– Вы, с-сучьи отродья, наверное, думаете себе там, внутри ваших извращённых сучьих зэковских мозгочков, при этом ещё и мерзенько так похихикивая, зачем, мол, этот дебильный долбодятел заставил нас стоять, словно стадо баранов, и слушать его дебильную речугу? – полковник, заложив руки за спину, не торопясь ходил перед строем заключённых, и в мёртвой тишине его зычный голос с отработанно чёткой дикцией проникал, казалось, до самых печёнок вытянувшихся по струнке мужчин.
А ещё бы им не вытянуться в эту самую струнку!
Пятьдесят десантников, в полном обмундировании, и с пушками, заряженными резиновыми пулями, окружали шеренгу из тридцати зэков, и только что «привели в подобающее состояние» восемь немаленьких ребят, которые имели глупость не делать того, что делали остальные двадцать два. То есть – стоять, вытянувшись по стойке смирно, и молча слушать «речугу».
Эванс покосился: точно, Рикер до сих пор боится утереть рот, с угла которого всё ещё течёт струйка крови, а на земле тюремного двора перед «выделывавшимся» белеют пять из его своих, то есть – натуральных, зубов. Да и Хольм предпочитает теперь помалкивать, а не отпускать затасканные остроты и циничные приколы: отбитые почки мало способствуют желанию «повыдрючиваться», и «тупо поострить», как это безобразие обозначил полковник.
Выглядел полковник… Как полковник: заправленные в надраенные до блеска десантные полусапоги камуфляжные брюки, планка с орденами на кителе, коротко стриженный ёршик волос на круглой голове. Бирка с фамилией на накладке кармана. Хотя лексика, как невольно отметил про себя Эванс, не совсем «уставная». Как и стиль «подачи материала». Да и ладно. Слушать, если он хочет сохранить здоровье, придётся. А то вдруг козлу-«долбодятлу», как уже случилось, придёт в голову проконтролировать, как усваивается материал, заставив «повторить то, что он только что сказал». На этом погорел Слаттер: правое ухо ещё кровоточит, рубаха на плече пропиталась кровью насквозь, и барабанная перепонка наверняка выбита. Но внимание к своей «речуге» полковник однозначно привлёк.
– Ну так я вам сейчас мигом всё объясню, раздолбаям штатским. Разжую, и в уши положу, выражаясь культурно. А тебе козёл – в ухо. – тычок указующим перстом в изо всех сил сжавшего челюсти бледного Слаттера, – Дойдёт даже до того дерьмового механизма, что заменяет вам так называемый мозг. – полковник остановился, наконец, перед Парком, стоявшим почти в центре шеренги, и покачался: с носков на пятку, и обратно. Парк, наученный примером остальных восьми в той или иной степени пострадавших, виду не подал, что видит это – так и продолжал стоять ноги вместе, носки разведены, руки – по швам, пристально уставившись в точку на пять дюймов выше правого плеча невысокого начальственного сволоча. По-видимому, такое поведение удовлетворило полковника, и он воздержался от нового приказа своим: «Ну-ка, навести порядок! И поставить всех так, как положено стоять перед офицером!»
– Так вот, отребье человеческих отбросов. Скоты, прославившиеся асоциальным и противозаконным поведением. Худшие из худших. Отбракованное, вы…ранное и выблеванное обществом д…мо. Смертники и получившие больше двух пожизненных. У вас есть шанс. – Эванс мысленно подкатил глаза к ослепительно голубому небу, с которого беспощадное полуденное солнце палило так, что, казалось, плавились мозги: ну точно! Сейчас попытаются вербовать. Дебилов в отряд первопроходцев. Или первопоселенцев.
А на …й бы им это надо?!
Ведь из таких «добровольцев», или первопоселенцев, или разведчиков выживают не больше одного-двух из каждого десятка! Полковник, однако, хоть и прекрасно понимал, что сейчас над ним не прикалывается (Мысленно – понятное дело!), или не посылает на … (Тоже, естественно, про себя!) только совсем уж тупой, продолжал как ни в чём не бывало:
– Шанс на жизнь. И освобождение. С полным снятием всех обвинений, и прекращением ваших дел. Наше Государство, так сказать, вернёт вам ваше так называемое доброе имя и восстановит во всех правах, если вы… Сами уже догадались.
Согласитесь отправиться на Адонис. И продержитесь там больше месяца.
В-смысле, останетесь в живых.
Технически и в организационном плане это будет выглядеть так: добровольцев в полном обмундировании и с огромным боезапасом расходуемых средств, то бишь – патронов, гранат, батарей для лазеров, и напалма для плазменных пушек… ну, плюс, разумеется, вода и пайки на месяц – посадочный модуль выгружает на плацдарме. Форпост, вполне пригодный для жилья и адекватной обороны, там имеется. Со всем современным оружием. Стационарным.
Вы месяц отстреливаетесь, или там, отсиживаетесь, затаившись в железобетонном укрытии – это дерьмо полностью на ваш вкус: кому как больше понравится! – а через месяц посадочный модуль опускается в том же месте, в тот же, как говорится, час, и забирает того, кто умудрился выжить.
И этот козёл – или козлы! – получает то, что я обещал. То есть, свободу, освобождение от всех обвинений и претензий со стороны нашего государства, и ещё пятьдесят тысяч зелёненьких на счету в Федеральном Банке. Плюс возможность служить, если возникнет такое желание, в моём спецподразделении. – полковник провёл рукой, обозначая неулыбчивых и сосредоточенно хмурящихся солдат, окружавших шеренгу неподвижно внимавших мужчин в традиционно полосатых робах.
– А чтобы как-то подогреть ваше желание вступить, так сказать, в ряды добровольцев, убийцы вы и насильники хреновы, я приказал местному начальству всех, кто останется, ну, то есть, не «вступит», промариновать этот же месяц в карцере. В полной темноте. И без пищи. Только с водой – ха-ха. И приговоры ваши, ессно, останутся в силе.
Полковник вновь перевалился с носка на пятку, и обратно, но желающих сказать что-либо, или хотя бы пошевелиться почему-то не нашлось.
– Ага. Дошло, стало быть. – довольно констатировал плотоядно ухмыльнувшийся профессиональный гад, – Тогда приступим к промежуточной, так сказать, предварительной, стадии «набора». Может, у какого-нибудь идиота есть вопросы?
Эванс поднял руку.
– Да, заключённый двести пятьдесят три дробь ноль восемнадцать? – полковник демонстративно обратился к Эвансу не по имени, хотя оно крупно значилось на бейджике, вытатуированном на лбу зэка, а по номеру, нашитому на одежде.
– Господин полковник. Сэр. – Эванс поспешил добавить это «сэр», увидев боковым зрением, как к нему быстро делает шаг один из полковничьих архаровцев, уже замахиваясь прикладом универсальной винтовки. – Вопрос такой. Какой там климат? На Адонисе. Ну, я имею в виду, нужна ли там тёплая одежда, или наоборот – придётся носить шорты?
– Хм-м… Хороший вопрос. – полковник поправил наушник в ухе, через который ему сейчас явно кто-то как раз описывал, какой именно климат на этом самом Адонисе. Чуть поморщился, словно ему что-то попало в больной зуб, – Отвечаю. Климат – точно такой же, как здесь. На Земле. В тропических широтах. То есть – тепло и влажно. Ходить можно в одной рубашке и камуфляжных, тьфу ты – просто штанах. Плюс десантные полусапоги – там полно мелких клопов и прочих кусачих насекомых в подстилке джунглей. И в почве. Но лучше всё же всегда носить бронекомбез. Стандартный. Он входит в базовую комплектацию вещпакета каждого добровольца.
– Благодарю, сэр. – Эванс решил заткнуться и больше не выделываться. Он узнал, что променять шило на мыло, в-принципе, можно. С другой стороны, ему-то точно терять нечего. Он, Хейзинга, Локус, Рикер и ещё трое – смертники. Казнь состоится, как только дойдёт очередь. То есть, у него – года через два.
Два года жизни.
Впрочем, разве жизнь в тюряге, да ещё в Американской тюряге особого назначения, со всеми её варварскими «обрядами и традициями», можно назвать жизнью?!
Но принять предложение…
Из всего арсенала современного оружия он хорошо владеет только ножом.
Вот ножом он и завалил тех идиотов-подростков из чёрно…опой шпаны, которые попытались «вытрясти» из него наличные… Да ещё в пылу «угара озверения», и «приступа расизма» как это дело обозначил прокурор, так изуродовал мерзкие рожи, что на опознании их родные матери и узнать-то смогли лишь с трудом!
А поддался слепой злобе и «состоянию аффекта», как это обозначал уже адвокат, потому, что подростки первыми спровоцировали его. А он был обкуренный. Что и показала оперативная экспертиза. А уже спецкомиссия из всяких приглашённых психологов-хренологов констатировала полную вменяемость и адекватность Эванса.
Ну, вот ему и выдали что причиталось. По законам штата Оклахома.
Руку поднял Рикер.
– Да, заключённый пятьсот пятьдесят два дробь сто тридцать шесть.
– Господин полковник, сэр! С кем придётся сражаться там… На Адонисе?
– А, вот вы о чём… Нет, не с человекообразными. А с мутировавшими муравьями, богомолами, скорпионами, и мокрицами. Кислорода там в атмосфере в полтора раза больше, чем здесь, и эти твари вырастают до поистине чудовищных размеров. Так что никаких этих новомодных «антропоморфных», гидроидных, или бестелесных электромагнитных форм жизни. Всё конкретно, просто, и доступно. Есть в кого стрелять!
– А договориться наши не…
– «Договориться» как, разумеется, пытались наши разведчики, и переговорщики, согласно стандартной предварительной Процедуре, не удалось. Враг не способен к разумному диалогу. А сразу пускает в ход свои клешни, жвала, и ядовитую фигню из соответствующих жал и отверстий! Так что «договориться» можно только хорошей разрывной пулей, выпущенной в лоб! Ну, или туда, где там у этих гадов мозги. Ещё вопросы?
Вопросов больше не оказалось. Полковник, сердито глянув в оба конца шеренги, отступил на шаг:
– Отлично. Отлично. Желающие стать добровольцами на перечисленных мною условиях – два шага вперёд!
Эванс аккуратно сделал два шага, косясь вправо и влево.
Так, Рикер, что понятно: его очередь на казнь дошла бы через пять месяцев.
И Парк.
Что было странно – у пожилого мужчины, убившего, насколько знал Эванс, жену с любовником, было всего-то два пожизненных – его ситуацию в суде признали подпадающей под определение «в состоянии аффекта». Однако ситуацию несколько подпортил тот факт, что у уже мёртвого «наставителя рогов» Парк оттяпал садовыми ножницами то, что и сподвигло его жену на…
Эванс хмыкнул: ну и тройка подобралась! Парк, всегда спокойный и чуть меланхоличный с виду, худощавый и уже чуть согнутый годами. Рикер, жилистый, живой и подвижный как ртуть, но не больше шестидесяти кило. И он сам: здоровущий плотный амбал. Лентяй и циник, но при этом в их новой «команде» самый молодой: почти парень…
Да и ладно – втроём, как ни крути, погибать веселей, чем вдвоём. Или одному.
Однако материал для размышления у Эванса появился: почему это Локус, очередь которого подходил бы через год с чем-то, не вызвался? Неужели знает что-то такое, что заставляет предпочесть крохотный, но – вот именно – шанс! – месяцу голодовки в темноте, и неизбежной смерти через год?! Конечно, Локус – мужик прожжённый, и повидавший, как говорится, виды, и уже близок к пятому десятку… Но что же он увидел, или узнал такого, что повлияло на его желание хотя бы… попробовать? Что-то такое, что не позволяет выменять гарантированный год жизни, пусть и в скотских условиях, на…
Пока лишь потенциальную, хоть и весьма вероятную, смерть через месяц?!
Полковник приосанился: похоже, даже не рассчитывал, что удастся кого-нибудь «вразумить»:
– Вы, трое, на выход! Остальным – выдайте, что положено, и – в кутузку!
Обернувшись через плечо, Эванс, уже почти вошедший в коридор, ведущий в контрольно-пропускной блок, откуда производилось и освобождение, и проводились свидания с родными-близкими, увидел, что не пожелавшим вступить «причиталось». Сорок оставшихся мордоворотов принялись избивать заключённых пудовыми кулаками, а упавших – и сапогами. Полковник же, очевидно посчитавший, что десяти архаровцев более чем достаточно для конвоирования всего троих безоружных, вышел в коридор первым.
Эванс не без мрачного злорадства отметил себе, что те, кто избивают зэков, делают это спокойно и методично, так, словно торопиться им некуда, и ту «работу», что им досталась, нужно сделать хорошо и качественно. Очевидно, производится такая демонстративная акция не без умысла – слухи о таком «наказании трусливых тварей» наверняка разойдутся по всем тюрьмам… Ну а сторожа и часовые на вышках и стенах по периметру внутреннего двора тюрьмы, отвернулись. И старательно делают вид, что очень интересуются тем, что происходит там, снаружи – в безбрежных песках чёртовой пустыни, на пятьдесят миль окружающей тюрьму со всех сторон, а не внизу, во дворе, затянутом сверху колючкой и укрытом перекрещивающимися лучами лазеров. И ничего предосудительного не происходит.
Чёрт. Похоже, полковник и правда – имеет право распоряжаться тут всем. В том числе и начальством… Впечатляет!
Через КПП прошли легко. Лейтенант, стоявший на вахте, отдал полковнику честь – Эванс, шедший первым, всего в пяти шагах за полковником, отметил буквально раболепный жест, которым начальник смены вскинул руку, и подобострастный, словно у любящей собаки, взор, сменившийся люто ненавидящим, как только полковник оказался к лейтенанту спиной. Было в этом взгляде и ещё что-то. Так смотрят, на, скажем, гиен. Или грифов-падальщиков…
Это тоже многое сказало Эвансу.
Можно подумать, это не полковник – при тюрьме, а тюрьма – при полковнике. И тот заходит сюда, словно к себе домой. Впрочем, может так и есть. Особенно, если, что почти наверняка, полковник состоит на службе хозяев, «спонсирующих», а фактически – кормящих весь персонал, и финансирующих всю работу этого специализированного так называемого госучреждения, и без денег которых всем заключённым из продуктов выдавали бы только кашу из отрубей или пшена. И воду. А так – всё-таки кормили ещё и картофельным пюре, и рисом. С рыбой. И поили чаем. И кофе.
И назывались эти «доброхоты»-спонсоры «Первый банк Содружества».
А входили в так называемое Содружество крупнейшие транснациональные корпорации. Отлично умеющие считать свои деньги. И вкладывавшие их в развитие межпланетной торговли. И добывающих отраслей промышленности на новоосваиваемых планетах. То есть – откуда-то вывозили золото, откуда-то – нефть, а кое-откуда – и алмазы. У каждой, или почти каждой планеты, до которой добирались разведчики земного Флота, находился какой-нибудь природный «ресурс», который или истощился на прародине, или… Или добывать его на этой планетке было дешевле!
Так что Эванс не обольщался насчёт «миссии», которую им на самом деле придётся выполнять. Мерзкая миссия.
Очищать и зачищать, или попросту охранять зону будущего, или уже построенного рудника, или прииска. Ну, или плантации. От сопротивляющихся захвату территории, или добыче ресурсов их недр, аборигенных форм жизни. Агрессивных и признанных «неразумными», и, соответственно, неспособными на «контакты высшего уровня». Ну, или, если рудник, шахта, плантация, или что там Содружеству нужно, уже функционирует – обеспечивать это самое бесперебойное функционирование. Защищая от нападений туземцев. И порчи имущества. Или предотвращения потрав…
Да, проблема этих самых туземцев ещё со средних веков решалась «цивилизованными» людьми просто. Если аборигены оказывались агрессивно настроенными, защищали свои земли, и сопротивлялись пришельцам – их нужно просто истребить. (Способ не столь важен – оружием ли, подбрасыванием ли заражённых смертельной болезнью одеял, или спаиванием алкоголем: методов, причём проверенных, – море!) Если настроены дружелюбно – обратить в христианство. Кто не захочет – заставить. Кто будет сопротивляться – прикончить. А способы… Смотри выше. Ну и всё прочее в этом же духе. Пока ситуация не станет такой, как с индейцами в любимой Америке.
С другой стороны – мокрицы и богомолы вряд ли действительно разумны. Так что – точно проходят по разряду «диких животных». И конвенция о Правах, равенстве, достоинстве и всём таком прочем на них не распространяется.
А в таких не грех и пострелять.
Да и с каких это пор «моралистические», «нравственные», и прочие «гуманные» проблемы истребления заведомых чужаков волновали лично его?!
Он и к «своим»-то, то есть – афроамериканцам, и разным понаехавшим, или понаплодившимся узкоглазым и желтомазым относился всегда, (Признаемся самому себе!) с глубочайшим отвращением и презрением, считая, что кроме песен-танцев, содержания забегаловок с «экзотической» едой, проституции, и прочего дуракаваляния на пособие, они больше ни на что не способны. Ну, разве что на вооружённый грабёж.
Полковник приостановился за порогом тюрьмы, явно ожидая, когда выведут троих добровольцев. Указал на пять чёрных джипов «Гранчерокки» с тонированными и наверняка бронированными стёклами:
– Ну-ка, по одному: в первый, второй и третий!
Эванс понял, что прецедент с малочисленностью «навербованного» личного состава – не исключение. И больше пяти человек так и так не ожидалось. (Ну, или лишних полковник сам бы «отбраковал»…) А ещё понял, что поговорить, и поделиться мыслями или сомнениями с остальными «добровольцами», похоже, уже не удастся.
Вплоть до самого момента высадки.
На Адонисе.
Обучение при всём желании нельзя было назвать ни долгим, ни тщательным.
Ему вогнали все навыки владения любым современным оружием и приёмы рукопашного боя через гипнопед.
Когда отключили чёртово устройство, и из черепа убрались сотни нанотрубочек-контактов, а с Эванса сняли, наконец, тяжёлый и жутко душный внутри колпак, голова буквально разламывалась: казалось, что сейчас из ноздрей потечёт раздувшийся и вскипающий от обилия новой информации, мозг!
Но мозг не потёк, вместо этого его просто вывернуло в предусмотрительно подставленное кем-то из полковничьих архаровцев зелёное пластиковое ведро, и Эвансу вроде как полегчало… Его почти нежно подхватили под белы ручки, наверняка отлично понимая, что сам он не то что сопротивляться, а и ноги передвигать в таком состоянии не сможет. Провели по белому коридору. Завели обратно в одиночку, и навстречу лицу услужливо метнулась тонкая, в два пальца, подушка…
Проснулся он от стука отщёлкнувшегося окошка в стальной двери: на поверхность его крышки с нарочито громким стуком поставили чашку с кашей и миску с супом. Он невольно поморщился – звуки после гипнопеда казались нарочито громкими.
Но традиции кормёжки, похоже, здесь – совсем как в любимой, и почти родной, тюрьме.
Тело не желало слушаться, и ноги на первых порах разъезжались, но встать и проковылять на заплетающихся два шага до этой самой двери пришлось: как ни странно, есть хотелось. Сколько же времени его на самом деле «обучали»?! И сколько он после этого валялся в отключке? Сутки? Час? Или…
Больше? Иначе с чего бы так съёжился пустой желудок?
Еда, надо признаться, привела его в себя. Ну, что вернее – те препараты, которые в неё наверняка добавили. Для его скорейшего «очухивания». Однако много размышлять и предаваться самоанализу на предмет что же он теперь знает, и насколько хорошо владеет оружием, или когда его отправят на чёртов Адонис, не удалось.
Едва покончил с едой, на пороге снова возникли архаровцы – десять человек!
Ух ты. Похоже, уверенность полковника в том, что курс – адекватно усвоен, и навыки рукопашного боя улеглись куда им положено было улечься, основана на фактах. Поэтому и эскорт столь солиден! Сержант, отличавшийся на вид только более злобным выражением колючих глаз, и звёздочкой на зелёном берете и нашивках, рявкнул:
– Заключённый! На выход!
Вот как. Никакой он не доброволец, а всё ещё – «заключённый».
Проезд в уже знакомом бронированном массивном джипе теперь от здания Обучающего Центра, как его обозначил полковник, до космодрома занял почти час. Всё лучше, чем те три, что ушли на проезд сюда от тюрьмы: уж больно неприятно было ощущать под рёбрами дула пистолетов, которые ретивые полковничьи холуи непримянули упереть ему в бока…
Сейчас пистолетов не было, как и настороженных взглядов. Поскольку он сидел в гордом одиночестве. Правда, не на удобном сиденьи в середине салона, а на жёстком подобии сиденья, скорее, похожем на ящик для патронов, в заднем, багажном, отсеке. Решётки на окнах из прутка – в его большой палец. Бронеплита борта – миллиметров семь, не меньше: постучал по ней, понятное дело… Солидно, ничего не скажешь.
И если б кто и собрался сбежать, то даже самый раступой «доброволец» понял бы, что уж не отсюда…
На космодроме его уже ожидали. Два других джипа мирно застыли в тени огромного, мерзко вонявшего кислотным топливом и горелой пластмассой, цилиндра, из чего Эванс сделал вывод, что остальных сотоварищей по несчастью уже привезли и загрузили. Сержант, загремев связкой ключей, отпер замок. Распахнул заднюю дверь. Осклабился:
– Пошёл! Вперёд! К трапу шагом марш!
Понимая, что вокруг космодрома точно такая же пустыня, как и вокруг тюрьмы, и пытаться сбежать куда-либо пешком, или спрятаться – ха-ха! – смысла никакого нет, Эванс двинулся к десятиметровому трапу – простой лестнице из карболюминиевых трубок, с перилами, упиравшейся верхним концом в чёрную прямоугольную дыру люка.
Подъём по подозрительно скрипящей и шатавшейся конструкции тем не менее прошёл гладко. Ну, почти: на десятой ступеньке он поскользнулся, и если б не перила, точно грохнулся бы с высоты трёх метров. Архаровцы, оставшиеся внизу, и провожавшие его сосредоточенно-хмурыми взорами, не прокомментировали. И даже не поржали. Из чего Эванс сделал вывод о чётко поставленной дисциплине. Впрочем, он сделал его и раньше. И желания вступить «в элитные ряды», даже если б удалось выжить, не испытывал никакого. Муштра, обязанности тюремщика, и воинская дисциплина – не для его характера. Начальства над собой он никогда не терпел.
Внутри корабля имелся ещё трап. Поднявшись по нему, Эванс обнаружил пятерых охранников – в форме экипажа, но с парализаторами. А поскольку смысла падать замертво и биться в конвульсиях он не видел, пришлось повиноваться приказу, и протопать в так называемую каюту – клетушку два на четыре шага, с койкой, и санузлом. Даже не прикрытым, или не отгороженным никакой ширмой.
– Ложитесь и пристегните ремень. – худой усатый офицер пониже среднего роста, явно бывший тут за главного, не стал пояснять для чего нужно это делать, а просто закрыл за собой дверь, оставив Эванса стоять у постели. Щёлкнул замок.
Эванс решил внять наказу: мало ли! А вдруг при взлёте будет болтать?
При взлёте болтало.
Это если сказать мягко. А вообще – трясло и колбасило так, словно он на крохотной шлюпке попал в самое сердце штормящего океана. Счастье ещё, что в еду ему, похоже, добавили и других соответствующих препаратов – да, он ощутил непривычный привкус! Но посчитав, что травить его новым «работодателям» теперь совершенно ни к чему, съел всё! Вероятно, поэтому почти и не тошнило.
Выход на орбиту занял, по его прикидкам, с полчаса – современные инверсионные двигатели позволяли бронированной малообтекаемой (Не то, что те – старые!) махине атмосферного модуля двигаться по «экономичной» траектории, сберегая для хозяев посудины дорогущее топливо, зато не слишком щадя нервы и здоровье находящихся внутри… Но кого и когда волновало самочувствие и нервы контрактников, находящихся на госслужбе, или пассажиров, взлетающих на казённой посудине?!
Наконец рывки и толчки прекратились. Тело наполнилось восхитительной лёгкостью, и если б не ремень, то запросто могло бы взлететь к подволку каюты. Однако насладиться невесомостью удалось не больше пары минут – похоже, пилот оказался ассом, и ввёл капсулу спускаемого модуля в чрево межзвёздного транспорта быстро и аккуратно.
Эванс почувствовал новые толчки, и снова навалилось ускорение – на этот раз не меньше трёх «же». Но хотя бы – стабильное, без рывков и скачков, словно забрался на сбрендившего мустанга… Но он не стал беспокоиться по этому поводу – что ему, вполне себе тренированному – три «же»: он – не изнеженная и избалованная богатая женщина, из-за которых разгон пассажирских и круизных межзвёздников происходит вдвое дольше.
Теперь можно было и «попредаваться развлечениям» – то есть, рассмотреть подробно подволок (звёздные экипажи предпочитают терминологию моряков) и те части стен, которые оказались в пределах видимости. Ну, белые, ну крашенные… В одном из углов какой-то юморист изобразил, процарапав краску до металла стены чем-то острым, крышку гроба с крестом над ней. Эванс иронию вполне заценил. Но, если честно, особо не расстроился – вот уж чего там, позади, было не избежать – так это как раз именно такого исхода. Причём – не на кладбище, как положено нормальным людям, а – в жерле кремационной печи…
Ну вот не любит так называемое демократическое и цивилизованное Общество таких агрессивных и асоциальных типов с уклоном в расизм!
Разгон занял часа два, и момент входа в гиперпространство Эванс, если честно, почти пропустил – он вроде как задремал, убаюканный мерным гудением из-под пола, и мелкой, но не раздражающей благодаря матрацу дрожью своего ложа. Но ошибиться было невозможно: зубы заныли, уши заложило, и в голове словно взорвалась световая граната.
Затем на него навалилась чернота, и всё бытиё потонуло в диком всепроникающем вое, всегда сопровождавшем путешествие по ноль-трубкам. Про такое Эванс раньше лишь слышал рассказы, ну а теперь убедился и сам – нет в путешествии по сверхкротовине ничего ни приятного, ни запоминающегося…
Очнулся словно рывком – будто вынырнул из-под воды!
И вот оно: бытиё! Хм.
С отвратительным осознанием того факта, что сам сунул голову в петлю, да ещё и оскалился. Он… удержал вздох.
Поздно пить минералку, когда почки отказали.
Оказалось, что он всё ещё жив, и лежит на той же койке. А тело весьма прилично занемело: он осторожно подвигался, понапрягал мускулы… Отстёгиваться от койки, впрочем, не спешил. Однако через ещё два часа торможения при тех же трёх «Же», вернулась и нормальная сила тяжести – вышел, стало быть, транспортник на орбиту.
Вокруг Адониса.
Сейчас начнётся…
И точно. Дверь защёлкала оборотами ключа в замке, и распахнулась.
– Заключённый! Жив?
Пришлось подтвердить.
Худой офицер удовлетворённо, как показалось Эвансу, кивнул, дверь захлопнулась, ключ снова провернулся.
Процедура вылета посадочной капсулы-модуля из своего гнезда на носителе-транспортнике повторилась. Только зубодробительный полёт прошёл теперь в обратном порядке: в виде посадки. Трясло и штормило ничуть не меньше, из чего Эванс сделал вывод о том, что и атмосфера – ничего себе, в смысле – толстая и плотная, и чёртов Адонис размером не уступает земле – гравитация, стало быть, будет вполне привычной.
И точно: когда посудина наконец замерла, пару раз приподнявшись-опустившись на амортизаторах кронштейнов ног, тяжесть тела оказалась вполне привычной: никакого свинца в руках и ногах! Хотя и никакой «лёгкости». Ну и ладно.
Правда, теперь ему пришлось довольно долго, чуть ли не час, ждать, пока его выпустят из каморки. Но его выпустили. И даже сунули в руки объёмистый рюкзак:
– Это – ваше стандартное обмундирование, доброволец. (Ага! Уже – доброволец!) – Оденете, когда прослушаете инструктаж, уже у блока форпоста. На выход!
Солнце оказалось не оранжевым, как он привык, а голубым.
Из-за этого всё вокруг казалось словно погруженным в толщу воды. Ну, или напоминало старинные клипы, выдержанные в холодных тонах: мертвящая голубизна придавала и скалам, и джунглям, и песку, оказавшимся снаружи, отвратительный неживой оттенок. А стоило высунуть голову за кромку люка, как навалилась и жуткая жара, усугублённая чудовищной влажностью: все открытые участки тела вмиг покрылись бисеринками пота!
И поскольку дело явно шло к закату, мрачные и длинные чёрно-фиолетовые тени наводили словно бы дополнительную тоску – закат жизни, «так сказать», как выражается любимый полковник.
Смог Эванс наконец и осмотреть и оценить форпост: укрепление, которое им с напарниками предстояло оборонять.
К подножию почти вертикальной скалы вплотную приткнулось приземистое безликое сооружение, похожее больше всего на самую обычную коробку из-под обуви. Серые бетонные стены – с полосами от щитовой стандартной опалубки. Плоская чёрная (Залитая битумом, что ли?) крыша с парапетом, крытым самым обычным кровельным железом. Никаких окон – лишь чёрный квадрат немаленького входного люка: на уровне примерно пяти метров от поверхности песка.
Вокруг монументального, словно отлитого цельным куском за раз, бетонного сооружения имелась явно специально очищенная голая полоса песчаной почвы – не менее ста шагов шириной. Эта полоса, почти правильный полукруг с центром-форпостом, отделяла их будущее жилище от мрачно смотревших, как показалось Эвансу, тёмных деревьев. Из которых, как выяснилось при более внимательном рассмотрении привыкшими глазами, состояли монолитные заросли. Сама полоса песка обеими сторонами тоже как бы упиралась в отвесную скалу из чёрного в вечернем освещении камня. Эванс задрал голову: нет, верхней кромки скалы не видно: похоже там, наверху, стена не столь крута и неприступна. Да и … с ней.
Входная дверь форпоста, а точнее – люк входа оказался достаточно широким. Его Эванс безошибочно узнал по тому, что как раз в этот момент универсальный погрузчик впихивал туда огромный контейнер. Очевидно, последний, поскольку после выгрузки массивная машина отъехала назад, втянула под брюхо рабочий орган – стрелу, и жужжа сервоприводами ходовых моторов, направилась к спускаемому модулю. И площадка лифта, на которую она въехала, втянулась в брюхо корабля.
Но всё это Эванс наблюдал краем глаза, а пока его заставили подойти к остальным сотоварищам по несчастью, уже стоявших по стойке смирно перед давешним худым офицером. Дожидались только его.
Он встал, как было приказано, в строй – хотя про себя усмехнулся: ну и строй! Из трёх-то человек! Впрочем, вполне возможно, что такой форт здесь не один, и туда людей высаживает другой модуль, или модули. А другие «добровольцы» набраны из другой спецтюрьмы – таких заведений, насколько знал Эванс, на одной только земле – тысячи. В одной только Америке – сто восемьдесят четыре.
– Итак, добровольцы. – офицер не счёл даже нужным представиться, как это сделал полковник. Похоже, не считал нужным распинаться особо перед теми, кто всё равно вряд ли продержится здесь не то что месяц, а и пару дней, – Напоминаю. Ваша задача – выжить в этом форпосте. Один месяц. Питьевая вода здесь уже имеется – в резервуарах на подземном уровне. Пищу и расходуемые боеприпасы мы вам доставили в контейнерах, соответственно, номер один и номер два. Как с этим всем обращаться, вас научили. (Ну, курс вам в головы вдолбили. А уж усвоился он там, или нет – ваша проблема!)
Большую часть времени здесь всё тихо и мирно. Насекомые нападают обычно в обед, или после обеда. Почему они не делают этого утром, вечером, или ночью, я сказать не могу. Впрочем, как и наши умники-эксперты. Спецы по ксено, как они её называют, зоологии. Но факт остаётся фактом: ночью вы можете, если не боитесь, конечно, дрыхнуть, даже не выставляя караул – здесь, в главной операторской, имеется охранная система. Она подаёт звуковой сигнал, когда охраняемый ей периметр объекта, – офицер обвёл расчищенное пространство просеки рукой, – кто-то пытается нарушить. Я имею в виду – кто-то действительно опасный, то есть – крупнее мыши.
Думаю, всё про наших основных противников вы поймёте уже через четырнадцать-пятнадцать часов. А сейчас здесь вечер, девятнадцать часов сорок семь минут по местному времени. Сутки, кстати, составляют двадцать шесть часов. Поэтому ваш «срок» – хе-хе! – будет несколько больше стандартного земного месяца. Темнота наступает, по причине осени, в двадцать часов ноль четыре минуты, светает – в ноль семь пятнадцать. Вопросы?
Эванс поднял руку.
– Да, доброволец Эванс?
Вот! Приятно! «Доброволец Эванс!» Вообще – супер-прогресс!
– Господин… э-э… майор, сэр, – Эванс подумал, что лучше со званием перебрать, чем недобрать, – А почему вокруг не видно раненных? Ну, или трупов? Ну, тех, нападавших насекомых? Они же, насколько я понял, весьма… э-э… Крупные?
– Вопрос по существу, доброволец. Отвечаю: раненных тварей вам придётся в любом случае добивать – до смерти. Потому что они крайне настырны, и до тех пор, пока у них остаётся хотя бы одна двигающаяся конечность, пытаются добраться до форпоста, и сожрать его обитателей. Трупы же и их части расчленяют, закапывают, и, вероятно, съедают, обитающие здесь под слоем почвы и песка гигантские хищные многоножки.
Вот они на наш форт не нападают никогда. И выползают на поверхность как раз – только после заката. Но, к счастью, убираются назад, под землю, с восходом. Так что совершать, так сказать, пешие прогулки при луне не советую. Никакой, как это говорится, романтики не получится. А просто сожрут за милую душу – подкравшись так, что и песчинка не шелохнётся! Хе-хе.
Но Эванс ещё не закончил, и поднял руку снова:
– Да, доброволец? – на этот раз голос звучал куда раздражённей, из чего Эванс сделал немудреный вывод, что офицер хотел бы убраться с песчаной полосы поскорее.
– Сэр, не смогут ли эти… многоножки – подкопаться под наш форт?
Офицер хмыкнул:
– Нет, разумеется! Вы же не считаете, надеюсь, полными идиотами наших армейских сапёров и строителей? – Эванс поспешил покачать головой, – Форпост построен на толстой монолитной железобетонной подушке-фундаменте – в пять футов толщиной, примыкающей непосредственно к скале, – офицер мотнул головой в её сторону, – Процедура строительства таких сооружений стандартная. Без спецоборудования не больно-то подроешься! Ещё вопросы?
Руку поднял Рикер.
– Да, доброволец Рикер?
– Господин майор, сэр, – из-за выбитых зубов речь Рикера оказалась не слишком внятной, но понять слова оказалось возможно вполне, – Предыдущие… Вахта – погибла?
Вопрос явно немного смутил офицера: он помялся. Но ответил честно, без хождений вокруг да около:
– Да, доброволец, предыдущая вахта погибла. Мы уже забрали трупы.
– Всё ясно, сэр. – однако продолжения не последовало. Рикер явно узнал всё, что хотел. Офицер помолчал ещё немного, поморгал, щурясь на «добровольцев». После чего скомандовал:
– Раз вопросов больше нет – вперёд!
Они забрались через немаленький проём входного люка внутрь по вновь приставленной портативной лестнице. После чего лестницу – стандартную, как понял Эванс – вернули к входному люку спускаемого модуля. Офицер напутствовал их коротко и ясно:
– Советую дверь запереть как следует. Несмотря даже на то, что она находится на высоте пяти метров. Да и люк на крышу лучше на ночь всё-таки – тоже запирать. И оружие, которое там стоит, на ночь убирать в его шахты. И вот ещё что. Если форт не оборонять, чёртовы твари вполне в состоянии вскрыть даже металлическую дверь. Или люк. Жвала и клешни у них прочные – похлеще любой броневой стали! И, кроме того, твари создают снаружи такой гвалт и какофонию, что очень трудно попросту не спятить. Так что просто отсиживаться внутри не рекомендую! Пожалеете. Убивать их – придётся!
Элементарно для того, чтоб просто не подпускать к форпосту, и на его крышу!
Пока Эванс думал, что бы такое достойно ответить на этот «милый сюрприз», майор спокойно прошёл к модулю, и поднялся на борт. Остальные, уже забравшиеся внутрь солдаты, поспешили втянуть туда же приставную лестницу, и задраить люк. После чего спустя всего минуту модуль стартовал, подняв вокруг себя море песка и пыли.
Трое «добровольцев» успели к этому времени действительно задраить входную дверь на имевшиеся массивные щеколды и замки, и наблюдали за стартом через трёхдюймовое бронестекло в ней. Впрочем, кроме перевёрнутых струй-факелов выхлопных дюз почти ничего видно уже не было – сумерки снаружи как-то неожиданно быстро сгустились в ночной мрак.
– Сейчас бы сказать что-нибудь умное. Или пафосное. – щека Парка дёрнулась, – Типа того, что «Давайте держаться вместе, ребята. Тогда, может, и выживем». Но думаю, в этом нет нужды. Мы все – такие, какие есть. То есть – законченные эгоисты. И привыкли полагаться только на себя. Поэтому предлагаю, не поступаясь, так сказать, личным пространством и свободой, всё-таки хотя бы минимально – сотрудничать. Может, и правда – выживем.
Эванс буркнул:
– Согласен. Если действовать, как сплочённая группа – есть хотя бы шанс. Не то, что у одиночки…
Рикер покачал головой:
– Если наседать будут с трёх сторон, нам бы и правда – лучше сотрудничать. Небольшой угловой сектор простреливать и контролировать – легче!
Руку Парку и Эвансу он тоже пожал. Эванс спросил:
– Парк! А что ты думаешь про наших… Ну, тех, кто нас сюда, если можно это так назвать, завербовал?
– Они – сволочи. – Парк сказал это просто и без мелодраматизма, словно просто констатировал факт, не подлежащий сомнению, – И просто хотят нашими руками жар загребать. Ну, или въехать в рай на наших… Сказал бы, как положено – …ях! Но я же культурный: поэтому – загривках.
– Ты это о чём? – Рикер нахмурил брови.
– Да всё о том же. Готов поспорить на зубочистку против своей жизни, что там, в тыльной части нашего форпоста – шахта. Или штольня. И какие-нибудь автоматы бурят или роют здесь какие-нибудь новые штольни и штреки для добычи полезных ископаемых. А модуль прилетает на самом деле только за тем, чтоб забрать добытое.
– А ты-то откуда это узнал?!
– Увидел. Да и ты увидел, только не осознал. Ну, или значения не придал. Что, хочешь сказать, что гигантских отвалов пустой породы, которые чуть ли не выше, чем кромка джунглей, там, возле соседней скалы, не заметил?
Рикер запустил пятерню в чуть отросший ёжик волос на затылке, косясь, однако, на стальную лестницу, ведущую, как они сразу догадались, на крышу блокпоста:
– Чёрт! Ты прав, заметил. Но – ты опять прав! – значения не придал. Вот я балда! Даже не подумал, что вывести транспортёр наружу из любой шахты с помощью самой обычной горизонтальной трубы, что торчит там, словно чёртов палец, или стоящий на «полтретьего» …рен – пара пустяков! И наших с…аных бизнесменов наверняка абсолютно не волнуют вопросы экологии и «загрязнения местной среды» отходами!
– Да уж. Адонис-то, похоже, чем-то полезным… Ну, или таким, что можно выгодно продать – всё-таки богат. Ладно, вопросом, чем именно, можно заняться и позже. А пока почему бы нам не проверить, чем эти гады нас-таки снабдили.
И как и что тут устроено.
Предложение Парка восприняли без энтузиазма, но все отлично понимали, что именно это и нужно сделать в первую очередь. Поэтому никто и не возразил.
В большом контейнере действительно оказались боеприпасы: в коробках, лентах, и модулях. Всё готовое к употреблению: только вставляй, или подсоединяй к оружию. Блок автодиагноста, большая аптечка, тубус старинного ручного гранатомёта. Плюс стандартный же набор для выживания: сигнальные ракеты, капсулы с дымовыми шашками, осветительными палочками, поглотителями углекислого газа, баллончики с репеллентами…
Рикер проворчал:
– Всё равно на крыше сейчас темень, хоть глаз выколи. Утром проверим.
Снова никто и не подумал возразить.
Во втором, небольшом, контейнере и правда оказалась еда. То есть – стандартные рационы пехотинца в количестве ста комплектов. Хм… Запас?
Эванс поймал себя на том, что чешет затылок. Но… На какой такой «критический» случай чёртов «запас»? Или… Кто-то мог всё же здесь выжить, и пришёл (ну, или приполз) бы к ним за помощью? Однако он свои домыслы озвучивать не стал. А остальным, судя по всему, на наличие пищевого запаса было глубоко на…ать.
На крышке второго контейнера оказался и прикреплённый к её внутренней плоскости ящик с универсальными боевыми комбезами: защитного цвета, из прочнейшего кевлита. Эванс хмыкнул: такие не пробивает ни одна пуля, и, разумеется, не прокусывает ни одно жало или челюсть. Что не мешает этим костюмам быть необычайно лёгкими и гибкими. Размеры оказались подобраны верно: сорок восьмой, пятидесятый, и пятьдесят четвёртый: Эванс из всех был самым крупным.
– Ладно, с этим понятно, – Эванс утёр со лба выступивший почему-то пот, – Может, осмотрим теперь и сам блокпост?
– Конечно, осмотрим. – Рикер всё ещё не мог приспособиться говорить нормально без передних зубов, и сейчас скривился, словно челюсти побаливали из-за дырок в дёснах, – А контейнеры со всем этим барахлом, наверное, так пока здесь и оставим. Да и чего нам их таскать: они ни в одну внутреннюю дверь и не пролезут.
Эванс, продолжая вытирать настырный пот, огляделся.
Внутри достаточно просторное само по-себе помещение прихожей-тамбура изысками дизайна не поражало: стандартная армейская раскраска – потолок и стены до середины высоты белые, ниже – зелёные. Эванс подумал, что, похоже, мерзкий оттенок этого зелёного специально выбирают для того, чтоб желание возникало только одно: поскорее отработать заключённый с армией Контракт, да слинять из таких «живописных» покоев к такой-то матери.
А ещё Эванс подумал, что Рикер прав: три двери, ведущие во внутренние помещения, и располагавшиеся в остальных трёх стенах входного тамбура, в ширину не превышали полутора футов: может, чтоб в любом случае исключить проникновение туда существ крупнее человека? Хм-м…
Для начала решили пойти в левый от входного люка проём.
Так, всё ясно. Стандартная спальня, с пятью стандартными же армейскими койками: из лёгких сталюминиевых трубок, и пружинными сетками-днищами. С казёнными плоскими подушками и одеялами, с уложенными на них сверху свежими простынями и наволочками: для новой, стало быть, смены. Запасной, или второй выход имелся только в полу: на нижний уровень. Логично: на случай экстренной эвакуации лучше вот именно – спускаться на более глубокие, а, следовательно, и защищённые, уровни их «крепости».
Эванс сказал:
– Кому какая койка нравится?
Рикер сделал приглашающий жест:
– Давай, выбирай первым.
Эванс бросил рюкзак со своими вещами на крайнюю справа постель. Парк аккуратно положил свои вещи под среднюю. Рикер открыл рюкзак, вынув защитную майку. Скинул китель на крайнюю левую койку. Майку, оказавшуюся под кителем, и почерневшую от пота под мышками, развесил на её спинке. Свежую из рюкзака одел:
– Ну вот. Чтоб мне лопнуть, я готов к продолжению экскурсии.
Они вернулись в тамбур. И протопали теперь в правый проём.
Столовая. Она же и кухня. Со стальным столом десяти футов в длину, и десятью табуретками с ножками из стальных уголков, и сиденьями из старой доброй древесины.
– Блинн. Хоть задницы мёрзнуть не будут. – попробовал мрачно пошутить Эванс.
Шутки никто не оценил. А кроме большого холодильника, люка конвертера для мусора и микроволновой печи в углу, ничего тут больше не имелось выдающегося, или заслуживающего внимания. Разве что точно такой же как в спальне, люк в полу…
За проёмом в дальней стене тамбура располагалась операторская.
Парк довольно хмыкнул, и поспешил присесть на центральное кресло перед большим пультом. Рикер буркнул:
– Разбираешься?
– А то! Тринадцать лет сидел за почти таким же на заводе по переработке списанных аккумуляторов!
Но некоторое время на изучение обнаружившегося хозяйства у Парка всё же ушло. Его напарники, подошедшие и молча стоявшие чуть позади, всматривались и в изображения на восемнадцати мониторах над, и вокруг пульта, и в располагавшиеся на панели перед Парком индикаторы, кнопки, рычаги и тумблеры. Однако никто из них не торопился о чём-то спрашивать: пусть-ка спец – «профи» изучит, и объяснит.
Парк вздохнул:
– Обидно. Всё до крайности просто, и незатейливо. Вот эти три монитора «бдят» за местностью вокруг: камеры большие, стационарные, закреплены в одном положении. Объективы мощные. Поле зрения перекрывается и слева и справа на двадцать градусов. Незамеченным никто не пройдёт: здесь, – он ткнул пальцем. – Есть и датчики системы, следящей за движением. Далее: вот эти одиннадцать камер, уже небольших, внутренних, – как я понял, следят за внутренними помещениями нашего блокпоста-форта: вот и вот: спальня и столовая. Тамбур. А это – нижние уровни. Средний. Склад запчастей – вон они, разложены по стеллажам. Нижний Уровень. Ангар с роботами-ремонтниками: вон те две здоровенных хреновины на гусеницах и колёсах. Помещение для цистерн с водой – технической и питьевой: вон, на боках написано. – действительно, на боках трёх огромных продолговатых цилиндров так и было написано: «Питьевая», «Техническая», и «Дождевая» – как понял Эванс, собранная дренажной системой с плоской крыши. Ну и правильно: не пропадать же добру, которое можно в случае чего – и хлорировать!
– А это – машинный зал. Тут у нас… Э-э… Микрореактор, для выработки электричества, стало быть. Думаю, не столько для нас, сколько для чёртовых добывающих автоматов. – Парк ткнул пальцем в последние три монитора, – Шахта. Вот это – проходческий комбайн, видна его торцевая, то есть – задняя, часть. Это – главный штрек… Странно, но нигде не вижу опор для крепежа. Стало быть, порода цельная и прочная. А это – выводящий пустую породу транспортёр. Вон она – его наклонная труба. А вот это, – он кивнул на центральный, самый большой нижний экран, – сердце всего этого безобразия: обогатительный цех. Нетрудно догадаться, что всё остальное, и мы в том числе – просто жалкие придатки, и расходуемый материал, необходимый для защиты шахты. И обеспечения добычи того, что здесь добывают. Нечто, как я вижу, очень важное и стратегически ценное.
– И чего же здесь такого «ценного» и стратегически важного добывают? – в тоне Рикера явственно чувствовалось раздражение.
– Догадаться нетрудно – даже с одного раза. Хотя бы по тому факту, что нам отвели всего месяц. И створки чёртова люка, ведущего в систему штреков и штолен – вон, их отлично видно! – явно со свинцовой обивкой. Впрочем, не слишком-то она помогает обычно… Так что от просачивающегося и остаточного излучения мы очень даже спокойно сдохнем и сами, даже если до этого нас не прикончат твари-мутанты.
Уран.
Рикер реагировал, надо признать, бурно:
– Вот п…расы! Гнусные твари! Сволочи с…ные! Козлы вонючие! Да как они!.. Это же – нарушение всех «Прав человека»! Да и этой, как её… Морали! Нельзя вот так, без всякой защиты, ну там – свинцовых скафандров, спец-еды, дезинфицирующих растворов для смывания радиоактивной пыли, или ещё чего такого, людей – бросать в самое пекло!..
– Согласен. Однако вот они: датчики радиации. – Парк ткнул в них пальцем, – Шахта и штольни замурованы всё же, как я вижу, неплохо. И шлюз со свинцовыми створками тоже не пропускает слишком уж много. И сюда, в блокпост, радиация проникает не так сильно, как я было испугался. А отвалы с отходами достаточно далеко, в полукилометре.
Так что если не будем сами, как бараны, лезть в подземелья, свободно продержимся этот самый месяц: вон, фон здесь, внутри помещений блокпоста – всего в пять раз выше стандартного. Земного. Могу порадовать: если и сдохнем, так точно – не от облучения!
С Рикера, покрасневшего, как рак, и сразу покрывшегося потом, сошло:
– Да?! Ф-фу… Спасибо, Парк. А и правда – успокоил. А то я уж было… – что именно «было» они не узнали, потому что снаружи, из-за стен, вдруг послышался быстро нарастающий жуткий звук, превратившийся в чудовищный рёв и вой, словно к форпосту приближается по-меньшей мере стадо драконов. Голодных и злых!
Нахмурившийся Парк, вглядывавшийся в переключенные им сейчас на инфракрасный диапазон экраны наружного обзора, покачал головой:
– Чёрт! Я поверить не могу! Или у нас очень чуткие наружные микрофоны… Или вон та стая летучих мышей и производит всю эту какофонию!
Взревела сигнализация: детекторы движения наконец уловили приближение объектов, признанных «опасными». Гнусно дребезжащий и похрюкивающий зуммер Парк поспешил отключить, как и убавить до минимума звук из наружных микрофонов. Но наблюдать за происходящим оказалось неприятно и в таком варианте.
Разрозненные, отдельно летящие тела очень быстро сменились плотной тучей: огромной армадой, состоящей, конечно, всё-таки – из отдельных тел. Но различить их оказалось уже невозможно: плотный клубок казался теперь монолитным, словно на форпост накатывает штормовая волна, настоящее цунами, смерч!
Когда здание захлестнуло, Эванс невольно поёжился: звуки теперь доносились не только из динамиков трансляции, а и непосредственно из-за стен и крыши! Скрежет и стук наводили на крамольную мысль, что чёртовым созданиям и бетон – не помеха.
– Б…ство! Такое впечатление, что наши чёртовы бетонные стены сейчас прогрызут! – Рикер, очевидно, тоже впечатлённый и звуками снаружи, и зрелищем крохотной чрезвычайно зубастой пасти твари, что пыталась сейчас сгрызть объектив одной из наружных видеокамер, невольно отшатнулся от экрана, – И камеры сожрут!
– Не думаю. – Парк оставался спокоен, словно и такое тоже видывал не раз, – Всё-таки старая добрая сталь обычно покрепче дентина.
– Чего?..
– Ну, той субстанции, из которой состоят как правило зубы всех живых существ на углеродистой основе.
– Умный, да?! – в устах Рикера это звучало как оскорбление.
Парк тем не менее не клюнул:
– Не претендую. Просто изучал. В связи со спецификой. Наши силовые, и кабели для связи и управления вечно грызли крысы. Непонятно чем, но привлекают этих тварей слабые электрические импульсы, проходящие по линиям связи, и сильные – которые идут уже по силовым кабелям. Вот и пришлось познакомиться, так сказать, непосредственно и с этой проблемой.
Проще говоря: зубная эмаль, и то, что под ней – не может быть прочнее стали.
Рикер, казалось, снова успокоился. И попыток развить конфликт больше не делал. Просто проворчал, увидав и правда – как тварь отчалила, возмущённо разевая пасть с обломанным зубом, и дико вереща:
– Извини, Парк. Что-то я нервный сегодня.
– Без проблем. Можно подумать, я спокоен, как танк.
– Хм-м… Ну да, так и можно подумать. По тебе никогда не скажешь, что ты сильно переживаешь!
– Снаружи – да. Но внутри, я-то понимаю, что я – комок обнажённых нервов. Хочется лезть на стену и вопить. А если я этого не делаю, так только потому, что понимаю – уже поздно. И бесполезно. Попали мы. И вой – не вой, ругайся – не ругайся, толку не будет. Значит, надо помалкивать в тряпочку, да работать. Над выживанием.
– Парк. – это в диалог решил наконец вклиниться Эванс, – А ты не мог бы просветить и нас? Почему мы – «попали»? Чего такого ты понял про эту «миссию», что настроен так пессимистично? Поделишься? Мы ведь всё-таки – в одной лодке?
– Можно и поделиться. Хотя делиться-то особенно и нечем. Просто меня притащили сюда, на поверхность Адониса, первым. Когда бригада корабля ещё только забирала те контейнеры, что оставались с того раза.
– Ну и… что?
– А то. Судя по весу большого, ну, того, что с боеприпасами, он не был опорожнён и наполовину. То есть – люди или очень быстро погибли, или… Не знаю… Свалили отсюда к такой-то матери, ещё до того, как прошла какая-нибудь пара недель их вахты!
Некоторое время все молча следили за происходящим снаружи. Затем, видя, что туча оставила попытки пробиться внутрь, или повредить наружное оборудование блокпоста, и улетает вверх и в джунгли, Рикер всё же прокомментировал:
– Н-да. Не вдохновляет.
– Не то слово. А что самое обидное – ничего не понятно. Ведь трупов никто не забирал. Ну, вернее, это я не видел, чтоб их забирали… А если трупы и были, так они должны были или остаться внутри блокпоста… Или тогда уж – на крыше! А крыша, – Парк ткнул снова пальцем в монитор, на котором темнела зелёным в инфрадиапазоне эта самая крыша, – пуста, словно высокогорное пастбище зимой! Все штативы и лафеты с оружием – утоплены в свои шахты, и закрыты крышками. И ни останков, ни даже стреляных гильз я не вижу даже при сильном увеличении!
Парк и правда – снова сделал наплыв, и поверхность плоской крыши стала видна так, словно они чуть ли не лежат на ней. Мужчина подвигал джойстиком камеры, и изображение задвигалось, показав чуть ли не полный охват поверхности. Ну и – ни-че-го!
– Погоди-ка… – Эванс нахмурился, – А не могли их все, ну, трупы, и гильзы, сожрать наши маленькие друзья? – он показал пальцем направление, в котором «отбыла» стая.
– Могли, конечно. Трупы-то – точно. Кроме самых крупных костей. Но уж никак не гильзы: ведь они по старой доброй армейской традиции изготовлены из латуни! Сам знаешь, Эванс – не слишком питательный или вкусный материал.
– Да уж. Согласен. Но… Может, гильзы и пустые блоки из-под боеприпасов с крыши забрали наши?
– Не знаю. Врать не хочу. – Парк откинулся от пульта так, словно тот уже изрядно надоел ему, – Говорю же, что застал только момент, когда забирали контейнеры.
– Ладно. – как бы подытожил беседу Рикер, – Раз уж на нас пока больше никто не нападает, и опасность нам, вроде, не грозит до завтрашнего обеда, почему бы нам не поужинать, да не завалиться спать? Честно говоря, я сегодня чего-то какой-то уставший. И, как уже говорил, нервный – к дождю, что ли? Только…
Парк, ты ведь включишь все эти мигалки-верещалки назад? Ну, так, на всякий…
Ужин проходил в молчании.
Они по очереди подогрели в микроволновке свои подносы с уже разложенной по отсекам в пластиковых углуюлениях пищей. Эванс, если честно, даже не ощущал вкуса того, что ел. Но съел до последней крошки, подобрав унихлебом даже остатки подливки к эрзац-котлете. Воды в кисель долил не доверху стакана, а до половины – хотел, чтоб тот был погуще.
– У тебя – с чем?
– С клубникой.
– Чёрт. У меня тоже. Похоже, и здесь «здоровая экономия»!
– Нет, – это влез Парк, – У меня – с чёрной смородиной. Вам просто не повезло с десертом, что совпало.
– Насчёт – не повезло, так это уж точно. – Рикер поковырял в зубах, вернее, в их остатках, одной из зубочисток, торчавшей из пластикового контейнера в центре столешницы, поморщился, – Парк. Как думаешь – чего нам тут всё-таки бояться?
– Пока – не знаю. Нет, я правда не знаю, – Парк рукой пресёк попытки Рикера возмущённо возразить, – Но, думаю, мы очень скоро и сами всё поймём. Опасность, собственно, может исходить всего-то из двух источников.
– Да?! И каких же?
– Первая – внутренняя. Связанная, так сказать, как выражается любимый полковник, с самим форпостом. А вдруг здесь есть какие-то секретные комнаты… Или тоннели. Или лазы – не обозначенные на чёртовом плане, и не оснащённые видеокамерами, – Парк ткнул пальцем на висящий в столовой, как, впрочем, и во всех остальных комнатах, поэтажный план здания, – И сейчас там сидят в засаде некие… Хм. Личности, ну, или, проще говоря, зелёные человечки, только и ждущие, когда мы завалимся спать! Чтоб схватить нас, парализовать, и проводить над нами опыты! Сексуальные.
– Парк!!! Ты это – серьёзно?!
– Нет, конечно. Шучу. Для поднятия нашего сильно упавшего боевого Духа. И объяснения той нехитрой мысли, что до того, как завалиться спать, неплохо бы всё здесь досконально обыскать! И уж фонарями и детекторами не побрезговать!
– Согласен. – Эванс кивнул, глянув на Рикера. Тот тоже покивал, – Ну, а во-вторых?
– А во-вторых опасность, что куда вероятней – всё-таки внешняя. И – ну, теоретически, по-крайней мере! – бетонные стены и стальные люки могут нас защитить. Запоры, как я уже проверил, нигде не повреждены. Да и сами двери… Что бы там майор не пытался нам навесить – не погрызаны.
То есть, если нечто враждебное застало врасплох, убило, или поймало наших предшественников, сделало оно это, скорее всего, всё-таки – снаружи. До того, как они успели укрыться внутри здания форта. Или…
– Или – что?
– Или что-то вынудило их выйти наружу самих. Добровольно!
Портативные армейские детекторы, как и фонари-прожектора, имевшиеся в первом контейнере, оказались в рабочем состоянии. Даже их аккумуляторные батареи выглядели новыми, и индикаторы показывали девяносто пять процентов заряда. Рикер хмыкнул:
– Ну а если осмотр ничего не даст?
– Вот тогда как раз мы и завалимся спать. Но – уже с чистой совестью. И спокойствием. За свои тылы. Ладно. Давайте поделим зоны поиска. Рикер, какой Уровень берёшь?
– Ну… Верхний. Я предпочитаю сам убедиться в том, что с крыши до нас не достанет ни одна сволочь.
– Эванс, ты?
– Я возьму средний. Тот, где склады да вспомогательные механизмы.
– А вы молодцы. Рационалисты. Понимаете, стало быть, что с подвалом, где имеется тамбур в шахту и стоит реактор и прочие машины, я разберусь лучше всех.
– Конечно. Тебе, как мы поняли, не привыкать обращаться со сложными и громко гудящими агрегатами!
– Ну, привыкать – не привыкать, а ваша правда. С техникой я работал. Поэтому возражать не буду. Ну что, джентльмены? Вперёд?
– Вперёд!
Эванс проводил обыск и правда – скрупулёзно и тщательно.
Детектор движения совал во все углы, щели и стыки стен и потолка и пола. Однако движения воздуха, выдававшего бы наличие скрытых щелей, или перекрытых замаскированными люками проёмов, не обнаружил. Как не нашёл и ничего подозрительного на обширных полках стеллажей и поддонов, где лежали, просто наваленные, или свёрнутые в рулоны куски: жести, кевлитового полотна, сетки-рабицы. Или завёрнутые в промасленную бумагу, или упакованные в компактные ящики и коробки, материалы, и запчасти от проходческого оборудования: бурильные головки, штанги, гибкие трубопроводы для гидравлической системы, болты, гайки, детали от лебёдок, транспортёров, конвейера и всего такого прочего.
Детали, как детали: со всеми положенными бирками и табличками со штрих-кодами и обычными надписями о том, что внутри.
Два мощных робота-ремонтника, и три компактных роботележки с манипуляторами, нужные явно для доставки всего этого добра на нижний уровень, к тамбуру штольни, тоже подозрения не вызвали: стояли себе в углах комнат, мирно помаргивая зелёными индикаторами полной готовности к работе… Да вот только пока, похоже, всё оборудование и механизмы шахты-штольни работали, как часы: заменять что-либо, стало быть, никакой необходимости нет…
Спустя час пропотевший от усилий Эванс, сопя, и матерясь про себя, вылез наверх – в верхний уровень.
Рикер уже сидел на своём стуле в столовой. А тут как раз и Парк поднялся.
Они обменялись разочарованными взглядами. И поскольку никто ничего сказать не спешил, Эванс понял, что ничего они и не нашли. Но Рикер всё же счёл нужным пояснить:
– Я – балда. Мне, похоже, досталась работёнки побольше, чем вам.
– Это почему же?
– Да тут такая штука…
– Да?
– Этот люк, в потолке, – Рикер ткнул пальцем в сторону средней комнаты, направив затем палец и в потолок, и напоминая про люк в приёмном тамбуре, – Ведёт ни на какую не на крышу. А вначале – в чердачный этаж.
– Это как?
– Да очень просто. Над потолком верхнего уровня, оказывается, есть шестифутовый как бы надуровень. Вот там как раз и находятся все эти чёртовы шахты со спрятанными внутри пушками, плазменными резаками, и пулемётами. Этакие, как бы, стальные коконы-цилиндры с дверями, а внутри – само оружие. И цилиндров этих – много. Аж десять штук. Ну, я, как добросовестный таракан, ищущий пропитания на хозяйской кухне, обшарил каждый цилиндр, да и вообще – каждый закуток и щёлочку.
Правда, толку от этого не было – ничегошеньки я не нашёл. Никаких сюрпризов – монолитные стены, и больше ничего. Про то, что и верхний люк в полном порядке, и заперт отлично, можно и не говорить…
– Вот и слава Богу. Значит, форпост у нас без сюрпризов.
– Я бы не торопился делать поспешных выводов, Эванс. – Парк как всегда выглядел спокойным, – Ведь предыдущей смены – нету. А мы даже не знаем, что было с теми, кто «бдил» тут до них. И до них.
– Да и ладно. Спать-то можно идти?
– Да, Рикер. Систему я включил, как было, и спать можно с чистой совестью.
Эванс подумал, что, раз Парк, словно магическое заклинание, повторяет это снова и снова, спать «с чистой совестью» вряд ли получится…
Жуткое ощущение падения оказалось прервано самым банальным образом: он грохнулся на бок, сильно ударившись! А-а-а! Больно. Что за хрень?! Он открыл глаза.
Он – в тёмном и низком пространстве – может, как раз в том чердачном помещении, о котором упоминал Рикер. Но как он сюда попал?! Он, может быть, лунатик, и сам не заметил, как припёрся сюда во сне?..
Однако очень быстро Эванс понял, что он вовсе не на чердаке форта.
Низкое пространство снизу ограничивал не бетон. А скала. Щербатая и неровная: буквально ногу негде поставить из-за рытвин, ухабов, да валяющихся везде крупных и мелких обломков. А скала, заменяющая потолок, отличается только тем, что там нет кусков скалы. Розово-бардовых. Как и всё вокруг – включая толстые как бы столбы-колонны, подпирающие свод над головой. Светится, как ни странно, сама эта порода.
Штольня с ураном, что ли?..
И как он, интересно, здесь оказался?
И где все остальные?
И что это странно шипит, и побрякивает, словно железными вилками-ложками в кухонном ящике, там, за спиной?
А зря он повернулся. Злобная монстра, имевшаяся всего в десяти шагах, приоткрыла шире здоровенную пасть, и зашипела куда громче: почуяла добычу! И хотя крохотный голосок в мозгу напоминал слова «общего инструктажа» о том, что земные организмы, точно так же, как инопланетные – для землян, являются наверняка смертельной отравой, от которой запросто можно в муках умереть, Эванса это не успокаивало: вряд ли быстро двинувшаяся к нему на десятках крохотных лапок, расположенных по нижней кромке змееподобного тела, монстра знает о раскладках земных учёных!
Так что он схватил, как говорится, ноги в руки, и задал шикарного стрекача!
Потому что ничего, что можно было бы использовать как адекватное оружие, кроме чёртовых кусков камня, вокруг не имелось!
Тварь, похоже, сильно обиженная таким бессовестным поступком потенциального обеда, зашипела ещё громче, и припустила следом. И хотя её лапки-конечности были куда короче Эвансовских ног, их было буквально видимо-невидимо, и сейчас они так мелькали под цилиндрическим туловищем, что почти сливались в неопределённое пятно. Однако догнать его зверюге пока не удавалось. Что не могло его не порадовать: зубастая пасть, занимавшая добрых полморды, клацала весьма устрашающе. Такой «ротик» цапнет – мало точно не покажется!
Пробегая по свободному пространству между колонн, Эванс то оглядывался, то вглядывался вперёд, но конца-края странному месту, куда он попал, пока видно не было. Мысли в голову лезли всякие, преимущественно дурацкие: может, это – сон, и чтоб проснуться, нужно как раз дать твари цапнуть или сожрать себя? Но посещали и обычные: как он попал сюда, и что делать дальше?!
Но вот впереди забрезжила стена, которой пещера-шахта явно заканчивалась. Эванс, не сбавляя хода, побежал налево, надеясь, что угадал.
Оказалось, однако, что не угадал. Шагов через сто упёрся в угол: возможно, подземелье имеет вид прямоугольника. Он ломанулся теперь вдоль боковой стены, практически назад. Тварь, как выяснилось, знала подземелье гораздо лучше его, и где-то срезала приличный угол: выскочила вдруг почти прямо перед ним! Эванс, поняв, что дело – труба, схватил попавшийся под руку здоровенный камень, и что было сил запустил зверушке в голову.
Камень ударился прямо о верхнюю челюсть, возле хищно прищуренного глаза, но ощутимого ущерба не нанёс: гадина разинула пасть ещё шире! Эванс подумал, что запросто поместится туда весь – особенно, если его начнут жрать с головы… А не хотелось бы!
Поэтому он кинулся тварюге навстречу, и поднырнул под поднятую к нему морду, применив ещё и руки, и постаравшись обхватить то, что заменяло животине шею.
Мысль оказалась плохой: никакой шеи у твари не имелось, а похожая на щучью голова переходило непосредственно в тело-сардельку. Так что от мысли задушить монстру пришлось отказаться. Как и от мысли обездвижить тварюгу, перевернув её на спину: не переворачивалась эта сволочь! То есть, пока Эванс умудрялся повернуть морду с передней частью туловища, задняя выгибалась, разворачиваясь, и какая-то часть ножек всё равно доставала до пола, и шкрёбала по нему, в попытках уронить на пол уже человека!
Поняв, что ситуация – патовая, и удержать шершавую шкуру вполне возможно, но особого смысла нет, Эванс заорал от злости:
– Какого хрена тебе надо, сволочь такая?
Ответа он, само-собой, не ожидал, но тварь вполне внятно отозвалась:
– Сожрать тебя! Со всеми потрохами!
Голос у странного хищника оказался хриплый и малоразборчивый, совсем как у Рикера, но Эванс почему-то сразу подумал, что уж это-то – точно доказывает, что он всё-таки спит!!!
Однако проснуться почему-то не удавалось, как он ни старался!
Всё так же сердито шипела охваченная за перед морды тварюга, и всё так же упорно не желала переворачиваться на спину, или прекращать щёлкать зубами. Рассерженный абсурдностью ситуации Эванс решился на крайние меры: заорал:
– Если сейчас же не прекратишь нападать на меня – я тебя укушу!
Вместо ответа тварь заизвивалась ещё сильней.
Эванс раскрыл рот пошире, и вцепился в шершавую кожу у так называемого подбородка – вот именно, что только «так называемого»! Рот наполнился кровью, оказавшейся на вкус очень солёной, и горячей. А ещё она отдавала словно бы рыбой и болотом! Почувствовав дикое омерзение, Эванс выплюнул оказавшийся во рту откушенный кусок. А когда рот освободился, зарычал, и заорал:
– Перекушу твою проклятую шею, хотя бы для этого пришлось грызть час! Ты сдохнешь!
Заскулившая, словно от страха, тварюга вдруг стала таять в его руках, и…
Он понял, что сидит на своей койке, а за плечи его трясут, выкрикивая: «Проснись! Проснись же! Да что с тобой такое?! Эванс, приди уже в себя! Вот скотина настырная!»
Рикер и Парк. На лице Рикера написано неподдельное беспокойство. Да что там: страх! Эванс, проморгавшись, выдохнул:
– Вот спасибо… Что разбудили. Ну и жуть мне приснилась!
– Да мы уж поняли. Ты так орал, что перебудил бы и чёртовых летучих мышей, если б они остались ночевать на крыше! А уж кровать тряс – хорошо, она стальная, а то – точно развалилась бы.
– Блинн. Не знаю, с чего бы, может, перевозбудился я. Или тут, на Адонисе, что-то неладно с воздухом… Но кошмар и правда – был жуткий. Вот уж – бред так бред! Да ещё такой правдоподобный, сволочь, совсем натуралистичный… Всё – как в жизни!
– Расскажешь?
– Зачем это? – Эванс вылупился на Парка. Но тот и не думал шутить:
– Ну, знаешь, есть такая непроверенная, но прилипчивая легенда. Вернее – поверье. Что когда осваивают новые планеты, некоторым, особо, вот именно – впечатлительным, и «возбудимым» первопоселенцам снятся такие… Как бы – вещие сны. Я принадлежу. К тем, кто в это верит.
Думаю, нам не повредит знать, с чем мы… Ну, или те, кто был здесь до нас – можем, или уже сталкивались!
Эванс посмотрел внимательно в глаза Рикера. Они сказали ему больше, чем нарочито спокойный тон Парка: его товарищам по несчастью и правда – страшно.
Возможно, ничуть не меньше, чем только что было ему самому…
– Значит, говоришь, на огромную сардельку?
Эванс откусил ещё кусок бутерброда, кивнул. Переместив пищу за щеку пояснил:
– Скорее, всё-таки, на сосиску. Пропорции казались странными: при длине туловища футов в девять-десять, толщина – ну, то есть – диаметр туловища – был фута полтора. Или чуть поменьше?.. Короче – вот такое. – он показал, обхватив руками это самое несуществующее туловище, – А уж гибкое – я просто офигел. Думаю, мне удавалось удерживать его только потому, что оно оказалось куда легче, чем я думал – фунтов сто пятьдесят – сто семьдесят. Словом – легче, чем я.
– Странно. – Парк не торопясь жевал стандартный завтрак, наверняка тоже не ощущая вкуса пищи, как и Эванс, и брови пожилого мужчины хмурились, – Если оно было фута полтора, по-идее, при такой приличной длине ему полагалось бы весить побольше. Например, свиньи при таких параметрах весят фунтов под триста.
В разговор вступил помалкивавший до этого Рикер:
– Ну, этот момент объяснить-то как раз нетрудно. Я сталкивался. У многих животных внутри – пусто. – увидев обращённые на него недоумённые взоры, Рикер поспешил пояснить, – То есть, я имею в виду, что все внутренние органы занимают на самом деле не весь внутренний объём. Много места занимают лёгкие, или специальные воздушные мешки. Но эти почти ничего не весят. А ещё больше пустого места имеется в так называемой брюшной полости. Там всегда есть пустое пространство. Чтоб желудку и кишкам было куда раздуваться, когда их наполнили. Пищей. Ну, как, например, у удавов. Или коров.
Парк хмыкнул:
– Похоже на правду. А откуда ты так хорошо знаешь про внутреннее устройство тел животных?
– Будете смеяться. Я – чучельник. Ну, вернее – был учеником и помощником чучельника. Пока не подрался с ним, и не ушёл в ученики к строителям.
Эванс почесал в затылке. Надо же – вот так и выясняются интересные подробности из биографий его напарников. Он всё же решил спросить:
– А из-за чего подрался-то? Запорол какую-нибудь тушку?
– Да нет. Трахнул жену босса.
Парк с Эвансом переглянулись. Затем, не сговариваясь, заржали.
Рикер, похоже, обиделся:
– Ничего смешного не вижу. Она была моложе его на двадцать три года. Ясное дело, что ей хотелось. А муж уже… Сами понимаете.
– Извини, Рикер. – Эванс утирал выступившие слёзы, – Не обижайся, пожалуйста. Мы не хотели тебя обидеть. Нет, правда. Это – нервный смех. Разрядка, думаю. А то мы всё это утро так напряжены и серьёзны – аж до умопомрачения. Потому что уж больно, похоже, напугал я вас, да и себя, своими воплями, и этой, «предсказанной», тварюгой. Да и сам, если честно, жутко её перепугался.
А тут такое дело – простые и понятные бытовые подробности интимной жизни чучельника и его жены!
– Согласен, есть с чего напрячься и посерьёзнеть. Да и испугаться. Ладно, я не в претензии. – Рикер подал им по очереди руку, – Но что нам теперь делать? Я имею в виду – что, если тварюга и правда – где-то здесь существует? Как и «розовое» подземелье?
– Что делать-то, как раз понятно. – Парк, закончивший трапезу, задумчиво ковырял зубочисткой в коренном зубе, – Во-первых, никуда не ходить без ручного пистолета-лазера. Во-вторых, форпоста не покидать ни при каких обстоятельствах. Ну а в третьих…
Может, тебе, Эванс, попробовать на ночь пить снотворное?
– Попробовать-то оно конечно, можно… – Эванс покачал головой, – Потому что если то, что сказал майор про огромных насекомых – правда, у меня действительно появится гораздо больше – уже фактического материала для кошмаров!
Материал для кошмаров, и не только у Эванса, действительно появился.
Правда, это случилось только после обеда, до которого они, уже спокойно и обстоятельно осмотрели все помещения всех уровней. Эванс не без интереса изучил и подвал с его миниреактором, энергоустановкой, цистернами с водой, и всяческим вспомогательным оборудованием – насосами, щитами электрораспределения, слесарной мастерской со станками для гибки и резки металла, наждаком, сварочным аппаратом, и прочим нужным для выживания и ремонта чего бы то ни было, оборудованием форпоста.
Осмотрели, само-собой, и обнаруженный Рикером «чердак». Ну и – ничего. Лишь в одном из углов громоздилась груда пустых дощатых ящиков, наваленных явно впопыхах и как попало.
Эванс буркнул:
– Странно. А-а, наверное, какие-нибудь особо ценные запчасти от оружия: ну, там, лазерные прицелы-дальномеры, пакетные патронташи, плазменные генераторы…
Рикер пожал плечами:
– Да и … с ними. Пусть себе валяются – я лично таскать их к конвертеру не собираюсь!
Парк промолчал, поскольку изучал куда внимательней само оружие. Осмотром остался доволен:
– Удивительно. Но всё – в полной готовности. Заряд аккумуляторов полный. Только вставляй только магазины – и пали!
Во время обеда Эванс всё же не удержался, спросил Парка:
– Парк. А почему здесь, как обычно бывает в изолированных и самодостаточных опорных пунктах, нет центрального компьютера? Не ведётся записей на флэш-память того, что поступает с видеокамер? И нет всех этих новомодных, самостоятельно всё делающих, дронов и дроидов?
– Ага. Наконец-то это заинтересовало хоть кого-то кроме меня. Отвечаю: скорее всего для того, чтоб мы никаким образом не могли выяснить, что же произошло с теми, кто дежурил здесь до нас. И заодно – чтоб не сачковали, полёживая себе на койках, да поплёвывая в потолок!
Меня-то это поразило ещё в тот момент, когда сел в чёртово кресло оператора. Гляжу, куда привык, а там, вместо панели с этим самым положенным центральным компьютером – заглушка. И, что напрягло меня ещё больше – действительно не ведётся записи того, что поступает с камер наружного и прочего наблюдения. Только прямая, так сказать, онлайн – трансляция.
– Чёрт. Но… Погоди-ка. Ведь проходческое оборудование, и цех по обогащению – должны управляться как раз компьютером! Ведь именно там случаются всякие непредвиденные ситуации! Ну, там, сверло сломается. Или зубья ковшей ротора изотрутся, и надо менять. Или обвал. Да мало ли! Как же всё это работает без управления?
– Ну, почему же – без управления? Напоминаю: главный проходческий комбайн имеет, само-собой, центральный процессор. Который следит за рабочими параметрами и исправностью его механизмов и агрегатов. Он и передаёт при необходимости нужные команды роботам-ремонтникам. Думаю, непосредственно по радио. А в обогатительном цеху есть и роботизированная кран-балка. Которая тоже следит за рабочими процессами, и в случае чего тоже исправляет поломки. Сама. Вызывая к себе на подмогу роботов-ремонтников, или те робо-тележки, которые мы уже видели на втором. Запчасти тут есть. Программа в каждом из чёртовых механизмов шахты имеется. Ну и не надо тут никаких таких особо «интеллектуальных» мозгов или компьютеров.
– Проклятье! Сволочи. Значит, никак нам не выяснить, что тут было до нас?
– Ну почему же. Я могу залезть в скафандр высшей защиты, тот, который в шкафу номер два, там, внизу, – Парк ткнул в сторону подвала, – и пройти к кран-балке и проходческому комбайну. И извлечь из их памяти, когда и что в них ломалось или заменялось. Правда вот, не думаю, что такая информация нам нужна. И поможет хоть что-то выяснить про то, что случалось с людьми.
А уж если совсем честно – я вообще не понимаю, за каким …ем нужно привозить сюда этих самых людей! То есть – нас!
Судя по задвигавшимся желвакам Парка, тот и правда – серьёзно злился на «работодателей». Эванс подумал, что пожилой мужчина скорее всего уже имеет определённые версии. Относительно их действительного предназначения на этом форпосте.
И на этой планете.
Однако спросить пока Эванс не решился – он, если честно, правды о своей «миссии» боялся ещё больше, чем встречи лицом к лицу с «опасными» насекомыми. Невидимая и неизвестная угроза, конечно, всегда страшней, чем конкретный враг. Но человек ведь такая тварь – вроде страуса. Всегда предпочитает спрятать голову в песок от грядущих проблем и угроз. Тем более, есть такой замечательный способ оттянуть узнавание конкретного приговора: пострелять. В того, в кого, вот именно, можно пострелять!
Чем они и занялись, когда зуммер сигнализации снова забибикал мерзкими сигналами, и они ломанули на крышу, куда Парк уже после завтрака выдвинул из колодцев всё имевшееся оружие, а Эванс и Рикер заменили использованные аккумуляторы лазерных пушек, и пустые и полупустые блоки с патронами и ёмкости с напалмом у остальных орудий – на полные. Приготовили, конечно, на всякий случай и запасные обоймы.
Насекомые приближались быстро. Они и правда выглядели солидно и устрашающе – от полутоны и выше. То, что они, как и было обещано, напоминали богомолов, ракоскорпионов, и крабов, нисколько уважения к ним не снижало: любой, даже самой маленькой клешни, или цепкой конечности с жуткими гигантскими щетинками, запросто хватило бы, чтоб перекусить человека пополам! Ну, или сильно повредить кости и мышцы того, кто был одет в спецкомбезы из кевлита. Сделав, само-собой, недееспособным. Это – если мягко говоря. А попросту – раздавленным, и умирающим в мучительной агонии.
Парк, занявший место на кресле центральной лазерной пушки, проорал, пытаясь заглушить клацанье и стрёкот, издаваемые прущей почти сплошной массой, стаи:
– Начинаем, как договаривались, лазерами!
Эванс и Рикер, тоже уже сидевшие у «своих» пушек на их жёстких креслах, не ответили: зачем, если обо всём договорились заранее, и план использовать сразу оружие помощней и понадёжней, принят единогласно?!
– Огонь!
Эффективное поражение большие лазерные пушки способны вести до дистанции в два километра. На более дальних дистанциях луч неизбежно расфокусируется, ну, или рассеивается, гасится о частицы атмосферы. Но тут такой проблемы не было: как только вал нападавших появился из-за деревьев, их стало отлично видно. Белые, похожие на раскалённые, невероятно длинные спицы, смертоносные лучи легко настигали коричневые, жёлтые, и зеленовато-серые монстроподобные тела, круша, разрезая, и превращая в окровавленные ошмётки грозные машины для убийства, которыми насекомые казались Эвансу. Однако ни писка, ни рёва, ни предсмертных стонов, или злобного воя твари не издавали. Только вот вряд ли от избытка мужества – скорее, от отсутствия звукоиздающего аппарата. Типа речевых связок. Или хотя бы глотки с резонирующим мешком.
Парк отлично справлялся с «выкашиванием» фронтальной зоны, которую взял себе, как наиболее подготовленный и опытный оператор, Эванс «крошил» левый сектор, Рикер – правый. Насекомые, которые, конечно, не могли не видеть, что происходило с их сотоварищами, тем не менее нисколько этим фактом не смущались: продолжали напирать и лезть вперёд, двигаясь сверху по, и прямо сквозь ещё дымящиеся трупы и их куски!
Рикер, побледневший, и тяжело дышавший, первым начал проявлять признаки паники: слишком часто оглядывался на Парка и Эванса, и сильно потел: с его лица так и текло! Эванс подумал, что наступает критический момент. Сейчас будет видно, кто на что способен. И станет понятно, может ли он доверять, полагаться на своих товарищей по оружию!
В секторе Рикера стали появляться как бы островки и выступы: это вперёд удавалось продвинуться тем тварям, в которых тот не попал. Ну, или попал, но – не поразил сразу насмерть. Парк, оказывается, успевавший следить и за ними обеими, заорал:
– Не суетись! Работай методично! Раз – влево, раз – вправо! И луч выше не задирай!
Это, казалось, простое указание, Рикера вроде как успокоило: он не мог не видеть, что и Парк и Эванс прекрасно справляются с монстрами, практически не давая тем пробежать дальше нескольких метров от кромки джунглей.
Теперь же Рикер перестал оборачиваться, и Эванс боковым зрением увидел, что его луч и правда – опустился ниже, и прекратил хаотичные метания от одной прорвавшейся группки тварей к другой. И сейчас сосредоточенный оскалившийся мужчина начал работать так, как работали и Парк и Эванс: словно водя гигантской косой на небольшом расстоянии от земли, по плавной дуге – туда-сюда, охватывая весь сектор обстрела.
Это принесло свои плоды: участок Рикера быстро перестал быть «угрожающим», и трупы и ошмётки тел теперь громоздились там тоже – аккуратными ровными как бы валами. Эванс мысленно сплюнул три раза через левое плечо – делать это так, как положено, то есть – материально, времени и возможности не было: чёртовы монстры всё лезли и лезли, словно не было их числу счёта!
Однако к счастью это оказалось не так.
И вот уже люди «подчищают», дорабатывая ползущих вперёд особо упорных раненных, и добивая лишь отдельных, похоже, приотставших, целых особей!
Парк, кинувший взгляд куда-то вниз, проорал, хотя, как выяснилось, можно было уже и не повышать голоса, так как он больно резанул по ушам в наступившей почти полной, словно мертвящей, тишине:
– Шесть минут сорок две секунды!
И добавил, уже куда спокойней:
– Думаю, никакого смысла работать плазмой и разрывными из пулемётов нет. Все их хитиновые панцири отлично режутся нашими лазерами. Даже странно.
– Что странного? – Рикера всё ещё потряхивало, и челюсти у него дрожали.
– Странно, говорю, что здесь они есть. И плазменные пушки, и крупнокалиберные пулемёты. С разрывными пулями. Ведь на военных это не похоже – чтоб они, поняв эффективность какого-то конкретного оружия в каждом конкретном случае, снабдили нас дополнительно и кучей резервного. Да ещё столь разнопланового действия. Так что думаю, сюрпризы не закончились.
– В смысле – не закончились?
– А очень просто. Скорее всего, завтра, или послезавтра на нас полезет кто-нибудь ещё. Бронированный и куда более смертоносный. И не боящийся лазеров!
– Вот уж обрадовал!
– Да нет. Просто это – вполне логичный вывод.
Хоть для нас и не слишком утешительный!
Ужинали в атмосфере уныния и горечи.
Как это состояние обозначил Эванс: «Словно дерьма нажрался! И впереди ещё несколько таких обедов. Неизбежных.» Конечно, Парк попробовал поднять настроение, и прибавить бодрости духа товарищам по оружию:
– Не нужно их жалеть. Такие твари и правда – не могут быть разумны.
– Мозгами-то я это понимаю, Парк. Но… Страшно это выглядело. – Рикер прикусил было губы изнутри, но всё же сказал, – Спасибо, кстати. Вот: наконец собрался сказать. За то, что вправил мне на место. Эти самые мозги.
– Всегда пожалуйста. Вы тоже не стесняйтесь: вправляйте, если увидите, что надо, и мне. А то тут такое дело… Может понадобиться. Вправить.
– Ты это о чём? Что у нас тут ещё намечается?
– У нас намечается очередная ночёвка. Думаю, раз Эванс уже оказался «покрещённым», теперь очередь кого-то из нас. На кошмар.
– Ты это брось. Мне не нравится такой юмор.
– Мне тоже, Рикер. Но в каждой, как говорится, шутке есть доля шутки. А всё остальное – чистая правда.
Сегодня Эванс провёл под душем куда больше времени.
Не то, чтоб он сильно испачкался или пропылился – просто пропотел там, под кевлитовым костюмом, от души. Но омерзительное чувство, что с ног до головы запачкан кровью и ошмётками чужой плоти упорно не желало покидать подсознание.
Как он позволил себе так вляпаться?!
Ведь там, дома, ни вот на кончик мизинца не жалел, когда полосовал калённым лезвием мерзкие наглые рожи бандитской шпаны – но – людей! А здесь…
Чувствует себя, словно забрался с огнемётом в муравейник!
И подло и нечестно – твари даже не могут адекватно ответить – не то, что шпана, у которой тоже имелись и ножи, и электрошокеры, и перцовый спрей…
Ведь несчастные насекомые просто защищают свою землю! Хотят очистить исконно принадлежавшую им территорию от наглых захватчиков! И пусть у них нет мозгов в привычном смысле, но что-то же они соображают и понимают?! Например то, что двуногим мягкотелым уродам-чужакам здесь явно не место. И оружие, которое они применяют, уместно здесь, среди их данных природой (Ну, или естественным отбором!) клешней, жал и жвал, так же, как лягушка в бокале шампанского. Ну, или как океанский лайнер в пруду маленького сквера.
Нечестно!
Вероятно, поэтому и стыдно.
Тёплые упругие струи рекуперированной и хлорированной воды смывали с него пот и пыль, но угрызения чёртовой с-суки – совести! – водой не смоешь!..
А ещё Эванс думал, что если Парк прав, и кому-то их них действительно покажут сегодня кошмар, кто же эти таинственные и пока невидимые «они», кто столь свободно и конкретно пролезают в подсознание спящего человека? И какой технологией нужно обладать, чтоб показывать такое, персональное, и внутрисознательное, «шоу»?
Вытеревшись, он долго стоял и просто смотрел в облицованную уникафелем стену.
Смотреть на «уборщиков»-многоножек не хотелось. Но – надо. Мало ли!..
Уборщики появились в половине десятого – темень спустилась на джунгли и немного расширившийся пустой плацдарм как и вчера, в восемь с небольшим.
Вначале Эванс с Парком и Рикером, пялившиеся в мониторы наружного обзора, уже перестроенные на тепловой диапазон, даже не поняли, что многоножки заявились. Просто то тут, то там по грудам неподвижных тел и их кусков, уже истёкших кровью, пробегало как бы шевеление – словно кто-то трогает эти самые бренные останки, пробираясь меж ними. Но затем Эванс увидел:
– Смотрите! – он не постеснялся указать пальцем. Голос, будь он неладен, предательски дрогнул.
Особо крупный кусок тела одного из богомолов, с толстеньким сегментированным брюшком, вдруг встал вертикально, словно указующий перст, и рывками ушёл под землю!
Парк подкрутил рукоять настройки, камера наехала на привлёкший их внимание участок: точно! Земля, а вернее, песок под наваленными телами шевелился и словно шёл буграми и валиками – сразу становилось понятно, что под поверхностью движется что-то реально крупное и сильное! Но вот оно и проявилось: возле ещё одного крупного куска тела ракоскорпиона на поверхности показались мощные жвала, схватившие головогрудь с отрезанной передней частью, и немаленький, в диаметре не менее метра, почти круглый панцирь стал рывками погружаться – дюймов на десять за рывок!
Эванс поймал себя на том, что вцепился в спинку кресла Парка, за которой стоял сейчас, автоматически поднявшись со своего, так, что побелели суставы! Но сдержал возглас, чтоб снова не облажаться. Рикер прокомментировал ситуацию куда эмоциональней:
– Срань Господня! Жуть! Вот с ними бы и правда – встретиться лицом к лицу не хотелось бы!.. Тут, по-моему, не помогут и лазеры!
– Это уж точно. Потому что их лучи практически не проходят сквозь землю.
– Зато проходят через стволы, Эванс. – Парк откинулся от экрана, словно увидел всё, что хотел увидеть, – Мы «накосили» деревьев – будь здоров! Думаю, просека расширилась метра на три! Так что можно прикинуть, что если те, кто работал тут до нас, действовали примерно так же, то получается, что до нас тут применяли лазеры всего-то раз двадцать-тридцать…
А это о многом говорит.
– Да-а? – Рикер повернулся к Парку покрасневшим почти до цвета свежей свеклы, так, что Эванс всерьёз стал опасаться, как бы тому не стало плохо с сердцем, – Мне, конечно, стыдно изображать в очередной раз тупого дебила, но я спрошу. Так о чём же?
– О том, что до нас тут было высажено никак не больше одной-двух групп «дежурящих». И много они «наработать» не успели. Потому что или погибли, или их…
– Что – их?
– Заставили слинять отсюда к такой-то матери! Самих!
На этот раз выпал черёд Рикера орать и метаться.
Однако они решили подстраховаться и на всякий случай приготовили средства «экстренной» побудки заранее: полведра воды на лицо и грудь начавшего метаться по кровати и жалобно поскуливать напарника сработали как надо: Рикер открыл глаза и перестал жалобно, словно голодный кутёнок, подвывать, мгновенно!
Выпученные глаза ясно дали им понять, что причиной оказался именно кошмар. Впрочем, Рикер и сам развеял последние надежды на другие варианты:
– Б…дь! Первый раз такое вижу. Как уцелел – один Бог знает… Спасибо, что разбудили. Почти вовремя. Меня только начали грызть!
– И кто это был?
– Крысы. Гигантские крысы! Нет, правда гигантские – с барана! Б-р-р! Ненавижу! Я и дома-то их терпеть не мог, а уж сейчас!..
– Ну-ка, давай переоденься, пока не простыл, – Эванс уже принёс упаковку с сухим запасным нижним бельём из шкафа, и положил на прикроватную тумбочку перед Рикером, – А потом перебирайся на запасную, сухую, кровать. Благо, у нас их тут достаточно.
Рикера ощутимо трясло, но простые привычные действия вроде бы вернули ему хотя бы часть присутствия духа и ощущение реальности. Парк отошёл к стене и развесил мокрую майку и подштанники на имевшейся там батарее. Поставил регулятор на тридцать градусов:
– Ничего, к утру высохнет.
Когда Парк вернулся, Эванс ободряюще кивнул Рикеру:
– Ну, коллега по несчастью, давай. Не стесняйся: то, что со страху можно обо…аться, я и сам знаю. Так что просто расскажи.
– Ладно. Расскажу, конечно. – Рикера снова передёрнуло, – Хотя и не совсем верю, что это хоть какое-то отношение будет иметь к тому, что увидим завтра после обеда. Ведь у тебя же не совпало?
– В-смысле?
– В смысле – ни фига мы таких тварюг, как попалась тебе – ну, многоногих и с пастью на полрожи! – не видели?
– Это не значит, что ещё не увидим. Мало ли каких сюрпризов нам тут местные Хозяева не приготовили!
– Какие такие Хозяева, Парк?
– Думаю, те, кто владеет, ну, или живёт на этой планете. И подписал, или просто договорился с нашими бравыми военными и представителями разрабатывающих недра картелей. О том, что за добытый из недр Адониса уран они будут получать на «растерзание» несколько человек каждый месяц!
– Парк! Что такое ты несёшь?! Ведь насекомые, они…
– А они, судя по всему, просто один из этапов нашей «обработки». А другим этапом наверняка являются и наши кошмары.
– И… для чего нужна такая «обработка»? Что с нами будет… В конце?
– Не знаю, Эванс. Пока, – Парк подчеркнул это слово, – не знаю. Но для того, чтоб постараться домыслить логический конец всего этого безобразия, нам нужны факты! И именно поэтому ты, Рикер, должен рассказать всё точно и подробно!
– Ну… С этим-то проблем нет. – Рикер снова дёрнул плечом, – Постараюсь, конечно. По свежим, как говорится, следам. Хотя описать тех, кто на меня напал, куда проще, чем экзотическую тварюгу Эванса. Ну, крысы, они же крысы и есть! Только вот…
– Да?
– Происходило всё это не в пещере. А как бы… Вот подходящее слово! В лабиринте! Таком, как бы… – Рикер замялся, снова подбирая слова, – Изменяющемся! Там плоскости пола и стен постоянно двигались, то медленно, то быстро. То вбок, то вверх. Пару раз вниз – так, что съезжал по ним, словно по детской горке! И цвет… И линии… Они, ну, те, кто придумал этот лабиринт, словно специально раскрасили его так, чтоб трудно было понять, где проходы, где переходы! Несколько раз я принимал за выходы просто светлые, или тёмные прямоугольники, размером с обычные двери! А стены и пол… То красные, то розовые. А ещё имелись там фиолетовые потолки и полосатые полы – один раз такую широкую чёрную полосу принял за просто окрашенную, а это оказалась дыра – вот и провалился. Как бы в подвал. А там как раз и оказались крысы! И стало уж не до рассматривания, как говорится, интерьеров, а пришлось просто уносить ноги!.. – Рикер покрутил головой, собираясь с мыслями. Тяжко вздохнул. Продолжил уже поспокойней, вспомнив и детали:
– Да, вот ещё что! Свет там был тоже какой-то странный. Идущий непонятно откуда, мигающий, ну, как мигалка, например, полицейской машины – только тут мигало всеми цветами радуги: жёлтым, красным, зелёным… Но больше всего и чаще всего почему-то фиолетовым, и голубым. Говорю же: ориентироваться там было чертовски трудно!
А ещё меня не оставляло чувство, что за мной кто-то всё время наблюдает… И когда я порю очередную хрень, свернув в тупик, или шмякнувшись в яму, это «кто-то» хихикает. Этаким мерзким смешком – «Хе!» Меня это страшно злило. Я даже заорал, когда он в очередной раз прикололся: «Чтоб ты сдох, козёл вонючий! Покажись, и я тебе натяну ж… на глаз!»
А что самое обидное, после этого больше ничего слышно не было, но лабиринт стал как будто ещё запутанней. Я еле двигался – потому что в глазах всё время рябило от мигания и смены цветов, а направление коридора словно стало меняться чаще… Ну а потом, говорю же, я свалился в эту… Нет, не яму – потому что там нашлось куда сбежать. Только вот толку…
– А сколько было крыс, Рикер?
– Две. И я понял, что вариант, как у Эванса не прокатит. Потому что пока я буду держать одну, вторая-то точно меня уделает. Поэтому пришлось попинать их ногами – правда, ничего мне это не дало, так как я был нагой и босиком! Одной, правда, попал в глаз – тот закрылся! Но особого вреда, по-моему, это ей не причинило. Зато вот разозлил я её этим уж точно! Она прямо-таки зашлась в визге! Мерзком таком – как иголкой по стеклу!.. И накинулась на меня, как, как… Да – как бешенная собака! Вот эта-то с-сука, которая с одним глазом, вцепилась в правую руку, а вторая – в ногу. У паха – я как чуял, успел повернуться, чтоб ей не достались мои самые ценные причиндалы…
Ну а тут вы меня и… – Рикер вытер тыльной стороной ладони со лба снова обильно выступивший пот.
Эванс почесал в затылке. Парк покивал. Сказал:
– Чёрт. Похоже, если следовать этой логике, мне завтра достанется три твари.
Рикер буркнул:
– А если… Скажем, попробовать не спать?
– Ну и толку-то? Таблетки у нас в аптечке, что вмонтирована в ящике с патронами, конечно, имеются. Всё равно их действия хватит на две, ну, на три ночи. А потом спать всё равно придётся. И причём – гораздо дольше, чем вот как сейчас, когда спим каждую ночь. Нет. Это не выход.
Да и так и так мне нужно посмотреть.
– Что посмотреть? – Рикер покосился на Парка.
Парк криво ухмыльнулся:
– Что приготовили для меня наши гостеприимные Хозяева!
Завтрак прошёл в обстановке уныния и напряжённого осмысления. Ситуации.
Эванс предложил попробовать отсидеться в шахте с проходческим комбайном:
– А вдруг там они нас не достанут?
Парк «успокоил»:
– Они-то, может, и не достанут. А вот радиация – запросто. Её там, если не врут датчики, как раз столько, чтоб убить за этот самый месяц, что нам отвели. А скафандр у нас – один.
Рикер, дёргавший щекой, как всегда делал, когда волновался, предложил другой вариант:
– А, может, мы просто переберёмся в наш подвал, ну, тот, который в самом низу, на третьем, и кровати тоже туда перетащим? Может, верхние этажи и перекрытия из железобетона как-то… э-э… ослабят это… Воздействие на нас?
– Хм-м… Мысль звучит здраво. Потому что, какова бы ни была природа этого чёртова воздействия, она и правда – должна быть сугубо материальна. То есть это – скорее всего излучение. И ведётся на каких-то конкретных волнах. А железобетон замечательно гасит… Ну, или сильно ослабляет любое излучение. Отлично, Рикер! Сегодня же попробуем твой план! Вот только от новых тварей отобьёмся.
Новые твари представляли из себя огромных жуков.
От их блестящих, и словно смазанных маслом, панцирей, лучи лазеров как бы отражались, не нанося видимого ущерба. Эванс подумал, что если долго держать луч на каком-то определённом участке тела монстра, может, дыру и удастся прорезать, поскольку жуки двигались не столь быстро и хаотично, как богомолы и скорпионы, но проверить не успел: Парк заорал:
– Вариант номер два! Пулемёты!
Каждая десятая пуля была трассирующей, так что целиться было замечательно удобно.
Крупнокалиберные мини-снаряды, начинённые мощной взрывчаткой, действительно помогли справиться с ситуацией. Они отлично взламывали панцири, и проникали внутрь тел, заставляя жуков, подобравшихся уже почти на пятьдесят шагов к форпосту, вертеться на месте, нелепо взмахивая волосатыми ногами и клешнями. Более того: выпущенные близко уложенной очередью, разрывные пули буквально перепиливали напополам гигантские, с доброго, только утрированно низкорослого, слона, тела. Уязвимое место нашёл Эванс, сразу заоравший изо всех сил:
– Пилите их длинной очередью – от головы к хвосту! Прямо посередине туловища! По щели между крыльями! Там – самая тонкая шкура!
Ну, шкура там у жуков, или не шкура – а разбираться в тонкостях терминологии можно и потом: главное, что помогло!
Поскольку летать монстры не пробовали, и так и ломили вперёд, словно стадо упёртых носорогов, «пилить» оказалось сравнительно легко. Тем более что головка оказалась для таких тел сравнительно крохотной – буквально с футбольный мяч, и надкрылья занимали почти всю спину.
Число замерших на пустыре, словно подбитые бронемашины, трупов, стало быстро расти. Между ними почти бесшумно, если не считать грохота от столкновения прочных панцирей, пытались пробраться всё новые и новые жуки. Вскоре Эвансу удалось наловчиться убивать настырных тварей в узких проходах между их уже застывших навечно товарищей, и он создал на своём участке нечто вроде оборонительного вала.
Теперь оставшимся сзади жукам приходилось карабкаться через трупы, подставляя под огонь сравнительно плохо бронированное брюхо: убивать таких было и быстрей и проще. Прервался Эванс только один раз: заменил короб с патронами. Благо, выучка позволила справиться с этим буквально за пять секунд – твари не успели продвинуться достаточно далеко!
У Парка и Рикера дело тоже шло неплохо: Эванс успевал коситься и туда.
Когда закончились надвигавшиеся гиганты, и на поле остались только недвижные глыбы располовиненных тел, Парк снова сказал, уже не повышая голоса:
– Шесть минут восемнадцать секунд.
Эванс же потрогал ствол своего верного пулемёта, невольно отдёрнув руку и зашипев:
– Чёрт! Обжёгся! Градусов двести! Если бы они атаковали дольше, оружие могло бы и отказать…
Рикер нахмурился, поскольку думал явно о другом:
– Это что же получается, Парк? Выходит, каждое такое нападение будет идти… По графику? По часам? То есть – шесть с чем-то там минут?
– Не знаю, Рикер. Но, похоже, всё это – одно большое, тщательно спланированное, и зрелищное, шоу. Созданное специально для нас. И разыгрываемое для неких зрителей.
– Это почему ты так думаешь?
– А потому, что уж слишком такая мысль очевидна. И первой приходит на ум. Ты смотрел фильм Звёздный десант? Ну, тот, старый? Где компьютерная графика ещё примитивная?
– Смотрел. Чёрт. Точно. И богомолы, и жуки… Только, конечно, немного отличаются – наверное, чтоб кинематика была такой, как у нормальных, земных, насекомых. А так – сценарий ну один – в один! Погоди-ка… Теперь, получается, можно в следующий раз ждать… Или крылатых, или этого, как его… Супермозга?
– Ну нет. Супермозг, если вспомнишь, мирно – ну, сравнительно! – торчал себе в подземельях, и только науськивал на людей свою братию… А вот насчёт крылатых…
Посмотри-ка вверх!
Зрелище удивило.
Там, в вышине, едва различимые в ослепительном сиянии голубого солнца, возле которого они словно группировались, торчали несколько чёрных точек. Точки медленно перемещались туда-сюда, словно носимые восходящими потоками тепла воздушные змеи, в целом оставаясь на постоянных позициях. Рикера перекосило от злости:
– Это эти, что ли, наши зрители?! Да я им сейчас, гадам!..
Рикер кинулся к ближайшему лазеру, и впрыгнул на кресло. Задрал дуло вверх. Зарычал. После чего, очевидно, уже прицелившись, выпустил луч в какую-то из намеченных парящих штуковин:
– Вот я вам покажу, твари сволочные, как устраивать нам тут гладиаторские бои!
Ничего с «тварями сволочными», однако, не случилось.
Луч лазера, тонкой переливчатой иглой вонзавшийся в небо, не доходя до странных точек нескольких десятков метров, словно налетал на некую невидимую отсюда преграду. Которая полностью его и поглотила.
Эванс забрался на своё сиденье:
– Погоди-ка, Рикер. Дай-ка я попробую из моего крупнокалиберного!..
Было отлично видно, как цепочка быстро уменьшавшихся с расстоянием злобных пчёл вылетела к непонятно чем экранированным объектам, и…
История повторилась. Только пули не поглощались, а просто отскакивали: до них донёсся еле слышимый, но от этого не менее злой визг рикошета!
Эванс убрал ногу с педали. В наступившей тишине стало отлично слышно, как матерится Рикер. Парк пока помалкивал. Эванс спросил, обращаясь к нему:
– Ты ведь заметил их ещё вчера?
– Да.
– А почему нам не сказал?
– Рано было сеять панику в наших рядах. Я не был уверен, что это не случайность. А кроме того, они ведь не нападали!
– Так ты успевал ещё во время стрельбы поглядывать и на нас… И на них? – в голосе Рикера слышалось неподдельное уважение.
– Нет. На них я поглядел лишь один раз. Примерно на второй минуте. А поскольку они с мест не сдвигались, я продолжил работу с богомолами – скорпионами.
– А не помнишь, сколько их было в тот раз?
– Помню, конечно. Тоже двадцать восемь.
– Блинн… И что нам теперь делать?
Пауза, во время которой Парк пошкрёбывал начинающий обрастать щетиной подбородок, продлилась не больше десятка секунд:
– А ничего. Если это и есть наши зрители, ничего страшного в том, что они посмотрят заказанное шоу, или снимут его на видео, если это просто ретрансляционные дроны, я лично не вижу. Тем более, они доказали, что вмешиваться не собираются. А ещё ясно дали понять, что достать до них мы никакими нашими пукалками не сможем! Они слишком примитивны. А всяких там навороченных антиматов, или там ЭМИ, или гипервакуумных пукалок нам просто не дали, если вы не заметили.
– Так мы же ещё не пробовали плазменными…
– Ерунда. Я из курса, который нам вдолбили, отлично помню, что модифицированный напалм в плазму, конечно, превращается отлично. Но дальше полукилометра не пролетает. А эти твари, думаю, об этом знают ещё лучше нас.
– Пожалуй. Иначе они висели бы ещё повыше.
– Вот именно. А заодно становится понятно, почему тут, на форпосте, нет ни радаров кругового обзора, ни вообще – радаров. Не говоря уж о хотя бы приличной оптике, а не наших прицелов с их дохленькими плюс восемь. А то мы бы сразу этих, наверху, – кивок головой, – засекли. И насторожились. А это явно не входило в их планы. Ну, чтоб мы раньше времени их обнаружили. Да думаю, они вообще не думали, что мы их обнаружим. И ещё так быстро. Вспомни: нам все уши прожужжали, что атаковать будут только сугубо наземные твари. Большие, но тупые. И специально подчёркивали, что исключительно с поверхности земли. Про опасность с воздуха никто и не заикался! А человек – такая ленивая, доверчивая и зашоренная, и программируемая тварь, что готова развесить уши, и ни хрена не чесаться, если непосредственно не припекает… Ну, или жаренный петух в темя не клюёт.
– Знаешь что, Парк? Запутал ты меня. Что делать-то будем?
– Искать.
– Что именно?
– До нас тут была минимум одна вахта – это тех, трупы которых, как сказал майор, они забрали. Хотя, конечно, он мог и соврать. Но будем исходить из предположения, что предшественники у нас всё-таки были. Иначе откуда бы нашим знать, кто тут и как нападает? Вот я и думаю…
– Думаешь, эта вахта… Или одна из предыдущих, оставила нам… Послание?
– А ты молодец, Эванс. Смотрю, мы мыслим вполне параллельно. Действительно, если те, кто был тут до нас …опой почувствовали, что дело – швах, они должны были подумать и о том, как бы предупредить тех, кто придёт после них!
– Чёрт. Приходится признать: я не совсем в струе. – Рикер криво ухмыльнулся, – Мне так и в голову не пришло бы думать о тех, кто придёт после меня! На …й бы они мне сдались! Но… Идея кажется плодотворной. Во всяком случае, нам будет чем заняться до чёртова стандартного ужина.
И где мы будем искать?
– А везде. В таких местах, где нашим бравым воякам, забирающим трупы и контейнеры с неиспользованным барахлишком и патронами, в голову не придёт рыскать специально. Форпост большой. И с точки зрения оставления спрятанных посланий представляется весьма благодарным объектом!
Послание нашёл Эванс.
Поскольку, как ему не раз говаривал учитель по литературе, оценивавший его сочинения на тему «как я провёл лето», особым избытком воображения его ученик не страдал, он просто прикинул, где бы спрятал, если б была острая нужда, что-нибудь написанное, он сам.
Ну и очень легко пришёл к такому тайнику: отвинтил рукоять на штоке слива унитаза, и снял старинную, из настоящего санитарного фаянса, крышку.
Всё верно: трубочка бумаги, надёжно упакованная в пластиковый пакет, мирно висела, прикрепленная унискотчем к этой самой крышке, с обратной её стороны.
Трубочку Эванс отлеплял аккуратно (Мало ли! Вдруг придётся делиться уже «своим» опытом, да и вешать для «сменщиков» обратно!). После чего поставил крышку к стене, и пошёл в центральную аппаратную, где орудовал Парк, взявший на себя на этот раз первый, верхний, этаж, с пультом и прочим оборудованием.
Позвали и Рикера, обрабатывавшего нижний уровень.
Запаянный край пластикового пакета Парк аккуратно, и под самый корень пайки, отрезал острыми медицинскими ножницами из санитарного набора.
Достав трубочку бумаги, с удовлетворением констатировал:
– Судя по всему, упаковали на совесть. Бумага отсыреть не успела. Значит – запаяли и повесили недавно. Не больше месяца.
– Ладно, это, конечно, радует, что не отсырела. Читай давай.
Парк мудрить не стал – развернул рулончик прямо на пульте, придерживая норовившие снова свернуться кромки кончиками пальцев:
– Почерк разборчивый. Но торопливый. Писавший явно спешил. Радует и то, что написано по-английски. Ладно. К делу.
«Меня зовут Гай Пападакис.
Сейчас я остался один. А было нас четверо – я, Пит Сампрас, Джон Малкович, и Лестер Куинн. Не знаю, сколько мне осталось, а вернее – сколько ещё мне отпустили те, кто хозяйничает на этой проклятой планете, и издевается над нами, идиотами добровольными, поэтому решил на всякий случай поскорее написать это письмо. Адресую его тем, кого, как и нас, навербуют из отбросов человечества – то есть, смертников, и забросят сюда. И кто, как мы, будет пытаться разобраться, что тут и как. И почему.
Набрали нас как добровольцев. Из тюрьмы Гуантанамеро, штат Техас. А поскольку никому не надо объяснять, что такое тюрьмы Техаса, могу прямо сказать: особого выбора у нас не было. Или каждый день терпеть издевательства и побои, не от охраны, так от своих «сотоварищей», не дожив до срока казни, или-таки дожить до него. И – мементо, как говорится, мори…
На всякий случай коротко опишу, что было после того, как мы, четверо идиотов, сделали два шага вперёд. Нас загнали в чёрные джипы с тонированными стёклами и бронированным корпусом, и пять часов везли куда-то на север, или северо-восток. Привезли в какой-то обучающий Центр, где впихнули в каждого гипнокурс обращения с современным, а вернее – уже слегка устаревшим стрелковым оружием. Которое почти повсеместно уже списано за моральным износом. После чего дали сутки отоспаться, снова погрузили в джипы, и отвезли на космодром. На этот раз дорога заняла всего час.
Во время полёта в подпространстве я лично отключился, но Джон говорит, что занял он не менее пяти часов. А ощущениям Джона вполне можно было доверять – он профессиональный футболист, и во времени ориентируется отлично. Значит, Адонис находится у чёрта на куличках – чуть ли не в другой галактике. А может, и правда – в другой. А уж какого …я человечество занесло так далеко, когда и в пределах тридцати минут лёта подходящих планет для колонизации – хоть отбавляй, сказать затрудняюсь.
Маленький майор, который привёз нас, дал и краткий инструктаж: как и когда тут в кого стрелять, и почему нельзя шататься по округе по ночам. Форпост, если честно, произвёл гнетущее впечатление. На полу кое-где имелись странные разводы, причём было видно, что тут что-то замывали совсем недавно – похоже, те солдаты, что доставили нас. Вероятней всего, всё-таки кровь. А сейчас так я точно в этом уверен.
В первую ночь мне приснился жуткий кошмар. Словно я плаваю в огромном крытом бассейне с высоченными скользкими стенками, а в напарницах у меня – трёхметровая акула. И вот она то нападает, то даёт передохнуть… Словом – держит в постоянном напряжении! И когда руки у меня распухли, онемели, и ни …рена уже не слушались, она вспорола всё-таки мой живот, и кишки расплылись по всему бассейну… Я так орал, что ребята не на шутку перепугались. Но смогли разбудить меня. Я всё им рассказал. И мы начали соображать – к чему бы такой сон. Ни к какому выводу так и не пришли, а после завтрака занялись оружием: сменили аккумуляторы, зарядили, почистили, смазали.
Твари, похожие на тараканов с клешнями, и гигантских сухопутных крабов, пожаловали после обеда, в два тридцать одну – Пит засекал.
Расстреляли мы их легко – из пулемётов с разрывными. Длилось первое нападение, как сказал тот же Пит, минут семь-восемь. Потом мы уже конкретно засекали – оказалось, что обычно шесть, или чуть больше. И все последующие были похожи одно на другое, как жёлуди с одного дуба: бронированные или покрытые хитином неповоротливые монстры словно специально подставлялись, чтоб мы их покрошили в мелкую труху…
Первым сказал, что всё это дурно пахнет, и похоже на дешёвое постановочное шоу, Малкович. Мы и сами так думали, но думать – одно, а обсуждать – другое. Однако вид расчленявших и пожиравших трупы по ночам подземных многоножек не больно-то способствовал желанию пойти и проверить: живые, вернее – реальные ли монстры нападали на наш форпост, или это кем-то хитро смонтированные или спроецированные прямо к нам в мозг галлюцинации.
То, что нам в мозг кто-то что-то определённо проецируют, сомнения через ещё три ночи не вызывало – прошли «курс» дикого и до чёртиков правдоподобного кошмара, все.
Смысла описывать, что кому снилось, не вижу. Потому что те, кто найдут это письмо, наверняка сами столкнутся, и их кошмары тоже будут непохожи один на другой. И они – то есть, вы! – начнёте искать. Ответы.
Про налёты мелких летучих тварей, прилетающих каждый вечер, и специфику уничтожения дневных нападающих – богомолов, скорпионов, жуков, фаланг, муравьёв, пауков, и прочего такого, тоже писать не буду: боюсь, не успею. Да и смысла нет – может, вам, будущие сотоварищи по несчастьям и проблемам, могут показать, или дать, совсем других монстров.
Обсуждали «ситуацию», и пути её разрешения мы долго.
Лестер и Пит даже передрались – мы с Джоном еле растащили и угомонили их. Но споры и домыслы ничего нам не дали. Зато очень много дало, так сказать, утреннее натурное исследование плацдарма, окружающего форпост. Песок по-крайней мере – настоящий. Это нам сообщил Лестер, которого мы, как самого лёгкого и шустрого, спустили после завтрака вниз на верёвке из запасных простыней – армейской армированной из наших запасов мы почему-то не доверяли: вдруг – просто иллюзия?! Ну, что песок-то настоящий, мы поняли и так – когда нас ещё только выгрузили из посадочного модуля…
А больше ничего мы материального, в-смысле, такого, что доказало бы, что мы стреляем не в кем-то наведённые галлюцинации или иллюзии, а в реальных, с кровью и телом, монстров, там, внизу, не нашли. Ни малейшего следа или осколочка от трупов всех тех хитиново-бронированных гадов, что нападали на нас, и полегли вокруг крепости высоченными валами из трупов. Не нашлось даже следов их сволочной крови.
Однако вот ночью мы спуститься снова на поверхность земли не решились – мало ли. Вдруг кусачие многоножки – не плод галлюцинаций, а просто – чистильщики. Ну, или стражи. Охранники. Не дающие нам покинуть это место. И то, что мы поменяли просто одну тюрьму на другую, сомнения сейчас ни у кого из нас не вызывает. Но вот причины…
Друзья! Те, кто придёт после нас! Мы, четверо, примерно на седьмой день поняли, что сволочные вояки, ну, или те, на кого они работают – то есть, концерн, ведущий тут добычу урана, заключили подлую сделку с настоящими хозяевами этой планеты.
Те позволяют им потрошить недра вот этой горы, извлекая руду, обогащая её, а затем и вывозя концентрат. А взамен наши поставляют им НАС. Смертников. Так и так обречённых на уничтожение, там, дома.
И вот тут возникают вопросы.
То, что мы каждый день изображали гладиаторские бои – это только часть программы. Так же, как и еженощные кошмары. На самом деле, как мне лично сейчас кажется, мы служим этим гадам-хозяевам не только и не столько развлечением.
Похоже, хотя и не могу сказать со стопроцентной уверенностью, мы нужны местным для того, чтоб исследовать нашу, человеческую, психику. И тела. Лестер припомнил какой-то старинный, написанный ещё пятьсот лет назад, фантастический рассказ на подобную тему: кажется, он называется, «Солярис». Там какой-то разумный Океан исследовал прилетевших на его планету людей. Нас-то точно уже вполне неплохо исследовали. И даже уже научились модифицировать наши тела. (Про мозги пока сказать ничего определённого не могу!)
Модифицированного Пита Сампраса нам пришлось пристрелить самим, потому что его всего за одну ночь превратили в огромную злобную ящерицу. Вернее, не ящерицу, а странное, похожее на сосиску, существо с гладкими лысыми боками, без хвоста, но с огромной пастью – на всю двухфутовую морду. И эта тварь напала на нас, пока мы спали. Чуть не отгрызла мне левую руку. И нам втроём еле удалось отбиться: пока двое остальных, пострадавших меньше, держали скользкого и извивающегося, словно угорь, зверя, я, хоть и истекал кровью, но проковылял к контейнеру с оружием и успел притащить портативный лазер. И перепилил гадину пополам. Поперёк. А затем, на всякий случай – ещё и вдоль.
Запомнилось это дело куда отчётливей, чем самый жуткий наш кошмар: когда тварь развалилась на четыре половинки, мы их невольно рассмотрели получше.
Жуть!!!
Никаких внутренних органов – ни сердца, ни лёгких, ни кишок. А только сплошная монолитная масса кирпично-бордового мяса – похоже, сплошь мускулы…
Это только потом мы поняли, когда уже перевязали меня, и обработали раны Джона и Лестера, то есть – до нас путём немудрёных логических умозаключений дошло, что это и был Пит. Да и тело, пока медленно остывало и истекало кровью, словно таяло, и изменялось… И превратилось вновь в человеческое! Но – располовиненное…
Если до этого нам и было страшно, то теперь мы просто готовы были на проклятые зелёные стены лезть от ужаса! Малкович вообще бился в истерике, и кидался на люк, чтоб сбежать в джунгли. Пришлось сделать ему укол пантонала – чтоб уснул.
Но и это не помогло. В-смысле, не помогло спасти его.
Буквально через три часа он напал на Лестера, сам превратившись в монстра: что-то вроде помеси ежа с бульдогом, а Лестер к этому времени выглядел, хотя и спал, как австралийский броненосец с мордой крокодила. Я и сам проснулся от того, что он с рёвом и воем отбивался от бульдого-ежа.
Сказать по-правде, я «пережил» это событие, вероятно, только потому, что спать лёг позже всех: сидел у мониторов в диспетчерской, смотрел на многоножек, ждал не знаю уж чего. Но почему-то спать идти жутко боялся… А потом, когда всё это случилось, и я через дверной проём на всё это посмотрел, меня одолела медвежья болезнь: закрутило кишки, как на центрифуге, и обо…ался я, как последний дрищ! Однако лазер в туалет захватить не забыл. И когда в дверь стал ломиться победитель – это оказался броненосец Лестер! – просто пристрелил его прямо сквозь дыру, которую его челюсти проделали в двери. Выстрелил через открытую пасть прямо в глубину его жуткого тела, оттуда жутко мерзко зашипело, повалил отвратительный дым с запахом горелого мяса – меня ещё и стошнило! – и он почти сразу подох. Тьфу ты – умер.
Его, правда, я тоже на всякий случай располовинил. Ну, уже потом, когда вылез.
Думаю, чтоб ликвидировать следы побоища, учинённого этими двумя, а вернее – тремя, и поменять прогрызанную и прожжённую дверь сортира, у бригады «подготовки» к вселению следующей партии смертников, уйдёт не один час. Потому что я лично ничего убирать не собираюсь. Пусть тела так и лежат – ещё не хватало мне возиться с их перетаскиванием на крышу, и сбрасыванием вниз, на растерзание прожорливым многоножкам.
А сейчас я делюсь с вами, неизвестные бедолаги, захотевшие избавиться от неминуемой смерти, и наивно поддавшиеся на «уговоры» сволоча полковника, своим личным мнением.
Никакой смерти вы не избежали!!! Проклятый форпост – ловушка!!!
Потому что ни один нормальный человек тут не выживет. Ну, или не спятит.
А поскольку у меня нет никаких приборов, чтоб проверить работу своего мозга, не «глючит» ли он по-полной, я и собираюсь сегодня же утром, как только рассветёт, сбежать отсюда к такой-то матери! И добраться до ближайшей реки. Она всегда есть в каждых джунглях – иначе все они давно позасыхали бы, поскольку дождей тут не бывает. (Ну, при нас не было, во-всяком случае.) Хочу попробовать построить плот, и уплыть куда подальше от чёртовой горы с ураном. Потому что вот кажется мне, что всё дело – в ней.
Кто бы ни были те, кто наслал на нас эту напасть, не могут они следить за всем. То есть, не должны они контролировать поверхность всей планеты. Климат здесь вполне подходящий. Если мне удастся где-нибудь затаиться, спрятаться, думаю, охотой и собирательством я уж как-нибудь… А если местные плоды ядовиты – так и …рен с ними! Всё равно – так сдохнуть всё-таки приятней, чем от непонятных преобразований тела.
Не хочется умереть монстром.
Может, это и глупо, но я как-то привык к нему, к своему телу, и хотел бы и закончить жизнь в нём.
Так что запаиваю это письмо в пластик, прячу от наших продажных вояк и гнусных промышленников, да убегаю в джунгли. С собой возьму все, какие нашёл, запасные обоймы к лазерному пистолету, простыни – чтоб наделать из них верёвок! – и канистру воды. Хотя бы на первое время. Если всё будет нормально, и меня не «достанут», и не вернут.
Да, точно – пора. Я выглянул в бронеокно – снаружи светает.
Извините, если не смог ответить на наверняка имеющиеся у вас, друзья, вопросы.
Просто рассказал, как у нас всё было.
Для нас критический момент настал на девятую ночь. Что может случиться дальше, если останусь, боюсь и представить…
Прощайте.
Не поминайте лихом.
Ваш Гай Луций Пападакис».
Эванс поймал себя на том, что стоит опустив голову к полу и сжав кулаки. Губы оказались закушенными чуть не до прокусывания насквозь. Впрочем, когда бросил взгляд на Рикера, обнаружил, что и тот бледен, как полотно, дёргает щекой, и расчесал многострадальный затылок чуть не до крови.
Парк, как всегда сохранявший спокойствие хотя бы внешне, таким же ровным голосом, как читал письмо, подвёл итог:
– Перспективка… Не вдохновляет.
– Вот уж точно. Но излагает этот парень красиво. Мне так ни в жись не написать.
– Не парься, Рикер. – Эванс дёрнул плечом, – Нам пока и писать-то нечего. А если всё-таки будем, так сделает это Парк.
– Сделаю, конечно. Вон сколько места ещё осталось тут – почти полстраницы. Допишем. Однако вот что.
– Опять что-нибудь вычислил?
– Нет. Просто смутная догадка. Порыщем-ка мы ещё!
Вторая записка нашлась в техническом помещении насосной станции, под бойлером с дождевой водой.
Углядел её Рикер – из них троих он лучше всех видел в темноте, царившей в узком тёмном пространстве под днищем. Достать удалось с помощью позаимствованной со склада запчастей длинной и тонкой стальной планки. Пыли и грязи на бумаге оказалось много. Что, впрочем, никак не могло свидетельствовать о времени, проведённом ею тут. Но радовало то, что хотя бы вездесущей на Земле паутины ни в одном, даже самом запущенном, уголке, в форпосте нигде не было. Что напрягало – где же пауки?
Парк снова развернул письмо на пульте – это состояло всего из одного листка, и оказалось сложено в компактный квадратик.
«Времени нет. Поэтому только главное: сегодня восьмой день нашего пребывания здесь. С внешней угрозой справлялись отлично. Отстреливать всех этих жуков, богомолов и тараканов с муравьями было несложно. Но этой ночью Паскаль и Абдугани превратились в монстров, и загрызли друг друга. Я сам прикончил того, кто остался жив – даже не знаю, кто из них кем был, потому что сразу, от греха подальше, выбросил их обугленные тела на песок, с крыши. А сейчас собираюсь уйти через шахту, потому что проклятые бронированные твари забрались на эту самую крышу, и построили живую пирамиду к боковому люку тамбура. Они вскрывают стальные крышки, и я слышу звуки раздираемого металла – тороплюсь написать, пока гады ещё не влезли внутрь. Одному оказалось совершенно невозможно стрелять сразу во все стороны – еле успел сбежать вниз, когда подобрались к стенам вплотную, и стрелять стало невозможно. Заперся в форпосте.
Несчастные и наивные бедолаги, кто будет здесь после меня! Знайте: никаких многоножек под песком нет! Да и вообще: вся эта планета, и все, кто на ней якобы живёт – чудовищная иллюзия! Вот только не знаю, кем и для чего созданная. Может, даже нашими Голливудскими искусниками. Например, для съёмок душераздирающих реалити-шоу, или ужастиков!
Впрочем, я могу, конечно, и ошибаться.
Но уж больно страшные кошмары тут снятся, чтоб поверить, что всё это не вот именно – реалити-спецшоу! Для каких-то богатых и пресытившихся обычными телеиграми и шоу извращённых садистов и сволочей!
О! Судя по звуку, уже лезут на первый уровень с крыши!
Всё: прячу записку, и – в шахту!
Меня звали Григорий Молчанов.
Желаю вам удачи!»
На этот раз молчание нарушил Эванс:
– Вот теперь понятно, почему майор, напутствовавший нас здесь, предупредил, что отстреливаться – нужно. Что твари вскрывают и стальные люки.
– Да, пожалуй, это правда. Потому что крышки выглядят куда новей, чем косяки. На них даже краска не выгорела. – Парк как всегда оказался наблюдательней их всех – Эванс даже не подумал рассматривать с этой точки зрения что люки, что их косяки.
Рикер вдруг перекрестился, чем поразил до глубины души и Эванса, и Парка – у того даже расширились глаза. Рикер же сказал:
– Бедняга. Я помолюсь за его душу. И души тех, кто был здесь после него. И – до.
– Так ты считаешь, что Гай и его команда – были после Григория?
– Ну да. Это же очевидно. Иначе они бы спрятали этот листочек вместе со своим!
– Железный довод. – Парк тяжко вздохнул, – Меня же удивило другое. А именно – почему Григорий пишет, что многоножки – иллюзия? Кто-то из его команды пробовал спуститься на песок ночью?
– Теперь уже не узнать. Но мы этот листок присовокупим, конечно, к записям Гая. Только вот что напишем сами?
– Прежде чем написать, нужно хоть что-то попробовать сделать. Например, спустить кровати вниз, на подземный уровень, и попробовать спать в… шлемах.
– Да ладно тебе, Парк! Они же – с загнутыми краями! Лежать в наших касках жутко неудобно. Мы не сможем заснуть!
– А я и не имел в виду боевые каски. Я – о шлемах. Экранирующих. Нужно попробовать изготовить три как бы… Сферы. Для голов. Потому что даже если излучение, подаваемое нам в мозг и имеет неизвестную пока нам природу, физические законы мироздания не сможет нарушить и оно. А законы эти гласят, что даже простая стальная сетка отлично экранирует любые излучения. А двухмиллиметровую сетку-рабицу я сам видел на одном из стеллажей склада. Ножницы по металлу у нас в боекомплекте есть. Монтажная проволока тоже.
Чего ж нам ещё желать? За дело, как говаривал Гай, Царствие ему Небесное!
То, что вышло из-под «очень искусных», как это дело обозначил Парк, ручек Эванса, сферы, конечно, напоминало. Отдалённо.
Отверстие для головы как раз позволяло эти самые головы внутрь полуторафутовых конструкций запихать. Но спать оказалось всё равно чертовски, как это обозначил уже Рикер, проблематично – не все торчащие острые концы и скрутки удалось ликвидировать и подогнуть сразу, и шлемы кололись, и давили на затылки.
Зато вот складные армейские койки перенести в подвал, поближе к дверям в тамбур шахты, удалось без проблем.
Однако помогло это мало.
Потому что когда Парк разбудил их своими криками, и уже ему на голову вылили приготовленное ведро воды, оказалось, что кошмар ему таки-приснился.
Дыша тяжко, словно выброшенная на берег рыба, пожилой мужчина долго молчал, отходя. Потом попросил воды. Эванс сходил на кухню, и принёс таблетку эринитрита, и чайник со вчерашним недопитым чаем, и три пластиковых стаканчика.
Выпили её молча. Затем Парк, рассасывая сердечное, выдохнул:
– Ф-фу… Мне полегче. Да и вообще: как мне кажется, своей цели мы почти добились. Шлемы и три бетонных перекрытия работают. Кошмар был, конечно, жуткий, но… Я видел его не так, как вот вы описывали – словно воочию, в реальности, а… Словно отстранённо. Как будто бы… Да – через стекло. Не всегда чётко, и не всегда со звуками. Вот, точно: звук иногда словно бы пропадал – как в старинных, аналоговых, устройствах связи. Но суть от этого, к сожалению, не поменялась: меня чуть не сожрали эти самые… те, которых якобы нет. То есть – наши подпесочные многоножки. А жвала у них, оказывается, сделаны из стали. А глотка так и вообще – кажется бездонной…
– А где всё это… происходило? – Эванс спросил, увидев, что Парк замолчал, нахмурившись, и словно проигрывая ещё раз в голове воспоминания, в попытках выудить оттуда полезную и новую информацию.
– А происходило всё это здесь, прямо в форпосте. Вас я не видел вообще, а за мной гонялись, и загнали-таки в угол, три двадцатиметровые тварюги. И как это они только в наши двери пролезали!.. Толщина туловища достигает трёх футов, а ножки-членики… Ну, с мою ногу! Размах челюстей-жвал, наверное, футов пять. Ротовое отверстие, то есть – пасть, всё-таки поменьше. Наверное, с фут. Вот вся моя правая нога и оказалась впихнута туда и пережёвана, пока до меня не дошло благодатное действие холодной воды…
– И – что? Ощущения тоже были «смазанными»? То есть – не больно?
– Какое там – не больно! Я такое пережил только раз в жизни – когда попал в аварию, и сломал пять рёбер, обе ноги, и мне раздробило весь таз! Жутко больно.
– Так что – получается, на какие-то моменты – ну там, на зрение, слух, наши шлемы действуют, а на другие – вроде осязания и болевых ощущений – нет?
– Ну… Похоже, что так, Эванс. Не сработал, стало быть, наш план. Потому что не хотел бы я, чтоб меня снова пережёвывали пусть плохо видимые и слышимые, но от этого не менее клыкастые-зубастые и чертовски достоверно грызущие и кусающие тварюги!
– Чёрт. Что делать-то будем?
– Что делать, что делать… Предлагаю, поскольку уснуть мне сегодня уже вряд ли удастся, дописать послание нашим последователям, запаять. Вставить на место. И с утренним солнышком двинуться сквозь джунгли. К реке. Взяв портативное лазерное оружие, и забрав все продукты, что есть в наших рационах. То есть – сухпайки.
А есть они там, в контейнере, с запасом, если вспомните. И ещё: я так подозреваю, что такое решение напрашивалось само собой. Поэтому с учётом запасных пайков наше путешествие займёт не более… Сорока дней!
– Постой-ка, Парк… – Рикер хмурился, – Ты что же… И правда предлагаешь нам вот так, ничего не зная о планете, без карты и компаса, идти… Хрен его знает куда?!
– Ну… Да. А что – у тебя есть предложения получше? Спасибо нашим героическим предшественникам – они ценой жизни выяснили для нас главное: оставаться в форпосте дольше девяти дней, еженощно смотря персональные кошмары – нельзя. Смерть, причём даже не в своём теле, а в образе чудовищных монстров, гарантирована!
В шахте нас убьёт чёртова радиация. (Да и не спасёт, думаю, и шахта, от той дряни, что нам наводят в мозг!) Многоножек под песком, возможно, и правда – нет. Потому что не верю я, что могут существовать естественно рождённые многоножки со стальными челюстями. Значит они – продукт или монтажёров по спецэффектам, либо… Генных инженеров. Ну, или – просто инженеров. В любом случае днём они спят. Или выключены.
Поэтому и предлагаю много не мудрить, а собрать самое необходимое для выживания в джунглях, да…
Двинуться!
У кого-нибудь есть другие предложения? Желательно – разумные?
Таковых не нашлось.
Продуктов, оружия, боеприпасов, воды, медикаментов и всего прочего, что они понатаскали в тамбур, или вынули из контейнеров, оказалось чертовски много.
– Мы столько не унесём.
– Н-да, пожалуй. – Эванс попинал ногой солидную груду вещей и оружия, – А давайте так. Возьмём не то, что нам может пригодиться, а то, без чего мы точно не выживем. Оружие, воду, аптечку и еду!
– Согласен. – Рикер раскрыл пошире горловину своего рюкзака, и начал загружаться, – Вот только простыни взять всё равно придётся. Перевязочный материал всё-таки!
– Не хотелось бы, чтоб нам пришлось кого-то перевязывать. Но, возможно, простыни и правда не помешают! Ну и, понятное дело, матрацы! Но их придётся привязать на рюкзаки сверху. – Парк присоединился к Рикеру, укладывая на самое дно уже своего рюкзака свою долю пакетов с сухим пайком.
Эванс вздохнул:
– Жаль. Я имею в виду – жаль, что шлемы из сетки придётся оставить. Я всё-таки потратил на них три часа кропотливой работы! Все руки о проволоку исколол…
Рикер на него посмотрел, но ничего не сказал. Эванс поспешил пояснить:
– Это шутка. Я… чертовски нервничаю.
– Ха! Он нам ещё будет рассказывать! – Рикер с Парком понимающе переглянулись. Рикер дёрнул плечом. Покачал головой. Парк проворчал:
– Бояться и нервничать нам, конечно нужно. Потому что только сумасшедший… Ну, или полный идиот попытается сделать то, что хотим сделать мы. Однако кристально ясно одно: оставаться в форпосте дольше восьми дней нельзя. Преобразуют!
Коротенькую записку, поясняющую воякам, прилетевшим бы с новой партией «добровольцев», тот факт, что они хотят попытать счастья в джунглях, положили прямо на контейнер с оставшимся оружием. Придавили на всякий случай пустым стаканом. Парк сказал, что надеется, что вояки не догадаются, чем именно вызвано такое их решение – разумеется, о найденных свидетельствах он в записке не заикнулся.
Эванс, как самый молодой и сильный, спустился последним, ловко выдернул двойную верёвку из рукояти двери, сильно дёрнув ту напоследок. Дверь форпоста захлопнулась, делая их возвращение если не совсем невозможным, то уж точно – сильно затруднённым. Пять метров всё-таки. Однако тонкий шнурок, с помощью которого можно было бы протащить и солидную верёвку в случае крайней необходимости, оставить свешиваться с рукояти не забыли. Парк проворчал:
– Сказать бы сейчас ещё что-нибудь пафосное и возвышенное. Типа того, как подло предавать и продавать своих. То есть – людей. Да лень. Может, кто из вас хочет?
Эванс молча взвалил на плечи тяжеленный рюкзак. Рикер только хмыкнул. Парк подвёл итог:
– Ладно, попёрлись.
Песок оказался самым обычным песком – ноги вязли, и под сапогами чуть слышно скрипело. Зато когда дотопали до джунглей, и в глаза перестало бить восходящее солнце, пришлось с минуту постоять, чтоб глаза привыкли к сумраку, царившему под причудливыми, но весьма плотными кронами. Росли тут деревья, очень похожие на земные – пальмы, дубы, сосны и ели. Была даже штуковина с бело-чёрным стволом, напоминавшим самую обычную берёзу. Только вот листья у неё были красно-фиолетовыми. Как, впрочем, и у большинства остальных растений джунглей.
Имелось и много лиан – они обвивали некоторые стволы так, что тех и заметно не было – словно хотели удушить. Толщина лиан варьировала: от плёточки с мизинчик, до монстра толщиной с бедро Эванса. Повсюду на стволах и ветвях цветными пятнами выделялись крупные цветы: белые, красные, голубые… А уж пахло – как в оранжерее!
В подстилке, как ни странно, не обнаружилось никаких «клещей», многоножек, или обещанных им «кусачих блох» – Эванс специально переворошил приличную её площадь сапёрной лопаткой и бронированным носком спецсапога. Парк хмыкнул:
– Что, опять брехня?
– Точно. Не вижу, хоть стреляй, никого не то, что кусачего, а и вообще – хоть кого-то. Даже мокриц нет.
– Это тоже о многом говорит.
– И о чём же? – Рикер явно нервничал, потому что всё время поглядывал назад, и лазер не выпускал из руки. В отличии от Парка и Эванса, даже не потрудившихся расстегнуть свои кобуры.
– Да хотя бы о том, что мелких насекомых тут нет, и, возможно, и не было. Вспомни: уж кто-кто, а мелкие паучки всегда заплетут тёмные, да и не тёмные углы – паутиной!
– Оно, конечно, верно… Но о чём ещё? – тон Рикера был требовательным.
– А о том, подозрительный ты наш, что всё здесь, – Парк обвёл рукой весь окоём, – и правда – может оказаться большой иллюзией. Созданной если не специально для нас… Так для всех людей, которых привозили и наверняка ещё привезут. По договору.
– Ты так уверенно говоришь про этот договор…
– Вот именно. Что можно подумать, что его и правда – заключили. А я на девяносто девять процентов уверен, что – заключили. Потому что какой-то внеземной Разум тут уж точно есть! А расхищать природные ресурсы планет, населённых разумными – закон запрещает. Но!
Он не запрещает договариваться!
О торговле. Ну, или о том, что может таковую напоминать. Натуробмен, так сказать.
Вот мы, смертники, как раз и являемся, похоже, такой разменной монетой! В обмен на уран. И если я постоянно твержу об этом, так только потому, что обидно. До слёз. Пусть мы и смертники – но тоже – свои. То есть – люди. А с нами – вот так!..
На это Рикер возражать, как ни странно, не стал. Поскольку, как прекрасно понимал Эванс, возражать было… Нечего.
– Ладно, не будем о грустном. У вас глаза – как? Привыкли?
– Да.
– Привыкли.
– Тогда попробуем двинуться прямо. Ориентироваться придётся по солнцу. Потому что гнёзда в контейнере, где должны были храниться компасы и хронометры – пусты. Имеем лишь одни, – Парк поднял руку, а то они и без этого не знали! – наручные часы. И если кому-то, – Парк хитро глянул на Рикера, – нужны ещё какие-то доказательства того, что нас-таки продали… Пусть и не в сексуальное рабство… То – куда уж конкретней!
Идти по мягко пружинящей подстилке было вполне удобно. И пусть самого ослепляюще яркого солнца они и не видели, понять, откуда пробиваются его голубые лучи, проблемы не представляло. Так что направление Парк, идущий впереди, выбирал легко.
Эванс, идущий вторым, в пяти шагах, «бдил» направо и вперёд, Рикер – налево и назад. Однако особо долго им наслаждаться пешей прогулкой не пришлось.
Буквально через десять минут они вышли к стене.
Сначала, правда, они и не поняли, что это – стена, настолько хорошо она оказалась закамуфлирована под естественный интерьер джунглей. Но Парк все-таки обнаружил её раньше, чем Эванс и Рикер. Что было вполне объяснимо – он шёл впереди, и, похоже, и ждал чего-то именно такого:
– Внимание! В тридцати шагах – стена!
Но стена никак не протестовала, да и просто – виду не показывала, что видит, что к ней приближаются трое землян, и вот они стоят у её подножия.
– Высокая. Метров пятнадцать.
– Угу.
– Похоже, раскрашивали из краскопульта: края фиолетовых пятен словно расплывчатые.
– Да и коричневых и голубых – такие же. Да и вообще: напоминает самый обычный армейский камуфляж. Что костюмов, что боевых машин.
– Да. Действительно похоже. Но тут – сделано искусней. И – в соответствии с местной, так сказать, палитрой. И если б оставались в форпосте, никакой оптикой не обнаружили бы… Плохо только то, что эта штука стоит у нас на пути. И перелезть вряд ли удастся: видите? Ни одно мало-мальски высокое дерево рядом с ней не растёт. А высота – точно метров пятнадцать.
– А может, её можно обойти?
– Вряд ли. Посмотри, Эванс: стена чуть изгибается. Боюсь, она описывает полный полукруг, с центром там, где стоит наш форпост!
Рикер, осмелев, и сделав шаг вперёд, похлопал рукой по гладкой поверхности:
– Надо же! Металл! Звякнуло о моё кольцо!
Действительно, на среднем пальце Рикера имелось широкое кольцо – из простой меди, иначе уж в тюрьме-то Рикера от такого «излишества» точно избавили бы.
– Раз она железная, может, попробовать прорезать её нашими ручными? – Рикер приподнял лазер, который так и не выпускал из правой руки.
– Не будем спешить. Тем более, мы не знаем, какой она может быть толщины, и не имеется ли за ней слой из какого-нибудь кирпича или железобетона. – Парк ткнул пальцем вправо, – Идёмте-ка лучше вон туда. Там, мне кажется, есть проход!
Эванс пригляделся, и понял, что имеет в виду Парк: оно и верно. Похоже на проход. Эванс покивал. Рикер хмыкнул.
Однако других вариантов ни он ни Эванс не предложили, и через несколько шагов они подошли к тёмному зеву.
Однако это оказался всё же не совсем проход. А, скорее, сужавшийся там, в глубине, тоннель, имевший здесь, у основания стены, более пятидесяти шагов в ширину, и пяти – в высоту. Что не мешало чёртовой стене проходить над ним на той же высоте.
– Проклятье! – Эванс уже догадался, что это, – Готов поставить свою каску против дохлой мухи, что как раз отсюда на нас выпускают этих… Монстров!
– Наверняка. И более того: наверняка и справа и слева, – Парк ткнул большим пальцем за спину, – есть ещё два таких же тоннеля. Откуда гады прут на наши фланги. Ну что? Пойдём, посмотрим? До появления новой партии нападающих ещё минимум шесть часов. А сбежать назад, в джунгли, или даже залезть назад, в форпост, похоже, мешать или препятствовать нам никто и ничто не собирается.
А, может, от нас как раз этого и ждали: что мы захотим сбежать. Ну, или попрёмся «обследовать».
Тоннель имел сравнительно небольшую длину – то есть, они не успели устать, пока прошагали все триста шагов, которые про себя отсчитывал Эванс. Пришлось включить накасочные фонари, в свете которых, впрочем, не было видно ничего, кроме покрашенных коричневой краской стальных стен. Эванс прикинул, что до потолка всё равно не достать – так метров пять и осталось, но проход сузился шагов до пяти – очевидно, чтоб те, кто выскочит отсюда на штурм форпоста, бежали всё-таки не сплошной лавиной, а небольшими ручейками, растекающимися и делящимися далее на отдельные тела. А разумно.
Тут имелось что-то и вроде порога. Эванс не удивился бы, если б тут оказалась где-то сбоку и скрытая стальная переборка, перекрывающая проход, двигаясь по желобам-швеллерам в полу и потолке. За порогом имелась огромная и тёмная как бы…
Пещера? Нет, скорее – зал.
Они храбро прошли через проём и оказались внутри.
Размеры потрясали. Нет, правда – светло-серый зал оказался огромен, и три его дальние стены терялись в темноте. А вот белый потолок был невысок. Ну, сравнительно – до него было не больше десяти метров. И это казалось разумным. Иначе внутри не поместились бы чудовищные, и тоже серо-белые, кубы, со сторонами не менее семи-восьми метров.
Сделаны они были из непонятного материала, но выделялись в тусклом свете налобных фонарей монолитной светлой, и словно стеклянно-глянцевой поверхностью, и буквально подавляли своими фантастическими размерами. Между кубами имелись довольно широкие проходы – метров по пять. Парк, как всегда подошедший к проблеме практично, прикинул:
– Помещение в плане примерно квадратное. В первом ряду – восемнадцать ящиков. А когда считаю в глубину – не менее двадцати рядов. Стало быть – тут производят триста шестьдесят монстров за раз. То есть – за сутки.
– Погоди-ка, Парк… – Рикер закусил губу, – Ты считаешь, что здесь, в этих самых ящиках-кубах…
– Ну да. Проход, по которому твари выбегают – вот он. – Парк кивнул себе за спину, – Здесь, внутри, специально нет света. Чтоб твари сразу бежали к нему. Вперёд, и туда, где, как они думают, есть еда. А голодные они при рождении – наверняка. Ну и согласитесь сами: всё вполне логично. Где-то же должны создаваться все те монстры, что натравливают на нас? Ну, вернее, на форпост. А какой смысл везти монстров откуда-то издалека? Нет, это оно самое. Место, где их клепают, словно машины на конвейере. Если умножим триста шестьдесят на три, как раз и получим около тысячи ста тварей. Как раз на шесть-семь минут стрельбы. Так что я не сомневаюсь, что это – автоклавы. Ну, или говоря проще – выводковые камеры.
– Да? И как же нам посмотреть, кто там, внутри, выводится?
– Да никак. Поверхности непрозрачны, и я, если честно, даже не вижу где крышки. Или пульты управления. Или окна для визуального контроля. (Из чего можно сделать вывод о полной автоматизации процесса.) Или двери. Для выхода готовой, так сказать, как выражается полковник, продукции. А что самое главное – нам абсолютно ни к чему знать, кто тут изготовляется для нас на этот раз.
– Это почему? Нам же, наверное, придётся…
– Не придётся, Рикер. Мы очень даже тихо и мирно пройдём по центральному проходу, и выйдем через во-он ту дверцу в дальней стене. – Парк посветил своим фонарём, повернув голову вглубь помещения.
– Чёрт! А я её и не… Ну и глаза у тебя, Парк!
– Это – не глаза. Просто я и рассчитывал её найти именно в таком месте. Ведь те, кто построили этот зал, и установили тут всё это добро, – Парк теперь обвёл весь зал широким жестом, – наверняка должны сюда как-то заходить. Оттуда, снаружи. Хотя бы иногда. Ну, чтоб проверить, как работает их оборудование, в порядке ли энергоснабжение, не нужно ли досыпать или долить расходуемых материалов. Ну и так далее в смысле надзора. И, как я вижу по размеру двери, эти «кто-то» вряд ли больше нас по размерам.
– Ага. Уже приятно. Уж если бить каких-то гадов в челюсть, или что там у них имеется, – Рикер сжал свободный кулак, – Так я всегда за равные весовые категории!
– Остынь, Рикер. – Парк как всегда оставался невозмутим, – Может, давай вначале «гадов» найдём. И постараемся выяснить. За каким …ем они всё это затеяли. А уж затем – будем бить. Если выяснится, что бить – надо.
– Меня не трудно уговорить. – Рикер дёрнул плечом. – Ведь я такой весь мирный и незлобливый. И всегда предпочитаю вначале решать конфликты путём переговоров…
На этот раз заржали Эванс и Парк, переглядываясь и качая головами. Парк даже хлопал ладонями по коленкам, согнувшись, а Эванс показывал на Рикера пальцем. У него прошибло до слезы. Наконец Эванс выдавил сквозь смех:
– Вот уж спасибо, Рикер. Отлично ты поднял наш боевой дух. И юмор у тебя бесподобный.
Рикер надулся:
– Придурки нервные. Это был не юмор. Я и правда – мирный и спокойный.
На этот раз ржали ещё громче. И уже втроём.
До торцевой стены зала дошли минуты за три. Заодно по дороге убедились, что в проходах никого и ничего нет, а от кубов исходит тихое басовитое гудение – значит, точно – работают! Дверца, отделённая ниточными чёрными контурами и чуть более серым цветом, оказалась ничуть не больше, чем внутренние двери в форпосте. У одной из боковин, в метре от пола, имелась и простая ручка – точно такая же, как обычная, земная.
Эванс почесал голову:
– Жуткая мысль! А, может, всё это хозяйство построили наши вояки? И у них здесь что-то вроде полигона для испытания… Новых монстров? Ну, или киношники? Для съёмки каких-то ужастиков?
– Вот уж не думаю. – Парк потрогал ручку пальцем. Та отреагировала спокойно. То есть – никак, – Сходство назначения… ну, и конструктивные особенности тел вызывают и сходные технические решения. Конвергенция, словом.
Эванс значения слова не знал, но догадаться в контексте ситуации особого труда не составляло. Рикер поднял лазер:
– Я готов. Откроешь?
– Попробую.
Парк, отодвинувшись, чтоб уйти с линии прицела, нажал вниз, ручка легко подалась. Стало слышно, как внутри двери что-то щёлкнуло, и дверь, которую Парк тянул за рукоять, начала открываться.
Первое, что поразило Эванса – ярчайший свет, проникающий снаружи. Но потом он убедился, что это просто ничем не прикрытый свет утреннего солнца Адониса.
За дверью, разумеется, никого не оказалось.
Рикер с поднятым лазером, зажатым уже в обеих руках, вдвинулся в проём, Эванс, лазер в руке державший, но поднять не спешивший, вышел за ним. Парка заинтересовал язычок замка двери.
– Надо же. Конструкция-то совсем другая. У нас, ну, то есть, на Земле, так не делают. Значит, точно – чужие.
– А может, ты лучше посмотришь на то, что тут у нас? – Рикер не скрывал раздражения. Парк остался как всегда невозмутимо спокоен:
– Да я и без «посмотрения» знаю, что там «у вас».
– И что же?
– Да вот именно, что – ни …рена! А то бы вы уже возмущались. Ну, или восторгались.
– Чёрт. Точно. – Рикер сплюнул на светло-голубой в обжигающих лучах песок, оказавшийся за дверью, и засунул наконец оружие в поясную кобуру, – Ни …рена тут у нас нету! А ты что – знал заранее?
– Ну, не то, чтобы знал… Но догадывался. Что так просто нас из этой ловушки… Ну, или выразимся так: этого уровня крысячьего Лабиринта, не выпустят. Как и не дадут ответов на наши вопросы. Поэтому кое-какой ответ я уже получил. Стену, автоклавы и дверь сделали точно не люди.
Эванс подошёл и глянул на язычок. Действительно: люди так не делают. Вместо обычной подпружиненной защёлки, скошенной с одной стороны, тут в торце двери имелся как бы крюк на оси, запиравший её, входя в паз в торце косяка.
– Интересное решение.
– Ещё бы не интересное! – это возмутился подошедший Рикер, – Тут же нет ручки с обратной стороны! Ну и как мы отступили бы назад, если б ты, Парк, (Вот уж спасибо тебе огромное!) не догадался эту дверь придержать, и не дать ей захлопнуться?!
– Пожалуй, никак. Так что дай-ка сюда твой лазер.
– У тебя же есть свой!
– Ну и что? Стрелять предстоит, похоже, много. Так что начнём с твоего боезапаса. Потом – будем расходовать мой. И уж потом – Эванса.
– А почему… Именно в таком порядке?
– А потому, что Эванс – самый молодой из нас. И самый тяжёлый, – Эванс усмехнулся: он и правда, весил не меньше ста, – И самый сильный. Он, случись что, сможет наши раненные тела дотащить до какого-нибудь укрытия или убежища. Ну, или уж – до форпоста. А мы – нет. Значит, нам нужно его поберечь. Поэтому и пускаем везде – в середине!
– Понял. Хм-м… Мысль, в целом, здравая. – Рикер протянул лазер Парку рукоятью вперёд.
Парк отпустил ручку двери. Включил лазер на ближнюю дистанцию, и аккуратно срезал выступающую наружу из торца двери крюкообразную запорную штуковину.
Как ни странно, сделать это удалось легко. Чужой металл отлично резался маломощным микронным лучом. Парк подвигал ручкой. Результатом остался доволен:
– Держи. Теперь не закроется.
Рикер спрятал оружие снова в кобуру. Эванс надумал сказать:
– Спасибо, Парк. Не сомневайтесь: если что – и дотащу, и прикрою, и перевяжу.
– Ага. Спасибо.
– Спасибо. – Парк наконец оглядел горизонт, – Теперь, думаю, нам нужно просто идти прямо. Туда же, куда шли – на восток.
– Но там же – пустыня! И ничего, то есть – совсем ничего нет!
– Не думаю. Скорее, это очередная оптическая иллюзия. Примитивная. Были бы приборы – мы бы в момент раскусили это. Думаю, нам просто пытаются втюхать, что наше продвижение вперёд не имеет никакого смысла. Хотят, словом, чтоб мы вернулись. А сами просто отгородились от нас очередным невидимым, маскирующим подлинную картину горизонта, барьером. Поэтому предлагаю всё же идти. С пути теперь точно не собьёмся: вон какая махина у нас останется в тылу!
Невольно все задрали головы: оно и верно. Десятиметровая коробка с выводковыми камерами возвышалась среди пустыни, словно мастодонт среди лужка, обработанного газонокосилкой…
Однако уходя, дверь в коробку Парк аккуратно прикрыл.
С расстояния в километр, на которое отошли минут за пятнадцать, коробка всё ещё внушала уважение: громадная, ничего не скажешь. Но теперь за ней, а вернее – по обеим её краям отлично были видны и дуги изгибавшейся полукругом стены, действительно, похоже, имевшей центр в месте расположения форпоста.
Идти было неудобно и утомительно с непривычки. Ноги сильно вязли в песке, и радовало только то, что обувь из армейских арсеналов соответствовала требованиям: действительно не пропускала ни песчинки! Насчёт воды Эванс сомневался. Но опробовать пока не пришлось. Как и выругаться, что жутко хотелось сделать. Потому что почти тут же Рикер, шедший впереди, заорал, и замахал руками, всё-таки не удержавшись на ногах, и растянувшись на спине:
– Чёрт! Там, впереди – что-то упругое! И невидимое!
Парк подошёл поближе, чуть обойдя Рикера, и потрогал сам:
– Твоя правда. Стена. Только мягкая… И невидимая. Наверное, какое-нибудь защитное поле.
Эванс зачерпнул горсть песка:
– Сейчас посмотрим!
Песок, брошенный вперёд и вверх, ничего однако не показал. Он пролетел вперёд небольшой тучкой, словно не встретив на пути никакого препятствия.
Рикер грязно выругался. Парк хмыкнул:
– А здорово придумано. Похоже, не пропускает только человека. Ну, или живые существа. Так что чёртовые монстрам «из пробирок» дальше тоже хода нет, случись им побежать не в ту сторону…
– Это, конечно, не может нас не радовать. – голос Рикера так и сочился язвительной иронией, – Но мы пока и сами туда не проходим. Так что если монстры «из пробирочек» прорвутся-таки через дверку, которую мы даже не заперли, сбежать будет точно некуда!
– Готов спорить на свою каску, что до верха поля не достать. И не обойти – оно наверняка тоже полусферическое. И с центром, само-собой, в нашем форпосте.
Желающих поспорить с подошедшим и прохлопавшем стену руками и коленями Эвансом однако не нашлось. Только Рикер в сердцах сплюнул налипший на рот песок, отряхивая уникомбез от него же:
– Парк! Ты у нас за умного. Скажи, что делать-то?
Эванс обратил внимание, что ироничных ноток в тоне Рикера уже не было. А была там растерянность и страх.
Страх, собственно, Эванс испытывал и сам. Тот ледяной рукой ворошил его внутренности, заставляя бурчать кишки, и сжиматься пах. Парк, впрочем, похоже, и сам чувствовал нечто подобное:
– Будем пытаться, конечно, обойти. Пробить из лазера. Проверим и под песком – может, подкоп сделаем. Но… Похоже, мы в ещё большей ж…, чем думали.
– Твари!!! Сволочи! Мерзкие ублюдки! П…расы говёные!!! – Рикер, не сдерживая отчаяния и злости, колотил по упругой стене, отбрасывавшей его кулаки без видимых усилий или проблем, – …р вам в задницу! Ну покажитесь только! Я бы ваши мерзкие рожи лично превратил в отбивной лангет!
Парк вскрикнул. Эванс резко обернулся, и у него перехватило дыхание: за спиной Рикера стояла странная фигура. Вот: только что её не было, и вдруг она возникла!
Похоже на человека, конечно. Две руки, две ноги. Голова, большая. Правда, обращённая к ним затылком, она не давала рассмотреть лицо. Единственное, что отличало фигуру от типичного Хомо Сапиенса – несколько странные пропорции. Ноги явно были куда короче человеческих при том же росте, а руки – словно длиннее. До колен.
Парк опомнился первым:
– Рикер! Ты, вроде, хотел пообщаться. Высказать, так сказать, наболевшее. Ну так оглянись.
Рикер, продолжавший рычать, материться и молотить кулаками, замер. Медленно развернулся. Но надо отдать ему должное: лазер достал тут же, и всадил полный заряд прямо в лоб существа!
Особого эффекта, правда, это не дало. Острый ослепительный луч попросту исчез. Вероятно, его поглотило это самое лицо, нисколько, впрочем, от этого не пострадавшее. Рикер сунул бесполезное оружие назад в кобуру, и попробовал добраться до твари с помощью стандартного армейского ножа. Но тот не вошёл в плоть – словно его в дюйме от тела остановило поле, вроде того, из которого была сделана стена. Рикер отбросил нож, и попробовал просто задушить монстра, рыча и брызжа слюной от натуги, и иногда нанося удары коленом в пах:
– Да что ж ты за выродок попался! Почему ты не убиваешься?!
Парк и Эванс перешли и встали по обе стороны от Рикера. Теперь лицо существа оказалось хорошо видно. Отличалось от человеческого оно только отсутствием носа – на его месте просто чернели дырочки двух ноздрей! – да фасеточным строением глаз. Круглых, крупных – каждый с пару дюймов в диаметре.
Существо, к телу которого пальцы и колено Рикера так и не приблизились больше, чем на тот же дюйм, мерзко оскалилось, стали видны мелкие остренькие зубки:
– Потому, землянин, что допустить это было бы глупо с моей стороны. – голос оказался противно-дребезжащим, каким-то ненатуральным: словно говорило не живое существо, а какой-нибудь древний примитивный фонограф, – Вы же не умираете, когда вас там, на земле, кусает муравей, или комар? Нет, вы защищаетесь от неприятно болезненных, но несмертельных укусов с помощью репеллентов, ультразвука, или защитных сеток. Я тоже защищён от низших форм жизни. И моё защитное поле – неотъемлемая часть моего организма.
– Ух ты, какой разговорчивый попался! – Рикер чуть отступил от существа, убрав руки от его шеи, но лицо его всё ещё оставалось красным, словно свекла. – А почему это ты считаешь нас – низшей формой жизни?
– А почему вы сами считаете таковыми коров, свиней, кур, муравьёв, богомолов, да и вообще всех, кто делит с вами вашу планету? Первых вы даже едите. А вторых – травите инсектицидами.
Рикер немного растерялся, но быстро нашёлся:
– А потому что они – глупее нас! И мешают выращивать зерно и прочий урожай!
– Вот именно. – Существо растянуло тонкий безгубый рот в подобие улыбки. Приятной её ну никак нельзя было назвать, – Вы считаете их глупее себя. Ну а мы – вас.
– Так – что?! Это даёт вам право унижать и мучить нас?
– Ну вам же – даёт!
– Как это?
– Я мог бы привести массу примеров, выуженных из голов тех, кто был тут до вас. Ограничусь самыми простыми и понятными. Что сделали колонисты, так называемые англосаксы, и испанцы – с коренным, более примитивным, как они считали, населением Америки? Австралии? Островов Тихого океана? И разве вы постоянно друг с другом не воевали? По поводу, или без такового? Не говоря уж о вашей лицемерной привычке убивать другие, не антропоморфные, существа ради того, чтоб съесть их тела? Или обезопасить урожай. Или дома.
А ещё большим преступлением и подлостью нам кажется ваша традиция «нести свет истинной веры» в «тёмные и неразумные» души язычников, и заблудших еретиков. Это я про конкистадоров и инквизицию. Не сомневаюсь, что так же ваши представители будут поступать и с туземным населением планет, которое окажется ниже вас по уровню развития.
– Погодите, уважаемый, – это наконец в дискуссию влез Парк, – Ведь не все представители рода человеческого – мерзавцы, конкистадоры и убийцы. У нас есть и учёные. И поэты. Художники. Которые и добры, и порядочны, и честны. И по-своему благородны.
– Ничего не могу сказать по этому поводу. Поскольку лично ни я, ни мои товарищи с такими особями не встречались. Души же тех, кто был здесь до вас, ни так называемой порядочностью, ни честностью изуродованы не были!
Эванс подумал, что существо в какой-то степени право. Ведь и поэты, и писатели, и художники, за редчайшим исключением, сидят дома. Им некогда грабить, убивать и насиловать, поскольку они – творят. Пытаются донести до остальных людей тот свет, что озаряет их сердца и души. А вот авантюристы, жаждущие лишь наживы, сиюминутной, и халявной, как раз всегда – в первых рядах! Вспомнить, вот именно, хотя бы тех же конкистадоров… И их прихвостней – католических служителей Христианской Веры. Обращавших недоразвитых язычников в эту самую истинную Веру. Огнём и мечом!.. Впрочем, и англосаксы в этом плане не лучше – нет больше ни на островах Тихого океана, ни в северной Америке никаких язычников…
Да и Гитлер, если уж на то пошло, делил всех людей на две категории: истинные арийцы, и недочеловеки – вроде славян и евреев. Последних безжалостно эксплуатировали, или попросту сразу уничтожали… Чтоб расчистить, вот именно – жизненное Пространство.
Так что аргументы гуманоида вполне адекватны и состоятельны.
Но Парк не сдавался:
– Это неправда, что все земляне такие. Среди нас есть и добрые, и по настоящему честные и гуманные!
– Это – как вы, что ли? – иронии в тоне существа не заметил бы только слон.
Эванс почувствовал, как уши заливает краска, перемещающаяся и на лицо и на шею. Тут даже Парк не нашёлся что ответить.
Существо кивнуло:
– Вот именно. Вы – такие же изгои и выродки, как и те, кто торговался и договаривался с нами за так называемый уран. И подло, без вашего согласия, фактически продал вас нам. На растерзание. Так что не обессудьте. И пусть моя речь могла показаться вам излишне пафосной, и слабо аргументированной, а позиция – унижающей ваше так называемое человеческое достоинство, на наши действия в отношении вас это никак не повлияет. Вы же не спрашиваете своих подопытных крыс, или мушек дрозофил, хотят ли они бегать по лабиринтам, или выводить поколения с оранжевыми брюшками и красными спинками. Ну вот и вы для нас – такие же крысы.
– Погодите, уважаемый. А как же понятия… э-э… – Парк запнулся, – Общегалактической морали и гуманности?
– Эти понятия были бы уместны в отношении собратьев по разуму. А вы пока в эту категорию не входите. Слишком кровожадны и тупы. На наш взгляд. А ваш в данном случае никакого значения не имеет. Вы же сами именно так оцениваете остальных живущих? Кроме того, это не мы с оружием в руках вторглись на нашу территорию. И не мы предложили торговлю вами. В обмен на право на добычу урана.
– Погоди-ка, – Парк ухватился за самый существенный пункт фразы, – Получается, наши пытались захватить вашу планету силой оружия?!
– Ну да. – существо притворно вздохнуло, подкатив к небу глаза, – А, верно. Вам же таких деталей и подробностей произошедшего инцидента никто не сообщил.
– И… Велики были потери людей?
– Разведочный корабль геологов. Два старых крейсера со всем их экипажем, три разведочных скутера, один линкор и один авианосец. После этих потерь ваше командование предпочло прислать переговорщиков. Поскольку с нашей стороны потерь не имелось. Как и разрушений – на планете. Несмотря на чудовищный расход вашим командованием средств массового поражения. Проще говоря – ракет с разнообразной смертоносной начинкой.
– То есть – ваша раса намного старше и более оснащена в техническом… И научном плане?
– Вот именно. Приведу ещё один пример, понятный вам: ваше «нападение» мы рассматривали так, как вы рассматривали бы налёт тучи комаров. Тупых, кровожадных, и ведомых лишь слепым инстинктом. В данном случае – наживы.
Неприятно, но легко преодолимо.
– Но почему, почему всё-таки вам понадобились мы?! То есть – наши тела и мозги?
– Не скажу. Потому что тогда нарушится «чистота эксперимента»!
– Так ведь она и так нарушена – дальше некуда! Хотя бы твоим появлением!
– Вот уж нет. Наша беседа входит в правила Игры.
– Постой, постой… – Эванса осенило, – Что вы сделали с Гаем Пападакисом?!
Существо снова усмехнулось:
– На этот вопрос я тоже не отвечу.
Снова в разговор вступил Парк:
– Но вы же не можете вот так, запросто, отправить нас обратно? То есть – в форпост, на верную смерть?
– Почему – не можем? Очень даже можем. Впрочем, никуда вас «отправлять» мы и не собираемся. А что именно вы будете делать дальше – дело исключительно вашего выбора! Но выбраться за пределы Зоны вам не удастся ни при каких условиях! – тут существо исчезло: точно так же, как появилось. То есть – абсолютно бесшумно, и мгновенно.
Рикер снова грязно выругался. Эванс, вполне разделявший его чувства, и чувствовавший странную слабость и дрожь в коленках, обессилено сел на песок. Парк остался стоять, сжав кулаки, и опустив взгляд к сапогам.
Итог подвёл Эванс:
– Мы – точно в ещё большей ж…, чем предполагали!
– Нет. Не верю. Должен быть выход. Да и… Не может всё это быть правдой! Это – наглая брехня! Эта тварь просто запугивала нас! Пыталась сбить с, с… Поиска выхода!
– Хм. В данном случае я, пожалуй, соглашусь с мнением Рикера, – Парк говорил нарочито медленно и тихо, – Этот гуманоид сам сказал, что такая «беседа» входит в правила Игры. То есть – запланирована. Для тех, кто проникнет сюда, на этот Уровень.
Значит, нужно не предаваться отчаянию, поверив, а искать пути. Проникновения.
– Но как же нам пройти дальше, если ты сам сказал, что человек… Или что-то живое – не может проникнуть через поле?
– Не паникуй, Эванс. – Парк посмотрел ему прямо в глаза, – Любое поле – это лишь поле. И подчиняется физическим законам. Помнишь? Когда мы одели шлемы из сетки, действие «сонно-кошмарного» излучения на меня ослабло? Хотя, конечно, и не исчезло совсем. И я сейчас понимаю, что шея-то – оставалась открытой! Вот через это отверстие я и получил! Может, нужно было полностью завернуться в эту сетку…
– Н-ну… Малореально. Ну, предположим, завернёмся мы. И что это нам даст? Спокойный сладкий сон в пределах форпоста? Вот уж вряд ли. А если перетащить наши шлемы сюда… Засунем головы в сетках в стену, да будем распевать бодрые песни?
– Не думаю, что это поможет. – Парк подобрал с песка нож, который Рикер отбросил, кинувшись к шее гуманоида, – Посмотрим-ка…
Он не торопясь вдвинул нож остриём вперёд в мягкую упругость стены. Кивнул, словно получил нужные ему доказательства:
– Тормозит, только когда доходит до тела. Вот и славно. Металл, стало быть, проходит свободно. А больше нам ничего и не надо. Там, на стеллаже, ещё огромный рулон этой чёртовой сетки!
Только вот придётся как можно быстрее вернуться, залезть назад в форпост, да пообедать. А потом, как обычно, и пострелять.
Ну а завтра, с утречка, по прохладе, и выдвинемся снова сюда. И проверим, такой ли я умный, каким самому себе кажусь!
Дверь форпоста открылась легко: предусмотрительно оставленный канатик помог продеть в дверную ручку двойную верёвку. И, как они и рассчитывали, она выдержала вес Рикера. Тот пыхтел и обливался потом, но забрался. И скинул припасённый у двери канат.
Обед прошёл в приподнятом настроении: раз Парк говорит, что нашёл выход, значит – нашёл. И Эванс даже примерно представлял, какой: вдвинуть в поле стены цилиндр из проволочной сетки, чтоб таким образом поле внутри него оказалось нейтрализованным! А что: отсекают же построенные таким образом в научных лабораториях исследовательские камеры все известные виды излучения, и электрический весьма мощный ток от молнии? Идея казалась вполне. Осуществимой. И состоятельной.
Напрягало только то, что они оказывались вынуждены провести ещё одну ночь в пространстве форпоста.
Четвёртую.
Значит, снова очередь Эванса.
Сегодня на «расстрел» выбежали огромные муравьи. Впрочем, может, это были и термиты – Эванс в тонкостях энтомологии не слишком разбирался. Да и вряд ли проклятые экспериментаторы просто воссоздавали земных насекомых – нет, скорее всего, они пользовались привычными им образцами.
Расколошматили муравьёв сравнительно легко, опять лазерами, хотя двигались чёртовы твари куда шустрее всех предыдущих. Зато у троицы выработался определённый навык: разили теперь без нервной суеты, точно и методично.
Парк подвёл итог:
– Шесть минут сорок три секунды.
Эванс спросил:
– А как ты думаешь, Парк – все эти ошмётки и трупы, которые прибирают за нами чёртовы многоножки – они их потом перезагружают назад в чёртовы автоклавы? Ну, чтоб не пропадало добро?
– Знаешь, Эванс, эта мысль, конечно, приходила мне в голову. Поскольку она напрашивается сама-собой. Ведь многоножки – не живые. Они – явно роботизированные механические устройства из металла и пластика. То есть – в пище не нуждаются. А вот любую органику подбирают с удовольствием. Ну и, думаю, действительно перезагружают её в автоклавы. Не пропадать же, как ты сказал, добру! Да, верно: так экономней… И не требуется подвоза свежего материала для производства новых тварей. Меняй себе программу – да выводи новых!
– Кстати, Парк! – Рикер прикусил губу. – А что, если нам прямо сейчас двинуть туда, да попытаться поймать их на месте? Ну, тех, кто придёт перепрограммировать эти чёртовы автоклавы?
– Хм-м… Нет, эта мысль не кажется мне разумной. Ведь программы в-принципе можно изменять и дистанционно. И ещё – вспомни главное: многоножки вылезут ночью. И, следовательно, ночью всё нарытое и загрузят. И если мы будем в это время тусоваться там, запросто расчленят и загрузят в автоклавы и нас!
– О! Верно… Об этом я не подумал.
– А ничего. Нам спешить особо некуда – у нас в запасе минимум три ночи. То есть – осталось только эту ночь переночевать, да пойти проверить, верный ли выход мы нашли для проникновения на следующий уровень крысячьего Лабиринта.
Ночь, о которой Парк высказался столь оптимистично, надолго запомнилась Эвансу. Нечасто – а вернее – никогда! – ему случалось пережить такое!..
И это – несмотря на то, что они снова легли спать в шлемах, и на нижнем этаже форпоста. А Эванс даже обернул вокруг своей кровати что-то вроде кокона из сетки.
Спуск из форпоста на песок, путешествие сквозь джунгли и зал с автоклавами прошли спокойно. Двигались они, правда, довольно медленно, поскольку несли увесистый цилиндр сетки. Парк и Рикер менялись, Эванс, оправдывая звание самого здорового, пыхтел, но нёс. Когда подошли к кромке поля, пришлось сделать привал – пот тёк с них градом. Парк, оглядываясь назад, проворчал:
– Не хотелось бы тащить чёртов моток обратно несолоно хлебавши.
Рикер вскинулся:
– Ты что?! Хочешь сказать, что этот чёртов план может и не сработать?!
– Вот именно. Про наших друзей и их техногенные устройства никто ничего определённого сказать не может. А то наши вояки не посчитались бы с потерями – вломились бы сюда тем или иным способом!
Эванс покачал головой:
– Мы не можем, как ты сам сказал, доверять тому, что сказал этот тварь. Он мог нам и нагло соврать!
– Ага. Мог. Ты, конечно, прав. Он таким образом, как мы и обсуждали, мог просто постараться запрограммировать наши мозги на определённые решения. Подтолкнуть, так сказать, или – к пассивному поднятию лапок кверху… Или – к остервенелому поиску выхода отсюда. Любой ценой!
Ладно, мы эти вопросы обсосали вчера со всех сторон. К делу.
Рулон раскатали, и скатали снова – в цилиндрическую трубу с внутренним диаметром около метра. Длина трубы получилась метра три – Парк специально приказал мотать с частичным перекрытием. Чтоб цилиндр не съёжился, не скатался обратно в тонкую трубу, которую сетка представляла собой вначале, Эванс старательно закрепил его в нескольких местах проволокой – благо, опыт работы уже имел.
– Ну? Вдвигаем? – Эванс и Рикер пододвинули рулон вплотную к границе поля, и выжидательно смотрели на Парка, Который почему-то хмурился, и медлил с командой.
– Нет! Я тут пораскинул тем, что называют мозгом, и думаю вот что…
– Ну?
– Ну-ка, снимайте ваши рюкзаки!
– Зачем бы это?
– А очень просто. Я думаю, если вдвинем трубу, поле начнёт с ней взаимодействовать. И сетка накалится! Так что придётся не проползать, а пролетать. С разбегу. Рюкзаки в этом случае очень даже помешают!
– О! Мысль кажется разумной. – Рикер первым скинул свой, пристроив прямо у кромки поля, – Если что – втащить-то с той стороны нетрудно! Хотя бы крючком из той же проволоки!
Эванс и Парк поступили так же со своим весьма тяжёлым и объёмным хозяйством. Парк, заметно побледневший, кусал губы, что было на него чертовски непохоже. Эванс подумал, что дела – швах! Но виду старался не подать. Эванс и Рикер, с обеих сторон схватившиеся за стоявшую у кромки трубу, выжидательно на Парка смотрели. Тот вздохнул, перекрестился (Чего Эванс за ним вообще никогда не видел!!!). Скомандовал:
– Вдвигайте! Так, чтоб с нашей стороны осталось хотя бы полметра запаса!
Это оказалось нетрудно, поскольку границу заранее обозначили чертой на песке.
Сетка загудела, словно рассерженная стая ос. Ну, или перегруженный трансформатор. Парк буркнул:
– Рикер! Ты – первый! Как самый лёгкий!
Рикер возражать не стал, а разбежался, даже не выругавшись, что опять-таки удивило Эванса. И ласточкой нырнул в трубу, вытянув вперёд руки!
Сетка на мгновение, пока её внутреннее пространство пересекало тело человека, приобрела малиново-рубиновый цвет, но как только Рикер оказался на другой её стороне, снова остыла до серого цвета. Парк потрогал её рукой. Руку, впрочем, быстро отдёрнул:
– Проклятье! Градусов двести! Эванс! Тебе придётся идти последним. И постараться разогнаться очень сильно!
Эванс кивнул: он и без дополнительных пояснений всё понял.
Когда сквозь рулон пролетал Парк, сетка светилась уже ярко-оранжевым.
Но тоже – выдержала.
Эванс присел на песок. Ноги ощутимо дрожали. И дыхание с хрипом вырывалось из груди. Парк и Рикер молча смотрели на него с той стороны барьера. Но ничего не говорили: прекрасно понимали его состояние.
Эванс, чувствуя себя загнанной в угол крысой, поплёлся прочь – на разбег.
Однако когда остановился в точке, метров на двадцать дальше, чем та, откуда стартовал Рикер, смог взять себя в руки. Развернулся. Крикнул, для поднятия тонуса: «Ий-яах!» Кинулся вперёд. Так он не бегал ещё с той далёкой поры, когда они с пацанами в гетто кидали дымовые бомбочки в лачуги китаёз… Унося ноги от копов. И китаёз.
Влетел в отверстие цилиндра он явно на куда более высокой скорости, чем Парк и Рикер.
Однако не спасло это.
Сетка вокруг него вдруг вспыхнула ослепительным ало-оранжевым светом, и сжалась: так, что стянула всё его тело словно огненным одеялом!
Боль оказалась такая, что Эванс вспомнил и святую Инквизицию, и гестапо… А ещё подумал, что нужно было завязать больше проволок – чтоб уж не перегорели в самый неподходящий момент…
Но все эти мысли и переживания очень быстро выдавила из сознания чудовищная боль, заставлявшая буквально исходиться криком, и корчиться в отчаянии и бессильной ярости!..
Очнулся от ощущения чего-то мокрого и холодного.
Ох, твою же мать!..
Это на него просто вылили очередное ведро, и вокруг него в дежурной ночной полутьме подвального уровня маячат обеспокоенные и напряжённые лица – Рикер и Парк!
Ф-фу…
Как он, оказывается, к ним привязался!..
Эванса пробило на слезу.
Парк поднял его с постели, уговаривая, как малого ребёнка: «Ну-ну-ну! Всё уже позади! Эти гады больше одного кошмара за ночь не включают!», Рикер стянул с него мокрую майку, взамен одев заботливо приготовленную сухую.
Эванс почувствовал, что немного очухался:
– С-спасибо!
– Да не за что. Всегда рады помочь.
– Сможешь рассказать, что там было на этот раз?
Эванс снова сел на кровать, на ту её часть, что осталась сухой. Рикер и Парк остались стоять. Эванс нервно дёрнул плечом:
– Нет, вы лучше тоже сядьте. Такое лучше слушать сидя. Потому что сегодня никаких тварей не было. Зато было…
То, как мы проходим через барьер для всего живого!
После напряжённого молчания Парк высказался первым:
– Смоделировали, значит, эти гады наше решение. Может, не надо было нам обсуждать его вслух?
– Ну а как бы мы тогда обсудили детали?
– Да уж, вот именно, что – никак. Это только наши любезные и радушные в кавычках хозяева могут, похоже, легко общаться телепатически. Да и в наших мозгах читают, думаю, без особых проблем!
– Так – что? Мы сетку к барьеру не потащим?
– Почему это? Потащим, Рикер, потащим. Только… Усилим её ещё и другой: ну, помнишь – той, тонкой, которая предназначена для мелких внутренних работ.
Тогда, может, и выдержит!
С рюкзаками поступили так, как приснилось Эвансу: прислонили к барьеру боками, крюк из проволоки положили рядом.
Цилиндр сетки с идиотски выглядящей и торчащей неопрятными клоками более тонкой, намотанной не слишком аккуратно сверху основной, приготовили. Проволочных соединений, предохраняющих метровый рулон от самопроизвольного сворачивания Эванс и Парк понаделали более чем достаточно.
Эванс подумал, что остаётся только молиться.
Пока вдвигали цилиндр, поразились.
На другом его конце стал возникать как бы серый, а затем – и чёрный круг. И вот перед ними – словно тоннель в абсолютную черноту! Смотрелось это не то, что страшно – а дико! Ярчайший голубой день, со слепящими мириадами отражений от песчинок поверхности, и вдруг – нате вам! Абсолютная чернота там, в глубине трубы из даже непрозрачного материала!..
– Клаустрофобов просят не беспокоиться! – попробовал пошутить Рикер.
Парк высказался конкретней:
– Не тяните. Я чувствую, как нагревается! – ладонь он действительно держал на сетке. Однако вскоре руку пришлось убрать: на ней отпечатались бардовые ожоги!
– Я пошёл! – Рикер уже отошёл для разбега, и в мгновение промчался к отверстию тоннеля, куда и нырнул.
Парк и Эванс переглянулись. Но с той стороны донеслось:
– Не парьтесь! Всё в порядке! Здесь просто ночь! Песок вокруг имеется тоже – и вполне мягкий!
Парк, глянув в глаза Эвансу, и коротко кивнув, пошёл на разбег. Пролетел трубу быстро. Та даже не покраснела.
Эванс, понимая, что тянуть смысла нет, разбежался, и мысленно призвав Господа, кинулся в тёмный зев…
Но на этот раз – пронесло! Пропахал в песке той стороны, конечно, огромную борозду, но совершенно не пострадал! Если не считать набившегося в рот и глаза песка. Однако встать вот так, сразу, сил не осталось: переволновался!
Подошли напарники. Парк, нагнувшись, похлопал рукой по его плечу:
– Отлично! Поздравляю!
Рикер попинал ботинком по мягким местам, в которые переходила спина Эванса:
– Смотри-ка! Цела твоя задница!
Эванс не придумал ничего лучше, как снова разрыдаться.
Цилиндр из сетки втащили на другую сторону поля по настоянию Парка:
– Мало ли! Вдруг он от долгого нагревания испортится! А нам нужно быть готовым к дурацким сюрпризам!
Дурацкие сюрпризы не замедлили выявиться: примерно в миле чернело что-то до боли знакомое по очертаниям. Когда подошли вплотную, выяснилось, что это «горячо любимый» ангар с выводковыми камерами. Однако язычок-крючок у местной двери никто не позаботился предусмотрительно удалить. Поэтому Парку, лучше всех помнившему, на какой высоте и где он находится, пришлось резать прямо сквозь кромку двери.
Прошло благополучно. И вот они – внутри.
Ну и ничем интерьерчик не отличался, если говорить честно. Единственное, что удивило, так это – царящая вокруг тишина. Можно было подумать, что автоклавы не работают… Парк проворчал:
– Всё равно – не может это быть тот самый зал. Хотя бы потому, что язычок пришлось срезать.
– Пришлось-то оно, конечно, пришлось… Да только вот чует моя задница, что и здесь нас ждёт любимый форпост, и послеобеденные твари.
Эванс только вздохнул. Но свою задницу на всякий случай потёр: на месте!
Когда дотопали до форпоста, неприятно удивились: никакой тонкой бечёвки, конечно, в рукоятке двери не оказалось! Пришлось построить живую пирамиду: Эванс, широко расставив ноги, и оперевшись руками на шершавую и прохладную (Ну правильно: ночь же!) стену форпоста, разумеется, оказался внизу. Парк забрался ему на плечи. Рикер, сняв армейские полусапоги, чтоб удобней было балансировать на загривке Парка, и поплевав через левое плечо, начал попытки: старался с расстояния в метр попасть патроном разрывного снаряда с привязанным шпагатом в отверстие рукоятки.
На восьмой раз это получилось. Ну а протянуть нормальную верёвку сквозь ручку, и влезть по ней было уже делом техники.
Первое, что поразило – отсутствие обеих контейнеров, словно гигантские чемоданы обычно стоявшие посреди входного тамбура – у Эванса они вечно навевали ощущение, что они собираются в дальнюю дорогу, и осталось только присесть на пару минут перед тем, как двинуться в путь – отдавая дань древним приметам…
Внутри форпоста, как и снаружи, тоже было непривычно тихо: не гудели вентиляторы воздухопроводов, на слышны были вздохи водяной помпы реактора из подвала… Не горела ни одна, даже аварийная, лампочка. Эванс, полный самых дурных предчувствий, сказал:
– Похоже, нет электричества. Как же мы будем выдвигать и применять оружие?
– Не гони волну, Эванс, – Рикер, пощёлкавший, хоть и впустую, выключателем освещения, выглядел и сам, если честно, не слишком оптимистично в свете налобных фонарей Парка и Эванса, – Может, просто отключено общее питание? И Парк нам в два счёта всё починит.
– Посмотрим. Не будем паниковать раньше времени, конечно… Но сейчас наш милый Пульт нам всё покажет.
Однако пульт не показал.
Более того: его в диспетчерской даже не оказалось. Как и прочего оборудования, положенного этой комнате. Парк почесал многострадальный затылок:
– Ладно. Идём прямо к реактору.
Эванс, уже предчувствующий беду, промолчал. Но был почему-то твёрдо уверен, что никакого реактора они не найдут.
И точно. Ни реактора, ни насосов циркуляционной системы, ни шкафов, ни вспомогательного оборудования в его комнатах, ни входа в шахту, ни барахлишка на складах – в складских комнатах не было даже стеллажей. Форпост представлял собой просто голый костяк: железобетонные, до половины зелёные, стены, и пустые комнаты… Правда, в центральном подвале всё же стояла единственная цистерна. С надписью: «Дождевая вода».
Понятное дело, она оказалась пуста, и равнодушно отзывалась на постукивания гулким грохотом ничем не занятого внутреннего пространства…
– Ну и как нам понимать всё это издевательство?
– Боюсь, Рикер, понимать нам это нужно – никак. Похоже, здесь, в этом, а, вернее – на этом уровне Лабиринта нам дают форпост в таком виде, в каком он был сразу после строительства. А урановой шахты и запаса оружия в этой реальности нет. Вот, кстати: проверим-ка мы подчердачное помещение!
Осмотр подтвердил самые худшие опасения: никакого оружия в цилиндрах чердака не оказалось! Рикер покачал головой:
– Вот гады! Как же мы будем отстреливаться?!
Парк отнёсся к отрицательному результату поиска реалистично:
– Думаю, отстреливаться не придётся. Мы же не видели главного: контейнеров с боезапасом! Да и автоклавы там, в автозале, не гудели. Раз нет оружия и боезапаса, и не производятся твари – значит, никто не будет и нападать!
– Странная у тебя логика, Парк. – Эванс чуял подвох всем нутром, – А мне почему-то кажется, что раз есть форт, ну, то есть, сама крепость, нападать-таки будут! Иначе за каким бы … нам её, ну, вернее – эти стены, оставили?! Меня пугает только то, что отступить, как там, ну, в той, за барьером, реальности, в шахту, уж точно не удастся!
– Хм-м… Не буду спорить, возможно, конечно, и такое. Ну а сейчас давайте-ка, чтоб не ударить лицом в грязь, и не получить удара в спину, осмотрим тут всё. Досконально. Возможно, что-нибудь интересное и найдём.
Однако ничего «интересного» не нашли.
Форпост действительно оказался пуст, словно лопнувший мыльный пузырь. Кроме стен и полов с потолками ничего они не обнаружили. Даже кроватей. Рикер вздохнул:
– Сволочи. Кровати-то могли бы и оставить. На полу спать я не люблю: дует.
– Ладно. Предлагаю тогда из экономии погасить два из наших налобных фонарей, да и поужинать, как говаривал любимый полковник, чем Бог послал.
– Что-то не припомню, чтоб он такое говаривал!
– Да и … с ним! Поужинать всё равно надо. Как и лечь спать после этого. Понятное дело, перед сном проверив запоры на всех люках!
Спать легли, вероятно, уже по привычке, на нижнем уровне.
Рикер постелил свой матрац в углу, где как он сказал, «уж точно дуть не будет!», Эванс расположился в трёх шагах от него, Парк – поближе к двери.
Однако никто не мог вот так, запросто, заснуть. Рикер сдался первым:
– Парк! Всё равно не спишь. Я слышу, как ты вздыхаешь вместо того, чтоб сопеть.
– Твоя правда. Не спится.
– Может, тогда скажешь, что надумал? По поводу той задницы, в которую мы влезли? А вернее – впрыгнули?
– Что надумал, что надумал… – в голосе Парка, как ни странно, звучали нотки пессимизма, – Надумал я много чего. Но сейчас для нас главное – чтоб здесь, в этой реальности, нас не мучили кошмарами. Чтоб мы могли хотя бы отоспаться нормально, а не вздрагивали поминутно всем телом, словно лошадь, которую цапнул за задницу овод. И если это и правда будет так – я готов терпеть и отсутствие электричества, и старинный способ «справления» малой и большой нужды – с крыши, прямо на песок!
– Ну правильно! А то воды же – тоже нет! Как бы мы смывали в туалете за собой?! Завоняли бы только весь форпост! – Эванс, и предложивший это решение, чувствовал персональную ответственность за него.
– Логично. С другой стороны, если здесь кто-то живёт, хищный и плотоядный, мы сейчас таким «справлением» словно кричим: «Приходите кто хотите! Съедобные балбесы заселились!»
– Никто не придёт. – Парк говорил так, словно был в этом уже абсолютно уверен. Эванс тоже уже это понял – вернее, почуял. Но Рикеру требовались пояснения:
– Почему ты так в этом уверен?
– Автоклавы не работали, так? Электричества и оружия тут нет, так?
– Ну… так. Но ты что-то ещё усёк!
– Ага. Усёк. С тех пор, как мы бодро «впрыгнули» сюда, в эту новую камеру «крысячьего лабиринта», мои хреновы наручные часы ни сдвинулись ни на секунду!
То есть – здесь нет «объективного» времени!
– То есть как это – нет?! Мы же – живём! Едим, э-э… Выделяем продукты переработки пищи. И воды. Дышим. Ходим тут, смотрим… Значит время – есть?!
– Ничего это не значит. Я так представляю себе ситуацию: да, время для нас – идёт. А вот время там, в нормальном, физическом, мире – снаружи! – остановилось. То есть, просиди мы тут хоть год, ну, или пока не сожрём наши пайки, там, по ту сторону барьера, не шелохнётся ни одна былинка, и не пройдёт ни секунды реального времени. То есть, сидя здесь мы никуда не убежали от наших проблем, а просто отсрочили их решение. Застопорили для себя ту, настоящую, реальную жизнь. И попали в… хм-м… Назовём это место – безвременным мешком.
Поэтому, думаю, здесь и нет света. И электричества, которое питает выводковые камеры: ведь ток, это – поток электронов, а свет – поток этих, как их… Фотонов. А без времени они все просто не текут!
– Чёрт возьми. Озадачил ты меня, ничего не скажешь… Но, думаю, ты прав по-крайней мере в одном: раз здесь нет времени, стало быть нет и, как ты только что объяснил – излучений. И, стало быть, нам и правда – никто не помешает выспаться!
– Эванс? Что скажешь?
Эванс, всё это время пытавшийся избавиться от дурацкого ощущения, что он снова попал в кошмар, пусть и не страшный, но чертовски занудный и однозначно безвыходный, и никак не может проснуться, вздохнул:
– Ничего страшного в том, чтоб выспаться по-человечески я не вижу. Да и впрыгнуть обратно во вдвинутую назад трубу можно без проблем. Плохо только то, что, как Парк и сказал, проблем своих мы так, отсиживанием в норе, действительно не решим.
– Зато вот здесь, на трезвую, так сказать, голову, и выспавшийся рассудок можно неплохо… Подумать! Вот и действуйте. Утром скажете, кто чего изобрёл по поводу «окончательного» и «абсолютного» спасения наших драгоценных задниц!
Спал Эванс, как ни странно, действительно неплохо.
Проснувшись, сладко потянулся. Открыв глаза, обнаружил, что Парк и Рикер уже встали: в подвале их не было. Эванс потопал по лестнице наверх. И точно: напарники сидели на кухне, пусть и на полу, и завтракали. Парк помахал рукой:
– Доброе утро!
Эванс отозвался по возможности бодро:
– Доброе!
Рикер проворчал:
– Присоединяйся: вон твой рюкзак. А вот от водных процедур в виде умывания и чистки зубов придётся воздержаться: Парк сказал, что мы можем использовать только те продукты и воду, что принесли с собой!
Эванс понимающе покивал головой:
– Точно. Потому что и правда: откуда здесь вода?
Сегодня стандартный армейский рацион показался ему словно ещё безвкусней, чем обычно. Но съесть его пришлось до крошки: мало ли!..
После завтрака, когда выяснилось, что ничего путного никому в голову за ночь так и не пришло, решили не откладывать дело в долгий ящик, и вернуться в «нормальную» жизнь, то есть – впрыгнуть снова в трубу:
– Вот чую я, что чем дольше мы будем тут рассиживаться, тем хреновей ситуация может сложиться там, в настоящей реальности чёртова Адониса!
– Не рефлектируй, Рикер. – после нормального сна к Парку вернулась его обычная рассудительность, и невозмутимость, – Хуже, чем здесь, там всё равно не будет!
– Это почему это? Ведь здесь нас по-крайней мере никто не собирается сожрать?
– Мы не уверены, если честно, хотят ли нас сожрать и там, на Адонисе. Может, мы снова поддались на вдолбленные стереотипы, и слепо разим чёртовых тварей направо-налево, а они на нас вовсе не нападают? Может, к примеру, просто хотят поздороваться?
– Парк! Кончай это дело. Никогда я не поверю, что такие тварюги выведены для общения!
– И я.
– И я. Если честно. Но должен же быть какой-то чёртов выход! Не может такого быть, чтоб эти сволочи и правда – мыслили так, как нам высказал этот поганец?!
– Парк. По-моему теперь ты слишком уж оптимистичен. Я как раз думаю, что этот сволочь сказал всё, как есть. И мы сами, в-смысле, люди – не слишком-то уважаем тех, кто глупее… Ну, или чужаков! Да даже просто – представителей другой расы, или цвета кожи! Уж кому это знать, как не мне. За это и сидел.
– Чужаки-то мы тут, конечно, чужаки… С чисто практической, однако, точки зрения, можно неплохо торговать и с чужаками. Если уважать их и не стараться сразу перестрелять. И заселиться на их земли.
– Это ты «тонко» намекаешь на наших вояк? Или воротил из концерна по добыче урана? Ну, предположим, что они и правда – договорились. И ведут торговлю. Нас обменивают на уран. Но как тут определяется объём поставленного товара? Я имею в виду – как именно наши хозяева оценивают, устраивает ли их тот материал, который им привезли в каждый конкретный раз? Это я к тому, что как они реально могут оценивать стоимость, ну, или ценность для себя того или иного человеческого экземпляра? Тьфу ты! Я уже заговорил как заправский бюрократ! – Рикер сплюнул.
– Вопрос, кстати, интересный, Рикер. – Парк чуть усмехнулся, – Дело в том, что я об этой самой «стоимости», ну, или потенциальной ценности привезённого «материала» думаю чуть не с первого дня. Ты где-то прав. Хоть всякие там демократы и правозащитники и талдычат везде, что одинаково важны все люди, и что в уважении и равных правах нуждаются все личности… Однако на деле, как мы тысячи раз видели из истории и жизни, эти принципы остаются банальной демагогией. Да и не может тупой даун, или маньяк-выродок быть равен по «ценности» продвинутому учёному. Или поэту.
И пусть наши политики твердят, что уважают права всех людей, и перед лицом Закона все равны, мы все прекрасно знаем, что это – полная чушь. Вот я: завалил я жену с любовником. Дали два пожизненных. А сын сенатора от Миннесоты, Сэм Фраппорти, сбил на своём Ламборгини беременную женщину, ещё и с маленькой дочуркой – и отделался условным сроком. Потому что папочка сумел предоставить протокол медэкспертизы, где чёрным по белому было написано, что его сынуля – невменяем. А он не невменяем – иначе ему просто не дали бы права, а просто был пьян в стельку! И судья и все присяжные прекрасно это знали… Как, впрочем, знали и то, что тех, кто идёт против уважаемого конгрессмена и миллионера, постигает печальная «безвременная» кончина от рук киллера. Которого потом не находят. Ну, или «несчастного случая».
Следовательно, в нашем «демократическом до корней мозгов» обществе все люди равны. Но некоторые – равнее прочих!
Вот я и думаю, что наши хозяева подходят к этому вопросу, конечно, дифференцировано. И для них «цена», ну, или их интерес к конкретному человеку, понятное дело, различен. А ещё я думаю, что нам они критериев, с которыми подходят к каждому попавшему сюда человеку, никогда не сообщат. И не обязаны, и вряд ли мы просто… Доживём до того момента, когда станем достаточно «подготовлены» к такой информации. И сможем понять эти самые критерии. Или хотя бы до прибытия корабля.
– То есть – ты так думаешь, что как бы мы себя тут не показали, не проявили свою смекалку, и прочие достоинства, в конце запланированных «опытов» нас так и так – ?!..
– Не знаю, Рикер. Но думаю, что вероятность этого чертовски велика.
– Ну а всё-таки – сколько?
– Думаю, шансы выжить у нас, и дожить до прилёта смены – не более десяти процентов.
– О-о! Так это же – шикарно! Я бы и одного процента, если честно, не дал!
– Не нужно так пессимистично, Рикер. Ведь мы – живы? Мы прочли послания наших предшественников – спасибо, кстати, им! Мы сделали выводы. Мы преодолели зал с автоклавами. Мы смогли пройти через непроходимый по уверениям нашего переговорщика барьер. Мы осознали, что в тупике и ловушке. Мы возвращаемся в реальность – ну, попытаемся, во всяком случае! И если там обнаружим, что нам подбрасывают новые проблемы и задачи – тоже не будем сидеть сложа руки!
Не сдаваться – вот наша главная задача!
Нам нужно свято верить в то, что выход есть. Потому что он есть всегда. И наша задача в каждом конкретном случае – его найти. Сам же видел: до сих пор нам не давали ничего такого, с чем мы не могли бы «разобраться» с помощью имеющихся возможностей и оборудования!
Так вот: я уверен, что и все последующие задания будут иметь решение. Такое, чтоб было нам по силам!
А наше дело – только сообразить, и найти его!
И с каждым таким решением наши шансы на выживание будут существенно возрастать. А в конце – долгожданная свобода! И жизнь.
Рикер проворчал:
– Как хочется тебе верить!
Эванс же ничего не сказал. Потому что прекрасно помнил, что когда работал волонтёром в недолгие счастливые дни скаутства, видел, как поступают учёные с лабораторными животными, когда серия экспериментов завершена.
«Подопытные экземпляры были забиты»!
Труба обратно в барьер вдвинулась без проблем. Но гудела она теперь куда громче. Как высказался Парк, «похоже, чёртова тонкая сетка недостаточно плотно намотана!».
Ну, плотно там, или не плотно – выяснять не стали, а проскочили через зёв таким же способом, что и туда. Трубу втянули. Парк кинул взгляд на часы:
– Порядок! Пошли, родные! Время – одиннадцать ноль три. Успеем до обеда вернуться в любимый форпост!
Сквозь автозал проходили быстро, даже не приглядываясь к мерно гудевшим гигантским кубам-ящикам. И по песку идти словно оказалось легче: привыкли. Продели с помощью шнурка верёвку, припасённую в рюкзаке Парка, потянули… И вот они там, откуда и началась их «эпопея» на Адонисе: в тамбуре.
– Ф-фу… Наконец-то дома! Тьфу ты – похоже, я уже привык к чёртову форпосту. Буквально и правда – как к дому родному! – Рикер, сбросив на пол рюкзачище, погладил контейнер с оружием, сладко потянулся всем телом. Из диспетчерской донёсся странный шум – словно шлёпанье голых подошв по полу. Эванс, стоявший ближе всех к люку, поспешил на всякий случай снова распахнуть его настежь! Рикер же и Парк отреагировали куда храбрее: выхватили лазеры и прицелились в дверной проём! Эванс мысленно усмехнулся: интересно, если он почуял и подумал о том, кто ждёт их тут, внутри, правильно – то чьи инстинкты и действия окажутся верней: его, готового бежать, или напарников, собравшихся палить?!
Появившаяся в проёме фигура однозначно привлекала к себе повышенный интерес: ещё бы!!! Столь прекрасной фигуры Эванс до сих пор и не встречал: ни капли жира, рельефно выделенные мышцы пикантного животика, тонкая, подчёркнутая перетяжкой, талия, контрастно широкие (Но не слишком!) бёдра… А грудь – пальчики оближешь!
Однако не только фигура делала её обладательницу самой вожделенной и прекрасной Женщиной: обрамлённое шикарными и пышными белокурыми локонами миловидное лицо, на котором выделялись огромные голубые глаза, словно притягивало взор каждой своей чертой, заставляя пялиться на его обладательницу, словно баран, увидевший новые ворота. Эванс почуял, как в паху засвербило, и естество отреагировало: на их гостье из всей одежды имелись лишь нитевидные тонюсенькие трусики-стринги, лишь подчёркивавшие божественную форму бёдер!
А поскольку никто из них так и не смог сказать ничего адекватного, по ушам довольно резко ударил приятный, но сердитый тон вопроса:
– Ну, и где вас носило всё это время? Сижу тут, как идиотка, жду их, понимаешь, чтоб доставить им неземное блаженство, а они шляются чёрт знает где!
Возникшую паузу поспешил прервать Парк, не торопящийся, впрочем, как Рикер, засунуть лазер назад в кобуру:
– Вы кто, уважаемая? И что здесь делаете?
– Ха! «Кто я»! Я – предел ваших эротических фантазий и желаний! И моя единственная обязанность здесь – скрасить ваши серые и унылые будни! С помощью универсального, – женщина весьма плотоядно ухмыльнулась и подмигнула, – средства. Секса! – тут она призывно и весьма профессионально, словно штатная исполнительница танцев живота, подняв кверху руки с отлично выбритыми подмышками, вильнула стройным торсом. Вверх и в стороны взметнулись и прелестные груди восхитительной формы: не большие и не маленькие, а как раз такие, какие Эванс всегда считал идеальными.
Эванс почувствовал, как рука сама тянется к затылку, и призвал всю свою волю, чтоб удержать её на полпути. А вот сдержать то, что уже оттопырило штаны его уникомбеза на ширинке он не смог бы при всём желании!
Парк однако от своих подозрений так просто не отказался:
– Как вы здесь появились? Откуда?
Женщина нахмурила лобик с белоснежной кожей: стало заметно, что она действительно пытается: не то – думать, не то – вспомнить. Но набежавшие на чело морщинки быстро разгладились – ответ нашёлся:
– Не помню! Я просто… Возникла здесь – и всё! И я знала, что вы придёте. Я даже помню ваши имена! – она указала пальчиком, – Ты – Парк! Это – Рикер. А вон тот опасливый толстячок – Эванс!
Нервно ухмыльнувшийся Эванс, впрочем, люк закрывать не спешил. Как не спешил и Парк оставить свои сомнения:
– Значит, ваша единственная цель – дождаться нас… И переспать с нами?
Со всеми?
– Ну да! – женщина несколько раздражённо дёрнула точёным плечиком, отчего прелестные груди снова подпрыгнули, – Я же так и сказала!
Парк, не поворачивая головы, и не сводя глаз с огромных голубых очей, обратился тем не менее к напарникам:
– Эванс, Рикер. Думаю, это очередная ловушка. Вернее – следующий этап лабиринта. Эти сволочи пытаются внести раскол в наши ряды, применяя для этого самый действенный метод: конкуренция из-за самки!
– Свинья! «Самка!» Вот, значит, как ты относишься к женщинам?! В таком случае тебе дам – последнему! Ну, или вообще не дам! И вам, кобелям вонючим ничего не дам! Я обиделась. И передумала! Вначале поучитесь вежливо обращаться с Дамой!
– Ну, насчёт того, что ты не дашь – это большой вопрос. – Рикер, к удивлению Парка и Эванса, уже скинувший сапоги, бронекомбез, и сейчас снимавший майку и хлопчатобумажные подштанники, гнусно ухмылялся, – Я, кстати, и получил то, что получил, как раз за то, что получал от несговорчивых и капризных девиц то, чего хотел, силой! Как это обозначали в протоколах, в «извращённо-садистской форме»!
Эванс подумал, что в данном случае косноязычная тавтология звучит не столько забавно, сколько пугающе. Однако «даму» это не впечатлило:
– Только подойди, скотина похотливая! Я тебе …ца оторву!
– Многие так говорили. А некоторых особо гордых и говорливых мне пришлось и угомонить. Навсегда. – Рикер подошёл уже на расстояние шага. И для «работы» всё у него было готово ещё похлеще, чем у Эванса!
Дальнейшее произошло настолько быстро, что Эванс успел только моргнуть: Рикер ударил женщину в солнечное сплетение сложенными кистевым хватом пальцами. И вдруг заорал, согнувшись, и схватившись за пальцы другой рукой: похоже, живот дамы оказался чертовски прочным – не иначе, сломал эти самые пальцы! А вот дама отреагировала так, как и обещала: схватила нападавшего за означенные органы, и начала выворачивать!
Рикер, оравший и до этого, согнулся и завопил совсем уж отчаянно. Эванс метнулся на помощь, но был легко, словно пушинка, а не весящий за сто кэгэ могучий качок, отброшен свободной рукой «дамы», и оказался на полу в пяти шагах от женщины, так и не выпустившей из другой руки причиндалы несчастного Рикера!
Парк поступил просто: воспользовавшись тем, что женщина переключила внимание на Эванса, отвернувшись от него, поднял руку с лазером, тщательно прицелился. И нажал спуск.
Вертикальная щель оставила на прелестном лице дымящуюся чёрную полоску, прошедшую от макушки до шеи. Голова монстра развалилась пополам.
Одна из половинок грохнулась на пол, другая осталась на шее. Смотреть, как эта половинка поворачивается к Парку, и моргает небесно голубым глазом, оказалось страшнее всего, что Эванс видел здесь до сих пор. Но Парка это не испугало: он быстро передвинул руку с оружием, и «досрезал» непокорную голову с плеч. Пальцы чёртовой куклы наконец разжались, и Рикер смог выдернуть своё драгоценное хозяйство из захвата. Женщина, а вернее – её тело, постояло ещё пару секунд. Затем грохнулось туда же, куда и половинки головы: на пол.
Рикер, отбежавший тем не менее на всякий случай к самой стене, взвыл:
– У-у-у!!! С-сука! Больно-то как!.. – своё потрёпанное хозяйство он нежно придерживал обеими руками. Из глаз катились крупные слёзы. Парк хмыкнул:
– Может, теперь не будешь норовить сунуть своего нетерпеливого друга во все доступные и недоступные отверстия?
– Чёрт. – Рикер грязно выругался, плюнул в сторону тела, – Твоя правда. Но… Ладно, признаюсь честно: мне и правда – чертовски хотелось!
– Ха! Так, похоже, именно для этого её нам и подбросили: чтоб нам всем хотелось!
– Гады. Чётко они нас… А всё-таки: для чего они её нам?..
– Думаю, как раз для этого самого. Посмотреть, как мы отреагируем на невероятную ситуацию. Да ещё с самым сильным из всех возможных для молодых мужчин раздражителем. Половозрелой и невероятно привлекательной по их меркам самкой.
Эванс, до этого так и молчавший, решил высказаться:
– Парк. Спорить трудно: сексапильней козы я не видал. Возбудила – дальше некуда, тут сомнений нет. У меня только что не звенело! Рикер, так тот вообще почти потерял контроль. И сама так и сказала: хочет удовлетворить наши… Вожделения. Но – что дальше? Я к тому, что предположим, мы бы и правда – трахнулись с ней. По очереди, или все вместе. А что – потом?
Парк, только сейчас опустившийся прямо на пол, и массировавший свою грудину, вздохнул. Вынул из нагрудного кармана флакончик с эринтитом. Открыл. Кинул капсулу под язык. Подумал, кинул туда же и вторую. Сказал:
– Коленки дрожат, что твои кастаньеты… И сердечко пошаливает. Староват я уже для таких испытаний. И решений. Думаю, нас спасло только то, что мне уже никаких женщин на дух не надо – поэтому хоть какую-то долю здравого рассудка я сохранял… Что же до твоего вопроса, Эванс – то не знаю! Нет, я честно – не знаю.
Конечно, могло быть и так, что эта чёртова кукла, получив от нас то, что хотела – а именно, образцы нашей спермы! – мирно свалила бы к такой-то матери… Или осталась с нами – так и оказывая нам сексуальные услуги. Ну, и, само-собой – внося по мере возможности раскол в наши ряды, науськивая и стравливая нас друг с другом. Ворча и придираясь по поводу и без повода. Назовите меня старым циником и пошляком, но других назначений женщины я и не знаю. Правда, сужу в-основном по опыту общения с сестрой, матерью, и женой.
Однако не поручусь, что однажды ночью эта гадина нас попросту не придушила бы!
– Чёрт. Боюсь, что ты прав. – Рикер наконец перестал стонать, и ощупывать и рассматривать свои драгоценные органы, и распрямился, морщась, – Что делать-то будем?
– Для начала возьми аптечку и сожри таблетку тетрацилла. Нужно снять боль. Затем, думаю, намажь своё драгоценное хозяйство галлитовой мазью. Она снимает отёки и рассасывает гематомы.
– А, с-спасибо… Не подумал. Но я спрашивал не об этом. Что мы с этой тварью-то делать будем? В-смысле, с телом?
Парк хмыкнул:
– А ты и правда хотел сделать с ней то, что сказал?
– Ну… Да!
– Понял. Почему бы тогда тебе не подлечиться маленько, да не попробовать? Ну, помнишь, как в анекдоте о спектакле про Отелло?
– Это как?
– Блинн. Не читал? И не слышал? – Рикер покачал головой, – Короче. Это такая старинная пьеса-трагедия. Шекспира. Один артист, игравший этого самого Отелло, то есть – ревнивого мавра, которому, как он думал, наставили ветвистые, придушил в финале свою жену. И от волнения забыл текст. И говорит в зрительный зал: «Что же теперь делать?!» А какой-то шустрый зритель на полном серьёзе ему отвечает: «…би, пока тёплая!»
– Знаешь что, Парк… Ты и правда – свинья! Так шутить в такой момент!..
Эванс влез в диалог:
– А меня такой юмор вполне устраивает. Да и без шуток: может, конечно, я и извращенец какой… Но меня, если честно, отсутствие головы не смущает. Так что если вы выйдете, хотя бы в диспетчерскую, или вниз, и там будете лечиться, разговаривать, и делать всё, что вам придёт в голову, я бы…
Сделал так, как в этом анекдоте.
Парк и Рикер переглянулись. Рикер спросил:
– Ты это – серьёзно?!
Эванс плотоядно ухмыльнулся, надеясь, что вышло не хуже, чем у женщины, и принялся стягивать бронекомбез…
Когда через десяток минут спустился на третий уровень, первым вопрос задал, как ни странно, Парк:
– Ну и зачем тебе всё это было нужно? Только честно: я никогда не поверю, что ты просто пошёл на поводу своего либидо!
– Оно и верно. – Эванс покивал головой, – Хотя либидо, конечно, тоже участвовало. Ладно, расскажу.
Во-первых, и в самых главных, я хотел проверить, действительно ли она могла дать нам всё то, что так красочно расписывала. Ну, то есть проверить, действительно ли она имитировала женское тело со всеми подобающими причиндалами – совершенно.
Во-вторых, я хотел – и сильно хотел! – дать про…раться нашим …баным наблюдателям! Пусть не думают, что мы жалкие и запуганные «необычностью» обстановки и «неожиданностью» ситуации с «дамой», крысы. А вполне адекватные и беспринципные циники и прагматики. Как в поговорке: дала тебе Судьба лимоны – делай лимонад! А тут – дала тебе судьба труп высококачественной самки – трахай её во все возможные …!
– Так ты?!..
– Ну да. Опробовал все варианты. (Кроме, естественно, орального – спасибо тебе, Парк!) – Эванс добавил иронии в голос, – Дама вела себя смирно. Ну, как почти обычная пластиковая кукла для секса. Только всё у неё и правда – было очень похоже на «естественную» женщину. И с той, и с той стороны… Единственно, что жаль – что орально не получилось: ты же, если вспомнишь, распилил этот чувственный ротик пополам!
Парк пооткрывал рот – словно выброшенная на берег рыба. Однако так ничего и не сказал. Рикер, шокированный несколько в меньшей степени, криво ухмыльнулся:
– Ну и… как тебе?
Эванс, надувшийся словно призовой индюк, констатировал:
– Нормально! Короче: не ударил я в грязь лицом! Ну, и другими местами!
– Ну ты и гад!
– От гада слышу! – Эванс и Рикер заржали, словно кони.
Парк, покачав головой, проворчал:
– Блинн… И с этими придурками мне придётся жить здесь до самой смерти!
– Да ладно тебе, ворчун старый! От лица Рикера и себя лично спасибо тебе за то, что раскусил эту гадину. И дал мне возможность провести мой маленький эксперимент! Которого эти твари, – выражение голоса Эванса, кивнувшего головой на потолок, сразу изменилось, – Уж точно не ждали!
– Да уж. Я тоже думаю, что такого они точно не ждали. Тем хуже для них. А сейчас предлагаю избавиться от тела… И подумать, чем ещё мы можем досадить нашим сволочным наблюдателям!
От тела избавились без проблем. Рикер, захотевший «лично разделаться!», спустился снова по верёвке, и оттащил его и остатки головы поближе к зарослям – посмотреть, отреагируют ли хоть как-то на него новые «выведенцы» из автоклавов.
После обеда выяснилось, что никак они на неё не отреагировали. Странные помеси пауков с комарами пробегали мимо тела «дамы» так, словно его для них попросту не существовало. Рикер с сожалением констатировал:
– Ну правильно. Свои «своих» же не едят!
Теперь во время «работы» они свободно могли и разговаривать – привычка сделала своё дело, и ожесточённая сосредоточенность уступила место сосредоточенной добросовестности. Что не мешало троице оборонявшихся пилить пополам и крошить в мелкие дребезги из любимых бесшумных лазерных пушек набегавших тварей. К счастью, эти летать не могли, несмотря на наличие крыльев – Эванс так и не смог взять в толк, за каким …ем тогда нужно было несчастных монстров снабжать ими. Зато вот огромные хоботки, явно предназначенные для «откачки» крови жертв, смотрелись действительно устрашающе. Словно в кошмаре! Впечатление усиливалось зрелищем отблескивавших на солнце фасеточных шаров – глаза монстров размером превосходили баскетбольные мячи!
Но вот и последние отставшие оказались прикончены, и шевеление недоотстрелянных лапок и обгоревших крыльев сошло на нет.
– Ладно. Очередной рабочий день по мотивам «искушений святого Антония» можно считать законченным. – Парк, впрочем, подниматься с сидения орудия не спешил, – теперь нужно подумать вот о чём.
Мы будем дожидаться прихода ночи и многоножек, или сбежим, как договаривались, в пустыню по ту сторону выводкового зала?
– Погоди-ка. – Рикер откинул со лба и глаза налипшие волосы, – (Тьфу ты, чёрт! Надо бы постричь чёлку, а то так и лезут, гады, в глаза в самый неподходящий момент!) Мы же, вроде, уже решили, что там, в песках, находиться один …рен опасно! И что добраться там до нас чёртовым многоножкам – раз плюнуть! Может, лучше, как и собирались – в самом зале?
– Ну… Не возражаю. Но мне почему-то страшно. Ночевать в зале. А ну – как они заберутся к нам через воронку выхода, на запах, да попытаются «утилизировать»? А бежать некуда – с той стороны зала тоже песок!
Эванс хлопнул себя по лбу:
– Экие мы дебилы! А почему мы при обсуждении куда бы свалить из форпоста от кошмаров брали в расчёт только сам зал, да пустыню за ним?! Мы же можем залезть на крышу зала! Ну, оттуда – со стороны второго сектора пустыни! Там-то эти железные твари до нас точно не достанут, даже если и учуют!
– Не добраться-то они может, и не доберутся… Но как мы сами-то попадём на эту крышу? Она же – на высоте не менее пятнадцати метров над землёй!
– Вот именно! – Эванс приосанился, – А это – куда даже выше, чем крыша нашего форпоста! То есть – с гарантией! А как забраться… Стены же там – из металла?
– Ну… да. Ты это – к чему? – настороженности тона Рикера не скрывала даже вымученная улыбка.
– А я у вас такой умный и предусмотрительный: обо всём уже подумал! Раз можно срезать – ну, как ты, Парк, сделал с язычком! – значит, можно и приварить! Гибочный станок тут есть, гильотина по металлу – тоже. Понаделаем скоб – пруток в полдюйма и другой, потолще, на складе ещё есть, я проверял! – и приварим к внешней стене. Так, чтоб можно было влезть, как по лестнице.
– Хм-м… Идея кажется плодотворной. – Парк кивнул, – Да и вполне осуществимой. Вот только со временем… Рикер! Согласен попробовать отсидеться – на крыше?
– Согласен.
– Тогда все – в мастерскую. Наделаем побольше, с запасом – штук пятьдесят. Потому что времени на то, чтоб приварить уйдёт явно немало. А нам надо успеть до темноты! Погнали!
К счастью, и гибочный и отрезной прекрасно справились с прутком на пятнадцать миллиметров, который они выбрали для скоб. Когда пятьдесят одна (На всякий случай!) «П»-образная скоба была готова, напарники не мешкая, и закинув вновь на плечи так и не тронутые с момента «встречи с дамой» рюкзаки, почти побежали к тоннелю. Горелку и шланги тащил Эванс, баллоны с кислородом и ацетиленом – Парк и Рикер.
И тоннель и автозал прошли быстро. Вышли наружу. Тыльная стена автозала тоже имела пятнадцать метров в высоту, и прекрасно «звучала».
– Отличный металл! – как это дело обозначил Рикер, дунувший на своё кольцо.
Как ни странно, несмотря на сомнения и нахмуренные брови Парка, Эвансу удалось довольно легко приварить первую скобу – на уровне пояса. Когда она через минуту остыла, он даже лично проверил её, встав на торчавшую на пять дюймов из стены проушину:
– Порядок! Раз держит меня, то вас, доходяжных дохляков, выдержит и подавно!
Рикер, уже державший клещами следующую скобу в нужной позиции у стены, теперь на уровне головы, проворчал:
– Зато нас съедят уж точно – в последнюю очередь. Как невкусных и мосластых. Вари давай уже!
Эванс кивнув, снова опустил на лицо щиток:
– Ближе! Так. Правее. Ага, порядок. Так и держи!
Огненно-плазменная дуга из старинной сварочной горелки, тоже к счастью имевшейся на складе, щёлкнула, загоревшись. Эванс подкрутил рукоятки подачи кислорода и ацетилена, превращая огонь в гудящий и тонкий голубой факел. Приблизил сварочную проволоку к поверхности стены у края скобы:
– Слава Богу, что металл вполне аналогичный земной стали. На чужеродный …рен бы так приварили!
– Ты лучше подумай, как будем варить ступени, которые выше головы!
– А чего тут думать. Сейчас приварю вот тут, рядом, ещё ступеньку. На неё встанешь ты. И будешь держать следующую скобу. А я завяжу свой страховочный трос за верхнюю, вот эту, скобу, встав на нижнюю. И – без проблем!
Ну, без проблем, конечно, не обошлось. Рикер два раза чуть не сверзился с приваренных для него «вспомогательных» скоб, но поскольку был надёжно привязан к каждой очередной страховочным тросом, особо далеко не падал. Зато уж ругался каждый раз – на все джунгли! Но подъём наверх прошёл благополучно. Парк, как самый старый, и менее ловкий и сильный, подтаскивал и подавал скобы.
К счастью, длины шлангов хватило на все четырнадцать с половиной метров высоты крыши.
Однако когда до неё добрались, желание «переночевать» здесь несколько поутихло. Рикер, первым высунувший голову за кромку, снова выругался, и почесал многострадальный затылок:
– Что за хрень?!
Эванс, ждавший когда остынет основная скоба, и поэтому не торопившийся залезть наверх, спросил:
– Что там?
– Сам лучше посмотри. Так будет и быстрее и проще, чем рассказывать!
Эванс так и сделал. После чего не удержался: почесал и свой затылок. Отреагировал Парк:
– Хватит чухаться! А то я подумаю, что у вас вши! Что там?
– Помнишь тех тварюшек, что каждый вечер налетают из джунглей, и пытаются отгрызть видеокамеры и обо…рать нашу крышу?
– Ну?
– Ну так у них здесь – гнездо! Нет, не так: у них здесь логово! И их тут – до …рена!
– Да-а? И что – вот прямо так много?
– Не знаем, точно не считали. Но на первый взгляд – не меньше ста тысяч!
Стало слышно, как Парк ворчит и ругается на мозгокрутов-верхоглядов, и на то, что «у страха глаза велики!», но когда забрался наверх и он, недоверие как рукой сняло:
– Твою же мать! Похоже, что тут и побольше будет!
– Вот-вот, и мы о том же. Как поступим? Свалим на …й, или попробуем перестрелять?
– Как бы мы смогли их перестрелять, я, если честно, не представляю. Плазменная пушка у нас там, в форпосте, стационарная. А стрелять в них разрывными или косить лазерами – дохлый номер. О! Идея! Там, на складе, я видел колокол – ну то, надувной! – для подводных работ! Что, если затащим сюда, да надуем?
Рикер в сомнении покачал головой:
– А его оболочка выдержит, если они её – когтями, зубами?..
– Внешняя оболочка у колокола – кевлитовая. То есть – как наши бронекомбезы. Выдержит и пулю! Вот только тяжёлая эта хрень – кило под двести. Затащим ли?
– Затащить-то затащим… – Эванс хмыкнул, – Но вот как мы внутри неё дышать-то будем? Она же – герметичная, насколько я помню из чёртовых «наставлений юного пехотинца», которые в нас закачали гипнопедом?
– Твоя правда. Значит, нам понадобятся поглотители углекислого газа – они есть в основном контейнере с оружием, я их видел! И баллон с кислородом – а он как раз с нами.
– Ну – нет! Этот уже почти пуст! Давление было на пределе – ноль пять атмосфер: только-только хватило доварить!
– Значит, притащим со склада и новый – вместе с колоколом. А подачу можно осуществлять через ту же горелку. – Парк кивнул головой, – Только не поджигать факел. Впрочем, не думаю, что нам придётся сидеть там, внутри, особо долго: вспомните! Они же вылетают отсюда с наступлением темноты… А возвращаются, думаю, с рассветом. Час получается – вечером, на «вылет», и час – утром – на «прилёт». А всю ночь можно лежать и на наших матрацах под открытым небом. Понятное дело, оставив кого-нибудь следить…
Помалкивавший Рикер переводил настороженный взгляд с одного на другого:
– Смотрю, вы уже всё решили, и обо всём договорились. А если не успеем до темноты затащить и подсоединить?
– Успеем. У нас ещё… – Парк посмотрел на любимые часы, – Час ноль пять!
– Ну… Ладно, …рен с вами! Погнали!
Колокол для подводных работ, больше похожий на самую обычную надувную палатку, затаскивали наверх совместными усилиями. Поскольку его не нужно было в данном случае оснащать имевшимися в комплекте тяжеленными свинцовыми грузилами, справились сравнительно легко – правда, больше усилиями Эванса, поскольку он-то и гордился своими «рельефно-накачанными» мышцами. Парк проворчал:
– Знаешь, вот уж не думал, что эта чёртова мускулатура тебе когда-то пригодится… Считал твои походы в тренажёрный – просто способом отвлечься от мрачных мыслей.
– А я тебя не разочарую, Парк. Так всё и было. Но нужно же человеку хоть чем-то заниматься! А то от безысходности можно просто взвыть! И вот: видишь? Пригодилось.
– Ага. – Рикер раскраснелся от натуги, подтягивая канат с той стороны, где они работали в паре с Парком, – Я тоже считал, как Парк. Но рад, что ты не поддался на приколы и насмешки наших козлов. Три обычных раздолбая не справились бы!
– Вот-вот. – Парк поиграл желваками, – Это решение как мне кажется, и ожидалось от нас. Именно потому, что Эванс мог затащить сюда чёртовы двести кило. А мы – нет. Да и другие, наши предшественники, вряд ли могли. Поэтому и не дошли до этого уровня Лабиринта. Ну, или испытаний. Ладно, давайте устанавливать.
Установка, собственно, много времени не заняла: имевшийся в комплекте баллончик с газом в три минуты наполнил десятисантиметровую оболочку, превратив бесформенный тюк в полусферическую конструкцию наподобие эскимосского иглу, с диаметром около трёх шагов. Эванс утёр пот со лба: до этого боялся и дохнуть, молясь про себя, чтоб явно никем ранее не использовавшаяся конструкция оказалась неповреждённой:
– Ну, вроде ниоткуда ничего не выходит!
– Да, повезло нам. – Парк приподнял один из краёв, поморщился:
– Нет, я – не смогу. Тяжёлая, гадина. Эванс! Давай лучше ты её подержи, пока мы будем загружать всё барахлишко внутрь!
Эванс кивнул, взялся за мягкие верёвочные скобы, служившие для переноски колокола, пристроил ступни поудобней. Поднял, крякнул. Проворчал:
– Держу! Давайте!
Рикер с Парком принялись загружать всё приготовленное внутрь через метровый круглый люк, имевшийся в центре дна надувной конструкции. За минуту справились.
– Ну что? Порядок? Представьте, что вокруг – океан! Погружаемся?
– Погружаемся! Хотя… Да: точно. Вон: эти твари уже начали шевелиться!
Эванс оглянулся.
Покрывавшие всю крышу монолитные отсюда кучи-холмы в рост человека, состоявшие при более подробном рассмотрении из тысяч и десятков тысяч телец маленьких демонов, и правда начали подрагивать, и шевелиться – словно дыша. На их морщинистой поверхности словно сами по себе шли волны, и мелкая рябь: возникали на общем серо-синем фоне то поднятое крыло, то оскаленная мордочка… В вечерних сумерках стало слышно и странное копошение, словно скребётся миллион обычных, домовых, мышей, при этом ещё и сердито попискивая!
Эванс почуял, как на затылке начали сами собой шевелиться волосы: страшно!
– Значит, выжидать и рассиживаться особо нечего: пора! – Рикер, передёрнув плечами, сплюнул в сторону ближайшей кучи, до которой было не больше двадцати шагов, – Сволочи!
Относилось ли это последнее замечание к летучим монстрикам, или к чёртовым хозяевам-наблюдателям, Эванс так и не узнал, потому что держать палатку-колокол изнутри, так, чтоб всем забраться в люк в центре, оказалось вовсе не так удобно, как за внешние ручки: пришлось поднапрячься! Но вот они и на месте, и видно всё, что валяется неопрятной грудой у одной из стен колокола, достаточно отчётливо: Парк уже включил нашлемный фонарь. Эванс буркнул:
– А что, если они прогрызть не смогут, а попытаются тогда подобраться снизу? Там же – щель?
Парк покивал:
– Мысль в целом здравая. Именно оттуда и должно пахнуть. Нами. Ну-ка, давайте: растаскиваем по всему периметру дна, к стенам, наши причиндалы, и придавливаем равномерно! Да и сами – садимся у стен, чтоб придавить ещё получше!
Справились быстро. Рикер, которому сидение по восточному, со скрещенными ногами, давалось легко – не иначе, занимался йогой! – спросил:
– А как мы узнаем, что пора углекислый – поглощать?
– Легко. Потому что начнёт темнеть в глазах, и голова заболит. Ну, и в ушах раздастся такой, характерный, звон. И глаза начнут подкатываться – как у припадочного.
– Ну и шуточки у тебя, Парк! – на этот раз возмутился Эванс.
– Это, вообще-то, не шуточки. А симптомы кислородного голодания, и начальной стадии отравления углекислотой. Но не парьтесь. По моим прикидкам, если не будем активно шевелиться, а останемся просто сидеть, запаса воздуха здесь, в этом объёме, на троих хватит минимум на полчаса. А потом и подпустим, и попоглощаем.
– Вот чёрт. А я уж было начал задыхаться. И голову повело.
– Да нет, Рикер. Это у тебя – нервное. Ну, и от того, что мы в тесном пространстве. Так тесно у нас – только в сортире.
– Ну ладно. Уговорил. – Рикер, пошевелив тощим задом, устроился поудобней. Парк и Эванс, просто лежавшие, прижимаясь спинами к стенкам палатки, повздыхали. Парк проворчал:
– Похоже, началось.
И точно. Снаружи начал нарастать словно прерывистый гам: визг и писк, затем перешедшие в зудение, наподобии комариного: похоже, стаи стартовали!
Но, как ни странно, нападений на колокол не последовало: звук стал быстро удаляться, и вскоре совершенно затих.
– Четыре минуты. – Парк, как всегда засекший время, покачал головой, – Смотри-ка. Вот у кого нашим военным поучиться бы дисциплине! И мобильности.
Эвансу пришла в голову интересная мысль:
– Слушай, Парк! А что эти гады здесь едят?! Ведь они, по-идее, насекомоядные? А мы в «наших» джунглях не видели и дохлого москита!
– Ну, во-первых, не все такие «гады» насекомоядные. Есть и те, кто жрёт фрукты. Ну а во-вторых, жрут они, вне всякого сомнения, то, что находят в джунглях!
Но – не в «наших»! А в нормальных.
– Что?!
– Как?!
– Хватит пялиться на меня, словно я – голый Санта-Клаус. Да ещё и в туфельках на шпильках. Не заметили вы, что ли, что у нас вокруг чёртова здания?
– Нет! – Рикер не постеснялся ответить категорично.
Эванс попытался восстановить картину, мелькавшую на границе зрения, пока внимание было поглощено привариванием, а затем и перетаскиванием.
Картина получалась странная. Согласно смутным и отрывочным воспоминаньям вокруг было монолитно-однообразное тёмно-зелёное пространство. Словно и правда – до самого горизонта простирались необозримые джунгли! Он прикусил нижнюю губу:
– Постой-ка. Мне смутно виделись какие-то словно бы джунгли… Но не было времени и желания особо присматриваться – нужно было варить, да втаскивать!
– Вот именно. А я – осмотрелся. Пока любимый колокол надувался.
Вокруг – необозримое море. Состоящее из деревьев. И никакого сомнения в том, что оттуда к нам, и, соответственно – отсюда – туда, ни одно насекомое и правда – не проникает! То есть – барьер для них – непреодолим. А вот для наших вампирских тварюшек, стало быть – преодолим.
– Как это?
– Думаю, что с ростом высоты барьер словно становится тоньше. И его поле ослабевает. Ну, как если бы создававшие его приборы находились под землёй. Закопанные. И готов поспорить на свой шлем – летучие мыши нашли такую высоту, где этот барьер их пропускает. Пусть и с натугой, с трудом, зато – у них здесь замечательные условия! Никаких конкурентов за место ночёвки! Никаких опасных врагов, что могли бы сожрать их, пока они днём отсыпаются. И – отличные охотничьи угодья в пределах нескольких часов полёта! Пируй – не хочу!
– Интересно получается. Джунгли… – Рикер почесал шею, – Может, посмотрим?
– Отчего же не посмотреть! – Парк кинул взгляд на поднесённую к лицу руку с часами, – Десять минут прошло. Звуков нет. Можно и вылезать! Эванс. Подержишь?
Эванс кивнул: сам мечтал осмотреться получше!
Всё оказалось именно так, как и сказал Парк: необозримое море деревьев!
Сейчас, в дохленьком свете звёзд, они казались сплошной чернотой, но в том, что это – именно деревья, сомнений не было никаких! Потому что под порывами лёгчайшего ночного ветерка они колыхались – точь-в-точь как пшеница, которую Эванс однажды видел в каком-то фильме. Единственное, что нарушало монолитность джунглей – стометровая полоса, начинавшаяся сразу за зданием.
– А там, стало быть, настоящая песчаная просека, но при взгляде снизу демонстрирующая нам виды безжизненной пустыни!
– Вот именно Рикер, вот именно. Как говорится – не всё то золото, что блестит. И сейчас мы лишний раз убедились, как разительно меняется общая картина от точки зрения – то есть, того, где находится, так сказать, наблюдатель! Но мы уже и так поняли, какими искусниками по части оптических… Да и всех прочих иллюзий являются наши хозяева.
– Проклятье! Вот гады! Сволочи. Но… Как же нам туда попасть-то? В эти джунгли?
– Не торопись, Рикер. Думаю, «попадать» нам в эти джунгли рановато. Да и незачем.
– Ты это – о чём?!
– Да всё о том же. Вспомни-ка, что сказал нам наш друг полковник… Да и майор здесь, при инструктаже. Они упоминали влажность, духоту, и огромную армию кусачих насекомых, водящихся здесь. И я нисколько не сомневаюсь, что всё это здесь и существует! Но – там, за барьером! То есть – нам описали реальную флору-фауну Адониса, но! До того, как наши пришли с местными к консенсусу, подписали договор, и форпост был огорожен этим самым барьером. Да и не только в микрофауне дело.
Откуда мы знаем, кто на самом деле живёт в местных лесах? Может, тут водится кто пострашней и посмертоносней милых крошек вроде комаров, москитов, и летучих мышей! И уж тем более – создаваемых специально для нас монстриков-уродцев! – Рикер при этих словах дёрнул плечом, но перебивать нетерпеливой репликой не стал, – Например, на Канопусе-три водится змея, плюющаяся смертельным ядом с расстояния десять шагов. А заметить её на фоне коры деревьев, где она прячется на высоте пяти-шести метров – абсолютно невозможно. Ну а на Иллирии-два живёт такая большая, красивая, можно сказать – звёздно-полосатая, (Она именно так и раскрашена!) жаба. Которая выпрыгивает из воды, и расплющивает идиота, подобравшегося к ней ближе, чем на пять шагов. А прячется в ямах, которые вырывает на суше. И заполняет их водой, которую притаскивает за несколько ходок в желудке. А на Проционе есть скорпион. Размером превышающий барана, и окрашенный под цвет папоротников, в которых и живёт…
Рассказывать дальше, или сам поймёшь намёк?
– Пойму, не надо рассказывать. Ты имеешь в виду, что без мощной бронированной техники, где можно с комфортом отсиживаться, мы в эти местные джунгли соваться не должны. Но мы бы и не смогли, будь у нас тут хоть танк! Танк-то, вот именно – проедет… А мы бы просто оказались размазаны по его внутреннему пространству – чёртовым полем!
– А вот и нет. Нейтрализовал же его действие цилиндр из сетки! А броня и подавно нейтрализует. Другое дело, что предусмотрительные военные… Ну, или бизнесмены – не озаботились снабдить нас никакой солидной самодвижущейся техникой. Видать, договор это запретил. А с голыми руками не больно-то сунешься в чужеродные заросли.
Эванс, уже клевавший носом под монотонно-успокоительный трёп напарников, вздохнул:
– А давайте завтра, уже с утречка, подумаем над всеми этими проблемами. А сейчас, пока наши гады кормятся, лучше поспим!
– Здравая мысль. – Рикер двинулся обратно к палатке, – Подержишь? А я достану и перетащу наши любимые спальники. Чур, Парк, первым дежуришь ты. Ночь здесь – восемь часов. Стало быть – твои первые два. А потом буди меня.
– Договорились. Я пока спать всё равно не хочу. Осмотрюсь, подумаю…
– Вот и славно. А мы с Эвансом – на боковую. Устал я, если честно, от этого «приваривания» и затаскивания. Зато можно смело дрыхнуть, не опасаясь, как ты и сказал – кусачих насекомых вроде москитов и комаров.
Хоть какая-то польза от хренова поля!
Предположения о том, что «на свежем воздухе» кошмары мучить не будут, подтвердились. К счастью.
Так что когда Эванса растолкал Рикер, он успел и выспаться, и сон посмотреть. Нормальный. И сейчас, ёжась в предрассветной мгле, отошёл к краю крыши, чтоб справить малую нужду уже с чувством, с толком, с расстановкой.
А не впопыхах, как они делали всё в последние дни.
Джунгли стало видно получше – глаза привыкли к темноте. Правда, ничего это не дало: джунгли как джунгли, колыхаются. Ну так и …рен с ними.
Убедившись, что никто ниоткуда на них не налетает, и крыша абсолютно пуста, Эванс подошёл, чтоб рассмотреть получше странные как бы тумбы, которые торчали из крыши примерно ему по пояс. Он уже понял, что на этих придатках, облепляя их со всех сторон плотной монолитной массой, и почивали днём кучи летучих мышей, располагаясь на ночлег. Потрогав ближайшую тумбу, оказавшуюся тоже металлической, он убедился в том, что она горячая. Стало быть – или теплоотвод, или часть системы вентиляции. Правда, вот дырочек не нащупывалось. Да и ладно – плевать, что это такое, лишь бы жить на крыше не мешало…
С другой стороны, как им здесь жить?
Ведь если не спускаться на день, и не залезать снова в форпост, чтоб перестрелять очередную партию монстров из автоклавов, эти наглые и голодные твари очень быстро смекнут, что пища-то – вон она, на крыше! И фактически беззащитна! И если взгромоздиться пирамидой, взбираясь по телам друг друга – очень даже можно до верха достать! Да и никто не поручится, что рано или поздно нападающих на них уродцев не снабдят действующими, а не «декоративными» крылышками.
То есть, получается, что они сейчас как бы живут на два «дома» – форпост для работы, и крыша автозала – для сна. Спокойного. И – в «нормальном» временном потоке. Хм-м… Ну и … с ним – лишь бы не снились кошмары! И твари не сожрали бы.
Эванс, так и ходивший по крыше вдоль её кромки, чтоб не уснуть, не решался отходить от спящих товарищей далеко: мало ли. Вдруг чёртовы мыши надумают вернуться? Ведь могут сделать это в любой момент. Не пропустить бы его.
Не пропустил.
В километре к востоку появилось что-то вроде туманного и разреженного облака: похоже, стая возвращается! А углядеть её на фоне чуть посеревшего предрассветного неба оказалось нетрудно: размеры потрясали: не менее мили в окружности!
Эванс принялся трясти напарников:
– Подъём, вы, лежебоки! Стая возвращается!
– А-а, летучие… – Рикер, сплюнув, и почесав тощий зад, действительно встал, и перебрался со мгновенно свёрнутым спальником к стенке колокола, одну из боковых стенок которого Эванс по указаниям Парка оставил чуть приподнятой, установив на одном из баллонов – «для проветривания!». Парк спальник скатал, и положил у ног Рикера:
– Залезайте внутрь. Я самый тощий. И невкусно пахнущий. Поэтому буду отсюда смотреть, как преодолевается чёртов барьер.
Рикер пожал плечами, Эванс забрался внутрь, и приподнял край колокола:
– Ныряй, когда насмотришься.
– Угу.
Ждать, впрочем, долго не пришлось: не прошло и минуты, как Парк вполз внутрь, буркнув: «опускай!»
– Ну, и?..
– Ну и бараны мы.
– В смысле? Не пролетели, что ли?
– А-а, нет, я не об этом. Никаких сюрпризов со стороны наших маленьких друзей. Стая летела примерно на высоте километра. А потом, оказавшись прямо над крышей, просто стала спускаться вниз – вертикально. То есть – проход имеется прямо над нашими головами. Но я сейчас не об этом.
– Да? Тогда – о чём же?!
– Да о чёртовых кошмарах. Ведь нам здесь ничего такого не снилось?
– Нет.
– Нет.
– Ну, видите? А почему – понимаете?
– Нет.
– Нет. Может, просветишь? – Рикер хмурил выгоревшие за эти дни брови.
– Запросто. Тем более что я сам-то – ничуть не лучше вас. Только во сне понял. Ну, вернее, в утренней полудрёме. Эта мысль появилась как-то сама. А ведь мы с вами всё могли понять и куда раньше. Тем более что всё было у нас под боком, и мы его отлично видели. Но! Как всегда бывает, не придали значения!
– Ты о чём, Парк?
– Да всё о том же. Помните, когда забрались на наш «чердак», осматривали колодцы с выдвижными лафетами, и всё такое прочее, видели всё, что там имеется?
– Ну?
– Баранки гну. Помните, говорю, там, в углу, как бы валялись несколько деревянных ящиков, непонятного вида и назначения? Ты ещё сказал, Эванс, что, наверное, пустая тара от каких-то ценных и дорогих запчастей от оружия? Ну так вот. Не буду вас томить: там, внутри, и находятся чёртовы ретрансляторы! Передающие нам в мозг все эти кошмары! Потому что они должны были быть поблизости, чтоб сигнал был достаточно мощным!
Некоторое время царило гробовое молчание. Стало отлично слышно, как стая снаружи визжит и пищит, очевидно, располагаясь на днёвку. Затем мыши словно расселись наконец, как им было надо – утихли. Эванс, хмурясь, выдавил:
– Похоже на правду. А ведь точно: ну мы и лохи! Даже не подумали, что уж военные-то наши ничего вот так, просто, не бросят! Даже пустой деревянный ящик. Поскольку за каждый придётся отвечать, раз уж положено по распорядку вернуть пустой – на склад!
Рикер покачал головой:
– Не верю. Не может быть всё так вот просто!
Парк криво усмехнулся:
– А почему? Всё самое гениальное – всегда просто! Если захочешь что-то спрятать – прячь на самом видном месте! Ну, во-всяком случае, так пишут во всех дешёвых детективах. И сермяжная правда в этом есть. Мы же и правда – не придали значения этим чёртовым ящикам! Ну стоят себе, и стоят! А ведь – не должны…
– Ладно. Проверить нетрудно. И идти недалеко. Тем более, раз уж мы проснулись, и взбодрились. Ну что – добавим кислорода, да прикончим стандартные завтраки?
– Здравая мысль. Эванс, передашь мой рюкзак?
До форпоста дошли уже в лучах вставшего голубого солнца. Эванс щурился, Рикер морщился: уж слишком резкими и непривычно ослепляющими были его лучи. Жаль, что в боекомплект в большом контейнере не входили простые чёрные очки.
К ящикам на чердаке постарались подобраться осторожно: мало ли!
Однако никаких мин-ловушек, или опасных для жизни сюрпризов не выявилось: груда как стояла себе в углу, так и стояла…
– Ага! Вот почему они не вызвали у нас подозрения! – Парк не без восхищения в голосе ткнул пальцем, – Смотрите: они сделаны так, что кажутся имеющими широкие щели! Но это – не щели. Это – искусная окраска! А сами поверхности монолитны!
Эванс, уже вставший на колени перед штабелем, доходившим ему до пояса, покачал головой:
– Не-ет, тут штука ещё похитрей! Щели имеются! Иначе мы сразу раскусили бы фальшивку. Только вот изнутри всё заделано чем-то чёрным и непрозрачным!
Ладно, я у нас самый толстый и глупый – поэтому начну разбор. А вы отойдите-ка на всякий случай подальше!
Не без некоторой обиды Эванс отметил, что особо возразить ему: что на замечание о габаритах и интеллектуальных возможностях, что на предложение отойти, никто особо не заморочился. Гады! А он-то старается… Для них же!
Он аккуратно взялся за сравнительно небольшой верхний ящик, и почти нежно, словно младенца, приподнял его.
Лёгкий. Похоже, пустой. Размером с небольшой аквариум. Эванс осмотрел дощатую конструкцию со всех сторон. Действительно, внутри – прокладка из чёрного материала, похожего на самую обычную крашенную и провощенную бумагу. Да, в такую заворачивают действительно ценные запчасти или узлы. Правда, их, в-смысле, бумаги, не красят. Но вот крышки – нет. Поэтому сразу понятно, что ящик – просто часть декорации.
Он встал, и отнёс его за ближайший цилиндр, показав Рикеру и Парку, стоявшим за вторым, так, чтоб было видно со всех сторон:
– Первый – пустой! Вон: видите, как сделано?
– Отлично. В-смысле, для маскировки именно так и надо было бы сделать. И, кстати – никакой ты не тупой. А уж бесстрашный – и не говорите!..
– Хватит прикалываться, Парк. Ты ещё скажи, что я не толстый! – но на душе у Эванса потеплело. Значит, они вполне ценят его готовность к самопожертвованию!
– Ну, этого я не могу сказать, не покривив душой, ни при каких обстоятельствах. Правда, ты всё-таки не столько толстый, сколько здоровый. И это хорошо. Ладно, давай следующий! – Парк подошёл к Эвансу и забрал ящик, после чего снова отступил за второй цилиндр. Рикер, стоявший там, показал Эвансу язык.
Нельзя сказать, чтоб это сильно подбодрило, но Эванс заметил, что коленки почему-то перестали выбивать чечётку. А с глаз как бы спала туманно-трепещущая пелена.
Так что второй ящик он доставал не столь бережно, и уже стоя.
И этот оказался пустым, хоть и был снабжён крышкой. Не забитой, а просто положенной сверху. Эванс не стал сразу сдавать его на «рассмотрение», а просто поставил рядом – в двух шагах от штабеля:
– Второй – такой же! Но с крышкой!
– Отлично. Продолжай.
Ещё четыре ящика. Пустые, хоть и более крупного размера – словно от старинных артиллерийских снарядов. О третий, оказавшийся полуразвалившимся, Эванс накололся: пришлось даже высасывать кровь из крошечной ранки, нанесённой торчащим кончиком самого обычного гвоздя. Эванс выругался про себя. Но продолжил разбор штабеля. Когда справился с последним наваленным на тот, что был снизу, ящиком, повернул голову к напарникам:
– Остался только нижний. Он и правда – как будто был спрятан под всеми этими. Выглядит не по-нашему. И не из дерева, а будто из… Пластика, под дерево.
Ну, ругайте меня. Буду открывать.
Насчёт ругать за напарниками как всегда не заржавело:
– Ты – храбрый идиот! Самый храбрый! И самый идиот!
– Сам ты, Рикер, храбрый! И – тоже идиот!
Внутри ящика, крышка которого тоже не была забита, обнаружился второй, чуть меньшего размера. Этот казался сделанным из металла, и… гудел.
Эванс пошкрёб многострадальный затылок. Крикнул:
– Есть! Смотреть будете?
– Будем! Ну-ка, вытаскивай, что там у тебя!
– Нет, не вытаскивай! Вдруг оно заминировано!
– Ну, это уж полная чушь, Рикер, – Парк уже подошёл, встав за спиной снова опустившегося на всякий случай на колени Эванса, – Если б они хотели нас пристукнуть – могли уже тысячу раз сделать это! И – гораздо проще.
– Да? Ну ладно, уговорил. – Рикер, однако, подбирался к ним бочком, и не особо спешил приблизиться, – Хотя уж мин-ловушек-то я насмотрелся! В чём только их не прятали: даже в куклах, кирпичах, или футбольных мячах!
– И где же это ты всего этого д…ма насмотрелся?
– В Сирии. Работал там до чучельника. Ну и должен сказать, что до меня там разгребали триста лет, и после меня, думаю, хватит на столько же! Наши уж постарались.
– Да уж. По части передовых и технологичных устройств дистанционного убийства американским сапёрам и разработчикам равных нет. – Парк, опустившийся рядом с Эвансом, быстро и нежно, тонкими нервными пальцами пробежал по всему периметру коробки, пошарил под дном ящика, а затем – и самой коробки, – Но тут, думаю, ничего такого не будет… Погоди-ка: я не прав! Есть!
Глядя на нахмурившееся лицо сразу словно подобравшегося специалиста, Эванс снова почувствовал, как в низу живота образовался холодный тяжёлый ком, и руки опять начали чуть трястись. Парк повернулся:
– Рикер. Не подходи. Неси со склада лом, болгарку… И верёвку.
Эвансу внезапно пришла в голову интересная мысль. И он даже перестал дрожать и бояться – подумал, что наконец-то у них в руках есть то, что может причинить этим сволочам, их «хозяевам», ощутимый урон!
Согласятся ли вот только с его планом Парк и Рикер…
Боковые стенки с ящика срезались алмазным кругом легко. Дно, на котором остался стоять пластиковый параллелепипед, тоже оказалось сделано из чего-то похожего на пластик. Парк аккуратно и плотно привязал ящик к этому самому дну. После чего в таком виде они обвязали его ещё одной верёвкой, и бережно перенесли к люку. И не менее осторожно спустили с крыши на песок. Парк констатировал:
– Повезло нам. Обнаружил я капсюль, провод, и пружину, установленные на «неизвлекаемость». Система старинная. Простая, и чрезвычайно эффективная. И я лично, как уже говорил – за план Эванса. Так что пусть эти гады и пожинают плоды своей подлости. Потащили!
Дотащили до самого первого автоклава не без труда: коробка с привязанным дном весила не меньше сорока кило. Парк поглядел на уложенную под бок чудовищного механизма «связку», затем – на расширяющуюся отсюда горловину входа:
– Должно хватить!
Они, осторожно отступая, разматывали за собой верёвку, на которую Эванс, во избежание приключений, наступил ногой возле самого ящика с пока привязанным дном.
Когда Парк и Рикер скрылись за боковой стеной, Эванс спросил:
– Хватает?
– Да!
– Не дёргайте! Отпускаю! – после чего осторожно, словно от рассерженной гадюки, упятился, а затем и побежал трусцой, оглядываясь через плечо. Забежав за угол, спросил:
– А если – атомная?
– Нет, не думаю. Скорее всего – обычная, типа тротиловой. Ну, на нас-то троих точно хватило бы. А вот что было бы с форпостом – точно сказать не могу. Пока не попробуем. Попробуем?
– Попробуем! Можно – я?
– Конечно! Давай! Рот только открой – так, на всякий случай…
Эванс, отошедший от проёма подальше, и опустившийся, как и Парк и Рикер, на колени на землю, дёрнул за верёвку, привязанную к узлу. Далее, по-идее, должно было отделиться от стоящего у автоклава короба дно, удерживавшее нажимную пружину.
Это произошло.
Однако порадоваться верности решений им удалось лишь минут через пять: раньше не стих звон, стоявший в контуженных ушах… И не перестала колебаться под ногами и ягодицами почва, напоминавшая сейчас штормящее море. Хотя умом-то Эванс понимал – почва неподвижна. А качает их самих…
– Чёрт… Никогда больше не буду взрывать устройства хозяев… – Парк так и сидел на песке, обхватив явно гудящую голову обеими руками, – Если только я что-то понимаю в сапёрном деле – тут было не меньше десяти тонн. В тротиловом эквиваленте. Короче: наш хренов форпост разнесло бы на мелкие дребезги, и осколки вылетели бы в космос, и точно обогнули бы весь хренов Адонис!
– Погоди-ка. – Рикер хмурился не только от боли в ушах, но и от напряжённого размышления, – Ты же, вроде, сказал, что они не собираются убивать нас! А получается – собираются! Да ещё как коварно и подло! Гады!
– Нет, не нужно искажать мои слова. Я сказал не так. Я сказал, что если б хотели убить – могли бы сделать это куда проще. И давно. И, если честно, я так именно и думал. Ведь они, по-идее, изучают нас, и нашу реакцию на различные раздражители и ситуации. Ну, как крыс. А вот – нате вам. Сволочи. Уделали по-полной. Доказали, что наши раскладки и соображения насчёт их действий и расчётов могут сильно…
– Расходиться с действительностью. – это влез Эванс, – То есть – они специально дают нам понять, что мы можем предполагать то, и подозревать это, но как обстоит дело на самом деле, и что они против нас реально замышляют – хрен мы поймём!
– Отлично сформулировано. – Парк с кряхтением встал на колено, а затем и поднялся, – Ну что? Пойдём смотреть на развороченный автоклав?
– Может, лучше не надо?
– Это ещё почему?
– А вдруг там это… Труп новой твари? Ещё не сформировавшейся?
– Ну и что? Пушки же, – Рикер похлопал себя по кобуре, – при нас?
– При нас-то они при нас… Да только не люблю я этого д…ма: развороченных останков, и кровищи.
– Экий ты, Эванс, брезгливый стал. Раньше я как-то не замечал за тобой… Говори: чего на самом деле боишься?
– Ну… Наказания.
– Чего? – Рикер поморгал на него.
Парк промолчал: похоже, его и самого одолевали нехорошие предчувствия.
– Наказания, говорю. За непослушание. За порчу чужого ценного имущества. За это самое… «Нетрадиционное мышление!» И стремление использовать высокотехнологичное оружие – против его же законных хозяев.
– Тьфу ты, напугал. Я думал – ты серьёзно… – Рикер взглянул на Парка, и поправился, – А смотрю ты и правда – серьёзно. Парк? И ты думаешь так же?
– Ну, всё же не совсем так. За целенаправленную порчу автоклава наши хозяева и правда – могут обидеться на нас. И наказать. Например, внеурочным вылуплением новой партии монстров. Или установкой барьера для всего живого ближе к форпосту – скажем, так, чтоб мы не могли так вот запросто проникать в автозал и забираться на его крышу…
Ладно, предполагать можно много чего, но посмотреть – надо. Может, мы зря переживаем!
Выяснилось, что и правда – переживали они зря.
Автоклав, у подножия которого положили ящик с верёвками, оказался целёхонек – на нём не имелось ни вмятинки, ни царапинки! Зато вот следов от крышки или верёвки не нашли – даже щепочки или ниточки!
– Да, взрывчатка у них – будь здоров! – Рикер даже присел, ощупывая чёртов мерно гудящий автоклав, – Всё разнесло на молекулы! А чёртовому гробу – хоть бы хны!
– Думаю, его не вскроешь ни автогеном, ни болгаркой, ни даже плазменным резаком.
– Точно, Эванс. Сработано, как говорится, на совесть. И из этого следует неутешительный для нас вывод.
– Какой же?
– Проклятых тварей планируется выпускать на нас регулярно. Разнообразных. Причём – независимо от того, где мы будем находиться, и что поделывать.
– Это для нас плохо?
– Думаю, да. Потому что даже если мы найдём способ перелезть через барьер, и отчалим в джунгли, вернувшись обратно, встретимся лицом к лицу. С огромной толпой чудовищно милых зверушек.
– А я думаю, Парк, что не встретимся. Потому что даже если мы не поубиваем несчастных зверушек нашими пукалками, едва стемнеет – это сделают за нас механизированные многоножки-утилизаторы! Чтоб автоклавам было чего варганить к следующему обеду!
– Возможно, Эванс, возможно… Ладно. Предлагаю вернуться назад, да отдохнуть. Да поесть. А то нам скоро – отбиваться от очередной партии. Зверушек.
Поздний второй завтрак решили превратить в обед.
Проходил он всё там же: в кухне. Парк ел как всегда, неторопливо пережёвывая пищу, и аккуратно подбирая остатки подливы с поддона. Рикер тоже старался: съел быстрее всех, чем тоже традиций не нарушил. Эвансу кусок в горло почему-то не лез.
Глядя, как напарник вяло ковыряет ложкой в картофельном эрзац-пюре, Парк наконец обеспокоился:
– Аппетита нет?
– Угу.
– Хм-м… Это плохо. Да и выглядишь ты… Бледновато. Да и потеешь подозрительно обильно. Ну-ка, схожу я за градусником. Аптечка так и осталась у меня в рюкзаке.
Когда означенный прибор оказался у Эванса под мышкой, тот, придирчиво прочувствовав свой организм, вынужден был признать:
– Твоя правда. Чувствую я себя погано. И это – не только от моральных терзаний и стресса. Меня словно бы… Потряхивает. И мурашки по коже бегут.
Парк достал градусник, глянул на него:
– Чёрт возьми. Ещё бы тебя – не потряхивало! Тут написано – сорок и две десятых по Цельсию! Да у тебя, милый ты наш – лихорадка!
– И что мне теперь делать?
– Что делать, что делать… Иди, ложись на свою койку. А я почитаю инструкцию. Впрочем, вру: не нужно мне эту хреновину читать. В нас же всё вдолбили. Вот антидот номер один и жаропонижающее из тубы номер один я тебе и вкачу. В мягкое место. Там, в инструкции, ещё говорится о том, что нужно поставить капельницу из флакона номер три, но её нужно делать в вену. А я не умею попадать.
– Я умею. – Рикер дёрнул плечом, – Приходилось.
Парк не стал расспрашивать, где это Рикеру приходилось «попадать в вену» – мало ли! Возможно, конечно, что тот был медиком-волонтёром…
Но куда вероятней другой вариант. Старинный героин ещё пользовался в определённых кругах весьма неплохой популярностью.
Эвансу уже было не до расспросов: его реально сотрясала крупная дрожь, и пот тёк уже с макушки. Парк с ощутимым беспокойством в голосе спросил:
– Ты… Идти-то сам – сможешь?
– Смогу, наверное. Только перед тем, как я лягу, и вы меня исколете… Схожу-ка я в туалет. Отлить.
Отлить удалось. Цвет мочи показался Эвансу подозрительным – словно оранжевым. Да и выйти из кабинки удалось не сразу. Едва натянул штаны, жутко замутило.
Пришлось плюхнуться на колени, и выложить всё то немногое, что удалось съесть, туда – «на прокорм ихтиандру». Но через минуту, как ни странно, ему стало легче.
Парк, ожидавший у выхода, подставил плечо. Эванс буркнул:
– С-спасибо… – после чего не стал выделываться, а реально навалился на плечо напарника:
– А где Рикер-то?
– Пошёл на склад, за штативом для капельницы. Ты сам-то – как?
– Полегче. Только… Вывернуло меня наизнанку. Да ты, наверное, слышал. – Парк только кивнул, – Ну и ещё подозрительно – цвет мочи. Оранжевый какой-то.
– Ага. Точно. Осталось только проверить твой язык. – Парк кивнул, словно бы Эванс подтвердил какие-то его мысли или раскладки, – Ложись давай.
Они как раз дотопали до кровати Эванса, так и стоявшей в углу на последнем этаже, и Эванс с ощутимым облегчением принял горизонтальное положение:
– Ф-фу… Чёрт. А и правда – ноги трясутся. И голова… Трещит. А уж потею – как свинья!
– Ты свиней не трогай. – в проём двери вошёл Рикер, тащивший в руках странного вида треногу, похожую на штатив старинного фотоаппарата и несколько пластиковых ёмкостей, – Эти благородные и порядочные животные никогда законов не нарушают. Соответственно – и в тюряги спецназначения не попадают. А ещё я слышал, что и тело и метаболизм у них настолько сходен с нашим, человеческим, что на них эти гады учёные проверяли многие лекарства, вакцины, и всё такое прочее. Ну-ка, давай свою граблю! – Рикер весьма нетерпеливо схватил Эванса за безвольно лежавшую руку.
– И язык покажи. – это влез уже Парк.
Эванс усмехнулся через силу: приятно. Заботятся. Хоть и пытаются под показной ворчливостью скрыть, что беспокоятся, и привязались…
Как и он к ним.
Вот уж точно говорят: совместные невзгоды и заботы сближают гораздо сильней, чем счастливо прожитые безмятежно-беззаботные годы… например, у супругов. А ещё говорят, что пока всё хорошо – нетрудно казаться хорошим. Все «тонкости натуры» вылезают как раз в критических ситуациях. Он высунул язык.
Парк покачал головой:
– Рикер! Ты тоже это видишь?
Рикер, возившийся с резиновым жгутом, кинул быстрый, а затем и внимательный взгляд на язык, который Эванс постарался высунуть как можно дальше.
– Проклятье! Вижу, конечно. Оранжевый. И если верить той хрени, что написана в чёртовой инструкции, это – лихорадка Вассермана. Моча тоже была такая?
Эванс кивнул:
– Да.
– Ну поздравляю! Ты, драгоценный наш, умудрился подхватить на редкость мерзкую и изнурительную зар-разу!
– Да… Помню я. – Эванс и правда помнил всё, что вдолбили ему в голову гипнокурсом, – Изнуряющий жар, жуткий озноб, и страшные головные боли… Словом, похоже на модифицированную и усиленную малярию. Вы мне лучше вот что скажите: где и как я её подцепил? Она же вроде… Передаётся только через укусы насекомых, и распространена только на Колорадо-три?
– Ну а теперь ещё и на Адонисе! И – без всяких насекомых. Ладно, терпи – буду втыкать в тебя толстую железяку.
Однако нужно отдать Рикеру должное: в вену на локтевом сгибе он попал действительно быстро и профессионально. Впрочем, Эванс, поработавший по его просьбе кистью, этому не удивился: его вены набухли чертовски сильно – промахнуться было трудно!
Рикер, убедившийся, что кровь из торцевого конца иглы изливается уверенно, буркнул:
– Ну вот и ещё одно подтверждение, на случай, если б мы сомневались: вены гипертрофированно увеличены, и кровяное давление наверняка повышено. – его пальцы в это время аккуратно и уверенно подсоединили тонкий шланг от подвешенного на штативе пластикового мешочка, и открыли вентиль:
– Терпи. Может быть больно и горячо.
– Ага. Спасибо. Так как, вы думаете, я заразился?
– Думаю, ты обо что-то укололся. Потому что «кусать» нас здесь некому. А воздушно-капельным путём эта хрень не передаётся. И не заразна для окружающих людей. Говорю же – только укусом. Или ранкой. Да ты и сам наверняка сейчас вспомнишь – небось, укололся, и значения не придал!
– Точно! Точно… Вот я балда. Я укололся об один из ящиков: ещё подумал, какой мудак оставил не вбитым кончик гвоздя. Я даже высосал. Ну я и дебил…
– Зато красивый. – Рикер снова показал Эвансу язык. Тот не придумал ничего лучше, как ответить тем же. Парк удовлетворённо, как показалось Эвансу, констатировал:
– Окраска переходит на внутреннюю поверхность губ. И щёк. Ладно – повернись-ка на бок. И терпи. Будет больно.
Оказалось действительно больно.
Это – если говорить мягко. А если без прикрас – Эвансу пришлось прикусить зубами губы, чтоб не орать благим матом!
Парк, старавшийся вводить медикаменты так, как и значилось в инструкции – то есть, «как можно медленней!», молчал, но Эванс видел, как жилы на его лбу вздулись, а брови – хмурятся: волнуется, стало быть! Ну, и переживает. Рикер, следивший, чтоб игла в это время не вылезла из вены напрягшегося Эванса, кивнул:
– Нормально. Не зря закреплял скотчем. Эванс, кончай трястись и пыхтеть. Не так уж это и больно!
– Тебе легко говорить. А мне больно. Да и колотит, как припадочного: озноб…
– Ничего страшного. – Парк наконец закончил вторую инъекцию, и выдернул иглу, приложив на место ранки ватку со старинным спиртом, – Уже не больно. И озноб должен пройти через… – он привычно кинул взгляд на часы, – Десять-пятнадцать минут.
– Ну спасибо. – Эванс вздохнул с облегчением, – Какое счастье, что в нашей аптечке вся нужная фигня была!
– Да уж… – Парк всё ещё выглядел сосредоточенно-нахмуренным, – У нас хватит на весь курс. Так что потерпишь ещё три раза. Беспокоит же меня другое…
Ведь если подумать как следует, то для обеспечения нашей аптечки медикаментами, требующимися для лечения всех известных экзотических болячек, нужен был бы отдельный контейнер. Размером побольше, чем даже тот, что с боезапасом!
– Чёрт! Так получается, они нам вполне сознательно!.. – сжавшего кулаки Рикера перекосило от злости. Парк остался как всегда спокоен:
– Не обязательно. Просто наши «любезные» хозяева «любезно» подбросили нам именно ту болячку, против которой у нас есть средства. А могли бы – и неизвестную подбросить. Но тогда – как-то не складывается. Мы бы просто подохли в муках. И немного же они про нас тогда узнали бы…
Нет, я думаю, тут всё-таки – другое. И это, вот именно – наказание!
Рикер кивнул:
– За попытку подорвать автоклав?
– Вот именно. Дали нам понять, что за разрушение, или даже попытку тут что-то сломать или разрушить – последует адекватная расплата. Неважно, в каком виде. Но – реально наносящая нам вред. И причиняющая моральные и физические мучения. В данном случае я в этом железобетонно уверен, поскольку пострадал именно тот, кто предложил «попробовать» взорвать один из чёртовых «холодильников»!
Эванс, пытавшийся соображать несмотря на то, что мысли ворочались тяжело, словно старинные мельничные жернова – видел как-то раз в музее! – возмутился:
– Ерунда получается. Это не может быть наказанием! Ведь я – вначале накололся… А только потом мне пришла мысль взорвать этих тварей!
– Это ничего не значит. Согласно старинным исследованиям на самом деле мысль осознаётся мозгом на полчаса позже, чем приходит туда в уже осознанном, так сказать, формате. Потому что мысли к нам вообще приходят – извне! Ну, то есть – из того самого «Единого информационного поля Вселенной»! Так работал и знаменитый Нострадамус, и Эдисон, и Тесла… И наш мозг в данном случае – просто тот же самый передаточный ретранслятор: этой самой пришедшей мысли – в сознание. А некоторые мысли этот ретранслятор попросту не пропускает. Отфильтровывает.
– Знаешь что, Парк… Ты сейчас сказал что-то настолько умное, что я даже и не понимаю. – Рикер и правда выглядел растерявшимся. Эванс усмехнулся:
– Я тоже. Но мне и положено плохо соображать – я же у нас, типа, больной.
– Хватит прикалываться, вы, два придурка. Всё вы прекрасно понимаете. Эта теория существует уже триста лет!
«Придурки» помолчали. Рикер смотрел на капли, мерно отсчитывавшие свою очерёдность в прозрачном цилиндрике у руки Эванса, Эванс пялился в потолок. Затем сказал:
– Получается настоящая гнусная подлость. Эти гады, значит, берут на себя наглость судить и наказывать нас ещё до того, как мы приняли решение сделать им пакость.
– Ну… Типа – да. А в том, что они могут отслеживать процессы, происходящие у нас в мозгу – у меня сомнения нет. Хотя… Наши, земные, учёные тоже пытаются… Отслеживать. Чтоб понять – как мы мыслим, и откуда всё-таки берутся разные гениальные догадки, и появляются открытия и изобретения.
И толку – ноль! Слишком уж тонкая материя…
– Да и … с ним. – Эванс сердито фыркнул, – Обидно вот только. За то, что, если ты прав – получается, меня наказали как бы авансом. За то, чего ещё даже не придумал! – Эванс снова обратил взор к потолку, и погрозил ему свободной рукой, – Сволочи! Вы поступаете подло! И нечестно!
– Да ладно тебе, Эванс. Может, они и не планировали тебя наказывать. А просто хотели проверить – как твой организм справится с болячкой. И как на это дело будем реагировать мы, твои «боевые товарищи». Может, пошлём тебя на …, и займёмся своими делами, чтоб, как говорится, от греха подальше – лишь бы не заразиться самим! А может, настолько чувствительные натуры, что будем биться в истерике: «Эванс, милый! Пожалуйста, не умирай!». Ну а то, что я надумал и сказал про мозг – вообще полная чушь…
Просто так совпало!
– Ну… Могло, конечно, быть и так… Но мы ведь сейчас рассматриваем самый худший вариант?
– Вот именно. Мы считаем, что эти гады будут и дальше провоцировать нас на свершение глупостей, и поиски на …опу приключений. Наслаждаясь и фиксируя. На каких-нибудь устройствах для хранения информации. Чтоб в будущем пересматривать и делать выводы. О нашей умственной деятельности и инстинктах.
– Ладно, пусть так. Надеюсь только, что сегодня кошмаров не будет. Потому что я с постели, если честно, смогу встать только под дулом пистолета. Да и то – вряд ли. Пусть уж пристрелит кто…
– Э-э, не парься, Эванс. Это просто лекарства ещё не начали действовать в полную силу. На это нужно – сам помнишь! – хотя бы полчаса.
– Помнить-то я помню… Да только помню я и то, что даже после лечения на трое суток остаётся тошнота, головокружение. И жуткая слабость!
– А ничего. Лежи себе – полёживай. Если кошмаров не будет, думаю, торопиться искать новых «приключений» нам смысла нет. Вот и будем жить себе здесь, как говорится, поживать, да добра наживать.
– Нет, «полёживать» точно не получится. Сколько там до появления наших милых зверушек? Полчаса?
– Час.
– Мне так и так придётся встать. Потому что втроём отстреливаться сподручней. И надёжней.
– Ну… Сильно протестовать не буду. Потому что как раз к этому времени лихорадка должна будет прекратиться, и температура спадёт. Единственное, что останется – вот именно – головокружение и слабость. Но, думаю, нажимать на гашетку это не помешает.
Не помешало.
Эванс поймал себя на том, что с мстительным удовлетворением наблюдает, как из очередных монстров фонтанами брызжет кровь, и отлетают к такой-то матери отстрелянные конечности! Так вам, гады! Сволочи! …расы вонючие! Будете знать, как «наказывать» заранее! Или проверять, не бросят ли его соратники – подыхать в одиночестве.
Новые твари оказались похожи на мокриц, с хвостами и жалами как у скорпионов, что не мешало людям уничтожать их старыми добрыми разрывными пулями-снарядами. Кровищи в них было даже больше обычного, и её потоки чёрного в голубом освещении цвета залили практически половину песчаного пространства. Но к форпосту они тварей не подпустили, несмотря на то, что бегали те весьма шустро.
Парк с удовлетворением констатировал:
– Шесть пятьдесят одна! Сегодня их словно было больше… Ну, или они не все в одно время вылупились. Ладно – плевать. Главное: традиции соблюдены, и твари нападали. А мы их, стало быть, крошили. Ничего нового, всё как в старом бородатом анекдоте. Интересно, когда нашим любимым хозяевам надоест этот стереотип?
Реакция последовала мгновенно: словно эти самые хозяева только и ждали этого вопроса!
Вселенная вокруг форпоста словно раскололась с грохотом тысячи лавин, и тела людей основательно тряхнуло! В голове у Эванса что-то взорвалось, и ослепительная вспышка на миг отключила зрение! Грудь словно сдавило чудовищно огромным стальным кулаком! Рикер завопил, Эванс заорал. Парк ограничился мычанием. Грохот стих так же внезапно, как и возник. Прошла и боль. Парк крикнул:
– Вы – как?! Живы? – в наступившей тишине его голос прозвучал пугающе громко.
– Да!
– Да… – Эванса качало и трясло, словно после литра джина.
– Ну вот и отлично. Главное – живы. Уже хорошо. А что видите?
– Полную хрень! Небо – малиновое, а солнце вдруг стало, как апельсин! Оранжевое! Или алое – никогда не был силён в описании цветов. – Рикер, задравший голову к небу, снова чесал затылок. Эванс, у которого сил на бессмысленные действия, да и любые, если честно – не осталось, проворчал:
– А мне кажется, что куда важней то, что нам подсунули внизу. В-смысле, на поверхности чёртова Адониса. Если только это – всё ещё Адонис…
На то, что окружало форпост до этого, и правда – было чертовски непохоже.
Теперь вокруг их бетонной твердыни, к счастью всё ещё опиравшейся тыльной частью на скалу (Хоть это оставили!) возвышались пологие холмы. Поросшие зарослями чего-то сиреневого, явно травянистого, но очень высокого. Холмы уходили за горизонт, и заросли гигантской травы переваливались под лёгким бризом словно бы волнами – красиво, наверное, если не чувствовать себя настороженным до дрожи…
А больше вокруг ничего и не было.
Разве что пахло лавандой и свежескошенным сеном.
– Чтоб мне лопнуть. – Парк отреагировал на удивление эмоционально, постучав себя по лбу ладонью, – Никогда больше не буду задавать идиотские риторические вопросы. Как мы теперь обратно-то попадём, хотелось бы мне знать…
– А, может, попадать нам никуда уже и не надо? – Рикер покачал головой, – Если эта хреновина – кукуруза, как мне отсюда кажется – нам тут её запасов хватит лет этак тысяч на пять! Конечно, при условии, что у нас найдётся энергия, чтоб её варить!
– Нет, меня, конечно, тоже слегка припарили стандартные пайки… Но уж не на столько, чтоб страдать несварением желудка и диареей!
– Расслабься, Эванс. – Парк говорил, чуть наклонив голову, и поворачивая её, словно прислушивался к какому-то внутреннему голосу. Или звукам, доносившимся с равнины: ничего там, кроме слабого шелеста слышно не было! – Наверняка эта штука будет съедобна. И если мы не будем пытаться что-то тут сломать или взорвать, нам не придётся и мучится и страдать. И не только поносом.
Ладно. Поскольку нападать на нас, вроде, больше никто не собирается, предлагаю вернуться внутрь, да поспать как следует. А то на крыше автозала, если честно, мне лично нормально отдохнуть не удалось.
– Согласен руками и ногами. – Эванс со стоном стащил непривычно потяжелевшее тело с сиденья оружия, и покачнулся, – Чёрт. Качает.
– Ладно, донесём. – Парк уже подставил плечо. С другой стороны подлез Рикер, – Самое главное теперь – чтоб сторожевая система работала нормально.
Внутри форпоста, к счастью, изменений не имелось, и они, протопав по трём этажам, взгромоздили Эванса обратно на кровать. Парк буркнул:
– Полтора часа точно прошло. Вторая порция инъекций. Не-ет, – увидев, что Эванс пытается повернуться не тем боком, он его остановил, – Давай другую сторону твоей драгоценной задницы!
– Если ты вколешь мне сюда, я спать не смогу!
– Ничего. Повернёшься на живот. Зато будет равномерней распределяться по организму.
– Красиво излагаешь, чёрт побери. Тебе только спикером в сенате работать. А-ай! – Эванс закусил губы, Рикер хмыкнув, отправился наверх.
– Поменьше говори, побольше расслабляйся. В инструкции сказано, что следующая порция – через три часа. Успеешь очухаться. – Парк натянул на место Эвансовские штаны. Эванс и правда – перевернулся на живот. Выругался. Вздохнул:
– Если честно, то и от этих инъекций можно запросто сдохнуть!
– Ничего. Терпи. До свадьбы заживёт.
– Прикалываешься? Какая, на … свадьба? Здесь и женщин-то нет. Ну, нормальных, я имею в виду, а не бутафорски-подсадных… А вернут ли нас на родной Адонис – неизвестно!
– Вон как ты заговорил. А раньше костерил на все корки с Рикером на пару этот самый Адонис!
– Ну… Было дело. Но оказалось, что попривык я уже к нему… Хотя там меня и заразили. Но всё-таки – что-то знакомое, привычное. Недаром же говорят: всё познаётся в сравнении! А тут – что и как, мы пока даже не представляем! Вдруг нападать будет кто-то пострашней любимых насекомых?
Парк покивал:
– Всё верно. «Мириться лучше со знакомым злом, чем бегством к незнакомому стремиться…» Гамлет, Шекспир. Классика жанра, но сказано чертовски…
Рассуждения прервал крик Рикера:
– Парк, Эванс! Сюда! Скорей! У нас проблемы!
Парк вздрогнул, Эванс снова выругался. Но подниматься с кровати пришлось. Вдвоём, опираясь на стены и перила лестницы, они доковыляли до верхнего этажа. Рикер повторил призыв, он находился в диспетчерской:
– Сюда! Вы о…ренете! Если честно – не знаю, что делать!
Рассмотрев картинки на мониторах, почесал в затылке и всегда невозмутимый Парк:
– Проклятье! Не ждал, если честно! Но деваться некуда: нужно что-то делать!
– Что делать, что делать… – Рикер кусал губы, – Демонтировать плазменную пушку, да перетаскивать её с крыши – в подвал! Потому что эти милашки точно церемониться с нами не будут!
«Милашки» и правда всем видом выражали решимость покрушить всё на своём пути, и заодно найти что-то, что можно сожрать! Во всяком случае, они пробовали грызть всё, что встречалось им на пути в лабиринте бывшей шахты. Двигались они сейчас на самом нижнем подземном уровне, там, где раньше находился проходческий комбайн, а теперь имелись только пустые коридоры, заполненные кусками породы и остатками оборудования, словно размётанного на ошмётки весьма сильным взрывом.
Но в том, что рано или поздно похожие на динозавров среднего размера монстры рано или поздно доберутся до входного шлюза шахты, и легко снесут казавшиеся уже недостаточно мощными двери, сомнения не имелось. Поскольку о первобытной звериной мощи говорили и могучие непривычно коренастые мускулистые тела, и огромные когти и зубы. Злобно клацавшие – как на всё, встречавшееся по дороге, так и на соперников-конкурентов. Эванс подумал, что тварей словно вывели специально – для условий низких и тесных проходов! Впрочем, зная хозяев, может, как раз так всё и было…
– Они, пожалуй, гораздо массивней земных! – Парк говорил так, словно восторгался отлично «спроектированными» телами, – И наверняка куда сильней!
– Всё ты верно говоришь! – Рикер постоянно тяжело дышал, сглатывал слюну, и восторга от лицезрения могучих машин для убийства явно не испытывал. – Компактненькие такие и могученькие чудовища! Сожрут нас и не почешутся! Как бороться-то будем?!
– Предлагаю, для разнообразия – пассивно.
– Чего?!
– Пассивно, говорю. Потому что стрелять мы уже стреляли. Ну и с нулевым результатом. Поэтому предлагаю поступить теперь по-другому. То есть – притащим любимый Эвансовский сварочный агрегат, да заварим наглухо чёртов входной люк тамбура шахты!
– А если они полезут оттуда раньше?!
– Не полезут. Видишь: им до тамбура ещё три уровня, и полкилометра по штреку. Да и искать, чем поживиться, такие, насколько помню, предпочитают наугад. И ориентируясь на нюх и инстинкты. Поскольку мозг у них – ну, у земных аналогов, во-всяком случае! – с лесной орех. Но и особо рассиживаться смысла не вижу! Эванс! Мы дотащим агрегат и баллоны. Заварить сможешь?
– Ну… Попытаюсь. А вы будете смотреть, чтоб научиться и самим – мало ли что! Пригодится.
– Может, конечно, и пригодится… Но лучше, чтоб ты перестал рефлектировать и пессимистически смотреть на всё, а собрал волю в железный кулак, да выздоровел поскорее! Ты нам очень нужен!
Эванс подумал, что умеют же его напарники поддержать в трудный момент…
Но деваться некуда: если они выживут – то только если выживут все! И – всё верно. Им нужно и держаться и работать вместе!
А то и шансов не останется…
Варить швеллеры, которых понатащили со склада Рикер и Парк, оказалось не совсем сподручно: чтоб разместить их крест-накрест у дверей тамбура, пришлось вначале нарезать их на более мелкие куски. Но Эванс уже справился с укреплением одной из диагональных распорок, и варил поперечины, когда на дверь с той стороны обрушился первый удар. Несильный, и не слишком уверенный. Парк, державший один из раскосов, буркнул:
– Посмотреть бы, сколько их там уже набежало… Но лучше вначале всё заварить!
Эванс ничего не ответил, поскольку был целиком поглощён работой: сварка толстенных восьмимиллиметровых швеллеров с полфута шириной шла медленней, чем он думал, и некоторые швы ещё даже не остыли: он боялся за их прочность.
Удары усилились и участились, но и люди не сидели сложа руки: Парк и Рикер, сменяясь, и матерясь, вогнали с помощью двух кувалд в пласто-ламинатный пол огромный метровый штырь, до самого бетонного основания, и Эванс приварил раскос, идущий от него к центру крестовины. Порядок!
Через десять минут Эванс был уверен: даже чёртовы массивные тела теперь не снесут их баррикаду!
Парк сказал:
– Какое счастье, что косяк – из толстенного двутавра! И утоплен в капитальной скале, с усиленными распорками и с той, и с этой стороны! Да и штырь мы вбили – ничего себе. Теперь, думаю, эти двери не вынесет и танк!
Рикер, хмурый и напряжённый, буркнул:
– Не накаркай!
– Шансов – ноль. Если вы не заметили – наши друзья предпочитают не заморачиваться сложной техникой и машинами для решения своих проблем. То жуков применят, то бациллы… Ну, или поле, не пропускающее – я уверен, что это было не случайно! – только живую материю!
– Но ведь мину-то они, гады, установили?!
– Ага. Но, если вспомнишь, только для того, чтоб мы не вскрыли их чёртова ретранслятора! А я, кстати, теперь даже не уверен, был ли он вообще…
– Это – как?! А кто ж нам тогда насылал все эти кошмары?!
– Не знаю. Но радует одно: мы уже без «присмотра» с неба! Обратили внимание?
Рикер и Эванс переглянулись. Парк пояснил:
– Чёртовы фиговины, что висели над нами, напрочь исчезли!
– Тьфу ты… – Эванс приподнял щиток с синим стеклом, и раздражённо сплюнул слюну с окалиной, – Если честно, я про них как-то… Вообще забыл! Не до этого было – меня всего трясло и корёжило!
Рикер в который раз пошкрёб затылок:
– Надо же… У меня, вроде, ничего не болело, но я тоже, того… Забыл о них, как ты говоришь, напрочь!
– Привычка. – Парк казался удовлетворённым, – Мы к ним привыкли, и словно перестали обращать внимание. Ну, как дома – на облака… Бегут себе по небу – и бегут. А тут – висят себе, так и пусть висят… Всё равно – сделать с ними ничего нельзя!
Эванс снял ободок со щитком с головы, и отёр обильно заливающий глаза пот:
– Готово, вроде. И даже остыло. Швы будут держать – металл хороший.
– Ну – так! Военные, они всегда: себе – чего получше!
– Точно. – Парк кивнул, – Ну, пойдём теперь наверх, да поглядим: нужно ли будет всё-таки снимать с лафетов наши любимые пукалки…
Внимательное изучение картинок с мониторов шахты показало, что опасаться, вроде, пока нечего.
Некоторая часть приземистых тварей толпилась перед заваренным выходом, но уже особо сильно не рвалась «пробить» в створках дыру массивными телами – похоже, это было больно. Ну, или монстры поняли бесполезность попыток. Остальная часть тварей разбрелась по шахте, обследуя и тычась в каждый уголок.
– А оригинально они всё вывернули.
– Ты о чём, Парк?
– Да всё о том же. О нашем испытательном полигоне. По которому нас гоняют. До этого основная угроза исходила снаружи – мы отстреливались. А сейчас – изнутри. И мы забаррикадировались. Даже боюсь спрашивать, какие ещё варианты возможны – вдруг их и дадут!
– Так уже давали, вроде! Ну, вспомни ту… Женщину. И проклятого урода. Который сказал. Что мы для них – мурашики. Или мушки – эти, как их… Дозофрилы!
– Дрозофилы, Рикер, дрозофилы. Проклятый урод, думаю, выглядел так и говорил так как раз потому, что именно в таком теле и с такой идеологией мы, ну, вернее, большинство землян, их себе и представляет. Противные, вредные и негуманные. Проводящие сексуальные, и другие опыты над низшими существами. Вот и показали – чтоб не разочаровать… А с женщиной… Ну, Эванс весьма успешно доказал, что и механическая кукла нам, кобелям, годится. Особенно, когда кроме левой руки несколько лет никого не видел!
Эванс почувствовал, что краска заливает шею и лицо: он-то думал, что его ночных отлучек в туалет никто не заметил! Рикер фыркнул:
– Ну и что? Должен же нормальный половозрелый мужчина как-то удовлетворять естественные потребности организма?!
Эванс приободрился: ага! Оказывается, не только он грешит проделками в духе Анана! Но с женщиной…
Нет: с ней он больше стремился вот именно – доказать гадам! Что не боится!
Ну, и не брезгует!
– Хватит краснеть и сердиться – я вас, кобелей озабоченных, давно раскусил. Ну и нисколько в моих глазах это вас не портит. Работало бы у меня это дело – я бы тоже… Не пренебрегал. – Парк говорил как всегда спокойно и без выражения – словно не хотел обидеть, или они не подумали, что он их осуждает, – Ну а сейчас нам и правда – лучше лечь и выспаться как следует. Если наши друзья посчитают, что мы этот уровень «освоили», они могут без предупреждения перенести нас на следующий! Ну, или прямо здесь нам кого-нибудь подбросить. А хорошо бы к этому быть готовыми – то есть, в полной форме!
Для втыкания в задницу Эванса очередной железяки с лекарствами Парку пришлось потрудиться: Эванс чувствовал, что глаза ну никак не желают открываться, а тело – слушать команды, и поворачиваться нужной стороной. Однако Парк решил проблему просто, хоть и не совсем гуманно: шлёпнул Эванса по месту предыдущего укола!
Эванс завопил, и невольно повернулся так, как надо. Рикер привстал на постели:
– А?! Что?!
– Спи себе. Просто пытаюсь вогнать Эвансу очередную порцию его любимых лекарств.
– А-а, понял. Ну ладно, лечи. А я – посплю ещё. Что-то мы вчера набегались да нанервничались… Даже сильней обычного.
– Точно. – Парк закончил наконец крайне болезненную процедуру, и ободряюще похлопал Эванса по мягким местам: на этот раз – нежно:
– Ну, всё-всё! Можешь снова спать. Ну, и я прилягу. А то запарился я уже думать…
– Так ты что, не спал? – Эванс после проклятого укола понимал, что так просто теперь не заснуть, ему хотелось и поговорить, но в то же время не хотелось будить снова засопевшего Рикера – он говорил шёпотом.
– Нет. – Парк пожал плечами. Говорил он тоже шёпотом, – Мне нужно было дождаться, пока пройдёт три часа. А теперь следующая порция – уже утром. Если оно здесь, конечно, бывает. – он снова кинул взгляд на свои часы, – Рассвет должен наступить часа через четыре.
– А что там – в шахте?
– Не знаю. Не ходил. Да и тихо – похоже, перестали ломиться.
– Надо же. – Эванс покачал головой, – Значит, научились. Поняли. А с виду были – ну тупее уже не бывает! Да и наши учёные нам талдычили, что у таких, – он кивнул головой, – мозг – с орех! То есть – высшей нервной деятельности не бывает в принципе!
– Да вот именно, Эванс, вот именно. «С виду!» Мы, люди, похоже, визуалисты. И зачастую предпочитаем судить о других – что людях, что существах! – по первому впечатлению. Ну, то есть – по внешнему виду! Например, выглядит гуманоид как милый щеночек или кошечка – значит, нюська! И добрый и хороший. А если как крокодил, или там, динозавр – значит, злобный и тупой. Стереотипы!
Я не говорю, что это плохо – похоже, раз такая система оценки у нас сохранилась, она – проверена временем. И естественным отбором. То есть – не нравилось первобытному охотнику, как на него смотрит этот самый голодный крокодил – он и норовил ткнуть его копьём раньше, чем тот успеет его цапнуть сам! Это я – к примеру. А в более позднем варианте: не понравился начальнику подчинённый – он и копает под него, и гнобит, пока тот не уйдёт сам. А чтоб не метил на его место! А уж про «заклятых» подруг и не говорю – там просто конкуренция за «элитного самца»!
Похоже, наша основная проблема в том, что на более высоких ступенях эволюции разумных – подчёркиваю: разумных! – существ, такая система не срабатывает!
Не обязано «разумное, доброе, и гуманное» существо выглядеть так, чтоб удовлетворять наши эстетические пристрастия. Проще говоря – нравиться! Зато если такое существо вызывает у нас страх, отвращение или презрение – нам дрова! Потому что вероятней всего такое существо обладает развитыми сверх-чувствами, ну, или проще говоря – телепатией и эмпатией. И уж наши-то эмоции и чувства в отношении себя, любимого, наверняка просекает! Что отнюдь не способствует. Толерантности и приветливости. Не говоря уж о дружбе или сотрудничестве.
– Это понятно, Парк. А что делать-то? Ведь ты сам говоришь – эта система заложена в нас на инстинктивном уровне! И чего бы там сознание не говорило, как ни пыталось переубедить нашу душу, наше нутро в том, что то, что человек видит и думает – одно, а на деле всё может быть совсем по-другому, против подсознания – не попрёшь! Ну вот не понравился мне кто-то с первого взгляда – как пример приведу любимого полковника! – так и не переделать этого первого впечатления, будь он хоть отличный семьянин и любящий дедушка! Для меня он – гнусный выродок и садист!
– Всё верно Эванс, всё верно… – Парк смотрел куда-то в пол и в сторону, – Наше подсознание способно принимать решения в долю микросекунды, не то, что – сознание… И на ранних стадиях развития это Хомо Сапиенса наверняка не раз спасало – и как вид, и отдельных особей… Но сейчас, когда мы вышли в космос, это, как уже говорил, может не срабатывать. И вероятней всего – не срабатывает.
– А что делать? – Эванс снова задал тот же вопрос. Парк закусил губы:
– Не знаю, Эванс. Нет, я и правда – не знаю. Проблему эту осознали давно, и сформулировали и в учебниках, и в справочниках, в наставлениях и пособиях. По первому контакту. Результат знаешь сам. Из пяти обнаруженных разумных рас наши «первопроходцы» и всякие официальные представители смогли договориться, и более-менее нормально торговать, лишь с одной. Остальные приказали нашим «представителям» держаться подальше! Думаю, исключением стал вот этот самый Адонис. Тут наши захотели «сотрудничать» любой ценой. Даже и войны. Но – не получилось! Тогда сыграли на естественном чувстве любой более-менее разумной расы – на любопытстве.
Наверняка сами, первыми, предложили отдельных представителей людской расы: предоставить. Чтоб местные могли их изучать, так сказать, углубленно. Вплоть до вскрытия и анатомирования. Не сомневаюсь, что кого-нибудь из первой «партии» эта печальная участь наверняка и постигла… И ведь – заинтересовали!
И теперь наши просто забирают отсюда добытый уран, а местным хозяевам доставляют взамен – нас. Изгоев. Отщепенцев. Отбросы цивилизованного общества. Мыслящих нетрадиционно и асоциально. Смертников.
Чтоб над нами издевались и проводили опыты. Социальные. Сексуальные. Шучу. – Парк поспешил поднять ладонь, увидев, как дёрнулся возмущённый Эванс, – Хотя без этого тоже не обошлось! Ты сам участвовал.
– Точно. – Эванс дёрнул щекой, – Купился, как последний лох. Думал им что-то там про нашу храбрость и безбашенность доказать. А они… Похоже, как раз чего-то такого и ждали.
– Вот именно. Хотя мы не можем этого сказать наверняка. Понимаешь, Эванс, чем дольше я над всем этим думаю, тем большее отчаяние меня охватывает! Ведь все козыри – у них! Это они нас изучают! Поэтому и впереди всегда на пару ходов! А нам…
Просто нечем им ответить!
– Это верно. Более того – мы даже не можем хотя бы предугадать, чего они там дальше выкинут, какой фортель! – Рикер, не открывая глаз, и не поворачиваясь, внёс лепту в дискуссию, – И я иногда даже думаю, что всё это – просто ещё один способ наказания за то, чего мы натворили на нашей матушке-Земле! Одно только смущает. Что тогда слухи о таком точно просочились бы туда, домой! Чтоб все законопослушные граждане остерегались свершать преступления, да и просто – противоправные действия. Во избежание, так сказать….
– А-а, так ты тоже не спишь, и мучаешься душевными терзаниями?
– Ну… Можно и так сказать. Да и не спится. Когда невольно постоянно ждёшь каких-нибудь гадостей… ну, или – кошмаров, оно вот как-то и не спится! И мысли, мысли…
Я столько не думал за всю предыдущую жизнь!
– А, может, всё это так задумано специально, чтоб мы слишком не расслаблялись. Думали, страдали, переживали… Ну, и не толстели!
– А причём тут – наш вес?
– А-а, вы же, наверное, не слыхали эту древнюю восточную притчу. Расскажу, раз уж мы не спим. Так вот. Одному падишаху захотелось узнать, кто у него в падишахстве самый умный – он и придумал такой… Тест. Конкурс. Испытание. Выдавал всем желающим по заранее взвешенному молодому барану, и приказывал через год вернуть его. И чтоб тот весил – ровно столько же.
– Что за чушь. Такое невозможно – бараны же, как и все остальные животные – набирают этот, как его… Привес!
– Вот. Против природы, как говорится, не попрёшь. И всем пожелавшим выдрючиться, и получить нехилую награду, от первых визирей до советников по культуре, не удалось добиться этого. А одному простому дехканину – ну, землепашцу! – удалось! Причём – без всяких новомодных и заумных приспособлений, витаминов, и диет!
Ну, падишах ему обещанный мешок денег, конечно, отвалил. Сделал своим замом по науке, или там чему. Но всё-таки захотел узнать – как?
Ну, тот и показал: просто в одном конце сарая у него был загон для барана. С поилкой, и огромной кипой сена…
А в другом – клетка с волком! Живым и голодным. Естественно, на барана смотревшего, как на… Барана! И баран всё время находился под страхом. Ну, или как сейчас бы сказали – в состоянии перманентного стресса. Поэтому и набрать веса не мог. Но и похудеть тоже – организм-то своё требовал!
– Ты это – к чему?! Тонко намекаешь, что мы здесь – навроде этого барана? А нас – волками?!..
– Почему – намекаю? Открыто говорю. Не дадут нам тут, похоже, расслабиться да зажировать! А поскольку с воображением и техническим обеспечением у наших радушных хозяев всё в порядке, готовьтесь. Скучно не будет уж точно!
И не растолстеем!
Рикер сплюнул, Эванс усмехнулся:
– Спасибо, что просветил. А то мы прямо в этом сомневались…
Парк подвёл итог:
– Думаю, первичный, то есть, примитивно-стрелятельный уровень со всякими там заведомо безмозглыми насекомыми и орехомозговыми динозаврами мы прошли, теперь ждать нужно чего посложнее…
– Например?
– Например, решения каких-нибудь высоко-этичных, ну, или проще говоря – социальных, проблем. Короче: думаю, скоро нам придётся стрелять в… Людей!
– Не верю! Это было бы… Совсем уж подло! – при этих словах Парк и Эванс переглянулись, иронично ухмыляясь, Рикер, глядя на их циничные ухмылочки, возмущённо фыркнул. Добавил, – Да и откуда тут взяться – людям?!
– Ну, за это я не стал бы сильно беспокоиться. – Парк пожал плечами, – Их запросто можно вывести в тех же автоклавах!
– Ну так нету же здесь автоклавов!
– Ха! Тоже мне, аргумент. А кто помешает нашим друзьям вернуть нас туда, где они есть?
Вселенная снова раскололась и сошлась, снова было больно! От неожиданности они снова не сдержали криков. Рикера вдруг затошнило, и он стремглав, зажав рот, кинулся прочь. Эванса распластало по постели, даже Парк плюхнулся обратно, на свою.
Рикер вернулся через минуту, бледный и осунувшийся. Буркнул:
– А кто-то здесь божился и клялся, что не будет высказывать риторических вопросов и предположений!..
– Согласен. Виноват. Не удержался. Ладно, уж теперь-то – точно постараюсь.
Рикер покачал головой:
– Ты кого пытаешься убедить – нас, или себя самого?
– Вас. Ну и себя тоже. Но не можем же мы всё время молчать! Мы на то и люди, что обладаем речевой системой общения! А вот когда научимся, как наши хозяева, общаться силой мысли, может, нам будет полегче. Контролировать ситуацию.
Ну и в очередные задницы не попадать!
– Ты это… серьёзно?
– А то! Ведь чего-то же они от нас добиваются! И очень даже может статься, что они вовсе и не хотят нас изучать! Или наказывать. А горят желанием, например, подтянуть нас до своего уровня! Чтоб уже потом мы смогли с ними на более-менее равных общаться. Ну и заодно служили бы, типа, переводчиками при общении с остальным человечеством!
– Эка, ты хватил. Как-то уж слишком… глобально. Я в себе никаких таких сверх-способностей не ощущаю. Как и особого желания ими обзавестись… Мне бы чего попроще, попонятней. Подоступней. Хотя бы, например, мою одноклассницу Марию, и чтоб любила меня, а не козла Педро Хигуаина…
Эванс, глядевший в сторону дверного косяка, сделал вид, что вдруг встрепенулся:
– Ты – про вон ту деваху, что ли?
– А?!
– Что?!
Эванс, убедившись, что взоры его напарников обратились куда надо, пояснил:
– Удачно получилось. Купились, балбесы. Шутка!
– Ты так больше не шути! А то я не посмотрю, что ты у нас больной – наваляю тебе – мало не покажется!
– Да ладно тебе, Рикер! Ну извини – не думал, что воспоминания об ушедших чувствах так тебя… – Эванс сдержался, чтоб не сказать «испугают», вместо этого поспешил поправиться, – Взволнуют! Просто я подумал, что раз уж Парк заговорил о «социальных» опытах, самый суровый вариант – подбросить нам сюда, как в том самом «Солярисе» – наших бывших! И чтоб мы… ну и они – между собой общались! Со всеми вытекающими последствиями, конфликтами и проблемами. А проще говоря – чтоб мы передрались тут все, как пауки в банке!
Рикер сплюнул снова:
– Согласен, это было бы круче всего… Вот уж не хотелось бы. Тут, думаю, от одних «моих» деваться бы некуда было – у меня их до того, как начал проявлять «преступные наклонности» – было штук пятьдесят!
– Нет, у меня столько не наберётся. – Эванс поднял глаза к потолку, – Не больше пяти. Ну, шести.
Парк насупился:
– Хвастуны. Ну а вот я – почти ангел. Как идиот, не пользовался ни положением отца, ни «приятной» внешностью. Боялся я их, если честно. Всех этих размалёванных хищниц. Да и любил, если совсем уж честно – только одну. Женился на ней, и…
– Хватит, не продолжай, – Эванс видел, что тема Парку неприятна, – В любом случае нам их вряд ли дадут. Ведь до того, как наши гады захотят изучить брачные обычаи, ритуалы и разборки, нам всё-таки скорее всего придётся «разобраться» с чем-нибудь полегче. То есть, как Парк и говорил – и побегать и пострелять! В антропоморфных врагов.
– Вот-вот. Недаром же все наши любимые смертоносные железяки на крыше так и кочуют с нами – с уровня на уровень… Вопрос только всё же – в кого. – Рикер вздохнул, – Стрелять. Ладно, схожу наверх, посмотрю, какую гадость для нас приготовили в новом мире. Ну, или уровне.
– Давай-давай. Потом расскажешь, как там и что. А если совсем уж «что» – зови!
Рикер звать не стал.
Просто вернулся минуты через три, с весьма озабоченным видом.
– Что, так плохо?
– Да нет. Не так. Впрочем, не знаю. Словами описывать долго. Может, сами сподобитесь? Оторвать ваши больные, и в случае Парка – тощие, задницы от тёплых мягких армейских матрацев, да подняться на крышу?
Подняться наверх и правда – пришлось.
Вот только крыши никакой больше не имелось. Вместо этого они вышли, поднявшись по привычной лестнице, на абсолютно идентичный только что покинутому, нижний подземный уровень форпоста.
Поджавший губы Парк покачал головой:
– Не может этого быть. Чёрт. Эванс, ты уж не таскайся – я сам схожу проверю!
Однако когда Парк, придирчиво простукивавший стены, и топавший по ступеням, спустя три минуты снова зашёл в комнату, где ждали Эванс и Рикер, на его лице виднелось всё то же сомнение и недоумение:
– Ни-че-го! Умеют же делать, гады! Я не смог найти границы перехода! Лестница та же, стены – бетон, но… – Парк развёл руками.
Рикер пожал плечами:
– Я границ никаких не искал. Зато поднимался уже на пять уровней.
– Ну, и?..
– Ну и везде – та же хрень. Сплошной нижний подземный уровень чёртова форпоста. Мы так даже в диспетчерскую не сможем попасть. Не говоря уж о том, что жрать нам тут – нечего. А любимые рюкзаки с чёртовыми пайками остались в столовой!
– Та-а-а-к… – Парк протопал к своей постели и сел. Попрыгал. – Чёрт. Точно такая же жёсткая, зар-раза. Ну а насчёт еды… Это – не так сейчас актуально, как всобачить Эвансу последнюю порцию лекарства! Правда, сделать это нужно только утром. Но как мы это сделаем, если уровень с кухней и аптечкой неизвестно где?
– А, может, мы сможем попросить их вернуть всё как было? – в голосе Эванса теплилась слабая надежда.
– А мне почему-то кажется, что не сможем. И это – просто очередная задачка. Для которой нам нужно найти решение. Но попробовать можно: «Эй, там, верните всё взад!»
Однако ничто не шелохнулось. Рикер вызверился:
– Решение?! Какое, к …ерам, решение? И как прикажешь его искать, если мы даже не знаем, сколько этажей подземного уровня у нас над головой? Может, они и не кончатся никогда, сколько б мы не поднимались?! А, может, тут всё закольцовано, и мы никогда туда не пробьёмся, если будем лезть, как бараны, по лестнице?!
Парк остался невозмутим, и на вспышку не отреагировал:
– А мы и не будем лезть по лестнице.
– Это – как?! Мы что – будем долбить, как последние идиоты, потолок отбойными молотками и перфораторами – я видел их тут, на складе?
– Да нет, Рикер. Зачем же так долго, трудоёмко и нудно? Мы просто… Лестницу обойдём!
– Я понял. – это влез помалкивавший до сих пор Эванс, – Шахта?
– Вот именно. Мы же можем пройти наверх по шахте. Дотопать до трубы, через которую выводилась наружу пустая порода. И вылезти наружу через наверняка где-нибудь имеющийся аварийный люк. Ну, в крайнем случае – выварим дыру в этой самой трубе… А потом уже сможем снаружи залезть внутрь нужного нам первого уровня форпоста – как всегда, через дверь! Верёвку возьмём с собой.
– Хм-м… – Рикер гладил свой подбородок довольно долго. Потом «смилостивился», – Об этом я не подумал. Вот как вредно поддаваться эмоциям! Мне прямо глаза будто чёрной пеленой застило… Извини, Парк. Я – точно баран. Ещё и нервный. Всё верно: раз в шахте уже нет нашего проходческого оборудования, значит, пройти-то – точно можно… Ну а динозавры?
– Думаю, они исчезли с очередным изменением. Впрочем, никто не помешает нашим друзьям заселить её какими-нибудь другими зверушками.
– Возможно, возможно… Ну а наша баррикада?
– Кислород и ацетилен ещё есть. Разварим обратно.
– Угу. А радиация?
– Если не будем устраивать там пикники, и вообще – долго копаться, много нахватать не успеем. Нужно будет только одеть на лицо фильтры-маски. А то радиоактивная пыль куда опасней, когда попадает внутрь организма. С дыханием и пищей.
– Ну ладно. Хоть какой-то план. Ты молодец, Парк – заставил меня буквально воспрянуть духом. А то я уж совсем было… – Рикер прикусил язык. Влез Эванс:
– Как ты считаешь, Парк? Они не попробуют провернуть с шахтой – тот же финт, что и с этажами-уровнями форпоста?
– Ну… Вероятность, конечно, есть. Но как мне кажется, нам здесь не дают неразрешимых задач. Нужно хотя бы попробовать! А поскольку мы теперь не можем заглянуть через мониторы, что там творится, придётся перед входом в коридоры и штреки вооружиться всем, что у нас тут есть!
– Вот хорошо, что я с любимой пушкой, – Рикер похлопал себя по бедру, – не расстаюсь даже в постели!
– А я предпочитаю всё равно – не спать в портупее, а класть лазер под подушку.
Эванс вздохнул:
– А мне, если честно, в последние часы было как-то не до пушки. Так что моя – осталась там. На верхнем уровне, у рюкзака…
На то, чтоб убрать все швеллеры, приваренные к косяку, и отсоединить распорку от штыря, ушло побольше часа – Эванс сказал, что так всегда и бывает. Чтоб срезать сварочные швы, уходит и больше времени, и больше газа.
Но вот косяк и свободен. И можно открывать двери.
Однако никто этого делать особо не спешил. Парк сказал:
– Нам нужно выработать стратегию.
– Ты о чём?
– Ну, помните, я говорил, что придётся, похоже, рано или поздно решать этические задачи?
– В смысле?
– В смысле – стрелять. Возможно, в людей. И не обязательно солдат, а, быть может, и в детей, и в женщин. И стариков. Но! Мы должны чётко и прочно помнить одно: нету здесь никого реального, кроме нас! Поэтому, что бы ни случилось, нам нужно всё время держаться вместе!!!
Потому что стоит только кому-то на миг пропасть из поля зрения напарников, и нам могут подбросить обманку. Ну, то есть – фантом того, кто скрылся из глаз! А ему – фантомы нас! И сразу в глубине души будет червячок сомнения: можем ли мы доверять такому… Скрывавшемуся из виду!
Поэтому повторяю: нужно всё время держаться рядом, и стрелять во всё подозрительное, что будет попадаться нам на глаза – хоть в родную мать, хоть в инопланетных уродов!
– Звучит, словно параноидальный бред. Да и вообще: хотели бы – давно бы поменяли или поподменяли нас. Хотя бы во сне. Так что – вряд ли актуально.
– Ты где таких умных словов понахватался?! – Рикер глядел на Эванса весьма сердито.
– В читалке любимой тюряги. Не всегда же я торчал в качалке!
– Хм-м… А по тебе никогда не скажешь, что ты высокообразованный и культурный!
– А по тебе – что вообще нормальный.
Оба заржали.
Парк тяжко вздохнул:
– Хватит ржать и прикалываться. Нам реально нужно вкатить ему последнюю инъекцию через, – он кинул взгляд на часы, – два часа сорок пять минут. Так что – вперёд, сыны паршивой ослицы! Эванс, ты без оружия. Открывай, и сразу отходи в сторону – мало ли! А уж мы постараемся прикрыть. – Парк опустился на колено в пяти шагах от проёма. Пистолет он предпочитал держать правой рукой, поддерживая её снизу левой, локоть которой опёр на колено.
Рикер встал рядом, и чуть сзади. Любимый лазерный пистолет держал обеими руками, тоже направив на дверь.
Эванс, почувствовав, что шутки и «прелюдия» кончились, кивнул, посерьёзнев. Аккуратно взялся за ручку. Взглянул на напарников. Те кивнули.
– Открываю!
Однако за дверью никого не оказалось.
Куда идти, и по каким проходам, они все помнили неплохо. Ориентироваться в полутёмных штреках и коридорах, вырубленных и выпиленных в скале, тоже было нетрудно. Так что когда обнаружилось, что всё с проходами и уровнями в порядке, все вздохнули с облегчением. Парк прокомментировал:
– Радоваться рано. Мы – ещё не на поверхности!
Эванс и сам отлично понимал, что расслабляться нельзя ни в коем случае, но чувствовал, как дурацкая улыбка растягивает рот. Рикер, косившийся на него, пожалуй, чаще, чем надо, проворчал:
– Хватит скалиться. Парк дело говорит. Лучше бди в тыл, раз уж идёшь сзади!
Собственно, Эванс так и делал, стараясь действительно не отставать от идущих рядом напарников – буквально наступал им на пятки. Да и назад регулярно поглядывал.
Поэтому и заметил первым:
– По-моему, у нас проблемы.
Парк и Рикер остановились синхронно – словно репетировали. Рикер мгновенно развернулся, присоединил луч налобного фонаря к свету от фонаря Эванса:
– Где? Кто?
– Ну, где – сказать легче. В правом от нас боковом тоннеле, в пятидесяти метрах. А вот кто… Небольшая такая тварюга, с барана. Похожая на помесь крокодила и обезьяны!
– Не понял?
– А чего тут понимать. Передвигается на четырёх коротких и кривых лапах. Морда – длинная, вытянутая, как у крокодила. Зубы. Глаза… Большие. Голодные. И пасть – клацает, словно предвкушает вкусный обед! И всё это дело покрыто густой чёрной шерстью!
– Прикольно, судя по описанию… Ну и где она сейчас?
– Когда я посветил туда, назад, в очередной раз, заметил, как она шустро так прячется от света в боковой проход.
Рикер выругался. Парк вздохнул. Эванс спросил:
– Парк! Что делать-то будем? Вернёмся, чтоб убить? Или продолжим путь с явно голодной и агрессивно настроенной скотиной в тылу?
Парк замялся, из чего Эванс сделал вывод, что у них точно – проблемы. И большие:
– Боюсь, напарнички, проблемами с одной тварью мы не обойдёмся. Спорим на мой портсигар, что сейчас набегут спереди, сзади, да и вообще со всех сторон, и другие?
– У тебя же нет портсигара!
– Вот именно. Ладно, двинулись вон туда: там хотя бы просторнее!
Они успели зайти на участок, где стены расходились пошире, и даже присесть на колено, как обычно делал Парк, и встать, расставив ноги пошире – как Рикер. И принялись палить в действительно словно только этого и ждавших «крокообезьян», шустро набегавших, смешно изгибая позвоночник, из обеих концов коридора.
Тела располовинивались вполне успешно, хотя, конечно, не столь быстро, как из стационарных лазерных пушек, но конечности благополучно отлетали, разрезанные тела падали наземь, а кровища хлестала точно так же «живописно», как из жукоидов.
Однако то ли сказалась долгая практика, то ли тварей было поменьше обычного, но не прошло и минуты, как набег закончился. Несколько уцелевших тварей весьма шустро улепетнули, скрывшись за поворотами боковых штреков и тоннелей. Парк выругался.
А поскольку раньше он этого не делал, Эванс и Рикер недоумённо воззрились на него. Рикер спросил:
– Что, всё так плохо?
– Ну… Похоже. Эти – соображающие. Ну, вы же сами видели: считаются с потерями, могут делать логические выводы. Вот и драпанули. Ну, то есть – произвели тактический отход перед превосходящими силами противника.
– Эк ты стал выражаться – не иначе Устав и наставления наконец усвоились.
– Да уж. Самого тошнит. – Парк сплюнул отвратительный нагар, вздохнул, – Это – запах настоящего горелого мяса. И шерсти. А не какого-нибудь хитина или лимфы. Теперь точно – подбросят теплокровных. И ещё лучше соображающих. И лучше вооружённых.
– Просил же – не каркать! Давай тогда быстрее шевели ножками – не терпится добраться до любимых стационарных рабочих инструментов на крыше!
– Ладно, пошли. Только – осторожней! Может, там, впереди, остались раненные.
Раненные и правда – остались. Но Парк и Рикер быстро добивали тех, кто начинал шевелиться, или хотя бы смотрел на людей – пялился с дикой ненавистью и волчьим голодом во взоре, приоткрывая, или хотя бы стараясь, то, что осталось от зубастых пастей.
Но вот баррикада из окровавленных и жутко вонявших застарелой псиной и гарью тел осталась позади. Рикер прищурился, подвигал головой на вытянутой вперёд шее:
– Звучит глупо. Но впереди – никого!
– Вот и славно. Будем надеяться, что если я не выскажу вслух свои очередные параноидальные мысли, они и не воплотятся!
– Это ты хорошо придумал… Как говаривал мой папа, всегда вначале лучше десять раз подумай, а потом лучше – промолчи!
Ежесекундно озираясь, и действительно помалкивая, они добрались наконец до того места, где в коридор из основной шахты поднимался по вертикальному колодцу черпаковый транспортёр, выносивший отделённую на перерабатывающем заводике на нижних горизонтах пустую породу, высыпая её на выводящий транспортёр. Однако ни трубы, где этот транспортёр-конвейер раньше проходил, ни роликов, ни ленты конвейера не имелось. Валялись лишь отдельные обрывки этой самой ленты, сильно пострадавшие не то от времени, не то – от чьих-то зубов, да пара десятков деформированных ролов.
Парк подобрал один. Похмурился. Сказал:
– Звучит глупо, но такое впечатление, что этому ролу лет эдак с пятьсот.
– С чего ты это взял?
– Это – молибденистая, особо устойчивая, и не корродирующая сталь. (Похоже, наши гады собирались добывать здесь уран минимум двести лет!) Но выглядит она… Сам посмотри: жутко.
– Точно. – Рикер, впрочем, не спешил брать деталь в руки, предпочитая не выпускать из них пистолет, – Поверхность… Измята. И ржавая. Может, кислота?..
– Откуда здесь – кислота? Нет, скорее, мы сейчас находимся в шахте, какой она будет как раз лет через пятьсот-шестьсот. То есть – в отдалённом будущем.
Эванса проняло:
– Значит… Не имеет смысла вылезать на поверхность и в форпост?! Лекарства давным-давно разложились и испортились? Как и наша еда?
– Да нет, ничего это не значит. Сами помните: игры со временем – одна из любимых фишек наших хозяев. Они могут давать его фрагменты – как бы участками. Скажем, тут, в шахте – пятьсот лет назад, в форпосте – наше реальное, настоящее. В псевдопространстве забарьерья его не имелось вообще… Так что вероятней всего это – какое-то местное, локальное, местона… Тьфу ты – времянахождение. А там, снаружи, думаю, (Вернее – сильно надеюсь!) всё осталось как и всегда. То есть – в реале. Иначе всё это просто не имело бы смысла! Ладно, двинулись – а то осталось всего полтора часа!
Крышка аварийного люка наружу нашлась быстро: она и не думала прятаться, а одиноко висела на единственной несгнившей петле, полуоткрытая и покачивающаяся на ветру. Занудный скрип проржавевшей оси не дал бы им пройти мимо, даже если б они и проглядели это место. Что казалось вообще нереальным – они обыскивали все закоулки подсобного помещения тщательно.
Снаружи было светло, однако свет показался Эвансу странным. Рикер, первым рискнувший отворить люк настежь, выматерился. Потом обернулся к ним:
– Достала меня, если честно, чёртова «экзотика». Но такое – в первый раз вижу.
– Что именно, Рикер?
– А посмотрите, и сами увидите. Это безопасно. Вроде. Снаружи – никого. Я имею в виду – никого кусачего. – Рикер в сердцах от души пнул многострадальную крышку, и та вдруг со страшным скрежетом и звоном вывалилась наружу, загрохотав по скалам!
– Сволочи. Ничего не скажешь: попортил я казённое оборудование… Ладно, пусть они мне счёт вышлют. Лет этак ещё через восемьсот.
Рикер, отодвинувшись, уступил им место у отверстия. Парк и Эванс подошли.
Зелёное, скорее даже изумрудное, солнце не сильно удивило Эванса. Парк же обижено, как показалось Эвансу, проворчал, скривившись, как от зубной боли:
– Не бывает зелёных солнц. Красное – да, оранжевое, белое, даже голубое – сколько угодно! Но – не зелёное!
Рикер предпочёл промолчать, насуплено глядя в тоннель, по которому они пришли, Эванс снова вздохнул:
– Какое счастье, что вокруг – любимые джунгли. И я даже вижу отсюда наш форпост: вон он, стоит себе, родной! Все три этажа на месте!
– Ну, превосходно. Найти бы к чему привязать чёртову верёвку, и можно спускаться!
– Привязывать не надо. А то не вынем. А нам ещё лезть с ней к ручке в нашей двери.
– Ладно, я неправильно выразился – куда бы её продеть. Сложив вдвое…
Впрочем, эта проблема разрешилась быстро: верёвку продели в сквозное отверстие в косяке, вернее – в щель, образовавшуюся между сильно проржавевшим косяком и окружающей породой.
Рикер спустился первым. Огляделся, как всегда сплюнул. Задрал голову:
– Ну, чего ждёте? Второго пришествия? Чисто!
Эванс, сопя и потея – похоже, всё ещё болен! – слез вторым.
Парк спустился быстрее всех, дёрнул за верёвку. Она, извиваясь кольцами, сделавшими бы честь любой змее, улеглась у их ног. Рикер открыл было рот…
Но сразу закрыл его, хлопнув по нему ладонью, и Эванс вполне его понял: не хватало им только кромсать на куски собственную верёвку, превратившуюся в змею!
Так что её, аккуратно и почти нежно придерживая, сложил и повесил на плечо, Парк. Выразительно на обеих напарников посмотрев, и верёвку вежливо погладив.
После чего они двинулись по изумрудному песочку сторожевой полосы к вожделенному форпосту. Это не заняло много времени.
– Смотрю, ничего тут не изменилось. К счастью. Я говорю, – Рикер задрал голову к небу, – спасибо хоть и на этом!
– А ещё спасибо, – это влез Парк, – что убрали своих «птичек». Ну, или хотя бы спрятали их.
– Постой-ка! Ты это – всерьёз?!..
– Ну да. Не думаю, что наблюдение прекратилось. Просто оно теперь тоже ведётся на более высоком уровне. В соответствии с уровнем ставящихся перед нами задач. И в соответствии с технологией вроде старинного «Стеллз». Ну, то есть – визуально – …рен заметишь! Нужны приборы.
– Блинн… А ты умеешь приободрить.
– Ну – так! На том стоим. Ладно, хватит любоваться природой и архитектурными достоинствами нашего дома. Эванс. Больной там, или не больной – а придётся тебе всё равно быть внизу.
Эванс, вздохнув, занял привычную позицию под дверью, широко расставив ноги, и уперевшись руками в стену под входным люком. Парк забрался ему на плечи. Рикер, поплевав, и прикинув вес верёвки, кряхтя, забрался на плечи Парка:
– Тьфу ты! Как был мостластый, так и остался. О твои ключицы я изрезал все ступни!
– А ты не снимал бы сапог.
– Ага, сейчас. Тогда бы уже ты имел колоссальные синяки на плечах!..
– Синяки на плечах я и так имею, потому что ты ёрзаешь, словно уж на сковородке.
– А хочешь – давай поменяемся?! И ты будешь закидывать чёртову верёвку?! А я – стоять себе, да прикалываться!
Слушая, как почти по-домашнему переругиваются напарники, Эванс испытывал что-то вроде умиротворения: все – свои, действия – привычны, надежда на спасение есть… Благодать!
Рикер попал в отверстие ручки с третьей попытки:
– Учитесь! Вот что значит – практика!
Продеть верёвку насквозь, и влезть по ней было уже делом техники.
Они словно бы уже успели привыкнуть к такому способу вхождения домой…
Парк довольно долго, и придирчиво изучал всю обстановку форпоста.
Потрогал пальцем слой вездесущей пыли, принюхался, открыл оба контейнера. Прошёл на кухню, Эванс услышал, как он открыл кран с питьевой водой… Крикнул:
– Порядок, вроде. Мы – дома. Ну, то есть – в своём времени. Пыли нет, барахлишко в контейнерах на месте. И вода – свежая. И течёт с тем самым напором. Посмотрю ещё на камеры в диспетчерской. – он вышел из кухни, и направился в проём диспетчерской.
Эванс, не торопившийся никуда двигаться из тамбура, прилёг прямо на пол – коленки начали ощутимо трястись. Рикер, озабоченно поглядывавший то на него, то на проём диспетчерской, в котором скрылся Парк, подозрительно долго молчавший, крикнул:
– Не знаю, как там со временем, а вот с Эвансом у нас проблема. Похоже, пора вводить!
Послышался торопливый звук шагов: Парк вернулся. Посмотрел на Эванса. На часы. Нахмурился:
– Странно. Куда пропали чёртовы полчаса?! Ну, по моим часам. Твоя правда: пора! А я бы мог поспорить на здоровье мамочки, что контролирую ход времени. Объективного.
– Ты мне эти терминологические изыски прекрати. Просто воткни ему в задницу, что положено воткнуть, и успокоимся на этом! А то видишь – погибает же человек!
– Согласен, воткнуть надо. Ну-ка, дорогой пациент, разворачивайтесь!
Последняя инъекция оказалась ничуть не менее болезненна, чем предыдущие.
Эванс не выдержал:
– Ну они и сволочи, если честно! Специально выбрали болячку, которая лечится болезненней, чем проходит!
– Скажи спасибо, что тебе не подбросили лихорадку Айрон-Би. При ней человек часами извивается, словно танцует в ритме этого самого Айрон-Би – так сводит все мускулы! А боль, говорят – страшная!
– Пардон. Виноват. – Эванс поспешил задрать голову к потолку, – Был неправ! Извиняюсь! Меня всё устраивает! Пожалуйста, не нужно меня снова наказывать! Я всё осознал! Просто погорячился!
– Ты бы так лучше на суде в заключительном слове говорил!
– Заткнись, пожалуйста, я не с тобой сейчас разговариваю!
Рикер не придумал ничего умнее, как пнуть лежащего на животе прямо на полу Эванса в невостребованную Парком ягодицу. Эванс зашипел:
– Скотина! Ну погоди ж ты! Встану – поймаю, и уши надеру!
Рикер заржал, Эванс присоединился. Парк снова сплюнул:
– Два дебила.
– Да ну тебя, Парк. Без юмора мы бы тут уже просто на стены лезли с тоски. Ну, или сдохли бы.
– Ну… Пожалуй. В-принципе, согласен. Ладно, прикалывайтесь дальше. Но – недолго. Потому что пора на завтрак. Поэтому приподнимай, пожалуйста, свою многострадальную задницу с пола, и мы попробуем дотащить её до табуреток.
После завтрака они просто лежали на своих кроватях, оказавшихся, как ни странно, снова там, где и положено – на самом нижнем уровне. И возвращаться наверх они теперь снова могли без проблем: это многократно проверял Рикер, на всякий случай при этих самых проверках привязавшийся к Парку верёвкой.
Теперь, лёжа на жёсткой койке, Рикер, покачивая положенной на ногу ногой, вздыхал. Эванс кряхтел, поворачиваясь с боку на бок: ягодицы болели. Парк констатировал:
– Вряд ли ещё кто-то из нас чем-нибудь заболеет. Ну и правильно. Какой смысл дважды подкладывать нам одни и те же грабли!
– И я даже не…
– Ох, молчи!
– Ох. Молчу. Но… О чём же говорить-то тогда?
– Ну… О бабах.
– Тьфу на тебя, Рикер! Могут ведь и правда – подбросить! Что делать-то тогда будем? – Эванс нахмурил брови. Парк высказался на удивление категорично:
– Что делать?! Стрелять! Потому что женщины, они же – не жуки! Они куда занудней. И опасней. Ну, в долгосрочной перспективе. Садится такая тебе на шею, и сам не замечаешь, как начинает незаметно так, исподволь, погонять да управлять: «Дорогой! Давай купим другую мебель! А то эта уже такая страшная и обшарпанная – перед соседями неудобно! Дорогой! Мне нужна новая машина! Престижная. А то старую я поцарапала, и она не смотрится! Дорогой! Почему наши дети должны ходить в обычное высшее, а не в Гарвард? Мы же можем себе это!..»
И что самое страшное – ты сам не замечаешь, как превращаешься из Хозяина и большого босса – в безвольную тряпку! И исполнителя капризов и желаний непоследовательной и любящей пускать окружающим пыль в глаза дуры. Которая ещё и пилит тебя постоянно – причём независимо от того, выполняешь ты требуемое или нет. Всё время обижается – …й поймёшь на что. А уж болтает – вообще без передыху!
Некоторое время было тихо. Потом Рикер сказал:
– Спасибо. Ты очень конкретно всё объяснил. Я будто прослушал конспект полного курса семейных отношений. И могу сказать одно: какое счастье, что я на всю эту бодягу не попался! А ведь чуть было не… Просто моя третья была дура-дурой. И всё норовила влезть мне на шею до того, как мы расписались… Ну, или я к этому делу – к её сидению на моей шее! – хотя бы привык!
Эванс усмехнулся:
– Парк! Неужели всё – именно так?
– Ну… Не подумайте, что я наговариваю, или что-то имею против института брака. Может, где и есть счастливые семейные пары, и жёны там прислушиваются к мнению мужа, и не обижаются и не пилят из-за ничего, и не п…дят без умолку всё время, пока ты дома… Но я лично с такими не встречался. И это мне именно отсюда, с высоты, так сказать, третьего этажа и отстранённости от земной, старой, теперь уже кажущейся вообще – странным сном, жизни, такое видение представляется объективным.
Нет, были, конечно, и плюсы… Например, мы действительно – вырастили дочь. Любимую. Первые пять лет я, как восторженный слюнявый идиот, всё умилялся… Жена тоже… Вроде, любила. Дочка, правда, свалила от «любящей» мамочки, едва стала совершеннолетней, и нашла подходящего идиота…
Которого мне сейчас, если честно, даже жаль, особенно, если наша пошла характером в мамочку – а ведь тогда казался… Идиот-идиотом!
– Прикольно. Выходит, не бывает этих, как их… Гармоничных пар?
– Не знаю, Рикер, не знаю. В других странах, особенно в мусульманских, говорят, дело обстоит по-другому. Там жена – бесправная рабыня для воспитания детей, исполнения семейных обязанностей, и супружеского долга. И даже не может отказаться по причине болящей головы от этого дела. И даже не имеет права голосовать! То есть – вообще не считается человеком! А так – чем-то вроде удобной мебели. Ну, или кухонного комбайна в комплекте с пылесосом и стиральной машинкой. И с сиськами и …дой!
– Ох, как я, оказывается, хочу жить в мусульманской стране!..
– Фига с два. Мы считаем, что там нет подлинной демократии, и своих граждан туда не отпускаем! Кроме того, там стреляют. И не уважают прав человека.
– Это ты – про женщин, что ли?
– Нет. Про тех, кто не местный житель. Таких, особенно туристов, вечно стараются обмануть. Украсть для получения выкупа. Или просто развести на деньги. Я имею в виду тех придурков из Европы, кто посещает-таки эти страны, несмотря на предупреждения уже их Правительств. А иногда даже и работает. По контракту.
– Наверное, за хорошие бабки?
– Да уж. Потому что своих специалистов там в очень многих областях – нет.
– Ну, для нас всё это сейчас имеет чисто академический интерес. Потому что я и тогда, в той жизни, – Рикар кивнул головой, – никуда ехать, или принимать Ислам, не собирался. Да и с женщинами, если честно, я особо не заморачивался. А ближе к моменту, как меня взяли, и за людей-то не считал. Как заправский мусульманин.
Эванс вздохнул. Потом перевёл глаза на входной проём, у которого краем глаза заметил какое-то движение. Выдохнул:
– У нас проблемы!
И точно.
«Проблемы» входили прямо в дверь, недоумённо оглядываясь, и опасливо посматривая на напарниц. Три женщины, одна пожилая, и две – средних лет. Пожилая, двигавшаяся, словно главная, впереди, – в платье, остальные – в джинсах и кофточках. Идущую сзади Эванс сразу узнал: Эмма! Та, с которой он чуть было не!..
Рикер не растерялся: выхватил из кобуры на поясе любимую пушку, и располовинил вторую молодую. Парк тоже не подвёл: пожилую сердито выглядящую даму уложил традиционно надёжно: «отсекновением» головы. Эванс попросил:
– Рикер! Пристукни, пожалуйста, и мою – я пушку так и оставил у рюкзака!
Рикер развернулся к нему:
– Нет уж! Со своим прошлым разбирайся, пожалуйста, сам! А то скажешь, что я прикончил «любовь всей твоей жизни!»
Пушку он протянул Эвансу рукоятью вперёд. И вовремя, потому что женщине до кровати Эванса оставалось два шага, и она уже нахмурила брови:
– Милый! Чего это ты разлёгся среди бела д…
Докончить фразу она не успела, так как Эванс всадил ей в грудь и живот полный заряд, и луч прожёг там огромную дыру с кулак!
Женщина присоединилась к «товаркам»: грохнулась на пол!
Парк вздохнул:
– Проклятье. Поскольку Эванс ещё три дня будет слаб, как младенец, придётся нам затаскивать их на крышу, и сбрасывать вниз! А, знаю. Распределим обязанности справедливо. Эванс! Пока мы будем корячится с перетаскиванием, сможешь протереть тут полы? Тряпки ещё остались на складе!
Смысла отказываться Эванс не видел:
– Ладно. На это-то меня хватит! Надеюсь.
Рикер вздохнул:
– И – что? Никто не хочет ничего сказать хорошего в адрес почивших?
Парк вместо ответа весьма метко плюнул на спину «своей».
Эванс проворчал:
– Жаль, моя недолго мучилась. Надо было сначала сжечь ей ноги. Потом – задницу. А, нет – вначале сиськи. Уж больно она ими гордилась: совала вперёд где надо и не надо. Вот с них и надо мне было начать. Чтоб помучилась, пострадала. Как мои уши страдали от её пиления и сварливого голоса, а мозг – от дури и занудства.
– Ну ты уж со следующей своего шанса не упусти!
– Да уж, постараюсь. Хотя вряд ли они её дадут… После столь «тёплой» встречи.
Разве что захотят увидеть, как я могу быть изобретателен в пытках! Но это, думаю, они могли свободно прочитать и в моих мозгах! Без, так сказать, «воплощения»!
– Ха! Не ты один такой. Думаю, кто долго общался с особами противоположного пола, все норовят. Хотя бы мысленно: пропустить их через застенки гестапо. Ну, или святую Инквизицию! Или уж самому заморочиться – и выдумать для «любимой заи» что-то своё. Оригинальное. Но – крайне болезненное! И долгое-долгое…
Мыть полы пришлось трижды – пятна крови никак не желали отходить полностью. И только когда Эванс полил универсальным растворителем, удалось более-менее оттереть искусственный ламинат. А вот прикроватные коврики пришлось просто выкинуть – их стирать он не собирался.
Парк, наблюдавший во время спуска за телом второй и третьей дамы, за его стараниями, заворачивая третью женщину – свою! – в пластиковую плёнку, которую Рикер притащил с того же склада, сказал:
– Не думаю, что кровь – настоящая. Ну, то есть – органическая. Так что вонять не должно. Но судя по виду – крайне едучая. С кислотой, что ли…
Рикер, стиснувший зубы так, что они скрипели, возразил:
– Плевать, что не настоящая! Пусть трёт как следует! Вдруг там какая инопланетная за… – он запнулся на полуслове, но Эванс и сам всё отлично понял:
– Ототру! Самому не хочется… э-э… Жить с грязными пятнами под ногами!
Спустя полчаса они разобрались с посещением и его последствиями. Все трое снова приняли горизонтальное положение. Рикер отдувался, тихо матерясь, Эванс пытался унять противную дрожь в коленях. Парк как всегда помалкивал.
Наконец Рикер не выдержал:
– Парк! Объясни мне, дебилу ходячему, почему нам было так легко убивать их?! Ведь там, на земле, не осмелились бы?
– Всё верно. Не осмелились. Думаю, дело тут как раз в том, что тут – это вам не там! И наш чёртов мозг, да и подсознание отлично осознают это. Мы прекрасно понимаем, что сколько бы наших «любимых» или прочих подосланных мы не завалили, никакая полиция за нами не приедет. И не упечёт туда, откуда нас, собственно, и забрали.
А по-настоящему лично меня беспокоят только два вопроса.
– Ну-ка, ну-ка!..
– Первый я собирался задать Эвансу.
– А почему не мне?
– Ну, ты же уже сам описал свою «жизненную философию». Что – почти как мусульманин, не считаешь женщин – за людей. И презираешь.
– Точно!
– Вот именно. Но Эванс-то – убивал не женщин! Он располосовал, если ничего не путаю, каких-то там афроамериканцев. Которых раньше тоже, кстати, презрительно, называли неграми. Вот мне и интересно. Эванс. Ты как относишься к женщинам?
Эванс прежде чем ответить, попытался подумать. То есть – достать из глубин подсознания те странные смутные ощущения, которые у него имелись в отношении предметов вопроса. Ничего путного не «осозналось». Поэтому ответил просто:
– Не люблю я их, оказывается. Виновата, наверное, моя третья. На которой я чуть не женился. А до этого года два жил. В так называемом гражданском браке. Ну, под конец и стал более-менее чётко представлять, что это такое – женщина. Пытающаяся меня на себе женить. И чего она на самом деле хочет от мужа.
– И чего же? – это влез ехидно ухмылявшийся Рикер.
– Ну, во-первых, конечно, денег. Парк тут правильно сказал: деньги ей нужны для ублажения себя, любимой. Чтоб было чем вые…нуться перед заклятыми подругами и соседями. Новая помада, сумочка, платье… Затем начинается и чего покрупней: мебель, дом или квартира, (А то эта, понимаешь ли, тесновата для новой мебели!) машина… Своя.
Во-вторых, что странно, женщина всегда ищет, кого бы… Потиранить. Вы это называли попилить – но я описал бы это другими словами. Моей нужен был козёл, который бы всегда имелся под рукой, чтоб сорвать на нём своё плохое настроение. Поворчать, закатить скандал – с битьём посуды и слезами. Короче, чтоб утончённо над ним издеваться, и ржать втихаря над тем, как он нервничает. Вот моя, например, говорит мне: «Милый! Вынеси мусор! А то так воняет – сил нет!» А сама, сука сисястая, сидела перед этим целый день дома. Так и хочется спросить: что ж ты делала, б…?! Но не спрашиваешь, чтоб не нарваться на очередной провоцируемый скандал.
При этом видит, зар-раза, что я – только что с работы, сижу уставший, потный, смотрю финальный матч своей любимой команды (Я фанат «Янкиз Ойлерз»!) И вот она говорит мне эту бодягу за пять минут до финального свистка! И я прекрасно знаю, что она понимает, что этим выводит меня из себя! Как и тем, что встала перед телевизором, уперев руки в боки, и ни в какую не хочет подождать до конца матча!
Ну и как это назвать, как не изощрённым издевательством? Провокацией? Чтоб я бесился, а она с этого мёд пила!
– Нет, это не так называется. Такие люди просто – энергетические вампиры. Они отсасывают жизненную энергию тех, кого удалось разозлить, или подзавести!
– Да ладно тебе Парк – я не про тонкости названия сейчас говорю. А про суть. Про то, что уже через пару лет понял, что из себя представляет моё «солнышко ненаглядное», и просто выгнал её! Но мне всё равно пришлось сменить квартиру, на другую, в более престижном районе, и, соответственно, более дорогую. Зато – с консъержем и кодовыми замками. А то моя подсылала нанятых детишек и подростков, из тех же негров – знала, что я их ненавижу! Чтоб они писали мне на, и под дверь, или совали в щель для почты завёрнутое в газетку д…мо – своё и собачье…
Так что пристрелил – без проблем. Потому что, конечно, оно верно: здесь – не Земля! И тормозов, типа совести, нравственных принципов, или полиции – нет!
Некоторое время царило молчание. Потом Рикер сказал:
– Так. Парк, с первым твоим вопросом более-менее понятно. Ну, мне, во-всяком случае. А какой был второй?
– Второй был покруче. Откуда они появились, и как к нам попали.
Эванс усмехнулся:
– Тоже мне – проблема! А то и так не ясно?
– Нет. Просветишь?
– Запросто. Шахта!
– Точно! Точно. И как это я… Верно: это решение настолько простое, что сразу и не сообразишь! Ладно. Эванс! Сможешь снова заварить?
– Сами сможете. А то у меня какой-то кризис. Видите – потею, как сволочь, после этого «полового» протирания… И сил никаких нет.
– Э-э, ладно. Лежи уж. – Рикер с кряхтением поднялся, – Сам заварю!
Спустя почти час Парк и Рикер вернулись.
Эванс не столько увидел это, сколько услышал – он ощущал себя, так, словно вылакал литр текилы: тело колбасило и качало, жутко мутило, и сознание словно плыло по волнам… Мысли путались и разбегались, будто бараны на пастбище при нападении стаи волков. Но глаза открыть пришлось, потому что за него взялись всерьёз:
– Эванс! Да Эванс же, черти тебя раздери! – это Рикер, в голосе которого звучало неподдельное беспокойство, начал истово трясти его за плечи, – Что с тобой?! Сознание потерял, что ли?!
– Н-нет… П-перестань, по-ожа-алуйста. Просто меня… Мне немного плохо. Вернее – много. Башка плывёт, как у пьяного в стельку. Тошнит. И ничего не соображаю. И тело. Будто не моё. Встать не могу – качает. И слабость. Дикая. И лицо… Как будто раздувает.
Парк, всё это время стоявший чуть сзади Рикера, приблизился к подушке, и положил ладонь Эвансу на голову.
– Странно. Не горячая. А лицо и правда – опухшее. Вон: глазёнки – как у эскимоса. Аллергия, что ли на что-то? А, дьявол его раздери: чего мы тут мучаемся – у нас же есть чёртов автодиагност!
Массивную коробку достали из контейнера с боеприпасами: она оказалась на самом дне. Парк разложил открывающиеся, словно у ящика с инструментами, верхние половинки:
– Ну-ка, посмотрим, правильно ли я запомнил, что надо с этим д…мом…
Ловкие уверенные пальцы прилепили Эвансу на грудь и к рукам и ногам присоски с электродами, на голову ему напялили резиновый автошлем, и у сердца Парк пристроил кардиоблок. Затем Эванса заставили плюнуть на дно маленькой кюветы, которую Рикер засунул в приёмный люк: «Готово!» Парк воткнул Эвансу в протёртый старинным спиртом палец острую железяку, Эванс буркнул: «Ай! Больно!» Парк покосился:
– Очень смешно! – после чего начал выдавливать из ранки кровь в другую кюветку.
Эванс терпел. А точнее сказать – просто был уже не в состоянии хоть как-то отреагировать – опухшие глаза окончательно закрылись, и сознание стало словно уплывать по волнам мягко накатывающей Нирваны…
Очнулся рывком. Вот – только что вокруг ничего не было, а сейчас – нате! Он – здесь! Осталось только понять: где – здесь?
Открыв глаза, обнаружил себя всё там же: на койке в подвале. Рядом мирно храпели Парк и Рикер – вернее, это Рикер храпел, Парк, как обычно, посапывал. И было в этих звуках что-то такое… Своё, родное… Глубоко умиротворяющее!
Эванс сразу понял: раз его напарники храбро решили поспать, и глаза нормально открываются, значит – всё в порядке! И они нашли, что там было у него, и ликвидировали. То есть – бацилл или микробов – поубивали, лихорадку – победили, отключку – преодолели, аллергию нейтрализовали…
Значит, можно тоже – просто…
Спать!
Второй раз проснулся уже куда более окрепшим и ясно всё окружавшее осознающим. Парка и Рикера на их постелях не было – значит, пошли или завтракать. Или…
Работать.
Подошло, наверное, время нападения!
Но как же они справятся без него?! Ведь тварей – много, и секторов обстрела должно быть – три! Чёрт. Значит, преодолевая проклятущую слабость, придётся-таки ползти на крышу, и помогать…
Дополз не без проблем – хорошо, что вдоль всех стен лестничного пролёта имелись надёжные перила. Пару раз пришлось отдыхать – мучила одышка. Но на крышу поднялся как раз вовремя: только-только раздались первые выстрелы и очереди!
Эванс проковылял к своему «фирменному» месту, и плюхнулся на сиденье. Кто-то предусмотрительный и заботливый уже вставил новую ленту… А восхитительное это всё же ощущение: глядеть, как падают, и легко распиливаются на части туши очередного порождения кошмаров: некая помесь саблезубых тигров с медведями. Создания устрашающего вида и поистине огромных размеров: в холке куда выше его двух метров! И – явно не «хитинистые», а – теплокровные! То есть – куда умнее и хитрее…
Но разрывные пули легко проникали в тела, заставляя те разлетаться кровавыми ошмётками, и буквально мгновенно останавливая массивные туши, несущиеся во весь опор. Парк с Рикером ничего не сказали: грохотало так, что всё равно ничего бы он не услышал, но его привычный сектор обстрела прикрывать напарники перестали. Эванс принялся за работу всерьёз. То, как руки тряслись, старался синхронизировать с тряской массивного казённика, и это помогло: стрелять стало легче, и пули ложились точней.
Наконец твари кончились, и он смог вытереть рукавом вновь лившийся вовсю пот. Парк, как всегда, отметил:
– Шесть двадцать восемь. Сегодня короче обычного. Может, за счёт того, что эти и двигались быстрее. Эванс, ты – как?
– Терпимо. Слабость только.
– А, ничего. Завтра-послезавтра пройдёт. И будешь снова – как огурчик. Может, тебе и женщину какую подбросят. Для ознаменования, так сказать. Прихода в норму.
– Хорош издеваться. Сам понимаю, что не …рена мне было выделываться, и трахать чёртову биокуклу. Лучше скажите, что со мной было?
– Да ничего такого. Просто аллергическая реакция. На какой-то компонент чёртовой искусственной крови. Мы, кстати, так и не поняли – на какой. Потому что те дурацкие формулы, которые чёртов диагност высветил, никому из нас ничего не сказали. Ну да и ладно – Суперпрастин прекрасно тебе помог: об этом сказал всё тот же любимый диагност. Так что как только ты задышал ровно, и опухоль спала, мы пошли делать свои дела.
– Какие такие – свои?
– Ну, хотя бы отстреливаться от предыдущей партии тварей. (Нам подсунули каких-то осьминогов. Сухопутных, правда…)
– Погоди-ка, я что-то не улавливаю… Так сколько я был в отключке?
– О-о! – Парк снова посмотрел на часы, – Двадцать восемь часов по земным меркам. Ну, проще говоря – больше суток.
– И… Как вы тут справились? Без меня?
– Ну… неплохо, в-принципе. Хотя с тобой – лучше. Вдвоём трудно удерживать их на достаточно большой дистанции.
– Ага, понятно… А как там с… Посещениями?
– Никого не было. Видать, они ждали твоего, так сказать, как говорит полковник, воскрешения. Чтоб насладиться уж по-полной!
– Свинья ты, Рикер.
– От свиньи слышу. Это ты у нас такой «крутой» – как ты сам и сказал: всем всё «доказал»! И трахнул безголовую куклу! И ведь – не поморщился!
– Неправда. Я поморщился.
Они снова заржали, Парк невольно тоже усмехнулся:
– Ну, смотрю, раз в ход пошли дежурно-традиционные, плоские и тупые хохмочки, ты – в порядке!
– Точно. Надеюсь, что более-менее очухался. Как говаривала моя бывшая – юмор у меня вот именно – тупой и плоский. На что я ей всегда отвечал, что так его в голове помещается больше.
– Ладно, юморист хренов – иди, поешь чего-нибудь. А то голоден, наверное.
– Ну-у… Да, пожалуй. Нет – точно: голоден! – Эванс только сейчас ощутил, как сводит пустой желудок при мыслях о даже стандартном рационе, и рот наполняется слюной, – Оказывается, проголодался я! И – не на шутку!
Одной стандартной порции Эвансу не хватило. Пришлось разогреть и вторую упаковку. Но где-то в её середине Эванса вдруг жутко замутило – причём так сильно и внезапно, что он даже не успел вскочить из-за стола. Пришлось просто отвернуться, и вывернуть всю только что с таким аппетитом поглощённую еду на пол! Рикер и Парк невольно вскочили, и отпрыгнули от брызг и фонтанов, с таким напором вылетающих изо рта Эванса, что даже отскакивали от блестящего светло-коричневого ламината, разлетаясь по всей кухне.
Но Эвансу легче не стало: он буквально ощущал, как по пищеводу движется, лезет, словно помогая себе когтистыми лапками, какая-то маленькая гадость, стараясь поскорей выбраться наружу, этим, похоже, и вызывая жуткие рвотные позывы! Он понял, что глаза дико вытаращиваются, и горло сводит судорогой, но вынужден был упасть с табурета на колени, жестами и глазами показывая Рикеру, что сейчас, сейчас!.. Вот сюда, перед собой!
Рикер не оплошал: понял! Пушку выхватил, как заправский ковбой, и именно благодаря этому всё у них закончилось благополучно. Ну, если назвать произошедшее столь банальным словом.
Покрытая слизью зубастая ящерица, что наконец вывалилась изо рта Эванса, в длину не превышала фута. Едва её лапы и передняя часть туловища с головой коснулись поверхности пола, как Рикер выпалил – опасно близко к лицу Эванса, но тот успел отскочить и грохнуться наземь, уже ощущая себя освобождённым!
Луч попал куда надо – тварь оказалась прожжена и разрезана в нескольких местах.
Поэтому после скоротечных конвульсий довольно быстро замерла на спине, разинув во всю ширь огромную для таких размеров пасть с крохотными белыми треугольными зубчиками. В наступившей тишине было отлично слышно даже тоненькое жужжание вентиляторов воздухопровода. Затем Парк вдруг крикнул:
– Не прикасаться! – Рикер поспешно отдёрнул протянутую было руку.
Эванс через силу выдохнул:
– Вроде, всё. Больше внутри никого не ощущаю…
– А эту – ощущал?
– Ну… Нет. Только когда полезла наружу. А до этого, получается, жила себе преспокойно у меня в желудке… Росла. А я – не чуял!
– Наверное, старалась не шевелиться. Удивительно, как это она тебе сам желудок на сожрала! А только еду, которая там была.
– Не знаю, Рикер, как так получилось. Но я… После того как очухался, ничего такого не чуял. Поднялся по лестнице, помог вам стрелять. Да и потом – когда ел, тоже – ничего! И только когда стал есть вторую порцию… Чёрт.
– Вот именно. Чёрт. Он и есть. Ну-ка, сознавайтесь, паршивцы вечно юморящие: кто из вас вспомнил старинный фильм «Чужие»?
Эванса кольнуло в сердце: точно!!! И как это он сразу не…
– Это я. – он покачал головой. – Я вспоминал этот фильм. Дня три-четыре назад. Я ещё тогда подумал: какое счастье, что наши хозяева про этот мерзкий фильм и его чудовищных монстров не знают. Потом, уже запоздало, подумал, что зря я это вспомнил. Хотя, по-моему, им не обязательно нужно, чтоб мы свои смутные и подавленные воспоминания переводили в «сознательную» форму. Они же – легко читают в подсознании!
– Похоже. Однако вот что странно…
– Что же? Чего замолчал?
– Дело в том, что я читал эту книгу. «Чужие». Не фильм, а книгу. И там, в оригинале, эта штуковина развивается не в желудке. А глубже. В брюшной полости. И когда выходит наружу, проламывает грудину, или вспарывает живот! Короче: носитель, который её выносил и выкормил, погибает! Но…
Тут, смотрю, наши хозяева этот сценарий доработали. До более правдоподобного. Жизненного. И «гуманного». Штуковина всё же напоминала, скорее, наши с вами самые обычные гельминты. А проще говоря – глисты. Мерзко, конечно, но – не смертельно. Для носителя. Да и правдоподобней так. Не может паразит, развивающийся в теле хозяина – убивать каждый раз при вылуплении этого самого хозяина! Природа такого не допускает – потому что тогда эти самые паразиты очень быстро подорвали бы свою же кормовую базу! И вымерли. Как динозавры. А природа, она… Очень грамотна в этом плане. Экономна. Не допускает бессмысленных смертей. И непродуктивного расходования жизненных материалов и созданий.
– Ну спасибо тебе, Парк. – Рикер, и без того зелёный, сплюнул, – Вот уж без этой лекции по «прагматичности» матери-природы я бы преспокойно обошёлся!
– Э-э, не парься, Рикер. Вон: даже Эванс почти очухался. Видишь: уже полез за очередным пайком.
Утиравший рот тряпкой Эванс, и правда слегка оправившийся от катаклизма, потрясшего его пищевод и нервы, стараясь не смотреть на содержимое опорожнённого желудка и пристреленную тварь, действительно уже стоял у полки с продуктами.
Рикер отреагировал странно: зажал рот обеими ладонями, и ринулся к туалету…
Приборкой на этот раз занялся Парк: «Сиди уже! Вдруг нахватаешься ещё чего. А нам экзотических приключений и страшилок вполне достаточно, по-моему!»
Когда грязные тряпки и губка с одноразовым ведром оказались в конвертере, и Парк просто сидел рядом с Эвансом за столом «за компанию», вернувшийся из туалета всё ещё зеленоватый Рикер, дёрнув щекой, вздохнул:
– Проклятье. Словно д…ма нажрался!
– Хватит. Нельзя быть таким впечатлительным. Сам понимаешь: пошёл следующий уровень испытаний. Нас теперь на наших же слабостях и детских страхах и пытаются подловить! Вон: Эванс боялся чёртовых «чужих», ему и подсунули… Кстати: вот, наконец сподобился спросить: Эванс: признавайся честно – чего такого постороннего сожрал? Да и вообще – где его нашёл? В-смысле, где могла быть капсула с зародышем?
Эванс, и сам достаточно долго пытавшийся разобраться в этом вопросе, сказал:
– Это всё – эта чёртова кукла. Когда я… э-э… Короче, у меня как раз наступил самый пик эмоций и ощущений, а тут из её шеи вылетел пучок брызг… Я подумал – что это из-за моих усилий: я наваливался на тело и наяривал от души. Так что некоторые капли и правда – влетели в мой открытый рот. Мне бы дураку – выплюнуть сразу, но я как раз кончал: орал благим матом… И дышал, дышал… А потом, видать, уже стало поздно!
– Хм-м… Возможно, возможно… (Вот тебе, кстати, отличный урок: не будешь трахать всё, что плохо лежит!) Но тогда и правда – всё сходится. И росла эта мерзость трое суток, что куда правдоподобней, чем в книге, где – сутки. И её присутствие отлично маскировалось чёртовой лихорадкой. Будем надеяться, что она такая была одна!
– Нет уж. – Эванса передёрнуло, – Надежды – это не то, на что мне хотелось бы уповать! Давай-ка, доставай из чёртова контейнера – большого диагноста. То есть, переносной рентгеновский сканнер! И проверяй меня всего – а не только желудок и кишки!
Парк ухмыльнулся, Рикер заржал:
– Ну и кто тут у нас теперь параноик?
Эванс вздохнул:
– Если б не чёртова слабость – точно навалял бы тебе по-полной.
– Да ладно хвастаться: ты у нас парень здоровый, но боевыми искусствами владеешь всего-навсего на уровне банального морского пехотинца: только то, что вдолбили. Я и с привязанной за спину правой рукой легко тебя отделаю!
Не этот раз фыркнул Эванс:
– Хвастун. А ничего: я просто подожду. Когда тебе воплотят твоё, персональное, пугало. И наваляю тебе после того, как справимся. Возьму тебя, так сказать, тёпленьким.
Парк покачал головой:
– Кстати, о пугалах. Моё, в-смысле, то, чего больше всего боялся в детстве, сюда просто не влезет. Его, наверное, придётся встречать оттуда, с крыши.
Рикер почесал затылок:
– А вот моё… Про которое я сейчас думаю, что – самое страшное, пролезет везде. И – предупреждаю сразу! – движется невероятно быстро!
Эванс намёк понял, и как мог быстро выхватил пистолет, который забрал из прихожей сразу, как только разобрались с его «ящеркой», как её назвал Рикер. Поэтому тварь, что и правда, очень быстро вбежала в дверной проём, встретил метким лучом: тот пришёлся прямо в центр туловища, или что там у монстра имелось: создание выглядело непривычно чужеродно и устрашающе! Словно кто-то воплотил в туловище, размером с добрую бочку, чудовищную лягушку, ещё и покрыв её тело густой чёрной шерстью, и снабдив милый «улыбчивый» ротик отменным набором двухдюймовых острейших зубов!
Ротик казался поперёк шире, и словно занимал всю ширину лица, или что там у лягушки имелось. Вот в глубину красной глотки громко орущий Рикер и всадил свой заряд, когда тварь преодолела почти половину расстояния до людей. Однако луч вдруг иссяк, и Рикер, взвыв, запустил пистолетом прямо в морду твари. Её глаза-карбункулы злобно сверкнули, зубы клацнули – словно захлопнулся чемодан!
Однако ничем реально опасным ответить Рикеру на долю секунды замершая тварь не успела: в дело вступил и Парк, доставший пистолет позже всех, однако подошедший к делу не столь эмоционально, а традиционно расчетливо: к счастью, он догадался луч вести от пасти сверху вниз – как тогда, когда располовинивал голову первой куклы. Поэтому тварь очень быстро шмякнулась наземь, и части её тела ниже разреза продолжили как бы порознь пытаться всё равно приблизиться к жертвам!
Выглядело бы это, возможно, комично, если б не жуткий ужас, который, если признаться честно, сковал Эванса, когда он глянул в глаза пытавшейся теперь реветь и выть твари. Правда, из-за того, что глотка была частично сожжена, а частично разворочена, оттуда вылетали лишь жалкие всхлипы и невразумительное бульканье. От дикости зрелища и какого-то животного ужаса, который словно сеяла вокруг себя монстра, дрожь пробирала до самых кончиков пальцев, но Эванс заставил себя собраться, приказал руке не дрожать, а глазу – прицелиться как следует.
Глаз и рука послушались. И он смог доделать то, что начали Рикер и Парк: «допилил» тело на две половинки, доразрезав перемычку на голове твари, начав с того места в пасти, в которое попал Парк.
Тварь грохнулась оземь, загребая воздух когтистыми передними лапами. Членораздельных звуков от неё, кроме скрежета когтей и стука лап о пол, слышно больше не было. Теперь её половинки существовали уж точно – отдельно друг от друга, и хотя бы не могли переносить её вперёд. Что, впрочем, не мешало передним конечностям гадины вполне целеустремлённо дёргаться, пытаться продвинуть части тела вперёд, и угрожающе тянуться к людям!
Эванс только теперь рассмотрел, что они, в-принципе, вовсе не лапы, а мало чем отличаются от обычных человеческих. Разве что куда короче и мускулистей. Ну, и плюс чудовищные когти, само-собой! Ноги монстры тоже походили на человеческие. Во всяком случае сзади из-под шерсти выглядывали две вполне человеческие ступни… Только чудовищно грязные – почти чёрные, и тоже когтистые. А шерсть, как теперь удалось рассмотреть, вовсе не покрывала всё тело – это оказались просто чудовищно отросшие и пышные волосы…
Эванс подумал. Сплюнул прямо на пол, сместился чуть вбок. И довершил «разгром» противника: разрезал вертикальные половинки туловища ещё и поперёк! Буркнул:
– Ну уж эту – точно трахать не буду! Учёный уже.
Несколько удивлённый отсутствием ожидаемых привычных комментариев, он оглянулся на напарников. Странно. Парк застыл, словно громом поражённый, уставившись в точку где-то над дверным косяком, Рикер вообще лежал на полу ничком, закрыв голову сверху обеими руками. Тело его вздрагивало, как при рыданиях.
С Парком оказалось попроще: подойдя к нему, Эванс вылил ему на голову стакан воды, набранной из крана, похлопал по мокрым щекам… Парк, словно выброшенная на берег рыба, несколько раз судорожно вздохнул, и зашевелился: тело расслабилось и разогнулось, глаза приобрели осмысленное выражение. Оглянувшись, он наконец увидел Эванса, стоявшего прямо перед ним:
– Где я?!
Более глупого вопроса Эванс себе представить не мог, тем более – от Парка, но ответил вполне спокойно:
– Ты на Адонисе, дружище. В форпосте, построенном нашими вояками. На верхнем уровне, в кухне. Более подробная информация нужна?
Парк, казалось, потрясён этим ответом. Но очень быстро удивление и растерянность в его взгляде сменилась пониманием, и он словно пришёл в себя:
– Тьфу ты, Эванс! Зачем ты облил меня водой?
– Будто не знаешь! Ты стоял, замерев, как в ступоре, и даже не моргал. Ну а вода – она как раз обычно помогает. Приводить людей в себя.
– Чёрт! Чёрт… Не помню. – Парк потёр лоб пальцами, поморщился. Потом морщины на лбу разошлись, – Чёрт! Я вспомнил! На нас напала круглая волосатая тварюга, и я начал разрезать её лучом, но… Посмотрел ей в глаза. А они – как две звезды! Ну, или – прожектора. Ослепили меня. Тело словно свело судорогой. И… Дальше ничего не помню.
– Значит, хорошо, что ты отвлёк её внимание на себя. На меня она «посмотреть» не успела. И я её прикончил. И распилил на четыре куска. Кстати – странно, но они ещё вполне резво шевелятся! Она какая-то уж слишком… Живучая!
– Она не то, что «живучая», она вообще – практически бессмертна! – это голос подал Рикер, всё ещё не спешивший поднять голову с пола, и убрать с неё руки, из-за чего голос его слышался, словно из-под подушки, что не мешало ему ощутимо дрожать. – Это – самая страшная и мерзкая мразь, которую я с детства помню! И боялся её всегда до дрожи. Называется – упырица! Может гипнотизировать. И нейтрализовывать луч лазеров.
– Очень смешно. Просто нужно проверять заряд, да магазины пустые – заменять, – Парк, осматривавший оружие, положил его на кухонный стол. – Пистолет не пострадал.
– Упырица, значит? Хм. Только в кино видел. Но… Те выглядели по-другому.
– Не путай, Эванс. – это снова влез всё ещё бледный, но уже вполне твёрдым голосом разговаривающий Парк, – То, что ты видел, называется – зомби. Бессмертные твари, питающиеся человечиной. Они не волосатые. И боятся солнечного света. А про упырей, или про упыриц фильмов, насколько помню, наш Голливуд не снимает – они, если можно так сказать, изобретение и частная собственность средневековой Европы. Запатентовано!
Эванс, свой пистолет прятать не спешивший, и поглядывавший на так и шевелящиеся куски туловища, подошёл к Рикеру. Пистолет переложил в левую, правой рукой поднял всё ещё лежавшего Рикера с пола за предплечье:
– Разлёгся он тут, смотрите-ка… Ну-ка, колись: откуда ты про чёртову Европу нахватался? Спасибо Парку, принял парализующий взгляд на себя, а я уж – на подстраховочке… А если б не смог?!
– Если б не смог… – белый, словно лицо посыпали мукой, Рикер судорожно вздохнул, взгляд его всё ещё излучал дикий ужас, капли пота стекали со лба, – Некому было бы встречать наших, прилетевших бы через пару недель. Ну, кроме наших растерзанных и окровавленных останков. Немногочисленных. Поскольку эта тварь питается человечиной.
– Замечательно, конечно… Но ты не ответил – откуда взял-то?
– Из одного ужастика. Тоже, кстати, старинного. Называется «Ведьмак».
– Мило. – Эванс отпустил руку Рикера, убедившись, что тот перестал изображать бескостный студень, и сам уже держится на ногах, – Лучше бы ты, впрочем, ведьмочек понавоображал. А то мне уже скучновато. Да и секса хочется! Безопасного. Уж этих-то я бы связал. А в рот – кляпы!..
– Эванс!
– Шучу, Парк. Это я от нервов хреновых, всё от них… Мелю всякую чушь, да пытаюсь взбодриться. А то руки до сих пор трясутся, будто кур воровал. А уж про зубы и колени и не говорю! Та ещё чечётка…
– Ну, колени там – не колени, а сделал ты всё как надо! В таком состоянии, разрезанная, эта штуковина, насколько помню, не опасна: она, конечно, сблизится, и срастётся, если оставить её вот так лежать, но – нескоро. Только к следующему полнолунию!
– Ха! Прикольно. А как нам её окончательно прикончить?
– Ну… Нужно серебро. – они переглянулись. Парк и Эванс отрицательно покачали головами. – Ну, или просто – сжечь!
– Ладно. Благо, затаскивать-то недалеко, – Парк кивнул на крышу над головами, – но оттащить придётся хотя бы шагов на сто. Ближе у плазмомёта – мёртвая зона. То есть – парапет крыши не даст опустить дуло так низко.
Плазмомёт, заправленный старым добрым напалмом, работал прекрасно.
Обугленные полыхающие оранжево-красным пламенем ошмётки, в которые очень быстро превратились четыре расставленных подальше друг от друга – от греха подальше, как высказался Эванс! – куска туловища, вскоре превратились и в банальный пепел. Который сдул приятный лёгкий ветерок, имевшийся снаружи. Рикер только сейчас вздохнул с заметным облегчением:
– Господи! (Прости, что помянул всуе!) Наконец-то! А то чёртов кошмар преследовал всё детство. Родители даже к психоаналитику водили меня… (Чтоб ему сдохнуть с его бубнением и гипнозом!) Ну, и пока подростком был… Тут уже помалкивал – психа этого с его лекарствами боялся больше, чем упырицу. К чулану ночью подходить боялся. Стулом его дверцу подпирал. Да и днём боялся – она, вроде, по тёмным каморкам живёт…
– А нехрена читать ночью под одеялом с фонариком дурацкие страшилки!
– Тьфу ты, Эванс! Ты подглядывал за мной, что ли?!
– Да нет. Просто сам так делал. Закрывшись от родителей.
Парк посмотрел на них с хитринкой:
– А я вас удивлю. Я тоже. Почитывал. Что не вдохновляет. Учитывая, что вначале мы попали там, на Земле, туда, куда попали…
А затем – и сюда!
Ладно, приготовьте два остальных плазмомёта. И пулемёты. Я чувствую, как вздрагивает фундамент – не иначе, «мой» идёт!
– А кто он – «твой»?
– Красавец! Шучу. Но когда увидите – уж точно не спутаете ни с кем!
Оно и верно: спутать было бы трудно.
Чудовищная фигура, продиравшаяся сквозь джунгли наподобии Кинг-Конга, так, что тряслись и раздвигались в стороны верхушки стволов, возникла перед ними во всей грозной красе: «твою ж мать!», как высказался Рикер. Эванс, ощущавший приятную уверенность от жёсткости и привычности лежащего на плече массивного приклада, ждать не стал: выпалил в замершего на мгновение массивного монстра самым мощным зарядом!
Огненный сгусток обрушился на чёрную фигуру настолько быстро и внезапно, что та словно бы растерялась: даже не подумала с его пути убраться, или пригнуться!
Но когда пламя немного стихло, Эванс понял, что монстр не слишком пострадал. А вернее – вообще не пострадал: во-всяком случае двинуться к форпосту, мерзко ухмыляясь во всю разверстую пасть, и нарочито неторопливо переставляя толстенные ноги. Ничем ему и второй заряд не помешал. Выглядела человекообразная штуковина, конечно, устрашающе: чрезвычайно массивное туловище, бугрящееся могучими, словно у качка, мышцами, полумесяц из рогов, имевшихся на голове – ни дать, ни взять – дьявол во плоти! – черная плеть в одной руке, огненный меч – в другой… Эванс прищурился. Нет, вряд ли дьявол – для Парка слишком банально. Сказочный персонаж?
Да и … с ним: Эванс про такого не читал, но ужаса особого не чувствовал – не то, что с мерзкой дрянью, освоившей, словно дом родной, его желудок! Одним прыжком Эванс перескочил на кресло пулемёта. Ну-ка, попробуй этого, огнеупорная мразь!
Разрывные пули очень даже легко проникали в массивное тело, заставляя его дёргаться, и чуть замедлять движение, но не причиняя заметного ущерба: словно кто-то или что-то внутри туши не позволяло той развалиться на части, как должно было бы по-идее быть! Да и дыры, проделанные пулями как-то подозрительно быстро исчезали: зарастали, что ли?
Очередь, выпущенная с того места, где располагался пулемёт Парка, почему-то прекратилась. С участка Рикера не стреляло вообще ничего.
Эванс, перескочивший на третье кресло, попробовал и чёртов лазер – мощный луч оказался словно поглощён чёрным телом – без малейшего для того ущерба. Эванс заорал:
– Да что за скотину ты на нас послал, Парк?! Почему его ничто не берёт?!
Парк не ответил, и Эванс, обернувшись, увидел, что тот лежит у казённика своего оружия навзничь, широко раскинув руки – похоже, потерял сознание. Зато вот Рикера нигде видно не было, и Эванс было совсем подумал про товарища по оружию нехорошо, как тот, словно чёртик из коробочки, выскочил из люка. На плече тащил тубус, в руке болталась укладка с гранатами. Схватив гранатомёт, Рикер мгновенно привёл его в боевую готовность, коротко зыркнув на Эванса:
– Заряжай!
Эванс, двигавшийся теперь достаточно уверенно и быстро, мгновенно зарядил.
– Отходи!
Эванс отпрыгнул подальше, зажав уши руками и открыв рот. Рикер выстрелил.
Граната попала точно в центр туловища приблизившегося уже шагов на пятьдесят монстра. Тот взглянул недоумённо на дыру, образовавшуюся в груди. Но больше сделать ничего не успел!
Чудовищный взрыв был такой силы, что Эванса оглушило, и кинуло словно могучей рукой на поверхность крыши! Спустя пару секунд на голову и тело посыпались куски туловища: крупные и мелкие. Один попал на открытый участок руки: Эванс заорал благим матом, и поспешил стряхнуть его на поверхность крыши: кусок обжигал, словно раскалённое железо! Рядом заорал тоже грохнувшийся на спину Рикер: ему попало на щёку и лоб! Эванс перекатился, и поспешил рукавом кевлитового комбеза стряхнуть куски с пузырящейся кожи горе-стрелка! Рикер заткнулся. Но тут же снова открыл глаза, и заорал:
– Заряжай!
Эванс, пошатываясь, и морщась – в голове гудело! – встал на ноги.
В пятидесяти шагах, а, вернее – всего в сорока, поскольку он неверно оценил расстояние, на которое успел приблизиться к ним чёрный качок, валялись на песке огромные чёрные ноги – даже сейчас при взгляде на них мороз шёл по коже: каждая – больше слоновьей! Вокруг чернело как бы гигантское пятно: из мелких, и покрупнее, шматков туловища, и дымился сам песок – очевидно, на него пролилась странная кровь огненноносной твари.
Других свидетельств того, что они только что едва избежали явно мучительной смерти, не имелось. Эванс обернулся к порывающемуся встать Рикеру:
– Сиди уже. А лучше лежи. Ты его прикончил.
– Чего? – хмурящийся Рикер склонил голову чуть набок, и Эванс понял, что тот его просто не слышит – похоже, контузило взрывом!
Эванс не стал мудрить, а показал кулак с опущенным вниз пальцем. Рикер понял:
– А, прикончился?
Эванс кивнул. Рикер с явным облегчением опустился снова на спину, морщась и кряхтя:
– Проклятье! Не слышно ни хрена… И всё тело болит – словно весь день играл в чёртово регби…
Эванс спустился вниз. Взял шприц с кардиоэринитом. Набрал в одноразовое ведро воды из крана, поднялся наверх. Дал напиться привставшему для такого дела Рикеру. Воткнул шприц в грудину Парка, вдвинул поршень. Парк не пошевелился.
Пришлось встать на колени, и некоторое время поделать искусственное дыхание, чередуя с непрямым массажем сердца через грудину. Эванс уже начал было отчаиваться, как Парк вдруг вздохнул. И вылупил на него глаза. Эванс удовлетворённо кивнул:
– Ну-ка, садись. – он сам помог напарнику, – И попей: помогает.
Парк затряс головой, морщась. Эванс сам поднёс ведро к его рту, наклонил… Вода полилась по подбородку и груди, но и в рот попала. Парк принялся отплёвываться. Затем заморгал, замычал: похоже, очухался!
– Что? Как?! Вы… Эванс! Это ты?
– Да. Надеюсь. Теперь спроси, для соблюдения традиций, как в тот раз: «Где я?»
– Смешно. Твой тупой и плоский юмор сейчас как раз то, что я хотел услыхать. От его привычности на душе сразу становится теплее. И спокойней. Значит, мы в безопасности. Относительной. Ладно, юмористы хреновы. С Балрогом-то – что?
– А-а, так эта хреновина называется Балрогом? Хм. Не слыхал. Похоже, и Рикер не слыхал. Поэтому он и придумал, как его прикончить: можешь полюбоваться на то немногое, что осталось.
Кряхтя, и держась за грудь, Парк сел. Одышка его тоже мучила, но Эванс посчитал, что чем раньше тот лично убедится, что с тварью покончено, тем ему будет спокойней. Эванс помог напарнику подняться на ноги. Заметил при этом, что всё тело Парка сотрясает мелкая дрожь. Но Эванс и не подумал приколоться по этому поводу: когда тебя посещает, да ещё вот так: среди бела дня, твой самый страшный страх, не до смеха. И не до подколок.
Они подобрались к парапету.
Вид валяющихся на песке массивных гигантских ног впечатлил Парка. Он пошкрёб затылок. Покачал головой:
– Спасибо, ребята. Как вам это удалось?
– Рикер догадался. Пока я пытался притормозить его продвижение из плазмомёта, лазера и пулемёта, он сбегал за гранатомётом. Применил ультралиддитовую. Разрывную.
– Чёрт! Да тут было не больше тридцати метров! Как вы сами-то живы остались?!
– С трудом. Рикер вон до сих пор ни хрена не слышит. И лежит.
Парк подошёл, встал над спасителем:
– Спасибо!
– Чего?
Парк плюнул в сторону, покачал головой, подкатив глаза к небу. Потом придумал: показал большой палец, похлопал.
Рикер осклабился:
– Ладно, чего уж там… Не благодари. Я ведь не только тебя спасал. Но и себя! А то, понимаешь, разные закомплексованные напарнички понавыдумывают всяких страстей и монстров – спасай потом их от них! Ну, и, как уже говорил – себя!
Внизу первым делом Эванс всобачил Парку ещё одну дозу сердечного. Диагностировать предынфарктное состояние не смог бы в данном случае только совсем уж тупой. На вопрос, как он себя чувствует, Парк хмыкнул: «Да уж получше, чем Балрог!»
Только теперь они смогли более-менее добросовестно и подробно просканировать тело Эванса.
Как он и предполагал по весьма ощутимо улучшившемуся самочувствию, больше никого «паразитического» внутри него не осталось. Проверили и остальных. Порядок!
Ворчащий что-то насчёт «безответственности и непозволительном пренебрежении к своему здоровью» Парк воткнул Рикеру в задницу универсальную – от контузии.
Рикер, потиравший поясницу, буркнул:
– У нас есть что-нибудь от шишек, синяков и растяжений?
– Мазь под названием Фунилгон. Её же выдают всем спортсменам. И солдатам.
– Чёрт. Правда. – Рикер поморщился, словно чем-то расстроен, – Странно. Вот сейчас, когда ты сказал – вспомнил. Из курса. А до этого – как отшибло! Забыл напрочь!
– Э-э, не бери в голову. Контузия. А вот её, кстати, полечим хлористым калием. Потому что твои симптомы указывают на лёгкое сотрясение мозга. Тоже надо лежать.
– Ладно. Лежать-то я – в первых рядах. А ты-то – как? Очухался от переживаний?
– Более-менее. Сам за собой не знал, что так боюсь этого гада… До инфаркта. Едва увидел воочию, что ничто его не берёт – что-то перед глазами поплыло, марево какое-то, как бывает над раскалённым песком в пустыне… Ноги подогнулись, а руки отнялись. И грохнулся я в обморок. От обилия… Впечатлений. А проще говоря – с перепугу!
– Инфаркт, конечно, дело серьёзное. – Эванс поморщился. – И от стрессов или ужаса тоже бывает. Ну, если вспомнить курс, впихнутый в нас. Но с сиденья в обморок ты грохнулся не обязательно – с перепугу, Парк. – Эванс снова вздохнул, – Вон: стоящие на карауле перед Букингемским дворцом королевские гвардейцы ничего не боятся. А в обмороки падают похлеще всяких нервно-чувствительных дамочек… Причём – регулярно. От усталости и неподвижности. Ну, и от напряжения. Нервного. Ну а насчёт бояться…
Было тут чего бояться.
Вы, напарнички у меня – те ещё гады. Словно сговорились. Подобрали себе для персональных комплексов, фобий и страхов самых мерзких и противных тварей! Тут, по-моему, даже наши хозяева признают ваше первенство в этом вопросе: недаром же нам этих монстров дали уже после всего того, что понавыдумывали они.
– Это точно. Никто не создаст себе более страшных чудовищ, чем сам человек.
Вот именно поэтому и существуют на теле общества такие паразиты, как всякие психотерапевты да психоаналитики. – Рикер сплюнул. Похоже, накипело, – И ни хрена ведь не помогают по большому счёту! А только загоняют наши страхи вглубь, в дебри подсознания!
– С этим согласен. – Парк покивал головой, – Спустя пять веков изучения мозга человека, он, как я уже и говорил – полные потёмки! И это – для нас. Чего же говорить про бедолаг-хозяев? Ладно. Будем считать, что сегодняшнюю программу по нашему «изучению» мы честно отработали. А теперь можно и поспать с чистой совестью.
Думаю, страшнее, чем наши собственные, так сказать, персональные, ужастики, для нас уже никого и ничего не будет. Но…
Мы, вроде, справились!
Я имею в виду – не сдались. Не побежали с воплями и слезами прочь. А честно боролись. Пока могли. Изо всех сил. И – вроде, живы. Так что спасибо ещё раз, братья по оружию. И просто – братья.
– Да ладно, всё нормально.
– Пожалуйста, Парк. – Эванс вздохнул. – И тебе спасибо. И тебе, Рикер – не побоялся порешить мою «внутреннюю» гадину!
– Да уж, твоя, если честно, напугала меня, чего уж говорить – до дрожи! Наши-то с Парком – так сказать – внешние! А твоя – вот именно – внутренняя… Б-р-р! – Рикера передёрнуло. Парк сказал:
– Повезло нам. Что не сдавались, и не прятались. Не пытались отсидеться. Да и с последним испытанием, вроде, справились. Благодаря тому, что прикрывали спины и задницы друг друга, а не бросали, как, вероятно делали те, кто…
Не выжил здесь.
Ну а теперь и правда – думаю, можно и отдохнуть. И выспаться.
– Я обеими руками и ногами – за! Эванс, пошли?
– Пошли. Сон, он, говорят, лечит. И мозг и тело. Не то, что спиртное – оно просто решение проблемы отодвигает. На более поздний срок. А уж если я в чём и нуждаюсь сейчас – так это в доброй порции этого самого… Сна!
Разбудил Эванса привычный телефонный рингтон: у него стояла мелодия победного марша из «Аиды».
Со стоном он разлепил опухшие и словно слипшиеся глаза. Руки и ноги словно занемели: интересно, где это, и чего он вчера умудрился надраться такого, что тело ни хрена не желает слушаться?!
Телефон лежал, как он его и оставлял всегда: на тумбочке у кровати.
– Алло. – он сам чувствовал, что голос у него хриплый и неприязненный: а нехрен будить невовремя – вон: ещё только… Шесть утра!
Голос, донёсшийся из динамика не спутаешь ни с чьим: Парк:
– Эванс! Ты что там – спал, что ли?
– Ну… Да! А… Постой-ка… Ведь я – дома?!!! – Эванс обвёл диким взглядом комнату, в которой и жил с год до того, как попал в тюрьму особого назначения.
Да, дорогая, да, в престижном «элитном» районе и доме. Но ничем оригинальным или броским её казавшийся казённым, как в тех же казармах, интерьер не радовал: потёртая, хоть и вполне добротная мебель, предоставленная домовладельцем, большой телевизор, стенной шкаф, да кухонный стол в углу… Он судорожно вздохнул. Почти выкрикнул:
– Что случилось?!
– Случилось то, что нас, похоже, всех отправили домой. Ну, то есть – на Землю. Причём – в день, за три дня до того момента, как я… Сделал то, что сделал. А теперь, будь добр, включи режим видеоконференции – тут и Рикер на связи.
Эванс ткнул клавишу, на экране возникла черта видеоконференции: в левой половине обеспокоенное лицо Рикера, в правой – куда более сдержанное – Парка.
Рикер помахал ручкой:
– Салют, недопреступник!
– От такого же и слышу! – Эванс пытался овладеть ситуацией, для чего прикусил почти до крови щеку изнутри. Легче не стало, голова всё ещё трещала. – Стало быть, сейчас у нас опять две тысячи четыреста… год? Но… Как вы меня нашли?
Парк сплюнул:
– Ты что?! Живёшь в эпоху всеобщей доступности информации, и всё ещё не понял, что у нас в стране можно с помощью поисковика и определённых программ найти любого балбеса за пару секунд?! Достаточно лишь знать его имя, и морду помнить!
– А-а… Ну да. – Эванс протёр всё ещё слипавшиеся глаза, отковырнул с края века жёсткий кусочек – гной, что ли?! А-а, нет: просто засохшая слизь. – Так что там для нас хозяева придумали на этот раз? Чего нам опасаться?
– Так вот в том-то всё и дело! Я уже Рикеру говорил, скажу и тебе: плохи наше дела!
– Почему это?
– Похоже, натешились вдоволь наши хозяева с нами. Наигрались. Извлекли из нас весь, как говорится, толк. И теперь просто… Отправили, как крыс, в «исходную колонию». Предоставив нам самим решать за своё будущее.
– Это – как?
– А, ну да. Ты же ещё не очухался. Я говорю – сегодня – день за три дня до того, как я завалил свою благоверную. С её хахалем. А до преступления Рикера – почти месяц. И до твоего – два. Получается, что в благодарность за предоставленный нами материал для изучения, нам дают как бы картбланш. То есть – выбор.
То ли жить здесь, на Земле, как мы, собственно и жили – до, не совершая преступлений, и, соответственно, не попадая в тюрягу, и затем – на Адонис…
То ли – совершить-таки его, и тогда попасть. В тюрягу. И на Адонис. Ну, или – в тюрягу, и, отказавшись от Адониса – в карцер на месячную голодовку!
Несколько секунд царило молчание. Затем Эванс буркнул:
– Зачем им так с нами поступать? Может, это просто – очередное испытание?
– Нет, не похоже. Они, конечно, много чего могут такого, чего не снилось нашим учёным… Но столь сложную имитацию настоящей Земли, думаю, достаточно проблематично изготовить и им. Я тут очнулся пораньше тебя, и Рикера, живу всё-таки – в «городе-который-никогда-не спит», а не в Лос-Анжелесе и Санта-Фе. И я провёл кое-какие проверочки…
Мы на Земле. Ну, или на очень удачной и скрупулёзно воссозданной её имитации. Что, в-принципе, тоже приемлемо: здесь можно жить. Ну, помнишь, как жили ничего не подозревающие бедолаги в «Матрице»?
Вопрос только в том, захотим ли мы тут жить, отведав, так сказать, Полной Свободы. И экзотических приключений. На свою ж… Вот уж – совсем как пишут в наших туристических проспектах: весь спектр ощущений!
Эванс задумался.
Если Парк прав, то можно ведь и правда – остаться здесь навсегда. Не убивать говнюков из Гарлема, и не садиться в тюрягу. За «расизм» и «изуверства». А просто…
Жить.
Жить, работая и отдыхая. Видя каждый день одни и те же лицемерно улыбающиеся рожи коллег и соседей… Ленивых и отвратно развязных черно…опых с их «белозубыми» циничными ухмылочками… Соблюдая правила дорожного движения. И Законы. Платя налоги. Может, даже семьёй обзавестись…
Он обвёл ещё раз взглядом словно бы постороннего наблюдателя свою комнату.
Всё – словно пыльное. Подёрнуто налётом обыденности и мещанства. Убожество. Серость. Скука. Одни жёлтые обои чего стоят… Тоска.
Вот! Это слово – ключевое! Ему здесь теперь и правда – скучно! И тоскливо. Особенно, после того, что пережил, уже, вроде, отказавшись от той, «старой», реальности… Променяв простую смерть на, как он тогда думал, хотя бы – вот именно: экзотическую!
– Парк. Мы, конечно, подвергались там и опасностям, и страстям… Но…
Я бы хотел вернуться на Адонис.
Рикер ухмыльнулся, будто только этого и ждал:
– Я тоже!
Парк покивал:
– Я тоже. Здесь-то мне в мои пятьдесят четыре ловить уж точно нечего… Значит, придётся снова убивать!
– Ха! – Эванс дёрнул плечом, – Зачем так сложно? И долго? Мы же можем…
Просто попросить!
Например, так: «Уважаемые хозяева! Пожалуйста, верните нас снова на Адонис!»
Вселенная раскололась и снова сомкнулась вокруг него.
В оформлении обложки использована фотография с / по лицензии ССО. (Бесплатные иллюстрации. В Джунгли из Чьяпас.)
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Адонис», Андрей Арсланович Мансуров
Всего 0 комментариев