«Убить бессмертного, или Электрическая церковь»

Убить бессмертного, или Электрическая церковь (fb2) - Убить бессмертного, или Электрическая церковь (пер. Екатерина Алексеевна Мартинкевич) (Эйвери Кейтс - 1) 1028K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джефф Сомерс

Джефф Сомерс Убить бессмертного, или Электрическая церковь

Jeff Somers

THE ELECTRIC CHURCH

© Jeff Somers, 2007

© Перевод. Е. Мартинкевич, 2008

Школа перевода В. Баканова, 2008

© ООО Издательство «АСТ Москва», 2008

Благодарности

Когда я вручил эту рукопись своей красавице жене Данетт, надеясь на мудрый совет и столь необходимую мне поддержку, она сморщила нос: «Я такие книги не люблю, точно надо?» Однако, прочитав, она хлопнула стопкой листов по столу и заявила: «Эта книга тебя прославит!» Как обычно, моя любимая и драгоценная супруга оказалась права. Что бы я без нее делал?

В детстве я сначала хотел стать нейрохирургом (передумал: оказалось, что нужно учить математику), потом рок-звездой (не хватило способностей к музыке) и, наконец, писателем (о, ужасная, ужасная ошибка!). Родители не только не запретили мне такие мечты, а даже поддержали. Правда, подозреваю, что моя мать, святая женщина, иногда об этом жалеет.

Когда в моем резюме не было ни одной внушительной строчки (ну, от силы две-три), я набрался наглости и послал свой роман великолепной Дженет Рейд. Дженет закрыла глаза на интернетные сплетни, море опечаток и явную склонность автора к выпивке и стала моим агентом. С тех самых пор я получаю от нее ценные советы и дружеские головомойки. И за то, и за другое я очень благодарен.

Когда судьба свела меня с талантливейшей Лили Сейнткроу, та взялась за первую редактуру этой книги и, что поразительно, не спаслась бегством, прикрываясь отговорками. Лили внесла в книгу огромные улучшения и так к ней прониклась, что сказала: «Слушай, а давай я покажу ее своему издателю?» За этот благородный поступок я у нее в неоплатном долгу.

Когда издатель, бесподобная Деви Пиллай, получила рукопись, она не только купила ее, сделав автора немножко богаче и известнее, но и закрыла глаза на многие отрицательные черты моего характера, а также ценой нечеловеческих усилий превратила мое гениальное произведение в сверхгениальное. Ее интеллектуальные высказывания нередко вводят меня в полный ступор, ведь обычно умник — это я.

Когда несколько лет назад вышел мой первый роман, редактор местной газеты (и, между прочим, известная романистка) Карен Лисснер тут же послала ко мне репортера за интервью. С тех пор она не перестает меня поддерживать, за что ей большое спасибо.

В школьные годы, которые я провел перед телевизором в комнате без окон, испытывая пределы человеческой выносливости, мои друзья Кен Уэст и Джеоф Вита никогда не смеялись, когда я утверждал, что я писатель, хотя дразнили меня по многим другим поводам. Я и сегодня ценю их дружбу.

Еще в ту пору, когда лишь немногие воспринимали меня как писателя, я пришел в гости к старой подруге Р.А. и увидел у нее на холодильнике первую обложку своего журнала «Свинья внутри нас». Это меня очень тронуло. Что уж совсем невероятно, она и сейчас не отрицает нашей дружбы.

Когда меня убедили сфотографироваться для рекламных целей, фантастическая Барбара Нитке не только уважила странную просьбу остаться неузнаваемым, но и придала мне крутой вид — монументальное достижение, за которое я очень признателен.

Когда я покрываюсь холодным потом и мучаюсь сомнениями, что мои книги не сразу станут классикой литературы на радость потомкам, Карен Аккавалло мгновенно прочищает мне мозги веселыми и меткими оскорблениями. Я восхищаюсь ее готовностью рыскать по джунглям моей прозы.

Когда я бродил по барам, жаловался на жизнь и искал, с кем выпить, Мисти Вита и Лорен Боуланд оставались моими верными друзьями и вдохновляли меня, сами о том не зная.

Когда несколько лет назад на неудачном чтении моей книги в Манхэттене неожиданно объявился Клинт Джонс, он убедительно соврал, что я читаю прекрасно. Спасибо ему за мудрость и словесный энтузиазм.

И, наконец, многие годы у журнала «Свинья внутри нас» есть преданная горстка подписчиков и читателей, которые не только терпят сомнительную грамматику, многочисленные описки и меня, неотесанного редактора, но и присылают по почте мятые долларовые банкноты — честь им и хвала!

Пролог КРУГОВОРОТ ЖИЗНИ В СИСТЕМЕ ФЕДЕРАТИВНЫХ НАЦИЙ

01001

— Вы провалили заказ, мистер Кейтс!

Дело было в Старом Нью-Йорке, точнее, в Ист-сайде. Я сидел в какой-то занюханной забегаловке — голые стены без крыши, ни одного знакомого лица — и пил отвратительный самогон. Уже изрядно наклюкался. Меня пробивал то пот, то озноб. Дерьмово было, короче. И с каждым глотком сивухи, на которую уходили последние йены, становилось еще дерьмовее. Хрен знает, из чего это пойло гонят. Из растворителя, не иначе.

Тип, что сидел справа, и одноглазая старуха слева живо встали и отошли со своими кружками в сторонку. Другие даже глаз не подняли. Если меня тут пришьют, эти стащат труп на пол и забудут. Своих у меня здесь нет. Чужой район.

А вот голос знакомый. Я стиснул кружку покрепче и, не поворачивая головы, огляделся. Народу не продохнуть, как во всех нелегальных барах города. Цоколь полуразвалившегося здания; кругом куски бетона и сломанные пружины, на стенах выцветшая мазня, на полу пятна крови. На следующей неделе здесь станет пусто, пыльно и темно, а еще через неделю откроется новый бар, где будут наливать самогон из автомобильных шин, толченого стекла или еще какого дерьма. Вместо потолка рваная бахрома: верхний этаж сорвало еще во время Бунтов, а полицейские ховеры все доломали. Хозяева бара притащили из развалин столы и стулья. Теперь этим жалким подобием мебели пользовалось жалкое сборище оборванцев.

— Вы лоханулись, мистер Кейтс! — с большим нажимом произнес голос.

Чужая рука легла мне на плечо. К спине приставили что-то острое.

Я повидал немало убийств в барах: подходят сзади, говорят пару ласковых, опираются о твое плечо и по косой втыкают нож в спину. Мгновенный паралич, крови почти нет. Неплохой метод, если не считать этой «пары ласковых» — трата времени. Мои глаза перепрыгнули с кучи щебня на неудачников, понуро горбившихся у стен. И тут я заметил у дальней стены ржавый стол с двумя приваренными к ножкам планками. Вроде прочный.

Сердце забухало. Я вздохнул и глянул на охранников: доберутся сюда секунд за двадцать. Мне хватит человека убить.

Когда ж эта хрень кончится? Ночка и так дерьмовая, а обещает стать еще хуже. Я не спешил. Пусть салаги дергаются: мол, в движущуюся цель попасть труднее. Я не салага. Я в этой забегаловке самый старший.

Он стиснул мне плечо — запугать хочет. Я помедлил еще пару секунд, чтобы собрать информацию.

Я заметил все: каждое лицо, каждую позу, каждый стол, стул и груду мусора. Рассмотрел генетически усиленных охранников — по всему телу толстый слой незаконно модифицированных мышц-аугментов, подрагивающих, словно у этого мяса свой инопланетный разум. Не забыл и про красноглазых попрошаек, готовых вылакать из забытой кружки последнюю каплю. Я закрепил в мозгу даже монахов с их зловещими пластмассовыми рожами в зеркальных очках. Монахи часто околачиваются в барах. Говорят, они бессмертны — это люди, которые согласились пересадить свой мозг в кибернетическое тело, чтобы вечно молиться или вроде того. Между столов ходило трое таких верующих: всматривались в лица и проповедовали о смерти, грехе и вечности.

Я выбросил монахов из головы. Если свяжешься с железным дровосеком, жди беды. Ходят всякие слухи: мол, есть один парень, который дружит еще с одним, так тот пытался ограбить монаха в темном переулке, и монах отрубил ему руку. Еще рассказывали, что кто-то упился и заснул, а утром проснулся монахом… Столько всякой хрени, что не знаешь, чему верить. Сейчас все равно думать некогда. «Спасение посредством вечности», хм… Лучше держаться подальше и не подставлять лицо под их сканеры.

Я быстро разобрался, что, кто и где: тринадцать столов, три сотни народу, один узкий и неудобный выход с охраной. У владельцев бара наверняка есть потайной лаз. Вряд ли охранники много круче посетителей. Один на один я любого из них сделаю, но в такой толпе не развернешься.

Вот почему я жив, в отличие от многих других, кто зарабатывал на хлеб моей профессией. Ба-бах! Гора мышц и груда патронов. Ноль мозгов, ноль терпения. Живут и умирают со скоростью своей прекрасной реакции. Генетически усиленной на черном рынке.

А я — человек утомленный. Специалист старой школы. Мне нравится включать соображалку.

Я слегка подался влево, вздернул кружку и плеснул самогоном в глаза убийце. По удивленному взвизгу я понял, что не промазал, и развернулся. Лезвие блеснуло в пустоте. Я схватил убийцу за запястье и резко встал, выкручивая ему руку. У того в плече громко хрустнуло, и нож со звоном упал на пол. Я пинком отбросил нож подальше, где его наверняка поднимет какой-нибудь ловкий воришка.

Судя по шмоткам, мой поклонник или сам денег не считал, или работал на богатого, или служил в Службе системной безопасности. Но системные копы в наемных убийцах не нуждаются. Они просто уводят тебя в пустынный переулок и стреляют в башку, предварительно обчистив карманы. Этот же самый тип нанимал меня несколько дней назад и говорил не как богатый. Всего лишь посредник, который немного поднялся.

Я вдавил его лицом в стол. Никто из сидевших вокруг не дернулся. Охранники только сейчас двинулись в мою сторону. Придурки! В наше время найти нормальную охрану невозможно. Идиоты, я шесть раз убью этого подонка, пока вы до меня доберетесь!

Следя за охранниками, я приставил губы к его уху:

— Ублюдок, гони пятнадцать тысяч йен!

Он еле дышал: я придавил его всем телом и почти сломал руку.

— Ты… лоха… нулся…

Я крутанул ему руку сильнее, и типчик издал глухой вопль, который перешел в булькающий стон.

— С чего вдруг?

— Ее нашли… она висела… на пожарной… лестнице… черт… черт возь…

Не выпуская его, я снова поднял глаза. Охранники были еще за несколько столов. Шли прогулочным шагом: привыкли к пьяным потасовкам. Да, переоценил я их. Проехали.

— Мой работодатель… — заикаясь, произнес тип, — будет… недоволен…

У меня в глазах побагровело от злости. Ублюдок зажал пятнадцать тысяч, хотел пырнуть меня в спину, а теперь еще жалуется?!

Я со всей силы дернул его за запястье. Раздался приятный хруст, и отморозок наконец закричал.

— Ты меня подставил! — прошипел я. — Или ни хрена не смыслишь в деле! Он был не один! Ты не говорил, что у него профессиональная охранница! Офицер СБС! Мать твою, я еле справился! — Я опять грубо скрутил ему руку. -

И там был ребенок, дерьмо ты паскудное! В той же комнате!

Я поднял глаза. Охранники уже разделились и заходили с разных сторон.

Мой отморозок почему-то затрясся. Оказалось, смеется. То ли от боли, то ли от шока, то ли у него такое извращенное чувство юмора. Я окинул глазами стол: черные, коричневые, белые физиономии. Самогон всех интересует куда больше, чем мое скромное шоу — такое они не раз видели и сами участвовали. Скучно.

Отморозок заговорил заплетающимся языком, тяжело дыша:

— Ребенок? Какая, на хрен, разница? Тебя наняли убрать человека — убираешь. Ребенок? Придушил бы, тоже мне!

Я хотел сделать ему еще больнее, пусть прочувствует хорошенько; меня прямо трясло от этого желания. Но краем глаза я видел, что охранники обходят стол и приближаются ко мне слева и справа. Я шумно выдохнул, выпустил отморозка и отработанным движением достал из-под плаща два пистолета. Охранники переглянулись. Посетители будто нас и не видели. Отморозок, похоже, вырубился.

— Нам похрен, — прошепелявил сквозь выбитые зубы охранник. — Только выкинь это дерьмо на улицу!

Я кивнул: мы люди цивилизованные. Я не убиваю детей и не стреляю в тех, кто просто делает свою работу. Если не приспичит.

— Ухожу! Без проблем!

Когда играешь по правилам, даже такие кретины тебя уважают.

Один кретин махнул рукой на дверь, мол, уноси его куда подальше.

Паскудное пойло разъедало нутро. По грязному телу тек пот. Всего пару часов назад я убил человека. Убил не того, кого надо, и не получу ни йены. А тот, кого было надо убить, и этот дурацкий ребенок завтра будут мертвы. Их закажут другому стрелку, не такому щепетильному. Какому-нибудь бедолаге, который ничего в жизни не видел, кроме Системы, где миром правит Объединенный совет, где уличные копы худо-бедно следят за порядком, а их офицеры, системщики, вытряхивают из нас последние йены и жиреют как остервенелые клопы. Закажут парню, который и не знал лучшей жизни.

Я опустил руки и медленно попятился. И в этот момент взвыла сирена. Я замер.

— Ховеры! — закричали в толпе.

— Копы! — сообразил кто-то. И начался хаос.

Все вскочили и кинулись к выходу, как последние идиоты. Обо мне тут же забыли, и я обнаружил, что стою с пистолетами, будто истукан, а остальные щемятся мимо меня. Я оправился от шока только под резким лучом прожектора. Рванул против течения и спрятался под стол.

Подпольных баров пруд пруди, и уличные копы с удовольствием берут взятки за такое безвредное нарушение закона. Как только у кого-то кончается терпение и лавочку закрывают, все узнают об этом заранее, и облава налетает на пустой бар, конфискует бочку выдохшегося самогона и добивает какого-нибудь алкаша. В это же время в другом полуразвалившемся доме открывается новый бар. Круговорот жизни в Системе федеративных наций.

Если прилетел ховер, в нем сами офицеры полиции, а не лишь бы кто. Значит, в баре разыскивают кого-то конкретно. Уличные копы в дешевой униформе, бывает, нас поколачивают, но мы знаем их по имени и считаем нормальными ребятами, у которых просто такая работа. Когда я в хорошем настроении, то даже думаю, что их работа нужна. Без них мы, безработные охламоны, разорвали бы друг друга в клочья. Офицеры-системщики повыше уровнем, элита. Они более опасны и хотят больше денег. Они никого не поколачивают, а вот всадить пулю в лоб — это запросто.

Я убрал в кобуры обе пушки и достал свой талисман — пистолет производства калифорнийской корпорации «Рун».

Модифицированная модель 87-а. Запрещен законом, потому что полностью автоматический, не зарегистрирован и без замков с анализатором ДНК. Дорогая штучка.

Как я и ожидал, выход закупорила толпа рвущихся наружу придурков. В ярком свете прожектора эта масса отчаяния отбрасывала резкие тени. Я дослал патрон в патронник и облизал губы сухим языком. В желудке горело, голова раскалывалась. Старый я уже. Причем давно.

— Внимание! — прозвенел металлический голос из громкоговорителя ховера. — Говорит капитан Джек Холлиер из Службы системной безопасности! Всем оставаться на местах до официального сканирования и установления личности!

Формальности, блин. Эсэсбешники плевать хотели, добровольно ты подчинишься или нет. Им даже нравится, если их не слушают. С простыми уличными копами всегда можно договориться — они тоже люди, хоть и с полицейским значком. А вот вонючие системщики — не люди.

Сверху на пол спустилось шесть пар ботинок. Ботинки переливались безумными узорами, от которых болела голова — штурмовики в костюмах-«хамелеонах». Без штурмовиков не проходит ни одна приличная облава ССБ; пока они стоят неподвижно, заметить их практически невозможно. Я выглянул из своего временного укрытия — и глазам не поверил: под столом слева прятались три монаха! Все трое повернули ко мне свои мерзкие маски. Я сморгнул и отполз подальше от выхода, к противоположной стене. По старинке, на карачках. Сзади засвистели пули.

Я продолжал ползти. Я убил двадцать шесть человек и не горел желанием попасться во время случайной облавы. Добравшись куда надо, я тут же вскочил на давно примеченный стол и перемахнул через стену. Приземлился неудачно и ушиб голову об асфальт.

Я лежал в сырой тени и выжидал. Голова гудела. Надо мной висела задняя часть ховера ССБ. Даже красиво: металлический прямоугольник, расплывшийся в энергетическом поле, прожектора пронизывают ночь, страховка штурмовиков тянется в стороны, как щупальца. В сумме получается отвратительное жирное насекомое.

Нахлынула волна паники. Я заставил себя поморгать, и в голове немного прояснилось. Я кое-как приподнялся, проверил пистолет и отхромал на несколько шагов назад, где тень погуще. В спине болело, потому и хромал.

В этом районе Старого Нью-Йорка развалины стоят со времен Бунтов. Сплошные тени и острые углы. Я спрятался, перевел дух и начал думать.

Выстрелы участились. Из ховера полезли новые штурмовики. Мои товарищи по несчастью решительно вырвались из бара и укрылись в другом здании. Всегда найдутся крутые перцы, уверенные, что отстреляются в любой заварухе. Юнцы желторотые! Научились спускать курок и решили, что уже взрослые. Убежали от уличного копа и думают, что вся полиция такая. Вот погодите, пока вас для смеху не изобьет парочка системщиков.

В пятидесяти футах от меня было совсем светло, почти как днем. Я дал глазам привыкнуть и осмотрел дорогу перед баром. Сначала показалось, что там вообще никого нет. Обычно Старый Нью-Йорк — это такая человековыжималка, где масса народа колышется туда-сюда в поисках, чего бы сделать, украсть и так далее, но ховер ССБ отлично расчистил улицу. Кругом опустело квартала на три.

Присмотревшись, я заметил огонек сигареты и контур чьего-то плеча: офицеры ССБ ждут, пока штурмовики утихомирят самых рьяных. Копы не боятся крутых перцев, а просто поджидают, не выскочит ли на них кто-то вроде меня. Тогда пристрелят или, что хуже, арестуют. Если захотят поразвлечься. Я знаюсь с некоторыми нормальными уличными копами, но любого системного пришил бы не глядя.

Понаблюдав за еле заметными движениями эсэсбешников, я решил, что лучше затаиться. Пока они нас пасут, выбраться отсюда невозможно. Я заставил себя успокоиться и вспомнил про Кейниса Оурела, легендарного стрелка, который основал собственное агентство заказных убийств, «Дунвару»[1]. На нем висело больше полусотни трупов и ни одного ареста. Рассказывают, как однажды он отключил с помощью технаря охранную систему в доме жертвы, сам спрятался в шкафу, а технарю приказал опять включить сигнализацию, даже детекторы движения, чтобы жертва не заметила ничего странного. Оурел простоял неподвижно сорок восемь часов. Когда объект вернулся домой и выключил сигнализацию, Оурел вылез из шкафа, прострелил ему голову и присвистывая удалился.

Еще поговаривают, будто Оурел разбогател и отошел от дел. Я стоял в темноте и думал, что никогда не разбогатею, потому что стою тут всего минут пять, а уже все болит, и скука с ума сводит.

Раздался негромкий взрыв: крутые перцы устроили целое шоу. Похоже, кто-то неплохо вооружился. Это замедлит копов, но ненадолго. Их работу оплачивает Система, и у них есть все. За свой «рун», лучший пистолет в мире, я пахал долго и трудно. ССБ раздает их сотрудникам как леденцы на палочке.

Я замер, и очень вовремя. Из бара мимо штурмовиков невозмутимо вышли три моих знакомца-монаха. Не спеша. Кругом свистят пули, а им будто наплевать. Я зачарованно следил, как эти блаженные спокойненько удаляются. Ну да, их религия разрешена государством, а в последнее время вроде как приобрела большое влияние. Похоже, и на ССБ.

Я хотел было проверить, не снято ли оцепление, как вдруг из бара выбежала какая-то фигура и метнулась в темноту, вслед за монахами. По странной случайности в этого идиота даже никто не выстрелил. Ни один штурмовик его не заметил. Я уже решил, что парень, как ни удивительно, унесет ноги. И тут, когда он обогнал монахов, ближайший шевельнулся — дернулся, тряхнул плечом, что-то в этом роде, — и беглец рухнул на землю. А монахи пошли себе дальше и растворились в темноте.

Я покачал головой: было далеко, глаза болели от прожекторов. Наверняка его свалила шальная пуля, а то и снайпер. Я осмотрел черные крыши пустых зданий — да, есть снайперы. Тому, на кого эта облава, явно не поздоровится.

Я вспомнил о Кении Оуреле, и у меня еще больше заболели ноги.

— Дашь мне двоих?

Голос был ровным, монотонным и слишком громким. Его хозяин не прятался. Я чуть ли не со скрипом скосил глаза и обнаружил всего в нескольких футах от себя высокого блондинистого офицера ССБ. Из тонкогубого маленького рта свисала сигарета. Офицер был одет дорого, в темный костюм и плотный плащ. В ухе светился огонек подключения к сети.

Я уставился на него, боясь даже отвести глаза. Я был почти уверен: если эта сволочь меня заметит, то сначала выстрелит, а думать будет гораздо позже, с легким любопытством: кого же я, мол, завалил.

Через пару секунд к нему подбежали два уличных копа. Оба старше него, запыхались — с кобурами, в форме, один высокий, лысый и небритый, другой низкий и плотный, с лохматой седой головой. Потные, усталые. Я видел, с каким выражением смотрит на них офицер. Копы переминались с ноги на ногу и трепетали, как крылья бабочки. Мрачная картинка.

— Джонс и Террел, капитан! — отчеканил, как умел, высокий.

— Сла-авно, — протянул системщик, пожевывая сигарету. — Прислали пару вундеркиндов. Так вот, вундеркинды, такое дело: где-то здесь прячется паршивый коп-киллер. Сегодня в Гарлеме убили полковника Дженет Хенсе. Она работала под прикрытием. — Он замолчал и достал изо рта окурок. — Вряд ли этот урод знает, что поднял руку на копа, но какая разница? Мы хотим вырвать из него эту руку и дать ему же по жопе, ясно?

Уличные копы помялись.

— Совершенно ясно, сэр, — кивнул низенький.

— Молчите и слушайте, дебилы, — сказал капитан без всяких эмоций. — Мы не знаем, кого искать. Личность не установлена, ясно? Есть наводка, что говнюк сидел в этом баре. Вот описание. Слушайте внимательно, вундеркинды, повторять не буду.

И любезный капитан описал… меня. Причем довольно точно. Перед глазами мелькнула та женщина: она висела вниз головой на старой пожарной лестнице, так и не выпустив из рук пистолетов. Мне настолько захотелось убежать, что я уже был готов застрелить всех троих на месте и рвануть с криками в ночь. Хуже точно не станет. Если меня объявят коп-киллером, можно застрелиться самому. То, что меня ждет в ССБ, пострашнее будет.

— Усвоили? — спросил капитан. — И еще: мы привезли сюда вас, придурков, только потому, что в этой толпе возомнили, что ущемляют их права. Хрен с ними. Но чтобы управлять толпой, нужны люди, а мне сейчас людей не хватает. Эти крысы размножаются. Я знаю, что уличным копам трудно удержать в голове сложную мысль. Поэтому я скажу просто: дуйте туда и учитесь управлять толпой. Ну, дебилы, справитесь?

Копы мрачно кивнули. Облава обойдется им в три-четыре дня стабильного дохода в виде взяток. И вообще это праздник, когда прилетают долбаные системщики в своих долбан ых ховерах и несколько часов пинают тебя по яйцам. Копы отдали честь и ушли.

Темноту разрывали свет прожекторов, шум и постоянное отупляющее давление поля ховера.

Вдруг раздался громкий грохот, что-то вспыхнуло — взрыв в баре, где еще были люди. Офицер ССБ спокойно курил, руки в брюки. Рядом человек сто с удовольствием врезали бы ему по уху, но его это как будто не волновало. Системные копы — превосходные полицейские. Их тщательно отбирают и долго тренируют. Их все боятся, потому что убить системного копа почти невозможно. А если все-таки убьешь — на тебя начнет охоту вся ССБ.

Я так старался не двигаться, что мышцы уже дрожали. Я не Кении Оурел и не отойду от дел богачом, не дотяну до глубокой старости. Мне двадцать шесть, и я в этом мире зажился. Я не простою неподвижно полчаса, какие там, блин, два дня! Когда офицер ССБ наконец отвернулся и выбросил сигарету — огонек описал полукруг, — я чуть не обмяк от облегчения. Пора делать ноги. Нельзя прятаться вечно. К тому же скоро они заставят уличных копов прочесать окрестности, а с ховера пройдутся теплоискателем. С парой простых копов я разберусь, но с офицером едва ли. Тем более с дюжиной. Я видел, как системщики дерутся. Они умные, быстрые и вооружены до зубов. И если кто-то меня прикончит, на него не устроят облаву.

Я огляделся. Копы все оцепили; в этом районе у меня ни приятелей, ни схронов на примете. Справа бил в глаза луч прожектора. Ховер завис над жестокой перестрелкой между полицией — штурмовиками в «хамелеонах» и несчастными уличными копами в униформе не по размеру — и тающей горсткой крутых перцев. Крутые забились за два ржавых автомобиля, которые работали на внутреннем сгорании и все равно ни на что больше не годились. Уличные копы явно думали о том, что им не настолько много платят. Со своими пукалками они могли с таким же успехом бросать в эту баррикаду камни. Зато у штурмовиков с энергоружьями получалось лучше.

Я внимательнее рассмотрел полуразрушенную стену, через которую недавно перескочил. От одного взгляда меня охватила усталость, но лучшего варианта сейчас не было. Системные копы наверняка просканировали бар теплоискателем и выяснили, что там никого не осталось. Если я побегу, то ничего этим не добьюсь. Значит, остается лезть обратно.

Я в последний раз, сощурившись, огляделся. Все равно не узнать, смотрит ли кто-то сюда в прибор ночного видения. Оставалось довериться инстинкту и прыгать. Только тихо и осторожно. Если я застряну на стене, повисну дохлой рыбой, то стану тренировочной мишенью. Все четко: пришили офицера ССБ, виновного тоже пришьют, а место, где он прятался, сровняют с землей. Или я ухитрюсь скрыться так, чтобы меня никто не увидел, или я уже труп — не сегодня, так завтра.

Я посмотрел на стену, глубоко вдохнул и прыгнул. Ну, давай же, давай! Я оцарапал ладони об острый камень с металлом. Боль резанула до самых плеч. Я напряг все мышцы, что у меня есть, и подтянулся, одновременно перекатившись на спину. Секунду я смотрел в ночное небо Старого Нью-Йорка: крестообразные лучи прожекторов, сложные маршруты грузовых и пассажирских ховеров… Вперед!

Я скатился на ту сторону, тихо, но неловко. Тут же присел на корточки, касаясь пола окровавленными руками. Замер, почти не дыша, и осмотрелся: заметили? Какофония снаружи не утихла, однако это еще ничего не значило.

По бару спиной ко мне ходил уличный коп.

Таких боятся, только если их целая толпа. Это вам не офицеры-системщики, а обычные парни с дешевыми пушками. Такие же граждане Системы федеративных наций, как я сам. Просто из двух зол они выбрали лучшее. Я трогаю уличных копов, только если они трогают меня.

Оказалось, что коп не он, а она. Еще и любительница генетических модификаций. У нее были обычные, худые ноги и костистое лицо, как у людей, которые едят мало и редко. А посредине — крупные и невероятно мускулистые руки и такой же торс, подрагивающий при каждом движении. Хирурги на черном рынке предлагают ужасно много возможностей. С упором на «ужасно». Пересадка глаз, которые видят в темноте. Выжигание нервов, чтобы не бояться боли. Большой популярностью пользуются выращенные в лаборатории мышцы-аугменты. Мышцы не то чтобы сильные и явно не вечные — как вся генетическая продукция черного рынка, они делаются на самом примитивном уровне технологии и пересаживаются недоучками и шарлатанами. Зато некоторое время они внушительно выглядят, а некоторым идиотам только это и надо. Я взглянул на девку повнимательней и решил, что она давно тратит деньги не на еду, а на фальшивые мускулы.

Я замер в тени у самой стены и еще раз осмотрел бар. Нелегальные заведения не открывают без плана побега. Я ставил на то, что здесь найдется потайной ход. Системные копы отлично натасканы — не зря мы все их так боимся — и хорошо вооружены, но очень самоуверенны. Блондинчику вряд ли придет в голову, что кто-то из нас, жалких крыс, ухитрится прошмыгнуть в какую-нибудь дырку и исчезнуть. Я всмотрелся туда, где обычно сидели владельцы. Нет, это слишком просто: даже тупица вроде леди Халк додумается проверить, нет ли там люка. И все-таки туда легко добраться за пару секунд, пока не явятся системные копы. Я долго отслеживал, как идут по стенам и полу трещины, пока не различил многообещающий квадратный узор возле стойки.

Я медленно и глубоко вдохнул — влажно, с хрустом — и закрепил в уме это место. Сердце колотилось, в желудке начиналась революция. Я пожалел о каждом глотке здешнего маслянистого пойла. Леди Халк медленно обходила бар. Она явно скучала. Даже удивительно, как долго можно прятаться у человека перед самым носом, если не поднимать головы. Правда, я был одет как надо — я же стрелок, мы полжизни стоим в темных углах и ждем, когда жертва подвернется под пули.

Похоже, умом леди Халк не блистала. Я мог бы просидеть тут на корточках до понедельника, и она бы меня не заметила. Хотя вдвоем мы пробудем недолго. Системщики быстро выяснят, что похожих на меня не нашлось, их это не удивит, но перед уходом они обязательно все еще раз прочешут. Пока мои туповатые коллеги обеспечивают шумовое прикрытие и отвлекают копов, я должен смотаться. Осталось несколько минут.

Я раскинул мозгами: бросить кусок цемента и отвлечь ее не получится. На улице очередями палят по металлу, злобно орут, да еще ховер гудит. Она ничего не услышит. Я сидел на корточках и продолжал думать. Палят. Очередями… Я крепче сжал свой «рун». Снаружи вряд ли услышат еще один выстрел, а на этой подрагивающей туше полно несмертельных целей. Я не хотел убивать леди Халк: у нее такая работа. Но раз эта девка встала между мной и моей жалкой жизнью, нарвется сейчас на пулю. Я незаметно отследил ее движение, дождался следующей очереди снаружи и выстрелил ей в плечо. Она упала, как мокрый мешок. Я бросился к люку.

Я очень надеялся, что люк открывается не каким-нибудь рычагом. Вечно так в жизни: одна хрень за другой. У меня годами не было спокойного вечера. Вечно бежишь из одной переделки в другую. Еще одна такая ситуевина, и точно пришьют, подумал я, бросаясь грудью на пол. В этот же миг позади прозвучали два выстрела, до смешного тихие и безобидные: чпок! чпок!

Я не успел подумать о своем невезении, хотя невезение — не то слово, нужно изобрести целый новый язык, чтобы описать эту подлянку. Пол подо мной ушел вниз, и я упал в пустоту.

Я летел, борясь с паникой, меньше секунды. Потом ударился обо что-то твердое. Зубы клацнули, пистолет вышибло из руки. Все внутри завибрировало, загудело.

Сердце стукнуло раз, два… Я лежал, вытаращив глаза, будто окаменел. Черт, взять бы и заснуть, послать все подальше! Отдохнуть впервые с тех пор, как мне исполнилось пять лет, с тех пор, как Объединение слепило все страны мира в Систему.

Очередная волна паники смыла эти мысли. Мое тело включилось, почувствовав боль и не утихающую дрожь. Я сел и осмотрелся, нашаривая трясущимися руками «рун». Не успел я сжать пальцы на рукоятке, как люк наверху снова открылся и впустил слабый свет прожекторов. Не раздумывая и не целясь, я поднял пистолет и три раза выстрелил вверх. Люк закрылся, я встал и, спотыкаясь, побежал по узкому туннелю. Это была не канализация, привычная дорога преступников Старого Нью-Йорка; туннель прорыли специально. Кстати, неплохо прорыли: тесновато, но сухо, никаких сквозняков, под ногами твердый каменный пол. Я бывал в потайных туннелях, готовых обрушиться на голову от малейшего чиха, так что мог оценить умелую работу.

Я поднажал. Скорей всего, у меня на хвосте офицер ССБ, а системщики — это вам не уличные копы. Они умны, и их не так легко запугать. Фора у меня небольшая. Завернув за первый поворот, я услышал, как люк снова открывается и кто-то прыгает вниз. Конечно, офицер ССБ не свалится на пол как мешок с дерьмом и не вырубится на три секунды, как некоторые. Он изящно встанет на ноги, не уронив пистолет. Эти идеальные копы страшно раздражают меня своим самодовольством: людей вроде меня они или распихивают не глядя, или трясут как грушу. Пусть бы хоть закон охраняли — но они же ничем не лучше нас. Даже хуже. У них полицейские значки, у них бюджет, а значит, остановить их не может никто, кроме отдела служебных расследований.

Я знал, что будет, если коп меня догонит. Пуля в голову. Без суда и следствия. Они вправе делать все, что хотят, и этим пользуются. Остается один вопрос: он тоже скажет мне пару ласковых, прежде чем выстрелить?

Я бежал дальше.

Туннель оказался, конечно, коротким. Через полсотни футов изгибов и поворотов я наткнулся на гладкую земляную стену. Посмотрел вверх — там, в нескольких футах над головой, нижний конец привинченной болтами лестницы. Я выругался про себя: наверняка тут стояла удобная подставка, например, старая табуретка, и те, кто копал этот лаз, на всякий случай ее забрали. Секунду я просто стоял и ненавидел этих хитрых подонков всеми клетками тела.

Вдруг из туннеля донесся рев.

— Мне пришлось за тобой бежать! Ты, козел! Я сожру за это твои почки!

Чем дальше, тем веселее. Ставлю рекорды. Я запихнул пистолет в карман, собрал оставшиеся силы и прыгнул на лестницу. Кое-как зацепился за нижнюю перекладину кончиками пальцев одной руки. Кряхтя сквозь сжатые зубы, я подтягивался, пока не удалось взяться второй рукой. Полез выше. Ноги болтались, в носу сипело. Дрожащими руками я подтянулся еще раз и успел встать одной ногой на нижнюю перекладину. Подтянулся выше — и туда, где я только что висел, попали две пули.

— Паскуда! — прошипел офицер.

Я лез выше и выше, не оглядываясь. Хуже выстрела в спину только выстрел в задницу.

Наконец, тяжело дыша и обливаясь потом, я поднялся в какое-то сырое помещение — подвал дома в квартале от бара, за оцеплением. Было так темно, что секунду я ничего не видел. Потом начал различать слабые тени и мигом вылез из дыры, чтобы осмотреться. На пятки мне наступал офицер ССБ, и на гениальные мысли времени не было. Я сощурился и дважды выстрелил в лаз, чтобы копу расхотелось сюда заглядывать. Покрутился на месте, смаргивая пыль. Окна высокие, не допрыгнуть. Я заметил в темноте лестницу и двинулся было к ней, но замер — куда я собрался? Что наверху? Я потому прожил так долго, что не бегаю кругами, как идиот. И если я хочу протянуть до завтра, не стоит изменять себе.

Обливаясь потом, я прыгнул на первую ступеньку. Раздался громкий скрип — хорошо. Я затопал по старому дереву, притворяясь, что бегу вверх. Потом осторожно отступил в тень и попятился до скользкой и холодной стены. Мои глаза привыкли к темноте, и стал виден люк посреди комнаты. Я поднял пистолет и застыл. Из люка на секунду высунулась голова системщика и тут же пропала — думает, я куплюсь. Несколько бесконечных секунд я стоял неподвижно. Я стрелок, профессиональный киллер, и буду последним засранцем, если этот эсэсбешник меня наколет.

Опять высунулся, и в груди ухнуло. Он смотрел прямо на меня… но не видел. Ослеп от темноты, как недавно я. А я его видел. Тот самый блондинистый коп с улицы. По моему телу пробежала дрожь.

Он обвел комнату незрячими глазами и быстро выбрался из дыры. Держа пистолет наготове, покрутился на месте, спокойно и быстро. Я держал его на мушке и знал, что легко попаду. Правда, системщиков труднее убить, чем кажется. Они какие-то слишком везучие. И вообще, если хочешь выжить на улицах Старого Нью-Йорка, надо следовать главному правилу: не трогай системщиков. Остальных копов — пожалуйста, только не офицеров. Слишком уж много горячих и тупых голов пытались пристрелить системщика и получали за это по полной.

Люди помудрее и постарше, вроде меня, выжидают. Да еще… как-то нечестно стрелять из темноты. Как трус.

Он увидел лестницу и бросился туда. Перед самой лестницей упал на пол и тут же вскочил, направив пистолет перед собой. Не услышав выстрелов, он быстро побежал наверх.

Я осторожно выдохнул и вдохнул пыльный, заплесневелый воздух. Шаги полицейского отдалялись, пока не исчезли. Я досчитал до полста: пристрелю сволочь, если вернется. Потом медленно встал на колени и отдышался, тихо, мелкими вдохами. Несмотря на боль, пошарил по полусвободной рукой и нашел подходящий камень. Взвесил на руке, а потом бросил на лестницу. Камень попал на третью ступеньку и свалился на нижнюю. Этот звук показался мне громким, как взрыв, но никто на него не отреагировал.

Я глубоко вдохнул, так, что даже грудь задрожала. Пятна перед глазами побледнели. Несколько секунд я просто дышал, наполняя легкие кислородом, а потом прыгнул вперед, свернулся в клубок и провел дулом пистолета слева направо. Ничего не произошло, только бесшумно садилась пыль да свистело у меня в горле.

Взбежав по лестнице через две ступеньки, я попал в другое здание. От него осталась одна коробка — строительный мусор и несущие опоры, искрошенная штукатурка и следы миллиона поспешных ночевок. За стенами я видел город, темный и пустой, в нескольких кварталах — слабый свет центра, не такого пустынного, мне более знакомого. Там был мой, если так можно сказать, дом — комната, которая принадлежала мне одному. Негусто, но мне хотя бы не приходилось делить ее с кем-то еще по шести-восьмичасовым сменам, как большинству из нас.

Возможно, мой системщик тоже сидит в темноте, поджидая, пока я вылезу. Я прикинул, везет ли мне сегодня. В конце вроде начало везти: коп не увидел моего лица. Завтра я смогу пройти мимо него на улице, и он меня не узнает. Эта мысль подняла мне настроение. Я подполз к дырке в стене, высунул голову, огляделся и вышел на улицу, под слабый свет луны. Секунду я был идеальной мишенью. Чувство безумного риска хлестнуло меня как плетью.

Я успел увидеть ожерелья огоньков ховеров высоко в небе — так высоко, что они почти не двигались. Ховеры не спеша перевозили богачей из одного места в другое, так, чтобы те никогда не увидели людей вроде меня, убийцы, покрытого пылью и страдающего от похмелья. Зажившегося на этом свете.

Я метнулся в темноту и побежал домой, туда, где я знаю схроны, где у меня есть союзники — немного, но все-таки. Странный оптимизм меня не оставлял: похоже, мне и вправду начало везти. Я даже подумал, что моя судьба вот-вот изменится, и я не буду всю оставшуюся жизнь убегать от тех, кто хочет меня убить.

Глава 1. ЗА ТЯЖКИЕ ТЕЛЕСНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ НЕ ПЛАТЯТ

00100

— Сначала извлекают мозг.

Я, как всегда, слушал Неда вполуха. Мы стояли на Бликер-стрит, в темном дверном проеме — прямоугольнике из старого кирпича, с обеих сторон переходящего в пыльный мусор. Следили за плывущими мимо серыми лицами и ждали человека, которого надо убить.

Точнее, убить его собирался я. Нед не стрелок, да и преступником его трудно назвать. Худшего карманника, чем он, еще не произвели на свет; за все эти годы системные копы так часто его ловили и, конечно, избивали, что к среднему возрасту он стал потихоньку съезжать с катушек. Нед бредил теориями заговора и твердил всем, кто его слушал, о мрачных силах, правящих миром. Для меня все гораздо проще: миром заправляют наглые козлы с полицейскими значками. И точка.

Нед почти ни на что не годился, но я его жалел. Я подкидывал ему денег, чтобы он помогал мне со всякой дерьмовой работенкой — убийствами мелких сошек преступного мира, которые зажрались или не захотели отдавать долг. Хотя как от помощника от него тоже было мало толку.

— Мозг нельзя перевести в цифру, — продолжал он, лениво помолчав. — То есть можно, но ничего не выйдет. Ерунда одна. Сначала говорит как человек, а потом оказывается, что мыслительные процессы перегорели.

— Угу…

Я заметил в нескольких футах от нас сигарету, выкуренную всего наполовину. Интересно, какова вероятность, что за пять секунд, которые мне нужны, чтобы ее поднять, жертва пройдет мимо и ближайшие пять часов я буду слушать Неда и к тому же останусь без ужина? Я облизнул губы и осмотрел толпу.

— Поэтому монахи мозг извлекают. Раскраивают черепушку, как консервную банку, достают мозг и кладут в специальное тело. Подключают тысячи проводочков, такие тонкие, что их не видно. По одним идут данные, по другим — электрические импульсы для стимуляции мозга. Потом череп заполняют питательным раствором, чтобы мозг не испортился. И ба-бах, твою мать! Монах готов.

Я вздохнул.

— Нед, я все это знаю. По телевиду показывали.

На пятидесятифутовых общественных видеоэкранах каждый день появляются новые «спецрепортажи» про Электрическую церковь. Репортеры с идеальной кожей радостно сообщают, что гребаные монахи заполонили весь мир. Новость для тех, кто в танке.

— Да-да, Эйв, но ты подумай: кто добровольно на такое согласится? Кто подойдет к одному из этих железных дровосеков и скажет: да, так вас разэтак, отрежьте мне голову и высосите мозги пылесосом! Твою мать… Монахи сами охотятся на людей. Один мой приятель…

Я поморщился. Все вранье, которое рассказывают на улице, начинается со слов «один мой приятель». Кодовое обозначение лажи.

— Китлар Муан — ну, ты знаешь его, кредитор из Бронкса. То есть знал. Так вот, несколько лет назад он рассказывал мне, что один монах как будто за ним ходит. Постоянно околачивается там, где Кит. Короче, однажды Кит пропал с горизонта, а на следующий день он уже, блин, монах. Ты ведь знаешь, что монахи ходят и здороваются со всеми старыми приятелями, рассказывают, как приняли новую веру? И вот иду я, а навстречу мне железный дровосек, в новенькой черной рясе, улыбается пластмассовыми губами. Подходит прямо ко мне и говорит: «Доброе утро, Нед! Ты знал меня как Кита Муана, а теперь я брат Муан из братства Дельта…»

Я от скуки позволял Неду трепаться, однако пропускал все мимо ушей. Если Нед считает, что монахи стреляют людям в спины и отрезают головы, лучше быть другого мнения. Я просеивал взглядом злые, желтые лица жителей Манхэттена и не видел жертвы. Я затопал ногами с досады: было холодно, я устал. Настроение — по нулям. С тех пор как я еле унес ноги из Ист-сайда, дела шли из рук вон. Полиция распространила везде мое описание и активно выясняла, кто убил полковника Дженет Хенсе. Я потратил все сбережения, чтобы напустить тумана и не дать всплыть своему имени. В результате я оказался на мели, а приличные заказы не поступали. Слишком уж явно я был связан со свежим убийством копа. Так что Веикий и Узясный Эйвери Кейтс опустился до самых дешевых заказов: надо же как-то платить по счетам. Если не будешь платить, тебя быстро подстерегут трудяги вроде меня и перережут горло. Работа на улицах оплачивается скудно, но это тоже деньги.

На той стороне дороги стояли три монаха. Типичная сценка: один стоит на коробке, двое по бокам. Первый читает проповедь. Читает и читает. Пройдешь мимо утром — этот чудак с трупно-белой кожей, весь в черном и в зеркальных очках, рассказывает о спасении. Вернешься к обеду — тот же самый чудак толкает ту же самую речь. И так до вечера. Сначала мы думали, что они все дроиды. Даже шутка ходила: тот дроид, который в прошлом году забрал работу у тебя, теперь делает безработным Бога.

Один из монахов повернул бледную личину в мою сторону. Я подавил резкий позыв отвернуться или отвести глаза и уставился на него в упор. Надо поддерживать репутацию. Я Эйвери Кейтс, самый крутой подонок Системы, и могу пялиться на уродских монахов сколько душе угодно.

Монахи все похожи друг на друга. Их пластмассовые физиономии способны менять выражения — странные запрограммированные гримасы, которые всегда выглядят неестественно. Но лица у них одинаковые. Сначала монахи появлялись редко, о них больше говорили, чем видели. Теперь они заполонили улицы, поезда, бары. Электрическая церковь — религия, разрешенная государством. Все законно: мол, на каждого монаха есть бумаги, подтверждающие добровольное согласие на «монахизацию». Пока что системные копы в это верили и ЭЦ не трогали.

Через секунду я с деланным равнодушием снова посмотрел на бычок и облизнул губы. Почти полсигареты, еще и табак хороший: сделано до Объединения. Конечно, сигарета лежалая как черт знает что, но все равно лучше того дерьма, которое продается нынче. Если можешь себе позволить сигареты. Я вообще-то не мог. Я уставился на бычок как завороженный и думал, заметит ли кто-нибудь из знакомых, как я встану на колени, чтобы ее поднять. Никогда нельзя забывать про свою репутацию.

Нед подпихнул меня локтем.

— Наш кадр идет!

Я поднял глаза и покраснел от злости на самого себя. Пока я пялился на дебильный бычок, мой ужин чуть не прошел мимо, а мою задницу спас дохлый нарик! Я сжал кулаки и подавил желание врезать Неду по морде.

Я узнал цель по зернистым снимкам, которые нам показали: низкий, плотный тип в старом кожаном плаще на фут длиннее нормы, который волочился за ним, как мантия. По бокам шли двое громил, которые даже не могли согнуть руки, столько на них трепыхалось аугментов. Я пристально смотрел, как моя жертва пробирается через толпу. Маленький Принц. Руджер как-там-его — да какая разница. Он хотел подняться выше по пищевой цепочке, но сейчас лопнет.

Я изучил взглядом всю тройку: смотрят прямо перед собой, лица застыли в обычной суровой гримасе — у всех нас она выгравирована намертво. Держатся так, будто все бедолаги должны перед ними расступаться. Так и получалось. Хотя этот несчастный Маленький Принц даже не знал, что его кнопку уже нажали, он казался круче и живее большинства. У него была горстка йен, чужие мышцы и клевый плащ.

Он прошел мимо меня. Один из прикормленных им монстров отбросил с дороги тощего мальчишку. Я не шелохнулся. Нед нетерпеливо дернулся, однако я, не глядя на него, поднял руку, и он затих. Я так часто применял меры погрубее, что теперь он замолкал сам.

Я вступил в людской поток и подстроился под их скорость, не вынимая рук из карманов. Мой плащ был не таким королевским, как у Маленького Принца, зато функциональным, с кучей полезных приблуд. Ну, а в карманах были дырки, чтобы незаметно двигать руками. Неотрывно глядя на троих амигос, я нащупал нож, спрятанный во внутреннем кармане, и прочно сжал. Маленький Принц — мелкая сошка, он почти не стоит тех денег, которые за него заплатили. Конечно, он плохой человек, как и я, но не из таких, убить которого значит прославиться. Для дерьма вроде него пули жалко.

Я какое-то время шел следом и наблюдал. Нед наверняка крался за мной. Мы с Недом давно общаемся, и я знал, что он терпеть не может оставаться один. Быстро выяснилось, что охранники Маленького Принца не стоили своих денег, сколько бы он им ни платил. Как многие непрофессионалы, они мыслили одномерно: как будто все неприятности появятся спереди, предупредив заранее и подув в фанфары. Даже ни разу не оглянулись!

Я повертел головой, чтобы оценить обстановку. И чуть не споткнулся: в одном темпе со мной шли три монаха. Точно не поймешь — железные дровосеки все на одно лицо, — но мне показалось, что это те самые, что проповедовали на той стороне улицы. Один пялился прямо на меня, словно ему не надо глядеть под ноги. Я несколько шагов удивленно смотрел на него, потом с усилием оторвал взгляд и перевел его на свой ужин. Троица все так же по-хозяйски расталкивала толпу. Судя по виду, который они на себя напускали — мрачная решимость и королевская помпезность, — Маленький Принц собрался вышибать деньги, выжимать воду из камней и творить тому подобные чудеса. Все это было мне на пользу: крутые перцы не оглядываются, чтобы проверить, не крадется ли кто сзади, крутым перцам не нужны элементарные меры предосторожности. Каждый день погибают кучи придурков, которые возомнили себя крутыми. Остальным помогают старая добрая паранойя и трусость. Даже не трусость, просто аллергия на смерть.

Монахи шли за нами, но на меня больше не смотрели. Плыли себе сквозь толпу. Мне они никогда не причиняли вреда, хотя смотреть на них было противно. Даже люди, которые живут убийством и уродованием себе подобных, шарахаются от этих идеальных резиновых лиц, этой безмятежной уверенности. Я не сомневался, что монахи способны на самозащиту, несмотря на то что все на моей памяти вели себя цивильно и не лезли на рожон. Когда эти трое повисли у меня на хвосте, как трахнутые альбатросы, я занервничал.

Толпа немного поредела. На тротуарах стояли импровизированные лотки; в лачужках из обломков досок продавался всякий мусор — то, что никому не захотелось украсть. Ближе к центру товары получше, и уличные копы уже меряют тебя подозрительным взглядом, а в магазинах приличная охрана. Чтобы не пускать людей вроде меня. Я чуть напрягся и заставил себя забыть про монахов. Если Маленький Принц хочет припугнуть какого-то должника, то наверняка здесь. Ближе к центру продавцы уже не его клиенты.

Действительно, Принц выбрал шаткий прилавок, за которым стоял человек моих лет с двумя детьми. Он продавал пирожки с мясом, совершенно не стесняясь кучи дохлых крыс, которых его мальчишки с пустыми от нищеты лицами свежевали прямо на улице. Покупателей было мало, потому что крыс хватало везде. Если я захочу крысятины, то смогу поймать сразу пять тварей и даже не вспотеть.

Торговец вышел вперед, ломая руки. Я не вникал в его слова, просто смотрел. Маленький Принц выпятил грудь и скрестил руки на груди, слушая, как старик его умоляет. Выпятил подбородок, важно кивает. Громилы угрожающе нависали над торговцем, мальчишки жались, но делали вид, что не боятся, и счищали дерьмо с прилавка.

Я действовал быстро. Я никогда не разговариваю и не толкаю речей. Мне не надо ни на кого производить впечатление. Я огляделся — копов не видно, даже монахи куда-то пропали. Встал за Маленьким Принцем, мигом выхватил нож из кармана, схватил Принца за плечо и с нажимом провел лезвием по горлу. Потом выбросил нож, отступил на шаг и вытащил пистолет. Я не наводил дуло ни на кого конкретно — такой жест могут понять неправильно, и сразу начнется стрельба. Я просто не хотел, чтобы мне мешали, пока я дожидаюсь его смерти. За «тяжкие телесные повреждения» не платят.

Громилы замерли. Посмотрели сначала на Маленького Принца, который лежал на камнях и булькал. Потом на меня. Потом друг на друга.

Один пробормотал что-то вполголоса и повернулся ко второму. Зашипел по-иностранному, махая руками. Половина охранников в этом долбаном городе говорит на какой-то тарабарщине.

Другой, ткнув пальцем в Принца, выругался. Чтобы понять это, знания языка не требовалось. Поднял руки и сердито посмотрел на меня:

— Non mon ргоblеmе, о'кей?

Они усекли, что к чему: работодатель мертв и уже не заплатит. Умирать просто так им не хотелось. Да уж, non mon

probleme, мать вашу. Мразь вы, козлы позорные — какая на хрен профессиональная гордость, какая этика? Словно в доказательство один картинно вытер руки, и оба ушли, продолжая громко спорить. Я посмотрел на их бывшего хозяина, а тот вытаращился на меня мертвыми глазами. Семья торговца уже яростно лепила пирожки с крысятиной для голодных ньюйоркцев. Добрые люди не запомнят мое лицо, это уж точно.

Я убрал пистолет и нырнул в толпу. Рядом возник Нед.

— Классно сработал!

Мне было совсем не классно.

— Хрень собачья все это, — сказал я. — Пошли выпьем.

Глава 2. БЕСКОНЕЧНАЯ ЧЕРЕДА ЗАКАТОВ

10000

Бар «У Пикеринга» считается неплохим заведением; о нем еще не разнюхали системщики. Говорят, у владельца даже есть настоящий договор аренды и древняя лицензия на продажу спиртных напитков. Этот бар находится в цоколе выгоревшего дома — верхние этажи снесены, да и само здание еле стоит. Благодаря щедрым взяткам уличным копам бар остается полулегальным. Что до владельца, Пика, я еще не видел человека старше: ему как минимум полсотни, дряхлый старик. Ленивый, расплывшийся как клякса, с желтовато-белыми волосами и узловатыми пальцами. У него, наверное, больные суставы, потому что он никогда не встает с места.

У Пика всего два правила: плати за выпивку и дерись на улице. В помещении все цивильно. Еще Пик не использует дроидов. Официанткой у него живая девка, которая шлепает по рукам всех, кто хочет в этом убедиться. Здесь воздух загустел от сигаретного дыма и интриг, и посетители стараются не смотреть по сторонам, а руки держат на древнем

деревянном столе, вытащенном из развалин времен Бунтов. В «Пикеринге» неуютно: в наше время у тебя или есть работа, или нет. Другими словами, ты или работаешь в полиции, или нарушаешь закон. Третьего не дано. Поэтому в баре сидят толпы отощавших, серых личностей вроде меня, которые не гнушаются убийством или кражей и всю жизнь медленно подыхают от голода. Иногда и тут убивали, несмотря на всю цивильность.

Мы с Недом нашли местечко подальше от входа, рядом с Кевом Гатцем. Тот уже почти вырубился и не возражал. Я сел лицом к двери. Мы опрокинули пару кружек самогона и заговорили о монахах: я так устал, что мне надоело сопротивляться. К тому же я не хотел тратить мизерную плату за Маленького Принца — постыдная работа, лучше поскорее ее забыть, — а Нед был готов поставить мне пару кружек. Я и не обрывал его, хотя тот опять завел волынку про Китлара Муана. Мне дико хотелось прищемить Неду нос, чтобы он наконец заткнулся, но после такого денька бесплатная выпивка много значит.

— Какой идиот, — не унимался Нед, — захочет, чтобы ему распилили голову и засунули мозги в банку?

Кев Гатц молчал. Он редко говорил. И вообще был… странный. Мы его прозвали Психодавом. Его голова выглядела так, словно на кости туго натянули кожу. Редкие седые волосы торчали во все стороны. Еще он всегда носил темные очки. Кев сидел так неподвижно, что я не мог понять, когда исчезает его самогон. Как будто он выжидал, когда я отвернусь, и только тогда шевелился.

— Нед, мать твою, — наконец прохрипел Кев. — Заткнись, а?

Я поболтал самогон в кружке и устало огляделся. Сливки манхэттенских воров и убийц, все пьют и шумят. Одна облава ССБ закрыла бы уйму дел. Правда, копы бы за это дорого заплатили, если учесть, сколько оружия прячется в наплечных кобурах, потайных карманах и рукавах с пружинами. С другой стороны, уж слишком щедро Пик подмазывает уличных копов, чтобы те делали вид, будто на месте бара черная дыра. Несколько человек, встретившись со мной взглядом, кивнули. Я кивнул в ответ отработанным движением, как положено крутому парню.

Я вдохнул, зажмурился и залпом выпил. Потом сморщился и со стуком поставил кружку на стол. Организму очень хотелось отторгнуть выпитое, и я его понимал. Вскоре жжение ослабло и превратилось в приятное тепло. Я расслабился и поманил жестом Мелоди, чтобы принесла еще, и с ухмылкой ткнул пальцем в Неда.

Нед не послушал Кева. Он все болтал и болтал о том, как пугают его эти монахи и какие дураки эти добровольцы, и тут позади него открылась дверь. В бар ворвались дождь и ночной ветер, а за ними вошел монах. Сначала никто не обратил на него особого внимания. Монахи любят заходить в бары, прочитать проповедь и уйти. Этот встал прямо за Недом, наклонил свою пластмассовую башку и начал слушать. У меня возникло странное ощущение — мошонка поджалась, волосы на руках встали дыбом. Я вспомнил о трех монахах, которые за нами сегодня таскались, и сел прямее, вперив взгляд в железного дровосека.

— Мне понятно ваше отвращение к этой концепции, — сказал тот низким голосом с искусственными обертонами. — Когда-то и мне оно было не чуждо.

В баре стало тише; чувствовалось, что на нас обратили внимание. Конечно, монахи заходят в общественные места, проповедуют и терпят, что их не слушают, но сейчас все выглядело иначе. Завсегдатаям «Пикеринга» не нравятся неожиданности. Не для того мы сюда приходим. Мы хотим заключать сделки, строить планы и напиваться вусмерть.

Нед поморщился, но не обернулся. Просто припал к изрезанной столешнице.

— Я хотел бы побеседовать с вами о бессмертии, если позволите, мистер… Маллер, верно? — продолжал монах. Они всегда знают имена. Беспроводной обмен данными с матерью-церковью, оптическое распознавание лиц — за пару секунд сделают твой снимок и идентифицируют, как дроиды. Только это не андроиды, а киборги: тело робота, мозг человека. Все они когда-то были обычными людьми, как я. — Это займет всего пару минут, и я буду очень благодарен, если вы уделите мне время.

Посетители косились на Неда краем глаза — открыто пялиться нельзя, чтобы не потерять авторитет, однако всем было любопытно. Уличные проповеди — дело привычное, но вряд ли кто-то видел, как монахи пытаются обратить конкретного человека в свою веру. Каждый день на улицах становилось все больше железных дровосеков. Они твердили, как замечательно быть бессмертным, работать на ядерном топливе и не чувствовать боли. Хрен мне в задницу, если я иногда не задумывался: а вдруг эти чертовы монахи правы? Любопытство разъедало хладнокровную крутизну, которую мы напускаем на себя двадцать четыре часа в сутки.

Нед был не рад такому вниманию. Он даже не стал притворяться крутым, только еле слышно пробормотал в кружку:

— Нет!.. Нет, я очень занят…

Я внимательно смотрел на монаха. Подчиняясь слепому инстинкту, моя рука двинулась в карман плаща. Бояться не было смысла, монахи всегда вели себя пристойно. Но я напрягся, словно под прицелом.

— Понимаю, — вежливо отозвался монах. Он (или правильнее сказать «оно»?) стоял совершенно прямо, и улыбка, выгравированная у него на лице, не дрогнула. — Уверяю вас, я понимаю. Время — ваше проклятие, мистер Маллер. Недостаток времени. Все требует времени, а у вас его так мало! Что приводит меня к важнейшему вопросу, который задает человечеству Электрическая церковь: как можно достичь спасения, если на это нет времени? Как можно победить грех за время, что вам отведено?

В баре стало почти тихо. Люди перестали притворяться и повернулись, желая получше видеть, что происходит. Когда монах двигался, мы слышали тихое жужжание крошечных моторчиков и всякой гидравлики.

— Вспомните, каких успехов достигло человечество за последние века в технологии: квантовые компьютеры, телепортация, пусть и ограниченная, генная инженерия… Именно нам предназначено раскрыть тайны мультивселенной. Божественный замысел гласит, что мы должны изучить силы природы и поставить их себе на службу. Почему Он создал нас такими? Мы должны обрести спасение с помощью прогресса. Но спасение не вывести на экран компьютера. Спасение нельзя телепортировать. Спасение не вставить в гены. Спасение нужно обрести, мистер Маллер. Хотя преуспела в этом лишь горстка людей. Вы знакомы хоть с одним? — Монах секунду смотрел на Маллера, потом повернулся к остальным. — А вы? Или вы? Хоть кто-нибудь?

Монах чуть двинулся; ряса зашуршала.

— Конечно, нет! Вы слишком мало прожили. Вам приходится работать, получать йены, жить. Есть, спать, любить, испражняться и бороться, бороться, бороться за жизнь. — Голос монаха падал и поднимался идеально откалиброванными волнами, гудел усиленными басовыми частотами. — Я — первый шаг в верном направлении. Господь все предусмотрел и указал нам Путь!

Он понизил тон и продолжил тише, так, чтобы его слышали только посетители бара:

— Я — время, которого достаточно! Я бессмертен. Я неуязвим для времени, голода, летаргии, апатии. Лишь посредством вечности возможно обрести спасение, друзья мои! Спасение не обретают за жалкую сотню лет. Вы, мистер Маллер, могли бы прожить девяносто или сто лет. Я знаю женщину в Минске, которой сто двадцать шесть. Она все еще работает радиооператором в системной полиции. Но ста двадцати шести лет недостаточно! Пятисот двадцати шести лет недостаточно! Спасение — это непросто. Спасение — это сложно. Это самая сложная загадка из всех, когда-либо существовавших. Через тысячу лет мы начнем расшифровку первого слова вопроса. Через миллион лет мы отправимся на поиски ответа. И, быть может, когда вселенная взорвется и голодные солнца пожрут рассыпавшиеся миры, мы окажемся на краю разгадки и будем готовы ликовать в сонме ангелов! Остается лишь верить, что мы успеем осознать истину, что нам действительно хватит времени…

Монах замолчал и обвел взглядом бар. Никто не шелохнулся. Мне на спину как будто село что-то огромное и невидимое.

— Однако, мистер Маллер, я уверен в одном: вашей мизерной жизни не хватит. За это время вы едва сможете постичь, что вы нуждаетесь в спасении. Когда вы это осознаете, вы будете немощным старцем. Вы поймете, что этот вопрос требует ответа, но будет слишком поздно. Ваше время кончится! Если, конечно… — Монах снова вперил свои зеркальные стекла в Маллера. — Если вы не осознаете истину и не вступите в Электрическую церковь. Обретите спасение посредством бессмертия! Затвердите Кодекс Малквера и приготовьтесь к вечности! Вот ваша единственная надежда.

Монах снова замолчал. Никто не смел шевельнуться.

— Спасибо, что меня выслушали, — наконец произнес монах, отвернулся и вышел из бара, на миг впустив дождь и темноту.

Пару секунд все молчали. Нед сидел совсем несчастный, уставившись в стол. Вдруг кто-то проорал: «Вот срань господня!» — и бар взорвался хохотом. Все снова заговорили, так же оглушительно, как раньше, только теперь в гомоне слышались остроумные замечания в адрес монахов.

Я никак не мог успокоиться. Выпил залпом еще три кружки и даже ничего не почувствовал. Хрен знает почему, от этого монаха у меня включилась тревожная сигнализация.

Люди из жалости начали покупать Неду выпивку. Он был здесь чуть ли не всеобщим любимцем — болтливый неудавшийся преступник, — и его подавленность вызвала куда больше сочувствия, чем я ожидал. Гатц, Нед и я подсели к столу поближе и занялись делом. К закрытию «Пикеринга» за длинным скрипучим столом остались только мы трое.

— Пошли, Нед! — Я встал, пытаясь выяснить, насколько сильно я надрался.

После многочасового распития местного самогона мир был будто из мягкой резины: на все натыкаешься, но не больно, так что пофиг.

— Пошли, отведу тебя.

Сначала мы проводили Гатца. Он шатался из стороны в сторону, но с Психодавом никто не стал бы связываться. Правда, больше он напоминал нарика — серый и тощий, да еще дурацкие темные очки ночью. Я отправил его домой, пусть вырыгнет и отоспится.

Неду было совсем хреново. Он перепил, однако от испуга не оправился. Шел и бормотал себе под нос; глаза закатывались. Я решил, что провожу его до самого дома, чтобы никто его не тронул. Воровской кодекс в силе хотя бы с друзьями. А мы с Недом знакомы давно. Мы помним лучшие деньки, до Системы, до Объединенного совета, до ССБ и прочего дерьма. Помним, что у наших родителей была работа. Не самая лучшая, но была. Не знаю, остался бы Нед моим другом в беде, но, черт возьми, отвести его домой можно!

Было поздно. Нормалы уже давно дрыхли. По улице шли только мы с Недом. Мы знали эти места, и, если даже кто решил бы на нас напасть, мы сразу бы его заметили. Поэтому, когда за нами раздался звук — шарканье тяжелого ботинка — я не испугался, а разозлился. Я устал, и мне надоело притворяться крутым.

— Отвали, козел! — прорычал я через плечо, толкая Неда вперед, чтобы тот не останавливался. — Счас порву на хрен.

Опять меряемся длиной членов. Как обычно. Даже на минуту нельзя расслабиться.

— Друг, меня интересует мистер Маллер. Идите своей дорогой, — сказал монах. — Мистер Маллер, позвольте подарить вам бесконечную череду закатов. Позвольте мне вас спасти.

Глава 3. ОНИ ВООБРАЗИЛИ СЕБЯ БОГАМИ, НО ВЕДЬ ТАК ОНО И ЕСТЬ

10010

Мы оба замерли. Лицо монаха пугающе белело в лунном свете, очки отражали черноту ночи. А еще этот козел улыбался, показывая тусклые вставные зубы.

Нед задрожал, напрягся и издал тихий сдавленный звук. У меня голова гудела от выпивки, сердце стучало от выброса адреналина. Я был возбужден и измотан одновременно. Организм разогревался перед дракой, которым я уже потерял счет.

— Спасибо, не надо… — прошептал Нед.

— Ну что вы, мистер Маллер! — сказал монах, ухмыляясь еще шире — вот долбаный киборг! — Я настаиваю!

Я загородил Неда собой. Опьянение прошло.

— Прости, друг, — холодно произнес я своим самым крутым голосом. — Он сказал, что не хочет.

Монах не двинулся, но как будто переключился на меня. Через секунду он дернул головой и обратился ко мне, по-прежнему ухмыляясь.

— Эйвери Кейтс. Возраст — двадцать семь лет. Последнее официальное задержание в ССБ — восемь лет назад. Вы стали таинственной личностью, мистер Кейтс! И вы ведь не сидели сложа руки, так? Наемные убийства, грабеж, контрабанда, разнообразные кражи. В основном убийства. О, да, ваша репутация известна. Скажите, — он шагнул вперед, — по-вашему, вам хватит времени, чтобы вымолить прощение за все грехи? Позвольте привести вас к концу времен, мистер Кейтс. Позвольте мне вас спасти.

За секунду все поменялось. Только что я защищал старого приятеля. Теперь железный дровосек выбрал меня. От пьяного Неда помощи точно не дождешься. Я не сводил глаз с проклятого робота. Мы стояли на сыром асфальте, между древних полуразрушенных зданий, которые высились вокруг как стены каньона, готовые нас похоронить. Я ждал привычного танца нападений и уступок. Обычно соперник испуган не меньше тебя. Но от долбаного монаха не исходило ни страха, ни других эмоций. Сплошной вакуум, и это еще больше сбивало меня с толку.

Ничего… Меня ведь не зря все знают — в узких кругах. Я улыбнулся.

— Друг, бессмертный не значит неуязвимый, — отчеканил я. — Еще два шага, и твое собственное спасение настанет преждевременно.

В Нью-Йорке быстро усваиваешь, что нельзя показывать свою слабость или страх. Нельзя признавать поражение. А поражение — это когда ты решил кого-то пошалить и для разнообразия свеликодушничать. Может, напускная крутизна никого и не обманет, но сомневаться заставит.

Мне двадцать семь. Я уже старый. Все мои братья мертвы. Нед и Кев Гатц — единственные, кто у меня остался из друзей. Большинство из нас погибает к двадцати. У меня вроде не было причин бояться монаха, и все-таки мной овладел необъяснимый ужас. С другой стороны, я потому такой долгожитель, что никогда не показываю свой страх. Да пошел он лесом, кусок мяса в проводах!

Монах остановился. Будь он человеком, я истолковал бы это как слабость, колебание. Монах, возможно, анализировал новые данные или что-то считал на своем компьютере. Подумаешь, монах — что тут беспокоиться? Вот я убиваю людей, и ничего, работа такая. А монахи заговаривают их до смерти.

Вдруг я припомнил, как один везунчик во время облавы сумел пробраться под носом у десятков копов, но наткнулся на трех монахов. Один монах вроде как шевельнулся, и тот упал на землю и пропал.

Я встал поустойчивее и размял пальцы. Умом я понимал, что монах — не угроза. Монахи безвредны. Однако нутром я чуял, что начался бой, и знал, как себя вести. Я не двигался. У меня обычная человеческая реакция, а движение только сообщает о намерениях. Поэтому я стоял абсолютно неподвижно и наблюдал за монахом. Нед снова издал сдавленный звук.

Монах начал действовать, причем куда быстрее, чем я ожидал. И все же я был готов, хотя часть мозга застыла в шоке. Ряса монаха пузырилась на ветру. Монах поднял руки; в каждой влажно блеснуло по пистолету. Он не крякнул от усилия, не закричал — все молча. Как будто смотришь телевид без звука.

Некоторые думают, что, если на тебя направили ствол, надо кинуться в сторону. Ничего подобного. Терпеливый, опытный убийца не палит куда попало. Он подходит ближе, отслеживает твои движения и выбирает самый удобный момент, чтобы нажать на спусковой крючок. Он стреляет не туда, где цель была, а туда, где она будет. Вслепую стреляют только от отчаяния.

Я всегда думаю головой. Лишь поэтому я до сих пор жив.

Я бросился вперед и вниз, потянув Неда за собой. Обычно этого ожидают меньше всего, и можно выиграть пару секунд. С другими противниками этого часто хватает, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу. А сейчас Нед упал на меня с дважды простреленной грудью.

У меня был единственный шанс остаться в живых — постоянно двигаться. Нед придавил меня мертвым грузом, не дал перекатиться налево. Когда я наконец вылез из-под него — весь в липкой крови, на одежду налип уличный мусор, — я был уверен, что сейчас получу пулю в лоб. Хотя нет, в лоб вряд ли. Мозг им нужен.

Тяжело дыша, я заскреб пальцами по асфальту, даже сломал ноготь. Вставай! Вставай, мать твою! На месте монаха я уже выстрелил бы три раза. Я болезненно сморщился, когда это себе представил.

Каким-то чудом я оказался за мусорным баком. Грязный, но еще живой. С пистолетом в руке. Удивляться, почему я жив, можно будет потом. Я подавил тошноту от медного привкуса крови и заставил себя замереть. Выглянул из-за мусорки и приготовился дорого продать свою жизнь.

В переулке кроме меня, монаха и мертвого Неда был кто-то еще. Теперь понятно, почему меня не убили. В уравнении появилось новое неизвестное, и монах решил пока не рисковать. Я никак не мог рассмотреть, кто же там. Он стоял за монахом, подсвеченным уличным фонарем. У меня возникло сразу две мысли: незнакомца совсем не беспокоят выстрелы, а монах на время обо мне забыл. Судя по всему, к нам пожаловал системщик, офицер ССБ. Легче мне не стало. Будь это обычный уличный коп, я бы не волновался. А вот элитные офицеры ССБ никогда еще мне не помогали. Скорее наоборот, увеличивали вероятность моей смерти. Все жалуются, что системные копы вообразили себя богами, но ведь так оно и есть!

Детям внушают, что ССБ предназначена для защиты от злых и нехороших дядек вроде меня. Только это неправда. Большинство детей вырастет и станет нехорошими дядьками, потому что в наше время честно зарабатывать себе на хлеб почти невозможно. Так что ССБ просто трахает нижние девяносто девять процентов пирамиды.

Сейчас, съежившись за мусорным баком и прекрасно понимая, что я уже должен быть мертв, я впервые в жизни радовался, что ССБ есть. И что системные копы такие крутые. Нед погиб, но этот системщик, может, меня спасет. А потом я вспомнил, что последние недели потратил уйму денег и сил, чтобы имя Эйвери Кейтса не связали с убийством офицера ССБ в Ист-сайде, и мое облегчение дало трещину, куда ужас мигом запустил свои черные щупальца.

Они разговаривают! Да, это даст мне время подумать — но как странно! Монах и системный коп (как это он оторвался от любимого занятия — разбивать людям головы и смотреть, не выпадут ли монетки?) встречаются в темном переулке, наводят друг на друга прицел и беседуют! Понятно, они хотят выяснить, не придет ли к противнику подкрепление в виде целой армии… И все равно странно.

Время подумать. Зачем этот долбаный монах пришил Неда? Сюр какой-то, но другого ответа нет: монах хотел его забрать. Я помнил слухи и знал кое-что из анатомии. Когда монахи только появились, официальные и подпольные телевиды много о них рассказывали. Приводили технические данные, показывали схемы, читали целые трактаты о химии мозга и о том, как человеческий мозг можно пересадить из черепа в компьютерный блок. Застрелишь человека в переулке, а через несколько часов он уже бегает в теле монаха. Если мозг остался цел или его можно как-то заштопать. Твой приятель и собутыльник проснулся однажды утром, возжаждал духовности и ни с того ни с сего заказал себе металлическое тело. И вот он уже с тобой здоровается, как все монахи: «Привет, мы были с тобой друзьями, а теперь я железный дровосек, дай я засру тебе мозги рассказами про вечность!» Только сейчас я понял, почему так происходит. Такие, как Нед или я, немного значат для общества. Никто нас не хватится, никто не будет тратить время на расследование.

Монах убил Неда Маллера, чтобы взять его с собой. Наутро Нед проснется монахом. А я? Мне даже стало обидно, что выбрали другого.

Нет, есть темы поважнее. Например, нахожусь ли я на линии прямой видимости, и как мне отсюда убежать. О встрече с эсэсбешником я всегда мечтал как о дыре в голове; сейчас возможно и то, и то. Прямо не ночь, а песня какая-то! Я дико пожалел, что рядом нет долбаного фрика Кева Гатца. Вот он бы как раз пригодился. Я сжал пистолет крепче, чтобы унять дрожь.

— Здравствуйте, офицер! — произнес монах спокойным и холодным голосом. — Кажется, на этого человека напали.

Мать твою, подумал я. Он просто тянет время.

Глава 4. ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ПЛАН СПАСЕНИЯ

00101

Коп тоже понимал, что монах тянет время. Обычно системные копы не работают под прикрытием. Они гордо расхаживают в своих униформах, и никто их не трогает. Системщиков видно за милю, а им только того и нужно. Стоит им выйти на улицу — все замирает, и даже самые крутые перцы стоят, посвистывают, словно ни за что в жизни не обидят ближнего.

Коп секунду медлил, осматривал улицу и лишь потом ответил монаху тихим и спокойным — человеческим — голосом.

— Назовите себя.

Вокруг было тихо и очень темно.

Я прикинул, какой у меня выбор. Если я покажусь, то привлеку внимание копа. И тогда монаху никто не помешает.

— Я брат Вита, — быстро ответил монах. — Брат Джефри Вита, из братства Альфа Электрической церкви.

— Сам вижу, что монах! — оборвал его коп. — Что тут произошло?

Я сразу понял, что коп не подключен к сети. Или гуляет в нерабочее время, или занимается чем-то втайне от коллег — кто знает.

Похоже, полицейскому крышка.

Вот и подсказка, что дальше делать. Он не в сети, значит, не сможет передать куда надо мой снимок. То есть я могу убежать, и пусть брат Вита с ним разбирается. Но хрена с два я побегу! Мозги у гребаного монаха работают отлично. Если я догадался, что коп не в сети, то уж монах и подавно. И совершенно точно, что монах одним выстрелом убьет копа, а вторым — меня. И не вспотеет. Если они вообще потеют.

Я скорчился на грязном асфальте, пытаясь придумать финт, в результате которого меня не застрелят. На ум ничего не приходило.

Монах почему-то бездействовал и даже подыграл системщику.

— Не знаю, офицер! Я только его нашел и хотел кому-нибудь сообщить.

Как ни странно, прозвучало совсем по-человечески.

Коп крякнул, сбросил с плеч длинный плащ, пол которым обнаружился дешевый костюм — ни я, ни мои знакомые не могли себе такого позволить, но я понимал, что костюм дешевый, — и встал на колени рядом с Недом, как будто забыв про монаха. На запястье тускло блеснули часы. Коп поднял куртку Неда, чтобы рассмотреть отверстие.

— Модифицированный «рун»… — задумчиво произнес он. — Странно, вроде бы нелегальное оружие…

Рука монаха метнулась вверх так быстро, что расплылась в воздухе. Я застыл от ужаса. Только что монах стоял и смотрел на полицейского при исполнении. А теперь кидается на него с «руном». Типа: «А это видел, козел?»

Я чуть не наложил в штаны. Системщиков нельзя трогать! Если идет системный коп, нужно уставиться на свои ботинки и выгнать из головы все мысли.

Монах выстрелил. Полицейский откатился в сторону и что-то в него бросил — я не рассмотрел что. Эта штука попала монаху на запястье и сбила прицел. Коп спрятался в тень и начал палить по монаху. Бам-бам-бам-бам-бам! Пять быстрых вспышек в темноте осветили улицу и показали монаха в стоп-кадре: двинулся, увернулся, покатился.

Когда коп пять раз — вот блин! — промахнулся по монаху, до меня наконец дошло: вот мой единственный шанс. Шепча молитвы всем полицейским богам, чтобы этому копу хватило пороха выиграть для меня хоть одну дохлую, несчастную минуту, я повернулся и побежал прочь.

Я готов был поставить последнюю йену на то, что скоро увижу Неда с пластиковой кожей и в дурацких зеркальных очках, но я совсем не хотел к нему присоединяться. Эйвери Кейтс дожил до преклонных лет потому, что знает, когда делать ноги.

За мной раздался еще один выстрел, а потом — страшная тишина. Через несколько секунд — секунд! — позади послышались ровные, тяжелые шаги. Мои ноги еле слушались после ночи в баре. Казалось, будто я вступил в реку грязного цемента, и город засасывает мои пятки, требуя, чтобы я упал на колени и облобызал перстень этому металлическому уроду.

— Постойте, мистер Кейтс! — крикнул монах. — Не хотите исповедаться? Тем, кто думает о вечности, мы советуем составить индивидуальный план спасения.

Я ждал выстрела. Я обливался потом; за пять минут мое опьянение сменилось похмельем, а теперь еще и сушняк начался. Организм поспешно выводил токсины. То ли я опередил монаха настолько, что сбил ему прицел, то ли бежал слишком непредсказуемо… так или иначе, он не стрелял. Черт, да я просто знаю окрестности лучше! Это старый район, можно сказать, древний. Остался еще с тех времен, когда все ездили на автомобилях, а не на ховерах. Когда мир еще не выглядел как дерьмо из прямой кишки. Нью-Йорк тогда был гораздо меньше, не тянулся на все Восточное побережье, а Трентон считался его районом.

Я напряг мозги и вспомнил про Кева Гатца. Он живет где-то рядом. Странный тип, конечно, но лучших вариантов нет. В двадцать три года он, судя по виду, умрет в ближайшие пять лет. Правда, у него всегда такой вид. Обычный раздолбай, каких полно в Нью-Йорке, только с головой не все в порядке.

Не в порядке — к счастью для меня. Потому что Кев Гатц — псионик, мыследав. Если я до него доберусь, может, он даванет этого монаха. А может, и нет, но выбора у меня тоже нет.

Я завернул за угол с пятисекундным опережением. Я точно знал, где нахожусь, и почти с радостью вспомнил, что поблизости есть старый схрон. Я не стал тратить времени и рванул вниз по переулку, потом по следующему. Расстояния между домами как раз хватало на человека, если бежать осторожно. Пройдешь мимо такого переулка тысячу раз и ничего не заметишь.

— Не убегайте от судьбы, мистер Кейтс! — Голос монаха оказался ближе, чем я думал. — Неужели можно обогнать забвение? Подумайте над этим и смиритесь…

Сам подумай и смирись, козел! Жаль, что коп не сорвал с тебя твою мерзкую рожу!

Сильным ударом я выбил хлипкую дверь, за которой была лестница. Я кинулся наверх; под моим весом трухлявое дерево прогибалось и ходило ходуном. Я пересекал уже третий пролет, не обращая внимания на жжение в легких и боль в ногах, когда внизу заскрипели ступеньки. Я отчаянно прыгнул в пустую комнату из белой штукатурки со старым деревянным полом. Некогда ни тормозить, ни ошибаться: чтобы спастись, у меня оставалось секунд пять, а то и четыре.

Я шлепнул по бугристой стене в месте, которое ничем не отличалось от других, и на бегу врезался в дальнюю стену, как пушечное ядро. Пролетев сквозь стену, я свалился на пыльный металлический пол и свернулся в комок. Я сильно ушибся и кое-где ободрал кожу. Все тело болело и саднило. В легких жгло. Пот заливал глаза. Я замер и не разрешал себе даже моргать.

В округе полно схронов. Все, кто убегает от ССБ, рано или поздно нанимают технарей, чтобы те сделали им место, где можно прятаться. День работы, все по требованию клиента: тепло- и звукоизоляция, голографическая маскировка, заглушка всех сигналов — чтобы вытащить человека из схрона, системщикам приходится простукивать стены или стрелять наугад. Сидеть там не слишком комфортно, зато безопасно.

Через мгновение монах оказался в комнате. Я стиснул зубы, подавляя желание вдохнуть. Один-единственный глубокий вдох. Хоть один. Ну почему я не умею всасывать кислород порами!..

Тяжелые шаги по комнате. Далекий гул, слабый, как надежда — ховер ССБ.

Еще секунда. Мы оба не двигаемся и молчим. У меня мутнеет в глазах. Увидеть человека в схроне нельзя, но лучше, чтобы не слышали и дыхания. Особенно если меня ищет паршивый киборг.

— К чему прятаться, мистер Кейтс? — произнес монах почти с грустью. — Забвение приходит ко всем. Закончите игру с достоинством, примите свою судьбу. Между прочим, наш приятель из ССБ был подключен к сети. К сожалению, это означает, что я не смогу ближайшие несколько минут провести с большой пользой, а именно пострелять в стены. Я привлек бы к себе внимание, не так ли? — Пауза. — Что ж, мистер Кейтс, как добропорядочный гражданин Системы, я хотя бы передам ваше имя в местный офис ССБ с намеком, что вы могли находиться в том же месте, где и недавно убитый офицер. Электрическая церковь всегда готова исполнить свой гражданский долг. Прощайте, мистер Кейтс!

Он тяжелой поступью вышел из комнаты и спустился по лестнице. Ховер был неподалеку. Я представил, как ярко-синий свет затапливает комнату, ищет темную фигуру монаха… Я затаил дыхание. Я не дышал, пока чуть не откусил себе язык. В глазах у меня совсем затуманилось, мозг отключился. Я упал в обморок.

Глава 5. ЧЕЛОВЕК РАБОЧИЙ, ВЫМИРАЮЩИЙ ВИД

10000

На улице было слишком светло, и я чувствовал себя не уютно. Я нажал на звонок Гатца и услышал в ответ тихий женский голос его квартирной Программы: — Гости! Мистер Гатц, к вам гости! Гатц любил переключать Программу на «женский пол», а потом с ней грызся, ругался и обзывал ее последними словами.

За моей спиной толклась серая людская масса. Миллионы ньюйоркцев не могут найти работу. Каждый день они шныряют по городу в поисках, что спереть, кому это сбыть и где на халяву пожрать. И любой из подонков готов перерезать мне глотку. Просто так, от страха.

Я налег на кнопку. Кокетливый женский голос уже начал раздражать своим фальшивым оптимизмом. Нечему радоваться!

Наконец дверь зажужжала. Я быстро вошел и закрыл ее за собой, предварительно оглядевшись. В еле работающем лифте кое-как поднялся наверх. Гатц жил в одной комнате с двумя другими жильцами. Посменно, каждый по восемь часов. Обычная комната с кроватью в углу, старым диваном, кухней и ватерклозетом. Не шик, зато не под открытым небом, да еще и за толстой металлической дверью, которая хоть как-то защищает от воров, бандитов и других отчаявшихся элементов.

Гатц открыл дверь и отступил в сторону, жестом приглашая меня войти. В одних шортах, тело изможденное и бледное, как у привидения. Увидев, что он в темных очках, я немного расслабился: Психодаву нужно смотреть человеку в глаза.

Я не совсем понимаю, что такое психодавление. Я испытал его на себе лишь раз. Тогда Кев Гатц только приехал в город. Тощий придурок, но с понтами. Как многие другие, я решил преподать ему жестокий урок; зачастую надо бить первым, чтобы никто не решил, что ты слабак. Когда я напал на него, он взял и снял темные очки. Под его пристальным взглядом меня охватило спокойствие. Я уже больше ничего не хотел, просто смотрел на Кева. Ничего не ощущал, ни о чем не думал. Просто существовал.

К чести Кева, месть его не была страшна. Он забрал всю мою наличность и послал меня лесом, приказав сто раз написать: «Я больше никогда не буду трогать Кева Гатца». Я дошел до тридцать третьей строчки, когда эффект закончился. Я замер на слове «трогать» и заморгал. Потом вспомнил, что произошло. Ну, задохлик, отмочил номер!.. Потом мне это в нем даже стало нравиться. Правда, с тех пор я дико боялся, как бы случайно не посмотреть ему в глаза.

Я сел на диван, а ноги задрал на кровать. Выудил из кармана несколько драгоценных сигарет, предложил Гатцу. Он молча взял сигарету и засунул за ухо. Потом плюхнулся рядом с моими ногами на кровать и, сощурившись, посмотрел на экран Программы.

— Елки, Эйвери! Через сорок минут притащится Хмырь Тевтонский.

Тевтонский — потому что немец. Его настоящего имени никто не знал. Хмырь нанимался охранником к торговцам наркотиками и сопровождал партии товара по всему городу. Облепился аугментами с черного рынка. Значит, явно умрет молодым. Продукция генного черного рынка почти всегда смертельна. Ну, а пока эта сварливая масса колышущихся мышц заявила: мол, если Кев не уйдет, когда она вернется, то вылетит из окна. Чтобы быть красивым, надо высыпаться.

— У меня проблемы, Кев. — Я закурил. — Нужна помощь.

Кев кивнул.

— Сколько?

За что люблю Кева, так это за практичный подход. Я мысленно прикинул.

— Сорок.

— Сорок… — отозвался Кев с явным удовольствием. — Что за дело?

— Надо на какое-то время уехать из Нью-Йорка. Похоже, на меня имеют зуб одновременно ССБ и Электрическая церковь.

Гатц потер глаза за темными стеклами.

— ЭЦ? Эти гребаные пластмассовые монахи, которые стоят кружком и поют, как классно иметь механические мозги? Ты серьезно?

Я вкратце пересказал ему события вечера. В комнатенке было страшно жарко, по моим волосам на теле текли ручейки пота. Воняло так, словно весь день здесь пердели три немытых мужика.

— Вотхрень! — сказал Гатц. — Ты в заднице, Эйв. Сколько у тебя есть времени, как думаешь?

Я пожал плечами.

— Да, наверное, нисколько. Уже пора смываться. Без тебя не справлюсь. — Я выдохнул дым. — Пошли.

— А я тебе на кой хрен?

— Кев, побудь моим… ангелом-хранителем. Чтобы меня не трогали лишний раз, не стреляли и тэпэ.

Еще мне нужен был человек, кому я мог доверять. Таких, пожалуй, нет вообще, и все-таки к Кеву я привязался. Как к кошке или собаке.

Он покачал головой.

— Блин, Эйв, ты мой друг и все такое, но за сорок это слишком опасно. Системные копы? Ну, не знаю…

Я не стал говорить ему, что, судя по поведению монаха, ССБ — меньшее из зол. И вообще, я разозлился: я часто помогал Кеву, у него передо мной должок, а выходит, память у него такая же короткая, как у всего уличного сброда.

Я выждал, пока этот козел не начал потягиваться и почесываться. Тогда я кинулся вперед и прижал его к экрану телевида на стенке. Стиснул ему горло и придвинулся так, чтобы он чувствовал мое дыхание. Лицо отвернул большим пальцем от себя подальше: нечего ему на меня пялиться, уж мне-то известно, чем это может кончиться.

Кев не знал, откуда взялось его психодавление. Он даже точно не знал, сколько ему лет. Всю жизнь он мучился от головных болей и приступов истерической слепоты. Думал, что у него опухоль мозга или еще какая-нибудь гадость и что он долго не протянет. Но однажды Кева кто-то бил, а он посмотрел на того парня и захотел, чтобы тот перестал. И тот перестал. Встал как вкопанный.

— Слушай, ты, засранец желторотый! Я в дерьме. По шею. Мне нужна помощь. Я для тебя кровь проливал, а ты пальцем не шевельнешь? Сколько раз я тебя вытаскивал, мать твою? Все, хватит вешать мне лапшу на уши. Думаешь, я тебя не трону, если ты не поможешь?

Он шумно сопел и даже не пытался вырваться. Я знал, какие с ним нужны приемчики.

— Черт, Эйвери! Да хватит! Отвали! Ну, конечно, я помогу. Конечно!

— Обычно мне пофиг, какую лапшу ты мне вешаешь, — продолжал я, будто не слышу. — Обычно я не слушаю. Ты вечный придурок. Ты ведешь себя так, будто если ты Мыследав, то тебе все можно. Мне пофиг. Понял? Но сейчас, мудила, я в полном дерьме и не дам бить себя по яйцам, понял?

Секунду было слышно только свистящее дыхание Кева.

— Скажи мне это в глаза, Эйвери.

Кева не назовешь интеллектуалом. Он не стремился разгадать тайну собственного существования. Едва сообразив, что у него есть такая способность, он принял ее как данность и начал пользоваться, чтобы выжить. Если бы каждый раз после психодавления он не превращался в слабого трясущегося инвалида, он бы уже стал самым крутым преступником в мире. А так эта чудо-сила просто продлевала ему жизнь.

Объединенный совет объявил всех активных псиоников собственностью ССБ. Системщики делают из них эсэсбешников или сажают в научную лабораторию. Я и не знал других свободных псиоников, кроме Гатца.

Я заехал ему коленом по яйцам, слегка, только чтобы он вскрикнул от боли, и отпустил его.

— Сволочь ты, Кев! Попробуй только снять очки! Пожалеешь!

От меня шли волны отчаяния. Хорошо бы Кев со своими ненормальными антеннками принял их за гнев или чувство опасности.

— Блин, — пожаловался он, потирая шею. — Ты мне чуть трахею не сломал! Зачем этот концерт?

Я глубоко вдохнул и поднял с пола горящую сигарету. На прогнувшихся дешевых досках образовался черный кружок.

— Извини. Нервничаю. Мы снова стали друзьями.

— Угу… Так что нужно?

— Во-первых, твои вытаращенные глаза. Еще не помешало бы сконтачить с твоим приятелем, Марселем. Я должен смыться из города и вернуться другим человеком. Совсем другим.

Он поднял с пола грязную рубашку.

— Модификация? Эйвери, я бы в жизни не подумал, что ты…

— Отчаянные времена, mi amigo! — Я не шутил и не хотел казаться круче, чем я есть. И так устал от этого представления. — Договоришься за меня с Марселем?

Он кивнул.

— Ладно, увидимся вечером.

Мы пожали друг другу руки — старые друзья как-никак.

Я и пяти футов не прошел, как на хвост мне сели два копа. И не уличные, а элитные офицеры в гражданском. Наглые и самоуверенные. Системщики при желании умеют сливаться с толпой, хотя обычно себя не утруждают: какая крыса кинется на могучих офицеров ССБ? Эти двое в длинных темных плащах и новых костюмах, в начищенных ботинках, с самодовольными физиономиями вполне могли бы повесить на грудь табличку «ПОЛИЦИЯ». Выглядели они сыто и довольно: человек рабочий, вымирающий вид. Одного я да узнал — блондин с пустым лицом социопата с той облавы в Ист-сайде.

Я спокойно и медленно пошел дальше. Какие, собственно, у меня варианты? Никаких. Когда они подойдут, мне крышка. Каждая клеточка моего тела хотела убежать, и я еле держал себя под контролем. Все произойдет не сразу — системщики осторожны и жестоки.

Через полчаса я все так же шел, опустив голову. Каким-то образом копы меня опередили и вдруг встали передо мной. Улица быстро опустела; тихий ветерок от убегающих людей взъерошил волосы. Я резко остановился и недоуменно заморгал.

— Эйвери Кейтс, — сказал высокий блондин. — Знаменитый стрелок. Есть минута?

Я пожал плечами.

— Для ССБ всегда есть, господин полицейский. Системщики терпеть не могли, когда их называли «господами полицейскими».

Блондин усмехнулись. Его глаза танцевали, как бы дрожали, не полностью фокусируясь, и были ярко-синего цвета, почти электрического. Уж не сделали ли его родители небольшую нелегальную модификацию? Его напарник был толще и ниже, с заросшим щетиной подбородком и неподвижными, мертвыми глазами.

— Капитан Барнаби Доусон, — отчеканил блондин. — Мой напарник — Джек Холлиер.

Я перевел взгляд на Холлиера. Тот даже не шевельнулся.

Мы стояли на Восьмой авеню, в населенной части Старого Нью-Йорка. Каждое второе здание было полуразрушено после Бунтов и пустовало, но в остальных из окон высовывались люди — бездельники, зеваки, бедняки. Когда-то по улице ездили машины, а теперь ее заселили бойкие скваттеры, настроили халупы прямо перед старыми домами и продавали награбленное дерьмо. В отсутствие ССБ тут толкался народ, но сейчас нам освободили два квартала, только мусор у ног кружился. Даже уличные копы куда-то делись.

Я вежливо кивнул.

— Господа…

Холлиер дал мне пощечину. У меня поплыло перед глазами, голова дернулась, зубы прикусили щеку, и я почувствовал медный привкус крови. Когда моя голова вернулась туда, где была, перед носом у меня торчал безупречно наманикюренный палец Доусона.

— Мистер Кейтс, думайте, что говорите! — сказал он. Его лицо оставалось каменным, не считая прыгающих глаз.

Замечательно, подумал я. Псих. Везет, как обычно. Я промолчал.

— Вам знаком некий Нед Маллер? Раздолбай, говнюк и мелкий воришка?

Я кивнул.

— Конечно. Он погиб. Его нашли на Принс-стрит. Кто-то его пристрелил.

Доусон кивнул и приподнял брови.

— Конечно! Ты сам это видел, подонок. Я старательно стер все эмоции с лица.

— Нет, сэр.

Я приготовился к новой пощечине, но ее не было. Доусон вопросительно посмотрел на Холлиера, а тот уставился на меня мертвыми глазами, приоткрыв рот. Словно хотел силой мысли оторвать меня от земли.

— Ага. — Доусон повернулся ко мне. — Эйвери Кейтс, возраст — двадцать семь лет. Родился в Старом Бруклине, образование — двенадцать лет, подозревается в пятнадцати убийствах и двух дюжинах менее серьезных преступлений. Шесть арестов, ноль судимостей. Известен в преступной среде даже за пределами Нью-Йорка как весьма компетентный стрелок. Нанимают для убийств, охраны и тому подобной работы. Пользуется репутацией честного и надежного человека, всегда выполняет заказы и не нарушает договор. Цены разумные.

Что копы, что монахи — одна хрень. Думают, если у них в ухе беспроводное подключение к огромным базам данных, то они лучше других. Хлебом не корми, дай в телепата поиграться.

— Ты, козел, сказать тебе твой размер обуви? Я покачал головой. Не нравилось мне все это. Доусон воткнул палец мне в грудь.

— Ты был там, Кейтс! Мы точно знаем. — Неожиданно Холлиер положил ладонь мне на локоть и подтолкнул. — Пойдем погуляем, и ты расскажешь нам об убийстве офицера ССБ.

— А, черт… — пробормотал я. Я знал, чем это закончится: меня заведут в переулок и приставят к башке пистолет. Долбаные системщики! С ними разговор короткий. Я попытался что-то придумать, но жирный коп сильно меня подталкивал, а Доусон вперился жесткими и недовольными глазами.

— Господа полицейские!

Мы остановились. Я увидел, что сюда бежит Кев Гатц. Мои шансы на выживание резко возросли. Доусон и Холлиер смотрели, как к ним бежит какой-то тощий придурок. Я уставился на свои ботинки.

— В чем дело? — резко спросил Доусон. Если в ближайшую секунду или две Гатц не скажет ничего полезного, его, скорее всего, заведут в переулок вместе со мной и прострелят голову просто за то, что он отнял у них время.

— У меня есть информация… — начал Гатц. Наступила тишина. Холлиер опустил руку. Я посмотрел на копов: стоят расслабленно, рты приоткрыты. Я осторожно покосился на Гатца. Тот уже надел очки.

— Я их даванул, — пропыхтел Гатц. — Что с ними делать?

Я секунду собирался с мыслями. По спине тек холодный пот. Полицейские стояли с ничего не выражающим видом. Полезный талантик, мать его!

Я огляделся.

— Нужно увести их с улицы. Давай! Он кивнул.

— Идите за нами, — велел он копам.

Те тоже кивнули и пошли за нами, ступая сонно и тяжело. Я осмотрел квартал в поисках подходящего места и выбрал пустое здание неподалеку, в клубах пыли от крошащейся штукатурки. Поскольку мы были с системщиками, вряд ли нас кто-то рассматривает и удивляется — стандартная процедура ССБ перед расстрелом.

Широкий дверной проем еще в лучшие времена забили досками. Я пнул прогнившее дерево, и мы загнали копов в темное отверстие. Гатц приказал им сесть на пол. Я начал ходить из стороны в сторону.

— Сколько они так просидят? Гатц прислонился к стене.

— Еще пару минут, — выдохнул он. — Тяжело! Я все ходил взад-вперед.

— Нельзя их убивать, — пробормотал я.

Нельзя убивать системщиков, особенно когда тебя видела с ними половина Старого Нью-Йорка. Это опасно для здоровья. Добрые ньюйоркцы не запоминают лиц… пока ССБ не приходит их колотить и записывать имена.

— С другой стороны, — медленно произнес Гатц, — ты и так, блин, прославился.

Он был в чем-то прав. Когда парочка эсэсбешников приходит, чтобы изложить твою биографию, тебе вряд ли позволят жить в покое. Может, перерезать им глотку и не так страшно… Я покачал головой.

— Слушай, они отправили двоих, потому что хотели меня допросить. Если эти двое не вернутся, за мной пошлют целую армию. Я должен от них избавиться, но не сам.

За полуразрушенными кирпичными стенами привычно шумела жизнь. В стенах сидели тощий Гатц, который от напряжения уже почти скопытился, и два системщика в коме. И с ними надо было что-то делать. Тут еще эта Церковь долбаная…

Я замолчал. Идея!

Я улыбнулся Гатцу.

— Чего, блин, смеешься? — спросил он.

— Поднимай их, хорошо? Пусть идут за мной.

Глава 6. СПОКОЙНО И БЕЗНАДЕЖНО

10011

На улицах Нью-Йорка всегда полно народу, потому что им некуда деваться. Над головой гудят ховеры — игрушки для богатеньких. Ховеры не используют в коммерческих целях: все перевозки идут автоматически по специальным подземным путям, хотя мусор иногда перемещают по воздуху. А работают за людей проклятые роботы — смышленые, самовосстанавливающиеся, обучаемые. Они никогда не устают, не опаздывают и не страдают от похмелья.

По обе стороны широкой дороги стояли чуть осевшие старые особняки, готовые в любой момент рухнуть. Гатц изо всех сил держал копов под психоконтролем, даже спотыкался. У наших ног кружился мусор; с каждым шагом приходилось расталкивать сердитую толпу. Все пытались показать, кто круче, пока не замечали копов, — а тогда быстро делались вежливыми.

Я осматривал улицы, пока не нашел то, что искал. Два монаха легко раздвигали толпу: люди нервно расступались перед ними, боялись даже дотронуться до их гладкой бледной кожи.

Я подтолкнул Гатца, и мы вчетвером пошли за монахами. Монахи обернулись, увидели полицейских и пошли дальше такими же тяжелыми шагами.

Через пару секунд Доусон притормозил и обернулся ко мне. Потом сощурился и прорычал:

— Ты, засранец! Да я, блин, твои почки сожру! — прорычал он. — Да я…

— Кев! — прошептал я.

Гатц устало кивнул. Доусон отвернулся и пошел вперед как ни в чем не бывало.

— Извини, — пробормотал Гатц. — Трудно… блин… очень.

Я не очень прислушивался. Я ждал подходящего момента.

Для психодавления Гатцу нужно было смотреть человеку в глаза, но поддерживать контроль над ним он мог и так, не глядя. Его приказы действовали еще несколько минут, что меня очень даже устраивало: нужно успеть отбежать.

Наконец я кивнул Гатцу, и он пристально посмотрел копам в спины, навязывая им небольшой сценарий, придуманный мной на ходу. Доусон и Холлиер резко оживились и достали из плащей пистолеты. Прохожие отскочили и закричали:

— Копы!

Вокруг забурлила людская масса.

— Полиция! — прохрипел Холлиер таким голосом, будто говорить на самом деле не собирался.

Монахи долго не раздумывали. К моему удивлению, они не достали пистолетов, а пригнулись и побежали. Загипнотизированные Доусон и Холлиер палили им вслед. Идеально! Монахи не лягут перед ними кверху брюхом. Отбегут подальше и начнут стрелять в ответ. Мои ручные копы под водянистым взглядом Кева не справятся с их цифровой реакцией. Копов убьют, а я останусь чистеньким. Результат: два системных копа напали на представителей разрешенной государством религии и — ба-бах! — Доусон и Холлиер больше не проедают мне плешь.

Копы побежали за монахами. Я схватил Гатца за шиворот и поволок за собой, не собираясь наблюдать, что будет дальше. Гатц сипел как старик, я хрипел от натуги. Мы растворились в городской толпе. Скоро я уже буду лететь над океаном под новым именем.

Через два часа мы с Гатцем сидели в съемной квартире и ждали, когда можно будет выйти и связаться с Марселем, приятелем Гатца и спецом по генной модификации.

— Черт, Эйв, это не один из тех копов, которых мы сегодня подставили?

Я устало посмотрел на экран телевида. Старая модель, без продвинутых фишек, с небольшим шестидесятидюймовым экраном, зато без слежения, как в моделях поновее. На экране было четкое изображение неприятного блондина с голубыми глазами. Барнаби Доусон. Он смотрел прямо перед собой, словно злился на камеру.

Я простонал и взмахом руки включил звук.

— …мертвым. Лондонские представители Электрической церкви заявили, что осуждают действия капитана ССБ и требуют его немедленного увольнения и предания суду. Электрическая церковь не дала объяснений по поводу обнаруженного у убитых монахов оружия нелегальной модификации. На сегодняшний день Электрическая церковь является одной из шести крупнейших религиозных организаций мира. Эту веру уже приняло около девятисот миллионов человек. Брат Китлар Муан отказался давать интервью… Сегодня в Минске был подавлен очередной голодный бунт…

Я выключил звук. Вместо лица Доусона на экране появились кадры бунта. Крики, кровь — людей разгоняет ССБ, как обычно. Я опустил взгляд на пол.

Доусон жив. Значит, я в заднице. Мы оба в заднице, хотя жизнь Гатца волнует меня гораздо меньше. Нет, Кев мне симпатичен, и я не буду специально его убивать. Но если его убьют, случайно или не случайно, я не собираюсь страдать от бессонницы, пусть даже он мне полезен. Доусон жив, Холлиер мертв. Оба должны были откинуться! Почему эти сраные монахи не устроили им такое же киборг-вуду? Несколько пуль, и Доусон мешком бы свалился. А так этот подонок еще жив, и сейчас его пытают в Пустой комнате отдела служебных расследований. Рассказывают, что эту комнату нельзя найти по официальным чертежам здания и там нет камер наблюдения.

Эх, все это не входило в мои планы. Я закачался взад-вперед.

— Черт, черт, черт…

Гатц встал и нервно потер руки.

— Эйвери, пора выдвигаться! Прямо сейчас. Надо найти Марселя, пока не всплыло твое имя. Если Марсель узнает, он с тобой и говорить не станет. — Гатц покачал головой. Его глаза остекленели. — И другие тоже.

Он был прав. Одно дело, когда за тобой гоняются системщики. Такое со всеми бывает. Или даже в чем-то обвиняют — это тоже никому не в новость. Но разозлить копа настолько, чтобы тот назвал твое имя в Пустой комнате! Чтобы за тобой погналась вся ССБ! Елки, на своем месте я бы сам с собой не стал разговаривать. От таких даже уличные копы взяток не берут.

Я поднял глаза и потер заросшую щетиной скулу.

— Ладно, пошли.

Приятно действовать, когда ты решил, что время пришло. Те, кто колеблется, получают пулю в лоб.

Я схватил плащ и вышел; Гатц не отставал. Мы спустились на лифте, надевая плаши на ходу, и оказались на улице, где толпы прохожих бьются о стены и ищут выход. Весь мир, блин, теперь такой. Больше идти некуда.

Мы пробрались кварталов шесть против течения, как вдруг Гатц споткнулся и приложил пальцы ко лбу.

— О, черт! Хреново как!

Я задумался, то ли проверить, как Кев, то ли оставить его в покое и пойти самому к Марселю. Он ведь и так меня узнает, все в Нью-Йорке знают Эйвери Кейтса.

Раздалось гудение ховера. Люди забегали и закричали:

— Полиция!

— Копы!

— Флики!

— Системщики!

— ССБ!

За секунду до того, как в меня ударил прожектор, я закрыл глаза и понял: вот теперь я точно в заднице.

Все разбежались. Через пару секунд мы с Гатцем остались одни в ярком круге света.

Я поправил темные очки и раскинул мозгами. Еще минут десять, и ховер сбросит штурмовиков. Эти способны пристрелить человека прямо на улице. Долбаные копы, творят что хотят. Если меня еще не пристрелили, значит, не хотят. Рассудив так, я остался стоять, держа руки на виду.

Наконец их вонючий ховер приземлился.

Я еще не видел, чтобы ховер ССБ садился прямо на улице. Машина тяжело села на асфальт в паре футов от меня, еле втискиваясь между домами. Энергетическое поле не отключали. Я оказался как будто на пути урагана: ветер дул так, словно сейчас сорвет лицо с черепа. Эти козлы навели свет на меня с Гатцем, ослепить хотели. Я заказывал себе очки специально для таких случаев, так что видел прекрасно. Когда имеешь дело с системными копами, даже такой мелочи стоит порадоваться.

Люк открылся, выпустив двух штурмовиков чернее ночи в «хамелеонах». Эта униформа принимала цвет и текстуру того, перед чем стоял человек. У меня тут же заболела голова. В «хамелеонах» эти подонки могли стать у стены и слиться с фоном. Их не увидишь, пока они на тебя не бросятся.

Штурмовики опустились на одно колено и навели на нас автоматы со встроенными гранатометами. Я мысленно приказал себе не шевелиться. Я вроде бы должен был бояться, но чувствовал только пустоту. И усталость.

— Оружие! — прокричал один. — Покажите оружие!

Я кивнул и медленно достал пистолет из наплечной кобуры, второй с пояса и бритву из ботинка. Положил все это на землю перед собой. Гатц просто покачал головой.

— Оружие, козел! — крикнул второй штурмовик.

— У меня нет! — ответил Гатц. Вот блаженненький! Штурмовики переглянулись — явно впервые такое слышали.

Наконец системщики приняли решение: послали к нам пару несчастных уличных копов в болтающейся стандартной униформе, чтобы обыскать нас по старинке, грубо и тщательно. Потом те подали знак, и из ховера вышел эсэсбешник. Очень элегантный, в идеально скроенном костюме и невероятно дорогом пальто. Пышет здоровьем.

Я смотрел на него с ненавистью. Ненавижу всех, кто расхаживает в нарядах стоимостью больше моего годового заработка. А я зарабатываю кровью и пачкаюсь на всю жизнь. Сволочи.

— Эйвери Кейтс, Кев Гатц, — протянул этот подонок. — Я Элиас Моудже, полковник ССБ. — Он отрывисто кивнул. — Пойдемте!

С меня ростом, но шире в плечах и тяжелее, а держится так, словно привык безоговорочно командовать. Седоватые волосы коротко острижены, подбородок подчеркивает бородка клинышком. Даже когда он усмехался, глаза оставались холодными. Костюм ручного пошива, материя явно дорогая, бросающаяся в глаза трость: черная, лакированная и шипастая, ручка — толстый и тяжелый узел.

За кругом света я видел серую массу людей, которые бурлили как вода — волновались, карабкались, оглядывались на нас через плечо. Я усмехнулся Моудже, наслаждаясь странным отупением, которое задушило во мне страх и злость.

— Нервничаете?

Он сморгнул, потом рассмеялся. Откинул голову назад и сочно захохотал. Звук запузырился, поднялся волнами.

— Мистер Кейтс, а вы шутник, однако!.. Прошу со мной. Вы опаздываете на встречу с Мейрином, главой отдела служебных расследований.

Я пошел было вперед — если ССБ присылает за тобой ховер, ты и так, и так в дерьме по самые плечи, и если будешь трепыхаться, увязнешь еще больше, — однако, услышав имя Мейрина, споткнулся.

Я знал о Дике Мейрине то же, что и все. Глава отдела служебных расследований ССБ.

Человек, обладающий самой большой властью на планете, если не считать двадцати пяти старперов, членов Объединенного совета (теоретически выборного органа, но что-то я выборов не припомню). Отдел служебных расследований, ОСР, сформировали, чтобы контролировать системных копов, которые в остальном пользовались почти полной автономностью. ССБ заправляла всей Системой. А ОСР заправлял ССБ. На самой верхушке этой пирамиды восседал Ричард Мейрин.

Когда-то Мейрин был обычным копом. Отстойным. Некомпетентным. Зато не жестоким и не наглым. Но все изменилось, когда он погиб в какой-то дальней горячей точке в Тихом океане. Его реанимировали, несколько лет готовили и явили миру новенького директора ОСР СБС, Главного Червя. Червями, к слову, называют всех сотрудников отдела ОСР. Вот и все.

Я поплелся к ховеру. Через несколько минут меня покажут по телевиду. Я закрыл глаза и подумал спокойно и безнадежно: наконец-то я точно в заднице.

Глава 7. ЕГО УЛЫБКА ПЕКЛА МНЕ ЗАТЫЛОК, КАК СОЛНЦЕ

10100

Я попал в Пустую комнату впервые в жизни. Оказалось, что там все в серых тонах. Абсолютно все. Минут через десять мне почудилось, что я ослеп. Есть хотелось жутко: я не ел со вчерашнего дня, устал и даже похудел. В воздухе слышалось едва уловимое жужжание.

Меня оставили наедине с чашкой кофе. Не знаю, что делали с Гатцем; я недолго об этом беспокоился. Кофе меня раздражал. Я не пил настоящего кофе много месяцев, и от его аромата у меня разболелся живот. В первый раз системщики поймали меня и не избивают.

Со щелчком открылась дверь, и внутрь вошел не отряд мускулистых копов, а всего один человек. Невысокий, хорошо одетый, в модных спортивных очках. Резкий, порывистый. И улыбающийся.

Он вошел энергичной походкой и встал надо мной, протягивая руку.

— Эйвери Кейтс, рад познакомиться! Я Ричард Мейрин, глава отдела служебных расследований. Можете звать меня Диком.

Его улыбка пугающе застыла на лице. Я моргал пересохшими глазами, пытаясь подобрать отпавшую челюсть.

— Мистер Кейтс, принято пожимать протянутую вам руку, даже если это рука полицейского. Я, между прочим, спешу — в Дели идет совещание подкомитета Объединенного совета.

Я вяло пожал ему руку. Передо мной Главный Червь, а я жму ему руку да еще кофе прихлебываю!.. У меня резко закружилась голова, в ушах взревела кровь.

— Рад познакомиться, Кейтс! — Он начал мерить комнату шагами. — Давайте уточним: Эйвери Кейтс, возраст — двадцать семь лет, родился в Старом Бруклине за пять лет до Объединения. В ранней юности получил образование. Личное дело короткое, содержит несколько взломов и кое-что посерьезнее… а потом ничего. — Мейрин неожиданно повернулся и одарил меня нервной улыбкой. — Официально ничего. В действительности из мистера Кейтса получился отличный убийца, так? А его кумир — Кейнис Оурел, конечно.

— Вряд ли самый знаменитый стрелок мира бывал у вас в Пустой комнате, — слабо выдохнул я.

С возрастом я действительно стал часто вспоминать о Кении Оуреле, просто потому, что сам хотел бы дожить до старости. Говорят, он работал киллером еще до Объединения. Родился в Филадельфии, по слухам, помогал ирландскому правительству в борьбе за независимость. Был секретным агентом организации «Сирша» и убил нескольких из первых членов Объединенного совета. Когда Ирландия пала и была включена в Объединение силой, Оурел выжил и создал «Дунвару». Разбогател, прославился и отошел от дел. Говорят.

Я помнил, что Объединение далось миру нелегко. Сначала была война, потом — всеобщий терроризм и убийства чиновников. Только когда создали ССБ, все начало кое-как успокаиваться. У меня осталось много мрачных воспоминаний об Объединении, о последних годах войны.

Мгновение Мейрин продолжал улыбаться. У него были идеально белые ровные зубы и гладкая бледная кожа — словно маска. Меня передернуло. Он резко отвернулся и начал снова ходить туда-сюда.

— Не важно! Главное, вы независимый киллер, и вы очень умны. Тем не менее по статистике вам не прожить и трех лет. С такой профессией вы и так слишком долго протянули.

Он замолчал и вперился в дальнюю стену. Я уже хотел что-то сказать, когда он снова повернулся и направил на меня свой взгляд из-за зеркальных стекол.

Прямо монах какой-то.

— Мистер Кейтс, почему вы подставили двух офицеров ССБ?

Его улыбка вдруг исчезла.

— Вы преуспели лишь отчасти. Джек Холлиер действительно мертв. Ему прострелили голову монахи, которые по официальной версии защищали себя от нападения сошедших с ума полицейских. Барнаби Доусон, второй сумасшедший, сбежал с места происшествия вскоре после гибели Холлиера, хотя мы довольно быстро его обнаружили. Я посадил его в комнату, очень похожую на эту. Его почти до смерти избил парень, которого я по-дружески зову Дауном. Лично я считаю, что капитан Доусон больше не способен мне лгать, но он твердит одну и ту же историю, причем довольно невнятно, потому что у него не хватает нескольких зубов. Эта история настолько невероятна, что мне пришлось пригласить вас сюда.

Он снова улыбнулся. Я ослабел и весь дрожал, будто внутри меня стало пусто.

— Вы почти легенда! Даже не припомню, когда в последний раз один человек за пару месяцев убил трех офицеров ССБ! — Я застыл. По спине прошла холодная волна ужаса. — Я про полковника Дженет Хенсе, конечно. И несчастного офицера Альвареса, которого нашли рядом с трупом вашего друга. Народ прославит вас в песнях. Расскажите мне о мистере Гатце, — вдруг, без всякого перехода, сказал он. — У нас о нем очень мало сведений, а вы с ним вроде как друзья. Я откашлялся.

— Псионик, так? — радостно спросил Мейрин, почти пританцовывая. — Не выявленный!

Я кивнул, совсем отупев от этого натиска.

— Он частично управлял действиями Доусона и Холлиера и заставил их нарушить указ номер семьсот семьдесят восемь о представителях разрешенной государством религии. У этой религии много последователей, а значит, и большая власть. Мистер Кейтс, то, что вы с мистером Гатцем натворили, нас очень, очень огорчило.

Судя по его безумной ухмылке, скорее порадовало. Потом лицо Мейрина снова дернулось, и он наклонился, упершись руками в стол передо мной.

— Доусон и Холлиер — отбросы ССБ, мистер Кейтс. Они невежественны, самодовольны и любят причинять людям боль. Мне на них наплевать. Мне не наплевать на другое — как они вас нашли. Откуда узнали, что вы видели убийство офицера Альвареса. — Его ухмылка вернулась. — Я хотел найти вас первым, но этим идиотам было больше нечем заняться.

Он резко выпрямился и уставился в угол. Мое сердце успело стукнуть целых шесть раз, пока Мейрин вернулся к разговору. Сумасшедший какой-то.

— Позвольте, я расскажу вам, что вы видели.

Вдруг свет потускнел, и одна из серых стен засветилась яркими цветами — телевид. Сначала было больно смотреть, но глаза обрадовались смене обстановки.

— Вы видели, как человека принимают в лоно Электрической церкви, то есть убивают. Монах застрелил его и через пару секунд забрал бы труп. На следующий день жертва появилась бы в виде монаха. Счастливая, довольная, с готовой легендой о своем духовном прозрении. Обычная процедура.

Экран мигнул, и появилась таблица: скучные столбцы и ячейки.

— Электрическая церковь — самая быстрорастущая организация в мире. Она растет так быстро, мистер Кейтс, что по текущей статистике через пять лет станет крупнейшей религией мира. Через восемь — единственной.

Я моргнул и не успел открыть рта, как Мейрин резко ко мне повернулся. Его кожа в сумеречном свете казалась бледной, очки — черными как уголь.

— Вот так! Религия, которой семь лет назад не было и в помине, поглотит мир через десять. Невероятно! Неужели идея спасения посредством вечности так соблазнительна? Нет, мистер Кейтс! Электрическая церковь растет так быстро, потому что принимает новых последователей насильно. Они убивают людей, оперируют, вживляют разные приборы и потом ими управляют.

Он снова подался ко мне.

— Иными словами, мистер Кейтс, внутри большинства монахов прячется напуганный, измученный человеческий мозг в роли марионетки. И заходится криком от бессильного ужаса. Деннис Скволор — самый страшный серийный убийца во всей истории человечества. Даже хуже. — Он откинулся назад, улыбаясь. — Хуже, мистер Кейтс. Если вскоре ничего не предпринять, Электрическая церковь выйдет из-под контроля ССБ. Из-под моего контроля. И мне это совсем не нравится.

Я кашлянул.

— Деннис…

Стена с телевидом щелкнула. Вместо таблицы появилась старая зернистая фотография, снятая издали.

— Да, Деннис Скволор. — Мейрин принялся ходить из стороны в сторону. — Основатель и главный пророк Электрической церкви. Чем-то он напоминает вас, мистер Кейтс.

После двадцати трех лет о нем пропадает почти вся информация. Наступило Объединение, и он исчез. Вернулся — судя по документам, — лишь когда Электрическая церковь подала прошение о присвоении ей официального статуса. Электрическая церковь охраняется законом, а значит, охраняется и Скволор. Конечно, я знаю о нем больше. Я знаю все, но раскрою эту информацию лишь при необходимости. В вашем случае… необходимости нет.

Он резко повернулся и чуть не набросился на меня.

— Представьте себе, мистер Кейтс! Представьте: поздно вечером вы идете домой, появляется монах — и вы больше ничего не помните. А потом просыпаетесь в плену металлическо-кремниевого тела. Высшие функции вашего мозга перекрыты. Вы пытаетесь шевельнуться… тщетно. Вы хотите заговорить, но слова, которые издает рот, не ваши. Вам сохранили мозг для того, чтобы обойти все известные способы установления личности. Подумайте об этом, мистер Кейтс.

Я не хотел об этом думать. Я думал, как выйти из Пустой комнаты, как вернуться в мир, где есть цвета и оттенки.

Я снова кашлянул. Этот сумасшедший отреагировал спокойно. Тогда я отважился на целую фразу.

— Так чего же конкретно вы от меня хотите, мистер Мейрин? Пообщаться? Я человек не вашего круга.

Мейрин кивнул.

— Чего хочу? Мистер Кейтс, я хочу предложить вам работу.

Я моргнул. Он точно больной. Миром правит безумец.

— Вы хотите мне кого-то заказать?

— Конечно, нет, мистер Кейтс! Вы добровольно решите совершить некое действие, которое, в свою очередь, принесет вам пользу. Ваши действия даже после долгого расследования приведут к ССБ. Не ко мне, а к ССБ в целом. Вы совершите некое действие из соображений экономической выгоды, а также потому, что, если я не закрою ваше дело, вы умрете. Вы коп-киллер, мистер Кейтс. Я — все, что стоит между вами и казнью. Если же вы возьметесь за эту работу, ваша причастность к гибели офицеров Дженет Хенсе, Джека Холлиера и Мигеля Альвареса останется в тайне. Более того, вам заплатят.

Он ухмыльнулся. Что там Пустая комната, еще больше меня вырубала ухмылка этого козла. Я понимал, что мигом сломаюсь, если он будет так сидеть и ухмыляться, склонив голову набок, как чертова кукла чревовещателя. Мне очень захотелось ухмыльнуться в ответ, но я понимал, что остановиться уже не смогу.

— Вы снимете с меня убийство трех копов?

Мейрин содрогнулся — еле заметная вибрация за секунду пробежала по его телу.

— Сопутствующие потери, мистер Кейтс. Три мертвых копа не озаботят меня ни в коей мере, если вы выполните мою просьбу.

Я облизнул губы.

— Я нанял на эту работу других. Есть много стрелков, мистер Кейтс, и за последние несколько месяцев я с ними связался. У некоторых навыки куда лучше ваших. Все уже мертвы — или пропали без вести, потому что тело не обнаружено. Я был вынужден опуститься уровнем ниже и нашел вас. У вас репутация неплохого стрелка, и вы умнее многих. Я просмотрел ваше дело.

За ним на экране быстро замелькал список моих арестов — пятнадцать лет жизни в полицейских фотографиях.

— Вы умны, мистер Кейтс, однако что-то вас сдерживает, верно? Вы соблюдаете контракты и играете по правилам. Вам доверяют. В наше время это редкость. Преступники боятся друг друга. Они уважают силу, но очень редко кому-то доверяют. — Он повернулся ко мне. — Вы уникальны, мистер Кейтс. Умный убийца! Надеюсь, ваш подход окажется более эффективным.

— Значит, вы нанимаете меня, потому что я посредственный исполнитель… — прохрипел я. Интересные дела. Похоже, еще не все потеряно. — И сколько платите?

Мейрин кратко кивнул и достал из кармана листок бумаги, к моему удивлению, заготовленный заранее. Я взял листок из его холодных пальцев и увидел необычно крупную сумму. Сначала я даже решил, что это одно из тех воображаемых чисел, о которых говорили в школе.

— Деньги поступят на секретный счет на любое имя по вашему выбору в течение двух часов после того, как я получу подтверждение о том, что миссия завершена. Договорились?

Я не сводил глаз с бумажки.

— У меня встречное требование.

Мейрин какое-то время молчал, но его улыбка пекла мне затылок, как солнце.

— Требование, мистер Кейтс?

— Гатц, — сказал я, сощурясь. — Мне нужен Кев Гатц. Он выйдет со мной, без записи об аресте.

Дик Мейрин хохотнул.

— Ах вот как, мистер Кейтс! Что ж, разумно. Мы договорились?

Я не спешил с ответом.

— Стойте… так кого я должен убить?

Может, Мейрин удивленно моргнул под очками, но мне этого не было видно.

— Как же, мистер Кейтс… Естественно, вы должны убить Денниса Скволора.

Теперь моргнул я.

— Вот блин… Почему?

Главный Червь ответил не сразу. Он смотрел поверх моей головы, к чему-то прислушиваясь. Потом вздрогнул и будто очнулся.

— Почему? Мистер Кейтс, разве вы меня не слушали? Электрическая церковь пользуется своим религиозным статусом как прикрытием. Деннис Скволор не обращает в веру фанатиков, а агрессивно набирает рабов. Если мы ничего не сделаем, через десять лет мы все будем работать на него — и его цифровые аппараты запретят нам бороться и даже жаловаться. Времени в обрез! У меня нет доказательств, мои руки связаны. У него есть власть и политический инстинкт. Если я обвиню его голословно, он меня растопчет. Мне это будет крайне непривычно и чрезвычайно досадно. Я вынужден прибегать к обходным путям. Потайным. Я ищу лазейку. Если Денниса Скволора убьют, возникнут беспорядки, и я получу возможность провести полное расследование и временно отменить неприкосновенность Электрической церкви. Каким образом, это уже мое дело. Ваше дело — убить их главного.

— Скажу начистоту. — Он неожиданно стал спокойным и расслабленным и смотрел на меня так, словно впервые заметил мое присутствие. Его движения стали плавными и сосредоточенными. — Все это неофициально. Мы будем все отрицать. Я не смогу ничем вам помочь. С другой стороны, я даю вам полную свободу действий. Меня не волнуют сопутствующие потери. Если офицеры ССБ вас заметят, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы вам помочь. Впрочем, люди вашего толка и так знают, как избегать встречи с копами, верно? А если вы успешно выполните заказ, мистер Кейтс, я прощу вам все грехи, даже самые кровавые.

Я пожал плечами, пытаясь улыбнуться в ответ.

— Но я же здесь! Так вы храните тайну — шлете за мной долбаный ховер и забираете прямо с дороги?

По сравнению с сияющим солнцем Мейрина моя ухмылка была слабой, хрупкой и быстро растаяла.

— Должен признать, полковник Моудже порой… слишком рьян. Никто не знает и никто не поверит, что за этим стоит сам Дик Мейрин, глава ОСР. Офицеры ССБ часто пренебрегают использованием полицейских в униформе — как вы их называете? Фараоны, уличные копы? Они предпочитают ховеры и команды штурмовиков, чтобы произвести на людей впечатление. Внушить населению страх, понимаете ли. Демонстрация силы очень полезна. Однако всем людям вне этих стен будет известно лишь то, что вас забрали на допрос по поводу Доусона и Холлиера, а потом отпустили.

Я хотел было подчеркнуть, насколько невероятна эта история: эсэсбешники почти никогда никого не отпускают, но не хотел подсказывать этому сумасшедшему более реалистичные приемчики. А то еще отлупит меня до полусмерти, чтобы было правдоподобнее.

Мейрин подскочил; дверь щелкнула.

— Так мы договорились, мистер Кейтс? Он быстро прошел к двери.

— Мне нужны деньги на начальные расходы! — крикнул я.

Дверь за Мейрином закрылась. Я подождал. Больше ничего не происходило.

Я посмотрел на стол. Кофе совсем остыл.

Глава 8. ОНИ БУДУТ СОМНЕВАТЬСЯ, ДОЖИВУТ ЛИ

11110

— Так в чем дело? Я даже не посмотрел на Гатца. Шел, посасывая сигарету, и думал, какой у меня выбор. Вариантов было немного, значит, и выбрать можно быстро. Поэтому я пересматривал их снова и снова, чтобы хоть чем-то заняться.

Мейрин перевел на мой счет несколько тысяч йен, плюс у меня еще оставалось пару тысяч долгами. Когда я собрал все это в одну кучу, вышло десять кусков. За эти деньги в Манхэттене можно здорово оттянуться. Почти все остальное стоит раза в два дороже. И все-таки начало есть начало. Чего не сможем позволить себе по деньгам, обеспечит Гатц со своим тонким подходом.

— Эйвери, ну, колись! — Гатц семенил за мной, озираясь. Мы шли по разрушенному Бродвею. — Нас повязали и сразу отпустили. Меня даже не допрашивали! Что происходит?

Я выдохнул в дымный ночной воздух.

— Нам дали работу, приятель. Теперь мы работаем на Червей.

Он споткнулся и отстал от меня на шаг.

— Ты что, блин, шутишь?

Я покачал головой, глазами ощупывая толпу.

— Не шучу. Но фишка в том, что мы сами по себе. Если будет сбой, они от нас откажутся. Хрень, которую нам поручили, секретная. Могут быть неприятности.

— И что за хрень?

Вдруг мы превратились в напарников. Ну да, пока что Гатц вел себя как нормальный кореш, но я как-то не привык, что у меня есть напарник.

— Пошли выпьем.

В «Пикеринге», где затевались все крупные и мелкие аферы района, я ему и выложил. Гатц сидел в кабинке, не снимая темных очков. Ссутулился над самогонкой со льдом, на поверхности которой плавал слой сахара — без сахара от этого дерьма вполне можно ослепнуть. В сумеречном дыме «Пикеринга» Гатц был похож на тень в негативе. Такой же бледный и размытый.

Когда я закончил, он подался вперед и глотнул из кружки. С хлюпаньем и хрустом кашлянул — что меня не порадовало — и опять откинулся назад.

— Вот блин… Что теперь?

Я помахал Мелоди и поднял два пальца: мол, по второй. Если уж стал пить, надо напиваться. Когда начнешь трезветь, будет ужасно хреново — независимо от того, сколько ты выпил.

При свете дня «Пикеринг» выглядел почти чистым. На столах четко виднелись тысячи вырезанных ножами слов, голый бетонный пол вонял отбеливателем. Хотя все было хлипким и ненадежным: вот-вот рухнет от первого же сильного порыва ветра. Бар находился на самом краю цивилизации: два квартала к югу — и начинаются ничейные пустыри.

— Нам понадобится команда. Дело не мелкое.

— Команда… — пробормотал Гатц.

Я поднял руку и начал загибать пальцы.

— Я стрелок — так, поехали дальше. Ты, Кев, мое секретное оружие. Будешь разбираться с чрезвычайными ситуациями, как с теми системщиками. Еще нужен технарь. И транспортировщик. Могу быть по совместительству охранником, если не наткнемся на идеального охранника прямо здесь.

Мелоди принесла выпивку, небрежно поставила кружку на стол и уже почти отвернулась, когда я схватил ее за руку.

— Мел! Мне нужно поговорить с Пиком.

Она, моргая, посмотрела на мою руку. Пухлая, бледная девчонка, потихоньку толстеет. Передний зуб выбит.

— Да?

Я кивнул.

— Да.

Она тоже кивнула и исчезла. Мы с Гатцем неловко отхлебнули из кружек.

Мел выплыла из толпы с грязным полотенцем в руке, другую вытянула и ткнула в нас скрюченным указательным пальцем.

— Ну, идите! Он же не вечный.

Я проверил свои пушки — в «Пикеринг» безоружным лучше не соваться, — и мы продвинулись вслед за Мелоди сквозь толпу. За стойкой официантка с усмешкой открыла нам неприметную дверь.

— Поосторожнее, — сказала она, когда я проходил мимо. — Пик сегодня не в духе.

Он сидел в маленьком, тесном, слабо освещенном и очень пыльном кабинете. Когда-то давно старый Пикеринг был вроде как профессором биологии. В смутное время перед самым Объединением он потерял работу и занялся преступной, но не уголовной деятельностью, причем очень успешно. Настолько успешно, что открыл собственный бар и в каком-то смысле отошел от дел. Его бар стал главным пунктом сбора для всех жителей Манхэттена. Старый Пик знал всех и все, что происходило в районе.

Я не разучился читать, но в последнее время не особо практиковался. Я даже не пытался расшифровать все надписи, что вижу. А Пик без чтения не мог. В дальнем углу стояли старый монитор на электронно-лучевой трубке и крошечный компьютер, произведенный еще до Объединения. Экран отбрасывал голубоватый свет на огромный деревянный стол, заваленный всякими бумагами. Бумаги придавила огромная круглая пепельница, где за день скопилась гора пепла и окурков дешевых сигарет без фильтра.

Пик — толстый, инертный тип с грязно-седой шевелюрой и опухшим, помятым лицом. Казалось, он не вставал уже много лет, и эта комната выросла вокруг него сама, как живая. Когда мы вошли, Пик не обернулся. Где там — жирной кляксой сгорбился над клавиатурой (подумать только, клавиатурой!) и уставился в старый экран.

— Примитив! — весело сказал я. Это у нас с ним такая шутка. Я пробрался через свалку всякого дерьма и подошел к нему поближе. За спиной шумел бар. Звук доносился издалека — комната была укреплена и звукоизолирована.

Пик хмыкнул.

— Мать твою, Кейтс! Это же сделано до Объединения! Тут нет ни трекеров, ни серийных номеров, ни шпионского софта, ясно? Мой комп, может, и немного позволяет, зато вонючие системщики ничего не видят. Так что пошел ты!

Я оперся о груду коробок у стола, пытаясь принять небрежный вид.

— Ты что-то потолстел, Пик… Он хмуро отвернулся от экрана.

— Ладно, вижу, ты не отстанешь, пока я не уделю тебе внимание. Чем могу вам помочь, мистер Кейтс? И, э-э… — Он пристально всмотрелся в Гатца. Костлявое лицо псионика было сморщено в обычной гримасе сосредоточенности. — Мистер Гатц? Про вас пошла дурная слава, мистер Гатц, глазастый вы наш.

Гатц присел на стопку бумаги. Он выглядел так, словно вот-вот откинет коньки.

— Правда?

Пик кивнул и повернулся ко мне.

— Так в чем дело?

— Я собираю команду.

— Да ну? Платишь сразу или берешь в долю?

— В долю. Начальный капитал есть, но небольшой.

— Прибыль?

— Потенциально до небес. Дело очень опасное.

— Хм-м-м… — проворчал Пик. — Как обычно. Слушай, Кейтс, если тебе когда-нибудь надоест бегать в этом беличьем колесе и захочется настоящей работы, дай знать. Ладно, выкладывай.

Я покачал головой. Пик считал, что нам всем надо бороться за уничтожение Системы, и я слышал эту речь много раз.

— Не буду. А то какие тогда сюрпризы!

Он ухмыльнулся. У него были крепкие белые зубы стариков, тех, кто жил до Объединения. Мои были желтые и часто болели. У Гатца во рту осталось не больше десяти, в основном передние. Мы не настолько часто ели, чтобы беспокоиться о зубах. На лице Пика, похожем на кочан цветной капусты, под его седыми лохмами эти зубы смотрелись странно, как фальшивые. В наше время все настоящее кажется подделкой. А подделка — настоящим.

— Скоро сам узнаю, — покладисто отозвался Пик. — Так что тебе нужно?

Я в общих чертах обрисовал ему наши требования. Расплывчато и кратко. Пик прав: он узнает все очень скоро. Он притягивает информацию как громоотвод. Так и зарабатывает себе на жизнь: все знают, что он всё знает.

Толстяк присвистнул.

— Ничего себе! Убедить классных спецов работать за процент будет нелегко.

Я кивнул.

— У меня хорошая репутация. Напомни им об этом. Пик поднял пухлые руки и громко запыхтел.

— Эйвери, я не говорил, что у тебя плохая репутация! Нет, одна из лучших! Люди поверят, что ты им заплатишь. Но будут сомневаться, доживут ли до этого счастливого момента.

Я пожал плечами.

— Кто в городе?

Пик был настоящим живым справочником. Когда кто-то приезжал в город, выходил из тюрьмы или возвращался к делам, он непонятно как узнавал об этом несколько секунд спустя.

Пик улыбнулся.

— По обычному тарифу, конечно?

Я выудил свой свежезаполненный кредитный донгл, за годы чуть потускневший и исцарапанный, но еще вполне рабочий.

— Конечно.

Пик взял донгл и провел через такой же потрепанный ридер, встроенный в стол. Нажал несколько кнопок на ридере, отдал донгл мне и откинулся на спинку кресла.

— Так… В баре подходящих кандидатур нет, однако в городе всегда кто-то найдется. Тебе полный список или сокращенный, оставить только тех, кого, я думаю, ты сможешь уговорить?

Времени было в обрез, Главный Червь дышал в затылок.

— Сокращай, Пик. Я спешу. Он кивнул.

— Тогда на роль технаря я предложу Тая Кита из Белфаста. Он сейчас в бегах, живет на Чарльтон-стрит под подложным именем. Слышал о нем?

Я прищурился.

— Ограбление Лондонского музея пару лет назад. Еще что-что…

Пик кивнул.

— Отличный спец, но человек неприятный. Раздражает людей. Зато свое дело знает. И ему как раз нужна работа.

Я кивнул.

— Ладно.

— Транспорт, — вздохнул он и потер один из своих многочисленных подбородков. — Это сложнее… Нынче в районе все не так, как раньше. Вонючий Объединенный совет последние пять лет понавешивал ДНК-замки на все транспортные средства. Угнать ховер теперь не просто… В Старом Челси в подполье прячется одна опытная команда. Отошли от дел, но любят интересную работу. Если сумеешь взять их на слабо, может, и выгорит. Мильтон и Таннер, слыхал?

Я покачал головой. Пик фыркнул.

— Вот детишки! Поздно ты родился. В общем, поверь мне на слово, Мильтон и Таннер — самое то.

Я пожал плечами.

— Я сказал, что спешу. Готов положиться на твое мнение. Он сделал вид, что не услышал.

— И охрана… Всегда проблема, а? Долбаные эксперты по охране — все гребаные бывшие ССБ, все долбаные козлы. Мачо дебильные. Думают, что охрана — самый важный аспект работы, и хотят всеми управлять, а?

Я покачал головой.

— Охрану я возьму на себя. Я имею в виду, то, с чем не справится твой Кит, конечно. В наше время охрана — сплошные технологии.

Пик закатил свои свинячьи глазки.

— Я же говорил, все охранники — придурки. Елки-палки, Кейтс, я-то думал, ты высший класс. А ты просто говнюк, а? Дерьмо загребущее. Я разочарован.

Надо же, он разочарован!

— Спасибо, как-нибудь переживу. Дай мне по три запасных варианта. И распечатку контактной информации. Всем сообщи. Вряд ли мне еще кто-то понадобится, но на всякий случай пусть знают, что мы вышли на дело, о'кей?

Пик кисло кивнул, скривившись и сглатывая желчь.

— Еще и распечатку тебе, козел… Я пожал плечами.

— У меня плохая память. — Я жестом показал на Гатца. — А у него и мозгов почти нет.

— Куда мир катится! В ад, мать вашу, — пожаловался Пик и ткнул пальцем в распечатку, выползающую из древнего принтера. — Вот двадцать лет назад мы такие заварушки устраивали! А сейчас…

Я встал со своего насеста, взял Гатца за шиворот и подтолкнул к двери.

— Раньше не было гребаной Системы. Жизнь была лучше, я слышал. Мы ходили в школу или на работу и жирели на молоке. Да пошло оно все к черту!

Когда мы подошли к двери, Пик громко закашлялся и рявкнул:

— Сам ты пошел!

Мы снова оказались в толпе посетителей, где каждый подонок смотрел на нас голодными глазами, надеясь попасть в долю: слухи уже поползли.

Глава 9. БУДЕМ СЧИТАТЬ, ЧТО ЗАКАЗЧИК — БОЛЬШАЯ ШИШКА

00110

Улица Чарльтон-стрит состояла в основном из жилых домов — старых кирпичных зданий без удобств, где комнаты сдавались на ночь. Прячась от полиции, Тай Кит жил в номере 3224, на десятом этаже. Нас ждали и сразу впустили на эскалатор. Конечно, я взял с собой оружие — обычные средства защиты. Ну, и Гатца, который повис на поручне эскалатора мертвым грузом; на десятом этаже мне пришлось оттащить его от них за шкирку. Наконец я нашел нужную дверь и осторожно постучал. Гатца оттолкнул вбок, сам отодвинулся подальше, на случай, если Кит из тех нервных типов, которые любят отвечать на звонок выстрелом из дробовика.

К моему удивлению, дверь открылась без инцидентов. В проеме встал низенький, лысый, небритый гражданин. Он улыбался так, словно в этой жизни у него нет никаких проблем. Его нос был странно длинным, и я подумал, не стукается ли им Кит о разные предметы, когда ходит. Когда он говорил, нос гипнотически покачивался.

— Здравствуйте, здравствуйте! Вы, должно быть, Эйвери Кейтс, Стрелок Великолепный, пришли со мною побеседовать! Не удивляйтесь, приятель, у меня вокруг глаза и уши. Если бы вы хотели меня убить, вы бы взяли с собой больше железа, а любое следящее устройство от полицейских я бы обнаружил. Заходите же! Побеседуем!

Он говорил с небольшим акцентом, но очень четко и быстро.

Кит исчез в комнате, оставив дверь настежь. Я посмотрел на Гатца. Тот пожал плечами. Мы пошли за хозяином.

Вдоль всей противоположной стены штабелями стояла электроника. На мониторы выводилось изображение с шести камер, начиная с Чарльтон-стрит и заканчивая входной дверью. Рядом гудели черные коробки, соединенные красными и черными проводами. В углу комнаты стояла скрипучая кровать с тонким матрацем. Если не считать этого, комната была пустой и вся гудела от электрического излучения. Черный шум проникал сквозь меня, мутировал мои клетки и поднимал дыбом волосы на руках. Долбаные технари! Из-за этого черного шума живут наперегонки со смертью. От рака мозга.

— Говорят, у вас есть работа для Тая, да? — радостно произнес Кит, уткнувшись своим странным носом в зелено-черный экран, по которому бежали столбики кода. — Тай сейчас прячется, вы знаете, да? И разумеется, поиздержался. Ах, бедный старый Тай, ему так нужны деньги! Быть может, мы договоримся.

Я секунду молча смотрел на него.

— Вы всегда так?

— Как? — переспросил он, поводя руками вокруг аппаратуры. — Всегда как?

— Так о себе говорите.

— Наверное. Никогда не обращал внимания.

— Хм… — Я представил себе, что проведу в компании с этим типом несколько недель, а то и месяцев. — От кого прячемся?

— От полиции, — коротко ответил он и повернул ко мне вибрирующий нос. — Хотите увидеть всех копов на улице?

Я нахмурился:

— Чего?

Кит поманил меня к маленькому старому монитору. Чтобы различить картинку, мне пришлось наклониться к экрану и огородить лицо руками.

— Полюбуйтесь, мистер Кейтс.

Зернистый черно-белый образ Чарльтон-стрит кое-как сфокусировался. Почти все людские фигуры были тусклого грязно-серого цвета, кроме трех: двое мужчин у стены и женщина, курящая в уличном кафе. Вокруг этих мерцала неприятно зеленая аура.

— Связь с ССБ осуществляется на особой частоте, дружок, — довольно заявил Кит. — Эта троица наверняка знает, где я. Ошиваются тут уже несколько дней.

Я выпрямился и хмыкнул.

— Послушайте, на этой улице от закона скрывается как минимум дюжина человек. С чего вы взяли, что эсэсбешники пасут именно вас?

Он ухмыльнулся.

— Да-да, вы правы, Тай не имеет значения, он пылинка. Видит Бог, у него не было никаких причин убегать из Крепости Европа, о, нет! Только важных шишек вроде Эйвери Кейтса приглашают в ховеры ССБ как членов королевских семей, а через несколько дней выпускают, и даже все пальцы целы…

Я молниеносно ударил его под кадык. Кадык у него выпирал, прямо-таки манил к себе, а я этот приемчик люблю. Аккуратно отрубает голос и дыхалку.

Кит выпучил глаза. Стало тихо-тихо, если не считать жужжания приборов. Вот такие эти технари: забывают, что сделаны из мяса и костей.

— Слушай сюда, говнюк, — ласково сказал я. — Я могу десять минут подождать, и ты мертвец. Идет? Могу сжать пальцы и раздавить твою трахею, тогда ты умрешь быстрее. Идет? Или могу тебя отпустить, ты немного отдышишься, а потом мне расскажешь, от кого, мать твою, ты прячешься. Идет?

Он смотрел на меня и беззвучно шевелил губами. Я ждал.

— Ты все понял? Он кивнул.

— Хорошо.

Я отпустил его. Он закашлялся и упал назад, на груду оборудования.

— Зачем так, а?

Кит сердито уставился на меня, потирая горло. Я небрежно сел. Я танцевал, играл роль.

— Я должен знать, какой у тебя багаж. Копы и так меня достали, понял? Мне не надо, чтобы твои хвосты встретились с моими и устроили, блин, вечеринку.

Кит пригладил одежду с показной тщательностью. Быстро оправился, молодец.

— Послушай, дружок, это не должно тебя волновать, понимаешь? Я могу отделаться от своего эскорта, как только захочу. По-твоему, почему они сидят тут и не гоняются за преступниками? Потому что им на улице говорят, что я здесь, а они не могут меня найти! Вот! — Он указал на одну из черных коробок. — Видишь? Я могу сделать так, чтобы вся эта комната исчезла. А эта штука… — он показал коробочку поменьше, — глушит все, что они посылают в мою сторону. Они не тупые, нет; они предполагают, что я скорее всего здесь. Просто не могут выяснить до конца. Конечно, вся моя техника, каждый чип и каждая наноцепь незаконны. Гражданским лицам запрещено даже думать, что такие приборы бывают.

Неплохо… Пик все-таки не дурак.

— Схрон, да? Есть масса способов обойти схроны, Кит. Было бы желание. ССБ возьмет план здания, прочешет звуковой волной, сравнит дырки на экране с реальными…

Кит фыркнул.

— Видел я ваши схроны… Только вы, народ забытого богом города, можете на них надеяться! При таких старых технологиях обеспечения безопасности вас можно найти за минуту. Ваше счастье, что бюджет ССБ урезают, Совет дает им слишком мало денег на закупку техники. Это здание… — он резко взмахнул рукой, — построено до Объединения. Чертежей не осталось. Тай проверял. Его сожгли, потом разрушили, потом отстроили из обломков. Нашим драгоценным копам пришлось бы несколько недель исследовать все аномалии вручную.

Я кивнул.

— Ладно, верю. Так тебе нужна работа?

Он взглянул на Гатца, потом с притворным облегчением перевел взгляд на меня. Но я видел, что он постоянно следит за моими руками: я на него явно произвел впечатление.

— Ну, все относительно. Если ты расскажешь нам чуть подробнее, Тай примет решение. Можно в общих чертах, без деталей.

— Заказное убийство. Крупная сумма, но не сразу. Дело сложное. Цель — Деннис Скволор.

Кит замер и направил нос в меня, как антенну.

— Монахи, мать твою, — пробормотал Кит. Его водянистые глаза затуманились, стали мягкими и мечтательными. Нос задрожал. — Кто заказывает, приятель?

Я поразмыслил: если откроется имя моего работодателя, будет столько проблем, что от одной мысли голова закружится. Мейрин прав: никто не заподозрит — и не поверит, — что за всем этим стоит ССБ.

Я покачал головой.

— Информация — по мере необходимости. Дружок. — Кит ухмыльнулся.

— Понял, понял! Тай не глупый, но за спрос денег не берут. Будем считать, что заказчик — большая шишка, и все. — Он снова напустил на себя спокойный и даже довольный вид. — Монахи, мать их!.. Я бы не прочь ими заняться.

Киборги! Очень сложные. Я читал о них пару статей, смотрел спецификации, но их устройство держат в секрете, вот так вот. Никому не показывают. Секреты, секреты. Сплошные секреты! — Он окинул меня оценивающим взглядом. — Что мне причитается?

— Кругленькая сумма, — ответил я и назвал число, с удовольствием заметив, как задрожал нос технаря. — Пока никаких гарантий. Оплата по факту.

Тот кивнул, словно его это не очень заботило.

— Тай хотел бы знать, дадут ли ему монаха. Мне нужен опытный образец. В монахах есть чем поживиться, там много-много интересных технологий. Если опубликовать такую статью, можно прославиться, а? Ты об этом никогда не задумывался?

— О чем?

Он говорил так быстро, что я с трудом успевал за его рассуждениями.

— Они истинно верующие или просто роботы? Дай мне пару часов рядом с одним из них, дружок, и я все скажу. Всему миру.

Передо мной стоял истинно верующий. Фанатик Технологической церкви. Что ж, пригодится.

— Кит, я почти гарантирую, что ты получишь монаха.

— И долю прибыли, а? Я кивнул:

— Конечно.

Кит секунду меня изучал, потом взглянул на Гатца.

— А какова его роль в этом маленьком театральном представлении, а?

— Кев Гатц, Тай Кит, — познакомил их я, пристально глядя на технаря. — Кев со мной, он нам очень пригодится.

Кит подмигнул.

— Опять информация по мере необходимости, а? Ладно, ладно. — Он протянул руку. — Рад познакомиться, Гатц!

Кев посмотрел на предложенную руку так, словно она была покрыта язвами, потом медленно выпростал свою трупно-бледную конечность, взял руку Кита и мрачно пожал.

Кит повернулся ко мне.

— Я согласен, Кейтс, не беспокойся! Информации для начала хватит, теперь надо заняться необходимой аппаратурой. Дай мне знать, есть ли у тебя какие-то специфические требования. Хорошо бы немного наличных, чтобы смазать шестеренки. Полагаю, ты покроешь накладные расходы?

Я покачал головой, изо всех сил стараясь изобразить некое подобие сожаления.

— Извини, Тай. Твоя работа — твои расходы. Ничем не могу помочь.

Он почесал в затылке.

— Э? Ну, тут загвоздочка… Я слегка поиздержался, потратил все, что копил на черный день, на эти роскошные апартаменты, чтобы, так сказать, увильнуть от длинной, хоть и легко сбиваемой с толку руки закона… Ладно, вернемся к истокам ремесла: все, что нужно, Тай украдет. Так какие будут указания? Когда начинаем?

Я махнул рукой и вышел из комнаты следом за Гатцем.

— Я с тобой свяжусь!

Я почти чувствовал спиной, как он ухмыляется.

— Не-е, не свяжешься! Выйдя за порог, вы больше меня не найдете, ага? Я сам вас найду!

Этот козел говорил правду: едва мы с Гатцем вышли в коридор и я обернулся, дверь как будто пропала. Я приложил руку к стене — твердая.

— Похоже, ты нашел хорошего технаря, — заметил Гатц.

— А от тебя пользы как от мешка с дерьмом, — сказал я, проводя руками по стене. Точно пропала! Я мысленно согласился с Гатцем. Не важно, как этого технаря на самом деле зовут — даже еще лучше, что он хранит анонимность. Спец он неплохой.

— Ну, да, — пожал плечами он. — Хрен разберешься в этой хренотени.

Я отвернулся от стены и вообразил, что Кит за ней хихикает надо мной, смотрит, как я прижимаюсь к плазменному полю и мой нос расплющивается о невидимое. Технари вонючие! Думают, что мы все у них в кармане. И это бесит, потому что так оно и есть.

— Пошли! — Я подтолкнул Гатца к эскалатору. — Нам еще с другими торговаться.

— Да ладно тебе, Эйв! — Гатц криво, полубезумно ухмыльнулся. — Все и так в очередь выстроились. — Он покачал головой. — Готовы, блин, тебе доплачивать!

Глава 10. ВЫ НЕ СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК. СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК — ЭТО Я!

10011

Мы с Гатцем вышли на улицу. Я поискал взглядом трех полицейских Кита. И, хотя на его экранчике их было прекрасно видно, не смог их найти. Я даже как-то растерялся. Системщики не любят прятаться. Обычно этим наглым придуркам все равно, видим мы их или нет. А тут сразу трое работают под прикрытием!.. У меня на лбу выступил пот. Раньше с ними хоть как-то можно было справляться.

Если ты убиваешь за деньги, то видишь мир по-своему. Убийством решаются все проблемы. Если кто-то тебя толкнул на улице, можно весь день выслеживать обидчика, пока тот не зайдет на темную лестницу, — хлоп! — и нет проблемы. Кто-то не додал тебе сдачи или зажал йену, подождешь его — хлоп! — и нет проблемы. Для наемного убийцы весь мир как электрический прибор. Нажал эту кнопку — что-то включилось. Нажал ту — что-то другое. Нажал кнопку и потянул за рычаг — ты король.

Ты начинаешь вести себя по-другому, и люди по-другому на тебя реагируют. Мы с Кевом Гатцем пробирались сквозь толпу из сотен бездельников вроде нас, тощих и голодных. Но все перед нами расступались. Когда ты кого-то убил, ты хоть на пару секунд становишься богом. Слабый аромат божественности выветривается не сразу; серые людишки чуют его и уступают дорогу.

По Манхэттену в наше время просто так не погуляешь. Надо давать представление. Устраивать целое шоу, чтобы перейти через улицу. Я напустил на себя крутой вид и обводил взглядом толпу, стараясь излучать полное презрение. Эта кипящая масса вороватых пальцев — мой враг. Все хотят на мне отыграться. Но я им не позволю. Если уступишь хоть одному подонку, насядут на тебя всей кодлой.

Мы шли пешком, как остальные, толкаясь и распихивая людское месиво. С крутизной проблема в том, что ее надо поддерживать постоянно. А еще моя репутация. Люди задирают меня в два раза чаще, чтобы показать, что не боятся. Дебилы.

Поэтому я сразу заметил, когда толпа как по волшебству начала рассасываться. Я глянул на Гатца:

— Вот черт! А мы с тобой теперь известные личности! Гатц выглядел так, словно проглотил камень.

— Ну, что?

За нами откашлялся коп. К тому времени улица опустела (если не считать трех немытых и помятых копов у полуразрушенной стены, которые смотрели на нас очень напряженно). Я мог бы поставить столик и выпить чаю с эсэсбешником, и никто бы нам не помешал.

Я обернулся.

— Полковник Моудже!

Он стоял футах в трех от нас. В грязно-сером свете Манхэттена его фигура почти сияла. Да, этот тип умел одеваться: темно-лиловый костюм в тонкую полоску, со стильно отогнутыми отворотами и манжетами, в придачу черная трость, которой он без нужды помахивал.

— Как я польщен, черт возьми!

Моудже широко улыбнулся. Его бородка была умело подстрижена; седые пряди придавали ей солидный, профессорский вид. Он подбросил трость в воздух, ловко поймал ее и резко ударил меня в живот.

Я выдохнул свои почки и упал, как мешок. Попытался дышать, но в горло будто засунули резиновую пробку.

— Мистер Кейтс, — произнес Моудже, — меня зовут Элиас Моудже. И прошу вас этого не забывать!

О, черт… Снизу я видел только начищенные до блеска туфли.

— Одна заинтересованная сторона попросила меня прочитать ваше дело. Мистер Кейтс, вы считаете себя преступником мирового класса. Возомнили себя страшным человеком. А я вам вот что скажу, мистер Кейтс: вы не страшный человек. Страшный человек — это я.

У меня в трахее засел булыжник, и я мог только смотреть на невероятно блестящие туфли. Перед глазами плавали багровые пятна. Черт, кто заплатил этому сукину сыну, чтобы отвадить меня от работы?

— Я знаю, что ты работаешь на вонючего Мейрина! — прошипел Моудже. — Оставь его в покое! Не смей трогать Электрическую церковь, ясно? Свали куда-нибудь! Спрячься!

В горле открылась дырка размером с булавочный укол. Я судорожно всосал через нее воздух. Моудже грубо пнул меня носком туфли.

— Ты меня понял, козел?!

Я уперся ладонями в тротуар и тяжело задышал. Дырочка стала чуть шире.

— Да, понял…

— Я буду следить за тобой, Кейтс. Веди себя хорошо!

Я проследил взглядом его туфли, всю удаляющуюся фигуру, которую вскоре поглотила осмелевшая толпа. Гатц наконец подошел и помог мне; я утер с подбородка слюну и долго стоял, сгорая от стыда и злости.

— А ты ему не нравишься, — заметил Гатц.

— Хоть помог бы! — оборвал его я. — И вообще, я тут ни при чем. Этому подонку заплатили.

Корпорации или очень богатые частные лица довольно часто нанимают системщиков в качестве охраны и тому подобного. Это не совсем законно, но отдел служебных расследований не особенно придирается. Кто бы ни заплатил Моудже, они явно продешевили и не оплатили убийство. Или решили, что я типичная уличная крыса, которая и так шуганется? Или они заплатили Моудже за убийство, а он решил забрать себе йены, даже не вспотев? Или Моудже боится Дика Мейрина и не хочет меня убивать? Да кто его разберет! Интересно, кого Моудже боится настолько, чтобы пойти против Главного Червя?

И тут меня осенило: если Моудже не получил свой чек от Электрической церкви, я съем свои ботинки. Наверно, этот идиот решил, что припугнет меня сильнее, чем Дик Мейрин. Ну да, конечно.

Мы вновь смешались с толпой, стали частью грязной людской массы.

Мильтон и Таннер вели праведную жизнь в Старом Челси, где, по моим сведениям, держали прибыльный магазин с разными художественными побрякушками для богачей. Я мало что о них слышал: говорят, они гремели лет пятнадцать назад. Сейчас им было за сорок, что вызывало чувство полной неправдоподобности. Я вообще не знал никого старше сорока, если не считать Пика.

По мере того, как мы уходили от центра, толпа редела. Пустые скорлупки зданий уступили старым осевшим домам, которые надо было бы снести и поставить взамен блестящие, новые и металлические. Увы, двадцать лет назад все кончилось и больше толком не началось. Даже новые здания, которые успели отстроить, уже теряли вид.

Магазин назывался «Таннерз». Витрины были большими, прозрачными и даже целыми. В них красовалась куча всякого дерьма: маленькие фигурки, деревянные коробочки для украшений, прочие глупости. Я показался себе грязным и каким-то сальным. На фоне этого богатства, пусть даже очень скромного, мы потеряли камуфляж.

Гатц вяло пожал плечами.

Я прищурился.

— Чувак, ты когда в последний раз ел? Он покачал головой:

— От еды меня тошнит.

Внутри магазина было тепло и приятно. Вокруг — кучи бесполезной ерунды: мебель, лампы, безделушки, картины по всем стенам и столам. Почти не осталось прохода. Я пробирался через эту пыльную дребедень, чувствуя себя великаном, и в то же время высматривал на потолке охранную систему. Да где же Мильтон и Таннер?

Я завернул за угол и встал как вкопанный: мне заслонила дорогу крошечная старушонка, уперев руки в боки.

— Надеюсь, — отрезала она, — что ты, детка, не собрался нас грабить! Далеко тебе не уйти.

Я улыбнулся.

— У меня такой отчаявшийся вид? Мне что, нужна эта лабуда?

Вообще-то она меня оскорбила. Я стрелок и не опускаюсь до грабежей.

Она смерила меня взглядом.

— Вид у тебя как у панка.

Вот это точно оскорбление! Я выключил улыбку.

— Мать, я вижу твои вонючие видеокамеры! Я вижу провода. Я пришел не для того, чтобы тебя грабить. Пик сказал, что здесь ищут работу.

Она переступила с ноги на ногу и стала как будто менее сердитой и более заинтересованной. Даже чуть улыбнулась.

— Работа? На кой черт мне работа? Ты представляешь, сколько денег мы огребаем в магазине?

Я огляделся.

— Эта хрень продается?

— Еще как, детка! — сказал кто-то сзади.

Я удивленно обернулся и увидел точно такую же старушку. Она даже стояла так же, руки в боки. Я вздрогнул. Близнецы, мать их!

— Ладно, — кивнул я. — Которая Мильтон, а которая Таннер?

Вторая покачала головой:

— Не имеет значения. Первая сказала:

— Пошли в офис, сынок, поговорим о деле. Вторая добавила:

— И дружка своего паршивого забирай. Первая:

— Подозрительный у него вид. Наверное… Вторая:

— …воришка.

— Не беспокойтесь, — сказал я. Гатц и вправду очень уж внимательно присматривался к какой-то штучке, будто хотел наложить на нее свою костлявую лапу. — Он со мной.

Старушки одновременно хихикнули. Я опять вздрогнул.

— Этот парень…

— …решил, что он…

— …держит нас под прицелом…

— …а не мы его!

Я опять осмотрел магазин, стиснув челюсти: что я пропустил? Ничего не увидел.

— Вранье.

Первая старушка презрительно ухмыльнулась.

— Ох уж эти стрелки…

Офис оказался шикарным — весь в коврах, с кондиционерами, с огромным телевидом на стене и двумя вычурными столами, составленными вместе. Близнецы сели за столы, мы с Гатцем остались стоять. Я огляделся, пожал плечами, сбросил стопку бумаг с одного из столов и сел на край. Сидеть было неудобно, но говорить об этом я не собирался.

Близнецы кисло посмотрели на сброшенные мной бумаги. Вторая сказала:

— Твой мальчик перед уходом уберет, да? Я моргнул.

— Вряд ли. Хотел бы я посмотреть, как вы его заставите. Я пришел, чтобы предложить вам работу. Интересно? Или вы зарабатываете на своем старье столько бабок, что пинаете меня по яйцам для удовольствия?

Вторая пожала плечами:

— Сынок, нам нравится пинать людей по яйцам. Первая кивнула:

— Мы это заслужили.

— Если бы не Пик, мы даже не стали бы с тобой разговаривать. Старше нас здесь только он.

— А откуда вы знаете Пика? — спросил я из вежливости. Вежливость много значит для стариков. Парочкой «да, сэр» и «нет, мэм» можно многого добиться от тех, кто были взрослыми до Объединения.

— По институту, — одновременно сказали близнецы.

— Вместе работали над одним государственным проектом, пока мир не чокнулся, — продолжала первая.

— Генетика, — добавила вторая. — Мы горды, что нам выпал шанс с ним работать.

Я попытался представить их в виде ученых. Умора: две старых морщинистых тетки в белых халатах с умным видом чешут маковку. Хотя логично: после Объединения лучшие преступники получились из людей с мозгами — ученых, экономистов, типа того. Объединение все радикально поменяло. Убило моего отца, который в детстве казался мне твердым как сталь, а чудаковатых близняшек сделало знаменитыми преступниками. После двадцати лет жизни на улицах Нью-Йорка нелегко представить этих двоих в виде супер-пупер-ученых, однако я видал кое-что и похлеще.

— Говнюки из Объединенного совета хотели нас всех нанять, — сказала первая с ухмылкой. У нее были до странного хорошие зубы, желтоватые, но крепкие, совсем как их хозяйка. — Мы жили в коммуне на севере штата, помнишь?

— Мы жили там с Пиком, смотрели, что происходит. Школы начали закрывать, наше финансирование урезали. Из ОС приехали распрекрасные секретари с предложением работы. Какой-то таинственный проект.

Обе ухмыльнулись еще шире.

— А мы говорим, засуньте свой проект себе в задницу! Они переглянулись, не поворачивая голов, одними глазами.

— Черт, — вздохнула первая. — Месяц спустя эти гады устроили облаву. У Пика был потайной лаз, и мы унесли ноги. Но коммуну уничтожили.

— С тех пор мы нигде не числимся.

— Другими словами, детка, мы с Пиком знакомы давно. И только поэтому мы тратим на тебя время, понял?

— Так что быстрее…

— …нас заинтересовывай. Я покачал головой:

— Вы тратите на меня время, потому что вам уже интересно. Вы на себя посмотрите! Сидите здесь и продаете всякое дерьмо людям, которых раньше грабили! — Я ухмыльнулся. — Да ладно, вы меня знаете. Вы знаете, что я ничего не делаю просто так.

Они переглянулись. От их мысленных разговоров прямо статика пошла. Они опять повернулись ко мне. Ну и странные же!

— Мы про вас слышали, мистер Кейтс, — сказала первая. — Зовите меня Мильтон.

Я подмигнул второй.

— Таннер. А теперь поговорим.

Может, я сам и не произвел на них впечатления, зато произвела впечатление работа. Я в двух словах выразил суть этого долбаного предприятия (не говоря, что оно выльется в месяцы тяжелейшего труда). В глазах сестер загорелся безумный огонек жадности, который был мне очень хорошо знаком. Так горят глаза у любого преступника, готового пойти на дело.

Мильтон — или Таннер, кто их, блин, разберет? — откинулась назад и посмотрела на меня.

— Кейтс, ты или самый трахнутый в жопу стрелок, какого я видела, или будущий герой.

— Трахнутый, конечно, — лениво отозвался Гатц. — Еще бы не трахнутый.

— Как бы то ни было, — сказала вторая, — мы хотим на твое геройство посмотреть.

— Сколько нам причитается?

Я назвал сумму. И впервые увидел, как у них поднялись брови и расширились зрачки. Они долго общались своей близнецовой телепатией, как азбукой Морзе.

— Мы в деле, мистер Кейтс! — наконец хором сказали близнецы. — Когда начинаем?

— Завтра вечером, — сказал я, спрыгивая со стола и направляясь к выходу. — Мне нужно кое о чем договориться.

Одна крикнула:

— Говорят, у одного системщика твое имя вытатуировано на заднице. Тебя до завтра не пришьют?

Я не оглянулся.

— Вряд ли.

Глава 11. ДА ТАК, ОДИН ОЖИВШИЙ ТРУП

10100

Выйдя из «Таннерз», мы с Кевом на секунду остановились. Я посмотрел на людей с серыми, угрюмыми лицами. Бедняки шли работать на чуть менее бедных. Другие кое-как перебивались воровством, грабежами и убийствами. Немногим удалось то, что удалось Пику, — стать королем информации, не выходя из кабинета.

Я глянул на Гатца. Тот засыпал на ходу.

— Черт, хочу выпить, — сказал я. Он кивнул.

— Не вопрос. В моем ежедневнике сегодня нет деловых встреч.

Я почему-то нервничал и чувствовал себя почти что голым. Я-то думал, что ССБ меня не замечает, потому что я самый умный и осторожный! А тут мы одним махом находим несколько знаменитых преступников, давно объявленных в розыск. Наверняка системщики знают куда больше, чем мы думаем. Просто дают нам порезвиться, а сами смотрят. Скорее всего, про меня тоже все знают. Мне хватило пятнадцати минут с Пиком и пары тысяч йен, чтобы выяснить, где мои клиенты. Очень может быть, что Пик получает информацию прямо из банков данных ССБ — и я там тоже есть.

В Старом Нью-Йорке, древнем сердце города, можно всегда быстро найти кабак. Этот оказался совсем убогим, и хорошо. Временный нелегальный бар, не как у Пика (тот свое заведение почти легализовал, заключил с помощью взяток перемирие с уличными копами). Такие бары без лицензии всплывают недели на три, сгребают деньги, продавая дерьмовую выпивку всем, у кого есть йены, а потом исчезают до того, как являются системщики.

Бар находился в старом здании, взорванном еще во время Бунтов, которое, казалось, вот-вот рухнет. Вместо окон зияли провалы в стенах; столы и стулья были явно собраны по развалинам; в мусорке посреди бара горел огонь. Я остановился и прочитал написанный от руки плакат: «ПО ВЕЧЕРАМ ЖИВАЯ МУЗЫКА. ПЕЙТЕ БЫСТРО».

Я повернулся к Гатцу, желая высказаться, но этот чудик уже прошаркал к столу. Я быстро пошел за ним. В баре больше никого не было, если не считать парня азиатской наружности, который спал, задрав ноги на стол и раскрыв рот. Его лицо загораживали темные очки, между щиколоток была зажата пустая бутылка. Я подошел к импровизированной стойке; Гатц занял позицию у двери и снял очки. Молодец, прикрывает меня сзади.

Владелец бара, низенький, круглый и краснолицый мужчина, улыбнулся мне с назойливой веселостью.

— Добро пожаловать! Добро пожаловать к «Рольфу у моря»! — Он подмигнул. — Имеется в виду море человечества, которое каждый день омывает наши славные окна. Мы подадим вам все, чего душа пожелает, если душа пожелает картофельного самогона. Но дадим ему любое название на ваш выбор.

Я не мог не спросить:

— Откуда, блин, картофель?

Он подмигнул мутным глазом.

— Сэр, мы называем картофелем все сырье для своих прекрасных напитков! Это общее понятие.

Я кивнул.

— Ладно. Беру бутылку.

Он чуть не пернул от радости и убежал за прочную дверь. В настоящих ресторанах есть супермодные механизмы доставки и официанты-дроиды, но кто из нас мог такую хрень себе позволить?

Я пошел к спящей красавице, подвинул к себе пустой стул и сел.

— Другого места нет? — спросил он не шевелясь. Я моргнул.

— Есть.

Кругленький Рольф торжественно поставил передо мной бутылку. Я ухмыльнулся. Парень ловко выпрямился и подался вперед.

— Я бы не отказался выпить.

Я посмотрел на него: на вид почти подросток, лет восемнадцать от силы, но уже конченый. Искрошенные зубы, бледная кожа, красные глаза — тоже из отбросов общества. По одному взгляду на человека можно определить его статус. В Нью-Йорке — а может, и во всем мире — всего два типа людей: богатые и бедные. Если у тебя есть деньги, ты здоров как бык, тебе пересаживают органы, выращенные из твоей собственной ДНК, продлевают жизнь неагрессивной терапией, делают эффективные современные прививки — весь пакет услуг. Если ты не богат (и в детстве не сдох), рано или поздно ты станешь похожим на этого парня. На меня. То есть на ходячий труп. Или у тебя больше денег, чем можно вообразить, или вообще ничего. Вот и все.

Иногда в дешевые бары заглядывают богатеи, переодетые под бедных, ищут острых ощущений. Им остается только притворяться. Все, что они делают, по определению притворство. Даже работают они только для удовольствия. Работа не оплачивается. Дроиды все исполняют лучше, а люди — всего лишь дорогие и ненадежные устройства, которые готовы обобрать хозяина до нитки. Наш мир состоит из богачей, копов и всякой шушеры.

Меня всегда дико раздражало, когда я видел богача, пытающегося работать. По улице бродят люди, готовые убить за работу — за любую работу. Места остались только в телевиде и в ССБ. Могут взять уличным полицейским, — это лучше, чем ничего, но всего лишь узаконивает твою ежедневную борьбу за жизнь. А если хочешь другую работу, нужны деньги. Злости не хватает!

Я пожал плечами и подвинул кружку к азиату. Откупорил бутылку, плеснул ему. Он взял чашку, кивнул мне и выпил. Я отхлебнул прямо из бутылки и поморщился. На вкус как моча. Теплая моча.

— Сколько тебе лет?

Парень нахмурился, глядя в кружку.

— У нас что, свидание? Девятнадцать.

Я кивнул: почти угадал. Парень не видел другого мира, кроме этого. Всю жизнь бегал по канализации от прожекторов ховеров.

Пойло разъедало меня изнутри, и очень хотелось выблевать его обратно.

— Оставь бутылку себе, — сказал я устало. Парень уже наливал снова.

— Блин, чувак, я твой должник!

Я пошел к двери. Ну его, все равно скоро подохнет, как остальные.

Ко мне подбежал владелец бара.

— Сэр! А как же деньги?

Я встал рядом с Гатцем и глянул на него краем глаза.

— Кев, заплати человеку.

Хотя Пик — не преступник в физическом смысле, то есть не стреляет из пистолета и не молотит народ в кашицу, его все уважают. По той простой причине, что он сумел так долго прожить на улицах Нью-Йорка, что даже состарился. Кроме того, Пик все знает. Поэтому преступники перед серьезным делом заходят к Пику.

В баре Пикеринга строят много планов. Пожалуй, все крупные махинации города за последние десять лет начинались за здешним самогоном. Неплохая примета, бывает хуже… Я сунул Мелоди пару йен и зарезервировал заднюю комнату. Там я заказал для Гатца миску того, что у Мелоди варилось на кухне, и ждал, пока он наестся. Сначала Гатц еле ковырял еду, потом включился какой-то древний инстинкт, и под конец он съел бы саму миску, если бы мне не пришлось потом платить за нее отдельно.

Не успел я взяться за кружку, как заявился Тай Кит с большой черной сумкой.

— Приветствую! — Он плюхнул сумку на пол и раскрыл ее. — Погодите, сейчас Тай все просканирует и отключит. Тай не любит говорить в общественных местах без мер предосторожности.

Я кивнул, поднял кружку и отхлебнул. Зря: самогон Пика нужно глотать залпом, морщиться и держать в желудке усилием воли.

— Ради бога.

Он принялся извлекать из сумки кучу всяких железок и раскладывать их по периметру. Время от времени брал в руку какой-то приборчик и проверял показания. Мы с Гатцем молча наблюдали.

Наконец Кит широко улыбнулся и плюхнулся на стул.

— Готово! Теперь можно спокойно беседовать. — Он подмигнул мне. — А твое имя на слуху! Все говорят, что Эйвери Кейтс из Нью-Йорка выходит на большое дело.

Я слегка поперхнулся.

— Очень рад.

Мильтон и Таннер прибыли без фанфар, тут же встали спиной к стене, скрестили руки и недовольно на меня воззрились. Я махнул рукой, выключая звук телевида.

— Ну, раз все здесь, полагаю, мы теперь команда?

Тай Кит слабо улыбнулся и дрогнул носом.

— Наверное, мы как раз настолько отчаялись.

— Говори за себя! — прорычала Таннер. Мильтон только молча шевельнула губами. — Хотя мы тоже в команде.

Это главное, а почему они в команде, мне было наплевать.

— Ладно, поехали. Надо обсудить три пункта. Первое: с этого момента вы все работаете на меня. Работа началась, и если вас не устраиваю я или мои приказы, уходите прямо сейчас.

Я обвел всех взглядом. Полная тишина.

— Перезнакомимся позже. Второе — у нас не демократия. Деньги идут через меня; если хотите получить свою долю, делайте, что я скажу и когда я скажу. Мне понадобится ваша помощь как специалистов. Но не спорьте со мной. Вопросы?

Я снова подождал. Через секунду, к моему удивлению, одна из близнецов подняла руку.

— Хорошо, Кейтс, мы специалисты, — сухо произнесла она. — Про Кита я тоже наслышана. А кто этот зомби?

Я глянул на Гатца и ухмыльнулся.

— Кев Гатц — тот, с кем вы будете иметь дело, если меня разозлите.

Мы все секунду смотрели на Гатца. Тот притворялся спящим.

Сестры переглянулись.

— Хорошо. Я кивнул.

— И последнее: наши дальнейшие действия. Нужна информация. Электрическая церковь — религия, разрешенная и охраняемая государством согласно указам ОС номер триста двадцать один и триста двадцать два. В указах нет никаких подробностей о том, чем она занимается и где находится. Нужно провести разведку. — Я замолчал и выпил остатки самогона. От жгучего пойла заслезились глаза. — Начнем с захвата источника информации.

Я подождал. Все смотрели на меня. Кит взволнованно закрутил головой, оценивая реакцию других.

— Стоп… Кейтс, ты хочешь сказать, что мы захватим монаха?!

Я кивнул.

— Наш приоритет номер один. Найти источник информации, похитить его, а потом ты разберешь его и выяснишь все, что сможешь.

Гатц ожил, подался вперед, скрипнув ботинками, и уставился в экран телевида. Я заметил, что он напряжен, и стал следить за ним краем глаза.

— В Нью-Йорке дело не выгорит. Как уже сказал мистер Кит, я привлек внимание системного полицейского по фамилии Моудже.

Мильтон и Таннер хором застонали.

— Элиас Моудже!.. — добавила Мильтон. — Знаем мы этого гондона!

— Поэтому мысль такая: надо составить подробный план действий, — заключил я.

— Эйв, — прохрипел Гатц. Он все еще смотрел на телевид. — У нас проблема.

Я повернулся к немому экрану — и чуть не выскочил из собственной шкуры. Весь трехфутовый экран заполняло лицо Барнаби Доусона. Я включил звук.

— …из-под стражи и сбежал. Представитель ССБ не смог объяснить, как капитану Доусону удалось совершить побег, но сообщил, что бывший офицер ССБ вооружен и опасен. Капитан Доусон находился под арестом в отделе служебных расследований по поводу нарушений Хартии ССБ, включая убийство, продажу нелегальных и краденых товаров, пытку подозреваемых, злоупотребление властью, угон ско…

Я снова выключил звук.

— Еще один дружок из ССБ? — спросила одна из сестер, приподняв левую бровь.

Вторая подняла правую бровь.

— Думаю, нужно повысить нам гонорар за опасность.

Я долго смотрел в черные стекла Гатца. Потом встрепенулся.

— Да так, один оживший труп. Он здесь ни при чем. — Я глубоко вдохнул. — План действий по захвату источника информации. Слушайте.

А в уме я все еще видел лицо Доусона с безумно пляшущими голубыми глазами. Так просто я от него не отделаюсь. Если у нас, отбросов, пытающихся выжить на дне бочки дерьма, и есть правило, так это «Взялся убить системщика — не бросай дело на полдороге».

Глава 12. НЕСЧАСТНАЯ ЖЕРТВА ЖЕСТОКОГО МИРА

11110

— Молодец Кит, а?

Я покосился на Мильтон — предполагая, что это Мильтон, — но ответил не сразу. В наушнике гудел мертвый городской ветер. Я оглянулся на Гатца. — Все молодцы, — отрезал я.

За несколько часов Кит достал удивительное количество высококачественной техники, включая средства беспроводной связи — крошечный наушник, точнее, затычку в ухо, и амбиентный микрофон, который ловил даже самый слабый шепот. Мильтон и Таннер угнали идеальный транспорт для перевозки будущей жертвы. Я нас вооружил — за пару часов нашел буквально все, что хотел. Пошли противоречивые слухи: что я мертв, что я в черном списке ССБ и что я в дерьме по самую плешку. Зато народ почему-то решил, что я мертвец богатый, так что даже с моей кредиткой я легко со всеми договорился. Мы вышли на уровень преступников мирового класса.

Кев Гатц принял свою пассивную роль безропотно. Сейчас он стоял посреди разрушенных домов с таким видом, словно сам тоже вот-вот рухнет.

— А где мы вообще?

Я скрипнул зубами: когда ж она заткнется! Зря я разделил близнецов: Мильтон постоянно тараторила. Наверное, не знает, куда деваться, когда рядом нет сестры.

— В Ньюарке. Вернее, в его развалинах. Во время Бунтов Ньюарк сгорел полностью, теперь тут почти никто не живет. Ну, пару деревень построили из руин.

Мильтон кивнула. Я поднял снайперскую винтовку и в сотый раз проверил, как она действует.

— Детка, ты хоть умеешь ей пользоваться? — Да.

— Старая штучка, еще с Иракских войн. Антиквариат, блин! Зато пули бронебойные. Знаешь, что такое Иракские войны?

Я закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. От меня зависела жизнь Гатца. Если дело пойдет не так и монах начнет искать новых рекрутов, я должен был снести ему голову.

— Да.

— Я так, из любопытства. А читать ты умеешь?

— Конечно, умею!

— Ладно, ладно, просто уточнила. Ты же молодой, а в наше время молодежь жутко необразованная. — На миг наступило блаженство: она замолчала. — Ты о них думал когда-нибудь? О монахах?

Я вновь скрипнул зубами. Представил смерть. Представил, что мне трудно дышать, мысли затуманиваются, все вокруг темнеет… Сердце бешено заколотилось, и я заставил себя об этом не думать. Я сглотнул и перевел взгляд на Гатца. Тот стоял на месте, как статуя. Я знал, что монах придет, если мы, конечно, не включили никакую сигнализацию. Сегодня эта машина проповедовала Гатцу, совсем как тот монах — Неду Маллеру.

— О грехах своих ты не думал? Я вымученно рассмеялся.

— О грехах?

Она молчала целую секунду. Потом хмыкнула:

— Ты небось хороший парень, Кейтс? Несчастная жертва жестокого мира. И все, кого ты убил, того заслуживали, да?.. Я тебе вот что скажу: никто не заслуживает смерти.

— Заткнись! Сюда идут.

Гатц резко поднял голову и снял очки. Инстинктивная реакция — расчехлить свое единственное оружие, даже если от него мало проку. Я прижал приклад к плечу, положил ствол на низкую стенку из старого кирпича и прищурился. Через секунду в прицеле появился монах.

Высокий. Черная ряса сливается с темнотой. Восковое лицо светится, как луна. Глаза за темными очками пустые, как вакуум.

— Мистер Гатц, — раздался голос, мягкий, с идеальными интонациями. — Позвольте показать вам бесконечную череду закатов. Дайте мне вас спасти!

Я ждал, что Кит отреагирует, появится на месте сразу, как мы договаривались. Однако ничего не происходило. Я тянул до последнего: Кит знал, сколько у него времени.

Гатц промолчал, даже не пошевелился. Просто смотрел на киборга прищуренными глазами с желтоватым белком.

— А, так вы готовы! — сказал монах. — Прекрасно! Слишком многие бегут от спасения… Вскоре вы избавитесь от сомнений, мистер Гатц. Вскоре вы познаете истинную благодать.

— Ну же, Кит, — прошептал я, глядя на ухмыляющуюся резиновую рожу монаха. — Не подведи, мать твою!

До того как монах отправит Гатца на тот свет, оставалось секунд пять.

Монах заколебался. Выглядело это странно, будто он хотел что-то сказать, но… замерз на ходу.

— Кейтс! — прошипела Мильтон. — Кейтс, сейчас монах выстрелит ему в грудь! Шевелись, бога ради!

Следующие две секунды слились в сплошное пятно. Монах как будто завяз в желе. Откуда ни возьмись явился круглолицый лысый Кит с пультом управления. Полсекунды абсолютной тишины — и монах сел наземь прямо с пистолетом в руке.

— ЭМИ сработал! — прокричал Кит. — Семь минут до смерти мозга. Быстрее!

Электромагнитный импульс нарушил работу электрических цепей монаха, но не нанес никаких физических повреждений. Как Кит и обещал, монах оказался беззащитным и неподвижным. Когда мы с Мильтон выскочили из укрытия, взревел транспортный ховер — медленный мусоровоз, который обычно ездит на автопилоте. Кит приспособил его для ручного управления. Таннер так ловко зависла в паре футов от нас, что я даже поразился. Скользкий отсек для мусора, который производят бездельники Ньюарка, раскрылся как механический цветок.

Когда я поравнялся с Гатцем, тот проговорил:

— Я что-то почувствовал, Эйв. Как будто… — Он покачал головой. — Проехали. Так, показалось.

Я кивнул и крикнул:

— Заносим его! Шевелись!

Я взял монаха за руки, Кит и Мильтон — за ноги, и мы с кряхтением оторвали его на дюйм от земли.

— Вот черт! — ахнула Мильтон. — Электрическая церковь не знает, что такое легкие сплавы?!

Мы кое-как втащили монаха в мусорный ховер, последние пару футов — одной силой воли. Гатц влез за нами.

— Спасибо, друг, — просипел Кит Кеву. — Без тебя мы бы не справились.

— Потом обсудите, — оборвал его я. — У нас пять с половиной минут. Таннер! Включай перемещение, да смотри не тронь компрессор!

Кит кинул взгляд на огромный гидравлический пресс, которым сминают мусор в крошечные кубики, и его нос от ужаса дрогнул. Технарь передернул плечами и раскрыл рюкзак с инструментами.

— Говорите время каждые полминуты. Сначала надо отсоединить связь и слежение, а то, когда наш дружок включится, можно будет ползти на кладбище.

— Пять пятнадцать, — сказал я, поглядев на часы. Ховер рванул вверх и поднялся в воздух. Мой желудок упал в ботинки. — Таннер! — Я проголодался и дико устал. — По возможности держись обычных маршрутов!

— Да, папочка! — крикнула она в ответ. — А теперь заткнись, я за рулем!

Ховер, не предназначенный для перевозки людей, гудел так, что все тело вибрировало. Я смотрел, как Кит работает.

Сначала он достал маленький лазерный резак. — Главные приборы будут в животе, это самая крупная часть тела, — пробормотал он. С кончика носа у него капал пот.

Кит разорвал черную ткань рясы и оголил гладкое тело манекена, перечеркнутое линиями стыков. Резак вспыхнул синим; Кит приставил его к резиновой коже чуть ниже уровня плеча.

— Пять минут! — крикнул я.

Кит не моргнул и очень, очень осторожно принялся резать. Ярко-синий луч острого, как бритва, света медленно пошел ниже.

— В нашем деле нельзя торопиться, мистер Кейтс.

Сделав овальный надрез на груди монаха, он достал большую присоску с ручкой, приставил ее к коже, снял и отложил в сторону.

Мы все уставились на то, что было под кожей. Внутренности монаха оказались совершенно непонятными: пять черных коробок разного размера, соединенных какими-то пластмассовыми трубками.

— Термоядерный реактор. — Кит постучал по самой крупной коробке длинным металлическим инструментом. — Почти в каждом городе Системы можно купить таких десяток за миллион йен. В трубках информационные кабели и провода. Сейчас Тай кое-что проверит…

— Четыре с половиной, — сказал я.

Мне очень хотелось вскочить и походить туда-сюда.

Беззвучно шевеля губами, Кит провел пальцами по трубкам. Под его умелым касанием трубки раскрылись; из них выглянуло переплетение разноцветной проволоки.

— Эта хреновина — настоящий ходячий арсенал, — вдруг произнес Кит. — Кейтс, тебе повезло. У монахов в конечностях дополнительное оружие. — Он опять пошевелил губами, затем кряхтя наклонился вперед и тем же длинным инструментом коснулся маленькой черной точки сбоку. Что-то вспыхнуло, запахло озоном.

— Один есть. Кит знает, что искать. — Еще несколько вспышек. — Мильтон, не подашь Таю вон ту серую коробочку с красной кнопкой?

Мильтон порылась в рюкзаке и бросила коробочку Киту. Тот ловко поймал ее в воздухе, поводил коробкой в животе монаха и кивнул.

— Молчит. По крайней мере с матерью-церковью связаться не может. Тай думает, что слежение тоже отключено.

— Три с половиной… Что значит «думает»?!

— Значит, всегда остается вероятность, что монаха обнаружат каким-то другим способом. Радиационная метка. Сканирование мозговых волн. Маячок со звонком домой через определенные интервалы. Таю нужно несколько часов, чтобы исключить все возможности, понимаете? А у нас три минуты, за которые надо его реанимировать. Времени нет, перехожу к реанимации.

Еще инструменты. Руки Кита двигались так быстро, что слились в одно пятно. Мы не знали точно, как Электрическая церковь сохраняет жизнь монахам. Ну, или их мозгу.

Я вздохнул и потер глаза. В них словно кто-то насыпал песка.

— Свяжи его, Мильтон!

Пока Кит работал, Мильтон скрутила монаху руки и щиколотки толстой проволокой.

— Готовы, господа? — крикнул Кит.

— Мильтон! — крикнул я.

— Ладно, ладно, черт тебя возьми!

Мильтон отползла и достала тяжелое ружье, которое когда-то называли противотанковым. Тоже древнее оружие. Одним выстрелом может превратить киборга в спагетти.

Глубоко вдохнув, Кит что-то отрегулировал. Ничего не произошло. Мы перекидывались взглядами, словно играли в пинг-понг: я посмотрел на Кита, он посмотрел на меня, я — на Мильтон, мы все — на монаха.

И вдруг монах заговорил. Спокойным голосом, прошедшим через цифровой усилитель.

— Я обнаружил, что меня связали и нарушили целостность моего механизма. Будьте добры объяснить, в чем дело.

Мы все подались назад и облегченно выдохнули. Я не сомневался: если бы он мог на нас напасть, то уже напал бы.

— Мы тебя похитили! — прокричал я в ответ, тяжело дыша. Мышцы заныли от напряжения. — А теперь заткнись! Скоро сам все узнаешь!

Несколько секунд мы слышали только гудение ховера. Мне показалось, что киборг меня изучает.

— Прекрасно, — наконец проговорил он ясным голосом, перекрывая шум. — Я подожду. У меня есть время.

Глава 13. ЧТО, КРЫСЫ, ЗАБЕГАЛИ?!

10000

Уверяю вас, нет никакой необходимости. Я не причинил бы никому вреда. Для Электрической церкви жизнь во всех проявлениях священна. Мистер Гатц, взываю к вашему благоразумию!

С трудом переводя дух, я помогал Киту распаковывать приборы. Склад — пустая оболочка, иссеченная балками и проводами, — горел в далеком прошлом как минимум раз, а потом часто использовался людьми вроде нас — теми, кто прячется от ССБ.

— Как тебя зовут, монах?

Пыль, которую мы поднимали, была густой и сернистой. Пока мы с Китом соединяли детали и тянули кабеля, Мильтон привязывала монаха к ржавому парикмахерскому креслу с отвалившейся обивкой, которое мы нашли среди мусора. Таннер занималась ховером. Гатц сидел скрестив ноги перед монахом и пристально на него смотрел — вот ведь чудак! И от всех нас клубами поднималась пыль, скопившаяся лет за десять.

Монах повернул ко мне бледное лицо.

— Я брат Кеннет Уэст из братства Гамма Электрической церкви.

Так вот, Уэст, — просипел я, — ты говоришь с моим подчиненным, потому что нашел его по базе данных до того, как мы оборвали твою связь. Не трать время. Он не сможет тебе помочь, даже если захочет. И вряд ли захочет. Монах несколько секунд смотрел на меня.

— Вы здесь главный? Тогда я буду обращаться к вам. Зачем меня похитили? Почему меня ломают? Это вступает в явное противоречие с законами Системы, в частности с эдиктами Объединенного совета номер триста двадцать один и триста двадцать два. Скажите, — продолжал он до неприятного спокойным и ровным голосом, — неужели вы настолько боитесь вечности, что хотите не дать мне ее обрести?

Это благолепие просто бесило. Я понимал, что его так запрограммировали, и все равно было противно.

Мы с Китом вытащили из монаха последнюю черную коробку. Я оставил технаря завинчивать болты, а сам встал перед монахом. Тот смотрел на меня ничего не выражающими темными стеклами, по-птичьи наклонив голову. Поза показалась мне смутно знакомой.

— Если честно, в моем списке ужастиков вечность стоит пятым или шестым пунктом. Между насекомым, которое может заползти мне в ухо, пока я сплю, и монахом, который хочет меня застрелить и вынуть из черепа мой мозг. — Я улыбнулся. — Значит, мне еще есть чего бояться! Мильтон, сними эти дурацкие очки.

— Есть, сэр! — Мильтон насмешливо поклонилась. — Как прикажете, сэр!

Она протянула руку и грубо сорвала очки с лица монаха. Все застыли.

— Вот черт… — проворчала Мильтон.

У монаха не было глаз. В глазницах виднелись маленькие, хрупкие на вид видеокамеры, которые ездили туда-сюда на крошечных моторчиках. Наверняка нанотехнология. Они двигались в пустых и темных глазницах еле заметными рывками. Мне стало тошно.

— Уверяю вас, — вежливо обратился ко мне монах, — у меня прекрасное зрение. Почему вы так недолюбливаете религию? Это путь к лучшей жизни. Вечной жизни, которая приведет к спасению. Я бы очень хотел побеседовать с вами подробнее. Если вам так спокойнее, можете меня не развязывать. Утратившие надежду часто боятся того, чего не в силах постичь.

Я потер глаза.

— Кит, справишься сам? Нужно подобрать кое-какое оборудование, а в этом несчастном Ньюарке, штат Нью-Джерси, население хрен-его-знает-сколько, ничего не найдешь.

— Тай прочно встал на путь греха. К тому же одному работать легче.

— Мильтон, Гатц, за мной!

Мильтон в последний раз проверила, крепко ли привязан монах, и выпрямилась.

— Есть, сэр! Бегу, сэр!

Гатц повернул свою костистую голову ко мне.

— Эйв, если не возражаешь, я бы хотел остаться. Я смерил его взглядом.

— Правда?

— Надо кое в чем разобраться.

— Ладно, — решил я. Поди пойми, что кроется за этим сонным фасадом. Но раз уж у Гатца обнаружилось собственное мнение, пусть его. — Идем, сестрица.

— Кейтс, — сказала Мильтон, — зови нас «девками» и «сестрицами» почаще и скоро станешь евнухом.

Сказала веселым голосом: мол, ничего личного. Я покачал головой, а сам подумал, что с такой жизнью я этого и не замечу.

Мы осторожно вышли из здания и начали пробираться по груде мусора. Многим городам во время Бунтов пришлось несладко. В Ньюарке несколько месяцев продержалось независимое государство, здесь не хотели признавать Объединенный совет и Национальные правительства. Когда эсэсбешники подавили бунт, от города мало что осталось.

Сотовые телефоны запретили, и теперь их почти не найти. Легче наткнуться на наушники с микрофоном, вроде тех, что дал нам Кит, но их надо настраивать на одну частоту. У меня кончилась наличка, а связей в Ньюарке не было — если в этой глуши вообще есть с кем разговаривать. Оставалось одно: искать все, что нам нужно, в мусоре.

Впрочем, Ньюарк — сплошная свалка древней ржавеющей техники.

— А если мы отключим этого беднягу, и выяснится, что он истинный верующий? Ждет Вечности, чтобы пожать Богу руку? — неожиданно задумалась Мильтон.

— Да сколько можно!.. — возмутился я. Я замолчал и пригнулся.

— Что?

— Заткнись и послушай для разнообразия.

Мы замерли среди разбитого камня и покореженного металла. Перед нами и позади в лунном свете еле виднелась улица. Я слышал, как Мильтон дышит: громко и прерывисто. Подарок для убийцы. Я закрыл глаза и прислушался внимательнее. Мои глаза тут же раскрылись, сердце забухало. Я грубо толкнул Мильтон в плечо.

— Бегом!

Я побежал, не дожидаясь ее, в единственное укрытие: развалины зданий. Мильтон не отставала, но гремела ботинками будь здоров. Чтоб ее!..

— Что такое? Кейтс! Что случилось?

— Ховер! — крикнул я через плечо. — Далеко, но летит сюда.

Она ничего не сказала. Понимала, что это значит.

Я мысленно пробежался по короткому списку вариантов — куда бежать? Обратно к остальным, чтобы всех повязали сразу? Системщики попали сюда не случайно. В этом долбаном Ньюарке нечего патрулировать. А еще здесь нет ни прохожих, ни телевидов. Чтобы застрелить нас, копам даже не придется отводить нас в сторонку.

Мы бежали. Для меня бег был привычным делом, и я несся так быстро, как только мог, проскакивая в пустые окна и просевшие дверные проемы, врезаясь в стены и оскальзываясь на щебне. Вскоре рев ховера приблизился. По городу уже рыскал жгучий белый свет прожекторов.

С треском включился громкоговоритель:

— Что, крысы, забегали? Мы вас видим!

Услышав этот голос, я споткнулся и полетел на землю. Зубы клацнули и прикусили язык, винтовка выскочила из рук. Элиас Моудже! Этот сытый и довольный голос не спутать.

Мильтон перепрыгнула через меня, отбежала еще на три длинных шага. Потом резко затормозила и с сомнением оглянулась на меня.

— Беги! — крикнул я, кое-как вставая на колени. В голове гудело. — Не дури! БЕГИ!

— Черт! — прошипела Мильтон и вернулась ко мне. Подняла винтовку, схватила меня за плащ и сильным рывком поставила на ноги. Потом отдала мне винтовку и бросилась бежать со всех ног. Я — за ней, сплевывая кровь.

Конечно, у ССБ миллион способов арестовать человека. Им не мешают устаревшие законы об ордере на арест или праве на адвоката. Они могут задержать человека на сколько угодно без суда и следствия. В общем, лицензия на убийство. Если бы не бюрократия, нам вообще бы несдобровать. Конечно, со всякими лордами и леди у них телячьи нежности. Богачи могут надавить на Дика Мейрина, заставить отдел служебных расследований кем-нибудь заняться. А я? С такими, как я, кто шныряет по перенаселенным городам в поисках случайного заработка и ворует еду, эсэсбешники делают все, что хотят.

Мы с Мильтон перебегали из одного пустого здания в другое, резко сворачивая и держась под прикрытием полуразрушенных крыш. Через несколько минут я остановился и поднял руку. Мильтон, старая профессионалка, заметила и тоже остановилась. Я кое-как перевел дух и прислушался. Ничего. Тишина.

— Хорошо. Пару минут выждем, потом вернемся. Соберем, что можем, по пути.

Она кивнула, приподняв бровь в характерной мильтон-таннеровской гримасе.

— Шеф, лучшего плана я еще не слышала!

— Не расслабляйся, — пробормотал я и сплюнул кровью. У подходящей стены я присел, живо вообразил себе, как недолго я промучаюсь в попытках убежать от полковника Элиаса Моудже, и решил, что с этим подонком надо что-то делать.

Мильтон собралась выходить. Я положил руку ей на плечо.

— Погоди! Давай проверим, всели чисто.

Конечно, все бесполезно: если эсэсбешники хотят, чтобы я их не заметил, я их не замечу. Но я так привык и еще долго осматривал улицу перед нашим складом и вслушивался в ветреную тишину разрушенного города.

По дороге назад нам здорово повезло: мы нашли для Кита несколько полезных предметов и кучу непонятного мусора. Моудже нигде не было видно, хотя я не верил, что он на все плюнул и полетел пить коктейли. Он явился сюда за мной, а здесь, в Ньюарке, у него прекрасная возможность прикончить меня так, чтобы подробности не дошли до Мейрина. Я посмотрел на черное небо и вздохнул.

— Ладно…

На складе все выглядело в норме. Таннер, Кит и Гатц собрались вокруг монаха, по-прежнему привязанного к парикмахерскому креслу. Я с грохотом бросил на пол мешок. Таннер сразу навела на меня пистолет, но тут же расслабилась.

— Козел! — возмутилась она. — Я тебе, блин, чуть голову не снесла.

— Вас там в новую веру не обратили? — спросил я. — Уставились на него как обалдевшие.

— Эйвери, — медленно произнес Кит, оглядываясь на монаха. — Мистер Гатц хочет вам что-то показать.

Я приподнял бровь и посмотрел на Гатца. Тот выглядел каким-то… взволнованным. Никогда еще его таким не видел. Он даже зарумянился.

— Выкладывай, Кев.

Гатц облизал губы, но едва он набрал воздуха, сумрачный склад наполнился стерильным белым светом.

— Привет, крысы! — грохнул голос Моудже. — Мистер Кейтс, я вас предупреждал! Я очень разочарован.

Глава 14. Я ТЕБЯ УБЬЮ, РЕАНИМИРУЮ, А ПОТОМ УБЬЮ СНОВА!

10100

Вот сукин сын… — Я осмотрел склад и мгновенно принял решение. — Кит, Мильтон, Таннер, забирайте монаха и сматывайтесь! Не важно, куда. Кев, ты со мной. Копам нужен я. Кит, подожди, пока ховер не полетит за нами. — Я снова огляделся. — Встретимся в Лондоне, как планировали. Я вас найду! А если кто-то, мать вашу, меня подведет, из-под земли достану. Живо!

— Мы готовы! — крикнула Мильтон, запрыгнув в мусорный ховер. — Полетим низко, над самой улицей, чтобы эсэсбешники нас не засекли.

— Что-что? — ужаснулся Кит. — Вы с ума сошли? Нельзя водить эту штуку по улицам!

— Сейчас увидишь, что можно, а что нельзя, дохляк! Живо тащи свой научный проект на борт!

Мыс Гатцем выбежали через задний вход на свет прожекторов и нырнули в лабиринт развалин. Через пару секунд груду щебня за нами искрошило выстрелами. У меня в горле осела каменная пыль. Мы сломя голову неслись по темным замусоренным комнатам, не думая о том, что в любой момент можем на что-то напороться.

Ховер ревел прямо за нами. Я бежал как мог, наклонялся и нырял в очередной дверной проем. Наконец мы снова оказались на улице — перед высокой стеной. Пришлось затормозить и осмотреться. Ховер опускался прямо на нас.

И тут я заметил на асфальте под мусором крышку люка и подтолкнул Гатца.

— Сматывайся! Этот подонок ищет меня. Давай, до встречи в Лондоне!

Гатц кивнул. Нас опять затопил стерильный свет. Гатц посмотрел на меня, и я застыл во власти знакомого чувства: надо слушаться… Гатц подмигнул мне и надел очки.

— До встречи, Эйв! — крикнул он, перекрывая рев ховера.

Недолго думая, я бросился клюку. В Нью-Йорке старая канализация часто служит дорогой. Бороться за выживание в Системе, если нет денег — работа на полный рабочий день. В пятнадцать лет я связался с бандой грабителей и узнал, что под улицами есть скрытые пути. Мы буквально жили в долбаной канализации. Но полиция про это пронюхала и поставила там детекторы движения и камеры, стала посылать патрули. Хождение по канализации запретили очередным законом — из тех, что Объединенный совет принимает по десятку в неделю.

В моем плаще, заполненном разными полезными штуками (если ты не готов к любой переделке, то вряд ли доживешь до двадцати семи), нашелся ломик с крюком, который идеально уместился в небольшое отверстие под крышкой.

— Эй, крыса! — Голос Моудже прогремел громче ховера, вылетающего из-за здания. Прожектор меня нашел. Стало светло, как в полдень на Таймс-сквер. — Если мне придется спускаться в это дерьмо, я тебя убью, реанимирую, а потом убью снова!

Я сорвал крышку и отбросил в сторону, в процессе потеряв ломик. Опустил ноги в люк, обхватил себя руками и соскользнул в темноту. По тротуару завжикали пули. Я сразу понял, что здесь канализация глубже, чем в Нью-Йорке. Я закрыл глаза и стал ждать, когда будет дно.

Падение вышло жутко болезненным, но не смертельным. Я упал в воду, которая ударила меня по спине как цементный блок. Я начал тонуть и захлебываться. Эйвери Кейтс, всемирно знаменитый стрелок, тонет в каких-то четырех футах застарелого дерьма.

От такого унижения я решительно задергал ногами и руками, норовя подняться на поверхность. Вскоре я совсем пришел в себя и поплыл в другую сторону. На месте Моудже я приказал бы штурмовикам стрелять в воду, чтобы попасть в меня, пока я не выплыл. Я глотал древнее говно и изо всех сил дрыгал ногами. К чертям политику, мне было наплевать, захватят ли монахи всю землю, объявит ли Совет на нас охоту или в ССБ мне оторвут руки и ноги… Я думал только о том, чтобы выжить.

Кишки скрутило от проглоченного дерьма, в легких жгло, а глаза не хотели в этой грязи раскрываться. Я плыл вслепую, пока не заскреб руками по камню. Я встал. Оказалось, что тут мелко, всего по пояс. Старые кирпичные стены светились бледным отраженным светом и уходили в темноту. Ни о какой осторожности не могло быть и речи — я задыхался. Я громко втянул в себя воздух и побродил туда-сюда, чтобы сориентироваться. Столб ярко-белого света из люка остался в футах пятнадцати позади. То, что я до сих пор жив, означало, что штурмовики еще не спустились. Гудение ховера подсказывало, что скоро спустятся.

Я достал запасной пистолет и прицелился в яркий свет. Штурмовики в «хамелеонах» будут почти невидимы. Я не двигался и ждал… ждал… ждал…

Два всплеска, один за другим. Я выстрелил по четыре раза в каждое место, повернулся и побежал со всех ног по воде. Воняло дохлятиной, воздух разъедал горло. Не успел я пробежать и десяти — пятнадцати футов, как раздался третий всплеск, потом четвертый и пятый.

Я видел все, будто на кнопке паузы: каждый круг на маслянистой воде, каждый склизкий кирпич в стене. Я лихорадочно думал, а сердце сжималось от ужаса — я только что убил офицера ССБ! Уже четвертого за последние пару месяцев. Первого по ошибке, по несчастной случайности. Я потратил немало времени и сил, чтобы эту ошибку не приписали мне. Я ночи напролет лежал без сна и слушал, не летит ли ховер, не спускаются ли на мой дом штурмовики, чтобы расстрелять меня на месте. Второе убийство тоже не на моей совести, но копам на это наплевать. Третье я подстроил, а сам смылся за несколько кварталов, и если бы этот чокнутый Доусон сдох, как ему полагается, никто не узнал бы, что я в этом замешан.

Однако сейчас… сейчас все вышло иначе. Я сам убил копа. Они знают, кого преследовали. Моудже с удовольствием пустит информацию по всем каналам. Не спасет даже неофициальное покровительство Дика Мейрина.

У меня заныла рука — приходилось постоянно держать пистолет на весу. Я обнаружил, что бегу на автопилоте, а мой мозг парализован странной смесью страха и облегчения. Я убил копа. Тонкая стенка между мной и двумя миллионами копов всего мира, жаждущих мести, сгорела в одной вспышке из дула пистолета. Полицейских можно подкупить или даже одурачить, иногда им просто лень кого-то преследовать. Но на коп-киллеров — за последние двадцать лет находилось мало таких дураков — устраивают всеобщую облаву.

Чтобы другим было неповадно.

— Беги быстрей, крыса! — крикнул Моудже позади меня. Его голос отдалялся. — Ты теперь коп-киллер! Убил двоих из моей команды! Тебе мало не покажется!

Двоих, подумал я, потихоньку приходя в себя на бегу. Забудь про копов — все, дело сделано. И вообще, когда за тобой послали штурмовиков, ты уже был в черном списке. Какая теперь разница: двое, четверо?

Таким образом себя подбадривая, я решил, что сокращение команды Моудже мне даже на руку. Правда, никакого плана у меня не было. Я не представлял, куда ведет канализация, где я окажусь, если вылезу, и смогу ли оторваться от преследователей.

— Вот теперь ты точно в заднице, Эйвери! — пропыхтел я сам себе.

Ведь знал же, что двадцать семь — слишком много. Человеку не может везти вечно.

Я представил, как пуля вопьется мне в затылок. Представил, как упаду и утону в чернильной темноте. Представил, как меня парализует, как все пропадает… А может, зря я не слушал монахов? Тысячу раз я проходил мимо них, когда они проповедовали на улицах. Тысячу раз я не обращал на них внимания. Но даже с учетом того, как они набирают себе верующих, может, жить монахом лучше, чем умереть? И совсем сумасшедшая мысль: черт их дери, а вдруг они говорят правду?

Туннели канализации были очень узкими, я то и дело полз на четвереньках. Вода мешала, толкала меня, присасывалась к телу. Дно, покрытое слизью, заставляло часто скользить, особенно на резких поворотах. Все это время Моудже кричал мне вслед:

— Неужели ты думаешь, что спрятался? Мы тебя выкурим, крыса!

Я выскочил на открытое пространство — в круглый зал, куда выходило много туннелей. Воздух стал лучше. Я поднял глаза и увидел другой люк. Сзади доносились крики и шум. Похоже, я на минуту оторвался. Но не больше. Это перекресток, а значит, если я выберу туннель случайно, то запросто попаду обратно, прямо в объятия Моудже и его штурмовиков.

Я посмотрел вверх, на люк. На половине высоты виднелся узкий каменный карниз. Если удастся на него встать, можно достать до края и вылезти наружу. Правда, это будет нелегко. От одного взгляда на карниз отнимались ноги.

Я закрыл глаза и приготовился. Было слышно, как приближается команда Моудже. Я засунул пистолет в карман и решил: в крайнем случае без боя не сдамся. И еще: если вдруг откуда ни возьмись выскочит монах и предложит мне спасение от грехов (двадцать шесть трупов и масса более мелких преступлений), я соглашусь не раздумывая. Я глубоко вздохнул и начал прикидывать, откуда появятся штурмовики и как бы я на их месте меня ловил.

Я выбрал часть стены, где цемент между кирпичами раскрошился и остались дырки, и прыгнул. Мне удалось вставить два пальца в дырку и зацепиться ногой за крошечный карниз. Сердце бешено колотилось. Я изо всех сил тянулся вверх вдоль скользкой стены.

Я протянул дрожащую руку к крышке люка. Еще немного… еще… Глаза заливал пот. Я собрался, чтобы сделать последний рывок, и тут раздался скрежет. Я застыл и глянул вверх одними глазами, не задирая головы. Крышка сдвинулась и открыла темно-синее ночное небо. На фоне неба вырисовывалось бледное и странно дружелюбное лицо в темных очках. Я молча уставился на него.

— Давайте руку, — сказал Дик Мейрин, — помогу. Быстрее, мне некогда! Сейчас начнется мое выступление в Сиднее перед начальством ССБ.

Глава 15. СЧИТАЙТЕ, ЧТО У ВАС ЕСТЬ МЕДИЦИНСКАЯ СТРАХОВКА

10010

Я смотрел на Мейрина, дрожа от напряжения. Его бледное лицо исчезло, и ко мне опустилась веревка.

— Ну!.. Я вас вытащу.

Всплески и крики Моудже и штурмовиков затихли. Наверняка нашли мой след теплоискателем. Оставалась пара секунд. Я все смотрел на веревку Мейрина и никак не мог понять, что Главный Червь делает в Ньюарке и как он собирается меня вытащить.

— Кейтс! Живо! Хватит философствовать!

Я стряхнул с себя оцепенение, протянул свободную руку и схватился за веревку. Та оказалась странно скользкой и прочной. Моудже и его люди так шумели, что казалось, они уже здесь. В канализации обманчивая акустика.

Я несколько раз обмотал веревкой руку и сильно подергал.

— Не знаю, что вы задума…

Мейрин с кряхтеньем потащил меня наверх. К моему удивлению, мои ноги оторвались от карниза и медленно поднялись. Еще через несколько секунд я повалился на сырую улицу Ньюарка.

Мейрин с усмешкой на лице стоял передо мной в «хамелеоне». Его голова висела как будто без тела в полутора метрах от асфальта. От мигания костюма у меня заболели глаза.

Вокруг невидимого пояса Мейрина была обмотана веревка. За ним я увидел новенький ховер ССБ без опознавательных знаков, с горящими фарами. Веревка уходила в лебедку, закрепленную на капоте ховера. Так вот как этот тип нас обоих вытянул!

Я отпустил веревку, Мейрин проворно отвязался, и веревка ушла в лебедку.

— Поедемте, мистер Кейтс! Ваши друзья вылезут из канализации через несколько секунд, а я бы не хотел им показываться. Я вас подвезу.

Не дожидаясь ответа, он щеголевато развернулся и промаршировал к ховеру. Я остался лежать на грязном асфальте, весь мокрый. Ноги дрожали, живот болел. Если бы я не смог сам поднять крышку люка и подтянуться, мне осталось бы жить секунд пятнадцать. Ну, убил бы я одного штурмовика или даже двоих. Но с двумя штурмовиками и Моудже в придачу мне бы ни за что не справиться.

— А что Моудже? — выдохнул я, заставив себя подняться на колени.

— Лично меня полковник Моудже мало волнует. Залезайте! Мне невыгодно здесь показываться, да и вашей репутации чудесное спасение пойдет на пользу.

Я с трудом встал на ноги и кое-как добрался до ховера. Одна надежда, что Моудже не сразу вылезет из дерьма.

Ховер оказался маленьким аппаратом, рассчитанным от силы на двоих пассажиров. Я сел рядом с Мейрином, и двери за мной закрылись. Внутри не было ни пятнышка — почти болезненная чистота. С меня стекала вонючая жижа, и я злился на себя за то, что изгадил такую красоту.

Мейрин нажал на кнопку, и ховер поднялся в воздух, как пузырь. Я даже ничего не почувствовал. ССБ всегда дают самое лучшее. Может, Кит и фыркает, что их техника отсталая, зато все в неограниченном количестве и идеально работает. Особенно по сравнению со ржавым, кое-как отремонтированным хламом, которым обходился я. Смотреть на этот ховер было как щуриться на солнце. Солнце власти и богатства.

— Куда, Кейтс? Выбирайте любое место поблизости. По пересеченной местности или через большие водоемы мы не пролетим, но в разумных пределах могу отвезти вас куда угодно.

Мейрин наклонил голову, словно прислушивался к кому-то на заднем сиденье, потом одарил меня ухмылкой, как всегда, неожиданно. Только что сидел мрачнее тучи, а теперь засиял.

— Кейтс, вы в каком-то смысле работаете на меня. А я обещал за вами следить и при случае выручать. Наглец Моудже организовал преследование по обычным каналам ССБ, без шифровки. Я как раз оказался поблизости и решил проверить, как у вас дела. Смотрю — из-под земли ваш тепловой портрет светится. Отслеживал вас, пока вы не попали мне прямо под ноги. Никакой мистики! К сожалению, часть людей, которые занимались этим проектом, уже погибли. В основном по небрежности. — Он покосился на меня, словно намекал, что застрять в канализации Ньюарка — тоже большая небрежность. — И я решил, что дам вам еще день потрепыхаться.

Я скрипнул зубами.

— Через пару секунд я бы выбрался без посторонней помощи.

Мейрин ухмыльнулся.

— Не стоит благодарности. — Его лицо резко помрачнело. — Два штурмовика, да? Неплохо.

— Повезло, — сказал я устало. — Всплески в воде «хамелеон» не маскирует.

В ховере контуры тела Мейрина были заметнее, хотя, если не присматриваться, казалось, что его руки и голова плавают в пустоте.

— Так куда?

Я прикинул: в Лондоне собирать команду рано, они доберутся туда не сразу (если вообще доберутся). В Ньюарке — никаких перспектив.

— Ну, лучше в Нью-Йорк, — медленно проговорил я. — Моудже пока здесь и будет искать меня еще несколько часов. Плюс, там все мои лучшие связи.

Пауза тянулась на несколько секунд дольше, чем я рассчитывал. Мейрин несколько раз кивнул.

— Тогда… Нью-Йорк, — с запинкой произнес он, словно до него доходило постепенно. Я уж подумал, не хватил ли его удар, и нервно покосился на панель управления.

— Спасибо.

Через секунду Мейрин фыркнул.

— Как я уже сказал, вы мой сотрудник! Считайте, что у вас есть медицинская страховка.

Я тупо смотрел из окна на то, что осталось от Ньюарка. Страховка… Без медицинской страховки можно и не подходить к больнице. Если у тебя водятся деньги, ты покупаешь медицинскую страховку. Для доказательства тебе вживляют под волосы специальный микрочип. Каждый врач, каждая больница сканируют пациентов. Если чипа нет, в больницу тебя не пустят. В Нью-Йорке медицинские учреждения охраняют целые частные армии, чтобы туда не рвались всякие вроде меня. И не важно, выстрелил в тебя какой-нибудь наркоман, ударила ножом сумасшедшая жена-алкоголичка или ты просто поскользнулся, упал и сломал ключицу. Нет чипа — нет лечения.

Конечно, черный рынок медицинских чипов процветает. Профессионалы похищают настоящего владельца чипа, а потом или держат где-нибудь, или тайно убивают Если полиция найдет владельца с разбитым черепом и скальпельным разрезом, за такой чип много не выручишь. Но за такие чипы, владельцы которых живы и на свободе, берут много денег. Отчаянные времена, да.

— У меня для вас новость, — вдруг сказал Мейрин.

— Новость?

— Ваш друг, Барнаби Доусон, обратился в новую веру. Я тупо моргнул.

— Какую веру? — Я моргнул еще раз. Потом сел прямо. — Он теперь монах?!

Мейрин машинально кивнул и опять, наклонив голову, прислушался к кому-то невидимому.

— Несколько часов назад. Конечно, мы за ним следили, но не уследили. Первый офицер ССБ, вступивший в Электрическую церковь. Впрочем, его уже уволили. И все равно для нас это антипиар. Когда он завтра выйдет на улицу как брат Доусон, репортеры устроят ажиотаж.

Я откинулся на спинку сиденья.

— Вот черт! — Я отяжелел и как-то отупел. Мне постоянно приходило в голову, что я еще толком за работу не взялся, а уже так кошмарно устал. И только что чуть не умер.

— Вы знаете, что Электрическая церковь платит Моудже, чтобы он за мной охотился. Чтобы он меня убил.

Он кивнул:

— Разумеется. Моя задача осложняется тем, что у меня нет официального и правдоподобного повода выступить против Церкви. Полковник Моудже действует в рамках закона, потому что вы известный преступник. Сейчас я не вправе официально его остановить. Я мог бы его убрать закулисными методами — запустить любое из сотни служебных расследований и немедленно отстранить от службы. Этот говнюк навсегда засел бы в Пустой комнате. Но я раскрыл бы свои карты, к чему я еще не готов.

Я тупо смотрел перед собой.

— Ни хрена не понимаю. Мейрин опять кивнул:

— У всех есть свои ограничения, мистер Кейтс.

Остаток полета слился в сплошное пятно. Я дремал, несмотря на зуд под высыхающей одеждой. Мейрин ко мне не обращался, хотя порой бормотал себе под нос, будто разговаривал с кем-то еще.

Вдруг он напрягся и замолчал. Я подумал, уж не придется ли мне сажать ховер самому, пока Мейрин бредит и бьется в конвульсиях.

Потом он дернулся и резко повернул голову ко мне.

— Еще одна плохая новость, мистер Кейтс. Нью-Йорк горит.

Мою апатию как рукой сняло.

— Что?!

— Вчера в Бэттери-парке начался голодный бунт. На подавление выслали небольшой отряд ССБ. Эти самоуверенные идиоты поступили как обычно — решили запугать бунтовщиков. Возникла потасовка, были убиты два офицера и больше пятисот граждан. Беспорядки начались по всему острову. ССБ перекрыла все въезды и выезды.

Я потер глаза.

— Вот черт! Еще этого не хватало.

Бунты не длятся долго. Горстке голодных оборванцев с камнями не продержаться против системщиков, особенно если прилетают штурмовики. Но и за короткое время бунты могут нанести большой урон. Я видел уже три бунта. Один продлился целых три дня, и эти придурки даже выбрали себе мэра. Мэр давно мертв. Погиб не своей смертью, причем довольно неприятной.

— Боюсь, теперь я не смогу отвезти вас в город, — продолжал Мейрин. Мы приближались к Манхэттену. Уже виднелся черный дым. — Готов высадить вас на севере острова, не более того. Вам придется самостоятельно пробираться на юг, если захотите.

Севернее Семидесятой улицы в Манхэттене ничего не осталось. Бунты — большие Бунты — сравняли многие районы с землей, как в Ньюарке. Я повернулся и внимательно посмотрел на Дика Мейрина. Главный Червь сидел в футе от меня и спокойно молчал. Еще он почему-то улыбался.

Мы начали спускаться.

— Маленький совет, мистер Кейтс: будьте начеку. Полковник Моудже наверняка сообщил о вас всем офицерам на местах. Вас давно разыскивают в связи с несколькими нераскрытыми делами, и закон не против, чтобы вас арестовали, избили или убили. Но сейчас вас будут ловить с куда большим рвением, понимаете? Я мрачно кивнул.

Ховер сел на берегу реки. В энергетическом поле задрожала трава. Неподалеку стояли какие-то руины; в небе висел черный дым, и повсюду летали легкие чешуйки пепла.

Я обдумал свое положение. Команду разогнали, меня спас самый главный системщик в мире, другие офицеры ССБ положили мое фото себе в бумажник, а коп, которого я пытался убить, ходит по улицам с ядерным реактором вместо сердца. Какой же я молодец! Еду домой с утешительными призами. Пожалуй, двадцать семь — последняя остановка поезда по имени Эйвери Кейтс.

— Мистер Кейтс? Выходите, пожалуйста. Мне предстоит встреча с несколькими секретарями Объединенного совета, и я уверен, что нью-йоркская ситуация станет первым вопросом на повестке дня.

Я толчком открыл дверь и вышел из ховера. Закрыл дверь за собой, но Мейрин тут же ее распахнул.

— Мистер Кейтс, у вас есть план? Или заказывать венок на ваши похороны?

План? Я ухмыльнулся Главному Червю.

— Боюсь, Дик, мне опять нырять в дерьмо.

Глава 16. САМА ДЕСНИЦА БОЖЬЯ

01010

— Неужели вам не опостылела бесплодная борьба? Неужели в глубине души вы не мечтаете о покое? Неужели бесконечные страдания не лишили вас последней надежды?

Монах разорялся как мог. Он стоял на ящике и проповедовал еще три или четыре часа назад, когда я вылез из канализации на Лонгакр-сквер, где старые дороги расходились во все стороны. С тех самых пор монах даже не двинулся с места. Злая толпа, вооружившись чем попало, крушила, ломала и сжигала все на своем пути, но киборга все обходили стороной.

Я прислонился к старой статуе какого-то Джорджа Коэна и выкурил выброшенный кем-то бычок. От того, что я долго стоял, побаливала спина. А день выдался прекрасный, очень солнечный. Как раз для сжигания городов.

Полиция «восстанавливала порядок» квартал за кварталом. У них было превосходство в воздухе, а у отрядов штурмовиков — на земле. Еще двенадцать часов бунтовщикам было не выстоять. Я пожалел тех, кто окажется в это время в бедных районах. Карательные меры ССБ очень тщательны.

На той стороне улицы толпа начала ломиться в дорогой магазин. Тут же прилетел ховер ССБ и завис над местом происшествия. На тонких тросах из ховера спустилась команда штурмовиков. Я отступил подальше в тень. Системщики всегда бесятся, если кого-то из них убивают. У них такая теория: отребье не должно и думать об убийстве системщика. Людям положено считать, что сама десница Божья опустится на землю и раздавит их, если прольется хоть капля эсэсбешной крови. В данном случае десница Божья приняла форму ховера, нескольких штурмовиков и горстки несчастных уличных копов, которые прибежали на площадь, чтобы окружить пожарных и прикрыть штурмовиков.

Монах испарился, но я не обратил на это внимания. Меня интересовал не он, а сосед Кева Гатца, Тевтонский Хмырь. Через него я надеялся найти Марселя, специалиста по генным модификациям. Кев рассказал мне про Хмыря достаточно, чтобы было с чего начать; мои связи работали даже в разгар бунта.

В баре Пикеринга, несмотря на усиленную охрану, по-прежнему продавали мерзкое пойло и информацию. Сам Пик вышел из своего кабинета на смешно худых ногах под раздутым, как воздушный шар, туловищем, чтобы пропустить со мной пару стаканчиков и поворчать о недоумках, которые жгут собственный город.

Тевтонский Хмырь зарабатывал себе на жизнь и на нелегальные генетические модификации телохранителем такой же шпаны, но чуть покруче. Как большинство любителей аугментов, он бил на внешний эффект. Под дрожащей горой мышц у него были слабые кости и плохой обмен веществ. То есть при всей силе он был хрупким, как птица, и быстро выдыхался. В моменты кризиса, как сейчас, в его услугах не нуждались: все умные гангстеры засели где поспокойнее и пережидали грозу. Немцу ничего не оставалось, кроме как охранять перевозчиков наркоты. Поскольку во время беспорядков люди начинали больше нюхать и колоться, он даже работал сверхурочно. Его посылали по определенным маршрутам по расписанию.

Хмырь вышел на площадь с двумя спутниками, не обращая внимания на потасовку в нескольких сотнях футов от себя. Самого немца было нельзя не заметить: высоченный, огромные мускулы, руки чуть разведены в стороны, полностью не опускаются. Шеи нет вовсе, только пучок сухожилий, а сверху — красная бугристая рожа. Ноги — как каменные тумбы, в руках-лопатах помповое ружье, старое, однако на первый взгляд очень даже опасное. Как многие фанаты аугментов, Хмырь носил форму из плотно облегающего латекса, чтобы всем этим богатством хвастаться. Он посмотрел на группу усталых на вид уличных копов. Несколько кивнули в ответ. Что ж, по крайней мере немец платит по счетам.

На ходу его тело тряслось и дрожало. Мне достаточно было раз взглянуть на этого придурка, чтобы понять: года через два, а то и меньше, сбой в организме превратит его в лужицу красноватого гноя. С другой стороны, вид у Хмыря был грозный, а по жизни этого часто хватает. Сплошная липа, мать вашу.

Хмырь сопровождал двух грязных девок с застывшими от ужаса лицами. Я бы тоже боялся, если бы в меня вшили столько презервативов с наркотой, что хватило бы убить целое стадо слонов.

Глянув на побоище слева, я встал прямо перед троицей. Они остановились футов за десять, и немец поднял пушку. Это меня ничуть не встревожило. В меня уже столько раз целились, да и недавние приключения вызвали серьезную переоценку ценностей. Если ты не кибернетическая машина для убийств и не элитный офицер ССБ, я и глазом не моргну.

— Ти это срья, трук, — произнес немец. Говорил он с таким акцентом, будто выкапывал слова со дна илистого ручья. Я бросил бычок ему под ноги и выдохнул дым. Да, не то сейчас курево. Как с выпивкой: вроде есть, можно купить и неплохую, если денег не жалко — и все-таки до Объединения все было гораздо качественнее. Может, мы все, блин, романтики, но у тех сигарет, хоть они и старые, вкус лучше. И цена до небес, конечно. Большинство из нас не могли себе таких позволить и курили всякое дерьмо.

— Слушай, Хмырь Тевтонский! Ты меня знаешь! Ты жил в одной комнате с Кевом Гатцем. Мы знакомы.

Он прищурился, неаппетитно подрагивая бицепсами и трицепсами.

— Ja, — наконец выговорил немец, и его плоская красная рожа исказилась уродливой ухмылкой. — Я тепья витель. Ja. — Ухмылка пропала. — Отфали!

Я поднял руки:

— Я просто ищу Марселя! Он снова ухмыльнулся.

— Марсель? Да, есть. Прьячется. Я тепье скашу, кте он есть. Пьятьсот йен.

Меня захлестнула волна ярости. Как я устал оттого, что мне вечно ставят палки в колеса! Справиться с этим дебилом до смешного просто. Такие великаны — особенно если платят за мышцы кучу денег, да еще потом с ними мучаются — часто переоценивают свою силу.

Мне даже не понадобилось никакого кун-фу. Я кивнул, огляделся, выждал секунду, а потом бросился вперед, прямо на его ружье. Немец не успел и глазом моргнуть, как я ударил стволом ему по носу. Хмырь упал; на месте носа расплылась кровавая каша. Ружье выскочило у бедняги из пальцев, я подхватил его и отдал девкам-перевозчицам. Меньше всего мне хотелось, чтобы к отряду моих поклонников присоединился какой-нибудь наркодилер.

— Не уходите, — посоветовал я. — Скоро мы закончим.

Пока немец катался по земле, у магазина что-то взорвалось. В нашу сторону дунул теплый ветер. Девки посмотрели туда, но я не отвлекался. Я легонько пнул немца. Тот застонал.

— Приятель, у тебя скелет как у птички, мать твою. Дай мне наводку на Марселя, и работай себе спокойно. А будешь вонять — сломаю каждую твою пустую кость. Ты понял?

Немец простонал:

— Ja,ja…

— Вот и хорошо. — Еще один взрыв, опять порыв теплого ветра. Я подмигнул девицам. — Вот и славненько.

Город горел. Возле старой гостиницы пылало каждое пятое здание; почти все и так выгорели во время прошлых бунтов.

— Зачем всегда все палить? Каждый раз поджоги. Человечество шло сюда сотни тысяч лет, а они хотят за одну ночь все проссать!

Я пожал плечами.

— Это все не их. Вот они и развлекаются.

Марсель оказался полноватым гражданином неопределенной национальности. Он даже глазом не моргнул, когда я вылез из-под канализационной решетки перед его гостиницей. Марсель превратил вычурный вестибюль в свой главный офис. Прямо диван-сарай какой-то: вокруг него со скучающим видом развалились люди — молодые, красивые, тяжело вооруженные. И вежливые. Кое-где встречались прикормленные копы. Если не считать копов, все перенесли косметическую аугментацию и ходили заштопанные шелковыми нитками. Казалось, они совсем не опасные, что само по себе было подозрительно.

Мне никто не мешал. Пять минут Марсель с удовольствием трепался о погоде, о расстрелах, которые он видел из окон, о том, что нынче разучились бунтовать.

Я знал о Марселе от Гатца и по слухам. В Нью-Йорке таких, как он, сотни. Все мнят себя «крестными отцами» и обычно плохо кончают. Про Марселя начали говорить год назад.

Марсель тяжело сидел в шикарном кресле и за все время даже не пошевелился. Его ленивые глаза оставались полузакрытыми.

— Что ж, мистер Кейтс, такой близкий друг Кева Гатца, что Кев ни разу о нем не вспомнил… Я признателен за визит вежливости в подобных экстремальных обстоятельствах, но чем я могу вам помочь?

— Я пришел просить об одолжении.

Свинячьи глазки Марселя на секунду чуть расширились.

— Одолжении? Алима, милая, проверь платежеспособность мистера Кейтса, пока он поделится со мной своими горестями.

Сидевшая на полу восточная женщина с животной грацией поднялась и исчезла в глубине гостиницы.

— Я не имел в виду «бесплатно», — поспешил сказать я, пытаясь выразить лицом дружелюбие, спокойствие и твердость одновременно. Это утомляло. — Просто я не смогу заплатить сразу. Зато потом предложу вам хорошую цену. Двойную.

Марсель изучающе посмотрел на меня.

— Мистер Кейтс, ваше имя на слуху. Я верю, что у вас на крючке большая рыба. Ладно, предположим, вы получите много денег. Чего же вы хотите от меня?

Я пожал плечами.

— Я хочу попасть в Лондон.

Марсель рассмеялся. По сравнению с резким лаем Дика Мейрина его смех казался каким-то развратным громыханием. Все тело Марселя затряслось.

— Ну и ну, мистер Кейтс! — наконец выговорил он. — Однако! Такие поездки всегда дороги, а в беспокойные времена и вовсе невозможны. И не важно, что у вас там на крючке. Вам это не по карману.

Я сглотнул.

— Вы обо мне слышали?

Марсель пожал плечами, хихикнул и вытер глаза.

— У вас есть репутация, мистер Кейтс. Вы неплохой стрелок. Надежный. Может, и не Кении Оурел, но профессионал.

Снова Кении Оурел! Скоро он станет моим святым покровителем. Говорили, что этот человек в свое время совершил сотню заказных убийств и отошел от дел богачом. Правда, о нем уже давно ничего не было слышно. Организация Оурела прославилась тем, что убивала всех — преступников, копов, политиков. Конечно, такие истории каждый рассказчик готов приукрасить. Но даже если вычесть три четверти того, что я слышал, члены «Дунвару» — такие крутые ребята, что лучше с ними не сталкиваться. Любой, кто имел какое-то отношение к «Дунвару», пользовался в преступном мире огромным уважением.

— Вы знаете мою репутацию. Я держу слово. Марсель мрачно пожал плечами: куда девались его смешки?

— Отчаявшийся человек быстро забывает о своей репутации.

Восточная женщина вернулась, подошла к Марселю и что-то ему прошептала. Свинячьи глазки опять расширились. Марсель долго меня рассматривал, прежде чем заговорить.

— Мистер Кейтс, у вас отличный кредит! Думаю, мне удастся посадить вас на ховер. Только договоримся о цене.

Я моргнул.

— Что за хрень такую она узнала? Марсель улыбнулся.

— То, что у вас отличный кредит, мистер Кейтс. Так как с ценой?

Слава богу, подумал я, что про меня ходят слухи. Марсель, наверное, узнал, какие деньги мне обещают. Я открыл блокнот и бросил ему.

— Напишите сумму. Я заплачу, когда сделаю дело.

Он замер, внимательно глядя на меня, потом засмеялся и принялся аккуратно выводить цифры на бумаге, как школьник. Наконец он бросил блокнот мне.

— Мистер Кейтс, вы готовы изобразить из себя человека очень богатого, очень влиятельного и способного полететь в Лондон во время бунта?

Я посмотрел на его цену, стараясь не показывать ужаса, и пожал плечами.

— Вполне. Почему бы нет?

Марсель захохотал. К нему присоединилась вся его свита.

— Мистер Кейтс, вы себя видели? Марсель захохотал еще громче.

— Приличные люди не имеют привычки плавать по канализации!

Я посмотрел на себя: с головы до ног меня покрывала корка грязи.

Я ухмыльнулся.

— Да ладно, бунт сейчас или где! Раздобуду какие-нибудь шмотки.

Глава 17. ВСЕ ЛЮДИ, СПАСЕННЫЕ И НЕ СПАСЕННЫЕ

11000

Когда подали кофе, я чуть не съехал с катушек. Марсель выполнил свою часть сделки с лихвой. Он не просто отправил меня в Лондон, а отправил первым классом — дал фальшивое удостоверение личности и строго наказал найти подходящую одежду и вымыться.

Это не составило большого труда. Была ночь, эсэсбешники сужали кольцо методично, не спеша: наверное, растягивали удовольствие. Я пошел следом за толпой из центра, выжидая, пока не разграбят подходящий дом. Хозяин оказался из тех богатых тупиц, которые решили сами защищать свое имущество. Выскочил на нас, распушив серебристую шевелюру, в шелковом смокинге, с новеньким «руном» в каждой руке — вообразил себя Баффало Биллом, не иначе. Четверых погромщиков он пришил, остальные ворвались в дом через окна. В последний раз я увидел хозяина, когда тот бежал по улице, и шевелюра его горела.

Дом тоже быстро загорелся. Погромщики разбежались как крысы, захватив все, что можно продать. Я подождал, пока все не убегут, оценил силу пожара и вошел в дом. Богачи обрабатывают свое жилье противопожарным составом, и несколько лет дома вообще не горят. Даже когда противопожарные вещества начинают разлагаться, огонь распространяется не так быстро. Я знал, что успею собрать вещи до того, как пожар начнет причинять мне неудобства.

Я вышел из медленно горящего дома мытый, бритый, растертый дорогими полотенцами, в костюме бедолаги-хозяина.

Его бельем я побрезговал, а больше ничего ценного после мародеров не осталось.

Хорошо бы угнать ховер и прибыть в аэропорт с шиком, но ССБ запретила всем подниматься в воздух. Меня тут же сбили бы, так что пришлось плестись пешком. Системщики держали дорогу на Мэдисон-сквер под контролем, пропуская ВИПов и самые важные товары. В ворота мне позволили войти два скучающих копа — к счастью, я их не знал. Назвали меня «мистером», пожелали удачного дня и быстро просканировали удостоверение личности. Все дело в одежде — они видели только ухоженного человека в дорогом костюме. Будь они повнимательнее, то заметили бы гнилые зубы, шрамы, акцент — но где там! Если у тебя вид богача, можно дать им удостоверение, написанное от руки, с ошибками в фамилии, и тебя пропустят. Любой нормальный преступник осваивает это искусство — вести себя как богач.

Я сразу поднялся в тяжелый ховер для дальних перелетов и сел в удобное кресло за красивой рыжеволосой женщиной с фарфоровой кожей. Ее часто показывали по телевиду. Мне принесли бокал пива — и пяти минут не прошло! Кресло было мягкое, упругое, воздух — чистый и бодрящий. Кожу ласкала сухая и дорогая ткань чужого костюма.

Вот тогда я и начал потихоньку съезжать с катушек.

Женщина, на несколько лет старше меня, очень привлекательная, с улыбкой ко мне обернулась. Я несколько раз видел, как она читает новости. Тогда ее лицо было высотой десять футов, а улыбка — приклеенной к лицу.

— Хорошо, что летим, правда? Этот народ… — Она расстроенно покачала головой. — Такое невежество! Сжигать собственный город! По-моему, системной полиции давно пора их всех куда-то перевезти.

Я подавил приступ злобы. Очень захотелось схватить эту богатую сучку за нос и разбить ей башку о подлокотник. Вместо этого я улыбнулся.

— Да, системщики ведут себя слишком мягко, вот и получили.

Она кивнула, но моя улыбка ее явно не впечатлила. Наверное, из-за зубов. Давно не был у зубного врача. А если честно, то никогда.

— Вы совершенно правы! — сказала она и отвернулась. Мне показалось, что от ее кожи пахнет мылом. Или от моей. Я так чисто вымылся, что весь чесался.

Начали разносить еду. Пассажиров обслуживали человекоподобные дроиды, которые улыбались, но ничего не говорили. Мне в три раза больше захотелось разбогатеть и отойти от дел. В Системе можно жить только богачом. Тогда копы будут называть тебя «сэр» и желать удачного дня. Тогда тебе будут подавать завтрак прямо в салон — настоящие яйца, настоящий бекон и, о боже, когда принесли кофе, горячий, крепкий, в такой ослепительно белой чашке, что пришлось зажмуриться… Я совсем рехнулся. Я пообещал себе, что пойду на все, чтобы разбогатеть. Правда, потом я вспомнил, что и так иду на все.

Перелет в Лондон занимает два часа. После завтрака приглушили свет и включили телевиды. Перед каждым сиденьем был свой небольшой экран. Передачи легальные, конечно. В одном только Нью-Йорке пятнадцать нелегальных вид-каналов, которые передают новости и тому подобное из специальных схронов. Разница между легальными и нелегальными каналами огромна. На легальных каналах, понятное дело, цензура, а нелегальные преследуют свои цели. Не разберешь, кому верить.

Я так устал, что почти заснул. И тут начались новости; я от неожиданности подскочил. На экране была моя соседка впереди. Подпись гласила: Мэрилин Харпер. Она читала репортаж о бунтах, безмятежно стоя среди мародеров, громящих торговый ряд. Ей очень шли костюмчик с короткой юбкой и высокая прическа. Вот только кожа у нее была слишком белая и чистая, чтобы ходить в такое время по Нью-Йорку.

Репортаж закончился, и я снова собрался поспать. Начался новый сюжет, и меня чуть не стошнило роскошным завтраком. Опять Мэрилин Харпер, а под картинкой строка: «Брат Барнаби Доусон: бывший полицейский ССБ, ныне монах, подозревается в двух нападениях».

Я так резко увеличил громкость, что телевид заорал на полную мощность. Пассажиры раздраженно обернулись. Я отрегулировал звук и наклонился вперед.

— …сон, бывший капитан ССБ, был недавно задержан отделом служебных расследований по официальному обвинению в должностных преступлениях. Сегодня стало известно, что его подозревают в нападении на двух граждан Системы в Нью-Йорке.

Показали фотографию из личного дела. Сумасшедшие голубые глаза танцевали даже на плоском экране.

— ССБ отказалась комментировать действия капитана Доусона. Электрическая церковь заявила из Лондона следующее: «Ни один брат Церкви не проявит насилие и не причинит вреда человеческому существу. Электрическая церковь считает всех людей, спасенных и не спасенных, своей семьей и стремится лишь ускорить приход человечества к Богу». Доусон, пятнадцать лет прослуживший в ССБ, преимущественно в Нью-Йорке, назвал свое имя несколько раз, когда жестоко избивал…

Я жестом выключил звук. Лицо Доусона еще несколько секунд смотрело на меня с экрана. Харпер на экране закончила репортаж, и Доусон исчез. Я выключил телевид.

Харпер в ховере повернулась ко мне. В жизни она казалась старше — больше морщин, — но в наше время технология разглаживания кожи могла придать человеку любой возраст.

— Какой кошмар, правда? В первый раз монаха официально подозревают в совершении насилия. Наверное, рано или поздно это должно было случиться. Ведь они когда-то были людьми — и чаще не лучшими. — Она всмотрелась в меня. — Мы случайно не встречались? Мне ваше лицо знакомо.

Журналистка хренова! Посадили бы меня за аристократом, который фыркал бы, мол, что за отребье пускают в салон!.. Так нет, мне попалась дамочка, которая всю жизнь сует нос в базы данных ССБ.

Я покачал головой.

— Вряд ли.

Она еще несколько секунд изучала меня, потом изобразила скуку.

— Наверное, я устала. Перед глазами только этот сброд, который сжигает собственные дома. Извините, что побеспокоила!

Я уставился в спинку ее сиденья. Этого мне только не хватало! Она точно запомнит мое лицо и наведет справки. Иначе она не журналистика. Да тут еще Доусон… Она права: ни разу монахов не уличали в преступлении, тем более в насилии — не считая, кисло подумал я, миллиона убийств, которые они совершили для набора новых монахов. Мейрин рассказал, что поведением монахов управляет какой-то чип, а человеческий мозг внутри, скорее всего, обеспечивает базовое управление киберорганизмом и моторные функции. Ну, и благодаря мозговым волнам монахи оставались гражданами Системы. Возможно, у Доусона этот чип почему-то не сработал. И он остался таким же недобитым подонком, но в металлическом теле, вооруженный до зубов, с доступом к базе данных всей Электрической церкви.

И тут ко мне пришла дурная мыслишка: а если Доусона натравила на меня сама Электрическая церковь, чтобы потом никто не мог ничего доказать?

Н-да, Эйвери Кейтс, не жизнь у вас, а праздник какой-то… Я вызвал стюардессу-дроида и потребовал бурбон. Виски принесли немедленно, двойную порцию в хрустальном стакане, с твердыми как гранит кусками льда. Я не пил нормального спиртного лет десять, и у меня немного закружилась голова. Если я доживу и все сделаю, как задумал, то за несколько лет окончательно рехнусь от всей этой жратвы, выпивки, дроидов — от всего.

Посадка оказалась жесткой: самолет начал резко падать сквозь дождь и ветер. Дроиды ходили по проходу и заверяли нас, что все в порядке. Меня это не заботило: я видал и похуже.

Я наклонился вправо и посмотрел на Мэрилин Харпер. Ее грудь в декольте дрогнула, и я вспомнил, что уже давно не был с женщиной. Слишком много преступников вроде меня пристрелили со спущенными штанами. Рискованно. К тому же она наверняка меня узнала из каких-то материалов ССБ — а я успел много где засветиться — и теперь думает, как бы незаметно это проверить.

Она резко обернулась и увидела, как я вишу над ней в проходе. Удивленно вытаращилась, потом взяла себя в руки и изобразила улыбку.

— Мне не разрешили включить кое-какие детали в репортаж. Скажу вам, раз вы так заинтересовались. ОС приказал ССБ не давать это в эфир. Жертвы Доусона, которых он избил, одного почти до смерти, — обычные преступники, известные в баре «У Пикеринга», притоне для всяких головорезов.

Я сохранил на лице полное бесстрастие.

— Любопытно.

Она уставилась на меня своими ярко-зелеными глазами.

— Оба сказали одно и то же: Доусон выбивал из них информацию. Искал человека, с которым они были связаны.

Я облизнул губы.

— Неужели? И кого же? Она улыбнулась.

— Какого-то дурацкого стрелка по имени Эйвери Кейтс. Брат Доусон клялся найти этого Кейтса и порвать на части.

Мы приземлились в Лондоне.

Глава 18. ВОЗМОЖНО, МЫ БЫЛИ КОГДА-ТО ЗНАКОМЫ

00001

Мистер Кейтс! — из-за забора крикнула то ли Мильтон, то ли Таннер. — Не нравится мне ваш дружок. Рядом с ней, опершись о мусорный бак, стоял Гатц. Увидев меня, он незаметно шевельнул рукой в знак приветствия. Оба ждали меня среди других встречающих, причем выглядели довольно неряшливо и недружелюбно. Наверное, поэтому в нескольких футах от них стоял толстый системщик и притворялся, будто смотрит на экран маленького телевида.

У самого выхода улыбались два монаха: поздравляли всех с прибытием в Лондон и вежливо осведомлялись, не хочет ли кто пять минут поговорить о спасении, ведь в следующий раз посадка может и не быть такой мягкой.

Я прошел мимо своей неказистой команды. Таннер — почему-то я решил, что это именно Таннер — усмехнулась, и они последовали за мной. Я заглянул в ближайший туалет, похлопал дверями кабинок, чтобы проверить, все ли пусто, и стал ждать. Через несколько секунд в туалет прогулочной походкой зашли Таннер и Гатц. Таннер все так же усмехалась, а Гатц, как обычно, излучал энергию и здоровье. Зато он встал прямо в дверях на случай, если кто-то решит войти.

— Как вы узнали, где меня встречать? — спросил я.

— Марсель сообщил Гатцу. Кейтс, когда ты помоешься, то выглядишь очень даже ничего.

Я уставился на нее.

— И вы, идиоты, решили, что можно взять и заявиться сюда? А я думал, вы профессионалы!.. Вдруг этот вонючий Элиас Моудже из ССБ вас уже увидел? Да он повяжет нас всех на выходе, заведет в Пустую комнату и всадит по пуле в затылок! Вы этого хотите?

Она приподняла бровь.

— Ага, именно. Слушай, Кейтс, я только что два часа проходила под гипнозом этого Супермальчика! — Таннер зло ткнула пальцем в Гатца. — Он мне теперь ночью будет сниться. Всю оставшуюся жизнь. Но мы сюда добрались — причем не с таким комфортом, как некоторые, — нашли друг друга, выяснили, когда ты прилетишь, и окопались в Ковент-гардене. Тай сделал носом волшебный пасс, и у нас появились видеокамеры, связь, электричество и целая лаборатория всякого дерьма, о котором раньше я даже не слышала. Он принял кое-какие меры безопасности — несколько пушек с детекторами движения и стальные двери. Это было как раз несложно, такого добра везде полно. А мы с сестрой обеспечили транспорт. Мы свое дело сделали, понял? Так что кончай рожи корчить и берись за свое. Чем быстрее я получу чек и расстанусь с этим Супермальчиком, тем лучше, понял?

Кто-то попытался зайти, но Гатц поднял очки и посмотрел на него. Тот ушел. Я сел на умывальник.

— Ладно. Новости такие: Нью-Йорк выжгли почти дотла, Барнаби Доусон стал монахом, однако не совсем, потому что теперь он избивает людей и ищет меня. На ховере меня узнала журналистка с телевида. Могут быть проблемы.

— Ры-ыжая, — протянул Гатц. — Я тоже ее узнал.

— Ах, да, — ухмыльнулся я Гатцу. — Тебе привет от Хмыря Тевтонского.

Гатц попытался ухмыльнуться в ответ. Получилось не очень приятно.

— Он ходить теперь сможет?

— Да, но дышать — с трудом.

— Хорошо! Так ему, подонку, и надо. Нечего было заявлять, что выбросит меня из окна.

— Вы не могли бы сделать друг другу минет позже, а? — сказала Таннер, прикладывая руки к темечку и морщась, как от резкой боли. Мне вдруг пришло в голову: интересно, а Мильтон сейчас не делает то же самое, не копирует свою близняшку бессознательно? — Твой системный коп стал монахом? Не совсем? И тоже за тобой гоняется? И тебя покажут по телевиду? — Она воздела руки. — С кем я связалась, Господи!

— Заткнись, дура!

Несколько секунд все молчали. Кто-то еще попытался зайти в туалет, но наткнулся на Гатца. Я провел рукой по лицу и кивнул.

— Ладно, вы молодцы. Команда в сборе, так? Есть база и все такое. Отлично! Как брат Уэст?

— Еще с нами. Мы с сестрой — умные девочки, нашли грузовой «Аб-Зеро», в которых обычно перевозят нанотехнику. Там очень холодно, и его толком не открывали и не сканировали. Кит подделал сопроводительные документы. В общем, брат Уэст прилетел сюда с комфортом, и мы забрали его прямо в аэропорту, легче не бывает. Угнали новенький ховер. Несколько часов ходили вокруг него с молотком и паяльником. Теперь он похож на самый первый ховер библейских времен. — Она ухмыльнулась. — Карета подана, сэр! Берегите костюмчик.

* * *

Ховер и точно выглядел страшнее атомной войны, зато летел ровно и устойчиво. Таннер остановилась у вполне респектабельного офисного здания в аккуратном, хотя довольно пустынном деловом квартале. Повсюду стояли новые здания — значит, здесь восстанавливают город после Бунтов. В Нью-Йорке, увы, почти все разрушенные районы остаются в том же виде.

— Хеймерле-роуд! — прокричала Таннер. — Конец маршрута.

Я подался вперед.

— Наша база здесь? Не слишком на виду? Она кивнула.

— Да, мы тоже так думали. Но Кит уперся. Мол, эти дома закрыты, и их никто не проверяет, потому что здесь частная охрана из дроидов. Короче, он завел нас сюда, махнул носом на охранную систему и взял ее под контроль. Это старая фабрика дроидов. Когда владельцы проверяют ее статус, то ничего необычного не видят, камеры посылают фальшивые кадры. — Она улыбнулась. — А в это время дроиды делают за нас всю черную работу. Знаешь, Кейтс, этот Кит — гений.

Мы вышли. Я осмотрелся: если привести сюда пару сотен человек, стало бы похоже на богатые районы Нью-Йорка. Меня не толкали и не пихали грязными лапами, и мне все тут было как-то пусто и непривычно. Лондон выглядел как город вымирающий. Уж не связано ли это с тем, что здесь гнездо Электрической церкви…

— Где тут аббатство?

Она помахала рукой в северном направлении.

— Видишь шпиль?

Высокое сооружение, похожее на башню, с прямоугольным верхом и обугленным кругом посредине торчало над остальными зданиями, как мрачная память о Бунтах.

— Я поставлю ховер, — сказала Таннер. — А вы с Супермальчиком идите внутрь. Кит уже, наверное, сгорает от нетерпения.

Я пошел за Гатцем к двери, которая при нашем приближении резко открылась. Черно-белый дроид — гуманоид на колесах — наклонил голову и жестом пригласил нас внутрь.

— Входите, входите! — прозвенел искусственный голос. — Добро пожаловать в Дом Кита. Мистер Кит в настоящий момент в зале собраний.

Я глянул на Гатца. Он пожал плечами и направился за дроидом.

— Странное чувство юмора, — проворчал он. Внутри здание было пыльным и заброшенным. Из стен торчали провода, в цементе зияли дыры из-под оборудования. Во многих городах есть заброшенные заводы и офисы. Обычно владельцы оставляют там целую армию дроидов, чтобы отпугивать скваттеров и всяких преступников.

Кит неплохо поработал: на стенах были наскоро закреплены турели, у потолка зависли металлические плиты, которые должны отрезать доступ в здание по одному нажатию кнопки на пульте. Я повидал немало временных баз, но основательность Кита впечатляла, особенно если вспомнить, как мало в нашем распоряжении было материалов и денег.

Дроид провел нас но узким коридорам с тусклыми лампами в огромный зал, пустой, если не считать кучки аппаратуры и нескольких сильных прожекторов. Вся техника сгрудилась в дальнем конце зала, как роща из голых металлических деревьев.

— Мистер Кит! Санкционированные гости! Мистер Кит! Санкционированные гости!

Из-за большого черного куба, опутанного кабелями, вынырнула лысина Кита.

— Кейтс! Тай так рад видеть вас живым!

— А я рад, что меня внесли в список приглашенных, — протянул я. — Телевид есть? Надо узнать, как там обстановка.

Когда мы подошли поближе, я заметил среди аппаратуры монаха. Киборг стоял в фокусе прожекторов совершенно неподвижно. Лицо было снято, туловище — раскрыто.

— Он… работает? Кит глянул на него.

— Конечно. Мы с братом Уэстом много чего выяснили. Вы удивитесь. — Он оглянулся. — Неплохое местечко? Тай с близнецами все переоборудовали, а богатые владельцы ни о чем не догадываются! Все предусмотрено. Можно устроить пожар, а спутники ССБ узнают об этом только через несколько дней. Между прочим, здесь пять дроидов. Тай назвал их Боб. Боб один, Боб два и так далее. Это фабрика дроидов. Показать линию сборки?

Я подошел к брату Уэсту и встал перед ним.

— Так что монах?

Кит оживился, вытер руки о тряпку и подбежал к одной из черных коробок.

— Прекрасно, мистер Кейтс, прекрасно! У Тая было много времени, чтобы покопаться. Он нашел чип, управляющий поведением, и смог его частично отключить. Хотите посмотреть?

Я кивнул:

— Даже очень.

С тыла монах выглядел вполне нормально, однако спереди производил ужасное впечатление: вместо лица — переплетение проводов и плат, вместо глаз — видеокамеры. Монах стоял неестественно прямо. Любопытно: кем был Уэст до того, как стал монахом? Электрическая церковь собирает людей низшего класса, преступников, опустившихся рабочих. Возможно, мы были когда-то знакомы. Интересно, получил ли он, что хотел. Или что заслужил.

Кит суетливо набрал команду на маленькой клавиатуре.

— Вот так… А теперь познакомьтесь с мистером Уэстом. Монах дернулся и с воплем упал на колени. Его руки поднялись и замолотили по черепу.

— Выпустите меня! — сказал он идеально ровным и рассудительным тоном. Потом заговорил громче и наконец зашелся душераздирающим воплем: — Выпустите меня! Выпустите! Выпустите! Выпустите! Выпустите! Выпустите!

Я потянулся за пистолетом. Его не было: перед полетом пришлось оставить оружие.

— Все в порядке! — прокричал Кит. — Он не может выстрелить. — Он замолчал и посмотрел на монаха вместе со мной. — Это мистер Уэст, Кейтс. Это то, что сейчас происходит с его мозгом. Тай провел кое-какой анализ и считает, что мозговые функции не были нарушены, но мозг не может справиться с превращением человека в монаха. Модификационный чип, короче, мод-чип, уничтожает свободную волю. Если его отключить, внутри просыпается живой человек. Просто живой человек, сошедший с ума от процесса монахизации и месяцев или лет рабства.

— Выпустите меня! Выпустите! Выпустите! Выпустите! Выпуститевыпуститевыпустите…

Я быстро отошел.

— Кит, да заткни ты его! Все понятно. Кит кивнул.

— Мистер Гатц?

Я пристально посмотрел на Кева. Тот выступил вперед, напряженный и мрачный.

— Кев? Какого хрена?.. Кит поднял руку.

— Смотрите.

Кев встал передо мной и снял очки. Секунду ничего не происходило. Потом монах начал медленно успокаиваться, пока совсем не затих. Он так и застыл на коленях, подняв руки. Еще через несколько секунд киборг поднялся и встал по стойке смирно.

— Можно запсиходавить монаха? Кит кивнул.

— Судя по всему, способности мистера Гатца нуждаются только в наличии мозга. И достаточной близости к объекту.

Я моргнул.

— Но у монаха нет глаз!

— Тай думает, что мистер Гатц использует контакт глаз, чтобы сосредоточиться. Физической необходимости в нем нет.

Гатц медленно заговорил:

— Я заметил это еще в Ньюарке. Когда появился монах, я так испугался, что начал его психодавить, хотя сам не понимал, что делаю. Монах тогда даже остановился. — Он поднял на меня глаза без очков, и я вздрогнул. — Хочешь поговорить с мистером Уэстом?

Мой мозг уже вскипал от новой информации. Через секунду я поймал себя на том, что нервно потираю руки, и еле заставил себя это прекратить.

Гатц кивнул и посмотрел на киборга.

— Скажи что-нибудь, Уэст.

Монах дернулся и повернул голову в мою сторону. Появилось жутковатое чувство, что на меня смотрит какая-то безглазая тварь.

— Ради Бога, — произнес монах ужасающе ровным и вкрадчивым тоном. Приборы для обработки голоса, встроенные в искусственный череп, работали безотказно. — Убейте меня! Убейте меня прямо сейчас! Умоляю!

Глава 19. ПОЧЕМУ Я ЕЩЕ ЖИВ?

10100

Я вышел на кухню, где Мильтон и Таннер соорудили из нескольких ящиков импровизированный стол и разложили скудные припасы. Нормальную еду в наше время найти трудно; обычно мы пробавляемся питательными таблетками, которые иногда раздают ньюйоркцам — когда какому-нибудь аристократу взбредет в голову, что надо бы подкормить бедноту, пока все не перемерли. Таблетки сохраняют жизнь, однако под ложечкой все равно сосет. Как будто постоянно умираешь от голода.

Мильтон присела на коробки и глотнула из фляжки. Потом посмотрела на меня и усмехнулась.

— Веселый тип, а?

Я жестом указал на флягу.

— Дай глоток. Она протянула мне.

— Готовишься к допросу? Мы так и думали.

Я кивнул, тоже сел на коробку и сделал большой глоток. На вкус пойло напоминало бензин. Я не выплюнул его только большим усилием воли; вскоре жжение сменилось теплом, и я рискнул глотнуть второй раз.

— Кит не гарантирует, что мозг Уэста долго протянет без мод-чипа. Пока Кев его держит, но кто знает, насколько его хватит. Нам нужна информация. — Я кашлянул. — Кому-то надо записывать. Кев, по-моему, не умеет писать, Тай будет занят. Остаешься ты. Или твоя сестра.

Она подмигнула.

— Шеф, я читаю твои мысли! Как думаешь, зачем я здесь сижу и баки заливаю? Готовлюсь к разговору с привидением.

Я не отводил взгляда от неровного дерева.

— Ты веришь в эту хрень?

Она подвинула фляжку ко мне, и я снова глотнул — уже вкуснее.

— В привидения? Или в души? — Голос Мильтон затих — она растянулась за ящиками, на полу. — Конечно, Кейтс! А ты нет? Все пророчества сбываются.

Я поперхнулся.

— Пророчества?!

— Нехристь ты окаянная, — вздохнула она. — Откровение Иоанна Богослова. Католические догматы. Почти во всех религиях есть что-то похожее. Разве не понятно? Настал конец света.

Я посмотрел на фляжку. Мильтон выставила руку над ящиком и поболтала. Я вложил в нее фляжку.

— Сам подумай. Мертвые ходят по земле в искусственных телах монахов. Если в твою черепушку не вживлен чип, тебе недоступны ни медицина, ни высокие технологии. Настоящий конец света.

Я встал.

— Что ж, тогда можно больше не трепыхаться.

— Слушай, Кейтс! — Ну?

— Пообещай мне… Я понимаю, мы не друзья, но пообещай как человек человеку. Что прострелишь мне мозги, если из меня захотят сделать монаха. И моей сестре тоже. Договорились? Я кивнул.

— Радость моя, я и не думал, что у тебя другие пожелания. — Я сглотнул. — Подходи в пять, ладно? Будешь записывать.

— Еще раз назовешь меня «радость моя», — крикнула она вслед, — справимся без монахов!

По дороге назад я заблудился в коридорах, похожих на туннели. Зато нашел еще несколько ловушек, которые моя команда приготовила на случай, если нас завтра осадит армия ССБ, монахов или еще какая-нибудь всемирная организация, которой вздумается меня укокошить. Сработано, надо сказать, на совесть. На основных перекрестках были протянуты провода — такими можно убить сразу человек шесть. В стыках пола прятались крошечные заряды, готовые взорваться и засыпать в воронке еще дюжину. Любой, кто захочет сюда ворваться силой, дорого заплатит.

Наконец меня нашел один из дроидов. Излучая запрограммированную вежливость, он привел меня в зал, где уже собрались все остальные, кроме Мильтон. Они стояли вокруг монаха, который не сдвинулся за все время с места — стоял и смотрел прямо перед собой, а его действиями управляли одновременно мод-чип и пульт Кита.

— Ну-ну, наш юный стрелок, — встретила меня Таннер. — Пока команда всю дорогу через океан задыхается в дыму, он путешествует с комфортом, — кисло добавила она.

— Я добавлю к твоей доле одну йену в качестве моральной компенсации, — заявил я. — А теперь заткнись и начнем. Кит, ты сказал, что у нас мало времени?

Кит кивнул и затанцевал вокруг своих приборов.

— Мозг, похоже, в хорошем состоянии, но в нем что-то разлагается. Личность? Душа? Подсознание? Тай не знает. Быть может, он сходит с ума. Каждый раз, когда Тай отключает мод-чип, брат Уэст сходит с ума еще больше. Мистер Гатц пока в некоей степени им управляет — играет роль модчипа, — но это ненадолго. Тай считает, что у вас есть минут пять, а потом брат Уэст перестанет нормально функционировать.

Я внимательно посмотрел на монаха. Он стоял, высоко задрав подбородок, как осужденный на смертную казнь.

— А тогда мы сможем вставить обратно мод-чип вместе со своим собственным набором инструкций?

— Думаю, да. Узнаем точно, только когда это сделаем. Я оглянулся. Заброшенная фабрика, пустынный район.

До места, которое я считал домом, тысячи миль. До смерти — рукой подать. Я почувствовал странное спокойствие, похожее на фатализм. Если сейчас монах вскочит и нас перебьет, я не удивлюсь. И возражать особо не стану. Пришла Мильтон и отдала мне честь.

— Ну, Кит, поехали! — сказал я.

Кит подскочил, утирая лоб все той же грязной тряпкой.

— Прекрасно! Конечно, Тай запишет весь эпизод. На всякий случай. Я отключу чип модификации поведения, мистер Гатц включит свое… э-э, влияние, и вы сможете его допросить.

Я кивнул и обратился ко всем:

— От брата Уэста нам в первую очередь нужна информация об охранной системе главного управления Церкви. Все остальное — мелочи. Поняли? И не лезьте, пока я не закончу.

— Ага-а, — протянула Таннер. — А то мистер Кейтс нас застрелит.

Близнецы начали мне нравиться. К тому же ее слова напомнили мне, что надо срочно искать оружие. Без него я чувствовал себя беззащитным.

— Кит? Гатц?

Оба кивнули. Кит осторожным жестом включил аппаратуру, Гатц снял очки. Монах снова дернулся, и мы замерли. Через секунду монах повернул голову. Явственно прожужжали крошечные моторчики.

— Почему я еще жив? — спросил он. — Я знаю имя мистера Гатца. Я много знаю о мистере Гатце. Мне знакомы имена Кейтс, Кит, Мильтон и Таннер. Но я о вас ничего не знаю.

Кит заметался среди черных коробок, что-то регулируя взмахами рук и мелкими движениями запястья.

— Поразительно, мистер Кейтс! Великолепно! Они используют низшие функции мозга как есть — это снимает необходимость лишнего программирования. Память мозга служит основным средством хранения информации, хотя, очевидно, все данные регулярно пересылаются в общую базу данных Церкви. Используя человеческий мозг, они экономят массу денег, времени и усилий. Нанотехнологии для электронного аналога еще не разработаны. Высшие функции мозга фильтруются мод-чипом, который играет роль нулевой точки.

— Очень любопытно, мистер Кит, — ответил я. — Можно задавать вопросы?

Монах по-птичьи дернул головой и повернулся к Киту.

— Вопросы?

— Ты будешь отвечать на вопросы? Гатц кивнул.

— Будет.

Я откашлялся и шагнул вперед.

— Я тут кое-что разведал. В главное управление ЭЦ один вход с «беспроводным рукопожатием», так?

— Скорее всего, по протоколу Эмблена, — кивнул Кит. Монах дернулся и задрожал.

— Протокол Эмблена… Модифицированный. Спецзаказ. Доктор Эмблен сам подстраивал алгоритм.

Я пожал плечами.

— Не важно. Главное, там установлен микрочип-передатчик, который посылает проверочный код, когда монах приближается. Он наверняка запрограммирован на стирание, если кто-то попытается в него влезть.

Тай рассердился.

— Кейтс, ты кому говоришь? Да Тай эти системы сам проектировал!

— Еще там… — медленно произнес монах, дважды дернув головой, — случайный частотный сдвиг.

— Вот что, — пробормотал я. — А какая защита стоит на входе?

— Проверочное «рукопожатие» посылается широким полем. Нужно дать правильный ответ независимо от точки входа.

— Что происходит, если ответа нет?

— Если… ответ… не получен… включается поле подавления. Этого достаточно. Разумеется, есть охрана из братьев.

— Вот и все. Спасибо, Уэст. — Я с улыбкой повернулся к Киту: — Мы сможем туда пробраться. Тай, найди чип-передатчик. Он наверняка будет спрятан, замаскирован под другой. Когда разберешься, придумаем план.

Кит шевельнул носом.

— Разберусь. Тай во всем разберется. Я кивнул.

— Да, да, Тай — гений. Но если Тай хоть немного напортачит, чип сгорит и станет угольком, ясно? У нас всего одна попытка. Если ты со своими жадными до технологий пальцами ее провалишь — пристрелю.

— Брат Уэст, — обратился я к монаху, — есть ли другие охранные системы, о которых нам следует знать?

Монах повернулся ко мне.

— Системы питания и сетевые устройства находятся только в здании главного управления. Перекрыть ток или прервать поступление информации невозможно. При неавторизованном приближении включается поле подавления. Поле задержит вас до тех пор, пока не отреагируют братья-охранники. Время реакции составляет в среднем шесть секунд.

— На входе ведется видеонаблюдение?

— Да, программы цифрового анализа исследуют каждый фрейм видеокамер. В поле обзора входит весь периметр.

Я выругался. Несколько секунд я молча смотрел на Кита, а он на меня. Я перевел взгляд на монаха.

— Ты нам поможешь? Он резко дернулся.

— Как?

— Поможешь туда пробраться?

Опять тишина, если не считать гула моторчиков монаха. Его тело слегка вибрировало.

— Вы меня убьете?

Я моргнул и сильно сглотнул.

— Убить тебя?

— Да. — Он неловко шагнул вперед и остановился. — Если я помогу вам попасть в аббатство, вы меня убьете?

Он с усилием развел руки в стороны. Я оглянулся и обнаружил, что никто не хочет смотреть мне в глаза. Я сжал кулаки и посмотрел на монаха.

— Идет.

Монах долго не шевелился. Потом один раз, жужжа моторами, кивнул.

— Договорились.

Глава 20. ДАЖЕ ГЛАЗАМ БЫЛО БОЛЬНО НА НЕЕ СМОТРЕТЬ

00110

— Тоска.

Я никак не ответил. По крайней мере на Гатца я мог рассчитывать: он не перережет мне горло. Кит не желает мне зла, думал я, но если со мной что-то случится, от бессонницы тоже страдать не будет. Я даже не был уверен, воспринимает ли он других людей как людей или как продвинутых дроидов. Мильтон и Таннер в деле ради денег, значит, им нельзя доверять. Остается Кев Гатц.

Мы стояли в очереди за благотворительной помощью — в просто Очереди — на Даунинг-стрит. Очередь была такая длинная, как будто в ней половина всех граждан Системы. В нескольких кварталах виднелись покореженные тяжелые ворота из черного металла: одна створка вырвана из петель, вторая — оплавлена. Я присмотрелся и увидел за ними зубчатую каменную кладку с удивительно чистым, не обугленным, знаком: «Даунинг-стрит, г. Вестминстер». Я хотел было спросить, с каких это пор Лондон превратился в Вестминстер, но передумал. Аббатство называют Вестминстерским, и выглядит оно не просто старым, а древним. Может, город переименовали в его честь еще полвека назад, кто знает.

Наверное, некоторые в Очереди — а она тянется по улице на несколько миль — действительно стоят за купонами на питательные таблетки и одежду от богатых лондонских семей, но для большинства это всего лишь место встречи. Мы заключаем там сделки, обычно нелегальные. При свете дня здесь можно увидеть все сливки лондонского андеграунда.

Я пришел за пистолетами.

Наша цель была всего в миле отсюда, за высокой стеной и охранными системами: Вестминстерское аббатство, всемирное управление Электрической церкви. От самого аббатства мало что осталось. Его почти стерли с лица земли Объединение, бунты и простые люди, которые настолько дошли до ручки, что позарились на старые кирпичи. Божьей или еще чьей-нибудь милостью за угольно-черной оградой сохранились одна стена и кусок башни.

День выдался серый и дождливый. От мороси одежда незаметно промокала. Я не спеша шел за Гатцем, а тот расспрашивал людей в Очереди о продавце оружия, которого порекомендовал Кит. У меня в Лондоне не было связей, так что я принял совет Кита и надеялся на лучшее.

Из головы не шел несчастный брат Уэст. Бывало, люди умоляли меня оставить им жизнь. Однако еще никто и никогда не просил о смерти. Я был не прочь взять деньги у Дика Мейрина за убийство, какая мне разница? Теперь, послушав Уэста, я понял, что Мейрин говорил правду: внутри каждого монаха в немом цифровом крике заходится живой человек.

Я шел, держа руки в карманах и старательно притворяясь крутым. По Очереди бродила целая толпа монахов; улыбались всем подряд, вежливо спрашивали, не хочет ли кто послушать рассказ о том, как они пришли в лоно Церкви. Несколько человек согласились: тощие и бледные мужчины и женщины, с пустыми запавшими глазами. Наверное, решили, что если они вступят в ЭЦ, то им больше не придется целый день стоять в очереди за благотворительной помощью. Благотворительной с точки зрения какого-то зажравшегося богатея.

Монахи всем своим видом внушали доверие: чистые, благовоспитанные, спокойные, вежливые и красноречивые. Но каждый раз, когда я смотрел на кого-нибудь из них, я слышал мысленный крик.

Я сжал в карманах кулаки. Вот бы сорвать с каждого пластмассовую рожу!

— Эйв! — Гатц жестом подозвал меня. — Этот парень знает того, кто нам нужен.

Я подошел. Гатц стоял рядом с невысоким, худым и беззубым типом, у которого из угла рта стекала тонкая струйка слюны. Тип ухмыльнулся, и мне захотелось стереть эту ухмылку ударом в челюсть.

— Знаешь Джерри Метерьела? — спросил я. Слюнявый кивнул.

— Жнаю, чештно, — прошепелявил он. — Шейчаш он штоит не ждешь, он жанят. Могу отвешти к нему, жа… пять йен!

Я смерил его холодным взглядом. Гатц посмотрел на меня сквозь очки.

— Надавить на него?

Я поиграл желваками, но твердо ответил:

— Нет.

Есть какие-то правила. Должны быть по крайней мере. Если трахать всех, кто попадает под руку, то как остановиться? Мне сделали честное деловое предложение. Я выудил из кармана кредитный донгл.

— Пять так пять, друг. По факту.

Слюнявый счастливо закивал, брызгая слюной, и повел нас из Очереди. Мы шли минуты две мимо бесконечной и безликой вереницы отчаявшихся людей. Многие что-то обсуждали; некоторые тайком обменивались вещами. Сам город вокруг казался пустынным, заброшенным и невероятно древним. На горизонте обгорелым клыком торчала высокая башня. Улицы выглядели так, словно уже двадцать лет, с тех пор как закончились Бунты, ничего не менялось — каждый камень мостовой, каждое разрушенное здание собирали пыль. Город-призрак.

Слюнявый остановился перед группой людей, на вид более сытых, чем большинство в Очереди.

— Вон Дшерри! Шо шломанным шнобелем.

Я проигнорировал раскрытую ладонь слюнявого и подошел ближе. У одного нос был действительно сломан в нескольких местах и заметно перекошен.

— Ты Джерри Метерьел?

Он смерил взглядом меня и Гатца.

— Ну, может, и я. А ты кто?

Я сощурился и напустил на себя загадочный и смертельно опасный вид. Обычно срабатывает.

— Эйвери Кейтс, из Нью-Йорка.

Джерри секунду на меня смотрел, потом хмыкнул. Значит, имя ему знакомо.

— Парни, тупой штукатур!

Его приятели отошли от нас на пару футов и закурили. А я даже не сразу понял, о чем он. Черт, достали меня эти кокни со своим дурацким сленгом… Теперь ломай голову. Ага, «тупой штукатур» рифмуется с «перекур»!

Неплохо живут, между прочим. Я уже давно не могу себе позволить сигаретку.

— Кейтс из Нью-Йорка, понятно, — проворчал Джерри Метерьел, снова меряя меня взглядом. — Говорят, ты замочил Кендиша. Верно?

Кендиш… Я на секунду задумался, потом вспомнил. Митчелл Кендиш, секретарь Объединенного совета. Руководил расследованием по одному делу с ховерами. Ребята додумались красть прачечные ховеры ССБ, разбирать на запчасти, а потом эти же запчасти продавать ССБ для починки оставшихся ховеров. Гениально. А Кендиш испортил всю малину. Обычно секретарей — именно они день ото дня управляют государством, а не члены Совета — можно подкупить. Секретари еще хуже системных копов, потому что у них нет отдела служебных расследований и никто их не бьет по рукам. Вся долбаная Система работает на подкупе. Волшебная власть йены — тоже система.

А этот самый Кендиш не хотел и слышать о взятках. Поэтому его мне заказали. Я не имел ничего против: секретари тоже не святые, да и цена была подходящая. Убийство Кендиша — мое самое знаменитое дело. И одно из самых удачных: все прошло профессионально, четко, без проблем. Я с грустью вспомнил о кругленькой сумме, которую мне за это заплатили. Я давно ее спустил у Пика на всякую хрень.

— Да, это я замочил Кендиша. Джерри кивнул.

— Ладно, слыхал. Чем могу помочь мистеру Эйвери Кейтсу из Нью-Йорка?

Он прищурился. Я был все еще в краденой одежде, на вид почти новой. Странно, но целых семьдесят два часа никто не пытался меня пристрелить, догнать или избить.

— Конечно, если у мистера есть гнилое дупло.

Так, «гнилое дупло»… Бабло! Я открыто заплатил пять йен слюнявому. Тот радостно заухмылялся.

— Есть, — сказал я. — Где твоя контора?

Джерри Метерьел развел руки и улыбнулся. Зубы у него были бурые и надтреснутые.

— Вся эта рябая курица — моя контора! Скажи только, что нужно.

«Рябая курица»… А, улица. Понятно. Я достал заранее заготовленный список.

— Любые два или три пункта.

Метерьел пробежал глазами список, приподнял бровь и лизнул большой палец.

— Вот это я понимаю!.. Но мне нужны гарантии. Двадцаточка меня бы здорово успокоила, а?

Он показал мне ручной сканер кредиток. Краем глаза я заметил, что неподалеку мелькнула чья-то рыжая голова и спряталась за домом. Я напрягся, однако провел донглом по сканеру; загорелась зеленая лампочка. Джерри Метерьел ухмыльнулся.

— Да не волнуйся ты, Кейтс! Может, ты и монахов боишься?

Я кивнул.

— Боюсь, еще как. Мне нужны чертежи одного здания. Старые, сделанные до Объединения.

Джерри подмигнул.

— Это моя спе-ци-али-зация, Кейтс! Дай только адское семя. Адресок есть?

«Семя» — ну, это просто. Время. Я сунул ему еще один обрывок бумаги.

— Где и когда, мистер Метерьел?

Он секунду смотрел на второй листок, жуя губу.

— Здесь, мистер Кейтс, через двадцать минут.

— Договорились. — Я подался вперед. — Скажи, в квартале отсюда нет рыжей бабы? Не прячется за стеной?

Джерри Метерьел снова усмехнулся, показав гнилые зубы.

— Ешкин кот! Да она давно на тебя зырит! Не из ССБ, точно, а то мы б уже все смылись.

— Спасибо. Встретимся через двадцать минут. Метерьел небрежно помахал рукой и ушел в глубину

Очереди.

Гатц встал рядом со мной.

— Твоя журналистка с телевида? Я едва заметно кивнул.

— Она. Давай попробуем увести ее отсюда.

Мы плохо знали Лондон. В каком-то смысле все города похожи: полуразрушенные, так и не отстроенные после Бунтов, со следами пожаров. Нью-Йорк, особенно Старый Нью-Йорк, древний город, который был еще до того, как урбанизация поглотила все побережье, бурлил людьми, которые еле помещались в убогом жилье и нелегальных барах. На улицах постоянно колыхалась серая масса народа. Конечно, за Двадцать третьей улицей Манхэттена и людей было поменьше, и район побогаче, и все-таки в Нью-Йорке почти не осталось свободного места.

Лондон выглядел иначе. Нет, такой же полуразрушенный и обугленный, но безлюдный. Улицы пустые и кончаются невероятными тупиками. В Манхэттене тебя несет людской поток, и ты точно знаешь, где окажешься. В Лондоне складывалось такое чувство, словно город состоит из одних только извилистых улиц, и у меня от этого зудела кожа. В Нью-Йорке кое-что уже начали восстанавливать: вычищали мусор, заколачивали досками окна, собирали пригодную мебель. Лондон выглядел так, словно целые районы жителей просто пожали плечами, собрали вещи и уехали.

Мы держались справа от грязной реки, на виду у журналистки, пока не вышли на широкую улицу. Грязная бурая взвесь недавно подмыла набережную и теперь заливала половину тротуара.

Мы спрятались за старой кучей щебня и стали ждать. По ту сторону реки торчал полукруг из ржавого металла, похожий на огромное покореженное колесо со спицами. Колесо наполовину утонуло в речном иле и накренилось набок. Я попытался представить, что оно снова ровное и стоит вертикально. В наше время даже трудно подумать, что хоть что-то целое и работает.

Журналистка явилась пару минут спустя. Чистая, причесанная, разодетая как… как мне, блин, и не снилось. Глазам было больно на нее смотреть. Ест настоящую еду, покупает новые шмотки, когда хочется… Девочка от скуки играет в профессионалку. На легальной работе, если не считать полиции, почти не платят. Об этом знают все, кто живет на улицах, как я. Только богачи могут себе позволить иметь работу.

И вот эта девка прошла мимо нас, наглая как сто индейцев. Думала, что с ней ничего не случится, что вся ССБ бросится в бой, если на нее косо посмотрят.

Я молча пошел за ней, протянул руку и ухватил за шею. Прямо сердце запело! Я зажал ей ладонью рот, чтобы не пищала.

— Если напрягу руку, сдохнешь, — прошептал я ей на ушко. — Ясно?

Она кивнула.

— Хорошо. Вы за мной следили, госпожа Харпер. И очень зря. — Перед нами появился Кев. — Не хочу, чтобы журналисты снимали обо мне репортажи… Позвольте представить вам моего коллегу, Кева Гатца. Он намерен посмотреть на вас повнимательнее.

Она напряглась в моих руках. Наверное, верила во все дерьмо, каким нас поливают из телевидов: мол, у них нет ни совести, ни чести, ни души… У некоторых из нас — действительно нет. Однако я тешил себя мыслью, что во мне еще осталась честь, осталось что-то человеческое. Я вдохнул запах ее волос — чистые, надушенные — и сглотнул, подался назад, чтобы между нами оставалась прослойка воздуха.

Гатц поднял очки; я отвел глаза.

— Мадам Харпер, посмотрите на меня, — выдохнул Гатц. Я нахмурился.

— Кит говорил, что тебе не обязательно смотреть в глаза. Харпер взглянула на меня, потом снова на Кева, пытаясь уследить за нами обоими.

Он пожал плечами.

— Ну, не знаю. У меня не получается, если не смотреть. Как будто что-то мешает.

И вдруг — за долю секунды до того, как моего уха коснулось дуло пистолета — я услышал слабое-слабое шуршание плаща, легчайший намек на то, что сзади кто-то стоит. Я не успел мотнуть головой, как пистолет оказался у меня в ухе. Черт возьми, что за реакция?!

— Мистер Кейтс, очень приятно, — тихо произнес низкий голос с сильным ирландским акцентом. — Пожалуйста, попросите вашего друга надеть очки. Я не хотел бы встретиться с ним глазами.

Я еле заметно кивнул.

— Давай, Кев.

Через секунду пистолет отвели от моего уха.

— Очень хорошо, мистер Кейтс! Если угодно, можете обернуться.

Человек говорил спокойно. Казалось, что для него это все игра, что его не беспокоит, решусь ли я нападать. Я отпустил журналистку — она так и осталась под психодавлением — и медленно обернулся. В нескольких футах от меня стоял старик — лет пятидесяти, не меньше, с белыми волосами и румяным лицом. Он был одет во все черное: качественная одежда, неброская. В тусклом свете фонаря блеснул пистолет, небрежно направленный на нас с Гатцем, — «рун» с серебряными накладками.

На чисто выбритом морщинистом лице появилась тень улыбки.

— Красиво двигаетесь, мистер Кейтс! — весело заявил он. — Но у вас есть дурная привычка. Вы думаете, если вы чего-то не видите — скажем, у себя за спиной, — то это не опасно.

Я всмотрелся в его лицо внимательнее. Меня еще не брал на мушку такой древний старик! Кто бы это мог быть…

— Я вас знаю?

Он улыбнулся чуть шире.

— Конечно, знаете, мистер Кейтс! Я был стрелком еще до вашего рождения. Вы наверняка обо мне слышали. Правда, последние несколько лет я скрываюсь, но мне приятно было бы верить, что о моих подвигах во имя Ирландии еще не забыли.

Я помотал головой.

— Вы хотите сказать, что вы Кении Оурел?

Старик молча приподнял белоснежную бровь. Гатц хмыкнул.

— Чушь! Кении Оурелу сейчас было бы пятьдесят. Он уже умер!

Я заколебался: а ведь логично. Кении Оурел — стрелок, который убил больше трехсот человек и ни разу не попал в лапы системщикам, который основал «Дунвару» и отошел отдел богатым и здоровым. Я знал, что мне до него далеко, но я и сам дожил до старости на улицах Нью-Йорка. Не каждый способен подкрасться ко мне средь бела дня.

И мне… мне хотелось в это верить. Вот человек, который всю жизнь перебегал из огня да в полымя и убивал людей. Совсем как я, только лучше. Кении Оурел убивал людей не просто так, не за деньги, а за правое дело. Он работал на организацию «Сирша», боролся за независимость Ирландии. Когда ССБ их закрыла, Оурел основал «Дунвару», компанию киллеров, которые убивали хоть и за деньги, но лишь чиновников Системы или офицеров ССБ. Насколько мне было известно, один Оурел мог убить офицера ССБ и не последовать за своей жертвой… До меня. Кении Оурел — самый лучший стрелок, не такой, как все. Мне очень хотелось, чтобы это оказался он.

— Джентльмены, зовите меня мистером Оурелом. Только не надо прыгать передо мной на задних лапках. Я здесь по делу.

Меня охватила паника. Нет, мать вашу, это не совпадение! Его наняли! Меня ему заказали! Я закрыл глаза. То ли Моудже, то ли сама Электрическая церковь, то ли кто-то еще выложил кучу денег, чтобы меня убил лучший из лучших. Что ж, когда обо мне вспомнят в баре у Пикеринга, то скажут: его замочил человек-легенда. Хоть это утешает.

Я с тоской вспомнил о монахах с ядерными реакторами. О брате Уэсте, который сошел с ума, но будет жить вечно. Я почему-то решил, что сейчас умру.

Я посмотрел на его пистолет: может, как-то увернуться? Нет, дохлый номер. Сердце заколотилось. Я кивнул.

— Ладно.

Не стану я его умолять. Не стану унижаться. Пусть Кенни Оурел уйдет с мыслью: надо же, какой крутой парень попался.

— Неплохое шоу, мистер Кейтс! — Он дослал патрон в патронник. — А теперь скажите, где этот маленький скользкий ублюдок, Тай Кит?

Глава 21. САМЫЙ ВЕРОЯТНЫЙ ИСХОД ЭТОГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ

01101

— А я о тебе, кстати, слышал.

Мы шли по Лондону — Гатц впереди, в темных очках, несмотря на дождь. Через мост с такими широкими трещинами, что их пришлось перепрыгивать. Мимо поваленного памятника, битого стекла и гнутых железных перил бывшего Ватерлоо (уж не знаю, что за место такое). В лабиринт извилистых улочек, похожих одна на другую.

Я-то думал, что тщательно вымылся, но по сравнению с нашими новыми друзьями мы с Гатцем оба казались неухоженными, небритыми и довольно неаппетитными. Мэрилин Харпер шла с нами под давлением Гатца, который приказал ей молчать. Мне было очень не по себе без оружия; а у кокни по имени Джерри Метерьел остались двадцать моих кровных йен.

Замыкал шествие сияющий, как начищенная монета, Кении Оурел, самый знаменитый стрелок в истории. Точнее, новейшей истории последних двадцати лет.

Он и выглядел знаменитым. А еще богатым, сытым и гладким, хотя двигался очень быстро и ловко. У него была сухая розоватая кожа и седые волосы, явно постриженные у дорогого парикмахера. Он даже не держал меня под прицелом, уверенный в быстроте своей реакции. Да я и не стал бы пробовать. От Кении Оурела прямо-таки шмонило успехом.

— Правда? — переспросил я.

— Да-да, приятель! Доходили слухи. Я всегда думал, что ты скорее везучий, чем талантливый. В этот раз ты, конечно, прогадал, а?

Он говорил мелодичным басом, почти пел.

— Из профессиональной вежливости позволь спросить: зачем тебе мой технарь? — спросил я.

— Из профессиональной вежливости, мать твою, не суй нос не в свое дело, — ровным голосом отозвался Оурел.

Город казался опустевшим, хотя я уже привык. Гатцу хватило ума немного побродить по окрестностям, чтобы выиграть время. Я не знал, что делать. Все равно с Оурелом мне не справиться — во всяком случае, без пистолета. Да и с пистолетом тоже.

— Твой паскудный технарь ограбил меня подчистую. Я его уже несколько месяцев разыскиваю. Как в воду канул, подонок! Слушай, я дам тебе пару йен, когда заберу должок, если отведешь меня к нему. Назовем это призом за находку.

Н-да, честь среди воров, подумал я. Оурелу неловко, что он хочет убить моего человека, и он пытается меня ублажить. Может, удастся со стариком договориться?

— По-моему, он прячется от ССБ, — сказал я. Оурел презрительно фыркнул.

— Мы все прячемся от системщиков, Кейтс. Мистер Кит прячется еще и от меня.

Я прочистил горло и пошел ва-банк:

— Вряд ли у него есть деньги, Оурел.

Несколько шагов мы прошли в молчании. Капли дождя тихо били меня по лицу.

— Ну, он твой человек. Или деньги найдутся у тебя…

У меня начал возникать план.

— …или я выпущу этому ворюге кишки, чтобы спать спокойно. А ты кого взял?

Я посмотрел в спину Мэрилин Харпер; надежда слегка поугасла.

— Да журналистка с телевида. Как-то меня узнала.

— Дилетанты хреновы! — сплюнул Оурел. — Им, мать их, все принадлежит, так им, видите ли, скучно! Вместо того чтобы уступить место тем, кому оно нужно, играют то в одно, то в другое, бросают, берутся за третье. — Я почувствовал на себе его взгляд. — А спокойная какая! Вижу, твой приятель постарался, — тихо добавил старик. — От нее надо избавиться.

Я нахмурился.

— Она никому не мешает.

Я не питал особой приязни к богатым девочкам, которые играют в журналистов, пока мои друзья барахтаются в дерьме, но убивать человека просто за то, что он перешел тебе дорогу, — это дико. Примитивно.

— Да ну? Как?

Я кивнул в сторону Гатца.

— Она теперь с нами во всем согласна. Правда, Мэрилин? Через секунду журналистка напряженно кивнула: — Да.

— Будет делать репортаж про мои приключения, — заявил я. — Прославлюсь!

Оурел крякнул.

— Вряд ли твой человек долго продержит ее под контролем. Вон уже как вспотел. Ладно, хватит трепаться. Веди меня к себе на базу, мне не терпится встретиться со славным стариной Таем.

Гатц попытался оглянуться, и у меня на секунду замерло сердце.

— Мистер Гатц, смотрите вперед! Будет жаль, если придется вас убить, однако бессонницей я точно страдать не стану.

Оурел знал о нас больше, чем хотелось бы.

На фабрике я решил применить последний прием, чтобы хоть как-то помочь Таю. Когда мы подошли, здание выглядело закрытым и необитаемым. Чувствуя знакомый зуд страха, я повернулся спиной к человеку, который наверняка станет моим палачом, постучал в дверь и крикнул:

— Кит! Эй, Кит, открывай!

Оурел начал двигаться еще до того, как я постучал во второй раз. Он сильно ударил меня головой о дверь, а сам тихо проскользнул внутрь. Я провел несколько плодотворных секунд, сидя на заднице и промокая под дождем. Наконец в моем поле зрения появилось землистое лицо Гатца.

— Ну ты супермен, Эйвери, — сказал Гатц напряженным и монотонным голосом. Его восковую кожу покрывала тонкая пленка пота: он с трудом держал Харпер под контролем.

— Пошел ты, — простонал я, потирая голову. — Это же Кенни Оурел. Он убивал, когда я еще мамку сосал. Работал на «Сиршу» до Объединения. Обучен по заданию бывшего ирландского правительства. Так-то.

— Если это Кенни Оурел, — сказал Гатц, помогая мне встать на ноги, — я съем твои ботинки.

Вдруг дверь резко открылась, и оттуда вытолкнули Кита. За его спиной ухмылялся Оурел.

— Кейтс, заходи! Я знаю, что такое честь. Предлагаю обсудить условия.

Я сердито покосился на Кита. Тот смотрел на меня расширенными, полными ужаса глазами.

— От ССБ прячешься, да? Зря я не дал ему тебя убить за то, что ты меня не предупредил!

Кит промолчал. У Оурела в каждой руке было по блестящему пистолету с серебряными накладками.

— Не волнуйся, Кейтс! Я его и так, и так убью. Но, как я сказал, можем обсудить компенсацию. Прошу!

Меня била лихорадка. Мы с Гатцем и Мэрилин Харпер сидели на полу. Мильтон и Таннер преспокойно впустили Кенни Оурела и теперь мирно примостились возле аппаратуры, которая без присмотра Кита гудела и бикала. Дроиды сначала долго толпились вокруг и сообщали Киту о несанкционированных гостях, а потом угомонились. Оурел держал Кита за шиворот и недоуменно смотрел на монаха. Гатц наклонился ко мне. Его лицо совсем пожелтело.

— Эйв, я ее долго не удержу. Я промолчал.

— Так у вас тут серьезные делишки, а? — веселым голосом спросил Оурел.

Я ответил без всякого выражения:

— Да. И для этого мне нужен мистер Кит. Я хотел бы с вами договориться.

Оурел покосился на меня, не поворачивая головы. Мне даже показалось, что я слышу, как перекатываются его глазные яблоки в глазницах.

— Не представляю, как мы сможем договориться. Семь месяцев назад я нанял этого говноеда на собственный проект. Заплатил ему хорошие деньги. А он накупил себе на черном рынке кучу игрушек — большую часть я вижу здесь — и смылся! От меня! Просто не верится!

— Позвольте вам кое-что предложить, мистер Оурел, — произнес я. — Если не заинтересует — что ж, стреляйте ему в ухо, а я найду другого технаря. Но мне кажется, я смогу вернуть ваше капиталовложение. Вероятно, оно очень велико, раз вызвало такие страсти.

Оурел отвернулся от монаха и отшвырнул Кита в сторону, как тряпичную куклу. Стрелок улыбнулся и обвел нас всех спокойным взглядом. Едва он открыл рот, чтобы ответить, подал голос Кит:

— Это не Кенни Оурел.

Стрелок молниеносно стиснул ему горло, да так, что тот уже не мог ни говорить, ни дышать. Мы уставились друг на друга; на лице старика дергалась слабая улыбка.

— Хочешь проверить? — сказал он скучающим тоном.

— А вы нас хотите проверить? — Я попытался скопировать спокойное презрение в его голосе, но, увы, не смог.

Кем бы ни был этот тип, он здорово нагнал на меня страху.

— Давайте послушаем, что он скажет. — Я жестом указал на Кита.

Старик осмотрел зал, будто что-то прикинул, затем пожал плечами и отпустил Кита. Тот засипел и закашлялся. — Кит?

Он посмотрел на меня красными слезящимися глазами, потирая горло.

— Да ладно, Кейтс! Тай лично видел штук пятнадцать Кенни Оурелов. Хороший маркетинг. — Он прерывисто вдохнул и начал тереть голову. — Может, он из «Дунвару», но никакой не Кенни Оурел.

Я задумался. Даже если я оказался нос к носу с третьим из лучших… кувыркаться от радости тоже как-то не хочется.

— Это не имеет значения, верно, Кейтс? В любом случае нам есть что обсудить. В любом случае вы не сможете со мной ничего сделать. В любом случае я могу вас всех убить и сделаю это, даже не вспотев, если вы меня заставите. Однако, Кейтс, я уже сказал, что про тебя слышал. Я слышал, ты играешь по старым правилам. Говори.

Он плавно опустился на пол и заставил Кита сесть рядом. Я окинул взглядом команду — от них никакого проку. Но надо идти дальше. Вряд ли я перехитрю Кейниса Оурела или бывшего члена «Дунвару», которого тренировал сам Оурел. Действительно не имеет значения, кто он. Придется взять его в долю.

Я твердо посмотрел на старика.

— Мне заказали Денниса Скволора. За огромные деньги. У нас уже есть план. Через несколько недель я верну долг за Кита.

— В двойном размере, — тут же ответил старик. — Что?

— В двойном размере вернешь.

Хрен с ним. Все равно я не смогу потратить все, что обещают, а от одной мысли, что сейчас все провалится, у меня в животе будто возник колючий шар. Я кивнул.

— Ну, что ж, — сказал старик, небрежно перезаряжая пистолет. Из пистолета выскочила блестящая пуля и с металлическим звоном упала на пол. — Что ж, пусть будет в тройном.

Он ухмыльнулся. Я моргнул.

— Что?!

— Если ты согласен отдать мне в два раза больше, согласишься и натри. Или даже на четыре. Ладно, давай в четыре раза.

Я проглотил ярость и заставил себя кивнуть. Я шел против всех инстинктов, против всех выученных уроков. Этот подонок меня накалывал, а я, вместо того чтобы измолотить его в кашицу, еле стоял на ногах.

— Договорились! — прорычал я сквозь стиснутые зубы. Он подмигнул.

— Ну, надо же! Если ты и на четыре согласен, может, оставим вопрос открытым и обсудим позже? — Он уже почти смеялся. — Нет? Ну, ладно, Кейтс! В четыре раза так в четыре раза. Теперь расскажи обо всем поконкретнее.

У него была идеальная стрижка, а одежда стоила больше, чем я сам с потрохами. Я покачал головой и заставил себя улыбнуться в ответ.

— Нет.

Он приподнял тонкую седую бровь.

— Нет?

Я не мог показать, что нервничаю. Мой единственный козырь — то, что деньги идут через меня. Если Мейрин узнает, что в дело вошел Кейнис Оурел — или один из его знаменитых учеников, — мне не жить. Если старик узнает, что работу оплачивает Мейрин, мне тоже не жить. Ни в коем случае нельзя ему ничего рассказывать. Даже если он захочет прикончить Кита.

— Мы договорились. Я возвращаю тебе твои деньги в четырехкратном размере, и ты оставляешь Кита в покое. На этом все. — Я сглотнул. — Заказ мой. Если не устраивает, забирай этого вонючего технаря и проваливай.

Он воззрился на меня, забыв стереть с лица усмешку. Через секунду раздался лающий смех. Старик захохотал, показывая крепкие блестящие зубы.

Меня как холодным душем обдало. Я попытался скрыть облегчение.

— Хорошо. Так как же тебя звать, если ты не великий Кейнис Оурел?

Он пожал плечами: — По-моему, имя не хуже любого другого, а? Что бы ни говорил этот говнюк, ты же не знаешь, Кейнис Оурел я или нет. Зови меня мистер Оурел. — Он произнес это с самодовольной ухмылкой, от которой мои руки сами сжались в кулаки. — У меня еще одно условие: теперь я член вашей команды.

Я моргнул.

— Что-что?

Справа завопила сирена, звук отразился от стен. Кит взвизгнул и подскочил. Оурел отпустил его и с ухмылкой встал.

— Ты зажал всю информацию. Значит, я должен быть с вами, чтобы защитить свое капиталовложение, — прокричал он, ухитряясь сохранять голос спокойным. — Слушай, Кейтс. Предположим, завтра ты получишь пулю в голову — самый вероятный исход этого приключения. Естественно, это снизит мои шансы получить деньги. То есть я хочу, если что, быстро взять за шкирку этого маленького хренососа. Понял? А то он опять смоется.

— Кейтс! — закричал Кит из-за стены своих серверов. Наверное, он что-то выключил, потому что сирены теперь выли в два раза тише. — У нас проблема!

Я посмотрел на Кита, потом перевел взгляд на Оурела.

— Ладно. С тебя двадцать йен. Он моргнул.

— Что?

— Из-за тебя я потерял в Очереди двадцать йен. Считай это частью вступительного взноса. Деньги на бочку.

Оурел рассмеялся и достал кредитный донгл.

— Кейтс, ты или совсем дурак, или гений.

— Конечно, первое! — весело вставила Таннер. — Скоро он расскажет, что за ним охотится целая армия системных копов, которые всегда знают, где он.

— Кейтс! — снова крикнул Кит.

Я получил деньги, отвернулся от Оурела и быстро подошел к Киту.

— Что орешь?

Лысый технарь широко распахнул глаза; его нос яростно задергался. На кончике носа повисла удивительно огромная капля пота. Не успел бедняга просохнуть от предыдущего испуга, и вот опять.

— У нас гость! Или гости. Еще не вижу.

— Понятно.

Я опустил голову и сжал кулаки. Ни часа продыху! И так всю жизнь, один кризис за другим. Где устроиться на ночь, кто наставил пушку в лицо, кто лезете ножом к горлу — вечно одни и те же вопросы.

— Они не ждут, пока им откроют! — закричала Мильтон. — Надеюсь, у них добрые намерения!

Оурел пробежал мимо меня с пистолетами наготове.

— Начинаю отрабатывать свой хлеб! — подмигнул он мне и пошел спиной вперед. — С вашего разрешения, босс!

Я уставился на Оурела.

— Тай, кто там, черт побери?

Кит даже не поднял головы от видеоэкранов.

— Монахи!

Глава 22. Я РАД, ЧТО МНЕ ЖИВЬЕМ ОТПИЛИЛИ ГОЛОВУ

11110

— Странно, странно, странно… — Оурел исчез в узком коридоре, ведущем к главному входу на фабрику.

— Что странно? И, ради бога, выруби ты эту долбаную сирену!

Кит рассеянно произвел сложный жест, и тревога выключилась.

— Там один монах. Мильтон встала рядом.

— Что делаем, шеф? Я сощурился.

— Всего один? Ты уверен?

— Тай заметил бы монаха даже размером с комара. Один монах. И движется… беспорядочно.

Мильтон развела руками.

— Кейтс? Что нам делать?

— Сидеть тут, — приказал я. Я обернулся и увидел, что сестры улыбаются. — Дайте пистолет!

Обе мигнули, почти в унисон; улыбки померкли.

— Что? — переспросила Таннер.

— Давайте сюда тот кусок дерьма, за который вы переплатили в Нью-Йорке.

Они переглянулись. Секретная телепатия близнецов вскипятила воздух. Таннер запустила руку за спину, вытащила из потайной кобуры и протянула мне… револьвер.

Я в ужасе уставился на это чудовище.

— Револьвер… Револьвер, мать вашу? Да где вы нашли этот реликт? О, черт, забудьте, что спрашивал.

Пушка была невозможно тяжелой. Я привык к легким, как перышко, сплавам «руна». От отдачи, пожалуй, сядешь на задницу. Если, конечно, это чудо не взорвется при выстреле.

Я повернулся к Мильтон.

— Никуда не выходите. Один монах и сирена нас отсюда не выкурят. Кит! — Ко мне повернулась лысая голова с вытаращенными глазами. — Следи, что там снаружи! Если появятся еще друзья, предупреди.

Кит кивнул.

— Если монах пошлет сигнал другим, Тай увидит. Тай не сможет его декодировать, но мы будем знать, что приглашения разосланы.

Я трусцой побежал за Оурелом, опустив дулом вниз древний револьвер. Возле самого выхода из стены выскочила рука Оурела и потянула меня в сторону. Я автоматически уперся дулом револьвера ему в ребра.

— Кейтс! — прошептал он. — Ты бежишь так, словно хочешь землю растоптать! Сколько тебе лет, говоришь? Удивляюсь, как тебя еще не пришили.

Я заставил себя медленно вдохнуть и выдохнуть.

— Монах. Всего один. Он ослабил хватку.

— Всего один. Значит, вряд ли за вашим пленным. Послали бы дюжину или две. — Оурел нахмурился. — Может, просто вынюхивает, как обратить нас в свою веру целой группой. — Он вернул один из пистолетов в кобуру. Я невольно восхитился идеальным покроем плаща, в котором незаметно скрывались две кобуры. — Если просто монах, то не страшно. Разве что заговорит нас до смерти.

Я покачал головой.

— Нет, я видел их в бою. Это, блин, машины-убийцы. Оурел нахмурился.

— Ты что городишь? Ты знаешь, кто вступает в Электрическую церковь? Нищие, наркоманы, мелкие карманники. Отчаявшиеся доходяги. И ты говоришь мне, что какой-то вонючка в теле оловянного солдатика — машина-убийца?

— Я про то, какие монахи сейчас. Не важно, кем они были. — Я достал из кармана беспроводные наушники и вставил один в ухо. — Тай? Ты меня слышишь?

— Слышу, Кейтс, — протрещал голос Кита. — Он еще там, ходит кругами. Ищет… — Кит откашлялся, и этот звук болезненно отозвался у меня в ухе. — Я спрятал нас электронным способом. Физически здесь с десяток дыр, куда можно протиснуться.

Я передал это Оурелу. Тот пожал плечами и опять достал второй пистолет.

— Кейтс, главное правило боя в пустом районе — контролировать ситуацию. Не хочешь, чтобы оловянный солдатик вошел? Значит, не прячься. — Он оттолкнул меня. — Открывай дверь, на хрен. Покажем ему, где раки зимуют!

Громкий искусственный бас прошел сквозь стену:

— Эйвери Кейтс! Разрешите привести вас к концу времен! Мистер Кейтс, дайте мне вас спасти! — Последовал странный скрежет. Я не сразу понял, что это смех. — Я имею в виду, мистер Кейтс… что сожру твои почки, козел трахнутый!

Оурел посмотрел на меня. Я не сводил глаз с двери.

— Вы, э-э, знакомы?

Я на секунду прикрыл глаза.

— Черт побери! — Я повернулся к Оурелу. — Кажется, да. Слышал, что в Церковь недавно вступил системный коп?

Оурел с усмешкой кивнул.

— И пошел бить людей. Сломался, наверное.

— Кейтс! Выходи, и я покажу тебе БЕСКОНЕЧНУЮ ЧЕРЕДУ ЗАКАТОВ!

— Кейнис Оурел или кто бы ты ни был, — медленно проговорил я. — Познакомься с Барнаби Доусоном, бывшим капитаном ССБ. Мать его.

Оурел приподнял бровь. Тай у меня в ухе простонал. Оурел опустил взгляд на мою руку.

— Кейтс, какое дивное оружие! Ты уверен, что ты профессионал? Если бы у нас была гильдия, не факт, что тебя туда приняли бы… Ладно, давай брать ситуацию под контроль. Разорвем твоего старого дружка на клочки, во избежание. Что скажешь?

Я кивнул.

— Выбора не вижу.

— Я первый, отвлеку огонь на себя, — тут же сказал Оурел.

Я хотел было возразить, но заставил себя молчать. Нечего мериться длиной членов со стариком и получить за это пулю в лоб. Если самый знаменитый в мире стрелок хочет что-то мне доказать, не буду ему мешать.

Оурел неприятно подмигнул мне, толчком открыл дверь и выскочил наружу, сразу упал и покатился, а за ним завжикали пули. Я кинулся в противоположном направлении. Дверь закрылась. Я забежал за угол и прижался к стене. Ну, если эта чертова пушка не взорвется у меня в руке, я в дамках.

— Кейтс, вас теперь двое? — крикнул Доусон. Его голос звучал точно так же, как у всех монахов, которых я имел несчастье слышать. — Не знал, что ты увлекаешься нелегальным клонированием! Но ты забыл, что теперь у меня есть религия, и религия говорит мне: первый человек, который выбежал отсюда, носит имя Кейниса Оурела, пол мужской, родился в Филадельфии, возраст пятьдесят семь лет. Кенни, ты ли это? Вряд ли. Я почти уверен, что Кейниса расстреляли шесть лет назад во время операции в Могадишу. Хотя тела мы так и не обнаружили, верно? Полагали, что от тела слишком мало осталось… С другой стороны, ты мог ожить. Ты числишься в списках разыскиваемых…

Я набрался смелости и выглянул. В сантиметрах от моего лица тут же ударили три пули. Я резко отпрыгнул, щеку ожгло каменными осколками. Я ужаснулся: это какая же быстрая у него реакция, что тени, дождь и мой опыт ничего не значат!

— Теперь все иначе, Кейтс! У меня охлаждающие вентиляторы и броня. У меня сеть и резервные устройства. А знаешь, что ты со мной сделал? Ты меня убил! Я все помню! Ты знаешь, что значит быть системным копом и лишиться значка? Мне оставалось несколько дней жизни. Эти суки выстраивались в очередь, чтобы меня мучить. И тут ухмыляющийся робот решил поговорить со мной о спасении! Я захотел открутить ему башку и посмотреть, что внутри. И что сделала эта сволочь? Отстрелила мне яйца!

Я подумывал, не выглянуть ли еще раз, когда в ухе протрещал голос Кита.

— Справа от вас, мистер Кейтс, напротив здания через улицу, — сказал он и отключился.

Я закрыл глаза и мысленно представил, где это.

— И знаешь, что? — продолжал Доусон. — Я… — Его голос стих, и я услышал четыре быстрых выстрела, а потом, как мне показалось, Оурел выругался. — Я рад, что из-за тебя меня выперли из полиции. Рад! Рад, что эта долбаная машина отстрелила мне яйца и оставила истекать кровью на улице. Рад, что монахи запихнули меня, орущего от боли, в ховер и что мне живьем отпилили голову!

По моей спине побежали мурашки. В ухе снова включился голос Кита.

— Кейтс! Двигается! Он…

Я бросился вниз и в сторону. Стена позади взорвалась осколками и пылью. Я пополз так быстро, как только мог, потом встал, сдирая кожу с ладоней, и побежал. На углу сделал обманный финт: в последний момент рванул в другую сторону, на открытое пространство, повернулся и наугад выпалил три раза из старого револьвера. Не дожидаясь результата, бросился вперед, чтобы спрятаться за домом.

— Не попал! — прокричал Доусон. — Но не суди себя слишком строго! У тебя нет квантовых микропроцессоров для наведения на цель и приборов ночного видения, у тебя нет погодного анализатора для учета атмосферного давления и скорости ветра. У тебя ничего нет!

Я побежал дальше. За мной раздалось еще пять выстрелов и торжествующий крик, явно человеческий.

— Оурел его задел, — прошептал Кит в мое ухо. Зачем шептал, непонятно. — Реакция у них, однако! Монах почти цел. Бежит к тебе, по твою душу.

Мне очень хотелось покрыть его матом, просто дыхания не хватило. Я представил всю сцену в голове, позицию каждого игрока. Повернул к стене и резко поменял направление — побежал обратно к Доусону. Старый трюк: Доусон вдруг оказался между нами. Как только в дождливом сумраке возникла расплывчатая фигура монаха, я прицелился и выпустил три последние пули. Оурел добавил от себя еще пять. Я бросился в сторону, в тень, и затаился. Тихо. Через секунду в моем ухе зазвучал голос Кита:

— Ушел.

— Черт! — прошипел я и сел, тяжело дыша. Оурел подошел ко мне. Как будто и не запыхался.

— Даже не верится, Кейтс, — медленно произнес старик, перезаряжая пистолеты. — Вынужден признать: если бы ты не отвлекал этого оловянного солдатика, он мог бы меня прикончить. Впервые вижу, чтобы кто-то так быстро двигался!

Я молча смотрел на него. Как мне надоело, что за мной постоянно гоняются! Если из Нью-Йорка прилетит еще какой-нибудь призрак, я уж и не знаю, что делать.

Оурел засунул пистолеты в кобуры и помог мне встать. На секунду задержал мою руку в своей, внимательно осматривая меня, потом дотронулся до моей щеки.

— Повезло тебе, — сказал он, показывая мне пальцы. На них блеснула черным кровь. Я коснулся пропоротой щеки. Она тут же запульсировала.

И тут в ухе ожил наушник.

— Кейтс, сюда! Таннер включила телевид в ховере. Ты должен на это посмотреть.

Глава 23. КРАСАВЧИКОМ ТЕБЕ НЕ БЫТЬ

01111

По дороге назад Оурел молчал. Я тоже. Щеку жгло — как бы не пришлось зашивать. Интересно, додумался ли кто-то взять аптечку.

Пройдя футов десять, Оурел остановился и повернулся ко мне лицом.

— Это был пробный заход. Я кивнул.

— Теперь он знает, что я здесь, как защищено здание и с кем ему придется иметь дело. — Я вздохнул. — Он вернется.

Оурел кивнул с непроницаемым видом.

— Но не сюда. Он понял, что сюда нельзя пробраться незаметно. Да и мы задали ему жару. — Старик помолчал. — Знаешь, Кейтс, впервые за тридцать лет мне показалось, что меня могут убить.

Я моргнул.

— Тридцать лет? Я каждый день об этом думаю. Он вперил в меня свои серые стальные глаза.

— А ты один из этих фанатов, да, Кейтс?

— Каких еще фанатов? Он пожал плечами.

— Революционеров. Которые хотят изменить мир. Покончить с Системой.

Я уставился в пол. Мне было неловко и в то же время обидно.

— А тебе все это дерьмо не надоело? Тем более после «Дунвару».

Я снова посмотрел ему в глаза.

— Ну да. — Он приставил себе к виску палец, имитируя пистолет. — Если бы я мог всадить пулю в мозги Системы, я бы это сделал. Но я реалист. Человеку надо что-то есть.

Мы вернулись к остальным молча. Сначала я увидел только вечно бодрствующего брата Уэста, однако потом заметил Гатца. Он сидел, зажав голову между коленей, а на полу рядом с ним лежала Мэрилин Харпер и смотрела на меня расширенными и побелевшими от ужаса глазами.

— Ты в норме, Кев?

Он не поднял головы, просто отмахнулся. Долго психодавил. Из люка ховера выглянула лысая голова Кита.

Мы втиснулись в кабину с остальной четверкой. Мильтон подмигнула нам и приложила палец к губам. Я нашел телевид и уставился на свое собственное лицо.

— …без комментариев. Повторяем горячую новость: пропала наша коллега Мэрилин Харпер, уважаемая и популярная телеведущая. Представительница ССБ Дениз Проктор десять минут назад объявила имя подозреваемого в похищении Харпер: Эйвери Кейтс, уроженец Нью-Йорка. На фотографии его лицо. Кейтса также подозревают в пятнадцати нераскрытых убийствах начиная с…

Я жестом выключил звук.

— Черт!

— Как занимательно, — сказала Таннер. Ее ехидца хорошо сочеталась с молчанием сестры. — А вдруг ты сам посылаешь журналистам и ССБ пресс-релизы? Может, ты втайне жаждешь популярности?

Обычно я пропускал шуточки сестер мимо ушей: пусть себе повеселятся, — но это мне начало надоедать. Нельзя расслабляться ни на секунду, нельзя быть человеком. Нужно быть стеной. Я быстро досчитал в уме до трех и бросился на Таннер. Она вскрикнула и попыталась увернуться, однако в тесной кабине ей было некуда деваться. Я схватил ее за нос. Она крутанулась, выхватила нож и приставила мне к горлу. Остальные с криками принялись меня оттаскивать.

— Продолжай в том же духе, — спокойным тоном посоветовал я ей. Я смотрел ей в глаза, игнорируя нож. Если бы она хотела перерезать мне глотку, я бы уже истекал кровью. — Продолжай.

Я отпустил ее. Таннер расслабилась и осторожно потерла нос. Я повернулся и заметил, что на меня смотрит Оурел.

— Это так ты решаешь проблемы, Кейтс? Со мной так шутить не советую.

Я покачал головой.

— Ну что вы, мистер Оурел! Вас я поведу в город, поставлю вам выпивку, а потом пристрелю во сне.

В ответ он только приподнял изящную выщипанную бровь.

— А ты послушал бы, — вмешалась Мильтон. Она встала передо мной, яростно уперев руки в боки. — Она права! Про тебя слишком много говорят по телевиду.

Ее сестра, которая еще потирала нос, кивнула.

— Твоя рожа не сходит с экранов. Это плохо.

— Да сам знаю, черт подери! Мое дело. Хотите свалить — валите. Но выходного пособия не будет! Или вы со мной до конца и боретесь за свою долю, или нет. Все просто. А если вам стало жарковато, скатертью дорога. Только не оглядывайтесь. И даже не пытайтесь со мной снова связаться. — Я перевел взгляд на Оурела. — К тебе это тоже относится, Кенни. Хочешь получить свои деньги — оставайся здесь.

Его глаза заискрились.

— А если я предпочту отомстить мистеру Киту? Деньги — не самое важное на свете.

Я пожал плечами.

Он кивнул и положил мне на плечо тяжелую наманикюренную руку с толстыми венами. Ладонь была сильная и жесткая.

— Пошли погуляем, Кейтс.

Мы выбрались из ховера. Оурел молчал. Я ждал, засунув руки в карманы. Он заглянул за мое плечо, а потом наклонился так, чтобы мы оба смотрели друг другу через плечо — старая поза уличных жуликов. Мне пришло в голову, что так раскрываться перед Оурелом опасно. С другой стороны, вряд ли в его стиле наносить предательские удары тому, кого он явно считает ниже себя.

— Бабу, конечно, надо замочить, — весело сказал он. Я поиграл желваками.

— Нет.

— Плохо уже то, — продолжал Оурел отрывисто и четко, словно с детства учил эту речь наизусть, — что тебя показывают по телевиду. Впрочем, они вечно кого-то показывают: парад нехороших дядек, по которым тюрьма плачет. Никто не станет задумываться об очередном бессердечном убийце; людям на улицах наплевать. Но журналистка — другое дело. Ее узнают. Если увидят вас вместе — тем более. А если она ухитрится сбежать? Подать сигнал? И, наконец, просто напакостит? Бросит нам в механизм, так сказать, гаечный ключ? — Он отодвинулся настолько, чтобы заглянуть мне в глаза. — Нет, Кейтс. С ней нужно кончать. Выведи ее на улицу и замочи. Она слишком опасна.

Я с усилием сглотнул. Дело было не в том, что он предложил мне убить человека. Я убил по заказу почти три десятка человек, да еще столько же подставилось. Я наемный убийца. Но я не зверь. Я готов встать перед Богом, Космосом или кто там над нами есть. Я играю по правилам. Я по ним живу.

Я подался вперед, приблизив губы почти к самому его уху.

— Я не убиваю тех, кто случайно перешел мне дорогу, Оурел или как тебя там. Она не виновата, что к нам попала. Нельзя ее за это наказывать.

— Ты совершаешь ошибку. Я выпрямился.

— Моя ошибка. Твой выбор.

Он выпрямился и внимательно посмотрел на меня. Я — на него. Может, он не привык, чтобы его мнение игнорировали. Впрочем, я не из тех, кто любит опускать крутых. Я просто должен поддерживать репутацию.

Наконец Оурел улыбнулся.

— Да, Кейтс. Я знаю, какой у меня выбор.

Он ушел в глубину фабрики. За ним потащился один из дроидов, которых Кит запрограммировал ходить за нами на случай, если мы потеряемся. Я сел рядом с Гатцем и громко вздохнул.

— Плохой денек выдался? — сказал он, не поднимая головы.

— Я никому не говорил про Харпер. Черт, ты же был со мной! Мы вроде не спалились. Как они узнали, что это я? В полумиле от нас вся лондонская шушера, а они вытаскивают меня из шляпы, как кролика! Все наш друг Моудже, мать его! Полковник Моудже. Наверное, просто выяснил, что я в Лондоне, и навесил похищение, чтобы меня быстрее нашли.

— Откуда ты знаешь?

Я скривился. Усталость и чувство пустоты вдруг превратились в беспокойство. Хотелось кого-нибудь побить.

— Я знаю, чего хотят мои враги.

Несколько секунд я сидел молча. Гатц — единственный, кто, как я думал, не желает мне зла. Может, ему и все равно, жив я или нет, но он не пытается приблизить мою смерть. Увы, большего ожидать нельзя. Мы сидели с ним бок о бок, грязные, взъерошенные и уставшие. Мы с ним похожи. Мне с ним спокойно.

Я покосился направо и встретился взглядом со слезящимися глазами Мэрилин Харпер. Из-под грубо вставленного кляпа вытекала слюна. Я отвел глаза. Как все усложнилось! А прошло всего-то пара дней. Что самое интересное, еще пара дней — и все закончится. Только не знаю чем.

За мной раздались шаги. Мильтон и Таннер — чистые, в отличие от нас, но не менее потрепанные.

— Ну, пошли! — бросила Мильтон.

— Операционная открыта. Не обижайся, брат. Таннер усмехнулась.

— Нам ведь не нужен сепсис? Я заморгал.

— Чего?

Они переглянулись. У меня даже голова заболела от их телепатии.

— Твоя щека, болван! — сказала Мильтон. — Будем тебя штопать.

Я сидел на ящиках, которые мы использовали вместо кухонного стола. Вокруг меня суетились Мильтон и Таннер. Стоявший между ними дроид безропотно держал наши скромные медицинские запасы. Когда Таннер взяла толстую иглу с суровой ниткой, я схватил ее за запястье.

— Ты в меня этот канат продеть хочешь?! Она приподняла бровь.

— Сынок, ты уже взрослый. Ты видишь искусственную кожу? Лазерные скальпели? Медицинского дроида? У нас есть… — она поднесла к моему носу иголку с ниткой, — …старая добрая игла.

Мильтон хихикнула.

— Красавчиком тебе не быть, Кейтс!.. Ничего, заживет. Когда твоя мамаша только думала об аборте, мы уже работали на улицах. Не сосчитать, сколько я зашила ран и вправила переломов.

Я внимательно посмотрел на нее. Вокруг глаз и рта — тонкие морщинки. Сухощавая и энергичная.

— Скажи, как тебе удалось отойти от дел? Она засмеялась.

— В смысле, отойти от дел и остаться живой? Я пожал плечами.

— Ну, в этом долбаном мире только везением и спасешься.

Я скорчил гримасу — ее сестра наклонилась и вдела иглу в край раны. Было так больно, что я даже ничего сказать не мог, только скрежетал зубами. Сестры — Таннер еще с красным носом — уставились на меня.

— Что? — прокряхтел я.

Мильтон стояла, скрестив руки на груди, Таннер накладывала швы. Я неожиданно заметил, что, когда одна сестра наклонялась надо мной, другая в такт подавалась вперед.

— Кейтс, мы на месте. Начались драчки и перестрелки. А я еще не знаю, как ты планируешь пробраться в здание.

Я перевел взгляд на свои руки — грязные, все в засохших струпьях, из-под которых сочится кровь.

— Есть идея. Таннер фыркнула.

— Слава всем святым!

— Плохая новость: Кит не справится. Тут мало длинного носа, пары батареек и всей его технарской соображалки.

Таннер снова фыркнула.

— Значит, есть…

— …и хорошая? — закончила Мильтон. Я немного помолчал.

— Не то чтобы.

Таннер замерла. Игла осталась у меня в щеке.

— Да неужели, мистер босс!.. Я вздохнул:

— Ну, для начала надо кое-что прикупить.

Глава 24. ВСЕ КАЗАЛОСЬ ВЫЦВЕТШИМ И ВОДЯНИСТЫМ

10000

Я не привык к темным очкам; никогда не мог понять, зачем люди специально ухудшают себе зрение. Теперь, когда меня показали по телевиду в связи с Харпер, это стало необходимой предосторожностью. Мне все не нравилось: чужая одежда, чужие очки, чужой город. Весь день я косился на каждый экран телевида, думал, не покажут ли меня, и ловил чужие взгляды.

— Успокойся, — тихо сказал Кенни Оурел.

Мы перелезли через огромную упавшую колонну, которая когда-то врезалась в дом и разбилась. Оурел сделал вид, что внимательно изучает мой список.

— От тебя, мать твою, паранойя идет волнами, как радио. — Он прищурился. — И что за список ты составил? На кой нам две цифровые видеокамеры? — Он повернулся к Гатцу, который шел с другой стороны. — Заранее записать чистосердечное признание, чтобы в ССБ не избили?

Гатц ничего не ответил. Оурел наклонился ко мне.

— Очень хочется ущипнуть твоего приятеля, проверить, есть ли у него вообще пульс.

— Не советую, — отозвался я. — У него с каждым днем все лучше получается психодавление. Возьмет и взорвет тебе в мозгу сосудик.

Оурел хмыкнул.

— Да, Кейтс, веселая у тебя компашка! — Он вздохнул и почесал за ухом. — А списочек и того веселее. Может, объяснишь, зачем это все надо?

Я покачал головой.

— Информация по мере необходимости, Оурел.

— И ты не скажешь, к чему тебе какой-то тетродотоксин? Я даже не знаю, что это за ерунда и где мы ее возьмем.

Мы сидели на деревянной скамье на улице со смешным названием — Пуддинг-лейн. Скамью, судя по всему, когда-то вытащили из горящей церкви. Как ни странно, скамья совсем не пострадала. Стояла себе еще с Бунтов у обочины, и люди почему-то ее не трогали. При виде таких странностей жизни иногда хотелось надеяться на лучшее.

В слабых лучах солнца все казалось выцветшим и водянистым.

— Это нейротоксин, — прохрипел Гатц.

Оурел приподнял бровь и перевел взгляд с Гатца на меня.

— Вот это да! Кейтс, клянусь, я даже не видел, как твои губы шевелятся! И руку ты не держал у него в заднице!.. Ну, ладно, мы покупаем нейротоксин, аппаратуру для цифровой видеозаписи и — опять — оружие для мистера Кейтса. В это время другие члены команды делают собственные таинственные закупки, а мерзкий Кит уединился с монахом. Зря я не потребовал обеспечение по займу.

— Поздно, — проворчал я. — И вообще, вот наш продавец.

Джерри Метерьел уже наблюдал за нами из окна второго этажа. Я дал ему время — черт, на его месте я бы тоже нервничал. Клиент исчезает посреди сделки, потом выясняется, что он самый знаменитый преступник Системы, потом он опять тебя находит, чтобы заключить еще одну сделку, да еще и тащит с собой незнакомца. Я бы тоже выждал, посмотрел, что будет.

Я обратил внимание, что на улице с небрежно-скучающим видом стоят ребята Метерьела из Очереди. Вокруг слонялась масса бездельников, и если бы я не видел команду Метерьела раньше, мог бы их и не заметить.

Это меня не волновало. Мне нравится иметь дело с осторожными людьми. К тому же у того, кто содержит целую свиту, дела обычно идут неплохо.

Джерри не вышел из того здания, откуда за нами наблюдал. Я одобрительно улыбнулся: он появился из соседнего. Если бы я ничего не знал, то, наверное, подумал бы: вот человек, у которого нет врагов, он свободно и легко вышагивает под тусклыми лучами солнца, чтобы заняться совершенно легальным бизнесом.

— Мистер Кейтс, — начал Метерьел, протягивая мне простой бумажный пакет. — В тот раз вы забыли свой заказ! И кое-какие чертежи, которые вам понравятся.

Я осторожно взял пакет — ишь, какой вежливый стал! — и с удивлением нашел там пистолет и стопку рваной бумаги. Чертежи, сделанные еще до Объединения. Хрупкий материал, но Кит мигом это все оцифрует.

Пока я делал вид, что тщательно изучаю содержимое пакета, Джерри изучал Кенни. Тот лучезарно ему улыбался: Кенни, похоже, нравилось мистифицировать людей и сбивать их с толку.

— Прекрасно, — сказал я, закрывая пакет. — Очень вам благодарен, мистер Метерьел. Если вы не против, у нас есть второй заказ.

Метерьел еще немного поизучал Оурела, а потом повернулся ко мне и тут же расплылся в улыбке.

— Второй заказ, мистер Кейтс? Ну, конечно! Чего изволите?

Я посмотрел на Оурела. Тот ухмыльнулся и передал листок Джерри.

С лица Метерьела постепенно сошла улыбка.

— Интересный заказ, мистер Кейтс. И очень сложный. Например, вот эта штука…

И продавец развел обычную говорильню о том, как трудно все это достать, как опасно иметь со мной дело… другими словами, на сколько мне еще надо раскошелиться. Я тысячу раз покупал на черном рынке оружие и другие предметы. Иногда получается нормальная сделка, иногда — будто на долбаном перекупщике женишься.

Я его не слушал, а наблюдал за улицей.

Во время Бунтов пострадала и эта часть города, хотя не везде. Многие здания сгорели и последние пятнадцать — двадцать лет превращались в руины, а некоторые дома выглядели почти новыми. Пустыри за десятки лет заросли густым бурьяном, вокруг валялся старый строительный мусор. Повсюду стояли или бродили люди знакомого типа — серые, худые, злые и несчастные. Изредка пробегал фермер пожирнее и повеселее, но в основном тут были такие, как я.

И, конечно, монахи.

Эти обрабатывали улицу целыми шайками. Мне показалось, что здесь их куда больше, чем где бы то ни было. Я вспомнил слова Дика Мейрина: через несколько лет все люди станут монахами Электрической церкви. На каждом углу на ящике стоял такой металлический истукан и, воздев руки, проповедовал Кодекс Малквера. Монахи вещали без пауз и колебаний, вся речь была запрограммированная и автоматическая. Целые группы монахов ходили взад-вперед, фальшиво улыбались, почти никого не трогали, за исключением особенно отчаявшихся — тех они ласково убеждали отказаться от человеческого тела, чтобы получить шанс на спасение. Увидев монаха, многие крутые ребята замолкали и опускали глаза, а потом буровили им спины злобными взглядами. Я старался смотреть вниз, когда мимо проходил очередной монах. Еще не хватало, чтобы мое лицо отсканировали. Электрическая церковь наверняка знала, что я в Лондоне, но сообщать им о своем точном местонахождении я не собирался.

Толпа на улице начала редеть. Люди растворялись в тени, в дверных проемах, в переулках. Я часто видел такое в Нью-Йорке. Я встретился взглядом с Кенни. Тот еле заметно кивнул; я скривился. Обычно это значит одно: сейчас явится ССБ. Я встал и повернулся к Джерри Метерьелу.

— Кончай трепаться. Ты можешь выполнить заказ или нет?

Он поскреб за ухом и, прищурив глаза, перечитал список. Теперь его лицо состояло только из складок кожи и щетины.

— Ну, как сказать…

Кенни тоже встал и поднял Гатца. Я оборвал Джерри:

— Сколько?

Он посмотрел на меня исподлобья.

— Много, мистер Кейтс. Чесслово, много.

Улица почти опустела; преступники стекали в щели, как вода в водостоки. Я весь напрягся, сердце громко застучало. Вот-вот ударит молот. Внешне я сохранял спокойствие — даже на секунду нельзя снимать маску, не то эти акулы почуют запах крови. Украдкой я следил за парнями Метерьела. Те уже унюхали неладное, но пока слушались босса и держались в сторонке.

— Назови цену.

Я нетерпеливо наблюдал за размышлениями Метерьела. Шли драгоценные секунды. Краем глаза я видел, что даже монахи сообразили, в чем дело, и ретируются. Может, Электрическая церковь через несколько лет и станет единственной религией в мире, но пока на верху пищевой цепочки системные копы.

Метерьел хитро ухмыльнулся и назвал число, от которого у меня волосы на руках встали дыбом. Я открыл рот, чтобы возмутиться такой наглостью, однако Оурел положил на мою руку шершавую и необычно тяжелую ладонь.

— Договорились, — сказал он Метерьелу и протянул кредитный донгл. — Я плачу.

Метерьел провел кредиткой Оурела по своему устройству и, улыбаясь, кивнул.

— Отлично, парни! Куда доставить товар?

Я уже побежал; Гатц с Оурелом не отставали.

— Мы тебя найдем! Оурел догнал меня.

— Похоже на обычную облаву.

Я кивнул, стараясь смотреть во все стороны одновременно.

— Мне уже надоело бегать от этих вонючих копов.

— Тогда надо было выбрать другую работу. — Он ткнул пальцем назад. — Думаю, они появятся там, а ховер погонит нас к ним.

— Понятно. Разделяемся! — сказал я и бросился к разрушенной стене. Мне показалось, что в этом месте можно выбраться на другую улицу. Через шага четыре я услышал голос Оурела:

— Да беги, идиот!

Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Оурел толкает Гатца вперед. Над развалинами церкви завис огромный, просто гигантский ховер. Рев энергетического поля взорвался вокруг, как ураган. Те, кто еще мешкал, рассыпались, как тараканы. Из церкви выбежали системщики с пистолетами наготове и начали продираться сквозь толпу неуклюжих уличных копов — прямо к нам.

Гатц рванул так, что только пятки засверкали. Кенни не двинулся с места. Он отвел назад полы плаща, достал пистолеты, блеснувшие в сером свете, и с металлическим щелчком снял их со старомодных предохранителей.

— Кейтс! — прокричал он, не глядя на меня. — С тебя двадцать йен, понял?

Я все пятился и пятился, как в трансе.

— Ты что, блин, рехнулся? — закричал я. На секунду ужас затопил мой здравый смысл, и я будто прилип к асфальту. — Беги давай!

Он покачал головой.

— Кейнис Оурел не убегает.

Я развернулся и успел подумать: во-первых, хрен ты, а не Кейнис Оурел; во-вторых, Эйвери Кейтс еще как убегает.

Глава 25. ВЫ СЕГОДНЯ ВЕЗУНЧИК!

00110

За мной хлопушками взорвался целый залп выстрелов. Я нагнулся, проскользнул за стену и заставил себя бежать еще быстрее. Позади клубами вставала пыль. Долбаные копы! Мнимый Кейнис Оурел в них стреляет, Кев Гатц их отвлекает — а они бегут за мной. Как минимум трое. Я сорвал с себя темные очки и вытащил из пакета пистолет, — любопытно, хватит ли в мире везения на то, чтобы он оказался заряженным?

Я понятия не имел, есть ли в этих обветшалых зданиях схроны, куда ведут канализационные трубы, найдутся ли дружелюбно настроенные граждане. Я даже не знал, где в этом чертовом Лондоне спрятаться, и на бегу проклинал все на свете. Каким-то чудом я улизнул и теперь мчался по разрушенному кварталу, где вокруг был один щебень да коробки зданий, которые, казалось, вот-вот на меня рухнут. Чтобы бежать было легче, я выбросил пакет с остальным оружием и посмотрел, что в старом «руне»-85. Три бронебойных патрона! Редкий улов. Даже копы перестали их использо-

вать много лет назад, уж больно дороги. Джерри вряд ли догадывался, что в пистолете было сто добавочных йен. Учитывая, что в патроннике еще один, получается четыре выстрела. Три копа, четыре пули. Самая большая удача за последнее время! Мне даже стало не по себе.

Рев ховера усилился. Меня явно пытаются найти сверху, чтобы помочь копам, бегущим по улице. Я пригнулся и юркнул в ближайший дверной проем — в пыльную, затхлую темноту. После сравнительно яркого дневного света я ослеп. Я наугад прошел несколько шагов, споткнулся и упал на груду чего-то острого и неровного. Я замер и прикусил язык до крови, но не вскрикнул — помог инстинкт. Оставалось ждать, пока глаза не привыкнут к темноте, и готовиться ко всему.

Копам понадобилось больше времени, чем я думал. Секунд через тридцать я осторожно перекатился на спину и нашел слабый контур двери. Я поднял пистолет как раз вовремя — в проеме возникла фигура. Я рефлекторно спустил курок. Раздался такой громкий выстрел, что все дряхлое строение чуть не обвалилось. Фигура упала.

Убийство системщиков уже начало входить у меня в привычку, а я был по-прежнему жив. Я видел, что нью-йоркские эсэсбешники делают с коп-киллерами. Обычно после казни они выставляют тело на всеобщее обозрение, иногда с назидательной табличкой.

Несколько месяцев назад я с ума сходил из-за одного офицера ССБ, убитого по ошибке. Теперь я тупо смотрел на труп и думал: наверняка успею кокнуть еще нескольких, пока судьба меня не догонит. Что бы я ни делал, я замарался на всю оставшуюся жизнь. Хорошая новость: проживу я недолго.

Позади шаркнул ботинок, и ко мне резко вернулось ощущение тела.

— Кейтс! — крикнул незнакомый женский голос откуда-то из глубины здания. — Полковник Моудже шлет тебе привет и просит передать: «Крыса, беги быстрее!»

Не вставая, я откатился к стене. Потом обмяк. Черт! Моудже уже вынес мне смертный приговор. Все в этом вонючем мире желают смерти Эйвери Кейтсу. В двадцать семь лет, пожалуй, пора. Я помнил, как мой отец приходил домой с работы — с настоящей работы. Соседи с ним здоровались, пожимали руки, улыбались. Я помнил старый мир и понимал, что ради нового не стоит трепыхаться.

Все это я успел подумать за секунду, за один удар сердца. А потом остался только я — я скорчился на полу и ничего не видел, а за мной охотились два хорошо обученных копа. Но я уже убивал копов, так что теперь могу убивать их сколько душе угодно. Хватит драпать, черт возьми! Сейчас я им покажу, на что я способен.

Я закрыл глаза и сделал долгий, глубокий, тихий вдох, чтобы успокоить нервы. Если бы я был системным копом, способным, самодовольным, здоровым и отлично вооруженным, как бы я ловил Эйвери Кейтса? Я пригнулся. Вот — за левым плечом скрипнул кожаный ботинок. Я представил себе, где я: три окна слева, маленькие квадратики жидкого света над кучей щебня. А коп там, за третьим окном, заглядывает сюда.

И тут справа донесся слабый запах дыма. Я напряг слух и уловил легкие шаги. Слишком легкие для мужчины — это была женщина. Она кралась вдоль стены, нащупывая дорогу в сумраке. Я почти видел долбаную сигарету, свисающую с ее губ, расширенные глаза, которыми она обшаривала темноту.

Я представлял себе орбиты копов, как они медленно сходятся вокруг меня, прислушиваясь к сообщениям из ховера и от коллег на земле. Едва я издам хоть какой-нибудь звук, мне не прожить и пары секунд. Я должен сделать так, чтобы мои три патрона сработали. Поэтому я не вставал, я лежал, закрыв глаза, и дышал пылью, а острые края разбитой штукатурки впивались мне в спину.

Пора.

Сначала я развернулся к тому, кто стоял у окна — он спрятался, смотрел в темноту из света и думал, что в безопасности. Я открыл глаза. Вот он, большой, черный, толстый, небритый подонок в огромном плаще. Миллионы раз видел, как такой коп трясет шлюху или бьет какого-нибудь парня, который на него не так посмотрел.

Не успел я поднять пистолет, как коп присел. Я проследил за ним и всадил пулю сквозь стену. Раздался придушенный крик. Судя по бульканью, я его не убил, но на секунду вывел из игры. Секунды мне хватило.

Я кинулся бежать.

За мной пули пробивали дыры в несушей стене, расцветали клубы цементной пыли и сыпались искры. Я не останавливался, чтобы всем этим полюбоваться, а бежал, рискуя остаться калекой на всю жизнь. Наконец я достиг стены и бросился в пустое окно руками вперед. Я плохо сообразил, где проем, и врезался боком в стену, зацепившись ногами за подоконник. Меня перекрутило и так сильно ударило головой о внешнюю стену, что в глазах поплыло. Я потряс головой и вылез из окна целиком. И снова оказался снаружи.

Неподалеку опять раздалось бульканье. Я вскочил на ноги и прицелился. Первый коп лежал на земле. Мои глаза еще не привыкли к свету. Кровь показалась мне того же цвета, что и кофейная кожа копа. Как будто он не истекал кровью, а таял. Коп дергал руками и открывал рот, словно хотел что-то сказать, но выходило только чмоканье. Похоже, он мне не опасен. У меня болели легкие, во рту скрипела пыль. Я подполз к стене и замер, прислушиваясь.

Я ничего не услышал, если не считать ветра и гудения ховера. Я глянул вверх: ховера не было видно. Разумеется, очень скоро ховер опишет круг и заметит меня — может, уже заметил, если у них есть теплоискатель. Я поставил себя на место полицейских. Что бы я сделал? Они презирают меня, они слишком в себе уверены. Что бы я сделал, если бы охотился на крысу?

Я встал на окровавленные, израненные колени и начал пробираться в заднюю часть ветхого здания. Я дышал неглубоко и регулярно, несмотря на боль в груди, и держал пистолет высоко, несмотря на усталую дрожь руки. Миновав окна, я осторожно поднялся, не отходя от стены, и пошел быстрее. Я почти чувствовал, как нас с копом тянет друг к другу. Я услышал слабое шуршание ткани, уловил уже знакомый запах дыма. Я ждал до последнего момента, отсчитывая удары сердца, а потом отступил от стены на шаг. Я навел пистолет. Еще один патрон.

Она оказалась сразу за углом. Некрасивая; темные волосы, смуглое лицо, плотная фигура. Когда я возник в ее поле зрения, наши глаза встретились. Ее глаза были необычного светло-зеленого цвета. И я заметил в них небывалое — страх.

Я видел, как системные копы смеются и беседуют, избивая подозреваемых до смерти. Я видел, как они, не вспотев, убивают целые банды, даже если у тех перевес в численности и вооружении. Я никогда не видел в их глазах страха.

Она шевельнулась. Я победил ее чудом — решающим фактором стало не умение, а мои бронебойные пули. Тупое везение. Она сделала обманное движение влево — только лицом, но этого было достаточно, чтобы вызвать мою реакцию — и бесстрашно нырнула вправо, на металлолом и острые камни, спряталась под стеной.

Я проследил ее движение и дважды выстрелил. Когда я подполз ближе, она уже лежала, глядя вверх ничего не выражающими глазами. Грудная клетка была разворочена.

Меня охватила усталость. Ноги до коленей были в крови. Болело плечо — там, где я врезался в стену у окна. Раздумывать и отдыхать было некогда; неподалеку рыскал ховер. Я резким движением спрятал пустой пистолет в плащ и захромал как можно быстрее к чернокожему копу. В его груди еще булькало. Он смотрел на меня налитыми кровью и вытаращенными глазами.

— Если выживешь, — медленно сказал я, тяжело дыша, — передай полковнику Моудже от Эйвери Кейтса: пусть сам делает свою грязную работу.

Секунду или две мы смотрели друг на друга. Потом я резко обернулся: по щебенке ударили ботинки, словно кто-то спрыгнул со второго этажа. Несмотря на усталость, я удивился: ко мне решительно шагал Дик Мейрин, держа перед собой пистолет.

Он выглядел как тогда, в первую встречу: невысокий человек с очень бледной кожей, в темных очках, в дорогом костюме с плащом. Его кожаные туфли были начищены до зеркального блеска. Он шел ко мне и, мать его, улыбался!

Стрелять мне было нечем. Если он вздумает меня прикончить, подумал я, у меня не хватит сил даже упасть.

— Простите, мистер Кейтс, — ровно произнес Мейрин, — но вам придется передать это полковнику Моудже самостоятельно.

Он остановился прямо над офицером ССБ и без всяких церемоний всадил ему в лицо две пули. Коп дернулся и замер.

Мейрин повернулся ко мне, его улыбка стала шире.

— Выше нос, мистер Кейтс! Вы сегодня везунчик!

Глава 26. А МЫ ЖИВУЧИЕ, ДА?

10001

Пока Дик Мейрин говорил, я зачарованно смотрел на пулевое отверстие в своем плаще, у самого края. Я и не заметил, что в меня почти попали.

— Странно вы относитесь к подчиненным, мистер Мейрин. — Мой голос прозвучал откуда-то издалека. Мне хотелось свернуться калачиком на щебне и поспать.

Тот кивнул.

— Я директор отдела служебных расследований, мистер Кейтс, и у меня есть все полномочия, чтобы расследовать поведение офицеров ССБ и предпринимать должные действия, если есть доказательства должностного преступления. — Он неожиданно перевел взгляд с копа на меня. — Как только доказательство получено, зафиксировано и оцифровано, мистер Кейтс, офицер под вопросом находится целиком в моей власти. Вам ясно? Если офицер ССБ совершает преступление, он попадает под юрисдикцию моего отдела. Этот человек, — он указал небрежным жестом на труп, — виновен в нескольких преступлениях, включая убийство. Я выбрал данный момент, чтобы вывести его из состава Службы. Все законно и в рамках моих полномочий.

Я прикинул, какой процент эсэсбешников можно уличить в убийстве. Они ходят с самодовольными и сытыми мордами, понятия не имея, что, если это будет выгодно Дику Мейрину, их моментально убьют — по закону. Эта мысль меня подбодрила.

— Элиас Моудже — вот кого бы я хотел пристрелить! — объявил тебя главным подозреваемым по делу о похищении Харпер. Ему наплевать, похищал ты ее на самом деле или нет. Он знал, что ты в Лондоне и ему тебя не достать, и назвал твое имя, чтобы мобилизовать всю ССБ. — Мейрин быстро и аккуратно прочистил пистолет портативным набором. — Ты вышел из его сферы влияния, но потом сделал огромную глупость — похитил эту женщину.

Я моргнул.

— Как?..

Мейрин наклонил голову, прислушиваясь, словно кто-то шепотом позвал его по имени.

— Мы все-таки полиция, мистер Кейтс. Вопреки вашему опыту, мы не только берем взятки, убиваем невинных и гуляем в красивой форме по улицам. Госпожа Харпер написала своему шефу в Женеву служебную записку, где упомянула, что видела в лондонском рейсе известного убийцу, террориста и антисоциального элемента номер один Эйвери Кейтса, и что она хочет провести свое расследование. По-моему, я уже говорил во время нашей первой встречи: на предыдущие и параллельные миссии я нанимал других человек. Все уже погибли. Порой я удивляюсь, почему из всех, кого я нанял за последние несколько месяцев, выжили только вы.

Я пожал плечами. Сидим в руинах с тремя трупами полицейских и мило треплемся! Мейрин сказал, что ховер нас не тронет, и у меня не было причин ему не верить.

— У меня не было выбора.

— Все равно зря вы это сделали. В общем, Моудже назвал ваше имя, и на вас начали облаву все системщики мира.

Да, в Нью-Йорке вы давно в розыске за пятнадцать нераскрытых убийств, однако давайте начистоту. Убей сколько угодно всякой шушеры, и ССБ внесет тебя в список для справки. Задень плечом богатого, и ССБ не пожалеет никаких затрат, чтобы восстановить справедливость. Я поскреб грязное лицо окровавленными руками.

— Вы мне помогаете, Мейрин?

Он ухмыльнулся, но тут же посерьезнел.

— Нет. Я просто хотел вас найти. По рации ССБ это было несложно… Вам пора убираться со своей базы. Срочно. Сегодня вечером или завтра.

— Почему?

Мейрин дослал патрон в патронник, закрыл набор для чистки пистолета и встал.

— Поверьте мне на слово. — Он оглядел полуразрушенное помещение. — Вы произвели на меня впечатление, мистер Кейтс. Надо признать, я не думал, что вы будете еще живы. Попытайтесь остаться в живых еще пару дней.

Блеснув фотографической улыбкой в мою сторону, он пошел к одному из высвеченных солнцем проходов. Я уставился ему вслед.

— Да почему, черт побери? — прокричал я.

Он не обернулся и ушел в солнечный свет. Явился сам Главный Червь, застрелил одного из своих подчиненных и одарил меня советом. Я сполз по стене.

Под металлическую серенаду «Мистер Кит! Санкционированные гости! Мистер Кит! Санкционированные гости!» я прошел мимо связанной Мэрилин Харпер, которая проследила за мной покрасневшими злыми глазами. Я остановился перед командой и перевел взгляд с одного лица на другое, задержавшись на Кенни Оуреле. Тот выглядел так, словно весь день покупал средства по уходу за кожей и волосами. Он ухмыльнулся мне, и эта улыбка была такой естественной и человеческой после насекомообразных жвал Мейрина, что я почувствовал к нему почти симпатию.

— Как тебя по-настоящему зовут-то? — спросил я.

Я и не ждал, что он ответит. Оурел просто улыбнулся.

— А мы живучие, да? Я кивнул.

— Как тараканы. Закупки прошли успешно? Кенни кивнул.

— Мистер Метерьел доставил все по пунктам. Мильтон и Таннер кивнули через плечо на что-то большое, прикрытое куском мешковины.

— Телевид-ховер, как ты просил, — кисло протянула Мильтон. — Пришлось попыхтеть. Угнали из-под носа, так что долго на нем не проездишь.

Ее сестра мрачно кивнула.

— Не важно, — сказал я и повернулся к Таю. — Нам он нужен ненадолго. Мистер Кит?

Он улыбнулся.

— Все успешно, мистер Кейтс! Я вздохнул.

— Ладно. Пойду помоюсь. Никуда не уходите. Завтра снимаемся с якоря, расскажу, что будем делать.

Все засуетились.

Я пошел на кухню. Оурел протянул наманикюренную руку и притормозил меня.

— Можно с тобой?

Я пожал плечами. Он пошел рядом, сунув руки в карманы и пристально глядя в пол.

— Кейтс, я поражен, что ты вернулся. Я ясно помню, что за тобой погнались не меньше двух системщиков.

— Три. — Я морщился всякий раз, когда вес тела приходился на левое колено. — А ты правда был в «Дунвару»? Можешь не говорить, как тебя звали.

— Ну, если не говорить, — ответил он, не глядя на меня, — да, был.

«Дунвару». Если эта организация еще существует, у Дика Мейрина все ее члены в шорт-листе. Я не сноб, но от близости к таким великим людям у меня бегали мурашки по коже.

На кухне я стянул с себя, как корку, промокший рваный плащ и рубашку. Я пустил из крана бурую воду и начал плескать на себя, чтобы смыть грязь. Бесчисленные порезы, ссадины и царапины щипало; некоторые снова открылись, из них стала сочиться кровь.

— Что ты задумал, Оурел?

Я услышал, как он садится на большой ящик. Наверное, скрестив ноги, как идеальный джентльмен, пусть даже с фальшивым британским акцентом поверх филадельфийского. Я остро осознавал, что стою спиной к человеку, которого, возможно, учил сам Кенни Оурел.

Секунду тот сидел молча.

— Я немолод и устал, — наконец произнес он. — Мне не нравится такая жизнь. Я не люблю бороться за каждый вздох и жить в мире без правил. У нас скудный выбор: жить или под пятой Системы, или в мире, где все пытаются тебя убить. Я бы хотел по-другому. Вот почему мне приятнее обходиться с тобой по-человечески.

Я приподнял бровь.

— Убить меня не так-то легко.

Он усмехнулся; его это все явно забавляло.

— Да, теперь, пожалуй, я в это поверю. Ты человек чести, Кейтс. Ты живешь по правилам. Я тебя за это уважаю. Я тебе даже завидую, потому что давно понял, что это непрактично. Мне жаль, что я не могу жить по твоим правилам. Но я уже старик, я повидал больше твоего. Правила хороши лишь настолько, насколько хороши люди, которые им подчиняются. Если по ним больше никто не играет, чего стоят даже самые лучшие правила?

Я покачал головой.

— Если мы живем в говне, это не значит, что надо быть говнюками. — Я начал старательно соскребать с себя грязь; под ложечкой тревожно засосало. — Старик, к чему ты клонишь? Выкладывай.

Он долго молчал.

— Эта Харпер… Что ты хочешь с ней сделать?

Я пожал плечами, вытаскивая из глубокого пореза на локте осколок стекла. Бурая вода в ржавом потрескавшемся умывальнике приобрела багровый оттенок.

— Жениться на ней не буду. Он еще помолчал.

— Ее нельзя отсюда выпускать.

— Да пошел ты.

— Кейтс, ты знаешь, что я прав. Она слишком много знает. Она видела монаха. Она знает, что Гатц — псионик. Нельзя оставлять ее в живых.

Я не счел нужным говорить, что ССБ в курсе и того, и другого.

— Ну и фиг с ней. Я не собирался сюда ее вести. Пришлось из-за тебя. Когда все закончится, это не будет иметь значения. А пока пусть живет.

— Не будет иметь значения? — Он рассмеялся. — Кейтс, ты что! Врешь как сивый мерин и сам это понимаешь.

Я закрыл кран и повернулся к Оурелу. С меня стекали капли розовой воды.

— Ты многого не знаешь. Обо мне, об этой работе. О нашем заказчике.

Он кивнул.

— Так просвети меня! Если я с вами, мне не надо, чтобы она была здесь и видела мое лицо. Это не какой-то оловянный солдатик, который если и пошлет скан моего лица матери-церкви на оптическое распознавание, то обнаружит, что меня зовут Терренс Найнс и я уже шесть лет как умер. Это не мелкая сошка вроде тебя. Это человек с деньгами, лицо с телевида. У нее хватит власти, чтобы доставить мне неприятности. Понимаешь? Вас всех все равно не существует. Никто, кроме твоих кредиторов, не заботится, жив ты или уже сдох. Никто не будет за тебя мстить. А она… у нее есть друзья. У нее есть деньги и положение в обществе. ССБ будет ее искать. Нельзя выпускать ее живой.

Мы секунду смотрели друг на друга. Я слышал звук капающей воды, шепот остальных членов команды, которые обсуждали что-то в «зале собраний». Морщинистое лицо Оурела было лишено выражения, как и его глаза. Я стоял перед ним полуголый, сжав кулаки.

— Нет, дунварец, — медленно сказал я, будто откусывая каждое слово. — Может, мы и говнюки, но нам нужны правила. Она никому из нас не причинила вреда. — Я взял рубашку и начал вытираться. На мне оставалось почти столько же грязи, сколько я смыл. — Этот паскудный мир, эта Система тянет нас вниз. Но, мистер Оурел, можно вцепиться в нее ногами. Можно остановиться на последней ступеньке лестницы.

Мы опять посмотрели друг на друга. Он улыбнулся — улыбка разошлась по его лицу плавной волной, — спрыгнул с ящика и хлопнул меня по влажному плечу.

— А-а, Кейтс, не забудь, что я помню старый мир лучше тебя! Я его прекрасно помню. Все было не так, как ты думаешь.

— Ну что, — сказал я. — Заткнитесь и слушайте.

Я оглядел свою команду. Как людей я их почти не знал. Как преступники они были талантливы. Тай Кит спокойно сидел, опираясь спиной об одну из черных коробок, и впитывал ее излучение. Его круглая голова уже начала покрываться легким пушком. Мильтон и Таннер сидели спиной к спине, поддерживая друг друга, — сухие и жилистые, самые неженственные женщины, каких я только видел. Кенни Оурел устроился рядом с Таем Китом, скрестив руки, с таким видом, будто ему очень удобно, но больше по его лицу нельзя было ничего понять. Кев Гатц сидел в темных очках перед монахом и, как обычно, делал вид, что спит. Брат Уэст находился в стазисе.

Бледная, взъерошенная Мэрилин Харпер смотрела на меня не моргая. Широкий черный скотч, которым мы заклеили ей рот, будет больно снимать, подумал я. Мильтон и Таннер только что возмущались, что Харпер нужно где-нибудь закрыть, чтобы она ничего не слышала и не использовала против нас. Но я понимал: если я ее где-то спрячу, то вскоре мы получим еще один труп, а Оурел будет ходить, посвистывая, засунув руки в карманы. Когда все закончится, ее действия не будут иметь значения. Или мы погибнем, или разбогатеем, и Главный Червь снимет с нас обвинения. Первое вероятней, однако в любом случае о Мэрилин Харпер можно не беспокоиться.

— Выдвигаемся завтра. Мы с мистером Гатцем разработали план по проникновению на территорию Электрической церкви в Вестминстерском аббатстве. Когда мы попадем внутрь, всем остальным отводится роль поддержки. Я обнаружу цель и уничтожу. Остальные будут разбираться с охраной и по возможности удерживать выход. А сейчас прошу внимания. От того, сможете ли вы реализовать этот план, зависит, получите вы обещанное вознаграждение или пулю в лоб.

Я подождал, но тишину никто не нарушил, только по «сяким хозяйственным делам туда-сюда с жужжанием ездили дроиды. Я отогнал от себя остатки нерешительности, кивнул и щелкнул маленькой дистанционкой.

В воздухе рядом со мной возник трехмерный план здания. Из земли торчал полуразрушенный фасад с одной башней и несколькими стенами. Комплекс уходил глубоко под землю.

— Вестминстерское аббатство. Не знаю, что здесь было раньше, но теперь здесь главное управление Электрической церкви. Здесь принимают в лоно Церкви новых монахов, отсюда рассылаются приказы по всему миру. Здесь живет Деннис Скволор, основатель и глава Церкви. Сами понимаете, какая охрана. Через парадный вход проходят только монахи и новообращенные, причем все новообращенные уже мертвы.

Я дал им секунду, чтобы это осознать. Потом нажал кнопку на пульте и подсветил одно помещение внутри аббатства.

— Парадный вход — официально единственный. Но это не так. Вот чертежи с черного рынка. Больше таких нет ни у кого. — Я указал на красный квадратик. — Зал для пресс-конференций. Иногда туда выходит сам Скволор, чтобы улыбнуться и ответить на пару вялых вопросов цитатами из своего несчастного Кодекса Малквера. Как-то монахи туда заходят, так что зал должен быть соединен с основным зданием. При ближайшем осмотре оказывается, что так и есть.

Все молчали. Профессионалы, запоминают все детали. Знают, что позже пригодится.

— Если мы пробьемся силой через зал для пресс-конференций, они вызовут копов — причем системных, а не уличных, да еще со штурмовиками. В комплекс мы все равно не попадем, он уходит слишком глубоко под землю. На дюжину этажей как минимум, и по площади больше, чем здание снаружи. Поэтому, — продолжал я, — надо разделиться. Мы с Китом выяснили, что через передний вход может пройти только монах. Вы все видели, на что способен мистер Гатц, если постарается. Всеми монахами управляет сама Церковь с помощью мод-чипа. Этот чип не позволяет им мыслить самостоятельно и не дает сойти с ума. Мы не в состоянии сделать свой мод-чип, поэтому мы используем для тех же целей мистера Гатца. Он окажет психодавление на брата Уэста. Брат Уэст будет какое-то время выражаться связно и вести себя независимо от Церкви. Он проведет меня через парадный вход как новообращенного.

Тем временем вы соберетесь в зале для пресс-конференций под видом репортеров. Там часто снимают материал для документальных фильмов про Церковь. Необходимое оборудование у нас есть, мистер Кит его слегка модифицирует. Мы обнаружили в помещении слабое место, через которое вы проникнете непосредственно в комплекс.

Я указал на точку на чертежах.

Таннер прищурилась.

— Так если можно проникнуть в комплекс из этого зала, зачем посылать тебя с Уэстом?

— У нас всего одна попытка. Если мы поставим на незаметное проникновение и меня обнаружат, я не отобьюсь от монахов, не говоря уже об автоматических средствах защиты. Мы даже не попытаемся пройти незаметно. Ваша роль — отвлекающая. Поднимите шум. Привлеките к себе внимание. Пока они будут сосредоточены на вас, я проскользну внутрь, и меня не заметят. Надеюсь. Я проникну к ним с другого конца, вместе с новообращенными, и им не придет в голову, что надо искать кого-то еще. А вы шумите, пока не получите приказ или пока хватит сил, а потом убирайтесь.

Команда встретила мою идею без особого энтузиазма и долго переваривала. Кит безмятежно рассматривал монаха. Гатц пялился на меня из-за своих темных очков. Мильтон и Таннер, обнявшись, шептались. Кенни Оурел мягко мне улыбался. Поймав мой взгляд, он изобразил аплодисменты.

Мэрилин Харпер ухитрялась выражать злость одними ноздрями.

— Стоп! — выкрикнула Мильтон. — Ты пойдешь с этим железным дровосеком как новообращенный?

Я кивнул.

— Так они же все мертвые! Я снова кивнул.

— Угу.

Глава 27. НУ, ДАВАЙ, НЕ ТЯНИ ВОЛЫНКУ!

10010

На улице впервые за все время было солнечно и сухо. Ночь я не спал: и от нервов, и от саднящих порезов. Самому знаменитому преступнику Системы выходить на улицу неразумно, поэтому я слонялся по огромной заброшенной фабрике. Почистил пистолет, привык к нему и к его весу. Когда пришло утро, радостное и ясное, я совсем не чувствовал усталости. Моя жизнь изменилась, сфокусировалась на одном-единственном дне.

Я уже давно понял, что потратил все отведенное мне время, засиделся на этом свете. Я часть мертвого поколения родившихся до Объединения. Нам нынешнее существование кажется бессмысленным. Наверное, это генетическая память или что-то бессознательное. Мы не выбирали Объединение и сопротивляемся. Мы знаем, что в этом мире все не так.

А дети… дети не знают. Они выросли в дерьме и думают, что так и надо, что это норма. Они унаследовали мир, потому что почти все мои сверстники умерли.

У нас не было ни кофе, ни еды, если не считать питательных таблеток, которые Мильтон и Таннер стащили у каких-то бедолаг из Очереди. Таблетки давали силу, но глотать их с утра пораньше вместо завтрака было совсем не весело. Я задумчиво жевал, стараясь поглубже уйти в мысли. Не получилось. Взял еще одну таблетку, налил себе кружку мутной воды и пошел в «зал собраний».

Брат Уэст стоял и смотрел в никуда. Интересно, о чем он думает в стазисе? Пытается покончить с собой силой мысли? Или просто оплакивает свою судьбу? У меня в ушах еще звучал его ровный цифровой голос: «Убейте меня… Больше я ничего не хочу». Гатц сидел перед монахом, ссутулившись, не сводя с него глаз. Я не сказал Кеву ни слова. Не знал, что сказать.

Я повернулся к Мэрилин Харпер. Она совсем съежилась; связанные ноги побелели и наверняка замерзли. Я встал перед ней на колени и поставил чашку на пол. Секунду я просто рассматривал женщину, а ее слезящиеся глаза с вызовом смотрели на меня. Потом я наклонился, подцепил край черной ленты и сорвал ее одним резким движением, прикрыв ладонью ее покрасневшие губы, чтобы она не кричала.

— Молчите! — Она билась в конвульсиях, пытаясь оттолкнуть мою руку. — Харпер! На меня посмотрите! На меня!

Она замерла, раздувая ноздри. Я погрозил ей пальцем.

— Молчок, ясно? Скажете хоть слово, и я сделаю так, чтобы вы долго, долго больше ничего не сказали. Мы друг друга поняли?

Она еле заметно кивнула. Я отнял руку от ее лица. Там, где была лента, остался ярко-красный след. Харпер громко сопела, глядя на меня со смесью злости и страха.

Я поднял таблетку.

— Завтрак. Вы наверняка проголодались. Это не отрава, не наркотики. Если не хотите, помотайте головой. Хотя вряд ли вас еще кто-то накормит.

Она молча уставилась на меня.

— Слушайте, если бы я собирался вас изнасиловать, я бы давно это сделал. Вы нам мешаете. Мы бы с удовольствием вас выпустили, что и сделаем через день-два. Так что можете не есть. Мне все равно. Даю пять секунд на раздумье.

Я сидел с таблеткой в руке и смотрел на Харпер. Мысленно я досчитал до пяти, затем прижал таблетку к ее губам. Она раскрыла рот и, не жуя, проглотила таблетку. Я поднял кружку.

— Ч-ч… — заговорила Харпер, но я на нее замахнулся.

— Молчать! Кивни, что поняла. Она кивнула. Я убрал руку.

— Три дня без воды можно прожить, госпожа Харпер. И все-таки я бы не советовал. Вода дерьмовая, особенно для тех, кто привык к фильтрованной. Но я бы на вашем месте выпил, — скоро мы все уйдем, а вам придется какое-то время провести в одиночестве. Вряд ли вам еще кто-то поможет.

Я поднес чашку к ее рту и наклонил. По подбородку женщины сбежало больше, чем попало в рот, но она жадно проглотила все, что смогла. Когда вода кончилась, Харпер легла, тяжело дыша и слизывая с губ последние грязные капельки.

Я кивнул.

— Что ж, значит, протянете дольше. Я встал.

— Стойте! — прохрипела она.

Я резко повернулся к ней и снова замахнулся. Она в ужасе отпрянула, вытаращив глаза.

— Не надо! Простите! Простите!

Я не ударил. Я посмотрел на нее, потом сел перед ней на колени и наклонился ближе. Я чувствовал запах ее пота, ее страха.

— Я велел молчать. Она тупо кивнула.

— Послушайте, Харпер… Я не дикарь, ясно? Обещаю, с вами все будет в порядке, если вы помолчите и успокоитесь. Ясно?

Зачем я это сказал, не знаю. Но мне хотелось, чтобы она поверила. Я действительно не дикарь. Если бы мне дали шанс, если бы я родился на десять лет раньше, если бы я был богат, я бы… что-нибудь сделал. Хоть что-нибудь. Я смотрел на нее, пока она снова не кивнула, едва заметно. Она боялась меня разозлить.

Когда на мое плечо опустилась рука, я чуть не схватил ее и не повалил наглеца на пол. Я сдержался и пропустил это желание через себя как волну.

— Пошли, Кейтс! — заявила Таннер. Я и сам не понял, как начал их различать. — Готов умереть?

Я отвернулся от Харпер и решил, что надо бы снова заклеить ей рот. Не потому, что кто-то ее услышит. Просто, если она снова заорет, вряд ли даже Гатц сумеет ее заткнуть.

— Нужно тебя привязать. Когда токсин попадет в нервную систему, вероятно, начнутся конвульсии.

Кит как-то нашел время и способ опять обрить себе голову. Гладкий череп сиял в неприятном свете ламп на кухне. Я сидел на большом ящике, а вокруг меня стояли Кит, Мильтон и Таннер, у каждого в руке по веревке. Оурел, прислонясь к стене, покуривал: он не опускался до физической работы. Моя мошонка вжалась в пах, а язык съежился до размеров обрубка. Сейчас я доверю жизнь этим людям. Профессионалы; если я не вернусь, плакать не будут. Ну, разве только со мной пропадет целый ховер йен.

Да ладно, какая разница. Все равно я не доживу до конца недели. Я коп-киллер, мне заказали главу Электрической церкви, на меня объявлен всемирный розыск…

Я потихоньку успокоился и кивнул.

— Давай.

Кит тоже кивнул.

— Хочу уточнить, что с тобою произойдет. Если раствор ввести правильно, он вызовет состояние, похожее на смерть. Даже если ты сохранишь способность к восприятию, ты утратишь сознательный контроль над телом. Дыхание и сердцебиение замедлятся до почти неразличимого уровня. Не самый доскональный осмотр покажет, что ты мертв. Если способность к восприятию сохранится, это будет… довольно дискомфортно.

Я позволил Мильтон взять меня за руку и перевязать предплечье резиновой трубкой.

— Так сохранится или нет? Кит пожал плечами.

— После этого процесса выжили немногие. У нас слишком мало информации.

Это меня рассмешило. Я даже расхохотался. Кит и Мильтон переглянулись, но ничего не сказали. Я дослушал речь Кита со слезами на глазах, пытаясь изо всех сил держать себя в руках, но смех выдавливался из меня по каплям. Классика! Лучше не Придумаешь! Вот как уйдет из жизни Эйвери Кейтс, Веикий и Узясный, после всех своих трепыханий. Ляжет и даст себя казнить.

Кит безмятежно продолжал:

— Не исключены болезненные ощущения. Нельзя сбрасывать со счетов и психологическое воздействие, — вероятно, ты будешь страдать от клаустрофобии.

Все еще хихикая, я махнул на него рукой.

— Давай, Кит, не тяни волынку!

Мильтон постучала по моей вспухшей вене и с профессиональным удовлетворением кивнула. Кит поднял шприц и с извиняющимся видом приблизился.

— Я пытался найти автоматический шприц, но они попадаются редко. Придется старомодным способом… — Он поднял шприц так, чтобы я видел. От его серьезной мины я опять чуть не расхохотался. Он думает, что это имеет какое-то значение!

— Э-э… У монаха будет аналогичный шприц с небольшим коктейлем из всяких лекарств. Если мистер Гатц действительно сумеет им управлять, монах введет эту смесь тебе в сердце непосредственно в нужный момент — когда ты окажешься внутри в относительной безопасности. Тай еще раз напоминает: процесс «пробуждения» будет неприятным. В течение нескольких секунд ты перейдешь от полной недееспособности к жизни. Это напоминает жесткую перезагрузку компьютерной системы. Наверняка очень болезненно.

Я кивнул. Похоже, мне все-таки удалось взять себя в руки.

— Понял. Кит вздохнул.

— Тай думает, что говорить об этом нет смысла, но остальные считают, что тебя надо предупредить: из стазиса надо выйти в течение четырех часов. Если стазис затянется… Нельзя притворяться мертвым бесконечно, правда?

— Понял. Поехали, время не ждет.

Кит поднял шприц и постучал по нему пальцем. Затем оглянулся на остальных и шагнул ко мне. На его лице появилось неприятное подобие улыбки.

— Увидимся на той стороне, мистер Кейтс!

Я лег, и меня крепко привязали. Мильтон положила мою руку ладонью кверху. Я сжал руку в кулак и оглядел их всех. Таннер наклонилась надо мной с толстым лоскутом кожи. Я был еще спокоен, внутри еще булькал последний приступ смеха, но в рот уже просочился медный привкус ужаса. Я сглотнул, и ужас комом застрял в глотке.

— Только не облажайтесь, — сказал я напряженным жестким голосом, словно в горле торчали осколки стекла.

— Пошел ты, — оборвала меня Таннер и впихнула кожу мне в зубы. — Мы никогда не лажаемся!

Краем глаза я уловил движение и повернул голову. Оурел оттолкнулся от стены и раздавил окурок. Наши глаза встретились. Он подмигнул и вышел. Мне было знакомо выражение его лица. Такая спокойная решимость всегда предшествует планируемому убийству. Он ждал, пока меня не свяжут, а теперь пошел прострелить голову Мэрилин Харпер. Меня ожгло паникой. Как же я не догадался сразу?

Ответ отдавал горечью. Несмотря на весь свой светский лоск, наш фальшивый Оурел был дикарем.

Я пинался, я кричал, я пытался порвать веревки. Но Мильтон и Таннер держали меня с неожиданной силой, а Кит наклонился надо мной как врач.

— Прости, Кейтс, — сказал он серьезно, почти грустно. — Теперь ты нам гораздо нужнее мертвый, чем живой.

Я почувствовал на своей руке чьи-то пальцы, укус холодной иглы и…

Глава 28. ПРИДОННАЯ РЫБА, ЧЕРНАЯ, ВЗДУТАЯ И КОЛЮЧАЯ

10000

У меня в груди ледоруб. Он разрывает сосуды, скользит по артериям в медленном потоке крови, острым как бритва жаром проникает в каждый беззащитный орган. У меня в груди придонная рыба, черная, вздутая и колючая. Она всплывает на поверхность и распухает еще больше.

Я открываю рот, чтобы закричать, но вместо этого стискиваю зубами лоскут кожи. Боль раздирает артерии и плавает в кишках, неумолимо приближается к сердцу. Она проникает в легкие и разрывает их. Я задыхаюсь. Боль вздувается у меня в груди, находит сердце и лопается. Осколки пронзают тело, впиваются в позвоночник, кости, хрящи.

Я напрягаюсь, от ступней до макушки обжигает мутное онемение. Я трясусь и дрожу, впиваюсь зубами в узкую кожаную полоску, выпучиваю глаза на Тая Кита. Тот молча отходит от меня и глядит на дверь.

Вдруг становится темно, и я теряю сознание.

* * *

Я пришел в себя. Зрение вернулось резко, словно Бог или еще кто-то там нажал на выключатель. Только что ничего не было, и вдруг я смотрю в омерзительно радостную маску брата Уэста. Бледная улыбающаяся рожа монаха нависла прямо надо мной.

— Мистер Кейтс? Не знаю, слышите ли вы меня, но я хочу вас заверить, что выполню свою часть уговора. Мистер Гатц говорит, что вы выполните свою. Пора идти.

Рожа пропала, и я уставился в потолок. Было очень тихо. Потом раздались странные звуки: свист, звон, звук чего-то рвущегося. Я пытался держать мысли под контролем, но они извивались и вырывались. Я хотел помотать головой, но не смог.

Потом вернулась боль.

Сначала она была легким зудом, слабым воспоминанием об ужасе, задевавшем края моих мыслей. Боль скапливалась, как далекий гром, пока не взорвалась бамбуковыми ростками, которые проросли под моими ногтями и пронизали все тело.

Мне хотелось кричать, но я не мог. Мне хотелось выть, извиваться и кусать бее вокруг, чтобы передать эту заразу, хоть как-то ее ослабить, но я не мог. Я смотрел в потолок, и мои глаза заволакивало красным, кожа слезала, кости расщеплялись. Сверху на боль опустился толстый слой онемения: руки, ноги, все тело стало мертвым и бесчувственным. Снизу в меня все глубже впивались бритвенные лезвия, битое стекло, канцелярские кнопки.

Я хотел дрожать, но не мог.

Меня подняли. Потолок приблизился и скользнул в сторону. Неожиданно передо мной возникло лицо Гатца, бледное и восковое, как у монаха, но усталое и блестящее от пота.

— Я сильно на него надавил, Эйв, — выдохнул он. — Не знаю, слышишь ли ты меня. Я сильно надавил. Я буду рядом, буду держать его сколько смогу. Я тебя прикрою.

Его лицо исчезло. Остались только чье-то кряхтение, потолок и боль.

— Давай передохнем, — сказала Мильтон.

Мир накренился, меня опустили на пол. В последний момент рука Гатца соскользнула, и я довольно сильно ударился. Голова перекатилась набок. Если бы я мог, то выругался бы и пополз назад. На меня смотрела Мэрилин Харпер.

Она лежала на полу с удивленным, даже испуганным видом. Ее руки были связаны, локти неудобно скручены. Волосы беспорядочно завесили ее лицо, красное и застывшее. Рот был приоткрыт, глаза выпучились. Во лбу зияла рваная дыра, из которой еще сочилась кровь.

— Жаль девку, — вздохнула запыхавшаяся Таннер. — Этот старик слишком крут, скажи, Супермальчик?

Гатц промолчал.

Харпер сверлила меня обвиняющим взглядом, и я не мог отвернуться. Я слишком долго прожил, цеплялся за жизнь, как эгоист, и к чему я пришел? Я не питал к ней теплых чувств, но она не заслужила пулю в голову от Кейниса Оурела. Такой смерти заслуживал я. Может, это была моя пуля.

Мои кости медленно сгорали дотла, а я ничего так не хотел, как просто отвернуться.

— Ладно, Супермальчик, — выдохнула Таннер. — Железный дровосек уже ждет. Даже правдоподобно, что Кейтса пришили здесь. Потащили, а то мне еще одеваться.

Меня понесли. Я хорошо видел вспотевшее плечо Гатца, слышал его хриплое дыхание и понимал, что моя жизнь в его руках. Если брат Уэст выйдет из-под психодавления слишком рано, он или убьет меня, или оставит медленно умирать. Сейчас все зависело от Кева Гатца. Я не боялся. Я был готов. Я хотел, чтобы скорей наступил конец.

Когда боль сожрала мое зрение и все вокруг почернело, я потерял сознание почти с радостью.

* * *

Я очнулся. В голове стояла муть. Вдали гудел ховер, люди кричали и стреляли. Надо мной что-то жужжало.

Красная боль испарилась как вода, но я ослеп. Меня куда-то везли. Мерный топот тяжелых сапог сливался с тихим жужжанием гидравлики. Я не мог вздохнуть, не мог пошевелиться. Я попытался вскинуть руки, закричать, стукнуть в стены своей тюрьмы… Ничего не вышло. Я даже не испугался. Я продолжал спокойно лежать и смотреть в темноту, слушая тяжелую поступь брата Уэста, который вез меня в Вестминстерское аббатство.

Я видел перед собой только глаза Мэрилин Харпер — широко раскрытые, вперившиеся в меня, как двадцать шесть таких же пар глаз. Старик, которого я застал в кафе на Мор-тон-стрит за завтраком; меткий выстрел превратил его нос в кровавую дыру. Братья-близнецы упали обратно в ховер и непонимающе смотрят на меня; их головы окровавлены. Женщина свисает со старой пожарной лестницы, не выпуская из рук пистолетов, — ее стопа застряла между перекладинами; она смотрит на меня, а ее кровь капает вниз. Все они были плохими людьми. Все мертвы. Всех убил я.

Не я спустил курок, но все равно убил Харпер я. Двадцать семь трупов за двадцать семь лет да еще все те копы, что в последнее время попались мне под руку. Сейчас предстоит платить по счетам.

Я прислушался. На самом деле я вряд ли ослеп: я знал, что в маленьком ховере, куда меня погрузили, как всех новообращенных, темно. Я не мог ни двигаться, ни дышать. Каждый мой нерв острым, как бритва, языком по-прежнему лизала жуткая боль. В мозгу крутились схемы и графики, которые мы выцарапывали где попало аккуратным почерком Кита и моими размашистыми каракулями. Скорее всего, меня погрузили в частный транспортный ховер, которые Электрическая церковь использует для перевозки грузов — некрасиво, если монахи, весело посвистывая, будут возить трупы по улицам. У Церкви свои воздушные маршруты, как у всех зарегистрированных религий. Впрочем, остальные вряд ли транспортируют мертвецов.

Я не представлял себе, сколько прошло времени. Вдруг меня пронзил странный приступ ужаса. Потом еще один и еще, пока ужас не превратился в постоянный электрический разряд. Мне хотелось кричать, махать руками и до бесчувствия биться о стены моей крошечной тюрьмы, но я мог только лежать и терпеть издевательства собственного мертвого тела. Если смерть такая, если хотя бы секунду перед бесконечностью будет такой ужас, я первый в очереди на монахизацию.

Раздалось громкое клацанье. Ховер загудел сильнее. Я ничего не чувствовал, но звук узнал: мы, видимо, пошли на посадку. Я мысленно представил себе Вестминстерское аббатство. Стена из старого камня, как сломанная кость, торчит из земли среди большого двора, огороженного толстой стеной. Рядом со стеной — посадочная площадка. Все остальное — под землей. Как только мы сядем, меня закатят на огромную конвейерную ленту и всосут внутрь этого огромного сооружения. Я представлял свой путь как красную линию, которая кончается в одной из маленьких квадратных камер — пунктов приема трупов. Оттуда трупы перевозят на конвейерах в огромный центр обработки, где их крошат и шинкуют. По словам Уэста, этим занимаются в основном дроиды.

Если все пойдет по плану, я не двинусь дальше маленькой камеры. А потом выйду оттуда уже по своему выбору. Возможно, этот выбор катастрофически неправильный, но хотя бы мой.

Прошла вечность. Через омертвевшие нервы пробежал поток боли. Наконец я двинулся с места. Судя по тому, как меня колотило о стенки переносного гроба, тело положили на конвейер. По плану, брат Уэст должен быть рядом, недвижный и слегка ухмыляющийся непонятно чему. Он говорил, что процесс всегда происходит одинаково, что это машина, а я винтик. Сейчас он должен стоять наготове со шприцом, чтобы вернуть этот винтик к жизни.

Движение прекратилось. Где-то загудело; послышались слабые голоса. В мой контейнер врезалось что-то тяжелое. Скрежет, мерное покачивание. Я видел только собственные веки. В теле снова вспухла боль. Колючая рыба раздулась, пронзая каждую кость одновременно, пока мне не захотелось выцарапать себе глаза, чтобы стало легче.

Когда крышку сорвали, я даже этого не понял, потому что смотрел в черную стенку контейнера. В моем мозгу осталась одна мысль. Она мигала и горела ярко-красными буквами: «Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпуститеменявыпустите меня!»

Меня перевернули. В глаза впился резкий свет. Надо мной наклонилась улыбающаяся харя брата Уэста. Он стоял так близко, что я должен был почувствовать тепло его дыхания, но, конечно, не почувствовал. Он завис надо мной в своих темных очках. Пауза затянулась.

«Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпуститеменявыпустите меня!..»

— Мы внутри комплекса, мистер Кейтс, — наконец произнес Уэст. Его голос показался мне каким-то странным. Сглаженный и спокойный тон, каким говорят все монахи, у Уэста как-то обтрепался. Если бы я мог управлять своим телом, я бы всмотрелся в его лицо повнимательней. А так я продолжал смотреть чуть в сторону, через его плечо. Краем глаза я видел, что брат Уэст как будто дрожал или вибрировал, словно в нем что-то сошло с рельсов.

— Сейчас я… — Он заколебался и вдруг резко дернул головой. — Сейчас я введу вам противоядие, переданное… — Еще один сильный спазм. — …мистером… — Еще. — …Китом.

Он отвернулся и исчез.

«Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня! Выпустите меня!

Выпуститеменявыпустите меня!..»

Волна рвущей боли вернулась. Она прожгла меня насквозь и оставила лужу с осколками стекла, блестевшими в резком свете. Через нее я почувствовал, как мне раскрывают грудь и втыкают туда иглу. Брат Уэст постоянно дергался и запинался, почти пританцовывал. Я сонно задумался: а вдруг он хочет вырезать мне сердце? Может, я по-глупому истеку кровью…

Надо мной вновь нависла его пластмассовая личина.

— Все готово, мистер Кейтс. Надеюсь… — Он остановился и наклонил голову, словно к чему-то прислушивался. Потом вздрогнул и снова направил взгляд на меня. — Надеюсь, вы выполните свою часть договора. Я мечтаю, мечтаю, мечта-а-а-аю умереть.

— Надеюсь, — повторил он, и в его голосе послышалось зловещее спокойствие монахов, — вы позволите побеседовать с вами о бессмертии, мистер… Кейтс, да? Это займет всего несколько минут, и я буду очень благодарен, если вы уделите мне время.

На один миг, на долю секунды все застыло. Боль во мне разбухла настолько, что казалось, я сейчас лопну, как воздушный шар. Брат Уэст, глядя на меня, стоял неподвижно, как обычно, слегка улыбаясь; больше я ничего не видел. Звуков не было. Двигаться я по-прежнему не мог.

И вдруг боль взорвалась, разбилась на миллиарды крошечных частичек, разлетелась по всем внутренностям, обожгла до самых костей. Мое тело застыло, жизнь превратилась в бесконечную судорогу. Я почувствовал, как сердце сжимается в спазме и начинает биться, перегонять остывающую кровь по венам. Я открыл рот, чтобы закричать, но ничего не вышло. Мои легкие сдулись и не хотели слушаться. Я сел и, дрожа, уставился на брата Уэста.

— Мистер Кейтс, — произнес монах. — Позвольте показать вам бесконечную…

Воздух дрогнул от выстрела. Живот брата Уэста, недавно закрытый Китом, взорвался кучей проводов и белыми кусками изоляции. Монах издал странный сиплый звук и упал.

У меня в крови словно плавали щепки. Я сидел в металлическом контейнере, дрожал и не мог сдвинуться с места. Потом через сжавшееся горло ручейком начал сочиться воздух. Еще несколько секунд я медленно заставлял открыться легкие, корчился и содрогался в сухих рвотных позывах.

Раздались тяжелые, медленные шаги. В моем поле зрения появился монах, который аккуратно переступил через Уэста. Я видел его только краем глаза, но понял, что с ним что-то не так — ряса была вся в лохмотьях и пятнах, лицо измазано грязью, — хотя довольное выражение лица, как у всех монахов, никуда не делось.

Когда он повернулся ко мне и заговорил, я каким-то чудом его узнал. Я все еще дрожал и совсем ослаб, и тут адреналин пронесся по моим венам, как жидкий лед. Я чуть не задохнулся.

— Мистер Кейтс, — произнесло существо, которое когда-то было Барнаби Доусоном. — Сюда пускают только мертвецов и монахов. Кто-то из нас играет не по правилам.

Глава 29 МОЙ ЛИЧНЫЙ АНГЕЛ СМЕРТИ

10011

За стеной камеры завыла сирена. Если не считать рваной и грязной рясы, Барнаби Доусон внешне ничем не отличался от остальных монахов: стандартная человекообразная фигура, черная одежда, белая искусственная кожа, темные очки. Стандартное выражение лица — смесь самодовольства, дружеского участия и веселья. Хотя, наверное, это я сам придумал.

Я дрожал. Мне кое-как удалось сжать кулаки и направить глаза на Доусона, но на большее я был не способен. Я не мог поднять рук, какие уж тут драки, тем более с машиной для убийств. Полная задница. Мне было все равно.

— По идее, — весело начал Доусон, наставив на меня пистолет, — я должен быть тебе благодарен. Ты подарил мне бессмертие. Я мог бы ходить за тобой и наблюдать, как ты стареешь. А потом несколько тысяч лет каждое утро радоваться воспоминанию о твоей жалкой смерти. Я мог бы ждать и смотреть, как ты пытаешься уползти от смерти. -

Он сделал паузу. — Тоже неплохо! Но ты, Кейтс, просто волшебник какой-то! Меня трансформировали как раз в такой камере. Почему бы тебе не испытать то же? — Он кивнул. — То же, да не совсем, а? Пожалуй, когда мы достанем из черепа твой мозг, на том и остановимся.

Мои зубы стучали. Я по-прежнему дрожал, однако медленно начинал управлять своим телом. Стараясь не выпускать Доусона из виду, я осмотрелся. Я сидел в маленьком контейнере размером с гроб. Он висел, как ховер, в нескольких футах от пола. С одной стороны мирно моргали разные ЖК-дисплеи. Контейнер быстро заполнялся моим потом.

Камера была маленькой и скудно обставленной: голые бетонные стены, металлический стол, освещенный жестким белым светом ламп на потолке, еще один стол на колесиках с тремя хирургическими инструментами, чистыми и страшными на вид. Влажный воздух как будто давил.

Доусон сел прямо на стол, расставив ноги и сгорбив плечи. Человеческая поза, которая выглядела страшно и неуместно. Он поболтал ногами; я услышал, как жужжат крошечные моторчики.

— Когда твое имя всплыло в сети Электрической церкви, сперва я захотел размазать твои мозги по первой попавшейся стене, порисовать пальцем, обмакивая его в твою кровь. А теперь… Ты только посмотри на себя! Честно скажу тебе, говнюк, я даже растерялся.

С большим напряжением я повернул голову к Доусону. Я открыл рот, но сумел выжать из себя лишь булькающий звук. Рот заполнился слюной.

— Что-что? — Доусон вскочил и нагнулся ко мне, приставив руку к резиновому уху. — Я могу за несколько секунд прочесать огромные лингвистические библиотеки, но ты говоришь на языке, не известном ни одному человеку. Впрочем, какой ты человек, ты же мешок с дерьмом, правда?

Он подкрепил эти слова резкой пощечиной тыльной стороной ладони. Меня как будто током ударило.

— Придется для начала выбить из тебя дерьмо! Чтобы ты расслабился!

Я опустил глаза. С разбитой губы капала кровь и собиралась в лужицу. Дрожь начала утихать. Теперь во всех суставах возникла ноющая холодная боль. Пистолет твердым комом давил мне в спину, но я понимал: в таком состоянии не будет даже ничьей. К тому же, мелькнула ироничная мысль, хорошая взбучка меня и вправду расслабит.

Меня что-то схватило, мир опустился — этот проклятый киборг вытащил меня из контейнера и поднял в воздух. На белую рожу закапали мои пот, кровь и слюна.

— Я идеален, Кейтс! Благодаря тебе. Теперь мне не нужен даже полицейский значок. Я иду по улице, и вы, мерзкие крысы, разбегаетесь. Я выхожу на охоту ночью. Слухи множатся, и теперь крысы прячутся под землей. Они знают: идет Барнаби Доусон! — Он наклонил голову смутно знакомым птичьим движением. Я обвис в его руках, как кусок мяса у мясника. — И мне это нравится! Но у меня, между прочим, есть работа. Мне ввели кое-какие программы. Ты — последний пункт в моем списке дел, а потом несколько веков беззаботной жизни. — Он огляделся неприятно по-человечески. — Поражаюсь, как ты сюда попал? С тех самых пор, как я стал Барнаби Доусоном-версия-два, я тебя ищу. Выслеживаю всеми доступными способами. Через базу данных Церкви, по связям из ССБ, старыми добрыми пытками всяких крыс. Я составил полную картину твоих передвижений, но только сейчас начал понимать, на кой черт ты сюда приперся. Ты охотишься на Скволора, так? — Он залился искусственным смехом. — Неужели ты и вправду решил, что жалкая крыса вроде тебя может провернуть такое дело? Что ты на это способен?!

Я почувствовал, что его руки напряглись, и зажмурился. Он бросил меня прямо в стену, да так, что у меня во рту зашатались зубы и из тела вырвался весь воздух. Задыхаясь и вытаращив глаза, я сполз на пол.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — продолжал Доусон, направляясь ко мне. — Ты недоумеваешь, почему твой блестящий план не сработал. Почему монахи меня не убили? Ответ прост: я прототип. Я первый шаг. Тебе не повезло. Не повезло, — он наклонился и без особых усилий поднял меня, — всем крысам.

Он небрежно швырнул меня на пол. Моя голова ударилась о бетон, глаза вырубились багровой вспышкой, а потом снова включились. В голове звенело. Секунду или две я корчился и только потом понял, что делаю. Я тихонько пополз подальше от Барнаби Доусона, своего личного ангела смерти.

— Очухиваешься!.. — Черт меня подери, если в его цифровом голосе не прозвучали нотки радости. — Прекрасно! Я хочу, чтобы все твои заторможенные синапсы включились, чтобы ты почувствовал, как я схвачу тебя за твое крысиное горло и вытащу позвоночник через рот.

Я ухитрился сделать глубокий прерывистый вдох. От неожиданного расширения легких ребра затрещали.

— Пошел ты, — просипел я. Мой голос кровоточил, словно я только что кашлял бритвенными лезвиями.

Доусон рассмеялся. Похоже, смех не был запрограммирован в его интерфейс, поэтому получался жесткий, глухой звук, скорее взрыв статики в фильтрах. Я, не обращая внимания, полз дальше. Тело понемногу оживало.

В Доусоне одно не изменилось: внутри он остался таким же вонючим системщиком. Это было моим единственным преимуществом, это заставляло его читать мне речь. Я оторвал взгляд от пола и сосредоточился на операционном столе. Я должен был встать, но для этого требовалось время.

— Коп ты поганый, — выдохнул я. — Вы же меня убить хотели!

Доусон ответил не сразу. Тяжелый ботинок опустился мне на вытянутую руку. Не настолько сильно, чтобы сломать; только чтобы сделать больно. Боль прожгла руку до самого плеча и врезалась в туловище. Я беспомощно содрогнулся и открыл рот.

— Убить? Конечно! Такова наша работа — прореживать стадо. Если мы позволим вам, говнюкам, размножаться, вы начнете нам мешать. Ты хочешь, чтобы я отказался от своей работы?!

Боль, хоть и ужасная, не могла сравниться с мучительной пыткой, которую я переживал, когда притворялся мертвым. Я выбрал другую тактику и сделал вид, что потерял сознание. Конечно, так я мог получить пулю в затылок, но вряд ли. Доусон получал слишком большой кайф.

— Э, нет! — весело сказал он.

Боль в руке резко уменьшилась. Он поднял меня и бросил на операционный стол, словно я ничего не весил. Стол задребезжал, но выдержал. Когда мое тело ударилось о твердый металл, я невольно вскрикнул и поднял руки к лицу.

— Вот так лучше! — произнес Доусон. — Какое удовольствие, если ты отрубишься? Смотри, в следующий раз начну рвать тебе зубы.

Я извивался и стонал, не особо притворяясь, а сам в это время быстро осматривал помещение. Квадратная камера, две двери. Потом прикрыл глаза и представил карту комплекса. Предположил, где я нахожусь и где нужная дверь. Я откинул голову назад и увидел, что Доусон любуется своим отражением в отполированном металле одной из дверей. Конечно, про меня он не забыл, но внутри оставался человеком. Без мод-чипа, который загоняет все безумные мысли в стандартное поведение монаха, он был таким же медлительным и рассеянным, как все мы.

Я медленно и глубоко, до рези в легких, вдохнул. Потом сжал кулаки так сильно, что фаланги затрещали. На выдохе я закрыл глаза и представил себе пляж. Белый песок, серая вода с пятнышками белой пены, прозрачно-голубое небо. Я не помнил, когда и где я его видел — в детстве? По телевиду? — но этот пейзаж хранился у меня в голове. Я тщательно воссоздал тихий плеск волн, одинокий крик птицы.

Я сосредоточился на море, собрал мысли в булавочное острие, удерживая вниманием только то, где мой пистолет. И где Доусон. На стороне Доусона были гидравлические суставы и компьютеризованный прицел. На моей — отчаяние, ужас и боль.

Я бросил последний взгляд на пляж и начал действовать. Одной рукой вырвал пистолет из потайной кобуры, второй ухватился за край стола и перевернул его на себя. Я упал неудачно и ударился головой о бетон. В голове взорвалось что-то красное, я поморщился и потерял пару секунд. Я вскочил, одновременно стреляя, но Доусон уже был в воздухе, а за ним пузырилась рваная ряса. Он грузно прыгнул на стол, который под его весом развалился на куски, схватил мой пистолет за ствол и отвел в сторону. На миг мы оба застыли. Зеркальные стекла Доусона смотрели в мои глаза.

— Кейтс, ты не можешь спокойно подождать, пока тебя прикончат?!.

Я спустил курок. Рука Доусона исчезла в облаке резины и металла. Взрыв обжег мне лицо и веки. Доусон никак не реагировал, просто смотрел на меня. Я вдохнул раз. Два. Три. И мы ожили одновременно: я попытался направить дуло ему в голову, а Доусон замахал культей и вцепился в меня целой рукой. Я еще раз спустил курок, и Доусона отшвырнуло выстрелом через стол. В его шее образовалась рваная дыра. Он задергался и завопил искаженным механическим голосом:

— Ах ты паскуда! Ах ты паскуда!

Я непонимающе посмотрел на Доусона: видимо, у него был перебит какой-то важный провод. Я с усилием встал; Доусон все так же дергался и кричал. Оперевшись на стол и тяжело дыша, я не сводил с него пистолета: у монахов много скрытого оружия, и расслабляться нельзя.

Дальняя дверь открылась. Я устало поднял глаза. Я отдавал себе отчет, что победить еще одного монаха не смогу.

Кенни Оурел увидел дергающегося монаха и перевел взгляд на меня.

— Кейтс, ты что так шумишь?

Я наклонился за одним из хирургических инструментов. За Оурелом стояли Гатц, Кит, Мильтон и Таннер.

— Кейтс, твой план провалился, — скороговоркой выпалил Кит. — Все уже поняли, как ты сюда попал! К счастью, таких пунктов приема тут десятки. Тай включил тревогу в каждом, чтобы ненадолго тебя прикрыть. Выиграем минут десять.

— Помогайте, — выдохнул я. — Держите этого подонка.

Глава 30. А ПЕРЕД СМЕРТЬЮ Я ТЕБЯ КОМУ-НИБУДЬ ЗАВЕЩАЮ

10100

Таю не хочется тебе говорить, — сказал запыхавшийся Кит, когда все зашли в камеру, — но весь комплекс слышал выстрелы. — Он посмотрел на небольшой прибор со светящимся голубым экраном. — Тай следит за частотой ЭЦ, тут такое началось… Я вяло кивнул.

— Понятно. Идите все сюда, помогите отпилить этому гаду руки-ноги.

Оурел лениво огляделся и остался в дверях.

Все выглядели удивительно богато; в хороших костюмах, с зализанными волосами, по черному портфелю в руках, как у сотрудников телевида. Я видел таких на пресс-конференциях и в репортажах с бунтов. Оурел был очень похож на репортера: может, и староват для этой роли, но такой же холеный и сытый. Гатц подошел к дергающемуся и бормочущему Доусону. Мильтон и Таннер взяли меня под руки.

— Шеф, присядь, — обратилась Мильтон ко мне странно ласковым голосом. — У тебя такой вид, будто ты сейчас упадешь.

Я отмахнулся от них, не обращая внимания, что рука дрожит.

— Времени нет!

Гатц присел перед Доусоном.

— Что с… этим делать? Я глубоко вдохнул.

— Отпилим руки и ноги. Я перебил ему что-то важное в шее. Возьму с собой, будет экскурсоводом.

— Ублюдок! — завопил Доусон. Его голос менял тембр и громкость. — Я буду убивать тебя долго!

— Вероятно, шина данных моторной функции, — рассеянно сказал Кит, глядя на свое портативное устройство.

Гатц заколебался.

— Будет привлекать к себе внимание. Я устало махнул рукой.

— Мы и так уже попалились. Начинайте. Потом опять будете отвлекать монахов.

— Ладно, — вздохнул Гатц.

— Как у вас все прошло? — спросил я Мильтон. Она пожала плечами.

— Мы ждали сигнала, и тут включилась сирена. Через минуту никого в этом гребаном зале не осталось. Мы пошли по схеме и в темпе вальса добрались сюда. Нас никто не остановил.

— Молодец, что нашел схему, — буркнула Таннер.

— Это ты отвлекал монахов, — добавила Мильтон.

— Ну и ладно, — сказал я, осторожно перенося вес на ноги. — Мы уже в комплексе. Где-то здесь Деннис Скволор.

— Не где-то, — возразил Кит, не отрываясь от экранчика. — Я сейчас скажу тебе точно. К нему стекается вся информация, от него идут приказы.

Я посмотрел на Кита.

— Ладно, тогда ты со мной. Еще возьмем Барнаби Доусона.

Нужно брать то, что преподносит жизнь. Почему бы везению не принять форму бывшего эсэсбешника или монаха-убийцы? Должно же и мне когда-то везти.

Кит меня словно и не слышал.

— Поразительная скорость передачи пакетов данных!.. — Он поднял глаза. — Что ты сказал?

Гатц включил пилу для перепиливания костей. Комната заполнилась белым шумом.

— Осторожно, будет искрить! Кит подвинулся ко мне.

— Тай — не ходячие мышцы! Мы не договаривались, что Тай будет таскать тяжести!

— Ты со мной, — тихо ответил я, — или с мистером Дунвару. Выбирай.

Кит посмотрел на Кенни, который стоял на стреме с пистолетами наготове и наблюдал за обоими входами. Потом повернулся ко мне.

— Черт.

— Остальные, — прокричал я, — будут отвлекать на себя внимание! В этом комплексе куча монахов! Пусть они гоняются за вами. Дайте нам двадцать минут. Кит, сможешь найти Скволора за двадцать минут?

Кит рассеянно помахал своим устройством.

— Тай уже его нашел! — похвастался он и взвизгнул: сзади брызнули снопом искры. Проклятия Доусона превратились в тягучий вой. Я и не знал, что монахи способны издавать такие звуки. — Это не проблема. Проблема в том, что мы так не договаривались.

Я его проигнорировал. Искры пропали. Гатц поднял над головой руку Доусона.

— Черт, тяжелая!

— Шевелись! — оборвал его я. Адреналин вызвал у меня резкий прилив энергии. — К нам бегут пять тысяч монахов, не страдай фигней!

Гатц уронил руку монаха и включил пилу. Пила оглушительно завизжала. Гатц наклонился, и снова полетели искры. Я позволил себе чуть опереться о Мильтон и Таннер.

— Есть план побега?

Я знал, что есть. Но мысли беспорядочно скакали, и мне нужно было как-то сосредоточиться. Мильтон кивнула.

— Есть. Если надеяться, что кто-то из нас доживет. Я кивнул.

— На этот счет у меня тоже есть план. Кит, как со временем?

Кит всмотрелся в экран, прикусив ноготь большого пальца.

— Минута. Может, полторы. Хорошая новость: эта часть комплекса обычно пуста, потому что ее используют для обработки поступающих… э-э… новообращенных, которых затем отсылают в глубину комплекса для… э-э… монахизации. Монахи бегут сюда из других частей.

— У тебя тридцать секунд! — прокричал я Гатцу.

— Уже, уже.

Я оттолкнул Мильтон с Таннер и встал, пошатываясь. Достал пустую обойму, бросил на пол, быстро вставил новую и дослал патрон.

— Кит, когда они будут готовы, хватай монаха и за мной. Кит поднял глаза от экрана. На его лице застыла гримаса возмущения.

— Хватать монаха?! — переспросил он. — Ты шутишь. Тай едва несет то, что есть!

Я прикусил губу и подавил желание превратить нос Кита в кровавое месиво.

— Положишь его в эту дебильную коробку. — Я указал на маленький ховер, в котором меня привезли.

Я оставил всех за спиной и прихромал к Оурелу. Мне было тошно на него смотреть. Бессмысленно, конечно, но я злился, страшно злился на него из-за Мэрилин Харпер. Абсурдно. Я убил массу, невинных людей, по крайней мере не слишком беспокоился, если кто-то попадал мне под руку, но этот случай никак не мог забыть. То ли дело было в том, что этот старый козел намеренно меня не послушал, то ли в том, что нужды в убийстве не было. Еще день, и все решилось бы.

Я стиснул зубы и попытался заговорить. Оурел спокойно ждал, элегантный и безупречный.

— Помочь тебе, Кейтс? — вежливо спросил он. — Или еще понянчиться с этими дохляками, пока они отвлекают монахов? Мне плевать, главное, чтобы я получил свою компенсацию. Хоть так, хоть так.

Я до боли сжал кулаки. Фаланги болели, как и все тело. Я с усилием сглотнул ярость, которую вызвал во мне его спокойный и самодовольный тон.

— Нет, — прокаркал я. — Будешь отвлекать. Скволором займусь я..

Он не шелохнулся.

— Как пожелаешь. — Его это все, похоже, забавляло. — Хочешь устроить революцию, Кейтс? Не вижу перспектив. Даже если тебе закажут всех монахов, Система останется. Убивать системщиков — это революция. А у тебя просто коммерция.

Со скрежетом и грохотом последняя конечность Доусона отвалилась от туловища. Гатц поднял жужжащую пилу.

— Один монах готов. Осталось еще пять тысяч таких же уродов, — устало проговорил он.

— Хорошо, — вдруг сказал Оурел. — Тогда выдвигаемся. Мистер Гатц, дамы, вы со мной. Наша задача — творить хаос и отвлекать внимание от мистера Кейтса и моего старого доброго друга, мистера Кита.

Все тщательно проверили оружие. Гатц бросил пилу, подошел ко мне и встал рядом, глядя в какую-то воображаемую даль. С его лица капал пот, расплывался пятнами по новенькой краденой рубашке.

— Я с тобой, Эйв, — тихо сказал Гатц. — Может, я тебе пригожусь.

У меня закружилась голова. Я схватился за его костлявое плечо. Под дорогой тканью оказался скелет. Я впервые задумался, сколько сил отнимает у Гатца психодавление.

— Ладно, — ответил я. — Давай забросим Доусона в ховер.

Пока остальные выслушивали быстрые указания Кенни Оурела, мы с Гатцем пошли туда, где на обломках стола валялся Доусон — туловище без рук и ног, из плеч и бедер торчат провода с изоляцией. Киборг повернул к нам голову. Его шея была вся покорежена и состояла из одной только пластмассы и проводов.

— Крысы поганые, — еле выговорил он ослабшим и искаженным голосом.

— Заткнись, — сказал я, — а то отрежу остатки твоего голоса. Предлагаю сделку.

Его туловище задрожало, и я даже не сразу понял, что этот говнюк опять пытается засмеяться. Я силком повернул его голову в сторону неподвижного брата Уэста. Кожа Доусона была холодная и гладкая. Я подавил желание отдернуть руку.

— Вот мое предложение. Поможешь мне — я дам тебе то же, что и ему. Пробросишь — я заберу тебя и буду таскать с собой всю оставшуюся жизнь. И буду долбать, долбать, долбать, пока совсем не задолбаю! — Я наклонился к его голове. — А перед смертью завещаю тебя еще кому-нибудь! Что скажешь?

Доусон перестал дрожать.

— Крысы поганые… — протянул он. Его голос булькал, как магма. — Чего хотят эти поганые крысы?

— Отведи меня к Скволору.

Он снова задрожал, еще сильнее.

— Вот придурок! Скволор знает, что ты здесь. Откуда, ты думаешь, я явился? Он меня запрограммировал. Он тебя сам ищет.

— Предложение принято? Опять расплавленный смех.

— Почему бы и нет? С удовольствием посмотрю, как твой позвоночник вытащат из носа.

— Мистер Кейтс! — нервно встрял Кит. — Очень скоро сюда придут!

Я посмотрел на Оурела и остальных.

— Шевелитесь! Займите их чем-нибудь.

Мы с Оурелом секунду смотрели друг на друга. Он подмигнул мне; я отвернулся.

— Кев, тащи капитана Доусона, ладно? Кит, следи, что происходит. — Я проверил пистолет и задержал руку на металлической прохладе ствола, такой знакомой и приятной. — Пора завершить эту чертову работенку!

— Аминь, — слабо отозвался Гатц, вытирая лоб рукавом дорогого костюма. — Аминь, мать твою.

И начался хаос. Наступило полное безразличие, я даже не боялся смерти. В затопившем все вое сирен, среди кучи людей и изувеченных монахов в камере было трудно думать. Как-то не укладывалось в голове, что я собирался в нахалку зайти в кабинет Денниса Скволора, выпустить ему в так называемый мозг пару пуль, а потом… потом все. У меня не было плана на потом. Я задержал взгляд на брате Уэсте. Ну, хоть одно обещание я выполнил.

Дверь, через которую вошла моя команда, взорвалась, словно с той стороны детонировала бомба. В проеме нарисовался монах с тяжелым ружьем. Оурел бросился на живот, словно десять лет готовился к пробе на роль в вестерне, выпустил три пули в лоб монаху и энергично вскочил на ноги. Его старческая кожа зарумянилась, белая прическа слегка растрепалась, зубы блестели в улыбке.

— В седло, американцы! — прогремел Кенни, в унисон щелкая собачками своих блестящих пистолетов. — Поохотимся на монахов, что ли!

Глава 31. ЗАБУЛЬКАЛ, КАК РАСПЛАВЛЕННЫЙ АСФАЛЬТ

10010

Сирены выли повсюду. Я дышал этим звуком, сгустившим воздух. Неподалеку раздавались очереди и крики — моя команда отвлекала на себя внимание на высокопрофессиональном уровне. Коридор был узкий, с голыми бетонными стенами, освещенный голыми лампочками, висящими через равные интервалы. Мы — я, Гатц с ховером-контейнером и Кит — то и дело натыкались на тела монахов со взорванными головами: Кенни Оурел со своими поработал. Я уже не понимал, куда мы идем. С закрытыми глазами я представлял, где мы на мысленной схеме комплекса: красная точка, которая неумолимо двигается вглубь. Но с открытыми глазами я заблудился — каждый коридор был одинаково серым, с голыми лампочками и духом сырости. Это место не предназначалось для людей.

На каждом перекрестке Кит говорил, куда теперь. Когда мы добрались до первой двери, я приказал Гатцу вытолкнуть ховер с Доусоном вперед. Когда Доусон оказался в футе от двери, она открылась. Мы побежали дальше.

— Эйв, ты как? — отважился спросить Гатц тихим напряженным голосом. Я слушал его с трудом: в ухо словно насыпали канцелярских кнопок.

— Хреново, конечно! — сказал я, не оглядываясь. — Я восстал из мертвых, понял, придурок? Дай очухаться.

Вдалеке что-то взорвалось, кто-то закричал. Я не остановился. Мы были близко, черт побери, очень близко. Сейчас я никак не мог проиграть. Я не хотел сдаваться под механический смех Барнаби Доусона.

— Вперед и прямо, Кейтс! — крикнул Кит. — Мы уже почти у цели. Если я правильно расшифровал их пакеты, мы устроили настоящий хаос. Комплекс бурлит как муравейник.

— Кейтс, ты видел, как тысяча волков разрывает крысу на ошметки? — Доусон хихикнул пузыристым, словно смазанным машинным маслом голосом. — Очень, очень интересное зрелище!

Мы постепенно спускались; зябкая сырость верхних уровней аббатства уступала жаре, тяжелой и упругой.

— Кит, что там, черт возьми, происходит? Кит прижал ладонь к уху.

— Таннер! Мильтон! Что у вас?

Мы прошли еще немного. У меня заболела рука, и я решил сжимать пистолет не так сильно.

— Они застряли, — задыхаясь, сказал Кит. — Их окружили. Много монахов. Они… они… — Он замолчал. Я шел дальше — Я потерял связь. Слышу только шумы… Крики.

— Значит, кто-то жив, — предположил я. — Куда?

— Что? Налево, потом прямо вперед к следующей двери — постой!

Я остановился перед дверью. Стены здесь были из такого же серого бетона, с аккуратными стыками. Дверь тоже не отличалась от остальных: стальная, гладкая, без ручек и тому подобного. Мы удалились от Оурела с командой и уже почти не слышали выстрелов. Я мысленно досчитал до пяти.

— В чем дело? — произнес я и стиснул челюсти, подавляя крик.

Я попал в западню. Меня придавили тоннами камня и металла и окружили киборгами-убийцами. Каждая моя мышца была напряжена, из каждой поры сочилось отчаяние вперемешку с ужасом. В миле надо мной Лондон жил обычной жизнью и ни о чем не подозревал. Не важно, который час, в Очереди всегда стоят бледные, отощавшие бедняки, и их обирают те, кто поживее и посмышленее. А жирные копы хватают и тех, и других за ноги и яростно трясут, чтобы посмотреть, что выпадет из карманов.

И под всем этим раздавались крики, выстрелы и мое громкое прерывистое дыхание.

— Кейтс, Тай не говорит, что все знает, но Богом клянется: за этой дверью что-то происходит!

Смех Доусона забулькал, как расплавленный асфальт. Я закрыл глаза и попытался стиснуть челюсти еще крепче. Этот звук врезался мне в позвоночник. Зубы были готовы раскрошиться в осколки.

— Ты добрался, Кейтс, — пробулькал Доусон. Я представил, что его голос черным туманом валит через край ховера и скапливается в лужу. — Это единственный вход во Внутреннее Святилище. В Святую Святых, где брат Скволор размышляет о вечности и считает новые головы!

Я открыл глаза и уставился на дверь.

— Я не в состоянии ее открыть, — продолжал Доусон. Даже искаженным голосом он ухитрился выразить злорадство. — Это могут только Скволор и его кардиналы. Кейтс, ты когда-нибудь видел кардинала? Спорим, что нет. Если б видел, тебя бы здесь не было.

— Ты не можешь ее открыть? — переспросил я. Он зашелся в хлюпающем кашле.

— Я не могу, и ты тоже. Сейчас сюда прибегут пятьсот монахов. Ты попался как… крыса!

Я обернулся и посмотрел на Доусона. Бывший коп, улыбаясь, лежал в своем переносном фобу в проводах, изоляции и охлаждающей жидкости. Я перевел взгляд на Кита; тот в ответ раскрыл глаза шире. Он уже знал, о чем я буду его просить.

— Откроешь эту дверь?

Он наклонился и пробежал глазами по двери. Пожал плечами.

— Таю нужно ее просканировать, найти кое-какие провода. Могут понадобиться запчасти, которых нет с собой. С тем же успехом можно было бы ее намертво заварить.

Я кивнул. Вечно какая-то хрень… А ведь и месяца не прошло с тех пор, как Дик Мейрин забрал меня с улиц Манхэттена и послал к черту всю мою жизнь.

— Кев, проверь, правду ли сказал капитан Доусон.

— Хорошо, — прошептал Гатц. Он наклонился над монахом и поднял очки на лоб. Потом выпрямился и оперся рукой о стену, чтобы не упасть.

— Давай, спрашивай, — тяжело выдохнул Гатц.

— Ты можешь открыть эту дверь? Доусон затрясся всем телом.

— Нет, — наконец выдавил он. — Не могу.

Я кивнул, схватил Кита за плечо и повернул лицом к изувеченному монаху.

— Можешь использовать какие-нибудь из его деталей? В монахах полно всяких интересных штучек. Так?

Кит кивнул. Его бритая голова отражала тусклый белый свет.

— Не исключено. Я кивнул.

— Бери все, что нужно, Тай.

— Слушай, Эйвери, — сказал Гатц, переведя дух. — Они на подходе, да?

Я замолчал и прислушался. Кит заикнулся было про дверь, но я зажал ему ладонью рот.

Выстрелы и крики приближались. Быстро.

— Что за…

Не успел я закончить фразу, как из-за угла выскочил Кенни Оурел. В его руках поблескивали пистолеты; он бежал во весь опор. Через пару секунд появилась одна из близнецов. Оурел выглядел уже не так безупречно: волосы взлохмачены, плащ порван, по рубашке расплывается большое темное пятно.

— Ну, Кейтс, полагаю, больше тебе не нужно, чтобы мы отвлекали внимание, — выговорил он, притормозив передо мной. — Мы сделали, что смогли. За нами катится целая свора этих адских машин.

Несмотря на потрепанный внешний вид, Оурел даже не запыхался. Он спокойно вытряхнул пустые обоймы и перезарядил пистолет.

— Мадам Мильтон, — небрежно добавил он, — погибла во время нападения.

Я выругался.

— Как…

— Некогда!

Словно они всю жизнь работали в паре, Таннер упала на колени рядом с Оурелом, и оба открыли огонь по выбежавшим из-за угла монахам. Киборги повалились на пол: один, второй, третий. Кенни всем прострелил головы. Он целился с хирургической точностью. Бах! Правее, бах! Левее, бах! Я невольно восхитился.

На миг наступила тишина, если не считать расплавленного смеха Доусона. Кенни покосился на меня.

— Не расслабляйся, — подмигнул он. — Мистер Кит, сейчас подоспеют другие, — добавил он громче. — Я прощаю вам долг.

— На кой хрен ты сюда приперся? — Меня почти накрыла огромная, плотная волна гнева. Я бы поддался ей, но следовало поставить Кенни Оурела на место. Я здесь командовал. — Я велел тебе их отвлекать!

— У нас не было выбора! — отрезал Оурел, пристально глядя на то место, куда упали три монаха. — Нас сюда загнали!

— Это верно. — Голос Таннер хрипел и дрожал. Ее лицо сковало как судорогой, тело напряглось, словно смерть сестры физически ее подкосила. — Куда бы мы ни сворачивали, они оттесняли нас сюда. Они шли сплошным валом, мы вырубили десятки этих оловянных солдатиков. Но если мы отступали туда, куда они хотели, они нас не трогали.

Два монаха вылетели из-за поворота, как огромные мухи. Оурел и Таннер повели стволами, выстрелили, но мимо. Монахи исчезли за углом.

Я разозлился еще больше. Руки сжались, пытаясь собраться в кулаки. Мне понадобилось все самообладание, чтобы не выпалить в пол. Хотелось задушить Оурела на месте — такой спокойный, такой умелый… вот кто может вырваться отсюда! Я ненавидел его опытность, бесило, что он лучше и круче меня. Если я умру в этой огромной гробнице, то по своему выбору! Я слишком долго танцевал под дудку Мейрина, Моудже и всех прочих. Мне было наплевать на деньги, тем более что я не особо на них надеялся. Я хотел всадить Деннису Скволору пулю в лоб, потому что добрался сюда и никому не дам себя остановить.

Я развернулся к Таю Киту.

— Открывай дверь, мать твою!

Он сглотнул, посмотрел на свой прибор, направил его на дверь и плавно нажал на экран большим пальцем. Потом облизнул губы и кивнул.

— Возможно, я и смогу, но…

— Так делай! — оборвал его я. — Или мы сдохнем прямо в этом гребаном коридоре!

Он кивнул и начал лихорадочно жать на экран.

— Кейтс! — выкрикнул Оурел, не оборачиваясь. — Это уже не важно.

В конце коридора появилось еще несколько монахов. Залп Таннер и Оурела — двое свалилось бесформенными мешками.

— Кейтс, нас сюда пригнали. Специально! — произнес Оурел, не сводя глаз со своих пистолетов. — Думаю, скоро дверь откроется сама. Они играли с тобой в кошки-мышки. Не советую ее открывать.

Я какое-то время смотрел на него и думал. Потом повернулся к двери. Гладкая, без отметин, не подступишься. Опять выстрелы, значит, опять монахи. И все-таки у человека есть выбор. Всегда хоть какой-то, да есть.

Я нашел глазами Кита. Тот весь дрожал.

— Кит, — ровно произнес я. Он подскочил. — Открой эту вонючую дверь! — Я улыбнулся, и в горле застрял уже знакомый безумный смех. — Давайте их, блин, удивим!

Кит достал маленькую сумку с инструментами, и на его лице возникло почти счастливое выражение. Его улыбка не пропала даже тогда, когда в конце коридора вызвала на себя огонь очередная волна монахов.

— Еще двое! — закричал Оурел. У него тоже был счастливый вид. Вокруг меня одни сумасшедшие, подумал я. Причем я сам набрал их в команду.

Кит принялся сканировать дверь своим портативным устройством, проводя по тонким слабым линиям вокруг входа. Он нагнулся над нижней кромкой двери и вдруг замер.

— Ха! Это…

Вдруг дверь издала громкий звук. Кит выпрямился, мы с Гатцем одновременно обернулись: я поднял пистолет, Гатц положил трясущуюся руку на очки. Позади раздались новые выстрелы и ругань Оурела. Я прищурился и сжал рукоятку пистолета так сильно, что заболела рука.

Дверь с грохотом распахнулась, словно ее выбило взрывом. Кита бросило на временный гроб Доусона. Я заметил в дверном проеме чью-то фигуру, не задумываясь подправил прицел и сделал из показавшейся головы решето.

Деннис Скволор постоял перед нами и упал лицом вперед. Из него потекла охлаждающая жидкость и вывалилась изоляция.

Мгновение ничего не происходило. А потом кислым паром над нами поднялся отвратительный смех Доусона.

Глава 32. ТЫ ПОШЕЛ НА ЭТО РАДИ ДЕНЕГ И САМ СЕБЯ УБИЛ

00001

Я слышал только жуткий смех Доусона. Он длился без паузы, чтобы перевести дух, без интонаций, как закольцованная пленка. Я ничего не чувствовал, кроме гула в руке от отдачи. Я видел его лицо, но не мог поверить. Это был он. Деннис Скволор. И я его убил. Но не по-настоящему. Я смотрел на фигуру, осевшую в дверном проеме, и не шевелился.

За мной продолжали стрелять, Кенни Оурел рычал и ругался, Кит стонал, пытаясь вылезти из летающего гроба Доусона, а Гатц, как статуя, застыл рядом со мной. Мне казалось, что я слышу, как шипит мой пот на пистолете, как воняет охлаждающая жидкость из тела Скволора.

Я открыл рот, чтобы что-то сказать, и тут в двери возникла еще одна фигура. Я снова замер.

Деннис Скволор. Опять.

— Эй, мудак! — пророкотал голос Доусона из-под Кита. — Познакомься, это кардиналы!

Лицо кардинала было лицом Скволора из телевида. Круглое, со складками и брылями, посреди гладкой красной лысины кольцо волос, как тонзура. Изящные ушки и плоский широкий нос. Он казался глубоким стариком лет шестидесяти. Маленькие темные очки с круглыми стеклами полностью скрывали его глаза. Он был в застегнутой доверху ослепительно белой рубашке и в черном костюме с плащом, который волочился по полу, как ряса. Кардинал выглядел издали совершенно как человек. Я бы так и подумал, если бы пару секунд назад сам не стрелял ему в лицо и если бы он не стоял над собственным трупом.

Позади Оурел издал почти нечеловеческий вопль отчаяния. Выстрелы превратились в канонаду.

— Кейтс! — крикнула Таннер, перекрывая шум. — Они идут!

Я не обернулся. Я следил глазами за… этой штукой, этим доппельгангером. Вопль Оурела застрял у меня в ушах как вата, слова Таннер еще висели в воздухе, как разбитое стекло, когда Скволор зашевелился. Он успел лишь двинуть руками, его плащ колыхнулся — и мои накрепко вбитые инстинкты возобладали над всеми высшими функциями. Я даже не успел понять, что Скволор сейчас будет стрелять. Я бросился назад и тут же в сторону, сбивая по пути Гатца и запрыгивая в гроб к Доусону и Киту.

В полете я услышал выстрелы. Я неловко свалился в гроб, наполовину оставшись снаружи. По металлической обшивке застучали пули.

— Отвали от меня, — прошипел мне в ухо булькающий голос. — Сдохни, собака!

— О, черт! — прокашлял Кит. — Ты мне ребра переломал.

Я не ждал, что еще мне скажут. Главная хитрость в том, чтобы не останавливаться. По движущейся цели трудно попасть. Если будешь переводить дух, попадешь под пулю. Оттолкнувшись от головы Доусона, я выскочил из гроба и спрятался за ним. Что-то в спине лопнуло, по ногам электрическим разрядом пробежала боль. Из коридора почему-то явственно донесся запах сырого камня.

— Прелестно, — проворчал Оурел сзади. Оказалось, что он всего в дюйме от меня. — Кейтс, ни за что не выбрал бы тебя на роль последнего попутчика.

— Отсоси! — огрызнулся я, привычно перезаряжая пистолет. — Ты пошел на это ради денег и сам себя убил. — Я задвигал руками еще быстрее. — Думаешь, я бы тебя взял? Я даже, блин, не знаю твоего настоящего имени!

— Ах, Кейтс! — вздохнул он. — Я Беллинг. Уоллес Беллинг. Друзья называют меня Уо. Тринадцать лет назад я имел честь работать с Кейнисом Оурелом. Что касается денег… Покажи мне путь, который не закончится моей бессмысленной смертью, и я с радостью порву на клочки этот несчастный, Богом забытый мир.

Я выглянул. Кардинал уже не стоял в дверях, и я спрятался, залег, вжался в пол. Из-под гроба я увидел Гатца, который сидел, откинувшись спиной на стену. Кардинал стоял прямо над ним в начищенных ботинках. Положение ботинок и вся его поза показалась мне знакомыми. Я казнил немало людей, а еще больше казней видел.

Я весь напрягся. Сердце словно набили льдом и бритвенными лезвиями.

Медленно, как сквозь толстый слой грязи, я поднял руку с пистолетом и всадил в ботинки четыре заряда. Бронебойные пули должны были разорвать их в клочки. Живой человек зашелся бы в крике.

Кардинал даже не двинулся. Я представил, что пули уничтожили провода, сломали крошечные моторы и распаяли схемы. Но клон Скволора и не поморщился.

Секундой позже раздался громкий хлопок. Тело Гатца дернулось и замерло. Лед и бритвы заполнили мою голову, поле зрения сузилось. Забыв про боль в спине, я неожиданно ловко вскочил на ноги. Беллинг вцепился в меня и заорал:

— Ложись, идиот!

Я снова встал и вскочил на край гроба. Гроб закачался. Беллинг разжал хватку.

За мной снова раздались проклятия и выстрелы. Подо мной стонал Кит и шипел Доусон. Передо мной стоял кардинал, идеальная копия Денниса Скволора, и смотрел на безжизненное тело Кева Гатца. По полу медленно растекалась темно-красная лужа крови. Слишком красная для серого мира Электрической церкви.

— Интересно… — произнес Скволор. Его голос был ровным, без акцента, и звучал абсолютно естественно. — Псионик.

Я видел перед собой только кардинала. Не раздумывая, я бросился на него. Когда я сшиб его с ног, мои кости загремели и глаза заволок туман. Мы врезались в стену рядом с дверью, отскочили, и кардинал придавил меня всем своим весом. Я задыхался; его круглое толстое лицо прижалось к моему. Совсем человеческое лицо, только из-под сбившихся набок очков выглядывала крошечная линза видеокамеры.

— Ваши действия приведут к хаосу, мистер Кейтс, — рассудительно сказал Скволор. — Начнутся беспорядки, бунты, порча собственности. Это недопустимо.

Я не воспринимал смысла его слов. Я не чувствовал боли. Во мне осталась только дикая холодная ярость. Из моего горла вырвался горловой рык, и я столкнул киборга с себя, тут же сел на него верхом и вставил ему в рот ствол. Тяжело дыша, я смотрел в его очки, в видеокамеру. Краем глаза я заметил, что он собирается выстрелить, и спустил курок. И еще раз. И еще. И еще. Пока пистолет не защелкал вхолостую. Только тогда я расслабился и свесил руку набок, машинально выбросив пустую обойму. Я тяжело дышал и дрожал. Где-то неподалеку слышались крики Беллинга, выстрелы, стоны.

— Кейтс! — выкрикнул кто-то. — Дверь!

Я медленно повернул голову. Дверь закрывалась. Она двигалась медленно, как во сне. Будто, пока она закроется, можно сделать миллион дел.

— Кейтс!

Я встал и взялся за плащ кардинала. Лед и бритвы куда-то пропали. В голове просто гудело. Я тупо потянул кардинала по полу до самой двери. Дверь врезалась в тело и остановилась. Раздался тихий механический вой.

Вдруг стало совсем тихо. Я обернулся.

Кит медленно выползал из гроба. Беллинг сидел на полу, безвольно опустив руки с пистолетами. Гатц сидел, где был. Таннер лежала лицом вниз. Я медленно подошел к Гатцу и встал над ним, крепко стискивая пистолет. Я весь дрожал.

— Господи… — прокаркал я. — Мать твою, Гатц! Ты же у нас Мыследав, так тебя!..

— А мозга-то и нету! — злорадно прогремел голос Доусона из гроба. — Все цифровое, Кейтс! Твоему крысиному дружку нечего было гипнотизировать!

Я не обратил внимания на бестелесный голос. Гатц был совсем как живой. Бледный, тощий, как скелет, спрятался за темными очками. Если бы сейчас он встал и отер кровь со лба и подбородка, я бы даже не удивился.

Я посмотрел на Кита, потом на Беллинга. За Беллингом лежала груда монахов; рядом раскинула руки Таннер. Наверняка все монахи его. Старик тоже тяжело дышал и впервые казался немного взъерошенным. В другой раз, при других обстоятельствах я бы восхитился, сколько он покорежил врагов, но во мне не осталось ничего, кроме усталости и горечи, которые плавали сверху, как шлак.

Кит вылез из гроба на пол, встал на колени и обнял себя руками.

— Ты мне ребра переломал, — хрипло прошептал он.

— Пошел ты! — выдавил я сквозь стиснутые зубы. Ребра, блин! Я потерял человека, ближе которого у меня никогда не было. Может, даже друга. Я вставил новую обойму непослушными, как от артрита, руками.

— Кейтс… — голос Доусона запузырился и вылился через край. — Кейтс!

Я обернулся, подошел к гробу и заглянул внутрь. Мои руки отяжелели, тело била дрожь. На меня смотрела улыбающаяся пластиковая рожа с глазами-камерами.

— Десятки кардиналов, Кейтс! — прогрохотал киборг. — Тебе повезло! Все идут сюда.

Я автоматически поднял пистолет и прицелился.

— Пошел ты! — прошипел я.

Доусон скривился. Я дважды спустил курок.

Глава 33. ТАКЖЕ ИЗВЕСТЕН КАК ГЛАВНЫЙ ЧЕРВЬ

01111

Беллинг с трудом встал, оперся о стену и начал перезаряжать пистолеты. Кит, по-прежнему на коленях, стонал и обнимал себя руками.

— Да заткнись, ради бога! Ты хоть жив! — одернул его я.

— Такие игры не для Тая, — сердито просипел он. — Ты, наверное, пробил мне легкое.

Я грубо поднял его одной рукой.

— Неприятно, но жить можно.

Беллинг хмыкнул, словно его это позабавило.

— Жить можно, Кейтс?! — пискнул Тай. — Посмотри вокруг: у твоей команды жить не очень получается!

Я кивнул. Во вселенной не осталось такой силы, которая помешала бы мне довести дело до конца. Я слишком дорого за нее заплатил. Может, все не имеет смысла, может, мы рождаемся и умираем, и если мы не додумались стать монахами в обмен на вечную жизнь, все кончится, нас проглотит огромная пасть темноты и никто не спасется. Может, и так. Но я придам этому делу смысл, если нужно — грубой силой.

— Нас подставили, Кейтс, — произнес Беллинг, не отрывая глаз от своих пистолетов. — Нас сюда загнали, задержали, а потом окружили. Чего я не понимаю, так почему явилось только двое этих — как он их назвал? — кардиналов. Мы не могли оттуда выйти. Еще парочка таких красавцев, и нас поминай, как звали.

Мне было все равно. Вся моя жизнь последние недели подчинялась капризу какой-то неизвестной силы. Я наконец смирился с тем, что эта сила может пнуть меня под зад в любой момент, когда захочет. Пора было пристегнуть ремни безопасности и наслаждаться поездкой.

— В сети шел активный обмен пакетами, — морщась, выдохнул Кит. — Потом вдруг наступила полная тишина. Как будто вся Церковь замолчала.

— Не нравится мне это, — сказал Беллинг и засунул пистолеты в кобуры. — Мы все должны быть мертвы. Наверное, я успокоюсь только тогда, когда в меня опять начнут стрелять. — Он зацепился за меня взглядом, опять такой же, как обычно: невозмутимый, хладнокровный, уверенный, что переживет это дело. — Предполагаю, если мы выйдем отсюда живыми, я заслужил свою долю?

Я сжал зубы. Во мне вспыхнул гнев, и если бы я себя не контролировал, то тут же попытался бы убить члена «Дунвару».

— Освободилась масса лишних денег, — сказал я вместо этого. — Бери хоть две доли, козел.

Он улыбнулся одними уголками рта.

— Я понимаю, что в данный момент моя позиция невыгодна для переговоров, однако не могу не спросить: ты уверен, что тебе заплатят за работу? Кто выпишет чек?

Я уставился на него.

— И ты, мать твою, думаешь сейчас о деньгах? О каких-то дерьмовых деньгах?!

— Только не надо корчить из себя святого, сынок! Мы все влезли в это дело из-за денег. Можешь злиться и стонать — ах, я несчастный, ах, моя команда облажалась и попала под пули, ах, бедный я, бедный… — Он взмахнул руками. — Нам повезло. Всадим пулю в мозги этому Скволору, кто возражает? Только до того, как я сделаю хоть шаг и откажусь от немедленного спасения собственной шкуры, я должен знать, действительно ли меня ждет состояние. Думаю, мой старый друг, мистер Кит, согласится: работа оказалась куда сложнее, чем я рассчитывал.

Я покосился на Кита. Тот как будто только что вспомнил, что Беллинг жив и стоит от него всего в нескольких футах. Длинный нос технаря задрожал, лицо побелело. Я встретился с ним глазами, но рассуждать было некогда. Некогда, и точка. Так или иначе у меня оставался козырь: деньги обещаны мне. Пока Беллинг не может наложить на них лапу, я ему нужен, а значит, он вряд ли убьет меня; скорее, прикроет мне спину.

— Получишь ты свои деньги, — отчеканил я.

— Какие гарантии?

— Гарантии в том, что я сам собираюсь их получить! А зачем, мать твою, я сюда влез?!

Беллинг покачал головой и медленно подошел ко мне.

— Затем, Кейтс, что ты, блин, крестоносец. Ты думаешь, что на свете есть справедливость. Ты думаешь, что, если постараться, можно прострелить голову самой Системе и вернуть то время, когда тебе было пять годиков и папа качал тебя на коленке… Хрен тебе. Протри глаза! Я и замечательный мистер Кит — все, что у тебя осталось. За Кита не скажу — я простил ему долг в минуту слабости ко всем, кто состоит не из кремния и титана, — но лично я не сделаю ни шага в этот проклятый мавзолей, пока не стану лучше представлять себе награду. Кто заказал Скволора, Кейтс? Кто мне заплатит?

Он встал прямо передо мной. Я был рассержен до предела и не отводил глаз. Мы почти уперлись друг в друга носами. Он без всякого повода убил Мэрилин Харпер, а я без всякого повода был готов обвинить его в смерти Гатца. Возьму и убью его прямо здесь, для ровного счета. И не буду особо раскаиваться.

— Я, — четко произнес чей-то голос сзади.

Я закрыл глаза. Черт, этого следовало ожидать! Я опустил плечи и сказал:

— Познакомься с нашим заказчиком. Ричард Мейрин, глава отдела служебных расследований Службы системной безопасности.

— Также известен как Главный Червь, — весело заявил Мейрин. — Вы можете звать меня Диком.

Я обернулся и открыл глаза. Он стоял в элегантном костюмчике, в темных очках, с идеальной прической. И улыбался.

— Мистер Кейтс, не надо хмуриться! Я прибыл, как только смог! Спасибо за отвлекающий маневр. Вы помогли мне сюда проникнуть.

Я уставился на него; мне снова захотелось кого-то убить.

— Отвлекающий маневр…

Он кивнул. Потом резко остановился и наклонил голову в уже знакомой мне манере, будто прислушиваясь к далеким звукам. Мы молча ждали. Наконец он снова посмотрел на меня.

— Боюсь, что да. Видите ли, я не мог дать вам доступ внутрь комплекса. Я могу зайти сюда сам. Если есть неоспоримые доказательства преступления, на ЭЦ мои полномочия тоже распространяются. Вы прикрыли мое появление. Замечательно! Однако теперь, когда я здесь, я способен… слегка повлиять на происходящее. Если вы последуете за мной, то сможете отработать свои деньги.

— За вами? — переспросил Беллинг. — Куда? Дик Мейрин кивнул, словно с кем-то соглашаясь.

— К Деннису Скволору, конечно. Убивать его.

Мейрин проворно вывел нас из двери в коридор. Я начал задавать вопрос за вопросом, но, поскольку Мейрин молчал, через минуту я заткнулся. Кит, хромая, плелся за мной. Беллинг замыкал шествие с пистолетами в руках и постоянно оглядывался, хотя Мейрин пообещал, что на нас не будут нападать, по крайней мере несколько минут.

— Мейрин, мы куда? Он не обернулся.

— Кое с кем познакомиться.

Я подавил желание выпустить ему пулю в затылок.

— Мейрин, мои люди погибли. Вы заходите сюда в темпе вальса, а они отдали жизнь, чтобы я сюда пробрался. — Мейрин продолжал идти вперед. Я толкнул его в спину. — Эй!

Он даже не споткнулся.

— Мистер Кейтс, скоро вы получите ответы на все вопросы. Поверьте, я не зашел бы так далеко без ваших усилий. — Он через плечо посмотрел на меня, но в то же время резко повернул налево. — У меня тоже есть ограничения, мистер Кейтс. Есть правила.

— Правила? — огрызнулся я. — Какие, к черту, правила? Вы, блин, король всех системщиков, и говорите мне о правилах?! — Непонятным образом у меня в руке оказался пистолет. — Я видел, как системные копы стреляют людям в голову просто потому, что те загородили им дорогу. Я видел, как они забирают у бедных последний медяк потому, что им скучно! И у вас есть правила?

Я приставил дуло к его затылку. Последние двадцать минут мне то и дело хотелось кого-нибудь убить. Почему бы не Мейрина?

Мейрин резко повернулся и пошел вперед спиной, да так быстро, что я очень удивился. Он почти небрежно оттолкнул мой ствол. Я не стал сопротивляться.

— Мистер Кейтс, я говорю про свои собственные правила.

Мы пошли дальше. Он пятился, а я с изумлением смотрел на него. Наконец Мейрин отвернулся.

— Действующим указом номер семьсот семьдесят восемь мне запрещено входить в частные владения религиозных организаций без должных причин. Должные причины определяются по-разному; одно обстоятельство, отвечающее всем требованиям, — это смертельная угроза для жизни гражданина Системы со стороны членов организации. — Он кивнул в мою сторону. — Мистер Кейтс, вы хоть и не лучший образчик, но все же гражданин Системы. Последователи Электрической церкви пытались вас убить. Таким образом, по действующему указу номер семьсот семьдесят восемь я получил право войти на территорию ЭЦ. Со всеми полномочиями и неограниченным доступом. Как у любого офицера ССБ.

— Шутите!

— Мистер Кейтс, я никогда не шучу. — Он остановился перед дверью без каких-либо отличительных признаков. — Мы пришли.

Я крепче сжал пистолет.

— Вам просто нужен был человек, в которого стреляли бы монахи?

Мейрин положил мне руку на плечо.

— Человек, который сумел бы сюда пробраться. Стрелок. Поверьте, ваша работа еще не закончена.

Он достал из кармана плаща пластиковую карточку без обозначений. Помахал ей перед дверью; та с щелчком открылась.

— Заходите.

— Что там? — спросил Беллинг.

Мейрин на миг улыбнулся — словно выглянуло солнце. И спряталось за тучи.

— Не что, мистер… — Он заколебался. — Найнс? Нет… Нет… Беллинг, верно? Не «что». А «кто». Прошу сюда. Вы тоже, мистер Кит. Вскоре нам снова понадобятся ваши услуги.

Он зашел внутрь, мы за ним. Я уже не мог думать. Все как будто встало с ног на голову. Все казалось бессмысленным.

— Меня зовут, — тихо сказал Беллинг, — Кейнис Оурел.

— Как пожелаете, мистер Оурел.

Мы вошли в темное помещение.

— Мейрин, вы тут? — прошептал я. — Зачем мы вам теперь нужны?

— Мистер Кейтс, вы нужны мне затем, что очень скоро, как я подозреваю, я нарушу свои правила и потеряю власть в этом комплексе. А может, и жизнь. Теперь давайте включим свет.

Включился свет, яркий, ослепляющий. Мы заморгали. Я начал оглядываться и замер.

— Эйвери Кейтс, Тай Кит, Кейнис Оурел, — сказал Дик Мейрин. — Познакомьтесь с Деннисом Скволором. И Объединенным советом.

Глава 34. ИЗ ЕГО УЛЫБАЮЩЕГОСЯ ЛИЦА ТОРЧАЛИ ВИДЕОКАМЕРЫ

10011

Произошедшее как-то не укладывалось у меня в голове. Мы были в самой глубине главного комплекса Электрической церкви, под Вестминстерским аббатством, и впервые за все время стояла тишина. Даже Уо Беллингу было нечего сказать.

Мейрин привел нас в большую квадратную комнату с высоким потолком. Почти все пространство заполнял круглый стол темного полированного дерева, а за ним сидели монахи, правда, не в черных рясах. Киборги напряженно сгорбились в мягких кожаных креслах и как будто не работали. Из их затылков в отверстие посреди стола уходили толстые черные кабеля. За столом виднелась четырехугольная черная коробка, похожая на любимые коробки Кита. На всем этом лежал плотный слой пыли.

— Они тут уже почти двадцать лет, — бесстрастно проговорил Мейрин.

Я посмотрел на Главного Червя.

— Это… это Объединенный совет? Мейрин кивнул.

— Все старые маразматики до единого.

У меня закружилась голова, и я оперся рукой о стену.

— Стоп, стоп! — пропыхтел я. Слишком много всего за последнее время случилось. — Гребаной Системой управляют монахи?

Мейрин покачал головой.

— Это не монахи.

— Мистер Мейрин, вы сказали, что наш объект тоже здесь, — вежливо вставил Беллинг. — Вы не могли бы показать его нам, чтобы мы начали свое шоу?

Мейрин кратко кивнул; потом, без видимых причин, еще дважды.

— Конечно. Только сперва я уделю пару секунд мистеру Кейтсу, который, похоже, очень расстроен. Полагаю, что должен дать ему хотя бы краткое объяснение. Кроме того, как только вы выполните свое условие контракта, я не смогу поддерживать… э-э… спокойствие, которое я установил здесь своей властью как глава отдела служебных расследований ССБ. Другими словами, мистер Оурел, не успеете вы спустить курок, как тут начнется настоящий ад.

Беллинг пожал плечами.

— Хозяин — барин.

Мейрин повернулся ко мне все с той же жутковатой усмешкой.

— Деннис Скволор был технарем, мистер Кейтс. Двадцать лет назад, когда мир еще тлел после пожаров Объединения, когда земля балансировала на кончике ножа, он был всего лишь хорошим технарем, который придумал бессмертие с помощью превращения человека в киборга. С этой идеей он пришел в только что образованный Объединенный совет. И предложил превратить новых правителей мира в бессмертных киборгов. За определенную плату.

— Гениально, черт побери! — выдохнул Кит, мечтательно бродивший по комнате.

Мейрин продолжал:

— Объединенный совет решил, что он сошел с ума, и отправил его восвояси. Однако мистер Скволор оказался упорным. Он создал единственное, какое придумал, доказательство эффективности своей процедуры — провел ее на себе. Стал монахом. И несколько месяцев спустя вернулся в ОС в виде киборга. — Мейрин замолчал и снова наклонил голову. — Простите, сейчас очень многое происходит… Так вот, на этот раз Объединенный совет принял его с распростертыми объятиями. Все захотели жить вечно.

Я посмотрел на пыльные фигуры за столом. Они завораживали меня; их пустые глаза будили во мне какое-то старое воспоминание.

— Когда это было сделано, члены Совета смогли вновь уделить внимание новообразованной Системе. Проблем становилось все больше. Восстания, бунты — Система быстро разваливалась. И тут, ко всеобщему ужасу, начал сдавать сам Деннис Скволор.

Кит обошел стол и провел пальцами по плечу одной из неподвижных фигур.

— Дегенерация мозговой функции, — рассеянно сказал он. — Это неизбежно. Можно модифицировать с помощью микрочипа, но излечить нельзя.

Мейрин кивнул, все еще стоя лицом ко мне.

— Излечить невозможно, что очень быстро поняли члены Объединенного совета. У процедуры Скволора обнаружился крошечный дефект; Совет был обречен. Затем события стали развиваться очень быстро: Скволору дали огромные полномочия и бюджет для поиска решения. Власть делегировали секретарям ОС, которые с тех пор фактически правят миром. ОС, как видите, закрыли — а точнее, поместили в режим спячки, — до того, как будет разработано «лекарство» от дегенерации мозга. Скволор к тому времени слишком обезумел, чтобы найти решение. В сумасшедшем бреду он основал Электрическую церковь. Правда, он предпринял последний шаг, который, как он надеялся, его спасет.

Беллинг прищурился.

— То есть Объединенный совет уже двадцать лет как спит, а миром правят долбаные секретари?

Мейрин кивнул.

— Официального объявления о передаче власти не было, но секретари неожиданно для себя оказались в идеальном положении. Полная анонимность, абсолютная власть и никаких механизмов, которые позволили бы снять их с постов, переизбрать или как-то ограничить полномочия. В интересах секретарей было ничего не менять. Они приняли меры: создали ССБ. Несколько лет Скволор от них скрывался, хотя физически никогда не покидал этого комплекса. Секретари решили, что он умер или потерял трудоспособность, и не стали его искать. Когда Скволор всплыл на поверхность с Электрической церковью, избавиться от него было уже непросто.

— Очень интересно, — протянул Беллинг. — Где же Скволор? Закончите свой урок истории, пока мы будем вырывать из него проводки.

— Заткнись, — тихо сказал я. — Он к чему-то клонит.

— Мистер Кейтс, вы удивительно цивилизованный преступник! Однако мистер Оурел, возможно, прав: мы зря тратим время. Джентльмены, позвольте представить вам Денниса Скволора. Или то, что от него осталось.

Он обошел стол и остановился рядом с черной коробкой, доходившей ему до подбородка. Мы молча смотрели на Мейрина. Кит отреагировал первым и обежал стол.

— Ах ты боже ж мой! Он весь оцифрован!

— Последняя отчаянная попытка Скволора остановить дегенерацию мозга оказалась успешной. Конечно, вылечить он себя не смог, однако деградацию прекратил.

— Но ведь мозг нельзя оцифровать!

Слизистая у меня в горле превратилась в наждачку. Мейрин пожал плечами.

— Обычно нельзя. Иногда получается. На эту тему проводят много исследований. Секретари намерены создать

ССБ, целиком состоящее из оцифрованных людей в таких вот коробках, которые будут управлять роботами-аватарами.

— Роботами-аватарами, — повторил я, глядя на голую коробку. — Кардиналами.

Мейрин кивнул.

— Кардиналами. Аватары Скволора, его физические подобия. Разум Скволора управляет ими на расстоянии, а сам находится здесь, в нескольких коробках с архивами. Так Скволор решил собственные проблемы. Такой вид примет ССБ, если процент успеха поднимут, скажем, процентов до двадцати. И не важно, что восемьдесят процентов мозгов на выходе превратятся в паштет. У замов не очень высокие требования, потому что производить аватары дешево и несложно. Можно всю полицию составить из одного человека.

От мысли, что системщики станут идеальными роботами с дистанционным управлением, которых будут заменять при поломке, мне сделалось нехорошо, будто желудок от страха перевернулся.

Беллинг пристально посмотрел на коробку.

— Это Скволор? Мейрин кивнул. — Да.

Раздался громкий стук в дверь. Мейрин не шевельнулся.

— Господа, нам пора. Сюда ломятся кардиналы. Значит, что Скволор понял: мы хотим причинить ему вред. Теперь я лишился здесь власти — все запрограммировано, понимаете ли, — и аватары явились его защищать. Прошу вас, действуйте.

Беллинг кивнул и прицелился. Я шагнул вперед и опустил его руку.

— Подождите! — сказал я, глядя на Мейрина. — Вы хотите, чтобы мы выдернули эту проклятую коробку из розетки?! И все? Зачем же, мать вашу, нужны именно мы? Почему вы не можете сделать это сами?

Мейрин улыбнулся и поднес руку к своим темным очкам. Во мне вспыхнул безотчетный ужас.

— Потому что, мистер Кейтс, — он снял очки, — программа мне это запрещает.

Из его улыбающегося лица торчали видеокамеры, похожие на механических жуков.

— Глаза, — вздохнул Мейрин. — Глаза — самое сложное. Можно сделать машину, удивительно похожую на человека, но глаза всегда выдают правду.

Кит восхищенно воззрился на Мейрина.

— Вы… монах?

— Вообще-то я аватар, мистер Кит, — ответил Мейрин. — Один из тридцати четырех Ричардов Мейринов, которые в настоящий момент находятся в Системе. Было тридцать пять, но один вчера погиб во время взрыва в Ереване. На замену потребуется несколько дней.

Он пару секунд молчал, с улыбкой переводя взгляд с одного лица на другое. Похоже, этот гад наслаждался произведенным эффектом.

— Я прототип — офицер ССБ, который состоит из аватаров. Системщик из меня не получился, и они решили, что потеря будет невелика, если процедура превратит меня в пюре, как почти всех остальных кандидатов. Меня оцифровали, добавили базовые программные ограничения, чтобы управлять мной — я обязан подчиняться приказам, никогда не нарушать правила, защищать секретарей и так далее, — но потом совершили большую ошибку. Мне дали задание уничтожить Скволора и Электрическую церковь, которая постепенно начала выходить из-под контроля.

Грохот за дверью усилился; теперь его сопровождал печальный скрежет гнущегося металла.

— Хватит! — Мейрин внезапно оживился, надел очки и указал на черную коробку. — Урок истории закончился. Скоро тут все тоже выйдет из-под контроля, так что, будьте добры, покончите с мучениями мистера Скволора. Я запрограммирован подчиняться всем резолюциям Объединенного совета, действующим указам, а также букве и духу закона, поэтому я не в состоянии нанести прямой вред гражданину Системы или совершить нападение на сертифицированную религию. Мистер Кейтс? Полагаю, вы заслужили это право.

Беллинг глянул на меня, секунду подумал, а потом саркастически, напоказ поклонился и жестом указал на коробку. Я вышел вперед и прицелился.

— Быстрее, мистер Кейтс, — сказал сзади Мейрин. — Скволор пытается себя защитить.

В комнате было так шумно, что от звуковых волн поднималась пыль. Глаза щипало, и я с трудом нашел спусковой крючок: столько усилий, столько трупов, и все свелось к тому, что робот по имени Дик Мейрин решил обойти заложенную в него программу. Я чувствовал себя винтиком в огромной машине.

Позади раздался громкий грохот. Боковым зрением я увидел, что Беллинг и Мейрин достают пистолеты и становятся в стойку.

— Мистер Кейтс! — крикнул Мейрин.

Что ж, подумал я, если так все должно кончиться, пусть кончается. Я выстрелил трижды. Бронебойные пули прошлись по диагонали, оставив после себя рваные воронки. Сначала ничего не произошло, только что-то хрустнуло, и повеял легкий запах озона. Я все еще стоял и целился дрожащими руками.

И вдруг грохот за дверью стих. В ту же секунду выключился свет, а воздух стал неподвижным — вырубило вентиляцию. Мы оказались в полной тишине и темноте.

Кит выдохнул:

— Ну? — Таким тоном, словно более важного вопроса он в жизни не задавал. — А мод-чипы?! Они не…

— Еще как! — оборвал его Мейрин (или его аватар). — Поздравляю, мистер Кейтс! Вы теперь богатый человек. К сожалению, это была легкая часть вашего задания.

Я истерически захохотал. Даже и не знал, что так умею. Я хохотал в темноте, задыхаясь, до боли в ребрах и слез в глазах.

— Е-мое, — проговорил я наконец, зажав свою голову между колен. — Какая же часть трудная?

Над голосом Мейрина поработали прекрасные программисты: даже в кромешной тьме было ясно, как все происходящее его веселит.

— Нужно отсюда выбраться.

На этот раз безумным смехом залился Кит. Потом он накрыл свою лысину ладонями и тихо сказал:

— Мимо нескольких тысяч монахов, мод-чипами которых управляла эта черная коробка.

В тишине его невидимые слова проплыли мимо меня. А потом тишину взорвал вопль тысяч монахов, одновременно сошедших с ума.

Глава 35. МНЕ ЕЩЕ НИКОГДА НЕ БЫЛО ТАК ВЕСЕЛО!

10100

Вопль был ужасен. Он исходил из сотен глоток и перемежался выстрелами. Он заполнял темноту вокруг нас и казался далеким и в то же время опасно близким.

Вдруг вспыхнул болезненно яркий свет, и я невольно прикрыл глаза. Тай Кит поднял над головой фонарик. По комнате запрыгали бледные отблески. Уо Беллинг и Дик Мейрин, присев, целились в дверь. Я опустил пистолет и попытался расслабиться, но тело меня не слушало, оставалось напряженным и наэлектризованным.

Кит ходил туда-сюда, одной рукой придерживая голову, словно боялся, что крыша слетит.

— Оказывается, мод-чипы получали постоянный сигнал от Скволора. С Уэстом мы этого не заметили, потому что Гатц заменил мод-чип своим психодавлением. Скволор оставался со всеми в контакте — вероятно, с помощью простого маячка, — а теперь, когда его нет, поведение монахов не модифицируется.

— Как будем выбираться? — прокричал я.

— Кейтс, я думал, вы заготовили на этот случай план. Я выругался. Поток долго сдерживаемой матерщины вытекал из меня секунд пять-шесть.

— Мейрин, что бы я ни спланировал, я не рассчитывал на появление тысячи безумных железных дровосеков с пушками.

Более мерзкой картинки, чем ухмыляющийся Мейрин в призрачном свете фонаря, я-еще не видел.

— Это не мои проблемы, мистер Кейтс! Я всего лишь аватар. Если меня убьют, останутся еще тридцать два.

Беллинг посмотрел на меня, потом на Главного Червя.

— Вы только что говорили, тридцать четыре. Мейрин кивнул и продолжал кивать, будто забыл остановиться.

— То, что происходит здесь, мистер Оурел, происходит и в глобальном масштабе. Каждый монах Электрической церкви был непосредственно связан с оцифрованным разумом Денниса Скволора. Их мод-чипы фактически зависели от этой связи. Она была разорвана довольно грубо, и в глобальном смысле все, скажем так, превратилось в хаос. Мое присутствие в Маниле только что прекратилось. Очень зрелищным образом.

Он обвел нас всех взглядом и продолжал:

— Этот аватар представляет собой все ресурсы, которыми я готов пожертвовать ради вас. Думаю, это очень щедро, если учесть, что вас наняли, чтобы уничтожить Скволора, и в договоре нет ни слова о том, как вы уйдете с места происшествия. Если аватар вам пригодится — прекрасно. В остальном справляйтесь сами.

Меня душил истерический смех.

— Замечательно, мать вашу! — весело сказал я. Кому какая разница, выберусь я отсюда или нет? Это не имело никакого значения. — Кит, если ты откроешь эту дверь, мы с Оурелом расчистим путь.

Беллинг кивнул:

— Да, расчистим.

— Постараюсь. — Кит сглотнул. — Мистер Мейрин, могу я попросить вас подержать фонарь или это выходит за рамки ваших услуг?

Мейрин шагнул вперед и взял фонарь.

— Вы мне нравитесь, мистер Кит. Надеюсь, что вы выживете.

Освободив руки, Кит целенаправленно пошел к двери.

— Думаю, много времени это не займет. Ничего себе! Они ее совсем размолотили. Тай готов поспорить, один из вас может открыть ее вручную, если хорошенько дернем. Но будем профессионалами, отчего же нет?

Он встал на колени и начал присоединять к двери маленькие магнитные зажимы. Мы с Беллингом встали за ним и прицелились перекрестно над его головой.

— Кит, только не вставай, — предупредил я.

— Тай из тех, кто стоит на коленях, — сказал он, не оборачиваясь. — Мистер Мейрин, сместите фонарь влево, если можно. Интересная тут у них техника…

Сказать на это было нечего.

Через полминуты Кит шумно вдохнул, дверь щелкнула и тихо поплыла внутрь. Кит собрал инструменты, повернулся к нам, чтобы что-то сказать, и его сшибло на пол выбитой дверью. В проеме, как привидение, встал монах.

— Это неправильно! — крикнул отфильтрованным голосом монах и дважды выстрелил куда-то в комнату. — Неправильно, мать вашу!

Мы с Беллингом всадили ему в лицо каждый по пуле. Монах свалился на спину в фонтане белого охлаждающего вещества. Теперь, когда дверь открылась, вопли монахов доносились сразу со всех сторон и оглушали. Это была какофония ужаса, злобы и безумия.

Я подумал, не убил ли я невинного человека, сошедшего с ума от пыток. Эта мысль мне не понравилась. С другой стороны, он был вооружен, и он наверняка бы меня застрелил, если бы я ему позволил. Надо как-то выживать, утешил себя я.

— Э-э… — слабо произнес Кит, поднимаясь. С лысины на подбородок стекала струйка крови. — Тай пойдет сзади.

Я кивнул Беллингу.

— После тебя… недоделок!

Он подмигнул, метнулся в коридор, перекатился к противоположной стене, вскочил и повел вокруг пистолетом. Через секунду оглянулся на меня и кивнул. Я быстро присоединился, стараясь держаться вне его линии огня. Мейрин пошел сзади, Кит, бледный и напуганный, между мной и Беллингом.

За первым же поворотом наступило безумие. Монахи выбегали отовсюду: сзади, спереди, из потайных дверей, один даже спрыгнул с потолка. Они стреляли куда попало и кричали на разных языках. Некоторые вообще нас не замечали, хотя, когда они начинали стрелять куда ни попадя, это не имело значения. Мне кололи глаза осколки бетона, мимо ушей свистели пули. И все-таки странное веселье не уходило. Я обнаружил, что ухмыляюсь (Беллинг ругался, Кит громко просил пощады).

Сначала нам показалось, что выбраться будет просто. Многие монахи выбегали под наши пули или пробегали мимо, не глядя на нас. Даже те, кто нас замечал и хотел поделиться своей болью, дрожали и плохо ориентировались в пространстве.

Я завернул за угол, и меня тут же охватили чьи-то руки и оторвали от пола. Сзади закричали Беллинг и Кит. Я инстинктивно поднял пистолет и вставил дуло монаху под подбородок. Взглянув ему в пластмассовое лицо, совсем как у Уэста или Доусона, я замер.

— Я больше не могу! — закричал монах. Ровный отфильтрованный голос дребезжал, провода напрягались от эмоций. — Прекратите!

Монах не пытался причинить мне вред или защитить себя. Я легко бы его убил, но не мог этого сделать. Монахи были такими же людьми, как я, только им меньше повезло. Правда, это еще как посмотреть: я попал в подземную ловушку с армией безумных киборгов и главой ОСР ССБ, который вскоре станет единоличным правителем мира. Еще неизвестно, кому меньше повезло.

Беллинг не разделял моих мыслей и всадил монаху пулю промеж глаз. Мне в лицо брызнула белая охлаждающая жидкость.

Мы продвигались медленно. Через двадцать минут мы, запыхавшись, встали на перекрестке — я и Беллинг, спиной к спине. Я перезарядил пистолет и в миллионный раз проверил спусковой механизм. Пистолет уже нагрелся. Я оглянулся на Мейрина. К счастью, он опять надел темные очки.

— Есть краткий путь? — крикнул я. Беллинг выругался и выстрелил.

— Береги патроны, — посоветовал мне он. — Мы не можем пристрелить всех гребаных монахов в мире.

Мейрин покачал головой.

— Этот комплекс почти неуязвим. Если бы не глава ОСР ССБ, который дергал за веревочки, вы бы никогда так далеко не забрались!

— Вот засада! — радостно сказал я, позволяя монаху, который пробежался передо мной, остаться невредимым. Я старался убивать только тех, кто нам угрожал.

— Кейтс! — прошипел Кит. — Ты что? Ты какой-то очумелый, Таю это не нравится, Тай жить хочет!

— Да пошел ты! — взвыл я. — Мне еще никогда не было так весело!

— Кейтс, — тихо проговорил Беллинг. — Так мы не выберемся. Да, стрелять их нехрен делать, но рано или поздно шальная пуля нас достанет. И у нас скоро кончатся патроны. — Он снова выстрелил, и я почувствовал отдачу. — Мы так не выберемся!

Я ухмылялся.

— А кто сказал, что я хочу отсюда выбраться?

— Тогда я дам тебе в челюсть и отберу патроны! В чем дело? На твоей совести сегодня мало трупов?

Его бархатный голос вошел ко мне в ухо и крепко за что-то зацепился. Я обернулся: Кит неуклюже сжимал в руках пистолет и тыкал им при каждом выстреле. Его пули попадали туда, где монах был три секунды назад. Нос технаря дрожал от ужаса как крылышко колибри. Кит не ожидал такого поворота. Он влез в это дело не ради денег — он мечтал разобрать монаха на части, раскрыть его секреты. Но даже после Уэста он остался в деле — может, и ради денег, но и ради чего-то еще. Может, чтобы сдержать слово. Честь среди воров.

Перед моими глазами мелькнули Гатц и Харпер. Мильтон и Таннер. Человек на заднем сиденье машины. Женщина, свисающая вниз головой с пожарной лестницы.

— А, черт! — выдохнул я. Все мое веселье испарилась, смех всосало в черную дыру, из которой он возник. Что ж, покончить с собой я всегда успею. — Мейрин! — крикнул я. — У вас есть связь с внешним миром?

— Мистер Кейтс, — сердито ответил он, — я уже объяснил вам, что у этого аватара ограниченные ресурсы…

— Черт! Кит! Открытые каналы есть?

Прошло несколько секунд. Мимо с криками пробежало полдюжины монахов. Они нас даже не заметили, и мы с Беллингом их трогать не стали. Я озирался, пытаясь наблюдать сразу за всем.

— Да! — крикнул Кит. — Есть узкополосный сигнал, который я могу использовать!

— Мейрин, в ограниченные ресурсы вашего аватара входят приказы системщикам, если они стоят прямо перед носом?

Мейрин ответил мгновенно:

— Да.

Я кивнул.

— Кит, зови копов на хрен!

Я почти услышал, как в шее Беллинга трещат сухожилия: он повернулся ко мне.

— Что ты сказал?

— Вызывай, Кит! — крикнул я.

Из-за угла выскочил монах. Он не переставая вопил и почем зря палил из двух пистолетов. Я всадил пулю ему в шею; киборга отбросило назад.

— Мистер Кейтс, должен вам сообщить, что на поверхности происходит приблизительно то же самое, что и в комплексе, — заметил Мейрин. — Сомневаюсь, что вам удастся привлечь внимание ССБ, будь вы даже великий Эйвери Кейтс.

Эйвери Кейтс, Веикий и Узясный, мрачно подумал я.

— Кит, зови не просто копов! — В меня тонким ручейком потекла извращенная радость. — Пусть соединят тебя с Элиасом Моудже. Скажи полковнику Моудже, что здесь Эйвери Кейтс. Скажи, что Эйвери Кейтс теперь богатый человек и над ним смеется!

На секунду стало относительно тихо, если не считать воплей монахов и постоянной пальбы.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пробурчал Беллинг.

— Постараюсь, Кейтс! — крикнул Кит. — Но найти его будет не так просто!

— Ерунда, — возразил я. — Он меня ищет! Повторяй мое имя на канале ССБ подольше, и он сам с тобой свяжется.

— Ничего себе финт с ушами, — сказал Беллинг. — Позвать системщиков, чтобы они нас отсюда вывели. Не знаю, как ты, Кейтс, но я не уверен, что так сильно хочу отсюда выбраться.

Я ухмыльнулся.

— Беллинг, повторяю: кто сказал, что я хочу выбраться?

Глава 36. ОНИ ПРИДАВЯТ НАМ ГЛОТКУ НАЧИЩЕННЫМ КАБЛУКОМ

00011

Штурмовики ворвались в здание так рьяно, словно сдали его Церкви ненадолго в аренду и давно собирались всех вытурить.

Перед очередной стальной дверью без опознавательных знаков я присел и закрыл глаза. Усталость раздирала и мяла меня, как растопленный воск. В каждый сустав и каждую мышцу как будто вкололи песка и битого стекла. Весь ужас битвы остался позади, мы уже ничего не слышали за стальными дверями, бетонными стенами и своим усталым дыханием. Я открыл глаза и посмотрел на дверь напротив, через коридор. По ней медленно и ровно полз яркий луч света, от которого шел дымок.

Выбитая дверь, грохоча, полетела по полу и остановилась в футе от меня. Штурмовики вбежали, как по учебнику: двое спереди, двое сзади. Их «хамелеоны» постепенно слились со стенами, и от людей остались одни контуры.

Из клубов дыма и пыли королевской походкой вышел Элиас Моудже в темно-синем костюме в тонкую полоску, в длинном кожаном плаще, в начищенных до блеска туфлях. Со шлевки брюк свисала золотая цепочка и тонула в глубоком кармане. Полковник даже для вида не стал вооружаться.

Он осмотрелся с легкой полуулыбкой и дружелюбно сказал:

— Привет, крысы! Что, вчетвером остались, да? Какая досада! Я так хотел убить вас всех лично.

— Полковник Моудже, к сожалению, я приказываю вам оставить этих людей в живых. — Мейрин встал. — И вывести нас отсюда.

Моудже выпучил глаза.

— Сэр, — медленно проговорил он. — Я только что читал срочную служебную записку. От вас. Из Боготы.

— Да, я приказал всему персоналу ССБ защищать основные объекты от возникших и потенциальных бунтов и беспорядков, знаю. Сам его написал. Если хотите увидеть, как выглядит официальный выговор и рекомендация отстранения офицера ССБ от должности, продолжайте стоять с таким же выражением лица.

Моудже вытянулся по струнке.

— Да, сэр! — Его голос прозвучал не слишком уверенно. Он повернулся к штурмовикам. — Вы все слышали! Это глава отдела служебных расследований, ребята! Если захочет, он может съесть на завтрак ваши яйца! Освободите проход, надо всех отсюда вывести.

Он оглянулся.

— Все в порядке, шеф! Следуйте за нами.

Штурмовики окружили нас и повели тем же путем, каким пришли. Повсюду лежали монахи; иногда на фоне пола мерцал маскировочный костюм. Я, прихрамывая, кое-как догнал Моудже.

— Не волнуйтесь! — сказал я. В горле заклокотал сумасшедший смех. — Когда мы выйдем наружу, вы успеете меня кокнуть. Честное слово.

Он шел, глядя прямо перед собой, и ничего не ответил.

— Как ситуация наверху, полковник Моудже? — вдруг спросил Мейрин.

Моудже на ходу расправил плечи.

— Хаос, сэр! Монахи посходили с ума. Отовсюду сообщают одно и то же. Нас слишком мало, чтобы уследить за всеми. Где-то час назад начальство отдало приказ стрелять в монахов без предупреждения. — Его наманикюренное равнодушие прорвала усмешка. — Теперь мы кайфуем.

— На поверхности я возьму контроль над городом лично, вы поняли?

Куда делся мой дерганый и улыбчивый Дик Мейрин? С нами оказался глава ОСР, Главный Червь. Мое злорадство улетучилось, когда я понял, что произойдет в результате всего этого хаоса. Государством некому управлять, и тут на верхушку пирамиды выскакивают несколько дюжин Диков Мейринов. Путч ложного кризиса: Система опять в огне, повсюду бунты, и аватары Дика Мейрина берут над всем контроль «лично». Хватит ли тридцати Диков, чтобы справиться с кризисом? Вот почему он так странно себя вел: он обдумывал действия то одного аватара, то другого, то десятого.

Мы пробирались по нутру Электрической церкви, содрогающемуся в агонии, и я восхищенно смотрел в спину Дику Мейрину. Он гений.

А если бы я достал пистолет и выстрелил в него? Конечно, у него найдется замена, но сейчас думать об этом было очень приятно. Только сначала надо вывести Кит и Беллинга живьем из этой гробницы. Слишком много людей погибло просто потому, что со мной связались. Эйвери Кейтс, ангел смерти. Я покачал головой и хихикнул.

— Гений!

Мейрин обернулся и пошел спиной вперед, глядя на меня. Он молчал.

— Директор Мейрин, — сказал Моудже. — Когда мы выберемся на поверхность, я попрошу разрешения пустить пулю в лоб Эйвери Кейтсу. Я искренне надеюсь, что ваша с ним договоренность, какая бы она ни была, мне не помешает.

Мейрин еще секунду молча пятился, а потом отвернулся. Я понял: наша договоренность закончится в тот момент, когда мы выйдем наружу. Может, он и не станет специально меня убивать, но я задницей чувствовал, что он не расстроится, если меня пристрелит Элиас Моудже. Мейрин мог меня спасти. Достаточно было сказать Моудже всего одно слово. Просто «нет», и Моудже проглотил бы язык и затрясся от гнева, но не посмел бы ослушаться.

Моудже, этот холеный, раскормленный подонок… Черт знает, что у него за обязанности как офицера ССБ, но вряд ли погоня за одним дохлым стрелком по всей планете в них входит. Даже если я скроюсь, он опять устроит на меня облаву. Он жаждет мести, как любой мелочный тип, который решил, что его оскорбили. Если я его убью, найдутся другие. Даже если Мейрин сдержит свое второе обещание и с меня снимут все обвинения, рано или поздно я косо взгляну на другого системщика и окажусь в такой же ситуации. Вся эта паскудная Система не работает. Много лет ею правили сумасшедшие, теперь их сменят аватары Дика Мейрина. Всякие Элиасы Моудже придавят нам глотку начищенным каблуком и будут давить, пока не состарятся и не разжиреют, а умрут где-нибудь на пенсии, во сне, посмеиваясь над нами.

Мне надоело жить в Системе. Мне совсем не улыбалось сидеть на верхушке пирамиды из говна. Я подумал о Кеве Гатце. Бедный чудак должен был прославиться, а вместо того он не жил, а мучился, и потом бесславно погиб. А таких, как он, много, и все барахтаются в таком же дерьме. Я все равно умру, так что буду вредить Системе, сколько успею.

Я даже споткнулся от этой мысли. По мне прошла волна радостного возбуждения, в голове расцвел план, безумный, но, наверное, единственный из возможных. Беллинг и Кит оглянулись. Я посмотрел на Беллинга и улыбнулся. Тот понимающе улыбнулся в ответ — наверное, выражение лица показалось старому паршивцу знакомым. Он говорил «Покажи мне путь», хотел «поохотиться» — так я могу ему помочь. Найдется и куда идти, и на кого охотиться. Мы, между прочим, в компании самых отвратительных копов в мире.

Коридор шел вверх под уклон. Под пулями погибло еще несколько штурмовиков. Команда Моудже уменьшилась до шести человек. Ха, оказывается, системные копы тоже умирают.

Штурмовики прорезали последнюю дверь, и мы вышли, моргая, в ясное лондонское утро. Повсюду ревели сирены и ховеры, полнеба затянуло жирным черным дымом. Вокруг комплекса валялись мертвые монахи. Всего в двадцати футах от места, где мы стояли, тлел сбитый ховер. Шестерка штурмовиков выстроилась вокруг нас, хотя нападать на нас явно никто не собирался.

Моудже и Мейрин повернулись ко мне. Я с изумлением отметил, что Дик Мейрин все такой же идеально причесанный и чистенький, словно не ползал последние несколько часов по пыли и крови. Моудже ухмылялся. Я улыбнулся в ответ и глубоко вдохнул.

— Мистер Кейтс, — сказал Мейрин, как обычно, весело, — мне сообщили, что деньги переведены на ваш счет. Поздравляю, теперь вы богатый человек. Считаю, что наша сделка завершена.

— Директор Мейрин, — начал Моудже. Я достал из кобуры пистолет и с натренированной легкостью навел на его лицо. Моудже моргнул, резко закрыл рот, а потом снова ухмыльнулся.

— Ты не посмеешь, Кейтс. Твоя жизнь не будет стоить и плевка.

Я пожал плечами.

— Она и сейчас немного стоит.

— Кейтс, не забудьте о нашем уговоре, — спокойно произнес Мейрин. Потом дернул головой: наверное, слушал доклады других аватаров. — Вы получили шанс начать жизнь сначала, богатым, под новым именем. Вас никто не тронет.

Моудже продолжал ухмыляться.

— Если выстрелишь, моя команда сожрет тебя с потрохами.

Я чуть подождал, а потом сместил прицел и выпустил пулю в лицо Дику Мейрину. И снова прицелился в Моудже.

Полковник уставился на меня и даже забыл стереть усмешку. Он-то не знал, что Мейрин — аватар. Он думал, что я только что у него на глазах застрелил Главного Червя.

Штурмовики напряглись и подались вперед, словно под сильным ветром. Но они были хорошо вышколены и ждали приказа Моудже.

— Полковник Моудже, — ровным голосом произнес я, зная, что в любой момент могу получить пулю в голову. — Мне надоела Система. Мне надоели системные копы. С этого момента я посвящу всю оставшуюся жизнь уничтожению этого мира. Может, я не проживу и минуты, но эту минуту я целиком отдам борьбе со всем этим дерьмом. Включая ССБ. Понятно? — Я кивнул. — Начиная с вас.

Он удивленно сощурился. Я почувствовал, как Уо Беллинг рядом со мной напрягся.

Моудже глубоко вдохнул и открыл рот. Я всадил туда пулю.

Я двинулся, Беллинг тоже. Даже Кит не остался на месте. Я перекатился вправо, не переставая стрелять, Беллинг влево, а Кит с дикими криками начал палить по ближайшим штурмовикам. До того как кончилась обойма, он ухитрился в одного попасть.

Мы с Беллингом меткими выстрелами завалили еще троих. У меня заплелись ноги. Краем глаза я заметил маскировочные ботинки и кинулся на них, растягивая мышцы спины. Я вцепился в ботинки и сшиб штурмовика с ног. Я навалился на ее ноги всем весом — оказалось, что это женщина. В неподвижном воздухе прозвучал щелчок. Женщина замерла. Я поднял глаза: над нами стоял Уо Беллинг, бывший Кенни Оурел, и целился ей в голову.

— Меня тоже тошнит от копов, — кивнул Беллинг. — От всего этого.

— Вот черт, — тихо сказал Кит. — Даже не верится, что у нас все получилось.

Мне тоже не верилось. Я еще не понял, что произошло. Наконец по мне прокатилась волна торжества: я еще жив! Я отпустил штурмовика и с трудом откатился.

— Системные копы — тоже люди, и их тоже можно убить. — Я встал и подошел к женщине. Она лежала на земле и тяжело дышала. Я посмотрел на нее сверху вниз. — Они тоже ошибаются и очень самонадеянны. — Я выбил ногой оружие из ее руки. — Свободна. Иди и скажи им. Передай вонючим эсэсбешникам, что Эйвери Кейтс съехал с катушек. Скажи, что им больше нечего мне предложить. Что я растерзаю этот мир на клочки! Разберу по кирпичам и передавлю всех копов! Скажи им, что я управлюсь быстрее, чем они думают. И пусть попробуют меня остановить!

На мгновение все застыло, и даже в воздухе не было намека на ветер. Потом Беллинг пнул штурмовика в бок.

— Иди давай.

Я осмотрелся. Лондон горел, где-то шумел бунт. Выбраться из города будет несложно.

Штурмовик кое-как встала на ноги и с опаской начала отходить.

— Не расстраивайся! — крикнул ей вдогонку Беллинг. — Мы убьем тебя позже.

Эпилог ТЕПЕРЬ ТЫ ОДИН ПРОТИВ ВСЕГО МИРА

10000

В баре «У Пикеринга» было не протолкнуться. В промозглом Нью-Йорке стояла дождливая, мрачная ночь. Тяжелые капли дождя долбили оплавленный камень старых зданий и крошили асфальт грязных, забросанных мусором улиц. Завсегдатаи бара пришли пораньше, чтобы напиться самогона, от которого можно ослепнуть, выкурить краденую сигарету и поиздеваться над новичками. За шаткие деревянные стулья в баре дрались, за территорию могли и ножом пырнуть. У Пикеринга всегда хватало народу, особенно в сырые ночи, но в последнее время даже Пику стало трудновато следить за порядком. Каждый вечер в бар набегало столько темных личностей, что драки почти не прекращались. Близился момент, когда Пикеринг уже не сможет откупиться от всех уличных копов, которые пронюхали об этом злачном месте.

Парню было от силы лет семнадцать. Высокий и худой, со сломанными зубами и длинными тонкими пальцами, он неуверенно вошел в бар и украдкой огляделся. Сальные темные волосы прилипли колбу. Бледная прыщавая кожа лоснилась в слабом свете. Завсегдатаи незаметно смерили его взглядом и пришли к почти единодушному нелестному выводу: салага.

Парень даже не пытался занять место. Он тряхнул узкими плечами, приспустив дешевый рваный плащ, и уверенно прошел к задней стене, где за металлической дверью находился кабинет Пика. У стены, скрестив руки на груди, стоял высокий и невероятно мускулистый человек. Нелегальные мышечные аугменты подрагивали, как отдельные организмы.

На полпути парня схватила за локоть чья-то рука в кожаной перчатке. К руке прилагался приземистый мужчина со сложной сетью капилляров на серой физиономии. От линии волос к горлу шел уродливый рваный шрам. Мужчина облизнул губы и невнятно прохрипел:

— Эй, салага! Выворачивай карманы, и я тебя не кокну. Вокруг послышались тихие смешки: посетителям было любопытно посмотреть, как парень отреагирует, но не более того.

— Пусти, — сказал парень. — А то скормлю тебе твои пальцы!

Снова смех, на этот раз издевательский. Приземистый решил, что смеются над ним. Он, может, и оставил бы парня в покое, если бы тот унизился, попросил по-хорошему. Но умника надо проучить.

— Ты что мелешь, щенок! — прорычал он, сильно сдавливая локоть парня. — Здесь умникам не место, сечешь?

Парень резко выбросил в сторону свободную руку, и в раскрытую ладонь прыгнул нож из рукава. Он крепко сжал рукоятку и полоснул обидчика по лицу. На стол брызнула кровь; мужчина отпрянул, зажав ладонями лицо, и завизжал:

— Порезал меня, мать твою! Сволочь!

Парень внимательно посмотрел на него, вытер лезвие плащом и вернул в пружинную кобуру. Затем пошел дальше.

Громила перед дверью смерил его подозрительным взглядом.

— Versuchen sie nicht das mit mir, zicklein. I schaepper sie in zwei. Ja?[2]

Парень покачал головой:

— Что за тарабарщина, не понимаю. Громила возмущенно вздохнул.

— Американцы хренофы! Путто осталной мир не сушчествует! Какофо тебе хрена нато?

Парень выпятил нижнюю челюсть.

— Я хочу видеть Эйвери Кейтса.

Громила мгновенно схватил парня за горло, а второй рукой обезвредил нож. Остальные на них не обращали внимания.

— Бьес имен, zicklein[3], - прошептал немец. — Бьес имен, ja?

Парень кивнул и облизал губы.

— Хорошо, хорошо. Мне нужно его увидеть. Немец отпустил его.

— Ти что-то хотель ему показат? Парень кивнул.

— Да.

— Сдафай орушие. Фсе. Потом отсканю, ja? Не питайся менья наколот, а то путет непо ф алмасах, ja?

Парень отдал немцу нож.

— И это фсе? Парень кивнул:

— Это все.

Громила вздохнул, взял прибор в форме жезла и провел по парню сверху вниз и обратно, наблюдая за показаниями на маленьком экране. Потом шагнул в сторону и махнул: мол, заходи. Парень секунду поколебался, набросил плащ на плечи и ступил вперед. Дверь автоматически открылась.

Кабинет Пика был очень захламлен. Пробираясь между стопками бумаги к древнему письменному столу, парень удивлялся: на черта людям нужно столько барахла? За его приближением наблюдали трое: глубокий старик, который сидел за столом, положив руку на странное плоское устройство, покрытое кнопками; мужчина помоложе, весь в черном, который сидел на краю стола и курил; еще один старик у дальней стены, в дорогой одежде, совсем седой, но аккуратно постриженный и причесанный, с путающим стеклянным взглядом.

Парень сглотнул, остановился перед ними и вытаращил глаза на мужчину помоложе. Седеющие волосы мужчины были зачесаны назад и скреплены в хвост. Сам он был бледен, небрит и смотрел из-за стекол темных очков с легкой улыбкой.

— Вы… — начал парень.

Мужчина предостерегающе поднял руку.

— Без имен, mi amigo! У ССБ везде уши. Осторожность не повредит.

Парень кивнул.

— Мне велели прийти сюда и… э-э… поговорить с… э-э… — Он заколебался. — Наверное, с вами. — Он расправил плечи. — Возьмите меня.

Мужчина улыбнулся и кивнул тому, что постарше.

— Слышал? Хочет, чтобы мы его взяли вершить добрые дела.

— Спроси, — выдохнул дым старик, — есть ли у него рекомендации.

Мужчина, продолжая улыбаться, повернулся к парню, вставил в рот сигарету и развел руками.

— Рекомендации?

Парень кивнул, сунул руку в карман плаща, достал кожаную сумочку и бросил длинноволосому. Тот легко поймал ее и раскрыл. В кабинете тускло блеснула голограмма золотого значка и цифровое фото мрачного негра с бегущей строкой текста.

— Капитан Келвин Биллингтон. Служба системной безопасности.

Мужчина отдал значок пожилому. Тот молча взял его.

— Как? Когда?

— Час назад. Кладбище Баттери. Я перерезал ему горло. Чисто сработал! — Парень скорчил злобную гримасу, шмыгнул носом и утерся рукавом. — Этот коп обдирал нас до нитки. Что ни заберешь у богачей, он тут как тут. Всех дергает, носы кровянит, девчонок портит… Так ему и надо, сволочи.

Мужчина помоложе кивнул.

— Мистер Пикеринг? Можете это подтвердить? Старик постучал по кнопкам и уставился в болезненно

светящийся экран.

— Есть у меня убитый, некий капитан Биллингтон, перерезано горло, известие получено полчаса назад. — Он моргнул. — Парень, тебе лучше не высовываться! Есть твое подробное описание.

Парень кивнул.

— Ясно.

Мужчина помоложе внимательно посмотрел на парня. Пожилой вернул значок.

— Хорошо. Ты понимаешь, что мы тут не в игрушки играем? Мы не банда грабителей, с которыми можно пару недель потусоваться, чтобы подработать. Это серьезно. — Он ткнул согнутым пальцем в парня. — Ты только что убил системного копа. Теперь ты один против всего мира. Мы — все, что у тебя есть.

Лицо парня ожесточилось. Он задрал подбородок.

— Я знаю, что делаю. Я ненавижу этот мир! Я ненавижу Систему!

Мужчина наконец кивнул.

— Ладно. Несколько правил. Первое — держи рот на замке. Мне все равно, что ты о себе думаешь. Нельзя напиваться, нельзя хвастаться и трепать языком. Нас нет. Мы никогда не встречались. Я не знаю, кто ты. — Лицо мужчины посуровело, и он стал казаться гораздо старше. — Хотя на самом деле знаю, так? Если подставишь нас, будет плохо, понял?

Парень кивнул.

— Не подставлю.

— Хорошо. Иди обратно в бар. Мы с тобой свяжемся. Длинноволосый проследил, как парень выходит из кабинета, и медленно подошел к столу.

— Моложе некуда, блин, — проворчал Пик. — Тут написано, ему шестнадцать!

— Пик, я в шестнадцать лет уже троих убил, — ответил Кейтс, снова садясь на стол. — Для настоящего дела возраст не важен.

— Еще одна, — тихо сказал Беллинг, посмотрев на экран. Негритянка средних лет с повязкой на глазу и крюком вместо левой руки громко отчитывала немца-охранника. Гора искусственных мышц воспринимала это стоически.

Кейтс тоже посмотрел на экран. На его лице заиграла все та же полуулыбка. Вот такая кутерьма с тех самых пор, как они пустили о себе слух и подкрепили действием: два шумных ограбления, шесть убитых копов (все — последние подонки, которых никто не стал бы оплакивать). Системщики, конечно, элита, но они еще не имели дела с членом «Дунвару» и Эйвери Кейтсом одновременно. Они еще не играли против всего города. Ну, а уличным копам жадность не давала отказаться от крышевания Пикеринга.

Кейтс смотрел, как немец сканирует женщину на предмет оружия, и чувствовал внутри знакомый зуд.

Ну вот, началось.

Приложение Кодекс Малквера: выдержки

Примечания Т. Грина, секретаря Объединенного совета

Архив ОС № 445ЕЕ7

Информация: Кодекс Малквера[4] — основной священный текст Электрической церкви. Написан основателем Электрической церкви Деннисом Скволором, который по сей день является главой Церкви и выразителем ее интересов. Кодекс находится в свободном доступе в различных бумажных и электронных форматах и часто цитируется членами Церкви (также известными как «монахи»). Несмотря на то что текст Кодекса носит личный характер, лишен четкой структуры и в некотором роде бессвязен, все новообращенные обычно утверждают, что именно Кодекс повлиял на их решение вступить в Церковь.

Объем Кодекса in toto[5] составляет около 115 000 слов. В архиве представлены лишь выдержки, поскольку большая часть Кодекса (вероятно, записанного под диктовку) лишена явного смысла, изобилует повторениями и недоступна пониманию.

Насекомые, все мы, и вы[6], и я[7], насекомые, которые роятся одну краткую вспышку атома и исчезают. Насекомые, которые взбираются по утрамбованным трупам предков, пожирают пищу, лопаются, падают и в свою очередь будут утрамбованы. Так вы растете, так ваши потомки идут к вершине, к цели, к выходу. В конце концов родится поколение, которое вырвется на свободу[8]. Таков замысел вселенной. Бесконечно малый и медленный коллективный успех поднимает нас все выше и выше, и расстояние между нашей жизнью и смертью то сжимается, то расширяется в зависимости оттого, что нужно Господу.

Замысел существует, не сомневайтесь. Бог не зря дал человеку разум. Мы все рождаемся на свет с целью: макроцелью — судьбой человечества в целом — и микроцелью, своей для каждого человека[9]. Микроцель — интимное общение человека и Бога. Каждый, кто прислушивается, с легкостью слышит, какова его цель: возводить пирамиды, основывать церкви или другим способом служить ближним. Макроцель — это коллективная цель всего человечества, которую мы все разделяем. Это цель человека как вида. Господь не сделал ее тайной, в ней нет ничего загадочного. Это часть нашего генетического кода, часть инстинктивных правил, которым человек следует с тех самых пор, как впервые оторвал взгляд от земли и начал мыслить. Мы пришли сюда, чтобы стать богами[10].

Богу не нужны подданные. Богу не нужна над нами власть. Ему нужны равные[11].

Потому мы вечно стремимся разгадать тайны космоса, овладеть силами, которые воспринимаем или постулируем. Потому мы неуклонно движемся вперед и управляем все более и более великими энергиями. Потому мы исследуем физические законы вселенной, чтобы понять окружающий мир и подчинить его себе. Бог создал нас, чтобы мы научились быть ему равными[12].

Мы на пороге новой эры.

Что есть грех? Принято считать, что грех — преступления против людей и против Бога. Похоть, гнев, леность. Однако все это грех не само по себе, а лишь постольку, поскольку отвлекает наше внимание и силы от истинного труда, данного Господом. Человекоубийство — не грех, если оно совершается во имя нашего великого дела[13]. День, проведенный в ненужной праздности — грех, потому что вы не вложили усилий в решение великой задачи. Так во скольких грехах вы повинны? Все ваши грехи — время, которое вы не посвятили труду, данному Господом. Понадобятся годы, столетия, чтобы замолить хоть один малый грех против Господня замысла. У вас нет столетий. Пока нет.

Время — ваше проклятие. Недостаток времени. Все требует времени, а у вас его так мало! Важнейший вопрос: как можно достичь спасения, если на это нет времени? Как можно победить грех за время, что вам отведено?

Вспомните, каких успехов достигло человечество за последние века в технологии. Именно нам предназначено раскрыть тайны мультивселенной. Божественный замысел гласит, что мы должны изучить силы природы и поставить их себе на службу. Мы должны обрести спасение с помощью прогресса. Но спасение не вывести на экран компьютера. Спасение не телепортировать в эту комнату. Спасение не вставить в гены. Спасение нужно обрести[14].

Время… Время — вот главная помеха. Вам отведена слишком краткая жизнь. И даже тогда вас отвлекают: надо работать. Надо отдыхать. Надо питаться. Мы высоко поднялись, но лишь теперь переживаем сингулярность, которая позволит нам всецело посвятить себя истинному труду человечества. Мы взобрались на пирамиду предков и наконец приблизились к цели настолько, чтобы верно ее воспринять, чтобы различить ее очертания и ощутить ее величие. Время — вот что нам нужно. Больше времени, чем позволяют привычные законы нашей вселенной. Ведь мы всегда стремились освоить силы окружающего мира, заставить их выполнять нашу волю, а значит, стать богами.

Спасение можно обрести лишь посредством вечности. Спасение не обрести за один век. Вы проживете девяносто лет или сто. Этого времени недостаточно[15].

Разгадка тайны перед нами. Нам суждено принять дар Господа и использовать технологию, свою власть над вселенной, чтобы вывести жизнь за пределы естественных ограничений. Нам суждено сбросить оковы и использовать свой божественный разум, чтобы жертвы, принесенные нашими предками, не были бессмысленными. В действительности наши предки не мертвы. Их тела — всего лишь сосуды, фундамент пирамиды, они служат этой цели и больше не нужны. Их дух вечен и входит в новые тела. Мы по сути свои собственные потомки. Мы возрождаемся, чтобы продолжить великий труд. Текущая сингулярность позволит нам оставить позади цикл физического труда и войти в эру интеллектуального прогресса. Освободившись от физических потребностей, человек впервые сможет посвятить все силы Великой Задаче, подчинить вселенную своей коллективной воле. Как это возможно? Что такое сингулярность? Это абсолютное решение, это отказ от физического тела и переход в роботический аватар. Мы сможем использовать технологию во имя истинной цели, победы над смертью. Освободившись от смерти, мы сможем сами стать богами и использовать свою психическую энергию для овладения вселенной. Первый шаг — освобождение от греха. От отвлекающей нас потребности есть, спать, испражняться и бороться, бороться, бороться за жизнь. Скорость изменений резко возрастет, и мы придем к следующей сингулярности, к следующему этапу, когда мы получим полный контроль над миром, когда мы сможем с легкостью переносить свои желания из воображения в реальность. Сперва мы освободимся от греха, а затем станем богами. Эволюция будет целенаправленной и управляемой, одним из наших инструментов, а не слепой стихией, смесью природы и инстинкта, которую мы не воспринимаем и не понимаем. Эволюция станет продолжением нашей божественной воли. Согласно Божьему замыслу, спасение будет рукотворным. Согласно Божьему замыслу, мы наконец освободимся, чтобы обрести еще большую власть над вселенной. Мы станем равными Богу[16].

Мы столкнемся с непониманием. Лишь горстка людей воспримет как должно первую волну сингулярности. Я первый, прототип, нулевой пациент. Моя сингулярность охватит весь мир, все человеческие души во вселенной, но на это потребуется время. Найдутся души, которые столь погрязли в грехе, что не увидят выхода, кроме сопротивления. Начнется насилие. Насилие против тех из нас, кто осознал, кто перешел на нашу сторону и сознательно посвятил себя Великой Задаче, и насилие ради того, чтобы донести Великую Задачу до других..

Сопротивление эволюции свойственно человеку. Нас осадят те, кто сопротивляется, и те, кто отвергнет нас и предпочтет смертность, предпочтет оставаться в плену бренного тела и замедлять наш труд над Великой Задачей. Этого нельзя допустить. Я жалею тех, кто не видит приближения нового этапа нашего пути к божественности, но мы не можем позволить жалости остановить нашу руку. Мы должны помнить: сингулярность означает, что смерти больше нет.

Мы должны помнить о своем долге перед человечеством — помочь всем людям стать богами. Нас ждет бесконечная череда закатов[17].

Есть сингулярности, которые влияют на все человечество, на весь мир, навязывают нам и всей природе новую парадигму. Они, в свою очередь, состоят из меньших, индивидуальных сингулярностей. Я пишу эти строки после одного из подобных переживаний[18].

Мы проводим жизнь в суете, и жизнь эта воображаема. Мы воображаем себя важными персонами и главными героями. Мы воображаем себя отважными пионерами, которые бросают вызов жестокой вселенной. Мы воображаем себя вождями и философами, которые изобретают новый способ познания мира. Все это иллюзия. Мы выполняем задачу, данную нам Господом, а остальное — оформление витрин, театральная постановка. Вы воображаете себя преступниками[19], которые бегают по темным переулкам и стреляют из пистолетов. Все равно вы всего лишь слуги. Вы воображаете себя остроумцами и интеллектуалами, но открываете лишь те истины, которые Бог предназначил вам открыть[20]. Итак.

Я воображал себя ученым. Ученым второго сорта, более занятым собственным выживанием, а не открытиями. Даже в самых смелых мечтах до откровения я не стремился ко многому. Я воображал себя ученым, хотя был смышленым мальчиком на посылках у конторских клерков[21]. Я не осознавал, какую роль уготовал мне Бог, и все же ее исполнял, потому что мы не можем укрыться от судьбы, когда Бог замечает нас и дает нам дело, малую часть Великой Задачи.

Я потерпел неудачу. Я вообразил, что потерпел неудачу. Я хотел изменить историю, историю нескольких человек и всего мира вместе с ними, но мне не удалось. Или я вообразил, что мне не удалось. Я впал в отчаяние и пошел на то, что считал самоубийством. Я остался невредим и преобразился по Божьему замыслу. Я стал новым, полным электричества и совершенным. Мне не хватало только времени[22].

И вот время появилось. Сингулярность подчинила меня, переделала, унесла в собственном потоке и показала мне цель. Тогда я понял, что должен привести человека к Богу.

Путь, ранее скрытый, внезапно проявился — он остался прежним, однако приобретенная ясность ума смела с него все преграды. Я поспешил за первыми новообращенными, и те с радостью выстроились в очередь, чтобы взяться за Великую Задачу. Они не ведали, что делают; их предпосылки были неверны[23]. И тем не менее, они не устояли перед Великой Задачей Господа. Их намерения не имеют значения. Когда они стали подобными мне, их восторгу не было предела; нет и сейчас. Когда придет время, они Восстанут и поведут свой народ вперед, а до того они отдыхают от трудов.

Я не могу отдыхать.

Мне не дано отдыхать[24].

Мы на пороге новой эры.

Некоторые не переживут трансформацию, потому что трансформации болезненны и опасны. Сейчас это вызовет сожаление, но не забывайте, что все мы возрождаемся, и те, кто оставил новый путь, вернется и получит еще один шанс. Некоторые всякий раз, оказываясь перед выбором, будут бежать, поэтому мы должны быть тверды. Мы должны, если это необходимо, позволить тем, кто намерен уклониться от Великой Задачи, уйти в окончательную смерть. По мере нашего развития и перехода на следующий уровень для душ будет оставаться все меньше и меньше биологических оболочек. Наши души и тела станут бессмертны, как сам Бог, и для вселения душ не останется новых тел. Когда это наконец случится, все, кто сопротивлялся, пропадут навеки. Таков удел тех, кто сопротивляется. Мы не будем с ними сражаться. Мы не будем на них охотиться и изливать ярость мести. Позволим им убегать и прятаться, пусть время само оставит их позади, в забвении[25].

Жертвы не бывают напрасны. Бог видит все дары и ничего не забывает… растерянные мысли измученный кошмарами сон ползание ползание ползание миллиона бродячих синапсов и миллиона неправильно связанных в голове бесконечное жжение как от пореза бритвой потеря мыслей нити ведут в никуда скрип металлических зубов в бешеном отчаянии… Он все видит, все не напрасно. Те, кто отказался от развития, останутся позади и будут потеряны навечно. Они получат по заслугам. Те, кто по доброй воле или по принуждению сделает шаг вперед, станут частью величайшего прыжка в эволюции человечества, перехода от хрупкой и мучительной жизни, полной ошибок и сомнений, к бессмертию, силе и четкой, ясной цели. Не горюйте о тех, кто останется позади, ибо их борьба завершилась[26].

Все люди, и мужчины, и женщины, войдут в эту жизнь. Все отдадутся служению. Исключений не будет. Мы на пороге новой эры.

ОТКРОВЕНИЕ, НИСПОСЛАННОЕ ГОСПОДОМ СЛУГЕ СВОЕМУ[27]

Когда я брел, спотыкаясь, и глаза мои заволакивал туман, открылось мне то, что было и что будет. Я увидел прекрасный дом со многими комнатами и зашел туда как слуга, поражаясь его величию. Внутри дом оказался больше, чем снаружи, комнаты были бесчисленны и различались по размеру и роскоши обстановки. Одни были тесными и пустыми, другие — просторными и богатыми. Некоторые соединялись проходами, которые можно было открыть смекалкой, некоторые были полностью замурованы, так что их наличие и цели оставались для всех тайной.

Дом переполняли люди, и все были слугами, хотя не все об этом знали. Кое-кто носил ливрею с гордостью, другие — с презрением, мня себя хозяевами дома и отдавая нам приказы. Меня это не огорчало, потому что, присмотревшись внимательнее, я обнаружил, что они такие же слуги, как остальные, и тоже перетаскивают грузы и выполняют другую работу.

Иногда люди выбирали одну из комнат и объявляли своим владением. Они сбивались в группы, мастерили оружие из вилок и ложек и угрожали всем, кто пытался проникнуть в их комнаты. Те из нас, кто не хотел комнат, были вынуждены последовать их примеру, чтобы переночевать. Нам приходилось или объединяться с существующими группами, или искать новые комнаты и заявлять на них права. Хотя число комнат казалось бесконечным, вскоре мы обнаружили, что все они закрыты, а из-за двери чей-то голос злобно спрашивает, что нам надо.

Тем не менее, нам следовало выполнять обязанности слуг, а значит, выходить из комнат на работу. Таким образом, жильцы комнат иногда обменивались друг с другом разными предметами, и их жизнь была вполне терпимой.

После многих лет мира и спокойствия в дом явился Зверь. Никто не видел, как Зверь вошел. В доме было много входов и выходов, и даже если бы его заметили, защититься от его прихода было бы невозможно. Попав внутрь, Зверь принялся разрушать стены. Он не нападал на самих слуг и даже не обращал на них внимания, но визжал и молотил огромными лапами по стенам, разрывая камень и дерево как бумагу. Некоторые слуги были убиты падающими стенами или погибли во всеобщей сумятице. Когда комнаты рушились, их жильцы перебегали в другие, баррикадировали стены и двери против Зверя, но его ничто не могло остановить. Когда Зверь рычал, балки и стропила дрожали, а стены рассыпались.

Вслед за Зверем в дом проникла армия злобных зверей помельче[28]. Эти звери собрали слуг и организовали их, назначили каждому новые задания и стали следить, чтобы те не собирались вместе, особенно те, которые объявили комнаты своими. Если кто-то пытался убежать или воспротивиться, Звери грозили ему острыми клыками и визгом, а некоторых убивали. Каждая смерть возбуждала зверей, и их гибкие хвосты торжествующе дергались. Иногда слуги объединялись и убивали одного из них, что вызывало в остальных большую тревогу. Возмездие зверей было страшным, и они не пытались друг друга остановить. Слуги быстро научились уважать зверей и не вызывать их гнев.

За краткое время дом лишился всех внутренних перегородок и превратился в большую комнату, полную сбившихся в кучу, воющих и страдающих слуг. За зверями вскоре прибыли другие такого же рода, заполнили дом и вынудили людей прислуживать себе.

И я услышал Голос:

— Открой глаза, и узришь!

Мне был показан путь из этого дома, тайный путь. Большинство слуг страшились зверей, но те из нас, кто увидел истину, прислушались к голосу, взяли инструменты и из обломков стен построили в темном углу комнату. Мы стали жить там отдельно от остальных. Иногда люди находили нас и присоединялись к нам; вскоре мы сами начали приводить к себе других, чтобы их защитить.

Сперва звери не знали о нашей комнате, и даже когда узнали, напали не сразу, потому что не усматривали в нас угрозы. Мы продолжали исполнять свои обязанности и служить им, но без охоты. Постепенно ряды наши выросли, мы начали думать, что вскоре все слуги окажутся в безопасности и никто не будет служить зверям.

Тогда звери, осознав, что слишком долго нам потворствовали и не смогут легко выгнать нас из комнаты, выбрали одного из оставшихся слуг и превратили в ворону. Они послали своего раба в комнату, чтобы разрушить ее, пообещав ему несметные богатства и защиту. Ворона ухитрилась перелететь через стены, нашла меня и выклевала мне глаза. Я остался с кровоточащими глазницами, а другие слуги, в ужасе спасаясь от Вороны, заполнили весь дом хаосом, с которым не могли совладать даже звери. Довольная Ворона с окровавленным клювом села на стропило подальше от хаоса, посмотрела на происходящее плоскими черными глазами и каркнула, что я умер.

Но я не умер, я слышал Голос. Я был слеп, но Голос показал мне путь сквозь тьму и сказал, что мне не понадобятся новые глаза. Вокруг раздавались вопли дерущихся зверей и людей и возбужденное карканье Вороны, которая триумфально кружила над нами. Я был слеп[29], но Голос вошел в меня, и я смог управлять с его помощью зверями. Увидев это, Ворона огорчилась и улетела. А Голос сказал мне: «Путь открыт!», и звери склонились предо мной, ибо они также всего лишь слуги и служат Голосу, как все мы.

Примечания

1

«Убийство» (ирл.). — Примеч. пер.

(обратно)

2

Со мной так не шути, сморчок. Надвое перекушу, понял? (Смесь немецкого с английским.) — Примеч. пер.

(обратно)

3

малыш, карлик, сморчок (нем.). — Примеч. пер.

(обратно)

4

Название представляется бессмысленным набором звуков; Церковь не предлагает публичных объяснений его значения. Примеч. автора.

(обратно)

5

в целости (лат.). — Примеч. пер.

(обратно)

6

Скволор часто называет людей, не вступивших в лоно Электрической церкви, «насекомыми». Интересно, что Скволор относит к насекомым и себя, причем в одном и том же предложении. Примеч. автора.

(обратно)

7

Личность Скволора остается под завесой тайны. До Объединения он был довольно талантливым ученым, защитил докторские диссертации по биологии и компьютерной науке. В хаосе, возникшем после Объединения, Скволор исчез на десять лет и появился лишь тогда, когда прошел собственный процесс превращения в киборга — другими словами, монахизацию — и основал Электрическую церковь. Примеч. автора.

(обратно)

8

В Кодексе и других писаниях Церкви чувствуется презрение к биологии и почитание технологии. Физическое тело как продукт эволюции, часто описывается категориями «одноразовости» и «распада» (т. е. гниения, разложения, хрупкости), в то время как технология — очевидно, в виде искусственных тел монахов — представляется вечной. Монахи нередко подчеркивают вечность своих организмов, обращаясь к гражданам на улицах. Примеч. автора.

(обратно)

9

Подобные дихотомии и пары встречаются во всем Кодексе. Скволор подводит читателя к заманчивому в своей простоте видению мира — есть хорошее и плохое, вечность и проклятие, грех и труд. Примеч. автора.

(обратно)

10

Электрическая церковь получила государственную сертификацию восемь лет назад и находится под зашитой действующего указа № 778. Примеч. автора.

(обратно)

11

Во всем Кодексе Скволор то восхваляет Бога как Творца и Создателя, то отвергает как вредную фантазию, причем нередко на одной и той же странице и даже в одном абзаце. Примеч. автора.

(обратно)

12

Основополагающая концепция Электрической церкви: спасение человечества возможно только благодаря овладению технологическими и научными знаниями. Если конкретнее, Церковь утверждает, что спасение достижимо лишь после веков и даже эпох, проведенных в молитвах и созерцании. Необходимую для этого продолжительность жизни обеспечивают кибернетические организмы, созданные Скволором, а также разработанный им процесс пересадки в такой организм человеческого мозга. Примеч. автора.

(обратно)

13

Это высказывание вызывает у многих беспокойство. Именно ее цитируют те, кто утверждает, что Церковь совершает акты насилия по отношению к невинным гражданам, которые не вступают в Церковь добровольно и не слушают проповедей. Стоит отметить, что на действия Церкви не поступило ни одной письменной жалобы от заслуживающих доверия граждан. Жалобы от граждан без положения в обществе поступают и тут же забираются. Примеч. автора.

(обратно)

14

Этот отрывок монахи обычно используют в проповедях. Его можно найти в нескольких записях, сделанных ССБ во время наблюдения. Примеч. автора.

(обратно)

15

Интересно, что в то время как в Кодексе подчеркивается невозможность «обретения» спасения при нормальной продолжительности жизни, нигде не описан механизм или процедура «обретения» спасения после обращения в веру. Подразумевается, что превращение в монаха необходимо как первый шаг, но нет никаких намеков на то, что монах должен делать с вечностью. Видимо, следует предполагать, что инструкции последуют позже. Примеч. автора.

(обратно)

16

Этот пассаж в неизменном виде повторяется в Кодексе несколько раз. Примеч. автора.

(обратно)

17

В другой части Кодекса более подробно рассматривается мысль о том, что лишь небольшое количество «душ» переходит в новые физические тела. Автор многословно рассуждает о математике реинкарнации (довольно неубедительно объясняя, как ограниченное число «душ» переселяется в популяцию, которая — если не считать краткого периода до и после Объединения — постоянно растет) и отсутствии воспоминаний о прошлых жизнях. Примеч. автора.

(обратно)

18

Скволор не дает точного определения пережитой им «сингулярности», хотя, согласно распространенной точке зрения, имеется в виду его собственное превращение в киборга, которое он, по всей видимости, считал самоубийством (см. ниже). Примеч. автора.

(обратно)

19

Несмотря на исключения, почти все исследования по обращению людей в веру Электрической церкви (по данным ССБ) показывают: Церковь нацелена на преступный класс. Монахи фактически игнорируют граждан, которых можно назвать «высшим классом» или имеющих легальную работу. В городах, где монахи многочисленны, они проводят все время в многочисленных «зонах реконструкции», оставшихся после Бунтов Объединения — например, в центре Манхэттена. Большинство офицеров ССБ считают деятельность монахов среди мелких преступников и маргиналов не заслуживающей беспокойства и даже полезной для Системы в том смысле, что из зоны удаляются нежелательные элементы. После перехода в новую веру ни одному монаху не было предъявлено обвинение в преступлении. Примеч. автора.

(обратно)

20

Любопытно, что Скволор осуждает читателей за то, что они «воображают» свое воздействие на мир, но недвусмысленно называет себя «нулевым пациентом» «сингулярности» Электрической церкви. Впрочем, можно предположить, что, если вас выбрал Бог для выполнения некоего особого задания, вы становитесь исключением из правила. Примеч. автора.

(обратно)

21

До исчезновения, попытки самоубийства и повторного появления в качестве основателя Электрической церкви Деннис Скволор работал на Объединенный совет. Документация засекречена и частично утеряна в связи с частыми беспорядками до создания ССБ. Фамилия Скволора стоит на нескольких приказах о выплате гонораров с первого и второго съездов Совета. Какую работу он выполнял для ОС, неизвестно, хотя, если учитывать его образование, она должна была иметь научный характер. Примеч. автора.

(обратно)

22

Подробности нам неизвестны, но есть данные, что попытка самоубийства Скволора являлась испытанием процесса превращения в киборга на самом себе. Интересно, что он считал шансы успешного превращения настолько низкими, что приравнивал процесс к самоубийству. Примеч. автора.

(обратно)

23

Ходят упорные слухи, что не все вступают в Электрическую церковь добровольно, несмотря на то что каждый случай документирован по закону Системы и сопровождается подписанным заявлением о намерениях обращенного, включая сканирование волн мозга для установления личности. Более подробные расследования не проводились, поскольку обычно новообращенные — люди без семьи и с малыми средствами. Примеч. автора.

(обратно)

24

Конструкция киборгов Церкви, или аватаров, как они себя называют, не предусматривает симуляции сна. Современная наука полагает, что некий цикл сна необходим человеческому мозгу. Электрическая церковь утверждает, что их технология снимает потребность в сне у обращенных в веру. Нужно отметить, что до сих пор ни один член Церкви не обращался к медикам с заболеваниями, вызванными недостатком сна. Примеч. автора.

(обратно)

25

Электрическая церковь неоднократно заявляла, что осуждает любое насилие и принуждение и что все новообращенные могут покинуть Церковь и продолжать бессмертное существование любым способом. С другой стороны, никогда не обсуждался вопрос, чем бессмертные киборги могут заниматься за пределами Церкви. Организаций для советов или помощи бывшим монахам не существует главным образом потому, что не существует и бывших монахов. За всю историю существования Церкви до нас не дошло свидетельств ни об одном случае ухода из Церкви. Примеч. автора.

(обратно)

26

Есть данные (см. отчет ССБ № 34, материалы по делу №А3764), что Скволор незадолго до основания Церкви перенес серьезную физическую травму. Медицинских записей об этом не сохранилось В то время микросхемы Программы здоровья не были внедрены повсеместно и в местный травмопункт можно было обратиться без них. В таком случае Скволор мог назваться вымышленным именем, т,е. обнаружить информацию не представляется возможным. Примеч. автора.

(обратно)

27

Это отрывок из объемного раздела, приведенного в конце Кодекса без какой-либо преамбулы или введения. Текст написан в традициях апокалиптической литературы, довольно бессвязен и не имеет смысла с точки зрения реальной жизни. Предлагались различные толкования, но согласно общепринятой точке зрения в момент написания Скволор находился в помрачении рассудка и эти образы ничего не означают. Примеч. автора.

(обратно)

28

Стоит отметить, что Скволор, выступающий за почти полное превращение биологического организма в продукт технологии, рассказывает здесь о том, как природа угрожает людям под видом «диких» зверей. Примеч. автора.

(обратно)

29

Возможно, это случайное совпадение, но с тех пор, как Скволор основал Электрическую церковь и стал появляться на людях, он всегда носит темные очки, полностью закрывающие глаза. Это приводит к предположению, что Скволор слеп. Примеч. автора.

(обратно)

Оглавление

Благодарности

Пролог КРУГОВОРОТ ЖИЗНИ В СИСТЕМЕ ФЕДЕРАТИВНЫХ НАЦИЙ

Глава 1. ЗА ТЯЖКИЕ ТЕЛЕСНЫЕ ПОВРЕЖДЕНИЯ НЕ ПЛАТЯТ

Глава 2. БЕСКОНЕЧНАЯ ЧЕРЕДА ЗАКАТОВ

Глава 3. ОНИ ВООБРАЗИЛИ СЕБЯ БОГАМИ, НО ВЕДЬ ТАК ОНО И ЕСТЬ

Глава 4. ИНДИВИДУАЛЬНЫЙ ПЛАН СПАСЕНИЯ

Глава 5. ЧЕЛОВЕК РАБОЧИЙ, ВЫМИРАЮЩИЙ ВИД

Глава 6. СПОКОЙНО И БЕЗНАДЕЖНО

Глава 7. ЕГО УЛЫБКА ПЕКЛА МНЕ ЗАТЫЛОК, КАК СОЛНЦЕ

Глава 8. ОНИ БУДУТ СОМНЕВАТЬСЯ, ДОЖИВУТ ЛИ

Глава 9. БУДЕМ СЧИТАТЬ, ЧТО ЗАКАЗЧИК — БОЛЬШАЯ ШИШКА

Глава 10. ВЫ НЕ СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК. СТРАШНЫЙ ЧЕЛОВЕК — ЭТО Я!

Глава 11. ДА ТАК, ОДИН ОЖИВШИЙ ТРУП

Глава 12. НЕСЧАСТНАЯ ЖЕРТВА ЖЕСТОКОГО МИРА

Глава 13. ЧТО, КРЫСЫ, ЗАБЕГАЛИ?!

Глава 14. Я ТЕБЯ УБЬЮ, РЕАНИМИРУЮ, А ПОТОМ УБЬЮ СНОВА!

Глава 15. СЧИТАЙТЕ, ЧТО У ВАС ЕСТЬ МЕДИЦИНСКАЯ СТРАХОВКА

Глава 16. САМА ДЕСНИЦА БОЖЬЯ

Глава 17. ВСЕ ЛЮДИ, СПАСЕННЫЕ И НЕ СПАСЕННЫЕ

Глава 18. ВОЗМОЖНО, МЫ БЫЛИ КОГДА-ТО ЗНАКОМЫ

Глава 19. ПОЧЕМУ Я ЕЩЕ ЖИВ?

Глава 20. ДАЖЕ ГЛАЗАМ БЫЛО БОЛЬНО НА НЕЕ СМОТРЕТЬ

Глава 21. САМЫЙ ВЕРОЯТНЫЙ ИСХОД ЭТОГО ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Глава 22. Я РАД, ЧТО МНЕ ЖИВЬЕМ ОТПИЛИЛИ ГОЛОВУ

Глава 23. КРАСАВЧИКОМ ТЕБЕ НЕ БЫТЬ

Глава 24. ВСЕ КАЗАЛОСЬ ВЫЦВЕТШИМ И ВОДЯНИСТЫМ

Глава 25. ВЫ СЕГОДНЯ ВЕЗУНЧИК!

Глава 26. А МЫ ЖИВУЧИЕ, ДА?

Глава 27. НУ, ДАВАЙ, НЕ ТЯНИ ВОЛЫНКУ!

Глава 28. ПРИДОННАЯ РЫБА, ЧЕРНАЯ, ВЗДУТАЯ И КОЛЮЧАЯ

Глава 29 МОЙ ЛИЧНЫЙ АНГЕЛ СМЕРТИ

Глава 30. А ПЕРЕД СМЕРТЬЮ Я ТЕБЯ КОМУ-НИБУДЬ ЗАВЕЩАЮ

Глава 31. ЗАБУЛЬКАЛ, КАК РАСПЛАВЛЕННЫЙ АСФАЛЬТ

Глава 32. ТЫ ПОШЕЛ НА ЭТО РАДИ ДЕНЕГ И САМ СЕБЯ УБИЛ

Глава 33. ТАКЖЕ ИЗВЕСТЕН КАК ГЛАВНЫЙ ЧЕРВЬ

Глава 34. ИЗ ЕГО УЛЫБАЮЩЕГОСЯ ЛИЦА ТОРЧАЛИ ВИДЕОКАМЕРЫ

Глава 35. МНЕ ЕЩЕ НИКОГДА НЕ БЫЛО ТАК ВЕСЕЛО!

Глава 36. ОНИ ПРИДАВЯТ НАМ ГЛОТКУ НАЧИЩЕННЫМ КАБЛУКОМ

Эпилог ТЕПЕРЬ ТЫ ОДИН ПРОТИВ ВСЕГО МИРА

Приложение Кодекс Малквера: выдержки Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg