«Салон "Забвение"»

Моим родителям — Вирджинии Франклин Кенвэй Стиц

и Джорджу Аллену Стицу

А также брату — Ричарду Уоррену Стицу

Об этих двоих он знал еще до того, как вошел в комнату: следящая камера сказала о них достаточно красноречиво.

Он выключил сигнал тревоги и склонился над тем, что лежал ближе к двери. Грудная клетка раздавлена в лепешку, в черепе — дыра. Смерть наступила мгновенно.

Ну что ж, жертва по крайней мере не мучилась. Мир и без того уже переполнен страданиями.

Удовлетворенно вздохнув, он осмотрел второго и досадливо крякнул: дыхание слабое и неровное, пульс едва прощупывается, но, без сомнения, человек еще жив.

Рука сама собой потянулась к шее лежащего. Легкое нажатие у основания челюсти — самое простое решение проблемы. Собственно, это вообще значительно упростило бы ситуацию — а он во всем любил простоту и ясность.

Но вместо этого он убрал руку и покачал головой. Он решил действовать иначе, и, проигрывая в простоте, выигрывал в уверенности.

Пыль. Вялый привкус пыли на губах.

Сознание возвращалось мелкими шажками, словно произвольно сменяющиеся кадры в диаскопе. Он лежал ничком, и почему-то под ним была пыль — и камни.

Человек открыл глаза и попытался приподняться, но острая боль в пояснице швырнула его обратно. Он зажмурился и, борясь с нарастающей паникой, решил действовать осторожнее.

Обливаясь холодным потом, он приоткрыл один глаз. Вдали маячили какие-то темные контуры — вероятно, полоска кустарника. В лицо впивались упругие стебельки; пахнуло земляной затхлостью. Несильный, но устойчивый ветерок ерошил волосы.

Он вновь приподнял голову — на этот раз не так резко. Боль вернулась, но теперь он уже был готов к ней.

Затем он медленно перевернулся на спину и сразу же обнаружил еще одно больное место — чуть повыше колена. Дыхание его участилось.

Итак, он неизвестно где, да к тому же еще ранен и одинок. Человек попытался вспомнить, что было накануне, но не смог, и в душу его вновь начал закрадываться панический страх.

В темноте вырисовывалось нечто, напоминающее школьный летний лагерь — впрочем, на таком расстоянии утверждать что-либо с уверенностью было нелегко. Чем больше он вглядывался, тем сильнее болела голова — впечатление было такое, словно под черепом трудится некий невидимый татуировщик.