«Криминальная фантастика (сборник)»

Ила Опалова Криминальная фантастика

Самое катастрофичное то, что эта женщина – чужая, но он сделает все, чтобы прожить свою единственную жизнь с нею. И эта мысль делала его счастливым.

Об авторе

У Илы Опаловой разнообразный жизненный опыт. Получив университетское историческое образование, она поработала учителем, возглавляла общественную организацию, была чиновником, журналистом, коммерсантом. Это отразилось в ее творчестве, которое столь же разнообразно.

Ила Опалова – автор захватывающих детективных книг, фантастических произведений, повестей для детей и подростков, а также рассказов, которые можно охарактеризовать как «женскую прозу».

Голубиная душа Фантастический рассказ

Богу нравилось экспериментировать с энергией. Он бесконечно трансформировал один вид в другой, меняясь сам, сплавлял, взрывал, разрушал, рассыпая звездный дождь. Жонглировал материей, ломал и создавал, неустанно стремясь к совершенству. Интересовался всем и видел все: от галактики до пылинки. У Бога своя цель – Великая Гармония и Великое Совершенство.

Не все опыты его удачны. Он создал прекраснейшую планету – Землю, с эмалевыми озерами, мшистыми лесами, кипящими закатами, величавыми горами, увенчанными коронами облаков, сочинил для нее музыку дождя, и ветра, и птичьих голосов, соткал тонкие запахи цветов и мятной земли. Бог полюбил сотворенную им Землю.

Он отдыхал здесь. Львы льнули к его ногам, и радостным полукольцом радуга сияла в небесной выси. Птичий щебет разливался по лесам, а аромат травы, цветов и земли мешался со свежестью дождя. Этот запах хотелось пить, как вкуснейшую родниковую воду.

Бог любил море, которое люди назвали Ионическим. Он ходил босиком по берегу, и волны облизывали его ноги. Со стороны его можно было принять за чудаковатого толстяка – бездельника. И было забавно наблюдать, как он шевелит губами, словно разговаривая с водой или с рыбами, которые выскакивали из воды и шлепались к нему в мягкие руки.

Но вдруг волна под ним выравнивалась, твердела, и он легко, как по траве, уходил вдаль по водной глади или медленно поднимался от воды вверх, как огромный золотистый лист, поддуваемый снизу ветром, затем на высоте светлел и растворялся в лазури.

И долго потом случайный наблюдатель тер глаза.

Здесь, в Греции, и появились рассказы о посещении Земли Богами.

Но что случилось с этими местами сейчас? Что случилось с Землей?

Грязные моря с дохнущими рыбами, захламленные леса, ядовитая пыль, переносимая ветром.

И виной всему – люди, убивающие сотворенных им с любовью животных, отравившие сотворенные им океаны, люди, убивающие даже друг друга.

Бог любил людей. Они его главное творение. Бог щедро предоставил им свободу выбора, и они выбрали Зло, хотя их разум, в который он вложил свои заповеди, говорил им: «Нельзя. Не убий…»

Бог устал их наказывать. Они сами себя накажут.

Он отвернулся от своего детища. Это была неудачная попытка. Бог занялся созданием нового мира. Тут он учтет свои ошибки.

Ученый был круглым, веселым. Он был доволен. Его эксперименты увенчались успехом. Работа закончена. Он сумел то, о чем до него не мечтали. Он чувствовал себя Богом.

Журналист, смуглый, юркий, привычный к общению с людьми разного сорта, в том числе, с сильными мира сего, на своем месте тоже чувствовал себя Богом. Он брал интервью у самого Президента и у премьер-министра, он на «ты» с поп-звездами, художниками и поэтами. А сейчас в его коллекцию знаменитостей войдет и этот забавный человечек. Некоторые, с кем журналист уже побеседовал об ученом, называли его гением.

«Что-то поразвелось их, этих гениев, – скептически думал журналист, – сегодня гений, а завтра лопнувший пузырь».

Но он привык думать одно, а говорить другое.

– Господин Дионов, – обратился он со своей превосходно поставленной улыбкой, – через 20 минут миллионы людей станут свидетелями грандиозного эксперимента, автором которого являетесь вы. Расскажите нам, в чем суть вашего изобретения и что это сулит человечеству.

– Все это просто, – живо откликнулся ученый. – Мы научились пересаживать души.

Журналист умело изобразил крайнее удивление:

– То есть…

– То есть мы научились отделять от тела энергетическое ядро человека, улавливать его, а затем перемещать в подходящий объект.

– «Энергетическое ядро» – это… душа?..

– Да, в просторечии это так и называется.

– Вы хотите сказать, что, как господь Бог, можете командовать душами?

– Да!

– И что нам, людям, это даст? Бессмертие? – журналист был доволен: должно получиться неплохое шоу.

– И бессмертие тоже, – все так же живо и даже весело ответил ученый. – Но сейчас-то мы увидим казнь.

Приговоренный сидел в своей камере. Ему было страшно. Может быть, за ним уже идут… Сейчас, сию минуту, может открыться дверь… Руки становились влажными, и сердце больным комком поднималось к горлу. Если бы можно было разбить голову о стену, чтобы не мучиться ожиданием! Но стены камеры были мягкими. Их голубой цвет доводил приговоренного до исступления. Он то молился Богу, то смеялся над молитвами, гримасничая и понося Всевышнего, и начинал торговаться с Дьяволом, до безумия зримо представляя себе его рогатую волосатую морду. И в то же время он понимал, что душа его давно отдана Дьяволу, и тогда приговоренный вновь начинал глумиться над Богом.

Память опять и опять рисовала перед ним задушенную им девчушку. Но разве он виноват? Таких, как она, надо душить с рождения.

Девочке было пять лет. Она шла, прижимая к себе полосатого котенка и вместе с ним подол платья, который неловко зацепила. Белые трусики были косо надеты, их серединка ушла вбок, открывая то, что должна была закрывать.

«Сама одевалась, без мамы», – подумал тогда он.

Более бесстыдного и возбуждающего зрелища он не видел. Почему Бог это допустил? Девчонка стала его болезнью. Целый месяц он караулил ее, заговаривал, улыбался, познакомился с ее матерью. Строил из себя «хорошего дядю».

Ему легко удалось заманить девчонку в подвал. Там, сказал он, живут белые мышки, целая семья, и у них свой домик…

Он не хотел убивать. Не надо было только так на него смотреть. В ее глазах был такой безумный ужас, непонимание, боль, что он просто не смог это перенести. Он ведь не зверь какой-то. Он прохрипел: «Не смотри на меня так…» Прокричал: «Не смотри, шлюха!» И стал душить… А потом уже было все равно для девчонки, что он с ней сделает… Но разве он виноват? Он убил ее нечаянно. Это не он. Это его руки. Сами… Это Бог… Он помрачил его разум. Конечно, Бог! Если он это допустил, значит так было нужно, значит так ему угодно. Значит, этой девчушке не надо было жить. Ведь он мог остановить, помешать!

И сейчас он, приговоренный к казни, должен за все это отвечать. Отвечать за Бога.

Преступник вздрогнул: за ним пришли. Он почувствовал, как ноги его стали ватными.

Приговоренный увидел то, что увидели миллионы зрителей: посередине зала находилась прозрачная узкая, но высокая кабинка, под куполом которой на тонкой жердочке величаво сидел белый голубь.

Левая стена зала была стеклянная, за ней толпились люди с фото– и кинокамерами.

«Как в цирке», – с душащей его злобой подумал преступник, ему захотелось упасть на пол и забиться в истерике.

А за стеклом стены не слышно для приговоренного продолжался разговор, свидетелями которого были миллионы телезрителей.

– Господин Дионов, – журналист, с аффектированным выражением ужаса на подвижном лице, чуть наклонился к ученому, – Вы хотите «угостить» зрителей кровавой сценой? Или это особая казнь? В чем ее примечательность?

– Если под словом «казнь» понимать отделение души от тела, то именно это и произойдет, – стал с удовольствием объяснять ученый, – Но казни-убийства не будет. В тело преступника, освобожденного от его энергетического ядра, так сказать, черной души, войдет новая – безгрешная – голубиная, то есть энергетическое ядро того голубя.

И ученый быстрым жестом показал на белоснежную птицу, сидящую в прозрачной кабинке.

– А куда вы отправите преступную душу?

– В тело птицы.

– Но… вы не боитесь за голубя?

– Эта птица настолько добра и безобидна, что душа преступника очистится и избавится от своих пороков. Мы переселяли души овец в волчьи оболочки. Результаты поразительные: хищники стали неузнаваемы. Они дружелюбны и послушны.

– А что вы скажете об овцах?

– Так у них же нет волчьих зубов, поэтому их злой нрав не опасен. Кстати, лишенные клыков, они через короткое время перестают быть агрессивными. И надо заметить, эти овцы более умны, чем их обычные собратья.

– Таким образом, больше нет проблемы смертной казни? Все эти споры: казнить или не казнить – потеряли смысл?

– Конечно! – радостно закивал ученый. – Своим изобретением мы уничтожаем смертную казнь. И не только сохраняем преступникам жизнь (а ведь они тоже люди!), но меняем коренным образом их преступную природу.

Красавец-голубь белого цвета сидел на карнизе и, склонив вбок голову, внимательно смотрел вниз, где сновали люди. Воздух был жирный от зноя и пыли. Птица взглядом выхватила из людского потока нарядно одетую женщину, везущую в коляске малыша. Вот она остановилась у газетного киоска и, выбрав журнал, села на скамью, целиком уйдя в рассматривание ярких картинок.

«Наверное, моду изучает. Вот дура, хоть бы коляску поставила в тень… Ребенок у нее изжарится», – думал голубь, с интересом наблюдая, как малыш, похныкивая, старается освободиться от мешающей ему простынки. Вот простынка сползла, открыв голенькие ножки ребенка. Расправив крылья, голубь спланировал на крышу киоска.

Беззубый рот малыша обиженно кривился, голубые глаза наливались слезами, кожа была нежная, розовая…

Белая птица тихо опустилась на край коляски. Острым клювом она прицелилась в голубой глаз.

В психиатрической лечебнице, в крохотной служебной столовой, сверкающей металлической чистотой, пили горячий кофе два санитара: подвижный, спортивного сложения парень и грузный, с мертвеющим взглядом, мужчина.

– А этот шизик из тринадцатой палаты, правда, ученый? – спросил молодой санитар и тут же перевел любопытствующий взгляд на пышные, поблескивающие сахарными боками булочки, горкой лежащие в молочной белизны вазе.

– Ага, ученый… профессор… – неспешно прожевывая, кивнул коротко остриженный, широкий, как медведь, его старший товарищ. – Представляешь, пытался сломать изобретенную им самим машину! За этим делом его и поймали…

– А он точно тронулся?

– Стопудово! Целыми днями с Богом разговаривает, прощения просит… «Осквернил», – говорит…

– Интересно, что ему Бог отвечает? – рассмеялся молодой коллега, с удовольствием втягивая сочный запах свежей сдобы и хорошего кофе. – А машина-то, которую он ломал, работает?

– Говорят, работает… Тут главное – все отладить, а потом не остановишь…

Одиночество Фантастический рассказ

Мать вошла, держа в руках пластиковый пакет с каким-то растением.

– Представляешь, кто-то выбросил такого красавца, – с удивлением объяснила она дочери. – Ты посмотри, какие листочки у него забавные… Как ладошки. Атласные… А может, его потеряли?

Дочка вздохнула: мама опять говорит глупость.

– Это ж не иголка, чтобы терять! Выбросили, кому он нужен? Посмотри, сколько экзотических диковинок сейчас в цветочных магазинах! Цветут! А этот, наверняка, не цветет. Где ты его нашла?

– Около мусорного бачка.

– Ты бы еще в мусорный бачок залезла! Ладно, мама, я уезжаю.

– Что? Что ты сказала? – женщина оторвала взгляд от растения и с недоумением воззрилась на дочь.

– Уезжаю я, мама! – с легким раздражением повторила девушка. – Меня Марк забирает в другой город. Мы там будем жить.

– Как там? – засуетилась женщина. – Что ж ты раньше не сказала? А я как?..

– Мама, я выросла, и у меня своя жизнь… Все. Вещи я сложила. Пока!

Она чмокнула мать в щеку, подхватила сумку, которую женщина сначала не заметила.

– Муська, пока! – махнула девушка кошке. – Мам, я буду звонить! – и вышла.

Женщина подошла к окну, прижалась лбом к прохладному стеклу. Вот во дворе появилась ее дочь, гибкая, легкая, с причудливо завязанным узлом пышных кудрей, ее дорогая, ненаглядная Оксаночка. Она остановилась перед серебристой машиной, закинула сумку в багажник, потом подняла глаза к окну, сияюще улыбнулась, помахала рукой и умчалась.

Женщина опустилась на стул. Как же она будет жить теперь? Одна…

Осторожно мурлыкнула кошка. Женщина очнулась. Кошка, не мигая, смотрела на хозяйку желтыми глазами. Уже истаял сверкающей глыбой день, и в дом, как темная вода, просочились сумерки.

– Пойдем, Муська, я тебя накормлю, я тебе тут утром рыбки купила. А потом найденыша пересадим в горшок… Как же мы одни-то жить будем?.. А? Ладно, Мусенька, не тоскуй… Знаешь, некоторые люди живут без ноги. Или без руки. И ничего – привыкают… – продолжала хозяйка разговаривать, глядя, как кошка ест рыбу. – Может и мне поесть? Я, вроде, ничего не ела…

Дочь вернулась через три года. Матери дома не оказалось, и она с облегчением вздохнула: объяснения откладываются на потом. В квартире все было по – прежнему, только в изголовье тахты возвышалось растение с пятипаловыми листьями. На одной из веток, как цветок, красовался пышный бант, с которым когда – то Оксана ходила в школу.

В комнате девушки было очень чисто, словно ее ждали. Дочь бросила сумку в шкаф и села на свой старомодный диван.

– Муся, Муся, кис – кис! – позвала девушка кошку.

Но кошка не откликнулась.

«Сбежала, поди», – усмехнулась про себя девушка, она вытянулась на диване, подложив под голову свою детскую игрушку – плюшевого медведя и задремала.

– Ну, как день прошел без меня? – услышала она сквозь дремоту голос матери.

Открыла глаза, дверь ее комнаты была закрыта. Интересно, к кому мать обращается? Видимо она отворила окно, потому что стал доноситься легкий шум деревьев.

– А я тут удобрение купила, говорят, витаминизированное, – опять зазвучал голос матери. – Вот этот пакетик надо растворить в воде, и по столовой ложке добавлять в литр воды… Как я устала сегодня на работе!.. А тебе было скучно?

У Оксаны мурашки побежали по коже: ее мать сошла с ума. То, что матери никто не отвечал, подтверждало предположение. Мать не разговаривала вслух, как это бывает у старых людей, она явно с кем-то беседовала. Девушка затаилась.

– Что-то доченька давно не звонит… Сегодня сердце у меня болело, беду чует. Это как перед смертью Мусеньки… Уж как она тосковала по Оксаночке! Ведь они выросли, можно сказать, вместе. Ладно, лапушка, я отдохну немного. Тебе, может, телевизор включить? Или музыку? Твою любимую?

Тихо зазвучала музыка, и кроме легкого шума деревьев, больше ничего не раздавалось.

Оксана неслышно поднялась с дивана и с замиранием сердца приоткрыла дверь. Мать лежала на тахте, прикрыв глаза. Ее лоб и плечи закрывали листья растения. Они трепетали, гладили ее и нежно шелестели.

Трудности воскрешения Фантастический рассказ

Доктора Сергея Арутюнова вела по жизни любовь к науке. Он знал, что и после смерти будет жить. Об этом даже написал завещание. Сотрудники выполнят его волю. Доктор старался правильно жить, и потому был уверен в будущем. Из вредных привычек он позволял себе лишь пристрастие к крепкому кофе. И смотрел на жизнь внимательно-едким взглядом больших, как сливы, глаз.

Понедельник был днем работы с посетителями. Последней в кабинет вошла девушка. Коротко стриженная, одетая в джинсы, джемпер в узкую полоску, она напоминала мальчика. Иллюзию сходства нарушали нежная пастельность лица и вышитый платочек, который она комкала тонкими пальцами с отполированными, подобно морским камешкам, ногтями.

– Здравствуйте… – потеряно проговорила она.

– День добрый, проходите, – кивнул Сергей.

Девушка опустилась в кресло по другую сторону дубового стола и сбивчиво заговорила:

– Я слышала о ваших опытах, доктор. Вы сумели воскресить Владимира Мономаха! А мой Саша погиб год назад. Воскресите Сашу! Я заплачу.

Сергей Арутюнов вскинул на посетительницу сливовые глаза. Она выглядела бы невзрачной, если бы не ломаемые страданием губы и не гримаска растерянной мольбы. Перехватив взгляд, девушка заторопилась словами:

– Нет, вы скажите, сколько надо – я найду! Сумму.

– Ваше имя, отчество? – спросил Сергей.

– Татьяна Петровна.

Доктор взглянул на высветившийся на экране список. Вот она, под последним номером – Истомина Т.П.

– Татьяна Петровна, мы сделаем это бесплатно, – голос Сергея звучал без эмоций от ставшего привычным терпения, – потому что каждое воскрешение делает Землю безопаснее. Я объясню вам принцип нашей работы. Помните библейское: «Вначале было слово»? Именно речь – основа всего. Известно ли вам, что ни одно слово, плохое ли хорошее, не пропадает? Все мысли и слова сохраняются в информационном поле Земли. Мы нашли доступ к этой информации и действительно можем воскресить человека. Но для этого нам нужна его точная фраза. Не приблизительная и не общая, типа «позвольте пройти», а совершенно его. Понимаете? По уникальной фразе мы найдем человека, как по почерку… как собаки находят по запаху. Потом мы соберем все его слова и мысли, и сложится душа, которая обрастет той плотью, что была перед кончиной. Затем его подлечим. И вот вам чудо. Отчего погиб ваш муж?

– Саша не муж. Мы не успели. Он разбился… Прыжки с парашютом.

– Парашюты давно безотказны, – возразил Сергей.

– Как видите, нет, – прошептала посетительница. – Вообще-то он упал в озеро.

– А чем он занимался, кроме того, что прыгал в озеро?

– Не в озеро. Он не специально. Он художник. Нетрадиционный.

– Что это значит? – удивился доктор.

– Его работа – светящиеся татуировки. Сейчас модно, знаете?

– Знаю, – кивнул Сергей.

Его раздражала эта мода: звезды во лбу, огненные полосы на щеках.

– Так это ваш жених – автор этого светящегося безобразия?

– Да, – тихо подтвердила девушка.

В голосе доктора Арутюнова она услышала недовольство и испугалась, что это может повлиять на его решение.

– Вот фотография Саши. Она нужна? – после растерянного молчания Татьяна положила на стол фото.

– Главное не это. Процитируйте его фразу, – попросил доктор.

– Саша говорил: «Я люблю тебя».

Сергей вежливо улыбнулся:

– Я думаю, даже такое чудовище, как Гитлер, кому-нибудь да сказал эти слова, например, Еве Браун. По этой фразе найдутся миллиарды и миллиарды живших людей. Как отыскать среди них вашего Сашу? Это же песчинка в барханах!

– Да, я понимаю, – послушно согласилась девушка и сразу же возразила: – Но Сашу можно клонировать!

– Можно, – согласился доктор. – Это было: клонировали человека и получали его животную копию, в которой даже близкие люди не могли узнать того, кто был им дорог. И это при абсолютном внешнем сходстве с исходником! Сейчас мы идем от души. Поэтому поищите у себя видеозаписи, письма. И нам нужно письменное заявление родственников о воскрешении, – он помолчал. – Я жду вас в следующий понедельник. Заодно принесете и эту фотографию, – он пальцем придвинул к ней фото, даже не взглянув на него. – Должен вас предупредить: успех не гарантирован. Скажу больше: он маловероятен.

– Почему? – нерешительно поинтересовалась Татьяна. – От чего зависит успех?

– А вот это загадка, – Сергей автоматически ткнул на сенсорную кнопку экрана, где напротив фамилии «Истомина» встала дата следующего визита, и пристально посмотрел в глаза Татьяны. – Факты таковы: среди тех, кого удалось воскресить, нет ни одного недостойного человека! Ни единого!

– Вы хотите сказать…

– Я хочу сказать, что все зависит от чистоты материала. Иначе сказать, от порядочности объекта, то есть воскрешаемого субъекта. От того самого, к чему призывал писатель: мысли, душа. Если человек сквернословил, предавал, изменял, лгал, совершал подлости, он не воскреснет. Мы не знаем, что или кто блокирует систему и препятствует возрождению непорядочных людей: Бог, Земля, или сбой происходит из-за негативной энергии воскрешаемого объекта, только ни одного подлеца воскресить не удалось.

– Саша не был подлым!

– Простите, это не о нем, – проговорил доктор смягчившимся тоном. – Но если ваш жених лгал, был любителем мата и… и прочее, не хочется повторяться, попытка будет безнадежной. Мат – это вообще чудовищный по своей разрушительной силе вирус. Он может инфицировать самые прекрасные мысли, и как червь, поганящий яблоко изнутри, выедает душу. Остается грязная труха, болезнь. Понимаете, столько злых мыслей и скверных слов накопилось в информационном поле Земли, что это давно грозит катастрофой. Планета перегревается, леса горят, животные гибнут, на нас обрушиваются штормы и цунами. Справедливо, что людям, загрязняющим планетарное информационное пространство, Земля или Бог отказывают в попытке возрождения.

– Но каждый человек в чем-то нехорош!

– Все зависит от степени. Как чистота воды, которая может иметь примеси, но быть питьевой. Так же здоровье души зависит от соотношения добра и зла. Мы воскресили Пушкина. Удалось воскресить Маркса, а вот Ленина – никак! Кстати, для тех, кто возродился, построен прекрасный город, в котором, например, у господина Грибоедова и его жены Нины Чавчавадзе есть дом с огромным садом, фонтанами, конюшней с чистокровными скакунами. Это справедливо.

– И кто еще живет в этом городе?

Сергей улыбнулся:

– Николай Васильевич Гоголь, Федор Михайлович Достоевский… я долго могу перечислять. Есть неизвестные люди: медсестры, учителя, почтальоны, дворники… Но все они – хорошие люди. У всех отличные дома, и никаких катаклизмов!

– Как здорово жить в таком месте!

– Да, Это лучше рая, – убежденно сказал Сергей.

В следующий понедельник перед кабинетом Сергея опять была очередь. Доктор никого не узнал из пришедших. Обычная история: когда люди осознают, что возвращение их любимых в живой мир реально, они, поразмыслив, решают, что не стоит менять порядок вещей. А может, боятся неудачи.

Первой в кабинет вошла стройная дама в цветистой юбке и изумрудного цвета майке. Она сняла темные очки, улыбнулась, и Сергей Арутюнов с удивлением узнал в ней Истомину Т.П. Она была определенно старше, чем ему показалось вначале. Ее улыбка отражалась сиянием в темно-серых глазах, вокруг которых легли легкими штрихами морщинки, как изысканная оправа для драгоценных камней.

«Боже, да это не лицо, а прекрасный лик, – пораженно подумал он. – Она словно сошла с иконы. Странно, что я это не увидел сразу».

Татьяна, подойдя к столу, порывисто сказала:

– Доктор, он мне как-то сказал: «Ты отняла у меня весь мир, без тебя он мне стал неинтересен». Это слово в слово, понимаете? Я о Саше говорю…

– Что вы сказали? – Сергей взял какие-то бумаги и спрятал в них смятенный взгляд.

– Это точная фраза, – радостно произнесла Татьяна.

– Хорошо, – проговорил врач, так и не услышав ее слов.

Неужели ее так преобразила надежда, что художник возродится? Поразительная красавица!

– Ваш жених не пробовал написать ваш портрет?

– Н-нет… при чем здесь это, доктор?

– Это было его профессиональной ошибкой. Он видимо не был хорошим художником.

Губы Татьяны обиженно дрогнули.

– Простите! – виновато пробормотал Сергей, не понимая, как он смог себе позволить такой бестактный выпад. – Главное, чтобы ваш Саша был хорошим человеком.

Достав с полки прозрачный контейнер, Сергей положил в него принесенные Татьяной бумаги, диски, фото. Подписав крышку, поднял глаза на посетительницу. И сердце его вновь толкнулось восхищенно.

– Я жду вас в следующий понедельник. До свидания, – кивнул Сергей, с сожалением глядя, как Татьяна поднимается, поворачивается спиной и идет к двери, и яркая юбка обнимает ее ноги.

Она была уже в дверях, когда он спохватился:

– Татьяна Петровна, номер вашего телефона… Вдруг понадобится что-то уточнить… И домашний, пожалуйста.

Он не стал забивать цифры в электронную память ежедневника, а стремительно написал ручкой на листке бумаги.

День прошел, как в лихорадке. Сергей мыслями то и дело возвращался к Татьяне. К концу рабочего дня, он уже знал на память оба ее телефона.

После работы Сергей отправился пешком, чего давно не делал. Все было прекрасно: металлические стекла зданий, охапки цветов, опускающие любопытные головки из корзин, установленных на стилизованных под старину фонарях. Хорош был даже накрапывающий дождик, мерно нашептывающий невнятные стихи.

– Эй, красавчик, не промокни! – перед Сергеем остановилась нахально красивая девушка в перламутровой накидке с капюшоном, в которой дождь был не страшен. – Возьми мой зонтик, потом вернешь, только мой номерок забей в телефон.

– Спасибо! – улыбнулся Сергей. – Спасибо, что напомнили про зонт. Я сейчас куплю.

И он повернул к сияющему магазину. Его сбили с толку зеркальные витрины, гул голосов, стук каблучков, витающие запахи парфюмерии, легкая музыка. Сергей давно не был в магазинах, заказывая все необходимое по каталогам.

– Вам помочь? – откуда-то появилась тоненькая девушка-продавец с зеркально блестящими волосами и в строгой униформе.

– Мне нужен зонт.

– Разве в вашем телефоне не предусмотрена функция создания защитного поля? – с легким удивлением спросила девушка.

– Я хочу слышать дождь… как он стучит о зонт. Это красиво, – настроение Сергея не могли испортить ни неловкий вопрос, ни его глупая попытка объяснить свое желание.

– Простите, – смутилась продавец. – Нам иногда возвращают товар из-за того, что забыли о сходных функциях других вещей. У нас широкий ассортимент зонтов, – она подвела его к витрине. – Я думаю, вам подойдет этот, в мелкую клетку. Что-нибудь еще?

– Да, мне нужна одежда.

– Для работы, отдыха, для свидания?

– Для свидания.

– Сегодня поступила новая коллекция, просто изумительная. И еще я бы посоветовала купить одеколон из последней мужской серии… – голосок девушки мило журчал, и Сергей подумал, что она, возможно, тоже влюблена.

Рассчитываясь, он попросил доставить купленные вещи к нему домой. И проверил, сколько у него денег на карте. Оказалось достаточно, чтобы купить хороший дом для двоих. А ведь у него еще есть другой счет в банке.

Отойдя к окну, он набрал номер домашнего телефона Татьяны и с наслаждением слушал, как гудки разбиваются о тишину ее дома. Интересно, где стоит у нее телефонный аппарат? У Сергея было чувство, будто он коснулся воздуха ее квартиры. Надо позвонить еще. Ему хотелось услышать ее голос.

На следующий день Сергей заторопился в клинику, не выпив даже кофе.

Вчерашние контейнеры еще не ушли в работу. Сергей достал фотографию художника. Неприметный человек, глаза с прищуром и изогнутая левая бровь придают лицу легкую загадочность. Он что-то скрывал. Наверняка, изменял Татьяне. У Сергея неожиданно навернулись слезы.

Бросив фото в контейнер, он надписал на крышке: «В утилизацию», с неудобным чувством совершаемой подлости и с ощущением ошибки, которую еще чуть-чуть и не исправить. И жадно зацепился за мысль, что у этого художника все равно нет шансов на новую жизнь. И права тоже.

Пройдя по кабинету, Сергей, остановившись перед зеркалом, пригладил брюнетистые волосы. Купленная накануне одежда делала его мужественнее. Проведя ладонью по щеке, он уловил свежесть модного аромата.

– Доктор, вы звонили, просили прийти, – в дверях стояла Татьяна.

– Да, я хотел сообщить, что работа началась…

Он смотрел на нее и не мог насытиться. В ее глазах прятались солнечные зайчики, пальцы с ноготками-камешками легко постукивали по дубовому столу.

Сергей думал, что зря написал завещание. Он не попадет в восхитительный город-рай. У него был не равнозначный, с точки зрения рассудка, выбор: вторая жизнь или женщина. Он поступил безрассудно. Самое катастрофичное то, что эта женщина – чужая, но он сделает все, чтобы прожить свою единственную жизнь с нею.

И эта мысль делала его счастливым.

Вчерашний день Фантастический рассказ

12 сентября

– Мария Рощина, двадцать пять лет, журналистка, проживала на улице Гоголя, 25. Ее тело найдено утром в парке, в кустах. Изнасилована. Задушена нейлоновыми трусиками. Вот фото и видео. Скачай себе в коммуникатор… Что с тобой? Ты не здоров? Тогда отдадим это задание Юрию… – тяжелый взгляд полковника вонзился в лицо Глеба.

– Нет, нет! – быстро возразил осевшим голосом Глеб, убегая глазами вниз, и, кашлянув, продолжил: – У меня по утрам бывает… Я сова.

– Ну, тогда давай. Желательно к вечеру выяснить, кто убийца. Похоже, маньяк… Место преступления осмотрено, тело обследовано, вещдоки собраны, нужен преступник. И быстро! Вот тебе командировка на убытие во вчерашний день. Не забудь поставить отметки «прибыл – убыл». А я приготовлюсь к встрече с журналистами… Кстати, ты где был вчера?

– У друга на дне рождения.

– Ну, и отлично. Значит, себя не встретишь.

11 сентября

Через окно кафешки Глеб видел, как он, Глеб вчерашний, разговаривает с Машей. Сам разговор был не интересен, юноша помнил его слово в слово. Интересно было посмотреть на эту сцену со стороны, без слов, как в немом кино. Неприятное зрелище! Какое у него, у Глеба, заискивающее, жалкое лицо! А как у Маши презрительно кривятся губы, как будто перед ней не Глеб, а какая-то надоедливая, зловонная муха.

Вот, дрянь! С ним, значит, она не пошла к другу на день рождения, хотя он, Глеб, едва не валялся у нее в ногах, а с каким-то дебилом отправилась в парк! Рука юноши машинально нащупала в кармане пистолет.

Глеб вспомнил, как впервые увидел Марию во время авто-шоу. Девушка шла, словно скользила, и ему захотелось, чтобы она шла рядом с ним, и чтобы ее волосы касались его щеки. В тот же день он сумел с ней познакомиться, но интереса у нее не вызвал.

Юноша отхлебнул горячий кофе и обжегся.

Да, он отомщен. Кто-то хорошо поиздевался над ней! Но Глеб не испытывал злорадства. Его мучила ревность. Правда, он надеялся, что неизвестный самец силком затащил ее в кусты. Тогда он, Глеб, спасет ее, даже если это будет стоить ему карьеры. Зато она изменит свое мнение о нем.

Через стекло он видел, как девушка пренебрежительно повела плечом и положила подаренные им розы на скамью. Он помнил, что она сказала:

– Извини, я не могу их взять: на работе цветы будут неуместны. Мне надо спешить, – и пошла, не оглянувшись.

Глеб быстро взглянул на себя в большое зеркало: седой парик, интеллигентная бородка и стильные очки делали его неузнаваемым. Он стремительно вышел, оставив купюру на столе, и едва не столкнулся с собой вчерашним. Черт! Так можно и спалиться!

У перекрестка Глеб отвлекся: только коротко взглянул на башенные часы, как раздался пронзительный скрежет тормозов. Боковым зрением он заметил, что Маша, качнувшись вперед, шагнула на проезжую часть. Ноги ее подломились, и она опустилась на колени перед визжащим тормозами джипом. К девушке метнулся стоящий позади нее мужчина.

– Что с вами? Вы не ушиблись?

Из машины выскочил водитель и, заикаясь, закричал:

– К-куда под м-машину лезешь!? Н-напилась что ли? – потом махнул рукой и сел в джип.

– Я помогу вам, – сказал мужчина, подскочивший к Маше. Он легко поднял девушку на руки и отнес на скамью.

Маша, все еще бледная, с трудом расцепила губы:

– Я не понимаю, что случилось… Меня кто-то толкнул… Меня толкнули! Вы никого не видели?

– Нет, – покачал головой мужчина. – Вам показалось… Позади вас стоял я… – неожиданно он выпалил. – Вы так прекрасны! Извините, мне трудно удержаться: я художник. Разрешите представиться: Иван Сомов, художник.

– Мария Рощина, журналист, – Маша улыбнулась. – Где же ваши кисти, господин художник?

– В мастерской, – улыбнулся он в ответ. – Вот, Машенька, вы и отошли от шока. Можно вас проводить?

– Да, конечно. Благодарю вас. Что бы со мной было, не окажись вы рядом!

– Вам помог бы кто-нибудь другой.

– Не думаю, ведь все так заняты! – Маша огляделась вокруг, и Глеб поспешно отвернулся, ругая свое желание подслушать. Надо отойти еще дальше.

Глеб смотрел на Сомова с отвращением: длинные волосы, расчесанные, как у Христа, обметанные тенями больные глаза, заношенная одежда. Но Маше художник явно понравился: она засветилась. Глеб уже не слышал, что они говорили. Он видел, словно в немом кино, как говорила Маша. Она кокетничала! Она призывно вскидывала глаза и дразняще улыбалась. Заигрывала, как… шлюха! Глеб ненавидел Машу. Спасать ее он не будет!

Они зашли в магазин, и вышли оттуда с букетом роз, которые она прижимала к груди. Иван нес пакет, из которого торчало золотистое горлышко бутылки шампанского.

Когда они вошли в парк, Глеб окончательно убедился, что рядом с Машей идет убийца. Конечно, это он толкнул девушку под машину, Маша не ошиблась. Ему нужен был повод познакомиться.

За кустами, рядом с поваленным деревом, Иван остановился. Глеб, шедший за ними в том же темпе, шаг в шаг, напряженно замер. Он видел, как преступник снял свой старый джемпер, постелил его на траву и стал крошить на него розы. Усыпав все лепестками, усадил Машу на цветочное сиденье. Она удивленно смеялась, словно рассыпались колокольчики: все было так неожиданно и необыкновенно!

Вжавшись в дерево, Глеб видел, что у Ивана стали подрагивать руки, а глаза приобрели лихорадочный блеск: убийце не терпелось взяться за свое отвратительное дело. Он достал нож, воткнул его в апельсин, и стал открывать шампанское.

– Все должно быть красиво, – бормотал он. – Я художник… Подожди, миленькая, нетерпеливая моя…

И тут Глеб не выдержал. Неожиданно для себя он выпрыгнул из-за дерева и стремительным ударом оглушил убийцу. Лицо Маши исказилось от страха, а он схватил ее за плечи и стал трясти.

– Мои розы – на помойку, а его цветочки – к сердцу? Мои, значит, – на помойку, а его – ублюдочные – к сердцу!?

Его большие пальцы уперлись девушке в шею, кожа под ними была нежная, тонкая. Глаза Маши, полные ужаса и узнавания, казалось, заполнили все ее лицо. И большие ладони Глеба сами собой замкнулись вокруг беззащитной шеи.

До него не сразу дошло, что в его руках труп. Он брезгливо расцепил пальцы. Надо что-то делать! В стороне зашевелился оглушенный Иван. Глеб достал пистолет и стал трясти Ивана за плечо, приставив к виску оружие.

– Поднимайся, поддонок! Что ты там хотел сделать? Быстро, а то пристрелю! Стягивай с нее одежду… затяни трусики на шее… нарисуй ножом крест… С изнасилованием не получится… Черт с ним! Облей тело шампанским… – сам Глеб делал снимки. – Отлично! Полковник будет доволен. А теперь документы!

– У меня нет документов, они дома… – Иван решил, что он сошел с ума.

– Тогда идем домой, – приказал Глеб.

12 сентября

– Убийца Марии Рощиной – Иван Сомов, называет себя художником, проживает на улице Парковой. Вот фотографии и документы.

– Молодец! – полковник кивнул. – Иди, отдыхай.

Глеб, сделав шаг к выходу, остановился и спросил:

– Разрешите обратиться?

– Да, что такое? – вцепился в него взглядом полковник.

– А почему мы не предотвращаем преступления?

– Это вопрос к законодателям. Они вообще скрывают возможность передвижения во времени… – полковник подумал, потом кивнул на стул. – Садись, Глеб. Я вижу, ты устал. Если мы будем мешать преступлениям, за что мы будем судить преступников? А ведь зло должно быть наказуемым! И если не будет преступников, зачем наше ведомство? Это парадокс: преступления нужны, чтобы существовала наша служба, а наша служба необходима, чтобы раскрывать эти преступления. Так всегда, и в любой стране. Моя мысль покажется тебе кощунственной, но такие яркие события, как убийство этой журналистки, заставляет правительство щедрее финансировать нашу работу. Увы, преступления нужны людям. Да, да! Они делают жизнь обывателей интереснее, – полковник помолчал, потом подмигнул Глебу, – Я понимаю, вмешаться, помочь красивой девушке, вступить в борьбу легче, чем быть сторонним наблюдателем… Но за это вам и хорошо платят! Можешь написать заявление на отпуск.

Глеб шел домой. На больших уличных экранах лицо полковника было огромным. Транслировали интервью по поводу последнего преступления.

– Для раскрытия убийства Марии Рощиной вашему управлению понадобилось менее суток. В чем секрет такого успеха?

– Новейшие технологии, а главное – люди. У нас честные, самоотверженные сотрудники. Налогоплательщики могут быть спокойны: их деньги используются по назначению, и любое преступление будет раскрыто. Мы всегда защитим их от преступников.

В душе у Глеба была пустота, только пальцы не хотели забывать шелковистую нежность беззащитной кожи. Они стали подрагивать.

Без страстей Фантастический рассказ

Отец сидел в массивном кресле перед камином. Языки пламени, словно пальцы иллюзиониста, являли то феерический цветок, то золотую птицу, то тянущуюся кверху желтую траву.

Дочь сзади обняла отца за плечи и прижалась щекой к его небритой щеке.

– Я так соскучилась, па! Переезжай к нам… У нас хорошо, мы тебе отведем большие комнаты внизу, – проговорила она.

– Нет, Ирочка, – покачал он головой, этот дом помнит Соню – твою маму…

– Не дом, а ты, – ласково поправила отца дочь, а про себя подумала: «Он постарел: все старики сентиментальны».

Она оглядела гостиную. Бледные, словно поседевшие, стены смотрели на нее полукруглыми окнами. Все те же портреты с замершим счастьем в глазах: молодые отец и мать… Вот она, Ирина, смешная маленькая толстушка, а вот она взрослая. Дочь остановила взгляд на большом свадебном фото: она и Максим. Остальных ее мужей на стенах нет. А вот ее обожаемый сын Сережа.

Словно следя за ней взглядом, отец спросил:

– Как там внук?

– Нормально! – живо отозвалась дочь. – Правда от него ушла Кира.

– То есть, как ушла? – выпрямился в кресле отец. – Сергей и Кира разошлись?

– Ну, да, – недовольно подтвердила дочь. – Но раньше…то есть в мое время, это была рядовая ситуация. Ты же знаешь, я выходила замуж пять раз, и ничего… И сейчас со всеми своими мужьями дружу…

Отец поморщился: брачные рекорды дочери ему были явно неприятны.

Дочь поняла его и стала оправдываться:

– Папа, это тебе повезло: ты встретил такую замечательную женщину – мою маму… И ты однолюб. Не все же такие! Я, например…

– Максим был замечательным мужем, – возразил отец. – Он тебя по-настоящему любил.

– Он меня по-настоящему измучил своей любовью. Это ужасно – постоянная ревность. Что ты сказала Ване? Почему ты так посмотрела на Петю?..

Они замолчали. Отец вспомнил, как Максим лег в сугроб под окнами их московской квартиры, густо падал снег, и ярко светил фонарь. Он, отец этой вертихвостки, случайно выглянул в окно и сначала решил, что ему мерещится, будто на снегу лежит сверкающая человеческая фигура. Выскочив на улицу, он тряхнул парня и потащил домой, не сразу поняв, что это зять. А тот плакал: «Я не хочу жить! Она ушла без меня! Дайте мне какое-нибудь ружье!»

Дочь вздохнула:

– Папа, жизнь мне отомстила за Максима. Денис отыгрался на мне по полной…

Денис был пятым мужем дочери. Живя с ним, она начала пить. Это было тяжелое время.

Ирина вспомнила жуткие сцены ревности, которые она закатывала Денису. Когда он ушел, она за один день похудела на два килограмма. Ирина не спала ночами, и боль в сердце не оставляла ее ни на минуту. Только через три года, она потихоньку стала приходить в себя. Но как она была с ним счастлива до их разлада! Было наслаждением просто прижаться к нему и вдыхать его запах. Ни один мужчина не пробуждал в ней таких безумных чувств.

Отец вспомнил, как дочь приезжала к нему пьяная и несчастная и жаловалась, жаловалась, жаловалась без конца… А он был бессилен помочь, и только молился Богу, чтобы поскорее ее боль прошла.

– Сергей сильно переживает? – осторожно спросил он.

– Нет, – спокойно ответила дочь. – Совсем не переживает. Ушла и ушла, словно Киры не было.

У отца брови полезли вверх.

– Мне казалось, он ее любит…

– Мне тоже. Папа, сейчас все проще: человеку вживляется компьютерный чип, и тот следит за эмоциями.

– Как следит? – не понял отец.

– Это сложно объяснить. Вообще-то, чип следит за здоровьем: за сахаром, железом в крови, за давлением, за гормонами… Очень удобно. Четко знаешь, что нужно съесть, какие упражнения сделать…

В голове у Ирины прозвенел звоночек, она посмотрела на часы. Все-таки у нее прекрасное чувство времени: пора идти. Она чмокнула в щеку отца. У него углубились морщины, и вообще вид уставший. В сердце шевельнулась тревога.

– Папа, пока! Береги себя! И вообще переезжай к нам!

Он только кивнул головой.

Пушистый ковер ласковым зверем, льнущим к ногам, проводил ее до дверей.

Вживленный в Ирину компьютер сразу удалил из крови химические вещества, вызывающие тревогу. Измерил уровень эмоций. Сейчас, когда она вышла от отца, надо удалить нежность. Настроение ровное, рабочее. Вечером встреча с подругами. Надо добавить гормоны, вызывающие дружелюбие. Психика доверившегося компьютеру человека не должна дать сбой. Никаких резких колебаний чувств и эмоций быть не должно. Появился недостаток эластина в тканях. Увеличить выработку эластина. Человеческий организм должен долго продуктивно работать и спокойно жить.

Ирина ехала вдоль моря. Почему раньше у нее сердце с восторженным ужасом останавливалось перед этим размахом природы? Ее тянуло качаться на волнах, где она чувствовала себя маленькой девочкой на теплых материнских ладонях. И небо смотрело на нее добрым желтым глазом, и прибой играл могучую симфонию с всхлипами чаек и вздохами земли. А сейчас Ирина видела перед собой приятную пейзажную картину. В ушах звучала модная попсовая мелодия. Ирина чувствовала себя прекрасно. Вечером она встречается с подругами. Они такие милые! Она их всех любила, даже Таньку, которая увела от нее Дениса.

Седьмая красавица Фантастический рассказ

– Уважаемые зрители, дорогие друзья, сегодня мы с вами присутствуем на самом удивительном по красоте шоу – конкурсе красоты «Мисс Млечный путь»! Семь финалисток конкурса, семь ослепительных красавиц нашей планеты, можно сказать, всей галактики, поспорят за звание самой прекрасной. Почему семь? А почему у радуги семь цветов? Почему семь чудес света? Почему в неделе семь дней? У цифр, как и у красоты, есть своя магия… Итак, в финале конкурса дочери семи стран, но в их жилах течет кровь многих и многих народов. Вот они, прекраснейшие из прекрасных…

Ведущий представления был русский шоумен Антон Лотов. Обаятельный, стильный, он вел многочисленные программы естественно и непринужденно. Но такое грандиозное шоу ему доверили впервые. Шла прямая трансляция во все страны мира, и даже не миллионы, а возможно миллиарды зрителей на всех континентах сейчас наблюдали за ним и слышали его голос. Антон легко переходил с одного языка на другой; его голос, как безукоризненно отлаженный инструмент, звучал, не отпуская внимания слушателей. Пластичный и импозантный, он был любимцем российских женщин. Но Антон мечтал о покорении мира. Похоже, эта мечта исполняется. Он был в ударе. Это его место, его масштаб.

В течение всего представления его должны были сменить по очереди шесть других ведущих, но ему предоставили право не только начать, но и завершить это грандиозное действо.

В полутьме вспыхнул красный луч света, и в нем, словно большая, искусно изготовленная кукла, возникла тонкая фигура девушки в коконе полупрозрачных одежд, лицо ее скрывала сверкающая стразами маска. И еще шесть раз вспыхивали лучи: оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый, оставляя на подиуме очередное полупрозрачное, почти бестелесное существо в маске. Девушки образовали хоровод. Они словно скользили в такт невесомой мелодии, которая наплывала, хрустально ломаясь, откуда-то издалека. Сквозь прозрачные ткани просвечивали ломкие силуэты красавиц, неестественно длинные тонкие ноги на сверкающих каблуках при движении переплетались, словно стебли. Да и сами девушки были похожи на выросшие в тени хрупкие растения, вытянувшиеся в стремлении добраться, наконец, до исчезающего света.

– Обратите внимание на наряды этих фей: это весенняя коллекция итальянского модного дома Коррини, – продолжил комментировать Лотов. – А обувь? Наконец-то сказка стала явью: на дивных женских ножках – хрустальные туфельки! Нет, нет, друзья, не пугайтесь: туфельки не рассыпятся хрустальной мозаикой. Ведь это не хрусталь, это только иллюзия – новый суперпрочный прозрачный сверкающий материал, обувь из которого удивительно удобна, легка и комфортна. Обувной дом Сазонова! Для вас! Для наших прекрасных половинок!

– А сейчас я представлю вам членов жюри. Это президент знаменитого модельного агентства «World Stars» мистер Дюка. Немало известных на весь мир моделей вышло, образно говоря, из стен этого агентства. Далее, вы видите великолепного и экстравагантного кутюрье Эрмина. Каждая красавица мечтает надеть наряд от Эрмина. Новую коллекцию этого мастера вы увидите во время заключительного дефиле наших финалисток. А вот и редактор модного журнала «Мирроу». Этот журнал подробно освещал ход конкурса «Мисс Млечный путь». В состав жюри входит и президент всемирно известной косметической фирмы «О’Шарм». А вот бесподобная мадам Лану, звезда лучших подиумов мира, ее лицо украшало обложки всемирно известных глянцевых журналов. И остальные члены жюри не случайные люди, все они имеют отношение к удивительной алхимии красоты и моды.

– Внимание! Сейчас красавицы в масках обретут свои пока не имена, а только номера! Первым номером выпала цифра «7»! Кто же скрывается под номером «7»? Как она воздушна! Нимфа! Пока девушки вытягивают свои номера, я расскажу вам о них. Одной из участниц шоу является Софья Астахова – красавица из Москвы. В тринадцать лет она уехала с родителями в Африку, где прожила, пока ей не исполнилось 18 лет. Посмотрите на экраны. Не правда ли, что она фантастически хороша?

На больших экранах стали менять друг друга фотографии белокурой девушки, на темном лице которой удивительно выделялись длинные, как лодки, светло-серые, прозрачные глаза. Контраст темной загоревшей кожи, белокурых волос и светлых глаз придавал облику красавицы яркое своеобразие и шарм.

Лица других девушек так же отличались своей удивительной непохожестью: японка, турчанка, американка, финка, кубинка, египтянка. Сходство было одно: высокий рост и истонченность форм.

– Кстати, сегодня здесь присутствует прославленный доктор Резов. Уважаемые зрители, дорогие друзья, вы знаете, что доктор Резов получил Нобелевскую премию за спасение африканского племени от вымирания. Причиной казалось бы неминуемого исчезновения племени была неизвестная ученым болезнь. Господин Резов сумел выявить возбудителя болезни и справиться со смертельным недугом. Пять лет провел он среди африканского народа и стал народным героем Африки.

Доктор был жилистый, худощавый, седеющий мужчина, с внимательным прищуром светлых глаз.

Ведущий обратился к нему, гипнотизируя своей неотразимой улыбкой:

– Господин Резов, что вы думаете об этом празднике красоты? Какая из финалисток достойна королевского венца?

– Ни одна, – без улыбки ответил врач. – Я бы сказал, что каждая из них достойна больничной койки. И немедленно.

Ведущий смешался. Шла прямая трансляция, и вырезать такой странный ответ было невозможно. Но он, Лотов, следовал сценарию! Похоже, сценаристы не могли и предполагать, что нобелевский лауреат осмеет принятые в обществе каноны красоты и начнет нести чушь!

Лотов попытался выйти из неловкого положения:

– Конечно, за время вашего пребывания среди дикого племени ваши вкусы изменились. И вообще, как говорит русская пословица, на вкус и цвет товарищей нет, но неужели эти феи не находят отклика в вашем сердце? Красота спасает мир!

– Какая красота? Такая в кавычках красота губит. Красивый человек – это здоровый человек. Прекрасной может быть названа только здоровая женщина, которая может выносить и родить здорового ребенка. В этом главное предназначение женщины – рожать крепких и умных детей, а не покупать румяна и демонстрировать платья и шубы. Кого родят эти девушки? При их дистрофии? Я повторюсь: их надо госпитализировать и срочно подкормить. Особенно больна девушка под номером «7».

– Номер «7»? София Астахова? – невольно проговорился Антон. – Но именно у нее больше всех шансов победить! – уже не смог он скрыть своего раздражения и проклинал себя за то, что не ушел сразу от этого дремучего доктора. Конечно, жил где-то среди пигмеев, что он понимает! Хотя Лотов тоже считал, что финалистки конкурса слишком костлявы и излишне высоки: это идиотизм, что считается красивой женщина, которая выше среднестатистического мужчины на целую голову. Кроме того, Лотов знал, что заниматься сексом с подобного типа девушками болезненно: вместо мягкого лобка, у них скрытая тоненькой кожицей кость. Но он не дурак, чтобы высказывать свое мнение.

А доктор продолжал:

– Девочка под седьмым номером очень больна, боюсь, что смертельно, Я слышал, девушка какое-то время жила в Африке?

– Да, – растерянно подтвердил Лотов, лихорадочно думая, как выпутаться из дурацкой ситуации.

– Мне знакомы симптомы ее болезни. В организме этой девушки черви.

– Ч-то?

– Да. Длина этих паразитов бывает больше человеческого роста. Личинки этих червей попадают в организм животного и человека, питаются тем, что попадает в желудок жертвы, потом разрастаются, и начинают поедать уже ткани и органы, если человека не лечить, могут выйти наружу… Люди, из-за этих поселившихся в них паразитов, становятся особенно тонкими, хрупкими и слабыми. Движения у них замедленные, взгляд отстраненный, кожа имеет особый оттенок, который не может скрыть даже загар… Это бывает редко. Сами африканцы умеют с этим бороться, едят особые травы. Поэтому это редкая среди них болезнь.

Это была катастрофа! Миллионы долларов были вкинуты в это действо, а в итоге такой провал! Но неслучайно Антон Лотов был самым высокооплачиваемым в стране телеведущим. Не потеряв самообладания, он чуть снисходительно улыбнулся, собрав лучики обаятельных морщинок у глаз, и сказал:

– Ох, уж эти ученые! На все-то они смотрят с практической точки зрения! Если с ними заговорить о солнце, то их будет интересовать исключительно польза от нашего прекраснейшего светила: тепло, ультрафиолет, инфракрасные лучи… А прекрасные закаты и волшебные рассветы они просто не увидят! Они слепы, как кроты в сказке Андерсена, для них существуют только цифры и формулы! Но мы будем верны законам красоты, а не утилитарности.

Антон увидел, как к нему приближается господин Коррини, зубы которого яростно сверкали в застывшей широкой улыбке. На его темном лице явно читалось намерение взяться за микрофон. И ведущий решился отступить от сценария.

– А вот и наш замечательный кутюрье – господин Коррини, чьей весенней коллекцией мы только что любовались. Что вы думаете о словах нобелевского лауреата? – обратился Антон к Коррини.

У Коррини все кипело внутри: ему, дизайнеру, для совершенного творчества необходим «чистый холст» – тело без всяких там изгибов и выпуклостей потому, что это он создаст сам силой своего таланта с помощью тканей, фурнитуры и прочих уловок.

– Это просто мракобесие, – совладав с агрессивным настроем, бархатисто заговорил Коррини. – Наука должна помогать человечеству идти вперед, а не тащить нас в пещеры! И медицина помогает: сейчас все шире практикуется зачатие в пробирках и использование суррогатных матерей… Так что если некоторые женщины не в состоянии произвести на свет ребенка, им помогает прогресс. И наука на этом не остановится! Да что говорить, наши чудесные красавицы – я имею сейчас ввиду всех женщин планеты – могут быть спокойны: скоро мужчины смогут рожать! И надо понимать и разграничивать: есть высокая мода и мода для всех, и так же есть топ-модели, а есть обычные женщины…

Глаза Коррини остановились на кругленькой журналистке из русского модного журнала. Что за аппетитная у нее попка! Он с удовольствием даст журналисточке интервью. Если бы он был скульптором, то лепил бы только таких, вкусных, и его рука невольно ощутила тяжелую упругость женского зада.

Шоу, целью которого было не столько явить новый пример идеальной красоты, сколько дать следующий толчок для развития индустрии моды, дальше продолжалось точно по сценарию. Никаких неожиданностей больше не случилось.

И вот триумф: победительницей стала София Астахова. Именно за эту хрустально хрупкую и нежную девушку со светлыми прозрачными глазами болело большинство телезрителей.

Зазвучала музыка. Президент двумя руками поднял бриллиантовую корону над головой победительницы и бережно опустил ее на пышные волосы девушки, коронуя избранную красавицу. Шквал аплодисментов приглушил музыку. Королева красоты счастливо охнула, прижала тонкие пальцы к вискам. Президент с улыбкой хотел коснуться губами ее щеки, как вдруг с ужасом отшатнулся: из глазницы девушки высунулась тонкая слепая голова червя. Ноги красавицы подкосились, и она осела на пол. Корона покатилась по подиуму.

Чудесные глаза кораллового цвета Фантастический рассказ

Худенькая неухоженная женщина склонилась над инвалидной коляской:

– Митенька, сыночек, попей, а то жарко, – нежно говорила она сидящему в коляске мальчику лет десяти, а может старше: кто этих, больных, поймет?

У Митеньки голова была неестественно вывернута в сторону, глаза казались бездумными, рот открывался, как у рыбы, и женщина в этот нечеловеческий рот пыталась влить из пластиковой бутылки сок.

Алеша остановился, с жадным любопытством глядя на обессмысленное лицо мальчика, как на диковинку, хотя это были его соседи по дому, и он видел их едва ли не каждый день.

– Вот, урод! – услышал Алеша восклицание сзади. – Убивать таких надо, чтобы нормальным людям на этих дебилов не приходилось смотреть!

Алеша оглянулся: позади него стоял старшеклассник из их школы, звали его Димон. Он был редкостно нагл, и его старались обходить стороной даже сверстники. У Димона было два дружка, и эта троица держала в страхе всю школу.

Женщина вздрогнула, словно ее ударили, и из руки у нее выпала сумочка. Но к женщине словно скользнула девочка лет тринадцати и, подав выпавшую сумку, чистым голосом произнесла:

– Возьмите, пожалуйста… вам помочь?

– Спасибо, – одними губами проговорила женщина и замотала головой, – нет, я сама.

Но девочка взяла из рук женщины бутылку и удивительно легко напоила мальчика соком, мимоходом проведя рукой по его волосам. Все тело больного выровнялось, ужасное косоглазие, из-за которого взгляд казался бессмысленным, пропало. Мать мальчика, словно напугавшись, почти бегом покатила коляску прочь.

– Эй, ты альбиноска! – развязно заговорил Димон. – Ты чо уродам помогаешь? Или тоже уродка?

Девочка повернула лицо, и Алеша с удивлением отметил, что оно нереально белое среди кипящего яркими красками лета. Белыми были и гладко зачесанные в узел волосы, и только огромные глаза, опушенные, словно снежинками, ресницами, были странного кораллового цвета, как бусины из связки любимого маминого ожерелья. В диковинных глазах не было ни тени страха, даже малейшего смятения. Они взглянули на Димона спокойно, как на зачирикавшего воробья, чей голос ничего не значит и ничего не меняет. Затем девочка перевела взгляд на Алешу, и он почувствовал, как у него вспыхнули уши. Взгляд был странным: она смотрела, но будто не видела. Девочка отвернулась и спокойно пошла прочь на своих длинных бледных ногах в босоножках с узкими ремешками, которые красиво оплетали ее щиколотки.

– А ты чо здесь стоишь? – услышал мальчик злое шипение Димона над ухом, и тяжелый кулак больно ткнул Алешу в спину.

От неожиданности мальчик сделал два шага вперед и с усилием удержался, чтобы не упасть на колени.

– Еще увижу тебя где-то рядом, изуродую. Будет твоя маманя тебя в коляске возить, – бросил напоследок Димон.

На следующий день Алеша увидел странную девочку сразу, хотя она сидела на дальней лавочке двора под густым деревом и держала в руках книгу. Белая голова была опущена, между губами зеленела зажатая травинка. Рядом лежала соломенная широкополая шляпа. Напротив чуть поскрипывали от ветра старые качели.

Мальчик несколько раз прошел мимо лавочки, надеясь, что девочка посмотрит на него, но она не отрывалась от книги. Интересно, что она с таким увлечением читает? Алеша наклонился, в надежде увидеть хоть край обложки, и упал. Он споткнулся о торчащий из травы острый камень, похожий на кварц, стекловидный, мутный и грязный.

Девочка вздохнула и подняла глаза.

– Семь раз, – сказала она.

– Что семь раз? – спросил Алеша, потирая ушибленное колено и не веря тому, что девочка с ним заговорила.

– Семь раз ты прошел мимо.

– Ты же не смотрела на меня! – воскликнул Алеша.

– А мне не надо смотреть, чтобы видеть, – опять вздохнула девочка.

Алеша подошел к лавочке:

– Можно, я сяду?..

– Садись уж, – кивнула девочка. – Ты же для этого ходил? Меня звать Виолетта.

«Ви-о-лет-та-а, – пропел про себя мальчик, – волшебное имя!»

– Можно, Вия.

«Тоже классно!»

– Алеша, – представился он. – А что ты читаешь?

– Пушкина. Я его стихи учу наизусть. Это так удобно: ты открываешь память, а не книгу, которой может не оказаться под руками. Ты читаешь, даже если не видишь буквы…

Он хотел спросить о том, что его беспокоило со вчерашнего дня: «Вия, почему у тебя такие необыкновенные глаза? Ты инопланетянка?», а спросил:

– Вия, а почему я тебя раньше здесь не видел?

– Мы недавно переехали в этот дом. Тут рядом школа-интернат для слепых детей…

– А причем здесь ты? – спросил мальчик, пугаясь своей догадки.

– Я не вижу.

– Но… как то есть?.. ты же ходишь… сама… не спотыкаешься… вон упавшую сумочку вчера подняла… – бестолково стал возражать Алеша, в то же время понимая, что слова девочки – чистая правда.

– Я не точно выразилась. Я не должна видеть, так врачи говорят. Я слепая. Это бывает у альбиносов. У некоторых отсутствует радужная оболочка в глазах.

– Ну, почему? – растерянно возразил Алеша. – У тебя лучшая в мире радужная оболочка… У тебя самые прекрасные в мире глаза – коралловые! – неожиданно для себя выпалил он.

Вия покачала головой:

– Нет, это просто кровеносные сосуды. У обычных людей их скрывает пигмент, а у меня пигмента нет.

– Но ты же видишь! – отказываясь верить очевидности, проговорил Алеша.

– Вижу, – согласилась девочка. – Но врачи не могут понять, как. Для них это загадка. Меня, – она грустно улыбнулась, – изучают… Это очень важно… для других людей. Ведь всякое случается. Говорят, с любым может случиться – потеря зрения, потеря глаз…

– А твои глаза совсем незрячие? – в мальчике проснулся жестокий интерес, ведь всегда интригуют тайны.

– Нет, я вижу свет, световые пятна, темнее, ярче, силуэты, совсем не различаю детали.

– А… как ты тогда читаешь?

– Не знаю. Я училась читать на больших буквах. Мама на листах ватмана тушью рисовала огромные «А» и «Б». А потом я стала видеть и обычные буквы. То есть… я их не вижу, я их чувствую.

– Таак, – протянул Алеша, – ну-ка, дай-ка мне книжку.

Он взял книгу, полистал и остановился на тридцатой странице.

– Вот, прочитай вслух! – протянул он открытую книгу девочке.

– Не, надо, – остановила она его, – следи! Страница тридцатая. Я помню чудное мгновенье: передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты…

У Вии голос был певучий, полный какой-то необыкновенной звонкой хрустальности. У Алеши открылся рот, но не столько от красоты звучания пушкинских строк, сколько от удивления.

– Ты как это увидела? Ведь это точно, а ты же даже в книгу не смотрела!

Девочка улыбнулась:

– Не знаю, как. Я вижу даже то, что на этой странице был загнут уголок.

– Невероятно! Даже я не вижу, не глядя в книгу. А когда ты идешь, ты тоже все видишь?

– Когда как… я и в книге не всегда вижу. Мне надо сосредоточиться. Если я иду одна, то чувствую все, а если с кем-то, расслабляюсь и не вижу. Особенно, если меня держат за руку.

Несколько дней Алешу наполняло чувство легкого, как теплый черемуховый ветер, счастья. Утром он выходил во двор и на лавочке видел читающую Виолетту. Он усаживался рядом и жадно смотрел на ее белое, как у снежной королевы лицо. И ему хотелось слушать ее полный ломкой хрустальности голос.

Они появились неожиданно: подошли с двух сторон, высокие, с обритыми головами, и от того кажущиеся еще шире.

– Я чо те говорил? – спросил Димон, ударяя и ударяя кулаком себе в ладонь, от чего раздавался звонкий шлепок. – Я говорил: не ходи рядом…

– Я не хожу рядом… – тихо проговорил Алеша, осознавая, что отвечает зря: его в любом случае будут бить.

И не понял, как оказался на земле, его тело скрючилось от боли.

– Не трогайте Алешу! – чисто прозвенел голос Виолетты.

Ее тонкий силуэт белел в синих сумерках.

– А, это красноглазая Джульетта идет на помощь своему Ромео? Обхохотаться можно! Внимание: сейчас они умрут в один день!

Голос Димона по-клоунски ломался. Алеша увидел, как он отвел назад ногу.

«Будет пинать», – вспыхнуло в голове, и мальчик, закрыв глаза, сжался. Но удара не последовало. Он услышал только невнятное разноголосое бормотание:

– Ты чего? Чего это с ней? Пойдемте! Черт с ними! Еще током шарахнет… Это ж реальный электрический скат!

Алеша боязливо разлепил глаза. Рядом склонилась Виолетта. По ней, как вода, стекало голубое свечение. Капли призрачного сияния падали на мальчика. Боли, как не бывало. Мальчику стало тепло и легко. Он сел, удивленно глядя на светящуюся девочку.

– Как ты это делаешь?

– Не знаю. Говорят, что у меня уникальное биополе. Когда я очень нервничаю, начинаю светиться…

– Это… опасно?

– Если злюсь, то опасно, если хочу помочь, то нет…

Утром на лавочке сидел Димон и лениво щелкал семечки, сплевывая под ноги шелуху. Увидев Алешу, он не спеша поднялся и пошел ему на встречу, протягивая руку.

– Привет! Угощайся…

Мальчик остолбенел. Это было совершенно невероятно: Димон, который был старше его на три года, перед которым трепетали все школьники их большой школы, сам угощал его, Алешу, семечками!

– Да, ты бери, не стесняйся, – глядя сверху вниз, проговорил Димон. – Ну, как ты? Не сильно я тебе вчера врезал?

– Да, так… Нормально… – тушуясь, ответил Алеша.

– Ну, и хорошо. Ты отличный парень, – одобрительно кивнул головой Димон. – Пойдем, посидим, перетрем. Тебя, кажется, Алешей зовут?

– Ага.

– А я Дмитрий. Но друзья зовут Димоном. И ты зови Димо-ном. А что, давай в нашу компанию! У нас ребята хорошие, крепкие, – он критически посмотрел на плечи Алеши. – В обиду тебя не дадут. Ты с нами сильным станешь. Мы ведь из одной школы?

– Да…

Это было, как сон. Он на равных сидел с самим Димоном и грыз семечки, которыми тот его угостил. Алеша представил, как он первого сентября на глазах у всех поздоровается с Димо-ном… Нет, Димон поздоровается с ним, и они по-приятельски будут шутить и делиться новостями. Алешу охватил восторг от грядущей зависти и удивления одноклассников.

– Слушай, а чо, эта девчонка с красными глазами, правда, альбиноска?

– Да, – с готовностью подтвердил Алеша. – И она слепая.

– Как слепая? Она же видит!

– Это непонятно, как. То видит, то не видит… Врачи говорят, что не видит…

Алеше было приятно, что он знает то, чего не знает Димон, и особенно было здорово, что тот его расспрашивал. И с каждым вопросом чувство самоуважения в Алеше возрастало. Мальчику хотелось рассказывать и рассказывать дальше, чтобы Димон ценил его еще больше.

– А чо она в темноте светится, как насекомое?

– Почему, насекомое? – опешил Алеша.

– Потому что только насекомые светятся. Светляки, например… Да, и рыбы еще на большой глубине. Она, получается, не человек?

– Почему не человек? – смешался Алеша.

– Потому что люди не светятся. Ты слышал о светящихся людях?

– Ну, ангелы там, всякие…

– Не смеши: ангел с глазами вампира. Да, и кто этих ангелов видел! А давай, проверим: видит она или нет. А заодно увидим ее трусы.

– Какие трусы?

– Ты хочешь увидеть ее трусы?

– Не знаю, – промямлил Алеша.

А интересно, какие у Виолетты трусики? Алеша покраснел и тихо сказал:

– Хочу…

– Вот и я говорю, что юбка у нее короткая, пышная, точно задерется. Мы протянем веревку около этой лавки, завяжем один конец за ножку скамьи, а другой конец привяжем к качелям, к столбу. Я и мои ребята спрячемся на дереве, а ты поведешь ее мимо лавочки. Она споткнется и упадет. Если подол не задерется, сам его откинешь, лады? Только не грохнись. Ну, не споткнись…

Алеша держал Виолетту за руку. На ярких губах девочки легкой бабочкой затаилась улыбка, удивительные глаза сияли.

Веревку было отчетливо видно. Она была туго натянута и чуть поблескивала. Алеше захотелось остановиться и повернуть назад. Он заметил, как с дерева упал камень, и поднял глаза. Среди пятен листвы он разглядел четверых ребят. Мелькнула мысль, что идти нельзя. Но разве у него, Алеши, есть выбор? Из друзей компания Димона превратится во врагов, а он теперь знает, что это такое. Кроме того, перед глазами возникла желанная картина: первое сентября, и он по-дружески беседует с Димоном, и все одноклассницы с интересом и уважением смотрят на него, Алешу. Зачем ему эта слепая девочка? Ну, упадет она, ну, похихикают над ее трусиками. Она не первая и не последняя. Над кем не смеялись?

Когда Виолетта споткнулась, он отпустил ее ладошку, чтобы не свалиться самому, а она не успела вытянуть руки, чтобы на них упасть. Девочка рухнула навзничь, как в полете, раскинув руки, которые накрыла сверху юбка, пышным кругом задравшаяся на спину. Получилось подобие крыльев. На Виолетте были плотные белые трусики, по цвету почти сливающиеся с телом. С дерева посыпался каменный дождь, но она не шелохнулась. Из-под светлой головы ползла темная змейка крови. Виолетта виском ударилась о тот самый камень, о который споткнулся Алеша, когда впервые с ней заговорил.

Мальчик смотрел на нее и заторможено думал:

«Странно, почему у нее кровь не голубая, а как у всех – красная»… У него заболело там, где солнечное сплетение, и он облизывал и облизывал ставшие сухими губы. Мальчик прижал руку к ноющему месту и неожиданно заметил, что его кисть светится. От указательного пальца оторвалась капля голубого сияния и бесшумно упала на Виолетту. Алеша опустился на колени.

Но чудесные глаза девочки так и не открылись.

Каждому по раю Фантастический рассказ

Нас было пятеро – команда космического корабля «Пенелопа», капитаном которого был я, Александр Репнин. Со мной были профи: Антон Ступин, отвечающий за компьютеры и технику, биолог Роза Райт, доктор Маша Иванова и Салим Рахимов, историк, лингвист, специалист по коммуникациям.

Планета под номером пять была обитаемой – таковы были данные, полученные кораблем-роботом. На ее поверхности робот обнаружил следы разумной деятельности и редкие для Земли минералы. Задачей моей команды было не только исследование пригодной к жизни планеты, но и налаживание отношений с местным населением. И в наших рюкзаках, помимо оборудования и продуктовых концентратов, были безделушки с Земли и оружие.

Заблокировав все системы корабля, чтобы обезопасить его от возможного вторжения, мы отправились к месту, которое было отмечено, как группа искусственных сооружений. С вершины холма перед нами открылся город. Точнее, городок. Даже скорее маленький поселочек, я бы сказал, база, если бы был на Земле, потому что домов, на вскидку, было чуть больше десятка.

Они были точно такие же серые, как и холмы вокруг. В центре раскинулась большая площадь, от которой короткими лучами разбегались улочки. Все было построено симметрично и правильно: шесть «лучей», каждый «луч» длиной в два дома.

– Ну что, ребята, – белозубо улыбнулся смуглый Салим, – сколько раз в своей жизни вы открывали другую цивилизацию? Страница в истории освоения галактики нам обеспечена.

– Отдохнем? – вскинула на меня свои зеленые глаза Маша.

Мое сердце чуть дрогнуло.

– Конечно, отдохнем, – согласился я.

Но нам нужен был не отдых, а необходимость внутренне собраться и быть готовыми ко всему. Наставления были излишни. Многочисленные экстремальные ситуации не раз проигрывались во время подготовки на Земле: и возможные нападения, и хитрые ловушки. Мы были единым ядром, кулаком, где нужен был каждый, потому что выполнял свою функцию. И каждый был надежен. И у меня не было права кого-либо потерять.

Я молча посмотрел в лицо товарищам: мулатка Роза, с горячими глазами цвета кофе, всегда внимательный и стремительный Антон, настороженная Маша, со светлой косой, и черноволосый, кудрявый Салим, с прищуром блестящих глаз, – все были собраны и напряжены.

– С Богом! – кивнул я.

Мы не спеша спускались к поселку, словно говоря открывшемуся перед нами миру: мы не нападаем, мы идем с добром. Первым шел Салим, чуть поодаль с двух сторон, готовые в любой момент его защитить, двигались Антон и Роза. Маша и я замыкали группу.

У крайнего дома стояла высокая, довольно тонкая пластина, сделанная из гладкого металла, словно стела или большой щит со словами приветствия. На пластине были знаки, которые довершали сходство с приветственным щитом.

Салим достал из рюкзака свой компьютерный переводчик и быстро отсканировал изображенные знаки. А мы оглядывали открывшийся к площади широкий проход.

Вокруг была тишина. Солнце, как густой желток в бледной яичнице, вяло кипело в белесом небе. Под шипованными тяжелыми ботинками вилась мягкая пыль, и похрустывал песок.

– Интересно, интересно, – забормотал Салим. – Это переводится вроде, как «рай». Ясно, что не так… Ошибка. Не поддается расшифровке этот язык…

– Что еще? – перевел я глаза с серых холмов, которые периодически охватывал взглядом: мало ли, какая опасность может появиться оттуда.

– «Обязательно согласовывайте ваши желания и мечты с другими вашими товарищами, чтобы не пострадать самому и не нанести ущерба им», – медленно прочитал Салим и, помолчав, добавил: – Корявый перевод… А вообще, бред какой-то.

– Однако не бессмыслица, – возразил я.

– Совпадение, такое бывает, – уверенно сказал Салим. – Ну, какой это рай? Хоть бы цветочки какие-нибудь цвели…

Возразить было нечем. Хотя, я был уверен, что у каждого свой рай. Мне посчастливилось побывать на планете Ифигения тогда, когда ее только что открыли, и она еще не стала заповедником. Более фантастического зверинца и роскошной природы, я не видывал. Я вспоминал об охоте там, как об упоительном счастье, ведь мужчина в душе всегда охотник, лихой воин, метко попадающий в глаз дракона и наматывающий на руку женскую косу. Вот где был рай.

Мы пошли к площади. Мой взгляд зацепился за окно на третьем этаже. На нас смотрело большеглазое вытянутое лицо. Что-то в нем было отталкивающим. Но я остановился, широко развел руки ладонями вверх, чтобы показать, что у меня ничего в руках не припрятано, затем сложил их на груди и поклонился. Человек в окне не шевельнулся. Я еще раз внимательно посмотрел на чужака: у него был высунут язык!

Вопреки желанию потрясти головой, чтобы избавиться от наваждения, я ничем не выдал своего недоумения, оставшись недвижимым. Ведь даже самые невинные жесты могли быть неверно истолкованы.

Антон тихо прошептал:

– Странно: на всех окнах решетки, но не снаружи, а изнутри, словно опасность может прийти из домов, а не с улицы…

– Мне этот поселок показался похожим на тюрьму, – задумчиво проговорил Салим.

– Была б тюрьма, была бы ограда, – возразил я.

У следующего безмолвно стоящего трехэтажного дома сидел человек, уткнувшись головой в колени. На нем была серая одежда и мягкие, похожие на носки, тапочки.

– Что ж они так серый цвет любят? – с удивлением спросила Роза.

А Маша опустилась на корточки рядом с чужаком, тихо заговорив. Затем двумя руками отвела его голову назад.

Голова аборигена была похожа на высохшую огромную грушу с блестящей, как луковая шелуха, кожей. Большие глаза были слегка выпучены, как от удивления, губы сложены в легкую улыбку.

– Он мертв, – констатировала Маша очевидное.

– Причина?

– Скончался от удара в голову тупым предметом, возможно кулаком.

– Когда?

– Трудно сказать… Похоже, здесь отсутствует процесс гниения. Тела мумифицируются.

– Даже с большой натяжкой местных жителей не назовешь красавцами, – разочаровано протянула Роза.

Я включил блок связи с Землей и медленно, и обстоятельно доложил о первых итогах экспедиции, Через минуту отчет будет в компьютере «Пенелопы», а через сутки – на столах аналитиков на Земле. Вместе с отчетом был отправлен скан надписи на стеле и фотография трупа.

Мы дошли до площади, в центре которой возвышался высокий постамент. Он не был пуст: нам снизу было видно торчащую под углом ногу в тапочке.

– Как же он забрался туда, сердечный? – вслух спросила Роза. – Может от страха?

– Или от мании величия, – насмешливо предположил Салим.

Было очевидно, что на постаменте тоже труп.

– Что же это за место? – тихо спросила Роза. – Почему жители ушли, не предав умерших земле или не освободившись от мертвых тел каким-нибудь другим способом?

– Почему в городке трупы? – уточнил я вопрос, понимая, что моим товарищам спокойнее, когда нет тайн: загадки держат человека в напряжении и изматывают нервы. – Причин может быть несколько. Например, все ушли, а эти люди остались. По каким-то причинам… Не захотели… или из-за болезни. А потом умерли.

– Один из них убит, – тихо напомнила Маша.

– Возможно, все жители ушли, а в город пришли бродяги… Перед нами примитивный серый мир.

Мы вернулись к дому, из окна которого смотрел чужак с высунутым языком. На двери была пластина с теми же знаками, что и при входе в городок, только строчек было явно больше.

– Похоже, перевод был правильным, – проговорил Салим, – Повторяется то же самое: «Обязательно согласовывайте ваши желания и мечты с другими вашими товарищами, чтобы не пострадать самому и не нанести ущерба им»…

– Смешные! – подал голос Антон. – Согласовывать мечты и желания… Каждый имеет право на свою собственную мечту. Без согласования.

– А вот дальше новый текст, – продолжил Салим, – «не рекомендуется брать с собой оружие, тяжелые и режущие предметы, веревки». Действительно, зачем с оружием в рай?

– Это, смотря, в какой рай, – вспомнил я охоту на Ифигении. – Что эти серые существа могут знать о рае?

Мы вошли внутрь, устремились вверх по лестнице. Распахнув центральную дверь, остановились. Перед нами предстала жуткая картина: спиной к нам висел человек, в его ногу руками и зубами вцепился второй чужак, почти распластавшийся на полу. Оба были одеты в серую одежду, а их ноги были обуты в мягкие тапочки.

– Людоеды здесь, что ли? – спросил Антон.

Выхватив оружие, мы осторожно вошли в помещение. Бережно сняли тело, положив его на пол. Но так и не смогли отцепить от него второго.

– Это город умалишенных, – сказала Роза.

И все промолчали.

Стены комнаты были обшиты чем-то, похожим на серый войлок. Сбоку стояла мягкая серая кровать, рядом мягкие приклеенные к полу стулья.

Я посмотрел на Машу. Она обследовала трупы, лица у которых были сморщенные, кожа высохла и блестела, как золотистая луковица.

– Когда наступила смерть? – спросил я, хотя и так было ясно, что это случилось примерно в одно время с убийством человека, обнаруженного на улице.

– Тела уже частично мумифицировались, – ответила Маша. – Думаю, никак не меньше полугода назад…

– Что ж им не жилось в этом тусклом мире? – спросила Роза.

– Скучно, – подал голос Антон.

– Одно тело надо упаковать в контейнер и отправить на Землю. Маша, выберете наиболее подходящий объект, – устало распорядился я.

Завтра надо уходить отсюда, искать живых аборигенов. А вообще это место можно использовать для поселения колонии землян. На первое время. Уже что-то построено. Со стройматериалами не надо будет возиться. Позаботиться о комфорте и все. Добавим начинку – электронику, автоматику… Мы им покажем, что такое рай!

Мы обошли другие дома, на площади перекусили. Для отдыха выбрали чистый одноэтажный дом. Серый широкий коридор – подобие холла, из которого шли шесть дверей. Открыли и посмотрели каждую комнату. Они были все одинаковые: серые и довольно просторные с минимумом мебели. Очень похоже на коммуну. Во всем городе нам не встретилось ни одно помещение, которое хоть чем-нибудь отличалось бы от других. Город всеобщего серого равенства. На Земле это уже проходили. Такой бездарный рай уже строили.

Комнаты быстро поделили. По соседству со мной устроилась Маша, через другую стенку – Салим. Все разошлись по комнатам, а я вышел на улицу. Тонко подскуливал ветер, несущий пыль, безрадостным кольцом смыкались холмы. Вот и еще одна планета в моей карьере. Что ж так мало радости приходится на человеческую жизнь?

Я вернулся в здание. В дверном проеме возникла Роза. Ее глаза блестели, губы были полуоткрыты, и она быстро облизывала их кончиком языка.

– Как чудесно! – сладко зашептала она мне в ухо, встав на цыпочки, и у меня мурашки желания пробежали по телу.

Она потянула меня за руку, и мы вышли на темную улицу.

– Какой прекрасный город! Столько света! Как все сияет! Пойдем, милый, пойдем! Сколько здесь дворцов! Ты же видишь, какими цветами в небе распускается фейерверк? Я всегда любила фейерверк! И эту музыку… Слышишь? Как она называется? Я забыла… Пойдем на площадь, там фонтан, – она глупо хихикнула, – я хочу залезть в фонтан.

У меня все похолодело внутри.

– Пойдем, Роза, пойдем к тебе в комнату. Тебе нужно отдохнуть…

– О, да, конечно! – радостно согласилась она. – Это чудесная комната! У меня в жизни не было ничего такого прекрасного! Какая шикарная кровать: вся в розах… А как тебе мое платье? Правда, красивое?

На ней была та же самая «спецуха», в которой она проходила целый день.

– Ложись, дорогая, – ласково говорил я, укладывая ее в постель.

– Да, да, – отозвалась она. – Это просто рай, а я плыву на облаке. Это так чудесно – плыть на облаке, а кругом вспыхивают фонтаны огней!

Надо было помочь ей раздеться, но я смог только снять с нее тяжелые башмаки. В руках девушка сжимала мерцающую пластинку, но я не стал отнимать у нее игрушку, которую она, вероятно, взяла с собой с Земли.

В холле раздался шум, и я выскочил, оставив Розу уплывать на облаке. Салим лежал на полу и как-то смешно двигал руками.

– Сейчас я к тебе подплыву! – кричал он. – Я возьму тебя с собой, и мы уплывем с тобой к тому острову!

Церемониться с Салимом я не стал. Скрутив ему руки, я затащил этого бугая в отведенную ему комнату.

Может быть, стены дома испаряют какой-то галлюциноген? Тогда надо уходить. Но куда можно уйти со впавшими в безумие людьми? А вдруг причина в растущей на холмах траве, и неуловимый обонянием запах, дурманящее вещество, стекается вниз, как в чашу, сюда, где расположен город?

Ясно было одно: спать мне не придется. Я зашел в свою комнату, чтобы заняться отчетом для отправки на Землю. Нужно было срочно сообщить о поразившем моих товарищей безумии. Я поднял свой рюкзак и сел на кровать, которая приятно спружинила подо мной. Рядом с подушкой лежала серая металлическая пластинка, меньше ладони.

Я взял ее, отложив рюкзак. Пластинка была чуть прохладная. На ней не было ни единого значка. Какая-то ерунда, хлам. Выбросить ее. Но пластина тут же потеплела и вдруг замерцала, начав переливаться разными цветами. Стены расступились и возникли джунгли. Кругом был пьяный простор, под ногами заструился сверкающий ручей. Распустились диковинные цветы, закачались лианы, и разлилось пение птиц. По щеке скользнула яркая бабочка. Передо мной была Ифигения.

Что же получается? Мы попали совсем не на планету дураков. Здесь научились овеществлять мысли. Как у нас: мы садимся перед компьютером, включаем нужную программу и рисуем, что душе угодно. У них проще. Программа не нужна. Техника ловит мысли, и возникает то, что ты хочешь, и ты в центре картинки, в центре своего мира. Теперь понятно, почему в городе все серое. Цвет не имеет значения, ведь все равно каждый житель раскрасит этот мир в свои краски, и создаст свой рай. Вот и выбрали нейтральный серый. Можно в стенах сарая построить прекрасный дворец. Или в минуту вырастить райский сад. Я, например, из своей комнаты сделал Ифигению.

Сжимая в руках многоцветно переливающуюся пластинку, я вспоминал новые и новые детали: яркие птички со множеством крылышек, огромные прозрачные стрекозы с кошачьими глазами, апельсиновое бугристое солнце – и все это появлялось передо мной. Можно здесь и поохотиться. Я вдруг заметил подобравшегося в прыжке сильного зверя и, выхватив оружие, уложил одним выстрелом. А вот тот самый дракон, который ушел от меня тогда. Попал! Из ручья показалась светлая коса. Русалка! Да, я слышал, что на Ифигении водятся русалки, но не встретил ни одной. Я схватил ее за косу. Вот оно, совершенно упоительное чувство мужчины-победителя, захватившего добычу. Я намотал светлые волосы на руку во вздувшихся венах и, так как русалка сопротивлялась, дернул нетерпеливо кисть, оскалив рот, и свернул белую шею.

Пластинка, выпавшая из рук, лежала в ручье, переливаясь. Я наступил на нее шипованным ботинком. Охотник и победитель не обращает внимания на всякие мелочи. Пластинка хрустнула, и все пропало. Передо мной были серые стены. На полу лежала Маша, рядом Салим, в дверях хрипел от боли с простреленной грудью Антон, где-то стонала Роза.

Я остался один. Свою команду я расстрелял. Назад пути нет. Передо мной лежал ад.

Отдых эконом-класса Фантастический рассказ

Элегантная Эмма, сотрудница туристической компании «Новый мир», ждала за столиком уличного кафе подругу Елену, которая вернулась после отдыха. Руководство Елены заключило договор с компанией «Новый мир» об отдыхе для своих сотрудников, и путевка подруге досталась в качестве премии.

Заметив Елену, Эмма удивленно сняла темные очки. Даже на расстоянии было видно, что в ней кипит молодость, как шампанское в хрустале, хотя Елене было сорок. Ее глаза победно сияли, белая юбка задорно пузырилась, а легкомысленные босоножки упоительно напевали цокающую песенку.

– Привет! – Елена едва ли ни с размаха, по-детски, кинула себя на стул, бросив на столик стильную сумочку, и огляделась. – Недурненько, но не Флоренция!

– Здравствуй, дорогая! – ласково проворковала Эмма. – Выглядишь потрясающе!

– Ты тоже, – вежливо возвратила Елена комплимент, они виделись всего десять дней назад: что могло измениться?

Подошел вышколенный официант, и Елена, чуть прищурившись, снизу до макушки провела по нему взглядом, отчего тот порозовел.

– Мне, пожалуйста, «Флорентийский салат», мясо и коктейль «Итальянская ночь», – пониженным голосом проговорила она, словно сообщая тайну.

Проводив юношу взглядом, взяла сумку и вынула оттуда хрустальную пирамидку.

– Это сувенир из Флоренции, – протянула она вещицу Эмме. – Для тебя!

В прозрачной пирамидке, как диковинная муха в янтаре, матово светилась фантастически прекрасная фигура «Давида» Микеланджело.

– Как настоящая, да? – спросила Елена, не замечая изменившегося лица подруги. – Уж не знаю, как они делают эти объемные копии. Прелестная иллюзия реальности!

– Создавать иллюзии – нехитрая наука, – пробормотала Эмма. – Рассказывай, как отдохнула.

– Потрясающе! – воскликнула Елена, пробуя расторопно принесенный официантом салат, и разочарованно заявила: – Не то! Не как во Флоренции…

– Там вкуснее? – лицо Эммы опять окрасилось искренним интересом.

– Там удивительно. Если бы я не увидела календарь, была бы уверена, что пробыла в Новой Италии минимум полмесяца! Представь: море лазоревое, небо бирюзовое, дождь золотой, каналы хрустальные, воздух пьянит, солнце ласкает.

– Ты была счастлива? – деловито спросила Эмма, надевая очки.

– Не высказать! – произнесла Елена и вздохнула.

– Кто он?

– Только не проговорись Филиппу! – округлив глаза, как девчонка, заторопилась Елена. – Ты не представляешь! Такой красавец! Как Давид, – женщина ткнула пальцем в пирамидку. – Вылитый! Кстати, тоже Филипп, как и мой муж. Удачное совпадение! Итальянец богат, как шейх, нежен, как снег, горяч, как водка! – Елена нахально поставила ногу на соседний стул. – Он начинал целовать отсюда, – ткнула она в большой палец ноги, виднеющийся в паутине ярких ремешков, – и шел дальше, – рука скользнула вверх и нырнула под пышную юбку.

Эпатированная Эмма хмыкнула, а Елена с восхищением продолжала:

– Нет, это не представить! Мне казалось, что он состоит из нескольких губ, и рук у него минимум шесть.

– Мечта мутанта, – пошутила Эмма и, напугавшись, что обидела, быстро перевела разговор: – А муж?

Елена набрала воздух и резко выдохнула:

– Я ведь серьезно думала разойтись. В голове был один итальянец… Но муж встретил меня дорогим букетом и был удивительно тактичен. Через три дня я поняла, что рушить семью глупо… В общем, у нас сейчас прекрасные отношения, и, как никогда, крепкая семья.

– А итальянец?

– Я ему написала прощальное письмо, надеюсь, он меня понял, – счастье в голосе Елены смешалось с грустью.

– Все правильно! – удовлетворенно кивнула Эмма. – Наша компания со вниманием относится к тому, чтобы никаких семейных трагедий не было. У нас разработаны рекомендации для супругов наших клиентов, как сгладить контраст перехода от отдыха к ежедневной рутине.

– Ты хочешь сказать, что все отдыхающие…

– Ну, что ты! Не все. Каждый наслаждается по-своему, – Эмма улыбнулась. – Ты принесла отзыв об отдыхе в Новой Италии?

– Ах! – плеснула рукой Елена. – Если бы ты не напомнила, я так бы и ушла. Вот, пожалуйста: отзыв, благодарность, анкета… Слушай, ты ведь знаешь, как ваша компания сумела отстроить целую страну?

– Ничего необычного, – качнула головой Эмма, пробегая глазами бумаги. – Компания «Новый мир» купила небольшой остров в Атлантическом океане, значительно расширила его. И отстроила копию Италии. Не целиком, конечно. Ты же знаешь, что в любом городе есть места, являющиеся витриной, а есть задворки. Мы отстроили лучшее. Новые технологии позволяют это сделать быстро. Очистили воду вокруг, с помощью запускаемых зондов фильтруем воздух над островом. Поэтому там так нереально красиво. Все чисто, понимаешь?

– Божественно! – согласно отозвалась Елена. – Ярко, как в кинотеатре! А какие отели!..

Эмма кивнула:

– У нас отдыхают люди со всего мира, у компании заключены договора со многими крупными предприятиями и корпорациями.

– Да, если бы моя фирма не оплатила путевку, я б не наскребла денег на такую роскошь! Кстати, сколько это стоило?

– Это коммерческая тайна, – уклонилась от ответа Эмма.

– А могу я прилететь на остров без путевки?

– Нет. Остров – частная собственность. Туда летают только самолеты компании «Новый мир».

– Ой, у меня обед заканчивается, надо бежать, – воскликнула Елена, подкрашивая губы. – А ты где собираешься отдыхать?

– В деревне.

– В деревне? – опешила Елена и скривилась. – Навоз, сорняки, колодец?

– Ну, да… туман над речкой, утки в камышах и каша из русской печи, – улыбнулась Эмма. – Беги уж!

Проводив глазами подругу, Эмма вздохнула. Она не имела права сказать Елене, что весь ее отдых был хорошо срежиссированной иллюзией. Подруга никуда не летала. Ее усыпили в самолете, и пять дней она проспала. Ей делали массажи, подключили злектростимуляторы для сокращения мышц, насыщали кислородом и витаминами. С помощью специальной компьютерной программы для воздействия на мозг, плотно насытили нужными видениями. Система такого отдыха стала прорывом в сфере туризма, и из-за дешевизны очень востребована, ведь фирмы оплачивали не дорогие туристические поездки, а сон своих клиентов.

Эмма положила в папку бумаги Елены – они являлись отчетом о выполненной работе и могли стать дополнительной рекламой эксклюзивного отдыха – поднялась из-за столика и зацепилась взглядом за оставленную на столе хрустальную пирамидку. Елена бы не поверила, если б услышала, что эту безделушку, как и юбку, босоножки и сумку, она купила не в итальянском магазине, а выбрала по каталогу, страницы которого закачивались ей в мозг.

Эмма пренебрежительно скривилась и бросила пирамидку в урну.

Глупо окружать себя иллюзиями. Но как можно терпеть дешевые вещи эконом-класса!

Дом для президента Фантастический рассказ

Каменистая дорога кинулась влево, и внезапно, словно выпрыгнул огромный красавец-зверь, появился прижавшийся к горной террасе особняк, пристально смотрящий сверкающими окнами. Он дикой кошкой невозмутимо грелся на солнце, а причудливые деревья, собранные здесь со всех концов света, ступенчато спускались вниз и казались ложем, фантастическим обрамлением, великолепного зверя.

А когда-то этот дом казался Сергею добрым волшебником, другом и джинном из чудесной сказки, который всегда ему рад и его ждет.

И вот Сергей едет, чтобы убить его хозяина.

Особняк построили тринадцать лет назад по частному заказу президента. Он должен был стать местом для постоянного проживания его семьи, а не официальной резиденцией первого лица государства. Тем не менее, в здание были заложены все функции, необходимые для обслуживания и охраны живущих в нем людей. Поэтому обслуживающих лиц в доме почти не было, и играли они скорее декоративную, а может, и отвлекающую роль. Дому дали имя – Фирс и говорили о нем, как о человеке. Точнее, Фирсом называли не сами стены, а ту хитрую механику, или автоматику, или программу, которая управляла домом, как душа человеческим телом. Красивая табличка над входом затейливыми металлическими буквами приглашала: «Добро пожаловать к Фирсу!»

Как хорошо Сергей знал это здание! Младший сын президента Виктор, он, Сергей, и Лиза – не давали дому уснуть: бегали по всем комнатам, играя в прятки, танцевали, хохотали до упаду, смотря фильмы, обследовали каждый уголок в парке и в доме. На ночь Фирс читал детям необыкновенные сказки.

– Слушай меня, малыш. В некотором царстве, некотором государстве жили-были маленькие дети, – убаюкивали засыпающего Сергея ласковые слова.

Они были детьми. И всегда чувствовали заботу Фирса.

Мальчики знали, что особенно дом любил Лизу. Для нее он готовил самые легкие сливки с медом. И белье в комнате девочки было воздушным, комната сияющей, а на потолке цвели гирлянды роз.

Лиза была сиротой, она осталась одна после гибели родителей в автокатастрофе, и ее усыновила семья Сергея, потому что отец Сергея и отец Лизы были друзьями детства и юности. Их другом был и отец Виктора, президент. Дружили семьи, стали дружить и дети.

Но жена президента, тетя Эмилия, как звали ее дети, внезапно умерла от разрыва сердца. Она даже не смогла позвать на помощь, ее нашли на полу спальни уже остывшей. И президент покинул дом, а потом оставил свой пост. В дом он так и не вернулся.

После смерти тети Эмилии, друзья стали реже встречаться, у детей появились разные интересы.

Когда Виктору исполнилось 20 лет, он уехал от отца и стал жить у Фирса. Неожиданно для всех он написал роман о драматичной любви сорокалетней женщины и двадцатилетнего студента. Книга была издана большим тиражом и имела шумный успех. Критики наперебой хвалили молодого писателя и называли уникальным: такой юный возраст – и такое знание жизни! Особенно их восхищало глубокое проникновение молодого автора в женскую психику.

Желтая пресса называла роман автобиографическим, и считала прототипом героини известную журналистку, Диану Клерову, редкостно красивую женщину с язвительным умом. Злые языки утверждали, что у Виктора с ней была связь. Их отношения оборвались из-за страшной случайности: машина Дианы вспыхнула при въезде на территорию особняка Виктора. К счастью, он оказался недалеко и сумел вытащить ее из машины, но Диана получила страшные ожоги, которые обезобразили ее лицо, и даже несколько пластических операций не вернули красоту этой женщины. Писали, что Диана наотрез отказывается от встреч с Виктором. После случившегося с ней несчастья количество девушек, поочередно объявляемых невестами Виктора, уже давно зашкалило за двадцать.

Месяц назад Сергей приехал к Виктору на день рождения. Букеты огней вспыхивали над домом и медленно гасли, рассыпаясь искрами. В воздухе чистыми звуками переливалась специально сочиненная к этому дню мелодия. Множество гостей приехало поздравить сына экс-президента и модного писателя. Живыми цветами ходили по нарядно убранному залу красавицы: известные модели и поп-звезды, демонстрируя затейливые наряды, созданные модными кутюрье. Их волосы, шеи и руки украшали россыпи бриллиантов. Виктор как гостеприимный хозяин со всеми был приветлив, но чаще всего его бархатный взгляд обращался к Лизе, которая весь вечер находилась с ним рядом.

Сергей не сразу узнал девушку. Он не видел ее полгода: она училась в школе космонавтов и приезжала домой только на каникулы.

На Лизе не было бриллиантов. Ее фигура в серо-голубом струящемся шелковом платье простого покроя казалась прекрасной статуей, выточенной из сияющего минерала.

– Лиз, почему ты не заехала домой? Мама была бы рада, – мягко упрекнул Сергей Лизу, целуя ее в щеку.

Лиза ласково улыбнулась, и милые ямочки, как в детстве, заиграли на ее щеках, придавая красивому лицу необыкновенную прелесть. Но самыми чудесными были ее глаза: они сияли счастьем. Сергею вдруг стало трудно отвести от нее взгляд: Лиза оказалась самой прекрасной из всех именитых красавиц, присутствующих на этом балу.

А Виктор покровительственно сказал:

– Не ворчи, старик. Лиза приехала прямиком из школы, иначе она бы сюда опоздала. У них там казарменная дисциплина.

Вечеринка была испорчена безобразной сценой ревности. Молодая певица плеснула вино в лицо Лизе и замахнулась, чтобы дать пощечину Виктору, но тут же резко согнулась от боли в животе. Ее увезли в больницу, а Виктор салфеткой старался удалить следы вина с плеча Лизы и вдруг губами стал перебирать пряди ее золотистых волос, где рубиново алело несколько винных капель.

Фотокадры этой сцены украсили титульные страницы всех глянцевых журналов. Лизу назвали новой невестой Виктора. Журналисты вспомнили гибель ее родителей, посчитали ее состояние, в права наследства которым она вступила, достигнув совершеннолетия. Газеты сообщили, что сейчас Лиза проходит учебную практику на околоземной космической станции, командиром которой является капитан Михаил Гордонов.

Сергей, который привык к Лизе и относился к ней как к сестре, вдруг испытал злое чувство ревности. Он помчался к Виктору. Зачем? Он толком бы не ответил. Ему надо было убедиться, что статьи про скорую свадьбу Виктора и Лизы – чушь. Но если это неправда, тогда все эти публикации и фотографии оскорбляют и травмируют Лизу. И виноват в этом Виктор. Сергей ехал к другу детства, чтобы с ним поссориться.

Но ссора не состоялась. Сергей долго не мог попасть в дом. Автомобиль неожиданно заглох перед воротами. Однако назад машина легко пошла. У ворот опять остановилась, как вкопанная. И вот тогда Сергей понял, что его не пускает Фирс, не хочет ссоры для своего хозяина. В ярости он бросил автомобиль и пошел пешком. Но двери особняка не открылись. Ни одни. Он несколько раз обежал дом, потом обошел и, измотанный гневом и усталостью, сел возле главного входа.

– Фирс, старина, – обратился он к дому вслух. – Я не сделаю плохо твоему хозяину. Нам с ним надо кое в чем разобраться. Да, наш разговор не будет тихим. Но мы и в детстве ссорились и даже дрались. А сейчас мы мужчины, и разговор у нас будет мужской. Он касается Лизы. Ведь нельзя же ее обижать.

Дверь тихо щелкнула. Сергей встал и вошел в дом.

Виктор ждал его в кабинете.

– Привет, – сказал он, вставая. – Молодец, что пришел.

– Привет, – ответил Сергей и без паузы продолжил: – Ты подлец! И я пришел сказать тебе это.

Тишина повисла в комнате.

– Это не моя вина. Это газетчики, – прервал молчание Виктор. – Лиза – мой друг, как и твой. И ты это знаешь.

– Нет, ты передергиваешь. Это ты дал повод для разговоров и сплетен. Твое поведение нельзя было истолковать иначе, как это сделали журналисты. Или…ты …любишь Лизу?

– Это ты влюбился в Лизу, – без раздражения и злости возразил Виктор. – И ты прав. Нет ни одной девушки более достойной любви, чем Лиза.

– Ты так говоришь, а сам не влюблен? – недоверчиво покачал головой Сергей.

– Нет. Я ни в кого не влюблен. Я умер, – и Сергей увидел в глазах друга пустыню.

– Э!.. Что с тобой? – тряхнул он Виктора.

Тот в ответ хитро посмотрел и рассмеялся.

– Не верь мне. Я фантазер. Художник. Творец. И не умею любить одну женщину. Конечно, иногда я увлекаюсь, но это не надолго. Я люблю весь мир, всех женщин. Я бы хотел всех их перецеловать и перетрогать. Всех красавиц. Я понимаю, это ужасно, но я такой. Есть люди с белой кожей, есть с черной, есть однолюбы, а есть любвеобильные. Кто в этом виноват? Не они же. Волк не станет есть траву, что бы ни говорили ему о доброте. Он рожден есть мясо. А я рожден любить женщин. Всех. Кроме Лизы. Ведь она твоя девушка. Так?

– Так, – сказал Сергей, чувствуя одновременно недоверие и облегчение. И еще ему было необыкновенно приятно слышать и говорить о Лизе как о своей девушке.

Виктор задержал на нем свой темный взгляд и улыбнулся.

– Ты голоден? Я – да. Пойдем, перекусим, – предложил он.

В столовой их ждал сервированный вином и фруктами стол.

– Знаешь, старик, ты прав, выбрав Лизу, – продолжил Виктор разговор, чуть покачивая в руке старинный бокал и любуясь гранатовыми переливами вина в хрустале. – Эта девушка создана для жизни.

– Не понял, – вскинул Сергей глаза.

– Ну, как бы это сказать… Этому вину сто лет, – он, смакуя, сделал маленький глоток. – Выпив его, ты не сразу забудешь этот вкус. И все-таки удовольствие мимолетно. А Лиза – навсегда, на всю жизнь. В ней сила, надежность, уверенность, как в металле, и чистота, как в хрустале. Вот, что тебе нужно для дела: стальной клинок или золотой муляж? Конечно, сталь. Так и Лиза. Она дамасская сталь среди золотых побрякушек. Уж я-то знаю.

Они выпили вина, которое оказалось изумительным.

– Вот бы не подумал, что ты, ты, – с ударением произнес Виктор, – будешь ревновать Лизу ко мне. Ведь в детстве ты нравился ей больше, чем я.

– С чего ты взял?

– Это не видел только ты. Ах, как мне было досадно! Но сейчас у меня коллекция влюбленных женщин.

– То есть? – Сергей решил, что от вина друг опьянел.

– Да, коллекция. Кто-то коллекционирует монеты, кто-то автомобили, а я влюбленные души. И здесь, кстати, тоже важно качество. Чтобы была не просто любая, даже не просто красивая – их немало – а яркая: красивая, умная, талантливая, со своей изюминкой, живая жемчужина среди пустых ракушек. Вот таких женщин я ищу. Пойдем, я тебе кое-что покажу.

Вставая, Виктор неловко задел бокал, который упал, покатился по столу и хрустально рассыпался на паркете радужными осколками.

– Ах, жалко, – сказал Виктор. – Ладно, Фирс уберет! Пойдем.

Они вернулись из столовой в кабинет. Виктор достал из ящика стола инкрустированную перламутром и жемчугом шкатулку.

– Вот мое сокровище, – тихо сказал он, открывая ключиком крышку.

В шкатулке лежали забавные брелки, камни, сердечки. Из их вороха Виктор извлек великолепный бриллиант в платиновой оправе; камень полыхнул синим огнем.

Сергей с удивлением посмотрел на друга: камень, конечно, очень хорош, но за Виктором раньше не замечалось склонности к любованию драгоценностями. К оправе камня оказалась присоединена маленькая пластинка.

– Ты думаешь, это безделушки? А вот и нет. Это письма. Накопители электронной информации с письмами, просто по моему заказу их украсили, – сказал Виктор, быстро вставляя крохотную пластинку в свой тонкий круглый золотой телефон на цепочке, похожий на старинные карманные часы, и в воздухе появился волнующий образ Дианы Клеровой.

Это лицо знал весь мир. По многочисленным опросам в разных странах, Диана не один год входила в десятку самых прекрасных женщин планеты. Сергея поразили ее бездонные темные глаза: они, словно слезами, были полны печалью.

– Любовь моя! Мой ушедший праздник! – заговорил ее слегка хрипловатый тоскующий голос.

Чем внимательнее Сергей вслушивался в удивительно выразительный голос Дианы, любимый миллионами ее поклонников, тем больше удивлялся.

– Что это? – не выдержал он. – Это же страницы из твоего романа!

Он вспомнил рецензию, в которой какой-то критик разбирал именно это письмо. Критик восхищался тонкостью психологического рисунка: героиня прощается, но на самом деле хочет вернуть своего любимого и для этого пытается вызвать жалость к себе. Веруя в то, что любящий всегда любим, она твердит о своей безмерной любви. А какое она выказывает благородство! Чтобы герой понял, что теряет, и вернулся.

– Это письмо Дианы. Ко мне, – тихо, но с явной гордостью сказал Виктор.

– Так в твоем романе письма Дианы Клеровой? – с недоверием уточнил Сергей.

– Да.

– Но ведь это…плагиат!

– Какая ерунда! Я вдохновил Диану на эти письма, они адресованы мне, поэтому они по праву мои. Я могу сделать с ними все, что угодно. Вообще когда-нибудь я издам свою коллекцию. Книга, состоящая из писем влюбленных женщин! И все послания адресованы одному человеку – мне!

– Ты болен, – только и смог вымолвить Сергей, шокированный признанием друга.

– Ты хочешь сказать: псих? – спокойно уточнил Виктор. – Конечно. Как любой коллекционер.

Сергей ехал в машине, когда из маленького динамика прозвучало:

– Говорит капитан Михаил Гордонов. У меня для вас скорбная весть: сегодня погибла Лиза от разгерметизации костюма в открытом космосе. Причины выясняются. Вам от нее видеописьмо. Контейнер с ее имуществом будет доставлен на Землю.

Машина, среагировав на волнение водителя, вильнула в сторону и остановилась. А Сергей, вцепившись в руль, пытался сообразить: Лиза? Какая Лиза? Почему ему сообщают о какой-то Лизе? И что за капитан Михаил Гордонов? Михаил Гордонов…Что-то знакомое… И вдруг до него дошло, он ведь знает только одну Лизу. И перед глазами заплавали круги.

У Лизы были погасшие глаза, а голос звучал бесцветно, равнодушно:

– Сережа, я ухожу. Он меня не любит, он сам сказал мне это в письме. Пусть глупо, но это очень больно. И никак не проходит: ни днем, ни ночью. Все, что есть у меня, оставляю тебе. Обнимаю тебя, мой замечательный братишка.

Как и в прошлый раз, машина заглохла у ворот, и Сергею пришлось оставить ее у въезда. Но ворота перед ним не отворились. Юноша пошел вдоль ажурной ограды, которая прежде воспринималась им как декоративное украшение для парка, а не как преграда. Он знал наперечет все калитки в этом шедевре чугунного литья. Вот и первая из них, она приоткрыта, но воздух по другую сторону ограды уплотнился, и Сергей, как ни силился, не смог ступить за калитку. Фирс не только не впускал людей с оружием, о чем было известно, но и, улавливая агрессию приходящих, выстраивал свою защиту. Сергей, которого он когда-то баюкал, стал его врагом, потому что пришел убить его хозяина.

Сергей смотрел снизу вверх на особняк и понимал, что бесполезно пытаться проникнуть на территорию усадьбы, тем более войти в дом. Он снова прибег к тому способу, который однажды позволил ему добраться до Виктора. Юноша обратился к дому:

– Фирс, твой хозяин – убийца. Он убивает без кинжала, и даже без мысли об убийстве. Он выбирает женщину и ведет себя так, словно он влюблен в нее, а потом, когда видит, что она поверила и полюбила, теряет интерес и говорит ей, чтобы перейти к другой: «Ты меня не так поняла. Я не люблю тебя, потому что не люблю никого. Я художник, творец, поэтому непостоянен. Не ревнуй меня. Давай, останемся друзьями» После этого слабые женщины плачут, а сильные убивают себя. Но это он убивает их. Убивает из тщеславия. Он убил Лизу! Фирс, если ты меня не впустишь, я все равно настигну Виктора, пусть в другом месте!

Калитка открылась шире, и Сергей легко вошел в парк. Стремительно шагая по мозаичной дорожке, он вдруг споткнулся и упал, а в гаснущем сознании прошелестели слова: «Мне очень жаль, малыш».

Виктор лежал в кабинете, зарывшись в диванные подушки, и с упоением рыдал, как в детстве, когда разбивалась любимая игрушка.

– Лиза, Лиза!.. Я не хотел! Фирс, сделай что-нибудь! Верни мне Лизу! Надо связаться с Сергеем… – он не сразу смог вытащить из кармана телефон, но продолжал рассуждать вслух: – Да, Сергей меня убьет. Задушит. И правильно сделает! Так мне и надо, бездарности. Алло! Сергей!

Но в ответ равнодушный автоответчик стал твердить:

– Абонент не отвечает…

Постепенно успокоившись, Виктор поднялся:

– Ладно, мне наплевать. Обиделся! Я не виноват, что все бабы – истерички, даже умные. Что-то это мне поднадоело… Надо развеяться. Может купить тур в прошлое?.. На корабль Френсиса Дрейка, например?.. По закону нельзя, но мне продадут… С современным оружием это не опасность, а убойное развлекалово. Может убить Дрейка и возглавить пиратов самому? Или вообще всех перестрелять? А потом написать великий роман. Да, надо встряхнуться, а то совсем закис… – Виктор лениво потянулся. – Скука-то какая! Может, повеситься? Шикарные будут похороны. Фирс, выпить!

Оазис Фантастический рассказ

– Тебе не надоело работать на этом маршруте? – спросил Филиппа Гарри. Он был моложе и романтичнее своего товарища.

Филипп, темноглазый, коренастый, нехотя ответил:

– Отличный маршрут. Отлаженный. Хорошо платят.

– Платят-то внушительно, но я здесь не задержусь. Уж коли быть космопилотом, так настоящим – открывать новые планеты. А то снуешь туда-сюда, как заведенный. Я третий раз на маршруте, но он мне уже во как надоел, – Гарри выразительно чиркнул ребром ладони поперек шеи. – Правда, Анне нравится, говорит, не так опасно…Вот прилетим на Землю – женюсь на ней, куплю такой же автоматизированный дом, как у тебя… Хотя нет, на такой мне денег не хватит: слишком шикарный… И гости, наверное, часто бывают?

– Слишком часто…

– Вот такой дом хочу и я. И комфортно чтоб, и гости, и жена красивая. Людям нашей профессии это очень нужно. Когда столько времени мотаешься от одной космической базы к другой, надо, чтоб на Земле потом было все по высшему классу.

Филипп молчал. Он вспомнил, что жена присмотрела загородное поместье с богатым домом и конюшней со скаковыми лошадьми. Опять нужны будут деньги. Там появятся новые приятели… Филипп, приезжая домой, не чувствовал себя хозяином. С утра до вечера приходили то соседи, то знакомые жены, то его собственные приятели. Он становился составной частью этой канители, причем, как его убеждали, важной частью. Надо было встречать, знакомиться, показывать дом, проводя по многочисленным комнатам, демонстрировать музейные ковры, льдистый хрусталь, редкие картины, затем провожать гостей. Дома он уставал больше, чем в полете. Жизнь шла по замкнутому кругу, и вырваться не было возможности.

Впрочем, трудно было заподозрить в Филиппе недовольство жизнью. Он пользовался славой уживчивого человека, и никто не знал – а сам он об этом никогда не думал – что причиной его уживчивости является его страх перед конфликтами и скандалами, на которые так щедра была его мать и к которым готова его жена. Уйдя из-под тирании одной женщины под власть другой, не менее своенравной, он утвердился в своей привычке свое недовольство перемалывать молча, подчиняясь установленным не им порядкам.

Так ничего и не сказав больше Гарри, Филипп стал вызывать Пятую космобазу – последний пункт, куда они должны были завезти почту и груз. Скоро они повернут на Землю, а он даже не соскучился…

Космическая база не отвечала, и не сразу страх вполз в сердце. Связь прервана! Система автопилота не действовала! Когда система координации и ориентации выдала абсурдные результаты, они окончательно поняли, что заблудились и несутся сейчас в неизвестность.

Почти все время они проводили у обзорного экрана, ожидая чуда. А Гарри, продолжая играть роль неунывающего космопи-лота со стальными нервами, роль, в которую он влез еще на Земле, пошучивал:

– По крайней мере, у нас будет приличный саркофаг.

Но Филипп видел, что у напарника стала подергиваться щека, и внутренне презрительно усмехался.

Когда заглох первый двигатель, Филипп уже ни на что не надеялся. А Гарри было запел: «Но тщетно спорил я с судьбой – она смеялась надо мной…», – да голос его, фальшивя, съехал, а лоб обсыпали капли пота. Он откинулся в кресле и безвольно замолчал.

И тут появилась эта планета, которая могла стать их спасением. Филипп и Гарри жадно вглядывались в экран, боясь, что она растает, как мираж. Планета медленно росла, но компьютеры никак не могли ее идентифицировать. Объяснение было одно – корабль сбился с основных космических путей, а значит неизвестная планета могла их погубить, так как помощь не найдет их. И все же это была удача, равная рождению.

Посадка была жесткой, приборы бесстрастно зафиксировали поломку второго двигателя, но это было ничтожной платой за спасение: им все равно было некуда лететь.

– Слава Богу, живы! – с облегчением выдохнул Филипп, чувствуя в ногах противную кисельную дрожь и потому не решаясь сразу подняться из кресла.

Гарри коротко хохотнул, азартно вскочил на ноги и шутливо ткнул друга кулаком в плечо.

– Живем, живем! Пойдем знакомиться с аборигенами.

Он снова был неунывающим космопилотом.

– Какой нетерпеливый, – проворчал Филипп. – Надо проверить, пригоден ли воздух, нет ли опасности…

– Пригоден, пригоден, – кивнул Гарри на линзу компьютера, где появились формулы, цифры, слова. – Кислород, водород, углерод…

Они вышли из космокорабля. Перед ними простиралась серая, как зола, тускло поблескивающая пустыня. В сухом небе раскосматилось седое солнце.

Гарри присвистнул:

– По крайней мере, от веселья мы здесь не умрем… Но, сближаясь с планетой, мы видели на экране облака, зеленые и синие пятна. Здесь должны быть леса и вода. Надо выбираться из пустыни!

– Как? – машинально вопросом на вопрос возразил Филипп и тут же пояснил: – Корабль не на ходу… Вездеход мы оставили на Четвертой космобазе, их вездеход сломался, но я был против…

– Как? Ногами, – нетерпеливо прервал его Гарри. – В корабле оставаться нельзя. Да и зачем? Мы у черта на куличках, помощь может не прийти и через несколько лет.

А Филипп мысленно взвешивал, что более рискованно: оставаться на корабле, который, перестав быть средством передвижения, может заменить отличный дом, или идти по безжизненной земле, пока не иссякнут силы и продовольствие. Но вопрос о продовольствии неизбежно встанет и в первом случае. Надо идти – это даст больший шанс выжить.

Они вернулись на корабль, чтобы вновь покинуть его – не навсегда ли? Гарри торопился: раньше выйдешь в дорогу – раньше дойдешь. Он собирал небольшого робота из специальных блоков, которые при необходимости могли работать самостоятельно.

Филипп переключил на экране несколько изображений планеты, зафиксированных компьютерной памятью во время приземления. На некоторых хорошо было видно, как в пустыню с северо-запада зеленым языком вторгается лес. Путь на северо-запад получался самым коротким выходом из песков. Приблизительные подсчеты показали, что длина перехода составит около 500 км. Что ж, может, они и дойдут…

Филипп включил систему малой связи. Сейчас, куда бы они не ушли, космокорабль на своих экранах будет фиксировать их путь и координаты. Если на позывные «SOS», посылаемые с корабля, придет все-таки помощь, она найдет их.

Наконец, приятели вышли в путь.

– Ну и приключеньице! – бодро начал Гарри. – Вернемся на Землю, расскажу Анне. Она умрет со страху… – он помолчал, видимо вспоминая девушку, и изменившимся голосом продолжил: – у меня вообще никого нет, кроме нее… да друзей. Мать долго болела. А отец… отец был художником. Наверное, плохим художником. Никто не покупал его картины. И все равно он нигде не хотел работать. Только рисовал. Как-то раз он ушел и… больше не пришел. Пропал… В тот день мне стало стыдно за него перед моими друзьями. Мы с отцом жили бедно. На пособие. А у приятелей отцы – космопилоты… Мне стало стыдно… и он пропал. Я ничего не говорил! И видеть меня в тот момент он не мог – а пропал. Так и не нашли, – на последних словах его голос совсем стерся.

Филиппа царапнуло глупое слово «приключеньице». «Вылезти бы живыми из этого «приключения», – подумал он, а вслух насмешливо сказал:

– Ну, ты-то не захотел быть художником? Ты не дурак.

– Не дурак, – с замкнувшимся лицом повторил Гарри.

Они шли в легких, но очень прочных костюмах. Тяжелые рюкзаки заставляли наклоняться вперед. Сухой ветер бестелесными лапами жарко оглаживал лица. Впереди ровно катился робот, напоминающий по форме краба. Он вел людей к воде и лесу. Он был готов предупредить их об опасности, в любой момент защитить, из атмосферного кислорода и водорода приготовить воду. В этой серой пустыне ценой роботу были две человеческие жизни.

Песок, тяжелый и словно живой, связывал шаг. Он двигался медленными волнами, лез из-под проваливающихся в него ступней. От солнца тек свинцовый зной, который мешался с жаром нагревшейся земли. Вокруг не было ни одной живой былинки.

– Еще не много, и я изжарюсь в этом костюме, как рыба в фольге! – воскликнул Гарри.

Он остановился, раздраженно сорвал с себя куртку и, оставшись в легкой рубашке, с трудом обвязал голову шейным платком. Филипп даже не замедлил шаг, и Гарри тяжело побежал, догоняя его.

День был мучительно долгим – сорок земных часов. Дважды за день они падали на горячий песок, сладостно раскидывая ноги и руки. Робот поил их прохладной водой, натягивал над ними низкий тент, а затем кружил вокруг, оберегая их выстраданный сон.

Когда солнце, налившись ядовито-красным цветом, свалилось за горизонт, оба вздохнули с облегчением: наконец-то их легкие, загнанно хватающие саднящий воздух, вдохнут прохладу.

В фиолетовом небе колюче засияли звезды. Песок быстро остывал, но еще стремительнее холодел воздух. Ветер многоструйной воздушной рекой слоил свои ледяные потоки, которые знобящими тисками охватывали людей, больно кололи лица тяжелыми песчинками.

Робот все так же ровно катился на восьми лапах, в темноте он светился мягким рассеянным светом, и людям становилось теплее и уютнее.

– Как у камина, – попытался пошутить Гарри, но в который раз за дни перехода натолкнулся на холодное молчание друга.

Вопреки ожиданиям, ночью они прошли еще меньшее расстояние, чем днем. Казалось, усталость накопилась в каждой клеточке. Даже у Гарри пропало желание разговаривать, и мысли отяжелели.

Спали без снов. Ночь оказалась короткой. Когда открыли глаза, высоко в небе кипело выцветшее солнце. У Гарри болели обожженные через рубашку плечи. Филипп был мрачен, мысленный подсчет оставшихся продуктов окончательно испортил ему настроение.

После небогатого завтрака вновь отправились вслед за роботом, сами уже чем-то напоминающие автоматы, главной задачей которых было переставлять ноги. Тишина шуршала под ступнями, невидимой ватой лезла в уши. Молчание людей было ее союзницей.

Через три часа приятели упали на песок, чтобы передохнуть. Ветер стих. Зной жирно растекался по низким барханам. Ничего не хотелось. Они лежали, прислушиваясь к ноющей боли в ногах.

Гарри прикрыл веки, но перед глазами продолжали медленно двигаться навстречу мертвые волны свинцового песка.

Филипп смотрел в чужое белесое небо и с тоскливой злостью думал, что если бы они остались в ракете, то протянули бы намного дольше и может дождались помощи.

Что-то скользнуло по щеке, он лениво смахнул ладонью, но почувствовав короткое трепыханье на лбу, с раздражением хлопнул себя. Под пальцами замерло нечто сухое, круглое и маленькое. Машинально смел это с лица.

– Еще мух нам не хватало, – процедил недовольно.

И вдруг резко сел, изумленно тараща глаза на песок, и ухватил пальцами что-то похожее на сухой листок.

– Гарри! Бабочка… – голос надтреснуто съехал.

Гарри, забыв про тягостную усталость, резво вскочил на ноги.

То, что держал в руках Филипп, было похоже на маленький зеленый парашютик, с белыми жгутиками и несколькими красными точками. Впервые за много часов пути они встретили хоть малое свидетельство жизни на планете.

Они устремились вперед, не чувствуя больше изнемогающей физической оболочки. Угаснувшую силу заменила надежда.

Вдали появилось зеленое пятно. По мере приближения оно вспухало яркой опарой, и вскоре уже можно было различить отдельные деревья. Их было пять.

– Оазис! Всего лишь оазис… – разочарованно вырвалось у Гарри.

Деревья были высокими и сильными, бурыми гладкими стволами они крепко вгрызались в покрытую цветами землю. Крупные толстые, с мутным стекловидным блеском листья густо мешались с гладкими синими плодами. Между деревьями пульсировал родник, водный ток струился под цветами и терялся в песке. Бархатистые кусты с желтыми ягодами на гибких ветках со стелющимися концами живописным кольцом оплетали зеленый островок.

– Дышится-то как легко! – зачарованно вымолвил Филипп, оглядывая раскидистые кроны.

Гарри стал по очереди вкладывать ягоды, листья, цветы, кусочек плода в аналитический блок робота. Наконец, воскликнул:

– Все безвредно. Ягоды и плоды питательны. Вода чистая. Живем! Отдохнем хорошенько, пополним запасы – и вперед. Нам осталось пройти немногим больше половины.

Прошел день блаженного безделья и отрадной прохлады. Минула ночь, не такая студеная, как предыдущие: кусты и деревья являлись естественным заслоном от ветра. Гарри суетился, набивая рюкзак синими плодами, а Филипп сидел, привалившись к стволу дерева, и пристально смотрел на подпрыгивающий родник.

– Ты спишь, что ли? – весело спросил Гарри. – Кто рано встает, тому Бог дает! По утреннему холодку мы ого-го сколько пройдем!

– Я остаюсь.

Гарри замер, потом затянул рюкзак и выпрямился.

– Не дури. Собирайся.

– Я остаюсь, – упрямо повторил Филипп, и по его тону стало ясно, что решение это окончательное.

– Что ты здесь будешь делать?

– Ждать помощи.

– Помощь может не прийти!

– Я буду здесь жить.

– Среди пяти деревьев!?

– А почему бы и нет? Посмотри: наряду с большими синими плодами есть маленькие зеленые, есть рядом с ними цветы. Выходит, деревья плодоносят круглый год! Защита от ветра, тень от солнца, даже птицы летают и бабочки – что еще надо? Гарри не заметил ни птиц, ни древесных цветов, он думал только о том, как выйти из пустыни.

– А если придется прожить здесь до смерти?! – ужасаясь, спросил он.

– Зато эта смерть не будет мучительной. Не на раскаленном песке от голода. Я посажу еще деревья.

– Я пошел, – перебил его Гарри, ему было тошно слушать идиотские бредни о жизни среди пяти деревьев.

– Подожди, – в голосе прозвучала враждебность. – Ты не понял? Я остаюсь. А значит, мы должны разделить робота.

– Зачем? У тебя вода есть, защищаться вроде не от кого. А меня кто знает, что ждет впереди!

– Вот именно, вроде не от кого, – выразительно повторил Филипп. – Но не наверняка.

– Если мы вынем несколько блоков, робот перестанет быть роботом! Он станет самоходной тележкой для оставшихся блоков.

– И это не плохо, – невозмутимо ответил Филипп и, не спеша, стал разбирать робота, поясняя: – Здесь два блока с лучевым оружием, один из них я оставлю себе… Блок связи с ракетой – себе, ведь неизвестно, что с тобой будет… Аналитический блок тебе, блок для получения воды тоже тебе…

Видно было, что он решил все заранее, даже тент разрезал на две части.

Гарри безмолвствовал, глядя, как располовинивается робот, потом махнул рукой и, горбясь под рюкзаком, пошел прочь на северо-запад. Впереди ковылял четырехногий робот.

– Возьми мои консервы, – крикнул Филипп.

Но Гарри не обернулся, буркнув:

– Дурак ты… как мой отец.

Филипп долго смотрел ему вслед. Видит Бог, Гарри надоел ему до последней крайности. Все надоело. А здесь покой. Смог ли бы он прожить здесь всю жизнь? Еще бы! Не надо суетиться, лезть вон из кожи, чтобы жить не хуже, чем сосед справа или сосед слева. Не надо ни к кому приноравливаться.

Филипп сорвал с нижней ветки синий колобок, разломил его и стал есть нежно кисловатую губчатую мякоть, потом собрал несколько косточек, воткнул их в землю, тщательно затем полив. Когда появятся побеги, он осторожно пересадит их за кустарником в песок.

Гарри шел вперед. Его плавило солнце, сбивал с ног ветер. Много раз, когда он валился на песок, ему казалось, он не встанет, но вновь по крупицам собирал силу в разбитом теле, сжимал распадающуюся волю и шел, бормоча:

– Умереть всегда успею… это успею. Лучше умирать усталым, как собака. Умирать, если есть хоть капля силы, презренно… Я еще поживу… хоть день, хоть час, хоть минуту… лишнюю.

Иногда Гарри вспоминал Землю, друзей, Анну. Это было мучительно, потому что он уже не надеялся вернуться на Землю. Он хотел жить хотя бы здесь, на неизвестной планете.

Самым страшным стало внезапное одиночество. Даже робот, после того, как его располовинили, перестал своим светом оживлять ночную пустыню. Может от одиночества у Гарри, который мало говорил с Филиппом во время первых переходов, вдруг появилось желание разговаривать.

Когда вдали горизонт окрасился зеленым цветом, Гарри даже не обрадовался и не заторопился. Он слишком устал, чтобы торжествовать. Кроме того, он боялся обмануться.

Под вечер, опустошенный, он дошел до цветистого луга, звездной реки, на другом берегу которой темнел лес.

Речная вода была теплой, как нагретая постель. Он, мучаясь, скинул с себя одежду и вошел в реку. Вода стала ласково слизывать с измученного тела пленку едкого пота, песок, пыль. Гарри нежился в шелке ленивых струй, ощущая, как тело охватывает блаженная истома.

Он победил. Здесь он не пропадет, если не пропал в пустыне. Но радости почему-то не было.

Он вышел из воды, обсыхая. Инвалид-робот сиротливо караулил его одежду. Гарри погладил робота по полированной ополовиненной поверхности.

– Не горюй, дружище. Пусть не цел, но живешь. Бог даст, я тебя еще соберу и тогда никому не дам делить на части.

Неожиданно по спине прошел озноб. Гарри резко обернулся. На него уставилась холодными выкатившимися глазами чудовищно длинная и приплюснутая морда, она чуть покачивалась на высокой в трещинах шее, которая врастала в безобразную тушу. Гарри, не отрывая взгляда от этого урода, ощупью выхватил из блока лучевой пистолет и направил на бельмовые глаза. Морда скакнула выше, булькая, стала закидываться назад, но, пружинно отскочив, рухнула рядом с Гарри, разевая синюшную пасть.

Гарри стремительно отпрыгнул, панически огляделся. Его била сумасшедшая дрожь, и сердце сорвано бухало внутри. Но вокруг было спокойно. Спешно одевшись, Гарри прикинул, как долго ему хватит лазерных дисков для пистолета. Это зависело от того, сколько таких тварей обитает в этих местах. Гарри скривился: может он и не успеет использовать все диски, какая-нибудь безобразная дрянь украдкой подползет к нему и позавтракает человечинкой. Изувеченный робот уже не мог предупредить его об опасности, не мог защитить, и это было самым ужасным.

Ночью Гарри ненадолго забылся, забравшись наполовину под робота и положив рядом пистолет. Его мучил кошмар: во сне множились мерзкие и злобные морды. При виде одной он шарахнулся и ударился о ногу робота. Тяжело разлепил глаза и не сразу сообразил, где он. Потом, покряхтывая, выбрался из-под укрытия.

Трава была прохладной и упругой. Тихо плескалась река. Фиолетовое небо равнодушно взирало на человека множеством колючих звезд. Подложив под голову тощий рюкзак, Гарри устремил взгляд в небо. Где-то там неслись по обычной орбите его Солнце, его Земля, а он их крупинка, их клеточка, заброшен неведомо куда. Что с ним будет завтра, послезавтра? Будет ли он жив через год? Зачем он оторвался от Земли, от друзей, от Анны? Он всегда любил шумные компании, веселое общество друзей. Он не сможет быть один. Зачем было ломиться через пустыню? Может надо было остаться в оазисе с Филиппом? Но пять деревьев, и вокруг пустыня – камера в тюрьме! День за днем одно и то же. И Филипп с тяжелым взглядом. Гарри чувствовал, что пять деревьев они бы не поделили: он был лишним для Филиппа.

«Когда-то меня оставил отец, здесь я стал не нужен товарищу… Но даже если бы Филипп не смотрел на меня так, я не остался бы в оазисе. Я не хочу крохи. Крохами я жил в детстве. Господи! Если меня не сожрет какая-нибудь гадкая тварь, меня съест тоска, убьет одиночество».

Внимание его приковала чуть мерцающая мелкая звездочка. Гарри даже приподнялся, чтобы лучше видеть. Сомнений не было: она двигалась! Правда, еле уловимо. Вот оно, спасение. Сигнал «SOS» идет в космос, и его услышали. Гарри стал лихорадочно высчитывать, когда спасатели будут здесь, около реки. Четыре дня, максимум, шесть. Счастливо улыбаясь, он растянулся на спине, потом перевернулся на живот и уткнулся лицом в чужую землю, которая приняла в себя скупые человеческие слезы.

Филипп проснулся внезапно. Он лежал в гамаке, сплетенном из гибких веток кустарника. Густые кроны плотной крышей скрывали небо.

Филипп вспомнил появившиеся накануне побеги и удовлетворенно улыбнулся в царственную темноту. Если дело так пойдет, скоро у него будет огромный благоухающий сад. Он создаст свой рай и будет ходить босиком. Нужно углубить ложе ручья… Вдруг он сжался при мысли, что сюда могут прийти другие люди. Ведь брошенный космокорабль еще испускает сигнал «SOS»! Может сюда уже летят? Они разорвут величавую тишину самодовольным хохотом, оставят кучу мусора. А вдруг сломают нежные побеги, которые он так лелеет, пообломают кустарники, затопчут родник? Тут же мысленно нарисованная картина хаоса доставила ему почти физическую боль. А главное: они постараются вернуть его на Землю, сообщат жене, родственникам… те обратятся в суд, к психиатру… и жизнь опять пойдет по замкнутому кругу. «Человек должен жить с людьми», – он сам так считал когда-то. Даже если он отстоит свое право остаться здесь, на планету может хлынуть поток поселенцев, и начнется людская возня: дома, квартиры, машины, лучше, дороже, комфортнее… Начнется то, от чего он спрятался.

Филипп выскочил из гамака. Нашарил в темноте блок связи с ракетой и послал приказ об отключении сигнала «SOS». И чтобы совсем запутать идущий на помощь гипотетический корабль, послал в космос координаты Пятой космобазы, дав понять, что держит путь туда. Все. Сейчас его никто не найдет. Только здесь, в оазисе, он понял, что его призвание – быть отшельником. Он отрезал себя от людей.

О Гарри он не вспомнил.

Зомби Фантастический рассказ

– Папа, это и есть твоя новая работа? – спросила Екатерина, разглядывая полотно.

На холсте вздымалось облицованное стеклом здание. Закатывающееся солнце золотыми и багряными языками отражалось в его располосованных на квадраты стенах, отчего казалось, что здание мозаичное и непрочное.

Художник Иван Остин, прихрамывая, подошел к мольберту, искоса взглянул на дочь, пытаясь уловить на ее красивом лице впечатление от своей работы. Екатерина, понимая, что отцу не терпится услышать ее мнение, спросила:

– Это ты написал здание института? – и она кивнула на окно, за которым была видна башня НИИ.

– Мало похоже? – усмехнулся отец.

– Как сказать… – осторожно начала дочь. – Там, – ее рука взлетела в сторону окна, – буднично и устойчиво. Здесь, – бледная кисть плавно сделала круг перед холстом, – как-то странно… все плавится, стекла вот-вот посыплются горящими углями. А ты не нарушил пропорции, па? Впечатление, что здание кверху сужается… Но феерично! Таким представляется мир будущего. А почему внизу стоят люди и смотрят вверх?

– Это Вавилонская башня нового времени, – ответил мужчина, устремивший одновременно отстраненный и оценивающий взгляд на свое полотно.

– Странная идея! – пробормотала Екатерина. – Это же старый сюжет, совершенно не актуальный. Было время, когда люди говорили на одном языке, и все друг друга понимали… И вот они решили построить башню, чтобы дотянуться до Бога. Зачем? Тщеславие?

– Возможно…

– Сила единомыслия?

– А вот это интересно…

Дочь улыбнулась, довольная, что заставила отца задуматься, и продолжила:

– Бог смешал их планы, наслав как наказание – или издевку? – разные языки. И люди перестали понимать друг друга. И разбежались. Я правильно изложила сюжет? Что в этом интересного?

– Взаимопонимание. Даже те, кто говорят на одном языке, часто не понимают друг друга.

«Это он о своих отношениях с мамой, – подумала дочь. – Жалеет, что развелся. Столько лет прошло! Сейчас жил бы с нами в центре столицы, а не здесь, за кольцом».

– У мамы все хорошо, – после неловкой паузы подала девушка тихий голос.

– А тебе не кажется, что эта башня не рушится, а напротив, собирается из разрозненных частей? – пропустив слова дочери мимо ушей, с настойчивой интонацией спросил художник.

– Может, и так, – пожала плечами та, потеряв интерес к беседе. – Я кофе сварю? Можно, включу телевизор? Уверена, без меня ты его не смотришь…

А художник продолжал:

– Идет любопытная тенденция: люди все больше становятся похожи друг на друга. А хорошо ли это? Мы не муравьи… Каждый человек имеет право – и с этого меня не сдвинешь – говорить на своем языке. Не ходить маршем, а быть собой. Хотя иногда это ведет к одиночеству… – он заметил, что дочь ушла, и замолчал.

На вспыхнувшем яркими красками экране появился человек в белом халате. У него было мужественное лицо, седеющие виски и добрые глаза в нимбах морщинок. Хорошо поставленным голосом, в котором тонкой струной звучало напряжение, он говорил:

– У нас нет права скрывать правду: новая болезнь превосходит все известные доселе инфекции. Летальный исход наступает в течение трех суток. Признаки заболевания: зуд кожи, повышение температуры, затем на лице и теле выступают багровые пятна, размером с крупное яйцо, участки кожи в районе пятен словно выедаются, приобретая вид безобразных глубоких оспин. Зуд становится настолько нестерпимым, что зараженный рвет на себе кожу…

Мужчина продолжал говорить, а заинтересованный художник припал взглядом к экрану. Когда вошла дочь с подносом, на котором ароматным жаром дышали чашки с кофе, он обернулся к ней:

– Нет, ты посмотри, что придумали! – возмущенно заговорил он. – Болезнь у них новая появилась! И знаешь откуда? Они, – он, подняв палец, крутанул им, словно ввинчивая в воздух, – предполагают, что вирус прилетел на Землю с метеоритом, а потом с мухами попал к людям! Представляешь, какой бред? Сказали бы сразу: произошла утечка бактериологического оружия…

Екатерина, снисходительно улыбнувшись запальчивости отца, посмотрела на экран. Подобная красотке из рекламного ролика девушка в белом халатике и в кипенной шапочке складно говорила:

– Мы находимся в реанимационной палате. Сюда поступил больной с признаками новой инфекции, которая получила название «марсовой болезни».

Во весь экран чудовищным ликом встало обезображенное лицо поседевшего мужчины. Екатерина содрогнулась. Было слышно, как несчастный стонет. Камера ушла от жуткого лица и остановилась на тяжелых мужских руках. Они то сжимались в кулаки, то, разжимаясь, рвались из-под ремней, которыми были пристегнуты к кровати.

– Ужас какой, – не удержалась от восклицания Екатерина. – Это что такое?

Экранная красавица-медсестра надела медицинскую маску, и Екатерине неожиданно пришло в голову, что и это гладкое, как у куклы, лицо может обезобразить страшная инфекция.

– Как они не боятся заразиться? – вслух высказала она свое удивление. – Наверное, после такого заболевания следы останутся навсегда. Тут никакая пластика не поможет. Даже если врачи научатся лечить этот кошмар, люди, перенесшие эту болезнь, останутся уродами. По мне так лучше помереть!

Отец промолчал, поразившись неожиданным словам дочери. Если это и есть женская логика, то ей одно название – глупость. Или это разговор на разных языках? И мужчина недовольно поджал губы.

А импозантный врач с расстановкой проговорил:

– Мы обращаемся ко всем гражданам с призывом к осторожности. Пока не известна природа вируса, мы просим в общественных местах ходить в масках, после прихода домой менять и дезинфицировать одежду и непременно мыть руки. Поверьте, специалисты ищут причину страшного недуга.

И у зрителей не могло возникнуть сомнений в том, что этот человек, а с ним и все другие врачи, не спят ночами, занятые поиском чудодейственного лекарства от чудовищной беды, свалившейся на человечество.

Президент, сухощавый, с узкими, как кривые лезвия, блестящими глазами и желтоватой кожей, подошел к белой ленте конвейера, на которой лежали прозрачные диски, размером с небольшие монеты.

– Это и есть чудодейственная вакцина? – спросил он, ухватывая двумя пальцами диск, оказавшийся при ближайшем рассмотрении контейнером; в нем тяжело каталась сверкающая капля.

Светловолосый советник главы государства, чуть согнувшийся от попытки сравняться ростом с невысоким боссом, степенно произнес:

– Да, господин Президент, это и есть то лекарство, которое навсегда спасет государство от распада и революций.

– Как будет вводиться… это?

– Внутримышечно, как все инъекции. Но можно и орально с любым напитком, как…

– Как яд, – усмехнулся Президент.

Советник коротко хохотнул, показав, что понимает и ценит шутки правителя, и продолжил:

– Здесь профессор Антонова, изобретатель этого чуда и директор института, – и мужчина протянул руку в сторону строго одетой женщины без следов косметики на лице.

Президент привычно справился с инстинктивным желанием окинуть взглядом фигуру женщины и сам подошел к Антоновой, дружески протянув ей сухую правую ладонь и держа контейнер в левой:

– Рад, искренне рад познакомиться с вами. Сегодня подписан указ о награждении вас высшим орденом государства, и я поспешил своими глазами увидеть работу вашего института. Эксперты в один голос утверждают, что сделано великое открытие. Так объясните, что это такое? – и он, открыто улыбнувшись, поднял зажатый между двумя пальцами контейнер со сверкающей каплей.

– Это жидкий чип, который совмещается с человеческим мозгом, встраиваясь в его структуру, – скупо улыбнулась Антонова. – Создан на основе жидких кристаллов. Но я бы не сказала, что наш институт единственный автор изобретения.

– Ну да, жидкие кристаллы известны с конца двадцатого века, – блеснул своей просвещенностью Президент.

– Жидкие кристаллы были открыты еще в 1888 г. австрийским ботаником Рейтницером, – беспардонно поправила собеседника Антонова.

Тот остро взглянул на женщину, но выражение интереса на его лице осталось неизменным, а она продолжала говорить:

– Но долгое время ученые не признавали жидких кристаллов, ведь это противоречило теории о трёх состояниях вещества: твердом, жидком и газообразном. Жидкие кристаллы относили то к эмульсиям, то к коллоидным растворам.

– Как я понимаю, – прервал экскурс в историю Президент, скопировав стиль общения собеседницы, – жидкие кристаллы – это промежуточное состояние между жидкостью и кристаллами.

– Вы абсолютно правы, – чуть опешила госпожа ученая. – Жидкие кристаллы, как обычные жидкости, обладают текучестью…

– Прекрасно, – улыбнулся Президент. – В детстве мечтал быть физиком, но осуществлению мечты помешало увлечение политикой. Политика мне показалась более мощной силой, чем наука, – взгляд мужчины смягчился. – Но вы, Ирина Михайловна, со мной не согласны?

Женщина, удивленная таким поворотом и знанием Президента ее имени и отчества, лишь чуть качнула головой в знак несогласия.

– В таком случае, вернемся к нашей теме, не дискутировать же нам! Как же вы смогли создать чип, совместимый с живыми клетками?

– Многие структурные звенья живой клетки похожи на структуру жидких кристаллов. Имея диэлектрические свойства, жидкие кристаллы образуют внутриклеточные гетерогенные… – женщина споткнулась.

– Я понимаю, – кивнул Президент, – разнородные, иначе говоря…

– Да, жидкие кристаллы создают гетерогенные поверхности, – чуть растерявшись, повторила госпожа Антонова, ее лицо, имеющее перед этим бесстрастный вид, дрогнуло и, потеплев, стало милым и беззащитным, – они отлично регулируют взаимоотношения между живой клеткой и внешней средой. Также и между отдельными клетками и тканями, сообщают нужную инертность составным частям клетки, защищают ее от ферментативного влияния. Изучение закономерностей поведения жидких кристаллов позволили создать жидкие чипы для человека… – и она продолжила говорить на профессиональном языке, не подыскивая обыденные слова, упрощающие объяснение.

– Благодарю вас, – наконец, кивнул Президент. – На весь мир мы афишировать ваше изобретение не будем, но государственную премию за вклад в развитие молекулярной биологии вы получите. А теперь конкретно об этой… об этой вакцине, – и он протянул Антоновой взятый ранее контейнер. – Это чип предназначен для конкретного человека или может быть введен любому?

Профессор, взяв прозрачный диск, остановила взгляд на цепочке бледных цифр на крышке контейнера.

– Это именной чип, – сказала она. – Видите номер? Если ввести чистый чип, у человека на первоначальном этапе может возникнуть ощущение раздвоения. Процесс адаптации проходит быстрее, когда в память электронного носителя внесены хотя бы минимальные сведения об его владельце. Человек не замечает внедрения в свое сознание.

Антонова жестом пригласила мужчин к ленте конвейера, вставила в углубление компьютерного блока контейнер, и по дисплею побежали строчки.

– Чип создан для Ивана Остина, художника. В двадцать лет, чтобы не идти в армию, он изувечил себе ногу, объяснив это тем, что является пацифистом и хочет писать картины, а не воевать. За членовредительство был приговорен к двум годам тюрьмы. Разведен. Имеет дочь двадцати лет, – прочитала вслух Антонова и пояснила: – Это общая информация, она имеется в любой его анкете…

– Хорошо, – кивнул Президент, – вакцина будет введена. Что дальше?

– Чип соберет всю информацию о своем хозяине, о его здоровье и отправит ее на центральный пульт, сигнализируя, если что-то не в порядке. Так, еще до появления выраженных симптомов, врачи будут знать о начале сбоя в организме человека.

– С помощью этой штуки можно зомбировать человека? – неожиданно спросил Президент.

– Нет! – резко возразила женщина.

Ее щеки розово окрасились возмущением, а глаза, дрогнув, потемнели. После неловкой паузы Антонова вновь заговорила, сдаваясь:

– Конечно, можно, но врачебная этика этого не позволит. Скальпель тоже опасен.

Президент чутко уловил в ее голосе слабое сомнение и тонкий страх.

– О да! – весело согласился он. – И мы, простые обыватели, ежедневно беря в руки нож, знаем, что им можно порезаться и даже зарезать. Потому я и интересуюсь не только достоинствами, но и опасностями вашего изобретения, – Президент тепло улыбнулся и с легким нажимом произнес: – чтобы быть бдительными и осторожными. Но, дорогая Ирина Михайловна, согласитесь, что порой необходимо вторжение в сознание человека и его корректировка. Например, в психиатрии. Представьте, ваш чип выявит маньяка-убийцу, мы ведь сможем незаметно для… – мужчина поискал слово, – больного устранить аномалию в психике? Я правильно понял возможности вашего изобретения?

Антонова несколько раз кивнула, словно отгородившись какими-то мыслями.

– Благодарю вас, Ирина Михайловна, за ваше внимание. Я буду всегда рад побеседовать с вами, – голос Президента стал совсем мягким и теплым, как старинный бархат.

Он протянул женщине руку и взглядом, словно мимоходом, коснулся ее бледно очерченных полных губ. В уголках мужских глаз появились и спрятались веселые искорки: он заметил смущение собеседницы.

Проводив коротким взглядом Антонову, советник тихо заговорил:

– Не понимаю наивности ученых. Изобретают, изобретают, а к чему это может привести, не хотят задумываться. Ведь она прекрасно понимает, что человек с чипом легко управляем. Его всегда просто отследить, мысли, прочитав, можно изменить. У нас будет самый послушный и преданный народ. И ведь все идет, как задумано: рекламная акция под названием «марсова болезнь» набирает обороты. Люди запуганы и хотят спастись. По улицам ходят в масках. Как сводки с фронтов, по всем телеканалам дикторы зачитывают цифры заболевших и умерших. Я уверен: за вакциной встанут в очередь.

В высоком кабинете стало жарко. Президент нажал кнопку, и в секунды из боковой двери появился советник с зеркальным подносом в руках, на котором стояла резная голубоватая бутылка и пузатый стакан.

– У нас вышли из строя кондиционеры? – раздраженно спросил Президент, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки, и его узкий взгляд стал похож на холодную сталь.

– Да, неполадки в автоматике, они устраняются, – спокойно ответил советник, он налил прохладную воду и поставил перед боссом запотевший стакан, сказав: – Это вода из реликтовых ледников. Сейчас открою окно, и станет комфортнее.

Президент крупными глотками опустошил стакан, и взгляд его смягчился.

А советник продолжил:

– Прекрасная новость, господин Президент: вакцинация завершена, и настало лучшее время для государства. Уже не нужны слова, не нужно кого-то убеждать и призывать. Для управления народом сейчас достаточен один язык – компьютерные команды. Лишь единицы сопротивлялись вакцинации, но помогли их родные: боясь за близких, они добавили вакцину, то есть чипы, в кофе, воду, чай упрямцев.

– Да, страх – это тот язык, который понимают все, – кивнул Президент и неожиданно спросил: – А нельзя ввести чип в Антонову?

– Можно, – лицо советника не дрогнуло удивлением.

– Кто ж изготовит для нее такой ключик?

– У нее есть заместитель, который хочет стать первым… – помощник споткнулся и, чтобы затушевать нечаянно озвученную опасную мысль, сказал то, что первым пришло в голову. – Но она как женщина не интересна. Умна, но беспола.

– У меня другой взгляд на женщин, – резанул коротким взглядом Президент. – Самое эротичное в женщине не дурацкие ужимки, а ум. Когда умная женщина погружается в размышления, и ты понимаешь, что в них тебе места нет – вот это сводит с ума.

– Ну да, если Антонову подкрасить, одеть, как надо, получится красотка!

– Не терплю штамповки, – оборвал неловкие рассуждения своего помощника Президент и резко провел рукой в сторону.

Советник пошел прочь, закусив губу от досады.

А Президент, сидя за столом, обдумывал слова о втором, который мечтает стать первым. Но эта мысль ушла из его головы, словно ее кто-то стер.

Профессор Антонова заворожено смотрела в окно. В городе тонула заря, которая показалась женщине похожей на трепещущее сердце. Она вспомнила Президента, и внутри нее что-то тонко задрожало.

Иван Остин равнодушно задернул шторы, отгородившись от уходящей вдаль зари. Ему не хотелось писать картины. Он решил идти в армию, хотя бы переводчиком.

Манускрипт Ежова Маленькая фантастическая повесть

Посвящается памяти монахинь Ново-Тихвинского монастыря, расположенного близ села Булзи.

Взгляд монашки, спокойный, словно проникающий, раздражал чекиста. Она его не боялась, хотя ей было известно, что три ее товарки умерли от истязаний, а две тоже не жилицы.

«Поди, думает, что они в раю, и торопится следом», – зло усмехнулся мужчина.

– Слышь, ты, овца небесная, если не скажешь, чем вы тут, в обители, занимались, мы все спалим к Богу вашему, – проговорил он сорванным голосом.

– Молились и работали, – как-то особо певуче ответила монахиня, лицо ее было светлым, чуть румяным.

Чекист обвел глазами трапезную с узкими проемами окон. Его тошнило от застоявшегося кисло-сладкого запаха еды и икон. В углу тонким ажуром сверкнула натянутая паутина. Он подошел и провел темными, с забившейся под ногти грязью, пальцами по сияющей тонкости узора, и красота исчезла. Только толстый паук резво бросился прочь спасать свою мелкую жизнь.

Мужчина брезгливо шеркнул несколько раз пальцы о галифе и процедил, возвращаясь сузившимися глазами к монахине:

– Ага, еще расскажи, какое здесь образцовое хозяйство, какие в монастыре замечательные коровы. А я вижу, что вы не заработались. Вон, сама, какая – кровь с молоком! Жрала тут, телеса наедала, как паучиха, а народ бедствовал, жилы вытягивал, беспробудно работая…

– Беспробудно можно пить или спать, но не работать, – тихо поправила его монашка.

Широко шагнув, чекист тяжелой рукой толкнул монашку, и она, отлетев, упала поперек на сосновую скамью. Голова ее запрокинулась. Мужчина приблизился и, поставив разбитый сапог на лавку рядом с лежащей женщиной, машинально огладил шершавой ладонью отполированный маузер, заткнутый за ремень.

– Подымайся. Чего раскинулась? Мужика надо?

Но монахиня не шевельнулась, тогда чекист наклонился и, ухватив ее за ноги, стащил обмякшее тело со скамьи, чтобы видеть лицо. Бесформенное, как мешок, платье, пахнущее ладаном, задралось, открыв батистовые штанишки: словно нежного снега сыпанули на вощеный пол. Панталоны, отделанные скупым кружевом и узкой атласной лентой, были присборены вокруг бледных ног. Мужчине захотелось ткнуться руками в беззащитную белизну тонкого женского белья, потянуть за шелковые завязки, но он заставил себя увести глаза на грубую ткань простого платья и споткнулся о спокойный взор монахини. Не отпуская ее взгляда, он опустился на колени и хрипло заговорил:

– Скажи тайну обители, и мы уйдем. Никого больше не тронем. Ничего не возьмем. Скажи. Ты знаешь. А так всех перебьем и все спалим. Ты знаешь…

Лицо монашки дрогнуло, словно рябь прошла по воде, и он подумал, что это судорога, но с удивлением увидел, как румяный рот стал проваливаться, а лицо распухать. Мужчина вскочил на ноги и попятился, заметив, что все тело женщины увеличивается. Его охватила паника, и он, выхватив маузер, выстрелил в растущую массу и выскочил за тяжелую дверь.

– Уходим! – крикнул он двум своим товарищам, вскакивая на лошадь. – Пока живы. Ничего не брать! Здесь не то чума, не то холера, не то черт знает что!

Они поскакали вдоль речушки Щербаковка в сторону села Булзи. И чекист зло перекатывал в голове тяжелые мысли о провале задания: вопреки указанию советской власти из Москвы, он ничего не узнал о Ново-Тихвинском монастыре.

Речка светло скользила в зеленой раме травы и деревьев, порой вздрагивая от поднимающейся из глубины рыбы.

– Остановимся! – скомандовал чекист товарищам и, натянув поводья, спешился, ласково похлопав по крупу лошадь.

Шагнув к реке, он широкой ладонью зачерпнул со дна смесь песка и ила, отчего вода перед ним сразу замутнела. Как мылом, стал тереть илистым песком руки, потом обмыл их и ополоснул лицо. Отломил попавшийся на глаза сухой стебель травы и попробовал вычистить им черноту из-под ногтей, но въевшаяся грязь не поддалась. И он подумал, что пора в баню. Отмыться. Может, тогда хотя бы сапоги помыть? Но ему вдруг стало жалко речку: ходят к ней все со своими нечистотами.

Он бросил бесполезный стебель в воду, и она, вспенившись тонкими кружевами, понесла, танцуя, сухую траву дальше. А перед глазами чекиста стояли женские панталоны в воланах и лентах. Такое белье он видел на стыдных французских открытках. Ну, зачем монахине такое исподнее? Не за коровами же она ходила в кружевных портах! Не монашка она, это точно. А кто, и что делала в монастыре? Может, из богатых, пряталась… Или послушница. Нет, не все так просто. Но возвращаться назад, чтобы задать новые вопросы, чекист не собирался. Не боясь Бога и Черта, он страшился неведомой заразы.

И, обернувшись, исподлобья, он долгим взглядом посмотрел в сторону Ново-Тихвинского монастыря.

В столице, не понимают, что на Урале народ хитрый и стойкий. Как в каслинской печи, в нем много переплавлено: русские, башкиры, татары, удмурты – кого здесь нет? Из русских сюда шли самые отчаянные. Оторвыши. Беглых, ссыльных – не сосчитать. Село Булзи кем заложено? Ссыльным татарином из Казани. Вот и поработай с таким народом!

После того, как незваные гости ускакали, оставшиеся в живых монахини, шепча молитвы и крестясь, собрали темные книги и цветистые иконы и покинули обитель, оставив на монастырском кладбище шесть свежих могил с простыми крестами.

* * *

Владелец букинистической лавки, оплывший от пламени пронесшихся шестидесяти лет, достал из-под прилавка какую-то грязную не то коробку, не то шкатулку в разводах и темных пятнах.

– Посмотри вот это, – взгляд его стал хитрым и таинственным, как у фокусника, и одновременно въедливым.

– Что это? – удивленно спросил Александр Ежов, заинтриговано глядя на странную вещь и нерешительно протягивая руки.

– Это ты скажи мне, что, ты же историк, а мне некогда бегать по экспертам. У меня бизнес. Бери, бери, смотри…

В металлическом узорчатом переплете находилась пожелтевшая, в рыжих пятнах и ржавых точках, объемистая рукопись.

Букинист же с тяжелой неловкостью опустился в кресло и прикрыл веки. Сытый, неповоротливый, он имел вид ленивого кота, который вроде дремлет, а сам на стороже.

– Откуда это у вас? – спросил Александр, бережно перелистывая страницы рукописной книги.

– Откуда… оттуда… – уклонился от ответа Букинист. – Сам-то что можешь сказать?

– А что я могу сказать, не зная, откуда артефакт? – не к месту щегольнул модным словечком Ежов. – Вот при раскопках, например, важен весь культурный слой…

– Ладно, – бесцеремонно прервал разглагольствования молодого историка Букинист. – Мне привезли эту – не преувеличу – драгоценность из села Булзи. Знаешь такое?

– Около Каслей, что ли? – не сразу отозвался Ежов. – Там еще есть храм, правда, разрушенный.

– В точку, – лениво кивнул Букинист. – Храм Покрова Пресвятой Богородицы. Был опустошен при Советской власти, церковные книги и иконы тогда мирные селяне растащили по домам. Представляешь, – он усмехнулся, – из икон даже кадушки делали для солений. И вправду: что добру пропадать? Когда пришла мода на иконы, я несколько штук смог выменять на ерунду… Не поверишь – на полиэтиленовые мешки с картинками. Красивые такие были упаковочные пакеты, яркие, модные.

Пять рублей штука стоила в Москве. Да, ты не помнишь, ты тогда на горшке сидел. А я в те годы всю область проехал. Так вот, рядом с селом Булзи находится Ново-Тихвинский женский монастырь. Его тоже разорили, уцелевшие монашки разбежались, несколько из них прижилось в селе. Этот манускрипт остался в наследство от одной из этих монахинь… Вот такая информация. Такой культурный слой… – он усмехнулся и неожиданно цепко вгляделся в лицо юноши. – И что ты можешь сказать о рукописи на вскидку? – и опять прикрыл набрякшие веки, как за мышкой, наблюдая из-под них за молодым человеком.

– Тарабарщина, какая-то. Ни одного внятного слова, – пробормотал Александр Ежов.

– Ясно, что записи зашифрованы, но не думаю, что сложно, – проговорил Букинист. – Я уже показывал эту находку Коле Белосельскому – знаешь его? – бывшему директору краеведческого музея. Известный человек, вся его квартира антиквариатом забита, – мужчина помолчал и добавил: – Правда, обнесли его квартиру.

– Давно? – вежливо поинтересовался юноша, вынув из рукописи серо – желтый, как высохшая кожа, узкий листок, на котором с трудом читались выцветшие строчки: «Отче наш, иже еси».

– С полгода. Воров нашли, но самые ценные вещи милиция не вернула. Там говорят, что это улики, вещественные доказательства, а они возврату не подлежат. Назидательная история получилась: Коля в мутные перестроечные полмузея вынес, а потом у него вынесли. Кстати, фамилию «Белосельский» Коля присвоил: за дворянина себя выдает. Смешно. Да, ты сам не от главы НКВД Николая Ежова?..

– Нет, – недовольно мотнул головой молодой человек, возвращая листок на место, – Ежовых на Урале много. Ведь слово «ёж» раньше означало «беглый», вот от него и происходит «Ежов».

– Да ты что? – удивился Букинист. – Так твой род идет от беглых? Оно и видно, что здоровая у тебя наследственность – какой бугай! Пальцем раздавить можешь. Тебе бы спортом заниматься, борьбой… Ладно, так о чем мы говорили? Так вот, у Белосельского глаз загорелся на эту рукопись – меня не проведешь! Но он ушлый парень. Стал говорить, что это ерунда, якобы век всего лишь девятнадцатый, а о чем написано, и думать не захотел. Вот скажи, зачем для ерунды такой красивый металлический переплет?.. Он же рассчитан на века! Ты про манускрипт Войнича слышал?

– Нет.

Букинист, приподняв веки, задержал разочарованный взгляд на лице Ежова и вернулся к его рукам, держащим книгу.

– Это самая удивительная рукопись в мире, более пятисот лет ученые пытаются ее расшифровать. Вот и представь, что у тебя в руках подобный манускрипт. Это шанс прославиться, понимаешь? Сделать имя. Ты можешь составить описание рукописи, привести выдержки из нее. Сделать все так, как требует археографическая наука. Попытаться расшифровать, в конце концов! Я даже предполагаю, что в научных кругах эта книга получит название «Манускрипт Ежова». Круто? Хотя хозяин рукописи, конечно, я. Но первым исследователем будешь ты, – и толстый палец Букиниста указал на Ежова.

У юноши вспотели ладони.

– Но где я смогу работать с манускриптом? – нерешительно заговорил он. – Приходить сюда? У меня только два свободных дня в неделю, и то не полностью.

– Я тебе дам его с собой, – Букинист сделал паузу и добавил: – Под расписку. Вещь чрезвычайно дорогая. Возможно, подороже миллиона долларов… – у Ежова вытянулось лицо, – но оценим ее в сто тысяч рублей. Ты даешь мне расписку в сто тысяч и получаешь манускрипт для работы. Надеюсь, успешной. Как думаешь, через пару месяцев мир узнает о манускрипте Ежова? – взгляд букиниста спрятался в хитрых морщинках. – Понятно, после твоей публикации появятся сомневающиеся, нарисуются завистливые оппоненты, будут кричать, что это фальсификация, мистификация, авантюра и прочее. Ты о хрустальных черепах, сделанных древними майя, слышал? Черепа находятся в музеях Лондона, США и Парижа, – мужчина для значительности поднял указательный палец вверх. – Так вот, недавно было установлено, что эти якобы бесценные реликвии – фальшивки, изготовленные в девятнадцатом и даже двадцатом веке, а не двенадцать тысяч лет назад, как говаривали, и даже не пятьсот! Вот это афера! Представляешь, сколько денег получил жулик, впаривший дешевку таким уважаемым музеям? А у нас с тобой не подделка. У нас тайна, – и он опять ткнул пальцем в потолок. – И я тебе скажу, что главное – создать шумиху. Больше ажиотажа – больше известности. И денег соответственно. Что ты там, в своем университете, получаешь? Копейки. А девушки нынче больше смотрят на богатых, чем красивых…

Букинист был искушенным в людях. При советской власти, чтобы не попасть за решетку за спекуляцию, он организовал клуб любителей книги. Уже тогда букинист постиг науку использования людей. Он наладил связи с книжными магазинами города, лебезя и задаривая конфетами и духами женщин-директоров и рядовых продавщиц, а потом перепродавал купленные через них книги, запрашивая в некоторых случаях стократную переплату. Самые ценные экземпляры он оставлял себе, сколотив уникальную библиотеку, которая, в дальнейшем, и стала основой его бизнеса.

Людей Букинист классифицировал так же, как и книги. Саша Ежов был для него прост, как бульварная книжонка, изданная миллионным тиражом. Букинист схитрил, уверяя, что не бегал по экспертам. Он обошел всех местных специалистов, но ничего внятного не услышал. Тогда, сделав ксерокопии каждой страницы и фотографии обложки, отправил материалы экспертам в Москву, но прошло полгода, а ответа не было. И Букинист решил действовать рискованно. Если рукопись – пустышка, он сумеет заработать на ней, хотя бы сто тысяч, взяв их с Ежова.

А юноша, выводя под диктовку расписку, а затем, заворачивая рукопись оробевшими руками в плотную бумагу, видел перед глазами прекрасное лицо модной соседки, у которой было величественное имя – Кристина. Ее часто подвозили к дому на шикарной машине.

* * *

Лиза то и дело посматривала на серебряные бабушкины часики. Только через двадцать четыре минуты ей принесли заказ. Девушка сразу же надела новые ортопедические ботинки и прошлась по цементному полу, пробуя обновку на ощущение. Удобно. Хромота почти исчезла, и даже плечи, как показало большое зеркало в холле, подровнялись. Но Лиза не любила разглядывать себя в зеркалах: она считала себя некрасивой, поэтому отвернулась, аккуратно положила поношенные туфли в полиэтиленовый пакет и вышла в новой обуви из подвальной мастерской в распустившееся лазоревым цветком утро.

Лиза боялась, что опоздает поздороваться с Александром Ежовым, который каждую субботу заходил в букинистический магазин. Девушка до мелочей помнила их знакомство. Она стояла между тесными книжными полками с томиком стихов Фофанова, одна тысяча девятисотого года издания, когда услышала над собой:

– О! Крошка Лавальер умеет читать и такие книги!

Лиза подняла задумчивые глаза и увидела, что над ее плечом склонился высокий молодой человек с падающей на глаза челкой.

Увидев ее недоумение, он доброжелательно проговорил:

– Извини, девочка, ты так увлеклась, что мне стало интересно. А ведь слова с «ятями» сложно читать. Вырастешь, приходи учиться к нам на исторический факультет. Мне вообще-то нужна вон та книга в углу, позволь пройти.

Лиза прижалась спиной к стеллажу, давая проход, и серьезно проговорила:

– Я выросла. Мне скоро восемнадцать. И мне нравится физика.

Молодой мужчина невольно охватил глазами ее несформировавшуюся фигуру.

– Извини, я думал тринадцать. Молодо выглядишь, – неудачно пошутил он и, заметив, как запунцовели щеки девушки, стал объяснять, пытаясь загладить бестактность: – «Лавальер» – это совсем не обидно. Жила во Франции милая девушка Луиза де Лавальер, и вот однажды в нее влюбился король, за красоту и богатство прозванный Солнцем…

– Знаю, – тихо произнесла девушка. – Она хромала и не была красивой.

– Умница! – оценил незнакомец эрудицию Лизы. – Но чтобы отвоевать у скромной Луизы Людовика XVI, ослепительно прекрасной Атенаис де Монтеспан пришлось прибегнуть к черной магии. И только Сатана знает, сколько раз она варила приворотное зелье, ведь ей понадобилось несколько лет, чтобы король забыл свою Луизу. У Луизы де Лавальер была прекрасная душа, а это ценят даже избалованные монархи, – молодой мужчина широко улыбнулся.

И от этой внезапной улыбки у Лизы, обделенной добротой и вниманием, восхищенно и испуганно дрогнуло сердце. За спиной незнакомца, словно ослепительная рама, сияло солнечными лучами окно. Вот он, Король-Солнце! Никто из ее знакомых не был столь умен и красив. Больше всего Лизу удивило то, что он заметил ее раньше, до того, как она встала в проходе со сборником стихов. Ведь неслучайно же он назвал ее Лавальер, он заметил ее хромоту, и не увидел в этом ничего отталкивающего. Напротив, это показалось ему привлекательным!

– Меня звать Лиза, – тихо сказала она.

– То же, что Луиза, – с улыбкой откликнулся незнакомец. – А меня Александр Ежов. Увы, не Людовик XVI…

Лиза стала ежедневно заходить в магазин и выяснила, что Александр Ежов бывает у букиниста по субботам. А в одиннадцать утра он уже уходит.

Александр казался девушке необыкновенным, но чудом была она сама: в наступившее время стяжательства и бездуховности Лиза выросла доброй, начитанной и романтичной; она, хромая, некрасивая, одинокая девочка, была счастлива, хотя трудно найти человека, который бы ей позавидовал.

Лизе было семь лет, когда машина, в которой она с родителями ехала в воскресный день на озеро, попала под выехавший на встречную полосу тяжелый КАМАЗ со спящим водителем за рулем. В больнице, после нескольких сложных операций, девочка узнала, что родители ее погибли.

Лизу взяла к себе бабушка. Старая женщина привыкла обходиться малым, и в отношении внучки считала неразумным тратить деньги на дорогую, с ее точки зрения, одежду. Зачем? Ведь дети растут быстро и не успевают ее износить. Лучше купить апельсины или яблоки, в крайнем случае, морковь.

Когда Лиза в девять лет пошла в первый класс, она стала объектом жестоких насмешек одноклассников. Оттого, что девочка была старше всех, ее считали тупой. Из-за бедной одежды Лизу называли нищенкой и грязнулей. Девочка хромала и не могла бегать и играть, как все, это казалось одноклассникам противным. И наконец, вместо родителей, у Лизы была старая бабушка, а это было смешно.

Но Лизе нужны были подруги – как ребенку жить без друзей? – и с одной девочкой, живущей по соседству, она, как ей казалось, подружилась. А потом случайно услышала, как эта девочка, для которой Лиза не пожалела бы ничего, в кругу других детей называет ее «хромоногой уродиной».

И Лиза замкнулась. Она ушла в другой мир, где были друзья, которые не могли над ней издеваться; они уводили ее в удивительные дали и делились с нею знаниями, учили добру и благородству. Этими друзьями были книги, они и сделали ее жизнь счастливой и насыщенной.

За год Лиза догнала сверстников и сделалась любимицей учителей, которые не могли нарадоваться на ее прилежание и сообразительность.

Одно угнетало девочку: она не могла танцевать. До страшной аварии Лиза ходила в танцевальную студию, где ее всегда хвалили, после аварии она танцевала лишь во сне.

И вот субботним утром Лизе казалось, что она не просто шагает в новых ботинках, а танцует. В облике девушки засквозила неловкая грация юного существа.

Путь лежал через сквер, который утрами был пустынен. У Лизы было чувство, что она идет по огромной божественной ладони. Посыпанные гравием дорожки и ленты стриженых кустов представлялись ей линиями счастливой судьбы. Девушке, как цветку, хотелось потянуться к солнцу, которое щедрым сердцем пульсировало в лазурном небе, гоня, как кровь, токи живительной энергии к земле. Многолетняя привычка быть незаметной изменила Лизе. Она выпрямилась и даже расцепила заколку, отчего светлые волосы длинным каскадом упали за спину. Ветер сразу пристроился сзади, ласково перебирая пряди и вплетая в них запахи лопающихся бутонов диких яблонь.

Девушка в мыслях уже входила в букинистический магазин, улыбалась всем и здоровалась с Александром Ежовым. Она взглянула на часики, осталось пять минут до одиннадцати, а ей надо было еще пройти до конца аллеи и перейти дорогу. Она опоздала!

Внезапно Лиза почувствовала, как кто-то вцепился ей в плечо, и, потеряв равновесие, стала падать. Но бесцеремонные руки перехватили ее в талии и развернули. И девушка со страхом увидела над собой небритое лицо незнакомого парня, от которого исходил тошнотворный запах табака и пива.

– Пойдем, птенчик, в кустики, поиграем, – с трудом связал он сиплые слова. – Ты будешь мамка, а я папка, – и, икнув, хихикнул.

– Отпустите меня, пожалуйста, – с ужасом глядя в пустые глаза, прошептала Лиза. – Я прошу вас… отпустите…

– Иди, иди, – скомандовал парень.

Но ее ноги стали ватными, и даже из рук ушла сила, пальцы разжались, и пакет со старой обувью выпал. Лиза стала оседать, тогда мужчина захватил сгибом локтя ее шею и потащил. Она хотела закричать и не смогла: перехваченное горло пересохло, и из него не шло ни звука. Девушка зажмурилась, приготовившись умереть. Неожиданно она услышала тупой звук, захват ослабел, и что-то мешком свалилось ей на ноги. Она открыла глаза. На земле, закрывая собой новые ботинки Лизы, лежал обидчик. Девушка взглянула вверх: над ней стоял Александр, сжимающий двумя руками сверток в плотной бумаге. Он резко рухнул на колени, уронив сверток, и Лизе стало страшно от бледности, залившей его лицо.

– Лавальер, Лавальер, дура, ты дура, за каким чертом ты поперлась в сквер? – запричитал Александр, поворачивая и ощупывая лежащего. – Может, тебе захотелось быть изнасилованной? Что ты наделала, Лавальер? Что я наделал!? – он дрожащими пальцами убрал со своего лба челку и стер рукавом прозрачные капли пота, продолжая бормотать: – Инстинкт защитника – это атавизм. Не в первобытном обществе живем, женщин избыток… – у него тряслись губы, и он умоляюще, как теленок, посмотрел на Лизу. – Что мне делать, Лавальер? Этот поддонок не дышит!

У Лизы от жалости и беспомощности выступили слезы. Она вытянула ноги из-под лежащего тела и встала на колени. Еще несколько минут назад, приготовившись умереть, девушка считала, что ничего страшнее уже не будет, и вот она согласна раз десять погибнуть, только бы не видеть потерянных глаз Александра и не знать, что он несчастен.

– Может быть мне сказать, что это я ударила этого человека? – тихо спросила она, мучаясь чувством невыносимой вины.

– Кто ж тебе поверит? – горько усмехнулся Ежов.

– Тогда я скажу, что на меня напали, кто-то помог, а кто, не знаю… Вы уходите поскорее, а я вызову врача, – робко предложила Лиза.

– А это ход! – Александр оживился.

– Я не понял, что здесь происходит? – услышали они мужской голос и подняли головы.

Рядом стоял милиционер и внимательно смотрел на лежащее тело.

– На меня напал этот мужчина, я позвала на помощь, кто-то… – начала было объяснять покрасневшая до кончиков ушей Лиза, но Ежов не дал ей договорить.

– Я увидел, как этот мерзавец тащит девочку, подбежал и ударил ублюдка.

– Ну, это ты, брат, перестарался, – сказал милиционер, опустившись на корточки. и прижал палец к сонной артерии лежащего. – И чем это ты его долбанул?

Александр потеряно обвел глазами вокруг, на мгновение зацепился за лежащий на земле сверток и сказал:

– Рукой, – и сжал для убедительности кулаки, кувалдами легшие на колени.

– А это что? – подозрительно спросил милиционер, указав на сверток.

– Это девочка уронила, – поспешил сказать Ежов и умоляюще посмотрел в глаза Лизе.

Она подавлено помолчала и заторопилась:

– Да, это мое. Я еще пакет потеряла, в нем мои ботинки. Вот он.

Девушка встала на ноги и вынула из пакета, смущаясь, разбитые туфли, затем положила их назад и вместе с ними сверток, к которому у милиционера, после взгляда на старые туфли, пропал интерес.

Милиционер поднялся с корточек, машинально отряхнул колени и сказал:

– Едем в отделение. Я вызываю «скорую помощь» и дежурную машину.

Уже в милицейской машине Лиза, испуганно посмотрев в убитые глаза Ежова, тихо спросила:

– А что?..

– Научная ценность, – понял ее вопрос Александр. – Хотел с ней поработать. Если пропадет, я должен буду заплатить такие деньги, каких у меня нет.

И лицо его замкнулось безнадежностью.

А Лиза крепко прижала к себе пакет. Александру не нужны ее жалость и ее жизнь. Тогда она сделает то, что для него важно: сбережет научную ценность.

Как же найти ему хорошего адвоката?

* * *

За окном бился ветер, золотым колоколом качался свет. Его длинный язык то проникал в комнату, то выскакивал, погружая ее во тьму, словно слизывая все, встретившееся ему на пути.

Раньше этот неисправный фонарь не мешал Лизе спать. А тут, искрутившись, она откинула одеяло, и, поежившись, подошла к столу. Настольная лампа прозрачным леденцом осветила темную рукопись.

Скрипнула дверь, и Лиза вскинула глаза: на пороге стояла бабушка в залатанном фланелевом халате, над ее приглаженными волосами ободком стояли очки.

– Ты что не спишь, Лизанька? Голова будет болеть.

– Бабуль, ты тоже не спишь, – мягко ответила Лиза.

– Так я от старости, деточка. Что ты такое интересное читаешь?

– Сама не знаю, – ответила Лиза. – Написано русскими буквами, но нет ни одного понятного слова.

– Значит, зашифровано, – сказала бабушка, как о чем-то обыденном, и уселась в соседнее кресло.

– Но зачем? И как это расшифровать? Вот смотри: слово из одной буквы – это союз или предлог, а здесь часто встречается одиночное «ж», перед которой нет запятой…

– Значит, это союз «и», – сказала бабушка и продолжила: – Одно время у нас, детей, была мода на зашифрованные тексты. Уж не знаю, откуда это пошло, может после чтения Конан Дойла. Помнишь его «Пляшущие человечки»? Может, из – за прошедшей войны. Мы любили играть в шпионов-разведчиков. Так вот, у нас с подругами был такой шифр: мы взяли первую главу «Евгения Онегина» и пронумеровали все буквы. Например, слова «мой дядя». Буква «м» – один, «о» – два, «й» – три, «д» – четыре и так далее. Потом переложили это на алфавит. Так «м» стала «а», «о» стала «б», «й» – «в», а буква «д» стала «г»… Тут главное – знать текст, который стал ключами к шифру.

Лиза помолчала, раздумывая, и воскликнула:

– Бабуля, а ведь ты, похоже, права: «ж» это «и». Вот ключи – молитва: «Отче наш, иже еси», лежит прямо в книге. Но почему ее не убрали? Ведь это глупо: загадывая загадку, тут же говорить отгадку.

– Может автор и не хотел, чтобы это было тайной. И неизвестно, что тогда случилось. Да что гадать! Прочитай и поймешь, – бабушка, надев очки, взяла в руки манускрипт, перелистнула несколько страниц и сказала: – Женский почерк. В железо упаковали! – и, удивленно покачав головой, подняла очки на волосы.

– Бабуль, зачем тебе ночью очки? – лукаво поинтересовалась девушка.

– Я забываю их снять, – бабушка улыбнулась морщинками. – Память худая стала. Детство отчетливо помню, а вчерашний день, порой, как кто-то стирает… Как новые ботиночки?

– Все ты помнишь, бабуля! – воскликнула Лиза – А ботиночки удобные, хоть танцуй.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно закивала бабушка, – Скоро операцию тебе сделают, Бог даст, затанцуешь. У тебя же талант был, ты лучше всех была в танцевальной студии.

– А на операцию много надо денег? – тихо поинтересовалась Лиза.

– Много. Но у нас они есть. Деньги, оставшиеся после твоих родителей, я положила на счет в золоте и не прогадала. За десять лет золото подорожало, и инфляция нас не коснулась. И вашу квартиру я все время сдавала, а деньги клала на валютный счет. Так что на операцию хватит, не волнуйся. И на твое образование тоже.

– А зачем нам вторая квартира? У нас же есть твоя… И может, мне не нужна операция? А на образование деньги вообще не понадобятся: меня приняли на бесплатное отделение. Я же умная, – в голосе девушки горьковатой самоиронией скользнула грусть.

Бабушка с пытливой печалью посмотрела на внучку, машинально потерев левую сторону груди, поднялась и подошла к окну, чтобы задвинуть шторы.

– Ветер утих, – сказала она спокойно. – Сломанный фонарь больше не качается. Ложись спать. Свет больше не будет лезть в окно. А читать лучше на свежую голову. Потом мне расскажешь, что за тайна спрятана под металлическим переплетом, – она подошла к внучке, обняла ее и жалостливо прижалась губами к светлой макушке, – Спокойной ночи, красавица моя.

Потом уже в дверях обернулась и сказала, укоризненно покачав головой:

– Умная, ты, умная, но не по-житейски. Боюсь, я умру, ты наделаешь глупостей!

* * *

Крашеное окно делилось на частые квадраты металлической решеткой, установленной снаружи.

В тесной комнате за деревянным столом сидел немолодой, импозантный мужчина. По его седеющим бакам, словно час назад, прошла бритва парикмахера. Дорогой костюм оттеняла стильная лиловая сорочка. Он спокойно наблюдал, как Александр Ежов усаживается напротив него.

Мужчина кивком отпустил конвойного и обратился к Александру:

– Я ваш адвокат, будем знакомиться.

Он протянул юноше визитку, и на белого металла запонке сверкнул бриллиант.

Александр поднял глаза и недоверчиво спросил:

– Вы хотите сказать, что будете защищать меня бесплатно?

Адвокат, спокойно изучая лицо юноши, чуть качнул головой:

– Не бесплатно. Но мне уже заплатили, – и, предваряя вопрос, сказал: – Имя заказчика является адвокатской тайной. Даже от вас. И еще я хочу сказать, что ситуация у нас с вами сложная: убитый вами по неосторожности молодой человек является, точнее, являлся, сыном влиятельных людей. Поэтому мне не удается пока освободить вас под залог. И нам с вами предстоит тщательная подготовка к судебному процессу…

Прощаясь с Ежовым, адвокат спросил:

– У вас есть какое-либо желание?

Александр замер, торопливо думая, что бы такое заказать, Ему стало самому интересно, какие желания, кроме свободы, в его душе остались и какое из них главное.

Усмехнувшись, юноша произнес:

– Мое желание невыполнимо.

– Возможно, вы ошибаетесь, – внимательно посмотрел на Ежова адвокат.

– Хорошо, я хочу увидеть девушку по имени Кристина, Если ваш заказчик выполнит это желание, значит его имя Золотая рыбка.

– Напишите адрес девушки. Кстати, кто она для вас? Невеста?

– Да. По крайней мере, я очень бы этого хотел, – и Ежов покраснел.

В той же комнате, где Александр Ежов встречался с адвокатом, через неделю его ждала Кристина.

У девушки были прекрасные глаза: искусно нарисованные карандашные линии придавали им кошачью форму, перламутр многоцветных теней увеличивал размер глаз, а ресницы, покрытые дорогой тушью, пластиково загибались кверху.

Александр с восторгом смотрел в эти кошачье-кукольные глаза и пытался прочитать мысли красавицы. Он был уверен, что они глубоки и прекрасны.

Но в ее голове, как в темном углу, мелкими мошками копошились мыслишки о диете, моде, тусовках и мужчинах. Паутина размышлений девушки была лишена красоты и гармонии. Часто мысли ее рвались, бессвязно перескакивая с одной на другую. Но что хорошо девушка умела, так это считать деньги, высчитывая выгоду. Сейчас, перескочив от мысли о томатном соке, от которого ее уже тошнило, к жирному куску мяса, который ей снился ночами, она вернулась глазами к сидящему перед ней мужчине.

Он был красив, но его взгляд, по-телячьи преданный, отвращал ее. Кристине нравились другие мужчины, пусть уродливые, но равнодушные и уверенные. Кристина любила тех, кто ее не любил и даже унижал. В ней просыпался инстинкт паука – поймать то, что летит мимо. Этого красавца не надо было ловить. Он уже увяз в ее паутине, и ей было неинтересно. Но ей пообещали за него хорошие деньги, поэтому она готова была перетерпеть эту встречу.

* * *

Ежов был разочарован: на следующее свидание к нему пришла Лиза.

Она сидела прямо за деревянным столом, и ее глаза были опущены. На лице девушки, как обычно, не было косметики. Тонкие пальцы теребили пышную юбку пестрого платья.

Александр краем сознания подумал, что она ему кого-то напоминает. Девушка подняла глаза, и у него неожиданно перехватило горло: столько в них было нежности и жалости.

– Привет, Лавальер! – бодрясь, сказал он, ему стало особенно жаль себя.

– Здравствуйте, – девушка сделала паузу. – Мы больше не увидимся. Я улетаю, то есть уезжаю. У меня умерла бабушка, и я не могу больше здесь оставаться. Я надеюсь, что адвокат сумеет решить ваши проблемы, – девушка помолчала, ожидая вопроса, но Александр потерянно молчал. – Что касается рукописи, то я заплатила за нее букинисту сто тысяч и выкупила вашу расписку. Теперь манускрипт ваш, и я отдам его вместе с расшифрованными листами на хранение Кристине.

– Кристине? – пробормотал Александр. – Откуда ты знаешь о Кристине?

Но ему стало приятно, что в глазах хотя бы только Лизы, он и прекрасная Кристина воспринимались как пара, и юноша довольно кивнул:

– Конечно, передай Кристине, она сохранит.

Лиза, горько улыбнувшись, продолжала говорить:

– Да, я расшифровала рукопись. Если коротко: в манускрипте идет речь об управлении собственными молекулами и атомами. Этими опытами занимались монахини… Трудно поверить, да? – Лиза чуть улыбнулась.

– Вовсе, нет, – поспешил возразить Александр. – На Востоке монастыри были даже центрами развития боевых искусств. Рискну предположить, что йога возникла и развивалась в монастырях.

– Йога? – немного рассеяно переспросила Лиза. – Йоги могут управлять дыханием, умеют замедлять работу сердца, а в вашем манускрипте описаны опыты по ослаблению связей между молекулами живого организма. Ведь человек на восемь-десят-девяносто процентов – вода, а значит, он может быть в нескольких состояниях: твердом, жидком и газообразном. Чтобы перейти из одного состояния в другое, нужна воля, тренировка и электролитный напиток. Человек может стать облаком, представляете? И омутом… Может принять любую форму. Я, например, перестала хромать. И для этого не понадобилась операция. Усилием воли я удлинила и выпрямила свою изувеченную ногу. Забавно то, что я могу даже поменять внешность, например, стать похожей, как две капли воды, на Кристину. Хотя сейчас любой человек может изменить губы, нос, фигуру, а вот душу… Получается, что главное в человеке – душа. И вам нужна именно Кристина, а не ее оболочка, – и девушка добавила, почти прошептав: – Любовь – штука несправедливая.

Александр промолчал, потому что о душе Кристины вообще не думал. Глупо думать о душе, когда видишь такую красавицу.

А Лиза продолжала:

– Я хочу, чтобы вы были счастливы. Я сделала дарственную вам на все свое имущество. Оказалось, что я небедная, – голос Лизы дрогнул, и она опять почти беззвучно добавила: – благодаря моей бабушке. Только прошу вас комнату, где находятся книги и фотографии, не трогать… по возможности. Там портреты моих родителей и бабушки и ювелирные украшения мамы.

– Но зачем мне ваше имущество? – выдавил из себя ошеломленный Ежов.

– Кристина не сможет жить счастливо в бедности. Ей нужно много денег. А мне сейчас не нужно ничего. Прощайте. Нотариус с вами свяжется, – Лиза протянула Александру тонкую руку и вышла.

Она действительно не хромала, ее походка была легкая, как мелодия. И Александр понял, кого ему напомнила Лиза. Хрупкая и бледная, она была похожа на музыкально изысканную Весну Боттичелли.

* * *

Кристина открыла дверь. Она была в своих любимых шортах, которые были настолько коротки, что открывали нижнюю часть гладких ягодиц.

– О – о–о! – протянула девушка, призывно оглядывая адвоката. – Вы ко мне? Только не говорите, что пришли сюда ради этого неудачливого ботаника!

Неожиданно Кристина уронила ключи и, повернувшись боком, медленно за ними наклонилась. Так же неторопливо выпрямившись, она перехватила мужской взгляд и, довольная, избалованно сказала:

– Я в тюрьму к нему больше не пойду! – и капризно сложила пухлые губы. – Ну, если только за очень большие деньги, а не за те копейки.

– Даже я не считаю такую сумму копейками, – спокойно возразил адвокат, почти сразу справившись с чувством брезгливости.

– Ну, вы-то можете позволить себе больше, – девушка, ломаясь, хихикнула и по-свойски спросила: – А у тебя на запонках реальные брюлики?

– Это к делу не имеет отношения, – осадил девушку мужчина. – У меня к вам поручение: я принес то, что принадлежит вашему жениху Александру Ежову, – и адвокат протянул Кристине сверток. – Посмотрите и распишитесь.

Заинтригованная девушка достала из свертка старую рукопись и скривилась:

– Фигня какая! Был бы модный журнал.

И раздосадованная скорым уходом адвоката, она выбросила рукопись в мусорное ведро.

* * *

Лиза прошла по квартире, прощаясь с дорогими ее сердцу книгами и фотографиями. Потом встала в центре комнаты, прочитала, волнуясь и сбиваясь, молитву, подняла руки вверх, произнеся:

– Помоги мне, Господи! Прости меня, если у меня ничего не получится, и я умру!

Тело ее стало распухать, поднимаясь над полом. Золотистым облаком оно выскользнуло из форточки.

Внизу в дорогой машине сидела Кристина.

– Посмотри, НЛО! Тарелка! – воскликнула она, указывая пальцем. – Вот клево!

– Нет, это облако, – ответил ее вальяжный спутник. – Но форма у него интересная.

– Ты че? Облака серые, а это золотистое. И крутится прикольно!

– Не тарелка это, – лениво возразил мужчина. – Видишь, форму поменяло твое НЛО. Сейчас оно на человека похоже. Глупая ты, Тина, и язык твой птичий: «клево», «прикольно», – передразнил он, – если бы не твои ноги, пропала бы.

– Только ноги? – игриво поинтересовалась девушка.

– Не только, – в тон ей ответил мужчина, его грубая ладонь бесцеремонно прижалась к груди Кристины, надавливая, словно прощупывая, и, подняв бровь, он спросил: – А этот пятый номер, случаем, не искусственная возвышенность? Хотя, какая разница?

– Конечно, никакой, – глупо хихикнула она, отдаваясь властным рукам, и ее накрыла волна щекочущего возбуждения.

Лиза не видела, что происходит внизу. Она поднималась вверх, и сначала ей это нравилось, но она стала замерзать, чему крайне удивилась: оказалось, что ее нервы сохранили чувствительность. Девушка не сразу сумела сосредоточиться и уплотнить свою разреженную структуру, ей это удалось только тогда, когда она почти коснулась нижних облаков. Не успев замерзнуть окончательно, превратившись в снег, девушка стала спускаться вниз.

Ее закрутил и потащил ветер. Лиза испугалась, что он может разорвать ее в клочья и разнести их в стороны, и она никогда больше не станет целой. Девушка влетела в крону дерева и зацепилась за ветки. Собрала себя в шар и вылетела из кроны, услышав чей-то крик «какая большая шаровая молния!».

Лиза летела по воздуху, видоизменяясь, как облако, интуитивно ища для полета наиболее удобную форму. Наконец, она приняла вид яйца и поплыла, похожая на небольшой дирижабль. Девушка упивалась ощущением легкости и свободы. Ее пронизывали солнечные лучи, обтекал ветер. Освоившись, она стала видеть все сразу: небо и землю во всех направлениях.

Синим шелком под ней появилась река. Внимание Лизы привлекли кричащие на мосту люди. В воде что-то яркое то появлялось, то исчезало. Лиза начала снижаться и увидела, что это голова девочки с красным бантом в волосах. Яркий цвет стал тускнеть в воде и пропал. К берегу, что-то хрипло крича, бежала женщина.

Лиза дождем пролилась вниз и, войдя в воду, увидела опускающееся тельце ребенка. Девушка подхватила его, даже не поняв, как у нее выросли руки, и, стремительно поднявшись из воды, полетела с ношей к берегу, шепча: «Все хорошо, все хорошо, малышка!».

Положила девочку на траву и взмыла вверх. Внизу загалдели сбежавшиеся люди:

– Вы видели? Ангел спас ребенка!

А Лиза думала о сделанном открытии: в минуту шока ее тело может инстинктивно вернуть свою человеческую форму, а так можно и разбиться. Зато она сделала доброе дело, а разве не для добра живет человек? И может именно для этого так исказилась ее жизнь?

Девушка взяла направление к Ново-Тихвинскому монастырю, подстраиваясь к ветру и учась лавировать, как это делают корабли.

* * *

Букинист посмотрел на результаты поисков: кучкой лежали позеленевшие старинные монеты, сломанный черный крест, ржавый образок.

– Черт возьми! Я был уверен, что мы узнаем с помощью современной техники то, что не смогли выбить из монахинь чекисты! А тут… – он пнул монетки, и они рассыпались. – Ну, не дураки были большевики, – сказал он убежденно. – Если они считали, что тайна в монастыре есть, значит, есть! А тайной могут быть только сокровища монастыря.

– Ну, я и не знаю, где еще искать, – пожал плечами мужчина с металлоискателем в руках. – Мы же обшарили все стены и полы.

– Может, ты и прав, – нехотя согласился Букинист, оглядываясь вокруг. – Не удивлюсь, если здесь побывал Белосельский. Да, поменьше здесь стало лесов, и река обмелела, – неожиданно мужчина встрепенулся: – Тут есть могилы! Может там зарыли? Нет, пока мы их не перекопаем, я отсюда ни ногой.

И он вперевалку пошел к монастырскому кладбищу, но у порушенной ограды испуганно застыл: у крайней могилы стояла нагая фигура тонкой девушки с длинным каскадом светлым волос, похожих на сложенные за спиной крылья, в руках у нее были цветы.

– Ангел! – услышал Букинист дрожащий голос своего напарника.

Девушка медленно повернула голову, и ее строгое лицо осуждающе посмотрело на мужчин.

– Ведьма! Зелье варит, – хрипло пробормотал толстяк. – Бежим!

Он развернулся и тяжело затопал, боясь того, что ноги ему откажут, и тогда сердце лопнет от залившего его ужаса, и он останется лежать здесь под холодными облаками.

Но мужчины сумели добежать до машины и, оставив валяться на земле свою мелкую добычу и металлоискатель, рванули прочь тем же путем, которым когда-то скакали на лошадях чекисты.

Лиза с любовью украсила могилы цветами.

«Ну, вот, я стала и защитницей мертвых, – тихо улыбнулась она покосившимся деревянным крестам. – Хотя каждый человек может стать спасателем и защитником».

И девушка с навернувшимися на глаза слезами вспомнила Александра Ежова.

Май 2012

ОглавлениеОб автореГолубиная душа Фантастический рассказОдиночество Фантастический рассказТрудности воскрешения Фантастический рассказВчерашний день Фантастический рассказБез страстей Фантастический рассказСедьмая красавица Фантастический рассказЧудесные глаза кораллового цвета Фантастический рассказКаждому по раю Фантастический рассказОтдых эконом-класса Фантастический рассказДом для президента Фантастический рассказОазис Фантастический рассказЗомби Фантастический рассказМанускрипт Ежова Маленькая фантастическая повесть