«Дети крови и костей»

Дети крови и костей (fb2) - Дети крови и костей [litres] (пер. Катарина В. Воронцова) (Наследие Ориши - 1) 2892K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Томи Адейеми

Томи Адейеми Дети крови и костей

Tomi Adeyemi

CHILDREN OF BLOOD AND BONE

Copyright © 2018 by Tomi Adeyemi Books Inc.

© К. Воронцова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2019

* * *

Маме и папе, которые пожертвовали всем, чтобы у меня был шанс, и Джексону, который верил в меня и эту историю задолго до меня самой

Кланы магов

КЛАН ИКУ

МАГИ ЖИЗНИ И СМЕРТИ

Титул: ЖНЕЦ

Божество: ОЙЯ

КЛАН ЭМИ

МАГИ СОЗНАНИЯ, ДУХА И СНОВ

Титул: ПРОВОДНИК

Божество: ОРИ

КЛАН ОМИ

МАГИ ВОДЫ

Титул: ПРИЛИВЩИК

Божество: ЙЕМОЙЯ

КЛАН ИНА

МАГИ ОГНЯ

Титул: ПОДЖИГАТЕЛЬ

Божество: САНГО

КЛАН АФЕФЕ

МАГИ ВОЗДУХА

Титул: ВЛАДЫКА ВЕТРОВ

Божество: АЯО

КЛАН АИЙЕ

МАГИ ЖЕЛЕЗА И ЗЕМЛИ

Титул: ВЛАДЫКА ЗЕМЛИ/СВАРЩИК

Божество: ОГУН

КЛАН ИМОЛЕ

МАГИ СВЕТА И ТЬМЫ

Титул: СВЕТОЧ

Божество: ОЧУМАРЕ

КЛАН ИВОСАН

МАГИ ЗДОРОВЬЯ И БОЛЕЗНЕЙ

Титул: ЦЕЛИТЕЛЬ/ГУБЯЩИЙ

Божество: БАБАЛОЙЕ

КЛАН АРИРАН

МАГИ ВРЕМЕНИ

Титул: ВИДЯЩИЙ

Божество: ОРУНМИЛА

КЛАН ЭРАНКО

МАГИ ЗВЕРЕЙ

Титул: УКРОТИТЕЛЬ

Божество: ОКСОСИ

Я стараюсь не думать о ней.

Но когда думаю, вспоминаю о жареном рисе.

Когда мама была рядом, в хижине всегда им пахло.

Вспоминаю о том, как сверкала ее темная кожа, прекрасная, словно летнее солнце, как оживлялся рядом с ней папа, как ее спутанные, кудрявые волосы возвышались над челом варварски роскошной короной, которая забавно развевалась на ветру.

Я слышу слова легенд, которые она рассказывала мне на ночь, и смех Тзайна, игравшего на поляне в агбон.

Слышу вопль папы, когда солдаты затянули цепь на маминой шее, и крики, что она издавала, когда они тащили ее во тьму.

Вспоминаю заклятия, извергавшиеся из ее рта, словно лава, – то была магия смерти, что ее унесла.

Думаю о трупе матери, висевшем на том дереве.

И о короле, что забрал ее у меня.

Глава первая. Зели

Выбери меня.

Я сдерживаюсь, чтобы не закричать. Вонзаю ногти в посох, вырезанный из марулы, и сжимаю изо всех сил, чтобы он не дрожал. Капли пота стекают по спине – не знаю почему: из-за утренней жары или оттого, что сердце вот-вот выскочит из груди. Уже много лун, как меня пропускали.

Сегодня все должно быть иначе.

Я заправляю снежно-белую прядь за ухо и стараюсь сидеть неподвижно. Как всегда, Мама Агба выбирает медленно, вглядываясь в каждую из нас, пока мы не начинаем ерзать. Она хмурит брови, морщины на бритой голове становятся глубже. Темнокожая, в неярком халате, Мама Агба ничем не отличается от других старух в деревне. Сложно представить, что женщина ее возраста может обладать столь пугающей силой.

– Кхм, – Йеми прокашливается у входа в ахэре[1] – не слишком тонкий намек, что она уже прошла испытание. Ухмыляется и крутит свой вырезанный вручную посох, готовая встретиться взглядом с той, кого намерена победить в поединке на право считаться взрослой. Большинство девочек боится сражаться с Йеми, но я хочу этого всем сердцем. Я тренировалась. Я готова.

Я знаю, что смогу одолеть ее.

– Зели.

Хриплый голос Мамы Агбы разрушает тишину. В ответ раздается общий вздох облегчения – вздох тех пятнадцати, которых не выбрали. Эхо моего имени блуждает в затянутых тканью стенах тростниковой ахэре, пока я наконец не понимаю, что Мама Агба назвала меня.

– Правда?

Она причмокивает губами:

– Я могу выбрать еще кого-нибудь…

– Нет! – Я вскакиваю на ноги и быстро кланяюсь. – Спасибо, Мама. Я готова.

Темнолицые воспитанницы расступаются, когда я иду сквозь толпу. Концентрируюсь на том, как под босыми ногами пружинит тростниковый пол, ловлю отдачу. Мне нужно выиграть этот поединок, пройти инициацию.

Я ступаю на черную циновку – край арены – и Йеми кланяется. Она ждет ответного поклона, но ее взгляд лишь разжигает во мне ярость. В ее стойке нет уважения, нет обещания честной схватки. Она думает, если я предсказательница, то ниже ее.

Думает, я проиграю.

– Поклонись, Зели.

Несмотря на приказной тон Мамы Агбы, я не могу заставить себя пошевелиться. У меня перед глазами восхитительные черные волосы Йеми. Ее кокосовая кожа гораздо светлее моей. Цвет лица у нее нежно-коричневый, как у оришан, что ни дня не работали на солнце – привилегия, оплаченная деньгами отца, которого она ни разу не видела. Аристократа, с позором изгнавшего свою незаконнорожденную дочь в нашу деревню.

Я расправляю плечи и выпячиваю грудь – распрямляюсь, хотя нужно кланяться. Лицо Йеми выделяется в толпе предсказательниц со снежно-белыми волосами. Предсказательниц, обязанных склоняться перед такими, как она, снова и снова.

– Зели, не заставляй меня повторять.

– Но Мама…

– Поклонись или выйди из круга. Ты тратишь наше время.

Выбора нет. Я сжимаю зубы и сгибаюсь в поклоне. Неприятная ухмылка появляется на лице Йеми.

– Неужели это так трудно? – Она вновь кланяется для ровного счета. – Если уж собираешься проиграть, сохраняй достоинство.

Приглушенные смешки раздаются в толпе, но стихают, оборванные резким жестом Мамы Агбы. Я посылаю им убийственный взгляд, прежде чем сфокусироваться на сопернице.

Посмотрим, кто будет смеяться, когда я выиграю.

– По местам.

Мы расходимся по разным углам циновки, носком поднимаем посохи с пола. Усмешка Йеми исчезает, она прищуривается. В ней просыпается инстинкт убийцы.

Мы смотрим друг другу в глаза, ожидая сигнала. Я боюсь, что Мама Агба будет тянуть целую вечность, но она наконец кричит.

– Начали!

Внезапно мне приходится защищаться.

Прежде чем я успеваю атаковать, Йеми бросается вперед со скоростью гепанэра[2]. Ее посох взлетает над головой и в следующую секунду оказывается у моей шеи. Девочки за спиной ахают, но я не пропускаю удар.

Йеми, может, и быстрая, но я могу быть еще быстрей.

Когда ее посох приближается, я выгибаюсь, как только могу, уклоняясь от удара. Моя спина еще согнута, когда Йеми бьет снова, опуская посох с невиданной силой.

Я бросаюсь в сторону и перекатываюсь по полу – ее посох приземляется на циновку рядом со мной. Йеми отскакивает назад, чтобы ударить вновь, пока я пытаюсь найти опору.

– Зели, – предупреждает Мама Агба, но мне не нужна ее помощь. Рывком я встаю на ноги и поднимаю посох, блокируя следующий удар Йеми.

Посохи сталкиваются с громким стуком. Тростниковые стены содрогаются. Дерево в руках еще гудит от удара, когда Йеми поворачивается, нацелив оружие на мои колени. Я отталкиваюсь опорной ногой, взмахнув руками, делаю кувырок, перелетаю через ее посох и вижу первую дыру в защите – мой шанс перейти к нападению.

– Ну, – реву я, пользуясь моментом, чтобы нанести удар. – Давай…

Но посох Йеми сталкивается с моим, останавливая атаку в ту же секунду, когда она началась.

– Терпение, Зели, – кричит Мама Агба. – Сейчас не время для нападения. Наблюдай и отвечай на удары противника.

Проглотив стон, я киваю и отступаю.

«У меня еще будет шанс, – убеждаю я себя. – Нужно просто подождать…»

– Правильно, Зел, – Йеми говорит так тихо, что только я могу ее слышать. – Слушайся Маму Агбу. Будь хорошей мушкой.

Вот оно.

Это слово.

Гадкий, унизительный намек, брошенный Йеми небрежно, с наглой ухмылкой на губах.

Не успев подумать как следует, я делаю выпад, и посох останавливается в волоске от живота соперницы. Теперь меня ждет печально известная трепка Мамы Агбы, но страх во взгляде Йеми того стоит.

– Эй! – Она оборачивается к Маме Агбе, чтобы та вмешалась, но времени жаловаться нет. Я вращаю посохом так быстро, что глаза моей противницы округляются, а затем вновь бросаюсь в атаку.

– Это не по правилам! – кричит Йеми, упав на колени, чтобы избежать моего удара. – Мама…

– Разве она должна сражаться за тебя? – смеюсь я. – Давай, Йем. Если собираешься проиграть, сохраняй достоинство!

Глаза Йеми полны гнева, как у рогатой леонэры, готовой атаковать. Она крепко сжимает посох, желая отомстить за унижение.

Начинается настоящая схватка.

Стены ахэре гудят, когда наше оружие сталкивается снова и снова. Мы обмениваемся ударами, пытаясь найти дыру в обороне и шанс нанести решающий удар. У меня появляется возможность, и…

– У-у-ух!

Я с хрипом сгибаюсь пополам и отлетаю назад. К горлу подступает тошнота. Кажется, что Йеми, помимо прочего, сломала мне ребра, но боль в животе ощущается сильнее.

– Стойте…

– Нет! – хрипло обрываю я Маму Агбу, буквально заставляя себя дышать, и поднимаюсь, держась за посох. – Все в порядке.

Я еще не сдалась.

– Зели, – начинает она, но Йеми не терпится закончить. Она подлетает ко мне, пылая от ярости, и ее посох свистит в волоске от моей головы. Едва я ухожу из-под удара, как она отбегает для новой атаки. Но прежде, чем успевает развернуться, я обхожу ее, ударив посохом в грудь.

– О! – Йеми хватает ртом воздух. Ее лицо искажается от боли и шока. Никто еще не бил ее в поединках у Мамы Агбы. Она не знает, что это такое.

И прежде, чем Йеми успевает перевести дыхание, я вращаю посохом и бью прямо в живот. Собираюсь нанести последний удар, когда бордовые полотнища над входом в ахэре распахиваются.

Биси вбегает внутрь – белые волосы развеваются за спиной, грудь ходит вверх-вниз, когда она обменивается взглядом с Мамой Агбой.

– Что случилось? – спрашивает та.

В глазах Биси стоят слезы.

– Прости, – хнычет она. – Я заснула… Я не…

– Выкладывай, дитя.

– Они идут, – наконец выкрикивает Биси. – Они близко, у самой деревни!

С секунду я не могу дышать. Другие, кажется, тоже. Страх парализует каждую частичку наших тел.

Затем желание жить берет верх.

– Быстрей, – шипит Мама Агба. – Поспешим!

Я поднимаю Йеми на ноги. Она еще задыхается, но у меня нет времени, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Беру ее посох и начинаю собирать другие.

Ахэре охватывает хаос: все спешат скрыть, что на самом деле происходит в этих стенах.

В воздух взлетают полотна яркой ткани. Кто-то достает тростниковых манекенов. В такой спешке нельзя понять, успеем ли мы замести следы вовремя. Я стараюсь сосредоточиться на своем задании: спрятать посохи под циновку, чтобы их не нашли. Как только заканчиваю, Йеми сует мне в руку деревянную иголку. Когда бегу на свое место, полотнища над входом в ахэре распахиваются вновь.

– Зели, – рычит Мама Агба.

Я замираю. Все глаза в ахэре устремлены на меня. Не успеваю я сказать и слова, как Мама Агба дает мне подзатыльник. Я вздрагиваю от резкой боли.

– Оставайся на месте, – бросает она. – Тебе нужно работать в любых условиях.

– Мама Агба…

Она склоняется ко мне, и я читаю в ее глазах: это не по-настоящему. Мое сердце стучит, как безумное. Все, что происходит, – игра. Возможность купить нам время.

– Прости, Мама Агба. Прости меня.

– Просто возвращайся на свое место.

Я сдерживаю улыбку и виновато склоняю голову, стараясь незаметно рассмотреть вошедших стражников. Тот, что ниже ростом, смугл, как Йеми, подобно большинству солдат в Орише, – у него коричневое, словно изношенное кожаное изделие, лицо и густые черные волосы. Хотя мы всего лишь девчонки, он держит ладонь на эфесе меча. Рука напряжена, словно кто-то из нас способен напасть.

Другой стражник – высокий и серьезный, куда темнее своего соратника. Он стоит у входа и смотрит в землю. Возможно, ему стыдно из-за того, что они собираются сделать. Оба с печатью короля Сарана, выбитой на железных нагрудниках. Все внутри сжимается при одном взгляде на выгравированного там снежного леонэра, напоминающего о монархе, что послал их сюда.

Напустив на себя обиженный вид, я возвращаюсь к тростниковому манекену. Ноги едва не подкашиваются от облегчения, когда я мельком оглядываю ахэре. То, что раньше было ареной, теперь похоже на лавку швеи. Рядом с каждой из нас стоят манекены, украшенные яркими тканями. Они раскроены и заколоты особым способом, придуманным Мамой Агбой. Мы сметываем швы дашики[3], как делали это годами, тихо шьем, ожидая, когда стражники уйдут.

Мама Агба ходит между рядами, осматривая работу своих учениц. Несмотря на тревогу, я ухмыляюсь тому, что она заставляет стражников ждать, отказываясь замечать их присутствие.

– Я могу вам чем-то помочь? – наконец спрашивает она.

– Время налога, – говорит тот, что темнее. – Плати.

Лицо Мамы Агбы каменеет.

– Я заплатила на прошлой неделе.

– Это не налог на торговлю, – взгляд другого стражника скользит по длинным белым волосам предсказательниц. – Содержать мух стало еще дороже. У тебя их с избытком, так что лучше раскошеливайся.

Конечно. Я стискиваю ткань на манекене так, что рукам больно. Королю мало держать предвидиц в подчинении. Ему нужно уничтожить любого, кто попробует нам помочь.

Я сжимаю зубы, пытаясь не обращать внимания на стражника и на то, как презрительно он произнес слово «муха». Неважно, что мы и так никогда не станем магами, которыми должны были стать. В их глазах мы все еще грязные личинки.

Губы Мамы Агбы превращаются в одну тонкую линию. У нее нет лишних денег.

– В прошлое полнолуние вы уже поднимали налог на предсказательниц, – пытается спорить она. – И за месяц до этого тоже.

Стражник с более светлой кожей выступает вперед и тянется за мечом, готовый напасть при первом признаке бунта.

– Может, не стоит водиться с мухами?

– Может, не стоит нас грабить?

Слова вырываются у меня изо рта прежде, чем я успеваю остановиться. Все замирают. Мама Агба превращается в статую, ее черные глаза умоляют меня замолчать.

– Предсказательницы не стали зарабатывать больше. Откуда, по-вашему, возьмутся деньги на новые налоги? – продолжаю я. – Нельзя увеличивать их снова и снова. Если так будет продолжаться, мы не сможем платить!

Стражник лениво обходит нас, и я мечтаю, чтобы в руках оказался посох. Одним ударом я сбила бы его с ног, точным выпадом раздробила бы гортань.

Внезапно я понимаю, что меч у стражника необычный. Вижу черное лезвие, блестящее в ножнах из металла, более драгоценного, чем золото.

Магацит. Сплав, изобретенный королем Сараном до рейда, созданный, чтобы ослабить нашу магию и жечь нашу плоть.

Как черная цепочка на шее мамы.

Сильные маги могут сопротивляться ему, но большинство из нас этот редкий металл истощает. Хотя во мне нет магии, которую нужно подавлять, от близости магацитового клинка сотня иголок впивается в кожу, пока стражник кружит рядом.

– Лучше бы тебе закрыть рот, девочка.

Он прав. Лучше закрыть рот, проглотить гнев. По крайней мере, так можно выжить и увидеть завтрашний день.

Он склоняется к моему лицу. Я подавляю желание воткнуть иглу в его круглый карий глаз. Может, мне стоит промолчать.

А может, ему стоит умереть?

– Ты… Цыц!

Мама Агба отпихивает меня в сторону с такой силой, что я падаю наземь.

– Вот, – она протягивает стражнику пригоршню монет. – Просто берите.

– Мама, нет…

От ее взгляда я словно превращаюсь в камень. Замолкаю и кое-как поднимаюсь на ноги, зарывшись в узорные ткани своего манекена.

Монеты звенят: стражник пересчитывает бронзовые кружочки в своей ладони. Фыркнув, он говорит:

– Не хватает.

– А должно бы, – отвечает Мама Агба с отчаяньем в голосе. – Это все, что у меня есть.

Ненависть поднимается внутри, обжигающая и острая как шипы. Это несправедливо. Мама Агба не должна умолять. Я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом со стражником.

Это ошибка. Прежде, чем успеваю отвернуться и скрыть отвращение, он хватает меня за волосы.

Я кричу, и через секунду стражник швыряет меня на землю, лицом вниз, с такой силой, что у меня перехватывает дыхание.

– Может, денег у тебя и нет, – его колено упирается мне в спину, – но у тебя тут мушки на любой вкус.

Он грубо хватает меня за бедро:

– Начну с этой.

Кожа горит. Я задыхаюсь, сжимаю кулаки, чтобы унять дрожь. Хочу закричать, переломать каждую кость в его теле, но с каждой секундой слабею. Его прикосновение уничтожает меня, ту, которой я с таким трудом пыталась стать.

Я снова чувствую себя маленькой беспомощной девочкой, которая ничего не может сделать, пока солдаты утаскивают ее мать.

– Хватит! – Мама Агба отталкивает стражника, прижимает меня к груди, рыча как рогатая леонэра, защищающая детеныша. – Я отдала деньги, и это все, что вы получите. Уходите. Немедленно.

Стражника бесит ее дерзость. Рука скользит к клинку, но другой солдат удерживает его:

– Пойдем. Нам нужно уйти из деревни до заката.

Хотя темнокожий говорит спокойно, его челюсти крепко сжаты. Возможно, глядя на наши лица, он вспоминает мать или сестру, кого-то, кого тоже хотел защитить.

Другой стражник замирает, как статуя, и я не знаю, что он собирается сделать. Затем он убирает руку с эфеса и впивается глазами в Маму Агбу.

– Научи мух знать свое место, – предупреждает он. – Или это сделаю я.

Он смотрит на меня. Хотя по коже струится пот, внутри я леденею. Стражник скользит взглядом по моей фигуре, как бы предупреждая, что может у меня забрать.

«Попробуй!», – хочу огрызнуться я, но во рту пересохло. Мы молчим, пока стражники не уходят и лязг подбитых металлом сапог не исчезает в отдалении.

Силы оставляют Маму Агбу, будто свеча гаснет на ветру. Она хватается за манекен, чтобы не упасть. Из беспощадной воительницы, которую я знаю, она превращается в слабую незнакомую мне старуху.

– Мама…

Я спешу ей на помощь, но она отталкивает мою руку:

– Оде!

Дура, ругает она меня на йоруба – языке магов, запрещенном после Рейда. Я не слышала его так давно, что мне требуется время, чтобы понять значение этого слова.

– Что, во имя богов, с тобой не так?

Снова все глаза в ахэре устремлены на меня. Смотрит даже маленькая Биси. Но почему Мама Агба злится? Разве я виновата, что эти стражники воры?

– Я хотела защитить тебя.

– Защитить меня? – повторяет Мама Агба. – Ты знала, что твои слова ничего не изменят. Из-за тебя нас всех могли убить!

Я отступаю и спотыкаюсь, потрясенная ее резкостью. Никогда еще мне не приходилось видеть в ее глазах такого разочарования.

– Если я не могу с ними бороться, то для чего мы здесь? – Голос срывается, но я проглатываю слезы. – Что толку тренироваться, если нельзя защитить себя?

– Ради богов, подумай, Зели. Подумай о ком-нибудь, кроме себя! Кто защитит твоего отца, если ты ранишь этих людей? Кто поможет Тзайну, когда стражники решат отомстить?

Я открываю рот, чтобы возразить ей, но мне нечего сказать. Она права. Даже если я убью нескольких стражников, с армией мне не справиться. Рано или поздно меня найдут.

И уничтожат всех, кто мне дорог.

– Мама Агба? – Голос Биси похож на мышиный писк. С глазами, полными слез, она цепляется за шаровары Йеми. – Почему они нас ненавидят?

Усталость отражается в каждой черте Мамы Агбы. Она обнимает Биси.

– Они ненавидят не вас, а тех, кем вы должны были стать.

Биси прячет лицо в складки ее халата и тихо плачет. Мама осматривается, замечая, что остальные тоже едва сдерживают слезы.

– Зели спросила, зачем мы здесь. Это хороший вопрос. Мы часто говорим, как нужно сражаться, но не говорим, почему.

Мама опускает Биси на землю и жестом просит Йеми принести стул.

– Вы должны помнить, что мир не всегда был таким. Прежде все мы были едины.

Мама Агба усаживается, девочки собираются вокруг, готовые слушать. Каждый день она заканчивает урок легендой или притчей, рассказывая о прежних временах. Обычно я пробиваюсь вперед, чтобы не упустить ни слова, но сегодня стою позади – слишком виновата, чтобы приблизиться.

Мама Агба растирает руки, медленно и методично. Несмотря на то что случилось, легкая улыбка скользит по ее губам – улыбка, которую может вызвать только один рассказ. Не в силах сопротивляться, я подхожу ближе, расталкивая других девчонок. Это наша история. Правда, которую король пытался похоронить с мертвецами.

– В начале времен Ориша была страной, где счастливо жили люди, наделенные магией. Каждому из десяти кланов боги даровали способность управлять силами природы. Одни маги властвовали над водами, другие – над огнем. Встречались и те, кто умел читать мысли, и даже те, кто мог видеть будущее!

Хотя мы все, так или иначе, слышали эту историю – от Мамы Агбы или от родителей, которых потеряли, – ощущение волшебства не исчезает. Наши глаза загораются, когда Мама Агба описывает магов, способных исцелять и насылать болезни. Мы наклоняемся ближе, и она рассказывает о заклинателях, несущих свет и тьму в своих ладонях.

– Все маги рождались с белыми волосами – знаком божественного прикосновения. Они использовали свои таланты, чтобы заботиться об оришанах и были почитаемы народом. Но не каждый удостаивался милости богов, – Мама Агба обводит хижину рукой. – Поэтому день, когда новый маг появлялся на свет, становился праздником для всей страны, и люди радовались при виде белых локонов. Дети, избранные богами, не могли колдовать, пока им не исполнялось тринадцать. Пока сила не проявлялась, их называли «ибави», «божественными», «предсказанными богами».

Биси поднимает подбородок и улыбается, вспомнив происхождение нашего титула предсказательниц. Мама Агба склоняется к ней и дергает за прядь белых волос – знак, который мы все научились скрывать.

– Маги жили в Орише, становились первыми королями и королевами. В те времена на земле царил мир, но он был недолгим. Пришедшие к власти стали злоупотреблять магией, и в наказание боги лишили их своих даров. Сила в их крови иссякла, а волосы потемнели как символ греховности. Через несколько поколений любовь к магам превратилась в страх. Страх сменился ненавистью. Ненависть – жестокостью и стремлением стереть их с лица земли…

От слов Мамы Агбы в комнате словно темнеет. Все знают, что будет дальше: ночь, о которой мы не говорим и которую нам не забыть.

– До той ночи маги выживали, используя свои силы. Но одиннадцать лет назад все волшебство исчезло. Почему, известно лишь богам.

Мама Агба закрывает глаза и тяжело вздыхает:

– Вечером магия жила. Утром она погибла.

Почему, известно лишь богам?

Из уважения к Маме Агбе я сдерживаюсь. Она говорит, как все взрослые, пережившие Рейд. Покоряется воле богов, забравших у нас магию в наказание или вообще без какой-либо причины.

В глубине души я знаю правду. Поняла, увидев магов Ибадана в цепях. Боги умерли вместе с нашей магией и никогда не вернутся.

– В тот роковой день король Саран не колебался, – продолжает Мама Агба. – Он использовал слабость магов, чтобы нанести удар.

Я закрываю глаза, сдерживая слезы, которые вот-вот прольются. Цепь, накинутая на мамину шею. Кровь, стекающая в грязь…

Молчаливые воспоминания о Рейде наполняют тростниковую хижину, и воздух будто тяжелеет от горя.

Той ночью мы все потеряли своих близких – тех, что были магами.

Мама Агба вздыхает и поднимается. Собравшись с силами, снова становится той, кого мы знаем. Смотрит на девочек в хижине, словно генерал, осматривающий войска.

– Я учу пути посоха каждую, кто этого захочет, ибо в мире всегда будут мужчины, желающие причинить вам боль. Я начала тренировки для предсказательниц, дочерей умерших магов, потому что, хоть вы и не можете колдовать, вас всю жизнь будут сопровождать ненависть и жестокость. Вот почему мы здесь. Вот зачем тренируемся.

Резким движением Мама достает свой складной посох и ударяет им об пол.

– Ваши враги носят мечи. Почему я учу вас драться?

Наши голоса повторяют слова, которые Мама Агба заставила выучить наизусть:

– Ты уклоняешься, а не бьешь, бьешь, а не увечишь, увечишь, но не убиваешь. Посох не забирает жизнь.

– Я учу вас быть воинами в саду, так что вы никогда не станете садовниками войны. Я помогу вам бороться, но главная ваша сила в чувстве самообладания.

Мама оборачивается ко мне, расправив плечи.

– Вы должны защищать слабых. Это путь посоха.

Девочки кивают, а мне остается лишь опустить глаза. Я снова всех подвела и едва все не разрушила.

– Ладно, – вздыхает Мама Агба. – На сегодня достаточно. Соберите свои вещи, продолжим завтра.

Одна за другой девочки выходят из хижины, довольные, что избежали гнева. Я тоже пытаюсь ускользнуть, но сморщенная рука Мамы Агбы ложится на мое плечо.

– Останься, – приказывает она.

Последние девчонки награждают меня сочувствующими взглядами и потирают ягодицы, возможно, подсчитывая, сколько ударов плетью я получу.

Двадцать за нарушение правил боя… Пятьдесят за дерзкий разговор… Сотню за то, что нас чуть не убили…

Нет. Сотня – это слишком мало.

Я сдерживаю вздох и готовлюсь к трепке.

Все пройдет быстро, успокаиваю я себя. Закончится, не успеешь и…

– Сядь, Зели.

Мама Агба протягивает мне чашку чая, другую наливает себе. Сладкий аромат щекочет мне нос, теплая глина греет руки. Я поднимаю брови:

– Он отравлен?

Уголки рта Мамы Агбы слегка поднимаются вверх, но лицо остается строгим. Я делаю глоток, чтобы скрыть улыбку, и чувствую вкус меда на языке. Поворачиваю чашку в руках и провожу пальцами по узору из лиловых бусин по краю. У Мамы чашка такая же, но бусины на ней серебряные – украшения в честь Ойи, богини жизни и смерти.

На миг эти воспоминания отвлекают меня от Мамы Агбы и ее разочарования, но аромат чая слабеет, и кислый привкус вины возвращается. Она не должна была проходить через это. По крайней мере, не ради провидицы вроде меня.

– Прости, – я обхватываю чашку руками, не в силах поднять глаза. – Я знаю… Знаю, что все только усложняю.

Как и Йеми, Мама Агба – косиданка, оришанка, не имеющая способностей к магии. До Рейда мы верили, что боги сами выбирали, кто будет предсказателем, а кто – нет, но теперь магия ушла, и я не понимаю, почему это различие остается. Лишенная белых волос, Мама Агба могла бы жить с другими оришанами и избежать произвола стражников. Если бы она не работала с нами, они бы вообще ее не беспокоили.

Часть меня хочет, чтобы она бросила нас, избавила себя от боли. С ее талантом швеи она могла бы, наверное, заняться торговлей – это принесло бы ей прибыль, которая теперь утекает сквозь пальцы.

– Ты походишь на нее все сильнее, знаешь об этом? – Мама Агба отпивает немного чая и улыбается. – Когда ты в гневе, сходство просто пугающее. Ты унаследовала ее ярость.

Я стою, разинув рот от удивления. Мама Агба редко говорит о тех, кого мы потеряли.

Да и немногие из нас их вспоминают.

Я прячу изумление, сделав еще глоток, и киваю:

– Знаю.

Не помню, когда именно это случилось, но папа стал относиться ко мне по-другому, начал избегать моего взгляда – наверное, смотрел на меня и видел лицо убитой жены.

– Хорошо, – улыбка Мамы Агбы меркнет. – Во время Рейда ты была ребенком. Я боялась, что ты ее забудешь.

– Не смогла бы, даже если бы захотела. – Разве можно забыть мамино лицо, похожее на солнце? Я пытаюсь сохранить его в памяти. Это лицо, а не труп со струйкой крови, бегущей по шее.

– Знаю, ты бьешься за нее, – Мама Агба гладит меня по белым волосам, – но король жесток, Зели. Он скорее вырежет все королевство, чем станет терпеть ересь предсказательниц. Когда у твоего врага нет чести, нужно выбирать другой путь.

– Разве я не могу на этом пути разбить пару голов своим посохом?

Мама Агба фыркает, и морщинки вокруг карих глаз становятся глубже:

– Просто обещай, что будешь осторожна и выберешь правильный момент для битвы.

Я сжимаю руки Мамы Агбы и низко кланяюсь.

– Обещаю, Мама, что не подведу тебя снова.

– Хорошо, потому что я хочу показать тебе кое-что и не хочу об этом жалеть.

Из складок своего халата Мама Агба достает гладкий черный прут. Делает резкий взмах. Я вскакиваю, когда прут превращается в блестящий металлический посох.

– О боги, – выдыхаю я, едва сдерживаясь, чтобы не схватить это произведение искусства. Черный металл испещрен древними символами, каждый из которых напоминает об уроке, однажды преподанном Мамой Агбой. Как пчела на мед, я смотрю на акофену – знак, изображающий скрещенные клинки, мечи войны. Смелость не всегда рычит, сказала она тогда. Доблесть не всегда сияет. Мои глаза скользят к акоме, гравировке в виде смиренного сердца, что следует за мечами. Почти уверена, в тот день меня высекли.

Каждый символ возвращает меня к какому-нибудь уроку, истории, притче. Я выжидающе смотрю на Маму. Это подарок или то, чем меня сейчас накажут?

– Держи, – она вкладывает гладкий металл мне в руку.

Я ощущаю его тяжесть. Железо, способное крушить черепа.

– Неужели это по-настоящему?

Мама кивает:

– Сегодня ты сражалась, как воин, и прошла инициацию.

Я поднимаюсь, чтобы раскрутить посох над головой и прихожу в восторг от скрытой в нем мощи. Металл режет воздух, как нож, более смертоносный, чем любой из посохов, вырезанных мной из марулы.

– Помнишь, что я сказала тебе на нашей первой тренировке?

Я киваю и говорю усталым голосом Мамы Агбы:

– Если собираешься драться со стражниками, лучше научиться побеждать.

Она дает мне подзатыльник, но от тростниковых стен отражается ее теплый смех. Я протягиваю ей посох, и она ударяет им об пол. Оружие снова превращается в металлический прут.

– Ты знаешь, как побеждать, – говорит она, – просто убедись, что знаешь, когда сражаться.

Гордость, смешанная с болью, бушует в моей груди, когда Мама Агба вновь вкладывает посох мне в ладонь. Не веря своим глазам, я обнимаю ее за талию, вдыхая знакомый запах свежей ткани и сладкого чая.

Мама Агба кажется напряженной, но отвечает на объятие, смиряя мою боль. Отступает назад и хочет сказать что-то еще, но замирает, когда полотна у входа в ахэре распахиваются вновь.

Я хватаюсь за прут, готовая к драке, но узнаю в вошедшем старшего брата. Тзайн входит внутрь, и тростниковая хижина сразу становится меньше. Кажется, будто он состоит из одних мышц и сухожилий. Пот стекает с черных волос и струится по лицу. Он встречается со мной взглядом, и сердце сжимается от страшного предчувствия.

– Это касается папы.

Глава вторая. Зели

Его слова – последнее, что я хотела бы слышать.

«Это касается папы» означает, что все кончено. Что он ранен или еще хуже…

Нет. Я пытаюсь отбросить эти мысли, когда мы несемся по деревянным доскам торгового квартала. Он в порядке, говорю я себе. Что бы там ни случилось, он будет жить.

Солнце пробуждает нашу морскую деревню Илорин. Волны разбиваются о деревянные столбы, поддерживающие поселение на плаву, и накрывают наши ноги тучей брызг. Будто у паука в паутине моря, у нашей деревни восемь деревянных ног, которые сходятся в центре. Туда мы сейчас и спешим – так быстрее можно добраться до отца.

– Осторожней! – вопит косиданка, когда я пробегаю мимо, едва не сбив с ее черной головы корзину с бананами. Может, если она поймет, что мой мир рушится, то найдет в себе силы простить.

– Что случилось? – спрашиваю я на бегу.

– Не знаю, – отвечает Тзайн. – Ндулу пришел на тренировку агбон и сказал, что папа в беде. Я отправился домой, но Йеми сообщила, что у тебя были неприятности со стражниками.

О боги, что если это дело рук того солдата из хижины Мамы Агбы? Страх закрадывается в душу, пока мы несемся мимо торговок и ремесленников, запрудивших деревянные мостки. Стражник, напавший на меня, мог прийти за папой, и если пришел…

– Зели! – с раздражением кричит Тзайн – знак того, что он не первый раз пытается привлечь мое внимание. – Почему ты оставила его? Была твоя очередь с ним сидеть!

– Сегодня был поединок на право считаться взрослой. Если бы я его пропустила…

– Проклятье, Зел! – Жители деревни оборачиваются на рев Тзайна. – Ты это серьезно? Бросила папу ради дурацкой палки?

– Это не палка, а оружие, – кричу я в ответ. – И я не бросала его. Он заснул, ему нужно было отдохнуть, а я и так оставалась с ним всю неделю…

– Потому что я был с ним всю прошлую! – Тзайн ловко перепрыгивает через ползущего по дорожке малыша, демонстрируя отличную физическую форму. Юная косиданка улыбается, видя, как он проносится мимо, в надежде, что кокетливый взмах рукой его остановит. Даже сейчас деревенских тянет к Тзайну, словно магнитом. Мне же, наоборот, нет нужды отталкивать людей с дороги – стоит им увидеть белые волосы, и они бегут от меня, как от чумы.

– До оришанских игр осталась всего пара лун, – продолжает Тзайн. – Ты знаешь, что для нас значит выиграть эти деньги. Пока я тренируюсь, ты остаешься с папой. Что из этого тебе трудно понять? Проклятье!

Тзайн резко останавливается перед плавучим рынком в центре Илорин.

Окруженный прямоугольными мостками, он полон деревенских. Они торгуют с бортов круглых лодок, которые сделаны из кокосовой пальмы. До открытия дневной ярмарки можно было пробежать по ночному мосту к нашему дому в рыбацком районе. Но сегодня торговать начали рано, и моста нигде нет. Нам предстоит долгий путь.

Как всегда атлетичный, Тзайн срывается с места, несется по мосту вокруг рынка, чтобы скорей добраться до отца. Я бегу за ним, но останавливаюсь, увидев лодки.

Торговцы и рыбаки заключают сделки, меняя свежие фрукты на лучший дневной улов. В хорошие времена торговля идет гладко – каждый готов немного уступить и помочь другому. Но сейчас все спорят, требуя бронзы и серебра, а не рыбы и обещаний.

Налоги…

Мерзкое лицо стражника снова встает у меня перед глазами, а при воспоминании о его хватке бедро обжигает огнем. Это подстегивает меня, и я прыгаю в первую лодку.

– Осторожнее, Зели! – кричит Кана, деревенская садовница, придерживая свои драгоценные фрукты. Она поправляет тюрбан и ругается, когда я прыгаю на борт следующей лодки, полной синей опахи.

– Простите!

Выкрикивая одно извинение за другим, я прыгаю с лодки на лодку, как красноносая лягушка. Приземляюсь на настил в рыбацком районе и тут же несусь дальше, наслаждаясь тем, как пружинят под ногами деревянные доски. Я бегу вперед, не дожидаясь брата – нужно успеть к папе первой. Если все плохо, надо предупредить брата.

Если папа мертв…

От этой мысли ноги наливаются свинцом. Нет, не может быть. День только начался, так что нужно успеть взять лодку и выйти в море. Но когда мы вытянем сети, наверняка время первого улова пройдет. Кто отругает меня, если папы нет?

Вспоминаю его, спящего в пустой ахэре, перед моим уходом. Уже тогда папа казался измученным, как будто даже самый долгий сон не мог его исцелить. Я надеялась, что он не проснется до моего возвращения, но должна была понимать: в тишине его мучили боль и скорбь.

А еще я…

И мои глупые ошибки.

При виде толпы, собравшейся возле нашей ахэре, я резко останавливаюсь. Люди загораживают океан, крича и указывая на что-то, чего я не вижу. Прежде, чем успеваю протолкнуться вперед, Тзайн протискивается сквозь толпу, освобождая нам путь. Мое сердце замирает.

В океане, далеко от берега, тонет человек. Его темные волосы появляются над водой каждый раз, когда он пытается удержаться на плаву. Сильные волны накатывают на беднягу, снова и снова погружая его в воду. Человек зовет на помощь слабым, надрывающимся голосом. Голосом, который я узнаю где угодно.

Голосом моего отца.

Два рыбака в кокосовых лодках приближаются к нему, гребя с бешеной скоростью, но волна с силой отталкивает их назад. Им ни за что не успеть вовремя.

– Нет! – кричу я в ужасе, когда новая волна накрывает папу. Жду, что он всплывет, но перед глазами только бушующее море. Мы опоздали.

Папа мертв.

Осознание, как посох, бьет в грудь. В голову. В сердце.

Внезапно весь воздух будто исчезает, и я забываю, как дышать.

Но, пока я пытаюсь удержаться на ногах, Тзайн действует: он ныряет в воду, рассекая волны, словно акула. Брат плывет, как никогда раньше, и через пару минут обгоняет лодки. Еще мгновение, и он там, где только что исчез папа. Тзайн ныряет.

Давай. Мою грудь сдавливает от напряжения: кажется, я чувствую, как хрустят ребра. Тзайн появляется на поверхности, но его руки пусты. Тела не видно.

Папы нет.

Задыхаясь, он ныряет вновь, на сей раз погружаясь глубже. Секунды ожидания превращаются в вечность. О боги…

Я могу потерять их обоих.

– Давай, – шепчу я снова, вглядываясь в волны, где исчезли папа и Тзайн. – Возвращайся.

Я уже говорила это однажды. В детстве видела, как папа вытащил моего брата из озера, освободив от водорослей, в которых тот запутался. Отец давил ему на грудь, но не мог заставить его дышать. Мама и ее магия спасли Тзайна. Она рисковала всем, нарушив божественные законы, пробуждая дремавшие в ее крови запретные силы. Она сплела заклятие для Тзайна, словно нить, вернув его к жизни магией, воскрешающей мертвых.

Я каждый день мечтаю, чтобы мама была жива, но сейчас – особенно сильно. Хочу, чтобы магия, струившаяся по ее жилам, наполнила и меня.

Хочу оживить Тзайна и папу.

– Пожалуйста, – несмотря на то, что шансов на спасение мало, я закрываю глаза и молюсь, прямо как в тот день. Если осталась хотя бы одна богиня, пусть она услышит меня.

– Пожалуйста! – слезы бегут у меня по щекам, огонек надежды теплится в груди. – Прошу, Ойя, не забирай их тоже…

Я открываю глаза и вижу, как Тзайн выбирается из воды, одной рукой обхватив папу за грудь. Когда отец начинает кашлять, из него выливается по меньшей мере литр жидкости, но он все еще с нами.

Он жив.

Я падаю на колени, сворачиваясь в клубок на деревянном настиле.

О боги…

Еще даже не середина дня, а я едва не погубила две жизни.

* * *

ШЕСТЬ МИНУТ.

Столько папа пробыл под водой.

Столько он боролся с течением и его легкие оставались без воздуха.

Пока мы молча сидим в нашей ахэре, я не могу выкинуть это число из головы. По тому, как отец дрожит, понимаю, что эти шесть минут стоили ему десяти лет жизни.

Этого не должно было случиться. Еще слишком рано, чтобы день закончился для нас. Сейчас я должна быть снаружи, чистить с папой утренние сети, а Тзайн должен вернуться с тренировки агбон и помочь нам.

Вместо этого брат смотрит на папу, скрестив руки на груди. Он слишком взбешен, чтобы удостоить меня взглядом. Сейчас на моей стороне только Найла, верная леонэра, которую я вырастила, подобрав раненым детенышем. Она выросла и теперь возвышается надо мной, в холке доставая Тзайну до шеи. Два острых рога выступают за ее ушами, грозя проткнуть тростниковые стены хижины. Я встаю, и Найла инстинктивно опускает огромную голову, осторожничая из-за клыков, выступающих над челюстью. Мурчит, когда я глажу ее. Хоть кто-то на меня не злится.

– Что случилось, папа?

Хриплый голос Тзайна нарушает тишину. Мы ждем ответа, но взгляд отца остается пустым. Он с отсутствующим видом смотрит в пол, и от этого мое сердце сжимается еще сильнее.

– Папа! – Брат наклоняется, чтобы заглянуть ему в глаза. – Ты помнишь, что случилось?

Тот лишь крепче хватается за одеяло:

– Нужно было рыбачить.

– Но ты не должен был выходить в море один! – кричу я.

Папа вздрагивает, и Тзайн смотрит на меня, заставляя сбавить тон.

– Твои периоды помрачения становятся все длиннее, – вновь начинаю я. – Почему нельзя было подождать, пока я вернусь?

– Не было времени, – папа качает головой. – Пришли стражники. Сказали, надо платить.

– Что? – Брови Тзайна ползут вверх. – Почему? Я заплатил им на прошлой неделе!

– Это налог на предсказательниц, – я стискиваю складку ткани на своих штанах, все еще ощущая прикосновение того солдата. – Они приходили и к Маме Агбе. Возможно, навестили каждый дом провидиц в Илорин.

Тзайн прижимает кулаки ко лбу так сильно, словно хочет разбить себе череп. Он надеялся, что игра по правилам короля сохранит нам жизни, но нет средства против порядков, установленных из ненависти.

Темное прошлое выходит на поверхность, растет грозовой тучей, прежде чем лечь тяжелой ношей мне на грудь. Если бы я не была прорицательницей, они бы не страдали. Если бы мама не была магом, она все еще была бы жива.

Я впиваюсь пальцами в волосы и случайно вырываю несколько прядей. Часть меня хочет отрезать их совсем, но даже без белых локонов мое магическое наследие – проклятье семьи. Мы – рабы, люди, гниющие в тюрьмах короля. Другие оришане изо всех сил стараются не походить на нас, объявляя наше происхождение незаконным, как будто белые волосы и мертвая магия – это клеймо изгоев.

Мама говорила, что вначале белые пряди были знаком власти над небом и землей. Они символизировали красоту, добродетель и любовь, означали, что нас благословили боги. Но когда все изменилось, люди стали считать магию злом. Нашим наследием стала ненависть.

Я смирилась с людской жестокостью, но каждый раз, когда вижу, как страдают папа и Тзайн, мучаюсь все сильней. Папа еще выплевывает соленую воду, а мы должны думать, как свести концы с концами.

– Что насчет рыбы-парусника? – спрашивает Тзайн. – Мы можем отдать ее.

Я иду в конец хижины и открываю маленькую морозильную камеру. В морозной морской воде лежит краснохвостый парусник, его блестящая чешуя обещает восхитительный вкус. Редкая рыба в море Варри, слишком дорогая, чтобы ее ели мы.

– Они не возьмут налог рыбой, – ворчит папа. – Нужна бронза или серебро.

Он растирает виски так, будто это заставит весь мир исчезнуть:

– Они сказали, что заберут Зели на работы, если мы не достанем деньги.

От этих слов кровь стынет в жилах. Я резко отворачиваюсь, не в силах унять страх. Принятый королем закон о работах действовал по всей Орише. Если кто-то не мог заплатить налог, то должен был трудиться на благо своего правителя. Те, кого забирали, работали, не зная отдыха, возводя дворцы, прокладывая дороги или добывая уголь.

Когда-то это система помогала Орише процветать, но со времен Рейда превратилась в одобренный государством смертный приговор. Уловка, чтобы собрать таких, как я, в одном месте, как будто короля ничего, кроме этого, не интересует. Все предсказательницы и так осиротели после Рейда. Нам не под силу платить высокие налоги, но сумму все равно увеличивают, ведь мы – королевская мишень.

Проклятье. Я пытаюсь не показывать свой страх. Если попадем в долговую яму, не выберемся. Никому это не удавалось. Мы должны будем трудиться, пока не заплатим долг, но из-за роста налога он тоже начнет увеличиваться. Прорицательниц забирают, морят голодом, избивают и подвергают другим пыткам, перегоняя с места на место, как скот. Они должны работать, пока не умрут.

Я опускаю руки в ледяную воду, чтобы прийти в себя. Нельзя, чтобы Тзайн и папа поняли, насколько сильно я напугана. Так будет только хуже. Мои пальцы начинают дрожать, не знаю, от холода или ужаса. Как это случилось? Когда все стало настолько плохо?

– Нет, – шепчу я себе. Неправильный вопрос. С чего я вообще решила, что жизнь налаживается.

Я смотрю на одинокую белую каллу, вплетенную в натянутую на окне сеть, – единственное оставшееся воспоминание о маме. Когда мы жили в Ибадане, она украшала каллами окна нашего старого дома, чтобы почтить свою мать – обычай, которым маги поминают мертвых.

Обычно, глядя на цветок, я вспоминаю широкую улыбку, появлявшуюся на губах мамы, когда она вдыхала его коричный аромат. Сегодня все, что я вижу в его увядших листьях, – черную магацитовую цепь – ту, что надели на ее шею вместо привычного золотого амулета.

Хотя этим воспоминаниям одиннадцать лет, они ярче, чем окружающая меня реальность.

Той ночью случилось кое-что ужасное. Король Саран повесил моих соплеменников, чтобы устрашить мир и объявить войну магам, бывшим и еще не рожденным. В ту ночь магия умерла. А мы потеряли все.

Папа вздрагивает. Я подбегаю к нему и кладу руку на спину, чтобы не дать упасть. В его глазах нет гнева – они говорят о нашем поражении. Он цепляется за старое одеяло, а я мечтаю увидеть воина, которого помню с детства. До Рейда он мог победить трех вооруженных мужчин лишь с ножом для снятия шкур в руках. Но после того как его избили той ночью, прошло пять лун, прежде чем он заговорил.

Тогда они сломали его, разбили сердце и истерзали душу. Может, он бы поправился, если бы не нашел труп мамы, висящий на черных цепях. Но он его видел.

С тех пор папа так и не стал прежним.

– Ладно, – вздыхает Тзайн, как всегда пытаясь найти в золе пылающий уголь[4]. – Выйдем на лодке в море. Если отправиться сейчас…

– Не сработает, – прерываю я. – Ты видел, что творится на рынке: каждый из кожи вон лезет, чтобы заплатить налог. Даже если мы привезем рыбу, у людей все равно нет денег, чтобы ее купить.

– И лодки тоже больше нет, – бормочет папа. – Утром я потерял ее.

– Что? – Мы не можем поверить, что она не стоит снаружи. Я поворачиваюсь к Тзайну, готовая выслушать новый план, и вижу, как он оседает на тростниковый пол.

Все кончено… Я вжимаюсь в стену и закрываю глаза.

Ни лодки, ни денег. Работ не избежать.

В ахэре наступает тяжкое молчание, подтверждающее мой приговор. Возможно, меня припишут ко дворцу. Прислуживать испорченным аристократам лучше, чем кашлять угольной пылью в шахтах Калабрара или других гнусных ямах, куда запихивают предсказательниц. Судя по тому, что я слышала, подземные бордели – не самое худшее, что может меня ожидать.

Тзайн расправляет плечи. Я его знаю: хочет сказать, что займет мое место. Но едва я решаю возразить, как мысль о королевском дворце рождает идею.

– Что насчет Лагоса? – спрашиваю я.

– Сбежать не получится.

– Не сбежать, – я качаю головой. – На их ярмарке полно аристократов. Я смогу продать парусника там.

Прежде, чем кто-то из них скажет, что идея блестящая, я хватаю лист пергамента и бегу за рыбой.

– Я привезу столько денег, что мы сможем заплатить три налога и купить новую лодку!

Пусть Тзайн сконцентрируется на тренировках агбон, папа наконец сможет отдохнуть, а я сделаю хоть что-то правильно.

– Ты не можешь уехать, – слабый голос папы обрывает мои мысли. – Слишком опасно для предсказательницы.

– Опасней, чем попасть на работы? – спрашиваю я. – Если не уеду, именно это меня и ждет.

– Я сам отправлюсь в Лагос, – говорит Тзайн.

– Ни в коем случае, – я прячу завернутую в пергамент рыбу в короб. – Ты плохо торгуешься и провалишь сделку.

– Может, я принесу меньше денег, но смогу себя защитить.

– Думаю, у меня самой неплохо получается, – я взмахиваю посохом Мамы Агбы и убираю его в короб.

– Папа, скажи, – Тзайн шикает на меня. – Если поедет Зел, она сделает какую-нибудь глупость.

– Если я поеду, то привезу больше денег, чем вы видели за всю свою жизнь.

Лоб папы нахмурен – он колеблется.

– Торговать должна Зели, – наконец произносит он.

– Спасибо!

– …но, Тзайн, присмотри за ней.

– Нет, – брат складывает руки на груди. – Кто-то из нас должен остаться с тобой, если стражники придут вновь.

– Отведите меня к Маме Агбе, – говорит отец. – Я спрячусь у нее, пока вы не приедете.

– Но папа…

– И если вы не отправитесь в путь сейчас, к ночи не вернетесь.

Тзайн закрывает глаза, сдерживая раздражение. Он закрепляет седло на широкой спине Найлы, а я помогаю папе встать.

– Я в тебя верю, – шепчет отец, слишком тихо, чтобы брат мог услышать.

– Знаю, – я завязываю старое одеяло на его изможденном теле. – И больше тебя не подведу.

Глава третья. Амари

– АМАРИ, ВЫПРЯМИСЬ!

– Ради бога…

– Сладкого тебе более чем достаточно!

Я опускаю вилку с куском кокосового пирога и отвожу плечи назад, восхищенная тем, сколько колкостей мать может прошипеть на одном дыхании. Она сидит во главе медного стола с золотым геле[5], туго повязанным вокруг головы. Он ловит весь свет в комнате и сверкает, подчеркивая мягкий, медно-красный цвет ее лица.

Я поправляю свой морской геле и стараюсь выглядеть царственно, желая, чтобы служанка больше не затягивала его так сильно. Пока ерзаю на стуле, янтарные глаза матери изучают одетых в лучшие наряды олойе[6], отыскивая прячущихся в толпе гиенэр. Аристократки ждут с приклеенными улыбками, хотя я знаю, что они шепчутся у нас за спиной.

Я слышала, место ей в западных кварталах…

У нее слишком темная кожа для королевской дочери…

Мои слуги клянутся, что видели, как командующая несла ребенка Сарана…

Они носят с собой секреты, которые узнали от других сплетников, как редкие бриллианты. Их роскошные буба[7] и юбки-иро[8] украшены вышивками. Их клевета смешивается с духами с ароматом лилий и медовым запахом пирога, который для меня под запретом.

– Так что вы думаете об этом, принцесса Амари?

Я поднимаю глаза от божественно вкусного ломтика и вижу олойе Ронке, ожидающую моего ответа. Ее изумрудная иро ярко блестит на коже цвета красного дерева и буквально горит на фоне белых стен чайной комнаты – видно, поэтому ее и выбрали.

– Прошу прощения?

– О визите в Зарию, – она наклоняется вперед, и огромный рубин, висящий на ее шее, касается стола. Ослепительная драгоценность служит постоянным напоминанием, что олойе Ронке не рождена сидеть здесь. Она купила это право.

– Мы будем польщены, если вы остановитесь в нашем поместье, – Ронке трогает большой красный камень, ее губы кривятся, когда она ловит мой взгляд. – Уверена, мы сможем найти вам такой же рубин.

– Как любезно с вашей стороны, – я раздумываю, рисуя в голове путь из Лагоса в Зарию, которая лежит в северной части Ориши, если спуститься к морю Адетунжи – далеко за хребтом Оласимбо. Мой пульс учащается, стоит только представить мир за пределами дворца.

– Спасибо, – наконец отвечаю я. – Для меня это будет честью…

– Но, к сожалению, Амари не сможет, – вклинивается мать, хмурясь с едва заметной грустью. – Ее учеба в самом разгаре, а она и так отстала по арифметике. Было бы катастрофой отрывать ее от занятий.

Возбуждение остывает в моей груди. Я ковыряю кусок пирога на тарелке. Мать редко позволяет мне покидать дворец. Не стоило надеяться – следовало знать, как все будет.

– Возможно, в будущем, – тихо говорю я, молясь, чтобы такое потворство собственным желаниям не вызвало гнев матери. – Вам, наверное, очень нравится там жить – с морем в двух шагах и горами за спиной.

– Там только вода и скалы, – Самара, старшая дочь олойе Ронке, морщит широкий нос. – Ничего, что могло бы сравниться с вашим восхитительным дворцом. – Она посылает моей матери улыбку, а потом поворачивается ко мне. – Кроме того, Зария кишит предсказательницами. В Лагосе, по крайней мере, мухи знают свое место.

Я напрягаюсь от жестоких слов Самары, они повисают в воздухе. Смотрю через плечо, чтобы узнать, слышала ли Бинта, но моей давней подруги нигде не видно. Единственная провидица, работающая в верхних покоях дворца, – моя служанка. Она выделяется на фоне других: даже в чепце, скрывающем белые волосы, она – изгой среди других слуг.

– Позвольте вам помочь, принцесса.

Я снова поворачиваюсь и вижу незнакомую служанку, девушку с каштановой кожей и большими круглыми глазами. Она забирает полупустую чашку и ставит передо мной новую. Всматриваюсь в янтарный чай. Если бы здесь была Бинта, она бы положила в него целую ложку сахара, пока мать не видит.

– Ты не знаешь, где Бинта?

Девушка отступает на шаг и поджимает губы.

– В чем дело?

Она открывает рот, но взгляд скользит по сидящим за столом женщинам.

– Бинту призвали в тронный зал, ваше высочество. Прямо перед началом обеда.

Нахмурившись, я опускаю голову. Что отцу нужно от Бинты? Из всех дворцовых слуг она единственная, кого он никогда не вызывал. Он вообще редко о них вспоминает.

– Она сказала, почему? – спрашиваю я.

Девушка качает головой и понижает голос, подбирая каждое слово:

– Нет. Стражники сопровождали ее.

Вкус горечи появляется на языке, я делаю глубокий вдох. Стражники не сопровождают. Они хватают. Требуют.

Девушка жаждет сказать больше, но мать награждает служанку тяжелым взглядом. Ее холодные пальцы сжимают мое колено под столом.

– Хватит говорить с прислугой.

Я отворачиваюсь и опускаю голову, избегая взгляда матери. Она прищуривается, словно красногрудый огнеястреб на охоте, ожидая, когда я опозорю ее вновь. Но, несмотря на ее раздражение, я не могу не думать о Бинте. Отец знает, как мы близки, и если ему от нее что-то нужно, почему он не обратился ко мне?

Я гляжу сквозь украшенные изразцами окна на королевский сад и недоумеваю все сильнее, позабыв о неискреннем смехе олойе. Дверь во дворец распахивается, и к нам врывается мой брат.

Инан, высокий и красивый, одетый в военную форму, готов впервые патрулировать Лагос. Он выделяется среди других стражников – сияет, как драгоценность. Гравированный шлем говорит о том, что его повысили до капитана. Я нехотя улыбаюсь, желая быть причастной к этому особенному событию. То, о чем он мечтал, наконец случилось.

– Впечатляет, не правда ли? – Светло-карие глаза Самары смотрят на моего брата с пугающей похотью. – Самый молодой капитан в истории. Он станет прекрасным королем.

– Непременно, – мать сияет, наклонившись к той, кого жаждет заполучить в дочери. – Правда, мне бы хотелось, чтобы его повышение не сопровождалось вспышкой насилия. Никогда не знаешь, что отчаявшаяся муха сделает с наследным принцем.

Олойе кивают и высказывают свои глупые мысли. Говорят так беспечно, будто обсуждают расшитые бриллиантами геле, вошедшие в моду в Лагосе. Я оборачиваюсь к служанке, рассказавшей мне о Бинте. Хотя она уже отошла от стола, ее руки еще дрожат…

– Самара, – голос матери обрывает мои мысли, заставляя меня прислушаться. – Я говорила, что сегодня ты выглядишь по-королевски?

Я молча допиваю чай. Хотя мама сказала «по-королевски», она наверняка подразумевала «светлее»: как кровные аристократы, которые могли гордиться своей родословной, восходящей к первым королям Ориши.

Не заурядно, как смуглые фермеры, обрабатывающие поля Мины, или торговцы Лагоса, весь день проводящие на солнце. Не жалко, как я – принцесса, которую стыдится собственная мать.

Наблюдая за Самарой поверх чашки, я поражаюсь нежному, светло-коричневому цвету ее лица. Еще несколько обедов назад она была такой же темной, как мать.

– Вы слишком добры, ваше величество, – Самара с фальшивой скромностью опускает глаза, разглаживая несуществующие складки на юбке.

– Ты должна поделиться своим секретом с Амари, – мать кладет холодную руку мне на плечо – светлые пальцы ложатся на медную кожу. – Она бродит по садам так часто, что стала выглядеть, как крестьянка.

Мать смеется, как будто прислуга не сопровождает меня с зонтиками от солнца, стоит мне выйти наружу. Как будто она не осыпала меня пудрой прямо перед обедом, ругаясь, что из-за моей кожи среди аристократов ходят слухи о ее связи со слугой.

– В этом нет необходимости, мама, – съеживаюсь я, вспоминая боль и уксусную вонь последнего крема.

– О, с огромным удовольствием, – сияет Самара.

– Да, но…

– Амари, – обрывает меня мать с улыбкой, настолько натянутой, что мне кажется, ее кожа вот-вот треснет. – Она непременно примет твою помощь, особенно перед началом сватовства.

Я пытаюсь проглотить комок в горле, но начинаю задыхаться. В эту секунду запах уксуса становится таким сильным, что я почти чувствую жжение.

– Не волнуйтесь, – Самара сжимает мою руку, неправильно понимая мой ужас. – Вам понравятся ухаживания. Это даже забавно.

Я выдавливаю улыбку и пытаюсь освободить руку, но Самара держит так крепко, будто нарочно не отпускает. Ее золотые кольца впиваются в кожу. На каждом – особый камень, а одно из них соединяется цепочкой с браслетом, где выгравирована наша королевская печать – усыпанный бриллиантами снежный леопанэр.

Самара носит его с гордостью. Вне всякого сомнения, это подарок моей матери. Сама того не желая, я любуюсь им – на нем даже больше бриллиантов, чем на моем…

Небо…

Уже не моем. Я начинаю паниковать, вспоминая, что стало с браслетом, моим подарком Бинте.

Она не хотела его брать – ее пугала цена королевского дара. Но отец поднял налог на предсказательниц, и если бы служанка его не продала, ее семья потеряла бы дом.

Они узнали, понимаю я. Решили, что Бинта – воровка. Вот почему ее призвали в тронный зал. Вот почему сопровождали.

Я вскакиваю с места. Ножки кресла скрипят по плитам пола. Представляю, как стражники заламывают нежные руки Бинты. Как отец опускает меч…

– Прошу прощения, – говорю я, отступая назад.

– Амари, сядь.

– Мама, я…

– Амари!

– Мама, пожалуйста!

Слишком громко.

Я понимаю это, едва слова вырываются у меня изо рта. Мой крик отражается от стен чайной комнаты. Беседа затихает.

– Тысяча извинений, – выдавливаю я. – Мне нездоровится.

Взгляды олойе обжигают мне спину, когда я спешу к двери. Предчувствую жар грядущего материнского гнева, но бояться нет времени. Едва дверь закрывается, я срываюсь с места, подобрав тяжелый подол. Туфельки на высоком каблуке стучат по плитам пола, пока я бегу сквозь бесчисленные залы.

Как можно быть такой дурой? Ругаю себя, стараясь не попасться на глаза слугам. Нужно было уйти, едва девушка сказала, что Бинту забрали. Окажись я на ее месте, она бы не медлила ни секунды.

О небо, умоляю я, пробегая мимо изящной вазы с красными лилиями в зале, предшествующем тронному, мимо портретов царственных предков, взирающих на меня из глубины веков. Пожалуйста, только держись.

Лелея надежду, заворачиваю за угол.

От жары, разлитой в воздухе, трудно дышать. Сердце колотится где-то в горле, когда я замираю перед тронным залом отца – местом, которое страшит меня больше всего на свете. Местом, где он приказал нам с Инаном драться.

Родиной большинства моих шрамов.

Я хватаюсь за бархатные занавеси, закрывающие двери из черного дуба. Пот с ладоней впитывается в роскошную ткань. Он не станет слушать. Но ведь это я отдала браслет. Пусть отец накажет меня вместо Бинты.

Мурашки бегут по спине, пальцы немеют. Сделай это ради Бинты.

– Ради Бинты, – шепчу я.

Моей первой подруги. Единственной подруги.

Я должна ее спасти. Глубоко вздохнув, стираю пот с ладоней, наслаждаясь последними спокойными секундами. Стоит моим пальцам коснуться блестящей дверной ручки, как…

– Что?

Голос отца, подобно реву дикого гориллиона, гремит за закрытой дверью. Сердце вот-вот вырвется у меня из груди. Я слышала, как он кричал раньше, но так страшно – никогда. Неужели я опоздала?

Дверь распахивается, и я отшатываюсь, когда поток стражников и держателей опахал выплескивается из зала, точно они – воры, бегущие от правосудия. За ними следуют аристократы и слуги из тронного зала. Я остаюсь одна.

Иди. Ноги подгибаются, стоит мне приблизиться к двери. Настроение отца уже испорчено, и все же надо отыскать Бинту. Исходя из того, что я знаю, она может быть внутри.

Я не могу оставить ее наедине с отцом и бросаюсь вперед, ухватившись за дверь, прежде чем та закроется. Обхватываю дерево пальцами, легонько тяну на себя и смотрю в щелочку.

– Что это значит?! – снова кричит отец, так, что слюна брызжет на бороду. Вены пульсируют под кожей цвета красного дерева, сливаясь с красной агбада[9], в которую он одет.

Я открываю дверь чуть шире в страхе, что увижу тоненькую фигурку Бинты. Но вместо этого смотрю на адмирала Эбеле, съежившегося перед троном. Бусины пота выступают на его лысом черепе, он избегает взгляда отца. Рядом, вытянувшись, стоит командир Каэя, ее тугая, блестящая коса спускается ниже плеч.

– Артефакт прибило к берегу у Варри, маленькой приморской деревушки, – объясняет Каэя. – Его близость пробудила скрытые способности нескольких местных предсказательниц.

– Скрытые способности?

Каэя сглатывает, мышцы под ее светло-коричневой кожей напряжены. Она дает возможность заговорить адмиралу Эбеле, но тот молчит.

– Предсказательницы изменились, – Каэя вздрагивает, будто слова причиняют ей боль. – Артефакты пробудили дремавшие в них силы, и они стали магами.

Я ахаю, но тут же закрываю ладонью рот. Магами? В Орише? После всего, что случилось?

Ужас тупым шипом вонзается мне в грудь, мешая дышать, но я приоткрываю дверь еще шире, чтобы лучше видеть. Я жду ответа отца. Этого не может быть…

– Невозможно, – наконец говорит отец едва различимым шепотом, при этом стискивает рукоятку черного магацитового клинка так, что хрустят костяшки пальцев.

– Боюсь, нет, ваше величество, я была там и видела все своими глазами. Их магия была слабой, но она вернулась.

Боже… Что нас теперь ждет, что случится с монархией? Вдруг маги уже планируют нападение? Сможем ли мы им противостоять?

В моей голове всплывают воспоминания об отце до Рейда – это был параноик со сжатыми зубами и седеющими волосами. Человек, приказавший запереть меня и Инана в королевских подвалах, вложив в наши руки мечи, хотя мы были слишком малы, чтобы их поднять.

«Маги придут за вами, – говорил он и с теми же словами заставлял нас драться. – Когда это случится, вы должны быть готовы».

Воспоминание о боли отдается в спине, когда я изучаю бледное лицо отца. Его молчание страшит сильнее, чем гнев. Адмирал Эбеле трясется, как лист.

– Где теперь маги?

– От них избавились.

Внутри все сжимается, выпитый чай просится наружу. Они мертвы. Убиты. Пошли на корм рыбам.

– А артефакты? – продолжает отец, нисколько не расстроенный гибелью магов. Будь его воля, он избавился бы от всех без исключения.

– Я забрала свиток, – рука Каэи ныряет под нагрудник, и она достает сморщенный пергамент. – Обнаружив его, позаботилась о свидетелях и сразу явилась сюда.

– А что с солнечным камнем?

Каэя награждает Эбеле грозным взглядом. Он долго откашливается, оттягивая минуту объяснений.

– Камень украли из Варри до того, как мы прибыли, ваше величество. Но мы пустились в погоню. Наши лучшие люди идут по следу, и я уверен: скоро он будет у нас.

Гнев отца сгущается в воздухе, как гроза.

– Ты должен был уничтожить их, – шипит он. – Как такое могло случиться?

– Я пытался, ваше величество, каждую ночь. Делал все, чтобы их разрушить, но артефакты зачарованы, – Эбеле переводит взгляд на Каэю, но та смотрит прямо перед собой. Пот собирается в складках его подбородка.

– Я порвал свиток, но он сросся. Сжег его, но он возник из пепла. Приказал самому сильному стражнику разбить солнечный камень булавой, но на нем не осталось ни царапины! Не в силах уничтожить эти проклятые артефакты, я запер их в железный сундук и утопил в сердце моря Банджоко. Они никогда не должны были пристать к берегу! Только благодаря магам…

Эбеле замолкает, как только слово срывается с губ.

– Клянусь, ваше величество, я сделал все, что мог, но, похоже, у богов другие планы.

У богов? Я прижимаю ухо к двери. Неужели Эбеле сошел с ума от страха? Богов нет. Все во дворце это знают.

Я жду, как отец отреагирует на глупость Эбеле, но его лицо остается каменным. Он поднимается с трона, обдумывая услышанное. Затем быстрее гадюки бросается на Эбеле, хватая его за горло.

– Скажи, адмирал, – он поднимает тело подчиненного в воздух, усиливая хватку. – Чьи планы страшат тебя больше? Богов? Или мои?

Я делаю шаг назад и отворачиваюсь, не желая видеть, как Эбеле задыхается. Ненавижу эту сторону отца и всячески стараюсь ее не замечать.

– Я… Я обещаю, – хрипит Эбеле, – что все исправлю. Клянусь!

Отец отбрасывает его, как гнилой фрукт. Эбеле задыхается и трет шею, синяки почти мгновенно проступают на его медной коже. Отец вновь поворачивается к свитку в руке Каэи.

– Покажи мне, – приказывает он.

Каэя подает знак, подзывая кого-то, стоявшего слишком далеко, чтобы я могла разглядеть. Слышу, как сапоги звенят по плитам, а затем вижу ее.

Бинта.

Я хватаюсь за сердце, когда подругу выталкивают вперед. В ее больших серебряных глазах стоят слезы. Чепец, который она с таким усердием завязывала каждый день, перекосился, открыв белоснежные длинные локоны. Кто-то заткнул ей рот шарфом, чтобы она не кричала, но даже если бы могла, кто бы ей помог? Она уже в руках стражи.

Сделай что-нибудь, говорю я себе. Немедленно. Но мои ноги будто налились свинцом, а рук я и вовсе не чувствую.

Каэя разворачивает свиток и осторожно подходит к моей служанке, будто приближаясь к зверю, а не к милой девочке, что столько лет вытирала мне слезы, которая всегда оставляла свою еду, чтобы отнести домой и отдать родным.

– Поднимите ей руку.

Бинта мотает головой, когда стражник хватает ее за запястье. Из-под шарфа доносится приглушенный крик. Хотя девушка сопротивляется, Каэя вкладывает свиток ей в руку.

Свет вспыхивает на ладони моей подруги.

Он наполняет тронный зал волшебным сиянием, которое отливает золотым, пурпурным, синим. Мерцает и переливается, ниспадая каскадом, бесконечным потоком стекая с пальцев Бинты.

– О боги, – вздыхаю я, сердце переполняет благоговейный трепет, который сменяется ужасом перед грядущей войной.

Магия. Здесь. После стольких лет…

Мне вспоминаются предостережения отца насчет колдовства, истории, полные битв и разрушений, темных сил и болезней. «Магия – источник всякого зла, – шипел он. – Она разорвет Оришу на части!»

Отец всегда говорил мне и брату, что магия – наша смерть и опасное оружие, угрожающее Орише. Пока она существует, в королевстве не будет мира.

В темные дни после Рейда я представляла магию жутким, безликим чудовищем. Но сейчас, в руках Бинты, она завораживает и кажется необыкновенным чудом. Словно летнее солнце и сумерки, дыхание и самая суть жизни слились воедино…

Внезапно отец наносит удар. Быстрый, как молния. Его меч пронзает грудь Бинты, стоящей перед ним. Нет!

Я прижимаю ладонь к губам, стараясь не закричать, и едва не падаю. Тошнота подступает к горлу. Слезы обжигают глаза.

Этого не может быть. Мир передо мной начинает кружиться. Это не правда. Бинта жива. Она ждет в моих покоях с ломтиком сладкого хлеба.

Но мои отчаянные мысли не могут изменить реальность. Мертвых не воскресить.

Алое пятно проступает на кляпе Бинты. Багряные цветы распускаются на ее легком голубом платье. Я вновь сдерживаю крик, когда ее тело с глухим звуком падает на пол, тяжелое, как свинец.

Кровавая лужа растекается вокруг безмятежного лица моей служанки, окрашивая ее белые кудри красным. Медный запах сочится сквозь щель двери, заставляя меня подавлять тошноту.

Отец сдергивает с Бинты передник и вытирает им меч, так непринужденно, словно ему плевать, что ее кровь пятнает королевскую мантию.

Он не понимает, что кровь подруги на моих руках.

Я пячусь, путаясь в подоле платья. Бегу к лестнице за углом зала, пытаясь унять дрожь в ногах. Перед глазами стоит пелена, я хочу вернуться в свои покои, но не успеваю и подбегаю к вазе. Хватаюсь за ее керамическое горло. Меня рвет. Желчью и кислым чаем.

Я падаю на колени, и рыдания вырываются наружу. Чувствую в сердце щемящую боль.

Если бы Бинта была жива, она пришла бы мне на помощь. Взяла бы за руку, отвела в покои, села на кровать рядом со мной и вытерла бы слезы. Собрала бы все кусочки моего разбитого сердца и сумела бы его исцелить.

Я подавляю рыдание и зажимаю рот, но горькие слезы бегут по пальцам. Снова чувствую запах крови, вновь вспоминаю удар меча…

Дверь тронного зала распахивается. Я вскакиваю на ноги, испугавшись, что это отец, но выходит один из стражников, державших Бинту.

У него в руках свиток.

Я смотрю на старый пергамент, пока солдат идет в мою сторону, и вспоминаю, как от одного прикосновения к свитку мир наполнился светом. Невероятно прекрасным ярким светом, таившимся в глубине души моей милой подруги.

Я отворачиваюсь и прячу заплаканное лицо, когда стражник проходит мимо.

– Простите, мне нездоровится, – шепчу я. – Должно быть, съела испорченный фрукт.

Стражник едва заметно кивает и продолжает подниматься по лестнице. Он сжимает свиток так, что костяшки белеют, как будто страшась того, на что способен магический пергамент, если держать его недостаточно крепко. Смотрю, как он останавливается на третьем этаже и открывает черную дверь. Внезапно я понимаю, куда он направляется.

В покои командира Каэи.

Время идет, а я все гляжу на дверь, ожидая сама не зная чего. Промедление не вернет Бинту, не позволит вновь насладиться ее музыкальным смехом. Но я все жду, застыв на месте. Затем дверь открывается снова, и я отворачиваюсь к вазе, делая вид, что меня рвет, не останавливаясь, пока стражник не проходит мимо. Его подбитые железом сапоги звенят, когда он возвращается в тронный зал. Свитка у него нет.

Трясущимися руками вытираю слезы, без сомнения смазав макияж, который нанесла мне мать. Вытираю рот, избавляясь от остатков рвоты. Вопросы роятся в моем мозгу, когда я поднимаюсь по лестнице к двери Каэи.

Знаю, что нужно вернуться к себе в покои, и все же вхожу.

Дверь захлопывается за спиной с глухим стуком, и я подпрыгиваю, пугаясь, что кого-нибудь привлечет шум. Я никогда еще не была в покоях командира Каэи. Не думаю, что сюда пускают даже слуг.

Мои глаза скользят по бордовым стенам, так не похожим на мои, светло-лиловые. Королевская мантия валяется в изножье кровати Каэи. Мантия отца… Он, наверное, забыл ее.

В другой день от осознания того, что отец посещал покои Каэи, меня душили бы слезы, но сейчас я ничего не чувствую. Все это неважно по сравнению со свитком, оставленным на столе командира.

Делаю шаг вперед. Ноги дрожат, словно я подхожу к краю утеса. Жду, что воздух вокруг свитка будет пронизан магией, но он остается неподвижным. Я протягиваю руку, но медлю, борясь с нарастающим страхом. Вспоминаю свет, вспыхнувший в ладонях Бинты.

И меч, пронзивший ее грудь.

Подбадривая себя, снова протягиваю руку. Кончики пальцев касаются свитка, и я закрываю глаза.

Никакой магии.

Вздох, томившийся в моей груди, вырывается наружу, когда я хватаю сморщенный пергамент. Развернув свиток, вижу странные знаки и тщетно пытаюсь их прочитать. Я не встречала ничего подобного раньше, это не похоже ни на один знакомый мне язык. Но из-за них умирали маги.

Эти знаки могли быть написаны кровью Бинты.

Ветерок влетает в открытое окно, играя локоном, выбившимся из-под развязавшегося геле. Под вздымающимися занавесками виднеется оружие Каэи: острые мечи, поводья пантенэры, медная броня, но мой взгляд опускается на моток веревки. Я сбрасываю геле на пол.

И, не раздумывая, хватаю мантию отца.

Глава четвертая. Зели

– Ты правда не станешь со мной говорить?

Я склоняюсь с седла Найлы, чтобы заглянуть в каменное лицо Тзайна. Ожидалось, что брат будет молчать час, но прошло три, а он так и не проронил ни слова.

– Как тренировка? – Я не оставляю попытки. – Лодыжка М’баллу зажила? Думаешь, она поправится к играм?

Тзайн открывает рот, чтобы ответить, но спохватывается, закрывает его и подстегивает Найлу, отправляя ее в галоп среди высоких эбеновых деревьев.

– Тзайн, хватит, – говорю я. – Ты не можешь не обращать на меня внимания всю оставшуюся жизнь.

– Я попробую.

– О боги! – Я закатываю глаза. – Чего ты от меня хочешь?

– Может, извинений? – рычит Тзайн. – Папа чуть не погиб! А сейчас ты сидишь здесь, притворяясь, будто ничего не случилось.

– Я уже попросила прощения, – огрызаюсь я в ответ. – У тебя и у папы.

– Это ничего не меняет.

– Тогда прости, что не могу изменить прошлое!

Мой крик эхом разносится среди деревьев, и вновь между нами воцаряется ледяное молчание. Я провожу пальцами по трещинам старого кожаного седла Найлы, и в груди разливается пустота.

«Ради богов, подумай, Зели, – звенят в моей голове слова Мамы Агбы. – Кто защитит твоего отца, если ты ранишь этих людей? Кто поможет Тзайну, когда стражники решат отомстить?»

– Тзайн, мне очень жаль, – тихо говорю я. – Правда. Чувствую себя ужасно, гораздо хуже, чем ты можешь себе представить, но…

Тзайн раздраженно вздыхает:

– Всегда есть «но».

– Это не моя вина! – восклицаю я вне себя от гнева. – Папа вышел в море из-за стражников!

– А из-за тебя чуть не утонул, – возражает Тзайн. – Ведь это ты оставила его одного.

Я замолкаю. Спорить нет смысла. Настоящий косидан, сильный и красивый, Тзайн не поймет, почему мне так нужно заниматься с Мамой Агбой. Юноши Илорин хотят с ним дружить, девушки – украсть его сердце. Даже стражники ходят за ним по пятам, восхищаясь его игрой.

Он не поймет, что значит быть мной, предсказательницей. Вскакивать всякий раз, как появляется стража, не зная, когда издевательства закончатся.

Я начну с этой…

При воспоминании о грубой хватке стражника желудок скручивает. Кричал бы на меня Тзайн, если бы знал? Если бы понял, сколько усилий я прикладываю, чтобы не разрыдаться?

Мы едем в полной тишине. Деревья начинают редеть, и вдали появляется Лагос. Столица за вратами из эбенового дерева совсем не похожа на Илорин. Вместо сонного моря город наводнен бесчисленными толпами народа. Даже издалека видно, насколько много в нем людей. Непонятно, как они там живут.

Я глазею на столицу со спины Найлы, по пути высматривая белые головы предсказателей. Косидане Лагоса по количеству превосходят их втрое, а значит, должны сильно выделяться из толпы. Хотя места за стенами столицы хватило бы на всех, мой народ ютится в трущобах – единственном месте, где им позволено жить. Я горестно вздыхаю, сидя на спине Найлы, от вида трущоб что-то во мне как будто умирает. Столетия назад десять магических кланов и их дети жили обособленно. Косидане строили города, а маги жили на берегу океана, в горах или среди полей. Но со временем они расселились по всей Орише, движимые любопытством и новыми возможностями.

Прошли годы. Маги и косидане стали играть свадьбы, создавая семьи вроде моей. Смешанные браки множились, магов в Орише становилось все больше. До Рейда мой народ был самым многочисленным в Лагосе.

Те предсказатели, которых я сейчас вижу, – все, что осталось.

Тзайн натягивает поводья Найлы, останавливаясь, когда мы подъезжаем к деревянным воротам:

– Подожду здесь. Город ее испугает.

Я киваю и спускаюсь. Целую темный, влажный нос Найлы и улыбаюсь, когда она лижет меня шершавым языком, но улыбка тут же меркнет, едва я оглядываюсь на Тзайна. Мы так и не обмолвились ни словом, нужно спешить. Я поворачиваюсь и иду к воротам.

– Стой.

Тзайн спрыгивает с Найлы, нагоняя меня одним широким шагом. Брат вкладывает мне в руку ржавый кинжал.

– У меня же есть посох.

– Знаю, – говорит он. – На всякий случай.

Я убираю оружие в карман:

– Спасибо.

Мы молча смотрим на грязь под ногами. Тзайн пинает камешек. Не знаю, кто сломается первым. Наконец, он нарушает молчание:

– Я не слепой, Зел. Знаю: в том, что случилось сегодня, нет твоей вины. Но я жду от тебя большей осторожности, – на секунду глаза Тзайна вспыхивают, открывая то, что он стремится спрятать. – Папе все хуже, а стражники дышат нам в спину. У тебя нет права на ошибку, следующая станет последней.

Я киваю, все еще глядя в землю. Я многое могу пережить, но разочарование Тзайна ранит, как нож.

– Будь осторожнее, – вздыхает Тзайн. – Пожалуйста. Папа не переживет твоей смерти… И я тоже.

Стараюсь не обращать внимания на боль в сердце.

– Прости, – шепчу я. – Я сделаю все, как надо. Обещаю.

– Хорошо, – Тзайн выдавливает улыбку и ерошит мне волосы. – Хватит об этом. Иди и продай эту рыбину втридорога.

Я смеюсь, поправляя ремешки сумки:

– Сколько, ты думаешь, мне за нее дадут?

– Две сотни.

– И все? – Я вскидываю подбородок. – Ты так низко ценишь мои таланты?

– Это куча денег, Зел!

– Спорим, я получу больше?

Улыбка Тзайна становится шире в предвкушении пари:

– Принеси больше, и я буду сидеть с папой всю следующую неделю.

– По рукам, – я ухмыляюсь, воображая следующий поединок с Йеми. Посмотрим, что она сможет против моего нового посоха.

Спешу в город, готовая торговаться, но при виде стражников у ворот сердце уходит в пятку. Я пытаюсь унять дрожь, пряча складной посох под поясом шаровар.

– Имя? – рычит высокий стражник, глядя в огромную книгу. Его темные волосы вьются от жары, мокрые от текущего по щекам пота.

– Зели Адебола, – отвечаю я со всем уважением, на какое способна. Больше никаких ошибок. Я нервно сглатываю. По крайней мере, сегодня.

Стражник едва удостаивает меня взглядом, записывая имя.

– Откуда?

– Из Илорин.

– Илорин?

Другой стражник, невысокий и толстый, пошатываясь, подходит к нам, опираясь на стену, чтобы не упасть. Резкий запах алкоголя наполняет воздух, когда он приближается.

– Что ты, мушка, за… была так да… леко от дома?

Невнятные слова вылетают изо рта вместе со слюной. Сердце сжимается, когда он подходит ко мне. Его мутный взгляд становится злым.

– Цель визита? – спрашивает высокий и, к счастью, трезвый стражник.

– Торговля.

При этих словах мерзкая улыбка появляется на пьяном лице второго. Он пытается схватить меня за руку, но я отступаю и поднимаю сверток.

– Торговля рыбой, – говорю я, но, несмотря на мое объяснение, стражник бросается вперед. Я рычу, когда его пухлые руки обхватывают мою шею, прижимая к стене. Он наклоняется так близко, что я вижу черные и желтые пятна на его зубах.

– Ясно, по… чему ты рыбой торгуешь, – хохочет он. – Сколько сей… час стоит муха? Два медяка?

Кожа горит, а руки чешутся достать посох. После Рейда магам и косиданам запрещено даже целоваться, но это не мешает стражникам нас лапать.

Мой гнев словно превращается в черную ярость, во тьму, что поднималась в маме, когда стражники вставали у нее на пути. Эта сила рождает во мне желание оттолкнуть его, переломать каждый жирный палец на его руках. Но я вспоминаю о тревоге Тзайна, о больном сердце папы, о словах Мамы Агбы.

Думай, Зели. Об отце и брате. Я обещала не подвести их. Нельзя все испортить.

Я повторяю это себе снова и снова, пока пьяная скотина не отпускает меня. Он тихо смеется, гордый собой, прежде чем снова глотнуть из бутылки. Так они расслабляются.

Я поворачиваюсь к другому стражнику, тщетно пытаясь скрыть горящую в глазах ненависть. Не знаю, кого презираю сильней – пьянчугу, что трогал меня, или мерзавца, который позволил этому случиться.

– Еще вопросы? – сквозь зубы спрашиваю я.

Стражник качает головой.

Я миную ворота, быстро, как гепанэр, пока он не передумал, но уже через несколько шагов хочу убежать подальше от шума и безумия Лагоса.

– О боги, – выдыхаю я, потрясенная огромным количеством людей вокруг. Крестьяне, торговцы, стражники и аристократы спешат по грязным улицам, каждый – по своим делам.

Вдалеке виднеется дворец короля. Древние белые стены и позолоченные арки блестят на солнце, контрастируя с трущобами на окраинах.

Я разглядываю дома бедных. При виде возвышающихся вверх лачуг у меня захватывает дух. Домишки слеплены, будто соты. Они похожи на вертикальный лабиринт – один возвышается над другим, и хотя многие – коричневые и блеклые, стены некоторых ярко раскрашены и испещрены причудливыми узорами. Это протест, отказ считаться бедным кварталом, пылающий уголь там, где король видит только золу.

Я осторожно приближаюсь к центру города. Шагая по трущобам, замечаю, что большинство предсказателей не старше меня. После Рейда редкий прорицатель в Лагосе доживает до совершеннолетия, не угодив в тюрьму или на работы.

– Пожалуйста, я не хотел… Нет! – звучит крик.

Я вздрагиваю, когда прямо передо мной пролетает палка надсмотрщика и опускается на спину маленького предсказателя, оставляя пятна крови на, вероятно, последней чистой одежде в его жизни. Мальчик падает на груду черепков – осколков разбитой посуды, которую его слабые руки не смогли удержать. Надсмотрщик вновь поднимает трость, и я вижу ее черный магацитовый блеск.

О боги. Острый запах опаленной плоти ударяет в нос, когда надсмотрщик бьет мальчика по спине. Дымок вьется над кожей, пока несчастный пытается встать на колени. От жуткого зрелища у меня немеют пальцы, но я вспоминаю о работах, которые могут мне предстоять.

Вперед. Я заставляю себя двигаться, хотя сердце уходит в пятки. Пошевеливайся или окажешься на его месте.

Я спешу к центру Лагоса, стараясь не замечать запаха сливных стоков, текущих по улицам трущоб. Когда я достигаю синих зданий торгового квартала, вонь сменяется ароматом сладкого хлеба и корицы, и желудок урчит от голода. Я готовлю себя к предстоящей торговле. Центральный рынок впереди гудит тысячей голосов, и я замираю, когда вижу его.

Неважно, как часто мы с папой продавали здесь крупную рыбу, безумие этого рынка не перестает меня удивлять. На нем, более шумном, чем улицы Лагоса, можно купить любой товар, известный в Орише. Целый ряд занимает пшеница с огромных полей Мины, сразу за ней торгуют восхитительным железом с фабрик Гомбе. Я шагаю в толпе мимо прилавков, наслаждаясь запахом жареных бананов.

Навострив уши, пытаюсь понять, как здесь торговаться, и узнать скорость заключения каждой сделки. Передо мной разворачивается настоящая битва, где слова режут, как ножи. Кажется, они смертоносней тех, которыми пользуются в Илорин. Здесь нет места уступкам. Только нажива.

Я прохожу мимо деревянных загонов с детенышами гепанэра, улыбаясь при виде тоненьких рожек над их головами. Пробираюсь мимо тележек с узорной тканью и, наконец, достигаю рыбного рынка.

– Сорок медных монет.

– За тигровую рыбу?

– Тридцать и ни монетой больше!

Торговцы кричат так громко, что я едва могу думать. Нет, это не плавучий рынок Илорин. Честной торговле здесь не место. Прикусив губу, изучаю толпу. Мне нужен знак. Нужен какой-нибудь богатый дурак…

– Форель?! – кричит мужчина. – Разве я похож на того, кто ест форель?

Я поворачиваюсь к пухлому аристократу в темно-пурпурной дашики. Его ореховые глаза сузились от гнева. Он смотрит на торговца-косидана так, словно только что получил смертельное оскорбление.

– У меня есть морской петух, – предлагает тот, – камбала, большеротый окунь…

– Я сказал, что хочу рыбу-меч, – обрывает его аристократ. – Мой слуга говорит, ты отказываешься ее продавать.

– Сейчас не сезон.

– Но ведь король ест ее каждую ночь.

Торговец чешет затылок:

– Если рыбу-меч ловят, ее тут же отправляют во дворец. Это закон.

Лицо аристократа вспыхивает от гнева, и он достает маленький бархатный кошелек.

– Сколько за нее предлагают? – Он звенит монетами. – Я заплачу двойную цену.

Торговец алчно смотрит на кошелек, но не соглашается:

– Мне нельзя рисковать.

– А мне можно! – кричу я.

Аристократ поворачивается ко мне и с недоверием прищуривается. Я жестом подзываю его, уводя от прилавка.

– У тебя есть рыба-меч? – спрашивает он.

– Лучше. То, что больше никто не сможет вам предложить.

Его глаза округляются, и я ощущаю азарт, который появляется, когда рыбка вот-вот заглотнет наживку. Аккуратно разворачиваю парусника и держу его на свету так, чтобы чешуя заблестела.

– О боже! – вырывается у аристократа. – Она чудесна.

– И намного вкуснее, чем выглядит. Краснохвостый парусник прямо с берегов Илорин. Сейчас не их сезон, так что будьте уверены, даже король сегодня ей не поужинает.

Лицо аристократа расплывается в улыбке, и я понимаю, что он на крючке. Мужчина достает кошелек.

– Пятьдесят монет серебром.

От неожиданности мои глаза округляются, но я беру себя в руки. Пятьдесят…

Этого хватит для уплаты налога и, возможно, на новую лодку. Но если стражники увеличат поборы в следующее полнолуние, эти деньги не спасут меня от долговой ямы.

С громким смехом я принимаюсь заворачивать рыбу.

Аристократ хмурится:

– Что ты делаешь?

– Продам это сокровище тому, кто сможет его себе позволить.

– Да как ты смеешь…

– Простите, – прерываю я. – У меня нет времени на человека, который предлагает пятьдесят монет за лакомство, стоящее в десять раз больше.

Аристократ ворчит, но лезет в карман и достает второй бархатный кошелек.

– Триста и точка.

О боги! Пальцами ног я впиваюсь в землю, чтобы не упасть. Это больше, чем мы видели за всю нашу жизнь. По меньшей мере, полгода не придется думать о налогах, даже если они поднимутся!

Открываю рот, чтобы заключить сделку, но, взглянув аристократу в глаза, медлю. Если он согласился так быстро, возможно, я смогу поторговаться еще…

– Бери, – слышу я голос Тзайна. – Этого более чем достаточно.

Но не могу остановиться.

– Простите, – я пожимаю плечами, продолжая заворачивать парусника. – Не могу отдать королевское яство тому, кто не может его купить.

Ноздри аристократа расширяются. Возможно, я зашла слишком далеко. Я жду, пока он заговорит, но между нами лишь гневное молчание. Мне остается только развернуться и уйти.

Каждый шаг кажется вечностью. Я сгибаюсь под грузом новой ошибки. Найдешь еще одного, пытаюсь я себя успокоить. Другого знатного дурака с деньгами. Получишь больше, чем три сотни. Рыба ведь куда дороже… Так?

– Проклятье, – я едва не врезаюсь в прилавок с креветками и осознаю, что натворила. Что мне теперь делать? Кто может быть настолько глуп, чтобы…

– Постой!

Я поворачиваюсь, и пухлый аристократ сует мне в руки три звенящих кошелька.

– Как скажешь, – огорченно ворчит он. – Пять сотен.

Смотрю на него, не веря своим глазам, и он принимает это за сомнение.

– Пересчитай, если хочешь.

Я открываю кошелек: монеты так прекрасны, что хочется плакать. Серебро блестит, словно чешуя парусника, его тяжесть вселяет мне большую надежду. Пять сотен! Новая лодка и год отдыха для папы. Наконец-то.

Я сделала что-то правильно.

Вручаю рыбу аристократу, не в силах скрыть улыбку:

– Наслаждайтесь. Сегодня вы поужинаете лучше короля.

Мужчина надменно усмехается, но уголки его рта изгибаются от удовольствия. Засунув бархатные кошельки в сумку, я ухожу. Сердце бьется так громко, что заглушает шум рынка. Вдруг слышу крики и замираю. Это не споры торговцев. Что за…

Я отшатываюсь – передо мной падает прилавок с фруктами.

Мимо проносится отряд королевской стражи. Манго и оришанские персики разлетаются во все стороны. С каждой секундой стражников становится все больше. Они что-то ищут. Или кого-то.

Я глазею на хаос, творящийся вокруг, прежде чем понимаю: надо уходить. У меня в коробе пятьсот серебряных монет, и на кону не только моя жизнь.

Я энергично проталкиваюсь через толпу, пытаясь ускользнуть, и уже вижу ряды тканей у выхода, когда кто-то хватает меня за запястье.

Во имя богов, что еще?

Вытаскиваю складной посох, ожидая, что это рука стражника или уличного воришки. Но, оглянувшись, не вижу перед собой ни солдата, ни мерзавца, решившего меня ограбить.

Девушка с янтарными глазами, одетая в мантию, тянет меня в проход между прилавками, вцепившись так, что я не могу освободиться.

– Пожалуйста, – просит она. – Ты должна вытащить меня отсюда.

Глава пятая. Зели

На миг я забываю, как дышать.

Меднокожая девушка дрожит так сильно, что ее страх передается мне.

Крики становятся громче, стражники бегут к нам, приближаясь с каждой секундой. Они не должны поймать меня вместе с ней.

Если это случится, мне конец.

– Отпусти, – требую я почти с тем же отчаянием, с которым она просила о помощи.

– Нет! Пожалуйста, – слезы застилают янтарные глаза, и ее хватка усиливается. – Прошу, помоги! Я совершила непростительный грех, если меня поймают…

Ее взгляд наполняется знакомым мне ужасом. Если девушку поймают, ее судьба решена. Вопрос лишь в том, как она умрет. На месте? В темнице от голода? Или стражники пустят ее по кругу? Изведут, чтобы она задохнулась от горя?

Вы должны защищать слабых, приходят на ум утренние слова Мамы Агбы. Я представляю ее строгий взгляд. Это – путь посоха.

– Не могу, – выдыхаю я, но, едва слова вылетают изо рта, непроизвольно готовлюсь к схватке. Проклятье.

Неважно, удастся ли ей помочь. Я не смогу жить, если не попробую.

– Идем, – я беру девушку за руку и перепрыгиваю через прилавок с тканями, более широкий, чем прочие. Прежде чем торговка успевает закричать, зажимаю ей рот и подношу кинжал Тзайна к шее.

– Т… ты что? – спрашивает девушка.

Я смотрю на мантию незнакомки. Как она вообще умудрилась убежать так далеко? Ее медная кожа и роскошная одежда – бархат с золотистой тафтой – буквально кричат о благородном происхождении.

– Надень этот коричневый плащ, – требую я. Пот струится по коже торговки. Рядом с воровкой-прорицательницей каждое ее движение может стать последним.

– Я не причиню тебе вреда, – обещаю я, – просто куплю эту одежду.

Выглядываю из-за прилавка, пока девушка облачается в неприметное одеяние. Сжимая мою руку, торговка сдавленно всхлипывает. На рынке столько стражи, что хватит на армию. Бесчисленные торговцы и крестьяне лишь множат хаос. Я хочу вырваться из этого адского котла, но не вижу выхода. У нас нет выбора. Нужно положиться на удачу.

Отступаю под навес, а девушка поднимает капюшон нового плаща, закрывая лицо. Схватив ее дорогой наряд, я протягиваю его торговке. Страх в ее глазах тускнеет, когда пальцы касаются мягкого бархата.

Я отвожу кинжал от шеи женщины и беру плащ для себя. Прячу под темным капюшоном волосы.

– Ты готова? – спрашиваю я.

Девушка робко кивает. Искра решимости вспыхивает в ее глазах, но я все еще чувствую охвативший ее ужас.

– Следуй за мной! – Мы выходим из-за навеса и растворяемся в хаосе. Хотя стражники прямо перед нами, коричневые плащи служат лучше щитов. Они ищут благородную. Слава богам!

Может, у нас есть шанс.

– Скорее, – шепчу я, когда мы идем по проходам между прилавками с тканью.

– Стой, – я хватаю ее за край плаща. – Не беги. Ты привлечешь внимание. Смешайся с толпой.

Девушка кивает и пытается что-то сказать, но не может. Все, на что она сейчас способна, это плестись в нескольких шагах позади, как детеныш леонэры.

Мы пробиваемся сквозь толпу, пока не добираемся до края рынка. Стражники дежурят у главного входа, но поблизости оказываются боковые воротца, у которых стоит лишь один солдат. В тот момент, когда он задает вопрос какой-то аристократке, я решаю воспользоваться шансом.

– Быстро! – Сжимаюсь у навеса и выскальзываю на каменные улочки торгового квартала. Вздыхаю от облегчения, глядя, как напряжение покидает мою хрупкую спутницу. Но обернувшись, мы видим двух рослых стражников, преградивших путь.

О боже. Я резко останавливаюсь. В коробе звенят серебряные монеты. Смотрю на девушку – ее медная кожа побледнела от ужаса.

– В чем дело? – спрашиваю я стражников так беззаботно, как только могу.

Один скрещивает руки, огромные, как стволы деревьев.

– Ищем беглянку. Никто не выйдет отсюда, пока не найдем.

– Простите, – я низко кланяюсь. – Мы подождем внутри.

Проклятье. Разворачиваюсь и иду к прилавку, окидывая взглядом творящийся на рынке хаос. Если все выходы перекрыты, нам нужен новый план. Надо найти другой способ…

Стоп.

Я уже почти вернулась на рынок, как вдруг поняла, что девушки нет рядом. Оборачиваясь, вижу, что она застыла перед стражниками, сжимая перед собой дрожащие руки.

Ради богов!

Открываю рот, чтобы шепотом позвать спутницу, но понимаю, что не знаю ее имени. Я рисковала всем ради незнакомки, а сейчас из-за нее нас убьют.

Пытаюсь отвлечь стражников, но один уже тянется к ее капюшону. Времени не остается, я хватаю металлический прут и делаю выпад.

– Пригнись!

Девушка падает на землю. Я замахиваюсь посохом и бью стражника в голову. Отвратительный треск разносится в воздухе, когда он валится в грязь. Прежде чем второй успевает обнажить меч, бью посохом ему в грудь. От быстрого удара в челюсть он падает без сознания в красную пыль.

– О небеса! – ругается девушка, как истинная аристократка. Складываю посох и понимаю, что она права: о небеса. Я напала на стражников. Теперь нас точно убьют.

Я представляю ярость Тзайна, когда мы срываемся с места и летим по торговому кварталу.

Ничего не испортить. Войти и выйти. Разве этот план подразумевал помощь преступнице?

Мы несемся мимо выкрашенных синим домов, а два отряда королевской стражи дышат нам в спину. Их голоса приближаются, а лязг сапог оглушает. Солдаты с обнаженными мечами всего в нескольких шагах от нас.

– Знаешь, где мы? – спрашиваю я.

– Кажется, – выдыхает она с распахнутыми от ужаса глазами, – мы недалеко от трущоб, но… Сюда!

Она вырывается вперед, всего на шаг, чтобы указать путь. Я следую за ней, мы бежим по мощеным улицам, расталкивая торговцев, возмущенных нашей гонкой. Кровь во мне кипит, а под кожей разгорается пламя. У нас не получится. Нам не уйти.

«Тише, – слышу я в голове голос Мамы Агбы и заставляю себя сделать глубокий вдох. – Будь находчивой. Используй свое окружение».

В отчаянье я изучаю улочки торгового квартала и, завернув за угол, вижу штабель деревянных бочек. Сойдет.

Я размахиваюсь и изо всех сил бью посохом по нижней. Первая бочка падает на землю, а за ней начинают катиться остальные.

Крики стражников разносятся в переулке, когда бочки сбивают их с ног. Эта уловка позволяет нам достичь трущоб и перевести дыхание.

– Что теперь? – глотая воздух, спрашивает незнакомка.

– Ты не знаешь, как отсюда выбраться?

Она качает головой, смахивая пот, струящийся по лицу:

– Я никогда не бывала в этой части города.

Издалека этот квартал выглядит как необычный лабиринт, но вблизи представляет собой паучью сеть из жалких домишек. Перед нами – десятки узких переулков и грязных улиц, но выхода не видно.

– Сюда, – я указываю на улицу, уводящую прочь от квартала торговцев. – Если это путь к центру, по ней мы выберемся из города.

Вздымая облака пыли, мы бежим изо всех сил. Но впереди вновь появляются стражники, и нам ничего не остается, как свернуть.

– О небеса, – опять выдыхает девушка, пока мы несемся по переулку мимо улюлюкающих нам бездомных. На миг я удивляюсь, что моя спутница еще держится. Сомневаюсь, что при дворе ее обучали побегам от стражников.

Мы вновь заворачиваем за угол, преследователи настигают нас. Я пытаюсь ускориться, но девушка тянет меня назад.

– Что ты…

Она зажимает мне рот и толкает к стене лачуги. Только теперь я понимаю, что мы оказались в узком проеме между домами.

Пожалуйста, пусть это сработает. Второй раз за десять лет я молюсь, обращаясь к богам в надежде, что какой-то из них может услышать. Прошу, спрячь нас.

Мое сердце вот-вот выскочит из груди, оно бьется так сильно, что мне кажется, нас услышат. Но стражники пробегают мимо, как носоромы, преследующие жертву.

Я поднимаю глаза в небо: надо мной плывут облака, из-за которых выглядывает солнце. Словно боги воскресли, восстали с кладбища, где оказались после резни в ночь Рейда. Что-то наверху благословило меня.

Надеюсь, это благословение еще в силе.

Выбравшись из проема, мы мчимся другим путем и случайно врезаемся в пару любопытных предсказателей. У одного из рук выпадает бутылка рома. Острый запах пойла ударяет мне в нос так сильно, что ноздри начинают гореть, и в этот момент в памяти всплывает другой урок из хижины Мамы Агбы.

Я поднимаю бутылку с земли и осматриваюсь в поисках недостающего элемента. Вот он. Всего в паре метров от моей спутницы.

– Хватай факел!

– Что?

– Факел! – кричу я. – Он прямо перед тобой!

Ей требуется несколько секунд, чтобы сорвать его со стены, и мы бежим дальше. Когда несемся по окраине трущоб, я отрываю от плаща кусок ткани и засовываю его в бутылку.

– Зачем? – спрашивает она.

– Будем надеяться, ты не узнаешь.

Впереди виднеются деревянные ворота Лагоса – наш путь на волю.

Прегражденный стражниками.

Сердце замирает, когда мы останавливаемся перед бесконечной цепью вооруженных солдат. Они восседают на огромных разгневанных пантенэрах, каждая из которых то и дело обнажает острые клыки. Черный мех на их спинах сияет на солнце, как масляная пленка, переливаясь всеми цветами радуги. Даже припав к земле, мощные пантенэры угрожающе возвышаются над нами, готовые в любой момент напасть.

– Вы окружены! – Янтарные глаза капитана впиваются в меня. – Именем короля Сарана, приказываю вам сдаться!

В отличие от остальных солдат, капитан сидит на клыкастом белоснежном леопанэре размером почти с мою хижину. Восемь толстых серных рогов поднимаются от его спины, острых и блестящих. Тварь облизывает длинные клыки и фыркает, желая, чтобы наша кровь украсила ее пятнистую шкуру.

Лицо капитана, как и у моей спутницы, медного цвета, без морщин и шрамов. Когда она видит его, то сильнее натягивает капюшон и пытается унять дрожь в ногах.

Хотя капитан молод, стражники беспрекословно ему подчиняются. Один за другим, они обнажают клинки, направив их в нашу сторону.

– Все кончено, – в ужасе выдыхает девушка. Слезы текут по ее щекам, когда она опускается на колени, роняет факел, признав поражение, и достает из плаща старый пергаментный свиток.

Я притворяюсь, что повторяю за ней, падаю на колени прямо в пыль и незаметно подношу ткань в бутылке к огню. В нос ударяет резкий запах дыма. Когда капитан приближается, я бросаю огненное оружие в пантенэр.

Давай, приказываю я бутылке, провожая ее глазами, опасаясь, что ничего не случится.

Но все вокруг вспыхивает.

Огонь разгорается, перекидываясь на людей и взбешенных пантенэр, звери воют от боли и скидывают наездников, пытаясь сбить пламя.

Девушка замирает от ужаса, но я хватаю ее за руку и тяну за собой. Мы в паре метров от ворот. От нашей свободы.

– Закрыть ворота! – кричит капитан, когда я проношусь мимо. Незнакомка врезается в него, но он мешкает, и добыча выскальзывает из его рук.

Железные рычаги стонут и приходят в движение – деревянные ворота начинают опускаться. Стражники у входа размахивают мечами. Последнее препятствие.

– Мы не успеем! – кричит девушка.

– У нас нет выбора!

Я бегу быстрее ветра. Пьяный стражник обнажает меч и замахивается, но его неловкое движение вызывает смех, а не страх. Радуясь возможности отомстить, я бью его по голове и трачу лишнюю секунду на то, чтобы пнуть в пах, когда он падает.

Другой солдат пытается сделать выпад, но я легко блокирую его посохом. Вращая металлический стержень, выбиваю меч из рук. Его глаза удивленно расширяются, когда я наотмашь бью ему по лицу, отталкивая на жерди, и проношусь мимо.

У нас получилось! Мне хочется кричать от восторга, убегая под сень эбонитовых деревьев. Я поворачиваюсь, чтобы улыбнуться девушке, но понимаю, что ее нет рядом. Сердце уходит в пятки, когда я вижу, как она падает на землю у самых ворот, вздымая облака пыли.

– Нет! – кричу я. Ворота вот-вот закроются.

Мы почти выбрались, а теперь она умрет.

Беги, приказываю я себе. Прячься. У тебя есть Тзайн и папа. Ты сделала все, что могла.

Но ужас в ее глазах возвращает меня, хотя я знаю, что удача кончилась. Мое тело отчаянно протестует, и все же я бегу к воротам, прокатившись под решеткой за миг до того, как она опускается.

– Все кончено, – капитан выходит вперед, стирая с лица кровь – след от моей бомбы. – Бросай оружие. Живо!

Взгляды всех стражников Лагоса устремлены на меня. Они окружают нас, не оставляя пути к отступлению. Помогаю незнакомке подняться и высоко поднимаю посох. Все кончится здесь. Я не сдамся. Им придется убить меня.

Стражники приближаются, и мое сердце стучит в груди, как барабан. Наслаждаюсь последним глотком воздуха, представляя любящий взгляд мамы, ее темную кожу.

Я иду к тебе, мама.

Сейчас она, наверное, наслаждается алафией[10], счастьем загробной жизни. Я представляю себя рядом с ней. Скоро мы будем вместе, так что…

Громовой рев разносится в воздухе, заставляя стражников остановиться. Он становится все громче, почти оглушает. Я едва успеваю оттащить девушку в сторону прежде, чем пугающе огромная Найла перепрыгивает через ворота и приземляется рядом.

Стражники в ужасе отступают, когда моя леонэра опускается, поднимая столб пыли. Вязкая слюна стекает с массивных клыков. Все это кажется мне сном, пока я не слышу голос Тзайна.

– Чего вы ждете? – кричит он: – Забирайтесь!

В один миг я запрыгиваю на спину Найлы и тащу девушку за собой. Леонэра срывается с места, перепрыгивая с крыши на крышу прежде, чем лачуги начинают проседать под ее весом. Когда она взбирается достаточно высоко, то делает последний рывок, перелетая через ворота. Мы почти выбрались.

Меня накрывает волной ужаса. Каждая частичка моего тела находится в напряжении, которое сковывает льдом и не дает дышать. Время будто останавливается, я смотрю вниз и встречаюсь взглядом с молодым капитаном. Неведомая сила в его янтарных глазах не позволяет мне отвернуться. Его душа словно проникает в мою. Я тону в его колдовском взгляде, но в этот момент Найла перепрыгивает ворота, и связь обрывается.

С глухим ударом она приземляется на землю и, сорвавшись с места, несется сквозь эбонитовый лес.

– О боги, – выдыхаю я, ощущая сильную боль в теле. Не могу поверить, что мы выбрались.

Не могу поверить, что все еще жива.

Глава шестая. Инан

Провал.

Позор.

Разочарование.

Как сегодня отец назовет мое фиаско?

Я перебираю варианты, входя в ворота, и поднимаюсь по дворцовой лестнице из белого мрамора. Провал подойдет. Я возвращаюсь, не поймав беглянку. Однако отцу ни к чему тратить слова. Он может воспользоваться кулаками.

На этот раз я не виню его. Если я не могу уберечь Лагос от одной воровки, каким королем я стану?

Будь прокляты небеса. На миг я останавливаюсь, вцепившись в гладкие алебастровые перила. Это должен был быть день моего триумфа.

А затем мерзавка с серебряными глазами встала у меня на пути.

Лицо предсказательницы уже в который раз всплывает передо мной с тех пор, как она перелетела через ворота Лагоса. Воспоминание об обсидиановой коже и длинных белых волосах въелось в память настолько сильно, что я не могу от него отмахнуться.

– Капитан.

Я не обращаю внимания на приветствие стражников и вхожу в главный зал. Это звание теперь звучит как насмешка. Настоящий капитан выстрелил бы преступнице прямо в сердце.

– Где принц? – Громкий крик отражается от дворцовых стен.

Проклятье. Это последнее, чего я хочу.

Расталкивая стражников, мать вбегает в зал с накрененным набок геле.

– Где он? – кричит она. – Где Инан?

На лице матери проступает облегчение, когда она видит меня. Слезы подступают к ее глазам, и она склоняется ко мне, прижимая ладонь к ране на щеке.

– Ходили слухи о том, что вы вышли на след наемных убийц.

Я отстраняюсь от матери и качаю головой. С наемниками было бы проще, их легче выследить. Преступница была всего лишь беглянкой. И я не смог ее поймать.

Но матери не важны личности нападавших. Не интересен мой провал.

Она сжимает руки, борясь со слезами.

– Инан, мы должны… – Ее голос обрывается. Только теперь она понимает, что все на нас смотрят. Мать поправляет геле и делает шаг назад. Я уже представляю, как она выпускает когти.

– Муха напала на город, – выплевывает она в толпу. – Вам что, нечего делать? Идите на рынок, наведите порядок в трущобах. Удостоверьтесь, что это не повторится!

Солдаты, знать и слуги выбегают из зала, наступая друг другу на пятки. Когда они исчезают, мать берет меня за запястье и тянет к дверям тронного зала.

– Нет. Я не готов встретиться с его гневом. У меня нет новостей…

– Ты никогда не будешь готов.

Она распахивает тяжелые деревянные двери и тащит меня за собой по каменным плитам.

– Вон из зала, – рычит она стражникам и слугам с опахалами, и они тут же разбегаются, как мыши.

Каэя – единственная, кто достаточно храбр, чтобы не обращать внимания на гнев матери. Она невероятно прекрасна в черном нагруднике и новой форме.

Адмирал? Я смотрю на узорную печать, свидетельствующую о новом ранге. Сомнений быть не может. Ее повысили. А как же Эбеле?

Резкий запах мяты ударяет мне в нос, когда мы приближаемся к трону. Я смотрю в пол и вижу две лужицы свежей крови между плит.

О небеса. Отец уже разгневан.

– Вас это тоже касается, адмирал, – шипит мать, складывая руки на груди.

Лицо Каэи, как всегда, каменеет от ее ледяного тона. Она смотрит на отца, и тот неохотно кивает.

– Прошу прощения, – Каэя кланяется матери, хотя в ее голосе не слышно извинений. Мать провожает девушку хмурым взглядом до самых дверей.

– Взгляни, – мать выталкивает меня вперед. – Вот что мухи сделали с твоим сыном. Это случилось, когда ты послал его сражаться. Вот что бывает, когда он изображает капитана стражи!

– Мы их настигли! – Я вырываю руку из ладони матери. – Дважды. Не моя вина, что ряды солдат поредели после взрыва.

– Я не виню тебя, милый, – мать пытается потрепать меня по щеке, но я уклоняюсь от ее пахнущих розой пальцев. – Но все это слишком опасно для принца.

– Мама, я должен сражаться именно потому, что принц, – настаиваю я. – Моя обязанность – поддерживать мир в Орише. Я не смогу защитить народ, прячась за стенами дворца.

Мать отмахивается, не обращая внимания на мои слова, и поворачивается к отцу.

– Он – следующий король Ориши, ради небес! Играй жизнями крестьян, но не жизнью сына!

Лицо отца остается невозмутимым, как будто матери для него не существует. Он смотрит в окно, пока она говорит, и крутит на пальце перстень с королевским рубином. Около него стоит магацитовый меч в золотой подставке. Отец отражается в зеркальном блеске клинка, на черной рукояти которого выгравирован снежный леопанэр. Меч кажется продолжением самого короля – всегда рядом, стоит лишь протянуть руку.

– Ты сказал «их», – наконец произносит отец. – Кто помогал преступнице? Она сбежала из дворца одна.

Я сглатываю, заставляю себя встретиться с отцом взглядом и выхожу вперед.

– Пока мы не знаем ее имени. Единственное, что нам известно, – она не из Лагоса.

Но ее глаза сияют, как серебристая луна, а над бровью есть едва заметный шрам.

Лицо предсказательницы вновь встает передо мной, я вижу его так же отчетливо, как портрет на стене тронного зала. Ее полные губы кривит усмешка, мышцы стройного тела напряжены.

Я вновь чувствую стыд, – он обжигает, как ром, льющийся на открытую рану. Голову будто охватывает пламя, и я вздрагиваю, прогоняя мерзкое ощущение.

– Королевский врач лечит привратников, – продолжаю я. – Когда они придут в себя, я установлю ее личность и место жительства. Я все еще могу выследить их…

– Ты не станешь этого делать, – говорит мать. – Сегодня ты мог погибнуть! А что потом? Оставить трон на Амари? – Она выходит вперед, ее кулаки сжимаются, а геле грозно возвышается над головой. – Прекрати это, Саран. Сей же час!

Я поднимаю голову. Она назвала отца по имени…

Ее голос отражается от красных стен тронного зала. В нем чувствуется ярость.

Мы оба смотрим на отца. Я не могу представить себе, что он сделает. Мне начинает казаться, что мать на этот раз победила, но он роняет:

– Уйди.

Глаза матери расширяются. Самоуверенность сходит с лица, как стекают с него струйки пота.

– Мой король…

– Немедленно, – приказывает отец ровным голосом. – Мне нужно побеседовать с сыном наедине.

Мать сжимает мое запястье. Мы оба знаем, чем обычно заканчиваются такие беседы. Но она не может вмешаться.

Только если пожелает сама столкнуться с отцовским гневом.

Она кланяется, напряженная, словно натянутая тетива. Перед тем как уйти, ловит мой взгляд. Слезы бегут по ее припудренным щекам.

Удаляющиеся шаги матери звенят в тишине огромного зала. Дверь за ней закрывается, и я остаюсь наедине с отцом.

– Тебе известно, кто преступница?

Я медлю. Небольшая ложь смягчит побои, но отец чует ее, как гиенэр на охоте.

Она только все испортит.

– Нет, – отвечаю я. – Но на закате мы это узнаем. А потом я прикажу своим людям…

– Отзови их.

Я замираю. Он не дает мне ни единого шанса.

Отец думает, что я не способен на это. Он лишит меня звания капитана.

– Отец, – медленно говорю я. – Пожалуйста, послушай. Я не представлял, на что она способна, но теперь готов. Позволь мне все исправить.

Отец медленно и лениво поднимается с трона. Хотя его лицо кажется спокойным, я вижу ярость, которая скрывается за его пустым взглядом.

Смотрю в пол, когда он подходит. Уже слышу его крик «Долг превыше всего!».

Ориша важнее меня.

Сегодня я подвел его. Подвел отца и свое королевство, позволил предсказательнице поднять шумиху в Лагосе. Конечно, он накажет меня.

Я опускаю голову и задерживаю дыхание. Пытаюсь представить, насколько болезненным будет наказание. Если отец не просит снять доспехи, значит, будет бить по лицу.

Новые синяки будут у всех на виду.

Он поднимает руку, и я, приготовившись, закрываю глаза. Но вместо пощечины чувствую его ладонь у себя на плече.

– Знаю, что ты найдешь их, Инан. Лишь тебе это под силу.

От удивления я начинаю быстро моргать. Отец никогда не говорил со мной так.

– Это не просто преступница, – продолжает он сквозь сжатые зубы. – Это Амари.

Глава седьмая. Зели

На полпути к Илорин Тзайн решает, что опасность миновала, и натягивает поводья. Когда мы останавливаемся, некоторое время он стоит без движения. Похоже, я вызвала небывалую ярость.

Под стрекот сверчков в кронах деревьев я спрыгиваю с седла и обнимаю огромную голову Найлы, массируя место между рогами и ушами.

– Спасибо, – шепчу я, уткнувшись в ее мех. – Устрою тебе настоящий пир, когда доберемся домой.

Найла мурчит и прижимается мордой к моему носу, словно я детеныш, которого надо защитить. Не могу сдержать улыбку, но когда Тзайн спрыгивает на землю и идет ко мне, понимаю, что даже Найла не спасет меня от его гнева.

– Тзайн…

– Да что с тобой не так?! – кричит он с такой яростью, что семейство синих пчелоедов срывается с дерева.

– У меня не было выбора, – огрызаюсь я. – Они хотели ее убить…

– А что, во имя богов, они сделают с тобой, если поймают? – Тзайн ударяет по стволу с такой силой, что дерево трещит. – Почему ты никогда не думаешь, Зел? Почему не делаешь того, что от тебя ждут?

– Я сделала! – Лезу в сумку и швыряю Тзайну бархатный кошелек. Серебряные монеты рассыпаются по земле. – Получила за парусника пять сотен!

– Все деньги Ориши нам теперь не помогут, – Тзайн закрывает лицо ладонями, размазывая слезы по щекам. – Они убьют нас, Зел. Убьют тебя!

– Пожалуйста, – лепечет девушка, обращаясь к нам. Кажется, она может становиться невидимой. Я и забыла, что мы не одни.

– Это я виновата. Во всем… – Она бледнеет. Я едва различаю янтарный блеск ее глаз под капюшоном.

– Спасибо, но что с того? – кричу я, стараясь не замечать взгляд Тзайна, полный бешенства. Если бы не она, брат бы сейчас улыбался. Наша семья была бы в безопасности.

– Что ты натворила? – спрашиваю я. – Почему люди короля гнались за тобой?

– Не отвечай, – Тзайн качает головой и указывает в направлении Лагоса. – Просто возвращайся и сдайся им. Это единственный шанс, чтобы…

Она снимает плащ, и мы замолкаем. Брат не в силах отвести глаз от ее благородного лица, а я не могу перестать разглядывать золотой венец с резными листьями, вплетенный в косу. Он возвышается на ее голове, звеня цепочками. В центре сияет усыпанная бриллиантами печать с восхитительным снежным леопанэром – знак, носить который может только одна семья.

– О боги, – выдыхаю я.

Принцесса Амари.

Я похитила принцессу Ориши.

– Я могу все объяснить, – быстро говорит Амари. От королевской надменности в ее голосе мои зубы сжимаются. – Догадываюсь, о чем вы думаете, но моя жизнь была в опасности.

– Твоя жизнь? – шепчу я. – Твоя?

Гнев застилает мне глаза. Принцесса кричит, когда я прижимаю ее к дереву. Она задыхается, распахнув в ужасе глаза, пока я сжимаю руки на ее шее.

– Что ты делаешь? – кричит Тзайн.

– Показываю принцессе, что такое настоящая опасность.

Тзайн оттаскивает меня за плечи:

– Совсем с ума сошла?

– Она солгала мне, – кричу я в ответ. – Сказала, что ее хотят убить. Умоляла меня о помощи!

– Я не лгала! – хрипит Амари. Ее рука тянется к горлу. – Отец казнил членов королевской семьи за сочувствие предсказателям. Он не колеблясь убьет и меня!

Из складок платья она достает свиток, держа его так крепко, что руки трясутся.

– Королю нужно это, – я отпускаю ее, и Амари начинает кашлять. Она смотрит на пергамент с уважением, причины которого мне непонятны. – Этот свиток может изменить все. Даже вернуть магию.

Мы с недоверием взираем на Амари. Принцесса лжет. Магия не может вернуться. Она умерла одиннадцать лет назад.

– Я тоже думала, что это невозможно, – Амари видит наши сомнения. – Но все случилось у меня на глазах. Предсказательница коснулась свитка и стала магом.

– Она держала в ладонях свет, – добавляет принцесса.

Свет?

Я подхожу к ней и смотрю на свиток. Чувствую недоверие Тзайна – оно накрывает меня жарким облаком, и все же чем больше Амари говорит, тем больше я хочу, чтобы это было правдой. Ее глаза полны ужаса и искреннего страха за жизнь. Зачем половине армии преследовать принцессу, если ее побег не угрожает королевству?

– Где теперь та предсказательница? – спрашиваю я.

– Умерла, – слезы подступают к глазам Амари. – Отец убил ее из-за того, что к ней вернулась магическая сила.

Амари обхватывает себя руками, зажмуриваясь, чтобы сдержать слезы. Кажется, она охвачена горем.

Тзайн смягчается, но меня волнуют вовсе не ее слезы. Та девушка стала магом. Она держала в ладонях свет.

– Дай его мне, – я тянусь к свитку, желая его рассмотреть, но когда пальцы касаются пергамента, тело накрывает странной волной. В изумлении отстраняюсь и роняю свиток, а затем опираюсь на ствол эбенового дерева, чтобы не упасть.

– В чем дело? – спрашивает Тзайн.

Я качаю головой – не знаю, что ответить. Странная вибрация в теле усиливается, и это ощущение кажется мне новым, но в то же время знакомым. Чувствую пульсацию в своих венах, она становится все сильнее, разгораясь, как огонь, стучит все громче, словно второе сердце, как будто это…

Аше.

При мысли об этом все внутри замирает. Во мне появляется то, о существовании чего я давно забыла. В детстве аше была единственным, о чем я мечтала. Я днями молилась о том, чтобы ощутить ее жар в своих жилах.

Сила богов всегда жила в нашей крови и отличала предсказателей от опытных магов. До Рейда она была священным даром, которого удостаивался не каждый. Но получая аше, провидцы обретали магические силы.

Я смотрю на свои руки, пытаясь увидеть тени мертвых богов, которые прилетали к маме во сне. Когда аше пробуждается, приходит магия. Неужели это случится сейчас?

Нет. Я подавляю в себе надежду. Если магия вернется, все изменится: вместе с ней возвратятся боги. После одиннадцати лет молчания они перевернут мою жизнь, а я и так едва смогла собрать себя по осколкам после Рейда.

И если затем они снова оставят меня, я умру.

– Ты это чувствуешь? – шепчет Амари, отступая назад. – Каэя говорила, что свиток превращает предсказателей в магов. Когда Бинта коснулась его, лучи света хлынули из ее рук!

Я поднимаю ладони, пытаясь увидеть лиловое сияние магии жнецов. До Рейда, когда прорицатель превращался в мага, никто не мог сказать, кем именно он станет. Часто дети наследовали магию родителей, почти всегда по материнской линии. С косиданом-отцом я была уверена, что стану жницей, как мама, и мечтала о дне, когда почувствую внутри магию богов. Но все, что ощущаю сейчас – тревожный зуд в венах.

Я подбираю пергамент, опасаясь скрытых в нем сил. Различаю на старом свитке солнце, но другие знаки понять не могу, такими древними они кажутся. Старше самого времени.

– Не говори, что ты в это веришь, – Тзайн понижает голос. – Магия ушла, Зел. Она никогда не вернется.

Знаю, брат пытается меня защитить. Он говорил это раньше, вытирая мои слезы и сдерживая свои, а я всегда прислушивалась к его словам, но сейчас…

– А другие, дотронувшиеся до свитка? – Я поворачиваюсь к Амари. – Они теперь маги? Их дар вернулся?

– Да, – она энергично кивает, а затем мрачнеет. – Магия вернулась, но люди отца нашли их.

Я смотрю на свиток, и кровь стынет в жилах. Перед глазами снова всплывает труп матери, но на этот раз лицо, окровавленное и избитое, – не ее, а мое собственное.

Но тогда магия оставила ее, тихо напоминает мне внутренний голос. У нее не было шанса на победу.

И вот я снова шестилетняя девочка, забиваюсь в угол, напуганная пожаром в нашем доме в Ибадане. Тзайн обнимает меня и заставляет смотреть на стену, как всегда пытаясь защитить от боли.

Алые брызги разлетаются в воздухе – стражники снова и снова бьют папу. Мама кричит, чтобы они остановились. Два солдата затягивают цепь на ее шее так туго, что из-под магацитовых звеньев сочится кровь. Мама задыхается, когда они вытаскивают ее из хижины, как дикого зверя, истязают, бьют по лицу…

Нет, на сей раз магия останется и сможет победить.

Я закрываю глаза и представляю, что бы случилось.

– Гбо арива ику! – представляю, как мама шипит это заклинание сквозь зубы. – Па ипо да. Жаде нину эжэ ара!

Стражники, душившие ее, застывают на месте, трясясь от ужаса, когда заклятие обретает силу. Они кричат, когда мама отрывает их души от тел, убивая с бешенством истинной жрицы. Ярость подпитывает ее магию. Окруженная тенями, она похожа на Ойю – богиню жизни и смерти.

С гортанным криком мама срывает цепь с шеи и душит черными звеньями последнего оставшегося в живых стражника. Благодаря магии она спасает воинственный дух папы. И остается жива.

– Если то, что ты говоришь, – правда, – Тзайн раздраженно отрывает меня от грез, – тебе с нами нельзя. Из-за этого свитка убивают людей. Значит, если его найдут у Зел…

Его голос срывается, а мое сердце от боли разбивается на столько осколков, что не понятно, как они помещаются в груди. Я могу подводить его до конца своих дней, но Тзайн все равно отдаст жизнь, лишь бы меня спасти.

Я должна беречь брата, ведь теперь защита требуется ему.

– Пора ехать. – Я сворачиваю пергамент и кладу его в сумку, так торопливо, что едва не забываю о кошельке с серебряными монетами, оставшемся на земле. – Правда это или нет, надо вернуться к папе и бежать, пока не поздно.

Тзайн справляется с раздражением и садится на спину Найле. Я пристраиваюсь сзади, когда принцесса по-детски робко спрашивает:

– А как же я?

– Ты?! – Ненависть к ее семье обжигает меня. Теперь, когда у нас есть свиток, мне хочется оставить Амари посреди леса, чтобы она умерла с голоду или стала добычей гиенэры.

– Если ты забираешь этот дурацкий свиток, возьми и ее, – вздыхает Тзайн. – Иначе она приведет к нам стражников.

Я резко поворачиваюсь к Амари, и она бледнеет. Нет, не меня тебе нужно бояться.

– Забирайся. – Я двигаюсь, освобождая ей место.

Несмотря на желание бросить принцессу здесь, я понимаю: мы с ней еще не закончили.

Глава восьмая. Инан

Не понимаю.

Тысячи мыслей мелькают у меня в голове. Я стараюсь придерживаться фактов: магия вернулась в Оришу, у нас в руках древний свиток, Амари – изменщица.

Нет. Я могу поверить в магию, но не в предательство сестры. Она почти не разговаривает на званых обедах и позволяет матери выбирать платья. Амари никогда не была за этими стенами, а теперь сбежала из Лагоса, похитив вещь, способную погубить империю?

Размышляю над этим, вспоминая момент, когда столкнулся с преступницей: меня пронзила странная и внезапная обжигающая боль. Потрясенный, я даже не заглянул беглянке под капюшон, но что если сделал бы это и увидел янтарные глаза сестры?

Нет, шепчу я себе, это немыслимо. Хочу убедить отца посетить придворного врача – не могу не обращать внимание на его безумный взгляд, который раньше был равнодушным и расчетливым, как и положено королю. За восемнадцать лет я видел в его глазах многое, но только не страх. И не ужас.

– Еще до твоего рождения маги, опьяненные властью, вечно плели заговоры, мечтая оборвать нашу династию, – объясняет отец. – Несмотря на их вероломство, твой дед пытался быть с ними честным. Но благородство убило его.

И твоего старшего брата, думаю я. И первую жену, и первого сына. В Орише каждый аристократ знает, какую бойню, учиненную магами, пережил отец. Резню, ответом на которую стал Рейд.

По привычке я нащупываю в кармане потускневшую пешку – украденный у отца «подарок». Эта фигурка – единственное, что сохранилось из детского набора для игры в сенет. Когда я был маленьким, он играл в нее со мной, обучая стратегии.

Хотя прикосновение к холодному металлу обычно приводит меня в чувство, сегодня пешка кажется теплой. Она почти обжигает мне пальцы, напоминая о том, что отец прав.

– Становясь королем, я знал, что магия – корень всех зол. Она разрушала империи задолго до нашей и будет продолжать это делать, пока не исчезнет.

Я киваю, вспоминая речи отца еще до Рейда. Бритаун, Порльтогань, Империя Спаньи – целые цивилизации гибли из-за жадных до власти магов и тех, кто не решился их остановить.

– Обнаружив сплав, который братонии использовали, чтобы подавить магию, я подумал, что этого хватит, чтобы их остановить, – повествует отец. – Они создавали из магацита тюрьмы, оружие и цепи. Я сделал так же. Но это не смирило вероломных мух: чтобы спасти королевство, нужно было полностью уничтожить магию.

Что? Наклоняюсь вперед, не в силах поверить своим ушам. Магия – вне нашей власти. Как мог отец победить такого врага?

– Волшебство – это дар богов, – продолжает он, – и то, что связывает их с человечеством. Я понял, что если боги перестали общаться с королями столетия назад, значит, связь между ними и магами тоже можно оборвать.

От слов отца у меня кружится голова. Если ему не нужен врач, то мне – точно скоро понадобится. Помню единственный раз, когда я спросил его о богах Ориши. Ответ был кратким: «Боги – ничто без дураков, которые в них верят».

Я поверил его словам и нарисовал свою картину мира, основываясь на этой непоколебимой уверенности, что богов не существует. А сейчас он стоит передо мной, утверждая, что они есть и он с ними боролся.

О небеса. Смотрю на кровь, оставшуюся в трещинах между плит. Я всегда знал, что отец обладает могуществом. Но никогда не понимал, насколько далеко оно простирается.

– После коронации я решил найти способ оборвать духовную связь. Потребовались годы, но я нашел ее источник и приказал своим людям его уничтожить. До этого дня я был уверен, что стер магию с лица земли, но с помощью этого проклятого свитка она снова может вернуться!

Я наконец понимаю слова отца. Слушаю внимательно, пока самые невероятные факты не выстраиваются в голове в логическую цепочку, словно шашки в сенете: чтобы оборвать связь, нужно уничтожить магию.

Уничтожить людей, угрожавших нашему трону.

– Но если магия исчезла… – Желудок буквально скручивает, но я должен узнать ответ. – Для чего нужен был Рейд? Зачем понадобилось… убивать всех этих людей?

Отец проводит пальцем по зазубренному лезвию магацитового клинка и подходит к украшенным витражами окнам. В детстве я стоял здесь, глядя, как маги Лагоса гибли в пламени. Но даже годы спустя я все еще помню отвратительный запах горящей плоти, столь же отчетливый, как жара, которую ощущаю в воздухе.

– Чтобы магия исчезла навсегда, каждый маг должен был умереть. Если бы кто-то почувствовал силу колдовства, то не остановился бы ни перед чем, чтобы ее вернуть.

Каждый маг…

Вот почему он оставил в живых детей. Предсказатели не проявляют магических способностей до тринадцати лет. Беспомощные дети, которые никогда не владели магией, не представляют угрозы.

Ответ отца на удивление прост. Настолько, что я не сомневаюсь в правильности его действий. Но те события пеплом оседают на языке. Горькие. Мучительные. Я думаю, не тошнило ли отца в тот день.

– Магия – это паразитизм, – прерывает он мои мысли, – страшная, смертельная болезнь. Если она захлестнет наше королевство, как другие, никто из нас не выживет.

– Но как ее остановить?

– Свиток – это ключ, – говорит отец. – Но это все, что я знаю. Сила, заключенная в нем, способна вернуть магию, и, если мы его не уничтожим, он уничтожит нас.

– А Амари? – Мой голос переходит на шепот. – Мы должны… Мне придется…

Мысль об этом настолько ужасна, что я не могу больше сказать ни слова.

Долг превыше всего. Вот что скажет отец. То же, что кричал в тот роковой день.

От одной мысли, что придется направить меч на Амари, у меня пересыхает в горле. Я не стану королем, которого хотел бы видеть во мне отец. Не смогу убить младшую сестру.

– Она совершила измену, – медленно произносит он. – Но это не ее вина. Я позволил Амари сблизиться с той мухой, хотя должен был понимать, что это собьет ее с пути.

– Так Амари будет жить?

Отец кивает:

– Если поймаем ее прежде, чем все узнают о том, что она совершила. Теперь ты понял, почему не можешь использовать своих людей? Вы отправитесь в путь с адмиралом Каэей и вернете свиток.

Волна облегчения бьет в грудь, точно кулак отца. Мне не нужно убивать свою младшую сестру – только привезти ее домой.

Раздается резкий стук в дверь. Внутрь заглядывает адмирал Каэя. Отец машет рукой, подзывая ее. За спиной Каэи я вижу хмурое лицо матери. Новая тяжесть опускается мне на плечи. О небеса.

Она даже не знает, где Амари.

– Мы нашли аристократа. Он утверждает, что видел муху, которая была с преступницей, – докладывает Каэя. – Она продала ему редкую рыбу из Илорин.

– Вы просмотрели книгу регистрации? – спрашиваю я.

Каэя кивает:

– Сегодня отмечена только одна предсказательница из Илорин. Зели Адебола, семнадцати лет.

Зели…

Я добавляю еще одну черту к ее поразительному образу. Имя серебряной монеткой срывается с языка Каэи. Слишком мягкое для предсказательницы, взбаламутившей город.

– Позвольте мне отправиться в Илорин, – вырывается у меня. Вместе со словами в голове рождается план. Я видел карту Илорин – это плавучая деревня, разделенная на четыре сектора. Несколько сотен жителей, в основном бедные рыбаки. Мы справимся.

– Десять человек, – продолжаю я, – это все, что нужно мне и адмиралу Каэе. Я найду свиток и верну Амари, просто дай мне шанс.

Отец задумчиво крутит на пальце кольцо. Уже слышу, как с его губ срывается отказ.

– Если эти люди о чем-то догадаются…

– Придется убить их, – говорю я. Ложь дается мне легко. Если я смогу исправить ошибки, никто больше не умрет.

Но отец не знает о моих планах и едва ли мне верит. Ему нужно быстрое и четкое выполнение приказа.

– Хорошо, – соглашается он. – Выдвигайтесь скорее.

Слава небесам. Я поправляю шлем и кланяюсь так низко, как только могу. Как капитан, я не могу его подвести.

– Инан!

Его голос пугает меня. В нем слышится что-то зловещее. Что-то, предвещающее смерть.

– Когда вернешь пропажу, сожги деревню дотла.

Глава девятая. Зели

Илорин выглядит слишком мирной.

По крайней мере, после событий этого дня. Кокосовые лодки пришвартованы к берегу, полотна над дверными проемами ахэре опущены. Деревня готовится к спокойному сну вместе с заходящим солнцем.

Амари глазеет по сторонам, пока Найла плывет к хижине Мамы Агбы. Принцесса осматривает каждый дюйм плавучей деревни, словно голодный работник, глядящий на полный стол лакомств.

– Никогда не видела ничего подобного, – шепчет она. – Очаровательно.

Я вдыхаю свежий запах моря и закрываю глаза, ощущая, как туман касается кожи. Чувствуя на языке соленый привкус, думаю, как бы прошел вечер, не окажись здесь Амари. Свежая буханка сладкого хлеба, большой кусок острого мяса. Впервые за много дней мы уснули бы на полный желудок – после праздничного ужина в мою честь.

От невинного вида принцессы раздражение вспыхивает с новой силой. Рожденная в королевской семье, она, должно быть, ни разу не голодала за свою беззаботную жизнь.

– Отдай мне венец, – требую я, когда Найла подплывает к торговому кварталу.

Удивление Амари исчезает, она напрягается:

– Но Бинта… – девушка медлит, собирая всю волю в кулак. – Она отдала его мне. Это единственная память о ней.

– Мне плевать, даже если это подарок богов. Нельзя, чтобы люди узнали, кто ты.

– Не волнуйся, – мягко добавляет Тзайн, обращаясь к принцессе. – Она уберет его в сумку, а не утопит в море.

Я с удивлением гляжу, как брат пытается ее утешить. И у него получается – Амари некоторое время возится с застежкой и наконец бросает усыпанный драгоценностями убор в короб. Камни и серебряные монеты так сияют, что все это кажется мне сном. Еще утром у нас не было ни гроша, а теперь от богатства болит спина.

Я спрыгиваю на деревянный мост и, приоткрыв полотно над входом, заглядываю в дом Мамы Агбы. Папа, свернувшись, как дикий кот, крепко спит в углу перед очагом. Его кожа уже менее бледная, а лицо не такое худое и изможденное. Это дело ее рук. Забота Мамы Агбы может воскрешать мертвых.

Когда я вхожу, она выглядывает из-за манекена, одетого в прекрасный пурпурный халат. Аккуратные швы указывают, что он предназначен для аристократа – вещь, которая принесет ей деньги для следующего налога.

– Как дела? – шепчет она, откусывая нитку, а затем поправляет свой желто-зеленый геле и связывает концы халата.

Я открываю рот, чтобы ответить, но появляется Тзайн, а за ним робко следует Амари. Она осматривает ахэре с любопытством, присущим лишь знатным, и проводит пальцами по тростниковой стене.

Тзайн уважительно кивает Маме Агбе, берет мою сумку и, помедлив, вручает свиток Амари. Он с легкостью поднимает спящего папу, так что тот не просыпается.

– Я соберу вещи, – говорит брат. – Решите, что делать со свитком. Если надо уходить… – Его голос обрывается, и моя грудь сжимается от давящего чувства вины. Больше никаких если.

– Поторопись.

Тзайн уходит, едва сдерживая эмоции. Я смотрю вслед его мощной фигуре, от всей души желая, чтобы не я была причиной его боли.

– Уходить? – спрашивает Мама Агба. – Зачем? Кто она?

Она прищуривается и окидывает Амари взглядом. Несмотря на бедный плащ, превосходная осанка и высоко поднятый подбородок выдают королевское происхождение девушки.

– О… – Амари поворачивается ко мне, сжимая свиток в руках: – Я… Я…

– Это Амари, – наконец решаюсь я. – Принцесса Ориши.

Мама Агба громко смеется.

– Большая честь видеть вас в моем доме, ваше высочество, – с глубоким поклоном поддразнивает она.

Мы остаемся серьезными. Ее глаза расширяются. Она встает с кресла и распахивает плащ на Амари, открыв темно-синее платье. Даже в вечернем свете на его декольте блестят драгоценные камни.

– О боги… – Мама Агба поворачивается ко мне, прижав руки к груди. – Зели, во имя богов, что ты натворила?

Я прошу ее сесть и рассказываю о том, что произошло. Гордость на ее лице сменяется гневом, когда она слышит про наш побег, но рассказ о свитке и его возможностях заставляет ее замереть.

– Это правда? – спрашиваю я. – Хотя бы одно слово?

Мама долго молчит, глядя на свиток в руках Амари. Ее темные глаза остаются невозмутимыми, скрывая ответы, которых я жду.

– Дай его мне.

Пергамент ложится в ладонь Мамы Агбы, и она начинает задыхаться. Ее тело дрожит так сильно, что она падает с кресла.

– Мама Агба! – Я подбегаю к ней и хватаю за руки, удерживая, пока судороги не прекратятся. Постепенно они ослабевают. Она лежит на полу, неподвижная, как один из ее манекенов.

– Мама, ты в порядке?

Слезы застилают ей глаза, бегут по морщинкам, испещрившим темную кожу.

– Это было так давно, – шепчет она. – Не думала, что снова почувствую огонь магии.

Мой рот открывается от удивления. Я отступаю, не веря своим ушам. Не может быть. Я не думала, что хоть кто-то из взрослых магов пережил Рейд…

– Вы – маг? – спрашивает Амари. – Но ваши волосы…

Мама Агба снимает геле и проводит рукой по бритой голове:

– Одиннадцать лет назад у меня было видение, что я пришла к губящей и попросила ее избавить меня от белых волос. Она использовала магию болезни, чтобы уничтожить их.

– Ты видящая? – вырывается у меня.

– Раньше была, – кивает Мама Агба. – Но лишилась волос в день Рейда, за несколько часов до нападения.

Поразительно. Когда я была ребенком, тех немногих видящих, живших в Ибадане, уважали и чтили. Их власть над временем не раз спасала другие кланы. Я улыбаюсь: следовало догадаться. Мама Агба всегда обладала знанием, мудростью человека, прожившего не одну жизнь.

– Еще до Рейда, – продолжает Мама Агба, – я чувствовала, как магия уходит из нашего мира. Пыталась увидеть будущее, но, когда это было нужно сильнее всего, не смогла.

Она вздрагивает, словно снова переживая ужас той ночи. Я могу только догадываться, какие кошмарные воспоминания всплывают в ее голове.

Мама бредет к забранным сеткой окнам и опускает занавески. Смотрит на свои старые руки, сморщенные от долгих лет шитья.

– Орунмила, – шепчет она, призывая бога времени. – Ба ми соро. Ба ми соро.

– Что она делает? – Амари пятится, будто слова Мамы Агбы могут ранить ее. Но я слишком потрясена, услышав слова йоруба – впервые за десять лет, и не могу ответить.

Со времен Рейда я не слышала ничего, кроме резких пауз и гортанных звуков, свойственных оришанскому языку, на котором мы должны были говорить. Последний раз при мне произносили заклятие очень давно, и долгое время язык моего народа жил только в моей памяти.

– Орунмила, – перевожу я, пока Мама Агба взывает к нему. – Ответь мне. Ответь…

– Она зовет своего бога, – объясняю я Амари. – Пытается колдовать.

Я легко нахожу слова для объяснения, хотя сама все еще не могу поверить в то, что вижу. Мама Агба повторяет заклинание с абсолютной верой в то, что делает, терпеливая и готовая ко всему, как и положено слуге бога времени.

Она просит Орунмилу помочь нам, и тоска сжимает мне сердце. Я никогда не верила в Ойю так сильно, как она – в свое божество.

– Это безопасно? – Принцесса вжимается в стену ахэре, когда вены на горле Мамы Агбы набухают.

– Это часть магии, – киваю я. – Такова цена аше.

Чтобы колдовать, мы должны говорить на языке богов, управляя силой, текущей в нашей крови. Это легко для опытного видящего, но после стольких лет бездействия заклятие, должно быть, высасывает из Мамы Агбы всю энергию. Аше тренируется, как любая мышца нашего тела. Чем чаще ее используешь, тем легче управляешь и тем сильнее становится магия.

– Орунмила, ба ми соро. Орунмила, ба ми соро…

Ее дыхание становится более прерывистым с каждым словом. От напряжения морщины становятся глубже. Управление силой требует много энергии, и я знаю: если она перенапряжется, может умереть.

– Орунмила. – Мама Агба говорит все громче. Серебряный свет наполняет ее руки. – Орунмила, ба ми соро! Ба ми соро…

Воздух в ладонях Мамы Агбы взрывается, и мы с Амари падаем на пол. Принцесса кричит, а у меня ком застывает в горле. Ночное небо, синее и пурпурное, мерцает в ладонях Мамы Агбы. Мое сердце замирает от его красоты. Она вернулась…

После стольких лет магия снова здесь.

Меня охватывает волна эмоций, словно где-то внутри прорвало плотину. Боги вернулись. Они живы и наконец рядом с нами после стольких лет.

Мерцающие звезды в ладонях Мамы Агбы кружатся и пляшут. Постепенно у нас перед глазами появляется образ, застывая, словно глина. Я различаю три фигурки на горном склоне: они неустанно пробираются сквозь густой подлесок.

– О небо! – восклицает Амари, осторожно выходя вперед. – Это… я?

Я фыркаю при мысли о таком тщеславии, но замолкаю, увидев свою укороченную дашики. Она права – мы вместе с Тзайном идем через джунгли. Моя рука цепляется за камень, я ползу вверх, а брат ведет Найлу по хребту. Мы поднимаемся выше и выше, карабкаясь, пока наконец не выбираемся.

Видение рассеивается в мгновение ока.

Мы смотрим в пустые ладони Мамы Агбы – на руки, только что изменившие мой мир.

Ее пальцы дрожат от напряжения, а глаза полны слез.

– Такое чувство, – произносит она, всхлипывая, – что я снова могу дышать.

Я киваю, хотя не могу описать охватившие меня эмоции. После Рейда я никогда не думала, что снова увижу магию.

Когда руки Мамы Агбы перестают дрожать, она жадно хватает свиток и изучает его. Видя, как ее глаза бегут по пергаменту, я понимаю, что она читает.

– Это ритуал, – говорит она. – Он очень древний и поможет призвать богов.

– Вы сможете его провести? – спрашивает Амари, ее янтарные глаза светятся от страха и восхищения. Она смотрит на Маму Агбу так, словно та сделана из бриллиантов, но вздрагивает, стоит ей приблизиться.

– Это не моя судьба, дитя. – Мама вкладывает свиток мне в руку. – Вам тоже было видение.

– В-вы шутите, – запинается Амари. Сейчас я полностью с ней согласна.

– К чему спорить? – говорит Мама. – Вы втроем были в пути. Странствовали, чтобы вернуть магию.

– А разве она еще не вернулась? – спрашивает Амари. – То, что вы сделали…

– Лишь малая часть того, что могла прежде. Свиток пробуждает магию, но нужно нечто большее, чтобы полностью ее вернуть.

– Надо выбрать кого-то получше, – качаю я головой. – Кого-то более опытного. Ты не можешь быть единственным магом, пережившим Рейд. Давай используем твою силу и найдем еще кого-нибудь.

– Девочки…

– Мы не можем, – обрываю я. – Папа не сможет без нас…

– Я позабочусь о твоем отце.

– Но стражники…

– Не забывай, кто учил тебя драться.

– Мы даже не знаем, что там написано, – вклинивается Амари, – не можем прочитать!

Взгляд Мамы Агбы затуманивается, словно она обдумывает какую-то идею.

Она быстро перебирает свои вещи и протягивает нам выцветшую карту.

– Сюда! – Она указывает на точку в джунглях Фунмилайо, в нескольких днях к востоку от побережья Илорин. – В моем видении вы шли сюда. Должно быть, там находится Шандомбль.

– Шандомбль? – повторяет Амари.

– Легендарный храм, – объясняет Мама Агба. – По слухам, это дом священных сентаро – защитников магии, членов духовного ордена. До Рейда только новые лидеры десяти магических кланов могли посещать их, но раз в видении вы направлялись туда, значит ваше время пришло, нужно отправиться в путь. Возможно, в Шандомбле вы найдете ответы.

Чем больше говорит Мама Агба, тем сильнее холодеют мои руки и ноги. Как ты не поймешь? – хочется кричать мне.

У меня не хватит сил.

Я смотрю на Амари и на мгновение забываю, что она – принцесса. В свете свечей она кажется маленькой и неуверенной девчонкой.

Мама Агба кладет морщинистую ладонь мне на щеку, другой рукой берет Амари за запястье.

– Я знаю, что вы напуганы, девочки, но еще знаю, что вы справитесь. Из всех дней ты выбрала для торговли в Лагосе именно сегодняшний. Из всех людей на рынке ты, – она поворачивается к Амари, – обратилась к ней. Боги благословляют нас после всех этих лет. Они не станут играть судьбами магов. Вы должны поверить в себя.

Я глубоко вздыхаю и смотрю на циновки, устилающие пол. Боги, которые были так далеко, внезапно оказались ближе, чем я когда-либо мечтала. Сегодня мне просто хотелось пройти инициацию. Просто продать рыбу. Но случилось нечто большее.

– Помогите!

Крик разбивает безмолвие ночи. Мы вскакиваем в мгновение ока. Я хватаю посох. Мама бежит к окну. Когда она распахивает занавески, мои ноги подкашиваются.

Огонь пожирает торговый квартал, каждая ахэре охвачена пламенем. Клубы черного дыма поднимаются к небу. Деревенские кричат, умоляя о помощи. Наш мир исчезает в огне.

Взрыв-порох. Ужасная смесь, которой могут пользоваться только королевские стражники.

Ты, презрительно шепчет внутренний голос. Ты привела их сюда. Теперь стражники не просто убьют всех, кого я любила. Они сожгут нашу деревню дотла.

Я вылетаю из хижины, не обращая внимания на призыв Мамы Агбы. Нужно найти родных и убедиться, что они в порядке.

Я бегу по шатким мосткам и вижу, как мой дом пожирает пламя. От запаха горящей плоти в горле першит. Пожар лишь усиливается. Вся Илорин уже охвачена огнем.

– На помощь!

Узнаю этот голос. Малышка Биси. Полные отчаяния крики доносятся из тьмы, но я проношусь мимо ее ахэре. Сможет ли она выбраться из огня?

Я бегу домой, а люди, пытаясь спастись от пламени, прыгают в океан. Их крики пронзают ночь. Кашляя, они цепляются за обожженные балки, пытаясь остаться на плаву.

Странное ощущение вновь посещает меня. Оно струится по венам, мешает дышать. Следом под кожей разливается теплое покалывание. Не знаю, что это, но чувствую смерти людей и присутствие духов. На ум приходит только одно слово: магия. Я собираю кусочки вместе. Моя магия.

Магия, которую я не понимаю. Та, что навлекла на нас этот ужас.

Чувствую жжение, словно пылающие угли обжигают меня, и вспоминаю о приливщиках, призывавших воду, чтобы потушить пожар. О поджигателях, приказывающих огню оставаться на месте. Будь здесь больше магов, их сила остановила бы этот кошмар. Если бы мы знали заклятия, у огня не было бы ни единого шанса.

Громкий треск раздается в воздухе. Деревянный настил у меня под ногами скрипит, когда я приближаюсь к рыбацкому району. Я бегу, пока держат мостки, а потом прыгаю.

Дым раздирает горло, когда я приземляюсь на шаткие доски моста у дома. Из-за огня я ничего не вижу, но заставляю себя идти вперед.

– Папа! – зову я, горло дерет от кашля. – Тзайн!

В районе нет ни одной ахэре, которая бы не горела, и все же я бегу к нашей, надеясь, что ее эта судьба миновала.

Мостки качаются под ногами. Я задыхаюсь и падаю на землю у самого дома, опаленная жаром пламени.

– Папа! – в ужасе зову я, пытаясь отыскать в огне малейший признак жизни. – Тзайн! Найла!

Кричу, пока не срываю голос, но никто не отвечает. Не знаю, остались они внутри или сумели выбраться. Не знаю, живы ли они.

Медленно поднимаюсь на ноги и, взмахнув посохом, распахиваю дверь ахэре. Хочу вбежать внутрь, но мне на плечо ложится рука, и кто-то дергает меня назад с такой силой, что я падаю на спину.

Слезы застилают глаза. Я не вижу лица противника, но вскоре вспышки пламени озаряют медную кожу. Амари.

– Туда нельзя! – кричит она, задыхаясь от дыма. – Дом вот-вот рухнет!

Толкаю принцессу на землю, полная решимости чуть позже утопить ее в море. Когда она отпускает меня, я ползу к своей хижине.

– Нет!

Тростниковые стены, где мы встречали полнолуние, складываются с резким треском, проваливаются сквозь настил и уходят под воду.

Я жду, что в волнах появится голова Тзайна, жду визга Найлы, но вижу лишь кромешную тьму.

В мгновение ока мою семью стерли с лица земли.

– Зели…

Амари вновь берет меня за плечо. От ее прикосновения кровь закипает. Я хватаю ее за руку и тащу за собой, полная отчаяния и ярости.

Я убью тебя, проносится в голове. Если мы умрем, ты – тоже.

Пусть твой отец почувствует эту боль. Пусть король узнает горечь невосполнимой утраты.

– Нет! – кричит Амари, когда я тяну ее в пламя, но ее едва слышно из-за шума крови в ушах. Глядя на принцессу, вижу лицо короля, и ярость становится еще сильнее.

– Пожалуйста…

– Зели, стой!

Отпускаю Амари и оборачиваюсь на крик, доносящийся с моря. Найла плывет среди волн, на ее спине Тзайн. За ними следуют папа и Мама Агба – в кокосовой лодке, привязанной к седлу Найлы. От потрясения я не сразу понимаю, что они живы.

– Тзайн…

Подпорки, удерживающие рыбацкий район над водой, шатаются. Прежде чем мы успеваем спрыгнуть, они падают в море, утягивая нас за собой. Ледяная вода погребает наши тела, смягчая ожоги, о которых я позабыла.

Я иду ко дну среди бревен и обломков. Тьма уносит боль, остужает ярость.

Можно остаться здесь, тихо говорит внутренний голос. Необязательно продолжать этот бой…

С секунду раздумываю, страстно желая скрыться от того, что творится наверху. Но, когда легкие начинают гореть, принимаюсь работать ногами, выталкивая себя на поверхность разбитого мира.

Неважно, как сильно я жажду покоя. У богов другие планы.

Глава десятая. Зели

Мы молча плывем по узким проливам в сторону от северного побережья, не в силах говорить после пережитого ужаса. Хотя шум волн оглушает, крики Биси в моей голове звучат еще громче.

Четыре смерти. Четыре человека не выбрались из пламени.

Я принесла огонь в Илорин. Их кровь на моих руках.

Я обнимаю себя за плечи, чтобы не заплакать, пока Мама Агба бинтует наши раны лоскутьями, оторванными от своего подола. Хотя мы выбрались из пожара, но кожа покрыта царапинами и волдырями, и я радуюсь боли, как другу. Раны – ничто в сравнении с чувством вины, обжигающим сердце.

Желудок сводит, когда я вспоминаю обгоревшие трупы. Обугленная кожа слезает с их конечностей, запах паленого мяса все еще разносится в воздухе.

Им теперь хорошо, пытаюсь я утешить себя. Если их души достигли покоя алафии, смерть – это почти подарок. Но что если муки были слишком сильными?

Закрываю глаза и пытаюсь прогнать эту мысль. Если смерть была слишком страшной, их душам не видать загробной жизни. Они останутся в апади, вечном аду, снова и снова переживая свою боль.

Когда мы высаживаемся на каменистый берег, Тзайн помогает Амари, а я – папе. Я обещала не подвести его. А теперь вся наша деревня сгорела в огне…

Я смотрю на зазубренные камни, не в силах взглянуть ему в глаза. Папа должен был продать меня на работы. Сделай он это, у них с Тзайном началась бы спокойная жизнь. Молчание отца лишь усиливает мою боль, но когда он встречается со мной взглядом, я вижу в его глазах слезы.

– Ты не можешь все бросить, Зели. Не теперь. – Он берет меня за руку. – Эти чудовища во второй раз лишили нас дома. Не дай этому повториться.

– Папа? – Я не могу поверить, что он это говорит. Со времен Рейда он не проклинал власть даже шепотом. Я думала, он больше не будет прежним.

– Пока магия не вернется, они так и будут относиться к нам, как к грязи. Нужно преподать им урок. Если они сожгли наши дома, мы сожжем их.

Тзайн стоит, разинув рот от изумления, мы переглядываемся. Того, прежнего отца не было с нами одиннадцать лет. Мы не знали, что он все еще жив.

– Папа…

– Берите Найлу, – приказывает он. – Стражники близко. У нас мало времени.

Он указывает на северный берег, где пять человек в королевских доспехах сгоняют выживших в кучу. Вспышка пламени освещает печать на шлеме. Капитан… Тот, что преследовал нас с Амари, сжег мой дом.

– Едем с нами, – требует Тзайн. – Мы не можем бросить тебя.

– Нет. Я только задержу вас.

– Но папа…

– Нет, – обрывает он брата и кладет руку ему на плечо. – Мама Агба сказала мне о видении. Вы трое должны сделать это. Отправляйтесь в Шандомбль и выясните, как вернуть магию.

Ком встает в горле. Я хватаю папу за руку:

– Они уже отыскали нас. Значит скоро придут за тобой.

– К тому времени, как они отправятся в погоню, мы будем уже далеко, – уверяет меня Мама Агба. – Кто лучше видящей сможет спрятаться от стражников?

Тзайн переводит взгляд с папы на меня. Стоит, стиснув зубы, пытаясь оставаться спокойным. Не знаю, сможет ли он бросить папу здесь. Тзайн места себе не найдет, не позаботившись о других.

– Как мы вас найдем? – шепчу я.

– Верните магию, – говорит Мама Агба. – С видениями я всегда буду знать, где вы.

– Вам надо идти, – настаивает папа, когда воздух оглашают новые крики. Один из солдат хватает старуху за волосы и подносит меч к ее горлу.

– Папа, нет!

Я пытаюсь оттолкнуть его, но он прижимает меня к себе и обнимает. Меня трясет, но руки папы сильнее, чем прежде.

– Твоя мама… – Он умолкает. Я всхлипываю. – Любила тебя отчаянно. Она бы очень гордилась тобой теперь.

Сжимаю руку папы так сильно, что мои ногти впиваются в его кожу. Он обнимает меня в ответ и подходит к Тзайну. Хотя брат возвышается над ним, как башня, папа крепко обнимает его. Они стоят долго и, кажется, никогда не разомкнут рук.

– Я горжусь тобой, сын. Неважно, что нас ждет, я всегда буду гордиться тобой.

Тзайн смахивает слезы. Он не привык показывать свои чувства, но я ощущаю его боль.

– Я люблю вас, – шепчет нам папа.

– Мы тоже любим тебя, – хриплю я.

Отец жестом приказывает Тзайну садиться на Найлу. Амари забирается следом – слезы струятся по ее щекам. Глядя на нее, я испытываю гнев. Почему она плачет? Ведь это не королевская, а моя семья разбивается из-за нее.

Мама Агба целует меня в лоб и крепко обнимает.

– Будь осторожной и сильной.

Шмыгнув, киваю, хотя вовсе не чувствую в себе силы. Мне страшно. Я слаба как никогда.

Что, если я подведу их?

– Береги сестру, – напоминает папа Тзайну, когда я забираюсь в седло. – Найла, будь хорошей девочкой. Защищай их.

Найла лижет папу в лицо, трется мордой об его щеку – знак того, что она исполнит обещанное. Сердце сжимается, когда она идет прочь, унося нас от дома. Но когда я оборачиваюсь, лицо папы озаряет улыбка.

Надеюсь, мы выживем и увидим ее вновь.

Глава одиннадцатая. Инан

– Досчитай до десяти, – шепчу я себе в надежде, что, когда закончу, этот ужас останется в прошлом.

Кровь невинных не будет пятнать мои руки.

– Раз… Два… – Я сжимаю отцовскую пешку в трясущихся пальцах так крепко, что чувствую боль. Веду отсчет, но ничего не меняется.

Вместе с Илорин все мои планы погибли в огне.

Деревню охватывает яростное пламя, пожирая сотни домов, и мое горло сжимается от ужаса. Солдаты тащат обгоревшие до неузнаваемости трупы по песку. Крики выживших и раненых звенят у меня в ушах. Во рту привкус пепла. Так много потерь. Смертей.

Не таким был мой план.

С одной стороны от меня должна была стоять Амари, с другой – закованная в цепи воровка. Каэе стоило лишь найти свиток. Сжечь нужно было лишь одну хижину.

Если бы я вернул артефакт, отец бы все понял. Поблагодарил бы за осмотрительность и похвалил бы за то, что я помиловал жителей Илорин. Торговля рыбой не пострадала бы. Единственная угроза для королевства была бы устранена.

Но я подвел его. Снова. После того, как вымолил второй шанс. Свиток пропал. Жизнь сестры под угрозой. Целая деревня стерта с лица земли, и все это напрасно.

Народ Ориши все еще в опасности…

– Папа!

Я хватаюсь за меч, когда маленький мальчик падает на землю рядом со мной. Его крики звенят в ночи. Вижу покрытый песком труп у его ног.

– Папа! – Малыш обнимает тело, силясь разбудить того, кто уже мертв. Маленькие коричневые ладошки покрываются кровью отца.

– Абени! – Женщина ковыляет к ребенку по влажному песку и задыхается при виде приближающихся стражников. – Абени, прошу, молчи. Папа хочет, чтобы ты замолчал!

Отворачиваюсь и зажмуриваюсь, борясь с тошнотой. Долг превыше всего, слышу я голос отца. Безопасность Ориши важнее твоих чувств. Но ведь эти люди тоже оришане. Именно их я поклялся защищать.

– Бардак! – Адмирал Каэя подходит ко мне. Ее костяшки все в крови: она избила солдата, который выстрелил слишком рано и начал пожар. Я едва справляюсь с желанием добавить ему еще, видя, как он корчится на влажном песке.

– Вставай и свяжи им руки! – рычит на него Каэя, а затем понижает голос. – Мы не знаем, живы преступницы или нет, и даже не знаем, вернулись ли они.

– Надо собрать выживших в одном месте. – Я раздраженно вздыхаю. – Надеюсь, кто-нибудь нам расска…

Мой голос обрывается – я чувствую, как нарастает зловещее покалывание под кожей. Как тогда, на рынке, жар обжигает мне голову. Он пульсирует, и я вижу плывущее ко мне бирюзовое облачко на фоне черного дыма.

– Ты это видишь? – спрашиваю я Каэю, указывая ей на облако, и отступаю, когда оно приближается. От него веет морем, и этот аромат перебивает запах дыма.

– Вижу что? – спрашивает Каэя, но я не успеваю ответить. Бирюзовое облачко течет у меня сквозь пальцы. Образ предсказательницы вспыхивает перед глазами…

Крики вокруг стихают, становятся приглушенными и неразборчивыми. Холодные волны накрывают меня, лунный свет и огонь меркнут. Я вижу девушку, мысли о которой кружат в моей голове. Она тонет среди трупов и обломков, погружаясь в морскую тьму, и не противится, когда течение тащит ее вниз. Она отказывается от борьбы, идет навстречу смерти.

Мое видение бледнеет, и я вновь оказываюсь на песке, среди криков горящих заживо людей. Кожа пылает так же, как когда я видел предсказательницу в последний раз.

Внезапно картина проясняется. Этот зуд, видение… Я должен был понять раньше.

Магия.

Желудок сводит. Я впиваюсь ногтями в свои дрожащие ладони. Нужно исцелиться от этой заразы, изгнать предательское ощущение прочь…

Инан, приди в себя.

Сжимаю отцовскую пешку так сильно, что костяшки хрустят. Я клялся ему, что готов, но как, во имя небес, можно подготовиться к такому?

– Досчитай до десяти, – вновь шепчу я, расставляя все детали по местам, словно пешки для сенета. Когда шепчу «пять», ужасающая правда обрушивается на меня: свиток у предсказательницы.

Укол, который я ощутил, когда она задела меня. Энергия, пробежавшая по моим венам. Когда наши взгляды встретились…

О небеса. Она меня заразила.

Тошнота подступает к горлу. Прежде чем я успеваю сдержаться, жареная рыба-меч – сегодняшний завтрак – рвется наружу. Я сгибаюсь, и рвота расползается по песку передо мной.

– Инан, – Каэя морщит нос, в ее голосе больше отвращения, чем тревоги. Наверное, она считает меня слабаком. Лучше пусть думает так, чем узнает правду.

Сжимаю кулаки, почти ощущая, как магия блуждает в моей крови. Если маги могут передать нам свои силы, то они победят прежде, чем мы сумеем до них добраться.

– Она была здесь. – Я вытираю губы ладонью. – Предсказательница со свитком. Нужно найти ее прежде, чем она навредит кому-то еще.

– Что? – Каэя поднимает тонкую бровь. – Откуда ты знаешь?

Открываю рот, чтобы объяснить, но тошнотворный зуд снова расползается под кожей, заставляя меня отвернуться. Покалывание растет, становится сильнее, когда я смотрю в направлении южного леса. Хотя воздух наполнен вонью горящей плоти и черным дымом, мне вновь мерещится слабый запах моря. Это она. Точно. Прячется среди деревьев…

– Инан, – вклинивается Каэя. – О чем ты? Как ты узнал, что она была здесь?

Магия, – хочется ответить мне.

Мои пальцы крепче обхватывают потускневшую пешку. Прикосновение к ней обжигает. Это слово еще хуже, чем слово «муха». Если даже я едва могу примириться с этим, то как отреагирует Каэя?

– Поселянин, – лгу я, – сказал мне, что они отправились на юг.

– И где он теперь?

Стараясь не смотреть, указываю на труп мужчины, но краем глаза замечаю рядом с ним обожженное тело ребенка. Новое бирюзовое облачко летит ко мне – от него пахнет розмарином и пеплом.

Прежде чем успеваю отступить, оно проникает в ладонь, обдавая тошнотворным жаром. Мир бледнеет перед стеной огня. Крики оглушают меня. «Помогите!»

– Инан!

Я возвращаюсь к реальности. Холодные волны достают до носков моих сапог.

Пляж. Сжимаю пешку. Значит, ты все еще здесь.

– Что случилось? – спрашивает Каэя. – Ты стонал…

Я разворачиваюсь, пытаясь отыскать глазами девушку. Это она во всем виновата. Использовала свою проклятую магию, чтобы наполнить мою голову криками.

– Инан!

– Надо допросить их. – Я не обращаю внимания на беспокойство во взгляде Каэи. – Если один из деревенских знал, куда они направлялись, другие тоже могут что-то рассказать.

Каэя медлит. Стоит, поджав губы. Наверное, ей любопытно, но долг адмирала – превыше всего. Всегда.

Мы подходим к выжившим. Я смотрю на волны, чтобы не слышать их криков, но те становятся громче с нашим приближением.

Семь… считаю я про себя. Восемь… Девять… Я – сын величайшего государя Ориши. Их будущий король.

– Молчать! – Мой голос гремит в ночи с невиданной силой. Даже Каэя смотрит на меня с удивлением. Воцаряется тишина.

– Мы ищем Зели Адеболу. Она украла у короны нечто ценное. Воровка отправилась на юг, и мы хотим знать, зачем.

Я изучаю темные лица, пытаясь найти хоть малейшую зацепку. Они прячут глаза. Их страх висит в воздухе, будто влага. Впитывается мне в кожу.

О боги, пожалуйста…

Если он убьет меня…

Во имя богов, что она украла?…

Сердце стучит, как сумасшедшее, когда я слышу их голоса – они возникают, как вспышки, смешиваясь с моими мыслями, и ранят меня. Бирюзовые облака плывут в воздухе, жалят, словно пчелы. Кажется, я теряю сознание…

– Отвечайте ему!

Слава небесам, крик Каэи возвращает меня к реальности.

Прихожу в себя и стискиваю рукоять меча. Гладкий металл окончательно приводит меня в чувство. Постепенно их страх уменьшается. Но раздражающий зуд остается.

– Я сказала, отвечайте ему! – рычит Каэя. – Не заставляйте меня спрашивать.

Поселяне молчат, уставившись в землю.

Каэя вырывается вперед. Когда она хватает старуху за седые волосы и тащит ее по песку, воздух наполняется криками.

– Адмирал, – хриплю я, когда Каэя обнажает меч и подносит лезвие к морщинистому горлу. Капелька крови падает на землю.

– Решили молчать? – шипит Каэя. – Будете молчать – умрете!

– Мы ничего не знаем, – вскрикивает девушка. Все на пляже замирают. Ее руки трясутся, и она зарывает дрожащие пальцы в песок.

– Мы можем рассказать об ее отце и брате. О ее владении посохом. Но ни одна живая душа в Илорин не скажет, куда она ушла и почему.

Я грозно гляжу на Каэю, и она отбрасывает старуху, как тряпичную куклу. Нетвердыми шагами я подхожу по сырому песку к девушке.

Ее дрожь усиливается при моем приближении, но я не знаю, трясет ее от страха или от того, что холодные волны лижут ее колени. На ней только промокшая ночная рубашка, старая и рваная.

– Как тебя зовут?

Возвышаясь над ней, я вижу, что ее кожа цвета дуба гораздо светлее каштановой и медной, которой обладают остальные жители деревни. Возможно, в ней есть капелька благородной крови. Отец, которому нравилось играть с грязью.

Она не отвечает. Я наклоняюсь к ней и тихо говорю:

– Чем быстрее ты заговоришь, тем быстрее мы уйдем.

– Йеми, – шипит она. Ее пальцы вгрызаются в песок, пока она говорит. – Я расскажу вам все, что хотите, а взамен вы оставите нас в покое.

Я киваю. Это только небольшая уступка. Что бы ни говорили о долге, не хочу видеть новые трупы. Не вынесу новых криков.

Склоняюсь к ней и перерезаю веревку на запястьях. Она вздрагивает от моего прикосновения.

– Расскажи нам о ней, и, обещаю, твои люди будут в безопасности.

– В безопасности?

Йеми смотрит мне в глаза с ненавистью, острой, как меч. Хотя она не открывает рта, ее слова звучат у меня в голове. Мы уже давно не в безопасности.

Глава двенадцатая. Зели

Глаза болят от долгих безмолвных слез. Мы останавливаем Найлу, чтобы сделать привал. Ей и Тзайну требуются секунды, чтобы растянуться на мху и сбежать из нашего разбитого мира в объятия сна.

Амари изучает место ночлега, дрожа от холода. Внезапно она расстилает плащ и ложится на него – видимо, царская особа боится коснуться земли головой. Я наблюдаю за ней, вспоминая, как едва не утащила принцессу в огонь.

Воспоминание об этом кажется таким далеким, как будто кто-то другой, а не я, испытывал эту ненависть. Теперь у меня внутри только холодный гнев, который не причиняет беспокойства. Ставлю пятьсот серебряных монет, еще день она не протянет.

Я заворачиваюсь в плащ и прижимаюсь к Найле, наслаждаясь тем, как ее мягкий мех касается моей кожи. Сквозь темную листву видно небо, полное звезд. Оно напоминает мне о колдовстве Мамы Агбы.

– Она вернулась, – шепчу я себе. Несмотря на безумие дня, поверить в это труднее всего. Мы можем вновь обрести нашу магию. Снова сможем процветать.

– Ойя…

Шепчу имя богини жизни и смерти, моей богини-сестры, наделившей меня магией. Будучи ребенком, я так часто взывала к ней, что казалось, она спит в моей кроватке, а сейчас ищу слова для молитвы и не знаю, что сказать.

– Ба ми соро, – пробую я, но мне не хватает уверенности Мамы Агбы. Она верила так сильно, что смогла вызвать видение. Я же просто хочу знать, что там, наверху, точно кто-то есть.

– Ран ми лово, – шепчу я. Помоги мне. Эти слова кажутся мне более честными, идущими из глубины души. – Мама Агба говорит, ты выбрала меня. Папа согласен, но мне… страшно. Это слишком важно, а я не хочу все испортить.

Высказанные вслух опасения обретают плоть, их тяжесть клубится в воздухе. Я не смогла даже позаботиться о папе. Как я могу спасти магов?

Но, озвучив свои страхи, я немного успокаиваюсь, думая, что Ойя может слышать меня, быть рядом. Богам ведь известно: без нее я с этим не справлюсь.

– Просто помоги мне, – повторяю снова. – Ран ми лово. Пожалуйста. И береги папу. Неважно, что случится, просто пусть они с Мамой Агбой не пострадают.

Не зная, что еще сказать, я склоняю голову. Сквозь сон чувствую, как моя молитва поднимается в небо. Смакую капельку удовлетворения, которое эта мысль мне приносит, поднимая над болью, страхом, тоской, и держусь за нее, пока она совсем не убаюкивает меня.

* * *

Я просыпаюсь и понимаю: что-то не так. Чувствую себя странно, не как обычно.

Приподнимаюсь, ожидая увидеть спящую Найлу, но ее нигде нет. Лес исчез – ни мха, ни деревьев. Я нахожусь среди огромных тростников, в которых гудит ветер.

– Что это? – шепчу я, ослепленная реальностью происходящего и ярким светом. Смотрю на свои руки и в изумлении поднимаю голову. На моей коже больше нет ни шрамов, ни ожогов. Она чистая, словно в день моего рождения.

Я – в бескрайнем тростниковом поле. Стебли и листья возвышаются надо мной, даже когда я поднимаюсь на ноги.

Вдалеке растения сливаются в смутную полосу, растворяясь в белизне горизонта. Ощущение, как будто я блуждаю по незаконченной картине, потерявшаяся среди нарисованных тростников.

Это не бодрствование, но и не сон. Я плыву в магическом мире на грани яви и грез. Грязь хлюпает у меня под ногами, когда я бреду среди причудливых растений. Минуты тянутся, как часы, но мне нравится быть в этой дымке. Воздух здесь прохладный и свежий, словно в горах Ибадана, где прошло мое детство. Может, это святилище, думаю я. Отдых, дарованный богами.

Я уже готова принять эту мысль, но вдруг ощущаю чужое присутствие. Сердце замирает. Оборачиваюсь, и дыхание спирает, когда я понимаю, кто передо мной.

Узнаю этот огонь в янтарных глазах и взгляд, который никогда не забуду. Передо мной стоит он – безоружный и уже не окруженный волнами пламени. Я замечаю мускулы, проступающие под его кожей, вижу лицо цвета светлой меди и странную белую прядь в волосах. Сейчас, когда он неподвижен, сходство с Амари кажется мне настолько очевидным, что его невозможно не заметить. Он не просто капитан…

Принц.

Он смотрит на меня так, словно я труп, восставший из могилы. А потом сжимает кулаки:

– Немедленно выпусти меня из этой тюрьмы!

– Выпустить тебя? – Мои брови от удивления ползут вверх. – Но я ничего не делала!

– Думаешь, я тебе поверю? После того, как твое проклятое лицо целый день стоит у меня перед глазами?

Он тянется за мечом, но не находит его.

Я замечаю, что мы оба в простых белых одеждах и без оружия.

– Мое лицо? – медленно спрашиваю я.

– Не притворяйся, что ничего не понимаешь, – рычит принц. – Я почувствовал, что ты сделала со мной в Лагосе. И эти… голоса. Пусть они оставят меня в покое. Прикажи им или ты заплатишь!

Его ярость обдает меня смертоносным жаром, но слова заставляют меня забыть о прозвучавшей угрозе. Он думает, это я привела его сюда, и наша встреча – моих рук дело.

Невозможно. Хотя я была еще слишком маленькой, чтобы мама учила меня магии, я видела, как ее творят. Колдовство приходило с порывами ледяного ветра, острыми стрелами и пляской теней наяву, но никогда во сне. Когда наши взгляды встретились, странная энергия обожгла меня, но ведь я коснулась свитка только после того, как выбралась из Лагоса. Если нас привела сюда магия, то не моя. Это…

– Ты.

Я замираю от изумления. Как такое возможно? Королевская семья утратила магию поколения назад. Маг не сидел на троне уже много веков.

– Что?

Мои глаза останавливаются на белой пряди, спускающейся от виска к затылку.

– Это ты привел меня сюда.

Лицо принца каменеет. Гнев в его глазах сменяется ужасом. Секунду мы ощущаем только холодное дуновение ветра и тихий шум танцующих тростников.

– Лгунья! – шипит он. – Ты просто пытаешься забраться мне в голову.

– Нет, маленький принц. Это ты забрался в мою.

Я вспоминаю старые мамины истории – легенды о десяти кланах и присущей им магической силе. Будучи ребенком, я хотела знать только о жнецах, таких как мама, но она настаивала, чтобы я изучала и другие кланы. С особой осторожностью меня просили относиться к проводникам – магам, имеющим власть над разумом, духом и снами. Берегись их, малышка Зел. Они используют магию, чтобы влезть тебе в голову.

Кровь стынет в жилах, когда я понимаю, что имела в виду мама, но, когда я смотрю на капитана, понимаю – он в таком смятении, что его трудно бояться. Принц смотрит на свои трясущиеся руки так, словно скорее убьет себя, чем использует магию, чтобы навредить кому-либо.

Но как такое возможно? Предсказателей при рождении отмечают боги, но принц не родился предсказателем. К тому же у косидан нет способностей к колдовству. Почему же он внезапно стал магом?

Я осматриваюсь, чтобы оценить его способности. Магические тростники реалистично шелестят, хотя здесь не может быть никакого ветра – для этого нужна немыслимая сила. Даже опытному проводнику потребуется заклинание, чтобы создать такое. Как, во имя богов, он смог управлять аше, если даже не сознавал, что является магом?

Мой взгляд возвращается к неровной белой пряди в его шевелюре, единственному настоящему признаку мага. Наши волосы всегда белые, как снег на вершинах Ибадана. Их цвет настолько ослепителен, что даже самая черная краска может скрыть его лишь на несколько часов.

Хотя я никогда не видела, чтобы маги или предсказатели имели всего одну светлую прядь, не могу отрицать того, что она есть, такая же белая, как мои волосы.

Но что это значит? Какую игру затеяли боги? Что, если принц – не единственный и к королевской семье возвращается магия?.. Мной овладевает страх.

Нет. Я не позволю ему свести меня с ума. Верни аристократы себе магию, мы бы уже знали об этом.

Делаю глубокий вдох, успокаивая себя и пытаясь привести мысли в порядок. Амари украла свиток в Лагосе. Затем врезалась в брата, когда мы пытались бежать. Не знаю, почему, но это произошло именно тогда. Силы Инана пробудились так же, как и мои, – когда он коснулся свитка.

Король тоже его касался, говорю я себе. И Амари, и адмирал… Но они не обрели никаких способностей. Магия живет только в принце.

– Твой отец знает об этом?

Глаза Инана испуганно расширяются, открывая мне правду.

– Конечно, нет, – ухмыляюсь я. – Если бы он узнал, ты был бы уже мертв.

Он бледнеет, и это вызывает у меня злобный смешок. Сколько предсказателей погибло от его рук, зарезанных, избитых до смерти, втоптанных в грязь? Сколько жизней он забрал, чтобы уничтожить магию, которая теперь струится по его жилам?

– Предлагаю тебе сделку. – Я приближаюсь к принцу. – Оставь меня в покое, и я сохраню твой секрет. Никто не узнает, что ты – грязная, маленькая му…

Принц подлетает ко мне.

В один миг его руки смыкаются у меня на горле, а затем…

* * *

Я открываю глаза. Меня приветствует знакомый треск сверчков и шелест листьев. Тзайн громко храпит, а Найла сопит у меня под боком.

Вскакиваю и хватаюсь за посох, готовая сразиться с врагом, всматриваюсь в окружающий нас лес, но его нет рядом. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять: принц не появится.

Вдыхаю влажный воздух, пытаясь унять дрожь. Наконец снова ложусь и закрываю глаза, но сон не желает возвращаться. Не думаю, что вообще когда-нибудь усну. Теперь мне известна тайна принца.

И он не остановится, пока я не умру.

Глава тринадцатая. Зели

Следующим утром я чувствую себя более уставшей, чем до сна. Кажется, что меня обокрали, словно вор унес мои грезы. Раньше они давали возможность сбежать от жестокости мира, окружавшей меня при пробуждении. Но теперь, когда все они заканчиваются руками принца на моем горле, ночные кошмары мучат не меньше, чем реальность.

– Проклятье, – бормочу я. Это всего лишь сны. Чего мне бояться? Даже если его сила могущественна, он слишком напуган, чтобы ей пользоваться.

Тзайн пыхтит на маленькой полянке – делает упражение «скручивание» настолько серьезно, как будто это его обычная утренняя тренировка. Вот только никаких тренировок в этом году больше не будет: из-за меня он никогда вновь не сыграет в агбон.

Чувство вины смешивается с усталостью и заставляет прилечь. Касаясь земли, я краем глаза ловлю движение: Амари шевелится под большим коричневым плащом, пробуждаясь от царственных грез. Это прелестное зрелище наполняет мой рот горечью, а перед глазами снова появляется образ Инана.

Я удивлена, что королевская дочь не перерезала нам глотки во сне. Пытаюсь найти в ее волосах белую прядь, такую же, как у брата, и облегченно вздыхаю, не обнаружив ее. Одним богам известно, насколько хуже все могло бы стать, если бы она могла заточить меня в своей голове. Рассматривая Амари, вдруг узнаю плащ, которым она укрылась. Я вскакиваю и спешу к Тзайну.

– Это еще зачем?

Он не обращает на меня внимания и продолжает тренировку. Мешки у него под глазами говорят о том, что он устал, так что лучше оставить его в покое, но я слишком сердита, чтобы отступить.

– Твой плащ, – говорю я злым шепотом. – Зачем ты отдал его ей?

Тзайн делает еще пару скручиваний и ворчит:

– Она дрожала.

– И?

– Что и? – огрызается он. – Мы не знаем, как долго будем в дороге. Нам не нужно, чтобы она заболела.

– Ты в курсе, что принцесса к этому привыкла, да? К такой заботе?

– Зел, ей было холодно, а мне не нужен был плащ. Только и всего.

Я поворачиваюсь к Амари и пытаюсь успокоиться. Но глядя ей в глаза, я вижу ее брата. И тут же чувствую его руки на своей шее.

– Я хочу ей верить…

– Нет, не хочешь.

– Даже если бы хотела, не могу. Ее отец организовал Рейд, а брат сжег нашу деревню. С чего ты взял, что она другая?

– Зел… – Тзайн резко замолкает, когда к нам подходит Амари – воплощение скромности и изящества. Не знаю, слышала ли она нас, но даже если уловила обрывки фраз, мне уже все равно.

– Думаю, это твое. – Она протягивает ему плащ. – Спасибо.

– Не за что, – Тзайн складывает его и убирает в свой короб. – В джунглях будет теплее, но дай знать, если он снова понадобится.

Амари улыбается в первый раз, как мы встретились, и я свирепею, видя ответную улыбку Тзайна. Должно быть что-то еще, помимо милого личика, чтобы он забыл, что она – дочь монстра.

– Это все, что ты хотела? – спрашиваю я.

– Ну… Вообще-то… – Ее голос делается тише. – Я думала… Что у нас на…

У нее громко бурчит в желудке. Принцесса краснеет и хватается за живот, пытаясь удержать очередной звук.

– Простите, – лепечет она. – Я вчера съела только одну булку.

– Целую булку? – При мысли об этом у меня текут слюнки. Сменилось много лун с тех пор, как у меня был хороший кусок. Хотя вряд ли черствый кирпич с нашего рынка сравнится со свежей булкой с кухни короля.

Мне хочется напомнить Амари о том, что ей очень повезло с трапезой, но живот сводит от голода. Вчера я так и не поела. Если не позавтракаю в ближайшее время, мой желудок тоже начнет стонать.

Порывшись в карманах черных штанов, Тзайн достает старую карту Мамы Агбы. Мы следим за его пальцем, пока он спускается по побережью от Илорин и останавливается у точки под названием Сокото.

– Поселение в часе от нас, – говорит он. – Лучшее место для остановки. Затем мы отправимся на восток, в Шандомбль. В деревне будут торговцы и еда, но придется кое-что продать.

– А где деньги за рыбу?

Тзайн вытряхивает содержимое моего короба. У меня вырывается стон, когда несколько серебряных монет и геле принцессы падают на землю.

– Почти все исчезли в пожаре, – вздыхает Тзайн.

– И что же мы можем продать? – спрашивает Амари.

Тзайн смотрит на ее платье. Несмотря на пятна грязи и дыры от пожара, мягкий шелк, из которого оно сшито, и элегантный крой буквально кричат о благородном происхождении.

Амари следит за взглядом Тзайна и хмурит брови:

– Должно быть, ты шутишь.

– Я выручу за него хорошие деньги, – вклиниваюсь я. – Мы отправляемся в джунгли, во имя богов, ты никогда не пройдешь по ним в этом!

Амари изучает мои шаровары и укороченную дашики, отчаянно вцепившись пальцами в свой подол. Неужели она думает, будто у нее есть выбор? Ведь я могу сорвать с нее платье в любой момент.

– Но что мне надеть?

– Плащ. – Я указываю на простой коричневый материал. – Мы продадим платье, купим немного еды и новую одежду.

Амари отступает, не смея поднять глаза.

– Ты хотела сбежать от королевской стражи и унести свиток, но не можешь снять дурацкое платье?

– Я рисковала не ради свитка. – Голос Амари дрожит. На секунду в ее глазах блестят слезы. – Отец убил мою лучшую подругу…

– Подругу или рабыню?

– Зел, – шипит Тзайн.

– Что? – Я поворачиваюсь к нему. – Твой лучший друг складывает твою одежду и готовит тебе обед, еще и задаром?

Уши Амари горят.

– Бинте платили.

– Уверена, кучу денег.

– Я пытаюсь помочь вам. – Амари мнет юбку в руках. – И пожертвовала всем, чтобы помочь вашему народу…

– Нашему народу? – вскипаю я.

– Мы можем спасти предсказателей…

– Хочешь спасти предсказателей, но отказываешься продать проклятое платье?

– Ладно, – Амари всплескивает руками, – ради небес, я это сделаю, и я никогда не отказывалась…

– О, мы благодарны тебе, прекрасная принцесса, спасительница магов!

– Прекрати. – Тзайн толкает меня локтем, когда Амари прячется за Найлу, чтобы переодеться. Ее изящные пальцы расстегивают пуговицы на спине. Остановившись, она смотрит через плечо. Я закатываю глаза, и мы с Тзайном отворачиваемся.

Принцесса.

– Держи себя в руках, – бормочет Тзайн, когда мы вглядываемся в красноватую опушку буйного леса Сокото. Семейка синезадых павианем прыгает по ветвям, стряхивая блестящие листья на землю.

– Если она не может терпеть рядом свободную предсказательницу, пусть возвращается в свой маленький дворец.

– Она не сделала ничего плохого.

– И хорошего тоже. – Я пихаю Тзайна в ответ. Почему он так защищает Амари, как будто встал на ее сторону. Словно это она – жертва.

– Я последний, кто будет защищать аристократов, но, Зел, взгляни на нее. Она только что потеряла лучшую подругу, и вместо того, чтобы скорбеть, рискует жизнью, пытаясь помочь магам и предсказателям.

– Мне должно быть грустно оттого, что король убил ее любимую служанку-мага? Где была ее ярость все эти годы? Где была она сама после Рейда?

– Ей было шесть, – ровным голосом отвечает Тзайн. – Она была таким же ребенком, как ты.

– Вот только мать поцеловала ее той ночью. А нас – нет.

Я поворачиваюсь, чтобы забраться в седло, уверенная, что дала Амари достаточно времени. Но ее спина все еще обнажена.

– О боги…

Я вижу на спине принцессы глубокий шрам, настолько ужасный, что сама чувствую боль.

– В чем дело? – Тзайн видит его за мгновение до того, как Амари поворачивается к нам лицом. У него перехватывает дыхание: даже шрамы на спине папы не так ужасны, как этот.

– Как вы смеете! – Амари пытается прикрыться плащом.

– Я не хотела подглядывать, клянусь, – оправдываюсь я. – Но… Боги, Амари, что случилось?

– Ничего. Несчастье, когда мы с братом были маленькими.

Тзайн раскрывает рот от удивления:

– Твой брат сделал это?

– Нет! Не специально. Это была… Он не… – Амари одолевают чувства, но я не могу понять, какие. – Вы хотели платье – вот оно. Давайте продадим его и покончим с этим!

Она кутается в плащ и садится на Найлу, пряча лицо под капюшоном. Не зная, что сказать, мы с Тзайном следуем за ней. Перед тем как пустить Найлу в галоп, брат бормочет извинения. Я тоже пытаюсь извиниться, но слова застревают в горле, когда я смотрю на ее спину, прикрытую плащом.

О боги. Я не хочу думать, какие еще шрамы она скрывает.

* * *

Когда мы достигаем окраины Сокото, теплеет. Дети носятся по берегу кристально чистого озера, визжа от удовольствия, падая в воду и снова поднимаясь. Путешественники выставляют палатки на черной земле и среди деревьев. На каменистом берегу выстраиваются фургоны и телеги торговцев. Я чувствую запах острого мяса антелопентэи, доносящийся с одного из прилавков, и желудок начинает урчать.

Мне рассказывали, что до Рейда Сокота была местом, где обитали лучшие целители. Люди со всех концов Ориши приезжали сюда в надежде выздороветь благодаря их магии. Папе бы здесь понравилось. После утраты дома это место выглядит как оазис, полный безмятежности.

– Здесь так спокойно, – выдыхает Амари, запахиваясь в плащ, когда мы спрыгиваем с Найлы.

– Ты никогда не была здесь раньше? – спрашивает Тзайн.

Она качает головой:

– Я редко покидала дворец.

Хотя мою грудь наполняет свежий воздух, вид деревни пробуждает воспоминания о пожаре. Я представляю, как на озере медленно дрейфует плавучий рынок, кокосовые лодки лениво покачиваются на волнах, пока я торгуюсь с Каной за гроздь бананов. Затем вдруг рынок исчезает вместе с Илорин, уходит на дно, охваченный пламенем. В воспоминаниях остаются только обугленные бревна, всплывающие на поверхности воды.

Еще один кусочек моей души, отнятый королем.

– Вы двое, продайте платье, – говорит Тзайн, – а я напою Найлу. И найдите пару фляжек.

Я раздражена тем, что торговать придется вместе с Амари, но знаю – она не отстанет, пока не получит новую одежду. Мы расходимся с Тзайном и направляемся мимо палаток к тележкам торговцев.

Амари съеживается всякий раз, как кто-нибудь на нее смотрит.

– Успокойся. – Я поднимаю бровь. – Они не знают, кто ты, и никому не интересен твой плащ.

– Знаю, – тихо отвечает Амари, но немного расслабляется, – просто никогда не видела таких людей.

– Удивительно! Оришане, которые живут не только для того, чтобы тебе прислуживать.

Амари глубоко вздыхает и проглатывает все возражения. Я почти чувствую себя виноватой. Подшучивать над кем-то не так весело, если он не пытается огрызаться.

– О небеса, только взгляни на это! – Амари замедляет шаг, когда мы проходим мимо пары, устанавливающей палатку. Виноградными лозами мужчина связывает длинные, тонкие ветви, а жена покрывает их мхом. – Они действительно будут здесь спать?

Мне не хочется ей отвечать, но она смотрит на простую палатку так, будто та сделана из золота.

– Мы строили такие, когда я была маленькой. Если сделать все правильно, она убережет тебя даже от снега.

– В Илорин бывает снег? – В ее глазах вновь вспыхивает удивление, как будто снег – это что-то из древних легенд о богах. Странно, что она рождена править королевством, которого никогда не видела.

– В Ибадане, – отвечаю я. – Мы жили там до Рейда.

При упоминании об этом Амари замолкает, любопытство гаснет в ее глазах. Она плотнее запахивает плащ и смотрит в землю.

– Рейд унес твою мать?..

Я замираю. Как она осмеливается спрашивать об этом, хотя не может даже попросить еды?

– Прости, если зашла слишком далеко… Просто твой отец вчера говорил о ней.

Вспоминаю лицо мамы. Ее темная кожа, казалось, светилась даже без солнца. Она любила тебя отчаянно. Слова папы звучат в моей голове. Она бы так гордилась тобой теперь.

– Она была магом, – наконец отвечаю я, – сильным магом. Твоему отцу повезло, что сила покинула ее в ночь Рейда.

Я снова воображаю, как мама обретает силу и становится смертоносной колдуньей, а не беспомощной жертвой. Она бы отомстила за павших магов, отправившись к Лагосу во главе армии мертвых. Затянула бы петлю из теней на горле Сарана.

– Знаю, это ничего не изменит, но мне очень жаль, – шепчет Амари так тихо, что я едва ее слышу. – Терять любимых так больно…

Она зажмуривается.

– Знаю, ты ненавидишь моего отца. И у тебя есть право ненавидеть меня.

На лице Амари отражается грусть, и ненависть, о которой она говорит, остывает. Я все еще не могу понять, как горничная могла быть для нее больше, чем просто служанкой, хотя вижу ее неподдельную боль.

Но тут же отмахиваюсь от этих мыслей и чувства вины. Неважно, скорбит она или нет, моей жалости принцесса не получит. Кроме того, не одна она умеет лезть в душу.

– Твой брат всегда был бессердечным убийцей?

Амари поворачивается ко мне, в изумлении подняв брови.

– Не думай, что можешь спросить меня о маме и скрыть правду о том ужасном шраме.

Принцесса делает вид, что ищет взглядом нужные палатки, но я все равно замечаю, как неприятно ей вспоминать об этом.

– Он не виноват, – наконец отвечает она. – Это отец заставил нас биться.

– На настоящих мечах? – От удивления я отступаю. Мама Агба тренировала нас годами, прежде чем дать в руки посох.

– Первая семья отца была слишком избалованной и слабой, – продолжает принцесса, уже успокоившись. – Он говорил, из-за этого они умерли. Папа не мог позволить, чтобы это произошло с нами.

Она говорит так, будто это нормально, когда любящий отец проливает кровь своих детей. Дворец всегда казался мне тихой гаванью, но, боги, если такой была ее жизнь…

– Тзайн никогда бы не сделал мне больно. – Я поджимаю губы. – Никогда бы не навредил.

– У Инана не было выбора. – Ее лицо каменеет. – У него доброе сердце. Просто он запутался.

Я качаю головой. Откуда такая верность семье, проливающей кровь? Все это время я думала, что аристократы вне опасности. Не представляла, какой гнев король может обрушить на своих близких.

– Добрые сердцем не оставляют таких шрамов. Не сжигают деревни дотла.

Не стискивают руки на горле, пытаясь тебя убить.

Амари не отвечает, и я понимаю, что больше она не заговорит о брате. Что ж, отлично. Если она не расскажет мне правду об Инане, я тоже не скажу о его секрете.

Мои мысли возвращаются к жареному мясу антелопентэи, пока мы приближаемся к фургонам. Уже подходя к пожилому торговцу, Амари поворачивается ко мне:

– Я так и не поблагодарила тебя за то, что спасла мою жизнь там, в Лагосе. – Она опускает глаза: – Но ты дважды пыталась убить меня… Так что, возможно, мы в расчете.

Через пару секунд до меня доходит, что она пытается пошутить. Я удивленно ухмыляюсь. Второй раз за день она улыбается, и мне становится ясно, почему Тзайн не мог отвести от нее глаз.

– Прекрасные дамы, – говорит пожилой косидан, подзывая нас ближе, – подходите. Обещаю, у меня вы найдете то, что вам нужно!

Мы подходим к его фургону, запряженному двумя огромными гепанэрами ростом с человека. Я глажу их пятнистый мех, останавливаясь, чтобы коснуться бороздок на мощных рогах, поднимающихся у них надо лбами. Звери мурчат и лижут мою руку шершавыми языками. Мы заходим в полный вещей фургон.

Мускусный запах старой ткани ударяет мне в нос, когда мы проходим между рядами. Амари останавливается в углу и роется в старой одежде, пока я изучаю пару замшевых фляжек.

– Что именно вам нужно? – спрашивает торговец, перебирая блестящие ожерелья. Он демонстрирует их, широко раскрывая глубоко посаженные глаза, характерные для жителей северной части Ориши. – Этот жемчуг с заливов Джиметы, а это – самоцветы из шахт Калабрара. От них у любого парня голова пойдет кругом, впрочем, не думаю, чтобы у вас с этим были проблемы.

– Нам нужны припасы в дорогу, – улыбаюсь я, – фляжки и кое-что для охоты, возможно, огниво.

– Сколько у вас есть?

– Сколько вы дадите за это? – Я протягиваю ему платье Амари, он разворачивает его, держа на свету. Проводит пальцами по швам как человек, знающий дело, и внимательно изучает обгоревший подол.

– Сшито отлично, не отрицаю. Богатая ткань, превосходный крой. Без обгорелой кромки было бы еще лучше, но всегда можно обработать ее по новой.

– Сколько? – повторяю я.

– Восемьдесят серебряных монет.

– Мы не согласны на меньшее, чем…

– Я не торгуюсь, милая. Мои цены честны, как и мои предложения. Восемьдесят и точка.

Стискиваю зубы, но понимаю: спорить нет смысла. Торговца, разъезжающего по всей Орише, не обманешь, как глупого богача.

– Что можно купить на восемьдесят монет? – спрашивает Амари, выбрав пару желтых шаровар и черную дашики без рукавов.

– Одежду… Фляжки… Нож для срезания шкур… Несколько кусочков кремня. – Торговец принимается наполнять плетеную корзину, собирая нам припасы в дорогу.

– Этого хватит? – шепчет Амари.

– На первое время да, – киваю я. – Если он добавит этот лук…

– Вам он не по карману, – отрезает торговец.

– Но что если все не закончится в Шан… в храме? – Амари понижает голос. – Разве нам не потребуется еще еда? Новые припасы?

– Не знаю. – Я пожимаю плечами. – Мы это выясним.

Собираюсь уходить, но Амари хмурится и опускает руку в мою сумку.

– Сколько дадите за это? – Она вытаскивает свой украшенный драгоценностями венец.

Глаза торговца лезут на лоб, когда он видит бесценное украшение.

– О боги, – выдыхает он. – Где вы это нашли?

– Неважно, – говорит Амари. – Сколько?

Он вертит геле в руках, потрясенно вздыхает при виде усыпанного бриллиантами снежного леопанэра и очень медленно поднимает глаза на принцессу. Затем переводит взгляд на меня, но мое лицо остается спокойным.

– Я не могу его взять, – отталкивает он геле.

– Почему? – Амари снова вкладывает головной убор ему в руки. – Вы только что взяли платье с моего плеча, но не можете взять моей короны?

– Не могу, – торговец качает головой, но теперь, когда золото у него в ладонях, он колеблется. – Даже если бы и хотел, здесь нет ничего, что я мог бы предложить взамен. Это стоит дороже.

– Сколько вы можете дать? – спрашиваю я.

Торговец медлит, страх в нем борется с жадностью. Он еще раз оглядывается на Амари, а затем смотрит на сверкающий геле в своих руках. Вынув из кармана кольцо с ключами, он отодвигает от стены ящик, за которым прячется железный сейф. Открыв его, торговец отсчитывает гору блестящих монет.

– Триста золотых.

Я наклоняюсь вперед. На эти деньги моя семья могла бы жить вечность. Или две! Я поворачиваюсь, чтобы поздравить Амари, но, взглянув на нее, останавливаюсь.

Бинта отдала его мне… Это единственная память о ней.

В ее глазах так много боли, той, которую я узнала в детстве, когда моя семья впервые не смогла заплатить королевский налог.

Месяцами папа и Тзайн ловили медуз с рассвета до заката, а ночью подрабатывали для стражников. Они делали все возможное, чтобы меня спасти, но тогда не успели заработать достаточно денег. В тот день я отправилась на плавучий рынок с маминым золотым амулетом в руке – единственной вещью, которую мы смогли сохранить в память о ней. Он упал наземь, когда стражи ее уводили. После смерти мамы я хранила этот амулет как последнюю частичку ее души. Мне пришлось продать его, и по сей день, когда я касаюсь шеи и не нахожу его, сердце сжимается от горя.

– Ты не должна это делать, – сказала я. Обидно говорить такое, когда видишь столько золота, но утратить мамин амулет было все равно, что потерять ее навсегда. Боль оказалась такой сильной, что я не пожелала бы ее даже Амари.

Взгляд принцессы смягчается, на ее лице появляется улыбка.

– Ты смеялась надо мной из-за того, что я не хотела снять платье, и была права. Я зациклилась на своих утратах, но после всего, что сделал отец, любые мои жертвы – капля в море. – Амари кивает торговцу, принимая решение. – Я не смогла спасти Бинту. Но с этим золотом…

«Мы сможем спасти предсказателей», – хочет сказать она.

Гляжу на Амари, пока торговец забирает венец и насыпает золото в бархатные кошельки.

– Берите лук, – улыбается он. – Берите все, что угодно.

Оглядываюсь по сторонам и вижу крепкий кожаный ранец с незамысловатыми узорами из кружков и прямых линий. Наклоняюсь, чтобы рассмотреть кожу, но замираю, понимая, что на него также нанесены пунктирные кресты. Мои пальцы гладят замаскированный знак клана, тайный символ Ойи, моей сестры-богини. Если бы стражи узнали, что скрывается за этим узором, они бы арестовали фургон, а торговцу отрезали бы руки.

– Осторожнее, – кричит он.

Я отдергиваю руку, но затем понимаю, что мужчина обращается к Амари.

Она оборачивается, держа пустую рукоять.

– Что это? Почему нет клинка?

– Направь ее от себя и взмахни.

Как и в случае с посохом, из рукояти выдвигается длинный клинок со смертоносным волнистым острием. Маленькие ручки Амари на удивление быстро и грациозно управляют оружием.

– Беру.

– Если не знаете, как им пользоваться… – предупреждает торговец.

– С чего вы решили, что я не знаю?

Я поднимаю бровь и вспоминаю о несчастье, случившемся с ней на тренировке. Предполагаю, что шрам от меча – дело рук ее брата, но ведь она и сама держала в руках меч, так? Но, несмотря на наш побег из Лагоса, я не могу представить ее на поле боя.

Торговец складывает деньги и товары, собирает нас в путь до Шандомбля. Мы молча возвращаемся к Тзайну. В моей голове все смешалось: шрам, венец, меч… Куда исчезла избалованная принцесса, которую я хотела удушить? Неужели она на самом деле владеет оружием?

Мы проходим мимо дерева папайи, и я останавливаюсь. Трясу ствол, пока желтый фрукт не падает вниз, и жду, пока Амари отойдет на несколько шагов, чтобы кинуть плод папайи ей в голову. В первую секунду ничего не происходит, но… Как такое возможно?.. Когда фрукт свистит у ее уха, принцесса бросает корзину и разворачивается с молниеносной скоростью. Я раскрываю рот от удивления: папайя падает на землю, разрезанная на две ровные части. Амари улыбается и, подняв половинку, откусывает большой кусок.

– Если хочешь задеть меня, придется постараться.

Глава четырнадцатая. Инан

Я ДОЛЖЕН УБИТЬ ЕЕ.

Уничтожить магию.

Этот план – все, что у меня осталось. Без него мой мир рассыплется. Магическое проклятье вот-вот прорвет кожу и вырвется наружу.

«Предлагаю тебе сделку, – шепчет девчонка в моей голове, ее губы кривятся, когда она говорит. – Никто не узнает, что ты – грязная, маленькая…»

– Проклятье.

Закрываю глаза, но не могу забыть продолжение этой гадкой речи. При воспоминании о ее голосе моя магия вскипает с новой силой, пылая под кожей. Жар усиливается, голоса становятся громче. Резче.

Подавить магию в себе так же трудно, как проглотить кирпич.

Раз… Два…

Я считаю про себя и борюсь. Мне приходится приложить большие усилия, так что на лбу выступает пот. Наконец воздух вокруг начинает остывать. Загнав магию внутрь, я начинаю задыхаться. Радует одно: угрозы больше нет, сейчас я в безопасности. Один…

– Инан.

Я вздрагиваю и проверяю шлем. Уже в который раз за день большой палец касается застежки, и, готов поклясться, я чувствую, как под ней появляется очередная белая прядь. Прямо на виду у Каэи.

Она едет впереди и подзывает меня к себе. Наверное, еще не поняла, что я весь день тащусь у нее за спиной, чтобы не попадаться на глаза. Несколько часов назад она едва не увидела белизну в моей шевелюре, застав меня врасплох, пока я отдыхал у ручья. Если бы она пришла чуть раньше… Если бы я остался там чуть дольше…

Возьми себя в руки, Инан! К чем все эти «если»? Убить девчонку и уничтожить магию – вот и все, что нужно.

Я сжимаю ногами бока моего снежного леопанэра Лулы и направляю ее к адмиралу, не касаясь рогов, возвышающихся над спиной. Если я слишком сильно дерну за них, она меня скинет.

– Вперед! – Я натягиваю поводья Лулы, и она начинает рычать. – Не ленись, мерзавка.

Лула обнажает кривые клыки, но прибавляет шаг. Она скользит мимо стволов марулы, в чьих ветвях, гнущихся под тяжестью фруктов, то и дело мелькают павианемы. Я почесываю ее пятнистый мех, когда мы приближаемся к Каэе. Лула вновь рычит, но трется мордой о мою руку.

– Повтори, – говорит Каэя, когда я оказываюсь рядом, – что сказал тебе тот поселянин?

Снова она об этом. О небо, ее не остановить.

– Что-то не сходится. Я хочу услышать все еще раз. – Каэя поворачивается в седле пантенэры, чтобы выпустить своего красногрудого огнеястреба из клетки. Птица садится на Лулу, и Каэя прикрепляет к ее лапе записку – должно быть, сообщение для отца, наверняка что-то вроде: «Следуем за свитком на юг. Подозреваю, что Инан – маг».

– Он сказал, что рисует карты, – лгу я. – Воровка и Амари посетили его после побега из Лагоса.

Каэя поднимает руку, и огнеястреб распахивает огромные крылья, а затем поднимается в небо.

– Откуда он узнал, что они отправились на юг?

– Сказал, они отмечали маршрут.

Каэя отводит взгляд, но я вижу промелькнувшее в нем сомнение.

– Не следовало допрашивать кого бы то ни было без меня.

– Так же, как и не следовало сжигать деревню! – огрызаюсь я. – Какой смысл теперь обсуждать, что нужно было делать, а что нет?

Успокойся, Инан. Ты злишься вовсе не на Каэю.

Она поджимает губы. Я ее задел.

– Прости, – вздыхаю я. – Я не хотел тебя обидеть.

– Инан, если ты не можешь справиться с этим…

– Я в порядке.

– Правда? – Она внимательно смотрит на меня. – Если думаешь, что я забыла о том маленьком приступе, ты ошибаешься.

Проклятье. Каэя была рядом, когда я впервые ощутил прилив магии на пляже Илорин. В ночь, когда мою голову первый раз наполнили звуки.

Тошнота вновь подступает к горлу, когда я пытаюсь подавить пламя, бушующее внутри.

– Я не хочу, чтобы принц погиб у меня на руках. Если это повторится, ты вернешься во дворец.

Сердце замирает в груди. Она не может отправить меня домой. Я не могу уехать, пока девчонка жива.

Предлагаю тебе сделку, ее голос вновь отдается в моей голове, такой отчетливый, будто она шепчет мне на ухо. Оставь меня в покое, и я сохраню твой секрет. Никто не узнает, что ты – грязная, маленькая…

– Нет! – выкрикиваю я. – Это был не приступ, там, на пляже… – Я делаю глубокий вдох, заставляя себя расслабиться.

– Я думал, что увидел труп Амари. – Кажется, выходит складно. – Мне стыдно, что это так меня потрясло.

– О, Инан… – Каэя смягчается. Она наклоняется ко мне и берет за руку. – Прости. Представить не могу, каково тебе.

Киваю и сжимаю ее ладонь, пожалуй, даже слишком сильно. Отпусти ее. Сердце стучит все быстрее. Бирюзовое облако вырывается у меня из груди, вьется, как дымок из трубки. Запах розмарина и пепла возвращается. В ушах вновь звучат крики сгоревшей девочки… Жар пламени лижет мне лицо, а дым заполняет легкие. С каждой секундой огонь подползает все ближе, отрезая все пути отступления.

– Помогите!

Падаю на землю, задыхаясь от горького воздуха. Мои ноги охватывает пламя…

– ПОМОГИТЕ!

Прихожу в себя и дергаю за поводья. Лула разъяренно рычит, когда мы резко останавливаемся.

– В чем дело? – оборачивается ко мне Каэя.

Я зарываюсь пальцами в мех Лулы, чтобы скрыть дрожь. У меня мало времени. Магия становится сильнее, словно клещ, питающийся моей кровью.

– Амари, – хриплю я. В горле першит, как будто я и правда наглотался дыма. – Я беспокоюсь. Прежде она никогда не покидала дворца. Ее могут ранить.

– Знаю, – утешает меня Каэя. Интересно, использует ли она этот тон во время отцовских приступов гнева? – Но она не совсем беззащитна. Недаром король так много лет учил вас владеть мечом.

С трудом киваю и притворяюсь, что слушаю. Каэя продолжает говорить, а я пытаюсь удержать магию внутри, хотя чувствую, как воздух вокруг тяжелеет. И даже подавив колдовскую сущность, я не могу унять бешеный стук сердца. Магия разгорается все сильнее, насмехаясь и терзая меня.

Убей ее, – повторяю я про себя.

Избавившись от девчонки, я сниму проклятие. Если нет…

Я глубоко вздыхаю.

Если нет, я уже мертв.

Глава пятнадцатая. Амари

Я всегда мечтала пересечь горы.

Ночью, когда дворец засыпал, мы с Бинтой бежали по разрисованным залам в свете факелов, скользя по каменным плитам, – спешили в военный зал отца. Держась за руки, склонялись над плетеной картой Ориши – такой же огромной, каким должно было быть наше будущее. Я думала, нам удастся повидать мир.

Думала, если мы сбежим из дворца, то будем счастливы.

Теперь, взбираясь на третью гору за сегодня, я спрашиваю себя, с чего я решила, что смогу подняться еще куда-то, кроме дворцовой башни. Пот обжигает кожу, впитываясь в грубую ткань черной дашики. Рой комаров жужжит и жалит спину, а я даже не могу отогнать их.

Прошел еще один день нашего путешествия и еще одна ночь спокойного, к счастью, сна. Когда мы углубились в джунгли, стало гораздо теплее, но Тзайн все равно накрыл меня плащом, едва я закрыла глаза. С нашими покупками стало проще добывать еду. А лисье мясо и кокосовое молоко на вкус становятся не хуже цыпленка с приправами и чая с королевской кухни.

Мне казалось, что все начинает налаживаться, но теперь едва могу дышать. Мы уже поднялись на несколько тысяч метров. Отсюда открывается фантастический вид на джунгли. Разноцветная листва ковром лежит на земле. По тропическому лесу петляет быстрая река – такая длинная, что невозможно найти ее истоки. С каждым нашим шагом она становится все меньше, пока наконец не превращается в тонкую голубую линию.

– Кто может жить на такой высоте? – спрашиваю я, задыхаясь. Делаю глубокий вдох и проверяю, устойчив ли камень над моей головой. Сначала я этого не делала, но теперь царапины на коленях помогают не повторять ошибок. Камень держится крепко, и я карабкаюсь выше, упираясь босой ногой в трещину в скале. Я едва сдерживаю крик от боли. Пару раз я уже глотала слезы. Было бы унизительно разреветься при всех.

– Правильный вопрос, – отвечает Тзайн снизу. Он ищет тропинку пошире, чтобы провести Найлу. Львица напугана после того, как едва не сорвалась со скалы. Теперь она идет, только если Тзайн показывает ей дорогу.

– Просто поднимайтесь, – кричит сверху Зели. – Храм должен быть здесь.

– Ты сама-то его видела? – спрашивает Тзайн.

Я вспоминаю те мгновения в хижине Мамы Агбы, когда будущее открылось нашему взору. Мир снова был наполнен волшебством. Тогда похищение свитка впервые показалось мне чудесной идеей.

– Мы же поднимались в горы… – начинаю я.

– То, что Мама Агба показала, как мы лезем наверх, не значит, что Шандомбль реален. Видели ли вы воочию этот легендарный храм? – допытывается Тзайн.

– Хватит болтать, поднимайтесь! – кричит Зели. – Поверьте мне. Я знаю, что он существует.

Она повторяет это весь день, и это упорство заставляет нас карабкаться со скалы на скалу. Логика и рациональность для нее – пустые звуки. Ей так хочется, чтобы там, наверху, оказался храм, что она даже не допускает мысли о неудачном исходе нашего путешествия.

Я оглядываюсь, чтобы ответить Тзайну, но случайно смотрю вниз и замираю при виде деревьев внизу. Прижавшись к скале, я изо всех сил цепляюсь за камни.

– Эй, – кричит Тзайн, – не смотри вниз. Ты отлично справляешься.

Кровь стучит в висках, когда я поднимаю голову. Впереди виднеется еще один хребет. Ноги трясутся, но я снова подтягиваюсь. Святые небеса, если бы только Бинта меня видела…

В памяти всплывает ее милое лицо. Впервые после ее смерти я представляю ее живой, улыбающейся рядом со мной.

Однажды ночью в военном зале она сняла свой чепец. Волосы цвета слоновой кости заструились по плечам шелковистыми волнами. «В чем ты будешь, когда мы пойдем по хребту Оласимбо?» – спросила она, когда я поделилась с ней планом побега к морю Адетунджи. «Даже если ты удерешь, королева скорее умрет, чем позволит тебе надеть штаны». Она театрально поднесла ладонь ко лбу и закричала, изображая мою мать. Той ночью я смеялась так, что едва не обмочилась.

Ловлю себя на мысли, что улыбаюсь. Бинта умела передразнить любого во дворце. Улыбка сходит с лица, когда я думаю о наших потерянных мечтах и разрушенных планах. Мне казалось, что когда-нибудь мы сбежим из дворца ходами, проложенными под землей, и, выбравшись оттуда, больше никогда не вернемся. Я верила в это всем сердцем, но Бинта… Знала ли она, что наш план – лишь несбыточная мечта?

Этот вопрос мучит меня, когда я взбираюсь на следующий склон. Здесь гора образует небольшой карниз, достаточно широкий, чтобы сделать привал и растянуться среди диких трав.

Опускаюсь на колени, Зели падает на куст диких бромелий, сминая алые и пурпурные лепестки. Наклоняюсь и вдыхаю их сладкий запах. Бинте бы они понравились.

– Может, отдохнем здесь? – спрашиваю я, опьяненная гвоздичным ароматом. Трудно представить, что придется лезть еще выше. Только надежда попасть в Шандомбль смогла завести нас так далеко.

Поднимаю голову. Найла взбирается на склон, за ней следует Тзайн, весь мокрый от пота. Ему пришлось снять свою безрукавку-дашики, и я опускаю глаза. Последний раз я видела раздетого мужчину, когда няньки купали нас с Инаном.

Краснею, поймав себя на мысли, что ушла слишком далеко от дворца. Хотя нет ничего незаконного в связи между знатью и косиданами, мать упрятала бы Тзайна в тюрьму за один его нынешний вид. Я отодвигаюсь, увеличивая расстояние между моим пылающим лицом и голым торсом Тзайна, но внезапно нащупываю что-то гладкое и полое. Разбитый череп.

– О небо! – Я отшатываюсь, волосы на затылке встают дыбом от увиденного. Зели вскакивает на ноги и вытаскивает посох, готовая к драке.

– В чем дело? – спрашивает она.

Указываю на череп, лежащий на горстке сломанных костей. Дыра над глазницей свидетельствует о том, что его убили.

– Может, это еще один скалолаз, сорвавшийся с вершины? – предполагаю я.

– Нет, – со странной уверенностью отвечает Зели и наклоняется, чтобы рассмотреть череп поближе. В воздухе становится холоднее. Зели тянется к костям, ее пальцы почти касаются находки, и вдруг…

Я начинаю задыхаться от ледяного холода, который внезапно сменяет влажную жару джунглей. Мороз обжигает кожу, пронизывая до костей. Впрочем, это длится всего секунду – ощущение исчезает так же быстро, как и появляется, оставляя нас в смятении.

Зели со стоном приходит в себя. Она так крепко вцепилась в бромелии, что сломала их.

– Ради богов, что это было? – спрашивает Тзайн.

Зели трясет головой, она стоит, широко раскрыв глаза от внезапной догадки:

– Я почувствовала его. Это был дух… Энергетическая оболочка погибшего!

– Магия, – понимаю я. Каждый раз, когда я ее вижу, она наполняет меня противоречивыми чувствами. Даже в детстве, когда отец предупреждал о том, что она опасна, в моем сердце было только благоговение.

– Скорее. – Зели рвется вперед, взбираясь на следующий склон. – Магия была сильнее, чем я когда-либо ощущала. Храм уже близко!

Ползу за ней, отбросив страх, заразившись желанием наконец достичь нашей цели. Преодолевая хребет, не могу поверить своим глазам. Это Шандомбль.

Он действительно здесь.

Разбитые, покрытые мхом кирпичи усеивают каждый дюйм каменистого плато. От храмов и святилищ, некогда украшавших эту землю, остались одни руины. В отличие от джунглей внизу здесь не слышно треска сверчков, пения птиц, жужжания комаров. Лишь черепа у наших ног доказывают, что это место некогда было обитаемо.

Зели останавливается над черепом, нахмурившись, хотя ничего не происходит.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Это дух. – Она наклоняется. – Он восстает.

– Где? – Я отступаю назад, споткнувшись о булыжник. Порыв ледяного ветра наполняет меня ужасом, хотя я не могу сказать, правда это или игра воображения.

– Не знаю, – Зели трет шею, – что-то в храме усиливает мою аше. Я действительно чувствую свою магию.

Прежде чем успеваю задать новый вопрос, Зели наклоняется и дотрагивается до другого черепа.

Я прижимаю руку к сердцу. Ледяной ветер утихает и вокруг нее ширится золотое видение. Повсюду стоят восхитительные храмы и башни, со стен которых каскадами стекает вода. По улицам снуют темнокожие жители в замшевых одеждах, их лица украшают прекрасные белые узоры и символы в виде спиралей.

Хотя это длится всего секунду, я понимаю, что вместо груды булыжников здесь когда-то находился богатый город. Шандомбль был великолепен.

А теперь тут только ветер.

– Что здесь случилось? – спрашиваю я Зели, хотя, боюсь, ответ мне уже известен. Отец пытался уничтожить любовь к магии в моем сердце. Почему бы ему не разбить сердце магического мира?

Я жду ответа Зели, но она молчит. Ее лицо каменеет с каждой секундой. Она видит что-то еще, что не можем увидеть мы. Нежный сиреневый свет, свидетельствующий о появлении магии, струится по ее пальцам. Я наблюдаю за ней с растущим любопытством. Что она видит? Сердце бьется, как испуганная птица, но часть меня все равно хочет испытать ее силу хотя бы раз. Я вспоминаю радугу, вспыхнувшую на ладони Бинты, но крик Тзайна прерывает мои мысли:

– Смотрите!

Мы идем на его голос, пока не останавливаемся рядом с единственным уцелевшим зданием. Храм возвышается на последнем горном хребте. На стенах из черного металла видны розовые и желтые прожилки – вероятно, когда-то он сиял золотом. Виноградная лоза и мох оплетают его, скрывая бесконечные ряды древних рун, высеченных на фризе.

Зели делает шаг к проему между колонн, но леонэра тихо рычит.

– Хорошо, Найла. – Зели целует ее в нос. – Жди нас тут, ладно?

Найла фыркает и растягивается на груде битого камня. Оставив ее, мы заходим внутрь. Воздух вокруг нас проникнут магией настолько сильно, что даже я это чувствую. Тзайн бежит к Зели, а я смотрю на свои руки, ощущая, как пульсирующая здесь энергия, будто песок, течет сквозь пальцы. Луч, упавший через разбитое стекло в куполе, освещает выведенные на нем узоры и резные колонны, украшенные витражами и мерцающими кристаллами.

Почему они не уничтожили это? – гадаю я, ведя по резьбе рукой. Храм выглядит совсем нетронутым, словно уцелевшее дерево в выжженном лесу.

– Вы нашли двери? – кричит Тзайн из дальнего угла зала.

– Нет, – отвечает Зели.

В храме пусто – только у задней стены возвышается большая статуя, пыльная и заросшая виноградом. Мы подходим ближе, и Тзайн проводит рукой по древнему камню. Статуя изображает пожилую женщину в пышных одеждах. На ее белых локонах – единственное, что не потускнело от времени – лежит золотая корона.

– Это богиня? – спрашиваю я, рассматривая ее. За всю свою жизнь я не видела ни одной картины с изображением божества. Никто бы не посмел хранить такое во дворце. Мне казалось, что, если я когда-нибудь увижу их, они будут похожи на тех, кто изображен на королевских портретах в главном зале. Даже потускневшая, эта статуя выглядит царственнее любого, даже самого выдающегося героя королевской картины.

– Что это? – Тзайн указывает на предмет в руке женщины.

– Похоже на трубу. – Зели встает на цыпочки, чтобы получше ее разглядеть. – Странно…

Она проводит рукой по ржавому металлу:

– Я почти слышу ее в своей голове.

– И что она говорит? – спрашиваю я.

– Это труба, Амари, трубы не разговаривают.

Мои щеки пылают:

– Если ты о статуе, она тоже не должна издавать звуков!

– Тише, – шикает на меня Зели и обхватывает металл руками. – Думаю, она пытается что-то сказать.

Я задерживаю дыхание. Она хмурит брови, и через несколько мучительно долгих мгновений от ладоней Зели исходит серебряный свет. Труба, похоже, усиливает ее аше – свет становится тем ярче, чем больше она концентрируется.

– Будь осторожна, – предупреждает Тзайн.

– Да, – кивает Зели, дрожа от напряжения, – еще немного. Надо только подтолкнуть…

Протяжный треск раздается у нас под ногами. Я вскрикиваю от неожиданности. Потрясенные, мы оборачиваемся на звук – огромная плита на полу сдвигается, открывая нашим взглядам лестницу, тонущую во мраке.

– Это безопасно? – шепчу я. Кромешная тьма внизу заставляет сердце сжиматься. Я наклоняюсь, чтобы разглядеть хоть что-нибудь, но внизу не видно ни огонька.

– Другой двери нет, – пожимает плечами Зели. – Разве у нас есть выбор?

Тзайн выбегает из храма и возвращается с обгоревшей бедренной костью, обернутой лоскутом, оторванным от его рубашки. Мы с Зели отшатываемся, но он проносится мимо и поджигает ткань огнивом, делая факел.

– Следуйте за мной, – зовет он, и мой страх уменьшается от уверенности, звучащей в его голосе.

Мы спускаемся. Тзайн идет впереди. Хотя факел освещает наш путь, вокруг ничего не видно. Я держусь рукой за неровную стену, стараясь восстановить дыхание, пока наконец мы не оказываемся в подземелье. Когда я спускаюсь с последней ступеньки, плита наверху закрывается с оглушительным треском.

– Небо!

Мой крик звенит в темноте. Я бросаюсь к Зели:

– Что нам делать? – дрожу я. – Как мы отсюда выберемся?

Тзайн разворачивается, готовый бежать вверх по лестнице, но замирает, услышав в воздухе тихое шипение. Через секунду факел гаснет, оставив нас в кромешной тьме.

– Тзайн! – кричит Зели.

Шипение становится громче. Ветер, горячий и влажный, пронизывает меня с головы до ног. Вдыхая, я чувствую, как мышцы расслабляются и все вокруг плывет.

– Это яд, – хрипит Тзайн, а затем я слышу глухой удар, с которым его тело валится на пол. Не успев понять, что произошло, я тоже тону во тьме.

Глава шестнадцатая. Инан

Когда мой легион входит в Сокото, я слышу перешептывание. Вскоре я понимаю, почему. Мы здесь – единственные стражники.

– Где патрули? – шепчу я Каэе. Все вокруг разом замолкают, как будто эти люди раньше никогда не видели королевской печати Ориши. Одному небу известно, что сделал бы отец, столкнувшись с таким неуважением.

Мы спешиваемся у озера, настолько чистого, что деревья отражаются в нем как в зеркале. Лула скалится на группу детей, и они убегают, когда она подходит к воде и принимается пить.

– В передвижных поселениях нет стражи. Это трата денег и времени – жители постоянно переезжают с места на место.

Каэя расстегивает шлем, ветер играет ее волосами. Мне хочется снять свой, но нужно скрывать белую прядь.

Найди ее. Вдыхаю свежий воздух, пытаясь забыть о белизне в волосах хотя бы на минуту. В отличие от жаркого, дымного Лагоса эта деревушка кажется чистой. Ветерок придает сил, а прохладное дыхание озера успокаивает пламя в моей груди. Сердце бьется быстрее при виде местных предсказателей. Я думаю только об убийстве девчонки.

Ни на секунду не забывал, что она тоже может меня убить.

Стискиваю эфес меча, скользя глазами по предсказателям. Сложно представить всю силу ее магии. Как я смогу защититься? А что если ей достаточно будет слов, чтобы убить меня? От страха все внутри замирает. Ей всего лишь нужно будет указать на мой шлем, назвав спрятанное под ним проклятие, и Каэя увидит белую прядь, а моя тайна откроется миру…

Соберись, Инан. Я закрываю глаза, крепко сжимая теплую пешку, и считаю про себя. Нужно исполнить долг, Орише все еще угрожает опасность. Это приводит меня в чувство. Я провожу по кривой рукояти метательного ножа. Будь она тысячу раз магом, меткий удар остановит ее. Острое лезвие вонзится в грудь…

Но сколько бы ни обдумывал план мести, я понимаю: девчонка не здесь. Вокруг полно любопытных предсказателей, но ее серебряного взгляда среди них нет.

Убираю руку с ножа, чувствуя странную пустоту в груди, похожую на разочарование.

Или это облегчение?

– Возьмите эти объявления, – говорит Каэя солдатам, раздавая им свитки пергамента. На каждом – самодовольное лицо девчонки. – Узнайте, если кто-нибудь видел ее или рогатую леонэру – скорее всего, они будут вдали от побережья.

Каэя поворачивается ко мне, решительно сжав губы:

– Расспросим торговцев. Если они действительно отправились на юг, то должны были набрать припасов.

Я киваю и пытаюсь расслабиться, но рядом с Каэей это невозможно. От нее не ускользает ни малейшего движения. Кажется, ее уши ловят любой шорох.

Иду за ней, и напряжение внутри растет с каждым шагом. Железо доспехов будто превращается в свинец. Мы идем медленно, но мои ноги дрожат. Еще немного, и я начну оступаться или вовсе упаду. Сгибаюсь, упираясь руками в колени. Мне просто нужно перевести дыха…

– Что ты делаешь?

Я вскакиваю, не обращая внимания на пламя, вспыхнувшее внутри от раздражения в голосе Каэи.

– Па… Палатки… – Я указываю на самодельные укрытия перед нами. – Я изучаю их.

Здесь есть на что посмотреть: для строительства мы используем металлические шесты и шкуры гиппопотана, а эти сделаны из ветвей и покрыты мхом. Они кажутся гораздо более удобными. Солдатам стоит перенять этот способ.

– Не время изучать примитивную архитектуру. – Глаза Каэи сужаются. – Сконцентрируйся на задании.

Она поворачивается на каблуках и быстро уходит, раздраженная тем, что я трачу ее время. Спешу за ней, но, когда мы идем мимо фургонов и телег, я замечаю полную женщину. Она не смотрит на нас. Все ее внимание приковано к прижатому к груди одеялу.

Мое проклятие вырывается наружу, как долго сдерживаемые эмоции. Чувства матери захлестывают меня: искры ярости, смешанные со страхом. Но есть кое-что еще, что я ощущаю сильнее всего – желание защититься. Незнакомка напоминает мне рогатую леонэру, закрывающую собой единственного детеныша. Я ничего не понимаю, пока сверток, прижатый к груди женщины, не заходится плачем.

Ребенок…

Мой взгляд скользит по каштановой коже женщины и останавливается на остром камне в ее руке. Материнский ужас отдается в моих костях, но ее решимость бороться – куда сильнее.

– Инан!

Я прихожу в себя, как всегда, когда слышу Каэю. На пути к фургонам я оборачиваюсь и гляжу на женщину, изо всех сил удерживая проклятие внутри, хотя мой желудок горит огнем. Чего она боится? Какое мне дело до ее ребенка?

– Подожди. – Я останавливаю Каэю у вагона, запряженного однорогими гепанэрами. Пятнистые звери смотрят на меня немигающими оранжевыми глазами. Острые клыки пугающе выступают из-под черных губ.

– Что?

Бирюзовое облачко зависает у двери фургона. Оно больше, чем предыдущие.

– У этого торговца большой выбор. – Я пытаюсь говорить спокойно.

Соленый морской запах ее души. Несмотря на борьбу с магией, идущую во мне, я чувствую запах девчонки – он буквально обволакивает, когда я прохожу сквозь облачко. Предсказательница возникает у меня перед глазами, ее темная кожа едва не светится под солнцем Сокото.

Видение длится всего секунду, но меня будто выворачивают изнутри. Магия, как паразит, пьет мою кровь. Я крепче застегиваю шлем, когда мы заходим в фургон.

– Добро пожа…

Широкая улыбка стекает с лица пожилого торговца, как свежая краска. Чтобы устоять, он опирается рукой о стену.

Каэя сует свиток ему в лицо:

– Ты ее видел?

Торговец щурится и медленно протирает очки краем рубашки – тянет время. Он берет объявление из рук адмирала:

– Кажется, нет.

Пот выступает у него на лбу. Я смотрю на Каэю – она тоже это видит. Не нужно магии, чтобы понять: этот глупец лжет.

Я осматриваю фургончик и принимаюсь сбрасывать вещи на пол, чтобы разозлить его. Замечаю флакон черных чернил в форме слезы и кладу себе в карман.

Некоторое время торговец молчит – слишком подозрительно для человека, которому нечего скрывать. Он напрягается, когда я подхожу к ящику и ударяю по нему. Щепки разлетаются во все стороны. За ним – железный сейф.

– Не надо…

Каэя толкает торговца к стене и, обыскав его, швыряет мне связку ключей. Я пробую открыть сейф каждым из них. Как смеет он лгать мне? Наконец нахожу нужный ключ и распахиваю сейф в надежде найти важную улику. Так и есть: я вижу блеск венца Амари, и дыхание спирает.

Я возвращаюсь в те времена, когда мы были детьми. Когда она впервые надела его. Когда я ее ранил…

Я прячусь в шторах королевской больницы, пытаясь сдержать слезы, наблюдаю за тем, как наш врач осматривает Амари, обнажив ее спину. Желудок сводит, когда я вижу рану от меча. Кровоточащий сырой рубец змеится по спине сестры. С каждой секундой крови все больше.

Я хнычу, уткнувшись в штору, вздрагивая всякий раз, как она рыдает от уколов врача.

Прости, хочется закричать мне. Обещаю, я никогда больше не сделаю тебе больно!

Но слова застревают внутри.

Она лежит на кровати, крича и умоляя прекратить эти муки.

Через несколько часов она замолкает, истерзанная настолько, что не может говорить. Амари стонет, а ее служанка, Бинта, забирается к ней в кровать и говорит что-то, отчего сестра слабо улыбается.

Я слушаю и внимательно наблюдаю. Бинта утешает Амари, как не смог бы ни один из нас. Мелодичным голосом она поет ей колыбельную, и когда сестра засыпает, служанка берет старую корону матери и надевает ее на Амари…

Амари всегда носила ее – единственная схватка с матерью, которую она выиграла. Только гориллион мог бы сорвать эту корону у нее с головы. Если она здесь, значит, моя сестра мертва.

Я отталкиваю Каэю и приставляю клинок к горлу торговца.

– Инан… – начинает адмирал, но я отмахиваюсь от нее. Сейчас не время для званий и осторожности.

– Откуда она у тебя?

– Девушка продала мне ее, – хрипит торговец. – Вчера!

Я хватаю пергамент:

– Она?

– Нет, – мужчина трясет головой. – Она была здесь, а с ней другая девушка. Меднокожая, с ясными глазами, такими как у вас.

Амари.

Значит, она все еще жива.

– Что они купили? – вмешивается Каэя.

– Меч… Пару фляжек. Похоже, они собирались в путь, обычно это берут, когда отправляются в джунгли.

Глаза Каэи расширяются. Она вырывает у меня пергамент:

– Должно быть, они идут в храм. В Шандомбль.

– Сколько до него?

– День езды, но…

– Выдвигаемся. – Я хватаю корону и иду к двери. – Если ехать быстро, мы нагоним их.

– Подожди, – останавливает меня Каэя. – Как быть с ним?

– Пожалуйста, – дрожит торговец, – я не знал, что ее украли! Я вовремя плачу налоги. Я верен королю!

Я медлю, глядя на это ничтожество.

Я знаю, что должен сказать.

Знаю, что сделал бы отец.

– Инан, – повторяет Каэя. Она кладет руку на меч в ожидании моего приказа. Нельзя показывать слабость. Долг превыше всего.

– Пожалуйста! – умоляет торговец, видя мои колебания. – Заберите мой фургон. Возьмите все, что у меня есть…

– Он слишком много знает, – говорит Каэя.

– Просто держись, – шепчу я себе. Кровь стучит в висках. Перед глазами мелькают обгорелые трупы на улицах Илорин, обугленная плоть, плачущие дети…

Сделай это, уговариваю я себя. Королевство важнее одной жизни.

Но слишком много крови уже пролито по моей вине… Прежде чем я успеваю что-то сказать, торговец бежит к выходу. Одной рукой он хватается за дверь…

Алые брызги разлетаются в воздухе. Кровь хлещет на мой нагрудник. Торговец падает на пол с ножом Каэи, торчащим у него из затылка. Судорожно вздохнув, он замирает. Каэя смотрит на меня, а затем наклоняется и вытаскивает нож из раны, так легко, словно срывает в саду розу.

– Не надо жалеть тех, кто стоит у тебя на пути, Инан. – Адмирал перешагивает через труп, вытирая лезвие. – Особенно тех, кто слишком много знает.

Глава семнадцатая. Амари

Туман, наполняющий сознание, рассеивается. Я медленно прихожу в себя. Передо мной всплывают образы прошлого и настоящего. На мгновение я вижу серебряные глаза Бинты.

Когда галлюцинации прекращаются, различаю огонек свечи, отбрасывающий тень на неровную стену. От движения крысы разбегаются у меня из-под ног. Я отшатываюсь назад и понимаю, что связана вместе с Тзайном и Зели одной крепкой веревкой.

– Ребята! – Зели шевелится у меня за спиной, ее голос едва слышен. Она дергается, стараясь освободиться, но, несмотря на все старания, веревка не поддается.

– Что случилось? – Слова Тзайна сливаются во что-то неразборчивое. Он напрягает мышцы, стараясь развязать узел, но даже его сил не хватает, чтобы ослабить путы. Какое-то время только его надсадный хрип раздается в пещере, но затем появляется еще один звук. Услышав приближающиеся шаги, мы замираем.

– Твой меч, – шипит Зели, – можешь его достать?

Я тянусь к эфесу, но ловлю только воздух.

– Он исчез, – шепчу я. – Все пропало!

Мы осматриваем тускло освещенную пещеру, пытаясь различить медное сияние рукояти моего меча или блеск посоха Зели. Кто-то забрал все наши вещи. Пропал даже…

– Свиток? – гремит низкий голос.

Я замираю. В свете свечи появляется мужчина средних лет в замшевой мантии без рукавов. Белые спиралевидные узоры покрывают каждый дюйм его темной кожи.

– Сентаро… – выдыхает Зели.

– Что? – шепчу я.

– Кто здесь? – рычит Тзайн. Он вызывающе скалится и дергает веревки, пытаясь разглядеть врага.

Загадочный человек даже не моргает. Он стоит, опираясь на каменный посох, сжимая голову, вырезанную на его ручке. В его золотых глазах кипит ярость. Я начинаю думать, что он застыл, превратившись в статую, как вдруг мужчина бросается к Зели и хватает ее за волосы.

– Так и есть, – бормочет он, и я слышу в его голосе нотку разочарования. – Но почему?

– Убери от нее руки! – кричит Тзайн.

Хотя Тзайн не в том положении, чтобы угрожать, человек отступает, отпуская прядь Зели. Он достает из-за пояса свиток и, прищурив золотые глаза, разглядывает его.

– Это забрали у моего народа много лет назад, – у него сильный акцент, не похожий на оришанские диалекты, что я слышала. Я смотрю на свиток и нахожу несколько символов из пергамента на коже незнакомца.

– Они украли его у нас. – Голос мужчины становится жестким. – Я не позволю вам сделать то же самое.

– Вы ошибаетесь, – вырывается у меня. – Мы пришли сюда не воровать!

– Они тоже так говорили. – Он презрительно морщит нос, глядя на меня. – От тебя несет их кровью.

Я вжимаюсь в плечи Тзайна. Мужчина смотрит на меня с ненавистью.

– Она не лжет! – уверенно говорит Зели. – Мы – другие. Нас послали боги, а видящая указала путь!

Мама Агба… Я вспоминаю о том, что она сказала при расставании. Нам суждено это сделать, хочется закричать мне. Хотя какая разница, если из-за этого свитка мы сейчас умрем.

Ноздри сентаро расширяются. Мужчина поднимает руки, и воздух гудит. Он хочет убить нас…

Сердце вырывается из груди. Здесь закончится наше путешествие. Давнее предупреждение отца проносится в голове. Против магии у нас нет ни малейшего шанса. Против магии мы беззащитны.

– Я видела, каким было это место, – хрипит Зели. – Видела башни, храмы, других сентаро…

Мужчина медленно опускает руки, и я понимаю, что Зели удалось его зацепить. Она судорожно сглатывает. Молю небеса, чтобы она нашла нужные слова.

– Я знаю, что они пришли к вам домой и уничтожили все, что вам дорого. Они сделали то же со мной. С тысячами таких, как я. – Ее голос прерывается, и я закрываю глаза. Чувствую напряжение Тзайна за моей спиной. В горле пересыхает, когда я понимаю, о чем говорит Зели. Это не ошибка – отец действительно разрушил храм.

Я думаю о грудах камней, расколотых черепах и взгляде Зели, наполненном скорбью. О пожаре в мирной деревне Илорин. О слезах, струящихся по лицу Тзайна. Вспоминаю поток света из ладони Бинты – он кажется мне прекраснее солнечных лучей. Что было бы со мной теперь, оставь отец Бинту в живых? Какой бы стала Ориша, если бы мы дали магам шанс?

Опускаю голову: от стыда хочется провалиться сквозь землю. Когда мужчина вновь поднимает руки, я зажмуриваюсь, приготовившись к боли… И вдруг веревки растворяются в воздухе. Наши пожитки оказываются рядом с нами.

Я все еще потрясена свершившейся магией, а загадочный человек уходит прочь, опираясь на посох. Когда мы поднимаемся на ноги, он роняет:

– Следуйте за мной.

Глава восемнадцатая. Зели

Тонкие ручейки струятся по резным стенам. Мы идем к сердцу горы под ритмичный стук посоха незнакомца. Ряд золотых свечей освещает неровный проход, отгоняя тьму мягким сиянием. Пока мои ноги шагают по холодным камням, я разглядываю мужчину, все еще не в силах поверить, что вижу настоящего сентаро. До рейда только главы десяти кланов могли встретиться с ними в этой жизни. Мама Агба упадет с кресла, когда я расскажу ей об этом. Отпихиваю Амари в сторону, чтобы подойти к сентаро поближе – рассмотреть знаки, украшающие его шею. Они покрывают его кожу, танцуя среди теней, отбрасываемых свечами.

– Это сенбария, – говорит мужчина, поймав мой взгляд. – Язык богов, древний, как само время.

Так вот как он выглядит. Наклоняюсь вперед, чтобы получше рассмотреть знаки, которые однажды стали языком йоруба, дав нам возможность колдовать.

– Они прекрасны, – отвечаю я.

Мужчина кивает:

– Как все творения Небесной Матери.

Амари открывает рот… и закрывает его, видимо, передумав задавать свой вопрос. Во мне поднимается гнев при мысли, что она глазеет на то, что могли видеть только самые могущественные маги.

Она прокашливается, делает глубокий вдох и снова обретает голос:

– Простите, у вас есть имя?

– Лекан, – резко отвечает он. – Оламилекан.

Звуки отдаются у меня в голове.

– Оламилекан, – повторяю я на его языке. – Мое богатство… растет?

Лекан оборачивается и смотрит на меня. Сквозь меня, проникая в душу:

– Ты помнишь наш язык?

– Только обрывки, – говорю я. – Мама учила меня, когда я была маленькой.

– Твоя мать была жницей?

Не могу сдержать удивления. Нельзя определить способности мага по внешнему виду.

– Откуда вы знаете? – спрашиваю я.

– Чувствую, – отвечает Лекан. – Кровь жницы течет в твоих жилах.

– Вы можете почувствовать магию в людях, которые не являются магами или предсказателями? – вырывается у меня, на ум приходит Инан. – Может ли косидан обладать магией?

– Мы, сентаро, не делаем таких различий. Возможно все, чего пожелают боги. Все в руках Небесной Матери.

Он отворачивается, оставляя еще больше вопросов. Разве Небесная Мать хочет, чтобы руки Инана сомкнулись на моем горле?

Я пытаюсь отбросить мысли о нем. Кажется, мы прошли больше километра по тунеллям, прежде чем приблизиться к огромному черному куполу в самом центре горы. Сентаро так же властно, как прежде, поднимает руки, и воздух наполняется магической энергией.

– Имоле авон ориша, – произносит он, заклятие йоруба струится с его губ, как вода. – Тан си ми ни киа бааи. Тан имоле си ипасе авон омо ре!

Внезапно все свечи на стенах гаснут, как тогда погас самодельный факел Тзайна, но в ту же секунду вспыхивают вновь, озарив каждый камень.

– О боги… – вырывается у нас, когда мы заходим под купол.

Фрески, украшающие его, так восхитительны, что я теряю дар речи. Каждый камень расписан яркими красками, изображениями богов и магов. Это совсем не похоже на грубые изображения божеств, существовавшие до Рейда, – произведение искусства кажется лучом света во тьме. Смотреть на эти фрески – все равно что глядеть на солнце.

– Что это? – выдыхает Амари. Она крутится на месте, пытаясь рассмотреть все и сразу.

Лекан жестом подзывает нас ближе, и я подталкиваю Амари, не давая ей упасть, когда она оступается. Прежде чем ответить, сентаро прижимает ладони к камню:

– Сейчас вы увидите рождение богов.

Его золотые глаза сверкают. Яркий свет струится из его пальцев и, перебираясь на стену, охватывает краску. Изображения загораются этим светом, и фигуры медленно оживают.

– О небеса, – шепчет Амари, схватив меня за запястье. Магия и свет сливаются, становясь все ярче, каждый рисунок наполняется жизнью.

– Сначала Небесная Мать создала небо и землю, принеся искру жизни в темную пустоту.

Яркие огоньки, кружась, слетают с ладоней пожилой женщины, чью статую мы видели на первом этаже. Пурпурная мантия шелковыми складками ниспадает вокруг фигуры, исполненной королевского величия. Новые миры пробуждаются к жизни.

– На земле Небесная Матерь создала людей – это были ее дети из крови и кости. На небесах – богов и богинь, каждый из которых был частью ее души.

Хотя я уже слышала эту легенду от мамы, она никогда еще не казалась мне такой реальной. Сейчас она уже не звучит как притча или легенда – это часть истории. С раскрытыми от удивления ртами и глазами мы наблюдаем, как Небесная Мать создает богов и людей. Пока наши предки падают на коричневую землю, новорожденные божества плывут среди облаков.

– Небесная Мать любила своих детей, всех, кого создала по своему образу и подобию. Чтобы объединить нас, она наделила богов частичкой себя, а людей внизу – магией. Так каждое божество получило часть ее силы, а на земле родился первый маг.

Йемойя взяла слезы из глаз Небесной Матери и стала богиней моря. Темнокожая, невероятной красоты богиня с яркими синими глазами уронила одну слезу на землю. Приземлившись, та образовала океаны, озера и ручьи. Йемойя принесла воду своим земным братьям и сестрам, даровав тем, кто почитал ее, власть над приливами. Они славили свою богиню-сестру день за днем и управляли морем.

Рождение приливщиков, внезапно вспоминаю я. Над нами нарисованные маги клана Оми поднимают волны, с легкостью заставляя их танцевать.

Лекан рассказывает нам о рождении каждого божества и каждого клана. Мы узнаем о Санго, получившем огонь из сердца Небесной Матери, чтобы создать поджигателей, об Аяо, который взял ее дыхание и покровительствовал владыкам ветров. Лекан говорит о девяти богах и богинях, пока не остается только одна.

Жду, когда начнется следующая история, но он поворачивается и выжидательно смотрит на меня.

– Хотите, чтобы… – Я выхожу вперед. Эту историю я знаю лучше всех. Мама рассказывала ее так часто, что даже Тзайн мог бы повторить. Но в детстве это был просто миф, который, мне казалось, плели, словно пряжу, у меня перед глазами. Сейчас она становится правдой, неделимой частью моей жизни.

– Непохожая на братьев и сестер, Ойя ждала до самого конца, – громко говорю я. – В отличие от других божеств она ничего не взяла от Небесной Матери – только попросила ее о подарке.

Я смотрю, как моя богиня-сестра движется с грацией урагана, исполненная ужасающего великолепия. Обсидиановая красавица склоняется перед матерью, ее красные одежды развеваются на ветру. От этого зрелища перехватывает дыхание. Ее поза исполнена силы, под черной кожей течет кровь, полная ярости.

– За терпение и мудрость Ойи Небесная Мать дала ей власть над жизнью, – продолжаю я. – Когда Ойя поделилась ею с магами, они обрели власть над смертью.

Мое сердце начинает биться сильнее при виде жнецов клана Ику – магов, таких же, как и я, и их смертоносных сил. Даже на фреске над ними реют тени и духи. Жнецы командуют армиями мертвых, превращая тела в пепел.

Волшебные рисунки возвращают меня в детство в Ибадане. Тогда я видела, как несколько специально выбранных взрослых магов моего клана показывают свои умения. Когда вызвали маму, черные тени, обступившие ее, были прекрасны. Ужасающие и восхитительные, они танцевали вокруг.

В тот момент мне стало ясно: сколько бы я ни прожила на свете, я не увижу ничего прекраснее. Я просто мечтала, что однажды стану такой, как мама, чтобы она гордилась мной так же сильно, как я горжусь ей. Ну, или хотя бы вполовину.

– Простите, – в горле у меня стоит ком. Лекан, кажется, понимает. Кивнув, он выходит вперед, продолжая историю.

– Ойя первой поняла, что не все ее дети способны справиться с такой силой. Подобно своей матери, она стала выбирать лишь тех, кто обладал терпением и мудростью. Боги и богини последовали ее примеру, и вскоре число магов сократилось. В те времена все они рождались с белыми локонами, похожие на Небесную Мать.

Покраснев, я откидываю с лица прямую белую прядь. Даже если представить, что я мудра, вряд ли на небе найдется бог, который увидит во мне терпение…

Взгляд Лекана обращается к последним рисункам восхитительной фрески, на которых мужчины и женщины, чья кожа украшена белыми символами, кланяются богам.

– Чтобы следить за исполнением божьей воли на земле, Небесная Мать создала мой народ, сентаро. Ведомые мамалаво[11], мы служим духовными защитниками, связываем душу Небесной Матери с магами на земле.

Он медлит, когда над сентаро оживает изображение женщины с кинжалом из слоновой кости в одной руке и сияющим камнем – в другой. Хотя она одета в замшевые одежды, как ее братья и сестры, узорная диадема украшает голову мамалаво.

– Что она держит? – спрашиваю я.

– Костяной кинжал, – отвечает Лекан, вынимая такой же из складок мантии. – Священную реликвию, вырезанную из кости первого сентаро.

Кинжал окружен голубым сиянием, но энергия, которую он излучает, холодна, как лед. На его рукояти выгравированы те же знаки сенбария, что украшают руки Лекана.

– Его хозяин обретает силу тех, что владели им прежде. В правой руке мамалаво держит солнечный камень, фрагмент души Небесной Матери. Удерживая внутри частичку ее духа, камень привязывает ее к этому миру, и магия живет. Раз в столетие наша мамалаво относила камень, кинжал и свиток в тайный храм, чтобы провести связующий ритуал. Пустив себе кровь кинжалом и использовав силу камня, она подтверждала духовную связь между богами и сентаро. Пока наша кровь жила, магия существовала.

Мамалаво, изображенная на фреске, читает заклятия, а ее слова пляшут вокруг. С кинжала из слоновой кости капает ее кровь. Сияние солнечного камня озаряет все вокруг.

– Так вот что случилось? – Тзайн смотрит на фреску невидящим взглядом, застыв на месте. – Она не провела ритуал, поэтому магия умерла?

Хотя он говорит магия, я слышу мама. Вот почему она стала беззащитной.

Вот как король убил ее.

Свет в глазах Лекана меркнет, и рисунки замирают. В мгновение ока магия исчезает. Теперь это просто сухая краска.

– Резня магов – «Рейд», как вы ее называете, – была спланирована. Прежде чем я отправился в паломничество, ваш король явился в Шандомбль и попросил принять его в послушники. Это была хитрость. На самом деле Саран искал оружие против богов.

Лекан отворачивается. Теперь мы не можем видеть его лицо, только знаки, покрывающие руки. Кажется, они уменьшаются, когда он горбится в сиянии свечей, бледнеют от его боли.

– Он изучил ритуалы – то, как кровь сентаро удерживала магию в Орише. Когда я вернулся, Саран убил мой народ, прервав связь с Небесной Матерью, и изгнал магию из этого мира.

Амари зажимает рот ладонью, слезы струятся по ее нежному лицу. Я не могу представить, что человек может быть столь жесток. Не знаю, что бы я сделала, будь он моим отцом.

Лекан поворачивается к нам, и, видя его лицо, я сознаю, что не могу даже представить, как ему больно и одиноко. После Рейда у меня остались Тзайн и папа. Все, что по возвращении нашел он – скелеты, трупы и немых богов.

– Саран планировал резню и управлял ею. Когда мои близкие погибли и магия покинула мир, он отправил солдат убить ваших.

Закрываю глаза, пытаясь отогнать воспоминания о пожарах и крови, которые принес Рейд. Папа кричит, когда стражник ломает ему руку. Мама хватается за черную магацитовую цепь, затянутую на ее горле. Я плачу, когда ее тащат прочь.

– Почему они ничего не сделали? – взрывается Тзайн. – Почему не остановили его?

Опускаю ладонь ему на плечо и сжимаю, чтобы успокоить. Я знаю брата: за его криками скрывается боль.

– Сентаро защищают жизни, а не забирают их.

Долгое время мы молчим, лишь всхлипывания Амари нарушают тишину. Разглядывая разрисованные стены, я начинаю понимать, как далеко готовы зайти враги, чтобы помешать нам.

– Но сейчас магия возвращается, так? – спрашивает принцесса, вытирая глаза. Тзайн протягивает ей лоскуток, оторванный от своего плаща, но его доброта вызывает у нее новые слезы.

– Свиток сработал с Зели и Мамой Агбой, – продолжает Амари. – Он изменил мою подругу. Если мы покажем его всем предсказателям Ориши, этого хватит?

– Саран разорвал прежнюю связь между магами и богами, когда убил сентаро. Свиток возвращает магию, потому что способен восстановить эту связь на краткое время, но для того, чтобы сделать ее постоянной, нужно провести ритуал единения. – Лекан с почтением достает пергамент: – Я много лет искал три священных артефакта, но почти ничего не добился. Я смог найти костяной кинжал, но боялся, что остальные дары Саран сумел уничтожить.

– Не думаю, что это вообще можно сделать, – говорит Амари. – Отец приказал адмиралу избавиться от свитка и солнечного камня, но у того ничего не вышло.

– Он не справился потому, что их нельзя уничтожить человеческими руками. Жизнь им дала магия, и только она способна ее забрать.

– Так мы можем это сделать? – настаиваю я. – Можем вернуть магию?

Впервые Лекан улыбается. Надежда загорается в его золотых глазах.

– Приближается солнцестояние, подобного которому не было уже сто лет. Тысячелетие назад Небесная Мать наделила людей своими дарами. Это – последний шанс исправить наши ошибки и пробудить магию.

– Как? – спрашивает Тзайн. – Что нужно сделать?

Лекан разворачивает свиток, рассказывая о его символах и знаках:

– В вековое солнцестояние на северном краю моря Оринион появляется священный остров. На нем стоит храм богов. Нужно взять туда солнечный камень и костяной кинжал и прочитать там древнее заклинание из свитка. Если мы совершим ритуал, то создадим новую кровную связь и защитим магию, которая вернется к нам на сотню лет.

– И каждый предсказатель станет магом? – спрашивает Амари.

– Если сможете совершить ритуал до солнцестояния, каждый предсказатель старше тринадцати лет обретет силу.

Вековое солнцестояние, повторяю я про себя, считая, сколько времени у нас осталось. Инициатические состязания Мамы Агбы проводятся на растущую луну, после ежегодной ловли тигровых рыб. Если солнцестояние приближается…

– Секунду, – кричит Тзайн, – до него ведь меньше месяца!

– Что? – Моя грудь сжимается. – Но что будет, если мы пропустим его?

– Ориша никогда не обретет магию.

Сердце проваливается куда-то вниз, будто меня столкнули со скалы. Меньше месяца или никогда?

– Но магия ведь уже здесь. – Тзайн трясет головой. – Ее возвращает свиток. Если мы покажем его всем предсказателям…

– Не сработает, – прерывает его Лекан. – Свиток не соединяет с Небесной Матерью, он только временно возвращает связь с богиней-сестрой. Без ритуала магия исчезнет после солнцестояния. Восстановить связь с Небесной Матерью – наш единственный выход.

Тзайн вытаскивает карту, и Лекан отмечает путь туда, где должен появиться священный храм. Я молюсь, чтобы место было неподалеку, но вижу удивленные глаза Тзайна.

– Постойте, – вмешивается Амари. – У нас есть свиток и костяной кинжал, но где солнечный камень?

Она с ожиданием смотрит на складки мантии сентаро, но сияющего камня не видно.

– Я отправился за ним в Варри, где его впервые прибило к берегу, затем проследовал в Ибеджи, но духи призвали меня сюда, и вот мы встретились.

– Так у вас его нет? – спрашиваю я.

Лекан качает головой, а Тзайн чуть не взрывается:

– Тогда как мы должны это сделать? Туда добираться-то целый месяц!

Ответ неизменен, как рисунки на стене. Предсказатели никогда не станут магами. Саран будет править.

– Вы можете нам помочь? – спрашивает Амари.

– Я могу указать вам путь, – кивает Лекан. – Но мои силы не безграничны. Только женщина может быть мамалаво. Я не могу провести ритуал.

– Но вы должны, – настаивает Амари. – Вы – единственный оставшийся в живых сентаро!

– Не выйдет. – Лекан качает головой. – Сентаро не похожи на магов. Родство с богами у нас в крови, но, чтобы восстановить связь с Небесной Матерью, нужно совершить ритуал.

– Тогда кто это сделает?

Лекан смотрит на меня пронизывающим взглядом.

– Маг. Тот, кто связан с богами.

Через секунду до меня доходят его слова. Я едва удерживаюсь от нервного смешка.

– Если Небесная Мать вручила тебе свиток руками дочери Сарана, ее воля ясна.

Она ошибается, едва не кричу я. Мне не под силу спасти магов. Я даже себе помочь не могу.

– Лекан, нет. – Живот сводит как тогда, на рынке, когда Амари схватила меня за руку. – Я слишком слаба и никогда не читала заклинаний. Вы говорите, что свиток связывает меня с Ойей, но не с Небесной Матерью.

– Я помогу. Исправлю это.

– Помогите лучше себе или Тзайну. – Я толкаю брата вперед. Даже Амари – лучший вариант, чем я.

Но Лекан берет меня за руку и ведет за собой через зал под куполом. Он отметает мои возражения прежде, чем я открываю рот:

– Боги не ошибаются.

* * *

Пот круглыми бусинами выступает у меня на лбу, когда мы поднимаемся по очередной каменной лестнице. Пролет за пролетом мы взбираемся на вершину горы. С каждым шагом в голове возникает новое предположение, где именно меня ждет провал.

Может, если бы у нас уже был солнечный камень…

Если бы королевская стража не дышала нам в спину…

Если бы Лекан нашел еще кого-то для этого дурацкого ритуала…

Сердце сжимается. Меня пугает возможная неудача, но я вспоминаю папину слабую улыбку, надежду в его глазах. До тех пор, пока магия не вернется, они будут относиться к нам как к грязи. Нам нужен этот ритуал. Он – наша единственная надежда. Без него мы никогда не обретем силу. Аристократы всегда будут относиться к нам как к мухам.

– Мы на месте.

Ступени кончаются, и мы оказываемся под тускнеющим небом. Лекан ведет нас к освещенной каменной часовне на вершине горы, расположенной много выше первого храма. Хотя у входа лежат несколько разбитых плит, место кажется нетронутым. Высокие колонны с изящными арками поддерживают крышу.

– Не может быть, – выдыхаю я, проводя пальцами по вязи сенбарии на одной из колонн. Знаки мерцают в лучах вечернего солнца, проникающих в часовню.

– Сюда. – Лекан указывает на единственный предмет внутри – обсидиановую купель с чистой водой. Жидкость начинает кипеть, когда мы приближаемся, хотя огня нигде не видно.

– Что это?

– То, что пробудит твои силы. Когда я закончу, твой дух обретет связь с Небесной Матерью.

– Вы можете это сделать? – спрашивает Амари.

Лекан кивает, на его губах появляется тень улыбки:

– Это мой долг. Я учился этому всю жизнь.

Он складывает руки домиком, его взгляд затуманивается. Внезапно сентаро поворачивается и смотрит на Амари и Тзайна.

– Вы должны уйти. – Он поднимает руку, указывая в сторону выхода. – Я уже нарушил вековые традиции, позволив вам увидеть, что случилось. Нельзя, чтобы вы присутствовали на нашем священном ритуале.

– Ни за что. – Тзайн закрывает меня собой, напрягаясь всем телом. – Я не оставлю сестру наедине с вами.

– Будь здесь, – шепчет Амари. – А у меня действительно нет права видеть это…

– Нет. – Тзайн протягивает руку, отрезая ей путь, прежде чем она успевает сбежать. – Останься. Без нас никакого ритуала не будет.

Лекан поджимает губы:

– Если останетесь, вы обязаны хранить тайну.

– Клянемся. – Тзайн выставляет вперед ладонь. – Мы ничего не расскажем.

– Не пренебрегайте этой клятвой, – предупреждает Лекан. – Мертвые бы не стали.

Он смотрит на Амари, и принцесса съеживается. Смягчившись, он берется за край обсидиановой купели. Вода вскипает от его касания.

У меня пересыхает в горле, когда я подхожу к купели. В лицо ударяет волна пара. Ойя, помоги. Я и рыбу не могу продать так, чтобы не разрушить деревню. Как я оказалась единственной надеждой магов?

– Если ты согласна, то должна пробудить остальных. – Голос Лекана прерывается. – Небесная Матерь привела тебя сюда…

– Пожалуйста, Лекан. Подумайте. Я не могу быть избранной.

Сентаро щелкает языком и подводит меня к купели.

– Все готово, – говорит он, не обращая внимания на мои слова. – Но сперва я должен тебя пробудить.

Я осторожно забираюсь в купель и медленно погружаюсь в воду по самую шею. Моя одежда всплывает в воде, а жар обволакивает тело, смывая усталость сегодняшнего восхождения.

– Начнем.

Лекан берет мою правую руку и вынимает костяной кинжал из складок мантии.

– Чтобы пробудить божественную силу, нужно принести в жертву божественный дар.

– Это магия крови? – Тзайн подступает ко мне, цепенея от страха.

– Да, – говорит Лекан. – Но твоя сестра в безопасности. Я контролирую ситуацию.

Сердце бьется быстрее: я вспоминаю, какой истощенной была мама, когда впервые использовала магию крови. Безграничная сила разорвала ее мышцы. Даже с помощью целителей потребовался месяц, чтобы она снова смогла ходить.

Мама рисковала, чтобы спасти Тзайна. Будучи ребенком, он едва не утонул. Это жертвоприношение помогло вернуть его к жизни, но, отдав богам свою кровь, сама она едва не умерла.

– Ты в безопасности, – уверяет меня Лекан, как будто читая мои мысли. – Маги по-другому используют этот ритуал. Сентаро управляют процессом.

Я киваю, хотя страх все еще сжимает мне горло.

– Прости меня, – говорит Лекан. – Будет немного больно.

Задерживаю дыхание, когда он разрезает мою ладонь, стискиваю зубы, когда порез начинает кровоточить. Но внезапно боль сменяется изумлением – рану окутывает белый свет. Капли крови падают в воду, и я чувствую, как что-то покидает меня, что-то более важное, чем кровь. Алая жидкость попадает в купель, и вода становится белой. С каждой каплей она становится все горячее.

– Расслабься, – грудной голос Лекана смягчается. – Очисти разум, глубоко вдохни. Освободись от всех земных оков.

Не знаю, что ответить: оков столько, что их не сосчитать. Пламя, бушевавшее в Илорин, до сих пор обжигает меня, в ушах звенят крики Биси. Руки принца сжимаются на моем горле, сдавливая все сильнее…

Я лежу в горячей воде, и напряжение постепенно отступает. То, что меня волнует, перестает быть важным: безопасность папы, гнев Инана… Груз вины падает с плеч. Я качаюсь в волнах, пока даже мысль о маминой смерти не рассеивается, как пар.

– Хорошо, – шепчет Лекан. – Твой дух очистился. Помни, что бы ты ни чувствовала, я рядом.

Одну ладонь он опускает мне на лоб, другую кладет на сердце и произносит заклинание:

– Омо Мама, Арабинрин Ойя. Си эбун ийебийе ре. Ту идан мимо ре силе.

Что-то теплое струится под моей кожей. Вода вскипает с новой силой, и я задерживаю дыхание от ее жара.

– Омо Мама…

Дочь Небесной Матери, повторяю я про себя.

– Арабинрин Ойя…

Сестра Ойи.

– Си эбун ийебийе ре…

Открой свой божественный дар.

– Ту идан мимо ре силе…

Освободи священную магию.

Воздух вокруг нас наполняется магической энергией сильнее, чем когда бы то ни было. Она стирает воспоминание о прикосновении Инана и превосходит волну, поднявшуюся во мне, когда я впервые взяла в руки свиток. Магия наполняет все мое существо, пульсирует внутри, когда Лекан погружает мою голову в воду. Прижимает меня затылком ко дну купели, новый воздух наполняет мне грудь. Я наконец понимаю слова Мамы Агбы.

Такое чувство, что я снова могу дышать.

– Омо Мама…

Вены под кожей набухают, чувствую, как мои силы растут, готовые вырваться наружу. Перед глазами танцуют красные полотна, вздымаясь волнами, закручиваясь в смерчи. Я теряюсь в этом восхитительном хаосе и вижу Ойю. Огонь и ветер танцуют вокруг нее, играя алыми шелками юбки.

– Арабинрин Ойя…

Этот танец потрясает меня, освобождая все скрытое внутри. Он обжигает, и все же моя кожа холодна, как лед. Меня несут неведомые волны.

– Си эбун ийебийе ре! – кричит Лекан над водой. – Ту идан мимо ре силе!

Последний чудовищный рывок, и магия вырывается на волю, струясь из каждой поры. Она проникает в каждую жилку, вливается в кровь, наполняет мой разум. В ее свете я вижу конец и начало, неразрывную связь всех жизней.

Алый гнев Ойи смерчем обнимает меня.

Серебряные глаза матери сияют во тьме…

* * *

– Зели!

Открываю глаза и вижу над собой Тзайна. Брат трясет меня за плечи.

– Ты в порядке? – спрашивает он, склоняясь через край купели.

Я киваю, но не нахожу слов: ими не выразить то, что я чувствую. Я чувствую только странное покалывание под кожей.

– Можешь встать? – спрашивает Амари.

Я пытаюсь подняться из купели, но мир кружится перед глазами.

– Лежи, – советует Лекан. – Твоему телу нужен отдых. Магия крови отнимает много сил.

Мне нужен отдых. Отдых, который я не могу себе позволить. Если Лекан не ошибается насчет солнечного камня, нам нужно отправляться в Ибеджи и найти его, иначе я не смогу закончить ритуал. Времени и так мало: до солнцестояния всего три четверти луны.

– Переночуйте здесь, – настаивает Лекан, угадывая мое беспокойство. – Пробудить магию – все равно что обрести новое чувство. Твоему телу нужно время, чтобы восстановиться.

Я киваю и закрываю глаза, прислонившись к холодному камню. Завтра начнешь. Отправишься в Ибеджи и найдешь камень, затем поплывешь на священный остров и проведешь ритуал.

Я повторяю план снова и снова, пока это не убаюкивает меня. Ибеджи. Камень. Остров. Ритуал. Мое сознание медленно погружается в мягкую тьму, все вокруг меркнет. Я почти засыпаю, когда Лекан хватает меня за плечи и ставит на ноги.

– Кто-то приближается, – кричит он. – Скорее! Нужно идти!

Глава девятнадцатая. Инан

…Притащил нас на край света…

…Почему они не скажут, что она украла…

…Если венценосный ублюдок думает, что я собираюсь сдохнуть на этой скале…

– Помедленней, Инан! – кричит Каэя снизу. Мне требуется время, чтобы понять: это не один из терзающих меня голосов.

Чем ближе я к Шандомблю, тем громче они становятся.

Проклятые небеса. Жалобы стражников, словно злые пчелы, жужжат у меня в голове. Я не желаю их слышать, но не могу подавить магию. При первой же попытке тело охватит дрожь, и ноги соскользнут со скалы.

Колдовская сила овладевает мной, разъедает изнутри, но у меня нет выбора. Ослабев от борьбы, я не смогу подняться в горы.

Придется впустить в себя тьму. Это мучительнее, чем пламя, вспыхивающее в моей груди всякий раз, когда я загоняю магию внутрь. Каждый раз, как я слышу чужие мысли, кожа зудит, от каждого всплеска чужих эмоций дрожат губы.

Ядовитая магия растекается по венам, как тысяча пауков, ползающих под кожей. Она хочет больше. Проклятие жаждет поработить меня.

Пошатнувшись, я оступаюсь. Камни под ногами лавиной срываются вниз. Я тяжело дышу, прильнув к стене, ногой отыскивая новую опору.

– Инан! – кричит Каэя с нижнего склона, скорее отвлекая, чем помогая мне. Она ждет с животными и солдатами, пока я намечаю путь. Веревка и кремень выпадают у меня из кармана, когда я пытаюсь сохранить равновесие. Венец Амари летит следом.

Нет!

Несмотря на риск, я отрываю от скалы левую руку и ловлю его. Когда мне удается найти новую опору, воспоминания, от которых я не могу избавиться, вновь всплывают в голове.

– Бей, Амари!

Приказ отца разносится среди каменных стен королевского подземелья. Здесь, внизу, его слово – закон. Ручка Амари трясется, она едва может поднять железный меч.

Он не похож на деревянные мечи, на которых нас заставляли биться раньше, – потемневшие от времени, оставляющие синяки, но не раны. Этот железный меч острый, с зазубренным клинком. От удара таким синяков не бывает. Польется кровь.

– Я сказал, бей! – гремит голос отца. Этого приказа нельзя ослушаться. Амари мотает головой и роняет меч.

Я вздрагиваю, когда он ударяется об пол с резким, громким лязгом. В нем звучит вызов.

Подними его! – хочется закричать мне.

Если она ударит, я попробую просто защититься.

– Бей, Амари.

Голос у отца такой низкий, что мог бы расколоть камень.

Амари обхватывает себя за плечи и отворачивается. По ее лицу текут слезы.

Тогда отец увидел в ее неподчинении слабость. Спустя все эти годы я думаю, это была сила.

Отец поворачивается ко мне. Вижу его темное лицо среди бегущих по стенам теней.

– Твоя сестра подчинена своим эмоциям. Как король ты должен выбрать Оришу.

Все вокруг будто исчезает. Стены зала давят на меня. Приказ отца эхом гремит в моей голове. Приказ бороться с собой.

– Бей, Инан! – Гнев загорается в его глазах. – Ты должен сражаться!

Амари кричит и закрывает уши руками. Хочу встать рядом с ней. Защитить ее, спасти, пообещать, что мы никогда не будем биться снова…

– Долг превыше всего. – Голос отца становится хриплым. – Покажи мне, что можешь быть королем.

В этот миг все замирает.

Я бегу вперед, сжимая свой меч.

– Инан!

Крик Каэи возвращает меня к реальности, пробиваясь сквозь пелену воспоминаний.

Я прижимаюсь к скале, одна нога все еще висит в воздухе. Застонав, я продолжаю подъем, не останавливаясь, пока не достигаю следующего хребта. Пот льется с меня ручьем. Большим пальцем я глажу узорную печать на венце Амари.

Мы никогда не говорили об этом. Ни разу. Даже после стольких лет. Амари была слишком добра, чтобы вспоминать, я слишком напуган. Но между нами пролегла незримая пропасть. Амари никогда не возвращалась в то подземелье, а я из него так и не ушел.

Мышцы дрожат от усталости, но я вешаю венец на пояс и продолжаю путь. У меня мало времени. Однажды я подвел сестру, больше этого не случится.

Когда поднимаюсь на ноги, то необычайно отчетливо чувствую след предсказательницы. Она не может это контролировать. Соленый морской запах ее души так силен, что заглушает аромат растущих здесь бромелий. Я медлю, а затем замечаю раздавленный стебель у ног.

Их следы…

Она была здесь. Мы уже близко.

Убей ее, подсказывает мне сердце, пока я поднимаюсь по хребту. Убей ее и уничтожь магию.

Когда девчонка попадет мне в руки, все эти страдания окупятся. Я верну себе королевство.

Венец Амари бьет по бедру, когда я лезу наверх. Тогда я не смог спасти ее от отца. Сегодня спасу – от нее самой.

Глава двадцатая. Зели

– Быстрее, – кричит Лекан, когда мы бежим по залам храма. Тзайн несет меня на плече, крепко удерживая за талию.

– Кто это? – спрашивает Амари, хотя дрожь в ее голосе выдает, что она уже знает ответ. Брат однажды наградил ее шрамом. Откуда нам знать, что этого не произойдет вновь?

– Мой посох, – мычу я. Говорить ужасно трудно, но он мне нужен. Для драки. Для того, чтобы мы остались живы.

– Ты едва держишься на ногах. – Тзайн подхватывает меня прежде, чем я падаю с его спины. – Замолчи! И, ради богов, держись крепче!

Мы останавливаемся перед стеной в конце зала, и Лекан прижимает ладонь к камням. Символы на его коже оживают и струйкой перебегают на стену. Когда на его правой руке не остается знаков сенбарии, каменная плита со щелчком отходит в сторону, открывая тайную золотую комнату. Мы проходим в роскошное помещение, с пола до потолка забитое свитками.

– Мы здесь спрячемся? – спрашивает Тзайн.

Лекан исчезает за огромной полкой и возвращается с кучей черных свитков.

– Мы здесь, чтобы забрать эти заклинания, – объясняет он. – Если она будет мамалаво, ей нужно набраться опыта.

Не успевает Тзайн возразить, как Лекан засовывает их в мою кожаную сумку вместе со свитком.

– Отлично, – говорит он. – Следуйте за мной!

Мы бежим за Леканом по лабиринтам храма, спускаемся по бесконечной лестнице. Открывается другой тайный проход, и мы выходим из потускневших стен, радуясь жаре джунглей.

Даже ночью моя голова разрывается. Гора полна звуков. Вместо гула магической энергии, окружавшего меня прежде, в воздухе звенят оглушительные крики и плач. Тени убитых сентаро обступают меня, словно я притягиваю их магнитом.

Пробудить магию – все равно что обрести новое чувство, приходят на ум слова Лекана. Твоему телу нужно время, чтобы восстановиться.

Только времени на это нет. Магия подавляет все прочие чувства, я почти ничего не вижу, в глазах то и дело мутнеет. Тзайн несется по валунам. Лекан уводит нас в джунгли, когда я вспоминаю:

– Найла!

– Подождите, – резко останавливаясь, шепчет сентаро Тзайн. – Наша леонэра осталась у храма.

– Мы не можем рисковать…

– Нет! – кричу я. Тзайн прижимает мне руку к губам, чтобы заглушить звук. Преследуют нас стражники или нет, я не оставлю свою лучшую подругу.

Лекан раздраженно вздыхает, но мы крадемся к храму. Я вижу все хуже, когда он подводит нас ближе, вжимаясь в стену, чтобы заглянуть за угол.

Среди черепов и руин замечаю спешивающегося Инана. Он приказывает адмиралу и солдатам пришпорить зверей, чтобы быстрее миновать последний хребет. В его глазах – безумный огонь, желание найти нас, ставшее только сильнее. Я пытаюсь отыскать принца, который дрожал в ловушке вызванного им сна, но вместо этого вижу руки, смыкающиеся у меня на горле.

За спиной у Инана три стражника взбираются по каменистой насыпи и разбитым костям. Они уже близко. Слишком близко, чтобы мы успели спрятаться.

– Сун эми окан, сун. Сун эми окан, сун. – Лекан шепотом читает заклинание. Осторожно, словно продевает нитку в иголку, чертит круги посохом. От его слов в воздухе появляется завиток белого дыма. Извиваясь, он опускается вниз.

Спи, дух, спи, перевожу я. Спи, дух, спи…

Мы смотрим, как дым змеей ползет по земле, а затем обвивается вокруг ноги ближайшего стража и сжимается кольцом, пока не проникает ему под кожу. Стражник падает вперед, растянувшись на груде камней. Его глаза затягивает белый дым Лекана, и он теряет сознание.

Белый дым подползает ко второму солдату. Пока он струится по земле, Инан и адмирал переводят жуткую белую леонэру через хребет.

– Лекан, – шипит Амари, и бусины пота выступают у нее на лбу. Слишком медленно, мы не успеем. Они найдут нас прежде, чем мы скроемся.

Речь Лекана ускоряется, он вращает посохом, будто помешивает тубани в железном горшке. Духи скользят к последнему стражу, который уже приближается к Найле. В ее желтых глазах загорается хищный огонь. Нет. Найла, пожалуйста…

– А-а-а! – душераздирающий крик стражника пронзает воздух. Птицы срываются с ветвей. Кровь хлещет из его бедра. Рядом с ним стоит Найла, скаля огромные клыки.

Инан резко разворачивается, в его глазах читается пугающая ярость. Он смотрит на меня взглядом хищника, наконец настигшего жертву.

– Найла!

Моя леонэра несется по щебенке и разбитым камням. Несколько прыжков, и она рядом. Тзайн быстро закидывает меня в седло и дергает поводья. Инан и адмирал обнажают мечи. Прежде чем они успевают настичь нас, Найла срывается с места. Камни разлетаются у нее из-под лап, когда она несется по узкому хребту.

– Сюда! – указывает Лекан на густой подлесок. – Через пару километров будет подвесной мост. Если мы переберемся на ту сторону и перережем веревки, они не настигнут нас!

Тзайн напрягает все силы, чтобы удерживать поводья. Найла несется сквозь джунгли с головокружительной скоростью, петляя между лиан и огромных стволов. Вглядываясь в листву, я замечаю вдалеке мост, но дикий рев неподалеку напоминает, что Инан у нас на хвосте. Я оборачиваюсь: толстые ветки хлещут по шкуре огромного снежного леопанэра, продирающейся сквозь джунгли. Приближаясь, зверюга обнажает свои ужасающие клыки – она жаждет крови, как и ее хозяин.

– Амари! – кричит Инан.

Принцесса цепенеет и сильнее прижимается ко мне.

– Быстрее!

Найла и так бежит быстрее, чем когда-либо, и все же находит в себе силы поднажать. Ее галоп спасает нам жизнь, не давая преследователям сократить дистанцию. Мы молнией проносимся сквозь джунгли, но останавливаемся перед шатким мостом. Он качается от ветра, старые лианы удерживают прогнившие доски.

– Переходим один за другим, – приказывает Лекан. – Всех сразу он не выдержит. Тзайн, ты первый, следом Зели…

– Нет. – Я спрыгиваю на землю, но едва не падаю. Мои ноги подгибаются, но я заставляю себя быть сильной. – Сперва Найла, она медленнее всех.

– Зел…

– Идите! – кричу я. – У нас нет времени!

Тзайн стискивает зубы и берет Найлу под уздцы. Ведет ее по скрипучему мосту, вздрагивая на каждом шагу – доски протяжно стонут у них под ногами. Когда они оказываются на другой стороне, я подталкиваю Амари вперед, но она не отпускает моей руки.

– У тебя нет сил, – возражает она. – Одна ты не перейдешь.

Она толкает меня на мост, и внутри все переворачивается, когда я опускаю глаза. Между прогнивших досок виднеются острые, устремившиеся к небу скалы, готовые проткнуть каждого, кому не посчастливится упасть.

Я закрываю глаза и хватаюсь за лианы. Они уже почти протерлись и вот-вот порвутся. Ужас сдавливает грудь так сильно, что я не могу дышать.

– Смотри на меня, – приказывает Амари, заставляя меня открыть глаза. Хотя сама она трясется, решимость горит в ее янтарном взгляде. В глазах снова мутнеет. Принцесса берет меня за руку и тянет за собой, переводя с одной скрипящей доски на другую. Мы уже на середине, когда из леса выбегает Инан, адмирал следует за ним.

Слишком поздно. Нам не успеть…

– Агбайо ово авон ориша! – Лекан ударяет посохом в землю. – Я ми ни агбара а рэ!

Его фигура вспыхивает ярким белым светом, который охватывает всадников. Он роняет посох и поднимает руки. Следом в воздух взлетают звери. Инан и адмирал в ужасе спрыгивают с леопанэров, а Лекан отводит руки назад и бросает зверей с утеса.

О боги…

Падая, они пытаются найти опору и зацепиться, но только корчатся и хватают когтями воздух. А затем издают дикий рев и навсегда замолкают, пронзенные скалами.

Ужас и ярость охватывают адмирала. С гортанным криком она вскакивает на ноги и несется к Лекану, обнажив меч.

– Грязная муха!

Она приближается, но застывает, пойманная в ловушку его магии. Инан бежит следом, но его тоже останавливает белый свет. Еще одна муха в паутине Лекана.

– Бегите! – кричит сентаро. Вены набухают под его кожей. Амари тащит меня за собой так быстро, как может, хотя мост проседает под каждым нашим шагом.

– Беги! – кричу я ей. – Двоих он не выдержит!

– Ты не можешь…

– Смогу. – Я заставляю себя открыть глаза. – Просто беги. Если ты не сделаешь этого, мы обе упадем.

Глаза Амари блестят от слез, но времени спорить нет. Она несется по мосту и, прыгнув на хребет, приземляется на другой стороне.

Мои ноги подкашиваются, но я продолжаю идти, вцепившись в лианы. Давай. На кону жизнь Лекана. Я сделаю это…

Лиана обрывается. Ком подступает к горлу. Мост уходит у меня из-под ног. Я пытаюсь найти опору, хватаюсь за доску, и чувствую, как мост ударяется об утес.

– Зели! – хрипло кричит Тзайн, глядя с утеса вниз.

Преодолевая дрожь в теле, пытаюсь взобраться на каменный выступ и слышу, как камешки срываются вниз. Он меня не выдержит.

– Лезь к нам!

Полными слез глазами вижу, что сломанный мост теперь похож на лестницу. Мне нужно подняться на три доски вверх, чтобы дотянуться до рук Тзайна.

Три доски отделяют меня от смерти.

Лезь! Приказываю я себе, но мое тело не двигается. Шевелись! Давай же!

Дрожащей рукой хватаюсь за доску и подтягиваюсь.

Раз.

Хватаюсь за следующую и подтягиваюсь снова. Сердце замирает в груди, когда рвется еще одна лиана.

Два.

Еще один рывок. Ты сможешь. Не за тем ты зашла так далеко, чтобы умереть. Я тянусь к последней доске.

– Нет!

Она ломается под моим весом.

Мгновение кажется вечностью. Ветер с яростью ударяет мне в спину, увлекая вниз, навстречу смерти, и я закрываю глаза, готовясь ее принять, как вдруг…

Неведомая сила подбрасывает меня вверх, так что дух захватывает. Белый свет струится по коже. Магия Лекана.

Словно невидимая рука бога, его сила поднимает меня прямо в руки Тзайна. Я оборачиваюсь к нему, и в тот же момент адмирал освобождается от власти заклятия.

– Лекан…

Меч адмирала пронзает сердце сентаро. С секунду он стоит с широко раскрытыми глазами, затем посох выпадает у него из руки. Кровь Лекана орошает землю.

– Нет! – кричу я.

Адмирал вытаскивает меч, и безжизненное тело Лекана падает на землю. Его дух покидает тело и сливается с моим. На секунду я вижу все его глазами.

Он бежит по землям храма с детьми сентаро, его золотой взгляд полон света. Он замирает, когда мамалаво разрисовывает его, нанося на кожу прекрасные белые узоры. Его душа рвется из груди, когда он снова и снова блуждает среди руин и тел близких. Его дух взмывает в небо, когда он совершает свое первое и единственное пробуждение…

Видение обрывается, и остается лишь шепот, постепенно угасающий в сознании:

– Живи, – шепчет его дух. – Сделай все, чтобы выжить.

Глава двадцать первая. Инан

До этого дня магия была безлика.

Она умерла одиннадцать лет назад, оставшись в байках бродяг и перешептывании прислуги. О ней напоминал лишь страх в глазах отца.

Магия не дышала. Она не была для нас угрозой или орудием нападения.

Не убивала моих зверей, не удерживала меня в своем плену.

Я смотрю с утеса вниз. Тело Лулы выгнулось, пронзенное зазубренной пикой. Ее глаза открыты и безжизненны, на пятнистой шкуре брызги крови. В детстве я видел, как она загрызла дикого гориллиона в два раза больше ее самой.

Столкнувшись с магией, она не могла даже бороться.

– Раз, – шепчу я, отшатываясь от ужасного зрелища. – Два… Три…

Хочу замедлить свой пульс, но сердце стучит все быстрее. Разве можно говорить о каких-то маневрах и контратаках? Перед лицом магии мы – муравьи.

Смотрю на процессию насекомых и вдруг чувствую что-то липкое под каблуком сапога. Отступаю и следую по алым каплям к трупу мага. Кровь все еще течет у него из груди.

Я изучаю его. В первый раз в жизни вижу мага. Живым он казался в три раза больше, словно зверь, облаченный в белые одежды. Символы, покрывающие его кожу, светились, когда он бросил наших зверей в бездну, но после смерти они исчезли. Без своей силы он кажется обычным человеком. Хрупким и слабым.

Но даже мертвый, маг пугает меня. Моя жизнь была у него в руках. Он мог оборвать ее.

Я сдавливаю отцовскую тусклую пешку, кожа зудит, когда я отхожу от трупа. Теперь мне ясно, отец. С магией мы умрем. Но без нее…

Мой взгляд опять скользит к мертвецу – к рукам, наделенным небесным даром, способным подчинить себе всю землю. Не знаю, что станет с Оришей, но если хочу завершить начатое…

Горечь обжигает язык, когда я обдумываю новую стратегию. Их колдовство – это оружие, значит, мое тоже может им стать. Если есть маги, способные столкнуть меня с утеса мановением руки, магия – мой единственный шанс вернуть свиток.

От одной мысли об этом у меня встает ком в горле. Если бы отец был здесь…

Я опускаю глаза на пешку и слышу его слова в своей голове: «Долг превыше всего».

Цена не важна. Я обязан защитить Оришу, даже если придется предать все, что мне дорого. Я отпускаю пешку и впервые расслабляюсь, позволив магии овладеть собой.

Это начинается незаметно. Я поднимаю голову. Что-то теплое расползается по моим жилам. Обруч, сжимавший грудь, исчезает, и сила, которую я подавлял, растекается под кожей. От ее пульсации желудок сжимается, отзываясь на охватившее меня отвращение.

Впрочем, враги будут использовать магию против нас, так что, если я хочу исполнить свой долг и спасти королевство, придется играть по их правилам.

Растворяюсь в жарком гуле, пульсирующем внутри. Медленно от тела сентаро отделяется голубое облачко воспоминаний, затем обвивается вокруг его головы. Когда я касаюсь дымки, ощущаю душу мертвеца: ее странный, резкий запах горящих дров и углей.

Мои губы непроизвольно искривляются, когда я тянусь к его ускользающей душе, вместо того чтобы бежать прочь, и ловлю ее. Передо мной появляется воспоминание об одном из тихих деньков, когда его храм был еще полон жизни. Он бежит по подстриженной траве, держась за руки с другим мальчишкой.

Чем больше я расслабляюсь, тем ярче видение. До меня долетает порыв свежего ветра. Я слышу песню, звенящую вдалеке. Каждая деталь становится четкой и ясной, как будто это мои собственные воспоминания. Я узнаю еще кое-что – его имя. Что-то простое…

Лекан.

Металлические каблуки звенят по каменному склону.

О небеса! Вздрогнув, я подавляю магию. Запах жженого дерева и угля вмиг исчезает, на его место приходит острая боль в желудке. Голова кружится после видения, и я лихорадочно массирую переносицу.

Секунду спустя из леса выходит Каэя. Мокрые от пота волосы липнут к коричневой коже, испачканной кровью мага. Когда она приближается, я тянусь к застежке, чтобы убедиться, что шлем по-прежнему скрывает волосы. Еще немного, и она бы поняла…

– Другого пути нет, – вздыхает она, опускаясь рядом. – Я прошла километр. Мост разрушен, и мы не можем достичь следующей горы.

Видимо, Лекан был умным – выбрал единственный путь, который позволил бы им бежать.

– Я говорила ему не делать этого. – Каэя снимает черный нагрудник. – Знала, что ничего не выйдет.

Адмирал устало закрывает глаза.

– Он обвинит меня в возвращении магии и никогда больше не посмотрит на меня, как прежде.

Я знал, о каком взгляде она говорит. Как будто она была солнцем, а он – небом. Этим взглядом отец смотрел только на нее, когда думал, что никто не видит.

Наклоняюсь и поправляю сапог, не зная, что сказать. Каэя никогда не теряла при мне присутствия духа. До этого дня я думал, она – из железа.

В ее отчаянье я вижу свое поражение. Так не пойдет. Я должен быть сильным королем.

– Хватит ныть, – обрываю я. – Мы еще не проиграли.

У магии появилось лицо. Значит, я должен использовать новое оружие.

– К востоку от Сокото есть сторожевой пост, – говорю я. Найди ведьму. Найди свиток. – Пошлем им сообщение о разрушенном мосте с твоим огнеястребом. Они могут отправить легион мух на работы, и мы построим новый.

– Отлично. – Каэя прячет лицо в ладонях. – Поможем им вернуться и убить нас, когда они обретут утраченные силы.

– Мы найдем их раньше.

Я убью ее. Я спасу нас.

– Как? – спрашивает Каэя. – Чтобы собрать людей и припасы, нужно много времени. А строительство…

– Три дня, – обрываю ее я. Как смеет она оспаривать мои приказы? Адмирал она или нет, Каэя обязана мне подчиняться.

– Если они будут работать по ночам, то успеют, – продолжаю я. – Эти рабы возводили дворцы и за меньшее время.

– Чем нам поможет мост, Инан? Даже если мы построим его, следы мухи к тому времени исчезнут.

Медлю и смотрю на утес. Соленоватый запах души девчонки почти пропал, растворился среди джунглей. Каэя права: мост не поможет. Я не смогу почувствовать предсказательницу. Разве что…

Поворачиваюсь к храму, вспоминая, как его близость наполнила мою голову голосами. Если он способен на это, значит, возможно, сможеть усилить мою магию.

– Шандомбль. – Я передвигаю фигуры сенет по доске. – Они искали здесь ответы. Может, я тоже что-то найду.

Да, так и надо сделать. Если я узнаю, что усиливает мое проклятие, смогу использовать это, чтобы отыскать след девчонки. Всего один раз.

– Инан…

– Это сработает, – прерываю я. – Призови рабов и следи за возведением моста, пока я отправлюсь в храм. Я найду следы девчонки и узнаю, куда они направлялись.

Опускаю отцовскую пешку в карман. Ветер успокаивает горячую ладонь. Война еще не проиграна. Она только началась.

– Пошли сообщение и собери людей. Я хочу, чтобы к рассвету они были здесь.

– Инан, как капитан…

– Я обращаюсь к тебе не как капитан, – обрываю я. – Как принц.

Каэя цепенеет. Между нами пробегает холодок, я чувствую это, но не отвожу глаз. Отец не терпел бы колебаний.

Я тоже не стану.

– Хорошо. – Она сжимает губы. – Ваше желание – закон.

Она уходит, а я вижу перед собой лицо колдуньи, эти серебряные глаза. Слышу ее озлобленный голос.

Смотрю через пропасть, туда, где ее просоленная морская душа исчезла в зеленой листве.

– Беги, – шепчу я.

Я иду за тобой.

Глава двадцать вторая. Амари

Дома, во дворце, каждое окно в моих покоях выходило во внутренний двор. Отец возвел новое крыло сразу после моего рождения и настоял, чтобы было именно так. Цветение леопардовых орхидей в саду – это все, чем радовал меня внешний мир. Тебе нужно думать лишь о дворце, говорил отец, когда я умоляла его позволить мне выйти за его пределы. Будущее Ориши решается в этих стенах, и ты как принцесса должна быть в курсе всего.

Я пыталась прислушаться к его словам. Притвориться, что придворная жизнь радует меня так же, как мою мать, общаться с другими олойе и их дочерьми. Пыталась получать удовольствие от дворцовых сплетен. Но ночами я проскальзывала на половину Инана и, выходя на балкон, осматривала столицу. Думала о том, что лежит за деревянными стенами Лагоса, какой прекрасный мир мне откроется, когда я окажусь там.

Однажды, шептала я Бинте.

Однажды непременно, улыбалась она в ответ.

Мечтая, я даже представить не могла, что меня ждет пекло джунглей, москиты и острые камни. После четырех дней в пустыне я убедилась, что ад в Орише не один. В пустыне нет ни лисьего мяса, чтобы поесть, ни воды или кокосового молока, чтобы утолить жажду. Все, чем она одаряет нас в избытке, – это песок. Бескрайние горы песка.

Несмотря на шарф, обмотанный вокруг лица так туго, что я едва могу дышать, песчинки забиваются мне в рот, в нос, в уши. Они неиссякаемы, как палящее солнце – последний штрих к портрету этих бесплодных земель. Чем дальше мы идем, тем сильнее у меня чешутся руки развернуть Найлу и отправить ее назад. Но, даже если это произойдет, куда, во имя небес, я пойду?

Родной брат охотится за мной. Отец, вероятно, жаждет моей крови. Я едва ли могу представить, какой ложью мать объясняет мое отсутствие. Возможно, если бы Бинта была во дворце, я бы рискнула приползти обратно, поджав хвост. Но она мертва.

Песок – все, что у меня сейчас есть.

Меня охватывает грусть, тогда я закрываю глаза и представляю себе Бинту. Даже краткого воспоминания о ней хватает, чтобы я почти позабыла о раскаленном аде вокруг. Если бы она была здесь, она бы смеялась над песчинками, застрявшими у нее между зубов. Подруга бы увидела здесь красоту. Она находила ее везде.

Мысли о Бинте уносят меня по волнам воспоминаний, возвращая к нашей жизни во дворце. Однажды утром, когда мы были еще девчонками, я провела ее в покои матери, желая показать мои любимые украшения. Я забралась на туалетный столик, треща о деревнях, которые Инан увидит во время военных смотров.

Так нечестно, хнычу я. Он поедет в Икойи. Увидит настоящее море.

Ты тоже непременно увидишь. Бинта пятится, пряча руки за спиной. Сколько бы я ни просила ее присоединиться ко мне, она говорила, что не сможет.

Однажды. Я надеваю на шею бесценное изумрудное ожерелье матери, очарованная тем, как оно блестит в зеркале. А ты? – спрашиваю я. – Когда мы сбежим, что ты хочешь увидеть?

Что угодно. Взгляд Бинты мутнеет. Все. Она прикусывает нижнюю губу, чтобы сдержать улыбку. Думаю, мне все понравится. Никто в моей семье не бывал за стенами Лагоса.

Почему? Морщу нос и встаю на цыпочки, чтобы достать ларец, где мать хранит старинную корону. Почти до нее дотягиваюсь, наклоняюсь вперед…

Амари, нет!

Прежде чем Бинта успевает остановить меня, я теряю равновесие и, пошатнувшись, переворачиваю ларец. Через пару секунд все содержимое оказывается на полу.

– Амари!

Я никогда не узнаю, почему мать явилась так быстро. Она смотрела на устроенный мной беспорядок, и ее голос отражался от стен арки, ведущей в покои. Я не могла говорить, и вперед вышла Бинта. «Мои глубочайшие извинения, ваше величество. Мне приказали почистить ваши драгоценности. Принцесса Амари хотела мне помочь. Если хотите наказать кого-то из нас, накажите меня», – говорит она.

– Ленивая мерзавка, – мать хватает Бинту за запястье. – Амари – принцесса. Она здесь не для того, чтобы исполнять твои обязанности!

– Мама, это не…

– Тихо, – обрывает мать. Пыхтя от гнева, она тащит Бинту за собой. – Мы слишком мягко обращались с тобой. Кнут пойдет тебе на пользу.

– Нет, мама! Подожди… – кричу я вслед.

Найла оступается, выдергивая меня из омута воспоминаний. Детское лицо Бинты тает в глубинах памяти. Тзайн пытается не дать леонэре сползти по осыпающемуся песку. Я хватаюсь за кожаные стремена, а Зели пригибается, вцепившись в мех Найлы.

– Прости, девочка, – утешает ее Зели. – Обещаю, мы скоро приедем.

– Ты уверена? – хриплю я. Мой голос такой же сухой, как песок, что нас окружает. Не знаю, отчего у меня сжимается горло: от жажды или от воспоминаний о Бинте.

– Мы уже близко. – Тзайн оборачивается и зажмуривается от слепящего солнца. Даже когда его глаза полузакрыты, взгляд, глубокий и темный, гипнотизирует меня. Щеки пылают. – Если мы не доберемся в Ибеджи сегодня, завтра точно приедем.

– Но что, если солнечного камня там нет? – спрашивает Зели. – Вдруг Лекан ошибся? До солнцестояния всего тринадцать дней. Если его нет в Ибежди, мы обречены.

Нет, он не мог ошибаться…

При мысли о неудаче все внутри сжимается. Уверенность, которую я ощутила в Шандомбле, тает. О небо, все было бы гораздо проще, останься Лекан в живых. С его знаниями и магией Инан был бы нам не страшен. Нам бы, наверное, удалось найти солнечный камень. Возможно, мы бы уже плыли к священному острову, чтобы провести ритуал.

После смерти Лекана мы ни на шаг не приблизились к спасению магов. У нас заканчивается время, и мы спешим навстречу смерти.

– Лекан не указал бы нам неверный путь. Камень в Ибеджи. – Тзайн медлит, вытягивая шею. – И если это не мираж – мы тоже.

Мы с Зели выглядываем из-за широких плеч Тзайна. От жары песок плывет волнами, размывая горизонт, но за пыльной завесой проступают очертания растрескавшейся глиняной стены. К моему удивлению, мы лишь одни из множества путешественников, стекающихся к городу со всех направлений. В отличие от нас некоторые путники едут караванами, в повозках из крепких бревен, украшенных золотом, – таких вычурных, что становится ясно: они принадлежат знати. Меня охватывает возбуждение, когда я прищуриваюсь, чтобы рассмотреть все получше. В детстве я слышала, как однажды отец предупреждал генералов об опасностях пустыни – края, управляемого владыками земли. Он утверждал, что их магия способна превратить каждую песчинку в смертельное оружие. Позже ночью я рассказала об этом Бинте, пока она расчесывала мне волосы.

Это неправда, сказала она. Владыки земли, живущие в пустыне, – мирный народ. С помощью магии они возводят города из песка.

Тогда я представила, на что должен быть похож песчаный город, неподвластный законам и принципам нашей архитектуры. Если владыки земли действительно управляли пустыней, эти прекрасные поселения должны были рассыпаться и исчезнуть после их смерти.

Однако спустя четыре дня пути по пустыне мы наконец оказываемся в захудалом городке Ибеджи. Он – первый проблеск надежды в этих бесплодных землях. Слава небесам.

Возможно, мы выживем.

Прохудившиеся навесы и глиняные ахэре встречают нас за городскими стенами. Как и в трущобах Лагоса, запорошенные песком хижины выглядят приземистыми и крепкими. Они утопают в обжигающих лучах. Самые крупные возвышаются вдалеке. На них хорошо знакомая мне печать. Резной снежный леопанэр блестит на солнце, обнажив угрожающе острые клыки.

– Сторожевой пост, – хриплю я, замирая в седле. Хотя королевская печать выбита на глиняной стене, она плывет у меня перед глазами, как бархатные знамена в тронном зале отца. После Рейда он отверг прежний символ, изящного рогатого леопанэра, который всегда казался мне защитником. Отец заявил, что нашу власть олицетворят снежные леопанэры: звери, лишенные сожалений. Воплощения чистой ярости.

– Амари. – Шепот Зели обрывает мои мысли. Она спрыгивает с Найлы и туже затягивает закрывающий лицо шарф. Я следую ее примеру.

– Давайте разделимся. – Тзайн спускается со спины Найлы и вручает нам фляжки. – Не стоит, чтобы нас видели вместе. Достаньте воды. Я найду место для ночлега.

Зели кивает и уходит. Тзайн ловит мой взгляд.

– Ты в порядке?

Я вымученно киваю, хотя не могу сказать ни слова. От одного вида королевской печати у меня в горле пересыхает еще больше.

– Просто держись поближе к Зели.

Потому что ты слабачка, кажется, сейчас добавит Тзайн, но в его темных глазах читается забота. Даже несмотря на меч, ты не можешь себя защитить.

Он ласково сжимает мою руку, а затем берет Найлу под узцы и уводит ее прочь. Я гляжу на его мощную фигуру, борясь с желанием отправиться с ним, но шепот Зели отвлекает меня от мыслей.

Все будет хорошо. Я приветливо смотрю на Зели, но она даже не глядит в мою сторону. Я думала, что после Сокото напряжение между нами стало спадать, но все доверие, которое я заработала, исчезло, когда мой брат появился у храма. За эти четыре дня Зели перекинулась со мной всего парой слов, будто это я убила Лекана. Она наградила меня единственным долгим взглядом – в спину.

Мы держимся вместе, спускаемся по пустым улочкам в поисках еды. Горло дерет от мысли о чаше холодной воды, свежей краюшке хлеба и большом куске мяса, но, в отличие от торгового квартала в Лагосе, здесь нет ярких витрин и прилавков с сочными лакомствами. Город кажется таким же бесплодным, как и окружающая его пустыня.

– Боги, – еле слышно ахает Зели и на миг останавливается. Ее охватывает дрожь. Несмотря на палящее солнце, зубы стучат, словно она стоит в ледяной воде. С момента обретения силы она вздрагивает всякий раз, когда духи мертвых оказываются поблизости.

– Их здесь так много? – шепчу я.

Справившись с дрожью, она выдыхает:

– Мы будто идем по кладбищу.

– Неудивительно, здесь такая убийственная жара.

– Не знаю. – Зели оглядывается, туже затягивая шарф. – Каждый раз, когда сталкиваюсь с кем-то из них, ощущаю привкус крови.

Меня тоже пронизывает дрожь, хотя я отчаянно потею. Если Зели чувствует кровь, я не хочу знать почему.

Я останавливаюсь на обочине, пока группа людей проходит мимо. Их лица скрыты шлемами и масками, но на одежде королевская печать Ориши.

Стражники.

Сжимаю руку Зели, и она тянется к посоху. От солдат воняет ликером, некоторые шатаются. Мои ноги трясутся, будто кисель, но они исчезают так же быстро, как появились, растворяются среди глиняных ахэре.

– Соберись! – Зели отталкивает меня, и я едва не падаю на землю. В ее взгляде, в отличие от Тзайна, нет сочувствия. Серебряные глаза полны ярости.

– Прости… – говорить трудно, но я заставляю себя. – Я испугалась стражников.

– Если желаешь играть в маленькую принцессу, сдайся им. Я не собираюсь тебя защищать. Мы здесь, чтобы бороться.

– Это нечестно. – Я обхватываю себя руками. – Я тоже борюсь.

– Видя, что твой отец сделал с этой страной, на твоем месте я старалась бы чуть больше.

С этими словами Зели отворачивается и, поднимая тучу песка, срывается с места. Мое лицо горит, я спешу за ней, стараясь держаться подальше.

Мы шагаем к главной площади Ибеджи, минуя низкие хижины из красной глины и кривые улочки. Приближаясь к центру, видим аристократов. Их выдают яркие шелковые кафтаны и следующие по пятам слуги. Я никого не узнаю, но все же поправляю шарф, опасаясь, что малейшая щелочка меня выдаст. Что они здесь делают, так далеко от столицы? Богачей на улицах больше, чем рабочей силы.

Останавливаюсь, потрясенная тем, сколько рабов толпятся на узких улицах. До этого я видела их только во дворце. Они всегда были вежливы, причесаны и чисто одеты – этого желала моя мать. Я считала, рабы живут, как Бинта, под защитой дворцовых стен, и не задумывалась, как они живут за пределами королевства.

– О небеса! – Я едва могу вынести это зрелище. Улицы полны предсказателей – их гораздо больше, чем горожан. Они одеты в лохмотья, все в грязи и волдырях от солнечных ожогов и почти все похожи на живые скелеты. Песок словно бы въелся им в кожу.

– Что происходит? – шепчу я, провожая взглядом процессию закованных в цепи детей. Они совсем еще крохи, даже самые старшие – младше меня. Я ищу поблизости шахты, строящиеся дороги, новую крепость, которую они возводят в этом забытом богами городке, но ничего не вижу. – Зачем они здесь?

Зели провожает взглядом темнокожую девочку с длинными белыми волосами, такими же, как у нее самой. Она одета в рваное белое платье. Ее глаза кажутся пустыми.

– Они в рабстве, – бормочет Зели. – Идут, куда скажут.

– Наверное, не все так плохо? – спрашиваю я.

Зели направляется к посту стражи на главной площади.

Внутри все сжимается. Не от голода – от ужасающей правды. Все эти годы я тихо сидела за столом. Пила чай, пока люди умирали.

Тянусь к воде, чтобы наполнить фляжку. Зели делает то же самое…

Меч стражника опускается прямо перед нами и разрубает край деревянной лохани там, где секунду назад была ладонь Зели. Мы отскакиваем. Мое сердце бьется, словно запертая в клетке птица. Дрожащими от ярости пальцами Зели стискивает спрятанный за поясом посох.

Мои глаза скользят по мечу, и я вижу улыбающегося солдата. От солнца он щурится, но взгляд кажется ясным – кажется, он не пьян.

– Я знаю, что мухи не умеют читать, – рычит он на Зели. – Но, ради небес, научитесь считать.

Острием меча он указывает на старую табличку. Сквозь песок, забившийся в трещины дерева, я вижу надпись: ОДНА ЧАША – ОДИН ЗОЛОТОЙ.

– Вы серьезно? – вскипает Зели.

– Мы можем себе это позволить, – шепчу я и шарю в ее сумке.

– А они – нет! – Она указывает на рабов, которые несут ведра с темной водой, похожей, скорее, на жидкую грязь. И все же сейчас не время для бунта. Как Зели не понимает этого?

– Приносим глубочайшие извинения, – сделав шаг вперед, говорю я самым любезным тоном, на который способна, и почти себе верю. Мать гордилась бы мной.

Я опускаю три золотых монеты в ладонь стражника, беру фляжку Зели, заставляя ее отойти, и набираю воду.

– Держи.

Протягиваю ей фляжку, но моя спутница презрительно щелкает языком. Хватает ее и идет к рабам. Останавливается перед девочкой в белом.

– Пей, – говорит она. – Пока надсмотрщик не видит.

Юная рабыня не медлит. Она жадно пьет – без сомнения, впервые за несколько дней. Девочка делает последний глоток и протягивает фляжку предсказателю, закованному в цепи рядом с ней. Неохотно я протягиваю оставшиеся фляжки другим рабам.

– Ты слишком добра, – шепчет девочка, обращаясь к Зели, слизывая с губ последние капельки влаги.

– Жаль, что я не могу сделать больше.

– Ты уже сделала более чем достаточно.

– Почему вас здесь так много? – спрашиваю я, пытаясь не обращать внимания на сухость в горле.

– Надсмотрщики посылают нас на арену. – Кивком головы девочка указывает на едва видимую тень за городской стеной. Сперва мы не можем ничего рассмотреть среди красных дюн и песчаных барханов, но постепенно вдали проступают очертания амфитеатра.

Небеса…

Я никогда не видела строения столь впечатляющего. Арена состоит из иссеченных ветрами арок и колонн и простирается вглубь пустыни, уходит далеко в бесплодные земли.

– Вы ее строите? – Я морщу нос. Отец никогда бы не позволил рабам возводить сооружение, подобное этому. Пустыня мертва, она не прокормит столько людей.

Девочка качает головой:

– Мы участвуем в состязании. Надсмотрщики говорят, если мы выиграем, наш долг спишут.

– Участвуете? – Брови Зели ползут вверх. – Зачем? Ради свободы?

– И денег, – отзывается раб, сидящий рядом с девочкой. Капли воды текут по его подбородку. – Они обещают целое море золота.

– Нас выбрали не для того, – обрывает девочка. – У аристократов и так полно денег. Им золото ни к чему. Они хотят заполучить сокровище Бабалойе.

– Бабалойе? – недоумеваю я.

– Бога здоровья и болезней, – напоминает Зели. – У каждого божества есть священная реликвия. У Бабалойе это оун эсо айе, драгоценность жизни.

– Это правда? – спрашиваю я.

– Легенда, – отвечает Зели. – История, которую маги рассказывают предсказателям перед сном.

– Это не просто легенда, – возражает девочка. – Я видела сокровище своими глазами. Оно больше похоже на камень, чем на драгоценность, но оно настоящее.

Зели наклоняется к ней.

– Этот камень, – она понижает голос, – как он выглядит?

Глава двадцать третья. Зели

Арена гудит от пьяной болтовни аристократов. Солнце уходит за горизонт. Приближается ночь, но амфитеатр полон света. Фонари висят на каждой колонне. Мы идем сквозь толпу стражников и знати, занявшей свои места на каменных возвышениях. Я держусь за Тзайна, шатаясь, пока мы поднимаемся по древним песчаным ступеням.

– Откуда все эти люди? – бормочет брат. Он проталкивается мимо двух косидан в заляпанных грязью халатах. Несмотря на то что Ибеджи вмещает всего полсотни жителей, тысячи зрителей наполняют трибуны, среди которых много торговцев и богачей. Каждый смотрит в центр арены, предвкушая зрелище.

– Ты дрожишь, – говорит Тзайн, когда мы садимся. Мурашки бегут у меня по спине.

– Тут сотни духов, – шепчу я. – Многие здесь погибли.

– Да, если рабы возводили это место, наверное, умирали здесь дюжинами.

Я киваю и пью из своей фляжки, надеясь избавиться от привкуса крови. Что бы я ни ела и ни пила, ощущение меди на языке остается – слишком много душ вокруг заперто в пекле апади.

Мне говорили, что когда оришане умирают, их благословенные духи отправляются в алафию, страну покоя. Там они забывают муки нашего мира и купаются в божественной любви. Одна из священных обязанностей жрецов – направлять заблудшие души в алафию, а те взамен даруют нам силы.

Но души грешников или умерших насильственной смертью не могут подняться в алафию. Этот мир не отпускает их. Погруженные в свою боль, они остаются в апади, переживая худшие моменты жизни снова и снова.

Будучи ребенком, я думала, что апади – миф, предупреждение, чтобы заставить детей слушаться. Но пробудившаяся во мне жница чувствует страдания этих душ, их непрекращающуюся агонию и вечную боль. Я смотрю на арену, не веря, что все они остались в апади, погибнув в этих стенах. Никогда ни о чем подобном не слышала. Что, во имя богов, здесь случилось?

– Может, осмотримся? – шепчет Амари. – Найдем какие-нибудь улики?

– Давайте подождем начала состязаний, – говорит Тзайн. – Будет легче, когда все отвлекутся.

Застыв в ожидании, я смотрю туда, где за узорными шелками аристократов простирается металлический пол арены. Странное зрелище, если учесть, что нас окружает песок, который забился даже в щели растрескавшихся арок и лестниц. Ищу на нем пятна крови, царапины от меча или отметины огромных когтей, но металл блестит, как новый. Что же это за состязание?

Звенит колокол. Я поднимаю глаза. Толпа возбужденно кричит, все поднимаются со своих мест, и нам с Амари приходится встать на ступени, чтобы видеть происходящее. Улюлюканье становится громче, когда человек в маске и черных одеждах идет по металлической лестнице на платформу, возвышающуюся над ареной. Вокруг него странная аура, что-то властное и золотое…

Распорядитель снимает маску, открывая загорелое, улыбчивое лицо, и подносит к губам металлический рупор.

– Вы готовы?

Толпа оглушительно ревет. Гул вдали нарастает, и вот…

Металлические ворота разъезжаются в стороны, и на арену выплескивается бушующий поток воды. Кажется, это мираж, но она все прибывает и вскоре покрывает весь пол, яростно бурля.

– Как такое возможно? – выдыхаю я, вспоминая худых, как смерть, рабов. Люди умирают от жажды, а они тратят воду на игры?

– Я не слышу вас! – дразнит толпу распорядитель. – Хотите увидеть битву столетия?

Под пьяные крики толпы металлические двери по бокам арены открываются. Один за другим из них выплывают десять кораблей, навстречу волнам искусственного моря. Каждый – почти дюжину метров длиной, с высокими мачтами и спущенными парусами. Они плывут, а на борту матросы занимают свои места за штурвалом или у пушек.

На корме каждого корабля стоит роскошно одетый капитан, но когда я смотрю на команду, сердце замирает.

Одна из гребцов – рабыня в белом, чьи глаза полны слез – та самая девочка, что рассказала нам о камне. Она сжимает весло изо всех сил.

– Этой ночью десять капитанов со всех краев Ориши поборются за сокровище, которого нет у самого короля. Команда, выигравшая бой, будет купаться в море славы и золота! – Распорядитель поднимает руки, и два стражника выкатывают на платформу огромный, полный монет сундук. Вздох восхищения и зависти проносится по трибунам.

– Правила просты: нужно убить всех капитанов и матросов из других команд. В двух прежних битвах выживших не было, но, может быть, сегодня мы коронуем победителя.

Толпа ревет. Капитаны тоже кричат, от обещаний распорядителя их глаза загораются. В отличие от своих беспомощных матросов, они ничего не боятся.

Просто хотят выиграть.

– Капитана, который одержит сегодня победу, ждет особый приз: наша недавняя находка, ценнее всего, что мы предлагали раньше. Не сомневаюсь, именно слухи о ней привлекли вас сюда! – Распорядитель прогуливается по платформе, нагнетая напряжение. Меня охватывает страх, когда он вновь поднимает металлический рупор.

– Победитель заберет не только золото. Он получит камень бессмертия, легендарную реликвию Бабалойе. И вечную жизнь!

Распорядитель вынимает из складок плаща солнечный камень, и я теряю дар речи. Еще более прекрасный, чем на оживших рисунках Лекана, он ослепляет своей магической красотой. Гладкий, размером с кокосовый орех, он переливается то оранжевым, то красным, то золотым. Именно его нам не хватает, чтобы провести ритуал.

– Камень дарует бессмертие? – спрашивает Амари. – Лекан не упоминал об этом.

– Нет, – отвечаю я. – Но он выглядит так, словно действительно может.

– Кто победит, как ты ду…

Прежде чем Амари успевает договорить, в воздухе разносится оглушительный выстрел. Арена содрогается, когда первый корабль дает залп. Два ядра вылетают из металлических зевов, беспощадные к своим мишеням, и топят соседнее судно, в мгновение ока забирая жизни гребцов.

– А-а-ах!

Острая боль пронзает тело, хотя никакой угрозы поблизости нет. Вкус крови на языке становится сильнее, чем прежде.

– Зел, – кричит Тзайн. Или мне это кажется – не могу расслышать его в гуле разъяренной толпы. Корабль тонет, улюлюканье зрителей смешивается в моих ушах с рыданиями мертвых.

– Я чувствую их, – говорю я, стискивая зубы, чтобы не закричать самой. – Ощущаю каждую смерть.

Это тюрьма, из которой мне не выбраться.

От выстрелов дрожат стены. Щепки летят в стороны, и следующий корабль идет ко дну. Трупы исчезают в волнах, окрашивая воду в красный, пока раненые пытаются удержаться на плаву.

Каждая смерть потрясает меня, как гибель Лекана в Шандомбле, каждый дух проникает в душу. Голову наполняют обрывки чужих воспоминаний, а тело чувствует их боль. Я бьюсь в агонии, желая, чтобы этот ужас закончился.

Вижу девочку в белом: она тонет, ее платье покраснело от крови.

Не знаю, сколько это продолжается – десять минут или десять дней.

Когда бойня заканчивается, я не могу ни думать, ни дышать. От десяти кораблей и их капитанов ничего не остается: все мертвы.

– Похоже, еще одна ночь без победителя! – Голос распорядителя перекрывает шум арены. Он намеренно размахивает камнем так, чтобы на приз попадал свет.

Камень сияет над алым морем, озаряя плавающие среди обломков тела. От этого зрелища толпа кричит еще громче, чем раньше. Она снова жаждет крови.

Жаждет новой битвы.

– Выиграет ли кто-то из завтрашних капитанов наш чудесный приз? Мы просто обязаны это увидеть!

Я прислоняюсь к Тзайну и закрываю глаза. Если так будет продолжаться, мы умрем прежде, чем притронемся к солнечному камню.

Глава двадцать четвертая. Инан

Вдалеке разносятся голоса рабов и стук молотков. Им вторят гневные крики Каэи. Она с недовольным видом наблюдает за строительством. Прошло три дня, и мост почти завершен.

Путь на другую сторону скоро будет готов, но я не могу найти никаких подсказок. Неважно, как далеко я зайду, храм останется загадкой, тайной, которая мне не по зубам. Даже не сдерживая свою силу, я не могу выследить девчонку, а времени почти не осталось.

Чтобы успеть, нужно высвободить всю магию. Осознание этого пугает меня – стирает в прах все, во что я верил. Но другого пути нет. Долг превыше всего. Надо защитить Оришу.

Сделав глубокий вдох, я расслабляюсь. Боль в груди отступает, и магия овладевает моим телом. Надеюсь уловить аромат моря, но, как и прежде, чувствую в узких коридорах запах горелого дерева и пепла. Поворачиваю за угол, и видение оглушает меня. В воздухе появляется бирюзовое облачко. Я касаюсь его, позволяя воспоминаниям Лекана наполнить разум.

– Лекан, постой!

Смех отражается от стен, когда я вновь заворачиваю за угол и прислоняюсь к холодному камню. Воспоминания сентаро охватывают меня. Тени детей проносятся мимо, они визжат от восторга, покрытые загадочными символами и обнаженные. Их ликование звенит среди каменных стен.

Они ненастоящие, говорю себе я. Сердце готово выпрыгнуть из груди. Цепляюсь за ложь, но вижу правду в сиянии детских глаз.

Сжимая факел, бегу по узким коридорам храма. На миг запах морской соли разливается в воздухе, проступая сквозь пепел. Я поворачиваю снова и вижу бирюзовое облачко. Подбегаю к нему, и меня охватывает новое воспоминание Лекана. Запах тлеющих углей становится нестерпимым. Воздух дрожит. Раздается нежный голос:

– У вас есть имя?

Я замираю. Тень Амари встает у меня перед глазами. Сестра выжидающе на меня смотрит, в ее янтарных глазах – страх. Запах дыма щекочет ноздри, заставив меня поморщиться. Я в теле Лекана.

– У каждого есть имя, дитя.

– О, я имела в виду…

– Лекан, – его голос звучит в моей голове, – Оламилекан.

Я едва сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться, когда вижу Амари. В одежде простолюдинки она выглядит забавно, и все же это та самая девочка, которую я знал: семь чувств за стеной молчания.

В сознании всплывает мое собственное воспоминание о взгляде, которым мы обменялись над сломанным мостом. Я думал, что спасу ее, но только причинил боль.

– Мое богатство… растет?

Вместо Амари передо мной появляется образ предсказательницы из памяти Лекана. Ее тень мерцает в свете факела.

– Ты помнишь наш язык?

– Только обрывки, – кивает она. – Мама учила меня, когда я была маленькой.

Наконец-то. После всех этих дней неведения запах соли накрывает меня волной. И впервые с тех пор, как наши пути пересеклись, я не хочу вонзить в нее меч. В глазах Лекана она кажется хрупкой и одновременно сильной. Темная кожа девушки блестит в свете факела, призраки прошлого встают со дна серебряных глаз.

Она – избранная, проносится мысль Лекана у меня в голове. Что бы ни случилось, Зели должна остаться в живых.

– Избранная? – говорю я вслух, но вокруг только тишина.

Образы Амари и девчонки тают, я всматриваюсь в поглотившую их тьму. Ее запах исчезает. Я пытаюсь вновь вызвать видение, но тщетно. Приходится идти дальше.

Пока эхо моих шагов блуждает по углам и трещинам храма, я чувствую легкость в теле. Постоянная борьба с проклятием измучила меня. Я не мог даже дышать. Хотя от гула в голове внутри все еще сжимается, тело обретает удивительную свободу. Как будто до этого я долгие годы провел под водой.

Делаю глубокий вдох. Дыша полной грудью, иду по храму, с новыми силами исследуя коридоры. Преследую призраков Лекана, ищу ответы и хочу вновь увидеть девчонку. За следующим углом меня вновь поджидает запах души мага. Я вхожу под купол. Воспоминания Лекана здесь ярче тех, что являлись мне прежде. Бирюзовая дымка расползается по залу. Прежде чем я успеваю подготовиться, зал наполняется ослепительным светом.

Хотя я нахожусь в тени, сознание Лекана озаряет неровные стены. Застыв в удивлении, вглядываюсь в восхитительные фрески, изображающие богов, каждая из которых играет яркими красками.

– Что это? – выдыхаю я, замирая перед прекрасным зрелищем. Кажется, будто рисунки вот-вот оживут. Поднимаю факел, чтобы лучше видеть богов и магов на фресках. Невероятные и захватывающие воображение, эти картины разрушают все, к чему я привык.

В детстве отец внушил мне, что вера в богов – слабость. Что люди просили помощи у теней, отдавали жизни за тех, кого даже не видели.

Я верил во власть. В отца. В Оришу. Но сейчас, видя богов, не могу выдавить ни слова.

Потрясенный, гляжу, как океаны и леса появляются по мановению их рук, как они создают Оришу. Рисунки дышат счастьем, все вокруг наполняется светом, который был мне неведом прежде.

Смотрю на фрески и постигаю правду. Отец не лгал мне в тронном зале: боги существуют. Они живы и связаны с магами. Но если все это так, зачем, во имя небес, одному из них играть со мной?

Я вновь изучаю рисунки, разглядываю свет, который исходит от рук божеств. Увидев одного из них в богатой кобальтовой мантии, я замираю. Колдовство внутри вспыхивает с новой силой.

Бог – высокий мужчина, внушительный и мускулистый. Темно-синее ипеле небрежно падает на грудь, словно шаль, выделяясь на темно-коричневой коже. В его ладонях вьется бирюзовое облачко, подобно дымке моего проклятия. Когда я подношу факел ближе, под кожей головы что-то пульсирует. Появляется новое облачко, и внутри раздается голос Лекана:

– Ори взял покой из головы Небесной Матери и стал богом мыслей, духа и снов. На земле он поделился им со своими последователями, даровав власть над всем, что имеет душу.

– Бог мыслей, духов и снов… – шепчу я про себя, будто собираю мозаику. Голоса, всплески чужих эмоций, странный сон, из которого я не мог выбраться, – это все он. Мой покровитель.

Вместе с осознанием во мне вспыхивает гнев. Как смеешь ты делать это со мной? Несколько дней назад я не имел ни малейшего представления о том, что у меня есть бог-покровитель, а теперь он решил отравить меня.

– Почему? – кричу я, и эхо отражается от стен купола. Жду, что он ответит мне, но вокруг – тишина.

– Ты пожалеешь, – бормочу я еле слышно, не зная, схожу ли с ума или он действительно слышит мой голос среди шума этого мира. Ублюдок заплатит за все. Проклятие, наложенное им на меня, уничтожит все волшебство на свете.

Все внутри горит, тошнота подступает к горлу, когда моя магия освобождается. Нет смысла бороться. Найти ответ можно единственным способом.

Я опускаюсь на пол и закрываю глаза, позволяю миру исчезнуть, пока сила растекается по венам. Если я хочу уничтожить проклятие, она нужна мне вся – без остатка.

А теперь нужно уснуть.

Глава двадцать пятая. Зели

Амари выглядывает в каменный коридор, идущий от арены. Над нашими головами встают полуразрушенные арки, у ног лежат обломки камней. Когда вдали шаги затихают, она кивает, и мы срываемся с места. Петляем меж древних колонн, спешим, чтобы нас не заметили.

С тех пор как умер последний участник битвы, прошло несколько часов. Зрители разбрелись кто куда, стражники осушили красное море арены. Я думала, что ужасные игры закончатся, но с опустевших трибун доносятся удары палок. Стражники приказывают новой группе рабов смыть пятна крови, оставшиеся на полу. Я не могу представить глубину их страданий. Чистить арену сегодня только затем, чтобы завтра на ней умереть.

Я вернусь и спасу их. Проведу ритуал и верну магию. Когда папа выздоровеет, я призову владык земли, и они сравняют эту мерзость с землей. Распорядитель заплатит за каждого убитого предсказателя. Аристократы ответят за свои преступления.

Мысли о мести утешают меня, пока мы прячемся в проеме стены. Закрываю глаза и стараюсь сконцентрироваться. Солнечный камень пробуждает мою аше, я чувствую его сияние, слабое, как лучи солнца на закате. Оно растет, пока энергия камня не касается моих ступней.

– Он под нами, – шепчу я. Мы бежим сквозь пустые залы и спускаемся по лестнице. Чем ближе к проржавевшему полу арены, тем чаще приходится прятаться от других. Достигнув нижнего этажа, мы оказываемся под самым носом у изможденных рабов и мерзких стражников. Палки стучат у нас за спиной. Мы проскальзываем в каменный коридор.

– Он здесь, – тихо говорю я, указывая на огромную железную дверь. Яркий свет сочится сквозь щели, наполняя дверной проем сиянием. Я касаюсь ржавого колеса с огромным висячим замком, запирающего дверь.

Достаю кинжал Тзайна и засовываю острие в замочную скважину. Пытаюсь открыть, но останавливаюсь, не в силах справиться с большим количеством зубцов.

– Ты можешь его взломать? – шепчет брат.

– Я пытаюсь! – этот замок сложнее, чем другие. Чтобы открыть его, мне нужно что-нибудь острое, с крюком на конце.

Поднимаю с пола тонкий ржавый гвоздь и сгибаю его об стену. Закрываю глаза, чтобы почувствовать вращение зубчиков. Не торопись. Давние слова Мамы Агбы звучат в моей голове. Доверься своим чувствам.

Сердце стучит, как молот. В любую секунду готовая услышать шаги за спиной, я вставляю отмычку в замочную скважину и снова пытаюсь, стиснув зубы. Еще один сдвиг влево и… Раздается чуть слышный лязг. Замок открывается. Я едва не плачу от облегчения, но когда пытаюсь прокрутить колесо влево, ничего не выходит.

– Его заело!

Амари следит за коридором, а Тзайн помогает сдвинуть ржавое колесо. Стон металла настолько громкий, что вполне может заглушить голоса стражников, но дверь не поддается.

– Тише, – шепчу я.

– Я стараюсь!

– Старайся лучше…

Колесо с глухим лязгом ломается надвое. Мы смотрим на кусок металла в руке Тзайна. Что, во имя богов, нам теперь делать?

Тзайн пытается выбить дверь. От ударов она дрожит, но не поддается.

– Стражники услышат! – шепчет Амари.

– Нам нужен камень! – тихо отвечает Тзайн. – Как еще мы достанем его?

Я вздрагиваю от каждого удара, но понимаю: брат прав. Камень близко, и я ощущаю его жар, как будто сижу у костра.

Ругательства проносятся у меня в голове. Боги, если бы с нами был хотя бы один маг. Сварщик мог бы вскрыть металлическую дверь, поджигатель расплавил бы ручку.

Полмесяца, говорю я себе. У нас всего полмесяца, чтобы справиться. Если камень нужен к солнцестоянию, мы должны забрать его сегодня.

Дверь сдвигается на миллиметр. Я замираю. Мы так близко, что я чувствую силу камня. Еще несколько ударов, и дверь распахнется. Пара толчков, и он будет у нас в руках…

– Эй!

Голос стражника заставляет нас остановиться. Шаги быстро приближаются к нам, гремя по каменному полу.

– Сюда! – Амари манит нас в комнату, расположенную чуть дальше от нужной нам двери. Вдоль ее стен стоят бочки с порохом и пушечные ядра. Едва мы успеваем спрятаться, как на склад вбегает маленький предсказатель с белыми волосами. Через несколько секунд его настигают распорядитель и стражник. Они останавливаются, увидев приоткрытую дверь зала с солнечным камнем.

– Мерзкая муха! – Губы распорядителя кривит усмешка. – Кто твои сообщники? Кто это сделал?

Прежде чем мальчик успевает ответить, удар трости сбивает его с ног. Он с криком растягивается на каменном полу, и в дело вступает стражник.

Я сжимаюсь, сидя за бочонком, слезы обжигают глаза. Спина мальчишки кровоточит от побоев, но ни один из этих монстров не думает прекращать. Он погибнет от их рук. Умрет из-за меня.

– Зели, нет!

На секунду я замираю, но шепот Тзайна не может меня остановить. Я выхожу из-за бочки, борясь с тошнотой при виде избитого мальчишки. Его кожа разорвана в клочья, спина кровоточит, а жизнь висит на ниточке, которая вот-вот порвется у меня на глазах.

– А ты еще кто, мерзавка? – орет распорядитель, вытаскивая кинжал. Кожа горит, когда он подступает ко мне с черным магацитовым лезвием. К нему спешат еще три стражника.

– Слава богам! – заставляю себя рассмеяться и пытаюсь подобрать нужные слова. – Я вас искала.

Распорядитель недоверчиво щурится и сжимает трость.

– Искала меня? – повторяет он. – В этом подземелье? Рядом с камнем?

Мальчик стонет, и я вздрагиваю, когда стражник бьет его в голову. Истерзанное тело замирает в луже крови. Похоже, этот удар был последним. Почему я не чувствую его душу? Где его последнее воспоминание, последняя вспышка боли? Если он отправился в алафию, я могла бы не почувствовать, но разве можно обрести покой, умирая в таких муках?

Поднимаю глаза на ухмыляющегося распорядителя. Выхода нет. Мальчик мертв. И если я сейчас ничего не придумаю, то присоединюсь к нему.

– Я знала, что вы будете здесь. – Я делаю глубокий вдох. Подойдет только одно объяснение. – Мне хотелось бы участвовать в состязании. Позвольте играть завтра ночью.

* * *

– Ты шутишь! – кричит Амари, когда мы наконец оказываемся в безопасности среди дюн. – Ты видела эту резню. Чувствовала ее. А теперь хочешь принять в ней участие?

– Я хочу достать камень, – кричу я в ответ. – Хочу остаться в живых!

Образ избитого мальчика снова встает у меня перед глазами. Может, так лучше? Лучше умереть под кнутом, чем взорваться на корабле, говорю себе я, но знаю, что это не правда. В такой смерти нет достоинства: ребенка замучили за то, чего он не делал, а я даже не смогла направить его дух в лучший мир. Не помогла ему как жница.

– Арена кишит стражниками, – бормочу я. – Если мы не похитим камень этой ночью, завтра будет поздно.

– Но должен же быть какой-то выход, – вмешивается Тзайн. Песчинки липнут к его перепачканным кровью ногам. – После того, что случилось, они не станут держать камень на прежнем месте. Если мы узнаем, куда его спрячут…

– До солнцестояния остается тринадцать дней. Меньше двух недель, чтобы пересечь Оришу и доплыть до священного острова. У нас нет времени на поиски. Нужно забрать камень и уходить!

– От него не будет толку, когда наши трупы окажутся на арене, – вздыхает Амари. – Как мы выживем? Эти игры всегда заканчиваются смертью!

– Мы не станем играть по их правилам.

Я лезу в сумку и достаю один из черных свитков Лекана. Буквы белеют, образуя слова «Воскрешение мертвых». Работа с заклинаниями – обычное дело для жнецов, первое, чему они учатся. С помощью магии заклинатель призывает души, оказавшиеся в апади, и те помогают ему, а взамен получают возможность попасть в страну покоя.

Из всех заклинаний на свитках Лекана я знала лишь это. Каждый месяц мама уводила группу жнецов на безлюдные вершины Ибадана и проводила обряд, чтобы очистить нашу деревню от заблудших душ.

– Я знаю это заклятие, – объясняю я. – Мама часто им пользовалась. Если я справлюсь, то смогу превратить души всех умерших на арене в настоящих солдат.

– Ты сошла с ума? – кричит Амари. – На трибуне, окруженная духами, ты едва могла дышать. Понадобилось несколько часов, чтобы ты собралась с силами и могла идти без поддержки. Если ты не сумела справиться с ними наверху, почему думаешь, что получится использовать колдовство на арене?

– Души мертвых ошеломили меня, и я не знала, что делать, не была готова. Но если выучу это заклинание и призову их, у нас будет тайная армия. Тысячи разгневанных духов!

Амари поворачивается к Тзайну:

– Скажи ей, что это безумие. Пожалуйста.

Он стоит в нерешительности и скрещивает руки на груди. Взвешивает риск, переводя взгляд с принцессы на меня.

– Попробуй. А там решим.

* * *

Ночь ясна, но пустыня приносит ветер, по своей жестокости сравнимый с палящим солнцем. Хотя он настолько сильный, что вздымает пески вокруг Ибеджи, у меня по спине течет пот. Уже несколько часов подряд я пытаюсь совершить ритуал, но каждая новая попытка хуже прошлой. Наконец я решаю отправить Тзайна и Амари в снятую нами хижину. По крайней мере, так они не увидят моего поражения.

Держу свиток Лекана так, чтобы на него падал лунный свет, пытаясь прочесть слова йоруба под знаками сенбарии. С момента пробуждения магии я прекрасно помню наш прежний язык, так же как в детстве. Но сколько бы я ни повторяла слова, аше не бежит по моим венам. Я не чувствую силы, и чем сильнее становится мое разочарование, тем чаще я думаю, что не должна была этого делать.

– Давай, – сжимаю я зубы. – Ойя, ба ми соро!

Если я рискую жизнью, исполняя волю богов, почему их нет рядом, когда они так нужны?

Я раздраженно вздыхаю и опускаюсь на колени. Провожу рукой по своим белым локонам. Если бы я пробудилась до Рейда, наставница нашего клана научила бы меня заклинаниям еще в детстве. Она бы знала, как выманить мою аше.

– Ойя, пожалуйста! – Я опускаю глаза на свиток, пытаясь понять, что упустила. Это заклинание оживляет мертвых, благодаря ему духи воссоздают свою прежнюю форму из того, что есть под рукой. Если все получится, они восстанут из дюн. Но прошли часы, а я не сдвинула ни песчинки.

Провожу пальцами по строчкам и останавливаюсь, вспомнив о новом шраме на ладони. Поднимаю ее к свету, изучая рану от костяного кинжала. Вспоминаю кровь, которую охватил белый свет там, в храме. Тогда аше бурлила во мне потоком, который способна вызвать лишь одна магия. Если я воспользуюсь ей…

От этой мысли сердце бьется быстрее. Я легко сотворю заклятие и подниму войско мертвецов.

Но, прежде чем поддаться искушению, слышу хриплый голос мамы. Ее неровное дыхание. Вижу ее бледное лицо и трех целителей, днем и ночью сидевших у ее изголовья.

Обещай мне, шептала она, сжимая мою руку, после того как воскресила Тзайна. Поклянись, что ты никогда не используешь магию крови. Если сделаешь это, умрешь. Я обещала ей, поклявшись магией аше, что однажды потечет по моим венам. И не могу нарушить обет, ибо слишком слаба, чтобы совершить колдовство.

Но разве у нас есть выбор? Не может быть, чтобы это было так трудно. Всего несколько часов назад магическая сила пульсировала в моей крови, а сейчас я ничего не чувствую.

Постойте-ка. Смотрю на ладони, вспоминая маленького предсказателя, истекшего кровью у меня на глазах. Я не только не смогла почувствовать его душу, но и не ощущала мертвых уже несколько часов.

Снова изучаю свиток, пытаясь разгадать скрытую в нем тайну. Кажется, что моя магия иссякла на арене. Я не чувствовала ничего с тех пор, как…

Миноли. Девочка в белом с большими, пустыми глазами. Так много всего случилось сразу, что я не поняла, когда ее дух мне ответил. Другие души на арене тонули в агонии и ненависти. Их воспоминания были полны ударов кнутов. Я чувствовала на языке соль их слез, но Миноли привела меня на грязные поля Мины, где она и ее остроносые сестры сажали кукурузу. Солнце палило нещадно, работа была тяжелой, но они пели и улыбались.

Иво ни игбоканле ми ориша, иво ни мо гбойю ле.

Я пою вслух, и мои слова уносит ветер. Я повторяю их, и ее нежный голос звучит в моей голове. Там Миноли провела свои последние секунды. Оставив зверство арены, она вспомнила свою тихую ферму. Вот где она хотела жить. И где умерла.

Миноли, шепчу я про себя заклинание. Эми авон ти о ти сунн, мо ке пе ин ни они. Э пада жаде нину эйя мимо ин. Суре фун ми пелу эбун ийебийе рэ.

Внезапно песок вокруг меня поднимается вверх. Я отшатываюсь, когда пыльный смерч вздымается и опадает к моим ногам.

– Миноли? – тихо спрашиваю я, хотя в глубине души знаю ответ. Закрываю глаза и чувствую запах земли. Гладкие зерна скользят между пальцев. Ее воспоминание такое живое, отчетливое, яркое. Если я вижу его так хорошо, значит, и она где-то рядом.

Простираю руки над песком и повторяю заклятие, вложив в него всю свою веру.

– Миноли, я взываю к тебе. Явись и благослови меня своим драгоценным све…

Белые символы сенбарии перетекают с пергамента на мою кожу. Знаки бегут по рукам, наполняя тело новой силой. Она наполняет легкие, как первый глоток воздуха после долгого погружения под воду. В пыльном смерче, окружившем меня, проступает фигура, грубое подобие девушки.

– О боги, – вскрикиваю я, когда дух Миноли протягивает ко мне руку из песка. Она гладит меня по щеке, и мир погружается во тьму.

Глава двадцать шестая. Инан

Холодный воздух наполняет мои легкие. Я вернулся. Мой сон кажется явью. Еще секунду назад я сидел под изображением Ори, а теперь стою среди танцующих тростников.

– Сработало, – недоверчиво выдыхаю я и провожу рукой по серо-зеленым стеблям. Горизонт все еще теряется во мгле, по небу плывут облака, но кое-что изменилось. В прошлый раз поля казались бескрайними. Теперь поникшие тростники окружают меня кольцом.

Я трогаю еще один стебель, дивясь тому, насколько реалистично выглядят бороздки на их поверхности. Пути отступления и варианты атаки проносятся у меня в уме, хотя мое тело странно расслаблено. Чувствую себя как дома. Это не просто облегчение от того, что не нужно сдерживать магию. Такое чувство, будто я снова дышу. Во сне разлит покой, как будто из всех краев Ориши этот мне всех роднее…

Соберись, Инан. Я тянусь за пешкой, но не могу ее найти, и трясу головой, чтобы избавиться от предательских мыслей. Это не мой дом. Здесь нет покоя. Это – сердце моего проклятия. Если я достигну цели, все это исчезнет.

Убей ее. Уничтожь магию. Долг взывает ко мне. Не хочу подчиняться, но у меня нет выбора. Нужно следовать плану.

Лицо девчонки встает у меня перед глазами. Тростники расступаются от порыва ветра. Она материализуется подобно этим облакам в небе. Ее тело обретает устойчивые очертания, по коже струится синий дымок.

Я задерживаю дыхание, отсчитывая секунды. Когда туман рассеивается, я готов встретиться с девушкой. Ее обсидиановая фигура оживает. Она стоит спиной ко мне. Ее волосы теперь не такие, как раньше. Они не прямые, а вьются и белыми волнами падают ей на спину.

Она оборачивается, такая изящная и грациозная. Но когда ее серебряные глаза встречаются с моими, я вижу в них знакомый мятежный огонь.

– Вижу, ты покрасил волосы. – Она указывает на мою прядь и усмехается. – Нужно добавить цвета. Муху все еще видно.

Проклятье. Прошло только три часа с тех пор, как я нанес краску. Я неосознанно касаюсь пряди. Девчонка расплывается в улыбке.

– Вообще-то, я рада, что ты позвал меня, маленький принц. Сгораю от любопытства: тебя вырастил тот же ублюдок, что и Амари, но она и червяка не убьет. Расскажи, как ты превратился в чудовище?

Покой оставляет мой сон.

– Дура, – шепчу я сквозь зубы, – как смеешь ты оскорблять короля?

– Вижу, тебе понравился храм, маленький принц. Что ты почувствовал, увидев бойню, которую учинил твой отец? Гордишься им? Вдохновлен? Может, тебе не терпится сделать то же самое?

Воспоминания Лекана о других сентаро наполняют мой разум. Озорство в глазах бегущего мальчишки, затем руины и осколки камней, которыми оборвалась его жизнь.

Где-то в глубине души я молился, чтобы это не было делом рук отца.

Чувство вины поражает меня, как меч, вонзившийся в грудь Лекана.

Нельзя забывать, что стоит на кону. Долг превыше всего.

– Эти люди умерли, чтобы Ориша могла жить.

– Неужели? – Зели делает шаг вперед и с издевкой произносит: – Я вижу тень сожаления? Неужто у маленького принца нежное сердце?

– Ты ничего не знаешь! – Я трясу головой. – Ты ослеплена яростью. Мой отец раньше защищал вас, поддерживал магов!

Девчонка фыркает. От ее насмешки я вскипаю.

– Твои люди убили его семью! – кричу я. – Вы сами спровоцировали Рейд!

Она отшатывается, словно от удара.

– Так это я виновата, что солдаты твоего отца ворвались к нам домой и забрали мою мать?

Воспоминание о темнокожей женщине встает перед ней так ясно, что передается мне. Как и у девчонки, у женщины полные губы, высокие скулы и дерзость в глазах. Впрочем, глаза у нее другие – не серебряные, а черные, как ночь.

Это воспоминание пробуждает в Зели темные силы. Ненависть.

– Жду не дождусь, – еле слышно выдыхает она, – когда он узнает, кем ты стал. Посмотрим на твою храбрость, когда отец повернется против тебя.

Я вздрагиваю. Она ошибается. Отец был готов простить измену Амари. Когда с магией будет покончено, он помилует и меня.

– Этого не случится. – Я пытаюсь казаться уверенным. – Я – его сын, и ничто этого не изменит.

– Ты прав, – с ухмылкой говорит она. – Конечно, он позволит тебе жить.

Она поворачивается и скрывается в тростниках, а моя уверенность тает от ее насмешек. Вспоминаю сталь во взгляде отца и начинаю задыхаться. «Долг превыше всего», – слышу я его ровный, бесчувственный голос. Ориша для него – на первом месте.

Даже если это означает мою смерть…

Девчонка вздыхает. Я напрягаюсь и оборачиваюсь, всматриваясь в волнующиеся тростники.

– В чем дело? – спрашиваю я. Неужели я призвал дух отца?

Но ничего не происходит. Не появляется никакой новой тени, по крайней мере, человеческой. Девчонка идет к белому горизонту, и тростники у ее ног расцветают. Они поднимаются, тянутся к солнцу. Она делает еще один осторожный шаг, и зеленое море расступается.

– Во имя неба, что это? – как волна, набегающая на песок, тростники прорастают сквозь горизонт, отодвигая белую границу сна. Во мне пульсирует жар. Моя магия… Она как-то ей управляет.

– Не двигайся! – приказываю я.

Но девчонка срывается с места и бежит навстречу туману. Пейзаж сна подчиняется ее капризу, разрастается и оживает по ее воле. Она уносится вдаль, а тростники у ее ног превращаются в белые папоротники, высокие деревья. Они тянутся к небу, скрывая солнце зубчатыми листьями.

– Прекрати! – кричу я и бегу по новому, рожденному ею миру. От магии, текущей в моей груди, кружится голова.

Несмотря на мои крики, девчонка только прибавляет шагу. Мягкая грязь под ее ногами превращается в камень. Она останавливается, лишь оказавшись на краю высокого утеса.

– О боги, – выдыхает она, глядя на огромный водопад, созданный ее прикосновением. Бурля и пенясь, он ниспадает огромной белой стеной в синее мерцающее озеро, похожее на сапфиры моей матери.

Я изумленно смотрю на нее. Голова все еще гудит от колдовской силы, будто я выпил целую бутылку рома. На краю утеса из трещины в камне выглядывает изумрудная трава. На берегу озера сквозь туман проступает маленькая роща.

– Как, во имя небес, ты это сделала? – спрашиваю я. Новый мир прекрасен, не могу этого отрицать.

Девчонка не отвечает. Вместо этого она снимает одежду, с криком прыгает с утеса и ныряет, подняв тучу брызг. Я смотрю вниз. Она выныривает, вода струится по коже. Впервые с тех пор как мы встретились, она улыбается. В ее глазах – восторг.

Но прежде чем я успеваю что-то понять, передо мной всплывает другая картина, так что я успеваю ее отогнать. В ушах звенит смех Амари, следом несутся окрики матери…

– Амари! – кричит она, хватаясь за стену, чтобы не упасть.

Сестра хихикает и несется прочь, расплескивая по плитам воду из ванны. За ней бежит армия нянек и служанок, но им не под силу остановить целеустремленную кроху. Раз уж юная принцесса решила удрать, этому никто не сможет помешать.

Она не остановится, пока не получит желаемое.

Перепрыгиваю через упавшую няньку и срываюсь с места, задыхаясь от смеха. Рубашка, которую я пытаюсь снять, соскальзывает с головы. Штаны улетают в сторону. Слуги смеются, когда мы проносимся мимо, и затихают, встретившись с матерью взглядом.

Мы подбегаем к королевскому бассейну, как два голых дикаря, и ныряем, осыпая брызгами лучшее мамино платье…

Не помню другого случая, когда Амари смеялась так сильно, что пускала носом воду. После того как я ее ранил, она не доверяла мне – приберегала смех для Бинты.

Воспоминание всплывает, когда я вижу, как купается предсказательница, но чем дольше я смотрю, тем меньше думаю о сестре. Девчонка сбрасывает рубашку. Дыхание замирает у меня в груди. Вода блестит на ее темной коже.

Отвернись. Я отвлекаюсь на трещины в камне. Женщины отвлекают, сказал бы отец. Ты должен думать о троне.

Просто быть рядом с ней, нагой – уже искушение, угроза нерушимому закону, запрещающему союзы магов и косидан. Я это знаю и все же поднимаю глаза, не в силах на нее не смотреть.

Это уловка, думаю я. Очередной трюк, чтобы забраться ко мне в голову. Но когда она вновь выныривает, я не могу найти слов.

Если это уловка, она сработала.

– Ты серьезно? – выдавливаю я. Пытаюсь не замечать прекрасных изгибов тела под водной пеленой.

Она смотрит вверх, прищурившись, будто только что вспомнила, что я существую.

– Прости, маленький принц. Я не видела столько воды с тех пор, как ты сжег мой дом.

Это заставляет меня вновь вспомнить крики жителей Илорин. Пытаюсь раздавить свое чувство вины, как жука. Ложь. Это ее вина. Она помогла Амари украсть свиток.

– Ты безумна. – Я скрещиваю руки на груди. «Отвернись!» – говорю я себе, но продолжаю смотреть.

– Если бы чашка воды стоила золотой, ты сделал бы то же самое.

Золотой за чашку? Я размышляю, когда она скрывается под водой. Даже для короны это слишком дорого. Нигде не стали бы мириться с такими ценами. Даже в…

Ибеджи.

Мои глаза округляются. Я слышал о нечистых на руку стражниках, что управляют городком посреди пустыни. Они достаточно наглы, чтобы взвинтить цены, особенно когда воды мало. Я сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не улыбнуться. Она попалась и даже не знает об этом.

Закрываю глаза, чтобы покинуть сон, но воспоминание об улыбке Амари останавливает меня.

– Моя сестра, – перекрикиваю я рев водопада. – Она в порядке?

Девчонка награждает меня долгим взглядом. Я не жду ответа, но что-то вспыхивает в ее глазах.

– Она боится, – наконец говорит она. – И страшно должно быть не только ей. Ты теперь муха, маленький принц.

Ее глаза темнеют:

– Ты тоже должен бояться.

* * *

Спертый воздух наполняет легкие. Тяжелый, густой и жаркий.

Открываю глаза и вижу над головой изображение Ори. Я вернулся.

– Наконец-то. – Я улыбаюсь. Скоро все кончится. Когда поймаю ее со свитком, магия навсегда умрет.

Пот струится по спине, пока я продумываю план действий. Скоро ли построят мост? Как быстро мы доберемся до Ибеджи?

Я вскакиваю на ноги и беру факел. Надо найти Каэю. Только обернувшись, я понимаю, что она уже здесь. Стоит с обнаженным мечом, направленным мне в сердце.

– Каэя?

Ее ореховые глаза распахнуты от потрясения. Она колеблется, острие меча чуть заметно дрожит в ее руках, но затем адмирал устремляет его прямо мне в грудь.

– Что это было?

– Что именно?

– Не начинай, – шипит она. – Ты бредил. Твоя голова… сияла!

Слова девчонки эхом звучат в моей голове. Ты теперь муха, маленький принц. Ты тоже должен бояться.

– Каэя, опусти меч.

Она сомневается. Смотрит на мои волосы. Прядь… Должно быть, она снова видна.

– Это не то, что ты думаешь.

– Я знаю, что видела! – Пот бежит по ее лицу, собираясь над верхней губой. Держа меч, она решительно подступает ко мне. Я вжимаюсь в стену.

– Каэя, это же я, Инан. Я бы никогда не навредил тебе.

– Как давно? – выдыхает она. – Как давно ты стал… магом?

Она выплевывает это слово, как проклятие. Так, словно я – мерзкое подобие Лекана, а не юноша, которого она знала с рождения, солдат, которого годами тренировала.

– Девчонка заразила меня. Это не навсегда…

– Ты лжешь! – Она презрительно скалится. – Ты… Ты помогаешь ей?

– Нет, я искал следы! – Делаю шаг вперед. – Я знаю, где она…

– Не подходи! – кричит Каэя. Я замираю, подняв руки. Она не узнает меня.

В ее глазах только кромешный ужас.

– Я на твоей стороне, – шепчу я. – И так было всегда. В Илорин я почувствовал, что девчонка направилась на юг, в Сокото понял, что она была у того купца…

Я сглатываю. Сердце колотится, как безумное, – Каэя подходит ближе.

– Я не враг, Каэя. Я один могу ее выследить!

Каэя смотрит на меня. Клинок дрожит в руке.

– Это я, Инан. Принц Ориши. Наследник престола Сарана.

Услышав имя отца, Каэя замирает. Ее меч падает на землю. Слава небесам. Мои ноги дрожат, и я в изнеможении прислоняюсь к стене.

Каэя сжимает голову руками, а затем смотрит на меня:

– Поэтому ты вел себя так странно всю эту неделю?

Я киваю, сердце по-прежнему выпрыгивает из груди.

– Хотел рассказать, но боялся, что ты так отреагируешь.

– Прости. – Она прислоняется к стене. – Но после того, что сотворила та муха, я должна была убедиться. Если ты один из них… – Ее взгляд скользит к моей пряди. – Нужно было удостовериться, что ты на нашей стороне.

– Всегда. – Я сжимаю отцовскую пешку. – Я никогда не колебался и сделаю все, чтобы магия умерла. Хочу спасти Оришу.

Каэя изучает меня, ища подвоха:

– Где теперь эта муха?

– В Ибеджи, – вырывается у меня. – Я уверен.

– Хорошо! – Каэя встает и убирает меч в ножны. – Я пришла, чтобы сказать, что мост построен. Если они в Ибеджи, я соберу людей и выеду ночью.

– Ты соберешь людей?

– А ты немедленно вернешься во дворец, – продолжает она. – Когда король узнает об этом…

Жду не дождусь, – вновь слышу я голос девчонки, – когда он узнает, кем ты стал. Посмотрим на твою храбрость, когда отец повернется против тебя.

– Нет! – кричу. – Я нужен тебе. Ты не сможешь выследить их без моих способностей.

– Способностей? Твоих слабостей, Инан. В любой момент ты можешь предать нас или навредить себе. Что будет, если правда откроется? Подумай, как отнесется к этому король!

– Так нельзя. – Я тянусь к ней. – Он не поймет!

Каэя смотрит в коридор. Она бледнеет и пятится.

– Инан, я должна…

– Ты подчиняешься мне. Я приказываю тебе остановиться!

Но Каэя срывается с места и бежит по темным залам. Я догоняю и сбиваю ее с ног, прижимая к полу.

– Каэя, пожалуйста, просто… О!

Она бьет локтем мне в грудь, и я начинаю задыхаться. Освободившись от моей хватки, адмирал поднимается на четвереньки и ползет к лестнице.

– На помощь! – Ее отчаянный крик разносится по храму.

– Хватит, Каэя! – Никто не должен узнать о том, кем я стал.

– Он один из них! – кричит она. – Был с ними все время…

– Каэя!

– Остановите его! Инан – ма…

Каэя замирает, словно наталкивается на незримую стену. Ее голос обрывается, а тело дрожит. Бирюзовое облачко, вырвавшись из моей ладони, обвивает голову адмирала, парализуя ее точно так же, как магия Лекана тогда. Ее разум пытается освободиться от моей хватки, борется с силой, которой я не знал прежде.

Нет… Я гляжу на свои трясущиеся руки. Не знаю, чей страх сейчас бежит у меня по венам. Я действительно один из них. Один из тех монстров, за которыми должен охотиться.

Каэя корчится и задыхается. Моя магия выходит из-под контроля. Сдавленный крик вырывается из горла адмирала:

– Пусти!

– Я не знаю, как! – кричу я, и страх петлей обвивает мне горло. Храм усиливает мои способности. Чем больше стараюсь подавить магию, тем сильнее она становится.

Крики Каэи становятся громче. Ее глаза наливаются кровью. Кровь течет из ушей, сбегает по шее.

Мысли в голове сменяют одна другую. Все мои планы рассыпаются в пыль. Этого не исправить. Прежде она боялась меня, теперь ненавидит.

– Пожалуйста… – Я пытаюсь остановить это, но не выходит. Нужно подчинить ее. Она обязана меня выслушать. Я – ее будущий король…

Судорожный стон срывается с губ Каэи. Ее глаза закатываются. Бирюзовый свет, связывавший ее, исчезает, и безжизненное тело падает на землю.

– Каэя! – Я подбегаю к ней, прижимаю пальцы к ее шее, но пульс едва прощупывается. Через пару секунд он исчезает.

– Нет! – кричу я, как будто это вернет ее к жизни. Кровь сочится из ее глаз, носа, рта.

– Прости. – Я глотаю слезы. Пытаюсь вытереть ей лицо, но только пачкаю его еще больше. Грудь сжимается, когда я чувствую биение ее крови.

– Прости меня, – перед глазами все плывет. – Мне жаль. Мне так жаль.

– Муха, – выдыхает Каэя.

Все кончено. Ее тело застывает, жизнь окончательно уходит из ореховых глаз.

Не знаю, сколько я сижу над телом адмирала. Струйки крови стекают от головы к бирюзовым кристаллам – знаку моего проклятия. Кристаллы блестят, запах железа и вина наполняет мои ноздри. Вижу воспоминания Каэи.

День, когда она встретила моего отца, то, как она утешала его, когда маги убили его семью. Поцелуй, которым они обменивались среди теней тронного зала, пока Эбеле истекал кровью у их ног.

Мужчина, целовавший Каэю, мне не знаком. Он – король, которого я никогда не встречал. Для него она значила больше, чем солнце.

И я убил ее.

Вздрогнув, отталкиваю от себя труп и отползаю в сторону, в ужасе от кровавого зрелища. Загоняю магию так глубоко внутрь, что аше пульсирует в груди, острая, как меч, который я вонзил в спину Каэи.

Отец не узнает. Это останется чудовищной тайной. Может, он простил бы мое превращение, но никогда не простит ее смерти.

Спустя столько лет магия снова убила его любовь.

Я отступаю назад. Снова, шаг за шагом, и в конце концов бегу от кошмарной ошибки. Остается только один путь.

В Ибеджи.

Глава двадцать седьмая. Амари

Игры еще не начались, но арена воет от возбуждения. Пьяное улюлюканье разносится по каменным залам, зрители жаждут крови. Нашей крови. Я делаю глубокий вдох и сжимаю кулаки, чтобы справиться с дрожью.

Будь смелой, Амари. Голос Бинты звучит у меня в голове так ясно, что на глаза наворачиваются слезы. Когда она была жива, эти слова придавали мне сил, но сегодня они тонут в кровожадных криках.

– Им понравится. – Распорядитель ухмыляется и ведет нашу троицу в подземелье. – Женщины никогда еще не были капитанами. Из-за вас ставки удвоились.

Зели фыркает.

– Рада, что наша кровь стоит дороже.

– С новичками так всегда. – Распорядитель одаривает ее отвратительной улыбкой. – Помни об этом, если возьмешься за дело. Такая мушка, как ты, может заработать кучу денег.

Зели хватает Тзайна за руку прежде, чем он успевает ответить на оскорбление, и награждает распорядителя убийственным взглядом. Ее пальцы непроизвольно тянутся к посоху.

Давай, – шепчу я. Если он потеряет сознание, возможно, мы сможем украсть солнечный камень. Все лучше, чем судьба, ожидающая нас на борту этого корабля.

– Хватит болтать!

Зели делает глубокий вдох и отпускает посох.

Сердце падает. Мы идем дальше. Идем на смерть.

Когда оказываемся в ржавом подземелье, где стоит наше судно, рабы из команды не поднимают глаз. Они кажутся маленькими рядом с огромным корпусом корабля, истощенными после долгих лет рабства. Большинство из них – предсказатели. Самые взрослые на год или два младше Тзайна. Стражник снимает с них оковы. Миг ложной свободы перед бойней.

– Делайте с ними, что хотите. – Распорядитель взмахивает рукой, говоря так, будто перед ним стадо скота. – У вас полчаса, чтобы составить план, затем состязание начнется.

Он разворачивается и покидает темное подземелье. Как только его фигура исчезает в темноте, Тзайн и Зели вынимают из сумок хлеб и фляжки и раздают их людям. Я жду, что рабы накинутся на еду, но они смотрят на черствые лепешки так, словно в первый раз их видят.

– Ешьте, – говорит Тзайн. – Но не слишком быстро. Иначе будет плохо.

Один из предсказателей, совсем мальчик, тянется к хлебу, но изможденная женщина удерживает его.

– Небеса, – не могу сдержаться я. Ему, наверное, не больше десяти.

– Что это? – спрашивает косидан постарше. – Последний пир?

– Никто не умрет, – отрезает Тзайн. – Делайте, что я скажу, и получите свободу и золото.

Если брат Зели напуган хотя бы вполовину так, как я, он этого не выдает. Тзайн возвышается над ними, излучая уважение, уверенность звучит в каждом слове и жесте. Глядя на него, я почти верю, что все закончится хорошо.

Почти.

– Вы не одурачите нас хлебом, – говорит женщина с ужасающим шрамом, разрезающим ее глаз. – Даже если мы выиграем, вы убьете нас и заберете золото.

– Нам нужен камень, – качает головой Тзайн. – Не деньги. Помогите нам, и, обещаю, вы получите все до монеты.

Я изучаю рабов, ненавидя себя за то, что в глубине души хочу, чтобы они взбунтовались. Без команды мы не отправимся на арену, а Зели и Тзайну не придется взойти на корабль.

Будь смелой, Амари. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Голос Бинты в моей голове становится громче и сильнее.

– У вас нет выбора! – Все взгляды устремляются на меня, и я краснею. Будь смелой. Это не сложнее, чем произносить придворную речь. – Все, что происходит, нечестно и неправильно, но хотите вы помогать нам или нет, вы подниметесь на борт.

Смотрю на Тзайна, ища поддержки, и он тут же подталкивает меня вперед. Прокашливаюсь и делаю шаг к рабам, пытаясь казаться уверенной.

– Остальные капитаны просто хотят победить. Им плевать, если кто-то из вас умрет или будет ранен. Мы хотим, чтобы вы жили. Но это случится, только если вы доверитесь нам.

Взгляды рабов обращаются к лидеру – предсказателю, почти такому же высокому, как и Тзайн. Замечаю паутину рубцов на его спине, когда он подходит к нам, глядя на брата Зели.

Кажется, будто время останавливается. Мы ждем его решения. Ноги подкашиваются от томительного ожидания, когда он наконец протягивает Тзайну руку.

– Что мы должны делать?

Глава двадцать восьмая. Амари

– Участники, по местам!

Голос распорядителя гремит над ареной. Сердце бешено стучит в груди. Полчаса пронеслись как миг, пока Тзайн обсуждал план и раздавал команды. Он ведет себя как опытный генерал, воин, закаленный годами. Рабы ловят каждое его слово, их глаза блестят.

– Отлично, – кивает Тзайн. – Давайте сделаем это.

Сытые и полные надежды, люди берутся за дело. Но когда я смотрю, как они всходят на борт, ноги наливаются свинцом. Шум волн нарастает, напоминая о жертвах, что были и будут здесь. Я почти чувствую, как иду ко дну вместе с судном.

Это конец…

До состязания остается всего пара минут.

Половина рабов садится за весла, чтобы придать нам скорость. Остальные встают у пушек, как велел Тзайн: двое заряжают их порохом, еще двое целятся. Вскоре все оказываются на борту.

Все, кроме меня.

Вода на арене поднимается, а я едва передвигаю ноги. Иду по палубе, чтобы встать у пушки, но Тзайн преграждает мне путь.

– Тебе не нужно этого делать.

Мне так страшно, что я не сразу понимаю, о чем он говорит. Тебе не нужно этого делать.

Не нужно умирать.

– Только трое знают о ритуале. Если мы все окажемся на корабле… – Он запинается, пытаясь отогнать жуткую мысль. – Не для того я проделал весь этот путь. Хоть один из нас должен выжить.

Я хочу ответить, что согласна с ним, но слова застывают у меня на устах.

– Зели, – хриплю я вместо этого. – Если кто и должен остаться в живых, то она.

– Если бы в этом аду можно было без нее обойтись, я бы не рисковал сестрой.

– Но… – Я замираю, глядя, как вода поднимается и плещется о борт корабля. Скоро дверь закроется, и мы останемся в этой гробнице. Если я хочу сбежать, нужно торопиться. Еще минута, и будет поздно.

– Амари, уходи, – настаивает Тзайн. – Пожалуйста. Мы справимся лучше, если не будем о тебе беспокоиться.

Мы. Я едва сдерживаюсь от грустной усмешки. За нашими спинами Зели держится за перила. Ее глаза закрыты, а губы шевелятся. Она повторяет заклинание. Ей страшно, но она не сдается. Никто не заставит ее сбежать.

Если желаешь играть в маленькую принцессу, сдайся страже. Я не собираюсь тебя защищать. Я здесь, чтобы бороться.

– Мой брат идет за мной, – шепчу я Тзайну. – Отец тоже. То, что меня не будет на корабле, не сохранит тайну свитка или мою жизнь. Это просто отсрочка неизбежного.

Волна накрывает ноги. Делаю еще шаг и присоединяюсь к команде за пушками.

– Я справлюсь, – говорю я, но понимаю, что это ложь.

И все же нужно бороться.

Будь смелой, Амари. Я цепляюсь за слова Бинты, облекаюсь в них, как в доспехи. Я могу быть смелой. Ради погибшей подруги я могу стать какой угодно.

Тзайн смотрит на меня еще пару секунд, затем кивает и уходит. С протяжным стоном корабль трогается с места, унося нас на битву.

Мы проплываем последний туннель. Крики толпы становятся все яростнее. Она жаждет нашей крови. Впервые я думаю о том, знает ли отец о «состязании». А может, ему все равно?

Держусь за перила изо всех сил, тщетно пытаясь успокоиться. Прежде чем успеваю собраться с силами, мы оказываемся на арене под голодными взглядами толпы.

Запах рассола и уксуса бьет мне в нос. Я потрясенно оглядываюсь. Аристократы, сидящие в первых рядах, стучат по ограждению, их яркие шелковые одежды развеваются на ветру.

Я не могу смотреть на них. Отвернувшись, встречаюсь глазами с молодым предсказателем, и сердце сжимается от того, что я вижу в его пустом взляде. Чтобы мы выжили, остальные должны умереть.

Зели сплетает пальцы, хрустит костяшками, готовясь к бою, и поднимается на борт корабля. Она снова шепчет заклинание, собирается перед битвой.

Каждое судно, выходящее на арену, толпа встречает с еще более громкими криками. Я смотрю на противников и с ужасом понимаю: вчера было десять кораблей.

Сегодня их тридцать.

Глава двадцать девятая. Зели

Я пересчитываю снова и снова, ожидая, что кто-нибудь скажет: это ошибка. Мы не можем пустить ко дну двадцать девять кораблей. Наш план не вмещал и десяти.

– Тзайн! – кричу я, подбегая к нему. Он видит мой страх.

– У меня не получится! Я не смогу потопить их все.

Амари подходит ко мне. Она дрожит так, что едва держится на ногах. За ней следуют рабы. Они осыпают Тзайна бесчисленными вопросами, но в его взгляде читается лишь отчаянье. Мы роимся вокруг него, чтобы услышать хоть что-то. Он сжимает челюсти. Закрывает глаза.

– Тихо!

Его голос гремит над толпой, обрывая наши крики. Он изучает арену, пока распорядитель разжигает азарт зрителей.

– Аби, иди к левому борту. Деле – к правому. Договоритесь с командами соседних кораблей. Скажите, что мы протянем дольше, если будем стрелять в те, что далеко.

– Но если…

– Бегите! – обрывает их Тзайн. Брат с сестрой уносятся прочь.

– Гребцы, – продолжает он. – У нас новый план. Еще половина из вас садится на весла. Нужно двигаться, пусть и не слишком быстро. Мы покойники, если останемся на месте. Рабы разбредаются по местам. Тзайн оборачивается к нам, и я вижу перед собой чемпиона игры агбон. – Остальные встаньте у пушек и цельтесь в лодки прямо по курсу. Я хочу постоянного огня. Постарайтесь, чтобы пороха хватило подольше, от этого зависит, сколько мы протянем.

– А тайное оружие? – спрашивает Баако, самый сильный из рабов.

Уверенность, которую вселили в меня слова Тзайна, исчезает. Грудь щемит от боли, будто сердце пронзили иглой. Оружие не готово, хочу закричать я. Поверьте в него, и вы умрете!

Теперь я это вижу: Тзайна, чьи крики разносятся над морем, себя, задыхающуюся в тщетных попытках пробудить магию. Я не такая сильная, как мама. Что, если я не та жница, которая им нужна?

– Все под контролем, – уверяет его Тзайн. – Просто постарайтесь остаться на плаву, пока мы его не используем.

– Кто готов… к битве столетия?

Разъяренная толпа ревет. Их крики заглушают голос распорядителя. Я хватаю Тзайна за руку, когда члены команды расходятся по местам. В горле пересыхает, и я выдывливаю:

– Что насчет меня?

– Все по-прежнему. Нам просто придется дольше сражаться.

– Тзайн, я не могу…

– Взгляни на меня. – Он кладет ладони мне на плечи. – Мама была самой могущественной жницей, какую я видел. Ты – ее дочь. Я знаю, ты справишься.

Внутри все сжимается, но я не уверена, что от страха.

– Просто попробуй. – Он сжимает мои плечи. – Даже одна ожившая душа нам поможет.

– Десять… Девять… Восемь… Семь…

– Главное – остаться в живых, – кричит он, вставая у пушек.

– Шесть… Пять… Четыре… Три…

Рев толпы становится оглушительным. Я подбегаю к перилам.

– Два…

Теперь нет пути назад. Мы или получим камень…

– Один…

…или умрем, делая все, что в наших силах.

Ревет труба, и я прыгаю за борт. Как молния, падаю в теплое море. Как только ныряю, наш корабль вздрагивает от первого выстрела. Отзвуки разносятся в воде, отдаются внутри. Духи мертвых вьются вокруг, словно холодное течение. Первые жертвы сегодняшних игр.

Минус один, думаю я, вспоминая оживление Миноли. Мурашки бегут по коже. Духи совсем рядом, и я чувствую привкус крови на языке, хотя не открываю рта. Они жаждут моего прикосновения, хотят вернуться к жизни. Но их час настал. И если я действительно жница, самое время это доказать.

– Эми авон ти о ти сунн, мо ке пе инни они…

Жду, что меня окружат воскресшие, но с ладоней срывается лишь несколько пузырьков. Пытаюсь вновь, призывая энергию мертвых, но ничего не выходит.

Проклятье. У меня заканчивается воздух, пульс ускоряется. Я не могу этого сделать. Не могу нас спасти…

Сверху доносится грохот выстрелов.

Я вижу, как корабль рядом с нами тонет. Обломки судна и трупы градом падают в воду, которая тут же становится алой. Окровавленное тело за моей спиной идет ко дну.

О боги…

Ужас сдавливает грудь. Выстрели они правее, это мог быть Тзайн.

Соберись, уговариваю я себя, но воздуха почти не остается. Сейчас не время для слабости. Мне нужна моя сила.

Ойя, прошу. Молитва выходит странной, словно на знакомом, но давно забытом языке. И все же наша связь после моего пробуждения стала сильней, чем когда бы то ни было. Если я позову, она должна откликнуться. «Направь меня. Надели своей силой. Помоги защитить брата и освободить души, пойманные в этом аду».

Закрываю глаза, впитывая энергию мертвых. Я изучила свиток, значит смогу это сделать. Смогу быть жницей.

– Эми авон ти о ти сун…

Сиреневый свет исходит от моих рук. Что-то горячее разливается по венам. Заклинание открывает мои духовные каналы, освобождая аше. И вот первый дух сливается со мной, готовый исполнить приказ. В отличие от Миноли все, что я успеваю о нем узнать – как он умер. Мой желудок пронзает боль от ядра, ударившего ему в живот.

Когда я заканчиваю заклинание, он кружит передо мной водоворотом из крови и пузырей. Жаждет мести. Я не могу разглядеть лица, но чувствую, что его дух рвется в битву. Призванный мной солдат. Первый из армии мертвых.

На краткий миг усталость уступает место гордости. Я это сделала. Я – жница, истинная сестра Ойи. Меня охватывает тоска. Если бы только мама видела…

Но я все еще могу почтить ее дух и сделать так, чтобы каждый умерший жнец гордился нами.

– Эми авон ти о ти сун…

Свет струится из моих рук. Я продолжаю читать заклятие, воскрешая новых мертвецов. Затем указываю на корабль и отдаю команду:

– Потопите его!

К моему удивлению, духи пронзают воду, словно стрелы. Они летят к цели, и вот остается мгновение до столкновения…

Вода содрогается, когда они наносят удар, врезаясь прямо в корму судна. Доски разлетаются в щепки, в пробоины хлещут волны.

Я это сделала. Не знаю, где теперь искать Ойю – в небе или внутри себя. Духи мертвых ответили на мой зов. Исполнили мою волю.

Вода хлещет на корабль, и тот идет ко дну. Но не успевает восторг стихнуть, как я вижу тонущих предсказателей. Команда подбитого судна изо всех сил пытается доплыть до края арены, чтобы удержаться на поверхности. Среди них я с ужасом замечаю маленькую девочку, слишком слабую, чтобы бороться с волнами. Ее бесчувственное тело камнем идет ко дну.

– Спасите ее!

Я отдаю команду, но чувствую, как связь с духами слабеет. Мои солдаты тают, покидая арену ради покоя загробной жизни. Воздух в легких заканчивается, и я начинаю всплывать, замечая, как духи, словно рогохвостые скаты, окружают и подхватывают девочку, прежде чем ее тело опускается на дно. Чувствую последние приливы аше, когда они закидывают ее на дрейфующую доску. Она жива.

Вынырнув из воды, я захожусь в кашле. Духи исчезают, и я ощущаю пустоту внутри. Жадно глотая воздух, шепчу слова благодарности.

– Вы видели это? – грохочет распорядитель. Арена смолкает, не понимая, что потопило корабль.

– Зели! – кричит сверху Тзайн, на его лице, несмотря на окружающий нас хаос, ликующая улыбка. Я не видела ее лет десять – в последний раз он выглядел таким радостным, когда наблюдал за маминым магическим ритуалом.

– Так их! – кричит он. – Продолжай!

Меня распирает от гордости, а кожа горит от магии. Я делаю глубокий вдох, а затем опять ухожу под воду.

И вновь читаю заклинание.

Глава тридцатая. Амари

Хаос.

До этого момента я не понимала значения этого слова. Хаосом для меня были крики матери перед обедом или интриги олойе, сплетенные из-за украшенных золотом кресел.

Теперь я чувствую его с каждым вдохом, с каждым ударом сердца. Он растет, разлетаясь брызгами крови и криками, когда корабли погружаются в бездну.

Я отползаю назад и прикрываю голову. Гремит выстрел. Наше судно дрожит. Новое ядро находит цель. Осталось всего семнадцать кораблей, но все же мы еще не подбиты.

На палубе кипит работа. Наша команда стойко сражается, несмотря на царящий вокруг кошмар. Жилы вздуваются на шеях гребцов, уводящих корабль вперед, пот льется по лицам артиллеристов, когда они заряжают пушки взрыв-порохом.

Давай, кричу себе я. Шевелись. Сделай хоть что-нибудь.

Но как бы я ни пыталась, ничего не выходит. Я едва дышу. Внутри все дрожит, когда ядро проламывает палубу нового корабля. Крики раненых, словно осколки, режут уши. Запах крови разливается в воздухе, и я вспоминаю слова Зели. Когда мы прибыли в Ибеджи, она ощутила вкус смерти.

Сегодня его чувствую я.

– Они приближаются! – кричит Тзайн, указывая на дымную завесу. К нам приближается судно, его гребцы вооружены копьями. О небо…

Они хотят взять нас на абордаж. Хотят начать бойню на палубе.

– Амари, собери гребцов! – кричит Тзайн. – Помоги мне отразить атаку!

Как всегда бесстрашный, он тут же срывается с места, не успевая понять, что от страха я не могу сдвинуться с места. Мои легкие горят. Почему-то я не могу вспомнить, как надо дышать.

Тебя учили этому. Я берусь за меч. Ради этого ты истекала кровью.

Но когда враги спрыгивают на палубу, годы тренировок вылетают у меня из головы. Я пытаюсь обнажить меч, но руки предательски дрожат. Бей, Амари, звучит в ушах голос отца, а шрам на спине начинает гореть. Подними меч, Амари. Атакуй, Амари. Сражайся, Амари.

– Я не могу…

Прошло столько лет, но я все еще не способна на это. Ничего не изменилось. Я не могу поднять меч, не могу сражаться.

Просто застываю на месте.

Зачем я здесь? О чем, ради небес, я думала? Могла бы оставить свиток, вернуться к себе в покои и продолжать оплакивать смерть Бинты. Но я сделала выбор, и это роковое решение казалось таким правильным. Мне хотелось отомстить за лучшую подругу…

Вместо этого я умру.

Я прижимаюсь к борту корабля и прячусь, пока команда сражается с врагами. Их кровь заливает мне ноги. Крики боли звенят в ушах.

Меня окружает хаос. От ужаса я едва могу видеть, что творится на палубе. Одно долгое, затянувшееся мгновение, и я понимаю, что меч устремлен на меня.

Бей, Амари.

Мои руки висят плетьми. Клинок взлетает к моей шее…

Я слышу крик Тзайна, а затем его кулак врезается в челюсть врага. Тот падает, как подкошенный, но клинком успевает задеть руку моего спасителя.

– Тзайн!

– Спрячься, – кричит он, хватаясь за раненое предплечье.

– Прости…

– Просто держись подальше!

Он уносится прочь, и слезы стыда обжигают мне глаза. Я стою, забившись в угол, и просто хочу исчезнуть. Не нужно было идти с ними, я не должна была быть здесь. Не следовало покидать дворец…

Громкий удар оглушает меня. Наш корабль вздрагивает с ужасающей силой, и я падаю, едва успевая схватиться за перила. Пытаюсь переждать тряску. Вот оно.

Нас подбили.

Прежде чем поднимаюсь на ноги, другое ядро бьет в корпус. Щепки и дым поднимаются в воздух. Корабль кренится. Его нос уходит под воду. Дым наполняет легкие, я скольжу по окровавленным доскам. Ухватившись за основание мачты, я изо всех сил цепляюсь за жизнь. Вода, наполняющая палубу, уносит с собой следы резни.

Еще немного, и наш корабль начинает тонуть.

Глава тридцать первая. Зели

– Зели!

Выныриваю и поднимаю голову. Тзайн держится за борт, бледный от напряжения. На лице и одежде кровь. Я не знаю, чья она.

На арене осталось только девять кораблей. Девять выживших в бойне. Но наш прямо сейчас уходит под воду.

Мы идем ко дну. Я делаю глубокий вдох и снова ныряю. Тут же горло наполняется желчью. Из-за красного тумана и обломков не видно ничего вокруг. Я пытаюсь держать глаза открытыми. Отчаянно гребу, чтобы опуститься глубже. С каждым рывком я погружаюсь в густую от крови воду.

– Эми авон ти о ти сун…

Хотя я читаю заклинание, аше иссякает на кончиках моих пальцев. Я недостаточно сильна, и мои силы слабеют с каждой минутой. Но если не справлюсь, Тзайн и Амари погибнут. Наш корабль потонет, и я не завладею солнечным камнем. Мы не сможем вернуть магию.

Смотрю на шрам на ладони и представляю лицо матери.

Прости меня, говорю я ее духу.

У нас нет выбора.

Подношу руку ко рту. Прокусываю кожу, и во рту появляется медный привкус. Кровь струится в воде, сияя белым. Этот свет окутывает меня. Мои глаза распахиваются, когда он наполняет меня, пульсируя, распространяется по всему телу.

Аше с новой силой бежит по венам, обжигая кожу изнутри.

– Эми авон ти о ти сунн…

Красные волны плещут перед глазами. Ойя снова танцует для меня. Вокруг вскипает водоворот, полный новой и яростной жизни. Я вызываю магию крови, и новые воскресшие воины встают передо мной. Их водная кожа пенится кровью и белым светом, они рвутся к жизни с яростью шторма. Еще десять духов присоединяются к армии, обретают форму, воссоздавая себя из обломков и крови – новых доспехов моего войска мертвых. Последний солдат обретает плоть, и они окружают меня в ожидании приказа.

– Спасите корабль!

Мои воины рассекают воду, как акулы о двух плавниках, двигаясь быстрее любого судна или ядра. Внутри все горит, но восторг от магии сильней, чем ужас от царящего вокруг хаоса.

Восторг охватывает меня, когда духи, следуя моему безмолвному приказу, исчезают в дырах, оставленных ядрами. Секунду спустя из пробоин начинает течь вода.

Да! В мгновение ока корабль поднимается на поверхность. Когда поток воды иссякает, духи затыкают пробоины обломками и своими телами. Сработало!

Но радость оказывается недолгой.

Духи исчезают, но ритуал не заканчивается. Магия крови пронизывает меня насквозь, словно вот-вот разорвет на части. Кожа пылает, а судороги становятся все сильнее. Руки немеют.

– На помощь!

Я пытаюсь кричать, но из горла вырываются лишь пузыри воздуха. Меня парализует ужас. Мама была права.

Магия крови уничтожит меня.

Я плыву к поверхности, но слабею с каждым рывком. Руки и ноги леденеют.

Как дух, жаждущий мести, магия крови набрасывается на меня, перекрывая доступ к кислороду, липнет к коже. Оказавшись на поверхности, я чувствую, что не могу пошевелиться. Корабль, до которого еще недавно было рукой подать, уходит все дальше и дальше.

– Тзайн!

Алое море заглушает мои крики.

Воздух в легких заканчивается.

Я иду ко дну.

Глава тридцать вторая. Амари

Я цепляюсь за борт корабля, ощущая бешеный стук сердца, когда внезапно мы перестаем тонуть.

– Она это сделала! – Тзайн бьет по ограждению. – Зел, ты сделала это!

Но когда сестра не показывается на поверхности, триумф Тзайна сменяется ужасом. Он зовет ее снова и снова, пока не срывает голос.

Я перегибаюсь через ограждение и смотрю в воду, отчаянно пытаясь разглядеть в красной от крови воде копну белых волос. На плаву остался еще один корабль, но Зели нигде не видно.

– Тзайн, подожди!

Он прыгает за борт, оставив судно без капитана. Последний корабль разворачивается, меняя курс.

– Похоже, что у наших участников кончился взрыв-порох! – гремит голос распорядителя. – Но лишь один капитан должен остаться в живых, чтобы положить конец этой битве!

– Тзайн! – кричу я, свешиваясь за борт. При виде приближающегося корабля мое сердце замирает. Одна я не справлюсь. Он нужен нам, чтобы победить.

Гребцы противника орудуют веслами так быстро, как только могут, пока артиллеристы вооружаются. Наши люди покидают свои места, берутся за мечи и копья. Хотя я дрожу от ужаса, они спокойны, готовы положить конец адской битве.

Я облегченно вздыхаю, когда Тзайн выныривает, одной рукой поддерживая Зели. Отвязываю канат и кидаю его в воду. Тзайн закрепляет его вокруг тела сестры и кричит, чтобы мы ее подняли.

Три раба помогают мне втащить Зели на палубу. Враг совсем близко. Если она сможет вновь призвать мертвых, мы выживем.

– Очнись! – трясу я Зели, но она не шевелится. У нее жар, кровь течет из уголка рта.

Небеса, это не сработает. Нужно поднять Тзайна. Я пытаюсь развязать канат на талии Зели, но не успеваю справиться с последним узлом, как в нас врезается вражеский корабль.

С дикими криками наши противники прыгают на палубу.

Я вскакиваю, выставив перед собой меч, как ребенок, пытающийся отогнать леонэру факелом. Ни о какой технике нет и речи, словно не было долгих лет тренировок.

Бей, Амари, звучит голос отца, напоминая о слезах, пролившихся, когда он приказал мне драться с Инаном.

Тогда я отбросила меч. Отказалась от битвы. И брат ударил меня в спину.

Я в ужасе смотрю, как наша команда вступает в бой. Надежда придает им храбрости. Они без труда одолевают соперников, прорываясь сквозь мечи, нанося смертельные удары. Обезумевшие враги бегут на нас, но, слава небесам, наша команда набрасывается на них. Один падает в паре шагов от меня, когда нож вонзается ему в шею.

Пусть все закончится, прошу я. Пусть мы выживем!

Но мои мольбы тщетны: вперед с обнаженным мечом вырывается капитан. Я готовлюсь к атаке, но понимаю, что он пришел не за мной. Его клинок направлен вниз. Он целится в Зели.

Капитан подбегает к нам, и время останавливается. Его сверкающий клинок с каждой секундой все ближе. Шум вокруг стихает…

Кровь брызжет в воздух.

На мгновение все вокруг замирает, и я пытаюсь осознать, что именно сделала. Затем капитан падает с моим мечом в животе.

Арена замирает. Дым начинает рассеиваться. Я не могу дышать. Распорядитель говорит:

– Похоже, у нас есть победитель.

Глава тридцать третья. Зели

Так много раз мое тело разрывалось на части.

Так много криков звенело в моих ушах.

Так много людей погибло ради забавы.

Трупы плавают среди обломков в красном от крови море. Запах смерти отравляет воздух, наполняя каждый мой вдох.

Боги, помогите нам. Я закрываю глаза, пытаясь справиться с болью. Погибло столько людей, но арена продолжает визжать. Нас чествуют бесконечно долго. Мы стоим на возвышении, а толпа ликует, празднуя окончание бойни.

Рядом со мной стоит Тзайн. Он крепко держит меня, не отпуская с тех пор, как вынес с корабля. Его глаза спокойны, он рад победе, но я знаю, как он мучается.

Наша одежда пропитана кровью. Может, мы и выиграли, но это не победа.

Справа от меня молча стоит Амари. В руках она сжимает свой клинок-трость. Принцесса не произнесла ни слова с тех пор, как мы сошли с корабля. Рабы рассказали, что она защитила меня, убив другого капитана. Впервые при взгляде на нее я не думаю о Саране и Инане, а вижу девушку, укравшую свиток для возрождения справедливости.

Вижу будущую воительницу.

Распорядитель выдавливает улыбку, когда Деле и Баако забирают сундук, полный золота – того, что он хотел сохранить ценой бесчисленных смертей.

Толпа ревет, когда наша команда получает приз, но ни один из бывших рабов не радуется награде. Богатство и свобода – ничто по сравнению с кошмарами, которые будут преследовать их каждую ночь.

– Заканчивайте с этим! – стиснув зубы, я освобождаюсь от рук Тзайна. – Вы получили свое зрелище. Отдайте солнечный камень.

Распорядитель злобно щурится, и на коричневой коже проступают морщины:

– Зрелища никогда не закончатся, – шипит он, отведя рупор в сторону. – Особенно те, в которых участвуют мухи.

От этих слов мои губы дрожат. Я слаба и все же размышляю о том, сколько духов понадобится, чтобы утащить его на арену и утопить в этом море крови.

Распорядитель, похоже, чувствует мою безмолвную угрозу. Усмешка сползает с его губ. Он делает шаг назад и поднимает рупор, поворачиваясь к толпе.

– А теперь… – Его голос гремит над ареной. Он старается сохранять уверенность, хотя едва скрывает испуг. – Перед вашими глазами… камень бессмертия!

Даже издалека он наполняет теплом мое дрожащее тело. Оранжевые и желтые вспышки появляются на его поверхности, стекая вниз, словно лава. Меня, как мотылька, тянет на его свет.

Последний артефакт, вспоминаю я слова Лекана. Свиток, камень и кинжал – это все, что нам нужно, чтобы отправиться к священному храму и провести ритуал. А затем вернуть магию.

– Ты его заслужила. – Тзайн кладет руку мне на плечо и сжимает. – Что бы ни случилось, я рядом.

– И я, – мягко говорит Амари, наконец обретая голос. Хотя ее лицо все в запекшейся крови, в глазах нет страха.

Я киваю и выхожу вперед. Толпа вокруг замолкает, всех одолевает любопытство. Пока с опаской тянусь к камню, пытаюсь вообразить, что случится, когда я возьму в руки часть души Небесной Матери. Но как только пальцы касаются гладкой поверхности, понимаю, что все тревоги напрасны.

Как и во время пробуждения, я ощущаю прилив силы, более могущественной, чем все, что я знала раньше. Энергия солнечного камня проникает в кровь, оживляя аше, пульсирующую в каждой вене.

Толпа задыхается от восторга, видя, как он светится в моих ладонях. Даже распорядитель, для которого камень всегда был лишь частью представления, отступает.

Поток энергии струится по телу, журча, как горный ручей. Я закрываю глаза, и передо мной возникает Небесная Мать, еще более прекрасная, чем мы могли вообразить. Ее серебряные глаза сияют на эбонитовом лице. Тугие белые локоны струятся по плечам, завиваясь от энергии, исходящей из глубин ее существа. С ленты, повязанной вокруг головы, свисают кристаллы. Ее дух нисходит на меня, как молния из грозовой тучи. Он сильнее, чем предчувствие или дыхание. Это – сама жизнь.

– Эми авон ти о ти сун, – шепчу я первые слова заклинания, испытывая невероятный прилив сил. С энергией солнечного камня у меня получится воскресить сотни теней и даже создать несокрушимую армию.

Мы сможем разрушить арену, убить распорядителя и покарать каждого зрителя, наслаждавшегося бойней. Но воля Небесной Матери иная, эти души нужны для других целей.

Один за другим меня обступают кричащие мертвецы, но они жаждут не обрести плоть, а исчезнуть. Ради того самого ритуала, который мама проводила каждое полнолуние. Это последнее очищение, которое поможет душам достичь алафии.

Они обретают покой, отправляясь в лучший мир, и образ Небесной Матери меркнет в моей голове. Ее место занимает черноглазая богиня с кожей темной как ночь, в развевающихся алых шелках.

О боги. Ойя появляется передо мной, сияя, как факел во тьме. В отличие от того образа, что я лицезрела, использовав магию крови, этот исполнен неземной грации. Она спокойна, мир вокруг нее словно замирает. На ее губах играет улыбка победительницы…

Я открываю глаза. Солнечный камень в моих руках сияет так ярко, что приходится отвернуться. Первый прилив энергии прошел, но я чувствую, как он отдается гудением в теле, чувствую, как дух Небесной Матери разливается по телу, исцеляя каждую рану, нанесенную магией крови.

Спустя несколько минут ослепительный свет меркнет, и потрясающий образ Ойи исчезает из моей головы. Я пячусь назад, сжимая камень, и оказываюсь в руках Тзайна.

– Что произошло? – шепчет он. Его глаза расширены от удивления. – Воздух гудел… Кажется, вся арена тряслась.

Я прижимаю солнечный камень к груди, пытаясь запомнить все, что видела, до мельчайших деталей: блеск кристаллов на лентах Небесной Матери, сияние кожи Ойи. Ее саму, темную и прекрасную, как ночь.

Те же чувства, должно быть, испытывала мама… Это открытие наполняет меня гордостью. Вот почему она любила свою магию.

Вот что значит быть живой.

– Бессмертная! – кричит человек в толпе, и я прихожу в себя, возвращаясь на арену. Крик проносится над трибунами, и все подхватывают его. Скандируют ложный титул, неистовые в своем желании преклоняться.

– Ты в порядке? – спрашивает Амари.

– Более чем, – с улыбкой отвечаю я.

В наших руках камень, свиток и кинжал.

Значит, у нас есть шанс.

Глава тридцать четвертая. Амари

Чествование победителей затихает лишь через несколько часов, хотя мне трудно понять, как кто-то может радоваться в такой момент. Столько ужасных смертей, одна из которых – на моей совести.

Тзайн пытается защитить нас от напора толпы, но даже он не может противостоять зрителям, провожающим нас с арены. Они идут за нами по улицам Ибеджи, придумывая титулы, чтобы увековечить нашу победу. Зели становится «Бессмертной», Тзайн – «Капитаном». Когда я прохожу мимо, зрители выкрикивают самое странное прозвище из всех. Я вздраиваю, услышав его снова:

– Леонэра!

Мне хочется закричать, что они ошибаются, и стоит заменить «леонэру» более подходящим словом – «трусихой» или «обманщицей». В моих глазах нет бешеного пламени, внутри не прячется дикий зверь. Это имя – ошибка, но разгоряченным вином зрителям наплевать. Им просто нужно кричать что-нибудь и кого-то восхвалять.

Когда мы приближаемся к снятой для ночлега ахэре, Тзайн уводит нас от толпы. Следуя за ним, мы входим в глинобитную хижину и, наконец, по очереди смываем с себя кровь.

Холодная вода струится по телу, и когда я пытаюсь стереть с кожи следы бойни, она краснеет, возвращая мысли к убитому мной капитану. Небо…

Было так много крови. Она сочилась сквозь его морской кафтан, влажная и липкая, впитывалась в кожаные подошвы моих туфель, запятнала края шаровар. Помню, как в последнюю минуту капитан слабеющей рукой потянулся к карману. Не знаю, что он хотел достать. Его рука безвольно упала прежде, чем он успел вытащить эту вещь.

Я закрываю глаза и сжимаю кулаки так, что ногти вонзаются в ладони, испуская глубокий судорожный вздох. Не знаю, что пугает меня сильнее: что я убила его или что смогла бы убить снова.

«Бей, Амари», – звучит в ушах слабый голос отца. Я прогоняю эти мысли, смывая с кожи остатки крови.

Солнечный камень мерцает в сумке Зели, освещая свиток и костяной кинжал. Еще вчера мне не верилось, что мы добыли два священных артефакта, а теперь в наших руках все три. До векового солнцестояния двенадцать дней – за это время мы успеем доплыть до священного острова. Зели проведет ритуал, и магия наконец вернется.

Я улыбаюсь своим мыслям, снова вспоминая поток света, хлынувший из рук Бинты, бесконечный, не погасший даже от меча отца. Красоту, которой я могла бы наслаждаться целыми днями.

Если все получится, смерть Бинты окажется не напрасной. Свет моей подруги в том или ином виде разольется по всей Орише, и тогда рана в моем сердце затянется.

– Не верится, да? – шепчет Тзайн, стоя в дверях.

– Пожалуй. – Я слегка улыбаюсь. – Я рада, что все закончилось.

– Слышал, они разорились и теперь не могут покупать у надсмотрщиков новых рабов.

– Слава небесам! – радуюсь я, но тут же вспоминаю о юных предсказателях, что погибли на арене. Хотя Зели помогла душам уйти в лучший мир, их смерть висит на мне тяжким грузом. – Баако сказал мне, что оставшиеся рабы погасят долги других предсказателей. Если повезет, они спасут сотни жизней.

Тзайн кивает, глядя на Зели, спящую в углу хижины. Искупавшись, она прилегла, зарывшись в мягкий мех Найлы, чтобы восстановиться после того представления с камнем. На этот раз при взгляде на нее я не ощущаю привычной тревоги. Когда члены команды рассказали, что я спасла ее, закончив битву, она посмотрела на меня и почти улыбнулась.

– Думаешь, твой отец знает об этом? – спрашивает Тзайн и отводит взгляд.

– Не знаю, – тихо говорю я. – Но если бы знал, не уверена, что захотел бы это остановить.

Радостное облегчение сменяется гнетущей тишиной. Тзайн тянется к свертку бинтов и морщится от боли в руке.

– Позволь помочь. – Я подхожу и снимаю окровавленную повязку с его предплечья. Он получил эту рану только потому, что я путалась под ногами.

– Спасибо, – бормочет Тзайн, когда я протягиваю бинты. Сердце ноет от чувства вины.

– Не благодари. Если бы меня не было на судне, тебя бы не ранили.

– Тогда и Зели бы не выжила.

Он смотрит на меня с обезоруживающей добротой. Я думала, он меня презирает, но он и правда благодарен.

– Амари, я подумал… – Тзайн играет с бинтом, разворачивая его, только чтобы снова свернуть. – Когда мы будем проезжать через Гомбе, ты должна пойти на сторожевой пост. Скажи им, что тебя похитили, и свали все на нас.

– Это из-за того, что случилось на корабле? – Я пытаюсь говорить ровно, но не могу скрыть обиду. Зачем он так? Всего секунду назад он благодарил меня.

– Нет! – Тзайн подходит ближе и осторожно кладет руку мне на плечо. Несмотря на всю мощь, его прикосновения удивительно деликатны. – Ты отлично держалась. Даже думать не хочу о том, что было бы, не окажись ты на борту. Но я видел твой взгляд там… И, если ты останешься, я не могу обещать, что тебе не придется убивать снова.

Я смотрю в пол, считая трещины в глине. Он предлагает мне выход.

Хочет, чтобы я вышла сухой из воды.

Я вспоминаю тот момент на корабле, когда обо всем пожалела и мечтала никогда не брать свиток. Вот избавление, о котором я молилась, которого жаждала всем сердцем.

Это может сработать…

Хотя стыд накрывает жаркой волной, я представляю, как все будет, если я соглашусь. Продуманной историей, долгими слезами и уверенной ложью я смогу убедить их всех. Если буду казаться достаточно несчастной, отец поверит, что меня похитили злые маги. Но, даже допуская эту возможность, я знаю, каким будет его ответ.

– Я остаюсь, – вздыхаю, удерживая желание сдаться глубоко внутри. – Сегодня ночью я доказала, что справлюсь.

– То, что ты умеешь драться, не значит, что тебе нужно…

– Тзайн, не указывай мне!

Его слова врезаются в уши, как тысячи игл, возвращая в клетку дворцовых стен.

Амари, выпрямись!

Не ешь это.

Сладкого тебе более чем достаточно…

Нет.

Хватит. Я жила так раньше и из-за этого потеряла лучшую подругу, но теперь покинула дворец и никогда туда не вернусь. Здесь я смогу сделать больше.

– Я принцесса, а не марионетка. Не пытайся мной управлять. Мой отец несет ответственность за все, что учинил, и мне выдался шанс все исправить.

Тзайн отстраняется и примирительно поднимает руки.

– Хорошо.

– Правда?

– Амари, ты мне нужна. Я просто хотел убедиться, что это твой выбор, ведь, забрав свиток, ты не могла предугадать, как все обернется.

– О. – Я сдерживаю улыбку. Ты мне нужна. От его слов уши начинают гореть. Тзайн действительно хочет, чтобы я осталась.

– Спасибо, – тихо говорю я и сажусь. – Я тоже хочу быть здесь. Даже несмотря на твой храп.

Тзайн улыбается, его черты становятся мягче:

– Ты и сама не тихоня, принцесса. Храпишь так, что мне и самому стоило бы давно прозвать тебя леонэрой.

– Ха. – Я прищуриваюсь и беру фляжку, молясь, чтобы он не заметил предательский румянец. – Непременно вспомню об этом, когда придет время подать тебе новый бинт.

Тзайн ухмыляется, и я выхожу из хижины. От его улыбки на душе становится легче. Холодный ночной воздух встречает меня, подобно старому другу, принося запахи огогоро и пальмового вина.

Женщина в капюшоне подбегает и расплывается в широкой улыбке:

– Леонэра!

Толпа подхватывает ее возглас. Щеки горят, но на сей раз титул не кажется мне ложью. Робко помахав рукой, я обхожу гуляк и исчезаю в тени.

Возможно, это не ошибка.

Возможно, леонэра еще живет во мне.

Глава тридцать пятая. Инан

Воздух пустыни, сухой и мертвый, дерет мне горло.

Без Каэи трудно даже дышать. Каждый вздох отравлен магией, что унесла ее.

Я никогда не понимал, насколько быстро рядом с ней течет время. Когда путешествуешь один, минуты тянутся как часы. Еда заканчивается. Вода тоже.

Беру фляжку, притороченную к седлу краденого пантэнера, и выжимаю из нее последние капли. Если Ори и правда глядит на меня с небес, ему должно быть смешно.

Маги напали.

Каэя убита.

В погоне за свитком.

И.

Сообщение, которое я отправил с солдатами, скоро достигнет дворца.

Знаю, что отец отправит стражей назад, как только его получит, прикажет им вернуться с головой злодея или не возвращаться вовсе. Только он не догадывается, что я – то чудовище, за которым пойдет охота.

Чувство вины съедает меня, как магия, которую я пытаюсь обуздать. Отец никогда не поймет, насколько сильны мои угрызения.

Небо.

Голова гудит, когда я пытаюсь загнать магию вглубь, в самые кости, дальше, чем можно себе представить. Теперь к боли в груди и прерывистому дыханию добавляется постоянная дрожь в руках. Я вспоминаю ненависть в глазах Каэи и яд ее последних слов.

Муха.

Слышу его снова и снова. Это ад, из которого мне не выбраться. Одним словом Каэя указала на мою неспособность править. Оно пятнает все, ради чего я жил. Долг, который стремился исполнить. Теперь я вынужден носить груз вины, который Каэя взвалила на меня.

Проклятье. Закрываю глаза и вспоминаю, какой она была в тот день. Каэя нашла меня после того, как я ранил Амари и забился в угол покоев, сжимая окровавленный меч.

Тогда я отбросил его, но она вложила меч мне в руку.

Ты сильный, Инан. Она улыбнулась. Эта сила не должна пугать тебя. Она будет с тобой всю жизнь и поможет стать королем.

– Сила, – усмехаюсь я. Разве не она сейчас течет по моим венам? Я могу использовать магию, чтобы защитить королевство. Кто-кто, а Каэя могла бы понять.

Ветер, смешанный с песком, хлещет по лицу, когда я миную глиняные стены Ибеджи. Стараюсь не думать о Каэе. Она мертва. Этого не изменить.

В отличие от магии, которая все еще существует.

Убей ее.

Я ожидал, что после полуночи затерянный в песках городок будет спать, но на улочках Ибеджи все еще празднуют. Низшие аристократы и местные жители вовсю распивают вино, один пьянее другого. Время от времени они выкрикивают загадочные имена, прославляя «Леонэру», «Капитана» и «Бессмертную». Никто не обращает внимания на усталого солдата, едущего в толпе, не смотрит на кровь, запекшуюся на его коже. Никто не догадывается, что перед ними – принц.

Я натягиваю поводья пантэнера, останавливаясь перед горожанином, на вид достаточно трезвым, чтобы помнить свое имя. Пытаюсь вытащить смятое объявление.

А затем улавливаю морской запах, отчетливый, как океанский бриз.

Хотя я подавил магическую силу, она вновь дает о себе знать. От запаха, словно от первого глотка воды за многие дни, кружится голова. Внезапно я понимаю.

Она здесь.

Натягиваю поводья и пускаю пантэнера по следу.

Убей ее. Уничтожь магию. Верни мне жизнь.

Я останавливаюсь в переулке среди ахэре из песчаника. Запах моря все сильнее. Она прячется за одной из этих дверей.

Дышать все труднее. Я спешиваюсь и обнажаю меч. На его клинке играет лунный свет.

Пинком открываю первую дверь.

– Что ты делаешь? – кричит женщина. Даже сквозь застилающую разум пелену я понимаю: это не она. Не предсказательница.

Сделав глубокий вдох, иду дальше, позволяя морскому соленому запаху вести меня. Эта дверь. Эта ахэре. Единственная преграда у меня на пути.

Выбив ее, я вбегаю внутрь, не в силах сдержать крик, поднимаю меч…

Пусто.

Смятые простыни и кучки грязной одежды лежат у стен. Они в пятнах крови. Но в хижине никого нет – только комки леонэрьей шерсти на полу и отчетливый запах девчонки.

– Эй! – кричит с улицы мужчина. Я даже не оборачиваюсь.

Она была здесь. В этом городе. В этой хижине. А теперь исчезла.

Чья-то рука опускается мне на плечо.

– Ты не можешь так просто…

Секунду спустя мои пальцы сжимают мужчине горло. Он вскрикивает, когда я прижимаю клинок к его сердцу.

– Где она?

– Не знаю, о ком вы, – лепечет он.

Я провожу лезвием по его груди, и из пореза тут же сочится кровь. Его слезы кажутся серебряными в свете луны.

«Муха, – шепчет девчонка голосом Каэи. – Тебе никогда не стать королем. Ты даже не можешь меня поймать.»

Я сильнее сдавливаю горло.

– Где она?

Глава тридцать шестая. Зели

После шестидневного путешествия по жаркой пустыне роскошные леса в долине реки Гомбе радуют глаз. Холмистая земля полна жизни, деревья вокруг размером с ахэре. Лунный свет пробивается сквозь листву, освещая путь, когда мы петляем среди этих гигантов, следуя за изгибами реки. Тихий шум воды звучит у меня в ушах как песня, нежная, словно шепот океана.

– Тут так спокойно, – шепчет Амари.

– Знаю. Чувствую себя почти как дома.

Закрываю глаза и наслаждаюсь журчанием реки, позволяя ей наполнить меня покоем. Я слышала его по утрам, когда рыбачила с папой. Мы уходили далеко в море, и мне казалось, это – наш собственный мир. Только там я чувствовала себя в безопасности. Даже стражники не могли до нас добраться.

Погружаюсь в воспоминания и расслабляюсь. Целые недели я не могла себе этого позволить. С артефактами и мечом Инана за спиной каждая секунда казалась если не украденной, то взятой взаймы. У нас не хватало предметов для ритуала, и умереть было куда проще, чем раздобыть их. Но сейчас они в наших руках: свиток, солнечный камень и костяной кинжал. Теперь я чувствую не просто облегчение. До векового солнцестояния еще шесть дней, так что, думаю, мы сможем победить.

– Как считаете, о нас сложат легенды? – спрашивает Амари.

– Они просто обязаны, – фыркает Тзайн. – После всего навоза, который мы разгребли, пытаясь вернуть магию, им лучше посвятить нам целый праздник.

– С чего начнется эта история? – Амари кусает нижнюю губу. – Как ее назовут? Призвавшие магию? Спасители магии и реликвий?

– Не звучит. – Я морщу нос и облокачиваюсь на мягкую спину Найлы. – Эти названия не пройдут испытания временем.

– А если что-то более простое? – предлагает Тзайн. – Принцесса и рыбак?

– Похоже на любовную историю.

Я закатываю глаза, чувствуя, как Амари улыбается. Не сомневаюсь, что если повернусь, увижу Тзайна с такой же улыбкой.

– Действительно, именно так и звучит, – передразниваю я. – Но это не точно. Может, если вы хотите настоящей страсти, ее стоит назвать «Принцесса и игрок в агбон»?

Амари резко поворачивается ко мне, ее щеки горят.

– Я не имела в виду… То есть… – лепечет она, но вовремя замолкает, чтобы не сказать лишнего.

Тзайн окидывает меня взглядом, впрочем, беззлобным. Когда мы достигаем берега Гомбе, мысли возвращаются к этой парочке: не знаю, бесит ли меня то, как они вздрагивают от каждой моей насмешки, или, наоборот, умиляет.

– Боги, вот это мощь! – Я соскальзываю по хвосту Найлы, спрыгиваю на землю и спускаюсь по большим гладким валунам к илистому берегу. Поток петляет в сердце леса, огибая бревна и огромные стволы. Я опускаюсь прямо в ил и пью из ладони, вспоминая, как горело в пустыне горло. Ледяная вода так освежает после жары джунглей, что хочется погрузить в нее голову.

– Зел, у нас нет времени, – торопит Тзайн. – Впереди еще будет вода. Нужно идти.

– Знаю. Всего глоточек. Пусть Найла отдохнет.

Я глажу рог леонэры и зарываюсь лицом ей в шею, смеясь, когда она трется об меня мордой. Ей тоже не нравилась пустыня. После того как мы миновали пески, она прибавила шагу.

– Только ради Найлы, – сдается Тзайн. – Не из-за тебя.

Он спрыгивает и, наклонившись к реке, аккуратно наполняет фляжки. Мои губы непроизвольно растягиваются в улыбке. Прекрасная возможность. Я не смогу устоять.

– О боги! – восклицаю я, указывая куда-то пальцем. – Что это?

– Где?..

Брат теряет бдительность, и я толкаю его. Тзайн вскрикивает и падает в воду, подняв тучу брызг. Амари ахает, когда он выныривает из воды, весь мокрый, с зубами, стучащими от холода. Тзайн встречается со мной взглядом, и его губы искривляются в коварной улыбке.

– Ты – труп.

– Сперва поймай!

Тзайн бросается вперед и, прежде чем я успеваю убежать, хватает за ногу. Я визжу, когда он утаскивает меня под воду. Она такая холодная, что колет кожу, как деревянные иголки Мамы Агбы.

– Боги, – задыхаюсь я.

– Оно того стоило? – смеется Тзайн.

– Ты попался впервые за много лет, так что отвечу: да.

Амари спрыгивает с Найлы и хихикает, качая головой:

– Вы двое такие забавные.

Улыбка Тзайна становится озорной:

– Мы – команда, Амари. Может, и тебе пора присоединиться?

– Совершенно исключено. – Амари пятится, но у нее нет шансов. Тзайн выпрыгивает из реки, словно оришанский водный питон. Она успевает отбежать на несколько метров, но брат догоняет ее. Я улыбаюсь, глядя, как она визжит и хохочет, на сто ладов умоляя не делать этого, но Тзайн все равно закидывает ее на плечо.

– Я не умею плавать.

– Там не очень глубоко, – смеется он.

– Я – принцесса.

– Разве принцессы не купаются?

– У меня свиток! – Она вынимает его из-за пояса, напоминая Тзайну о нашем плане – не держать все реликвии в одном месте. Он несет костяной кинжал, Амари – свиток, а я – солнечный камень.

– Неплохая попытка. – Тзайн выхватывает пергамент у нее из рук и кладет его под седло Найлы. – А теперь, ваше высочество, вас ждет королевское омовение.

– Тзайн, нет!

Амари визжит так громко, что с деревьев разлетаются птицы. Мы с братом заходимся смехом, глядя, как она падает в воду и барахтается, хотя там совсем не глубоко.

– Не смешно! – Амари дрожит, но не может сдержать улыбку. – Ты за это заплатишь.

Тзайн кланяется:

– Окажите мне честь.

Новая улыбка расцветает у меня на губах. Она согревает меня даже на берегу ледяной реки. Брат давно так не дурачился. Амари изо всех сил старается его утопить, хотя даже в мокрой одежде весит вполовину меньше. Тзайн подначивает ее, крича от воображаемой боли, притворяясь, что она может выиграть.

В один миг река исчезает.

И деревья.

И Найла.

И Тзайн.

Все вокруг начинает кружиться, и знакомая сила уносит меня прочь.

Когда вращение прекращается, я чувствую, как тростники щекочут ноги. Прохладный воздух наполняет легкие. В какой-то момент я понимаю, что оказалась во сне принца, но через секунду снова возвращаюсь в реальный мир.

Я задыхаюсь, держась за сердце, но понемногу начинаю ощущать холодную воду, омывающую ноги. Хотя видение длилось всего мгновение, оно было сильным, гораздо ярче, чем прежде. Меня охватывает дрожь: я видела Инана не только во сне.

Он рядом.

– Уходим.

Тзайн и Амари смеются слишком громко, чтобы меня услышать. Он вновь поднимает ее, угрожая кинуть в реку.

– Хватит. – Я брызгаю в них водой. – Надо уходить. Здесь небезопасно!

– О чем ты? – хихикает Амари.

– Это Инан, – вырывается у меня. – Он бли…

Слова застревают в горле. Шум становится все отчетливее. Мы поворачиваемся на звук, мерный и гулкий. Сначала я не могу понять, что это, но потом узнаю ровную поступь лап. Когда они минуют излучину, я вижу то, чего боялась: пришпорив пантэнера, к нам несется Инан.

От испуга ноги наливаются свинцом. Я спешу к берегу, Тзайн и Амари борются с волнами. Вода, что недавно радовала, теперь замедляет движения. Какие же мы дураки. Как можно быть такими наивными? Едва мы позволили себе расслабиться, как Инан нас настиг.

Но как он миновал пропасть в Шандомбле? Как узнал, куда мы идем? Даже если он как-то узнал о нас в Ибеджи, мы ушли из этого ада шесть ночей назад.

Я подбегаю к Найле и взбираюсь в седло, крепко сжимая поводья. Тзайн и Амари садятся за мной. Но прежде, чем подстегнуть леонэру, я оборачиваюсь… Что же я упустила?

Где солдаты, сопровождавшие его раньше? Куда исчез адмирал, которая убила Лекана? Пережив нападение сентаро, Инан вряд ли стал бы действовать без поддержки.

Тем не менее стражники не показываются. Маленький принц уязвим. Он один.

Я могу вызвать его на бой. Опускаю поводья, приказав Найле стоять на месте.

– Что ты делаешь? – кричит Тзайн.

– Я справлюсь.

– Зели, нет!

Но я не оборачиваюсь. Сбрасываю сумку на землю и, спрыгнув со спины своей леонэры, приземляюсь, как кошка. Инан останавливает своего зверя и спешивается следом за мной. Обнажает меч, готовый пролить кровь. Рыча, пантэнер убегает, но принц даже не замечает этого. Его форма покрыта алыми пятнами, в янтарных глазах я читаю отчаянье. Он исхудал. От него, будто жаром, веет усталостью, а взгляд кажется безумным.

Борьба с магией ослабила королевского сына.

– Постой! – Голос Амари дрожит.

Тзайн пытается ее удержать, но она спрыгивает со спины Найлы. Ножки бесшумно скользят по земле. Она осторожно подходит ко мне. Я вижу на ее бледном лице страх, который отравил ей жизнь. Снова вижу девушку, которая схватила меня за руку тогда на рынке. Хрупкую принцессу со шрамом на спине. Но когда она выходит вперед, в ней проступает что-то другое, что-то жесткое, как тогда, в битве на корабле. Когда она приближается к брату, на смену ужасу приходит уверенность.

– Что случилось? – Инан направляет мечь в грудь Амари. Тзайн вскакивает, готовый драться, но я хватаю его за руку.

– Пусть она попробует.

– С дороги! – Голос у Инана грозный, но рука дрожит.

Амари замирает, стоя в играющем на клинке лунном свете.

– Отца здесь нет, – наконец говорит она. – Ты не сделаешь мне больно.

– Ты этого не знаешь.

– Это ты не знаешь. – Голос Амари дрожит. – А я уверена.

Некоторое время Инан молчит. Здесь тихо. Слишком тихо. Амари делает шаг вперед. Затем еще один, на этот раз шире. Когда она кладет ладонь ему на щеку, в янтарных глазах Инана стоят слезы.

– Ты не понимаешь, – хрипит он. – Магия убила ее и уничтожит нас всех.

Ее? Понимает ли Амари, о ком он говорит или нет, похоже, для нее это не главное. Она направляет его клинок вниз, будто укрощает дикого зверя.

Впервые замечаю, какие они разные: у нее круглое лицо, у него – квадратная челюсть. Единственное, что их объединяет, – янтарные глаза и медная кожа.

– Я слышу слова отца, не твои. Мы сами себе хозяева и сами выбираем, что делать.

– Но он прав! – Голос Инана прерывается. – Если не остановить это проклятие, Ориша падет.

Он переводит взгляд на меня, и я сильнее сжимаю посох. Попробуй, хочется сказать мне. Нам надоело бежать.

Амари поворачивает голову Инана к себе, обхватив затылок изящными ладонями.

– Не отец – будущее Ориши, брат, а мы. И мы поступаем правильно. Присоединяйся к нам.

Инан смотрит на Амари, и на секунду я не могу понять, кто передо мной. Безжалостный капитан? Маленький принц? Сломленный маг? В его глазах тоска, желание все забыть. Но затем он поднимает голову, и я вижу в его глазах знакомого мне убийцу.

– Амари! – кричу я.

Инан отталкивает ее и бросается вперед, нацелив меч мне в грудь. Я встаю перед Тзайном, достав посох. Что ж, принцесса пыталась. Теперь моя очередь.

В воздухе слышится звон, когда клинок сталкивается с металлическим посохом. Я пытаюсь перейти в наступление, но пробудившийся в Инане убийца не дает мне этого сделать. Хотя принц истощен, его удары точны и полны ненависти ко мне, узнавшей его тайну. Я отражаю каждый из них и чувствую растущую ярость. Этот монстр сжег мою деревню и виноват в смерти Лекана, он – источник всех наших бед.

Нужно уничтожить его.

– Вижу, ты внял моему совету, – кричу я, сделав кувырок, чтобы уйти от удара. – Белая прядь едва заметна. Сколько краски ты извел на сей раз, маленький принц?

Я бью, целясь посохом прямо в череп, чтобы не искалечить, а убить его. Я устала от этих танцев. Устала, что он стоит у меня на пути.

Он пригибается, уходя от удара, и делает выпад, пытаясь ранить меня в живот. Вновь раздается лязг – от столкновения нашего оружия.

– Тебе не выиграть, – шепчу я, крепче сжимая посох руками, дрожащими от напряжения. – Убив меня, ты не изменишь своей природы.

– Неважно. – Инан отпрыгивает назад, готовясь ударить снова. – Если ты умрешь, магия тоже исчезнет.

Он с криком подскакивает ко мне и замахивается мечом.

Глава тридцать седьмая. Амари

Несмотря на годы тренировок с братом, глядеть на него сейчас – все равно что наблюдать за незнакомцем. Хотя он двигается медленнее, чем обычно, его удары беспощадны. Видимо, подстегивает гнев, природу которого я не могу понять. Они с Зели обмениваются ударами, и воздух наполняется звоном. В пылу поединка они смещаются к лесу, и мы бежим за ними.

– Ты в порядке? – спрашивает Тзайн.

Я хочу сказать «да», но при виде Инана сердце разрывается на части. После всех этих ошибок он едва не поступил правильно.

– Они убьют друг друга, – шепчу я, вздрагивая от каждого удара, полного ненависти.

– Нет, – качает головой Тзайн. – В этой битве победит Зел.

Я медлю и изучаю ее удары, выверенные и сильные. Она всегда была воином и защитником, но сейчас все по-настоящему: Зели пытается не обезвредить, а убить моего брата.

– Надо остановить их! – Я бросаюсь вперед, не обращая внимания на мольбы Тзайна держаться подальше. Они спускаются по холму, уходят в поросшую лесом долину. Я бегу к ним, но, приближаясь, не понимаю, что делать. Вытащить клинок или остаться безоружной и рискнуть жизнью, разнимая их? В их поединке чувствуется свирепая ярость, и я не уверена, что смогу их остановить. Не знаю даже, прервутся ли они хотя бы на миг.

Но когда приближаюсь, меня беспокоит другое: присутствие незримых наблюдателей. Тяжесть их взглядов я узнаю где угодно, это талант, отточенный жизнью в дворцовых стенах. Ощущение нарастает, и я останавливаюсь в поисках его источника. Призвал ли Инан своих солдат? Сражаться в одиночку совсем на него не похоже. Если армия приближается, мы гораздо уязвимее, чем я думала.

Но печати Ориши нигде не видно, а вместо гула солдат над нами слышен шелест листьев. Я хватаюсь за меч, но, прежде чем успеваю вытащить его из ножен, в воздухе раздается свист…

Найла падает на землю с жалобным мяуканьем, болас[12] опутывают ее лапы и морду. Я озираюсь по сторонам, когда новые шары ударяют в ее массивное тело. Леонэру обездвиживают с ловкостью опытных браконьеров. Приглушенный рев переходит в испуганное поскуливание. Найла тщетно пытается освободиться. Спустя минуту ее мяуканье замолкает. Она ничего не может сделать, когда пять солдат появляются из леса и уносят ее прочь.

– Найла! – Тзайн бросается к ней с ножом для разделывания шкур. Быстрый, как молния, он заносит лезвие…

Тзайн, как подкошенный, падает на землю. Болас опутывают его лодыжки и запястья. Охотничий нож выпадает из рук. Он пойман в сеть, как дикий кот.

– Нет!

Сердце колотится в груди, как сумасшедшее. Я бегу к нему, обнажив меч, легко уклоняюсь от просвистевшего мимо шара, но пятеро, что забрали Найлу, появляются вновь и обступают меня. Они скользят, словно тени, в масках и черных одеждах. На мгновение я различаю круглые глаза. Это не солдаты…

Но если они – не стражники Инана, то кто? Зачем им нападать на нас? Чего они хотят?

Я атакую первого и уклоняюсь, чтобы избежать удара второго. Каждое движение отнимает время, которого нет у Тзайна и Найлы.

Новые фигуры возникают из тьмы и утаскивают Тзайна прочь. Он бьется в сетях изо всех сил, пока удар в голову не лишает его чувств.

– Тзайн! – Я замахиваюсь мечом на рванувшегося вперед противника, но, увы, слишком поздно. Человек в маске хватается за рукоять и разоружает меня. Другой прижимает к лицу влажную тряпку.

Резкий запах бьет в нос, и мое сознание меркнет.

Глава тридцать восьмая. Зели

Среди деревьев исчезают крики Амари.

Мы с Инаном замираем. Оборачиваемся и видим, как она дерется с мужчиной в маске в нескольких метрах от нас. Принцесса борется изо всех сил, но через мгновение черная перчатка зажимает ей рот, и она теряет сознание. Люди в масках утаскивают ее в лес.

– Амари! – Инан бежит к ней, я – за ним, но когда мы подбегаем к опушке, понимаем: здесь никого нет. Я не нахожу Найлу, не вижу брата.

– Тзайн? – Я прислоняюсь к стволу и изучаю деревья, ищу следы борьбы. Вдалеке вздымается облако пыли: вижу опутанное сетями тело, мощное и сильное. Безвольная рука свешивается из-под веревок. Нет…

– Тзайн!

Я мчусь как стрела. Быстрее, чем когда-либо в жизни. Словно мне снова шесть, и я бегу за мамой, скованной цепью стражников.

Подавляю воспоминания, выкрикивая в темноту имя брата. Этого не может быть. Только не со мной. Не с ним.

Не снова.

– Тзайн!

Крики раздирают горло, ноги дрожат. Я бегу, разбрызгивая грязь, обгоняю спешащего на помощь сестре Инана. Мне нужно спасти его…

– Нет!

Крепкие веревки обвиваются вокруг лодыжек, сбивая с ног. Из горла вырывается хрип, сеть затягивается все сильнее. Я кричу, пинаясь и извиваясь, когда меня тянут в лес. Они забрали Тзайна. Забрали Амари.

Теперь хотят похитить меня.

Камни и ветки впиваются в кожу, выбивают посох из рук. Хочу нащупать кинжал Тзайна, но его нигде нет. Пыль летит в лицо и обжигает глаза, я моргаю, пытаюсь избавиться от песчинок, но бесполезно. Я проиграла.

Внезапно веревка, которой я связана, обрывается. Я перекатываюсь набок и замираю. Двое в масках резко дергают сеть, но их атакует Инан, и они падают на землю. Еще один бежит прочь, пытаясь скрыться между деревьев. Но он слишком медлителен: принц догоняет его, бьет в висок рукояткой меча, и ноги беглеца подкашиваются.

Когда человек падает на землю, Инан оборачивается ко мне, сжимая эфес меча. В его глазах пылает ненависть.

Дрожащими пальцами я пытаюсь разорвать сеть, освободиться. Инан приближается, печать Ориши на его мече играет в лунном свете, напоминая о боли, причиненной королевским леопанэром. Сапоги стражников. Кровь, смешанная с грязью. Черная цепь вокруг маминой шеи.

То, как они били Тзайна.

Как швырнули меня на землю…

Каждое воспоминание давит на сердце, кажется, вот-вот сломает ребра. Я перестаю дышать, когда Инан склоняется надо мной, коленями прижимая мои руки к земле.

Вот как это закончится…

Клинок Инана резко опускается, сверкнув, словно молния.

…так же, как и началось.

Глава тридцать девятая. Инан

Я так близок к цели…

Эта мысль потрясает меня, когда я стою над девчонкой. Пойманная в сеть, она беззащитна. Ни посоха, ни магии.

Убив ее, я выполню долг, защищу Оришу от колдовского безумия. Каждый грех, совершенный в этой погоне, будет прощен. Исчезнет единственное существо, знающее о моем проклятии.

Я прижимаю ее к земле, надавливая сильнее, когда она пытается вырваться. Поднимаю меч и приставляю его к груди девчонки, целясь в сердце.

Но, когда касаюсь ее, моя магия потоком хлещет сквозь кожу. Ее не остановить. Она сильнее, чем была когда-либо. Я задыхаюсь, и хрип исчезает в клубящемся синем облаке. Несмотря на внутреннюю борьбу, у меня не получается одолеть его. Мое проклятие затягивает меня, как омут.

Багрово-красное небо.

Дикие крики.

Повсюду кровь.

Еще мгновение, и воспоминание девчонки встает перед глазами. Ее сердце стучит в моей груди с такой болью, которой я никогда еще не испытывал.

Холодные камни скрипят у меня под ногами, когда она карабкается по заснеженным горам Ибадана. До меня доносится аромат домашнего жареного риса. Вдруг сердце замирает, когда солдаты вышибают деревянную дверь хижины. Стражники Ориши.

Мои стражники.

При виде этой картины я задыхаюсь сильнее, словно гориллион сдавливает мне горло.

Передо мной проносятся тысячи случаев, тысячи преступлений, скрепленных печатью Ориши.

Я вижу блестящую шерсть снежного леопанэра и закованный в железную броню кулак, врезающийся в челюсть отца Зели. Эта же рука держит покрытую кровью цепь, обвивающую горло ее матери.

Я вижу все. Мир, созданный моим отцом, и боль, с которой предсказательнице приходилось жить.

– Мама! – Крик Зели кажется мне столь диким, что он не похож на человеческий.

Тзайн обнимает ее в углу хижины, отчаянно пытаясь уберечь от этого зрелища.

Воспоминания проносятся передо мной, то сливаясь в пятно, то растягиваясь, как вечность.

Мчатся, когда она бежит за матерью.

Замирают, когда она останавливается у дерева…

О небо. Ужас парализует мозг. Мертвые маги, как гирлянды, качаются на магацитовых цепях, повешенные в назидание всему миру.

Все мое существо наполняет боль, известная каждому предсказателю, пережившему ночь Рейда.

Я понимаю: в Орише, созданной отцом, подобный конец ожидает любого мага.

Кажется, еще немного, и сил, чтобы вынырнуть из омута воспоминаний Зели, не хватит. Ее боль обрушивается на меня, словно месть за деяния короля.

Вздрогнув, возвращаюсь к реальности.

Я стою на коленях с мечом, занесенным над пресказательницей.

Проклятие небесам.

Рука дрожит. Пришло время убить ее, но я не могу пошевелиться.

Не могу, разглядев в ней испуганную, сломленную девочку. В первый раз вижу в ней не мага, а человека с сердцем полным боли, со своими страхами из-за трагедии, в которой виноват мой отец.

Отец…

Правда обжигает и, словно горькое вино, струится по горлу.

В воспоминаниях Зели нет преступлений, совершенных магами, о которых он говорил. Только разрушенные семьи.

Долг превыше всего, снова звучит в ушах его кредо.

Мой отец, ее король – причина этих страданий.

Я издаю отчаянный крик и опускаю меч. Зели вздрагивает.

Веревки, опутавшие ее, падают.

Она удивленно смотрит на меня и отползает назад, ожидая нападения. Но этого не будет.

Я не хочу быть еще одним обладателем печати Ориши, что причинит ей боль.

Зели открывает рот, но вопрос застывает на ее губах. Она тут же оборачивается к лежащему в грязи человеку в маске, и ужас застывает на ее лице от страшного осознания.

– Тзайн!

Она резко вскакивает на ноги, едва не упав снова. Имя ее брата нарушает тишину ночи.

Никто не отвечает, и она без сил падает на землю. Я опускаюсь рядом.

Наконец-то я знаю правду.

Но не представляю, что, ради небес, мне с этим делать.

Глава сороковая. Зели

Не знаю, как долго лежу в грязи – десять минут или десять дней.

От холода, который я прежде не испытвала, я продрогла до костей. Или это от страха остаться одной…

Не понимаю, кто были те люди в масках? Зачем напали на нас? Они действовали так быстро, что мы не смогли бы от них ускользнуть.

Разве что сбежали бы сразу, как только все началось…

Осознание наполняет рот горечью. Даже самая быстрая из масок не сравнится с Найлой. Если бы мы уехали, только завидев Инана, эти люди не смогли бы подкрасться к нам. Амари и мой брат были бы в безопасности. Но я не послушалась Тзайна, и он заплатил за это.

Он всегда расплачивается за меня.

Когда я побежала за стражниками, уводившими маму, он терпел их побои, чтобы оттащить меня прочь. Когда спасла Амари из Лагоса, ему пришлось оставить дом, команду и прошлое. Когда решила сразиться с Инаном, враги похитили его, а не меня. Он всегда платит за мои ошибки.

Вставай, звучит голос у меня в голове, суровее, чем когда-либо. Отправляйся за Тзайном и Амари и верни их.

Кем бы ни были люди в масках, они совершили роковую ошибку. Я прослежу, чтобы она оказалась последней в их жизни.

Хотя тело будто налито свинцом, я поднимаюсь на ноги и направляюсь к Инану и незнакомцу в маске.

Инан опирается на бревно, с бледным от напряжения лицом держась за сердце. Увидев меня, он кладет руку на меч, но не нападает. Какой бы огонь ни пылал внутри него во время нашей схватки, теперь он погас, оставив после себя лишь пепел. Под глазами у принца пролегли темные круги. Он исхудал и кажется меньше, чем прежде. Кости выпирают на бледной коже.

Он борется… Осознание этого наполняет меня страхом. Он подавляет магию, снова ослабляет себя. Зачем? Я гляжу на него в смятении. Почему он высвободил меня из сети и не атаковал вновь?

Это не имеет значения, резкий голос в голове обрывает мои мысли. Какой бы ни была причина, я все еще жива.

И если буду медлить, брат умрет.

Я отворачиваюсь от Инана и наступаю ногой на грудь мальчишке в маске. Часть меня жаждет снять ее, но будет легче, если я не увижу его лица. Он казался великаном, когда тащил меня по лесу, но теперь его тощее тело выглядит таким хрупким и слабым.

– Куда вы забрали их? – спрашиваю я.

Парень шевелится, но молчит.

Неправильный выбор.

Я поднимаю посох и бью его по руке, ломая кости. От дикого крика мальчишки Инан вскидывает голову, приходя в себя.

– Отвечай! – рычу я. – Куда вы их забрали?

– Я не… Ааа! – Крики становятся громче, но этого мало. Хочу, чтобы он выл от ужаса. Хочу увидеть, как он истечет кровью.

Отбрасываю посох и вынимаю из-за пояса кинжал. Кинжал Тзайна…

Воспоминание о том, как он вложил мне его в руку у ворот Лагоса, пробивается сквозь мою боль. На всякий случай, сказал он тогда.

На случай, если я навлеку на него беду.

– Говори! – Мои глаза, должно быть, пылают яростью. – Где Амари? Где мой брат? Где ваш лагерь?

Первый удар наношу осознанно. Разрезаю руку, чтобы он заговорил. Но когда начинает течь кровь, меня охватывает бешенство, которое не получается сдержать.

Второй удар наношу быстро, третий – молниеносно. Темная ярость выплескивается наружу, я бью снова и снова, вымещая на нем свою боль.

– Где они? – Я погружаю лезвие в плоть, не видя ничего вокруг. Мама исчезает во тьме. За ней – опутанное сетью тело Тзайна.

– Отвечай! – визжу я, вновь вонзая кинжал. – Куда вы забрали его? Где мой брат?

– Эй!

Голос доносится сверху, но я едва его слышу. Они забрали магию, забрали маму, но Тзайна не получат.

– Я убью тебя! – подношу лезвие к сердцу мальчишки и замахиваюсь. – Убью…

– Зели, нет!

Глава сорок первая. Инан

Бросаюсь к ней, вовремя хватая за запястья.

Она замирает, и я рывком поднимаю ее на ноги.

Едва наши руки соприкасаются, моя сила вырывается наружу, пытаясь вновь погрузить меня в воспоминания Зели. Сискивая зубы, загоняю зверя внутрь: одним небесам известно, что случится, если я вновь потеряюсь в ее голове.

– Пусти, – рычит она. В голосе звучит прежняя ярость. Она не знает, что я видел ее воспоминания.

Я рассматриваю ее. Не в силах остановиться, изучаю каждый изгиб, каждую линию. Родимое пятно в форме полумесяца на шее. Белые искорки в серебряных озерах глаз.

– Пусти, – повторяет Зели еще более злобно. Она метит коленом мне в пах, и я успеваю отшатнуться.

– Подожди! – пытаюсь я успокоить ее, но она переключает внимание с мальчика в маске на меня. Стискивает ржавый кинжал и отступает, чтобы атаковать.

– Эй… – Зел – имя появляется у меня в голове. Звучит грубым голосом ее брата. Так ее звал Тзайн.

– Зел, стой!

Из моих уст это имя звучит странно, но она останавливается, услышав свое прозвище. Хмурится, пытаясь сдержать боль. Так же, как в тот день, когда стражники увели ее мать.

– Успокойся. – Я ослабляю хватку в знак доверия. – Остановись. Ты убьешь нашу единственную зацепку.

Она смотрит на меня. Слезы, повисшие на ресницах, стекают по щекам. Ее вновь охватывают горькие воспоминания. Я изо всех сил пытаюсь не обращать на них внимания.

– Нашу? – спрашивает Зели.

Странно слышать это от нее. Между нами не может быть ничего общего. Никаких «нас».

Убей ее. Уничтожь магию.

Раньше все было так просто. Отец хотел истребить магию, и он это сделал, надеясь, что я пойду по его стопам.

Но воспоминание о повешенных на дереве магах наполняет меня ужасом. Одно из бесчисленных преступлений Ориши.

Глядя на Зели, нахожу ответ на вопрос, который всегда боялся себе задать. Я не стану таким, как отец. Не буду таким королем.

Я отпускаю предсказательницу, но на самом деле освобождаюсь сам. От отцовского приказа, от его Ориши. От того, кем не хочу становиться.

Мой долг – служить королевству, но теперь это будет другая страна. Земля, в которой маг может быть принцем. Край, где мы с Зели сможем говорить о «наших» делах. Чтобы честно исполнить свой долг, я должен буду править такой Оришей.

– Нашу, – повторяю я, стараясь звучать уверенно. – Мы нужны друг другу. Они ведь похитили и Амари.

Она изучает меня. В глазах горит надежда, с которой Зели пытается бороться.

– Десять минут назад ты поднял на Амари меч. Тебе просто нужен свиток.

– Ты его видишь?

Девушка оглядывается в поисках своей сумки, но, обнаружив, мрачнеет. Они забрали ее брата, ее союзницу леонэру и свиток, который нужен нам обоим.

– Неважно, отправлюсь я за сестрой или свитком, эти люди забрали все. У нас общие интересы.

– Ты мне не нужен. – Зели злобно щурится. – Я сама их найду.

Я чувствую ее страх, сочащийся из пор, словно пот. Она боится остаться одна.

– Без меня ты бы все еще не выпуталась из сети. Или наш единственный проводник был бы мертв. Думаешь, ты справишься с теми воинами без меня?

Жду, что она уступит. Но Зели ничего не говорит.

– Расценивать твое молчание как нет?

Она указывает на кинжал, зажатый в руке:

– Если ты дашь мне повод, я убью тебя…

– Удивительная самоуверенность.

Мы глядим друг на друга, словно все еще сражаемся, и ее незримый посох скрестился с моим незримым мечом. Затем Зели отводит глаза и возвращается к мальчишке, лежащему в грязи и истекающему кровью.

– Ладно, маленький принц. Что теперь?

Кровь вскипает от ее насмешки, но я сдерживаюсь. Новая Ориша должна с чего-то начинаться.

– Подними его.

– Зачем?

– Ради небес, просто сделай это.

Она презрительно поднимает бровь, но ставит бедолагу на ноги. Он издает стон и не может открыть глаза. Подойдя ближе, я чувствую исходящий от него жар.

Осматриваю мальчишку в маске. Обе руки сломаны. Раны по всему телу. В руках Зели он выглядит как тряпичная кукла. Повезет, если он не истечет кровью.

– Послушай! – Я беру его за подбородок, принуждая смотреть в глаза. – Если хочешь остаться в живых, начинай говорить. Где наша семья?

Глава сорок вторая. Амари

Прихожу в себя от пронзительной боли, пульсирующей в голове. Вскоре начинают болеть рубцы, бесчисленные царапины и порезы, покрывающие кожу. Я открываю глаза, но ничего не вижу. Они надели на голову мешок. Грубая ткань липнет к лицу, когда я вдыхаю слишком глубоко в тщетной попытке избавиться от головокружения.

Что все это значит?

Тянусь вперед, но что-то не пускает меня: запястья привязаны к колонне. Нет, не к колонне. Я сдвигаюсь, чтобы изучить шероховатую поверхность. К стволу…

Значит, мы еще в лесу.

– Тзайн? – пытаюсь позвать я, но мешает повязка, которой мне завязали рот. Кем бы ни были эти люди, они приняли все меры, чтобы обезопасить себя.

Жареный поросенок, которым мы пообедали, просится наружу.

Я пытаюсь услышать еще что-нибудь: журчащую воду, движения других пленников. Но вокруг только тишина. В поисках зацепок я начинаю вспоминать. Хотя вокруг и так темно, закрываю глаза, заново переживая внезапное нападение. Тзайн и Найла исчезают в сплетенных сетях, затем я чувствую резкий запах, и все меркнет. Так много людей в масках, быстрых и безмолвных, сливающихся с тенями. Эти странные воины – преступники.

Нас похитили. Но зачем? Что им нужно? Если они хотели убить нас, я бы уже была мертва. Если ограбить, они уже это сделали. Нет, за их нападением стоит нечто большее. Будь у меня достаточно времени, я бы узнала об их планах, придумала бы, как бежать…

– Она очнулась.

Я замираю, услышав женский голос. Что-то шуршит, раздаются шаги. До меня долетает слабый запах шалфея, когда неизвестная приближается.

– Может, позвать Зу?

На этот раз я улавливаю в ее голосе протяжные ноты, акцент, который слышала только у аристократов с востока. Представляю перед собой отцовскую карту Ориши. Единственная восточная деревня, кроме Илорин, достаточно большая, чтобы там жила знать, – Варри.

– Зу подождет, – отвечает ей мужской голос, в котором тоже слышен восточный акцент. Чувствую жар его тела, когда он приближается.

– Кваме, нет!

Мешок снимают так резко, что голова безвольно падает на грудь. Она гудит, а все вокруг плывет, пока я борюсь с болью и пытаюсь осмотреться.

Перед глазами возникает лицо предсказателя с густой бородой. Его темные глаза полны недоверия. Когда он приближается, я замечаю маленькое серебряное кольцо в правом ухе. И хотя злоба исказила его лицо, он выглядит едва ли старше Тзайна.

За спиной стоит прекрасная предсказательница с темной кожей и кошачьими глазами. Длинные белые локоны спускаются по спине, змеятся по рукам, которые она скрестила на груди. Мы в большом полотняном шатре, закрепленном на двух огромных пнях.

– Кваме, наши маски.

– Они нам не нужны, – отвечает он, обдавая меня горячим дыханием. – Во-первых, это ей, а не нам угрожает опасность.

Я вижу другое тело, привязанное к древесному корню. Голова скрыта мешком. Тзайн. Я вздыхаю от облегчения, узнав его фигуру, но вижу на мешке пятно крови, густое и темное, и страх возвращается. Кожа Тзайна в порезах и синяках – должно быть, тащить его было нелегко.

– Хочешь поговорить с ним? – спрашивает Кваме. – Тогда скажи, откуда у тебя свиток.

Кровь стынет в жилах, когда он размахивает пергаментом перед моим лицом. Небеса. Что еще он забрал?

– Ищешь свое оружие? – Кваме, словно читая мои мысли, достает из-за пояса костяной кинжал. – Не мог оставить твоему парню такое оружие.

Кваме разрезает повязку на моих губах, порезав щеку, но даже не вздрагивает.

– У тебя один шанс, – шипит он сквозь сжатые зубы. – Не пытайся врать.

– Я украла его из королевского дворца, – выпаливаю я. – Мы должны вернуть магию. Боги указали мне путь.

– Я иду за Зу… – начинает девушка за его спиной.

– Подожди, Фолаке! – Его голос становится резким. – Мы должны принести ей ответы и узнать, где Джейлин.

Он снова поворачивается ко мне: глаза превращаются в щелки.

– Косидан и аристократка путешествуют, чтобы вернуть магию, но с вами нет ни одного мага?

– У нас…

Я замолкаю, думая, что ответить. Возвращаюсь во времена приемов во дворце, когда нужно было отыскивать правду за обманом и улыбками. Он думает, что нас двое. Значит, Зели и Инану удалось сбежать. Или их вообще не поймали. Они все еще могут быть в безопасности…

Не знаю, обнадеживает ли меня эта мысль. Объединившись, Зели и Инан могли бы найти нас. Но, судя по яростному поединку, один из них, возможно, уже мертв.

– Выдумки кончились? – спрашивает Кваме. – Хорошо. Говори правду. Как вы нашли нас? Сколько вас здесь? Зачем такой аристократке, как ты, подобный свиток?

Подобный свиток?

Я вонзаю ногти в грязь. Конечно. Почему я не заметила этого сразу? Кваме и глазом не моргнул, когда я сказала, что пергамент нужен мне, чтобы вернуть магию. Он предсказатель, но прикосновение к свитку не пробудило его аше.

Потому, что Кваме уже держал его в руках.

Скорее всего, он и его приятели в масках охотились именно за свитком.

– Послушай…

– Нет, – обрывает меня Кваме и, подойдя к Тзайну, сдергивает мешок с его головы. Тзайн почти без сознания, его голова безвольно висит. Тревога сжимает мне грудь, когда Кваме прижимает костяной кинжал к его шее.

– Не лги мне.

– Не лгу! – кричу я, пытаясь вырваться.

– Надо позвать Зу. – Фолаке пятится к выходу из шатра, как будто от этого ее ужас рассеется.

– Нам нужна правда! – орет Кваме в ответ. – Она лжет. Я знаю, ты тоже это видишь!

– Не причиняй ему боли, – умоляю я.

– У тебя был шанс. – Кваме сжимает губы. – Сама виновата. Я не хочу вновь потерять семью…

– Что здесь происходит?

Поднимаю глаза ко входу в шатер, где стоит девочка, сжимая кулаки. Ее зеленая дашики кажется еще ярче, оттеняемая смуглой кожей. Белые локоны завиваются вокруг головы пушистым облаком. Ей не больше тринадцати, но Кваме и Фолаке ее слушают.

– Зу, я хотела пойти за тобой, – быстро говорит Фолаке.

– А я хотел сперва получить ответы, – заканчивает Кваме. – Мои разведчики видели их у реки со свитком.

Темно-карие глаза Зу расширяются от удивления, когда она берет пергамент у Кваме и изучает выцветшие чернила. То, как она проводит пальцем по строкам, подтверждает мою догадку.

– Ты видела свиток раньше.

Девочка смотрит на меня, затем изучает порезы на коже и рану на голове Тзайна. Пытается сохранить хладнокровие, но уголки ее губ неодобрительно опускаются.

– Вы должны были разбудить меня.

– Не было времени, – говорит Кваме. – Они собирались уезжать. Нужно было действовать, или мы потеряли бы их.

– Их? – спрашивает Зу. – Были другие?

– Еще двое, – отвечает Фолаке. – Им удалось уйти. И Джейлин…

– Что с ним?

Фолаке обменивается виноватым взглядом с Кваме:

– Он еще не вернулся. Возможно, его поймали.

Зу мрачнеет, сжимая пергамент в руке.

– Вы не отправились за ним?

– Не было времени…

– Зря вы это сделали, – рычит Зу. – Мы не бросаем своих. Наш долг – защищать их!

Кваме опускает голову. Скрещивая руки на груди, он переминается с ноги на ногу.

– На кону был свиток, Зу. Он нужен, если за нами придут новые стражники. Я оценил риск.

– Мы не стражники, – вклиниваюсь я. – Не солдаты.

Зу смотрит на меня и подходит к Кваме:

– Из-за тебя мы оказались в опасности. Надеюсь, было весело изображать короля.

Хотя она произносит это со злобой, в словах таится печаль. Нахмурив тонкие брови, девчока выглядит еще младше.

– Соберите остальных в моем шатре, – говорит она Кваме, а затем указывает на Тзайна. – Фолли, промой и забинтуй рану. Не хочу, чтобы у него началось заражение крови.

– А она? – Фолаке кивает в мою сторону. – Что делать с ней?

– Ничего. – Взгляд Зу останавливается на мне, и на сей раз я не могу его прочитать: – Она останется здесь.

Глава сорок третья. Инан

Тишина окружает нас.

Гнетущая и тяжелая, висит в воздухе.

Усталые, мы взбираемся на самый высокий холм в лесу, сопровождаемые только эхом наших шагов. Несмотря на то, что земля мягкая, а сети тяжелые, наши противники в масках передвигались очень осторожно. Это удивляет меня. Стоит заметить следы, как я тотчас их теряю.

– Сюда. – Зели идет впереди, осматривая деревья.

Следуя указаниям мальчишки в маске, ищу на стволах рисунок, оставленный его товарищами: Х из двух перекрещенных полумесяцев. Если верить ему, только следуя за этим знаком, можно отыскать дорогу в лагерь.

– Вот еще один. – Зели указывает на дерево и поворачивает налево, поднимаясь с невероятным упорством, так что я еле поспеваю за ней. Бесчувственное тело врага лежит на мне мертвым грузом, перекинутое через плечо. Каждый вздох дается с трудом. Я почти забыл, как больно бывает дышать, когда приходится контролировать магию, но теперь снова должен это делать.

В схватке с Зели пришлось высвободить ее – мне нужна была вся сила, чтобы победить. Теперь же энергия уходит на то, чтобы ее сдержать. Неважно, насколько это тяжело, я боюсь вновь испытать чувства Зели. Это постоянное и нарастающее ощущение угрозы…

Ноги скользят по грязи. Со стоном я упираюсь каблуками в почву, чтобы не упасть. Моему проклятию только это и нужно. Как вырвавшийся из клетки леопанэр, оно выходит наружу.

Я закрываю глаза, и воспоминания Зели накрывают меня, как прилив, сперва холодные и болезненные, затем нежные и теплые. Меня обдает запахом моря. Перед глазами ясное ночное небо, отражающееся в темных волнах. Прогулки с Тзайном на речной рынок. Время, проведенное вместе с папой в кокосовой лодке.

Все эти моменты вспыхивают в памяти, как искры, только на миг.

Затем я тону в пучине скорби.

Небо. Я борюсь, подавляя ее мысли и свое проклятие. Когда все заканчивается, становится легче, хотя грудь все еще сжимается от боли. Что-то внутри взывает к моей магии, пробуждая ее при любом удобном случае. Ее дух словно парит надо мной, всякий раз налетая с силой бури.

– Ты замедляешь меня, – кричит Зели с вершины холма.

– Хочешь сама нести его? – спрашиваю я. – Мне бы очень хотелось, чтобы его кровь заливала тебя.

– Возможно, если ты перестанешь подавлять свои силы, то справишься с лишним грузом.

Возможно, если ты закроешь свою проклятую память, мне не потребуется столько энергии, чтобы блокировать ее.

Я не отвечаю. Не все воспоминания Зели прокляты. В них есть безумная любовь к семье – чувство, которого я никогда не испытывал. Я думаю о днях тренировок с Амари и ночах, когда дрожал от отцовского гнева. Если бы Зели обладала моей магией, какую часть меня она бы увидела?

Терзаемый этим вопросом, я поднимаюсь на последний уступ. Достигнув вершины, опускаю нашего пленника на землю и выхожу на плато. Ветер ударяет в лицо. Я сгораю от желания снять шлем и смотрю на Зели. Она уже знает мою тайну. Впервые с тех пор, как на голове появилась эта жалкая прядь, мне не нужно ее прятать.

Расстегиваю шлем, стоя на краю утеса и наслаждаясь тем, как ветер обдувает кожу. Прошло так много времени с тех пор, как я мог это почувствовать.

Под нами заросшие лесом холмы – долина реки Гомбе, омытая лунным светом и полная причудливых теней. Повсюду возвышаются огромные деревья, но с высоты я вижу один необычный знак. В отличие от других зарослей эта роща выглядит искусственной, образуя большой круг. С нашего наблюдательного пункта метка «Х» противников, нанесенная на несколько листьев, едва заметна.

– Он сказал правду, – в голосе Зели звучит удивление.

– Мы не оставили ему выбора.

– И все же, – она пожимает плечами, – он мог и соврать.

За деревьями скрывается стена, возведенная из грязи, камней и сплетенных веток. Несмотря на примитивность, она очень высока и поднимается над деревьями на несколько метров.

У стены стоят двое часовых с мечами, охраняя подобие ворот. Как и допрошенный нами мальчишка, они носят маски и одеты в черное.

– Никак не пойму, кто они, – вполголоса шепчет Зели.

Я повторяю ее вопрос. Единственное, чего мы добились от мальчишки, кроме расположения их лагеря, – сведения о том, что им тоже нужен свиток.

– Может, если бы ты не забила его до полусмерти, у нас было бы больше ответов.

Зели фыркает:

– Если бы я его не избила, мы бы вообще не нашли это место.

Она уходит вперед, спускаясь по заросшему лесом холму.

– Куда это ты собралась?

– Вернуть наших родных.

– Подожди! – Я хватаю ее за руку. – Мы не можем просто ворваться туда.

– Я возьму на себя двоих.

– Их гораздо больше, – указываю на пространство вокруг ворот.

Зели требуется секунда, чтобы приглядеться. Спрятавшиеся в тени солдаты так неподвижны, что сливаются с зеленью.

– По меньшей мере тридцать только на этой стороне. Не считая тех, что прячутся на деревьях.

Указываю на ногу, свисающую с ветвей, – единственный признак жизни в густой листве:

– Если они поддерживают тех, что внизу, там должно быть как минимум пятнадцать человек.

– Тогда нападем на рассвете, – решает Зели. – Они не смогут спрятаться.

– Солнечный свет не изменит их количества. Надо полагать, они так же искусны, как те, что забрали Амари и Тзайна.

Зели презрительно морщит нос. Я тоже это слышу: имя ее брата странно звучит у меня на устах.

Ее белые кудри сияют в лунном свете. Прежде они были прямыми, как лезвие, но теперь закручиваются в спирали. Ее раннее воспоминание всплывает передо мной. Когда Зели была ребенком, они вились еще сильнее. Ее мать хихикала, пытаясь расчесать эту неподатливую копну, призывая пляшущие тени, чтобы дочь не дергалась.

– Так что ты предлагаешь? – обрывает она мои мысли. Я вновь смотрю на стену, позволяя грядущей битве отодвинуть воспоминания Зели.

– Гомбе всего лишь в дне пути. Если я отправлюсь сейчас, к утру приведу солдат.

– Ты серьезно? – Зели отступает на шаг. – Хочешь впутать в это стражников?

– Если нужно проникнуть в лагерь, не помешают еще силы. Разве у нас есть выбор?

– Со стражниками выбор есть у тебя. – Зели тычет пальцем мне в грудь. – А у меня – нет.

– Он – предсказатель. – Я указываю на пленника. – Что, если за стеной их больше? Теперь у них свиток, так что мы не знаем, с чем столкнемся.

– Конечно, свиток. Всегда он. Глупо было думать, что ты хочешь спасти моего брата или свою сестру…

– Зели!

– Придумай другой план, – требует она. – Если за стеной предсказатели и ты призовешь стражу, родных мы не увидим. Они умрут, когда твои солдаты ворвутся внутрь.

– Это не так…

– Приведи стражников, и я открою им твой секрет. – Она скрещивает руки на груди. – Они придут за нами, но убьют и тебя.

Все внутри сжимается, и я отступаю. Вновь вижу меч в дрожащих руках Каэи, ее глаза, полные ненависти.

Странная грусть охватывает меня, когда я лезу в карман и сжимаю отцовскую пешку. Проглатываю свои возражения. К сожалению, она права.

– Как мы сделаем это без подкрепления? – спрашиваю я. – Нам не хватит сил, чтобы пробраться за стену.

Зели поворачивается к лагерю и обхватывает себя руками. Она дрожит, хотя здесь душно, и пот стекает с меня градом.

– Я проведу, – наконец отвечает она. – А когда мы окажемся внутри, разойдемся.

Несмотря на молчание, я понимаю: Зели думает о свитке. Там, за стеной, битва за него будет отчаянной.

– Каков план?

– Не твое дело.

– Мое, если я доверяю тебе жизнь.

Она бросает на меня злобный взгляд, полный недоверия. Затем прижимает ладони к земле. В воздухе нарастает гул.

– Эми авон ти о ти сун…

Земля покоряется ее воле, трескается и осыпается. Пыльная фигура, воскрешенная магией, поднимается от касания предсказательницы.

– Небеса, – изумляюсь я ее силе. Когда она этому научилась? Зели не обращает на меня внимания и поворачивается к лагерю.

– Это восставшие духи, – говорит она. – Они мне подчиняются.

– Как много ты можешь призвать?

– Восемь. Может, больше.

– Мало. – Я качаю головой.

– Они сильны.

– Внизу слишком много противников. Нам нужно что-то более мощное…

– Ладно, – Зели резко разворачивается, собираясь уйти, – если мы атакуем следующей ночью, утром я сделаю еще.

Она идет прочь, но останавливается.

– Вот тебе совет, маленький принц. Не доверяй мне жизнь, если не хочешь ее потерять.

Глава сорок четвертая. Зели

Бусины пота выступают на коже, пропитывают укороченную дашики и падают на камни. Мышцы дрожат от напряжения. Я совершила сотню призывов, но Инан все еще не сдается. Он поднимается на ноги после нового поединка, отряхивая пыль с голой груди. Хотя последний воскресший оставил на его щеке алый рубец, он твердо стоит на ногах.

– Еще.

– Проклятье, – задыхаюсь я. – Дай мне минуту.

– У нас ее нет. Если ты не можешь этого сделать, нужен другой план.

– План хороший, – говорю я, стиснув зубы. – Как еще тебе это доказать? Они сильны, так много духов не нужно…

– Там больше пятидесяти бойцов, Зели. Вооруженных, готовых к битве. Если ты думаешь, что восьмерых воскрешенных хватит…

– Для тебя их более чем хватает! – Я указываю на подбитый глаз, на кровь, испачкавшую рукав его кафтана. – Ты едва справляешься с одним, так почему думаешь, что враги смогут их одолеть?

– Потому что их пятьдесят! – кричит Инан. – А я вполовину не так силен, как раньше. Едва ли можно брать меня в пример.

– Так докажи, что я ошибаюсь, маленький принц! – Я сжимаю кулаки, готовая пролить королевскую кровь. – Докажи мне, что я слаба. Покажи свою настоящую мощь!

– Зели…

– Хватит! – рычу я, вжимая ладони в землю. Впервые мне не требуется заклинание: аше струится сама, призывая духов. С грохотом они поднимаются из земли, покоряясь моей воле. Глаза Инана удивленно расширяются, когда десять воскресших летят к холму.

За миг до столкновения он щурит глаза, на горле выступают вены, мышцы напрягаются. Магия Инана выходит наружу, как теплый бриз проносясь в воздухе.

Он вспарывает двух воскресших, и они осыпаются на землю. Затем бьется с другими, быстрый, как молния, уклоняется и атакует, не медля ни секунды. Проклятье. Я закусываю губу. Он быстрее обычного стражника.

Смертоноснее любого принца.

– Эми авон ти о ти сун… – повторяю я снова, воскрешая еще троих. Надеюсь, что они замедлят Инана, но после нескольких секунд яростной битвы он остается один. Пот струится у него по лицу, пыль скрипит под сапогами.

Он сразил двенадцать воскресших и все еще на ногах.

– Довольна? – даже задыхаясь, он выглядит более живым, чем когда-либо раньше. Мышцы сверкают от пота. Теперь он не кажется худым, как скелет. Он вонзает меч в землю, к лицу приливает кровь. – Если я, не сдерживаясь, победил двенадцать, со сколькими, думаешь, справятся пятьдесят?

Прижимаю ладони к утесу. Нужно воскресить армию, которую он не сможет побить. Земля с грохотом разверзается, но моя аше слишком слаба, чтобы оживить новых солдат. Не прибегая к кровавой магии, я не справлюсь. Как бы я ни старалась их призвать, новые воскрешенные не появляются.

Не знаю, читает ли Инан отчаянье в моем взгляде или чувствует его с помощью магии. Он трет переносицу, подавляя вздох.

– Зели…

– Нет, – обрываю я и смотрю на сумку. Внури лежит солнечный камень, безмолвно искушая меня.

С его помощью можно призвать сколько угодно духов, которые справятся с пятьюдесятью бойцами. Но Инан не знает, что он у меня. Если люди в масках охотятся за свитком, им нужен и солнечный камень. Отчаянье растет, хотя я знаю, что права. У меня есть шанс добыть свиток и костяной кинжал, но если камень попадет в руки тех магов, они станут слишком могущественны, и я не смогу его вернуть.

Но если использовать кровавую магию…

Я гляжу на свою руку. Отметина от укуса у большого пальца только начала затягиваться. Кровавого жертвоприношения более чем достаточно. Кроме того, после случившегося на арене в Ибеджи я никогда не хочу вновь прибегать к этому ритуалу.

Инан выжидающе смотрит на меня, но я не знаю, что ответить.

– Дай мне еще немного времени.

– У нас его нет. – Инан проводит рукой по волосам. Число белых прядей увеличилось. – Ты не справляешься. Если не можешь, лучше позвать стражу.

Он делает глубокий вдох, ослабляя магическую силу. Кровь отливает от лица. Усталость овладевает им, когда он пытается подавить аше.

Как будто сама жизнь покидает его.

– Может, проблема не во мне? – хриплю я, закрывая глаза. Ненавижу его за то, что он заставляет меня чувствовать свою слабость. За то, что сам лишает себя сил. – Если ты используешь свою магию, стражники нам не понадобятся.

– Не могу.

– Не можешь или не хочешь?

– Моя магия не может навредить.

– Ты уверен? – настаиваю я, вспоминая мамины истории и рассказ Лекана о проводниках. – Никогда никого не оглушал? Не сводил с ума?

На его лице на миг появляется странное выражение. Принц сжимает эфес меча и отворачивается. Воздух становится холоднее, когда он загоняет силы еще глубже.

– Ради небес, Инан, соберись. Ты можешь помочь спасти Амари, почему бы не сделать все, на что ты способен? – Подхожу к нему, пытаясь звучать мягче. – Я сохраню твой дурацкий секрет, если мы используем магию для атаки.

– Нет!

Я отшатываюсь от неожиданного отказа.

– Говорю тебе: нет. – Он лихорадочно сглатывает. – Не могу. Никогда не сделаю этого снова. Знаю, ты не доверяешь стражникам, но я их принц. Обещаю, они будут мне подчиняться…

Я резко разворачиваюсь и ухожу по склону холма. Инан кричит вслед, но я борюсь с желанием ударить его посохом. Мне никогда не спасти брата, не вернуть свитка или кинжала. Я пытаюсь справиться со слезами.

– Зели…

– Скажи, маленький принц, – поворачиваюсь я к нему. – Что ужаснее: использовать магию или подавлять ее?

– Тебе не понять.

– О, я все прекрасно понимаю! – наклоняюсь к нему, достаточно близко, чтобы увидеть щетину на щеках. – Ты позволишь сестре умереть и сожжешь всю страну, только бы сохранить свою тайну.

– Храня ее, я обеспечу безопасность Ориши! – в воздухе разливается тепло, когда его аше высвобождается. – Магия – источник всех бед и причина страданий всей страны!

– Твой отец – источник всех бед! – Мой голос дрожит от гнева. – Он – трус и тиран. Вот и все.

– Мой отец – твой король, – Инан подступает ближе, – который пытался защитить свой народ и уничтожил магию, чтобы в Орише наступил мир.

– Этот монстр отнял нашу силу, чтобы забрать тысячи жизней и невинные не смогли себя защитить!

Инан молчит. Воздух вокруг нагревается, на его лице отражается чувство вины.

– Отец сделал то, что считал правильным, – медленно говорит он. – И не ошибся, уничтожив магию, но виноват в дальнейших гонениях магов.

Я хватаюсь за голову. Лицо горит от этих слов. Как может он защищать отца? Неужели не видит, что происходит на самом деле?

– Отсутствие магии и гонения – две стороны одной медали, Инан. Без магии мы мухи. Без нее король относится к нам, как к отбросам!

– Сила – не выход. Она только ужесточает схватку. Может, ты не доверяешь моему отцу, но поверь мне и солдатам…

– Поверить солдатам? – Я кричу так, что, наверное, слышит каждый боец в этом забытом богом лесу. – Тем самым, которые накинули цепь на шею матери и до полусмерти избили отца? Стражникам, которые лапают меня при любой возможности и ждут не дождутся дня, когда я попаду в рабство, чтобы позабавиться?

Глаза Инана расширяются от удивления, но он продолжает:

– Те, которых я знаю, хорошие люди. Они охраняют Лагос.

– О боги! – Я снова ухожу в сторону леса. Не могу больше слушать. Только полная дура решила бы объединиться с ним для сражения.

– Эй, – кричит Инан. – Я с тобой говорю!

– Хватит с меня разговоров, маленький принц. Ты не сможешь понять.

– То же можно сказать о тебе! – Он с трудом догоняет меня. – Для того, чтобы все исправить, магия не нужна.

– Отстань.

– Если бы ты только знала, откуда я…

– Уйди!

– Не нужно бояться…

– Я всегда боюсь!

Произнося это, не знаю, что пугает меня больше: уверенность в голосе или сами слова.

Боюсь. Все время боюсь. Это правда, которую я скрывала долгие годы, с которой боролась. Когда она открывается, я замираю.

Не могу дышать.

Не могу говорить.

Внезапно чувствую слабость и падаю на землю, прижимая ладонь ко рту, чтобы унять рыдания. Неважно, какой сильной я стану, какой могущественной будет моя магия. Они всегда будут нас ненавидеть. Я всегда буду бояться.

– Зели…

– Нет, – выдыхаю я сквозь слезы. – Хватит. Думаешь, что знаешь лучше, но это не так. Ты никогда не поймешь.

– Тогда помоги мне. – Инан опускается на колени рядом со мной, стараясь сохранять дистанцию. – Пожалуйста. Я хочу понять.

– Не выйдет! Они построили этот мир для принца и относятся к тебе с любовью. Они никогда не обзывали тебя на улицах, не выбивали дверь дома. Не тащили твою мать на цепи и не вешали ее на потеху миру.

Теперь, когда пришло осознание правды, я понимаю: нам не удастся ничего изменить. Не могу вздохнуть полной грудью, меня душат рыдания, а руки дрожат от ужаса.

Мне страшно.

Истина режет острее любого ножа.

Что бы ни произошло, я всегда буду бояться.

Глава сорок пятая. Инан

Чувствую боль Зели: она витает в воздухе и оседает на землю, словно капли дождя.

Впитывается мне в кожу.

В груди щемит от ее рыданий. Сердце разрывается от ее боли.

Все это время я ощущаю ужас, которого прежде не знал. Он вот-вот сломит меня.

Разрушит все, чем я жил.

Невозможно, чтобы таким она видела мир…

Не может быть, чтобы мой отец сделал жизнь этой девушки такой. Но чем сильнее становится душевная боль в этом хрупком теле, тем больше я понимаю: страх – в основе всего ее существа.

– Если бы ты призвал сюда стражу, мы лишились бы последней надежды. Под их властью нам не выжить. Единственный выход – обрести силу.

Она говорит это, и рыдания затихают. Словно она вспомнила нечто важное, что поможет отвлечься.

– Твои люди, стражники, всего лишь убийцы, насильники и воры. Единственная разница между ними и преступниками в том, что они носят форму.

Она поднимается на ноги и стирает слезы ладонью.

– Можешь обманывать себя, но не изображай невинность передо мной. Я не позволю твоему отцу жить с тем, что он сделал. Не позволю твоему невежеству успокоить меня.

Сказав это, она уходит. Тихие шаги замирают в отдалении.

В этот миг я понимаю, как сильно ошибался.

Неважно, что мне удалось побывать в голове Зели.

Я никогда не узнаю, насколько ей больно.

Глава сорок шестая. Амари

Во дворце была комната, которую регулярно посещал отец. Каждый день ровно в половине первого. Он поднимался с трона и шел по залу для приемов с адмиралом Эбеле по левую руку и командиром Каэя – по правую.

До Рейда я следила за ними, движимая простым любопытством. Каждый день смотрела, как они спускаются по холодной мраморной лестнице, пока однажды не решилась пойти следом.

Мои ножки были такими короткими, что, перепрыгивая со ступеньки на ступеньку, приходилось держаться за алебастровые перила. Я представляла, что увижу комнату, полную бобовых пирогов, лимонных пирожных и сверкающих игрушек, которые ждут не дождутся, чтобы с ними поиграли. Но, спустившись, я не почувствовала сладкого цитрусового аромата, не услышала смех. Холодное подземелье было наполнено криками.

Криками мальчика.

В воздухе разнесся резкий удар – кулак Каэи врезался в щеку слуги, перстнями располосовав кожу.

Наверное, я закричала, увидев его окровавленное тело. Скорее всего, ведь они обернулись. Я не знала имени этого слуги. Вспомнила только, что он заправлял мне кровать.

Отец поднял меня и, прижимая к бедру, унес из подземелья, даже не удостоив взглядом. Тюрьма – не место для принцессы, сказал он тогда.

Новый удар раздался в воздухе – кулак Каэи вновь нашел свою цель.

Солнце садится, долгий день сменяется ночью, а я размышляю над словами отца. Что бы он сказал, увидев меня сейчас? Возможно, приказал бы повесить.

Я стараюсь не обращать внимания на боль в плечах и сильнее натягиваю веревку, хотя уже изранила руки до крови. Весь день терла ее о кусок коры, и она почти порвалась – чтобы освободиться, нужно было еще немного времени.

– Небеса, – выдыхаю я, чувствуя, как пот выступает над губой. В который раз осматриваю шатер в поисках чего-нибудь острого. Но здесь только я, Тзайн и грязь.

Мне удалось выглянуть наружу лишь раз, когда Фолаке принесла воду. За полотнищем, прикрывающим вход, я увидела хмурого Кваме. Костяной кинжал был все еще у него.

Я дрожу и с глубоким вздохом закрываю глаза. Не могу забыть лезвие, прижатое к горлу Тзайна. Только тихое дыхание говорит, что он еще жив. Фолаке промыла и перевязала рану, но с тех пор он даже не шевельнулся.

Я должна вытащить его отсюда, пока они не вернулись. Нужно найти способ спасти Тзайна, забрать свиток и кинжал. Ночь почти прошла. До векового солнцестояния осталось всего пять дней.

Полотнище над входом поднимается, и я замираю. Зу наконец вернулась. Сегодня она одета в черный кафтан с зелеными и желтыми бусинами по краю. Вместо маленького воина, которого я видела вчера, передо мной стоит обычный ребенок.

– Кто ты? – спрашиваю я. – Что тебе нужно?

Она не обращает на меня внимания и опускается на колени перед Тзайном.

– Пожалуйста! – Сердце вот-вот выпрыгнет из груди. – Он ни в чем не виноват. Не делай ему больно!

Зу закрывает глаза и кладет ручки на повязку. Я замираю, когда легкий оранжевый свет струится с ее ладоней. Сперва еле заметный, он становится ярче, нагревая воздух в шатре, пока не окутывает голову Тзайна.

Магия…

Меня охватывает тот же восторг, что наполнял при виде света, струившегося с пальцев Бинты. Как и волшебство служанки, магия Зу прекрасна, совсем не похожа на то, во что отец заставил меня поверить. Но как ей это удается? Где она научилась? Во времена Рейда эта девочка была младенцем, откуда она узнала заклинания, которые шепчет теперь?

– Что ты делаешь?

Зу не отвечает, стиснув зубы от напряжения. На ее висках выступают капельки пота. Руки слегка дрожат. Свет окутывает кожу Тзайна, и его рана затягивается. Пурпурные, почти черные синяки полностью исчезают, возвращая нам того прекрасного юношу, который пытался меня спасти.

– Слава небесам! – Я вздыхаю от облегчения, когда Тзайн со стоном приходит в себя. Первый звук от него с тех пор, как нас похитили. Я с радостью замечаю, что он шевелится, хотя до конца не пришел в себя.

– Ты – целительница? – спрашиваю я.

Зу смотрит сквозь меня, но как будто не замечает. Разглядывает царапины на коже, словно ищет, чем еще можно помочь. Так, будто стремление исцелить – не в магии, а в ее сердце.

– Пожалуйста, – пробую я снова. – Мы вам не враги.

– Но у вас наш свиток.

Наш? Не может быть, чтобы только она, Кваме и Фолаке были магами. Наверное, их здесь гораздо больше.

– Мы не одни. Девушка, которую Кваме не смог схватить, – могущественная жница. Мы были в Шандомбле, и сентаро открыл нам секрет этого свитка…

– Ты лжешь! – Зу скрещивает руки на груди. – Косиданам нечего делать с сентаро. Кто вы на самом деле? Где остальная армия?

– Я говорю правду, – непроизвольно пожимаю плечами. – То же самое я сказала Кваме. Если вы мне не верите, ничего не могу поделать.

Зу вздыхает и достает из кафтана свиток. Когда она разворачивает его, суровое выражение на ее лице сменяется грустью.

– В последний раз, когда видела его, я пряталась под рыбацкой лодкой. Сидела и смотрела, как стражники перерезали горло моей сестре.

О небо…

В голосе Зу те же восточные переливы. Наверное, девочка была в Варри, когда Каэя обнаружила свиток. Она думала, что уничтожила всех новых магов, но Зу, Кваме и Фолаке выжили.

– Мне так жаль, – шепчу я. – Представить не могу, каково тебе.

Долгое время Зу молчит. Видимо, ослабев, она садится на землю. От усталости девочка выглядит старше своих лет.

– Я была крохой, когда начался Рейд. Даже не знаю, как выглядели мои родители. Помню только, как было страшно. Вот и все. – Зу наклоняется и выдергивает траву с корнями. – Я всегда думала, как это – жить с такими ужасными воспоминаниями. Теперь знаю.

Перед глазами снова встает лицо Бинты, ее ясная улыбка и сверкающие глаза. На мгновение воспоминание будто обретает плоть и светится в темноте. А потом краснеет, утонув в крови.

– Ты – аристократка. – Зу поднимается и подходит ко мне, незнакомый огонь появляется в ее глазах. – Чую это. И не позволю королевским прихвостням погубить нас.

– Я на твоей стороне, – качаю головой. – Освободи, и я докажу это. Свиток способен на большее, чем просто наделять силой того, кто к нему прикоснется. Есть ритуал, с помощью которого можно вернуть всю магию.

– Вижу, почему Кваме встревожен. – Зу отступает на шаг. – Он считает, что вас послали шпионить за нами. Ты так умело лжешь, что, думаю, он прав.

– Зу, пожалуйста…

– Кваме! – Ее голос обрывается. Когда он входит, она непроизвольно сжимает горло.

На его лице читается угроза, пальцы скользят по лезвию костяного кинжала.

– Пора?

Подбородок Зу дрожит – она кивает и зажмуривается.

– Прости, – шепчет она. – Мы должны защитить себя.

– Иди, – говорит ей Кваме. – Тебе не нужно этого видеть.

Зу вытирает слезы и покидает шатер, взглянув на меня в последний раз. Когда она скрывается за полотнами, ко мне приближается Кваме:

– Надеюсь, ты готова заговорить.

Глава сорок седьмая. Инан

– Зели? – кричу я, но сомневаюсь, что она отзовется. После того как она убежала, я вообще не уверен, что найду ее.

Солнце садится, освещая верхушки холмов. Я прислоняюсь к дереву, чтобы отдохнуть.

– Зели, пожалуйста, – задыхаясь, зову я. Внезапная боль заставляет вцепиться в ствол – похоже, из-за нашей ссоры магия мне мстит. Даже дышать больно. – Зели, прости!

Извинение теряется в шуршании листвы, но слова кажутся неискренними. Не знаю, за что извиняюсь: за непонимание или за то, что я – сын своего отца? Любые мольбы ничего не значат в сравнении с тем, что он натворил.

– Новая Ориша, – бормочу я. Теперь, когда произнес это вслух, выражение кажется мне смешным. Как у меня получится все исправить, если я сам – часть проблемы?

Небеса.

Зели не просто посеяла в моей душе зерно сомнения. Она заставляет меня думать иначе, забыть про все, что прежде казалось неоспоримым.

Уже ночь, а у нас еще нет плана. Без воскрешенных мы проиграем маскам, потеряем наших родных и свиток…

Резкая боль пронзает живот. Я сгибаюсь, хватаясь за ствол, чтобы не упасть. Как дикий леонэр, моя магия рвется наружу.

– Мама!

Я закрываю глаза, и в голове вновь звучат крики Зели. Отчаянные. Недетские. Полные ужаса, который она не должна была испытать.

Чтобы магия исчезла навсегда, каждый маг должен умереть. Если они почувствуют силу колдовства, то не остановятся ни перед чем, чтобы его вернуть.

В памяти всплывает лицо отца. Его ровный голос, пустой взгляд.

Я ему верил и, несмотря на страх, восхищался несгибаемой силой короля.

– А еще громче ты не можешь?

Я вздрагиваю от неожиданности. Не знаю почему, но в присутствии Зели магия тут же успокаивается.

– Ты так шумишь, удивительно, как тебя еще не поймали.

Зели выходит из темноты, и сила, бушующая в теле, совсем затихает. Ветер доносит до меня свежий океанский аромат – запах ее души. Я без сил опускаюсь на землю.

– Не моя вина, – выдыхаю я сквозь зубы. – Это очень больно.

– Все пройдет, когда ты примешь свои силы. Они мучат тебя потому, что ты с ними борешься.

Ее лицо по-прежнему кажется суровым, но я с удивлением ловлю в голосе нотку жалости. Предсказательница выходит из тени и прислоняется к дереву. Ее серебряные глаза покраснели и опухли от слез, пролитых после нашей ссоры.

Внезапно я понимаю: пережить ее воспоминания – недостаточное наказание для меня. Я страдал лишь мгновения. Она – всю жизнь.

– Значит, ты будешь сражаться вместе со мной? – спрашиваю я.

Зели скрещивает руки на груди:

– У меня нет выбора. Тзайн и Амари в плену. Одной не справиться.

– А как же восставшие духи?

Зели достает из сумки сверкающий шар. Давние слова Каэи всплывают в памяти. Глядя, как оранжевые и красные всполохи бегут по прозрачной поверхности, я понимаю, что это может быть только солнечный камень.

– Если им нужен свиток, значит, и это тоже.

– Он был у тебя все время?

– Я боялась его потерять, но без него не призвать воскрешенных.

Теперь ее план кажется правильным. Этого должно хватить, но есть нечто более важное.

Твои люди, стражники, всего лишь убийцы, насильники и воры. Единственная разница между ними и преступниками в том, что они носят форму.

Ее слова все еще звучат в моей голове. Посох больше не сталкивается с мечом. После всего, что случилось, пути назад нет. Кто-то должен уступить.

– Ты спросила, что ужаснее, – неохотно произношу я, – использовать магию или подавлять ее? Так вот, я не знаю.

Сжимаю старую пешку, ощущая, как она обжигает пальцы:

– Мне ненавистно и то, и другое.

Слезы застилают глаза, и я изо всех сил пытаюсь их сдержать. Могу представить, как бы избил меня отец, если бы это увидел.

– Ненавижу свою силу, – продолжаю я, понизив голос. – И то, как она отравляет меня. Но больше всего ненавижу то, что она заставляет меня презирать себя самого.

Собрав всю волю, я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с Зели. Но, глядя на нее, перестаю стыдиться своей слабости.

В ее глазах стоят слезы. Не знаю, какую струну ее души я задел, но запах морской соли исчезает, хотя мне впервые хочется, чтобы он остался.

– Твоя магия не отравлена! – Голос девушки дрожит. – Ты сам отравляешь себя тем, что подавляешь и борешься с ней. Носишься с этой жалкой игрушкой! – Она подскакивает, выхватывает из руки пешку и сует мне в лицо. – Это магацит, дурак. Я удивлена, как у тебя пальцы не отпали!

Я гляжу на тусклую пешку, покрытую золотисто-коричневой ржавчиной, изменившей ее первоначальный цвет. Мне казалось, что она покрашена в черный, но, возможно, это всегда был магацит.

Конечно…

Беру пешку у Зели и держу в руке до тех пор, пока не чувствую, как она обжигает кожу. Все это время я думал, что просто слишком крепко ее сжимаю.

Я едва сдерживаю смех и мысленно возвращаюсь в тот день, когда отец «подарил» ее мне.

До Рейда мы каждую неделю играли в сенет. Это были часы, когда он становился для меня не только королем. Каждый ход был наставлением сыну, открывал премудрости управления.

После Рейда времени для игр не осталось. Не осталось времени и для меня. Однажды я совершил ошибку, принеся игру в тронный зал, – тогда отец швырнул пешки мне прямо в лицо.

«Оставь! – рявкнул он, когда я наклонился, чтобы поднять их. – Уборка – дело слуг, а не королей».

Эта пешка – все, что мне удалось сохранить.

Я гляжу на тусклый металл, сгорая от стыда.

Его единственный подарок, полный ненависти.

– Она принадлежала моему отцу, – отвечаю я. – Тайное оружие презирающих магию, созданное, чтобы уничтожать таких, как я.

– Ты цепляешься за нее, как младенец за одеяло. – Зели тяжело вздыхает. – Сражаешься за человека, который будет всегда ненавидеть тебя за то, кто ты есть.

Как и волосы, ее взгляд серебрится в лунном свете, пронзительнее всех, которые мне доводилось встречать. Я застываю, глядя на нее. Не могу отвести глаз, хотя должен говорить.

Роняю пешку в грязь и бью по ней так, что она отлетает в сторону. Вот линия, за которую нет возврата. Я был паршивой овцой, когда страна нуждалась в короле.

Долг превыше всего.

Фраза отца теперь пропитана ложью. Магия может быть опасна, но преступления, совершенные для ее искоренения, не оправдывают монарха.

– Знаю, ты мне не доверяешь. Просто дай шанс. Я проведу нас в лагерь и спасу твоего брата.

Зели закусывает губу.

– А что случится, когда мы найдем свиток?

Я медлю, перед мысленным взором возникает лицо отца. Если не уничтожить магию, вся Ориша будет объята пламенем.

Но единственное пламя, которое я видел, зажег сам король. Он и я. Всю жизнь приходилось слушать его обман, но с меня хватит.

– Он ваш, – решаю я. – Что бы вы с Амари ни захотели с ним сделать, я не встану у вас на пути.

Я протягиваю руку, и Зели в нерешительности на нее смотрит. Не знаю, хватит ли моих слов, но после долгого молчания предсказательница наконец ее жмет. Прикосновение наполняет меня странным теплом.

К моему удивлению, ладони девушки все в мозолях – возможно, от посоха. Пожав друг другу руки, мы отводим глаза, устремляя взгляды в ночное небо.

– Так мы это сделаем? – спрашивает она.

Я киваю:

– Ты увидишь, каким королем я могу стать.

Глава сорок восьмая. Зели

Ойя, пожалуйста, пусть это сработает.

С бешено колотящимся сердцем я безмолвно взываю к ней. Двигаясь среди теней, мы приближаемся к окраине лагеря. Мой план раньше казался безупречным, но теперь, когда пришло время действовать, на ум приходят сотни вариантов провала. Что, если Амари и Тзайна нет внутри? Что, если придется сражаться с магами? Да и как поведет себя Инан?

Гляжу на него и чувствую нарастающий страх. План начинается с того, что маленький принц забирает солнечный камень. Я или сошла с ума, или уже проиграла.

Инан всматривается вперед, сжимает челюсти, считая стражников у ворот. Вместо обычных доспехов на нем темное одеяние пойманного нами пленника.

Все еще не знаю, можно ли ему доверять, не понимаю, какие чувства он во мне вызвал. Его ненависть к себе возвратила меня в темные дни после Рейда. Я тогда тоже презирала магию. Обвиняла маму в том, что произошло. Проклинала богов за то, что они заставили нас испытать.

От этих воспоминаний ком встает в горле, и я пытаюсь отмахнуться от старой боли. Все еще чувствую глубоко внутри отпечаток той лжи, призывающей меня обрезать белые волосы и возненавидеть собственную кровь.

Она чуть не сожрала меня заживо – отвращение к себе, порожденное коварством Сарана. Но он уже забрал маму, и я не могла позволить ему украсть у нас правду.

Следующие месяцы после Рейда я вспоминала все мамины уроки, стараясь высечь их в своем сердце, пока они не слились с кровью в моих венах. Что бы ни говорил мир, моя магия прекрасна. Даже лишенная сил, я благословлена богами.

Слезы Инана напомнили мне о той губительной лжи, которую нас заставили проглотить. Саран постарался на славу – его собственный сын ненавидит себя больше, чем я когда-то.

– Ладно, – шепчет он. – Пора.

Я собираюсь с духом, чтобы разжать пальцы и протянуть ему кожаную сумку.

– Не переусердствуй, – предупреждает он. – Помни, несколько воскрешенных должны тебя прикрывать.

– Знаю, знаю! – Я закатываю глаза. – Начинай уже.

Хочу быть хладнокровной, но сердце замирает, когда Инан выходит из тени и направляется к воротам. Вспоминаю его грубую руку, которая сжимала мою, и странное облегчение, нахлынувшее следом.

Двое в масках у входа обнажают мечи. Те, что прятались в листве, тоже выходят. Наверху звучит хор щипков – лучники натягивают тетиву.

Инан тоже их слышит, но нахально идет вперед, останавливаясь лишь на полпути, в сотне метров от ворот.

– Я пришел заключить сделку, – объявляет он. – У меня есть то, что вам нужно.

Он бросает мою сумку на землю и достает солнечный камень. Нужно было сказать ему о приливе энергии. Даже издалека слышен его крик.

Дрожь охватывает его с головы до ног, ладони пульсируют мягким голубым светом. Гадаю, явился ли ему Ори.

Это зрелище – то, что нужно маскам. Несколько человек с оружием в руках выходят из тени и медленно окружают его, готовые напасть.

– На колени, – рычит женщина. Из осторожности она отдает приказы, стоя у самых ворот. Указывает куда-то своим топором и кивает, после чего еще несколько фигур покидают укрытия.

Боги. Их больше, чем мы думали. Сорок… Пятьдесят… Шестьдесят? А сколько целятся в него с деревьев?

– Сначала приведите ваших пленников.

– Сначала ты сам попадешь в плен.

Деревянные ворота открываются. Инан смотрит на женщину-командира и отступает назад.

– Простите. – Он отворачивается. – Боюсь, сделки не выйдет.

Я выбегаю из подлеска, мчусь со всех ног. Инан изо всех сил бросает мне солнечный камень, словно мяч для агбон. Камень летит быстрее кометы. Подпрыгиваю, чтобы его поймать, прижимаю к груди и с кувырком приземляюсь.

Вздох вырывается у меня, когда энергия камня наполняет тело, нахлынув опьяняющим приливом. Сила камня воспламеняет аше в моей крови, и кожа начинает гореть.

Передо мной в разных образах появляется Ойя, на ней алые шелка, оттеняющие темную кожу. Ветер развевает юбки и играет в волосах, раскачивая бусины, обрамляющие лицо богини.

Белый свет струится с ее ладони, когда она протягивает руку. На краткий миг наши пальцы соприкасаются…

Я возвращаюсь к жизни.

– Взять ее!

Кто-то кричит за спиной, но я не могу разобрать, что именно. Магия бушует в крови, призывая духов со всех сторон. Они спешат ко мне, налетая, словно цунами, шум заглушает крики живых.

Как волны, покорные морю, души сливаются со мной.

– Эми авон ти о ти сун…

Я прижимаю руку к земле, и на этом месте тут же образуется глубокая трещина.

С протяжным стоном оттуда восстает армия мертвых.

Они вырываются из земли, образуя ураган из веток, камней и пыли. Их тела обретают плоть от серебряного света моей магической силы, которая рождает бурю.

– В атаку!

Глава сорок девятая. Амари

Резкий удар раздается в воздухе.

Дыхание спирает, когда я вижу, как кулак Кваме врезается в челюсть Тзайна.

Его голова безвольно падает на грудь, окровавленная, вся в синяках от побоев. Свежая кровь заливает Тзайну глаза, сводя на нет все лечение Зу.

Кваме оборачивается ко мне и хватает за подбородок:

– Кто еще знает, что вы здесь? Где остальные солдаты?

Несмотря на ярость в глазах, голос у него сдавленный, глухой от отчаянья. Как будто пытки причиняют ему не меньше боли, чем нам.

– Нет никаких солдат. Найди девушку-мага, что путешествует с нами, – она подтвердит каждое мое слово!

Кваме закрывает глаза и глубоко вздыхает. На несколько секунд он застывает, и я начинаю дрожать от напряжения.

– Те, что явились в Варри, были похожи на тебя. – Он вынимает из-за пояса костяной кинжал. – Даже звучали, как ты.

– Кваме, пожалуйста…

Он вонзает кинжал в ногу Тзайна. Не знаю, кто из нас двоих кричит громче.

– Если ты злишься, ударь меня! – Я бьюсь о ствол, тщетно пытаясь порвать веревку. Лучше бы Кваме ранил меня. – Ударь меня. Рань меня.

Будто ножом по сердцу, бьет образ Бинты, который возникает передо мной. Она тоже страдала из-за меня.

Кваме бьет Тзайна в бедро, снова и снова, я опять кричу, а глаза слепнут от слез. Трясущейся рукой он вытаскивает кинжал из раны. Дрожь усиливается, когда он подносит острие к груди Тзайна.

– Твой последний шанс.

– Мы вам не враги! – кричу я. – Стражники в Варри убили и наших близких!

– Ложь. – Голос Кваме обрывается. Он справляется с дрожью и отводит лезвие назад. – Те стражники – ваши люди. Ваши близкие…

Полотнище у входа распахивается. Фолаке вбегает внутрь, едва не врезаясь в Кваме.

– На нас напали!

Тот мрачнеет:

– Ее солдаты?

– Не знаю. Думаю, среди них маг!

Он сует в руку Фолаке костяной кинжал и выбегает из шатра.

– Кваме…

– Оставайся тут! – кричит он в ответ.

Фолаке оборачивается и смотрит на нас. Видит мои слезы и кровь, бегущую по ноге Тзайна. Подносит ладонь ко рту, роняет кинжал в грязь, а затем выбегает.

– Тзайн? – зову я. Он сжимает зубы и прислоняется к корню дерева. Пятна крови проступают на штанах. Он медленно моргает, хотя заплывшие от ударов глаза почти не открываются.

– Ты в порядке?

Слезы обжигают глаза. Избитый и раненый, он все еще беспокоится обо мне.

– Нужно убираться отсюда.

С удвоенной силой натягиваю веревки, связывающие запястья. Раздается треск. Они начинают поддаваться. Веревка врезается в кожу, но грудь сдавливает от другой боли.

Как будто я снова во дворце, в золотой клетке. Нужно было бороться так же, как сейчас. Если бы мне хватило смелости, Бинта была бы жива.

Стиснув зубы, я упираюсь каблуками в землю, а носками в ствол дерева. Хрипя, изо всех сил тянусь вперед.

– Амари, – раздается слабый голос Тзайна. Он потерял столько крови.

Щепки врезаются в подошвы туфель, но я тянусь вперед все сильней.

Борись, Амари. Голос отца звучит в моей голове, но не его поддержка мне нужна.

Будь храброй, Амари, ласково говорит Бинта.

Будь леонэрой.

Я кричу от боли, и этот звук, который исходит из горла, похож на рык. Снаружи звенит голос Фолаке. Полотнище над входом поднимается…

Веревка, связывавшая меня, рвется, и я падаю вперед, в грязь лицом. Фолаке бежит к костяному кинжалу, но я вскакиваю на ноги и бросаюсь на нее, сбивая с ног. Она вскрикивает и хватает костяной кинжал, но мой удар приходится ей точно в горло. Фолаке начинает задыхаться, и я бью локтем в живот.

Кинжал выпадает у нее из руки. Я хватаю его, это прикосновение наполняет меня трепетом и небывалой энергией.

Бей, Амари.

Лицо отца снова встает передо мной. Жестокое. Беспощадное.

Вот о чем я тебя предупреждал. Если не будешь сражаться, эти мухи погубят нас.

Но, глядя на Фолаке, я представляю боль Кваме. Страх, от которого опускаются плечики Зу. Горе, которое заставил их пережить отец. Представляю невинные жизни, которые забрал король.

Я не стану такой, как он.

Маги мне не враги.

Отбрасываю кинжал и с размаха бью кулаком в челюсть Фолаке. Ее голова безвольно падает. Она теряет сознание.

Я вскакиваю и кинжалом разрезаю веревки на запястьях Тзайна. Освободив его, накладываю жгут на раненое бедро.

– Уходи. – Тзайн пытается меня оттолкнуть, но он слишком слаб. – У тебя мало времени.

Его кожа липкая и красная. Когда я затягиваю веревки, поток крови из раны ослабевает. Все его силы уходят на то, чтобы оставаться в сознании. Ему нужна помощь.

Я выглядываю из шатра. Люди, забыв про маски, бегут по полю, все тонет в хаосе. Хотя границ лагеря не видно, есть шанс смешаться с толпой.

Ломаю ветку и возвращаюсь в шатер, чтобы вложить импровизированную трость в правую руку Тзайна. Левую кладу себе на плечо, стараясь не упасть под его весом.

– Амари, нет! – кривится Тзайн. Его дыхание слабое и прерывистое.

– Тихо, – огрызаюсь. – Я тебя не брошу.

Опираясь на меня и на трость для сохранения равновесия, Тзайн идет, перекладывая весь вес на здоровую ногу. Добираемся до выхода из шатра и останавливаемся передохнуть.

– Мы не умрем здесь.

Я не позволю.

Глава пятидесятая. Инан

Передо мной лабиринт.

Круговорот масок и поднятых из земли воскрешенных.

Я продираюсь сквозь хаос, уклоняясь от клинков, перепрыгивая через древесные корни, спеша к лагерю. Оттуда выбегают новые люди в масках и замирают, пытаясь разобраться в окружающем их безумии. Духи Зели, подобно вздымающимся горам, продолжают подниматься из земли. Они бесчисленны, как морские волны, и необратимы, как чума.

У нее получается. Я не могу сдержать улыбку. Теперь это совсем другая битва. Партия в сенет, более хаотичная, чем можно вообразить.

Наши противники падают как подкошенные, остановленные воскрешенными Зели. Земляные фигуры обхватывают людей, сбивая с ног.

Впервые магия кажется мне чем-то захватывающим. Не проклятием, а даром. Враги наступают, но не успеваю я взяться за меч, как воскресший сбивает их с ног, освобождая мне путь.

Когда я перепрыгиваю через поверженного бойца, земляная фигура поднимает голову. У нее нет глаз, но я все же чувствую пронзительный взгляд, от чего по телу бегут мурашки. Я стараюсь не обращать на это внимания и приближаюсь к воротам.

– Нет!

Крик доносится издалека и эхом отдается у меня в голове.

Чувствую запах морской воды и разворачиваюсь. Из руки Зели торчит стрела.

– Зели!

Вторая стрела вонзается ей в бок. От удара она падает на землю, и духи, только что появившиеся из земли, закрывают девушку собой.

– Беги! – кричит она с другого конца поля, пытаясь найти меня глазами.

Одной рукой она держит солнечный камень, другой зажимает рану в боку.

Ноги вдруг наливаются свинцом, но я не могу ослушаться ее. Ворота всего в метре от меня, а за ними – наши родные и свиток.

Поворачиваюсь, чтобы войти в лагерь, но прежде чем трогаюсь с места, новое зрелище заставляет меня остановиться.

Из ворот выбегает высокий предсказатель. Его лицо и руки в крови. Почему-то мне кажется, что это кровь Тзайна.

Но больше всего меня беспокоит запах дыма и пепла, исходящий от него. Я чувствую его, когда предсказатель проносится мимо. Не понимаю, в чем дело, но, повернувшись, вижу, как загораются его руки.

Поджигатель…

Меня парализует страх, который отец внушал мне всю жизнь. Именно эти маги сожгли его первую семью – чудовища, заставившие короля выйти на тропу войны.

Неукротимый огонь бушует в ладонях колдуна, вздымаясь жуткими огненными облаками. Пламя освещает все вокруг, его треск нарастает, становится ревом. Я слышу его, и в моей голове этот звук сменяется криками. Напрасными мольбами семьи моего отца.

Как только поджигатель приближается к Зели, новая волна стрел сыплется на нее с деревьев, заставив отступить. Их слишком много для нее одной.

Солнечный камень выскальзывает из ослабевших рук.

Нет!

Мир вздрагивает, время замирает, надвигается ужас. Поджигатель бросается к камню. Наверное, таким был его план.

Зели тянется к шару, который освещает ее измученное лицо, но слишком поздно: едва поджигатель касается камня, его тело охватывает огонь. Клокочет в груди, вырываясь из горла, пальцев.

Проклятые небеса.

Никогда не видел ничего подобного.

Пламя словно пожирает его изнутри, раскаляя воздух вокруг. Земля под ногами поджигателя становится красной, как в кузнице, мгновенно превращая грязь в металл.

Ноги несут меня к нему прежде, чем я успеваю обдумать дальнейшие действия. Пробегаю мимо гигантских деревьев и застывших в неожиданности масок. У меня нет плана. Нет идей для атаки. И все равно я спешу к ней.

Когда оказываюсь рядом, вижу, как поджигатель поднимает к лицу пылающие руки. Несмотря на то что лицо мага объято огнем, на долю секунды на нем появляется смятение – кажется, он и сам не знает, что делать.

Но мгновение спустя его кулаки сжимаются. Он – воплощение тьмы. Внутри него пробуждается новая сила. Новая истина. Теперь он почти всемогущ.

И жаждет воспользоваться этим.

– Зели! – кричу я.

Он делает шаг к ней. Рой воскрешенных набрасывается на него, но поджигатель даже не останавливается. Они разлетаются пылающими щепками.

Зели пытается встать с твердым намерением бороться, но ее раны слишком глубоки. Она падает на спину, и поджигатель вскидывает руку.

– Нет!

Я бросаюсь к ним, закрыв собой Зели. Меня накрывает волна ужаса, когда я смотрю на пламя в его руках. Поджигатель держит огненный шар: тот танцует в ладонях, наполняя воздух жаром.

Магия поднимается у меня в груди. Выходит сквозь пальцы. Я вспоминаю, как подчинил разум Каэи. Поднимаю руки, чтобы бороться…

– Стойте!

Поджигатель застывает на месте, затем поворачивается на голос.

Меня охватывает смятение. Он поворачивается на голос. Со стороны лагеря к нам приближается девочка, нахмурив тонкие брови.

Лунный свет освещает ее лицо и копну белых волос. Она подходит к нам и смотрит на мою светлую прядь.

– Он – один из нас.

Огненный шар в руках поджигателя гаснет.

Глава пятьдесят первая. Зели

Он пытался меня защитить.

Среди всех мыслей и вопросов, роящихся в моей голове, эта удивительнее всех. Она появляется, когда я снова вижу Инана: он приносит солнечный камень и отдает его мне. Думаю об этом, когда он берет меня на руки и крепко прижимает к груди.

Следуя за девочкой с короной белых волос, Инан проносит меня за ворота. Бойцы вокруг снимают маски, открывая нашему взору белые локоны. Почти каждый в лагере – предсказатель.

Что это значит? Поджигатель, бесчисленные предсказатели, девочка, что ими управляет… Пытаюсь во всем разобраться, превозмогая боль, но все мои мысли исчезают, когда мы наконец видим их лагерь.

В центре круга гигантских деревьев сходятся несколько ложбин. Дно этой впадины – огромная равнина, полная ярких шатров, фургонов и повозок. Издалека доносится сладкий запах жареных бананов и риса, перекрывающий медный привкус крови у меня во рту. Я ловлю слова йоруба в толпе – самом большом скоплении предсказателей со времен моего детства.

Несколько человек ставят цветы в высокую сиреневую вазу. Святилище для подношений Небесной Матери.

– Кто все эти люди? – спрашивает Инан девочку, которую они называют Зу. – Что вы делаете?

– Пожалуйста, подожди секунду. Обещаю, я верну ваших друзей и отвечу на вопросы, но мне нужно время.

Зу шепчется с появившейся рядом предсказательницей, девушкой в зеленой узорчатой юбке и такого же цвета ленте на белых волосах.

– Они были в шатре, – еле слышно говорит предсказательница.

– Тогда найдите их. – В голосе девочки появляется напряжение. – Они не вышли за ворота, значит, не могли уйти далеко. Скажите, что с нами их друзья. Теперь мы знаем, что они не лгали.

Я вытягиваю шею, чтобы услышать больше, но меня пронзает боль. Я сгибаюсь, и Инан крепче прижимает меня к себе. Стук его сердца отдается в ушах. Ровный и сильный, словно рокот моря, он убаюкивает меня. И от этого снова растет мое смятение.

– Тот поджигатель убил бы тебя, – шепчу я. Хотя я лежала на земле, его жар все же опалил меня. Теперь кожа на руке покраснела и пошла волдырями.

Она горит, и я думаю о судорожном глотке горячего воздуха, который мог стать последним в моей жизни. Впервые сила не помогла мне. Даже наоборот, чуть не убила.

– О чем ты думал? – спрашиваю я.

– Тебе угрожала опасность, – отвечает он. – Думать было некогда.

Он наклоняется и берет меня за подбородок, отчего внутри вновь появляется странный трепет. Слова застревают в горле. К тому же я не знаю, что сказать.

Инана все еще окружает сияние солнечного камня. Он больше не сдерживает свою магию. Медное лицо дышит здоровьем. Свет фонарей играет на его мышцах.

– Сюда. – Зу ведет нас в шатер с несколькими самодельными кроватями.

– Положи ее здесь. – Она указывает на одну из лежанок, и Инан осторожно опускает меня. Голова касается грубой ткани, и я борюсь с подступающей тошнотой.

– Нужны алкоголь и бинты, – говорит Инан.

Зу качает головой:

– Я обо всем позабочусь.

Она прижимает ладони к ране в боку, и я вздрагиваю. Мои внутренности пылают, пока она читает заклинание.

– Бабалойе, дуро ти ми байи байи. Фун ми ни агбара, ки нле фун авон току ни агбара…

Я приподнимаю голову. Ладони Зу светятся ярким оранжевым светом. Боль, вызванная ее прикосновением к ране, сменяется усыпляющим теплом. Огонь внутри – слабой болью.

Мягкий свет проникает мне в кожу, растекается по истерзанным мышцам и связкам.

Я издаю протяжный вздох, чувствуя, как магия Зу залечивает мои раны.

– Ты в порядке?

Я поднимаю глаза и наконец осознаю, что все это время держала Инана за руку. Чувствую, как лицо заливает румянцем, тут же выпускаю ее и прижимаю пальцы к ране. Хотя кровь на коже не успела засохнуть, рубец полностью затянулся.

В голове возникает столько вопросов. Теперь, когда им не нужно пробиваться сквозь пелену боли, я могу их задать. За этот час я наблюдала больше видов магии, чем за последние десять лет.

– Начинай говорить, – произношу я, изучая Зу. Красновато-коричневый оттенок ее кожи кажется мне странно знакомым, как у тех рыбаков, что приплывали в Илорин каждые два месяца, чтобы обменять морскую форель на приготовленную нами тигровую рыбу.

– Что происходит? Что это за место? Где костяной кинжал и свиток? Где наши родные? Ты сказала, мой брат у вас…

Полотнище у входа в шатер распахивается, прерывая мою речь. Внутрь входит Амари. Тзайн, почти без сознания, опирается на нее. Я вскакиваю, чтобы помочь им, и с ужасом понимаю: брат избили, настолько сильно, что он едва может стоять.

– Что вы наделали? – кричу я.

Амари вытаскивает костяной кинжал и прижимает его к шее Зу:

– Исцели его!

Девочка отступает, поднимая руки.

– Положите его. – Она глубоко вздыхает. – Сейчас я отвечу на ваши вопросы.

* * *

Мы сидим в неуютном молчании, переваривая сказанное, пока Зулайка лечит Тзайна. За ее спиной стоят Кваме и Фолаке. Они напряжены.

Когда Кваме делает шаг, моя рука тянется к кожаной сумке. Я хочу ощутить тепло солнечного камня. Мне все еще трудно смотреть на поджигателя, не вспоминая об охватившем его пламени.

Я прислоняюсь к Найле, которую нам возвратили после приказа Зу. Прячу сумку между ее лапами, чтобы уберечь солнечный камень от любопытных глаз. Но когда девочка, совершая ритуал, начинает дрожать, мне хочется вытащить его и отдать ей.

Смотреть на то, что делает Зу, – все равно что вернуться в детство. Мне снова пять, и я иду за мамой с бинтами и горшком горячей воды. Когда целительнице Ибадана не хватало сил, чтобы справиться самой, они с мамой работали вместе. Садились рядом, и, пока целительница лечила, мама следила, чтобы больному не стало хуже. Лучшие жнецы не только управляют мертвыми, крошка Зел. Они помогают другим выжить.

Смотрю на ладошки Зу, вспоминая руки матери. Хотя девочка еще мала, она на удивление хорошо владеет своей силой. Все становится на свои места, когда мы узнаем, что именно она первой из предсказателей коснулась свитка.

– Я не понимала, что это, – говорит она хриплым от напряжения голосом. Фолаке протягивает ей деревянную чашку с водой. Зу благодарно кивает и делает глоток. – Мы не были готовы, когда стражники Сарана спустились в Варри и напали на нас. Мы едва сумели спастись, когда они пришли за свитком.

Инан и Амари обмениваются красноречивыми взглядами. Чувство вины, весь день омрачавшее лицо Инана, я теперь замечаю и в чертах Амари.

– После Варри стало ясно: нужно безопасное место, где стражники нас не найдут. Все началось с пары шатров, но когда мы разослали зашифрованные сообщения предсказателям Ориши, лагерь начал расти.

Инан подается вперед:

– Вы построили это поселение за месяц?

– Не совсем так. – Зу пожимает плечами. – Похоже, что боги сами направляли к нам предсказателей. Прежде чем я поняла, что случилось, лагерь воздвигся сам собой.

Тень улыбки появляется на губах девочки, но исчезает, когда она поворачивается к Амари и Тзайну. Она вздыхает и опускает глаза, в смятении обхватывая себя руками.

– То, что мы с вами сделали… – Ее голос обрывается. – То, что я позволила им сделать… Мне очень жаль. Клянусь, это далось нелегко. Но когда наши разведчики доложили об аристократке со свитком, мы не могли рисковать.

Она зажмуривается, ресницы блестят от слез.

– Мы не хотели, чтобы то, что случилось в Варри, повторилось здесь.

При виде слез Зу у меня тоже щиплет в глазах. Лицо Кваме кривится от боли. Мне хочется ненавидеть его за то, что он сделал с Тзайном, но не получается. Я не лучше его. Даже хуже. Если бы Инан не остановил меня тогда, я бы заколола того предсказателя в маске, только бы получить ответы. Он валялся бы в грязи, а не лежал на койке, ожидая, когда Зу исцелит его.

– Простите меня, – выдавливает Кваме. Его голос тихий и хриплый. – Но я обещал своим, что любой ценой сохраню им жизнь.

Я снова вспоминаю пламя, бушующее вокруг его лица, но теперь оно не кажется мне таким пугающим. Да, от этого кровь стыла в жилах, но он боролся за близких, за наш народ. Даже боги не стали бы винить его. Как могу я?

Зу стирает слезы со щек. В эту секунду она кажется гораздо младше, чем мир позволил ей быть. Следуя минутному порыву, я наклоняюсь и обнимаю ее.

– Мне так жаль, – рыдает она, уткнувшись мне в плечо.

– Все в порядке. – Я глажу ее по спине. – Вы пытались защитить своих людей. Делали то, что должны были.

Ищу поддержки у Амари и Тзайна, и они кивают. Нельзя винить ее, ведь мы сделали бы то же самое.

– Вот. – Зулайка вынимает свиток из кармана черной дашики и вручает его мне, – берите все, что нужно. Каждый из нас готов пойти за вами. Люди слушают меня только потому, что я первая прикоснулась к свитку, но если Амари права, вы – избранные богами, и мы исполним любой ваш приказ.

От этих слов холодок бежит по спине. Я не могу управлять этими людьми: и с собой-то едва справляюсь.

– Спасибо, но здесь вы на своем месте. Просто защищайте людей. А нам нужно добраться до Зарии и нанять корабль. До солнцестояния всего пять дней.

– У меня в Зарии есть родственники, – говорит Фолаке. – Торговцы. Им можно доверять. Если я отправлюсь с вами, мы без труда наймем корабль.

– Я тоже еду. – Зулайка берет меня за руку, и в этом слабом рукопожатии чувствуется надежда. – У нас достаточно людей для защиты, и, уверена, вам пригодится целитель.

– А если поеду я… – Голос Кваме обрывается. Он тяжело вздыхает и смотрит на Амари и Тзайна. – Я бы мог сражаться за вас. Огонь – лучшая защита.

Тзайн холодно глядит на Кваме, потирая раненое бедро. Зу остановила кровотечение, но ей не хватило сил, чтобы убрать боль.

– Защити мою сестру, или я сделаю так, что, не успеешь моргнуть, как окажешься с кинжалом в ноге.

– Согласен. – Кваме протягивает руку. Тзайн встает и пожимает ее. Извинения принимаются, и гармония наконец наполняет шатер.

– Нужно это отметить! – Широкая улыбка появляется на лице Зу, такая детская и лучистая, что на миг она действительно становится обычным ребенком, которым когда-то была. Ее радость заразительна. Усмехается даже Тзайн.

– Хочу повеселиться, собрать людей. Знаю, сейчас не время, но давайте проведем завтра Аджоджо.

– Аджоджо? – Я наклоняюсь вперед, не веря своим ушам. В детстве праздник Небесной Матери и всех богов был лучшим днем в году. Папа всегда покупал мне и маме одинаковые кафтаны – шелковые, расшитые бусинами, со шлейфами, спускающимися по спине. В последний Аджоджо перед Рейдом мама копила деньги весь год, чтобы купить позолоченные кольца и вплести их мне в волосы.

– Будет здорово! – щебечет Зу с растущим воодушевлением. – Мы уберем в шатрах и проведем праздничное шествие. Будет время и для священных историй. Можно построить сцену, чтобы каждый маг коснулся свитка. Все увидят, как возвращаются их силы!

Я медлю, все еще погруженная в воспоминания об огне, охватившем Кваме. День назад о том, чтобы превратить всех этих предсказателей в магов, можно было только мечтать. Но нужно это обдумать. Больше магии значит больше возможных рук, в которые попадет солнечный камень. Хотя, если закрыть на это глаза… Если все эти предсказатели готовы слушать Зу…

– Что ты думаешь об этом? – спрашивает она.

Перевожу взгляд с нее на Кваме. Он расплывается в улыбке.

– Звучит замечательно, – решаю я. – Наш Аджоджо люди не забудут.

– А как же ритуал? – спрашивает Амари.

– Если мы отправимся сразу после праздника, нам хватит времени. У нас еще есть пять дней, чтобы добраться до Зарии, а корабль Фолаке наполовину сократит время.

Лицо Зу светлеет, как восходящее солнце. Она сжимает мою руку, и, на удивление, это наполняет меня теплом. Они не просто союзники, а наш народ.

– Давайте начнем! – Зу берет Амари за руку, чуть не подпрыгивая от радости. – Это меньшее, что мы можем для вас сделать. Не могу придумать ничего лучше, чтобы почтить вас четверых.

– Троих, – поправляет Тзайн. Короткое замечание омрачает мою радость. Брат кивает на Инана. – Он не с нами.

Сердце сжимается, когда я вижу, какими взглядами обмениваются Тзайн и Инан. Понимаю: момент для объяснений настал, как бы ни хотелось его оттянуть.

Зу задумчиво кивает, чувствуя разлившееся в воздухе напряжение.

– Поговорите. А нам нужно еще многое сделать, если отправляемся завтра. – С этими словами она встает и выходит. За ней следуют Кваме и Фолаке. Мы остаемся в тишине. Я опускаю глаза на свиток, который держу в руках. Что теперь?

Как мы… А было ли это «мы»?

– Знаю, в это трудно поверить, – начинает Инан, – но все изменилось, когда вас с Амари похитили. Понимаю, что прошу многого, но твоя сестра может мне доверять…

Тзайн резко поворачивается ко мне, его взгляд, словно посох, бьет меня в грудь, лишая возможности дышать. Глаза брата говорят: скажи, что это не так.

– Тзайн, если бы не он, меня бы тоже схватили…

Только помог он лишь потому, что сам хотел меня убить. Когда на нас напали, принц все еще хотел вонзить меч мне в сердце.

Я вздыхаю и начинаю снова, поглаживая посох. Нельзя все испортить. Надо, чтобы Тзайн выслушал меня.

– Сперва я ему не доверяла. Но он сражался вместе со мной, и когда я оказалась в опасности, Инан рисковал ради меня жизнью.

Голос срывается. Не могу поднять глаз и смотрю на посох:

– Он видел и чувствовал то, что другим недоступно.

– Как, по-твоему, я должен в это поверить? – Тзайн скрещивает руки.

– Просто… – оборачиваюсь к Инану, – он – маг.

– Что? – Амари, разинув рот, оборачивается к брату. Я заметила, что она с любопытством поглядывала на его белую прядь, но осознание приходит лишь теперь.

– Как такое возможно?

– Не знаю, – отвечает Инан. – Это случилось в Лагосе.

– Перед тем, как ты сжег нашу деревню дотла? – кричит Тзайн.

Стиснув зубы, Инан отвечает:

– Тогда я еще не знал…

– Знал, когда убил Лекана.

– Он на нас напал. Адмирал спасала наши жизни…

– А когда прошлой ночью ты пытался убить мою сестру? Ты был магом? – Тзайн пытается встать, но морщится и хватается за бедро.

– Давай помогу, – начинаю я, но он отбрасывает мою руку.

– Скажи мне, что ты не настолько глупа! – другая боль вспыхивает в его глазах. – Ему нельзя доверять, Зел. Маг или нет, он – не на нашей стороне.

– Тзайн…

– Он пытался тебя убить!

– Пожалуйста, – просит Инан. – У тебя нет причин мне доверять, но я не желаю больше сражаться. Мы все хотим одного.

– Чего же? – хмыкает Тзайн.

– Лучшей Ориши. Королевства, где маги вроде твоей сестры не будут жить в постоянном страхе. Я хочу сделать мир лучше, – янтарные глаза Инана встречаются с моими. – И исправить все вместе с вами.

Я отворачиваюсь в страхе, что лицо выдаст мои мысли. Затем смотрю на Тзайна, надеясь, что слова Инана тронули его. Но брат сжимает кулаки, так крепко, что дрожат руки.

– Тзайн…

– Забудь, – поморщившись, он встает и идет к выходу из шатра, превозмогая боль в ноге. – Ты всегда все портишь. Зачем останавливаться?

Глава пятьдесят вторая. Амари

– Инан, подожди!

Я проталкиваюсь сквозь предсказателей, запрудивших травянистую дорожку между шатрами. Окруженная десятками любопытных глаз замедляю шаг, но их недостаточно, чтобы избавиться от вопросов, роящихся в голове. Тзайн ушел, и Зели побежала за ним, тщетно пытаясь убедить в своей правоте. А мой брат поспешил за ней, оставив меня одну в шатре.

Инан останавливается, услышав мой голос, но не оборачивается. Провожает Зели взглядом, пока она не исчезает в толпе. Затем смотрит на меня, но я не знаю, с чего начать разговор.

Как будто снова нахожусь во дворце, совсем близко и все же бесконечно далеко от него.

– Попроси Зулайку вылечить это. – Он берет меня за запястья, рассматривая бордовые ссадины и кровоподтеки – следы от веревок. Не обращать внимания на боль, когда я тащила Тзайна, было легко, но теперь она дает о себе знать всякий раз, когда холодный ветер касается кожи.

– Пусть отдохнет. – Я освобождаю руки и складывая их на груди, пряча раны. – Она очень устала после лечения брата Зели, а ведь надо еще позаботиться о Джейлине. Не хочу, чтобы ей стало хуже.

– Она напоминает мне тебя. – Инан улыбается, но глаза остаются холодными: – Тот же сумасшедший огонек во взгляде. Он появлялся, когда ты задумывала что-нибудь и знала, что непременно добьешься своего.

Я понимаю, о чем он. У него тоже был такой взгляд. Он улыбался так широко, что почти зажмуривался и морщил нос. Этим взглядом он заставлял меня встать с постели посреди ночи, чтобы прокрасться в королевскую конюшню или залезть в бочку с сахаром на кухне. В детстве все было проще. До того, как между нами встали отец и Ориша.

– Хотел отдать это тебе. – Инан лезет в карман. Я ожидаю смертного приговора от отца, но едва сдерживаю крик радости, увидев блеск своей старой короны.

– Как? – Мой голос обрывается, когда он вкладывает ее мне в руки.

Местами проржавевшая и погнутая, она все еще согревает мне душу. Как будто вместе с ней вернулась частичка Бинты.

– Я вез ее от Сокото. Подумал, что ты захочешь ее вернуть.

Прижимаю корону к груди и смотрю на него. Во мне поднимается волна благодарности, но от этого становится только хуже.

– Ты действительно маг? – вырывается у меня, когда я вновь замечаю белую прядь в волосах Инана. Я рада короне, но мне все еще неясно, какими силами он обладает. Почему маг он, а не я? Если боги решают, кого наградить своими дарами, почему они выбрали Инана?

Он кивает и касается белой пряди:

– Не знаю, почему так вышло. Это случилось в Лагосе после прикосновения к свитку.

– Отцу об этом известно?

– Я ведь все еще дышу. – Инан старается отвечать беззаботно, но в его голосе чувствуется боль. Вспоминаю меч, так легко лишивший Бинту жизни. Несложно представить, как отец вонзает его в грудь Инана.

– Как ты мог?

Все прочие вопросы исчезают, и остается один – самый важный. Каждый раз, защищая брата перед Зели, я чувствовала уверенность. Думала, что знаю своего брата. Теперь он кажется мне незнакомцем.

– Понимаю, ты был под влиянием отца, но здесь его нет, – продолжаю я. – Как доверять тебе, если ты все это время пытался нас убить?

Плечи Инана опускаются. Он потирает затылок.

– Ты не можешь, – наконец отвечает он. – Но я заслужу твое доверие, обещаю.

В прошлом мне хватило бы этих слов, но мучительные воспоминания о смерти Бинты все еще преследуют меня. Я думаю о каждом знаке, каждой возможности освободить ее от жизни во дворце, которую упустила. Будь я внимательнее, подруга осталась бы в живых.

– Эти люди, – я сжимаю корону, – они для меня – все. Я люблю тебя, Инан, поэтому позволила однажды причинить боль мне. Но им – не позволю.

– Знаю, – кивает он. – Клянусь троном, что не хочу этого. Зели показала, насколько я был не прав и как ошибался насчет магов.

При упоминании Зели его голос смягчается, словно от дорогого сердцу воспоминания, и у меня появляется еще больше вопросов. Я пытаюсь отыскать ее в толпе. Не знаю, как она повлияла на моего брата, но он стал лучше, и это единственное, что сейчас важно.

– Ради тебя самого, надеюсь, больше ты ошибаться не будешь.

Инан смотрит на меня, бесстрастно оглядывая с головы до ног.

– Это угроза?

– Предупреждение. Заподозрю тебя в предательстве – вызову на бой.

Мы скрестим мечи не в первый раз. Но, видимо, в последний.

– Я заслужу доверие, твое и остальных, – повторяет Инан. – Вы правы. Единственное, что мне нужно, – быть с вами.

– Хорошо. – Подхожу к нему, чтобы обнять, в надежде, что он сдержит слово.

Но когда он прижимает меня к себе, думаю лишь о шраме на спине, где сейчас лежат его руки.

Глава пятьдесят третья. Зели

Едва я просыпаюсь, Зу заглядывает ко мне в шатер.

– Я так много должна тебе показать. – Она трясет мою руку: – Зели, пошевеливайся. Уже почти полдень.

После нескольких толчков я сдаюсь и, сев на постели, погружаю пальцы в отросшие кудри и чешу голову.

– Скорее, – Зели сует мне в руки красную дашики без рукавов. – Все ждут снаружи.

Когда она выходит, я улыбаюсь Тзайну, но он лежит ко мне спиной. Молчит, хотя я знаю, что он проснулся. Напряжение, появившееся между нами прошлой ночью, никуда не делось. Раздраженные вздохи и невысказанные слова наполняют шатер. Не важно, сколько раз мне пришлось извиниться, Тзайн так ничего и не ответил.

– Ты идешь? – тихо спрашиваю я. – Прогулка полезна для твоей ноги.

Молчание. Как будто говорю в пустоту.

– Тзайн…

– Я останусь здесь. – Он поворачивается и вытягивает шею. – Не хочу быть со всеми.

Вспоминаю слова Зу. Я думала, она имела в виду Фолаке и Кваме, но Инан, наверное, тоже ждет снаружи. Если Тзайн все еще раздражен, встреча с ним только усугубит положение.

– Ладно. – Натягиваю дашики и завязываю волосы красно-синим шарфом с узорами, одолженным у Зу. – Скоро вернусь, постараюсь принести еды.

– Спасибо.

Я размышляю над ответом брата, вновь и вновь прокручивая его в голове. Если Тзайн может выдавить из себя благодарность, значит, скоро все наладится.

– Зел, – он смотрит на меня через плечо, – будь осторожна. Не оставайся с ним наедине.

Я киваю и выхожу из шатра. Предупреждение Тзайна пригибает меня к земле, но стоит мне войти в лагерь, как тяжесть исчезает.

Солнечный свет заливает обширную долину, зеленую и полную жизни. Юные предсказатели суетятся в лабиринте вырастающих из земли хижин, шатров и повозок. Яркие кафтаны, узоры, вытканные на их дашики, белые волосы – все сияет. Как будто обещание Небесной Матери сбылось после многих лет.

– Боги! – Я оглядываюсь по сторонам и замечаю машущую мне Зу. Никогда еще мне не доводилось видеть столько предсказателей в одном месте, особенно таких… радостных. Люди на холме смеются и улыбаются, кто-то пришел с распущенными волосами, кто-то – с дредами или косичками. В их движениях и взгляде читается непривычная свобода.

– Осторожнее! – кричу я, когда мимо пробегает толпа детей.

Самым старшим в лагере лет двадцать, максимум двадцать пять. Это изумляет меня больше всего – столько взрослых предсказателей за пределами тюрьмы или работных домов.

– Наконец-то! – Зу берет меня за руку, расплываясь в широченной улыбке, и тянет к желтой повозке, где ждут Инан и Амари. Лицо принцессы светлеет при виде меня, но тут же мрачнеет, не найдя Тзайна.

– Он хотел отдохнуть, – отвечаю я на незаданный вопрос. – И не желает встречаться с твоим братом.

Инан выглядит очаровательно в своем кобальтовом кафтане и узорных шароварах. Без исцарапанного металла доспехов он кажется другим. Мягче. Теплее. Его прядь резко выделяется на волосах, наконец-то не спрятанная под шлемом или слоем краски. Наши взгляды встречаются, но только на миг, затем Зу берет нас за руки и тащит за собой.

– Мы много чего успели, но, если планируем выезжать ночью, впереди еще столько дел! – кажется, она говорит миллион слов в секунду, начиная новую мысль прежде, чем закончить старую.

– Вот здесь – место для легенд. – Зу указывает на самодельную сцену на холме между двух шатров. – Их рассказывает предсказательница из Джиметы. Вы обязаны с ней познакомиться, она само очарование. Мы думаем, она будет приливщицей. Ах, и еще! Здесь предсказатели будут касаться свитка. Не могу дождаться, какое же восхитительное будет зрелище!

Зулайка движется сквозь толпу величественно, как королева. При виде нее предсказатели останавливаются, показывают на нас пальцами и шепчутся – вероятно, потому, что она держит меня за руку. Обычно я ненавижу чужие взгляды, но сегодня они мне льстят. Это не ненависть в глазах стражников или косидан. Прорицатели смотрят на меня почтительно, с уважением, которого я прежде не знала.

– А вот и самое интересное. – Зу указывает на большую поляну, украшенную разрисованными фонариками и цветными полотнищами. – Здесь начнется праздничное шествие. Зели, ты должна в нем участвовать!

– О нет, ты же это несерьезно? – Я энергично трясу головой, но смеюсь, когда Зу, схватив меня за запястье, начинает подпрыгивать на месте. Ее радость настолько заразительна, что даже Инан улыбается.

– Ты будешь прекрасна. – Она округляет глаза. – У нас еще нет жницы, и наряд Ойи отлично тебе подойдет. Такая длинная красная юбка и золотой топ… Инан! Как думаешь, Зели будет восхитительна?

Инан округляет глаза и в растерянности молчит, переводя взгляд с меня на Зу, словно мы можем избавить его от ответа.

– Зу, все будет отлично, – останавливаю ее я. – Уверена, вы найдете еще кого-нибудь.

– Конечно, найдете. – Инан вдруг обретает голос. С секунду он смотрит на меня, а потом отводит глаза. – Но Зели будет очень хороша.

Чувствую, как лицо все сильнее заливает краской. Амари внимательно смотрит на нас, и я отворачиваюсь, пытаясь скрыть предательский румянец, вызванный ответом Инана. В голове снова проносится сцена, как он нес меня в лагерь.

– Зу, а это что? – Я показываю на черный фургон, к которому тянется длинная очередь предсказателей.

– Там Фолаке рисует бааджи кланов. – Глаза Зу загораются. – Они вам тоже нужны!

– Бааджи? – Амари в недоумении морщит нос.

Зу показывает нам символ на своей шее. Берет Инана и Амари за руки и тащит их к фургону:

– Они красивые. Скорей, вы должны их увидеть!

Девочка мчится сквозь толпу, увлекая их за собой. Я прибавляю шаг, но что-то в этом лагере вынуждает меня медлить. Каждый раз, когда я прохожу мимо нового предсказателя, в моей голове возникает образ мага, которым он может стать. Слева от меня, похоже, владыки ветров, справа – видящие. Вспомнив о десяти кланах, можно даже представить, что новый жнец появится прямо передо мной…

В меня врезается незнакомец в черно-красных одеждах. Он хватает меня за запястье, не давая упасть.

– Простите, – улыбается он, – у моих ног скверная привычка следовать зову сердца.

– Все в по… – Я резко замолкаю. Не видела здесь никого похожего на него. Он не из оришан. Песчаное, с медным отливом лицо. Миндалевидные, серые, как море в шторм, глаза: в отличие от наших, больших, эти довольно узкие и прячутся под тяжелыми веками.

– Роэн, – представляется он и вновь улыбается. – Приятно познакомиться. Надеюсь, вы простите мою неловкость.

У него раскатистая «р» и смазанная «т». Наверное, он торговец из дальних земель.

Наконец-то.

Я оглядываю юношу с головы до ног. Тзайн говорил, что иногда встречал чужеземцев, когда ездил по Орише с командой агбон, но мне не доводилось видеть их. Годами я слушала описания необычных торговцев, встречающихся на огромных рынках, или путешественников, посещающих крупные города Ориши, в надежде, что один из них заглянет в Илорин, но они никогда не бывали так далеко на восточном побережье.

Вопросы переполняют меня, затем я понимаю, что его рука все еще у меня на талии. Мои щеки горят, и я отстраняюсь от него. Не стоило бы смотреть, но по улыбке Роэна я вижу, что ему это нравится.

– До встречи. – Он подмигивает и отворачивается с важным видом, но не успевает сделать и двух шагов, как появляется Инан и хватает его за руку.

Улыбка слетает с губ Роэна, когда он видит пальцы, сжимающие его запястье.

– Не знаю, чего ты хочешь, брат, но так можно и руку потерять.

– Лазая по чужим карманам – тоже. – Инан сжимает зубы. – Верни его.

Сероглазый незнакомец глядит на меня. Виновато пожав плечами, он достает из кармана шаровар сложенный посох, и в этот момент я с удивлением понимаю, что за поясом пусто.

– Как, во имя богов, ты это сделал?! – Он протягивает оружие, и я возвращаю его на место. Мама Агба учила нас чувствовать воровские руки, но мне не удалось вычислить незнакомца.

– Когда мы столкнулись.

– Тогда почему медлил? – спрашиваю я. – Если ты такой ловкий, мог бы и уйти.

– Не устоял. – Роэн хитро улыбается, как лис, обнажая чересчур белые зубы. – Сзади я видел только прекрасный посох. Не знал, что его обладательница тоже окажется красавицей.

Затем он улыбается еще шире и откланивается.

– Как я уже сказал, милая, до встречи.

С этими словами Роэн неспеша направляется к стоящему поодаль Кваме. Они пожимают друг другу руки, как старые знакомые, обмениваясь словами, которых я не слышу.

Глаза Кваме на миг останавливаются на мне, а потом оба исчезают в шатре, заставляя меня гадать, что у поджигателя может быть общего с этим парнем.

– Спасибо, – благодарю я Инана, поглаживая резьбу, украшающую посох. Это единственная вещь, которая напоминает мне об Илорин, моя связь с прежней жизнью. Вспоминаю Маму Агбу, мечтая вновь увидеть ее и папу.

– Если бы я знал, что тебя отвлечет очаровательная улыбка, я бы попробовал раньше.

– Дело не в улыбке. – Я поднимаю подбородок. – Я никогда не видела чужестранцев.

– Ах, теперь понятно. – Инан ухмыляется, едва заметно, но очень обаятельно. За время, проведенное вместе, его губы кривились от боли и ярости, но на них никогда не было такой улыбки, от которой на щеках появляются ямочки, а вокруг янтарных глаз – морщинки.

– Что такое? – спрашивает он.

– Ничего. – Я вновь смотрю на посох. В этой одежде, с улыбкой на лице… Трудно поверить, что передо мной тот самый маленький принц.

– О! – Улыбка Инана сменяется гримасой боли. Он сжимает зубы и сгибается.

– В чем дело? – Я кладу руку ему на спину. – Может, позвать Зу?

Он качает головой и с трудом выдыхает:

– Она тут не поможет.

Я наклоняюсь к нему и вдруг понимаю, в чем дело. В этом кобальтовом кафтане принц казался мне совсем другим, и я даже не заметила холод, окружающий его.

– Ты подавляешь магию. – Мое сердце падает. – Не надо, Инан. Здесь никто тебя не знает.

– Дело не в этом. – Он переводит дух, а потом выпрямляется. – Слишком много людей. Я должен ее контролировать. Если она вырвется наружу, кто-нибудь может пострадать.

Передо мной снова тень сломанного маленького принца, который напал на меня с мечом. Я знала, что он боится своих сил. Но неужели настолько?

– Позволь, помогу тебе. – Я опускаю руку. – Хотя бы немного. Если ты научишься ее контролировать, она не сможет тебе навредить.

Инан хватается за воротник кафтана, хотя тот не облегает шею:

– Ты точно хочешь это сделать?

– Конечно, – беру его за руку и увожу от людей. – Пойдем. Я знаю, куда нам нужно.

* * *

Река Гомбе бежит у нас за спиной, наполняя воздух журчанием. Я думала, что смена обстановки успокоит Инана, но теперь, сидя на берегу, понимаю, что мне самой не мешало бы успокоиться. Тревога, возникшая, когда Зу предложила возглавить магов, охватывает меня с новой силой. Не знаю, как помочь Инану, да и сама все еще пытаюсь разобраться с собственной силой.

– Поговори со мной, – делаю глубокий вдох и изображаю уверенность, которой не чувствую. – На что похожа твоя магия? Когда она проявлялась сильнее всего?

Инан делает глубокий вдох, крутит в пальцах что-то невидимое:

– Не знаю. Я, вообще, ничего в ней не понимаю.

– Вот. – Лезу в карман и кладу на его ладонь бронзовую монетку. – Прекрати дергаться, я от этого чешусь.

– Что это?

– То, с чем можно играть без боязни отравиться. Бери и успокойся.

Инан широко улыбается, взгляд становится мягче. Он проводит большим пальцем по гепанэру, выбитому в центре оришанского медяка:

– Не думаю, что когда-нибудь держал в руках медную монету.

– Ох! – Я кривлю губы в притворном отвращении. – Не рассказывай, иначе меня стошнит.

– Прости. – Инан взвешивает монетку на ладони. – И спасибо.

– Поблагодаришь, если это сработает. Когда ты в последний раз высвобождал свою силу?

Крутя в пальцах медяк, Инан задумывается:

– В том храме.

– В Шандомбле?

Он кивает.

– Там мои способности усилились. Я пытался найти тебя и сел под изображением Ори, а потом… Не знаю, впервые почувствовал, что могу ее хоть немного контролировать.

Его сон. Вспоминаю, как мы оказались там в последний раз. Может, я что-то упускаю?

– На что это похоже? – спрашиваю. – Временами ты словно читаешь мои мысли, как книгу.

– Это, скорее, мозаика, – поправляет меня Инан. – Картинка не всегда четкая, но если твои мысли и эмоции сильны, я разделяю их.

– И так с каждым?

Он качает головой:

– Степень погружения разная. С остальными я будто попадаю под дождь. Ты как цунами.

Замираю от его слов, пытаясь вообразить, что он чувствует. Страх, боль от воспоминания о маме, которую тащат стражники.

– Это ужасно, – шепчу я.

– Не всегда. – Он смотрит на меня так, будто может заглянуть в душу, в самую сущность. – Иногда это изумительно.

От этих слов хочется петь. Выбившийся из прически локон падает на глаза. Инан заправляет его за ухо. Мурашки бегут по шее, когда его пальцы касаются моей щеки. Я отвожу глаза, стараясь не обращать внимания на гул в голове. Не знаю, что происходит, но не могу себе этого позволить.

– Твоя магия сильна, – возвращаюсь я к беседе. – Веришь ты в это или нет, она – часть тебя. Ты инстинктивно делаешь вещи, для которых другим магам нужны заклинания.

– Но как мне ее контролировать? – спрашивает Инан.

– Закрой глаза, – говорю я. – И повторяй за мной. Не знаю заклинаний проводников, но могу попросить помощи у богов.

Инан зажмуривается и крепко сжимает медную монетку.

– Все просто – Ори, ба ми соро.

– Ба ме сорро?

– Ба ми соро, – с улыбкой поправляю я. Меня умиляет, как неловко звучит его йоруба. – Повтори. Представь Ори. Откройся ему и попроси помощи. Вот что значит быть магом. Если боги рядом, ты никогда не будешь один.

Инан опускает глаза:

– Они действительно всегда с нами?

– Да. – Вспоминаю годы, когда отвернулась от них. – Даже в самые темные времена они не покидают нас. Верим мы в них или нет, у них всегда есть план.

Инан на секунду задумывается, сжимая в кулаке медную монетку.

– Хорошо, – кивает он. – Давай попробуем.

– Ори, ба ми соро.

– Ори, ба ми соро, – повторяет он вполголоса, перекатывая медяк на ладони. Сперва ничего не происходит, но он не останавливается, и воздух медленно начинает нагреваться. Слабый голубой свет исходит от его рук и, как дымок, скользит ко мне.

Закрываю глаза, и в обжигающем порыве мир уносится прочь, как в прошлый раз. Когда головокружение прекращается, я оказываюсь во сне.

Тростники щекочут ноги, но на сей раз я не боюсь.

Глава пятьдесят четвертая. Инан

Воздух во сне гудит, словно наполненный нежной мелодией, состоящей из переливов.

Мой мир поет. Под поверхностью озера я вижу гладкую кожу Зели.

Словно черный лебедь, она скользит по сверкающим волнам. Никогда не видел это лицо таким безмятежным, как будто на мгновение она освободилась от всех тягот мира.

Она ныряет и через несколько секунд вновь появляется на поверхности, подставляя лицо солнцу. Ее глаза закрыты, а ресницы такие длинные, что кажутся бесконечными. Локоны отливают серебром на темной коже. Когда она поворачивается ко мне, я замираю. На миг забываю о том, как дышать.

Как думать.

Однажды мне показалось, что эта девушка – чудовище.

– Знаешь, это жутко, когда ты так смотришь.

На моем лице появляется ухмылка:

– Пытаешься заманить меня к себе?

Она улыбается. Прекрасная улыбка, такая же яркая, как лучи солнца. Она ныряет, и я жажду вновь увидеть ее, почувствовать наполнившее меня тепло. Сбрасываю рубашку и прыгаю в воду.

Зели фыркает и отплевывается, когда ее накрывает волна от моего прыжка. Течение несет меня в глубину. Я гребу изо всех сил, пока не выныриваю на поверхность.

Когда отплываю от ревущего водопада, Зели оглядывается на лес позади. Кажется, что он простирается бесконечно. Гораздо дальше, чем на берегу озера в прошлом сне.

– Ты впервые купаешься здесь? – кричит Зели.

– Что меня выдало?

– Лицо, – отвечает она. – Когда ты удивляешься, оно становится глупым.

Мои губы расплываются в улыбке, которая все чаще появляется в ее присутствии.

– Тебе нравится меня оскорблять, да?

– Это почти так же приятно, как бить тебя посохом.

На этот раз ухмыляется она. Я улыбаюсь еще шире. Она подпрыгивает и плывет на спине мимо камышей и водяных лилий.

– Если бы я обладала твоей силой, проводила бы здесь все время.

Я киваю, пытаясь представить, как выглядел бы сон без нее. Из того, что создал я, здесь только высохший тростник. С Зели весь мир расцветает.

– Ты в воде как дома, – говорю я. – Удивлен, что ты не приливщица.

– Может, в другой жизни. – Она проводит рукой по воде, глядя, как та струится сквозь пальцы. – Не знаю, почему так. Мне нравились озера Ибадана, но с океаном ничто не сравнится.

Как искры, разжигающие пламя, меня охватывают ее воспоминания: глаза маленькой девочки широко распахнуты, она в восторге от бесконечных волн.

– Ты жила в Ибадане? – подплываю к ней, чтобы почувствовать больше. Хотя мне никогда не доводилось бывать на севере, воспоминания Зели такие яркие, как будто я уже там. Наслаждаюсь потрясающим видом с горной вершины, вдыхая холодный воздух. Ее воспоминания об Ибадане полны тепла, укутаны материнской любовью.

– Я жила там до Рейда. – Зели запинается, переживая его вместе со мной. – Потом… – Она качает головой. – Было слишком много воспоминаний. Мы не могли остаться.

Моя грудь наполняется бездной вины из-за запаха горящей плоти. Передо мной вновь возникают огни, на которые я смотрел из дворца, невинные люди, сожженные заживо у меня на глазах. Воспоминания, которые я подавлял, как магию, день, о котором хотел забыть. При виде Зели все возвращается. Боль. Слезы. Смерть.

– Мы не думали оставаться в Илорин. – Зели говорит, скорее, сама с собой. – А потом я увидела море.

Она задумчиво улыбается.

– Папа сказал, что можно не уезжать.

Во сне горе Зели обрушивается на меня с немыслимой силой. Ей нравилось в Илорин, а я сжег ее деревню дотла.

– Прости, – выдавливаю я. Ненавижу, как звучит это слово. Его недостаточно. Оно ничтожно по сравнению с ее болью. – Знаю, мне не исправить прошлого, но… Илорин можно построить заново. Когда все закончится, это будет первое, что я сделаю.

Смешок слетает с губ Зели. Сухой. Безрадостный.

– Продолжай говорить глупости. Так ты докажешь правоту Тзайна.

– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я. – О чем он думает?

– Когда все закончится, один из нас умрет. Он боится, что это буду я.

Глава пятьдесят пятая. Зели

Не знаю, зачем я здесь.

Зачем заставила Инана прыгнуть в озеро.

Почему что-то во мне трепещет всякий раз, как он подплывает ко мне.

Это временно, напоминаю я себе. Это даже не реальность.

Когда все кончится, Инан не будет носить кафтанов. Не станет приглашать меня в свой сон.

Пытаюсь представить жестокого воина, того маленького принца, поднявшего на меня меч. Но вместо этого вижу клинок, освободивший меня из сетей масок. Вижу его, заслонившего меня от огня Кваме.

У него доброе сердце. Давние слова Амари звучат в голове. Я думала, она ошибалась. Но, возможно, принцесса видела то, что мне недоступно?

– Зели, я никогда не причиню тебе вреда. – Он качает головой и морщится. – Только не после того, что мне пришлось увидеть.

Когда он встречается со мной взглядом, я понимаю правду. Не могу поверить, что не догадалась раньше. Вина и жалость, которые он испытывал… Боги.

Должно быть, он видел все.

– Я думал, у отца не было выбора. Мне всегда говорили, что он сделал это ради Ориши. Но увидев твои воспоминания… – Его голос обрывается. – Ни один ребенок не должен жить с этим.

Отвернувшись, смотрю на рябь на воде. Не знаю, что ответить. Не понимаю своих чувств. Он видел худшее во мне. То, что я не могла открыть другим.

– Мой отец ошибался. – Инан говорит так тихо, что рев водопада почти заглушает его. – Может, мне надо было понять это раньше, но теперь я могу попытаться исправить совершенные ошибки.

Не верь ему, говорю я себе. Он живет в фантазиях, во сне. Но с каждым обещанием сердце наполняет радость. Хочется верить каждому слову. Когда Инан смотрит на меня, я вижу такую же уверенность, что горит во взгляде Амари. Он рожден, чтобы это сделать.

Он действительно хочет изменить Оришу.

Если Небесная Мать вручила тебе свиток руками дочери Сарана, ее воля ясна. Слова Лекана звучат в голове, пока я смотрю на Инана, любуясь его волевой челюстью, щетиной, оттеняющей его подбородок. Если дочь Сарана должна помочь мне, возможно, боги желают, чтобы Инан взошел на трон и сменил стражу? Для этого он здесь? Для этого они наделили его магией?

Инан приближается. Сердце стучит, как сумасшедшее. Надо отплыть подальше. Я замираю на месте.

– Не хочу, чтобы кто-то еще погиб, – шепчет он. – Не хочу новой крови на совести моей семьи.

Красивые слова, только и всего. Но если это так, почему я не уплываю?

Боги, он, вообще, одет? Взгляд скользит по его груди, по изгибам мускулов. Я отвожу глаза, прежде чем успеваю различить что-нибудь под водой. Во имя Небесной Матери, что со мной?

Отплываю под водопад и упираюсь спиной в скалу. Это абсурд. Зачем я позволила ему привести меня сюда?

Надеюсь, что грохот воды отпугнет Инана, но через несколько секунд он минует водопад и оказывается рядом.

Уходи. Я приказываю себе сдвинуться, но замираю, очарованная его мягкой улыбкой.

– Хочешь, чтобы я ушел?

Да.

Вот что надо сказать. Но чем ближе он подплывает, тем больше что-то во мне желает, чтобы он остался. Инан медлит, прежде чем приблизиться, ожидая моего ответа.

Хочу ли я, чтобы он ушел?

Сердце бьется в груди как безумное, я знаю ответ.

– Нет.

Его улыбка блекнет, а взгляд становится мягким – такого я еще не видела. Когда другие так на меня смотрят, я мечтаю выцарапать им глаза. Сейчас же я хочу, чтобы Инан не отводил взгляда.

– Можно… – Его голос обрывается, а щеки заливает румянец. Он не может высказать своего желания, но слов не нужно. Только не теперь, когда часть меня тоже этого жаждет.

Я киваю. Он поднимает дрожащую руку и касается моей щеки. Я закрываю глаза, покоряясь этому простому прикосновению. Оно отдается жаром в груди, мурашками бежит по спине. Его рука скользит по моему лицу, по волосам, пальцы обжигают кожу.

Боги…

Если бы стражники это видели, меня бы убили на месте. Инана бросили бы в тюрьму, несмотря на то, что он принц.

Но, оставив позади законы нашего мира, другой рукой Инан притягивает меня к себе и обнимает. Я закрываю глаза и тянусь к нему, находясь к маленькому принцу ближе, чем должна быть.

Его губы касаются моих…

– Зели!

* * *

Вздрогнув, я возвращаюсь в реальный мир.

Открываю глаза, когда Тзайн оттаскивает от меня Инана. Схватив принца за воротник, он швыряет его на землю.

– Тзайн, остановись! – Я вскакиваю на ноги и встаю между ними.

– Держись подальше от моей сестры!

– Я пойду, вернусь в лагерь. – Глаза Инана на мгновение задерживаются на мне, затем он исчезает среди деревьев, сжимая в руке медную монетку.

– Что с тобой не так? – кричу я, когда Инан уже не может нас слышать.

– Со мной? – рычит Тзайн. – Боги, Зел, что ты здесь делаешь? Я думал, он тебя ранит!

– Я пыталась ему помочь. Он не может контролировать свою магию. Это причиняет ему боль…

– Ради богов, он – наш враг. Чем больше он мучается, тем лучше для нас!

– Тзайн, знаю, в это трудно поверить, но он хочет изменить Оришу и защитить магов.

– Он запудрил тебе мозги? – Тзайн качает головой. – Это все его сила. Ты можешь быть разной, Зел, но не настолько наивной.

– Ты не понимаешь. – Я отвожу глаза. – Никогда не понимал. Ты – идеальный косидан, которого все любят. А я живу в постоянном страхе.

Тзайн отшатывается, будто от удара:

– Думаешь, я не знаю, каково это – просыпаться, боясь, что новый день окажется последним?

– Тогда дай Инану шанс! Амари – лишь принцесса. Когда магия вернется, она не наследует трон, но, если у меня получится убедить принца, на нашей стороне будет новый король Ориши!

– Слышала бы ты, что говоришь. – Тзайн хватается за голову. – Ему плевать, Зел. Он просто хочет залезть тебе между ног!

Лицо заливает краской от стыда, который смешивается с болью. Это не Тзайн. Не брат, которого я люблю.

– Он – сын человека, убившего маму, ради богов! Ты хоть понимаешь, что выглядишь жалко?

– Ты сам сохнешь по Амари! – кричу я. – В чем разница?

– Она не убийца! – орет в ответ Тзайн. – И не сжигала нашу деревню дотла!

Воздух вокруг гудит. Сердце и так выскакивает из груди, но Тзайн и не думает останавливаться. Его слова ранят меня сильнее любого ножа.

– Что бы сказал папа?

– Не вмешивай сюда папу…

– Или мама?

– Заткнись! – кричу я. Гул сменяется яростным жужжанием. Внутри меня кипит тьма, хотя я пытаюсь сдержать ее.

– Боги, если бы она только знала, что умерла для того, чтобы ты стала королевской подстилкой…

Магия вырывается наружу, яростная и жаркая, бушует без всяких приказов и заклинаний. Тень отделяется от моей руки, быстрая, как копье, направленное яростью мертвых. Все происходит мгновенно. Тзайн кричит, и я отстраняюсь. Когда все заканчивается, он держится за плечо. Из-под его пальцев струится кровь.

Я смотрю на свои дрожащие руки, пока тени мертвых пляшут вокруг. Секунду спустя они исчезают. Но рана в руке брата остается.

– Тзайн… – Я мотаю головой, слезы бегут из глаз. – Я не хотела. Клянусь. Не знаю, как это вышло!

Тзайн смотрит на меня, как на незнакомку. Так, словно я предала его.

– Тзайн…

Он проносится мимо, его лицо превращается в камень.

Я всхлипываю и в отчаянии падаю на землю.

Глава пятьдесят шестая. Зели

Я стою на краю лагеря до самого заката. Знаю, что никого не встречу среди деревьев. Не хочу встречаться с собой.

Когда понимаю, что сидеть во тьме уже невыносимо, возвращаюсь в шатер, надеясь, что не столкнусь с Тзайном и разочарованной Зу. Завидев меня, Амари бросается навстречу с шелковым кафтаном.

– Где ты пропадала? – Она хватает меня за руку и затаскивает в шатер. Практически раздев меня, натягивает мне на голову платье: – Праздник почти начался, а ты еще не причесана!

– Амари, пожалуйста…

– Не пытайся со мной спорить! – Она отводит мою руку и приказывает сидеть ровно. – Эти люди хотят тебя видеть, так что ты должна выглядеть соответственно.

Тзайн не сказал ей…

Это единственное объяснение. Амари красит мне губы кармином и подводит глаза углем, словно она – моя старшая сестра, а затем я делаю то же для нее. Если бы она узнала правду, наверняка испугалась бы.

– Они так спутались, – говорит принцесса, закалывая один из моих локонов.

– Думаю, во всем виновата магия. У мамы тоже были такие волосы.

– Тебе идет. Я еще не закончила, а ты уже выглядишь потрясающе.

Мои щеки краснеют. Стараясь отвлечься, разглядываю шелковый кафтан, который она заставила меня надеть. На сочетании глубокого синего и ослепительного желтого особенно выделяются пурпурные узоры. На моей коже рисунок кажется еще ярче. Трогаю украшенную бусинами горловину, в душé желая, чтобы Амари вернула этот наряд тому, у кого взяла. Не могу вспомнить, когда я в последний раз носила платье. Без штанов чувствую себя голой.

– Тебе не нравится? – спрашивает Амари.

– Неважно, – вздыхаю я. – Мне все равно, что надеть, главное, чтобы все скорее закончилось.

– Что случилось? – осторожно интересуется Амари. – Утром ты сгорала от нетерпения. А теперь Зу говорит, ты не хочешь делиться свитком.

Поджимая губы, сжимаю край кафтана. При воспоминании об улыбке, сползающей с лица Зу, становится стыдно. Все эти люди ждут, что я их возглавлю, но у меня даже не выходит управлять собственной магией.

И не только магией…

Кваме, объятый пламенем, встает передо мной так отчетливо, что кожа начинает гореть. Я убеждала себя, что бояться нечего, но теперь чувствую страх. Что, если бы он не послушал Зу? Или она не пришла бы? Если бы Кваме не смирил огонь, меня бы здесь не было.

– Сейчас не время для этого, – наконец отвечаю я. – До солнцестояния осталось только четыре дня…

– Так почему бы не вернуть этим предсказателям силу? – Амари тянет меня за волосы. – Пожалуйста, Зели, поговори со мной, объясни.

Прижимаю колени к груди и закрываю глаза, улыбаясь словам Амари. Я помню дни, когда магия заставляла принцессу дрожать от страха. Теперь она ее защищает, а я трушу.

Пытаюсь отмахнуться от воспоминаний о Тзайне, его ледяном взгляде. В его глазах был ужас. Точно знаю, когда Кваме прикоснулся к солнечному камню и загорелся, я смотрела на поджигателя так же.

– Это из-за Инана? – продолжает Амари после минутного молчания. – Ты боишься того, что он сделает?

– Инан ни при чем, по крайней мере, в этом случае.

Амари медлит, выпускает из рук мои волосы и опускается на колени рядом со мной. У нее прекрасная осанка. В этом золотом платье с чужого плеча она действительно выглядит, как принцесса.

– Что случилось, когда нас с Тзайном похитили?

Мое сердце пропускает удар, но внешне я остаюсь спокойной:

– Ты же знаешь, мы с Инаном отправились вас искать.

– Зели, пожалуйста, не лги мне. Я люблю брата, правда, но никогда не видела его таким.

– Что это значит?

– Он идет против отца, сражается за магов. С ним что-то случилось, и это как-то связано с тобой.

Она смотрит так, будто о чем-то догадывается. Мои уши горят от мыслей о его сне и той секунде, когда наши губы едва не соприкоснулись.

– Принц изменился. – Я пожимаю плечами. – Увидел, что сделал ваш отец и что творят стражники, теперь ищет средство, чтобы все исправить.

Амари скрещивает руки на груди и поднимает бровь:

– Наверное, ты думаешь, что я слепая или глупая, но это не так.

– Не понимаю, о чем ты…

– Зели, он с тебя глаз не сводит. Улыбается, словно… Небеса, даже не знаю, с чем сравнить. У него никогда не было такой улыбки!

Опускаю глаза, и принцесса берет меня за подбородок, заставляя встретиться с ней взглядом:

– Я хочу, чтобы ты была счастлива, Зел. Больше, чем ты можешь себе представить. Но я знаю своего брата.

– Как это понимать?

Амари медлит, закалывая следующую прядь.

– Либо он хочет предать нас, либо есть что-то, чего я не знаю.

Мотаю головой, высвобождаясь из ее пальцев. Вина наполняет все мое существо.

– Ты точно как Тзайн.

– Твой брат встревожен и имеет на это полное право. Я могу поговорить с ним, но сначала мне нужно знать, стоит ли.

Нет.

Это очевидно. И все же воспоминание о том, как Инан нес меня по лагерю, встает перед глазами. Я зажмуриваюсь и делаю глубокий вдох.

Не помню, когда чувствовала себя такой защищенной в чужих руках.

– Ты говорила, что у принца доброе сердце, и я сочла тебя дурой. Кажется, теперь в дураках я, но, думаю, мне удалось увидеть его настоящего. Он спас меня от воинов Зу, сделал все, чтобы вернуть тебя и Тзайна. Он встал на нашу сторону, хотя мог сбежать со свитком.

Я замолкаю, подыскивая слова, которые были бы ей понятны, но боюсь произнести.

– У него доброе сердце. Думаю, теперь Инан его слушает.

Руки Амари дрожат. Она прижимает их к груди.

– Амари…

Но она обнимает меня так крепко, что я застываю от изумления. Не зная, что делать, отвечаю на объятие.

– Знаю, что кажусь тебе странной, просто… – Она отстраняется и вытирает повисшие на ресницах слезы. – Инан всегда разрывался между добром и злом. Хочется верить, что он может поступать правильно.

Я киваю, думая о том, чего сама хочу от Инана. Ненавижу себя за то, сколько раз за день вспоминаю о его губах и улыбке. Несмотря на внутреннюю борьбу, страстное желание не исчезает: я хочу, чтобы он вновь ко мне прикоснулся.

Слезы текут по щекам Амари, и я вытираю их рукавом кафтана.

– Прекрати, – говорю я. – Ты испортишь макияж.

Принцесса шмыгает носом:

– Думаю, хуже не будет.

– Я же говорила, что не умею подводить глаза!

– Как можно владеть посохом, не имея твердой руки?

Мы хихикаем, и этот звук кажется мне таким странным, что я удивляюсь. Смех замирает, когда в шатер входит Тзайн. Встретившись со мной взглядом, он застывает на месте.

Сначала смотрит на меня, как чужой, но затем оттаивает.

– Что такое? – спрашивает Амари.

Подбородок брата дрожит. Он опускает глаза:

– Зел так похожа на маму.

Его слова одновременно ранят и согревают сердце. Тзайн никогда еще не говорил о маме. Временами мне даже казалось, что он забыл ее. Но, когда мы смотрим друг другу в глаза, понимаю, что он, как и я, живет воспоминаниями о ней.

– Тзайн…

– Шествие начинается. – Он поворачивается к Амари. – Вам нужно поторопиться.

С этими словами брат уходит, а мое сердце ноет от боли.

Амари берет меня за руку.

– Попробую с ним поговорить.

Что бы ты ни сказала, я все равно останусь виноватой.

Я встаю и поправляю рукава платья, разглаживая невидимые складки. Я совершила столько ошибок, о которых сейчас жалею, но, чтобы почувствовать вновь то, что было с Инаном… отдам все на свете.

С тяжелым сердцем я иду к выходу, изо всех сил притворяясь веселой. Но прежде, чем успеваю ускользнуть, Амари вновь останавливает меня, хватая за руку.

– Ты все еще не объяснила, почему не хочешь поделиться свитком. – Она внимательно смотрит мне в глаза. – Целая долина предсказателей сгорает от желания стать магами. Почему ты не отдашь его им?

Слова Амари звенят, как пощечины Мамы Агбы. Вонзаются в сердце, как меч в грудь Лекана. Они бы отдали все ради этого, а я не могу решиться и предоставить им шанс.

Сначала при мысли о том, чтобы поделиться свитком на празднике, я представляла красоту и радость, которую приносит магия. Это было бы похоже на времена до Рейда. Маги вновь обрели бы силу. Но сейчас, видя улыбающихся предсказателей, я думаю о боли, которую они способны причинить. О владыках земли, вызывающих землетрясение, о жнецах, утративших контроль над буйством мертвых. Я не могу так рисковать. Нужны лидеры. Законы. Единый порядок. Если я не могу совладать со своей силой, как совершу ритуал?

– Амари, это непросто. Что, если кто-нибудь из них не сможет себя контролировать? Что, если солнечного камня коснется злой человек? Мы можем пробудить губящего и погибнуть от чумы!

– О чем ты? – Принцесса кладет руки мне на плечи. – Зели, что с тобой?

– Ты не понимаешь… – Я качаю головой. – Потому что не видела, на что способен Кваме. Если бы Зу не остановила его… Будь у рабов такая сила, как у поджигателя, и человек вроде твоего отца… – В горле пересыхает, когда я вспоминаю огонь. – Вообрази, скольких они бы сожгли, если бы умели вызывать пламя!

Я выплевываю это: страхи, стыд, что мучал меня весь день:

– И Тзайн… – начинаю я, но слова замирают на языке. Если мне не удается справиться со своей силой, чего ждать от только обращенных магов?

– Мне всегда казалось, что магия нужна нам, чтобы выжить, но сейчас… Не знаю. У нас нет плана, нет правил, которые помогли бы все контролировать. Если вернем им магию, могут пострадать невинные люди.

С секунду Амари молчит, пытаясь осознать сказанное. Затем глаза принцессы наполняются слезами, и она берет меня за руку.

– Амари…

– Просто пойдем.

Она выводит меня из палатки, и в следующее мгновение я погружаюсь в водоворот праздника. Пока мы были внутри, лагерь ожил. Долина кипит юной энергией, освещаемая алым светом фонарей. Мимо нас проплывают пироги с острым мясом и сладкие бананы. Мы кожей чувствуем зажигательные ритмы и оглушающий барабанный бой. Все пляшут под веселую музыку, звучащую над шествием.

В хаосе праздника замечаю Инана – в темно-синей агбада и штанах в цвет он прекраснее, чем любой мужчина из толпы. Он видит меня и застывает с открытым от удивления ртом. От этого взгляда я чувствую трепет внутри и отворачиваюсь, не в силах думать о чем-нибудь еще. Он приближается, но, прежде чем успевает нас догнать, Амари тянет меня в толпу.

– Поторопись, – кричит она ему. – Мы не должны это пропустить!

Мы идем против течения, люди толкаются и обходят нас. Хотя я едва сдерживаю слезы, неосознанно вытягиваю шею, чтобы увидеть радость на их лицах.

Дети Ориши пляшут так, будто завтра никогда не наступит. Каждым своим движением они славят богов. В их голосах – восторг и свобода, а сердца поют вольные песни на йорубе. Мои уши ловят каждое слово языка, который я уже не думала услышать вживую. Воздух словно светится от веселья.

Как будто мир снова дышит.

– Ты выглядишь потрясающе. – Зу улыбается, глядя на меня. – Каждый парень будет сгорать от желания потанцевать с тобой, хотя, думаю, ты уже занята.

Я наклоняюсь и смотрю, куда она показывает: Инан следит за мной, как леонэр на охоте. Хочу удержать его взгляд, насладиться волной, что поднимается во мне, когда он так смотрит, но заставляю себя отвернуться.

Не могу вновь обидеть Тзайна.

– Мама! Ориша Мама! Ориша Мама, ава ун дупе пе эгбо игбе ва…

Чем ближе мы к центру круга, тем громче становится песня. Чувствую себя снова в горах Ибадана, где мама пела мне ее, чтобы я скорее уснула. Ее голос лился, сильный и одновременно нежный, как шелк. Погружаюсь в прошлое, когда маленькая девочка звонко запевает:

– Мама, Мама, Мама…

Ночь наполняет священная песня, и юная предсказательница со светло-коричневой кожей и короткими белыми волосами входит в круг. В темно-синем наряде она похожа на Йемойю, богиню, собравшую слезы Небесной Матери. Она кружится и извивается в такт песне, танцует с кувшином воды на голове. Когда звучит припев, она выплескивает воду в небо, и та осыпается каплями дождя на ее простертые вверх руки.

Толпа хлопает и свистит, после чего провидица покидает круг, и в центр выходит Фолаке. Бусины на ее желтом кафтане переливаются в лунном свете, мерцая на темной коже. Она разжигает народ своей улыбкой, которая, видимо, предназначена для одного Кваме.

Напряжение достигает предела, и ее ладони загораются. Толпа заходится криками, когда золотые искры вырываются у нее из рук, разлетаясь по лагерю.

– Мама, Мама, Мама…

Один за другим предсказатели выходят в круг, чтобы показать свои умения. Все одеты, как дети Небесной Матери. Хотя эти люди еще не имеют магических способностей, их представление вызывает восторг. Последней появляется девушка моих лет. На ней струящиеся алые шелка и мерцающий, украшенный бусинами венец. Ойя, моя богиня-сестра.

Она не похожа на прекрасную Ойю из моих видений, но все равно очаровательна. У нее, как и у Фолаке, длинные белые локоны, которые кружатся вместе с ней, завиваясь вокруг стана вместе с алыми шелками. В одной руке она держит ирукере Ойи, хлыст из гривы леонэра. Она размахивает им, и хвалы предсказателей становятся громче.

– Это твой праздник, Зели. – Пальцы Амари сплетаются с моими. – Не позволяй забрать у тебя его волшебство.

Глава пятьдесят седьмая. Амари

Шествие заканчивается, но музыка и танцы затягиваются до поздней ночи. Я съедаю еще один бобовый пирог, наслаждаясь тем, как он тает во рту, и смотрю на радость окружающих меня людей. Мимо проходит предсказатель с тарелкой шуку шуку, и я едва восторженно вздыхаю, почувствовав на языке сладость кокоса.

– Наконец-то.

Дыхание Тзайна щекочет мне ухо, отчего приятные мурашки бегут по шее. Удивительно, но он один, а не в толпе предсказательниц, пытающихся его покорить.

– Прости? – уточняю я, проглатывая оставшийся кусок шуку шуку.

– Найти тебя было непросто.

Стряхиваю с губ крошки, безуспешно пытаясь скрыть, что объедалась весь праздник. Платье, идеально сидевшее вечером, теперь жмет мне в бедрах.

– Полагаю, из-за девчонок, которые вставали у тебя на пути.

– Прошу прощения, принцесса, – смеется Тзайн. – На то, чтобы добраться до самой красивой, ушло много времени.

Его улыбка теплая, совсем как той ночью, когда он бросил меня в воду и смеялся, а я понарошку пыталась его утопить. Он редко улыбается. После всего, что произошло, я не была уверена, что увижу его таким вновь.

– В чем дело?

– Просто задумалась, – пожимаю плечами и любуюсь толпой танцующих предсказателей. – Я о тебе волновалась. Знаю, ты простил этих людей, но пытки были ужасны.

Тзайн ухмыляется.

– Мне известны гораздо более приятные способы провести время с девушкой в шатре.

Я так краснею, что уверена: становлюсь одного цвета с платьем.

– Думаю, та ночь – первая, которую я провела с парнем.

Тзайн фыркает:

– Об этом ли ты мечтала?

– Не знаю… – прижимаю палец к его губам. – По-моему, переборщили со связыванием.

Удивительно, но он впервые так громко хохочет. Меня переполняет гордость: никто не смеялся так моим шуткам с того времени, как Бинта была жива. Хочу сказать что-нибудь еще, но, прежде чем успеваю ответить, нас отвлекает хихиканье.

Оборачиваюсь и вижу Зели через несколько шатров от нас. Она танцует на краю толпы. Смеется, пьет пальмовое вино из бутылки и кружит маленького предсказателя. Меня радует то, как она веселится, но лицо Тзайна омрачает печаль, как и тогда в шатре. Впрочем, она исчезает, когда он замечает Инана. Мой брат смотрит на Зели так, словно она – единственная красная роза в саду из бледных белых.

– Ты это видишь? – беру Тзайна за руку и веду его к танцующим предсказателям. Сердце замирает, когда его рука касается моей.

Широкими плечами Тзайн рассекает толпу, словно он – пастух среди стада овец. Через секунду мы оказываемся рядом с девушкой, пляшущей в центре круга. Ее танец наполнен жизнью, расшитое бусинами платье блестит в лунном свете, подчеркивая каждое движение ее бедер. Она изгибается, подчиняясь ритму, разогревая толпу каждым жестом.

Тзайн подталкивает меня вперед, и я висну на его руке:

– Что, ради небес, ты делаешь?

– Пойдем, – смеется он. – Хочу увидеть, как ты танцуешь.

– Ты перебрал огогоро, – хихикаю я.

– А может, мне попробовать? – спрашивает Тзайн. – Если начну, поддержишь?

– Ни за что.

– Обещаешь?

– Тзайн, говорю тебе: нет…

Он прыгает в круг, пугая танцовщицу, заставляя толпу расступиться. Некоторое время стоит неподвижно, изучая предсказателей вокруг с шутовской серьезностью. Но когда трубы звучат снова, он буквально взрывается в танце. Трясется и мечется так, словно в штанах у него огненные муравьи.

Я задыхаюсь от смеха, схватившись за стоящего рядом провидца, чтобы не упасть. Каждое новое движение Тзайна вызывает новые взрывы хохота. Зрителей становится больше.

Когда он трясет плечами и опускается на землю, к нему приближается танцовщица. Лицо начинает гореть, когда она вьется вокруг него, искушая каждым движением бедер. Она одаривает Тзайна страстным взглядом. Я закатываю глаза. Что тут удивительного? С его обаятельной улыбкой и впечатляющей фигурой…

Большие мозолистые руки обхватывают мои запястья.

– Тзайн, нет!

Но его озорство сильнее моего страха. Не успеваю я понять, что произошло, как мы оказываемся в центре круга. Я замираю, парализованная таким количеством любопытных глаз. Хочу повернуться и сбежать, но Тзайн не пускает и кружит меня на глазах у всей толпы.

– Тзайн, – визжу я, но ужас сменяется смехом, который не остановить. Меня переполняет восторг, ноги ловят ритм. На секунду все вокруг исчезают, и я вижу только Тзайна, его улыбку и теплые карие глаза.

Кажется, я могу провести так целую вечность, радостно кружась в его надежных руках.

Глава пятьдесят восьмая. Инан

Зели никогда еще не казалась мне такой прекрасной. Держа за руку маленького предсказателя, она словно светится в этом платье с пурпурными узорами, похожая на богиню, танцующую в толпе. Соленый аромат ее души поднимается над запахами праздничной еды и накрывает меня, как морская волна.

Глядя на нее, легко забыть о том, что она из магов. О монархии. Об отце. Сейчас я могу думать только о ней. Эта улыбка освещает все вокруг, как луна в беззвездную ночь.

Когда ей надоедает кружиться, она обнимает мальчика. Тот визжит от восторга, когда Зели целует его в лоб. Стоит юнцу убежать, как трое парней спешат пригласить ее на танец.

– Привет, я – Дека…

– Прелестно выглядишь…

Я улыбаюсь, наблюдая за тем, как ее пытаются очаровать. Каждый стремится перекричать другого. Пока они болтают, кладу руку на талию Зели и прижимаю ее к себе:

– Позволь пригласить тебя на танец.

Она оборачивается вне себя от ярости и улыбается, видя меня, а я застываю, пораженный радостью на этом милом лице. Желанием с тенью страха. Зели думает о Тзайне.

– Пойдем туда, где он нас не увидит.

Ее жар передается мне, и я прижимаю ее еще сильнее.

– Думаю, это значит: да.

Беру Зели за руку и веду сквозь толпу, не обращая внимания на взгляды поклонников. Мы идем в лес на краю лагеря, подальше от торжества и танцев. Холодный воздух приятно освежает. Он пахнет костром, корой и мокрыми листьями.

– Ты точно не видишь Тзайна?

– Абсолютно.

– Что насчет… Ааа!

Зели оступается и начинает хихикать. Едва сдерживая смех, я подхватываю ее. До меня доносится сладкий запах пальмового вина.

– Небо, Зел, ты пьяна?

– Хотелось бы, но нет. Кто бы ни сделал это вино, он явно не мастер. – Она берет меня за руку и прислоняется к дереву, чтобы не упасть. – Думаю, это все наши танцы с Салимом.

– Принесу тебе воды.

Я хочу уйти, но Зели не отпускает.

– Останься! – Ее пальцы скользят по моей ладони. Я вздрагиваю от ее прикосновения.

– Ты уверена?

Она кивает и снова смеется, так мелодично, что сложно сдерживаться.

– Ты пригласил меня на танец, – игривый огонек сверкает в ее серебряных глазах. – Так давай же.

В возбуждении, как мальчишки, что вились вокруг Зели, я подхожу ближе. Достаточно близко, чтобы уловить запах вина в ее дыхании. Когда моя рука скользит по хрупкому запястью, она закрывает глаза, дыхание Зели прерывается, а пальцы впиваются в кору дерева.

Ее реакция отзывается во мне невероятным, яростным желанием. Никогда не испытывал ничего подобного: хочется поцеловать ее, запустить пальцы в мягкие волосы, прижать к стволу…

Она открывает глаза. Я губами касаюсь ее уха:

– Если мы собираемся танцевать, надо двигаться, крошка Зел.

Она замирает.

– Не зови меня так.

– Ты же называешь меня маленьким принцем, а я тебя – крошкой Зел.

– Так меня звала мама.

Небо. Я отпускаю ее. Хочется удариться головой об это дерево.

– Зел, прости. Я не знал…

– Знаю.

Она опускает глаза. Вся игривость исчезает, тонет в океане горя. Затем внутри нее поднимается волна ужаса.

– Ты в порядке?

Внезапно она прижимается, пряча голову у меня на груди. Ее страх проникает мне под кожу, вызывая приступ удушья. Он пожирает ее, такой же сильный, как и тогда в лесу. Только сейчас предсказательницу пугает не монархия – она боится каких-то теней, которые могут слететь с ее рук.

Я обнимаю ее и сжимаю в объятиях, желая отдать все на свете, чтобы забрать этот страх. Мы стоим так довольно долго.

– Ты пахнешь морем.

Зели поднимает глаза.

– Твоя душа, – поясняю, – пахнет морем.

Она смотрит на меня с выражением, которое мне не разгадать, но это неважно: достаточно утонуть в ее глазах. Жить только этим серебряным взглядом.

Заправляю выбившуюся прядь ей за ухо. Она стоит, уткнувшись лицом мне в грудь.

– Сегодня я потеряла контроль. – Ее голос срывается. – Сделала ему больно. Ранила Тзайна.

Заглядываю ей в душу, и после временного затишья память Зели обрушивается на меня, как прилив.

Вижу все: ядовитые слова Тзайна и ярость выпущенных ею теней. Чувство вины, ненависть и стыд пробудили в ней магию.

Крепче обнимаю Зели. Она отвечает мне тем же, и тепло разливается по телу.

– Однажды я тоже не смог себя контролировать.

– И кто-то пострадал?

– Умер, – тихо отвечаю я. – Человек, которого я любил.

Она отстраняется и поднимает глаза, полные слез:

– Вот почему ты так боишься своей магии.

Я киваю. Вина за смерть Каэи режет меня больнее ножа.

– Не хочу навредить еще кому-нибудь.

Зели вновь прижимается ко мне и тяжело вздыхает:

– Не знаю, что нам делать.

– С чем?

– С магией.

От удивления мои глаза округляются. Меньше всего я ожидал услышать такое от нее.

– Вот чего я хочу. – Зели обводит рукой окружающий нас праздник. – За это я боролась, но стоит подумать о том, что случилось… – Слова застревают у нее в горле при мысли о кровоточащем плече Тзайна. – Они добрые и чистые сердцем. Но что будет, если удастся вернуть магию и власть захватят злые волшебники?

Этот страх знаком мне так хорошо, что я ощущаю его как свой собственный. И все же мои опасения уже не так сильны, как прежде.

Даже думая о пламени Кваме, я вспоминаю, что оно погасло, когда Зулайка приказала поджигателю остановиться.

Зели открывает рот, но не может сказать ни слова. Смотрю на ее полные губы, которые она покусывает. Молчание затягивается.

– Это нечестно, – вздыхает она.

Трудно поверить, что это не сон. Сколько раз я желал держать ее в объятиях и мечтал, чтобы она обняла меня в ответ?

– Ты играешь в моей голове, а я понятия не имею, что происходит в твоей.

– Действительно хочешь знать?

– Конечно! Ты хоть понимаешь, как это смущает, когда не…

Я прижимаю ее к дереву и целую в шею. Она замирает, когда мои пальцы скользят по ее спине, и с губ срывается тихий стон.

– Вот, – шепчу я, целуя ее с каждым новым словом. – Вот, о чем я думаю, что творится в моей голове.

– Инан, – хрипло выдыхает Зели. Нежные пальцы ложатся на спину, и она притягивает меня к себе. Не могу бороться с желанием. Все во мне хочет этого. Бесконечно.

Жажда ее тела все объясняет, наполняет смыслом.

Нам не нужна магия.

Нам нужна любовь.

Глава пятьдесят девятая. Зели

Ты не можешь.

Не можешь.

Не можешь!

Неважно, сколько раз я повторяю это, мое желание буйствует, как дикий зверь.

Тзайн убьет нас, если узнает. Но когда эта мысль приходит мне в голову, ногти еще яростнее впиваются в спину Инана. Я прижимаю его к себе все сильнее, пока не чувствую каждую напряженную мышцу. Мне хочется большего. Хочу почувствовать его.

– Возвращайся со мной в Лагос.

Открываю глаза, не веря своим ушам.

– Что?

– Если хочешь свободы, возвращайся со мной в Лагос.

Я будто ныряю в студеное ибаданское озеро. Изумление вырывает меня из грез, из мира, где Инан – просто парень-маг в красивом кафтане, а не принц.

– Ты обещал, что не встанешь у меня на пути.

– И сдержу слово, – обрывает он. – Но, Зели, все не так просто.

Вокруг моего сердца поднимаются стены, и, я знаю, он это чувствует. Инан отстраняется, гладит меня по щекам.

– Когда ты вернешь магию, знать возненавидит тебя и будет бороться с предсказателями. Рейд повторится, снова и снова. Война не закончится, пока целое поколение оришан не погибнет.

Я отворачиваюсь, но глубоко в душе знаю, что он прав. Из-за этого страх не уходит и невозможно бездумно наслаждаться праздником. Зу создала рай, но, когда магия вернется, сон кончится. Волшебство не принесет нам мира.

Только придаст силы для битвы.

– Как мое возвращение в Лагос поможет магам? – спрашиваю я. – Пока мы беседуем, твой отец хочет моей смерти!

– Он напуган. – Инан качает головой. – Король заблуждается, но его страх оправдан. Все известные монархии страдали от рук магов. Аристократы никогда не чинили беспорядков.

Инан обводит рукой лагерь. На его лице надежда, столь яркая, что свет как будто исходит изнутри.

– Зулайка создала это за месяц, а в Лагосе больше магов, чем во всей Орише. Просто представь, чего можно добиться, используя королевскую власть.

– Инан! – Я хочу возразить, но он заправляет выбившуюся из прически прядь мне за ухо, ведет большим пальцем вниз по шее.

– Если бы только отец увидел это… Увидел тебя…

От его прикосновения я снова чувствую трепет, и сомнения исчезают. Наклоняюсь к нему, желая большего.

– Он увидит то, что ты тогда показала. – Инан прижимает меня к себе. – Сегодняшние маги – не те, с которыми он сражался. Если мы создадим такую колонию в Лагосе, он поймет, что бояться нечего.

– Этот лагерь все еще стоит потому, что о нем не знают. Твой отец никогда не позволит магам собираться где-нибудь, кроме работных домов, закованными в цепи.

– У него не останется выбора. – Инан сжимает меня крепче, и впервые в его глазах я вижу вызов. – Когда магия вернется, король не сможет ей завладеть. Если не согласится сейчас, то поймет со временем, что так лучше. Мы впервые сможем стать одним народом. Но справимся, только если ты будешь на нашей стороне.

Во мне загорается надежда, которую приходится тут же погасить. Представляю себе мечты Инана: владельцы земли смогут возводить свои дома, Мама Агба сможет беспрепятственно учить технике боя. Папе никогда не придется больше волноваться о налогах, а Тзайн сможет всю жизнь играть в агбон…

Картины лучшего будущего исчезают, и чувство вины накрывает волной. Вспоминаю о крови, струящейся из-под пальцев брата, и воодушевление пропадает.

– Не сработает, – шепчу. – Магия все еще будет опасна. Могут пострадать невинные.

– Несколько дней назад я сказал бы то же самое. – Инан отступает назад. – Но этим утром ты доказала, что мое мнение было ошибочным. Благодаря одному лишь уроку я понял, что однажды смогу контролировать свою силу. Если обучать этому магов в наших колониях, они смогут стать частью Ориши.

Глаза Инана загораются, он говорит все увлеченнее.

– Зели, просто представь, какой может стать Ориша. Целители вроде Зу искоренят болезни. Команды сварщиков и владык земли легко справятся с делами, для которых сейчас используют рабов. Небеса, подумай об армии из твоих воскрешенных, идущей в атаку!

Он прижимается ко мне лбом – слишком близко, чтобы суметь сохранить ясность рассудка.

– Такой будет новая Ориша. – Он говорит тише. – Наша мирная Ориша, без битв и войн.

Мир…

Давно не слышала этого слова. Мир и покой были только во снах Инана. В его объятиях.

На мгновение представляю, что борьба магов за права заканчивается. Не мечами и революцией, а миром. Во главе с Инаном.

– Ты серьезно?

– Более чем, Зел. Я хочу этого, хочу сдержать каждое данное тебе обещание. И сделаю это, но не один. А ты не справишься в одиночку, даже с магией. Но вместе, – очаровательная улыбка появляется у него на губах, сильные руки притягивают меня к себе, – нас будет не остановить. Мы станем командой, какой еще не было в этой стране.

Смотрю за его плечо на пляшущих предсказателей и нахожу глазами мальчика, с которым танцевала. Салим кружится так быстро, что через секунду валится наземь.

Инан переплетает пальцы с моими. Тепло окутывает меня, словно одеяло, когда он заключает меня в объятия.

– Нам суждено работать вместе, – шепчет он. – И быть вместе.

От его слов кружится голова. Они опьяняют, но даже сквозь пелену я понимаю, что он прав. Только это может остановить бесконечную войну и всех спасти.

– Хорошо.

Инан изучающе смотрит на меня. Вижу в его глазах надежду.

– Правда?

Я киваю:

– Надо будет убедить Тзайна и Амари, но если ты серьезно…

– Зел, я никогда еще не был столь серьезен.

– Моя семья тоже поедет в Лагос.

– На другое я не согласен.

– И тебе придется заново выстроить Илорин…

– Это первое, что сделают владыки земли и приливщики.

Прежде чем я успеваю перечислить все условия, Инан поднимает меня в воздух и начинает кружить. Он улыбается так широко, что я не могу не ответить тем же и смеюсь, когда он возвращает меня на землю, хотя мир не сразу перестает вертеться перед глазами.

– Наверное, не стоит решать судьбу Ориши, танцуя в лесу.

Соглашаясь со мной, он что-то бормочет и сжимает в объятиях, затем обхватывает ладонями мое лицо:

– И этого тоже не следует делать.

– Инан…

Прежде чем я заканчиваю фразу, которая должна объяснить, что топор у Тзайна острый, а сам он всего лишь в нескольких палатках отсюда, губы Инана находят мои, и все вокруг отходит на второй план. Его поцелуй полон нежности, а губы такие… мягкие. Они нежнее, чем я себе представляла.

Страсть накрывает меня теплой волной, струится по телу. Когда он отстраняется, сердце колотится так, словно я только что была в драке. Инан медленно открывает глаза, и прекрасная улыбка озаряет его лицо.

– Прости. – Он проводит пальцем по моей нижней губе. – Хочешь вернуться?

Да.

Мне нужно это сделать. Я обязана. Но теперь, когда мне знаком вкус его губ, запреты исчезают.

Притягиваю удивленного Инана к себе, вовлекая в поцелуй.

Ограничения подождут до утра.

А сейчас я хочу его.

Глава шестидесятая. Амари

Я смеюсь, как не смеялась годами, пока Тзайн кружит меня. Он наклоняется, чтобы снова поднять меня в воздух, но внезапно останавливается. Улыбка, растянувшаяся от уха до уха, стекает с лица, как капельки пота. Следую за его взглядом и вижу, как Инан берет Зели за подбородок и целует.

Небеса!

Стон срывается с моих губ. Я чувствовала, что между ними вспыхнула искра, но не знала, что все произойдет так быстро. При виде этого поцелуя в голове тут же рождаются новые вопросы. Его движения полны нежности, он ласково прижимает ее к себе…

Щеки горят, и я отворачиваюсь. Глазеть на такое неприлично. Но Тзайну плевать. Он смотрит. Каждый его мускул напрягается, а взгляд мутнеет, от радости на его лице не осталось и следа.

– Тзайн…

Он проносится мимо, готовый убить обидчика, полный ярости, которой я еще не видела.

– Стой!

Но он продолжает идти, будто не замечая меня, словно не остановится, пока его руки не сомкнутся на горле моего брата.

Затем Зели притягивает Инана к себе и целует в ответ. При виде этого Тзайн застывает на месте. Пятится назад. Внезапно он сгибается пополам, словно сломанная в руках ветка. А затем выпрямляется, обходит меня стороной и смешивается с толпой предсказателей, расталкивая празднующих. Я еле поспеваю за ним, когда он врывается в шатер. Проносится мимо Найлы и сумки Зели, хватается за рукоять топора…

– Тзайн, нет!

Он меня не слушает. Засовывает топор в свой ранец. Туда же отправляются запас еды и… все его вещи.

– Что ты делаешь?

Тзайн не обращает на меня внимания, засовывая плащ внутрь так яростно, словно это он целовал Зели. Я протягиваю к нему руку, но он отбрасывает ее.

– Послушай…

– Что? – кричит он, и я отстраняюсь от неожиданности. Он замолкает. Затем издает глубокий вздох. – Прости, я просто… больше не могу. С меня хватит.

– Что это значит?

Тзайн одевает ранец на спину, крепче затягивая кожаные ремни.

– Я ухожу. Если хочешь, пойдем со мной.

– Постой, почему?

Он не отвечает. Прежде чем я успеваю сказать еще что-нибудь, он выбегает из шатра в прохладу ночи.

Я спешу за ним, но он не останавливается на мои крики. Бежит по лагерю в сторону леса, удаляясь все дальше от праздника. Слышу слабое журчание Гомбе, когда он углубляется в заросли. Только минуя долину, я догоняю его.

– Тзайн, пожалуйста!

Наконец он останавливается. Его ноги дрожат, но он в любой момент готов сорваться с места.

– Можешь идти чуть помедленнее? – умоляю я. – Просто… Просто дыши! Знаю, ты ненавидишь Инана, но…

– Мне плевать на твоего брата. Каждый может делать, что хочет. Просто отстаньте от меня.

Я замираю от жестокости его слов. Тепло, что согревало меня в его присутствии, исчезает. Тело дрожит, но я все равно подхожу ближе.

– Понимаю, ты расстроен, но…

– Расстроен? – Тзайн злобно прищуривается. – Амари, я устал бороться за жизнь и платить за чужие ошибки. Надоело спасать Зел, если ей все равно!

С поникшими плечами он опускается на землю. Впервые с тех пор, как мы встретились, он кажется мне слабым, и это обескураживает.

– Мне казалось, что она повзрослеет, но зачем, если я всегда рядом? Зачем меняться, если я всегда приду ей на помощь?

Подхожу ближе и беру его за руку, сплетая его грубые пальцы со своими:

– Знаю, их отношения смущают, но клянусь тебе, намерения моего брата чисты. Зели ненавидела Инана больше, чем кого бы то ни было. Если теперь ее чувства изменились, это что-то да значит.

– То же, что и всегда. – Рука Тзайна выскальзывает из моей. – Зели делает глупость и рано или поздно пожалеет об этом. Если хочешь, можешь на это посмотреть, а с меня хватит.

Он кричит, едва не сорвав голос:

– Честно говоря, я вообще не хотел в этом участвовать!

Тзайн идет дальше, и что-то внутри меня разбивается. Это не мужчина, которого я знаю, не тот, в которого я…

Влюбилась? – проносится в моей голове, но не знаю, насколько это верно. Любовь – слишком громкое слово для того, чтобы описать мои чувства – по крайней мере те, что мне позволено испытывать. Но все же…

– Ты никогда ее не бросишь, – кричу я ему вслед. – Никогда. Даже если она испортит все на свете, будешь на ее стороне.

Как Бинта. Озорная улыбка подруги появляется передо мной, озаряя холодную ночь своим светом. Тзайн любит сестру преданно, беззаветно… Даже если она этого не заслуживает.

– Почему теперь? – продолжаю я. – После всего, что было?

– Потому, что он сжег наш дом! – Тзайн резко разворачивается. Вены вздуваются на шее, когда он кричит. – Люди утонули. Дети погибли. Ради чего? Этот монстр неделями пытался убить нас, а она готова его простить? И пригреть на своей груди? – Его крик отдается эхом, и Тзайн замирает, медленно сжимая и разжимая кулаки.

– Я могу защитить ее от кучи вещей, но если она будет такой глупой и безрассудной, то все равно умрет. Не хочу этого видеть.

С этими словами он разворачивается, поправляет ранец и уходит вглубь леса.

– Подожди, – прошу я, но на этот раз Тзайн не останавливается. Каждый его шаг отдается болью в сердце.

Он на самом деле уходит.

– Тзайн, пожалуйста…

Внезапно звук трубы разрезает тишину. Мы застываем, услышав новые сигналы. Барабаны празднества стихают. Я оборачиваюсь, и сердце уходит в пятки. Вижу королевскую печать – кошмар, преследующий меня, – на сотне нагрудников. И глаза снежных леопанэров, блестящие в темноте.

Люди отца уже здесь.

Глава шестьдесят первая. Зели

Не могу сдержать стон, когда руки Инана скользят по моим бедрам. От его прикосновений все тело словно горит, объятое огнем. Едва я прихожу в себя, как хочу снова ощутить вкус его губ. Замираю, и Инан не медлит. Его поцелуи спускаются от губ к шее, такие жаркие, что становится трудно дышать.

– Инан…

Лицо пылает, но скрывать это уже бесполезно. Он знает, что его поцелуи делают со мной, как меня обжигают его пальцы. Мои чувства похожи на цунами, и он должен знать, как я хочу этого. Как мое тело жаждет, чтобы его руки не останавливались…

Инан прижимается ко мне лбом и опускает руки на талию:

– Поверь, Зел, страсть, которую ты испытываешь, не сравнится с тем, что ты делаешь со мной.

Мое сердце колотится, как сумасшедшее, и я закрываю глаза, когда Инан притягивает меня к себе. Склоняется для нового поцелуя…

Резкий звук трубы разносится в воздухе.

– Что это? – спрашиваю я.

Мы отстраняемся друг от друга, заслышав новые сигналы. Инан прижимает меня к себе, на его лбу проступает холодный пот.

– Нужно уходить.

– Что случилось?

– Скорее, Зел…

Освобождаюсь из его объятий и бегу к краю лагеря. Музыка обрывается, люди пытаются понять, откуда доносятся звуки. В толпе раздаются нервные возгласы, которые становятся все громче. Вскоре мы видим источник звуков.

Легион королевских стражников, разбив ворота, врывается в лагерь. Они идут по холму, осматривая долину, разрезая темноту ночи красным огнем факелов. Солдаты вооружены луками и острыми мечами. Самые ужасные едут на диких пантэнерах. Звери в бешенстве грызут удила, пена стекает с морд. Они готовы к охоте.

Инан нагоняет меня, бледнеет и замирает при виде этого зрелища. Его пальцы сплетаются с моими.

Вперед выступает командир. Его железные доспехи отливают золотом при свете луны. Он поднимает рупор ко рту.

– Это единственное предупреждение! – громогласный голос нарушает повисшую тишину. – Откажетесь подчиниться, и мы применим силу. Отдайте нам свиток и девчонку, тогда никто не пострадает.

Над толпой предсказателей проносится шепот, их ужас и смятение, как вирус, передаются от человека к человеку. Некоторые пытаются сбежать. Чей-то ребенок начинает плакать.

– Зел, нужно идти, – повторяет Инан, снова сжимая мою руку. Но я застываю на месте. Не могу вымолвить ни слова.

– Это мое последнее предупреждение! – кричит командир. – Отдайте их или мы возьмем сами!

Сперва ничего не происходит. Затем по толпе идет рябь. Сначала это почти незаметно, но через несколько секунд волны людей расступаются. Они освобождают дорогу. Хрупкая девочка выходит вперед. Ее белая грива развевается на ветру.

– Зу, – выдыхаю я, борясь с порывом подбежать к ней и утащить обратно в толпу.

Она стоит, расправив плечи, с недетским вызовом в глазах. Изумрудный кафтан развевается сзади, выделяясь на коричневой коже.

Ей не дашь больше тринадцати, и все же солдаты обнажают оружие, лучники натягивают тетиву, а мечники сжимают поводья пантэнер.

– Не знаю, о ком вы говорите, – кричит Зу, но ее слова заглушает ветер. – Но будьте уверены, свитка у нас нет. Это мирный праздник. Мы собрались здесь, чтобы почтить предков.

Молчание, последовавшее за этим, оглушает. Пытаюсь сдержать дрожь в руках, но не могу.

– Пожалуйста… – Зу шагает вперед.

– Не двигайся! – кричит командир, обнажая меч.

– Обыщите нас, если нужно, – отвечает Зулайка. – Мы не против. Но, прошу, опустите оружие.

Она поднимает руки, словно сдается:

– Не хочу, чтобы кто-нибудь постра…

Это происходит быстро, даже слишком.

Зу стоит.

А в следующую секунду стрела вонзается ей в живот.

Из моего горла вырывается крик, но голос кажется незнакомым. Это не мой крик. Я больше ничего не чувствую.

Дыхание замирает в груди, когда Зу опускает глаза, маленькими ручками сжимая древко стрелы. Девочка, порой улыбавшаяся даже слишком широко для этого мира, держится за стрелу, направленную ненавистниками Ориши.

Она выпрямляется и дрожащими ногами делает шаг. Не назад, где бы ее защитили.

Вперед, чтобы защитить нас.

Нет… Слезы обжигают глаза, текут по моему лицу. Она исцеляла других, будучи совсем еще ребенком. Но ее последние мгновения отравлены чужой ненавистью.

Кровь струится по шелку кафтана. Из изумрудного он превращается в темно-красный.

Ноги Зу подгибаются, и она падает.

Я бегу к ней, хотя понимаю, что не смогу спасти.

В это мгновение нас словно накрывает взрывной волной. В предсказателей летит дождь стрел, повсюду виднеются вспышки мечей. Стражники переходят в атаку.

– Зел, уходим! – Инан тянет меня за руку, оттаскивая назад. Но, когда он пытается это сделать, я думаю только об одном. Тзайн.

Прежде чем Инан успевает мне помешать, срываюсь с места и бегу в долину. Крики ужаса наполняют ночь. Предсказатели мечутся по поляне.

Мы бежим, едва уклоняясь от града стрел. Один из наших соратников падает, пронзенный их бесчисленным количеством.

Но лучники перестают быть угрозой, когда стражники с королевской печатью на груди врываются в толпу. Они отпускают поводья разъяренных пантенэр, позволив зверям рвать плоть предсказателей. Следом за ними с обнаженными мечами в руках бегут солдаты в доспехах. Им неведомы жалость или сострадание. Они убивают каждого, кто оказывается на пути.

– Тзайн! – Я зову его, но голос тонет в море криков. Он не может погибнуть, как мама. Не может оставить нас с папой.

Чем дальше я бегу, тем больше тел падает от рук солдат, больше душ впитывается в землю. Затерявшись в толпе, плачет Салим – различаю в общем шуме его звонкий голосок.

– Салим! – кричу я и несусь к милому мальчику, которого совсем недавно кружила в танце. К нему скачет солдат на дикой пантенэре. Салим поднимает руки.

Он не обладает магией. У него нет оружия. Нет возможности бороться. Но стражнику плевать.

Его меч опускается на ребенка.

– Нет! – кричу я, задыхаясь от боли.

Лезвие разрубает Салима пополам. Он умирает мгновенно, а затем его тело падает на землю. От взгляда ребенка кровь стынет в жилах.

Нам не победить. Не выжить. У нас никогда не было шанса…

Странное ощущение закрадывается в самое сердце. Оно пробуждает спящую магию, лишая возможности дышать.

Мимо проносится Кваме, спеша к центру бивы, сжимая в руке кинжал. А затем разрезает свою ладонь.

Магия крови.

Ужас пробирает до костей. Время будто останавливается, растягивая последние секунды Кваме. Его кровь, превращаясь в белую жижу, каплями стекает на землю. На секунду кажется, что на него снизошло божественное благословение – его темную кожу охватывает сияние. Но, достигая головы, оно предрешает его судьбу.

Все тело загорается. Тлеющие угли отлетают от тела. Вокруг бушует пламя, охватывая каждый орган, и вырывается изо рта, поднимаясь на несколько метров. Огонь такой сильный, что от него становится светло как днем. Потрясенные стражники застывают на месте, и в этот момент Кваме переходит в атаку.

Он выбрасывает кулаки вперед, и огненные снаряды с ревом проносятся по лагерю, пожирая все на своем пути, заживо сжигая стражников.

Запах крови и горящей плоти смешиваются, наполняя воздух.

Смерть наступает так быстро, что королевские солдаты не успевают даже закричать.

Отчаянный вопль Кваме взлетает над созданной им красной ночью. Магия крови вгрызается в него, жестокая и непрощающая. Огонь, охвативший его, сильнее, чем у любого другого поджигателя. В нем пылает сила бога, сжигая его изнутри.

Темное лицо Кваме краснеет, вены вздуваются. Кожа покрывается волдырями и слезает, открывая мышцы и кости. Он не в силах ее сдержать. Не сможет выжить.

Магия крови пожирает его заживо, и все же он борется до последней секунды.

– Кваме! – кричит Фолаке с другого края долины. Один из предсказателей крепко держит ее, чтобы она не бросилась в ревущее пламя.

Вихрь огня извергается из горла Кваме, заставляя стражников отступить еще дальше. Он сжигает все на своем пути, а в это время его сородичи бегут от солдат, прячась за огненной стеной. Бегут от жестокого нападения стражи, оставшись в живых благодаря Кваме и его магии.

Когда я смотрю на огонь, весь мир словно замирает. Крики и плач стихают. Праздник исчезает, оставляя после себя только дым и пепел. Вспоминаю обещания Инана: наша Ориша, которую мы не сможем создать. Мир, которого никогда не будет.

До тех пор, пока магия не вернется, они будут относиться к нам как к грязи. Слова папы звучат в голове. Нужно преподать урок. Если они сожгли наши дома, мы сожжем их.

Вскрикнув в последний раз, Кваме взрывается. Огненные брызги разлетаются в стороны, и от поджигателя ничего не остается.

Последние угли падают на землю, и я чувствую, как сердце разрывается на кусочки. Не могу поверить, что когда-то сомневалась в словах папы. Они никогда не позволят нам процветать.

Мы всегда будем бояться. Единственная надежда – борьба. Если будем бороться, сможем победить. Но для этого нам нужна магия. Нужен свиток.

– Зели!

Я резко оборачиваюсь. Не знаю, сколько простояла на месте. После жертвы Кваме время словно остановилось, полное боли и вины.

Вдалеке я вижу Тзайна и Амари на спине у Найлы. Они прорываются сквозь хаос, Амари прижимает мою сумку к груди. Когда она выкрикивает мое имя, нас замечает стражник.

– Девчонка, – кричит он. – Та девчонка! Это она!

Прежде чем сделать шаг, я чувствую руки на своих плечах. На груди.

На горле.

Глава шестьдесят вторая. Амари

Солнце опускается за холмы, и меня душат рыдания. Лучи падают на обожженную поляну: на месте, где вчера был праздник, теперь руины.

Гляжу на выжженную землю, где мы танцевали с Тзайном, вспоминаю, как он, смеясь, кружил меня.

Теперь осталась лишь запекшаяся кровь. Обгорелые останки. Пепел.

Закрываю глаза и прижимаю ладонь ко рту в тщетной попытке защититься от ужасного зрелища. Хотя вокруг тихо, крики предсказателей все еще звенят в ушах, смешиваются с ревом атакующих солдат и лязгом мечей, разрезающих плоть. Я не могу смотреть на трупы, но Тзайн рассматривает каждого умершего, ища в нем Зели.

– Я не вижу ее, – говорит он еле слышно, будто если скажет чуть громче, то сердце разобьется и наружу вырвутся гнев и боль оттого, что он потерял еще одного члена семьи.

Меня преследуют мысли об Инане, его обещаниях и возможной лжи. Не могу смотреть на мертвых, но чувствую, что брата нет среди них.

Не хочу верить, что все это – дело его рук, но меня терзают сомнения. Если он не предавал, как нас нашли стражники? И где он теперь?

За нашими спинами скулит Найла, я подхожу и глажу ей морду так же, как это делала Зели. Ком встает в горле, когда та трется об мою руку.

– Думаю, они забрали ее, – говорю я так мягко, как только могу. – Должно быть, это приказ отца. Она слишком важна, чтобы умереть.

Пытаюсь его обнадежить, но лицо Тзайна не меняется. Он смотрит на усеивающие землю тела и прерывисто вздыхает.

– Я обещал. – Голос срывается. – Когда мама умерла, поклялся, что никогда не оставлю ее, что позабочусь о ней.

– Так и есть, Тзайн. Ты всегда о ней заботился.

Но он погрузился в собственный мир и не слышит меня.

– И папа… – Его тело напряжено, он сжимает руки, пытаясь унять дрожь. – Я сказал папе… Пообещал ему…

Кладу руку на щеку Тзайна, но он отстраняется. Словно все страхи, с которыми он боролся, разом вышли наружу. Он опускается на землю, прижимая кулаки к голове с такой силой, что я боюсь, как бы он не сделал себе больно. Его горе, кажется, способно сокрушить любую стену.

– Ты не можешь сдаться! – опускаюсь рядом с Тзайном и вытираю его слезы. Несмотря на все, что происходило с нами, он всегда оставался сильным. Но эта потеря слишком тяжела.

– У нас все еще есть свиток, камень и кинжал. Пока отец их не получит, она останется жива. Мы можем спасти ее и отправиться в храм. Еще успеем…

– Она не заговорит, – шепчет Тзайн. – Не подставит нас. И они замучат ее.

Его пальцы впиваются в землю.

– Она уже покойница.

– Зели сильнее всех, кого я знала. Она будет бороться и выживет.

Тзайн качает головой. Его не убедить.

– Она умрет. Я останусь совсем один.

Найла скулит громче и трется о щеку Тзайна, пытаясь облизать его мокрое от слез лицо. От этого зрелища все во мне переворачивается, а сердце разбивается на мельчайшие осколки. Я словно снова смотрю на волшебное сияние, струящееся с рук Бинты, после чего отцовский меч пронзает ее грудь. Сколько семей разрушил отец, сколько оставил навеки сломленных и оплакивающих мертвых? И как долго еще я позволю ему делать это?

Стою на холме и смотрю в сторону города Гомбе, на струйку дыма у хребта Оласимбо. Карта в военной комнате отца встает у меня перед глазами, на ней проступают военные базы, отмеченные крестиком. Вижу всю картину и придумываю новый план. Я не позволю Тзайну утонуть в собственном горе.

Не дам отцу победить.

– Нужно идти.

– Амари…

– Немедленно.

Тзайн поднимает голову. Я наклоняюсь и беру его за руку, стираю грязь с лица.

– Снаружи Гомбе есть крепость со стражниками. Они должны были забрать Зели туда, если взяли в плен. Проникнем внутрь – сможем ее вытащить.

Сможем положить конец тирании отца.

В глазах Тзайна вспыхивает надежда, но он пытается подавить ее и грустно смотрит на меня:

– Как мы туда попадем?

Поворачиваюсь к Гомбе, который вырисовывается на фоне ночного неба:

– У меня есть план.

– Он сработает?

Я киваю, впервые не боясь предстоящей схватки. Однажды я уже была леонэрой.

И ради Тзайна и Зели снова ей стану.

Глава шестьдесят третья. Зели

Магацитовые наручники обжигают кожу, впиваясь в запястья и лодыжки. Черные цепи, на которых меня подвесили к потолку камеры, не дают сотворить заклятие. Пот стекает по телу из-за горячего воздуха, проникающего в дверные щели подземелья. Наверное, здесь нарочно так жарко – чтобы пленники еще больше страдали.

«Живи…» – звучит во мне голос Лекана. Сейчас это кажется насмешкой, ведь я смотрю в лицо смерти. Я говорила, что это ошибка. Ему и всем остальным. Умоляла не тратить на меня драгоценный шанс, и как оправдала возложенное на меня доверие? Смеялась, танцевала и целовалась, пока король готовился к бойне.

Снаружи доносится лязг сапогов с железными набойками. Я вздрагиваю, когда они приближаются к камере. Если бы в двери было окошко с прутьями, я бы успела собраться с духом. Но они заперли меня в железной коробке, где от полной тьмы меня отделяют лишь два пылающих факела.

Для каких бы целей я ни была нужна, об этом вряд ли уведомили местных стражников.

Я судорожно пытаюсь сглотнуть, чтобы смягчить пересохшее горло. С тобой такое уже бывало, напоминаю я себе, гораздо чаще, чем можно себе представить.

С секунду думаю, что постоянные трепки Мамы Агбы были не наказанием, а подготовкой. Она била меня так часто, что я привыкла к боли и научилась расслабляться и не обращать на нее внимания. Неужели Мама предчувствовала, что моя жизнь закончится так?

Проклятье. Слезы обжигают глаза при мысли о смертях, которые остались за спиной. Маленькая Биси, Лекан, Зулайка – их гибель ничем не искупить. Это моя вина. Не надо было оставаться. Мы привели к ним солдат. Если бы не наш визит, они остались бы живы, Зу не умерла бы…

Я останавливаю поток мысли. Вспоминаю взгляд Тзайна, и сердце сжимается от догадки. Мог ли Инан предать нас?

Нет.

Горло обжигает страх, он отдается горечью на языке, но я стараюсь проглотить его. Он бы не стал. После всего, через что мы прошли, не смог бы. У него было столько возможностей предать меня, если бы он захотел. Принц мог сбежать со свитком, не проливая невинную кровь…

Вместо Тзайна передо мной появляется Амари с янтарными глазами, полными жалости. Либо он хочет предать нас, либо есть что-то, чего я не знаю.

Улыбка Инана, его теплый взгляд во время нашего поцелуя проступают сквозь ненависть. Затем его глаза темнеют и суживаются, обжигая меня. Я чувствую его пальцы на горле…

– Нет. – Я зажмуриваюсь, вспоминая, как он нес меня на руках. Он спас меня. Дважды. И пытался спасти снова. Инан этого не делал.

Раздается лязг замка. Первый замок на двери моей камеры открывается, и я готовлюсь к пыткам, обдумывая, что хорошего осталось в моей жизни. По крайней мере, Тзайн не погиб. Они с Амари пережили резню. Зная скорость Найлы, они, наверно, уже далеко. Это единственная хорошая новость. И папа…

Слезы подступают к глазам, когда я вспоминаю слабую улыбку, которую успела увидеть в последний раз перед тем, как меня схватили. Узнав об этом, он никогда больше не сможет улыбаться.

Закрываю глаза, и слезы текут по лицу, разрезая кожу, как маленькие ножи. Надеюсь, он мертв и никогда не узнает этой боли.

Щелкает последний замок, и дверь со скрипом открывается. Нужно собраться с духом.

Но когда на пороге появляется Инан, решимость покидает меня.

Я бьюсь в цепях, когда маленький принц входит в камеру, сопровождаемый двумя лейтенантами. За те дни, когда он ходил в старых кафтанах и чужих дашики, я успела забыть, как принц выглядит в военной форме.

Вглядываюсь в него, ищу юношу, который обещал мне мир, ради которого я едва все не бросила. Но его глаза холодны. Тзайн был прав.

– Ты лжец! – наполняет мой крик камеру.

Но слов мало, чтобы ранить его, а я не могу сейчас думать. Тяну на себя цепи, пытаясь освободиться, так сильно, что они режут кожу. Нужно почувствовать боль, забыться, иначе я разрыдаюсь.

– Оставьте меня, – приказывает Инан лейтенантам, не удостоив меня взглядом, словно я – пустое место. Как будто не со мной в объятиях он стоял всего несколько часов назад.

– Она опасна, ваше высочество. Мы не…

– Это приказ, а не предложение.

Стражники обмениваются взглядами и неохотно покидают камеру. Ясно: они не могут не выполнить приказ будущего короля.

Умный ход. Нетрудно угадать, зачем это понадобилось Инану. Белая прядь, что сияла так ярко, скрыта под новым слоем краски, чтобы никто не узнал правду об их маленьком принце.

Таким и был его план с самого начала?

Я изо всех сил пытаюсь не заплакать. Он не увидит моей боли, не должен знать, как сильно ранит меня.

Дверь захлопывается, оставляя нас вдвоем. Мы смотрим друг на друга, слушая звуки удаляющихся шагов. Только когда они замирают вдали, вместо жесткого правителя появляется юноша, которого я знаю.

Янтарные глаза Инана наполняются слезами, когда он подходит ближе и видит пятно крови на моем платье. Горячий воздух снова наполняет легкие… Не понимаю, когда перестала дышать, в какой момент он стал нам настолько необходим.

– Это не моя кровь, – шепчу я. Пока не моя. – Что случилось? Как они нашли нас?

– Праздник. – Инан опускает глаза. – Предсказатели пришли в Гомбе, чтобы купить продуктов. Несколько стражников сочли это подозрительным и проследили за ними.

Боги. Глотаю новые слезы, подступившие к горлу. Их убили из-за развлечения, которого не должно было быть.

– Зел, у нас мало времени. – Голос у него сдавленный и резкий. – Я долго не мог до тебя добраться, но военный караван уже в гавани. Кто-то скоро появится, и они…

Инан оборачивается к двери, чтобы прислушаться к чему-то, чего я не слышу:

– Зел, ты должна сказать мне, как уничтожить свиток.

– Что?! – Неужели я не ослышалась? После всего, что было, он думает, это поможет.

– Расскажи мне, и я смогу тебя защитить. Отец убьет тебя, если угроза, которую несет магия, не исчезнет.

Во имя богов! Он даже не понимает, что мы уже проиграли. Свиток ничего не значит без тех, кто может его прочесть. Но я не скажу ему об этом. Они убьют нас всех, каждого мужчину, каждую женщину и ребенка, как только узнают. Не остановятся, пока их ненависть не сотрет магов с лица земли.

– Они жестоки, Зел. – Инан тяжело вздыхает, возвращая меня в реальность. Он дрожит. – Если не сдашься, тебе не выжить. Если будешь молчать, они вырежут из тебя признание!

Ком встает в горле при мысли об этом. Но мне нельзя говорить.

– Значит, я истеку кровью.

– Зел, пожалуйста. – Он подходит ближе и обхватывает мое опухшее от ударов лицо ладонями. – Знаю, у нас был план, но теперь все изменилось…

– Конечно, изменилось! – кричу я. – Люди твоего отца убили Зу и Салима, хотя те – всего лишь дети! Они даже не могли защищаться. Стражники перебили их, как мух!

Лицо Инана кривится от боли. Снова его солдаты напали на нас, и вновь мы ничего не сделали.

– Знаю, Зели. – Его голос срывается. – Каждый раз, когда закрываю глаза, передо мной встает тело Зулайки.

Я отворачиваюсь, борясь со слезами. Вспоминаю ясную улыбку Зу, ее безграничную радость, свет, идущий изнутри. Сейчас мы могли быть на полпути к Зарии. Она и Кваме остались бы в живых.

– Они не должны были нападать, – шепчет Инан. – Думал, они прислушаются к Зулайке. Солдаты действовали в полной уверенности, что вы использовали свиток, чтобы создать армию магов. А после того, что сделал Кваме…

Голос Инана обрывается. На смену наполнявшему его горю приходит страх.

– Он уничтожил три взвода за несколько секунд. Мы бы все погибли, если бы он не сгорел.

Я отстраняюсь вне себя от отвращения. Во имя богов, о чем он?

– Кваме принес себя в жертву, чтобы защитить нас!

– Представь, как это выглядело для стражей, – тихо говорит Инан. – Да, его намеренья были благими, но он зашел слишком далеко. То, что сделал Кваме, гораздо страшнее того, о чем рассказывал отец!

Удивленно моргаю, вглядываясь в Инана. Где теперь тот будущий король, который хотел спасти магов? Принц, который закрыл меня собой от огня? Я не знаю этого мальчика, напуганного, прощающего все, что обещал ненавидеть. Или, наоборот, знаю его слишком хорошо. Может, такой он на самом деле: сломленный маленький принц.

– Не думай, что я на их стороне. То, что они сделали, – ужасно. Мы с этим разберемся, но сейчас нужно действовать. Солдаты напуганы, что маг вроде Кваме атакует их снова.

– Хорошо. – Крепче сжимаю цепи, чтобы скрыть дрожь в руках. – Пусть боятся.

Мы накормим их страхом, который они наводили на нас.

– Зели, пожалуйста, – повторяет Инан сквозь стиснутые зубы. – Не надо так. Мы все еще можем объединить эту страну. Помоги мне, и я найду способ, как вернуться в Лагос. Мы спасем Оришу иным, более безопасным способом, без магии…

– Что с тобой не так? – Мой крик отражается от стен. – Спасать нечего! После того, что они сотворили, ничего не осталось!

Инан смотрит на меня. В его глазах – слезы.

– Думаешь, обсуждая с тобой новое королевство, я хотел этого? – Вижу отражение собственного горя в его взгляде. Вижу смерть нашей мечты – будущей Ориши, которую мы не увидим. – Мне казалось, все может быть по-другому, может измениться. Но после того, что произошло, у нас нет выбора. Мы не можем позволить людям обладать такой силой.

– Всегда есть выбор. – Мой голос похож на шипение. – Твои стражники свой сделали. Если прежде магия их пугала, теперь они в ужасе.

– Зели, тебе ни к чему умирать. Свиток – единственный способ убедить их оставить тебе жизнь. Если ты скажешь, как уничтожить его…

Дверь с лязгом открывается.

– Разве я разрешил вам вой…

Он запинается и бледнеет.

– Отец? – Инан замирает, разинув рот от удивления.

Даже без короны короля нельзя не узнать.

Он врывается в камеру как буря, и тьма словно сгущается в его присутствии. Когда дверь за ним закрывается, меня накрывает волной эмоций. Я забываю, как дышать, встречаясь с бездушным взглядом человека, убившего маму.

Боги, помогите мне.

Не знаю, сон это или кошмар наяву. Кожа горит, как никогда прежде, а сердце от страха готово выпрыгнуть из груди. С самого Рейда я представляла себе его смерть столько раз, что могла бы написать целый том.

Король Саран кладет руку Инану на плечо. Сын вздрагивает, как будто ждет удара. Несмотря на наш разговор, ужас в глазах принца причиняет мне боль. Я уже видела его сломленным, но таким – в первый раз.

– Стражи сказали, ты преследовал ее до лагеря мятежников.

Инан распрямляется и вытягивается по струнке.

– Да, ваше величество. Я допрашиваю ее и, если оставите нас, получу все ответы.

Голос Инана звучит так ровно, что в эту ложь легко поверить. Он пытается уберечь меня от отца, зная, что тот способен на убийство.

При мысли об этом меня охватывает дрожь, которая тут же проходит. Каким бы сильным ни был мой страх перед Сараном, он не лишит меня желания отомстить.

Этот человек – этот мерзавец – олицетворяет собой все королевство. Сейчас в глаза мне смотрит целая нация, ведомая ненавистью и поощряющая репрессии. Пусть стражники выломали нам дверь тогда в Ибадане, но они были лишь его инструментами.

В этом и состоит правда.

– Что насчет адмирала Каэи? – Саран понижает голос. – Девчонка убила ее?

Глаза Инана округляются, метнувшись ко мне, но когда взгляд отца следует за ним, принц понимает свою ошибку. Что бы он ни сказал теперь, это не убережет меня от гнева короля Ориши.

Даже в душной камере от присутствия Сарана кровь стынет в жилах. Жжение на коже усиливается, когда он подходит ко мне с магацитовым клинком, так близко, что я могу разглядеть оспины на его темно-коричневой коже и седые волосы в бороде.

Жду оскорблений, но читаю в этом взгляде нечто гораздо более страшное. Он смотрит на меня, как на животное, которое только что достали из грязи, – изучающе, равнодушно.

– Мой сын думает, ты знаешь, как погибла адмирал.

Глаза Инана расширяются от удивления. Правда написана у него на лице.

Кто-то умер, приходят мне в голову его слова, сказанные на празднике. Человек, которого я любил. И не просто кто-то…

Каэя.

– Я задал тебе вопрос. – Голос Сарана возвращает меня к реальности. – Что случилось с моим адмиралом?

Ее убил твой сын-маг.

За спиной короля Инан пятится назад, словно напуганный моими мыслями. Понимаю, что должна прокричать их тайну на весь мир, выплюнуть этот секрет в лицо Сарана, но, видя ужас Инана, не могу и отворачиваюсь. Присутствие монстра, убившего маму, кажется мне невыносимым. Если Инан действительно на моей стороне, то, когда я умру, он станет единственной надеждой предсказателей…

Саран хватает меня за подбородок, заставляя смотреть ему в глаза. Тело охватывает дрожь. Холод во взгляде короля сменяется жгучей яростью.

– Ты ответишь за все, девочка.

Отвечу. Постараюсь.

Будет здорово, если Саран узнает правду и попытается прямо здесь убить Инана. Тогда у принца не останется другого выбора, кроме как защищаться. Победить в поединке отца, сесть на трон и очистить Оришу от его ненависти.

– Замышляем что-то, не так ли? – спрашивает король. – Вспоминаем драгоценные заклинания?

Его ногти впиваются мне в подбородок с такой силой, что на коже выступает кровь:

– Только дернись, и я сам отрежу твои проклятые руки.

– О… Отец. – Голос Инана настолько слаб, будто принц заставляет себя говорить.

Саран поворачивается с бушующей яростью в глазах, и все же что-то в сыне трогает его. Он резко отпускает мое лицо и с отвращением вытирает пальцы о мантию.

– Полагаю, мне стоит злиться на себя, – тихо замечает он. – Запомни, Инан. Когда я был в твоем возрасте, то думал, что дети мух могут жить и необязательно проливать их кровь.

Саран хватается за мои цепи, принуждая смотреть ему в глаза.

– После Рейда вы должны были впасть в отчаянье оттого, что лишились магии. Предполагалось, что вы будете напуганы и покорны. Теперь я вижу, что вас не исправить. Вы, мухи, все, как одна, радуетесь болезни, отравляющей вашу кровь.

– Ты не уничтожишь магию, пока не втопчешь нас в землю. Пока не убьешь!

Я резко натягиваю цепи, как дикая леонэра, заставив его отшатнуться. Хочу высвободить магию, которую во мне подпитывает черная ненависть к нему и к тому, что он сделал. Оковы вновь раскаляются, обжигая меня. Я борюсь с действием магацита, из которых сделаны цепи, но чем сильнее пытаюсь освободиться, тем больше дымится кожа.

Страх не помешает мне открыть правду.

– Ты уничтожил магов, чтобы воздвигнуть трон на нашей крови и костях. Но большей ошибкой было оставить нас в живых, полагая, что мы не будем бороться!

Инан подходит ближе, его челюсть дрожит, он переводит взгляд с меня на короля.

Ярость вспыхивает в глазах Сарана, и он издает долгий смешок.

– Знаешь, что удивляет меня в таких, как ты? Вы ведете себя так, будто ваши люди не совершали преступления. Словно мой отец не боролся за ваши права, а вы, мухи, не сожгли мою семью заживо.

– Нельзя наказывать весь народ за мятеж нескольких.

Саран скалится:

– Можно, если ты – король.

– Твое невежество погубит тебя, – с этими словами я плюю Сарану в лицо. – Даже лишенные магии, мы не сдадимся. С ней или без нее, мы вернем то, что ты у нас отнял!

Губы Сарана кривит усмешка:

– Смело для мухи, которая скоро умрет.

Для него я – муха.

Как мама.

Как все мои братья и сестры, убитые по его приказу.

– Лучше бы тебе убить меня сейчас, – шепчу я. – Потому что реликвий ты не получишь.

На лице Сарана появляется зловещая ухмылка, словно у дикого кота.

– О, девочка, – смеется он. – Не будь такой уверенной.

Глава шестьдесят четвертая. Инан

Стены подвала давят на меня. Я заперт в этом аду. Все силы уходят на то, чтобы стоять прямо и держаться на ногах под проницательным взглядом отца. Я едва могу дышать, а Зели поднимает голову. В глазах читаются вызов и ярость.

Она не цепляется за свою жизнь, не боится умереть.

Остановись, хочется закричать, не открывай рта!

С каждым новым словом отец все сильнее хочет ее сломать.

Кто-то стучит в дверь. После двух резких ударов она открывается. Входит врач гарнизона, сопровождаемый тремя лейтенантами. Они не поднимают глаз.

– Что происходит? – хриплю я. Трудно говорить, когда приходится подавлять магию. Пот выступает на коже, когда новый порыв горячего ветра врывается в камеру.

Врач смотрит на меня:

– Ваше высочество желает…

– Вы выполняете мои приказы, – прерывает отец. – А не его.

Врач выбегает вперед, вынимая из кармана острый нож. Я едва сдерживаю крик, когда он разрезает шею Зели.

– Что ты творишь? – спрашиваю. Она изо всех сил сжимает зубы, когда врач начинает ковыряться в ране.

– Хватит! – в панике кричу я. Не сейчас. Не здесь.

Делаю шаг к нему, но отец так сильно хватает меня за плечо, что я едва не спотыкаюсь. В ужасе смотрю, как врач делает крестообразный разрез на шее Зели. Дрожащей рукой он погружает толстую полую иглу в обнажившуюся вену. Зели пытается отвести голову, но лейтенант крепко ее держит. Врач достает маленький флакон с черной жидкостью, готовясь залить сыворотку в иглу.

– Отец, разве это мудро? – Я поворачиваюсь к нему. – У нее есть нужные нам сведения. Существуют другие реликвии, которые предсказательница поможет найти. Она – единственная, кому под силу прочесть свиток…

– Довольно! – Пальцы на моем плече сжимаются так, что становится больно. Я его разозлил. Если так пойдет дальше, он только сделает Зели еще больнее.

Врач оглядывается на меня, словно ждет, что мне удастся остановить короля. Но отец бьет кулаком в стену, затем подбегает, заливает сыворотку в отверстие иглы и направляет ее прямо в вену.

Тело Зели судорожно дергается. Сыворотка проникает под кожу. Дыхание девушки становится резким и прерывистым. Зрачки расширяются.

Чувствую тесноту в груди, кровь приливает к вискам. Это всего лишь часть того, что ей предстоит…

– Не беспокойся, – говорит отец, принимая мое горе за разочарование. – Так или иначе, она скажет нам все, что знает.

Мускулы Зели сокращаются, она бьется в конвульсиях.

Я прислоняюсь к стене, чтобы скрыть дрожь в ногах. Пытаюсь говорить ровным голосом. Сохранять спокойствие – это единственный шанс спасти ее.

– Что ей дали?

– Раствор, чтобы наша мушка не потеряла сознание, – улыбается отец. – Она не должна лишиться чувств прежде, чем мы узнаем то, что нужно.

Лейтенант достает из-за пояса кинжал и разрезает на Зели платье, обнажая гладкую кожу на спине. Солдат держит лезвие над пламенем факела, отчего металл нагревается и становится ярко-красным.

Отец выходит вперед. Судороги Зели усиливаются, становятся такими яростными, что ее приходится удерживать двум другим лейтенантам.

– Восхищен твоим вызовом, девочка. Впечатляет, что ты продержалась так долго. Но я был бы плохим королем, если бы не напомнил тебе о том, кто ты есть.

Нож вонзается ей в кожу с такой силой, что я чувствую ее агонию.

Душераздирающий крик вырывается из горла Зели, поражая меня прямо в сердце.

– Нет! – кричу я, бросаясь вперед. Отталкиваю того, что держит ее, другого пинаю в живот. Мой кулак бьет прямо в челюсть лейтенанта, который в это время вырезает слово на ее спине, но прежде, чем я успеваю его добить, отец кричит:

– Держите принца!

Два стражника тотчас повисают у меня на руках. Запах паленой плоти ударяет в нос.

– Так и знал, что тебе не хватит духу, – разочарованный голос отца каким-то образом перекрывает крики Зели.

– Уведите его, – рычит он. – Сейчас же!

Я, скорее, ощущаю на себе приказ отца, нежели слышу его. Сопротивляюсь, но меня оттаскивают назад. Крики Зели становятся все громче. Ей все больнее. Плач отражается от металлических стен. Когда ожог на коже остывает, я вижу выведенную букву «М».

Дыхание Зели становится прерывистым. Лейтенант начинает вырезать «У».

– Нет!

Они вышвыривают меня в коридор, и дверь закрывается. Я стучу, пока не разбиваю кулаки в кровь, но никто не выходит.

Думай! Прислоняюсь лбом к двери, кровь все сильнее стучит в висках с каждым новым криком. Мне не попасть внутрь. Но я должен вытащить ее.

Бегу по коридору, хотя знаю: расстояние не может приглушить боль. Когда проношусь мимо стражников, те провожают меня тревожными взглядами.

Их губы шевелятся. Люди что-то обсуждают, но я не слышу слов из-за криков Зели. Они доносятся из-за двери и еще громче звучат в моей голове.

Я забегаю в ближайшую уборную и запираю дверь, дрожащими пальцами опуская задвижку. Чувствую, как они принялись выводить на спине букву «Х», так реально, словно этот крест проступает на моей коже.

Трясущимися руками хватаюсь за фарфоровую раковину. Меня рвет. Горло горит от желчи. Мир вращается вокруг, словно вихрь. Изо всех сил стараюсь оставаться в сознании. Нужно вытащить оттуда Зели…

* * *

Я вскрикиваю.

Холодный воздух бьет в лицо. Пахнет мокрой травой. Увядающие тростники щекочут ноги.

Это сон.

Осознав это, встаю на колени.

У меня мало времени. Нужно спасти ее. Привести сюда.

Закрываю глаза и представляю лицо Зели, ее чарующее серебро глаз. Что сейчас они вырезают на ее спине, в сердце, на душе?

Спустя мгновение передо мной появляется предсказательница. Она задыхается. Ее одежда изорвана. Пальцы впиваются в землю.

Она смотрит невидящим взглядом на свои дрожащие пальцы, так, словно не понимает, где она.

Кто она.

– Зели?

Что-то не так. Мне требуется секунда, чтобы понять, в чем дело. Ее запах больше не накрывает меня морской волной.

Он исчез.

– Зел?

Слова растворяются в воздухе, исчезая во мгле, которая поглощает мой мир. Девушка неподвижна – настолько, что я не уверен, слышит ли она меня.

Я тянусь к ней, но когда мои пальцы касаются кожи, она визжит и пятится назад. В ее взгляде появляется что-то дикое, она дрожит все сильнее. Когда приближаюсь к ней, отползает назад. Разбитая. Сломленная.

Останавливаюсь и поднимаю руки. Сердце болит от этого зрелища. Я больше не вижу воительницу, которая плюнула отцу в лицо. Вообще не вижу Зел. Передо мной только оболочка, которую оставил отец.

– Ты в безопасности, – шепчу я. – Здесь тебя никто не тронет.

Ее глаза наполняются слезами.

– Я не чувствую, – плачет она. – Ничего не чувствую.

– Что?

Подхожу ближе, но она качает головой и пятится в тростники.

– Все пропало, – повторяет она. – Пропало.

Она сворачивается в клубок, корчась от неиссякаемой боли.

Долг превыше всего. Голос отца звучит в голове.

Я впиваюсь пальцами в землю. Перед глазами вспыхивает огонь Кваме, сжигая все на своем пути. Мой долг – сохранить Оришу и не дать этому повториться. Но что, если слова короля причиняют мне такую же боль, как нож, вонзающийся в спину Зели, и оставляют в душе такую же дыру?

Долг ничего не значит, если ради него нужно убить в себе любовь.

Глава шестьдесят пятая. Амари

Это сработает.

Ради небес, должно сработать.

Раздуваю в себе огонек надежды, пока мы с Тзайном скользим по переулку старого Гомбе, прячась в тени зданий.

В городе, где в железных цехах обрабатывают черный металл, заводы работают допоздна. Построенные сварщиками еще до Рейда, их металлические корпуса возвышаются до небес, искривляясь под невообразимыми углами.

В отличие от верхнего и нижнего кварталов Лагоса, Гомбе делится на четыре квадрата – так жилые районы отделяются от промышленных. Вижу сквозь запыленные стекла, как работают предсказатели: производят новые товары для Ориши.

– Постой. – Тзайн тянет меня в тень, когда мимо, звеня сапогами, проходит патруль.

– Хорошо, – выдыхает он, когда солдаты минуют нас, без особой уверенности в голосе. Это сработает, повторяю я про себя, мечтая убедить в этом и Тзайна. Когда все закончится, Зели будет в безопасности.

Спустя некоторое время грязные улицы с заводами сменяются железными куполами центральных сооружений. Под звон колокола мы оказываемся в толпе спешащих по домам работников. Их тела покрыты ожогами и черной угольной пылью. Мы следуем за толпой, навстречу раздающейся в ночи музыке и барабанному бою.

Запах дыма сменяется ароматом вина, и мы видим скопление таверн – на крыше каждой также старый проржавевший купол.

– Думаешь, удастся найти его здесь? – спрашиваю я, когда мы подходим к покосившемуся зданию, в котором шумят чуть меньше, чем в остальных.

– Это лучшее место, чтобы навести справки. Когда я приезжал в Гомбе в прошлом году на оришанские игры, Кеньон и его команда ходили сюда каждый вечер.

– Хорошо, – выдавливаю улыбку ради Тзайна. – Значит, это все, что нам нужно.

– Не будь так уверена. Даже если мы найдем его, сомневаюсь, что он захочет помочь.

– Он – предсказатель. У него нет выбора.

– Верно. Предсказателям редко приходится выбирать. – Тзайн стучит в металлическую дверь. – Поэтому, когда они оказываются в такой ситуации, предпочитают не рисковать.

Прежде чем я успеваю ответить, в двери открывается маленькое окошко. Кто-то рычит:

– Пароль?

– Ло-иш.

– А новый?

– О, – Тзайн медлит, словно нужное ему слово вот-вот возникнет в воздухе, – это единственный, который мне известен.

Мужчина пожимает плечами:

– Пароль меняется каждую неделю.

Я отталкиваю Тзайна и встаю на цыпочки, пытаясь дотянуться до окошка:

– Мы не живем в Гомбе, сир. Пожалуйста, помогите нам.

Глаза мужчины суживаются. Внезапно он плюет мне в лицо, заставляя отшатнуться вне себя от отвращения.

– Никто не пройдет без пароля, – кричит он. – Особенно аристократка!

– Сир, пожалуйста…

Тзайн отодвигает меня в сторону:

– Если Кеньон внутри, передай ему, что я здесь. Тзайн Адебола из Илорин.

Окошко закрывается. Я в смятении смотрю на металлическую дверь. Если не попадем внутрь, Зели, считай, погибла.

– А есть какой-нибудь другой вход? – спрашиваю я.

– Нет, – стонет Тзайн. – Ничего не выйдет, а мы только тратим время. Стоим здесь, а Зели, наверное, умира… – Он замолкает и зажмуривается, собираясь с силами. Я разжимаю его кулаки, тянусь к лицу и кладу руки ему на щеки.

– Тзайн, поверь. Я тебя не подведу. Если Кеньона здесь не окажется, мы найдем кого-то еще…

– О боги! – Дверь распахивается, и на пороге появляется огромный предсказатель. Его темные руки покрыты татуировками. – Похоже, я должен Кани золотой.

Его белые тугие локоны копной поднимаются надо лбом. Он обнимает Тзайна, и тот кажется хрупким с ним рядом.

– Друг, что ты здесь делаешь? Я думал побить вас только через пару недель.

Тзайн выдавливает смешок:

– Беспокойся лучше о своей команде. Слышал, ты вывихнул колено.

Кеньон поднимает штанину, показывая металлический круг, охватывающий бедро:

– Врач говорит, я поправлюсь к квалификационным соревнованиям. Меня это не беспокоит. Знаю, что могу выиграть у тебя даже с закрытыми глазами. – Его взгляд скользит по мне, заинтересованный, оценивающий. – Пожалуйста, скажи мне, что такая куколка, как ты, не приехала только затем, чтобы посмотреть на его поражение.

Тзайн пихает Кеньона локтем, и тот смеется, обнимая Тзайна за шею. Меня поражает, что тот не чувствует скрываемого товарищем отчаяния.

– Порядок, Ди. – Кеньон поворачивается к привратнику. – Точно говорю. Я за него ручаюсь.

Обладатель грубого голоса выглядывает из-за двери. Хотя ему чуть за двадцать, все лицо исполосовано шрамами:

– За девчонку тоже? – Он кивком указывает на меня. Тзайн берет меня за руку.

– Да. Она будет молчать как рыба.

Ди колеблется, но отступает, разрешая Кеньону завести нас внутрь, и смотрит мне вслед, пока я не исчезаю.

Грохот ударных отдается в теле, когда мы заходим в скудно освещенное помещение. Под куполом полно народу – молодежь, не старше Кеньона или Тзайна. Они снуют туда-сюда, как тени, в мерцающем свете свечей. Наверное, он скрывает облезлую краску и полосы ржавчины на стенах.

В дальнем углу двое мужчин отбивают приглушенный ритм на барабанах ашико[13], а третий ударяет по деревянным клавишам балафона[14]. Они играют с легкостью профессионалов, наполняя железные стены живым звуком.

– Что это за место? – шепчу на ухо Тзайну.

Хотя я ни разу не была в таверне, вскоре понимаю, почему для входа в эту нужен пароль. Почти у каждого клиента волосы светятся белым. Тут целое море предсказателей. Несколько оказавшихся внутри косидан, вероятно, пришли с ними. Парочки целуются в уголках, держась за руки, тесно прижимаясь друг к другу.

– Это называется тоджу, – отвечает Тзайн. – Провидцы начали открывать их несколько лет назад, и теперь такие заведения есть в большинстве городов. Это одно из немногих мест, где наши люди могут собираться без страха.

Враждебность привратника становится мне понятна. Даже представить сложно, как быстро стражники прикрыли бы это место.

– Я играл с этими ребятами много лет, – шепчет Тзайн, пока Кеньон ведет нас к столу в конце зала. – Им можно верить, но сами они осторожничают. Говорить буду я. Нужно успокоить их.

– Надо торопиться, – шепчу в ответ. – Если они не пойдут за нами в битву…

– Никакой битвы не будет, если я не уговорю их согласиться. – Тзайн чуть подталкивает меня. – Знаю, у нас мало времени, но их нужно подготовить.

Когда мы подходим к столику, раздается хор радостных голосов. За ним – четверо предсказателей, видимо, команда Кеньона. Каждый следующий игрок больше предыдущего. Даже близняшки Имани и Кани ростом почти с капитана.

Тзайна встречают улыбки и смех. Все поднимаются с мест, дают ему пять, хлопают по спине и подначивают насчет нового соревнования. Слова Тзайна о том, что его друзей нужно подготовить, звучат у меня в голове. Они так увлечены игрой, что даже не чувствуют, как мир их товарища трещит по швам.

– Нам нужна ваша помощь, – перекрикиваю я шум. Это первые мои слова за вечер. Члены команды замолкают и смотрят на меня так, словно только заметили.

Кеньон, потягивая ядовито-оранжевый напиток, поворачивается к Тзайну:

– Говори. В чем дело?

Они сидят молча, пока тот объясняет ситуацию, и мрачнеют, услышав о разрушении лагеря магов. Он рассказывает им все, от появления свитка до грядущего ритуала, и заканчивает пленением Зели.

– Солнцестояние через два дня, – добавляю я. – Если хотим успеть, нужно поторопиться.

– Проклятье, – вздыхает Ифе, тусклый свет отражается от его бритой головы. – Простите, но если она там, мы ее не вытащим.

– Должен быть какой-то выход. – Тзайн указыват на Феми, широкоплечего предсказателя с коротко подстриженной бородой. – Может, твой отец поможет нам? Он все еще дает стражникам взятки?

Лицо Феми мрачнеет. Не говоря ни слова, он вскакивает на ноги так быстро, что едва не переворачивает стол, и уходит.

– Его отца забрали несколько месяцев назад, – говорит Кани тихо. – Он оказался замешанным в махинациях с налогами…

– Три дня спустя нашли его тело, – заканчивает Инани. Небеса. Я смотрю, как Феми идет сквозь толпу. Еще одна жертва отцовской власти. И очередная причина, чтобы действовать.

Тзайн опускает глаза. Берет чей-то металлический кубок и стискивает его так сильно, что тот гнется в его пальцах.

– Это еще не конец, – говорю я. – Если мы не в силах подкупить их, чтобы проникнуть внутрь, можем устроить штурм.

Кеньон фыркает и делает еще один большой глоток. – Мы здоровые, но не глупые.

– Разве это глупость? – спрашиваю. – Вам нужны не мышцы, а магия.

При этом слове все замирают, словно я смертельно их оскорбила. Обмениваются взглядами, Кеньон пристально на меня смотрит:

– У нас нет магии.

– Пока нет, – возражаю я и вынимаю свиток из сумки. – Но мы можем вернуть вам ее. Крепость построили, чтобы защититься от людей, не от магов.

Жду, что хоть один из них внимательнее приглядится к свитку, но все смотрят на него так, словно тот вот-вот взорвется. Кеньон встает из-за стола.

– Вам пора.

В ту же секунду Имани и Кани вскакивают на ноги, каждая из них хватает меня за руку.

– Эй! – кричит Тзайн. Он пытается вырваться из рук Ифе и Кеньона. – Пустите!

В таверне воцаряется тишина. Никто не хочет пропустить такое развлечение. Я пытаюсь вырваться, но девушки, не обращая внимания на крики, тащат меня к дверям, так, словно от этого зависит их жизнь. Когда Имани начинает задыхаться, а хватка Кани усиливается, я понимаю, в чем дело.

Они не злятся…

Просто напуганы.

Сбрасываю их руки, используя прием, который Инан показал мне несколько месяцев назад. Хватаюсь за рукоять меча и с резким звуком вытаскиваю лезвие.

– Я здесь не для того, чтобы причинить вам вред! – стараюсь, чтобы голос звучал ровно. – Единственное, что мне нужно, – это вернуть магию.

– Проклятье, да кто ты такая? – спрашивает Имани.

Тзайн наконец освобождается от хватки друзей. Расталкивает предсказателей и близняшек, чтобы добраться до меня.

– Она со мной. – Он заставляет Имани отступить. – Это все, что вам нужно знать.

– Все в порядке, – выхожу из тени Тзайна, из-под его защиты. Предсказатели буравят меня взглядами, но на этот раз я не отступаю. Вспоминаю мать, которая, стоя перед толпой олойе, была способна заставить их замолчать одним движением брови. Нужно проявить ту же силу.

– Я – принцесса Амари, дочь короля Сарана, и… – хотя эти слова прежде никогда не срывались с моих губ, теперь очевидно: выбора нет. Нельзя, чтобы закон о престолонаследии встал у меня на пути. – Будущая королева Ориши.

Тзайн удивленно хмурится, но его потрясение не может быть долгим. Таверна наполняется разговорами, которые не думают прекращаться, и он пытается утихомирить толпу.

– Одиннадцать лет назад мой отец забрал вашу магию. Если мы не будем бороться сейчас, то упустим последний шанс вернуть ее.

Осматриваю тоджу, думая, что кто-то возразит или вновь накинется на меня. Несколько предсказателей уходят, но большинство остается в ожидании продолжения.

Разворачиваю свиток и поднимаю его вверх, чтобы все увидели древние символы.

Один из предсказателей склоняется к нему и вскрикивает, когда поток воздуха вырывается из его ладоней. Это случайное представление становится тем самым желанным доказательством.

– Существует священный ритуал, который поможет восстановить вашу связь с богами. Если мы с друзьями не проведем его через два дня во время солнцестояния, магия исчезнет навеки.

И мой отец пронесется по вашим улицам, вновь вырезая ваш народ. Пронзит ваше сердце и убьет вас, как мою подругу.

Оглядываю зал, встречаясь взглядом с каждым из присутствующих:

– На кону не только магия, но и жизнь вашего народа.

Толпа шепчется, пока кто-то не кричит:

– Что нужно делать?

Выхожу вперед, убирая клинок в ножны, и поднимаю подбородок:

– В крепости рядом с Гомбе заключена девушка. Она – ключ к ритуалу. Мне нужна ваша магия, чтобы вытащить ее оттуда. Спасите соратницу, и вы спасете себя.

В таверне воцаряется тишина. Все замирают. Кеньон облокачивается на стену, скрестив руки на груди. Награждает меня взглядом, который сложно разгадать.

– Даже если бы мы хотели помочь, какую бы магию ни пробудил в нас свиток, она будет недостаточно сильна.

– Не беспокойтесь, – лезу в кожаную сумку Зели и вытаскиваю солнечный камень. – Если вы согласны помочь, я об этом позабочусь.

Глава шестьдесят шестая. Инан

Крики Зели замолкают, но еще долго не прекращаются в моей голове. Жуткие.

Пронзительные.

Хотя ее измученное сознание сейчас находится в моем сне, физическая связь с телом не исчезает. Ее боль передается мне, обжигая кожу, временами настолько сильная, что трудно дышать. Стараюсь скрыть ее, когда стучу в покои отца.

Несмотря ни на что, я должен спасти Зели. Однажды я уже подвел ее. Если она погибнет здесь, я никогда не прощу себе этого.

– Входи.

Открываю дверь и, загоняя магию внутрь, вхожу в комнаты командира, которые занял отец. Он стоит в бархатной ночной рубашке, изучая выцветшую карту. Ни ненависти. Ни тени отвращения.

Для него вырезать слово «МУХА» на спине у девушки – обычное дело.

– Ты хотел меня видеть.

Отец долгое время не отвечает. Он поднимает карту так, чтобы на нее падал свет. Долина предсказателей отмечена красным крестиком.

В это мгновение я наконец понимаю: смерть Зулайки и крики Зели ничего для него не значат. Они – маги, а значит ничтожества.

Король ставит долг превыше всего, но в его Орише им нет места. И никогда не было.

Он хочет не просто уничтожить магию. Желает стереть их с лица земли.

– Ты опозорил меня, – наконец говорит он. – Так не ведут себя во время следствия.

– Вряд ли это можно назвать следствием.

Отец опускает карту:

– Прости, что ты сказал?

«Ничего». Именно этого ответа он ждет.

Но я слышу, как плачет и дрожит Зели. Невозможно заменить «пытки» другим словом.

– Я не узнал ничего нового, отец. А ты? – Мой голос становится громче. – Единственная новость – это то, что ты можешь заставить девчонку кричать.

К моему удивлению, он улыбается. Но улыбка короля опаснее гнева.

– Путешествия закалили тебя, – кивает он. – Это хорошо. Но не трать сил, защищая эту…

Муху.

Знаю, что он скажет, еще до того, как оскорбление срывается с губ. Такими он их видит.

Таким же будет видеть меня.

Делаю шаг в сторону и встречаюсь со своим отражением в зеркале, вспоминая о новом слое краски на пряди. Только небесам известно, сколько она еще продержится.

– Мы не первые, кто взвалил на себя эту ношу – решился на крайние меры, чтобы королевство было в безопасности. Братонии, порльтогане были уничтожены потому, что недостаточно боролись с магией. Хочешь, чтобы я помиловал муху и навлек на Оришу подобный рок?

– Я предлагал не это, но…

– Такие мухи, как она, похожи на диких зверей, – продолжает отец. – Просто так она тебе не ответит, сначала придется сломать ее, показав свою власть.

Его взгляд возвращается к пергаменту. Он ставит крест на Илорин:

– Ты бы понял, если бы имел смелость остаться. В конце муха рассказала мне все, что было нужно.

Пот струится у меня по спине. Кулаки сжимаются сами собой.

– Все?

Отец кивает:

– Свиток можно уничтожить лишь с помощью магии. После провала адмирала Эбеле у меня оставались сомнения, но девчонка это подтвердила. Теперь, когда предсказательница в наших руках, осталось лишь заполучить свиток, чтобы она его уничтожила.

Сердце колотится где-то в горле. Я закрываю глаза, чтобы успокоиться.

– Она будет жить?

– Пока. – Отец проводит пальцем по кресту у лагеря предсказателей. Красные чернила кажутся густыми, как кровь.

– Возможно, так даже лучше, – вздыхает он. – Она убила Каэю. Быстрая смерть была бы милостью.

Я застываю на месте. Зажмуриваюсь. Пожалуй, даже слишком сильно.

– Ч-что? – заикаюсь я. – Девчонка призналась?

Хочу сказать больше, но каждое слово застревает в горле. Вспоминаю ненависть в глазах Каэи и ее последнее слово. Муха.

– Она созналась, что была в храме. – Отец говорит так, словно ответ очевиден. – Там нашли тело Каэи.

Он поднимает со стола маленький бирюзовый кристалл, испачканный в крови. От этого зрелища желудок сводит. Он подносит камень к свету.

– Что это? – спрашиваю я, хотя знаю ответ.

– Какой-то осадок. – Губы отца кривятся. – Муха оставила его на волосах Каэи. Он сжимает кристалл в кулаке, пока тот не рассыпается в пыль, оставив запах вина и железа.

Аромат души Каэи.

– Когда найдешь сестру, убей, – говорит отец скорее себе, нежели мне. – Я бы уничтожил тысячи, чтобы защитить вас, но не могу простить роли, которую она сыграла в смерти Каэи.

Стискиваю рукоять меча и с трудом киваю. Почти чувствую нож, вырезающий на спине «ПРЕДАТЕЛЬ».

– Прости. Я знаю… – Она была твоим солнцем. – Знаю… как много она для тебя значила.

Отец, обуреваемый чувствами, крутит кольцо:

– Адмирал не хотела ехать. Боялась, что случится нечто вроде этого.

– Думаю, разочаровать тебя она боялась больше, чем собственной смерти.

Мы все боимся этого. Всегда боялись. А я – больше, чем кто бы то ни было.

– Что ты с ней сделаешь? – спрашиваю я.

– С кем?

– С Зели.

Отец моргает.

Он забыл, что у нее есть имя.

– Сейчас там врач. Мы верим, что свиток у ее брата, и завтра используем девчонку как приманку. После того как пергамент окажется у нас, она его уничтожит.

– А потом? – допытываюсь я. – После того, как мы его уничтожим?

– Она умрет. – Отец снова поворачивается к карте, намечая дорогу. – Мы провезем ее труп по всей Орише, чтобы напомнить остальным, что бывает с мятежниками. А если откуда-нибудь потянет восстанием, тут же сотрем их в порошок.

– Но что, если есть другой выход? – говорю я и рассматриваю города на карте. – Что, если мы прислушаемся к их жалобам и используем девушку как посла? Это ее народ, люди, которых она любит. Можно использовать это, чтобы держать ее в подчинении. В нашей власти будет маг.

Каждое мое слово звучит как предательство, но отец не прерывает меня, и я продолжаю. Выбора нет. Нужно спасти Зели любой ценой.

– Я многое повидал в своем путешествии, отец, и теперь понимаю предсказателей. Если мы улучшим их положение, то избежим возможного бунта.

– Мой отец думал так же.

Дыхание перехватывает. Он никогда не упоминал о своей семье.

Все, что я знал о ней, – из слухов и перешептываний во дворце.

– Отец думал, можно положить конец репрессиям и создать лучшее королевство. Я согласился, но они убили его. И всех, кого я любил. – Отец кладет холодную ладонь мне на шею. – Верь мне, когда я говорю, что другого выхода нет. Ты видел, что поджигатель сотворил с их лагерем.

Собираю волю в кулак и киваю. Нет смысла спорить с королем. Тем более когда я вспоминаю о людях, вспыхнувших так быстро, что не успели даже закричать.

Хватка отца усиливается, причиняя боль.

– Запомни мои слова и выучи этот урок, пока не поздно.

Затем он делает шаг вперед и обнимает меня. Этот поступок так необычен, что заставляет меня вздрогнуть от неожиданности. Последний раз он обнимал меня так после того, как я, будучи еще ребенком, вонзил меч в спину Амари.

Мужчина, который способен ранить собственную сестру, может стать превосходным королем.

Тогда меня на секунду даже охватила гордость, счастье, пока Амари истекала кровью.

– Я в тебе сомневался. – Отец отступает назад. – Не думал, что справишься. Но ты спас Оришу, а значит станешь отличным королем.

Не в силах говорить, я киваю. Он возвращается к картам – видимо, со мной закончил.

Молча выхожу из комнаты.

Почувствуй, приказываю себе, почувствуй хоть что-нибудь. Отец дал мне все, о чем только можно было мечтать, – наконец признал, что я буду прекрасным королем.

Но, когда дверь закрывается, ноги подгибаются, и я опускаюсь на пол.

Пока Зели закована в цепи, это ничего не значит.

Глава шестьдесят седьмая. Инан

Жду, пока отец задремлет, и стражники покинут свой пост. Прячусь в тени.

Железная дверь скрипит, когда врач выходит из камеры. У него серое от напряжения лицо, одежда заляпана кровью. При виде этого моя решимость только крепнет.

Найди Зели. Спаси ее.

Бегу к двери и вставляю ключ в замочную скважину. Собираюсь с духом, хотя никогда не буду готов к тому, что сейчас увижу.

Зели висит, как безжизненная тряпичная кукла. Лохмотья, которые раньше были платьем, промокли от крови. Это зрелище разбивает мне сердце.

Отец думает, что маги – дикие звери.

Внутри борются стыд и гнев, пока я подбираю нужный ключ. Стараюсь не думать о магии, только о Зели. Расстегиваю кандалы на ее лодыжках и запястьях, освобождая от оков. Беру на руки и закрываю ей рот – приглушаю крики, когда она приходит в себя.

Волна боли накрывает меня. Вижу, как швы, которые наложил врач, расходятся, и Зели начинает истекать кровью.

– Я не чувствую ее, – хнычет она у меня на груди. Меняю положение рук, чтобы не касаться бинтов на спине.

– Ты сможешь, – пытаюсь успокоить Зели. О чем она, ради богов?

Ее разум словно огражден стеной, за которой вновь и вновь начинается пытка.

Я не ощущаю дуновения ветра и морского запаха. Не вижу ничего, кроме агонии. Она словно заперта в клетке собственной боли.

– Не надо. – Ее ногти впиваются в плечо, когда мы поднимаемся по пустой лестнице. – Я умираю. Оставь меня.

– Мы найдем целителя.

Сапоги стражников стучат за углом. Мы прячемся в пустой комнате, ожидая, когда отряд пройдет мимо. Зели морщится, стараясь не кричать. Я еще крепче прижимаю ее к груди.

Когда в коридоре никого не остается, поднимаюсь выше. С каждым шагом сердце колотится все сильнее.

– Они убьют тебя, – шепчет она, когда я перехожу на бег. – Он убьет.

Я не обращаю внимания на ее слова. Сейчас не время думать об этом. Важно только одно – вытащить Зели…

Сначала я слышу крики. Затем чувствую жар.

Мы падаем на пол, когда огненный снаряд разбивается, перелетев через стену крепости.

Глава шестьдесят восьмая. Амари

Железная крепость возвышается над Гомбе, накрывая все вокруг своей тенью. Солдаты стоят на каждом углу, не покидая своих мест дольше, чем на несколько секунд. Сердце, кажется, выпрыгнет из груди. Мы ожидаем, пока мимо пройдет патруль, охраняющий южную стену. У нас только полминуты. Прошу богов, чтобы этого хватило.

– Ты справишься? – шепчу я Феми, выбираясь из зарослей кенкилибы, под сенью которых мы прятались. С того момента как он коснулся камня, его пальцы не останавливаются ни на секунду, желая наконец выпустить зудящую внутри силу.

– Я готов, – кивает он. – Трудно объяснить, но, уверен, все получится.

– Ладно. – Вновь сосредотачиваю внимание на патруле. – Когда они пройдут в следующий раз, бежим.

Стражники заворачивают за угол. Мы с Феми спешим по газону. Тзайн, Кеньон и Имани следуют за нами, сливаясь с тенью, отбрасываемой зданием, чтобы стать незаметными. Хотя многие предсказатели из тоджу согласились помочь, только Кеньон и его команда осмелились коснуться свитка и пробудить свою магию. Я надеялась, что этого хватит для штурма крепости, но, оказалось, не каждый из их пятерки мог сражаться.

Кани стала целительницей, а Ифе – укротителем. Лишенные боевой магии, они бы подвергли себя опасности. К счастью, Кеньон оказался поджигателем, Феми – сварщиком, а Имани – губящей. Конечно, это не армия магов, на которую возлагались надежды, но с силой солнечного камня, возможно, большего нам и не понадобится.

– Пятнадцать секунд, – шепчу, задыхаясь, когда мы добегаем до южной стены. Феми кладет руки на холодное железо, проводит пальцами по выемкам и пластинам, словно умелый сварщик. Ищет что-то невидимое для нас, но делает это ужасающе медленно, а времени слишком мало.

– Десять секунд.

Феми закрывает глаза и надавливает на металл. Сердце сжимается, мгновения утекают в пустоту.

– Пять!

Внезапно воздух становится гуще. Зеленый свет исходит из рук Феми. Металлическая стена расходится, словно волны.

Мы лезем в дыру, пробираемся в крепость со всей скоростью, на которую способны. Тяжелые шаги раздаются за спиной у Феми. Он проскальзывает внутрь и затягивает отверстие за секунду до того, как мимо проходит новый патруль.

Слава небесам.

Я медленно выдыхаю, наслаждаясь этой небольшой победой перед тем, как начнется новая битва. Мы в крепости, но самое сложное – впереди.

Блестящие мечи украшают стены, в их начищенных лезвиях отражаются наши лица. Наверное, это оружейная. Если крепость Гомбе построена по тому же плану, что и лагосская, мы в верхнем ярусе, недалеко от комнаты командира. Значит, камеры располагаются ниже…

Ручка двери поворачивается. Я поднимаю ладонь, приказывая всем затаиться. Дверь оружейной открывается. Слышу звук шагов стражника и ловлю его отражение на клинке, когда он заходит внутрь. Солдат всего в паре шагов от нас. Еще движение, и можно…

– Вперед! – шепчу я.

Тзайн и Кеньон нападают, прижимая стражника к земле. Пока они завязывают ему рот, я бегу к двери и закрываю ее, чтобы ни один звук не вырвался наружу. Когда возвращаюсь, крики солдата заглушает кляп. Наклоняюсь к нему с обнаженным клинком, прижимаю холодную сталь к его шее.

– Закричишь, и я перережу тебе горло.

Ядовитые нотки в собственном голосе удивляют меня. Обычно я слышала их у отца. Но это всегда срабатывает.

Солдат судорожно сглатывает, когда я срезаю тряпку с его рта.

– Пленница-маг, – рычу я. – Где она?

– К-кто?

Тзайн достает топор и заносит его над головой стражника, показывая, что будет, если тот вновь изобразит неосведомленность.

– Камера в подземелье! Вниз по лестнице, самая дальняя справа!

Феми бьет стражника в голову, и тот теряет сознание. Топот других солдат приближается, когда мы бежим к двери.

– Что теперь? – спрашивает меня Тзайн.

– Ждем.

– Как долго?

Смотрю на песочные часы, висящие на шее Кеньона. Зернышки наполнили их уже на четверть. Сколько это секунд?

– Они должны были уже выстрелить…

От взрыва железный пол под ногами трясется. Мы прижимаемся к стене, пока крепость дрожит, закрываясь руками от мечей, дождем падающих со стен. Снаружи доносится еще больше взрывов, сопровождаемых криками бегущей стражи. Я приоткрываю дверь и смотрю, как ватага проносится мимо меня. Они бегут на битву, которой, надеюсь, никогда не случится.

Предсказатели, отказавшиеся пробуждать силы, согласились атаковать издалека. Использовав алкоголь из таверны, мы соорудили около пятидесяти зажигательных снарядов, а остальные сделали рогатки, чтобы привести их в действие. Предсказатели с большого расстояния нанесут удар и успеют ускользнуть на своих зверях, пока солдаты будут приближаться. А пока стражники будут увлечены погоней, мы сбежим.

Мы ждем, пока тяжелые шаги затихнут, и, выскользнув из оружейной, спускаемся по лестнице в сердце крепости. Бежим вниз по пролетам, один за одним минуя этажи железной башни. Еще немного – и мы освободим Зели и отплывем на священный остров. Прибудем туда через два дня, к самому ритуалу.

Но когда преодолеваем новый пролет, группа солдат отрезает путь. Когда они поднимают мечи, мне остается только крикнуть:

– В атаку!

Кеньон бьет первым. В воздухе проносится волна жара, отчего по коже бегут мурашки. Ярко-красное сияние охватывает его руки. Одну он выбрасывает вперед, и с нее срывается поток пламени, впечатывая трех стражников в стену.

Феми следует за ним, используя власть над металлом, чтобы расплавить клинки врагов. Стражники замирают, и вперед выходит Имани – губящая и обладательница самой страшной силы в нашей команде. С ее пальцев струится темно-зеленая энергия, окутывая стражников ядовитым облаком. В ту секунду, когда оно касается кожи, солдаты сгибаются пополам и желтеют, отравленные болезнью.

Новые воины короля спешат на помощь своим соратникам, но силы магов растут, словно не имеют пределов. Они выплескиваются спонтанно, подпитанные энергией солнечного камня.

– Идем, – говорю я.

Воспользовавшись возникшим хаосом, Тзайн проскальзывает дальше. Я следую за ним и, догнав в конце коридора, спешу по лестнице, чтобы спасти Зели. С такой силой нас никто не остановит. Мы справимся с целой армией. Даже если нас найдет…

Отец?

Он поднимается по лестнице на пролет выше, со всех сторон окруженный стражей, защищающей его от внезапной атаки. В какой-то момент его глаза встречаются с моими. В этом взгляде легко узнать охотника, ищущего свою жертву. При виде меня он на миг застывает от изумления, но, когда понимает, что атакой руковожу я, гневно кричит:

– Амари!

От его взгляда кровь стынет в жилах. Но на этот раз я держу меч и не боюсь им воспользоваться.

«Будь храброй, Амари!» – звучит в голове голос Бинты.

Воспоминание о пролитой ею крови встает перед глазами. У меня есть шанс убить отца и отомстить за нее. Пока маги возьмут на себя стражников, мой меч снесет ему голову. Это станет расплатой за все преступления, за каждого погубленного им человека…

– Амари? – Тзайн отвлекает меня, и отец исчезает за железной дверью в конце коридора. Дверью, которую Феми легко расплавит…

– Что с тобой?

Смотрю на своего спутника и молчу. Сейчас не время для объяснений.

Однажды я сражусь с отцом, но сегодня должна спасти Зели.

Глава шестьдесят девятая. Инан

Раздается новый взрыв, и я прижимаю Зели к груди. Крепость дрожит. В воздух поднимаются столпы черного дыма. Крики отражаются от железных стен и доносятся до нас сквозь обожженные двери.

Вбегаю в комнату и выглядываю в выбитые окна. Стены объяты пламенем, но врагов поблизости нет. Слышу вопли горящих в огне солдат и вой в ужасе разбегающихся пантенэр. Царящий вокруг хаос напоминает мне о поджигателе Кваме. Маги вновь атакуют, а мои солдаты умирают от их рук.

Отбегаю от окна и выглядываю за железную дверь, когда этажом выше раздается чудовищный крик. Маги огня, металла и болезней выходят на тропу войны, уничтожая бесчисленных стражников.

Мечников пожирает пламя поджигателя. Лучников берет на себя сварщик – бородатый парень посылает стрелы назад, направляя железные наконечники прямо им в сердце. Но худшая из них – девушка с веснушками. Губящая. Разносчица заразы. Темно-зеленое облако плывет к солдатам, и стоит им вдохнуть его, как их тут же парализует.

Это бойня…

Бойня, а не битва.

В сражении участвуют лишь три мага, но стража больше не в силах противостоять.

Это хуже, чем уничтожение лагеря предсказателей. По крайней мере, тогда стражники напали первыми, и тогда магии было объяснение. Теперь жестокость и страх солдат кажутся мне оправданными.

Отец был прав.

Нет смысла отрицать. Неважно, чего я хочу – если магия вернется, мое королевство сгорит дотла.

– Инан, – хнычет Зели. Ее теплая кровь струится по моим рукам. Ключ к будущему Ориши прямо сейчас истекает кровью.

Осознание ответственности за судьбу страны замедляет мой шаг, но я не могу прислушаться к голосу совести. Чем бы все это ни закончилось, Зели должна жить. Я найду способ остановить магию после того, как спасу ее.

Бегу по пустому коридору. Битва разгорается с новой силой. Раздается очередной взрыв. Крепость дрожит, сражение становится все яростнее. Я крепче сжимаю Зели, и от нового взрыва мы вместе падаем на пол. На сей раз она не может сдержать крик.

Хватаюсь за стену, когда звучит новый взрыв. Если так пойдет, Зели истечет кровью прежде, чем мне удастся ее вытащить.

Думай.

Закрываю глаза и прижимаю к шее голову спутницы. Перед глазами появляется план крепости, и я пытаюсь найти выход. Нам не сбежать: мы заперты между стражниками и зажигательными снарядами магов. Но это и не нужно… Они явились за ней. Значит, ей не надо наружу.

Им нужно попасть внутрь.

Камера! Я поднимаюсь. Вот куда они направляются. Зели кричит, пока мы бежим по лестнице, и эти крики смешиваются с хаосом этой ночи.

– Мы уже близко, – шепчу я, пока мы бежим по последнему коридору. – Просто держись. Они рядом. Мы вернемся в камеру. Когда Тзайн…

Передо мной стоит Амари. Сначала я не узнаю сестру – принцесса, которую я знал, избегала меча. Эта женщина готова убивать.

Она бежит по коридору, за ней Тзайн. По пути на нее налетает стражник с мечом, и сестра ранит его в бедро. Тзайн бьет парня в голову, и тот теряет сознание.

– Амари! – кричу я.

Она резко останавливается. Замечает Зели и раскрывает рот от удивления. Оба подбегают ко мне. Видя кровь, Амари закрывает рот рукой, чтобы сдержать крик. Но ее ужас – ничто по сравнению с тем, который испытывает Тзайн. С его губ срывается приглушенный всхлип, что-то среднее между поскуливанием и стоном. Его плечи опускаются вниз, он оседает на пол. Странно видеть, как кто-то его размера внезапно словно становится меньше.

Зел приподнимает голову:

– Тзайн?

Тот роняет топор и бежит к ней. Когда я протягиваю ему сестру, вижу, что марля на ее спине красная от крови.

– Зел? – шепчет Тзайн. Под слетевшими бинтами проступают ужасные раны. Нужно было сразу сказать им.

Но ничего не может подготовить родных к надписи «МУХА», сочащейся кровью на спине Зели. Это зрелище разбивает мне сердце. Сложно представить, каково теперь Тзайну. Он держит ее, сжимая даже слишком крепко, но сейчас не время для критики.

– Уходите, – тороплю я их. – Отец здесь. Скоро прибудет новая стража. Чем дольше тянете, тем сложнее будет сбежать.

– Идем с нами.

Больно видеть надежду во взгляде Амари. При мысли, что нужно оставить Зели, сердце щемит. Но это – не моя битва. Я не могу быть на их стороне.

Зели поворачивается ко мне со страхом в заплаканных глазах. Кладу ладонь ей на лоб и чувствую жар.

– Я найду тебя, – обещаю ей.

– Но твой отец…

Новый взрыв. Зал наполняется дымом.

– Идите! – кричу я, когда крепость трясется. – Выбирайтесь, пока не поздно!

Тзайн срывается с места с Зели на руках и исчезает в дымной завесе. Амари хочет последовать за ним, но медлит:

– Не могу оставить тебя здесь.

– Иди, – настаиваю я. – Отец не знает, что я сделал. Если останусь тут, смогу защитить вас изнутри.

Амари кивает и убегает за Тзайном, слушает мою ложь с обнаженным мечом. Я вжимаюсь в стену и смотрю, как они взлетают по лестнице, изо всех сил борясь с желанием присоединиться. Они выиграли этот бой и выполнили свой долг.

Моя битва за Оришу только началась.

Глава семидесятая. Зели

Воспоминание о побеге из крепости похоже на размытое пятно, от которого ужас смешивается с болью.

Швы на моей спине расходятся, каждый раз агония все сильней. В глазах темнеет, но от мысли о том, что мы вышли из душной крепости навстречу прохладной ночи, становится легче. Ветер освежает раны, когда Найла уносит нас прочь.

Все эти маги явились меня спасти. Что будет, когда они узнают правду? Я сломлена. Бесполезна.

Борясь с охватывающим меня гневом, пытаюсь хоть что-нибудь почувствовать. Но магии нет в крови, она не течет по венам и не отдается в сердце. Я лишь ощущаю раны от солдатского ножа и вижу черные глаза Сарана.

Меня охватывает страх, и я теряю сознание. Когда прихожу в себя, чувствую, как мозолистые руки снимают меня с седла Найлы.

Тзайн…

Никогда не забуду отчаяния на его лице, когда он увидел меня. Однажды я его уже видела – после Рейда, когда он нашел повешенную маму. Не хочу, чтобы он когда-нибудь снова смотрел так.

– Держись, Зел, – шепчет Тзайн. – Осталось недолго.

Он переворачивает меня на живот, открывая свежие раны на моей спине. При виде них у всех присутствующих замирает дыхание. Кто-то всхлипывает.

– Просто попробуй, – упрашивает девушка.

– Я… Я только порезы затягивала, лечила синяки. А это…

Вздрагиваю от ее прикосновения, сжимаюсь, когда боль пронзает мне спину.

– Я не могу…

– Проклятье, Кани! – кричит Тзайн. – Сделай что-нибудь, иначе она истечет кровью!

– Все в порядке, – успокаивает ее Амари. – Вот. Прикоснись к камню.

Дрожь в теле появляется снова, когда она прижимает руки к моим ранам. Однако на этот раз я чувствую тепло, словно илоринский прилив ласкает меня своими волнами. Оно растекается по телу, разливается под кожей, смягчая боль. Я вздыхаю с облегчением, и мое тело наконец погружается в сон.

* * *

Я чувствую под ногами мягкую землю и внезапно понимаю, где нахожусь. Тростники щекочут мои голые ноги, невдалеке слышен рев водопада. В другой день он привлек бы меня, но сегодня звук неправильный, резкий, как мои крики.

– Зели?

Вижу Инана, его глаза полны тревоги. Он делает шаг вперед, но замирает, словно, если подойдет ближе, я рассыплюсь.

Я хочу этого. Хочу разбиться на кусочки. Хочу упасть на землю и заплакать. Но больше всего я не желаю, чтобы он узнал, что его отец сломал меня.

Слезы наворачиваются на глаза Инану, и он опускает их. Я тоже смотрю в землю, ощущая, как пальцы ног погружаются в мягкую пыль.

– Прости, – извиняется он. Я не думаю, что когда-нибудь он перестанет. – Знаю, я должен был дать тебе отдохнуть, но мне хотелось узнать…

– Все ли нормально? – заканчиваю я, хотя и не знаю, смогу ли когда-нибудь чувствовать себя нормально.

– Вы нашли целителя? – спрашивает он.

Пожимаю плечами. Да. Меня вылечили. Здесь, в его сне, ненависть мира не отражается у меня на спине шрамами, и можно притвориться, что магия все еще в моей крови. Сейчас мне не трудно говорить. Чувствовать. Дышать.

– Я…

В этот момент я вижу на его лице выражение, которое награждает меня новым шрамом – на этот раз в душе.

С тех пор как я встретила Инана, в его глазах отражалось многое: ненависть, страх, угрызения совести. Я видела все. Но это – никогда.

Жалость.

Меня охватывает гнев. Саран не может забрать у меня еще и это. Хочу видеть взгляд, в котором прочту, что я единственная девушка на свете, с которой он хочет изменить этот мир. Не хочу, чтобы он понял: я сломлена, и это навсегда.

– Зел…

Притягиваю его лицо к своему, заставляя замолчать. Кажется, будто от прикосновения к Инану боль пройдет, а после поцелуя я вновь стану той девушкой с праздника.

Девушкой, на спине которой не вырезано «МУХА».

Я отстраняюсь. Глаза Инана все еще закрыты, как после нашего первого поцелуя. Только на этот раз он хмурится, словно ему больно.

Хотя наши губы сливаются, объятия кажутся другими. Он не гладит мои волосы, не касается моей губы большим пальцем. Его руки висят плетьми, будто он боится не только отдаться чувствам, но и просто пошевелиться.

– Можешь прикоснуться ко мне, – шепчу я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно.

Его морщины становятся глубже:

– Зел, ты не хочешь этого.

Я вновь притягиваю его губы к своим, на этот раз он прерывисто дышит и немного расслабляется. Поцеловав, прижимаюсь лбом к носу Инана:

– Ты не знаешь, чего я хочу.

Его глаза слегка округляются, а затем я ощущаю желанный взгляд. Вижу парня, который хочет увести меня к себе в шатер. Вот он, взгляд, который позволит мне притвориться, что все в порядке.

Его пальцы скользят по моим губам, и я закрываю глаза, чувствуя его дрожь. Костяшки Инана касаются моего подбородка и…

…чувствую хватку Сарана и его исполненное ярости лицо, отчего все тело содрогается. Ледяное спокойствие его взгляда сменяется гневом, дыхание перехватывает. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не закричать, пытаясь справиться с ужасом, пока его ногти вонзаются в кожу до крови…

Ты ответишь, девочка…

– Зел?

Прихожу в себя и понимаю, что мои ногти впиваются в шею Инана. Видимо, я пыталась не заплакать и унять дрожь в руках.

– Зел, что-то не так?

Тревога вновь появляется в его голосе. Взгляд, который так мне нужен, исчезает. Как и я.

– Зел…

Я целую его так яростно, что отметаю его сомнения, тревогу и стыд. Слезы текут у меня из глаз, когда я прижимаюсь к нему в отчаянной надежде ощутить то, что было между нами раньше. Он притягивает меня к себе, стараясь быть нежным, и держит так крепко, словно знает, что если отпустит, все кончится. Понимает, что случится за пределами сна.

Его пальцы скользят по моей спине. Следуя его безмолвной команде, я обхватываю ногами его спину. Он опускает меня в тростники, с нежностью кладет на землю.

– Зел… – выдыхает Инан.

Мы движемся быстро, слишком быстро, но остановиться не можем. Если этот сон прекратится, все кончится. Реальность поглотит нас, жестокая и не прощающая ошибок. Я никогда не смогу взглянуть на Инана, не увидев в нем Сарана.

Поэтому мы целуемся, сжимая друг друга, пока прочее не меркнет. Все исчезает, каждый шрам, вызывающий боль. В эту секунду я существую лишь в его руках, в мире его объятий.

Инан отстраняется, любовь и сожаление сливаются в его янтарных глазах. Я читаю в них еще кое-что: страсть. Возможно, мы видимся в последний раз.

Понимаю, что хочу этого. После всего, что случилось, мне это необходимо.

– Не останавливайся, – шепчу я, и дыхание Инана прерывается. Он пожирает меня взглядом, хотя я все еще чувствую его сомнения.

– Ты уверена?

Прижимаю губы к его губам, закрываю ему рот медленным поцелуем.

– Продолжай, – киваю я. – Ты мне нужен.

Закрываю глаза, когда он притягивает меня к себе, и отдаюсь его прикосновениям, забывая про боль. Пусть всего на мгновение.

Глава семьдесят первая. Зели

Мое тело просыпается быстрее, чем разум. Хотя ужас агонии позади, ноющая боль все еще обжигает мне спину. Она вспыхивает, стоит мне открыть глаза. Я вздрагиваю. Что это? Где я?

Гляжу на полотняный шатер, установленный над моей койкой. В голове туман, я помню только объятия Инана. При мысли об этом сердце трепещет, словно я все еще в его сильных руках. Но все остальное кажется таким размытым, будто случилось тысячу лет назад. Его слова, наши слезы. Тростники, щекотавшие спину. Больше я их не увижу…

…черные глаза Сарана наблюдают, как нож лейтенанта вонзается в мою спину.

«Я был бы плохим королем, если бы не напомнил тебе о том, кто ты есть…»

Резко сажусь на кровати, вцепившись в грубые простыни. Боль снова накрывает волной, так что я едва подавляю стон, когда кто-то входит в палатку.

– Ты проснулась!

Рослая веснушчатая девушка-маг со светло-коричневой кожей и копной белых косичек подходит ко мне. Я вздрагиваю, когда она прикасается ко мне, но от тепла, проникающего сквозь хлопок моей туники, у меня вырывается вздох облегчения.

– Кани, – представляется она. – Приятно видеть, что ты пришла в себя.

Я разглядываю ее. Мне кажется, что я видела двух похожих на нее девчонок на поле для агбон.

– У тебя есть сестра?

Она кивает:

– Близняшка. Но я симпатичнее.

Пытаюсь улыбнуться, но не чувствую радости.

– Насколько все плохо?

Мой голос кажется мне чужим. Он жалкий и пустой. Словно эхо, отражающееся от стен высохшего колодца.

– О, это… Уверена, со временем…

Закрываю глаза, готовясь услышать правду.

– У меня получилось залечить раны, но… думаю, шрамы останутся.

Я был бы плохим королем, если бы не напомнил тебе о том, кто ты есть.

Снова передо мной холодные и бездушные глаза Сарана.

Бездушные.

– Но я недавно этим занимаюсь, – вырывается у Кани. – Уверена, лучший целитель уберет их.

Я киваю, но это уже неважно. Даже если стереть надпись, боль останется. Тру опухшее израненное запястье. Там, где магацитовые наручники впивались в кожу, тоже остались шрамы. Этого тоже не исцелить.

Полог шатра раскрывается, и я оборачиваюсь. Не хочу никого видеть, но потом слышу:

– Зел?

Этот голос полон нежности. Но он принадлежит не моему брату, а человеку испуганному и снедаемому стыдом.

Поворачиваюсь к нему: Тзайн сидит, съежившись, в углу шатра. Соскальзываю с койки. Ради Тзайна я проглочу слезы. Каждую.

– Привет, – говорит он.

Обнимаю брата, и рубцы снова горят. Он крепко прижимает меня к себе, отчего боль усиливается, но я молчу, ведь он должен видеть, что я здорова.

– Я оставил тебя тогда… – Его голос дрожит. – Разозлился и ушел с праздника. Но если бы только знал…

Отстраняюсь от Тзайна и изображаю улыбку.

– Все не так страшно, как выглядит.

– Но твоя спина…

– Все хорошо. После того, что сделала Кани, даже шрамов не останется.

Тзайн смотрит на девушку. К счастью, она находит силы, чтобы улыбнуться, и он переводит взгляд на меня, отчаянно желая поверить моей лжи.

– Я обещал папе, – шепчет он. – И маме…

– Ты сдержал слово, каждый день защищал меня. Не вини себя, Тзайн. Я не виню.

Стиснув зубы, он обнимает меня снова. Я вздыхаю от облегчения, чувствуя, что его мышцы уже не напряжены, как раньше.

– Ты проснулась.

Я поворачиваюсь к Амари. Ее черные волосы на этот раз не заплетены, а развеваются за спиной, когда принцесса входит в шатер, держа в руках солнечный камень. Он озаряет ее сиянием, но не пробуждает во мне никаких сил.

Это открытие почти лишает меня мужества. Что случилось?

В последний раз, когда я держала его, тело наполнил гнев Ойи – это позволило мне почувствовать себя богиней. Теперь же ощущаю себя мертвой.

Хотя мне не хочется вспоминать Сарана, мой разум возвращается в темницу.

Мерзавец словно вырезал из меня магию.

– Как ты?

Голос Амари возвращает меня к реальности. Янтарные глаза пристально смотрят на меня. Сажусь на койку, пытаясь потянуть время.

– Все в порядке.

– Зели… – Амари пытается встретиться со мной взглядом, но я отворачиваюсь. Она не Инан и не Тзайн. Ее не обманешь.

Кани выходит из шатра, приоткрывая полотна, так что я могу видеть пейзаж. Солнце садится за горы, прячется за вершиной, окрашивая небо оранжевым цветом.

– Какой сегодня день? – прерываю принцессу. – Как долго я была без сознания?

Амари и Тзайн переглядываются. Сердце уходит в пятки. Вот почему я не чувствую магии…

– Мы пропустили солнцестояние?

Тзайн смотрит в землю. Амари кусает нижнюю губу и шепчет:

– Оно завтра.

Ком подкатывает к горлу. Я хватаюсь за голову. Как мы доберемся до острова? Как провести ритуал? Хотя почувствовать холода мертвецов не удается, шепчу про себя заклинание.

Эми авон ти о ти сун, мо ке пе ин ни они…

…Солдат резко опускает нож. На моих губах выступает желчь. Я кричу. Но боль не уходит…

Ладони горят, я опускаю глаза. На коже отпечатались кровавые следы от впившихся в них ногтей. Разжимаю кулаки и вытираю кровь о простынь, надеясь, что никто не увидит.

Затем снова повторяю заклинание, но духи не поднимаются из земли. Магия пропала.

И я не знаю, как вернуть ее.

Осознаю это и вновь ощущаю в душе зияющую дыру, как тогда, после Рейда. Или когда увидела папу, валявшегося на улице Ибадана.

Думаю о первом колдовстве в песках Ибеджи, вспоминаю неземную энергию, исходящую от солнечного камня, и касание Ойи. Боль, пронизывающая меня сейчас, кажется даже острее, чем нож лейтенанта.

Это как снова потерять маму.

Амари садится ко мне на койку и опускает солнечный камень. Больше всего на свете хочу, чтобы его золотое сияние вновь отозвалось в моей душе.

– Что нам делать? – спрашиваю я. Если мы недалеко от хребта Оласимбо, Зария, по меньшей мере, в трех днях пути. Даже если бы магия вернулась, мы не смогли бы добраться вовремя – успели бы только отплыть на священные острова.

Тзайн смотрит на меня так, словно ему дали пощечину.

– Мы сбежим. Найдем папу и покинем Оришу.

– Он прав, – кивает Амари. – Прятаться не лучший выход, но мой отец знает, что ты еще жива. Если мы не успеем добраться до острова, нужно найти безопасное место и собраться с силами. Найти новый способ борьбы…

– Что ты несешь?

Резко оборачиваюсь, когда парень, почти такой же огромный, как Тзайн, входит в шатер. Через секунду вспоминаю его белые кудри. Это игрок, с которым брат однажды встречался на поле.

– Кеньон? – спрашиваю я.

Его взгляд скользит по мне, но он меня не помнит:

– Хорошо, что ты наконец проснулась.

– Хорошо, что ты – все такая же заноза.

Он бросает на меня пренебрежительный взгляд, а затем оборачивается к Амари:

– Ты сказала, она вернет нам магию. А теперь вы пытаетесь сбежать?

– У нас не осталось времени! – кричит Тзайн. – До Зарии три дня пути…

– А до Джиметы полдня!

– Небеса, только не снова…

– Ради этого умерли люди! – кричит Кеньон. – Погибли ради нее. А теперь ты хочешь сбежать только потому, что испугался риска?

Взгляд Амари, кажется, способен расплавить камень:

– Ты понятия не имеешь, как мы рисковали, так что лучше закрой рот!

– Ах ты, маленькая…

– Он прав, – говорю я, чувствуя, как загорается новый огонек надежды. Не может быть, чтобы после всего, что сделали эти люди, магия просто исчезла. – У нас впереди ночь. Если отправимся в Джимету, найдем корабль… – Если верну свою магию и смогу связаться с богами…

– Нет, Зел. – Тзайн наклоняется и заглядывает мне в глаза так же, как папа. Но, если отец осторожен, мой брат – практически сломлен. Как и я теперь. – Джимета слишком опасна. Мы не найдем там помощи. Скорее, нас просто убьют. А тебе нужно отдохнуть.

– Ей нужно оторвать задницу от постели.

Тзайн молниеносно подскакивает и бьет Кеньона в челюсть. Удивляюсь, как шатер не падает вместе с ним.

– Хватит. – Амари встает между ними. – Не время драться. Если не сможем договориться, лучше разойтись.

Разгорается спор, а я смотрю на солнечный камень, до которого можно дотронуться рукой. Если коснусь его… Хоть на секунду…

Пожалуйста, Ойя, возношу я безмолвную мольбу, не оставь меня.

Делаю глубокий вдох, готовясь ощутить частицу души Небесной Матери и пламенную ярость Ойи. Пальцами глажу гладкую поверхность…

И надежда умирает в моей груди.

Ничего.

Ни проблеска.

Солнечный камень холоден.

Это еще хуже, чем было до пробуждения, до прикосновения к свитку. Словно магия вытекла из моего тела вместе с кровью, оставшись на полу того подземелья.

Только маг, связанный с Небесной Матерью, способен совершить ритуал. Слова Лекана звучат в голове. Для ритуала нужен только маг-сентаро. Значит, без меня ритуал не состоится, вообще.

– Зели?

Поднимаю глаза и вижу: все взгляды устремлены на меня. Они ждут ответа.

Все кончено. Вот что нужно сказать.

Но стоит открыть рот, как слова замирают на языке. Этого не может быть. После всего, что мы потеряли.

После всего, что эти люди для нас сделали.

– Едем. – Слова звучат неуверенно. Клянусь богами, хотелось бы иметь сейчас больше решимости. Но у нас должно получиться. Я не позволю, чтобы все закончилось вот так.

Меня выбрала Небесная Мать. Направляла меня. Из-за нее я бросила самое дорогое, что было в жизни, поэтому она не может меня покинуть.

Оставить с этими шрамами.

– Зел…

– Они вырезали слово «муха» у меня на спине, – шепчу я. – Едем. Неважно, что нас ждет. Я не дам им победить.

Глава семьдесят вторая. Зели

После часового путешествия по лесу, окружающему хребет Оласимбо, на горизонте появляется Джимета. Острые и дикие, как ее жители, над морем Локойя выступают скалы и каменистые утесы. Разбиваясь о них, волны встречают нас хорошо знакомой мне песней. Они бушуют, громом обрушиваясь на берег, но оттого, что я просто нахожусь рядом с водой, становится легче.

– Помнишь, ты хотела здесь жить? – шепчет мне Тзайн, и я киваю с тенью улыбки на губах. Прекрасно чувствовать что-то еще, думать о чем-нибудь, кроме сотни возможных вариантов, как мы провалим дело.

После Рейда я хотела, чтобы мы уехали в Джимету. Думала, что ее мятежные границы – единственное безопасное место на свете. Город полнился историями о наемниках и преступниках, но в детстве мне казалось, что все опасности стоят того, чтобы жить в городе без стражи. По крайней мере, на одежде людей, которые могут тебя убить, не будет королевской печати.

Мы проезжаем мимо домиков, вырубленных в утесах, и я думаю, какой могла бы быть наша жизнь. Деревянные двери и окна выступают из камня таким образом, будто являются продолжением скалы. В лунном свете город, где разгуливают преступники, кажется почти мирным. Я даже назвала бы его красивым, если бы не затаившиеся за каждым углом наемники.

Стараюсь казаться бесстрашной, когда мы проезжаем мимо толпы людей в масках, и пытаюсь угадать, чем они занимаются. Из того, что я слышала о Джимете, делаю вывод, что они могут быть кем угодно: от воров до наемных убийц. Ходят слухи, что единственный способ выбраться из работных домов – это нанять здесь человека, который тебя освободит. Только жители Джиметы достаточно сильны и ловки, чтобы бросить вызов королю и остаться в живых.

Найла ворчит, когда мы минуем еще одну группу в масках, среди которых можно различить косидан и предсказателей, оришан и иностранцев. Их глаза скользят по ее гриве, словно вычисляя, сколько она может стоить. Я фыркаю, когда один из них делает шаг вперед.

Только попробуй, говорит мой взгляд. Не завидую бедняге, который тронет меня сегодня.

– Это она? – спрашиваю я Кеньона, когда мы останавливаемся перед огромной пещерой, расположенной в утесе. Внутри кромешная темнота.

Он кивает:

– Его зовут серебряноглазым лиссом. Слышал, он убил генерала из Гомбе голыми руками.

– И у него есть лодка?

– Самая быстрая из всех. Ветряной двигатель, насколько мне известно.

– Хорошо, – беру Найлу под уздцы. – Идем.

– Постой. – Кеньон поднимает руку, останавливая нас. – Нельзя пойти всем скопом к его клану. Войти может только один.

Мы медлим. Проклятье. Я к этому не готова.

Тзайн вынимает топор:

– Пойду я.

– Почему? – спрашивает Кеньон. – Все, что мы делаем, зависит от Зели. Если кто и должен идти, то она.

– Ты спятил? Я не отправлю ее туда одну.

– Она не выглядит беззащитной, – хмыкает Кеньон. – Благодаря своей силе Зели могущественней любого из нас.

– Кеньон прав. – Амари кладет ладонь на плечо Тзайна. – Они быстрее согласятся помочь нам, если увидят, какой магией она владеет.

С этим я соглашаюсь. Говорю им, что не боюсь, и убеждаю, что без труда справлюсь со всеми наемниками. Якобы моя сила стала только сильней.

Но живот скручивает, когда я вспоминаю правду. Меня терзает чувство вины. Лучше бы никто не рассчитывал на мои силы.

Теперь же вернем мы магию или нет, зависит только от богов.

Тзайн качает головой:

– Это слишком рискованно.

– Справлюсь. – Я протягиваю ему поводья. Должно получиться, ведь что бы ни произошло – это часть плана Небесной Матери.

– Зел…

– Он прав. У меня больше шансов их убедить.

Но брат преграждает путь:

– Я не пущу тебя туда одну.

– Тзайн, нам нужна их помощь, их лодка, и нечего предложить взамен. Если мы хотим добраться до храма, лучше не нарушать их правил, – протягиваю Амари свою сумку с тремя священными реликвиями, оставляя у себя только посох. Пальцы скользят по выгравированным на нем символам. Делаю глубокий вдох и возношу про себя молитву Ойе.

– Не беспокойся. Если нужна будет помощь, я закричу.

Захожу в пещеру. Воздух внутри сырой и влажный. Двигаюсь вдоль стены, одной рукой веду по гладкой стене скалы, другой держу камень, освещая путь. Шагаю медленно и осторожно, хватаясь за последнюю возможность просто идти, а не перечитывать проклятый свиток, вникая в ритуал, который, возможно, мне больше не по силам.

Прохожу дальше. С потолка наподобие сосулек свисают огромные голубые кристаллы, спускаясь так низко, что едва не задевают пол. Исходящее от них слабое сияние освещает двухвостых летучемышей, облепивших сверкающие гроздья. Летучемыши наблюдают за мной, когда я иду по пещере. Их писк – первый звук, который слышен здесь – отражается от стен и внезапно тонет в беседе мужчин и женщин, собравшихся у огня, который я вижу впереди.

Медлю, вступая в их огромные владения. Земля у них под ногами образует ложбину, покрытую светлым мхом, который наемники используют вместо подушек. Лучи света пробиваются сквозь трещины в потолке, освещая вырубленные в камне ступени, спускающиеся по скалам.

Делаю еще несколько шагов, и наступает полная тишина.

Помогите мне, боги.

Прохожу сквозь толпу. Дюжины наемников в масках, одетые в черное, провожают меня взглядом со своих мест на каменных выступах. Некоторые берутся за оружие, другие замирают, принимая боевую стойку. Одни смотрят так, словно хотят убить меня, другие – будто мечтают еще и сожрать.

Стараюсь не обращать внимания на их враждебность. Ищу серые глаза среди сотни янтарных и карих. Человек, которому они принадлежат, появляется у входа в пещеру. Единственный из наемников без маски. Хотя он, как и остальные, весь в черном, на шее повязан темно-красный шарф.

– Ты? – в смятении выдыхаю я, не в силах скрыть потрясение. Песочно-желтый цвет лица, поразительные серые, как море в шторм, глаза. Карманник. Вор из лагеря предсказателей. Хотя прошло совсем немного времени, кажется, что мы встречались в другой жизни.

Роэн затягивается самокруткой, миндалевидные глаза лениво скользят по мне. Он садится, облокачиваясь на круглый каменный выступ, напоминающий трон. Губы расплываются в хитрой улыбке.

– Говорил же, что мы еще встретимся. – Он снова затягивается и медленно выдыхает дым. – К несчастью, время неподходящее. Разве что ты пришла, чтобы присоединиться ко мне и моим людям.

– Твоим людям? – Роэн выглядит всего на пару лет старше Тзайна. Хотя у него телосложение мечника, наемники, сидящие здесь, в два раза больше него.

– Ты удивлена? – Кривая улыбка появляется на его тонких губах, и он наклоняется вперед. – Знаешь, что удивляет меня? Девочка-маг, забредшая к нам без оружия.

– Кто сказал, что я безоружна?

– Не похоже, чтобы ты умела обращаться с мечом. Конечно, если пришла научиться, буду более чем счастлив преподать тебе урок.

Его грубость вызывает смешки в толпе, и мои щеки начинают гореть. Я для него жертва. Монетка, которую с легкостью можно прикарманить.

Изучаю пещеру, рассматривая наемников. Если хочу, чтобы у меня все получилось, нужно заслужить их уважение.

– Как мило с твоей стороны, – делаю все, чтобы лицо оставалось спокойным. – Но это мне придется тебя учить.

Громкий смех Роэна эхом звенит под сводами пещеры:

– Продолжай.

– Ты и твои люди нужны мне для дела, которое изменит Оришу.

Наемники вновь смеются, но на этот раз их предводитель остается серьезным. Он склоняется со своего трона еще ниже.

– К северу от Джиметы есть священный остров, – продолжаю я. – До него ночь пути. Нужно, чтобы мы оказались там до рассвета.

Он облокачивается на каменный трон:

– Единственный остров в море Локойя – это Кадуна.

– Остров, о котором я говорю, появляется раз в сто лет.

Толпа вновь смеется, но Роэн взмахом руки заставляет ее замолчать.

– Зачем тебе на этот остров, девочка-маг?

– Чтобы вернуть магию каждому предсказателю Ориши.

Наемники разражаются смехом и улюлюканьем, кто-то кричит, что мне пора уходить. Из толпы выходит коренастый мужчина с буграми мускулов, выступающих под черной военной формой.

– Хватит кормить нас ложью, – рычит он. – Роэн, пусть девчонка выметается, или…

Он кладет руку мне на спину, и это прикосновение отзывается волнами боли, которая тут же уносит меня в прошлое, запирает в камеру, где…

…ржавые наручники впиваются в запястья, когда я пытаюсь вырваться. Мои крики эхом отдаются от металлических стен. Все это время Саран спокойно смотрит, как меня рвут на части…

– А-а-ах!

Бросаю мужчину через плечо, и он падает с глухим звуком на каменный пол. Когда встает на ноги, ударяю посохом ему в грудь, в последнюю секунду смягчая удар, чтобы не переломать кости. Он громко вопит, но крики в моей голове звучат еще громче.

Вся пещера замирает, когда я склоняюсь и, оскалившись, приставляю посох к горлу наемника.

– Тронь меня еще раз, и увидишь, что будет.

Затем убираю оружие, дав ему шанс отползти. Когда он исчезает, я замечаю, что толпа больше не смеется.

Они оценили мой посох.

Глаза Роэна цвета бушующей морской волны искрятся от восхищения даже больше, чем раньше. Он откладывает сигарету и идет ко мне. Останавливается в паре сантиметров от моего лица. Меня окутывает сладкий дым с ароматом молока и меда.

– Ты не первая пытаешься сделать это, милая. Кваме тоже хотел вернуть магию. Судя по слухам, что до меня дошли, добром это не кончилось.

От упоминания Кваме щемит сердце. Вспоминаю их встречу с Роэном в лагере предсказателей. Значит, он готовился тогда – в глубине души знал, что нас ждет противостояние.

– Теперь все по-другому. Мне известен способ, который поможет всем магам вернуть свой дар.

– Что насчет оплаты?

– Денег нет, – говорю я. – Но вы заслужите милость богов.

– Ты так полагаешь? – хмыкает он. – Жест доброй воли?

Ему нужно больше. Копаюсь в голове, ищу, что бы еще придумать:

– Боги послали меня к тебе один раз, и не случайно мы встретились вновь. Они выбрали тебя потому, что им нужна твоя помощь.

Кривая улыбка исчезает с лица карманника. Впервые он выглядит серьезным. Не могу прочитать выражения его глаз, но понимаю: это не удивление и не насмешка.

– Мне этого, может, и хватит, милая, но моим людям нужно нечто большее, чем божественное знамение.

– Тогда дай им знать, что если мы преуспеем, вас наймет будущая королева Ориши. – Слова выскакивают изо рта прежде, чем я успеваю их обдумать. Тзайн рассказал мне, что Амари хочет претендовать на трон, но в суматохе мне так и не удалось поразмыслить над этой новостью.

А теперь – это моя единственная надежда. Если Роэн и его люди не помогут, мы не доберемся до острова.

– Наемники королевы, – размышляет он. – Это звучит, не правда ли?

– Да, – киваю я, – и звенит, как золото.

Уголки его рта поднимаются в ухмылке. Он вновь оглядывает меня с ног до головы.

И наконец протягивает руку, которую я, пряча улыбку, крепко жму.

– Когда отправляемся? Нужно попасть на остров до рассвета.

– Прямо сейчас, – улыбается Роэн. – Но у нас маленькая лодка. Ты сядешь рядом со мной.

Глава семьдесят третья. Зели

Шум ветра заполняет молчание, пока мы плывем по морю Локойя в лодке Роэна. В отличие от огромных кораблей с арены Ибеджи, это судно вытянутое и гладкое, и всего на несколько метров длиннее Найлы. Здесь нет паруса: только металлические турбины, которые взбивают воду, приводимые в движение ветром. Жужжа и вращаясь, они несут нас по вспененным волнам.

Огромная волна ударяет в железную лодку, прижимая к Тзайну и Амари. В отличие от моря Варри на берегах Илорин, Локойя светится. В глубине мелкие рыбешки переливаются голубым цветом, заставляя море сверкать, как небо звездной ночью. Мы могли бы наслаждаться прекрасным зрелищем, если бы в лодке не было так тесно. Мы зажаты между командой Кеньона и дюжиной головорезов Роэна, к тому же окружены людьми, которым не можем доверять.

Уговариваю себя не обращать внимания и пытаюсь повернуться к океану, чтобы ощутить знакомый соленый бриз на коже. Закрыв глаза, почти возвращаюсь в Илорин, на рыбалку с папой. Затем еще дальше – на инициатический поединок, который был моим самым большим страхом до недавнего времени.

Разглядываю руки, размышляя обо всем, что произошло с тех пор. Я думала, что с приближением солнцестояния смогу почувствовать хоть что-то, но все еще не ощущаю магии в своей крови.

Ойя, пожалуйста. Сжимаю кулаки и молюсь. Небесная Мать. Кто-нибудь. Я надеюсь на вас!

Сделайте так, чтобы я не ошиблась.

– Ты в порядке? – шепчет Амари. Хотя ее голос звучит ласково, янтарные глаза смотрят настороженно.

– Просто замерзла.

Амари продолжает изучать, недоверчиво склонив голову, но больше не задает вопросов. Вместо этого сплетает пальцы с моими и смотрит на море. В ее прикосновении столько тепла и желания утешить, что мне кажется: она уже знает правду.

– У нас гости, босс.

Оборачиваюсь, чтобы увидеть силуэты огромных трехмачтовых кораблей на горизонте. Их слишком много. Деревянные звери несутся вперед, разрезая волны. Борта оборудованы отверстиями для пушек, закрытыми металлическими пластинами. Хотя судна еще далеко, в лунном свете отчетливо переливается печать Ориши. Сердце замирает, и я закрываю глаза, пытаясь прогнать воспоминание…

…нож вонзается в спину, и горячий воздух усиливает эту боль. Не знаю, сколько уже кричу, но это не заканчивается. Чувствую во рту вкус собственной крови…

– Зел?

Тьма рассеивается, и передо мной появляется лицо Амари. Я сжимаю ее руку так сильно, что костяшки хрустят. Открываю рот, чтобы извиниться, но не могу найти слов. Меня душат рыдания.

Принцесса обнимает меня другой рукой и поворачивается к Роэну:

– Мы можем их обойти?

Тот вынимает складную трубу из кармана и подносит ее к глазу.

– Один корабль – с легкостью. Но не флот за ним.

Он протягивает мне трубу, но Амари приходит на помощь и выхватывает ее у него из рук. Глядя на корабли, она напрягается.

– Небо, – выдыхает принцесса. – Это военный флот моего отца.

Вспоминаю холодные глаза Сарана и отворачиваюсь, схватившись за деревянный борт лодки Роэна.

Я был бы плохим королем, если бы не напомнил тебе о том, кто ты есть.

– Как много? – выдавливаю я, но хочу спросить не о кораблях.

Как много лейтенантов у них на борту? Сколькие хотят снова меня изрезать?

– По меньшей мере дюжина, – отвечает Амари.

– Давайте сменим курс, – предлагает Тзайн.

– Не глупи, – во взгляде Роэна вновь вспыхивает озорной огонек. – Захватим ближайший корабль.

– Нет, – возражает Амари. – Мы попадемся.

– Они идут на нас. И, судя по всему, тоже направляются на этот остров. Что может быть лучше, чем добраться до места на одном из их боевых кораблей?

Гляжу на огромные судна, что рассекают бушующее море. Где теперь Инан? Что, если Саран на борту и он рядом с отцом? Думать об этом слишком тяжело, тем более – говорить вслух. Мне остается только молиться. Если боги заботятся обо мне, я никогда вновь не увижу Инана.

– Давайте сделаем это.

Дюжина лиц поворачивается в мою сторону, но я продолжаю смотреть в море.

– Если все эти корабли направляются к острову, нужно действовать хитро.

– Именно, – кивает мне Роэн. – Кэто, курс на ближайший корабль.

Когда лодка начинает разгоняться, сердце колотится так, словно вот-вот выпрыгнет из груди. Что, если я вновь увижу Сарана? И что сделаю, лишенная магии?

Крепче сжимаю складной посох дрожащими руками. Взмахиваю им, чтобы раскрыть.

– Что ты делаешь?

Поднимаю глаза и вижу Роэна.

– Нужно захватить корабль.

– Милая, так не делается. Ты наняла нас. Сиди и не мешай нам делать нашу работу.

Мы с Амари переглядываемся, а затем переводим взгляд на пугающе большое судно, приближающееся к нам.

– Вы действительно думаете, что справитесь без нас? – спрашивает Амари.

– Легко. Единственный вопрос: сколько у нас времени?

Он дает сигнал двум наемникам. Те достают арбалеты, крюки и веревки. Роэн поднимает вверх кулак, чтобы приказать выпустить стрелы, но медлит и поворачивается ко мне:

– Где предел?

– О чем ты?

– Что ты разрешаешь нам делать? Лично я предпочитаю резать глотки, но мы в море, так что топить тоже сойдет.

От легкости, с которой он говорит об убийстве, по коже бегут мурашки. Он хладнокровен и бесстрашен. Думая об этом, вспоминаю лед в глазах Сарана. Сейчас я даже рада, что не чувствую присутствия мертвых: не хочу представлять, сколько душ погубил Роэн.

– Не надо убийств, – на удивление, приказ, сорвавшийся с моих губ, кажется правильным. Выиграем мы завтра или проиграем, этим солдатам ни к чему умирать.

– С тобой не повеселишься, – вздыхает Роэн и поворачивается к своим людям. – Слышали? Вырубайте их, но пусть дышат.

Несколько наемников ворчат, и сердце бьется быстрее. Как часто они предпочитают убивать? Прежде чем успеваю спросить, Роэн поднимает вверх два пальца.

Арбалет стреляет, и крюки цепляются за деревянный борт корабля.

Самый крупный из команды Роэна обвязывается веревкой, чтобы обезопасить подъем.

Наемник, которого Роэн зовет Кэто, поднимается из-за рулевого колеса и подходит к закрепленной веревке.

– Прошу прощения, – бормочет он на оришанском, задев меня. Хотя маска скрывает лицо, я замечаю: у него тоже песчаная кожа и миндалевидные глаза. Но если взгляд у Роэна дерзкий и насмешливый, у Кэто – теплый и серьезный.

Он подходит к борту и тянет за веревку, проверяя прочность. Довольный результатом, подтягивается и обхватывает ее ногами. Я потрясена тем, как легко он взлетает по ней – со скоростью остроухого лисса. Через секунду Кэто исчезает за бортом военного корабля, растворяясь в темноте.

Приглушенные стоны следуют один за другим, и вскоре он появляется, давая сигнал подниматься. Когда последние из его людей оказываются на корабле, Роэн подзывает меня.

– Поделись, таинственная заклинательница, чем боги отблагодарят меня, если я захвачу судно? Нужно озвучить свое желание или они уже знают?

– Дело не в этом…

– Может, надо произвести на них впечатление? – Роэн продолжает говорить, надвинув маску на край носа. – Как думаешь, они исполнят мое желание, если я очищу корабль от солдат за пять минут?

– У тебя ничего не выйдет, если не перестанешь болтать и не начнешь шевелиться.

Глаза в прорезях маски сужаются. Не сомневаюсь, что в них отражается все та же улыбка лисса. Подмигнув мне, он взбирается наверх, оставляя нас в компании наемника, удерживающего веревку.

– Странно. – Я щелкаю языком. Пять минут на корабль таких размеров? На одной только палубе способна разместиться целая армия. Будет большим везением, если они захватят хотя бы ее.

Мы сидим в темноте, вздрагивая от приглушенных криков и стонов, доносящихся сверху. Но после непродолжительных звуков борьбы наступает тишина.

– Всего десять наемников, – бормочет Тзайн. – Думаешь, они способны взять на абордаж целый кора…

Мы замолкаем, когда черная фигура скользит по веревке к нам. Роэн приземляется на палубу и снимает маску. На губах снова появляется кривая ухмылка.

– Ты сделал это?

– Нет, – вздыхает он и показывает мне свои песочные часы. – Шесть минут. Семь, если считать время, понадобившееся для облавы. Но если бы ты разрешила убивать, мы бы управились за пять.

– Ни за что. – Тзайн складывает руки на груди.

– Говори за себя, брат. Лестницу!

К борту корабля подносят лестницу. Я хватаюсь за перекладину, стараясь не обращать внимания на боль в спине, и поднимаюсь. Неужели он шутит в такой момент? Чем меньше серьезности, тем хуже результат.

Но, оказавшись на палубе, я не верю своим глазам. Дюжины королевских стражников лежат без сознания, связанные по рукам и ногам. С каждого сняли форму. Их тела валяются на палубе, словно какой-то мусор.

Делаю глубокий вдох, осознав, что уже пару минут не дышу, отыскивая среди пленников Сарана и Инана. Сомневаюсь, что они так легко сдались бы Роэну и его людям.

– Есть еще, под палубой, – шепчет он мне на ухо, и я неохотно улыбаюсь. Роэн буквально светится, увидев мое одобрение. Пожимает плечами и смахивает с плеча невидимую пылинку.

– Полагаю, так и должно быть, если нас выбрали боги.

Улыбка задерживается у него на губах еще на секунду, а затем он выходит вперед – капитан, готовый вести корабль.

– Заберите этих людей на бриг. Спрячьте все, что можно использовать для побега. Реэма, иди прямо по курсу. Кэто, следуй за нами в лодке. Теперь мы точно прибудем на остров к рассвету.

Глава семьдесят четвертая. Инан

Прошло два дня.

Два дня без нее.

Океанский воздух кажется тяжелым.

Ее имя – в каждом порыве ветра.

Я нахожу Зели везде, даже в морской свежести за бортом военного корабля. Будто она – мое отражение, от которого не спрятаться. Ее улыбка встает передо мной, сияя в лунном свете. Без этого жизнь превращается в существование.

В сухой список дел, которые нужно выполнить, но которыми уже не насладиться.

Закрываю глаза, думая о Зели, бредущей среди тростников в моем сне. Не знаю, можно ли настолько раствориться в чужих объятиях. В тот миг – совершенный миг – она была прекрасна. Моя магия была не проклятием, а даром.

Благодаря Зели.

Сжимаю в ладони бронзовую монетку, которую она дала, так крепко, словно это осколок ее сердца. Что-то внутри уговаривает меня бросить медяк в океан, но я не переживу, если потеряю с ней последнюю связь.

Если бы можно было навсегда остаться в том сне, я так бы и сделал. Бросил бы все, даже не задумываясь. Но я проснулся и, открыв глаза, понял, что все изменилось.

– Наблюдаешь?

Подпрыгиваю от неожиданности: отец стоит рядом со мной. Его глаза черны как ночь и так же холодны. Спешно отворачиваюсь, точно это поможет спрятать тоску в глазах. Отец не владеет силой проводника, но ударит меня, если почувствует что-то, кроме непоколебимой решимости.

– Я думал, ты спишь.

– Никогда не сплю перед битвой, – качает головой он, – и тебе не советую.

Конечно. Важна каждая секунда, ведь она дает нам новый шанс, чтобы спланировать контратаку. И я бы согласился с ним, если бы мог убедить себя в правильности своих действий.

Крепче сжимаю медную монетку, позволяя ее краям разъедать кожу. Однажды я уже предал Зели. Не знаю, хватит ли духу сделать это снова.

Гляжу на небо, надеясь увидеть взирающего с облаков Ори.

Даже в самые темные времена боги не покидают нас, звучит в голове ее голос. У них всегда есть план.

«Это и есть твой план? – хочется закричать мне. – Дай знак, что наши надежды, наша Ориша, пусть и далекая, все еще возможна!»

Не совершаю ли я ужасной ошибки? Может быть, еще есть время повернуть назад?

– Ты сомневаешься, – говорит отец, и это, скорее, утверждение, чем вопрос. Должно быть, он чувствует мои колебания, или же их выдает пот, выступивший на лбу.

– Однажды, будучи принцем, я тоже сомневался. Задолго до того, как стал королем. И поплатился за свою наивность.

Я не шевелюсь, опасаясь, что любое движение оборвет рассказ отца о прошлом, и мне не удастся заглянуть в душу человека, которым он был.

– Было голосование, в котором участвовала знать. Предполагалось, что лидеры десяти магических кланов войдут в число аристократов. Отец мечтал объединить магов и косидан, чтобы создать новую Оришу.

Мои глаза непроизвольно округляются. Замысел кажется гениальным. Исполнись он, и наше королевство изменилось бы навсегда!

– Знать согласилась?

– Конечно, нет, – фыркает отец. – Все, кроме твоего деда, были против. Но королю не нужно было разрешение – он и сам мог бы подписать указ.

– Почему ты колебался?

Отец стоит, стиснув зубы.

– Из-за первой жены, – наконец отвечает он. – Алики. У нее было слишком доброе сердце. Она хотела, чтобы я изменил страну.

Алика…

Представляю себе лицо, которое подходит к этому имени. Судя по тому, как он говорит о ней, эта девушка была очень милой.

– Ради нее я поддержал отца. Выбрал любовь, а не долг. Знал, что маги опасны, но убедил себя, что благодаря жестам доброй воли мы сможем объединиться. Думал, они тоже этого хотят, но им нужно было лишь завоевать нас.

Он не произносит больше ни слова, но я слышу окончание истории в воцарившемся молчании. Король погиб, пытаясь помочь магам, а отец никогда больше не обнял жену.

С этой историей возвращаются ужасные воспоминания о крепости Гомбе: скелеты стражников, вплавленные в металл, пожелтевшие и изуродованные тела жертв магического яда. Все произошедшее – дело рук магов.

После побега Зели в крепости осталась только гора трупов. Пол был полностью усыпан телами.

– Ты сомневаешься, но это и значит быть королем, – продолжает отец. – У тебя есть сердце и долг. Выберешь одно, пострадает другое.

Отец обнажает черный магацитовый меч и показывает мне надпись на клинке, которую я прежде никогда не видел.

Долг превыше всего.

Королевство превыше короля.

– Когда Алика умерла, я приказал выковать этот меч и сделать надпись, которая бы напоминала мне о моей ошибке: «Я выбрал сердце и никогда больше не увижу любовь, что была в нем».

Отец протягивает мне меч, и внутри все сжимается. Не могу поверить: за всю свою жизнь я ни разу не видел его без этого клинка.

– Принести чувства в жертву стране – благородный поступок, достойный короля.

Смотрю на клинок, на надпись, играющую в лунном свете. Эти слова облегчают мою задачу и заглушают боль. Храбрый воин и великий король – вот кем я всегда хотел быть.

Долг важнее чувств.

Ориша важнее Зели.

Сжимаю рукоять магацитового клинка, не обращая внимания на то, что он обжигает кожу.

– Отец, я знаю, как вернуть свиток.

Глава семьдесят пятая. Зели

Устроившись в капитанской каюте на нижней палубе, надеюсь, что засну очень быстро. Глаза слипаются, а тело молит об отдыхе. Я лежу на хлопковых простынях и бархатных мехах пантенэры. Не знаю, спала ли когда-нибудь на более мягкой кровати. Закрываю глаза и жду, что провалюсь в темноту, но, едва сознание погружается в сон, снова оказываюсь закованной в цепи.

Я был бы плохим королем, если бы не напомнил тебе о том, кто ты есть.

Я был бы плохим королем…

– Нет!

Я открываю глаза. Простыни насквозь промокли от пота, словно кровать капитана погрузилась на дно моря. Прихожу в себя, но ощущение, что вокруг смыкаются металлические стены, не уходит.

В одно мгновение вскакиваю и бегу к двери. Когда выбираюсь на палубу, чувствую спасительный холодный ветер. Он ласково гладит мое лицо, принося с собой свежий океанский бриз, который я вдыхаю. Луна висит так низко, что словно бы сливается с морем. Ее бледный свет озаряет судно.

Заставляю себя глубоко дышать, чтобы успокоиться. Боги, как я тоскую по тем дням, когда единственным, что меня тревожило, был сон Инана. Пытки давно позади, но я все еще чувствую нож, разрезающий мне спину.

– Любуешься видом?

Оборачиваюсь и вижу Роэна, облокотившегося на рулевое колесо. Его белоснежные зубы блестят в темноте:

– Луна сегодня не хотела появляться, но я убедил ее, что ты того стоишь.

– Ты шутишь по любому поводу? – Мои слова звучат резче, чем хотелось бы, но ухмылка Роэна становится только шире.

– Нет. – Он пожимает плечами. – Но так жизнь становится гораздо веселее.

Он переступает с ноги на ногу, и в лунном свете становятся видны пятна крови на одежде и забинтованных костяшках пальцев.

– Я весь в делах. – Роэн взмахивает испачканными в крови руками. – Нужно было расспросить солдат об этом магическом острове.

Тошнота подступает к горлу, когда я вижу кровь. Заставляю себя не обращать внимания и оборачиваюсь к морю, желая, чтобы мне передался его покой. Не хочу представлять, что карманник сделал с теми людьми. Я видела достаточно. Останусь здесь, в безопасности, наедине с бушующим морем. Можно думать о плаванье. О папе. О свободе…

– Шрамы, – голос Роэна обрывает мои мысли, – они свежие?

Смотрю на него, как на оришанского шмеля, которого нужно раздавить:

– Не твое дело.

– Если нужен совет, я дам. – Роэн поднимает рукав, и весь мой яд исчезает. Кожа покрыта кривыми шрамами, которые поднимаются по руке от запястья к плечу и исчезают под одеждой.

– Двадцать три, – отвечает он на незаданный вопрос. Каждый раз, когда убивали одного из моей команды, они оставляли новый рубец.

Он дотрагивается до шрамов, и лицо омрачают воспоминания. От этого зрелища мои собственные раны дают о себе знать.

– Стражники?

– Нет. Добрые люди из моих краев. Страны, что лежит за морем.

Вглядываюсь в горизонт, представляя другой маршрут, туда, где нет ритуала, магии, Сарана. Страну, где никогда не было Рейда.

– Как она называется?

– Сутори. – Взгляд Роэна становится задумчивым. – Тебе бы там понравилось.

Если в ней полно людей, поощряющих пытки и мошенников вроде тебя, мне бы не хотелось ее видеть.

Роэн вновь улыбается. На этот раз ласково. Теплее, чем я ожидала. Но я знаю, что такая же улыбка появляется у него на губах, когда он шутит или режет глотки.

– Послушай. – Он подходит ближе, глядя мне в лицо. – По моему скромному опыту, телу и духу нужно время, чтобы залечить раны. А твои еще свежи.

– Что ты хочешь сказать?

Роэн кладет руку мне на плечо, слегка задевая рубцы, и я вздрагиваю.

– Если ты не сможешь сделать это, мне нужно знать. Не надо. – Он обрывает меня прежде, чем я успеваю возразить. – Дело не в тебе. После того, как получил эти шрамы, я неделями не мог говорить. Тем более бороться.

Он словно бы залез ко мне в голову, будто знает, что магия иссякла.

Да, я не могу этого сделать! – хочется кричать мне. – Если там будет армия, мы плывем навстречу смерти. Но слова застревают в горле. Я должна верить в богов. Верить, что если они завели меня так далеко, то не отвернутся.

– Так что? – давит Роэн.

– Виновники моих шрамов на этих кораблях.

– Я не буду рисковать жизнями своих людей, чтобы ты могла отомстить.

– Даже если заживо освежую Сарана, все равно не буду чувствовать себя отомщенной, – сбрасываю его руку со своего плеча. – Дело не в нем. Даже не во мне. Если не остановлю его завтра, он сделает с моим народом то же, что и со мной.

Впервые после пытки я чувствую вспышку прежнего огня внутри, который всегда был сильнее моих страхов. Но теперь это пламя свечи, которое загорается и тут же гаснет на ветру.

– Отлично. Если мы прибудем туда завтра, тебе лучше собраться с силами. Мои люди – лучшие из лучших, но мы идем против флота. Нельзя падать духом.

– Почему это тебя так волнует?

Рука Роэна взлетает к сердцу, он зажимает воображаемую рану:

– Я – профессионал, милая. Не люблю разочаровывать своих клиентов, особенно если это боги.

– Это не твои боги, – качаю я головой. – Они не выбирали тебя.

– Уверена? – Улыбка Роэна выглядит слегка пугающе. Он прислоняется к борту. – В Джимете более пятидесяти кланов наемников, милая. Пятьдесят пещер, куда вы с друзьями могли забрести. То, что боги не провалились сквозь потолок моей, еще не значит, что они меня не выбрали.

Смотрю в глаза Роэну, пытаясь разглядеть насмешку, но ее нет.

– Ты хочешь, чтобы боги помогли нам в битве с армией короля?

– Дело не в моей вере в них, девочка. Я подстраховываюсь. Я не в курсе божественных планов и не люблю связываться с тем, чего не знаю, – он обращается к небесам и кричит. – Но я предпочитаю золото!

Я смеюсь и удивляюсь сама себе. Никогда не думала, что буду снова улыбаться.

– Жду не дождусь божественного золота.

– Не знаю. – Роэн берет меня за подбородок. – Они послали в мою пещеру загадочную маленькую заклинательницу. Уверен, будут и другие дары.

С этими словами он уходит, на секунду задержавшись, чтобы добавить:

– Поговори с кем-нибудь. Шутки не помогают, а вот беседа – в самый раз, – улыбка лисса снова появляется на его губах, в стальных глазах читается озорство. – Если тебе интересно, моя каюта рядом с твоей. Говорят, я отличный слушатель.

Он подмигивает. Я закатываю глаза, и Роэн уходит. Неужели он не может оставаться серьезным дольше пяти секунд?

Обернувшись к морю, пытаюсь снова почувствовать умиротворение, но чем дольше смотрю, тем больше понимаю, что он прав. Я не хочу быть одна. Только не ночью, которая может оказаться последней. Слепая вера в богов привела меня сюда, но завтра, когда я окажусь на острове, понадобится что-то большее.

Отбрасываю сомнения и иду по узкому коридору, минуя дверь Тзайна и свою собственную. Мне надо с кем-то поговорить. Подхожу к нужной комнате и тихо стучу. Сердце колотится, как молот, когда дверь открывается.

– Привет, – шепчу я.

– Привет, – улыбается Амари.

Глава семьдесят шестая. Амари

Зели вздрагивает, когда я расчесываю последние пряди. Судя по тому, как она ежится и корчится, можно подумать, что с нее снимают скальп.

– Прости. – Это извинение звучит, наверное, уже в десятый раз.

– Кто-то должен был это сделать.

– Если бы ты расчесывалась каждую пару дней…

– Амари, если ты увидишь меня с гребнем, зови целителя.

Мой смех отражается от металлических стен, когда я разделяю ее волосы на три части. Хотя их трудно расчесывать, чувствую зависть, когда принимаюсь заплетать последнюю косу. Прежде гладкие, словно шелк, теперь белые волосы Зели жесткие и густые. Они обрамляют это прекрасное лицо, как грива леонэры, а она, похоже, даже не замечает, как Роэн и его люди смотрят на нее.

– Перед тем как магия исчезла, они всегда были такими, – говорит Зели скорее себе, чем мне. – Чтобы расчесать волосы, мама ловила меня с помощью воскрешенных.

Я вновь смеюсь, представляя, как фигурки из камня гоняются за ней, пытаясь справиться с этим непростым заданием.

– Моей матери это бы понравилось. Сколько бы нянек ко мне ни приставили, им всегда приходилось долго гоняться за мной по дворцу.

– Всегда бегала голышом? – улыбается Зели.

– Да. Не знаю, почему, – хихикаю я. – В детстве было удобнее без одежды.

Зели морщится, когда коса касается ее шеи, и непринужденность исчезает из нашего разговора. Это происходит снова и снова. Я словно вижу, как вокруг нее вырастает стена – кирпичи из несказанных слов, скрепленные болезненными воспоминаниями. Выпускаю из рук косу и кладу подбородок ей на голову.

– Как бы там ни было, ты можешь со мной поговорить.

Зели опускает глаза, обхватывает колени руками и прижимает их к груди. Я сжимаю ее плечо, а затем снова возвращаюсь к косе.

– Я думала, ты слабачка, – шепчет она.

Не знаю, что сказать. Это звучит неожиданно. Из всех определений, которыми она, вероятно, пользовалась, думая обо мне, «слабачка» – самое мягкое.

– Из-за отца?

Она кивает, но я чувствую, что ей трудно об этом говорить.

– Всякий раз при мысли о нем ты дрожала. Я не понимала, как можно так хорошо владеть мечом и испытывать такой страх.

Я глажу Зели по волосам, массирую ее голову:

– А теперь?

Зели закрывает глаза и застывает. Обнимаю ее и чувствую трещину в ее броне.

Напряжение нарастает, эмоции и боль захлестывают ее. Когда терпеть больше невозможно, сдавленные рыдания вырываются наружу.

– Не могу выкинуть его из головы… – Она прижимается ко мне, горячие слезы капают на плечо. – Стоит закрыть глаза, и король словно затягивает цепь у меня на шее.

Крепко обнимаю Зели. Она плачет, отпуская все, что так долго пыталась скрыть. От этих слез в горле встает ком. Моя семья причинила ей столько боли…

Утешая Зели, думаю о Бинте и о том, как она нуждалась во мне все те дни. Подруга всегда была на моей стороне, а меня никогда не было рядом.

– Прости, – шепчу я. – За то, что сделал мой отец. Прости, что Инан не смог остановить его. Прости, что нам понадобилось столько времени, чтобы попытаться исправить совершенное им зло.

Зели прижимается крепче, вслушиваясь в мои слова. Прости меня, Бинта, обращаюсь я к душе умершей подруги. Прости, что не сделала больше.

– В первую ночь, когда мы сбежали, мне так и не удалось уснуть в лесу, как ни пыталась, – мягко говорю я. – Мысли были затуманены. Стоило зажмуриться, как меня словно пронзал черный клинок отца.

Отстраняюсь и вытираю ей слезы, глядя прямо в серебряные глаза.

– Мне казалось, когда он найдет меня, я буду трястись от страха, но знаешь, что произошло в крепости?

Зели качает головой, и я вспоминаю тот момент. Сердце бьется быстрее, а мысль об отцовской ярости неприятно отзывается в душе, но я все же возвращаюсь туда и снова ощущаю тяжесть своего оружия.

– Зели, я схватилась за меч. Почти побежала за ним!

Она улыбается мне, и на секунду я вижу Бинту, хотя черты Зели мягче.

– Меньшего я от Леонэры и не ожидала, – говорит она.

– Помню день, когда Леонэре сказали собраться и перестать изображать испуганную принцесску.

– Ты врешь. – Зели смеется сквозь слезы. – Думаю, это звучало куда грубее.

– Если тебе станет легче, ты подтолкнула меня.

– Значит, теперь ты мне мстишь? – спрашивает Зели.

Я качаю головой:

– Мне нужно было это услышать от тебя. После смерти Бинты ты единственная не обращалась со мной, как с глупой куклой. Знаю, ты не замечаешь, но я действительно могу быть Леонэрой.

Вытираю оставшиеся слезы и кладу ладонь ей на щеку. Меня не было с Бинтой, но рядом с Зели рана в моем сердце затягивается. Подруга говорила, что мне надо быть храброй. С Зели я чувствую себя такой.

– Неважно, что он сделал и что осталось в твоей памяти, поверь, это пройдет, – говорю я. – Станет легче.

Зели улыбается, но вскоре улыбка исчезает с лица. Она закрывает глаза и сжимает кулаки, как всегда, когда пытается прочесть заклинание.

– Что-то не так? – спрашиваю.

– Я не могу… – Она в отчаянии смотрит на свои руки. – Больше не могу творить магию.

Сердце замирает в груди. Я крепко сжимаю руку Зели:

– О чем ты?

– Она исчезла. – Зели хватается за голову, лицо искажается от ужаса. – Я больше не жница. Я – ничто.

Горе, свалившееся на Зели, кажется, вот-вот раздавит это хрупкое тело. Я хочу утешить ее, но руки наливаются свинцом.

– Когда это случилось?

Зели закрывает глаза и пожимает плечами.

– Когда они мучали меня, казалось, что они вырезают из меня магию. С тех пор я ничего не чувствую.

– А как же ритуал?

– Не знаю. – Она судорожно вздыхает. – Я не смогу, и никто не сможет.

От ее слов земля уходит у меня из-под ног. Почти чувствую, как проваливаюсь в бездну. Лекан говорил, что только маг, связанный с Небесной Матерью, способен провести ритуал. Другого сентаро нет, и мы не найдем Зели замены.

– Возможно, тебе просто нужен солнечный камень…

– Я пыталась.

– И?

– Ничего. Даже не чувствую тепла.

Закусываю губу, пытаюсь придумать что-то еще. Если ей не помогает солнечный камень, вряд ли поможет свиток.

– Но ведь то же случилось и в Ибеджи, так? – спрашиваю. – После битвы. Ты говорила, магию что-то сдерживает.

– Сдерживало. А теперь ее нет. Тогда я знала, что обладаю ей, а сейчас ничего не чувствую.

Меня охватывает отчаяние. Ноги немеют. Нужно повернуть назад. Разбудить кого-нибудь из команды Роэна и сменить курс.

Передо мной возникает лицо Бинты, и я превозмогаю свой страх и отцовский гнев. Мысленно возвращаюсь на месяц назад, в тот роковой день, где стою в покоях Каэи, сжимая свиток.

Обстоятельства складывались не в нашу пользу. Реальность снова и снова напоминала, что мы должны проиграть, но мы боролись вновь и вновь, шли к цели и восставали.

– Ты можешь это сделать, – шепчу я, чувствуя уверенность. – Боги избрали тебя, а они не ошибаются.

– Амари…

– Я наблюдала за тем, как ты совершаешь невозможное, с первого дня нашей встречи. За близких ты будешь биться с целым миром. Знаю, ты сделаешь все, чтобы спасти магов.

Зели пытается отвернуться, но я беру ее за подбородок и заставляю взглянуть мне в глаза. Если бы только она увидела в себе человека, которого вижу я, – настоящего бойца.

– Ты в этом уверена? – спрашивает она.

– Больше всего на свете. Просто посмотри на себя. Если ты не справишься с этим, никто не сможет.

Поднимаю зеркало, показывая Зели шесть густых кос, спускающихся до талии. Ее волосы за месяц стали такими кудрявыми, что я забыла, какие они длинные.

– Я выгляжу, как настоящая воительница… – Она трогает косы.

Я улыбаюсь и опускаю зеркало.

– Ты должна выглядеть как воин, когда будешь возвращать магию.

Зели сжимает мою руку, что-то печальное все еще остается в ее жесте.

– Спасибо тебе, Амари. За все.

Прижимаюсь к ней лбом, и мы сидим в исполненном любви молчании.

Принцесса и воин, решаю про себя. Так назовут нашу историю, когда станут ее рассказывать.

– Ты останешься? – Я отодвигаюсь, чтобы взглянуть Зели в лицо. – Не хочу быть одна.

– Конечно. – Она улыбается. – Что-то подсказывает мне, что в этой кровати я точно усну.

Двигаюсь, чтобы ей хватило места, и она забирается на постель, прячась под шкуры пантэнэр. Наклоняюсь, чтобы погасить факел, и Зели хватает меня за запястье.

– Думаешь, у нас получится?

Я не уверена, но скрываю это и улыбаюсь.

– Неважно. Главное, мы попытаемся.

Глава семьдесят седьмая. Зели

Небо светлеет, первые лучи солнца окрашивают его в золотисто-розовый. Скоро рассвет. Мягкие облака плывут в вышине и кажутся слишком мирными для того, что нам предстоит испытать сегодня.

Я бесконечно благодарна за доспехи, скрывающие меня от чужих глаз. Беру шлем и прячу под ним косы. Роэн подходит ко мне с озорной улыбкой.

– Жаль, что этой ночью нам так и не удалось поговорить. – Он делает вид, что обижен. – Если дело в твоих волосах, знай: я тоже превосходно плету косички.

Презрительно щурюсь. Ненавистная мне форма Роэну очень идет. Он носит доспехи уверенно. Не знай я правды, решила бы, что они принадлежат ему.

– Приятно видеть, что день, грозящий нам смертью, тебя не сломил.

Улыбка карманника становится шире.

– Прекрасно выглядишь, – шепчет он, застегивая шлем. – Словно готова ко всему.

Он издает резкий свист, собирая команду. Амари и Тзайн проталкиваются вперед, за ними следует Кеньон с четырьмя своими игроками. Брат одобрительно мне кивает, приходится кивнуть в ответ.

– Ночью я допрашивал солдат Сарана. – Голос Роэна перекрывает шум бриза. – Стража стоит по периметру острова и в самом храме. Не столкнуться с ними после высадки нельзя, но если не будем привлекать к себе внимания, сможем избежать подозрений. Зели будет штурмовать остров с армией магов, так что мы останемся ее тайным оружием.

– Но что потом, когда доберемся до храма? – спрашивает Амари. – Отец прикажет стрелять при первом признаке бунта. Если мы не отвлечем их, они нападут, едва увидят священные реликвии.

– Оказавшись у храма, мы организуем нападение на другой стороне острова и отвлечем их. Это даст Зели время для ритуала.

Повернувшись, Роэн указывает на меня, уступая место. Я делаю шаг назад, но Амари выталкивает меня вперед. Втягиваю носом воздух и сжимаю за спиной руки, стараясь придать своему голосу уверенности.

– Просто держитесь плана. Не привлекая внимания, мы легко доберемся до храма…

И там вы увидите, что боги покинули меня и я не могу этого сделать. А потом нападут люди Сарана.

И тогда мы все умрем.

Вновь набираю в легкие побольше кислорода, отбрасывая сомнения, из-за которых хочется сбежать.

Должно сработать. У Небесной Матери наверняка есть план. Выжидающие взгляды и тревожный шепот подсказывают, что этих слов недостаточно. Они хотят пламенной речи. Мне и самой она нужна.

– О боги! – вырывается у Тзайна.

Обернувшись, мы видим несколько кораблей, пришвартованных к берегу в том месте, где должен быть остров. С рассветом он материализуется у нас на глазах. Сперва эфемерный, как мираж, он становится все реальнее с каждой минутой, возвышаясь над морем, скрытый от чужих глаз за туманом и редеющими лесами.

Чувствую тепло в груди, как в тот миг, когда Мама Агба читала заклинание. Тогда меня посетил такой же прилив надежды. Я больше не одинока. Магия здесь. Она жива и ближе, чем когда-либо. Даже если сейчас все во мне мертво, нужно верить, что мне удастся ее пробудить.

Мысль кажется настолько хорошей, что я притворяюсь, будто снова обрела силу, и она еще сильнее, чем прежде. Сегодня магия в моей крови будет обжигать, станет такой же горячей, как и моя ярость.

– Знаю, вам страшно, – начинаю я, заставив всех повернуться. – И мне тоже. Но еще знаю, что причина для битвы сильнее нашего страха, и именно поэтому мы здесь. Каждого из нас унижали стражники и монархия, что клялась защищать наши жизни. Сегодня мы отомстим за все. Сегодня они заплатят!

Воздух взрывается криками одобрения. Присоединяются даже наемники. От их реакции на душе становится спокойнее, и у меня вырывается:

– Может, у них тысячная армия, но ни у одного нет поддержки богов. На нашей стороне магия, так что смелее! Будьте сильными!

– А если все пойдет прахом? – спрашивает Роэн, когда возгласы стихают.

– Боритесь, – отвечаю я. – Как только можете.

Глава семьдесят восьмая. Зели

У меня пересыхает в горле, когда я вижу море солдат, расставленных по периметру острова. Словно все стражники Ориши сегодня в дозоре.

За ними темнеет лес, скрытый туманом и струйками дыма. От энергии, что его окружает, воздух более плотный – знак того, что за деревьями скрыт источник духовной мощи.

Когда последние члены нашего отряда переодеваются и выходят из лодки, Роэн ведет нас к храму.

– Веселее, – говорит он. – Нужно пошевеливаться.

Когда мы выходим на восточный берег, я чувствую повсюду божественную энергию в воздухе. Даже без гула, отдающегося в костях, ощущаю, как магия поднимается из земли, окутывает скелеты сожженных деревьев. Глаза Роэна округляются – он тоже это чувствует.

Мы шагаем среди богов.

Странный трепет наполняет меня при этой мысли, это не волна магии, но прилив чего-то большего. Я иду по острову, практически ощущая дыхание Ойи в прохладном ветре, овевающем нас. Если боги здесь, значит, я была права, доверившись им. Может, у нас есть шанс.

Но, чтобы это узнать, нужно миновать стражу. Сердце выпрыгивает у меня из груди, когда мы идем мимо бесконечных рядов патрульных. С каждым шагом страх, что они увидят нас сквозь шлемы, становится все сильнее, но печать Ориши защищает нас от изучающих взглядов. Роэн печатает шаг. Доспехи командира сидят на нем как влитые. Из-за песочного цвета кожи и уверенной походки офицеры принимают его за своего.

Почти пришли, думаю я, но напрягаюсь, видя, что один из солдат слишком долго нас разглядывает. При каждом шаге сердце замирает, минуты кажутся вечностью. Тзайн несет костяной кинжал, Амари сжимает в руках кожаную сумку, где спрятаны солнечный камень и свиток, а я держу посох. Когда мы минуем последнее оцепление, солдаты даже не смотрят в нашу сторону. Они не отрываясь глядят на море, ожидая армии магов, которая никогда не появится.

– Боги, – выдыхаю я, когда стражники нас уже не слышат. Волнение сменяется облегчением. Я с трудом делаю глубокий вдох.

– Получилось, – бледная как смерть Амари хватает меня за руку.

Наша первая битва окончена. Сейчас начнется новая.

Мы входим в лес, и на землю опускается холодный туман. Он спускается с деревьев, после нескольких километров в пути становясь таким густым, что скрывает солнце и мешает что-либо разглядеть.

– Странно, – шепчет Амари мне на ухо. Она идет, вытянув руки, чтобы не удариться о дерево. – Думаешь, здесь всегда так?

– Не знаю, – что-то подсказывает мне, что этот туман – подарок богов. Они на нашей стороне. Хотят, чтобы мы победили.

Я вспоминаю слова своей вдохновляющей речи, молясь, чтобы они оказались правдой. Боги не могут бросить нас сейчас, не могут подвести. Но мы приближаемся к храму, а я все еще не чувствую пульсирующего в венах тепла. Еще немного, и мне не удастся больше прятаться в тумане. Я окажусь у всех на виду.

– Как получилось, – шепчу я, когда контуры храма вырисовываются из тумана, – что в Лагосе ты обратилась ко мне?

Амари оборачивается, и ее янтарный взгляд загорается в молочной пелене.

– Из-за Бинты, – тихо отвечает она. – У нее тоже были серебряные глаза.

Ее ответ убеждает меня, что все произошедшее – часть божественного плана. Нас вели к этому тайными, скрытыми путями. Неважно, чем закончится день, мы исполняем волю богов. Но какова их цель, если моя магия исчезла?

Я открываю рот, чтобы ответить, но останавливаюсь, ощущая в воздухе некую энергию. Из-за нее идти становится тяжелее, каждый шаг дается с трудом.

– Вы чувствуете? – шепчет Тзайн.

– Трудно не заметить такое.

– Что происходит? – вмешивается Роэн.

– Это может быть только…

Храм.

Невозможно описать словами величие представшей пред нами пирамиды. Она возвышается в небо, каждая ступень высечена из настоящего золота. Как и в Шандомбле, стены покрыты знаками сенбарии, являющими волю богов. Символы светятся, даже находясь в тени.

Теперь, когда мы здесь, начнется настоящая битва.

– Реэма, – приказывает Роэн, – отправляйся со своей командой на край южного берега. Устройте суматоху на пляже и спрячьтесь в тумане. Следуйте за Ашей, чтобы выбраться.

Реэма кивает, надевая шлем, так что видны остаются только светло-карие глаза. Она ударяет кулаком о кулак Роэна, а затем уводит пару мужчин и женщин за собой.

– Что нам теперь делать? – спрашиваю я.

– Ждать, – отвечает Роэн. – Они отвлекут внимание стражи, и мы проскользнем в храм.

Минуты тянутся как часы, превращаются в вечность. С каждой новой секундой во мне растет чувство вины. Что, если их поймали? Что, если они умрут? Я не хочу, чтобы ради меня вновь гибли люди.

Не хочу новой крови на своих руках.

Вдалеке клубится облако черного дыма. Прикрытие Реэмы. Оно поднимается высоко в небо. Спустя мгновение в воздухе разносится звук трубы. Стражники выбегают из храма, спеша к южному берегу. Их так много, что я понимаю, как ошибалась насчет истинных размеров святилища.

Когда поток солдат иссякает, Роэн ведет нас за собой, проходя сквозь загустевший воздух. Мы поднимаемся по золотым ступеням так быстро, как можем, не останавливаясь, пока не достигаем первого этажа и не входим в храм.

Стены отделаны мозаикой из ярких самоцветов, выполненной с невероятным мастерством. На золотом покрытии топазами и сапфирами выложено потрясающей красоты изображение Йемойи. Богиня продумана до деталей, мерцающие бриллианты украшают каждый ее ноготок. Сквозь хрустальный потолок я вижу все здание – десять этажей храма, посвященного богам.

– Ребята… – Амари приближается к лестнице в центре зала, уводящей под землю, и солнечный камень загорается у нее в руке.

Это здесь… Я сжимаю кулаки.

– Ты готова? – спрашивает Амари.

Нет. Это написано у меня на лице. Но она подталкивает меня, и я делаю первый шаг вниз по холодной лестнице.

Спускаясь по узкому проходу, я вспоминаю о Шандомбле. Как и там, сужающуюся дорожку освещают только факелы, мерцающие на стенах. Думаю о времени, когда у нас еще оставался шанс. Тогда у меня была магия.

Касаюсь руками стен, вознося богам безмолвную молитву. Пожалуйста, если вы можете помочь, сделайте это сейчас. Жду отклика, пока мы спускаемся вниз. По спине струится пот, хотя в воздухе холодно. Прошу, Небесная Мать, снова молю я. Исправь это сейчас, если можешь.

Жду ответа во взгляде ее серебряных глаз, хочу ощутить, как ее грозовая энергия отдается в моих костях. Но не могу сосредоточиться на молитве – величие ритуального зала вызывает внутри странный трепет.

Одиннадцать золотых статуй поддерживают огромный купол, возвышаясь над нами, подобно горам хребта Оласимбо. Боги и богини вырезаны из драгоценного металла с невероятным мастерством. Ничего не упущено – от морщинок на коже Небесной Матери до ее локонов, каждый из которых неповторим.

Взгляд каждого божества устремлен на луч десятиконечной звезды из драгоценного камня, сияющей у них под ногами. Рядом с каждым лучом – колонна, покрытая знаками сенбарии.

В центре звезды – золотое возвышение. На нем вырезан круг – гладкий, повторяющий очертания солнечного камня.

– О боги, – выдыхает Кеньон, когда мы идем сквозь густой воздух.

И он прав – боги повсюду.

Кажется, будто мы ступаем по небу.

С каждым шагом чувствую себя все сильнее и защищеннее от присутствия всевышних.

– Ты справишься. – Амари протягивает мне пергамент и солнечный камень.

Она берет у Тзайна костяной кинжал и опускает его мне за пояс.

Я киваю и беру две реликвии.

Ты сможешь, повторяю себе. Просто попробуй.

Иду вперед, чтобы завершить наше путешествие, как вдруг вдалеке возникает фигура.

– Засада! – кричу я.

Взмахиваю посохом и вижу людей, выходящих из тени. Они выходят из-за каждой статуи и колонны. Мы обнажаем оружие, пытаясь отыскать новых противников. Когда замешательство проходит, я вижу Сарана с довольной улыбкой и Инана. Его лицо искажает боль, в руке – магацитовый клинок.

Это предательство ранит меня. Руки холодеют. Он обещал…

Клялся, что не встанет у меня на пути.

Едва сдерживаюсь, чтобы не заплакать, и вдруг замечаю за ними человека. Это самое худшее, что могли сделать мои враги. Все происходящее похоже на кошмарный сон.

Я не верю своим глазам. Сердце замирает, когда они выводят его вперед.

– Папа?

Глава семьдесят девятая. Зели

Он должен был находиться в безопасности.

Эта мысль мешает мне принять правду. Смотрю на стражников, пытаясь найти среди них морщинистое лицо Мамы Агбы, жду ее атаки. Если она не с папой, то где? После всего, что произошло, моя наставница не может умереть. И папы не должно быть здесь.

Но все же он дрожит в руках Инана. Одежда изорвана, во рту – кляп, лицо в кровоподтеках. Они избили его за мои ошибки. А теперь заберут у меня.

Так же, как маму.

В янтарных глазах Инана я вижу предателя, но этого взгляда я не знаю. Он – незнакомец. Солдат короля. Оболочка маленького принца.

– Полагаю, ситуация говорит сама за себя, но на случай, если твои люди безумны, поясню. Отдай реликвии, и получишь отца.

Слышу голос Сарана и снова чувствую, как на запястьях смыкаются цепи…

Я был бы плохим королем, если бы не напомнил тебе о том, кто ты есть.

Он стоит в пурпурных одеждах. В его взгляде – презрение. Но даже он кажется карликом рядом с глядящими на него статуями богов.

– Мы убьем их, – шепчет Кеньон за моей спиной. – У нас есть магия. А у них только солдаты.

– Нельзя рисковать. – Голос Тзайна обрывается.

Папа едва заметно качает головой. Не хочет, чтобы его спасали.

Нельзя этого допустить.

Делаю шаг вперед, но Кеньон хватает меня за руку, разворачивая к себе:

– Ты не можешь сдаться!

– Пусти…

– Подумай о ком-то, кроме себя! Если не совершить ритуал, все предсказатели погибнут…

– Мы уже мертвы! – кричу я, и голос разносится под куполом, открывая правду. Боги, пожалуйста! Взываю к ним в последний раз, но ничего не происходит.

Они снова оставили меня.

– Моя магия исчезла. Я думала, она вернется, но этого не случилось…

Голос дрожит, я смотрю в пол, глотая стыд. Гнев. Боль. Как смели боги вернуться в мою жизнь только затем, чтобы сломать ее?

Пытаюсь вновь, ищу внутри хоть каплю аше. Но всевышние отказались от меня.

Я не позволю им отнять еще и отца.

– Простите. – Слова бессмысленны, но они все, что у меня есть. – Я не могу провести ритуал и не собираюсь терять отца.

Кеньон отпускает меня. Ненависть – слишком мягкое слово, чтобы описать взгляды окружающих меня людей. Только Амари смотрит с сочувствием. Даже Роэн отворачивается.

Я иду вперед, прижимая к груди свиток и солнечный камень. Костяной кинжал за поясом впечатывается в кожу, едва не режет ее на каждом шагу. Я уже на середине пути, когда Кеньон кричит:

– Мы спасали тебя!

Его голос отражается от стен:

– Люди умирали ради этого! Ради тебя!

Эти слова разбивают мне сердце. Вспоминаю всех, кто погиб из-за меня: Биси, Лекан, Зулайка. Возможно, Мама Агба.

Все они мертвы, потому что осмелились в меня поверить. Потому что думали, что мы можем победить.

Когда я подхожу к Инану, папа пытается вырваться. Нет, ему не сломить мою решимость.

Я не хочу, чтобы они победили, папа. Но не позволю тебе умереть.

Сжимаю камень и свиток, когда Инан шагает ко мне, мягко подталкивая папу вперед. В его янтарных глазах читаю сожаление, но знаю, что никогда больше им не поверю.

Почему? Хочется кричать, но слова замирают в горле. В голове всплывает картина, как его губы спускаются по моей шее.

Перевожу взгляд на руки, сжимающие плечи отца. Я должна была их сломать. Поклялась, что скорее умру, чем позволю стражнику со мной позабавиться, но уступила их капитану.

Я знаю, нам суждено работать вместе. Быть вместе. Его прекрасная ложь звучит у меня в ушах, с каждым словом хочется плакать все сильней.

Нас невозможно будет остановить. Такой команды Ориша еще не видела. Слезы наворачиваются на глаза, внутри все переворачивается. Это хуже, чем раны от ножа Сарана. Я ему уступила, позволила выиграть.

Папа качает головой, как бы говоря, что я еще могу передумать. Но все уже кончено. Кончилось, не успев начаться.

Вырываю папу из рук Инана, кинув пергамент и камень на пол. Тянусь за костяным кинжалом, но вовремя вспоминаю, что Инан никогда его не видел. Вместо него вынимаю ржавый нож Тзайна, заткнув кинжал глубже за пояс. Я не отдам им его. Это единственная реликвия, оставшаяся после того, как он забрал у меня все.

– Зели…

Прежде чем Инан успевает выдавить еще одно лживое слово, я вынимаю кляп изо рта папы и ухожу. В тишине ритуальной площадки разносятся только мои шаги. Смотрю на статуи, стараясь не замечать ненавидящих взглядов, устремленных на меня.

– Зачем? – вздыхает папа. Его голос слабый, но резкий. – Ты была так близка к цели.

– Нет, и никогда не была. – Я подавляю рыдание. – Ни на мгновение.

Ты пыталась, утешаю себя я. Но выше головы не прыгнешь.

Такого не должно было случиться. Боги ошиблись.

По крайней мере, все закончилось, ты жива. Можно уплыть на лодке, найти новый…

– Нет!

Я застываю, оглушенная криком Инана, отражающимся от стен купола. Папа отталкивает меня, и что-то со свистом проносится в воздухе.

Подбегаю, чтобы закрыть его собой, но слишком поздно.

Стрела пронзает грудь отца.

Глава восьмидесятая. Зели

Когда они пришли за мамой, я не могла дышать. Не думала, что когда-нибудь смогу снова. Мне казалось, наши жизни соединены, и, если умрет она, я тоже погибну.

Я пряталась, как трусиха, когда они до полусмерти били папу дубинками. Надеялась, что Тзайн спасет их. Но, когда они затянули цепь на маминой шее, что-то во мне сломалось. Страх перед стражниками не шел ни в какое сравнение с ужасом потерять маму.

Я бежала за ней сквозь хаос по улицам Ибадана, падая и пачкая коленки в ее крови. Бежала, пока не увидела все.

Мама висела на дереве в центре нашей горной деревни, как сломанная кукла. Она и все остальные маги, когда-либо угрожавшие монархии.

В тот день я поклялась, что это больше никогда не повторится. Поклялась, что не дам им забрать никого из моей семьи. Но теперь снова застываю от ужаса, когда вижу кровь, бегущую изо рта папы. Я поклялась, но ничего не смогла сделать.

– Папа?

Ничего. Он не моргает. Темные глаза пусты. Мертвы.

– Папа, – шепчу я вновь. – Папа!

Его кровь растекается у меня под пальцами, мир вокруг меркнет, и мое тело охватывает тепло его воспоминаний. В этой тьме я вижу все… Вижу его.

Он бежит по пыльным улицам Калабрара, играя в мяч со своим младшим братом. На губах озорная улыбка, которой я никогда не видела у папы, улыбка ребенка, не знающего о жестокости мира. Сильным пинком он посылает мяч вперед, и перед ним возникает юная мама. Она так прекрасна, что он забывает, как дышать.

Ее лицо исчезает, сменяясь сценой волшебного первого поцелуя. Я чувствую восторг от появления их первенца, который сменяется нежностью, когда он баюкает дочку, гладя ее белые волосы. В его крови я ощущаю рану в сердце, которая так и не затянулась после Рейда.

В его крови – все. Чувства, эмоции, воспоминания, он сам.

Дух папы сливается с моим, и от этого земля будто дрожит. Каждый звук становится громче, каждый цвет – ярче. Его душа течет во мне, она сильнее любой магии. Не заклинания бегут теперь по моим венам.

Это его кровь, его сущность. Его великая жертва.

Сильнейшая магия крови, которую я знала.

– Убить ее!

Два стражника бросаются ко мне с обнаженными мечами, жаждя моей смерти. Это последняя ошибка в их жизни.

Когда они приближаются, дух папы вырывается из моего тела двумя острыми извивающимися тенями. Тьма движима силой мертвых, силой его крови. Тени принимают форму клинков и пронзают нагрудники солдат, разрезая на части. Кровь брызжет в воздух, сочится из дыр в груди. Они испускают дух с выпученными от ужаса глазами, а затем с последним хрипом их тела рассыпаются в прах.

Этого недостаточно. Мне нужно больше смертей. Больше крови.

Черная ярость наполняет меня, и я наконец обретаю возможность отомстить за смерть матери и отца. Тени мертвых помогут убить их, всех до одного.

Нет, звучит голос папы у меня в голове, сильный и уверенный. Месть бессмысленна. У тебя еще есть время, чтобы все исправить.

– Как?

Я оглядываюсь. Наемники и команда Кеньона вновь и вновь бросаются в бой.

Месть бессмысленна, повторяю я. Бессмысленна.

Произнеся это, вижу человека, который находится в стороне от сражения. Инан старается достать катящийся по полу солнечный камень, уклоняясь от мечей команды Роэна.

До тех пор, пока магия не вернется, они будут относиться к нам как к грязи, звучит голос папы. Нужно преподать им урок. Если они сожгли наши дома…

Я сожгу их.

Глава восемьдесят первая. Инан

Девушки, которую я обнимал в своем сне, больше нет.

Вместо нее передо мной разъяренное чудовище, оскаливающее смертоносные клыки.

Две черные тени вырываются из рук Зели, бросаясь вперед, как ядовитые змеи. Жаждая крови, они пронзают тела стражников.

Что-то меняется в ее серебряном взгляде, когда она смотрит на меня и видит солнечный камень в моей руке. Едва успеваю вытащить меч, когда первая тень атакует.

Острая, словно сабля, она врезается в мой клинок, выставленный в защиту, и отлетает назад. Вторая движется слишком быстро, мне не успеть блокировать удар…

– Принц Инан!

Стражник бросается ко мне, закрывая собой. Тень пронзает его тело насквозь, и, издавая последний хрип, он рассыпается в прах.

Небо!

В ужасе я отступаю. Духи готовятся к новой атаке. Я бегу, но Зели догоняет. Чувствую, что происходит в ее душе: она вскипает, как море в шторм.

Даже с помощью солнечного камня мне не под силу ее остановить. И никому не под силу.

Я – покойник, умер, едва тело ее отца упало на землю.

Небеса. Я проглатываю слезы, ощущая горе Зели – оно такое сильное, что, кажется, может расколоть землю. Он должен был остаться в живых. А я должен был спасти ее. Сдержать обещание, сделать Оришу лучше…

Соберись, Инан. Делаю глубокий вдох и считаю до десяти. Нельзя сдаваться. Нам все еще угрожает магия, и только я могу помешать ей.

Бегу по ритуальной площадке к статуе Ори, представляя, что нас ждет. Если Зели проведет ритуал, то сотрет короля с лица земли. Ориша сгорит. Я не дам этому случиться. Неважно, какой ценой, мой план остается прежним: забрать камень и свиток.

Уничтожить колдовство.

Изо всех сил швыряю солнечный камень на пол. Ради небес, разбейся! Но, целый и невредимый, он катится дальше. Значит, уничтожить можно только свиток.

Выхватываю его из кармана и стараюсь затеряться среди сражающихся солдат. Зели пытается поймать камень. Сейчас или никогда. В голове звучат давние слова отца: «Свиток можно уничтожить только с помощью магии».

Что если использовать мою?

Направляю всю свою энергию на свиток, потеряв из виду Зели. Бирюзовое облачко охватывает старый пергамент. Запах шалфея и мяты наполняет ноздри, принося с собой странное воспоминание.

Бойня в храме отдаляется. Я в сознании сентаро. Вижу женщин, чью кожу украшают изящные белые узоры. Они поют на непонятном мне языке.

Воспоминание длится всего секунду, а затем я понимаю: ничего не вышло. Моя магия здесь бесполезна. Свиток остается целым.

– На помощь!

Оборачиваюсь на крик. Духи Зели пронзают моих стражников, словно стрелы. Солдаты отступают, но тьма пожирает их. Не успевая даже упасть, они рассыпаются в прах. В этот миг все становится на свои места. Ответ у меня перед глазами.

Возможно, если бы я был поджигателем, то смог бы сжечь пергамент, но сила проводника здесь не поможет. Свиток – всего лишь вещь, без разума, который можно контролировать, и тела, что можно обездвижить. Моя магия не уничтожит его.

Другое дело – магия Зели.

Никогда еще не видел такой силы. Зловещая и коварная, она разрушает все на своем пути, бушуя в святилище, как торнадо. Ее черные стрелы поражают с быстротой копий, пронзают доспехи, рвут плоть. Те, кому не повезло с ними встретиться, превращаются в пыль.

Если все получится, свиток тоже исчезнет.

Делаю глубокий вдох – возможно, последний в моей жизни. Смертоносные стрелы Зели насквозь пронзают в живот четырех солдат, оставляя там зияющие дыры. Спустя секунду от них остается только горстка пепла.

Когда Зели разрывает других солдат, я выбегаю вперед.

– Это ты виновата! – наполняет храм мой крик.

Зели замирает. Не думаю, что когда-нибудь буду ненавидеть себя сильнее, чем теперь, но мне нужно, чтобы ей было больно. Речь теперь не о нас. Да и «нас» никогда не было.

– Твой отец мог бы жить! – кричу я. Это граница, которую не стоило нарушать. Но мне нужна ее ярость, ее смертоносный удар.

– Не смей о нем говорить! – Глаза Зели пылают яростью. В них – горе, ненависть и гнев. Мне жаль, но я вынужден закончить начатое.

– Не надо было приходить сюда. Я бы забрал его в Лагос!

Тени пляшут вокруг нее, словно ветер, превращающийся в торнадо.

Она совсем рядом.

Мне конец.

– Если бы ты доверилась, была со мной заодно, он все еще был бы жив. Твой отец, – я нервно сглатываю, – Мама Агба…

Тени бросаются ко мне, быстрые, словно молнии. В последний момент прижимаю свиток к груди, и она понимает свою ошибку, видит ловушку, в которую я ее заманил.

Кричит и отдергивает руки, но уже слишком поздно.

Тени пронзают пергамент.

– Нет! – Крик Зели отражается от стен купола. В воздухе кружит пепел, оставшийся от свитка. Тени, что вырывались из ее рук, слабеют и исчезают.

Получилось…

Не могу поверить. Все кончено. Я победил.

Ориша наконец спасена.

Магия уничтожена.

– Сын!

Отец бежит ко мне с улыбкой на лице, которой я еще не видел. Пытаюсь улыбнуться в ответ, как вдруг за ним появляется стражник. Заносит меч, чтобы ударить в спину. Мятежник?

Нет.

Один из наемников.

– Отец! – кричу я.

Не раздумывая, собираю силы, оставшиеся от прикосновения к солнечному камню. Синяя энергия слетает с рук.

Как и в Шандомбле, она овладевает разумом наемника, и он застывает на месте. Мысленно приказываю не шевелиться, пока один из моих стражников не пронзает его мечом в сердце.

Отец спасен. Но при виде моей силы он каменеет.

– Это не то, что ты думаешь…

Отец отстраняется, словно я – чудовище, которому нельзя доверять. Его губы кривятся от отвращения. От его взгляда кровь стынет в жилах.

– Неважно. Меня заразили, но это поправимо, – говорю так быстро, что слова сливаются. – Я сделал это. Уничтожил магию.

Отец носком сапога переворачивает наемника и достает бирюзовый кристалл, запутавшийся у того в волосах. Некоторое время смотрит на камень в своей ладони. Затем его лицо искажается, когда он понимает: этот кристалл такой же, как тот, в крепости.

Снятый с трупа Каэи.

Взгляд отца пылает гневом. Он сжимает рукоять меча.

– Постой…

И пронзает меня клинком.

Вижу его глаза, налитые кровью. Обхватываю острие меча, но не могу его вытащить.

– Отец, прости меня…

Он резко выдергивает меч с приглушенным криком. Ноги подгибаются, и я падаю на колени, зажимая рану.

Что-то горячее льется у меня из-под пальцев. Кровь.

Он вновь поднимает меч, чтобы нанести последний удар. В его взгляде нет любви. Нет гордости, что была там еще секунду назад.

Только страх и ненависть, как те, что были в глазах Каэи. Я чужой.

Но ведь я ведь пожертвовал всем, чтобы быть его сыном.

– Отец, пожалуйста! – хочу попросить прощения, но не могу дышать.

Все на секунду меркнет, и меня наполняет боль Зели, которая смешивается с моей, напоминая о том, что я сделал. Разбил надежды магов, убил ее отца…

Я пожертвовал слишком многим, чтобы так умереть. Все то горе, что причинил другим, – ради него. Дрожащей рукой тянусь к нему, сквозь пелену вижу: она вся в крови. Это не может закончиться так.

Но не успеваю я коснуться его, как отец наступает на мою руку железным сапогом, ломая кисть. Его темные глаза злобно щурятся.

– Ты мне не сын.

Глава восемьдесят вторая. Амари

Дюжины мужчин рвутся вперед, но не их крови жаждет мой меч. Рядом со мной Тзайн рубит стражников топором, ведет борьбу, несмотря на слезы, стекающие по лицу. Я сражаюсь за него, за Бинту, за каждую жертву отца. Вся эта кровь и смерть запятнала нас.

Прорываюсь вперед, делая ложный выпад.

Стражник падает, когда я разрезаю ему сухожилие.

Другого раню в бедро.

Борись, Амари. Пытаюсь взять себя в руки и не обращать внимания на печать Ориши, которая украшает их доспехи, не смотреть на лица тех, кто умирает от моего меча. Эти солдаты клялись защищать страну и корону, но нарушают свой священный долг. Они хотят убить меня.

Один из них взмахивает мечом. Я резко уклоняюсь, и он ранит стоящего рядом солдата. Готовлюсь ударить, как вдруг…

– Нет!

Крик Зели разносится по храму, заставив меня обернуться, пока мой меч пронзает одного из солдат. Она падает на колени, дрожа, сжимая в руках пепел. Бегу ей на помощь, но резко останавливаюсь, когда отец поднимает меч и вонзает его в живот одного из своих солдат. Когда юноша падает на колени, шлем слетает с его головы. Это не стражник.

Инан.

Я замираю. Изо рта брата бежит тонкая струйка крови.

Кажется, будто меня саму пронзает клинок, словно это моя кровь льется на гладкий пол храма. Но нет, она принадлежит брату, который носил меня по дворцу на плечах и воровал для меня медовые пирожные из кухни, когда мать забирала мой десерт.

С которым отец заставлял меня драться.

Который оставил шрам на моей спине.

Не может быть. Я не верю своим глазам. Только не Инан…

Не ребенок, пожертвовавший всем, чтобы отец им гордился.

Гляжу, как отец поднимает меч вновь, чтобы отсечь моему брату голову. Он сейчас убьет его. Так же, как Бинту.

– Пожалуйста, – молит Инан и тянется к нему из последних сил, но тот наступает на протянутую руку.

– Ты мне не сын.

– Отец! – Мой голос кажется мне чужим, когда я бросаюсь вперед. Король замечает меня, и ярость искажает его лицо.

– Боги прокляли меня такими детьми, – выплевывает он. – Предателями, от которых несет моей кровью.

– Твоя кровь и правда проклята, – отвечаю я. – Но сегодня она прольется.

Глава восемьдесят третья. Амари

Первые дети отца были любимыми, но хрупкими и слабыми. Когда родились мы с Инаном, он не позволил нам стать такими.

Годами заставлял нас с братом биться на мечах и драться, внимательно наблюдая за нами, никогда не смягчаясь, сколько бы мы ни плакали. Каждая новая битва была возможностью исправить ошибки, воскресить первую семью. Он думал, если мы станем достаточно сильными, то ни один меч не коснется нас, ни один маг не сможет нас сжечь. Мы сражались ради его одобрения, причиняли друг другу боль ради любви, которую ни один из нас так и не заслужил.

Сражались на мечах потому, что боялись поднять их против него.

Теперь, когда я поднимаю клинок к его полным ярости глазам, вижу мать, и Тзайна, и милую Бинту. Всех, кто пытался бороться, каждого невинного, которого он лишил жизни.

– Ты растил меня, чтобы сражаться с чудовищами, – говорю я, подступая к нему с мечом. – Но прошло много времени, прежде чем я поняла, что настоящий монстр – это ты.

Бросаюсь вперед, используя элемент неожиданности, которому меня обучили. Не могу играть с ним честно, иначе битва закончится не в мою пользу.

Он поднимает меч, чтобы отразить удар, но я меняю направление движения. Лезвие скользит в опасной близости от его шеи. Он уклоняется, но я нападаю вновь. Бей, Амари. Борись!

Взмахиваю мечом, прочертив в воздухе полукруг, и раню его в бедро. От боли он пятится, не готовый встретиться с моим мечом снова. Я уже не та маленькая девочка, которую он знал. Я – принцесса. Королева.

Леонэра.

Бросаюсь вперед, блокируя один из отцовских выпадов, направленный мне в сердце. Его удары безжалостны, теперь врасплох его уже не застать. Звон и лязг наших клинков, кажется, выделяется на фоне общего шума. Еще несколько стражников сбегают вниз по ступеням. Убив солдат на ритуальной площадке, Роэн и его люди отражают новую атаку. Пока они сражаются, Тзайн бежит ко мне через зал.

– Амари…

– Уходи! – приказываю я ему, отражая клинок отца. Тзайн мне здесь не помощник. Только не в поединке, к которому я готовилась всю жизнь. Это наше с королем дело. Только один из нас останется в живых.

Отец оступается. В этот миг появляется возможность прервать этот бесконечный танец.

Давай же. Кровь стучит в ушах, когда я бросаюсь вперед с занесенным клинком. Но в последний момент меня охватывают сомнения, я отвожу лезвие, и наши клинки скрещиваются у него над головой.

Проклятье. Я не могу его убить. Сделав это, я окажусь ничуть не лучше него. Но если я оставлю его в живых, Ориша не перенесет повторения Рейда.

И все же я не могу вонзить меч ему в сердце.

Отец отводит клинок назад. Время бежит как песок.

Прежде, чем я успеваю повернуться, отец взмахивает мечом, и клинок скользит по моей спине.

– Амари!

Крик Тзайна кажется таким далеким, когда я прислоняюсь к священной колонне. Кожа на спине горит, пылает в агонии, напоминая о ране, нанесенной мне в детстве Инаном.

Вены вздуваются на шее отца, когда он рвется вперед, занося меч для смертельного удара. Он не колеблется при мысли убить собственную дочь. Он уже все решил.

Теперь мой черед решать.

Уклоняюсь от клинка, и лезвие задевает колонну, оставив насечку на камне. Прежде чем отец успевает опомниться, я без колебаний вонзаю в него меч.

Его глаза округляются.

Горячая кровь хлещет из раны в сердце и заливает руки. Он задыхается, алая струя бежит изо рта, заливая каменный пол.

Руки трясутся, а слезы застилают глаза, но я вонзаю лезвие глубже.

– Не беспокойся, – шепчу ему, когда его взгляд стекленеет. – Я буду править лучше тебя.

Глава восемьдесят четвертая. Зели

– Давай же! – направляю всю оставшуюся энергию на пепел, который остался от свитка. Этого не может быть. Только не теперь, когда мы так близко к победе.

Энергия жизни, переданная мне папой, течет в моей крови, вырываясь из кончиков пальцев мягким светом, но частицы пергамента не соединяются. Все кончено…

Мы проиграли.

Меня охватывает ужас, дыхание спирает. Единственная нужная нам вещь уничтожена моими руками.

– Нет, нет, нет!

Закрываю глаза в надежде вспомнить заклинание, которое читала со свитка сотню раз. Как начинается этот проклятый ритуал?

Ийя авон орун, ава омо кепе о лони… Нет. Трясу головой, пытаясь связать обрывки слов. Сначала ава омо о рэ кепе о лони. А потом…

Боги.

Что потом?

Резкий звук раздается под куполом, похожий на раскаты грома. Весь храм содрогается, и со стен осыпается пыль. Все застывают на месте.

Статуя Йемойи излучает ослепительный свет. Он поднимается от ее ног, освещая складки ее одежд, и, когда достигает лица богини, золотые глазницы загораются голубым, заливая купол мягким светом.

Следующей оживает статуя Огуна, его глаза светятся темно-зеленым. Санго вспыхивает огненно-красным. Очумаре – ярко-желтым.

Прослеживаю дорожку света, ведущую к Небесной Матери. Боги…

Солнцестояние начинается.

Разгребаю пепел в поисках какого-нибудь знака. Древний ритуал был изображен на свитке, созданном сентаро. Возможно, у меня получится призвать их души…

Жду, пока меня охватит ледяной ветер мертвых, и вдруг осознаю, сколько вокруг трупов. Но я не чувствую их смертей. Только папину.

И магию своей крови.

– Связь… – По коже бегут мурашки, когда я понимаю: мы с отцом связаны кровью. Свиток с заклинанием предполагал, что связью с Небесной Матерью будет магия, но что, если есть и другой путь?

Мысли сменяют друг друга, я лихорадочно обдумываю варианты. Можно ли связаться с предками с помощью крови? Достигнем ли мы цели, заключив новый союз с Небесной Матерью с помощью душ наших предков?

Амари проносится мимо, вытесняя солдата с ритуальной площадки. Хотя кровь течет по спине, она бьется яростно, как дикий зверь. Даже теперь, когда сюда явилась вся армия, Роэн и его люди не сдаются. Борются, несмотря ни на что.

Значит, и я не сдамся. Полная решимости, поднимаюсь. Следующая статуя светится, наполняя купол синим светом. Лишь несколько богов осталось на пути к Небесной Матери. Солнце садится.

Поднимаю упавший солнечный камень. Он обжигает руки, рождая в мозгу образы, но не Небесной Матери, а крови и костей.

И мамы. Удерживая перед глазами ее силуэт, опускаю солнечный камень на единственную золотую колонну в центре зала. Если ее кровь струится по моим венам, значит и кровь предков – тоже.

Вынимаю костяной кинжал из-за пояса шаровар и разрезаю обе ладони. Прижимаю руки к солнечному камню. Кровь капает на пол, но ради великого жертвоприношения можно вытерпеть все.

– Помогите мне! – кричу я, взывая к силе предков. – Прошу, протяните руку!

Чувствую: сила магов и косидан течет во мне, словно лава. Кровь предков соединяется с моей, их духи сплетаются с моей душой, а наша энергия сливается с энергией камня.

– Этого мало!

Хочу призвать все души, связанные со мной кровью. Нить родословной разматывается, пока не останавливается на тех, кто получил дары Небесной Матери. Все эти души сливаются с моей, заставляя меня плакать и кричать от боли. Меня будто разрывают заживо, но так надо.

Голоса мертвых раздаются в воздухе. Надеюсь услышать слова, написанные на уничтоженном свитке, но они произносят заклинание, которого я не знаю. Странные слова отдаются в моей голове, в сердце, в душе. Вырываются изо рта, хотя я даже не знаю, что они значат.

– Ама ни омо рэ нину эйе ати эгунгун!

Я становлюсь проводником богов. Проговариваю слова сквозь крики и боль, пока солнечный камень еще дрожит от наполняющей его энергии. Свет поднимается к груди Небесной Матери, бежит по ее руке. Солнце почти село, еще немного, и все закончится.

– А ти дэ! Икан ни ва! Да ва по Мама! Ки итанна ва тан пелу эбун айнийерэ леекан сии!

Мне трудно даже дышать, но, собрав оставшиеся силы, я продолжаю.

– Йе ки агбара идан ва тан кари, – читаю я, когда свет взбегает по ключице Небесной Матери.

Голоса в голове звучат так громко, что, кажется, их должен слышать весь мир. Исступленные, они начинают последнее заклинание, когда сияние касается переносицы богини. Они помогут мне завершить ритуал.

С их кровью, бегущей по моим венам, никто меня не остановит.

– Тан имоле айе леекан сии!

Свет достигает глаз Небесной Матери, и с последними словами заклинания они загораются белым светом. Солнечный камень тут же рассыпается у меня в руках на тысячи золотых частиц.

Не понимаю, что происходит. Не знаю, что сделала. Но свет наполняет все мое существо, и все вокруг наполнено ослепительным сиянием.

Я вижу, как сотворили этот мир. Вижу рождение людей и происхождение богов. Их магия в виде сотни сверкающих радужных лучей наполняет храм. Она исходит от каждого изображенного в храме существа, от каждого сердца и каждой души, соединяя всех воедино.

Энергия обжигает мне кожу. Это одновременно экстаз и агония, восторг и боль.

Когда все исчезает, я осознаю простую истину, которая была скрыта от меня все это время.

Мы все – дети крови и костей. Орудия зла и добродетели.

Это знание успокаивает меня, словно материнские руки – ребенка. Окутывает любовью, когда смерть открывает свои объятия.

Глава восемьдесят пятая. Зели

Я всегда представляла, что смерть – это морозный ветер, но сейчас меня окружает тепло, подобное волнам Илорин.

Это тьма мирной алафии, дар, награда за мое жертвоприношение.

Разве мне нужно что-то еще, кроме прекращения вечной битвы?

– Мама, Ориша Мама, Ориша Мама, ава ун дупе пе эгбо игбе ва…

Кожа вибрирует от голосов. Звучный хор доносится из тьмы, наполненной легким серебряным мерцанием. Я слышу дивное пение, наслаждаюсь им, особенно выделяя один голос. Он принадлежит серебристой снежинке, которая поет громче, чем остальные.

– Мама, Мама, Мама…

Легкий голос нежен как шелк, мягок, словно бархат. Он окутывает и согревает меня. Я не чувствую своего тела, но плыву навстречу ему сквозь тьму.

Этот голос кажется мне знакомым. Я узнаю его, узнаю звучащую в нем любовь.

Песня становится громче, свет – ярче. Снежинка вдруг меняется на моих глазах.

Сначала я вижу ее ступни, кожу, темную, как ночное небо. Затем вижу платье из алого шелка, облегающее стан богини. Золотые цепочки звенят на ее лодыжках, запястьях, шее, украшают роскошный венец на челе.

Под звуки хора я кланяюсь ей, не в силах поверить, что воочию вижу Ойю. Но когда богиня поднимает голову с короной, сияющей в белой гриве, смотрю в ее глаза, и сердце замирает.

Последний раз, когда я их видела, они были пусты, как у сломанной куклы. Теперь искрятся, и слезы радости капают с ресниц.

– Мама?

Не может быть. Моя мать, прекрасная, как солнце, теперь человек. Часть меня.

Едва она касается моего лица, знакомая любовь наполняет меня. Мама шепчет:

– Здравствуй, крошка Зел.

Слезы обжигают мне щеки, и я падаю в ее объятия. Ощущаю, как ее тепло исцеляет мои раны. Вспоминаю все пролитые слезы, все молитвы, часы, когда смотрела в небо над нашей ахэре и надеялась, что она меня видит.

– Я думала, ты ушла, – хриплю я.

– Ты – сестра Ойи, любовь моя. Ты знаешь, что души вечны.

Она отстраняется и вытирает мои слезы шелком своих одежд.

– Я всегда была с тобой. Всегда на твоей стороне.

Я держусь за нее так крепко, словно мама может исчезнуть в любую минуту. Если бы я знала, что она ждет меня, то побежала бы навстречу смерти, чтобы обнять. Быть с мамой – все, что мне было нужно все это время. Когда ее не стало, исчез и мой покой. Теперь, рядом с ней, я в безопасности. Наконец-то я дома.

Она проводит пальцами по моим косам и целует в лоб.

– Ты даже не представляешь, как мы гордимся тобой.

– Мы?

Мама улыбается:

– Папа тоже здесь.

– Ему хорошо? – спрашиваю я.

– Да, любовь моя. Он обрел покой.

Я не могу скрыть новых слез. Вряд ли кто-то заслуживал этого больше, чем он. Знал ли папа, что его душа будет покоиться рядом с женщиной, которую он любил?

– Мама, Мама, Мама…

Голоса становятся громче. Мама вновь обнимает меня, и я вдыхаю исходящий от нее аромат. Столько лет прошло, но она все еще пахнет приправами и пряностями, которые всегда добавляла в жареный рис.

– То, что ты сделала в храме, восхитило духов. Они никогда не видели ничего подобного.

– Я не узнала заклинания, – качаю головой. – Не поняла, что сделала.

Мама обхватывает мое лицо ладонями и целует меня.

– Скоро ты все узнаешь, моя сильная Зел. Я никогда тебя не оставлю. Неважно, что ты почувствуешь или с чем столкнешься, когда будешь одна…

– Тзайн… – шепчу я. Сперва не стало мамы, затем папы, а теперь меня.

– Мы не можем оставить его, – всхлипываю. – Как нам забрать его?

– Мама, Ориша Мама, Ориша Мама…

Мама крепче прижимает меня к себе, и голоса становятся все громче. Морщинки проступают на ее гладком челе.

– Ему здесь пока не место, любовь моя.

– Но, мама…

– И тебе тоже.

Голоса почти оглушают, и я уже не различаю, славят они богов или просто кричат. Сердце сжимается, когда я понимаю.

– Мама, нет… Пожалуйста!

– Зел.

Я снова цепляюсь за нее, страх сжимает мне горло:

– Мне здесь хорошо. Хочу остаться с тобой и папой!

Я не могу вернуться в тот мир. Не переживу этой боли.

– Зел, ты нужна Орише.

– Мне плевать. Мне нужна ты!

Ее слова уносит ветер. Свет исчезает вместе с хором божественных голосов. Но нас охватывает сияние, разгоняющее тьму.

– Мама, не оставляй меня… Пожалуйста, мама! Только не снова!

Ее темные глаза сверкают, теплые слезы капают мне на лицо.

– Это не конец, крошка Зел. Все только началось.

Эпилог

Я открываю глаза и хочу их закрыть. Хочу увидеть маму, погрузившись в теплую темноту смерти, а не смотреть на пурпурный закат.

Откуда-то дует легкий бриз, я чувствую покачивание. Это движение я узнаю где угодно. Волнение моря.

Боль обжигает меня, острая, как нож. Она сопровождает меня всю жизнь.

Стон срывается с моих губ. И я слышу чьи-то шаги.

– Она жива!

В ту же секунду надо мной склоняются лица. Я вижу надежду на лице Амари, облегчение Тзайна. Вижу улыбку Роэна.

– Кеньон? – выдавливаю я. – Кэто? Реэма…

– Они живы, – отвечает Роэн. – Ждут на корабле.

Живы благодаря ему. Я прислоняюсь к борту лодки – на ней мы приплыли на священный остров. Солнце садится за горизонт, погружая нас в кромешную тьму.

Образ храма возникает у меня в голове, и я собираюсь с силами, чтобы задать вопрос, ответ на который боюсь узнать. Всматриваюсь в темно-карие глаза Тзайна. Не может быть, что мы потерпели поражение.

– У нас получилось? Магия вернулась?

Он молчит. Сердце уходит в пятки. Неужели после всех жертв, после смерти папы, предательства Инана…

– У нас не вышло? – повторяю я.

Но Амари качает головой. Она поднимает кровоточащую руку – голубое сияние исходит от ее пальцев, освещая все вокруг. Белая прядь, словно молния на темном небе, светится в черных волосах.

Како-то время я ничего не могу понять.

Затем кровь застывает у меня в жилах.

Послесловие автора

Я пролила много слез, прежде чем написать эту книгу. Много слез, пока я ее редактировала. И даже сейчас, когда она у вас в руках, знаю, что буду плакать снова.

Хотя поездки на огромных леонэрах и священные ритуалы – это фэнтези, боль, страх, горе и утраты, описанные в книге, реальны.

«Дети крови и костей» создавались, когда я смотрела новости и читала истории о безоружных темнокожих мужчинах, женщинах и детях, которых убивали полицейские. Я чувствовала страх, ярость и беспомощность. Книга – мой ответ на эти события, способ как-то помочь.

Я сказала себе, что если хотя бы один человек прочитает ее и изменит свое отношение к происходящему, значит мне удастся сделать нечто важное для решения проблемы, перед которой я так часто чувствовала себя бессильной.

Теперь книга написана, и вы читаете ее.

Спасибо вам от всей души.

Если эта история вас тронула, все, что я прошу – прочесть это послесловие.

Если вы плакали из-за Зулайки и Салима, из-за невинных детей вроде пятнадцатилетнего Джордана Эдвардса, двенадцатилетнего Тамира Райса и семилетней Аяны Стенли-Джонс.

Если вы оплакивали вместе с Зели смерть ее матери, плачьте обо всех, переживших зверства полиции, и о тех, кто видел, как убивали их любимых. О выживших вроде Даймонд Рейнольдс и ее четырехлетней дочки, которые остались в машине, когда Филандо Кастиля из нее вытащили и застрелили.

Джеронимо Янез, офицер, убивший его, был оправдан.

Это всего лишь несколько имен в бесконечном списке жизней, оборвавшихся слишком рано. Дочери, отнятые у матерей, сыновья, разлученные с отцами, родители, чья жизнь теперь полна горя, которого они не должны были знать.

Эта проблема – лишь одна из многих, наводняющих наш мир, есть и другие, но пусть эта книга служит доказательством того, что бороться можно всегда.

Как говорится в ритуале Зели, Абогбо ва ни омо рее нину ейеати эгунгун.

Все мы – дети крови и костей.

И так же, как Зели и Амари, можем противостоять творящемуся в мире злу.

Благодарности

Мне посчастливилось встретиться и работать с лучшими людьми на земле, и, думаю, это оказалось возможным потому, что бог привел их в мою жизнь. Спасибо тебе, Господи, за все, что ты сделал и чем меня наградил.

Мама и папа, вы пожертвовали всем, что знали и любили, чтобы дать нам шанс. Я буду вечно признательна за поддержку, которую вы оказали, когда я погрузилась в этот волшебный сон. Папа, ты научил меня не останавливаться и делать все, что в моих силах. Я люблю тебя и знаю, что бабушка каждый день смотрит на нас. Мама, я думаю, мои герои остались без матери потому, что ты потеряла свою. Это мой самый большой страх. Спасибо тебе за бесконечную любовь и поддержку, а еще за дядюшек и тетушек, которые помогли мне с йорубой.

Тоби Лу, если бы ты не был таким великолепным в детстве, жалкая девочка, которой я была, никогда бы не стала лучше. Спасибо, что следовал за своей мечтой и показал, что я тоже могу это сделать. Тони, первые пятнадцать лет жизни ты был моим заклятым врагом, а 25.11.17 г. поступил со мной крайне грубо. (Я говорила, что ты еще пожалеешь!) Как бы то ни было, я нежно люблю тебя, горжусь тобой и знаю, что ты станешь самым известным из Адейеми.

Джексон, мой баэ и бета-ридер. Ты верил в меня и эту книгу задолго до того, как я сама в нее поверила. Спасибо за то, что стал моим фаном номер один, и за то, что ободрял меня, когда я от страха переставала верить в себя. Марк, Деб и Клэй, спасибо, что приняли меня в семью с улыбками и открытыми объятиями. Я люблю вас всех и, Клэй, горжусь тем, что могу называть тебя своим маленьким бро.

Диджей Мишель «Миш» Эстрелла, ты восхитительный человек и художник. Спасибо за прекрасные иллюстрации к этой книге! Бренда Дрейк, спасибо, что бескорыстным самопожертвованием ты помогаешь писателям исполнять их мечты. Эшли Хирн, ты вложила свое сердце и блестящий ум в мою рукопись и помогла мне рассказать историю, которой я грезила. Я люблю тебя и счастлива, что могла у тебя учиться!

Хилари Джейкобсон и Александра Мейченист, вам не нравятся слова «агент мечты», потому что вы обе – блистательные и остроумные, лучшее, о чем я могла мечтать. Мне повезло работать с вами. Спасибо за то, что сделали невозможное возможным.

Джози Фридман, эпическая киноагент, спасибо, что вместо мечтаний познакомила меня с крутейшими людьми Голливуда, чтобы мы смогли обсудить мой фильм. Хана Мюррел, Эллис Дил, Мари Фризен-Эскандель и Роксана Эдвард, спасибо, что выводите мою историю на мировой уровень. Это чертовски много значит.

Йон Ягед и Жан Фейвел, спасибо, что верите в меня и в серию книг, как никто другой. Благодаря вам «Макмиллан» стал замечательным издательством, и я рада, что работаю с вами.

ДОРОГОЙ КРИСТИАН ТРИММЕР! Ты – моя Мама Агба: плохиш, маг, невероятно одетый и умудренный жизнью. Ты угощаешь меня чаем, даешь мне металлический посох и хороший урок, когда он больше всего необходим. Спасибо, что был для меня образцом!

ДОРОГАЯ ИМПЕРАТРИЦА ТИФФАНИ ЛЯО! Ты – моя Амари. Ты запачкала руки и убила капитана на арене, чтобы спасти меня, заплетала мне волосы на корабле и говорила, что веришь в меня, даже когда я сама сомневалась. Тифф, ты для меня – все, и я рада работать с такой прекрасной и умной женщиной. Рич Дис, каждая строка, запятая и буква этой книги прекрасна. Спасибо, что сделал для нее такую восхитительную обложку.

Маркетинговая команда «Макмиллана», вы просто невероятны! Спасибо всем, кто сделал так, чтобы мир узнал об этой книге. Моя прекрасная Молли Эллис, самыми лучшими были дни, когда я писала тебе по десять писем. Работать с тобой – это счастье. Кэтрин Литтл, ты восхитительный режиссер, настоящая оторва, и я рада каждой секунде совместной работы. Мэри Ван Экин, я могу написать твое имя, не думая, что «ТЫ – ОТСТУПНИЦА!» и без смеха. Ты – мастер раскрутки, если говорить об издательском деле. #BBs – навсегда. Мариэль Доусон, ты – богиня, и все, что ты сделала с этой книгой, так же восхитительно и потрясающе, как ты сама. Эшли Вудфолк, ты – прекрасный писатель, рекламщик и друг. Я люблю тебя и тот незабываемый день рождения книги «Красота, которая остается» Эллисон Верост и знаю, что той восхитительной кампании не состоялось бы без твоего руководства и поддержки.

И особое спасибо остальным членам моей потрясающей команды: Бриттани Перлмэн, Терезе Феррайоло, Люси Дель Приоре, Кэти Халата, Моргану Дубину, Роберту Брауну и Джереми Россу.

Спасибо агентам по продажам «Макмиллана» за любовь и поддержку, оказанную этой книге, особая благодарность Дженнифер Гонзалес, Джессике Бригмэн, Дженнифер Эдвардс, Клэр Тэйлор, Марку Фон Баргену, Дженнифер Голдинг, Софрине Хинтон, Джейме Ариза и Эй Джею Мерфи. Тому Нау и всем, кто соблюдал дедлайны, чтобы сделать мечту реальностью! Меленде Экел, Валерии Ши и редакторам за тяжкий труд. Патрику Коллинсу, сделавшему эту книгу такой же красивой внутри, как и снаружи. Лоре Вилсон, Брисе Робинсон и Боране Греку в «Макмиллан Аудио». Сердечное спасибо каждому человеку в этом прекрасном здании, позволившему этой книге увидеть свет.

Съемочная группа CBB, мне не хватит слов, чтобы описать, как я ценю, что вы работаете над фильмом. Спасибо вам за энтузиазм и любовь к истории. Патрик Медли и Клэр Рит, вы прекрасные люди с прекрасными улыбками. Спасибо за любовь к этой книге и за то, что помогли ей найти дом. Элизабет Гэблер, Джиллиан Борер и Джао Чен, спасибо, что устроили эту книгу в восхитительную студию, где сняли так много моих любимых фильмов. Я наслаждалась каждой проведенной с вами минутой и не могу дождаться, когда фильм увидит свет. Карен Розенфельт, спасибо, что подошла к работе над этим фильмом с присущим тебе перфекционизмом. Вик Годфри, спасибо за то, что поддерживал наш проект любовью и энтузиазмом! Мэри Боуэн, Джон Фишер и Temple Hill Productions, спасибо, что снимали мои любимые фильмы, еще когда я была маленькой, и за то, что добавили CBB в свой потрясающий список. Дэвид Мэги и Люк Дюретт, спасибо за прекрасный сценарий.

Барри Хальдеманн, Джоэл Шофф, Нил Эриксон, спасибо, что направляли меня среди хаоса!

Ромина Гарбер, ты – светоч для мира и солнце моей жизни. Спасибо за то, что ты – прекрасный друг. Марисса Ли, ты невероятно талантлива. Благодаря тебе я стала лучше как человек и писатель. Спасибо тебе за любовь и радость, которую ты привнесла в мою жизнь! Кристен Сиккарелли, я буду вечно признательна тебе за время, когда ты помогала мне с историей и жизненными трудностями. Моя жизнь, книга и сердце стали лучше благодаря тебе. Кестер «Кит» Грант, ты прекрасна, внутри и снаружи, и я жду не дождусь, когда мир увидит «Двор Чудес»! Хилари Ангельз, ты – неистощимый источник любви, поддержки и юмора!

Ши Штандефер, ты – самый добрый человек из всех, кого я встречала, и твой талант беспределен. Адалин Тэйлор Грейс, LOLOLOLOMG! Ты – моя вечная подельница, и позволяешь мне присылать столько картинок BTS и других случайных мужчин, что тебя можно воистину назвать настоящим другом. Спасибо вам обеим за то, что всегда были со мной и с этой книгой.

Даниэль Хосе Олдер, Саба Тахир, Майкл Данте ДиМартино и Брайан Кониецко, спасибо вам за истории, из-за которых я захотела написать эту книгу. Дониэль Клейтон, Зорайда Кордова и ДДжО, спасибо, что помогли сделать CBB историей, которую я могу с гордостью представить миру. Энжи Томас, Ли Бардуго, Ник Стоун, Рене Ахди, Мэри Лю и Джейсон Рейнольдс, спасибо за любовь, поддержку, помощь и вдохновение, которыми вы одаривали меня на разных этапах моего пути. Я горжусь тем, что пишу в одно время с такими восхитительными авторами.

Морган Шерлок и Элли Стрэйтис, я не знаю, чем заслужила таких замечательных лучших друзей, но я рада, что вы выросли и мы все еще вместе. Я люблю вас и горжусь женщинами, которыми вы стали, и я никогда, никогда не прощу доставшихся мне трепок. Шеннон Дженико, ты всегда была невероятным другом и превратилась в восхитительную женщину. Я люблю тебя, и каждому ребенку, которого ты учишь, несказанно повезло. Манди Ньямби, ты – самая умная, страстная и трудолюбивая женщина из всех, кого я знаю. Спасибо, что стала мне сестрой. Я люблю тебя и горжусь тобой, продолжай покорять мир. Ясмин Ауди, Элизе Барановски и Джулиет Бэйлин, вы всегда любили меня, поддерживали и настаивали, чтобы я шла за мечтой. Я люблю вас и благодарна за то, что вы есть в моей жизни. Я так горжусь тем, что вы сделали, и тем, что еще сделаете. Элизе, ты можешь всегда использовать этот текст, чтобы доказать, насколько мы близки.

Моим друзьям в TITLE Boxing и Коди Монтарбо спасибо за то, что не даете мне сойти с ума. Лин-Мануэль Миранда, спасибо за то, что создавала блестящие произведения искусства, что составляла мне компанию в ночные смены. Brilliant Black People, спасибо за вдохновение. Особая благодарность Мишель и Бараку Обаме, Chance the Rapper, Виоле Дэвис, Керри Вашингтон, Шонде Раймс, Люпите Ньонго, Аве ДюВерне, Зулайке Патель, Керис Роджерс, Патриссу Кулло, Алисии Гарза, Эми Хэмпел и Джоу Штофферу.

И наконец самое главное: спасибо моим читателям. Без вас ничего этого не было бы. Спасибо за ваше путешествие по Орише. Жду не дождусь его продолжения!

Сноски

1

Хижина.

(обратно)

2

Фантастический зверь.

(обратно)

3

Рубашка.

(обратно)

4

Быть оптимистом.

(обратно)

5

Традиционный нигерийский головной убор вроде тюрбана.

(обратно)

6

Буквально «носители титула», аристократы не королевских кровей.

(обратно)

7

Свободная блузка с длинными рукавами.

(обратно)

8

Длинная юбка с запахом, узлом завязывающаяся на поясе.

(обратно)

9

Мужская мантия с длинными рукавами.

(обратно)

10

Душевным покоем.

(обратно)

11

Буквально «Мать таинств», верховная жрица.

(обратно)

12

Болас – охотничье метательное оружие, состоящее из ремня или связки ремней, к концам которых привязаны обернутые кожей круглые камни, костяные грузы, каменные шары и т. п.

(обратно)

13

Африканский барабан в виде усеченного конуса, обтянутый кожей, на котором играют руками.

(обратно)

14

Музыкальный инструмент, разновидность ксилофона.

(обратно)

Оглавление

Кланы магов

Глава первая. Зели

Глава вторая. Зели

Глава третья. Амари

Глава четвертая. Зели

Глава пятая. Зели

Глава шестая. Инан

Глава седьмая. Зели

Глава восьмая. Инан

Глава девятая. Зели

Глава десятая. Зели

Глава одиннадцатая. Инан

Глава двенадцатая. Зели

Глава тринадцатая. Зели

Глава четырнадцатая. Инан

Глава пятнадцатая. Амари

Глава шестнадцатая. Инан

Глава семнадцатая. Амари

Глава восемнадцатая. Зели

Глава девятнадцатая. Инан

Глава двадцатая. Зели

Глава двадцать первая. Инан

Глава двадцать вторая. Амари

Глава двадцать третья. Зели

Глава двадцать четвертая. Инан

Глава двадцать пятая. Зели

Глава двадцать шестая. Инан

Глава двадцать седьмая. Амари

Глава двадцать восьмая. Амари

Глава двадцать девятая. Зели

Глава тридцатая. Амари

Глава тридцать первая. Зели

Глава тридцать вторая. Амари

Глава тридцать третья. Зели

Глава тридцать четвертая. Амари

Глава тридцать пятая. Инан

Глава тридцать шестая. Зели

Глава тридцать седьмая. Амари

Глава тридцать восьмая. Зели

Глава тридцать девятая. Инан

Глава сороковая. Зели

Глава сорок первая. Инан

Глава сорок вторая. Амари

Глава сорок третья. Инан

Глава сорок четвертая. Зели

Глава сорок пятая. Инан

Глава сорок шестая. Амари

Глава сорок седьмая. Инан

Глава сорок восьмая. Зели

Глава сорок девятая. Амари

Глава пятидесятая. Инан

Глава пятьдесят первая. Зели

Глава пятьдесят вторая. Амари

Глава пятьдесят третья. Зели

Глава пятьдесят четвертая. Инан

Глава пятьдесят пятая. Зели

Глава пятьдесят шестая. Зели

Глава пятьдесят седьмая. Амари

Глава пятьдесят восьмая. Инан

Глава пятьдесят девятая. Зели

Глава шестидесятая. Амари

Глава шестьдесят первая. Зели

Глава шестьдесят вторая. Амари

Глава шестьдесят третья. Зели

Глава шестьдесят четвертая. Инан

Глава шестьдесят пятая. Амари

Глава шестьдесят шестая. Инан

Глава шестьдесят седьмая. Инан

Глава шестьдесят восьмая. Амари

Глава шестьдесят девятая. Инан

Глава семидесятая. Зели

Глава семьдесят первая. Зели

Глава семьдесят вторая. Зели

Глава семьдесят третья. Зели

Глава семьдесят четвертая. Инан

Глава семьдесят пятая. Зели

Глава семьдесят шестая. Амари

Глава семьдесят седьмая. Зели

Глава семьдесят восьмая. Зели

Глава семьдесят девятая. Зели

Глава восьмидесятая. Зели

Глава восемьдесят первая. Инан

Глава восемьдесят вторая. Амари

Глава восемьдесят третья. Амари

Глава восемьдесят четвертая. Зели

Глава восемьдесят пятая. Зели

Эпилог

Послесловие автора

Благодарности Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg