«Новая Эпоха»

Новая Эпоха (fb2) - Новая Эпоха [СИ] 926K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Юрьевич Погонин

Евгений Погонин Новая Эпоха

— Ёлки-палки. Больно то как — вырвалось у меня, когда я выпал из окна туалета прямиком в сугроб и оказалось что это не снег, а слегка присыпанные им ящики.

Поднявшись на ноги, пошевелил плечевым суставом правой руки — вроде не сломал, но боль адская.

«Да что за день такой гадостный? Сначала бывший куратор приперся и втянул меня в какую-то мерзопакостную интригу. Потом за мной увязываются агенты, одного из которых я случайно «кончаю» в сочинской параше. Попадаю на крючок к уркам, они меня прессуют, отбирают оружие, запихивают в ящик, везут к островам. По дороге освобождают из тесного «люкса», я кое-как возвращаю свой наган с патронами, жертвуя тем, чего и так лишился. На острове «толстосумов» меня сбивает с ног девчонка, и мы кубарем скатываемся с горки. Хотел на нее наорать, но оказалось, что она и есть тот самый агент, из-за которого ко мне приходил куратор, и теперь именно ее нужно доставить незнамо куда. Усугубив свою ситуацию перед урками, я отправляю Пашу-Испанца в нокаут в туалете местного кабака, и «делаю ноги» через окно, под которым какая-то сволочь набросала ящиков».

Потирая ушибленное плечо, я принялся осматриваться, но ничего, кроме снега вокруг, который здесь сроду не чистили, я не увидел. А чего я собственно ожидал? Пальм?! Так это километров эдак на пять «тыщ» южнее, где-нибудь в Африке, а здесь Россия. В ней и до катаклизма снега хватало, а теперь-то и подавно. Однако ящики, о которые я чуть не убился, какая то падла сюда зачем то притащила.

Немного помассировав плечо, решил пробираться через снег в обход кабака, чтобы не попасть в поле зрения Пашиных подельников.

Несколько минут я только и делал, что увязал по пояс в сугробе, но, несмотря на усиливающийся ветер и снегопад, я смог добраться до тропинки для обслуживающего персонала. Посмотрел по сторонам — вроде никого не видать — быстренько отряхнулся от снега и «в темпе вальса» пошагал в сторону стоянки. Там меня должна ждать девчонка, имеющая, по моему мнению, явные суицидальные наклонности. И дело не в ее психологической устойчивости — о ней я ровным счетом ничего не знаю — а в выборе транспорта, на котором нам придется «рвать когти» от всех и вся, начиная с ГБ и кончая Искандерами. УАЗ 469 с тентованной крышей, стандартной комплектации, без каких бы то ни было доработок и адаптаций к нынешнему климату, да еще и зеленого цвета, знаете ли, не лучший выбор. Такая непродуманность может привести к гораздо худшей смерти, чем пуля в голову. Но уже поздно поворачивать назад, придется рисковать, тем более что другого выхода, кроме как искать спасения в «хоромах» Бати, я не вижу.?

КАК МЫ ВЫЖИЛИ

Все началось с того, что рядом с нашей планетой прошла огромная комета. Как впоследствии утверждали выжившие ученые, она изменила наклон планеты Земля относительно своей оси. Что, мягко говоря, привело к понижению температуры в северном полушарии, а в южном — к потеплению. Юг России по климату превратилось в Мурманск. Но там хотя бы было лето, короткое, прохладное, но все же лето, чего нельзя сказать о других регионах страны. Чем севернее, тем суровее стали условия жизни, не только для человека, но и для животных, птиц, рыб, насекомых и остальных видов живых существ.

К слову сказать, некогда рай для отдыхающих, Черноморское побережье Краснодарского края, стало одним из мест прибежища для белых медведей, песцов, тюленей и вообще, всей северной живности. Как они сюда попали, не мог сказать ни один ученый, они сами были в полном замешательстве. По их мнению, это просто невозможно. Дело не в том, что животные и морские обитатели проделали такой большой путь. А в том, что все земли, находящиеся выше пятьдесят шестой широты, — то бишь, чуть северней Москвы — стали вечной мерзлотой практически мгновенно. Так что вопрос больше состоит не в том, как они сюда попали, а в том, как они вообще смогли уцелеть. Хотя север России не стал необитаемым, там и по сей день продолжают жить люди в созданных ими убежищах. Но все по порядку.

Мировые элиты были в курсе дела задолго до катастрофы и готовились ко всем возможным последствиям от прохода кометы. Строились большие корабли и убежища в горах, на случай всемирного потопа. Для защиты от других катаклизмов возводились подземные города. Да-да, вы не ослышались, целые подземные города. Их строили основательно и денег на это не жалели. Таких убежищ построили много, почти под каждым крупным городом или каким-нибудь стратегически важным объектом. Под прикрытием Росрезерва в подземные города спускалось все, от продуктов до разнообразной техники и запчастей. Черт возьми, в них хоронили целые производства. Дошло до того, что количество запасов в убежищах достигло просто феноменальных объемов. Эти подземные города были разных форм и размеров, но самое главное, их сделали очень много и только благодаря им смогли выжить около десяти процентов людей, населявших планету Земля.

Некогда экваториальные страны, считавшиеся третьим миром, стали самыми благоприятными континентами для проживания. Песчаные земли Ближнего Востока с каждым годом все сильнее зарастали лесами и кустарниками. Пустыня Сахара обзавелась морем и из-за обилия дождей и паводков это море, из года в год, становилось все обширнее.

Мир, который мы знали, остался только в воспоминаниях тех, кто смог пережить последний день старой эпохи и первый день новой эпохи. Каждый из выживших людей помнил их по-своему, я же помню его как день смерти своих родителей.

Меня зовут Савелий Васильевич Рымов, мне было десять лет, когда я со своими родителями, Василием Сергеевичем и Марией Павловной шел декабрьским вечером на день рождения к хозяину всех окрестных земель, фермеру Георгию Александровичу Соколову. Родители работали у него в хозяйстве, отец трактористом-комбайнером, а мать дояркой на ферме и жили мы в основанном Соколовым поселке на побережье Азовского моря.

Фермер, Георгий Александрович Соколов, имел в собственности не только земли, но и свинарник, молочную ферму и небольшой цех переработки молока, вплоть до сыроварения. Все кто жил в нашем поселке, работали у него и, как говорили в соседних поселениях, катались как коты в сметане.

В отличие от других фермеров, за работу он платил хорошо, премии начислял регулярно и тринадцатой зарплатой никого не обделял. Георгий Александрович, или как его называли дети, и я в том числе, дядя Жора, не делал разделения на касты, он ко всем относился уважительно и никого не обижал почем зря. Будь то скотник или бухгалтер, все для него одинаковы. Да и сам коллектив из тридцати семей, работающий у него, был довольно сплочен, и люди всегда помогали друг дружке, случись какая трудность или беда.

Почти у каждой семьи в хозяйстве имелись дети. Кто-то старше меня, кто-то младше, но все мы, как один, любили приходить в гости к начальнику наших родителей, особенно в Новый Год и на Рождество. Дядя Жора каждый год ждал вечерников и дарил подарки, которые мы хотели и заказывали в письмах деду Морозу. Откуда нам было знать, что эти письма даже не покидали поселок, а шли прямиком к дяде Жоре.

Однажды Сережке из соседнего дома он подарил целый компьютер, все дети, и я в том числе, обзавидовались. Так представляете, через год, всем, кроме Сережки, подарили компьютеры.

Все дети поселка искренне верили, что дядя Жора, самый, что ни на есть, Дед Мороз. И все его заверения, что это не так, нами не принимались. Мы думали, что он так поступает из скрытности и сами никому не говорили об этом. Боялись, что у него может не хватить подарков на нас, все раздаст детям из других поселков.

Спустя десятилетия, я понимаю какие это затраты и насколько широкая душа у дяди Жоры. Может это от того, что у него доброе сердце? Но сейчас я склонен считать, что это от того, что у самого дяди Жоры не было ни жены, ни детей и ему просто доставляли удовольствие детские крики. Он любил детей, а в ответ мы любили его еще больше, и в прямом смысле, плели из него веревки. Не дает мамка денег на мороженное — иди к дяде Жоре. Сломался велосипед, а отцу некогда его починить — иди к дяде Жоре, он бросит все дела и отремонтирует.

Господи, какие же мы тогда были наглые, да и сам дядя Жора виноват, нечего было нас баловать. Но все изменилось в день рождения нашего «деда Мороза».

Пятнадцатого декабря, весь поселок шел на сорокапятилетие дяди Жоры. На подарок ему скидывались, что говорится, всем миром. Как там взрослые решали, мне не ведомо, но раскошелились работники будь здоров, купили ЛАДУ «Икс-рей», по спецзаказу.

Вы спросите, почему не импорт? Да потому, что дядя Жора ярый патриот и всё, в его хозяйстве, было российского или советского производства. К примеру, он не покупал трактор или машину, если в них есть хотя-бы болтик, выпущенный «за бугром». Отсюда и спецзаказ, так как в «Икс-рей» добрая половина составляющих импортная, а нужно, чтобы все было «нашенское». Конечно, салон и все в нем похуже импорта, но главное то внимание, с которым работники отнеслись к выбору подарка. А это, то немногое, что дядя Жора ценил.

Я с родителями не дошел до дома дяди Жоры пары десятков метров, как случился «ОН». Ни я, ни родители, ни кто-либо другой, находящийся на светлой стороне земли, не видели кометы. Она прошла рядом с Землей с темной стороны, говорят было светло как днем. Но я почувствовал, как затрясло землю, как подул ветер с севера, который в одно мгновение превратился в ураган. Последнее, что я тогда увидел, это стремительно приближающееся окно дома дяди Жоры.

Дом у дяди Жоры, по местным меркам, был огромный. Три этажа, множество комнат, как маленьких, так и больших. Дядя Жора часто приглашал к себе работников с детьми. Я тоже неоднократно бывал у него с пацанами. Он тогда вываливал кучу игрушечного оружия, и мы играли в войнушку, переворачивая весь дом вверх тормашками. Чему была не рада тетя Зина, которая занималась уборкой в его доме.

Пару недель мы с дядей Жорой провели в подвале его дома. После пролета через окно у меня появилось множество порезов на кистях и один, но глубокий, на лице. Стекло прошло наискось, по лбу, левой брови и окончило свой путь на левой скуле. Чудо, что я не остался без глаза. И все это время дядя Жора ухаживал за мной, менял повязки, обрабатывал раны, кутал в одежду.

Нас во время урагана спасло то, что в поселок так и не провели газовую линию и у всех, включая дядю Жору, было угольно-дровяное отопление. Котел с приличным запасом угля у него находился в подвале. Отбив кувалдой от котла трубы отопления, дядя Жора постоянно поддерживал в нем огонь.

Я помню, как мне было холодно, несмотря на то, что я лежал вплотную к источнику тепла и дядя Жора кутал меня во все тряпье, которое только смог найти в своем подвале. Но это было ничто, по сравнению со звуками, которые мы слышали. Гул ветра был такой, что нам, чтобы услышать друг друга, приходилась кричать прямо в ухо. Но самое страшное для меня было осознание того, что мои мама и папа мертвы. Я спрашивал дядю Жору, что с родителями и с другими сельчанами? Он отвечал, что не знает, но я понимал — остались только мы вдвоем. Подвалов, подобных дяди Жориному, ни у кого нет, а под таким ветром и холодом никто не продержится и минуты.

Часто мне снова снится тот подвал, холод и, продирающий до мозга костей, гул ураганного ветра. И сейчас, по прошествии стольких лет, я часто просыпаюсь в холодном поту от страха, что я опять там очутился.

На третий день ветер стих, и подвал наконец-то начал нагреваться. Дядя Жора, оставив меня одного, отправился наружу. Пару часов я дрожал от страха одиночества и боязни за его жизнь. На тот момент он стал единственным для меня родным человеком и как же я радовался его возвращению. И когда он спустился в подвал с ворохом теплой одежды, я больше не спрашивал его о родителях, все и так было ясно, они мертвы, как и все люди в поселке.

Неделю дядя Жора делал постоянные вылазки на поверхность. Он занялся модернизацией своего КамАЗа, о чем рассказывал, как только возвращался в подвал. Мы собирались ехать по замерзшему морю на юг, где надеялись оказаться в тепле.

Главным образом модернизация коснулась выхлопной системы. Дядя Жора с помощью сварки пропустил ее прямо под баком, чтобы топливо не замерзло в дороге и нам не пришлось умирать от холода. Кузов он сделал крытым, соорудив крышу из бортов другого старого ГАЗона. С его левой стороны он установил дверцу и приварил лесенку. Внутрь он грузил самое необходимое, что мог найти на месте поселка, от генератора и сварки, до продуктов питания.

И я, и дядя Жора, все это время питались его запасами, разнообразными консервами и закатками, хранившимися в подвале, предварительно разогревая их у котла.

Все то время, пока дядя Жора готовил грузовик, я находился в подвале и не выходил наружу. Он регулярно менял повязки на моих руках и лице, подкидывал угля в котел и пропадал на несколько часов. Чем я занимался, когда оставался один, я помню смутно, но появлялся дядя Жора и я искренне радовался. Тем более что он приносил конфеты из какого-нибудь разрушенного дома, хотя он об этом умалчивал, а говорил, что это от зайчика.

В моей памяти эти, промерзшие насквозь конфеты, которые приходилось разогревать у котла, остались самыми вкусными на всем белом свете. И сейчас, на исходе третьего десятка лет своей жизни, я так и не могу найти чего-либо вкуснее, чем те самые промёрзшие насквозь конфеты в подвале дяди Жоры.

Когда дядя Жора закончил модернизацию и погрузку КамАЗа, я первый раз вышел из подвала. Перед этим он пошил мне одежду из шуб односельчан, так что я был одет довольно богато, хотя и несколько странно. Штаны из лисы, тужурка из песца, ботинки обшиты соболями, а шапка из куницы.

На поверхности, я смог увидеть лишь то, что освещали фары грузовика, стоявшего у входа в подвал. Но мне хватило и этого. Поскольку дом дяди Жоры стоял немного в стороне от других домов, то и видел я только его, точнее то, что от него осталось.

Второй и третий этажи отсутствовали, их снесло напрочь, чудом не завалив вход в подвал. Первый этаж стал похож на древние руины, покрытые снегом и изморозью. Вокруг него большие намёты снега, вперемешку с кирпичом и деревьями, вывороченными ураганом вместе с корнями. На тот момент ветер уже стих, но был такой мороз, что от него перехватывало дыхание.

Дядя Жора не дал мне рассмотреть, что-либо еще и быстро закинул меня на пассажирское сиденье грузовика, а сам залез на место водителя. В кабине имелся двухъярусный спальник, верхний «затарен» медикаментами, автомобильными аптечками и едой. На нижнем мог отдохнуть только я, места для дяди Жоры было маловато. На нем — за водительским сидением — он сложил охотничье оружие, которое смог отыскать в разрушенных домах, и боеприпасы к нему. На среднем сидении лежал, как я потом узнал, карабин Симонова и патроны в планках. Как сказал дядя Жора, это на всякий случай.

Тронув грузовик с места, он медленно спустился по заснеженному берегу на лед, и повел его прочь от моего и своего дома. В тот момент, я как-то повзрослел и осознал, что прежней жизни уже нет, и никогда не будет, и я больше не увижу свой дом, своих родителей, друзей. Все они остались лежать бездыханными, под слоем снега и единственным родным для меня человеком остался только дядя Жора. Поняв это, я бросился ему на шею и заплакал, с просьбами не бросать меня одного.

На что он сказал:

— Сава, если судьба нас и разделит, то что бы ни произошло, я всегда буду с тобой. Постарайся забыть о прошлом, его уже не вернуть. Пора смотреть только вперед и начинать жить по-новому. И запомни, учиться нужно всему, лишних умений не бывает. В этом холодном мире выживет тот, кто впитает в себя больше всего знаний.

Не знаю, его слова так на меня повлияли, или просто выплакался, но мне стало легче. Я, своим десятилетним умом, понял тогда, что фильмы про апокалипсис не сказка, а действительность. И эта реальность выбрала нас с дядей Жорой для того, чтобы дать человечеству новый шанс, и чтобы оно могло вновь стать хозяином мира. Осталось дело за малым — найти женщин, ведь мужчины не могут размножаться сами.

Своими мыслями о возрождении человеческой цивилизации я поделился с дядей Жорой. И, несмотря на всю удрученность нашей ситуации, его смех, а следом и мой, не утихал минут десять. Веселье повлияло на меня как панацея, я больше не думал о прошлом, все мои мысли обратились в будущее, как выжить и куда направиться.

Тогда наш путь лежал по замерзшему Азовскому морю, через Керченский пролив, к Российскому берегу Черного моря. Дядя Жора считал, что там климат мягче, все-таки Кавказские горы должны защитить от ветра все побережье.

Периодически мы останавливались, и он пытался пробурить лед до воды, но тщетно, длины бура просто не хватало. После третьей попытки он плюнул на это и дальше мы ехали уже без остановок.

Очень скоро мне наскучило смотреть на монотонную картину льда и снега, выхватываемую светом фар из темноты и я начал расспрашивать дядю Жору о том, что же произошло. Но кроме как объяснить это глобальным катаклизмом, он ничего сказать не мог. Однако он полагал, что если после такой зимы наступит хотя бы весна, то всем, кто до этого доживет, повезло. Так мы и ехали, разговаривая о катаклизме и планах на будущее. По пути я доставал с верхнего спальника различные продукты, разогревал их от потока теплого воздуха из системы отопления и мы их лопали. Это был последний раз на долгие годы, когда я ел деликатесы от пуза.

Раны на моих руках почти зажили, но, как сказал дядя Жора, шрамы пройдут только через несколько лет. Про рану на лице и шрам в будущем, он ничего не говорил, лишь молча менял повязку.

Позже, смотря на себя в зеркало, я видел последствия моего полета через окно в руки дяди Жоры. И то, что он не растерялся, а «забил» на спасение других, включая моих родителей, бросился в подвал, я считал для себя несчастьем. Лучше бы я тогда умер вместе с родителями. Но так было ровно до тех пор, пока не появились Ледоходы, Стрелки и Искандеры, среди которых я выделялся сродни белой вороны, со своим единственным «шрамчиком» на лице, да еще и не с той стороны.

Первый раз, после катаклизма, я увидел солнце, когда грузовик дяди Жоры проезжал под Керченским мостом. Это величавое сооружение устояло, несмотря на тот ветер, который полностью разрушил наш поселок. Ни мост, ни его опоры катаклизм не смог повредить и лишь торчащие изо льда под ним части машин и прицепов говорили о произошедшем несчастье. Про уцелевших людей и думать нечего, даже если они каким-то чудом пережили падение с моста, то ветер и мороз уж точно их не пощадили.

После моста дядя Жора снизил скорость грузовика. Мы двигались вдоль берега и смотрели на то, что осталось от прибрежных поселков и станиц. Никто и ничего не уцелело под натиском стихии, руины и те встречались редко. Чаще о том, что на этом месте находилось какое-то селение, напоминали лишь пустыри и разбросанные вдоль берега обломки кирпичей и остовы машин.

Ближе к Анапе мы услышали первый треск льда под колесами грузовика, который испугал нас до чертиков, и дядя Жора поспешил удалиться от берега. С другой стороны, у нас появилась надежда, что стихия, благодаря горам, не смогла наделать здесь столько вреда, как к северу от Кавказских гор.

В саму Анапу мы заезжать не стали, дядя Жора решил, что в Новороссийске будет потеплее. Если бы он тогда знал, чем это закончится, сомневаюсь, что он вообще приблизился бы к какому-либо городу.

Как только наш КамАЗ въехал на берег рядом с портом, нас остановили военные. КамАЗ конфисковали со всем его содержимым, дядю Жору отмутузили за сопротивление и увели в неизвестном направлении. Это был последний раз, когда я его видел. Меня же отправили в Адлер, там собирали всех выживших и оставшихся без родителей детей.

Вопреки ожиданиям, горы не стали укрытием для людей побережья. Ураган и землетрясение вызвали огромные лавины и камнепады. Так что, о том, что здесь стихия не так сильно буйствовала, как в моем поселке, можно говорить лишь с большой натяжкой.

Я видел то, что раньше называли «Раем туриста», когда меня и еще с десяток детей разного возраста везли на микроавтобусе по льду вдоль берега. Больше не существовало городов, пальм, фешенебельных отелей с бассейнами. Вместо этого одни руины, покрытые снегом, а уцелевшие люди рыскали по ним в поисках того, что могло помочь им выжить.

Большая часть пережившего катаклизм населения, примерно две трети, погибла не от голода или морозов, а от самоубийств. Люди просто не могли вынести лишения всех благ, им проще было повеситься или застрелиться, чем продолжать жить в новых условиях. А власть над теми, кто все-таки решил бороться за выживание, взяли военные.

Я, вместе с другими детьми, лишившимися родителей, был помещен в один из жилых комплексов Адлерского убежища, где целый месяц не знали, что с нами делать, но потом придумали. Из нас сделали работников. Работали мы везде, где только мог ребенок, от стирки и мытья полов, до обслуги военной верхушки. Это обуславливалось тем, что взрослых рук не хватало и поэтому легкой работой занимались дети.

Первое лето все встречали с радостью и надеждой, но ненадолго. Мало того, что оно задержалось на несколько месяцев, так еще и принесло с собой огромные паводки. И то, что не уничтожил катаклизм, смыло в море потоками тающего снега и льда. Затем все узнали, что температура выше плюс двадцати градусов за все лето не поднимается и вообще, это было похоже не на лето, а на весну переходящую в осень. И длится вся эта радость всего три месяца, а затем холода возвращаются снова. Но это были лишь цветочки. Наступившая вновь зима принесла ужас в лице новых видов животных и они были далеко не так дружелюбны, как звери старой эпохи.

Ученые объясняли это каким-то стимулирующим к мутации выбросом с кометы и он, вроде как, неопасный для человека. Им, конечно, никто не верил, но, тем не менее, ни одного случая мутации людей так и не зафиксировали, а если это и было сделано, то мы, простые смертные, об этом не знали.

Из-за постоянного нападения на людей и роста численности мутантов, а так же «страшенного» холода, люди стали зарываться под землю, в прямом смысле слова. За пределы убежищ выходили лишь в крайнем случаи и только большими группами, при оружии и в бронежилетах. Но как бы «мы» ни старались и ни отстреливались, без потерь не обходилась ни одна вылазка.

Оружием и боеприпасами убежища запаслись от души. Его сохранили много и разных марок, от пулеметов «Максим» до современных ПТУРов. Цены на него и БП были не то, чтобы совсем уж запредельные, но и дешевыми их не назвать. Чаще всего оружие покупали, не ориентируясь на его цену, а исходя из стоимости патрона. После стычек с мутантами все начинали считать, во сколько им обошлась та или иная перестрелка и как много патронов они потратили.

Люди жили в подготовленных до катастрофы убежищах в горах, позднее стали рыть новые туннели. Мы соединяли подземные поселки между собой и расширяли их. Пытались выращивать сельскохозяйственные культуры под лампами, но успеха не достигли. Зелень не желала вылезать из грунта без солнца, а те корявые побеги, которые все же появлялись, язык не поворачивался назвать растением.

Весной зимние мутанты ушли в горы, но на их месте появились другие, летние, и, как выяснилось, они гораздо опаснее.

Зимой нас доставали Твари, ростом метр — метр двадцать, с плоской, похожей на толстую камбалу и покрытой мехом головой. С большими, широкими, треугольными и торчащими, словно радары, ушами и с широкой пастью, усеянной острыми как бритва зубами. Их тело покрывал бело-голубой мех и на фоне снега их было сложно заметить. Широкие и перепончатые лапы не проваливались в глубокий и рыхлый снег, даже когда они на него прыгали. Эти Твари охотились стаями, от пары — тройки особей до нескольких десятков. Для чего им нападать на людей, думаю объяснять не надо — они нами питались. Их прозвали «Тихушниками», из-за того, что чаще всего они нападают из засад, в которых до определенного момента и тихорятся, не производя никаких звуков.

Летом же, появлялись «Мураши». Их так прозвали за сходство образа жизни с маленькими насекомыми. Внешне Мураши похожи на муравьев довольно слабо, если не считать шести конечностей. Их разведчики носили короткий мех, который имел пигмент, позволяющий им менять окрас в зависимости от окружающей среды. Что стало поистине огромной проблемой для людей. Эти уроды подходили к воротам убежищ незамеченными и когда те распахивались, они врывались внутрь и начинали «рубку». Мураши убивали всех, до кого могли дотянуться, своими четырьмя, десятисантиметровыми клыками, расположенными над и под уголками зубастой пасти на плоской кирпиче-образной морде. Следом подтягивались Мураши-солдаты, покрытые костяной броней. Они выстраивались сплошной стеной и продвигались вглубь убежищ и «рубка» перерастала в «мясорубку». Следом, под прикрытием солдат, появлялись рабочие и утаскивали добычу в свои ульи. И пока последние занимались перетаскиванием, сверху их прикрывали твари с крыльями.

Ростом рабочие Мураши чуть выше колена, разведчики немногим больше, а солдаты достигают роста свыше метра. Несмотря на их малый рост, они довольно опасны, а оружие против них помогает слабо, потому-что их очень много. Солдаты имеют панцирь, который выдерживает выстрел из пистолета, за исключением пистолетов с мощным патроном, и то в упор. Но они не самые опасные среди летних тварей. Летающее прикрытие работников, тоже не считается такой уж большой проблемой для подготовленных Стрелков. Разведчики — вот кто самый опасный противник для людей Побережья.

Помимо навыка хамелеона, они довольно шустрые и имеют цепкие, когтистые конечности, которые позволяют им лазить по стенам, если в них есть трещины или уступы. И, в отличие от собратьев, они могут действовать автономно, на большом удалении от улья.

Единственный способ остановить волну Мурашей — это огонь. Поэтому летом без «коктейля Молотова» на поверхность никто и носа не показывал.

В карантинных блоках убежищ, между наружными гермоворотами и воротами, ведущими внутрь, отполировали все стены чуть ли не до зеркального блеска. Единственное, за что могли зацепиться лапы разведчиков в стене, это огнеметные амбразуры. Но эти твари оказались довольно умными. Когда в первый раз после установки огнеметов открыли ворота и в них ринулись пигментные твари, их сожгли подчистую. И Мураши поменяли тактику нападения — теперь они охотились на людей за пределами ворот.

Тихушники конечно тоже опасные ребята, но они не идут ни в какое сравнение с организацией Мурашей, а в особенности с их разведчиками.

На третий год такой жизни в убежищах Побережья провизия медленно, но верно подходила к концу, а пополнять ее было негде. И вояки приняли решение рыть туннель в Грузию, где Мурашей — пока еще — не так много и где начали выращивать некоторые виды корнеплодов под открытым небом.

Конечно, на репке, морковке и свекле далеко не уедешь, и наши вояки, по договоренности с грузинами, собирались поставить теплицы и пробовать в них выращивать хотя бы картошку.

Когда мне исполнилось тринадцать лет, меня перевели в шахтеры, рыть туннель, соединяющий Адлер и абхазские Гагры. Абхазия и Южная Осетия, к тому моменту, уже соединились туннелями с Грузией и полностью зависели от ее поставок. И как только было бы закончено строительство туннеля — это ожидало и Побережье.

Все понимали, это ведет к зависимости от Грузии, но ничего с этим поделать не могли. Как говорится, «голод — не тетка». Но, Слава Богу, этого не произошло. Когда до окончания строительства туннеля, — а рыли его с двух сторон — оставалось несколько километров, появились «ОНИ».

Они называли себя Соколы, потому-что не боялись встреч с Тихушниками и Мурашами, а наоборот, сами гонялись за тварями, как сокол за добычей. Засады Тихарей для них как открытая карта, Соколы выявляли их и уничтожали стаями. Мурашей били бронебойно-зажигательными пулями, которые давно закончились на Побережье, бомбили напалмом прямо с самолетов. Не с тех, реактивных и сверхзвуковых, которые я видел в детстве по телевизору, а с обычных поршневых «кукурузников».

Повзрослев я узнал, что использование таких самолетов связано не с тем, что они могли летать на малых высотах с низкой скоростью, нанося точные бомбовые удары без применения прицельного оборудования. А по большей части с тем, что практически все современные самолеты не смогли пережить катаклизм и стоянку под открытым небом в полярном и арктическом климате. К тому же, все аэродромы, с которых они могли подняться в воздух, пришли в негодность. Поршневым же самолетам взлетная полоса вообще не требовалась. Они стартовали с любой ровной поверхности. Неважно снег, лед или поросший невысокой травой луг.

Прибыли Соколы тем же путем, каким некогда добрались сюда мы с дядей Жорой, на нескольких десятках грузовиков и тягачей с полуприцепами, в сопровождении большого количества бронетехники. В кузовах, они привезли не только провизию, но и «ЛАМПЫ».

Эти лампы, были разработаны и выпускаются в Питерском убежище. Как оказалось, они гораздо большее сокровище, чем провизия. Под ними можно выращивать любые культуры прямо в убежищах, главное их правильно расположить. При хорошей настройке они дают достаточно света и ультрафиолета для всех видов растений и животных.

Но прежде чем начать охоту на Тихушников — поскольку Соколы появились среди зимы — они вычистили всю верхушку власти от вояк. Два десятка самых ярых расстреляли на месте, без суда и следствия. Еще пару сотен отправили на перевоспитание в трудовые лагеря, которые устроили тут же. Бывшие вояки переквалифицировались в рудокопов и выдалбливали в убежищах залы для огородов, садов и даже лесов, в которые через несколько лет запустили выживших диких животных.

Позднее я и остальные люди Побережья узнали, что наша военная верхушка постоянно получала сообщения из Москвы, а в ответ отправляла дезинформацию, что всё хорошо и всего хватает. Эти «падлы», по старой памяти, просто боялись лишиться власти и уж чего они никак не ожидали, так это появления столичных силовиков на Побережье. Ведь старый мир пал и восстановить его, как они полагали, никому не под силу. Но оказалось, что это все-таки возможно.

Федеральная власть постоянно получала донесения, поэтому и не спешила появляться на южных рубежах страны, занимаясь делами в других регионах. А зачем? Ведь «верные люди» докладывают, что все просто замечательно, как будто и не было никакой катастрофы. Сволочи! Но глава Соколов не верил им, и как только появилась возможность, собрал своих бойцов, припасы, без разрешения взял «Солнечные лампы» и отправился на Побережье.

После их появления я ушел из шахтерской деятельности, но туннель рыть не прекратили. Правда уже не на рабских условиях, — как трудился я — а на основе рыночных отношений и законов РФ.

Буквально за пару месяцев Соколы расчистили окраины входов в убежища и подходов к ним от Тихушников. Снабдили местных бойцов всем необходимым против Мурашей, а сами занялись организацией грузовых перевозок и отбору молодых людей для обучения своему ремеслу. Этим парням и девушкам предстояло стать Соколами на Побережье и заниматься ледовыми дорогами, кои нужны были для нормальной функциональности государства. Каждую зиму Соколы чистят и поддерживают ледовые дороги от разрушения, утолщая их за счет полива водой. Из-за Тварей, которые не дают восстановить обычные дороги и «железку», лед является единственным путем доставки большого количества грузов и сообщения между убежищами нашей огромной Родины.

Движение по льду начиналось в октябре техникой с малым весом, а заканчивалось в мае тем же транспортом. Тех, кто занимается перевозками по льду, зовут Ледоходами и они очень уважаемые люди. Но езда по льду совсем не то же самое, что по земле — каждый год несколько десятков Ледоходов находят на льду и под ним свою смерть. И как-бы Соколы не старались, с помощью определенных правил движения, все равно Ледоходы гибнут. Кто-то проваливается и уходит на дно, а кто-то из-за своей самоуверенности попадает в аварии, которые не всегда приводят к быстрой кончине. Частенько Ледоходы, когда глохнет мотор, просто умирают от холода, ведь другого доступного источника тепла на льду просто нет.

Смертность от когтей и клыков Тихушников уменьшилась в десятки раз. Твари не выходят на лед дальше одного-двух километров. Главную же трассу Соколы каждый год прокладывают в пяти-шести километрах от берега. Она начинается от грузинского Поти и, огибая Крым, тянется до границы с Румынией. Дальше дорогой занимаются другие страны, точнее то, во что они превратились.

В мире осталось не так много стран, как до катаклизма. В основном же, каждым убежищем правит свой «Князёк», который мнит себя истинным руководителем страны, отсюда и постоянные стычки между убежищами. Нам повезло, что Россия смогла пережить невзгоды и остаться в целостности, несмотря ни на что, а иначе даже боюсь представить, что могло бы из этого получиться.

Соколы не могут сопровождать каждого Ледохода из убежища до главной ледовой трассы по отдельности. Но раз в сутки они проводят два каравана, один к берегу, другой от него. Естественно не бесплатно. Каждый, кто хочет оказаться на льду и вернуться с него в целости и сохранности, должен платить за это. Не все пользуются этой услугой регулярно. Кому-то жалко денег, кого-то обстоятельства вынуждают к спешке. Короче, гибнут Ледоходы, не так часто, но все-таки гибнут. В связи с этим в мире появилась еще одна уважаемая профессия — Стрелок.

Стрелки сопровождают Ледоходов на всем протяжении опасного участка пути, и на них лежит большая часть ответственности по защите Ледохода от тварей. Но так только на Побережье. На севере же, где дороги проходят по рекам и озерам, Стрелки сопровождают Ледоходов постоянно. Там Тихушники вообще не считаются опасными, там водятся другие Твари, посерьезней «южных собачек». Например, снежные черви размером с тягач вместе с прицепом, или «грибы». Последние вообще считаются наиболее опасными тварями в стране и обитают за пределами дневной зоны, граница которой зимой проходит через Москву, а летом по Вологде.

Помимо прокладки ледовых трасс по Черному и Азовскому морям, Соколы наладили путь по Днепру, до Кременчуга и далее, до Киева. Для чего это было сделано, стало понятно через год, когда в Кременчугском убежище началось производство модернизированных грузовиков и тягачей КрАЗ. Ну а когда обшитые железом машины с повышенной проходимостью, в целях рекламы, доехали — где по рекам, а где и по суше — до самой Португалии, пришлось братьям славянам расширять Кременчугское убежище в несколько раз и завозить новое оборудование.

В Европе тоже делают транспортные средства, и большие, и маленькие, но слишком уж много в них электроники, да и надежностью их машины не блистают. Отсюда и большой спрос на простую и надежную, как автомат Калашникова, технику.

В КрАЗе нет подогрева кресел, автоматической коробки передач, всевозможных электронных прибамбасов, пневмоподушек, которые при сильных морозах отказываются работать из-за замерзшего в них конденсата. Они не могут развивать огромных скоростей и не имеют больших и удобных спальных отделений для Ледохода и Стрелка, а лишь две койки, санузел и стол. Но зато все уверены, что эта техника не застрянет в снегу и довезет груз до цели в девяноста девяти случаях из ста. Но как бы ни был хорош КрАЗ для нашего сурового климата, все же с новым Уралом ему не сравниться.

На десятом году от катаклизма, на базе пятисоттонных БелАЗов, по стране начали курсировать снежные поезда с атомными энергоустановками. В длину они достигают полукилометра и могут перевозить баснословное количество грузов по всей стране, от Петербурга — главного поставщика «Солнечных ламп» — до Петропавловска-Камчатского и Анадыря. Эти поезда настолько огромны, что если вместо груза в один такой загрузить людей, то в нем с легкостью поместится все население Побережья. И еще, атомные поезда никогда не подвергаются нападению со стороны тварей, то ли из-за своих габаритов, то ли из-за чего-то еще, что людям неведомо. Тем не менее, защитного вооружения на них хватает с избытком. Но не для собственной защиты, а для помощи Ледоходам и Стрелкам, которые зачастую едут рядом на своей технике.

Самый опасный участок в нашем регионе — проезд под Керченским мостом. Тихушники нападают на машины постоянно, спускаясь на лед по сваям, и довольно часто остаются с добычей. Поэтому под ним проезжают только в сопровождении Соколов, в количестве, не больше пяти десятков грузовиков. И все равно, охрана не в состоянии обеспечить стопроцентную безопасность всем. А поскольку АтоП не ходит южнее Воронежа, — он слишком тяжел для мало промерзшей заболоченной местности, в которую превратился юг страны — то такие поездки совершаются по несколько раз на дню, если конечно погода позволяет. Тем не менее, профессия Ледохода остается самой популярной в странах с арктическим климатом.

Сами Соколы, помимо обслуживания ледовых дорог и охраны караванов на особо опасных участках, получают доход от перевозки ламп, имитирующих солнечный свет, под которыми в убежищах выращивают урожаи и скот.

Солнечные лампы имеют один, но очень серьезный изъян — недолговечность. Одна лампа, служит от силы два месяца, после чего она перегорает и ее приходится менять на новую. Так что спрос на лампы обычно превышает предложение. Да еще и производят их только в далеком Питере, где, по слухам, температура падает до минус 70–80 градусов по Цельсию. Поэтому, до Москвы их доставляют в основном летом, когда всего минус 30, на снежных поездах. А из Москвы они уже расходятся по всей стране, летом на различных плавсредствах, зимой по ледовым дорогам, проложенным по тем же рекам и озерам.

Помещения для установки солнечных ламп и посадки культур нужны особые, с полукруглым сводом. Лампы на нем размещают так, чтобы имитировать восход, день и закат. Поэтому свет от них переходит с одной стороны на другую и восемь часов в сутки вообще не горит, имитируя ночь. Само собой, в зависимости от культуры требуется поддерживать определенную температуру и хорошую вентиляцию с подогревом воздуха. Но это уже не проблема для убежищ, как и ввоз, и вывоз грунта.

Сооружение таких полей, внутри убежищ, повлекло за собой развитие других инфраструктур. Таких как, металлургия, производство цемента, химическая отрасль, да и много чего еще. И все эти предприятия распределялись по всей стране, где-то делали одно, а где-то другое. Единственное, что есть везде, это мастерские по реанимации старых механизмов.

Конечно, восстановить технику и модернизировать ее для сурового климата, не имея новых запчастей, не получится и не везде есть возможность их производства. Вот с этим, как и с остальным, помогают Ледоходы и ледовые дороги Соколов.

С помощью одних, другие доставляют то, что позволило людям Побережья ощутить уют и забыть о поиске пропитания, дров для обогрева и освещения. Теперь же источником света и тепла служит электричество, производимое на огромных полях из ветряков, установленных на поверхности. Как ни странно, эти поля не интересуют тварей ни летом, ни зимой. Ни один ветряк ни разу не подвергся нападению, если рядом не находилась вкусная человечинка.

На Побережье проблему с обслуживанием ветряков решили радикально — их вообще не ставили. Вместо этого в горах проделали многокилометровые вертикальные туннели, в которых установили ветряные турбины. Так что обслуга здесь не боится быть съеденной во время работы, и охрана ей без надобности.

А вообще, Соколы — это своего рода спецназ дальнобойщиков, который курсирует по всей стране. Они помогают людям жить и радоваться жизни в наших новых и непростых условиях. И скажу вам честно, это у них получается и довольно хорошо.

После шахты меня отправили в интернат, где я «грыз гранит науки» со всем усердием. Во время летних каникул я помогал в госпитале, выполняя всякие мелкие поручения, типа подай-принеси. Я старался быть полезным везде и во всем, стараясь всеми силами помочь тем, кто делает мою жизнь и всего Побережья, легче. Ведь я помню «наше» существование до прихода Соколов, когда надежда на выживание с каждым новым днем приближалась к нулю. Люди жили настолько плохо, что старались не заводить детей, не видя перспектив уже для их жизни. Но через год после прихода Соколов население Побережья, за счет рождаемости, увеличилось на четверть. К тому же, за рождение каждого ребенка платили и продолжают платить неплохие деньги. Хоть я и работал в госпитале, я не видел себя в будущем врачом или каким другим медработником, я мечтал быть Соколом. Но мне было уготовано стать Курьером, которых никто не знает в лицо, но много о них судачат, по большей части байки.

Курьерская служба создана для доставки особо секретных донесений, потому-что возникли проблемы с коммуникацией. Проводная связь прекратила свое существование после катастрофы, то же самое и со спутниками. И если внутри убежищ Побережья, соединенных туннелями, сообщения передаются легко, то отправка важных сведений за их пределы — это большая проблема. То же самое и по всему миру.

По всей стране понастроили радиовышек и наладили радиосвязь, но передавать по ней секретные донесения было бы верхом идиотизма. Любой человек, мало-мальски знакомый с радио, может с легкостью их прослушать. Для этого и создали СКС.

В Курьеры я попал случайно, гораздо позже того, как встретил своего земляка дядю Жору и познакомился со своим опекуном.

Мне было пятнадцать лет, и я продолжал работать в госпитале во время каникул. Тогда под Сочи, где все ворота в убежище закрыты наглухо из-за огромного количества ульев Мурашей перед ними, проводилась операция по их ликвидации под командованием главы Соколиной службы. Уничтожить ульи не удалось, люди понесли огромные потери в живой силе. Раненых было столько, сколько я не видел за все время работы в госпитале, среди которых был и сам главный Сокол. Он в этом бою лишился глаза и потерял много крови.

Глава Соколов лежал в отдельной палате под круглосуточной охраной, которая обыскивала всех, кто направлялся к нему, и входила в палату вместе с медперсоналом и посетителями.

Я поставил себе задачу, во что бы то ни стало, проникнуть в его палату и попроситься в Соколы. Мне не хотелось дожидаться целых три года, а потом проходить экзамен, который я мог вовсе не пройти. А поскольку я был свидетелем того, как охрана «завернула» не одного посетителя, я придумал план, как от нее избавиться.

Пробежавшись по коридорам госпиталя, чтобы выступил пот и немного сбить дыхание, я подбежал к трем охранникам и заявил, что Мураши пробрались через открытые ворота в убежище. Те, предупредив начальство, кинулись по указанным мною координатам. А я, без промедления, вбежал в палату к главному Соколу.

Вопреки ожиданиям, меня не приняли в Соколы, как я мечтал. Своим поступком я сделал себе только хуже. Мало того, что вернувшиеся охранники надавали мне «пилюлей», так меня еще и с работы в госпитале «поперли».

Вбежав в палату, я столкнулся с главным Соколом, который, с оружием наперевес, в трико, майке, комнатных тапочках и с перевязанной головой, спешил за своей охраной. Каково же было мое удивление, когда в нем я узнал своего деда Мороза из детства. Он меня тоже признал, но обниматься не спешил, а рвался в бой. Когда же я рассказал ему о своем вранье, он и вовсе забыл о нашем знакомстве, а только орал, что так шутить нельзя и какой я придурок.

После того, как собравшийся врачебный совет выпер меня из госпиталя, с формулировкой звучащей примерно так — «полный олень» — из-за которой мне была закрыта дорога не только в Соколы, но и на любую нормальную работу в госучреждениях, меня отправили к главному Соколу.

Разговор получился весьма тяжелый. Дядя Жора не интересовался моим прошлым, он все уже знал из моего личного дела, доставленного ему по его же приказу. Единственное, чем он заинтересовался, это почему я стал Савелием Савельевичем Савельевым. Пришлось рассказать, что когда в Адлерском детдоме у меня спросили фамилию, имя и отчество, я, после перенесенного стресса, отвечал на все вопросы только Савелий и больше ничего. А так как я не единственный ребенок, лишившийся родителей во время катаклизма, и времени на разбирательство никто тратить не хотел, меня так и записали.

О себе он ничего не говорил, а только советовал, что мне делать дальше и учил уму разуму. Что если уж я вру, то должен сперва просчитывать последствия своих действий, а не дуроломом переть на пролом, не обращая внимания на то, что из этого получится. Помогать мне он наотрез отказался, ссылаясь на то, что я должен сам научиться прокладывать себе дорогу, иначе всю жизнь буду ждать от судьбы подачки. И что мне, пока я молодой, нужно учиться всему и везде где только можно, а потом уже пытаться стать кем то, исходя из учета тех знаний, которые смог набрать.

Я ничего не спрашивал и не просил, а только слушал, но на душе у меня скребли кошки. Ведь я встретил человека, которого любил как родного, а он со мной так… не по-родственному.

После, когда я сидел возле входа в детдом и слезы, помимо моего желания, катились по щекам, ко мне подошел невысокий, немолодой и лысеющий человек. Слезы вмиг высохли, и мне стало не по себе.

Нет, дедулька, выглядел вполне нормально, если бы не его руки. На пальцах красовались синие, наколотые перстни. А так как я все же не совсем дебил, то понял, что передо мной представитель криминального мира.

Этот дедулька предложил мне стать его подмастерьем в автомастерской Сочи, а раз я детдомовский, то и взять надо мной опекунство.

Становиться сыном одного из членов преступной братии, да еще и в Сочи, поверьте, не предел моих мечтаний.

Сочи из-за отсутствия прямого выхода из убежища люди стали покидать с появлением туннеля, соединившего его с Адлером. Ну а когда всё Побережье связали единой подземной системой и пустили по ней электрички, в Сочи и вовсе людей почти не осталось. Но, как говорится: «свято место — пусто не бывает». Его облюбовали преступные элементы и превратили в город удовольствий. Сочи стал тем, чем и был до катастрофы — зоной отдыха для тех, у кого водятся лишние деньги. Казино, отели, — рассчитанные на любой вкус и толщину кошелька — бассейны, водные аттракционы, карусели и это лишь малая часть доступных развлечений. Помимо легального отдыха, там предоставляются и незаконные услуги. Проституция, продажа контрабандных товаров, торговля оружием и все остальное, что в других убежищах, считается вне закона. Единственное, что в Сочи было под строжайшим запретом, как и во всей России, так это любые виды наркотиков. Они не очень-то стимулируют повышение демографической обстановки, которая только-только начала потихоньку выправляться. Да и Соколы за наркотики просто-напросто прекратят существование такого убежища, как Сочи, вместе с его обитателями.

Но индустрией развлечений бывшие и будущие зэки не ограничились. Они продолбили два туннеля от Адлера, не связанные с общей системой туннелей Побережья, и пустили по ним железку. По одному без задержек прибывают и уезжают отдыхающие, а второй вел в промзону. Бандитская братия наладила производство практически всего необходимого для жизни в нынешних реалиях и почти перешла на полное самообеспечение. Единственное, что они закупали извне, это сырье. И второй туннель являлся служебным, по нему велась доставка и отправка грузов.

Так же зэки организовали мастерскую по переделке машин, любых габаритов и веса, для езды по льду. И, что не говори, их самодельный транспорт считается лучшим на замерзших акваториях Черного и Азовского морей. И вот этот дедулька работал в одной из таких мастерских.

Поначалу я хотел отказаться, но вспомнив слова дяди Жоры, что учиться нужно всему и везде, согласился. Но прежде чем дать свое добро дедульке, которого звали Владимир Сергеевич Кошкин, я ему сообщил, что мне мало быть просто механиком и я хочу учиться всему, чему только можно. Чем поставил в тупик своего будущего опекуна. Тем не менее, он пообещал постараться обеспечить меня учителями, но только в свободное от работы время и оплачивать их услуги я буду из своего кармана.

С оформлением документов проблем не возникло, несмотря на перстни дяди Вовы. Это обычная практика, люди — зэк не зэк, по барабану — могут усыновить любого ребенка из детдома, с единственным условием. Приводить ребенка в местные органы власти раз в месяц, где он отвечает на определенные вопросы, и выносился вердикт, хорошо ему в приемной семье или нет и, соответственно, будет ли он дальше в ней жить или вернется в детдом.

В Сочи мы добирались служебным туннелем на электро составе — техника с ДВС внутри убежищ под запретом — со старыми грузовиками, найденными Искандерами на поверхности, и которые мне предстояло модифицировать.

В мастерских переделывается все, что касается безопасности и надежности транспорта. От старого в машинах, мало что остается. Обычно это раздатка, мосты и рама, если таковая имеется и всякие уцелевшие мелочи, вроде фар и тумблеров, остальное делается в мастерских с нуля, а механики занимаются их установкой. Кузов, если это грузовик, чаще всего снимается сразу и его место занимает «седло» для стыковки с полуприцепом. Средний и задний мосты сдвигаются к концу рамы. Сам конец рамы делается со скосом, чтобы при стыковке не упереться в полуприцеп, который, — случайно или нет — не будет поднят на опорах достаточно высоко. Кабина всегда делается с нуля, из двухмиллиметрового металла. Она выше, шире и главное, в ней появляется небольшая комната со спальником, которой на отечественной технике, отродясь не бывало. На окна наваривается решетка из толстых прутьев, чтобы твари не попадали внутрь, а Ледоход и его Стрелок легко могли отстреливаться. Лобовое стекло разделяет перегородка посередине и его, в случаи необходимости, одним нажатием кнопки можно закрыть с внешней стороны сдвигающимися с крыши щитками со смотровыми прорезями. На потолке, в комнатке со спальником, делается люк для быстрого покидания кабины, в случае пролома льда под машиной. Из-за увеличенного веса усиливается ходовая, устанавливаются более мощные карданные валы и его соединения, выпускаемые заводом в Ростовском убежище. Двигателя, как дизельные, так и бензиновые, с разным количеством «кобыл», которыми заменяются старые силовые агрегаты, доставляются из других убежищ. Коробка передач иногда остается прежняя, если «дружит» с новым движком. Старая резина, если от нее что-то еще есть, вместе с дисками выкидывается, их место занимают новые диски, позволяющие устанавливать безвоздушные широкие шины. Соединение гидро и электро систем между тягачом и полуприцепом с недавних пор производится штуцерами, с торца рамы.

Кто-то скажет — ненадежно, есть опасность сбить тягачом, если промахнуться при сцепке. Да, возможно, но это все же лучше, чем, ежели Тихушник, запрыгнувший позади кабины во время движения, порвет все в лохмотья и на прицепе пропадут тормоза. А это, знаете ли, при езде по льду, не очень весело, особенно когда его начинает носить из стороны в сторону.

Что касается пневмосистемы, то она ушла в прошлое вместе с конденсатом, который вечно в ней замерзает.

И когда я, первый раз после переделки бортового грузовика в тягач, посмотрел на дело своих рук, передо мной стоял железный «монстр», способный противостоять не только Тихушникам, но и кое-кому пострашнее.

В сочинских мастерских переделывались все виды транспорта, как по одному проекту, так и по индивидуальному заказу клиента. Чтобы вы понимали всю полноту того, что могут сделать в Сочинских мастерских, скажу, что мне довелось принять участие в переделке «буханки» в мини седельник. Вот какие транспорты теперь в почете. Не те зализанные и неспособные преодолеть даже неглубокую лужу, которые ценились до катаклизма, а настоящие вездеходы, обвешанные броней. Способные не только пройти по глубокому снегу, волоча на себе огромный груз, а за собой не менее тяжелый прицеп, но и во время опасности защитить Ледохода и Стрелка.

Всю эту технику для переделки с поверхности в убежища доставляют Искандеры. Это такие люди, которые обижаются, когда их называют сталкерами и занимаются они поисками полезностей в местах, некогда называвшимися городами, поселками, станицами. Они доставляют их в убежища и продают всем интересующимся. Запрет есть только на оружие и военную технику, это добро нужно отдавать государству за вознаграждение, которое, естественно, небольшое. Так что, большинство Ледоходов старается купить оружие у искателей, так сказать, из-под полы. Его, конечно, не внести в убежище, где проверялся номер, да это и не нужно — главное, чтобы было чем встретить тварей в нужный момент.

Искандеры — это порода людей, изначально образовавшаяся из слоя населения, который в старую эпоху называли геймерами. Ведь кто в здравом уме — без поддержки — попрется в полуразрушенный город кишащий тварями, чтобы вытащить из него полусгнивший «тарантас»? Среди нормальных людей таких в начале новой эпохи не нашлось.

Когда три десятка молодых парней, считающих что опыта, который они почерпнули в компьютерных играх, вполне достаточно для вылазки на поверхность, отправились в первый рейд, никто не верил, что они вернутся. Их даже на официальном уровне записали в покойники. Но они появились на четвертый день. На них не было живого места, одежда порвана в лоскуты, глаза красные от бессонницы, но у каждого за спиной был рюкзак, набитый просроченными и перемерзшими консервами из какого-то магазина. Это было то, зачем они пошли, ведь тогда на Побережье начинался голод, и никто не знал, что через пару месяцев появятся Соколы, и проблема пропитания перестанет существовать.

Из семерых вернувшихся, врачи смогли выходить пятерых, двое умерло от гангрены, вызванной сильным обморожением конечностей. И каково же было удивление общественности, когда пятерка выживших через некоторое время снова отправилась на поверхность. Но не за провизией — к тому моменту Соколы уже прибыли на Побережье — а для того, чтобы притащить на санках оружие из бывшей воинской части. Ну а после того, как они его продали, парни уловили выгоду, и под землей их было уже не удержать. Они вновь и вновь делали вылазки на поверхность, таща в убежища все что продавалось, и с каждым новым таким выходом они все больше и больше отстранялись от людей. Искандеры превратились в адреналиновых наркоманов и постоянно совершали походы за огороженную бетонную стену, возведенную на поверхности между морем и входом в убежища Побережья.

Проблема финансов для Искандеров не существовала, они всегда могли позволить купить себе все самое крутое. На этой волне к ним потянулись любители поживы и молодежь. Как оказалось, эта профессия не для каждого и в ней нужны не только крепкие нервы, но и, что было гораздо важнее, «стальные яйца». Многие из новичков погибали или после первой же вылазки выбывали из рядов бесстрашных Искандеров. А те, кто все же решил связать свою жизнь с этим делом, перенимали опыт старших товарищей. Изучали нигде не написанный кодекс, совершенно непонятный всем непосвященным в их таинства, и заучивали клятву, прозванную в народе ИСКАНДЕРКОЙ. Ее приносил Искандер нанимателю при свидетелях и нарушить ее он не смел. Клятвоотступник становился вне закона, он лишался звания Искандер и за его голову — в прямом смысле — назначалась награда.

Наниматель, которому клятву приносили, так же не мог аннулировать заказ до его полного исполнения, это противоречило кодексу, и за это заказчик тоже мог понести очень серьезное наказание. Поэтому принесение Искандерки требовали очень редко и только в самых крайних случаях.

По мне, так это ребячество взрослых мужиков привыкших играть со смертью. И уж в чем я уверен на все сто процентов, так это в том, что лично я никогда и ни при каких обстоятельствах этой услугой точно не воспользуюсь.

Искандеры постоянно воюют с Тварями, как летом, так и зимой и им абсолютно пофиг, какие враги перед ними — Тихушники, Мураши, другие Твари или люди. Да, к сожалению, есть такие больные на голову уникумы, которые пытаются позариться на добытое Искандерами добро. А что касается названия Искандеры, то это мутировавшая форма слова «Искатель».

Так же Искандеры не брезгуют и наемничеством, будь то сопровождение богатеев по льду или — если хорошо заплатят — исчезновение неугодных.

Некоторые считают их отморозками, но не я. В моем понимании эти добытчики занимаются полезным делом. К слову сказать, процентов семьдесят машин, переделываемых в Сочи, идут от них и по довольно низким ценам. А это значит, что только благодаря им на Побережье нет проблем с доставкой грузов. Да и сами цены на перевозку, из-за большой конкуренции, не такие уж и высокие, потому-что сама техника стоит недорого, и любой Ледоход может приобрести ее в кредит. Естественно, если у него есть что-то в залог.

Зэки всегда вызывали у меня опасения, ведь фактически, чтобы там не говорили, они управляют целым убежищем. И Соколы решают большинство вопросов не с выборным главой, а с ними. Между ворами и Соколами существует негласный договор — воры живут по своим понятиям, не обижают обывателей почём зря, без «мокрухи» и занимаются полезным делом на благо человечества. А Соколы за это оставляют их в живых и не мочат на каждом углу любого, у кого есть хоть одна синюшная наколка на теле.

Но став гражданином Сочинского убежища я полностью поменял свое мнение о ворах. Подземный город хоть и жил по своим законам, но беспределу здесь всегда было ША. В Сочи не шастали бездомные или калеки и не просили милостыню, здесь для всех найдется работа. К примеру, документы на переделанную технику оформлял человек без ног. А орудовать ножом против тварей меня учил бывший Искандер с одной левой рукой. И вообще, в Сочи для каждого подберут подходящую работу с нормальным доходом, главное чтобы имелось желание трудиться.

Само убежище поделено на три части — зона отдыха, сам город и промзона. — Каждой частью управляет авторитет, выбранный на сходке. Я относился к промзоне, за которой смотрел Арсений Павлович Ломовой, по кличке Лом. Мой опекун и Палыч в юности были подельниками и дружили до сих пор. Правда, дядя Вова, в отличие от своего друга, после катаклизма полностью отошел от дел, но уважения Общества не потерял. Все же он, как и Палыч, когда-то был медвежатником и имел уважаемое в воровском мире погоняло «Фомич», созвучное с великим инструментом под названием «фомка». Вот к Палычу, в первую очередь по прибытии в Сочи, мы и пошли. Познакомились, пообщались и дядя Вова сообщил своему другу о моем странном желании научиться всему, и попросил того подсобить в этом нелегком деле.

Палыч, хоть и тучный мужик, но мозги его жиром не заплыли. Он объяснил, что всему научиться невозможно и спросил, зачем мне вообще уметь все. Я не смог ему толком ответить на этот вопрос, а он сказал, что в моем возрасте заставлять учиться насильно поздно, и чтобы я сам выбирал себе учение по душе. Я и выбирал, все три года, пока жил в Сочи — я выбирал.

Я на практике учился всему, чему только мог, меняя предметы как перчатки. Единственное, что я делал постоянно, это работал в мастерской и учился в вечерней школе, на все остальное, отводилось по два часа в день и выходные. А самая круть начиналась во время каникул и рабочего отпуска. Я становился членом группы Искандеров и занимался поисками полезностей в разрушенных городах на поверхности.

Первый раз я заметил своего будущего куратора в восемнадцать лет, когда участвовал в незаконных боях на арене, для «толстосумов», делающих ставки. Это одно из самых доходных развлечений в Сочи. Здесь люди бьются против тварей, имея в своем арсенале лишь холодное оружие. В этих боях, участвуют только добровольцы, ни одного человека, каким-бы «козлом» он не был, не бросают насильно в клетку на растерзание.

В таких боях в основном участвуют Искандеры, у них имеется огромный опыт «общения» с мутантами. Все же они делают вылазки на поверхность, не имея поддержки и малыми группами. Они же занимаются их отловом и доставляют в Сочи в ящиках, под видом находки, предварительно усыпив.

Одним из моих учений было ремесло искателя, и я делал вылазки вместе с ними, так что опыт, какой-никакой, я получить успел, прежде чем выходить на арену.

На бой с тварями я пошел не от хорошей жизни, у меня накопилось множество долгов перед моими наставниками. А бой в клетке — самый быстрый способ заработать полугодовую оплату за несколько минут. Трудно, больно, но другого выхода выбраться из долговой ямы я найти не смог.

В тот вечер я находился на арене, за толстой решеткой, а куратор в секторе для небогатой публики. Но, в отличие от остальных, он не кричал и не размахивал квитанцией, он смотрел на меня, как хищник на добычу. Когда же он увидел, что я смотрю на него, он стал кричать и махать руками. Но я не тот, что был раньше, дядя Вова научил меня, как выявлять слежку по взгляду и поведению следящего. И этот неказистый человек с проседью на висках не был зрителем, он следил за мной и я планировал разузнать у него после боя причину слежки.

Бои могут быть разными, с разной оплатой. Больше всего платят за «слепой бой». Это когда человек не знает, против кого он будет сражаться и какого размера его противник. В тот вечер у меня был именно такой бой. Опасно? Еще как! Но, выиграв этот бой, я смогу полностью погасить свои долги и даже немного останется мне любимому. Но я не подозревал, что против меня выпустят разведчика Мурашей.

Чудом я не отдал концы в клетке, а ведь у меня был только нож. Хороший, сделанный под заказ, но, тем не менее, всего лишь нож. Эта тварюга металась по всей клетке, переливаясь всеми цветами радуги, цепляясь за нее когтями и прыгала на меня с бешеной скоростью. И только выбранная мной — как оказалось, правильная — тактика, позволила мне уйти с арены живым. Я постоянно двигался, делал перекаты и прыжки, и наносил короткие режущие удары, пуская противнику кровь, от чего он быстро слабел. В итоге он просто упал, обессилев раньше меня, а мне оставалось лишь добить его. После чего я сам упал, задыхаясь и хватая ртом воздух, словно густой кисель. Бой был недолгим, но такой «скачки» я никогда не испытывал, ни до этого дня, ни после.

Я стал первым, кто смог разделаться с разведчиком Мурашей, поэтому все ставки делались против меня, так что я смог заработать в несколько раз больше, чем рассчитывал. Это позволило полностью расплатиться с долгами и, наконец-то, я смог купить то, о чем так долго мечтал. НАСТОЯЩИЕ, ШОКОЛАДНЫЕ, КОНФЕТЫ, сделанные из настоящих какао-бобов, растущих под открытым небом, далеко на юге. В отличие от конфет, сделанных из бобов, выращиваемых в убежище, эти продаются чуть ли не на вес золота. Может на вкус они и одинаковые, но мне казалось, что настоящие гора-а-аздо вкуснее.

После боя я несколько дней приходил в себя, так что разговор со следящим за мной человеком, не состоялся, а после я его больше не видел до момента призывной комиссии. Вот там-то он меня и завербовал в СКС.

Я не служил в армии как все, не стоял на стенах между убежищем и морем, не ходил на военных катерах вдоль берега, отстреливая Мурашей, не охранял воинские караваны на льду от Тихушников. Вместо этого, я учился уходить от слежки, стрелять из всего, что только стреляет, прочитал кучу литературы, как выживать во всевозможных форс-мажорах.

Пытались обучать рукопашному бою, но ничего не вышло — я «ушатал» обоих наставников на первой же тренировке. После чего они сами просили показать им те или иные приемы. А когда узнали, что я тот самый Красавчик, — так меня прозвали после моего последнего боя на арене — который смог справиться с разведчиком Мурашей, то стали просить, чтобы я их научил бою с ножом. Короче, я учился в основном теории, потому-что в рукопашной и с ножом в сочинском убежище разбираются гораздо лучше, чем в СКС.

После меня официально комиссовали из рядов вооруженных сил, энурез, елки-палки, ничего не поделаешь. Я стал вольным Стрелком, как и все курьеры, что позволяет не вызывая подозрений, передвигаться между убежищами и насыпными островами, находящимися на главной ледовой дороге, напротив каждого убежища и даже Сочинского, хотя оно и не имело своего выхода на поверхность.

Около семи лет я колесил по нашей стране и странам ближнего зарубежья, доставляя секретные послания из пункта «А» в пункт «Б». Пока однажды в сумерках под грузовиком, в котором я ехал, не проломился лед, и он не ушел на дно вместе с Ледоходом. Но я, в отличие от него, успел выпрыгнуть из машины. Это случилось в Азовском море, близ города Ейска, а поскольку грузовик ехал не в колонне, а в гордом одиночестве, да еще и под вечер, когда все движение на льду замирает, я думал, что мне пришел «трындец». Замерзну на хрен и помру прямо на льду. Оставаться на месте и ждать появления попутки, на ночь — не вариант, слишком призрачная это надежда. Если бы Ледоход утонул сам, без грузовика с рацией, тогда да, но это из раздела фантастики. Поэтому я принял решение идти на восток, в поисках какого-нибудь старого строения, в которых Искандеры частенько устраивают схроны и ночлежки.

Несколько часов я брел по нетронутому техникой льду, перебираясь через наносы снега и ледяные торосы высотой в мой рост, и наконец-то дошел. На мое несчастье, Ейск оказался практически совершенно разрушен и, к тому же, почти полностью покрыт льдом и снегом, как и большая часть Краснодарского края. Лишь кое-где виднелись возвышенности или груда обломков того, что до катаклизма представляло собой дом или какое другое строение.

Увидев все это, мне впору было застрелиться, чтобы облегчить свою участь, ведь даже Искандеры не посещают такие места, в них просто нет ничего ценного. «Покумекав» немного я решил, что так и поступлю, но прежде чем покинуть этот бренный мир, нужно уничтожить фляжку спирта, которая грела мне сердце за пазухой.

Пить спирт на льду мне показалось нецелесообразным, так как по весне мои останки окажутся на дне и их никто никогда не найдет. Посему я направился к небольшому островку, поросшему низким кустарником, посреди которого торчало что-то высокое, массивное и квадратное. При ближайшем рассмотрении мое сердце наполнилось надеждой. Это оказалась железобетонная вентиляционная труба, какие делали в убежищах до катаклизма.

Её размер вполне приемлемый, чтобы я мог передвигаться по ней от блока к блоку на коленях и сквозь решетки, с помощью своего нагрудного фонарика, рассматривать их содержимое. В первых двух блоках я ничего не увидел, они оказались затоплены почти до самой трубы, а дальше начался «Клондайк». Мои глаза буквально пожирали содержимое блоков и не из-за обилия транспорта, материала, инструмента и провизии, а из-за заводов. Я насчитал семь блоков, в которых стояли цеха или конвейерное производство. Так, например, в седьмом по счету блоке я наткнулся на автомастерскую со всеми атрибутами. В семнадцатом находились ряды столов со швейными машинками. Еще в одном блоке мне пришлось выбивать решетку и спускаться вниз, чтобы понять, что за нагромождения труб и резервуаров в нем находится. И если бы не надпись на огромных воротах, я бы никогда не догадался, что это нефтеперерабатывающий завод. Содержимое еще одного блока предназначено для переработки пищевого сырья. Станки для производства макарон, колбасы, фасовочная линия и остальная обыденность которой я еще в детстве насмотрелся. Набрел также на кирпично-шлакоблочное производство, цементный завод и деревообрабатывающую линию. На этом я поспешил закончить свою экскурсию, пора было спать, чтобы на следующий день вновь вернуться на ледовую трассу, подгадав время, когда по ней будет двигаться очередной конвой Соколов.

Выспавшись в рулонах ткани, я отправился на ледовую дорогу, выбравшись из подземного города тем же путем, каким в него и попал. На дороге встретил караван Соколов и с ними добрался до Анапы, куда мне и предписывалось доставить послание. В точке передачи заявил о смерти Ледохода, который ушел под воду со своим грузовиком, и указал в рапорте место, где это случилось. После того, как группа водолазов подтвердила мои слова, я поймал попутного Ледохода и направился в Адлер, оттуда в Сочи к Бате, так я называю дядю Вову. Обрисовал ему свою находку и мы отправили сообщение о ней главе Соколиной службе, то бишь, дяде Жоре.

К тому моменту я уже знал, что Батя меня усыновил с подачи своего и моего знакомого.

Конечно, это сообщение начало свое движение через меня, которое я передал другому курьеру, тот, в свою очередь, следующему и так далее, до самой Москвы. Через пару недель глава Соколов, который из-за повязки на одном глазу получил неофициальное прозвище Флинт, появился в Анапе, куда прибыли и мы с Батей. На встрече, сопровождавшейся большой пьянкой, он попросил Флинта отправить его, в обнаруженное мной убежище смотрителем, что в принципе всех устраивало.

Таких бесхозных убежищ не только по России, но и по всему миру, великое множество, а вот людей, чтобы их заселить, еще несколько десятилетий не появится. Поэтому в них обитали лишь смотрители, до тех пор, пока не вырастет население страны, которое сможет их заселить.

Но возникала проблема — мой опекун ходил под ворами, без разрешения которых его никто и никуда не отпустит, а раскрывать им место найденного убежища не в планах Флинта. Иначе его содержимое вмиг оприходует братва. Тут же, по пьяной лавочке, был придуман план, как умертвить Батю на бумаге.

Дядя Вова частенько шабашил на своем, переделанном под мини-тягач, «Бобике» вдоль Побережья. Ну и в один из таких дней он провалился под лед, а Стрелок — роль которого выполнял один из столичных Соколов — подтвердил это. Конечно же, это произошло на одном из самых глубоких мест на трассе, куда не один водолаз не сможет опуститься, поэтому Стрелку поверили на слово. Я же, после недельного запоя, написал рапорт об отставке и ушел на «вольные хлеба». Помогал Бате обживаться на новом месте и стал настоящим вольным Стрелком, мог сам выбирать себе маршрут и ехать куда захочу.

Конечно, я мог выбрать себе и другую профессию, тем более что в моей родне водится такой селезень, как глава Соколиной службы, но мне нравится быть Стрелком. Никакой ответственности, знай себе постреливай в окошко. Зато позитива от посещения других мест и знакомств с разными людьми, уйма. Чем не рай на земле?!

Исследуя вместе с Батей найденное мной убежище, мы, возле гермоворот, наткнулись на его обитателей, точнее сказать на их останки. Выяснить причину их смерти, судя по количеству гильз на полу и пулевым отверстиям в черепах и на одежде скелетов, не составило труда. По этой же одежде мы определили, что все они, когда то являлись сотрудниками Росрезерва. Чуть позже, в казарменном блоке, мы нашли того, кто их расстрелял, с пулевым отверстием в виске, пистолетом рядом с ним и запиской. В ней он каялся в содеянном и писал, что нужно было дать сотрудникам, которые хотели отправиться на поиски своих родных, открыть ворота.

Там же мы нашли журналы, где подробнейшим образом описывалось, что и где хранится. Карту убежища искать не пришлось, она была нарисована прямо на стене перед воротами и в кабинете, где мы нашли чувака, расстрелявшего своих коллег и пустившего себе пулю в голову.

Побывать во всех помещениях убежища у нас не вышло, некоторые блоки оказались затоплены. Но те, в которых мы всё же смогли побывать, позволили нам сделать вывод, что жить здесь можно. Всего в убежище с избытком, кроме одного. Судя по карте и записям из журнала, всё оружие находится либо в затопленных блоках, в которые даже по вентиляции не попасть, либо за ними. Зато патронов и снарядов завались, целых три незатопленных блока, хоть еду приправляй.

Исходя из своего небольшого Искандерского опыта, я уговорил Батю сделать вылазку на поверхность и добраться по ней до дальнего крыла убежища, расположенного под старым портом. Поманил я его туда не просто так, а потому-что знал, что там вполне возможно может быть груз, не успевший пройти регистрацию. Ведь катаклизм произошел мгновенно, без каких-либо предвестников и вполне возможно, что там может быть и оружие. Единственной проблемой были Пигмеи, которые обитают во всех без исключения разрушенных городах всего мира. Эти мелкие Твари походили на крыс, только больше, зубастее и с красной мордой начисто лишенной растительности. Главная опасность Пигмеев состоит в их количестве. Они не живут стаями, как Тихушники, вместо этого они сосуществуют целыми стадами, состоящими из тысяч голов. Но у них имеется и слабость, они панически боятся огня. Если человек держит в руке хотя бы зажженную спичку, то он может быть уверен, что на него, даже со спины, никто не нападет, пока спичка не потухнет. Так что, прежде чем идти в порт, мы с Батей вооружились несколькими десятками сигнальных факелов.

Как я и ожидал, оружие мы нашли, но совсем не то, на какое рассчитывали. Оно, вперемешку, как лом, находилось в двух контейнерах в карантинном блоке, куда мы попали по вентиляции. Назвать его новым или современным, язык не повернется. Большая его часть выпущена еще во времена Великой Отечественной и то, что в контейнерах находились экземпляры всех стран мира, ну никак не радовало. Ведь прежде чем его продать, а потом купить за эти деньги топливо, без которого Бате в убежище не прожить, его нужно модернизировать, а это затраты. Вот и выходит, исходя из себестоимости этого процесса, что дело пшик. Тем не менее, я смог договорится с Землянами из Котлова об обмене топлива на патроны по весу. Так что, каждое лето на легком катере мне приходилось делать по несколько рейсов, чтобы заполнить шестидесятитонную цистерну солярой, которой моему опекуну с лихвой хватало на всю зиму.

Дядя Жора, конечно, тоже вносил свой вклад в благоустройство десятого блока Ейского убежища, где Батя построил себе двухэтажный сруб — в прямом смысле слова. Но его вклад состоял в основном из бытовых вещей, таких как экономичный генератор, стиралка, холодильник, мебель и подобная всячина.

Не знаю сколько бы это продолжалось, наверное, до самой смерти стариков. Однако…

По-прошествии нескольких лет после моего увольнения со службы, в Адлерскую гостиницу для Ледоходов и Стрелков, где я отдыхал после очередного рейса, ко мне пришел мой первый куратор из СКС, имя которого — как и имена других кураторов — мне знать не по чину.?

ПОДСТАВА

Гостиницы для Ледоходов и Стрелков, во всех убежищах, ничем кардинальным не отличаются. Одна комната, туалет, обязательно ванна, — после изнуряющего холода в душ почему-то не тянет — двуспальная кровать и стол с двумя стульями. Отсутствие каких-либо изысков обусловливается тем, что постояльцев в них не бывает, а Ледоходу и Стрелку они без надобности. Главное, чтобы была постель, тепло и горячая вода.

Такие гостиницы выдалбливались прямо в стенах убежищ, в несколько ярусов. И когда я после очередного рейса отдыхал в Адлере, в одной из таких гостиниц в комнате на третьем этаже, я услышал стук в дверь. Ну а поскольку такое случилось впервые за всю мою Стрелковую карьеру, я открыл дверь с наганом в руке.

За дверью обнаружился человек, которого я не видел, наверное, лет десять, если не больше. Это был мой первый Куратор в СКС, который меня и вербовал. За то время что мы не виделись, он здорово постарел и если раньше у него седыми были только виски, то теперь даже его брови стали ну чисто белые.

— Какие люди и без охраны, — съязвил я, понимая, что ничего хорошего эта встреча предвещать не может. — Ностальгия замучила или решили навести визит вежливости, так сказать, по старой памяти? — Спросил я, продолжая держать своего бывшего начальника на мушке и мысленно готовясь к тому, что с обеих сторон балконного прохода на меня набросятся агенты.

— Тут пристрелишь или все же дашь сказать, зачем я к тебе пришел — кивнул он на наган в моих руках?

— По мне, так лучше бы вы вообще ко мне не приходили, — вместо ответа говорю я, и не думая опускать ствол.

— Брось Савельев, если бы мне понадобилось с тобой разделаться, я бы сам к тебе не пришел, а нанял бы кого помоложе, и произошло бы это тихо и вне пределов убежища. Так что давай-ка ты меня впустишь, и я тебе все же сообщу цель своего визита.

Пару секунд я думал, послать его сразу, или впустить в комнату, выслушать, а уже потом послать. Выбрал второе, так как мой бывший куратор, не тот человек, перед которым можно так просто закрывать двери. Это чревато последствиями, и они ни к чему хорошему уж точно не приведут, впрочем, как и его визит тоже.

— Чая не обещаю — недовольно сказал я, убирая револьвер в поясную кобуру, и сделал шаг в сторону, чтобы дать куратору войти.

После того как нежеланный гость вошел, я, на всякий случай, выглянул и посмотрел по сторонам балконного прохода. Через парапет выглядывать не стал, слишком банально. Слежка, если таковая имеется, враз поймет, что я что-то заподозрил.

Убедившись, что в проходе никого нет, закрыл дверь и повернулся к куратору.

На мое удивление он не сидел на стуле, а с прибором в руках обшаривал комнату на предмет «жучков», причем делал он это не снимая обуви.

— Вообще-то я здесь босиком хожу.

Мое замечание не произвело никакого эффекта, куратор словно не слыша меня, продолжал мониторить комнату.

Несколько минут я ждал, когда мой подозрительный гость закончит манипуляции руками и не убедится в том, что в номере прослушки нет.

— Я привел за собой «хвост» — как о чем-то само собой разумеющемся сказал он, пряча прибор во внутренний карман своей недешевой кожаной куртки с подкладкой из овечьей шерсти.

Я с досады вздохнул, предвидя, что после ухода гостя мне придется валить из Адлера и чем быстрее, тем лучше. Иначе, если хвост государственный, придется долго и нудно объяснять, что я не верблюд. Ну а если кто другой увязался за моим гостем, то не факт, что обойдется без крови.

— Спасибо, обрадовал — язвительным тоном сказал я и взял оба стула возле стола.

Поставил их с обеих сторон двери, на один сел сам, на другом разместился мой бывший куратор. Это стандартная для СКС процедура, если ожидаешь, что в дверь могут начать палить разные нехорошие люди. Мы оба взяли в руки оружие — я наган, куратор «Плётку», одно из последних качественных изобретений ушедшей эпохи — и куратор без предисловий перешел к цели своего визита.

— Твоя задача…

— Тпру-у-у… куда погнал, — тормознул я наглеца, обращающегося ко мне как к своему подчиненному — никаких задач, если вы не помните, то я уже не в СКС, так что…

— Я хоть и стар, но на память не жалуюсь — перебил он меня в ответ. — То, что ты уже не Курьер, я прекрасно помню, но тебе деваться некуда, ты взят в оборот.

— Какой на хрен еще оборот, — возмутился я — катись отсюда, пока я в твоей башке дырочку не сделал.

Я встал со стула с твердым намерением выставить своего гостя за дверь, пока он не втянул меня в свои шпионские игрища.

— Подожди Савельев, — придержал он меня за руку и затараторил скороговоркой — если ты меня сейчас выставишь, то твоя смерть лишь вопрос времени. А я обладаю информацией, которая позволит тебе избежать такой прискорбной участи.

На мгновение я замешкался, но лишь на мгновение. Каждая секунда промедления, с выдворением гостя за порог, угрожает мне быть втянутым в то, отчего я сбежал несколько лет назад.

— Да подожди ты, елки моталки, — куратор захлопнул открытую мной дверь.

— Нечего ждать, пошел вон из моего номера.

Я схватил старика за шиворот и попытался открыть дверь, но тот извернулся и ухватил меня за ворот шерстяной рубахи. В ответ я пропустил свои руки между его руками, после чего развел их в стороны, зажимая его кисти подмышками, и упер свои кисти в его локти.

— Не искушай меня, старик.

— Да пойми же ты, наконец, я пытаюсь спасти твою жизнь.

Мне неинтересны эти бредни, и я снова схватил его за шиворот и стал открывать дверь.

— На «Райском острове» тебя встретит агент — старался шептать куратор, упершись ногой в дверной косяк — он скажет пароль — «не хотите заняться со мной любовью».

Однако я считал, что мне все это знать незачем, а нужно как можно быстрее избавиться от старика, пока он не сделал из меня носителя секретной информации. Я ударил носком правой ноги под коленную чашечку куратора, по ноге, которой он упирался в косяк. Его нога мгновенно сложилась, и я выпихнул наглого деда за порог.

— Прощайте Куратор Кураторович — произнес я, перед тем как захлопнуть дверь своего номера.

На его счастье он не стал ломиться в комнату. И после того, как я услышал удаляющиеся шаги, приступил к экстренному сбору своих пожитков. Нужно срочно валить из Адлера, но не к ледовой дороге, а в Сочи. Там я смогу залечь на дно и переждать, пока все не уляжется.

Собирать особо нечего, рюкзак у меня всегда собран, «Папашка» в чехле, как лежал, так и лежит. Наган на поясе, «Плевок» вместе с курткой, шапкой и патронташем на кровати, сапоги рядом.

Намотав на каждую ногу по две портянки, — одну теплую, вторую, поверх, из более прочного материала — я натянул свои кожаные сапоги до колен. Накинул куртку на меху, с зауженной талией, поверх шерстяной рубахи, под которой комбинезон из непродуваемого и непромокаемого материала. Нахлобучил на голову вязаную шапочку, обшитую кожей, и закрепил чехол с «Папашкой» на рюкзаке, который закинул за спину.

Помимо чехла с «Папашкой» к рюкзаку был приторочен скрученный коврик, который я всегда расстилаю на койке в машинах Ледоходов во время отдыха. А то ведь они разные бывают, кто-то помешан на стерильной чистоте, а у кого-то в машине и мыши живут.

Внутри рюкзака только самое необходимое, без чего нельзя обойтись в дороге и на случай ЧП. Сухпай на пару дней, спички, сухое горючее, аптечка, запасной комплект термобелья. Небольшой топорик, нож с финской формой клинка, складная пила с мелкими зубьями, набор отмычек, подаренный мне Батей, который — как и пила — может понадобиться в местах бывшего проживания людей, если вдруг возникнет желание поискандерить. Многофункциональный набор-раскладушка с плоскогубцами для того же самого. Еще компас, запасные батарейки для нагрудного фонаря, раскладная лопатка, чтобы не «маслать» снег руками, если что, и остальная мелочевка, вроде баллончика-горелки, кружки с тарелкой и ложки с котелком.

На данный момент, в моем рюкзаке лежит еще и разгрузка со шнековыми магазинами к «Папашке», в убежище он без надобности, а таскать его на себе для ветерана ледовых дорог, несолидно. Это для молодых Стрелков кичится друг перед другом обвесами, и меду не надо, мне же эти игрища уже давно до лампочки.

Сам рюкзак не имеет наружных карманов и ремешков, кроме крепления для коврика, который, по причине его дешевизны, не жалко и для которого нет места внутри. Это нужно потому, что в убежищах воруют и поэтому горловина моего — и не только моего — рюкзака стягивается стальным тросиком, который намертво прикреплен к рюкзаку, а его петли скрепляет замочек. Это конечно не спасет меня от кражи самого рюкзака, но я хотя бы смогу почувствовать, если за спиной, кто-то захочет его открыть.

Проверив наган на быстроту извлечения из кобуры, я покинул номер, закрыл его на ключ и пошел по балконному проходу к лестнице. Спустившись по ней, я вернул ключ вахтеру в окошке и направился в сторону площади возле храма, который построен в честь, как вы думаете кого? Правильно, Георгия-Победоносца!

Еще спускаясь вниз, я заметил как человек в шляпе, с видом интеллигента, у противоположной стены, упорно смотрел в тупиковую часть гостиничного туннеля. Где ничего интересного, за исключением рисунка озера с деревьями вокруг него, нет. К тому же, я впервые его видел, а я ведь в Адлере, считай, вырос и если не знаю всех лично, то, как минимум, лица местных мне знакомы. И вообще, что интеллигент в недешевой одежде забыл у гостиницы для Ледоходов и Стрелков?

То, что этот хвост теперь мой и прицепил его мне куратор, к бабке не ходи, но мне требовалось узнать один ли он. Ведь если за мной увяжутся несколько, то это означает лишь одно — будут брать. И именно по этой причине я направился на площадь, только там находятся те, кто мне поможет.

Пройдя вдоль трамвайных рельс, я очутился на площади, в центре которой установлен памятник человеку в форме Сокола, с повязкой на правом глазу.

Свод убежища над статуей изображает битву, в которой этот человек, вместе с ангелами, сражается с сотнями Тихушников. И в правой руке его не АТК, как было в действительности, а молния, которую он мечет в зимних Тварей. А те своими клыками и когтями рвали на части других Соколов.

Я сел на одну из лавок, расположенных по периметру площади и стал дожидаться хвоста. Некоторое время я сидел и рассматривал статую Флинта, не забывая боковым зрением поглядывать по сторонам.

Сегодня на площади не так многолюдно как в выходные, но все же люди шастают, а некоторые — как тот невезучий мужик, карман которого обчистил Петька, сын Сереги-щипача — сидели на лавочках, стоящих вокруг памятника, и любовались битвой, нарисованной на своде.

Площадь Соколов сделали с одной целью — вселить в людей надежду. Чего стоит только вид статуи главного Сокола, наступающего одной ногой на Тихушника, которого он, по задумке скульптора, прирезал ножом. Нож статуя держит в левой руке, и с него капает кровь, а надпись у основания памятника гласит.

«У НИХ ЕСТЬ КРОВЬ, ЗНАЧИТЬ, ОНИ СМЕРТНЫ».

На тему памятника было и есть много разговоров. Одни утверждают, что дядя Жора взаправду резал Тихушников ножом, другие говорят, что это вымысел скульптора и такое невозможно. Но я-то знаю, что это еще как возможно и со мной согласны те, кто присутствовал на подпольных боях.

Сканируя площадь, я заметил, как через две лавки слева от меня, появился тот самый интеллигент, присел на лавку и принялся делать то же самое, что и я — прикидываться туристом.

Я продолжаю сидеть на лавке, делая непринужденный вид, и не смотрю в сторону интеллигента, а жду, когда до моих карманов доберется Петька.

— Иди сюда — схватил я пацаненка, который попытался проверить содержимое моих карманов.

— Отпусти, я ничего не сделал — начал причитать пацан, но увидев, кого он хотел обчистить, поменял тон — ой, Красавчик, прости не признал.

Как я уже говорил, прозвище Красавчик, я получил не за свою физиономию, украшенную шрамом, а, как и известность в определенных кругах, за победу над разведчиком Мурашей на арене. Мне, такое погоняло не нравится. Мне кажется, что оно сильно подчеркивает мою внешность, но поделать с этим ничего нельзя. Каждому ведь рот не заткнешь.

— Ты чего тут делаешь?

— Отец здесь? — проигнорировал я его вопрос, не хватало еще, чтобы зелень устраивала мне допрос.

Петька насупился.

— Пожаловаться хочешь?

— А есть на что?

Пацан сжал губы, покраснел и опустил взгляд. Я знаю, что Серега не пощадит сына за то, что вздумал щипать своего, да еще и был пойман за руку. Но я не собирался его сдавать, мне требовалась их помощь.

Пацан, услышав мои слова, мгновенно изменился и ухмыльнулся.

— Ха, помощь помощи рознь, если мелочь, то и плати мелочью, если какой крупняк, то рублем не отделаешься.

«Хрясь» — отвесил я подзатыльник наглецу. Снова яйцо вздумало курицу учить.

— Нюхай с кем бакланишь, зелень.

Петька потер затылок и снова извинился, на этот раз за наглость.

— Слушай сюда, через пять минут я отправлюсь по рынку к служебному туннелю, за мной хвост, мне нужно узнать, насколько он длинный, — предвидя вопрос юного щипача, добавил — с меня золотой.

— Что, спалился Красавчик? — На лице Петьки появилась улыбка, от уха до уха.

«Хрясь» и пацан снова потирает затылок.

— Передашь отцу, встреча в туалете у платформы.

Петька ушел, а я продолжил любоваться статуей дяди Жоры.

Переживать, что люди на площади видели, как я раздаю оплеухи пацану, я не собираюсь. Это обычная практика в городе, рядом с которым есть другой город, под названием Сочи. Иногда, конечно, пойманных карманников сдают в органы власти, но это приезжие. Местные же чаще всего поступают так же, как и я, надают затрещин и отпускают на все четыре стороны, предварительно вернув свое имущество.

Через некоторое время я заметил, как на площади началось движение шести малолетних щипачей.

Значит, помимо сына, Серега обучает еще нескольких учеников. Это хорошо, тогда они смогут распределиться по всему моему маршруту и остаться незамеченными.

Самого наставника я не смог засечь, оно и понятно, матерый и опытный зверь до последнего будет оставаться незамеченным.

Дождавшись, когда дети покинут площадь, я встал с лавочки и неспешной походкой направился в сторону остановки трамвая, делая вид, что продолжаю рассматривать стены. Но и без этого в убежищах есть на что посмотреть.

Убежища давно превратились из угрюмых пещер в настоящие города. На потолках висят солнечные лампы, по туннелям проложили рельсы, пустили по ним трамваи, стены выровнены и раскрашены пейзажами, напоминая людям о том, каким был их мир до катастрофы. На одних стенах изображено пшеничное поле, на других леса или луга. На стене, возле остановки, нарисована река, уходящая вдаль обрывистыми берегами, посреди которой, художник изобразил островок, с растущей на нем одной единственной березой.

Я не спешу садиться в ближайший трамвай, давая время Сереге и его подопечным, добраться на нем до рынка и промежуточных остановок. Чтобы пацаны могли менять друг друга, не привлекая внимания.

На мое удивление, в следующем трамвае, в который я вошел, я не наблюдал ни одного ребенка.

Ну что же, будем надеяться, Серега знает, что делает.

Пока ехал в трамвае, я не заметил ничего необычного, все обыденно, одни сидят, другие, как и я, стоят и держатся за поручни. Кто-то выходит на остановках, кто-то заходит, ничего странного, за исключением парочки типов, которые выходили, менялись одеждами и снова заходили и одного бородатого мужика в кепке, спавшего на заднем сидении. В отличие от двух дилетантов, за ним я наблюдал особо, но, как оказалось, зря. В один из моментов, когда я повернулся, чтобы вскользь прощупать взглядом дремлющего, он мне подмигнул.

Твою же мать, да это Серега, ну конспиратор блин и где только бороду достал. Фу-ух, прямо отлегло, можно на время расслабиться и спокойно ехать до своей остановки, наблюдая за двумя клоунами, прикидывающимися невидимками, и делать вид, что я их не замечаю.

Вышел на остановке Рынок, вздохнул. Ну не люблю я это место, вот хоть убей. Шум, гам, вечная толкотня, кому как, а мне не по вкусу большие скопления народа, не привык я к этому. Другое дело лёд, одна сплошная тишь да благодать, если конечно Ледоход попадется не болтливый.

Рынок располагается в самом большом помещении Адлерского убежища. Оно настолько огромное, что его свод подпирают десять колонн двухметровой толщины. Самое примечательное место на рынке — это раскрашенный потолок, на котором красуется небо с облаками, а под ним на тоненьких тросиках рассекают манекены птиц, а из динамиков доносятся разные звуки. Я на него смотрел лишь однажды, после чего произошло знакомство с Серегой, отцом Петьки. Но в отличие от сына, он получил от меня не затрещину, а перелом большого пальца правой руки, а после того как я узнал, что он единственный кормилец в семье с тремя детьми, пришлось оплачивать его больничный. Теперь он и его банда малолетних преступников, если не считать случайности как сегодня, не пытается влезть мне в карман.

Лотки и магазинчики разных размеров располагаются на всей территории рынка и стоят настолько плотно, что иной раз, два человека с трудом могут разминуться. Здесь можно купить все что угодно, продукты — какие хочешь, грузовик — да пожалуйста, плати и иди, забирай на выходе из убежища в верхнем городе. Здесь торгуют не только местные, но и грузины, турки, немцы и даже китайцы. Все благодаря выгодному, приграничному расположению Адлера, он стал своего рода перевалочным пунктом между Ближним Востоком и Севастополем, а тот, в свою очередь, практически центром мировой торговли. Через него шли товары с Европы и Азии, Африки и Ближнего Востока, и, конечно же, со всей России. Летом туда и оттуда прут баржи со Средиземного моря. Зимой все ледовые дороги, ведущие к воротам Севастопольского убежища, превращаются в полноводные транспортные реки. А по своим размерам Севастопольское убежище уступало лишь одному городу — Москве. Почему столица России осталась на том же месте, на котором находилась до катаклизма? Все просто, от нее идет прямая дорога до Питера, единственного места в мире, где производят Солнечные лампы, без которых люди в Северном полушарии давно бы все вымерли как динозавры.

По рынку иду с левой рукой в кармане и крепко держу кошелек. Рынок — не полупустая площадь, здесь вечная толкотня, не заметишь, как портянки снимут, не то-что кошелек уведут. А знакомцев вроде Сереги у меня немного. В отличие от оружия, на кражу которого наложен воровской запрет, деньги следует беречь особо. И хоть я сомневаюсь, что меня по щипают, но, как говорит дядя Вова, «береженого Бог бережет, а небереженого конвой стережет».

Табу на кражу стволов ввели сразу после первого нападения Мурашей, когда они ворвались в Сочинское убежище. В тот момент основная часть людей была безоружна, что и привело к большим жертвам.

Я имел скромненький арсенал, по роду деятельности мне лишний раз светиться ни к чему, а когда ушел из СКС, не захотел привыкать к другим «игрушкам».

Сейчас, у меня на поясе висит кожаная кобура с проверенным временем Наганом. Но это уже не тот наган, которым наши предки убивали друг друга, а если «по чесноку» то от старого в нем остался лишь калибр и количество патронов в барабане. Все остальное, включая сплав металла, из которого делают составные части, это новая разработка. У него теперь переломная рама с механизмом автоизвлечения стреляных гильз для быстрой перезарядки и теперь не нужно выколупывать их по одной шомполом и так же заряжать по одному патрону. Достаточно иметь в арсенале револьверные обоймы. Появилась мушка с подсветкой, ударный механизм сделали более надежным и уменьшили силу нажатия на курок без предварительного взвода. Рукоятка со сменными накладками, чтобы каждый мог сделать ее на свой лад и объем ладони. В общем, для Стрелка и Ледохода, с маленьким или средним доходом, новый Наган, самое оно, и револьвер недорогой и патроны копеечные.

К вопросу о том, почему на ледовой дороге пользуются револьверами, а не самозарядными пистолетами? Все просто! Представьте, когда на машину нападают Твари и приходится отстреливаться из кабины, скажем… из ТТ или «Макарова». При этом рука с пистолетом не вытягивается из окна, а остается в кабине. Что тогда? Правильно! Горячие гильзы разлетаются по всему салону, грозя не только оказаться за шиворотом, но и закатиться под одну из педалей Ледохода, что может повлечь за собой нехорошие последствия. Револьвер же не пуляет по салону горячительными, а отстрелянные гильзы при перезарядке ссыпаются в специальные карманы на панели, расположенные перед Ледоходом и Стрелком. Ну а для автоматического оружия, которое есть у всех и каждого, достигшего половозрелого возраста, применяются гильзоулавливатели.

У меня тоже такой имеется и цепляется к Папашке. Такое прозвище получил сверхнадежный пистолет-пулемет, созданный на базе ППШ, отсюда и название. Так же, как и Наган, этот ПП имеет мало общего со своим прародителем. Деревянного приклада нет, его заменил раскладной из пластика, появилась пистолетная рукоятка. Ненадежный барабан на семьдесят один патрон сменил шнековый на шестьдесят, он же служит цевьем. Кожух ствола — он же дульный тормоз — за ненадобностью, исчез. Появился компенсатор, как на АКМ предохранитель сбоку теперь позволяет стрелять с отсечкой по три патрона. Но самое главное, вместо ТТ-шного патрона, он теперь стреляет более предпочтительным нагановским, который и дешевле и эффективнее по останавливающему действию. Тем более что их выбор немаленький. Тут и зажигательные, и разрывные, даже фосфорные, для пометки цели ночью, выбирай на какой денег хватает, кроме бронебойного. Такого вида пули для патрона, у которого нет острия, не существует.

Третий мои аргумент на льду — Плевок. На мой взгляд, это самое эффективное средство против Тихушников на малой дистанции. Плевком за дальность выстрела называют однозарядный пистолет двенадцатого калибра с переломной рамой. Что не мешает ему валить Тварей, особенно мелкой дробью, превращая их в фарш. Небольшой, легкий, почти мгновенная перезарядка при хорошем навыке, в общем — убойная вещь.

Некоторые пользуются двуствольным Плевком, но перезаряжать его дольше, а Тихушники при всем желании толпой в окно двери машины не полезут. Про помповик и говорить нечего. Нет, если нападет пять-шесть уродцев, тогда нормально, но против пары десятков, когда в нем заканчиваются патроны приходится бросать его на пол, как бесполезный предмет. Другое дело полуавтомат или помпа с магазинным питанием, но из-за повышенного спроса им цены не сложишь.

Так что, если кто вздумает путешествовать по льду автостопом, мой вам совет, не спешите обвешиваться дорогими игрушками, а потренируйтесь стрелять из простого и недорогого оружия. Может оно окажется гораздо практичнее и лучше подойдет для защиты вашей жизни и тех, кто находится рядом.

Протискиваясь, через толпу, снующих туда-сюда людей, я услышал тихий детский голос за спиной.

— Красавчик, тормозни в какой-нибудь лавке минут на несколько.

Поглазев по сторонам, я остановил свой выбор на оружейном магазине, для совсем уж не нищих. Я в нем был лишь однажды, пару лет назад, но увидев цены, свалил из него и забыл о его существовании.

— Здравствуйте, — улыбаясь, поприветствовала меня симпатичная молодая девушка, перебирающая, от скуки, какие-то бумаги за прилавком, когда я вошел в магазин — вы хотите что-то конкретное или вам помочь с выбором?

— Здравствуйте, — поздоровался я в ответ и обвел магазин взглядом, в котором, кроме меня и ее, никого не было, и понял, что зря сюда зашел. Но менять лавку поздно, щипачи начали сканировать окрестности магазина, на предмет длины моего хвоста — я пока посмотрю, а там видно будет.

Девушка, все так же улыбаясь, кивнула и продолжила работу с бумагами.

Оружия на прилавке и стенах было великое множество и на любой вкус. Но вот цены здесь если и изменились, то разве что в большую сторону, и для себя я в этом магазинчике точно не смогу что-либо подобрать. Остается лишь смотреть и делать заинтересованный вид.

— У вас есть что-нибудь из новинок?

Я спросил об этом не просто так, я знаю, что ответ на этот вопрос может растянуться на гораздо больший срок, чем несколько минут.

С отменой запрета на ношение и производство оружия появилось множество как легальных, так и подпольных мастерских, в которых работали как профессионалы, так и кустари. Поэтому новинки оружия появляются чуть ли не каждый день.

Девушка снова мне улыбнулась.

— На какую сумму мне рассчитывать?

— Давайте начнем с того, что подороже — предложил я.

— Тогда позвольте обратить ваше внимание на трех манекенов справа от вас.

Я обратил и… О-го-го, вот это мощь.

Манекенов в разнообразных одеяниях и держащих в руках всяческое оружие в магазине с десяток, но те трое, на которых указала мне продавец, выделялись из общей толпы очень сильно.

Все облачены в тяжелый кевларовый панцирь, в закрытом шлеме с системой подогрева подачи воздуха, какие используют Соколы. Один — тот, на котором еще и экзоскелет — держит в руках ПКК, а из короба с патронами за спиной к нему идет подающая лента. ОН создан уже в новую эпоху под двенадцатый ружейный калибр, но в отличие от стандартного патрона, гильза у ПКК на три сантиметра длиннее. Соответственно он мощнее, бьет дальше, ствол толще, весит больше, — не считая короба с патронами, — поэтому без экзоскелета с ним справиться невозможно.

У второго манекена в руках АТК, уже под стандартный ружейный патрон.

Этот сделан по схеме булл-пап, обвешан планками и имеет крепление под подствольный гранатомет. Он мне очень понравился еще в бытность работы в СКС. И хотя его габариты не подходят для использования Стрелками на ледовых дорогах, я не могу не признать его эффективности во время охоты на Мурашей с борта катера.

Третий манекен держит в руках мечту каждого Ледохода и Стрелка — револьвер ТР, сделанный туляками специально для юга России.

Большой, с двумя режимами перезарядки, с переломом и откидыванием пятизарядного барабана — кому как удобнее. С регулируемой рукояткой и с заменой на ней накладок. Нижним расположением ствола, относительно барабана, что уменьшает его подбрасывание после выстрела. Эффективный трехсекционный дульный тормоз, планки крепления дополнительного оборудования над стволом и под ним, включая рукоятку для удержания двумя руками. На рукоятке имеется крепление под приклад для точной стрельбы на расстоянии, если кого угораздит оказаться на льду вне автомобиля. Барабан вмещает в себя пять патронов того же двенадцатого калибра, созданных специально под него. Но он может использовать и обычные ружейные патроны, а вот вставлять в ружье патроны от ТР чревато разрывом ствола.

— Все это оружие создано специально для боев против южных тварей нашей страны — голосом экскурсовода говорила продавец — отсюда и выбор ружейного калибра, как самого эффективного в наших краях.

— Мне известно обо всех плюсах и минусах двенадцатого калибра, — остановил я рекламу, которая лилась из уст продавца — лучше скажите, разве это оружие — я кивнул на манекены — уже в свободном доступе? Насколько я знаю, оно идет только на нужды Соколиной службы.

Девушка — не убирая улыбки с лица — поведала то, чего я не знал. Оказывается, что отстрел Тварей и защита колонн на ледовых дорогах выходят из-под юрисдикции Соколов и эта обязанность ложится на регионы. Последние, не горящие желанием заниматься новыми проблемами и формированием специальных подразделений, переложили это на своих граждан, назначив награду за туши, принесённые в пункты сдачи, которые создаются на поверхности убежищ. А самим Соколам оставили лишь прокладку и обслугу ледовых дорог. И поскольку оружие в таком количестве им уже не требуется, все излишки пустили в свободную торговлю.

Сказать, что я удивился, — значить ничего не сказать. Зная характер дяди Жоры, я не мог поверить, что он пойдет на такое. Скорее он не подчинится приказу, чем самораспустит свое детище, а в том, что с Соколиной службой в скором времени произойдет именно это, сомневаться не приходится.

Профессионалы, умеющие лишь мочить тварей, ни за что не станут грести снег, тем более этим у них занимается специальный отдел из вольнонаемных.

— А по радио что говорят, как на это решение отреагировали сами Соколы и их глава?

Но девушка продавец не смогла ответить на мой вопрос, а лишь развела руками. После чего мне ничего не оставалось, как покинуть оружейный магазин и направился в сторону остановки трамвая, идущего к служебному туннелю Сочинского убежища.

Добрался я быстро, не так-то и далеко туннель находится от рынка. Периодически я видел, как подопечные Сереги, распределенные по точкам, выходили и заходили на разных остановках. А вот на саму станцию дети не сунулись, их наставника тоже не видать. Однако, когда я прошел от остановки через КПП к месту посадки на электропоезд, где помимо меня находилось еще с десяток человек, у стеллажей с мешками я увидел того самого интеллигента, который сидел на лавочке перед храмом. На этот раз на нем были поношенная шапка и потертое пальто, а его чумазое лицо вполне гармонировало с одеждой. Он сидел прямо на земле и изображал пьяного, ожидавшего отправки состава.

Ну и что теперь с ним делать? Слегка пристукнуть где-нибудь по-тихому и задать несколько вопросов?

Додумать свою мысль я не успел.

— Эй, Красавчик!

Я повернулся на крик и увидел, как со стороны входа на станцию ко мне идет человек, которого я знал под именем Паша, по прозвищу Испанец.

Настоящее у него имя или нет, не могу точно сказать, не интересовался. Но то, что он внешне похож на испанца, правда. К тому же, он всячески старался соответствовать этому образу, как в одежде, так и изображая перед слабым полом акцент. Что, в итоге, способствовало его популярности у женщин. Да и Бог его не обидел внешностью и спортивной фигурой. Короче, красивый Паша мужик и, в отличие от меня, не имеет на морде уродливого шрама. А вот репутация у него, помимо бабника, не очень то и хорошая, даже среди его коллег Искандеров. Все из-за того, что он не брезговал никакими видами заработка. Есть наводка на залежи полезностей на поверхности, он пойдет и никакой Тихарь его не испугает. Бить Мурашей за хорошие бабки — всегда пожалуйста. Выбивать долги за вознаграждение — он тут как тут, вальнуть кого — никаких проблем, только плати.

И вот теперь этот пофигист идет ко мне, а я даже не знаю его намерений и вообще, какого хрена он здесь делает и с чего это он решил со мной здороваться. Этот тип никогда де блистал вежливостью, если конечно ты не женщина.

— Здравствуй Паша, ты какими судьбами здесь? — я пожал его руку.

— Да вот, — он показал небольшую авоську в левой руке — на рынок ездил, прикупить кой-чего. На КПП дожидался отправки, а тут смотрю — знакомое лицо, ну думаю, веселей будет ехать домой. Ты как, не против?

Дожился, елки-моталки, Паша-Испанец приглашает с ним ехать. Стопудово действует по чьей-то указке, да еще и вежливо, как будто мы с ним друзья закадычные и ведь хрен откажешь без причины, не по понятиям будет.

— Да ты что Паша, я только за, — улыбаясь во всю ширину, отвечаю я — а когда состав трогается?

— На КПП сказали минут через пятнадцать — без раздумий ответил он.

— Ну, тогда я успею в туалет сбегать, ты, кстати, в каком вагоне будешь?

— В последнем, я тебя буду в тамбуре ждать — он хлопнул меня по плечу, слегка наклонился вперед и тихо сказал — вздумаешь свалить, найду и хребет переломаю — развернулся и ушел туда, откуда пришел.

Ну вот, а я чуть было не записал Пашу в друзья. Это конечно шутка, а вот его игра в шпиона заставляет задуматься.

В открытую Паша был вежливым, а на ушко снова стал злодеем. Для кого эта игра? Уж не для интеллигента ли пьяницы?

Я посмотрел в сторону стеллажей с мешками, в поисках оного, но его как небывало, мешки есть, а его нет.

Ну нет — так нет, значит поменял место дислокации и следит за мной из-за какого-нибудь угла. А мне пора в сортир, дай Бог, чтобы Серега уже был там.

В туалет я направился быстрым шагом, не крутя головой и не привлекая к себе внимания. Но все мои мысли сводятся к тому, что за фигня начала творится вокруг меня и в какую задницу я попал, раз за мной, помимо не пойми чьего хвоста, стал охотиться еще и Паша-Испанец. И вообще, с какой целью я ему вдруг понадобился, если ради такого он даже научился говорить вежливо?

Мои размышления прервались, как только я вошел в уборную и увидел, как возле дальней стены интеллигент-пьяница душит удавкой уже хрипящего Серегу.

Я действовал на автомате и без раздумий. Преодолев расстояние между мной и душегубом несколькими прыжками, я со всего маху заехал ему в печень. Интеллигент обмяк и завалился набок не проронив ни слова.

Забыв на время про свой хвост, который впал в беспамятство, я бросился помогать Сереге.

— Ты как, нормуль? — освободив его шею, спросил я.

Но тому было не до того, он несколько минут с жадностью хватал ртом воздух. А когда смог говорить, то, вопреки моим ожиданиям, я не услышал благодарности в свой адрес.

— Ну ты и сволочь Красавчик, — кашлянув пару раз, он продолжил — ты в какое дерьмо меня втянул.

— Не за что Сережа, можешь не благодарить.

— Благодарить??? Да меня из-за тебя чуть с позором не замочили в этой параше.

Мне некогда выяснять, кто и в чем виноват, мне нужно бежать на поезд, к разлюбезному Паше.

— Ладно уж, успокойся, что произошло?

— Что-что, Петька прибрал лопатник у этого хмыря, — удар ногой в бок бесчувственного тела — принес мне, а в нем ксива гэбистская. После выяснилось, что он из твоей подсветки. Еще троих засекли пацаны, двое на остановках выходили из трамвая в переднюю дверь, менялись куртками и шапками, и уже в новом образе заходили в заднюю дверь. Третий вокруг оружейной лавки на рынке ошивался, в которую ты вошел. На нашу территорию зашел только этот, — новый удар — я пришел сюда раньше тебя, стою себе, справляю нужду, а тут этот заваливает. Ну, я и подумал, на хрена мне проблемы и…

— И решил вернуть лопатник владельцу, а он это заметил, так?

Серега развел руками в стороны, подтверждая мою правоту.

— Вяжи этого шустрого, мне нужно по-малому — велел я опростоволосившемуся наставнику щипачей.

По-нормальному расслабиться над лебедем не вышло, Серега не дал.

— Красавчик, — раздался обеспокоенный голос Сереги за моей спиной, в самый неподходящий момент — кажись, ты перестарался.

— В смысле?

— В том смысле, что ты сделал из гэбиста жмура.

Недоделав дело, я метнулся к телу, попробовал нащупать пульс, но тщетно, его не было.

Мы с Серегой уставились друг на друга, и я прочитал в его глазах свои мысли — это трындец. Убитый на территории воров гэбист повлечет за собой бо-о-ольшущие проблемы для всего воровского мира.

— Мы покойники, — Серега поднялся с корточек и стал мерять шагами туалет от стенки до стенки — что же делать? Воры нас если не выдадут, то сами укокошат. Не согласиться с ним нельзя, воры с нами сюсюкаться не станут. Но все же это мой косяк и ответ держать тоже мне. У Сереги семья и он не должен страдать за мои грехи.

— Значит так Серега, да перестань ты мотылять туда-сюда, как заблудившаяся муха.

— Это конец, у меня семья, что же делать? — продолжал тот причитать, и не думая останавливаться.

Пришлось возвращать его в реальность силой.

«Хлоп».

После пощечины он обратил на меня внимание.

— Сейчас я облапаю жмура, оставлю свои пальчики и рву когти к Лому, беру все на себя, а ты сделай так, чтобы здесь не осталось ничего, что напоминало бы о твоем присутствии. Понял?

В глазах Сереги появилось осмысление, и мы принялись за дело. Я оставлял свои пальчики на покойнике, а наставник щипачей, пожертвовав карманом, принялся протирать им места, к которым он даже теоретически мог прикоснуться.

Лопатник я брать не стал, еще не хватало чтобы Стрелка обвинили в воровстве. Да после такого ни один Ледоход не станет иметь со мной дело. Репутация на льду значит гораздо больше, чем деньги или власть.

На прощание я передал Сереге золотой за работу и еще один за моральный ущерб.

Почему золотой? Все просто — этот желтый блестящий металл и есть деньги. После катаклизма ценность бумажных денег мгновенно сошла на нет, все расчеты велись по обмену. Когда всё более или менее устаканилось, власти пытались снова ввести бумажный номинал, и не один раз, но тщетно, выжившие люди больше не верили бумаге. А вот золото, — перстни, цепочки, зубы и остальное «рыжьё» — наоборот, только и делало, что повышало свой уровень доверия среди населения страны. Расчет велся по весу, исходя из пробы изделия и ценности камушков — если таковые в нем имелись. Кабинету министров, во главе с тогдашним еще первым президентом, ничего не оставалось, как на законодательном уровне признать его национальной валютой. Поначалу это были монеты, и они котировались дороже, чем вес обычного золота, но народ снова не повелся на такую разводку. В результате чего, первый президент не был переизбран на второй срок. Следующий оказался гораздо умнее и отмел все предложения по надувательству своих граждан. Он ввел систему, придуманную самим народом, то есть, золотой весовой рубль, который весит десять грамм, о чем говорит гравировка на микроскопическом слитке, похожем на маленькую пластину. Еще появились слитки в десять рублей, пятьдесят и сто, соответственно по сто, пятьсот и тысячу грамм. Но последние два, среди простого люда, не ходят, такие деньжищи просто не скапливаются у обычных работяг. Также второй президент ввел серебряную копейку для более мелкого расчета, на этот раз, хоть и нехотя, народ поверил своему руководству и не пожалел. Больше не требовалось пилить и без того маленькие рублевые пластины, чтобы купить одну булку хлеба или килограмм колбасы. Правительство и президент так же не пожалели. Задумывали они это специально или нет, но расчет в золоте на международном уровне, особенно, что касается продажи Солнечных ламп, привел к тому, что золото потекло в страну бурным потоком. Это повлияло на решение убежищ в других странах ввести у себя такой же золотой эталон. И кошелек в моем кармане набит номиналами забугорных убежищ в которых я побывал.

Поговорить с Пашей в тамбуре последнего вагона у меня не вышло. Как только я в него вошел, то попал под прицел его «Сигары», а его напарник отправил меня в жесткий нокаут ударом пистолетной рукоятки в затылок.

В чувство меня вернули в кабинете Лома, «нежными» ударами ног в область живота и груди четыре отморозка во главе с Испанцем.

Узнав про мертвого гэбиста, Лом пришел в бешенство, и на моем теле это сказалось не лучшим образом.

К тому моменту, когда он немного отошел, я уже успел пожалеть, что выдворил за дверь своего первого куратора, не дав ему высказаться. Глядишь, все обернулось бы совершенно по-другому, и агент бы уцелел, и мне было бы не так больно. С другой стороны, мне очень хотелось его прибить, за то, что навел на меня ГБ и втянул в то, о чем я ровным счетом ничего не знаю.

То, что Палыч знает о моем курьерском прошлом, для меня не являлось новостью. Было бы странно, если бы он этого не знал. Причиной срочной доставки меня к нему послужило то, что ГБ — час назад — попросило его содействия в моем задержании. Но сперва он хотел пообщаться со мной лично и узнать, что я такое натворил, что за меня взялись даже не менты, а ГБ.

Я честно выложил все, что узнал от куратора, — не раскрывая личность его самого, — кроме одного. Я не сообщил пароль, который мне должен был сказать при встрече его агент. Я надеялся выбраться из этой истории живым и не оказаться при этом в местах не столь отдаленных. Так как дальнейшие действия пришлись мне не по вкусу, у меня закралась мысль, что я и Лом в этой, пока непонятной мне игре, находимся по разные стороны баррикад.

Мне предложили на выбор — или меня доставляют на Райский остров, где со мной связывается человек моего куратора и его берут люди Палыча, а я иду на зону за убийство гэбиста. Там я на общезэковских правах пробуду год, после чего меня переведут в пятизвездочную камеру, но за это мне придется участвовать в нелегальных боях на арене. Второй вариант — меня валят на месте, прямо в кабинете Палыча и уже зажмурившегося сдают органам.

Выбор, как вы понимаете, небольшой и сделать его нетрудно, тем более, когда за твоей спиной стоит Паша-Испанец и тычет стволом в затылок. Я выбрал первое, надеясь на то, что мне удастся каким-то чудом улизнуть от опеки.

Меня, естественно без оружия, можно сказать, впихнули в небольшой, метр на полтора, ящик и повезли с остальным грузом в верхний город. Правда, почему-то не стали забирать кошелек, в котором имелась солидная сумма. Зажрались наверное, или не сообщили Палычу, о моем богатстве и решили освободить мой карман от него чуть позже. Так сказать, «начальство начальством — а кошелек кошельком».

Путешествие по железке, от Сочи до Адлера, с пересадкой на транспортер, ведущий в верхний город, и погрузкой в машину, назвать комфортным ну никак нельзя. Однако я терпеливо молчал, когда ящик, только что не бросали, с платформы на перрон и обратно.

От Адлерского убежища, до насыпного острова, меня продолжали держать в ящике. Предстояло еще пройти проверку груза — то бишь ящика, в котором я сижу — у Соколов или кто там сейчас выполняет их функции. Во время поездки я слышал, как отстреливаются люди Лома от Тихушников и недовольное бурчание Паши, что из-за задания им приходится бросать такое добро, как шкуры этих тварей.

У нас, на Побережье, они не имеют ценности, потому-что тот, кто оденет шубку из шкур Тихушников и выйдет в ней на поверхность, окажется трупом. На запах своего покойного сородича сбегаются все окрестные стаи, и отстреляться от них будет довольно сложно. Тем не менее, эти шкуры ценятся. Они идут в другие регионы страны, где водится свои мутанты, но большая часть все же идет на экспорт, где так же, как и на севере, нет южных собачек. Вообще, как мне рассказывали попутные Ледоходы, — когда я рассекал с ними по всей стране в качестве свободного Стрелка — разных видов нового зверья на планете Земля после катаклизма появилось великое множество. Но их ареалы обитания практически не пересекаются. Так я узнал, что на Юге обитают страусы-переростки с топорообразными клювами, или что в Центральной Европе водятся огромные, и при этом слепые, Барбосы. Не спрашивайте меня, кто дал такое название тварям ростом в пять метров, я сам не знаю этого шутника. Мутантов появилось много и все они разные, но их объединяет одно — они все очень сильно любят кушать людей.

Но вернемся к шкурам Тихушников. Цена их заключается не в красоте бело-голубого переливающегося меха, — хотя и это присутствует, — а в ее теплоизоляционных свойствах. Что ни говори, а на Севере, где царит вечная мерзлота, зимой на поверхность выходят только в одежде, пошитой из шкур Тихушников. Доставка этого ценного материала производится обязательно летом и на судах, когда лёд сменит вода. Только человек с суицидальными наклонностями возьмется за доставку шкур Тихушников по льду, это просто НЕРЕАЛЬНО.

Проверка на Адлерском острове прошла гладко.

Как я потом прочитал на крышке своего ящика, меня выдавали за особый груз для Райского острова, а его особо не досматривают.

Как только машина оказалась на ледовой трассе, меня наконец-то выпустили из тесных апартаментов. Ноги затекли будь здоров, все же я на двадцать пять сантиметров длиннее того деревянного короба в котором мне пришлось просидеть практически без движения несколько часов.

— Кошелек сам отдашь или помочь? — спросил Паша, усадив меня при помощи своих коллег в кресло напротив.

Прежде чем ответить, я осмотрелся. Я находился в бронированном Тигре, изготовленном до катаклизма. Новые в свободную продажу не поступают, они идут только на государственные нужды. Компоновка у этого, прошедшего через сочинские мастерские вездехода, в которых когда-то я сам работал, стандартная. Их вообще практически не переделывают, меняют старую резину на безвоздушную, иногда, по индивидуальному заказу, усиливают броню, утепляют и ставят перегородку, отделяющую Ледохода и Стрелка от основного салона.

В самом салоне, помимо меня и Паши, находились еще два его помощника, уступающие ему в габаритах, но не амуницией. На каждом бронежилет, наплечники, набедренники, наколенники, на ботинках с высоким голенищем — накладки. В руках у каждого «Ксюха», поверх броника жилеты разгрузки, набитые магазинами. На голове шлемы, не обычные грибки, в которых вояки стоят на стенах убежища, а тактические, с планками по периметру, для крепления всяких приспособлений, типа ПНВ или фонарика. В кобуре револьверы, прозванные Сигарами за характерный ствол, сконструированный в Сочи под мощный девятимиллиметровый дозвуковой патрон.

Ну, прямо на войну собрались ребятки.

— Ну, чего молчишь? — снова спросил Паша.

— А что говорить и так все ясно, отдам сам — прославлюсь лохом, заберете силой — я взглянул на Пашиных помощников — то тогда уже вы прославитесь. Только не лохами, а беспредельщиками.

В глазах моих конвоиров появилось сомнение, никто не желал нарушать понятия, опустят враз, и скрыть не выйдет. Рано или поздно кто-нибудь из них проговорится после рюмки другой в каком-нибудь кабаке. Что знают двое — знают все.

Но Паша тёртый калач, его таким базаром не пробить.

Он молча достал из-под сидения цинк с патронами и принялся спокойно набивать пустую обойму от Ксюхи.

— И что же нам теперь делать, — издевательски говорил он — мне нужны твои деньги, а ты не желаешь их отдавать? Это проблема, — он щелкнул обоймой, вставляя ее в автомат — но не для меня! Про Палыча не переживай, ведь ты хочешь сбежать — Паша передёрнул затвор и направил ствол автомата мне в грудь.

Примерно это я и предполагал, когда, сидя в ящике обдумывал, как мне обзавестись оружием, которым мне придется воспользоваться, когда буду идти в побег. А бежать мне в любом случае надо, перспектива пожизненного меня ну совсем никак не устраивает. Но я не думал, что в Тигре, возле задних дверей, окажется мой ремень с кобурой, обоймами, и ножом, который с меня сняли. Жаль только, что остальное отсутствовало, без него придется туго.

— Верю Паша, но у меня есть предложение, которое устроит обе стороны.

Паша размышлял недолго, всего несколько секунд.

— Говори — сказал он и положил Ксюху себе на колени.

У меня отлегло. Паша не заинтересован в моей смерти, ему нужны лишь мои деньги.

— Я предлагаю выкупить у тебя свое оружие — я кивнул на свой ствол и нож у задних дверей Тигра.

— Ха, — усмехнулся Испанец и обратился к своим помощникам — вы слышали парни, он решил сделать из нас лохов, — помощники заулыбались, а Паша скорчил злую физиономию и посмотрел на меня — не считай себя умнее других, Красавчик. Я еще в своем уме, чтобы давать тебе в руки оружие, из которого ты во мне дырок насверлишь.

Понятно — большой, сильный и от того считающий себя самым умным.

— У меня есть целых три причины не делать этого.

На лице Паши снова заиграла улыбка.

— Глаголь, хоть не скучно будет в дороге.

— Первая, я не стану заряжать свой револьвер…

— … и укокошишь нас ножом, — перебил меня Паша и все засмеялись. — Я видел, как шустро ты обращался на арене с холодняком, так что первая причина в пролете. Давай вторую.

Как-то я об этом не подумал, ладно проехали.

— Вторая, — я указал пальцем на перегородку, между кабиной Ледохода и салоном — если я вас убью, то меня приголубят они…

— … что все равно не помешает тебе приголубить нас, давай следующую причину, вторая тоже не проканала — Паша с довольной миной откинулся на спинку сидения.

Да что же это такое, вот толстокожий, не самоубийца же я, в конце то концов.

— Ладно, третья причина. Встреча, с человеком, которого я не знаю и который должен сам ко мне подойти, назначена на Райском острове в харчевне. Так? — Паша кивнул, а я продолжил — скажи, как в кабаке будет выглядеть человек без оружия?

На смуглом лице, наконец-то, появилось хоть какое-то подобие мыслительного процесса.

Дело в том, что в нынешних реалиях, на ледовой дороге, взрослый мужчина без оружия выглядит более чем странно. Такой человек, как бы это сказать… неполноценный, что ли. И если внутри убежищ такое еще можно увидеть, то встретить безоружного человека на льду — это нонсенс. К тому же, с появлением ледовых дорог возникла примета. «Встретить на льду безоружного — к несчастью».

Паша не спешил принимать решение и, судя по его лицу, чтобы определиться со столь сложным выбором, Испанец крайне нуждался в помощи, — как мне кажется, он завис.

— Паша, меня не впустят в кабак без оружия — подливал я масло в огонь сомнения, но Паша продолжал виснуть и молчать.

— Слышь, Испанец, а ведь Красавчик дело говорит — неожиданно мне на помощь пришел один из его соратников. — Его не впустят в харчевню без волыны и холодняка, ледовая братва живет не по понятиям, а по приметам — меж тем продолжал соратник — и патроны придется тоже отдать, иначе его даже с машины выпускать нельзя.

Паша с сомнением посмотрел на говорившего соратника.

— Говоришь, патроны ему дать? — после чего, повернулся ко мне — а ну как стрелять начнет? Дырки в теле пломбами уже не заделать.

Я молчал, мой голос сейчас может больше навредить, нежели помочь мне обзавестись оружием. Пусть уважаемая братва сама решает, как быть и что делать.

Паша и его помощники спорили и решали долго, до самого Райского острова. Даже Ледохода и Стрелка за перегородкой подключили к спору, но все решилось в мою пользу. Перед выходом из машины я отдал кошелек, мне вернули мое хозяйство, которое я сразу приторочил на место. Единственным условием, поставленным мне Пашей сотоварищи, револьвер должен быть разряжен.

На острове есть две стоянки, платная, расположенная в отапливаемом ангаре, и бесплатная, открытая всем ветрам и осадкам, но хотя-бы не на льду и то радость. Паша не стал тратить деньги и Тигр припарковался на бесплатной стоянке, среди большого количества грузовиков, тягачей и остальной автотехники, каждая из которых обшита железом в своем неповторимом стиле.

Первое, что бросается в глаза, когда выходишь из машины, это огромная, метров тридцать в высоту, стена. На поверхности Адлера и других убежищ Побережья тоже есть стены, с помощью которых отражаются атаки Мурашей, но они раза в два ниже, чем стена, отгородившая толстосумов от внешнего мира. Зачем обносить забором остров, которому не угрожают Твари извне, — непонятно. Но, по-видимому, богачам есть кого опасаться, да настолько, что стоит тратить огромные деньги на защиту целого острова. Не удивлюсь, если в амбразурах, которые опоясывают всю стену, вместо огнеметов, как в других убежищах, установлено что-нибудь потяжелее.

Здоровый многоярусный ангар платной стоянки располагается слева от ворот, соответствующих размерам стены. Напротив него стоит прямоугольное трехэтажное здание, на вывеске которого написано «Рай для Ледохода». В отличие от бесплатной стоянки, которая находится в низине, у самого льда, эти здания стоят на возвышенности. И тем, кто пользуется бесплатным местом, предстоит идти в горку по накатанной, скользкой дорожке. Здесь же, в низине, находится и заправка на двадцать колонок. Где в данный момент заправляются три тягача и легковушка, по которой даже не представляется возможным определить, к какой марке она принадлежала изначально, до переделки.

— Испанец — открыв дверь, крикнул Ледоход — по радио передали, дорогу закрывают до утра, пурга идет.

— Тьфу ты, нелегкая, — в сердцах сплюнул Паша — может, успеем с этим — кивок в мою сторону — разобраться по-быстрому и слинять отсюда до полного закрытия.

Так вам уроды. Пурга на льду, это вам не хухры-мухры, теперь-то я от вас точно сбегу, еще не знаю как, но сбегу обязательно. А по поводу разобраться, — так хрен вам — кто-бы не произнес заветную фразу, я буду посылать его куда подальше, так что до утра вы отсюда никуда не денетесь, не позволю.

Идти со мной предстояло только одному сопровождающему, чтобы не привлекать излишнего внимания и не отпугнуть агента куратора. Остальные будут дожидаться в Тигре и по возможности не светиться.

— Ну, чего встал? — раздался голос Паши за моей спиной, который вызвался добровольцем в моем сопровождении до места рандеву, а конкретно, в харчевню Рай для Ледохода — пошли, что ли?!

Я оторвался от созерцания стены и двинулся в сторону скользкого подъема.

Паша снял броню, вместо каски водрузил на голову меховую шапку и двинулся за мной. Ксюху он брать не стал, все равно ее придется сдавать на входе, ограничившись Сигарой в кобуре и закреплением ножен со здоровенным ножом на левом бедре.

Только полный дилетант возьмет на лёд такой нож. Им невозможно орудовать в тесноте салона, такой только для выпендрежа перед девчонками годится. Хотя, о чем это я, Паша ведь Искандер, в его работе такое понятие, как теснота салона, отсутствует.

— Падлы зажравшиеся, хоть бы поручни установили.

— А ты думал, все в жизни решается грубой силой? Иногда реакция и мозги не помешают — усмехнулся я над наемным гвардейцем Лома, который так и норовил съехать вниз по склону.

— Базар фильтруй Красавчик, нюхай, перед кем лыбу тянешь, а то ведь… Ой-ё — Паша не успел закончить фразу и, поскользнувшись, припал на одно колено, но, к моему неудовольствию, не посунулся по скользкой дорожке. Вместо него заскользил я сам.

Помимо нас с Пашей по ледяной дорожке вверх и вниз двигались и другие люди и так же, как Паша, старались не упасть. Мне, в отличие от моего провожатого, подъем давался гораздо легче. Но падал не только мой сопровождающий.

Сверху раздался женский вскрик, после чего хохот тех, кто еще не упал. Я перестал смотреть на потуги Искандера, который пытался идти позади меня и повернулся, чтобы посмотреть, кому «повезло» скатиться с самого верха. И как только я это сделал, скользившее мимо меня «некто» схватило мою ногу и потянуло за собой, под общий одобрительный смех и улюлюканье.

Мое тело, несколькими часами ранее попавшее под пресс братвы, отреагировало сильной болью во всех местах разом.

Остановившись в начала подъема, я сначала хотел обложить матом того, кто меня потянул за собой, но, увидев кто это, передумал. Это сделала молодая девушка и, судя по грамотно нанесенному макияжу и приличной одежде, она не была Ледоходом или Стрелком. На девушку легкого поведения, которыми изобилуют все места, куда добирались Ледоходы, непохожа тем более. Уж очень дорогая на ней одежда. Теплые меховые штаны бело-черного окраса, что несколько ее полнило ниже талии, но не портило фигуру, а скорее подчеркивало. На торсе кожаная куртка такого же цвета, с боковым замком и большим отворотом мехового ворота. На ногах добротные ботинки с высоким берцем на шнуровке. Голову украшает вязаная шапочка, отделанная светлой кожей для защиты от ветра. Из макушки, на шнурках, свисают три круглых небольших бубона, синего, желтого и красного цветов.

— Давай помогу, счастливица — предложил я девушке, после того, как сам оказался на ногах.

Но реакция девушки меня удивила, а то, что последовало следом, удивило еще больше.

— Сама встану — тонким голосом, с толикой раздражения, сказала она, после чего поднялась и принялась отряхиваться — ты где был, я тебя с самого утра дожидаюсь.

Я впал в ступор.

— Э-э…, не понял?!

На что, она уперла левую руку в бок, а правой стала тереть лоб.

— Ну папа, ну спасибо тебе за такой пароль — тихо сказала она и резко опустив руку, посмотрела на меня своими голубыми глазами — не хочешь заняться со мной любовью.

Я удивленно посмотрел на человека…, то есть, девушку, и не мог поверить своим глазам. Никогда бы не подумал, что такая красотка, которой на вид не больше семнадцати, на полголовы ниже меня ростом, раскрашенная как модель, одетая как кукла, может иметь отношение к СКС.

— Чего молчишь, — заговорила она — понял или нет.

— П-по… тьфу блин, понял — поправился я и тихо продолжил — теперь слушай меня, я под колпаком воров. Тот смугленький, что поднимался за мной, и четыре человека в Тигре за твоей спиной, посланы по твою душу.

Девушка оказалась хваткая и сразу включилась в ситуацию. Она не пыталась смотреть на Пашу и не поворачивалась к внедорожнику, из которого Пашины собратья следили за нами. Наоборот, она смотрела на меня, улыбалась и делала вид что кокетничает.

— Я заметила — сияла она, строя мне глазки — иначе, зачем мне было скатываться и тянуть тебя за собой.

Логично, мог бы и сам догадаться.

— У нас мало времени — продолжала она кокетничать — так что веди этого загорелого в туалет и там кончай, а сам лезь в окно и служебными тропами дуй к заправке. Я буду ждать тебя рядом с ней в УАЗике.

Чмокнула свою ладонь, послала мне воздушный поцелуй и собралась уходить.

— Постой — остановил я ее — я не собираюсь рисковать жизнью, не зная за что. Либо говори, что к чему, или я умываю руки.

Несколько секунд девушка сверлила меня взглядом, не решаясь сказать.

— Время не резиновое и за нами следят — подтолкнул я ее к принятию решения.

Она снова улыбнулась, обняла меня руками за шею и шепнула.

— Есть способ избавить страну от Мурашей, но кое-кто этому противится.

Резко отпрянула и исчезла среди множества грузовиков.

Поднимаясь по склону наверх, где меня уже ждал Паша, я все думал, что это сейчас было. Появилась девчонка — симпатичная, ухоженная — скатила меня с горы, предложила заняться любовью и избавиться от моего опекуна в туалете. Что для Паши станет огромным оскорблением в будущем, поскольку я не собираюсь его кончать, как выразилась девушка. И вообще, что значит кончай? Я что, мокрушник? Да и Пашу жалко, он хоть и козел редкостный, но все же человек, а не тварь. Другое дело если он сам захочет меня убить, тогда да, а так… нет уж, увольте.

А по поводу ее слов, я даже не знаю, как на это реагировать. Если правда то, что она сказала, то почему об этом просто не объявить во всеуслышание? Все противники после такого сами отпадут, если нет, то им помогут. И вообще, что за сволочи могут такому счастью мешать? Доберусь до ее машины… Вот же придурок, а про машину не спросил. Она тоже, дурында, говорит — буду ждать в УАЗике — в каком, к чертям собачьим, УАЗике, да после переделки, кто во что горазд, их теперь не опознать. Вот балда малолетняя. Кстати интересно, сколько этой молодой беспредельщице лет? Мне показалось, что и восемнадцати нет. СТОП?! Она что-то там говорила про папу. Неужели дочь моего куратора? Да нет, не придурок же он, вот так подставлять свое дите. Хотя, кто его знает, что у него в голове. Он курьеров на смерть посылает и ничего. Ну, блин, если помру — обязательно приду к нему во сне и выскажу все, что я о нем думаю.

— О чем ты с сеньоритой так долго разговаривал, а?

Ну вот, сам залез, и отдышаться уже успел, а о других думать не научился, одним словом Паша-Испанец, что с него взять.

— Да в качестве извинений предлагала заняться с ней любовью, но пришлось отказаться, из-за тебя, между прочим — я ткнул в него пальцем.

Прошло с полминуты, пока до лупающего зенками дошло, что это шутка, несмотря на то, что все было именно так.

— Ха-ха-ха — заржал Паша — ты себя в зеркало видел, Красавчик, да на тебя только слепая позарится. Ха-ха-ха.

Ну спасибо, горилла, у меня и так комплексы из-за шрама на пол морды, а ты еще и смеешься надо мной.

Уж не знаю как, обычно я сдержанный, но сейчас он меня достал.

— Слышь ты, гамадрил переросток, ты себя в зеркало видел, на тебя не то что слепая — даже уродина не посмотрит. Тебе кроме «пидора» в канализационной яме ваще ничего не светит.

Веселье Паши улетучилось мгновенно. Его глаза стали наливаться кровью, а рука медленно потянулась к кобуре. Но моя рука уже сжимает рукоятку ножа. Чем бы это закончилось, одному Богу известно, но поднимающиеся снизу Ледоходы и Стрелки стали на нас кричать, чтобы мы свалили в сторону. Мы-то стоим на вершине, перекрывая собой выход с подъема на небольшую площадку.

— Ты покойник — зло бросил Паша, когда мы отошли в сторону.

— Зря ты это сказал — я быстрым движением правой руки извлек пистолет из кобуры, переломил раму левой, выхватил из чехла обойму с семью патронами, вложил в барабан, вернул раму в изначальное положение и сунул пистолет обратно в кобуру.

На все про все у меня ушло немногим более секунды. Благодаря годам, проведенным на ледовой дороге, и тесным отношениям с моим Наганом, этот навык у меня выработался на уровне рефлекса. Эту демонстрацию перед Искандером я сделал не ради бахвальства, а чтобы его рука реже хваталась за револьвер.

— Ты не предоставил мне выбора, кроме как оставить твой труп на этом — я обвел рукой окрестности — чудесном острове.

Паша намек понял и, от греха подальше, убрал руку с рукоятки своей Сигары. Его скорость явно уступает моей и, слава Богу, у него хватает ума не форсировать события.

— Ты не понимаешь в какое дерьмо ты вляпался, в этом деле замешаны не только воры, но и толстосумы, или ты думаешь, что братва вот так просто может взять и появится на их острове? Не-ет, — он помахал пальцем перед моей физиономией — они тоже в деле. Так что, у тебя есть один шанс остаться в живых — пойти к «хозяину» за убиенного тобой гэбиста. Иначе никакая реакция не поможет тебе избежать смерти, толстосумы назначат за твою голову такую цену, что даже Твари начнут за тобой охоту.

Я не стал спорить и нагнетать обстановку, а повернулся к стоянке и принялся рассматривать многообразие техники, стоящей внизу, а также, чтобы обдумать, что мне делать дальше.

Какого транспорта на стоянке только нет. Грузовики с прицепами и без, тягачи большие и маленькие, легковые внедорожники, микроавтобусы и еще много-много моделей и подмоделей прошедших через мастерские, раскиданные по всей стране. И вся техника переделана до такой степени, что в редком автомобиле можно узнать ее изначальную марку. За исключением новых образцов, выпущенных на заводах и нескольких БТР, стоящих в сторонке и выполняющих роль мобильной охраны острова.

Среди гражданской техники, я узнал очертания знакомого легкового тягача. Не удивляйтесь, такие теперь тоже есть.

Это переделанный старый ГАЗ-69, с удлиненной рамой и двумя задними мостами. С таким же маленьким двухосным полуприцепом. Этот внедорожник настолько переделан, что узнать в нем старый козлик просто нереально. Он принадлежит Витьке-гонщику, с которым я несколько раз ездил вдоль побережья. Больше не хочу. Мало того, что на его агрегат из-за малого веса нет скоростного ограничения, не считая осени и весны, и он гоняет как скаженный, так еще и специально ищет встречи с Тихушниками в каждом рейсе. Видите ли, шабашка для него в виде шкур — это святое. Хоть он и делит ее со Стрелками поровну, но пошел он куда подальше со своим экстримом.

Также из общей кучи выделяется один внедорожник зеленого цвета. Он первый на моей памяти автомобиль на льду, которого переделка не коснулась вообще, по крайней мере, снаружи. Он стоит ближе всего к выезду со стоянки, возле заправки и повернут мордой в сторону ледовой дороги. Как будто ждет кого то, чтобы сорваться с места и рвануть прочь с этого не райского, для меня, острова. Это УАЗ-469, с тентованной крышей и без каких-либо переделок.

Да ладно, не может быть! Да быть такого не может! — И до меня дошло, про какой УАЗик говорила девчонка. — Господи, чем она думает. На этой колымаге выезд на лед, тем более, езда по рекам, невозможны. Нас съедят Тихушники, ей богу съедят.

В моей голове мгновенно созрело сомнение по поводу умственных способностей агента, раз она выбрала такой вид транспорта. Но оно тут же улетучилось, потому что выбора то у меня особо нет. Либо я покину остров вместе с ней, либо меня убьют, не воры, так органы. И как бы я ни старался, я не смогу прятаться от них вечно, рано или поздно меня найдут. А единственное место, где я смогу залечь на дно, лет этак на пять, это Батино убежище. Если уж совсем повезет, то удастся уговорить Флинта, разобраться в этом деле и снять с меня все обвинения. Но последнее вряд ли получится, Флинт не волшебник и ГБ ему не подчиняется. Более того, это ГБ может командовать им, а не наоборот.

Ладно уж, «будет день — будет пища», а сейчас я намерен пустить слух на Побережье, что есть способ избавиться от летних тварей. Посмотрим, как противники этого запоют, когда народ поднимет стволы. И в этом мне поможет Паша-Испанец.

— Паша, — я повернулся к наемнику Лома — насколько я знаю, твой отец и старший брат погибли во время первого набега Мурашей на Сочи?

— Тронешь их память, и никакой Лом меня не остановит.

— Я не собираюсь говорить о твоих родных гадости — я выставил перед собой руки, ладонями вперед — просто задание, которое мне вроде как поручили, в какой-то степени касается и их смерти.

На лице Искандера появилась заинтересованность.

— Пойдем в харчевню, выпьем чаю, и я тебе расскажу, что знаю — добродушно сказал я.

Харчевня Рай для Ледохода всегда поражала своими размерами и главное, оформлением, я никогда и нигде не видел таких больших помещений вне убежищ. Метров пятьдесят в ширину и раза в два больше в длину. Повсюду стоят столы, за которыми сидят люди и практически у всех имеются шрамы на лице. По ним сразу можно определить, кто Ледоход, а кто Стрелок.

Если шрамы слева — это Ледоход, справа — значит Стрелок. Я единственный, кто не вписывается в эти стереотипы, со своим шрамом на левой стороне.

Мимо посетителей туда-сюда шныряют официантки и официанты, спеша принять заказ или доставить его клиенту. Потолок поддерживают несколько рядов круглых колонн, которые изображают собой стволы деревьев, а по потолку от них тянутся нарисованные ветви с зелеными листьями, словно кроны. Между кронами кое-где виднеется голубой небосвод. Полы тоже разрисованы, но уже под зеленую траву. К тому же, из динамиков, подвешенных к вершинам колонн, доносятся звуки обитателей леса. Красота, ничего не скажешь, побывав здесь один раз, хочется вернуться сюда снова и снова — если бы не цены.

Столик выбрал Паша, так как он в нашей компании вроде как главный. И по моей просьбе он выбрал его недалеко от туалета, перед этим обозвав меня ссыкуном. У подошедшей официантки мы заказали чай, который здесь стоит целый серебряный за чашку. И когда его принесли, я приступил к убеждению Искандера в том, что от успеха моего задания зависит, будут ли люди Побережья продолжать умирать от нападения Мурашей или избавятся от них раз и навсегда. Будет ли Сочи забаррикадирован внутри гор навечно или, уничтожив муравейники, снова окажется на поверхности. Будут ли брат и отец Паши отомщены или их смерть в бою с тварями была напрасной.

Паша метался в сомнениях, он стал говорить, что я должен был сообщить об этом Лому, когда была возможность, тот бы помог.

— Паша, воры уже не те, которыми были несколько лет назад. Они перестали соблюдать понятия, сам Лом переехал в лучшие Сочинские апартаменты и распоряжается общаком, как своей кубышкой. Ты не хуже меня должен понимать, что воры в сговоре не только с толстосумами но и с гэбистами или ты считаешь, что тот «перец», которого я нечаянно «потушил» в параше, случайно оказался на территории братвы? — Паша молчал, и я ответил за него — нет друг мой, его пропустили и позволили убивать братву, и если бы не я, быть бы Серегиным детям сиротами, а его жене вдовой. Воры, ГБ, толстосумы, власть Побережья, и еще Бог весть кто, в сговоре, и состоит он в том, чтобы не дать людям избавиться от летних Тварей. Ведь если мы сможем освободиться от Мурашей, то уж с Тихушниками за пару лет точно совладаем. Все тонкости заговора мне не известны, но я «знаю точно» — все они не хотят спасать людей, не желают, чтобы люди вышли на поверхность и жили там. Им для чего-то нужно удержать нас под землей, во что бы то ни стало, и они ни перед чем не остановятся, — я перевел дух, хлебнул чайку и продолжил стращать Пашу небылицами — передо мной было послано несколько курьеров в столицу, и ни один не добрался до места назначения. Подумай сам, если уж курьеров стали валить направо и налево, то уж свидетелей, да еще и Искандеров, жалеть точно не станут.

Паша ничего так и не сказал, он сидел и смотрел в одну точку где-то на столе, и крутил ополовиненную и давно остывшую чашку с чаем.

Скажет что-нибудь мой сопровождающий или нет, ждать не буду. Главное, что он меня услышал и, рано или поздно, где-нибудь, кому-нибудь, но сболтнет, а дальше сарафанное радио само сделает всю работу.

— Мне в туалет нужно, — сказал я мыслителю — пойдем, будешь присматривать за мной, вдруг сбегу прямо через «очко».

Паша нехотя поднялся и двинулся за мной, продолжая пребывать в задумчивости.

Войдя в туалет, я увидел коридор, в конце которого, под потолком, находилось окошко средних размеров. По бокам коридора по одной двери, слева, с надписью «Ж», справа «М».

— Чего встал в дверях, двигай вперед — буркнул мой сопровождающий и толкнул меня в спину.

Вот урод, еще и лягается, ну ничего, сейчас и я тебя лягну, да так, что тошно станет.

— Все же я думаю нужно связаться с Ломом, не может быть, чтобы он настолько скурвился и…

Испанец осекся на полуслове, видя, как резко я развернулся к нему лицом и револьвер в моей руке нацелился ему между глаз.

Э-э, — протянул он — да ты чего Красавчик, остынь.

Я не собираюсь выслушивать его бредни, не резон, УАЗик, мать его так, с девушкой ждет.

— Повернись, иначе влеплю прямо в морду.

Паша шумно сглотнул, и казалось его темная кожа начала бледнеть.

— Кра… — он снова осекся, после того, как я взвел курок.

Медленно, он стал поворачиваться, через правое плече.

Тоже мне великий конспиратор, этот ход я знаю, прикрывает волыну, которую хочет пустить в действие, как последний шанс на спасение жизни. Так и мы не лыком шиты, курьерскую учебку проходили.

Не дожидаясь, когда мой сопровождающий обернется, я врезал ему с левой в висок. Но помня, что случилось с гебистом ранее, постарался контролировать силу удара. Когда Паша свалился мешком, я проверил его пульс. Все нормально, можно лезть в окно.?

ПОПУТЧИЦА

— Ну-ка, стоять — крикнул работник заправки, когда я прогулочным шагом проходил мимо в направлении работающего УАЗа, в котором меня дожидается девчонка. — Ты как здесь оказался, это служебная территория, что ты там делал?

— Да я случайно туда забрел, я выход искал, — надо же как-то отмазываться — вот и нашел.

Не останавливаясь я шел дальше, думал, что мой ответ прокатит, и заправщик не поднимет «хай» на всю округу. Хрена лысого, не прокатило.

— Как это случайно, а ну постой! Охрана! — заорал работник, подбежал ко мне и схватил за рукав куртки.

Делать нечего, получай в голову.

После апперкота заправщик «прилег отдохнуть», а я что есть силы рванул к УАЗу, не обращая внимания на крики его коллег и нескольких охранников возле бронетехники, заметивших как я владею боксерским приемом.

— Ты чего, бежал что ли? — спросила девчонка, когда я ввалился на пассажирское сиденье заведенного УАЗа.

— Ходу милая, жми на гашетку — вместо ответа велел я, закрывая за собой дверь.

— Какая я тебе милая и что это за то…

— ХОДУ — заорал я, а так как она после этого без разговоров рванула с места, то, наверное, мое лицо выглядело не очень добрым. Но мне на это начхать, главное побыстрее отсюда свалить.

«ТУ-ДУ-ДУХ». «Дзынь» — все, тепло закончилось, заднее стекло на тенте вдребезги.

— Ты цела? Не зацепило? — спросил я у девчонки.

— К-кажется в порядке — с испуганным лицом и дрожащим голосом ответила она, вцепившись в «баранку», как голодный пес в мозговую косточку.

Этого еще не хватало, первая переделка, а ее уже вовсю трясёт, не дай Бог в сугроб заедет. Будем импровизировать, не впервой.

— Маневрируй, — более спокойно велел я — иначе второго шанса может и не быть — и взялся левой рукой за руль — не нервничай, я помогу.

— Ага.

Да-а, девочка, видно ты взялась не за свое дело. От былой уверенности на склоне подъема и след простыл. Я тоже не «Крутой Жека» из одноименного фильма, который направо и налево «роняет» врагов. Неважно люди это, Тихушники или Мураши, но у меня хотя бы лицо не побледнело — наверное.

Второй шанс не понадобился, пока что повторных выстрелов не последовало. Но они обязательно будут и, скорее всего, не из винтовок и автоматов. К бабке не ходи, охрана за нами уже гонится на «броне», а на ней не 7.62, а крупняк. Да и в Севастополе нас точно встретят, рванули то мы в его сторону. Как бы мне не хотелось попасть в это убежище и затеряться среди большого скопления народа, но путь туда нам заказан. Радиосвязь никто не отменял, а между островами она действует бесперебойно.

— У первого же тудасика разворачивайся и останавливайся на другой стороне.

— Зачем?

— Да что же ты все спрашиваешь? Говорят умные люди — значит так надо. — Но вслух я сказал другое.

— За нами будет хвост, от которого нужно избавиться, постоим, подождем, пока не проедут мимо, и поедем дальше по своим делам.

— Куда?

В глазах девчонки появились слезы, видно испугалась здорово. Как остановимся, нужно садиться за руль самому, иначе слезы да снег — точно в сугробе окажемся.

— Путь в Севастополь закрыт, на Побережье и Райский остров тоже нельзя, придется сразу ехать в сторону моста и надеяться, что на развилке, под защитой снега, нам повезет проехать незамеченными.

Если честно, мне самому в это не верится, но других вариантов у меня нет. Но все оказалось куда хуже, чем я предполагал, у девчонки есть свой план, который подразумевает путешествие до Москвы по Днепру. Естественно, я в этом плане должен исполнять роль ее телохранителя и проводника. А придумал этот дебильный план мой первый куратор, которого я выпер из гостиничного номера даже не выслушав. Но это полбеды. На вопрос, на кой нам переться через полстраны, да еще и частично по суше, мне отвечать никто не собирался, видите ли, секретная информация не для моих ушей.

— Мы не поедем по твоему маршруту, — успокоившись после препирательств, сказал я девчонке — мы вообще не поедем.

— То есть?

— То и есть. Мы доедем до болот, бросим машину и пойдем через них пешком.

Секунд десять она молчала и переваривала услышанное.

— Ты больной? — в ее голосе явно проступали издевательские нотки.

Пришлось несколько минут объяснять ей, что с Побережья нас никто так просто не выпустит и единственный способ добраться до столицы, это обойти ледовые дороги стороной. Конечно, я слукавил, говоря про путь в столицу, но это уже дело десятое. Когда доберемся до Ейского убежища, там уже будем решать, кто, куда и на чем отправится.

И тут я обратил внимание, что в УАЗе отсутствуют задние сидения. А на их месте стоят — метр на полтора — сани с широкими лыжами, какие обычно используют Искандеры в своих рейдах. На них с помощью строп закреплены коробки, сумки большие и маленькие, какие-то агрегаты, двадцатилитровая канистра, свертки разных размеров и много всякого барахла, которое я не смог разглядеть. Помимо этого, за нашими сидениями лежали две пары снегоступов, две спортивных сумки, одна — что побольше — ну очень туго набитая. Три цинка с патронами и длинный чехол старого образца, содержимое которого не вызывает у меня никаких сомнений.

— Это еще зачем? — указал я на чехол.

— Это крупнокалиберная винтовка.

— Да пусть хоть противотанковая, ЗАЧЕМ ОНА?

Каюсь, спросил я не очень вежливо, скорее как сержант в учебке. От чего девушка посмотрела на меня с долей опаски.

— Не кричи на меня, — срывающимся голосом говорила она — за Ростовом начинаются земли, где царствуют Твари побольше Тихушников, для которых пистолетная пуля что слону дробина.

Так, срочно пора успокоиться, права девчонка, сам дурак, все мыслю локально. И вообще, необходимо попробовать познакомиться с самого начала, а то ведь даже имени ее не удосужился спросить.

— СТОЙ! — снова пришлось кричать, позабыв про вежливость — тудасик проехала.

Девчонка ударила по тормозам, машина заскользила и через несколько секунд замерла.

— Не кричи на меня — уже орала она в ответ, когда мы остановились — я тебе не Ледоходная шалава.

— А ты что, не видишь тудасик или собралась еще десять километров переть до следующего — тише, но все еще на повышенных тонах, говорю я.

— Я не знаю, что такое твой тудасик и не общаюсь с Ледоходами, чтобы заучивать ваш сленг, — продолжает она кричать — я воспитанная интеллигентная девушка и знаю только нормальный, русский язык.

Вот это великолепно, вот это мне повезло. Нет, все же я выскажу своему куратору все, что я о нем думаю, если, конечно, останусь в живых. Это ж надо быть таким недальновидным, отправлять на такое опасное задание человека без какого-либо опыта на льду. Я конечно тоже не супер хрен с грядки, но у меня все же имеется какой-никакой опыт в общении с обычными людьми.

— Ладно, — примирительным тоном говорю я — сейчас развернемся и начнем наше знакомство сначала, а пока пересаживайся-ка ты на мое место, хорошо?

Девушка, вытирая вновь появившиеся слезы, кивнула, и я вылез из салона.

Ух, елки-моталки, ветерок-то крепчает, и снег уже сыпет так, что дальше десяти метров хрен что видно. Оно и к лучшему, глядишь преследователи, а они вот-вот должны появиться, нас не заметят.

Водрузив свою пятую точку на водительское сидение, я дал задний ход. Проехав так метров двадцать, я свернул в тудасик, продолжая двигаться задом. Нужно перестраховаться, на случай, если нас все же заметят и остановиться так, чтобы тудасик был в нескольких десятках метров перед машиной. Это не позволит преследователям развернуться сразу, а заставит их двигаться дальше, до следующего тудасика. БТРам, на льду, категорически запрещен разворот на месте, как и любой другой технике весом свыше десяти тонн.

— А ты не мог сказать нормальным языком — едем до разворота? — спросила интеллигентная девушка, когда я остановился у снежной обочины и выключил фары, не глуша двигатель.

— Тебя как зовут? Меня Савелий.

Все же, прежде чем ответить, нужно познакомиться, а то опять заспорим и будет не до этого.

— Маргарита, — она протянула руку, которую я пожал — а тебя, Савельев Савелий Савельевич, я знаю.

— Вот и чудненько, а теперь, не отрывая глаз от встречной полосы, потому что я буду смотреть в зеркала заднего вида чтобы нас не догнали те, кому передали по радиосвязи про УАЗик нарушителей, не могла бы ты мне объяснить, что, черт возьми, происходит. И не надо мне рассказывать про секретность, иначе у болот мы с тобой разойдемся в разные стороны. У меня нет желания умирать ради чьих-то интересов.

Девчонка удивленно посмотрела на меня и сказала.

— Какой-то ты странный Курьер.

— А я и не Курьер вовсе, — ответил я — я вольный Стрелок.

У девчонки отвисла челюсть.

— Но… как… ведь мне сказали, что в Москву я отправлюсь с лучшим Курьером Побережья?! И даже подробное описание твоей внешности дали, неужели я ошиблась? Так нет же, ведь имя сходится.

Девчонка задергала нижней губой и вот-вот должна была снова пустить слезу. И как бы мне не хотелось насолить куратору за подставу, и настроить против него не то агента, не то дочь, я над ней сжалился. И только потому, что меня назвали лучшим.

— Не переживай ты так, — успокаивающим тоном заговорил я — я был Курьером. — Она с облегчением выдохнула, а я перешел к делу — а теперь расскажи-ка мне все и без утайки, потому что я вообще не в курсе происходящего.

Рита или, как она представилась, Маргарита Стеклова, судя по описанию своего отца, которое она мне дала, приходится единственной дочерью моего первого куратора. Матери лишилась в то же время, что и я своих родителей, в момент катаклизма. Ее отец, занимающий не последнее место в курьерской службе, решил защитить свое чадо всеми доступными ему способами, тем более, возможности у него для этого были и весьма немалые. Поэтому он, как и большая часть «толстосумов», отправил Риту на Райский остров. Эти дети росли за стеной в полной изоляции от внешних угроз. У них было все о чем могли мечтать простые смертные.

Райский остров был и есть самый настоящий рай, в прямом смысле слова. Этот искусственно созданный клочок земли представляет собой место, которого как будто не коснулась катастрофа. Люди в нем живут не под землей, а на поверхности, в нормальных домах, ходят в обычные магазины, театры, гуляют в парках. Черт возьми, там есть даже футбольное поле под чистым небом и с травяным газоном. Дети играют на открытых площадках, учатся в школе, после, когда вырастают — поступают в колледж. По городу ездят машины без брони, а ношение оружия там под запретом. В городе за стеной, для тех, у кого водятся деньги, есть все, что некогда было доступно самым простым людям.

Рита жила в нем без забот, училась в школе, потом, по настоянию отца, пошла в колледж, учиться на инженера-оружейника. По его же настоянию, она ходила на гимнастику и, в обязательном порядке, в секцию стрельбы. Со временем она втянулась, и это стало неотъемлемой частью ее жизни. О реальных событиях за стеной дети имели представление лишь по фильмам, газетам — если у кого-то доходили до этого руки, чаще по рассказам учителей и тренеров. Они считали, что уж им то жизнь под землей не грозит, что нападение Тихушников, а особенно Мурашей, их не касается, ведь они элита, «голубая кровь», так сказать.

Два с половиной месяца назад Рита случайно подслушала разговор своего начальника с главой ФСБ всего Побережья. Они говорили о каком-то судне, на котором американская делегация возвращалась с переговоров из Севастополя и которое успешно сопровождено в Средиземное море подводной лодкой и о том, что разделение государства на удельные княжества, как произошло в других странах, лишь вопрос времени.

Эту новость Рита тут же передала отцу, и он начал копать по своим каналам все, что касалось посещения летом американской делегацией Севастополя. Накопал быстро и не только про делегацию янки, но и о заговоре толстосумов, разведки, спецслужб, мафии и верхушки власти.

Всем им надоело радеть за народ, каждый из них хочет иметь свой собственный кусок земли, чтобы и без налогов, и переходил по наследству. Короче, «голубая кровь» решила заделаться царьками в Европейской части страны, где самые сливки снимать можно. Но есть проблема. Поделить то страну поделили, но что делать с Тварями. Нет, не с зимними, к ним все уже давно привыкли и научились уничтожать, а вот Мураши — тут то полная «ж…». В принципе, только они и тормозят заговорщиков, не давая заняться дележом пирога под названием Россия.

В заговоре участвуют умные и образованные люди, и они прекрасно понимают, что с Мурашами можно справится только всем скопом. Но этот скоп будет работать ровно столько, сколько просуществует целостность страны. После разделения каждый начнет тянуть одеяло на себя и перекладывать обязанности на соседа, а Мураши тем временем будут кушать всех без разбору, не обращая внимания на цвет крови. В общем, Мураши, по сути, спасают наше государство от участи остальных стран. Но вдруг, откуда не возьмись, появились янки из королевства Вашингтон. Прибыли они с планами по налаживанию прямых поставок солнечных ламп из Питера к ним, по льду Атлантического океана. А так как сами они «дрейфят», то делать это должны русские. Взамен они предоставят средство для уничтожения ульев Мурашей, а заодно покажут и расскажут, как его применять тем, кто приедет с первой поставкой ламп.

Услышав это, я даже не поверил своим ушам. Ведь ульи Мурашей как не пытались уничтожить, — хотя-бы один, — так и не смогли. Даже разбомбив верхние ярусы улья, этого не удалось достичь. Мураши снова появлялись на поверхности и отстраивали свои жилище заново. Ни самолеты, ни вертолеты, даже ракеты с бетонобойной головкой, не смогла пробиться до нижних ярусов. А тут американцы, в кои-то веки, предлагают решить эту проблему.

Конечно, янки не виноваты в том, что наша власть скурвилась, они всего лишь заключили выгодную сделку. И то, что моя страна теперь разваливается, им в вину ставить нельзя, да и начхать им на нас, свою то страну они давно поделили.

Исчезновение нескольких курьеров, которых куратор, оказывается, прежде чем подставить меня, действительно посылал в Москву с посланиями для главы Соколов, заставило его задуматься, что скоро придет и его очередь, а затем и любимой дочери. Понимая, что такую аферу без прикрытия в Москве не провернуть, он стал искать выход из сложившейся ситуации и нашел его. Он решил спасти свою дочь, отправив ее вместе со мной в столицу.

Снова я жалею, что не выслушал куратора перед тем, как выкинуть его из номера. Но теперь, зная что за дерьмо творится «в нашем королевстве», у меня не остается выбора, кроме как помочь Рите и ее отцу, а заодно и Флинту, которого, по причине его патриотизма, точно «мочканут». Но план, который придумал куратор, не годится — слишком прямолинеен и банален — а раз так, то нужно самому продумать, как нам с Ритой добраться до Москвы живыми и здоровыми. Но ломать мозг в дороге я не собираюсь, сейчас у меня другая задача — выскочить с Побережья и добраться до Ейска живым.

— Рита…

— Маргарита — поправила она.

— А какая разница?

— Меня назвали Маргаритой, а не какой-то там «Ри-итой» — последнее слово девчонка произнесла с таким уничижением, что даже мне стало противно.

— Хорошо, пусть будет так. Скажи, пожалуйста, а что будет с производством ламп, кому оно отойдет после раздела? И как с атомными поездами, а остальная часть страны, Дальний Восток, Сибирь, ведь там тоже люди живут, что будет с ними?

— Ты издеваешься? — выпучила она глаза — когда это богатеи думали о голытьбе, их только собственный карман и волнует. Но ты не переживай, — она грустно так усмехнулась — ломать производство ламп и налаженные торговые пути никто не будет, по крайней мере, пока. Если где-то есть люди, к ним обязательно прибудут торгаши, а где торгаши, там и деньги, а где деньги, там и власть. С поездами то же самое — как ходили, так и будут ходить, они останутся под Витковским.

— Это который белорус, владеющий заводом по их сборке?

— Ага, — кивнула девчонка — Белоруссия, кстати, тоже подпадает под дележ, но уже между своими «жирдяями».

— А кто во главе этого бес… заговора? — Быстро поправился я, помня, что Рита со сленгом не дружит и слово беспредел может и не знать.

— А нет никакого главы, иначе Соколы давно прищучили бы всю компанию, у них с этим строго. Уж что-что, а отслеживать, к кому стекается информация со всех уровней, они умеют. Но проблема в том, что она никуда не стекается, — Рита сжала от злости челюсть — все происходит в устной форме, при личных встречах, и у всех равные права. Каждый знает кусок, который достанется ему во время дележки.

Во как! Политики и бизнесмены переняли у братвы манеру вести дела. Однако?!

— Я тут недавно слышал, что Соколы прекратили заниматься охраной караванов, не знаешь с чем это связано?

Рита перестала смотреть через лобовое стекло и повернулась ко мне.

— Ты что, вообще радио не слушаешь? — и сразу же продолжила, не дожидаясь моего ответа. — В тот же день, когда был подписан приказ о переформировании соколиной службы, Соколы по всей стране бросили свои посты и как сквозь землю провалились.

Одно не легче другого. А я думал, что по радио только вранье передают.

— А-а…

— Не знаю я, куда они подевались, никто не знает.

— А-а…

— И семьи их тоже пропали. Флинт пока в Москве, но на людях не показывается и интервью не дает.

Зашибись! И как нам в таком случае к нему добираться, если после исчезновения его людей он сейчас всяко под охраной. И если с проникновением в застенки столицы особых проблем не предвидится, то подобраться к нему вплотную будет ох как не просто. К тому же, из-за гебиста меня не сегодня-завтра объявят в розыск, если уже не объявили. Нет, милая, в Москве нам с тобой делать нечего, будем дожидаться Флинта в батиных апартаментах. Он обязательно туда наведается, сразу после побега. В конце концов, когда его задержали в Новороссийске и упекли к «хозяину», он, после знакомства с моим будущим опекуном, смог не только выбраться из уцелевшей тюрьмы, но и добраться до Москвы в самое холодное время года. Где и начал собирать кусочки того, что некогда называлось государством Россия и заново развивать инфраструктуру. Он бы с легкостью стал президентом, если бы захотел, но ему это неинтересно и вот что из этого вышло. Страна, еще не успев окрепнуть, рушится на глазах.

«Твою мать, да ведь это Орда! Та самая, про которую говорил дядя Жора несколько лет назад! Это что же получается, стране кирдык и спасать ее больше некому? Твою же мать, я умудрился пропустить ее начало. Нужно как можно быстрее попасть в Ейск и присоединиться к Флинту, который якобы сидит в столице и ни с кем не общается».

Из-за всех этих рассказов и Ритиного разгильдяйства, которая должна была смотреть вперед, мы чуть не пропустили появление двух БТРов, двигавшихся по встречке, в направлении Севастополя.

Я держу ногу на сцеплении, с включенной второй передачей, чтобы быть готовым дать деру, когда понадобится. Я отлично понимаю, что если нас заметят, это вряд ли поможет нам убежать от очереди, выпущенной из автоматической тридцатимиллиметровой пушки. Но я не собираюсь принимать смерть, не поборовшись за жизнь.

БТРы ехали, как и положено, держась друг от друга на удалении и не превышали скоростного режима. Для них это не более шестидесяти километров в час, при том, что для нашего УАЗика она в это время года ограничений не имеет. Полутораметровый лед в середине января даже не прогнется от легковушки. Ну а раз за нами не пустили легкую технику, то отпадают всякие сомнения, что нас хотят зажать с двух сторон.

Снег сыпет настолько сильно, что мне становится трудно разглядеть бронетранспортеры на его фоне. А вот наш темно зеленый внедорожник, думаю, неплохо выделяется из общей картинки. Единственное, на что я сейчас рассчитываю, так это на то, что из башен не ведется наблюдение в нашем направлении. Насчет механика-водителя я не переживаю, разделительный снежный вал между сторонами движения не дает ему возможности видеть что-либо, кроме дороги перед собой.

Снег валит довольно густо, тем не менее, я все же могу видеть верхнюю часть БТРов. Автоматические пушки направлены вперед, но «очко» все равно звенит. А вдруг повернут на нас, да как шмальнут… и останутся от меня и Риты «рожки да ножки».

Сердце колотится так, что вот-вот выпрыгнет из груди, нервы натянуты как струна. Напряжение давит как многотонный пресс, а бронетранспортеры еле едут. И это состояние меня не покидает, пока второй БТР не скрывается за снежной пеленой, и я медленно — не включая осветительных приборов — трогаю машину с места.

— Фу-ух, — шумно выдыхает Рита и, расслабившись, откидывается на спинку сиденья — кажись все позади.

Но я бы на это особо не рассчитывал.

— Сомневаюсь, — махнул я головой, надавливая ногой на гашетку, и машина стала быстро набирать скорость — вполне возможно, что на повороте к мосту нас может ожидать вооруженный сюрприз.

Девчонка снова напряглась.

— Но ведь снег идет, дорога закрыта.

Нет, ну это уже издевательство какое-то, она что, не понимает, что происходит или думает, что погоня и стрельба закончилась, а дальше как на прогулке? Если так, то моего терпения надолго не хватит.

— На повороте — я старался говорить как можно спокойнее — может быть охрана острова, местные органы власти, а еще Искандеры, с которыми я прибыл на твой остров.

— Так ведь у них нет полномочий?

Держись…, держись Сава, это только начало, дальше будет еще хуже. Ненужно обзывать Риту нехорошими словами, она не виновата, что росла в другом мире, где нет бандитов, которые чхали на все полномочия и все остальное. Лучше спроси, есть ли у нее нормальное оружие, а иначе, с ее винтовкой и твоим револьвером, много не навоюешь.

— У тебя есть какое-нибудь оружие кроме винтовки? — проигнорировал я ее вопрос.

Рита, с гордым видом потянулась одной рукой за сидения и вытащила оттуда сумку, что поменьше, положила ее к себе на колени, расстегнула замок, и извлекла из нее кобуру с ремнями для набедренного крепления.

Сама кобура меня не интересовала, не мой фасон и не для моей работы, а вот пистолет, хоть и не револьвер, очень даже неплох. «Восток» под патрон девять на девятнадцать, еще один отличный представитель самозарядных пистолетов старой эпохи. Его выпускали еще до катаклизма, и в очень небольшом количестве. Я такой видел лишь у одного человека — у моего куратора, еще во время службы.

— Отцовский?

— Откуда знаешь? — удивилась Рита.

— Видал на нем.

Положив кобуру с «Востоком» на колени рядом с сумкой, она достала пистолет-пулемет также из старой эпохи. Только взглянув на него, я тихо позавидовал. Это лучшее автоматическое оружие против Тихушников и Мурашей на близкой и средней дистанции. Ведь стреляет «Вихрь» не пистолетным патроном, а автоматным, девять на тридцать девять.

Да-а, захоти я купить «Вихрь», даже имея нужную сумму, я бы его просто не отыскал, а даже если бы и нашел — мне бы его никто не продал. Таким добром не раскидываются, оно в хозяйстве всегда пригодится. А девчонка с Райского острова достала. На этом пристанище толстосумов, небось, все что угодно можно купить, а то и бесплатно получить, только за то, что ты там живешь.

— Пулеулавливатель к нему есть? — с завистью спросил я, и девчонка достала из сумки оный и подцепила к «Вихрю» — замечательно, а патроны?

— Два цинка, — ответила она и с издевкой в голосе — не переживай, уж в чем-чем, а в оружии и боеприпасах я разбираюсь.

«ХА», разбирается она, с оружием в наше время любой пацан прекрасно знаком.

— А мало не будет? Пешком по болоту идти долго, стрелять придется много, а пополнять в пути негде.

Я сказал это ради шутки, тем более у самого, кроме нагана и сорока девяти патронов в обоймах на поясе, ничего нет. Но Рита не поняла юмора.

— Я же не знала, что придется идти по бол…

— Да успокойся ты, я пошутил — остановил я ее порыв оправдаться.

Болота — так теперь называют почти всю местность Краснодарского края, который из-за обильных весенних паводков в них и превратился. Сейчас, зимой, это ледяная пустыня покрытая снегом, под которым кроме льда встречаются и незамерзающие полыньи. Обнаружить их можно лишь в одном случае — если снег под тобой провалится и ты окунешься в воду. В этой пустыне кое-где встречаются островки с деревьями и кустарниками. Они служат домом для зверья и их укрытием от Тихушников. Как ни странно, но на этих островках мясоеды и их пища живут вместе. Как говорили учителя в вечерней школе, хищники обеспечивают безопасность островов, а травоядные, путем размножения, снабжают их высококалорийной белковой пищей. Вот такой симбиоз образовался в дикой природе с появлением Тварей.

Сами Тихушники не являются постоянными обитателями болот, они с наступлением холодов приходят стаями по мосту из Крыма и спускаются с Кавказских гор, а назад возвращаются только весной. Власти, было дело, навели дорогу по болоту в обход моста, но ничего из этого не вышло. Тихушники быстро почуяли большую пирушку и буквально повалили через мост как саранча. Здесь они уже не испытывали комплексов по поводу отдаленности суши, а веселились на всю катушку и нападали на караваны на протяжении всей болотной дороги.

Подорвали несколько пролетов моста, со стороны Крыма. Не помогло, пролеты полностью не утонули. И от дороги по болоту пришлось отказаться ввиду больших потерь людей и техники. Вернулись к ледовой дороге по проливу, как люди, так и Твари. Но все равно, Тихушники продолжают курсировать по болотам. Даже создалось впечатление, что эти мелкие стаи несут дозор и следят, чтобы люди вновь не возобновили движение по болоту. А вообще, Твари — неважно летние или зимние — далеко не глупые создания. Они не наступают на одни и те же грабли дважды. Не получилось один раз — они придумают что-то новое, но повторной ошибки не допустят. Как бы человек не считал себя вершиной эволюции, Твари тоже имеют мозг и вполне успешно им пользуются.

При всей своей недоступности зимой, летом болота просто кишат рыбаками. В них не водится Мурашей, вода препятствует строительству муравейников. Для рыбаков эти места стали просто идеальными, рыбы столько, что хоть ведром черпай. Что собственно те и делают.

Единственное правило на болотах — не соваться на острова. Дикий зверь еще не забыл как многие годы люди охотились на него. К тому же это каралось законом — как показало время, звери ведут войну с Тварями так же, как и люди.

Помимо рыбалки некоторые умельцы навострились получать выгоду еще и от плавучих отелей. Они приспосабливали под них баржи с малой осадкой и на все лето отбуксировали их в болота. Людей возили катерами и маломерными судами. Те, в свою очередь, соскучившись по настоящему солнечному свету и природе, с удовольствием отдыхали в таких отелях целыми семьями.

Но сейчас не лето и нам с Ритой предстоит идти по этим полузамерзшим болотам и, по возможности, не попадаться Тихушникам на глаза. Иначе не факт, что сможем отбиться.

Естественно у Риты возник резонный вопрос, какого черта нам тащится в эти болота и что делать, когда мы их пересечем. Ведь у нас не будет техники, чтобы добраться до Москвы, УАЗ то мы бросим.

На что я туманно отвечал, чтобы она не переживала на этот счет и что техникой, оружием, провиантом и всем необходимым, как только мы преодолеем болота, я ее обеспечу.

Конечно, я не собирался отпускать девчонку на смерть в гордом одиночестве, но и говорить ей, что Ейск это конечная станция, пока рановато. Девчонка на кураже, и говорит только о том, как побыстрее добраться до столицы. Попутешествует со мной по болотам, нюхнет бродячей жизни, а там глядишь, и сама не захочет никакой Москвы. Тем более что Флинта там уже нет.

— Подъезжаем к перекрестку, ты бы подцепила кобуру и зарядила «Вихрь» на всякий случай.

По моему мнению, мой совет более чем обоснован. И вообще, в сложившейся ситуации, когда за нами ведется охота, она сама должна была это сделать без всяких подсказок и гораздо раньше.

НО… Рита не собиралась этого делать и у нее, по ее же мнению, имеется на это «веская причина». Оказывается, эта…, не знаю даже как ее назвать, НЕ В ТОЙ ОДЕЖДЕ… Ей, представляете, прежде чем отстреливаться от тех, кто жаждет нашей крови, нужно переодеться в другой костюм, который находится во второй сумке, за сиденьем водителя.

Мое сознание просто отключилось от такого заявления и я остановил УАЗ. Наверное с минуту я приводил свои нервы в порядок и уверял себя в том, что это не сон и мне все это не грезится.

— Рита…

— Вообще-то, я Маргарита, но можно и Марго — как ни в чем не бывало поправила она меня.

Внутренне я взвыл и просил Бога объяснить мне, чем я таким провинился перед ним и за что мне такое наказание. Но внешне я старался держать себя в руках, не орать и не кидаться на попутчицу, чтобы задушить ее насмерть.

— Хорошо, как только будет возможность ты обязательно переоденешься, а сейчас, пожалуйста, заряди автомат и одень кобуру, иначе нас просто убьют, и тебе точно больше не надо будет переодеваться. — Разжевывая каждое слово, попросил я.

Подействовало. Когда я тронулся, Рита открыла один из цинков и стала набивать двадцатизарядные магазины патронами.

— Пулеулавливатель подцепи, иначе горячие гильзы окажутся за шиворотом. — На всякий случай посоветовал я.

Рита достала из сумки оный, который минуту назад в нее положила, и подцепила к ПП.

Ну что тут скажешь, патроны отдельно, оружие отдельно, пулеулавливатель отдельно, сама отдельно. Даже дилетантом ее можно назвать лишь с большой натяжкой. Еще и кобуру одевать напрочь отказалась. Вместо этого, она вытащила из нее пистолет и положила его на панель. Ну и ладно, хотя бы переодеваться сейчас не стала, и то счастье.

На нашу удачу, благодаря сыпавшему с небес густому снегу, поворот на остров мы проскочили незамеченными. Сюрприза на развилке, ведущей к Керченскому мосту, кишащему Тихушниками, тоже не было. И хоть колеса начинали потихоньку вязнуть в постоянно увеличивающемся слое снега, у меня на душе полегчало. А если бы не моя попутчица, я бы вообще был на седьмом небе от счастья. Но она была, и мне, как я полагаю, еще не скоро удастся избавиться от этой бестии.

Отъехав на приличное расстояние от поворота, Рита принялась переодеваться, пока не стемнело, а я продолжил задавать вопросы, стараясь не язвить.

— Слушай, ты же с Райского острова, неужто не могла подобрать машину получше или эту довести до ума, скажем, повесить на нее хотя бы броню?

Не думайте, что мне не нравятся УАЗы, очень даже подходящий транспорт для определенных случаев, но бронированные УАЗы меня привлекают гораздо больше.

— Что смогла найти без рации, то и нашла, а на установку брони времени не хватило — ответила Рита, стягивая с себя верхнюю одежду.

— А причем здесь рация? — не понимаю, почему выбор машины должен зависеть от того, есть ли в ней радиосвязь или нет.

— Ну да, я же не сказала — перегнувшись через спинку, Рита доставала сумку с одеждой, к которой она сможет подвесить кобуру.

При этом она уже сняла с себя верхнюю одежду и на ней осталось только тонкое термобелье, которое настолько облегало ее фигуру, что я даже сглотнул. Мне пришлось приложить недюжинную силу воли чтобы не переводить глаза с дороги на ее формы. А они, надо признать, о-очень шикарные, но не в смысле большие, а весьма приятные для глаза. И не надо думать, что я маньяк, я нормальный мужик и этим все сказано.

— Фух — сказала она, опуская увесистую сумку на коврик перед собой. Поправила свои русые, волнистые волосы и принялась облачаться в боевой костюм — как ты знаешь, у каждой радиостанции есть свой луч неповторимого сигнала, так называемый, почерк.

«Коне-ечно, я же профессор радиосигналов, куда без этого».

— Представь, что я не учился в университете и знаю про радио только то, что в него можно говорить и слушать — Рита перестала одеваться и уставилась на меня, как на тупня с коридорным образованием — так что, давай попроще, как для двоечника.

— Господи, с кем приходится иметь дело?! — она продолжила одеваться, а я с трудом сдерживался, чтобы не сказать какую-нибудь колкость в ответ. — Короче так, страна напичкана ракетами как ежик иголками и их контролируют заговорщики.

— А причем здесь радиосвязь со своим почерком?

— Да при том, что по этому лучу они могут наводить ракеты на любой объект, от которого исходит радиосигнал, включая машины.

Та-ак, а вот это уже интересно. Получается, что каждый Ледоход, насыпные острова со своими вышками, входы в убежища, возле которых обязательно стоят станции связи, порты, да и вообще всё, под прицелом этих козлов.

Ёлы-палы, так они контролируют всех и каждого своими ракетами. Выходит, кто не с ними, тот против них. И курьеры, которых куратор отсылал в столицу, вполне возможно, могли пропасть именно по этой причине. Ведь Рита говорила же, что пропали не только они, но и Ледоходы со своими машинами, к которым подсели курьеры под видом Стрелков.

А что, вполне возможно, «грюк» по льду ракетой, и поминай, как звали.

— Ты думаешь курьеров, которых отправил твой отец…

— Сто процентов, — поспешила ответить Рита, натягивая штаны — я просто не вижу другого объяснения их исчезновению.

Блин, жалко пацанов. Служили себе на благо Родины, валили Тварей не единожды, а тут возьми и появись уроды с ракетами.

— Савелий, а почему ты так напрягся, когда я сказала, что Соколы пропали, а Флинт в Москве?

— Мы с ним земляки, жили в одном поселке до катаклизма — не стал я скрытничать.

Как же давно это было и если бы не кошмары, я бы, наверное, уже позабыл о своей прошлой жизни.

— Да ладно! — замерла Рита в момент, когда китель одет, но не застегнут на груди, а поскольку стекло на тенте отсутствовало, и печка не справлялась с холодным потоком воздуха, то характерно торчащие бугорки сильно сбивали мое внимание. — А кем он был до катастрофы, наверное военным?

Если бы, мне до сих пор непонятно, как простой крестьянин, к тому же немолодой, умудрился стать спасителем огромной страны.

— Фермером — коротко ответил я и поспешил добавить — ты давай одевайся, не лупай глазками, не июль на дворе — я кивнул за спину, на разбитое окно «собачника» — еще не хватало тебе заболеть.

— Ага, — Рита продолжила свое дело — охренеть, фермер стал главой самой крутой военной структуры в стране, а как его зовут.

Я даже сбросил скорость, чтобы посмотреть на того, кто не знает, как зовут главного Сокола.

— Что уставился? — искренне не понимая, почему я на нее смотрю, спросила Рита — у меня что, макияж размазался?

— Да нет, с раскраской у тебя как раз все в порядке — хотелось еще добавить, что у нее с головой не все ладно, но промолчал по этическим соображениям.

— Тогда чего?

— Да ничего, за исключением того, что каждый знает, как зовут главного Сокола страны, это Георгий Александрович Соколов. На Райском острове разве об этом не знают?

Рита объяснила, что изучение Соколиной службы не является приоритетом в образовательных учреждениях острова и эту программу проходят вскользь, без упоминания имен и фамилий. Пришлось дать ей краткий курс новейшей истории России, со всеми вытекающими.

— Так вот почему они называются Соколами, из-за его фамилии.

Ёлки-палки, сообразила! Господи, дай мне сил! Господи, дай мне сил! — мысленно повторял я сам себе. И так было практически после каждого ее вопроса, потому что эта девушка не знает не только историю страны за последние двадцать лет, но и элементарных вещей, которые в каждом убежище знает любой ребенок.

Вот что жизнь за стеной делает с людьми, они просто-напросто не пригодны к проживанию за ее пределами. И пока Рита наводила красоту, в прямом смысле слова, — одевалась, расчесывалась, и, представьте себе, пользовалась косметичкой — мне становилось страшно от того, что я не смогу спасти наши жизни, когда мы повстречаемся в болоте с Тварями.

Все, что я рассказывал Рите про жизнь людей в современной России, она слушала практически не перебивая, пока не дошло до Землян, и волей-неволей пришлось в это углубляться.

Земляне, это люди, живущие как в убежищах, так и на поверхности, в отдалении от главных дорожных артерий, то есть рек. Они передвигаются в основном по суше и являются лучшими вояками с Тварями, как летом, так и зимой. Земляне никогда не уклоняются от встречи с Тварями, наоборот, сами ищут ее, чтобы снять с них шкуры. Этим они зарабатывают себе на жизнь и поддерживают идеологию в молодежи.

По их идеологии уничтожение Тварей — это единственный путь к возрождению человеческой цивилизации. И тот, кто хочет пользоваться их дорогами, по крайней мере зимой, должен доказать, что является борцом с ними.

Государственного влияния на их территориях практически нет. Единственное, что связывает правительство и Землян — налог с продажи шкур Тихушников в ближайших к ним убежищах, расположенных у ледовых дорог.

Про быт этих людей рассказать Рите что-либо толковое у меня не вышло. Земляне, это так, общее прозвище, которым их нарекли те, кто живет у ледовых дорог, сами себя они называют по-разному. Скажем жители Котлов, где я вымениваю патроны на соляру для бати, зовут себя по фамилии своего лидера. А вообще, как по мне, так это банды, состоящие из не пойми кого, и у каждой своя идеология, где за проступок есть лишь одно наказание — смерть. Дядя Жора пытался с ними договориться, чтобы вернуть людей в лоно единых законов, но из этого ничего не вышло. Землян устраивает такая жизнь, где — как они считают — есть порядок. Может они в чем-то и правы, ведь то, что сейчас происходит в стране у них в принципе невозможно. Тот, кто даже в шутку скажет, чтобы сменить власть в банде — пойдет приманкой для Тварей.

— Ну, вроде все. Как я выгляжу?

Этим вопросом Рита вывела меня из своих мыслей, которые сводились к тому, как мне провести девчонку через болота и при этом не умереть. Пришлось перенести все свое внимание на попутчицу.

На голове шлем, отделанный изнутри теплоизоляционным материалом, не дешевым, кстати. Снизу он напоминал ушанку, но без завязок, вместо них регулируемый ремешок. На лице маска, с широкими противоосколочными очками, которые на данный момент сдвинуты на шлем. Вместо ботинок сапоги с голенищами, в которых имеются круговые пазы и в них вставлены полы штанин. Что при любом раскладе не позволит снегу попасть внутрь. Жилета разгрузки нет, карманы для обойм и крепления для гранат, которые по уверению моей попутчицы у нее тоже имеются, приделаны прямо к нагрудным пластинам. Помимо этого, в комплект снаряжения Риты входит широкий пояс с подсумками, на котором висят ножны с отличным, с односторонней заточкой, ножом. Верх лезвия представляет собой волнообразную пилу с мелкими зубчиками. Как утверждает Рита, эта пила прекрасно справляется как с деревом, так и с металлом. В рукоятке есть пенал со всякого рода полезностями, игла, нитки, спички и остальная дребедень, которая, по моему мнению, на льду бесполезна. Но крышка пенала, остроконечная металлическая пятка на торце рукоятки, мне понравилась. Правда оглушить кого-либо ей вряд ли удастся, только если наглухо и навечно. Довершал все «Вихрь» на ремне через шею, направленный в окно с ее стороны и «Восток» в кобуре на правом бедре.

— Я бы был рад, если бы на мне был теплый костюмчик, покрытый пластинами из кевлара — сделал я комплимент, от чего Рита расплылась в улыбке, но я тут же поумерил ее задор — только, с таким расположением оружия тебе недолго до травмы или, не дай Бог, до могилы.

— Почему? — Улыбка слетела с её раскрашенного лица — автомат, — она схватилась за него руками и начала тыкать его стволом в сторону окна, чем вызвала у меня улыбку — как положено, направлен в окно.

Ох, Рита-Рита, нет у тебя еще опыта, который есть у любого Стрелка. Не в направлении дело, а в ремне через шею.

— Представь, что я Тихушник, повисший на окне. Представила? Молодец! А теперь вообрази, что я своей пастью выхватываю у тебя оружие.

— А-а, ты что делаешь? — взвизгнула Рита, когда я правой рукой схватил «Вихорька» и резко потянул на себя.

— Поняла?

Она кивнула и тут же сняла ремень и положила ПП себе на колени. А я перешел к пистолету.

— Теперь представь, что в окно с моей стороны лезет другой Тихушник, а у меня закончились патроны и в твоем «Вихре» тоже и тебе нужно воспользоваться пистолетом как можно быстрее — она кивнула — давай — тут же дал я команду.

Рита рванулась правой рукой к пистолету, но не тут-то было. Случайно зацепила ручку открывания дверей и та распахнулась. Закрыла, схватила пистолет за рукоятку, не лезет из кобуры, локоть упирается в спинку сидения. Придвинулась к панели, выдернула, от волнения уронила на пол, подобрала и, только потом, прицелилась в мое окно. Секунд пятнадцать прошло, не меньше.

— Я труп, — констатировал я, снижая скорость перед очередным снежным наносом и показал Рите, как у меня расположена кобура.

Как только я сел за руль, я сдвинул свой ремень так, чтобы кобура находилась левее пупка и в горизонтальном положении, а ствол нагана направлен в ту сторону, откуда я ожидаю опасность, то бишь, в дверь с моей стороны. Это дает мне возможность извлечения револьвера в узком пространстве за счет ширины своего тела. Что я и продемонстрировал Рите.

— И что же мне теперь делать, у меня ведь нет такого ремня и кобуры. А?

Да-а, судя по твоему лицу милая, ты в полной растерянности, но ничего, я не злорадный — пока.

— Сейчас тебе это не понадобится, но на будущее запомни, на льду мелочей не бывает. Каждая упущенная деталь может стать для тебя фатальной.

Девчонка кивнула, принимая мой совет и отодвинулась от своей двери сантиметров на десять. Внешне я никак не отреагировал на это, но про себя усмехнулся.

— Кстати, — она указала на пургу за стеклом — как мы узнаем, в какой момент нам нужно останавливаться и бросать машину?

— Как только начнут уменьшаться наносы, значит пора — и пояснил, пока не прозвучал очередной глупый вопрос. — В проливе постоянно дует ветер и чем ближе к нему, тем меньше снега на льду, а под мостом и вовсе голый лед.

Поначалу мы ехали ходко, пятьдесят — шестьдесят километров в час. Но чем дальше от развилки, тем чаще и больше были наносы, и приходилось ехать все медленнее. А когда стемнело — скорость вообще пришлось снизить до пятнадцати километров в час, да и пурга как будто не собирается успокаиваться.

— Может мне тебя сменить, устал наверно? — вежливо спросила Рита, когда совсем стемнело.

Ага, ты на очищенной дороге не очень-то хорошо управляла машиной, что же будет, если тебя сейчас за руль пустить?

— Я всего час, от силы полтора, за рулем, с чего бы мне устать.

Так же вежливо ответил я, понимая, что вопрос был чисто риторическим, просто девочке стало скучно и ей захотелось поговорить. Я не против, можно и побеседовать, НО…

— Нас кто-то преследует — сообщил я Рите, смотря в зеркало заднего вида и наблюдая в нем, как из снежной пелены проблескивают фары — и этот кто-то, скорее всего, по нашу душу.

— Может, все-таки, это не за нами, а просто кто-то очень спешит доехать до укрытия и спрятаться от непогоды? — голосом, полным надежды, спросила она.

Я отрицательно покачал головой. Никакой дурак не поедет через пролив если позади есть прекрасное и комфортное место для того чтобы переждать непогоду. Мне бы и самому хотелось поверить в слова Риты, но увы, это точно за нами, иначе и быть не может.

Несмотря на наносы и сильный встречный ветер, я поддал газу. Но снежные бугры все еще слишком велики и больше сорока ехать просто опасно. Я и так кое-как справляюсь с управлением легкого УАЗика, который так и норовит уйти в занос. Вот если бы он был в тяжелой броне, тогда да, можно и прибавить, а так нечего и пытаться изображать из себя гонщика. А вот у наших преследователей, похоже, с этим проблем нет, они медленно, но уверенно приближаются.

— Нас догоняют — сообщил я Рите, которая и так все видела в правое зеркало.

— Мы сможем уйти?

— Очень сомневаюсь.

— Боже мой, что же делать — запричитала девчонка.

Во-во, давай, еще девичьих слез для полного счастья нам не хватает, самое время.

Но тот же вопрос — что делать? — стоит столбом и у меня в голове но, в отличие от моей спутницы, я пытаюсь найти на него ответ. Пока в голову пришла одна единственная мысль — принять бой.

— Готовься, как только они приблизятся, я ударю по тормозам — одновременно я старался следить за дорогой и посматривать в зеркало заднего вида — когда остановимся, прячься за машину и без команды не стрелять, поняла?

— В кого?

Ну вот, опять началось — я украдкой взглянул на Риту — нет Сава, в этот раз все гораздо серьезней, твоя спутница близка к панике.

— Рита…

— М-Маргарита.

Да чтоб тебя, даже в таком состоянии не забывает меня поправлять.

— Маргарита, — как можно спокойнее говорил я — представь, что за нами гонятся не люди, а Тихушники.

— Я не могу — срывающимся голосом ответила Рита и тут же разревелась — я не смогу убить человека, они же не Твари какие-нибудь, а люди.

Не Твари. По мне, так они хуже Тварей. Есть шанс избавится от бича побережья, не разваливая при этом страну, а нам этого не дают сделать, еще и убить хотят. Ладно, пора что-нибудь предпринимать, большая машинка — а судя по высоте фар она таковая — уже пошла на обгон.

— Слушай сюда, красавица — девушка продолжала всхлипывать — ты слышишь меня?

— С-слышу…

— Как только остановлюсь, прячься за переднее колесо, двигатель они не прострелят, и будь готова бежать в болото по моей команде, поняла? — Она еле заметно кивнула, но меня такой ответ не устроил. — ПОНЯЛА, спрашиваю? — с нажимом повторил я.

— Да поняла я, поняла…

Ну и славненько, может еще и не все потеряно.

Но меня смущает некоторая странность в поведении преследователя, в принципе, поэтому то я Рите и сказал не стрелять без моей команды. Если в преследующей нас машине находятся те, кто хочет нас убить, то почему они сами не стреляют, ведь позиция идеальная. Стрельни они нам в заднее колесо — а у нас резина не безвоздушная, а такая же старая, как и УАЗ, наполненная воздухом — на полном ходу. Все! Машину я не удержу, как пить дать, завалюсь набок или пойду кубарем. Так нет же, выжидают чего-то. Но думать некогда, пора действовать, тем более их машина уже не позади, а чуть сбоку, и вот-вот начнет обгон.?

Я ДОМА

На ледовой дороге, мы — имея в виду и Пашу — выжили каким-то чудом, не иначе. Такой шанс увернуться от неминуемой смерти дается лишь раз и, кроме как божьим промыслом, я это объяснить не могу.

Когда я ударил по тормозам, пропуская вперед преследователя, каково же было мое удивление — в свете фар УАЗа я увидел, что это «Тигр» Паши-сотоварищи. Я предполагал, что уж они-то не должны догадаться, куда мы с Ритой рванули. Однако Искандеры оказались гораздо сообразительнее охраны Райского острова.

Поняв, что мы тормозим, Ледоход за рулем «Тигра» сделал то же самое. Но законы физики никто не отменял. Мы остановились быстро, как более легкое транспортное средство, а вот почти десятитонный «Тигр» замер в добрых пятидесяти метрах впереди.

Рита сделала так, как я ей и велел, выпрыгнула из машины, — развернутой мной, во время торможения, боком к «тигру» — и присела у переднего колеса. Я тоже не зевал и покинул транспорт в мгновение ока. Ну а так как с Ритой все понятно, — она не собиралась стрелять в людей — мне пришлось забрать у нее «Вихрь». Лежа на льду и выглядывая из-под машины я был готов открыть огонь в ту сторону, где еле-еле, из-за разбушевавшейся стихии, виднелись очертания внедорожника. Но мне этого делать не пришлось. От него к нам шел Паша с поднятыми руками, без доспехов, но с «Ксюхой» и орал, чтобы я не стрелял и что он хочет поговорить. Наше с Ритой положение нельзя назвать доминирующим, поэтому я не стал отказываться от переговоров, хотя прекрасно понимал, что ничего хорошего от них нас не ждет.

Из этих переговоров выяснилось, почему по нам не стреляли во время езды. Паша связался с Ломом по рации и пересказал ему сказанное мной. Он уговорил авторитета выслушать меня и если окажется, что моя информация действительно поможет избавить Побережье от Мурашей, то воры нам помогут.

Как я только не убеждал Искандера, что Лом врет, но мне пришлось согласиться на это предложение. Паша просто отказывался верить в то, что нормальные люди — к коим он относит братву — могут не желать избавиться от летней напасти. В итоге мне пришлось согласиться на его требования, тем более что за спиной Искандера имелся весомый аргумент, в лице четырех мордоворотов с направленным на нас с Ритой оружием.

Про заговор элит я упоминать не стал, как и про то, что Мурашей так и так будут истреблять с помощью американцев. Иначе никто из нас не доживет даже до разговора с Ломом. Авторитетам плевать на разборки чиновников и кто будет править на Побережье. И живы мы лишь потому, что Лом хочет знать, как избавится от летних Тварей. И так будет до тех пор, пока из нас не выбьют всю информацию без остатка. Поэтому нужно срочно придумать, как нам с Ритой выйти сухими из воды до того, как нас доставят в Сочи.

Внешне я вел себя спокойно, не показывая напряжения, договорились же, вроде как. Но я снова и снова пытался что-нибудь придумать и, как назло, в голове один «фарш». А Рита, не зная что ее ждет, улыбается и строит Испанцу глазки перед фарами УАЗа. Паша, пока его коллеги пытались связаться с братвой по рации из «Тигра», оказывал ей ответные знаки внимания и «обзывал» ее сеньоритой, а себя Пауло. Та в ответ улыбалась и радовалась, что ей не придется стрелять в людей. И только я понимал что нас с Ритой ждет после того, как из нас выбьют всю информацию. Но, как говорится, не судьба.

Никто, из нас троих не видел приближение ракеты, да и захоти мы ее увидеть — не смогли бы, не та погода. Но зато видели последствия от ее попадания в «Тигр» Искандеров. Мне даже показалось, что я слышал ее звук за мгновение до того как внедорожник разорвало на части, примерно такой — «ВИ-ИЖ-ЖЬ».

От взрывной волны меня, Риту и Пашу откинуло на несколько метров, а УАЗ завалился набок. Продолжи мы с Ритой сидеть в нем, сомневаюсь, что обошлось бы без серьезных травм. А так, всего лишь ударились об лед и побывали под дождем из того, что некогда было бронированным внедорожником и льдом, на котором тот стоял.

С охами, ахами и такой-то матерью, мы стали осматривать себя и друг друга, спрашивая все ли в порядке. Но пронесло, у Риты ушиб левого локтя от неудачного падения, у Паши появился синяк под левым глазом, оставленный прилетевшей ледышкой, а мне повезло больше других, не считая звона в ушах, все остальное в целости и сохранности.

Пока «Пауло» и «Марго» охали и ахали и последняя сквозь слезы объясняла первому что случилось, я занялся осмотром льда и главное, что меня интересовало — уцелел ли груз в перевернутой машине Риты.

Закинув автомат за спину, я, не спрашивая разрешения, позаимствовал у Риты фонарик из подсумка. Не хотелось ее отвлекать от такого «полезного» дела, как лить слезы. В нашем нынешнем положении это просто «архиважное» занятие.

Первое что мне бросилось в глаза под светом фонарика, это огромная полынья, доходившая почти до УАЗа и широкие трещины по всему льду, который взрывная волна очистила от снега. Лед стал похож на паучью сеть с разной толщиной нитей. Некоторые трещины настолько широки, что в них могла свободно провалиться нога. Но не это пугало меня. Вода! Весь лед покрыт водой из полыньи, проступающей сквозь трещины. У меня нет никакого желания мочить свои сапоги, которые после обязательно обледенеют, а ведь нам еще предстоит идти по болоту. И обувь, покрытая ледяной коркой, совсем не лучшее подспорье в этом деле, так и до могилы недалеко. Но, как бы я этого не хотел, все равно приходилось шлепать сапогами по воде. Нам не пройти через болото, — без захода в развалины и «стрижки» «нычек» Искандеров — без того груза, который находится в УАЗе.

Медленно, стараясь не хлюпать и не угодить ногой в трещину, я подошел к корме перевернутой машине. Заглянул внутрь, через простреленное еще у Райского острова окошко «собачника».

Слава Богу, все цело!

Сани, хоть и лежат на боку, но ни одна коробка или сверток не повредились, это при том, что от «шрапнельного удара» льдинами и тем, что некогда называлось автомобилем «Тигр», в днище УАЗика кое-где зияли дыры.

Вернулся на лед, до которого не дошла вода. Рита сидит на коленях и продолжает плакать. Искандер стоит рядом и смотрит на полынью, на месте которой совсем недавно его товарищи пытались связаться с Ломом.

— Мы уходим. Паша, ты с нами? — Спросил я Искандера.

— Я не верю, что это дело рук Лома, — спокойно отвечал тот — он авторитет с понятиями…

— Не мели ерунды — перебил я его — все ваши понятия для Лома закончились, когда началась красивая жизнь — и поспешил перевести тему.

— Пока еще есть силы и спать не хочется, нужно уходить с дороги. Так ты с нами, или как?

Некоторое время Паша продолжал стоять и молча смотреть на полынью, а я принялся поднимать на ноги Риту. Иначе подхватит простуду, будет нам тогда путешествие через болота.

— Можешь плакать, но на лед не садись, иначе заболеешь, поняла?

— П-поняла — сквозь слезы ответила Рита, когда я ее поднял.

— Паша, нет времени на раздумья, нужно уходить с дороги, пока не нагрянули проверяющие — поторопил я Испанца.

— Какие ещё проверяющие? — вместо ответа спросил он.

— А такие, которые должны убедиться, что после ракеты никто не уцелел.

Искандер присел у кромки воды, намочил свои ладони и протер лицо.

— И куда ты собрался вести сеньориту?

— Узнаешь, только если пойдешь с нами.

Я увидел, как очертание Пашиной фигуры встало и повернулось ко мне.

— Что меня ждет, если я пойду с вами? Я ведь Искандер, а нашего брата не привечают ни в убежищах, ни у Землян.

Блин, сказал, как гвоздь вогнал. Идти то ему действительно особо некуда. В любом убежище, где появится его морда, сразу донесут Лому, что его наемник живехонек и второй раз от смерти он точно не уйдет. К Землянам ему тоже нельзя, те считают Искандеров ворами и кара наступит гораздо быстрее, чем от подручных авторитета. Затеряться среди толпы Паша тоже не сможет, его смуглую рожу каждая собака знает на тысячу километров во все стороны от Сочи. Но уговаривать и обнадеживать Искандера я тоже не собираюсь, он не маленький и сам должен понимать, что со мной и Ритой, в худшем случае, он проживет чуть дольше, чем без нас.

— Не знаю я, что тебя ждет, да и не интересно мне это. Но мне нужно знать, ты идешь с нами или возвращаешься к Лому?

— Ну уж нет, — зло сказал Паша и его силуэт помахал перед собой правой рукой — если Лом хочет меня убить, то ему придется поднапрячься и потрясти своими жировыми отложениями. Я пойду с вами, но сперва давай обговорим условия раздела хавира.

«Кому что, а больному припарка», так и с Пашей. Тут не знаешь, как свою шкуру спасти, а он про выгоду.

— Никакого договора не будет, соваться в развалины нет нужды, все необходимое для перехода у нас с собой — я кивнул на перевернутый УАЗ, но тут же сообразил, что сейчас ночь и Искандер может не увидеть мое движение — в машине — добавил я.

Пару минут для солидности Паша все же покочевряжился, но согласился, что имея в арсенале такой балласт как Рита, в развалинах действительно делать нечего. Однако и мне пришлось пойти на уступки, и согласиться на его условия, что все, что он найдет в пути, будет принадлежать только ему одному.

Меня это устраивало полностью. Не то чтобы я радовался компании такого человека как Паша, но вдвоем с Ритой мы сани далеко не утащим. К тому же, у уже бывшего наемника Лома есть пара стволов: «Ксюха» с полными магазинами к ней в его разгрузке, а также «сигара», с парой коробок патронов в кармане его куртки. Не нужно забывать о Тихушниках, которые рано или поздно обязательно повстречаются нам в болоте. А при встрече с ними лучше иметь как можно больше стволов, это лучший шанс на выживание. А два автомата всяко больше одного.

Перво-наперво мы с Пашей, после того как при помощи ножей избавились от тента на внедорожнике, поставили груженые сани на лыжи. Сумку с первым комплектом одежды Риты, две пары снегоступов и вторую — уже пустую — сумку, которую я планировал использовать в качестве ветоши для сапог, тоже взяли с собой, вместе с винтовкой и цинками с БП.

Затем, по моей указке, мы принялись сталкивать Ритин внедорожник в полынью. Я надеялся, что это поможет нам сбить с толку тех, кто мог приехать сюда с проверкой накрыла ли ракета всех, или кто-то выжил. Но это оказалось легче сказать, чем сделать. УАЗ хоть и на льду, но все-ж-таки не стоит на колесах. Не знаю как Паша, а я толкал так, что думал — пупок развяжется.

Попробовав сани на предмет легкости волочения за ремешок, я захотел отправить часть груза вслед за УАЗом, предварительно осмотрев его содержимое. Но вмешалась женщина.

Рита, как ни странно, поплакав, быстро взяла себя в руки и стала помогать с переноской вещей из разбитой машины через высокий сугроб, сделанный снегоочистителями. При всем желании сани с грузом нам с Пашей через этот бугор не перетащить.

Рита быстро решила проблему с выбором вещей, которые предстояло взять с собой. И сделала она это радикально, ничего бросать не стала, взяла всё.

Пришлось разгружать сани и вместе с Ритой первыми перетаскивать через сугроб, где девчонка складывала на них то, что мы с Пашей перекидывали. Сумки, баулы, цинки с патронами, свертки разных размеров, коробки, чехол с палаткой, канистра с бензином. Ее, как мне сначала показалось, можно и не брать, но у Риты был припасен маленький генератор, который без него «почему-то» не заводится и небольшая тепловая пушка, которая работала от электричества, производимого генератором.

Опять не знаю, чем вызван такой выбор раздельного оборудования, ведь есть же более мелкие бензообогреватели и они довольно распространены, особенно у Искандеров. Но выбирать не приходится, возвращаться назад и брать то, что нам нужно — как сказал Паша, — «не в масть».

Перебросив сумки и баулы, кроме генератора и теплопушки, — не те это предметы, которыми можно бросаться — начали перебираться сами, не забыв обтереть обувь прихваченной мной пустой сумкой, которую тоже взяли с собой, дабы не оставлять лишних следов.

Через сугроб лезли с грузом и, несмотря на то, что у Испанца десятикилограммовый генератор, а у меня трехкилограммовая теплопушка, ему было легче.

У него непромокаемая сумка с ручками, в которой находился генератор, у меня же не то, что ручек, и сумки то не было. Вот куда смотрит производитель, совсем о клиентах не думает, а она — мать её так — железная, а мороз, несмотря на снегопад, «жарит» градусов пятнадцать, не меньше. Еще и ветер с пролива тянет, так что, по ощущению все двадцать пять. Хоть я и в перчатках (варежки для Стрелка — смерть всем кто в кабине), поверьте на слово, как будто без них взялся за железо. Да еще и Паша не упускал случая, подтрунивал и смеялся надо мной. Мне по фигу, но осадочек остался, я ему еще припомню.

Перемахнув через сугроб, мы с Пашей оказались по пояс в рыхлом снегу и с удивлением наблюдали, как Рита порхала по нему словно по земле, складывала вещи на санки и закрепляла их с помощью растяжек с крючками на концах. Оказалось, это благодаря снегоступам. Плохо что их всего две пары, ведь никто не рассчитывал, что нас будет трое. Поэтому, когда тронулись в путь, Рита сидела на санях, а мы с Пашей, словно ездовые собаки, впряглись в лямку саней на широких полозьях и потащили ее вместе со всем скарбом.

Поначалу шли ходко, Рита с компасом и фонариком в руках даже отпускала шуточки, типа «но-о-о, саврасые», а Паша ей отвечал «и-го-го» или пародировал фырканье лошади. Меня же от этого бросало в дрожь. Но не из-за их шуток, а из-за предчувствия, что мне придется это терпеть на протяжении всего многокилометрового пути по снежной пустыни. Но постепенно это проходило, начинала сказываться усталость, накопленная за весь день и часть ночи. Вокруг нас, насколько хватало зрения, только тьма и снег. Он был повсюду и на земле, и в воздухе. Куда мы шли, ни я, ни Паша, не видели и не знали. Карта у Риты имелась, но толку от нее в ночную то пургу. Фонарик, которым она с саней освещала путь, помогал слабо и, в конце концов, мы отказались от его использования, не ровен час Тихушники увидят свет и налетят как саранча, чего ну совсем не хотелось. Лишь изредка Рита его включала, чтобы свериться с показанием компаса, и направить сани левее или правее.

Так мы шли несколько часов, пока усталость и погодка полностью нас не доконали, а ведь еще палатку ставить.

Мое мнение о Рите начало меняться в лучшую сторону, когда она достала из чехла и установила «палатку искателя».

Изначально эти палатки делали кустари, но после того, как воры обосновались в Сочи, они наладили ее массовое производство, внеся в конструкцию корректировки. Ставилась она если не за секунду, то немногим более. Ее каркас сделан из трубок с пружинами внутри, работающими на сжатие. Трубки соединялись поворотными механизмами меньшего диаметра, чем сами. Так что, когда сложенную палатку освобождали от фиксатора, она автоматически раскладывалась и принимала форму полотна.

На наше счастье, палатку она покупала в комплекте с санями, с проемом под них, и четырехместную, так что спать в тесноте нам не пришлось.

Сани, предварительно сняв верхний слой груза, затащили вовнутрь. Паша подсоединил выхлопную гофру генератора к отверстию в стенке палатки и запустил его. Заработала теплопушка, засияла лампочка, из Ритиных закромов перекусили консервами, разогретыми кое-как от теплого потока воздуха и на боковую.

Первую ночь не дежурили, слишком все устали и морально и физически. Рано или поздно дежуривший все равно отключится и ничего с этим не поделаешь.

Проснувшись утром, я жутко пожалел, что не сдох вечером. Мое тело после вчерашних злоключений отдавалось болью на каждое движение, особенно ребра, по которым прошелся Испанец и его покойная команда. Но времени на отдых просто нет, нужно как можно быстрее уходить на север, за Кубань, где даже Искандеры не шляются в поисках каких-нибудь ништяков. Там нас уже точно искать не станут, если вообще кто-то ищет.

Пурга к утру закончилась, и когда мы выбрались из занесенной снегом палатки, то обнаружили, что находимся в паре километров от огромного полуразрушенного сооружения. Это был портовый элеватор, который служил людям хранилищем зерновых еще до катаклизма. А поскольку он стоял от нас со стороны севера, то да, мы все еще находились на льду и за то время, что мы прошли ночью, мы так и не ступили в болота.

Перекусив на скорую руку тем же, чем и вечером, мы постарались побыстрее убраться со льда. Не ровен час, нарвемся на вертолет, который может просто пролетать мимо по своим делам, да и начнет нас спасать.

Палатка складывалась немногим дольше, чем раскладывалась. Перевернули набок, Паша потянул за петлю на вершине купола, а я в центре дна. После того как все поворотные механизмы вышли из трубок, а палатка стала напоминать сложенный зонтик, мы принялись просто «ломать» ее на стыках. Зафиксировали, запихнули в чехол, тот, в свою очередь, на сани, в распоряжение Риты, и двинулись в путь по той же схеме — мы с Пашей тянем, Рита сидит на санях с компасом и картой, и указывает направление. Но в этот раз она не только прокладывала маршрут, но и сидела с «Вихрем» наизготовку, спиной к нам и прикрывала тыл, что, в принципе, не мешало ей задавать глупые вопросы.

На элеватор, по понятным причинам, мы заходить не стали, там Пигмеев больше чем блох на собаке, а продолжили свой путь по занесенному снегом льду.

Как оказалось, не для всех из нас эти причины понятны и пришлось объяснять извозчику Рите, почему нужно избегать развалин, некогда служившим людям домом.

Прошли пару километров на восток, повернули к берегу. «Косяк», на него не подняться, слишком уж он высокий и обрывистый, продолжили путь на восток. Нашли более-менее пологий склон, кое-как затащили на него сани. Перекусили шоколадными батончиками, — я чуть не плакал от счастья — и дальше пошли на север. Шли долго, разговаривали редко и то полушепотом, крутили головами в разные стороны, боялись встречи с Тихушниками. Ближе к вечеру напоролись на развалины поселка, свернули на северо-восток. Стал давить мороз, «Пауло» уговорил «сеньориту» отдать нам на растерзание куртку из ее первого комплекта одежды. Она — скрипя сердцем — отдала, и мы тут же оттяпали от нее рукава и использовали их как шарфы, прикрывая лица до самых глаз. На ночлег встали посреди снежной пустыни, у одного из «барханов». Разложились как и до этого. Рита достала из баула чайник и большой пятилитровый термос, предложила на следующий день идти с чайком. Пришлось мне и Паше дышать глубже и думать о чем-нибудь приятном. Не очень помогло, но обошлось без членовредительства и то хорошо. Плюс: Паша взял на себя воспитание Риты и обучение теории выживания в нашем общем мире. Минус: поскольку Рита не понимала Искандерского наречия и все уроки проходили в моем присутствии, пришлось принимать в ее обучении самое непосредственное участие.

Таким «макаром», обходя развалины и попадавшиеся редкие острова, мы шли несколько дней. Даже стали втягиваться потихоньку, а Рита с каждым новым днем не уставала задавать глупые детские вопросы. Я не виню ее в том, что она не знает реальности, я обвиняю в этом ее отца, которому уже вряд ли удастся что-либо высказать по этому поводу. Ведь «хвост» подцепил мне именно он, а после моего побега с острова и ракетной атаки он стал неугодным и слишком много знающим человеком.

Единственное в чем Рита разбиралась лучше меня и Искандера, это в оружии.

В один из вечеров, перед своим дежурством, — Рита всегда стояла первую легкую вахту, — она попросила у нас наше оружие. Хотела его осмотреть, а заодно скоротать время. Отказывать не стали, лишь, в полушутливой форме попросили не испортить его. Я отдал свой единственный наган, Паша «сигару». От осмотра «Ксюхи» Рита отказалась, по ее словам там все осмотрено до нее.

Кстати, Паше повезло с боезапасом для револьвера. Его «сигара» использовала те же патроны, что и «Вихрь» Риты, а их аж два цинка.

Когда Рита меня разбудила и отдала наган, со словами — попробуй без предварительного взвода — я по достоинству оценил то, что она с ним сделала. Курок стал мягче, револьвер без взвода стал работать почти как с предварительным взводом. А с предварительным взводом вообще мягко, как из самозарядного пистолета. Паша тоже оценил искусство Риты, когда я его поднял и вручил «сигару».

Во время завтрака Рита пояснила, что оружие, изготовленное после катаклизма или сделанное кустарями, как мой наган, нуждается в доработке, а еще лучше — в модернизации. На моем револьвере не подогнан толкатель, толкающий барабан и запирающий гильзу в канале ствола. Он на пару десятых миллиметра длиннее чем требовалось, от того и тугое нажатие. Со временем он бы притерся, если бы я стрелял из него по пятьдесят раз в день в течение месяца, но Рита посчитала, что ждать так долго не стоит и слегка обточила его имеющимся у нее инструментом.

С «сигарой» Паши вышло гораздо сложнее. По словам оружейницы, чтобы его довести до ума нужны станки разного назначения. Особенно ей не понравилось избыточное утолщение всех деталей, что влияет на вес.

Тут Паша был полностью с ней согласен, его револьвер весил почти два килограмма и это без учета патронов.

Тем не менее, она смогла облегчить взведение, обточив некоторые детали надфилем. После этого мы стали с уважением относится к своей спутнице и без усмешек реагировать на ее вопросы. Хотя я и до этого не улыбался, мне ее вопросы, в отличие от Искандера, веселыми не казались.

А вообще, за эти дни Марго и Пауло неплохо сдружились, — в разумных пределах. У меня даже создалось впечатление, что Паша пытается закадрить, нашего эксперта по вооружению. Но, во время приватных бесед, — при смене вахты ночью — он все отрицал и говорил, что Рита не та женщина, которую нужно кадрить, она боевой товарищ. Однако, по тому как он это говорил, и дураку будет понятно, что товариществом между ними и не пахнет.

Во время завтраков и ужинов мы много разговаривали и я с удивлением узнал, что Рите двадцать пять лет. Может это природное, либо косметика, которой она постоянно пользуется, или и то и другое вместе, но то, что она выглядит гораздо моложе своих лет — это факт.

Через реку Кубань, по которой проходит ледовая дорога, — а это самый опасный участок нашего пути, — переправлялись ночью, когда движение не столь интенсивно. Уповали лишь на случай, что наши следы останутся незамеченными и что Тварей, которые постоянно курсируют вдоль трасс в поисках одиноких машин, не окажется рядом. Нам повезло, как и до этого, нас не увидели люди и не сожрали Тихушники, но удача не могла нам благоволить вечно и рано или поздно нам придется повстречаться с врагом. Человек или Твари — неважно, ни то, ни другое не сулит нам ничего хорошего.

Через пару дней мы вышли к старой болотной дороге. По ней мы шли еще три дня, пока она не закончилась у лимана.

— Мы теперь по морю пойдем? — спросила Рита с вершины загруженных саней.

— Это не море, а лиман — ответил я, сверяясь с компасом и картой. После того как мы перешли Кубань, я принял на себя прокладку маршрута. — Сейчас передохнем и будем его форсировать, и если повезет, то к завтрашнему вечеру доберемся до места назначения.

— Так ты нас в Ейск ведешь — догадался Паша, принимая у Риты крышку термоса с парящим чаем. — Там же ничего нет, все затоплено и вмерзло в лед, — он сделал глоток и продолжил — в таких местах даже Искандеры не шустрят.

— Вот поэтому то мы туда и идем — беря из рук Риты кружку, сказал я.

Кружек у нас имеется две, для меня и Риты, девчонка не рассчитывала, что вместо двух нас окажется трое, и Паше приходилось пить из крышки термоса, что его нисколько не смущало.

— А что нас там ждет? — осторожно спросила Рита, памятуя о моей реакции на глупые вопросы. Но на этот раз ее вопрос вполне адекватен.

— У меня там схрон.

— Где, — удивился Паша — в Ейске? Да там ничего невозможно спрятать, по весне вода все смывает.

— У тебя смывает, а у меня охраняет от таких как ты — добавил я, возвращая кружку и подгоняя обоих — давайте живее, нам еще крюк делать вокруг двух поселков и станицы.

— Ничего страшного, подождешь, — пробубнил Паша и повернулся ко мне спиной и лицом к концу болотной дороги.

Пришлось ждать, пока мои спутники без спешки насладятся напитком. Это я заглотнул по-быстрому горяченького и готов снова отправляться в путь, а вот Рите, — впоследствии к ней присоединился и Паша, — такое понятие, как скорость — залог безопасности, незнакомо.

— Слышь Красавчик, а что это за бархан с правой стороны дороги? — Паша смахнул последние капли с крышки термоса и возвратил ее Рите.

— А я почем знаю, — ответил я, и не думая смотреть в указанном им направлении — я первый раз пользуюсь «болотными авиалиниями», все как-то на колесах и по льду привычнее.

Паша пару секунд подумал, потом повернулся к Рите.

— Марго, будь душкой, посиди тут сама пару минут, — после чего обратился ко мне — хватай волыну и давай за мной — и потащил свое тело на снегоступах в сторону снежного бархана.

— Куда тебя опять понесло, Искандер ты хренов?

— Давай пошли, нюхом чую, под ним добыча — не поворачивая головы, сказал Паша, продолжая топать к бархану.

Я посмотрел на Риту. Но она лишь дернула плечами и протянула мне свой «Вихрь».

Тьфу на тебя, искатель задрипанный. Каждый день он обнаруживает какие-то места, в которых, как он утверждает, должна быть добыча. В итоге, кроме льда или здорового валуна под снегом, ничего не находит. Походу меня кто-то проклял, раз мне так везет в последние дни.

— Не заходи за бархан, будь на виду у меня и Риты — крикнул я горе-искателю, который поперся обходить кучу снега, скрываясь из виду.

И тут же в меня полетело со спины.

— Сколько раз говорить, я не Рита, а Мар-га-ри-та.

И из-за бархана.

— С этой стороны снега меньше, быстрей докопаюсь.

Когда я подошел к торцу длинной как огурец кучи, которая в длину метров сорок, в ширину раз в пять меньше, и заглянул за нее, то увидел только бурт снега, который уже успел накопать Паша и который продолжал быстро увеличиваться.

«Крот», — без лопаты кстати — рыл так, что летело словно со шнека и не только на бурт, но и во все стороны.

— Давай живее — подгонял я «снегоройку», а в ответ лишь слышал скрип снега.

Я стоял так, чтобы видеть обоих — в смысле Риту воочию, а вместо Паши его нору. А то мало ли, вдруг Твари тихо подкрадутся, они это могут, не зря же их Тихушниками прозвали.

«Дун-дун» — донесся звук ударов по металлу из вырытой Пашей норы после двух минут ожидания.

— Что там?

— Кажись прицеп — ответил он.

— Прицеп чего?

— А я почем знаю, но прицеп очень большой.

Я окинул бархан взглядом и прикинул примерные размеры того, что Паша назвал прицепом.

Получается нехилый такой прицепчик, я бы сказал совсем нехилый, даже если учесть, что вместе с ним здесь закопан еще и тягач, то по всему выходит, что чутье Паши, — «на десятом разе» — все же сработало как надо. Не знаю, что за махина лежит под снегом, но если она ремонтопригодная, бабок можно сгрести не один килограмм.

— Походу конвойщик, из первых — сказал «снеговик» Паша, выбираясь из норы.

Я тихо присвистнул. Конвойщики, — неважно какой серии — это довольно редкостная техника, их давно не производят ввиду появления атомных поездов, но у богатых транспортных компаний они пользуются огромной популярностью. Их в принципе и перестали выпускать то из-за дороговизны, а так как большинство Ледоходов все же люди не очень обеспеченные, то и продавать их было некому. Ну а когда появились транспортные компании, возвращаться к ним не стали, ограничившись другими моделями поменьше. Они и в производстве дешевле и, если сравнивать по весу, выгода от продаж нескольких небольших гораздо ощутимее, чем от одного большого.

— Если выкрутимся из этого дерьма, вернешься за своей наградой, а теперь пошли, пора двигать.

Но Паше этого было мало.

— Да ты чего, — уставился он на меня как на недотепу — нужно удостоверится, что тягач тоже здесь, не один Искандер не покинет находку, не убедившись, что она точно есть.

— Какая на хрен находка, какие Искандеры, — я старался не сорваться — дойдем до Ейска, можешь возвращаться и рыть сколько твоей душе угодно, а сейчас нужно идти.

— Да здесь делов то на пару минут, я же тебя не заставляю рыть вместе со мной — продолжал он гнуть свое, даже не пытаясь включить мозг. — Ты сам подумай, если здесь конвойщик, мы столько голда за него…

— Ты дурак или прикидываешься?

— А за базар ответить можешь? — набычился Искандер — за такое можно и маслину в жбан схлопотать.

— Подумай своей башкой, — проигнорировал я его угрозу — как только ты появишься возле какого-нибудь убежища, тебя самого маслинами нашпигуют. Как ты его продашь? — я указал на кучу снега — Тем более никто кроме транспортной компании его не купит?

— ПАРНИ!

Послышался крик Риты, но мы не обращали на него внимания, а продолжали убеждать друг друга в своей правоте.

— Ты вообще, в каком мире живешь, чичи разуй, на хрена мне твои транспортники, Земляне его у меня с руками оторвут, а им на порядки убежищ и их движуху пофиг.

— ПАРНИ! — не успокаивалась Рита, как и мы.

— Паша, давай ты не будешь думать о деньгах, хотя бы пока мы не доберемся до Ейска?

— А давай ты не будешь указывать, что мне делать и о чем думать?

— Да что с тобой такое, включи мозги хоть на секундочку, мы между морем и болотами, а если появится вертушка…

Ситуация накалилась до предела и мы оба уже держались за автоматы, но пока не направляя их друг на друга. И продолжи мы спор, возможно, так и случилось бы, НО!

«БАХ» — прозвучал выстрел крупнокалиберной винтовки.

Все распри между мной и Пашей тут же исчезли и мы — еще не понимая, что произошло — попрыгали в снегоступах к Рите.

Стараясь как можно быстрее перебирать ногами в не предназначенной для бега обуви, я пытался включиться в ситуацию и увидеть в кого стреляет девчонка полулежа на санях. Ее винтовка направлена в противоположную от нас сторону, а сани с грузом не дают рассмотреть ее цель.

«БАХ» — прозвучал новый выстрел, когда мы с Пашей пропрыгали полпути до Риты. Мы бежали молча, не пытались кричать и спрашивать, в кого она палит. В нашем положении, кто бы ни появился, Тихушники или люди, все одно нам от этого не легче, и те и другие будут стремиться нас убить.

«БАХ» — снова выстрелила Рита, когда мы с Пашей обходили сани с обеих сторон.

— Первый — крикнул я и не мешкая открыл огонь из «Вихря» в стаю Тихушников из семи особей, которые уже преодолели лиман и резво бежали по заснеженному берегу в нашем направлении.

Я стрелял короткими очередями, старался бить наверняка, но стая состояла не из молодых особей, а из взрослых, уже обладающих определенным опытом в столкновении с человеком. Они не бежали на нас как на скачках по прямой, а часто прыгали и маневрировали, наступая широким фронтом. Тем не менее, я завалил наглухо крайнего слева и отстрелил лапу его соседу.

— Минус полтора. Перезарядка. Долгая.

В дело включился Паша со своей «Ксюхой», ведя огонь одиночными выстрелами, чтобы дать мне возможность перезарядится в долгую. «Вихорек» то у меня, а патроны у Риты в нагрудных карманах.

«БАХ». — «Шмальнула» девчонка в тот момент, когда я оказался вплотную с санями.

— Да чтоб тебя?! Не трать патроны почем зря, слишком короткая дистанция для винтовки.

Но Рита как будто не слышит моих криков и продолжает целиться в приближающихся Тварей. Мне ничего не оставалось, как схватить ее за правый бок и резко перевернуть на левый.

— Брось винтовку, бери пистолет и прикрывай нас на ближней дистанции — крикнул я, извлекая магазины к «Вихрю» из ее нагрудных карманов. Сейчас не до церемоний и нежностей, смерть приближается.

Зарядив автомат и запихнув еще две обоймы в карман куртки, снова припал на одно колено и стал дожидаться команды от Искандера, и она не заставила себя ждать.

— Минус два. Перезарядка. Быстрая.

— Стрельба по готовности — крикнул я в ответ и стал поливать оставшихся Тварей очередями.

После перезарядки Паша перешел на выстрелы очередями. Экономить патроны, — когда Тихушники находятся в двадцати метрах и продолжают приближаться — чистый идиотизм.

Я кое-как попадаю и вывожу из строя еще одну шуструю Тварь, у Паши тот же результат и получается так, что мы оба кричим.

— Перезарядка.

Не долго думая я бросаю «Вихря» в снег, выдергиваю из кобуры наган и начинаю палить от бедра. Через секунду ко мне присоединяется Паша с «сигарой», Рита отстала от него лишь на мгновение. Но последняя Тварь оказалась неимоверно шустрой и ни одна пуля ее даже не царапнула.

Возможно, если бы я или Паша стреляли прицельно, то уложили бы Тварь не первым, так вторым выстрелом, тем более она кувыркалась всего в нескольких метрах от нас.

У Риты имелась возможность выстрелить прицельно, но, то ли отсутствие опыта сказалось на качестве ее стрельбы, то ли переволновалась девочка, но все ее пули попали в снег, как и наши с Искандером.

— Рита, перезаряжай — крикнул я и выпрыгнул перед санями, выхватывая нож из поясных ножен, чтобы дать Рите и Паше время на перезарядку.

Тварь, видя такое дело, тоже кинулась на меня. Думать в такой ситуации нельзя, нужно действовать лишь рефлекторно, и опыт тут уже не так важен, потому что если мозг и тело будут тянуть лямки в разные стороны, то получится примерно то же самое, что и в басне Крылова.

Прыжок из-за снегоступов на сапогах вышел не ахти какой. Я «приснежился» не очень удачно, и моя правая нога подломилась, и я припал на нее. Опытная Тварь поняла, что выстрелов некоторое время не будет и быстро сократила между нами дистанцию. Но и нападать сходу не стала.

Остановившись передо мной, — так чтобы я прикрывал ее своим телом от Паши и Риты — она махнула своей перепончатой и когтистой лапой, целя мне в голову. А когда вместо мертвого человека получила глубокий порез, то оскалила широкую пасть на плоской морде, зарычала и бросилась на обидчика, то есть на меня.

Уходя от смертоносного прыжка я сделал кувырок вправо, и Тварь заняла мое место. Не теряя ни секунды я оттолкнулся ногами в снегоступах от снега как мог и выпрямил руку с ножом в направлении бока Тихушника. Удар получился дерьмовый, лишь треть клинка вошла в ее бок и Тварь легко с него соскочила, развернулась в мою сторону и снова прыгнула.

В этот момент я подумал, — всё, отвоевался Савелий Рымов, сейчас мою шею перекусит «южная собачка». А еще я подумал, почему Рита, у которой времени для перезарядки более чем достаточно, не стреляет? Это Паша со своей «сигарой» будет возиться вечность, закидывая в нее патроны по одному, а у девчонки обойма, «клац», «шварк» и готово.

Но вместо девчонки мне на помощь пришел Искандер со своим «тесаком».

Когда Тварь прыгнула на меня, чтобы прекратить мое существование, Паша рубанул лезвием прямо в открытую пасть, расширяя ее — и без того немаленькую — с обеих сторон. А после того как Тварь приземлилась на меня, вогнал «тесак» ей в бочину по самую рукоятку.

Что тут сказать, несколько минут назад мы с ним были готовы нашпиговать друг друга «маслинами», а теперь спасли друг другу жизнь. Я — тем, что отвлек Тварь на себя, — он — тем, что зарубил ее.

— Уф, тяжелый сволочь, — помогая мне избавиться от придавившей меня туши, пыжился Искандер — ты как, «нормуль»?

— Подранок, Паша — вместо ответа крикнул я из-под придавившей меня Твари.

— Что?

— Подранок, говорю — как можно быстрее я пытался принять вертикальное положение, но из-за снегоступов постоянно падал — у меня был один подранок, если уйдет, нам конец.

Паша в тот же миг забыл о моем существовании и быстрым шагом направился в сторону лимана, где лежала туша первого убитого Тихушника, на ходу перезаряжая автомат.

Да чтоб вас, «косолапые» — мысленно говорил я сам себе, избавляясь от снегоступов и вставая со снега — как вы меня достали.

— Рита поч… У-ё, этого еще не хватало, да тебя трясет как… — не знаю в общем как кого. — А ну-ка давай приведем тебя в порядок.

Я набрал пригоршню снега и стал растирать девчонке лицо, чтобы привести её в чувство. Но это не помогло, она столбнем сидела на санях и никак не реагировала на мои действия. Отвесил ей легкую пощечину — эффекта ноль.

Блин, спирту бы ей дать, так нету, эти козлы все у меня выгребли, а у непьющего Паши он вообще никогда не водился.

— Ушел, — заявил Искандер когда вернулся — в болото сука убег промеж барханов.

Совсем прекрасно, и если до того как на запах сородичей сбегутся все окрестные Твари у нас было несколько часов в запасе, то теперь его нет. Эта убежавшая скотина мигом найдет своих сородичей и по ее следу они появятся здесь в лучшем случае через полчаса, а тут еще и Рита вздумала впадать в апатию, очень вовремя.

— Что с Марго? — Паша обратил свое внимание на девчонку.

— Первача схватила…

Так называется то состояние, в котором пребывает Рита. Среди начинающих это явление довольно распространено. Как бы кто не готовился морально к встрече с Тихушниками, но когда это происходит в реале, «дрищут» все — как выразился бы Паша-Испанец.

— Сильно?

Я кивнул.

— Есть идеи, что дальше делать? Или сразу стреляемся?

Предложение Испанца конечно заманчиво, но мне как то не очень хочется торопить события.

— За лиманом есть разрушенный рыбацкий поселок, эти — я кивнул на зарезанного Пашей Тихушника — скорее всего там и околачивались, а посему их там быть не должно.

— И что нам с того, сам же сказал что разрушенный?

— Если не будешь снова меня перебивать, то узнаешь, что я хочу предложить до того, как припрутся Тихари.

Паша внял моим словам и пока я не закончил, молчал как рыба. После чего мы скинули с саней весь груз, кроме винтовки, БП и, само собой, Риты, которая не желала к нам возвращаться.

Несмотря на то, что я и Паша были обуты в снегоступы, мы неслись как ипподромные скакуны, лиман и бывший рыбацкий поселок мы проскочили на одном дыхании. Но впереди у нас еще три километра до того места, где есть укрытие. Откуда я о нем знаю? Да оттуда, что мы бежим к тому месту, где я и дядя Жора пережили приход катаклизма.

Каждое лето мы приплываем на это место, чтобы помянуть погибших односельчан и моих родителей, чьи останки — те, которые смогли найти — нами же и похоронены на вершине холма. Подвал старого дома дяди Жоры давно капитально переделан, чтобы было где остановится во время посещения могил.

Я не хотел раскрывать это место своим попутчикам, тем более что зимой в поселке могут быть Тихушники. Пигмеям он не приглянулся, развалин для их выводков маловато. Я вообще никогда в нем не бывал в это время года, слишком опасно, да и рабочий график не позволяет этого делать. Ну что же, видать пришло время проверить, как обстоят дела на моей малой родине в зимний период, если конечно нас не съедят по дороге.

— Ух, едрёна вошь, долго еще нам скакать?

— Не бзди Паша, думай о том, что за нами несутся Твари — на всякий случай я обернулся, но кроме белой пустыни ничего не увидел.

— Да я считай только на этом и держусь, — сбитым дыханием говорил он — так сколько нам еще «косить» под коней, а?

— Видишь впереди подъем?

— Угу.

— Как на него заберемся, считай на месте, останется только раскопать двери в подвал у развалин дома, над которым возвышается дымоход.

Паша украдкой взглянул на меня и снова спросил.

— И часто ты шаришься по болотам, раз так хорошо их знаешь?

Несколько минут я молчал, обдумывая, как повежливее его послать, чтобы не обидеть, но отказался от этой идеи, ввиду союзнических отношений и в благодарность за спасение жизни.

— Это мой поселок, я здесь жил до катаклизма — нехотя ответил я.

Паша понял, что говорить об этом я не хочу и остаток пути мы продолжили молча.

Забравшись на пологий пятиметровый склон, мы оба увидели развалины дома Флинта и торчащую из него кирпичную трубу, которую я самолично и построил. Это придало нам новых сил, и мы припустили к ним еще быстрее, боясь, что можем не успеть, если погоня уже рядом. И только Рита ничего не видела, она продолжала лежать на санях с состоянии полной прострации. Мне даже страшно стало за ее здоровье, ведь заболеет девка при таком то морозе и без движения.

Дверь в подвал мы откопали быстро, в четыре руки, не заботясь о безопасности. Тихушники, если бы они были в поселке, давно бы напали, а стеречь погоню нет смысла. Мы, в лучшем случае смогли бы продержаться не дольше, чем закончатся патроны в наших стволах, Твари просто не дадут нам времени на их перезарядку и все, что мы успеем настрелять до этого, станет нашей лебединой песней.

Ввалившись — в прямом смысле слова — в дверь подвала, которая уже лет десять, как из дуба и обитая толстым листовым металлом, мы зажгли свечи и занялись Ритой. Влили в нее спирта, из нашего с батей и Флинтом запаса, небольшим количеством натерли некоторые части девичьего тела. — Спокойно, и без фантазий, мы с Пашей хоть и не сливки общества, но меру и понятия имеем. — После чего уложили ее на кровать в отдельной комнате и закутали в одеяла.

Подвал Флинта стал своего рода курортом для трех мужиков и одной женщины, которая являлась телохранителем Флинта и следовала за ним неотступно. Именно для нее была сделана отдельная комната с кроватью, и именно она заставила нас делать из подвала нечто вроде люксового номера, как в самых крутых гостиницах Москвы. — А что вы хотели, женщина, ёлки-моталки, ей без «мозгоклюйства» мужика вообще никак, в принципе, как и самому мужику.

Изначально в подвале никаких переделок не делалось, только выкинули старое барахло и установили новое, которое каждый привозил летом на лодке в меру своих возможностей и финансового положения. Но когда появилась Лена, наши попойки, рыбалки и стрельба по мишеням почти исчезли, а мне, как самому молодому, доставалось больше всех. Делать перегородки — Савелий. Класть трубу для нового котла с бойлером — опять Савелий. Проводить отделочные работы и уложить кафель в ванной, которую сам же и сделал — конечно, Савелий.

Как же иначе, ведь старые «пердуны» только что советами и подтруниванием, ничем заниматься не могут, а сама Лена занята тем, что охраняет Флинта. Интересно только от кого, наверно от комаров, других опасностей летом на незатопленном участке земли среди болот просто нет. Благо, что расширять не стали, семьдесят квадратов хватало всем, а иначе я бы сдох на этой стройке. В тайное место строителей ведь не привезешь.

— Охренеть Красавчик, вот это схрон.

Паша медленно вращался вокруг своей оси и пожирал взглядом прихожую, в которую мы вернулись из комнаты Лены.

— Ковры, картины, ружья старой эпохи, ножи не пойми каких стран, твою ж за ногу…

Он потрогал стеклянную дверцу резного шкафа у выхода, в котором находился небольшой запас вооружения, в том числе и ружья для спортивной стрельбы, которой мы во время отпусков иногда развлекались. Если конечно Ленку снова не потянет на дизайнерство.

— Ты как умудрился обзавестись такими хоромами, ты же простой Стрелок?

Ну-ну, ты еще в общей комнате не был, там вообще царские палаты.

— Хорош глазеть, займись лучше котлом, — я указал на дверь справа от оного — там найдешь дрова и уголь.

Паша взял подсвечник со свечей, который Лена приволокла года два назад, — кажись из Новосибирска, точно не помню — и принялся внимательно его рассматривать.

— Я такие свечи только в кино видел, и то в детстве, завитушки, цветочки, еще и лоза пущена по всей длине. Да-а, мне бы такое добро жаль было поджигать.

Затем его взгляд сфокусировался на подсвечнике, его глаза начали медленно вылезать из орбит и он посмотрел на меня.

— Это что, серебро?

— Серебро, серебро — подтвердил я и напомнил ему про котел — Паша у нас девчонка в спальне промерзла до костей, а в хате дубарь.

— Ага — ответил он и, продолжая изучать подсвечник из драгметалла, пошел к двери, да не к той.

— Куда ты поперся, там ванна, дрова за правой дверью.

На что Паша снова посмотрел на меня обалдевшими глазами.

— А здесь еще и ванна есть?

Да кабы ты узнал про все, что тут есть, тебя бы удар хватил.

Но вслух я сказал другое.

— Снимись с ручника, Испанец, растопи котел, потом будешь подыхать от зависти.

Паша поджал губу и, наконец открыв нужную дверь, занялся делом. Я покачал головой, сетуя на жадность Испанца, и тихонько поднялся по ступенькам к двери, в которую мы ввалились, приложил к ней ухо и стал слушать.

Некоторое время я слышал только слабый ветерок, который обдувал развалины вокруг входа, но спустя пару минут донесся еле слышимый хруст снега. Потом звук шагов умножился, а еще через несколько минут я услышал рычание прямо возле входа. И это ясно говорило о том, что Твари знают что мы здесь и не скоро покинут это место.

Вовремя мы «прискакали», еще бы немного и нас бы скушали.

Я отошел от двери и, по привычке, посмотрел на часы, на своей руке.

Тьфу ты нелегкая, их же забрали еще в Сочи.

— Паша — позвал я виновника, из-за которого я лишился часов — у тебя часы есть?

Тот сидел на корточках у котла и совал в поддувало зажженную бумагу.

— Нет, — не оборачиваясь, ответил он — на кой ляд они мне, я Искандер, ориентируюсь либо по солнцу, либо по звездам. А тебе зачем?

— Небо отсюда не видать, а без ориентира во времени «не айс».

— Э-э. У Марго вроде были, проснется, спроси у нее.

Ну, главное что они есть, а то ведь так можно спутать день с ночью и выехать на Ейск в темное время суток. Что не очень хорошо, особенно когда транспорт не имеет крыши.

Кстати о транспорте, он хоть здесь, или его батя забрал к себе. Собирался же подрихтовать левый борт, который мы по пьяне помяли о плывущее бревно, когда сбежали от Ленки на рыбалку.

Прежде чем проверить на месте ли транспортное средство, требовалось запустить генератор в подсобке. Не хотелось бы навернуться и сломать себе что-нибудь пока доберусь до гаража.

Так, масло в норме, бензин — черт, пусто — где эта канистра, чтоб ее. Ага, вот она.

Убрав свечу подальше от греха, я налил в бак генератора топливо, закрыл крышку, «подсосал» и принялся дергать за шнур стартера. Генератор холодный, да еще и простоял несколько месяцев без работы, ну никак не желает запускаться, я даже вспотел, пока он не заработал, и во всем доме не засияли лампочки.

Послушал немного нецензурной лексики от Паши, — это он так выразил свое восхищение прихожей, которая предстала перед ним во всем великолепии Ленкиного дизайна — я прошел через подсобку в гараж.

Гараж мы выкопали с нуля экскаватором на базе старого КрАЗа, который мы позаимствовали в Ейском убежище. Затем с помощью крана уложили плиты, привезенные оттуда же, — на дно, по бокам и сверху. Засыпали все это дело землей, кроме выхода, и сделали ворота. Единственное, с чем пришлось повозиться — это маскировка. И довелось Саве снова заняться кладкой кирпича, чтобы со стороны это выглядело как часть уцелевшей стены разрушенного гаража.

— Мать моя женщина, да это же ПТСка, — прогундосил непонятно когда появившейся за моей спиной Паша. — Да Красавчик, твой схрон — всем схронам схрон.

— Что за мода у тебя подкрадываться бесшумно, я ведь и шмальнуть могу, — наехал я на Искандера — и не схрон это вовсе.

— А что? — Паша принялся поглаживать борт плавающего транспортера — ты же говорил, что мы идем к твоему схрону?

— А еще я упоминал, что он в Ейске, а до него топать почти три десятка км.

— Если это не схрон, — Паша ударил сапогом по металлическому катку между гусеницами, словно проверял давление в шинах — тогда это что? Дача, что ли?

— Можно и так сказать — ответил я и перевел тему — что там с Ритой, не смотрел?

— Не-а. — продолжал он ощупывать ПТС — Ты где раздобыл такой раритет, он же бешеного голда стоит?

Отвечать на вопрос я не стал, а погнал жадюгу из гаража. Нечего всяким коммерсантам зариться на мое добро.

Хотя, в нашем положении, назвать ПТС добром — несколько преувеличено. Я бы даже сказал, очень сильно преувеличено.

Запасов провизии в подвале почти нет. Немного мясных консервов, разной крупы по чуть-чуть, несколько банок заготовок, пару-тройку дней продержимся, а потом придется выбираться наружу. А там Твари ждут и готовятся к пирушке. Пешком выходить наверх не вариант, нас точно скушают. Остается использовать транспортер, у которого даже крыши нет. Будь у нас хотя бы сварка, может мы бы чего и смастерили, но ее нет. Здесь вообще ничего нет, кроме набора гаечных ключей для легкого ремонта, раньше в этом как то не было необходимости. Зимой то мы тут не бываем, только летом приезжаем на Мотолыге из убежища. Придется что то думать, но в любом случае будем использовать ПТС, у нас просто нет другого выхода.

Когда мы вошли к Рите, то обнаружили, что она не спит, а сидит на кровати и рассматривает фотографии на стене, которые развесила Лена. На них запечатлены моменты нашего пребывания на острове.

На одной мы жарим шашлык, уже пьяные и поэтому в плавках, а Лена в купальнике. На другой — я сижу на ковше экскаватора с мастерком в руке и заканчиваю строительство дымохода. Вот оба дядья, стоят в болотниках по колено в воде, с удочками в руках и смурые до не могу.

Я помню тот день, тем более что сам делал это фото. Тогда мы, тайком от Ленки, слиняли порыбачить, но, как оказалось, зря. В тот день вообще не клевало, и мы вернулись с пустыми садками, еще и наша домоправительница всыпала нам по первое число. За то, что профукали такой хороший день и не установили сетку для бадминтона, как обещали. Но нам то — особенно старикам — этот бадминтон до лампочки, рыбалка, которую черногривая терпеть не может, уж точно куда как круче.

— Ты как, — спросил я Риту, присаживаясь рядом на кровать — отошла или еще мутит?

— Кто это с тобой на фотографиях? — вместо ответа спросила она.

— Родня — улыбнулся я.

— И она? — Рита показала на фотографию с Леной, где я держу ее на руках. На мне зеленые плавки, а Лена, в голубом бикини, демонстрирует идеальную спортивную фигуру, оба «подшофе» и довольные.

— Да, и она.

Я не лукавил, говоря, что Лена является частью моей семьи. Когда она появилась десять лет назад, как телохранитель Флинта, она ураганом ворвалась в нашу семью и вписалась сразу, привнеся в нее женское начало. Поначалу «это счастье» до меня не дошло, но когда все четче проявлялся его результат, я оценил по достоинству присутствие женщины в компании грубых мужиков.

— Подожди Красавчик, — Паша, доселе стоявший молча, ткнул в одну из фотографий, — это же Фомич, а рядом Флинт и его зверская баба — телохранитель, которая пугает братву до усрача.

Комментировать его наблюдательность, я не стал, а пригласил всех в гостиную выпить по бокалу вина и обсудить наши дальнейшие действия. Но прежде чем мы занялись обсуждением, мне пришлось ждать пока мои попутчики перестанут рассматривать гостиную. Я сам был на их месте, когда Флинт и Лена привезли резную позолоченную мебель и всё-всё, что сейчас находится в гостиной. Рита так вообще боялась сесть в одно из четырех кресел, сделанных под трон. Паша гладил стол с завитушными ножками и оба пялились на камин, дымоход для которого пока отсутствовал, и разводить в нем огонь пока было нельзя.

В итоге, не дождавшись, я пошел в мужскую спальню с тремя кроватями, скинул с себя одежду и довольный что все живы, отправился в ванну, под теплый душ. — В убежищах и под землей вода не замерзает. — После чего накинул халат, тапочки и отправился на боковую. Но перед этим зашел в гостиную, чтобы напомнить о работающем генераторе, который нужно заглушить перед сном.

Увидав меня в махровом халате и тапочках, гости «обронили челюсти». А мне «по барабану», зато я наконец-то помылся и высплюсь как человек и пошли все — в том числе и Тихушники, которые караулят нас снаружи — куда подальше. Я ДОМА.

Оглавление

КАК МЫ ВЫЖИЛИ

ПОДСТАВА

ПОПУТЧИЦА

Я ДОМА Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg