги вместе с грабительскими процентами? Если бы удалось получить страховку…

И тут у него родился гениальный в своей простоте план. Большой Королевский экспресс славится своей безопасностью, верно? Даже на этих треклятых болотах пассажирам ничто не угрожало, так уверяли сотрудники паровозной компании. И если это утверждение опровергнуть, то… Как знать, не окажется ли руководство этой самой компании перед выбором: запятнать репутацию экспресса или… заплатить пострадавшему отступного? За неразглашение, так сказать!

В этот момент камердинер посмотрел в окно, за которым роились злые и голодные комары, и план оформился окончательно. Дело было за малым.

Он знал, что Сверло-Коптищев редко просыпается к завтраку. Вернее, если бы он мог работать, то просыпался бы еще до рассвета, но теперь предпочитал поспать подольше. Немного времени у камердинера было.

Неслышной тенью проскользнув к купе хозяина, он вошел внутрь. Ему повезло – Сверло-Коптищев действительно спал, причмокивая губами (видимо, ему снилось что-то очень приятное, вроде атласных розочек на чьем-нибудь декольте). Камердинер тихо закрыл за собой дверь и на цыпочках прокрался к окну.

Он хорошо продумал план, даже сумел отключить датчики, но вот отвертки подходящей не нашлось. Ничего, даже и перочинным ножом он сработал отлично!

За окном зловеще гудел комариный рой. Насекомые чувствовали, что за бронированными стенками вагонов скрывается много вкусного, но добраться до поживы не могли, и это их удручало…

– Цыпа, цыпа… – прошептал камердинер, чуть приоткрывая форточку.

Самый крупный и наглый с виду комар, словно расслышав его, подлетел ближе. Камердинер поманил его пальцем, ни на что особо не рассчитывая, но насекомое живо послушалось. Оно напоминало волка по весне – мохнатое, тощее, голодное и очень злое…

– Сюда, сюда, – еле слышно манил камердинер. Он мог бы этого и не делать: почуяв запах человека, вожак ринулся в узкую щелочку, протиснулся сквозь нее, а за ним ломанулся и весь рой.

Камердинер в ужасе отпустил ручку форточки, та захлопнулась, отрезая оголодавшую комариную орду. Те могли лишь разочарованно биться хоботками о бронированное стекло.

Вожак же, шлепнувшийся на столик под окном, как раз встал на лапки и недовольно помотал головой. Вид у него был довольно-таки ошалелый – и немудрено, его едва не придавило закрывающейся форточкой!

– Давай, давай, куси! – прошипел камердинер, показывая на сладко спящего Сверло-Коптищева. Стоило бы взять комара и посадить его на хозяина, но по понятным причинам он боялся дотрагиваться до насекомого.

Комар перевел оценивающий взгляд на камердинера.

Тот вздрогнул.

Комар потер передние лапки.

Камердинер попятился.

Задними лапками комар расправил немного помятые крылья – так столичные щеголи поправляют манжеты… разве что манжеты так не трещат.

Камердинер отступил еще на пару шагов.

Комар хищно повел хоботком и припал на передние лапки.

Человек пискнул и обратился в позорное бегство, намереваясь закрыть хищную тварь в купе хозяина. Увы! Дверная ручка нагло просунулась в его карман, и камердинер застрял в проёме…

Если бы комар умел говорить, он воскликнул бы: «Вот счастье-то привалило!» Но говорить он не умел, поэтому попросту взмыл в воздух и с торжествующим гудением нацелился на аппетитные округлости, представшие его фасетчатым глазкам. Камердинер обреченно задергался, но дверь не отпускала, а податься назад, чтобы высвободиться, бедняга то ли не сообразил, то ли побоялся – там же реял комар!

Тот же с пронзительным сверхзвуковым воем спикировал на облюбованную им часть тела несчастного, и прочнейший хоботок заработал, как отбойный молоток! Вот тогда-то камердинер и начал кричать…

От этого крика проснулся сам Сверло-Коптищев, какое-то время ошалело моргал, потом сообразил, кому принадлежит судорожно подергивающаяся филейная часть, застрявшая в дверях, увидел комара и, очевидно, решил, что в купе ворвался целый рой опасных насекомых. Наверно, этому способствовал тот факт, что время от времени комар отрывался от источника наслаждения, взмывал в воздух и на бреющем полете обходил жертву, выбирая местечко поприятнее…

– А почему Сверло-Коптищев без сознания? – поинтересовался доктор.

– Они… они от комара отмахивались… – прошелестел камердинер. – И не рассчитали… Рука-то в гипсе!

За дверью прыснули со смеху профессионально подслушивавшие оперативники. Даже у следователя дрогнули бакенбарды, а уж проводник, понявший, что чести экспресса ничто не грозит, и вовсе рассмеялся мелким дребезжащим смешком. Мрачен был только Дэвид, окончательно удостоверившийся в том, что следователя из него не получится.

– Ну, вот, собственно, и всё, – заключил Бессмертных. – Подозреваемый сознался. Банальнейшее дело… Любезный, пассажиры ведь застрахованы?

– Точно так, – кивнул проводник. – А уж если такой случай… Тут и страховку бы выплатили, и еще сверху накинули за молчание, такое мое мнение!

– Но двигали этим субъектом самые благие намерения, – протянул следователь, разглядывая запухшего и несчастного камердинера. – Теодор, что скажете?

– Скажу, что я не потеряю своих денег, – флегматично отозвался тот, – обидно было бы, если бы Сверло-Коптищева насмерть закусал комар, когда до рекорда осталось всего ничего!

– Вы делаете ставки?.. – поразился Бессмертных.

– А кто без греха? – философски ответил Немертвых. – Всё какое-то развлечение…

– Итак, вы… – следователь выдержал паузу.

– На мой взгляд, этот субчик и без того достаточно наказан, – хмыкнул доктор.

– Вы? – обратился тот к проводнику.

– Только не огласка, – выпалил тот, – если этот господин обязуется молчать, ему будет оказан лучший уход, какой только возможен!

– Он-то промолчит, у него сейчас опять голос пропадет, – заметил Немертвых, – а вот Сверло-Коптищев?

– Скажем, что ему приснилось, – хмыкнул Бессмертных. – Я в юности тоже как-то комара пытался прибить. Проснулся с фонарем под глазом, дело житейское. Однако обоих нужно переместить куда-то…

– У нас есть санитарные купе, – засуетился проводник. – Сей же момент я вызову служащих, этих господ доставят туда, и…

– Действуйте, – оборвал Бессмертных. – А мы, пожалуй, отправимся по своим делам. Ах да, комара не забудьте!

– Никогда! – ответил тот, прижимая недовольно гудящую скороварку (уже обзаведшуюся несколькими нехарактерными выступами) к сердцу и пожирая следователя влюбленным взглядом.

Дэвид, которого никто ни о чем не спросил, окончательно скис.

Через несколько минут явились служащие в санитарных робах. Стонущего камердинера и бессознательного Сверло-Коптищева аккуратно погрузили на носилки и так же аккуратно вынесли в коридор.

– Ах! – раздался дамский вскрик, и следователь оказался нос к нос с госпожой Полненьких. – Что случилось? Катастрофа? Беда? Трагедия?!

– Ничего страшного, совершенно ничего, – вдруг подключился Ян. – Просто, понимаете, какое дело: спит это себе господин Сверло-Коптищев, никого не трогает, а камердинер решил новый костюм ему достать, чтобы, как подымется, было во что переодеться… И споткнулся, представляете? И чемоданом – прямо по голове господину Сверло-Коптищеву, видите, какая шишка? – Он перевел дыхание. – А сам камердинер, если помните, споткнулся! Упал, ударился, очнулся – весь распух… это от ушиба, правда, господин Немертвых?

– Несомненно, – ответил тот, пряча усмешку.

– Мелисса… – выдохнула госпожа Полненьких, рассматривая камердинера, от стыда прикрывшего глаза. – Как он похож на Армана!

– О да! – с энтузиазмом поддержала госпожа Приятненьких, разглядывая Сверло-Коптищева с увлечением энтомолога-любителя. – Просто вылитый Арман!.. Такой… такой… пухленький!

– А можно ли облегчить страдания несчастных? – спросила Кларисса.

– Эвтаназия у нас пока не нашла широкого признания, – заметил Немертвых.

– Ах, я не об этом! – отмахнулась дама. – Можно ли… ну… быть сиделкой у ложа несчастного?

– Сколько угодно, – вклинился доктор. – Это очень романтично: кормить больного с ложечки, поворачивать с боку на бок…

– Гхм… – сказал следователь, и Немертвых умолк.

– Не возбраняется, – пролепетал проводник, истово прижимая к груди скороварку с комаром. – Если госпожи изволят… всегда пожалуйста.

– Тогда ведите! – решительно тряхнула кудряшками госпожа Полненьких. Госпожа Приятненьких согласно кивнула, и обе направились вслед носилкам.

– На некоторое время эти четверо нейтрализованы, – заключил доктор. – А вот когда мужчина мечты сдуется, а Сверло-Коптищев придет в себя – быть беде.

– Вы пессимист, друг мой, – вздохнул следователь.

– Я реалист, – хмыкнул тот. – Что ж… думаю, мое присутствие более не требуется. Всего доброго!

– Учитесь, пока мы живы, Дэвид, – сказал Бессмертных, ухмыльнулся и ушел, оставив стажера бессильно кусать губы.

Оперативники посмотрели на него с жалостью и куда-то испарились. Проводник бережно унес сосуд с комаром.

Дубовны же решил впасть в депрессию. Он не очень хорошо представлял себе, что это такое, но слышал, будто это вошло в моду в столице. Отставать от столичных господ он не желал, а потому вышел к обеду с таким лицом, будто отведал уксусу. Увы, на него даже не обратили внимания, потому что оное внимание было приковано к госпоже Кисленьких и ее ботфортам, на сей раз лакированным.

– О, ну это парадные, – говорила она, вытягивая ножку в проход, чтобы каждый имел возможность полюбоваться ею. – А в обычных я была с утра!

– Но шпилька… удобно ли это на болоте? – спрашивал Бессмертных, подливая себе кофе.

– Еще как! – восклицала Каролина и вытягивала вторую ножку. – Можно прибить какую-нибудь гадость, а чем выше каблук, тем больше на него нанизывается образцов… – Она вдруг обратила внимание на стажера. – Дэвид, у вас что, несварение желудка?

– Никак нет, – отвечал до глубины души оскорбленный Дубовны.

– Прекрасно! – всплеснула руками писательница и помахала кому-то рукой. – Иначе бы сюрприз не имел смысла!

– Сюрприз? – озадаченно спросил Дэвид.

– Именно, – улыбнулась Каролина. – Но не торопите события…

Официант водрузил на стол огромный торт, розовый, роскошный… «Дэвид» – было выложено цукатами на нежном креме. Дубовны вытаращился на торт, как на инопланетного пришельца, начисто забыв о депрессии.

– Это традиция, Дэвид, – мягко произнес следователь. – Таким именным тортом угощают каждого, кто впервые отправляется в путешествие Большим Королевским экспрессом… первым классом, разумеется.

Поручик Вит-Тяй торжественно вручил Дубовны громадный кинжал.

– Ну-с, – произнес он весомо, – инструмент достойный и повод соответствующий. Режьте!

Дэвид тщательно прицелился, стараясь разрезать торт как можно ровнее и не попортить красоты, но кто-то толкнул его под локоть.

– Буржуи!!

– Господин Упертых? – нахмурился Немертвых.

– Жируете за счет угнетаемых! – припечатал тот, сгреб кремовую розочку с торта, сунул в рот и зачавкал. – Не всё вам!..

– Больные intelligenza пренебрегают навязанными обществом правилами приличиями, – вздохнул Немертвых. – Классическая клиническая картина…

– О, простите! – к столику уже спешила прелестная Вероника.

– Извините нас, – вторила Гризетта. – Ох, с утра доктор был вполне вменяем, шутил, и мы рискнули вывести его в вагон-ресторан…

– Наверно, доктор не выпил пилюли, – говорила Вероника, – он наловчился прятать их за щекой! Какое коварство… Простите нас, мы не уследили!

– Воспитательная психиатрия спасет Каролевство, – хмыкнул Немертвых. – Но жаль, жаль! Такой специалист – и такое падение…

– Да, падение и впрямь шумное, – благодушно согласился Бессмертных, разглядывая распростершееся на полу тело господина Упертых. Тот выгибался дугой, хватаясь за горло, а бедные ассистентки ничем не могли ему помочь.

– Торт отравлен?! – подскочил Дэвид. Расследовать покушение на свою персону он был готов в любой момент! К сожалению, прежде на него никто не покушался, считая слишком незначительной фигурой.

– Чушь, – сказал Немертвых, рассматривая корчащегося на полу коллегу. Дамы визжали, некоторые падали в обморок, но его это не волновало. – Картина не типична. Ставлю на другое. Дамы, – обратился он к ассистенткам господина Упертых, – у больного есть аллергия?

– Да… – пролепетала Вероника, – на клубнику, чернику и ежевику… О нет, крем ведь клубничный!..

– Типично для intelligenza… Асфикция. Пожалуй, он так и задохнется… Будем резать?

– Да, да, конечно! – воскликнула Гризетта.

– Знаете, Руперт, – задумчиво сказал доктор, глядя на синеющего господина Упертых, – это не командировка, а сплошная частная практика! Это уже начинает утомлять.

– Ну так оставьте его, – сказал следователь, подкладывая кусочек торта Каролине. Оперативники с интересом наблюдали за моральными терзаниями госпожи Кисленьких: задыхающееся светило их интересовало мало. – У вас чай стынет.

– Поздно… – Немертвых вздохнул. – Так, нож…

– Столовый туповат, – беспечно сказала Каролина, покачивая ногой в лаковом ботфорте аккурат над задыхающимся господином Упертых. – А кинжал уважаемого Вит-Тяя весь в креме…

– Не пригодится? – стеснительно спросил Берт, протягивая извлеченный невесть откуда нож. Таким тесаком свободно можно было прирезать больного, и тот явно это понимал, потому что захрипел и забился вдвое сильнее.

– Нет, благодарю, – вежливо отказался Немертвых, вынул из внутреннего кармана небольшой потертый футлярчик, открыл и любовно оглядел содержимое. – Дедушкино наследство…

Скальпель из лучшей стали хищно сверкнул. Завизжала какая-то дама. Хрипы господина Упертых стихли.

– Мне нужна трубка для интубации. Мой саквояж в купе…

– Долго, – хмыкнул Бессмертных и извлек свое вечное перо. – Хвостовик пойдет?

– Вполне, – сказал доктор. – Кончик только срежьте. Так. Ян, у вас… запас всегда с собой, насколько я помню?

– Конечно! – отозвался тот и щегольнул знанием терминологии: – Спиртус гидролизный медицинский!

– Прекрасно. Согните вилку и протрите ее спиртом. Сделаю скобу…. Тем более, серебро полезно, – поучительно сказал доктор. – Даже столовое.

– Теодор, вы всё так же изобретательны! – заметила Каролина. – Но вы пропустите десерт!

– Ни в коем случае, – ответил тот. – Теперь тут и местный коновал справится. Тем более, на следующей станции будет прекрасная клиника. Однако в лазарете нынче такая веселая компания! Завидую, честное слово…

– Как вам, Дэвид, путешествие первым классом? – светски осведомился Бессмертных у своего стажера.

– Впечатляет, – честно ответил тот, сглотнув кусок торта. – Я… ну…

– Ничего-ничего, все такими были, – предупредил его монолог следователь. – Будь вы вовсе ослом, я бы вас не пригласил в эту увеселительную поездку! – Он помолчал. – Кстати о станции… Долго ли нам еще? Кажется, поезд замедляет ход…

Прибежавший на шум и суету проводник подобрался и взглянул на часы.

– Гхм… – прокашлялся он, выдержал паузу и громко объявил: – Следующая станция – «Институт Болот»!

Глава 5 Институт Болот

– Дэвид, вас можно еще раз поздравить, – сказала Каролина торжественно.

– С чем? – удивился тот.

– Побывать в Институте мечтает всякий образованный человек! – отчеканила писательница и поправила воротник своей форменной курточки. Правда, она забыла уточнить, что сентенция ее относится по большей части к людям, избравшим естественнонаучные области знания, но сказать что-либо Дэвид не успел.

– Каролина права, – солидно кивнул Руперт, и Дэвид окончательно раздумал возражать. – Даже если вы совершенно ничего не смыслите в биологии и… хм… некоторых других вещах, взглянуть на Институт стоит.

– Кстати, сейчас поезд будет поворачивать, – спохватилась госпожа Кисленьких, – и если вы посмотрите в окно, то сможете увидеть весь Институт снаружи! Потом-то вас оттуда не выпустят!

– В к-каком смысле? – нервно спросил Дубовны.

– В том, что согласно технике безопасности неподготовленные пассажиры не могут выходить наружу, – пояснила та. – Я, конечно, смогла бы устроить вам экскурсию, но, думаю, всё же лучше обойтись без этого.

– Не стоит, – подтвердил Бессмертных, – это затянется надолго, я вас знаю. А вы смотрите, Дэвид, смотрите! Зрелище того стоит, уж поверьте…

Стажер послушно повернулся к окну, стараясь не обращать внимания на не отстающих от поезда комаров, вгляделся в туман. Экспресс в самом деле замедлял ход, поворачивал – можно было бы, наверно, рассмотреть последние вагоны, если бы не этот густой, липкий даже на взгляд туман, стелившийся полосами и словно облеплявший поезд.

«Может, это и не туман вовсе?», – подумал Дэвид и поежился. Снова посмотрел в окно (прочие пассажиры, кому посчастливилось сидеть на этой стороне вагона-ресторана, и кто еще не бывал в здешних краях, последовали его примеру).

– Не видно ничего, – разочарованно произнес юноша. – Где же Институт?

– Куда вы смотрите, Дэвид? – поразился Бессмертных. – Вот же он, правее смотрите, мы как раз к нему заворачиваем!

Дубовны моргнул: будто что-то случилось с пространством, а скорее всего, это туман играл шутки, искажая очертания предметов и перспективу…

И из этого туманного моря вырастала – теперь он видел совершенно отчетливо, – колоссальная громада Института.

Дэвид даже представить себе не мог таких сооружений: на циклопических решетчатых фермах высилась над болотом громадная перевернутая пирамида, даже сквозь мглу блистающая стеклом и металлом, на плоской вершине ее маячили крохотные по сравнению со строением сигарообразные тела дирижаблей, пришвартованных к специальным вышкам…

– Вот это да!.. – вырвалось у Дэвида.

– А вы как думали! – сказала Каролина с такой гордостью, будто это она выстроила Институт. – Тут люди серьезно работают, а не ерундой всякой занимаются!..

Тут она осеклась и покраснела, а Бессмертных отчего-то усмехнулся.

Дубовны хотел было спросить, отчего же тогда госпожа Кисленьких не осталась служить здесь, раз уж так влюблена в науку, но прикусил язык. Вопрос, скорее всего, оказался бы не к месту и не ко времени.

– Ой… – произнес он вдруг совершенно глупым тоном и машинально вцепился в первое, что попалось под руку.

– Гм, – произнесли у него над ухом, Дэвид покосился в ту сторону и тут же разжал пальцы, потому что этим «чем-то» оказался рукав Пола Топорны.

– Что вы там узрели? – поинтересовался Бессмертных. Очевидно, выражение лица Дубовны было таково, что даже его патрона заинтересовал вид за окном.

– Может, думака? – спросила Каролина. – Они наглые бывают, иногда совсем близко подбираются!

– Там… – показал пальцем стажер, забыв, что это неприлично. – Они движутся к нам…

– Кто они, что вы мямлите, Дэвид? – нахмурился следователь. – Сколько мне еще учить вас подмечать детали? Опишите, что именно вы увидели, потому что не всем удобно смотреть в окно… некоторые вообще спиной сидят, между прочим! А наша дорогая Каролина, я уверен, легко распознает, что именно за нечисть вы там обнаружили…

– О-о, я думаю, за то время, что меня здесь не было, на болотах появилось много десятков совершенно новых видов, – заметила та. – Ну, Дэвид, не молчите! Мне действительно не видно отсюда!

– Они… – заставлять даму ждать было еще более неприлично, чем тыкать в окно пальцем, и Дубовны сделал над собой усилие. – Они огромные!

– Сколько футов? – педантично уточнил следователь. – Высота, ширина? Ну что с вами, в самом деле?

– Из-за тумана не представляется возможным определить, – прошелестел стажер, – но они действительно огромные! И всё приближаются! Такие…

Он замолчал, не в силах описать, что испытал, увидев, как в тумане начинают маячить громадные красные пятна, как они всё увеличиваются в размерах, становятся всё ярче и неуклонно движутся к поезду, видимо, намереваясь разделаться с его пассажирами!

– Это, наверно, новый вид монстров! – выпалил он. – Или пришельцы…

Бессмертных фыркнул. Берт подавился кофе. Ян откровенно хихикнул. Доктор вздохнул, посмотрел на Дэвида и покачал головой, словно говоря, что медицина в данном случае бессильна.

Каролина, не выдержав, перегнулась через поручика (тот замер в неестественной позе, стараясь ни в коем случае не коснуться младшей сиятельной госпожи) и тоже выглянула в окно.

– Дэвид, ну и фантазия у вас! – фыркнула она, разглядев так напугавших стажера красных чудовищ. – Это же всего-навсего болотные танки!

– Танки?! – не поверил своим ушам Дэвид. – Но… такого размера… и цвет! Почему, госпожа Кисленьких?!

– Потому что они идут под парусами, – пояснила та.

– А?.. – окончательно опешил Дубовны. – Т-танки? Под парусами?!

– Конечно, – авторитетно заявила Каролина. – Вы разве не знали? У танка дальней болотной разведки обязательно есть парус… Ну, как вам объяснить… Они же паровые! А при попутном ветре можно экономить топливо. Видимо, – тут она с нежностью посмотрела в окно, – ребята издалека возвращаются, даже позолота видна…

– К-какая позолота? – совершенно ошалел Дэвид.

– Ах, ну вы же не знаете, – отмахнулась та. – М-м-м… понимаете, это же болота. Не просто болота, а Болота с большой буквы! Я уже говорила, здесь водятся думаки, например, но это отдельный разговор… Одним словом, всякой нечисти хватает, и очень, знаете ли, на сознание разные твари скверно влияют, с ума свести могут. Опять же, обычный металл здешняя биомасса, бывает, просто растворяет, интереснейшие у нее свойства! Помню, однажды…

– Каролина, дорогая, вы отвлеклись, – напомнил следователь, с удовольствием наблюдая за медленно зеленеющим стажером.

– Ах да! – спохватилась женщина. – Так вот, опытным путем было установлено, что наилучшую защиту от болотных жителей обеспечивает именно золотое покрытие!

– Довольно большой толщины, надо отметить, – встрял вдруг доктор.

– О, да, – подхватила Каролина. – Знаете, был забавный случай: какие-то олухи хотели из ангара запасную гусеницу для танка утащить!

– Утащили? – участливо поинтересовался Бессмертных.

– Представьте, да! Даже сумели пронести ее футов десять, – улыбнулась Каролина.

– Я одного не пойму, – произнес Руперт, – что они собирались делать с этой… хм… немаленькой деталью в Институте? Или они сотворили это на спор?

– Увы, нет, – вздохнула госпожа Кисленьких. – Они намеревались использовать позолоту в корыстных целях…

– То есть продать и пропить, – подвел итог доктор. – И что же с ними сталось?

– Их, конечно, выгнали из Института с треском! – сказала Каролина. – И без выходного пособия. Хотя, – добавила она справедливости ради, – они сами себя наказали. Один, представьте себе, заработал пупочную грыжу, а второй остался хромым – ему эта гусеница на ногу упала…

– Поделом, – хмыкнул Бессмертных. – Но вы, дорогая Каролина, снова отвлеклись от своего увлекательнейшего повествования.

– А, собственно, повествовать больше и нечего, – пожала та плечиками. – Танки дальней болотной разведки покрывают позолотой, потом красят, обычно в красно-белую полосу, чтобы разглядеть легче было, вот и всё.

– А-а… – глубокомысленно сказал Дэвид и вывернул шею, чтобы еще раз посмотреть на паруса. Увы, экспресс уже обогнал танки и теперь взбирался по пандусу.

– Сейчас, – таинственным шепотом произнесла Каролина, когда поезд совсем сбавил ход, а громада Института нависла над экспрессом, – мы заедем на специальную платформу, и нас поднимут наверх…

– В смысле – пассажиров? – не понял Дэвид.

– В смысле – поезд, – пояснила Каролина. – Ну что вы так смотрите? Здесь гигантские грузовые лифты, приходят ведь товарные поезда, а разгружать вагоны намного удобнее внутри, в тепле и сухости, а не по колено в болоте, в защитном костюме, да еще когда в любой момент на тебя кто-то может наброситься!

Поезд вкатился на платформу и остановился.

– Слышите лязг? – спросил Бессмертных, явно знакомый со всем этим, а потому совершенно невозмутимый. Равно невозмутимы были Топорны (как обычно), поручик Вит-Тяй и доктор (аналогично), а также оперативники (очевидно, тоже бывавшие в этих местах). – Это закрепляют вагоны. Мало ли…

– Да, давно, когда систему только отлаживали, один трос лопнул, – обнадеживающим тоном произнесла госпожа Кисленьких, допивая кофе. – Каким чудом тогда состав не рухнул с платформы, никто и не знает! С тех пор еще и сверху страхуют, на всякий случай… Тяжелый же груз!

– И ценный, – веско добавил поручик.

– И ценный, – согласилась Каролина и поправила прическу. – Да, не волнуйтесь, может немного покачивать, это нормально!

Снаружи снова залязгало, загрохотало, и Дэвид отвернулся от окна: вид медленно проплывающей совсем рядом решетчатой фермы из чудовищной толщины стальных балок его угнетал.

– Сейчас нас поднимут на карантинную палубу, – продолжала щебетать госпожа Кисленьких, – поезд тщательно обработают, а потом поднимут дальше, на вокзальную палубу. Это уже будет стерильная зона, пассажиры смогут прогуляться… ну, разумеется, не выходя за пределы вокзала!

– Ничего, – благодушно произнес Бессмертных, – насколько я помню, здесь вполне приличные кафе, да и в целом найдется, на что посмотреть… особенно человеку новому.

Дэвид вздохнул и понурился.

Ждать, пока поезд обработают, тщательно осмотрят – не прицепилась ли за время пути какая-нибудь гадость? – а потом еще раз обработают, пришлось довольно долго. Снаружи слаженно и четко работали сотрудники Института в защитных костюмах и масках, но смотреть на них быстро прискучило, и пассажиры первого класса разошлись по своим купе: переодеться в ожидании прибытия на здешний вокзал.

– А зачем вообще экспресс останавливается в Институте? – задал Дубовны простодушный вопрос, плетясь вслед за шефом к себе.

– Ну как зачем? – покосился тот с удивлением. – Не товарными же вагонами должны специалисты ездить! Да и некоторое оборудование иногда требуется доставить срочно… Дэвид, у меня такое впечатление, будто вы тесно пообщались с думаком! Сходили бы вы к доктору, что ли?

– Нет-нет! – поспешил отказаться стажер. – Со мной всё в порядке! Просто… просто не выспался!

– В таком случае выкиньте из-под подушки ту макулатуру, которую читаете на ночь, и положите туда третий том комментариев к Гражданскому кодексу, – распорядился Бессмертных. – Спать будете сном младенца!

– Откуда вы зна… – начал было тот, но за следователем уже закрылась дверь. Оставалось предположить только, что Бессмертных владеет даром телепатии…

…Снова лязг, грохот (на этот раз умеренный), плавное покачивание – и остановка.

– Выходите, Дэвид, – постучал ему в дверь следователь, – не то потом всю жизнь жалеть будете! Пойдемте, пойдемте, хватит дуться!

– Я не дулся, – буркнул стажер, поправляя галстук. – Я… хм… размышлял!

– Это занятие полезное, – согласился Бессмертных, – главное, не перестараться. Довольно болтовни, идемте!

Большая часть пассажиров отчего-то решила отсидеться по своим купе, и их можно было понять: Дэвид, раскрыв рот, осматривал колоссальную вокзальную палубу, напоминавшую, скорее, небольшой городок, нежели всего один ярус в глубинах Института.

В хвосте поезда царила какая-то суета, доктор с любопытством покосился в ту сторону, и Ян, обладавший способностью всё и всегда узнавать первым, поспешил сообщить:

– Это экологов наших сгружают. Ну, может, видели, с плакатиками они на станциях стояли.

– А-а, – припомнил Немертвых, – припоминаю, как же! Они еще в клетках на соломе ехали, если не ошибаюсь. А что с ними приключилось?

– Так ведь… – Ян развел руками. – Будь они поумнее, вернулись бы перед болотами в купе. А они совсем дурные, в клетках остались. Ну и… Комаров-то помните?

– О-о… – сочувственно протянул Дэвид. – Бедняги…

– Естественный отбор, – вздохнул Немертвых. – И куда же их теперь? В клинику?

– В виварий, – сообщила незаметно подошедшая сзади Каролина. – Тут, знаете, отличный виварий… с системой аварийного сброса, а то мало ли… Ну вот, сейчас из клеток их выпилят – и туда, как раз два блока пустуют. А что? Заодно действие комариного яда изучат… те, похоже, мутировали, раз экологи выжили!

– Да они просто плакатами отбивались, – сообщил Берт. – Поэтому их не вовсе насмерть закусали.

– Не всех, – отметил доктор, вглядевшись в живописную группу. – Кого-то, кажется, уносят отдельно.

– Его в ремонтную мастерскую, – пояснила Каролина, – так распух, что с ножовкой или там ножницами по металлу и не подберешься.

– И как же?..

– Там разберутся, – туманно ответила госпожа Кисленьких, а Дэвид невольно поежился.

Берт вдруг потянул носом. Ян тоже принюхался, оперативники переглянулись и расплылись в мечтательных улыбках.

– Мы это… – сказал Берт. – Отойдем ненадолго.

– Да, к отправлению вернемся, – заверил Ян и вдруг насторожился. – И заодно проверим кое-что…

Доктор посмотрел им вслед.

– Что это с ними?

– Видимо, заметили кого-то знакомого, – философски ответил Бессмертных, хорошо знавший своих подручных. – А вообще-то, судя по запаху, тут закусочная рядом.

Он был прав: судя по ни с чем не сравнимому аромату слегка пригоревшего мяса и жареного на неизвестного происхождения масле теста, где-то неподалеку действительно притаилась закусочная.

– Что с вами, дорогая Каролина? – встревожено спросил следователь.

На лице писательница отражалась глубочайшая тоска вкупе с ностальгией.

– Пирожки… – чуть не всхлипнула она и отвернулась.

Чем так расстроило госпожу Кисленьких сомнительного качества печево, осталось неизвестным. Некоторые, как люди многоопытные, поняли, что статус уже не позволяет ей запросто покупать пирожки в разных забегаловках, кто-то подумал о том, что женщины чрезмерно зациклены на красоте своей фигуры, а Дэвид немедленно решил, что с пирожками связана какая-то страшная тайна из прошлого Каролины, но спросить, какая именно, не осмелился.

– Пойдемте в кафе, – решила вдруг она и зашагала прочь от поезда.

– А почему все идут в ту сторону? – осмелился поинтересоваться Дэвид, указывая на красную вывеску в другом конце перрона.

– Потому что, – ответила Каролина, – это кафе для всех. А я проведу вас в заведение для служащих! И не говорите, что вы против! Господин Бессмертных?

– С удовольствием, – ответил тот, – там превосходная обстановка, да и поужинать можно отлично.

– Теодор?

– Не возражаю, – доктор был лаконичен.

– Пол?

Офицер суда молча кивнул, хотя, подозревал Дэвид, ему всё равно, что подают на стол, хоть жареные гвозди!

– Ну и отлично, – подытожила женщина, позабыв поинтересоваться мнением стажёра, из-за чего тот очень огорчился. – Идемте же!

По пути Дэвид с любопытством озирался, пока не спросил наконец:

– Госпожа Кисленьких, а что это за символ повсюду? И у вас на рукаве…

– Где? Ах это… – вздохнула Каролина. – Это эмблема Института. Как видите, перевернутая пирамида… ну, тут понятно, крылья, символизирующие полет мысли, а еще якорь, эту самую мысль… хм…

– Удерживающий в рамках, – пришел на помощь Бессмертных. – Кстати, который час?

– Вон вокзальные часы, – указала женщина. – Ой! А почему на них без четверти три? Неужто забыли завести?

– Гхм… – произнес следователь, с интересом глядя на циферблат своего брегета. Секундная стрелка с бешеной скоростью крутилась в обратную сторону.

– Н-да… – подтвердил доктор. У того часы показывали ровно полночь и стрелки, судя по всему, намеревались так и остаться в этом положении.

Топорны ничего не сказал, только вздохнул. Каролина же взглянула на свои часики, сверилась с вокзальными часами и удовлетворенно вздохнула.

– Признают за свою! – сказала она загадочно.

– Понятно теперь, отчего наш обер-кондуктор мечется по платформе с таким несчастным видом, – хмыкнул Немертвых. – Видимо, его хронограф тоже безбожно врёт. А отправление поезда задерживать нельзя…

– Кстати, Каролина, дорогая, отчего это здесь бушуют такие временные аномалии? – поинтересовался Бессмертных.

– А, это, наверно, профессор Напрягайло снова вспомнил о своей теории всклокоченного времени и решил что-то проверить, – беспечно ответила та. – И, похоже, на этот раз у него получилось! Я всегда в него верила!

– Напрягайло? – нахмурился следователь. – Если мне не изменяет память, он иностранец, и за попытку вырыть шахту до центра земли у себя на родине он был приговорен… хм…

– К шести годам расстрела, – закончил Топорны. – Успел эмигрировать.

– Бедняга, – искренне пожалел профессора Бессмертных. – Ему еще повезло! Они ведь там до сих пор верят, что земля плоская… побоялись, видимо, что вся вода стечет в дыру?

– Да у них даже негорючий водород запрещен законодательно! – сообщила Каролина. (Негорючий водород был еще одним забавным казусом, возникшим в Каролевстве, и сильно облегчавшим жизнь воздухоплавателям. Рассказывали, во время инспекции вспыхнул ангар с новейшим, очень дорогим дирижаблем, и ясно было, что огонь вот-вот доберется до него, а тогда… Генерал-инспектор представил размер убытков, сообразил, что если уж рванет – так рванет, не убежишь, и, потеряв всякий разум, завопил: «А ну, отставить гореть!» Пожар удалось потушить, дирижабль почти не пострадал, а вот водород в дирижаблях Каролевства с тех пор гореть отказывался наотрез. Соседи не верили, но разве это имело значение?)

– Да?! – поразился следователь. – Какая темнота… Так вот и гибнут лучшие умы!

– Ум – это, конечно, неплохо, – заметил доктор, – но ведь Напрягайло вдобавок еще и совершенно сумасшедший…

– Здесь другие не задерживаются, – просветила Каролина. – Ну сами посудите, разве может быть гений… таким… ну… Совершенно нормальным? Это само по себе ненормально!

– Ну не скажите, дорогая, – хмыкнул следователь, – а как же, например, мы с уважаемым Теодором?

– Исключения только подтверждают правила, – парировала госпожа Кисленьких и добавила с сомнением: – К тому же…

– Я бы тоже не стал ручаться, – кивнул Немертвых и усмехнулся.

– Ну а профессор Напрягайло, – добавила Каролина, – самый настоящий гений! Знаете, что мне сказали вот буквально несколько минут назад?

– Что же?

– Болотные надмозги все-таки вышли на контакт! – радостно воскликнула она. – И только благодаря профессору, вернее, его очередным экспериментам… Они, понимаете ли, заинтересовались его работами, а всё, что происходило до его появления в Институте, им казалось слишком скучным! Вы можете представить, какие теперь открываются перспективы?

– Да, – честно ответил доктор. – Тот, кто поместил на эмблему Института якорь такого размера, был поистине мудрым человеком…

– Господа, все это крайне занимательно, – решил сменить тему Бессмертных, – но что делать с этим… хм… всклокоченным временем? Мы ведь так и впрямь не отправимся вовремя.

– Это ничего, – пробасил Вит-Тяй. – Я вот сейчас фельдфебеля своего к господину обер-кондуктору налажу, минута в минуту отбудем, не извольте беспокоиться!

– Позвольте, господин поручик, – заинтересовался следователь, – а что, ваши подчиненные способны справиться даже с временными аномалиями? Я всегда был высокого мнения о беарийцах, но теперь…

– Что вы, господин Бессмертных, – с достоинством отвечал тот, – мы просто время по солнцу определять умеем.

– Так его же не видно, туман-то какой! – удивился тот. Немертвых чему-то усмехнулся, но промолчал.

– Но оно же есть, – в свою очередь удивился поручик. – Стало быть, и время определить можно. Прошу покорно, за госпожой приглядите, а я схожу, отдам распоряжения…

– Вит-Тяй, миленький, вы потом идите вон туда! – прокричала вслед ему Каролина. – Всё направо и направо, до самого края палубы, там будет лифт, я предупрежу, чтобы вас пропустили… Заведение с синей вывеской, найдете нас там!

– Не извольте беспокоиться! – гулким басом ответил тот и направил уверенные шаги к бледному и несчастному обер-кондуктору.

– Ну, идемте, – нетерпеливо поманила женщина.

Дэвид, о котором все позабыли, и которого не слишком интересовали проблемы с часами за неимением оных, тем временем отдалился от компании, рассматривая вокзальную палубу. Наверно, большая часть ее убранства предназначалась именно для приезжих, и, надо сказать, с задачей поразить и удивить она справлялась отменно.

Так, Дэвид с четверть часа провел перед одной из разгораживающих палубу стен (он не брался определить, была ли стена опорной или имела иную функцию), на которой красовалась гигантская мозаика, изображавшая болотный танк. Тот, в облупившейся от невзгод и выцветшей до розового оттенка краске (сквозь которую просвечивала кое-где позолота), нещадно чадя трубомачтой, шел под потрепанным парусом, разбрызгивая широкими гусеницами жидкую биомассу и давя твердую, прямо на зрителя. «Оборение болот» – называлось это произведение искусства, и Дэвид уверовал – болота таки будут освоены и приручены!

Он пошел вдоль стендов с наглядной агитацией, разглядывая фотографии дирижаблей самых странных конструкций, их бравых пилотов, танков с экипажами, разнообразных монстров… пока вдруг не застыл, как вкопанный.

На следующем стенде оказалась, судя по всему, стенгазета, выполненная небесталанным человеком. На большом рисунке изображен был дирижабль с четко выделяющимся названием – «Беда» – на борту. Из гондолы опасно свешивалась девушка, подозрительно напоминающая госпожу Кисленьких, которая азартно подводила громадный сачок к чему-то трудноопознаваемому, но крупному и явно очень опасному.

Дэвид прочитал подпись – и точно! «К. Кисленьких – лучший «сачок» по итогам года!» – гласила та. Далее имелся еще фотографический портрет Каролины – она, совсем еще юная, стояла в обнимку с какими-то мужчинами, очевидно, экипажем дирижабля, – и несколько зарисовок (художник явно был к ней неравнодушен). Вот Каролина в шлеме храбро подходит к думаку (название этой пакости Дэвид опять же почерпнул из подписи к рисунку), вот она в своих форменных ботфортах идет по болоту, вот сидит с теми же мужчинами на гусенице танка и… Дэвид присмотрелся: да, точно, веселая компания что-то распивала и, судя по отлично переданным художником выражениям лиц, далеко не минеральную воду. Проще говоря, компания выглядела хорошо нарезавшейся.

Дэвид понял, что еще очень многого не знает о жизни в целом и о госпоже Кисленьких в частности, оглянулся в поисках означенной особы, никого не увидел и сообразил, что потерялся. Нет, конечно, совсем потеряться он не мог – поезд найти несложно, в любой момент возвращайся к себе в купе и сиди там до самого отправления… но это показалось Дэвиду обидным.

Вспомнив, что стажер на каролевской службе должен мужественно переносить тяготы и лишения (дальше он устав вспомнить не смог, отчего-то прицепилась фраза из другого пункта – «заслышав лай караульной собаки…»), Дубовны отправился на поиски.

Он поплутал немного по палубе, в итоге не выдержал и обратился все-таки к какому-то человеку с немного безумным взглядом (явно сотруднику Института) с просьбой подсказать, как пройти в кафе для служащих. Тот отчего-то даже не поинтересовался, кто таков Дубовны и что ему там понадобилось, и довольно внятно описал дорогу. Поплутав еще минут двадцать, поднявшись на лифте на другую палубу, где было полным-полно народу, и никто ни на кого не обращал внимания, Дэвид все-таки добрался до заведения с синей вывеской…

Внутри было людно и очень шумно. По счастью, длинную фигуру Бессмертных трудно было не заметить, и Дэвид, вне себя от счастья, устремился к патрону.

– Ну куда вы запропастились? – спросил тот.

– Осматривал стенды, – с достоинством ответил стажер.

– Да, там есть совершенно изумительные фотографии! – загорелась Каролина. – А в музее… ох, жаль, стоянка короткая, мы не успеем получить разрешение на посещение… Словом, там есть замечательное чучело мохноногого иглобрюха! Кстати говоря, – добавила она скромно, – его добыла я. Первый случай, когда удалось взять это существо живым и невредимым!

– Я видел стенгазету, где написано, что вы – лучший «сачок», – осмелился вставить Дэвид.

– Она всё еще висит? – очаровательно смутилась женщина. – Да, я тогда работала оператором сачка… Ой, ну зачем же ее оставили? У меня там фотографии не самые удачные…

Дэвид огляделся. Увиденное его несколько встревожило: за каждым столиком кто-нибудь непременно да пил… Причем так, будто пытался забыть недавнюю потерю любимой матушки, не иначе! Тут за соседний столик приземлилась некая колоритная личность, и Каролина восторженно воскликнула:

– Пабло! Пабло! Вышка вызывает Залетайло! Эй!.. Подождите господа, я на секундочку…

Вскочив, она наклонилась к кренящемуся на стуле Залетайло и хорошенько потрясла. Тот честно попытался сфокусировать взгляд на Каролине, но не преуспел в этом. Щелчки пальцами перед носом, похлопывание по щекам и растирание ушей не помогли. Зато координации движений мужчина не утратил, уверенно ухватив поднесенный служителем стакан и осушив его одним могучим глотком.

– Он пока не в форме, – удрученно сказала Каролина, возвращаясь на свое место. – Даже меня не признал, негодяй! Ничего, скоро очухается…

– А кто это? – спросил Дэвид.

– Я ведь сказала – Пабло Залетайло, знаменитый пилот!

– А чем он знаменит? – поинтересовался следователь, попивая минеральную воду без газа.

– Ну как же! – чуть не оскорбилась женщина. – Известнейшая история…

– Простите, не помешаю? – к ним за столик вдруг плюхнулся некий тип в кожаной тужурке. От мужчины пахло гарью и еще чем-то, и был он чуточку нетрезв. – Давайте, лучше я эту историю расскажу, я там сам побывал!

– А вы, простите… – начал доктор, но тот уже галантно представился:

– Кочегар-исследователь Робин Шемяко. Уж извините за вторжение, но того раза мне вовек не забыть, так влипли!

– А я вас помню! – сказала Каролина. – Мы даже с вами… э-э… фотографировались. Сидели на танковой гусенице и фотографировались!

– Точно! – хлопнул себя по лбу Робин. – Сколько лет-то прошло…

– Так что за история? – напомнил доктор. Пол Топорны неторопливо заполнял расстрельный приговор на нового знакомца, и видно было, что делает он это исключительно по обязанности, – поведение для офицера суда более чем странное!

– Мы тогда на танке первой серии ходили, – обстоятельно начал Шемяко. – Позолоты еще не было, в рейд уходишь, будто в последний раз. Но везло нам, ничего не скажешь! А потом как-то раз – и перестало везти, угодили точно в логово думаков. А они понятно, как действуют… Симбионтов своих, стеногрызов, живо выпустили, те давай броню вскрывать… Гусеницы заклинило, броня потихонечку тает, как сахар в кипятке, думаки нам мозги сосут… В общем, еще немного, и был бы у мутантов поздний завтрак, сытный обед и легкий ужин!

– Но радиобуй-то работал исправно! – напомнила Каролина.

– Вот именно! – воздел палец кочегар-исследователь. – Потом, кто тут был, говорили, нас похоронили уж, но Пабло не таков!.. Живо три литра накатил, на «Каракатицу» – и к нам! И с первого же раза нас на крюк подцепил и из болота выдернул!

– На мачте у танков специальное кольцо, – пояснила госпожа Кисленьких Дэвиду, – именно на такой случай. Дирижабль снижается, подцепляет танк, поднимает…

– Да, только Пабло-то многовато засадил, для страховки, надо думать… – встрял Шемяко. – Поэтому поднять нас он забыл. Ну и… так и летел до Института… немножко зигзагом, а мы внизу болтались, верхушки деревьев посшибали, было дело. Ну а как прилетел… гхм…

– По возвращении, – неожиданно завершил эту героическую повесть Топорны, – лейтенант Залетайло в нарушение всех инструкций по перевозке грузов на внешней подвеске пришвартовался к парковочной, а не грузовой вышке. Эвакуированный танк пробил стену и попал в административный отсек.

– Ага, вместе со всем, что у него на гусеницы намоталось, – добавила Каролина. – А там три думака было, маленьких, но целых три же! Как референт директора визжала!..

– Мы в танке – и то чуть не оглохли, – подтвердил Робин. – Стелла ведь даже лабораторных крыс боится, а тут такое… Так это ж еще не всё! От ее визга они разбежались!

– Еще бы, такое сопрано… – хмыкнул Бессмертных.

– Перепуганного думака изловить проще, чем с директором объясняться… – вздохнул Шемяко.

– Простите… – осторожно спросил Дэвид. – А отчего же пилота выпустили в такой ответственный полет… хм… нетрезвым?

На него посмотрели так, что несчастный стажер устыдился.

– Видите ли, Дэвид, – сказал Бессмертных. – Болота эти, насколько я понимаю, сложный живой организм. И как всякий организм, он не может… хм… не выделять.

– Тут очень вредные испарения, – пришла ему на помощь Каролина. – Запах-то ничего, на фиалки похоже, но в голове от него совершенно мутно делается, работать невозможно! У танкистов кабина закрыта герметично, им проще, но и то… А вот тем, кто на дирижаблях, куда хуже, никакие маски не спасали. Теперь-то, конечно, появилось кое-что, но в этом оборудовании опять-таки неудобно работать! А алкоголь, видите ли, начисто нейтрализует действие болотных испарений, так что…

– А-а-а… – глубокомысленно протянул Дубовны.

– От думаков тоже хорошо помогает, – сказал кочегар-исследователь.

– Еще бы, – хмыкнул доктор. – Этакая анестезия серых и белых думалец головного мозга. Думак пытается сосать мозг, но ничего не получается…

– Поэтому сюда охотно берут людей со склонностью к употреблению горячительных напитков, – добавил следователь.

– Это уж точно… – вздохнула Каролина. – Здесь год поработаешь – станешь убежденным трезвенником. Ведь когда по обязанности – это же никакого удовольствия!..

Помолчали. Где-то в дальнем конце заведения красиво пели на четыре голоса: «Думаки, думаки, не тревожьте ребят…» Знаменитый Залетайло, успевший поспать на столе и слегка прийти в себя, с заметным отвращением употреблял положенную порцию чего-то очень крепкого. Одет он был крайне живописно, отметил Дэвид, памятуя о внимании к деталям: косоворотка, расшитая красными петухами, смазные сапоги, на столе рядом пристроился картуз с эмблемой Института… На шее болталось нечто, подозрительно напоминающее заячью лапку, только заяц был размером с хорошую собаку и со здоровенными когтями.

– У него в кабине еще и клевер есть четырехлепестковый, целый пучок, – сказал Робин, проследив за взглядом Дэвида. – Суеверный он, страх просто! Но человек хороший…

– Каро!! – завопил вдруг кто-то так, что даже Топорны дернулся. – Ты ли это?!

– Эммануэль!! – так же закричала в ответ Каролина, вскакивая и позволяя обнять себя еще одному колоритному персонажу. Был он высок, худ, носил бороду, сделавшую бы честь любому беарийцу, долгополый пиджак и странный головной убор, похожий на намотанное в несколько слоев полотенце, заколотое отчего-то здоровенным ржавым гвоздем.

– Ты откуда? А? – спрашивал он.

– По делам, ненадолго, – отмахивалась Каролина. – Позволь, я тебя представлю… Господа, это Эммануэль ибн Хасан Могутны, капитан «Беды»!

Прочие представились и потеснились за столом.

– Твоя борода всё так же приносит удачу? – Госпожа Кисленьких игриво подергала ее за кончик.

– Не испытывай ее понапрасну, женщина! – ответил Могутны и хитро подмигнул. – Кстати, как твой… Пушистик?

– Растет понемногу… – улыбнулась Каролина. – Такой затейник стал!

– Это хорошо, – сказал Эммануэль и вдруг покосился в сторону. – А что это Пабло совсем не в себе?

– Это у тебя лучше спросить! Даже меня не узнал, представляешь?

– Не представляю, – сознался тот и задумался. – А-а! Ясно всё, позабыл я просто. У него ж тяжелый рейд был, вот он никак и не очухается. Ничего, сейчас мы его живо в чувство приведем… Кстати, вот и наш новенький подошел! Каро, пойдем, я тебя познакомлю!

– Господа, мне кажется, мы ее теряем… – сказал доктор, когда пилот увлек женщину прочь.

– Ничего страшного, – сказал Бессмертных, – думаю, подчиненный уважаемого Вит-Тяя вполне может определить по солнцу именно то время отправление поезда, что нам будет нужно. Кстати, куда подевался он сам?

– Заблудился? – предположил Дэвид.

– Беарийцы не умеют плутать! – раздался у него за спиной мрачный бас поручика. – Господа, ведь просил же присмотреть за госпожой!..

– А с ней ничего не случилось, – примирительно произнес следователь, – она всего лишь встретила старых знакомых, слышите?

Не услышать было сложно, у Эммануэля оказался на редкость зычный голос. Дэвид даже поглядывал на прозрачную стену (заведение находилось у самого края палубы, и вид на болота открывался отменный), опасаясь, как бы стекло не вылетело и не посыпалось им на головы. Но нет, строили Институт на совесть, и раскаты голоса Могутны даже не поколебали толстого бронебойного стекла.

– Это Карлос Истаревски, – представлял тот, одновременно пытаясь растолкать Залетайло. – Теперь со мной на «Беде» ходит. Кстати, племянник самого академика Клаус-Марии Вштыренски! Посмотри, Каро, какой красавец! И везунчик!

– Уж и везунчик, скажете тоже… Куда мне до вас! – отвечал поименованный Карлос, действительно, редкостный красавец явно южных кровей, с крупными серьгами в обоих ушах. – Рад знакомству…

– Это наша Каро, – пояснил Эммануэль, – она сачковала на «Беде» в четвертой экспедиции.

– Та самая?! – восхитился Истаревски и галантно поцеловал Каролине руку. – Премного польщен! О ваших подвигах ходят легенды, а ваши портреты не передают и сотой доли вашей красоты и обаяния!..

– Хм… – сказал поручик и привстал.

– Полноте, уважаемый Вит-Тяй, – остановил его следователь. – У них тут боевое братство. Не беспокойтесь за Каролину, отведайте лучше жаркого! Правда, я не берусь определить, из кого именно оно приготовлено… Теодор?

– Местное, – коротко ответил тот. – Возить сюда припасы – занятие накладное, а на болотах предостаточно вполне съедобной живности. Так что – сперва в виварий или в лабораторию, потом – на стол.

– Надо же, практически безотходный метод! – подивился Бессмертных, а Дэвид побледнел и отодвинул тарелку. На его счастье, попробовать гуляш он не успел. – Господин поручик, как вы относитесь к такой пище?

– Дело хорошее, – прогудел тот, – сразу видно, люди не последнего разбора: сами поймали, сами съели. А вот тот, – покосился он на Карлоса, расточавшего комплименты Каролине, – прохвост, сразу видать! И смазливый слишком. Еще и серьги… позор для мужчины!

– Это традиция такая, – сказал кочегар-исследователь. – Он же летное училище заканчивал, испытывал потом аппараты тяжелее воздуха… Ну, дело-то опасное, вот у них там так и повелось серьги носить: одну на похороны, вторую – на поминки. Удобно.

– Ну, похороны он явно желает устроить пышные, а поминки по себе – богатые, – усмехнулся в усы Бессмертных.

– Ну а чего уж после смерти-то мелочиться? – хмыкнул Шемяко.

– А как же он здесь оказался? – поинтересовался Дэвид.

– Да… – махнул рукой Робин. – Он толком никогда не рассказывает, знаем только, что загремел он однажды со своим этим… аппаратом, еле жив остался, переломался весь, хромает маленько… Но не летать не может, вытребовал, чтобы перевели его в «сачки», ну, это у нас так бортовых операторов ловчих сетей называют.

– И как работает?

– Ну… – тот подумал и ответил честно: – У Каролины, конечно, талант, но Карлос – в первой десятке. Он парень упорный и серьезный, хоть так сразу и не скажешь…

Каролина с пилотом и «сачком» тем временем все-таки сумели достучаться до сознания Залетайло, тот радостно обнял госпожу Кисленьких, и началось выяснение того, кто же из них более велик. Чувствовалось, что затянется это надолго…

– Отчего это вы ничего не едите, Дэвид? – участливо поинтересовался следователь. – В вашем возрасте нужно как следует питаться, не так ли, Теодор?

– Именно, – подтвердил доктор и положил себе еще салата из неведомых трав. А может быть, грибов. Или… Впрочем, Дубовны усилием воли запретил себе приглядываться к салатнице: может быть, туда просто случайно попал червячок, вот и шевелится! – К тому же, где еще вы попробуете подобное?

– У нас в Беарии-то, конечно, готовят лучше, – высказался Вит-Тяй, бывший в некотором роде гурманом, – однако и здешние блюда недурны!

– Пол, а вы что скажете? – спросил Бессмертных.

Офицер суда по сторонам не смотрел, методично расправляясь с тем, что оказалось у него на тарелке. К этому чему-то Дэвид тоже старался не присматриваться, чтобы не мучиться потом вопросом, была ли это птица, а если так, то откуда у нее лапки на сгибах крыльев?

– Весьма, – лаконично ответил Топорны. – Рекомендую.

Дэвид заметался.

– Благодарю, я… я не голоден… Был такой замечательный обед, и потом… потом я еще пирожок купил! – осенило стажера.

– Значит, все-таки приобщились к институтской стряпне, – удовлетворенно кивнул Бессмертных. – А с чем были пирожки? С фаршем из многозуба пупырчатого или с рубленой водоплюйкой?

– С водоплюйкой… – выдавил юноша.

– И почем они нынче?

– По два грошена, – собрался с силами Дубовны.

– Да ладно! С водоплюйкой по три с полтиной! – вмешался кочегар-исследователь. – Ее поди добудь, заразу такую… Вот с многозубом – те по полтора, его поймать нетрудно, да и неопасный он.

Дубовны покраснел.

– Не умеете врать, так уж не беритесь лучше, – вздохнул Бессмертных. – А еще…

Что еще он хотел сказать незадачливому стажеру, так и осталось неизвестным, потому что раздался душе-, а лучше сказать – ушераздирающий вой сирены.

К удивлению Дэвида, только что растекающиеся по столикам сотрудники мгновенно взвились на ноги и ринулись на выход. Получилось некоторое столпотворение, но через несколько секунд кафе практически обезлюдело.

– Что, что случилось? – подскочил стажёр, воображение которого рисовало уже самые страшные картины.

– Да на пузырь пошли, – меланхолично ответил Шемяко.

– А?..

– Ну, бывает, на болоте вроде как волдырь образуется, – пояснил тот. – Растет, растет, потом лопается. Вот как лопнет – тут-то самое интересное и начинается: столько всего по округе разбрасывает, знай, собирай!

– А вы, простите, отчего не со всеми? – спросил доктор.

– Так я ж на танке дальней разведки хожу, – пожал плечами Шемяко. – Его пока раскочегаришь… Даже и под парусами к прорыву не успеть, да и ветер не в ту сторону. А так… Сейчас дирижабли туда подойдут, соберут, что смогут, а там уж и мы подоспеем, будем искать то, что летуны наши сверху не разглядели!

– А ведь говорили, что танки на дирижаблях можно транспортировать, – вспомнил Дэвид. – Отчего же ваш нельзя так?

– Почему нельзя? – удивился тот. – Можно. Только зачем? Танку в момент прорыва пузыря близко лучше не оказываться: оно, конечно, интересно, но ведь и опрокинуть может! Бывало, такие волны по болоту ходили… Что ж, господа, спасибо за компанию, заговорился я с вами, а пора уж, правда, и за дело!

– Последний вопрос! – Дубовны чуть не вцепился в рукав Шемяко. – А почему вы – кочегар-исследователь? Как это?

– Да просто, – терпеливо ответил тот. – В танке места-то мало, вот и приходится совмещать. Я вот, между прочим, недавно монографию выпустил о механизмах мимикрии у шерстолапых многоглазок, – добавил Шемяко с гордостью. – А командир экипажа – так тот и вовсе доктор наук. Ну, всего доброго, господа! Пора!

– Всего доброго, – отозвались те.

Дэвид вздохнул. Вот так служба! И он еще смел жаловаться на трудности своей стажировки? Хорошо еще, не вслух, но…

– Эммануэль, а ты почему не торопишься? – раздался позади голос Каролины.

– А куда торопиться? – философски отвечал тот. – Они сейчас там переругаются, кому вперед вылетать, гонки еще устроят, чего доброго… А мы спокойненько, без толкотни отбудем, да еще первыми на месте и окажемся!

– Точно, – подтвердил Карлос, – так всегда и выходит.

– Раньше ты по-другому поступал, – заметила женщина.

– Молодой был, глупый! – хмыкнул Могутны.

– А как он раньше поступал? – заинтересовался Карлос.

– А мы узнавали, когда должен пузырь прорваться, и заранее позиции занимали, – хихикнула Каролина. – Отправлялись якобы в обычный рейд, а тут тревога! Все являются, а мы уже тут как тут… Пабло, а ты отчего не спешишь?

– А чего ему спешить? – ответил за снова осовевшего Залетайло капитан «Беды». – У его «Черной каракатицы» такие двигатели, что он эту компанию в один момент догонит! – Тут он понизил голос, но его гулкий шепот все равно прекрасно был слышен за соседним столиком. – Каро! А хочешь, как в старые добрые времена, а?..

– На «Беде»? – не поверила своим ушам Каролина.

– Ну! Вздрогнем – и полетели!

– Но… я… Ведь поезд! – дрогнувшим голосом произнесла она.

– Не волнуйтесь, успеем, – включился в беседу Карлос. – Если что, многоуважаемый Эммануэль ибн Хасан поворожит на своей замечательной бороде…

– …и экспресс действительно опоздает, – себе под нос произнес Бессмертных. – Впервые за всю свою историю.

– Ладно! – решилась Каролина. – Я готова! Только, чур, сачковать буду я!

– А не разучилась? – поддел Эммануэль.

– Я?! – оскорбилась та. – Да я покажу сейчас…

Дэвид, обернувшись, успел только увидеть, как, передавая друг другу вместительную фляжку, троица исчезает из кафе.

– Хм, – сурово сказал поручик.

– Вы же видите, она в своей среде, – пожал плечами следователь. – А если эти господа не доставят Каролину ко времени отбытия… Пол, вы ведь заполнили бланки?

– Точно так, – отозвался Топорны.

– Вот видите, – сказал Бессмертных. – По-моему, у нас всё под контролем!

Вит-Тяй только гулко вздохнул…

Тем временем Пабло Залетайло, сильно кренясь налево, но всё же умудряясь не налетать на мебель, поднялся и двинулся к выходу. Некоторое время он постоял перед дверью, очевидно, пытался решить, который из трех видимых им проемов настоящий, сделал верный выбор и пропал из виду.

Снаружи царила привычная здесь суета, приезжие же наслаждались видом на болота. Честно признаться, видно толком ничего не было, туман поднимался почти до средних палуб Института, но всё же можно было разобрать нечто вроде леса вдалеке, размытые красные пятна внизу – это вышли танки… и, собственно, всё.

Дэвид посмотрел на небо и вздрогнул так, что чуть не упал со стула.

– Смотрите! – произнес он страшным шепотом. – Вот! Летающая тарелка! Я был уверен, что надмозги как-то связаны с…

– Дэвид, спокойнее, – произнес Бессмертных, наблюдая за траекторией полета неопознанного объекта. – Это не ваши любимые пришельцы. Это всего лишь дирижабль.

– В форме тарелки?! – не поверил Дубовны.

– А что такого? Хотя, если быть точным, он имеет форму не тарелки, а тороида… бублика, – пояснил следователь, видя, что Дэвид не понимает. – Крестовидная конструкция, четыре двигателя… Мощнейший грузовой дирижабль. И, судя по тому, какими замысловатыми зигзагами он движется, наш знаменитый лейтенант Залетайло не определился, какие из приборов настоящие, а какие – следствие воздействия алкоголя.

– Господин Залетайло – уже капитан, – просветил Топорны, складывая салфетку. – А что до приборов… Я слыхал от Элизы, он разработал свою методику.

– Какую же?

– Очень простую: он заранее отмечает карандашом нужный прибор и не отвлекается на фантомы.

– Постойте! – воскликнул Дэвид. – Но если так сделать… То потом прибор начнет двоиться вместе с пометкой! В чем же смысл?..

– Этот грифель двоиться не может, – ответил доктор. – Равно как троиться… и так далее. Тоже разработка Института. У них тут, знаете ли, в качестве побочных продуктов экспериментов порой получаются весьма занимательные безделицы, которые затем обретают оглушительный коммерческий успех. Можете представить, как популярны подобные карандаши у художников?..

Стажёр вздохнул, понимая, что снова сел в лужу.

– Я полагаю, можно уже возвращаться, – решил Бессмертных. – Господа?

– Да, пожалуй, – согласился доктор. – Прекрасный ужин, интереснейшие впечатления… Не так ли, Дэвид?

– Весьма… интересные, – вздохнул тот и бросил прощальный взгляд вслед исчезающей в густом тумане «Черной каракатице»…

…На перроне их встретили лучащиеся довольством Ян и Берт.

Ян размахивал какой-то странной штуковиной, напарник же его умело удерживал какого-то полного господина в полосатом пиджаке, периодически порывающегося вырваться и гневно восклицавшего:

– Йа буду жалофаться! Это произвол! Отпускайт немедленно! Йа есть законопослушный гражданин! Йа есть иностранец! Караул! Полиция!

– Да, да, сейчас будет полиция, – уверил его Берт. – В смысле, институтская служба безопасности. Упакуют в лучшем виде!

– Какие люди! – искренне восхитился следователь, остановившись перед иностранцем, который при виде Руперта заметно спал с лица. – Господа, где вы его добыли?

– Так здесь же и добыли, господин Бессмертных! – весело ответил Ян. – Не поверите – в одном с нами поезде ехал, третьим классом. А тут вышли, смотрю – ну вот знакомое что-то, хоть убейте… Пошли мы с Бертом следом, проверили – точно, он! Растолстел только здорово, как только его табуретка выдерживает?

– Табуретка? – вставил Дэвид.

– Вот, – Ян взмахнул странной штуковиной, которой до этого дирижировал, и она трансформировалась… да, действительно, в табуретку! – Он с ней не расстается. Привычка у него, понимаете ли, такая: ходит себе с тросточкой, а как устанет – раз, присел и сидит себе!

– Что же он… с такой яркой приметой… – растерянно пробормотал стажер.

– Обнаглел он, вот что, – припечатал Берт и добавил в адрес пленника: – А ты не дергайся, не дергайся! Я вот тебе подергаюсь… по шее!

– Господа, ну что за манера бить задержанных? Когда я вас от этого отучу? – поморщился Бессмертных.

– Так я его еще и пальцем не тронул, – заверил тот. – А на словах-то что, тоже нельзя?

– На словах, так и быть, можно, – вздохнув, разрешил следователь. – Взгляните-ка, Дэвид, на эту примечательную личность. Берт, будьте любезны, разогните его… спасибо.

Дубовны посмотрел. Физиономия у личности была толстощекая, розовая, украшенная нелепыми фатоватыми усиками и почему-то маленькими круглыми темными очками, за которыми так и бегали маленькие водянистые глазки. Также у личности имелись залысины, три подбородка и неодинакового размера уши. Одет задержанный был с претензией на столичный шик, как его понимали обычно в предместьях даже не Злата Красавы, а еще в каких-то предместьях, намного более отдаленных…

– Ну и кто это? – строго спросил Бессмертных, и Дэвид, к стыду своему, вынужден был сказать, что не знает. – Эх вы… Да по одной этой трости-табуретке можно было догадаться! Ян?

– Алоизий Фикс, – отрапортовал тот. – Никакой не иностранец, кстати. Сперва мелкие делишки проворачивал, потом прикинулся директором бродячего зверинца, а сам контрабанду возил.

– Как? – вырвалось у Дэвида.

– Да просто, в сумках у кенгуру, – ответил Ян. – Мелочи всякие: чулки там, наркотики, драгоценности… Ну, в итоге его вычислили все-таки, но он успел удрать и либо затаился, либо где-то в других краях орудовал. А тут, видно, за старое решил взяться. Я, господин Бессмертных, слышал, – добавил оперативник, – он с каким-то из здешних разговорился, значит, на такую тему: не водится ли тут каких… э-э-э… существ, чтобы, значит, в них прятать что-то можно было.

– Отягчающие обстоятельства, – вздохнул Руперт. – Так, я вижу, к нам спешат сотрудники службы безопасности… Пол, приговор при вас?

Тот молча подал следователю бланк.

– Думаю, тащить его с собой нет смысла, – сказал тот. – Сбежит еще, чего доброго. Оставим здесь.

– В смысле? – осмелился задать вопрос Дэвид.

– В прямом, – был ответ. – Каролина же сказала, что в виварии пустует два блока. Туда, конечно, уже посадили экологов, но, думаю, в тесноте, да не в обиде… Прошу, – Бессмертных продемонстрировал свой жетон и передал приговор подоспевшим безопасникам. – Повнимательнее с ним, крайне скользкая личность.

– Ничего! – радостно сказал один из мужчин, подталкивая Фикса в спину, чтобы шел живее. – У нас на болотах и не такие скользкие попадаются, ни один еще не вывернулся!..

– Прелестно, – сказал следователь. – Хм, а это что за демонстрация?

– А это провожают кого-то, – просветил Ян, помахивая тростью-табуреткой. – Наверно, важный тип, но мы с этим Фиксом провозились, не успели еще узнать.

– Полагаю, мы и сами сейчас увидим, кто это, – произнес Бессмертных, направляясь к вагону первого класса – именно рядом с ним наблюдалось столпотворение.

– Благодарю, благодарю, – хорошо поставленным бархатным голосом говорил кто-то, скрытый чужими спинами. – О, это очень мило с вашей стороны, но, боюсь, этот очаровательный букет синелистой лапчатки не доживет до конца моего путешествия… Что? Доживет? Это другое дело, но ведь его не пропустит санитарный контроль, и я лишусь вашего знака внимания! Позвольте, я запечатлею его в памяти, равно как и вас всех…

– Мы вам так признательны, – наперебой говорили сотрудники Института. – Пожалуйста, не забывайте нас! Возвращайтесь!

– Искренне надеюсь, что навестить славный Институт мне придется в будущем лишь по собственной воле, – отвечал незнакомец, – а иных поводов для того не окажется.

Тут люди немного расступились, и Бессмертных оказался чуть ли не нос к носу с тем, кого провожали с такими добрыми чувствами.

Это был высокий, одного роста со следователем мужчина, одетый просто и элегантно, но опытный взгляд сразу бы различил, в какую сумму обошлась ему эта простота, и какой именно мастер делал его запонки и зажим для галстука. На породистом лице сияла приветливая улыбка, светло-серые глаза смотрели доброжелательно, с участием, ласково даже (Дэвида почему-то передернуло от этого взгляда). Довольно длинные седые волосы этого господин носил связанными в хвост, и прическа эта ничуть не выглядела эпатажем или неуместным мальчишеством. В руке у господина имелась красивая трость темного дерева, поразительно напоминающая трость доктора Немертвых, но, очевидно, требовалась она только для завершения образа: незнакомец двигался легко и мягко, словно большой дикий кот.

– Какими судьбами! – произнес он, увидев следователя.

– О том же могу спросить и я! – улыбнулся Бессмертных, и мужчины обменялись рукопожатием. – Я, видите ли, следую к месту преступления вместе со своей командой…

– А я, напротив, завершил дела в Институте и теперь отправляюсь дальше, – сообщил тот.

– Господа, – обернулся к своим спутникам Руперт. – Нам несказанно повезло… особенно вам, Дэвид. Мы имеем честь путешествовать с выдающейся личностью… не улыбайтесь так, Людвиг, я говорю чистейшую правду!

– Если я – выдающаяся личность, кто же тогда вы? – серьезно спросил поименованный Людвигом.

– Всего лишь скромный генеральный следователь, – притворно вздохнул Бессмертных. – Итак, позвольте вам представить: Людвиг Эрнст Мягко-Жестоких, городской адвокат.

– Рад встрече, – тот чуть наклонил голову.

– А это, изволите ли видеть, – продолжал Руперт, – мой стажер, Дэвид Дубовны.

– Очень приятно… – выдавил тот, понимая, что теперь следовать уставу станет еще сложнее: кто такие городские адвокаты и каковы их функции, юноша помнил, и был уверен – патрон не упустит случая…

Он угадал.

– Если уважаемый Людвиг соблаговолит присоединиться к нашей скромной компании, – проговорил Бессмертных, – вы, Дэвид, сможете соприкоснуться с бездной профессиональных знаний и опыта!

«А бездна соприкоснется со мной», – мрачно подумал тот и выдавил улыбку.

– Пол Топорны, офицер суда, – продолжал представлять следователь. Пол привычно щелкнул каблуками и даже не достал бланк приговора, из чего следовало: либо таковой уже когда-то был заполнен, либо на господина Мягко-Жестоких полномочия Топорны не распространялись. – Доктор Немертвых, судмедэксперт…

– О, у вас великолепный экземпляр мухобора! – воскликнул адвокат, взглянув на трость доктора. – Кажется, самочка… Да, верно. Как вы назвали эту крошку, господин Немертвых?

– Хм… – произнес тот, но лица не потерял: – Пока никак, она у меня всего лишь пару дней. Я считаю, к выбору имени следует подходить ответственно.

– Вы совершенно правы, – серьезно кивнул тот. – Вижу, вам досталась очень молодая особь, и при правильном обращении она станет вам идеальным напарником и верным другом. Мы с Цисси, – он погладил рукоять трости, – не расстаемся уже много лет.

– Боюсь, я крайне мало знаю о… хм… воспитании юных мухоборов, – вздохнул доктор. – Господин Мягко-Жестоких, если возможно будет отнять несколько минут вашего драгоценного времени…

– Непременно! – вскинул подбородок адвокат. – К любому делу следует подходить профессионально, а уж в таком тонком вопросе без консультации пусть не специалиста, но человека, давно знающего мухобора и его повадки, не обойтись.

– Это крайне любезно с вашей стороны, – учтиво сказал Немертвых. – И я полностью согласен насчет профессионализма.

Остальные наблюдали за этой сценой с некоторым недоумением. Провожающие, к слову сказать, расходиться не торопились, терпеливо ждали, пока адвокат обратит к ним сияющий лик.

– Это поручик Вит-Тяй, придан нам в сопровождение. А это оперативники, Ян Весло и Берт Гребло, – закончил, наконец, Бессмертных. – Не хватает еще лучшей части нашей команды, но ее, полагаю, мы увидим не ранее завтрашнего утра.

– Хм… – мрачно сказал поручик, но на этот раз его проигнорировали.

– Так что же, уважаемый Людвиг, присоединитесь ли вы к нашему пестрому обществу, скажем, за завтраком? – спросил следователь.

– С превеликим удовольствием, – ответил адвокат. – Я думаю, нам найдется, о чем поговорить, а подрастающей смене… – Тут он со снисходительной улыбкой взглянул на Дэвида, и того пробрала дрожь. – Подрастающей смене, возможно, интересны будут кое-какие случаи из моей практики. Ну а с уважаемым доктором мы непременно должны обсудить весьма важные вещи, поэтому, уважаемый Руперт, можете всецело на меня рассчитывать! А пока прошу извинить, я должен проститься со всеми… Всё-таки столько времени вместе, даже жаль покидать Институт!

– Ну разумеется, – кивнул Бессмертных. – До скорой встречи!

Они разошлись по вагонам, и тогда только Дэвид осмелился спросить:

– А… что здесь делал господин Мягко-Жестоких?

– Об этом, я полагаю, он расскажет сам, если сочтет возможным, – был ответ. – Дэвид, не сочтите за труд, уточните у поручика, который нынче час. Кажется, часы вновь идут нормально, нужно подвести стрелки…

В это же время в своем купе доктор Немертвых рассматривал трость, поворачивая ее так и этак.

– Мухобор, – бормотал он. – Ну надо же! Мухобор…

Впрочем, полагал он, если тебе в руки попало нечто ценное, следует научиться обращаться с этим чем-то, как подобает. Поэтому доктор, следуя примеру адвоката, ласково погладил трость по рукояти и поставил в уголок, а сам принялся готовиться ко сну, пытаясь придумать подходящее имя…

…Поздно ночью, когда большинство пассажиров уже спали (а потому, по счастью, ничего не видели), на перроне разразилась какая-то вакханалия. Проще говоря, в лоскуты пьяные Эммануэль ибн Хоттаб Могутны, Карлос Истаревски и Пабло Залетайло (в сопровождении непоименованных личностей, тоже имевших отношение к воздухоплаванию или просто сочувствующих), несли на плечах прекрасную Каролину Кисленьких, размахивавшую бутылкой рома, и горланили на всю палубу: «Йо-хо-хо! Нет дирижабля лучше «Беды»! Нет «сачка» лучше Каролины!! Одной рукой она держится за трос, другой заводит сеть! Мохноногие иглобрюхи убегают от нее! Страшные носолапы трусливо прячут хоботы в болоте! Йо-хо-хо!..» Пушистик недовольно рычал…

В вагон Каролину удалось занести не с первой попытки. Сперва решали, нести головой или ногами вперед. По-хорошему, ногами было бы надежнее, но это вызывало неприятные ассоциации. Поэтому на голову женщине (прическа уже потеряла всякий вид) живо нацепили лётный шлем и потащили дальше. Предосторожность оказалась нелишней: несколько раз Каролинина голова все-таки вступила в соприкосновение с твердыми поверхностями, но шлем ее спас.

Около нужного купе госпожу Кисленьких поставили на ноги, дружно расцеловали, дверь открыли и проследили, чтобы Каролина упала на полку, а не мимо, после чего тут же закрыли купе. Обратно отважные воздухоплаватели пробирались на цыпочках, чтобы не потревожить сон госпожи Кисленьких, то и дело врезались в стены и цыкали друг на друга…

И долго еще где-то в недрах Института звучало: «Нет «сачка» лучше Каролины!..»

Беарийский фельдфебель встрепенулся и похлопал обер-кондуктора по плечу. Тот быстро подвел и впрямь опамятовшиеся часы и объявил отправление поезда. Заскрипели тросы, платформа поползла вниз…

Ян осторожно поскребся в дверь купе госпожи Кисленьких. При себе он имел промасленный сверток, благоухавший пирожками с начинкой из водоплюйки.

Ответа не было. Он поскребся громче, и тогда только дверь чуть приоткрылась, оттуда высунулось нечто вроде лапки и приняло сверток. Ян озадаченно почесал в затылке: в купе госпожи Кисленьких кто-то богатырски храпел…

…Рано поутру Каролина с трудом разлепила глаза, глянула в окно, со стоном зажмурилась – там всё мелькало, и это было невыносимо, – с трудом поднялась с неразобранной постели, обнаружив на себе почему-то летный шлем, и с надеждой приоткрыла дверь.

В коридоре терпеливо стоял поручик Вит-Тяй с большой банкой рассола.

– Благодетель… – прошелестела младшая сиятельная госпожа и припала к источнику жизни. – Вит-Тяй, миленький… передайте остальным… что Каро к завтраку н-не выйдет…

Поручик понимающе кивнул: отец пакостей, великий и зловредный Бод-Дуун занимал видное место в беарийском пантеоне. Вознеся ему строгую молитву о том, чтобы не сильно докучал младшей сиятельной госпоже, Вит-Тяй отправился в вагон-ресторан…

Глава 6 Немного о мухоборах и о том, для чего пингвинам скотч

За столом оказалось на удивление свободно. Прежде всего, оперативники деликатно решили позавтракать отдельно: должно быть, они чувствовали себя несколько стесненно в столь блестящем обществе.

Затем, стажера также не наблюдалось. Генеральный следователь принес извинения за своего подопечного, сообщив, что тот, кажется, злоупотребил институтскими деликатесами, а потому к завтраку не выйдет.

На самом деле всё обстояло намного прозаичнее: Дэвид всю ночь напролет судорожно перелистывал свои конспекты, пухлые тома кодексов и комментариев к ним и чем светлее становилось за окном, тем яснее осознавал юноша – он ничего не знает. Ну то есть вообще ничего! Ни единой завалященькой гипотезы не сумеет выдвинуть, приди нужда, а если к нему обратятся с вопросом на профессиональную тему, так и вовсе опозорится. И ладно сам! Своей удручающей дремучестью он в первую очередь подведет господина Бессмертных, затем свой обожаемый университет и… да, пожалуй, всё Каролевство в целом! Разве это прекрасное государство заслужило столь непрофессионального юриста?..

Именно поэтому, когда утром следователь постучал в дверь стажера, в ответ раздалось решительное «Не выйду!». Бессмертных пожал плечами, гадая, что за блажь нашла на юношу, и потребовал немедленно привести себя в порядок и покинуть купе, если, конечно, Дубовны не желает опоздать на завтрак. «Н-не пойду!» – снова послышался дрожащий, но полный отчаянной решимости голос, и следователь невольно почесал в затылке.

Конечно, он мог бы позвать кого-нибудь из оперативников или воспользоваться своим универсальным ключом, чтобы извлечь молодого человека из его убежища, но Руперт полагал, что время силовых методов еще не настало.

– Дэвид, – сказал он строго. – В чем дело? Вы что, отрезали себе нос, когда брились, и не можете показаться на люди? Ну так я приведу Теодора, он пришьет всё на место.

– Вы не понимаете!.. – трагически раздалось из-за двери. – Это ужасно!

Подумав, Бессмертных решил перенести беседу в ванную комнату, чтобы не оповещать весь коридор о постигших стажера несчастьях. Тем более, там и дверь была потоньше.

– Что у вас там стряслось? – ворчливо спросил он, но внятного ответа не дождался, только очередных заверений о том, что всё ужасно, и Дэвид ни за что не покажется в вагоне-ресторане, лучше умрет с голоду или пойдет во второй класс, где его выдающаяся глупость не будет так бросаться в глаза.

Тут Бессмертных понял причину странного поведения Дубовны и смог только головой покачать.

– Дэвид, – воззвал он. – Прекратите немедленно, вы ведь не истерическая барышня с подготовительного курса!

В ответ за дверью страдальчески сообщили, что все истерические барышни в университете заканчиваются после первого же посещения анатомического театра.

– Тем более! – хмыкнул следователь. – Дэвид, ну что за ребячество? Всем известно, что вы пока всего лишь стажер, если вы и сделаете ошибку, ничего катастрофического не произойдет… а я буду знать, какое направление следует проработать с вами получше.

– Вот именно! – простонали в соседнем купе. – Я бездарность!.. Господин Бессмертных, вы просто привыкли к моей глупости и щадите меня по душевной доброте!

– Душевной доброте?.. – шепотом поинтересовался невесть как оказавшийся рядом доктор Немертвых. Впрочем, Бессмертных же не запирал дверь в купе.

Следователь в ответ только руками развел.

Доктор прислушался к страданиям стажера и негромко вынес вердикт:

– Острый приступ углубленного самокопания, отягощенного комплексом неполноценности. Оставьте его, Руперт, это либо пройдет само, либо вам придется найти себе другого стажера.

– Да меня ведь вполне устраивает этот! – воскликнул Бессмертных, и за дверью воцарилась тишина. – Неотесан немного, но это проходит, я в его годы был немногим лучше… Инопланетян повсюду видит, но кто из нас без странностей? Про мои так уж лучше вовсе не упоминать, чтобы людей не пугать… А остальное с годами придёт. Будь он вовсе бревно бревном, неужто я повесил бы на себя такую обузу?

– Сомневаюсь, – хмыкнул доктор.

– Правда? – спросили за дверью и, кажется, даже шмыгнули носом.

– Дэвид, вы сейчас выведете меня из себя, – пообещал Руперт вполне миролюбиво. От этого его тона обычно поджилки тряслись даже у закоренелых рецидивистов. – Немедленно отоприте.

По ту сторону двери раздался протяжный вздох, лязгнул засов, и взорам присутствующих явился Дэвид Дубовны.

– Понятно, – сказал Бессмертных, окинув взглядом стажера. – К завтраку вы не выйдете.

– Так я ведь это и говорил! – трагически воскликнул юноша. – Я ничего, совершенно ничего не…

– Не по этой причине, – прервал его следователь и переглянулся с доктором. – Теодор, у вас не найдется чего-либо успокоительного?

– С собой – боюсь, нет, – лаконично ответил тот. – Но можно пригласить многоуважаемого Вит-Тяя. У беарийцев, знаете ли, принято давать наркоз или же успокаивать буйных больных ударом кулака…

– Обойдемся без столь радикальных мер, – вздохнул Бессмертных. – Удара кулака поручика Дэвид может и не пережить…

Он вернулся к себе в купе и чем-то зашуршал в чемодане.

Дэвид, небритый, взъерошенный, с покрасневшими глазами, в сбившемся на сторону и распущенном галстуке, в расстегнутом пиджаке и мятой рубашке бессильно привалился к дверному косяку и посмотрел на доктора в поисках поддержки. Увы, Теодор Немертвых чуткостью похвастать не мог, а в добрые психотерапевты так и тем более не годился по ряду причин, поэтому молчаливый призыв Дэвида остался без внимания.

– Залпом, – приказал Бессмертных, возвращаясь и протягивая Дубовны маленький серебряный стаканчик из дорожного несессера.

Тот, готовый принять из рук патрона хоть яд (возможно, сейчас это показалось бы ему лучшим выходом), взял стаканчик и покорно осушил его до дна, после чего вытаращил глаза и закашлялся.

– Хорошее средство, – одобрил доктор. – Проверенное.

– А теперь – спать, – приказал следователь. – До обеда как минимум! Вы, я вижу, всю ночь… хм… штудировали литературу? Вот ведь олух… гхм… Дэвид, вам понятно мое распоряжение?

– Д-да-а… – с некоторым удивлением выговорил тот. Глаза его упорно не желали смотреть в одну точку.

– И чему только учат современную молодежь? – поинтересовался Бессмертных у доктора. Тот философски пожал плечами. – Дэвид! Разворот на месте!

Сложным пируэтом тот выполнил требуемое.

– Три шага до полки! Лечь!

Последнее распоряжение было уже излишним – стоило голове Дэвида войти в звучное соприкосновение с томом комментариев на сей раз к Уголовному кодексу, как звучный храп сотряс купе.

– Знаете, Руперт, – заметил доктор, поглаживая рукоять трости, – этот юноша сработан из довольно прочного материала. Кто другой свалился бы еще до первой вашей команды, и пришлось бы нам с вами перетаскивать это тело на полку, не бросать же на полу!

– Пожалуй, – согласился следователь. – А ведь, дорогой Теодор, слабее это средство не стало, скорее, наоборот.

– Вы уверены, что к обеду он будет в состоянии хотя бы принять вертикальное положение? – кротко поинтересовался тот.

– Вполне, – отчеканил Бессмертных и поправил галстук. – Доза мизерная, организм молодой, здоровый. Разве что голоден будет, как волк, но это и к лучшему… Идемте, Теодор?

Доктор кивнул, усмехнувшись: знаменитую «бессмертновку» следователь готовил сам по какому-то экзотическому рецепту, доставшемуся ему от прапрабабушки, настаивал на неведомых травах годами, а употреблял крохотными порциями исключительно в чрезвычайных ситуациях в качестве лекарства от любого недуга, телесного ли, душевного… Впрочем, каким-либо иным способом пить это зелье смог бы, разве что, беариец, но и то еще неизвестно. Доктору довелось как-то отведать «бессмертновки»: впечатления оказались более чем сильными, и повторения он, если честно, не желал, предпочитая обходиться своими методами…

Итак, в вагоне-ресторане было, как обычно, свободно и достаточно уютно. Взоры присутствующих приковывал господин Мягко-Жестоких, красовавшийся сегодня в жемчужно-сером костюме и расточающий улыбки направо и налево.

Общая беседа никак не клеилась: поручик предпочитал помалкивать в присутствии такой важной особы, Пол Топорны вообще разговорчивостью не отличался, доктор Немертвых – тоже, разве что сами адвокат со следователем припоминали дела давно минувших дней и прежних знакомцев. Этого занятия им вполне хватило на всё время завтрака и даже немного больше.

Первым откланялся поручик, пробасивший, что ему надобно проверить, как там его гвардейцы (вообще-то он был намерен узнать, как чувствует себя младшая сиятельная госпожа и не нужно ли ей чего, но говорить, что та отравилась, было глупо, эту уловку уже использовал следователь). Следом поднялся Топорны. Этот вовсе ничего не сказал, просто кивнул собравшимся, взял свой дипломат и ушел, игнорируя взгляды неких дам по фамилии Приятненьких и Полненьких. (Те уже оставили пост в лазарете, с негодованием обнаружив, что и несчастный Сверло-Коптищев, и его камердинер, обретшие было приятную полноту, стремительно сдуваются под действием новейших антикомариных препаратов. Теперь дамы искали новую жертву, и взгляды их раз за разом падали на господина городского адвоката… Тот взгляды замечал и загадочно улыбался, чем повергал дам в некоторое недоумение.)

– Господин Немертвых, – произнес господин Мягко-Жестоких, – право, я обещал рассказать вам о вашем замечательном приобретении, но, каюсь, мы с Рупертом несколько увлеклись воспоминаниями.

Доктор сделал жест, который можно было расценивать как угодно.

– Кроме того, – добавил адвокат, – с нами не было очаровательной госпожи Кисленьких… если я верно понял господина поручика, она несколько переутомилась? Какая жалость! Я полагаю, она могла бы поведать немало интересного о мухоборах с точки зрения специалиста. Увы, мои знания о них базируются в основном на личных наблюдениях и могут быть недостаточно полны. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы отложим разговор ненадолго? Я искренне рассчитываю, что госпожа Кисленьких составит нам компанию!

– Ну разумеется, – кивнул Немертвых и погладил трость.

– О! – воздел палец адвокат. – Как верно вы это делаете! Знаете ли, считается, что мухоборы – существа безмозглые, живущие лишь инстинктами, но я, как человек, просуществовавший рядом с одним из них много лет, должен решительно опровергнуть это мнение. Они так привыкают к рукам и ценят ласку… – Он нежно коснулся рукояти своей трости. – Цисси теряет аппетит, когда я по каким-либо причинам не могу уделять ей достаточно внимания. Поэтому гладьте, гладьте вашу крошку почаще, и она отблагодарит вас самой искренней привязанностью! Кстати, вы так и не подобрали ей имя?

– М-м… – произнес доктор, думавший над этим сложным вопросом всё утро и отбросивший десятка два вариантов как совершенно неподходящих. – Мне показалось, ей подошло бы имя Белла.

– Белла… – задумчиво произнес Людвиг Эрнст. – Белла… На мой вкус, очаровательно. Называйте ее так постоянно и, если она решит зваться именно так, вы это поймете.

– А если нет?

– Тогда вам придется придумать другое имя, – развел руками адвокат и поднялся. – Что ж, продолжим беседу чуть позже, мне еще нужно закончить с кое-какими бумагами… Руперт, было невыразимо приятно вновь побеседовать с вами и, надеюсь, я не злоупотреблю вашим гостеприимством, если присоединюсь к вам не только за обедом, но и за ужином?

– Дорогой Людвиг, – улыбнулся тот, – я буду только рад, если вы станете скрашивать наше общество так часто, как только вам будет угодно.

– А я, в свою очередь, надеюсь все-таки познакомиться поближе с вашим стажером, – улыбнулся Мягко-Жестоких. – Судя по тому, что вы взялись натаскивать этого юношу, он должен бы демонстрировать недюжинные способности!

– Это в самом деле так, – и бровью не повел Бессмертных, – только, Людвиг, одна беда: молодой человек отродясь не бывал в высоком обществе. Признаться, он и меня-то стесняется, а узнав, с кем ему выпала честь путешествовать теперь… – следователь развел руками. – Уж извините его, если при виде вас он даже приветствия выдавить не сможет.

– Право, пустяки, – отвечал адвокат и снова улыбнулся, но как-то так, что у кое-кого из наблюдавших эту улыбку по спине мурашки забегали. – Рано или поздно говорить начинают все, не так ли?

– Именно, – подтвердил доктор, и господа расстались, довольные друг другом.

Теодор Немертвых с большим интересом проводил адвоката взглядом: на выходе того подстерегали пришедшие к какому-то соглашению госпожа Полненьких и госпожа Приятненьких, готовые проделать излюбленный свой маневр (то есть зажать жертву с двух сторон и увлечь в свое логово).

– Хм, – произнес доктор, наблюдая за происходящим.

Происходило же следующее: опытным взглядом обнаружив нешуточную опасность, господин Мягко-Жестоких повел себя нетривиально. Иными словами, он поправил галстук и манжеты, аккуратно пристроил Цисси на сгибе руки и, сияя неотразимой улыбкой (в вагоне-ресторане хватало зеркальных поверхностей, позволяющих это рассмотреть), шагнул навстречу прелестницам. Прелестницы чуточку опешили, переглянулись, но от первоначального плана решили не отступать и привычно взяли адвоката в клещи. Против их (и наблюдателей) ожидания, жертва сопротивляться не стала, а, напротив, изысканнейше облобызала дамам ручки, после чего подхватила госпожу Полненьких под правый локоток, а госпожу Приятненьких, соответственно, под левый, и увлекла куда-то прочь по коридору…

– Хм! – повторил доктор уже с большим чувством.

– Не обращайте внимания, Теодор, – усмехнулся следователь. – Уж за кого-кого, а за Людвига в данной ситуации переживать нет ни малейшего резона. Я бы, пожалуй, заключил скромное пари: сколько времени ему потребуется на то, чтобы уладить это маленькое дельце?

– Четверть часа, – сказал Немертвых, доставая золотую монету.

– Это в том случае, если бы Людвиг сильно торопился, – вздохнул Бессмертных. – А в данном случае мы не можем знать, есть ли у него какие-то неотложные дела или же он совершенно свободно располагает временем… Поэтому я ставлю на полчаса.

Доктор молча кивнул, и они со следователем церемонно пожали руки…

…Купе господина Бессмертных сотрясалось. Должно быть, остальные купе отрясались тоже, потому что кто-то стучал в стенку, а кто-то грозил позвать проводника, чтобы тот прекратил это безобразие.

Понимая, что первопричиной безобразия явился его собственный поступок, генеральный следователь вздохнул и прошел в купе стажера. Дэвид Дубовны спал сном младенца… хотя, конечно, младенцы не издают подобного громового храпа и не выводят столь замысловатых рулад. Тем не менее, зрелище было умилительное: свернувшись калачиком и подложив под щеку одну ладонь, второй рукой стажер крепко прижимал к груди толстенный потрепанный справочник и время от времени (когда переставал храпеть) сладко причмокивал губами.

– Дэвид, вставайте, – приказал Бессмертных.

– Согласно пункту восемнадцатому статьи восемьсот двадцать восьмой, – согласился стажер, не просыпаясь, – а также делу «Стакайло против Бормутны»…

– Дэвид! – повторил следователь громче.

– Следствие никоим образом не может быть прекращено на данном этапе, поскольку обнаруженные улики не свидетельствуют явным образом против кого-либо из подозреваемых, а значит, необходимы дополнительные мероприятия, – наотрез отказался Дубовны.

– Дэвид, я вас выгоню, – пообещал Бессмертных, и молодой человек подскочил, будто и не спал вовсе. – Ну что, живы?

– Ну… да, – с некоторым сомнением ответил тот и попытался ногой задвинуть под полку предательски высунувшийся номер «Марсианских красоток».

– Вот если бы вы вместо того, чтобы читать всякую чепуху, – следователь ловко подобрал яркий журнал, – прилежно занимались, вам не пришлось бы дрожать из-за своей некомпетентности. Идите-ка, приведите себя в порядок да велите стюарду выгладить ваш костюм. И запомните, – воздел Бессмертных палец, – даже в состоянии крайней ажитации, в котором вы вчера, вне всякого сомнения, пребывали, человек благородный спать в костюме не ляжет.

– Но… – попытался Дубовны напомнить о некоторых обстоятельствах.

– И даже в полубессознательном… а то и бессознательном виде, – прекрасно понял его Бессмертных, – вы обязаны были сперва снять пиджак и аккуратно повесить его на плечики, а только потом уж падать. Ничего, Дэвид, с опытом придет и это.

– А… – дернулся юноша вслед за наставником.

– А это, – поднял тот аляповатый номер «Красоток», – пока побудет у меня.

И, ухмыльнувшись в усы, Бессмертных прикрыл за собой дверь. В конце концов, он тоже когда-то был стажером…

К обеду собралось куда более пестрое общество.

Прекрасная Каролина Кисленьких (которую сердобольный Вит-Тяй успел уже попользовать не только ядреным рассолом, но и специальным беарийским кушаньем, предназначенным именно для такого утра, когда человек жалеет не только о том, что проснулся, а и вовсе появился на свет), как обычно, блистала. Институтскую форму она сменила на броский костюм, очевидно, по двум причинам: первая – форму следовало как следует почистить после вчерашних похождений, а вторая – ярко-алый жакет с черным широким поясом и стоячим воротничком, неуловимо похожий на мундир, помогал маскировать некоторую бледность знаменитой писательницы. Крайне узкая черная юбка делала походку госпожи Кисленьких особенно выразительной, подол понизу пенился облаком черного газа. В ушах Каролины сияли рубиновые серьги, на плечах возлежал вновь потемневший Пушистик, а над маленькой шапочкой юной дамы алым восклицательным знаком лихо покачивалось длинное перо. (При виде этого наряда доктор вдруг как-то странно вздохнул и принялся протирать очки, хотя в этом не было ни малейшей нужды.)

Поручик Вит-Тяй сопровождал свою госпожу по пятам, видимо, опасался, как бы она не ввязалась еще в какую-нибудь авантюру. Его тщательно расчесанная борода выглядела крайне внушительно, на парадной юбке не было ни единой лишней складки, а пуговицы на мундире сияли ярче солнца.

Пол Топорны, как обычно, был идеально аккуратен, подтянут и погружен в себя. Впрочем, казалось, отсутствие на постоянном посту госпожи Полненьких и госпожи Приятненьких его немного порадовало.

За его спиной жались оба оперативника, которым не терпелось-таки посмотреть на знаменитого адвоката вблизи.

Затем пришел сам Руперт Бессмертных с бледным и отчаянным стажером на буксире, задвинул молодого человека в угол и посмотрел так, что любому стало бы ясно: вставать с места без разрешения Дэвиду запрещается под страхом смертной казни.

Ну и наконец в вагон-ресторан вошел Людвиг Эрнст Мягко-Жестоких, к которому невольно потянулись все: такую волну дружелюбия источал этот в высшей степени примечательный господин.

– Ах, госпожа Кисленьких, – произнес он учтиво, склоняясь над рукою писательницы, – наконец-то я имею честь лицезреть вас, настоящую жемчужину Каролевства!

– Ну что вы, господин Мягко-Жестоких, – включилась в привычную игру Каролина, подрагивая ресницами и стреляя очаровательными карими глазками. – Разве может скромная писательница сравниться с такой фигурой, как вы или господин Бессмертных? Нет, нет, ни в коем случае! Это величины несопоставимые, как… как…

– Большой Королевский экспресс и велосипед, – пришел Ян на помощь иссякшему писательскому вдохновению.

– Вот именно! – воскликнула госпожа Кисленьких. – О, я так польщена знакомством с вами, господин Мягко-Жестоких…

– Людвиг, просто Людвиг, – журчал в ответ адвокат. – Для такой очаровательной дамы…

– Тогда называйте меня просто Каролина, – с придыханием произнесла писательница. – А еще лучше – Каро…

Тут они оценили выражение лиц присутствующих, переглянулись и рассмеялись.

– Довольно развлечений, пожалуй, – весело сказала Каролина, – не то милейший Вит-Тяй, чего доброго, примет их за чистую монету!

– Гхм! – произнес поручик. – Так, стало быть…

– Ну разумеется, мы давно знакомы с милейшей Каролиной, – улыбнулся адвокат. – Доводилось встречаться.

Несчастный Дэвид подумал, что госпожа Кисленьких, кажется, знакома со всеми мало-мальски заслуживающими внимания персонами в Каролевстве, но на всякий случай промолчал. Тем более, внимание его привлекло редкостное зрелище: Пол Топорны, сидевший напротив, увидел нечто до такой степени удивившее его, что у всегда бесстрастного офицера суда даже дрогнула бровь.

– Что там такое, Пол? – заметил это и Бессмертных.

– Ничего особенного, – заверил Мягко-Жестоких, аккуратно складывая салфетку. – Очаровательные, знаете ли, дамы. Я бы сказал, женщины несчастной судьбы, им так необходим был кто-то, кто выслушал бы их трагическую повесть и дал профессиональный совет…

Остальные во все глаза смотрели, как в вагон-ресторан тенями проскальзывают одетые в темные, вполне приличествующие возрасту платья госпожа Полненьких и госпожа Приятненьких и тихонько устраиваются за своим столиком.

– Откуда… откуда вы узнали, что это они? – не выдержал Дэвид. – Вы же сидите спиной и не поворачивались!

– Видите ли, молодой человек, – очень серьезно сказал Людвиг. – У городских адвокатов на кончиках ушей есть особые сверхчувствительные точки, и…

– Он просто видит отражение в супнице! – рассмеялась Каролина, видя, что стажер готов разинуть рот. Следователь только ухмылялся. – Ах, господин Мягко-Жестоких, не шутите так над нашим Дэвидом! Он ведь может и поверить!

– Он много во что верит, – заметил Бессмертных.

– Нет! – выпалил Дубовны, понимая, что сейчас провалится… ну не сквозь землю, так уж сквозь пол вагона точно. Увы!

– В инопланетян, например, – добил наставник. – Ищет следы их присутствия повсюду, основывает версии на их вмешательстве в дела земные…

Дэвид понял, что сейчас сгорит со стыда, однако все же нашел в себе силы поднять несчастный взгляд на адвоката. К его изумлению, Мягко-Жестоких смотрел на него с таким участием и, кажется, даже сочувствием к юноше, так коварно высмеянному начальником, что стажер растерялся.

– Ну и что же, – произнес тем временем Людвиг бархатным своим голосом и машинально погладил Цисси. – Истина ведь где-то неподалеку, а вы, Руперт, чрезмерно строги к молодому человеку. Неужели вам самому никогда не попадались случаи, объяснить которые с точки зрения здравого смысла вы не могли?

– Ну, допустим, – согласился тот. Судя по всему, беседа доставляла ему несказанное удовольствие.

– Вот! – поднял палец адвокат. – И я, со своей стороны, могу уверить, что некоторые вещи совершенно невозможно объяснить, даже привлекши для этого лучшие умы современности. Что же может решить молодой пытливый ум, столкнувшись с непознаваемым?

– Что он плохо учился, – пробубнил Берт, не поднимая глаз от тарелки. Адвоката он как-то стеснялся.

– Это – в первую очередь, – согласился Людвиг серьезно. – Но что если, проверяя одну гипотезу за другой, такой юноша всё же не может найти ответ? Что он должен предположить? Уж нет ли здесь вмешательства неких сил, которые мы до сих пор не в состоянии не то что познать, а даже и представить? Почему бы силам этим не быть потустороннего происхождения? Или даже инопланетного? Кто знает, что ожидает нас в иных мирах?

– У нас в Беарии, – пробасил вдруг поручик, – случай был. Спустилось аккурат над лесоповалом преогромное блестящее блюдце, два состава отменных бревен пеплом пустило…

– А дальше что? – жадно спросил воспрянувший духом Дэвид.

– Ну что… – пожал могучими плечами гвардеец. – Как оно, значит, решило склады изничтожить, так наши, уж на что миролюбивы, не выдержали. Зарядили пушки, да и… Говорили, – добавил он, – сбить не сбили, но несколько вмятин на этой штуковине-то оставили, она мигом подхватилась да и улетела. Больше не появлялась…

– А вдруг это были братья по разуму?.. – простонал Дубовны. – А вы!..

– На самом-то деле, – закончил мысль Вит-Тяй, – это охранники курили, кто-то чинарик уронил, опилки и полыхнули. Так вот, чтоб недостачу покрыть, они это блюдце и выдумали. Теперь сами лес грузят. Нечего небылицы сочинять да народное добро портить!

– Да, – с хорошим чувством момента вступил адвокат, – случается, некоторые с виду необъяснимые случаи имеют самые что ни на есть обыденные причины. И если поискать как следует, обычно можно этих причин доискаться… Ну а уж если и это не поможет, – развел он руками, – тогда остается только списать неудачу на происки коварных пришельцев из иных миров!

Ян сдержанно хрюкнул в салфетку, Каролина тут же сделала вид, будто в глаз ей попала ресница, но перо на ее шапочке предательски задрожало. Руперт посмотрел в окно, а Дэвид решил, что фамилия городского адвоката очень тому идёт!

– Да, Людвиг, – вспомнил вдруг Бессмертных. – Позвольте поинтересоваться, сколько времени вы потратили вчера на тех несчастных дам? Мы с доктором, видите ли, заключили маленькое пари.

– О! – улыбнулся Мягко-Жестоких. – Знаете, я немного скучаю по напряженной работе в Институте, поэтому позволил себе немного развеяться…

– И всё же?

– Чуть менее часа, – ответил адвокат. – Они оказались такими милыми!

– О да, кое-кто из нас прекрасно об этом осведомлен, – хмыкнул Бессмертных. Немертвых вздохнул – оба проиграли пари. – О чем же вы беседовали с ними, если не секрет?

– Ни о чем серьезном, – отмахнулся тот. – Этим дамам так хотелось поведать кому-то неравнодушному о своих злоключениях, что я, право, не нашел в себе сил им помешать. Бедняжки! Они до сих пор во власти постигшей их некогда беды, а весь их эпатаж проистекает всего лишь от желания как-то справиться с последствиями несчастья. Но, – добавил он, – полагаю, уважаемый доктор согласится с тем, что опасный недуг нельзя загонять вглубь организма, а следует врачевать его, даже если потребуются самые радикальные методы!

– Совершенно верно, – отозвался Немертвых.

Дэвид покосился на траурно одетых дам и поежился. Трудно было представить, что они предпримут, когда чуточку придут в себя после беседы со сладкоречивым адвокатом.

– Не думаю, конечно, что такой короткой беседы оказалось достаточно, – сказал Мягко-Жестоких, будто подслушав его мысли. – Они всего лишь вспомнили о трагедии и сдернули с нее, если можно так выразиться, мишуру ложных страданий. Дальнейшее – в их собственных руках, а я, увы, сейчас не при исполнении.

– В самом деле, – подала голос Каролина, – должны же вы хоть немного отдохнуть от забот!

– Работу свою я люблю, – заметил адвокат, – но вы правы, сейчас мне необходимо… хм… переключиться, чтобы на новом месте действовать как можно более эффективно. Поэтому довольно о службе! Милая Каролина, мы с уважаемым доктором ожидали вас, чтобы вы, как человек, прекрасно владеющий предметом, приняли участие в моей маленькой лекции касаемо ухода за юными мухоборами… если остальные господа, разумеется, не будут против нас послушать.

Господа дружно заверили, что против не будут, и вообще, им крайне интересно узнать о мухоборах побольше!

– Я не такой уж великий специалист, – кокетливо произнесла госпожа Кисленьких, – но постараюсь помочь, господин Мягко-Жестоких!

– Рассчитываю на вас, – ласково взглянул на нее тот. – Итак, господин Немертвых… Вот Цисси. Как вы можете видеть, она несколько отличается от вашей Беллы. Вот, взгляните, эти довольно глубокие продольные выступы? У юной Беллы их пока что нет, хотя… позвольте? О, они уже начали формироваться, превосходно!

– Господин Мягко-Жестоких говорит о крыльях, – пояснила Каролина. – Мухоборы отлично летают, но на это способны только взрослые особи. У молодых крылышки слишком слабы, и даже если мухобор их выпустит, то всё равно не сможет взлететь. А выросшие до необходимого размера и окрепшие крылья прячутся как раз в этих так называемых выступах, как в чехлах.

– Вот как… – промолвил доктор, с интересом разглядывая Беллу.

– Благодарю, – улыбнулся адвокат госпоже Кисленьких и снова обратился к доктору: – Всё верно. Кроме того, насколько мне известно, у вашего мухобора именно сейчас формируется жесткий внутренний скелет. Поэтому ни в коем случае не пользуйтесь им как дубинкой или, скажем, ломом, это может нанести ему непоправимый вред!

– В мыслях не было, – вздохнул Немертвых, подумав, что без дубинки он уж как-нибудь обойдется. – А как за ними ухаживают?

– О, очень просто, – ответил Мягко-Жестоких. – Их нужно выгуливать, кормить… кстати, с кормом непременно нужно давать витамины и минералы, которые мухоборы обычно получают в естественной среде обитания, но которых нет в нашей пище… О, ну, конечно, побольше разговаривать с ними – так они лучше социализируются и впоследствии смогут легко отличать вас по голосу. Что еще… – Он задумался, поглаживая Цисси. – Ах да! Не ставьте вашу малютку в угол на ночь, она может принять это за наказание!

– На болотах, – встряла Каролина, – мухоборы ночуют так: взлетают повыше, цепляются клювом за ветку попрочнее и так висят, вытягиваются и распрямляются. Маленьким помогают подняться взрослые. Ну а здесь… наверно, можно класть мухобора на жесткую ровную поверхность.

– Цисси любит ночевать на вешалке, – доверительно сообщил Людвиг. – Правда… гхм… если у вас гости, лучше или предупреждать их, или выпускать девочку погулять…

– А питание? – спросила госпожа Кисленьких. – Насколько я помню, в дикой природе мухоборы сбивают жертву наземь, а потом становятся на нее и… м-м-м… медленно переваривают. Чем же вы кормите вашу питомицу?

– Я долго подбирал что-то, что пришлось бы ей по вкусу, – посетовал адвокат. – Господин Немертвых, вам тоже это предстоит! Рекомендую попросить у стюарда несколько кусочков мяса разных сортов, ваша Белла, вероятно, выберет что-то для себя, а список необходимых витаминов я вам предоставлю.

– Это очень любезно с вашей стороны, – заметил доктор.

– Что еще… – задумался Мягко-Жестоких. – Ах да, взгляните… Цисси, детка, проснись!

Он опустил руку на рукоять «трости», и вдруг по всей ее окружности вспыхнули рубиновые огоньки.

– Глаза, – пояснила Каролина, наблюдавшая за этим с детским восторгом. Дэвид же постарался отодвинуться подальше. – У мухоборов отличный кругозор! Кстати, видят они и в полной темноте…

– Цисси, Цисси, – мурлыкал адвокат, поглаживая свою питомицу чуть пониже «рукояти». – Ну же, скажи «а-а-а»…

– А-а! – невольно вскрикнул Дэвид, в чью сторону оказался направлен внезапно распахнувшийся клюв болотной твари, и даже шарахнулся. – П-простите.

– Цисси – воспитанная девушка, – поучительно произнес Мягко-Жестоких, – и ядом в соседей по столу не плюет. Во всяком случае, если я не попрошу. Не правда ли, прелесть моя?

Мухобор согласно щелкнул клювом и притушил яркие огоньки глаз.

– Клюв нужно чистить, – сказал адвокат доктору. – Это несложно, вы, я уверен, научитесь без труда.

– За чешуей, наверно, тоже нужно ухаживать? – спросила Каролина. – В болотах мухоборы обмазываются биомассой, а вовне для них слишком сухо…

– Конечно! – воскликнул Людвиг. – Чешую необходимо протирать и умащать… хотя бы детским маслом.

– Оружейное не подойдет? – спросил дотошный доктор, чем умудрился адвоката чуточку удивить.

– Полагаю, подойдет, – сказал тот, подумав, – но только когда Белла подрастет. Пока придется повозиться…

– Я думаю, это будут приятные хлопоты, – усмехнулся Немертвых и погладил своего мухобора с куда большим уважением. – Кстати, а какого действия у них яд?

– Самый разнообразный, – просветила госпожа Кисленьких. – Бывает нервно-паралитического воздействия, бывает – как кислота… Если я верно помню, мухоборы способны модифицировать состав яда в зависимости от собственных нужд.

– Или пожеланий хозяина, – добавил Мягко-Жестоких и улыбнулся как-то совсем уж неласково. – Помнится, как-то крайне понадобился анестетик… Знаете, господин Немертвых, иногда мне кажется, что Цисси понимает меня без слов!

– Не исключено! – авторитетно заявила Каролина. – Ведь это же детище болот, ничего удивительного в подобном нет!

– Благодарю за интереснейший рассказ, – произнес вдруг доктор и поднялся. – Надеюсь, вы извините меня? Мне… хм-м… должна прийти важная и очень срочная телеграмма, ну а затем я вновь присоединюсь к вам.

Он удалился, а Бессмертных и Мягко-Жестоких обменялись взглядами. К столикам первого класса даже самые важные, срочные и секретные телеграммы приносит стюард… если, конечно, доктор не собрался принять ее лично! Однако обсуждать это они не стали, заговорили о другом: сперва об Институте болот, потом о практике генерального следователя, и вот уже даже Дэвид осмелился вставить пару слов в беседу, а оперативники совсем освоились в высоком обществе…

Доктор же шагал по коридору к своему купе. Поезд замедлял ход, их ждала очередная остановка. Ничего необычного, не так ли?

Не так.

К чему предаваться самообману? Он ведь понял это, едва завидев наряд госпожи Кисленьких, так откровенно напомнивший ему о прошлом…

Да и разговор с господином городским адвокатом оказался странным – он коснулся тех воспоминаний, которые доктор Немертвых предпочитал хранить закрытыми на два замка, а замки – запертыми на три оборота каждый. Мухоборы… Он внимательно посмотрел на свою нежданную попутчицу.

Саму лекцию Мягко-Жестоких с комментариями Каролины доктор слушал вполуха, цепко фиксируя в памяти самое необходимое и вставляя подобающие реплики, а на самом деле размышлял совсем о другом. Читать в людях Немертвых умел (это был фамильный талант, благополучно развитый за годы службы) и теперь воспринимал почтенного юриста и его трость совсем иначе. Ну да, конечно… стесняющийся своего горячего и пылкого сердца рыцарь, скрывший свою мечтательность за доспехами прожитых лет и увесистыми томами справочников, прелестная в своей ледяной беспощадности Цецилия Черненьких, Снежная Королева каролевского скоросудия, ласкавшая тонкими пальцами латную перчатку!

В роскошном купе первого класса смешивались воедино реальность и легенда, правда и вымысел… это пугало.

А теперь предстояло выбирать самому.

Немертвых еще раз посмотрел на трость. Самочка мухобора не дремала, как обычно, рубиновые глазки поймали взгляд хозяина, и тому почему-то показалось, что Белла издевается – вполне в духе самоуверенных девиц, собирающихся загнать под каблучок бальной туфельки очередного потерявшего рассудок кавалера. Доктор едва заметно улыбнулся. Когда-то он тоже был влюблен…

Любовь с первого взгляда… Теодор Немертвых, случалось, слышал эти слова, читал, иронично кривил губы, но даже и предположить не мог, насколько это страшная вещь – когда все тщательно выстроенные и укрепленные барьеры рушатся, и ты просто не понимаешь, как можно жить иначе! В его случае все оказалось еще хуже – предмет его обожания был недостижимым идеалом и с легким недоумением взирал на него сверху вниз.

И никаких преувеличений: первый раз Теодор скис на половине штурмовой полосы, упал (заботливо нагруженный кирпичами ранец вдавил его в грязь полигона) и, сгорая от стыда, слушал, как госпожа полковник выражает свое неудовольствие мастер-наставнику Изуверски, время от времени тыкая лежащего кончиком хлыста, как нечто неодушевленное.

Другой бы на его месте написал прошение о переводе. Тем более, к «пожарным» Немертвых попал по ошибке: машинописная барышня, заполнявшая его личную карточку, грезила об амурных переживаниях в компании знойного рокового красавца… ну, совсем как в синематографе! Всего две ошибки, сделанные тщательно наманикюренными пальчиками, – и вот юный Теодор объявлен обученным рядовым, да еще прошедшим курсы заплечных дел мастера. Лишь две неверные цифры, а каков эффект!

Конечно, он был удивлен: плод счастливого союза семей Немертвых и Неживых искренне полагал себя продолжателем дела дедушки и батюшки, имел соответствующие договоренности… Да и вообще, хирурги широкого профиля были нарасхват, а потому оказаться в учебно-тренировочном лагере войск специального назначения… Нет, Теодор был не просто удивлен, а, скорее, ошарашен. Раздавлен. Смят. А после всего этого – доставлен (за шиворот) в кабинет полковника Любимых и… погиб. Окончательно и бесповоротно.

Случайность!

После краткого допроса госпожа полковник плотоядно облизнулась (Теодор задрожал и даже немного покраснел) и приказала вызвать сержанта Изуверски… У Беллатрисы Любимых было много оригинальных идей касаемо экспресс-обучения личного состава, а еще – неистребимое пристрастие ко всякого рода антинаучным штучкам, о которых предпочитали не распространяться за пределами узкого круга доверенных лиц. Стоит ли говорить, что сержант всецело разделял убеждения своего командира? Два незаурядных «багра» еще раз внимательно оглядели несчастного Теодора (тот воображал, как станет героем и принесет своей даме сердца авоську… нет, целый мешок голов поверженных противников и букет белых роз впридачу), и многозначительно переглянулись.

– У нас всего два месяца, Мартин, – промурлыкала госпожа полковник. – Могу ли я рассчитывать, что вы уделите этому юноше особое внимание?

Сержант, польщенный доверием начальницы, в нескольких рубленых предложениях заверил, что, прибегнув к мерам неординарным и оправданно жестоким, можно легко вынудить новоприбывшего познать силу…

– Он будет владеть как темной, так и светлой стороной! – закончил свою речь мастер-наставник и выразительно щелкнул пальцами.

Теодор моргнул.

– «Когда своею ты владеешь силой, а не тобою властвует она»… – задумчиво проговорила госпожа Любимых. – Вы понимаете Мартин, что это должна быть… лошадиная сила?

– Так точно! – осклабился сержант…

…«У меня не было ни единого шанса. – Доктор рассеянно поглаживал свою трость, которая стремительно меняла своей цвет, становясь бархатисто-черной, как будто сама тьма поселилась в ее чешуйках. Мухобор нежно прихватил хозяина за палец, мол, не следует чрезмерно углубляться в воспоминания. – «Багры» не погибают. Они отступают, чтобы вернуться. Не так ли… Белла?»

Рубиновые глазки согласно вспыхнули – похоже, мухобор действительно понимал хозяина без слов. Доктор осторожно повесил трость на вешалку за неимением чего-либо более подходящего и аккуратно прикрыл ее собственным плащом: он собирался сменить костюм и полагал, что это зрелище не годится для юной дамы.

Теперь, когда у мухобора было имя, доктор мог отвлечься на решение других, более мелких проблем. Способности видеть у него имелись – иначе можно было и не вернуться тогда из леса, – но нынешнее положение штатского специалиста и отсутствие некоторых предметов экипировки требовали применить меры неординарные и неортодоксальные. Из разряда тех, на которые он был вынужден пойти, по ряду причин уволившись со службы: семья считала его паршивой овцой, и отец недрогнувшей рукой вычеркнул Теодора из списка наследников. Офицерская пенсия… о, Каролевство заботилось о своих отставниках, но устройство личных дел, наипервейшим из которых Теодор считал месть, требовало значительно большего: тесное знакомство с беарицами сыграло свою роль, и Немертвых искренне полагал, что месть – это блюдо которое подается горячим… и чрезвычайно острым.

Надо отметить, именно тогда он и познакомился с Рупертом Бессмертных… Доктор заочно уважал генерального следователя, а самому Руперту был небезынтересен человек, талантливо организовавший мор среди заокеанских покровителей князя Великослатеньких. Ну а с Полом Топорны Теодор свел знакомство намного раньше, когда обеспечивал работу выездного трибунала должным количеством подследственных.

«Славное было время…» – доктор тщательно застегнул пуговицы твидового пиджака и поправил галстук. Его учили многому – доверять своим ощущениям, читать неясные знаки, которые судьба щедро рассыпает на путях избранных, пользоваться силой… Мастер-инструктор обмолвился, что в далеком беарийском монастыре у горы Фунь-Янн этому искусству учат долгие годы, после чего посмотрел на подопечного и заявил, что философствовать им некогда, ибо сроки поджимают. Надевая на голову помятое ведро, Теодор чувствовал себя полным идиотом. «Видишь белочку? – вопрошал инструктор, сопровождая вопрос ударом палки, чтобы помочь молодому человеку сконцентрироваться. – Что? Не видишь? А она есть!»

Постепенно наставления возымели действие, Теодор научился концентрироваться на главном, а потом посторонние мысли и вовсе исчезли – юный Немертвых начал видеть. Особенно хорошо это получалось, если закрыть глаза – мир приобретал непривычную резкость и ясность. Это создавало известные неудобства – вернувшись из леса, приходилось заново вживаться в условности вещного мира: моргать, дышать, говорить ртом – совершенные излишества, если подумать. Равно как и носить неуставные сорочки под запонки, щегольской галстук, пошитый у хорошего мастера мундир… Темная сторона, светлая сторона, а офицер и джентльмен (как говорят жители Мглистых островов) всегда должен оставаться джентльменом.

Немертвых взял в руки трость, подумал, что нужно будет заказать специальный чехол для нее, и решительно вышел из купе…

…Пока доктор готовился достойно встретить неведомое и потенциально опасное, блестящее общество в вагоне-ресторане наслаждалось обществом господина Мягко-Жестоких и его очаровательной спутницы (разумеется, Цисси).

О, уважаемый городской адвокат был блестящим собеседником и незаурядным рассказчиком! В диалоге его умения проявлялись не так ярко, но когда он перешел к повествованию, внимали которому не только сотрапезники, но и окружающие – господин Мягко-Жестоких умел говорить так, что каждое его слово достигало самых отдаленных уголков вагона…

Словом, вниманием аудитории оратор завладел в первые же минуты и, казалось, погрузил ее в некий транс, пребывая в котором, каждому хотелось немедленно стать честнее, порядочнее и вообще – лучше! Исключения были редки – господин Бессмертных (он считал, что в его возрасте меняться уже как-то несолидно), госпожа Кисленьких (писательница полагала, что и так даже чересчур хороша), поручик Вит-Тяй (на беарийцев в принципе не действовали подобные приемы) и господин Топорны (следует уточнить – на беарийцев и опытных офицеров суда). Ян, подперев подбородок рукой, шмыгал носом – должно быть, думал о том, как растрачивает жизнь впустую, занимаясь всяким непотребством, вместо того, чтобы создавать очередной венок сонетов. Берт мрачно сопел и время от времени почесывал за ухом; о чем думал он, никто не знал. Юный стажер тоже не избегнул всеобщего помешательства – он медленно раскачивался из стороны в сторону и монотонно обещал никогда, никогда, никогда не таскать у бабушки варенье…

– Однако, Людвиг, поразительный успех! – заметил Руперт. – А вы ведь, если не ошибаюсь, только два года назад начали обучаться искусству гипноза?

– О, вы преувеличиваете, – скромно ответил адвокат. – Но согласитесь, это крайне полезное умение, особенно если вам предстоит назначение на Балганские шахты или Хазские соляные прудники. Честно скажу, последнее назначение меня тревожило, – добавил он. – Атмосфера прудников – не лучшая для Цисси… Наши крылышки начинают покрываться соляной коркой, да, дорогая?

И Мягко-Жестоких погладил свою верную спутницу.

– Это ужасно, – покачала головой Каролина, и алое перо негодующе затрепетало. – Мухобор должен летать!

– К счастью, – продолжил Людвиг, – мой коллега, Антуан Мрак-Кромешны любезно предложил мне поменяться жребием, за что я ему очень благодарен.

– Антуан – очень тактичный человек, – кивнул Руперт. – Это весьма любезно с его стороны.

– Он был осведомлен о моих обстоятельствах…

Окружающие постепенно приходили в себя, а поскольку кое-кто кое-что запомнил, то некоторые супруги уже начали коситься друг на друга, и неизвестно, чем бы закончился обед, если бы не раздался голос обер-кондуктора.

– Дамы и господа! – провозгласил он с самым траурным видом. – Сотрудники паровозной компании приносят свои глубочайшие извинения… К нашему превеликому сожалению, сегодня в меню не будет ни свежей клубники, ни сливок, ни устриц! Вольный город Брехенберг, в котором мы только что остановились… захвачен вооруженными дикарями!

Бессмертных отодвинул занавеску. Вокруг экспресса сновали дикари в меховых набедренных повязках, раскрашенные черной и белой краской.

Пассажиры, чувствовавшие себя в полной безопасности за бронированными стенами вагонов, приникли к окнам: такой экзотики они еще не видали.

– «Пингвины», – вздохнул следователь.

– Простите?

– Это племя поклоняется Великому Пингвину, – пояснил тот. – Признаться, есть разные версии возникновения этого культа. Кто-то говорит о гигантском пингвине, которого преступные экологи выкрали из зоопарка и выпустили на свободу, а он так привык к людям и лакомствам, что прибился к дикарям, они же объявили его своим тотемом и научились от него дурному… А другие считают, что Великому Пингвину те поклонялись испокон веков, а вот на разбой их толкнул недоучившийся студент… Тоже, кстати, угодивший на кривую стезю из-за этой самой экологии, – хмыкнул следователь. – Здесь он скрывался от преследования властей, спрятался у дикарей, привил им пороки цивилизованного общества… Так что теперь раз в год они откалывают айсберг покрупнее, ставят паруса и грабят прибрежные города.

– Говорят, – вставил Ян, – они угоняют жителей в рабство. Больше всего им нужны женщины!

– Зачем? – глупо спросил Дэвид и понял, что сейчас покраснеет. По счастью, оперативник вовремя ответил:

– Как зачем? Высиживать пингвиньи яйца на птицефермах, конечно!

– Отвратительно! – сказала Каролина.

– Прошу извинить, но я должен проинструктировать солдат, – Вит-Тяй нахмурился и поднялся во весь свой богатырский рост. – Младшая сиятельная госпожа никогда не будет пингвиньей наседкой! Осмелившихся на такое… – Тут он сурово сдвинул брови. – Этих «пингвинов» в котел войдет дюжины полторы!

– Не иначе, – согласился Бессмертных. – Они как-то мелковаты. Да, господин поручик, не забудьте предупредить доктора. Возможно, местным жителям и этим… хм… несчастным потребуется его помощь.

Следователь как-то двусмысленно усмехнулся.

Поручик грозно разделил бороду напополам и поспешил к выходу, тактично огибая прилипших к окнам пассажиров и тем самым оберегая несчастных от неизбежных синяков. Оказавшись в тамбуре четвертого вагона, Вит-Тяй замер, чего с отважным беарийцем отроду не случалось.

Но было отчего! Через стеклянную дверцу вагонного коридора он видел, как к тамбуру неспешно движется закованная в черные латы фигура в черном же непрозрачном шлеме. Сияющий меч у бедра, развевающийся угольно-мрачный плащ с черным подбоем… Беарийский гвардеец не боялся никого: ни голодного медведя, ни лесного дьявола (водилось в Беарии и такое, и даже похуже), ни магистра Вэ-Пу, сломавшего ему за непочтительность три ребра своим знаменитым посохом, но это…

Он моргнул – иллюзия рассеялась. Перед ним стоял хорошо знакомый доктор Немертвых, в котором не было ровным счетом ничего сверхчеловеческого.

Тем не менее, поручик преклонил колени и закрыл глаза. Что-то прошелестело совсем рядом, он ощутил легкое бестелесное дуновение.

«Да пребудет с тобой великая моща, юноша».

– Целый табун, – прошептал поручик и вздрогнул от переполнивших его могучее сердце и глубокую беарийскую душу чувств.

Его – ничтожного – заметили! Его госпожа несомненно будет спасена! Как он был слеп – не заметить Самого! Но он прощен!..

Когда Вит-Тяй пришел в себя и открыл глаза, в тамбуре никого не было, что, впрочем, нисколько его не удивило. В конце концов, великие ходят своими дорогами…

Но гвардейцев предупредить всё-таки следовало. Не потому, что Самому вдруг могла понадобиться поддержка, а… Чтобы котел вычистили как следует! Ибо, как говорил магистр Вэ-Пу, во всем должен быть порядок!..

…– Дамы и господа! – Обер-кондуктор изрядно волновался. «И орхидеи подвяли, – думал он с невыразимым стыдом. – Скандал! Позор!» – Не извольте беспокоиться. Мы уже связались с пограничной охраной: к нам на помощь идет патрульный дирижабль. Он доберется до Брехенберга всего лишь за три часа, после чего экспресс возобновит движение и непременно наверстает упущенное время. К сожалению, дикари разграбили продуктовый склад, и наше меню…

Его уже не слушали. Пассажиры не отлипали от окон: снаружи дикари выстраивали в шеренгу жителей города. Рослый «пингвин» поднял импровизированный плакат.

«У нас заложники» – было выведено на оторванной от какого-то забора доске корявыми буквами с ужасными ошибками.

– Любопытно, – обронил Пол Топорны.

– Орфографов-заговорщиков на них нет, – усмехнулся Бессмертных.

– Какая гнусность, – фыркнула Каролина, попутно запоминая подробности и подумывая, не устроить ли Кривому с Хромым такое же приключение. Им, в конце концов, не грозило угодить на пингвинью ферму в качестве живого инкубатора!

Тем временем «пингвины» подтащили еще пару досок.

«Нам нужны рыба и скотч» – накарябала на них еще менее уверенная рука куском скверного мела.

– По крайней мере, это требование понятно, – заметил Бессмертных. Топорны не отреагировал: он заполнял бланк коллективного расстрельного приговора и напряженно высчитывал количество дикарей на площади. – Им же нужно чем-то приклеивать перья.

– Перья? – заинтересовался Мягко-Жестоких. – Хм?

– Дикари приклеивают скотчем выпавшие перья пингвинов, – пояснил следователь. – У кого больше перьев – тот и главнее. А вожди даже пытаются – и небезуспешно – вживлять эти перья… что, кстати, говорит в пользу второй из изложенных мною версий возникновения культа Великого Пингвина. Тот беглый студент, видите ли, был начинающим медиком…

– О, а я-то подумала, что они требуют скотч, который скотч! – воскликнула Каролина. – И еще решила: как скверно поощрять пьянство среди малых народностей!

– Смотрите, смотрите! – загалдели пассажиры.

«Пингвин» на площади поднял очередной плакат.

– Надеюсь, забора им хватит, – озабоченно произнес следователь. – Не то с них станется и дом разобрать!

«Мы требуем переговоров!» – гласила надпись.

Пассажиры зашумели.

– А кто у нас может вести переговоры?

– Я только вчера подписал хороший контракт на тушенку, могу попробовать!

– Контракт у вас хороший, только тушенка не первой свежести…

– Господа, не забывайте, Каролевство никогда не вступает в прения с бандитами!

– Юлик заканчивал дипломатическую академию, он точно знает!

– Но мы в вольном городе, а не в Каролевстве! И почему сразу с бандитами? Они требуют рыбу и скотч – это коммерческая сделка! Непризнанное торговое образование…

– Тогда, вероятно, коммерц-советник Занудецки сможет…

Следователь с адвокатом вздохнули и переглянулись. Понятно, что никто из говорунов наружу не выйдет, да и самим им не было резона покидать надежный экспресс. Но вот если «пингвины» рискнут пойти на штурм…

Каролина задумчиво искала что-то в сумочке. Берт и Ян проверяли, на месте ли ножи и прочая амуниция, которую они умудрялись прятать самым непостижимым образом.

Мягко-Жестоких погладил Цисси – снова загорелись рубиновые глазки мухобора и громко щелкнул внушительный клюв.

Пол Топорны бросил считать «пингвинов», поставил в бланке всеобъемлющее «и др.», открыл дипломат, извлек на свет божий внушительный револьвер и, как обычно, совершенно невозмутимо привел его в состояние боевой готовности. Каролина покосилась на офицера суда с одобрением и уважением.

Дэвид завистливо вздохнул: у него револьвера при себе не было. Он, однако, подумал, что сможет какое-то время отмахиваться стулом.

И только Бессмертных ничего не предпринимал, а просто наблюдал за происходящим.

Посмотреть было на что.

Ситуация за окном изменилась. Откуда-то слева к дикарям вышел невысокий человечек в твидовом пиджаке. В его руке был фанерный ящик из-под тропических фруктов. «Пингвины» с некоторым недоумением опустили плакаты.

Припавшие к окнам пассажиры первого класса с удивлением наблюдали за странными манипуляциями: новый персонаж поставил ящик наземь и достал из кармана три металлических стаканчика и красный шарик.

– Интересно, кто его учил вести переговоры? – прокомментировал Руперт довольно. – И сколько перьев он у них выдерет?

Бессмертных, как всегда, не ошибся…. Доктор (а это был, разумеется, он) продемонстрировал «пингвинам» связку бус, потом показал шарик… На то, чтобы втолковать дикарям правила, много времени не ушло, а известная игра портового отребья и любимая забава князя Великослатеньких не могла не увлечь падких на яркие побрякушки «пингвинов».

Вскоре из вокзала повалила новая толпа захватчиков, жаждавших обыграть наглого «бесперого». Они выдергивали из волос то одно, а то и два сразу пингвиньих перышка, разом понижая свой статус в глазах соплеменников…

Дольше всех держался вождь, но когда на его глазах доверенный помощник проиграл все и пошел биться головой об каменную стену, то и он не выдержал.

– Ты есть грязный обманщик! – разобрали те, кто умел читать по губам.

– И что теперь? – Дэвид от любопытства чуть не расплющил нос об оконное стекло.

– Ничего особенного, – меланхолично ответил Мягко-Жестоких. Цисси снова задремала. – Скорее всего, этот господин – дипломат из группы специального назначения, настоящий профессионал. Только взгляните, сколько «пингвинов» лишилось своих перьев и имущества! Думаю, сейчас он выкупит и заложников, и город…

– Хм, – произнес Топорны, взглянув на часы и подумав, что патрульный дирижабль не мог прибыть так быстро. Вслух он, однако, ничего не сказал, ибо это было не в его привычках.

– А он справится? – спрашивал Дэвид. – Вроде бы его хотят поколотить за жульничество…

Вернувшийся поручик Вит-Тяй хмыкнул и почтительно склонился к ушку блистательной госпожи Кисленьких. Удивительно, но говоривший обычно густым басом беариец на этот раз шептал едва различимо. Выслушав его, Каролина приметно покраснела. Воистину, опека папеньки была чрезмерной! Отправить ей на выручку Того-Кого-Нельзя-Вызывать?.. Что же будет в следующий раз? Эшелон с отборным полком императорских головорезов?!

Ситуация тем временем обострилась.

Пассажиры с замиранием сердца смотрели, как пританцовывает на месте огромный «пингвин», как никому не известный дипломат слегка сжимает левую руку в кулак, и как его противник, задыхаясь, хватается за горло и падает, не в силах стоять на ногах.

– Мганга! – завопили дикари, и вопль сотен мощных глоток пробился даже сквозь пуленепробиваемые стекла.

– Однако, – заметил адвокат. – Насколько я помню, дипломаты редко встают на путь силы. Должно быть, этот господин работал при дворе князя Великослатеньких… Во времена оны без таких умений там было не обойтись!

Следователь только усмехнулся в усы, но ничего не сказал.

Тем временем на площади порядком ощипанные «пингвины» схватились за копья и топоры, но из-за спины господина в твидовом пиджаке вдруг появилось нечто и выразительно прищелкнуло клювом…

– Боевой треножник! – в полном восторге воскликнул Дэвид. – Марсиане!

Мягко-Жестоких приподнял брови и весело переглянулся с Бессмертных.

– Великий Мганга!!! – в полном ужасе взвыли дикари и ринулись назад, в порт, где на берегу их ждали лодки, а на горизонте виднелась громада слегка подтаявшего парусного айсберга-пингвиноносца.

– Болотные твари! – едва ли не громче дикарей завизжали бывшие заложники и, обгоняя «пингвинов», бросились прочь из города. И начался великий драп – впереди драпал уважаемый градоначальник, следом драпали старосты и полицейские, драпал самый гуманный в мире суд и честная таможня…

– Однако! – огорчился Бессмертных. – А кто будет приводить этот городишко в порядок?

Адвокат только развел руками и покосился на возбужденных пассажиров.

Таинственный спаситель тем временем бесследно исчез, и, пожалуй, только Вит-Тяй сумел во всеобщей суматохе заметить, как тот спокойно вернулся в поезд…

…Увы, тронуться в путь немедленно не получилось: коварные «пингвины» завалили пути, и завал этот еще предстояло разобрать.

Именно тогда и состоялся исторический обмен телеграммами между радиорубкой экспресса и Столицей, Выглядел он так…

«Ваш офицер случайно взял Брехенберг. Сказать, чтоб вернул обратно? Обер-кондуктор.»

«Флаг вывесили? Кароль.»

«Так точно. Обер-кондуктор.»

«Тогда оставим себе. Кароль.»

– Вот уж удружили так удружили! – бурчал за ужином Бессмертных. – Опять карту перерисовывать придётся…

– О, коллега, пожалуй, это наименьшая из проблем Каролевства, – улыбался в ответ Мягко-Жестоких.

Доктор молча пил чай, улыбался каким-то своим мыслям и поглаживал умницу Беллу… оказавшуюся так похожей характером на свой прототип!

Вит-Тяй молча гордился: в городке с целью наведения порядка решено было оставить несколько гвардейцев, и этим избранным даже выдали небольшой личный котел особого подразделения… Можно было не сомневаться: расстрельный приговор Топорны будет выполнен со всем тщанием!

– Безобразие! Наглым выходкам каролевской военщины следует дать решительный отпор! – громко вещала госпожа Полненьких, слегка отошедшая от чар адвоката и даже прицепившая к корсажу траурного платья розовый бантик. – Цивилизованное общество…

– Интересно, а кто был этот таинственный воин в черном? – рыскала среди пассажиров госпожа Приятненьких, сжимая в руках столовый нож. На нее косились, а за спиной даже позволяли себе повертеть пальцем у виска, потому что более решительно никто (ну или почти никто) никаких людей в черном не видел. Не считая «пингвинов», конечно, но те были, скорее, черно-белыми…

А вечером обер-кондуктор получил еще одну телеграмму, которую и зачитал штабном вагоне срывающимся от волнения голосом. «И буковку заодно поменяйте», – шутливо приказывал далекий отправитель, и обер-кондуктор, лично взгромоздившись на скамеечку, совершил священнодействие при помощи ведерка краски и большой малярной кисти, пока расчищали завалы. В штабном вагоне тихо кричали «ура!» и бросали в воздух форменные кепи.

И теперь уже Большой Каролевский экспресс набирал ход, и уставший поездной машинных дел мастер закручивал три глапана из пяти предохранительных, заставляя состав буквально лететь над землей, наверстывая упущенное время! Пусть хоть солнце утонет в море – Каролевский экспресс всегда приходит в срок!

Глава 7 Дело о сверхзвуковой невесте

К завтраку Дэвид Дубовны опоздал по неуважительной причине – проспал. А проспал он потому, что зачитался свежим выпуском любимого журнала, раздобытого еще на станции Института Болот, да так еще и не открытого. Этот номер, по счастью, избежал конфискации следователем…

Всё общество уже было в сборе, когда Дэвид, извиняясь, занял единственное свободное место аккурат между начальником и адвокатом.

– Словом, это милейшие создания, прекрасные компаньоны, – говорил господин Мягко-Жестоких, адресуясь к доктору и поглаживая рукоять своей замечательной трости. – Вы сами могли в этом убедиться.

Немертвых кивнул, продолжая поглощать, судя по всему, уже третью порцию. Очевидно, доктор стремился восстановить силы. Поручик Вит-Тяй смотрел на него с заметным уважением и некоторым даже благоговением.

– Вы последовали моей рекомендации? – поинтересовался адвокат.

– Разумеется, – кивнул Немертвых. – Очень интересный опыт…

– А она у вас, простите за любопытство, предпочла какой сорт мяса? – спросил Мягко-Жестоких. – Моя красавица употребляет исключительно куриное филе, правда, иногда соглашается отведать что-то иное.

– Белла, – доктор тоже погладил тросточку, – выбрала кострец высшего сорта. Но, по-моему, не прочь и разнообразить меню: я заметил, что она пробовала и другие… хм… блюда.

– Это очень, очень ценное свойство! – воздел палец адвокат. – Всеядность для мухоборов, насколько мне известно, нормальна, верно, госпожа Кисленьких?

– Именно так, – ответила Каролина, блиставшая сегодня в нежно-сиреневом платье и утреннем аметистовом гарнитуре. – Только, господин Мягко-Жестоких, они ведь как дети! Привыкнут к чему-то одному, потом откажутся питаться другим, капризничать начнут…

– Вот-вот, – печально кивнул тот. – А раскапризничавшийся мухобор – это… хм…

– Полагаю, не самое приятное зрелище, – поддержал доктор. – Каролина, так вы рекомендуете разнообразить рацион моей спутницы?

– Обязательно! – сказала та и погладила своё манто. – Вы ведь сами всегда мне так говорите…

– И верно, – усмехнулся Немертвых и вернулся к трапезе.

Дэвид понял, что опять ничего не понимает, но переспрашивать постеснялся. Остальные, кажется, знали, о чем идет речь, и стажер решил потихоньку выспросить у Яна или Берта, но только после завтрака.

– Кстати, надолго ли стоянка? – поинтересовался Бессмертных, давно покончивший с неизменной овсянкой и теперь мирно попивающий чай.

– Говорят, до вечера, – сообщил всезнающий проныра Ян. – Брехенбергские-то служащие разбежались, так что постоим здесь. Тут вот подошел ремонтный поезд с рабочими: болотную защиту снимут, проверят, что к чему, второй локомотив прицепят, и понесемся – график нагонять будем!

– Что поделать… – философски произнес Руперт. – А что там за мельтешение на перроне? Кажется, где-то даже оркестр играет…

– А это, – сказал Берт, – праздник сегодня в городке. Ну, какой праздник… я слышал, дочка бургомистра замуж выходит. Поэтому и оркестр, и прочее, как полагается! Не простая лавочница всё-таки…

– О, наверно, это очень мило! – загорелась Каролина. – Господа, чем сидеть весь день в купе, не сходить ли нам в город?

– Ну, это без меня, – решительно отказался Бессмертных. – Наблюдать за брачными играми мещан – вот уж увольте!

– Я, с вашего позволения, тоже останусь, – поддержал его Мягко-Жестоких, – полагаю, нам с Рупертом найдется, о чем побеседовать… на профессиональные, так сказать, темы.

– Непременно, – кивнул тот. – Думаю, Людвиг, мы устроимся в салоне, а буде кто посмеет нас прервать…

– Рояльной струной – того! – предложил кровожадный Ян.

– Ну зачем так грубо, – поморщился Бессмертных. – Полагаю, достаточно будет продемонстрировать мухобора…

– Я, пожалуй, присоединюсь к вам, – сказал доктор, – если вы не возражаете, разумеется.

– Как можно! – возмутился Людвиг. – Полагаю, у нас найдется, что обсудить. Бывали, знаете ли, случаи из практики, хотелось бы послушать мнение эксперта…

– А вы, Дэвид, прогуляйтесь, – велел следователь, и стажер чуть не разинул рот. Он-то предполагал, что ему будет приказано сидеть рядом с начальником и внимать премудрости, ан нет! – У вас что-то бледный вид, проветритесь, вам полезно.

Дэвид чуточку зарозовел: будет, пожалуй, бледный вид, если лечь спать далеко заполночь, а если быть совсем честным – то ближе к рассвету!

– Пол, а вы? – поинтересовалась Каролина.

– И я пройдусь, – ответил Топорны, чем вызвал некоторое замешательство. Офицер суда был нелюдим, в разговоры вступал неохотно, и подумать, что его заинтересует чья-то свадьба, было сложно.

– Мы тоже, – подал голос Ян. – Денек отличный, чего взаперти сидеть?

– А я пригляжу, – прогудел поручик.

– Да, вы уж присмотрите за ними, уважаемый Вит-Тяй, – усмехнулся следователь. – Мы, конечно, сможем задержать отправление поезда, случись что, но, право, не хотелось бы создавать очередной прецедент.

Беариец кивнул: ясно было, что он прихватит несколько своих гвардейцев, дабы оберегать младшую сиятельную госпожу от возможных неприятностей да и вообще – держать от нее на расстоянии всяких подозрительных типов.

– А вы, Дэвид, главное, не потеряйтесь, – наставительно сказал Бессмертных, и юноша снова покраснел. Историю о том, как он заблудился, когда шел на собеседование к следователю, он вспоминать не любил. – Ну что ж, мы с Теодором и Людвигом удаляемся обсуждать скучные старые дела, а вы, молодежь, веселитесь!

– Я только переоденусь! – воскликнула Каролина и умчалась, оставив за собой шлейф легкого нежного аромата. Ян потянул носом и блаженно улыбнулся.

– Собираемся через четверть часа на перроне, госпоже Каролине я передам, – сказал Берт. – Надо и впрямь приодеться, праздник, как-никак!

Дэвид тщательно почистил костюм (он не отказался бы иметь выходную пару, но увы, заработки пока не позволяли), надраил туфли до зеркального блеска, причесался, посмотрел на себя в зеркало и остался доволен.

Оперативники собрались еще быстрее – им было не привыкать. Топорны не собирался менять свой мундир на другой наряд, а поручик – так и тем более. Ждали только Каролину.

Госпожа Кисленьких поставила рекорд: опоздала к назначенному времени всего минут на десять, выпорхнула на перрон, поразив местную публику, явившуюся поглазеть на экспресс… Для присутствия на столь важном для города событии Каролина выбрала легкое платье нежного кремового цвета, изумительно оттеняющего цвет ее лица. На потемневших волосах лихо сидела крохотная шляпка-таблетка с микроскопической вуалеткой, а скромные украшения из морского жемчуга дополняли ансамбль.

– Идемте, господа! – воскликнула госпожа Кисленьких и устремилась прочь от поезда. – Не то мы пропустим всё веселье!

– Да они еще даже не начали, – успокоил Ян. – Времени у нас – вагон! Сейчас возьмем пару пролеток да и докатим с ветерком… хотя по их дорогам – только на танке бы ездить!

Экспресс замер на полустанке Мшистый Лог, обросшем со временем небольшим сонным городком. У того даже имени своего не было, и потому в справочниках он значился под порядковым номером, а вообще называли его просто «Лог».

Градоначальник его, прагматик и реалист, примерял к городку пышные названия, вычитанные в пухлом томе «Правдивой и Поучительной Истории Диких и Просвещенных Племен и Народов», автор которого предпочел остаться неизвестным, и каждый раз неудачно – названия спадали с городка, как чрезмерно свободное платье с изящной красотки.

– Дыра, – кратко охарактеризовал окружающий пейзаж Топорны и снова замкнулся в молчании.

Дэвид тоже посмотрел по сторонам. Городок как городок, он сам вырос в подобном. Небольшой, наверно, не слишком богатый, дороги и правда так себе… Но люди одеты празднично, все движутся к центральной площади: ясное дело, церемония будет проходить там, не абы кого замуж выдают!

Он задумался, а когда поднял взгляд, оказалось, что дорогу их компании загораживает девушка в темно-синем мундире, а за спиной ее возвышаются два здоровяка (тоже в форме), легко сошедших бы за беарийцев.

– Пол! – воскликнула девушка, не успел Дэвид подумать о полиции и сообразить, что форма на полицейскую не похожа. – Как прикажешь это понимать?!

Дубовны осторожно покосился на офицера суда и поразился – такая искренняя улыбка озарила это вечно бесстрастное лицо.

– Что это за безобразие? – продолжала возмущаться прекрасная незнакомка. – Тебя совершенно никуда нельзя отпустить! Я думала, хотя бы под присмотром господина Бессмертных ты сможешь не влипнуть в неприятности, но… – Она перевела дыхание. – И что ты на это скажешь?

– Я очень рад видеть тебя, дорогая, – нежно произнес Топорны, обнял фурию в мундире и поцеловал.

Дэвид остолбенел. Оперативники переглянулись. Каролина улыбнулась.

Пол обернулся.

– Прошу знакомиться, – сказал он, – моя супруга, Элиза.

Тут до Дэвида дошло, наконец, что это, видимо, и есть та белокурая красавица из медальона Топорны. Но чтобы у него оказалась этакая жена – невероятно!

– Но как ты здесь оказалась? – спросил Топорны, когда церемония знакомства завершилась. (Судя по всему, госпожа Топорны и госпожа Кисленьких прекрасно друг друга знали.) – Если не ошибаюсь…

– Мы спокойно патрулировали окрестности, – вздохнула Элиза и поправила фуражку. – И тут поступает срочная телеграмма – город захвачен, экспресс остановлен… Мы меняем курс, мчимся на помощь – и что мы видим?!

Оперативники переглянулись и ухмыльнулись.

– В итоге я решила сменить курс, дождаться экспресса в этом городишке и поговорить с тобой о твоем поведении, – закончила девушка.

– Но…

– Господин Топорны не имеет ко всему этому никакого отношения! – храбро встрял в разговор Ян. – Могу поклясться чем угодно! Мы все пали жертвой обстоятельств!

– Неужто? – с подозрением посмотрела на него суровая девушка.

– Совершенно верно! – сказала Каролина. – Ах, Элиза, это было коварное нападение, его никто не ожидал. К счастью, в поезде нашелся человек, освободивший город, но, даю слово, ваш супруг лишь готовился к обороне, а не… хм… совершал подвиги.

– Вам, Каролина, я могу поверить, – вздохнула та, но вдруг снова грозно взглянула на мужа. – А почему, позволь поинтересоваться, ты не совершал подвигов, а отсиживался в бронированном вагоне?

– Дорогая, а отчего ты и твои рулевые здесь, а дирижабль – в небе? – мгновенно перевел тему разговора Пол.

– Что?.. – Дэвид взглянул вверх, и действительно – над городком висела внушительная туша штурм-дирижабля, пришвартованного, кажется, к ратуше. Оставалось только поражаться наблюдательности Топорны.

– Элиза – капитан «Лунной радуги», – проинформировал офицер суда, и Дэвид в очередной раз потерял дар речи. Остальные не особенно удивились: видимо, они лучше стажера разбирались в форме разных родов войск. – И всё же, кто там вместо тебя?

– Ну кто, по-твоему? – пожала та плечами. – Август, конечно.

– Что ж, если за штурвалом старший помощник Лом, можно не опасаться за судьбы дирижабля и города, – философски произнес Топорны. – Ты решила, что Августу полезно побыть без опеки?

– О, не только. Очень забавно всё сложилось, – махнула та рукой. – Вы ведь собрались в город? Так идемте, нас ждет локомобиль, по пути я всё расскажу…

Локомобиль, судя по всему, конфисковали в гараже самого градоначальника: в него без труда поместилась почти вся компания, только рулевым и гвардейцам пришлось брать пролетки. Впрочем, приличной скорости на разбитой дороге локомобиль развить всё равно не мог, поэтому конные экипажи легко за ним угонялись.

– Сегодня свадьба дочки градоначальника, – сказала Элиза, когда все расселись. (Дэвид оказался зажат между дамами, отчего чувствовал себя неловко донельзя.)

– Мы как раз и хотели взглянуть на церемонию, – вставила Каролина.

– Думаю, вы были бы разочарованы: это местечковое торжество – унылейшее зрелище! – воскликнула госпожа Топорны.

– Ты сказала «были бы», – педантично заметил ее супруг. – Следовательно…

– О да, – ослепительно улыбнулась Элиза. – Видите ли, невеста… как же ее… Ах да, Эмилия Изможденски решила совершить брачный прыжок!

– Не может быть! – не поверила Каролина.

– Да, тогда мы точно не прогадали, решив съездить в город, – хмыкнул Ян.

Дэвид снова ничего не понял.

– И ты любезно предоставила для этого свой дирижабль? – уточнил Пол.

– Ну да, – ответила Элиза. – Всё равно мне нужно было дождаться тебя. К тому же, людям приятно, а зрелище ожидается незабываемое! Вы сами увидите…

– Со скольки прыгать будет? – поинтересовался Берт.

– С трех тысяч футов.

– Не высоковато? – приподнял бровь Топорны.

– Так пожелала невеста, – вздохнула его супруга.

– В благородные метит, – хихикнул Берт. – Как бы не промахнулась!

– Э-э… – произнес Дэвид, поняв, что сейчас попросту сойдет с ума. – Простите… а для чего нужно поднимать дирижабль? И причем тут свадьба?

В салоне локомобиля воцарилось молчание.

– Дэвид… – осторожно произнесла Каролина. – Вы что, никогда не видели брачного прыжка?

Дубовны густо покраснел и помотал головой.

– Но вы хоть знаете, что это такое?

Тут стажер замялся, припомнив один случай… Как-то, еще в студенческие годы, он заметил красивую даму, вошедшую в комнату однокашника (Дэвид тогда обитал в общежитии). Что творилось за тонкой стенкой ночью, Дубовны даже вспоминать стеснялся: отчаянно скрипел матрац заслуженной пружинной кровати, слышалось тяжелое дыхание, дама время от времени охала и ахала…

Наутро не выспавшийся Дэвид мрачно поинтересовался у встреченного в умывальной соседа, что там у него происходило, а тот чуть смущенно ответил, что всю ночь готовился к брачному прыжку. На плечах у него при этом красовались многочисленные синяки, а кое-где даже и ссадины…

После этого случая Дэвид, выросший в семье крайне строгих нравов, уверился в том, что брачный прыжок – это что-то до крайности непристойное. И обсуждать это с дамами?!

– Дэвид, ну как же так! – пожурила его Каролина, поняв, что ответа не добьется. – Жить в столице и даже ничего не слышать? Вы что, и газет не читаете?

– Только криминальную хронику, – понуро сказал Дубовны, интуитивно поняв, что упоминать о «Марсианских красотках» сейчас не следует.

– Могли бы и в светскую заглянуть, – фыркнула госпожа Кисленьких. – Там всегда публикуют новости о таких прыжках. Ну, рост, вес невесты, высоту…

– Это в солидных газетах так, госпожа Каролина, – поправил Ян. – А во всяких там «Столичных инсургентах» такого начитаешься… – Он прикрыл глаза и процитировал по памяти: – «На фоне пасмурного неба ярко выделялись розовые панталончики госпожи Н. от фирмы «Фестончик и К0», совершавшей свой брачный прыжок с высоты пяти тысяч футов. При посадке восьмидюймовым каблуком прыжковой туфельки (кожа питона, ручная работа) госпожа Н. пропорола плечо супруга. Несмотря на серьезную травму, господин Н. мужественно донес новобрачную до экипировочного павильона, после чего был госпитализирован.»

Дамы прыснули со смеху, Дэвид понял, что сейчас сгорит от стыда. Пол сохранял полнейшую невозмутимость.

– Не смущайте Дэвида, – сказала Каролина и погладила того по плечу. Он попытался было отодвинуться, но с другой стороны сидела Элиза… – Он у нас юноша совершенно неиспорченный!

– Редкость по нынешним временам, – вздохнула госпожа Топорны.

– Надо вас просветить, пока едем, – деловито сказала госпожа Кисленьких, старательно не замечая багрового колера физиономии Дубовны. – Чтобы были готовы к зрелищу!

Дэвид кивнул и пожалел, что не может провалиться сквозь пол локомобиля.

– Обычай брачных прыжков возник очень давно, – начала Каролина. – Откуда именно он пошел, достоверно неизвестно, но есть легенда: одну благородную девицу родители решили выдать замуж за человека, которого она не переносила, она же мечтала воссоединиться с возлюбленным, но увы – ее не послушали! И вот, когда ее переодели к свадебной церемонии, эта бедная девушка решила, что лучше погибнет, чем станет супругой немилого, и прыгнула с башни. Но! – воздела палец рассказчица. – Вместо того, чтобы разбиться насмерть, девушка спланировала на кринолине на лужайку, где дожидались гости, прямо на своего жениха и возлюбленного! При посадке, конечно, кринолином накрыло их обоих, под ним что-то подозрительно копошилась, девушка хихикала, краснела… А потом из-под ее юбки вылез возлюбленный и заявил, что при приземлении она угодила жениху каблуком в висок, отчего тот и скончался.

– Достоверно неизвестно, от этого ли удара он скончался, – усмехнулась Элиза.

– Какая разница? – пожала плечиками Каролина. – Главное, девушку немедленно выдали замуж за ее возлюбленного. Во-первых, не отменять же церемонию, гости приехали, стол накрыт… А во-вторых, он ведь очень много видел! С тех пор и повелось: благородная девица ради подтверждения своего статуса должна спрыгнуть в руки жениху, а тот, соответственно, обязан ее поймать…

– Но, – попытался встрять Дэвид, – это же опасно!

– Конечно, опасно, – удивленно ответила Элиза. – И, разумеется, без специальной подготовки никто не прыгает. Все девушки хорошего происхождения этому обучаются: сперва с парашютами, потом уже на кринолинах, с инструкторами. Молодые люди тоже учатся, есть школы, есть частные учителя… Многие берут уроки перед самой свадьбой, чтобы освежить навыки.

Дэвид вспомнил своего соседа по общежитию и устыдился.

– Я, например, заканчивала институт госпожи Лёгоньких, – продолжала госпожа Топорны.

– А я – пансион госпожи Пуховатых, – обрадовалась Каролина. – У нас даже высота вышки для прыжков одинаковая! А еще госпожа Пуховатых, я помню, переманила вашего инструктора по посадке!

– Да, это было не слишком красиво с ее стороны, – вздохнула госпожа Топорны. – Он был очень опытным специалистом.

– Инструктор по посадке? – вставил Дэвид.

– Ну да, есть инструктор по прыжкам, а есть – по посадке. Девушку же надо поймать, – пояснила Элиза. – А еще обучить ее, как правильно при приземлении завалить кринолин, чтобы жених смог ее подхватить, куда не нужно попадать каблуком… Очень уважаемая профессия, а работа тяжелейшая.

– Да уж, таких ребят всегда по шрамам узнаешь, – хмыкнул Ян. – Господин поручик, а я слыхал, раньше в инструкторы беарийцев набирать пытались?

– Пытались, – погладил бороду Вит-Тяй. – Только не вышло. Наша религия самоубийств не одобряет.

Дэвид поперхнулся.

– Ну да, определенный процент несчастных случаев есть, – вздохнула Каролина. – Кринолин, например, может не раскрыться… жениху, конечно, положено ловить невесту и в этом случае.

– И… что? – спросил Дубовны, тайком потрогав ухо. Ухо, судя по всему, пламенело.

– Ну, тогда на общем надгробии пишут три даты, – легкомысленно ответила госпожа Кисленьких. – Две – рождения и одну – смерти.

Повисла тишина, нарушаемая только ревом мотора.

– А у одного из наших императоров была небом данная супруга, – пророкотал Вит-Тяй, чтобы разрядить обстановку. – Это какую-то из ваших барышень ветром унесло.

– Да, казусы случаются, – хихикнула Каролина. – Я слышала, как-то две лучшие подруги одновременно выходили замуж и решили устроить групповой брачный прыжок. А женихи перепутали, кого ловить, представляете?

– И что? – удивился Дэвид.

– Ничего, так и живут, – пожала плечами девушка. – Поэтому, кстати, и с подружками невесты не прыгают: жених действительно может запутаться.

– Да-да, был и такой конфуз, – рассмеялась Элиза, – нам в институте рассказывали. Девушка прыгала с подругой, их сильно отнесло ветром, а в итоге какой-то женатый господин поймал обеих.

– И…

– Так и живут, – вздохнула госпожа Топорны. – А еще одна девушка страстно ненавидела жениха, поэтому на ее прыжковых туфельках каблуки были пятнадцатидюймовыми и тщательно заточенными.

– И она его…

– Он оказался ловок, от удара увернулся и всё-таки поймал ее, – ответила та.

– Так и живут? – пробормотал Дэвид. – Но… это же, наверно, страшно!

– В первый раз – конечно, – вздохнула Каролина. – Потом привыкаешь. Ну а уж кто совсем не может… Что поделать, естественный отбор!

– Благодаря этому отбору все знатные девицы… хм… – Берт что-то такое изобразил руками в воздухе, а Пол Топорны добавил более четкую формулировку:

– Стройны, легки и спортивны. А молодые люди отлично развиты физически.

– А высота прыжков всё увеличивается… – протянула Каролина.

– Почему? – удивился Дубовны.

– Ну, считается хорошим тоном перекрыть рекорд матушки и особенно будущей свекрови, – улыбнулась та. – Хотя Элиза подняла планку так высоко, что вряд ли в ближайшее время кто-то сумеет ее преодолеть!

Элиза польщено улыбнулась.

Дэвид же подумал о том, сумел бы он поймать падающую с неба девушку, содрогнулся от представленного зрелища и жалобно произнес:

– Но… но… Это же, получается, все гости видят…

– Вообще-то считается, – поучительно сказала Каролина, – что девушке благородного происхождения, во-первых, есть что показать, во-вторых, есть чем годиться, и…

– И дурак тот, кто плохо об этом подумает, – закончил Ян.

– Но вообще-то на свадьбы благородных господ приглашают только друзей, – добавила девушка. – Ну, конечно, всякие репортеришки прячутся по кустам с биноклями, не без этого… А вот на королевское бракосочетание вообще мало кого допускают.

– Что, и Ее величество – вот так?! – ужаснулся стажер.

– Конечно, она же благородная дама, – покосилась на него госпожа Кисленьких. – Но там, разумеется, есть свои нюансы. По этикету Ее величество прыгает со средней высоты с ранним раскрытием кринолина, а еще ее страхуют фрейлины-спасатели с парашютами… так, на всякий случай.

Дэвид перевел дыхание. Локомобиль притормозил.

– Приехали! – сказала Элиза, – Дальше пойдем пешком, смотрите, толпа какая…

Народу в самом деле собралось преизрядно, люди теснились по краю городской площади, на которой зачем-то мелом начертили преогромный крест.

– Разметка так себе, – сказала Каролина. Им легко удалось пробиться в первые ряды благодаря гвардейцам и рулевым Элизы, построившимся «свиньей».

– Скажите спасибо, что она вовсе есть, – вздохнула та. – А вот ветроуказателя нет.

– А что с него толку? – пожала плечами госпожа Кисленьких. – Не думаете же вы, что эта… как там ее… а, Эмилия обучалась в институте благородных девиц и знает, зачем нужна эта штука?

– И правда…

– А это, видимо, жених? – поинтересовалась Каролина.

– Да, сын городского казначея, некого Греби-Цапальски, – кивнула Элиза.

На лице довольно худосочного прыщеватого юноши, наряженного в дорогой костюм, читалась покорность судьбе.

– А вот и невесту ведут, – сообщил кто-то сбоку, и все взгляды устремились на нее.

Девушку вел под руку сам градоначальник, представительный мужчина со внушительными бакенбардами и солидным животиком. Невеста выглядела гордой донельзя и шла, задравши нос, отчего периодически наступала себе на подол.

Дэвид сравнил габариты жениха и невесты и отчетливо понял – шансов у юноши нет. Эмилия Изможденски явно удалась в отца, и никакой корсет не мог скрыть ее даже чрезмерно пышных форм.

– Кринолин где-то футов двадцать в диаметре? – переговаривались рядом дамы.

– Не меньше, это уж точно.

– В принципе, будь она вашей комплекции, Элиза, у нее был бы шанс… – Каролина, сама довольно высокая, окинула взглядом миниатюрную госпожу Топорны.

– Возможно, – хмыкнула та. – Но платье же безнадежно испорчено!

– А что с ним не так? – осмелился спросить Дэвид. На его взгляд, платье невесты выглядело очень даже недурно. Ему было далеко, конечно, до нарядов Каролины, но… золоченые кружева, вышивка, какие-то банты… Наверно, это всё стоило недешево!

– Ну это же очевидно! Смотрите сами…

Дэвид нахмурился, силясь понять, в чем тут дело, и мгновенно получил разъяснение: для брачных прыжков сооружают особые платья из лучшего парашютного шелка. Плюс ребра жесткости, плюс еще кое-что…

– Это, конечно, стоит дорого, – закончила госпожа Топорны, – но Каролевство оплачивает обязательное обучение и всё снаряжение для тех, у кого недостаточно средств.

Дэвид ошарашенно покрутил головой. Оказывается, целый пласт жизни Каролевства был ему вовсе неизвестен!

– Знаете, Каролина, по-моему, я узнаю эту модель, – заметила Элиза.

– Да-да, у нас в школе было несколько таких! – согласилась та и пояснила Дэвиду: – Это списанный учебный кринолин. Когда у них выходит срок службы, их выставляют на распродажу.

– Но зачем?..

– Геологи охотно берут, – сказала та, – туристы, опять же. Шелк отличный, лучше палатки не придумать: легкая, ставится мгновенно, дымовое отверстие есть…

– Вот, видимо, так он к невесте и попал, – заключила госпожа Топорны. – Но это же мещане! Вот и украсили по мере разумения бантиками и рюшечками, и не подумали даже, насколько это ухудшило аэродинамику… Не представляю, как может повести себя такой кринолин.

– Но… раз так, ее надо остановить! – вскричал Дэвид.

– Зачем? – изумилась Каролина.

– Действительно, – поддержала Элиза, – в конце концов, свадьба – одно из ярчайших событие в жизни женщины. Зачем же встревать?

– Кстати, обратите внимание, у нее нет банта расчековки, – отметила госпожа Кисленьких.

– А это еще что?.. – опешил стажер.

– Это на случай аварийной ситуации, – пояснила та. – Например, внезапным порывом ветра девушку понесет в озеро… Сами представьте, оказаться в воде в таком наряде! Ну вот, на классических прыжковых кринолинах есть аварийная застежка для его сброса. Мало ли…

– Говорят, – влез вездесущий Ян, – эти «расстежки» о-о-очень популярны у прелестниц из Злата-Красавы! Там, конечно, консерваторы негодуют, но…

Дэвид понял, что опять краснеет.

– С этим приспособлением связан еще один забавный случай, – припомнила Каролина. – Одна девица футах в десяти от земли дернула «расстежку» и упала в руки мужу, как потом писали в прессе, фактически голой: в одном корсаже, панталонах, чулках, туфлях и перчатках!

– Да-да, а эту кошмарно аморальную сцену прикрыл спланировавший кринолин, – добавила Элиза. – В какой скандал это потом раздули разные ханжи из сопредельных государств…

– А что супруги? – осмелился спросить Дэвид. – После скандала…

– А что им сделается? Так и живут, – вздохнула госпожа Топорны. – О, смотрите, начинается самое интересное! Сейчас невесте предстоит подняться на самый верх ратуши, оттуда мои молодцы переправят ее на дирижабль и поднимутся до заявленной высоты…

– А потом мы посмотрим, что из этого выйдет, – подытожила госпожа Кисленьких.

Ждать пришлось довольно долго: очевидно, по лестницам ратуши в широком кринолине пройти было не так-то просто. Потом началось какое-то копошение, а в итоге невесту, насколько можно было разобрать снизу, втянули в гондолу, обвязав тросом.

Дирижабль начал медленно подниматься. Дэвид поежился от нехорошего предчувствия.

Ушлые торговцы проталкивались между рядами, предлагая бинокли.

– У меня свой, – сказала Элиза.

– У меня тоже, – удивила присутствующих Каролина, расстегивая сумочку.

Остальным пришлось раскошелиться. Теперь можно было, задрав голову, рассмотреть, что происходит наверху.

– И вот наступает долгожданный миг! – говорил тем временем почтенный градоначальник, отступая под защиту стен. – Моя дорогая дочь намерена доказать, что даже родившись в обычной семье, она способна…

– Прыгнула, прыгнула!.. – закричали в толпе. – Ой, нет, еще нет…

Что-то прилетело сверху и стукнулось о брусчатку.

– И туфли у нее не прыжковые, – подытожила Каролина, с интересом глядя вверх.

– В смысле? – поинтересовался Дэвид.

– Понимаете, во-первых, прыжковые туфли должны быть с ремешком на лодыжке, – пояснила та. – Иначе свалятся… вот как только что. Это во-первых. А во-вторых, принято прыгать в туфлях на шпильке. Причем чем она выше, тем лучше… Сами понимаете, даже на десятидюймовых каблуках не то что ходить, а даже и стоять невозможно! Поэтому, когда девушка приземляется, супруг относит ее в экипировочный павильон, помогает сменить туфли, потом она переодевается в другое, уже не прыжковое – платье, и праздник продолжается…

– А туфли бережно хранят, – подал вдруг голос Пол. – У тебя, дорогая, они были прелестны.

– Да, стальная шпилька, двенадцать дюймов, – улыбнулась Элиза. – А еще Каролина забыла упомянуть: вместе с туфлями хранят сертификат, где зафиксирована высота прыжка, ну и рисунки…

– К-какие рисунки?..

– «Невеста, вид снизу», «Приземление» и так далее, – сообщила Каролина. – Обычно приглашают художников, кое-кто специализируется именно на свадебных зарисовках. А тут даже карикатуриста завалящего нет!

– И контрольный завес невесты перед прыжком не проводили… – протянула Элиза. – Нарушение правил техники безопасности, между прочим.

– Ну, Эмилия все равно не прошла бы весовой ценз, – вздохнула госпожа Кисленьких и снова посмотрела вверх. – О, она, кажется, все-таки решилась!

Дэвид тоже поднял голову. В небе на мгновение раскрылся светлый купол, под которым болтались упитанные ножки в кружевных панталонах и оставшейся туфле, державшейся не иначе как чудом.

– Вы только посмотрите, она все же сумела раскрыть кринолин! – прошептала Каролина.

– Но что она делает ногами? – вопросила Элиза. – Ее же сейчас завалит!..

Купол и правда скособочился, но предсказанию госпожи Топорны не было суждено сбыться: наверху что-то случилось, кринолин вдруг воспарил, а Эмилия Изможденски стремительно полетела к земле, обгоняя собственный истошный визг.

В толпе ахнули.

– Отбегай, в сторону отбегай! – закричал кто-то жениху, но сын казначея, очевидно, решил идти до конца и затоптался на месте, пытаясь вычислить траекторию полета невесты.

– Правее! – советовали ему с другой стороны. – Левее! Еще левее! Назад отступи!

Позади (но все еще под прикрытием прочной стены) метались безутешный градоначальник и перепуганный казначей с супругами.

– Дэвид, лучше отвернитесь, – предупредила Каролина, но последовать совету он не успел.

Земля содрогнулась, когда Эмилия со всем набранным ускорением шмякнулась на грудь жениху. Дэвиду показалось, что в брусчатке образовалось солидных размеров углубление.

В толпе начали падать в обморок. К счастью для зрителей, сверху спланировал кринолин, прикрывший место трагедии…

– Ну что ж, праздник не удался, – вздохнула Элиза. – Чего и следовало ожидать.

– А теперь дело за вами, Дэвид, – произнесла Каролина.

– Что?.. Почему? – опешил он.

– А кто здесь стажер? Вот вам, пожалуйста, – улыбнулась она, – выясняйте, что привело к такому финалу!

– Но я… – попытался было упереться Дубовны, но его дружно выпихнули вперед. Правда, в качестве поддержки имелись Каролина, Пол и остальные, но… С чего было начинать?

– Оба, – констатировала госпожа Кисленьких, приподняв край кринолина. – Ну и немудрено…

– Э-э… – произнес Дэвид, переминаясь с ноги на ногу. – Очевидно, это несчастный случай… Девушка не прошла обучение и…

– А еще была нарушена техника безопасности, – напомнила Каролина. – И ведь не просто так с нее слетел кринолин!

– Кстати, да, – согласилась Элиза. – Имейте в виду, Дэвид, корсет должен быть зашнурован очень плотно, ну и кринолин крепится прочно, а тут, взгляните…

Стажер взглянул, подавил рвотный рефлекс, одновременно покраснел, но вынужден был признать, что да, корсет затянут слабо.

– Выходит, это чей-то злой умысел? – произнес он. – Кто-то нарочно не затянул шнуровку, чтобы девушка… То есть это убийство?

– Господа, господа… – протолкался к ним безутешный градоначальник, опасливо покосился на чету Топорны, но продолжил все же: – Это я виноват во всём!

– В чем именно? – Пол достал бланк приговора и начал сосредоточенно его заполнять, прекрасно понимая, что на Дэвида надежды мало.

– Я разрешил Эмилии это безумие, – всхлипнул толстяк. – Она так настаивала, долго тренировалась, прыгала даже с ратуши, и всё обошлось… ногу только сломала…

– После чего пролежала несколько недель в гипсе и набрала вес, – закончила Каролина.

– Именно! – мужчина вытащил клетчатый платок и утер слезы. – И корсет этот! Зашнуровали его – Эмилия брык в обморок! И так раза три… Ну я и понял: или она, ласточка моя, еще по пути задохнется, или надо просто портного позвать, чтобы платье расставил… Откуда же мне было знать!..

– Действительно, неоткуда, – вздохнула Каролина. Пол прекратил писать и хмуро посмотрел на Дэвида.

– То есть, – осторожно сказал тот, – если бы девушка не сломала ногу, не располнела, то, возможно, кринолин бы ее выдержал, и всё обошлось бы благополучно?

– Некая вероятность этого есть, – задумчиво произнесла Элиза. – Но небольшая. Ратуша не так уж высока, ей повезло. Но управлять кринолином на приличных высотах девушка попросту не умела, вы ведь видели, как ее мотало!

– Но шанс был! – гнул своё Дэвид.

– Был, был, – успокаивающе проговорила Каролина.

– Тогда я квалифицирую это как трагическое стечение обстоятельств, – заявил Дубовны. – Несчастный случай.

– А я бы вписал еще преступную халатность, – влез Берт.

– И злой умысел со стороны родителя, – добавил Ян.

– Несчастный случай! – повысил голос юноша и сказал смущенно: – И в конце-то концов, она ведь исполнила своё заветное желание, а к тому же воссоединилась со своим возлюбленным. Который, хочу отметить, вел себя как настоящий герой и пытался спасти Эмилию!

– По-моему, это был особенно изощренный вид самоубийства, – пробурчал себе в бороду Вит-Тяй.

– Я считаю, что расследовать здесь больше нечего, – сказал Дэвид и обернулся к градоначальнику. – Выражаю вам свои искренние соболезнования, господин Изможденски… и господину Греби-Цапальски тоже, разумеется.

Последнего отпаивали какими-то каплями.

– Ах, благодарю… – отец невесты закрылся платком, плечи его затряслись. – Моя несчастная Эмилия!..

Из-под платка Изможденски рассматривал остальных своих дочерей (всего семь, не считая покойной Эмилии). Каждую нужно было выдать замуж, за каждой дать приличествующее положению семьи приданое… Почтенный градоначальник рассчитывал, что полностью разорится еще на третьей дочке. Но если воспитать в них стремление к повышению статуса, то, может быть, и обойдется…

По счастью, читать мысли Дэвид не умел, а потому еще раз выразил соболезнования и поспешил скрыться с места трагедии.

– Дэвид, ну ведь этого Изможденски можно было притянуть по стольким поводам… – журчала Каролина.

– У него дочь погибла, – сердито отвечал молодой человек, – и не говорите, что она сама виновата. Ну… виновата, конечно, но всё равно жаль!

– Добросердечие вас погубит, – мрачно сказал Топорны, убравший бланки приговоров. – Господин Бессмертных с вами слишком мягок.

Дэвид попытался примерить на патрона слово «мягок», не преуспел в этом и молча пошел дальше.

– А вообще мероприятие вышло так себе, – заявила Каролина, поправляя прическу. – Ну что это такое, даже брачный поезд не заказали! Впрочем, что взять с мещан!

– Поезд? – невольно заинтересовался стажер, забыв на минуту о том, что вообще-то зол. – То есть роскошные кареты и…

– Нет, настоящий поезд, – терпеливо пояснила госпожа Кисленьких. – Дэвид, ну, право, вы будто не в столице живете… впрочем, про прыжки вы тоже только сегодня услышали.

Юноша понял, что сейчас получит очередную порцию информации о причудах знати, и приготовился слушать.

– Так вот, – начала Каролина, – в том случае, если брачный прыжок завершился успешно… в смысле, если все остались живы и относительно целы, невеста переодевается, а затем для новобрачных устраивают фуршет. А вот после этого молодые садятся в свадебный поезд и отбывают!

– Э-э… – сказал Дэвид, ничего не поняв.

– Надобно вам сказать, – поучительно произнесла та, подцепив его под руку, – что подготовка к свадьбе со стороны жениха непременно включает в себя прокладку путей до имения, где намерены обитать молодожены. Если тот собирается ввести супругу в дом родителей, то обычно там уже есть железнодорожная колея, и не одна… Разбирать их, конечно, не разбирают, как можно! В общем, приходится еще и рассчитывать маршрут, и плохой инженер, – а привлекать посторонних для расчетов строжайше запрещено! – здесь просто не справится.

– Гхм, – произнес стажер, понимая, что ни за что не женится. Не то что на благородной девице, а и вообще. Даже если над ним будет стоять Пол Топорны с расстрельным приговором в руках!

– Ну вот, – продолжала Каролина, – а в женских учебных заведениях помимо искусства брачных прыжков благородных девиц обязательно обучают водить паровоз.

– Зачем?.. – прошелестел Дубовны.

– А кто же поведет свадебный поезд? – изумилась госпожа Кисленьких. – Я ведь сказала: после фуршета молодые отбывают. Супруг разводит пары и подбрасывает уголь в топку, а супруга должна твердой рукой отвести локомотив в укромное место… – Она вздохнула. – Ах! Вы не представляете, какая это прелесть: кремового цвет сияющий паровоз, белоснежный спальный вагон… У Элизы они были просто роскошны!

– О да, – довольно улыбнулась госпожа Топорны. – А вместо герба Каролевства на локомотиве – обручальные кольца соответствующих размеров…

– …скрепленные цепью, – подхватила Каролина. – Ну так, для надежности… Так вот, Дэвид, некоторые ханжи из сопредельных государств считают, что наш монарх таким образом готовит парашютисток-диверсанток, можете себе представить?

Тот кивнул, вообразив, как ночью на чужой спящий город выбрасываются с дирижаблей ловкие девицы в темных кринолинах, захватывают локомотивы и…

– У них даже топки запираются на замки, – добавила Элиза. – Невероятная пошлость. Можно подумать, это кого-то остановит!

– Ну, дорогая, – вздохнула писательница, – конечно, все мы умеем открывать замки маникюрными ножницами или там пилочками для ногтей, но зачем же так пугать Дэвида?

– Я пошутила, – без тени улыбки уверила госпожа Топорны, и стажер ей не поверил. В конце концов… а если завтра война? Не хотел бы он оказаться по другую сторону фронта…

– Так вот, мы отвлеклись, – покрепче взяла юношу за локоть Каролина. – Всё это, конечно, просто грязные сплетни. На самом деле этот обычай всего лишь призван доказать, что дамы Каролевства – умны, хладнокровны и профессиональны, а мужчины – горячи и неутомимы.

Тот понял, что начинает краснеть.

– Когда свадебный поезд добирается до укромного места, облюбованного молодым супругом, – продолжала вещать увлекшаяся писательница, – молодожены переходят в спальный вагон, помогают друг другу омыть угольную пыль и… Дэвид, вам плохо?

– Никак нет, – выдавил тот, стараясь смотреть куда-нибудь в облака. – Очень, очень интересно, госпожа Кисленьких! Я ничего этого не знал! А вы тоже умеете водить паровоз?

– Конечно, – кивнула та, – пусть в этом деле я была и не лучшей в нашем выпуске. Всё-таки занятие это не очень чистое, потом замучаешься копоть из волос вычёсывать!

– Осторожнее с такими вопросами, – подал вдруг голос Пол Топорны. – Спросить незамужнюю девицу о том, умеет ли она водить паровоз – это почти то же самое, что пригласить ее взвеситься.

– Взвеситься? – не понял молодой человек.

– Ну да, вы ведь слышали, что перед прыжком производится контрольный завес? В светской же хронике публикуют не мерки, а рост и вес, это важно… Так что имейте в виду, Дэвид, осторожнее со словами, не то предложите руку и сердце девушке, сами того не поняв. – Для Топорны это была очень длинная речь. Должно быть, сказывалось благотворное влияние супруги.

– Пол, не пугайте так бедного молодого человека! – строго сказала ему Каролина, чувствуя, что стажер вот-вот грохнется в обморок. – Дэвид, успокойтесь! Ничего страшного не произошло, я ведь прекрасно знаю, что ничего этакого вы не имели в виду, а вопрос задали исключительно по незнанию обычаев, ведь так?

Дубовны слабо кивнул. Госпожа Кисленьких заботливо помахала на него веером.

– Помнится, был забавный случай, – поторопилась сменить тему беседы Элиза. – Девица годами пятью старше нас с вами, Каролина…

– А! – вспомнила писательница. – Та самая, что вечно прогуливала занятия? То у нее мигрень от шипения пара начиналась, то маникюр от паровозного гудка портился… Словом, водить она так и не научилась.

– Да-да.

– А что с ней стряслось? – еле слышно спросил Дэвид.

– О! Она наняла какую-то девушку, чтобы та вела локомотив вместо нее, – пояснила Каролина, – а сама укрылась в спальном вагоне.

– И что же?

– А эта девушка, хоть и была стеснена в средствах, оказалась, тем не менее, очень сообразительной особой, живо оценила, каким талантом кочегара обладает молодожен, – Дэвиду снова почудилась некая двусмысленность, но он решил промолчать, списав свои подозрения на развивающуюся паранойю, – и попросту отцепила спальный вагон с настоящей его супругой!

– И?..

– Так и живут, – вздохнула Каролина. – А вот наша королева, к слову сказать, обожала водить паровоз, но родители наотрез отказались покупать ей собственный до свадьбы…

– Да-да, именно тогда она перешла на локомобили, – кивнула Элиза.

– Грузовые, – уточнила госпожа Кисленьких, – они больше похожи на паровозы. К гоночным она, насколько мне известно, пришла уже позже, когда разогнала один грузовой под горку и поняла, что в скорости что-то есть!

– Да, после того, как зажила сломанная рука, она и приобрела свой первый гоночный локомобиль, – закончила рассказ госпожа Топорны. – Впрочем, если бы не это увлечение, она бы могла и не познакомиться с будущим супругом, не так ли?

– Всё зависит от таких случайностей… – вздохнула Каролина и покосилась на Дэвида. Тот шел на негнущихся ногах и медленно, глубоко дышал. Чтобы разрядить обстановку, женщина спросила: – Ну что, возвращаемся на станцию? Вряд ли кому-то хочется осматривать город в трауре… тем более, что здесь и осматривать-то нечего!

– Я, с вашего позволения, задержусь, – произнес Пол и нежно взглянул на Элизу. – К отбытию вернусь.

– Хорошо, а мы тогда возьмем локомобиль! Элиза, рада была повидаться!

– И я рада, Каролина, надеюсь, встретимся в столице!

Чета Топорны исчезла в лабиринте городских улочек, рулевые Элизы отправились, видимо, на дирижабль, а остальные двинулись к оставленному поодаль локомобилю.

– Да-а… – глубокомысленно протянул Берт. – Госпожа Топорны – это да-а… Как она дирижабль пилотирует – мечта!

– А ты откуда знаешь? – поразился Ян.

– Да господин Топорны как-то записи смотрел, на маленьком таком проекторе, а я случайно увидел, – сознался тот.

– Уж так и случайно!

– А для чего госпоже Топорны рулевые? – спросил Дэвид. – И как же старший помощник без них обходился?

– Ну, во-первых, он никуда особенно не рулил, – пояснил Ян, – а во-вторых, это больше дань традиции. На старых дирижаблях они нужны были, это да, а на новехоньких, вроде «Лунной радуги», и один человек справляется. Но рулевых все равно держат, и на всякий случай, мало ли… И вот – вроде почетной охраны. Как гвардейцы у госпожи Кисленьких!

– А-а… – протянул Дубовны. На самом деле его интересовало не совсем это. – Интересно, где же господин Топорны познакомился с супругой? Он… э-э-э…

– Пол производит впечатление человека сухого и бесчувственного, – правильно истолковала его недомолвки Каролина и взяла юношу под руку. – В общем-то, так оно и есть, однако Элиза каким-то образом умудрилась поразить его в самое сердце. По официальной версии – своей невесомостью, она ведь даже следов не оставляет! Хотя откуда он об этом мог узнать, вот загадка… Сам Пол молчит, а с Элизой мы не настолько близкие приятельницы, чтобы спросить напрямик!

– А-а-а… – повторил юноша. – И госпожа Топорны, значит, тоже прыгала?

– И еще как! – воскликнула госпожа Кисленьких. – Это было незабываемо!

– А что случилось? – с любопытством спросил Дэвид.

– О! Ну, во-первых, среди школ для благородных девиц всегда идет негласное состязание, – начала Каролина. – У кого лучше инструкторы, выше прыжковая вышка, сложнее курс обучения… И известно, разумеется, кто из учениц чего стоит. Словом, когда Пол пригласил Элизу взвеситься, уже стало ясно, что свадьба точно будет необычной! Так вот, тогда уже начали заключать пари, с какой высоты будет прыгать невеста. Элиза же была одной из лучших в своем выпуске, так что…

– И кто выиграл пари?

– В том-то и дело, что никто! Элиза заявила прыжок с двадцати пяти тысяч футов!

– Что-о? – Дэвид решил, будто ослышался.

– Вот! И никто не поверил… кроме Пола, наверно. Потом уже просочились слухи, что невеста заказала кислородную маску и прочее необходимое для такого прыжка. – Каролина перевела дыхание. – Достать приглашение на свадьбу было просто невозможно! Ну, у меня-то оно было, конечно… Ах да, я еще забыла важную деталь! Помните разметку на площади?

– Помню.

– Это делается для того, чтобы девушка в прыжке могла сориентироваться и приземлиться в нужной точке. Так вот, Элиза поспорила, что безо всякой разметки опустится точно в руки Полу!

– С двадцати пяти тысяч футов? – уточнил Дэвид.

– Именно! Ну, она любит эпатировать публику… Словом, все только и следили, чтобы Пол не сдвинулся с места, ну да он стоял, как гвоздями приколоченный и, по-моему, даже не волновался.

– Не может быть! – запротестовал внимательно слушавший Берт. – Чтобы вот так, да не волноваться!..

– Ну, может, он и переживал, – сдалась Каролина, – но этого совершенно не было заметно… Итак, дают знать, что церемония начинается, все, разумеется, глядят в бинокли, подзорные трубы… Сперва ничего не видят, все-таки высота какая! Потом замечают крохотную такую фигурку… в алом!

– Э-э-э… – сказал Дэвид.

– Обычно прыжковые кринолины шьют двухцветными, клиньями, – пояснила та, – чтобы видно было на фоне неба. А у Элизы платье было вызывающе алым… И вот летит она с совершенно сумасшедшей скоростью, надо сказать, и высота уже, мягко говоря, опасная, а кринолин всё не раскрывается и не раскрывается!

Дэвид сглотнул.

– Мы все уже в панике, потому что купола нет как нет, и сейчас Элиза просто разобьется… – Каролина вошла в раж. – И вдруг разбираем, что кринолина-то никакого и вовсе нет!

– Как нет?.. – поразился молодой человек.

– Просто – нет! Длинное платье… со шлейфом, – сказала та. – И вот Элиза как-то так небрежно перехватывает этот свой шлейф, формирует парашют типа «крыло» и плавно-плавно продолжает спускаться, очень зрелищно было…

– Вот это да! – восторженно выдохнул Ян.

– Гости, понятное дело, в шоке, – продолжала Каролина, – потому что, как позже выяснилось, Элиза никого не предупредила. Тренировалась тайно у себя на базе, она тогда уже служила… Словом, несколько сердечных приступов она гостям точно обеспечила! Зрелище, конечно, сногсшибательное…

– Могу представить… – покачал головой Дэвид.

– И вот она медленно-медленно, как пушинка, – закончила рассказ писательница, – опускается точнехонько в руки Полу, вовремя отпускает шлейф, тот опадает красивой спиралью и, как написали потом в хронике, скрывает от гостей тайну первого поцелуя… Молодоженов потом пытались выспросить, не отрепетировали ли они это заранее, но так ничего и не добились – Пол с Элизой друг друга стоят!

– Вот это да… – протянул стажер.

– А над Полом потом подшучивали, что он не видел самого интересного, – добавила Каролина.

– В смысле?

– В смысле – панталончиков! – пояснила она, и Дэвид снова зарозовел. – А Пол только усмехался, ну, вы знаете, как он умеет, и говорил, что видел нечто куда более занимательное… И, по-моему, это он о чулках, под такое платье панталоны ну никак… Ох, простите, Дэвид! – спохватилась писательница. – Это я о своем, о дамском…

– Н-ничего, – выдавил он, старательно улыбаясь.

Они как раз добрались до локомобиля и разместились на сей раз с куда большим комфортом.

– Вот так, теперь вы гораздо более подкованы в этом вопросе, – весело сказала Каролина. – Если решите жениться на девушке из знатной семьи, будете знать, к чему готовиться. Но учтите, вам придется брать уроки, вы ведь вряд ли сумеете правильно поймать невесту…

– Я… я пока не задумывался о браке, – выдавил улыбку Дубовны.

– А еще, – похоже, госпожа Кисленьких села на любимого конька, – именно по причине возникновения этого замечательного обычая такое распространение получили односторонние брачные контракты!

– Почему? – заинтересовался Дэвид.

– Ну… – Каролина вздохнула. – Многие просто не уверены в своих силах. Я уверена, большая часть моих мужей заключала эти контракты именно по такой причине: я все-таки достаточно высока… а мало кто знает, что я способна пройти по трясине, не проваливаясь ни на палец!

– О-о! – глубокомысленно произнес стажер, решив, что это тоже последствия работы в Институте Болот.

– Вот именно, – сказала она. – Трусят! А какая разница? Зашиби я такого жениха при посадке, все равно считалась бы его вдовой… Что так вдова, что этак…

– Не везет вам с личной жизнью, госпожа Каролина, – сочувственно произнес Ян. – Уж простите, если что не так сказал…

– Да ничего! – вдруг воспрянула та духом. – Но знаете, что? Если найдется смельчак, который решит рискнуть… я буду прыгать ночью!

– Как? – поразился Дэвид.

– Кринолин с подсветкой – это, думаю, будет очень экстравагантно смотреться… – мечтательно произнесла Каролина. – Не одной же Элизе шокировать публику?

Дубовны понял, что еще немного, и его, как городского казначея, придется отпаивать сердечными каплями, но тут, по счастью, они прибыли на вокзал.

Руперт Бессмертных обнаружился у себя в купе.

– Что это у вас такой кислый вид? – спросил он постучавшегося к нему стажера.

– Мне прочитали лекцию о брачных прыжках, – ответил тот чистую правду.

– Вам понравилось? – серьезно спросил патрон, покусывая черенок трубки.

Дэвид опять покраснел, представив кринолин с подсветкой и всё сопутствующее…

– Вижу, информации оказалось слишком много, – констатировал Бессмертных. – Да, а как прошла поездка в город? Что интересного вы там увидели?

– Два трупа, – сообщил Дубовны.

– Даже так! – приподнял брови следователь. – И кто же это был?

– Жених с невестой… – вздохнул стажер. – Невеста неудачно выполнила брачный прыжок с дирижабля.

– Ну еще бы! Мещане ни с чего выше табуретки отродясь не прыгали, – фыркнул Бессмертных. – Кстати, откуда здесь взялся дирижабль?

– Патрульный, – уныло отвечал Дэвид. – Летел нас спасать. Но опоздал.

– А название?

– «Лунная радуга»…

– Понятно. Вовремя экспресс не отправится, – непонятно сказал Бессмертных и вернулся к основной теме беседы: – Так что вы сделали с трупами?

– Расценил происшествие как несчастный случай, – вздохнул Дубовны, – хотя госпожа Кисленьких и господин Топорны утверждали, что можно приписать сюда преступную халатность, нарушение правил техники безопасности, злой умысел отца невесты…

– Ну и зачем так усложнять? – поморщился Руперт. – Да и вообще, скажу я вам, вмешиваться не стоило. Пусть бы сами разбирались!

– Госпожа Кисленьких настояла…

– Вот плутовка, – усмехнулся следователь. – Ну да ничего! Идите-ка умойтесь, у вас до невозможности страдальческий вид, вы этак за ужином перепугаете всю публику! А я пойду, попробую оторвать Теодора и Людвига от крайне занимательной беседы о брачных обычаях мухоборов и вернуть их в лоно общества!

И тут Дэвид понял, что от слова «брачный» он будет краснеть еще дня два, никак не меньше…

Глава 8 О вреде синематографа и роли вишен в судьбе прекрасного принца

Миновало два спокойных, тихих дня, наполненных светской болтовней – в основном обсуждением новых синематографических лент: их на борту экспресса хватило бы надолго, особенно учитывая, с какой скоростью их снимали.

Правда, после очередной фильмы некоторых дам пришлось успокаивать нюхательными солями, а Руперт Бессмертных заметил укоризненно:

– Не стоило, право, показывать подобные картины на ночь! У некоторых слишком слабые нервы, а хватит ли на всех валериановых капель – еще неизвестно.

– Какая, право, чепуха! – отозвалась Каролина, пребывающая после сеанса в самом замечательном расположении духа – ее осенила очередная идея. Стопка бумаги на ее столике приобрела угрожающую высоту, а поручик в третий раз выдавал своей госпоже чернила из неприкосновенного запаса. – Вот если бы показали документальную хронику из лабораторий Института, тогда, пожалуй, можно было бы немножко испугаться, но здесь… Это же фантастика! Какие-то кровососы… Нет, решительно не понимаю, отчего все так впечатлены! Конечно, эти создания, – добавила она справедливости ради, – очень красиво сияли на солнце перед тем, как сгореть, а исполнитель главной отрицательной роли весьма недурен…

– Но в целом это сущая глупость, – закончил мысль следователь. – Дэвид, а с вами что? Вы вроде бы не барышня, чтобы испугаться ночного кровососа!

– А? – опомнился стажер. – Нет-нет, со мной всё в полном порядке!

– Ну смотрите, – с подозрением проворчал Бессмертных.

Дубовны вздохнул с облегчением: вроде бы сошло. На самом деле, он был очень впечатлен картиной, но не ужасным порождением ночи и фантазии сценаристов, а главной героиней, очаровательной стройной блондинкой. Когда коварный кровосос, заманив доверчивую девицу в свой замок, ночью прокрался в ее спальню и, подняв повыше свечу, рассматривал жертву, что за дивное зрелище открывалось зрителю! Прекрасные белокурые локоны разметались по подушке, длинные ресницы трепетали, вздымалась едва прикрытая кружевной сорочкой грудь, а кровосос метил в беззащитное горло…

Дэвид отчетливо чувствовал, что «Занимательные истории о марсианских красотках» на какое-то время перестанут его занимать.

– С косметикой для главной героини они переборщили, – прервала его грезы госпожа Кисленьких. – Эти накладные ресницы – явный перебор!

– Ну, милая Каролина, – развел руками следователь. – Вам подавай достоверность… Лучше вспомните, сколько лет госпоже Смиренски!

– Да, пожалуй, вы правы, – подумав, согласилась та. – Так выглядеть в ее годы, пусть даже приходится злоупотреблять гримом и накладными локонами… Пожалуй, я была к ней несправедлива! Фигура у нее, во всяком случае, сохранилась великолепно.

Дэвид на всякий случай решил не спрашивать, сколько лет актрисе: во-первых, неприлично интересоваться, который год пошел даме, во-вторых, он опасался, что приятные мечты пойдут прахом пред лицом истины. Некоторых вещей лучше вовсе не знать, мудро не по годам заключил он.

– Что-то мы ударились в сплетни, – покачал головой Руперт. – Что подумает о нас милейший Людвиг?

– Ничего дурного, – усмехнулся адвокат и понизил голос. – Кстати, поговаривают, что госпожа Смиренски, дабы сохранить фигуру, придерживается крайне странной диеты…

– Какой? – загорелась Каролина.

– Вы не поверите, – с удовольствием поведал Мягко-Жестоких, – но эта прелестная дама пару раз в неделю завтракает стаканом крови только что с бойни. Она уверяет также, что это предохраняет от всевозможных болезней.

– Неудивительно, что она так убедительно сыграла в этой картине, – усмехнулся Бессмертных.

– Не удивлюсь, что идея пришла режиссеру, именно когда он узнал об этом обыкновении госпожи Смиренски, – вздохнула Каролина. – Они ведь, я слышала, находятся в довольно близких отношениях! А что касается ее диеты…

Дэвид подавил желание зажать уши, но сдержался: и так его считали наивным провинциалом, и ему это не нравилось. Приходилось терпеть и внимать.

Если бы кто-то из компании посмотрел по сторонам, то обнаружил бы, что к рассказу об известной актрисе внимательно прислушивается еще одна персона…

Поздно вечером в купе госпожи Кисленьких тихонько постучали.

Каролина, даже не спросив, кто к ней пожаловал, распахнула дверь и машинально поправила прическу, благодаря чему обзавелась чернильным пятном на лбу.

– О, Ян! – обрадовалась она. – Вы давно не заходили!

– Да что-то вот повода не было, госпожа Каролина, – смущенно ответил тот, переминаясь с ноги на ногу. – Да и… то одно, то другое, никак ничего в голову не шло. Теперь вот только… Не соизволите ли взглянуть?

– Конечно! – заверила та, принимая потертую тетрадку. – Что-то новенькое?

– Ну… – неопределенно произнес оперативник. – Маленько с размером попробовал поиграть, вроде ничего так вышло…

– Обязательно прочитаю, – сказала Каролина, – только вот главу допишу, пока мысль не убежала! Ян, а вы…

– С превеликим удовольствием, госпожа Каролина! – просиял тот. – А то это… синематограф – оно хорошо, конечно, только надоело уже.

– Тогда держите! – исчезнув на мгновение в купе, писательница вернулась и вручила Яну три толстенные папки. – Значит, сперва вот эта, с кляксой на обложке. Потом эта, а та, что потоньше – последняя… пока что, – уточнила она. – Если какие ошибки найдете…

– Непременно скажу, – кивнул Ян и бережно прижал к груди бесценную ношу. – Доброй ночи, госпожа Каролина!

– Доброй ночи! – ответила та и закрыла дверь.

Оперативник довольно улыбнулся, погладил картонные обложки папок и отправился в свой вагон. По пути ему почудилось, будто сзади кто-то есть, и Ян по благоприобретенной привычке затаился в тени рядом с тамбуром, имелась там ниша, словно специально для этого предназначенная.

Увидев, кто прокрался мимо его убежища, оперативник подавил желание протереть глаза. По коридору, словно очень большой мотылек или же заблудившееся привидение, бесшумно проплыла госпожа Приятненьких в просторном белом халате с рюшами и старомодном чепце (призванном прикрывать папильотки). В одной руке дама сжимала пухлый томик, взятый, очевидно, в библиотеке экспресса, в другой – серебряную вилку, позаимствованную в вагоне-ресторане.

Мгновение – и она исчезла. Ян проморгался, протер все-таки глаза, покачал головой и отправился восвояси. В конце концов, его совершенно не касалось, куда и с какими целями направляется приличная дама посреди ночи!..

А в дверь купе госпожи Кисленьких снова постучали. Каролина, охваченная творческим порывом, опять забыла поинтересоваться, кого принесло в такой час, а попросту распахнула дверь.

Некоторое время они с нежданным визитером молча смотрели друг на друга.

Незнакомец оказался высок, несказанно хорош собой, хотя уже и не слишком молод, прекрасно одет, а в руках держал толстую книгу. Судя по обложке – одно из последних переизданий лучших романов госпожи Кисленьких.

Сама Каролина даже в несколько растрепанном виде, с чернильными пятнами на лбу и на пальцах была прелестна, а потому незнакомец ею просто любовался.

– Прошу извинить за столь поздний визит, – произнес он наконец. Голос у него оказался низкий, хорошо поставленный и, право, даже господин Мягко-Жестоких не смог бы похвастать таким глубоким тембром. От такого голоса дамы должны млеть и таять, но Каролине было некогда, Хромого и Косого вот-вот могли настичь подлые приспешники Горбатого!

– Что же вам угодно? – спросила она.

– Не соблаговолите ли?.. – мужчина протянул ей книгу.

– Ах, – улыбнулась госпожа Кисленьких. – Конечно.

Она раскрыла книгу на форзаце, чтобы поставить привычный росчерк, и хотела уже спросить, кому именно адресовать автограф, но только изумленно расширила глаза.

В приятно увесистый томик был вложен бланк одностороннего брачного контракта. Каролина прочла имя потенциального супруга и хотела была хлопнуть себя по лбу, но на этот раз все же вспомнила, что руки у нее в чернилах. Имя супруги еще не было внесено в контракт.

Женщина перевела взгляд на ночного гостя.

– Очень нужно, госпожа Кисленьких, – сказал тот серьезно.

Писательница только вздохнула, бланк отдала просителю, автограф в книге поставила и, взглянув на мужчину, кивнула.

– Благодарю, госпожа Кисленьких, – искренне поблагодарил тот, забирая том и снова вкладывая в него бланк контракта. – Я ваш должник!

– Не стоит, право, – ответила она. – Я понимаю, бывают ситуации…

– Именно, – сказал он. – Покойной ночи, госпожа Кисленьких!

– Покойной ночи…

Проводив взглядом таинственного гостя, Каролина заперла дверь и набросилась на незаконченную главу, твердо намереваясь в ближайшие пару часов загнать своих героев в еще большие неприятности, чем те, в каковые те угодили ранее…

– Ах, какая красота! – раздавались восклицания в вагоне-ресторане. – Вы только взгляните, что за прелесть! Восхитительно!

Дэвид замучился вертеть головой по сторонам, потому что взглянуть на расстилавшийся окрест пейзаж действительно стоило. Должно быть, именно поэтому экспресс чуть замедлил ход: ясно, что пассажирам хотелось как следует рассмотреть дивные ландшафты.

По правую руку проплывал белоснежный замок, на высоких шпилях трепетали разноцветные штандарты. По левую – посреди круглого озера высилась мрачного вида замшелая крепость, окутанная туманом. Чуть дальше на скале громоздилась вовсе уж невиданная постройка, вниз вел узкий серпантин дороги… И еще, и еще, всех эпох и стилей: изысканные дворцы, утопающие в зелени ухоженных и причудливо выстриженных деревьев, и древние замки с крепостными рвами и подъемными мостами, и какие-то явно заморские сооружения с замысловатыми куполами, высившиеся среди кусочков пустыни, невесть откуда взявшихся в этих краях…

Не смотрели по сторонам только две девушки – Гризетта Настойчивки и Вероника Верненьки, ассистентки доктора Упертых. Самого доктора видно не было.

– Что это с ними? – обратил внимание и следователь.

– Ах, бедняжки… – покачал благородной головой адвокат. – Их патрон совершенно потерял человеческий облик, его пришлось изолировать в санитарном купе, а они винят себя во всех несчастьях. Дескать, если бы они более тщательно следили за доктором, не отвлекались по пустякам – они, должен вам сказать, очень напугались при нападении «пингвинов», – не потакали его слабостям, то всё могло бы и обойтись.

– Зря они так, – вздохнул Бессмертных. – Верно, Теодор?

– Именно, – отозвался Немертвых. – Intelligenza – заболевание страшное и до конца не изученное. Если уж сам мой коллега, человек с колоссальным опытом, не мог предвидеть возможных вариантов течения своей болезни, то что уж говорить о юных ассистентках! Кроме того, больные intelligenza, насколько мне известно, становятся крайне хитры и беспринципны и способны на многое, только бы избегнуть лечения!

– Это я и постарался по мере сил донести до бедных девушек, – произнес Мягко-Жестоких и погладил Цисси. – Вчера они были в совершеннейшем трауре, а сегодня, после небольшой беседы, я вижу, выглядят немного лучше.

– А с доктором Упертых всё настолько скверно? – спросила Каролина.

– Дела обстоят крайне плохо, – кивнул адвокат. – Он начал бросаться на людей, его даже пришлось зафиксировать на койке и воспользоваться кляпом. Трудно представить, что столь воспитанный человек может настолько грязно ругаться… а ведь его приходят проведать его милые ассистентки!

– Остается только надеяться, что его удастся довезти до места, – добавил Немертвых. – Я слышал, там достигли немалых успехов в деле излечения от intelligenza. Кое-кого даже удавалось вернуть в нормальное общество, хотя и у них случаются рецидивы…

– Да, в Болотноградске созданы уникальные лечебные заведения, – подтвердил Людвиг. – Чем только не пользуют там бедолаг! Солнце, воздух, соляные ванны…

– Гальванотерапия, – добавил Теодор. – Говорят, в этом направлении удалось добиться наибольших успехов.

– Именно, – подтвердил адвокат. – А еще, разумеется, музыка: классические военные марши оказывают на больных благотворное воздействие. Некоторые даже начинают ходить в ногу – а это первый шаг на пути к выздоровлению. Иногда, правда, случаются серьезные приступы, начинает человек, например, землю руками скрести, книги рвать… тогда его, голубчика, приходится вздергивать на мягких лямках.

– Воздушный компенсатор? – поинтересовался доктор.

– Он самый, – подтвердил Мягко-Жестоких. – Дело для тамошней медицины совершенно обычное. Подергается больной, пену выпустит – и свободен, главное, не навредит ни себе, ни другим.

– А вот в лунные ночи, – добавил Немертвых, – я слышал, бывает тяжело: особенно трудные больные порой даже решетки перегрызают… Так что всех стараются развести по палатам, а особых смутьянов – на лямки, да-с.

– А кое-где, представьте себе, считается, что методы болотноградских клиник негуманны! – воскликнул адвокат.

– Очевидно, эти гуманисты никогда не сталкивались с больным intelligenza в острой стадии течения заболевания, – хмыкнул доктор.

– Людвиг, – встрял вдруг в беседу Руперт, – вы как-то подозрительно много знаете об этой болезни. Неужто это милые девушки успели вас просветить? Или?..

– Или, – вздохнул тот. – Вынужден был ознакомиться, благо место моего назначения – именно Болотноградск, и сталкиваться с подобной публикой мне придется чаще, чем хотелось бы.

– Вот как! – удивился Бессмертных. – Что же произошло в этом славном городе, если потребовалось ваше присутствие? Насколько я помню… там ведь опытная зона полного отчуждения, морской отряд военизированной охраны имеется… И городской адвокат, кажется, тоже был.

– Именно, – развел руками Мягко-Жестоких. – Был.

– Не может быть! – воскликнул следователь. – И он…

– Увы, – вздохнул тот. – И его не миновала чаша сия. Было решено, что для работы в таких нечеловеческих условиях требуется кто-то более… хм… устойчивый. Хорошо еще, что распознать адвоката, заболевшего intelligenza, достаточно легко: он делает себе мерило и начинает вести себя вызывающе.

– Мерило? – Дэвид оторвался от созерцания заоконных красот (сейчас экспресс пересекал мост через широкую реку, и внизу били разноцветные фонтаны). – А что это такое?

– Ах, это заморская ересь, – печально поведал Людвиг и погладил Цисси. – Этому в наших университетах, к счастью, не обучают… Так вот, мерило, к вашему сведению, представляет собой ломообразный жезл, на двух сторонах которого отгравированы риски с номерами статей… такая, понимаете ли, мерная линейка. Обвиняемый собирает золотые, складывает их в столбик, а адвокат проверяет мерилом его высоту. Соответственно, по одной стороне определяется гонорар адвоката, а по другой – размер подношения ведущему дело. Таким образом, – закончил Мягко-Жестоких, – по их мнению, обеспечивается беспристрастность суда, ибо размер подношений одинаков для всех участников процесса.

Стажер только глазами хлопал, пытаясь уложить в голове услышанное и как-то соотнести это с привычными реалиями.

– Постойте, – растерянно произнес он. – Господин Мягко-Жестоких, но причем же здесь адвокаты?

– Людвиг, вы мне юношу не путайте, – ворчливо произнес Руперт, – не то начнет читать иностранные бредни, а у него в голове и наше-то законодательство никак не уложится!

– Но, возможно, ему полезно будет узнать, до какой немыслимой глупости могут докатиться ничем не сдерживаемые лица с легкой степенью intelligenza? – предположил тот. Следователь подумал и кивнул. – Так вот, юноша… Вы привыкли к тому, что в Каролевстве роль адвоката состоит в том, чтобы содействовать исправлению заблудших и врачевать души человеческие?

– Ну да… – притянул Дубовны, чувствуя, что вот-вот узнает нечто ужасное.

– А эти люди, – Мягко-Жестоких приподнял Цисси, как указующий перст, – извратили саму суть этой профессии! Их адвокаты стараются сокрыть неблаговидные деяния слабых духом, оправдывают их слабость… ну, например, тем, что если проступка никто не видел, то этого проступка и вовсе не было!

– Какой кошмар… – прошептал пораженный до глубины души Дэвид, схватил стакан, налил воды и залпом выпил. – И этот несчастный, ваш предшественник… теперь… вот так?!

– Увы, – печально вздохнул адвокат. – Его лечат, конечно, болезнь удалось захватить на ранней стадии… Главное, вовремя отобрали мерило. Теперь он на принудительной трудотерапии. Чудовищная, просто чудовищная судьба для такого человека! Ведь я знал его: отличный специалист! И нужно же ему было съездить в заграничное турне с целью, как он заявил, расширения кругозора… Вот результат! Малейшая слабина – и intelligenza овладела его рассудком…

Дэвид моментально дал себе слово, что за границу не поедет, даже если его будут заставлять силой.

– Сочувствую, Людвиг, – серьезно произнес Руперт. – Это настоящая трагедия для каролевского адвокатского сообщества.

– Вы правы, – вздохнул тот. – М-да… Господа, это всё очень печально, а наш юный друг, кажется, даже побледнел, но давайте всё же сменим тему.

– Да, пожалуй, – поддержала Каролина, дивно выглядевшая в нежно-голубом платье, стилизованном под крестьянские праздничные наряды двухвековой давности. (Конечно, те костюмы не шились из такого качества шелка, не украшались кружевами подобной стоимости, да и украшения из голубых топазов крестьянки носили навряд ли.)

Тут госпожа Кисленьких увидела кого-то, должно быть, поприветствовавшего ее, улыбнулась и кивнула в ответ.

Те, кто сидел лицом к двери, могли увидеть высокого, безупречно одетого господина не самых юных лет, но такой наружности, что присутствовавшие в вагоне-ресторане незамужние девицы, да и все прочие дамы уставились на него, как по команде. Господин обладал аристократическими чертами лица: один только гордый профиль с головою выдавал потомка древнего и славного рода. Прекрасно уложенные волнистые волосы, в юности, должно быть, золотые, а нынче почти платиновые, обрамляли высокий лоб. Из-под темных, вразлет, бровей глядели изумительной синевы глаза, а улыбкой этого господина можно было, наверно, останавливать армии.

Госпожа Кисленьких вдруг спохватилась, схватила сумочку, порылась в ней, вытащила знаменитую записную книжечку и с трудом уместила на последней страничке еще одно имя.

– Каролина, дорогая, когда вы успели? – пораженно спросил Бессмертных. – То есть, вернее было бы спросить – когда он успел?

– О, не спрашивайте, – вздохнула та. – По правде говоря, это было совершеннейшей для меня неожиданностью.

– Как обычно, – кивнул Руперт.

– Ну… – протянула Каролина. – Обычно я узнаю о наличии очередного супруга только после его кончины, а этот оказался столь любезен, что предупредил меня заранее…

Кое о чем она умолчала, но остальным хватило и этого.

– Гхм, – произнес Вит-Тяй мрачно.

– А кто это? – простодушно спросил Дэвид. – Я, кажется, видел его в салоне, но…

– Это король Януш Беззаботный, – пояснила Каролина. – Только – тс-с-с! Он едет инкогнито!

– А-а, ну так – другое дело, – удовлетворенно кивнул поручик, успокоившись.

Пол Топорны никак не отреагировал на упоминание очередного супруга Каролины, из чего следовало – им уже доводилось встречаться.

– Король? – шепотом переспросил стажер. – Настоящий? Как Его величество Кароль?

– Ну… во всяком случае, именно сейчас мы проезжаем по его владениям, – улыбнулась писательница. – Вокруг нас Беззаботное королевство, Дэвид, вы разве не слышали, что сказал проводник?

– Нет… в окно засмотрелся, – смущенно признался тот. – То есть, постойте, выходит, это как бы королевство внутри нашего Каролевства? Верно я понял?

– Теоретически всё обстоит именно так, – хмыкнул Бессмертных. – А на самом деле – не совсем.

– А как же, как? – изнывал от любопытства Дэвид.

– Видите ли… – задумчиво произнес следователь. – Вообще-то, настоящая фамилия этого достойного господина – Бессердечный. Когда-то он был актером и играл прекрасных принцев. Замечательный был актер, верно, Людвиг?

– О да, я помню его в роли Беззаботного принца в юбилейной постановке Каролевского театра, – кивнул адвокат. – Кажется, именно тогда, после пятидесятого спектакля, он сошел с ума?

– Сошел с ума?.. – перестал что-либо понимать Дэвид.

– Ну да, сами представьте, какое это испытание для рассудка: столько раз подряд играть принца, разыскивать златокудрую суженую, сражаться со злодеями… Словом, однажды прямо посреди спектакля Януш вскричал «Коня, полцарства за коня!». А служащие сцены решили, будто так и задумано, чтобы разнообразить постановку, и коня привели, прямо в зал, – сказал Руперт. – Януш вскочил верхом и был таков! А он, к слову сказать, отнюдь не беден… К тому моменту, как его отыскали, он успел уехать далеко, объявил немаленькую территорию между Мглистым Логом и Болотноградском своим королевством, себя провозгласил королем, сменил фамилию на Беззаботного и начал строительство этих замечательных замков, что вы можете наблюдать за окном…

– Скандал разразился страшный, – довольно припомнил Людвиг. – Можете представить, как ликовали всевозможные орфографы-заговорщики и зарубежные спецслужбы, прослышав о подобном демарше? Ждали, полагаю, будто Кароль отправит войска в самозваное королевство…

Теодор чему-то усмехнулся, но промолчал.

– Но у Его величества, во-первых, хорошее чувство юмора, – продолжил Бессмертных, – а во-вторых, ему нравилась игра этого актера. Кроме того, он не мог не понимать, как отреагируют на его действия за рубежом…

– И?.. – изнывал Дэвид.

– И приказал оставить Беззаботное королевство в покое, – пожал плечами следователь. – Всё равно на этих землях ничего полезного не было, а в Каролевстве определенно не хватало парка аттракционов!

– Как это? – окончательно растерялся стажер.

– Дайте, я расскажу, – вмешалась Каролина. – Вы упускаете кое-какие важные мелочи, господа!

– Прошу, – пригласил Руперт.

– Дэвид, – издалека начала писательница, – скажите, вам нравится, то, что вы видите в Беззаботном королевстве? Все эти замки, парки, искусственные озера?

– Да, весьма, – отвечал тот.

– Король Януш именно такой видел свою страну, – сказала Каролина, – будто в доброй детской сказке. О, тут есть, конечно, и мрачные замки с глубокими подвалами и темницами… где никто никогда не томился, есть и страшные лабиринты, но выход можно найти всегда. А кроме того, здесь устраивают дивные праздники, балы, причем являться принято в туалете заранее объявленной эпохи… Не понимаете?

Стажер помотал головой.

– Ну хорошо, начнем заново, – вздохнула госпожа Кисленьких. – Видите ли, Дэвид, у знатных дам хранится множество совершенно изумительных нарядов, принадлежавших еще их прабабушкам. Они великолепны, но в свет в них уже не выйдешь – они безнадежно устарели. Тем не менее, – имейте в виду, я выдаю вам тайну! – при дворе существует некое… ну, скажем, дамское общество, официально занятое историей моды. Прежде дамы съезжались в гости к кому-нибудь из этого общества, примеряли наряды прежних эпох и пытались разыгрывать сценки из тогдашней жизни… Но, – вздохнула она, – это всё было не то. В современных особняках трудно развернуться в тех платьях, да и обстановка совершенно не соответствует! И тут, представьте, дамы узнали, что самопровозглашенный король Януш принялся строить три дворца – и все разных эпох! С соответствующей обстановкой, отделкой, парками… всем, что полагается. Какова была их реакция, по вашему мнению?

– Наверно… наверно, они удивились и обрадовались, – сказал Дэвид.

– Они были в полнейшем восторге! – воскликнула Каролина. – Более того, они немедленно отправились к Ее величеству и умоляли ее, чтобы та упросила Его величество не мешать Янушу, а разрешить строить дальше!

– И Ее величество согласилась?

– Да, конечно, – пожала плечами писательница. – Сама она больше увлекается локомобилями, но в курсе проблем прочих дам… Впрочем, особенно уговаривать Кароля и не пришлось, как уже было сказано. Он решил, что если дамам охота забавляться, это их дело. Так что общество по изучению истории мод трансформировалось в общество защиты и поддержки Беззаботного королевства…

– Поддержки?

– Дэвид, ну посудите сами, сколько может стоить постройка точной копии дворца позапрошлого века, его отделка и содержание! – вздохнула та. – А ведь здесь не одно такое здание… Да еще приемы, званые обеды, прогулки, фейерверки! Одним словом, Янушу достало средств на начальное строительство, но, по сути, содержат Беззаботное королевство дамы из высшего света. Ах, ну и, конечно, приличные средства поступают за счет туризма. Люди со всего мира так и рвутся сюда!

Дубовны только головой покачал, осознав, что всё не так просто.

– А сам король? – спросил он.

– А что король? Он ведь не только талантливый актер, он оказался недурным режиссером, поэтому балы в его владениях всегда в точности соответствуют духу выбранной эпохи, – сказала Каролина. – Ну, есть у него безобидные причуды… Например, он завел армию. Знаете, такие очаровательные бойцовские пудели баскервильской породы! Что еще…

– Его, конечно, не оставили в покое, – добавил Руперт. – Подсылали и агентесс влияния, и наемных убийц. Но Януш, играя принцев, неплохо научился распознавать яды, орудовать шпагой и ловить пули зубами, так что пока вот выживает. Что до девиц…

– Девиц он обожает, – хмыкнул Людвиг. – До определенной степени, разумеется. С теми, что являются в Беззаботное королевство ради исторических костюмированных балов либо просто посмотреть на эту красоту, он премил и обаятелен. А вот с теми, кто всё еще пытается женить его на себе… С ними он вспоминает настоящую свою фамилию.

– И что он с ними делает? – поразился юноша. – Запирает в темницах?

– Нет, ну зачем же… – улыбнулся адвокат. – Он очень любит вишни и всего лишь распустил слух, что королевой станет та, которая сумеет дальше и метче всех плюнуть вишневой косточкой.

– О, Дэвид! – рассмеялась Каролина. – Это такое дивное зрелище! Пока все наслаждаются изысканными десертами, фруктами… отменной сладкой черешней в том числе, эти несчастные едят вишни, выбирая косточки наиболее правильной формы. Януш заявил: чтобы выбрать подходящую, нужно съесть не менее корзинки ягод… и, право, я не знаю, где он добывает такую кислятину! Но, самое главное, – добавила она, – выбранные косточки дамы прячут под языком, чтобы конкурентки не утащили, а благодаря этому – молчат!

– А само соревнование? – заинтересовался стажер, представив дам в виде набивших защечные мешки хомячков.

– Ну, оно всякий раз срывается, – вздохнула писательница. – То кто-нибудь косточкой подавится, то мишень потеряется, то за черту кто-то заступит, то Януш правила поменяет… И всё! До следующего раза. Дамы, правда, не сдаются, и, видимо, Янушу пришлось совсем туго, раз уж он решил пойти на такой шаг…

– Да, кстати о вашем новом брачном контракте, – напомнил следователь. – Не просветите ли, отчего избранницей стали именно вы?

– Политика, господин Бессмертных, – вздохнула та. – Просто политика. Представьте сами: если какой-нибудь вертихвостке все же удастся женить на себе Януша… Король всё же смертен, и, случись что, все его труды пойдут прахом! В замках устроят гостиницы, леса сведут на дрова…

– А вы? – приподнял брови адвокат.

– А я – дочь императора, – строго сказала Каролина.

Вит-Тяй довольно погладил бороду: при всей своей взбалмошности младшая сиятельная госпожа оставалась госпожой.

– Интересно, – сказал Дэвид, – а что же… э-э-э… он делает в экспрессе?

– Примерно раз в год у него наступает ремиссия, – ответил Руперт. – Тогда он начинает писать письма Каролю, мол, знал бы заранее, что это за галеры, никогда бы не назвался королем. Иногда вот ездит в гости, развеяться, выпить по стаканчику хорошего вина…

– У меня есть подозрение, – произнес вдруг Теодор, – что в состоянии устойчивой ремиссии этот господин находится последние лет тридцать, не меньше. Просто он очень хороший актер. Сцена для него была тесновата, а вот королевство – в самый раз.

– Вполне вероятно, – согласился Бессмертных. – Что толку гадать! Давайте лучше полюбуемся видами…

Экспресс тем временем совсем замедлил ход, и можно было рассмотреть прекрасный парк с роскошными живыми изгородями, беломраморными статуями, фонтанами, гравийными дорожками… По дорожкам прогуливались дамы в платьях, которые носили, по грубой оценке Дэвида, лет двести назад. Таких… легких до полупрозрачности платьях с завышенной талией и рукавчиками фонариками. Прыгали у ног хозяек бойцовские карликовые пудели-охранники, трепетали на ветру кружевные зонтики…

По другую сторону расстилался цветущий луг, вдалеке поблескивала лента реки. На лугу девушки, одетые в точности, как Каролина сегодня, собирали цветы, плели разноцветные венки. Подъехал какой-то важный господин на прекрасной лошади, спросил о чем-то, получил ответ и цветок, ускакал прочь…

Беззаботное королевство было прекрасно!

Вот показалось и здание вокзала, старомодное, очень красивое. Локомотив остановился.

– Хочу гулять, мама, хочу гулять, мама, хочу, пойдем!! – раздалось вдруг за спинами у разомлевших пассажиров.

Не подскочить удалось разве что Немертвых и Топорны. Даже Бессмертных с Мягко-Жестоких – и те вздрогнули, а Дэвид едва не опрокинул на себя стакан с соком.

– Хочу лошадку, мама, там была лошадка, красивая, хочу кататься, хочу!! – продолжал бесконечной и очень въедливой скороговоркой некто явно малолетний. Мать тихо увещевала его, но без особого толку. – А-а, мама, там фонтан, хочу купаться, мама, хочу кораблики пускать, пойдем!..

– Откуда взялся ребенок? – удивился Бессмертных. – Вроде бы в первом классе не было никаких детей.

– Они сели в Мглистом Логе, – пояснил всезнающий Ян. – Поначалу-то ребенка в вагон-ресторан не брали, а сегодня решили вот… Наверно, чтобы мог по сторонам посмотреть. Тут-то окна побольше, чем в купе.

– Хм, – протянул следователь.

– Мама, хочу мороженого, дай, хочу-у-у!!! – и без того высокий голос еще повысился. Берт невольно потянулся к уху, видимо, хотел поковырять в нем, но вовремя спохватился.

Измученная женщина в синем платье поволокла одетого в матросский костюмчик отпрыска за собой, на перрон. Король Януш посмотрел ей вслед.

– Какой… интересный голос, – проговорил Бессмертных, когда в вагоне-ресторане воцарилась благословенная тишина.

– Да, можно сказать, оперный, – усмехнулся Мягко-Жестоких.

– Вполне возможно, врачи помогут сохранить такой талант… – проговорил Немертвых, глядя в окно на перрон.

Там неугомонное дитя успело оторваться от маменьки и теперь нарезало круги около фонтанчика, издавая победные вопли, если судить по тому, как шарахались люди. К нему приблизился некий господин в строгом темном костюме, с располагающим улыбчивым лицом, поманил пальцем… Ребенок подозрительно покосился на господина. Тот показал ему большой яркий леденец на палочке. Ребенок мгновенно вцепился в лакомство, и ясно стало, что он не отдаст конфету ни за что на свете.

Улыбчивый господин взял малолетнего хулигана за свободную руку и куда-то увел.

– Кто бы это мог быть? – вслух поинтересовалась Каролина.

– Директор старой оперы, – ответил ей незаметно приблизившийся Януш Беззаботный. – Ищет таланты. А иногда делает их. Операция несложная, но, знаете ли, специфическая… Господа… Госпожа Кисленьких… Позвольте попрощаться. Искренне надеюсь увидеть вас на новогоднем приеме.

Каролина протянула руку, король, вернувшийся в свое королевство, сдержанно к ней приложился и откланялся. В окно видно было, как он идет по перрону. Немедленно присоединившаяся к нему охрана уже вручила господину корзинку со спелыми вишнями, и тот рассеянно одаривал ими всех встречных.

– Удивительной судьбы человек, – сказал Бессмертных, и все с ним согласились.

– Поезд отправляется! – провозгласил обер-кондуктор. – Дамы и господа, отправление поезда через пятнадцать минут!

– Жаль, что стоянка так коротка, – вздохнула Каролина. – Должно быть, и останавливались лишь ради того, чтобы Януш мог сойти…

На перроне началась какая-то суматоха, постепенно переместившаяся в поезд.

– Господа, вы не видели ребенка? – спрашивала дама в синем платье. Запыхавшийся усатый коротышка, очевидно, муж, молча вытирал лоб платком. – Такого, в матросском костюмчике?

Опрашиваемые пожимали плечами.

– Поезд ведь сейчас отправится! – в ужасе вскричала дама и обратилась к мужу: – Сделай же что-нибудь!

– Господа, вы не видели ребенка? – уныло обратился тот к Бессмертных и компании. – В матросском костюмчике?

– Бегал тут какой-то мальчик… – неохотно сказал Ян.

– Мальчик?

– Какой мальчик? – в один голос спросили супруги.

В вагоне-ресторане появился проводник. На буксире он тащил искомое дитя, заливавшееся слезами, но не выпускавшее, тем не менее, порядком обсосанный леденец.

– А-а-а… – надрывалось оно. – Дядя обещал мороженого-о-о! И лошадку-у-у-у!! И кораблики-и-и-и!!!

– Какой дядя, что случилось?! – кинулась к ребенку мать.

– Ма-ма-а-а! – провыло прелестное дитя. – Я не феноме-е-ен!! Дядя сказал, я не феноме-е-ен!!

– Что, почему не феномен? – ничего не поняла та.

– Потому, что я девочка-а-а! – пояснило существо. – Мама-а-а!! Хочу быть мальчиком, мама, хочу быть феноменом, дай, мама, хочу-у-у-у!..

Проводник поспешил исчезнуть.

Пол Топорны привычно заполнял приговор.

– Дэвид, ваше мнение? – поинтересовался он неожиданно.

– Похищение? – неуверенно выдал тот.

– Ну, скажете тоже! – расстроился Бессмертных. – Причем здесь похищение? Впрочем, незаконная смена пола, о которой вы явно хотите сказать, тоже сюда не подходит. А вот как этот господин так быстро установил, что этот юный монстр – девочка?

– Незаконный медосмотр без присутствия родителей или опекуна, отягченный злоупотреблением доверия путем заманивания леденцом, – отчеканил Дэвид, сообразивший, чего от него ждут. – Дело… э-э…

– Дело Анны Загребски и Шарля Красивеньких, – пришла на помощь Каролина. Память у нее была феноменальная. – Он тоже любил леденцы.

– За что и поплатился, – хмыкнул следователь. – Сидеть в подвале поэтессы и декламировать ее стихи в принудительном порядке… Хватило бы и одного часа! А он сколько отсидел?

– Два года, – вздохнула госпожа Кисленьких. – Теперь, как увидит книги – плачет, а рифмованные строки и вовсе вызывают у несчастного припадок! Тем не менее, по освобождении он предложил злоумышленнице взвеситься и затем сочетался с нею законным браком. И даже поймал!

– Вот вам подвальный синдром во всей красе, – поучительно сказал Бессмертных.

– Зато живут, – усмехнулась Каролина. – А что касается наказания…

Договорить она не успела: в вагоне-ресторане снова появился проводник, и вид у него был самый печальный.

– Господа, – провозгласил он. – С прискорбием вынужден сообщить, что сегодняшний показ киноленты не состоится.

– Вышел из строя проектор? – спросил кто-то.

– Никак нет, – вздохнул проводник. – Тапёр только что скончался. А без музыкального сопровождения…

– Ну вот, – огорчился Дэвид. – Сегодня же должны были показывать продолжение ленты о кровососе!

– А отчего он умер? – поинтересовался Немертвых.

– Фельдшер считает, что это сердечный приступ, – сообщил проводник негромко. – Тапёр выглядел совершенно здоровым, а потом вдруг схватился за грудь, захрипел, упал и умер… Никто не успел ничего предпринять!

– Хм, – сказал доктор. – Интересно.

– Думаете, это по нашей части? – приподнял бровь следователь.

– Кто знает, – вздохнул Немертвых. – Но я бы взглянул…

– Признайтесь, Теодор, вы просто заскучали, – хмыкнул тот. – Но если вам угодно, то давайте посмотрим. Дэвид, идемте с нами!

Они в сопровождении офицера суда и оперативников направилась к выходу. Адвокат остался любезничать с Каролиной под строгим присмотром Вит-Тяя.

Позади громко возмущалась госпожа Приятненьких, сегодня поражавшая окружающих изумительным цветом лица и бьющей через край энергией.

– Безобразие! – говорила она и стучала ложечкой по краю креманки с подтаявшим мороженым. – Неужели даже на экспрессе такого класса нет запасного тапёра? Чем мы должны заниматься вечером? Почему мы не можем посмотреть интересную картину? Я считаю, это происки каролевской военщины, которая стремится загнать прогрессивных культурных людей в каменный век, превратить их в необразованное тупое стадо, которым так просто управлять! Но нет!..

Окончание пламенной речи оборвала закрывшаяся дверь вагона.

– Сюда, пожалуйста, – сказал проводник.

– Да мы уж знаем дорогу, – отмахнулся Бессмертных.

Путь к санитарным купе в самом деле был известен, занимал он совсем немного времени, а фельдшер встречал гостей у входа.

– Наконец-то! – воскликнул он. – Тут такое… такое…

– Что случилось, уважаемый? – поинтересовался следователь. – Неужели тапёр ожил?

– Никак нет… – выдавил фельдшер. – Он как лежал, так и лежит… А у доктора Упертых кто-то почти всю кровь выпил!

Дэвид от неожиданности поперхнулся и закашлялся. Ян участливо постучал его по спине.

– Не хотите же вы сказать, – подозрительно сказал Бессмертных, – что у нас завелся кровосос?

– Не знаю, господин! – повинился фельдшер. – Но только доктор Упертых еле-еле дышит…

– А как вы вообще обнаружили… хм… следы злодеяния? – спросил Немертвых.

– Так идемте же скорее, я покажу! – засуетился тот.

Кое-как втиснувшись в санитарное купе, все уставились на прочно зафиксированного на койке больного. Вид у него действительно был более чем бледный, а на шее запеклась кровь. Той же кровью было запятнано и постельное белье.

– Хм, судя по всему, – произнес Немертвых, присмотревшись как следует, – произошло это не только что и даже не час назад, а, пожалуй, еще ночью. Точнее можно установить, нужно только поработать.

– Повезло ему со свертываемостью крови, – заметил Бессмертных. – Не то так и умер бы, бедолага.

– Согласен, – кивнул доктор. – А посмотрите-ка, Руперт, очень примечательно, не находите?

– О, весьма! – согласился следователь, перегнувшись через койку и разглядывая шею больного.

– Что, что там? – жадно спросил Дэвид. За плечом патрона он почти ничего не видел.

– Погодите, – велел Бессмертных и обратился к фельдшеру: – Скажите-ка, сам Упертых никак не мог навредить себе?

– Что вы! – воскликнул тот. – Он ведь пристёгнут честь по чести, ассистентки его лично проверяют и вечером, и утром, и кляп вот на месте…

– Хм, но если бы девушки пришли проведать своего наставника сегодня поутру, то обнаружили бы это безобразие намного раньше, не так ли?

– А не было их сегодня, я еще удивился, – сказал фельдшер. – А сам я лишний раз не стал подходить: господин Упертых так тихо спал… ну, то есть это я подумал, что он спит. А с ним это в последнее время редко бывает, всё буйствует, мычит и мечется. Я и подумал, что полегчало ему…

– А он в это время пребывал в глубоком обмороке от потери крови… – протянул следователь и посмотрел на фельдшера так, что тот чуть не провалился сквозь землю. – Но где же были его ассистентки утром? Дэвид, у вас есть идеи?

– Есть! – радостно выпалил тот. – Господин Мягко-Жестоких ведь сказал, что утром беседовал с ними! Вот поэтому, наверно, они и не пришли к господину Упертых!

– Неужели вы наконец начали подмечать детали? – хмыкнул Бессмертных, впрочем, вполне довольно. – Да, верно, говорил он такое… Итак, что мы имеем? Сам себе нанести рану пациент не мог… Теодор, путы достаточно прочны?

– Вполне, – изрек тот. – Несмотря даже на то, что больные intelligenza иногда обретают непомерную силу и могут вырваться из ремней… Вы же не думаете, что потом он самостоятельно пристегнулся обратно?

– Да, действительно… Так, ассистентки не заходили сюда. Кто у нас по соседству? – поинтересовался следователь.

– Прежде были господин Сверло-Коптищев с камердинером, – доложил фельдшер, – да только вчера они уже совсем хорошо стали сгибаться и потребовали, чтобы им позволили вернуться в их купе, там удобнее. Я что… я человек маленький. Сказал только, что буду приходить уколы ставить, на том и порешили.

– Стало быть, никого, кроме вас, поблизости не было…

– Да что вы, господин?.. – дрожащим голосом произнес тот. – Вы что же, думаете, это я…

– Да ничего я пока не думаю, – ворчливо ответил следователь. – А поинтересоваться хочу: не заметили ли вы ночью чего-либо подозрительного?

– Ну… да вроде бы и ничего.

– Я подозреваю, что во время совершения этого нападения господин Упертых никак не мог лежать молча, – заметил Немертвых. – Кричать он не мог, разумеется, но мычал, скорее всего, достаточно громко. И вы хотите сказать, что не услышали этого?

Фельдшер потупился.

– Или вы так крепко спите? – подключился Бессмертных. – А может, вас и вовсе здесь ночью не было?

– Отлучился я… – сознался фельдшер. – С проводником чай мы пили, хотите – у него спросите! Потом вернулся, заглянул сюда – вроде тихо, ну я и пошел спать…

– Видимо, к моменту вашего возвращения всё уже было кончено, – задумчиво сказал следователь, – а злоумышленник спокойно удалился. Хм, вы ведь не входили? Ага… а от двери не видно этой стороны постели, крови тоже не разглядеть…

– Отсутствие на месте службы во время совершения преступления, едва не повлекшего за собой смерть пациента, – вписал Пол Топорны несколько слов в очередной бланк. Фельдшер побледнел и затрясся. – Карается лишением месячного жалования и премиальных выплат за три месяца вперед.

Фельдшер украдкой утер холодный пот со лба.

– Что-то вы сегодня благодушны, Пол, – заметил Руперт. – Но вернемся к господину Упертых! Дэвид, ваше мнение? Кто мог пойти на такое?

– Возможно, кто-то так впечатлился вчерашним киносеансом, что решил стать кровососом? – сказал тот полувопросительно.

– Жизнеспособная версия, – согласился следователь. – Но тогда, наверно, он попытался бы прокусить шею этому несчастному…

– Руперт, вы когда-нибудь пробовали прокусывать кому-то шею? – поинтересовался доктор. – Могу вас заверить – это крайне неудобно… Если, конечно, преступник не располагал клыками кровососа, а это вряд ли.

– А может, в поезде затаилась какая-то болотная тварь и… – начал Дэвид, но тут же увял.

– Что-то я сомневаюсь, чтобы болотные твари расковыривали тело жертвы какими-либо инструментами помимо зубов и когтей, – хмыкнул доктор. – А тут явно что-то использовали… Хм… секунду…

Произведя несколько загадочных манипуляций с помощью содержимого своего чемоданчика, Немертвых сказал:

– Могу утверждать с уверенностью: инструмент этот сделан из серебра или посеребрен. Но вот что это такое… Недостаточно острое, чтобы проткнуть кожу с первого раза, да и форма странная…Право, я теряюсь в догадках!

– Раз серебро – значит, это не кровосос, – вслух подумал Дэвид. – Серебра они боятся…

Бессмертных только вздохнул.

– Может быть, подождем, пока господин Упертых очнется? – предложил он. – Он-то наверняка видел своего ночного посетителя!

– Ну нет! – упёрся Дэвид. – Поступить так – значит расписаться в своем бессилии, а это… это…

– Недопустимо, – согласился Бессмертных. – Тогда думайте!

– Кому и зачем понадобилась кровь? – принялся рассуждать Дубовны. – Для каких-то анализов, опытов? А если…

– Нет, Дэвид, – строго пресек его идею наставник, – никаких марсиан с их опытами на людях! Подумайте лучше, почему жертвой пал именно господин Упертых?

– Потому что он был тут совсем один, – ответил стажер. – И даже если бы фельдшер не ушел пить чай, всё равно пройти сюда очень просто… А! То есть преступник не выбрал кого-то еще, поскольку к любому другому было бы сложнее подобраться? И еще потому, что господин Упертых привязан и не может позвать на помощь?

– Ну, ну, – подбодрил тот.

– То есть, – начал развивать мысль Дубовны, – преступник, скорее всего, сомневался в том, что может справиться с кем-то… э-э… способным постоять за себя?

– Дальше, – велел следователь.

– Но почему он тогда не выбрал женщину?

– Некоторые женщины, к слову, очень даже могут дать сдачи, – заметил Берт вполголоса. Топорны согласно кивнул.

– А ребенка? – не сдавался Дэвид.

– Ну, за детьми, во-первых, обычно присматривают, – ответил Руперт, – а во-вторых, с некоторыми из них лучше не связываться!

Все дружно закивали, припомнив недавнее концертное выступление очаровательной крошки в матросском костюмчике. Пожалуй, приставать к ней было опасно если не для жизни, так уж для барабанных перепонок точно!

– И что, выходит, преступник вовсе слабосилен? – задумчиво произнес Дэвид. – Да, кстати, а чем его не устроили старики?

– Может, они ему не по вкусу, – хмыкнул Немертвых. – Да и старики тоже разные бывают…

– Значит, нам надо искать или какого-то… не знаю, инвалида, что ли, – завершил мысль стажер, – или… женщину?!

– Браво, – иронически поаплодировал Бессмертных. – Не прошло и получаса…

– Но женщине-то это зачем?! – продолжал поражаться Дубовны.

– А кому другому – зачем? – парировал доктор.

Ян вдруг подскочил на месте.

– Господин Бессмертных! – воскликнул он. – А ведь я вчера ночью как раз видел в вагоне первого класса одну даму… с серебряной вилкой в руке! Еще удивился – ну, допустим, прогуливаться по коридорам-то не возбраняется, но зачем ей вилка из вагона-ресторана?

– О! – довольно усмехнулся следователь, даже не спросив, что Ян позабыл среди ночи в первом классе. Для него тонкости отношений оперативника с госпожой Кисленьких тайной не являлись. – Прекрасно! Теодор, как там характер повреждений? Соответствует вилке?

– Пожалуй, – согласился тот. – Ресторанная… Да. Не слишком острая, изгиб зубца подходит, материал совпадает.

– И я, кажется, даже могу сказать, кто эта дама… – протянул Руперт. – Ян, это была госпожа Приятненьких?

– Она самая, – подтвердил оперативник. – А как вы догадались?

– А припомните, когда мы покидали вагон-ресторан, она произносила очень прочувствованную речь с крайне характерными интонациями, – сказал тот. – Она и прежде выдавала подобное, но не с таким апломбом. Кроме того, выглядела она сегодня на удивление цветуще. Кажется, ее подруга была этим крайне недовольна… А если припомнить, о чем рассказывал вчера Людвиг после киносеанса и предположить, что госпожа Приятненьких слышала ее слова…

– Точно! – вскинулся Дэвид. – Господин Мягко-Жестоких говорил, что актриса придерживается такой странной диеты, чтобы сохранить фигуру и предупредить разные болезни!

– Должно быть, госпожа Приятненьких решила, что и ей не помешает несколько убавить пышность форм, – хмыкнул Бессмертных. – Однако ей не откажешь в изобретательности в выборе жертвы…

– Руперт, пациент очнулся и явно хочет что-то сказать, – заметил Немертвых.

– А, ну так выньте у него кляп!

– Не надо, господа, он так ругается, что даже у меня уши вянут! – вмешался фельдшер. Господин Упертых замычал и завращал глазами.

– Ничего, среди нас дам нет, переживем, – решил следователь и кивнул доктору. Тот ловко избавил пациента от кляпа и дал ему прокашляться.

– Господа, что происходит? – спросил он, едва к нему вернулся дар речи. – Почему я… в таком положении? И который сегодня день?

– О-о… – протянул Бессмертных с интересом. – Теодор, кажется, intelligenza немного отступила?

– Очень похоже на то, – кивнул Немертвых, – в противном случае мы выслушали бы много интересного касаемо всевозможных сатрапов, негодяев и адептов карательной медицины. Господин Упертых, как вы себя чувствуете?

– Благодарю, сносно, – ответил тот с удивлением. – Правда, я чувствовал бы себя еще лучше, если бы не был привязан к койке… и еще эта слабость…

– Это пройдет, – заверил Теодор. – Вы помните, что происходило ночью?

Упертых подумал и покачал головой.

– Насколько я понимаю, – произнес он, – зафиксировали меня не просто так… Очевидно, intelligenza дала обострение?

– Именно.

– Я этого опасался… Никто не пострадал?

– По счастью, нет.

– А мои девочки?

– Старательно ухаживали за вами всё время, что вы пребывали в невменяемом состоянии, – терпеливо ответил Немертвых. – Так вы не помните ночных событий?

– Нет, увы… – вздохнул пациент. – Кажется, мне снилось, что меня кусает комар. Такой гигантский белый комар… Но это всё, право!

– Увы, разум больных intelligenza обычно затуманен, они видят лишь то, что хотят видеть или вовсе воображают, – кивнул доктор. – Очевидно, господин Упертых сумел уловить лишь смутный образ нашей кровопийцы… Однако как интересно! Неужели это обильное кровопускание если не остановило развитие болезни, так хотя бы привело к облегчению симптомов?

– О чем вы? – заинтересовался Упертых, и пришлось в двух словах объяснить ему суть дела. – Действительно, интересно… Обязательно нужно записать это! В Болотноградске непременно опробуют эту методику, вдруг она окажется действенна… Ну или пригодится хотя бы для того, чтобы приводить в чувство самых буйных! Наверно, если использовать пиявок…

– Это вы обсудите со своими ассистентками, – остановил Бессмертных речь пациента. – Кстати, вот и они!

– Девочки! – обрадовался Упертых.

– Вы нас узнаете! – зарыдала Вероника.

– Это чудо, чудо! – восклицала Гризетта. – Но как это произошло?..

– Так, здесь стало тесновато, – заметил следователь, протискиваясь к выходу. Остальные направились за ним. – Думаю, девушки справятся с больным сами, им не привыкать, тем более, ему заметно полегчало…

– Я помогу, если что, – заверил фельдшер, преданно глядя на Бессмертных снизу вверх. – Не извольте сомневаться!..

– И не думаю, – хмыкнул тот. – Дэвид, что вы опять надулись? Вы были очень близки к разгадке, и на этот раз ход ваших мыслей меня вполне удовлетворил!

– Да? – просиял стажер и хотел сказать что-то еще, но его прервал стук каблучков, сопровождаемый громовым топотом.

– Ах, вот вы где! – выдохнула Каролина, угодив с разбегу в надежные объятия доктора Немертвых. Следовавший за нею поручик остановился как раз вовремя, чтобы не смести со своего пути всю живописную группу. – Там такое!..

– Что еще? – нахмурился следователь.

– Госпожа Приятненьких, кажется, сошла с ума, – сообщила писательница. – Господин Мягко-Жестоких пытается увещевать ее, но она даже к нему не прислушивается! Когда я решила, что пора позвать Теодора, она порывалась влезть на стол и станцевать что-то зажигательное, и ее как раз собрались вязать скатертями…

– А вот ее и несут, – пробасил поручик, посторонившись, чтобы пропустить стюардов, с натугой тащащих нечто спеленутое наподобие кокона. – Поймали-таки!

– Уважаемый Вит-Тяй, что же вы не помогли справиться с неадекватной дамой? – поддел Бессмертных.

– Он пытался! – вступилась за верного поручика Каролина. – Но госпожа Приятненьких начала к нему гнусно приставать… О, это было ужасное зрелище! А я как раз спешила к вам и потребовала, чтобы Вит-Тяй меня сопровождал…

– М-да… – произнес Немертвых, разглядывая извивающийся кокон, с одной стороны которого виднелась кокетливая прическа, а с другой торчали пухлые ножки в модных туфельках. – Случай тяжелый.

– Хм? – заинтересовался следователь.

– Скорее всего, эта дама уже была носителем intelligenza, – ответил доктор. – В легкой, почти неопасной форме она встречается у многих, да и разновидностей у этого заболевания немало. Ну а потом, когда эта госпожа отведала зараженной крови господина Упертых… Должно быть, началось ураганное развитие болезни.

– Бедняжка, – вздохнула Каролина.

Топорны посмотрел на брыкающиеся ноги со смешанными чувствами. Очевидно, злорадствовать ему не позволяло воспитание, посочувствовать от души он бы не смог, а лгать не желал.

– Ну и какое наказание вы ей определите? – напомнил Бессмертных.

Офицер суда пожал плечами.

– Дама сейчас невменяема и за свои действия не отвечает, – ответил он. – Ну а за покушение на господина Упертых… После излечения, если таковое состоится, – принудительные работы на благо Каролевства. С конфискацией имущества в пользу государства.

– Да, пожалуй, – согласился Бессмертных. – О, Людвиг, и вы здесь!

– Это было ужасно, Руперт! – пожаловался адвокат, утирая лоб белоснежным крахмальным платком. – Поверите ли – я впервые ощутил себя бессильным… Думаю, только теперь я начинаю понимать, каково работать с больными intelligenza, и пусть мне предстоит сталкиваться в основном со служащими, нельзя исключать и подобных случайностей!

– Чтобы вы – и оказались не готовы… – не поверил Бессмертных.

– Я полагаю, господин Мягко-Жестоких просто никогда не видал буйных пациентов, – подал голос Немертвых. – А описания всё же достаточно сильно разнятся с суровой реальностью.

– Именно! – адвокат прижал к груди Цисси.

– Полагаю, вам есть резон побеседовать с господином Упертых, пока его ненадолго отпустила болезнь, – заметил Немертвых. – Он – крупнейший специалист по intelligenza, и, хотя сам пал ее жертвой, может дать немало ценных советов.

– Непременно так и поступлю, – кивнул Мягко-Жестоких и решительно направился в указанную палату, пополнять багаж знаний.

– Уф… – выдохнул следователь, когда госпожу Полненьких занесли в купе и надежно зафиксировали. – Не экспресс, а сущий сумасшедший дом! Да, господа, у кого-то еще есть желание взглянуть на труп тапёра?

Желание выразил один лишь доктор, но остальные всё равно потянулись следом.

– Сюда, господа, сюда, – суетился фельдшер, проводя их дальше по коридору. По понятной причине мертвецкой на экспрессе не было, и до следующей остановки тело поместили в пустующем санитарном купе. – Вот он!

Присутствующие помолчали.

– Значит, говорите, сердечный приступ? – протянул следователь, рассматривая покойного.

– Э-э… – сказал фельдшер.

– Теодор, а при смерти от сердечного приступа люди всегда делаются такими… хм… фиолетовыми? В крапинку? – поинтересовался тот, не ожидая, впрочем, ответа.

– Он был совершенно нормальным, когда умер! – возмутился фельдшер. – Хотя… Вообще-то в последние несколько дней он жаловался на недомогание, и я еще отметил, что цвет лица у него такой…

– Какой?

– Немного нездоровый. Ну… бледный он был аж до синевы, – пояснил тот. – Потому сердечными каплями его и пользовали… А тут вон как! Но точно вам говорю, господа, когда его сюда положили, он хоть и был чуточку синеватый, но уж никак не фиолетовый! Тем более, в крапинку…

– Теодор, – воззвал следователь, – что-то подсказывает мне…

– Что это по нашей части, – закончил доктор и раскрыл саквояж. – Сделайте милость, обождите в коридоре, здесь и без того тесно. К тому же ароматы будут далеко не сладостными.

– Тогда мы лучше пройдем в салон, – решил следователь. – Что толку стоять в коридоре? Ждем вас с нетерпением, Теодор!

В салоне только и разговоров было о внезапном помешательстве госпожи Приятненьких. Разумеется, правды никто не знал, а госпожа Полненьких, даже если и была посвящена в тайные замыслы подруги, ничего никому не говорила, а, приняв страдальческий вид, сидела в кресле, время от времени промокала платочком совершенно сухие глаза и принимала соболезнования.

– Интересно, что же скажет Теодор… – задумчиво произнес следователь, поглаживая бакенбарды. – Мне, признаться, не доводилось встречать подобного. Пол, а вам?

Тот молча покачал головой.

– У нас такого не бывало, – сказал, подумав, Вит-Тяй.

– Мы тоже не видали, – заверил Ян.

– А я, кажется, о чем-то подобном слышала, – задумчиво произнесла Каролина. – Еще когда работала по научной части. Но вот беда, не могу припомнить! Видно, случайно кто-то упомянул, вот я и позабыла…

– Не беда, – утешил Бессмертных. – Я уверен, Теодор… А! Вот и он!

Доктор ловко просочился между окруживших безутешную госпожу Полненьких дам, подсел к своей компании.

– Отравление? – спросил следователь.

– Именно, – кивнул Немертвых. – Довольно любопытное, я бы сказал. И яд не из распространенных. Если память мне не изменяет, делают его далеко на юге из вытяжки желез одной крохотной, но смертельно опасной рыбки, а также некоторых растительных добавок. Средство дорогое и, сами видели, приметное: покойники обыкновенно приобретают самый невообразимый колер.

– Ну конечно! – воскликнула госпожа Кисленьких. – Именно это я и пыталась вспомнить… У это рыбки еще такое название, что выговорить совершенно невозможно, как же ее… Быра?.. Бара?.. А как дальше…

– Дорогая Каролина, – успокоил ее Бессмертных, – это не столь принципиально. Теодор, а каким образом отравили несчастного? Подмешали яд в пищу?

– В те самые сердечные капли! – встрял Дэвид. – Мне этот фельдшер сразу показался подозрительным…

– Внутрь это средство можно принимать хоть галлонами, – усмехнулся доктор, – если, конечно, у вас нет хотя бы крохотной ссадинки на губе. Он смертелен при попадании в кровь, однако ранок на теле тапера я не обнаружил. Вернее, есть небольшие порезы – очевидно, брился неаккуратно, – но уже поджившие. Если бы он отравился тогда, то давно бы умер, ведь достаточно самой малой толики яда…

– А может быть… – начал Дубовны, но его снова сурово остановили:

– Никаких инопланетных шприцев с иглами мизерной толщины! Не думаю, Дэвид, что их заинтересовал бы какой-то тапёр… Нет! – снова перебил стажера следователь. – Я категорически протестую против версии, что убитый был главой венерианской резидентуры, а марсиане устранили конкурента!

– Откуда вы узнали, что я хотел сказать? – изумился Дэвид.

– Читаю мысли, – хмыкнул Руперт. «И кое-какие журналы, чтобы быть в курсе наиболее вероятного хода твоих рассуждений», – мог бы он добавить, но промолчал. – Итак, Теодор, каким тогда образом отравили тапёра? Наверняка у вас есть предположение, не так ли?

– Конечно, – ответил тот невозмутимо. – Собственно, я так задержался потому, что проверял свою гипотезу. Так вот… Скорее всего, яд попал в организм жертвы через кожу. Первым делом я проверил, не пропитана ли им одежда – но нет, всё чисто. По счастью, гардероб у несчастного не так уж велик, – добавил он, – иначе я провозился бы до вечера.

– А постельное белье? – спросил Ян.

– Тоже чисто, – кивнул Немертвых. – Тем более, его достаточно часто меняют, а недомогал тапёр, по словам фельдшера, уже несколько дней.

– Тогда?..

– Оставалось только возможное соприкосновение с некой отравленной поверхностью, – продолжил доктор. – Причем кожа должна была быть открыта.

– И? – не выдержал Дэвид.

– Ну не носом же он с чем-то соприкасался! – фыркнула Каролина. – Это были руки, да, Теодор?

– Именно, – ответил тот. – Кончики пальцев, если быть точнее. Поверхность совсем небольшая, поэтому времени на то, чтобы яд смог проникнуть сквозь поры, потребовалось немало… и, главное, этот контакт должен был быть или постоянным или просто очень частым. Когда же в крови накопилось достаточное количество яда… – он развел руками. – Тапёр скончался. Яд действительно вызывает остановку сердца и еще некоторые побочные эффекты.

– И что же это может быть за поверхность, с которой тапёр постоянно контактировал? Причем кончиками пальцев? – удивленно спросил Дубовны.

– А я-то вас сегодня даже похвалил, – укоризненно произнес Бессмертных, глядя через плечо стажера.

Обернувшись, тот увидел… рояль. Тот самый рояль, из-за которого пострадал Сверло-Коптищев… а теперь вот погиб тапёр!

Должно быть, Каролине в голову пришли те же мысли, потому что она вполголоса произнесла:

– «Рояль-убийца»… По-моему, такое название будет пользоваться коммерческим успехом!

– А то! – подтвердил Ян.

– Я проверю, – сказал Немертвых, надел перчатки, спокойно подошел к роялю, поколдовал над клавишами и вернулся. Удивительно, но на его действия ровным счетом никто не обратил внимания.

– Итак?

– Костяные накладки на клавишах пропитаны ядом, – подтвердил доктор, снимая перчатки. – По моим расчетам, где-то с неделю назад, не более, иначе яд бы выдохся. Вообще-то, таперу полагалось скончаться пораньше, но он оказался слишком крепок…

– И еще, припомните, некоторые киносеансы отменяли по разным причинам, – напомнила Каролина.

– Верно, – кивнул Теодор. – Так что, Руперт, причину смерти можете считать установленной. Далее дело за вами.

– М-да, вот так дельце… – усмехнулся тот. – Выяснить, кто мог отравить простого тапёра столь замысловатым способом!

– А может, отравить хотели не его, а Сверло-Коптищева? – предположил стремившийся реабилитироваться в глазах начальства Дэвид. – Он-то фигура куда более значимая!

– Мысль хорошая, – одобрил Бессмертных, – вот только Теодор утверждает, что яд был нанесен на клавиши около недели назад, а к тому времени наш рояльных тел пытатель уже был прикован к койке. Не узнать об этом было невозможно.

Дубовны сник.

– Кроме тапера, играл еще кое-кто, – припомнила Каролина. – Но так… эпизодически.

– Им повезло, – согласился Теодор. – А в целом, согласитесь, дело выглядит совершенно бредово!

– А может быть, злоумышленник рассчитывал, что Сверло-Коптищев скоро поднимется на ноги, а тогда… – встрял Дэвид.

– Вам ясно сказано – яд выдыхается на воздухе, учитесь же слушать! – проворчал Бессмертных. – Ну что? Мы зашли в тупик?

– Погодите, погодите… – госпожа Кисленьких терла переносицу, явно силясь что-то припомнить. – А если предположить, что целью преступления было не убийство?

– А что тогда? – удивился Дубовны.

– Например, общественный резонанс, еще что-то в том же роде… Теодор, вы не припомните, где именно водится та рыба, из которой изготавливают яд?

– Если мне не изменяет память, в верховьях Желтой реки, – ответил он и уточнил: – Это в Слонопотамии. Совершенно дикая страна: саванна, саванна на многие мили вокруг, животных много…

– Вот оно! – подпрыгнула Каролина. Остальные уставились на нее с преогромным интересом. – Слонопотамия! Господа, вслушайтесь в это слово, страну не просто так назвали! Теодор, ведь я права, скажите?

– Ну да, – флегматично ответил он. – Там бродят огромные стада слонов. Вернее, прежде бродили, теперь таких уж не встретишь…

– Именно! Потому что их совершенно браконьерским образом уничтожали ради бивней! – обрадовалась госпожа Кисленьких.

– А зачем нужны бивни? – удивился Вит-Тяй. – Каски украшать? Неудобно, поди…

– Это же слоновая кость, – пояснила Каролина, – она очень ценится… Вот, например, накладки на клавишах у этого рояля именно из слоновой кости.

– Что-то я никак не уловлю, к чему вы ведете, – хмыкнул следователь.

– Секунду, я объясню… – та вздохнула поглубже. – Понимаете, среди особенно лютых экологов из Зеленых бригад, например, существует движение за возвращение слонов на историческую родину. Ну, если не слонов, так хоть их останков…

– А-а! – припомнил Бессмертных. – Те многочисленные кражи изделий из слоновой кости? Как же, как же!

– Вот-вот, – подтвердила Каролина. – Они настолько обнаглели, что даже требовали выдать некоторые вещи из каролевского дворца… Но им, конечно, объяснили, насколько далеко они зашли в своих заблуждениях! Какое-то время об этом движении не было ни слуху, ни духу, но потом они снова зашевелились. Понимаете, к чему я клоню?

– Думаете, они нацелились на этот рояль? – приподнял брови следователь.

– Думаю, да, – вздохнула женщина. – Но они ведь не могли не понимать, что им откажут, потребуй они его отдать, это всё-таки экспресс, здесь нельзя обойтись дешевой заменой… И, наверно, они решили действовать иначе.

– Привлечь внимание, устроить скандал… – протянул Руперт. – Хм, очень может быть. Решили этак тонко намекнуть… Яд, рыба, водящаяся только в Слонопотамии, слоновая кость… Но, конечно, в своем благом стремлении захоронить останки несчастного слона они даже не подумали, что убьют ни в чем не повинного человека!

– Организованная преступная группировка, – мрачно сказал Топорны, расстегивая дипломат. – Заговор против короны. Убийство с особым цинизмом. Высшая мера.

– Каролина, а кто же это был? – напомнил следователь.

– Наверно, кто-то из тех экологов, которых ссадили на станции Института, – вздохнула она и погладила Топорны по плечу. – Пол, не расстраивайтесь, но, боюсь, ими уже вплотную занимаются в виварии. Конечно, можно отбить телеграмму в Институт…

– Полагаю, – сурово ответил офицер суда, – сделать это необходимо. Преступники должны ответить по всей строгости закона!

– Именно! А отходы надежно утилизируют, – утешающе проговорила Каролина. – Я сама попрошу обер-кондуктора дать «молнию»… Пойдемте, Пол, я же вижу, вы не успокоитесь, если не проконтролируете лично!

Она упорхнула в сопровождении Топорны, остальные только переглянулись.

– Дела! – сказал Вит-Тяй многозначительно.

– Да уж! – ответил Бессмертных. – Теодор, сделайте милость, обезопасьте как-нибудь эти клавиши, а то ведь еще какой-нибудь меломан отравится!..

Ужин прошел в молчании. Кто-то сочувствовал все еще скорбящей госпоже Полненьких (поговаривали, госпожа Приятненьких едва не разнесла санитарное купе, когда ее попытались накормить), кто-то опасливо косился на доктора Упертых, которого ассистентки рискнули вывести в вагон-ресторан… Адвокат, цветисто извинившись перед компанией, присоединился к последнему, очевидно, стремился получить как можно более информации от большого специалиста по intelligenza, пока того не настиг очередной приступ.

Дэвид страдал из-за того, что на сей раз удача улыбнулась не ему, а Каролине. Впрочем, завидовать даме неприлично… но и не завидовать он не мог, а потому с крайне кислым видом ковырялся в тарелке.

Сама госпожа Кисленьких что-то обдумывала, черкая время от времени карандашиком прямо на салфетке, Вит-Тяй отдавал должное каждой перемене блюд, Топорны был суров, но относительно доволен – телеграмму дали вовремя… хотя, впрочем, экологов так и так не собирались выпускать из вивария. Оперативники почему-то отсутствовали, а Бессмертных смотрел в окно и благодушно улыбался.

Голосистое дитя по-прежнему голосило, и кто-то робко намекнул, что, может быть, господин Сверло-Коптищев уже выздоровел и сможет заглушить эти чудовищные вопли… Идею, впрочем, зарубили на корню, поскольку все прекрасно представляли шумовой эффект от сложения усилий девочки и пианиста.

– Пройдемте-ка, – послышалось вдруг, – да, вы, вы…

Дитя неожиданно умолкло, а в углу, где восседало семейство, возникло некоторое копошение, перерастающее в возню. Послышалась плюха и несколько крайне неприличных выражений, которые дамы предпочли проигнорировать.

– Вот он, господин Бессмертных! – радостно выкрикнул Ян, потирая слегка распухшее ухо. – Берт, держи его крепче!

– Как вы смеете! – надвинулась на них матушка несостоявшегося феномена, но девочка вдруг испустила такой вопль, что все невольно пригнулись. – Это мой супруг!..

– Произвол! – четко произнесла госпожа Полненьких.

– Как вы и сказали, шеф! – не обращая внимая на дам, заявил Ян. – Это он, гад-группер! Под порядочного человека замаскировался, вон, усы даже напомадил…

– Гад-группер? – заговорили за столиками. – Кто это? Что это такое?

– А это член Гад-группы прямого действия, – пояснил Ян. – Экологи! Еще почище зеленобригадовцев будут… Кстати, это ведь он тапёра отравил, а не те, с плакатиками!

– Так-так, – довольно произнес следователь, рассматривая изловленного негодяя. – Стало быть, господин Фред Жмурински? Пол, мне кажется, фортуна вновь вам улыбнулась…

– О да! – хищно улыбнулся офицер суда и достал чистый бланк с красной каймой, обозначающей приговор для особо опасного преступника.

– Значит, это ваш супруг, сударыня? – повернулся Бессмертных к жене задержанного.

– Нет! – немедленно отказалась та от своих слов. – Моя фамилия вовсе не Жмурински, я – Беата Люшкевски!

– А зачем же вы назвали этого субъекта своим мужем? – поинтересовался тот.

– Понимаете… – всхлипнула дама. – Я… О боже, какой стыд! Видите ли, мой супруг не так давно скончался, и я… я наняла этого… типа в эскорт-агентстве, специально для поездки на курорт! Мне сказали, что полная семья – залог создания благоприятного психологического климата в семье, а моей деточке это просто необходимо, она такая нервная… – Деточка подтвердила слова матери очередным жутким воплем. Кажется, ей не нравилось, когда в центре внимания оказывался кто-то, кроме нее. – Но кто же мог подумать, что вместо первоклассного эрзац-мужа мне подсунут такое… такое… ничтожество!

– Стребуйте с агентства неустойку, – посоветовал Бессмертных. – И, кстати, сообщите его название. Нужно еще будет разобраться, сами ли они всучили вам этого… гада, или он подменил настоящего сотрудника агентства.

Дама несколько раз кивнула и опустилась на стул, утирая слезы.

– Но… как? – прошептал Дэвид. (Он уже окончательно уверился, что его патрон мастерски читает мысли, и потому старательно изгонял сладкие грезы о прелестной госпоже Смиренски и ее роскошном декольте.) – Как вы узнали?

– Увы, – пожал плечами Бессмертных. – Привыкайте, Дэвид, это обычная работа следствия. Никаких погонь, никакой детективщины… Это всё уместно в романах, а мы прежде всего работаем головой. Вы ведь помните: наша дорогая Каролина отбивала телеграмму в Институт Болот? Так вот, наши тамошние коллеги провели в виварии задушевную беседу с задержанными, и обер-эколог во всем признался, сдав своего гад-группера с потрохами.

– Но позвольте! – тихо вскрикнул стажер. – Такие вещи… доказывают!

Руперт вздохнул. Сидевшая за соседним столиком госпожа Полненьких перестала разглядывать господина Мягко-Жестоких, насторожилась и даже откинула с ушка локон паричка модного окраса.

– Теодор, скажите хоть вы ему… – произнес следователь. – Я уже начинаю отчаиваться!

– Видите ли, – доктор Немертвых промокнул губы салфеткой, снял пенсне и посмотрел на Дэвида. Тот поежился. – Вы вряд ли могли об этом знать, поскольку читают это как спецкурс для аспирантов… Существует целая наука, посвященная исключительно добыванию доказательств. Даже с помощью простейших игл, – тут Дубовны непроизвольно дернулся, – или малых клещей можно извлечь на свет весьма и весьма важные подробности. Как мы их называем – подлинные.

Госпожа Полненьких сжала пальцы.

– Для этого в состав следственной бригады включают судебного эксперта, сдавшего квалификат заплечных дел мастера, – завершил доктор. – Но все-таки. Дэвид, мы не спецназ, а подозреваемый – все-таки подозреваемый, поэтому не требуйте доказывать то, что мы и так знаем.

– Справедливость и гуманность! – воздел перст господин Мягко-Жестоких, отвлекшийся от доктора Упертых и с интересом прислушивавшийся к беседе. – К сожалению, юность слишком уж увлекается получением подлинных показаний, что приводит к злоупотреблениям. А это неправильно. Мы олицетворяем каролевскую власть… Кстати, что это означает, молодой человек?

– Э-э… право приказывать? – несмело сказал тот.

Бессмертных покачал головой, видимо, отчаявшись вразумить подопечного.

– Ответственность. Всего лишь ответственность, – сказал он. – Хм, кажется, мы немного увлеклись. Уважаемый Вит-Тяй, попросите кого-нибудь из ваших гвардейцев присмотреть за этим скользким типом… Пол, вы закончили с приговором?

– Так точно, – отозвался тот, любуясь ровными строками. – Я лично прослежу, чтобы этого субъекта передали, куда положено, на следующей станции.

– Так котел готов, – пробасил поручик, разглядывая арестанта. – Специально ведь чистили!

– Ну вот, как хорошо всё устроилось! – воскликнула Каролина.

– Благодаря вам, – польстил ей Топорны. – Если бы не ваше решение дать телеграмму в Институт…

– Ну, право, ерунда, – смутилась госпожа Кисленьких. – Кстати, а вот и десерт!..

Заканчивали трапезу в том же молчании…

А после ужина дамы и господа как-то незаметно начали перемещаться в салон. То тут, то там возникали разговоры: мол, конечно, всё это очень печально, но мы-то живы? И можно, на худой конец, обойтись без музыки, посмотреть хотя бы живые картины, хоть это не так занимательно…

– Я бы тоже посмотрела ленту, – вздохнула Каролина. – Право, хоть самой садись к роялю ради этого!

– Чтобы младшая сиятельная госпожа играла вместо тапера? – нахмурился Вит-Тяй. – Никогда!

– А вы, поручик? – улыбнулась она.

– Мы на таких инструментах играть не обучены, – с достоинством сказал он. – Вот волынку могу принести…

– Право, не стоит! – остановил его Мягко-Жестоких. – Хм, а ведь когда-то и я неплохо играл… Вспомнить, быть может, юность?

– Давайте уж тогда в четыре руки, Людвиг, – проворчал Бессмертных. – Где еще такое увидишь: городской адвокат и генеральный следователь, не побоюсь этого слова, лабают на рояле веселый мотивчик!

– Я сыграю, – сказал Топорны, чем поразил всех донельзя. Впрочем, он ведь был хорошего происхождения, а потому в обязательном порядке обучался всевозможным искусствам…

– Офицера суда для этой публики тоже многовато, – остановил его Немертвых. – А я – из второго класса, поэтому…

– И вы играете? – изумилась Каролина. – Ох, впрочем, что это я…

Один Дэвид молчал, потому что играть не умел совершенно. Разве только на губной гармошке, и то скверно.

– Что? – поднялась вдруг чья-то голова. – Музыка? Господа, кто играет?

– Берт? – изумилась госпожа Кисленьких, всмотревшись в уверенно занявшего место за роялем исполнителя. – Никогда бы не подумала! Когда же он выучился?

– Это мы под прикрытием как-то работали, – просветил Ян. – В кабаре. Я вроде как барменом, а Берту пришлось тапера заменить. Сперва в него чем только не кидали, фальшивил дюже, а через недельку ничего, навострился!

– Ну, вот видите, как хорошо! – захлопала в ладоши Каролина.

– Механик, ленту! – раздались голоса. – Даешь картину!..

Потушили свет, включили проектор, и под зловещее раскатистое рычание импровизации Берта (он играл как-то подозрительно хорошо для самоучки-тапера из кабаре) на экране появился окутанный грозовыми тучами зловещий замок красавца-кровососа, где торопилась укрыться застигнутая в дороге ливнем очередная прекрасная героиня…

Глава 9 Аграрный вопрос или споры повышенной чешуйчатости

Шел день за днем, Большой Каролевский экспресс давно покинул Беззаботное королевство, и цель путешествия близилась с каждой минутой.

– Ну вот и Болотноградск, – удовлетворенно сказал Руперт Бессмертных, на несколько секунд опередив проводника, явившегося после обеда в вагон-ресторан провозгласить очередную остановку. – Что ж… Пора собираться, господа!

– По-моему, мы ехали в какой-то другой город, – осмелился напомнить стажер.

– Ну разумеется, – вздохнул следователь. – Только, к сожалению, тот город – на другом берегу залива, а поезда покуда не выучились ходить по дну морскому… хотя над этим работают, да. Времени у нас предостаточно, несмотря на все задержки, и, думаю, всем будет интересно взглянуть на Болотноградск, не так ли?

– О! Несомненно! – ответила Каролина, сегодня поражавшая публику подчеркнуто скромным платьем цвета голубиного крыла и ослепительными украшениями из серебра и каких-то неведомых камней, переливавшихся всеми цветами холодной части спектра. По ее словам, сие убранство должно было символизировать цвет моря перед грозой, игру волн, а также редкие проблески солнца в разрывах туч. (Судя по всему, роль солнца исполняла сама госпожа Кисленьких, вновь сделавшаяся блондинкой.) Пушистик же, как она пояснила, изображал пенные гребни волн. – Это, конечно, не Институт Болот, здесь учреждения узкоспециализированные, зато каких высот они достигли в борьбе с intelligenza! Я думаю, если попросить, нам непременно устроят экскурсию по доступным районам города…

– Было бы любопытно, – хмыкнул Бессмертных. – Людвиг, вы присоединитесь к нам? Вам ведь теперь тут работать….

– Увы! – развел тот руками, а Цисси согласно щелкнула клювом. – Боюсь, экскурсии я вынужден отложить до лучших времен, а теперь мне следует как можно скорее принять дела моего несчастного предшественника. Полагаю, времени на то, чтобы ознакомиться с достопримечательностями Болотноградска, у меня будет предостаточно!

– Очень жаль, – кивнул следователь. – Но тогда хотя бы позвольте проводить вас. Возможно, на обратном пути мы снова заглянем сюда, но… – он подумал. – Нет, лучше не загадывать. Итак?

– Буду крайне признателен вам, дорогой Руперт, – ответил адвокат. – Признаюсь, в вашей компании время пути пролетело незаметно и, право, я не возражал бы, если бы экспресс шел вдвое дольше до цели моего путешествия, но… служба есть служба!

– Именно так, – согласился Бессмертных, и компания проследовала на перрон.

– Господа, – тактично окликнул служащий вокзала, – пожалуйста, не выходите в город без сопровождающих, это может быть опасно.

– Да, мы уж видели плакаты, – кивнул следователь. – Не беспокойтесь, любезный.

– Меня должен встречать локомобиль, – сказал адвокат, – но, кажется, экспресс прибыл даже с опережением графика. Ну что ж, я только счастлив буду провести лишние четверть часа с вами!

Пока он расточал любезности Каролине, Дэвид осматривался по сторонам. Вокзал как вокзал… вон со всеми предосторожностями вынесли спеленутую простынями госпожу Приятненьких… Госпожа Полненьких старательно рыдала и старалась броситься подруге на грудь, но мощные санитары аккуратно отстраняли даму.

Доктор Упертых вышел сам в сопровождении своих ассистенток и подошел попрощаться.

– Надеюсь, если нам доведется еще встретиться, – сказал он напоследок, – то не при столь трагических обстоятельствах.

– А мы искренне надеемся, что вам удастся все-таки побороть болезнь, – за всех ответил Бессмертных.

– Именно! – воскликнула Каролина. – Такой талант, как ваш, не может пасть в борьбе с какой-то гнусной заразой… гхм, простите, я всю ночь писала новый роман, а у моих персонажей такой специфический лексикон… Одним словом, господин Упертых, я буду с нетерпением ждать ваших публикаций!

– А я – ваших книг, госпожа Кисленьких, – отозвался тот. – Простите, искренне желал бы поцеловать вам руку, но не стану рисковать. Вы ведь знаете, вирулентность intelligenza не исследована до конца, поэтому… Не то чтобы я думал, будто болезнь может грозить вам, но кто-то из окружающих…

– Хм, – сказал Пол Топорны и посмотрел на коллег.

Коллеги посмотрели друг на друга, и вскоре все взгляды скрестились на Дэвиде.

– Что? В чем дело? – забормотал тот, невольно отступая.

– Юный впечатлительный разум, – вздохнул следователь, – к тому же несколько испорченный этими… хм…

Дэвид покраснел, поняв, что патрон имеет в виду любимые стажером развлекательные журнал.

– Словом, вы из всех нас единственный, кто находится в группе риска, – заключил Бессмертных.

Дубовны затравлено оглянулся. Доктор Немертвых подтверждающе кивнул.

– Позвольте, но почему именно я?! – в отчаянии вскричал юноша. – Почему не… нет, ну не вы и не господин Мягко-Жестоких, не поручик, не господин Топорны, но, например, Ян? Или Берт?

Доктора он благоразумно обошел вниманием.

– Дэвид, подумайте как следует, – призвал следователь. – Вы всерьез полагаете, что опытные операторы скоросудия могут оказаться подвержены какой-то там intelligenza? Смешно!

– А госпожа Кисленьких? – упорствовал Дубовны. – Простите, но…

– А наша дорогая Каролина – это Каролина, – усмехнулся в усы следователь. Та польщенно улыбнулась. – Потом поймете. Может быть. Словом, Дэвид, послушайте доброго совета и держитесь поближе к нам. Мне бы не хотелось начинать всё сначала с каким-нибудь бестолковым юнцом! Вы-то вроде бы уже немного пообтесались… хотя, конечно, идеи у вас возникают феерические в своей нелепости.

– Это постепенно пройдет, – заметил адвокат. – Молодому человеку нужно набраться опыта, только и всего, а живое воображение – ценное качество!

Ян шевельнул оттопыренным ухом.

– Это за вами машина? – спросил он, и в тот же момент рядом взвизгнули покрышки.

– Хм… – с сомнением произнес Берт, разглядывая маленький локомобиль-кабриолет цвета шампань.

Выглядел локомобиль хорошо послужившим на своем веку, но более чем пригодным к хорошей гонке. Грязью он был заляпан изрядно, а на решетке радиатора обреченно шевелилось нечто, напоминающее одновременно морскую звезду и обитателя приснопамятных болот. Лобовое же стекло, испятнанное останками разбившихся насекомых, судя по всему, было бронебойным…

– Господин Мягко-Жестоких? – спросила, выходя из-за штурвала, девушка в дорожном платье. Кабина кабриолета открывалась необычно – дверцами вверх.

С пассажирского места поднялся рослый плечистый мужчина с непроницаемой физиономией, наполовину закрытой темными очками. Одет он был в безупречный черный костюм с накрахмаленной сорочкой, запонки сверкали, начищенные штиблеты тоже, а перчатки оказались идеальной белизны. Выйдя наружу, он немедленно подкинул пару угольных брикетов в топку экипажа.

– К вашим услугам, – чуть поклонился адвокат.

– Для вас посылка, – сообщила девушка и протянула ему аккуратный пакет.

– О, это из одного замечательного городка, где я работал когда-то! – воскликнул Людвиг, увидев обратный адрес. – Там премилая кондитерская фабрика, так поверите ли, господа, жители города так привязались ко мне, что вот уже который год присылают маленький презент – большую фирменную шоколадку с моим вензелем… Мы с Цисси самую малость сластены, – доверительно сообщил он и пощекотал мухобора под «подбородком».

– Соблаговолите расписаться о получении, – встряла девушка. – Здесь… и здесь. Благодарю.

– Что вы, это я благодарен за… – начал было адвокат, но таинственная посланница перебила:

– Всего доброго, господа, нам пора.

– Постойте, прошу вас! – окликнула Каролина. – Понимаете, я всегда мечтала узнать: почему именно шампань? Алые – быстрее!

Девушка смерила писательницу взглядом, очевидно, сочла ее достойной ответа и проговорила:

– Мы и так всегда поспеваем точно в срок!

Суровый верзила занял свое место, она села за руль, и локомобиль рванул с места с бешеной скоростью. Миг – и он исчез за поворотом, рев двигателя тоже стих.

– А причем здесь цвет? – спросил Дэвид недоуменно.

– Алые локомобили – самые быстрые, – пожала плечами Каролина. – Так считается.

Стажер, не удержавшись, заглянул за угол и заморгал в растерянности: по всему выходило, что горящие следы протекторов ведут прямиком в глухую стену!

– Дэвид, вам же было сказано – не удаляться от нас! – настиг его голос патрона. – Куда вы подевались?

– Там… ну… – попытался тот сформулировать мысль, но не преуспел.

– Опять инопланетяне? – вздохнул Бессмертных.

На этот раз Дэвид мог только вздохнуть и развести руками.

– Ну, по крайней мере, это не категорическое согласие, – хмыкнул следователь. – Идемте-ка обратно…

– А кто это?.. – начал стажер.

– Вы что, не видели на дверце эмблемы фирмы? – нахмурился Бессмертных.

– Там же все в грязи… – понурился Дубовны. – А что это за фирма?

– Служба срочной доставки «Тодд», – ответил патрон. – Предприятие некой Офелии Скорых… кстати говоря, когда-то они с Ее величеством были подругами.

– Заклятыми подругами, – уточнил адвокат, услышавший последнюю фразу.

– Как это? – заинтересовался стажер.

– Обыкновенно, – госпожа Кисленьких пожала плечиком, отчего Пушистик недовольно заворчал. Итак… вы знаете, Дэвид, что Ее величество до крайности увлечена локомобильными гонками?

– Да, конечно…

– Так вот, не она одна этим занимается, – сказала госпожа Кисленьких, – из благородных дам, я имею в виду. Госпожа Скорых была не просто подругой, она была главной соперницей Ее величества… ну, тогда еще госпожи Беленьких. Ну сами согласитесь, скучно соревноваться с теми, кто заведомо слабее тебя! Это даже как-то и нелепо…

Дэвид кивнул.

– Ну, вот так какое-то время выигрывала гонки то госпожа Беленьких, то госпожа Скорых, – продолжала Каролина. – У той был кабриолет, сделанный по индивидуальному заказу, такой маленький, цвета шампань…

– Вот как этот? – осмелился вставить стажер.

– Ну, почти, – подумав, ответила та. – С тех пор, говорят, конструкцию усовершенствовали.

– А что потом?

– А потом… Признаться, никто толком и не знает, что произошло, но госпожа Скорых каким-то образом оказалась на финише, не пройдя ни одной контрольной точки, и намного быстрее всех остальных. Победу присудили, конечно, госпоже Беленьких, а госпожа Скорых после этого перестала заниматься гонками. Сказала, это слишком скучно. Правда, за соревнованиями наблюдала.

– Ее величество рвала и метала, – с удовольствием заметил Бессмертных. – Мало того, что очень обидно, когда соперница уходит, заявив, что стало скучно, так ведь еще… Ну сами посудите: Ее величество – лучшая гонщица Каролевства, безо всяких… подтасовок! Она стартует, госпожа Скорых смотрит ей вслед, а когда Ее величество оказывается на финише, оставив всех остальных далеко позади, подруга приветственно машет ей рукою!

– Кольцевой трек? – задумался Дэвид. Несмотря на страсть к сомнительной литературе, он неплохо разбирался в естественных науках.

– Увы, на прямой дистанции, – развела руками Каролина.

– Ее величество, – вступил в беседу адвокат с видом завзятого сплетника, – после этого случая изволила запереться в гараже и лично перекрасила свой локомобиль в вызывающе-алый цвет!

– А откуда это известно? – нахмурился Дубовны.

– Слуги всегда все знают, – пожал тот плечами. – Ждать, пока доставят краску нужного цвета, Ее величество отказалась и потому использовала лак для ногтей.

Дэвид представил, как королева, сдувая со лба мешающую челку, сливает в тазик или иную емкость содержимое маленьких бутылочек, перемешивает палочкой, берет кисть и, бормоча под нос «шампань, говоришь?!», приступает к работе.

– После этого в столице обнаружился чудовищный дефицит, – сообщил Мягко-Жестоких. – Дело в том, что Ее величество сперва конфисковала все запасы лака у своих придворных дам, а потом была вынуждена опустошить запасы модных лавок…

– А госпожа Скорых открыла службу срочной доставки, – добавила Каролина, – назвала ее на иностранный манер… В водители она принимает только девушек, большие грузы они не возят – сами понимаете, в спортивный локомобиль много не войдет, – но если нужно срочно доставить что-то, лучше «Тодд» ничего нет. А еще они никогда не берут пассажиров…

– А этот мужчина – он кто? – продолжал любопытствовать Дубовны.

– Как кто? – удивилась писательница. – Кочегар, конечно. Ну и… Сами понимаете, если вдруг локомобиль застрянет где-то, сама водительница его не вытолкнет. Тут нужна мужская сила! Да и так… мало ли, что!

– А я слыхал, – вставил Ян, – что один человек таки уговорил взять его пассажиром.

– Неужто?

– Да, правда, с условием, что он будет сидеть в ящике для посылок, – добавил оперативник.

– И что, что дальше? – поторопил Дэвид.

– А ничего, – пожал плечами Ян. – Навертели в ящике дырок, чтоб дышать и смотреть. Доехал живехонек… только поседел разом. И никому не рассказывает, что по пути видел. Вот так.

Стажер поежился.

– Это что! – добродушно сказал Бессмертных. – Вы подумайте лучше вот о чем: городок, откуда пришла посылка, находится за морем. Людвиг, когда отправили вашу шоколадку?

– Судя по штемпелю, сегодня утром, – безмятежно отозвался тот, разворачивая шуршащую обертку. – По виду – совершенно свежая. Не забыли еще, что я люблю… какая прелесть!

– За морем, – повторил Дэвид. – Сегодня. За морем…

Следователь пощелкал у него перед носом пальцами, ничего не добился и развел руками.

– Надеюсь, – сказал он, – на некоторое время он хотя бы забудет об инопланетянах.

– Не уверен, не уверен, – ответил адвокат и предложил присутствующим угощаться. Шоколад действительно оказался выше всяческих похвал. – Желаете пари?

– Ну уж нет, Людвиг, с вами спорить – себе дороже! – рассмеялся тот. – Я помню…

Рассказать очередную историю ему помешал сигнал подъехавшего локомобиля в цветах городского оплота скоросудия.

– О, а это уж точно за мной, – вздохнул Мягко-Жестоких. – Что ж, давайте прощаться, господа…

Прощание вышло традиционно долгим, Каролина даже всплакнула, расчувствовавшись, и пообещала вывести в каком-нибудь из своих романов образ господина Мягко-Жестоких. Отговаривали ее долго, и, кажется, успехом это предприятие не увенчалось.

Но вот, наконец, большой локомобиль умчал адвоката прочь, и следователь вздохнул:

– Жаль, конечно, расставаться… Однако у нас есть и свои дела, не так ли, господа? Берт, когда паром?

– Через тридцать два часа, – отрапортовал тот.

– Прекрасно, целые сутки в нашем распоряжении – постановил Бессмертных. – Нам вполне хватит времени, чтобы посмотреть город. Ян, что с багажом?

– Отправят в гостиницу, я присмотрю, – сказал тот.

– А моим займется поручик, – встряла Каролина. – Не то очень много носильщиков потребуется… А так – загрузили броневик, вот и всё!

– Прекрасно. Ян, как там с экскурсоводом?

– А вон их контора, – кивнул тот. – Сейчас всё организуем в лучшем виде…

– Ну, уж на завтра, – сказал тот. – Сегодня давайте-ка отдохнем, а завтра посмотрим, чем славен Болотноградск… Дэвид?

– Сегодня…

– Дэвид!

– За морем…

– Стажер Дубовны!

– Сегодня…

– Понятно, – вздохнул Бессмертных. – Поручик… Не соблаговолите ли вы помочь препроводить этого… хм… причастившегося неких тайн юношу в гостиницу?

– Оно несложно, – прогудел Вит-Тяй, разглаживая бороду. – За багажом госпожи фельдфебель присмотрит, а тут я уж управлюсь.

С этими словами он спокойно взял совершенно безучастного Дэвида подмышку и зашагал с ним вместе туда, где ожидал уже наемный локомобиль.

– Бедняжка, – вздохнула Каролина.

– Кто? – поинтересовался Немертвых, протирая пенсне.

– Дэвид, конечно! Слишком много впечатлений для неискушенного юноши, – вздохнула писательница. – Хм, кстати, а если ввести в повествование вот такого молодого человека, еще не видавшего жизни, но обладающего определенными идеалами… Ну пусть, скажем, Хромой и Косой наймутся сопроводить его куда-нибудь!

– Может получиться интересно, – согласился доктор, предложив госпоже Кисленьких руку. – Только инопланетян не припутывайте.

– Ну что вы! – обиделась Каролина. – Я ведь не сатиру пишу и не злобный пасквиль! Нет, я просто возьму саму идею…

Немертвых усмехнулся: судя по всему, парочку героев ожидало в самом скором времени крайне интересное путешествие!

– Давайте подождем немного, пока не отправится экспресс? – предложила писательница. – У него ведь здесь совсем короткая стоянка, не так ли?

– Да, – кивнул следователь, щелкнув крышкой брегета. – Он скоро тронется.

– Признаться, даже немного грустно, – вздохнула Каролина. – Такое занимательное путешествие, замечательный поезд… Я к нему уже привыкла!

– Ничего, я думаю, у нас еще не раз найдется повод отправиться на нём куда-нибудь, – заверил Руперт.

– Вы полагаете?

– Я уверен, что…

– Экспресс отправляется! – провозгласил проводник.

– Счастливого пути! – крикнула Каролина и замахала платочком.

Локомотив шумно вздохнул, окутался клубами белого дыма и медленно потащил состав прочь. На провожающих из окна вагона-ресторана смотрела госпожа Полненьких, решившая, что помочь подруге она ничем не может, сидеть у ее постели бессмысленно, а потому лучше продолжить путешествие.

– Да что за ерунда? – нахмурился Немертвых и снова принялся протирать пенсне.

– Здесь немного пыльно, – посетовала Каролина.

Госпожа Полненьких вдруг приподнялась из-за столика и напряглась, как охотничья собака в стойке на дичь. Сейчас, увидев доктора на медленно проплывающем мимо перроне, без пенсне, вполоборота, она заметила в нем нечто знакомое, нечто…

– Ну так и нечего глотать эту пыль, – ворчливо сказал Бессмертных. – Локомобиль уже заждался. Идемте!

Они направились прочь. В удаляющемся вагоне-ресторане билась о бронебойное стекло и немо разевала рот госпожа Полненьких, признавшая вдруг объект их с подругой многолетней охоты. Увы, Большой Каролевский экспресс не делает незапланированных остановок. А стоп-краны в нем, как известно, не более чем бутафория. В самом деле, что будет, если каждый возьмется останавливать экспресс, когда ему заблагорассудится? Безобразие, вот что!..

Гостиница оказалась весьма недурным заведением. Здесь останавливались в основном командированные ученые и всякого рода специалисты, привыкшие проводить за работой большую часть суток, а потому не обращавшие внимания на показную роскошь. Златотканых портьер и заморских ковров запредельной стоимости здесь не имелось, отделка, хотя и дорогая, была проста и строга, и всё в этой гостинице было подчинено строгой функциональности.

Потребное количество свободных комнат, разумеется, нашлось, только беарийцам пришлось расположиться в скверике. Впрочем, они в любом случае не оставили бы броневик с ценным грузом без охраны, поэтому очень быстро организовали небольшой лагерь, разжились на гостиничной кухне кое-какими припасами, достали каждодневный котел и принялись стряпать ужин. По правде сказать, от гвардейского костерка скоро потянулись такие ароматы, что прохожие и постояльцы невольно начинали принюхиваться: каждый беариец в душе гурман, и, если есть возможность, он не откажется от славной трапезы!

Остальные же путешественники расположились в ресторане, где, кроме них, обнаружилось всего двое или трое посетителей – те были настолько поглощены беседой, что новых гостей попросту не заметили. Судя по доносившимся из-за столика репликам, эти господа яростно спорили на некую тему, тесно связанную с резистентностью к intelligenza, но отчего-то в приложении к термодинамике.

Ужин прошел мирно. Каролина, правда, беспокоилась за Дэвида, которого поручик транспортировал в отведенный стажеру номер и сгрузил прямо на кровать, но Руперт, усмехнувшись в усы, заверил:

– Ничего страшного с ним не случится. Знаете, иногда легкий шок от столкновения с неведомым очень помогает выбить из головы всяческую дурь. Я, по правде сказать, не надеюсь, что это произойдет так уж легко и просто, но, возможно, хотя бы на некоторое время Дэвида займет что-то помимо инопланетян!

– Что ж, может быть, – вздохнула госпожа Кисленьких.

– Это вполне вероятно, – подтвердил доктор и тоже усмехнулся, но продолжать не стал. Впрочем, те, кто хорошо знал Теодора, примерно поняли, какие именно эпизоды из собственной биографии он имеет в виду.

– Так что там с экскурсией? – сменил тему следователь.

– Я обо всем договорился, – ответил Ян, расправившись с маленькими бифштексами. Готовили здесь не так изысканно, как на Большом Каролевском экспрессе, но, тем не менее, очень вкусно. – Завтра в десять утра за нами прибудет экипаж, и экскурсовод покажет самое интересное в городе. Не очень рано?

– Думаю, в самый раз, – ответил Бессмертных за всех. – Ну что ж, в таком случае, предлагаю хорошенько отдохнуть перед…

– Госпожа Кисленьких? – вдруг прервал его какой-то незнакомец, наглухо затянутый в офицерский мундир. – Неужели?

– О, какая встреча! – воскликнула та. – Не ожидала увидеть вас здесь!

– А я, тем не менее, уже второй год работаю в Болотноградске, – улыбнулся мужчина. – Господа, простите, я был невежлив. Позвольте отрекомендоваться, – он прищелкнул каблуками, – доктор Жан Поль ЗаЗатычински, лейтенант от микробиологии.

Остальные представились, а доктор продолжил:

– В свое время мне приходилось бывать в Институте Болот, и…

– Скажете тоже, бывать! – рассмеялась Каролина. – «Карантинный Барьер ЗаЗатычински» – именно за его разработку вы и получили докторскую степень, не так ли?

– Ну, положим…

– А теперь занялись intelligenza? – не отставала писательница. – Решили сменить специализацию?

– Не совсем, – туманно ответил ЗаЗатычински. – но стоит ли погружаться в профессиональные подробности? Как я понимаю, вы только что завершили утомительное путешествие…

– Я бы не назвал его утомительным, скорее, несколько суетливым, – хмыкнул Бессмертных.

– Тем более, оно еще не окончено, – добавил Немертвых и погладил Беллу. Жан-Поль понимающе улыбнулся, увидев мухобора.

– И всё же… – сказал он. – Час уже довольно поздний, но если вы не намерены отбыть завтра же, то…

– У нас назавтра запланирована экскурсия по городу, – сказала Каролина, – но это с утра. А потом мы совершенно свободны, потому что паром будет только послезавтра.

– Прекрасно! – обрадовался Затычински. – В таком случае, я могу устроить вам визит в наш научно-исследовательский центр. Вообще-то, это не положено, но не думаю, что с таким составом экскурсионной группы возникнут какие-либо затруднения при получении пропуска!

– О, это было бы замечательно! – воскликнула госпожа Кисленьких. – Господа, соглашайтесь, пока не поздно! Я сама еще ни разу не была в здешнем центре, но думаю, там не менее интересно, чем в Институте!

– Я с удовольствием присоединюсь, – сказал Теодор. – Из профессионального интереса.

– Я полагаю, мы все присоединимся, – кивнул Руперт. – И из профессионального, и из самого банального бытового интереса.

– Прекрасно! – улыбнулся Жан. – Итак, группа из… раз, два…

– У нас есть еще один спутник, – спохватилась Каролина, – он… отдыхает. Но, думаю, от экскурсии не откажется.

– Замечательно, – сказал Затычински. – В таком случае, завтра после полудня подъезжайте к центру, я буду вас ждать. А теперь извините, у меня еще есть кое-какие дела!

Распрощавшись, он удалился. Каролина вздохнула.

– В него были влюблены все студентки старших курсов, – пояснила она, заметив взгляд следователя. – Я, собственно, и добивалась стажировки в Институте, потому что он вернулся на болота. К счастью, ему хватило выдержки и здравомыслия, чтобы не воспользоваться моей… ну, вы понимаете…

– Жан-Поль – очень выдержанный человек, – заметил Топорны.

– Вы его знаете? – поразилась Каролина.

– Он руководил установлением карантинной зоны вокруг Великих Болот, а я обеспечивал работу выездной тройки Трибунала, – пояснил Пол, – у Жана постоянное звание лейтенанта гвардии.

– В любом случае, в какой-то момент я вдруг успокоилась, и мы расстались добрыми друзьями…

– И это уже немало, – вздохнул Руперт. – А теперь давайте-ка разойдемся по номерам. Завтра, полагаю, нас ждет крайне насыщенный день!

И генеральный следователь, как всегда был прав…

…Очнувшись, Дэвид долго не мог понять, где он, почему лежит на кровати так неудобно (носом в подушку, в позе морской звезды – поручик как нес стажера, так его и положил), да еще одетым и в ботинках, отчего не слышно перестука колес, а за окном глухая ночь… Впрочем, постепенно память начала возвращаться, но последним, что мог припомнить Дубовны, был маленький локомобиль цвета шампань и какие-то странные разговоры о службе доставки «Тодд». Далее следовал провал, восполнить который никак не получалось. Наверно, оно и к лучшему, решил Дэвид и принялся мыслить дедуктивно. Из того, что с поезда они сошли, следовало – вся компания находится в Болотноградске. Очевидно, эта комната – гостиничный номер… кстати, очень хороший номер, в столице у Дэвида было куда более скромное обиталище! Судя же по тому, как урчало у юноши в животе, выходило, что ужин он пропустил, а кусочек шоколада, перепавший от адвокатских щедрот, давно переварился. Вызывать ночью портье и просить принести хотя бы бутерброд стажер постеснялся, идти сам на поиски съестного поостерегся, опасаясь попросту заблудиться, поэтому оставалось только терпеть до утра. По счастью, на прикроватном столике обнаружился графин, так что хотя бы смерть от жажды Дэвиду не грозила.

Напившись воды, стажер затосковал. Тоску он, памятуя совет патрона, принялся изгонять бурной деятельностью: почистил пиджак и повесил его на плечики, принял душ (стараясь особенно не плескаться, чтобы не разбудить соседей), зачем-то побрился, потом собрался почитать, но спохватился – следовало выставить ботинки в коридор. Насколько Дэвид знал, в приличных гостиницах коридорные чистили обувь постояльцам.

Приоткрыв дверь, он осторожно высунулся наружу. Свет был притушен, и дальний конец коридора терялся в бесконечности.

Неожиданно слева что-то прошуршало, Дэвид подскочил от неожиданности, повернулся и увидел юную даму в несколько расстроенных чувствах. Дама негромко стучала в соседнюю дверь. Стажер помотал головой, зажмурился, а когда открыл глаза, в обозримых пределах никого не было, только у двери стояла трость доктора Немертвых.

Дэвид знал, что доктор крайне трепетно относится к этой трости. Применив все тот же дедуктивный метод, Дубовны рассудил, что вряд ли Немертвых оставил ее возле чужой двери, следовательно, доктор живет здесь. Следовало вернуть ему позабытое имущество, и стажер, немного поколебавшись, все же постучался в соседний номер. На этот раз дверь отворилась почти сразу же, и Дэвид очень обрадовался, увидев доктора.

– Что случилось? – спросил тот, поправляя пенсне. – Ночные кошмары? Боевые треножники? Марс атакует? Могу предложить отличное средство от всего этого. У Руперта, правда, есть и получше, но он уже спит, я полагаю…

– Нет-нет! – испугался юноша, вспомнив «бессмертновку». – Всё в порядке. Просто… э-э… вы, должно быть, забыли… Вот, – он указал на трость. Почему Дубовны не взял ее в руки, он и сам не знал.

– Благодарю, – кивнул Немертвых и пристально посмотрел на трость. – У нас… м-м-м… возникли некоторые разногласия.

– Э-э? – захлопал глазами Дэвид.

– Не обращайте внимания, – сказал доктор и улыбнулся. От этой ласковой улыбки у Дубовны побежали мурашки по спине. – Идите спать, завтра у нас экскурсия.

– Уже иду… – протянул стажер, глядя на закрывшуюся дверь. Ему очень хотелось спросить доктора о таинственной незнакомке, но он не рискнул, равно как и поинтересоваться, не найдется ли у того чего-нибудь перекусить.

Съестное наверняка имелось у оперативников, но где искать их номера, Дэвид даже не представлял. Наверно, можно было спросить у портье, но будить людей среди ночи всё равно неприлично.

Дубовны прислушался к тоскливому завыванию в желудке и выпил еще воды. Не помогло.

Стажер подошел к окну и уставился в темноту. Впрочем… Не такая уж там была темнота! Окно выходило аккурат туда, где стоял броневик и горел костер, вокруг которого расселись беарийцы. Снова воспользовавшись дедуктивным методом, Дэвид понял, что сидеть рядом с пустым котлом они вряд ли станут, а значит…

Ему, по правде сказать, было страшно, тем более, что поручика среди гвардейцев юноша не увидел, но голод пересилил.

Второпях одевшись (а то ведь всё доедят!), Дэвид на цыпочках прокрался по коридору и спустился по лестнице. Заблудиться, как оказалось, тут бы не вышло: везде пестрели указатели. Очевидно, держатель заведения, памятуя о том, что ученые – народ рассеянный, решил подстраховаться.

На появление стажера беарийцы отреагировали подозрительными взглядами. Тот попытался собраться с духом и попросить у более-менее знакомого фельдфебеля поесть, но тут желудок его, измученный исходящими от котла ароматами, издал такую трель, что беарийцы просто молча подвинулись и дали Дубовны место у костра. Он неловко уселся, поджав ноги: гвардейцы могли так сидеть часами, а Дэвиду это было в новинку. Кто-то сунул ему в руку здоровенную ложку, кивнул на котел, и юноша, сглотнув набежавшую слюну, осторожно попробовал беарийскую стряпню…

– Нет, это не стажер, это какое-то стихийное бедствие! – в сердцах сказал генеральный следователь. – Куда он снова запропастился?

Говорилось это, как несложно догадаться, о Дэвиде, которого поутру не обнаружилось в номере.

– Ночью он проходил мимо моей двери, – сообщил доктор, аккуратно доедая яйцо всмятку. – Назад не вернулся.

– Час от часу не легче! – Бессмертных отодвинул тарелку с овсянкой. – И где теперь прикажете его искать?

– А чего его искать? – спросил Ян и ткнул большим пальцем себе за спину. – Вон он идет.

Слух не подвел оперативника: в ресторан действительно вошел немного помятый, потирающий шишку на лбу, но вполне довольный жизнью стажер Дубовны.

– Доброе утро! – сказал он и ответил подлетевшему официанту: – Нет-нет, спасибо, только чашечку чаю…

– Ну и где вас носило? – поинтересовался Руперт вместо приветствия. – Вам разве не было сказано – не бродить по городу в одиночку?

– Я и не бродил… – насупился Дэвид. – Я это… ну…

– Он с моими гвардейцами сидел, – прогудел поручик Вит-Тяй, и юноша посмотрел на него с благодарностью. – Ужин-то проспал, а мои молодцы кое-чего сварили…

– Так, – с заметным интересом произнес Бессмертных. – Значит, вы пошли к беарийцам?

– Ну да…

– И как?

– Что – как? – не понял Дэвид.

– Как вам национальная кухня? – поинтересовался следователь.

– Вкусно, – подумав, сказал стажер. Впрочем, вчера он был так голоден, что даже не подумал, что или кто отправился в котел. – Необычно. Но мне понравилось.

– А в номер вы почему не вернулись? – ворчливо спросил Бессмертных.

– Я… ну…

– Объелся, там и уснул, – сдал Дэвида с потрохами поручик. – Моим-то что, оставили, пусть спит, не жалко.

Дубовны покаянно вздохнул. Да, было дело, он начал клевать носом и уже не помнил, кто уложил его на брезенте под броневиком (вдруг дождь пойдет?) и даже накрыл колючим шерстяным одеялом.

– И как спалось? – ядовито поинтересовался следователь.

– Отлично, – заверил юноша и снова потер лоб. – Только под утро такой странный сон приснился, я даже вскочил… и вот, о броневик…

– Что вам там опять приснилось? – вздохнул Бессмертных, готовясь выслушать очередную повесть о коварных зеленых человечках.

Однако Дэвид сумел его удивить.

– Пингвины! – сказал он. – Представляете, мне снились пингвины!

– Хм… – произнес доктор.

– Да, их было много, – воодушевился Дубовны. – Целая толпа! Они размахивали абордажными саблями и кричали «Месть!». Очень, знаете, неприятный сон…

Руперт вздохнул: судя по всему, стажер нашел новый источник интеллектуального разврата!

Но на самом деле послечувствие Дэвида не обманывало: два дня назад лейтенант Ковальски тщательно оправил роскошную форменную перевязь и решительно перешагнул комингс адмиральского салона, в котором собрался командный совет айсберга-авианосца. Лейтенант трепетал, и было отчего: за огромным столом сидели первые офицеры корабля, во главе восседал сам адмирал, одесную от него – присланный в этот набег чрезвычайный комиссар бюро чести и права зловеще поблескивал круглыми очочками на широком клювообразном носу. Ошую ерзал на своем месте секретарь местной ячейки бюро – присутствие «чеписта» из центра жгло ему перья.

– Заходите, Ковальски. И закройте дверь. – Адмирал зловеще сверкнул глазами. – Я хотел бы услышать – не прочитать рапорт, нет – лично услышать, почему мы вынуждены пить ледяную воду, а не вкусный уиски? Я уже не говорю про эту мерз-з-зкую рыбу!

Лейтенант вздохнул. Свой отчет он уже выучил наизусть. «А ведь мог пойти по гражданской линии, – внезапно подумал Ковальски. – Ловил бы сейчас селедку, убирал снег.»

– Миссия с целью захвата грузопассажирского состава, вывозящего материальные ценности из зоны Болот шла согласно графику операции. Бригада этнокамуфляжа обеспечила оцепление, а также сортировку пленных в соответствии с нормативом. Наседки для инкубатора были сосредоточены в портовых складах в ожидании отгрузки. Группа захвата изготовилась к прибытию грузопассажирского эшелона, вывозящего из зоны Болот материальные ценности и живую силу.

– Так, так… пока все по уставу.

Местный «чепист» заискивающе посмотрел на своего коллегу из центра и, откашлявшись, возразил:

– Не совсем, налицо отсутствие пуговицы…

Присланный комиссар одним только взглядом остановил его обвинительную речь. Лязгнул бесстрастный голос:

– Продолжайте.

Ковальски пожал плечами. В красном углу салона, над тускло горевшей лампадкой застыл в яростном полете дух Великого Пингвина.

– Вместо эшелона прибыл Каролевский экспресс под охраной группы беарийских варваров, усиленных бронетехникой. Было принято решение силами группы этнокамуфляжа инсценировать захват заложников, выиграв время для погрузочных операций.

– Правильное решение. Тактически грамотное, – комиссар встал и начал расхаживать по салону. Пыльная кожаная куртка пронзительно скрипела на каждом шаге. – Вот так, коллеги. Разведка нам предсказывала эшелон вкусных и полезных вещей, а вместо этого – беарийцы-варвары, броневики и лучи смерти. Ни наседок, ни уиски… кажется, нам придется использовать скотч. Что еще, лейтенант?

– На стадии укупорки наседок в транспортные корзины противник использовал психологическое оружие, действие которого сходно с гипотетическими «лучами смерти». Массовое помешательство на банальной игре в наперстки явно вызвано искусственно. Последовавшее за этим уничтожение командира группы методом шаманов Слонопотамии показывает, что Каролевство обладает знанием, которое позволяет эффективно противодействовать десанту набеговой группы силами одного человека. Тем самым, побережье Каролевства становится зоной повышенного риска с точки зрения добычи необходимых нам ресурсов.

– А вы стратег, лейтенант… – процедил адмирал.

– К сожалению, он прав, – заметил комиссар и взъерошил перья. – Разведотдел – заклеить скотчем. Если не умеют думать – пусть высиживают яйца в инкубаторе. Недельки три. Лейтенант… Лейтенант заслужил… поощрение.

– Безусловно, – согласился адмирал. – Но как нам поступить? Отступить, пока мы не найдем эффективный способ защиты личного состава?

Комиссар замер у огромного окна – за толстым стеклом была видна огромная палуба айсберга-авианосца. Команда убирала паруса. Добровольцы, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, залезали в кабины. Техники выталкивали машины с подъемников на стартовые площадки, подвешивали сигары ракетных ускорителей. Неровно горели керосиновые лампы, отмечая взлетную полосу. Пилоты повязывали на головы белые повязки. «Кто сказал, что пингвины не летают?»

– Никому не позволено топтать честь и достоинство нашего народа, – холодно оборонил комиссар. – Вы меня понимаете… товарищи?

– Безусловно. Пока мы продемонстрировали только две функции наших вооруженных сил – шантаж и вымогательство. Осталась третья – месть!..

…– Простите, простите, я снова заставила всех ждать! – Каролина спорхнула по ступеням, придерживая шляпку. Сегодня она выбрала скромное бежевое платье для прогулок, удобное и не стесняющее движений. Впрочем, видимая простота могла обмануть только человека, вовсе ничего не понимающего в дамских нарядах, люди же сведущие подметили бы и ручную вышивку, и многое другое, включая мелочи, на которые обыватели не обращают внимания.

– Ничего страшного, экипаж только-только прибыл, – ответил Руперт, с удовольствием рассматривая писательницу. – Каролина, дорогая, вы прелестно выглядите!

– О, вы мне льстите… – госпожа Кисленьких кокетливо поправила золотисто-рыжий локон, по последней моде выпущенный из прически, и погладила неизменное манто.

– Ничего подобного, я всего лишь объективен, – хмыкнул Бессмертных. – Не правда ли, Теодор?

– Совершенно верно, – подтвердил Немертвых, посмотрев на Каролину. – Не подлежит никакому сомнению, что Руперт лишь констатировал непреложный факт, верно, Пол?

– Точно так, – коротко кивнул офицер суда, но в подробности вдаваться не стал.

– Да вы меня разыграть решили! – грозно притопнула ножкой госпожа Кисленьких.

– Ни в коем случае! – ужаснулся следователь. – Давайте позовем независимого эксперта, если уж нам вы не верите… Что скажет Дэвид? Дэвид?.. Так, понятно…

– Мы… мы на этом поедем? – осторожно показал стажер на престранный экипаж, ходко приближающийся к гостинице.

– Ну да, а что такого? – удивился Бессмертных. – Средство передвижения не хуже прочих.

– И не чадит, как локомобиль, – заметила Каролина.

– Но… – начал стажер, но закончить фразу не успел.

– Тпру-у-у! – завопил кто-то, и из экипажа выскочил маленький кругленький человечек в клетчатом пиджаке. Физиономия его лучилась искренней радостью. – Господа, это вы заказывали экскурсию?

– Мы, – подтвердил Ян.

– Тогда прошу, занимайте места! – подпрыгнул человечек. – Меня зовут Рудецки, Айвен Рудецки, я ваш гид… Прошу, госпожа, здесь приступочка… Вы дивно выглядите сегодня!

– Вы сговорились, – проворчала Каролина, устраиваясь в открытом экипаже.

– Это вы не видели госпожу Кисленьких в вечернем туалете, – сообщил гиду Ян.

– Госпожа Кисленьких! Сама госпожа Кисленьких! – снова подскочил гид. – О, я польщен выпавшей мне честью!.. Господа, прошу же, начнем нашу прогулку!

– Это как-то странно, – пробормотал Дэвид, когда гид натянул вожжи, крикнул «Н-ну, пошли!», и экипаж тронулся.

– А по-моему, очень даже забавно, – ответила Каролина. – Разве нет?

– Экзотично, – высказался доктор.

– Но ездить на людях… – упрямо продолжал Дэвид.

– Что я слышу? – обернулся гид. – Молодой человек изволит беспокоиться? Право, не стоит! Видите ли, в этой упряжке – исключительно больные intelligenza… – Кто-то недовольно взбрыкнул, и Рудецки поправился: – Виноват, лица, проходящие реабилитацию. В нее в обязательном порядке входит трудотерапия, иначе любое лечение пойдет насмарку, это, знаете ли, очень коварная болезнь! А чем, скажите на милость, отличается работа рикшей от копания и закапывания ям? Всё это – движение, свежий воздух, умеренные физические нагрузки…

– Вот видите, беспокоиться не о чем, Дэвид, – успокоительно сказала Каролина.

– А что у них на лице? – не успокаивался тот.

– Это шоры, – пояснил Рудецки. – Они, видите ли, пугливы… А некоторые чрезмерно любопытны. Ну куда это годится? Мы тут все в одной упряжке!

– Э-э-э… – произнес Дэвид. – Простите, господин Рудецки, а…

– А я тоже! – радостно подтвердил гид. – Но у меня была легкая форма intelligenza, период реабилитации уже окончился, у меня и справка есть!

Он помахал какой-то бумажкой официального вида и продолжил тараторить:

– Вообще-то я мог уехать, но решил поработать здесь, при научно-исследовательском центре и вообще… Город я знаю прекрасно, и экскурсии на рикшах тоже я придумал! Не то чтобы сюда ехало много туристов, но иногда и господа ученые желают прокатиться… А в центре интересно, я даже решил второе образование получить, так-то я коммивояжером был…

Дэвид отрешился от трескотни гида и стал смотреть по сторонам. Рассматривать было особенно нечего: Болотноградск был в первую очередь наукоградом, от прежнего поселения осталась только небольшая историческая часть, куда и направлялся экипаж, влекомый восьмеркой запряженных цугом больных… то есть проходящих реабилитацию. Одеты они, кстати говоря, были весьма и весьма нарядно: полосатые штаны заправлены в смазные сапоги, накрахмаленные манишки фраков сияют белизной, высокие цилиндры покачиваются в такт шагам…

– История Болотноградска насчитывает не более двух веков, – вещал тем временем Рудецки. – Некогда на этом месте располагалась рыбацкая деревня, постепенно выросшая в небольшой городок. Впрочем, жители считали его полноценным городом и даже выстроили ратушу, вон она, видите?

– А почему она так… э-э-э… обгрызена? – спросил Ян, отчаявшись описать иначе состояние памятника архитектуры – у того начисто снесло крышу.

– О, это произошло буквально позавчера, – удрученно ответил гид, – небольшое недоразумение. Но ничего, наши реабилитанты живо ее восстановят! Итак… время шло, Болотноградск понемногу рос, сюда приезжали самые разные люди…

– А я слышал, сюда сбежали мятежники, – встрял Берт. – И вроде бы где-то здесь должен стоять корабль, на котором они скрылись от скоросудия.

– Ах, ну какой корабль! – вздохнул Рудецки. – Старая дырявая баржа… Все диву давались, как это она смогла дошлепать сюда и не развалиться по пути! Но вы правы, совершенно правы, именно на этой барже с гордым названием «Кандальный-17» бежало несколько сот больных intelligenza. Они, правда, называют это корыто «Корнем Свободы».

– Как же они там уместились? – поразилась Каролина.

– В тесноте, да не в обиде, – хихикнул гид. – Одним словом, это стало началом конца Болотноградска, так называемым Вторым ударом…

– А Первый когда был? – въедливо спросил Дэвид.

– Когда образовались Великие болота, – пояснил Рудецки. – Это же элементарно!

Дубовны смутился и умолк.

– Собственно, говорить о том, что те люди бежали от скоросудия, несколько неверно, – продолжил гид, – хотя бы потому, что их никто и не думал преследовать. Это они сами себе нафантазировали, выкупили баржу и торжественно отправились в изгнание. На них махнули рукой – мало ли, у кого какие причуды… тогда, понимаете ли, еще не знали об опасности intelligenza, вдобавок было недосуг – разбирались с последствиями Первого удара. Вот эти беглые и жили себе в Болотноградске, но ведь intelligenza страшно заразна и быстро распространяется! Никто и опомниться не успел, как весь город оказался охвачен эпидемией!

– Ужасно, – передернула плечиками Каролина. – Я слышала, сюда отправили войска?

– Да, пришлось, – скорбно сказал Рудецки. – Больные могут быть очень, очень опасны! Так что… пришлось идти на крайние меры, чтобы не допустить пандемии. Вообще-то, тогдашний Кароль хотел стереть Болотноградск с лица земли, но ученые уговорили его сохранить город как площадку для исследований. Теперь тут сравнительно безопасно. Но, по правде сказать, одно место не удается вычистить до сих пор…

– Это какое же? – заинтересовался доктор.

– Зону… – произнес гид полушепотом и указал вдаль. Экипаж двигался по набережной, и за нешироким проливом виден был остров, обнесенный высоченной стеной с колючей проволокой поверху. – Туда успели сбежать особо опасные больные. К счастью, добраться туда можно только по воде, а рядом с островом всегда дежурят катера морской охраны.

– Как же они там живут? – поразилась Каролина. – Стена, кажется, сплошная… Это специально построили, чтобы больные не вырвались?

– Нет, это они сами, чтобы к ним не пробрались, – махнул рукой Рудецки. – А питаются… гуманитарной помощью они питаются! Раз в неделю им сбрасывают с дирижабля продовольствие, а то ведь с голода помрут… Пробовали, кстати, лекарства в пищу подмешивать – не помогает. Последняя стадия, тут средства посерьезнее нужны…

– А чем они там занимаются? – поинтересовался Ян.

– А у них там две группировки образовалось, – любезно просветил Рудецки. – Вот и воюют между собой за власть. А знаете, как сложно было установить наблюдение? Это такая опасная работа!..

– Так что там с группировками? – вернул его к теме беседы оперативник.

– А! У них расхождения по аграрному вопросу. Одни хотят удобрить грунт, а другие против…

– Ну так… – Бессмертных кивнул на группку больных, раскапывающих тротуар. По другую сторону дороги другая группка закапывала раскопанное и выкладывала тротуар плиткой. – Может быть, это занятие купировало бы приступы?

– О, что вы… – вздохнул Рудецки. – Я не специалист, но наслышан, знаете ли… Там ведь еще идеология замешана! Одни строят царизм и светлое будущее, а другие – просто светлое будущее…

– А что такое царизм? – простодушно спросил Дэвид.

– Не знаю, – честно сознался гид. – Но звучит страшно.

Над гребнем стены появилась огромная лапа и демонстративно выломала кусок кладки.

– Видите, уже чешуя появилась, – заметил Рудецки. Дубовны нервно сглотнул. – Они же эту гуманитарную селедку целиком пожирают! Там вообще всё сложно… Например, у них физика не по законам, а по понятиям!

– Это как? – заинтересовался Бессмертных.

– Ну как… Возьмут коробку мятного зубного порошка, напишут на ней – «бабах!»…

– И что?

Над стеной поднялось грибовидное облако…

– Так и живут, – заключил Рудецки. – Вот в прошлом году удалось выманить несколько таких… чешуйчатых. Рискованное дело, но для науки ведь нужно! Во-от…

– Выманили, а дальше? – заинтересовался доктор.

– Стали изучать. Вот вы видели когда-нибудь, как добывают творог? – спросил гид.

– Простите… – приподнял брови Немертвых. – Вы сказали – творог?

– Именно! Так вот, эти, в крайней стадии intelligenza, добывают его из вареников!

– А потом?..

– А потом снова лепят вареники! – подскочил на облучке Рудецки.

– А смысл? – недоумевал доктор.

– Вечный двигатель!.. – воздел палец гид с таким видом, будто сам этот двигатель изобрел. – Академик Яворски как это увидел – едва его откачали! Понимаете, какие перспективы это открывает? Вместо чадящей паровой машины – perpetuum mobile!

– Ну уж это вы хватили, любезный, – хмыкнул Бессмертных.

– Ничего подобного! – оскорбился Рудецки. – В центре уже есть опытные образцы!

– Может, нам покажут? – подумала Каролина вслух. – Жан же обещал нас провести туда…

– Жан? Господин Затычински? – услышал ее гид. – Если обещал, так непременно покажет! А вы представляете, как негодуют угледобывающие страны?!

– Еще бы… – хмыкнул доктор.

– Да! Негодуют, обвиняют нас в науковствах! – Рудецки явно причислял себя к сотрудникам научно-исследовательского центра и очень гордился результатами работы, а оскорбления в его адрес воспринимал как личные. – А еще в подрыве экономики! Говорят, были даже забастовки погонщиков верблюдов…

– Ну, по мне, так проще импортировать кизяк, чем пропускать верблюжьи караваны с углем, – хмыкнул Бессмертных. – Но шум, должно быть, поднялся изрядный…

– А то как же! – гордо сказал гид и вспомнил о своем предназначении. – Взгляните, пожалуйста, налево! Вы можете видеть замечательную розовую аллею, посаженную выздоровевшими больными в знак благодарности научным сотрудникам!

– Простите, а вот те господа… тоже больные? – уточнил Дэвид.

– Конечно, больные, – хмыкнул Ян. – Неужто здоровый станет розы перекрашивать?

– Это часть трудотерапии для живописцев, – пояснил Рудецки. – Знаете, некоторые ударяются во всякие странные течения… название-то не вдруг выговоришь! На их, с позволения сказать, картины смотреть – аж глаза болят! Вот и они тут… Вспоминают, стало быть, что какого цвета должно быть.

– Ну, видно, вот тот еще совсем плох, – заметил Бессмертных, кивнув на молодого человека, красившего лепестки белой розы в лазурный цвет. От усердия тот даже прикусил кончик языка.

– Этот? – прищурился Рудецки. – Нет-нет, с ним как раз всё в порядке, он просто авангардист, но такой, безобидный. Может ведь у человека быть пунктик на синих розах? А в остальном у него уже все в норме: видите, прокрашивает тщательно, ровно, в два слоя, а вон те трое халтурят!

– Действительно, – согласился следователь, посмотрев на кое-как обляпанные белой краской алые розы, и отвернулся. – Да, господин Рудецки, мы что-то заговорились, а о знаменитой барже и позабыли. Где она?

– А… – понурился гид. – Она утонула.

– Это же исторический памятник! – возмутился Дэвид.

– Но это же не мы! – возмутился Рудецки. – Это случилось в результате варварского налета болотных драконов…

– Каких еще драконов? – недобро спросила госпожа Кисленьких. – Что за чушь!

– Они такие длинные, быстрые, серебристого цвета. Изрыгают дым, огонь и зловоние. И крылья у них такие… – гид замахал руками, пытаясь изобразить дракона. Получалось не очень.

Обеспокоенные реабилитанты тревожно фырчали.

– А еще они летают хвостом вперед! – наябедничал Рудецки. – Я как увидел, даже забеспокоился – вдруг рецидив? Даже на специальное обследование пошел!

– И? – поощрил доктор.

– Здоров! Их многие видели, вот даже экспедицию военную отправили на дирижаблях – поймать, стало быть, чтобы не безобразничали. А судно поднимут, поднимут… – заверил гид. – Это… В общем, случайность, как и с ратушей. Бывает, знаете ли…

– А это что? – спросил Немертвых, решив сменить тему разговора.

– О!.. – удивленно воскликнула Каролина.

Зрелище в самом деле было необычным: на площади, которую сейчас пересекал экипаж, стоял столб. Прочная цепь приковывала к нему довольно ржавый рупор. На глазах у изумленной публики один явно больной (отличить их от надзирателей было легко – по безумному блеску в глазах и по цветной нашивке на рукаве) подошел к столбу, вскарабкался на стоявшую здесь же шаткую стремянку, взял рупор и что-то неразборчиво прогорланил. Впрочем, присутствующие явно его поняли, потому что кое-кто одобрительно закивал, а другие, напротив, оскорбительно заулюлюкали.

– А что он сказал? – поинтересовалась госпожа Кисленьких.

– Не знаю, – смутился Рудецки. – Когда болел, вот всё-всё понимал, каждое слово… прямо стыдно становится, как вспомню! А теперь как отрезало, спасибо докторам!

– А что вообще это за сооружение? – спросил Немертвых.

– Площадь Свободы и Рупор Гласности, – вздохнул гид. – Они, больные, очень до гласности охочи… Ну вот им сделали – приходи и говори, что хочешь! Говорят, это им помогает стресс снимать…

– Вот даже как, – оценил находку доктор. – А отчего у них разноцветные нашивки? Это что-то обозначает?

– Конечно, – кивнул Рудецки. – Стадию развития заболевания и его разновидность, там свои цветовые коды, я подробно-то не знаю…

– А не проще сделать цифровые или буквенные обозначения?

– Что вы! – замахал руками гид. – Никогда!

– Отчего же?

– О, я думал, вы уже знаете… – вздохнул тот. – Эти вот, которые по улицам бродят – они уже неопасные. А на другом конце города есть трудовой лагерь для перевоспитания тех, у кого болезнь особо запущенная… Видели, может, такую высокую арку, когда с вокзала ехали?

– Точно, видели, – сказал Берт. – Там еще написано что-то было, но я не разобрал, далековато.

– И что там написано? – поинтересовался Бессмертных.

– Всего лишь «2 х 2 = 4», – ответил Рудецки. – Но тяжело больных при виде этой надписи так корчить начинает, что ужас просто! Вот как бедолага перестанет пену пускать – так уже, считай, на поправку пошел!

– Хм… – протянул следователь. – А как перевоспитывают в этом лагере? Тоже трудотерапией?

– Именно! Только там уж посерьезней. В смысле, заставлять-то не заставляют, но только если ничего делать не будешь… – гид развел руками, чуть не выронив вожжи. – Оголодаешь, одичаешь… Ну, конечно, совсем до скотского состояния им дойти не дают, просто таким способом еще не вовсе безнадежных отличить легко. Если кто зимой дрова из поленницы взял и развел костер – у такого шансы еще неплохие, а если, как остальные, греется циркуляционным кишением…

– Это как? – не понял Дэвид.

– Как бараны, – пояснил Рудецки. – Сбиваются в кучу и греются. Снаружи холодно, внутри жарко, они и меняются постоянно.

– По-моему, это жестоко, – сказал Дубовны.

– Зато надежно, – хмыкнул Немертвых, и стажеру отчего-то не захотелось с ним спорить.

– Можно туда съездить, – предложил гид.

– Не стоит, – решил следователь. – У нас еще посещение исследовательского центра, а перед этим неплохо было бы пообедать, так что правьте, господин Рудецки, к гостинице!

– Как прикажете, – кивнул тот, хлопнул вожжами и причмокнул. Упряжка перешла на ровную рысь.

– Очень познавательная экскурсия, не правда ли? – щебетала Каролина, которую методы борьбы с intelligenza, казалось, ничуть не смутили. – Дэвид, что вы надулись, как мышь на крупу? Здесь всё очень гуманно… Поручик, а скажите, как бы поступили с таким больным у вас на родине?

Вит-Тяй задумчиво погладил бороду.

– Ну, вестимо, как, – сказал он с расстановкой. – Раз – и всё. Нет больного – нет проблемы.

– Э-э… а вы, я слышал… их… того, – выдавил Дэвид, некстати припомнив свой поздний ужин.

– Этих в котел нельзя, – заявил поручик. – Заразные же! Хоть ни один беариец сроду этой пакостью не болел, а лучше поберечься. И котел зря не пачкать!

Дэвид только вздохнул…

Распрощавшись с жизнерадостным Рудецки и проводив взглядом его усталую упряжку, компания во главе с генеральным следователем приступила к обеду. Обедали на скорую руку, потому что время шло к вечеру, а они должны были еще увидеть немало интересного.

– Я уж опасался, что вы передумали, – встретил их у ворот огромного научно-исследовательского комплекса доктор Затычински.

– Ну как можно! Мы бы ни за что не упустили такую возможность! – ответила Каролина, и всех, пересчитав по головам, пропустили в высокие двери.

Дэвид хотел было отказаться от экскурсии и пойти вздремнуть под броневиком (там снились очень интересные сны, не хуже синематографа, да еще и цветные!), но любопытство пересилило.

Ему показалось, что по пути их несколько раз чем-то опрыскивали, обдували, просвечивали, и стажер даже пожалел, что оставил в номере фольгированную шапочку, но потом подумал, что это, скорее всего, просто для дезинфекции…

– Ну-с, с чего начнем? – жизнерадостно спросил Затычински, потирая руки.

– С чего угодно! – ответила Каролина, успевшая переодеться в симпатичный деловой костюм цвета спелой вишни, шедший ей необычайно, равно как и крохотная шляпка-таблетка. – Я думаю, здесь всё несказанно интересно…

– Ну тогда идемте, – решил тот и направился куда-то по широкому коридору. – Итак, здесь у нас сотрудники пытаются мимикрировать под больных intelligenza…

– Но зачем?

– Чтобы проникнуть в их среду, – пояснил ученый. – Это очень познавательно, но и очень сложно проделать…

– Ну, вижу, у многих это получается вполне успешно, – заметил следователь, тщательно стирая с лацканов пиджака брызги слюны: тренирующийся полевой сотрудник подобрался к нему слишком близко и попытался изложить какую-то невразумительную социальную теорию.

– Это наш лучший специалист, – со сдержанной гордостью ответил Затычински. – Уже в пятый раз идет на задание. Конечно, это тяжелейшая работа, потом мы предоставляем людям длительный отпуск для восстановления, иначе никак. Такими кадрами разбрасываться нельзя!

– А что здесь? – спросила Каролина, заглянув в соседний отдел.

Большое помещение было заставлено столами, шкафами, завалено книгами и напоминало библиотечный зал.

– А тут работают патолингвисты, – пояснил Затычински. – Видите ли, в среде больных intelligenza вырабатывается подобие собственного языка, это очень интересно… Обычная письменность у них заменяется пиктографией – вы наверняка видели такие рисунки на стенах во время экскурсии…

– Точно, видели, – вспомнил Ян. – Очень такие… выразительные рисунки!

– Ну вот, – улыбнулся ученый. – А помимо того, в речи больных появляются поразительные новообразования. Вот, например, из недавнего – «бордюар»! Ну дивно же, согласитесь?

– Мило, – неопределенно сказала Каролина.

– Или вот еще… «хамбургер-тоталь», – вспомнил Затычински.

– Почему «тоталь»? – не понял Берт.

– А они придерживаются метрической системы, – пояснил тот.

Берт переглянулся с Яном. Ян пожал плечами, потому что тоже ничего не понял.

– Идемте, поднимемся на другой этаж, там интереснее, – пригласил Жан-Поль и устремился дальше, так что только полы белого халата взвились.

Лифта пришлось ждать довольно долго. Пассажирский стоял на верхнем этаже и спускаться не собирался, поэтому Затычински, многократно извинившись, в итоге вызвал грузовой. Размерами лифт был таков, что, наверно, в нем можно было спокойно перевозить слона.

Здесь экскурсантов подстерегала неожиданность: не успели они загрузиться в лифт, как к ним присоединилась весьма колоритная троица. Первым делом взгляд падал на эффектную блондинку с высокой прической, в неизменном лабораторном халате почему-то поверх вечернего платья. Ее сопровождали, очевидно, охранники: двое мрачных типов в черных костюмах, зеркальных темных очках на половину лица и черных марлевых повязках, скрывающих оставшуюся часть физиономии. Взгляд их ощущался даже сквозь очки, а под повязками что-то шевелилось, хотя, возможно, марлю просто колебало дыхание.

Блондинка посмотрела на Каролину. Каролина посмотрела на блондинку. Очевидно, дамы остались довольны осмотром, поскольку благосклонно кивнули друг другу.

– Ирма, какая встреча! – образовался Затычински. – Господа, позвольте представить – неподражаемая, незаменимая госпожа Конг! Ирма, это наши… добрые друзья.

– Ах, Жан-Поль… – произнесла она. – Раз так, конечно, конечно. Добро пожаловать в наше… логово, ах простите – естествопытательный блок!

Мужчины галантно представились и, пока лифт возносил пассажиров на нужный этаж, ненавязчиво поглядывали на молчащую даму.

Госпожа Конг была сказочно хороша собой, одета дорого и со вкусом, а открытое вечернее платье заставляло мысли сворачивать куда-то не туда. И если старшие коллеги, выходя из лифта, неспешно обсуждали захватывающие перспективы физики по понятиям, то Дэвид всё поглядывал на красавицу и, что греха таить, непростительно долго задерживал взгляд на ее декольте. (К слову сказать, как и доктор Немертвых, но того интересовала вещь не настолько тривиальная, как декольте само по себе.)

Перехватив этот взгляд, доктор Затычински сказал Дэвиду на ухо:

– Не советую, юноша. Съедят.

– Кто?.. – изумился тот, с трудом оторвавшись от захватывающего зрелища.

– Думаки, – выразительно показал тот глазами на людей в черном. – Они голодные. Их ведь с фуршета сорвали…

Дубовны пригляделся: под черной марлевой повязкой определенно что-то шевелилось и причмокивало. Внезапно в его голове зазвучал крайне приятный голос, настойчиво убеждавший молодого человека буквально на минуточку завернуть за угол, зайти в пустой кабинет, а там…

Дэвид затравленно оглянулся и вцепился в поручика Вит-Тяя. Соблазнявший его внутренний голос заметно поскучнел, а вскоре и вовсе умолк. Стажер, однако, на всякий случай предпочел остаться поближе к беарийцу, подумав, что любой варварский обычай намного приятнее голодного думака… А кстати сказать, что подают им на фуршетах? Думать об этом не хотелось!

– Да, вы совершенно правы, – услышал он вдруг голос госпожи Конг, глубокий и чуть хрипловатый. Прежде одного этого голоса хватило бы, чтобы свести молодого человека с ума, однако он помнил о думаках-охранниках и мужественно держал себя в руках. – Жаль, они долго не живут.

– Это прискорбно, – кивнул доктор Немертвых. Его, как уже было сказано, занимало не декольте госпожи Конг, а сверхпроводящая цепочка на ее шее, с прозрачным кулоном, внутри которого неистово бился маленький бозончик.

– Увы, – кивнула блондинка, – но их несложно ловить, поэтому большой беды здесь нет.

– Прелестное украшение, – сделал доктор комплимент. – Чрезвычайно идет вам.

– Ах, это безделушка, к тому же бозончик совсем еще дикий, – улыбнулась она. – Вам стоило бы взглянуть на мое ожерелье с элементарными частицами… Видите ли, дрессировать их – мое хобби.

– Вот как!.. – Немертвых невольно вздрогнул, когда Белла ревниво прихватила его клювом за палец. Госпожа Конг посмотрела на нее с любопытством и улыбнулась. – Гхм…

– О! – очень кстати встрял Затычински. – Госпожа Конг – просто наш добрый гений! Сотрудники шутят… хотя, мне кажется, они вовсе и не шутят, что в ее присутствии распрямляется все изогнутое и загибается всё расправленное!

– Но что случилось на этот раз, Жан? – поинтересовалась она.

– Право, я сам не знаю! – ответил он, распахивая двери в большой зал. – Сейчас увидим…

Там, вокруг полуразобранного большого пневматического вычислителя сидели мрачные, невыспавшиеся инженеры из отдела технического обслуживания и неоригинально поносили фундаментальную науку, называя палеобиологов варварами, дорвавшимися до кибернетики. Отчаяние их было велико, но при виде Ирмы Конг инженеры повскакивали на ноги, а сторожевые думаки сразу отодвинули их от машины. Экскурсанты, стоя в сторонке, наблюдали, как госпожа Конг вникает в суть разрушений…

– Пойдемте, – предложил Затычински. – Вычислитель починят через четверть часа самое большее, а мы еще многое успеем осмотреть.

Судя по выражению лица Дэвида, он предпочел бы еще немножко посмотреть на госпожу Конг, но, поскольку остальные потянулись к выходу, он последовал за ними. На пороге, правда, не удержался, обернулся, встретился взглядом с одним из думаков и поспешил догнать поручика Вит-Тяя.

– Простите, а госпожа Конг – она кто? – осмелился он спросить.

– Наш консультант, – уклончиво ответил Затычински. – Очень большой талан и вообще…

– А почему у нее в охране…

– Давайте заглянем еще вот в эту лабораторию! – громко сказал ученый.

– Дэвид, – сказал стажеру на ухо Бессмертных, – ваш интерес к этой даме становится навязчивым и даже неприличным.

– И опасным, – шепнула Дэвиду в другое ухо Каролина. – Поверьте на слово…

Дубовны и сам понимал, что так интересоваться дамой, которая на досуге ловит и дрессирует элементарные частицы, несколько… опрометчиво, но ничего не мог с собой поделать. Выражаясь языком бульварных романчиков, чувство настигло его и поразило в самое сердце! Собственно, об этом он и думал всё оставшееся до ужина время… впрочем, за ужином – тоже.

Но ночевать стажер на всякий случай отправился к гвардейцам, под броневик. Он уже понял, что два думака на роту беарийцев – это как-то несерьезно, а вдобавок искренне рассчитывал увидеть во сне прекрасную госпожу Конг…

Глава 10 Тайна 6-го беарийского флота и ошибки делопроизводства

Утро выдалось туманным и довольно прохладным. Досмотрев очередной цветной сон, отчаянно зевающий Дэвид выбрался из-под броневика, уже привычно стукнувшись головой, вернулся в номер, побрился и спустился к завтраку.

Госпожа Кисленьких и доктор Немертвых обсуждали что-то крайне неаппетитное, но определенно научное. Если не вслушиваться в их беседу, вполне можно было завтракать. Впрочем, рассиживаться за столом не стали: следовало ехать в порт, паром скоро должен был отправиться.

Увы, здесь путешественников поджидала некоторая неожиданность…

– Что значит – парома не будет? – недоуменно переспросил Бессмертных.

– Не будет, – развел руками служащий порта и понурился. – Уж простите, господин, так нехорошо получилось…

– А в чем дело? – присунулся поближе Дэвид. – Диверсия?

– Вы теперь вместо инопланетян террористов и диверсантов повсюду будете искать? – осведомился следователь и задвинул стажера себе за спину. – Так, и когда же мы сможем перебраться через залив, любезный?

– Не могу знать, – служащий вздохнул. – Дирижабли ловят драконов, реактивных, как оказалось. Паровой катер бы пустили, так у него третьего дня котел взорвался!

– Яхта? – предположил Берт.

– Увы, в прошлом месяце все яхты были погрызены бобрами! Сущее бедствие – одни щепки остались. Хорошо, паром у нас новомодный, из железа. Один он и остался…

– Так с паромом-то что? – допытывался Бессмертных.

– Да что-что, – с досадой ответил тот. – Сколько просили пассажиров: не кормить, не кормить! Нет, непременно что-нибудь да бросят, а у нас потом простой…

– Кого не кормить? – окончательно запутался Дэвид.

– Да движитель же! – ответил служащий, но ситуация не прояснилась. – Ну вон, посмотрите…

Он провел пассажиров на пирс.

– У нас паром-то типа катамарана, – объяснял работник порта. – В просторечии – кашмаран. Широкая платформа, хоть поезд целиком грузи… Ну, не экспресс, конечно, тот великоват, а вот обычный очень даже можно. Вот она, платформа эта, видите? Запасная, правда…

Размеры впечатляли. Судя по всему, перевозить на пароме приходилось не так уж мало.

– А двигатель? – поинтересовался Бессмертных. – Тоже что-нибудь… хм… взорвалось?

– Да нет, – неохотно ответил служащий. – Правый – вон он плещется. А Левый на мелководье лежит, плохо ему! Говорим, говорим, чтобы не кормили, так нет же…

– Э… – сказал Дэвид, вглядываясь вдаль. – Это…

– Кашалоты, – подтвердил следователь. – Оригинальное решение. Значит, платформа…

– Буксируют они ее, – пояснил служащий. – А когда у причала остановятся, ну непременно кто-нибудь что-нибудь в пасть им норовит сунуть! Ладно, если бублик или мясное что, а бывает, камни пихали… Вот думаем, надо ветеринара вызывать, Левому-то всё хуже и хуже, а где мы второго такого достанем? – вздохнул служащий. – Он и послушный, и мирный, без приказа не ныряет, да и с Правым сработались давно! Новенького воспитывать – это ж сколько времени нужно… и средств.

– Бедняжка… – протянула Каролина, рассматривая страдающего исполина, время от времени выпускавшего вялый фонтанчик. – Теодор, а может быть, вы посмотрите?

– Я опасаюсь, моих запасов касторки может и не хватить на такого пациента, – хмыкнул Немертвых. – Но ради вас, Каролина, так и быть, я взгляну, что там приключилось…

– Только поосторожнее, – напомнил Бессмертных, на что доктор только махнул рукой. – Хм… Прелестно. А еще какие-то способы добраться до того берега есть?

Служащий развел руками.

– Катер вот был, – повторил он, – но пока починят… А грузовым китом вы вряд ли поедете, правда?

– Грузовым китом? – переспросил Дэвид.

– Вон он, под разгрузкой стоит, – показал рукой мужчина. – Удобно! Нырнул – и никакой тебе качки. Не очень быстрый, конечно, но надежный. Тут вот хотят такого же пассажирского пустить, но ему еще расти года три-четыре, вы же не станете дожидаться…

– Да уж, – проворчал следователь, разглядывая гигантскую распахнутую пасть, из которой непрерывными вереницами появлялись тюки и контейнеры. – Стало быть, прямо… гхм…

– Во чреве, – подтвердил тот. – Работенка та еще, за вредность доплачиваем, потому как запах и всё такое, селедку на нем по большей части возят, для больных… Но пассажирский, обещают, будет очень даже комфортным!

– Это точно институтские разработки, – уверенно сказала Каролина, – я слышала о подобном. Скажите, а скатов не используют еще?

– Пытались, – подтвердил служащий. – Не заладилось что-то. Пока работают над этим… Ну да и скорость у них так себе. Вот патрульные акулы есть, только с ними сложно: перекормишь – не работают, недокормишь – на своих бросаются. Сейчас понемногу на косаток переходим, они того… поумнее будут, да и та же акула им…

– Это всё очень занимательно, – перебил Бессмертных, – но правильно ли я понимаю, что шансов добраться до места назначения в ближайшую неделю у нас нет?

– Точно так, – вздохнул тот и уставился в пол.

Тут подбежал еще один человек в форме и зашептал что-то начальству на ухо.

– Что? – нахмурился тот. – Кувалду и лебедку? Ну обеспечьте, у нас что, лебедок нету? Еще что? Э-э-э… а это-то зачем?! Ах, для дезинфекции… Ну, выдайте, под мою ответственность!

Второй просиял и убежал.

– Ну что ж… – протянул следователь. – Придется пока поскучать на берегу. Надеюсь, или катер починят, или кашалота вылечат, и мы сможем, наконец, добраться до места!

– Да чего же ждать! – прогудел поручик, засунув большие пальцы рук за пояс форменной юбки. – Время зря терять… Разрешите исполнять?

– А! – словно бы спохватился Бессмертных. – Конечно. Раз другого выхода нет…

Дэвид переводил взгляд с одного на другого, ничего не понимая, но объяснять ему никто ничего не собирался.

С берега, где тосковал Левый, донесся лязг, визг, рёв и какой-то грохот.

– Пойдемте, – сказал стажеру следователь. – На это стоит посмотреть!

– На кашалота? – осмелился спросить тот.

– Ну что интересного в обыкновенном дрессированном кашалоте? – пожал плечами Бессмертных. – Нет, совсем на иное!

– О! – захлопала в ладоши Каролина. – Дэвид, идемте скорее, это нужно видеть!

Стажер, уже окончательно запутавшийся в происходящем, поспешил за упорхнувшей писательницей.

На берегу творилось странное действо: броневик, до сей поры зачехленный, освободили от брезента и транспортировали поближе к воде.

– А почему он не дымит? – наивно спросил Дубовны.

– Горючее экономят, – пояснил возникший рядом Ян. – Он на педальном приводе. Ну так, мало ли, топливо кончится, и что? А тут – раз, сели, поехали…

– А-а… – глубокомысленно протянул юноша.

Поручик ходил кругом броневика, порыкивая на подчиненных.

– А-атвинчивай! – раскатисто разносилось над пустынным берегом. – Ра-аздвигай!

На глазах изумленного Дэвида дюжие беарийцы принялись вертеть какие-то огромные болты, невидимые дотоле. Потом отряд поделился пополам, одни взялись за перед броневика, другие – за корму.

– Раз-два, взяли! – командовал поручик. – И-и-и… раз! И-и-и… два!

Броневик начал растягиваться. Дубовны подавил желание протереть глаза. Он знал, конечно, о силе беарийцев (да что там, поручик Вит-Тяй без особого напряжения принес его в гостиницу подмышкой), но порвать напополам бронированную машину…

– Готово! – рявкнул фельдфебель. – Извольте проверить, господин поручик!

– Правую сторону дотянуть, – велел Вит-Тяй. – Еще немного… Всё, закрепляйте!

– Что с вами, Дэвид? – весело поинтересовалась Каролина. – Вы под впечатлением?

– Еще каким! – заверил он, глядя на броневик, ставший раза в три длиннее, чем был. – Но… как это возможно?

– А, это давняя беарийская история, – сказал неслышно подошедший следователь. – Каролина, вы расскажете или позволите мне?

– О, ну что вы, конечно, говорите вы! – улыбнулась писательница.

– Когда в Беарии только появились броневики, – сказал Бессмертных, – их тут же стали совершенствовать. Про педальный ход вы уже слышали, наверно?

Дэвид молча кивнул.

– Отлично. А здесь имел место забавный казус… Один броневик застрял в болоте, а какие болота в Беарии, лучше даже и не говорить, – хмыкнул следователь. – Вытаскивать его стала другая машина и тоже увязла. Командир части разъярился, рассказывают, страшно, и послал тягач. Тот стоял на твердой почве, начал тянуть…

– И? – сгорая от нетерпения спросил Дубовны.

– Ну и тот броневик, что был посредине, порвало пополам, – скорбно поведал Бессмертных. – Первый-то болото крепко держало. Император, когда узнал об этом, немедленно повелел строить такие броневики, которые бы, во-первых, не вязли в болоте и вообще… гм… ну, увидите. А во-вторых – чтобы не рвались. Как видите, беарийская инженерная мысль шагнула далеко вперед за десятилетия… Да не бойтесь, посмотрите поближе!

– Это… это что? – удивленно спросил Дэвид, рассматривая те места, где, как ему показалось, броневик растянулся.

– Гармошка, – лаконично сказал Топорны, подходя сзади. – При необходимости машина раздвигается до нужного размера. Посудите сами: разве весь отряд и мы все уместимся на сложенном броневике?

– Э… – произнес стажер. – Но… нам же на тот берег, разве нет?

– Именно, – ответил офицер суда и снова замкнулся в молчании.

– Па-а местам! – раздался зычный бас Вит-Тяя. – Груз проверить!

– Это надолго, – вздохнул Топорны.

– Нет, что вы! – встряла Каролина, любовавшаяся трансформациями броневика. – Драгоценности мои по описи уже сверили, рукописи я лично уложила, так что сейчас только погрузят остальной багаж, и можно будет отбыть. Я надеюсь, Теодор к тому моменту управится…

– Я уже управился, – негромко сказал сзади доктор Немертвых. Он был без пенсне и без пиджака, оттирал руки какой-то ветошью, а еще от него приметно припахивало рыбой, водорослями и спиртом.

– Что же там стряслось? – заинтересовался Бессмертных.

– Сущая ерунда, – пожал плечами доктор. – Судя по всему, Левый схватил что-то достаточно крупное и, скорее всего, металлическое… Вы не слыхали, тут субмарины не пропадали?

– Ничего такого не говорили, – покачал головой следователь. – Так и что же с несчастным кашалотом?

– Сломал зуб, – лаконично ответил Теодор. – Оттого и страдал – нерв повредил. Пришлось рвать с корнем.

– А вы еще и стоматолог? – осмелился спросить Дэвид.

– На специальных курсах и не такому учат, – серьезно ответил тот.

– Ясно теперь, зачем вам понадобилась лебедка и спирт, – хмыкнул Руперт. – Ну, надеюсь, бедняге полегчает…

– Уже полегчало, – заверил тот. – Однако, я вижу, ждать его полного выздоровления мы не собираемся?

– Не собираемся, – подтвердил Бессмертных. – Так что занимайте место на борту… а, постойте, приготовления еще не закончены.

Из недр броневика беарийцы со всем почтением извлекли нечто, укутанное в дорогую златотканую парчу. Материю развернули и на свет явилось приличных размеров изваяние, как показалось Дэвиду.

– А что это? – шепотом спросил он наставника.

– Носовая фигура, – пояснил тот. – Это ведь теперь корабль, вон, мачту поставили, а ему полагается…

– А кого она изображает? – не отставал Дэвид, рассматривая изваяние, которое беарийцы со всем почтением крепили к носу броневика. Изображало оно молодую женщину самой приятной наружности, с развевающимися локонами, в беарийском платье. Одну руку она чуть отводила назад, словно обнимая броневик, а второй подносила к глазам лорнет.

– Это беарийская богиня возмездия, Карра, – сказал следователь.

– А… почему лорнет? – стажер невольно сглотнул.

– А она, знаете ли, несколько близорука, – пояснил тот, – поэтому лучше молиться о том, чтобы Карра нигде не позабыла… свой зрительный прибор.

Дэвид оттянул воротничок и решил не задавать более вопросов, хотя ему очень хотелось узнать, отчего это богиня Карра так похожа лицом на госпожу Кисленьких. Впрочем, Бессмертных ведь неплохо читал мысли стажера…

– Папа-император за глаза называет нашу дорогую Каролину «кара моя небесная», – доверительно сообщил он юноше. Тот поперхнулся и решил, не станет думать при шефе о подобных вещах до самого конца путешествия.

– Прошу на борт! – пробасил Вит-Тяй и лично подсадил на броню младшую сиятельную госпожу.

Оперативники ловко вскарабкались сами – Ян подтянулся на одной руке, Берт цеплялся пальцами за сочленения брони. Пол Топорны не стал рисоваться, а спокойно поднялся по лесенке. Его примеру последовали доктор и следователь. За ними тащился Дэвид.

Бравые беарийцы, ухнув, столкнули броневик в воду и лихо запрыгнули на борт, занимая места. Легкий ветерок повлек тяжелую машину прочь от берега…

Дэвид философски подумал, что отныне удивляться ничему не станет. Подумаешь, плавучий броневик! По болотам ходят парусные танки, чем же броневик хуже?

– Стойте! Погодите! – раздалось позади.

Броневик с трудом нагоняла лодка, гребцы изо всех сил работали веслами.

– Только что привезли… – запыхавшись, сообщил служащий порта. – Тут посылочка для господина Ду… Дубовны, кажется, так…

– Для меня? – поразился стажер. – А… от кого?

– Не могу знать, – ответил тот, сунул юноше в руки небольшой сверток и решительно оттолкнул лодку от броневика. – Счастливого пути!

– Хм… – произнес Бессмертных. – Дэвид, признайтесь, вы заказали в Болотноградске всю серию историй о?..

– Вообще-то журналы гораздо больше и в такой сверток не поместятся, – сердито ответил Дубовны, чем снова выдал себя с головой.

– Ну открывайте же, что там? – изнывала от любопытства Каролина.

Дэвид вынул перочинный ножик и решительно перерезал перетягивавшую пакет бечевку. Вернее, попытался перерезать, потому что веревочка оказалась неожиданно прочной, и лезвие просто соскользнуло… да и на бечевку это походило мало. Пришлось развязывать узелки. (Загадочной сверхпрочной веревочкой тут же завладел Ян, знавший, для чего она может пригодиться.)

Наконец, оберточная бумага была снята, и Дэвид осторожно открыл небольшую коробочку. Внутри на синей бархатной подушечке лежала тонкая цепочка с небольшим прозрачным кулоном, внутри которого устало метался бозончик…

– Э-э-э… – произнес стажер.

– Вот видите, Дэвид, – поучительно сказала Каролина, – молодым людям неприлично так пристально рассматривать дамские драгоценности! Могут ведь и подарить…

– Вы поосторожнее, – предупредил следователь. – На дам особенно не заглядывайтесь. Подозреваю, госпожа Конг конкуренции не потерпит.

– А почему вы решили, что это от нее? – возмутился Дубовны.

– Во-первых, – вздохнул Бессмертных, – такое украшение мы видели только на одной даме. А во-вторых, тут есть еще и записка, причем подписанная, вы ее едва не уронили в море. Держите.

Дэвид осторожно взял маленький листок и прочел: «Быть рядом с вами – истинное наслаждение. Бодрит и освежает».

– Знаете, вы первый человек, который заинтересовал надмозгиню не в гастрономическом и не в исследовательском плане, – заметила Каролина.

– Кого?! – опешил Дэвид.

– Надмозгиню, – повторила писательница. – Вы что, не догадались?

– О… – потрясенно протянул он. – Ведь я же знал, что ее охрана – думаки, мне господин Затычински сказал, но я и подумать не мог… О!..

– Вот-вот, – подтвердила Каролина. – Это воспитанные, сдержанные думаки, без команды ни на кого не бросаются. Отличные телохранители.

– А госпожа Конг…

– Вам же сказали – она консультант, – пожала плечами госпожа Кисленьких. – Я слышала еще в Институте, что надмозги заинтересовались некоторыми новыми разработками, а уж больные intelligenza и вовсе представляют для них огромное поле для исследований! Конечно, наши ученые согласились на участие госпожи Конг в некоторых проектах с огромным энтузиазмом!

– Вот как… – пробормотал Дэвид и надел цепочку с кулоном на шею. Его самолюбию льстило осознание того, что им заинтересовалась такая… такая… ну, пусть будет дама. – Интересно, почему она…

– Это всё потому, что вы слишком громко думаете, – поучительно сказал следователь и отошел.

Каролина сочувственно покачала головой, но смолчала. В конце концов, Дэвид был уже совсем взрослым мальчиком…

Стажер же осторожно потрогал кулончик, воровато оглянулся, спрятался от всевидящего ока патрона за башней броневика и вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный в несколько раз номер нового журнала, который ему удалось обнаружить в Болотноградске. Это произведение полиграфического искусства носило громкое название «Пастушки против пришельцев», а картинка на обложке изображала красивую селянку в очень открытом платье, бьющую инопланетного монстра по голове полной корзинкой вишен. Дэвид полюбовался картинкой, поправил впившийся в горло галстук, оглянулся еще раз и развернул журнал…

Через пару секунд он вовсе снял галстук, потому что это орудие пытки откровенно пыталось его задушить. Легче не стало, из чего Дэвид, уже привычно воспользовавшись дедукцией, заключил, что душит его вовсе не галстук, а… Да, верно, цепочка с кулончиком.

Слегка запаниковав, стажер попытался снять коварный подарок, но тот не поддавался и, стоило юноше бросить взгляд на журнальные картинки, цепочка сильнее сжимала его горло. Ну а когда он в порядке эксперимента открыл журнал на большой центральной вклейке, цепочка придушила юношу так, что тот непроизвольно дернулся и выронил журнал. Некстати налетевший ветерок мигом унес его в море. Тиски на горле стажера мгновенно ослабли, и Дэвид принялся хватать ртом воздух, с сожалением глядя на распластавшийся в волнах журнал. Наверно, его еще можно было подцепить каким-нибудь багром…

Стоило Дэвиду подумать об этом, цепочка снова сжалась, не очень сильно, как бы намекая…

– А я вас предупреждал, – сказал сверху Бессмертных, явно видевший хотя бы часть борьбы стажера с цепочкой.

Дэвид снова осторожно попытался снять с шеи опасный дар надмозгини. Тщетно!

– Такие подарки просто так не снимаются, – подтвердил его опасения следователь. – Ничего, это не страшно. Главное, ведите себя прилично, и всё обойдется!

Дубовны вздохнул, понурился, повязал галстук и принялся смотреть вдаль. Очевидно, его новый статус предполагал собой нешуточные испытания…

Вперед продвигались медленно, к тому же ветер внезапно стих, и броневик… то есть уже бронекатер неуклюже закачался на волнах. Туман сгущался.

Поручик выразительно приподнял бровь, и среди беарийцев возникло организованное копошение – из рук в руки передавались малые саперные лопатки с серебряными насечками на рукоятях.

– Туман, однако, – сказал Вит-Тяй, вглядываясь вдаль. Там, по мнению Дэвида, ровным счетом ничего не было видно, сплошная белесая муть. – Двигатель заводить не будем, чего зря горючее жечь… Да и на риф какой налететь – чего хорошего!

– Не налетим, – пообещал доктор и снял пенсне. Поручик посмотрел на него с уважением и даже некоторой опаской, кашлянул и спросил:

– Господин Немертвых, может, соблаговолите на нос пройти? А то ведь туман…

– Какой туман? – спросил Теодор и пристально посмотрел на беарийца поверх пенсне. – Нет никакого тумана.

Взгляд Вит-Тяя прояснился, и, широко улыбнувшись, просветленный поручик ушел на нос.

– Нам вот в ту сторону! – возгласил он.

Беарийцы приготовились. Дэвид поежился. Отточенные до зеркального блеска лопатки вспороли мутные воды залива…

– И… раз! – бронекатер быстро набирал ход, пара гвардейцев споро убирала грот и стаксель.

– И… два! – командовал фельдфебель, для верности отбивая ритм колотушкой по броне.

Дэвид в замешательстве посмотрел на своего патрона – сложив руки на груди, Руперт Бессмертных спокойно смотрел вперед, несомненный посланец Карры на земле, на воде и в воздухе…

– Вот так, – меланхолично обронил Берт, удобно устроившийся на кранцах. – А вы как-то спрашивали, почему у Кароля нет флота…

– Э-э… – нахмурился Дэвид. – Ну, в общем…

Его заглушил могучий, слаженный хор беарийцев: песня была старинная, с диковатым непривычным ритмом, и описывались в ней подвиги великих предков, хаживавших на обычных небронированных кораблях далеко-далеко, за тридцать три моря…

– Если стихнет ветер, – Дэвид с удивлением заметил, как вечно бесстрастный генеральный следователь чему-то улыбается, и даже подпевает, – мы ударим веслами!..

По сторонам бронекатера вздымались бурунчики белой пены.

Поручик с доктором стояли на носу и всматривались в туман. Пол Топорны, положив на колени дипломат, вроде бы спал сидя.

Дэвид подумал, достал губную гармошку и стал подбирать мотив беарийской песни.

– Это вы хорошо придумали, – одобрил Ян, устроившийся в уголке. – Заместо противотуманного горна! Хотя нас и так издалека слыхать…

Дэвид обиделся, но вслух ничего не сказал, спросил лишь:

– А где госпожа Кисленьких?

– Развлекается, – хмыкнул Ян. – Да вы не туда смотрите, вон она, позади!

Стажер развернулся и поглядел в сторону покинутого берега. С кормы бронекатера тянулся надежно закрепленный канат, а позади странного плавучего экипажа, рассекала морскую гладь на водных лыжах знаменитая писательница и младшая сиятельная госпожа, одетая в специальное водонепроницаемое платье. Шлейф ее вился позади, Каролина счастливо улыбалась и придерживала вуалетку на маленькой шапочке, а Пушистик, морской воды не любивший, топорщился и недовольно шипел…

Дэвид осторожно полюбовался этим зрелищем (цепочка на его шее недовольно шевельнулась) и поспешно отвернулся, решив, что больше уж точно ни о чем спрашивать не будет. Во избежание. Тем более, ему, наконец, удалось извлечь из своей гармошки более-менее приличные звуки.

Берт лежал, подперев голову рукой, смотрел в море, и вспоминались ему родные Мглистые острова. «Туман отечества нам сладок и приятен», – припомнил он слова какого-то поэта, вздохнул, зевнул, достал из-за пазухи фотокарточку и с нежностью посмотрел на нее. С карточки Берту ласково улыбалась его родная матушка, вдова знаменитого адмирала фон Цекта…

История Берта не являлась чем-либо из ряда вон выходящим, хотя могла бы послужить основной для приключенческой киноленты. Итак, Катарина фон Цорп была выдана замуж за почтенного маршала Иеронима Кемаля фон Цекта, который вознамерился продолжить славный род Цектов, для чего собрал преизрядный калым и принялся придирчиво выбирать супругу среди родовитых девиц отменного вольерного воспитания.

Собственно, Катарине повезло: в отличие от многих, маршал относился к своей юной супруге как к младшему офицеру, а не как к живой вещи гаремного содержания. Более того, он даже считал не считал необходимым следовать обычаям предков, и проводил с супругой длинные зимние вечера за чтением военных теоретиков, анализом всяческих операций, и прочими занятиями, для которых пушистый ковер у камина подходил как нельзя лучше. Стоит ли упоминать о том, что рождение наследника, названного Бертраном Кемалем настолько обрадовало маршала, что он подарил своей супруге изящный дамский револьвер?

Увы, ничто не вечно… Адмирал фон Цект пользовался заслуженным уважением при дворе султана Бычьего Брода, хотя и слыл человеком экстравагантным. Порою поговаривали, что он развращен сверх всякой меры, взять хотя бы то, что по парку он предпочитал прогуливаться не с эскортессами, а с собственной супругой, которой более пристало бы сидеть дома! И пускай она, как приличная дама, надевала вне стен мужнего дома паранджу, но всё же, всё же… А еще ходили слухи, – разве можно что-то утаить от слуг? – будто адмирал заказал для супруги мундир и учит ее обращаться с оружием.

Одним словом, пусть султан признавал полезность адмирала и готов был мириться с его выходками, но кое-кто фон Цекта недолюбливал. Это случается сплошь и рядом, и вполне возможно, что произошедшее было лишь трагической случайностью, а не следствием злого умысла…

При дворе Блистательного строго соблюдались завещанные предками обычаи. Так, любой, будь он царедворцем, военачальником или купцом, при встрече с султаном должен был выполнить ритуал целования пыли у ног владыки. Адмирал фон Цект как-то вслух заметил, что это, во-первых, негигиенично, а во-вторых, он-то на подагру не жалуется, а вот каково старикам? Как ни странно, именно старики с удвоенной силой невзлюбили его за это высказывание.

Султан же придерживался обычаев не только потому, что ему нравилось видеть гордых военных и богатейших людей Бычьего Брода у своих ног (хотя и поэтому тоже). Нет, просто этот древний ритуал был крайне удобен для избавления от неугодных. Достаточно было посыпать пол у трона Блистательного особым порошком, и осмелившийся вызвать немилость правителя отправлялся в мир иной, поцеловав эту пыль.

Как раз накануне роковой аудиенции султан избавился от одного из своих родственников именно таким способом, и… То ли после этого пол вымыли недостаточно тщательно, то ли что еще, но адмирал фон Цект, едва коснувшись губами драгоценного паркета… умер.

Султан гневался, лишившись лучшего адмирала, казнил с десяток поломоек, но правды так и не доискался.

Родственники же адмирала немедленно приступили к дележке имущества: заперев безутешную вдову и ребенка на женской половине. Бесчисленные многоюродные дядья и кузены рыскали по дому, простукивая стены в поисках тайников, а иные неспешно дегустировали разнообразные настойки и заморские вина, делавшие процесс вхождения в наследство долгим и приятным. Некоторые даже лениво спорили, кому достанется вдова, и в какой пансион следует определить юного Бертрана, чтобы не слишком тратиться на его содержание…

Но кто же мог знать, что адмирал развратил свою супругу настолько, что она, ни секунды не сомневаясь, надела мужское платье (паранджу фон Цект не любил, а форма цвета хаки была ему милее всех кружев мира), зарядила револьвер и решительно направилась в кабинет мужа, где в стенном сейфе хранились фамильные драгоценности.

Револьвер пригодился – она стреляла всего два раза, причем через подушку, приглушая звук. Как госпожа фон Цект потом рассказывала городскому адвокату, никаких угрызений совести она не испытывала.

Добраться до порта, добыть билет до Каролевства… ей удавалось все. Даже найти работу – сначала гувернанткой, потом секретаршей в штабе корпуса, что автоматически означало присвоение звания гражданского специалиста, уютный домик и возможность сохранить в неприкосновенности немногие оставшиеся драгоценности.

Разумеется, прошлое иногда напоминало о себе. Неудовлетворенные финансово родственники, которые так и не смогли войти в наследство, как того требовал закон (то есть в самом что ни на есть физиологическом смысле), сумели вычислить место пребывания почтенной госпожи фон Цект и, более того, пытались самостоятельно добиться возвращения беглянки на родину.

Данная попытка потребовала вмешательства городского адвоката, который целую ночь отпаивал валериановыми каплями очаровательную даму, одновременно восхищаясь ее искусством стрелка. Ну а впоследствии – еще и командировки соответствующим образом проинструктированных «багров» в Бычий Брод для окончательного решения проблемы наследования. Собственно, оная проблема была решена вполне в духе законов Мглистых островов, ибо если джентльмен не имеет возможности наследовать за отсутствием некоторых частей тела, то он и не может наследовать. Ведь так?

Дело было улажено, и Катарина с сыном зажила спокойно, посвящая время любимым занятиям. Правда, ее упросили написать книгу «Военное искусство Мглистых островов. Стратегия и тактика», каковая произвела в соответствующих кругах эффект, подобный взрыву бомбы.

После этого ее вечера перестали быть томными. Стал известен так называемый «Клуб Алой розы» – это была группа молодых офицеров, которые ездили играть с Катариной в стратегические игры. В мемуарах рейд-полковника Пауля Гремучих на страницах с восьмидесятой по сто пятнадцатую изложены его впечатления от такой поездки и рассказано о том, как сильно ему помогли в дальнейшей карьере захватывающие интеллектуальные поединки с блистательной госпожой фон Цект.

А Бертран… Он рос хорошим мальчиком и очень любил маму. Прекрасная Каролевская школа, соответствующее воспитание, полный дом военных, наследственность, опять же… Стоит ли говорить, что концепция превентивной ликвидации всяческих безобразий пришлась по сердцу юному фон Цекту, и он сделал блестящую карьеру в контрразведке, войдя в обойму самых опасных людей Каролевства. Вот и теперь по просьбе Кароля он тесно сотрудничал с каролевским скоросудием и находил это путешествие весьма и весьма полезным с любой точки зрения…

– Ян, не крадись, я не сплю и всё слышу, – сказал он, не открывая глаз.

– А то я не знаю, – хмыкнул его напарник, усаживаясь рядом. – Хорошо в этот раз прокатились, а?

– Недурно, – согласился Берт и открыл один глаз.

Ян чесал в затылке и стороннему наблюдателю мог показаться полным идиотом. Впрочем, таковым старший оперативник частного детективного агентства «Трансконтиненталь» (совладельцем и старейшим клиентом которого, кстати, являлся Руперт Бессмертных) никогда не был, зато прикидываться умел виртуозно. Это помогало в работе, равно как и нелепый псевдоним. Берт-то знал, что Ян происходил из почтенного семейства Вдумчивых, но, чтобы не огорчать престарелого батюшку самых консервативных нравов, старался, чтобы эта фамилия не прозвучала никогда и нигде. Это ему вполне удавалось.

Вообще-то, генеральному следователю рекомендовали в агентстве госпожу Гретхен Цепешны, но Бессмертных отказался, заявив, что не может заставить даму носить его портфель, и к нему прикрепили Яна. Берт же был нужен для того, чтобы в случае чего развязать при розыске руки: у сотрудника контрразведки полномочия были куда шире, чем у частного детектива. Сработались они отлично, что и говорить…

– Скоро прибываем, – сказал Ян, шевельнув ухом.

– Сам знаю… – зевнул Берт. Уж ему-то можно было не рассказывать, далеко ли до берега.

– Надо госпожу Каролину на борт поднять, вон она машет, – поднялся тот на ноги.

– Давай, помогу, – поднялся и Берт.

Вдвоем они легко подтянули писательницу поближе к броневику, а там уж вмешался поручик, легко поставивший младшую сиятельную госпожу на броню.

– Замечательно! – выпалила она, стряхивая с платья брызги. – Давно я так не развлекалась! Вит-Тяй, миленький, давайте, даже если на обратном пути все сядут на паром, мы снова так поплывем? Покататься очень хочется!

– Это по погоде посмотрим, – пробурчал тот, усмехаясь в усы. – Вы, госпожа, драгоценности-то надели бы, скоро уж прибудем, а ведь вас весь клан встречать будет!

– Клан? – удивился Дэвид, оторвавшись от губной гармошки.

– Тут наши земляки живут, – пояснил поручик. – Они рады будут увидеть саму младшую сиятельную госпожу! Когда еще случимся в этих краях…

– Ну хорошо, хорошо, уговорили! – воскликнула Каролина. – Помогите мне с этим ужасным одеянием, я его даже поднять не могу!

– Оно не ужасное, оно церемониальное, – поучительно прогудел Вит-Тяй, извлекая из недр броневика широкое беарийское платье, так густо затканное золотом, что ткань почти не гнулась. Каролина со вздохом позволила надеть на себя это сооружение прямо поверх обычного платья. Затем последовали драгоценности, да такие и в таком количестве, что Дэвид поверил – передвигаться без посторонней помощи во всем этом невозможно.

– Диадему-то пристегните, – увещевал Вит-Тяй. – Свалится, нехорошо выйдет…

– А так я будто в ошейнике, – сокрушалась Каролина, поднимая высокий негнущийся воротник. Из него вытянули тонкие, но прочные подпорки для огромной диадемы. – Всё, теперь ставьте меня на место!

Вит-Тяй, осторожно подняв госпожу, перенес ее на главную башню бронекатера, где расторопные гвардейцы уже установили походный трон.

– Ужасно, – пожаловалась госпожа Кисленьких. – Хорошо еще, сегодня не жарко!

– Извольте шубку, госпожа, – протянул ей поручик шедевр скорняжьего искусства из неизвестного искристого меха.

– Ну нет! – возмутилась Каролина. – Достаточно будет Пушистика, а это… ну, положите мне под ноги, что ли…

Гулко вздохнув, Вит-Тяй аккуратно уложил меха у подножия трона. Сооружение выглядело внушительно, а младшая сиятельная госпожа смотрелась поистине царственно.

– Что это, никак оркестр? – прислушался Руперт.

– И даже не один, – подтвердил Ян. – Наверно, нас встречают.

– Откуда им знать, когда мы прибудем? – удивился стажер.

– Так ведь мы из порта дали телеграмму! – сказала с высоты своего пьедестала Каролина.

– Дэвид, вы, кажется, так потрясены своим успехом у госпожи Конг, – заметил Руперт, – что вовсе перестали соображать.

Дубовны отвернулся и принял вид мрачный и чуточку оскорбленный, но долго не выдержал и принялся глазеть по сторонам.

Бронекатер торжественно вошел в маленький порт. Гвардейцы, пришвартовав его, выстроились на причале, где уже собралось, казалось, все население небольшого городка.

У Дэвида от удивления приоткрылся рот, и его чувства вполне можно было понять…

– Какая пышная встреча, – сказал доктор себе под нос.

– Да уж, – буркнул следователь в ответ.

Прямо к бронекатеру протянулась дорожка, составленная из ковров, ковриков и половичков всех оттенков красного. Посреди нее стоял высокий худой господин с дрожащими от волнения усами. В руках он держал красную же подушечку (довольно потертую), на которой что-то лежало.

– Здешний градоначальник, – безошибочно опознал Ян.

За спиной градоначальника толпилась многочисленная свита и надрывался городской оркестр, искупавший свое волнение повышенной громкостью.

По правую сторону от дорожки собралась изрядная группа горожан, которые при виде госпожи Кисленьких завопили так, что почти заглушили оркестр. Вдобавок у них имелось что-то вроде длинных дудок, звучавших так, словно неподалеку трубил слон, страдающий жесточайшим насморком. Над этой компанией покачивались самодельные транспаранты «Хромой и Косой – навсегда!», «Госпожа Кисленьких – добро пожаловать!», «Ура звезде каролевской литературы!» и прочее в том же роде.

– Поклонники, – смущенно пояснила Каролина и поправила диадему.

– Бремя славы, – понимающе кивнул следователь и усмехнулся в усы.

Ну а по левую сторону дорожки расположились еще более колоритные персонажи, а именно – несколько десятков беарийцев. Эти при виде младшей сиятельной госпожи издали приветственный клич, на минуту оглушивший всех присутствующих, и дружно пали ниц.

Дэвид впервые видел беарийцев не в форме, а в национальных одеяниях, поэтому пялился на них совершенно беззастенчиво. В сущности, мужские одеяния мало отличались от тех, что носили гвардейцы: неизменная юбка клановых цветов, шерстяные гетры и прочные ботинки, только вместо мундира эти люди носили плотные куртки, а через плечо перекидывали что-то наподобие пледа опять-таки клановых цветов. Ну а беарийки щеголяли в свободных платьях, поверх которых надевали накидки всё тех же клановых цветов. Дамы были, как на подбор, высокими, статными, длиннокосыми, а на широких поясах у них висели внушительные кинжалы, и ясно было, что обращаться с оружием женщины умеют. Правда, долго разглядывать их Дэвид не стал, опасаясь реакции своей цепочки…

Тем временем грянул беарийский оркестр, заглушая и городских музыкантов, и гудение дудок поклонников творчества госпожи Кисленьких.

Ян вовремя зажал уши, этому примеру последовали те, кто успел сообразить, чем грозит слуху слаженный вой десятка волынок, на которых здоровенные беарийцы исполняют национальные мотивы. Те же, кто не успел, снова оглохли.

– Так, – сказал Бессмертных, оглядев свою команду. Дубовны ожесточенно ковырял в ухе, видимо, в поисках утерянного слуха, Немертвых поправлял беруши, Вит-Тяй наслаждался. На Топорны музыка, судя по всему, никак не действовала, оперативники тоже притерпелись, а Каролина, привстав на троне, насколько позволяла тяжесть одеяния, махала рукой и расточала улыбки всем сразу. – Кажется, те, что справа, и те, что слева, явились исключительно за нашей дорогой Каролиной. Поручик, как вы полагаете, безопасно ли будет подпустить к ней почитателей ее творчества?

– При нас-то? – погладил бороду Вит-Тяй. – Вестимо, безопасно.

– Тогда берите её и транспортируйте на берег, – распорядился следователь. – Пускай пообщается с вашими соплеменниками и раздаст жаждущим автографы.

Поручик кивнул, рыкнул на своих подчиненных, и вот уже походный трон, водруженный на крепкие плечи гвардейцев, величаво поплыл над толпой. Оркестры яростно пытались заглушить друг друга…

– Ну а мы пообщаемся с этим господином, – завершил мысль Руперт, – поскольку, полагаю, он встречает именно нас.

С этими словами он шагнул на причал, за ним последовали остальные. На бронекатере осталось лишь несколько гвардейцев.

– Руперт Бессмертных, генеральный следователь, – отрекомендовался он, решительно пресекая попытку всучить ему лежащее на красной подушечке нечто, оказавшееся здоровенным ржавым ключом.

– О, это такая честь для нас, такая честь, господин Бессмертных! – говорил градоначальник. – Когда нам сообщили, что в наш скромный городок направляется генеральный следователь, мы тут же начали готовиться…

– К чему? – нахмурился тот.

– К торжественному приему, разумеется! – воскликнул градоначальник. – А потом пришла телеграмма, и в ней было сказано, что с вами прибудет знаменитая госпожа Кисленьких… О, вы сами видите, что творится!

– Да уж, – проворчал Бессмертных и в очередной раз отпихнул тяжеленный ключ. – Что вы мне всё время суёте эту железяку?

– Это… ну, символический ключ от города, – смутился тот. – Для большей торжественности…

– Ключ оставьте себе, – сказал Руперт со вздохом. – Мы приехали по делу, господин…

– Бродински, – поспешил отрекомендоваться градоначальник. – Серж Бродински, к вашим услугам, господин Бессмертных!

– Рад знакомству, – ответил тот, пожимая протянутую руку. Пол Топорны привычно заполнял на весу бланк приговора.

– Извольте… всё уже готово для банкета…

– Банкет обождет, – строго сказал следователь. – Повторяю, мы прибыли по делу, и хотелось бы прояснить некоторые детали.

– Да-да? – преисполнился внимания градоначальник.

– Некоторое время назад здесь был убит некий господин Хвостинских, – произнес Бессмертных. – Питер Хвостинских. Мне необходимо ознакомиться с материалами дела и прояснить причины, приведшие к гибели этого достойного господина. Так, что это с вами?

– Когда?.. – пролепетал градоначальник, хватаясь за сердце. – Боже, когда?!

Доктор открыл саквояж и сунул ему под нос какую-то склянку. Бродински вдохнул, побагровел, закашлялся, но умирать прекратил.

– Благодарю, – кивнул Руперт Теодору и вновь повернулся к градоначальнику. – Так что вас так взволновало?

– Когда убили господина Хвостинских?.. Почему мне ничего не известно? – впал в панику Бродински. – О, не может быть, этот достойный человек… да, я знаю, что он в ссылке, но он все равно весьма, весьма… Я ведь видел его только вчера!

– Как – вчера? – нахмурился следователь.

– Очень просто, он входил в комитет по встрече, помогал мне писать приветственную речь, он ведь бывал при дворе, обхождение знает… – Градоначальник сунул кому-то подушку с ключом и охлопал карманы. – Вот она, эта речь!

– Так, – сказал Бессмертных, забирая бумаги. – Это крайне занимательно. А сегодня вы его, значит, не видели?

– Нет, сегодня не видел, – вздохнул тот. – С утра такая суета, я просто ничего не успевал… Я спрошу сейчас… Господа! Господа, кто-нибудь видел господина Хвостинских?

Перекричать шум ему удалось с большим трудом, но, наконец, кто-то из свиты расслышал начальника и припомнил, что вчера означенного господина видел точно, а сегодня – нет.

– Всё интереснее и интереснее, – протянул следователь. – Опросите-ка остальных!

«Хвостинских, Хвостинских… Кто видел господина Хвостинских? – передавали в толпе. – Господин градоначальник изволят интересоваться, где господин Хвостинских?»

– Господин Бродински, что случилось? – быстро подошел к тому какой-то полноватый человек средних лет. Он раскраснелся, где-то потерял шляпу, а галстук у него сбился на сторону. – Вы речь нашли? Я оставил ее у вас на столе. Уж извините, я позволил себе отойти взять автограф у госпожи Кисленьких…

Градоначальник всхлипнул, икнул и грохнулся в обморок.

– А вы, простите, кто? – поинтересовался следователь у полного мужчины.

– Я? – удивился тот. – Да, в сущности, сейчас – никто. Питер Хвостинских, к вашим услугам.

– Так… – протянул Бессмертных и уставился на мужчину в упор. – Позвольте поинтересоваться, на каком основании вы живы?

Тот вытаращил глаза.

– П-простите?

– Я спрашиваю, на каком основании вы живы, господин Хвостинских? – повторил следователь сурово. – Некоторое время назад в столицу телеграфировали, что вы убиты. Я и мои спутники были направлены сюда, чтобы расследовать обстоятельства вашей гибели. Итак?..

Живой покойник стоял, обмерев и утратив дар речи.

– Прошу прощения, а когда телеграфировали? – встрял в беседу какой-то приятной наружности молодой человек в безупречном костюме.

– А вы, простите…

– Вильгельм Гладеньких, городской адвокат, к вашим услугам, – отрекомендовался тот.

– О, это меняет дело, – усмехнулся следователь и назвал дату.

Гладеньких задумался, что-то подсчитал в уме и произнес:

– Ну, это ведь не господина Хвостинских убили!

– Ясно, что не его, раз он тут стоит, – хмыкнул следователь. – А кого тогда, позвольте узнать?

– Здешнего банкира, – вздохнул тот. – Фамилия его была Хвастински и, представляете, звали его тоже Питером. Ошибка телеграфиста, изволите ли видеть, случается и такое. Бедняга очень расстроен: десять лет беспорочной службы и вдруг такой казус… Всего лишь крохотная опечатка, но каков эффект!

– Эффект недурен, – согласился Бессмертных. – А что именно случилось с банкиром?

– Его застрелил грабитель, – ответил молодой адвокат. – И, кажется, съел… Но злодея уже отыскали и предали в руки скоросудия.

– Ну что ж, благодарю, господин Гладеньких, вы очень помогли следствию, – любезно произнес Руперт.

– Был рад содействовать такой известной персоне, – улыбнулся тот в ответ, а следователь обернулся к господину Хвостинских.

– Так… – ровно протянул он, заложив руки за спину. – Значит, мы проделали весь этот путь ради того, чтобы узнать – вы живы и выглядите вполне цветуще?

– Ну так сейчас исправим… – заметил Ян успокаивающим тоном, и в руках у него появилась сверхпрочная веревочка. – Без шума и пыли…

– С одной стороны, Его величество будет доволен, что никто не нарушил его священного права покарать вас лично, если вдруг захочется, – продолжал рассуждать следователь, сделав Яну знак обождать. – С другой – мы потеряли массу времени. С третьей – это было довольно интересное путешествие…

– И?.. – осмелился спросить порядком побледневший Хвостинских.

– Идите с миром, – махнул рукой Руперт. – А я телеграфирую в столицу, что произошло недоразумение…

Ссыльный с облегчением выдохнул и поспешил затеряться в толпе чествующих Каролину.

– Да, Дэвид, таковы издержки нашей работы, – сказал следователь стажеру. – Но, думаю, вы не разочарованы?

– Что вы! – воскликнул молодой человек. – Вы правы, это было… ну очень интересное путешествие! И вообще… А что теперь, кстати?

– А теперь, полагаю, мы воспользуемся гостеприимством этого достойного господина, – кивнул Бессмертных на градоначальника, – если он соизволит очнуться, конечно. Ну а потом отправимся обратно в столицу.

– На экспрессе?

– Ну разумеется, не на рикше же! – фыркнул следователь.

Совсем рядом взревел двигатель, и на причале с визгом покрышек затормозил маленький локомобиль цвета шампань. Дэвид вытаращил глаза.

– Срочный пакет для господина Бессмертных, – произнесла девушка, выходя из-за штурвала. Это была уже другая, не та, которую они видели в Болотноградске, но чем-то неуловимо на нее похожая.

– Вот как? – удивился тот. – Королевская печать, надо же…

– Извольте расписаться о получении. Благодарю, – кивнула девушка, запрыгнула в локомобиль и рванула с места – толпа едва успела расступиться. Судя по всему, локомобиль должен был улететь в море, но никакого всплеска не последовало, и Дэвид был уверен: пылающий след от покрышек ведет в никуда… Впрочем, он уже устал удивляться.

– Хм! – сказал Руперт, ознакомившись с содержимым пакета. – Господа, должен сообщить вам: в столицу мы не возвращаемся. У нас, изволите ли видеть, новое, крайне ответственное задание, в детали которого я посвящу вас позже… Господин поручик! Мне жаль, что я вынужден прервать праздник, но соблаговолите извлечь нашу дорогую Каролину из рук поклонников и ваших соплеменников – нам нужно отправляться в путь как можно скорее!

– Будет сделано! – отозвался беариец и врезался в толпу, как ледокол в ледяные торосы.

– Что-то серьезное? – негромко поинтересовался Немертвых.

– Достаточно серьезное, но в то же время – весьма и весьма любопытное, – уклончиво ответил Бессмертных. – Итак, даю вводную: нам нужно как можно скорее вернуться в Болотноградский порт и там сесть на корабль до Мглистых островов.

Берт встрепенулся, встретился взглядом со следователем, и на лице его отразилось недоверие. Тот, однако, кивнул. Недоверие Берта сменилось некоторым злорадством.

– Но что все это значит? – недоуменно спросил Дэвид.

– Что-что… – добродушно усмехнулся генеральный следователь. – Следствие продолжается!

Оглавление

Глава 1 Колье королевы, труп и другие неприятности

Глава 2 Безответная страсть, народные обычаи и чемоданчик коммивояжера

Глава 3 О чем молчал рояль…

Глава 4 Комар расправляет крылья

Глава 5 Институт Болот

Глава 6 Немного о мухоборах и о том, для чего пингвинам скотч

Глава 7 Дело о сверхзвуковой невесте

Глава 8 О вреде синематографа и роли вишен в судьбе прекрасного принца

Глава 9 Аграрный вопрос или споры повышенной чешуйчатости

Глава 10 Тайна 6-го беарийского флота и ошибки делопроизводства Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg