«В эфирной полумгле»

Доктор Мортимер вовсю старался выглядеть весело и беззаботно.

Копаясь в саквояже, он насвистывал, достав стетоскоп, отбил такт носком туфли, а когда извлек из кармана шпатель, то зачем-то хохотнул, будто деревянная палочка была чем-то донельзя забавным.

— Итак, господин Стекпол, покажите мне ваш язык…

Соверен послушно раскрыл рот.

Доктор придвинул подсвечник, полный криво насаженных свечей, и перегнулся через низкий стол. Шпатель поелозил по языку, стукнулся в нёбо, прижался к щеке.

— Замечательно!

Изучив горло пациента, доктор опустился обратно в кресло. Палочка вернулась в карман, а пальцы уютно устроились поверх строгого, шелкового жилета.

— Вы плохо выглядите.

— Это все? — спросил Соверен.

Доктор вздохнул, привстал снова и, обхватив мягкими ладонями голову пациента, оттянул по очереди одно и другое веко.

— Бессонница?

— Нет.

— Мои порошки…

— К черту!

— Знаете, Соверен…

— Абрахам, Бога ради, избавьте меня от разговоров по душам! — впервые за время осмотра раздражился Соверен.

На его худом, неприятно заросшем лице на мгновение запечатлелось выражение крайнего неудовольствия, даже неприязни, но затем он взял себя в руки и, отклонившись, неподвижно застыл.

Доктор покряхтел, взгляд его скользнул по строю свечных огарков на исцарапанной крышке бюро, по пустой бутылке из-под вина на круглой банкетке и уперся в тяжелые складки темной шторы, сквозь которую напрасно пытался пробиться розовый свет утра.

— Я бы не хотел, чтобы человек, — осторожно подбирая слова, произнес доктор, — которого я вправе назвать, если не своим другом, то хорошим приятелем, с которым мы вместе…

Соверен шевельнул губами.

— Вы можете покороче, Абрахам?

— Как давно вы смотрелись в зеркало?

— Это важно?

— Вы совершенно… Эта темнота, пыль… Следы в холле. Я готов поручиться, что это следы моих туфель, оставшиеся там с прошлого раза.

— Я отпустил слуг. — Короткая улыбка у Соверена вышла виноватой. — Оставил только Эмерса и Хетчетта. А им наплевать на уборку.

— Боже! И вы говорите, что у вас все хорошо?

— Я этого и не говорю. Мы закончили, Абрахам?