«АнтиМетро»

Андрей Бондаренко АнтиМетро

От автора

Зачастую события, описанные в популярных фантастических романах, сбываются – полностью или частично. А иногда – не сбываются вовсе. В том смысле, что начинают – ни с того, ни с сего – развиваться по совершенно другому сценарию, написанному некими важными и мудрыми – до пошлой тошноты – личностями, облачёнными нешуточной властью.

Или же, и вовсе, безо всякого сценария. То есть, вопреки всем тщательно разработанным планам и подробным инструкциям. Недаром говорил великий Александр Македонский, мол: – «Иногда и единичный воин может решить судьбу всего сражения. Если, конечно, этот воин является отважным и имеет на плечах голову, а не глиняный горшок…».

Впрочем, и от ошибок в этом мире никто не застрахован, в том числе, и уважаемые Читатели. Поэтому, не надо всё сходу валить на коварство спецслужб. Без рыцарей плаща и кинжала, естественно, никогда не обходится, но и переоценивать – излишне – степень их гадливости, право слово, не стоит.

Так сбудется предсказанное, или же нет, в конце-то концов?! Непростой, ей-ей, вопрос… И, вообще, по мере прочтения данного текста, вопросы будут неуклонно множиться и накапливаться, изощрённо наслаиваясь друг на друга. А ответы на них уважаемый Читатель получит только в последних главах и в Эпилоге… Если, вдруг, вопросы останутся? Ничего страшного. Уже пишется вторая книга этого цикла, которая будет называться (рабочий вариант) – «АнтиМетро, Буэнос-Айрес».

С уважением,Автор

Пролог

Дурацкий сон, какой дурацкий – сон…

В прямоугольной комнате, примыкающей – посредством решётки – к их тюремной камере, загорелись две длинные секции «дневного» света.

– Пластиковые стулья, прямоугольный стол со стопкой бумажных листов, несколько шариковых ручек, – запечалился Шмидт. – Скорее всего, сейчас будет проведён допрос, сопровождаемый оформлением протокола. Знать бы ещё – в чём конкретно виноват… Как думаешь, командир, генерал-то будет наш, в смысле, «грушный»? Или же – «фээсбэшный»?

– Скоро узнаем, брат, – невесело хмыкнул Артём. – Лишь бы – только – не американский…

Послышался тихий, едва слышный скрип дверных петель, и в комнату вошли двое.

«Тьфу ты, мать его! Чтоб вас всех – долго, да по-разному!», – в сердцах возмутился внутренний голос. – «Изощрённый маскарад – он же разнузданный и легкомысленный карнавал – продолжается…».

Один из посетителей – статный, высокий и широкоплечий – был облачён в классическую генеральскую форму. Однако, в его внешнем облике наблюдались сразу три ярко-выраженные странности. Во-первых, генерал был до неприличия молод, лет двадцати шести-девяти от роду. Во-вторых, его мундир был без всякой меры украшен множеством самых разнообразных орденов, только звёзд «Героя России» наличествовало шесть штук. В-третьих, глаза вошедшего были излишне светлыми, почти белыми, и блестели очень, уж, тревожно и беспокойно.

Второй гость (среднего возраста, с аккуратным тёмно-коричневым чемоданчиком в руках) был, наоборот, худеньким, щуплым и низкорослым. На его узких рахитичных плечах гордо красовался белый медицинский халат, на голове – белая же докторская шапочка. И всё бы ничего, но и халат, и головной убор данного комедийного персонажа были щедро разрисованы – во всех мыслимых и немыслимых местах – чёрной фашисткой свастикой.

«Похоже, что воспользовались обычным школьным фломастером», – презрительно скривился внутренний голос. – «Бутафория подростковая, мать её! И эти звёзды «Героя», и фашистская свастика… А глаза-то у врача – тоже – с явной сумасшедшинкой. Только с совсем другой, без характерных следов частого употребления сильнодействующих наркотических средств. Скорее, уж, данный хиловатый субъект похож на среднестатистического учёного-фанатика – из низкопробных голливудских боевиков…».

Вольготно расположившись на пластиковом стуле, широкоплечий молодой человек – с видимым удовольствием – представился:

– Генерал-лейтенант Фёдор Комаровский! Руководитель «подземного» ГРУ России! Прошу любить и жаловать! Мать вашу…

– Доктор Геббельс, – скромно отрекомендовался узкоплечий тип в белом халате.

– Очень приятно! – стараясь выглядеть максимально невозмутимым и спокойным, откликнулся Артём. – Я – майор Белов, заместитель военного коменданта станции «Лесная». Возглавляю мобильную группу, следующую на станцию «Маяковская» с целью…

– Отставить! – нервно поморщился генерал-лейтенант. – Я ознакомлен с изъятыми документами, майор Белов. Что случилось с двумя вашими товарищами? Извольте отвечать чётко и коротко, как и положено военному человеку. То бишь, без гнилой штатской воды и пространных экивоков.

– Есть, отвечать без гнилой воды! Мы имеем дело с побочными последствиями от воздействия на человеческую психику «сонного» газа. Эти два бойца уже в третий раз – за короткий временной промежуток – подверглись внезапному усыплению. Очевидно, поэтому и не могут до сих пор прийти в сознание. У обоих наблюдается замедленное сердцебиение – на уровне двадцати пяти ударов в минуту.

– Геббельс? – руководитель подземного ГРУ вопросительно посмотрел на человека в белом халате. – Что нам скажет современная медицина? Необходимо, чтобы все заложники остались в живых! Они для нас – нынче – дороже золота и южноафриканских алмазов… Попрошу озаботиться со всем усердием! Головой отвечаете!

Сон, как ему и положено, завершился. А, вот, неприятное послевкусие осталось. Голова – с самого утра – раскалывалась на части. И, вообще, оно ожидалось целый день… Ожидалось – что? Оно, он, она? Пожалуй, всё-таки, она… Шарада…

Глава первая Последний поезд и генеральская байка

Электронные часы показывали 23:55. К перрону станции «Технологический институт» подали пустой состав, двери гостеприимно распахнулись, то есть, разошлись в разные стороны, и хриплый баритон машиниста – с лёгким злорадством – объявил:

– Уважаемые дамы и господа! Россияне! Наш поезд следует до станции «Девяткино» со всеми остановками. Следующий состав отправится только завтрашним утром… Попрошу поторопиться при посадке! Отправление – через пять минут. Повторяю, милые господа и дамы! Ровно через пять минут!

Артём уже приготовился войти в вагон, но замер на месте и повернул голову направо – на шум возбуждённых и рассерженных голосов. Рядом со ступенями перехода на другую ветку питерского метрополитена назревала ссора, грозящая – через минуту-другую – перерасти в жаркую драку. Две группы молодёжи – каждая численностью примерно по восемь-десять человек – уже приступили к предварительному ритуалу: зазвучали взаимные матерные оскорбления и кровожадные угрозы, послышался громкий треск раздираемой (разрываемой?) ткани. Одни подростки были одеты в чёрные кожаные куртки и щеголяли бритыми налысо черепами, другие же были облачены в самую обыкновенную одежду, единственной приметной частью которой являлись синие и бело-голубые шарфы.

– Фашисты немного повздорили с фанатами «Зенита», – пояснил мелодичный девичий голосок. – Это достаточно серьёзно. Могут задержать отправление поезда, а то, и вовсе, отменить. Пока – ещё – менты прибегут и успокоят…

Он обернулся и непроизвольно улыбнулся – стоящая рядом с ним девчушка была очень миленькой: одета в камуфляжные куртку и брюки, невысокая, худенькая, стройная, зелёноглазая, светленькая, с двумя смешными косичками, переброшенными на грудь. Бантики на косичках были ярко-синими – в крупный чёрный горох.

– Не надо смотреть на меня – как на маленькую! – неожиданно обиделась девчонка, поправляя на своём плече широкий ремень мужской кожаной сумки. – Мне полторы недели назад исполнилось девятнадцать лет!

– Я и не смотрю…, – смущённо замялся Артём и, неожиданно для самого себя, представился. – Меня зовут Артёмом Петровичем. А вас? Если не секрет, конечно же…

– Немедленно прекратить хулиганить! – велел по мегафону строгий женский голос, обращаясь, по-видимому, к бритоголовым молодчикам и зенитовским фанатам. – Враз отменю поезд! Пешком, волчата тамбовские, будете добираться до своей Богом забытой Гражданки! Так вас всех растак! Зона вас всех заждалась! Или там – российская армия… «Шарфики» – в последний вагон! «Лысые» – в первый! Ну, кому я сказала, рожи? Быстро у меня, уроды малолетние!

– Послушаются! – уверенно пообещала светленькая девушка. – Домой-то всем хочется попасть. Я, кстати, Татьяна…

Таня не ошиблась, уже через тридцать-сорок секунд мимо них торопливо прошагали, направляясь в голову состава, юнцы в чёрных куртках.

– А рубаху-то Никодиму я успел порвать! – похвастался широкоплечий верзила. – Только пуговицы – веером – полетели в разные стороны…

– Ты, Борман, мужчина могучий и отважный! – насмешливо хохотнул худой очкарик, шедший первым. – Настоящий «истинный ариец»! Наследник легендарной славы древних воителей…

– О, какая клёвая бикса! Я торчу и медленно охреневаю! – похотливо оскалился здоровяк, нагло подмигивая Татьяне. – Пошли с нами, девонька! Не пожалеешь! Пока доедешь до дома, раза три успеешь…

– Проходи, морда! – прервал его Артём.

– Чё ты сказал, тварь? Порешу в момент…

– Отставить! – начальственно прикрикнул очкарик. – Во-первых, поезд отходит. А, во-вторых, дяденька-то – больно, уж, серьёзный. С таким – без предварительной и тщательной подготовки – лучше не связываться. Себе, как говорится, дороже.

– Откуда ты знаешь, что серьёзный? – остановившись, поинтересовался Борман, недоверчиво тараща на Артёма карие поросячьи глазки. – По мне, так самый обычный фраерок. Вырубится с первого же удара…

– От верблюда! Глаза у него авторитетные… Не просекаешь, дурилка? Вот, поэтому я – Фюрер, а ты – рядовой партайгеноссе.…Всё, базар закончен! Ходу, гвардия!

Артём неуверенно посмотрел на девушку, не зная о чём говорить дальше.

«С одной стороны, легкомысленные бантики в горошек», – рассуждал он про себя. – «А, с другой, одета в пятнистый камуфляж, на лацкане куртки размещён какой-то жутко серьёзный значок. Буква «М», сложенная из двух кинжалов и двух автоматов Калашникова… Что может интересовать такую нестандартную и симпатичную барышню? Кто бы подсказал?».

Подсказка не заставила себя долго ждать:

– Эй, Сталкер! Кончай нагло заигрывать с посторонними мужиками! – раздался насмешливый голос. – Всё расскажем Сухому! Ничего не утаим!

От эскалатора торопливо бежали молодые люди в пятнистом камуфляже.

– Это мои товарищи по клубу. Хан и Хантер. А «Сталкер», стало быть, это я и есть, – чуть смущённо объяснила девушка и предложила: – Давайте, уже зайдём в вагон. До отправления состава осталось полторы минуты, – отчаянно замахала рукой, обращаясь к своим приятелям: – Быстрей, лентяи! Сюда! Шевелите помидорами!

В вагоне Артём расположился в самом торце, рядом с двумя пожилыми мужичками, одетыми в строгие чёрные костюмы (воротники белых рубашек мужичков – вместо галстуков – стягивали широкие тёмно-коричневые ленты), а компания «камуфляжников» заняла центральную скамью.

«Вот же, чёрт побери! Даже телефона у симпатичной девицы спросить не успел!», – всерьёз печалился Артём. – «Уже тридцать семь лет скоро стукнет, а всё никак не могу научиться – знакомиться с девчонками. В смысле, оперативно и эффективно… Что теперь делать, а? Подойти и вручить ей визитку? Бред полный! Неудобно как-то, прямо как в дешёвой голливудской мелодраме… Впрочем, может, и нет особого повода для огорчений? Там, кажется, уже существует некий ухажёр по имени «Сухой»… А эти двое – с лентами на шеях – похоже, матёрые сектанты…».

Пассажиров в вагоне – по позднему времени – было не густо, человек пятнадцать-восемнадцать. Большинство из них являлись одиночками и ехали молча: кто-то устало дремал, кто-то читал мятые детективы-боевики в мягких обложках. Только соседи Артёма живо обсуждали какую-то важную религиозную проблему, да компания «камуфляжников» горячо обсуждала-вспоминала события прошедшего вечера. Из обрывков разговора Артём понял, что эти ребята состояли в клубе, объединявшем то ли знатоков военных дел, то ли, наоборот, любителей махровой фантастики, а сейчас следовали по домам со встречи с каким-то популярным писателем.

– Он же совсем простой и открытый! Никакой и не задавака! – искренне восторгался белобрысый высокий парнишка. – Руку мне, даже, пожал! Представляешь, Хан?

– Ты, Хантер, теперь правую ладошку никогда не мой! – насмешливо посоветовал черноволосый толстячок. – А ещё лучше – перебинтуй в три слоя и старательно обклей пластырем. Правильно я говорю, Сталкер?

– Безусловно! – совершенно серьёзно подтвердила Таня, лукаво посматривая в сторону Артёма.

Когда состав тронулся от «Выборгской», девушка, расстегнув молнию на сумке, достала из неё книжку обычного формата и торжественно объявила:

– Вот, мальчишки сопливые! Пока вы бегали в буфет, чтобы глотнуть пивка, я у Дмитрия взяла автограф. Завидуйте!

– Не может быть! – хором завопили Хан с Хантером. – Заливаешь, Танька! Врёшь всё, как и всегда…

В этот момент поезд резко затормозил и остановился, девушка покачнулась, книга выпала из её рук и заскользила по полу вагона. Артём, поднявшись со своего места, подобрал книгу и, мельком взглянув на обложку, мысленно хмыкнул: – «Дмитрий Глуховский, «Метро 2033». Что же, занятная и – в целом – интересная книжка. Местами совершенно недостоверная, конечно же, но – в общем – ничего. Теперь понятно, что означают приметные значки – в виде буквы «М» – на куртках этой троицы. Да и имена – «Хан», «Сталкер» и «Хантер» – взяты из того же романа Дмитрия Глуховского…».

Он выпрямился и тут же утонул в лукавых тёмно-зелёных глазах.

– Спасибо вам, Артём Петрович, – негромко поблагодарила Таня, забрала книгу и, развернувшись, вернулась к друзьям.

Артём с удивлением понял (ощутил, почувствовал, осознал?), что в его правой ладони – невесть откуда – появился крохотный листок бумаги, сложенный напополам. Он уселся на прежнее место – напротив не прекращавших спорить сектантов – и мельком ознакомился с посланием. Записка содержала номер телефона и короткую фразу: – «Никакого повода для ревности нет. «Сухой» – это моя закадычная подружка Оля».

«Однако, дела! На ходу подмётки режет!», – мысленно восхитился Артём. – «И когда это она успела написать – незаметно для всех – записку? Шустра, чертовка зеленоглазая. Ох, шустра! Такая окольцует – даже оглянуться не успеешь…».

А состав, тем временем, и не думал трогаться с места. Минут через десять-двенадцать вагон наполнился нестерпимой духотой.

– Люди, мы скоро задохнёмся! – занервничал тщедушный мужичок в противоположном конце вагона. – У меня же хроническая астма! Мне нельзя вдыхать спёртый воздух! Кажется, начинается приступ… Помогите, ради Бога! Вызовите Скорую!

– Мужчины, чёрт вас дери! Откройте, пожалуйста, форточки! – сердито попросила-велела Татьяна. – Хватит сидеть бесполезными истуканами!

Артём послушно поднялся на ноги, отодвинул в сторону одно боковое стекло, второе, третье, непроизвольно приближаясь к «камуфляжникам»…

Неожиданно по ушам ударил длинный надсадный гудок, вслед за ним последовали два коротких.

– Что это такое? – раздались непонимающие и чуть испуганные голоса.

Вскоре гудки повторились. Артём почувствовал, как на скулах вздулись и забегали – туда-сюда – каменные желваки.

– Артём Петрович, вы знаете, что означают эти сигналы? – тревожно заглянув ему в глаза, спросила Таня.

– Знаю. Да и вы, Таня, должны знать, раз являетесь фанатичной поклонницей творчества Дмитрия Глуховского…

– Не тяните! – мягко попросила девушка. – Расскажите, пожалуйста!

– Только что была объявлена «Атомная тревога!», – хмуро сообщил Артём, после чего неуклюже пошутил: – Все мы имеем прекрасный шанс – испытать по-настоящему все жизненные прелести, описанные в бессмертном романе «Метро 2033»…

– Атомная тревога? – переспросила Татьяна.

– Атомная тревога, атомная тревога…, – зашелестело по вагону.

– Не хочу! Мне страшно! Помогите! Мамочка! – истошно завопил мужчина, недавно жаловавшийся на астму. – Не хочу! Лучше умереть сразу!

– У него пистолет! – раздался громкий женский визг.

– Извините! – Артём бережно отодвинул девушку в сторону. – Я сейчас…

Он решительно зашагал на возбуждённые голоса, чётко помня золотое армейское правило: – «Во время боевых действий любые проявления паники должны пресекаться моментально и безжалостно…».

Хлипкий мужичок, глаза которого были белыми от страха, а на тонких губах бодро пузырилась светло-розовая пена, неуклюже размахивал – во все стороны – травматическим пистолетом.

– Лови, дядя! – бросая в лицо паникёра пластмассовую зажигалку, вежливо предложил Артём.

Дальше всё было просто: прыжок вперёд, резкий рывок на себя, удар ребром ладони по нужной болевой точке, расположенной за ухом объекта. Опустив отобранный пистолет в карман пиджака, Артём бережно пристроил бесчувственное тело на скамейку, стащил со своей шеи галстук, развязал узел и получившимся длинным жгутом умело и крепко примотал кисти рук нервного мужчины к его же лодыжкам.

Снова завыла сирена: один длинный гудок, два коротких.

– Ловко это у вас получилось, профессионально! – похвалила солидная женщина бальзаковского возраста в учительских очках, которая до этого тоненько повизгивала. – А меня, молодой человек, зовут Миленой…

Артём коротко откашлялся и громко объявил:

– Внимание! В сложившейся ситуации я вынужден узурпировать власть! Прошу всех вести себя спокойно и достойно, не паниковать и не истерить! Пока очень мягко и любезно прошу… Поймите, что сигнал «Атомная тревога!» ещё ничего – толком – не значит. Это может оказаться обычным плановым учением. Вполне возможно, что – просто-напросто – произошёл нештатный сбой в системах оповещения. Так что, граждане, не надо напрягаться раньше времени…

– А что будет дальше? – слезливо спросила Милена. – Нас ведь не бросят здесь одних, в полутёмном туннеле?

– Конечно же, не бросят! – уверенно пообещал Артём. – В соответствие с профильными инструкциями – во время объявления «Атомной тревоги» – все составы метрополитена должны въехать на территории ближайших станций, или же приблизиться к ним на максимально-возможное расстояние…

Словно бы подтверждая слова Артёма, состав чуть дёрнулся и очень медленно двинулся вперёд.

– Г-г-господа и дамы! Прошу соблюдать п-п-полное спокойствие! – слегка заикаясь, объявил хриплый баритон машиниста. – Через несколько м-м-минут мы прибудем на станцию «Лесная»! Ничего с-с-страшного не произошло! Прошу с-с-соблюдать полное с-с-спокойствие!

– Ага! Значит, всё хорошо! – обрадовалась Милена. – А вы, невежливый гражданин, распустили руки! Вот, безвинного мужчину избили до потери сознания… Придётся теперь вам пообщаться с милицией. Непременно придётся! Я же буду свидетельницей… А как вы, собственно, хотели, красавчик? С ним приличная дама знакомится, а он – невежа и негодяй – тупо молчит в ответ…

– Артём Петрович, извините! – запоздало отреагировал Артём, а про себя подумал: – «Вряд ли на «Лесной» нас встретит доблестная милиция. И про «всё хорошо» – вряд ли…

Секунд через десять-двенадцать медленно и неотвратимо погас свет, по вагону – в кромешной темноте – пробежал ледяной ветер-сквозняк, вслед за тем раздался резкий хлопок. Вагон ощутимо тряхнуло. Перед глазами поплыли, расходясь широкими кругами в стороны, зелёные, жёлтые и фиолетовые пятна.

Понимая, что теряет сознание, Артём успел подумать: – «Вот, он к тебе и подкрался-подобрался – белый и пушистый песец, про которого рассказывал генерал Громов. Как оно там было? Вспомнить – во всех подробностях – не помешает…».

Как-то поздним летним вечером, за несколько лет до описываемых событий, в купчинской[1] квартире начинающего писателя Артёма Петровича Белова раздался громкий телефонный звонок:

– Надеюсь, узнал? – насмешливо и чуть вальяжно поинтересовался властный голос.

– Конечно же, узнал, Виталий Палыч! – оповестил Артём, стараясь говорить максимально радушно и беззаботно. – Как там ваше здоровье драгоценное? Почки не беспокоят?

– Спасибо, и тебе, Белов, не кашлять! Не подъедешь ли завтра в Контору, часам к десяти утра?

– Так, я же уже, вроде как…

– В отставку вышел? – вкрадчиво уточнил властный голос. – Не бывает в нашей Конторе «бывших»! Бывает – действующий резерв. А ещё – подлые предатели, которые рано или поздно получат пулю в жирный затылок. Или, к примеру, кружку чая с радиоактивными нуклидами… Гы-гы-гы! Тут, уж, как кому, по заслугам его… Ты же, надеюсь, не подлый предатель? Тогда – резервист! Поэтому изволь – завтра прибыть без опозданий! Жду! – в трубке раздались короткие властные гудки…

Сексапильная секретарша с капитанскими погонами на сексапильных плечах, молча, кивнула на приоткрытую дверь, мол, давай, следуй, генерал Громов уже заждался…

Артём осторожно заглянул внутрь кабинета и поинтересовался:

– Можно?

– Проходи, проходи, орёл! – генерал, высунув от усердия на сторону розовый язык, что-то старательно записывал в толстый блокнот.

«До чего же наш Палыч похож на тульский антикварный самовар!» – подумалось некстати. – «Вальяжный такой, бокастый, медальками всё, опять же, облеплено…».

– Выпить хочешь? – неожиданно спросил Виталий Палыч, не поднимая головы от письменного стола.

– Так, понедельник сегодня. Опять же, мне ещё работать надо…

– Забей! Работа – фигня! На данный момент, считай, ты опять находишься на Службе. А какая твоя главная служебная обязанность?

– Родине служить! – вытянувшись в струнку, брякнул Артём первое, что пришло в голову.

– Гы-гы-гы-гы! – жизнерадостно заржал генерал, бросив на стол массивную чернильную ручку, оснащённую золотом пером. – Хорошая шутка! Молодец, Белов! Хвалю! Только нужен ты милой Родине – как прошлогодняя заскорузлая и вонючая портянка. Твоя главная служебная обязанность, – назидательно поднял вверх толстый указательный палец, – беспрекословно выполнять приказы руководства. Мои, то бишь! Понял, ветошь штатская? Приказываю: – открыть бар, достать оттуда напитки, фужеры и лёгкую закуску. Выполнять, майор запаса!

Они жахнули с Палычем по сто пятьдесят грамм хорошего шотландского вискаря, зажевав благородный напиток жареными орешками кешью. Генерал сразу же загрустил, впав в состояние глубокой задумчивости.

– Виталь Палыч! Зачем звали-то? – минуты через две с половиной напомнил Артём о своём существовании.

– А, это ты? – очнулся от тяжёлых дум Громов. – Зачем звал? А хрен его знает, если честно… Действительно, зачем? А, вспомнил-таки! – обернулся и ткнул указательным пальцем в стену за своей спиной: – Видишь что-нибудь, писатель хренов?

Стенка была девственно пуста и чиста, о чём Артём и не преминул честно доложить.

– И я ровным счётом ничего не вижу! Ничего! – недовольно поморщился генерал. – А, ведь, там должно что-то быть? Как мыслишь, Белов?

– Раньше у вас там висел поясной портрет Путина Владимира Владимировича, – осторожно напомнил Артём.

– В этом-то всё и дело, что – раньше – висел! Понимаешь? Вот, для этого я тебя и позвал, чтобы разрешить данный непростой казус… Президент-то у нас нынче другой, Медведев Дмитрий Николаевич. Но и Владимир Владимирович, при этом, является премьер-министром… Усекаешь? Вместе с тем, Путин – для нашей славной Службы – очень много значит… Опять же, вдруг, через некоторое время они в очередной раз поменяются местами? Кого, спрашивается, вешать на стенке? В смысле, чей портрет? Вот, ты и помоги мне – найти правильное концептуальное решение… Значится так, майор Белов! – генерал достал из сейфа и бросил на стол перед Артёмом невзрачный картонный скоросшиватель. – Здесь двести с копейками электронных адресов наших действующих сотрудников, и ещё примерно триста пятьдесят – резервистов, то бишь, бездельников вроде тебя. Если собственных мыслей маловато, то оперативно проведи ведомственный конкурс – относительно разрешения данной портретной проблемы… При этом обязательно учти, что стенок в стандартном кабинете – больше одной. Если кабинет, конечно же, не овальный… Гы-гы-гы! Приз победителю – ящик контрабандного виски и медалька «За заслуги перед отечеством»… Понял поставленную задачу? Две недели тебе, братец, на всё про всё! Свободен! Выполнять! Э-э, стой! А ещё – по сто пятьдесят?

Конкурс был успешно проведён, и ровно через две недели Артём опять сидел в кабинете бывшего начальника.

– Что так нагло улыбаешься, отставной майор? – хмуро и недоверчиво прищурился генерал. – Выпить, наверное, хочешь, гнида штатская? Сегодня не выгорит тебе, настроение у меня нынче – сугубо хреновое, не с той ноги, понимаешь, встал утром. Докладывай всухую, родимый…

Сглотнув слюну, Артём достал из видавшего виды портфеля три фотографии, размещённые в квадратные рамки, и выложил их на стол.

– Вот, Виталий Павлович, эта – предлагается на заднюю стену.

На фото стояли обнимающиеся Владимир Владимирович и Дмитрий Николаевич. Великие руководители ласково и мужественно улыбались, крепко сжимая в руках, свободных от объятий, горные лыжи. Визуально Медведев был выше Путина сантиметра на два-три.

– Блеск! – искренне восхитился генерал. – То, что старенький и пьяненький доктор прописал! Так, а что на правую стенку?

– Предлагается повесить данный коллаж, – Артём аккуратно пододвинул по столешнице вторую рамку.

Коллаж был выполнен мастерски: Спасская башня Кремля с рубиновой звездой, а рядом с ней – здание Адмиралтейства со знаменитым корабликом на позолочённом шпиле. Складывалось устойчивое впечатление, что на картинке был изображён единый архитектурный комплекс, выстроенный по чьему-то гениальному замыслу.

– Полный отпад! – довольно улыбнулся Палыч. – Третью давай!

На третьей фотографии красовался непрезентабельный мужчинка: средних лет, коротко стриженный, в чёрных очочках, с презрительно сжатыми – в бесцветную нитку – тонкими губами.

Чёрные кустистые брови генерала удивлённо поползли вверх:

– Это что ещё – за хрен с безымянной горы? Я лично знаю в лицо всех значимых – и отечественных, и зарубежных – рыцарей плаща и кинжала. Не, этот фраер будет не из наших… Кто таков?

– Александр Александрович Бушков! Любимый писатель Владимира Владимировича и Дмитрия Николаевича!

– Точно знаешь? Проверенная информация?

– Абсолютно! И тот, и другой в своих речах постоянно цитируют Бушкова. Даже, если говорят своими словами, то стиль – несомненно – «бушковский». Гадом буду!

– Будешь, если прикажу! – ласково усмехнулся генерал и уверенно нажал пальцем на круглую красную кнопку, вмонтированную в столешницу: – Катенька, солнышко ясное, зайди, пожалуйста!

– Звали, Виталий Павлович? – в приоткрытых дверях показались круглые и аппетитные, загорелые – до полного сумасшествия – коленки…

– Конечно, звал, дорогая моя! Вот, тебе три картинки в рамочках, необходимо их размножить – по количеству кабинетов в нашей Конторе. Только с размерами надо правильно сообразить… Мне всю эту благодать укрупни раза в три, полковникам – в два, всем остальным так оставь, перебьются…

Звонко процокали высокие каблучки, захлопнулась дверь.

– Видал? – молодцевато подмигнул генерал. – Вот, какие кадры растим! Завидуешь? Слюнки потекли? То-то же! А ты, дурик, на гражданку свалил… Говорят, известным писателем заделался? Мол, целых две книги вышло? Ох, уж, эти писатели! Иногда такого насочиняют – хоть стой, хоть падай. Они, морды интеллигентные, нафантазируют всякого и разного, а ты после разбирайся. В смысле, тщательно проверяй и перепроверяй, усердно ища – так называемое – рациональное зерно… Ладно, а за проведённый конкурс – спасибо тебе, братец! Выручил! Ты, соответственно, и объявляешься его единственным победителем. Вот, тебе медалька, а вот, и ящик с ирландским вискарём. Заслужил, владей! Ну, что, по сто пятьдесят? Не, в этот раз ты проставляйся, из призовых.… Предлагаю выпить – за наших славных и безупречных руководителей! Так, майор, срочно приготовь чистый носовой платок. Я сейчас плакать буду – от умиления бесконечного… Гы-гы-гы!

Жахнули, понятное дело, ясен пень. Ещё – жахнули…

– Не надумал, часом, возвращаться в наши славные Ряды? – лукаво поинтересовался генерал. – Напрасно, родной. Ох, напрасно! Сейчас я тебе одну байку перескажу – от контр-адмирала Фёдора Головина. Знаешь такого морского орла? Ах, да! Ты же с ним года три тому назад плавал к чилийскому побережью. Как же, знаменитейшая операция «Гаучо-2»! Наслышан… Ладно, рассказываю байку. Жила-поживала в порту датского города Копенгагена чайка по имени, э-э-э, кажется, Джонатан Ливингстон… Ага, вроде бы так её звали… Причём, эта чайка непросто так жила, а состояла на Службе. То есть, своевременно извещала моряков о грядущей непогоде. Когда приближался сильный шторм, то этот самый Джонатан начинал над волнами низко летать и орать – со всей дури – противным голосом, мол: – «Ждите, люди, непогоду! Не выходите в открытое море!». За это смотритель маяка чайку кормил (в меру, конечно же!) мороженой рыбой, отгонял от её (от его?) гнезда кошек, мальчишек и прочих коварных недоброжелателей… Не жизнь, а малина спелая! Живи и в ус не дуй. Служба, одним словом… Нет же, начал наш Джонатан задумываться о смысле жизни, мол: – «Свободы катастрофически не хватает! Рыба мороженная, да и маловато её будет. Маловато!». Короче говоря, один раз неблагодарная чайка поднялась на крыло и улетела на северный архипелаг Шпицберген. А там – полная лафа! Раздолье бесконечное! В смысле, свободы – хоть задницей ешь. Ну, и рыбы разной свежей – без счёта… Обожрался глупый Джонатан халявной рыбёхой до полной невозможности, да и пристроился покемарить на ближайшей базальтовой скале. Тут-то он и подкрался к Ливингстону – белый и пушистый песец… Понимаешь, майор, о чём я тебе толкую? Гы-гы-гы!

– Угрожаете, наверное, – тоскливо предположил Артём.

– Ничуть не бывало! – заверил Виталий Павлович, подпустив в глаза ленинской хитринки. – Просто знакомлю с азами армейской философии, не более того… Кто же героя заслуженного пальцем тронет? Не смотря, даже, на то, что ты ознакомлен со всеми секретными адресами электронной почты наших сотрудников… Тем более что ты не предатель подлый, а дисциплинированный резервист… Ведь, резервист?

– Резервист, – тяжело вздохнув, подтвердил Артём.

– Ладно, орёл небесный, свободен! – нагло ухмыльнулся генерал. – До поры, до времени, ясен пень. А с конкурсом-то этим ты, дорогой мой, лоханулся – как сопливый пятилетний мальчишка. Кому – из по-настоящему опытных людей – нужен груз излишних секретных знаний? Вот, то-то же… Э, стой! А ещё – по сто пятьдесят?

Глава вторая Новый дом

«Ну-ну, уважаемый Виталий Павлович! К кому подкрался ласковый и пушистый песец – это ещё большой вопрос!», – ехидно хмыкнул про себя Артём и открыл глаза. – «Я-то, судя по ощущениям, ещё жив. А, вот, что стало с вами, господин генерал? Успели спуститься в подземное убежище? Не успели?».

Лампы внутри вагона светили, дай Бог, только в четверть обычного накала, двери были раскрыты.

– Ага, перрон освещён красноватым маревом-полумраком, – констатировал Артём, поднимаясь на ноги и осторожно выглядывая из вагона. – Скорее всего, состав прибыл на станцию «Лесная», – он достал из кармана пиджака мобильный телефон, набрал знакомый номер, поднёс трубку к уху и недовольно покачал головой: – Нет связи, мать её… Чёрт побери! А где же моя Таня?

Артём запихал бесполезный телефон обратно в карман и, слегка покачиваясь и аккуратно переступая через лежащие на полу неподвижные тела, пошёл по вагону, тихонько бормоча под нос непривычно сухими губами:

– Она была одета в куртку цвета хаки – с бурыми и тёмно-зелёными пятнами. А ещё – приметные тёмно-синие банты с чёрными горошинами… Ага, вижу камуфляжную спину…

Перевернув человека в камуфляже, он расстроено поморщился:

– Это, всего лишь, Хан. Впрочем, живой, что уже совсем неплохо… А, вот, и Хантер сидит на скамье, как ни в чём не бывало. Правда, пребывая без сознания…

– Тёма! – раздалось рядом. – Ты где? Помоги, пожалуйста…

– Здесь я, Танюша! – обрадовался Артём. – Уже иду!

«Надо же, уже – «Тёма»! Офигеть можно запросто!», – проснулся недоверчивый внутренний голос. – «Прямо какой-то слезливый южноамериканский сериал о безумной любви с первого взгляда. Правда, о любви – на фоне ядерной войны…».

Он помог девушке подняться на ноги, нежно провёл пальцами по бледной щеке, внимательно посмотрел в тёмно-зелёные глаза и выдохнул с беспокойством:

– Ты как? В порядке?

– В полном! – хриплым голосом заверила Татьяна и лукаво улыбнулась: – Мы уже перешли на «ты»?

– Вы же первая…

– Не обращай внимания, глупый! Я же просто пошутила… Конечно, на «ты»! Я – Таня. Ты – Тёма… А что подумают посторонние – наплевать и растереть! Договорились? У тебя, случайно, не найдётся чего-нибудь попить? В горле ужасно пересохло.

– Договорились. А попить – нет ничего…

– Где мы сейчас находимся? – девушка насторожённо завертела головой по сторонам. – Что это за красный свет? Что, вообще, произошло?

– Да, что произошло? – приподнялась над полом черноволосая растрёпанная голова Хана. – И к чему нам теперь готовиться? К концу Света?

– Можно, я отвечу – по мере поступления вопросов? – мягко улыбнулся Артём. – Спасибо, друзья! Во-первых, визуально мы сейчас находимся на станции метро «Лесная». По крайней мере, облицовка стен и общий декор соответствуют. На противоположной стороне перрона стоит ещё один подвижной состав с открытыми дверями… Во-вторых, на станции включено экстренное аварийное освещение, а мобильная связь, наоборот, отсутствует. В-третьих, судя по всему, на поверхности, всё же, рвануло…

– Как это – рвануло? – приоткрывая глаза, неуверенно уточнил Хантер. – Вы хотите сказать, что, что…

– Что наверху разорвался мощный ядерный заряд. Причём, с эпицентром в центре города. Звуковая волна добралась и под землю. Поэтому мы все на некоторое время и потеряли сознание. Вернее, это я так предполагаю, хотя могу и ошибаться…

– Как же так, мамочка моя?! – зазвенел на весь вагон истеричный женский голос. – Ужас-то какой, Господи…

– Отставить! Немедленно прекратить истерику! Расстреляю всех паникёров к такой-то нехорошей матери! – от души гаркнул Артём и продолжил уже самым обычным голосом: – Отвечаю на последний заданный вопрос. То бишь, о том, что нам делать дальше… Первым делом, поможем остальным пассажирам состава. Вдруг, кто-нибудь из них серьёзно пострадал во время последних событий? А потом будем ждать появления дежурных или, даже, спецкоманды.

– Какой спецкоманды? – удивилась Татьяна. – Откуда? Сверху? Так, ведь, там рвануло! Сам же говорил…

– Обычной специальной команды, мой храбрый Сталкер! – успокаивающе подмигнул Артём. – На каждой станции метрополитена – в мирное время – круглосуточно дежурят два-три специально обученных сотрудника из ФСБ. Если же, ожидается начало активных военных действий, то на смену «фээсбэшникам» приходят бойцы из легендарного ГРУ. В такой период (при объявлении максимального «тревожного уровня») на каждой станции предусмотрено присутствие военного коменданта – на случай внештатных ситуаций, оговорённых специальными инструкциями. Ну, а любому серьёзному коменданту – по его высокой должности – полагается и некоторое количество дисциплинированных подчинённых…

– Где же эта, так называемая спецкоманда располагается? – подключился к разговору дотошный Хан. – И почему она, то есть, команда, не появилась до сих пор?

– Все станции российского метрополитена оборудованы целой кучей вспомогательных и подсобных помещений. В том числе, и совершенно секретными, снабжёнными отдельными входами-выходами. То есть, всякими складами, кухнями, котельными и командными пунктами… Почему господин военный комендант (или же штатный «фээсбэшный» дежурный?) до сих пор не предстал пред нашими светлыми очами? Очевидно, из-за тех же строгих и подробных инструкций. Наверное, полагается выждать – после ядерного взрыва – определённое количество времени, и только после этого выходить на перрон…

Таня плавно опустилась на колени и горько зарыдала:

– У меня же там, наверху, мама осталась, – проговорила она сквозь слёзы. – И братишка маленький…, и подружки…

Со всех сторон послышались аналогичные звуки – придушённые всхлипы и жалостливые причитания.

«Видимо, народ окончательно въехал в тему», – понял Артём. – «Мне-то гораздо проще. Круглый сирота, как-никак. Ни жены, ни детей. Всегда думал, что это очень плохо… А теперь?».

Он присел на корточки рядом с Татьяной и, шепча успокаивающие слова, бережно обнял её за хрупкие плечи. Девушка доверчиво спрятала заплаканное лицо у него на груди…

Неожиданно с платформы долетела странная песенка на незнакомом языке, до краёв наполненная вселенской скорбью и, вместе с тем, бесконечной надеждой на светлое будущее.

– Что это такое? – забеспокоился Артём.

– Наши секстанты по самому центру перрона попадали на колени, бьются лбами об пол и творят молитвы, – пояснил вернувшийся с перрона Хан, и неожиданно предложил: – Надо бы им того, э-э-э, морды начистить наглые. Типа – пока не скрылись-испарились…

– За что – морды набить? – опешил Артём. – И куда это они должны скрыться? Зачем?

– Ну, как же… Ведь, сектанты – непременно – захотят нашу станцию метрополитена взять под свой полный контроль. Если не эту, так другую… И фашисты захотят, и коммунисты, и военные…

– А, это ты книжек Дмитрия Глуховского начитался! – понятливо усмехнулся Артём. – Не торопись, братец! Как оно будет на самом деле – никто не знает. Пока, по крайней мере… Кстати, а как там ведут себя бритоголовые отморозки? Не собираются ли, часом, нападать на зенитовских фанатов? Что, вообще, делается на перроне? Ну, в плане общей обстановки?

– Пока дракой не пахнет, – пожал плечами Хан. – Фашисты столпились возле металлического щита, который перегородил вход на эскалаторы. Руками его щупают, ногами пинают, задумчиво чешут в бритых затылках… Общая обстановка? Могу охарактеризовать кратко – всеобщая и всеобъемлющая растерянность. Похоже, что никто ещё толком не осознал, что же произошло на самом деле – в плане масштабности. А те немногие, кто всё понял, рыдают, естественно.

– Но и в истерике пока никто не бьётся, – заглянул в вагон белобрысый Хантер, который, очевидно, являлся оптимистом по жизни. – Знать, живёт в людях надежда на лучший исход. Ведь, официальных заявлений от властей пока не последовало. Так что, ещё можно уповать на чудо… А мои предки уехали в Новгородскую область, к дедушке с бабушкой, – пояснил причину своего спокойствия. – Хан же у нас, и вовсе, иногородний, родом из далёкой приволжской деревушки… А не угостите ли, соратники, какой-нибудь жидкостью? Пить ужасно хочется…

Тоненько завыла негромкая сирена, раздался дальний металлический скрип-скрежет.

– Ага! – оживился Артём. – Похоже, что господин военный комендант с подчинёнными вылезают на свет Божий. Пора бы уже…, – осторожно тронул девушку за плечо и спросил: – Таня, ты как? Оклемалась немного?

– Всё в порядке, – бесцветным голосом сообщила Татьяна, поднимаясь на ноги. – Не беспокойся, Тёма. Я сильная. Как-никак, Сталкер… И, кроме того, учусь на втором курсе Первого Меда. То бишь, будущий хирург. Может, пригожусь. В смысле, принесу пользу… Пойдём?

– Подожди пару секунд. Я только нашего нервного астматика освобожу от галстучных пут…

Из туннеля на перрон – со стороны металлического щита, перегородившего выход на земную поверхность – по короткой лесенке выбирались люди.

– Их там много! – сообщила Татьяна, которую Артём посадил себе на плечи, чтобы она могла наблюдать за происходящим через головы столпившихся на перроне пассажиров. – Человек шесть-семь в чёрно-сером камуфляже, с коротенькими автоматами в руках. Ещё трое – в светло-зелёных халатах, наверное, медперсонал. А где сам господин военный комендант? Он же, по идее, должен как-то выделяться из общей массы?

– Сейчас, скорее всего, последует первое официальное обращение к народу, – предположил Артём. – Будут взывать к пониманию, спокойствию и проявлению гражданской сознательности. Кстати, на перроне сейчас находится порядка двухсот пятидесяти человек. Управлять такой разномастной и перепуганной толпой – куда как непросто…

Он оказался прав, через полминуты мужественный голос, многократно усиленный громкоговорителем объявил:

– Уважаемые россияне, сограждане! С вами говорит военный комендант станции «Лесная», подполковник Мельников Борис Иванович! Прошу вас всех соблюдать спокойствие! Возможно, что к нам уже направляются спасатели! Возможно… Сейчас мои люди окажут необходимую медицинскую помощь всем, кто в ней нуждается. В том числе, предложат принять успокоительную настойку. Это дело сугубо добровольное, но попрошу всех проявить гражданскую сознательность (Татьяна ехидно хмыкнула), и не отказываться… Поймите меня правильно, сограждане! Это, в первую очередь, необходимо вам самим! Кому, спрашивается, нужна массовая истерия? Правильно, никому не нужна! Отказавшиеся же от целебной микстуры будут считаться провокаторами! Такие личности не подлежат постановке на продуктовое довольствие! Понимаете меня, россияне? Не под-ле-жат пос-та-нов-ке на про-дук-то-вое до-вольст-вие! Поэтому, будьте сознательными! Зачем кормить провокаторов и несознательных психов? Правильно, незачем! А после этого, примерно через сорок минут, я вам подробно доложу о сложившейся ситуации… Прошу вас отнестись к моей просьбе с пониманием! Заранее – всем – спасибо!

Артём присел на корточки, давая возможность Татьяне слезть с его плеч, после чего выпрямился и поделился с окружающими своими соображениями:

– Очень похоже, что они ожидали… То есть, вовсю готовились к серьёзной войне…

– Почему вы так думаете? – уточнил педантичный Хан.

– Слишком много народа входит в спецкоманду, – пояснил Артём. – Причём, подозреваю, что это далеко не все. Следовательно, наши уважаемые власти предполагали, что события будут развиваться «по пиковому» сценарию, включающему в себя разные гадости…

– Точно, вон ещё трое «чёрно-серых»! – сообщила Таня, указывая в противоположный – относительно металлического щита – торец зала. – Что это они там монтируют?

– Похоже на кафедру для служителей культа, – пошутил легкомысленный Хантер. – Наверное, нам сейчас сектанты будут читать нудные проповеди. О тщете земного бытия и о вреде греховных помыслов, не иначе…

– Это самая обычная трибуна, – невесело хмыкнул Артём. – Очевидно, господин военный комендант будет лично выступать перед недоверчивыми народными массами.

– Зачем – выступать? – преданно заглянула ему в глаза Татьяна.

– Так полагается, радость моя. Считается, что именно живое общение с подчинёнными способствует лучшему взаимопониманию. Глаза в глаза, образно выражаясь. Мол, надо быть ближе к народу, и люди – непременно – потянутся к тебе. Азбука современного и успешного бизнес-руководителя. А российское ГРУ всегда старается шагать в ногу со временем, этого у него не отнять…

Помявшись секунд десять-двенадцать, Хан, всё же, спросил, жадно облизывая сухие губы:

– Извините, Артём Петрович, но… Вы с Танюхой давно знакомы?

– Получается, что один час и пятнадцать минут, – ответил Артём, посмотрев на наручные часы, и тут же нахмурился: – Ерунда какая-то, ребятки, получается.

– Что такое?

– Выходит, что мы все находились в бессознательном состоянии примерно пятьдесят пять минут… Может такое быть, товарищ будущий эскулап? В смысле, от удара звуковой волны?

– Вполне, – утвердительно кивнула головой Таня. – Влияние звуковых волн на человеческий мозг изучено ещё достаточно поверхностно…

– А, всё же, – не сдавался упрямый Хан. – Не верится мне, что вы, Артём Петрович, познакомились с нашим Сталкером только сегодня. То есть, уже вчера… Общаетесь, ну, прямо как…

– Как – кто? – заинтересованно промурлыкала Татьяна.

– Ну, как жених и невеста…

– Обычная любовь с первого взгляда, – объявила девушка с бесконечно важным и довольным видом. – Правда, ведь, Тёма?

– Правда, – совершенно серьёзно подтвердил Артём, и после короткой паузы добавил: – И поженимся – при первой же возможности. Военный комендант, надо думать, полномочен регистрировать браки.

Через некоторое время к ним приблизился пожилой дяденька в светло-зелёном халате, нёсший в руке тёмно-коричневый кожаный саквояж. Вслед за доктором шествовали два бойца в серой форме без каких-либо знаков различия, поверх которой было надето по чёрному бронежилету. На головах солдат красовались чёрные шлемы-маски (скрывающие лица до ртов) с узкими прорезями для глаз, на ногах – массивные чёрные ботинки с высокой шнуровкой.

«Скорее всего, родимые «грушники[2]», не иначе», – мысленно предположил Артём и старательно прислушался: – «Учитывая относительную тишину в зале, приём успокаивающей микстуры проходит без серьёзных эксцессов. Хотелось бы воздержаться, понятное дело, от употребления данного снадобья. Чисто на всякий случай…».

Первый боец крепко сжимал в ладонях короткий автомат неизвестной Артёму модели – с толстым чёрным цилиндриком глушителя на стволе. Второй же, небрежно закинув автомат за спину, нёс в одной руке большую стеклянную бутыль со светло-жёлтой жидкостью, а в другой – стопку пластиковых стаканчиков.

Неожиданно «чёрно-серый», тот, который был с бутылкой, обрадовано произнёс:

– Артём Петрович, товарищ майор! Сколько лет, сколько зим! Вот, так встреча! Не узнаёшь меня?

– Как же я тебя узнаю – в этой страхолюдной маске? – удивился Артём. – Впрочем, погоди, погоди! Голос, действительно, знакомый… Лёха Никоненко, что ли?

– Лёха! – восторженно подтвердил боец, со стуком ставя бутыль на пол. – Помнишь, как мы с тобой славно кувыркались в…, э-э-э, в одной южной и очень беспокойной стране? Давай лапу, бродяга!

Обмениваясь с Никоненко крепким рукопожатием, Артём чуть слышно прошептал:

– Избавь от этого пойла. Меня и девушку с бантиками…

– Понял, сделаю, – пообещал бывший подчинённый.

– Здравствуйте, товарищи! – вежливо поздоровался старенький доктор. – Будете принимать успокаивающее лекарство? Не придётся тратить время на долгие уговоры? Молодцы, товарищи! Сейчас мои, э-э-э, ассистенты предложат вам по дозе, извините, по порции… Если понравится, то всегда можете обращаться ко мне, буду рад посодействовать…

Лёха извернулся ужом, прикрывая широкой спиной Артёма и Таню, в результате чего у них в руках оказались пустые стаканчики. Артём, браво подмигнув нежданной невесте, поднёс край пластмассовой ёмкости к губам, запрокинул голову вверх и жадно задёргал кадыком. Девушка, удивлённо похлопав длинными ресницами, последовала его примеру.

– Вкусная штуковина! – одобрил Хантер. – В меру сладкая, с лёгкой приятной кислинкой. И, главное, отлично утоляет жажду.

– Просто замечательная вещь! – тяжело вздохнув, подтвердила Татьяна и посмотрела на врача «честными» глазами. – А можно добавки, коллега? Так сказать, по корпоративному блату. Я, видите ли, учусь на втором курсе Первого Меда…

– Василий Васильевич Фёдоров! – представился доктор, широко улыбаясь в густые седые усы. – Это очень хорошо, что вы, милая девушка, имеете прямое отношение к медицине. Значит, будем работать вместе! А, что касается добавки… Надо сделать небольшой перерыв. Ну, скажем, часов на пять-шесть. Кроме того, существуют определённые ограничения. Например, заболевания сердечнососудистой системы, опорно-двигательного аппарата, беременность… Потом поговорим более подробно. Что до обычной воды, то скоро все получат по литровой бутылке. Ну, всех благ, дорогие товарищи! Держитесь! Всё будет хорошо…

Врач и два его «ассистента» проследовали дальше.

– Ещё увидимся, командир! – тёпло попрощался Лёха. – И Борис Иванович будет рад! Ты же знаком с ним?

– Вместе когда-то получали майорские погоны. Значит, будет, что вспомнить…

Таня посмотрела на него с удивлением.

– Так ты – военный? – спросила, задумчиво склонив голову на бок. – Следовательно, мне придётся последовать за тобой в какой-нибудь дальний, Богом забытый гарнизон? Нет-нет! Ты, пожалуйста, не думай всякого… Я согласна! Поеду, хоть на край земли! Муж – офицер, жена – доктор… Это нормально! Только у меня незаконченное высшее образование. Ничего, фельдшером, наверное, возьмут… Ведь, возьмут?

– Я уже несколько лет, как вышел в запас, – успокоил девушку Артём. – Живу в Питере, в обычной купчинской двушке. На хлеб с маслом зарабатываю писательским трудом. Конечно же, я не такой известный писатель, как ваш любимый Дмитрий Глуховский, но, всё же… В том смысле, что денег на скромную жизнь хватает. Не жалуюсь. Правда, и разносолов не обещаю. Как и регулярных поездок на навороченные зарубежные курорты…

– Писатель?! – восхитилась девушка. – Как здорово, Тёма! А что ты написал? И какая у тебя фамилия?

– Белов! – озвучил фамилию Артём, а также сообщил названия своих книжек, вышедших в нескольких крупных издательствах.

– Читала, знаю! – обрадовалась Таня. – И фамилия у тебя хорошая. В том смысле, что и мне подойдёт…

– Книжки-то… Как они тебе? Понравились?

– Знаешь, в общем и целом, ничего. Но есть и мелкие недоработки. Динамики, на мой скромный взгляд, маловато. И главные герои – во всех твоих романах – какие-то избыточно-правильные… Ты только, ради Бога, не обижайся! А можно, мы будем вместе писать? Возьмёшь меня в полноправные соавторы?

– Возьму! – твёрдо пообещал Артём. – Более того, предлагаю написать совместный роман в жанре авантюрного детектива с элементами крутого боевика.

– Про что?

– Да, про всё это! – он сделал рукой широкое круговое движение. – Про нашу неожиданную встречу. Про это метро, освещённое красными лампочками… Согласна?

– Он ещё спрашивает! – Таня привстала на цыпочки и, крепко обхватив ладонями его шею, поцеловала в губы…

Девушка ещё щебетала о чём-то важном, но Артём почти не слушал, заинтересованно оглядываясь по сторонам.

«Как-то подозрительно тихо и спокойно вокруг», – шустрой мышкой пробежала в голове тревожная мысль. – «И Хан с Хантером странно себя ведут. Тут такой, понимаешь, интересный разговор, а они не вмешиваются, спинами развернулись и застыли каменными изваяниями. Нетипичное поведение для этих любопытных шустриков…».

Он обошёл Таниных приятелей и взглянул на их лица.

«На губах застыла радостная и глупая улыбка, взгляды у обоих неожиданно-благостные и какие-то заторможенные», – отметил внутренний голос. – «Это, скорее всего, начала действовать хитрая успокаивающая микстура старенького доктора…».

– Может, это солнышко взошло? – негромко спросил Хан.

– Не, скорее всего, Луна, – так же непонятно ответил Хантер, тыкая пальцем в конец зала, где «серо-чёрные» заканчивали возведение трибуны.

Артём посмотрел в указанном направлении. На дальней стене – между полом и потолком – горела круглая, бледно-жёлтая лампа, светящая очень мягким и приятным светом.

– Надо же, никогда не думал, что лампы дневного света бывают круглыми, – пробормотал он себе под нос. – Наверное, новая разработка. Причём, не иначе, тоже хитрая. Может, даже, с успокаивающим эффектом…

Подошла Татьяна, громко пощёлкала – перед глазами своих приятелей – пальцами, обеспокоенно спросила:

– Да, что с вами такое, пацаны? Умом тронулись?

– Всё хорошо и просто замечательно, – вяло откликнулся Хан. – Никаких проблем и претензий. Ждём, что будет дальше. В том числе, приказов станционного начальства и обещанной воды.

– И ни капли не волнуемся, – поддержал его Хантер. – Скоро появится военный комендант Мельников. Разъяснит ситуацию. Скажет, что делать дальше. Завалы там разбирать, или ещё что…

Таня отвела Артёма в сторону и жарко зашептала в ухо:

– Ты знал, что эта микстура такая сильная? Что она так действует на человеческую психику? То есть, многократно затормаживает поток сознания и полностью гасит волю?

– Нет, конечно же, – передёрнул он плечами. – Но догадывался, что присутствует некий коварный подвох… Впрочем, существует золотое неписаное правило спецназа, которое гласит: – «На ключевые операции всегда надо выходить с абсолютно «чистой» головой…». То есть, без всякого допинга – наркотического там, или алкогольного… В пиковых раскладах всегда надо держать ухо востро и бдить неустанно. А, вот, расслабляться – категорически запрещается! Как и думать о разных посторонних вещах, напрямую не связанных с выполнением задания. Иначе, шансы – вернуться живым – катастрофически уменьшаются…

– Значит, «ключевая операция» и «пиковый расклад»?

– Очень похоже на то, – признался Артём и обеспокоенно спросил: – А ты как себя чувствуешь? Может, стоит, всё же, глотнуть местного лекарства?

– Не надо, – нахмурилась Татьяна. – Я помню, что у меня погибли мама и братишка. Но… Сам же только что говорил, мол: – «Надо иметь абсолютно «чистую» голову и не думать о посторонних вещах, не имеющих прямого отношения к пиковой ситуации…». Мол: – «Если хочешь остаться в живых…»… А я очень хочу! Замуж хочу выйти за тебя, детишек родить… Тёма, а мы долго здесь будем…находиться?

– Думаю, что долго. Теперь эта станция – наш с тобой новый дом.

Вскоре вновь ожил громкоговоритель, и мужественный голос жизнерадостно оповестил:

– Уважаемые россияне! С вами говорит военный комендант станции «Лесная», подполковник Мельников Борис Иванович! Во-первых, большое всем спасибо за понимание, проявленное при приёме лекарственного препарата! Во-вторых, как я и обещал, скоро состоится общее собрание нашего коллектива. Попрошу всех – минут через семь-восемь – подойти к трибуне. Не толкайтесь, пожалуйста! Пропускайте в первые ряды женщин, детей и стариков…

Глава третья Кровавые непонятки и пространные разговоры

Громкоговоритель, солидно кашлянув на прощанье, замолк.

– А не подойти ли нам, любопытные мои соратники, к металлическому щиту, перегородившему вход на эскалаторы? – предложил Артём. – Посмотрим, полюбопытствуем, потрогаем руками, а после уже направимся к трибуне и послушаем выступление подполковника Мельникова. Какие там – семь-восемь минут? Знаю я, как такие собрания проходят! Пока все соберутся, пока места козырные поделят. Тем более, что после приёма хитрой микстуры все тормозят непроизвольно… Пошли?

– Без проблем! Я с тобой! – откликнулась Таня.

– Нет, к щиту я не пойду, – желчно пробурчал Хан. – Лениво как-то. Да, и господин военный комендант не отдавал такой команды.

– Мы лучше присмотрим место для костра, – сонно зевнул Хантер. – Конкуренты не дремлют…

– Какого костра? – удивился Артём. – А, конечно… У Глуховского же на всех станциях горели многочисленные костры. Понятное дело. Ищите, орлы, ищите. Выбирайте – без излишней суеты и спешки…

Они, взявшись за руки, двинулись в сторону металлического щита, ловко лавируя между пассажирами, идущими в противоположном направлении, к возведённой трибуне.

– Все такие неправдоподобно спокойные, – в полголоса комментировала Татьяна. – Лица одухотворённые, гладкие, почти без морщин. А глаза – как у усталых коров после дойки. Я видела у бабушки в деревне… Сильная эта микстура, ничего не скажешь. Действенная и эффективная… А ты, Тёма, получается, служил в хитрых и особенных войсках? В ФСБ, в ГРУ?

– И там, и там, – признался Артём. – И ещё кое-где… Так что, боевая подруга, тебе крупно повезло.

– Почему это?

– Потому. Я – с моими знаниями и опытом – имею все шансы стать со временем местным вождём. Не здесь, так на другой станции. А быть женой вождя (или там начальника, князя, предводителя, председателя) – дело прибыльное и однозначно сладкое, как не крути…

– Шутник ты у меня! – довольно фыркнула девушка. – Хотя, если посмотреть с другой стороны, быть княгиней, наверное, очень занятно и интересно. Пусть и подземной княгиней…

Навстречу им прошествовала стайка фашистов. Бритоголовые юнцы, смешно сгорбившись и опустив руки – словно плети – вниз, широко улыбались, загадочно блестя ласковыми глазами.

– Здрасьте вам! – проходя мимо, смущённо поздоровался здоровяк Борман. – Извините меня, пожалуйста, за недавнюю грубость. Был неправ. Погорячился немного. Больше такого не повторится.

– Да, некоторым личностям и в мирное время было бы не вредно принимать армейские лекарства, – задумчиво покачал головой Артём. – Глядишь, и кривая подростковой преступности поползла бы неуклонно вниз…

– Тёма, а почему – жидкость? – заинтересовалась Татьяна. – Таблетки же, они гораздо удобнее для использования.

– Не скажи! Таблетку запросто можно спрятать за щеку, а потом незаметно выплюнуть. А здесь – пить надо. Обмануть врача, в данном случае, очень трудно. Хорошо, что Лёха нас прикрыл спиной… А, вообще, они всё здорово придумали. Человеку, измученному жаждой, очень трудно отказаться от жидкой микстуры.

У стального щита было безлюдно, весь станционный коллектив уже отбыл к трибуне, заторможёно ожидая судьбоносной информации.

– Солидная вещь! Блестящая такая, гладкая, прохладная! А я почему-то была уверена, что этот щит обязательно должен быть ребристым. Или, на крайний случай, рифленым, – одобрительно покачала головой Таня и тут же жалостливо охнула: – Тёма, смотри! Там же… Нога лежит…

Створки щита намертво сошлись посередине туннеля, ведущего к земной поверхности, образовав чуть заметный вертикальный шов. И на каменном полу зала – напротив этого шва, в большой луже тёмно-бурой крови – лежала человеческая нога. Вернее, только её часть, перекушенная (отрезанная, отрубленная, отсечённая?) в голени: чёрный модельный ботинок и полоса тёмно-коричневых брюк – с ярко-красной мякотью и белым костяным кольцом-овалом внутри.

– Кому-то крупно не повезло, – мрачно резюмировал Артём. – Спрашиваешь, как это произошло? Обыкновенно, моя ласточка. При сигнале «Атомная тревога!» все эскалаторы метрополитена начали – как и предусмотрено инструкциями – работать сугубо на спуск. Потом кто-то нажал на кнопку, запускающую в действие запорный щит. Или же соответствующий сигнал поступил с земной поверхности. Данный бедняга, очевидно, занервничал и, потеряв ориентацию в пространстве, упал. Может, даже, потерял сознание, ударившись головой о пол. Вот, и все дела…

– А где же…, остальное тело?

– Наверное, до сих пор лежит по ту сторону щита. Если, даже, этот человек до сих пор жив, то мы не услышим его предсмертных стонов. Щит-то очень толстый, да и запирается он абсолютно герметично.

Татьяна присела на корточки возле обрубленной ноги и внимательно осмотрела срез, предварительно оттянув остатки брючины, после чего бестрепетно коснулась подушечкой указательного пальца кровавой лужицы и поднесла палец к глазам.

«Будущая врачиха, как-никак!», – уважительно пояснил внутренний голос. – «Поэтому и не боится крови. Да, наверное, и трупов…».

Девушка поднялась на ноги, тщательно обтёрла испачканный палец о собственные штаны и удивлённо протянула-пробормотала:

– Да, однако, дела! Интересные такие, непонятные насквозь…

– Что такое? – насторожился Артём.

– Понимаешь, Тёма, тут наблюдается такая ярко-выраженная странность. Практически – головоломка… По расчётам получается, что данную ногу створки щита перекусили часа полтора назад. Плюс-минус пятнадцать минут. А по всем внешним признакам выходит…

– Продолжай, продолжай!

– Выходит, что всё это случилось сутки назад. Может, даже, и немногим поболе.

– Точно? Не ошибаешься?

– Обижаешь, гражданин начальник! – совершенно по-детски надулась девушка. – Я же круглая отличница. Краса и гордость всего курса. Многократная победительница самых различных олимпиад…

– Не сердись, ради Бога! – извинительно попросил Артём. – Верю я тебе, Танечка, верю… Это, что же у нас получается, а?

– Не знаю, честное слово! Тебе, майор запаса, видней. С твоим-то опытом и знаниями.

– Получается, что мы все провалялись в вагонах электрички – без сознания – целые сутки? Может такое быть?

– Не готова к однозначному ответу, надо хорошенько подумать… Хотя, ощущается очень сильная жажда. Но это, возможно, только последствия недавней нервотрёпки, то есть, пережитого стресса.… Как же, Тёма, пить хочется!

Словно бы услышав последние Танины слова, мужественный голос, многократно усиленный – на этот раз – стандартным армейским мегафоном, бодро объявил:

– Рад вас видеть, друзья! Это я и есть – военный комендант станции «Лесная», подполковник Мельников Борис Иванович! Сейчас вам, первым делом, раздадут воду – по одной литровой бутылке на человека, включая детей… Спрашиваете, почему такие маленькие бутылки? Так полагается по правилам-инструкциям: литр питьевой воды в сутки – на одного человека. Подчёркиваю, питьевой воды! Не беспокойтесь, в суточный рацион ещё входят различные соки – апельсиновый и яблочный через раз. Отдельно будет предлагаться жидкая горячая пища, то есть, полноценные супы. Кроме того, в ближайшее время будут оборудованы умывальники с технической водой… Туалеты? Кому-то уже невтерпёж? Ладно, братья и сёстры… Женщины по лесенке спускаются в правый туннель, мужчины, соответственно, в левый. Там увидите железные двери, над каждой висит по светло-розовой лампе, ну, и нарисованы соответствующие значки и буквы… Повторяю ещё раз! Двери под розовыми лампочками! Они открыты, за ними находятся туалетные помещения. Каждое оборудовано восьмью кабинками с биотуалетами. Прошу быть аккуратными и не устраивать давки! Все другие двери заперты! Не надо туда ломиться и колотить по ним ногами! Итак, приступаем к раздаче питьевой воды… Граждане, попрошу не толкаться и не суетиться! Образуем две живые очереди! Женщин и детей пропускаем вперёд! Мужчины, проявляем сознательность и гражданскую ответственность!

Мегафон, смешно хрюкнув, замолчал.

– Представляешь, что было бы, если народ предварительно не глотнул бы успокаивающего зелья? – с лёгким сарказмом в голосе спросил Артём.

– Не-а, – Таня смешно наморщила веснушчатый нос. – Что было бы, Тёма?

– Страшная паника и полноценная давка с пошлым мордобоем. Неорганизованная и нервная толпа – страшное дело… Так что, тутошняя спецкоманда – во главе с военным комендантом – отрабатывает ситуацию идеально, что называется – без сучка и задоринки. Молодцы, одним словом! Профессионалы! Полностью одобряю!

– Может быть, пойдём ко всем? – робко предложила Татьяна. – Тут, конечно, всё отлично слышно. Но пить очень, уж, хочется. Да и дамскую туалетную комнату не мешало бы посетить…

– Конечно, пойдём! Извини, просто задумался немного…

Возле трибуны наблюдался идеальный порядок. Люди, дисциплинированно отстояв в очередях, получали вожделенную воду, молча, повинуясь кратким указаниям «чёрно-серых», отходили в сторону, на специально отведённые площадки, и только там отвинчивали с бутылок пробки и утоляли жажду.

– Знаешь, а они похожи на зомби, – испуганно шепнула Таня. – Движения ужасно заторможенные и угловатые, глаза потухшие, немного напоминают рыбьи… Ну, в какую очередь встаём? Может, в правую?

– Я подежурю в очереди, а ты пока сбегай в туалет, – предложил Артём. – Давай, беги, невеста! Не стесняйся…

Картонные ящики с минеральной водой без газа располагались в шести-семи метрах от трибуны. Артём, получая две законные бутылки (Таня уже вернулась и стояла рядом), громко и надсадно кашлянул несколько раз подряд, привлекая внимание к своей персоне. Подполковник Мельников, облачённый в полевую пятнистую офицерскую форму и занятый до этого момента беседой с одним из докторов, тут же перевёл взгляд в нужную сторону. Узнав старого знакомца, он скупо улыбнулся и пальцами правой руки изобразил неприметный условный знак.

Когда они, отойдя метров на десять-двенадцать от компактной людской толпы, вволю напились, Татьяна сообщила:

– Твой Мельников немного напоминает покойного киноактёра Владислава Галкина. Тот же типаж! То бишь, мужественный мачо-раздолбай, слегка побитый и потоптанный жизнью-злодейкой.

– А я на кого похож? – насмешливо прищурился Артём. – Признавайся!

– Ты? Конечно же, на Алена Делона – из старинного кинофильма «Зорро». Помнишь, в самом начале фильма он едет – под симпатичную мелодию – на лошади, задумчиво зажав в зубах огрызок сигары? Только ты в плечах немного пошире, и лицо бледное…

– Спасибо, королева моего сердца.

– Всегда – пожалуйста! – мило усмехнулась девушка. – Кстати, а что это за тайный знак изобразил пальцами подполковник?

– Глазастая ты у меня!

– А, то! Итак?

– Попросил подойти после собрания – в отдельном порядке. Наверное, хочет пригласить на беседу в некий тайный бункер… Не смотри ты так испуганно! Конечно же, я обязательно возьму тебя с собой. Не бросать же симпатичную и беззащитную девушку здесь, среди непредсказуемых и заторможенных зомби… Кстати, а что у нас с туалетами?

– Знаешь, всё очень цивильно и чистенько, пол и стены выложены разноцветным кафелем. Имеется и вторая просторная комната с торчащими из стен трубами. Скорее всего, там будут располагаться умывальники. Наверное, ещё не успели установить…

Когда солдаты унесли пустые картонные ящики в туннель, Мельников вновь поднёс мегафон к губам и перешёл к главному:

– Подходите, друзья, поближе! Итак… Наша страна подверглась коварному нападению со стороны вооружённых сил НАТО! По Санкт-Петербургу был нанесён ядерный удар! Извините, но никакой другой информацией я не располагаю… Сразу же после взрыва прервались все виды связи, включая мобильную. Работает только местная, от автономного передатчика волн, с радиусом действия в пятьсот-шестьсот метров… Спрашиваете, что теперь делать? Отвечаю. Действовать в полном соответствии с типовыми инструкциями, ждать помощи с поверхности и надеяться на лучшее…

– Может, надо послать разведчиков? – предложил звонкий голос Хана. – И в ближайшие туннели, и на земную поверхность?

– На поверхность отправить разведчиков не получиться, – недовольным голосом откликнулся подполковник. – Гидравлическая система, отвечающая за перемещение заградительного щита, автоматически заблокирована на полгода.… А разведчиков на станции «Выборгская» и «Площадь Мужества» мы обязательно отправим. Только потом, в плановом порядке, когда обустроим здесь крепкий быт, не раньше. Как и предписывают инструкции…

– Вы что-то говорили о возможной помощи! – напомнил Хантер.

– Правильно, говорил… Действенная помощь, я считаю, может прийти к нам только со стороны станции «Девяткино». Но только месяца через три-четыре, не раньше, когда радиационный фон снизится до приемлемых величин… Так что, наша основная задача – продержаться это время. Повторяю, продержаться – как минимум – три-четыре месяца! А что для этого надо, товарищи? Правильно! Соблюдать крепкую дисциплину и проявлять железобетонную выдержку! Всё ясно? Что непонятного? Прекращайте шуметь, сограждане! Повторяю ещё раз! Никакой достоверной информации у меня нет! Связь не работает! Успокойтесь, россияне! Будьте же сознательными…

Несмотря на принятую успокоительную микстуру, люди упорно отказывались верить, что военный комендант не обладает хоть сколь-нибудь внятной информацией и требовали подробно рассказать о ходе начавшейся войны. У некоторых, даже, началась полноценная истерика… Матерно выругавшись от досады, Мельников передал мегафон пожилому доктору Василию Васильевичу. Старичок не подкачал – уболтал и успокоил разволновавшийся народ минут за пять-шесть. Его голос – мелодичный и монотонный – действовал на нервных граждан и гражданок не хуже армейского специализированного зелья.

– Очень похоже, что наш милейший Василий Васильевич является опытным и хватким гипнотизером, – предположил Артём. – Да, всё предусмотрели ребятки! По крайней мере, к подавлению возможной паники они отнеслись очень серьёзно. Не отнять и не прибавить…

После выступления доктора дело пошло гораздо веселее.

– Переходим к следующему ответственному этапу! – облегчённо вздохнув, оповестил Мельников. – А именно, объединяем три важных дела в одно. Сейчас мои бойцы установят на перроне три раскладных столика, стулья, и вынесут картонные коробки с суточными продуктовыми пайками.

– Как же быть с горячей пищей? – раздался визгливый женский голос. – Вы же обещали, господин комендант…

– Обещал, – не стал спорить подполковник. – Но первые сутки пребывания на станции вам придётся довольствоваться сухими пайками. Инструкция! – повысил голос. – Итак, продолжаю… По одному подходим к раскладным столикам и регистрируемся. Желательно, с паспортами. Сгодятся – на первый случай – права на вождение автотранспорта, пропуска на работу, студенческие билеты и пластиковые банковские карты. Непосредственно при регистрации мои ребята будут распределять вас по административно-хозяйственным группам, где всем придётся регулярно вкалывать в поте лица… А вы как думали, родные? В военное время все граждане обязаны – так, или иначе – трудиться на благо Родины. Естественно, кроме маленьких детей, беременных женщин, дряхлых стариков и безнадёжных инвалидов. Специальной инструкцией – для гражданских лиц – предусмотрены следующие административно-хозяйственные группы, они же службы: охранно-вспомогательная, медицинская, кухонно-поварская, психологическая, банно-прачечная и уборочно-бытовая. Первичное распределение по группам будет осуществляться, исходя из основной гражданской профессии и образования каждого конкретного индивидуума… После завершения процедуры регистрации-распределения каждый из вас получит, как я уже говорил, суточный сухой паёк, куда входит и фруктовый сок. Всего будет выдано двести пятьдесят пять…, извините, двести пятьдесят четыре взрослых пайка, а также восемь детских… А ещё через некоторое время, уже после приёма пищи, займёмся установкой палаток. Все получат спальные мешки, подушки, постельное бельё, одеяла, а также тёплые вещи, предусмотренные инструкциями. Чуть позже будут составлены графики выхода на общественно-полезные работы…

– Товарищ майор, – кто-то осторожно тронул его за плечо.

Артём резко обернулся и облегчённо выдохнул:

– А, это ты, Лёха…

– Конечно же, я, – скупо улыбнулся Никоненко и продолжил шёпотом: – Собрание коллектива продлится ещё минут десять-пятнадцать. Но уже ничего интересного не услышите. Так, только бестолковые дурацкие вопросы и насквозь обтекаемые ответы… Потихонечку, не привлекая излишнего внимания, идите с барышней к заградительному щиту. Спускайтесь по лесенке в правый туннель. Примерно через сто пятьдесят метров увидите в стене рыжеватую дверь. Постучите: три удара через длинные паузы, три – через короткие. Вас пустят внутрь, предложат горячего сладкого чая со свежими плюшками и газеты недельной давности. А вскоре и Борис Иванович подойдёт… Вот, возьми, майор, карманный фонарик-динамо. В том тоннеле нет подсветки…

Взявшись за руки они, не торопясь и не оглядываясь назад, пошли к заградительному щиту.

– Тёма, а как это они так точно сосчитали? – спросила Татьяна.

– Кто кого сосчитал?

– Военные – нас. Мол: – «Всего будет выдано двести пятьдесят четыре взрослых пайка, а также восемь детских…». Так как – сосчитали? И, собственно, когда?

– Интересный и весьма актуальный вопрос, – с уважением посмотрел на девушку Артём. – Понятное дело, что в зале установлены камеры видеонаблюдения. Более того, некоторые из них, наверняка, работают от автономных источников питания. То бишь, пашут на съёмных аккумуляторах. Только, вот…

– Во-первых, камер видеонаблюдения, скорее всего, очень мало, – подхватила Таня. – А, во-вторых, народ-то не стоял на месте. Одни входили в вагоны, другие, наоборот, выходили.

– Ваши версии, мадам будущая писательница?

– Мадмуазель, сударь! Попрошу заметить, мадмуазель! А не какая-нибудь там ветреная вертихвостка…

– Ох, извините покорно! Безусловно, очень и очень рад… Итак?

– Версия всего одна – пересчёт происходил в тот временной отрезок, когда мы все пребывали в бессознательном состоянии. Не вижу я, что-то, других дельных и правдоподобных вариантов.

– Молодец, сообразительная мадмуазель Сталкер! – Артём нагнулся и звонко чмокнул девушку в упругую щёку. – У меня, кстати, из кармана пиджака пропал травматический пистолет, который я отобрал у нервного астматика… Следующий непростой и каверзный вопрос. Почему, по твоему мнению, комендант вначале сказал о двухстах пятидесяти пяти личностях, поставленных на продуктовое довольствие, а потом поправился в сторону уменьшения?

– Не знаю, честное слово! Ты, Тёма, думаешь, что… Что…

– Ничего нельзя исключать. Впрочем, будем считать – для пущего спокойствия – что подполковник просто случайно оговорился, не более того… Да, вот ещё одно, – он озабоченно нахмурился. – Никому, а в особенности господину коменданту станции, не надо пока говорить об этой временной нестыковке. Я имею в виду, о странной перерубленной ноге суточной давности.

– А почему – особенно военному коменданту?

– Потому, что нынче он – наш с тобой непосредственный начальник. А в российской армии существует железобетонное правило: – «Выдавать информацию начальству следует очень аккуратно и сугубо дозировано. Причём, только ту информацию, которую означенное начальство ждёт от тебя…». Такая, вот, армейская специфика. Потому как инициатива подчинённых – без отдельного приказа – воинским Уставом не предусмотрена. Инициатива и далеко идущие выводы – прерогатива вышестоящих, тех, у кого на плечах имеются погоны с крупными звёздами… Понятно объясняю?

– Ну, в общем и целом…

– Молодец, понятливая мадмуазель Сталкер! Так держать!

Они – поочерёдно – спустились по короткой лесенке и непроизвольно остановились перед входом в туннель.

– Сплошная чернота! – испуганно выдохнула Татьяна. – Абсолютная и безысходная! Лично мне – очень страшно… Вдруг, там уже появились всякие трёхголовые чудища и прочие уродливые мутанты? Понимаю, что рановато, но, всё же… А в том туннеле, где находится дамская туалетная комната, лампочки висят – тёмно-бордовые, рубиновые, одна розовая. Тёма, почему здесь нет никакого освещения?

– Наверное, потому, что именно в этом туннеле располагается засекреченный командный пункт, – задумчиво почесав в затылке, предположил Артём. – Местные бойцы и командиры оснащены приборами ночного видения. А все прочие, включая коварных врагов, обойдутся и без света…

Он достал из кармана пиджака фонарик-динамо, выданный Лёхой, и принялся надавливать-отпускать на подпружиненный рычаг-курок. Через две-три секунды вспыхнул слабый светло-жёлтый лучик света, постепенно набиравший силу.

– Я иду первым, ты – в трёх метрах за мной, – строго велел Артём. – Если я резко махну рукой с фонариком, то сразу же падай на живот и старательно прикрывай голову руками. Понятно?

– Ну, вроде бы…

– Прошу отвечать ясно и чётко, без штатской отсебятины и туманной неопределённости! Повторяю вопрос. Вам понятно, мадемуазель?

– Так точно! – Таня демонстративно вытянулась в струнку, преданно «поедая» командира глазами.

– Если фонарик внезапно погаснет, то сразу же падай на живот и старательно прикрывай голову руками. Понятно?

– Так точно!

– Тогда, благословясь, вперёд…

Артём медленно шагал по шпалам, плавно перемещая фонарь из стороны в сторону, и тихонько бормотал себе под нос:

– Чёрная дверь, почти квадратная… Тёмно-синяя, вытянутая в высоту.… Ещё одна… Нет, не та, рановато. Метров тридцать-сорок осталось… Ага, вот же, она, рыженькая…

Он обернулся и негромко позвал Таню:

– Подходи, подземная амазонка. Кажется, прибыли на место. Сейчас будем вежливо стучаться…

– Подожди немного, – неожиданно попросила девушка. – Посвяти-ка ещё раз вперёд, мне что-то померещилось… Нет, не так. Опусти фонарь ниже. Ещё ниже. Освети-ка рельсы… В чём это они испачканы? Тёмные пятна и тут и там… Кровь, похоже. На этот раз – совсем свежая.

Отойдя от рыжей двери метров на пятнадцать по туннелю, Артём вернулся обратно и подытожил:

– Дали по башке и потащили в изолятор.

– Кому – дали и потащили? – опешила Татьяна.

– Тому, двести пятьдесят пятому гражданину, который решил удрать по туннелю к «Выборгской». Ничего не поделаешь, жёсткие законы военного времени…

Глава четвёртая Старые знакомые и новая версия

Татьяна отнеслась к этой новости достаточно спокойно, то есть, с полным пониманием, уточнив на всякий случай:

– Про данный…, э-э-э, инцидент тоже не стоит никому рассказывать? Коменданту Мельникову – в особенности?

– Всё правильно понимаешь, – подтвердил Артём.

– А, если, он сам спросит? Мол, не заметили ли, часом, чего странного и необычного в туннеле?

– Пожимай легкомысленно плечами, мол: – «Я же будущий врач, а не профессиональный разведчик. У каждого из нас – свои проблемы и свои же должностные обязанности…». Почему ты так задумчиво нахмурилась, моя алмазная донна? Не можешь чего-то понять-переварить? Так, спрашивай! Может, я и проясню ситуацию…

– Вот, эти разноцветные двери, пусть и тёмных колеров, – секунд через восемь-десять неуверенно произнесла девушка. – Я столько раз проезжала по этому туннелю. Скорость состава тут маленькая… Не было здесь ничего! Не, пару раз я, всё же, замечала, что есть что-то похожее на двери-ворота… Но они были абсолютно чёрными! Объясни мне, пожалуйста, товарищ командир, данную странность. Будь так добр!

– Элементарные маскировочные щиты, не более того. Пластиковые или металлические, тщательно подогнанные по размеру и выкрашенные в чёрный цвет. Прозвучала «Атомная тревога!». Через некоторое время – в полном соответствии с инструкциями – щиты сняли…

Артём уверенно постучал – условным манером – в тёмно-рыжую дверь. Примерно через полторы-две минуты раздались едва слышимые щелчки, и дверь – с тихим шелестом – на половину «отодвинулась» в сторону, то есть, частично «утонула» в стене.

– Заходите, усталые странники! – доброжелательно пророкотал густой бас. – Наша скромная обитель открыта для всех, кто чист сердцем и помыслами! Об одном, лишь, прошу, гости дорогие. Оставьте тёмные помыслы и гордыню излишнюю – за порогом…

– Поп, что ли? – испуганно шепнула Таня. – Не доверяю я им, речистым. Сама не знаю, почему, но не доверяю…

Встретивший их широкоплечий мужик – внешним обликом – совершенно не напоминал служителя культа. Скорее, наоборот, являлся классическим воплощением такого небезызвестного термина-понятия, как «отвязанный наёмник, жизнь вволю понюхавший и разные виды видавший…». Лет пятидесяти пяти, низенький, кряжистый, в стареньком тельнике, с коротким седым ёжиком на круглой голове и с приметным шрамом на характерной рязанской физиономии. Шрам – толстый, багрово-фиолетовый – уверенно змеился от правого виска – через толстый нос – к левой скуле волевого подбородка.

Татьяна непроизвольно охнула, но, быстро взяв себя в руки, вежливо поздоровалась:

– Долгих лет вам, дяденька! И крепкого здоровья – до самой смерти!

– Спасибо на добром слове, девонька! – жизнерадостно откликнулся седой крепыш и неожиданно загрустил. – Везёт же некоторым бестолковым костоломам! Такие симпатичные и правильные девчонки им достаются – только слюнки текут от белой зависти… Где же вы их находите, бродяги удачливые? Мне, вот, лично – на тернистом жизненном Пути – ни одной такой не встретилось. Так, только лахудры одни, с дешёвыми лярвами вперемешку. Ну, за исключением редких моментов, – смущённо, будто вспомнив нечто бесконечно-приятное, замолчал.

– Привет, Горыныч! – Артём с чувством пожал широкую ладонь крепыша. – Смотрю, славная компания подобралась. Боря Мельников, Лёха Никоненко, теперь, вот, ты. Случайное совпадение, надо думать?

– Оно, майор! Оно, родимое! – невесело хохотнул Горыныч. – Вообще-то, мы с Лёхой последнее время – примерно года полтора – кувыркались на Таймыре. Проект «Глонас», будь он неладен. Т-с-с! – поднёс корявый указательный палец к губам. – Секретность страшная, мать её… А два месяца назад из Москвы пришёл приказ – без промедлений следовать в славный Питер. Пару недель просидели в спецкоманде на «Кировском заводе», потом – на «Маяковской», несколько суток назад перевели сюда. Борис Иванович тоже здесь недавно, месяца три с половиной. Его из Владивостока срочно вызвали. Хорошо ещё, что семью с собой не потащил…

– Ждали, что начнётся война? – в лоб спросил Артём.

– Не то, чтобы ждали. Просто «тревожный уровень» подняли по максимуму… Но, как ты знаешь, майор, это – ни о чём ещё не говорит. «Максимальный уровень», его, заразу, два-три раза в год регулярно объявляют. Типа – учения проводят. А, может, и не учения, но всегда с благополучной отменой… И сейчас все были уверены, что пронесёт. Мол, высокое начальство находится в своём обычном репертуаре, не давая подчинённым расслабиться… Не пронесло. Рвануло…

– Говорите, рвануло…, – раздумчиво протянула Татьяна, не обращая внимания на сердитый взгляд Артёма. – А точно, что это была атомная бомба?

– Что же ещё?

– Ну, не знаю… Может, какая-нибудь другая? Например, обычная. Только очень большой мощности…

– Шустрая она у тебя, майор, – уважительно констатировал Горыныч. – Сидеть тебе под каблуком – до полного завершения жизненного Пути… Впрочем, разболтался я что-то с вами – вопреки строгим и нудным инструкциям. Пойдёмте, мальчики и девочки, я провожу вас к кабинету Бориса Ивановича. Вот, когда он сам появится, то все вопросы и проясните… Если, конечно, на то будет воля Божья. Или, к примеру, высокого начальства, что – суть – одно и то же, если подойти с философской точки зрения…

Они прошли – мимо обычного офисного стола с установленными на нём стандартными мониторами – метров двенадцать-пятнадцать по узкому коридору, скупо освещённому светло-розовыми лампами, и упёрлись в иссиня-чёрную бронированную дверь. Горыныч приложил ладонь к серой квадратной плите-экрану, раздался едва слышимый щелчок, после чего дверь послушно приоткрылась.

– Проходите, отрок и отроковица! – «поповским» голосом пророкотал седой крепыш в тельняшке, пропуская гостей вперёд. – Будьте как дома!

Артём и Таня вошли в просторное прямоугольное помещение. По стенам и на потолке горели не только розовые лампы, но и несколько длинных секций дневного света. Сзади раздался очередной щелчок, сигнализируя, что бронированная дверь закрылась.

– Напоминает среднестатистическую офисную приёмную, – тихо прошептала Татьяна. – Кроме входной двери имеются ещё три, которые, очевидно, ведут в кабинеты тутошнего начальства. Я по весне секретаршей подрабатывала в одной торговой фирме, там было точно также: приёмная с кожаными диванами, креслами и журнальными столиками, пальмы в кадках, герань в горшках. Только здесь они, то есть, пальмы и цветочки, похоже, искусственные…

– Всё верно понимаешь, госпожа майорша! – весело подтвердил Горыныч, демонстрируя, тем самым, наличие отменного слуха. – Один кабинет, который самый большой, занимает военный комендант «Лесной», он же – подполковник Мельников Борис Иванович. Во втором, левом, расположился профессор Фёдоров, ну, тот, который Василий Васильевич.… А третий – пока резервный. Правда, он очень неудобный, потому, как проходной. То бишь, соединяется коротким коридором с кухней и прочими хозяйственными помещениями. Имеете реальные шансы – занять. Если на то будет воля Божья, или.… Ну, вы уже в курсе… Ладно, пошёл на пост, а вы, гости дорогие, располагайтесь, не скучайте и читайте газеты-журналы. Я позвоню Глафире, – продемонстрировал чёрный громоздкий брусок, оснащённый короткой и толстой антенной, – она вам чая-кофия притащит, сдобы свежей, пряников тульских…

Из-за короткой дальней стены, где дверей не наблюдалось, раздавался размеренный перестук.

– Что это такое? – ожидаемо заинтересовалась Таня. – Машинный зал?

– Он самый, – Артём уселся на кожаный диван, взял с журнального столика толстую газету и лениво зашелестел страницами. – Дизель-генераторы, надо думать, пашут. Куда же без них? Значит, и вентиляционные системы исправно функционируют, что просто замечательно. Следовательно, и жуткого коллапса – в ближайшее время – не намечается… Кстати, где-то рядом с машинным залом должна располагаться аккумуляторная, где – с помощью различных кислот и щелочей – подзаряжают подсевшие аккумуляторные батареи.

– А почему Горыныч иногда говорит как нормальный человек, а иногда, как…, как монах из провинциального монастыря?

– Он в молодости лет восемь-десять нелегалом отработал за границей. Причём, именно, под личиной священника. В «Русской Православной Церкви Заграницей». А потом неожиданно началась горбачёвская Перестройка, Горыныча, вручив дежурный орденок, срочно отозвали на Родину. Идиотизм сплошной, если вдуматься…

– А где он заработал этот офигительно-красивый шрам?

– В одной южной и – на удивление – беспокойной стране.

– Где вы все вместе, включая Лёху Никоненко, славно кувыркались? – уточнила девушка.

– Ага! Именно, что вместе. И, именно, что кувыркались… Присаживайся, амазонка! Тут – кроме серьёзных мужских газет – имеются и легкомысленные дамские журналы…

– А что это за местная автономная связь? – Татьяна никак не могла справиться со своим природным любопытством. – И что за гигантский «мобильник» был в руках у Горыныча?

– Обыкновенная армейская рация. Разработка, если не ошибаюсь, 1963-го года. Или, всё же, 1967-го? Впрочем, неважно… Принцип работы – наипростейший. Есть ящик-передатчик, работающий от сменных аккумуляторов. Он исправно испускает радиоволны в определённом диапазоне. Рации… Ну, эти продолговатые чёрные штуковины с толстыми антеннами, настроены на строго определённую волну. Вот, такие дела… Дальше всё зависит от рельефа местности и прочих природных нюансов. В чистом поле радиус действия таких станций составляет от двух до десяти километров. В зависимости от долготы-широты конкретной местности. Здесь, под землёй, метров пятьсот-семьсот, не более…

– То есть, и с земной поверхности кто-нибудь может выйти на связь с комендантом станции?

– Теоретически, может, – тяжело вздохнул Артём. – Если, во-первых, на поверхности имеются живые индивидуумы с точно такими же рациями. И, во-вторых, если эти индивидуумы знают, на какую конкретную радиоволну нужно настраиваться, плюсом – секретные пароли входа, которые – в соответствии с инструкциями – регулярно меняются.

– Пароли?

– Это как у самолётов сигналы «свой – чужой»…

Минут через пять распахнулась дверь кабинета – того, который являлся «резервным и проходным» – и в «приёмную» вошла молодая черноволосая женщина с медным подносом в руках. Женщина была облачена в удобный светло-бежевый комбинезон, а на подносе располагались две тёмно-синие фарфоровые кружки, над которыми поднимались молочно-белые струйки пара, и большая плетёная корзиночка с плюшками, рогаликами и пирожками.

– Младший лейтенант Глафира Иванова! – приветливо улыбнувшись, представилась женщина, ставя поднос на край журнального столика, свободного от газет и журналов. – Мне тут Витя… Извините, капитан Горнов, поручил вас попотчевать. Как говорится, чем богаты… Угощайтесь! А вместо чая-кофе я вам какао сделала. Оно очень вкусное и питательное…

– Спасибо, Глаша! – от души поблагодарила Татьяна. – Может, и вы перекусите с нами? Присаживайтесь!

– Извините, но не могу! Служба! – женщина, коротко кивнув головой, скрылась за дверью.

«Глафира-то – кровь с молоком! Из тех, которые коней останавливают на скаку и запросто, между делом, входят в горящие избы…», – мысленно усмехнулся Артём. – «Горыныч всегда был – у прекрасного женского пола – записным любимчиком. И с гладкой физиономией, и со страхолюдным шрамом. И в рясе, и в тельнике. Хотя, роста в нём – один метр шестьдесят три сантиметра, не больше. А Глаша, явно, за метр семьдесят пять будет. Чудеса в решете, если – коротко…».

Поочерёдно – с аппетитом – кусая то рогалик с маком, то пирожок с мясом и рисом, Таня спросила, делая между фразами короткие вынужденные перерывы:

– А откуда здесь… Свежая сдоба, а? Имеется специальная… Пекарня, да? А зачем?

– Затем, что так полагается! – с нотками законной гордости сообщил Артём. – Написано в соответствующей должностной инструкции, мол: – «Данный объект – в период с «таково-то» по «такое-то» – должен быть обеспечен серым ржаным хлебом по ГОСТУ 6412-63 и свежей пшеничной выпечкой по ТУ 92–09…». Значит, объект будет обеспечен – всем предусмотренным. Иначе, моя радость, не бывает! При первой же серьёзной проверке можно погон лишиться… Специальная пекарня? Не смеши, ради Бога! Существует широкий перечень компактных хлебопечек, работающих и от сетевого электричества, и от аккумуляторов, и, даже, на обыкновенной соляре. Производства Японии, Южной Кореи, США и Израиля. Отечественные? Не, чего нет, того – нет, врать не буду.… И, вообще, общественное мнение о том, что нынешнее состояние российской армии находится, э-э-э, ниже плинтуса, оно – сильно преувеличено. Иногда, даже, преднамеренно преувеличено и специально раздуто…

– Преднамеренно раздуто, чтобы доверчивый потенциальный противник слегка расслабился?

– Точно, прозорливая мадмуазель Сталкер! И внешний противник, и внутренний… Понятное дело, что и пошлого бардака хватает, и гадости откровенной. Но… Имеются у нас, в России, и такие части специального назначения, подготовке и оснащению которых даже МОССАД обзавидуется. Не говоря уже о сопливых мальчишках из ЦРУ и МИ-6.

– Гордишься российской армией? – вопросительно прищурилась девушка.

– Горжусь и люблю.

– Почему же тогда вышел в отставку?

– Потому и вышел… Сейчас же рубить баблосы, осваивая бюджетные ресурсы, дело общепринятое и естественное. Не так ли? Ну, а я человек старомодный. Прежней закалки, так сказать…

– Брезгливый идеалист и неисправимый романтик, – понятливо сформулировала Таня.

– Да, наверное… А, что, тебя это не устраивает?

– С чего ты взял? Наоборот… Продолжай, Тёма! Продолжай…

– Нечего, собственно, продолжать. Вопрос был поставлен ребром: либо я вхожу в общую схему, плюя на излишнюю щепетильность, либо – подаю рапорт об увольнении из Рядов. Третьего здесь не дано… Человеку, не замазанному круговой порукой по самые уши, нет полноценной веры. В том смысле, что он может – как принято считать – «настучать» в любой момент… Так что, я без всяких мальчишеских обид (почти – без обид?) подал в отставку. Мол, не хочу глупой и излишней принципиальностью портить жизнь боевым друзьям. Соратники отнеслись к этому решению с полным пониманием, и всё такое… В армии любят прямолинейность, а, вот, скользкого лицемерия – терпеть не могут. Не хочешь корректировать свои основополагающие жизненные принципы и приоритеты? Без вопросов! Уходи… Это честнее, чем мозги пачкать – нравоучительными и нудными сентенциями – себе и другим…

Татьяна, успешно разделавшись с пирожками и рогаликами, достала из кармана куртки белоснежный носовой платок, тщательно вытерла губы и, недоверчиво покачав головой, заявила:

– Я ничего не понимаю! Абсолютно – ничего!

– Например?

– Как я поняла из твоих последних высказываний, милый, российские спецслужбы – это – о-го-го! Типа – безо всяких дураков и невинных шуток! Правильно?

– Ну…

– Баранки ярмарочные – усердно гну! А ты тут сидишь себе, и треплешься – без зазрения совести – обо всём подряд… А, ведь, наверняка…

– Записывают всё? На аудио-видео?

– Разве нет?

– Записывают, конечно, – признался Артём. – Было бы очень странно, если бы не записывали… Что из того? Я же тебе, вроде, уже рассказывал о некоторых «золотых» армейских правилах?

– О многих! – ехидно хмыкнула Таня. – И, по твоим словам, выходит, что они все – практически – золотые. Или, на крайний случай, серебряные…

– Каждый армейский служака – сам себе – расставляет приоритеты. Если он расставит их правильно, то будет – в глубокой старости – похоронен в генеральском мундире с красными лампасами на форменных штанах. Понятно излагаю?

– Да, как сказать… Впрочем, кажется, понимаю… Мол: – «Начальству надо выдавать только ту информацию, которую оно ждёт от тебя…»?

– Правильно, любимая! Почему бы ещё раз не повторить то, что всем уже давно известно? То бишь, подтвердить – в очередной раз – официально-правдивую версию?

Где-то рядом раздался приглушённый смешок, бесшумно приоткрылась дверь правого кабинета, и мужественный голос Мельникова предложил:

– Заходите, родимые! И болтливые – без меры…

– Как же он там оказался? – недоумённо прошептала Таня. – Впрочем, я, кажется, догадалась. Наверное, в стенах туннелей существуют всякие секретные коридоры, ведущие от одного края платформы к другому. В том числе, и в кабинет господина коменданта…

Кабинет подполковника, хотя и был подземным, ничем не отличался от кабинетов других подполковников спецслужб: длинный офисный стол с кожаным креслом в торце, монитор компьютера, лазерный принтер, несколько разномастных телефонных аппаратов, стулья для посетителей, громоздкий сейф в углу, вдоль стен – пластиковые стеллажи, плотно забитые книгами, справочниками и пухлыми картонными скоросшивателями. Ещё имелись две неприметные двери: одна с доходчивой табличкой «WC», другая без всяких табличек. Ну, и портрет руководителей страны – на стене, за креслом Мельникова.

«Тот самый, знаменитый! С горными лыжами!», – не преминул схохмить насмешливый внутренний голос. – «Знать, братец, не напрасно ты тогда извилины напрягал, старался, ночами не спал…».

Приметная вещь в кабинете была всего одна – в дальнем углу, на высокой тумбе располагался квадратный тёмно-зелёный ящик, оснащённый длинной чёрной антенной. Ящик умиротворённо и сыто гудел, лукаво и радостно подмигивая разноцветными лампочками.

– Армейская рация, – понятливо прищурилась Татьяна. – Вернее, автономный излучатель радиоволн в узком диапазоне, понятное дело…

– Наблюдательная и очень сообразительная особа! – одобрил Борис Иванович, после чего поскучнел, нахмурился и, подпустив в голос свинца, велел: – Присаживайтесь, девушка! И предъявите, пожалуйста, документы… Артём Петрович, гнездись рядом со своей шустрой наядой. Прошу!

Таня, демонстративно шумно устроившись на одном из стульев, достала из внутреннего кармана куртки паспорт и, презрительно хмыкнув, отправила его по гладкой столешнице по направлению к подполковнику. Мельников взял документ, раскрыл его на первой странице, небрежно пробежался пальцами правой руки по клавиатуре компьютера, внимательно уставился в монитор и, удивлённо присвистнув, объявил:

– Надо же! Оказывается, что на этом свете ещё встречаются самые натуральные чудеса! А я-то, старый пессимист и циник, думал, что всё врут в толстых книжках… Итак. Татьяна Сергеевна Громова, девятнадцати лет от роду, студентка второго курса Первого Меда. Красавица, круглая отличница, посещает всякие клубы, студии и кружки. Завзятая театралка, регулярно наведывается в музеи и на разнообразные выставки… И, при всём этом, является идеалом – в плане крепких моральных устоев и сбережения девичьего целомудрия. Что, согласитесь, для наших легкомысленных и распутных времён является откровенным нонсенсом…

– Можно и в глаз получить, шутник в погонах! – пунцово покраснев и стараясь не смотреть в сторону Артёма, грозно пообещала Татьяна.

– Можно! – радостно согласился с ней подполковник. – Потому, что наша Татьяна Сергеевна – кроме всего прочего – ещё занимается в секции восточных единоборств. Имеет коричневый пояс по дзюдо и является серебряным призёром по айкидо студенческого первенства Санкт-Петербурга. В весе до пятидесяти двух килограмм…

– Засудили меня тогда, сволочи наглые, – сердито пробормотала девушка. – Происки и откровенные интриги, так их всех… Ничего, по осени – в обязательном порядке – возьму реванш…

– Она, Белов, ещё и закоренелая реваншистка! – продолжал веселиться подполковник. – Упасть и не встать! Забыть и не вспомнить! Бывает же… Да, влип ты, Тёмный, по самое не могу! Такая уже не отпустит! Пропал ты, братец! Не забудьте потом, когда окончательно созреете, пригласить меня на свадьбу…, – запнулся, видимо, вспомнив о непростых реалиях, и опять направил разговор в серьёзное русло: – Ладно, с юмором я на сегодня закончил! Извините, это, наверное, такая нервная реакция – на события последних часов… Может такое быть, уважаемая Татьяна Сергеевна? Вы же, как-никак, будущий доктор. А компьютер дополнительно сообщает, что вы увлекаетесь не только хирургией, но и психиатрией.

– Ваша избыточная весёлость, господин комендант, действительно, может являться защитной реакцией вашего подсознания на избыточное нервное напряжение. И, даже, скорее всего…

– Спасибо! Так, вот… Артём Петрович, ты полностью уверен в своей сердечной подруге? Головой отвечаешь за неё? Вы, надеюсь, уже давно знакомы?

– Достаточно давно, – осторожно ответил Артём. – Отвечаю головой…

Мельников, с минуту-другую задумчиво побарабанив подушечками пальцев по чёрному бруску рации, лежавшему на столе, непонятно вздохнул и продолжил:

– Хорошо, верю! И перехожу к главному… У нас сработала сирена: сперва обычным образом, потом «пиковым» – одно длинное завывание, два коротких. Включили с наземного пункта, понятное дело. Потом загудели поезда, видимо, им передали отдельную команду по «метрошной» связи… Я тут же вышел на связь с руководством. Генерал начал испуганно мямлить в трубку, мол, ничего толком неизвестно, мол, всё ещё обойдётся. Но, при этом, приказал действовать в строгом соответствии с инструкциями, то есть, по полной программе… Один состав уже стоял на станции, другой подходил к ней. Мы напялили на морды противогазы и, благословясь, пустили на перрон и в туннели газ… Секретный, естественно. Усыпляющий, с затормаживающим эффектом. После этого – почти сразу же – оно и рвануло. Слава Богу, что к этому моменту заградительный щит возле эскалаторов уже выполз-сработал…

– Значит, мы не теряли сознания? – торопливо уточнила Татьяна. – А секретный газ был слабой концентрации? Рассчитанный только на час здорового сна?

– Да, примерно на час. Зачем, собственно, дольше? Мои бойцы пересчитали всех «пассажиров», включая тех, кто на перроне ждал последнего поезда, проверили – специальными приборами – на наличие взрывчатки и различного оружия, включая холодное. Конфисковали три травматических пистолета, шесть перочинных ножей и парочку кастетов… Хорошо ещё, что всё это произошло ночью. Представляете, что было бы, если «Атомную тревогу» объявили бы днём, когда в метро – единовременно – находились бы многие десятки тысяч человек? Даже, подумать страшно…

– А усыпляющий газ, он – зачем? Чтобы пресечь панику?

– Панику, истерию и массовый психоз. Инструкция, ничего не попишешь…

– А большая круглая лампа дневного света? – не сдавалась девушка. – Та, что висит в станционном зале, над трибуной? Она, ведь, тоже…

– Вроде бы, – нервно передёрнул плечами подполковник. – Говорят, какая-то экспериментальная разработка нового поколения, оказывающая – в купе с волшебной микстурой Василия Васильевича – успокаивающее действие.

Артём, громко покашляв в кулак, сердито предложил:

– Может, обсудим все мелочи, детали и нюансы немного позже? Расскажи-ка, Борис Иванович, что же случилось на самом деле…

– В смысле? – чёрные брови Мельникова удивлённо взметнулись вверх. – Что ты имеешь в виду?

– Извини, я неправильно выразился… С кем мы воюем? Количество нанесённых ядерных ударов по России? Количество ответных ударов? Общая обстановка? Прогнозы по дальнейшему развитию ситуации?

Подполковник, недовольно помотав головой, скривился, словно бы от сильнейшей зубной боли, достал из ящика письменного стола плоскую металлическую фляжку, отвинтил крышечку, сделал два крупных глотка и, неодобрительно посмотрев на Артёма, выдохнул – вместе с коньячными парами:

– Напрасно… Напрасно ты мне не веришь, Тёмный! Хочешь, я всё расскажу в хронологическом порядке?

– Расскажи, будь так добр.

– Сперва поступил сигнал – «Общая опасность!». То бишь, опасность, природа которой ещё не определена окончательно. По этому сигналу все, включая подвижные составы и эскалаторы, останавливаются-замирают, ожидая дальнейших команд…

– О чём говорит данный сигнал? – не утерпев, перебила подполковника Татьяна. – Извините, Борис Иванович, просто любопытно стало…

– Ничего страшного. Любопытство и женщина – понятия неразделимые… «Общая опасность!» – может означать всё, что угодно. Например, некий пьяный придурок позвонил по ноль-два и сообщил о минировании двух-трёх станций одновременно. Или начинается очередное наводнение, вода в Неве подобралась к критическому уровню и вскоре может рвануть в метро. Или возможен коварный сбой в системе подачи электроэнергии, обусловленный головотяпством и разгильдяйством всяких и разных «Чубайсов»… Можно продолжать? Через тринадцать с половиной минут – после «Общей опасности» – объявили «Атомную тревогу». Секунд двадцать пять я потратил на разговор с генералом, ещё через три минуты мы пустили усыпляющий газ, тут оно и рвануло. Причём, откуда пришла звуковая волна от взрыва – было не понять. Сложилось такое устойчивое впечатление, что со всех сторон сразу… Когда прервалась связь? Точно не знаю. Но после взрыва, то есть, после ударной волны, её уже не было. В том числе, и с соседними станциями, очевидно, где-то перерубило кабель… Автономная радиосвязь? Моя вина, Тёмный, так совпало.… Как раз в 24–00 наш куст – «Выборгская», «Лесная» и «Площадь Мужества» – меняли секретный код для выхода на связь. Согласовали с комендантами, поменяли. Естественно, с грубейшим нарушением инструкции.…То бишь, мы сперва должны были сообщить в Центр новый код, а только потом менять старый, но сделали, как и всегда. Мол, потом сообщим – по городской линии. Ну, и не успели – из-за всей этой катавасии. Рвануло, так его растак… Теперь, если, даже, наверху остались живые, то они не знают нового кода. А старый обратно уже не ввести, хитрое оборудование такого не допускает – хрен знает, из каких соображений… Татьяна Сергеевна! Вас опять, судя по выражению симпатичного личика, терзают смутные сомнения?

– Ага! Получается, что с момента объявления «Атомной тревоги» – до непосредственно взрыва – прошло порядка четырёх минут? Как такое может быть? Честное слово, не понимаю…

– А что по этому поводу думает уважаемый Артём Петрович? – ехидно поинтересовался Мельников.

– Правдоподобная и прозрачная ситуация, – почти не задумываясь, ответил Артём. – Допустим, что баллистическая ракета с ядерной боеголовкой стартовала с североамериканского континента. Расчётное время подлёта до Питера – минут семнадцать-восемнадцать. Получается, что ракета (много ракет?) стартовала (стартовали?), а наши руководящие деятели ещё целых тринадцать с половиной минут сомневались и не могли поверить в реальность происходящего. Потом, всё же, объявили «Атомную тревогу»… Впрочем, возможен и второй дельный вариант. Ракету (ракеты?) выпустил корабль (субмарина, ракетоносец?), находившийся в Северном море. В этом случае подлётное время составляет четыре-пять минут. Опять всё сходится. То есть, наши генералы, ни на йоту не сомневаясь, сразу же объявили «Атомную тревогу»… Кстати, Борис Иванович, а что у нас с фоном радиации? Измеряли?

– Конечно, измеряли. И ни один раз. Поднялся фон. Незначительно, но, всё же, поднялся…

– То есть, поднялся слабее, чем ожидалось?

– Слабее, – подполковник устало провёл ладонью по лицу. – Можно предположить, что заряд оказался не настолько мощным, как предсказывалось в инструкциях…

– Разъясните, пожалуйста, поподробней! – с надеждой в голосе попросила Таня.

– Ожидалось, что в случае начала активных военных действий, НАТО выпустит по Санкт-Петербургу баллистическую ракету, оснащённую боеголовкой мощностью от одной до пяти мегатонн. Но, учитывая показания наших приборов…

– Счётчиков Гейгера?

– Ну, и их тоже… Так вот, ядерный взрыв, скорее всего, был гораздо меньшей силы, чем прогнозировалось. На сколько – меньшей? Затрудняюсь сказать. Может, всего четверть мегатонны. Может, ещё меньше. Заградительный щит, закрывший доступ к эскалаторам, имеет очень эффективную конструкцию. Причём, непосредственно у щита радиационный фон почти не повысился. А, вот, в туннелях – возрос…

– Попробуй резюмировать! – предложил Артём.

– Резюмировать?

– Ну, предположить… Что, по твоему мнению, произошло?

Мельников снова глотнул коньяка, а убрав флягу обратно в ящик стола, пояснил:

– Вам, друзья мои, спиртного не положено. По крайней мере, пока. До тех пор, пока являетесь штатскими гражданами. Вот, когда напишите и подпишите соответствующие заявления – тогда – совсем другое дело…

– Какие ещё заявления? – нахмурился Артём.

– Объясню чуть позже, – пообещал подполковник. – Итак, резюмирую… На мой взгляд, ракету выпустила подводная лодка, всплывшая недалеко от побережья Норвегии. Почему боеголовка оказалось недостаточно мощной? Кто же его знает… Может, тут никаким НАТО и не пахнет? Например, это дело рук арабской Аль-Каиды? Мол, подлый Бен Ладен организовал провокацию – с целью развязать Третью мировую войну. Мол, пусть русские и американцы вволю поубивают друг друга, радуя фанатичных моджахедов… Чем, собственно, не вариант? А денег и иных возможностей у Аль-Каиды хватило только на маломощный заряд… Когда – два с половиной месяца назад – наши генералы объявили «максимальный уровень опасности», то не объяснили (по своей давней привычке) – откуда конкретно исходит эта опасность. Так что, возможны любые варианты… Теперь, что касается отдалённых и ближайших перспектив. Если мощность ядерного взрыва, действительно, была ниже четверти мегатонны, то можно надеяться, что через некоторое время – со стороны станции «Девяткино» – прибудет команда эвакуаторов. Когда? Может, через пару месяцев. Может, через полгода, через год. Не знаю, ребята… В любом случае, нам остаётся только одно – упорно и терпеливо ждать. Не допуская при этом, понятное дело, анархии и вакханалии.

– А продовольственных припасов, питьевой воды и медикаментов нам хватит на целый год? – забеспокоилась Таня.

– Да, хоть на пять! – сообщил подполковник. – И продовольственных припасов, и всех прочих. С этим, как раз, никаких проблем не наблюдается…

Неожиданно тоненько и тревожно взвыла сирена, через две-три секунды затихла, и басистый голос Горыныча, исходящий из маленькой чёрной коробочки, закреплённой на дверном косяке, оповестил:

– Борис Иванович, тревога! На перроне буза творится! Слышу частые пистолетные выстрелы, вижу на мониторах непонятных собак…

Мельников схватил со стола брусок рации, поднёс его к уху, и, нажав на нужную кнопку, принялся ругаться:

– Никоненко, мать твою старушку седую! Что происходит на платформе? Какие ещё волки? Ополоумел совсем?

Подполковник, отбросив рацию в сторону, вскочил на ноги, достал из ящика письменного стола мощный аккумуляторный фонарь, выхватил из наплечной кобуры массивный чёрный пистолет и скомандовал:

– За мной! Оружие вам Горыныч выдаст при входе (на выходе?) в туннель. Тёмный, прихвати мегафон! Он лежит на сейфе …

Глава пятая Алжирские шакалы

Горыныч (уже в серой камуфляжной куртке, застёгнутой на все пуговицы), по знаку подполковника протянул им – рукоятями вперёд – по чёрному пистолету и вскользь пояснил:

– Двенадцатизарядные «браунинги» последней модели, бельгийская сборка, то бишь, родная. Нормальные машинки, без дураков и неожиданных подстав… Барышня-то умеет стрелять?

– Умеет, если верить нашей базе данных, – нетерпеливо поморщился Мельников. – Отпирай, давай, балабол! Язык без костей. А вы, майор и майорша, не забудьте оружие снять с предохранителей…

Прозвучали чуть слышные щелчки, дверь приоткрылась.

– За мной! – скомандовал подполковник, включая фонарь и насторожённо прислушиваясь к неясным звукам, доносившимся со стороны платформы. – Действуем сугубо по обстановке! Горыныч, запирай!

Они вышли в туннель.

– Здесь шестой! – раздалось сзади.

Артём резко обернулся. Метрах в пятнадцати-двадцати – в ярком луче фонаря Мельникова – обнаружилась серая фигура в чёрном бронежилете, со шлемом, оснащённым прибором ночного видения, на голове.

– Как у тебя, Егоров? – спросил подполковник.

– Всё спокойно, Борис Иванович!

– Бди дальше! Если что – сразу бей на поражение! Мы пошли…

Неясные звуки – по мере продвижения к перрону – начали разделяться, постепенно приобретая узнаваемость.

«Женский отчаянный визг, испуганные мужские крики», – принялся дисциплинированно перечислять внутренний голос. – «Частые пистолетные выстрелы, яростное звериное рычание и жалобное повизгивание…».

– Вперёд, орлы! – без тени сомнения велел подполковник, устремляясь к лесенке. – Посмотрим, что это за волки такие!

На перроне безраздельно царила сладкая парочка – откровенный хаос и бессмысленная вакханалия. Бестолково, отчаянно крича и визжа, повсюду метались люди, между которыми сновали-мелькали шустрые собачьи (волчьи?) силуэты. Создавалась впечатление, что – в основном – собаки нацелились на сухие пайки, но тем людям, которые оказывали активное сопротивление, приходилось совсем несладко.

– Сволочи наглые! – гневно воскликнула Таня и, крепко сжимая пистолет двумя руками («Как в крутых голливудских боевиках!», – мысленно восхитился Артём), открыла беглый прицельный огонь по большой собачьей своре, окружившей пожилую женщину, беспомощно распластавшуюся на полу платформы.

Отметив краем глаза, что Мельников присоединился к Татьяне, Артём, высмотрев здоровенного наглого пса, вцепившегося в ляжку худенькому фанату «Зенита», положил мегафон на пол, выпрямился, несуетливо прицелился и мягко надавил на спусковой курок (на спусковой крючок, как выражаются штатские лица).

«Братец, это же они, ливийские шакалы!», – внезапно прозрел внутренний голос. – «Гадом буду, они самые! Крысоловы умелые, мать их!».

Это неожиданное открытие меняло всё самым кардинальным образом. Артём поставил пистолет на предохранитель, запихал его – стволом вниз – за пояс брючного ремня и подобрал с пола мегафон…

Говоря по правде, речь шла об обыкновенных пустынных волках. О «Lobo desierto», выражаясь научным языком. «Ливийскими шакалами» этих животных величали сугубо русские офицеры, входившие в специальный корпус ООН, стоявший лагерем на алжиро-ливийской границе. Корпус был, вовсе, и не миротворческим а, наоборот, насквозь секретным и тайным. Как выяснилось, и такие бывают.

– Большая политика – дело тонкое, а, местами, и откровенно грязное! – поучал тогда Горыныч молодых коллег. – Что на регионально-деревенском уровне, что в мировом масштабе…

Секретный воинский корпус условно делился на две приблизительно равные части – на европейскую и африканскую. В европейскую – кроме россиян – входили австрийцы, венгры и англичане. В африканскую – нигерийцы, марокканцы и алжирские берберы. И как-то так получилось, что русские сошлись именно с берберами. Не то, чтобы сошлись, но общались охотнее всего, видимо, почувствовав некое родство душ и схожесть природных менталитетов. Генерал Фрэнк Смит – мужчина опытный и по-настоящему мудрый, возглавлявший «ооновцев» – подметив данную национальную взаимную симпатию, начал назначать в патрули-караулы берберов совместно с россиянами.

Артёму в напарники постоянно доставался Аль-Кашар – пожилой алжирец с тёмно-коричневой непроницаемой физиономией, покрытой густой сетью глубоких морщин. Аль-Кашар был местным жителем, родом из Чёрного ущелья, когда-то обитаемого.

Как правило, армейский пятнистый фургон (американский аналог российского «Урала») на рассвете останавливался на излучине узенького безымянного ручья, пересыхавшего время от времени. Они с Аль-Кашаром вылезали из машины, тщательно проверяли амуницию, оружие и правильность настройки рации и, взвалив на плечи тяжёлые рюкзаки, выходили на маршрут. То есть, весь день настойчиво и целенаправленно обходили склоны Чёрного ущелья, высматривая следы пребывания подлых ливийских диверсантов.

Иногда следы обнаруживались, о чём Артём тут же по рации сообщал на базу. Тогда в воздух поднимались «Ирокезы[3]» и, изредка постреливая, начинали старательно кружить над округой. Два раза и патрульным (то есть, Артёму и Аль-Кашару) пришлось вступать в непосредственное боестолкновение с противником. Оба раза выиграли, понятное дело…

Но, чаще всего, обход местности не приносил никаких неожиданных и неприятных результатов. Они к вечеру, сделав по дороге пять-шесть привалов в тени тёмно-красных скал, доходили до Рыжего бархана и останавливались на ночлег, благо у бархана дров было в достатке. Во-первых, бескрайняя полоса сухого кустарника. А, во-вторых, обгоревшие остатки щитовых бараков.

– Здесь когда-то располагались наши армейские склады, – при первом же выходе на маршрут объяснил Аль-Кашар на причудливой смеси французского, английского и арабского языков. – Прилетел большой военный самолёт, сбросил чёрные бомбы, бараки сгорели. Потом прилетел другой военный самолёт, ещё больше первого. Обрызгал всё вокруг очень ядовитой водой. Кусты и верблюжьи колючки засохли. Берберы навсегда ушли из Чёрного ущелья…

– Самолёты-то были ливийские? – недоверчиво спросил Артём. – Ну, те, которые сбрасывали «очень ядовитую воду»?

– Нет, французские, – нахмурился бербер. – Давно это было. Не будем больше говорить про самолёты…

– Не будем, – покладисто согласился Артём, а про себя подумал: – «Похоже, что прав был мудрый Горыныч. Грязное это дело – большая политика…».

Они разжигали небольшой, но жаркий костерок (ночью в пустыне достаточно холодно, особенно на рассвете), ужинали нехитрой, но калорийной снедью из армейского сухого пайка, курили и вели неторопливые философские беседы, потом – по очереди – спали. На рассвете трогались дальше, огибая Чёрное ущелье с юга.

В один из вечеров, когда костерок уже разгорелся, а красно-розовое, неправдоподобно-большое солнце вплотную приблизилось к далёкой линии горизонта, Аль-Кашар, хищно оскалившись, указал рукой на восток и сообщил – с непонятными интонациями в голосе:

– Лобо идут! Крысоловы!

Артём навёл полевой бинокль в указанном направлении. По узкому распадку – руслу давным-давно пересохшего ручья – передвигалась (ползла, змеилась?) длинная цепочка, состоявшая из пятидесяти-шестидесяти поджарых животных.

«Одичавшие собаки? Волки?», – ударился в пространные рассуждения внутренний голос. – «Больше всего они напоминают русских лисиц, только на очень длинных ногах. Ну, и шерсть не такая густая, да и хвост не такой пышный. А остроухие длинные мордочки, безусловно, лисьи… Окрас? Сильно отдаёт рыжиной. Но это, скорее всего, лучи заходящего солнца так подсвечивают – с элементами авторской фантазии. Возможно, что шкура лобо – при дневном освещении – будет выглядеть серо-желтоватой…».

– Милые собачки! – высказал своё мнение Артём. – Забавные такие. Наверное, полностью безобидные…

– Ну, это как сказать, – закуривая крепкую французскую папиросу «Голтуз», в очередной раз завёл разговорную философскую шарманку Аль-Кашар. – У каждой медали, как известно, имеется две стороны. Как, впрочем, и у каждой природной сущности. Вот, и с этими пустынными волками… С одной стороны, лобо очень полезны. Они – лучшие ловцы крыс на этом призрачном Свете! Если, к примеру, в какой-либо части пустыни развелось избыточно много прожорливых крыс, то туда – без промедлений – доставляют лобо. Иногда бедуины отправляются по пустыне (на верблюдах, естественно) за пятьсот-шестьсот километров, чтобы разжиться щенками пустынных волков. Крысы – это очень плохо для маленьких верблюжат, могут ночью загрызть до смерти. Лобо – безжалостно уничтожают подлых крыс, это очень хорошо… Но голодные лобо иногда – всей стаей – по ночам нападают на беспечных путников. Они не брезгуют человечиной. И, что хуже всего, совершенно не боятся огня…

– Э-э! – забеспокоился Артём. – Значит, пустынные волки могут – сегодняшней ночью – наброситься на нас?

– Могут, – невозмутимо согласился бербер. – Но не нападут.

– Почему – не нападут?

– Потому, что я сейчас прогоню их. Лобо будут бежать отсюда прочь – всю ночь напролёт. Очень быстро бежать. Со всех ног…

Аль-Кашар тщательно затушил папиросу о рифленую подошву армейского ботинка, отошёл от костра на несколько шагов в сторону волчьей цепочки, задрал голову к небу, прикрыл глаза и, поднеся ко рту сложенные рупором ладони, завыл… Всё вокруг наполнилось бесконечно-печальными и безгранично-тоскливыми звуками. Вой, подхваченный и многократно усиленный чутким вечерним эхом, плыл над бескрайней пустыней плотным и всепроникающим маревом…

Пустынные волки, словно бы получив некий тайный сигнал-команду, резко остановились и, повернув ушастые головы в сторону Рыжего бархана, застыли – абсолютно неподвижными изваяниями. Вскоре мелодия воя изменилась: к печали и тоске добавились нотки колючей тревоги, потом – отголоски вселенского неотвратимого ужаса… Лобо, развернувшись на сто восемьдесят градусов, дружно и целенаправленно рванули прочь, постепенно превращаясь в крохотные, тёмно-рыжие точки…

Когда Аль-Кашар плавно отвёл ладони ото рта, и вой постепенно затих, Артём попросил:

– Научи меня, пожалуйста!

– Почему бы и нет? – невозмутимо пожал плечами бербер. – Научу, конечно! На этом призрачном Свете любое умение может пригодиться. Неожиданно для всех. Даже, и для самого умельца…

За последующие три месяца им ещё не раз встречались на пути стаи лобо, и Артём, в конце концов, неплохо научился отпугивать этих коварных хищников. А самого Аль-Кашара – уже в самом конце их командировки – достал-таки ливийский снайпер. Полчерепа снесло бедняге…

Артём, мгновенно прокрутив в голове былые знания, плавным движением поднёс мегафон к губам и, крепко зажмурив глаза, завыл… Он выл, стараясь не думать ни о чём постороннем, безостановочно произнося-повторяя про себя слова нехитрой молитвы – на причудливой смеси французского, английского и арабского языков: – «Аллах Всемогущий! Сделай так, чтобы эти жёлтые исчадия Преисподней – ушли навсегда! Сделай так, молю! Аллах Всемогущий! Сделай так, чтобы эти жёлтые…».

Он вышел из транса, только почувствовав сильные шлепки-удары по плечам и спине.

– А, что такое? – Артём опустил руку с мегафоном вниз и, открыв глаза, непонимающе огляделся по сторонам.

– Всё хорошо, они ушли! – заверила Таня, глядя на него обожающими и лучистыми, тёмно-зелёными глазищами. – Ты у меня – настоящее чудо! Легендарный и всемогущий воитель! – звонко чмокнула в щёку.

– Отставить поцелуи! – грозно рявкнул Мельников. – Тёмный! Коротко доложи, в чём тут дело!

– Ливийские шакалы.

– Не врёшь? – недоверчиво прищурился подполковник. – Откуда в питерском метро – взяться пустынным волкам? А? Бред какой-то! Впрочем, сейчас ни до этого… Посмотри, что творится вокруг!

Даже не осматриваясь, только по долетавшим звукам, можно было однозначно и безошибочно определить, что власть на платформе была нагло узурпирована всеобщей паникой. Визгливые вопли, болезненные стоны, безудержный плач и истеричные всхлипы – неслись со всех сторон…

– Имеем два трупа, один из них – детский. Третий, возможно, находится в туннеле, – громким и на удивление спокойным голосом известил подошедший Василий Васильевич. – Покусанных – больше половины. Люди совсем ошалели от страха и боли… Надо, подполковник, снова пускать усыпляющий газ. Надо! Иначе, скорее всего, не справимся. Многие раненные, даже, не дают себя перевязать…

Мельников, включив рацию, приказал:

– Никоненко! Пусть все бойцы оденут противогазы! Лично сообщи каждому и проконтролируй… Три-четыре минуты у тебя. Роджер! – обернулся к Артёму. – Тёмный! Сгребай свою ненаглядную наяду в охапку и немедленно дуй в бункер! Не спорь, у вас же нет противогазов, а спать бойцам спецкоманды сейчас не следует. Потому как – дел много… Горыныч вам выдаст обмундирование. Переодевайтесь и сразу же возвращайтесь. Газ выветривается за пару-тройку минут… Всё, это приказ! Выполнять, майор! Паспорта, кстати, сдайте капитану Горнову… Бегом, марш!

Бережно подталкивая перед собой «ненаглядную наяду», Артём устремился к лесенке.

– А почему… Бойцы стреляли из пистолетов? – торопливо перебирая подошвами кроссовок по перекладинам лесенки, не удержалась от вопроса Татьяна. – Ведь у них… Были автоматы?

– Потому, что у автоматов – большая убойная сила…, – слегка задыхаясь, ответил Артём. – Вернее, у автоматных пуль… Могут пробить волка насквозь… Ну, и человека случайно зацепить…

– А почему… Подполковник Мельников величает тебя… «Тёмным»?

– По капустному кочану… Прямая ассоциация: Артём – Тёма – Тёмный…

– Мне не нравится… Буду называть тебя по-прежнему… Тёмой…

Тёмно-рыжая дверь была широко распахнута, и из недр бункера высовывался седой ёжик волос.

– Быстрей! Быстрей! – торопил недовольный бас Горыныча. – Только вас жду! Быстрей, майор и майорша!

Когда Артём и Таня оказались внутри помещения, капитан Горнов захлопнул дверь, повернул до упора крохотный штурвал на стене, нажал на круглую красную кнопку и прошёл к столу, на котором выстроились в ряд три монитора. Усевшись в стандартное офисное кресло на колёсиках, он выдвинул из стола специальную полочку, ловко пробежался корявыми пальцами по невидимой клавиатуре и, облегчённо вздохнув, сообщил:

– Ну, всё, усыпляющий газ пошёл! Так, что там у нас дальше по плану?

– Обмундирование! – широко улыбаясь, подсказала Татьяна.

– Ага, конечно, обмундирование, – Горыныч обеспокоенно зашарил ладонями по карманам. – Где же он? Неужели, потерял? Вот, нашёл! – выложил на столешницу самый обыкновенный ключ. – Занимайте свой кабинет, рабы Божие! Благословляю! Тот, который проходной. А заявления напишите уже вечером. Или, там, ночью… Обмундирование Глафира уже принесла, на столе лежит. Пойдёмте, я вам отомкну первую дверь. В смысле, своей мозолистой ладошкой. На ваши пальчики, молодёжь, замок позже настроим, когда появится свободное время…

Их «кабинет» (который третий и проходной) представлял собой прямоугольное помещение общей площадью метров восемнадцать-двадцать квадратных.

– Входная дверь, дверь, ведущая в хозблок, третья – с приметной табличкой WC, – принялась перечислять Татьяна. – Что там у нас? Ага, стандартный унитаз и крохотная душевая кабинка. Просто отлично! Это я, естественно, про душевую кабинку… Так, высокие стеллажи с книгами и разными бумагами, офисный стол с компьютером, два стула, большой одёжный шкаф, две узкие койки с комплектами постельного белья…

– Кровати можно и сдвинуть, – скромно предложил Артём. – Для пущего удобства, понятное дело… Как мыслишь?

– Может, и сдвинем. Когда-нибудь потом…, – непонятно отреагировала девушка. – А что у нас с обмундированием? – подошла к столу, расстроено чёртыхнулась и от души возмутилась: – Это же нечестно, по меньшей мере! Как же так? Где справедливость? Подлые и наглые обманщики… Неужели, опять имеет место быть – она?

– Кто это – она? – заинтересовался Артём.

– Махровая дискриминация по половому признаку! Вот, кто! Мужланы неотёсанные… Как такое, вообще, может быть?

На столе обнаружилось: чёрный бронежилет, сложенный аккуратной стопкой комплект серой униформы, чёрный шлем-маска, прибор ночного видения (в дополнение к шлему), короткий автомат с глушителем, стандартный аккумуляторный фонарь, светло-зелёный медицинский комбинезон, такая же шапочка и клеёнчатая полосатая сумка на широком ремне. На полу – рядом со столом – стояли две пары обуви: грубые армейские ботинки с высокой шнуровкой и светло-зелёные туфли-бахилы на низком каблуке.

– По мне, так всё понятно и прозрачно! – довольно хмыкнул Артём. – Каждый получает обмундирование – в полном соответствии с его основной профессией. Кто тут у нас – будущий доктор? Вот, уважаемая Татьяна Сергеевна, и забирайте ваши медицинские вещички, переодевайтесь… Кстати, чего ты так расстраиваешься, амазонка? Пистолет-то у тебя не отбирают. Следовательно, ты – в деле! То есть, являешься полноправным бойцом спецкоманды!

– А где мне переодеваться? – засомневалась Таня, смущённо оглядываясь по сторонам. – Туалетная комната очень тесная, в ней и не повернуться толком. В «приёмной»? Там же, наверняка, камеры…

– Здесь переодевайся, трепетная наяда.

– Ага, ты же будешь подсматривать! Я, знаешь ли, стесняюсь…

– Очень надо! – притворно обиделся Артём. – Я, ведь, тоже буду переодеваться. Так что, ещё неизвестно, кто за кем будет подглядывать… Становись к этой койке – лицом к стене. Я же встану к той. На счёт три – начинаем оперативно переодеваться… Готова, боевая подруга? Раз, два, три! Начали! – скомандовал он, весело косясь в овальное зеркало, висящее на «его» стенке…

«Однако, ёлочки зелёные! Да, уж! Офигеть можно запросто!», – заинтересованно мурлыкал внутренний голос. – «Вполне, вполне! Всё, братец, на высшем уровне…».

Минут через пять-шесть Татьяна, застёгивая на липучки туфли-бахилы, спросила:

– Ну, что? Поворачиваемся?

– Поворачиваемся, – согласился Артём, пристраивая на шлем-маску приспособление ночного видения, но, не опуская его в рабочее положение. – Почему бы, собственно, и нет?

Девушка вопросительно заглянула ему в глаза и тут же насторожилась:

– А чего это ты, отставной майор, так глупо лыбишься? А? – и, густо покраснев, выдохнула: – Ох! Зеркало на стене… Ты в него подглядывал? Признавайся немедленно! Гадкий мерзавец! Да, я тебя…

Артёму – чтобы не дать разгореться жаркому скандалу – пришлось незамедлительно сгрести её в охапку, и закрыть (запечатать, накрыть, прикрыть?) рот серьёзным поцелуем…

Минуты через две-три Таня, сильно упершись ему в грудь острыми кулачками, отстранилась и, пряча глаза, прошептала:

– Дурдом какой-то, право… Атомная война на дворе, вокруг бегают ливийские кровожадные шакалы… Что мы делаем? Наверное, окончательно сошли с ума? А, Тёма?

– Наверное, – согласился Артём, с явной неохотой выпуская девушку из объятий. – Впрочем, ты права, разумная мадмуазель Сталкер. Нам надо идти. Там раненые и, вообще, Мельников ждёт… Как бы фонарик не забыть. Ещё подполковник говорил про паспорта…

Прежде, чем открыть тёмно-рыжую дверь, Горыныч вручил Артёму наплечную сумку-планшет с запасным боекомплектом и прочими полезными причиндалами, могущими пригодиться действующему бойцу в его непростой повседневной деятельности.

– А мне? – нахмурилась Татьяна. – Ну, хотя бы, запасную обойму к браунингу! А то у меня только два патрона осталось.

– Горазда ты, девонька, стрелять! Надеюсь, не все пульки улетели в молоко? Да, не обижайся ты! Вот, держи просимое! Амазонка…

Оказавшись в туннеле, Артём, первым делом, направил фонарь в сторону «Выборгской» и перевёл нужную кнопку в положение «вкл». В светло-жёлтом луче фонаря – метрах в пятидесяти-шестидесяти от них – мелькнули два чёрно-серых силуэта.

– Пост шестой! – долетел глуховатый баритон. – На вверенном объекте всё спокойно, товарищ майор!

– Бди, Егоров! – откликнулся Артём. – Не расслабляйся!

– Получается, что подполковник удвоил посты? – шепнула Таня. – Что же, вполне оправданно… Только, вот, хватает ли у него людей – на все мероприятия? То есть, бойцов?

– Конечно, не хватает, – ответил Артём, когда они уже подходили к лесенке, ведущей на платформу. – Поэтому Борис Иванович и нас привлёк. Наверняка, вскоре придётся задействовать и других гражданских лиц. То есть, использовать их не только на бытовых и вспомогательных работах, но и для несения полноценной караульной службы.

– За Хана и Хантера я ручаюсь! – твёрдо заявила девушка. – Отличные парни! Храбрые, многократно проверенные.…Замолвишь, Тёма, за них словечко? А я тебя за это поцелую. В смысле, раз пятьсот-шестьсот – сверх суточной нормы…

На перроне вовсю кипела работа. Мельников и двое «серо-чёрных» (уже без противогазов на физиономиях), старательно «сортировали» неподвижные, то есть, крепко спящие тела. А три врача, включая профессора Фёдорова, торопливо и слаженно перевязывали раненых «пассажиров», вернее, покусанных волчьими зубами.

– Восемь бойцов сейчас задействовано на охране туннелей, один, очень похоже, погиб, – принялся вполголоса перечислять Артём, шагая по платформе. – Двое трудятся здесь. Ещё – как минимум – двое, приставлены к дизелям и прочим механизмам. Плюсом Горыныч и Глафира Иванова. Не густо… Ведь, те восемь, которые дежурят в станционных туннелях, они же не железные. Им тоже полагается полноценный отдых. А кого, спрашивается, послать на замену? Похоже, что некого… Так что, и Хану с Хантером найдётся ответственная работёнка, и другим штатским личностям. Тем, которым можно безбоязненно доверить оружие…

– Они покусанных людей выкладывают в один ряд, а тех, которые не пострадали во время недавнего волчьего нашествия, в другой, – так же тихо сообщила Таня. – Тушки мёртвых шакалов пока просто отодвигают в стороны. Их, наверное, десятка два-три… А вон и два чёрных пластиковых мешка. С людскими трупами, надо полагать…

Мельников встретил подмогу радостно и, даже, похвалил:

– Молодцы, быстро переоделись! Ваша помощь будет очень кстати… Татьяна Сергеевна! Вы – как будущий врач – поступаете в полное распоряжение Василия Васильевича! Вон он, перевязывает ребёнка. Видите? Идите к нему, идите! Я вас больше не задерживаю…

Когда Таня отошла от них метров на десять-двенадцать, подполковник стёр с лица добродушную улыбку и, глядя на Артёма строго и серьёзно, произнёс:

– А тебе, Тёмный, будет дано отдельное задание. Очень опасное и ответственное… Выполнишь?

– Постараюсь, Борис Иванович!

– Ты же у нас являешься главным специалистом по пустынным волкам? То бишь, по ливийским шакалам?

– Вроде, я…

– «Не вроде», а, именно, ты! – разозлился Мельников. – Короче говоря, без промедлений двигай в правый туннель, ведущий к «Площади Мужества». Там сейчас дежурят Никоненко и Шмидт. Твой пароль – два круга фонарём, ответ – три круга. Возьмешь с собой Лёху и проследуешь с ним по туннелю…, – подполковник неожиданно замялся.

– Наша задача? – решил помочь старшему по званию Артём. – И почему речь идёт только о правом тоннеле? Есть же и второй, левый…

– Ваша задача наипростейшая. Выяснить, откуда здесь взялись пустынные волки. И, по возможности… По возможности – уничтожить всех шакалов! Или же сделать так, чтобы они нас больше не беспокоили… Сами разберётесь на месте! Чай, не маленькие… Про «право и лево»… Пустынные волки пришли из правого туннеля. Туда же и ушли-скрылись. То есть, ушли те, которые остались в живых. Всего, примерно, сорок-пятьдесят голов… С ума можно сойти! Откуда их столько – на наши головы? Влияние радиации? Крысы превратились в полноценных волков? Полный бред! Тем более что с момента взрыва прошло всего-то несколько часов…

Глава шестая Голые старухи

Проходя мимо ряда со спящими ранеными (ряда, состоящего из спящих раненых?), он услышал, как профессор Фёдоров настойчиво объяснял подчинённым:

– Волчьи укусы? Однозначная ерунда! Справимся, вылечим, затянутся… Другое плохо, друзья мои… У нас недостаточно вакцины от бешенства. То есть, её не хватит на всех укушенных. Лишь, примерно, на две трети…

– Но, почему? – недоуменно спросила Татьяна. – Я думала, что эти волшебные воинские инструкции, про которые уважаемый Борис Иванович уже прожужжал всем нам уши, предусматривают абсолютно всё. Без всяческих исключений… Разве нет?

– Строгие воинские инструкции, милая моя барышня, действительно, предусматривают всё и вся, – тяжело вздохнул Василий Васильевич. – В соответствии с ними, родимыми, основные склады – в том числе, и медицинских препаратов – располагаются на узловых пересадочных станциях. На «Гостином Дворе», «Технологическом институте», «Владимирской», «Маяковской», ну, и так далее…

– Таня! – громко окликнул невесту Артём, поправляя наплечный ремень автомата. – Я пошёл! Прогуляюсь немного по окрестностям. К вечеру, скорее всего, вернусь…

– Удачи тебе, Тёма! – активно помахав ладонью, девушка отвернулась, продолжая прерванную беседу: – Василий Васильевич! А частое использование усыпляющего газа, который – одновременно – обладает и затормаживающим эффектом, не может навредить пациентам? Особенно, вкупе с вашей успокаивающей микстурой и воздействием экспериментальной лампы? Ведь, иногда побочные эффекты могут быть разрушительными…

– Вы, уважаемая Татьяна Сергеевна… Вы имеете в виду разрушительные последствия – для среднестатистической человеческой психики? – заинтересованно откликнулся профессор. – Опасаетесь массового и неуправляемого психоза?

– Вернее, массового сумасшествия. Хотя, не исключаю и его единичных случаев. Что, согласитесь, так же страшно и неприятно…

Он торопливо шёл по платформе, а внутренний голос надоедливо шелестел в голове: – «Не иначе, вскоре предстоит прогуляться на станцию «Маяковскую» – через «Площадь Восстания». В боевом порядке, естественно, с соблюдением всех правил и инструкций. Как же иначе? Бешенство – в нашей пиковой ситуации – верная смерть. Впрочем, для заражённого человека бешенство всегда заканчивается летальным исходом… В любом случае, необходимо вколоть вакцину всем укушенным. Чтобы потом не было мучительно больно и стыдно…».

Спустившись по лесенке в туннель, Артём включил фонарь, направил его луч на рельсы-шпалы и обрадовано присвистнул:

– Следов-то – выше крыши! И струек крови, и кровавых отпечатков волчьих лап… Отыщем гнид кусачих, не впервой!

Артём, приведя приспособление ночного видения в рабочее положение, медленно и вдумчиво шагал по шпалам. Через каждые сорок-пятьдесят пройденных метров он включал фонарь и описывал его лучом два широких круга, после чего выключал осветительный прибор и шёл дальше. Наконец, на его сигнал ответили условным манером.

«Значит, патрульные живы!», – обрадовался внутренний голос. – «И, вообще, очень хорошо, что впереди свои, а не чёрт знает кто…».

Никоненко уже, очевидно, получил чёткий приказ по рации от подполковника, поэтому никаких уточняющих вопросов задавать не стал, только негромко попросил остававшегося на посту Шмидта:

– Ты, Санёк, это… Посматривай здесь тщательно! В том смысле, что почаще оглядывайся по сторонам. И, главное, помни, что теперь наш с майором пароль – на обратную дорогу – полтора фонарных круга. Не забудь… По всем остальным, кто пойдёт со стороны «Площади Мужества», можешь смело открывать огонь на поражение…

– Стоп, стоп! – вмешался Артём. – Какой ещё «огонь на поражение», в одно всем известное место? А если, это будут ребята из спецкоманды «Площади»? Или «эвакуаторы», идущие со стороны станции «Девяткино»? Они же не могут знать наших условных паролей… И, вообще, откуда в этом Богом забытом туннеле взяться коварным врагам? В смысле, врагам – в человеческом обличье? Это вы, ребята, Дмитрия Глуховского начитались на ночь, не иначе…

– Ну, тогда я не знаю…, – всерьёз расстроился непосредственный Лёха. – Твои предложения, майор?

– Хрен его знает, соратники! Думаю, сделаем так… Мы с тобой, естественно, пойдём выполнять приказ. А ты, братишка Александр, – строго посмотрел на Шмидта, – свяжись, пожалуйста, по рации с подполковником. То бишь, проясни этот скользкий и туманный момент. Лады? Вопросы есть?

– Есть один, – хмуро пробурчал верзила Шмидт. – Что делать с…этим? – кивнул головой в сторону.

В технологической нише (идеально подходящей по размерам) лежал чёрный полиэтиленовый мешок – продолговатый такой, достаточно длинный. К мешку был небрежно прислонён стандартный автомат с глушителем, а выше – на уровне глаз человека среднего роста – располагался опломбированный электрический щиток.

«Прав был достославный профессор Фёдоров!», – уважительно заявил внутренний голос. – «Действительно, третий труп находится в туннеле. Небось, Василий Васильевич и вручил Лёхе этот чёрный мешок …».

Глубокомысленно хмыкнув – как и полагается старшему по званию – Артём озвучил командирское решение:

– Параллельно, Шмидт, и труп охраняй! От голодных крыс, пустынных волков и всех прочих коварных объектов, могущих проявиться невзначай… Кстати, а как… Как оно всё получилось?

– Обычно, командир, – демонстративно невозмутимо зевнул Никоненко. – То ли заснул на посту старший лейтенант Петров, то ли, наоборот, слегка размечтался. Например, о доступных и развратных бабах, старательно притворяющихся утончёнными дамами из высшего общества… Вот, пустынные волки на него и набросились. Даже выстрелить не успел ни разу… Горло порвали в клочья. Живот выели начисто. Правую руку – в локтевом суставе – перекусили и утащили куда-то… Короче, мрак полный! Мать его мрачную растак!

Судорожно сглотнув слюну, Артём брезгливо передёрнул плечами и подытожил:

– Так что, Шмидт (извини, не знаю твоего звания!), вязаной варежкой тут не щёлкай, да и жирных ворон ртом не лови… Бди, короче говоря! Труп сослуживца? Или я заберу на обратном пути. Или, если смена заявится до нашего с Никоненко возвращения, то ты… Ничего, дотащишь! Ты же у нас парнишка нехилый. Справишься! Автомат покойного сдашь подполковнику Мельникову – лично в руки…

Они, страхуясь и перестраховываясь, шли по шпалам. Фонарей, естественно, не включали, довольствуясь приборами ночного видения, благо кровавые волчьи следы – по-прежнему – были чёткими и однозначными.

– Стоп! – останавливаясь, скомандовал Артём. – Направо отходит, э-э-э, ход с рельсами. В смысле, туннель, но более скромного – по площади – сечения… Ага, вот и железнодорожная стрелка! Что это такое?

– Ерунда, командир! – браво откликнулся Лёха. – Тут таких ответвлений много, я по рабочей «метрошной» карте смотрел. Борис Иванович мне копию выдал… Все они, боковики, то есть, разные по размерам. То бишь, по площадям сечения, как ты, майор, выражаешься, и по общей протяжённости… В одни и серьёзный локомотив запросто въедет, в другие – только мотодрезина. А назначение у всех них – насквозь одинаковое. То есть, складское – с элементами подстраховки. В одном боковом туннеле может стоять запасной электровоз – на случай экстренной замены. В другом, к примеру, заскладированы медные кабели (кабеля?) в оплётке и всякие другие хитрые электрические штуковины – на случай срочных внеплановых (или, наоборот, плановых?) ремонтных работ.… Всё правильно! Основные механизмы и причиндалы должны всегда быть под рукой. Ну, как запасная обойма к «Калашу»… Или, к примеру,…

– Отставить, – негромко велел Артём. – То, что ты горазд – языком молоть, как тем помелом – я помню. Если начальство не прервёт, то и до самого утра… Отвечай по существу. Что это за боковушка? Тупиковая? Круговая? Что там сейчас заскладировано?

– Тупиковая, командир. До последнего ремонта путей там лежали – высокими штабелями – новые бетонные шпалы. Сейчас – уже после ремонта – лежат старые. То бишь, деревянные, на совесть пропитанные битумом. Вывозить их будут только в третьем квартале… Не, сам ремонт-то был давно, года два с половиной назад. Это Горыныч мне рассказал… Он откуда знает? Машинистов расспросил на досуге. Ты же, майор, знаешь, что Горыныч кого угодно разговорит. Импозантности в нём – просто беспредельно… Можно вопрос?

– Спрашивай.

– Мы когда остановимся? В плане – окончательно? Уже минут пятнадцать-семнадцать двигаемся по туннелю…

– Ну, и что из того?

– Примерно столько же осталось до «Площади Мужества». Как бы… Как бы ни нарваться на неприятности… Вдруг, «мужественные» ребята тоже посты выдвинули – на большое расстояние от станции? Причём, с собственными паролями, отличными от наших?

– Шагаем! – Артём подбадривающе похлопал Лёху по плечу. – Смелого, как известно, Бог защищает и оберегает. Впрочем, как и наглого – в меру пацанскую…

Впереди, между рельсами, замаячило размытое пятно, окружённое – по мнению прибора ночного видения – ярким радужным ореолом.

«С преобладанием тёмно-синего и фиолетового цветов», – дисциплинированно отметил внутренний голос. – «То бишь, цветов неизбежной и скорой смерти – по мнению древних ацтеков. Или, всё же, древних инков?»…

– Мёртвый пустынный волк! – радостно сообщил Никоненко, шедший – в этот момент – первым. – Ничего интересного! Ну, поймал пулю на платформе, рванул в горячке по туннелю… По дороге, всё же, помер. От чрезмерной потери крови, надо думать…

– Молодец! А на шее – что?

– Не понимаю сущности вопроса… Чисто всё, вроде. Мыл позавчера… Какие проблемы, майор? Это ранняя отставка, видимо, так паскудно подействовала на твою психику…

– Молчать! – недовольно прикрикнул Артём и, обеспокоенно оглянувшись по сторонам, уточнил: – Что это за тонкая тёмно-коричневая полоса? Ну, та, что болтается на шее ливийского шакала? В смысле, на шее мёртвого и, однозначно, матёрого шакала? Я, кстати, именно в него и палил на перроне, запомнил по данному буро-рыжему пятну на холке, да и по общей стати… Две пули выпустил. Причём, как ты знаешь, я в таких ситуациях никогда не промахиваюсь. Вот – одна дыра в черепе… Да, второй что-то не наблюдается. Видимо, всё же, промазал. Старею, не иначе…

Никоненко ногой бестрепетно перевернул труп пустынного волка, нагнулся, внимательно оглядел его, даже, такое впечатление, принюхался и, приглушённо чихнув, объявил:

– Прав ты, Тёмный! Перед нами – ливийский шакал. Причём, бесспорно, мёртвый. И, однозначно, очень старый… Ну, очень, блин, пожилой! Седина просматривается во всех местах. И в обычных местах, и в пикантных… Тонкая тёмно-коричневая полоска? Чёрт! Это же… Ошейник! Вернее, остатки от него… Чёрт! Тут наличествует и серебряная бляха с чёткой гравировкой… «Los Anchelinos, 17. 07. 02. Pase…». Мать его! Что-то, определённо, знакомое…

– Сан-Анхелино, это такой заштатный городишко в Никарагуа, – подсказал Артём. – Нам про него Горыныч как-то рассказывал.

– Точно! Там ещё все жители помешаны на жёлтых розах… Какая, интересно, связь между Никарагуа и ливийскими шакалами?

Слева замаячил чёрный провал очередного ответвления.

– Оставайся в основном туннеле! – велел Артём. – Я пойду, посмотрю – что да как. Ради удовлетворения воинского любопытства. Кровавые волчьи следы сюда, правда, не сворачивают, но, всё же…

Боковой ход оказался коротким, метров сто пятьдесят, может, двести. В его торце, как и предсказывал Никоненко, обнаружился обыкновенный маневровый электровоз.

– Или же – тепловоз? – пробормотал под нос Артём. – Кто их сходу отличит? Железяка, как железяка, разве, что с колёсами. Надо бы посмотреть, что находится в кабине…

Но «посмотреть» не получилось. Из основного туннеля послышалась приглушённая Лёхина матерная ругань, через пару секунд грохнул одиночный выстрел.

– Что ещё за дела? – вернувшись бегом назад, зашипел – злой весенней гадюкой – Артём. – Докладывай, старший лейтенант! Мать твою…

– Дык, это, командир… Старухи…, – бестолково моргая мохнатыми ресницами, сообщил Никоненко.

– Какие, в конскую задницу, старухи? Толком говори, морда! Ну?

– Ты ушёл в боковушку. Через минуту раздался тихий-тихий скрип. Смотрю, из стены показались тёмно-серые фигуры. Худенькие такие, почти невесомые… Сперва я, даже, решил, что это приведения. Призраки, то бишь, мать их… Включил фонарь. Ба! Старухи! Голые все, седые, пархатые и страхолюдные… Пальнул, естественно…

– Попал, снайпер? – ехидно поинтересовался Артём. – И куда же эти пожилые женщины потом подевались? Спрятались обратно – в стену туннеля? Мол, застеснялись, что не одеты? Сейчас я наблюдаю только полное и однозначное безлюдье. Нас с тобой, понятное дело, не считая. Да, и старушечьего трупа что-то нигде не видно.

– Дык, я же в потолок стрелял…, – принялся оправдываться Лёха. – Неудобно как-то – в стареньких бабушек. Глаза у них больно, уж, жалостливые. Мать их… Что, майор, будем делать дальше? Вернёмся на «Лесную» и доложим о случившемся подполковнику?

– Вперёд пойдём, – после непродолжительного раздумья решил Артём. – Говоришь, тоненько скрипело впереди? Наверняка, там имеется дверь – с ржавыми петлями, давно уже позабывшими о существовании машинного масла…

Действительно, в тридцати-сорока метрах – с правой стороны по ходу движения – обнаружилась приоткрытая дверь. Вернее, чёрные двухстворчатые ворота, створки которых разошлись внутрь, образовав таинственную полуметровую щель, из которой распространялся ярко-выраженный запах плесени и векового запустения.

– Ерунда какая-то, мать его! – желчно прокомментировал Лёха. – Сейчас двухстворчатые конструкции ворот не в почёте. Считается, что это ненадёжно – с точки зрения элементарной безопасности. Мол, их вскрыть – легче лёгкого, – включил фонарь и, внимательно осмотрев торцы створок, радостно объявил: – Ну, я так и думал! Замки – сплошная насмешка… Электронные, но ужасно древние и примитивные. Видимо, во время недавнего взрыва их начинка вышла из строя, в смысле, окончательно накрылась медным тазом. Вот, ворота и распахнулись. А из-за них и полезла она, разнообразная и отвязанная хрень… Смотри, командир! Волчьи-то кровавые следы, как раз, и уходят в этот непонятный ход…

Артём, сильно надавив ладонями, распахнул створки ворот внутрь и, включив фонарь, согласился с подчинённым:

– На этот раз, братец, ты, пожалуй, прав! Про ерунду и разнообразную хрень… Рельсы какие-то странные. Во-первых, обрываются в трёх-четырёх метрах от ворот. Во-вторых, очень ржавые, а шпалы, и вовсе, деревянные, щедро покрытые бледно-фиолетовой плесенью. А на потолке и стенах присутствует знатная, толстая и многослойная паутина… Откуда, спрашивается, в метро – пауки? И что «метрошная» карта рассказывала об этом непонятном ходе?

– Не было его на карте! Штатским гадом буду! – поклялся Лёха самой страшной и верной клятвой. – Не было, что б мне провалиться на месте! Я так думаю про этот боковушник… У него, явно, транспортно-грузовое предназначенье. Электровозу здесь не пройти, сечение не то. Значит, в работе задействуют дрезины. Мото, например, или на мускульной тяге… Подходит гружёная дрезина, ворота открывают, а груз перемещают на вторую, заранее ждущую. Потом ворота закрывают, и дрезины успешно разъезжаются в разные стороны… Вот, как-то так оно – по моим скромным представлениям… Бурая ржавчина, густая паутина и разноцветная плесень? В знаменитом романе Дмитрия Глуховского – «Метро 2033» – вскользь упоминалось о так называемом «Метро-2»… Ну, о тайной ветке метрополитена для партийной элиты и прочих – бесконечно важных – руководителей. Мол, некоторые из них – по этой секретной ветке – и до работы добирались. Иногда… Но, главное, именно в «Метро-2» наши небеснородные вожди и генералы намеревались пересидеть ужасы грядущей «ядерной зимы»…

– Вполне жизненная версия, – согласился Артём. – А откуда взялись плесень с ржавчиной? О паутине уже не говоря?

– Так, ведь, началась горбачёвская Перестройка! Потом коммунистов грубо и нетактично отстранили от власти. А они, будучи ребятами вредными и жадными, новым Правителям страны ничего и не сообщили – о тайных подземных коммуникациях. Это, ясен пень, только моя версия – на скорую руку – не более того… Знатная паутина по углам? Не вопрос! Вентиляционные системы всех подземелий всегда имеют выход на свежий воздух. Так что, ничего хитрого. И пауки – по вентиляционным коридорам – могут запросто проникнуть под землю. И мухи с комарами… Кстати, командир! Ведь, по этому «Метро-2», наверняка, можно выбраться на земную поверхность! Как думаешь?

– За каким чёртом – выбраться? – поморщился Артём. – Типа – под смертоносное радиоактивное облучение? Хотя… Через некоторое время можно и попробовать. Через пару-тройку месяцев. В специальных комбинезонах, понятное дело… Имеются такие у Мельникова в загашнике?

– А, то! Штук двадцать! А… Что дальше будем делать?

– Надоел ты мне – этим дежурным вопросом – хуже горькой редьки! Столько лет уже находишься в Рядах, а до сих пор не усвоил прописных и наипростейших истин. Поэтому, наверное, и звёзд не прибавляется на твоих погонах… Какая задача поставлена перед нами руководством?

– Ну, это…, – задумался Никоненко, неуверенно подкручивая цилиндрик глушителя на стволе автомата. – Провести тщательную разведку территории и доложить о выводах…

– Вот, именно! Ты, морда наглая и ленивая, даже полученный приказ толком не можешь запомнить! – возмутился Артём. – Так – до самой пенсии – и проходишь в старших лейтенантах! Не обижайся, шутка такая, армейская насквозь… Итак, приказ военного коменданта станции «Лесная», подполковника Мельникова Бориса Ивановича гласит: – «Уничтожить – по мере возможности – всех пустынных волков, взявшихся невесть откуда. В случае невозможности выполнения данного действа – произвести комплекс эффективных мероприятий, направленных на предотвращение дальнейшего появления означенных волков на станции…». Понятно излагаю, старлей?

– Так точно!

– Поэтому – в свете вышеизложенного – наша задача проста, как латунный «метрошный» жетон. А, именно, запереть данные ворота, из которых появляются ливийские шакалы и пархатые голые старухи, намертво…

– Сделаем! Это проще пареной репы! – обрадовался Никоненко. – У меня в планшете имеется парочка «термиток[4]»! Заварим – в лучшем виде! – щёлкнув замком, принялся рыться в походной сумке.

– Отставить! – приказал Артём. – В том смысле, что потом отыщешь. Заваривать двери мы будем…несколько позже…

– Когда?

– Тогда! В приказе подполковника Мельникова чётко сказано, мол: – «Уничтожить – по мере возможности…». Усёк, бродяга? И только, когда все возможности полностью исчерпаны: – «Произвести комплекс мероприятий, направленных на предотвращение…». Доехало? Поэтому, я сейчас проследую в боковой туннель на предмет «полного уничтожения – по мере возможности» подлого и коварного врага. А ты, мил-дружок, здесь останешься. Типа – старательно и бдительно сторожить вход в тайное «Метро-2»… Вопросы?

– А долго сторожить-то? То есть, ждать твоего возвращения?

– Долго! Ровно восемь часов, – Артём мельком взглянул на циферблат наручных часов. – Сейчас у нас пять двадцать девять. Утра, надо думать… Если через восемь часов, то есть, в тринадцать тридцать, я не вернусь, то смело заваривай ворота «термитками» и беги с докладом к подполковнику… Что так таращишься? Чего-то недопонял?

– Дык…, – Лёха ладонью правой руки начал отчаянно «лохматить» шлем на затылке. – Целых восемь часов… Что я буду делать всё это время?

– Сторожить, ясен пень. Скучно? Ну, тогда свистни…

– В смысле?

– Призывно свистни. Типа – нетерпеливый благородный олень во время весеннего гона… Не въехал, старлей? Ну, голые старухи услышат и со всех ног прибегут – на срочное и внеплановое спаривание. Чтобы, понятное дело, время убить с толком… Только я – лично – тебе, братец, не советую!

– Чего – не советуете? – Лёха громко икнул и неожиданно перешёл на «вы».

– Вступать с этими нетипичными бабушками в полноценные половые отношения. В плане – по взрослым понятиям…

– Почему это? – глупо улыбнулся Никоненко.

– По капустному кочану, безжалостно обгрызенному голодными весенними гусеницами! Или тебе, боец отважный, жизнь не мила? Вдруг, у подземных старушек – триппер вековой? Или же сифилис хронический, вовсе неизлечимый? Не говоря уже о тамбовских зубастых вшах и ушлых южноафриканских мандавошках… Не, брат! Ты, первым делом, этих пожилых особ доставь на «Лесную». Пусть их профессор Василий Васильевич осмотрит тщательно, анализы всякие возьмет, нужные справки – по всей форме – составит.…А, вот, когда Борис Иванович Мельников эти справки завизирует и печать – нужную – приложит, вот, тогда-то.…Пожалуйста, пользуй на здоровье! Не жалко…

– Гы-гы-гы! – с полуминутным опозданием загоготал Лёха классическим «грушным» смехом. – Ты, майор, прям, как Виталий Павлович шутки шутишь! Быть тебе – непременно, со временем – полноценным генералом… Кстати, ты знаешь, что у Палыча есть молоденькая и симпатичная племяшка? Люди говорят – чистое золото. Вот бы, тебе приударить за ней – для активного развития карьеры. Хоть – армейской карьеры, хоть – писательской… Не, это я просто так, от легкомысленной лейтенантской дури. Не бери, Тёмный, лишнего в голову… Всё я понял. Выполню, блин! Иди смело, только… Может, повоешь – для начала – в этот волчий ход, а? Чтобы ливийские шакалы гарантированно разбежались. Ну, что тебе стоит?

Артём, сложив ладони рупором, завыл, как учил – в своё время – мудрый Аль-Кашар, безостановочно и монотонно шепча про себя слова заветного заговора-молитвы: – «Аллах Всемогущий! Сделай так, чтобы эти жёлтые исчадия Преисподней – ушли навсегда! Сделай так, молю! Аллах Всемогущий! Сделай так, чтобы эти…».

Крепкий шлепок по плечам, неслабый удар в солнечное сплетение. Сгруппировался-среагировал, понятное дело. Но рот, всё же, пришлось закрыть.

– Ну, кха-ха-ха! Блин подгоревший… И какого чёрта? – рассерженно спросил, борясь с приступом кашля, Артём. – За каким, спрашивается, хреном?

– Дык…, тебя же было не остановить, – сообщил Лёхин голос. – Всё выл и выл, как заезженная пластинка. Пять минут, семь, десять… Мне даже страшно стало. Показалось, что из боковушки выползает самый натуральный и осязаемый ужас… То есть, его верные флюиды, сформировавшиеся в единую субстанцию. В плотную такую и очень надоедливую. Мать её сублимическую…

Глава седьмая Тайное подземелье и предчувствие 2033-го года

Они, как и полагается, перекурили это дело.

– Пойдёшь, Тёмный? – запихивая окурок в полупустую пачку, тусклым голосом спросил Лёха. – Не боязно, часом?

– Конечно, боязно, – честно признался Артём. – А вот, ты что-то там плёл про генеральскую племяшку, за которой мне надлежит ухлёстывать – для эффективного карьерного роста… Чего морду отворачиваешь в сторону? Смотри у меня! В глаз прилетит – не заметишь. В том смысле, что ослепнешь сперва, и только потом осознаешь… Так что, имей в виду, харя кандальная, по возвращению – я из тебя все жилы выну. Типа – на кулак намотаю и сожрать заставлю… С чего это, вдруг, пошли такие дурацкие разговоры? Никогда, вроде, повода не давал – даже – малейшего…

– Дык, я-то здесь причём? – удивился Никоненко. – Это всё подполковник Мельников… То бишь, языком чесал намедни. А ему, ясен пень, Горыныч наболтал. Он же у нас – самый знающий…

– Ладно, я почапал, благословясь… Посматривай тут!

– Ни пуха, ни пера…

– К чёрту!

Артём, несуетливо перемещая фонарь из стороны в сторону, шагал – в среднем темпе – по странному боковому туннелю. Сперва он хотел ограничиться прибором ночного видения, но упрямый внутренний голос настоял на своём, мол: – «Ни фига цвета не различаются! Вот, плесень на шпалах и стенах, она каких колеров, а? Как это – зачем различать цвета и оттенки? В таких насквозь непонятных и тревожных местах важна каждая мелочь. Вернее, в таких мутных местах мелочей, и вовсе, не бывает.… Ну, включи, пожалуйста, фонарик! А приборчик, наоборот, подними наверх, чтобы не мешался…».

Ход неожиданно повернул в сторону и Артём, чуть не наступив на непонятный тёмный предмет, непроизвольно шарахнулся в сторону.

– Мать его растак! – он негромко выругался, присаживаясь на корточки и подсвечивая фонарём. – Обычной рваной тряпки испугался, храбрый и опытный спецназовец… Впрочем, не совсем обычной, а щедро усеянной жирными и шустрыми вшами. Гадость-то какая! Б-р-р-р! Это, судя по всему, обыкновенная вязанная женская кофта. Только ужасно старая и дырявая. Следовательно, голые бабульки Лёхе Никоненко не привиделись… Да, уж! Дела. На одну каверзную загадку стало больше…

– Карр! – раздалось откуда-то сверху.

Он – в очередной раз – отпрянул в сторону и мгновенно вытащил из наплечной кобуры браунинг – одной рукой (во второй-то находился фонарь) управляться с автоматом было несподручно.

– Ну, и кто тут у нас? – тихонько пробормотал Артём, плавно водя по сторонам светло-жёлтым лучом. – Отзовись, не трону!

На широком боковом наросте сталактита (или сталагмита?) сидела большая чёрная ворона. Вернее, иссиня-чёрный огромный ворон. Птица, склонив голову набок, с любопытством косила на Артёма круглым, ярко-янтарным глазом с узким чёрным зрачком.

– Здравствуйте, уважаемый! – вежливо поздоровался Артём с приметным представителем сообщества пернатых. – Скучаете, наверное, здесь? Пыль, плесень, паутина, темнота.… А чем питаетесь, если, конечно, не секрет? Мёртвыми крысами, шакалами и старушками? Или же в этих местах водится и другая съедобная живность?

– Карр! – важно известил ворон, поворачивая голову.

– Чудеса, блин подземный! – восхитился Артём. – Глаза-то, братец, у тебя разные. Один – жёлто-янтарный, а другой, наоборот, тёмно-фиолетовый. Вернее, аметистовый. К чему бы – данный природный нонсенс, а? Признавайся!

– Ваня! – громко известила птица.

– Тебя Иваном зовут? Очень приятно познакомиться! А я – Артём Петрович. Для друзей и любимой девушки – Тёма. Армейское прозвище – Тёмный…

– Тёма! – обрадовался ворон.

– Молодец, сообразительный! – похвалил Артём. – Значит, ты автоматически попадаешь в разряд моих верных друзей… Извини, братец, но мне надо идти дальше. Дела, понимаешь, срочные навалились… Если что, потом ещё поболтаем. На обратном пути…

Туннель уверенно змеился вперёд, изредка поворачивая в разные стороны. Никаких боковых ответвлений, ворот и дверей в его стенках не наблюдалось.

– Длинный какой! Прямо-таки, бесконечный… Может, он, и вовсе, круговой? Уже часа полтора иду, а конца и края не видно, – Артём взглянул на циферблат наручных часов и огорчённо чертыхнулся: – Вот же, не было печали у гусара! Часы встали! Нет, похоже, идут. Только очень и очень медленно… Когда я заходил в этот туннель, было пять часов тридцать семь минут. Сейчас – по часам – пять сорок две… Бред очередной, мать его! Хрень классическая! Секундная стрелка ползёт еле-еле, раз в десять-двенадцать медленнее, чем обычно. Мне только «фокусов со Временем» и не хватало. В смысле, не хватало – для полного и безграничного счастья…

Наконец – по ощущениям часа через три после встречи с говорящим вороном – впереди замаячило тёмно-розоватое пятно.

«Наверное, это просматривается аварийное освещение платформы, не иначе», – предположил внутренний голос. – «Интересно, а где мы сейчас находимся? То бишь, что располагается сверху, на земной поверхности? То есть, развалины каких зданий и сооружений? Вот, ещё, товарищ майор… Ты фонарик-то погаси заблаговременно. Вдруг, что…».

Ход благополучно «влился» в просторный туннель, где уже – теоретически – могли ходить стандартные электрички. А еще через двадцать-тридцать метров Артём добрался и до платформы, скупо освещённой аварийными красноватыми лампочками, вскоре обнаружилась и стандартная лестница, ведущая на перрон. Только, вот, ступени лесенки были покрыты чем-то лохматым, неаппетитным и грязно-бурым.

– Водоросли, что ли? – негромко поинтересовался Артём у окружающего Пространства. – Слизь какая-то – противная и склизкая. Немного напоминает морскую капусту. Порядком подгнившую, понятное дело…

Брезгливо очистив поперечные перекладины лесенки от буро-коричневых ошмётков, он забрался на платформу и с любопытством огляделся по сторонам.

«Очень похоже, что уважаемый писатель Дмитрий Глуховский был недалёк от истины», – торжественно заявил внутренний голос. – «В плане описания «Метро-2», имеется в виду. Действительно, всё очень скромненько, никаких тебе разноцветных мраморных колонн и прочих навороченных изысков. Стены отделаны обыкновенным кафелем – в бело-синюю клетку… Только и здесь всё покрыто плесенью и паутиной. Пожалуй, лет двадцать, не меньше, по платформе не ступала человеческая нога. А, вот, отпечатки волчьих лап присутствуют. Что совсем и не странно…».

Артём прошёл к металлическому щиту, закрывавшему проход к эскалаторам, и задумчиво поморщился:

– Материал заградительного щита – абсолютно другой, не такой, как на станции «Лесная». Поверхность очень тёмная, рифлёная. Ржавчина проступает по редким швам. Да, и светло-изумрудная патина имеется по краям… Странно всё это, право слово…

Над щитом обнаружилась металлическая прямоугольная табличка, также местами покрытая благородной патиной. На табличке значилось: – «Леноблисполком».

– Вот, оказывается, куда меня занесло! – удивлённо присвистнул Артём. – Значит, наверху находится Суворовский проспект. Понятное дело… Можно с лёгкостью догадаться, что написано над вторым заградительным щитом, расположенным в противоположном торце зала.

Он, громко скрипя подошвами армейских ботинок по толстому слою пыли (вперемешку с мелкозернистым песком), прошёл через всю платформу и удовлетворённо хмыкнул:

– Действительно, «Смольный»! А щит здесь ещё более хлипкий. По внешнему виду, понятное дело… Что же, пожалуй, теперь можно возвращаться на «Лесную». Пусть подполковник Мельников решает, что делать дальше. Может, в его мудрых инструкциях предусмотрен и такой неожиданный расклад? Почему бы и нет? Армейские инструкции, они непредсказуемые. Никогда не знаешь – чего ожидать от них…

Неожиданно из черноты правого туннеля долетели размеренные, смутно узнаваемые звуки.

«Такое впечатление, что где-то идёт самый настоящий поезд! Или же мотодрезина с прицепленными сзади открытыми вагонами», – доложил внутренний голос, иногда любящий немного пофантазировать. – «По крайней мере, очень похоже на это. Конечно же, не по данному конкретному туннелю, а где-то рядом с ним…».

Артём по лестнице, брезгливо отбрасывая в стороны склизкие бурые «водоросли», спустился в туннель и, опустив в рабочее положение прибор ночного видения, медленно и бесшумно зашагал по шпалам. Через три-четыре минуты впереди раздался глухой далёкий перестук.

«Кто-то плотницким молотком заколачивает гвозди?», – подумалось. – «И звук, явно, идёт откуда-то снизу… Может, существует и суперсекретное «Метро-3», расположенное ниже, на другом подземном этаже? Россия, она же совершенно непредсказуемая, а ещё и очень щедрая – на самые невероятные и безумные сюрпризы…».

Он, ещё медленнее и осторожнее, крепко сжимая в ладони браунинг, двинулся дальше. С каждым пройденным шагом звуки становились всё громче и отчётливее.

«Ага, вижу! Вот же, оно – светлое пятно на полу, рядом со стеной!», – обрадовался внутренний голос. – Это, не иначе, мощный вентиляционный колодец…».

Сечение вентиляционного хода было квадратным, примерно пятнадцать на пятнадцать сантиметров, а сверху, как и полагается, размещалась толстая чугунная решётка, через которую пробивался неяркий желтоватый свет.

«Следовательно, там, внизу, есть полноценное электричество», – отметил Артём. – Конечно же, есть! Раз, электрички ходят…».

Стук, тем временем, прекратился, а из-за чугунной решётки в туннель начали поступать приятные ароматы.

«Пахнет ливерной колбаской!», – жалостливо сообщил голодный внутренний голос. – «Аж, слюнки текут, блин горелый! А теперь и табачком потянуло. Видимо, у неизвестных работяг образовался плановый перекур-перекус…».

Артём, стараясь действовать абсолютно бесшумно, лёг рядом с рельсом, плотно приникнув ухом к решётке вентиляционного колодца, и через полторы минуты его любопытство было вознаграждено.

– И что за дурь – с этими деревянными ящиками? – сердито спросил скрипучий баритон. – Двадцать первый век на дворе, пластика разного придумали – выше крыши. Ан, нет! Возись, вот, с дурацкими деревяшками, ремонтируй их, потей, сажай занозы, сбивай пальцы в кровь.… Зачем, спрашивается?

– Полагается так! – невозмутимо ответил солидный басок. – Типа – воинским уложением и разными ГОСТами, оставшимися ещё со старых и добрых времён. Вот, этот конкретный ГОСТ, например, регламентирующий хранение предметов санитарно-гигиенического назначения сугубо в деревянных ящиках, датирован далёким 1980-ым годом. Представляешь, подельник?

– Хорошим он был, 1980-ый год! – откликнулся баритон. – Наш футбольный «Зенит» тогда бронзу завоевал… Впрочем, теперь это уже не важно…

– Верно, нам с тобой на это – наплевать и растереть, – печально вздохнув, согласился бас. – Нынче – на всё – наплевать! Окончательно и бесповоротно…

В нос попала подземная пыль. Артём отчаянно зажмурился, но не сдержался и громко чихнул.

«Может, оно к лучшему?», – принялся успокаивать нахальный внутренний голос. – «Пообщаешься с мужиками, глядишь, ситуация и прояснится…».

Снизу раздался приглушённый лязг железа.

– Куда это ты, Серёга? – лениво поинтересовался бас. – Это, наверняка, волки наверху рыщут. Видимо, уже всех крыс пожрали, теперь голодают, бедняги. Скоро, наверное, примутся за психованных бабушек…

– Что я, деревянный по уши? – обиделся невидимый Серёга. – Человеческого чиха не отличу от волчьего? Эй, браток, отзовись! Не бойся меня! Кто ты? Как зовут?

– Меня Артёмом Петровичем величают, – осторожно отозвался Артём. – В метрополитене я работаю. Сменным обходчиком путей.

– Обходчиком? – удивился баритон. – А охранники говорили, что на верхнем этаже остались только старухи сумасшедшие. Неужели власти разморозили выход в обычное метро?

– Считай, что разморозили. А вы кто такие?

– Мы-то? – подключился к разговору бас. – Кровавые убийцы и безжалостные душегубы. По решению суда получили пожизненное заключение. В смысле, на каждого… Вот, направили сюда, под землю. Типа – трудиться в поте лица. Искупать – до самой смерти – грехи бесчеловечные…

– Давно направили-то?

– Ох, давно, обходчик! Меня лет восемь тому назад. А Серёгу, и вовсе, двенадцать с половиной. В ножных кандалах содержат, сволочи. Кормят, правда, по-божески. Даже курево выдают иногда – в качестве поощрения за ударный труд.

– А что происходит на поверхности? – не удержался от прямого вопроса Артём. – Кто побеждает в ядерной войне?

– Не, про войну мы ничего не знаем, – после короткой паузы сообщил баритон. – Особенно, про ядерную… Охранники – последние три недели – с нами почти не разговаривают. Только матерятся без перерывов. Мы же для них не люди, а быдло бесправное… Вот, и они, родимые, нарисовались. Сейчас, наверное, опять надают по грешным физиономиям.

– За что надают?

– Да, просто так. От серой скуки и для пущего порядка… Всё, Артём Петрович, прощевай! Приятно было поболтать с нормальным и вежливым человеком…

Обратный путь прошёл безо всяких опасных приключений и досадных происшествий. Никаких старух, пустынных волков и говорящих воронов ему по дороге не встретилось.

«Наверное, не стоит рассказывать всем подряд об этом «Метро-3», честное слово», – посоветовал подозрительный внутренний голос. – «Достаточно подполковника Мельникова. Ну, и с Татьяной, конечно же, можно поделиться информацией… Почему нигде не видно ливийских шакалов? Надо думать потому, что заброшенное «Метро-2» – бескрайнее и очень разветвлённое. Наверняка, каждый районный исполком (или же райком КПСС?) имел собственную платформу. Спрятаться и затеряться здесь – плёвое дело…».

Оказавшись в «своём» туннеле, Артём взглянул на циферблат наручных часов и недоверчиво покачал головой – секундная стрелка вновь передвигалась по окружности с привычной скоростью.

– Слава Богу, майор! Ты, всё-таки, вернулся! – искренне обрадовался Никоненко. – Ведь, прошло семь с половиной часов! Я уже начал готовиться к активным сварочным работам, – продемонстрировал короткую термитную шашку. – Ну, что интересного увидел? Нашёл несметные сокровища? Освободил из рабства прекрасную принцессу? Перестрелял всех кровожадных волков?

– Всё расскажу, старлей! – пообещал Артём. – Ты двери заваривай, а я сделаю развёрнутый доклад. Чтобы времени зря не терять…

Лёху особенно заинтересовал феномен «замедления» времени. Бросив на пол огрызок «термитки», он, возбуждённо размахивая руками, приступил к изложению бредовой – на первый взгляд – теории:

– А что, если произошёл «пробой» во Времени? А, командир? Ну, как в современных фантастических романах? Запросто такое могло случиться! Гражданским гадом буду…

– Излагай, братец, излагай! – недоверчиво махнул рукой Артём. – Коль, тебе так хочется потрепать языком… Кстати, шов-то кривой получается. Халтурим, соратник?

– Я всё исправлю! – пообещал Никоненко, доставая из планшета вторую «термитку». – Так, вот, про «временной пробой». Допустим, что когда рванул ядерный заряд, то – одновременно с этим – произошёл и временно-пространственный катаклизм. Мы все, включая «пассажиров», зависли во Времени. Вокруг промчалось больше двадцати лет, а для нас прошло только несколько часов… Что ты, Тёмный, кривишься так насмешливо? Если моё предположение правильное, то можно с легкостью объяснить все эти странности и непонятки. Ну, это я толкую про боковой ход, заросший плесенью и паутиной, про голых бабушек, у которых вся одежда истлела – за давностью лет…

– А пустынные волки, они откуда взялись?

– Элементарная мутация! – без тени сомнений заявил Лёха. – За двадцать с копейками лет обычные бродячие собаки – под воздействием повышенной радиации – превратились в ливийских шакалов… Итак, на дворе нынче стоит 2033-ий год…

– Тьфу ты, идиотизма жирный кусок! – расстроился Артём. – Отставить болтать, старший лейтенант Никоненко! Поджигай вторую «термитку, так тебя, фантаста в погонах, растак! Я-то думал, что разговор идёт сугубо по делу, а оказывается, что это он просто начитался Дмитрия Глуховского … Надо будет потом подсказать Виталию Павловичу, чтобы издал строгий приказ, мол: – «Всем офицерам ГРУ запрещается – под страхом немедленного увольнения из Рядов – даже в руки брать фантастические романы…»… Кстати, ты чрезмерно не увлекайся сваркой! Есть у меня устойчивое предчувствие, что нам ещё придётся – рано или поздно – посещать этот боковой ход. Так что, заваривай двери так, чтобы и обратно – в случае срочной необходимости – «разварить» можно было бы. Причём, «разварить» без особых проблем и долгих временных задержек…

На дежурном посту в туннеле их встретили две чёрно-серые фигуры: одна низенькая, другая, наоборот, высоченная.

– Похоже, что Саньку Шмидта уже сменили, – сообщил Лёха, описывая включённым фонарём полтора условных круга. – Низенький, это Горыныч, ясен пень. А, вот, кто у нас второй? Неужели Борис Иванович начал вербовать на охранные мероприятия гражданских лиц? Неправильно это, по моим субъективным понятиям. Одна маета с этими штатскими…

Подойдя к патрульным, Артём поздоровался:

– Беззаботной вам службы, бойцы! И генералов добрых! Сердечных таких, сытых и упитанных! А, вот, голодных и худых – совсем не надо. Злые они, мерзавцы…

– Спасибо тебе, Тёмный! – благодушно хохотнул Горыныч. – Смотрю, ты становишься прежним, как в старые времена… Вижу, что вы здорово устали, поэтому не буду напрягать глупыми вопросами. Следуйте на базу, кушайте, умывайтесь, отдыхайте.… Да, и зазноба тебя, майор, заждалась. Так и рвалась – с нами пойти в туннель на патрулирование. На силу её Мельников остановил. Такая шустрая и беспокойная девица, это что-то!

– А кто это, капитан, с тобой? – хмуро спросил Лёха. – Облик какой-то незнакомый. В плане общих очертаний фигуры.

– Это наш новый товарищ, – неожиданно дрогнув голосом, сообщил Горыныч. – Уже написал соответствующее заявление и прошёл расширенный инструктаж… Ну-ка, Петро, сбрось шлем! Как говорится, покажи соратникам своё мужественное лицо.

– Вот, и прозвище – само по себе – образовалось у новенького, – ехидно шепнул Никоненко. – Гюльчатай, понятное дело. Мол, открой личико, красавица, не стесняйся…

– Лёха, схлопочешь по наглой морде! – грозно пообещал чуткий Горыныч. – А ты, Петя, не обижайся. Это юмор такой – насквозь армейский. Привыкай, раз судьба так повернулась…

Верзила, тяжело вздохнув, снял с головы шлем.

– Ничего себе, дела! – удивился Артём. – Явление Христа народным массам, образно выражаясь…

– Вы что же, знакомы? – забеспокоился Горыныч.

– Встречались пару раз. Этот откормленный молодчик, если я не ошибаюсь, принадлежит к фашиствующей группировке и зовётся гордым арийским именем – «Борман».

– Это всё было несерьёзно! – торопливо заверил Пётр-Борман-Гюльчатай. – Так, мелкие ошибки молодости.

– М-да, ошибочка вышла…

– Честное слово, я осознал… Осознал, проникся и навсегда отрёкся от этих глупостей! Мы с дядей Витей уже всё подробно перетёрли и пришли к полному взаимопониманию.

– Ну, если с «дядей Витей», тогда-то оно, конечно, – понятливо кивнул головой Артём. – Тогда-то оно, что… Ладно, мужики, мы пошли. Как-нибудь потом добазарим, в следующий раз… Спокойного дежурства, Горыныч! Бывай,…Гюльчатай!

– Подожди, майор! – звонко хлопнул ладонью по лбу Лёха. – Надо же соратникам рассказать про голых бабушек. Чтобы они с испуга не наделали в казённые штанишки…

Артём первым выбрался на платформу и тут же чуть не свалился с ног – это кто-то сильный и ловкий прыгнул ему на плечи. Прыгнул и нежно зашептал в ухо – сухими и горячими губами:

– Где ты так долго пропадал, мерзкий тип? Я ужасно соскучилась. А ещё приготовила все нужные бумаги… Поцелуй меня немедленно, тормоз бессердечный! Снимай сейчас же свой дурацкий шлем!

Глава восьмая Сюрприз для помощника коменданта

После затяжного поцелуя, Артём, не обращая внимания на ехидные смешки Никоненко, уточнил:

– О каких «нужных бумагах» ты толкуешь, радость моя хрустальная?

– О тех самых, которые позволяют по ночам кровати пододвигать вплотную друг к другу, – девушка лукаво улыбнулась, после чего резко отстранилась, став непривычно серьёзной и строгой. – Ладно, Тёма, я тебе потом всё подробно объясню! Сейчас мне надо бежать. Уколы, перевязки, операции… А вам велено, как только появитесь, сразу же следовать в бункер, на доклад к подполковнику Мельникову. Так что, до вечера, женишок! – развернулась, тряхнув косичками-бантиками, и быстрым шагом направилась к ближайшей пятнистой палатке.

– Смотри-ка, ты! – одобрительно хмыкнул Лёха. – Ребята тут тоже дурака не валяли. Установили шестьдесят-семьдесят стандартных армейских палаток. Горячую пищу раздают «пассажирам»…

На середине платформы они повстречались с Ханом и Хантером, облачёнными в белые халаты и волокущими куда-то тяжёлый бидон-термос, на боку которого было написано – красными корявыми буквами: – «Каша».

– Здравия желаем! – хором поздоровались Танины приятели.

– Привет, ребята! – добродушно откликнулся Артём. – Какой кашей угощаете станционное народонаселение?

– Каш в сегодняшнем меню, вовсе, не предусмотрено, – радостно сообщил легкомысленный Хантер. – А в бидоне – макароны с говяжьей тушёнкой. Видимо, и в армии лёгкий бардак имеет место быть…

– Куда же без него? Имеется, конечно! – не стал возражать Никоненко. – Привыкайте, дорогие новобранцы! Куда, кстати, транспортируете калорийный харч?

– В госпиталь, – невозмутимо откликнулся рассудительный Хан. – Нас комендант определил в помощь к профессору Фёдорову. Извините, господа офицеры, но мы спешим. Приказ!

Глядя вслед удаляющимся «официантам», Артём уточнил:

– А где размещён госпиталь? И, вообще, каково расположение подземных помещений? Я имею в виду – «наших», то есть, профильных помещений. Понимаешь, о чём спрашиваю?

– Дык, понимаю! Расположение… Госпиталь находится в левом туннеле, что ведёт к «Площади Мужества». Ну, мы с тобой ходили на разведку по правому, а это – левый… Госпиталь расположен отдельно, подальше от бункера (то есть, от командного пункта) и всех складов. Потому, что он предназначен не только для тяжелораненых, но и для заболевших всяческими инфекционными гадостями. Основные хозяйственные и бытовые помещения, кухня, машинный зал и склады размещены рядом с командным пунктом. Там, естественно, имеется и второй вход-выход в туннель, по которому можно попасть на кухню и в столовую, не проходя мимо кабинета военного коменданта. Из запасного входа-выхода «пассажирам» сейчас и выдают горячую пищу…

– А где размещается тюрьма? (Гауптвахта, изолятор временного содержания?) Имеется ли в наличии морг, предназначенный для хранения мёртвых тел?

– Ну, в общем, да…, – замялся Никоненко. – В другом туннеле, ведущем к «Выборгской». Не в том, где бункер, а в соседнем. Метрах в семидесяти-восьмидесяти за туалетным помещением.…Только, майор, ты об этом лучше Мельникова – лично – спрашивай. Это его исключительная епархия, так сказать. Не велено – лишний раз – трепаться на эту тему.

Дверь бункера им открыл высокий худенький брюнет, неизвестный Артёму.

– Старший лейтенант Егоров, с шестого поста, – представился брюнет. – Проходите, товарищи офицеры! Подполковник Мельников уже ждёт. Капитан Горнов по рации сообщил о вашем возвращении…

Мельников выглядел страшно замотанным и усталым.

«Натуральная тень отца Гамлета!», – принялся острить неугомонный внутренний голос. – «Легендарный Павел Корчагин, построивший три четверти знаменитой узкоколейки…».

При появлении подчинённых, подполковник, коротко кивнув головой, торопливо сгрёб со стола различные бумаги, запихал их в потрёпанный портфель и, пройдя в угол помещения, запер портфель в массивном сейфе. Вернувшись на место, он предложил:

– Присаживайтесь, соратники! Докладывайте о результатах!

Выслушав подробное сообщение Артёма (без упоминания о неизвестном подземелье, в котором усердно трудились кандальники, осуждённые на пожизненное заключение), Борис Иванович, помолчав минуты две-три, велел:

– Никому и никогда больше не рассказывайте про это – так называемое – «Метро-2»! Понятно, бойцы? Не знаю, как сейчас, а в старые времена за такое неадекватное знание можно было пострадать очень и очень серьёзно. Вплоть до расстрела!

– Как-то оно строго избыточно, – недоверчиво хмыкнул Лёха. – Типа – до расстрела, ни больше и ни меньше…

– А ты, голубь сизый, поверь, – мягко посоветовал подполковник. – Мне недавно Виталий Палыч, – непонятно покосился на Артёма, – рассказывал о временах его бурной молодости… Так вот, в восьмидесятых годах ушедшего века охрана «Метро-2» имела жёсткие и чёткие инструкции: стрелять на поражение по любому подозрительному и незнакомому объекту. И по двигающемуся, и по абсолютно неподвижному. Причём, безо всяких предварительных: – «Стой, кто идёт?! Назови свежий пароль! Стрелять буду!», и без предупредительного выстрела в воздух. То бишь, в туннельный потолок… Усекаете, чудаки недоверчивые? Говорите, что данные подземные выработки нынче не эксплуатируются?

– Лет двадцать, как не используются, – подтвердил Никоненко. – Однозначно! Там такой толстый слой пыли, что утонуть можно ненароком, ежели упасть на шпалы по пьянке…

– Странно. Очень странно… Мне Палыч ничего не сообщал про это. Наоборот, из его слов можно было сделать однозначный вывод, что тайное «Метро» успешно функционирует до сих пор. Чёрт, только таких гадких и неразрешимых загадок мне и не хватает! И так голова распухла – от всего происходящего…

«Вот, оно, даже, как!», – назойливо зашелестел в голове Артёма внутренний голос. – «Если он так нервничает из-за «Метро-2», мол: – «Страшная секретность! Расстрелять могут!», то, что будет после сообщения о существовании «Метро-3»? Даже думать не хочется… Нет, братец, ты – лучше – молчи! Как тот молодогвардеец из старинного фильма… А то, не дай Бог, по-настоящему пристрелят – как носителя наиважнейшей Государственной тайны…».

Нервно закурив, Мельников продолжил:

– В общем и целом, молодцы! Вход в боковой коридор заделали, уже хорошо… Надеюсь, что заварили надёжно? Без дураков?

– Обижаешь, господин военный комендант! – надулся Лёха. – Когда это старший лейтенант Никоненко подводил боевых товарищей? Не, когда? Ты, пожалуйста, ответь…

– Не кипятись, Лёха! – прикрикнул подполковник, хлопнув ладонью по столешнице. – Не время сейчас для выкрутасов, честное слово… Верю я тебе, верю! Успокойся… Итак, перехожу к текущему моменту и наиболее острым проблемам. Во-первых, вы рассказали Горынычу и его новому напарнику о голых старухах?

– Предупредили.

– Хрен редьки, как известно, ни на йоту не слаще… Ладно, я свяжусь с Горынычем, предупрежу. Пусть всем рассказывает, что бабульки регулярно появляются (и тут же убегают обратно!) со стороны «Площади Мужества», а никакого тайного бокового хода нет и в помине… Нам же надо срочно готовить мобильную группу для посещения станции «Маяковская». Естественно, через станцию «Площадь Восстания». Необходимо – в срочном порядке – доставить дополнительные запасы вакцины от бешенства. Василий Васильевич внимательно осмотрел трупы ливийских шакалов. По его авторитетному мнению возможны…, э-э-э, неприятные эксцессы. Понятно излагаю? Ну, и вообще, неплохо было бы прояснить и общую обстановку, так её растак… Вдруг, на других станциях есть свежие новости с земной поверхности? Хотя, иногда бывают такие новости, о которых лучше и не знать вовсе… Как бы там ни было, но тебе, Тёмный, придётся возглавить данную мобильную группу. Подумай, кого возьмешь с собой для подстраховки. Много народа не дам, сам, наверное, понимаешь. Человека два-три, не больше.

– Я пойду с майором! – заявил Лёха. – Всегда любил лихие разведывательные рейды! Так что, пригожусь…

– Отставить! На тебя, Никоненко, у меня имеются другие виды. Причём, связанные с должностным повышением, – Мельников сделал многозначительную и загадочную паузу.

– Какие, Борис Иванович? Не томи…

– Ты назначаешься ночным комендантом станции «Лесная»! Вернее, только её платформы… То есть, по ночам будешь разгуливать между палаток, выслушивать пожелания «пассажиров», разбираться в различных бытовых ситуациях и конфликтах. А также жёстко пресекать всякие неуставные непотребства, если, конечно, такие будут иметь место.

– Ну, а я-то подумал…, – расстроено заканючил Лёха. – Это вы меня, просто-напросто, определили в ночные няньки-сторожа, не более того. Буду, понимаешь – все ночи напролёт, совместно с собственным важным видом – шествовать по перрону с автоматом наперевес…

– В капитанском звании, заметь! – веско уточнил Мельников. – Произвожу, заслужил! – вытащил из ящика письменного стола новенькие погоны в запаянной пластиковой упаковке. – Лови, служивый! А приказ о присвоении очередного воинского звания я подпишу чуть позже, вместе с другими накопившимися бумагами. В военное время должность коменданта много чего позволяет. Так что, орлы, будем потихоньку пользоваться делегированными полномочиями, отбросив ложную скромность.

– Спасибо, конечно, Борис Иванович! Я уже и не чаял…

– Пожалуйста, братец! Помни о моей доброте и щедрости. Но, придётся отслужить! Оправдать, как принято выражаться, высокое доверие мудрого руководства…

– Отслужу! Не сомневайтесь!

– Поздравляю, Лёха! – тепло улыбнулся Артём.

– Спасибо, Тёмный!

– А теперь, капитан, свободен! – скомандовал Мельников. – Приказываю, немедленно лечь спать! Твоя смена начинается в двадцать два ноль-ноль, непосредственно после завершения вечернего приёма пищи. Выполнять, моржову мать!

– Всего один вопрос, товарищ подполковник! Можно? – взмолился Никоненко. – Спасибо за доброту! А как бы…, обмыть новые звёздочки, а? Ведь, полагается! Мол, старинная традиция…

– Вот, во время ужина и обмоем. По пятьдесят капель, понятное дело. Благо, и другой серьёзный повод – усугубить – имеется… Всё, иди!

Когда за Лёхой захлопнулась дверь, Мельников вопросительно уставился на Артёма:

– Больше ничего не хочешь мне сказать, майор Белов?

– В смысле?

– Не заметил ли, часом, в этом секретном подземелье других странностей, про которые не стал говорить при капитане Никоненко?

– Только звук слышал подозрительный, – почти по-честному признался Артём. – Словно бы кто-то гвозди молотком – в доски – заколачивал. Но, если в этом подземелье водятся говорящие вороны, то почему бы там, собственно, и дятлам не летать? Долбают себе острыми клювами, к примеру, подгнившие шпалы, покрытые цветной плесенью. Типа – ищут полноценное и калорийное пропитание…

– Ну-ну! – криво усмехнулся комендант. – Дятлы, так дятлы. Тебе, Тёмный, виднее…

– Борис Иванович! А можно, я капитана Горнова прихвачу с собой к «Маяковской»?

– Извини, но, нет! Я без него – как без рук. Ещё вопросы будут?

– Мне Татьяна сказала мимоходом, что, мол, подготовила какие-то важные бумаги…

– Ну, этот вопрос мы, пожалуй, отложим на вечер, – досадливо отмахнулся Мельников. – Впрочем, кое-что и сейчас можешь подписать, коль охота заняться каллиграфией. Да, и почитать – кое-чего – будет не вредно.

Он снова подошёл к сейфу, отомкнул и, покопавшись в его недрах, достал две папки: одну тонкую, пластиковую, вторую – картонную, солидную по толщине.

– Заявление о временном приёме в славные Ряды и инструкции «По продвижению в туннелях метрополитена во время Особого режима»? – предположил Артём наугад.

– Догадливый! Читай, Белов, изучай, подписывай… Не выходя из моего кабинета, понятное дело. Сорок пять минут у тебя – на всё и про всё… Я тоже, пожалуй, займусь бумажной волокитой. Алексея Никоненко – по всем правилам – оформлю в новом звании. Подготовлю пару-тройку других текущих приказов… А потом мы с тобой пойдём на платформу, поможем народу. Дельный командир всегда, а особенно, в пиковых ситуациях, должен быть рядом с подчинёнными. Личным примером, так сказать, вселять бодрость, оптимизм и неугасимую веру в светлое будущее…

Заявление, отпечатанное на лазерном принтере, оказалось самым стандартным, хорошо знакомым Артёму по прошлым временам. Впрочем, ему самому ещё не приходилось подписывать таких документов, мол: – «Я, такой-то, паспортные данные, военный билет… Прошу зачислить – вплоть до полного завершения боевых действий – в состав подразделения ГРУ Министерства обороны России за номером… Подпись. Обязуюсь соблюдать… Подпись. Обязуюсь не разглашать в течение…лет… Подпись. Обязуюсь, обязуюсь, обязуюсь… Подпись, подпись, подпись…

Поверх заявления уже была (заранее!) наложена резолюция: – «Звание «майор запаса» считать действующим! Назначить Белова А.П. заместителем военного коменданта станции метрополитена «Лесная»! Военный комендант станции – подполковник Мельников Б.И. Дата. Подпись…».

«Однако! Нас здесь, безусловно, ценят! Заместитель коменданта – это вам ни хухры-мухры!», – принялся дурачиться восторженный внутренний голос, но уже секунд через десять-двенадцать насторожился: – «Э-э! Это, что же у нас получается, а? Если подполковник, не дай Бог, погибнет, то тебе, братец, придётся отвечать за всю эту разношерстную банду. И за фашиствующих гопников, и за упрямых сектантов, и за легкомысленных фанатов «Зенита», а так же за женщин, стариков и детей, покусанных ливийскими шакалами… Оно тебе надо?».

Мельников, который, оказывается, невзначай наблюдал за Артёмом, спросил – насмешливо и чуть насторожённо:

– А ты, Тёмный, думал, небось, что всё будет по лёгкому? Типа – бегай по подземным коридорам и пали из автомата в своё удовольствие? Жарко целуясь – в перерывах – с любимой девушкой? Нет, майор Белов! Не получится так! Пора уже, братишка, взрослеть! А, следовательно, брать на себя всю полноту ответственности… Подписывай, бродяга! – гаркнул гневным голосом. – Хватит строить из себя романтического мечтателя-идеалиста! Писатель хренов… Подписал? Молодец! Давай заявление сюда и приступай к изучению инструкций. Потом я тебе выдам соответствующую «корочку», оформленную по всем правилам.

Через оговорённое время подполковник, убрав – в очередной раз – в сейф папки и стопку только что подписанных приказов, поинтересовался:

– Почерпнул, майор, что-нибудь полезного?

– Инструкции, как инструкции, – вяло передёрнул плечами Артём. – Всё, как и всегда. Мол: – «Это – настоятельно рекомендуется, а это, наоборот, строго воспрещается. Но, в крайнем случае, допускается практически всё…». Правда, как определять «крайность» этого самого случая, почему-то не уточняется… Впрочем, все основные детали изложены доходчиво и внятно. Какое оружие и оборудование взять с собой. Когда производить различные измерения, как и где фиксировать показатели приборов. Чётко прописаны правила общения со спецкомандами других «метрошных» станций. К ним (то есть, к правилам общения) прилагаются развёрнутые дополнения, снабжённые всяческой психологической хренью и прочей аналогичной мутатенью…

– Главное, что основное ты уловил. Это уже хорошо! – подытожил Борис Иванович. – Тогда, верный мой заместитель, пошли на платформу. Отложим на время ознакомление с сухой теорией, и займёмся живой практической деятельностью.

На перроне их уже ждали – восемь-десять просителей, сгрудившихся в компактную группу.

– Народ жаждет пообщаться с высоким начальством, – тихонько шепнул Мельников. – Чисто российский подход, имеющий многовековую историю. Мол: – «Вот, приедет барин, он нас и рассудит…», – объявил «стальным» голосом: – Попрошу, граждане и гражданки, обращаться в порядке живой очереди! То бишь, без глупой суеты и нервной толкучки…

Вперёд выступила пожилая парочка, видимо, муж и жена: обоим было уже порядком за семьдесят, черноволосые с сильной проседью, с характерным восточным разрезом глаз и тёмно-коричневатым цветом кожи. На широком лацкане пиджака мужчины наличествовал крупный значок, свидетельствующий о его принадлежности к КПСС.

– Мы – очень заслуженные люди! – с лёгким южным акцентом заявил мужчина. – Ветераны труда, орденоносцы, лауреаты Государственных премий… Я двадцать пять отработал на Ставрополье председателем колхоза. Обеспечивал страну качественной бараниной, пшеницей, разными овощами, арбузами, вином хорошим. Жена моя трудилась агрономом … Мы требуем почтительного отношения к себе! Уважительного, хотя бы…

– Кашмамат, остановись, пожалуйста! – тихим мелодичным голосом попросила пожилая гражданка, и старик покорно замолчал, потерянно сгорбив плечи и тоскливо глядя в сторону. – Мы ничего не требуем от вас, дорогие товарищи офицеры! Ничего…, – кротко сообщила женщина. – А, наоборот, покорно просим. О помощи просим. Вернее, о крохотном одолжении…

– Майор, займись, пожалуйста! Помоги уважаемым людям! – громко велел Мельников и добавил шёпотом. – Писатели же любят решать всяческие морально-психологические головоломки? Вот, и решай, Хемингуэй ты наш, доморощенный… Кто следующий?

Артём отвёл пожилых людей в сторону и попросил коротко и сжато рассказать о сути возникшей проблемы.

– Мы, молодой человек, люди старой закалки, воспитанные на социалистических идеалах, – принялся сбивчиво объяснять старичок. – Мой отец, два дяди и старший брат погибли на войне. А тут – такое… Невозможно это терпеть! Ну, то есть, совсем нереально…

– Остановись, Кашмамат! – опять вмешалась старушка. – Сейчас я всё вам расскажу, товарищ майор… Нам с мужем два любезных юноши – Хан и Хантер – помогли установить палатку. Маленькую такую, но очень удобную. Помогли разобраться со спальными мешками и постельными принадлежностями… Потом они ушли по важным делам, а у нас неожиданно образовались соседи. С одной стороны поселились какие-то сектанты. Но эти-то мирные, хотя и шумные – всё спорят, да ругаются… А, вот, с другой стороны… Вы не поверите, но там обосновались…фашисты! Самые настоящие и идейные! Они распевают песни на немецком языке и громко обещают убить всех нацменов, которых отыщут на платформе… А мы с мужем – по национальности – киргизы… Теперь понимаете, почему мы… немного беспокоимся?

– Они специально так громко угрожают! – заверил старик. – Видят, что мы нервничаем, вот, и изгаляются. Наверное, хотят довести нас до инфаркта… Помогите, пожалуйста!

– Следовательно, вы хотите поменять соседей? – уточнил Артём. – Хорошо, я сейчас побеседую с этими, м-м-м, шумными и не в меру разговорчивыми гражданами.

«Проще стариков переместить в другой конец перрона!», – не удержался от совета внутренний голос. – «Попробуй, убеди – в чём-либо – этих наглых и упёртых головорезов! Себе дороже… Или ты, братец, хочешь таким образом самоутвердиться? Типа – повысить авторитет в глазах народных масс? Ну-ну! Тебе, как говориться, жить…

Из восьмиместной армейской палатки, действительно, доносилась тоскливая мелодия, сопровождаемая немецкими словами-фразами.

«Губная гармошка!», – уверенно определил Артём. – «А, вот, языковой грамотности нашим доморощенным фашистам, явно, не хватает. Формы глаголов насквозь неправельные, окончания прилагательных безбожно коверкают. Босота несерьёзная и малограмотная, одним словом…».

– Эй, Фюрер, вылезай! – громко позвал Артём. – Дело есть!

Осторожно разошлись в стороны «створки» палаточного матерчатого полога, и из образовавшейся щели высунулся длинный нос, украшенный стильными очками в позолоченной оправе.

– О, господин майор Белов! – слегка удивился предводитель фашистов, вылезая наружу. – Наслышан о вас, наслышан! Как же… Ещё не удостоился личного знакомства, но, безусловно, очень рад встрече! Извините, я отвлекусь на секунду, – развернулся и, засунув голову внутрь палатки, велел своим молодчикам: – Я сам разберусь, не беспокойтесь! Отдыхайте, истинные арийцы! – появился вновь, выпрямился и, широко улыбнувшись пожилой киргизской чете, известил: – И вам здравствовать, уважаемые бабушка и дедушка! Мы, случайно, не мешаем – громкими песенками и разговорами? Не отвлекаем, часом, от сладких снов? Ежели что, то прощения просим покорно! – пытливо посмотрел на Артёма. – Проследуем в сторонку, господин майор? Посекретничаем немного?

Отойдя от палаток метров на десять-двенадцать, Фюрер остановился, мягко, по-кошачьи развернулся и сразу же перешёл к делу:

– Небось, мы смущаем и пугаем этих узкоглазые старпёров? Нажаловались уже, гниды мнительные? Не вопрос, съедем! Я уже и место присмотрел подходящее – на противоположном конце платформы. Там, как раз, несколько молоденьких девиц обосновалось в отдельной палатке. Симпатичные все из себя, в меру наглые, в меру отвязанные. Молодёжная сборная России – то ли по скелетону, то ли, наоборот, по кёрлингу. Думаю, что споёмся с ними со временем… Ещё что-то? Говорите, господин майор, не стесняйтесь! Я сегодня настроен весьма благодушно и позитивно.

– С чего это ты такой покладистый? – засомневался Артём. – Сонный газ, что ли, действует до сих пор, навевая склонность к плодотворному сотрудничеству?

– Я учусь на пятом курсе Университета, на физико-математическом факультете, – сообщил, непонятно к чему, Фюрер, протягивая студенческий билет. – Специализация – ядерная физика. Тема будущего диплома звучит так: – «Последствия атомного взрыва – с точки зрения основных физических фундаментальных показателей».

– Зачем ты мне это рассказываешь?

– Возьмите меня в рейд на «Маяковскую»! – неожиданно выпалил юнец. – Я вам реально пригожусь! Честное слово! Могу работать со всеми физическими приборами, снимать показатели, вести журнал их учёта, делать первичные расчёты… Возьмите, пожалуйста!

– Откуда ты знаешь про «Маяковскую»? – нахмурился Артём. – Впрочем, можешь не отвечать. Я уже и сам догадался… Кое-кто из офицеров поделился информацией с Борманом, который Пётр, а он – перед выходом на патрулирование туннеля – с тобой. Бывает, дело житейское… Теперь объясни мне, зачем оно тебе надо? Не люблю я всяких нелогичностей и непоняток. Ответишь понятно и честно, возьму с собой. Но только в приватном, вернее, в частном порядке. То бишь, без выдачи огнестрельного оружия… Итак?

– Во-первых, это мне пригодится – в дальнейшем – при написании диплома. А, может, и при защите диссертации… Сразу же докторской, к примеру! Почему бы и нет? Уже бывали аналогичные прецеденты. Тут надо пользоваться случаем. Я имею в виду, когда «эвакуаторы» нас выведут на поверхность.… А, во-вторых, очень, уж, хочется узнать, что происходит на других станциях. У нас, например, огромная волчья стая выбежала из туннеля. А, там? Вдруг, какой-нибудь динозавр выполз? Любопытно, ведь! Честное фашистское слово!

«С одной стороны, глаза у парнишки, действительно, блестят от нешуточного азарта», – неуверенно пробубнил внутренний голос. – «А, с другой, не стоит безоговорочно верить этой скользкой братии. Помнишь, у Дмитрия Глуховского? Мол, фашисты захватили лучшую станцию московского метрополитена и организовали там четвёртый Рейх? Или, всё же, пятый? Извини, запамятовал… Может, Фюрер просто хочет совершить обзорную экскурсию? Типа – ознакомиться с текущей обстановкой, прицениться к конкретным объектам? Определится на будущее? Ведь, даже престарелой лошади понятно, что узловые станции – с точки зрения оккупационной тактики и стратегии – гораздо более перспективны, чем рядовые. Там, на узловых, и склады гораздо побогаче… Ты, братец, будь поосторожней! А может, наоборот, стоит прихватить этого подозрительного типа с собой? Хорошенько разговорить по дороге, присмотреться, оценить истинную степень его потенциальной опасности? Чтобы – еже ли что – вовремя нейтрализовать?

– Ладно, так и быть, уговорил, речистый! – принял решение Артём. – Готовься, Фюрер, к походу.

– Спасибо, Артём Петрович! А когда мы выходим?

– Завтра. Где-нибудь через два-три часа после завтрака…

Все остальные дела, которыми ему пришлось заниматься в этот день, были аналогичными. Пришлось выслушивать многочисленные жалобы бытового характера, мирить поссорившихся соседей, решать вопросы о выдаче дополнительного фруктового сока и запасных тёплых носков. Потом началась раздача «пассажирам» горячей вечерней пищи…

Только в двадцать ноль-ноль подполковник Мельников объявил:

– Всё, на сегодня – баста! Спокойной ночи, господа штатские! И дамы – иже с ними! Мы с бойцами на ночь следуем в места постоянной дислокации, как и предусмотрено строгими инструкциями… Лейтенант Шмидт!

– Я!

– Ты же сегодня спал-отдыхал после патрулирования?

– Так точно! Пять с половиной часов!

– Молодец! Останешься на платформе до возвращения капитана Никоненко! А ежели, он – паче чаяния – задержится немного, то ты не обижайся и излишне не ворчи.

– Есть, не ворчать!

– Остальных попрошу за мной! – тихим голосом пояснил: – Свадьба у нас сегодня, соратники. Майора Белова, моего верного заместителя, будем окольцовывать. Ведь, будем?

– Будем! – громко и уверенно подтвердила Татьяна. – Куда же он, родимый, денется с этой подземной лодки?

Глава девятая Молодая жена, неисправимая фантазёрка

Артём, слегка передёрнув плечами, лишь глупо улыбнулся, мол: – «Действительно, деваться-то некуда! Будем сдаваться, отходных путей не наблюдается. Да, честно говоря, и не хочется – отпрыгивать в сторону. Скорее, даже, наоборот…».

Шмидт, окинув платформу станции въедливым начальственным взглядом, сообщил:

– Кстати, по перрону следуют двое наших. Судя по внешним габаритам, это Горыныч с новеньким вернулись из патрулирования.

– Подождём соратников, – решил подполковник. – Незачем двери бункера лишний раз отпирать-запирать. Вредно это – для начинки замков…

Пользуясь образовавшейся паузой, Артём нежно приобнял невесту за плечи и, отведя её к запорному металлическому щиту, спросил:

– А как оно…, всё образовалось? В смысле, так быстро?

– Я и сама удивилась, – зашептала Таня, смущённо отводя в сторону тёмно-зелёные глазища. – Я только – между делом – рассказала Борису Ивановичу, что мы с тобой хотим пожениться. То есть, не дожидаясь окончания этого ядерного кошмара и выхода на земную поверхность… А он повёл себя очень странно. Посмотрел на меня очень внимательно (пристально так, словно бы подозревая в чём-то), и ответил, мол: – «Не вопрос! Всё сделаем в лучшем в виде. Причём, не откладывая в долгий ящик. То бишь, сегодня же вечером…». У меня, даже, создалось впечатление, что он отнёсся к моим словам – как к строгому приказу… Потом я попросила – в порядке исключения – разрешить Хану и Хантеру присутствовать на торжественной церемонии. И в этом раз господин военный комендант не стал возражать, ссылаясь на жуткую секретность, мол: – «Посторонним гражданским лицам вход в секретный бункер строго запрещён!». Наоборот, сказал, что, мол, даст соответствующее указание Василию Васильевичу… Ничего не понимаю.… А ты, Тёма?

– А я, амазонка, ещё меньше твоего. Утром – ни с того, ни с сего – меня назначили на ответственную должность заместителя военного коменданта. Практически – на ровном месте…

– Привет рабам Божьим! – известил басистый голос Горыныча. – Нас, небось, ждёте, усталые труженики ратного дела? Так, вот, они – мы! Пошли трапезничать! А то у меня в животе кишки уже переплелись от голода, завязавшись в классический морской узел. Не докармливать служивый люд – грех смертный, сродни эгоистической гордыне…

Мельников, включив фонарь, проследовал по шпалам мимо знакомой тёмно-рыжей двери и остановился только метров через восемьдесят – возле неприметной чёрной плиты, с правого края которой наблюдались, образуя равнобедренный треугольник, крохотные круглые отверстия. Подполковник, приблизив губы к дырчатому треугольнику, негромко пробормотал длинную абракадабру, состоящую из беспорядочного набора букв и цифр. Плита, слегка дрогнув, плавно отошла в сторону, полностью «утонув» в правой стене. Вернее, в правом торце дверного косяка…

– Хитрый звуковой замок новейшей конструкции, – с гордостью пояснил Мельников. – Настроен пока только на мой голос, да на тембры капитана Горнова и Василия Васильевича Фёдорова. Ничего, Тёмный, будет время, и тебя включим в список избранных. Это касается и всех других помещений, в том числе, особо секретных… Прошу, господа и дамы! – уверенно зашагал по широкому коридору, скупо освещённому маленькими красноватыми лампочками.

– Изнутри данные ворота тоже голосом открываются? – шёпотом поинтересовался Артём.

– Нет, на стене имеется самая обыкновенная кнопка. Естественно, красного цвета, – тихо ответила Таня. – А сейчас справа будет узкое ответвление. Видишь? Этот неприметный коридор ведёт к «оружейной комнате». Там тоже установлен звуковой замок.

– Откуда такие сведения?

– Я в «обеденный перерыв» познакомилась-подружилась с Глашей Ивановой. Ну, с той черноволосой особой женского пола, которая сожительствует с вашим любвеобильным Горынычем. Глафира мне и организовала короткую ознакомительную экскурсию по тайному бункеру… Тут, оказывается, такие склады! Офигеть можно! И продовольственные, и одёжные, и прочие… Есть, даже, большой зал, где все стеллажи – доверху – забиты картонными коробками с различной бытовой техникой. Пылесосы всякие, электрорубанки, дрели, шлифовальные машинки, микроволновки, фены для сушки волос, посудомоечные машины.…Знаешь, я никогда не думала, что в нашей России – после горбачёвской Перестройки – остались, то есть, успешно функционируют такие серьёзные спецслужбы. Внушает и впечатляет, если честно! А сейчас будет очередной пост…

– Всем сдать – под роспись – оружие дежурному! – строго приказал Мельников.

Помещение подземной столовой почти ничем не отличалось от аналогичных наземных помещений: площадью метров шестьдесят-семьдесят квадратных, стены и пол, покрытые светло-кремовой керамической плиткой (пол – крупной, стены – меленькой), а у дальней стены размещалась никелированная «эстакада» раздачи, которая, впрочем, на данный момент пустовала, только стопка тёмно-синих подносов сиротливо возвышалась в её правом торце.

А основное отличие – относительно наземных аналогов – заключалось сугубо в освещении: помимо редких розовых лампочек везде и всюду (на полу, на «эстакаде» и на различных тумбочках) были беспорядочно расставлены – в разномастных подсвечниках – горящие восковые свечи. Столы же, покрытые цветастыми льняными скатертями, были сдвинуты в один длинный ряд и сервированы по всем банкетным правилам.

– Как оно вам, благородные идальго и сеньориты? – поинтересовался улыбающийся Никоненко, облачённый в парадную офицерскую форму – с орденскими планками на груди и капитанскими погонами на широких плечах. – Я, видит Бог, старался!

– Натуральный импрессионизм! – искренне восхитился Горыныч. – Подземно-армейский, ясен пень…

– Опять, морды наглые, лазили по складам? – рассердился Мельников. – Глафира, так тебя растак! Ты где? Честное слово, отберу ключи!

– С чего вы взяли, Борис Иванович? – притворно изумился Лёха. – Ни сном, ни духом, видит Бог! Поклёп это! Наговариваете на нас беспричинно… Чтоб мне к вечеру вылететь в отставку! Чтоб – до самой смерти – охранять гражданские автостоянки!

– За последнего дурака меня держишь? А, парадная форма? А, орденские планки? Ты, Никоненко, если я не ошибаюсь, на данный объект прибыл в штатской одежде, а? Молчишь, рожа? То-то же! Ну, а где младший лейтенант Иванова? Не слышу ответа!

– Дык, товарищ подполковник, она старательно завершает кулинарные экзерсисы… Кстати, отважные бойцы, надо бы помочь – бедной и слабой девушке – доставить из кухни всякую и разную снедь. С официантами здесь, как вы знаете, наблюдается хронический дефицит…

– Нам с тобой надо – вон в ту светло-бежевую дверь, – слегка дёрнув Артёма за рукав серой гимнастёрки, сообщила Татьяна, – которая расположена напротив кухонной.

– Зачем?

– Чтобы переодеться в праздничные шмотки. Ты, что же, майор Белов, собрался вступать в брак в армейской униформе, насквозь пропахшей потом?

Нет, милый мой избранник, так мы не договаривались… Пошли!

Короткий коридор привёл их к очередной неприметной двери, за которой обнаружилось прямоугольное помещение, оборудованное двумя новёхонькими металлическими мойками, громоздкой белой тумбой непонятного назначения и широкими пластиковыми столами. Чуть в стороне от столов наблюдалась длинная изломанная ширма, по разным сторонам которой разместились стандартные стулья с какими-то свёртками, пакетами и картонными коробками. Где-то совсем рядом равномерно постукивали дизель-генераторы.

– Здесь, согласно штатному распорядку, дневальные моют грязную кухонную посуду, – заговорщицки подмигнула Таня. – Можно, и вручную, можно, и в современной посудомоечной машине. Мы же с тобой, милый, используем данную комнату в качестве кабинок для переодевания, – достала из кармана комбинезона чёрную продолговатую коробочку, подняла её вверх, нажала на крохотную кнопку, довольно улыбнувшись, посмотрела на загоревшуюся зелёную лампочку и пояснила: – Эту полезную штуковину мне выдала Глаша Иванова. По женской дружбе, ясный вечер… Если горит зелёный огонёк – значит, поблизости нет никаких включённых записывающих устройств: ни аудио, ни видео. Ведь, нам сегодня, если ты не забыл, предстоит первая брачная ночь… А здорово я придумала с ширмой, помня об изощрённом мужском коварстве? Теперь тебе, Белов, никакие зеркала не помогут! Расходимся по разным сторонам! Тебе – направо, мне, соответственно, налево… Рядом со стулом лежат большие полиэтиленовые пакеты. В них сложи униформу и ботинки, а бронежилет просто повесь на спинку стула. Потом заберем, по завершению официоза… Эх, жаль, что подвенечных платьев мы так и не нашли! Глафира говорила, мол, должны – по складской описи – быть, только время уже поджимало. Размеренный перестук за стенкой? Просто совсем рядом расположено помещение с установленными там дизелями. По коридору – с правой стороны – расположена входная дверь в машинный зал…

«Предусмотрительная какая!», – то ли восхищённо, то ли испуганно высказался внутренний голос. – «Всё знает, обо всём помнит… Каблук, что называется, приближался… Тот самый, под которым нам с тобой, братец, предстоит провести долгие-долгие годы. В смысле, долгие и бесконечно-счастливые годы…».

В свёртках, пакетах и картонных коробках Артём обнаружил: модные итальянские трусы в бело-чёрную клетку, серые носки, чёрный костюм-тройку, белоснежную рубашку с кружевным воротником, брючный ремень, чёрные остроносые туфли и – в завершении комплекта – ярко-синюю бабочку в крупный чёрный горох.

– Никогда не носил бабочек! – сообщил Артём недовольно-испуганным голосом, приступая к процессу переодевания. – Даже и не знаю, как быть… Тань! Может, ну его?

– Она же в цвет моих бантиков! – напомнила невеста, чем-то громко шурша за ширмой. – Я сперва хотела соорудить пышную причёску с лёгкой завивкой, благо на складе нашлись и термо-бигуди, в корпуса которых заливается кипяток. Да, и Глаша мне советовала… А потом я увидела эту приметную мужскую бабочку и решила, что останусь так, как есть. Мол, пусть в наших с тобой свадебных туалетах будут присутствовать одинаковые детали. Только голову, естественно, помыла наспех… Так что, не упрямься, милый, и бабочку надень. А по размерам – как оно? В смысле, одежда-обувь? Я же выбирала на глаз, сугубо по визуальным ощущениям.… Кстати, тебе не кажется странным – появление в нашей спецкоманде этого мордатого фашиста Бормана?

«Ого! Уже – «в нашей» – спецкоманде!», – удивился (возмутился, засомневался, подозрительно высказался?) внутренний голос. – «Однако! Какая быстрая адаптация! Впрочем, общеизвестно, что женщины гораздо лучше мужчин умеют приспосабливаться к переменчивой и туманной действительности…».

– Конечно, кажется! – выдохнул (по-настоящему) Артём, с усилием втягивая живот, чтобы застегнуть брючные пуговицы. – Откуда он, то есть, Борман, вообще, взялся? С каких таких румяных пирожков?

– Капитан Горнов привёл с платформы и поручился за него перед подполковником Мельниковым. Попросил оформить – оперативно, без дополнительных мероприятий – по всем правилам.

– Ерунда какая-то, беспримерная! Совершенно непохоже на Горыныча. Он же у нас – изначально – считался самым недоверчивым и консервативным. То бишь, профессионально осторожным сотрудником, досконально разбирающимся в людях…

Примерно через полминуты относительно тишины, Таня, неуверенно кашлянув раз-другой, высказала предположение:

– Знаешь, я думаю, что они – отец и сын.

– Кто? – машинально уточнил Артём, неприязненно и растерянно рассматривая пятнистую бабочку.

– Горыныч и Борман.

– К-ха! К-ха! К-ха… Также и подавиться можно! Типа – от неожиданности, блин спецназовский… С чего ты взяла, фантазёрка отвязанная? Очень, уж, смешная и неожиданная версия! Не, Таня, это тебя понесло куда-то, явно, не туда… Горыныч, правда, говорил – тогда, на алжиро-ливийской границе – что разведён и сынишка-школьник остался жить с матерью. Но – Борман? Он же на две головы выше Горыныча! И, вообще…

– Что – вообще? – не сдавалась невеста. – И Глаша Иванова говорит, что они лицами слегка похожи. Вернее, мордами лиц, выражаясь напрямую, без девичьих обиняков. Если, конечно, представить физиономию Горыныча без этого страхолюдного шрама… Опять же, отдельные словечки-выражения. Вот, к примеру, ты помнишь, что Борман мне сказал прошлой ночью – на платформе «Технологического Института»?

– Мол, пошли с нами, бикса симпатичная…

– Нет, не так! Дословно он сказал: – «Пошли с нами, девонька!». Понимаешь, «девонька»?

– Ну, и что?

– А то, что уже здесь, на «Лесной», меня и Горыныч пару раз называл этим редким словечком. То есть, «девонькой»… Скажешь, мол, случайное совпадение?

– Конечно! – подтвердил уверенным голосом Артём, понимая, впрочем, в глубине души, что уверенность эта – отнюдь – не железобетонная. – Иначе, получается совсем уже странно и неправдоподобно. Прямо, как в плохом телевизионном сериале про коварных шпионов. Вот, ты сама подумай… Отец служит в тайной армейской спецкоманде, скрытно дежурящей на станции метрополитена. Сын, который не виделся с папашей много-много лет, едет в электричке. Неожиданно начинается атомная война, на поверхности гремит ядерный взрыв, электричка останавливается, срабатывают заградительные щиты, станция отрезана от всего наземного мира. Отец и сын случайно встречаются, узнают друг друга, обнимаются, мирятся и далее – уже совместно, плечом к плечу – борются с мировым злом… Согласись, что это уже попахивает откровенным голливудским фарсом… Кстати, я готов! А ты?

– Я тоже!

– Тогда… выходим?

– Выходим!

Артём, сделав три широких шага вперёд, резко развернулся на девяносто градусов и застыл на месте, чувствуя, как его рот предательски (абсолютно непроизвольно!) приоткрывается…

«Кто это такая? – зачарованно прошептал неожиданно поглупевший внутренний голос. – «Таня, Татьяна, Сталкер? Не может такого быть! Не может – и всё на этом… Куда подевалась смешная девчушка с веснушчатым носиком? Невысокая такая, скромно одетая – или в пятнистый камуфляж, или в докторский светло-зелёный комбинезон? Сейчас передо мной – томно строит глазки – настоящая гламурная красавица (с журнальной обложки!), облачённая в шикарный, белоснежный брючный костюм. Высокая (наверное, из-за длинных каблуков-шпилек?), стройная, фигуристая, с ярким макияжем на симпатичном личике… А какая шикарная русая коса, перехваченная пышным бантом! Тёмно-синим, естественно, в крупный чёрно-белый горох… Обалдеть и не встать! Я, что, брежу? Похоже, что некоторым отставным майорам крупно повезло! Очень – крупно – повезло…».

– Я тебе нравлюсь? – пунцово покраснев, спросила Таня.

– Очень!

– Тогда – поцелуй! Только осторожно, чуть-чуть, чтобы мне заново не помадиться.

– Всё равно, сейчас ребята будут безостановочно вопить: – «Горько! Горько! Горько!». Помада и сотрётся…

– Это будет потом, уже после заключения брака. А в самом начале церемонии невеста обязана – по всем писанным и неписаным правилам – предстать перед почтеннейшей публикой во всей красе… Ну, давай, увалень неторопливый! Осторожно, как и договаривались… Ещё осторожней, ещё нежней…

Минуты через полторы-две Татьяна упрямо вернулась к прежнему разговору:

– Вот, ты, Белов, говоришь, мол, отец и сын не виделись долгие годы, случайно встретились на перроне станции, ну, и так далее, вплоть до совместной борьбы с наглым мировым злом… А если, всё повернуть задом наперёд?

– Это как?

– То есть, предлагаю начать – именно – с «совместной борьбы»… Ты, майор, сколько лет не виделся с Горынычем?

– Примерно пять с половиной.

– Вот, видишь! – обрадовалась Таня. – Мог он за это время измениться, помягчеть душой? Наладить с сыном нормальные отношения?

– Предположим.

– А, значит, мог и устроить – любимого сынишку – на работу в это ваше хвалёное ГРУ! Или, к примеру, в ФСБ…

– Как прикажешь тебя понимать, любимая мной амазонка? – растерянно поморщился Артём. – Ведь, Борман – фашист.

– Предположим, что этот молодой человек – на самом деле – является агентом спецслужб, внедрённым в современные фашистские ряды… С какой целью? С оперативной, естественно! Допустим, на «Лесной» – в данный конкретный момент – Борман должен был распрощаться с «подопечными» и проследовать…, э-э-э…

– Куда проследовать? – вкрадчиво промурлыкал Артём. – Не придумала ещё, фантазёрка неисправимая? Ай-яй-яй!

– Придумала! Например, на встречу с собственным папашей и прочими «грушниками», чтобы принять участие в некой секретной и тайной операции…

– Какой ещё – тайной операции?

– Есть у меня определённые мысли-доводы, позволяющие надеяться, вернее, верить, что моя мать и младший братишка – живы…

– Эй, молодые! – долетел из коридора Лёхин голос. – Где вы? Вылезайте! Праздничный стол уже накрыт и ломится – от кулинарных и алкогольных изысков. Врачебная банда прибыла. Ждём только вас, потеряшек…

– Про тайную и секретную операцию я тебе потом дорасскажу, – пообещала Татьяна. – Ну, пошли жениться? Если ты, конечно, не боишься…

За праздничным столом – кроме Артёма и Тани – собрались: подполковник Мельников, Лёха Никоненко, Горыныч, Борман – Гюльчатай, Глафира Иванова, профессор Фёдоров, Хан с Хантером и три незнакомых бойца в серой униформе (без чёрных бронежилетов).

«Ещё восемь ребят дежурят в туннелях», – занялся подсчётами дотошный внутренний голос. – «Двое сидят на постах, оснащённых наблюдательными мониторами, у входных дверей. Шмидт бдит на платформе, ещё кто-то (один, двое?) находится рядом с дизель-генераторами. Не видно двух молодых врачей, видимо, остались дежурить в госпитале. Всё? Кто знает… Возможно, что ещё кто-то находится в помещении гауптвахты-изолятора – совмещённого с моргом…».

– Это, что же, наш Сталкер? – громко удивился Хан, облачённый в стандартный светло-зелёный медицинский комбинезон. – Быть такого не может! Это же… Ну, Танюха, ты и даёшь! Полный отпад…

– Недоступная красавица-графиня с глянцевой обложки! – поддержал приятеля Хантер. – Натуральная фотомодель! Высокооплачиваемая – до самых небес…

– Проспали вы, легкомысленные студиозы, девчонку, – мудро подытожил Горыныч, небрежно приобнимая – чуть ниже талии – высокорослую Глашу Иванову. – А мы, русские офицеры, не привыкли ходить кругами – вокруг да около! Решительный короткий штурм и – сразу же – в Загс! Военные люди этим и отличаются от вялых штатских граждан. То бишь, решительностью и настойчивостью, мать их обеих…

«Кто – в данном конкретном случае – проявил больше настойчивости и решительности – ещё большой вопрос!», – непочтительно хмыкнул вредный внутренний голос. – «Слишком быстротечно всё произошло. От знакомства до свадьбы прошло менее суток. Точнее, двадцать один час с небольшим… Мировой рекорд, чёрт меня побери! Надо будет потом, в обязательном порядке, поставить в известность – о данном удивительном факте – приснопамятную «Книгу рекордов Гиннеса»…».

Предложенные холодные закуски, тем не менее, отличались похвальным разнообразием и разнузданной кулинарной фантазией, но, с первого же взгляда было понятно, что для их приготовления было использовано, в основном, содержимое различных консервных банок. Причём, многие из закусок имели откровенно-рисовую «основу».

– Риса на нашем «крупяном» складе – просто завались, – шёпотом сообщила Таня. – Есть, конечно же, и греча, и горох, и, даже, перловка. Но риса – процентов восемьдесят: краснодарский, тайский, японский…

– А горячее будет, солнышко моё ясное? – невинно поинтересовался Артём, сглатывая голодную слюну. – Мясо жареное, рыба?

– Будет! – твёрдо заверила невеста. – Но, естественно, по скромному. В бункере имеются и мощные холодильные установки, заполненные соответствующими продуктами. Но, как легко догадаться, существуют и строгие инструкции – с суточными нормами потребления… Впрочем, судя по всему, наш станционный комендант – мужчина самостоятельный и думающий. Более того, склонный к разумному нарушению отдельных несовершенных инструкций… Вот, и алкоголь, которого – по всем незыблемым предписаниям – быть не должно, присутствует на столе. Правда, совсем, даже, и немного: три бутылки шампанского, литровая ёмкость с водкой и четыре бутылки сухого испанского вина… Я, кстати, – тихо-тихо зашептала в ухо Артёма, – заныкала – для нас – бутылочку с Мартини…

Первая часть посиделок была посвящена новому воинскому званию Никоненко. Лёха настоял, чтобы всё было по-взрослому: в пол-литровый кувшин с водкой бросили звёздочки, снятые с новеньких капитанских погон, и пустили кувшин по кругу.

– Закусывайте, соратники! Закусывайте! – хлебосольно суетилась Глаша Иванова. – Всё очень вкусно и питательно…

Через некоторое время Мельников велел:

– Всё, новоявленный капитан, труба зовёт! Накати ещё водочки рюмашку и иди переодеваться. Через двадцать минут начинается твоя первая ночная вахта. Давай, поторопись! Шмидт, ведь, тоже человек и, наверняка, хочет кушать.… Хотя, задержись, на минутку, капитан! Выступишь в роли свидетеля со стороны нашего жениха… Младший лейтенант Иванова!

– Я!

– Освободи-ка мне – срочно – место от всяких тарелок-бокалов! Надо, понимаешь, и со срочными бумагами – чуть-чуть – поработать…

Дождавшись, когда Глаша выполнит приказ, подполковник извлёк из-под стола потрёпанный портфель и, щёлкнув замком, выложил на стол «Книгу учёта регистраций гражданских актов» (как было обозначено на обложке толстой тетради), и прозрачную полиэтиленовую папку, внутри которой находились два паспорта – на фоне одинокого листа бумаги.

– Вы, граждане брачующиеся, пока собственное совместное заявление прочтите внимательно. Ну, и подпишите его, если, конечно, уже не передумали, – любезно предложил Мельников, передавая Татьяне полиэтиленовую папку. – Глафира, выдай им по шариковой ручке! А я пока заполню нужную страничку в «Книге»…

– Заявление о регистрации брака, – принялась читать вслух (взволнованным шёпотом) Таня. – Я, Громова Т.С.…года рождения, паспортные данные… И, я, Белов А.П.…года рождения, паспортные данные… Просим зарегистрировать… Подписываем, Тёма?

– Подписываем! – согласно кивнул головой Артём, листая страницы паспортов. – Тем более, моя небесная любовь, что штампики в нужных разделах паспортов уже проставлены, а тебе, душа моя, уже и новый паспорт выписан – на фамилию «Белова»…

– Не может быть! Дай-ка посмотреть! И, правда…

Заполнив нужную (очередную?) страничку в «Книге учёта…», Мельников велел:

– Так, младший лейтенант Иванова и капитан Никоненко – ко мне! Подписывайте – здесь и здесь! Типа – свидетели… Молодцы! Теперь молодые – ко мне! Подписывайте – здесь и здесь…

«Страница номер три», – отметил про себя Артём. – «А что же, интересно, на первой? Запись о регистрации смерти двести пятьдесят пятого «пассажира», скорее всего… А что, тогда, на второй?».

– Властью данной мне – на период военного времени – Министром обороны России, объявляю вас – мужем и женой! – пафосно объявил военный комендант. – Поздравляю вас, дорогие соратники и соратницы! Желаю всего наилучшего – в полном соответствии с предвыборными тезисами партии «Единая Россия», посвящёнными неуклонному росту показателей деторождаемости в нашей великой стране… Горько!

«Видимо, верных холопов не хватает – современным российским властителям», – высказался недоверчивый и – от природы – вредный внутренний голос. – «Хреново им – без должного числа холопов. Вот, и просят, мол, рожайте – повышенными темпами…».

– Горько! Горько! Горько! – дружным хором подхватили остальные соратники…

Глава десятая Неисправимая фантазёрка, генеральская племяшка

Сперва компанию покинул капитан Никоненко, ещё – примерно – через десять минут тоненько запиликала рация у профессора Фёдорова.

– Слушаю вас, говорите! – откликнулся Василий Васильевич, и после короткой паузы сообщил: – Извините, друзья, но, тем не менее, вынужден откланяться! Срочно вызывают в госпиталь. Очевидно, продежурю там до утра… Татьяна Сергеевна, возьмите, пожалуйста! – протянул стержнеобразный ключ. – В моём кабинете вам с мужем будет гораздо удобней и спокойней, не то, что в этом проходном помещении, где на дверях даже не предусмотрено элементарных защёлок… Берите, берите! Дело-то житейское. Чистое постельное бельё найдёте в прикроватной тумбочке… Товарищи Хан и Хантер! Попрошу проследовать вместе со мной! Да, господа! Соберите, пожалуйста, в полиэтиленовый пакет праздничный «сухой паёк» для наших коллег… Вино? Нет, я категорически против употребления алкоголя на рабочем месте! Поторапливайтесь, молодые люди! Нас уже ждут… И ребят надо сменить, пусть немного поспят. В госпитале, слава Богу, пока ещё имеются свободные койки и раскладушки…

– Случилось что-то серьёзное? – забеспокоился Мельников. – Кому-то из покусанных людей…э-э-э, стало хуже?

– Пока толком не могу ничего сказать. Будем разбираться, изучать, брать анализы… Но, спешу успокоить – возникшие проблемы никак не связаны с волчьим бешенством! Или – почти – никак…

Вскоре Мельников объявил общий отбой:

– Закругляемся, храбрые бойцы! Даю ровно пятнадцать-семнадцать минут на приведение столового помещения в идеальный порядок! Естественно, включая мытьё посуды! Лично приму участие в данном мероприятии, дабы… Ну, сами понимаете, для чего… Потом – всем спать! – обернулся к молодожёнам. – А вы, голубь и голубка, можете беспрепятственно следовать по своим важным и неотложным делам… Стоп! Майор Белов!

– Я!

– Завтрак у нас начинается в семь ноль-ноль. Попрошу зайти ко мне в кабинет примерно в шесть тридцать. Надо будет обсудить планы на завтрашний день.

– Есть, прибыть в шесть тридцать! – браво откликнулся Артём, а про себя подумал: – «А, ведь, Таня ничего не знает о завтрашнем марш-броске к «Маяковской». Будет волноваться и беспокоиться. Даже, более того, наверняка, попросит, чтобы я взял её с собой… Брать? Не брать? Надо будет хорошенько подумать, взвесить все за и против…».

Забрав из «мойки» повседневную одёжду, обувь и бронежилет, Артём и Татьяна отправились по своим – по выражению военного коменданта станции – «важным и неотложным» делам. Когда они проходили через «проходной» кабинет-спальню, Таня остановилась:

– Подожди, Белов! Надо же прихватить с собой и предметы личной гигиены. Мне Глафира выдала – после обеда – зубные щётки, пасту, мыло, мочалку – одну на двоих, вафельные полотенца и махровые халаты. Забирай вон из той тумбочки. А под халатами лежит бутылка Мартини и…, – замялась на пару-тройку секунд, – две упаковки презервативов. Считаю, что забеременеть – в нашей сегодняшней ситуации – не самый грамотный и мудрый вариант. В смысле, мне забеременеть… Хватит же – две упаковки по пять штук в каждой?

– Ну, на первое время, будем надеяться, что хватит, – глупо и чуть смущённо улыбнулся Артём. – Может быть…

Кабинет Василия Васильевича смотрелся на удивление уютно, бесконечно мило и – как-то – по-домашнему.

– Даже настольная лампа – под голубым абажуром – имеется, – завистливо вздохнула Таня. – На дядиной даче есть точно такая же. Жаль, что сейчас её не включить… Ой, и кровать широкая, двуспальная! Что у нас с ванной комнатой? Ну, это уже серьёзно! Очень просторная душевая кабинка… Тёма, ты иди, принимай душ, а я пока сменю постельное бельё. Ещё включу свой волшебный приборчик. Мол, загорится зелёная лампочка, или же нет? Иди, иди! Только полотенце и халат не забудь…

Артём разделся и залез в душевую кабинку. Водичка была чуть тёплой и текла тоненькой струйкой. Но и это было просто превосходно. Он, смывая дневной пот, с огромным удовольствием поработал намыленной мочалкой, чувствуя, как отступает накопившаяся за день усталость.

«Волнуешься, небось, молодожён хренов?», – напомнил о своём существовании приставучий внутренний голос. – «Как это – с чего? С того самого… Женщин-то у тебя – за долгую и многотрудную жизнь – было много. А, вот, девушек? Если мне память не изменяет, то ни одной… Так что, волнуйся дружок! Волнуйся…

Негромко послав – далеко и надолго – глумливый внутренний голос, он вылез из душевой кабинки, тщательно вытерся, облачился в полосатый махровый халат, завязал пояс на одинарный узел (вдруг, настанет такой момент, когда надо будет максимально быстро обнажаться?) и нерешительно замер возле чуть-чуть приоткрытой двери.

– Тёма! – жалобно позвал тоненький голосок. – Помоги, пожалуйста! У меня лифчик почему-то не расстегивается. Замочек, видимо, заклинило…

Он, ощущая, что от дурацкого волнения не осталось и следа, широко улыбнулся и, толкнув дверь ладонью, сделал широкий шаг – навстречу своему счастью с косичками. Вернее, в данном конкретном случае, с густой гривой распущенных светло-русых волос…

Минут через сорок-пятьдесят Таня попросила – усталым и бесконечно-счастливым голосом:

– Тёма, я пить хочу! Очень-очень! Прямо-таки – умираю! Дай, пожалуйста, глотнуть чего-нибудь…

– Попить? Сейчас, дорогая! – Артём, спустив ноги, сел на край кровати и бестолково огляделся – в свете тусклой красноватой лампы, разместившейся посередине потолка – по сторонам. – Графина нигде не вижу… Знаешь, а у нас, похоже, наличествует только Мартини. Но и кружки со стаканами, как назло, отсутствуют…

– Ничего, я и из бутылки глотну! Открывай скорей… Ох, спасибо! Спас молодую женушку от лютой смерти… Ты курить собрался? Дыми, дыми! Только сядь, пожалуйста, на тот стул. Видишь, над ним – под потолком – расположена решётка? Это, скорее всего, вентиляция… И не подумай, что я такая вредная и капризная! Просто, утром будет неудобно – возвращать благородному профессору Фёдорову насквозь прокуренную комнату. Он же с ночного дежурства вернётся, наверняка, смертельно усталым, а тут – вонь табачная…

Артём, набросив на плечи махровый халат, расположился на стуле под вентиляционной решёткой и закурил мятую сигарету, стряхивая пепел в кадку с искусственной пальмой. Таня, завернувшись в одеяло и прислонившись спиной к стене, села на кровати, посматривая на него – из-под густых ресниц – смущённо-влюблёнными глазами.

– Кстати, подземная амазонка, ты так и не дорассказала эту интригующую историю, – вспомнил Артём.

– Какую историю, любимый? У меня их много…

– Про супер-секретную операцию, которую спецкоманда ГРУ – совместно с юным Борманом – собиралась провести на станции «Лесная». Ну, помнишь, нам тогда договорить помешал капитан Никоненко?

Девушка (вернее, уже молодая женщина), тут же став серьёзно-пасмурной, устало прикрыла глаза.

– Я спросил что-то не то? – забеспокоился Артём. – Если хочешь, то позабудем навсегда об этом разговоре…

– Всё нормально, Тёма! – слабо улыбнулась Татьяна. – Просто… Для меня это очень-очень серьёзно и важно. Даже и не знаю, как правильно тебе объяснить…

– А ты попробуй. Я очень терпеливый и внимательный. Хочешь ещё Мартини? Оно, насколько я знаю, эффективно способствует собиранию мыслей «в кучку»…

– Давай! Глотну, пожалуй… Спасибо! Итак, на чём я тогда остановилась? Напомни.

– На том, что существуют реальные шансы, позволяющие надеяться на то, что твоя мама и младший братишка остались в живых.

– Ты меня не так понял, – Таня подушечками пальцев болезненно помассировала виски и, полюбовавшись на зелёную лампочку хитрого прибора-индикатора, сообщила: – Я думаю (предполагаю, верю, надеюсь?), что, вообще, никто не погиб. То есть, в массовом порядке. Не считая, конечно же, двести пятьдесят пятого пассажира нашего поезда и тех троих несчастных, которых загрызли ливийские шакалы…

– А как же ядерный взрыв?

– Не было никакого взрыва! Не было! Всё это – подлая мистификация гадких и коварных российских спецслужб!

– Ну, не знаю, честное слово…

– Не нукай так часто, милый! Ты же не деревенский кучер, а я не тягловая лошадка, – рассердилась Татьяна. – Сперва внимательно выслушай мои аргументы, а уже потом делай свои далекоидущие выводы.

– Хорошо, слушаю. Излагай, радость моя!

– Во-первых, эта отрезанная нога «суточной» давности. Как можно объяснить её наличие? Молчишь и хмуришься? Подполковник Мельников чётко же тогда сказал, мол: – «Усыпляющий газ действует всего лишь час…». Пошло соврал? Не думаю. Одного часа им, в действительности, и хватило…

– Хватило, собственно, на что?

– Чтобы оперативно перегнать наш подвижной состав на секретную территорию, где – предварительно и тщательно – была оборудована точная копия станции метро «Лесная».

– На секретную территорию?

– Помнишь, в известном и знаменитом романе Дмитрия Глуховского говорилось о «Метро-2»? Мол, тайные ветки метрополитена, предназначенные для властной элиты…

– Помню, – подтвердил Артём. – А теперь, алмазная донна, послушай мой подробный отчёт о сегодняшнем патрулировании правого туннеля, ведущего к станции «Площадь Мужества».

Он рассказал жене о голых вшивых старухах, о тайном заброшенном боковом коридоре, поросшем цветной плесенью и густой паутиной, о говорящем вороне Иване, о станции «Леноблисполком – Смольный» и о заключённых, закованных в ножные кандалы, усердно ремонтировавших деревянные ящики на обитаемом подземном этаже.

– Всё сходится! – возбуждённо и восторженно объявила Татьяна. – Я полностью права! Мы сейчас находимся вовсе и не на «Лесной»! Обычный муляж, старательно встроенный в структуру «Метро-2»! То-то я удивлялась (про себя, естественно), что краски на рекламных щитах какие-то слегка поблёкшие. Списывала это на тусклое аварийное освещение. Ан, нет! Это просто они (гадкие генералы!) использовали – при оснащении «обманки» – старые рекламные щиты.… Всё подготовили, подбросили отрезанную ногу от «старого» трупа.… Ну, деятели! Ну, умники!

– Остановись, моя неисправимая фантазёрка! Есть несколько важных и каверзных вопросов.

– Задавай, несносный зануда! – тёмно-зелёные глаза Тани азартно блестели. – Вываливай всё сразу, скопом! Жду и постараюсь развеять все твои сомнения… Давай-давай!

– Сколько «муляжных» станций, по твоему авторитетному мнению, задействовано в этом изысканном спектакле? Какова конечная цель данной секретной операции? То бишь, каков её глубинный смысл? Как официально – в том числе, родственникам – власти объясняют исчезновение целой кучи народа? Откуда взялись голые старухи и ливийские шакалы? Почему в туннелях – при патрулировании – был зафиксирован повышенный (пусть, и ненамного от нормы) фон радиации? Достаточно – для начала?

– Вполне! Отвечаю на твои вопросы, исходя из их глобальности и сложности. Итак, про конечную цель и глубинный смысл… Допустим, что важные российские генералы были глубоко потрясены и шокированы романом Дмитрия Глуховского «Метро 2033»…

– Российские генералы – шокированы? – пессимистически хмыкнул Артём. – Извини, любимая, но это полностью невозможно! Эти наглые и недалёкие типы даже и слова такого не знают… Хамы трамвайные!

– Не сбивай меня, пожалуйста, – мягко попросила Татьяна. – Я собьюсь и без твоей помощи…

– Извини, больше не буду.

– Ничего… Спрашиваешь, чем были шокированы (раздражены, озадачены, сбиты с толку) толстопузые и сытые российские генералы? Это же очень просто. Ведь, разработаны тщательные и подробные планы, написаны многие тысячи инструкций и предписаний – на случай начала ядерной (атомной?) войны. Наверное, это многие и многие бумажные тонны… Мол, наш российский метрополитен – самое лучшее и надёжное укрытие! Типа – надёжней не бывает! У нас же всё предусмотрено и схвачено! Всё – до последнего винтика в крепеже конкретного заградительного щита! И, вдруг, выходит «Метро 2033»… Президент, прочитав данный роман, тут же – не медля ни секунды – вызвал к себе министра обороны и строго так спросил, грозно шевеля густыми чёрными бровями, мол: – «Что ещё за хрень такая, а? Вы меня клятвенно уверяли, что всё учтено, просчитано и схвачено… А, тут? Некто – Глуховский – прогнозирует гнилой бардак и полную анархию! Всякие фашистские станции, Красное кольцо, Ганза, секстанты-уроды, генералы-брамины, трёхголовые мутанты… Ничего не понимаю! Ничего!!! Погоны плечи жмут? Ах, ведь, вы у нас – нынче штатский… Хорошо, так и быть, спрошу по-другому. Министерский портфель непомерно тяжёл, твою мать? Немедленно – всё проверить, перепроверить и доложить! В теоретической форме, понятное дело, ясен пень!»… А министру обороны, вполне возможно, показалось, что при прощании Президент ему подмигнул многозначительно. «Ага!», – смекнул сообразительный министр. – «Видимо, нам дали зелёный свет! Ну, одновременно, и намекнули – о серьёзности момента…»… Военные аналитики, давно уже застоявшиеся без серьёзной работы, радостно и похотливо взвизгнув, засели за тщательную проработку планов. Чуть позже к ним, нервно потирая потные ладошки, подключились бравые оперативники… Как оно тебе?

– Внушает! – уважительно откликнулся Артём. – Беру тебя в деловые напарницы! В смысле, по многотрудной и неблагодарной писательской доле. Да, и по всем прочим – долям…

– Так, уже взял, дурачок наивный! Следующий вопрос… Как власти объяснили мировой и отечественной общественности – исчезновение нескольких сотен людей? Дельных вариантов – море бескрайнее! Например, некие отморозки (уроды, фанатики, наймиты?) распылили в метро гадкий газ. Ну, как в Японии… Помнишь? Только, на этот раз, газ был ещё более навороченным, седьмого поколения, так сказать. То есть, люди, подвергшиеся его воздействию, тут же превращались в чёрные дымящиеся головешки… Отморозки при задержании, естественно, сопротивлялись – как дикие ливийские шакалы – и были застрелены отважными бойцами славной «Альфы». Головешки? Вот же они! Фотографируйте – сколько хотите… Экспертиза ДНК однозначно подтвердила, что данные чёрные угольки и серая зола – являются останками несчастных пассажиров питерского метро, подвергшихся безжалостной атаке террористов-изуверов… Можете, господа журналисты, ознакомиться с соответствующими актами! Родственникам погибших, по решению Президента и Правительства, будет выплачена достойная – на наш взгляд – компенсация. Тысяч по пятнадцать-шестнадцать долларов. Но – сугубо – автомобилями российского производства! В смысле, заодно поддержим и отечественного производителя… Есть у меня парочка и других – не менее симпатичных и достоверных – вариантов. Излагать?

– Спасибо, не надо. Лично мне и первого хватило.

– Что там ещё осталось? Пустынные волки и голые бабушки? Ерунда, обычные театральные декорации! Их коварные «грушники» специально подбросили – для пущих понтов. То бишь, для дополнительного психологического эффекта и окончательной запутки… Слегка повышенный фон радиации – из той же классической оперы. Набросали – небрежно – между шпал кристалликов соответствующей соли, вот тебе и повышенный фон. Ерунда ерундовая… Количество задействованных станций? По моему мнению, было бы достаточно и одной. Но, ведь, генералы! Они же привыкли мыслить масштабно… Думаю, что в этой важной операции задействовано – как минимум – три станции-двойника: «Площадь Мужества», «Лесная» и «Выборгская». Зачем, собственно, больше? Для эффективного компьютерного моделирования вполне достаточно и трёх. Хотя, как я уже говорила, российские генералы нешуточно обожают – буквально во всём – масштабность…

– Вот, завтра и проверим – количество задействованных станций, – нарочито небрежно сообщил Артём. – А, заодно, и всю твою элегантную теорию. Путь-то предстоит неблизкий…

Он рассказал жене о предстоящем походе на станцию «Маяковскую» – через «Площадь Восстания».

– Возьмёшь меня с собой? – прогнозируемо спросила Таня, но уже через пару секунд нахмурилась: – Нет, родной, ничего не получится! Извини… Как же я брошу Василия Васильевича? Ведь, остальные два «доктора» – лишь, так – одно название. Обычные «грушные» костоломы, прошедшие полугодовые медицинские курсы… Хан и Хантер? Да, они тоже учатся в Первом Меде. Только являются записными и хроническими троечниками. Толку от них, маменькиных сынков…

– Конечно, оставайся! – с облегчением вздохнул Артём. – Я, скорее всего, к вечеру уже вернусь…

«Очень удачно получилось!», – резюмировал внутренний голос. – «Кто его знает, что происходит на той же «Выборгской»? Ведь, писал же бессмертный классик про «пир – во время чумы…». На «Лесной» же пока (Тьфу, тьфу, тьфу!) царит образцово-показательный порядок. Да, и Фюрер будет перед глазами. А кто же – из серьёзных людей – учиняет бунт в отсутствии вождя? Оно всё, однозначно, и к лучшему…».

– А…, мы сейчас…, спать будем? – с завораживающими интонациями в голосе спросила юная жена. – Ну, ведь, завтра предстоит очень трудный день…

– Отнюдь, дорогая графиня! – понимающе и многообещающе усмехнулся Артём. – Ближайшие два-три часа здоровый и спокойный сон – нам с вами – не светит. Он может нам – только – сниться…

Утром он, как и полагается, проснулся первым, наскоро принял душ, облачился в серую униформу, поверх нацепил чёрный бронежилет, после чего, ласково тронув ладонью нежное плечо жены («Жены!» – восхищённо выдохнул усталый внутренний голос), тихонько прошептал – в бесконечно-симпатичное нежно-розовое ухо:

– Тань, Танюша. Просыпайся, родная… Уже шесть двадцать пять. Я пошёл на ковёр к подполковнику …

– Иди, милый! – сонно проворковал нежный голосок. – Встретимся на завтраке. Или же – полагается говорить – во время завтрака?

Мельников был откровенно мрачным и несимпатичным, словно бы та грозовая тучка – из мультика про бессмертного американского медвежонка Вини Пуха. Вроде бы – визуально – не страшно, но чувствовалась, однозначно, некая неприятная каверза.

Перед подполковником – на письменном столе – стояла тёмная пластиковая бутылочка с шоколадным ирландским ликёром и открытая пол-литровая банка немецкого светлого пива.

– Можно войти, господин комендант? – нейтральным голосом спросил Артём, заглядывая в дверную щёлку, – Ежели чего, то могу и подождать. Не гордый. Минут пять-десять, к примеру…

– Заходи, майор, заходи! – изобразив на лице добродушную улыбку, откликнулся Мельников. – Не до слюнявых сантиментов нынче… Бери, братец, стул, присаживайся! Алкоголя, извини, не предлагаю. У тебя же сегодня – задание. Причём, важное – до чёртиков.… Как оно, ночное мероприятие, прошло? Ежели в общих чертах? В смысле, без неожиданных сюрпризов и прочих – неприятных и грустных открытий? Не разочарован ли, случаем?

– Всё было хорошо, – дисциплинированно ответил Артём, чувствуя, как по скулам – непроизвольно – заходили туда-сюда каменные желваки. – И, более того, просто отлично… К чему такие неоднозначные вопросы, господин военный комендант? В морду захотел? Так я, как ты знаешь, легко. В том смысле, что не придётся долго просить и ждать… Только учитывай, подполковник, свою реальную жизнеспособность. Чтобы потом не сожалеть горько – по поводу случайного хамства…

Мельников, словно бы чего-то испугавшись, неожиданно протрезвел и заговорил более уважительным тоном:

– Ты, Белов, не пори горячку! Заходи, родной, присаживайся… Уселся? Молодец! Ну, как оно – теперь?

– Что – теперь?

– Ну, ощущать себя – в качестве полноценного генеральского родственника? Молчишь? Понятное дело! Теперь можно всех – без всяческих исключений – посылать на фиг. Или – куда подальше… Извини, ещё раз. Видимо, усталость навалилась, мать её растак. Нервы – проклятые – шалят…

После минутного молчания Артём попросил:

– Дай закурить, комендант… Спасибо! «Гол Туз»? Тот самый? Откуда? Ах, да, бескрайние и безбрежные склады… Ну, и что это за дурацкие намёки – по поводу высокого генеральского покровительства? Сперва – капитан Никоненко, теперь, вот, ты…

– А то, сам не знаешь? Когда ты последний раз контактировал с Виталием Павловичем?

– Года четыре с половиной назад, когда Дмитрий Николаевич Медведев стал Президентом России…

– И? – подозрительно прищурился Мельников. – Ты хочешь сказать, что после этого…

– Ни разу! Ни лично, ни по телефону.

– Ага, понятное дело… И, при этом, ты со своей Татьяной Сергеевной Громовой знаком уже давно… Нестыковочка, однако, Тёмный!

– Уже больше суток. Мы с ней познакомились на платформе «Технологического института», перед отходом электрички – той самой, последней, где нас взрыв и застал, – честно признался Артём. – Подожди-ка, подожди! Ты, что, хочешь сказать… Громова… То есть, Таня не однофамилица Виталия Павловича, а…родственница?

– Его любимая племянница, – недоверчиво качая головой, уточнил подполковник. – По крайней мере, так утверждает компьютерная база данных. Ведомственная база, понятное дело… А ты, получается, не знал про это? Судя по идиотической гримасе на твоей мужественной физиономии, действительно, не знал. Актёр из тебя, майор Белов, всегда был неважный… Да, дела-делишки… Ещё одну французскую папироску? Закуривай, братишка, закуривай! И пивка, так и быть, глотни, – выставил на стол ещё одну банку. – По такому нестандартному случаю – можно…

– Значит, по этому самому поводу-случаю ты и назначил меня своим заместителем? И свадебку оперативно организовал?

– Догадливый ты, Тёмный! Я, прям, тащусь…

Покончив – в один приём – с пивом, Артём закурил и, глядя в сторону, промямлил:

– Таня считает, что не было никакого ядерного взрыва. Говорит, мол, что всё это – гнусная провокация российских спецслужб…

– Неужели? – притворно удивился Мельников. – Знаешь, дружок, я почему-то тоже так думаю. Более того, – заледенел взглядом, – железобетонно уверен, что именно ваша сладкая парочка и курирует – по поручению высокого руководства – данный стрёмный и архиважный проект. То есть, был железобетонно уверен – до этого момента…

Глава одиннадцатая А я по шпалам, опять – по шпалам…

Минут через пять-шесть они единодушно пришли к выводу, что именно Татьяна и является куратором «ядерного» проекта. То бишь, запросто могла бы им оказаться – с достаточно высокой степенью вероятности и достоверности…

– А изложила она эту смелую версию – именно для того, чтобы отвести от себя все подозрения, – презрительно улыбнувшись, заявил Мельников. – Причём, изложила очень подробно, грамотно и достоверно. Словно бы готовилась заранее, никуда не торопясь, старательно так и вдумчиво. Даже, мол, высмотрела ногу «старого» трупа… Откуда на платформе взялась отрезанная нога? Я и сам не знаю. Честное офицерское слово – не знаю! Там же охренительная паника началась, мы – во время закрытия щита – находились в бункере, а камеры наблюдения зафиксировали только всеобщую давку. Ведь, все эскалаторы неожиданно заработали «вниз», громко завыла сирена, народ тут же принялся паниковать и нервничать… Ногу эту мы обнаружили уже гораздо позже, но внимательно не осматривали, даже близко не подходили. Типа – было не до того… И наличие радиации в туннелях твоя жёнушка достоверно объяснила, и ливийских шакалов, и голых старух… Только в одном она ошиблась – не было никакого перегона подвижного состава на секретную станцию. Не было! Чтоб мне целый год работать мойщиком-уборщиком туалетов в Государственной Думе! Мы, действительно, сейчас находимся на станции «Лесная». Ладно, братец, продолжаю.… Наверняка, наша милая Татьяна Сергеевна – уже годик-другой – входит в состав знаменитой группы «Z», которую, как раз, и создал уважаемый мной Виталий Павлович. Слышал про такую?

– Так, только самым краешком, – безразлично пожал плечами Артём. – Мол, там собраны самые лучшие и многообещающие кадры, обладающие нестандартными способностями, секретность – запредельная. Даже общего списка, не говоря уже про электронную базу данных, не существует…

– Как ты теперь, Тёмный? – осторожно поинтересовался подполковник, неторопливо закуривая и выставляя на стол очередные две банки пива. – Ну, в плане молодой жены?

– Нормально. Я её люблю. Подумаешь, служит в ГРУ и старательно выполняет полученные приказы… Обычное, в общем, дело. У каждого из нас – своя работа и профессия. Я тоже славным Органам отдал много лет. И, ничего. А ты, Борис, до сих пор в них состоишь…

– Ну, да, ну, да. Оно, конечно, так… Особенно, учитывая высокий моральный облик фигурантки. Права, ведь, была база данных по поводу девственности? Вот, видишь.… Хотя, говорят, что сейчас (в нужный момент) сделать соответствующую корректировочную операцию – раз плюнуть. Двести пятьдесят Евро – и все дела. Тем более, учитывая нехилые возможности нашей славной Конторы… Шутка, понятное дело! Не надо на меня смотреть диким зверем! Тёмный, ты что? Я же, на самом деле, пошутил! Депутатом буду!

– Ладно, живи пока…, – Артём с хрипом выдохнул воздух из груди и с трудом разжал кулаки. – Смотри-ка ты, ногтями, даже, кожу пробил-поцарапал. Кровь теперь сочится… Может – от греха подальше – поговорим о деле?

– Поговорим, – покладисто согласился Мельников, убирая обратно в письменный стол так и не открытые пивные банки.

«У него же, мерзавца хитрожопого, там оборудован мини бар!», – нервно хохотнул внутренний голос. – «Узнаю родимую армию! Российские офицеры всегда отличались острым умом и недюжинной сообразительностью…».

С деталями предстоящего похода к «Маяковской» они определились достаточно быстро. Единственным спорным моментом, как Артём и ожидал, оказался кадровый.

– Хочешь взять с собой Фюрера? – недоумевал Мельников, нещадно лохматя волосы на затылке. – Говорил я с этим скользким молодым человеком. Такому кадру – палец в рот не клади, вмиг откусит, гнида очкастая… Говоришь, мол, физик-ядерщик? Что же, дело, бесспорно, хорошее… Но, ведь, фашист! Как быть с этим?

– Борману же это не помешало – вступить в «грушные» Ряды? Кстати, а как ты объяснишь этот непреложный факт?

– Как, понимаешь, объясню…, – смущённо замялся подполковник. – Тут, братец, образовалась самая натуральная мексиканская мелодрама. Или, всё же, аргентинская? Этот Пётр приходится капитану Горнову родным сыном, но не знает про это. Горыныч представился двоюродным братом покойной матушки пацана… Почему? А хрен его разберёт! Лирические переживания и страшные душевные терзания, надо думать… Короче говоря, капитан Горнов этого непутёвого мальчишку трепетно опекает и упорно пытается направить на путь истинный, мол: – «Завязывай-ка, сынок (то есть, двоюродный племянник) с этой фашисткой бодягой и поехали со мной на славный полуостров Таймыр. Дельного человека сделаю из тебя…». И, вроде бы, Пётр решил-таки подписаться на этот долбанный «Глонас». Они и той ночью, когда грохнуло, должны были встретиться на перроне, чтобы парнишка подписал заявление о приёме… Вот так оно. То бишь, совсем другое дело, майор…

– Ну-ну, другое, – недоверчиво нахмурился Артём. – Всего лишь очередное совпадение, связанное с родственными связями. Не слишком ли их много, этих совпадений? Кстати, а действительно, «грохнуло»?

– Действительно. Но это, как ты сам понимаешь, ещё ни о чём не говорит. Наши конторские ухорезы – большие мастера на разные необъяснимые фокусы. В том числе, и на достоверные шумовые эффекты… Давай, лучше вернёмся к твоему очкастому Фюреру, так его растак…

– Нагрузим его, головастого, всевозможными приборами, которые есть в наличии, – горячо убеждал Артём. – Пусть тщательно снимает с них всевозможные показания, подробно протоколирует… Вот, тогда ситуация, может быть, и прояснится окончательно. То бишь, был ли – в действительности – ядерный взрыв? Или мы имеем дело с коварной генеральской мистификацией?

– Пожалуй, ты прав, – в конечном итоге согласился комендант. – Пусть, опираясь на фундаментальные университетские знания, наш Фюрер проанализирует полученные данные, просчитает всё и развёрнуто доложит о сделанных результатах-выводах. Что у тебя, майор, по остальным кандидатам в эпические герои?

– Для действенной воинской подстраховки хочу задействовать Александра Шмидта. Впрочем, и Егоров подойдёт. Оба – ребята несуетливые, тёртые и дисциплинированные.

– Старший лейтенант Шмидт отправится с тобой. Ещё полагается – по соответствующей инструкции – один медицинский работник. Татьяну, конечно же, возьмёшь?

– Нет. Она, естественно, сперва рвалась, но потом передумала, мол, надо уставшему Василию Васильевичу помогать. Мол, от этого будет больше толка и пользы… Я Хантера прихватил бы с собой. Он парнишка весёлый, вот, пусть и вносит – в суровые походные будни – струю здорового оптимизма, так сказать.

– М-да! Блин протухший! – вновь загрустил Мельников. – Неожиданный и подозрительный поворот событий…

– Что опять – ни слава Богу?

– Классические подозрения терзают мой разум, не более того. Опять начинаю думать, что ты, Тёмный, работаешь на пару с уважаемой Татьяной Сергеевной. Курируешь проект, в смысле… Один отправляется по «метрошному» туннелю на узловую пересадочную станцию. Другая остаётся усиленно бдить в базовом лагере. В конечном итоге – вся ситуация остаётся под полным контролем. Как тебе такая нехитрая логика, а?

– Обычная, в общем, логика, – вздохнув, согласился Артём. – Прямая, разумная, логичная и непритязательная. Давай, я – для твоего, Борис Иванович, пущего душевного спокойствия – тоже останусь на «Лесной»? Типа, временно поменяюсь с капитаном Никоненко должностными обязанностями и задачами? Лёха только рад будет – прошвырнуться по загадочным тоннелям, чуток размять затёкшие мышцы…

– Ты, Белов, пойдёшь с группой! – жёстко перебил – как отрезал – подполковник. – Молод ещё наш Лёша для разрешения таких сложных задач, вольный ветер гуляет в буйной головушке. Дров наломает, и сам не заметит этого. Потом придётся разгребать за ним, родимым, без устали… Ты же у нас человек опытный, женатый и всё такое. С важными генералами, опять же, на короткой ноге… Молчу, молчу! Шутка очередная! Извини, уж, незадачливого подполковника… Отставить – гнилой базар! Пошли, братец, завтракать. А за Хантером я прямо сейчас отправлю нарочного…

Татьяна, снова облачённая в медицинский светло-зелёный комбинезон, сразу же что-то почувствовав, тревожно зашептала ему в ухо:

– Тёма, что-то случилось? Появилась новая важная информация?

– С чего ты взяла?

– Глаза у тебя какие-то…, льдистые и насторожённые. Трудности возникли? Новые странности образовались – сродни ливийским шакалам, голым старухам и говорящим воронам?

– Всё нормально, любимая сеньора, – Артём попытался отделаться общими фразами. – Рабочая ситуация, не более того. Не беспокойся…

– Я обижусь, – пообещала жена. – После завтрака изволь всё объяснить. Иначе устрою полноценную истерику и никуда тебя не отпущу. Гори оно всё ярким пламенем… Веришь?

– Верю, расскажу…

Уже ближе к концу завтрака в помещение столовой вошли профессор Фёдоров и Хантер.

– Боец Хантер, поторопитесь с приёмом пищи! – строго велел – вместо приветствия – Мельников. – Через десять минут вы уже должны спать. На восстановление сил отвожу ровно два часа. После чего вы поступаете в полное распоряжение майора Белова. Время пошло. Выполнять!

– Есть! – браво козырнул Хантер и, даже не присаживаясь на стул, активно заработал ложкой.

– Всем – доброго здоровья! – проявил природную вежливость Василий Васильевич, после чего обратился к Татьяне: – Милая барышня! Я попрошу вас также поторопиться… Смените, пожалуйста, меня на боевом посту! Притомился я нынче, даже завтракать не буду, сразу пойду почивать. Будьте так любезны – вернуть ключ от моего кабинета… Спасибо! Кстати, вы же, если я не ошибаюсь, интересуетесь психиатрией? У нас образовалось два… профильных пациента. Впрочем, фельдшер Хан вам всё подробно объяснит уже на месте… Приятного всем аппетита, товарищи! Поглощение суточных калорий – дело наиважнейшее.… Извините, но срочно отбываю в сладкие объятия Морфея…

Таня, отодвинув тарелку, поднялась на ноги и вопросительно посмотрела на Мельникова:

– Господин военный комендант! Надеюсь, вы не будете возражать, если майор Белов проводит меня до госпиталя?

– Не буду, – сердито буркнул подполковник, не поднимая глаз от тарелки с овсяной кашей. – Тёмный!

– Я!

– Отвожу ровно пятнадцать минут – на лирические разговоры. Проводил жену до госпиталя, и тут же вернулся. Всё понял?

– Так точно!

Когда они вышли в туннель, Татьяна не откладывая дело в долгий ящик, спросила:

– Ну, так что случилось, майор Белов? Ты меня разлюбил? Я ночью вела себя как-то не так? Очень неумело, прохладно и неказисто? Ты мной – как женщиной – окончательно и бесповоротно разочарован?

– С тобой, наяда, не соскучишься! – восхищённо ухмыльнулся Артём. – Такой многогранный и непредсказуемый полёт фантазии… Я тебя очень-очень люблю, по-настоящему… И прошлой ночью всё было – просто замечательно. Лучше и не бывает, честное офицерское слово!

– В чём же тогда дело? У меня, видишь ли, прабабушка – по материнской линии – была ведуньей, за что и попала в приснопамятном 1937-ом году на сталинский лесоповал в Коми ССР, на долгие двенадцать с половиной лет. Железнодорожная станция Косью, посёлок – для арестантов – Кожим… Видимо, я в неё пошла, многое умею чувствовать и предвидеть. Например, увидела тебя, красавчика писанного, на перроне «Технологического института» и сразу же поняла, что это сама судьба свела меня с будущим мужем. Вот, и про маму с братишкой… Можешь мне не верить, мужлан бесчувственный, но я знаю – на уровне подсознания – что они живы… И когда мы с тобой сегодня встретились на завтраке, я сразу же почувствовала, что ты за что-то сердишься на меня… Это комендант Мельников тебе наболтал про меня что-то дурное и гадкое? Вычитал в своей хвалёной базе данных и – наболтал?

«Ну, вот, она ещё и потомственная ведунья!», – наигранно запаниковал внутренний голос. – «Помимо того, что умница, красавица, спортсменка и генеральская племяшка…».

Артём остановился, нежно положил ладони на худенькие женские плечи и, заглянув в любимые тёмно-зелёные глаза, спросил – максимально осторожно:

– Моё беспокойное сердечко, а знакома ли ты с неким – Громовым Виталием Павловичем?

– Конечно же, знакома!

– Говори, ради Бога, потише.

– Знакома, – тихо подтвердила Таня. – Он мой родной дядя по отцовской линии. А причём здесь – дядя Виталик?

– Кем твой дядя – по отцовской линии – трудится-работает? – вопросом на вопрос ответил Артём. – По какому, то бишь, профилю?

– Он генерал. Кажется, генерал-лейтенант… Преподаёт в какой-то питерской Академии. Что-то про артиллерию среднего калибра и про сапёрное дело. Извини, но подробностей не знаю. Дядечка Виталик о своих делах мне никогда не рассказывал подробно, мол: – «Военная тайна, племяшка. Лучше не спрашивай, врать не люблю…». Ты с ним знаком, Тёма?

«Дядечка Виталик! Неплохо сказано, право слово!», – продолжил веселиться сумасбродный внутренний голос. – «Надо будет обязательно запомнить! Обязательно! Тем более, что теперь это и «наш» дядя…».

– Очень, даже, хорошо знаком, – криво улыбнувшись, признался Артём. – Виталий Павлович долгие годы являлся моим прямым и непосредственным начальником. И майорские погоны он мне вручал лично, и ордена с медальками вешал на грудь, и резолюцию лично накладывал – на прошение, то есть, на рапорт об отставке…

Он коротко и сжато, что называется в общих чертах, рассказал жене о том, кем на самом деле являлся (и является) её любимый дядюшка. Осветил, так сказать, основные вехи тернистого генеральского пути.

– Ох, ты! – изумилась Татьяна. – Надо же… Впрочем, я чувствую, что ты, Тёма, говоришь правду. И, общаясь с дядей Виталиков, я постоянно ощущала, что он что-то не договаривает до конца, что имеется некое «двойное дно»… Знаешь, я никогда этому не удивлялась. «Военная тайна», как-никак. Ещё Аркадий Гайдар про неё писал… Но, чтобы, вот, так? Один из руководителей легендарного и загадочного ГРУ? Дорогой, ты меня только что поразил и ошарашил – до самой глубины души…

«А, ведь, она, действительно, удивлена! Точно-точно…», – подумал (с радостью) Артём. – «Невозможно сыграть такое! Или, всё же, возможно? Российские спецслужбы всегда славились отменной «театральной» подготовкой специалистов. Да, нет же, блин! Таня сейчас абсолютно искренна! Абсолютно…».

Словно бы прочитав его мысли, жена резко поменяла направленность разговора:

– Стоп, стоп! Это что же получается, а? Наверное… Тёма, ты рассказал Мельникову про мою версию? Про то, что никакого ядерного взрыва не было? Про «подменную» станцию?

– Рассказал. Иначе было нельзя. Бывают ситуации, при которых темнить и недоговаривать – становится уже опасным. Особенно – темнить – с соратниками по оружию… Считаешь, что не надо было так откровенничать с подполковником?

– Не в этом дело… Просто, вы же могли решить, что я здесь появилась неспроста. Мол, яблоко от яблони недалеко падает, и я здесь выполняю некое дядино поручение. Мол, наблюдаю за всеми, курирую… Скажи мне правду! Вы с Мельниковым решили, что я являюсь… Резидентом?

– Это ты в далёком детстве, видимо, насмотрелась фильмов про героического разведчика Штирлица, – понимающе улыбнулся Артём и, как полагается в таких случаях (учили когда-то старшие, умудрённые жизнью товарищи), ответил полуправду: – Подполковник не отвергает – полностью – версию о генеральской мистификации. Впрочем, с окончательными выводами он тоже не торопиться… Что касается тебя, моя алмазная донна. Мельников не исключает и того, что именно Татьяна Сергеевна Громова приставлена высоким руководством – курировать данный проект.

– Ты тоже так думаешь?

– Нет, любимая! Уже – нет…

Таня, пристально – секунд пять-шесть – посмотрев ему в глаза, выдохнула с облегчением:

– Вижу, что не думаешь! Вижу… Верь, Тёма, я к этой истории не имею никакого отношения… Ни малейшего! Клянусь!

– Верю я, верю… Ты, только, пожалуйста, не переживай.

– А если веришь, то – поцелуй!

Прощание, состоявшееся перед невзрачной чёрной дверью госпиталя, получилось коротким и скомканным. Это хмурый Хан, выглянув на насколько секунд из дверей, помешал. Выглянул и, скорчив недовольную физиономию, желчно заявил:

– Заканчивайте со своими супружескими нежностями! Сталкер, тебя все ждут. У нас, очень на то похоже, образовалось двое сумасшедших…

– Я пойду, Тёма, ладно? – крепко обнимая Артёма за плечи, тихонько спросила Таня. – Ждут, ведь…

– Конечно же, иди, амазонка. Да, и мне пора. Подполковник будет нервничать и ругаться… До встречи?

– До встречи…

Уже перед самым выходом на маршрут Мельников, вручив Артёму чёрный брусок рации, посоветовал:

– Когда до платформы «Выборгской» останется метров триста-четыреста, ты попробуй выйти на связь с тамошней спецкомандой. Комендантом на этой станции служит подполковник Сушко Семён Андреевич, чуть старше нас с тобой, года три назад его в нашу лавочку – по большому блату – перевели из ФСБ. Нормальный, в принципе, мужик, только – на мой частный взгляд – излишне нервный и избыточно шебутной, без конкретного царя в голове. Поэтому ты, Белов, не расслабляйся и бди… Условный пароль «свой – чужой» в твою рацию уже введён. Нужные – и основные, и резервные – частоты радиоволн тебе известны. Вдруг, они, всё же, выйдут на связь… Лучше, уж, заранее предупредить ребят о предстоящем визите, чтобы с испугу не начали палить по неизвестным личностям. Времена нынче такие – серые, мутные и очень нервные… Ах, да, чуть не забыл, голова садовая с шестью дырками! Вот, тебе, Тёмный, новая «грушная корочка». А это – список мобильной группы с подробным описанием боевого задания, заверенный моей подписью и соответствующей печатью. Предъявишь данные бумаги на «Площади Восстания» их военному коменданту. Извини, брат, но его фамилии и звания я не знаю, знаком только с ближайшими соседями. Видимо, так полагается по хитрожопым начальственным задумкам… Потом вас проводят на «Маяковскую», заберёте там просимый медицинский груз и сразу же вернётесь назад. Ну и, понятное дело, собирай информацию – как и что. Нет ли у кого связи с поверхностью? Может, слухи интересные гуляют в народе, сплетни актуальные… Ночные патрульные вернулись из туннеля минут пятнадцать назад, а новую смену я специально попридержал немного, чтобы вы не тратили времени на встречные пароли и на пустые приветственные разговоры. Обеспечил, что называется, полноценный «зелёный» коридор.… Ну, майор Белов, как говорится – с Богом! Держи нос – сугубо – по попутному ветру и ушами любопытными не хлопай зазря! Удачи тебе!

– К чёрту! – традиционно откликнулся Артём и, повернувшись к подчинённым, скомандовал: – Бойцы! Привести приборы ночного видения в рабочее положение! Фонари включать – только по моей отдельной команде! Выдвигаемся – согласно заранее оговорённому порядку…

Первым по шпалам шагал Шмидт, уже побывавший на патрулировании этого туннеля. За Шмидтом дисциплинированно следовал Фюрер, за плечами которого располагался солидный рюкзак с различными физическими приборами. Чёрный «грушный» бронежилет болтался на предводителе доморощенных фашистов – как на одёжной вешалке.

«Кто же виноват в том, что у некоторых студентов-отличников питерского Университета – такие узкие плечи?», – мысленно усмехнулся Артём, идущий следом. – «Впрочем, и Адольф Гитлер не отличался могучим телосложением. Как и Ленин со Сталиным… Видимо, у всех уродливых хлюпиков планида такая – изо всех сил рваться к безграничной власти. Подростковые комплексы – по старику Фрейду – виноваты во всём, не иначе…».

Неожиданно Хантер, замыкавший походную колонну, принялся бодро и жизнерадостно напевать:

– А я по шпалам, опять – по шпалам – иду домой по привычке…

– Совсем с ума сошёл? – обернувшись, зло зашипел Артём. – Немедленно прекратить, рядовой! Детский сад какой-то, мать вашу…

Глава двенадцатая Пир во время чумы

Пройдя по туннелю метров четыреста-пятьсот, Шмидт остановился и поднял вверх правую руку, тем самым подзывая командира мобильной группы к себе.

– В чём дело, Санёк? – подойдя, спросил Артём.

– Видишь – светлую царапину на стене?

– Вижу.

– Так, вот. Дальше этой царапины – во время патрулирования – никто из наших не ходил, – пояснил Шмидт.

– Фюрер, ко мне!

– Типа – по вашему грозному приказанию – явился…

– Слушай, братец мой фашиствующий! Может, уже хватит – выёживаться и выпендриваться? Ёлы-палы засохшие… Ведь, тебя, если я не ошибаюсь, никто насильно не тащил в этот маршрут? Сам же прилип ко мне, как банный берёзовый лист к распаренной заднице, мол: – «Добрый дяденька майор, Артём Петрович! Возьмите, пожалуйста, меня с собой! Христа ради…». Было такое, морда очкастая?

– Ну, типа – было…

– Без всяких «ну» и «типа»! – разозлился Артём. – Изволь, гнида, отвечать кратко и чётко! Как и положено в российской воинской части специального назначения! Ну, блин?

– Я! – браво гаркнул Фюрер, демонстративно вытягиваясь в струнку и преданно посвёркивая золочёной оправой очков.

– Вот, совсем другое дело. Молодец! Можешь, когда очень захочешь. Давно бы так… Кстати, как тебя зовут – на самом деле? Неудобно как-то – Фюрер, да Фюрер. Слух режет, и всё такое…

– Дмитрием Алексеевичем меня кличут, – внимательно рассматривая узорчатые трещины на шпалах, хмуро сообщил Фюрер. – Только, вот, попрошу обходиться без всяких там «Димок» и «Димонов»! Мне, мой авторитет – перед верными однопартийцами – дорог. Завоёвывал его, как-никак, долгими-долгими годами.…Так что, либо «Дмитрий Алексеевич», либо «Дмитрий» – с официальными нотками.

– Учтём и не подведём! – пообещал Артём. – Значится так, Дмитрий Алексеевич… Доставай-ка физические приборы, тетрадку и шариковую ручку. Снимай всякие и разные показания, фиксируй их подробно, никуда не торопясь… Только, ради Бога, действуй по-быстрому, без всяких сложных изысков! Чтобы управиться минут за пять-шесть. Счётчик Гейгера используй, что-нибудь аналогичное, не отнимающее много времени… Не слышу ответа, блин непропечённый!

– Есть!

Неожиданно впереди послышался подозрительный, едва слышный шорох.

– Что это такое? – слегка насторожился Артём, непроизвольно снимая автомат с предохранителя.

– Обыкновенные крысы, – успокоил Шмидт. – Только очень крупные, с длинными и облезлыми хвостами. В этот туннель ливийские шакалы тогда так и не добрались. А, жаль…

– И много здесь крыс?

– Не очень. Но за двенадцать часов патрулирования с тремя-четырьмя обязательно встретишься. Наглые такие, смотрят на тебя и – такое впечатление – всезнающе улыбаются. Твари – одно слово…

– Крысы – это актуально и очень своевременно, – важно заявил Хантер. – Надо будет потом стрельнуть у Глафиры, пардон, у младшего лейтенанта Ивановой, несколько мышеловок, вернее, дельных крысоловок. Ну, таких – в виде клеток – чтобы зазря не калечили пойманных животных.

– Опыты будете ставить, – понятливо вздохнул Шмидт. – Ох, уж, эти доктора! Их пшеничным хлебом не корми, дай только возможность вволю поработать острым скальпелем… Кровожадные вы, ребята, даже круче, чем камбоджийские головорезы приснопамятного генерала Пол Пота.

– Причём здесь – опыты? – непонимающе захлопал ресницами Хантер. – Я крысиные бега имел в виду…

– Чего? Какие ещё бега, мать твою? Издеваешься, штатский?

– Ну, в знаменитом романе Дмитрия Глуховского крысиные бега являлись главной забавой. В смысле, главной забавой для подземных узников, замурованных последствиями ядерной войны – на долгие годы – в помещениях метро… А для того, чтобы устраивать такие бега – надо сперва наловить много крыс. Произвести отбор достойных особей… Правильно я говорю, господин майор?

– Отставить бессмысленный и пустой базар! – раздражённо отмахнулся Артём. – Детский сад, он, очевидно, бесконечен – для некоторых деятелей… Дмитрий Алексеевич, что там у тебя с показателями приборов? Процесс, надеюсь, завершён?

– Так точно! – дисциплинированно откликнулся Фюрер. – Наблюдается незначительное повышение радиоактивного фона – по сравнению с платформой нашей станции, я успел перед выходом на маршрут снять основные показатели… Но это абсолютно некритично. Пока нет серьёзных поводов для беспокойства.

– Молодец! Всё, бойцы, двигаемся дальше!

– Подожди, командир, минуту-другую. Надо же технику убрать в рюкзак. Я мигом!

«Смотри-ка ты, какой этот Фюрер понятливый!», – умилился внутренний голос. – «Всё схватывает – практически – на лету…».

Шпалы, рельсы, абсолютная тишина, нудно давящая на уши, редкие боковые технологические ответвления.

«Скучное и однозначно-неприятное это дело – тупо и размеренно шагать по неосвещённому туннелю в полнейшей и откровенно-жутковатой темноте – с прибором ночного видения на голове», – от нечего делать ударился в заумные рассуждения словоохотливый внутренний голос. – «Всё такое смутно-зелёное, призрачное и тревожное… Как в плохих американских фильмах-ужастиках. Того и гляди, какая-нибудь жуткая гадость выскочит из ближайшей «боковушки». Выскочит, и безжалостно порвёт, икая от тысячелетнего голода, на составные части. Тем более, что – в данной ситуации – это вполне, даже, вероятно… Кстати, а почему туннель полностью не освещён? Ведь, первые сто пятьдесят метров, как я помню, должны быть – согласно строгим инструкциям – освещены аварийными лампочками… Более того, почему не работает местная телефонная «метрошная» связь? С городскими и мобильными телефонами всё более-менее понятно. Но, местная? Ведь, между станциями метрополитена проложены отдельные телефонные провода, заключённые в надёжную оплётку. Следовательно, они где-то повреждены? Передавлены частичным обвалом туннельных стен? Смяты взрывной волной? Перерезаны человеческой рукой, крепко сжимающей ножницы по металлу? Последний вариант – более чем вероятен…».

Внутренний голос (сука надоедливая и приставучая), естественно, сглазил. Когда – по приблизительным расчётам – до «Выборгской» оставалось метров пятьсот с копейками, и Артём уже подумывал об объявлении привала, чтобы попытаться задействовать рацию, вручённую Мельниковым, из правого бокового хода она и выскочила – «какая-нибудь жуткая гадость», предсказанная внутренним голосом.

– Всех порешу на хрен! – раздался отчаянный гортанный вопль, и на Артёма обрушилась непонятное, массивное и совершенно голое существо.

Вернее, попыталось обрушиться. Он умудрился-таки отклониться в сторону и успел отдать нужную команду:

– Не стрелять!

Пируэт, блок, удар, второй, хруст костей, обмякшее голое человеческое тело, распластавшееся на рельсах.

– Парадоксы неуклонно множились! – переведя дыхание, зло высказался Артём, после чего подхватил неизвестного голого типа под мышки, проволок на несколько метров вперёд и аккуратно прислонил спиной-головой к шершавой стене туннеля.

«Хорошо ещё, братец, что этот охреневший ублюдок (урод, сумасшедший, идиот, мутант?) прыгнул именно на тебя», – любезно поделился своими ощущениями внутренний голос. – «В любом другом раскладе пришлось бы стрелять на поражение. Непременно – на поражение! Образовался бы хладный и, безусловно, молчаливый труп. Толку-то – от этих дурацких трупов… Сейчас же мы имеем дело с потенциальным «языком». Совсем другое дело! Ключица, мол, сломана? Это – для эффективного допроса – как раз, и не помеха. Скорее, даже, наоборот, повод для откровенного разговора по душам…».

– Командир, подвинься-ка чуток, – раздалось над ухом.

Шмидт вытащил из правого кармана штанов кусок специального широкого шнура и ловко, секунды за четыре, надёжно «спеленал» – в волосатых щиколотках – голые ноги неизвестного.

– Э, да тут ключица сломана, – недовольно сообщил Шмидт через несколько секунд. – Аккуратней, однако, надо работать, бережнее… Руки связывать, пожалуй, не стоит, потом кости могут срастись вкривь и вкось. Будем действовать по-другому…

Он вынул из левого кармана кружок обычного медицинского пластыря и попросил:

– Майор, отлепи его, то есть, нежданного пленника, на несколько секунд от туннельной стены… Ага, так! Подержи немного, я пару-тройку оборотов сделаю, руки – чуток – прихвачу к туловищу.… Вот, теперь он, падла грязная, никуда не денется… Что дальше?

– Отщёлкни-ка «ночное видение», я тебе фонариком подсвечу, а ты внимательно осмотри грудь и плечи этого пещерного чудика. Там, похоже, имеются какие-то татуировки. С «прибором» на глазах не разобрать толком… Хантер, пройди-ка по туннелю метров на семь-восемь вперёд, к повороту. Выгляни, осмотрись… Ну, что там?

– Всё спокойно, командир!

– Тише, тише, дурик детсадовский… Саня, что у тебя?

– Никакой это не етти, командир. Самый обыкновенный человек. Упитанный, коротко-стриженный, лет двадцати семи-восьми от роду. Всё тело в свежих царапинах и ссадинах… Татуировки? Самые обычные: – «Слава ВДВ!», «Шаманов – батяня!», всякие парашюты – совместно с волчьими и тигриными мордами. Вернее, звериные морды – на фоне раскрывшихся парашютов… Я, вот, что думаю…

– Излагай, не стесняйся.

– Это, скорее всего, доблестный боец из спецкоманды «Выборгской». Только обкуренный – по самое не могу. Или же с сильнейшего и хронического бодуна. А, скорее всего, и то, и другое… Воняет от него – всем сразу: блевотиной, застарелым перегаром, прочими непотребностями. Странно, очень странно… Ну, если сидишь на дальней северной точке полгода, без всяческих новостей из Центра, то тогда-то оно, наоборот, всё полностью понятно. Но – в свете последних нехороших событий? Хрень затрапезная, одно слово. Причём, классическая и необъяснимая…

– Боец Хантер, подойди, – поманил пальцем Артём. – Ты же у нас по врачебной части, или как? Осмотри-ка данного…больного. И, естественно, поставь чёткий и понятный всем диагноз. Фюрер, то есть, Дмитрий Алексеевич, займи место нашего доктора…

Хантер, «отогнув» вверх веки неизвестного мужчины, внимательно осмотрел его глаза, («Белки, сетчатку, зрачки – кто его знает?», – тут же отметился репликой внутренний голос Артёма), наспех измерил пульс. Потом кончиком пальца он ловко подхватил со щеки «пациента» капельку зеленоватой слюны, поднёс палец к носу и, старательно понюхав, высказал своё веское мнение:

– Данный голый типус сейчас находится в состоянии сильнейшего наркотического опьянения. Причём, на фоне опьянения алкогольного – не менее сильного…

– Стоп! – прервал подчинённого Артём. – Шмидт, осмотри-ка боковой туннель, откуда выпрыгнул этот обнажённый добрый молодец. Только, пожалуйста, максимально осторожно. Ежели что – сразу же бей на поражение… Продолжай, Хантер.

– Надо отметить, что поглощённые им препараты, безусловно, фармацевтического происхождения. То есть, скорее всего, они взяты из обычной армейской аптечки. А, как я уже успел убедиться, в тутошних армейских аптечках – чего только не обнаружится…

– Отставить пустое словоблудие! – уже привычно приказал Артём, после чего уточнил: – Когда данный кадр придёт в сознание? Что от него, болезного, ожидать? Нуждается ли он в срочной медицинской помощи?

– В сознание, я считаю, данный упырь придёт уже через несколько минут, – жизнерадостно сообщил Хантер. – Только ничего хорошего это не предвещает. Ещё часа три с половиной этот человек будет находиться в…, э-э-э, в неординарном состоянии. То есть, будет бегать, прыгать, беспричинно нападать на людей, случайно оказавшихся рядом, кусаться, вопить – как резанный…

– Но он же связан?

– Чёрт! Совсем вылетело из головы. Извините… Значит, будет бестолково кататься по рельсам и шпалам, скорее всего, может – если его крепко не держать – размозжить себе башку. Запросто – может…

– А на вопросы он будет отвечать?

– В ближайшие часы – полностью исключено. Зато потом, когда начнётся наркотическая ломка, расскажет всё, что знает. И, даже, более того. За дозу малую, естественно…

– Три с половиной часа, блин…

Из бокового хода вынырнул-выскочил Шмидт, остановившись, брезгливо потряс широченными плечами, нервно подёргал головой в чёрном шлеме-маске.

– Что там, Санёк? – напряжённо спросил Артём.

– Полный мрак, командир. Чего, впрочем, и следовало ожидать… Два свежих трупа. Один мужской, другой – женский… Женщина затрахана до смерти, изрезана ножом, по всему телу имеются следы затушенных сигарет. Судя по обрывкам одежды – работница метрополитена. Бывшая, понятное дело… На мужском трупе наличествуют только серые штаны. Наши, форменные, ясен пень, как любит выражаться подполковник Мельников… Вокруг разбросаны пустые бутылки из-под всяческих алкогольных напитков, окурки, таблеточные обёртки, использованные одноразовые шприцы, лекарственные ампулы – и вскрытые, и целые. Дело, считаю, ясное. Два полностью одуревших – в дубовую доску – урода затащили бедную девчонку в эту «боковуху», потом, естественно, не поделили очерёдность подхода к телу… Ну, дальше всё понятно…

– Понятно, – согласился Артём. – Вперёд, отважные бойцы! Шмидт следует первым, Хантер – замыкающим. Я вас догоню. Потом, минут через пять-восемь. Отойти метров на сто пятьдесят и ждать… Выполнять! – рявкнул, уже не таясь, во весь голос. – Вашу разгульную и непутёвую мать…

Убедившись, что соратники успешно проследовали за поворот, он подошёл к неподвижному телу и сильно нажал пальцами обеих рук на нужные болевые точки, расположенные за ушами неизвестного. Ожидаемой реакции не последовало.

– Ладно, попробуем по-другому, – пробормотал Артём. – Нас опытные и дельные дядьки – в своё время – чему только не обучали…

Его пальцы переместились под горло, осторожно нащупывая миндалевидные железы.

– А, тварь, отпусти! Отпусти, пожалуйста! – взмолился, придя в себя, голый человек. – Чего надо-то от меня? А-а-а-а! Спрашивай же, гад, спрашивай! Ради Бога…, – беззащитно захрипел.

– Кто такой? Имя, фамилия, звание? Отвечать – на раз, падла!

– А-а-а! Отпусти, отпусти… Старший лейтенант Аматов Александр Фёдорович. Основное место службы – город Новосибирск, вернее, Академгородок… Ты кто, сука? Всех задушу, разорву и вставлю! Я – самый главный и легендарный герой! Я – Александр Македонский! Я – Чекатило! О, больно-то как… Ты что… О… Не надо больше…

– Молчать! Чекатило, говоришь? Может, Буратино? Отвечать! Что произошло на вашей платформе? Отвечать!!!

– Ничего не произошло! Ничего!!! Всех ненавижу! Порву и вставлю! Где обещанные бабы? Обманул Комаровский… Где они? Всех – сделаю на раз! Одну оприходовал, ещё хочу! Дайте, дайте, дайте… Ох… Не буду больше… Не надо… Не буду… О-о-о…

– Конечно, не будешь, – согласился Артём и, приставив дуло автомата к виску психа, мягко нажал на спусковой крючок (курок?) автомата.

– Тых, – мягко и предсказуемо откликнулся автомат, полностью поддерживая хозяина.

Он оттащил мёртвое тело в боковой туннель и аккуратно пристроил среди пустых бутылок – рядом с мужским трупом, облачённым только в серые форменные штаны.

«Дрезина, лопаты, ломы, кувалды. В тупичке, рядом с которым рельсы обрываются, наличествуют стол, раскладные стулья и старенький диван – с мёртвым женским телом», – прокомментировал увиденный натюрморт хладнокровный внутренний голос. – «Скорее всего, здесь раньше располагалась «комната отдыха» ремонтников. Вот, вошедшие в крутое пике бойцы спецкоманды с «Выборгской» и использовали данный тупик для полноценного «отдыха», мать их… То бишь, по прямому – почти – назначению…».

Артём подошёл к ждущим его подчинённым.

– Как там себя чувствует наш больной? – поинтересовался Хантер. – Вы, товарищ майор, тело хорошо «закрепили»? Может, стоило, всё же, взять его с собой?

– Зачем же брать с собой труп? – невесело хохотнул Шмидт. – Тяжёлые они, заразы. А ещё – очень холодные и неприветливые…

– Почему – труп? Как – труп?

– По законам военного времени, – кратко пояснил Артём. – Все мародёры, насильники и убийцы подлежат незамедлительному расстрелу. Причём, без суда и следствия. Вопросы? Впрочем, все вопросы – по законам военного времени – отменяются.

– Правильно, майор! – однозначно высказался Фюрер. – Полностью поддерживаю и одобряю!

– А я, как будущий врач, не могу…

– Отставить! – коротко бросил Артём, доставая из кармана чёрный брусок рации. – Необходима полная тишина. Буду пытаться выйти на связь с «Выборгской».

Рация минут пять-шесть только тихонько пиликала – в разной тональности на разных волнах.

– Не будет толку, – спрогнозировал Шмидт. – Не иначе, все ушли на фронт. Как в том старом фильме о массовом народном героизме… То есть, разбрелись парами-тройками по боковым туннелям. Предаваться изысканным любовным утехам, понятное дело…

– Не уверен в этом, – всерьёз засомневался Хантер, бесконечно далёкий от специфичного армейского юмора. – Откуда на «Выборгской» могло взяться столько женщин?

– Это точно, что не могло! – великодушно согласился с новобранцем добродушный Шмидт. – Там, вообще, не должно наблюдаться «пассажиров». Те, которые с последней электрички, наверняка, успели – до объявления «Атомной тревоги» – подняться на земную поверхность. Впрочем, говорят, что нынешним самцам (говорят, я сам не в курсе, честное слово!), женщины, и вовсе, не нужны. Типа, мол, только мешают и отвлекают…

Наконец, рация громко захрипела, и утробный, бесконечно-печальный голос спросил:

– Аматов, морда наглая, это ты? Где вас, козлов похотливых, носит? Бого в душу мать! Тебя, засранца, капитан Комаровский ищет. В смысле, уже генерал-лейтенант… Грозится убить, если бабу не вернёте в целости и сохранности. Мать вашу…

– Здесь майор Белов, – известил Артём. – Я являюсь заместителем военного коменданта станции «Лесная».

– Станция «Лесная»? – удивился печальный голос. – А, помню, есть такая. То есть, кажется, была… Ну, и чего тебе надо, майор?

– Следую по приказу военного коменданта – через вас – на станцию «Площадь Восстания».

– Так и следуй. Кто тебе, брат, мешает?

– Опасаюсь, как бы ваши патрульные не открыли – сдуру – огонь…

– Какие ещё патрульные – на хрен верблюжий? – от души изумился невидимый собеседник. – Ты, майор Белов, наверное, с дуба рухнул. Или с ёлки высокой упал… Подходи, если выпить хочешь. А то, мне уже не с кем. Отрубились все верные собутыльники, козлы слабосильные…, – рация, скорбно вздохнув на прощание, замолчала.

– Вот, она, ваша хвалёная российская армия! – язвительно прокомментировал Фюрер. – Одни дешёвые понты. А по факту – сплошные пьяницы, насильники, маньяки и обычные уголовники. Получается, что правы были ушлые корреспонденты, которые…

– Дмитрий Глуховский прав! – непочтительно перебил очкарика Хантер. – Он в своём бессмертном романе чётко спрогнозировал масштабный бардак и полную анархию… Только на первом этапе, конечно. Потом – через год-другой – всё постепенно придёт в порядок. В относительный, естественно…

– Отставить глупый спор! – в полный голос, уже ничего не опасаясь, приказал Артём. – Давай, Дмитрий Алексеевич, доставай приборы, снимай очередные показания. Порядок – есть – порядок.

Через несколько минут Фюрер сообщил:

– Наблюдается дальнейшее повышение радиоактивного фона. По-прежнему, ничего критичного. Но такая устойчивая динамика является поводом для…, м-м-м, некоторого беспокойства…

– Оставить – беспокойство! – хмыкнул Артём. – Дмитрий, пакуй аппаратуру в рюкзак, и выступаем… Хантер, хренов организатор крысиных бегов! Не стой бесполезным столбом, помоги боевому товарищу…

По потолку станции «Выборгская» бегали, поочерёдно наслаиваясь друг на друга, таинственные и загадочные тени.

– По центру платформы горит конкретный костёр, – доложил Шмидт, нервно дёргая крыльями длинного носа. – Дружеские посиделки, судя по букету долетающих ароматов, имеют место быть.

– Очередная армейская пьянка, выражаясь напрямую. Безобразная, грязная и непредсказуемая, – высказал свою версию Фюрер. – А потом они, гниды патриотичные, ещё и удивляются искренне, мол: – «И с каких таких сладких пирожков российская молодёжь – в подавляющем своём большинстве – косит от армии?»… За дисциплиной надо лучше смотреть, блин демократический! Жёсткости не хватает! В смысле, показательных расстрелов и четвертований… Вот, когда я дорвусь до власти, то всё объясню доходчиво. Кровью умоетесь, морды расхлябанные! Нельзя же так, в конце-то концов! Совесть – поимейте, сучата наглые…

Они, сняв автоматы с предохранителей, поочерёдно выбрались на платформу.

– Аварийное освещение работает в штатном режиме. Значит, дизель-генераторы пашут исправно, – сообщил Шмидт. – Что уже хорошо. А, вот, костёр, горящий по центру перрона, логическому объяснению поддаётся весьма плохо.

– И ни одной палатки не наблюдается на платформе, – дополнил Хантер. – Следовательно, «пассажиры», действительно, отсутствуют…

Пылающий костёр был знатным: метра три с небольшим в диаметре, да и высотой пламени значительно превосходил среднестатистический человеческий рост.

– В основном, использованы – в качестве дров – толстые доски и брус, – доложил (хотя, его об этом никто и не просил) Шмидт. – Видимо, они разобрали на составные части стеллажи одного из многочисленных складов… Всё вокруг заплёвано и заблёвано. Везде и всюду валяются вскрытые консервные и пивные банки, пустые бутылки, и разорванные – в клочья – картонные коробки…

– А вот, и людишки проявились! – радостно подхватил Фюрер. – Спят все, родимые! Сопят беззаботно и благостно… Кто – на чём. Один, со спущенными штанами, голой жопой кверху – верхом на надувной «резиновой женщине», другой – на армейском пятнистом бушлате, третий – на мраморном полу, уткнувшись физиономией в лужу с блевотиной. С собственной, надо думать. Да, про пир разгульный – во время разных нехороших катаклизмов – писатели-классики не врали… Э, да там не все спят! По ту сторону костра – сквозь пламя – чьи-то глаза наблюдаю… Руки, падла, держать на виду! По первому же чиху – бросаю гранату…

– Лечь всем! – громко велел Артём, ловко и привычно падая на холодный мраморный пол. – Стрелять – только по моей команде…

Через пару-тройку секунд всё вокруг наполнилось (заполнилось?) громким и безудержным смехом. Местное подземное эхо ожидаемо подхватило этот смех, многократно усиливая его и расчленяя на отдельные – безусловно-красивые – мелодии…

– Сюрреализм, мать его, – восхищённо пробормотал Хантер, лежащий в полуметре от Артёма. – Всё – по Глуховскому…

Глава тринадцатая Неожиданности и сюрпризы

Смех оборвался, ещё примерно через полторы минуты угомонилось и беспокойное подземное эхо.

– С кем мы имеем дело, уважаемый незнакомец? – громко поинтересовался Артём. – Надеюсь, что с вашим разумом и подкоркой головного мозга всё в полном порядке? Недолюбливаю я, знаете ли, сумасшедших…

– Кто же их, бедолаг, любит? – после короткой паузы откликнулись из-за костра. – Хотя, с другой стороны… Что есть – сумасшедший? Может быть, наоборот, прозревший? Трудно – однозначно – ответить на этот каверзный вопрос. Практически – невозможно… Вы, благородные пришельцы, ещё о чём-то спрашивали? А, мол: – «С кем имеем дело?». И этот вопрос не относится к категории простых… Кто – я? Не знаю, если честно. Может, в прошлой жизни меня звали – «Омар Хаям»? Мол, всё на этом непостоянном и неверном Свете – полная и однообразная херня? Так, сдвинем же, друзья, бокалы, наполненные терпким и благородным вином… Впрочем, совсем ещё недавно я был обладателем совсем другого имени, не такого благозвучного, конечно. И, даже, пошлые майорские погоны носил на плечах… Совсем недавно? В том смысле, что в прошлой Эре, завершившейся, надо думать, навсегда.…Зовите меня, отважные путники, Омаром. Благородное и звучное имя, на мой вкус… Что же вы, господа, разлеглись на полу, как жирные моржи на каменистом прибрежном лежбище? Подходите, располагайтесь! Отогревайте над жарким пламенем моего костра ваши озябшие ладони…

Неожиданно послышались звонкие гитарные переборы, и глубокий, бесконечно-печальный голос затянул незнакомую песенку:

Вновь – навалилась осень. Гуляют дожди – по проспекту. Капли стучаться в стёкла – таинственной – чередой… И опавшие листья, унесённые ветром, К нам возвратятся снежинками – ранней – зимой… И опавшие листья, унесённые ветром, К нам возвратятся снежинками – ранней – зимой… Вновь – навалилась осень. Сердце – в дождях – утонуло. Нет у меня – больше сердца, как в камине – огня… Вера моя – пошатнулась, надежда – опять – обманула. Любовь? Не смешите, любезные! Не смешите – меня… Вера моя – пошатнулась, надежда – опять – обманула. Любовь? Не смешите, любезные! Не смешите – меня…

Артём неторопливо поднялся на ноги, забросил автомат за спину и, тщательно отряхнув колени, тихо объявил:

– Подходим, нацепив на физиономии маски полнейшего равнодушия и каменной непробиваемости. Понятное дело, предварительно сняв шлемы… И попрошу всех – без единого исключения – попридержать длинные языки. Я самостоятельно пообщаюсь с гостеприимным хозяином. Не расслабляйтесь, соратники, и будьте готовы к разнообразным неожиданностям…

Возле высокого костра, самозабвенно перебирая гитарные струны, на пышных подушках восседал странный человек: босой, чернобородый, растрёпанный, облачённый в шёлковый восточный халат, щедро покрытый вышивками золотистых крылатых драконов и серебряных трёхголовых змей. Мелодия послушно струилась по намеченному руслу, слова, её сопровождающие, зачарованно сплетались в единое целое:

Старый мобильник – умер. Что был так звонок – когда-то. Пиво – уже не помощник, водочка – на столе… И электронные письма не доходят – до адресата, Налету – умирая, тая – в полночной мгле… И электронные письма не доходят – до адресата, Налету – умирая, тая – в полночной мгле… И я уехал – к югу. В дальний и южный – город. Где белоснежные пляжи, да – зелёный прибой… Где я – когда-то – был счастлив, где я – когда-то – был молод, Где – под пыльными пальмами – мы целовались с тобой… Где я – когда-то – был счастлив, где я – когда-то – был молод, Где – под пыльными пальмами – мы целовались с тобой… Древнее, древнее кладбище – за низким забором пляжа, Низкий могильный холмик – тот, что в цветах – всегда… Розы и незабудки, и хризантемы – даже, А по лицу – так пошло – снова течёт вода… Розы и незабудки, и хризантемы – даже, А по лицу – так пошло – снова течёт вода…

«Во-первых, почему этот человек – странный?», – принялся занудствовать вредный внутренний голос. – «Странность – на фоне других многочисленных странностей – странностью уже не является… Во-вторых, ему явно не хватает – для полного завершения образа – белоснежной чалмы с огромным рубином посерёдке. С лицевой стороны, ясен пень. Наверное, на воинских складах чалмы не отыскалось. Что совсем и не странно. Впрочем, если там обнаружилась «резиновая женщина», значит, там и чалмы с рубинами имеются. Просто – плохо искали… В-третьих, глаза… Глаза? Нет, это весьма слабый и неверный термин для конкретного случая… Очи! Горящие, пылающие, огромные, пьяные до полного изумления.… Да, у этого типа, однозначно, не все дома. Далеко – не все…

Человек в восточном халате, роняя скупую мужскую слезу, с чувством пропел последний куплет песенки:

Нет, не могу я – где море, так беззаботно сине, Там, где старинное кладбище – тихо дремлет – во мгле… Милая русская осень! Добрая, и чуть – дождливая… Я уже возвращаюсь! Я возвращаюсь – к тебе… Милая русская осень! Добрая, и чуть – дождливая… Я уже возвращаюсь! Я – возвращаюсь – к тебе…

– Очень проникновенно и чувственно! – похвалил непосредственный Хантер и, виновато кашлянув в кулак, замолчал, встретившись глазами с недовольным взглядом Артёма.

– Большое вам спасибо, молодой человек! – небрежно откладывая гитару в сторону, откликнулся чернобородый. – Всегда приятно встретиться с интеллигентным слушателем! Эту песню – когда-то очень-очень давно – написал один мой хороший друг, Коля Нестеров. Он потом покончил жизнь самоубийством. Прыгнул с парашютом, кажется, с высоты четырёх тысяч метров, а за кольцо так и не дёрнул. Бывает, знаете ли. Мёрзкие интриги, финансовые дефолты… Кстати, господа, угощайтесь! Вот – отличный греческий коньяк. Рекомендую от души! Имеется в наличии и неплохой ирландский виски. Вы предпочитаете лёгкое сухое вино? Испанское, итальянское? Без проблем, идальго! Без проблем…

– Извините, уважаемый Омар, но мы находимся на задании, – вежливо улыбнувшись, сообщил Артём. – Надеюсь, вы ещё не забыли, что означает сей термин – «находиться на задании»?

– К моему огромному сожалению, не забыл. Очень хотел бы забыть, но – почему-то – не получается… Наверное, навсегда въелось в серые клеточки головного мозга. Профессиональные военные, они, как показывает практика, неизлечимы и безнадёжны. Впрочем, как и профессиональные менты… А, вот, профессиональных депутатов не бывает! Вернее, все депутаты – по своей глубинной сути – являются профессиональными пройдохами и жуликами… Как вы считаете?

– Полностью согласен с вашим последним утверждением, уважаемый Омар! – совершенно серьёзно ответил Артём. – Ответьте мне – как майор майору… Что, собственно, произошло на «Выборгской»? Я имею в виду – после объявления «Атомной тревоги»?

– Произошло… Да, что, собственно, произошло? Наверное, только то, что и должно было произойти… Судьбоносный текст, начертанный – кем-то Могущественным – на волшебном пергаменте. Или же – волшебным белым мелом – на странной судьбоносной стене. Не более того…

– А, можно, изложить более развёрнуто и конкретно? Без излишних философских сентенций?

– Философия – как истинная и всемогущая субстанция, дорогой мой майор Белов, никогда не может быть излишней! – слегка обиделся новоявленный Омар Хаям. – Весь окружающий нас мир – сплошная философия! Мир же, по определению, не может быть излишним. Поскольку он – единственный и неповторимый. В нашем повседневном восприятии, естественно. То есть, в объективных и субъективных реалиях, данных нам в ощущениях… Ладно, попробую быть более приземлённым. Итак, станция «Выборгская»… Мерзко и тревожно завыла сирена, сработал, отсекая проходы на эскалаторы, заградительный стальной щит, прервалась связь с земной поверхностью и с соседними станциями – вся и сразу. Всё стало понятно, как откровенный Божий день… Кончилась старая привычная жизнь, началась жизнь новая – страшная, подземная, безысходная. Подполковник Сушко – военный комендант «Выборгской» – тут же застрелился… Что же, на это у Сени была очень веская и уважительная причины: его любимая жёнушка лежала на сохранении в роддоме, недалеко отсюда, на улице Маяковского, в Снегирёвской больнице… Я же, как легко догадаться, был заместителем коменданта. Ну, и у меня были веские причины – плотно забить на всё и сразу. Ради чего и кого, спрашивается, задницу рвать? Ради – кого? Всё – тщета и тлен… Ну, я и отдал бойцам (вместе со всеми ключами!) соответствующую команду, мол: – «Пить, гулять и веселиться, меры и ограничений не зная…», после чего подал – сам себе – прошение об отставке из Рядов. Народ мою команду-призыв воспринял с удовольствием, энтузиазмом и нешуточным огоньком…

– Все – восприняли? – уточнил Артём.

– Почти. Ведь, в любом коллективе всегда – абсолютно предсказуемо – обнаружится парочка белых ворон, не желающая подчиняться здравому смыслу и идти навстречу общественному мнению… В данном конкретном случае – это капитан Комаровский и несколько мутных личностей, примкнувших к нему. Они сейчас дизелями занимаются, порядок наводят на складах. Надеются, что в скором времени всё ещё нормализуется… Глупые и наивные мечтатели! Неисправимые романтики, незнакомые с основополагающими философскими сентенциями! Дурни стоеросовые…

– Это хорошо, что мечтатели и романтики ещё не перевелись на нашей планете! – не выдержав, вмешался беспокойный Хантер. – Значит, светлое будущее ещё возможно. Чисто теоретически, ясный полдень…

– Мечтательный и недалёкий капитан Комаровский тоже так частенько говорит, – невозмутимо подтвердил Омар Хаям, он же – бывший военный комендант станции «Выборгская». – Только одно серьёзное обстоятельство бесконечно печалит записного оптимиста Комаровского… Мол, женский пол на «Выборгской» практически отсутствует, только одна «метрошная» деваха – на всю банду – имеется. А, ведь, всем образованным людям хорошо известно, что: – «Без женщин жить нельзя на свете, нет…». У вас-то на «Лесной», наверное, с этим попроще? Сколько гражданских лиц находится на платформе? Говорите, что более двухсот? Ясно, значит, у вас нет никаких проблем с бабами. Обязательно расскажу Комаровскому, пусть обзавидуется, бродяга озабоченный… А вы, кстати, не встречались в туннеле с нашими? С двумя раздолбаями в серой униформе и одной молоденькой девчонкой? Светленькой такой и весьма смазливой?

– Встречались, – Артём достал из кармана куртки и бросил на колени чернобородого «грушную корочку» старшего лейтенанта Аматова. – С тремя трупами. Думаю, что они…

– Не стоит утруждаться понапрасну! – вальяжно и брезгливо отмахнулся Хаям. – Пошлые подробности меня не интересуют. Ну, ни капли… Какая, собственно, разница, как они погибли? Разве это знание поможет оживить мертвецов? Суета сует…

– Мы следуем на «Маяковскую», чтобы…

– Увольте от подробностей! Следуйте, раз пить со мной не хотите… Проваливайте, морды мрачные!

Пройдя через перрон, они спустились в продолжение туннеля.

– Останавливаемся! – велел Артём. – Дмитрий Алексеевич!

– Я!

– Проведи-ка очередные научно-исследовательские работы.

– Есть!

Через несколько минут Фюрер обеспокоенно доложил:

– Командир, радиационный фон продолжает неуклонно повышаться. Общая динамика процесса прежняя.

– Может, на одной из дальних станций заградительный щит сработал не до конца? Типа – маленькая щель осталась? – предположил Хантер. – Вот, эта зараза и просачивается с поверхности…

– Тьфу-тьфу-тьфу! – Артём торопливо сплюнул через левое плечо. – Отставить каркать, боец! Сворачиваем походную лабораторию и двигаемся дальше. Определимся с происходящим уже по ходу дела.

«Да, версия нашей Татьяны – о радиоактивной соли, равномерно рассыпанной между шпалами – не подтверждается», – невесело сообщил внутренний голос. – «Неужели, действительно, наверху идёт самая настоящая ядерная война? Да, как говорится, маразм крепчал…».

Вскоре в правой стене обнаружилась приоткрытая чёрная дверь.

– Тихо всем, – шёпотом велел Артём. – Ждите меня здесь, я по-быстрому.

Он бесшумно вошёл внутрь помещения, прислушиваясь к еле слышным звукам, долетавшим издалека, и осторожно зашагал вперёд.

«Работает тускло-красноватое аварийное освещение», – принялся старательно комментировать внутренний голос. – «Весь пол усеян упаковками с таблетками (частично раздавленными) и прочими медицинскими штуковинами. Да, и пахнет больницей. Или же – аптекой? Ага, вот, лужи всякие и стекло. Следовательно, разбитые ампулы… Наверное, это помещение госпиталя. Точно! Вон два типа похрапывают на койках. То ли пьяны в стельку, то ли всяких таблеток нажрались вволю… Пожалуй, тут ловить больше нечего, надо возвращаться. Обычный бардак, спровоцированный безграничной анархией…».

Метров через пятьсот-шестьсот Шмидт, по-прежнему идущий первым, остановился и, сняв с головы шлем-маску, принялся напряжённо вслушиваться в тревожную чёрноту туннеля.

– Что там, Санёк? – подойдя, спросил Артём.

– Пока не знаю, командир. Так, только одни неясные предчувствия… Попробую прослушать туннель с помощью «электронного уха», – Шмидт достал из планшета чёрные круглые наушники, проводами соединённые с квадратной коробочкой, и пояснил: – Эта штука пашет на съёмных аккумуляторах. Новейшая разработка. Типа – седьмого поколения. Тебе, майор, наверняка, ещё с «ухом» не доводилось сталкиваться? Занятная и полезная вещица: даже мышиный шорох слышен за полтора километра…

Впрочем, общение с «электронным ухом» ситуацию не прояснило. Шмидт, грязно выругавшись в полголоса, снял наушники с головы и, протянув их Артёму, попросил:

– Послушай, командир, сам! Для меня такие загадки – сложны и неразрешимы. Когда напялишь наушники, то нажми вот на эту красную кнопку, расположенную в нижнем торце коробки…

Через пару минут нетерпеливый Хантер настойчиво заныл:

– Господин майор! Артём Петрович! Что там слышно? Не томите, пожалуйста!

– Чавкает кто-то. Причём, очень жадно и плотоядно, – возвращая Шмидту хитрый прибор, сердито сообщил Артём. – А ещё и порыкивает время от времени. Грозно так, с ярко-выраженной угрозой.

– Кто – чавкает и порыкивает?

– Бог его знает. Может быть, дракон…

– К-к-какой ещё дракон? – начал испуганно заикаться Хантер. – Отк-к-куда он взялся в метро?

– От горбатого верблюда! Вернее, от вашего непревзойдённого Дмитрия Глуховского… Он же предсказывал в своём знаменитом романе – скорое появление всяких и разных мутантов?

– Предсказ-з-зывал…

– Ладно, пошутил я, – сжалился Артём над избыточно-доверчивым подчинённым. – Двигаемся дальше, бойцы! Максимально соблюдая осторожность, ясен пень.

По мере продвижения вперёд подозрительные звуки стали слышимы и без помощи «электронного уха».

– Да, очень похоже на голодное чавканье, – опасливо передёрнув узкими плечами, согласился Фюрер. – Только не на драконье а, по моим ощущениям, на свиное. Ага, а сейчас где-то вдали заработала зубоврачебная дрель. Гигантская дрель гигантского стоматолога, не ведающего жалости к своим доверчивым пациентам…

– Фантазёры вы у меня! – похвалил Артём. – Интеллектуалы с отменно-развитым воображением.

Когда было пройдено примерно половина пути, разделявшего станцию «Выборгская» от станции «Площадь Ленина», Шмидт вновь остановился и, вытянув руку вперёд, неодобрительно хмыкнул:

– Блестит, понимаешь, зараза металлическая!

– Сам вижу, – поморщился Артём. – Туннельный заградительный щит сработал. Следовательно, до «Маяковской» нам не дойти. Плохо это, ребятки. Очень плохо!

– Для чего он нужен, этот туннельный заградительный щит? – изумился Хантер. – Хотя я, кажется, догадываюсь… Этот как в больших океанских лайнерах, да? Мол, отсек получивший пробоину, тут же герметично запирается, чтобы пребывающая морская вода не затопила весь корабль?

– Всё верно понимаешь, рядовой! Не такой ты и безнадёжный, каким притворяешься регулярно. Очевидно, на «Площади Ленина» что-то случилось… Дмитрий Алексеевич, доставай приборы! Снимай показания непосредственно перед щитом.

– Уже достаю, командир. Не тупее тупых… Кстати, щит-то, ей-ей, непростой! Такое впечатление, что он и рельсы (вместе со всеми кабелями) – по стыку – разрезал, да и в пол углублён на несколько сантиметров. Тут, очевидно, задействована мощнейшая гидравлика, обеспечивающая всей конструкции надёжную герметизацию. Впрочем, тоненькая струйка глинистой воды, всё же, сочится по полу…

– А кто запирает туннельный щит? – продолжил проявлять неуёмное любопытство Хантер, тревожно прислушиваясь к глухим чавкающим звукам, доносившимся из-за металлической поверхности.

– Его могли запереть радиосигналом с земной поверхности. Да, и коменданты с «Выборгской» и «Площади Ленина» могли. Сейчас уже не определить, сколько не старайся.

– Есть и третий вариант, – въедливо дополнил Шмидт. – Туннельный щит и сам закроется, причём, без всяких посторонних команд, если рядом с ним прогремит мощный взрыв. Даже на обычную армейскую гранату соответствующие датчики отреагируют. По крайней мере, такое возможно чисто теоретически… Что же там – за толстым щитом – так противно чавкает? О, снова заработал бор дантиста! Хрень однозначная… Существует ещё одна хитрость: туннельный щит может открыть только тот, кто его запер. Это я, естественно, говорю не про конкретные личности, а про конкретные пульты управления. Понимаете? То есть, если щит закрыли радиосигналом с земной поверхности, на которую потом пришла «ядерная зима», то сами, наверное, понимаете…

– А если туннельный щит сработал сам по себе? – никак не мог угомониться Хантер. – Тогда как?

– Тоже никак. Его – в этом случае – могут разблокировать только специалисты из наземного Центра. Из того самого, которого уже, судя по всему, не существует в природе. Ну, и комендант «Выборгской» ничего не сможет сделать, если щит, скажем, был установлен по команде коменданта «Площади Ленина»…

Артём достал рацию, но, как и следовало ожидать, на его вызов так никто и не откликнулся. Эфир, изображая из себя записного меломана, пищал и пиликал на все лады, но не более того.

– Уходить нам надо отсюда! Причём, срочно и бегом! – раздражённо сообщил Фюрер. – Радиация очень высокая.

– А, более конкретно?

– Если простоять около этого стального листа – без перерывов – часов пять-шесть, то запросто можно подхватить «лучевую» болезнь. В лёгкой форме, понятное дело, но никому не советую…

– Сворачиваемся и уходим!

– А как же люди, покусанные пустынными волками? Те, которым не хватило сыворотки от бешенства? – заволновался Хантер. – Их, что же… По законам военного времени? Опасаясь массовых негативных последствий? А, товарищ майор? Что с ними будет?

– Не знаю, тут надо нужные инструкции внимательно изучить, – честно признался Артём. – И, вообще, такие вопросы находятся в эксклюзивной компетенции военного коменданта. Вот, пусть подполковник Мельников решает, что делать дальше… Кроме того, есть же ещё и «Выборгская», где также имеются запасы сыворотки. Потолкуем с Омаром Хаямом, попробуем убедить капитана Комаровского. Наверняка, это (делиться наиболее важными медицинскими препаратами с соседями) является грубейшим нарушением всех инструкций и предписаний, но, ведь, существует и здравый смысл, и элементарная воинская взаимовыручка… Если, конечно, запасы сыворотки не пострадали при разгроме госпиталя. Будем надеяться, что в бункере предусмотрены и отдельные склады с медицинскими препаратами. Вдруг, разумный капитан Комаровский уже успел отобрать у разгульного народа ключи от них? Ещё, конечно же, существует и второй туннель, ведущий к «Площади Ленина». Но, как мне подсказывает мудрый внутренний голос, там мы обнаружим очередной запертый заградительный щит. Сходим, естественно, проверим. А уже после этого побеседуем с Омаром и Комаровским…

До «Выборгской» оставалось метров двести пятьдесят, когда впереди раздался обрывок негромкого разговора:

– Первый, они на подходе… Вас понял, без вопросов…

Шмидт тут же затормозил и шёпотом поинтересовался:

– Это, командир, не про нас ли сейчас сообщали по рации? То бишь, патрульный – на главную базу? Мол: – «Они уже на подходе…». Не засада ли, часом, а?

– Трудно сказать, – откликнулся Артём. – Наверное, кому-то из нас придётся сходить на разведку.

– Кому?

– Не знаю, надо подумать. Для начала, попробую рацию настроить.

– Можно мне – в разведку? – проявил сознательность Хантер. – Я, честное слово, справлюсь. Вы только, пожалуйста, объясните, что от меня требуется. Желательно, поподробней…

По туннелю, мягко трогая лица, «пробежала» струя очень холодного воздуха.

– Это усыпляющий газ, – пробормотал Шмидт, безвольно опускаясь на четвереньки. – Я же, майор, предупреждал, что засада впереди…

«Капитан Комаровский, скорее всего, решил захватить нас в плен», – понял Артём, чувствуя, как сознание медленно погружается в мутно-жёлтую пелену. – «Интересно, зачем ему это надо? Выяснится на первом же допросе… А профессор Василий Васильевич предупреждал, что частое «употребление» сонного газа может негативно отразиться на человеческой психике. Шмидт – после начала всей этой бодяги – «балуется» газом в первый раз, я – во второй, а, вот, бедные Хантер и Фюрер – уже в третий. Плохо это, как ни крути. Очень плохо…».

Глава четырнадцатая Бесправные узники-заложники

Первым очнулся внутренний голос и принялся расстроено нашептывать: – «Эх, получается, что ядерный взрыв, всё же, был! Бедная Таня! Теперь уже окончательно ясно, что её мама и младший братишка погибли… Что же могло случиться на «Площади Ленина»? Скорее всего, прав Шмидт. Не закрылись до конца створки одного из заградительных щитов, отсекающих эскалаторы, вот, радиация и проникла под землю, возможно, что и с водным потоком. Например, при ядерном взрыве Нева вышла из берегов, и сейчас именно её воды плотоядно «чавкают» за туннельным щитом. Хотя, «чавкать» может и жаркое пламя, ворвавшееся с земной поверхности.…Так вода, или же, наоборот, огонь? Надо было ладонью потрогать металл туннельного щита. Мол, нагрелся он или нет? Стоп, стоп.… О чём это я рассуждаю? Нас, ведь, усыпили, блин коварный!».

Где-то рядом громко и зло выругался Шмидт.

– Товарищ генерал, клиенты приходят в себя! – тут же откликнулся чей-то незнакомый фальцет. – Вас понял, жду! Роджер!

«Генерал? Что это значит?», – изумился внутренний голос. – «Откуда здесь, под землёй, взяться генералу? Может, имеется в виду – Виталий Павлович Громов? Мол, действительно, всё это было гнилым розыгрышем (то есть, серьёзными учениями, приближенными к реальным условиям), и сейчас нам объявят об окончании спектакля? Поблагодарят от лица руководства, и, может, вручат боевые ордена? Или, даже, бесплатные путёвки на навороченный турецкий курорт? Нет, скорее всего – «Генерал» – это чьё-то армейское прозвище, не более того…

Артём приоткрыл веки и усиленно заморгал ресницами: перед глазами плавала плотная серо-жёлтая муть, местами украшенная мелкими ультрамариновыми искорками.

– Как дела, командир? – раздался над ухом голос Шмидта. – Как твоё драгоценное самочувствие?

– Плохо, Санёк. Перед глазами стоит мутная пелена. В ушах беспрерывно звенит – тоненько и паскудно… Голова тяжеленная. Шею ломит. Подташнивает, словно беременную гимназистку…

– Странно, а я – как огурец. В смысле, со зрением и слухом… А, вот, руки и ноги подрагивают слегка.

– Ты же в первый раз «попробовал» сонного газа, – объяснил Артём. – А я – за последние двое суток – во второй. Вот, и «похмелье» наблюдается более тяжёлое… Помоги, пожалуйста, мне сесть. Спасибо… А что у нас с Хантером и Фюрером? Они же, бедолаги, с усыпляющим газом встретились уже по третьему разу.

– Без сознания оба пребывают. Дышат хрипло, лица слегка синеватые, словно у покойников… Кстати, командир, всё оружие у нас изъяли, карманы девственно пусты, планшеты и рюкзаки отсутствуют. Впрочем, в этом, как раз, нет ничего странного. Плен, он плен и есть…

Постепенно противный звон в ушах стих, зрение полностью восстановилось, и Артём внимательно огляделся по сторонам. Они находились в стандартной камере для задержанных: метров десять-двенадцать квадратных, тусклая рубиновая лампочка под потолком, нары в два ряда, узкий столик между ними, низенькая дверь, рядом с дверью – решётка из толстых прутьев в половину стены. Вдоль решётки (по низу) была закреплена широкая деревянная полка, а в дальнем углу размещался стандартный белый унитаз.

– Туалет работает, я уже проверял, – сообщил Шмидт, проследив за командирским взглядом. – Даже туалетная бумага имеется. Полный европейский сервис, короче говоря…

Артём с трудом поднялся на ноги и шагнул к соседним нарам, на которых лежали Хантер и Фюрер.

«Носы у обоих заострились, глаза запали», – жалостливо вздохнул трепетный внутренний голос. – «Пульс слабенький, еле прощупывается. На губах пузырится светло-зелёная пена…».

– Там, между их головами, лежит белое вафельное полотенце, – подсказал понятливый Шмидт. – Видимо, задержанным – по местным правилам – полагается одно полотенце на всех. Жмоты копеечные!

Аккуратно стерев с губ подчинённых неаппетитные клочья пены, Артём, слегка покачиваясь, подошёл к решётке и, ухватившись ладонями за её прутья, громко прокричал в розовую полумглу:

– Эй, дежурный! Ты где, мать твою дежурную?

– А чего – сразу же ругаться? – обиделся хриплый фальцет неизвестного собеседника. – Нахожусь там, где и предписано инструкцией. Вот, появится начальство – материте его, сколько хотите.

– Нам срочно нужна аптечка, – подключился Шмидт. – Приболели наши товарищи, никак не приходят в себя. Помрут, того гляди… Ну, ты сам подумай, мы же свои, российские. А своим принято помогать. Не бери, братец, греха на душу…

– Хорошо, я сейчас свяжусь с командованием, – помолчав секунд восемь-десять, сжалился фальцет. – Подождите немного.

Невидимый дежурный коротко доложил (очевидно, по рации) о сложившейся ситуации и после минутной паузы успокоил:

– Генерал уже на подходе, и доктор – с аптечкой – также. Так что, подождите немного, товарищи офицеры. Будьте сознательными!

– Генерал, мать его, – сердито пробормотал Шмидт. – Непонятки продолжаются. Как бы ни расстреляли, в горячке. Генералы, они ребята скорые – на кровавую расправу…

В прямоугольной комнате, примыкающей – посредством решётки – к их тюремной камере, загорелись две длинные секции «дневного» света.

– Пластиковые стулья, прямоугольный стол со стопкой бумажных листов, несколько шариковых ручек, – запечалился Шмидт. – Скорее всего, сейчас будет проведён допрос, сопровождаемый оформлением протокола. Знать бы ещё – в чём конкретно виноват… Как думаешь, командир, генерал-то будет наш, в смысле, «грушный»? Или же – «фээсбэшный»?

– Скоро узнаем, брат, – невесело хмыкнул Артём. – Лишь бы – только – не американский…

Послышался тихий, едва слышный скрип дверных петель, и в комнату вошли двое.

«Тьфу ты, мать его! Чтоб вас всех – долго, да по-разному!», – в сердцах возмутился внутренний голос. – «Изощрённый маскарад – он же разнузданный и легкомысленный карнавал – продолжается…».

Один из посетителей – статный, высокий и широкоплечий – был облачён в классическую генеральскую форму. Однако, в его внешнем облике наблюдались сразу три ярко-выраженные странности. Во-первых, генерал был до неприличия молод, лет двадцати шести-девяти от роду. Во-вторых, его мундир был без всякой меры украшен множеством самых разнообразных орденов, только звёзд «Героя России» наличествовало шесть штук. В-третьих, глаза вошедшего были излишне светлыми, почти белыми, и блестели очень, уж, тревожно и беспокойно.

Второй гость (среднего возраста, с аккуратным тёмно-коричневым чемоданчиком в руках) был, наоборот, худеньким, щуплым и низкорослым. На его узких рахитичных плечах гордо красовался белый медицинский халат, на голове – белая же докторская шапочка. И всё бы ничего, но и халат, и головной убор данного комедийного персонажа были щедро разрисованы – во всех мыслимых и немыслимых местах – чёрной фашисткой свастикой.

«Похоже, что воспользовались обычным школьным фломастером», – презрительно скривился внутренний голос. – «Бутафория подростковая, мать её! И эти звёзды «Героя», и фашистская свастика… А глаза-то у врача – тоже с явной сумасшедшинкой. Только с совсем другой, без характерных следов частого употребления сильнодействующих наркотических средств. Скорее, уж, данный хиловатый субъект похож на среднестатистического учёного-фанатика – из низкопробных голливудских боевиков…».

Вольготно расположившись на пластиковом стуле, широкоплечий молодой человек – с видимым удовольствием – представился:

– Генерал-лейтенант Фёдор Комаровский! Руководитель «подземного» ГРУ России! Прошу любить и жаловать! Мать вашу…

– Доктор Геббельс, – скромно отрекомендовался узкоплечий тип в белом халате.

– Очень приятно! – стараясь выглядеть максимально невозмутимым и спокойным, откликнулся Артём. – Я – майор Белов, заместитель военного коменданта станции «Лесная». Возглавляю мобильную группу, следующую на станцию «Маяковская» с целью…

– Отставить! – нервно поморщился генерал-лейтенант. – Я ознакомлен с изъятыми документами, майор Белов. Что случилось с двумя вашими товарищами? Извольте отвечать чётко и коротко, как и положено военному человеку. То бишь, без гнилой штатской воды и пространных экивоков.

– Есть, отвечать без гнилой воды! Мы имеем дело с побочными последствиями от воздействия на человеческую психику «сонного» газа. Эти два бойца уже в третий раз – за короткий временной промежуток – подверглись внезапному усыплению. Очевидно, поэтому и не могут до сих пор прийти в сознание. У обоих наблюдается замедленное сердцебиение – на уровне двадцати пяти ударов в минуту.

– Геббельс? – руководитель подземного ГРУ вопросительно посмотрел на человека в белом халате. – Что нам скажет современная медицина? Необходимо, чтобы все заложники остались в живых! Они для нас – нынче – дороже золота и южноафриканских алмазов… Попрошу озаботиться со всем усердием! Головой отвечаешь, эскулап хренов!

– Незапланированные побочные эффекты от неоднократного воздействия усыпляющего газа Эн-09/15? – принялся рассуждать вслух доктор. – Вполне возможно, вполне… Я месяцев восемь-девять назад предупреждал этих высоколобых и наглых деятелей из группы «Z», да, куда там… Они же все – поголовно – гении. Только собственные разработки продвигают, а препараты «рядовых» учёных, наоборот, задвигают. Суки гениальные и заносчивые! Ничего, время нас, непременно, рассудит! Ладно, будем думать, – разместил на столе чемоданчик, щёлкнув замками, распахнул крышку и задумчиво нахмурился, рассматривая содержимое «аптечки».

– Думай, непризнанное научное светило, думай! – великодушно разрешил Комаровский. – Доказывай свою полезность новому миру…

«Итак, мы – заложники!», – резюмировал внутренний голос, обожающий выстраивать логические цепочки. – «Причём, очень ценные, типа – дороже золота и южноафриканских алмазов. Следовательно, нас хотят обменять на что-то… Или – на кого-то? Интересно, интересно… Что же произошло со спецкомандой «Выборгской»? Внезапное массовое сумасшествие, то есть, помешательство? Случайно налопались «не тех» таблеток? Или же совсем, даже, неслучайно? Глаза-то у доктора Геббельса больно, уж, характерные и загадочные. А ещё эта его многозначительная фраза, мол: – «Умники из секретной группы «Z» продвигают только собственные разработки, а на все прочие препараты – плюют с высокой колокольни. Но время, оно всё и всех расставит по своим местам…». Может, в этом и кроется разгадка данной навороченной шарады? То бишь, местный доктор (коллега профессора Фёдорова?) решил, пользуясь сложившейся ситуацией, провести некий приватный эксперимент? Дабы утереть нос всяким зазнавшимся умникам и гениям? Почему бы и нет? Версия, как версия, не хуже прочих…».

Наконец, Геббельс, сложив нужные врачебные препараты и причиндалы в непрозрачный полиэтиленовый пакет, велел:

– Ну-ка, служивые, отошли к дальней стене! Отошли, отошли! В темпе! Естественно, что это не касается индивидуумов, пребывающих в бессознательном состоянии. Встали рядом с унитазом, развернулись к нам спинами, а руки сложили в замок за головами… Так, молодцы! Теперь нагнулись! Эй, дневальный! Принеси-ка пару литровых пакетов с соком. Лучше – с яблочным. И прихвати одноразовые пластиковые стаканчики. Хавку? Нет, пока не надо. Накормишь ценных узников по отдельной команде, через энное количество часов. Впрочем, присовокупи коробку шоколадных конфет. «Чародейка»? Подойдёт!

Послышался громкий лязг поднимаемой решётки, затем последовала короткая пауза, сменившаяся новым лязгом.

– Можете поворачиваться, орлы! – милостиво разрешил доктор. – Забирайте посылку с медикаментами и слушайте подробные инструкции… Первым делом вкалываете – в любые мягкие места, прямо через одежду – вашим товарищам по дозе…, э-э-э, успокаивающего препарата. Нашли одноразовые шприцы с красными ободками? Вот, про них я вам и толкую… Дальше, подождав две-три минуты, отвинчиваете крышечку с белого флакон, в котором находится нашатырный спирт. Понятно, что делать с этим сосудом? Правильно, поднести его – открытым горлышком – к носам приболевших граждан… Далее, когда бойцы придут в себя, накормите их крупными красными горошинами – по три штуки на брата. Сок предназначен для запивания, чтобы глоталось веселее… Ну, и сами употребите красные таблетки – из расчёта одна горошина на одно «усыпление». Полного снятия осложнений не обещаю, но определённое облегчение гарантирую.

На широкой деревянной полке под железной решёткой располагалось: непрозрачный полиэтиленовый мешок с лекарствами, два пакета с яблочным соком, пластиковые стаканчики, коробка конфет, толстая стопка бумажных листов и три обычных шариковых ручки.

– Чего ждём, морды медлительные и туповатые? – начальственно рявкнул Комаровский. – Выполнять! Когда завершите предписанные оздоровительные процедуры, тогда и поговорим… А мы с Геббельсом пока отдохнём немного от трудов праведных. Типа – развеемся чуток…

Вколов в правое предплечье Хантера лечебную микстуру из одноразового шприца, Артём непроизвольно обернулся на звонкие шлепки, раздававшиеся из-за решётки.

«Охренеть можно запросто!», – слегка прибалдел внутренний голос. – «Это же доктор Геббельс увлечённо и безжалостно лупит – несколькими игральными картами, сложенными веером – по длинному носу генерал-лейтенанта. Похоже, что они сражаются в пошлого подкидного дурака. Сюрреализм, одно слово…».

Минут через двенадцать-пятнадцать Хантер и Фюрер полностью пришли в себя, хотя и жаловались на общую слабость и сильное головокружение.

– Ничего страшного, – заверил Геббельс, пряча потрёпанную колоду карт в карман халата. – Для первого разговора и получения исходной информации сгодиться и такое состояние. Потом, после поглощения шоколадных конфет, силы постепенно восстановятся… Господин Комаровский, можете начинать! Пленные готовы выслушать и переварить вашу пламенную речь!

– Дмитрий Алексеевич, – тихонько зашептал Артём в ухо Фюрера. – Не вздумай, родной, выкинуть какой-нибудь гадкий фортель. Я же вижу – с каким интересом ты пялишься на неординарный халат этого законченного психа… Нам сейчас предатели не нужны. Извини, но если почувствую что-либо неправильное – вмиг порешу, даже пикнуть не успеешь…

– Понял, командир. Спасибо за предупреждение.

– Прекращайте шептаться, неполноценные ублюдки! – нервно взвизгнул Геббельс. – В крематорий захотели, бродяги безродные? Кстати, молодой человек! – заинтересованно посмотрел на Фюрера. – Мы с вами, часом, нигде раньше не встречались? Морда лица у вас очень приметная, и очки эти – в позолоченной оправе…

– Обознались вы, господин Геббельс, – печально вздохнув, заверил Дмитрий, чувствуя на своей тощей шее каменную ладонь Артёма. – Освещение здесь слабенькое, вот, и обмишурились. Бывает…

Самозваный генерал-лейтенант поднялся из-за стола и, заложив руки за спину, важно прошествовал туда-сюда, смешно позвякивая многочисленными орденами и «звёздами», после чего резко остановился, старательно откашлялся и принялся веско, хотя и слегка сбивчиво, излагать основные постулаты своего нестандартного мироощущения:

– Как вы, наверное, знаете, на земной поверхности произошло событие, которое в толстых фантастических романах принято называть «Ядерным Армагеддоном». А в обычной жизни: – «Ядерным пик-пик-пик… Мать вашу!». Следовательно, старый человеческий мир – вместе со всеми его вековыми устоями и дурацкими принципами – окончательно и бесповоротно умер… Но мы-то с вами – живы? Не так ли? А, раз, живы, то надо задуматься и об обозримом будущем… Э-э-э… Короче говоря, питерская станция метро «Выборгская» объявляется независимым и самостоятельным государством – со всеми вытекающими последствиями. Как-то оно так… Э-э-э, на чём это я остановился?

– На провозглашение независимого и самостоятельного государства, – подсказал Артём.

– Спасибо, майор Белов! Потом, если не забуду, то награжу красивым орденом. У меня их много… Итак, о будущем государственном устройстве… Впрочем, ничего ещё не решено окончательно. Геббельс – гад говорливый и избыточно умный – предлагает создавать новый фашистский Рейх. Я же сторонник «мягкого» коммунизма. То есть, классического социализма с элементами разгульной анархии… Впрочем, успеем ещё прийти к единому и согласованному решению, время-то терпит. Ещё пару суток попьём-погуляем. Потом начнём потихоньку «гайки закручивать», то бишь, налаживать-настраивать элементарную дисциплину. А там и железобетонное решение примем… У нас на станции, как вы знаете, «пассажиров» нет. Следовательно, имеющиеся складские запасы позволяют нам не думать о хлебе насущном на протяжении нескольких десятков лет. То есть, жить безбедно и припеваючи, отделившись ото всех остальных человеческих индивидуумов, оставшихся в живых. Однако существует одна щекотливая и архиважная проблема…, – генерал медленно провёл ладонью по мужественной физиономии и потерянно замолчал.

– Вы знаете, что «Выборгская» отделена от «Площади Ленина» стальными заградительными щитами? – спросил Артём, пользуясь образовавшейся паузой.

– А? Что? – очнулся Комаровский от раздумий. – Да, конечно, знаем. И это нас совершенно не печалит. Ну, ни капли.… Более того, мы хотим «запечатать» и оба туннеля, ведущие к вашей «Лесной». Как это – зачем? Чтобы никто и никогда не посягал на наше добро! Человеческая жадность и зависть, вот, краеугольные причины всех войн на нашей грешной планете! И в глубокой древности, и на современном этапе развития цивилизации… Зачем нам – воевать? Особенно, учитывая комплектацию военных подземных складов на каждой станции. Там размещено такое количество разнообразного оружия и боеприпасов – никакими словами не описать. Уничтожить всё питерское метро – вместе взятое – раз плюнуть. Короче говоря, любой вооружённый конфликт между станциями, наверняка, приведёт к полному и взаимному уничтожению. Да, и держать постоянно в туннелях патрульных – на мой взгляд – накладно и хлопотно… Нет, лучше, уж, «запереться» окончательно и надёжно, после чего беззаботно предаваться разнообразным жизненным утехам. Вино, кино, домино, преферанс, шахматы, женщины.… Вот, именно из-за женщин вы, господа «грушники», и попали в бесправные заложники…

– Простите?

– Прощаю, майор Белов! – состроив благородную гримасу, насмешливо хмыкнул генерал-лейтенант. – На некоторое время, естественно… Итак, на станции «Выборгская» отсутствуют женщины. Вернее, была одна, да вся вышла… А без женщин, как учит мой богатый жизненный опыт, нет спокойной и полноценной жизни. Без них может начаться разнообразная и мерзкая хрень – насквозь богопротивная. То бишь, Содом и Гоморра, выражаясь культурным языком… Оно нам надо? Понятное дело, что нет… Следовательно, что надо сделать?

– Разжиться шустрыми девчонками и тётками приемлемого возраста, мой мудрый и отважный экселенц! – льстиво предположил Геббельс. – После чего можно и запираться ото всех. Мол, мы ребята самодостаточные и никого из посторонних видеть не желаем. И чужого нам не надо, но и своего, кровного, не отдадим…

– Верно, уважаемый эскулап! Голова у тебя – чисто Дом Советов! Продолжаю… Ваша мобильная группа, господа, захвачена нами в плен с единственной и, безусловно, благородной целью. А, именно, для честного обмена на прекрасный женский пол. Исходя из расчёта – один боец на четыре женские особи… Как мне совсем недавно любезно сообщил Омар Хаям, на вашей станции никаких проблем со слабым полом не наблюдается. Скорее, наоборот, имеется некий избыток, бесполезно поедающий бесценное нынче продовольствие. Так что, военный комендант Мельников мне ещё должен и «спасибо» сказать – за действенную помощь в избавлении от никчемного баланса… Как вам, уважаемый майор Белов, такой не хитрый расклад?

– Огорошили и поразили! – честно признался Артём. – Всего ожидал, но, только, не такого нестандартного поворота. Мол, разжиться девчонками и замуроваться – навсегда – от внешнего мира… Впрочем, как учил всё тот же Омар Хаям (настоящий, понятное дело!) – каждый человек имеет право на личную жизненную философию…

– Золотые слова! – похвалил Комаровский. – Так, согласится подполковник Мельников на предложенные условия? Может, надо – для ускорения переговорного процесса – поумерить аппетиты? То есть, просить за освобождение одного пленника – трёх барышень?

– Считаю, что подполковник не пойдёт на такую подлость и низость…

– Полноте! Конечно же, согласится. У военного коменданта – особая логика и персональная ответственность. Плюсом – строгие инструкции… Зубами поскрипит немного, заглушая голос надоедливой совести, поматерится вволю, да и примет все наши условия.

– Тогда мы можем не согласиться, – заупрямился Артём. – Что, начнёте стрелять на поражение? Стреляйте, суки…

– Кто же вас, идиотов неразумных, вообще, будет спрашивать? – разозлился Геббельс. – Усыпим, крепко свяжем и на мотодрезине доставим к заранее оговорённому месту… Очередное использование усыпляющего газа Эн-09/15 может нанести непоправимый урон вашему драгоценному здоровью? Не вопрос! Существует и обычное снотворное, которое можно – безо всяких проблем – подмешать в любую жидкость.

– А на станционных складах имеются отличные гранаты – израильского производства – с сонной, многократно проверенной и совершенно безвредной начинкой, – добавил генерал-лейтенант. – Так, мы будем полноценно сотрудничать, или как? Мне кажется, что вы сами должны быть кровно заинтересованы в предлагаемом мероприятии. Ведь, если обмен не состоится, мы будем вынуждены вас расстрелять – за полной ненадобностью и для пущего спокойствия… А трупы, естественно, утилизировать. Благо, на складах имеются и современные утилизаторы, то бишь, мыловарни большой производительности… Гы-гы-гы!

– Нас будут искать…

– Не смешите, пожалуйста! Ну, заявится сюда с «Лесной» поисковый отряд. Что дальше? Объясним, мол, мобильная группа майора Белова беспрепятственно проследовала к «Площади Ленина», больше мы их не видели. А ещё – примерно через час после ухода группы – в туннеле прогремел мощный взрыв. Пошли, мол, посмотреть, а там – заградительный щит. На нём, ведь, не написано, когда он, родимый, сработал. Правда?

– Не написано, – досадливо покрутив головой, вынужден был согласиться Артём. – Что вы хотите от нас?

Переглянувшись с Комаровским, Геббельс сообщил:

– В принципе, ничего особенного. Всего-то две наипростейшие вещи… Во-первых, господин Белов, вы должны написать – на имя подполковника Мельникова – подробный рапорт о произошедшем инциденте. Мол, так и так, нечаянно попали в плен. Гадкие злодеи предлагают обменять на шестнадцать смазливых девчонок. Иначе, грозят, сволочи, превратить в качественное хозяйственное мыло… Ничего, ведь, сверхординарного?

– Предположим… А что – во-вторых?

– Необходимо тщательно продумать все детали предстоящего обмена. Вы же, ребятки, хотите попасть обратно на «Лесную»? Вот, и думайте, любезные! Существует одно непреложное условие – туннельные щиты должен быть закрыты нами. Понимаете, о чём идёт речь? Именно после радиосигналов, поступившего с пульта управления «Выборгской»! Другие варианты нас категорически не устраивают…

– Подождите, доктор! – попросил Артём. – Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду?

– Обмен может состояться только непосредственно возле одного из туннельных щитов, расположенного между «Лесной» и «Выборгской». Пока ещё открытого, конечно же… Вы и девчонки расходитесь в разных направлениях. Сразу же после этого щит (и второй, естественно) запирается. Но он должен – непременно – быть задраен нами… Как вы думаете, для чего существует бумага и шариковые ручки? Пишите рапорт на Бориса Ивановича, разрабатывайте, не жалея бумажных листов, чёткие и однозначные схемы обмена… Видите ли, подполковник Мельников личность широко известная – в узких кругах – своим коварством. Вот, например, через пятнадцать-восемнадцать минут после объявления «Атомной тревоги» мы направили на «Лесную» опытного разведчика. Ну, чисто на всякий случай: воздух понюхать, присмотреться к общей ситуации. Но разведчик так и не вернулся, хотя был выряжен в «метрошную» форму, да и удостоверение машиниста электровоза лежало у него в нагрудном кармане… Не знаете ли, часом, что с ним произошло? Ну-ну, Бог вам судья… Поэтому и напрягайте мозговые извилины, если хотите остаться в живых. То бишь, нужно предусмотреть все теоретически-возможные каверзы, могущие последовать со стороны вашего хитроумного начальника. Если что, мы не будем жалеть патронов и гранат… Думайте, господа! Думайте! А часов через десять-двенадцать продолжим наш познавательный и интригующий разговор. Надеюсь, не возражаете?

О чём-то пошептавшись с Комаровским, Геббельс выставил из чемоданчика на стол баночку, наполовину заполненную ярко-красными горошинами, и ехидно объявил:

– Это, так сказать, вожделенный и драгоценный приз! Препарат, употреблённый вами, предполагает трёхкратный приём – через каждые пять-шесть часов. При временной задержке (между первым и вторым, а также между вторым и третьим приёмами) наступает…м-м-м, нехилая ломка. Ничего, в общем, страшного, но крайне болезненно, неприятно и мерзко… Если к нашему возвращению просимые бумаги будут написаны, то вы получите вторую порцию моих «волшебных» горошин, а также полноценное горячее питание. Ну, а на нет, как говорится, и суда нет… Так что, господа офицеры, всех вам благ! Всего самого наилучшего!

– Отдыхайте, служивые, расслабляйтесь, кушайте конфетки, – посоветовал фальшивый генерал-лейтенант. – Но не забывайте и мозгами шевелить, мать вашу! А на нас с Геббельсом не обижайтесь. Ничего личного. Обычная изощрённая и нетрадиционная философия, как любит выражаться наш достославный Омар Хаям – в недавнем прошлом – майор Олежка Харитонов…

Глава пятнадцатая (выполняющая функцию короткого антракта, но не только…) Тюремные думы, разговоры и воспоминания

Комаровский и Геббельс, криво улыбнувшись на прощанье, ушли, секции дневного света медленно погасли.

– Теперь, товарищ командир, будем совместно работать над просимыми документами? – со скрытой насмешкой спросил Фюрер. – Может, разделим – для пущей успешности – должностные обязанности? Ты, к примеру, напишешь развёрнутый рапорт на имя подполковника Мельникова. А мы с ребятами дружно проработаем подробный план предстоящего обмена. Как тебе такое предложение?

– Не годится, падла наглая, – лениво зевнул Артём. – Ни о какой «совместной работе» – не пойми с кем – и речи быть не может. В такой неоднозначной и непростой ситуации командир подразделения просто-таки обязан – взять на себя личную ответственность за принятие судьбоносных решений… Кстати, Дмитрий Алексеевич, ещё раз обратишься ко мне на «ты» – сразу же получишь по бесстыжей морде. Серьёзно так получишь, с выбитыми напрочь зубами и сломанным – на хрен – носом… Уяснил?

– Уяснил, – обидчиво надулся Фюрер и тут же полез в бутылку. – А почему наблюдаются такие откровенные несправедливости и дискриминации, господин майор? Сане Шмидту – «тыкать» – можно без всяких серьёзных последствий, а мне грозите личико попортить в хлам… Не, а почему? Я думал, что в нашей великой и славной стране безраздельно царят равенство, демократия и самое натуральное братство, а тут – нате вам. Жуйте, суки драные, сталинские вариации… Ничего не понимаю!

– Ну, брат братский, про равенство и демократию, царящие в современной России, это ты загнул… Что, самому стало смешно? Бизнес-политическая элита, как же можно обходиться без неё? Элита…, мать её… А касаемо Шмидта, то ему позволены – сугубо в боевой обстановке – определённые вольности. Потому как он – старший лейтенант ГРУ, а это совсем, даже, не ерунда ерундовая.

– Всего лишь старший лейтенант, – презрительно хмыкнул Фюрер. – Подумаешь…

– И ничего – не подумаешь! – повысил голос Артём. – В ГРУ, чтоб ты знал, звание старшего лейтенанта соответствует майорскому званию в обычной армейской части. Почему так? Исторически сложилось… Ладно, бойцы, я посплю немного, да и вам советую. Вдруг, ломка, обещанная подлым Геббельсом, не способствует здоровому и спокойному сну? Бумажки написать – дело не хитрое. Минут за десять-пятнадцать можно – при сильном желании – управиться. Если делать это на свежую голову, понятное дело… Старший лейтенант Шмидт!

– Я!

– Проследи, чтобы наши штатские гаврики съели все калорийные конфеты…

Поспать толком, впрочем, не получилось. Беспокойный внутренний голос упорно прорывался сквозь вязкую пелену дрёмы и настойчиво нашептывал всякие разности: – «Ещё немного про давешний ядерный взрыв… Может, его, всё же, не было? Повышенный радиационный фон около туннельного щита, преградившего путь к станции «Площадь Ленина»? Очередная наглая обманка, не более того! Стоит, к примеру, за металлическим щитом стеклянная баночка, доверху наполненная радиоактивной гадостью, вот, и все дела… Жадное чавканье и звуки работающей зубоврачебной дрели? Обычная магнитофонная запись, транслируемая через мощный усилитель! Генералы-то наши – большие затейники и путаники, ни то ещё придумают, мерзавцы сообразительные… Кстати, всё происходящее на станции «Выборгская» может оказаться отдельным экспериментом, искусно вплетённым в общую канву образцово-показательных учений. Например, знаменитая группа «Z» осуществляет на «Выборгской» «полевые» испытания секретного галлюциногенного препарата нового поколения. А мерзкий доктор Геббельс, поливающий отборной грязью подразделение «Z», и является его тайным руководителем. Коронный фокус, так любимый всеми секретными спецслужбами: главный «разоблачитель» – на самом деле – и является «резидентом»…».

Вредный внутренний голос много ещё чего рассказывал-докладывал, но Артём старался не обращать на это никакого внимания, целенаправленно погружаясь в цветной сон – с яркой эротической подоплёкой – главной героиней которого, как легко догадаться, являлась Татьяна…

Кто-то сильно и настойчиво потряс его за плечо.

– Что случилось? – спросил Артём, открывая глаза.

– Плохо очень ребятам, командир, – негромко пояснил Шмидт. – Видимо, началась обещанная ломка. Поговорил бы ты с ними, успокоил бы…

Хантера и Фюрера била крупная дрожь, по лицам беспрерывно струились-стекали капельки холодного пота. Оба, жалобно сверкая глазами, сидели на противоположных нарах, безвольно прислонившись спинами к шершавой стене камеры.

– Плохо, орлы могучие? – для начала разговора задал дежурный вопрос Артём. – Знобит, наверное?

– Знобит, – заторможено подтвердил Хантер. – А ещё – словно бы – что-то давит сверху. Ох, тяжело!

– Постоянно давит, прямо на темечко, – подтвердил Фюрер, нервно смахивая ладонью с лица обильный пот. – Очень муторно и страшно на душе. Очень… Подземелье проклятое! Не хочу больше! На волю хочу, на поверхность! Солнышко хочу увидеть! Немедленно! Прямо сейчас…

– Прекратить дешёвую бабскую истерику! – прикрикнул Артём. – Хочу, блин, не хочу… Разнюнились, бойцы!

– Так, страшно же очень. Давит…подземелье…

– Разве это – настоящее подземелье? Так, насмешка сплошная, – теперь Артём старался говорить мягко и плавно. – Вот, однажды в Никарагуа мы с Лёхой Никоненко полтора месяца слонялись по бесконечной древней пещере. Это, да – настоящее подземелье, дикое, страшно.… А здесь – ерунда, сплошная цивилизация, розовые сопли и всё такое прочее… Метро, одним словом! Курорт натуральный, пятизвёздочный.

– Расскажи, командир, про древнюю пещеру, – жалобно попросил Хантер. – Интересно, ведь…

– А, что? И расскажу! Очень познавательная и поучительная история, есть, как говорится, над чем задуматься… Слушайте, доходяги!

«Правильно, Белов!», – одобрил внутренний голос. – «Пусть мальчишки отвлекутся немного от подземных страхов, заинтересуются всерьёз. Только ты, братец, не увлекайся чрезмерно. А то, знаю я тебя! Надо, чтобы всё выглядело достоверно и правдоподобно. Иначе, заскучают юнцы, опять начнут ныть и проситься наверх, к солнечному свету…».

Дело было, как я уже сказал, в Никарагуа, лет восемь с половиной тому назад. Послали нас с Лёхой туда в плановую командировку, то есть, для совершенствования профессиональных навыков. Ну, и для оказания действенной помощи разным прогрессивным товарищам. Достаточно вам такого объяснения? Молодцы, понятливые мальчики!

Так вот, пропал в тамошних джунглях отряд Рэя, местного знаменитого партизана. То ли погибли все отважные бойцы, то ли попали в плен к американским сатрапам. Что, впрочем, одно и то же… Тогда руководители повстанцев спешно организовали поисково-спасательную команду. Я – командир, Лёха Никоненко – заместитель, Мари Вагнер – в качестве доктора. Ну, и полтора десятка рядовых бойцов из местных индейцев племён… Да, чуть не забыл, Мари с собой прихватила маленького камышового котёнка по кличке Маркиз. Это, как потом поймёте, немаловажная деталь в данной истории…

С неделю мы бестолково слонялись по непроходимым джунглям, в конце концов, напоролись на засаду. В живых остались только я, Лёха и Мари. Ну, и котёнок, который сидел в походном рюкзаке у докторши. Вернее, не все бойцы нашего отряда погибли. Многие просто разбежались по джунглям и попрятались – кто где…

Ранним утром загнали нас американцы в узкую заброшенную пещеру, вход в которую зарос вековой паутиной. Коварный противник расположил рядом снайперов – головы не высунуть. Но и сами американцы не решались зайти в подземелье, справедливо опасаясь отчаянного сопротивления, тем более что Лёха – время от времени – наружу метал гранаты.

Потом противник принялся обстреливать вход в пещеру из крупнокалиберного пулемёта, пришлось спуститься вглубь по узкому коридору. Ещё минут через пятнадцать-двадцать от входа раздался сильный взрыв, за ним прогремел второй… Выждали мы немного и полезли наверх. Даже половину расстояния до выхода на поверхность не прошли – завалено всё напрочь, не откопаться. В том смысле, что откопаться можно всегда, если сильно захотеть и постараться. Только – в данном конкретном случае – на это надо было бы потратить недели полторы-две…

– Полезли вниз, – предложил Никоненко, зажигая армейский факел. – Осмотримся, поищем другой выход на земную поверхность.

Метров через триста-четыреста мы выбрались в большой подземный зал. Представьте себе нишу, или, что будет вернее, большую комнату, имеющую форму идеального куба с размером граней по пятьдесят-шестьдесят метров. В зале было достаточно светло – идеально-гладкие, словно бы отполированные неведомыми строителями-гигантами стены этого помещения были беспорядочно усеяны тонкими желтоватыми прослойками неизвестной горной породы, светящимися в темноте. Возле стен зала – при такой необходимости – можно было запросто читать газеты, а в центре властвовал таинственный полумрак, к которому, впрочем, глаза привыкали достаточно быстро.

Было, пацаны, на что там посмотреть! Все стены этого зала – метров на пять-шесть от каменного пола – представляли собой одно сплошное художественное панно, состоящее, словно бы, из иллюстраций к фантастическому роману.

– Как же это они сделали? – без конца удивлялся Лёха, беспрерывно трогая ладонями гладкие стены. – Такое впечатление, что эти картинки нарисованы изнутри! Или же снаружи, а потом покрыты толстым слоем прозрачного лака… А техника рисунков какая! Это – что-то! Обалдеть и не встать! Вот, что значит – древние мастера!

Действительно, искусно всё было изображено – каждая деталь тщательно прописана, все пропорции идеально соблюдены.

Картинки и рисунки, нанесённые на стены этого подземного зала, условно можно было разделить на три большие группы.

Первая группа – всевозможные птицы и животные. Даже, знакомые иногда попадались: благородные олени, аисты, полосатые тигры, ящерицы, змеи. Но большинство рисунков представляли собой сплошную экзотику: гигантские орлы с двумя головами, пятнистые лошади с острыми когтями на толстых лапах, волки с головами очковой кобры, огнедышащие драконы – в немаленьком ассортименте…

Вторая – разнообразные воинские баталии. Высокие люди – в непривычных глазу доспехах – яростно сражались с бородатыми гномами, с широкоплечими кентаврами, с другими людьми, восседавшими верхом на здоровенных волках.

Но третья группа оказалась самой интересной и неожиданной. В основном – космические корабли: и классические ракеты, и летающие тарелки, и трёхгранные пирамиды с работающими реактивными двигателями. Правда, встречалась техника и попроще: автомобили, самолёты, воздушные шары, велосипеды, самокаты…

Мне тогда вспомнилась одна крылатая фраза, мол: – «История человечества развивается по спирали…». Вполне возможно, друзья мои, что и так. Хотя, глядя на эти картинки, можно было предположить, что данная спираль является – лишь – составной частью знаменитой петли математика Мёбиуса…

Загадочные картинки – дело, безусловно, хорошее, но надо было подумать и о более приземлённых вещах. А именно, о том, как выбраться из подземелья, ведь, продовольственных припасов у нас было очень мало – на пару-тройку скромных перекусов.

Осмотрели мы очень внимательно подземный зал, но никаких других ходов-коридоров – кроме того, заваленного американскими взрывами – не отыскалось, только в дальнем углу обнаружили маленькое озерцо с хрустально-чистой водой. Что делать дальше?

Решили – для начала – немного перекусить. Сидим на вещмешках, жуем прогорклые сухари, намазанные тонким слоем печёночного паштета.

Вдруг, я случайно заметил, что юный кот Маркиз, уши хищно прижав к голове, активно скачет вокруг подземного озерца. Такое впечатление, будто бы охотится на кого-то. Я тихонечко подкрался к этому водоему, карманный фонарик направил в воду, резко нажал на кнопку «вкл.»… И, что же вы думаете? Две чёрные тени метнулись к каменной стене и тут же исчезли. Рыба крупная! Откуда она, спрашивается, взялась в крохотной лужице? Я сразу же смекнул, что данная странность – неспроста. Тут ещё выяснилось, что у Никоненко, как у каждого уважающего себя диверсанта, в рюкзаке и ласты имеются, и фонарик специальный – для плавания под водой.

Делать нечего. Нацепил я на ноги ласты, Лёхин фонарик включил, да и нырнул в озерцо. Вдруг – что? И, точно! Под стеной обнаружился выход! Подводный, понятное дело… Вот, так-то оно, ребятки! Всегда надо надеяться на лучший исход! Всегда! А руки безвольно опускать – дело последнее…

Вынырнул я, сообщил соратникам о неожиданной находке, воздуха побольше набрал, вновь нырнул и поплыл по подводному гроту. Секунд сорок пять, наверное, прошло – чувствую спинным мозгом, что выплыл куда-то, то бишь, что нет больше над головой каменного свода… Всплыл я на поверхность, фонариком из стороны в сторону поводил и понял, что сижу под крутым обрывом в заводи-бухте широкой подземной реки – до пологого противоположного берега было метров сорок-пятьдесят. Заводь-то спокойная, но уже метров через пять-шесть шумело сильное течение, белые буруны просматривались и тут и там. И – самое неприятное – выше по течению бушевал солидный водопад. А это означало, что если переплыть на противоположный берег, то потом назад – в заводь – ни за что было не выгрести. Дорога в один конец – получалась…

Тем же путём я вернулся к товарищам по оружию, рассказал всё – честь по чести. Стали мы обсуждать сложившуюся действительность. Разгребать подземный коридор, заваленный взрывами? Нереальным выглядело это мероприятие, учитывая острую нехватку продовольствия. Много ли накопаешь на голодный желудок? Помрёшь от потери сил и не заметишь этого… Форсировать подземную реку? Тот ещё изюм, подгнивший слегка… Во-первых, было непонятно, куда эта речка, собственно, течёт. В том смысле, а если она выходит на земную поверхность только через сто-двести километров? Во-вторых, за один раз много полезного груза с собой было не утащить. В-третьих, неожиданно выяснилось, что Мари, про камышового кота вовсе не говоря, совсем не умеет плавать…

Долго мы тогда спорили и ругались. В конце концов, решили, что надо пробиваться через подземную реку. Мол, нет других дельных вариантов.

Упаковал я в полиэтиленовый мешок несколько долгоиграющих армейских факелов и коробок со спичками, ещё разок нырнул, в речной заводи зажёг факелы и закрепил на скалах, причём, сориентировав их так, чтобы предстоящий водный путь был чётко освещён. Вернулся обратно. Потом повесил тяжеленный рюкзак на плечи, в правую руку взял очередной полиэтиленовый пакет (герметично закрытый) – с камышовым котёнком внутри – и снова нырнул…

Маркиз сперва вёл себя спокойно, будто бы понимая всю серьёзной ситуации, но потом, когда уже погрузились под воду, забился – только держись. Чуть я не потонул, переплывая через подземную реку: течение бешенное волочёт куда-то, рюкзак – камнем – тянет ко дну, а тут ещё котяра в мешке вертится – как тот декоративный хорёк в колесе…

На пологий речной берег я выбрался метрах в ста двадцати – от заводи – ниже по течению. Однозначно повезло – дальше, метрах в сорока-пятидесяти от этого места, начинались серьёзные пороги, усеянные острыми скалами… Первым делом, достал из рюкзака водопроницаемый мешок с мощным аккумуляторным фонарём, распаковал, пристроил его между камнями, включил, направив луч на реку – типа ориентир для соратников, которые должны были стартовать через десять минут после меня.

А котёнок всё бьётся в пластиковом пакете, орёт истошно. «Может, он задыхается?», – думаю. Взял, да и развязал верёвки на пакете. Напрасно это я сделал. Ох, напрасно! Камышовое чудовище – вместо заслуженной благодарности – как в меня вцепится! Все руки располосовал, засранец полосатый, да и удрал куда-то в ближайшие скалы…

Стою это я на речном берегу, кровью обливаясь, а, ведь, надо остальным помогать, как договаривались… Перевязал наспех самые глубокие раны лоскутьями, сотворёнными из собственной же рубашки, тут и соратники показались. Вернее, сперва рюкзак брезентовый пронёсся мимо меня по волнам, следом – ещё какое-то барахлишко, а уже потом, собственно, пловцы… Как Никоненко тогда не утонул? Для меня – до сих пор – загадка. Пронесло Лёху и Мари – с бешеной скоростью мимо безопасной косы – да и впечатало в ближайший валун со страшной силой…

«Неужели, они погибли?» – подумалось тогда. – «Неужели, теперь предстоит – в полном одиночестве – бродить по долбаному подземелью? Тоска-то какая! Умом тронуться – пара пустяков… Может, стоит сразу же застрелиться – к нехорошей маме?».

Присмотрелся, кто-то барахтается среди белых бурунов – одна голова, вторая. Ну, я в воду тут же и прыгнул, позабыв, что в таких случаях надо верёвку бросать тонущим, оставаясь, при этом, на берегу. Молодой был, нервный, горячий не в меру.

Потом никто так и не смог вспомнить, как мы оказались на песчаной косе. Оказались и оказались…

Лёха-то ничего, держался молодцом. А, вот, Мари умудрилась вдоволь наглотаться речной воды. Стал я делать ей искусственное дыхание, тут из темноты мне на спину и прыгнул этот бешеный Маркиз. Прыгнул и вцепился острыми когтями-зубами в холку…

Смеётесь, бродяги наглые? Ну, смейтесь, смейтесь… Оно, надо думать, однозначно полезно для здоровья. В смысле, беззаботный смех…

Естественно, что котёнок просто не разобрался, что к чему. Видимо, решил, что его обожаемую хозяйку хотят обидеть. Но от этого мне было не легче: очень больно, и кровь потекла по спине – весёлыми струйками…

Итак, Мари откачали, меня – дополнительно – перевязали. Потом продовольственные припасы и прочие вещи, переправленные через подземную реку, подсчитали и, понятное дело, прослезились. Главное, что примус «перебрался» в целости и сохранился, ну, и несколько запасных газовых баллончиков к нему. Без этого, уж, и не знаю, что бы делали – сырая пища, как всем известно, она не располагает к избыточному оптимизму.

Первые несколько суток мы шли, упрямо перебираясь через скалы и каменные россыпи, вдоль бурной подземной реки. Тут удалось и продовольствием немного разжиться. Очень ловко у Мари получалось – рыбу добывать: и самодельной острогой, и обычными, ловко брошенными камнями. Она же была наполовину индианкой: отец – немец-ботаник, мать – краснокожая красавица из племени чиго. Почему, спрашиваете, была? Об этом расскажу чуть позже… А рыба, пойманная в водах подземной реки, была странной и непривычной: длинной, тощей, с очень крупной чешуёй и совсем без глаз. Но, зато, очень вкусной и питательной. Приходилось, правда, экономить примусный газ, поэтому рыбёха получалась полусырой, да и без соли… Ну, и ладно. Не графья, всё же!

Потом, возле шикарного многоярусного водопада, обнаружился подземный ход с овальным сечением. Посовещавшись, решили дальше следовать по этому коридору, тем более что перебраться через очередной водопад представлялось более чем сомнительным действом: река в этом месте разливалась очень широко, яростно билась об отвесные скалы, такие водовороты по течению туда-сюда передвигались – жуть страшная. Свернули мы в боковую пещеру и по ней ещё несколько суток (а, может, и недель?) чапали. Точнее не скажу, под землёй время очень странно бежит, постоянно и целенаправленно сбивая с толка…

Короче говоря, выбрались – через некоторое время – в подземный зал, который по площади был больше первого – того, что с познавательными картинками-рисунками на стенах – в десятки раз. Только не стало от этого легче – ни на йоту. Честью офицерской клянусь!

От нового зала отходили сотни, а, быть может, и тысячи различных ходов и штреков. По какому из них идти – один чёрт знает… Лампу, работавшую уже на подсевшем аккумуляторе, угробили до конца, исследуя первые два-три десятка ходов. Только напрасными были наши старания: все коридоры оказались короткими – через триста-семьсот метров каждый из них заканчивался тупиком. Хорошо ещё, что пока работала аккумуляторная лампа, Мари с Лёхой успели набить – с помощью самодельных пращей – два с половиной десятка упитанных летучих мышей… Ещё в одном из тупиков обнаружился огромный сундук. Обрадовались, понятное дело. Но не тому, что был этот сундук набит древними золотыми монетами под самую завязку, а тому, что был он деревянным. То есть, теперь можно было летучих мышек жарить над костром, ведь, примусный газ – к этому моменту – уже закончился… Куда подевали золотые монеты? Там, в тупике штрека и оставили, по несколько штук взяв с собой, чисто на память.

Но делу это помочь не могло. Ходов-то – сотни и сотни… Как определить, где же нужный, без тупика, ведущий на земную поверхность? Если бы не Мари, то, наверное, до сих пор мы бы там бегали, как бобики глупые, от голода тронувшиеся умом …

Вспомнила девушка, что камышовые коты – ребята очень чуткие на всякие запахи. А воздух-то в сквозном штреке должен быть гораздо более свежим, чем в ходе тупиковом. Верная, ведь, логика? Вот, только как Маркизу объяснить – что требуется от него? Посадили котёнка на валун, выпавший из пещерной стены, сами рядышком – на такие же камушки – уселись, и давай Маркизу втолковывать боевую задачу. Я вещал по-английски и по-испански, Мари излагала на французском, немецком и на языке чиго. Целый час продолжался этот бесплатный цирк: мы с Мари упражнялись в красноречии, Лёха в сторонке тихонько хихикал, а Маркиз сидел себе на гранитном булыжнике и, добродушно шевеля усами, внимал нашим пламенным речам.

Потом котёнок, словно бы поняв всё досконально, соскочил с валуна и бодро припустил в пещерную темноту. Часов пять его не было, мы успели стрескать по паре жареных летучих мышей, я уже начал слегка волноваться.

Явился котяра, наконец-таки. Морда довольная, громко урча, начал тереться о колени и головой замотал, словно бы приглашая за собой… Что вы там спрашиваете? А, про летучих мышек… Что же, вполне достойное и вкусное мясо, немного напоминает крольчатину.

Оперативно собрав манатки, мы затушили остатки костра и отправились вслед за котом. Привёл нас Маркиз к боковому коридору, ничем от всех других не отличавшемуся, уселся около входа и принялся многозначительно мяукать. Посовещавшись, поверили котёнку, и пошли рекомендованным узким штреком. Долго шли, то ли трое суток, то ли все пятеро. Устали, жареная мышатина полностью закончилась, свечи и факела дожгли до конца. И, вдруг…

Мари шагала первой. Вижу – налетел на неё кто-то: ростом невысокий, натуральный гном, но очень широченный в плечах, тёмный весь какой-то. Секутся Мари с незнакомцем: у неё – мачете, у него – огромный неуклюжий топор. Так отчаянно клинками махали – и в кино такого не увидишь, только разноцветные искры разлетались во все стороны. И не выстрелить было – в этой коловерти… Умудрился-таки низкорослый противник рассечь Мари щёку. Ну, думаю, плохо дело… Тут над моей головой что-то тяжёлое просвистело, и гному – прямо в лобешник. Повязали мерзавца, пока он был без сознания, Мари щеку заклеили пластырем. Интересуюсь, мол: – «Чем гнома-то оглушили?». Оказалось, что это Лёха Никоненко метко метнул гранату. Без запала, ясен пень…

Через некоторое время пленный пришёл в себя. Допросили, как и полагается, он неплохо понимал язык чиго. Выяснилось, что данный субъект происходит из племени подземных ацтеков, которое ушло в Пещерную страну несколько веков назад, испугавшись жестоких испанских конкистадоров… Вот такие, парни, дела!

Потом этот подземный ацтек нас и вывел на земную поверхность. Около месяца шагали по всяким загадочным пещерам и подземельям, но вышли-таки…

– А, вот, эта Мари Вагнер, она была очень красивой? – спросил заметно оживившийся Хантер.

– Очень! У них с Лёхой такая любовь была! Такая! Слов не подобрать… Убили её потом, через пару месяцев, во время славной морской эскапады, на одном из безымянных островов Карибского моря… Да, Никарагуа и Сальвадор – по-настоящему шикарные места! А какая там, братцы, рыбалка! Давно собираюсь туда съездить, тряхнуть стариной. Даже, стишок написал про это:

Иногда, на розовом рассвете, Кажется – всё это – не всерьёз… Солнышко, оно так ярко светит, Солнышко, за окнами – мороз… Иногда, под заревом заката, Всё мечтается – о южной стороне, Где был счастлив – я порой, когда-то, Как-то – по весне… Скоро отпуск, вновь я уезжаю. Каждый год – на фоне многих лет, В ту страну, где стаи попугаев Радостно приветствуют рассвет… В те края, где помнят Че Гевару, Где Калашников – легенда из легенд. А девчонки – красивей не знаю! А вино? Его прекрасней нет… То вино – из ягод дикой сливы… С кем воюем? Право, всё равно! Мы – повстанцы! Мы – неотвратимы! На привале – терпкое вино… Каждый отпуск – полчища загадок, По ночам – нездешний веер снов… Главное, без всяких непоняток, Прочих всех – негаданных загадок, С лёгкостью – мочить там очень модно Холуёв – всех местных пидоров…

Из-за решётки раздался неясный шум-бряк, и знакомый хриплый фальцет произнёс – с нескрываемым удивлением:

– Олег Николаевич! Вы-то здесь откуда? Генерал-лейтенант Комаровский ничего не говорили про ваш визит…

– От верблюда! – невежливо прервал дневального голос Омара Хаяма, а вслед за тем раздался характерный, едва слышимый хлопок.

– Пистолет с глушителем, – тут же определил Шмидт. – Интересно, а нам теперь чего ожидать?

Глава шестнадцатая Разнообразные разности

Мягко загорелись секции дневного света, едва слышно заскрипели дверные петли.

«Одинаково возможны два варианта», – оживился внутренний голос. – «Либо сейчас все узники – без единого исключения – получат по меткой пистолетной пуле в голову, либо… Либо это пришло оно, нежданное спасенье! Помнишь, у незабвенного классика? Только в эту сентенцию глупую – верю я. Громкий стук разрывает картинку из призрачных слов.… Это просто – спешит к нам на помощь – гвардейская кавалерия, из-за синих – покрытых местами цветами – холмов.…Это просто – спешит к нам на помощь – гвардейская кавалерия, из-за синих – покрытых местами цветами – холмов…».

Артём, даже, сперва не узнал вошедшего человека: ладно сидящая полевая офицерская форма, майорские погоны на плечах, гладковыбритое открытое лицо, покрытое следами свежих порезов.

– Что это ты, Белов, таращишься так удивлённо? – весело и непринуждённо спросил незнакомец голосом Омара Хаяма. – Словно узрел Путина Владимира Владимировича, облачённого в затрапезный цирковой костюмчик рыжего клоуна? Да, и серьёзная настороженность присутствует во взоре. Скажи мне честно, как майор майору: наверное, опасаешься, что я начну палить из пистолета – почём зря?

– Опасаюсь, конечно же. Как же иначе? За последние двое суток столько всего произошло, что уже со всех сторон – непроизвольно – ждёшь изощрённого подвоха. То голые старухи бегают по шпалам, то пустынные волки – сотнями – выскакивают из заброшенных туннелей…

– И у вас на «Лесной» – волки? Говоришь, что выскакивают из заброшенных туннелей?

– Один раз было, – подтвердил Артём. – Кучу народа, сволочи кровожадные, тогда покусали. Мы для того и следовали на «Маяковскую», чтобы разжиться дополнительной сывороткой от бешенства. Наших-то запасов на всех нуждающихся не хватило. А у вас на «Выборгской» – много покусанных?

– Слава Богу, нет ни одного! Просто в одном из технологических туннелей обнаружились странные чёрные ворота – с длинной свежей трещиной – за которыми волки воют и подтявкивают – жалобно так, словно бы от сильного голода… А что у вас за голые бабы шастают?

Шмидт, демонстративно кашлянув несколько раз, предложил:

– Я, господа майоры, конечно, дико извиняюсь. Но, может быть, стоит перенести разговоры – про голый прекрасный пол – на более подходящее время? В том смысле, что хватает и других важных дел…

– Конечно, конечно! – смущённо засуетился Омар Хаям (уже – майор Харитонов?). – Я ещё не до конца…, э-э-э, пришёл в себя, извините. Сейчас отопру двери камеры, и отправимся…

– Куда – отправимся? – осторожно уточнил Артём.

– Конечно же, к вам, на «Лесную»! Других вариантов, просто напросто, не существует… Оба туннеля, ведущие к «Площади Ленина», заперты стальными щитами. А здесь оставаться мне совсем не хочется. Очень, уж, непривычно и неприятно ощущать себя подопытным кроликом… Ладно, своими размышлениями и ощущениями я поделюсь позже, уже по дороге. Нам надо торопиться, пока есть такая возможность… Выходите, выходите! Белов, забери у дневального пистолет. То бишь, у трупа дневального… Так, я прихватил с собой два карманных фонарика. Кому отдать один?

– Шмидт, забери! – велел Артём. – Первым пойдёшь. Кстати, принять всем красные горошины! В зависимости от количества совокупных «усыплений», понятное дело. Спасибо доброму дяденьке Геббельсу, оставившему целебное снадобье на столе… Эй, Хантер! Флакончик-то с остатками «гороха» мне отдай, шустрила хренов… А в каком туннеле мы сейчас находимся?

– В обычном, ведущим к «Лесной». Вы к нам по нему и пришли, прошагав мимо закрытых дверей изолятора… Ну, что, выходим? Я последним выскочу, предварительно сменив входной шифр, чтобы генералу с доктором нервы слегка потрепать. Пусть ломают себе головы, мол: – «А куда это подевался дежурный? И почему дверь не открывается?». Глядишь, окончательно сойдут с ума, падлы гнилые…

– А как же мой рюкзак с ценными приборами? – заволновался Фюрер. – Я их брал у подполковника Мельникова под расписку. Как бы – не того самого… Расстреляет ещё на фиг, мол, по законам военного времени. И записи мои все пропали. Прощай, докторская диссертация! Непруха полная…

– Нельзя мне было заходить в бункер, – извинительно пояснил Харитонов. – Очень опасно. Могли заподозрить – во всяком… Хорошо ещё, что моя майорская форма валялась прямо на перроне. Не успел, хвала Создателю, сжечь её в жарком жертвенном костре. Переоделся, по-быстрому побрился с помощью армейского ножа… Так что, ребята, распрощайтесь с амуницией, оружием и аппаратурой. Бог даст, потом вернём. Может быть…

Они, подсвечивая дорогу карманными фонариками, медленно шагали по шпалам.

– Я, честное слово, толком не знаю, что произошло, – рассказывал на ходу Харитонов. – Мерзко завыла сирена, объявляя «Атомную тревогу», потом сработали заградительные эскалаторные щиты, прервалась связь с внешним миром, ещё через полторы минуты застрелился подполковник Сушко. Доктор Глебов, ну, тот, который нынче себя величает Геббельсом, собрал списочный состав спецкоманды на перроне и выдал всем по упаковке с успокоительными таблетками, велел принимать по одной штуке через каждые три часа. Я отвлёкся минут на двенадцать-пятнадцать – надо было позаботиться о теле покойного подполковника, да и документы всякие изъять, вернее, прибрать к рукам. Естественно, что и таблетку проглотил с некоторым опозданием… Возвращаюсь на перрон, а там уже происходит массовая гульба. Причём такая…м-м-м, которую не остановить, сколько не старайся… Хотел я было немного пострелять в потолок из пистолета. Мол, вдруг, да поможет? То бишь, слегка образумит вконец офигевший народ? Но, не тут-то было, чувствую, что и меня достаёт коварная фармацевтика. «Шторка падает», образно выражаясь, равнодушие опутывает сознание – в безвольный кокон – плотной паутиной… Успел упаковку с гадкими таблетками выбросить – не помню уже и куда. Вообще, мало что помню. Так, только отдельные обрывки-картинки… Когда вы появились на платформе, возле костра, я только-только опять начал – сам себя – ощущать-осознавать. А до этого момента будто бы смотрел со стороны на всё происходящее, и на себя – любимого – в том числе… Я, наверное, и сейчас говорю не очень связанно и однозначно? Извините, последствия… Последствия – чего? Надо думать, последствия от приёма сильнейшего галлюциногена. Я и бороду сбрил, чтобы начать всё с чистого листа. Примета такая есть, проверенная ни один раз… Итак, я узнал, что Комаровский с Геббельсом вас захватили в заложники, чтобы обменять – после переговоров с «Лесной» – на полтора десятка женщин и девушек. Что тут можно сказать? Откровенный перебор и полноценный наркотический бред, со всеми вытекающими последствиями… Стало понятно, что надо срочно уходить на «Лесную». Подполковник Мельников – мужик вредный и жёсткий, но, надо отдать должное, головастый. Решил я, что горячку со стрельбой (мол, пристрелить Комаровского, Геббельса и их ближайших последователей), пока пороть не стоит. Мол, наоборот, надо срочно переговорить с Борисом Ивановичем, перетереть всё тщательно… Здесь, судя по всему, дело не простое. Надо всё это обмозговать, никуда не торопясь…

«Ага, обмозговать! Очень смешная и актуальная шутка!», – нервно захихикал внутренний голос. – «У Мельникова и так – от всего происходящего – ум заходит за разум, а тут ещё и свежие новости прибыли: заградительные туннельные щиты, рядом с которыми счётчик Гейгера начинает усиленно щёлкать, изображая из себя ночного сверчка, сумасшедший капитан Комаровский, возомнивший себя руководителем «подземного» ГРУ… Вот, то-то, Борис Иванович обрадуется! Заключит Омара Хаяма (уже бывшего?) в жаркие объятия и от умиления зальётся горючими слезами…».

После минутного молчания, Артём высказал предположение:

– Получается, что доктор, м-м-м, Геббельс, пользуясь служебным положением, решил поставить – над собственными сослуживцами – некий научный эксперимент…

– Это, майор, у тебя фантазия разыгралась, – недоверчиво покачал головой Харитонов. – Юрка Глебов – парень отличный, свой в доску. Он первым тогда проглотил таблетку, крыша-то и поехала. Превратился, понимаешь, ненароком в Геббельса.…Правда, ходили всякие неясные разговоры, что, мол, он в молодости якшался с какими-то махровыми националистами. Так, у кого не бывало в наивной юности фатальных ошибок? Все мы – заскорузлые грешники, если вдуматься хорошенько. А врач – Глебов – отличный! Талантливый, чего уж там… Вот, взять те же красные горошины, которые снимают негативные последствия от частого «употребления» сонного газа. Голову даю на отсечения, что на других станциях этого препарата нет и в помине! Так что, Глебов – гений…

– Может, с фашистами? – уточнил Артём.

– Что – с фашистами?

– Ну, может с махровыми фашистами тусовался ваш талантливый доктор Глебов в молодые и наивные годы?

– А какая, собственно, разница? – искренне не понял Харитонов (с философскими интонациями Омара Хаяма). – По мне, так это всё одна и та же лавочка – националисты, фашисты, баптисты, троцкисты, коммунисты… Собираются в кучку и тайно совещаются, мол: – «Давайте-ка устроим кровавую баню, то есть, покрошим в домашнюю лапшу миллион-другой народонаселения. Только – для пущей легитимности – надо придумать какой-нибудь веский и достойный повод»… А до объявления «Атомной тревоги» Глебов, вообще, трое суток – с краткими перерывами – пил горькую. Что-то там у него не заладилось с молодой и смазливой женой. Подозревал Юран, что ветвистые рога у него начали активно прорезаться, вот, и запил с горя… Какие серьёзные научные эксперименты можно ставить с трёхсуточного бодуна? То-то же… А напутать что-нибудь Глебов мог запросто. Сирена, паника, Сушко застрелился, тут кто угодно занервничает и ошибётся… Ладно, доложу всё Мельникову – как старшему по званию – пусть он и принимает судьбоносные решения…

– Господа майоры, а можно вам задать один вопрос? – вклинился в беседу Фюрер. – Спасибо… Вот, пустынные волки, воющие от голода… Что же там располагается – за этими чёрными воротами со свежей трещиной? Тайное подземелье, служащее убежищем для всяких депутатов, министров и прочей бизнес-политической элиты?

– Много будешь знать – состаришься раньше положенного срока, – добродушно отмахнулся Артём. – И, вообще, с такими хитрыми вопросами приставай, пожалуйста, к Хантеру. Он у нас является крупным специалистом по «метрошной» тематике. Даже все романы Дмитрия Глуховского знает наизусть…

Шмидт, шедший первым, неожиданно остановился и резко вскинул вверх правую руку.

– Олег, снимай пистолет с предохранителя и стереги тылы, – попросил Артём и подошёл к Шмидту. – Что у тебя, Санёк?

– Шарился здесь кто-то, командир, гадом буду. Видишь этот ящик? Какая-то электрическая хрень, не иначе. То ли трансформатор, то ли распределительный щит… Когда мы шли к «Выборгской», то его дверцы были закрыты, даже замочек висел, я точно помню. Теперь же – приоткрыты. А вот, и замочек – с перепиленной дужкой – валяется возле рельсов. Видишь?

– Вижу… Ну-ка, посвяти! – Артём распахнул металлические створки ящика в стороны и удивлённо присвистнул: – Ничего себе! Тут же, блин горелый, всё раскурочено… Что это тебе напоминает?

– Похоже, здесь поработали наглые «охотники» за цветными металлами, – невозмутимо сообщил Шмидт. – Все медные части вырваны с корнем.

– А где у нас боковой штрек с трупами?

– Метров через семьдесят-восемьдесят… Заглянем?

Остановившись возле входа в знакомый технологический коридор, Артём распорядился:

– Мы со Шмидтом сходим на разведку, остальные остаются здесь. Майор Харитонов – за старшего. Бдить, не шуметь, ждать… Вопросы? Молчим? Тогда у меня будет один. Как самочувствие, рядовые Хантер и Фюрер? Ну-ну, это хорошо, что хорошее… Всё, мы пошли.

В тупике «боковика» их ждал очередной пакостный сюрприз: женский труп бесследно исчез, а два мужских были раздеты догола.

– Насквозь понятное дело, – печально вздохнул Шмидт. – Очевидно, здесь активно резвился мутант-барабашка, жующий на завтрак медные провода и женские трупы.…Смотри, командир, там – за электровозом – в стене имеется узкая стальная дверь с маленькой табличкой – «Вентиляционная». В прошлый визит мы её не заметили. Кстати, кабина электровоза тоже разорена от души, – сильно подёргав за дверную ручку, насторожился. – Дверь-то, очень похоже, заперта изнутри на засов. Жалко, что нет с собой дельной гранаты. Сейчас бы взорвали – как добрый вечер – и посмотрели бы, что за сволочь там прячется…

– Ага, а от гранатного взрыва сработал бы туннельный заградительный щит. Пришлось бы возвращаться к мечтательному генерал-лейтенанту Комаровскому и добрейшему доктору Геббельсу. Согласись, что это далеко не лучший вариант.

– Это точно! Впрочем, гранат-то у нас, всё равно, нет… Ох, зараза!

– Что ещё у тебя?

– Оса ужалила в шею, мать её! А у меня аллергия – на пчелиные и осиные укусы. Сейчас шею так раздует, что голова перестанет поворачиваться. Вот же, не повезло…

– Какая ещё оса, в одно место? – не поверил подчинённому Артём. – Откуда ей взяться так глубоко под землёй? Показалось тебе, Санёк. Наверное, просто укололся в темноте о проволоку…

– Показалось? А это – тогда – что?

На широкой ладони Шмидта лежала, судорожно подергивая лапками, самая настоящая, в меру мохнатая оса…

Хантер, выслушав последние новости, взволнованно заявил:

– Я, кажется, знаю, в чём тут дело!

– Знаешь, так излагай, – улыбнулся Артём. – Только, по возможности, потише и поконкретней.

– Месяца полтора назад я видал по телевизору – в новостной передаче – один очень любопытный сюжет. Мол, в питерском метро разоблачили и задержали организованную группу бомжей, которые похищали разные штуковины, изготовленные из цветных металлов. Одни каким-то образом (может, приехав на последней электричке?), незаметно проникали в туннель и снимали с электрического оборудования все медные части. Другие же находились на поверхности и – в строго определённое время – опускали в вентиляционные штольни (шахты, скважины большого диаметра?) длинные верёвки, к которым их подельники потом привязывали сумки и пакеты, заполненные медью…

– Плохо верится, – подозрительно прищурился Шмидт. – Вентиляционные штольни какие-то… Где они, интересно, выходят на поверхность? Как про эти штольни узнали бестолковые бомжи? Хотя, если кто-нибудь из них раньше работал инженером-проектировщиком… Ну, а зачем им понадобился женский труп? Чтобы скушать на обед?

– Может они эти…, некрофилы[5]?

– Тьфу, на тебя, Хантер! – рассердился Фюрер. – Вроде, взрослый уже человек, будущий доктор, а иногда такое говоришь, что уши сворачиваются в трубочки… А осы откуда взялись?

– И тут всё сходится! Осиное гнездо, как раз, и находилось в вентиляционном коридоре, естественно, возле выхода штольни на свежий воздух. Когда рванула межконтинентальная ракета с ядерной боеголовкой, то образовался нехилый перепад давления. Вот, осиное гнездо и вытеснило – воздушным столбом – вниз…

– Перепад давления, воздушным столбом… Тьфу – ещё раз! Что у тебя в школе было по физике? Твёрдая тройка?

– Хватит шуметь и спорить, – недовольно прошипел Артём. – Двигаемся к «Лесной». Порядок передвижения прежний… Стоп! А это ещё что? Слышите? Вроде, капает впереди… А теперь ещё и журчит…

С каждым шагом капель становилась всё громче и звонче, вскоре под ногами противно захлюпало.

– Вот же она, трещина! – объявил Шмидт, бестолково водя фонариком по своду туннеля. – Да, знатная такая, ветвистая… И, судя по всему, совсем свежая. В смысле, недавняя.

– Отдайте-ка мне оба фонаря! – велел Артём. – Толку от вас… Шмидт, подержи пистолет.

Трещина смотрелась очень солидно и тревожно: начиналась она в верхней точке туннельного свода и уверенно змеилась, постоянно разделяясь и ветвясь, вниз. Вода бойко капала и сочилась сразу в шести-восьми местах.

– Обыкновенная вода, только слегка глинистая, – констатировал Артём и обернулся назад: – Дмитрий Алексеевич, ты где? Доставай-ка, брат, свои приборы… А, чёрт! Совсем забыл, что мы остались без физической аппаратуры… Очень жаль! Вдруг, эта грязная водица – ужасно радиоактивна? Вам-то, бродяги, что, а меня жена молоденькая дожидается на «Лесной»…

– Я прихватил с собой счётчик Гейгера, – сообщил Харитонов. – Сейчас, Белов, проверим твою смелую гипотезу… А ты, значит, вместе с женой тут кантуешься? Повезло, братец, искренне завидую. Моя-то невеста осталась наверху …

– Уважаемый Омар Хаям, то есть, господин майор! А можно, я немного пошаманю со счётчиком? – предложил Фюрер. – Мне оно сподручней и привычней… А ещё – дайте фонарик… Ага, я мигом!

Фюрер, тут же став похож на молоденького охотничьего сеттера, забегал по туннелю туда-сюда, внимательно наблюдая за показаниями прибора. Минут через пять-шесть он вернулся к трещине и попросил:

– Хантер, подсади-ка меня! Чего ты не понял? Присаживайся, тугодум, на корточки, а я заберусь тебе на плечи.

– На меня забирайся! – хмыкнул, нагибаясь, Шмидт. – Я поздоровее Хантера буду, да и повыше чуток…

Вскоре Фюрер важно сообщил – с нотками лёгкого сожаления в голосе:

– Обычная вода капает. Ни каких следов радиоактивного заражения. Ни малейших! Странно это… Впрочем, наверное, мы имеем дело с изолированным водным горизонтом. А трещина пошла, скорее всего, от общих тектонических нарушений почвы, вызванные мощным надземным взрывом.

– Заделаем, – флегматично заверил Шмидт. – На станционных складах различных строительных материалов имеется в достатке.

– А я считаю, что не надо ничего заделывать и ремонтировать! – сердито заявил Хантер. – Ведь, эта трещина находится со стороны «Выборгской»? Вот, надо привести в действие заградительный туннельный щит, и все дела. Пусть эти психи – во главе с чокнутым Геббельсом – сами разбираются. Раз, типа, такие крутые и наглые… Предлагаю, так и доложить Борису Ивановичу! Мол, по законам военного времени…

Когда до «Лесной» оставалось метров шестьсот двадцать, призывно запиликала рация.

– Здесь майор Белов, – откликнулся Артём.

– Слава Богу! – облегчённо выдохнула рация голосом Мельникова. – Значит, это ваши огни мелькают в туннеле?

– Наши.

– Подходите! Мы вас ждём у пятисотметровой отметины…

Загорелся мощный аккумуляторный фонарь. Подполковник, сняв с головы чёрный шлем с прибором ночного видения, сделал им навстречу несколько шагов и обеспокоенно спросил:

– Вы, что же, налегке? Где рюкзаки, оружие? Не дошли до «Маяковской»? Привет, Олежка! Какими судьбами? – коротко кивнул головой Харитонову. – Значит, сыворотки от бешенства вы не принесли…, – поморщился, словно бы от острой зубной боли.

– Не принесли, – подтвердил Артём.

Он кратко, но стараясь не упустить ничего важного, доложил обо всех событиях, произошедших с их мобильной группой.

– Всё одно к одному, – потерянно пробормотал Мельников. – Как будто своих неприятностей и примочек не хватает…

– Случилось что-то серьёзное? – насторожился Артём. – С Таней, надеюсь, всё в порядке?

– Успокойся, Белов. Жива и здорова твоя драгоценная Татьяна Сергеевна. Только, вот… Понимаешь, у нас было выявлено четверо больных, заразившихся бешенством. Естественно, приступили к…мероприятиям, предусмотренным строгими инструкциями. Татьяна Сергеевна начала возражать, причём, в весьма жёсткой форме. Видимо, пошла в дядюшку, то бишь, в нашего дорогого и незабвенного Виталия Палыча… Пришлось – до твоего возвращения – посадить амазонку под арест. Надеюсь, обижаться не будешь?

– Какие ещё обиды? Всё правильно…

– Простите, – неожиданно вмешался Харитонов. – Если я всё правильно понял, то речь идёт о Татьяне Сергеевне Громовой? Племяннице генерал-лейтенанта Громова?

– Ты что же, знаком с Татьяной? – нахмурился Артём.

– Очень хорошо знаком. Даже, имел честь ухаживать (естественно, с согласия Виталия Павловича), и всё такое. Более того, собираюсь – в самое ближайшее время – предложить ей руку и сердце… Эге, кажется, смекаю. Ты, Белов, говорил, что у тебя жена находится на «Лесной». Стало быть…

– Стало быть, ты немного опоздал, Олег Николаевич. Извини.

Глава семнадцатая Ревность, психоз и бешенство

Борис Иванович, замысловато и восторженно поматерившись минуты полторы, неожиданно гаркнул:

– Смирно, сукины дети! Сгною на гауптвахте к такой-то матери! Уволю навечно из Рядов! До самой смерти будете ходить без погон – как последние штатские идиоты! – зло сплюнув в сторону, продолжил уже более спокойным тоном: – Мне только любовных треугольников и южноамериканских страстей не хватает для полного счастья. Пощечин, интриг и дуэлей на навахах… Если узнаю о чём-то подобном, то тут же всю троицу помещу под арест! В разные камеры, ясен пень… Теперь, бродяги, слушайте по делу. Сотрудники Хантер и…

– Дмитрий Алексеевич, – любезно подсказал Фюрер.

– Хантер и Дмитрий Алексеевич сейчас следуют в бункер, принимают душ и горячую пищу, пишут – по раздельности – подробные рапорта о произошедшем, после чего ложатся спать. Всё ясно?

– В своих палатках – ложатся спать? – слегка напряжённым голосом уточнил Фюрер.

– Как думаешь, Белов? – засомневался подполковник.

– Не расстреливать же их, на самом деле? – недоумённо передёрнул плечами Артём. – Под арест посадить? Так, вроде, пока не за что… Выделить койко-места в нашем бункере? Оформление, собеседование и взятие подписок о неразглашении займёт целую кучу времени… Кстати, рядовые, заберите-ка у меня по три красные горошины для завершающего лечебного приёма. Проглотите их перед сном, как учил нас мудрый доктор Геббельс.

– А что рассказывать народу? В смысле, «пассажирам»?

– Сообщите, что путь к «Площади Ленина» перегорожен – по неизвестной причине – специальными туннельными щитами, – после короткого раздумья разрешил Мельников. – И на этом, ребятишки, всё! Про гадкие странности, творящиеся на станции «Выборгская», ничего говорить не надо. Незачем людей – и без того нервных – дополнительно нервировать и расстраивать понапрасну… Всяких подписок и «честных слов» я с вас – за неимением свободного времени – прямо сейчас брать не буду. Просто, если дадите языкам излишнюю волю, то больше никогда не привлеку к серьёзным делам. Уяснили? Молодцы… Шмидт!

– Я!

– Проводи уставших орлов в бункер, распорядись о кормёжке и о прочем. Потом отведи к палаткам. Ну, и про себя – усталого – не забудь, часа четыре можешь поспать.

– Есть!

– Что же, теперь с вами, романтические герои-любовники… Майор Харитонов останется со мной. Поговорим вдумчиво о всяком и разном.

– Есть!

Майор Белов!

– Я!

– На перроне встретишься c прекрасной и вспыльчивой Татьяной Сергеевной, я попрошу по рации Горыныча, чтобы он сопроводил её. Сорок пять минут у вас на всё про всё. Я имею в виду – на милый семейный завтрак и полноценный отдых… Потом извольте, товарищи Беловы, прибыть – без опозданий – на важное совещание в мой кабинет. Профессор Павлов сделает короткий доклад о текущей обстановке. А потом будем обсуждать вопрос о направлении второй мобильной группы на станцию «Площадь Мужества»… Всё, свободен!

Он по короткой лесенке торопливо взобрался на платформу и, широко улыбаясь, притормозил. Метрах в двадцати-тридцати, недалеко от первого ряда пятнистых палаток, неподвижно застыли, глядя в разные стороны, Татьяна и Горыныч. Девушка (всё в том же светло-зелёным докторском комбинезоне), демонстративно заведя руки за спину, старательно изображала из себя угнетённую и затравленную пленницу. Горыныч же, забросив автомат за спину, откровенно смущался и мандражировал.

«Ещё бы он не смущался!», – понимающе хмыкнул прозорливый внутренний голос. – «Конвоировать любимую племянницу могущественного и всесильного генерала ГРУ? Тут кто угодно занервничает и наделает в казённые штанишки. Впрочем, жив ли сей грозный и важный генерал? Вопрос, что называется, открытый…».

– Тёма! – раздался громкий и радостный вскрик, и Таня, тут же позабыв обо всех смертельных обидах, помчалась – со всех ног – по перрону.

Не добежав до мужа метра два с половиной, она, звонко завизжав и вытянув руки, отчаянно прыгнула вперёд.

«Чуть не сбила с ног, чертовка!», – неодобрительно заворчал вечно сомневающийся внутренний голос. – «Это, конечно же, может являться доказательством её искренней и жаркой любви. А, вдруг, сплошное притворство и искусное лицедейство? Ты, братец, не забыл, часом, о существовании Олега Николаевича Харитонова? Официального, так сказать, ухажёра, действующего с полного согласия и одобрения самого Виталия Палыча? А вот, это – уже лишнее! Засос, ведь, останется на шее! Засмеют же, как пить дать, верные соратники по оружию… Губы подставляй, братец! Губы…».

Но ехидные реплики внутреннего голоса ничуть не помешали затяжному поцелую, который всё длился и длился, меняю местами часы, минуты и секунды…

– Извините покорно, православные! – раздался рядом знакомый басовитый голос. – Мне только велено вам напомнить, что до назначенного совещания осталось ровно тридцать пять минут.

– Всего – тридцать пять минут? – отстраняясь, расстроено охнула Татьяна. – Почему же так мало? Почему? Это, это… Это нечестно! Нам же надо поговорить обо всём! Нам же надо…

– Извините, но ничем не могу помочь, строгий приказ военного коменданта, – виновато улыбнувшись, сообщил Горыныч. – Будем формировать новую мобильную группы для посещения станции «Площадь Мужества»… Привет, Тёмный! Рад, что вы вернулись живыми! Ладно, я пошёл в оружейную комнату, обещал Пете кое-что показать…

«Пете!», – отметил внутренний голос. – «А глаза-то у Горыныча сразу же потеплели, как только заговорил о сыне. Родительская любовь, однако… Как же, надо, ведь, научить драгоценного сыночка – пользоваться всякими автоматами, гранатомётами и огнемётами. Мол, яблоко от яблони…».

После очередного серьёзного поцелуя Артём – неожиданно для самого себя – бухнул:

– Тебе, арестантка, жених передавал горячий привет.

– Жених?

– Майор Олег Николаевич Харитонов.

– Олег? А он-то здесь откуда взялся? Хотя, догадываюсь… Получается, что все личности, окружающие дядюшку Виталика, являются сотрудниками легендарного ГРУ? – жена заглянула Артёму в глаза и тут же перестала улыбаться. – Ого! Да мы ревнуем? Причём, всерьёз… Что из того, если у симпатичной девушки когда-то был пламенный воздыхатель? Поверь, у меня ничего с ним не было! Почти ничего…, – Таня отчаянно покраснела. – Да, мы с Олегом целовались один раз! Но, не более того… Мне же надо было с кем-то поцеловаться в первый раз? А то, уже совсем смешно получается: девице девятнадцать лет, а она, даже, не целованная ни разу. Нонсенс какой-то, право… Я же тогда не знала, что совсем скоро встречусь с тобой… Извини, пожалуйста, Тёма! Ладно? Извиняешь?

– Да, я, собственно, и ничего, – смущённо забормотал Артём. – Так, просто пришлось к слову…

– Ничего и не к слову! Я же всё вижу по твоим ледяным глазам… Разговоры откладываются! Пошли!

– Куда?

– Куда надо! Буду доказывать тебе – на деле – свою неземную и искреннюю любовь… Мне Глаша Иванова – по женской дружбе – выделила ключик от одного склада (вернее, от крохотной комнаты), где хранится всякая импортная косметика… Жаль, времени у нас мало! Ничего, справимся. Я, хоть, женщина юная и неопытная, зато – теоретически подкованная. Врачебную профессию осваиваю, как-никак…

Но оперативно добраться до бункера им не удалось.

– Какие люди! – нежно проворковал маслянистый голосок, и из-за ближайшей палатки появилась растрёпанная женщина средних лет в мятой и местами испачканной одежде.

«Это же Милена!», – незамедлительно оповестил внутренний голос, памятливый на лица. – «Помнишь, братец, она ещё пыталась флиртовать с тобой в вагоне? Ну, за несколько минут до объявления «Атомной тревоги»? Только учительские очки, видимо, Милена где-то потеряла в суматохе… А глаза-то у неё, определённо, странные. Шалые какие-то, с расширенными зрачками… Может, она пьяна?».

– Майор, дорогой мой человечек! – женщина широко развела руки в стороны, словно бы собиралась заключить Артёма в крепкие и жаркие объятия. – Не желаете ли, случаем, немного порезвиться – с раскованной молодой женщиной, истосковавшейся без регулярной мужской ласки? Обещаю незабываемые ощущения и впечатления… Не пожалеете, честное и благородное слово! Пошли, красавчик? Тут недалеко…

– Откуда вы взялись, гражданка Григорьева? – строго спросила Татьяна, загораживая мужа собой. – Кто вас выпустил из госпиталя?

– А, врачиха недоученная! Курва жестокосердная с дурацкими бантиками! Задушу гадину! – Милена, взревев грозным басом, бросилась вперёд, но тут же перешла на визгливый фальцет: – Отпусти руку! Ай, не надо! Сломаешь! Больше не буду, честное слово! Отпусти, зараза…, – завыла тоненько и протяжно.

– Здесь она, Василий Васильевич! Нашёл! Вижу! – долетел далёкий голос.

Из-за третьего ряда палаток показался встревоженный Хан, за которым, слегка задыхаясь, семенил профессор Фёдоров.

– Сталкер, немедленно отпусти больную! – строгим голосом велел Хан.

– Да, и пожалуйста! Не очень-то и хотелось, – обиженно фыркнула Таня, отходя в сторону. – Обыкновенный психоз, – пояснила для Артёма. – То бишь, временное помешательство рассудка – на фоне хронического сексуального неудовлетворения. Скорее всего, у данной пожилой гражданки и в мирное время частенько случались пошлые истерики и нервные срывы на бытовой почве. А теперь, после двойного «знакомства» с экспериментальным усыпляющим газом, всё это проявилось, выйдя на качественно-новый уровень, с утроенной силой…

– Здравствуйте, Артём Петрович! – протягивая ладонь для рукопожатия, радушно улыбнулся профессор. – Простите, отвлекусь на секунду… Уважаемый коллега Хан! Проводите, пожалуйста, пациентку Григорьеву в госпиталь. Измерьте ей пульс и давление. Дайте успокоительного – согласно врачебной карте… Всё, идите, идите! Артём Петрович, я краем уха слышал, что у вашей мобильной группы – во время похода к станции «Выборгская» – тоже наблюдались негативные побочные последствия от.… От очередной «встречи» с газом Эн-09/15?

– Да, наблюдались, м-м-м, негативные последствия…

– Остановись, дорогой! – попросила Татьяна. – Ты что, забыл, что у нас образовался временной цейтнот? Василий Васильевич! Извините, но майор Белов всё вам подробно расскажет в следующий раз. Хорошо? А сейчас мы очень-очень спешим, – сделала «многозначительные» глаза. – Приказ военного коменданта! Срочное и суперсекретное задание!

– Конечно, конечно…, – понятливо забормотал Фёдоров. – В следующий раз, так в следующий раз…

Когда они уже подходили к двери, ведущей в бункер, Артём насмешливо поинтересовался:

– Кстати, беспокойная моя амазонка, а как тебе сиделось под строгим арестом? Не скучала?

– Наоборот, было очень весело. В правой от меня камере располагались фашисты. Те, которые сподвижники-приятели Пети Бормана и Лёши Фюрера… Весёлые и непосредственные ребята, песенки громко пели, анекдоты травили. Чего ты хмуришься? Приличные анекдоты. Ну, почти приличные… А в левой камере отдыхало то ли пять, то ли шесть девиц. Они с фашистами ночью (условной ночью, естественно) схлестнулись из-за чего-то. Поднялась знатная буча – с отчаянными воплями, громким визгом и матерной руганью. Наверное, фашиствующие молодчики, оставшись без идейных вождей (Борман нынче спит в бункере, Фюрер вместе с тобой отправился к «Маяковской»), слегка растерялись. Вот, дабы слегка восстановить душевное спокойствие и равновесие, ребята решили немного похулиганить и поприставать к беззащитным барышням. Но девицы оказались, отнюдь, не из робкого десятка… Короче говоря, капитан Нестеренко – строгий ночной комендант – долго думать не стал, и всех отправил на нары. Кажется, на пять суток… Всё, мы уже подходим к заданной точке. Майор Белов!

– Я!

– Отставить пустые разговоры! Командование ждёт от вас реальных и конкретных дел, а не бесполезного трёпа о завтрашней погоде и последних театральных премьерах…

«Командование!», – уважительно подчеркнул внутренний голос. – «Как бы так оно… Считаешь, братец, что данная фраза являлась милой и безобидной шуткой? Ну-ну… Как всем известно, в каждой – по-настоящему хорошей шутке – наличествует только малая доля шутки…».

Естественно, что на собрание они опоздали минут на десять-двенадцать. Артём, ещё раз жадно поцеловав мягкие и податливые губы жены, виновато постучался в дверь кабинета Мельникова.

– Заходите, недисциплинированные молодожёны! – разрешил сердитый голос подполковника. – На первый раз, так и быть, ограничиваюсь строгим выговором…

В кабинете присутствовали: Мельников, Харитонов, Горыныч, Борман, Никоненко, профессор Фёдоров и Хан.

– Здравия желаю! – скупо кивнул головой Артём.

– Привет, кого не видела! – гордо и независимо мотнула бантиками в горошек Татьяна, стараясь не смотреть в сторону Харитонова.

– Начинайте, уважаемый Василий Васильевич, – комендант станции устало прикрыл глаза. – Только, прошу, постарайтесь быть кратким, без обычного заумного словоблудия. И, ради всего святого, не надо постоянно перескакивать с одного на другое, меняя темы – как гламурная модница меняет мобильные телефоны…

Профессор Фёдоров поднялся на ноги и, нервным движением поправив очки на мясистой переносице, начал доклад, стараясь говорить плавно и размеренно:

– Как вы знаете, господа и дамы, недавно наша станция подверглась коварному нападению пустынных волков. Или же ливийских шакалов, как вы их почему-то – упорно – называете. Впрочем, дело не моё. Понимаю, что здесь замешаны важные военные секреты и тайны… Нападение было успешно отбито, двадцать семь хищников застрелены. Но, при этом, сто тридцать восемь человек, находящихся во время волчьего нападения на платформе, были безжалостно покусаны. То есть, более половины списочного гражданского состава. Скажу сразу, некоторые из волчьих трупов имели ярко-выраженные признаки заражения бешенством… Господин военный комендант, разрешите, я коротко расскажу присутствующим товарищам – собственно – о бешенстве? Для лучшего понимания всей серьёзности проблемы, так сказать?

– Рассказывай, старина, рассказывай…

– Итак, бешенство. Латинское название – рабиес. Устаревшее наименование – гидрофобия, или же – водобоязнь… Данное заболевание является инфекционным и вызывается вирусом бешенства, принадлежащего к семейству Rhabdoviridae… Понял, Борис Иванович! Постараюсь в дальнейшем избегать излишних и ненужных подробностей… Итак, вирус бешенства вызывает воспаление головного мозга (энцефалит – по-научному) у животных и человека. Передаётся же он со слюной – при укусе больным животным…

– А при укусе заболевшим человеком? – полюбопытствовал неугомонный Лёха Никоненко. – То бишь, если человек, заразившийся бешенством, укусит совершенно здорового человека, то тот тоже взбесится?

– Такое вполне возможно, – недовольно передёрнув плечами, вынужден был признать Василий Васильевич. – Но совсем необязательно. Всё зависит от того, каким животным был передан вирус первому человеку. Домашняя собака – это одно дело, южноамериканские мыши-вампиры – совсем другое… Кроме того, можно обойтись и без пошлых укусов. Достаточно, чтобы слюна заболевшего человека попала в открытую ранку на руке здорового. Например, при мытье грязной посуды…

– Ну, ни хрена себе! – ошарашено замотал головой Борман. – А я вчера манную кашу доставлял в госпиталь, а оттуда забирал два больших полиэтиленовых мешка с использованной одноразовой посудой… Как – для чего забирал? Отнёс в морг, то есть, на утилизацию… Но, ведь, заразная слюна могла случайно капнуть и на сами мешки? А у меня заусениц, как раз, кровоточит на указательном пальце…

– Значит, и тебя, братишка, надо незамедлительно утилизировать, – ехидно пошутил Никоненко. – Чисто на всякий случай, ясен пень.

– Отставить гнилой базар! – прикрикнул Мельников и неодобрительно посмотрел на Фёдорова. – Профессор, я же просил вас…

– Понял, товарищ подполковник! Перехожу к конкретике… Вирус, попав в организм человека, достигает слюнных желёз, нервных клеток головного мозга, бульбарных центров и, постепенно поражая их, вызывает необратимые нарушения всей нервной системы в целом. У людей заражение вирусом бешенства неизбежно приводит к смертельному исходу… Татьяна Сергеевна! Я уже знаком с вашей позицией. Но, давайте, вы выскажитесь чуть позже? Спасибо, коллега! Итак, бешенство смертельно опасно для человека. Однако срочная вакцинация – непосредственно после заражения вирусом – обычно позволяет добиться предотвращения развития негативных симптомов. То есть, приводит к полному и окончательному выздоровлению… Перехожу к главному. В нашем распоряжении имелось – согласно утверждённым нормам – ровно сто доз вакцины. Естественно, что именно ста укушенным пациентам вакцинация и была проведена – с дальнейшей обработкой ран антирабической сывороткой и антирабическим иммуноглобулином. Следовательно, тридцать восемь человек остались без вакцины. Это не означает, что все они – автоматически – заболеют бешенством, но…

– Как же вы, профессор, содержите покусанных? – забеспокоился Борман. – Ведь, их же очень много! Как бы – ни того самого…

– Не беспокойтесь, молодой человек. Госпиталь, слава Богу, спроектирован с умом. Предусмотрено двести пятьдесят койко-мест для обычных больных, плюсом ещё сорок пять – в отдельном, полностью изолированном помещении – для инфекционных.

– Был разговор о четверых заразившихся бешенством, подвергшихся…, специальным мероприятиям, – напомнил Артём.

– Их убили, – хриплым голосом сообщила Татьяна.

– Усыпили, – мягко поправил её Мельников. – Чтобы избавить от страшных мучений. Ну, и чтобы предотвратить дальнейшее распространение коварного вируса… Продолжайте, Василий Васильевич!

– Болезнь имеет три основных стадии. Первая стадия – продромальная – длится от одних до трёх суток. Она сопровождается незначительным повышением температуры, общим угнетённым состоянием больного и бессонницей. Как видите, ничего особенного, похоже на самую обычную простуду… Вторая – стадия возбуждения – выражается в обострённой чувствительности заболевшего к малейшим раздражениям органов чувств. Яркий свет и громкие звуки вызывают сильнейшие судороги мышц конечностей. Но главные симптомы – это водо и аэробоязни. Свежая струя воздуха провоцирует у заболевших острый шок и судороги. Звук воды, наливаемой в стакан, провоцирует острый шок и судороги. Вкус (вид, запах?) воды провоцирует острый шок и судороги.… Но напоить заразившихся, в принципе, можно. Существуют различные эффективные способы… В самый разгар этой неприятной стадии больные становятся очень агрессивными и буйными, зачастую наблюдаются изощрённые галлюцинации и горячечный бред… Третья стадия называется стадией параличей. Название говорит само за себя. Но данный период болезни нас с вами совершенно не интересует. В соответствии с профильными инструкциями всё должно быть…, э-э-э, завершено уже при уверенной диагностике второй стадии бешенства. Ничего не попишешь, законы военного времени…

– Зафиксировано восемь случаев самостоятельного выздоровления людей от бешенства, – заявила Татьяна, надев на лицо маску бесконечного упрямства. – Причём, без всяких вакцинаций.

– Да, это правда. Только вы, коллега, забываете, что данные случаи были зафиксированы за сто пятьдесят лет наблюдений, причём, по всему миру. Так что, данный аргумент – по меньшей мере – несерьёзен.

– Что тут думать? – искренне возмутился Борман. – Инструкции надо тупо выполнять, и точка! В смысле, пуля…

– Представляешь, Тёма, данные деятели хотели тех четверых несчастных застрелить?! Типа – тупо! Это я настояла на усыплении. Они согласились, но меня – на всякий случай – посадили под арест. Вдруг, я ещё что-нибудь потребую? Капитан Горнов лично мне руки выкручивал… Ладно, посчитаемся ещё!

– Как будет угодно госпоже высокородной графине, – пряча глаза, покорно согласился Горыныч. – Исполнитель, он всегда и во всём виноват. Типа – судьба дисциплинированного стрелочника. Не выполнил – на Колыму. Выполнил – на Колыму, только не сразу, а через пару лет…

– Завтра, судя по характерным симптомам, ещё трое «пассажиров», покусанных пустынными волками, отправятся – навечно – в призрачную страну Морфея, – невозмутимо проинформировал Хан.

– Что же теперь делать? Что? – тёмно-зелёные глаза Тани наполнились слезами. – Неужели умрут все тридцать восемь человек, включая детишек? Вакцины нет. А, если бы, и была? Похоже, что уже поздно. Подлый вирус, скорее всего, окончательно «прижился» в организмах…

– Это ещё не всё, – Василий Васильевич снял очки и принялся тщательно протирать их стёкла об рукав комбинезона. – Одноразовая вакцинация не даёт стопроцентной гарантии окончательного выздоровления. Возможны рецидивы. Причём, отнюдь, не единичные.… Полагается через трое суток делать повторную вакцинацию. А для пущей страховки – через неделю – третью. Через две недели – четвёртую. Через месяц – пятую… Но, именно, вторая является главной и определяющей. Тем более что вирус бешенства – в нашем конкретном случае – был «занесён» пустынными волками, которых в питерском метро и быть-то не могло… Что, вообще, это за существа? Понимаете, к чему я веду? Нам – кровь из носа – надо ещё сто доз вакцины! Где их можно достать? Только на ближайших станциях… «Выборгская», я думаю, полностью отпадает. Остаётся только «Площадь Мужества»…

После этих слов профессора начался самый натуральный гвалт и бедлам: все присутствующие на совещании – как один – были готовы немедленно отправиться к «Площади Мужества».

– Чего мы ждём? – рвался в бой нетерпеливый Борман. – Собрались и пошли! А почему мы раньше не рванули туда?

– Заткнулись, морды обнаглевшие! – матёрым медведем взревел Мельников и от души вмазал кулаком по столу. – Совсем ополоумели, мать вашу? Молчать!

Наступила вязкая и тревожная тишина, только тихонько тикали часы с кукушкой, висящие на стене – над письменным столом коменданта.

«Ходили упорные слухи, что эти антикварные часики наш Борис Иванович таскает с собой во все важные командировки», – отметился репликой памятливый внутренний голос. – «Мол, их ему престарелая бабушка презентовала – в качестве подарка на успешное окончание «грушного» училища. Да, сентиментальность слюнявая, она, видимо, никому не чужда…».

Минуты через полторы, успокоившись и окончательно взяв себя в руки, Мельников доходчиво объяснил:

– Во-первых, соответствующие инструкции предписывают: – «В случае нехватки жизненно-важных лекарственных препаратов следует своевременно пополнять их запасы на централизованных профильных складах…». То бишь, на узловых пересадочных станциях метрополитена… Во-вторых, те же инструкции гласят: – «Военным комендантам станций категорически запрещается – единовременно – выпускать за пределы конкретной станции более одной мобильной группы…». Теперь всё понятно? Как там говорил новобранец Пётр? Мол: – «Инструкции надо тупо выполнять, и точка…». Вот, я их выполнял и – до сих пор – выполняю… Ладно, объявляю состав мобильной группы, направляющейся на «Площадь Мужества». Командир – майор Белов, неплохо зарекомендовавший себя в этом качестве. Рядовые бойцы – капитан Никоненко, Татьяна Сергеевна Белова и…, Дмитрий Алексеевич, который физик-ядерщик. Вопросы?

– У меня будет нижайшая просьба, – нервно зачастил Фёдоров. – Нельзя ли оставить Татьяну Сергеевну здесь? Видите ли, в госпитале складывается очень тревожная и напряжённая обстановка. А её, в смысле, Татьяны Сергеевны, мягкая женская манера общения могла бы способствовать нормализации общего психологического климата…

– Нельзя – оставить! – жёстко отрезал подполковник. – Военным комендантом «Площади мужества» является подполковник Музыка Николай Николаевич…

– Я же с ним знакома! – обрадовалась Таня. – Встречалась несколько раз на дядиной даче… Извините, пожалуйста, Борис Иванович, что перебила! Больше не повторится!

«С кем только наша драгоценная и неповторимая Татьяна Сергеевна не встречалась на даче Виталия Павловича!», – засомневался подозрительный внутренний голос. – «Создаётся впечатление, что с половиной списочного состава старших офицеров ГРУ, служащих на питерских объектах. Может, всё же, она здесь оказалась не просто так? А по суперсекретному приказу генерал-лейтенанта Громова? А чего – сразу же – посылать на фиг? Логика, братец, дама упрямая…».

– Это очень важное обстоятельство! – заметно повеселел Мельников. – Я имею в виду – факт личного знакомства… Дело в том, что подполковник Музыка – служака до мозга костей, фанатичный и непреклонный. То бишь, является законченным бюрократом, педантом и ревностным исполнителем всяческих инструкций и предписаний. В данном же случае, ему придётся куда как непросто… С одной стороны, инструкции запрещают военным комендантам станций делиться с соседями жизненно-важными лекарственными препаратами. Мол, для пиковых ситуаций существуют централизованные склады, а раздолбайство и кумовство – запрещены воинским Уставом… С другой же стороны, близкая родственница высокого руководства… Вы, Татьяна Сергеевна, используйте эту неординарную ситуацию на полную катушку. Можете, даже, прозрачно намекнуть, что выполняете здесь некую ужасно-секретную миссию. Типа – старательно надзираете и курируете… Пообещайте Коле Музыке – естественно, от имени генерал-лейтенанта Громова Виталия Павловича – полновесные полковничьи звёзды. Или, наоборот, скорый перевод на службу в солнечный Чукотский Автономный Округ. К примеру, в славный городишко Певек… Нам очень нужна сыворотка от бешенства!

– Я справлюсь! – заверила Таня. – Все сто ампул вырву зубами!

– Верю! Мобильная группа выходит через три часа… Я сказал – через три! А сейчас всем спать и набираться сил! Я имею в виду – списочному составу мобильной группы… Беловы, попрошу разойтись по разным помещения! Термин «спать» – в данном конкретном случае – означает только спать, и ничего другого… Остальным – заняться текущими делами!

Все уже поднялись на ноги, собираясь дисциплинированно покинуть кабинет подполковника, когда Василий Васильевич, хлопнув ладонью по лбу, выдал:

– Товарищи! Мы же забыли обсудить ещё один очень важный вопрос! А именно, неординарные последствия от многократного применения усыпляющего газа Эн-09/15. Насколько я понимаю, у майора Белова есть важная информация, касающаяся этого неизученного аспекта…

– Отставить! – вяло и расслабленно велел Мельников. – Этот вопрос мы обсудим несколько позже, после возвращения мобильной группы с задания. Эн-09/15 подождёт и никуда не денется… Тем более что его использование – в ближайшее время – полностью исключено. Для этого нет ни малейших оснований и уважительных причин…

Глава восемнадцатая Старый служака – во всей своей красе

Сон был – как сон. Совершенно обычный и рядовой, такие ему снились десятками – за год. Вечнозелёные острова, фрегаты, корветы и бригантины, несущиеся под всеми парусами – куда-то, в неведомую даль. Нежно-лазоревый горизонт – в том месте, где безбрежное тропическое море радостно встречалось с сонным утренним небом. Белоснежный песок заброшенного пляжа, нежный шёпот ласкового прибоя. Лукавый взгляд – тёмно-зелёных глаз – из-за молодых листов банановой рощи. Стаи разноцветных, беспокойных и крикливых попугаев, беззаботно перепархивающих с ветки на ветку…

Пожилой человек – с лицом, испещрённым багровыми шрамами – сидящий на чёрном базальтовом валуне, пел, бодро терзая струны старенькой гитары, немудреную песенку:

И шум морской волны – как грохот барабана. И чайки резкий вскрик – как глас иной трубы. И чёрный флаг вдали – знакомого корсара, Маячит – приближением беды. А значит – все наверх! И ставить быстро – кливер! Рубите якоря, и курсом – на восход! И часа не пройдёт, Как наш весёлый клипер В туманных лабиринтах – пропадёт. Прощай же навсегда – девчонка из таверны! И грусти кутерьму – уж разбудил прибой. Превратностям судьбы – я, всё-таки – не внемлю… Налей стаканчик рома – шустрый бой! И будет всё – лишь, так! Лишь, так – и не иначе! Свобода – ты сестра, одних со мной кровей! Но, вот,… окончен сон. И дождик… тихо плачет. На стёклах… тесной камеры… моей…

Вежливый толчок в плечо, второй толчок – уже гораздо более ощутимый и настойчивый.

– Чего надо, боцман? Давненько по зубам не получал? – сквозь сон поинтересовался Артём. – Норд-вест крепчает? Пусть с передних мачт уберут все нижние паруса. Убрать топселя! У грота и стакселей взять рифы! Концы крепить тщательно, без слабины!

– Эй, господин адмирал! Очнитесь! – сквозь пелену сна донёсся весёлый голос. – Все корабли давно уже сгорели и пошли ко дну, нынче нас с вами ждут сугубо подземные дела. Но, тем не менее, более чем – важные… Просыпайтесь, адмирал! Генералиссимус Мельников будут недовольны и сердиты. Кстати, ваша беспокойная графиня уже полностью готова к славной эскападе! Слышите – этот настойчивый и уверенный стук в двери? Ещё пара минут – и дверь, непременно, падёт! К ногам античных героев, ясен пень… Гы-гы-гы!

Дверь, действительно, содрогалась от увесистых ударов.

– Открой, боцман, – посоветовал Артём. – Сломает же. Подполковник потом будет ругаться и стыдить. Зачем его нервы – и без того тонкие – напрягать лишний раз?

– Это точно! – согласился Лёха. – Руководство надо беречь и неустанно лелеять. Иначе, обязательно, пришлют новое. А к нему надо будет отдельно приспосабливаться. Мать его! Кстати, командир… Форма, оружие и прочие штуковины лежат-висят на стуле… Ну, так чего? Отпирать?

– Отпирай…

– О, господи! – отшатнулся в сторону Никоненко. – Также и зашибить, ненароком, можно… Э-э, прекращайте безобразничать! Татьяна Сергеевна! Я дверь вам не для того открывал… А у тебя, Тёмный, вид дурацкий – до полной невозможности…

«Естественно, что вид дурацкий», – понятливо вздохнул внутренний голос. – «Целоваться с бойцом ГРУ, экипированным по всей форме и увешанным оружием – по самое не могу? Дело, знаете ли, непривычное… А зачем ей, интересно, два ножа? Надо думать, что в каждом кармане имеется по пистолету…».

– Душа моя, а сколько ты прихватила с собой гранат? – заглядывая в любимые тёмно-зелёные глаза, поинтересовался Артём.

– Четыре штуки, – честно призналась Таня. – Одну зажигательную, ещё одну с нервнопаралитическим газом и две обычных… А что, маловато будет? Я, если что, могу…

– Вполне достаточно! – торопливо заверил Артём. – Сейчас я в темпе переоденусь, распихаю по карманам разные полезные штуковины, и можно будет выступать в поход. Кстати, как там наш отважный физик-ядерщик Фюрер? Готов к предстоящему мероприятию?

– Может быть, – пожал плечами Лёха. – По крайней мере, минут двадцать назад Петька Борман пошёл к нему в палатку. То бишь, понёс обмундирование и рюкзак с новыми физическими приборами.

– Как тебе Пётр?

– Не могу, командир, дать однозначную оценку этому юному индивидууму. С одной стороны, парнишка старательный и сообразительный. Всё, как говориться, схватывает на лету. А, с другой…

– Мутный он какой-то, – высказалась Татьяна. – И глаза очень, уж, подозрительные – с характерной ленинской хитринкой.

– В самую точку, Татьяна Сергеевна! Браво! Вот, что значит – генеральская племяшка…

– В морду захотел, капитан недоделанный? Так это – без всяких проблем. На раз-два прилетит!

– Молчу, молчу…

На платформе их ждал неожиданный и малоприятный сюрприз.

– Занемог Фюрер, – хмуро сообщил стоявший рядом с нужной палаткой мордатый сынок Горыныча. – Общая слабость, повышенная температура, головная боль, регулярная тошнота… Вот, слышите? Опять блюёт, родимый… На лицо – все симптомы первой стадии заражения бешенством. Впрочем, пустынные волки Фюрера не кусали. Может, и пронесёт… Скоро придёт Хантер с носилками, мы с ним отнесём заболевшего товарища в госпиталь, на обследование. Давайте, я заменю Фюрера? Хотя, по физике у меня всегда были сплошные трояки, щедро разбавленные парами…

– Обойдёмся, Гюльчатай! – насмешливо отмахнулся Лёха. – В том плане, что сами справимся. На соответствующих курсах меня обучали пользоваться разными хитрыми приборчиками. Правда, было это года полтора тому назад. Ничего, напрягусь и вспомню, раз такое дело… Надо бы Бориса Ивановича поставить в известность, что мобильная группа получается усечённой.

– Пусть Борман и доложит, – предложила Татьяна. – Должна же от него, в конце-то концов, быть хоть какая-нибудь реальная польза?

– Я же много раз просил – не называть меня этим дурацким прозвищем! Дело-то прошлое.

– Прошлое, не прошлое… Это ещё большой вопрос. Вот, когда выйдет официальный приказ за подписью военного коменданта, мол: – «Всем сотрудникам и бойцам спецкоманды строго-настрого запрещается величать рядового Бормана – Борманом…», тогда – другое дело. А пока, братишка, извини… Борман! Борман! Борман!

– Отставить! – прикрикнул Артём. – Вы, рядовая Татьяна Белова, это… Прекращайте ёрничать и безобразничать! Всё, выходим на маршрут. Капитан Никоненко!

– Я!

– Забери рюкзак с аппаратурой… А теперь – за мной!

Перед спуском в туннель Артём достал из кармана чёрный брусок рации и вышел на нужную волну.

– Вызываю второй пост!

– Второй пост слушает. Здесь Егоров.

– Привет! Здесь майор Белов. Мы выходим.

– Я уже в курсе, Мельников предупредил. Ждём.

– Роджер!

При встрече в туннеле Егоров вполголоса доложил:

– Товарищ, майор. За время патрулирования никаких происшествий и странностей не зафиксировано.

– А что зафиксировано?

– Абсолютно ничего. Только полная и таинственная тишина. Даже крысы не скребутся. А прошлая смена говорила о далёком и частом стуке. Но мы ничего не слышали.

– Бдите, бойцы! Когда будем следовать обратно, то на подходе снова выйдем на связь. Кстати, Егоров, а кто это у тебя в напарниках? Неужели, рядовой Хан?

– Так точно! Людей не хватает. Борис Иванович решил привлекать к патрулированию проверенных гражданских лиц. В других туннелях в помощь к штатным сотрудникам определены фанаты «Зенита», ребята надёжные… Ну, майор, удачи вам!

– К чёрту… Так, подчинённые, приводим в рабочее положение приборы ночного видения, дальше идём, уже не включая фонариков.

Пройдя – по временным ощущениям – порядка половины расстояния между станциями, Никоненко, указав рукой на радужную (благодаря прибору ночного видения) полосу в своде туннеля, оповестил:

– Вот, командир, тутошний туннельный щит, естественно, находящийся в «холостом» положении. По обе стороны от него в потолке имеются мощные вентиляционные ходы, забранные решётками. Если по тоннелю от одной станции пустить усыпляющий газ, то до другой он уже не дойдёт – весь уйдёт через вентиляцию. Куда – уйдёт? На земную поверхность, надо думать… А боковой коридор, из которого тогда выскочили голые бабушки, мы прошли с минуту назад. Надо вернуться? А, видимо, любопытная Татьяна Сергеевна хочет, так сказать, лично осмотреть легендарную достопримечательность? Без проблем, поворачиваем…

Таня медленно подошла к чёрной двери, створки которой были соединены между собой – сверху донизу – неровным сварным швом (Лёхина работа!) и, уважительно проведя ладонью по металлической поверхности, поделилась впечатлениями:

– Какая-то она загадочная и…старая. Чувствуется нечто такое, необычное и странное… Ой! – испуганно отшатнулась в сторону. – Слышите? Там же стучится кто-то…

– Тук-тук-тук! – чуть слышно оповестила дверь. – Тук-тук!

– Может, это азбука Морзе? – предположил Никоненко. – Ну-ка, послушаем… Нет, самый обычный и беспорядочный стук. Чтобы это такое могло быть? Давайте-ка я – чисто на всякий случай – измерю уровень радиации. Вдруг – что?

«Это, наверное, говорящий ворон Ваня балуется со скуки», – неуклюже пошутил внутренний голос. – «Одиноко ему там, пернатому пленнику, соскучился, видимо, по живому общению, бедняга…».

Вскоре Лёха доложил:

– Радиационный фон в норме. Вернее, незначительно превышает естественный уровень.

– Следуем дальше, господа и дамы! – решил Артём. – Нам сейчас не до всяких загадок и ребусов. Первым делом, надо доставить на «Лесную» сыворотку от бешенства. Всякие глупости мы отложим на потом.

– Можно, я пойду первой? – попросила Татьяна. – Ну, пожалуйста! Чем я хуже всех прочих?

– Ты – лучше всех! Иди, коль хочется…

Когда до «Площади Мужества» оставалось метров шестьсот-семьсот, Таня, шагавшая первой, неожиданно споткнулась и, с трудом удержав равновесие, чертыхнулась:

– Вот же, придумщики чёртовы! Тонкую проволоку зачем-то натянули над рельсами! Так же и упасть – физиономией на шпалы – недолго. Шутники хреновы…

«Гранатная растяжка?», – запаниковал внутренний голос.

Словно бы отвечая на этот неприятный вопрос, вдали тоненько завыла-заверещала сирена.

– Снять шлемы! Надеть противогазы! – скомандовал (сугубо по наитию) Артём. – Быстрее!

Через три-четыре минуты кожа рук ощутила льдисто-холодный поток воздуха.

«Не воздуха, а экспериментального усыпляющего газа Эн-09/15», – поправил занудный внутренний голос. – «Все вещи надо называть своими именами!».

Выждав положенное время, Артём снял противогаз, аккуратно сложил его в наплечную сумку-планшет и объявил:

– Отбой – газовой тревоги! Снимайте противогазы, дорогие товарищи! Надевайте шлемы…

– Как ты догадался, командир? – спросил-восхитился Лёха. – Ну, про то, что нас будут усыплять?

– Потому и догадался, что командир. Мне это полагается – по высокой и ответственной должности… Тихо! Слышите?

– Очень похоже, что нам навстречу едет какое-то транспортное средство, – предположила Татьяна. – Возможно, мотодрезина. Вон, кстати, технологическая боковушка. Спрячемся?

– В обязательном порядке. Ходу, соратники! Кстати, а почему мы не пользуемся дрезинами, а ходим по туннелям сугубо пешком, как необразованные дурики? Для тренировки икроножных мышц?

– Руки, просто-напросто, ещё не дошли, – на ходу пояснил Никоненко. – В технологических тупичках стоят две мотодрезины. Только они – ещё с мирных времён – законсервированы. То есть, надо моторы заново настраивать, карбюраторы продувать, масло заливать, ну, и прочее… На это требуется куча времени. А где его взять – в этой беспрерывной суматохе? Ладно – по возвращению – я лично озабочусь данным вопросом… Хотя, какой в этом смысл? Обе дрезины расположены за платформой – со стороны «Выборгской». А туда, судя по последним событиям, нам путь заказан. Разве что, наведаться с лихим воинским рейдом? А к «Площади Мужества» нам не проехать из-за стоящих на «Лесной» электричек…

Мотодрезина с включённым мощным фонарём проехала мимо «боковушки» и тут же остановилась.

– Ничего не понимаю! – пожаловался недовольный скрипучий голос. – Куда же они подевались?

– Кто – они? – спросил второй человек.

– А, хрен его знает! Может, голые бабушки, может, кто-то другой.…Но, ведь, кто-то оборвал сигнальную проволоку, а?

– Мы здесь, в боковом коридоре! – громко объявил Артём. – Только, прошу, не надо сразу же швыряться гранатами!

– Почему это – не надо? – въедливо поинтересовался скрипучий голос. – У вас, что же, имеется депутатская неприкосновенность? Или же – дипломатическая?

– Мы, собственно, свои, «грушные»…

– Свои по бункерам сидят, а не шляются по подземным туннелям… Кто такие? Доложите по установленной форме!

– Майор Белов! Помощник военного коменданта станции «Лесная»! Направляюсь на станцию «Площадь Мужества»…

– Наглые и беспардонные враки! – невежливо перебил скрипучий голос. – В спецкоманде «Лесной» не числится майоров Беловых. А у подполковника Мельникова не было никаких заместителей. Капитана Горнова не успели – до известных событий – утвердить в этой должности.

– Я – капитан Алексей Никоненко! – подключился Лёха.

– Снова врёте! Алексей Никоненко – по моим сведениям – является старшим лейтенантом. Извините, но придётся, всё же, вас уничтожить. Я мыслю, что с помощью мощного огнемёта. Гранаты – в данном случае – не подходят. Ничего личного, лишь строгие инструкции…

– Здравствуйте, милый Николай Николаевич! – звонко и радостно прокричала Таня. – А вы совсем не изменились! Всё такой же ворчун и зануда…

– Кто это говорит? – насторожился скрипучий голос.

– Татьяна Сергеевна Белова.

– Извините, но не имею чести быть знакомым…

– Я Белова – по мужу. А девичья фамилия у меня – Громова… Мы с вами прошлой весной встречались на даче у моего дяди, генерал-лейтенанта Громова Виталия Павловича. Я вас тогда пять раз подряд обыграла в настольный теннис. А потом рассердилась и накричала – потому, что вы, по моему мнению, пошло поддавались… Помните?

– Танечка? Какими судьбами?

– Так мы можем безбоязненно выходить? Я уже и шлем-маску сняла – для однозначного опознания своей личности…

– Конечно, конечно! Капитан Орлов, направь фонарь на боковушку! О, вам очень идёт наше обмундирование! Виталий Павлович может гордиться такой симпатичной племянницей!

– Спасибо! Вы тоже смотритесь очень, м-м-м, импозантно…

Музыка был облачён в чёрную форму морской пехоты, верхние пуговицы бушлата были легкомысленно расстегнуты, выставляя на всеобщее обозрение классический полосатый тельник, а на голове бравого вояки красовался старенький чёрный берет, лихо заломленный набок.

– Вот, решил вспомнить молодость, – засмущался подполковник. – Понимаю, что это грубейшее нарушение Устава… Танечка, вы только, пожалуйста, не рассказывайте Виталию Павловичу про данный эпизод! С кем не бывает… Вы здесь, э-э-э…

– Угадали, Николай Николаевич, – Татьяна многозначительно и загадочно прищурилась. – Секретное задание. Но, сами понимаете, не могу разглашать деталей…

– Понимаю, Татьяна Сергеевна, всё понимаю! А на нашу «Площадь Мужества» вы направляетесь, так сказать, с плановой инспекцией? С негласной и неформальной, так сказать?

– Можно и так интерпретировать… Предлагаю поговорить об этом – более подробно – уже на станции. Здесь, извините, как-то неуютно. И этот яркий свет в глаза…

– Конечно, конечно! Орлов, заводи мотор! Забирайтесь, товарищи на дрезину. Вот, здесь имеется специальная лесенка.

– Николай Николаевич, давно ли вы натянули сигнальную проволоку? – поинтересовался Артём, осторожно присаживаясь на скамейку, вытянувшуюся вдоль дрезины. – И с какой, собственно, целью?

– Вчера натянули, – с явной неохотой ответил Музыка. – После того, как к нам на станцию заявилась целая толпа сумасшедших голых старушенций. Ужасные создания, доложу я вам. Ужасные! Беспокойные, голодные, вшивые, грязные, на людей бросались, даже, пытались покусать. Вот, я и решил пресекать – все дальнейшие теоретически-возможные неприятности и казусы – ещё на подходе к станции…

Громко затарахтел мотор, и разговор пришлось временно прервать.

Дрезина остановилась у края платформы, скупо освещённой аварийными красными лампами, капитан Орлов заглушил двигатель.

– Заступайте на патрулирование! – строго велел подполковник двум «серо-чёрным» бойцам, застывшим по стойке «смирно» рядом с дрезиной. – Бдить и старательно наблюдать! В случае чего – немедленно докладывать! Заново настроить сигнальную проволоку! Выполнять!

– А почему нигде не видно палаток? – оглядываясь по сторонам, спросил Артём. – У вас, что же, нет штатских «пассажиров»?

– Есть полтора десятка, – всё также неохотно ответил Музыка, медленно цедя слова и не глядя в сторону Артёма. – Они ждали последнюю электричку, идущую до станции «Девяткино»… Татьяна Сергеевна, дайте руку! Я помогу вам спуститься на перрон.

– Спасибо, Николай Николаевич! – вежливо поблагодарила Таня, а оказавшись на платформе, уточнила: – Так, где же расположились «пассажиры»? Насколько я знаю, инструкции запрещают штатским лицам, не связанных соответствующими контрактными обязательствами с ГРУ, долго находиться, а, тем более, ночевать в секретном бункере.

– Не беспокойтесь, дорогая Татьяна Сергеевна! Ни один из пунктов инструкций не нарушен! Ни один! – горячо заверил Музыка. – А «пассажиры… Они были размещены в другом помещении.

– В каком именно?

– Наверное, в тюремных камерах, – язвительно предположил Никоненко. – А, что такого? Очень, на мой вкус, удобно и логично. Все штатские – ребята очень беспокойные, способные на самые разнообразные сюрпризы и подвохи. За ними, бесстыжими мерзавцами, глаз да глаз нужен. А здесь – никаких проблем. Сидят себе, бродяги, за решётками, под строгим надзором. И, самое главное, строгие инструкции не нарушаются! Мол: – «Задержаны для установления личностей, до окончательного завершения проверки подлинности предъявленных документов…». Я прав, господин подполковник?

Музыка, метнув в Лёхину сторону испепеляющий взгляд, обратился к Татьяне:

– Предлагаю пройти в мой кабинет! Там мы с вами, уважаемая Татьяна Сергеевна, сможем обо всём подробно переговорить. В спокойной обстановке, так сказать. Без дешёвых шутников и доморощенных юмористов… Ваши, э-э-э, коллеги? Пусть немного погуляют по платформе, отдохнут с дороги… Капитан Орлов присмотрим за ними и поразвлекает – в меру своих скромных способностей.

– Может, пока вы будете секретничать, мы проедемся на дрезине к «Политехнической»? – предложил непоседливый Лёха. – Шесть-восемь минут туда, столько же обратно. Без всяческих проблем…

– Зачем – на «Политехническую»? – тут же напрягся Музыка. – Не вижу в этом никакой необходимости! Да, и соответствующих приказов от руководства я не получал…

Артём коротко рассказал о туннельных щитах, неожиданно преградивших путь к «Площади Ленина», о странном угрожающем чавканье и о повышенной радиации, зафиксированной рядом с одним из щитов.

– Нестандартная и абсурдная ситуация, – вяло прокомментировал подполковник, вопросительно поглядывая на Таню. – Не предусмотренная никакими инструкциями… Даже, и не знаю, что делать… Может, вы посоветуете, Татьяна Сергеевна?

– А, пусть прокатятся! – с барственно-беззаботными нотками в голосе, разрешила Татьяна. – Чтобы не закисли – лишний раз – от безделья. Лентяи они у меня, – насмешливо подмигнув, показала розовый язык. – Капитан Никоненко!

– Я!

– Прихвати с собой рюкзак со штатной аппаратурой и сними с приборов ключевые показатели!

– Есть!

– Молодец! Получишь благодарность в очередном приказе, – пообещала Таня и повернулась к Музыке. – Ну, господин подполковник, ведите в ваш бункер! Будем общаться – на самые разные темы…

Орлов, одетый в обычную серую «грушную» униформу и чёрный бронежилет, протянув руку, представился:

– Емельян! Откликаюсь и на Емелю.

– Артём!

– Лёха!

– Рад, что вы, мужики, заглянули на огонёк, – сообщил Емельян. – Скука у нас смертная. С нашим Батяней не забалуешь.

– Строг без меры? – понимающе улыбнулся Никоненко.

– Ни то слово! Поедом ест, жук казённый! Инструкции, предписания, уложения, Устав… А ещё иногда проводит самые настоящие политинформации, как в старые времена…

– Да, ну! Заливаешь!

– Честное слово! Адвокатом буду! Подробно рассказывает о политике (внешней и внутренней), проводимой господами Путиным и Медведевым. Растолковывает нетленную значимость отдельных указов и принятых законопроектов. Предлагает – всем поголовно – вступать в партию «Единая Россия». Цирк бесплатный, если коротко…

– А штатских граждан, действительно, посадили в тюрягу?

– Посадили. Что, собственно, скрывать? Сперва, как инструкции и предписывают, усыпили экспериментальным газом Эн-09/15, потом бесчувственные тела (благо, их было не много) перетащили на носилках в изолятор временного содержания, разместили по камерам. То бишь, женщин отдельно, мужиков – отдельно.

– А что объяснили потом? Ну, когда они проснулись?

– Про «Атомную тревогу» рассказывать не стали. Объяснили по-простому, мол: – «В метро произошёл злонамеренный теракт, все туннели – с двух сторон – завалило. А все вы – подозреваемые. Когда разгребут завалы, то незамедлительно прибудут следователи Генеральной Прокуратуры и будут с вами, бедолагами, вдумчиво общаться…».

– Зачем же было так всё усложнять? – удивился Артём. – Ведь, всё равно, рано или поздно, придётся «пассажирам» сказать правду.

– Я, братцы, честное слово, не в курсе. Подполковник велел… Он недавно, общаясь на земной поверхности с руководством, что-то слышал про «террористическую угрозу», вот, и решил использовать эти слухи для пользы дела… Ну, заводить мотор?

– Заводи. Проедемся до «Политехнической», поспрашиваем тамошних ребятишек. Вдруг, у них есть полезная и правдоподобная информация? Всякое бывает на этом свете… Поедем тихонечко, не быстрее тридцати километров в час, тщательно освещая путь впереди себя. Только сперва скажи: ядерный взрыв-то был? Точно – был?

– Наверное, был. Как – не быть? – удивился вопросу Орлов. – Ведь, объявили же «Атомную тревогу»? Громкий хлопок, опять же, был слышен. А сразу после этого и связь прервалась…

Впереди – в луче мощной аккумуляторной лампы – что-то тускло заблестело.

– Тормози! – велел Артём. – Кажется, приехали.

– Что там? – забеспокоился Орлов.

– То, чего и следовало ожидать. Сработал, мать его, очередной туннельный заградительный щит. Не попасть нам, орлы, на «Политехническую»…

– Мамочки мои! – испуганно выдохнул Лёха. – Ну, и ни фига ж себе!

– Что ты там высмотрел, зоркий сокол?

– Дык, это… Щит-то выгнулся – почти как деревянная часть лука. В смысле, надулся нехилым мыльным пузырём…

Глава девятнадцатая Качественно-новый уровень

Они по короткой лесенке слезли с дрезины и – очень осторожно, с опаской – подошли к туннельному щиту.

– Эк, как его, бедного, выгнуло! Умопомрачительное зрелище! – громко восхитился непосредственный Никоненко, осторожно и уважительно поглаживая ладонями металлическую поверхность. – Холодный-то какой, елочки лохматые! Прямо-таки, как знаменитый усыпляющий газ Эн-09/15… Как думаешь, командир, что всё это значит?

– Дельных вариантов несколько, – нахмурился Артём. – Во-первых, могла постараться ударная волна. Во-вторых, жаркое пламя могло вызвать такую существенную деформацию. Холодный, говоришь? Это ещё ничего не значит. Например, сперва заградительный щит был раскалённым докрасна, потом туннель заполнили подземные холодные воды, вот, он и остыл… Кстати, перепад температур мог дополнительно способствовать деформации. В-третьих… Ладно, не будем терять времени на выстраивание бессмысленных и зряшных версий. Доставай, Лёха, штатную физическую аппаратуру. Измеряй… Может, тут такой повышенный радиационный фон, что нам надо улепётывать на «Площадь Мужества» со всех ног? Вернее, со всех колёс нашей дрезины… Меряй, дружище! А мы с капитаном Орловым отойдём в сторонку, перекурим и немного поболтаем.

Закурив, Артём поинтересовался:

– Так что, Емельян, случилось-то с голыми бабулями? Куда вы их, болезных, подевали? Допрашивали?

– Только одну, – помявшись, ответил Орлов. – Она была одноглазой, со страшным ожогом на лице и шее. Говорила, что это следы давней авиакатастрофы, в которой ей довелось побывать ещё в десятилетнем возрасте… Вообще, она несла несусветную чушь. Полную ахинею, выражаясь литературным языком… Мол, все бабушки состояли (трудились, служили, работали?) в тайном подземном гареме какого-то высокопоставленного коммуниста. В гареме – коммуниста! Представляешь? Уписаться можно от смеха… Всё это было очень давно, когда данные старушки были молодыми женщинами, то есть, до приснопамятной горбачёвской Перестройки. Причём, этот важный коммунист был, ко всему прочему, ещё законченным и чокнутым извращенцем. То бишь, собирал в гарем только женщин с всякими видимыми дефектами: одноногих, одноруких, с болезнью Дауна, идиоток, ну, и так далее. Издевался над ними, мучил, пытал, заставлял делать всякие гадости… Вот, собственно, и всё, что могу сообщить. Потом Музыка выгнал меня из кабинета. Мол, смущаю и отвлекаю допрашиваемую гражданку своими дурацкими смешками… А потом, после завершения допроса, подполковник мне ничего так и не рассказал. Ходил – мрачнее тучи – и на все мои вопросы не отвечал. То есть, только угрожающе порыкивал в ответ… И одноглазую старушку я больше не видел.

– А что случилось с остальными пожилыми женщинами?

– С остальными, говоришь… Вели они себя очень, уж, неправильно и буйно. Носились – как те неуправляемые космические метеоры – по платформе, бесновались, плевались, испражнялись, нападали на бойцов. Естественно, получили достойный отпор… Потом – по приказу подполковника – мы их усыпили с помощью экспериментального газа. Одну – внешне самую спокойную, опрятную и вменяемую – оставили для допроса. Всех других, это… Ну, определили в расход, а тела, э-э-э, утилизировали. Типа – по жёстким законам военного времени…

– Однако, – поморщился Артём. – Крутовато, на мой частный взгляд.

– Ничего не попишешь, строгие инструкции. Мол: – «В военное время все лица, чья деятельность – так, или иначе – представляет собой серьёзную угрозу для безопасности станции, подлежат немедленному уничтожению…». За дословность не ручаюсь, но что-то похожее… Как любит говорить наш Николай Николаевич: – «Ничего личного. Лишь – скрупулёзное выполнение инструкций…».

Никоненко, что-то старательно записав в толстую общую тетрадь, закончил измерения и принялся неторопливо и аккуратно складывать приборы обратно в рюкзак.

«Судя по его полному спокойствию, ничего опасного и страшного не выявлено», – предположил сообразительный внутренний голос. – «Повышенный фон радиации – для молодого мужика – как красная тряпка для испанского быка. Вернее, как голодное кошачье мяуканье – для беззащитного маленького мышонка…».

– Какие новости с физических фронтов? – деланно небрежно поинтересовался Артём. – Есть, чем порадовать?

– Нулевые новости, Тёмный, – задумчиво откликнулся Лёха. – В том смысле, что радиационный фон – почти нулевой. Даже, ниже среднестатистического естественного уровня. Как такое может?

– Возможно, что там произошёл полный обвал свода, – небрежно махнув рукой в сторону выгнутого туннельного щита, предположил Орлов. – После ядерного взрыва произошли существенные тектонические подвижки, вот, каменные плиты и опустились вниз.

– Ага! По ту сторону щита плиты, значит, опустились, а по эту – нет? Посмотри, на сводах туннеля не наблюдается ни одной значительной трещины! Так, только сплошная, совсем неопасная мелочь…

– Тогда, пацаны, даже, и не знаю.… Поехали обратно на «Площадь Мужества», а? Доложим руководству. Пусть подполковник и ваша барышня совместно решают, как относиться к выявленному факту… Кстати, а генеральская племянница, она в каком звании состоит?

– Сам у неё и спроси, – предложил Артём. – А нам не велено – разглашать секретные военные тайны. Каждому, ведь, должно быть понятно, что с генерал-лейтенантом Громовым – шутки плохи…

На перроне их ждали Таня и Музыка. У ног девушки стоял тщательно опломбированный кожаный баул. Лицо бравого подполковника было – до нельзя – растерянным и смущённым, а все верхние пуговицы на чёрном бушлате – тщательно застёгнутыми.

– Что новенького, орлы могучие? – с генеральскими нотками в голосе спросила Татьяна. – Добрались ли до «Политехнической»? Что там видели? В смысле – видали? Какова общая обстановка?

– Да, что вам удалось выяснить? – послушно подключился Музыка.

– Пусть доложит капитан Орлов, – благородно предложил Артём. – На правах гостеприимного и хлебосольного хозяина, так сказать…

Емельян подробно и доходчиво обрисовал сложившуюся картину.

– Как же так? – незамедлительно запаниковал подполковник. – Инструкции не предусматривают такой странной ситуации! А, если, туннельный щит, не дай Бог, не выдержит и треснет? А оттуда такое рванёт и потечёт…

– Что – рванёт и потечёт? – лениво зевнула Таня.

– Да, всё, что угодно! Включая разнообразную химическую и радиоактивную хрень… Что же мне теперь делать, Татьяна Сергеевна?

– Во-первых, отставить неразумную панику! Не слышу ответа!

– Есть, отставить панику!

– Во-вторых, всегда надо рассуждать логически, тщательно анализируя полученную информацию… Если заградительный щит до сих пор не треснул, значит, очевидно, уже и не треснет. Тем более что из-за него, по словам капитана Орлова, не долетает никаких подозрительных звуков и шумов… Опять же, щит абсолютно холодный, и уровень радиации рядом с ним – практически – нулевой. Согласны, подполковник, с этими позитивными доводами?

– Так точно! – заметно повеселел Музыка. – Полностью согласен!

– В-третьих, вам необходимо – как можно быстрее – осмотреть второй туннель, ведущий к «Политехнической». Сработал ли там заградительный щит? Не сработал? В каком он находится состоянии? Какой сейчас рядом с ним наблюдается радиационный фон? Это очень важные вопросы, дорогой мой Николай Николаевич…

– Понял! Сейчас всё сделаем в лучшем виде!

– Подполковник, вы куда? А кто мне обещал – подбросить нас до «Лесной»? Обещания, как меня учил любимый дядюшка, надо выполнять.

– Я всё помню, уважаемая Татьяна Сергеевна! Сейчас, только отдам необходимые распоряжения и тут же вернусь! Минут семь-восемь, не более… Разрешите? Капитан Орлов, за мной!

Дождавшись, когда подполковник и капитан отойдут от мотодрезины на приличное расстояние, Артём попросил:

– А теперь, моя небесная донна, расскажи-ка нам о своих достижениях. Как я понимаю, в этом кожаном бауле находится сыворотка от бешенства? И, судя по не потревоженным пломбам, все её станционные запасы? Как тебе удалось – уболтать этого закостенелого служаку?

– Обычно, – мило засмущалась девушка. – Прозрачные намёки, пространные и неоднозначные обещания, многозначительные паузы, туманный рассказ о неких важных и секретных медицинских экспериментах… Абсолютно ничего хитрого! Правда, пришлось издать соответствующий приказ (рукописный, понятное дело!) об экстренном изъятии соответствующего препарата, и подписать полноценный Акт приёма-передач.

– И как же ты подписывала эти важные документы? Находясь в какой конкретной должности? В каком, собственно, звании?

– Как «ведущий специалист-инспектор ГРУ» – Т.С. Белова-Громова. А, что такого?

– Нет, ничего. Скромная ты у меня.

– А, то! Что есть, то есть, – довольно усмехнулась Татьяна. – А ещё я очень умная, непосредственная, наблюдательная и безумно-красивая… Так, ведь, майор Белов? Не слышу ответа!

– Так точно, госпожа старший специалист-инспектор!

– То-то же… Смотри у меня!

«Может, она и в действительности – ведущий специалист-инспектор ГРУ?», – в очередной раз завёл свою нудную шарманку подозрительный внутренний голос. – «Как-то очень, уж, натурально, братец, получается у твоей любимой жены – играть в важного «армейского начальника». Кстати, она чем-то очень сильно встревожена, нервничает, но тщательно это скрывает. Отсюда и показная бравада, и излишне бойкая речь…».

– Может быть, поцелуешь свою идеальную супругу? – игриво подмигнув, весело предложила Таня. – Стоять на месте, майор Белов! Я же просто пошутила… Увидит ещё, не дай Бог, подполковник Музыка, и начнёт сомневаться, что я являюсь полномочным инспектором из всемогущего Центра. Извини, служивый, но с поцелуями и прочими нежностями придётся подождать до возвращения на «Лесную»…

– Лёшь, отбеги-ка в сторонку на пару минут, – играя желваками на скулах, попросил Артём. – Мне надо пошептаться с любимой девушкой.

Когда Никоненко, закурив, отошёл метров на пятнадцать-двадцать, Татьяна спросила, обеспокоенно заглядывая мужу в глаза:

– Милый, что-то случилось?

– Извини, но именно это я и хотел спросить у тебя. Танюша, что случилось? Я же вижу, что ты чем-то сильно расстроена. Или же – встревожена? И, при этом, усиленно стараешься притворяться беззаботной, шутки шутишь… Так как, товарищ жена, я угадал?

– Угадал, глазастый мой, угадал… Знаешь, пока ничего определённого сказать не могу. Просто, предчувствия всякие мучают – неясные и паскудные. Я же умею, как ты знаешь, предугадывать, пусть, и иногда…

– Да, ты рассказывала, мол: – «Прабабушка – по материнской линии – была ведуньей, за что и попала в 1937-ом году на сталинский лесоповал…». А ты, милая, судя по всему, в неё пошла…

– А, причём здесь, твой дурацкий сарказм? – обиженно надулась Таня. – Я, действительно, предчувствую нечто. Как бы тебе объяснить…

– Хорошие предчувствия? Плохие?

– Мне почему-то кажется, что совсем скоро вся эта история выйдет на другой виток. Вернее, на качественно-новый уровень… Да, и без кровавой бани, видимо, не обойдётся…

Мотодрезина, проехав метро на сто двадцать за «холостой» туннельный щит, остановилась.

– Вот он, тот самый коридор, из которого тогда выскочили голые старухи а, чуть позже, пустынные волки, – оповестила Татьяна. – Мы, Николай Николаевич, двери надёжно заварили. Вход в это помещение строго-настрого запрещён – тамошние пустынные волки, скорее всего, все заражены бешенством. Я вам уже рассказывала…

– Без вопросов, Татьяна Сергеевна! – покладисто откликнулся Музыка. – Нам всё это ни к чему. Коридор-то находится уже за туннельным щитом, со стороны «Лесной», то есть, официально не входит в сферу наших интересов и компетенций. Даже близко не подойдём! Обещаю!

В этот момент Артём неожиданно почувствовал, что засыпает.

«Какой холодный ветер!», – боязливо поёжился внутренний голос. – «Это же… Ничего не понимаю! Мельников, ведь, говорил, что для очередного применения усыпляющего газа нет ни малейших оснований…».

Сознание возвращалось медленно и – откровенно – неохотно. В голове безраздельно властвовала пионерская барабанная дробь, во рту было нестерпимо сухо и горько, ушные (барабанные – опять-таки!) перепонки нестерпимо чесались, глазные веки (веки глаз?) – ни в какую – не желали разлепляться.

«Это уже твоё третье «усыпление», братец!», – подсказал наблюдательный внутренний голос. – «Следовательно, последствия будут пакостными и тяжёлыми, как у Хана и Фюрера – на «Выборгской»… Кстати, ты прихватил с собой волшебные пилюли доктора Геббельса? Молодец, хвалю!».

– Это, мать вашу, форменное безобразие! – заявил скрипучий голос подполковника Музыки. – В отдельной инструкции чётко же сказано, мол: – «Допускается использование экспериментального газа Эн-09/15 только слабой концентрации, рассчитанной – максимум – на один час сна…». Понимаете меня, соратники? Максимум – на один час! А, что получилось по факту? Мы с вами, дорогие мои, проспали больше двух с половиной часов! То есть, на лицо – грубейшее нарушение всех норм и правил! Я, непременно, буду жаловаться руководству! Дойду до самого верха! Естественно, потом, когда всё это безобразие закончится…

– На что вы, подполковник, будете жаловаться? – уточнил наглый Лёха.

– Как это – на что? Газ-то пришёл с вашей стороны! Получается, что это подполковник Борис Иванович Мельников превысил – как минимум – в два раза допустимую концентрацию усыпляющего газа. Неслыханное самоуправство! Неслыханное! Татьяна Сергеевна! Я требую от вас незамедлительных объяснений!

– Мне сейчас не до ваших идиотских разборок, мол, кто и в чём виноват, – сообщил слабый и чуть дрожащий Танин голос. – Голова раскалывается, в ушах надоедливо щёлкает, руки и ноги дрожат…

«Похоже, что «грушники» попали под воздействие Эн-09/15 в первый раз, поэтому и держаться бодрячком. А Татьяна – уже во второй, и ей сейчас, надо думать, приходится совсем несладко. Тем более что в этот раз усыпляющий газ был иной концентрации», – понял Артём и позвал-попросил:

– Лёха, подойди ко мне!

– Я здесь, командир. Пить, наверное, хочешь? Вот, хлебни-ка чуток из моей походной фляжки.

– Это потом, чуть позже… В правом кармане куртки у меня лежит стеклянный флакон… Нашёл?

– Это который с красными горошинами?

– Он самый. Ты, Орлов и Музыка поглотите по одной пилюле… Хотя, как я понимаю, это не обязательно. Первое «усыпление», оно не критично… Тане дай две горошины, а мне – три… Только одновременно с водой-запивкой, иначе будет не проглотить…

Только минут через пять-шесть Артём немного оклемался и смог открыть глаза.

«Получается, что все мы спали сидя, то есть, расположившись на длинных скамьях мотодрезины», – доложил внутренний голос. – Что же, всё не так и плохо. Никто, вроде, не упал и не повредил жизненно-важных органов… А если бы, газ пустили во время движения мотодрезины? Тогда, наверняка, врезались бы на полном ходу в подвижной состав, стоящий на «Лесной». Разбились бы, понятное дело, насмерть. Похоже, что – в очередной раз – крупно повезло…».

– Как ты? – слабо улыбнулась ему Таня, сидящая напротив. – Мне тоже стало гораздо лучше. Вроде, отпустило…

– Это хорошо… Лёха, сколько осталось горошин во флаконе?

– Ну, примерно, десятка три с половиной.

– Нормально, хватит ещё на два приёма. Выдай по две штуки подполковнику и капитану.

– Спасибо, не надо! – гордо отказался Музыка. – В инструкциях ничего не сказано – про подозрительные красные горошины, извлечённые из неизвестной стеклянной банки, даже не снабжённой дельной этикеткой… И, вообще, дорогие товарищи, здесь наши пути – наконец-таки – расходятся. Попрошу освободить транспортное средство! Извините, милая и, безусловно, уважаемая Татьяна Сергеевна, но – инструкции… «Военный комендант – в случае возникновения внештатных ситуаций – не имеет права покидать вверенную ему территорию…». Недавняя газовая атака – со стороны соседней станции – без всяких иных вариантов, явно, является означенной внештатной ситуацией… Так что, мы с капитаном Орловым незамедлительно возвращаемся на «Площадь Мужества». Извините, ничего личного, лишь – скрупулёзное выполнение инструкций… Здравия желаю, господа и дамы!

Мотодрезина, громко и насмешливо хрюкнув на прощанье, уехала.

– Для начала перекурим, – решил Артём. – Голова всё ещё немного кружится. Кстати, капитан Никоненко, а что у тебя находится в походной фляге?

– Дык, вишнёвая настойка, Тёмный. Она, зараза, очень хорошо утоляет жажду и действенно снимает усталость.

– Настойка, говоришь?

– Ну, слегка разбавленная греческим коньяком…

– Дай-ка ещё раз глотнуть!

– И мне, пожалуйста! – оживилась Татьяна.

Покончив с сигаретой, Артём предложил:

– Высказывайтесь, верные соратники, по поводу недавнего происшествия. Что – по вашему авторитетному мнению – произошло? Почему подполковник Мельников использовал усыпляющий газ повышенной концентрации? Что могло, вообще, случиться – экстраординарного и непредвиденного – на «Лесной»? Молчите, сподвижники? Ну-ну…

– А сам-то что думаешь? – спросила Таня. – Ты же у нас – командир. Следовательно, тебе, симпатичному, и полагается – по высокой и ответственной должности – всё знать. Или, по крайней мере, догадываться и предполагать.

– Очень похоже, яркая звезда моих очей, что твои предчувствия и пророчества начинают сбываться, и ситуация, действительно, выходит на новый виток. То есть, на качественно-новый уровень…

– О чём это ты, Тёмный? – непонимающе нахмурился Никоненко. – Загадками какими-то заговорил.

– Никаких, братец, загадок… Пустить по туннелям усыпляющий газ повышенной концентрации можно было только в двух случаях. Во-первых, если аппаратурой управлял некий чилийский лох, не знающий толком, что он, собственно, творит. То есть, речь идёт о пресловутом «человеческом факторе»… Этот вариант – на девяносто девять процентов – исключается, поскольку на «Лесной» за Эн-09/15 отвечает Горыныч. Он не способен на случайную халатность и глупые ошибки, бухгалтером буду… Во-вторых, возможен элементарный сбой – при наступлении внештатной ситуации. Например, при внезапном нападении на станцию штурмовой группы неприятеля. Стрельба, паника, вопли, кровь, нет времени на раздумье, необходимо срочно «заполнить» усыпляющим газом платформу и туннели.… Вот, и был – случайно, в запарке – задействован Эн-09/15 с двойным «сонным» эффектом.

– Кто же напал на нашу станцию? – изумилась Татьяна. – Как-то оно… Извини, Тёма, но – не верится!

– Я не знаю, кто конкретно напал. Может быть, ребята с «Выборгской», находящиеся в галлюциногенном тумане и безумно жаждущие женского общества. Может, кто-то другой, мать его… Разве, у нас с вами – в последнее время – было мало гадких сюрпризов и загадок? Разве, мог кто-либо предвидеть появление ливийских шакалов и пархатых бабушек-уродок? Почему бы – планово – не появиться новым, совершенно неожиданным игрокам и персонажам? Ладно, братва, двигаемся к «Лесной»… Снять автоматы с предохранителей! Привести в рабочее положение приборы ночного видения! А теперь – бодро и весело – за мной!

Но не получилось – бодро и весело. Уже через пять-шесть минут снова навалилась предательская слабость, коварно закружилась голова, перед глазами, расходясь в стороны, поплыли цветные круги – в основном – тёмно-фиолетовые и светло-жёлтые.

– Привал! – надсадно прохрипел Артём. – Усыпляющий газ, сволочь, в этот раз оказался очень, уж, сильным… Передохнуть надо немного. Горошинок скушать… Нестеренко, доставай свою флягу!

Они приняли пилюли доктора Геббельса и, допив Лёхин «вишнёвый коньяк», вдумчиво перекурили.

– Надо собраться, ребятки! – то ли приказал, то ли попросил Артём. – И физически, блин, и морально… Есть чёткое ощущение, что наступают трудные и пакостные времена. Вернее, ещё более трудные и пакостные… Не только у тебя, Танюша, есть дар предвиденья, у меня, знаешь ли, тоже. Только у тебя, родная, он природный, а у меня приобретённый – за долгие годы службы в Рядах… Выступаем! Капитан Никоненко!

– Я!

– Следуешь первым!

– Есть – первым!

Когда до «Лесной» оставалось метров шестьсот-семьсот, Артём включил рацию. Дальше они пошли уже под непрерывный аккомпанемент тоненького эфирного писка, постоянно и непредсказуемо менявшего тембры и тональности.

«Чёрт! Почему же никто не выходит на связь? Почему?», – всерьёз занервничал внутренний голос. – «Ни патрульные, ни бункер. Хреновые дела творятся, мать их…».

– Стоп, – резко поднял вверх правую руку Лёха. – Впереди, э-э-э…

– Доложи внятно, капитан.

– Метрах в сорока-пятидесяти – по ходу движения – наблюдаю два тёмно-зелёных пятна, окружённые радужными ореолами… Или, всё же, ареалами? Хрен его, пэдораста гнойного, разберёт… Командир, давай, я схожу и взгляну, а вы меня прикроете?

– Действуй, братец! Мы пойдём за тобой, отстав метров на пятнадцать-семнадцать.

Никоненко, присев перед радужными пятнами на корточки, секунд через десять-двенадцать поднялся на ноги, развернулся и, ссутулившись, внимательно глядя на шпалы, медленно пошёл назад.

– Что там? – тихо спросил Артём, уже зная, что услышит в ответ.

– Егоров и Хан, мёртвые, конечно… Стреляли в затылок, с близкого расстояния. Наверняка, когда ребята спали после применения газа Эн-09/15. Оружия и планшетов при них нет, все карманы вывернуты.

– Как такое может быть? Не верю…, – ужаснулась Таня, закрывая лицо ладонями. – Хан – мёртвый? Бред какой-то…

– Это, Сталкер, не бред, а предсказанный – качественно-новый уровень… Скорее всего, и второе твоё предсказание сбудется.

– А второе было про что? – механически уточнил Лёха.

– Про кровавую баню…

Глава двадцатая Кровавая баня

Нервно поправив шлем-маску, Таня спросила:

– Мы, что же, пойдём дальше? К «Лесной»? Или…вернёмся на «Площадь Мужества»? Что в этом конкретном случае – согласно вашим воинским инструкциям – надо делать? Что – надо делать? А тела Хана и Егорова? Похороним прямо здесь?

– Следуем, бойцы, на «Лесную», – решил Артём. – Не принято у доблестных рыцарей плаща и кинжала – своих – бросать в беде… В том смысле, что у честных рыцарей, дополнительно не обременённых тяжеленными звёздными на генеральских погонах…

– А генералы что, какие-то особенно-противные люди? – обиделась за дядю Татьяна. – Они, значит, регулярно бросают собственных подчинённых на произвол безжалостной судьбы? Предают, продают, подставляют и всё такое прочее?

– Не кипятись, моя нежная и вспыльчивая нимфа! Хотя, надо признать, что в гневе ты – ещё более – прекрасна. Просто, наши славные генералы… Они, суки беспардонные, надо понимать, уже с качественно другого жизненного уровня. С того, где – непреодолимо и абсолютно независимо от нас – властвует кровожадная и наглая стерва – по имени – «Большая Политика»… Там царят совсем другие понятия, нравы и моральные принципы-устои. Это для нас с вами – генералы и разные там маршалы – являются небеснородными руководителями. А там, на Самом Высшем Уровне (СВУ – для понимающих людей), они считаются рядовыми и полностью бесправными пешками… Что им прикажут, то они – козлы драные – и делают. А если, не дай Бог, не выполнят приказ, то им – по законам Высшего Уровня – ясен туман, что полагается… Ладно, орлята многообещающие, прекращаем дешёвый и бесполезный трёп! Не торопясь, сползаем к станции «Лесная» и – для начала – уточним: – «Есть ли там, собственно, кому помогать?»… А после уже сориентируемся и, может быть, окончательно определимся. В том числе, и с похоронами безвременно погибших соратников… Идём чёткой и – по возможности – ровной цепочкой, держа дистанцию в восемнадцать-двадцать метров. Без условного сигнала друг к другу не приближаться…

Он – медленно и насторожённо – шёл первым. Абсолютная, совсем чуть-чуть пугающая тишина, ни единого звука… Впереди – еле ощутимо, словно бы тайное предчувствие – замаячило розовато-пугающее зарево аварийного освещения.

«Станция уже совсем близко», – тревожно и настороженно зашелестел внутренний голос. – «Приготовься, братец! И, это… Может, стоит Татьяну…попридержать? Вдруг, как говорится, что? А?

Артём остановился, взмахом руки подозвал к себе Никоненко и шёпотом велел:

– Капитан, ждите меня здесь. Если начнётся стрельба, то сразу же уходите к «Площади Мужества». Сразу же! Я сказал… Рядом с туннельным щитом взорвёшь обычную гранату. Потом заставишь подполковника Музыку закрыть заградительный щит и во втором туннеле…

– Ты что такое говоришь, Тёмный? За кого меня держишь, морда майорская? Так тебя растак… За последнего труса и мерзавца? Да, я…

– Молчать. Это приказ. И…береги, пожалуйста, Таню. Если что, достану, даже, из-под земли… Всё, я пошёл. Стоп, родной… На фига мне сдался саквояж с сывороткой от бешенства? Держи, братец. Владей и охраняй! Теперь – точно – не взбесишься…

Он осторожно высунул голову из-за края платформы. Пятнистые палатки, безлюдье, тишина, розовый полумрак…

– Апчхи! – оглушительно – словно бы выстрел – разнеслось вокруг. – Апчхи! Апчхи! Апчхи!

Реакция Артёма была мгновенной и адекватной: отпрянул в сторону, без промедлений присел на корточки и затаился в туннельной полумгле…

«Ну, и чего ты так испугался, храбрый майор?», – ехидно удивился насмешливый внутренний голос. – «Подумаешь, кто-то громко чихает! Причём «чих» – по ощущениям – старческий. А на «Выборгской» пожилых людей нет, да и быть – не может… Опять же, выстрелов в ответ не последовало… Следовательно, что? Следовательно, можно смело двигаться дальше, министром культуры буду…».

Артём – по лесенке – выбрался на платформу, сдвинул наверх прибор ночного видения и, плавно поводя дулом автомата из стороны в сторону, двинулся вперёд. Шаг, второй, третий, гробовая тишина…

Возле крайней палатки первого ряда лежал – на спине – пожилой человек с тёмным лицом.

«Глаза исправно моргают, а правая нога слегка подрагивает. Значит, блин, живой!», – обрадовался внутренний голос. – «Ба! Это же наш старый знакомый – заслуженный киргиз по имени Кашмамат… По лицу стекают крупные капли пота. Руки, ноги и подбородок мелко-мелко подрагивают. Экспериментальный газ Эн-09/15, понятное дело, в действии…».

– Уважаемый, – присев на корточки, шёпотом обратился Артём к пожилому человеку. – Что здесь произошло?

– Ты…человек…кто? – с трудом ворочая языком, вопросом на вопрос ответил киргиз.

Артём, сняв с головы шлем-маску, пристроил её на каменный пол рядом с палаткой и, радушно улыбнувшись, представился:

– Майор Белов, заместитель коменданта станции «Лесная». Помните, я помогал вам утрясти вопрос с…шумными молодыми людьми? Что бы они отселились на другой край платформы?

– Помню… Спасибо…

– Что же, всё-таки, произошло?

– Честное слово, не знаю, товарищ майор.… Шёл, упал, заснул.… Проснулся, колотит всего… Ничего не хочу, ни-че-го не хо-чу… Оставьте, пожалуйста, меня в покое…, – на губах бывшего председателя колхоза запузырилась светло-зелёная пена.

«Дай-ка, братец, ему целебных красных горошин!», – посоветовал внутренний голос. – «Вдруг – после этого – старичок станет более разговорчивым? Например, вспомнит что-нибудь полезное?».

Артём достал из правого кармана куртки стеклянный флакон с «волшебными» пилюлями доктора Геббельса и, печально вздохнув, отрицательно помотал головой – горошин осталось меньше десятка.

– Геббельс тогда говорил, что только трёхкратное применение этого препарата приносит должный эффект, – тихонько пробормотал он себе под нос. – Отдать все пилюли заслуженному киргизу, и – тем самым – лишить себя, Таню и Лёху третьёго приёма? Нет, извините, но, не годится…

– Апчхи! – донеслось в очередной раз.

Он осторожно, медленно лавируя между пятнистыми палатками, снова двинулся по платформе.

«Вижу человека!», – дисциплинированно доложил внутренний голос. – «Сгорбленная неуклюжая фигура, всклочённая бородёнка, очки… Вытаскивает, натужно пыхтя, неподвижное человеческое тело из ближайшей палатки… Блин морковный! Да, это же профессор Фёдоров! Понятное дело, он же в первый раз «нюхнул» Эн-09/15, поэтому и на ногах…».

– Василий Васильевич, – пройдя вперёд метров пятнадцать, вполголоса позвал Артём. – Это я, майор Белов…

– Артём Петрович, дорогой мой! – как резанный завопил заслуженный профессор и, оставив в покое чьё-то бесчувственное тело, торопливо заковылял навстречу. – Как я рад, что вы, всё же, появились! Объясните мне, пожалуйста: – что же здесь произошло? Где все остальные? Где подполковник Мельников? Где Горыныч и Шмидт? Зачем, вообще, они пускали на платформу станции усыпляющий газ?

– Вы у меня спрашиваете? – от души удивился Артём. – Я всего-то – пять-шесть минут – как вернулся с «Площади Мужества». Причём, со ста дозами вакцины от бешенства, как вы и просили… Откуда же мне знать, что случилось на «Лесной» за время моего отсутствия? Рассказывайте, Василий Васильевич! Рассказывайте…

– Нечего рассказывать, – беспомощно понурился Фёдоров. – Я осматривал пожилую пациентку, у которой слегка прихватило сердце. Так, ничего страшного, последствия недавнего нервного срыва. Вдруг – незаметно для самого себя – уснул.… Проснулся – наблюдается сухость во рту, затылок нещадно ломит, видимо, давление подскочило. Смотрю, а моя недавняя пациентка – мертва. Классический инфаркт… Выбрался из палатки – полная тишина. Только из туннеля, ведущего к «Выборгской», долетел странный гудок, очень похожий на тепловозный, только очень тихий… Я стал громко кричать, звать. Но никто так и не откликнулся. Включил рацию – нет ответа… Ладно, справился – как учили в вашем ГРУ – с первичной паникой и головной болью, заглянул в соседние палатки. Понял, что все (все ли?) «пассажиры» живы, только находятся в очень странном состоянии: сильнейшее потоотделение, регулярные судороги верхних и нижних конечностей, полное безразличие ко всему и вся.… Стал – по мере скромных сил – оказывать первую врачебную помощь. Тут и вы, Артём Петрович, объявились. А где же милая Татьяна Сергеевна? Надеюсь, с ней ничего не случилось?

– Она – как и всегда – в полном порядке, – совершенно серьёзно заверил Артём, обернулся и, сложив ладони рупором, прокричал в сторону туннеля нетерпеливым брачным криком зелёного тропического попугая, после чего пообещал: – Через пару-тройку минуток ваша молодая коллега прибудет. В сопровождении бравого капитана Алексея Никоненко.

– А, вот, этот ваш гортанный крик… Он что обозначает?

– Ничего особенного, – грустно усмехнулся Артём. – Только то, что коварной засады не наблюдается, и можно спокойно следовать по заданному маршруту… Это такой условный сигнал, применяемый при прохождении через тропическую сельву. Там разных попугаев – без счёта, – после короткой паузы пояснил: – Так, уж, получилось, что в самый последний раз мы с капитаном Никоненко были на совместном боевом задании именно в непроходимых – якобы – джунглях… Извините, Василий Васильевич, отлучусь на пару секунд! Только встречу подчинённых и – тут же – вернусь…

Лёха вылез на платформу первым и, поставив тяжёлый саквояж на пол, галантно помог выбраться Татьяне.

«Ловелас хренов! Казанова, блин, российского розлива!», – возмутился внутренний голос. – «Ишь, как он приобнял нашу девушку за тонкую талию, типа – поддерживая… Накати-ка, братец, в наглую морду этому нахалу…».

– Что тут, майор, наблюдается? – подойдя, по-деловому поинтересовался Никоненко. – Много обнаружил хладных и беззащитных трупов? Чего молчишь-то, Тёмный?

– Ты это… Ручонкам-то своим блудливым – воли не давай…, – хриплым и недобрым голосом посоветовал Артём. – В следующий раз, если увижу, то вырву с корнем. Не посмотрю, что являешься старинным боевым товарищем…

– Что на тебя нашло, командир? Я же так, из дружеских побуждений, без всякой задней мысли…

– Значит – сугубо – с передней? Вырву на хрен! Я – сказал!

– Тёма, перестань, пожалуйста, – жалобно попросила Таня. – Ревность – дело, безусловно, хорошее. Раз, ревнуешь, значит – любишь. Спасибо, милый… Но, давай, потом? Тут такие дела творятся… Не ко времени ты затеял этот разговор, право слово.

– Извините! – болезненно помотал головой Артём. – Нашло что-то, как утренний туман на осенние российские поля… Видимо, газ проклятый действует до сих пор. Наверное, надо дожевать пилюли…

– Ничего, Тёмный, с каждым может случиться, – улыбнулся отходчивый и необидчивый по жизни Лёха. – Давай-ка горошину… Ага, спасибо!

Неожиданно замигали красно-розовые лампы аварийного освещения.

– Капитан Алексей Никоненко! Без промедлений проследовать к дизель-генераторам! – дежурно скомандовал Артём и, сменив тон, мягко попросил: – Лёшь… Занимайся только дизелями, ни на что другое не обращая внимания. Ни на что! Понимаешь меня? Без света – нам, точно – хана…

– Понял, командир! Сделаю!

– Ни на что другое – не обращай внимание! Как справишься с дизелями, тут же выходи на связь…

Никоненко умчался в сторону бункера.

– Там профессор Фёдоров бродит между палаток, – смущённо глядя в сторону, сообщил Артём. – О тебе, между прочим, спрашивал.

– Вот, здорово! Пошли скорее к нему… Стоп, майор Белов! Ревнивый засранец… А поцеловать любимую молодую жену-красавицу? Только – по-настоящему поцелуй, без дешёвой халтуры… Ещё раз, пожалуйста…

– Бух! – прогремело со стороны «Выборгской».

– Что это было, Тёма?

– Бух! – прилетело во второй раз.

– Они заметают следы, – скрипнул зубами Артём. – Вернее, обрубают пушистые и жирные хвосты…

– Кто – они? Какие – хвосты?

– Неизвестные нам личности взорвали гранаты. В туннелях, ведущих к «Выборгской».

– Зачем – взорвали гранаты?

– Чтобы сработали туннельные щиты. Сделали своё чёрное дело и трусливо спрятались за щитами, дабы никто не смог отомстить…

– Какое – чёрное дело? – от страха тёмно-зелёные Танины глаза сделались фиолетово-аметистовыми. – О чём ты говоришь, любимый?

– Скоро узнаем, Танюша. Узнаем… Ты, родная, только – ради наших будущих детишек – не волнуйся.

– Не волноваться?

– Постарайся оставаться максимально-хладнокровной. Взвинченные нервы и излишние переживания – в серьёзных делах – не являются действенными помощниками… Ты же будущий врач, интересуешься психиатрией. Должна понимать – о чём я толкую…

– Я, кажется, понимаю. Постараюсь обойтись без пошлых истерик и нервных срывов… Пошли к Василию Васильевичу?

Аварийное освещение продолжало тревожно мигать: две секунды красно-розового цвета, две секунды полной темноты, две красно-розовые секунды, две секунды изначальной черноты, две секунды…

Фёдоров вдумчиво разговаривал с каким-то человеком, лежащим на ворохе верхней одежды, предварительно подстеленном на каменный (на керамический?) пол платформы. Лицо лежащего скрывала неприятная – серо-розовая – тень. Заслышав звуки шагов, профессор тревожно встрепенулся, выпрямился, и, повертев головой во все стороны, радостно воскликнул:

– Татьяна Сергеевна, наконец-то! Я без вас – как без рук! Можно, я вас чмокну в щёчку? Снимите же эту дурацкую маску!

– По поводу поцелуя – настоятельно советую спросить разрешение у моего законного мужа, – сняв чёрный шлем, кротко улыбнулась Таня. – Как совсем недавно выяснилось, он является патологически-жутким ревнивцем. Если ему, к примеру, что привидится, то и застрелить может.… И, как я считаю, это, безусловно, правильно…

– Можно, Артём Петрович?

– Ну, так и быть, целуйте, старый ловелас…

После завершения приветственной процедуры, профессор, смущаясь и откровенно тормозя, невнятно забубнил:

– Татьяна Сергеевна, я вынужден попросить вас об одном маленьком одолжении… Вернее, о скромной помощи. Я, видите ли, не решаюсь… Ибо, к собственному стыду, слаб духом…

– Я всё сделаю, Василий Васильевич, – заверила Татьяна. – В крайнем случае, мне поможет майор Белов. Он – у меня – мужчина серьёзный, сильный и виды видавший… Итак, что мы должны сделать?

– Госпиталь…, – едва слышно прошептал Фёдоров.

– Что – госпиталь?

– Я прошу вас – в первоочередном порядке – осмотреть госпиталь. Ну… Проверить, как там себя чувствуют больные. А то, сотрудник Хантер…, он говорит, что…

– Сталкер, подойди ко мне, – слабым голосом попросил человек, лежавший на полу. – Давненько я тебя не видел… Хочу, вот, шепнуть пару словечек…

Аварийное освещение продолжало мигать – угрожающе и тревожно. В его двухсекундных монотонных всполохах лицо Хантера выглядело – как низкопробная декорация из среднестатистического американского фильма-ужастика: одутловатое, сизое, щедро покрытое фиолетовыми синяками и кроваво-багровыми кровоподтёками. Глаза – из-за гигантских фингалов – смотрелись узенькими кривыми щёлочками.

– Как? Кто? Почему? – сквозь слёзы забормотала Таня. – Хантер, миленький, как же это…

– Отставить эмоции! – грубо велел Артём. – Ты, боевая подруга, обещала, что обойдёшься без истерик? Вот, и обходись… Хантер, кто тебя так отделал? Отвечай чётко, без соплей и штатского тумана! Пойми, братишка… Нам сейчас важна любая информация. Любая! Ну?

– Я – в строгом соответствии с графиком – дежурил в госпитале, на входе. Раздался условный стук… Смотрю, а на экране монитора – Фюрер. Ну, который Дмитрий Алексеевич, физик-ядерщик. Мы же с ним немного сдружились – за время похода к станции «Выборгская»… Открыл дверь, понятное дело. Удар, яркая вспышка, темнота. Ничего больше не помню… Вру, помню. Уже на излёте сознания, когда они ломанулись в открытую дверь, услышал, как кто-то громко крикнул: – «Мочить всех уродов! Всех! Никого не жалеть!»… Очнулся я уже здесь, на перроне. Видимо, Фюрер сжалился. То бишь, приказал, чтобы не убивали, а по-простому – избили и выбросили на платформу. Теперь всё тело в синяках и ссадинах, почки отбиты напрочь, ноги отказываются ходить, общая слабость ощущается… Вот, возьмите электронный ключ от дверей в госпиталь, на случай отсутствия дежурного… Извините, не могу больше говорить…, – зашёлся в приступе надсадного лающего кашля.

«То есть, получается, что враг был не внешний, а внутренний?», – потерянно охнул внутренний голос. – «Как такое может быть? Что фашиствующим элементам понадобилось в станционном госпитале? Хрень навороченная… Или же Фюрер – вместе со своей командой – примкнул к неизвестным пришельцам? Легко догадаться – к кому конкретно…».

Хантера нешуточно затрясло, его худенькое тело выгнулось крутой дугой, тяжёлые каблуки армейских ботинок, оснащённые стальными подковками, принялись выбивать – на каменном полу перрона – зажигательную ирландскую джигу.

– Идите в госпиталь, молю! – нервно вскрикнул Фёдоров. – Помогите беззащитным больным! Татьяна Сергеевна, вы же давали клятву Гиппократа!? Так, исполняйте её, милочка, исполняйте…

«Аварийные лампы, наконец-то, перестали мигать!», – радостно оповестил внутренний голос. – «Следовательно, капитан Никоненко успешно справился с поставленной перед ним задачей…».

– Давай-ка, оставим здесь бронежилеты и шлемы, – предложила Таня – Толку от них никакого, только сковывают движения…

Они пересекли платформу, спустились по короткой лесенке, включили карманные фонарики, благо до дверей госпиталя – по туннелю – было недалеко, метров сто пятьдесят.

– Дверь чуть-чуть приоткрыта, – напряглась Татьяна. – Тишина, кровавая лужица, странно… Входим?

– Я войду и слегка осмотрюсь. А ты меня здесь, страхуя, подождёшь… Не спорить, рядовая Белова! Или же – на самом деле – старший специалист-инспектор ГРУ?

– Рядовая, Тёма, рядовая… Завязывай, пожалуйста, со своими изощрёнными домыслами и подозрениями! Уже, даже, не смешно… Разве я виновата, что у тебя такая богатая и разнузданная фантазия? Мол, известный и успешный писатель-фантаст… Нет, я всё понимаю, есть, конечно же, серьёзные поводы для разнообразных подозрений. Есть, не спорю… Но, только, объясни мне коротко и доходчиво – как законный муж и опытный воинский командир. Объясни… Почему ты войдёшь в госпиталь, а я должна – как последняя лоховка – оставаться снаружи, в качестве сторожа-статиста? Почему? Я ведь, как-никак, врач. Почти… Чем меня можно напугать? Ну, пожалуйста, давай, зайдём вместе! Майор Белов, я тебя когда-нибудь – о чём-либо – просила? Вот, прошу…

Тревожно загудел зуммер рации.

– Здесь Белов, – откликнулся Артём.

– Здесь Никоненко.

– Эй, стой! Ты куда, амазонка? Голову оторву!

– Это ты кому, командир?

– Да, понимаешь, моя Татьяна юркнула в дверь госпиталя. Я не хотел её пускать туда, пока сам всё не осмотрю. Так воспользовалась, понимаешь, шустрая пройдоха, тем обстоятельством, что я отвлёкся на рацию… Ну, что там у тебя? Настроил дизеля?

– Настроил, пашут родимые… Тут, Тёмный, это, блин…

– Кончай тянуть резину! Говори, как есть!

– Трупы здесь. Везде… Дежурный на входе. Дизелист. Три бойца, находившиеся на отдыхе. Глаша Иванова в столовой. Ещё я по дороге заскочил в кабинет к подполковнику…

– И?

– Мёртвый. Напичкан свинцом под самую завязку. Голова, грудь… Стреляли, судя по всему, из пистолетов.

– Горыныч, Борман, Харитонов?

– Не видел никого из них. Я, ведь, пока подробно не осматривал помещения. Так, только мимоходом…

– Теперь осмотри! Или от дизелей нельзя отходить?

– Минут на пятнадцать-двадцать можно. Потом, когда они выйдут на штатный режим, нужно будет только изредка заглядывать. Хотя, инструкции предписывают находиться при дизелях неотлучно…

– Осматривай всё подряд! Если ещё обнаружишь что-нибудь, то есть, кого-нибудь, то немедленно выходи на связь… Роджер!

Из дверей госпиталя в туннель заполошно выскочила растрёпанная Татьяна, согнувшись пополам, неуклюже прислонилась лбом к шершавой стене туннеля. Её узкая спина часто и несимпатично задрожала в резких рвотных судорогах.

«Тошнит нашу бесстрашную амазонку», – жалостливо вздохнул внутренний голос. – «А, ведь, учится на врача. Должна, вроде бы, уже спокойно относится к трупам…».

– Танюша, глотни, пожалуйста! – посоветовал Артём, отвинчивая крышечку фляги. – Должно полегчать. У меня, правда, во фляжку налит обычный кипяток, а не вишнёвая наливка с коньяком. Но, всё же…

– Что мы будем делать дальше? – глотнув воды, спросила Таня дрожащим голосом. – Надо же что-то делать! Хоть, что-нибудь… Почему ты так странно смотришь на меня? Наверное, удивляешься, почему я не бьюсь в бабской истерике? Отвечай!

– Нормально я смотрю, небесная донна. Поверь, абсолютно нормально… Спрашиваешь, что мы будем делать дальше? Много чего… А что там, в госпитале?

– Глупый вопрос. Естественно, трупы. Сто тридцать с чем-то… Расстреляли всех, потом ножами добили…

– Значит, будем их хоронить. Вернее, утилизировать. Не знаю, что следует понимать под этим термином. Надо будет посетить морг, разобраться, что к чему, проконсультироваться у Никоненко… Ещё необходимо поддерживать в рабочем состоянии дизеля, готовить пищу для людей, находящихся на платформе, кормить с ложечки слабосильных.

– Слабосильных? – непонимающе переспросила Татьяна. – Они, похоже, все слабосильные и немощные… А есть ли у Василия Васильевича «волшебные» красные горошины? Большой вопрос…

– Значит, придётся всех кормить с ложечки… Кстати! – вспомнил Артём. – Я тут говорил про морг, а, ведь, рядом с ним находится изолятор временного содержания, то бишь, тюрьма. Ты же сама рассказывала, что там – по разным камерам – сидят фашиствующие подростки и девицы-спортсменки… Надо всех срочно выпустить! Опять же, усыпляющий газ в помещение изолятора проникнуть не мог, а, значит, все содержащиеся там арестанты являются потенциальными работниками… Девиц определим – под твоим началом, понятное дело – на кухню и на решение прочих бытовых нужд. И молодых людей приставим к какому-нибудь важному делу. Пусть и эти легкомысленные шалопаи приносят пользу обществу… Жаль, что прямо сейчас двери изолятора не открыть! Электронный ключ находится у подполковника Мельникова. То бишь, надо тщательно обыскать карманы покойного Бориса Ивановича…

– Покойного?

– Да, Лёха сообщил. Убиты – Мельников, младший лейтенант Иванова и ещё пять бойцов. Сейчас Никоненко тщательно осматривает все помещения бункера, думаю, что количество трупов – вскоре – возрастёт. Подозреваю, что и все патрульные в туннелях – мертвы.

– Как же Глашу Иванову жалко…, – горестно всхлипнула Таня. – А, вот, по поводу изолятора… Скорее всего, сейчас его двери открыты. Хантер сказал, что, мол, при зверствах в госпитале присутствовал Фюрер. Не мог же он, чёрт побери, оставить верных сподвижников под замком? Пойдём – прямо сейчас – и проверим! Изолятор находится в этом же туннеле, только в другой стороне от платформы, со стороны «Выборгской». Двинули? Потом перейдём через перрон и заглянем в бункер…

Дверь изолятора, как и предполагала Татьяна, была распахнута настежь, а все камеры оказались пустыми.

– Куда же подевались девушки-спортсменки? – спросила Таня.

– Их, как я понимаю, увезли на мотодрезине, – брезгливо поморщившись, ответил Артём. – Профессор Фёдоров слушал дальний гудок в туннеле.

– Да, кто увёз-то?

– Скорее всего, психи с «Выборгской». Недооценили мы их, сволочей! Моя личная вина, признаю.… А Геббельс с Фюрером – сто процентов – знакомы. По крайней мере, наверняка, посещали одни и те же неонацистские сборища. Теперь они – совместными дружными усилиями – будут создавать очередной фашистский Рейх… Надо будет потом проверить – по регистрационным спискам – наличие «пассажиров» на платформе. Может и так статься, что «выборгчане» прихватили с собой и других женщин (кроме спортсменок), дабы хватило на всех. Ну, чтобы избежать скандальных заварушек, связанных с дележом вожделенной добычи… Опять же, новому Рейху жизненно необходима юная поросль. Все настоящие фанатики строят планы далеко наперёд, минимум – на тысячелетие…

– Эта твоя версия, Тёма, шита белыми нитками и не выдерживает никакой критики! – желчно заявила Татьяна. – Извини, конечно, но попахивает элементарной непродуманностью и – весьма – поверхностным подходом.

– Почему это, вдруг? Объясни!

– Хантер – доверчивый лопух – пустил в госпиталь своего приятеля Фюрера. Это очень похоже на правду… Но как мерзавцы с «Выборгской» проникли в наш бункер? Кто им открыл двери? Почему? Зачем? Кто пустил на платформу и в туннели усыпляющий газ? Если это сделал Горыныч, то почему он заранее не предупредил патрульных, чтобы они успели надеть противогазы? Почему, вообще, наши патрульные не задержали «выборгскую» дрезину? То есть, к этому моменту они уже спали? Откровенно говоря, я ничего не понимаю! Ничего…

Вновь ожила рация.

– Здесь Белов.

– Командир, срочно иди сюда! Бросай все дела! – известил взволнованный Лёхин голос. – Бегом беги! Беги… И – обязательно – прихвати кого-нибудь из врачей! Я Горыныча только что нашёл в оружейной комнате! Живого! В смысле, раненого во всех местах… Тёмный, быстрее!

Глава двадцать первая Дела скорбные – до невозможности

– Тёма, беги в бункер! – попросила (приказала?) Татьяна.

– А как же ты?

– И я сейчас подойду, только заберу на перроне у Василия Васильевича сумку с лекарствами и перевязочным материалом. Зачем, спрашивается, больному нужен доктор без медикаментов?

В оружейной комнате (на самом натуральном складе, чего уж там!) было темновато – две красноватые лампочки откровенно не справлялись с подземной чёрной мглой.

«Площадь помещения приличная, больше ста пятидесяти квадратных метров», – педантично отметил внутренний голос. – «Ага, здесь имеются и секции дневного света, но, очевидно, дизеля ещё не вышли на полную загрузку. Или же не все запущены в работу… А ящиков-то, ящиков! Все стеллажи заставлены – вплоть – до самого потолка…».

– Лёха, ты где? – позвал Артём.

– Я здесь, майор, у правой стены, – откликнулся Никоненко. – Зажги, командир, факел. Мой-то потух, упав в лужу с кровью. Выронил случайно, понимаешь, от неожиданности…

Артём, достав из сумки-планшета длинный серебристый цилиндр, сильно дёрнул за короткий чёрный шнур. Раздалось тихое шипенье, через секунду-другую на кончике цилиндрика вспыхнуло ярко-жёлтое, практически бездымное пламя.

Он торопливо обошёл длинный стеллаж, плотно заполненный солидными деревянными ящиками, и увидел Лёху, склонившегося над неподвижным человеческим телом.

– Я пытаюсь его перевязать, – не оборачиваясь, скупо пояснил Никоненко. – Но дырок многовато, бинты заканчиваются. Ты, Тёмный, пристрой куда-нибудь факел… Только, ради Бога, не между ящиками! Там, кажется, находятся зажигательные заряды к армейским миномётам. На воздух взлетим, и сами не заметим этого… Теперь доставай бинт из своего планшета и присоединяйся…

Сноровисто бинтую мускулистый торс Горыныча (Лёха ножом заранее располосовал всю верхнюю одежду раненого на отдельные лоскутья), Артём коротко рассказал о трупах, обнаруженных в госпитале, и о роле Фюрера в этом страшном деле.

– Вот же, мать его беспутную растак и насовсем! – грязно выругался Никоненко. – Что-то чёрная жизненная полоса слегка затянулась. В смысле, до полного и окончательного неприличия…

Появилась запыхавшаяся Таня, велела – строгим и непреклонным голосом:

– Отойдите в сторону, орлы бравые! Быстро, быстро у меня! И, вообще, не мешайтесь под ногами и не сопите над ухом… Тёма, мало света! Срочно зажги ещё два-три факела!

– Не надо, пожалуйста, факелов! – взмолился Лёха. – Ведь, взорвёмся же, чёрт меня побери! Давайте, я сбегаю в столовую и принесу свечи? Там осталось несколько штук с вашей недавней свадьбы.

– Беги! – разрешил Артём. – Тань, ну, как там – наш Горыныч? Будет жить? Есть надежда?

– Шансов очень мало. Очень… То есть, почти и нет, – после минутной паузы ответила девушка. – Пуля в голове, две – в грудной клетке, ещё одна пробила навылет правый бок. Пульс очень слабый и неровный. Большая потеря крови… Где свечи? Даже, подушку прихватил? Давай её сюда! Молодец, капитан Лёша! Зажигай свечи, расставляй! Пожароопасный факел – за ненадобностью – следует погасить…

– Может, перенесём Горыныча в столовую? – предложил Артём. – Уложим на мягкий диван…

– Нельзя сейчас его трогать лишний раз! – возразила Таня, сноровисто доставая из медицинской сумки коробочку с ампулами и шприц. – Я сейчас вколю капитану Горнову одну сильнодействующую штуковину, будем надеяться, что он ненадолго придёт в себя и расскажет, что же, всё-таки, произошло… А вы, господа российские офицеры, не отсвечивайте здесь понапрасну. Мешаете… Погуляйте немного, покурите, посекретничайте вволю. Если, что будет надо, то я крикну.

Лёха, внимательно осмотрев толстую дверь оружейной комнаты, недоумённо передёрнул плечами:

– Ничего не понимаю, Тёмный! Эту мощнейшую стальную дверку, оборудованную новейшим звуковым замком, могли открыть только два человека: подполковник Мельников и капитан Горнов. Вскрыть её с помощью подручных средств невозможно. Как, впрочем, и взорвать… Что же у нас получается? Горыныч привёл с собой на оружейный склад того, кто потом в него и стрелял?

– Я, кажется, догадываюсь, кто это был, – запечалился Артём.

– Кто же? Ты хочешь сказать, что… Да, нет же! Не может этого быть! Всему же на этом свете существуют пределы!

– Вот, Горыныч придёт в себя и всё нам расскажет. Подождём немного… Кстати, капитан, а для чего здесь оборудованы такие неслабые оружейные склады? Гранатометы, пулемёты, огнемёты, длиннющие ящики с этикетками «Земля-земля»… С кем мы собираемся воевать? Для чего всё это?

– Для эффективной и успешной диверсионной деятельности, – совершенно серьёзно ответил Никоненко. – В полном соответствии с последней военной доктриной. Секретной доктриной, ясен вечер.

– Сам придумал? Небось, только что? Какая ещё – к пьяным и обкуренным ёжикам – диверсионная деятельность?

– Я чистую правду говорю, Тёмный. Чтоб мне до скончания века работать секретарём у Жириновского Владимира Вольфовича! Генералы и маршалы (или, может, кто повыше?) решили следующим образом. Допустим, что в Третьей мировой войне побеждает – как это и не жаль – потенциальный противник. Наступает «ядерная зима» и всё такое прочее… Потом, по прошествии определённого времени, радиационный фон постепенно снижается – вплоть до приемлемых значений. Подлый неприятель занимает наши разрушенные города… Вот, тут и наступает черёд «подземных партизан». Если, конечно, они к тому времени окончательно не сойдут с ума и не перегрызут друг другу глотки… Поэтому станционные оружейные склады оснащены так богато и вдумчиво. То бишь, со всей широтой бессмертной русской души.

– Полный и окончательный бред! – резюмировал Артём. – Впрочем, для нашей страны это совершенно нормально. Вернее, уже привычно. По телевизору ещё и не то можно услышать… Например, выступает – после очередных парламентских выборов – Борис Грызлов и радостно так сообщает, мол: – «Партия «Единая Россия» уверенно победила во всех регионах нашей могучей и бескрайней страны! Ура, дорогие соотечественники! Поздравляю всех истинных патриотов! Лично меня особенно радует тот факт, что шестьдесят два процента электората, отдавшего нам свои голоса, это люди, безусловно, бедные. Следовательно, российский народ – как никогда – доверяет нашей славной партии! Ура!»… Через положенное время газеты публикуют персональный состав депутатской фракции «Единая Россия» в Государственной Думе. Только, по неизвестной причине, бедных людей в этом списке нет – ни единого человека. Наоборот, все – как один (и одна!) – ребятишки известные, обеспеченные и упакованные по полной программе. Нонсенс, однако, если вдуматься…

– Или, вот, ещё, – поддержал разговор Лёха. – Премьер-министр Владимир Путин общается – с телевизионного экрана – с простым народом. И вещает – с искренней слезой на глазах – мол: – «Стоимость строительства одного погонного метра дорожного полотна в России превышает – в несколько раз – аналогичную стоимость того же полотна в странах Западной Европы. Как такое может быть, уважаемые сограждане? Как? Кто мне объяснит? Ничего не понимаю! С этим несимпатичным перекосом надо беспощадно и целенаправленно бороться!»… То есть, наш Владимир Владимирович искренне удивляется и возмущается, забывая при этом упомянуть, что данное уродливое повышение цен произошло, как раз, в период его восьмилетнего президентского правления… То бишь, всё это время он, якобы, абсолютно ничего не замечал, а теперь – неожиданно для самого себя – наконец-таки, прозрел: – «Ба! Да вокруг меня собрались отъявленные воры, жулики и прохиндеи!»… Прав ты, Тёмный! Сегодняшняя Россия – один сплошной и гадкий парадокс. Ну, и нонсенс, понятное дело…

Из-за длинного стеллажа показались светлые косички, голубые бантики в крупный чёрный горох, и Танин строгий голос объявил:

– Заканчивайте, отважные бойцы легендарного ГРУ, ваш затянувшийся перекур! Горыныч пришёл в себя, только он очень слаб и просит глоток-другой красного вина. Капитан Никоненко, не будете ли вы столь любезны – принести бутылочку вина? Открытую естественно, а к ней – чистый фужер…

– Я мигом, тётенька доктор! – бодро заверил Лёха, бросаясь в коридор. – Одна нога здесь, другая – уже – там…

– Проходи, Тёма, вперёд меня, пообщайся с другом.

Лицо Горыныча было белее наволочки подушки, лежавшей под его головой. Даже седой короткий ёжик волос – на фоне бледной кожи физиономии – смотрелся тёмно-серым. Нос капитана Горнова визуально заострился, глаза глубоко запали, кривой шрам на лице почернел и, такое впечатление, стал гораздо более тонким и коротким – чем раньше.

«По всем внешним признакам – не жилец!», – тут же определил многоопытный внутренний голос. – «Эх, жизнь наша жестянка, хрень подзаборная…».

– Майор, – криво улыбнувшись, тихонько прошептал Горыныч, с трудом шевеля запёкшимися губами. – Это хорошо, что ты здесь… Справишься с обязанностями военного коменданта? Обязательно – справишься… Таня мне уже рассказала про подполковника Мельникова и про…других. Жаль, что всё так получилось… Особенно, Глашу жалко. Моя вина, не доглядел…

– Кто стрелял в тебя? Расскажи, что случилось.

Сзади послышались торопливые шаги.

– Тёмный, возьми у меня бокал! – попросил Лёхин голос. – Я специально его наполнил только наполовину, чтобы капитан Горнов не облился случайно. Если будет надо, то долью.

– Тёма, голову аккуратней и бережней ему приподнимай, – заволновалась Татьяна. – А вы, Горыныч, не торопитесь, пожалуйста! Пейте мелкими глотками, с двухсекундными перерывами после каждого…

Выпив вино до последней капли, Горыныч обессилено откинулся на подушку и печально сообщил:

– Вот, и всё, господа и дамы. Сбылась последняя мечта пожилого маразматика… Теперь и помирать можно. Заодно выясню, есть ли Бог на свете. Пересчитаю задницей адские сковородки…

– Не торопись, пожалуйста, с этим пошлым делом, старина, – терпеливо попросил Артём. – Лучше расскажи – как и что. Кто в тебя стрелял?

– Он же не знал всего… А я, трус последний, боялся сказать…

– Кто – не знал? Что – боялся сказать?

– Петя не знал, что я прихожусь ему родным отцом. Думал, что я – всего-навсего – его двоюродный дядя по материнской линии… Если бы он знал правду… Если бы – знал…

– Если бы знал правду, то и не стал бы палить в тебя из пистолета? – уточнил Артём. – Ты, ведь, это имеешь в виду?

– Я не знаю, кто в меня стрелял, – Горыныч устало прикрыл глаза. – Мы с Петей в оружейной комнате были одни. Я показывал сыну всякое, учил пользоваться… Настоящий мужчина должен уметь обращаться с разным оружием… Потом я нагнулся над нижним ящиком, хотел достать снайперскую винтовку последнего образца – ту, которая оснащена инфракрасным лазерным прицелом. Удар по затылку, чернота перед глазами, гул в ушах, тишина… Всё, больше ничего не помню. Совсем ничего. Извини, Тёмный… Подвёл я вас всех. Виноват…, – голова раненного дёрнулась несколько раз подряд, по подбородку медленно потекла вязкая розовая слюна.

– Посторонним немедленно покинуть помещение! – велела Таня, обламывая стеклянный кончик на очередной ампуле. – Перекуривайте, родные, и старательно переваривайте полученную информацию…

Лёха, обеспокоенно посмотрев на наручные часы, недовольно покачал головой:

– Чёрт! Уже совсем скоро мне надо будет бежать к дизелям. И не поговорить толком, – надолго приложился к горлышку бутылки с вином. – Будешь, Тёмный? Отличное вино, испанское.

– Давай… Вполне приличное вино. Ты, пожалуй, прав.

– Тёмный, что же, всё-таки, произошло? У меня в голове – полный сумбур и кавардак. Петька Борман, напавший на собственного отца, чудаки с «Выборгской» на мотодрезине, Фюрер, безжалостно убивающий больных, усыпляющий газ.… Какая связь – между всеми этими фактами?

– Не было никакой мотодрезины с «Выборгской», – невозмутимо сообщил Артём, аккуратно ставя пустую бутылку на пол.

– Как это – не было? Профессору Фёдорову, по-твоему, померещился дальний гудок в туннеле?

– И гудок был, и дрезина. Может, даже, и две… Помнишь, ты говорил, что в технологических тупичках у «Лесной» стоят две законсервированные мотодрезины?

– Есть такое дело, стоят.

– Я думаю, что уже нет. Именно на них фашисты, прихватив с собой оружие и с десяток молоденьких девиц, и отбыли к «Выборгской».

– Объясни, Тёмный, более развёрнуто, – попросил Никоненко, снова взглянув на циферблат часов. – Желательно, коротко и доходчиво. Я, даже, перебивать не буду. Обещаю!

Запихав сигаретный окурок в горлышко винной бутылки, Артём приступил к изложению свежей версии:

– Очевидно, Фюрер понял, что ему на «Лесной» ничего не светит. То есть, в плане построения полноценного фашистского Рейха. Мол, ребята в станционной спецкоманде подобрались серьёзные и жёсткие, с такими типажами не забалуешь… Вот, он и начал старательно вынашивать всякие и разные бунтарские планы, направленные на захват власти. Первым делом, пользуясь отцовскими чувствами Горыныча, внедрил в наш дружный коллектив Бормана. А после посещения «Выборгской», конечные цели и задачи Фюрера претерпели кардинальные изменения… Во-первых, там нашёлся единомышленник, то бишь, доморощенный доктор Геббельс. Во-вторых, майор Харитонов проговорился, что в районе «Выборгской» бойцы случайно обнаружили ворота, за которыми располагается достославное «Метро-2», что существенно расширяло перспективы на будущее: все тоталитарные режимы неуклонно стремятся к расширению подвластных им краёв и областей. Где находятся аналогичные двери на территории, примыкающей к нашей «Лесной», Дмитрий Алексеевич – просто-напросто – не знал…

– Не клеится, командир! – нарушил обещание не перебивать Лёха. – Ведь, Фюрер мог по-простому подойти к Мельникову и обратиться с просьбой, мол: – «Уважаемый Борис Иванович! Мы с товарищами по партии решили уйти от вас на станцию «Выборгская». Хочется очень. Отпустите, пожалуйста, добрый дяденька!»… Думаешь, подполковник стал бы противиться и возражать? Наоборот, обрадовался бы и благословил. Зачем ему, спрашивается, была нужна эта фашиствующая обуза? Нет, ты, командир, сам подумай…

– А как же быть с женщинами?

– Причём здесь – женщины?

– Притом, капитан! – невесело усмехнулся Артём. – Притом… Ведь, фашисты, они тоже, к сожалению, мужчины. Просекаешь, дурилка? Опять же, для тысячелетнего Рейха необходимо постоянное человеческое воспроизводство – желательно, с неуклонным увеличением списочного состава. Без женщин тут, как ни крути, не обойтись… Фюрер тщательно просчитал все варианты и решил одним выстрелом убить сразу двух зайцев. Во-первых, разжиться – собственно – девчонками. Во-вторых, несказанно поднять личный авторитет в глазах генерала Комаровского и доктора Геббельса… Не исключаю и того, что на одну из мотодрезин был загружен майор Харитонов Олег Николаевич. В связанном виде, понятное дело. Вот, мол, доставили подлого и гадкого перебежчика. Пытайте его, грязного предателя, расстреливайте… Согласись, что эта комбинация не лишена, э-э-э, некоторой элегантности. Кровавой и изощрённой, естественно…

– Да, пока всё логично и правдоподобно, – вынужден был согласиться Никоненко. – Фашисты с девицами-спортсменками ночью затеяли жаркую свару (настоящую, или по предварительному сговору?), а я – как последний чилийский лошара – поверил в этот нехитрый спектакль и поместил их в изолятор, недоступный для усыпляющего газа… Борман подло оглушил Горыныча и выпустил в него четыре пули из пистолета, оснащённого глушителем. Потом, пользуясь тем обстоятельством, что все его считали за «своего», Петька застрелил дежурного, Мельникова, Глафиру и всех других, после чего открыл дверь Фюреру, ждавшему снаружи… Эти два отморозка пустили на платформу и в туннели «сонный» газ повышенной концентрации. Повышенной, мол, для пущего эффекта и перестраховки. Обыскав карманы мёртвого Мельникова, они нашли электронный ключ от изолятора, вышли из бункера, выпустили на волю своих однопартийцев, сбегали в туннели и застрелили спящих патрульных… В завершении операции молодчики расконсервировали мотодрезины, загрузились и успешно отбыли на «Выборгскую». У туннельных щитов они взорвали гранаты, чтобы – чисто на всякий случай – навсегда отгородиться от «Лесной». Это всё, как раз, мне понятно… Но для чего, Тёмный, эти уроды устроили в госпитале кровавую бойню? Объясни, пожалуйста!

– Фашисты всегда брезгливо относились к старикам, калекам, убогим и больным. Убивали их всех – почём зря – борясь за чистоту нации… В этом конкретном случае, я думаю, Фюрер захотел повязать идейных соратников кровью. Мол: – «Одно дело – пространная болтовня на сборищах-собраниях, да избиение – всей бандой – беззащитных узбеков. И, совсем другое – более ста тридцати трупов…». Такой, вот, сильный и нестандартный психологический ход, нацеленный на будущее. Мол, те, кто принимал участие в этой казне неполноценных граждан, являются «гвардейцами», и им это – в обязательном порядке – зачтётся…

– А… Что же будет потом? То есть, каковы дальнейшие планы у нашего Дмитрия Алексеевича?

– Я тебе что, волшебник Гудвин? – хмыкнул Артём. – Можно предположить следующее. В самое ближайшее время Комаровский и Геббельс будут – так, или иначе – нейтрализованы, и Фюрер станет единоличным хозяином «Выборгской». Выстроит строгий полувоенный (военный?) порядок, потом займётся разведкой «Метро-2». Дальше, извини, не рискну давать прогнозы… Кстати, а не пора ли тебе, дружище, проследовать к дизель-генераторам? Иди, трудись. Через полчаса встречаемся в кабинете Мельникова…

Артём, выглянув из-за стеллажа, спросил:

– Танюша, как дела? Есть надежда?

– Не могу сказать ничего определённого, – хмуро откликнулась жена. – Всё решится в ближайшие пятнадцать-двадцать минут. Кризис, сам понимаешь… С одной стороны, феноменальное природное здоровье. А, с другой, четыре пули и значительная – литра полтора – потеря крови. Так что, Тёма, порадовать тебя пока нечем, извини…

– Я пошёл в кабинет подполковника. Если что, ищи меня там.

– Хорошо, любимый. Иди, я всё поняла.

Мельников сидел за столом, в своём кожаном кресле, откинув голову назад. Глаза покойника были закрыты, а рот, наоборот, широко раскрыт, демонстрируя багровый язык, пробитый меткой пулей и распухший до невероятных размеров. Грудь Бориса Ивановича смотрелась сплошным кровавым месивом.

«Он делал какие-то записи в блокноте, вон – лежит перьевая ручка со снятым колпачком», – принялся излагать своё видение ситуации внутренний голос, любящий выступать в роли авторитетного эксперта. – «Раздался условный стук. Подполковник взглянул на монитор и, увидав знакомое лицо, безбоязненно открыл дверь, нажав на соответствующую кнопку. Вошедший выхватил из наплечной кобуры пистолет с глушителем и разрядил в Мельникова всю обойму… Ага, сейф закрыт, будем искать ключи. А что в этом ящике? Аккумуляторные батареи, очень кстати! Без надёжно-работающих раций – нынче – труба…».

Первым делом, Артём поменял аккумулятор в излучателе радиоволн, потом прошёл – через столовую – на кухню и, стараясь не смотреть на неподвижное тело Глаши Ивановой, облачился в белый, местами заляпанный масляными пятнами кухонный халат. Потом он вернулся в кабинет подполковника, не без труда отодвинул в сторону громоздкий письменный стол, взвалил на плечо мёртвое тело и, переместив его в «приёмную», пристроил на одном из кожаных диванов – под разлапистой искусственной пальмой.

Карманы Мельникова, как и следовало ожидать, оказались пустыми.

«Ничего удивительного!», – желчно заявил внутренний голос. – «Фюрер с Борманом оттуда, наверняка, выгребли всё, что нашли. Мол, потом осмотрим более детально, а не нужное – выбросим. Скорее всего, они и ключи от сейфа впопыхах уволокли с собой. Нервы, нервы… Надо, кстати, внимательно изучить блокнот Бориса Ивановича, да и все прочие бумаги, находящиеся на стеллажах. Вдруг, неожиданно отыщутся отгадки на загадки, ребусы и шарады последних дней? Хотя бы – для начала – на некоторые из них…».

Здесь его ждало разочарование – ничего мало-мальски интересного в бумагах Мельникова не обнаружилось. Картонные папки и скоросшиватели содержали различные инструкции, приказы, акты приёма-передач и товарно-транспортные накладные. Блокнот же, и вовсе, был заполнен немудрёными стишками.

– Надо же! Оказывается, что наш строгий и неприступный Борис Иванович баловался – на досуге – поэтическими виршами, – потрясённо пробормотал Артём. – Кто бы мог подумать? Подполковник ГРУ – и, вдруг, стишки? Вот, и за считанные секунды до собственной смерти Мельников, судя по всему, завершал очередной опус… Очень, кстати, и ничего! – он откашлялся и с выражением прочитал вполголоса:

Молитва – перед боем

Ожиданье. Звёзды. Тишина. И никто – друг с другом – не общается. Будто, каждый – сам с собой – прощается… Ожиданье. Звёзды. Тишина. И молитву – я читаю, вдруг: – Те грехи мне, Господи, прости! И молю, и молят все вокруг — Эту смерть, о, Боже, пронеси! И, пускай, вернутся все – живые… Слышишь??? Все!!!!! Иначе – грош цена И тебе, и прочим – иже с ними… Ожиданье. Звёзды. Тишина.

Взгляд Артёма переместился вправо – на горизонтальной поверхности сейфа лежал толстый фолиант в коричневой обложке.

«Это же она, «Книгу учёта регистраций гражданских актов», не иначе», – подсказал внутренний голос. – «Ты же, братец, нынче – по факту – являешься военным комендантом станции «Лесная»? Теперь этот толстенный коричневый талмуд – наш закадычный приятель. Общаться станционному коменданту с ним – до самого морковкиного заговенья… Как это – зачем и почему? Будешь в нём, согласно должностным обязанностям, старательно регистрировать трупы: сто тридцать с чем-то – гражданские лица, плюсом – десяток с небольшим – «грушники». Интересно, а что делать с выбывшими на «Выборгскую»? Тоже регистрировать? Или как? Надо будет посовещаться с Никоненко…».

Артём раскрыл «Книгу» на последней заполненной странице и начал неторопливо листать – обратно к титульному листу – тихонько бормоча себе под нос:

– Так, умершие от бешенства, погибшие от укусов пустынных волков… Далее, регистрация брака гражданина Белова А.П. и гражданки Громовой Т.С. Что же, пока всё понятно… А это что такое? Работник метрополитена А.В. Чуйко, машинист электровоза. Пытался, минуя патрульных, проследовать в туннель, ведущий к станции «Выборгская». Оказал сопротивление при задержании, скончался от полученных ран… Это же шпион самозваного генерала Комаровского, посланный на разведку! Так, а что у нас на первой странице? Труп неизвестного мужчины, найден в технологическом помещении Ж-12 в 9:00, документы отсутствуют… В 0:12 следующих суток тело (по согласованию с милицией) упаковано в специальный полиэтиленовый мешок и отправлено – по эскалатору – на поверхность… Объявление «Атомной тревоги», заградительный щит… Отрезанная нога помещена в холодильник № 1, ячейка № 1. Само тело осталось с противоположной стороны – относительно заградительного щита… Заактировано по формуляру 12/09… Что ещё за ерунда ерундовая? Сходу и не понять…

«Что тут, собственно, непонятного?» – презрительно фыркнул нахальный внутренний голос. – «Утром, в одном из технологических тупичков, обнаружили труп неизвестного мужчины. До самого вечера решали, регулярно переругиваясь с ментами, что делать дальше. Перед самым ночным закрытием метро отправили покойника – в полиэтиленовом мешке – на земную поверхность. Прозвучала «Атомная тревога!», все эскалаторы заработали вниз, началась паника. Туннельным щитов трупу перерезало ногу, которую потом нашла Таня… Что же, на одну каверзную загадку стало меньше…».

Приоткрылась дверь, и в кабинет вошла Татьяна.

«Почему же, братец, ты дверь не захлопнул?», – возмутился чрезмерно-осторожный внутренний голос. – «Существуют же чёткие правила и строжайшие инструкции! Мало ли, кто может шастать по «метрошному» подземелью! Горыныч и Мельников уже поплатились за излишнюю доверчивость и беспечность… Куда-куда мне пойти?».

– Капитан Горнов умер, – тусклым голосом сообщила Таня. – Знаешь, господин военный комендант, может, пришла пора заканчивать с кабинетной деятельностью? Надо что-то делать с трупами. Думаю, что сейчас – это первоочередная проблема…

Запиликала рация.

– Здесь Белов, – уже привычно оповестил Артём.

– Извините, это профессор Фёдоров беспокоит, – робко откликнулась рация.

– Говорите, Василий Васильевич! Я слушаю.

– У нас на платформе находится более восьмидесяти больных. Необходимо их всех срочно накормить и напоить. Это, Артём Петрович, по моему мнению, первоочередная проблема, на решение которой сейчас необходимо бросить все силы…

Глава двадцать вторая Серая муть

Заверив профессора, что он не забыл про «пассажиров», пострадавших от очередного применения экспериментального газа Эн-09/15, Артём выключил рацию.

– Наши дальнейшие действия, господин военный комендант? – напомнила Таня.

– Сейчас мы с тобой отнесём на платформу два рюкзака, заполненные пакетами с фруктовым соком. Потом заскочим в госпиталь, прихватим носилки и…

– Нет, я к госпиталю не пойду! Ни за что! По крайней мере, прямо сейчас… Извини, Тёма, но – не смогу… Сама не ожидала от себя такой позорной слабости. Стыдно… А зачем нам носилки? Извини, наверное, очередной глупый вопрос…

– Прекращай извиняться без конца! – посоветовал Артём. – Ты же, милая, ни в чём не виновата… Правда? Вот, из этого наиважнейшего постулата и будем исходить… На носилки мы уложим Хантера и отнесём его к дизель-генераторам.

– К дизелям? То есть, к капитану Никоненко? А, зачем?

– Нас, здоровых, всего четверо. Естественно, включая Хантера, ведь, на этот раз, он избежал встречи с усыпляющим газом… Хантер сильно избит и нуждается в полном покое? Ничего, вколешь ему чего-нибудь, м-м-м, бодрящего и освежающего, сейчас каждая пара рук на счету… Никоненко подробно расскажет твоему однокурснику, как правильно присматривать за дизель-генераторами, там нет ничего хитрого. Вот, пусть – как временно-слабосильный – и присматривает. Существенная польза, как ни крути. Если что, то выйдет на связь по рации и попросит о помощи… Так как, есть – что вколоть?

– Найдётся, без вопросов, – пообещала Татьяна. – А что будут делать остальные?

– Мы с Лёхой займёмся транспортировкой трупов в морг и их…дальнейшей утилизацией. Правда, я до сих пор не представляю, что следует понимать под этим пугающим термином…

– А почему морг на «Лесной» находится при изоляторе, а не при госпитале? Какой в этом заложен глубинный смысл?

– Логика военных проектировщиков – недоступна глупым гражданским лицам. Она, вообще, мало, кому понятна… Так специально задумано, чтобы окончательно сбить с толка подлого противника, – доходчиво объяснил Артём. – Итак, продолжаю… Мы с капитаном Никоненко занимаемся мертвецами. Хантер старательно присматривает за дизель-генераторами. Ты, моя алмазная донна, берёшь на себя все кухонные работы-обязанности. Василий Васильевич поит, кормит и лечит больных. И так будет продолжаться до тех пор, пока «пассажиры» на перроне не пойдут на поправку. Или, пока все трупы не будут…утилизированы. Как тебе, гражданка Белова, такое не хитрое разделение обязанностей?

– Одной готовить – полноценное и калорийное питание – на целую прорву народа? – всерьёз испугалась Таня. – Я, конечно же, постараюсь… Может, стоит обратиться за помощью к ребятам с «Площади Мужества»? Ведь, существует же понятие армейской взаимовыручки? Мол, мы же свои, российские, ваши братья и сёстры. Попали, вот, в беду. Просим о срочной помощи… А, Тёма? Как ты думаешь?

– Думаю, что не стоит терять времени понапрасну. Не стоит, честное офицерское слово… Господин майор Музыка – тот ещё кадр. Типичный такой и – насквозь – понятный.… Только и думает (даже, когда крепко спит) о том, как стать подполковником. Причём, желательно, побыстрее и вопреки всем обстоятельствам.… Обязательно найдёт, гнида подзаборная, штук сто пятьдесят профильных и однозначных инструкций, запрещающих бойцам – в конкретной ситуации – покидать станцию. Тем более что речь идёт о бешенстве. Мол, сперва попросили отдать всю вакцину от бешенства, а через несколько часов – морды непонятные – сообщают о ста сорока (или, даже, больше?) трупах, просят оказать действенную помощь… Согласись, что ситуация неоднозначная и крайне подозрительная. Тут, кто угодно замандражирует и отползёт, найдя кучу уважительных и важных причин… Эх, отогнать бы подвижной состав от платформы – в любую сторону! Госпиталь и морг находятся в одном тоннеле – таскай трупы с ветерком. Так, нет же! Электричка мешает… Надо сперва покойников поднимать на перрон, тащить их в другой конец, снова опускать в туннель. Намечается целая история, короче говоря… Это сколько же время уйдёт на одного мертвеца? Мрак полный, муть серая, бесконечная… Ладно, с этим мы разберёмся потом. Пошли, трепетная ты моя, паковать сок!

Носилки отыскались в помещении для мойки посуды.

– Это Хантер придумал, – запечалилась Татьяна. – Когда они с Ханом дежурили на кухне. Мол, так гораздо сподручней доставлять грязную посуду из столовой до мойки… А теперь, вот, его самого потащим на них…

– Философские изощрённые катаклизмы, – невозмутимо прокомментировал Артём. – В том смысле, что вся наша жизнь полна парадоксальных и удивительных совпадений. Не всегда, конечно же, а только в определённые жизненные периоды, то бишь, полосы…

– Эврика, Тёма! Давай, сложим сок на эти носилки? На них много влезет… Кстати, а в какой упаковке – по объёму – возьмём сок? На станционных складах – выбор богатый. И в каком ассортименте?

– Берём только двухсотграммовые коробочки, при которых предусмотрены пластиковые трубочки, – решил Артём. – Больным так будет удобнее пить. А ассортимент, моя прекрасная сеньора, сугубо на твоё усмотрение. Как говорится, доктору виднее…

Они подошли к платформе и остановились, опустив тяжеленные носилки на шпалы.

– Лесенка и носилки – вещи совершенно несовместимые, – задумчиво почесав в затылке, сообщил Артём. – Будем пакеты с соком руками забрасывать (аккуратно и осторожно!) на платформу, перетаскивать туда пустые носилки и загружать их заново… И с мёртвыми телами намечается та же самая история. Придётся, видимо, перетаскивать покойников на плечах, чтобы не терять времени… Танюша, тебе плохо? Побелела, как та гостиничная простыня… Может, глотнёшь сока?

– Спасибо, обойдусь. Просто, Тёма… Не надо при мне – так – говорить про мёртвых…

– Как – так?

– Ну, обыденно и бестрепетно… Словно бы – о мешках с сентябрьской картошкой.

– Извини, любимая! Военная специфика, мать её… В условиях активных боевых действий все эмоции – у опытных офицеров – куда-то улетучиваются. Причём, все, без малейшего остатка. Иначе – и самому не выжить, и подчинённых не сберечь…

Когда носилки вновь были загружены двухсотграммовыми пакетами с соком, Артём объявил:

– Берёмся за ручки и несём. У каждой палатки останавливаемся, опускаем носилки на пол и выставляем рядом с входом – в зависимости от размера конкретного сооружения – по пять-восемь пакетиков, после чего следуем дальше. Если видим больного, лежащего вне палатки, то оставляем и рядом с ним пару-тройку пакетов… После нас пусть Василий Васильевич действует, в смысле, поит народ, а пустые пакеты забрасывает в открытые двери вагонов. Мы с тобой потом, когда доставим Хантера в дизельную, сделаем и второй рейс с жидкостью. На этот раз – с минеральной водой… Готова? Тогда – вперёд!

Профессор Фёдоров суетился возле жены заслуженного киргиза Кашмамата. Заметив приближавшихся Беловых, он выпрямился и, грустно улыбнувшись, поблагодарил:

– Спасибо, ребятки, вы появились очень вовремя! Больные – через одного – уже просят пить…

Артём коротко обрисовал Фёдорову планы на ближайшую перспективу.

– Что же, всё очень разумно и весьма предусмотрительно, – согласился Василий Васильевич. – Впрочем, в нашей ситуации особого выбора и нет… По поводу утилизации мёртвых тел. Не буду загружать вас подробными и нудными инструкциями. Лучше проконсультируйтесь у бойца Хантера, он совсем недавно лично принимал участие в этом скорбном процессе… Теперь несколько слов о питании. Сейчас, Татьяна Сергеевна, больные очень слабы. Я настоятельно рекомендую суп на курином бульоне и жиденькие кашки на молоке – манную, или же рисовую… И ещё. Не забудьте, пожалуйста, забрать тело моей умершей сердечницы…

– Постараюсь учесть, профессор, все ваши пожелания, – заверила Таня. – Замороженные курицы в морозильнике имеются. Наверное, килограмм шестьсот-семьсот, не меньше. С крупами также нет никаких проблем. Может, в каши стоит – для повышенной калорийности – добавить изюм и измельчённую курагу?

– Добавьте, милочка! Не возражаю…

Хантер – после сделанного ему Татьяной укола – заметно взбодрился и, даже, минуты через две-три сообщил, что готов идти на своих двоих, если, конечно, его будут поддерживать с боков.

– Поступим по-другому, – решил Артём. – Сейчас мы поможем тебе подняться на ноги… Так, теперь хватайся руками за мою шею. Крепче, не стесняйся! Молодец! Ходу… А по лесенке, бродяга, спустишься сам. Естественно, что мы будем тебя придерживать и помогать ступни переставлять по горизонтальным перекладинам…

Возле лестницы, вспомнив совет Василия Васильевича, Артём усадил избитого Таниного однокурсника на край платформы и прояснил вопрос, связанный с тонкостями погребения погибших людей.

– Предусмотрено три способа, э-э-э, обращения с мёртвыми телами, – поведал Хантер. – Есть просторный холодильник на пятнадцать мест, предназначенный… Трудно сказать, для кого конкретно он предназначен. Скорее всего, для своих (то есть, для «грушников»), и для сторонних ВИП-персон… Для умерших от болезней, связанных с разнообразными инфекциями, предусмотрен другой способ. Их трупы – первым делом – пакуются в специальные светло-зелёные мешки, изготовленные из очень прочного пластика. Кладёте тело в мешок, застёгиваете молнию, после чего дёргаете за короткий ярко-красный шнурок. Срабатывает какой-то хитрый механизм и внутри мешка образуется полный вакуум, то есть, тонкий пластик плотно «облепляет» покойника…

– А где брать эти мешки?

– Как войдёте в морг, справа от холодильника будет незапертая дверь в кладовку. Там они и лежат – тысячи полторы, наверное. Может, и все две.… А сбоку расположен высокий стеллаж с тридцатикилограммовыми пакетами, заполненными белыми гранулами… Итак, тело помещается в мешок, герметизируется и сбрасывается в штольню…

– В какую штольню? – удивилась Таня.

– В самую обыкновенную, Сталкер, круглую в сечении. Диаметром метра полтора, а глубиной… Не зная, сколько там метров, честное слово. Но, судя по звукам (мы в неё сбросили четыре тела умерших от бешенства, вернее, усыплённых из гуманистических соображений), она очень глубокая. Может, семьдесят метров, а, может, и все сто пятьдесят… Штольня находится в отдельном помещении. Найдёте в дальнем левом углу морга светло-бежевую дверь, запираемую на обычную щеколду. Вот, за ней… После того, как четыре трупа – в светло-зелёных мешках – сброшены в штольню, необходимо равномерно высыпать сверху один пакет с белыми гранулами. Ну, с теми, которые заскладированы на отдельном стеллаже в кладовке. После этого процесс можно продолжать…

– А, что за третий способ? – напомнил Артём.

– Третий? Да, ерунда полная, – поскучнел и нахмурился Хантер. – Есть в помещении морга отдельная комната – достаточно большая, наверное, метров пятьдесят пять квадратных, оборудованная мощной вентиляцией. В ней установлены – на солидных бетонных фундаментах – два, м-м-м, агрегата. На ленту транспортёра кладётся покойник, а на выходе получается, э-э-э… Володя, который являлся помощником Василия Васильевича, говорил, что из одного окошка сыпется – в заранее подставленную ёмкость – костная мука мелкого помола, а из другого выскакивают светло-жёлтые бруски хозяйственного мыла… Может, Вовка и наврал, типа – пошутил, чтобы попугать штатских дурачков. Мы же не проверяли, эти агрегаты, надо думать, законсервированы до сих пор.

– Прекрати говорить гадости! – брезгливо поморщившись, попросила Татьяна. – И так от всего происходящего с души воротит, а тут ещё ты – с хозяйственным мылом и костной мукой мелкого помола…

– Да, я что? – обиделся Хантер. – Сами же просили рассказать – что, да как. А теперь, значит, претензии предъявляете… Может, пойдём дальше? У меня руки уже отдохнули… Вот, ещё одна немаловажная деталь. Прежде, чем заниматься телами людей, умерших от инфекционных заболеваний, надо – в обязательном порядке – облачиться в специальные комбинезоны, маски и перчатки. Всё это находится в той же кладовке, где размещены светло-зелёные мешки и пакеты с белыми гранулами. В торце комнаты стоит длиннющий одёжный шкаф… После завершения «процедуры» – комбинезоны надо снять, сбросить в ту же штольню и засыпать сверху белыми гранулами. А саму штольню, естественно, следует закрыть, нажав на красную кнопку (с белой буквой «П») на пульте, закреплённом на стене. Я забыл сказать про него? Извините… Понятное дело, что перед началом «процесса» необходимо надавить на зелёную кнопку с белой буквой «О»…

Вскоре Хантер был доставлен в дизельную и усажен в удобное кожаное кресло.

– Вот, Лёха, тебе надёжный и смышлёный сменщик! – сообщил Артём, стараясь перекричать шум, производимый дизель-генераторами. – Изволь обучить его всем премудростям и подробно проинструктировать… Сколько времени тебе потребуется?

– Минут за сорок-пятьдесят управлюсь.

– Нормально!

– А вы сейчас куда?

– Сперва оттащим на платформу минеральную воду, а потом отправимся на кухню – начнём готовить полноценный обед. А, может, ужин? Впрочем, неважно… Короче говоря, после вдумчивого инструктажа бойца Хантера, ты, капитан, тоже подходи на кухню. Займёмся одним важным, хотя и малоприятным делом.

– Догадываюсь, каким…

– Я сделала Хантеру ещё один укол, – вмешалась в разговор Татьяна. – Вот, дополнительно оставляю две упаковки с общеукрепляющими и, э-э-э…, бодрящими таблетками. Надо принимать по одной – через каждые два-три часа. Кстати, настоятельно советую и вам, отважные господа офицеры, воспользоваться ими, – демонстративно отправила в рот и проглотила два тёмно-синих диска. – Когда вы нормально спали в последний раз? В смысле, не урывками, а полноценно? Человеческие силы, они же, отнюдь, не беспредельны…

Расставив на перроне – возле палаток – литровые бутылки с минеральной водой, они вернулись в бункер и прошли на кухню.

– Бедная Глаша Иванова! Лежит рядом с плитой, головой в кровавой луже, – охнула Татьяна и заплакала мелкими злыми слезами. – Вот же, мерзкие гады! Ничего, мы ещё посчитаемся с вами! Женой депутата буду…

– Извини, любимая, я совсем забыл про Глафиру… Сейчас унесу тело, – пообещал Артём. – Отойди-ка в сторонку!

– Куда ты…её?

– На платформу. Мы с Лёхой договорились, что сперва выложим всех наших на перроне, а уже потом перенесём тела в морг и разместим в холодильнике. Только после этого займёмся госпиталем…

Когда он вернулся, пол на кухне был тщательно вымыт, а Таня сноровисто меняла газовый баллон плиты.

– Прошу выдать мне чёткое задание, – попросил Артём. – Что надо принести в первую очередь? Что – во вторую? Сколько? Где всё это взять?

– Знаешь, тут наблюдается маленькая неувязочка, – неожиданно засмущалась Татьяна. – Мне было так неудобно признаваться в этом Василию Васильевичу… Вот, я и держалась бодрячком, мол, учту ваши рекомендации, сделаю всё в лучшем виде. А, на самом деле…

– Признавайся, гражданка Белова! Во всём – признавайся… У жены не должно быть секретов от мужа!

– Я, Тёма – к своему огромному и безграничному стыду – никудышная кухарка. Совсем – никакая.… Потому, что всегда была очень занята и загружена: школа, разнообразные кружки, студии, секции, соревнования, потом институт.… Так что, готовка была – полностью – возложена на маму. Ты, только, не подумай, будто бы я – полная неумёха! Кашу, конечно же, сварю, яичницу с ветчиной пожарю, даже, могу хлеб испечь с сыром – в домашней хлебопечке, по инструкции… Я к тому говорю, что.… Давай-ка, я сварю куриный суп – «из пакетиков»? Ну, пожалуйста… Я видала на складе коробки – на этикетках нарисована бодрая белая курица, фирма-изготовитель приличная, кажется, австрийская… Что скажешь, товарищ командир?

– Как известно, не боги горшки обжигали, – успокоил жену Артём. – И ты, королева моего сердца – со временем – научишься. В частности, и здесь… Пошли на склады, будем отбирать нужные ингредиенты. Я в кармане у покойной Глаши обнаружил две связки ключей, снабжённых бирками. Кстати, а что у нас с кастрюлями-сковородками?

– Полный порядок, посудные шкафы ломятся – от жести и железа…

Они сделали восемь рейсов, доставив на кухню канистры с питьевой водой и картонные коробки – с рисом, сухим молоком, солью, сахаром, сухофруктами и пакетиками с куриным супом.

– Да, очень непростое это дело – быть поваром, – устало отдуваясь, подытожила Таня.

– То ли ещё будет, – пообещал Артём. – Главное, излишне не волноваться и не впадать в отчаянье. В нашей пиковой ситуации это, просто-напросто, глупо. Остаётся, лишь, одно – упрямо и тупо грести вперёд, не обращая внимания на всякие мелочи… Кстати, ты знаешь, что профессия повара считается очень опасной для здоровья?

– Н-не знаю…

– Ожоги, вот, чего надо опасаться! То бишь, необходимо быть максимально осторожной и не расслабляться, даже, на секунду. Кипяток и раскаленный металл – друзья коварные… Ну-ну, только не надо делать таких несчастных и испуганных лиц. Не стоит оно – того… Иди сюда, поцелую – сугубо для повышения бодрости духа…

Рядом раздалось негромкое покашливание.

– Я, конечно, извиняюсь, господа молодожёны, – сообщил чуть смущённый Лёхин голос. – Но, как говорится, дела…

– Что у тебя, капитан? – неохотно выпуская жену из крепких объятий, спросил Артём. – Доволен сменщиком?

– Думаю, что боец Хантер справится… Итак, наши дальнейшие действия, господин военный комендант?

– Ты, Танюша, как я понимаю, решила варить рисовую кашу? А знаешь, что рис – перед закладкой в горячее молоко – надо обязательно промывать?

– Зачем? Шутка такая?

– Какие, уж, тут шутки… Если сварить непромытый рис, то получится ни каша, а самый натуральный молочный клейстер. Проверено на личном опыте! Так что, изволь озаботиться.

– Тогда мне не хватит воды на суп…

– Хорошо, мы с капитаном Никоненко принесём дополнительной водички, но, на этом, и всё. Дальше – уже – сама… Ещё один немаловажный момент. Мы наберём на складе одноразовой посуды – сколько сможем унести – и расставим её рядом с палатками. Сейчас нам, явно, не до мытья обычных тарелок и ложек…

– А когда всё сварится, то, что мне делать дальше? – неуверенно спросила Таня. – Вызывать вас по рации?

– Нет, вызывать никого не надо. Мы будем заняты – до полной невозможности… Разливай суп и жидкую кашу по стандартным семилитровым бидонам-термосам и транспортируй – рейс за рейсом – на перрон. Расставляй термоса рядом с палатками. Пусть профессор Фёдоров кормит больных.

– Ему же одному не справиться! Серая муть, блин!

– Ты поможешь, когда освободишься…

«Нереально, братец, справиться с таким объёмом задач», – засомневался внутренний голос. – «Вас, здоровых, всего четверо, вернее, трое с половинкой. А дел надо сотворить – лучше и не говорить, сколько…».

Разобравшись с водой и одноразовой посудой, они занялись телами погибших «грушников». Сперва переместили мертвецов на станционную платформу, выложив в ряд на заранее подстеленную полосу брезента. Потом перетащили тела – одно за другим – через перрон, уложив на другую брезентовую полосу. Доставили до морга, разместили в ячейках холодильника, закрепив на щиколотках соответствующие бирки…

– Затрачено почти два с половиной часа, – взглянув на часы, сообщил Лёха. – А сколько, пардон, тел находится в госпитале?

– Сто тридцать с чем-то.

– Хреновые дела… Ладно, давай, сейчас займёмся туннелями. То есть, телами погибших патрульных…

Ещё через четыре часа они нашли в кладовке рекомендованные Хантером пластиковые мешки, белые гранулы, комбинезоны, маски и перчатки, переоделись.

– Очень жарко! – хмуро оповестил Лёха. – Я уже потею… Покойников – в мешках – таскаем, надеюсь, на плечах? На хрена нам эти носилки? Ладно, засекаем время, надеваем маски и – поехали…

Когда четыре (первые) тела, герметично упакованные в светло-зелёные мешки – в два приёма – были доставлены (по туннелю до платформы, по платформе, по туннелю) в морг, сброшены в штольню и засыпаны слоем белых гранул, Никоненко, в очередной раз бросив взгляд на часы, потерянно огорчился:

– Два тела – двадцать восемь минут, четыре тела – в сумме – чуть больше одного часа, мать его… Тёмный, как у тебя с высшей математикой? Это же получается, что на полную утилизацию тел потребуется – как минимум – тридцать пять часов, не делая скидки на усталость, которая, безусловно, замедляет процесс.… Да, ты посмотри на себя, брат! Шатаешься же от навалившейся слабости… Тут и за трое суток можно не управиться… Чёрт! Нереально это всё! Нереально… Взгляни-ка на платформу. Ну, посмотри же!

По перрону, слегка покачиваясь, шла Татьяна с двумя семилитровыми термосами в руках. Где-то дальше – в светло-красных сполохах – мелькала сгорбленная и бесконечно-усталая фигура профессора Фёдорова.

– Сдохнем мы все тут, командир! Как последние беззащитные цуцики… Губернатором Тамбовской области буду! – выдохнул Лёха. – Надо всё упрощать. Не, понятно, что ты – полновластный военный комендант, но, блин горелый… Если всё и дальше так продолжать, то ничего хорошего не найдём. Лишь – серую муть…

– Чего предлагаешь, новоявленный капитан? – спросил Артём, с трудом веря, что этот хриплый и – по-настоящему – страшный голос принадлежит ему самому. – Что делать?

– Упаковываем покойников в мешки, складываем в ровные штабеля и закрываем госпиталь… Навсегда закрываем и, даже, близко не подходим. Не, я это реально предлагаю, без дешёвого трёпа! Ты, господин военный комендант, сам покумекай, не напрягаясь излишне всякими глупыми и заумными инструкциями…

Предложение было, безусловно, заманчивым. Более того, оно было по-настоящему разумным и почти безупречным. Но, подумав с минуту, Артём объявил:

– Извини, подельник, но…я не согласен! Продолжаем, как и начали… И дело тут совсем не в дурацких инструкциях. Имел я их – оптом и в розницу. Как и тех, кто их, собственно, писал. А особым манером (имел) – всех согласующих и утверждающих… Тут, брат, совсем другое… Не стоит нам, на мой скромный взгляд, прогибаться перед пошлыми бытовыми обстоятельствами. Раз прогнулся, другой, третий… А потом и сам не заметил, как стал рядовой и полностью бесправной пешкой на жизненной доске. Пешкой, мать её… Нет, дружище, только упёртое упрямство поможет нам выжить. Поможет, Генеральным директором Первого канала буду! А любая уступка – всяким и разным обстоятельствам – повлечёт за собой цепную реакцию, состоящую из других – мелких и крупных – уступок. Как конечный результат – полная деградация личности и позорная смерть… Усекаешь?

– Мудрёно как-то излагаешь, Тёмный, – кисло поморщился Лёха. – Впрочем, суть, кажется, я улавливаю.

– А, раз, улавливаешь, то пошли в госпиталь. Будем проявлять его, упрямое упорство…

Глава двадцать третья Муть крепчала и сгущалась

Мертвец – в светло-зелёном мешке – на плечах. Штольня, пакет с белыми гранулами. Второй покойник, третий… Время плыло – призрачной и неверной пеленой. Секунды казались полноценными минутами, а минуты – бесконечными часами.

«Братец, а ты заметил – какими глазами на вас с Никоненко, регулярно таскающих на плечах светло-зелёные мешки, смотрят приболевшие «пассажиры»? Там – в их глазах – сплошной и безысходный ужас. Им и так непросто, а тут… Думаешь, что нет характерного запашка? Есть, братец, есть… Кстати, а красные горошины? Вот же, забывчивость непростительная…

Возвращаясь в очередной раз в госпиталь за новым «грузом – 200», Артём, сделав ладонью правой руки условный знак Никоненко, остановился и обратился к профессору Фёдорову, вернее, к тени профессора, устало шаркающей подошвами ботинок-бахил по каменному полу платформы:

– Василий Васильевич! А вы знакомы с доктором, э-э-э, Глебовым?

– Да, имею честь. А, что?

– Собственно, только это, – Артём вынул из кармана и протянул профессору стеклянный флакон, внутри которого находилась одинокая красная горошина. – Данные пилюли весьма действенны. В смысле, эффективно помогают избавиться от побочного воздействия газа Эн-09/15. Реально помогают, без всяких дураков. Проверено на собственном опыте! У вас есть такие же? Или же, что-нибудь аналогичное?

– Нет, Артём Петрович. Увы! – загрустил Фёдоров. – Я, естественно, осведомлён – в соответствии с прямыми должностными обязанностями – о некоторых разработках доктора Глебова. Но, к моему большому сожалению… Вы сказали, что эти таблетки хорошо зарекомендовали себя на практике? Странно, кто бы мог подумать… Я, в своё время, лично отдал команду – на сворачивание этого направления, как малоперспективного. Опять же, мировой экономический кризис, постоянное урезание финансирования… А многочисленные опыты, проведённые на зелёных мартышках и на орангутангах, однозначно доказали эффективность газа Эн-09/15. Ну, и его общую, м-м-м, толерантность и безопасность… Хотя, это было сделать (то есть, закрыть направление) нелегко. Глебов – человек очень непростой, с большими связями на самом Верху… Значит, его препарат действует?

– Действует, – подтвердил Артём. – Даже, более чем.

– К сожалению, у нас на «Лесной» нет ничего аналогичного. К моему большому сожалению, майор…

– Но, как я понимаю, в нашем бункере оборудовано нечто вроде полноценной лаборатории? Я тут – совершенно случайно – заглядывал. Всякие микроскопы, анализаторы, трансформаторы, прочее… Может, следует установить химический состав этой горошины и по-быстрому создать что-то подобное?

– Молодой человек! Не смешите меня, пожалуйста! Чушь всегда остаётся чушью, чьи бы важные уста её не излагали. На создание «чего-то подобного» уйдёт ни один месяц… Кстати, не могли бы вы слегка попенять милой и симпатичной Татьяне Сергеевне – на качество манной каши? Комков, знаете ли, многовато, и гарью пахнет. У больных есть серьёзные нарекания… Мне самому как-то неудобно – говорить ей про это. А вы – муж, как-никак…

– Хорошо, Василий Васильевич, я позабочусь о должном качестве питания, – заверил Артём. – Но и у меня имеется пара вопросов – относительно этого, уже порядком навязшего в зубах, экспериментального газа Эн-09/15. Для чего он, вообще, понадобился? Не подскажите ли, часом?

– Подскажу, господин военный комендант! Обязательно подскажу… Но, только, попозже. Когда придёт время…

Что было потом, Артём – позже, даже после продолжительного и вдумчивого отдыха – так и не смог вспомнить толком. Всё происходящее сплелось в единый, крайне призрачный поток ощущений, дел, мыслей и событий. Мёртвые тела, тяжёлые светло-зелёные мешки, тёмный круг штольни, белые гранулы. Невкусная, слегка подгоревшая и, зачастую, пересолённая еда, постоянно ноющие плечи и поясница, сон урывками, редкие поцелую с бледной – от страшной усталости – Татьяной.… Опять работа, снова редкие перекусы, тяжёлый сон – без всяких сновидений. В какой-то момент Артём осознал, что заходит в помещение госпиталя сугубо в противогазе…

Впрочем, всё на этом беспокойном свете – рано, или поздно – заканчивается. Или, почти всё.… Но, вот, все трупы, наконец-таки, были сброшены в штольню, а помещение госпиталя тщательно – с хлоркой и стиральным порошком – вымыто, закрыто и опечатано.

Сколько прошло времени? Трудно сказать. Может, двое суток. Или, к примеру, все пять…

– Ура! – обрадовалась Таня. – Ребятки, милые, подмените меня на кухне! Хотя бы на денёк… Ну, пожалуйста! Что вам стоит? Уже невмоготу, честное слово! А я помогу Василию Васильевичу, он с ног валится от усталости. Там, на платформе, всё по-прежнему, у «пассажиров» никаких улучшений не наблюдается. Так как, отпустите? Лады?

– Лады, – покладисто согласился Артём. – Но, только, на денёк. Попрошу без обмана, красавица с «горошистыми» бантиками…

И тут запиликала рация.

– Здесь Белова, – по-деловому откликнулась Татьяна, а примерно через минуту, выключив рацию, сообщила потухшим голосом: – Всё отменяется, могучие орлы, я остаюсь на кухне… А вам следует незамедлительно проследовать на платформу.

– Зачем это? – ворчливо поинтересовался Лёха. – Мне и здесь хорошо. Я, кстати, даже душ не успел принять. А очень, уж, хочется! И наплевать, что вода холодная…

– Затем это, капитан! То бишь, чтобы снова заняться привычным похоронным делом. Только что профессор Фёдоров сообщил, что умерло пять «пассажиров»… Идите уже, смелые «грушники»! Не отвлекайте от повседневных дел усталую кухарку…

На перроне Никоненко, брезгливо покрутив носом, сплюнул в сторону и громко выругался:

– Мать китайскую растак и утопить в деревенском сортире! Пованивает здесь, однако… Когда ходил по платформе в противогазе, то, понятное дело, не ощущал. А теперь – так и шибает в нос… Впрочем, оно и понятно. Процессы жизнедеятельности протекают и в здоровых организмах, и в приболевших, а менять испачканное нижнее бельё некому. Как впрочем, и утки вовремя подставлять …

Василий Васильевич выглядел – хуже не придумаешь: борода и волосы на голове заметно поседели, пальцы рук отчаянно тряслись, голос предательски дрожал, а глаза – за толстыми стёклами очков – смотрелись дикими и совершенно безумными.

– Они все умрут, – затравленно глядя в потолок зала, сообщил Фёдоров хриплым и монотонным голосом. – Все, до одного. Я виноват во всём. Виноват… И прощения мне нет, да и быть не может. Старый урод и подонок. Кровавый и безжалостный монстр – во плоти…

– Ладно вам, профессор, наговаривать на себя, – завёл Лёха успокаивающую волынку. – Всякое бывает на этом свете, причём, абсолютно независящее от нас. Какой смысл – брать на себя ответственность за смертные, непонятно и чьи грехи, окружающие нас со всех сторон? С точки зрения классического материализма и консервативного дарвинизма, это сродни бреду умалишённого служителя культа…

– Вы, господа, ничего не понимаете! – профессор улыбнулся неожиданно-хищной и плотоядной улыбкой. – Это я – собственной персоной – являюсь «крёстным отцом» экспериментального усыпляющего газа Эн-09/15. Вернее, его изобретателем… Понимаете теперь?

– Что же тут непонятного? – задумчиво хмыкнул Артём. – Действительно, наверное, неприятно ощущать себя косвенным виновником – в гибели такого количества безвинных людей.

– Косвенным ли, молодой человек? А, может, самым, что ни наесть, прямым? Ведь, доктор Глебов неоднократно предупреждал меня о возможных негативных последствиях, а я – легкомысленно и бездарно – проигнорировал все эти предупреждения. Корпоративные разборки, конкурирующие научные школы. Да, и гордыня обуяла… Как же, руководитель суперсекретной группы «Z»!

– Кто – руководитель группы «Z»? – не понял Никоненко.

– Я, Фёдоров Василий Васильевич.

– Ух, ты! Наше почтение, господин профессор! Может, даже, господин генерал?

– Генерал, естественно, – раздражённо отмахнулся Фёдоров. – Только теперь это не имеет никакого значения. Всё кончено. Такие фатальные и чудовищные ошибки не прощаются… Вот, вы, Артём Петрович, интересовались давеча, мол: – «А зачем, вообще, он нужен? В смысле, усыпляющий газ?»

– Было такое дело, интересовался.

– Видите ли, раньше за судьбу станций метрополитена – во время атомной войны – никто не волновался и особенно не переживал. Мол, всё подробно прописано и предусмотрено в многочисленных инструкциях и правилах, старательно разработанных за вереницу десятилетий… А потом, совершенно неожиданно, вышел роман Дмитрия Глуховского «Метро 2033». Причём – в контексте нашего с вами разговора – важен ни сам роман, а развёрнутые комментарии к нему, оставленные любознательными читателями на различных сайтах. Вернее, целый комплекс актуальных и животрепещущих вопросов… В частности, читатели и читательницы, обмениваясь мнениями друг с другом, достаточно подробно рассматривали первые минуты – после объявления «Атомной тревоги». Представьте себе аховую ситуацию: час пик, под землёй – единовременно – находятся многие десятки тысяч людей. Может, и сотни тысяч… Звучит сигнал «Атомная тревога!», ещё через некоторое время срабатывают заградительные щиты, отсекающие эскалаторы от залов, заполненных людьми. Что, по вашему мнению, молодые люди, произойдёт дальше?

– Начнётся страшная паника и массовая истерия, – предположил Артём, – сопровождающаяся безобразной давкой, и всё такое прочее…

– Правильно, майор Белов! Молодец! Вот, и планировалось, что в данной ситуации необходимо применять усыпляющий газ, который и был – в срочном порядке – создан в моей секретной лаборатории… Алгоритм действий здесь наипростейший: в момент зарождения паники видеокамеры фиксируют наиболее…э-э-э, одиозных и беспокойных индивидуумов, дальше происходит – собственно – «усыпление», после чего спецкоманда начинает планомерно работать. Люди (спящие!), пострадавшие при давке, помещаются в госпиталь, а всякие паникёры и хулиганствующие элементы, соответственно, в изолятор временного содержания…

– Логика присутствует, – одобрил Артём. – Алгоритм вполне жизнеспособный.

– Только при одном архиважном условии. Газ Эн-09/15 должен быть тщательно доработан. Необходимы развёрнутые многоуровневые испытания, дополнительные исследования… Кстати, именно после выхода романа «Метро 2033» и было принято решение – о значительном расширении складских помещений. То есть, все эти бетонные камеры существовали и раньше, только были заполнены – продовольствием и прочими товарами народного потребления – лишь частично, дай Бог, на одну четверть. Заодно и ассортимент расширили…

– Признавайтесь, профессор! – неожиданно разозлился Лёха. – Ведь, всё происходящее с нами и является таким многоуровневым дополнительным испытанием? Вы (совместно с другими генералами, ясен пень!) решили, что жизни трёхсот-четырёхсот человек являются сущей ерундой – на фоне важности рассматриваемой проблемы – и пустились во все тяжкие, вовсе не озабочиваясь глупыми морально-этическими нормами.… Ведь, не было никакого атомного взрыва? Признавайся немедленно, старый перец! Пока я тебе голову не отвернул с тоненькой генеральской шеи…

– Отставить, капитан Никоненко! – успокаивающе рявкнул Артём. – Избыточно-нервный ты наш… Впрочем, вопрос, заданный капитаном, является своевременным и логичным. Извольте, Василий Васильевич, дать прямой и чёткий ответ!

– Не знаю я, честное слово, чёткого и прямого ответа, – брезгливо поморщился Фёдоров. – Был ядерный взрыв? Не было его? Иногда я железобетонно уверен, что на земной поверхности вовсю полыхает Третья мировая война… А иногда мне кажется, что всё происходящее с нами – лишь изощрённые ученья, придуманные мудрым генералом Громовым. Кстати, присутствие на «Лесной» его любимой племянницы является прямым подтверждением этой версии. Серьёзные ученья, проводимые в обстановке, максимально приближенной к боевой, не более того… Судя по вашим колючим глазам, господа офицеры, вы мне не верите. Что же, тогда извольте получить веские доказательства! – профессор быстрым движением достал из кармана что-то крохотное, забросил эту вещицу в рот и, не жуя, проглотил.

– Лёха, разжимай Фёдорову челюсти! – приказал Артём. – Я попробую два пальца засунуть в глотку, чтобы его стошнило…

– Осторожнее, командир! Можешь остаться без пальцев, откусит – как добрый вечер. Были уже неприятные прецеденты…

– Я, что же, деревянный по уши? Зачем – в таком опасном раскладе – пользоваться собственными пальцами, когда есть профессорские? Давай, разжимай челюсти!

Но все их усилия оказались напрасными: лицо Василия Васильевича застыло в злой клоунской гримасе, а глаза – за линзами очков – превратились в неподвижные стекляшки неопределённого цвета.

– Цианистый калий, – со знанием дела сообщил Лёха. – Смерть наступает почти мгновенно…

Татьяна встретила известие о неожиданной смерти Василия Васильевича на удивление спокойно, только неодобрительно покачала головой и невозмутимо уточнила:

– На скольких персон мне теперь готовить обед?

– Готовь на семьдесят пять едоков, – распорядился Артём. – А мы с капитаном вернёмся к благородной профессии могильщиков.

– Серая муть – планомерно и целенаправленно – сгущалась, крепла и матерела, – пафосно объявил Лёха. – А свет в конце туннеля по-прежнему не просматривался…

С шестью «свежими» мертвецами они «управились» за два с половиной часа, определив труп профессора Фёдорова в ячейку холодильника, а тела безвременно умерших «пассажиров» – естественно, упакованные в светло-зелёные мешки – в штольню.

На платформе Таня старательно кормила с ложечки – жидкой овсяной кашей – заслуженного киргиза Кашмамата. Старик покорно глотал пищу, а в его узких глазах плескалось полное безразличие ко всему на свете.

– Отдохни, амазонка! – предложил Артём. – А мы с Лёхой займёмся «пассажирами».

– Занимайтесь, неутомимые соколы. Кто же вам мешает? – равнодушно передёрнула плечами жена. – Только, к сожалению, не живыми. С живыми я и сама справлюсь…

– Опять кто-то умер? – нахмурился Никоненко.

– Угадал, капитан. Ещё четверо «пассажиров» переселились на Небеса, включая старенькую киргизскую жену. Только это обстоятельство никак не повлияло на аппетит дедушки Кашмамата. Он, как и все прочие, уже ни на что не реагирует. То есть, все они очень скоро умрут. Я не знаю, как помочь беднягам…

Конвейер смерти работал безостановочно и размеренно, как старательно отлаженный – кем-то – механизм. Через несколько суток (точнее было не определить) всё было закончено.

– Финита ля комедия! – печально объявил Никоненко, запирая электронным ключом двери изолятора-морга. – Наши дальнейшие действия, господин военный комендант?

– Будем отдыхать! – блаженно улыбнулся Артём. – Отъедаться, отсыпаться…

– И целоваться! – подхватил, глупо улыбаясь, Лёха.

– Это ты на Хантера нацелился? А, что? Он парнишка смазливый.

– Иди, ты, Тёмный в турецкую баню! Я же пошутил…

– Не обижайся, просто пришлось к слову, – Артём включил рацию.

– Здесь Белова! – ожидаемо откликнулась Татьяна.

– Здесь Белов!

– Закончили кладбищенские дела?

– Полностью. Танюша!

– Я!

– Мы сейчас с Никоненко хорошенько окатим перрон водой из шланга. Чисто из соображений общей гигиены…

– Молодцы! Я об этом давно хотела вас попросить.

– Сами догадались, как видишь.

– Ты у меня, вообще, очень сообразительный.

– Спасибо! Давай, прекрасная амазонка с бантиками, накрывай праздничный стол. Будем гулять…

– Праздничный стол? – переспросил неуверенный Танин голос. – Какой же у нас праздник, милый? Ты, часом, не тронулся ли умом?

– Ну, не праздничный, оговорился, извини… Просто – стол. Посидим, выпьем, помянем умерших, обсудим дальнейшие планы…

– Вот, теперь поняла. Всё сделаю в лучшем виде. Хотя, разносолов – по причине хронической усталости – не обещаю… Где, кстати, накрывать стол? В столовой?

– Давай-ка, в помещении для мойки посуды. Это совсем рядом с дизельной. Будем наведываться по очереди к нашим железякам, присматривать. Ещё будут вопросы?

– Никак нет, господин военный комендант!

– Тогда – конец связи!

– Есть, конец связи! Роджер!

Никоненко, восхищённо покрутив головой, поделился своими мыслями-впечатлениями:

– Чувствуется в нашей уважаемой Татьяне Сергеевне – военная косточка. Вот, что значит, генеральская племяшка…

– В нашей? – сварливо уточнил Артём. – Что это, морда наглая, ты имеешь в виду?

– Ну, тебя, Тёмный, на фиг! Опять маешься беспричинной ревностью? Никто на твою красавицу-супругу не покушается! Отелло хренов!

– Ещё не хватало, чтобы покушались. Ежели что, то я…

– Ноги вырвешь с корнем, – насмешливо подсказал Лёха.

– И не только – ноги… Ладно, завязываем с разными глупостями! Где у нас располагается пожарный гидрант? Смоем всю эту серую муть – к такой-то матери!

– Смоем, Тёмный, без вопросов! Глядишь, чёрная жизненная полоса и закончится…

Глава двадцать четвёртая Перекрёсток

Квадратный стол, на который дневальные обычно составляли грязные тарелки и чашки, принесённые из столовой, был накрыт на четыре персоны и буквально-таки ломился от разнообразной снеди. Рядом с ним наблюдались и два сервировочных столика на колёсиках: один был плотно заставлен разнокалиберными тарелочками и блюдечками, а второй – разнообразными бутылками, щедро украшенными цветными этикетками. А ещё в помещении горело два с половиной десятка свечей.

– Чудо чудное, честное слово! – громко хлопнув в ладоши, восхитился Никоненко. – Ты, Танечка…, – мельком взглянув на Артёма, поперхнулся и тут же поправился: – Вы, Татьяна Сергеевна Белова, настоящая волшебница… Соорудить – за столь короткое время – такой потрясающий натюрморт! Это дорогого стоит, право слово! Искренне завидую вашему мужественному супругу…

– Прекращай, капитан, расточать дешевую лесть, – засмущалась девушка. – На столе присутствуют сугубо консервы из жестяных и стеклянных банок. Не более того… Икра чёрная, икра красная, икра – заморская – баклажанная. «Язык говяжий в белом соусе», «Завтрак туриста», «Курица в собственном соку», «Печень дальневосточной трески», «Бычки в томате». Всякие и разные паштеты, тунец, скумбрия, галеты соевые, персики, груши, ананасы резаные кружочками…

– А сосиски и сардельки – откуда взялись?

– Тоже из банок! Они, видите ли, маринованные – чешского производства – и на складе присутствуют в колоссальном ассортименте. Видимо, у наших чешских братьев развита очень богатая фантазия…

«Во что это она вырядилась?», – изумился внутренний голос. – «Короткая, тёмно-зелёная куртка со светло-палевой меховой опушкой, широкие рейтузы ядовито-болотного цвета, высокие рыжие кожаные сапоги… Какой-то маскарадный костюм, честное слово!».

– Тебе нравится мой наряд? – поймав заинтересованный взгляд мужа, кокетливо спросила Таня.

– Очень! Куртка идеально подходит к цвету твоих волшебных глаз! Просто… Нет слов!

– Я знаю, спасибо… Понимаешь, мне ужасно надоели все эти врачебные комбинезоны и заляпанные жирными пятнами поварские халаты, вот, и решила кардинально сменить имидж. Пошла на одёжный склад и сразу же наткнулась на этот костюмчик. На этикетке значилось – «Венгерский охотничий костюм». К нему ещё прилагались серые шерстяные перчатки и круглая меховая шапка с длинным лисьим хвостом. Очень симпатичная шапочка, но пришлось её временно отложить в сторону – по причине отсутствия холодов. Зачастую, модные вещи – из-за перебора в мелких деталях – становятся смешными…

– Может, господа Беловы, сядем за стол? – жалобно заныл Никоненко. – Кишки в животе – от зверского голода – уже завязались морским узлом! Да, и выпить хочется… Кстати, кому что наливать? Я так понимаю, что никто из мужчин не откажется от ирландского виски? А что вы изволите отведать, уважаемая Татьяна Сергеевна?

– И мне капни виски. Только поменьше, чем остальным…

Особо заковыристых речей Артём говорить не стал, просто выразил надежду, что умершим боевым товарищам и «пассажирам» на Небесах совсем и неплохо. В том смысле, что с адскими сковородками им так не довелось познакомиться.

– Пусть земля им всем будет пухом! – подытожил Лёха. – Пьём, естественно, не чокаясь…

«Опаньки! Как ирландский вискарь-то шарахнул по мозгам!», – всерьёз встревожился внутренний голос. – «С хронического устатку, понятное дело… Ты, братец, закусывай, закусывай! Очень вкусный говяжий язык, рекомендую! Может, скушаешь бутерброд с чёрной икрой? Весьма вкусная и, главное, калорийная вещь! Весьма… Не забыл, часом, что у тебя наличествует молоденькая жена? Как бы, ненароком, ни опозориться – с хронического устатка… Эге, чувствуешь, как она ножкой крепко прижимается к твоей ноге? Длинной, горячей и – до полного безумия – стройной ножкой… Блин! Знать, будет дело под Полтавой!».

– Лёшь, мне вискаря больше не подливай! – попросил Артём. – Я, пожалуй, перейду на сухое вино.

– Как скажешь, Тёмный, – расслабленно откликнулся Никоненко. – А мы, не смотря ни на что, продолжим дегустировать крепкие напитки. Как ты, дружище Хантер, относишься к ямайскому тростниковому рому? Любимый напиток легендарных карибских пиратов, как-никак… Молодцом! Подставляй бокал!

Артём, озабоченно похлопав по карманам, поднялся на ноги.

– Ты куда? – забеспокоилась Татьяна.

– Пойду взгляну на дизель-генераторы. Заодно и перекурю.

– И я с тобой!

Естественно, что дизелям, вернее, всяким манометрам с подрагивающими цветными стрелочками, было уделено только поверхностное внимание, после чего пришло время для жарких поцелуев и крепких объятий.

– Тёма, а где мы сегодня будем…спать? – через некоторое время тихонько спросила Таня, с трудом восстанавливая дыхание. – Как и тогда, в кабинете Василия Васильевича?

– Не получится – в кабинете. Судя по всему, Лёха и Хантер сегодня напьются до полной потери пульса. Заслужили, чего уж там… Следовательно, нам с тобой, родная, придётся присматривать за дизель-генераторами. Приберёмся в посудной мойке, отодвинем стол – вместе с грязной посудой – на прежнее место. Я потом принесу пару матрасов, подушки, простыни, одеяла. Устроимся по-королевски, не сомневайся… А в кабинет покойного профессора мы переедем потом. Да, и кабинет Мельникова совсем, даже, не плох… Кстати, а что это такое твёрдое – у тебя под курткой? Там раньше ничего похожего не наблюдалось. Наоборот, всё было, э-э-э, безусловно-упругим…

– Это я книжечку одну интересную спрятала за пазухой, чтобы всегда была под рукой. Нашла её – совершенно случайно – на профильном книжном складе. Вот, и повышаю – в свободное от основной работы время – свой кругозор в определённой сфере…

– Ты покраснела? Или мне это только кажется? То бишь, аварийное освещение всему виной? – развеселился Артём. – Точно, покраснела! Следовательно, мне не составит особого труда – угадать название этой книженции… Итак, это – «Камасутра»?

– Угадал, понятное дело…

– И как она тебе? Много ли почерпнула полезного?

– А, вот, ночью и поговорим на эту тему. Вдумчиво и обстоятельно… Можно и вместе почитать текст, внимательно рассмотреть картинки. А то мне – по молодости лет – там не всё понятно. Далеко – не всё…

За столом сидели Никоненко и Хантер – пьяные в дымину – и, обнявшись, самозабвенно выводили:

Его звали – Че! Много лет – назад. Не такой – как все. Просто – солдат! Отставь бокал – пустой, Ответь на мой – вопрос. Не торопись – постой, Я говорю – всерьёз. Когда же он – вернётся? Из тех небесных – странствий? И снова – улыбнётся, Надежду нам даря? И мы пойдём – в атаку, И сгинут – самозванцы, И алыми тюльпанами Покроется – Земля…

«У наших ребятишек нашлись общие интересы!», – добродушно хохотнул внутренний голос. – «Видимо, они оба являются ярыми поклонниками Эрнесто Че Гевары… А, что тут такого? Весьма достойный идальго! Как говорится, без страха и упрёка… Тебе, майор Белов, до него не допрыгнуть, сколько ни старайся…».

Дождавшись, когда песенка закончится, Артём – хорошо поставленным командным голосом – велел:

– Капитан Никоненко!

– Я!

– Свернуть лавочку!

– Есть, свернуть лавочку! М-м-м… Тёмный, а что ты имеешь в виду? Типа – конкретно? Какую ещё – лавочку?

– Обычную, Лёша… Отбой на сегодня! Давайте-ка, братцы, будем ложиться спать. Вы мотайте в казарменное помещение, а мы с Танюшей присмотрим за дизелями… Капитан Никоненко!

– Я!

– Изволь сопроводить бойца Хантера до его койко-места!

– Есть!

– И ещё, Лёха, будет к тебе персональная и нижайшая просьба… Не надо утром злоупотреблять пивом! А то, знаю я тебя! На гауптвахту, засранца, посажу… Сменишь нас через девять с половиной часов, в одиннадцать ноль-ноль. Не слышу ответа, капитан!

– Есть, сменить в одиннадцать ноль-ноль! Есть, не увлекаться пивом!

Ночь (условная «метрошная» ночь) прошла просто волшебно. Они занимались тем, чем и должны заниматься любящие друг друга молодожёны, изредка сверяя правильность своих действий с древним индийским трактатом, вернее, с многочисленными и доходчивыми картинками, размещёнными в нём. Ну, и отдыхали, естественно, в паузах, болтали о разных глупостях, посещали с проверками дизельную, что-то ели и пили различные вина. Полный джаз, короче говоря. Для тех, кто понимает, конечно…

Когда наручные часы Артёма показали шесть тридцать утра, Татьяна жалобно попросила:

– Тёма, может, ну его? В смысле, на сегодня? Может – просто – полежим? Устала я очень… Ты, только, не обижайся, ради Бога!

– Какие ещё обиды, глупая амазонка? Наоборот… Ладно, клади голову мне на плечо и постарайся уснуть.

– А ты?

– Я тоже вздремну часика полтора, а потом схожу к дизелям. У правого надо отрегулировать подачу солярки.

– Не проспишь?

– Не должен. Меня, в своё время, учили пользоваться «внутренним будильником». Надеюсь, что это умение ещё не забылось… А тебя я разбужу ровно в десять тридцать, за полчаса до Лёхиного прихода. Умоешься, оденешься, приведёшь себя в порядок…

Ещё через пару минут Таня спросила – сонным голосом:

– Тёма, а что будет дальше? Мы, случайно, не сойдём с ума?

– С чего бы это, вдруг? Если, похоронив такую уйму народы, не сошли, значит, уже и не сойдём.

– Не скажи… Есть два – очень страшных и коварных – врага…

– Какие враги, моя алмазная донна?

– Однообразие и скука… Представляешь, пройдёт месяц, два, три, полгода, а мы занимаемся только дизель-генераторами, приготовлением пищи, мытьём грязной посуды и стиркой…

– А как же – регулярная и разнообразная любовь? – мечтательно усмехнулся Артём. – «Камасутра» – книга толстая. Думаю, что если хорошенько порыться на книжных складах, то можно найти и другую увлекательную литературу – той же направленности…

– Да, нам с тобой будет проще… А бедные Никоненко и Хантер? Знаешь, всё это напоминает далёкую полярную станцию в Антарктиде. Только у полярников есть надёжная связь с внешним миром. Говорят, что они и телевизор смотрят регулярно, пользуясь антеннами-блюдцами… А мы? Одни – на целом свете…

– Есть же шахматы, карты, нарды. Можно, кстати, активно заниматься спортом. Горыныч говорил, что на станционных складах полным-полно различных тренажёров.

– Ерунда всё это… Обязательно надоест. Не прямо сейчас, так через год… Может, нам следует покинуть «Лесную»? И уйти…

– Куда – уйти? – насторожился Артём.

Ответом ему было – только громкое сопенье. Молодая жена уснула, беззаботно и счастливо улыбаясь во сне.

«Вообще-то, наша Татьяна полностью права», – заявил внутренний голос. – «Общеизвестно, что маленькие коллективы очень плохо переносят долгую изоляцию. Когда народа много, то этот процесс происходит ни так болезненно: больше общения, есть возможность для манёвра, постоянно перебрасывая людей с объекта на объект… Надо будет всё это обмозговать… Потом, на свежую голову…».

Прошло две с половиной недели. Татьяна оказалась права – однообразие безумно и настойчиво раздражало…

«Плюсом, пошлое безделье имеет место быть», – ворчливо заявил внутренний голос. – «Склады буквально-таки ломятся от продовольствия, напитков и разных шмоток. То бишь, нет нужды – бороться за хлеб насущный. Можно откровенно и целенаправленно валять дурака. Даже, регулярно стирать грязные вещички – совершенно необязательно. Чистой одеждой можно – завсегда – разжиться на бескрайних складах… Кстати, братец, похоже, что Никоненко и Хантер стали злоупотреблять алкоголем. Понятное дело, что пока – втихаря… Может, стоит отобрать у Лёхи ключи от соответствующего склада? Смертельно обидится, понятное дело… Он и так обиженный – по самое не могу. Ходит смурной и мрачный – до невозможности. Мол, некоторые военные коменданты каждую ночь развлекаются – в своём кабинете, на полную катушку – с молоденькой женушкой, а всем другим служивым – полный облом. Причём, очень даже возможно, что данный облом продлится долгие и долгие годы.… Да, ситуация, отнюдь, не блестящая… Через месяц-другой капитан, наверняка, начнёт посматривать на Татьяну с откровенным вожделением, придётся бить ему морду. А там и до кровавой поножовщины – рукой подать…».

После ужина, играя с женой в шахматы, Артём поинтересовался:

– Моё нежное сердечко, вот, ты говорила – той незабываемой ночью, проведённой в посудной мойке – мол: – «Нам следует покинуть «Лесную» и уйти…»… А куда, собственно, уйти?

– Конечно же, на «Площадь Мужества»! Ведь, никаких других вариантов не существует. Я и до сих пор уверена – в правильности этого предложения… Шах вам, господин Белов!

– Тогда аргументируй! – предложил Артём, защищаясь конём.

– Можно, я сразу перейду к главному аргументу, проигнорировав менее значимые? Спасибо! Снова – шах… Итак, на «Площади Мужества» заместителем подполковника Музыки – по врачебной части – состоит профессор Воронина Александра Львовна, весёлая и компанейская тётка средних лет. А при ней ещё имеется и медсестра Лиза – года на три старше меня. Я с ними познакомилась в бункере, когда ты – с Никоненко и капитаном Орловым – уехал на мотодрезине к «Политехнической»… Согласись, что наличие двух подруг – лично для меня – аргумент определяющий. Современная молодая женщина не может существовать без закадычных подружек, с которыми можно поболтать вволю… А если я, скажем, забеременею, не смотря на все эти контрацептивы? Такое, говорят, иногда случается… Как же я здесь, на «Лесной», буду рожать? Ты, бравый, будешь принимать роды? А на «Площади Мужества» всё произойдёт под присмотром опытнейшей Александры Львовны. Согласись, что это – две большие разницы, как говорят в весёлом городе Одессе… Очередной шах вам, господин комендант!

– Что же, всё изложенное тобой, лучшая повариха на свете, весьма интересно и заслуживает самого пристального внимания, – признал Артём, с сомнением глядя на шахматную доску. – Но, вот, этот подполковник Музыка – закостенелый служака и хронический перестраховщик. Несимпатичен он мне. Ну, никак…

– Лучше, уж, служака и перестраховщик, чем психованный генерал-лейтенант Комаровский со станции «Выборгская». Разве я не права? Вот, видишь… И Никоненко с Хантером Николай Николаевич обязательно приставит к какому-нибудь серьёзному делу и не даст забаловать. А то, милый, ты их слегка распустил. Выпивать ребятки начали, пользуясь свободным доступом к складам, мол, герои заслуженные… Будешь сдаваться? Сопротивление, честно говоря, бесполезно, у меня больше на одну ладью и две пешки.

– Уговорила, сдаюсь! – улыбнулся Артём, со стуком кладя своего короля на доску. – Головастая ты у меня, это что-то…

Утром (розовым «метрошным» утром) он собрал подчинённых на внеочередное собрание и предложил – всему коллективу, в полном составе, как и полагается – перебазироваться на «Площадь Мужества».

– Я за – обеими руками! – обрадовался Хантер. – Пятнадцать «грушников» и примерно столько же гражданских лиц? Просто замечательно! Я человек общительный, чем больше народа, тем лучше. Можно, даже, организовать полноценную театральную студию… А здесь – на «Лесной» – висит какая-то тёмная аура. Слишком много безвинных людей умерло в этом месте. Того и гляди, приведения и призраки – пачками – будут шастать по закоулкам и технологическим тупикам. Причём, и днём, и ночью. Благо в метро сутки не делятся – по определению – на составные части…

– Говоришь, Тёмный, что на «Площади Мужества» наличествует молоденькая медсестра? – заинтересовался Никоненко. – Это, конечно же, полностью меняет дело. Непременно приму участие в борьбе за её сердечное и иное расположение! А что по этому поводу говорят начальственные инструкции? В плане ухода с занимаемой станции – без отдельного приказа из наземного Центра?

– Ситуации, хоть чем-то похожие на нашу, в строгих инструкциях не предусмотрены, – сообщил Артём. – По крайней мере, в тех, которые мне попались на глаза. Так что, имеем полное право – действовать по собственному усмотрению. То бишь, исходя только из конкретной целесообразности… Форма одежды на завтра, естественно, «грушная» – серая униформа, чёрные бронежилеты. Всякие «венгерские охотничьи костюмы» временно отменяются… Ну, выступаем завтра поутру? Типа – пока солнышко не начало припекать?

– Выступаем! – оценив командирскую шутку, дружным весёлым хором ответили подчинённые.

– А какие вещи мы возьмем с собой? – заинтересованно спросил Хантер. – Ну, там оружие, одежду, книги, прочее?

– Берите, ребятки, что хотите, – небрежно отмахнулся Артём. – Это – в данном конкретном случае – не имеет никакого значения.

– Почему это?

– Потому, что подполковник Музыка – старый и опытный служака – приняв нас в состав спецкоманды «Площади Мужества», наверняка, прикажет всё принесённое с собой, включая носильную одежду и обувь, сдать – под роспись – на станционные склады. Мол: – «Все вновьприбывшие обязаны пройти тщательный медицинский осмотр и недельный карантин. А вся их одежда и обувь подлежат немедленному сожжению. Или, там, другому способу утилизации… Ничего личного, обычное соблюдение строгих инструкций…». Так что, учитывайте…

Не смотря на это предупреждение, все подчинённые – перед выходом на маршрут – предстали перед ним с объёмными рюкзаками на плечах.

«На свой походный вещмешок посмотри, майор Белов!», – язвительно хмыкнул внутренний голос. – «Килограмм на тридцать пять потянет, не меньше. Это не считая огнестрельного и холодного оружия, расположенного вне рюкзака. Сколько ты, братец, гранат распихал по карманам? Да, русские люди неисправимы! В том смысле, что никогда не могут устоять перед откровенной халявой…».

– Капитан Никоненко, а что у нас с дизель-генераторами? – поинтересовался Артём.

– Переведены в «засыпающий» режим, как и регламентировано в таких случаях! – браво отрапортовал Лёха. – Постепенно выработают всё топливо и безболезненно прекратят работу, то бишь, «уснут»… Если, паче чаяния, возникнет такая необходимость, то «оживлю» за полчаса.

– Отлично, капитан! Тогда, соратники, выступаем… Никоненко следует первым, я – замыкающим. Дистанция между бойцами – двенадцать-пятнадцать метров, чтобы человек, идущий впереди, находился в прямой видимости. Минут за сорок пять, Бог даст, дошагаем до «Площади Мужества»… Всем привести приборы ночного видения в рабочее положение! Вперёд!

Артём – последним в походной колонне – размеренно шагал по шпалам и неторопливо размышлял о всяком и разном. Вернее, обо всём подряд.

«Да, очень интересное место – это метро», – старательно нашептывал внутренний голос. – «Здесь, наверное, спрятано множество самых разнообразных тайн.… А представляешь, братец, сколько навороченных загадок скрывают метрополитены Лондона, Парижа, Нью-Йорка, Мадрида? Да, воистину, богатейшая тема для писателя-фантаста…».

Задумавшись, он чуть не врезался в Танину спину, то есть, в пухлый пятнистый рюкзак на металлическом каркасе.

– Что случилось? – спросил Артём.

– Похоже, что капитан Алексей Никоненко обнаружил впереди что-то непонятное, – насмешливо предположила Татьяна. – По цепочке, как и предусмотрено походным распорядком, был передан условный сигнал (взмахом левых рук) о немедленной остановке, но некоторые военные коменданты, очевидно, думали о чём-то постороннем… Или – о ком-то? Надеюсь, что обо мне?

– О тебе, любимая, о тебе…

– Командир! – прилетел из темноты Лёхин голос. – Подойди, пожалуйста! Здесь, похоже, образовалась очередная неожиданность, непредусмотренная нашими стратегическими планами…

Вскоре причина внеплановой остановки стала понятна: изумрудно-зелёные фигуры Никоненко и Хантера бестолково топтались возле тёмно-синей стены, щедро покрытой радужной паутиной.

– Видимо, достославный подполковник Музыка, решив – в очередной раз – подстраховаться, закрыл оба туннельных щита, – зло сплюнув в сторону, сообщил Артём. – Следовательно, путь на «Площадь Мужества» для нас закрыт. По крайней мере, на данный момент…

– Попробуй связаться с ним по рации. Вдруг, чудо случится? Иногда радиоволны ведут себя непредсказуемо.

– Попробую, конечно… Нет, всё без толку. Лишь эфир пиликает – паскудно и насмешливо…

– Перекрёсток! – непонятно высказалась Таня. – То есть, то место, где надо определяться с выбором дальнейшего пути.

– О чём ты, небесная амазонка? У нас путь только один – возвращаться на «Лесную».

– А дверь, ведущая в «Метро-2»? Не думал, Тёма, про такой вариант? Почему бы нам не прогуляться немного – по тайным подземельям? Я, предчувствуя что-то аналогичное, прихватила с собой, в рюкзаке, недельный запас продовольствия и пять литров апельсинового сока…

Глава двадцать пятая (последняя, длинная) Серебро, тайны «Метро-2» и телефонный звонок

Артём, никуда не торопясь, подошёл к туннельному щиту и зачем-то сильно пнул по его поверхности прямоугольным носком тяжёлого армейского ботинка.

– Бум-ум-ум! – сердито и надменно ответил щит, мол: – «Утрись, козёл вонючий, и возвращайся – откуда пришёл! Ничего тебе, наглецу, здесь не светит… Генеральской секретаршей буду!».

– Ну, не светит, так и не светит, – виновато вздохнул Артём. – Со всяким, знаешь ли, бывает…

– С кем это ты, Тёмный, беседуешь? – заинтересовался Лёха. – Не, если с самим Господом Богом, то и вопросов никаких нет. Говори – сколько захочешь. Дело понятное, ясен пень…

– Прекращай словоблудие, капитан! Можно, знаешь ли, и доболтаться до чёрт знает чего…

– Не, я права не качаю. Не бери, майор, лишнего в голову. Просто… Возвращаемся на «Лесную»?

– Подожди, брат, минуту-другую. Дай подумать.

– Думай, Тёмный, думай… Может, перекурим? Я читал в одном авторитетном медицинском журнале, что, мол, никотин здорово способствует эффективному мыслительному процессу. По крайней мере, у тех, кто к нему привык. А, вернее, к ним обоим – и к никотину, и к мыслительному процессу…

Сработал ли никотин в этом случае? Или причину надо было искать в чём-то другом? Например, в настойчивых, безумно-прекрасных и так многообещающих тёмно-зелёных глазах? Вопросы, которым суждено остаться без ответа – навсегда… Тем не менее, прицельно отправив окурок в центр одного из радужных (благодаря прибору ночного видения) узоров на вертикальной плоскости туннельного щита, Артём объявил:

– Будем разделяться, соратники!

– Как это? – опешил Хантер. – Зачем нам разделяться?

– А, чисто на всякий случай! Надо же как-то бороться с серой скукой и монотонным однообразием? Что молчим, боец Хантер? Надо, спрашиваю, бороться? Не слышу ответа!

– Так точно! Надо, господин военный комендант!

– То-то же… Итак, разделяемся на две группы. В первую входят капитан Никоненко и рядовой Хантер. Капитан Никоненко!

– Я!

– Ваша задача – проследовать на «Лесную» и содержать данную станцию в штатном режиме и в надлежащем порядке. То бишь, без всяческих сучков и задоринок.

– Есть, без сучков!

– Мы же – с бойцом Беловой – отправимся, временно «разварив» те самые ворота, на территорию «Метро-2». Произведём серьёзную разведку местности. Если найдём, э-э-э, наших, то попросим о помощи. В смысле, чтобы нас всех забрали к себе… Потом – в обязательном порядке – вернёмся на «Лесную». Вопросы?

– А почему бы нам не проследовать в «Метро-2» всем вместе? То есть, вчетвером? – ожидаемо спросил Хантер. – Я с огромным удовольствием прогулялся бы по этим легендарным местам, так красочно описанным в знаменитом романе Дмитрия Глуховского…

– По поводу господина Глуховского ничего не могу сказать – ни хорошего, ни плохого, – по-честному признался Артём. – Я, конечно же, читал некоторые его литературные опусы, но своё мнение оставлю при себе – коллега по ремеслу, как-никак… Впрочем, в романе «Метро 2033» мне очень не понравился факт отсутствия Главной Героини. Там, вообще, нет ни малейшего намёка на дела любовные. Роман – без наличия, собственно, любовного романа? Без всяческих сердечных интриг и душевных переживаний? Без жгучей и всепоглощающей ревности? Это, мои господа и дамы, откровенный литературный нонсенс… А на объект «Метро-2» мы отправимся вдвоём с Татьяной Сергеевной. Причину этого решения, Хантер, тебе доходчиво объяснит капитан Никоненко.

– Станция «Лесная» – на конкретный момент – является нашей единственной базой, – хмуро пояснил Лёха. – А любой диверсант – без надёжной базы – похож на круглый ноль без палочки. Так что, кому-то из нас – в любом раскладе – придётся возвращаться на «Лесную».

– Так, может, вы один вернётесь, товарищ капитан? Ну, пожалуйста! А я немного прогуляюсь с супругами Беловыми по «метрошному» подземелью…

– Не положено! В ГРУ – если есть такая возможность – все работают только парами. Так заведено. Без надёжного напарника – труба, хана и красная звёздочка на скромном кладбищенском обелиске… Тёмный, тебе помочь с воротами?

– Спасибо, не надо. Я, словно бы предчувствуя эту двойственную ситуацию, прихватил с собой шесть термитных шашек. И «развариться» хватит, и «завариться». Всё, капитан, следуйте с Хантером на «Лесную» и старательно присматривайте за дизель-генераторами.

– Удачи, Тёмный!

– К чёрту!

С чёрными воротами Артём, полностью использовав две «термитки», разобрался минут за пятнадцать-семнадцать и, распахнув створки в разные стороны, позвал жену:

– Танюша, иди сюда! Путь, как говорится, открыт. То бишь, свободен… Снимай, любимая, противогаз! Что, много дыма? Ладно, подождём, пока он немного рассеется… Давай-ка я, для начала, слегка повою рассерженным пустынным волком. Бережённого, как известно, Бог бережёт… Думаю, что вполне достаточно. Ну, а теперь что? Нет тут никакого дыма! Извини, но совершенно не понимаю этих твоих знаков…

– Что тут непонятного? Тьфу! До сих пор воняет гарью и железной окалиной… Блин, меня сейчас стошнит! – возмутилась Татьяна, сняв противогаз. – Я ему объясняю, что…

– Ты беременна? – обрадовался Артём. – Месячные задерживаются и подташнивает? Так, это же здорово!

– Да, Тёма, с тобой не соскучишься! Порой ведёшь себя, как зелёный пятнадцатилетний мальчишка.

– Например?

– Мы с тобой женаты меньше месяца, а ты уже готовишься стать отцом… Рановато, однако, господин военный комендант.

– Так, ведь, тебя тошнит!

– От дыма, дурачок! Эти ваши дурацкие «термитки» так воняют! Просто – нестерпимо… А знаками я тебе показывала, мол: – «Быстренько заходим внутрь, плотно закрываем двери и «завариваемся»!»… Слегка «завариваемся», только на полшва, понятное дело, чтобы ливийские шакалы в туннель – под шумок – не проникли. Поэтому и противогаз не хотела лишний раз снимать-надевать – неприятен для меня этот процесс, в смысле, для моих волос… Понял теперь, недотёпа?

– Понял. Что тут непонятного? Предусмотрительная ты у меня. Разумная, дотошная и очень предусмотрительная…

– А ещё симпатичная, сообразительная, спортивная и чертовски (как недавно выяснилось!) сексуально-привлекательная.… Или ты, милый, чем-то недоволен?

– Доволен-доволен! Довольней не бывает… Давай я помогу тебе снять рюкзак. Предлагаю отправиться на предварительную разведку налегке. Вернуться за вещами – всегда успеем…

– Пошли?

– Пошли! Только сперва – в очередной раз – поменяемся ролями. Теперь я вновь командир, а ты, радость моя, опять рядовой боец. Лады?

– Так точно, господин военный комендант!

Поставив между створок дверей короткий шов, Артём затушил наполовину использованную «термитку», рачительно спрятал получившийся огрызок в сумку-планшет, развернулся на сто восемьдесят градусов и, пройдя вперёд метров пятьдесят пять, спросил у поджидавшей его Татьяны:

– Ну, как там? Тишина?

– Не знаю, Тёма… Позади трещала твоя «термитка». Впереди, такое впечатление, тоже что-то потрескивало, только реденько так, с длинными паузами. Впрочем, возможно, мне это просто показалось.… А, вот, характерный запашок, определённо, присутствует. Мертвечиной так и тянет. Или же, так пахнет вековая затхлость? Плесени и паутины здесь в избытке, как и всяческих вертикальных наростов вдоль стен…

– Что же, проверим все твои предположения-ощущения! – пообещал Артём и, сдвинув наверх прибор ночного видения, включил карманный фонарик.

– Зачем это? – удивилась Таня.

– Проверяю свои цветовые ощущения, вернее, сравниваю их с прежними, которые остались у меня с прошлого посещения этого подземного коридора.

– И, как оно – с ощущениями?

– Непонятно, откровенно говоря. В прошлый раз вся здешняя лохматая плесень была окрашена в бледно-фиолетовые и сиреневые тона, а теперь – сплошь бордовая. Да и паутины – визуально – стало гораздо меньше…

– Ваши выводы, товарищ майор?

– Пока выводы отсутствуют. Двигаемся дальше, товарищ боец. Только, прошу, максимально осторожно. Отстань-ка от меня – ради пущего спокойствия – на семь-восемь шагов, – выключив карманный фонарик и приведя прибор ночного видения в рабочее положение, он размеренно зашагал вперёд.

Метров через сто пятьдесят подземный коридор резко отвернул в сторону.

– Стоп! – велел Артём, выглянув из-за поворота. – Назад!

– Что там, Тёма?

– На рельсах и шпалах наблюдается три-четыре десятка неподвижных радужных пятен. И неприятный аромат резко усилился.

– Трупы? – тихонько ахнула девушка. – А чьи они, Тёма? В смысле, человеческие?

– Сейчас проверим. Противогаз будешь одевать?

– Обойдусь.

– Не стошнит?

– Это же не прогорклый сварочный дым. А к запаху трупов я уже привыкла, то есть, притерпелась. И в институте, на практических занятиях, да и здесь, в питерском метро…

Неподвижные радужные пятна, вернее, тёмно-зелёные кочки, окружённые разномастными радужными овалами, оказались трупами пустынных волков.

– Им уже недели две – две с половиной, – после непродолжительного осмотра сообщила Татьяна. – Никаких пулевых отверстий и ран, нанесённых с помощью холодного оружия, не обнаружено. Возможно, что эти ливийские шакалы отдали Богу души после «знакомства» с неким нервнопаралитическим газом повышенной концентрации. По крайней мере, на это указывают их характерно-выгнутые тела с крепко-прижатыми конечностями. А ещё у всех мёртвых волков отсутствуют глаза… Не твой ли ворон Ваня постарался?

– Почему бы и нет? Ему же надо чем-то питаться, типа – силы поддерживать? Вот, и поддерживает – как умеет… Кстати, он не мой, а подземный и говорящий…

Вскоре Артём вновь остановился.

– Что, интересно, на этот раз смутило нашего отважного странствующего рыцаря? – елейным голоском поинтересовалась Татьяна.

– Пока не знаю. Ощущается, знаешь ли, чьё-то незримое присутствие. Замри-ка на минутку, душа моя, послушаем местную тишину…

– Кар-р! – раздалось откуда-то сверху.

– Ага, вот и наш говорящий ворон нарисовался! – обрадовался Артём. – Здравствуй, Ваня! Давно не виделись, дружище! – бережно развернул жену в нужном направлении. – Вот же он, сидит на широком боковом наросте уродливого сталагмита…

– Тёма! – откликнулась птица.

– Молодец, помнишь меня, бродяга! А это – моя любимая супруга – Татьяна Сергеевна. Для своих – Таня.

– Таня! – мгновенно отреагировал ворон, после чего выдал – звонкой пулемётной очередью – странную фразу: – Серебро! Смерть! Серебро! Смерть! Путь закрыт! Серебро!

– Здравствуй, ворон Ваня! – вежливо поздоровалась Татьяна. – Очень приятно познакомится! Только, вот, никакого серебра я нигде не наблюдаю. Что ты имеешь в виду, друг пернатый?

– Серебро – смерть! – продолжала настойчиво вещать птица. – Ваня! Тёма! Таня! Серебро – смерть!

– Может, попробуем отключить приборы ночного видения? – предложил Артём. – Чем чёрт не шутит?

Уже через полминуты – Артём даже не успел включить карманный фонарик – Татьяна восторженно объявила:

– Вижу серебро! Весь пол – то есть, рельсы, шпалы и камушки между шпалами – покрыт частыми серебряными нитями… Очень красиво! Словно в пещере Диснейленда! Я в прошлом году там была, когда на летних каникулах с подружками летала в Париж…

«Благодари, дружок, мудрого ворона Ваню», – посоветовал внутренний голос. – «Без него – лететь тебе, вместе с юной и трепетной супругой, по направлению к Небесам. В том смысле, что вашим бессмертным душам лететь, а молодым телам, разорванным в мелкие клочья, гнить здесь – на вечные времена…».

– Жаль, но придётся возвращаться, – расстроено вздохнул Артём.

– Почему, Тёма?

– Эти серебряные узоры – обыкновенное минное поле. Расставляется с помощью стандартной пневматической винтовки, стреляющей хитрыми стеклянными капсулами. При падении на твёрдую землю капсулы разбиваются, образуя частую и взрывоопасную «сетку». Одним выстрелом минируется порядка двух с половиной квадратных метров… Короче говоря, не буду утомлять тебя ненужными сейчас подробностями, но дальше нам не пройти – конца и края у этой серебряной паутины не видно. Может, она тянется на десятки метров. Может, на многие сотни… В любом случае нам придётся вернуться на «Лесную».

– Но, ведь, в прошлый твой визит в «Метро-2» ничего похожего не было? – уточнила Таня.

– Нет, ничего.

– Что же произошло? По какой причине неизвестные личности организовали этот минный заслон?

– Думаю, что всё достаточно просто. Наверное, «кандальники» из «Метро-3», с которыми я тогда общался, сообщили охране, что, мол, на верхнем этаже завёлся какой-то непонятный «путевой обходчик». Охранники, в свою очередь, доложили по инстанции, после чего кто-то облачённый властью принял мудрое решение – провести на территории «Метро-2» образцово-показательную зачистку. Спецкоманда сходу вычислила коридор, по которому я пришёл…

– Как – вычислила? – в очередной раз продемонстрировала дотошность и въедливость юная супруга.

– Скорее всего, с помощью специально обученных собак, которые пошли по свежим человеческим следам… Дальше всё элементарно, Ватсон. Бойцы спецкоманды, предварительно надев противогазы, пустили в туннель ядовитый газ (вот, отчего вся плесень поменяла цвет!), после чего надёжно и вдумчиво заминировали часть этого коридора.

– А почему же тогда ворон Ваня не отбросил лапы с крыльями?

– Вот, сама у него и спроси, – предложил Артём. – Только я сомневаюсь, что птица тебе ответит… Ладно, наша познавательная прогулка, похоже, на сегодня завершена. Сейчас попрощаемся с Иваном и двинемся обратно.

– Дверь! – неожиданно оповестил ворон.

– Простите? Какая ещё дверь? – автоматически поинтересовался Артём. – Где она, собственно, расположена?

– Дверь! – настаивала птица. – Дверь! Дверь! Дверь!

– Подожди, Тёма! – попросила Татьяна, доставая из ножен, висящих на боку, стандартный диверсионный нож. – Я, кажется, поняла, в чём тут дело. По крайней мере, стоит попробовать…

Она, отойдя примерно метра на полтора-два от сталагмита, на котором размещался говорливый Ваня, принялась усердно отдирать от стены подземного коридора – слой за слоем – лохматую плесень.

– Ага, вот, и обещанная дверь! Чёрненькая такая, солидная, бронированная, – через три-четыре минуты радостно сообщила девушка. – Майор Белов!

– Я!

– Что ты застыл соляным столбом? Помогай, давай, увалень ленивый! Доставай ножичек. Нежная жена тут, понимаешь, вкалывает в поте лица, а он, сачок бессовестный, усердно притворяется шлангом… А ещё в толстых книжках пишут, что галантность – по отношению к прекрасным дамам – является отличительной чертой всех настоящих рыцарей плаща и кинжала, а также известных писателей-фантастов…

Вскоре Артём, пессимистично передёрнув плечами, засомневался:

– Ничего, Танечка, у нас не получится. Данная дверь заперта на солидный цифровой замок. Видишь, чёрные колёсики, а над ними располагаются маленькие окошки с буквами и цифрами? Пока не наберёшь нужный секретный шифр, внутрь – ни за что – не проникнуть…

– Целых девять окошек! Угадать, действительно, нереально… Извини, Ваня, но твоя наводка не сработала. Может, ты нам и шифр подскажешь?

– Восемь, ка, шесть, ноль, бэ, – громко и чётко произнёс ворон. – Три, три, мэ, девять, – после короткой паузы повторил свою абракадабру: – Восемь, ка, шесть, ноль, бэ, три, три, мэ, девять.

– Спасибо, Иван! – поблагодарила Таня. – Я всё запомнила, сейчас наберу… Тёма, а ты пока доскобли ворота – по контору и особенно там, где размещены дверные петли…

Наконец, чёрная дверь – с противным скрипом – отворилась.

– Пошли, Ваня, с нами! – предложил Артём. – Давай, запрыгивай мне на левое плечо! Боковой коридор широкий и достаточно-высокий – пройдём, не пригибаясь… Не хочешь? Голову непонимающе отворачиваешь в сторону? Мол, в упор не видишь прохода в стене? Ну-ну, как говорится, хозяин барин! А мы с Танюшей сходим на разведку и полюбопытствуем немного. Дверь, естественно, закрывать не будем. Так что, подлетай в любой момент, будем рады… Ну, до скорой встречи, пернатый!

– Пока! – откликнулся ворон.

Сделав пять-шесть коротких шагов по коридору, Артём остановился и сообщил:

– На стене закреплён какой-то электрический щиток. Подожди-ка, амазонка…

– А это не опасно, Тёма? Ну, так беспардонно и легкомысленно щёлкать неизвестными рубильниками?

– Кто его знает…

Раздался очередной громкий щелчок и в коридоре вспыхнули редкие бело-жёлтые лампы.

– Ничего себе! – восхитилась Татьяна. – А ты говорил, что, мол, это помещение необитаемо уже несколько десятилетий кряду…

– Внимание-внимание! – неожиданно раздался (непонятно откуда) резкий и крайне неприятный голос. – Напоминаю, что ёмкость аккумуляторных батарей составляет ровно восемь часов. Прошу быть внимательными! Повторяю, ровно восемь часов! Внимание-внимание…

Сдублировав сообщение, неприятный голос затих.

– Что это было? – недоверчиво хмыкнула Таня, сдвигая вверх прибор ночного видения. – Голос какой-то, м-м-м, искусственный.

– Магнитофонная запись, скорее всего, а сам магнитофон включился одновременно с электричеством. Нам, похоже, просто по-честному объяснили правила игры, – облегчённо выдохнул Артём. – А я – грешным делом – подумал, что сейчас объявят, мол: – «Помещение заминировано! В случае попытки покинуть его – произойдёт взрыв! Всем немедленно лечь на землю, завести руки за голову и терпеливо дожидаться прибытия патруля…». Были в моей «грушной» карьере аналогичные случаи… Пошли дальше, боец Белова. Надеюсь, что и все остальные местные сюрпризы окажутся безопасными…

Коридор привёл их к массивной дубовой двери, оказавшейся незапертой. А за дверью обнаружился…

– Что это такое? – засомневалась Татьяна. – Похоже на зал для различных торжественных заседаний и судьбоносных совещаний… А, Тёма? Круглые бело-жёлтые лампы висят на потолке и на стенах. Письменный стол – просто громадный, стулья, кресла, стеллажи с документами. Правда, всё это покрыто толстым слоем пыли… Апчхи! А чей портрет висит на стене? Интеллигентный такой дядечка, старенький, в стильных очочках… Знаешь, кто это такой?

– Естественно, знаю. Это Юрий Владимирович Андропов, многолетний руководитель КГБ СССР, позже – Генеральный секретарь ЦК КПСС.

– Слышала о таком заслуженном товарище, вернее, читала… Следовательно, это его тайный подземный кабинет?

– Нет, конечно же! – улыбнулся Артём. – Юрий Владимирович не любил – лишний раз – приезжать в Питер, то есть, в Ленинград… Данный кабинет, естественно, принадлежал какому-то местному партийному руководителю. Первому секретарю Горкома, или, например, Обкома… Портрет Андропова? Так, и в кабинете ректора твоего института, наверняка, тоже висят портреты нынешних руководителей.

– В ректорском кабинете не была ни разу. А у нашего декана оба висят – и Путин, и Медведев. В смысле, их портреты на стенке… Тема, смотри! Тут – кроме нашей – имеется ещё две двери. Посмотрим, что за ними?

– Обязательно посмотрим! Иначе, зачем мы сюда пришли?

За первой дверью обнаружились разнообразные хозяйственные помещения: склады, кухня, прачечная и, даже, маленькая швейная мастерская.

– Старомодное здесь всё какое-то – холодильники, мебель, стиральные и швейные машинки. На дверях висят какие-то дурацкие щеколды, даже замков нет. И пахнет очень, уж, странно, – Татьяна брезгливо задёргала крыльями веснушчатого носа. – Приторно как-то… Может, посмотрим, что находится в холодильниках?

– Не стоит, – отрицательно покрутил головой Артём. – За двадцать с хвостиком лет всё их содержимое давно стухло. Такие ароматы пахнут – мама не горюй… Пошли, лучше посетим продуктовые и винные склады? Вдруг, там отыщутся какие-нибудь насквозь экзотические деликатесы?

Осмотр складов значимых результатов не принёс.

– Мука превратилась в тёмно-серую пыль, мешки с сахаром покрылись голубоватой плесенью, макароны преобразовались в тоненькие слизкие ниточки, к которым и прикасаться-то страшно, – комментировала увиденное Таня. – Консервов, правда, много. Разные грибы в банках, крабы, омары, икра… Только срок годности у них давно истёк. Нет, Тёма, мы только время здесь зря теряем…

– Не торопись с выводами, боевая подруга! Посмотри-ка сюда.

– Подумаешь! Обыкновенный коньяк…

– В том-то всё и дело, что не обыкновенный, а армянский, двадцатипятилетней выдержки. Следовательно – сегодня – примерно пятидесятилетней выдержки… Знатная находка, честное слово! Прихватим с собой несколько бутылок, подарим Никоненко и Хантеру, да и сами попробуем…

Через вторую дверь – длинным коридором – они попали в помещение библиотеки.

– Сколько же здесь книг! – восхищённо присвистнула Татьяна. – С ума можно сойти! Толстые все такие! И обрати внимание на переплёты – кожаные, сафьяновые, атласные… Кстати, книги расставлены по полкам безо всякой заумной системы: Джек Лондон соседствует с Ремарком, Михаил Булгаков – с князем Кропоткиным. Видимо, у здешнего хозяина были самые разнообразные интересы и предпочтения… Смотри, ещё одна дверь! Только она заперта. Впрочем, на дверном косяке имеется маленькая ярко-красная кнопка. Нажать?

– Нажимай, смелая амазонка! Чего, уж, там… Может, это обыкновенный дверной звонок, на который никто так и не откликнется. А, может, наоборот, ключ, отпирающий запор…

Дверь, после нажатия на кнопку, послушно приоткрылась.

– И здесь горят точно такие же лампы, как и в других помещениях, – сообщила Таня. – Хм! Судя по всему, это чей-то будуар! Вон, и кровать под кроваво-красным балдахином… Тёма, а ты что-нибудь понимаешь в живописи и в скульптуре? Ну, там всякие Ренуары, Мане, Родены и Коровины?

– К сожалению, почти ничего.

– И у меня аналогичная беда! А здесь – куда ни плюнь – обязательно попадёшь либо на картину, либо на статуэтку. Причём, всё это ужасно солидное и, явно, антикварное.… Однако наблюдается одна общая закономерность, вернее, идейная похожесть: все эти произведения искусств посвящены – сугубо – голым тёткам. Так что, я, похоже, была права, когда говорила про разнообразие хозяйских интересов… Может, прихватить с собой эту мраморную статуэтку? Она, определённо, чем-то похожа на меня обнажённую… Правда, ведь, Тёма? И, вот, очень занимательная картинка – с ярким эротическим подтекстом…

– Таня! – позвал Артём. – Танюша! Оторвись, пожалуйста, на минутку от созерцания прекрасного!

– А? Что?

– Ничего особенного. Просто – обычная мумия.

– Где? Какая мумия? Шутишь?

– Вон, с правой стороны от входной двери…

Внимательно осмотрев неподвижное тело, Татьяна была вынуждена признать правоту мужа:

– Да, классическая мумия! Одета в какой-то полупрозрачный кружевной пеньюар, ткань практически не пострадала от времени, видимо, синтетическая… Покойница – при жизни – была блондинкой. Умерла, скорее всего, от голода. Когда умерла? Лет двадцать тому назад. Возможно, немногим больше. А особенности «метрошного» климата, очевидно, действенно способствуют мумификации человеческих тканей и органов… Тёма, а как всё это понимать? Подскажи, пожалуйста! Откуда здесь взялась иссохшая мумия, выряженная в легкомысленный пеньюар?

– Точно не скажу, но имеется у меня одна правдоподобная версия… До горбачёвской Перестройки в СССР наблюдались различные строгости: того – нельзя, это – не рекомендуется, то – не одобряется… Если – случайно – ловили на чём-то непотребном, то можно было и из партии запросто вылететь – как пробка из бутылки с шампанским. То есть, поставить жирный крест на успешной карьере… Вот, многие тогдашние партийные руководители и скрывали – от посторонних любопытных глаз – свои истинные пристрастия и увлечения. Кто-то оборудовал тайные «гнёздышки» на дальних казённых дачах, а данный партийный деятель – ради пущей конспирации – забрался глубоко под землю. Разные книжки, в том числе, и не одобряемые партией, антикварные картины и скульптуры, молоденькая любовница-блондинка… Или же – бесправная пленница-рабыня? В общем, совершенно ничего хитрого. У власть предержащих бывают и более извращённые причуды. Взять, к примеру, тех же голых старух-уродок. Хотя, очевидно, они принадлежали другому владельцу…

– Но почему же эта несчастная девушка умерла от голода? – от праведного гнева глаза Тани сделались ярко-изумрудными.

– О ней, наверное, просто позабыли в спешке. В стране менялась власть, важным и серьёзным людям было ни до ерунды…

– Ни до ерунды? Как ты, майор Белов, можешь говорить такое? Вот, уж, не ожидала от тебя!

– Не кипятись, звёздочка моя ясная, – покаянно попросил Артём. – Ко мне всё это не имеет ни малейшего отношения. Я никогда не стремился – стать важным и серьёзным. Да, и к властным функциям всегда относился наплевательски. Так что, мадам Белова, ваши претензии абсолютно беспочвенны… Всё, любимая, будем собираться в обратную дорогу. Других дверей здесь, всё равно, нет, следовательно, познавательная экскурсия завершена… Так, чтобы нам ещё – кроме армянского коньяка – прихватить на память о легендарном «Метро-2»? Предлагаю – портрет Юрия Андропова! Повесим его в нашем бункере на «Лесной».

– Зачем?

– Так просто, ради смеха.

– Это – смешно? – непонимающе нахмурилась Татьяна. – Что-то я не улавливаю смысла данной юморески.

– Армейский юмор, моя прекрасная повариха, вещь специфичная и доступная только людям, носящим – долгие годы – погоны на плечах.

– Внимание! Напоминаю, что до полной выработки аккумуляторных батарей осталось ровно шесть часов! – сообщил скрипучий голос. – Внимание! Напоминаю, что…

Артём, предварительно приведя прибор ночного видения в рабочее положение, захлопнул чёрную бронированную дверь и, чисто на всякий случай, крутанул – поочередно, произвольным образом – все девять чёрных колёсиков, выставляющих в окошках буквы и цифры.

– Ваня! – напомнил о себе говорящий ворон.

– Может, всё же, пойдёшь с нами? – добросердечно предложила Таня, держа обеими руками рамку с портретом Андропова. – Запрыгивай майору Белову на плечо!

– Ваня – страж! – печально откликнулась птица.

– Ну, друг, как знаешь! Тогда – бывай! Бог даст, ещё свидимся когда-нибудь…

На «Лесной» – в помещении посудной мойки – дым стоял коромыслом. Это Никоненко и Хантер весело пировали за богато накрытым столом.

– О, господа Беловы! А мы вас, бродяг, и не ждали так скоро! – обрадовался Лёха и, чуть смущаясь, пояснил: – Я, Тёмный, тут нечаянно вычислил, что сегодня должен праздноваться день ВДВ. Вот, и решил отдать дань уважения славным войскам, вспомнить юношеские годы… Не ругайся, майор, пожалуйста! Мы с Хантером завтра смоем данную провинность – потом, например, или же кровью. Как скажешь…

– Поздравляю, капитан! – мягко улыбнулся Артём. – Прими наши скромные подарки!

– О, портрет дедушки Юры! – до слёз умилился Никоненко. – Сейчас мы пристроим его куда-нибудь, в смысле, на самое видное и почётное место… Армянский коньяк пятидесятилетней выдержки? Ну, Тёмный, уважил! Присоединяйтесь к нам, братья и сёстры! Поведайте о результатах вашей подземной эскапады!

– Немного попозже, – пообещал Артём. – Вот, сбросим рюкзаки, примем с дороги душ, сменим пропотевшее нижнее бельё, тогда и подойдём, расскажем вам целую кучу интересного… Продолжайте, бойцы, продолжайте! День ВДВ – праздник серьёзный…

Они прошли в бывший кабинет Мельникова, уже недели две являвшийся их семейным обиталищем, и только успели сбросить с плеч тяжёлые рюкзаки и немного поцеловаться, как зазвонил один из телефонных аппаратов, стоявших на письменном столе.

– Что это? – испуганно отпрянула в сторону Татьяна. – Как же это, Тёма? Не может быть…

«Заработала внутренняя «метрошная» связь», – отметил невозмутимый внутренний голос. – «Следовательно, кто-то восстановил перебитый кабель, не иначе…».

Артём медленно подошёл к столу, аккуратно взял ладонью чёрную телефонную трубку и поднёс её к уху.

– Как дела, Борис Иванович? – поинтересовался вальяжный и до боли знакомый голос. – Моя Танюшка у тебя? Видеокамеры на «Технологическом институте» зафиксировали той ночью, как она садилась на последнюю электричку… Чего молчишь-то?

– Здесь майор Белов, – после непродолжительной паузы осторожно ответил Артём. – Временно-исполняющий обязанности военного коменданта станции метро «Лесная»…

– Какой ещё – в коровью жирную задницу – Белов? – весенним голодным медведем взревела трубка. – Позвать немедленно к аппарату подполковника Мельникова и мою племянницу Татьяну Громову! Вы, что там, пьёте, сукины дети? К ним спасатели прорываются – из последних сил – через плывун, а они гулянку устроили? Погоны со всех сорву, к такой-то матери… Стоп! Майор Белов, Артём Петрович? То-то я слышу, что голос знакомый… А ты, писатель недоделанный, как оказался на «Лесной»?

– Давайте, я доложу всё по порядку, а вы не будете меня перебивать? – предложил Артём. – У меня имеется очень важная и срочная информация. Вы, Виталий Павлович, кстати, где сейчас находитесь?

– На станции «Площадь Ленина». Тут ребята-умельцы, не открывая туннельного заградительного щита, умудрились восстановить перерубленный телефонный кабель… Да, а что там с моей Татьяной?

– С ней всё в полном порядке, сидит напротив меня и заторможено улыбается, бестолково хлопая ресницами. Только теперь она Белова, а не Громова. То бишь, вышла за меня замуж.

– Белов, шутник хренов! Я тебе голову оторву напрочь! – пообещал Виталий Павлович. – Ладно, докладывай, не буду перебивать…

Артём, стараясь не сбиваться на эмоции и скрупулёзно соблюдать хронологическую последовательность, принялся рассказывать обо всех событиях, произошедших на «Лесной» с момента объявления «Атомной тревоги». Когда он упомянул о «подземном» ГРУ и самозваном генерал-лейтенанте Комаровском, генерал Громов велел:

– Притормози-ка, Белов! – после чего из трубки донеслись приглушённые команды: – Отставить подъём туннельных заградительных щитов! Немедленно прекратить все работы! Немедленно, мать вашу… Продолжай, майор! – через минуту вернулся генеральский голос. – Я тебя внимательно слушаю…

Когда Артём завершил доклад, в трубке повисла напряжённая трёхминутная тишина, после чего Виталий Павлович сообщил:

– Да, парадокс с овсяными отрубями! Кто бы мог предположить такое? Столько трупов за неполный месяц… Похоже, что позорная отставка не за горами. Сорвут тяжёлые генеральские погоны с моих старческих хилых плеч. Ох, сорвут, так его растак… Хотя, при должной сообразительности, и из такой дикой ситуации можно извлечь должные преференции… Что молчишь, Белов? Небось, думаешь, что всё это – гадкие ученья, придуманные коварными генералами? А, вот, братец, и не угадал! Сделаем так… Ещё сутки-другие-третьи вам придётся провести на «Лесной». Сам, наверное, понимаешь, что ситуация на «Выборгской» сложилась, э-э-э, нештатная. То бишь, будем разгребать её вдумчиво и не торопясь, чтобы всех субчиков – желательно, в живом состоянии – привлечь к ответственности. Да, и дополнительные потери личного состава – после всего произошедшего – крайне нежелательны… Когда спасатели со стороны «Площади Мужества» дойдут до вас, то всех четверых тут же поднимут на поверхность и доставят в Контору. Там и поговорим… А сейчас, извини, дел много. Бывай, Белов! Передавай Татьяне Сергеевне от меня горячие приветы! Роджер!

Пересказав жене содержание разговора с Виталием Павловичем, Артём спросил:

– Интересно, а почему он не захотел переброситься с тобой парой тёплых слов? Ведь, знал же, что любимая племянница находится рядом с телефонным аппаратом…

– Наверное, смертельно обиделся, что я вышла замуж без его высокого благословения, – предположила Таня. – Ничего, со временем всё утрясётся. Дядюшка Виталик, он, конечно, вспыльчивый, но и отходчивый… О чём ты задумался, любимый?

– Генерал Громов сказал, мол: – «Вас четверых доставят в Контору. Там и поговорим обо всём…». А где сейчас располагается Контора? На старом месте? То бишь, на земной поверхности? Значит, никакого ядерного взрыва не было и в помине? Или же где-нибудь глубоко под землёй? Например, на станции метро «Гостиный двор»? Ничего – до сих пор – не понимаю…

Эпилог

Летний погожий денёк, вернее, ещё утро, всего-то полдесятого. По полупустым воскресным улицам (народ – в своём большинстве – отбыл, пользуясь хорошей погодой, загород) нёсся белый микроавтобус – марки «Мерседес» – с тонированными стёклами.

– Голубое небо. Яркое солнышко. Лето. Симпатичные девушки в мини-юбках, – механически перечислял Хантер, упёршись курносым носом в стекло автомобильного окошка. – А уже и забылось про это. В смысле, про девушек в мини-юбках. Я ещё вчера был железобетонно уверен, что все девчонки на планете должны одеваться – как наш бесстрашный Сталкер: серая униформа, грубые армейские ботинки, чёрный бронежилет, шлем-маска, оснащённый прибором ночного видения, автомат за спиной, на специальном ремне размещена парочка ножей самого зверского вида, а все карманы – под завязку – забиты пистолетами и гранатами…

– Сейчас-то на мне нет дурацкого шлема-маски, – обиженно возразила Татьяна, старательно поправляя тёмно-синие бантики в крупный – на этот раз в белый – горох. – Да, и всё оружие отобрали, засранцы…

– Совсем, даже, не в этом дело… Просто мне казалось – по внутренним ощущениям – что прошло, как минимум, года два-три. А, оказалось, только месяц. Странно всё это… Вот, капитан Никоненко… Был черноволосым, а стал пегим. И у вас, Артём Петрович, седины прибавилось в волосах…

– А у меня? – не наигранно испугалась Таня.

– Не, Сталкер, у тебя, как раз, всё нормально.… Наоборот, такой красавицей стала, прямо как в сказке у датского старика Ганса Христиана Андерсена, мол, до объявления «Атомной тревоги» был гадкий утёнок, а нынче – после её снятия – перед нами предстал белый лебедь. Вернее, прекрасная и, главное, замужняя лебедиха… Кстати, лет сто не смотрелся в зеркало… У меня-то как, типа – с благородной сединой?

– У белобрысых и без всякой меры разговорчивых молодчиков ранняя седина, увы, практически не просматривается, – лениво и благостно зевнул Лёха. – Только – ежели – под мощным микроскопом патологоанатома… Гы-гы-гы!

– Очень смешно! – обиделся Хантер. – И никакой я не «белобрысый», а самый натуральный блондин – как певец Коля Басков. Только коротко-стриженный… О-па! Какие-то пластиковые непрозрачные шторки опустились на окошках… Что это такое, командир?

– Начинается секретность – всякая и разная, – невозмутимо пояснил Артём. – Привыкай, боец!

– А зачем – мне – привыкать к вашей секретности?

– Затем, что мы едем в Контору. А тому, кто хотя бы раз туда вошёл, обратного пути уже нет… Хочешь – верь, хочешь – не верь. Дело твоё… Лично я в этом убедился – совсем недавно – в очередной раз. Впрочем, ни о чём не жалею…

– А о чём тебе, Тёмный, собственно, жалеть? – то ли ехидно, то ли завистливо усмехнулся Никоненко. – Во-первых, жив остался. Во-вторых, такой женой обзавёлся… Такой… В смысле, о похожих особах женского пола я только в толстых книжках читал, причём, в далёком и беззаботном детстве. То есть, ещё до службы в Рядах…

Минут через сорок-пятьдесят микроавтобус плавно затормозил и остановился, пластиковые шторки медленно поднялись.

– Какой-то неприметный трёхэтажный особнячок, – прокомментировал Хантер. – Совершенно ничего особенного: серая штукатурка, обычные двери и окна…

– Ну-ну, обычные…, – насмешливо фыркнул Никоненко. – Двери бронированные, просто обшиты деревяшками, а стёкла в оконных рамах, естественно, пуленепробиваемые. Их ещё и не каждый заряд, выпущенный из армейского гранатомёта, возьмёт. Понятное дело, что если пальнуть прямой наводкой из полевого орудия снарядом среднего калибром, тогда-то да, в смысле, непременно пробьёт…

Виталий Павлович выглядел – как и всегда – вальяжно, добротно и совершенно несерьёзно.

«Добродушный толстячок, без всякой меры увешанный медальками-орденами», – схохмил насмешливый внутренний голос. – «Престарелый Карлсон, разве что без пропеллера за спиной. Типа – самодовольный и заслуженный, побывавший на многочисленных международных выставках тульский самовар.

– Проходите, проходите! – любезно предложил Громов, поднимаясь из-за стола и выходя навстречу посетителям. – Какие люди! Настоящие былинные герои, если, конечно, отбросить в сторону ложную скромность…

Генерал, первым делом, нежно расцеловал в обе щёки Татьяну, потом – поочерёдно – крепко пожал руки мужской части коллектива и, вернувшись на изначальное место (присев в антикварное кожаное кресло), хлебосольно предложил:

– Рассаживайтесь, бравые вояки! Супруги Беловы – по одну сторону стола. Остальные – по другую. Поговорим… Кстати, пованивает от вас, бойцы подземные, не приведи Бог! Вам, что, даже не дали принять душ? Не предложили переодеться? Мерзавцы бессердечные! Со всех сорву погоны и отправлю в народные депутаты – лямку клоунскую тянуть…

– Они у нас отобрали всё оружие! – поспешил нажаловаться Хантер. – Даже, безобидные ножики забрали!

– Даже – ножички? – сочувственно охнул Виталий Павлович. – Вот же, сволочи мерзкие! Впрочем, уважаемый Евгений Николаевич Кузнецов, тут нет ничего странного. В этом доме, вообще, нет вооружённых людей. Ни одного! Не верите? Вот, смотрите, даже у меня – генерал-лейтенанта ГРУ – пустая кобура! Убедились? То-то же! Всё по-честному, без всякого обмана! Шаромыжники малолетние…

– А откуда вы знаете моё имя-отчество? – насторожился Хантер. – Как-то оно подозрительно…

– Генерал, если он, конечно, настоящий генерал, обязан знать о своих подчинённых всё. Подчёркиваю, абсолютно всё! Катенька! – Виталий Павлович нажал на кнопку громкой связи. – Обслужи, пожалуйста, дорогих клиентов! Пока, понятное дело, только в плане официальной части приёма…

Входная дверь приоткрылась на два-три сантиметра и нежный девичий голосок вежливо поинтересовался:

– Можно, Виталий Павлович?

– Конечно же, можно, дорогая! Заходи смело! Тебе – всегда и всё можно, прелестница ты моя!

– Я тёте Гале нажалуюсь! – рассердилась Таня. – Её, дядюшка, ты почему-то никогда не величаешь «прелестницей». Всё «пышечка моя сладенькая», да «пончик мой аппетитный».

– Жалуйся, племяшка, жалуйся! – легкомысленно отмахнулся Громов. – Моя Галина Никаноровна – женщина по-настоящему мудрая. Да, и я мужик – в самом соку. Завсегда – по первому зелёному свистку – смогу доказать свою супружескую верность…

Дверь плавно и совершенно бесшумно распахнулась, и в генеральский кабинет вошли (как показалось Артёму) только круглые и аппетитные, загорелые – до полного сумасшествия – коленки…

– Что ты так болезненно морщишься, майор Белов? – ехидно улыбнулся генерал. – Получил по голяшке ребром подошвы армейского ботинка? И, правильно! Нечего так откровенно пялиться на посторонние женские ноги! Молодец, Танька! Полностью одобряю! Я бы ещё и не так вмазал этому двуличному вертихвосту… Катенька, золотце моё бесценное! Раздай, пожалуйста, сотрудникам всё необходимое!

На письменный стол – перед каждым из посетителей генеральского кабинета – легло по пластиковой папке, плотно заполненной бумажными листами, и по самой обыкновенной шариковой ручке китайского производства.

– Бегло читаем и, не задумываясь ни на секунду, подписываем! – велел Виталий Павлович. – Я – на вашем месте – подмахивал бы данные бумажки, вовсе их не читая.

– Подписки о неразглашении? – понятливо улыбнулся Лёха.

– Они самые! И в общем аспекте, и в частности, и в мельчайших деталях… А по поводу «Метро-2» и «Метро-3» предусмотрены отдельные подписки, по особой форме.

– Есть ещё и «Метро-3»? – запоздало прозрел Хантер. – А мне про это никто ничего не говорил. Вот же, блин горелый, соратники, называется! Ладно, припомню вам потом! Тебе, мадам Сталкер, особенно! Столько лет дружили, а ты… Как же я буду это подписывать, если…

– Так и будешь, гнида! – отметился зрелым генеральским рыком (как и полагается по должности) Громов. – Знает он, не знает. Рассказывали ему, тупорылому засранцу, не рассказывали.… Какая – в одно на редкость вонючее место – разница, если, всё равно, уже засветился? Белов, ну-ка, вмажь этому гражданскому недоноску по загривку! Ещё разок! Хватит, пожалуй… Взял, Кузнецов, в руки ручку – и подписал! Если, конечно, хочешь, чтобы я тебя – суку белобрысую – взял на высокооплачиваемую и интересную работу.… Или ты, Евгений, до сих пор мечтаешь – всю оставшуюся жизнь – заниматься чужими ухо-горло-носами? Клистеры ставить капризным и безобразным старушкам? А как же судьба Джеймса Бонда, великолепного и непревзойдённого агента 007? Красивые, грудастые и длинноногие бабы – пачками? Перестрелки, разлапистые ордена – на всю широченную грудь, облачённую в чёрный смокинг от самого Юдашкина? Добрые слова – из уст старенькой английской королевы? Абордаж, добыча, раны, слава – как поётся в одной милой песенке? Нет жгучего желания – повторить и переплюнуть? Смотри у меня, бродяга бестолковый! Вот же, беспутная и неблагодарная молодёжь! Им удача сама, без всякой посторонней помощи, прыгает в руки, а они – салаги неблагодарные – ещё и морды воротят на сторону…

Когда все нужные бумаги были подписаны, о чём Катенька не преминула сообщить ангельски-сексуальным голоском, Виталий Павлович продолжил своё (не чужое же?) генеральское выступление:

– Значится, хотим узнать, что же, собственно, произошло? Понятное и весьма разумное желание! Без вопросов… Итак… Месяцев пять с половиной тому назад к нам поступила тревожная информация о том, что в одном из российских метро готовится крупный (сильный, огромный, кровавый?) теракт. Надо признать, что источник информации – в данном конкретном случае – был настолько проверенным и авторитетным, что к этому сообщению отнеслись более чем серьёзно… В сообщении уважаемого агента говорилось, что при осуществлении теракта возможно и использование – в качестве минных зарядов – маломощных ядерных компонентов. Согласитесь, что ситуация была крайне напряжённой и несимпатичной…

– Теракт – со стороны чеченских террористов? – не удержался от вопроса Хантер.

– Как сказать, как сказать… Мы долгое время тоже так думали… Да, что там, были уверены в этом на сто процентов! Даже, на все сто пятьдесят… А потом продвинутые аналитики подсказали, мол: – «Нынче всё направлено – лишь – на получение прибыли. Возможно, что те же самые личности, которые планируют организовать данный теракт, намереваются потом и заняться восстановлением повреждённого метрополитена, чтобы заработать на этом целую кучу денег…».

– А зачем им был нужен ядерный заряд?

– Болтливый ты, Женя Кузнецов, сверх всякой меры! Может, позвать – прямо сейчас – опытного хирурга, не раз проверенного на разных скользких делишках? Катенька, девочка моя…

– З-зачем – опытного хирурга? – напрягся Хантер.

– Чтобы язык тебе, неисправимому болтуну, укоротить… Побледнел, штатский умник? Не бойся, дурилка картонная, это шутка такая, армейская насквозь … Гы-гы-гы! На чём это я остановился? Кажется, на полученной информации о ядерных компонентах… Они, мой любопытный боец Хантер, нужны были злоумышленникам для существенного увеличения будущей прибыли. Согласись, что за восстановительные работы, проводимые в условиях повышенной радиации, можно затребовать с государства гораздо более существенные деньги. Скажем, с повышающим коэффициентом два с половиной – на весь объём… Итак, Москва, после получения первичной информации, велела – бдить на полную катушку. То бишь, метрополитен по всей стране был переведён на особый режим функционирования, для соответствующих служб «тревожный уровень» подняли по максимуму… Особое внимание было уделено московскому и питерскому метро. Московскому потому, что оно московское, ясен пень. Питерскому – из-за событий, произошедших несколько лет назад. Помните, тогда в районе «Площади Мужества» прорвало плывун, и потом эта ветка метрополитена – долгое время – работала в усечённом режиме? Тогда некоторые, так называемые бизнесмены и бизнесвуменши, очень нехило наварились на восстановительных работах. Ну, очень нехило… Скажу сразу, что эта смелая версия ушлых аналитиков – в конечном итоге – оказалась единственно-верной, и уже со вчерашнего вечера производятся активные аресты среди славной когорты питерской бизнес-политической элиты. Более того, сообщаю по большому секрету, что сейчас в Кремле торопливо подбирают и достойную кандидатуру на вакантную должность губернатора Санкт-Петербурга.… Итак, сразу после полуночи того злополучного дня, авторитетный источник вновь вышел на связь и сообщил, что через несколько минут произойдёт череда взрывов: два в туннелях между питерскими станциями «Политехническая» и «Площадь Мужества», и ещё два – между «Площадью Ленина» и «Выборгской». Причём, агент предупредил, что первая половина зарядов снабжена временными таймерами, а вторая будет приведена в действие с помощью звонка с мобильного телефона.… Учитывая предыдущую информацию о возможном наличии ядерной начинки, мы объявили – без всяческих колебаний – «Атомную тревогу». Одновременно с этим были незамедлительно закрыты и соответствующие туннельные щиты, так как было понятно, что после взрывов – в обязательном порядке – в туннели прорвётся плывун. Естественно, что тут же наши спецы, известные и знаменитые на весь мир, оперативно отключили (грубо вырубили, чего, уж, там!) – на территории нескольких районов города – всю мобильную связь. Она, кстати, и сейчас не работает, до отдельной отмашки сапёров…

– Значит, один из ядерных зарядов, всё же, сработал? – пунктуально уточнила Татьяна. – Тот, что был заложен в туннеле между «Площадью Ленина» и «Выборгской»?

– Слава Богу, что не сработал, – тепло подмигнул племяннице Громов. – Рванули только две обычные мины, оснащённые часовыми механизмами. Но и этого хватило, чтобы глинистый плывун ворвался на территорию метро. Станции «Площадь Ленина» и «Политехническая» оказались полностью затопленными. Вернее, заваленными и плотно закупоренными – между туннельными щитами – глинисто-песчаной смесью…

– А откуда же тогда взялась повышенная радиация рядом с туннельным щитом? Тем, что со стороны «Площади Ленина»?

– Просто наглый плывун, ни у кого не спрашивая разрешения, раздавил – базальтовыми и гранитными булыжниками – один из зарядов, оснащённых ядерной начинкой. Не более того… Ещё будут вопросы?

– Не подскажите ли, Виталий Павлович, а каким ветром в питерском метро занесло ливийских шакалов? – полюбопытствовал Артём. – Всё остальное для меня более-менее понятно, а, вот, данная мелкая деталька – до сих пор – слегка смущает…

– Пустынные волки – это моя личная придумка! – с гордостью в голосе объявил генерал. – Дело, собственно, было так. Построили мы… Вернее, построили другие, но с нашим непосредственным участием, «Метро-3»… Вижу, юные соратники, в ваших любопытных глазах немой вопрос, мол: – «А за каким чёртом строили-то? Чем это вас, наглых ублюдков, не устраивало «Метро-2»?». Дисциплинированно и покорно отвечаю… Не доверяли (не доверяют, и никогда не будут доверять!) новые власти коммунистам. Мол, пакостей надо ждать от них, зараз упёртых и коварных, везде и всюду. Вдруг, это подозрительное «Метро-2» заминировано? Или, к примеру, заражено неизвестным вирусом, навсегда поражающим человеческий мозг коммунистическими идеалами и принципами? Ну, и порешили строить – чуть ниже – «Метро-3». Естественно, построили.… Но в заброшенном «Метро-2», лет семь-восемь тому назад, расплодились без всякой меры крысы – здоровенные такие, наглые, злобные. И, мало того, что расплодились, так и повадились наведываться в гости на нижний горизонт. А, ведь, всем хорошо известно, что именно крысы являются переносчиками всякой и разной заразы… Короче говоря, руководство, – Громов многозначительно указал пальцем на белоснежный потолок, – поставило конкретную задачу, мол: – «Незамедлительно уничтожить подлых грызунов! Незамедлительно, мать вашу!»… А строгий приказ руководства – это вам не заскорузлая прошлогодняя портянка. Приказы, их выполнять надо, если, конечно, не собираешься срочно выйти на заслуженную пенсию… Тут меня и осенило. Позвонил я – по старой дружбе – господину Муаммару Кадафи, да и выписал несколько волчьих особей обеих полов. Ведь, пустынные волки считаются, причём, совершенно заслуженно, лучшими крысоловами на свете. Через два с половиной месяца затребованные животные успешно прибыли в порт Санкт-Петербурга, и мы их выпустили на территорию «Метро-2»… Всё, бродяги говорливые, навсегда забыли про эти тайные помещения! Какой ещё временной парадокс – с замедленным бегом секундной стрелки часов? Если кто из вас вякнет на данную тему неосторожное словечко, всех – скопом – отправлю в отставку! Со всеми вытекающими последствиями, ясен пень…

– А мы, разве, состоим на Службе? – мягко уточнил Артём.

– На ней, родимой! – бодро подтвердил Виталий Павлович и уверенно нажал пальцем на круглую красную кнопку, вмонтированную в столешницу: – Катенька, солнышко моё ясное, принеси нам винца хорошего, пожалуйста! И посуду-закуску, понятное дело, не забудь!

Татьяна непонимающе помотала головой и, подозрительно прищурившись, спросила:

– А как быть с заградительными эскалаторными щитами? Ведь, за ними же не было никакого плывуна?

– Что ты имеешь в виду, любимая племяшка?

– Ну, как же. Я, естественно, в курсе, что после объявления «Атомной тревоги» срабатывает хитрая электроника, и эскалаторные щиты – в течение полугода – нельзя привести в исходное состояние. Мол, так полагается – ради гарантированной безопасности… Но, ведь, щиты можно было сломать, раскурочить, разрезать на составные части всякими автогенами…

– Ты это серьёзно говоришь? – несказанно удивился Виталий Павлович. – Без дурацких шуток и подколов? Раскурочить дорогущую технику, стоящую миллионы долларов, без чёткого и конкретного приказа из Москвы?

– Следовательно, приказ из Москвы был расплывчатым? – и не думала отступать Таня. – А нельзя ли ознакомиться с его основными постулатами? Чтобы, так сказать, представлять общую идеологическую канву?

– Чувствую пагубное влияние майора Белова – на неокрепшую девичью психику, – нахмурился генерал. – Общую канву, говоришь? Ладно, так и быть, изложу… Во-первых, было приказано сосредоточить все силы и средства на борьбу с плывуном на «Площади Ленина» и на «Политехнической». Там же, если вы не забыли, были заперты в бункерах (вернее, завалены и затоплены) две спецкоманды. И именно в туннелях, заполненных плывуном, находились два неразорвавшихся ядерных заряда.… Про «Выборгскую», «Лесную» и «Площадь Мужества» в приказе упоминалось только вскользь, мол: – «Провести эвакуацию спецкоманд, расположенных на этих станциях, на последнем этапе спасательной операции. Желательно – через туннели, освобождённые от плывуна…»… Вот, как бы так. О том, что надо срочно курочить эскалаторные заградительные щиты, не было сказано ни единого словечка… И, в принципе, это правильно. Ведь, все специалисты и аналитики были железобетонно уверены, что вашим-то трём подразделениям абсолютно ничего (ничто?) не угрожает… Удовлетворил я, племяшка, твоё любопытство?

– Не совсем… Ведь, можно было спуститься – с земной поверхности по эскалаторам – к заградительным щитам.

– И, что дальше?

– Взять тяжёлый гаечный ключ в крепкую мозолистую ладонь, и – с помощью азбуки Морзе – известить нас обо всём…

– Интересное дело! – рассердился Виталий Павлович. – Военный комендант Мельников – по своему природному раздолбайству – забыл вовремя сообщить в Центр новый пароль для автономной радиосвязи, а мы ещё и виноваты?! Гаечные ключи, понимаешь, всякие, непредусмотренные инструкциями… Не до глупостей нам было, Танюша! Поверь, пожалуйста! И, без того, совершили невозможное – меньше, чем за месяц справились с плывуном, обезвредили ядерные заряды. Штатские орлы не уложились бы и за полгода… Интересуетесь, что же, всё-таки, произошло на «Выборгской»? Извините, но не могу ответить однозначно, спецоперация – по захвату известных вам молодчиков – ещё не завершена… Понятно, что главный фигурантом в этой истории является доктор Глебов. Но были ли его действия осознанными и спланированными? Или же всему виной – как и всегда – российская расхлябанность, напрямую связанная с многодневным запоем? Следствие установит…

Когда фужеры, наполненные вином благородного рубинового цвета, и блюдечки с различными орешками были расставлены перед присутствующими, генерал, поднявшись с места, объявил:

– Поздравляю вас, господа офицеры, с внеочередными воинскими званиями и высокими правительственными наградами! Ура! – в три глотка опорожнил фужер до дна, после чего сообщил: – Винцо, кстати, аргентинское. Тайный знак, надо думать…

– Вино, безусловно, отличное и качественное. А я – невоеннообязанный, – задумчиво пробормотал Хантер, ловко забрасывая в рот пригоршню кедровых орешков. – Более того, у меня – по причине плоскостопия – белый билет…

– Запихай, Кузнецов, свой белый билет в одно всем известное место, – жизнерадостно посоветовал Виталий Павлович. – Плоскостопие – для славного российского ГРУ – не является значимым недостатком. Вот, к примеру, у меня тоже плоскостопие. И, что из того? Генеральствую себе понемногу, как видишь… Итак, Татьяне Громовой и Евгению Кузнецову присвоены звания младших лейтенантов. Алексей Никоненко нынче майор. Счастливчик! А, ведь, ещё месяц назад ходил в старших лейтенантах… Головокружительная карьера, ей-ей! Даже, завидки берут… А Артём Петрович Белов, ясен пень, подполковник.

– А что там, товарищ генерал, за высокие правительственные награды? – заинтересовался Лёха. – Ордена, или как? Может, наручные часы «Полёт» – из рук Президента? Или сертификат на получение однокомнатной квартиры в городке Мухосранске?

– Ордена, естественно. Кажется, «За заслуги перед отечеством» какой-то там степени. Я в этом слабо разбираюсь. Железка, она железка и есть. Главное, чтобы на мундире хорошо смотрелась…

– Дядя Виталик! Хватит наводить тень на плетень! – возмутилась Таня. – Объясни уже толком, что всё это значит! Ордена всякие, внеочередные воинские звания… В чём тут суть глубинная, чёрт подери?

Генерал – подчёркнуто неторопливо – достал из ящика стола толстую светло-коричневую сигару с заранее отрезанным кончиком, прикурил от массивной, щедро позолочённой зажигалки, картинно выдохнул в потолок струю ароматного дыма и – с видимым удовольствием – приступил к подробным объяснениям:

– Дело, мои юные друзья, заключается в следующем. Я доложил – соответствующим образом – Президенту страны о случившемся. Он, в свою очередь, провёл расширенное совещание Совета Безопасности, в результате которого было принято судьбоносное решение о создании – под эгидой ГРУ, ясный перец – специализированной профильной службы с поэтическим названием – «АнтиМетро»… Бурные аплодисменты, переходящие в затяжные овации! Основные функции этой службы определяются её названием. То есть, будете заниматься – в первую очередь – отечественным метрополитеном. Предотвращать различные теракты, совершенствовать «метрошную» воинскую структуру – на случай начала Третьей мировой войны, эффективно разрешать всякие нестандартные ситуации… На днях из Москвы пришлют соответствующие планы (тактические там, стратегические) и подробные инструкции, прочитаете на досуге… Службу «АнтиМетро» возглавит подполковник Белов. Я, понятное дело, являюсь вашим строгим и въедливым куратором. Денег будете получать достаточно, не переживайте. То бишь, к должностным окладам и офицерскому довольствию прилагаются персональные президентские доплаты и регулярные премии…

– А если, мы не согласимся? – не подумавши, ляпнул Артём.

– Как это – не согласитесь? – от удивления Громов даже выронил дымящуюся сигару. – Ты, подполковник, в своём ли уме? От таких предложений не отказываются! Если, конечно, жить не расхотелось… Всё, вопрос решён окончательно, и обжалованью не подлежит! Между прочим, – состроил до невозможности загадочную гримасу, – возможны и шикарные заграничные командировки… Наши зарубежные коллеги уже знают о создании службы «АнтиМетро». Поступили первые заинтересованные звонки – из Нью-Йорка, Лондона, Парижа, Мадрида и некоторых других столиц. В тамошних метро, как выяснилось, наличествуют различные…, э-э-э, странности и до сих пор неразгаданные тайны…

Тоненько затренькал один из многочисленных телефонов, расположившихся на столе рядом с генералом.

– Вот, а я что вам говорил?! Опять беспокоит далёкое и вожделенное зарубежье! – обрадовался, снимая телефонную трубку с рычажков, Виталий Павлович. – Ола, сеньора Марта! Как же я рад вас слышать! Как здоровье? Печень больше не беспокоит? Дети, внуки? Рад, что у вас всё хорошо! Интересуетесь нашей Татьяна? Представляете, она вышла замуж! Кто у нас муж? Наш человек! Безусловно, наш! Внешние данные? Красавчик писанный! Вылитый Ален Делон в молодости! Ну, вылитый, штатским гадом буду… Ага, ваш Президент созрел на подписание рамочного договора? Ах, да, у вас же – Президентша. Запамятовал, извините… Вот, и отлично! Скоро и Танечку увидите, и её муженька. Они, как раз, и состоят в нашем знаменитом «Анти Метро». Будем считать, что данный вояж будет их свадебным путешествием. Медовым месяцем, так сказать… Как, кстати, погода в славном Буэнос-Айресе? Давненько я не посещал Аргентину! Давненько не пробовал асадо[6], приготовленное их мяса молодых бычков, выращенных на асьенде легендарный Сервантесов…

– Кто она такая – сеньора Марта? – шёпотом спросил Артём у жены, осознав, что генерал окончательно переключился на бытовую тематику.

– Наша дальняя родственница по отцовской линии, – также тихо ответила Татьяна. – Она пару раз прилетала к нам в гости. Родилась бабушка (в смысле, моя троюродная прабабушка) Мартина в Ленинграде, но весной 1941-го года, в двухлетнем возрасте, перебралась с родителями в Аргентину. Сейчас она занимает какой-то очень важный пост в аргентинском правительстве.

– То есть, она происходит из семьи эмигрантов?

– Скорее, наоборот. Из туманных намёков дядюшки Виталика можно было сделать вывод, что папа и мама сеньоры Марты являлись советскими разведчиками. А её муж Денис, и вовсе, был соратником знаменитого Эрнесто Че Гевары. Он, даже, погиб вместе с Че – в Боливии… У меня создалось устойчивое впечатление, что и бабушка Марта, отнюдь, не простая старушка. Та ещё особа, Голливуд отдыхает, умываясь – от зависти – злыми слезами… Не удивлюсь, если она до сих пор активно сотрудничает с нашими ГРУ и ФСБ… Кстати, капитан Никоненко! У сеньоры Мартины Сервантес имеется внучка – семнадцати лет от роду. Симпатичная, слов нет. Почти как я, только волосы слегка рыжеватые…

– Это весьма серьёзный повод для поездки в далёкую Аргентину, – заинтересованно откликнулся Лёха. – А как зовут эту латиноамериканскую прелестницу?

– Марией.

– Красивое имя. Главное, что редкое.

– И я уже давно мечтаю посетить Аргентину, – подключился к общему разговору Хантер. – Не торопясь прогуляться по улочкам Буэнос-Айреса, полюбоваться на Ла-Плату, которую некоторые называют великой Серебряной рекой…

Наконец, Виталий Павлович, завершив разговор с сеньорой Мартиной Сервантес, положил телефонную трубку на место и, подозрительно прищурившись, поинтересовался:

– О чём вы это шепчетесь, отважные соратники?

– Когда вылетаем, товарищ генерал-лейтенант? Мы готовы! – высказалась за всех Татьяна. – Что называется, по первому зелёному свистку…

– Сообразительность – главная отличительная черта каждого прожжённого «грушника», – важно надув щёки, поведал Громов. – Ну, а всякие недалёкие и туповатые личности, толком не умеющие даже автомат разобрать на составные части, они в Государственной Думе заседают. Типа – как не годные к серьёзной и ответственной работе. Гы-гы-гы! Только, братцы, это… Не стоит данную весёлую шутку – пересказывать широким народным массам. Вдруг, среди слушателей отыщется подлый иностранный шпион? Гы-гы-гы!

Коней книги.

Примечания

1

Купчино – спальный район Санкт-Петербурга.

(обратно)

2

«Грушники» – имеется в виду – сотрудники ГРУ (Главного Разведывательного Управления).

(обратно)

3

«Ирокез» – американский армейский вертолёт

(обратно)

4

«Термитка» – специальная «шашка», входящая в арсенал бойцов различных спецслужб. При горении «термитка» создаёт очень высокую температуру, позволяющую осуществлять сварку листов металла.

(обратно)

5

Некрофил – человек, испытывающий половое влечение к трупам.

(обратно)

6

Асадо – мясное аргентинское блюдо, аналог шашлыка.

(обратно)

Оглавление

От автора

Пролог

Глава первая . Последний поезд и генеральская байка

Глава вторая . Новый дом

Глава третья . Кровавые непонятки и пространные разговоры

Глава четвёртая . Старые знакомые и новая версия

Глава пятая . Алжирские шакалы

Глава шестая . Голые старухи

Глава седьмая . Тайное подземелье и предчувствие 2033-го года

Глава восьмая . Сюрприз для помощника коменданта

Глава девятая . Молодая жена, неисправимая фантазёрка

Глава десятая . Неисправимая фантазёрка, генеральская племяшка

Глава одиннадцатая . А я по шпалам, опять – по шпалам…

Глава двенадцатая . Пир во время чумы

Глава тринадцатая . Неожиданности и сюрпризы

Глава четырнадцатая . Бесправные узники-заложники

Глава пятнадцатая (выполняющая функцию короткого антракта, но не только…) . Тюремные думы, разговоры и воспоминания

Глава шестнадцатая . Разнообразные разности

Глава семнадцатая . Ревность, психоз и бешенство

Глава восемнадцатая . Старый служака – во всей своей красе

Глава девятнадцатая . Качественно-новый уровень

Глава двадцатая . Кровавая баня

Глава двадцать первая . Дела скорбные – до невозможности

Молитва – перед боем

Глава двадцать вторая . Серая муть

Глава двадцать третья . Муть крепчала и сгущалась

Глава двадцать четвёртая . Перекрёсток

Глава двадцать пятая (последняя, длинная) . Серебро, тайны «Метро-2» и телефонный звонок

Эпилог . . . . . . .

Реклама на сайте