«Возвращение Дауда»

Возвращение Дауда (fb2) - Возвращение Дауда [litres] (пер. Александра Сергеевна Давыдова,Сергей Андреевич Карпов,Екатерина Логачева) (DISHONORED - 2) 1989K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Адам Кристофер

Адам Кристофер Dishonored: Возвращение Дауда

Adam Christopher

DISHONORED: THE RETURN OF DAUD

Печатается с разрешения издательства Titan Publishing Group Ltd.

TITANBOOKS.COM

© 2018 Bethesda Softworks LLC.

Dishonored, Arkane, ZeniMax, Bethesda, Bethesda Softworks and related logos are registered trademarks or trademarks of ZeniMax Media Inc. in the U.S. and/or other countries.

All Rights Reserved.

Пролог Бездна

4000 лет назад

«Обычное дело: предположим, человек перестал дышать, попав под колеса экипажа, или случилась иная трагедия – и его сочли мертвым. Однако стоит убрать гнет с его груди, как пострадавший мигом приходит в себя! Хотя за несколько мгновений до этого он умер для нас и был потерян для этого мира.

Что же люди ощущали в момент такой временной смерти? Тьму? Небытие? Как бы не так! Как и многие до них, они рассказывали, что побывали в некоем особом месте, и могли ярко описать его.

Кто из нас не знаком с ним? Разве все мы не видели его во снах? Это наш общий опыт, почти за гранью разума. Мир, в котором все лишено смысла, где человек одновременно чувствует себя потерянным и обретает дом. Это Бездна».

– БАРНОЛИ МУЛАНИ, «ШЕПОТ БЕЗДНЫ»Трактат о физическом существовании потустороннего мира (отрывок)

Место это создано лишь из камня и пепла, наполнено лишь холодной тьмой, пахнет лишь ржавчиной и разложением, и во рту оно оставляет лишь острый и кислый привкус страха.

Мальчик глядит в небо… хотя это вовсе не оно. Вместо неба наверху колеблется пелена серого дыма, тяжелая и зловещая, она тянется отсюда до самого края мира. Лишь ее различает мальчик, да еще две витые колонны из битого камня, что подобно окаменелым древесным стволам переплетаются над плитой, на которой он лежит. Руки, что сжимают его голову, так же тверды, как и алтарь под затылком, – и так же холодны. Когда мальчик пытается повернуться, пальцы сжимают его виски так сильно, что кажется, будто череп под давлением треснет.

Так что мальчик лежит неподвижно, уставившись в ничто наверху, в не-небо, что простирается над этим проклятым местом, в этом «нигде».

В Бездне.

Алтарь страшно холоден, а камень, из которого он сделан, столь древний, что больше похож на отполированное железо. Его будто высекли из единого куска черного металла, вроде того, что находят в сердцах упавших звезд. Холод проникает в плоть мальчика и пробирает его до костей, заставляет дрожать так, будто тот лежит на льду.

Он пытается пошевелить руками, но они связаны. Его ноги также стянуты веревкой, настолько плотной и грубой, что при малейшем движении ее волокна впиваются в кожу и причиняют жгучую боль – нестерпимую, как и холод, идущий от алтаря. Мальчик шевелит пальцами, но им не за что зацепиться, нечего ухватить – лишь золотые кольца звякают, когда он царапает камень.

Сначала он бился, боролся изо всех сил с культистами, скрывающими лица в капюшонах цвета свинца, что тащили его по пологой каменной лестнице и укладывали на алтарь. Но это было бесполезно. Их было так много, так много рук сжимали его тело, пока он еще не обессилел, пока корчился и кричал, кричал, кричал… они держали его железной хваткой. Когда его привязывали к плите, он продолжал сражаться, но борьба лишь зря отнимала силы.

Привязав жертву, культисты отступили. Мальчик поднял голову и смотрел, как они собираются по обе стороны от каменных ступеней, склонив головы и пряча ладони в свисающих длинных рукавах. Он вновь начал кричать: грудь его вздымалась, когда легкие наполнялись ледяным воздухом, но мужчины глазели на жертву, сохраняя молчание. Когда мальчик обессилел и опустил голову обратно на алтарь, в нее вцепились две руки и прижали затылок к плите.

Теперь он может лишь моргать. Даже если время движется здесь, он не в силах следить за его движением: разум затуманен тошнотворными сладкими зельями, которые его заставили выпить, и цветным дымом с кислым запахом, которым его заставляли дышать, прежде чем принесли сюда, в это ужасное «нигде». Теперь, после драки, когда последние силы высосал холод, у мальчика начинает кружится голова – кажется, что сама Бездна вращается вокруг него.

Он пытается вспомнить свое имя. Бесполезно. Он пытается вспомнить, сколько же ему лет, – он знает, что молод, и цепляется за это знание, хотя и потерял счет годам. Ему пятнадцать? Двадцать? Возможно, больше. Он не помнит, и чем больше напрягает память, тем больше забывает.

Теперь он видит, что над ним из-за оголовья алтаря склоняется мужчина. Потом мужчина отворачивается, и мальчик больше его не видит, но слышит шорох его одеяния и глухой звук шагов.

А затем раздается иной звук – скрежет металла о металл. Мужчина возвращается в виде черной тени, что загораживает не-небо. Тень движется, и мальчик видит, как что-то вспыхивает в руках мужчины, высоко занесенных над головой. Яркий бронзовый блеск. Внезапная вспышка пугает мальчика – он не ожидал увидеть здесь нечто подобного цвета.

Это нож с двумя длинными параллельными лезвиями, они сияют и отбрасывают всполохи света, который кажется потусторонним. Яркого света, который сначала белый, а потом превращается в оранжевый и красный. Будто нож медленно вращается перед гигантским костром… в то время как его неподвижно держит мужчина в плаще. Остальные – те, кто собрался вокруг алтаря и ступеней, – молчаливо ждут, повернув раструбы капюшонов к творящемуся жертвоприношению.

Мужчина, который сжимает Двудольный Нож, бормочет что-то, но мальчик не слышит его. Голову жертвы наполняет звук плачущего ветра. Страх внутри мальчика внезапно разбухает, и он чувствует себя так, будто падает в глубокий темный колодец. Кишки сводит, горло заливает горькая желчь, и он находит в себе силы сделать еще один рывок, будто это имеет какой-то смысл.

Но рваться бесполезно. Веревки крепко держат – так же, как и руки, сжимающие голову. Мальчика заставляют запрокинуть подбородок, и теперь он видит лицо мужчины, держащего нож. Лицо своего палача.

Затем он видит вспышку – похоже на молнию, хотя грома нет. Мальчик моргает, и слезы текут из-под век, а свет продолжает разгораться. Он не понимает, что это: свет Бездны, или его собственный бред, или это невозможное сияние исходит от ножа.

Мальчик кричит.

Культист вновь что-то бормочет, отводя чуть в сторону высоко занесенное оружие.

Затем нож опускается вниз, вспарывая шею мальчика. Его крик обрывается и сменяется свистящим бульканьем. Ноги жертвы дергаются, пальцы скребут по жесткой поверхности алтаря, которая быстро становится скользкой от крови. А потом он затихает. Мальчик лежит, уставившись на ничто в вышине, пока жизнь ускользает прочь.

Он умирает.

И рождается нечто ужасное.

ЧАСОВНЯ СЕСТЕР ОРДЕНА ОРАКУЛОВ,

БЭЙЛТОН, ГРИСТОЛЬ

14-й день месяца Песен, 1851 год

«Немало рассказывают о слепых сестрах ордена Оракулов, но на самом деле глаза их видят не хуже, чем ваши или мои. Тем не менее сестры тщатся обрести слепоту пред лицом легкомыслия и развлечений. Если же обстоятельства вынудят, сестры выйдут к нам с богато украшенными повязками на глазах. Именно таким способом они сохраняют «готовность видеть ясно».

– «ОБ ОРДЕНЕ ОРАКУЛОВ»Дуглас Харвикл, историк

Клуатр Пророчества представлял собой большой круглый зал, расположенный в самом центре часовни сестер ордена Оракулов. Именно отсюда расходились семь крыльев здания. Ярко-белый камень, из которого были сложены стены клуатра, умело обтесали так, чтобы образовать комнату идеальной геометрической формы, а высокий сводчатый потолок создавал иллюзию, будто зал находится на открытом воздухе.

Вокруг центрального возвышения были расположены шесть прямоугольных плит из черного мрамора, собранные таким образом, чтобы плотно примыкать к стенам в арках клуатра. Перед пятью из них преклонили колени на черных подушках пять сестер в безупречных туниках бело-серебристого цвета с высоким воротом. Хотя глаза скрывались под красными церемониальными повязками, те служили скорее данью традиции и символической деталью одеяния, чем действительно выполняли ту функцию, для которой были изначально созданы. На самом деле каждая из сестер могла беспрепятственно сосредоточить внимание на девушке из ордена, что стояла на коленях на красной подушке в центре зала, на возвышении.

Рядом с шестой плитой находилась сестра, не похожая на остальных. Она была одета в длинную черно-красную тунику. Эта была Верховный Оракул Пелагия Фемида собственной персоной, и надо сказать, что ее присутствие на церемонии Пророчества было весьма редким событием. Но она находилась здесь с особой целью: к данному моменту сестры были на своих местах вот уже несколько часов, церемония проходила как подобает и именно так, как планировала Верховный Оракул.

И это было… скверно.

Сестра Кара, склонившаяся перед красной подушкой на центральном возвышении, хмурилась. Она раскачивалась, стоя на коленях, а губы беззвучно шевелились, будто она зачитывала слова, возникающие внутри головы.

– Сестра Кара!

Та дернулась назад от оклика, едва не соскользнув с подушки, и повернулась в сторону Верховного Оракула. Потом потянулась к подушке, чтобы устроиться поудобнее. Колени горели от боли: прошло уже несколько часов в попытках – бесполезных попытках – прочесть Пророчество.

– Да, Верховный Оракул?

– Дар пророчества, коим обладают сестры ордена Оракулов, драгоценен, – проговорила Пелагия. – Мы несем на плечах его тяжесть, осознавая: это не сила, но величайшая ответственность. Посему дар нельзя растрачивать зря. Слишком многое зависит от того, какую информацию мы предоставим нашему брату, Верховному смотрителю.

Сестра Кара склонила голову:

– Да, Верховный Оракул.

Пелагия кивнула, затем перевела глаза налево:

– Ты готова приступить, сестра Беатрис?

Беатрис поднялась с подушки и потянулась к предмету, который стоял рядом с ней на полу. Это было небольшое устройство из металла и дерева с длинным медным раструбом, направленным в сторону возвышения и сестры Кары – аудиограф. Беатрис разорвала последнюю перфокарту с записью, достав ее из отверстия в боку устройства. Потом осторожно вытащила наружу свежую из рулона, что покоился внутри машины, и подтянула ее край к записывающим иглам. Удовлетворившись сделанным, она опустилась обратно на подушку, протянув руку к рычагам управления.

– Готова записывать, Верховный Оракул.

Пелагия вновь повернулась к возвышению.

– Что ж, попробуем снова, сестра Кара. И мы будем пытаться до тех пор, пока пророчество не будет провозглашено.

Кара склонила лицо с повязкой на глазах к самому полу.

– Простите, Верховный Оракул. Пророчество… сложное.

Пелагия поджала губы. Слова Кары полностью отражали правду – ритуал Пророчества был сложен, этот навык требовал годов практики и целой жизни, посвященной ему. Между тем сестра Кара была новичком – она присоединилась ордену в Бэйлтоне всего год назад. Для столь неопытной сестры участие в ритуале было неслыханным, но именно по этой причине Пелагия и использовала ее.

О настоящей причине своего визита она умолчала. Ни сестре Каре, ни другим присутствующим Верховный Оракул не сообщила, что прибыла сюда вовсе не для того, чтобы посмотреть, как юная сестра пытается озвучить свое первое пророчество. Нет, она была здесь, чтобы собрать данные, которые подтвердили бы теорию… ту, что завладела всеми ее мыслями на протяжении последних нескольких недель.

Пророчества… что-то вносило в них помехи. Это было единственным термином для описания происходящего. Так или иначе, предсказанное сестрами не сбывалось – Пелагия потратила несколько месяцев, изучая пророчества, отправленные Верховному смотрителю в Дануолл. Она даже изучала оригинальные записи аудиографа, чтобы убедиться, что они были расшифрованы без ошибок и без подтасовки смыслов.

Но факты говорили сами за себя: что-то шло не так, и это «что-то» окажет влияние не только на орден Оракулов, но и на всю Империю, если проблему вовремя не определить и не искоренить. Пророчества, сделанные сестрами, использовались для множества целей и помогали государственным мужам принимать важные решения. Они служили для объявления войны и заключения мира, для ведения переговоров между народами Островной Империи, их использовали для того, чтобы планировать посевную, противостоять природным катастрофам или даже предсказывать погоду.

Судьба мира – его история – определялась теми сообщениями, что сестры отправляли Верховному смотрителю Юлу Хулану в Аббатство Обывателей. Он, в свою очередь, изучал пророчества и распространял важную информацию, что содержалась в них, среди заинтересованных лиц по всем Островам. Сестры из ордена Оракулов были самой влиятельной группировкой в Империи.

Именно поэтому помех в их работе просто нельзя было допускать. Именно поэтому Пелагия прибыла в Бэйлтон, в часовню маленького города на западном побережье Гристоля, куда ни разу за всю историю ордена не ступала нога Верховного Оракула. И Кару, самую неопытную из сестер, она выбрала для провозглашения пророчества по той же причине. Недостаток опыта и тренировок, как надеялась Пелагия, позволит раскрыть механизм помех. Незашоренный, восприимчивый разум новичка открыт для того, чтобы увидеть и прочесть истину, в большей мере, чем у других Сестер – натренированных, опытных, дисциплинированных, которые уже научились пренебрегать помехами или подстраиваться под них.

Именно такой была теория Пелагии.

– Да, – произнесла она. – Ритуал Пророчества непрост. Но неужели ты ожидала иного, сестра Кара?

– Я… Простите меня, Верховный Оракул.

Пелагия вздохнула. Пять остальных сестер стояли на коленях вокруг, и Верховный Оракул не сомневалась в том, что их тела были измучены и молили об отдыхе. Однако это были самые опытные сестры в часовне Бэйлтона, привыкшие к неудобствам. Они были борцами и атлетами в той же мере, что и пророчицами, ибо тренировали тело так же сосредоточенно, как и разум. Лишения являлись привычной частью их жизни.

– Тебе не за что просить прощения, сестра, – сказала Пелагия. – Но если ты хочешь полностью посвятить себя ордену, если хочешь принадлежать ему, ты должна изучить ритуал Пророчества. Ты должна научиться направлять свой ум, грезить о Бездне, глядеть сквозь нее, чтобы суметь прочитать будущее. Помни, что мы здесь для того, чтобы помочь тебе. Семь сестер – все вместе мы часть ритуала. Так что сконцентрируйся и, опираясь на нашу мощь, стань сильнее.

Пелагия замолчала на мгновение. И продолжила:

– Я Верховный Оракул. Я здесь для того, чтобы указать тебе путь. Возьми мою силу и прочти грядущее.

Сестра Кара склонила голову, потом подняла ее и обратила лицо к потолку.

– Да, Верховный Оракул. Я готова.

– Хорошо, – сказала Пелагия. – Тогда мы вновь начнем. Сестра Беатрис, возобнови запись.

Беатрис кивнула и передвинула рычаг активации на аудиографе. Машина вернулась к жизни, и тихий клекот записывающих игл зазвучал, отражаясь от сводчатых стен клуатра, будто далекий дождь. Перфокарта медленно выползала наружу из отверстия на боку устройства.

Сестра Кара приподнялась на возвышении, затем опустилась на подушку, держа руки на бедрах. Она размяла шею и закрыла глаза под красной повязкой.

– Верховный Оракул ведет тебя, сестра, – прошептала Пелагия. – Тебе нечего бояться. Пусть будущее явит себя.

Остальные сестры молчали. Аудиограф тихо потрескивал. Коротко дыша сквозь стиснутые зубы, Кара начала слегка раскачиваться.

– Расслабься, сестра, расслабься, – проговорила Пелагия. – Открой свой разум и позволь ритуалу Пророчества привести тебя к свету. Расслабься, расслабься, расслабься…

Шея Кары вновь изогнулась, потом пальцы сжались в кулаки. Закинув голову назад, она зажмурила закрытые глаза еще сильнее, а ее лицо исказилось в гримасе.

Аудиограф жужжал, а сестры – и их Верховный Оракул – ждали от Кары образа будущего.

День превратился в ночь, и в Клуатре Пророчества стало темно. Семь сестер продолжали стоять на коленях, а тем временем еще одна из членов ордена проскользнула внутрь и зажгла четыре старинные лампы, заправленные китовым жиром, что стояли по сторонам света у стен зала. Потом она исчезла, чтобы не мешать ритуалу.

Верховный Оракул и сестры ждали. Не будет ни отдыха, ни еды, ни воды, пока Пророчество не сделано.

Прошел еще час.

А потом сестра Кара начала хватать ртом воздух, глубоко и жадно дыша, будто вынырнула из глубокого бассейна с ледяной водой. Слева от Верховного Оракула сестра Хатена вскочила, уставившись в центр зала. Затем она обернулась к Пелагии, и глаза ее под повязкой были расширены от ужаса.

«Да», – подумала Пелагия. Она тоже чувствовала их.

Помехи.

Верховный Оракул наблюдала, как сестра Кара поднималась и падала на колени, вновь поднималась и вновь падала. Пелагия чувствовала, что сестра Хатена смотрит на нее завязанными глазами, и подозревала, что страх той уходит. А взамен его растет злость, по мере того как Хатена начинала понимать план Пелагии.

Да, она знала, что нарушила все протоколы и традиции, выбрав Кару для оглашения пророчества. И она также знала причины возникновения этих традиций. Ритуал Пророчества был не только трудным – для недостаточно подготовленной сестры он мог быть опасным. Без предшествующих ему годов тренировок неподготовленный разум мог забрести слишком далеко в лабиринт Бездны, следуя за видениями и песнями, что исходят не из будущего, а из собственного подсознания пророка.

Без должной подготовки разум мог заблудиться навсегда. Пелагия знала об этом риске, и остальные тоже знали. Только они не знали, что этот риск был оправдан. На кону стояло будущее ордена. В конце концов, Пелагия Фемида была Верховным Оракулом, а слово Верховного Оракула – закон. Она отбросила чувство вины, проигнорировала долгий взгляд сестры Хатены и сфокусировалась на одной из практик ордена, повторяя в уме Семь Запретов, дабы очистить чувства. Затем, почувствовав, что контроль над эмоциями вернулся, сестра Пелагия вздернула подбородок и заговорила. Ее слова были первыми, что записал аудиограф за много, много часов.

– Скажи нам, сестра, – тихо проговорила Пелагия. – Скажи нам, дитя. Скажи нам, что ты видишь. Пусть пророчество говорит через тебя. Позволь будущему стать явным, взгляни на него очами разума.

Кара открыла глаза. Пелагия сумела различить их сквозь повязку – остекленевшие, расфокусированные. В конце концов у Кары получилось.

Она содрогнулась.

– Я вижу… вижу…

Кара задыхалась.

Другие сестры вскочили с подушек, но Пелагия не обратила на них внимания. Тем временем Хатена глядела на Верховного Оракула, не отрываясь.

– Скажи нам, сестра, – продолжила Пелагия. – Истолкуй пророчество и позволь нам всем узнать о нем.

– Я вижу…

– Говори, Кара, говори.

Кара вновь будто захлебнулась воздухом, поднимаясь с колен. Теперь сестра Беатрис обменялась взглядами с сестрой Хатеной. Палец Беатрис застыл над рычагом аудиографа. Пелагия, не отрывая глаз от возвышения, протестующе взмахнула рукой.

– Продолжай запись, Беатрис. Мы близко. Мы очень близко.

– Оракул! – сказала Хатена, вцепившись в подушку. – Оракул, это неправильно. Мы должны остановить ее.

Пелагия шикнула на нее, поднялась с колен и вновь обратилась к сестре на возвышении:

– Кара, говори! Скажи нам, сестра, что ты прочитала в будущем.

Кара с трудом втянула воздух вот уже в третий раз и упала на подушку, неловко подогнув ноги. Она начала вращать головой из стороны в сторону, будто пес, который прислушивается к голосу хозяина. Пелагия смотрела на то, как на щеках Кары напряглись желваки, а челюсти сжались так сильно, словно сестра пыталась стереть собственные зубы в порошок. Кара начала бить себя кулаками по бедрам, а между сжатыми пальцами сочилась кровь – она глубоко вонзила ногти в мякоть ладоней.

– Сосредоточься, Кара! Сосредоточься!

Хатена покачала головой и поднялась со своего места. Нарушение протокола ее уже не волновало.

– Верховный Оракул Пелагия, остановите это! Прекратите. Сейчас же.

Пелагия оставалась на месте.

– Кара, слушая меня…

В этот момент Кара закричала. Затем поднялась и… И засмеялась.

– Я вижу это! – она вскинула руки, и по ее лицу зазмеилась ухмылка. – У меня получилось!

К этому моменту те четыре сестры, что ранее оставались столь же безмолвны и неподвижны, как и мраморные плиты позади них, заволновались. Сначала они переглянулись, потом посмотрели на Верховного Оракула, затем вновь на сестру на возвышении.

– Скажи нам, сестра! – настаивала Пелагия. – Огласи пророчество.

– Я… – Кара уронила руки и вновь опустила голову. Устремилась всем телом вперед, вытягивая спину и вертя шеей из стороны в сторону. – Я вижу… вижу…

– Скажи нам.

– Я вижу тени, – теперь Кара говорила зловещим свистящим шепотом. – Много теней, синих и темных. Я вижу… впереди путь, дорога вперед, однако проход закрыт. Завеса. Пелена. Синяя вуаль. Вуаль… она движется. Я вижу… руки? Я вижу много рук. Они движутся за вуалью. Толкают ее. Царапают. Тянут ее на себя, тянутся, тянутся…

– Да, Кара, – сказала Пелагия. – Тянутся. Они тянутся к тебе, Кара. Иди к ним!

– Оракул! – Хатена разорвала круг, сойдя со своего места в сторону Пелагии и глядя на нее. – Пелагия, это ересь. Я чувствую ее! Прекратите это, пока мы не потеряли Кару.

Пелагия не обратила внимания на эти слова. Там, на возвышении, Кара вертелась на подушке, поднималась и падала, ее прерывистое дыхание становилось все чаще. Она то сжимала, то разжимала кулаки, и на белой ткани туники расплывались пятна крови.

– Я вижу вуаль… Я вижу вуаль… Я вижу вуаль. Руки тянутся… руки тянутся…

Из носа Кары поползла тонкая кровавая дорожка. Она, казалось, не замечала, что кровотечение все усиливается, а губы и верхние зубы становятся багровыми.

Хатена развернулась. Прежде, чем Пелагия успела ее остановить, сестра запрыгнула на возвышение перед Карой. Та даже не заметила Хатену рядом с собой, продолжая раскачиваться и завывать:

– Я вижу вуаль… вижу вуаль. Много рук!

Хатена опустилась на колени, чтобы оказаться на одном уровне с Карой, и ухватила ее за запястья. Потом потянула юную сестру за руки к себе, но та начала отбиваться, и на мгновение тела женщин сплелись, будто схватились равные по силе борцы. Но в конце концов Хатена разжала хватку и упала назад, на ступени, ведущие к возвышению. Она приземлилась напротив Беатрис, ударившись о раструб аудиографа, и почти тотчас приподнялась, опираясь на ладони.

– Кара, послушай меня! Найди путь и возвращайся к нам! Там нет пророчества. Возвращайся обратно к своим сестрам.

– Много рук… много рук… Синий свет, такой синий…

Хатена вскочила на ноги и, содрав красную повязку с глаз, стала озираться по сторонам.

– Да что с вами со всеми? Кто-нибудь поможет мне?

Остальные обменивались взглядами, но не двигались с места. Хатена обернулась к Верховному Оракулу Пелагии, что стояла напротив нее.

– Верховный Оракул, пожалуйста! Остановите это!

Пелагия посмотрела над плечом Хатены на сестру Кару, которая корчилась на возвышении, шепча кощунства, а кровь продолжала бежать у нее из носа – теперь и изо рта, из ушей и даже из глаз.

Пелагия выяснила, что хотела. Ее страхи подтвердились. И теперь ритуал Пророчества убивал Кару.

Рука Верховного Оракула потянулась к поясу, пальцы пробежались по навершию церемониального жезла, который носили все сестры ордена.

Хатена посмотрела вниз и отшатнулась, тряся головой:

– Нет. Пелагия, нет, вы не можете…

Верховный Оракул выступила вперед, доставая жезл из-за пояса. Другой рукой она указала на Беатрис.

– Достаточно. Останови запись.

Беатрис передвинула рычаг. Машина с громким лязгом прекратила работу.

Хатена открыла было рот, чтобы сказать что-то, но Пелагия оттолкнула ее, Толчок был так силен, что сестра упала на пол. Верховный Оракул поднялась на возвышение. Жезл в руке внезапно показался ей очень, очень тяжелым.

Кара не осознавала ее присутствия. Она успокоилась и теперь стояла на коленях, запрокинув голову. Губы ее шевелились, хотя вслух она не произносила ни слова.

Остальные сестры поднялись на ноги. Хатена кричала, но Пелагия сумела отрешиться от ее крика, раз за разом повторяя в голове текст Семи Запретов. Пророчеству мешали. Кто-то нашел способ каким-то образом влиять на видения, чтобы преуменьшить силу ордена Оракулов. Должно быть, это какое-то колдовство. Другого объяснения не было.

Это ересь.

Затем Верховный Оракул замахнулась рукой, воздевая жезл. Позади нее остальные сестры, образующие круг, вскричали – и Хатена тоже. Она вскочила, бросилась к Пелагии, ухватила ее за руку и потянула назад так сильно, что они обе свалились на пол. Жезл Пелагии покатился по камням, Верховный Оракул пыталась подняться, но Хатена оказалась быстрее. Она оттолкнула Пелагию и вскарабкалась на возвышение, где Кара рухнула на вышитую подушку. Ее скрюченное тело содрогалось от рыданий.

Пелагия встала и сдернула повязку с лица.

– Хатена, как ты смеешь мешать мне?

Хатена обняла Кару и посмотрела поверх ее дрожащей головы на Пелагию.

– Вы могли зайти слишком далеко, Верховный Оракул.

Пелагия промолчала. Тишину в Клуатре Пророчества нарушали только рыдания Кары. Когда Верховная Оракул вновь взошла по ступеням и посмотрела на плачущую сестру, Хатена обняла ту еще крепче.

Никто не произносил ни слова. Никто не двигался. Затем Пелагия обернулась и указала на Беатрис:

– Немедленно уничтожь запись, сделанную аудиографом. Сожги ее!

Беатрис, дрожа, начала вытаскивать перфокарту из устройства. Верховный Оракул снова посмотрела на Хатену, и две женщины сверлили друг друга взглядами так долго, будто этот момент растянулся на вечность.

Затем Пелагия произнесла:

– Сестра, нам надо было все узнать.

Глаза Хатены сверкнули негодованием:

– Нужно было найти иной способ!

– Будущее сестер ордена Оракулов висит на волоске, – проговорила Пелагия. – Мы не должны позволить кому бы то ни было мешать ритуалу Пророчества.

Она взглянула на других сестер, которые дрожали перед Верховным Оракулом.

– Нам противодействует ересь, – добавила она. – И мы должны противодействовать ей, чтобы победить.

Она вновь повернулась к Хатене и глубоко вздохнула.

– Но я должна поблагодарить тебя, сестра. Возможно, я позволила чувствам одолеть себя. Присмотри за Карой. Можешь отложить другие обязанности, пока она не поправится. Я должна поразмыслить над нашими действиями и определить лучший путь для преодоления ереси.

Хатена внимательно посмотрела на нее, затем кивнула. Пелагия отвернулась и вышла из зала, не проронив более ни слова.

После того, как она вышла, Хатена взглянула в угол клуатра, туда, куда укатился жезл Верховного Оракула. Когда рыдания Кары начали стихать, Хатена пошевелилась… И только теперь пальцы жрицы, сжимавшие ее собственный жезл на поясе, разжались.

Часть первая Клинок Дануолла

1

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ КИТОБОЙНЯ ГРИВЗА НОМЕР 5,

КВАРТАЛ БОЕН, ДАНУОЛЛ

18-й день месяца Земли, 1852 год

«Он заглянул в глаза Джессамины Колдуин в тот самый миг, когда жизнь покидала ее. И в тот самый миг ему пришло в голову, что он совершил ошибку. Его обманули. Хотя мысли такого рода бесполезны – она уже умерла вне зависимости от того, сожалел он об этом или нет. Однако он увидел свое истинное лицо, отразившееся в ее глазах, увидел свою подлинную сущность. Он не был ни знаменитым убийцей, ни великим творцом истории – всего лишь очередной пешкой в непостижимой игре».

– «КЛИНОК ДАНУОЛЛА»Отрывок из бульварного романа, глава 3

Он опустился на колени на жесткий, влажный пол заброшенной бойни, оглянулся на аккуратные штабеля щебня и вздохнул. Чуть сдвинул на затылок глубокий капюшон и рассеянно одернул края кожаной куртки, вымокшей под ночным дождем. Потом запустил в бороду пятерню, не сняв перчатку. Поразмыслив над ситуацией, Дауд снова вздохнул.

Итак, вот оно. Недели – месяцы – путешествий от края до края Империи. Месяцы, в течение которых он следовал за слухами и шепотами, за историями без конца, исследовал странные культы, шел за проводниками, что вели в никуда. Месяцы слежки, борьбы за крохи информации, попыток распутать все эти нити – причем надо было тянуть за них аккуратно, ведь они могли оборваться, если слишком сильно сжать их в кулаке. И ради чего? Ради вот этой груды щебня внутри огромного выгоревшего остова китобойни в отвратительном квартале самого дождливого проклятого города на Островах.

Место было тем самым, что он искал, просто он слишком сильно опоздал. Истории были правдивы – на бойне действительно что-то произошло. Что-то важное для его миссии. Но что бы ни превратило дополнительную китобойню Гривза номер 5 в разбитую ракушку, это произошло месяцы тому назад. Время и усилия – все потрачено зря. Фабрика была важным звеном в решении, но теперь она превратилась в тупик.

Дауд поднялся, уперся ладонями в бедра и вытянул голову в сторону ближайшей кучи щебня, будто новый ракурс обзора мог что-то изменить в сложившейся ситуации.

«Нет, все же время было потрачено не зря. Это не тупик». Так повторял он себе, раз за разом. Да, он явился на сцену через несколько месяцев после того, как спектакль был сыгран, ибо не был способен завязывать время в узел. Это было вне его возможностей.

Зато возможности были здесь и сейчас. Он добрался сюда, в конце концов сумел сделать это. И теперь можно заняться поиском зацепок. Следы уже остыли, но он обязательно найдет что-нибудь.

Просто обязан найти.

И действительно, эта груда искореженных железяк, обломков кирпича и камней заслуживала внимания. Она занимала почти половину фабрики, всю поверхность пола, который остался целым – с той стороны остова здания, что выходил на улицу. Другая сторона, обращенная к реке, была почти полностью разрушена. Не хватало целой секции стены, там зияла дыра, будто распахнутая в зевке глотка, и торчали уцелевшие куски арматуры, словно пальцы, указывающие в небо и протянувшиеся над темной водой. Большая часть стены рухнула в реку, но, как сумел разглядеть Дауд, ее русло было чистым. Только совсем рядом с берегом бурлил пенный прибой, там, где Ренхевен катил воды через несколько обломков, что виднелись под самой поверхностью. Река была жизненно важной водной артерией для Дануолла, и, несомненно, была проделана огромная работа, чтобы очистить дно от камней. Сначала обломки свалили в здании фабрики, а уж потом началась настоящее расследование.

Что бы ни случилось, это происшествие было значительным – достаточно значительным для должностных лиц, чтобы изучать его причины, чтобы тратить время на перетаскивание, сортировку и учет этих камней. Они были аккуратно разложены, рассортированы по материалу и по размеру, и каждый булыжник промаркирован – номера, нарисованные белой люминесцентной краской, неожиданно ярко светились в ночи, отражая тусклый лунный свет.

Официальной версией происходящего считался взрыв. На последнем этапе своего путешествия, двигаясь к востоку от Поттерстеда после возвращения на остров Гристоль, Дауд тщательно изучил все заметки в газетах, которые ему удалось собрать. Он связал слухи и факты, относящиеся к происшествию в Дануолле, и принял его за исходную точку, в которой его миссия могла стать успешной или провалиться.

Официальная версия была довольно проста, хотя потребовалось некоторое время, чтобы выбрать наиболее важные кусочки мозаики из мириадов разных заметок, то слишком сенсационных, то тенденциозно изложенных – в зависимости от характера издания, личных прихотей журналиста и предполагаемой аудитории. Но все же Дауд сумел вычленить главное.

Пятнадцатого дня месяца Тьмы 1851 года – то есть ровно восемь месяцев назад – на дополнительной китобойне Гривза под номером пять, что на восточной стороне Квартала Боен, на берегу Ренхевена, произошла авария. Несмотря на то, что ее официальная причина не разглашалась, в газетах писали о взрыве. Взрыве такой силы, что он фактически уничтожил не только саму фабрику, но и повредил несколько соседних зданий в районе, в силу чего власти организовали кордон из городской стражи – дабы обеспечить безопасность граждан. Перекрыли несколько кварталов вокруг разрушенной бойни.

И сейчас, по прошествии восьми месяцев, кордон все еще охранялся.

Дауд находил это весьма любопытным. Он с легкостью миновал патрули из ленивых солдат городской стражи и проскользнул на охраняемую территорию, где обнаружил, что здания вокруг фабрики вовсе не пострадали. А это значило, что охрана района не имела ничего общего с обеспечением безопасности – просто власти не хотели, чтобы жители города видели, что тут происходит.

Тем не менее по прошествии времени результаты расследования не обнародовали, за исключением газетной передовицы, посвященной опасностям при переработке ворвани. «Курьер Дануолла» напомнил читателям о том, что процесс ее извлечения и очистки сложен и рискован. В заключение автор статьи упомянул, что Императрица Островов Эмили Колдуин собственной персоной обязала представителей компании «Осветительное масло Гривза» прибыть в Дануолл и предоставить ей полную информацию о причинах инцидента.

Дауд не поверил этой статье, когда читал в первый раз, не верил и сейчас, воскрешая ее в памяти. Он был точно уверен в двух вещах. Во-первых, взорвалась не ворвань – это вещество было не самым устойчивым к внешним воздействиям, но даже если бы треснул резервуар для хранения, это не привело бы к таким разрушениям. Во-вторых, официальное расследование простого инцидента на производстве никак не могло занимать восемь месяцев, какой бы неповоротливой и неэффективной ни была бюрократия в Дануолле.

Он прибыл по адресу – его цель находилась здесь. Дауд выпрямился и огляделся, замечая новые стойки и крепежи, которые установили здесь для того, чтобы поддержать три оставшиеся стены фабрики, уцелевшие части которых до сих пор вздымались невероятно высоко. Руины тщательно сохраняли от разрушений, по крайней мере до того момента, как официальное расследование завершится.

Это было хорошо. Откровенно говоря, даже лучше, чем просто «хорошо». Если по прошествии восьми месяцев они все еще просеивали щебень, значит, все еще не нашли то, что искали. Еще не нашли… У Дауда оставался шанс. Он опасался, что след уже остыл… но, возможно, это не так.

Но вот само здание китобойни – было ли оно тупиком? Дауд повернулся и медленно пошел вдоль штабелей, рассматривая куски камня и номера на них, в надежде обнаружить путеводную нить, улику, которая не попалась на глаза представителям власти… лишь для того, чтобы явиться ему. Во время движения он еще немного сдвинул капюшон и, запрокинув голову, посмотрел в небо. Дождь уже закончился, но на полу фабрики плескалась лужа в два дюйма глубиной. Снаружи бродили патрули городской стражи, и он шел осторожно, беззвучно. Впрочем, это было несложно. Тишина, скрытность и секретность – когда-то это был его хлеб. И теперь, по прошествии времени, было легко возвращаться к старым привычкам.

Возможно, слишком легко.

Он остановился и медленно выдохнул, контролируя дыхание и чувство неуверенности, что зарождалось у него под ложечкой.

Он пришел слишком поздно. Этого… его здесь не было. Возможно, даже никогда и не бывало. Возможно, истории не были правдой.

И тут он услышал всплеск, звук шлепающих по воде ботинок… кто-то неуклюже, не таясь заходил в здание китобойни, думая, что внутри никого нет.

Дауд мгновенно принял боевую стойку, пригнувшись, – годы тренировок и весь жизненный опыт позволяли ему действовать, не задумываясь лишний раз. Все еще невидимый в темноте, он метнулся в сторону от груды щебня к длинному прямоугольному отверстию в полу справа – резервуару для слива ворвани, забитому мусору и наполненному водой. Там было достаточно места, чтобы спрятаться и наблюдать за пришельцем.

Свет от накрытого чехлом фонаря выхватил пятно на противоположной стене фабрики, а потом описал круг – по мере того как человек двигался вперед, от тени возле главного входа к столбу лунного света, что сочился из пролома в кладке. Пришелец не был бойцом городской стажи, отбившимся от патруля. Он принадлежал к другому ордену – бесконечно более могущественному и опасному.

Незваный гость был одет в черные штаны и длиннополый мундир угольно-серого цвета с поясом. Несколько кожаных полосок обхватывали плечи пришельца, на широких манжетах был вышит яркий золотой орнамент. Лицо его скрывала золотая маска, черты которой будто застыли в насупленной, яростной гримасе, а на лбу был выгравирован знак: вилы пронзали большую букву С.

Это был смотритель, член воинственной группировки из Аббатства Обывателей. К помощи этих жестоких фанатиков прибегали в очень редких случаях, лишь в ситуациях, причиной которых подозревали черную магию или ведьмовство – в общем, опасную ересь.

Дело становилось все интереснее. Смотритель на разрушенной бойне! Неудивительно, что власти хотели, чтобы люди держались подальше отсюда. И это значит…

…Что истории были правдой. Он был здесь. И они все еще искали его.

Двудольный Нож действительно существовал.

И Дауд подобрался к нему совсем близко.

Смотритель шагал по фабрике, проводя лучом фонаря по грудам щебня, по стенам, совсем не пытаясь скрываться.

Теперь неудивительно, что патрули городской стражи проявляли настолько мало интереса к своим обязанностям, когда Дауд пробирался чуть ли не вплотную к ним. Отношения между стражей и Аббатством Обывателей были непростыми и весьма настороженными… по крайней мере тогда, когда Дауд в последний раз был в Дануолле, дело обстояло именно так. Если смотрители здесь, значит, за операцию отвечает Аббатство, а простые солдаты городской стражи ставят под сомнение их авторитет и манкируют полученными от них приказами.

По дороге сюда Дауд не видел других смотрителей, но он не слишком долго болтался снаружи. Зная о кордоне, первостепенной целью для себя он поставил быстро проникнуть на бойню. То, что он при этом не натолкнулся на смотрителей, было огромной удачей.

И такой же удачей было то, что этот пришел сюда именно сейчас и в одиночку.

Тем временем смотритель повернулся, отводя взгляд от резервуара для ворвани, наполненного водой и мусором.

Это был шанс. Пришло время по-настоящему проверить себя, понять, какие из старых штук Дауд на самом деле помнил. Время для Клинка Дануолла выбраться из тени. Дауд поднялся и сжал кулаки. Он медленно выдохнул, концентрируя разум на связи за пределами… Связи, к помощи которой он в последнее время прибегал все с большей неохотой. Однако практичность победила – если у тебя есть инструмент, глупо им не воспользоваться. Он был уверен: возможность, открывавшаяся перед ним сейчас, могла больше никогда не представиться.

Когда смотритель пошел прочь, Дауд бросился вперед, а подошвы его ботинок беззвучно оттолкнулись от двух дюймов воды на полу. Он протянул вперед левую руку: метка Чужого, запечатленная на тыльной стороне ладони, жарко горела под перчаткой, когда Дауд зачерпнул силу, дарованную ему много, много лет назад.

Смотритель понятия не имел, что приближалось к нему, ибо Дауд скользнул через Бездну и в мгновение ока пересек разделявшие их пятьдесят ярдов. Он обхватил шею противника, нажал на его горло предплечьем и потянул смотрителя на себя, чтобы тот потерял равновесие. Смотритель охнул и уронил фонарь, забил ногами по воде, а Дауд вновь перенесся в пространстве, и они оба оказались на верху одной из балок, что поддерживала противоположную стену. Еще прыжок – и они на ребре разрушенной фабричной стены, еще – и под ними залитые лунным светом крыши Дануолла.

Пришло время получить ответы на вопросы.

2

ВЫСОКАЯ (ОЧЕНЬ ВЫСОКАЯ) КРЫША В РАЙОНЕ БАШНИ, ДАНУОЛЛ,

18-й день месяца Земли, 1852 год

«Последнего смотрителя снедал ужас – ведь он видел, как быстро перебиты были братья его, – и он пал на колени и просил о пощаде. Дауд произнес единственное слово, и когда я услышал его, кишки мои скрутило. Смотритель вопил как безумный, пока его маска не распалась на две части, будто ее раскололи молот и зубило, а из разлома на ноги Дауда хлынул поток крови.

В тот момент я зажмурился, ибо не мог больше выносить зрелище этого зверства. Я лишь мог надеяться на то, что когда грязный еретик обнаружит меня, жизнь моя прервется быстро. Но когда я открыл глаза, Дауда не было рядом. Это был последний раз, когда я видел Клинок Дануолла».

– «КЛИНОК ДАНУОЛЛА. РАССКАЗ ВЫЖИВШЕГО»Отрывок из уличного памфлета, в котором убийца Дауд предстает в гипертрофированно жестоком виде

Дауд оперся спиной на каменную кладку гигантского дымохода и наблюдал, как солнце восходит над Дануоллом. Небо почти очистилось, но плотные облака все еще не ушли за горизонт и красили небосвод в блистающий желтый, оранжевый, красный, местами даже пурпурный. Утреннее тепло заставляло испаряться капли дождя, что покрывали океан шифера на крышах города, и в воздух поднимался туман, от которого пахло мокрым камнем. Отсюда, с высоты опорной металлической конструкции, что обхватывала дымоход почти в самой высокой его точке, зрелище было впечатляющим. Дануолл, что тянулся во все стороны, сколько хватало взгляда, сверкал – будто кто-то засыпал город бриллиантами.

Дауд позволил себе улыбнуться, в конце концов признав – это было действительно красиво. Он так давно отсутствовал, что позабыл истинное великолепие столицы Империи, самого большого и густо застроенного города в островах. Он понял, что его память была избирательна и ранее в подсознании всплывали лишь воспоминания о зловонии, о гниении и распаде, о жестокости, о боли и о смерти в узких переулках, сжатых выщербленными стенами.

Конечно, эти воспоминания, наряду с чувствами, что они вызывали, были подлинными. Десятилетия назад Дауд сделал Дануолл своим домом, и здесь, под покровом теней, он совершал ужасные вещи. Та сторона города, что он знал, – та, что была его настоящим домом, пусть даже темным и опасным, – все же была подпольем. Но существовала и другая – та, с которой убийца не был достаточно хорошо знаком. И здесь, наверху, он видел отблеск ее великолепия.

Дауд усмехнулся, подивившись, куда забрели его мысли. Ему было не свойственно размышлять подобным образом раньше, но, в конце концов, он так долго отсутствовал, стал старше, чем хотелось бы, и, возможно, изменился за годы гораздо сильнее, чем готов был признать. И город изменился тоже. Время, когда Дауд был лидером «Китобоев», давно минуло, и сейчас их деяния превратились в малозначимую и не особо приятную сноску в повествовании о не особо приятном периоде имперской истории. Периоде, в котором он играл ключевую роль. Ни дня не проходило без воспоминаний об этом – с каждым годом они становились все тяжелее и темнее, – и Дауд знал, что пронесет их сквозь всю жизнь… и унесет с собой в могилу.

Он пытался забыть. Изгнанный из города угрозой боли и смерти, исходящей от рук Корво Аттано, Дауд бежал прочь. Прочь, как можно дальше от Дануолла, да и самого острова Гристоль. Он направился к Морли и прожил год в Колкенни, пока не устал от людей вокруг. Тогда он отплыл на Тивию и поселился не в Дабокве или Тамараке, а забрался вглубь острова, скитался по тундре и наконец осел недалеко от деревушки рядом с Прадимом, в бесплодных северных землях. Там он выстроил себе лачугу и проводил дни за заготовкой древесины, а ночами превращал бесконечные ряды деревянных плашек в замысловатые фигурки животных и птиц: медведей, волков, сов. Больше всего ему нравились совы.

У него отросли длинные волосы и борода, и Дауд провел шесть лет, отваживая от своего жилья любопытных жителей деревни – пока мог. Потом однажды ночью он увидел, как они собираются вместе, с факелами в руках, и ускользнул прочь до того, как они пришли жечь его хибарку. Самые подозрительные селяне, что вели за собой остальных, готовились обвинить странного отшельника в колдовстве.

Он забрался еще севернее, но не мог думать ни о чем, кроме Дануолла. Казалось, что чем дальше он удаляется от города, тем сильнее к нему тянет. Будто Дауд был привязан к камням в его основании так же, как метка Чужого связывала его с Бездной. Он почти повернул обратно, сдавшись на волю фатума и неизбежного возвращения в Дануолл, но как только дорога привела убийцу в Вей-Гон, он почувствовал, как что-то внутри меняется. Он был не из тех, кто задумывается о смысле жизни, но в Вей-Гоне он наконец начал размышлять, сумеет ли в конце концов отпустить прошлое и что его ждет дальше на жизненном пути. Задумался об обновлении. Взять новое имя, начать новую жизнь… Он даже начал снова спать – действительно спать, а не дремать в полубессознательном состоянии, когда разум остается настороже в преддверии надвигающейся опасности.

Первый раз за эти годы Дауд посмел задуматься, не обрел ли он наконец ту жизнь, которую действительно желал обрести.

А затем начались сны.

Одни и те же сны. Он снова был «китобоем», что держал окровавленный нож, стоя над телом императрицы Джессамины Колдуин. Огромная стая крыс захлестывала улицы Дануолла. Крысы ползли по ногам убийцы, покрывали его тело, забирались под маску, вонзали когти в его глаза, грызли его лицо. И сквозь кровавые ошметки век Дауд видел Чужого, что стоял перед ним, сложив на груди руки и молча наблюдая, и край его рта кривился в проницательной злой ухмылке. А потом Чужой отворачивался, обводя рукой вокруг себя, и в последнем видении Дануолл превращался в Карнаку – родной город Дауда, город, которого он не видел уже больше двадцати лет. Город горел, но воздух был наполнен не дымом, а огромными роями трупных ос, и жужжание их крыльев знаменовало собой конец света.

В ночь, когда сон пришел впервые, Дауд проснулся, крича от ужаса. Спустя дни и недели он уже кричал не каждый раз… но лишь потому, что стал бояться засыпать. Однако ночные кошмары не прекращались, даже когда Дауд бодрствовал: смежив веки, он каждый раз видел перед собой лицо Чужого. Его черные глаза, его черную улыбку.

Тогда Дауд покинул Вей-Гон и отправился на юг в Карнаку, столицу острова Серконос, самую южную точку Островной Империи.

Он отправился домой.

Путешествие было долгим, но Дауд потратил время с пользой. Он придумал план, который освободит его от оков прошлого раз и навсегда. Он дал себе единственное задание, выполнение которого, как он надеялся, искупит всю его прошлую жизнь, полную злости, ненависти, ярости, жестокости и обмана. Одну финальную миссию, что освободит его навсегда.

И не только его – если он преуспеет, то избавит весь мир от хватки этого вредителя, этого черноглазого ублюдка.

Дауд собирался убить Чужого.

Единственный вопрос – как? Ответ долго ускользал от Дауда, пока тот не наткнулся на слухи о некоем предмете, который казался решением проблемы. Все началось с истории, которую ему рассказали шепотом в неприглядной пивной. Дауд потратил шесть недель на то, чтобы собрать воедино все отрывки этой истории и получить полную версию.

Фактов было немного, но этого было достаточно. Дауд также учел, что слухи достигли его ушей как раз в тот момент, когда ночные кошмары достигли пика реалистичности. Что было их источником, он не хотел выяснять – возможно, его собственный разум, сбившийся с пути. Но теперь Дауд знал, что его самопровозглашенная миссия не была продуктом стареющего и скучающего сознания, которое борется против пустоты и беспредметности жизни.

Миссия была реальной. Более того, она была возможна. Чужой погибнет от его руки – и Дауд точно знал, как его убить и чем. Ибо из слухов он узнал об артефакте, предмете, напрямую пришедшем в этот мир из мифов и легенд. О реликвии из иного времени и иного места. Об оружии – бронзовом ноже с двумя лезвиями.

Нож, с помощью которого был создан Чужой.

Он действительно существовал, и он вновь появился в этом мире. Однако, если верить слухам, история о ноже подпитывалась вовсе не культистами, заинтересованными в распространении ереси Чужого, а интересом нелегальных торговцев к тому, сколько денег можно выторговать за подобный артефакт на черном рынке. У магических предметов был свой небольшой рынок сбыта, Дауд хорошо был осведомлен о нем. И Двудольный Нож был бы самой востребованной реликвией из всех.

Так как Двудольный Нож пробудил Чужого, он же – как гласила легенда – был единственным оружием, способным прекратить его существование.

Дауду было достаточно этого знания. Теперь его миссия обрела конкретную цель: чтобы убить Чужого, освободить себя и весь мир от его тлетворного влияния, требовалось найти Нож.

И поиск его начался там, где закончились слухи, – в Дануолле, на разрушенной фабрике.

– Ааааххх…

Размышления Дауда прервал стон, издаваемый телом у его ног. Смотритель лежал на спине на помосте, выстроенном вокруг дымохода, все еще в маске, что отражала разгорающиеся лучи рассвета. Когда тот начал шевелиться, Дауд толкнул его голову носком ботинка. Смотритель мгновенно пришел в себя:

– Где я?

Дауд перекинул ногу через тело смотрителя и встал прямо над ним. Тот снова дернулся, всасывая воздух сквозь отверстие в маске, и судорожно закашлялся. Затем приподнялся на локте и свесился набок. Из искаженного гримасой рта маски потянулась нить склизкой слюны. Дауд поставил ногу на грудь смотрителя, прижимая того обратно к помосту. Когда убийца надавил, пальцы жертвы вцепились в его голень, с силой сжались…

– Пожалуйста! Что… вы… делаете?

Дауд прянул вниз, опускаясь на колено, и быстрым ударом выбил воздух из груди мужчины. Потом вцепился в ворот мундира и потянул смотрителя на себя что было сил. Дауд склонился к лицу противника так низко, что его борода коснулась подбородка золотой маски, и пророкотал:

– Ты будешь говорить, лишь отвечая на мои вопросы! Если будешь сам спрашивать, ты умрешь. Если меня не устроят твои ответы, ты умрешь. Если соврешь мне, то я узнаю об этом, и ты умрешь.

Он сжал воротник смотрителя еще сильнее.

– Мы поняли друг друга?

Мужчина тяжело дышал. Он был так близко, что Дауд сумел рассмотреть его глаза сквозь прорези маски. Они были очень синими, очень широкими и очень мокрыми.

Дауд глубоко вдохнул прохладный утренний воздух. Он ощущал на языке резкий электрический привкус – от металлической платформы внизу, что высыхала на солнце. Он различал земляной запах от вод Ренхевена. Но здесь и сейчас становилась все сильнее едкая, кислая вонь страха, что исходила от смотрителя, распростертого на помосте.

Именно такой Дануолл он помнил очень хорошо.

– Кивни, если понял, – проговорил Дауд.

Смотритель быстро кивнул. Из-под маски доносились всхлипы. Дауд замер. Этот мужчина… он что, плакал? Убийца зарычал и сдернул маску. Нахмурился. Неизвестно, что он ожидал увидеть под ней, но часть его невольно удивилась.

Дауд был старше, чем ему хотелось признать, и очень долго отсутствовал в Дануолле, но он искренне не мог припомнить, чтобы ему попадались настолько молодые смотрители. Его пленник выглядел как мальчишка, которому нет еще восемнадцати. Чисто выбритое лицо было круглым, а раскрасневшиеся щеки – по-детски пухлыми, и по ним все еще текли слезы. Большие синие глаза мальчика смотрели на Дауда с чистым, первозданным ужасом.

Что ж, по крайней мере, Дауд останется неузнанным – его борода достаточно отросла, а в бакенбардах появились седые пряди. И смотритель был слишком молод, чтобы опознать его. Мальчишка – нет, мужчина, поправил себя Дауд – во время крысиной чумы, когда «Китобоев» преследовали на улицах города, вероятно, был еще совсем ребенком. В то время плакаты с лицом Дауда были расклеены повсюду: объявления, в которых за его убийство или поимку обещали награду, висели почти в каждой таверне и в каждом переулке во всех районах.

Дауд открыл было рот, чтобы задать первый вопрос, но смотритель заговорил первым, несмотря на угрозы похитителя.

– Вы – это он, правда?

Дауд застыл. Смотритель зажмурился изо всех сил и сжал губы так крепко, что они побелели.

– Мальчик, ты не знаешь меня, – прошипел Дауд сквозь стиснутые зубы. Потом сделал паузу, раздумывая о дальнейших вариантах беседы. Мальчишка был напуган, но, к счастью, все еще способен отвечать на вопросы. – Как тебя зовут?

– Вудроу, – отозвался смотритель. – Хейворд Вудроу.

Дауд зарычал и убрал колено с груди смотрителя, снова наклонился и приподнял того за шею.

– Слушай меня, Вудроу…

– Клинок Дануолла! Вы – это он, да?

Непостижимым образом, спустя все эти годы, несмотря на то, что Дауд изменился, этот смотритель – мальчишка! – узнал его. Узнал – или угадал. Дауд принял этот факт во внимание, но, возможно, это ничего не значило в сложившейся ситуации. С одной стороны, Дауд удивился, но, с другой, вовсе не о нем, реальном Дауде, болтал мальчишка. Он говорил не о настоящем человеке, а о легенде, что стояла за ним.

Вудроу сглотнул.

– Я только… имел в виду, что… простите…

Он заикался, подыскивая правильные слова.

– Только… Клинок Дануолла, мы все еще говорим о нем и о том, что он сделал. В прошлом, конечно, это было до меня. Я всего-навсего прошел первую инициацию. Я имел в виду, что я никогда… он просто легенда. Старшие… то есть более старшие члены Аббатства, они упоминали о нем. Вот и все. Это просто история, чтобы напоминать нам о прошлом и о том, что случалось в городе… Что могло случиться. Чтобы мы уверились в том, что это не случится… снова.

Дауд крепче сжал шею смотрителя и толкнул юного послушника назад, ударив спиной о помост. И Вудроу вскрикнул от удивления, только сейчас поняв, где находится.

– Что… Как мы сюда поднялись? Как мы…

– Слушай меня, Вудроу, – проговорил Дауд. Он так близко наклонился к смотрителю, что борода его касалась лица пленника. – Мы собираемся хорошо провести время. Мы станем друзьями, будем болтать и петь, и засидимся за полночь, и день, когда ты встретил Клинок Дануолла, станет величайшим днем твоей жизни. Потому что если ты правдиво ответишь на мои вопросы и дашь мне нужную информацию, я позволю тебе остаться в живых. И до конца день своих ты будешь благодарен мне за каждый вздох.

Смотритель всхлипнул и попытался кивнуть – настолько убедительно, насколько мог.

– А если не ответишь, – продолжал Дауд, – я скину тебя вниз, и Аббатство Обывателей лишится одного из послушников.

Глаза Вудроу вновь расширились от страха:

– Пожалуйста, только… пожалуйста…

– Чем смотрители занимаются на фабрике?

Мальчик втянул воздух. Он перестал сопротивляться, но Дауд все еще крепко держал его за горло – так, чтобы тот мог дышать… а не кричать.

– Охраняют, – сказал Вудроу. – Я был в дозоре на бойне. Смена караула. Вы, должно быть, видели остальных.

– Почему фабрика так важна?

– Я…

– Почему она важна?

– Ересь! – Вудроу скривился. – Обряд черной магии – ведьмовство! Там произошло нечто неописуемое.

Дауд прищурился:

– Объясни.

– Там был мужчина. Незнакомец из… откуда-то. Говорили, что из Тивии. Путешественник. Он собрал группу купцов, и они сделали фабрику своей базой.

– Для чего?

– У него был предмет. Артефакт.

Вот оно!

– Что за артефакт?

– Я не знаю.

– Ты лжешь.

– Никто не знает!

– Ты лжешь!

Дауд поднял смотрителя за воротник и швырнул его на край помоста. Тот вскрикнул и завертел головой, пытаясь понять, что там внизу. Ничего, кроме двухсот футов пустоты, между ним и далекой крышей завода.

– Его никто не видел! – Вудроу вывернул шею, чтобы посмотреть в глаза Дауду. – Мы знаем только то, что нам рассказали сестры из ордена Оракулов.

Дауд вскинул голову.

– Сестры видели его в пророчестве?

– Да. Да!

– Что именно они видели? Говори!

Сначала смотритель помотал головой, потом кивнул и быстро заговорил, брызгая слюной:

– Какое-то оружие. Это все, что я знаю, клянусь. Послушникам моей ступени больше ничего не сказали!

Итак, истории были правдой. В конце концов он напал на верный след.

Смотритель Вудроу со свистом втянул воздух, но Дауд ослабил хватку на шее юноши. Грудь его тяжело вздымалась.

– Именно поэтому смотрители туда прибыли, не так ли? – спросил Дауд. – Незнакомец привез артефакт в Дануолл. Чем бы он ни занимался на бойне, что-то пошло не так. Его убили, и в Аббатстве Обывателей считают, что артефакт все еще там. Так что смотрители провели восемь месяцев за просеиванием обломков.

– Он опасен, – пробормотал Вудроу. – Еретическим артефактам не разрешено… они не должны существовать.

– Вы так и не нашли его, – протянул Дауд. – Вы все еще ищете.

– Пожалуйста! Не отпускайте меня! Не отпускайте!

Дауд склонился к смотрителю.

– Тогда продолжай говорить. О чем еще болтают юные послушники между собой?

– Теперь они говорят, что артефакт забрали! Кто-то залез в здание фабрики после взрыва. Они нашли его и забрали. До того, как городская стража организовала кордон. До того, как Верховный смотритель призвал нас на поиски.

Дауд зарычал:

– Кто его забрал?

Вудроу затряс головой:

– Я не знаю. Я не знаю. Старшие смотрители в это не верят, поэтому они до сих пор ищут. Но я просто говорю вам о том, что сам слышал.

Потом Вудроу закрыл глаза и начал говорить мягко, и быстро, почти не делая пауз между словами:

– Избегай взора блуждающего, что мечется туда-обратно и тянется к вещам блестящим, что поначалу приводят в восхищение, но далее приводят к беде.

– Вудроу.

– Язык лживый подобен искре во рту язычника…

– Вудроу!

Внизу раздался треск выстрелов, затем предостерегающие крики – один, за ним другой.

Дауд вскинул голову, ослабив хватку на горле Вудроу. Смотритель соскользнул вниз, на несколько дюймов ближе к своей кончине, и в ужасе завопил, прежде чем убийца снова подхватил его. Дауд замер, пытаясь разглядеть источник звуков.

Выстрелы раздавались с востока, откуда-то со стороны Башни Дануолла, всего в нескольких кварталах от королевского дворца. Взгляд Дауда уловил какое-то движение внизу: наклонив голову, он наблюдал, как офицеры городской стражи приближаются к заводу по разным улицам, собираются группами, как муравьи, чей дом потревожили, а затем бегут к Башне.

Висящий у него в руках Вудроу вернулся к жизни и задергался:

– Помогите! Кто-нибудь! Помогите мне! Помо…

Дауд затащил Вудроу обратно на помост и скрутил его, зажав шею пленника сгибом локтя. Вудроу вытаращил глаза и попытался освободиться, но не вышло. Пять секунд – и он прекратил сражаться. Десять – и похолодевшее тело смотрителя упало на грудь Дауда. Убийца оттолкнул обмякшего Вудроу поближе к стене дымохода.

Вдали раздалось еще два выстрела, а потом – еще.

Дауд присел на краю помоста и вытащил из кармана куртки маленькую подзорную трубу. Настраивая ее, чтобы сфокусировать на происходящей вдали заварухе, он почувствовал всплеск адреналина и волны старой памяти, поднимающиеся откуда-то из глубин разума.

Глядя в окуляр, Дауд исследовал улицы рядом с Башней. Довольно быстро он обнаружил четырех стражников, бегущих по широкому проспекту. Дауд следил за ними, пока те не присоединились к отряду на маленькой площади. Мужчины кричали и указывали куда-то руками, а солнце отражалось от пряжек у них на плечах. Некоторые уже извлекли сабли из ножен. У офицера в руках был пистолет, и он целился в сторону Башни. Некоторые из стражей сорвались с места и устремились в том направлении. Остальные рассыпались в стороны, закинув головы и глядя на здания вокруг.

Дауд опустил подзорную трубу и отодвинулся от края помоста. Замер на мгновение. Он не знал, что происходит, и, пожалуй, его это не слишком заботило. Они не могли охотиться за ним: конечно, отсутствие смотрителя Хейворда Вудроу к данному моменту уже могли заметить, но это произошло бы на другом краю города, в Квартале Боен. Что бы ни происходило сейчас здесь, это было связано с самой Башней.

Он снова поднес окуляр к лицу. На улице собралось еще больше стражников, а офицер с пистолетом пытался теперь организовать более упорядоченный поиск.

Поиск чего?

Дауд повернул колесо настройки, меняя фокус, и стал снова осматривать район. Да, ошибиться было невозможно: кто-то бежал по острому коньку крыши к западу от Башни Дануолла, а потом нырнул в тень. Фигура была в трехстах… может, быть, в трехстах пятидесяти ярдах от того места, где находился Дауд.

Он сфокусировался на крышах рядом с Башней. Тени были черны, и в течение минуты там не было никакого движения.

А потом фигура выбралась из укрытия и снова побежала.

Это было красиво. Дауд наблюдал, как она ускользала от стражников и пряталась в утренних тенях, что родились на городских крышах под светом солнца, благодаря их сложной архитектуре.

Дауд вновь посмотрел на улицы внизу. Городская стража на протяжении нескольких минут не вела стрельбу, потеряв того, кого они пытались преследовать. На площади и вокруг нее собиралось все больше народу, но внизу, на уровне мостовых у них не было ни малейшего шанса обнаружить дичь… тем более настолько быструю и ловкую.

Дауд задавался вопросом, кто на Островах мог бы быть способен на такое.

С его позиции открывался прекрасный вид на погоню. Он наблюдал, как фигура перескакивает с одного здания на другое, взлетает над узкими переулками, проносясь прямо над головами стражников, которые ее ищут.

Дауд был очарован этим движением. Фигура была маленькой и гибкой. Возможно, ребенок… нет, кто-то старше. Подросток. Беглец? Или, если судить по навыкам, это мог быть воришка или юный член банды, который пытается впечатлить одного из криминальных боссов, заигрывая с городской стражей и демонстрируя свою ловкость. Когда-то, подумал Дауд, и я был таким. Но теперь…

Он почувствовал, что не может дышать. Он опустил подзорную трубу, как будто на таком расстоянии лучше видел без нее. Потом поднял трубу снова, настраивая фокус, приближая картинку, насколько это возможно. Попытался отследить фигуру на максимальном увеличении.

Это невозможно, верно? Дауд наблюдал за беглецом, который прыгал и бежал, а затем взобрался по отвесной стене, и сложность задачи не затормозила его ни на мгновение.

Не затормозила ее. Потому что бегущая фигура принадлежала не убежавшему от родителей подростку и не парнишке, который метит в головорезы. Это была юная, хорошо одетая женщина в черном брючном костюме, с ослепительно-белым воротничком.

Дауд вмиг узнал ее. Ее портреты висели в каждом городе на Островах, а профиль был выгравирован на каждом монете в Империи.

Императрица Эмили Колдуин собственной персоной. В бегах.

В последний раз он видел ее пятнадцать лет назад. Дауд засмеялся: сначала тихо, но потом все громче и громче, и грудь его вздымалась сильнее. Он в недоумении помотал головой, наблюдая, как императрица исчезает из виду за краем крыши.

Неудивительно, что городская стража пришла в такое беспокойство, – по какой-то загадочной причине императрица покинула Башню и отправилась… за чем? Она спасала собственную жизнь? Со стороны выглядело так, будто собственная стража угрожала ей. Но причина, побудившая начать этот «полет» над городом, оставалась загадкой. Дауд не собирался встревать ни во что – что бы то ни было! – не имевшее отношение к его миссии. К тому же Эмили никогда не приняла бы от него помощь, даже если бы он осмелился ее предложить.

Теперь он уже не видел императрицу, но продолжал размышлять. Она двигалась с удивительной ловкостью и грацией. Было очевидно, что ее навык прыгать по крышам получен не в ходе редких – пару раз в неделю – уроков фехтования.

Ее специально обучали.

Дауд вновь рассмеялся. Конечно! Корво Аттано! Лорд-протектор и отец Эмили. Похоже, эта парочка не теряла времени даром последние пятнадцать лет. Возможно, императрица убедила отца, что ее нужно обучить самозащите на случай, если лорд-протектор не справится с задачей. После убийства ее матери, Джессамины Колдуин, и после того, как саму Эмили похищали, это было неудивительно.

Дауд моргнул, чувствуя, как разум его вновь возвращается к тому дню пятнадцать лет назад. К убийству и битве с Корво Аттано. К противостоянию, которое закончилось изгнанием Дауда из Дануолла.

Он не знал, как Аттано нашел в себе силы, чтобы отпустить противника. Дауд должен был умереть. И, возможно, ему хотелось бы, чтобы Корво был… каким? Сильнее? Слабее? Какой выбор был бы лучше? Убить Дауда или изгнать его? Он убил императрицу Джессамину Колдуин, любовницу Корво, и хотя он был всего лишь наемным убийцей и следовал приказам Хайрема Берроуза, его действия чуть не привели к гибели всей Империи.

Возможно, он заслуживал именно смерти. Иногда он даже желал ее. Корво подарил ему второй шанс, но после этого Дауд провел годы, странствуя по островам в поисках новой цели и новой жизни, и не мог отделаться от чувства, что все это время проходит впустую.

Пока он не определил для себя миссию.

Он снова взглянул на крыши и увидел, как Эмили вновь появилась на берегу реки, рядом с маленьким грузовым доком. Она осторожно прошла до конца узкой сливной трубы, прыгнула в воду, проплыла несколько ярдов под водой и вынырнула. Она гребла в сторону единственного корабля, что стоял в порту, потрепанного пароходика с надписью на борту «Падший…»… кто-то падший: издалека под углом невозможно рассмотреть, к тому же борт судна слишком блестел на солнце.

Дауд вздохнул. Сказал себе: что бы ни происходило, это не его дело. Мир мог развалиться на части. Императрица Островов могла утонуть в море. Ничего из этого не имело значения. Он не мог – и не будет – отклоняться от плана.

Найти Чужого.

Убить Чужого.

И для этого ему требовался Двудольный Нож. Он был там, в Дануолле, на бойне. Смотрители все еще искали его.

Дауд опустил взгляд на Вудроу, который лежал, прижавшись к дымоходу. Юноше тихо хрипел, губы дрожали, а глаза дергались под сомкнутыми веками. Когда его хватятся, кто-нибудь сумеет найти его здесь… на помосте, до которого почти невозможно добраться.

Возможно, найдет.

Дауд вздернул голову. Возможно, история Вудроу про слухи среди послушников была правдивой. Возможно, смотрители не могли найти нож, потому что его обнаружил кто-то до них.

Еретические артефакты редко встречались, но о них было известно. И на черном рынке – том, где торговали костяными амулетами и другими более простыми штуками, связанными с черной магией, – в них были сильно заинтересованы. Раз уж истории о появлении Двудольного Ножа распространились до самых дальних островов, значит, в Дануолле об этом хорошо известно. Особенно если знаешь, кого расспросить.

Так уж случилось, что Дауд знал, к кому обратиться. Если ты интересуешься еретическими артефактами и знаниями для посвященных, стоит идти в одно-единственное место. Он не был там давно. И даже будучи «китобоем», не находил причин для посещения этого места… да и многие другие банды Дануолла обходили его стороной.

Но именно в этом месте можно было найти ответы на вопросы и вновь напасть на след.

Вирмвудский проезд.

И Дауд точно знал, кого искать, добравшись туда.

3

УЛИЦЫ ДАНУОЛЛА

18-й день месяца Земли, 1852 год

«В соответствии с пунктом 5, разделом 1, параграфом 7В, солдаты городской стражи обязаны прибыть на свои посты после вступления в силу специальных распоряжений (от Главного Штаба), в соответствии с протоколом 6, тем самым обеспечивая создание кордонов и зон, в которые ограничен доступ гражданского населения; далее, в соответствии со специальными распоряжениями (от Главного Штаба), по протоколу 7, городская стража уполномочена вводить и обеспечивать соблюдение комендантского часа, параметры которого находятся в ведении руководителей частей, в соответствии с приказами, полученными от командования городской стражи, от лорда-протектора и/или от правящего лица Островной Империи, кто бы ни занимал эту должность».

– ДОПОЛНЕНИЕ К ПУНКТУ 5 ОБ ЭКСТРАОРДИНАРНЫХ РАСПОРЯЖЕНИЯХ И ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ МЕРАХОтрывок из Инструкции для городской стражи (двадцать седьмое издание)

Путешествие через Дануолл, из района Башни до Вирмвудского проезда, оказалось интересным и заняло у Дауда гораздо больше времени, чем он планировал потратить, даже учитывая, что он передвигался в открытую. Дауд решил отказаться от теней и крыш, и в результате завяз на улицах. Довольно быстро стало ясно, что в суете никто не собирался останавливать его или просто удостаивать взгляда.

Дануолл пребывал в хаосе. Провал операции городской стражи, когда солдаты пытались – и не смогли – догнать свою собственную правительницу, быстро привел к мобилизации по всему городу, улицы стали заполняться не только солдатами, но и смотрителями. В отличие от стражников, которые были в некотором смятении, смотрители перемещались по улицам с каким-то суровым спокойствием, их маски источали угрозу одним своим присутствием, мелькая среди увеличившегося числа обеспокоенных граждан. Те вышли на улицы, когда слухи о том, что происходит в Башне Дануолла, пронеслись по городу, как огонь. Информация была отрывочной, неполной и в чем-то противоречивой, как и всегда в новостях такого рода – сразу после того, как событие произошло и начало обрастать слухами.

Произошел переворот. Императрицу свергли. Некоторые говорили, что она мертва, некоторые говорили, что она скрывается. Дауд, по крайней мере, знал правду, но, пробираясь сквозь толпу, он держал рот на замке, слушая сплетни, что кружили вокруг, как мотыльки, танцующие в лучах летнего солнца, и сам в разговоры не вступал. Это не имело никакого отношения к нему. Он существовал отдельно, как наблюдатель… «Нет, как чужой», – понял он с горькой иронией.

Дауд попытался сойти с главного проспекта: скорость его продвижения замедлялась по мере того, как толпа увеличивалась; но он обнаружил, что большинство альтернативных маршрутов оказалось отрезано городской стражей и смотрителями, которые начали сгонять толпы туда, где их легче было контролировать. Это было логично и не удивило его.

А вот что действительно удивило, так это обнаруженная им третья фракция официальных лиц, помимо стражи и смотрителей. Эти военные помогали страже – нет, скорее командовали ее солдатами. Они были одеты в униформу из мешковатых бежевых брюк и мундиров с короткими рукавами, синевато-зеленых у большинства и темно-красных у нескольких человек. Одежда контрастировала с белыми кожаными ремнями и патронташами, которые пересекали грудь. Все они носили высокие белые фуражки с коротким козырьком спереди и более длинным сзади, для защиты шеи. На околышах фуражек поблескивали серебряные значки, обозначавшие власть, на которую эти военные работали.

Дауд знал эту униформу и знал значок. Он знал их всю свою жизнь. Это была Парадная Серконская гвардия, здесь, в Дануолле, так далеко от дома, участвующая в перевороте, и, видимо, в довольно большом количестве.

И, что более важно, именно одетые в красное ветераны, как оказалось, отдавали приказы – и своим людям, и городской страже, и даже смотрителям.

«Это становится интересным», – подумал Дауд. Что бы ни произошло во дворце, очевидно, что этой свинье Луке Абеле, герцогу Серконоса, пришлось самому вмешиваться в это дело. Дауд наблюдал, как офицеры Парадной Серконской гвардии совещались со своими коллегами из городской стражи и смотрителями, и все больше членов каждой фракции начало собираться на узкой улице позади него. Они уже были готовы двинуться на толпу, с намерением загнать всех обратно вглубь района, и, без сомнения, отдать приказ о соблюдении комендантского часа.

Но им нужно было действовать быстро – Дауду потребовалось два часа, чтобы добраться до этого места, и толпа расходиться явно не собиралась. В мгновение ока все происходящее могло обернуться беспорядками, а стихийные сходки обеспокоенных граждан – взрывом пороховой бочки. Дауд знал, что будет дальше. Толпа будет бунтовать, и власти – неизвестно, кто был главным сейчас, возможно, сам герцог Абеле – прикажут подавить сопротивление. Будет много крови. Дауду нужно было уходить; эта внезапная нестабильность угрожала его планам. Он должен был добраться до Вирмвудского проезда, получить любую информацию, какую только мог, о Двудольном Ноже, и, возможно, даже найти сам артефакт, если тот все еще находился в городе. А если нет, то ему нужно было узнать, куда Нож делся, у кого находится сейчас и что нужно сделать, чтобы завладеть им. Давка среди горожан начала нарастать.

Дауд чувствовал, как менялась атмосфера, когда люди стали замечать скопления стражи. Любопытство, растерянность – даже немного волнения – уступили место неуверенности, страху.

Это должно было случиться, и уже скоро. Он обогнул фасад магазина, минуя прохожих, чтобы обеспечить себе свободный путь вниз по улице. Дальше толпа редела, и улицы и переулки казались свободными от стражи.

«Это не моя проблема».

Впереди него двигалась группа городской стражи. Солдаты казались неуверенными, нервными. Дауд не обвинял их – вероятно, о том, что происходит, они знали столько же, сколько он, или даже меньше, и, несомненно, были не слишком счастливы быть под командованием Парадной Серконской гвардии. Дауд не хотел рисковать, ввязываясь в схватку; он уже потратил достаточно времени.

Один из приближающихся стражников указал на него.

– Эй, ты! Куда ты идешь? В городе сейчас комендантский час.

Дауд остановился и поднял руку, надеясь продемонстрировать дружелюбие, но приветствие лишь заставило стражника нахмуриться. Он и его сослуживцы были еще в пятидесяти ярдах от него, но теперь они все побежали к Дауду.

Бросившись вперед, Дауд резко повернул в узкий переулок. Здания по обе стороны были высокими. На плоских стенах виднелась сеть железных лестниц, их нижние ступеньки висели по крайней мере в десяти футах от земли, чтобы никто не мог зацепиться.

Шаги приближающейся городской стражи становились громче, ботинки тяжело бухали по мостовой. Дауд глубоко вздохнул, затем медленно выпустил воздух. Он не хотел использовать магию, но снова оказался вынужден. Ему нужно было спешить. Похоже, время сейчас было самым важным – важнее, чем когда-либо раньше.

Он поднял глаза, оценил расстояние, затем протянул левую руку. Метка Чужого начала жечь кожу, словно клеймо, и она горела все сильнее, пока Дауд поднимался по лестнице, а затем взлетел на крышу. Там он остановился и посмотрел вниз, наблюдая, как патруль городской стражи вошел в переулок, и солдаты оглядываются по сторонам в поисках беглеца, словно потерянные дети. Затем Дауд повернулся и продолжил свой путь.

4

ВИРМВУДСКИЙ ПРОЕЗД,

ВИРМВУД, ДАНУОЛЛ

18-й день месяца Земли, 1852 год

«Более бесстрашным путешественникам, что хотели бы открыть для себя истинную природу города и, возможно, хотели бы познакомиться с той стороной Дануолла, о которой обычно не упоминают, можно посоветовать пройтись по Вирмвудскому проезду. Улица с этим названием является в некотором роде главной артерией небольшого, но густо застроенного района, что прячется в юго-западной части города. Здесь путешественник найдет магазины, подобных которым нет более нигде в Дануолле, ибо они рассчитаны на вкус необычных покупателей. Тем не менее туристу не рекомендуется сворачивать с этой улицы, а также стоит на время данного путешествия нанять телохранителя, дабы избежать неприятных рисков. Несмотря на то что Вирмвудский проезд действительно удивительное и яркое место, долгие годы он находится под властью разнообразных подпольных организаций. И они относятся к пришельцам снисходительно ровно до того момента, пока те не суют нос куда не следует. Глуп тот путешественник, который решит сойти здесь с прямого пути, а городская стража также напоминает, что не высылает солдат на призывы о помощи южнее улицы Даррельсон.

Рекомендуется повышенная осторожность».

– «ВИРМВУДСКИЙ ПРОЕЗД —ТАЙНАЯ СТОРОНА ДАНУОЛЛА»Отрывок из «Многогранного путеводителя по Островам» (четвертое издание)

Дауд осмотрел улицу внизу, прячась за острым коньком крыши над таверной, расположенной на углу улицы Даррельсон. На контрасте с хаосом, что творился к северу, здесь было спокойно, но вовсе не из-за комендантского часа или угроз со стороны городской стражи либо прочих военных подразделений, что сегодня обходили дозором Дануолл. Здесь всегда было спокойно в это время, и сегодняшний день не стал исключением.

Вирмвудский проезд располагался параллельно улице Даррельсон, которая служила своеобразной границей между городом и Вирмвудом, территорией, которая явно отличалась от остальных районов Дануолла. Архитектура здесь казалась более старой, улочки, разбегающиеся в стороны от Вирмвудского проезда, словно нервы от позвоночника, были извитыми и узкими, а дома по их сторонам кривобокими и покосившимися. Камни мостовых и зданий выглядели старыми и раскрошившимися, как будто этот уголок Дануолла был старше окружающих районов по меньшей мере лет на сто. Возможно, это было правдой. Возможно, Вирмвудский проезд являлся настоящим старым городом, тем семенем, из которого Дануолл вырос, а затем расширился и захватил южный берег Ренхевена, после чего протянулся на север и превратился в самое большое поселение на Островах и столицу Империи.

Возможно. Дауд не был уверен в этом, к тому же не слишком интересовался историей градостроения. С Вирмвудским проездом и его окрестностями он был не слишком хорошо знаком, однако знал о них достаточно. Достаточно, чтобы действовать очень, очень осторожно, отправляясь на поиски. Будет особенно сложно, учитывая, что город буквально трясет от страха после внезапного переворота. Однако выбора не было. Или сейчас, или никогда.

Вирмвудский проезд отличался – держался особняком – от остальных районов Дануолла еще по одной причине, которая не имела ни малейшего отношения к истории или архитектуре. Этой причиной были его банды, или, точнее сказать, одна из банд. Самая опасная, самая отмороженная, самая жестокая банда в истории Дануолла. Ее обычно не упоминали в общем ряду, перечисляя известные группировки, что обитали в «подбрюшье» города, такие как Шляпники, Мертвые угри, Банда Боттл-Стрит или наиболее часто мелькавшие в разговорах «Рычащие парни». Просто деятельность этой банды была очерчена границами Вирмвуда. Большинство жителей Дануолла, даже если они и осмеливались заглянуть в пасть опасного района, охотясь за редким антиквариатом или необычными безделушками и пребывая в блаженном неведении о черном рынке, который функционировал здесь же, никогда не слышали о местных головорезах.

Те именовали себя «Банда Шести Углов». Во главе стоял Джек по прозвищу Сделай Их. Штаб-квартирой им служила таверна под названием «Чертог Самоубийц». Дауд направлялся к ним, поскольку «Банда Шести Углов» контролировала определенный тип бизнеса, весьма популярный в их вирмвудской империи: контрабанду. Предметы искусства, украденные вещи, похищенные люди, еретические артефакты – или, например, просто старая монета, – если тебе надо было вывезти что-либо из Дануолла втайне, стоило нанимать ребят из «Шести Углов».

Если уж кто-то и знал, что произошло с Двудольным Ножом, так это Джек Сделай Их. И Дауд собирался лично побеседовать с ним.

При этом он надеялся, что не придется перебить всех собеседников, чтобы самому остаться в живых.

Дауд спустился на мостовую и направился прямиком к Вирмвудскому проезду. На протяжении нескольких дюжин ярдов он двигался в одиночку, а потом уже нет. Пара шагов, и, обернувшись, он увидел, что за ним открыто следуют двое: мужчина и женщина, оба в строгих костюмах с иголочки вроде тех, что любят носить банкиры и счетоводы. Но это были вовсе не деловые люди. Толстая шея мужчины бугрилась мускулами, а усы с напомаженными кончиками завивались вверх. У его компаньонки на голове красовался плотный пучок волос, а круглый воротник рубашки почти не скрывал татуировку на шее. Отвороты их пиджаков были грубо отрезаны, и зубчатый край с торчащими белыми нитями ярко выделялся на фоне темной ткани.

Было очевидно, что это наблюдатели, работающие на «Шесть Углов», которые не столько охраняли подходы к Вирмвудскому проезду, сколько следили за тем, чтобы любые события, происходящие в Дануолле, не мешали деятельности банды здесь. Должно быть, сюда уже дошли слухи о перевороте. Скоро к ним присоединилась еще пара, а потом еще двое мужчин выскользнули из дверных проемов и последовали за незнакомцем, что так смело шагал по их территории. Дауд счел это хорошим знаком: раз наблюдатели активны, «Шесть Углов» все еще действуют – а значит, есть шанс получить информацию, за которой он пришел. И получить ее вовремя, подумал он, проходя мимо выжженного остова здания по правую руку. Смотрители периодически заявлялись в Вирмвуд и поджигали дома – вялая попытка пресечь торговлю тайными и еретическими товарами. То, что они никогда не пытались нанести значительный урон, объяснялось страхом перед серьезным сопротивлением – однажды они проникли в самое сердце владений «Банды Шести Углов» и встретились с армией головорезов, которые убили десятки смотрителей и прогнали прочь остальных. Со времен битвы на улице Мандрагоры – именно так называли этот инцидент – смотрители резко потеряли интерес к району и никогда не тратили достаточного количества времени и не посылали достаточно людей, чтобы вышибить «Шесть Углов» из Вирмвуда.

Пока Дауд продолжал прогулку в сопровождении уже шести человек, он размышлял, долго ли продержится существующее положение. Если Лука Абеле, герцог Серконоса, действительно провозгласил себя правителем, вряд ли Вирмвуд надолго останется неприкосновенным.

Именно поэтому нельзя было терять времени. Следовало прийти сюда, пока не нагрянула стража, получить информацию и выяснить, кто и куда забрал Двудольный Нож.

Дауд шел вперед, подняв голову и сдвинув капюшон на затылок, чтобы тот не скрывал лицо. Чем дальше он продвигался вниз по Вирмвудскому проезду, тем больше было наблюдателей разного возраста и телосложения, мужчин и женщин примерно поровну, все в сюртуках с обрезанными отворотами, мужчины в круглых котелках и с элегантными напомаженными усами, женщины с волосами, забранными в пучки. Они стояли у дверей или подпирали стены. Они сидели на ступенях и опирались на поручни. И были они не только на уровне мостовой. Дауд поглядел наверх и обнаружил, что одни смотрят из открытых окон, а другие притаились за закрытыми ставнями.

Все они провожали глазами Дауда, пока он шел по улице в сопровождении эскорта – примерно в двадцати шагах позади. Он игнорировал наблюдателей и непринужденно шагал, глядя вперед и сохраняя жесткое выражение на лице. Он надеялся, что его манеры намекнут: он прибыл сюда не случайно, но не для того, чтобы воевать, а чтобы вести дела.

Маршрут его был длинным и прямым, четверть мили до оживленного перекрестка в самом сердце района, там, где сходилось пять улиц – две главные артерии, Вирмвудский проезд и улица Мандрагоры, и еще три переулка, образуя круглую площадь с узкими фасадами высоких зданий по краям. Самый центр ее был свободен, а по краям стояло еще около пятидесяти гангстеров, все в униформе «Шести Углов». Дауд затормозил, не в силах скрыть нерешительность. Банда очевидно пребывала в боевой готовности. В отличие от шести преследователей и тех, кто следил за ним по ходу движения, эти люди даже не пытались скрывать оружие. У каждого за поясом заткнуто было два пистолета, а из правого кулака свисал кожаный шнур со свинцовым грузом на конце. Никто не двигался и не говорил ни слова. Эскорт позади остановился, соблюдая дистанцию.

Это была Площадь Шести Углов – сердце Вирмвуда – имя которой взяла главная из здешних банд. На другой стороне перекрестка, прямо перед Даудом, высилось два здания. Одно из них – почерневшая скорлупа старого дома из щербатого кирпича, без дверей и стекол, с провалившейся крышей. Зияющие оконные проемы напоминали глазницы черепа. В отличие от руин бойни, на которой побывал Дауд, этот обгоревший скелет здания оставили здесь в память о битве на улице Мандрагоры.

Но целью визита было не оно, а здание по соседству. Пятиэтажный дом из темного кирпича, узкий фасад всего в три окна шириной. Окна были закрыты, а шторы задернуты везде, за исключением одной комнаты на четвертом этаже. Дауд сумел разглядеть двух людей, что двигались за стеклом и смотрели на улицу. Еще наблюдатели от «Банды Шести Углов».

Это здание было таверной. Весь фасад первого этажа был отделан неровной зеленой плиткой, к центральному входу вела короткая лестница между двумя широкими верандами, над большими окнами – полосатые бело-зеленые навесы. Если у таверны когда-то и было имя, Дауд не мог его вспомнить; сейчас же над входом висела вывеска, или то, что от нее осталось, – большая часть оторвана, над дверью виднеются лишь три большие позолоченные буквы с красивыми завитками: «БАР».

Дауд знал этот дом под другим именем, как и все в Вирмвуде, как и жители Дануолла, которым это требовалось, будь они офицерами городской стражи, или старшими братьями Аббатства Обывателей, или просто теми, кто вел дела, требующие помощи «Банды Шести Углов». Это был главный штаб банды и место, где жил их глава, Джек Сделай Их, тот самый «Чертог Самоубийц». Название намекало: если ты заходишь внутрь без приглашения или не по делу, наружу живым не выйдешь.

Дауд размял шею и похлопал по правой стороне куртки в районе груди. Мешочек, закрепленный на подкладке, был на месте. Дауд не горел желанием использовать то, что внутри, но это было средство на случай чрезвычайных ситуаций. Например, таких, как эта.

Вооружившись осознанием экстраординарности момента, Дауд сжал зубы и зашел в бар.

5

«ЧЕРТОГ САМОУБИЙЦ»,

ВИРМВУД, ДАНУОЛЛ

18-й день месяца Земли, 1852 год

«Знаете, как “Банда Шести Углов” оставалась на плаву все эти годы? Ладно, я скажу вам. С помощью страха. Вот так все просто. И главарь их, Джек Сделай Их, специалист по страху – да он просто распорядитель цирка ужасов, а Вирмвудский проезд – его арена. Он понимает: чтобы заставить бояться – чтобы действительно заставить людей верить в кошмар, – просто слов недостаточно.

Страху нужна демонстрация.

Если кто-то обворует Джека, тот отрежет ему руки. Кто-то скажет слово поперек – лишится языка. А если кто-то будет сомневаться в авторитете главаря, Джек отрежет ему голову, насадит на кол и выставит в окно “Чертога Самоубийц”, чтобы все полюбовались на нее.

И все это он проделывает со своим ближайшим окружением.

Страх очень действенный инструмент. Так-то».

– «ВИРМВУДСКИЙ ПРОЕЗД И “БАНДА ШЕСТИ УГЛОВ”»Отрывок из журналистского расследования проявлений организованной преступности

Внутри «Чертога Самоубийц» было чисто и опрятно, будто в холле приличного питейного заведения, и ничто не отличало его от любого бара для высшего общества, из тех, что заполонили более уютные районы города. Это был большой зал, с низкими балками и панелями темного дерева, с полосатой бело-зеленой обивкой на высоких спинках диванов, рядами стоявших у стен. Несмотря на то что снаружи ярко светило солнце, внутри было темно и уютно, освещение оказалось приглушенным, а большие окна, выходящие на веранду, были покрыты матовым «морозным» узором для сохранения приватности. Прямо перед Даудом, в дальней стороне зала находился, собственно, бар. Уставленные бутылками полки располагались вокруг большого зеркала. Дауд посмотрел на свое отражение и отражения двадцати голов бандитов, которые сидели в баре, – все глаза были устремлены на него.

Обзор немного испортился, когда одна из женщин «Шести Углов» подошла и встала прямо перед ним. Она подняла пистолет, уперев ствол прямо в лоб Дауда, и с силой надавила.

– Ты слишком далеко зашел.

«Добро пожаловать в “Чертог Самоубийц”», – подумал Дауд. Он посмотрел поверх плеча женщины, пробежав взглядом слова, вырезанные на коричневой деревянной панели над баром. Белые зазубренные шрамы букв – если не брать во внимание головорезов – были единственным элементом декора, который казался неуместным в этом месте: СДОХНЕШЬ БЫСТРО.

Дауд улыбнулся и поднял пустые ладони.

– Я здесь лишь для того, чтобы выпить.

Бандитка и бровью не пошевелила. Дауд почувствовал, как кружок дула буром ввинчивается в кожу его лба.

– И что? – спросила женщина.

Взгляд Дауда метнулся по комнате. Он заметил, как пристально за ним наблюдали остальные бандиты; некоторые глядели из-за высоких спинок диванов, другие опирались на столбы из темного дерева, и все были вооружены пистолетами и дубинками. В баре не было ни столов, ни стульев – меньше самодельного оружия на случай драки – и, несмотря на множество видов алкоголя, выставленных за стойкой, никто не пил.

Дауд снова сосредоточился на зеркале, обзору все так же мешала женщина, прижимающая пистолет к его голове. Он очень осторожно наклонился вправо.

– И поговорить, – сказал он зеркалу. Конечно, оно было прозрачным с той стороны. Висящее напротив входа зеркало – идеальный способ видеть всех, кто приходит и уходит. Кто-то наблюдал за происходящим, он знал это. Может, даже сам Джек Сделай Их. Все молчали. Прекрасно. Дауд мог и подождать.

У него все равно не было выбора.

Через несколько мгновений послышался скрип, затем грохнула, закрываясь, тяжелая дверь, и из-за угла бара появился человек. У него были усы, как и у остальных мужчин, но он был намного старше, и на нем не было шляпы – редкие, седые, безукоризненно причесанные волосы блестели от бриолина. На нем также не было куртки, а рукава его рубашки без воротника были закатаны до середины предплечья и удерживались серебряными браслетами, надетыми выше локтей. Вокруг талии у него был повязан фартук в зелено-белую полоску, а через плечо висело полотенце того же цвета.

Мужчина, возможно, был старше, чем остальные головорезы, собравшиеся в «Чертоге Самоубийц», но при этом он прекрасно вписывался в состав банды. Шея у него была толстая, а широкие плечи растягивали ткань рубашки. Когда он положил руки на стойку, упершись в нее локтями, Дауд увидел бугры мышц.

– Ну?

Дауд замер. Это был Джек Сделай Их? Или бармен притворялся главарем, чтобы выявить потенциальных клиентов или жертв? Дауд ничего не сказал, вместо ответа приподняв бровь.

Бармен продолжал смотреть.

– Ты сказал, что хочешь выпить.

Дауд взглянул на женщину с пистолетом, затем сделал полшага назад и небрежно отмахнулся одной рукой от ствола. Бандитка позволила оружию упасть и посмотрела через плечо на бармена. Тот кивнул, и женщина отступила.

Дауд провел ладонью по бороде и двинулся к бару, следя за каждым своим движением, не забывая о каждым взгляде, прикованном к нему. Когда он добрался до бара, осторожно положил обе руки на стойку, держа их на виду.

– Ну, ты знаешь, что говорят в Морли, – сказал Дауд.

Бармен промолчал, продолжая сурово смотреть на Дауда. Тот видел край зеленой татуировки, сразу за краешком воротника.

– Нет, – наконец проговорил бармен. – Что именно говорят в Морли?

– Что где-то на Островах солнце всегда достаточно высоко, чтобы выпить.

Дауд выдержал взгляд бармена в течение пяти долгих секунд, которые в тусклом спокойствии «Чертога Самоубийц», казалось, длились целую вечность. Затем тот повернулся к полкам позади себя. Пристально глядя на отражение Дауда в зеркале, он вытащил со второй полки тонкую, темную бутылку – серконский пряный ром, – затем повернулся и достал из-под стойки квадратный стакан. После этого поставил и бутылку, и стакан перед Даудом и вернулся к той же позе, в какой стоял раньше.

Дауд взглянул на бутылку. Этикетка была выцветшей и старой, но ром определенно хорошим. Он взглянул на стакан, затем снова на бесстрастное лицо бармена.

– Не тот стакан, – сказал Дауд.

Бармен промолчал.

– Серконский ром традиционно подается в высоком бокале с широким горлышком, – продолжал Дауд, – Чтобы раскрыть аромат.

Бармен все так же молчал. Дауд опустил руки.

– Конечно, ты знаешь об этом всё, южанин.

Дауд обернулся на звук голоса. Голос был женским и звучал из одной из кабинок у окна, где сидели двое мужчин, будто свитых из тех же стальных мышц, что и остальные члены «Банды Шести Углов».

Позади них, в углу дивана, сидела женщина. Она была одета так же, как и остальные, – жакет с короткими лацканами, белая рубашка с высоким круглым воротником – но, в отличие от других женщин, ее рыжие волосы были не собраны в пучок, а коротко подстрижены и смазаны воском для волос, как у бармена. На вид Дауд дал бы ей лет двадцать – двадцать пять.

Ровесница императрицы, подумал он, вспоминая побег Эмили по крышам. Казалось, прошло уже несколько дней, хотя это случилось всего несколько часов назад. Тут позади себя Дауд услышал легкий стук. Он повернулся и обнаружил, что еще один квадратный стакан присоединился к первому. Они с барменом посмотрели друг на друга, прежде чем тот повернулся и, рывком сняв полотенце с плеча, начал протирать полки под зеркалом. Женщина засмеялась.

– Ты собираешься стоять там, с таким видом, словно готов разорвать всю городскую стражу голыми руками, или присоединишься ко мне с выпивкой?

Дауд облизнул губы, его взгляд снова метнулся по комнате. Все, кроме бармена, все еще следили за ним. Он схватил бутылку и два стакана и подошел к кабинету. Встал у стола и посмотрел на женщину, не обращая внимания на двух бандитов.

Она кивнула, и головорезы встали и ушли, а кожаные сиденья будто вздохнули, освободившись от веса, им вслед. Дауд поставил бутылку и стаканы и устроился на диване напротив. Мгновение они смотрели друг на друга, и на губах женщины играла легкая улыбка.

Дауд потянулся за бутылкой, вытащил пробку и налил в оба стакана лучший карнакский ром. Толкнул один стакан в сторону женщины, а затем поднял свой и осушил его одним глотком. Он почувствовал, как жидкость коснулась языка и горла, наполнив глотку огнем и нотами кофе и ванили. Наполнив свой бокал во второй раз, он не выпил. Вместо этого он кивнул своей собеседнице.

– Джек Сделай Их, я полагаю?

Не обращая внимания на стакан перед собой, молодая женщина подняла бутылку с ромом и сделала длинный глоток, глядя на Дауда. Затем вернула бутылку на стол, но не выпустила горлышко.

– Правильно полагаешь.

Дауд поднял свой стакан и отсалютовал собеседнице, затем снова осушил его в одиночестве.

– Угощайся, – сказала Джек. – Выпивка за счет заведения.

Дауд кивнул в знак благодарности.

– Потому что, когда ты закончишь, – продолжила Джек, – тебе придется придумать очень вескую причину, почему я должна позволить тебе уйти отсюда живым.

6

«ЧЕРТОГ САМОУБИЙЦ»,

ВИРМВУД, ДАНУОЛЛ

18-й день месяца Земли, 1852 год

Что делать с пьяным «китобоем»? Что делать с пьяным «китобоем»? Что делать с пьяным «китобоем» Рано-рано поутру? Скормить ли стае крыс голодных? Иль горло вскрыть ножом холодным? Или пулю в сердце? Кисть, не дрогни, Рано-рано поутру. – «ПЕСНЯ ГАРПУНЕРОВ»Отрывок из сборника матросских хоровых песен

– Джек, я здесь не для того, чтобы драться, – сказал Дауд.

Джек снова запрокинула бутылку. Дауд наблюдал, как она пьет, эта крошечная бледная рыжеволосая женщина. Действительно ли она Джек? Дауд поворошил старые воспоминания о своей жизни в Дануолле. Насколько он помнил, главаря «Шести Углов» еще тогда звали Джек Сделай Их – эта традиция сложилась задолго до того, как его собеседница появилась на свет. Это имя, должно быть, передавалось от главаря к главарю, подобно титулу.

Нет ничего лучше для ведения дел, чем преемственность. А для жителей Вирмвудского проезда и «Банды Шести Углов» дела были превыше всего.

Молодая глава банды и убийца-изгнанник молча сидели за столом и пристально смотрели друг на друга, и бутылка серконского рома опустела уже наполовину. Дауд сохранял сдержанное, безразличное выражение на лице, а девушка глядела на него исподлобья, склонив голову.

Потом Дауд запустил пятерню в бороду, не снимая перчатки. Ему это нравилось – помогало думать.

В конце концов Джек сказала:

– Я передумала.

Дауд поджал губы:

– На тему чего?

– Мне не нужна всего одна веская причина, чтобы не выпустить тебе кровь на пороге этого дома.

– Да?

Ладонь Дауда нащупала горлышко бутылки. Джек наклонилась к нему над столом и положила свою руку на его перчатку. У нее были тонкие, изящные пальцы с коротко остриженными ногтями. «Чтобы удобнее было драться», – подумал Дауд. Он посмотрел ей в глаза, а Джек мягко вытащила бутылку из его захвата.

– Нет, – ответила Джек. – Мне понадобятся четыре веские причины.

Дауд засмеялся. Из его груди поднимался низкий звук, будто где-то там внутри пересыпали гравий. Ох, почему это разговор оказался таким сложным?

– Это точно?

– От тебя зависит. Может, и пять.

Дауд откинулся назад и вздохнул.

– Я уже сказал, что не собираюсь драться. И у меня всего один аргумент, чтобы ты меня не убила, но тебе он понравится.

Произнеся эти слова, Дауд запустил руку во внутренний карман куртки и извлек наружу маленький кожаный мешочек, выудил оттуда и выложил на стол один маленький слиток из розовато-белого металла. Он был размером примерно с монету-десятку, только в два раза толще, и на девяносто восемь процентов состоял из чистой платины. На него ушла изрядная часть денег, на сбор которых Дауд потратил годы, и если раньше они хранились в безопасных убежищах по всей Империи, то теперь обрели материальное воплощение. Теоретически убийцу можно было назвать богачом. Практически эти слитки были альтернативной формой для расчетов, не такие удобные, как наличные деньги, но подходящие в ситуациях, подобных этой.

Джек быстро посмотрела на стол, потом снова на собеседника. Она подхватила слиток, взвесила в руке, потом перевернула. На обратной стороне виднелись полукруг и вилы. Слиток выскользнул из пальцев Джек и упал на стол.

– Воруешь у смотрителей?

Дауд пожал плечами:

– Это имеет значение?

– Нет, если они не захотят свои деньги обратно.

– Так расплавь его. Мне наплевать. Я здесь по делу.

Не обращая внимания на слиток, он плотно затянул шнурок на мешочке и толкнул его по столу в сторону Джек.

– Здесь плата за ваши услуги – более чем достаточная.

Джек снова подняла голову.

– Тебе нужно что-то перевезти?

– На самом деле нет. Я ищу кое-что. Артефакт.

Дауд посмотрел на Джек и увидел, как она наморщила лоб в замешательстве.

– Так мы не работаем, – сказала она. – Если хочешь потратить украденные деньги на костяные амулеты, вперед. Владельцы магазинов в Вирмвудском проезде будут более чем рады помочь.

– Все, что я хочу, – ответил Дауд, – это информация. Недавно в Дануолле был артефакт. Его привезли в город, а потом вновь вывезли. Мне нужно знать куда.

Джек молчала.

– Это нож. Бронзовый, с двумя лезвиями. Может быть большим или маленьким… я не знаю. Может выглядеть обычно. Или так необычно, что раньше вы не видели ничего подобного. Его привезли в город, возможно, восемь…

В этот момент Джек рассмеялась, и смех распространился по всему бару. Дауд обернулся и увидел, что члены банды один за другим присоединяются к своему начальству. Он повернулся обратно и щелкнул по слитку, потом по мешочку перед Джек.

– Девять слитков. Считай это первым взносом. И назови свою цену.

Джек прищурилась.

– Послушай меня, дружок с юга. «Шесть Углов» занимаются конкретным бизнесом. Нашими услугами пользуются хорошие люди из Дануолла уже очень, очень давно – и услуги эти не обсуждаются за пределами данной комнаты, – она откинулась на диван, и кожа обивки скрипнула в такт движению. – И вот приходит незнакомец, с деньгами смотрителей, и говорит, что ищет нечто… из тех предметов, что мы привезли для кого-то еще? Я уверена, что есть более быстрый и надежный способ умереть, но сама о подобном раньше не слышала.

Дауд обернулся к окну.

– А ты знаешь, что происходит там, снаружи, за пределами твоей маленькой империи?

Джек пожала плечами.

– Говорят, в Башне переворот. Вероятно, герцог Серконоса выкопал скелет из семейного шкафа Колдуинов. Молодец.

Дауд взглянул на собеседницу.

– Ты действительно думаешь, что вас это не коснется?

– Они не пойдут сюда.

Он сжал руку в кулак и изо всех сил сопротивлялся желанию стукнуть по столу.

– Послушай меня, Джек. Ты можешь думать, что в безопасности под охраной собственной маленькой армии, но они придут за тобой. Поверь мне, они придут.

Он указал пальцем в окно.

– Ты думаешь, герцог Серконоса ничего не знает про Вирмвудский проезд и «Шесть Углов»? Может, ты слишком молода, чтобы осознавать это, но подобные перевороты требуют подготовки. Месяцев подготовки. У него все расписано. То, что его солдаты ворвались в Башню… Это только начало. И в первую очередь он опирался на шпионов здесь, внутри.

Дауд наклонился через стол.

– Они к ночи будут здесь. Слово даю. И «Банда Шести Углов» их не испугает.

Дауд откинулся обратно на спинку дивана.

– Так уже случалось раньше. Смотрители приходили сюда, раз за разом, чтобы сжечь все дотла и очистить район от паразитов – включая парней из «Шести Углов». Ты можешь думать, что Вирмвуд – особенное место, и это так, но он также остается частью Дануолла. И кто бы там ни сидел на троне, город принадлежит ему. И ты ему принадлежишь тоже.

Джек замерла. Она медленно потянулась к бутылке, сделала долгий глоток и отставила ее в сторону.

– Это ты мне так угрожаешь? – спросила она наконец.

Дауд развел руками.

– Я не угрожаю тебе. Я предупреждаю. Я не единственный, кто бросился сюда сразу… но опоздал. Я пришел за информацией. Мне нужна лишь она. Как только я получу ее, я уйду. И советую тебе сделать так же. Хотя бы на время, пока дела не устаканятся. Я всего лишь пытаюсь тебе помочь, и, возможно, ты решишь помочь мне.

Взгляд Джек метнулся за спину Дауда, и сзади послышался звук, который сложно было с чем-то спутать: два десятка головорезов с горячим темпераментом и склонностью к насилию резко поднялись с мест, и звон их оружия был похож на музыку.

Дауд посмотрел через плечо. Теперь каждый из присутствующих в «Чертоге Самоубийц» стоял, направив на него пистолет. Бармен, единственный человек в баре, помимо Джек и Дауда, который не держал в руке оружия, с интересом наблюдал из-за стойки.

– Ты, мой дружок с юга, быстро сдохнешь, – сказала Джек.

Дауд повернулся к ней.

– Если ты не послушаешь меня, умрете вы все. Уж поверь.

Джек покачала головой, подхватила бутылку и снова устроилась в самом углу дивана, вращая ее перед собой. Что бы там ни было в ее нагрудном кармане, оно звонко лязгало об стекло.

Дауд ожидал – или просто надеялся, – что его беседа с пресловутым главой «Шести Углов» пройдет более удачно. Платиновые слитки представляли из себя целое состояние в миниатюре, более чем достаточное, чтобы заплатить за информацию. Но, конечно, его могли просто убить и все равно остаться в выгоде. Он надеялся, что предупреждение о грядущих проблемах в связи с герцогом немного расположит к нему Джек, но она явно считала Вирмвуд неприкосновенным.

Она была слишком молода. Не помнила дни Крысиной Чумы, Регентства, тот ужас, что банды Дануолла – «Китобои» в том числе – принесли на улицы города. Должно быть, история о битве при улице Мандрагоры была для нее просто чем-то вроде сказочки на ночь, рассказанной предыдущим носителем титула Сделай Их.

Он взглянул на Джек и заговорил снова.

– Мне нужно найти артефакт – Двудольный Нож. «Шесть Углов» проворачивают самые масштабные в Империи контрабандные операции, и я точно знаю, что ни один предмет, скрывающий в себе тайное знание или ересь, не проникает в город и не покидает его так, чтобы лично Джек Сделай Их не знала об этом. Я дал тебе денег. Я дал тебе совет. Этой платы достаточно. Мне не нужны детали, просто скажи мне имя или место, и я оставлю вас в покое. Я не работаю на смотрителей. Переворот не имеет ко мне никакого отношения. Вне зависимости от того, примешь ты мой совет и сбежишь или начнешь готовиться к войне, это не мое дело. Но я надеюсь, что мое предупреждение принесло тебе некую пользу – пользу достаточную для того, чтобы заключить сделку.

Джек облизала щеки изнутри. Потом кивнула одному из своих командиров.

– Забери его наружу, – она посмотрела на Дауда. – Пришло время для шуток.

7

ШЕСТЬ УГЛОВ,

ВИРМВУД, ДАНУОЛЛ,

18-й день месяца Земли, 1852 год

Таинственная дама, что зовется Далилой, Герцога зачаровала и на трон усадила. Это звали судьбой, это звали волшбой, Что ею двигало – ненависть или любовь? Я всего лишь певец, с чужих слов говорю. А совру – я от рук гарпунеров умру, Словно кит. Так что я поднимаю бокал За прекрасного герцога, что главой нашим стал! Переворот – что для тебя он? Пир или отрава, смерть или сон? Герцог с юга, послушная куколка ведьм, Переворот – что для нас он теперь? – «ПЕРЕВОРОТ», ОТРЫВОК ИЗ ПОПУЛЯРНОЙ ПЕСНИАвтор неизвестен

Дауда провели через главные двери «Чертога Самоубийц» и вниз по ступеням. На перекрестке члены «Банды Шести Углов», караулившие у окружающих зданий, собрались в большой отряд. Дауд видел у них пистолеты, ножи и дубинки.

Они были готовы.

Дауд размял шею. Не так он все планировал, но, может, он и это переживет. Будет трудно, но не невозможно.

По крайней мере, так он говорил себе. Снова он оказался загнан в фигуральный угол, где единственный выход даровало ему сверхъестественное существо, которое он хотел убить.

Чужой.

Дауд закрыл глаза, обращаясь к опыту многолетней практики, чтобы сосредоточиться.

За спиной скрипнули петли дверей «Чертога Самоубийц», и он услышал, как из бара по ступенькам грохочут тяжелые шаги личного телохранителя главы банды. Она стояла на крыльце, уперев руки в бедра и осматривая свою территорию. И отступила в сторону только для того, чтобы пропустить бармена, когда тот вышел и двинулся вниз. Его подошвы гулко стучали по ступеням. Возможно, он был старше Дауда, зато сложен как бык.

Конечно, для убийцы с меткой Чужого он не соперник. Дауд даже поблагодарил судьбу за то, что его не узнали, иначе бы Джек – если бы ей хватило на это мозгов – прострелила ему затылок еще в баре.

Дауд развел руками, обращаясь к предводительнице банды.

– Я пришел за информацией. Пытался заплатить и даже дал тебе совет. А теперь я вас всех поубиваю и узнаю то, что мне нужно, от тех, кто еще будет дышать.

Джек пропустила его слова мимо ушей, а бармен улыбнулся. При дневном свете Дауд увидел, что почти половина его зубов золотые.

– Наверно, ты неправильно понял Сделай Их, – сказал бармен, грохочущий баритон которого громким эхом отозвался от зданий, окружавших Шесть Углов. – И наверно, ты по ошибке подумал, что у тебя останется голова на плечах.

На лестнице позади него рассмеялась Джек.

Бармен сделал шаг вперед. Тряхнул руками по бокам, разминая пальцы, под натянутой рубашкой вздыбились мышцы. Он ткнул пальцем в Дауда.

– Ты сдохнешь быстро, – он поднял обе руки и двинулся по кругу, поощряя остальных подхватывать эти слова. Скоро все вокруг уже скандировали: «Сдохнешь быстро! Сдохнешь быстро!»

Дауд подождал, когда бармен повернется к нему спиной. Потом сосредоточился. Метка Чужого загорелась, на тыльной стороне ладони разлилась боль – жаркая, резкая и чистая.

А потом он перенесся.

Джек вскрикнула, когда Дауд материализовался за спиной бармена. Не успел амбал удивленно обернуться, как получил ботинком в копчик. Тело бармена было крепким, как дуб, и казалось таким же несгибаемым, но метка Чужого давала Дауду не только скрытность и ловкость.

Она давала силу.

Бармен опрокинулся, попытался восстановить равновесие, но не смог удержаться. Он ударился о булыжники мостовой, но быстро среагировал – оттолкнулся и занес руку для удара. Дауд пригнулся и снова ударил, в этот раз попав в колено. Раздался хруст. Бармен упал на спину и попытался встать, но нога гнулась не в ту сторону. Вскрикнув от боли, он отполз по камням, освобождая место для приятелей.

Дауд больше почувствовал, чем услышал движение позади. Он развернулся и увидел, что «Банда Шести Углов» собралась вокруг него в полукруг. Некоторые ухмылялись – им явно нравилось происходящее. Те, что спереди, убрали пистолеты и теперь размахивали только дубинками и ножами. Пистолеты – это слишком просто. Они хотели, чтобы драка тянулась как можно дольше.

Дауд вдохнул через ноздри; воздух вдруг стал холодным и наэлектризованным. В горле защекотало, а рука горела, и он чувствовал, с каким усилием заработало в сердце в груди, когда спала первая волна адреналина.

Он был вынужден признать: ему хорошо. Может, он скучал по этому ощущению. Может, зря он сторонился насилия столько лет после изгнания. Кого он пытался обмануть? Он же Дауд, Клинок Дануолла. Он убийца, ассасин. Даже без метки он превосходный боец, его навыки не имеют равных по всем Островам. Возраст нисколько их не ослабил. А с даром, которым его наделил Чужой, с силой, которую он черпал из Бездны, Дауд стал неуязвим.

Возможно, в ответ на его мысли – метка Чужого раскалилась добела, и левая рука снова вспыхнула болью. Такой мучительной, что в тот миг он был готов даже отгрызть кисть зубами, если придется.

Но она угасла так же резко, как и вспыхнула. Глухо заныв, левая рука вдруг словно налилась свинцом.

Дауд спросил себя, наблюдает ли за ним Чужой. Знает ли Чужой, о чем Дауд думает, и не играет ли с ним?

Спросил себя, когда уже сможет освободиться от этого паразита.

Перед ним приплясывали от нетерпения бандиты «Шести Углов». Некоторые из них разминали шеи, и мускулы перекатывались у них на плечах.

Затем трое бросились вперед. Дауд подождал, пока противники не оказались на расстоянии удара, затем сделал ложный выпад в сторону человека слева, и тот рефлекторно сдал назад, отмахнувшись дубинкой, но не успел понять, что Дауд уже далеко. Клинок Дануолла оттолкнулся левой ногой и метнулся к головорезу посередине. Подняв руку горизонтально и выставив локоть, Дауд пробил противнику горло и раздробил трахею. Бандит попятился и ударил, но атака была слабой; Дауд легко парировал неудачный удар поднятым предплечьем, затем врезал ботинком по бедру головореза. Раздался хруст, и здоровяк покачнулся вперед, головой вниз, подставив шею Дауду. Убийца не упустил возможность и с силой опустил ему на затылок обе руки. Позвоночник треснул, и парень упал, встречая подбородком тут же поднятое колено Дауда. Зубы разлетелись во все стороны, а Дауд отодвинулся, позволяя телу бандита свалиться на мостовую.

Его торс обхватили две широкие ручищи, прижимая руки к бокам. Противник что-то зашипел на ухо Дауду, его дыхание было горячим и пахло кислым луком.

Убийца не видел нападавшего, но тот явно был немаленьким. Бандит прогнулся, отрывая Дауда от земли, и к драке подключились еще двое. Дауд вскинул ноги и ударил, оба ботинка встретились с лицами напавших и отбросили противников назад. Головорез позади заревел и сжал объятия еще сильнее, сдвинувшись с места, чтобы поправить нарушенное равновесие.

Дауд воспользовался этим, качнувшись торсом вперед как раз тогда, когда бандит решил, что стоит твердо. Внезапная смена центра тяжести вынудила здоровяка пошатнуться и ослабить хватку. Когда ноги Дауда встретились с землей, он вскинул руки, вырываясь из лап противника. Дернулся влево и вправо, уворачиваясь от дубинок, прежде чем сократить дистанцию и переломать носы ребрами ладоней – сначала левому напавшему, затем правому.

Раздался грохот, и Дауд почувствовал, как дернулся капюшон его куртки, резко потянув за шею. Дауд бросил взгляд направо и увидел дым от дула пистолета. Кто-то явно решил завершить драку раньше, чем полягут очередные члены банды. Стрелявшая помедлила, сменила цель, прищурив один глаз.

Дауд пригнулся, когда пистолет выстрелил снова, и пуля прошла далеко. Убийца поднырнул и метнулся вперед, прямо на стрелка. Он подпрыгнул, поймал запястья женщины, рывком развел ее руки и отправил пистолет в воздух. Женщина упала на булыжники навзничь, а Дауд направил всю силу своего приземления ей на грудь, врезал обеими коленями и с удовлетворением услышал хруст. Когда внутри тела что-то сломалось, рот бандитки распахнулся, а глаза выпучились. Дауд быстро скатился с нее, легко избегая цепляющихся рук.

Оказавшись на ногах, убийца был уже готов к следующей атаке. На земле лежали тела, но еще больше человек пока оставалось на ногах – и теперь они были в ярости. Со стороны «Чертога Самоубийц» Джек выкрикивала какие-то приказы, которых Дауд не смог разобрать.

«Банда Шести Углов» рванулась как один, забыв об азарте. Теперь они действовали как стая и собирались задавить его силой и превосходящим числом.

Дауд почувствовал, как полыхнула метка Чужого на руке. После стольких лет отказа пользоваться ее силой… Удовольствие, что она приносила, почти затмевало мысли. Он тряхнул головой, чтобы очистить разум. Метка давала силы, но если он не сможет правильно их применить, то сила станет слабостью.

«Банда Шести Углов» напала с боевым кличем, вскинув дубинки и ножи. Дауд собрался, готовый принять все удары, какие сможет, и использовать их силу против самой банды. И он преуспел – ныряя, лавируя и пригибаясь, отвечая собственными выпадами, действуя и руками, и ногами. Он аккуратно целился, чтобы, несмотря на хаос, нанести максимальный урон.

По крайней мере поначалу.

Их было слишком много, и двигались они слишком быстро. Дауд просчитался с ударом, потерял равновесие, и дубинка опустилась на плечо, отправив его на землю. Он продолжил движение, игнорируя боль, готовый развернуться и застать напавшего врасплох с другой стороны, но места для перемещения неожиданно не оказалось. Банда надвинулась, слилась в кучу, окружившую Дауда, вынудив его свернуться калачиком, и даже дневной свет померк, когда бандиты с дикими воплями принялись рвать его голыми руками – для использования оружия было слишком тесно.

Дауд задержал дыхание и сжал кулаки.

Довольно. Довольно.

Метка Чужого ожила на тыльной стороне левой руки, и он уже был готов высвободить всю свою мощь, когда на толпу опустилась внезапная тишина. Напор ослаб, бандиты попятились.

Дауд оглянулся, быстро сориентировался. Он лежал ровно посреди площади Шести Углов. «Чертог Самоубийц» оказался позади. Прямо перед ним – Вирмвудский проезд, дорога в Дануолл. А между ним и свободой стоял бармен. Великан двинулся вперед, хромая на раненой ноге, скривив губы и сверкая золотыми зубами. Остальные отошли в стороны, чтобы уступить ему место.

На Дауда нахлынула сила Бездны, и он почувствовал себя легким, живым, опасным.

И тогда он услышал.

Звон металла по камню – ритмичный, тяжелый.

Все громче. Все ближе.

Теперь услышали и остальные. Зашаркали подошвы по мостовой, бандиты оборачивались к Вирмвудскому проезду.

Лишь бармен остался на месте, буравя взглядом Дауда.

Остальные охнули и подались назад, к «Чертогу Самоубийц».

Машина была двуногой – скелет из металла и дерева, вздымающийся над головами даже самых высоких членов «Банды Шести Углов». Голова машины заканчивалась резным деревянным клювом – длинным и заостренным, как череп мифической гигантской птицы. Грудь была угловатой и компактной, состоявшей из большой шестеренки слева и трех стеклянных цилиндров справа, выдающихся из-под металлической оболочки. Еще виднелись четыре руки, длинные и суставчатые, выгнутые, как лапы паука, затаившегося посреди паутины. Верхние их части были короткими, в обшивке из дерева янтарного цвета, но от локтя и ниже это были просто стальные лезвия, такие длинные, что острейшие наконечники царапали булыжники мостовой, до которой было не меньше шести футов от плечевых суставов самоходной машины.

Дауд никогда не видел ничего подобного, и, судя по реакции «Шести Углов», они тоже. Технология была поразительной, захватывающей дух.

Смертоносной.

Механическое чудовище вошло на Шесть Углов и остановилось. Завибрировав снизу доверху, оно воздело огромные руки над головой-клювом. В этот момент помимо шарканья башмаков по мостовой Дауд разобрал слабое тиканье. Шестеренка в груди машины крутилась, а стеклянные лампочки горели. Над суставами плеч и талией машины в воздухе виднелось марево, словно работу существа, кроме часовых механизмов, поддерживала еще какая-то сила, скреплявшая конструкцию воедино.

Дауд взглянул на бармена, который наконец обернулся к тому, что прибыло на площадь Шести Углов.

– Что, во имя…

Он так и не закончил вопрос. Почти в тот же момент, что он раскрыл рот, гигантский механический солдат ожил и рванулся вперед, звеня руками-мечами друг о друга, как повар, затачивающий ножи.

– Боевой протокол четыре. Боевой протокол четыре, – раздался жестяной голос откуда-то из угловатого торса машины. – Профиль: гражданский, но враждебный. Войти в боевой режим.

Бармен набрал воздуха, чтобы заговорить снова – но все уже было кончено, его голову отделило от тела движение лезвий боевой машины. Они щелкнули, словно ножницы, сработали с идеальной синхронностью, мгновенно прорезав плоть и кость.

Артериальная кровь, алая и горячая, брызнула высоко в воздух. Тело бармена упало на колени, потом грудью на землю. Его голова поскакала по камням и остановилась у сапога Дауда. Клинок Дануолла опустил глаза на скривившееся мертвое лицо бандита.

Игры кончились. Дауд перестал быть угрозой для банды. Все как один головорезы обернулись и молча смотрели, перепуганные и ошарашенные, как механическое существо замерло, подергивая руками-лезвиями и поскрипывая шестеренками.

Потом машина снова подняла руки в воздух, и на четырех полированных клинках отразилось солнце.

Что бы это ни было, кто бы его ни построил – его функция была ясна.

Все просто: это машина для убийств. И она здесь для того, чтобы никто не вышел из Вирмвудского проезда живым.

8

ШЕСТЬ УГЛОВ,

ВИРМВУД, ДАНУОЛЛ

18-й день месяца Земли, 1852 год

«Дорогой читатель, тебе будет интересно узнать, что ранние модели часовых солдат имели человеческие лица! Позволь объяснить. Как тебе стало известно из глав с 18-й по 22-ю, я испытывал часовых солдат на самых разнообразных противниках. И в самом начале процесса возникла проблема. Будущих воров и нарушителей спокойствия не пугали деликатные керамические лица первых прототипов. Один преступник даже заявил, что узнал своего дядюшку, и попытался завязать беседу!

Усвоив урок, я приступил к новому дизайну головного механизма, облачив его в куда более устрашающее обличье! Я понял, что нашел необходимый вид, когда первые подопытные в ужасе пали ниц».

– «ПОРАЗИТЕЛЬНЫЕ ЧАСОВЫЕ СОЛДАТЫ»Точная история от самого создателя,Кирина Джиндоша, великого серконосского изобретателя (глава 23)

Почти с идеальной синхронностью все члены «Банды Шести Углов» выхватили пистолеты и открыли огонь по часовому. Дауд нырнул за ближайший выступ стены и увернулся как раз вовремя, когда залп, отрикошетив от корпуса механического создания, разлетелся пулями и шрапнелью. Часовой механизм покачнулся под ударом – его оболочка была удивительно крепка, но не полностью неуязвима. Панели из янтарного дерева потрескались, а на металлических частях машины остались черные вмятины – там, куда пули попадали одна за другой.

Но машина оказалась сильна, а боезапасы банды – ограничены. Всего через пару мгновений интенсивность стрельбы поутихла, а потом она прекратилась вовсе.

Механизм содрогнулся, но не сдвинулся. Большое колесо продолжало вращаться, а лампочки на груди по очереди мигали, словно машина обдумывала реакцию на атаку.

Какой бы эта реакция ни была, Дауд знал, что у бандитов нет ни единого шанса. Пригнувшись под низкими скатами здания, он оглянулся через плечо в поисках Сделай Их. Та отступила к дверям «Чертога Самоубийц» и таращилась на чудовищную машину.

Банда начала перегруппировываться, отбрасывая разряженное оружие и переходя на дубинки – возможно, в надежде, что частично открытые и на вид уязвимые механизмы поддадутся грубой силе.

Часовой механизм содрогнулся, пришел в движение и шагнул к банде. Дауд мог только с ужасом наблюдать за тем, что разворачивалось перед ним.

Первые двое умерли быстро, когда их животы пронзили руки-лезвия, а тела поднялись с мощеной улицы, чтобы без видимых усилий быть отброшенными в сторону. Когда голова-клюв машины отвернулась, бросились в атаку двое других с открывшейся стороны, но первый лишился руки у самого плеча, а второй машина расколола череп, явно способная видеть на триста шестьдесят градусов кругом – она вскинула другие две руки, чтобы защитить фланг.

Остальная банда заколебалась – здесь Дауд мог их понять, – а машина исполнила идеальный поворот на девяносто градусов и двинулась на них мерным шагом. Тонкие суставчатые ноги аккуратно перешагнули тела на залитой кровью мостовой.

Дауд быстро перебрал варианты. То, что «Банде Шести Углов» конец, несомненно – машину явно привез герцог Серконоса для подмоги при перевороте, и это неудержимая сила, что способна смести любое сопротивление. Потом этих механизмов будет больше – просто на Вирмвудский проезд послали только один.

Все это неважно. Ему нужно закончить свою миссию.

А для этого нужно выжить, поэтому стоит убираться прочь. Прямо сейчас.

Но еще ему нужно было знать, где находится Двудольный Нож. И тут оставался человек, который обладал этой информацией.

Он взглянул на Сделай Их. Девушка стояла на верхней ступени лестницы и покрикивала на банду, но Дауд заметил страх и нерешительность, исказившие ее лицо.

Дауд заскрежетал зубами, почувствовав, как по жилам разливается сила. Он перескочил через Бездну и оказался на лестнице рядом с Джек. Девушка отпрянула в удивлении, потом зарычала и потянулась к верхнему карману куртки. Из скрытых ножен она выхватила нож с длинным четырехгранным лезвием, больше похожим на шип. Сменила хват стилета, упершись большим пальцем в рукоять, и приготовилась к бою.

Дауд протянул руку:

– Я могу вытащить нас отсюда.

Она только уставилась на него и нахмурилась, ее лоб заблестел от пота.

На Шести Углах, всего в двадцати ярдах, часовой солдат продолжал резню, расчленяя любого в пределах досягаемости убийственных рук. Тяжелые булыжники перекрестка заливала кровь, но банда явно не собиралась сдаваться. Даже на таком расстоянии Дауд сумел разглядеть огонь в их глазах. То же напряжение, та же сосредоточенность, что он видел в прошлые времена в глазах «Китобоев». На Шести Углах были сильные, закаленные бойцы, семья, которая присматривала друг за другом – преданная до самого конца.

Преданные предводительнице, Джек Сделай Их, и готовые защищать ее до конца. Но этого было мало. Машина быстро расправлялась с бандой и неуклонно приближалась.

Дауд обернулся к Джек, протянул руку, но девушка отстранилась.

– Мы убираемся отсюда немедленно!

Она взглянула на него и огрызнулась.

– Нет! Я Джек Сделай Их! Я останусь с ними и умру с ними.

Дауд обернулся к бою. Драка подкатывалась все ближе к «Чертогу» – машина ослабевала, но недостаточно.

Сможет он закончить работу? Спасти банду – спасти Джек – и все еще добыть нужную информацию? В нем говорила корысть, но ни на что другое у Дауда не было времени.

Или действовать, или умереть.

Ему нужно оружие.

Дауд обернулся и подтянул к себе Джек рукой в перчатке. Она выругалась и замахнулась стилетом, но Дауд оказался быстрее. Он вцепился в запястье и вывернул его, вынудив ослабить хватку. Потом скользнул рукой вверх и вырвал нож.

Стилет не был любимым оружием Дауда, но лучше это, чем ничего. Он шагнул на край крыльца и перенесся.

В мгновение ока он пересек Шесть Углов и оказался позади часового солдата. Не успела машина среагировать, как он наступил на изгиб колена существа и вскочил ему на спину. Торс солдата покрывала обшивка из панелей янтарного дерева, но сложные механизмы под ней были в пределах досягаемости ножа.

Механическое существо завертелось, не в силах определить, куда делся нападавший. Руки-мечи заметались, разрезая воздух, но Дауд, пригнувшись, оставался в безопасности. Он держался, игнорируя машину, объявлявшую новые последовательности протоколов, и вглядывался в просвет между пластинами на ее спине.

Вблизи сердце машины казалось очень хрупким и сложно устроенным – пожалуй, узкий стилет будет идеальным оружием. Не обращая внимания на огромную шестерню, которая могла переломить тонкое лезвие, Дауд просунул нож под край деревянной пластины и воспользовался им как рычагом. Он загнал стилет глубже, потом нажал.

Посыпались искры, запахло горячим маслом, но если он и причинил какой-то вред, то часовой никак не показал этого – гигант снова начал крутиться, осознав, что нападавший цепляется за спину. Загудели приводы, когда машина резко развернулась в талии, пытаясь скинуть человека. Выжившие члены «Банды Шести Углов» отскочили подальше от длинных острых рук, пока часовой солдат дергался и, ковыляя, описывал маленький круг, стараясь избавиться от Дауда.

На миг хватка Дауда ослабла. Нужен был новый план – внутренние механизмы существа оказались не слабее внешнего каркаса, и он понимал, что, определив местонахождение врага, машина может сбросить его с любой момент.

Тут солдат наклонился вперед, резко переломившись пополам в поясе. Изумленный, Дауд соскользнул по его спине, и обвил рукой шею машины, чтобы не упасть. Затем создание выпрямилось, а ноги Дауда оторвались от земли и взмыли в воздух, пока он пытался удержаться.

Он почувствовал острый укол, когда ногу задела одна из слепо мечущихся рук-лезвий. Дауд подтянулся на спине машины, оседлав ее плечи, и прижал к груди затылок резной деревянной головы.

Теперь он оказался в уязвимой позиции. Держаться тут было не за что, а четыре вращающихся лезвия могли его достать.

Голова оказалось большой, от кончика клюва до основания черепа-оболочки – почти с руку Дауда, но механизм шеи, на котором она сидела, оказался на удивление тонким – всего-то поворотная ось и три поршня с универсальными суставами, дающими полную свободу движения. Дауд вогнал стилет в шею машины, скользнув лезвием между поршнями и центральным позвоночным столбом, пока движение вглубь не остановила рукоятка. Затем, схватившись за нее обоими руками, он начал расшатывать клинок. Что-то да поддастся – либо шея машины, либо нож.

Однако за нож он волновался зря. Стилет оказался произведением кузнечного искусства, и одна из опор шеи часового солдата звонко треснула и переломилась, как ветка. Голова существа заболталась, руки-ножи бессильно повисли, а все тело на миг накренилось вбок. Шея повернулась, и, получив доступ к еще не поврежденным узлам, Дауд снова вонзил нож до упора, загнал его вглубь обеими руками и переломил оба универсальных сустава на опорной стойке. Та вылетела целиком и зазвенела по мостовой.

Машина издала скрипучий звук, словно тормоза на железнодорожном вагоне, и снова вздыбилась – очередная попытка избавиться от нападавшего. Дауд переместился выше, чтобы встать на колени на плечах машины, сплел пальцы под клювом и дернул вверх.

Сноп искр – голова осталась в его руках, и Дауд кубарем полетел назад, сгруппировавшись перед приземлением на булыжники.

Безголовая машина зашаталась на тонких ногах, размахивая руками, острые наконечники лезвий царапали камни, выбивая горячие оранжевые искры.

– Катастрофическое повреждение головы. Усилить подпитку аудиообнаружения.

Теперь «Банда Шести Углов» не упустила свой шанс. Дауд насчитал в живых только двух мужчин и одну женщину, но они бросились вперед, размахивая дубинками и легко уворачиваясь от медленных, неслаженных движений рук-лезвий. Под несколькими умелыми ударами машина уступила, и бандиты отскочили назад, когда дергающееся существо наконец с грохотом завалилось на дорогу. Одна из лампочек на торсе разбилась о булыжник, а миг спустя погасли остальные. Часовой солдат еще подергался несколько секунд, а затем перестал двигаться вовсе. Из-под машины потекла лужа густой голубоватой жидкости – переработанной ворвани, – смешиваясь с кровью павших бандитов.

Трое выживших стояли, тяжело дыша и стирая пот и кровь с лиц. Тишина на Шести Углах была почти осязаемой.

Затем снова раздался звук.

Металлом по камню – ритмично, тяжело.

Все громче. Все ближе.

Джек сбежала по ступеньках «Чертога Самоубийц» и показала пальцем:

– Смотрите!

Вдали показались еще два металлических кошмара. Выйдя из Вирмвудского проезда и маршируя к площади с обманчивой медлительностью, они синхронно переставляли ноги, попеременно складывая и раскладывая четыре руки, щелкая лезвиями, словно отмеряя время и отбивая ритм смерти и резни.

А за машинами Дауд рассмотрел Парадную Серконскую гвардию, с низко надвинутыми белыми шлемами, вооруженную тяжелыми пистолетами. Отряд был небольшим – восемь человек, приближавшихся под идеальным прикрытием часовых солдат.

Дауд схватил за плечи ближайшую бандитку.

– Убирайтесь отсюда! Бегите! Сейчас, пока еще можете. Чего вы ждете? – он обернулся к Джек. – Вели своим уходить. «Шести Углам» конец. Через пару часов весь квартал Вирмвуд будет в огне. Здесь вам не победить. Сама посмотри!

Он показал на надвигающегося врага. Сто ярдов. Еще ближе.

Затем бандитка, с которой говорил Дауд, обернулась. Мотнула головой в сторону.

– Уводи ее отсюда.

Джек покачала головой.

– Я остаюсь с семьей. Умрут они – умру и я.

– Прости, – сказал Дауд, – но я не могу этого допустить. Ты владеешь нужной мне информацией. И я не позволю тебе умереть прежде, чем ее получу.

Бандитка махнула на них рукой.

– Идите! Мы выиграем для вас время.

Потом сжала кулак и подняла руку. К ней присоединились спутники, и все трое начали скандировать, двинувшись навстречу приближающимся машинам.

– Сдохнуть быстро! Сдохнуть быстро!

Дауд протянул руку к Джек. Женщина отдернулась.

– Не смей меня трогать!

– Обсудим это потом, – сказал он. Он схватил ее за руку и притянул к себе. А потом потянул на себя мир, и метка Чужого на тыльной стороне ладони наэлектризовалась и стала будто живой.

Пара материализовалась в одном из зияющих пустых окон выгоревшего здания по соседству с «Чертогом Самоубийц». Позади Дауд слышал яростный боевой клич последних членов «Банды Шести Углов» и безучастную оценку угрозы, что монотонно твердили кошмарные машины.

Затем Дауд переместился выше, забрав Джек с собой. Они двигались от окна к окну, потом вспрыгнули на край крыши. Полуразрушенное здание начало осыпаться под общим весом. Дауд почувствовал усталость, его разум поплыл от напряжения, но Клинок Дануолла продолжал двигаться. Они перенеслись через улицу на другую крышу, через несколько домов, подальше от Шести Углов и ужасных часовых солдат. Он не знал, куда направляется, знал только, что должен убраться в безопасное место, где можно допросить Джек Сделай Их, попробовать убедить ее выдать секрет. Ответить, куда пропал Двудольный Нож.

Пока они летели, под перчаткой светилась метка Чужого, причиняя страшную боль, словно при пытке каленым железом, высасывая концентрацию и силу воли… Чем больше он ей пользовался, тем сильнее она жгла.

И Дауд сосредоточился на боли. Он хотел заучить ее, как песню, – каждую ноту, каждый нюанс, чтобы вернуть с лихвой тому, кто заслужил ее больше всех.

Черноглазому ублюдку, который его пометил.

9

«ЧЕРТОГ САМОУБИЙЦ»,

ВИРМВУД, ДАНУОЛЛ

18-й день месяца Земли, 1852 год

«Наши расследования убедительно доказали, что в пределах Гристоля действительно орудует тайная организация, похоже, независимая от любой зарубежной политической силы, но наверняка спонсируемая неподконтрольной ветвью одного из правительств Островов. Природа этой организации пока неизвестна, хотя мы знаем, что ее агентура многочисленна и разветвлена; в Дануолле, по нашим расчетам, они проникли на все уровни общества, от аристократических классов квартала Особняков до уличных банд, которые все еще терроризируют некоторые области города.

Что до целей организации – их еще предстоит раскрыть. Но ясно одно: их основное внимание сосредоточено на императорском престоле, хотя по какой причине – нам неизвестно.

Расследования продолжаются; ожидайте в дальнейшем полного отчета».

– АНАЛИЗ РАПОРТОВ О ТАЙНОЙ ЗАРУБЕЖНОЙ АКТИВНОСТИВыдержка из доклада главы Королевской тайной службы

– Изумительно.

– Совершенно изумительно.

К потолку в никотиновых пятнах поднялся завиток синего дыма, сливаясь с плотным туманом, уже заполнившим комнату.

– Какие черты, какая подвижность!

– Какая подвижность! Какая изумительная ловкость!

Женщина снова затянулась длинной черной сигариллой и подержала дым в легких. Она смаковала богатый анисовый аромат, от которого слегка кружилась голова. Она держала локоть на отлете, а сигарету – подальше от алого бархатного брючного костюма. Наслаждаясь эффектом лечебных трав, смешанных с табаком, она рассеянно провела рукой по сложной белокурой прическе, удерживаемой длинной золотой заколкой.

А потом выдохнула, длинно, медленно. Расстегнула верх черной рубашки. Они уже просидели в комнате целую вечность, и с закрытыми окнами и запертой дверью здесь становилось жарко, а испарина явно отрицательно влияла на состояние кожи.

Мужчина рядом был одет в угольно-черный бархатный костюм, двубортный и наглухо застегнутый пиджак поверх алой рубашки с высоким воротником, черный шелковый платок на шее, повязанный таким сложным узлом, что ушло не меньше получаса, чтобы он стал таким же аккуратным, как прилизанные черные волосы и аккуратно навощенные усы франта. Он не двигался с места – полусидел-полулежал на подоконнике, крепко сложив руки на груди и неловко изогнув шею, чтобы наблюдать за улицей внизу. Казалось, ему неудобно, но женщина знала, что удобство тут далеко не главное. Мужчина позировал – для нее, для невидимой публики, которая, как он любил воображать, наблюдала за каждым его движением. Ничего он не делал случайно, и его поза у окна сама по себе задумывалась как произведение искусства, достойный предмет для картины.

Женщина подняла подбородок. Ах, если бы здесь и вправду был тот, кто мог запечатлеть их на холсте. Как бы называлась та картина? Возможно, «Мастера за работой»? Ей нравилась простота названия. Конечно, у ее спутника будет иное мнение. Он любил вычурность и нарочитость. Он бы предложил что-нибудь вроде «Госпожа, ее любовник и кровь других». Аляповато и несколько неуклюже, но врезается в память.

Женщина нахмурилась и снова затянулась сигариллой. «Кровь других» – это неплохо. Это описывало всю их работу парой слов. И явно уместно сегодня, поскольку крови других уже пролилось немало, пока два часовых разрубали тела последних членов «Банды Шести Углов» посреди перекрестка под окном.

– Вы видели свет, миссис Девлин? – спросил мужчина. Он провел пальцем по переносице, но от окна не отвернулся. Когда он снова сложил руки, казалось, что туже себя обхватить уже невозможно.

Миссис Девлин сморщила носик.

– Свет, мистер Девлин? – конечно, она не видела никакого света. Ее супруг попросту выдумывает, как обычно. Преобразует обыденное в необычное.

Хотя сегодня в подобного рода преувеличениях не было никакой необходимости, потому что она это видела. Они оба видели. Не свет, как сказал мистер Девлин, но кое-что еще.

Проблеск божественного.

– Какие черты, – сказал мистер Девлин. – Он не просто двигался – он танцевал. Танцевал в синем свете: каждый мускул в совершенной гармонии, каждый элемент звучит в такт музыке Бездны.

Миссис Девлин подняла бровь.

– Сонет, написанный в расколотой кости, мой дорогой, – сказала она… Но слова эти были произнесены с осторожностью. Она вспомнила сцену, свидетелями которой они только что были. Часовые и гибель «Банды Шести Углов», хотя и довольно зрелищная, не представляла для нее ровным счетом никакого интереса.

Бородач в зеленом капюшоне привлек все их внимание. Они прислушивались к разговору между ним и Джек у бара посредством переговорных труб, втайне установленных в «Чертоге Самоубийц», но, хотя они узнали чуть больше того, что уже знали и так, подслушанная дискуссия как минимум подтвердила их предположения.

Бородач – их цель – действительно искал артефакт, следуя за слухами и байками по Островам, за историями, что привели его в Дануолл. Байками, которые слушали сами Девлины, когда выслеживали свою цель, держась поодаль, терпеливо собирая разведданные, стараясь не просто раскрыть, чем он занимается, но и предугадать его следующие ходы. Это, пожалуй, и было секретом их успеха в качестве величайших охотников за головами, что знала Империя, – способность не просто выслеживать врага, но анализировать его, понимать его, а также использовать наблюдения и знания, чтобы делать обоснованные прогнозы решений, которые еще не приняты, и путей, которые еще не выбраны.

Потому что если пойти этими путями раньше, то добыча сама придет к тебе.

Они потеряли его после фабрики, но делу это не мешало. Они понимали, что он ищет артефакт, и понимали, что он хорошо знает Дануолл. А это значило, что его следующей остановкой обязательно станет Вирмвудский проезд – «Банда Шести Углов». И они добрались туда первыми и обосновались в «Чертоге Самоубийц», заручившись поддержкой Джек Сделай Их благодаря ее очень удобному долгу перед их начальником в Морли.

– Занимательно, верно? – спросил мистер Девлин. Он оглянулся на жену, постукивая пальцем по кончику носа. – Эти способности, коими он владеет. Как он умеет появляться и исчезать. Замечательная сила.

– Весьма и весьма, мой дорогой мистер Девлин, – кивнула миссис Девлин. – Похоже, легенды имеют больше оснований, нежели чем я полагала.

Мистер Девлин нахмурился в тихом согласии.

– И в самом деле, моя дорогая миссис Девлин. Во всей славной Островной Империи не найдется второго с такими силами. Ни костяной амулет, ни артефакт не подарят подобных способностей.

Миссис Девлин улыбнулась и набрала полный рот дыма.

– А он примечателен, не правда ли?

– Примечателен. Изумителен.

– Совершенно изумителен.

– Какие навыки! Какой талант!

– Ваши уста не изрекали ранее более справедливых слов, моя дорогая миссис Девлин, – произнес мистер Девлин, расплетаясь из своей позы у окна. Глядя в слабое отражение в стекле перед ним, он отряхнул толстый бархатный пиджак и поправил шейный платок. Удовлетворившись увиденным, мистер Девлин обернулся и кратко кивнул жене, щелкнув каблуками – эхо щелчка отразилось от обшитых деревом стен.

Миссис Девлин подняла руку, проверив красный бархат брючного костюма на предмет пепла, и обмахнула рукав, хотя тот и был безупречно чистым. Потом подошла к мужу и положила руку ему на плечо. Мистер Девлин вздохнул.

– Как бы я желал, чтобы вы отказались от пагубной привычки курить эту дрянь, дорогая моя. Запах дыма потом так трудно вывести из одежды…

Миссис Девлин рассмеялась и заменила руку на его плече своим подбородком.

– Вы же знаете, что Вирмвудский проезд – непревзойденное место для приобретения этой травы, дорогой мой.

Мистер Девлин нахмурился.

– Удовольствия Дануолла не знают границ, – произнес он. Потом подвинулся к жене и, ухмыляясь, схватил ее за талию. Миссис Девлин опустила обе руки на плечи мужа и напевала, пока они покачивались и танцевали, медленно кружа посреди комнаты.

– Однако же этот переворот, – сказала миссис Девлин, прекращая напевать только для того, чтобы муж подхватил мелодию, не упустив ни ноты. – Надо сказать, ужасно неудобно.

Мистер Девлин поджал губы.

– Пожалуй, но это неудобство нас не касается и никак не соотносится с нашим заданием.

– Разве вы не находите странным, что Лига не упредила подобное событие? Организация существует для защиты императорского трона, однако же то единственное, для пресечения чего ее задумывали, происходит как будто бы без всяческих препон.

– Как я уже высказался, моя дорогая, это не наша забота. Наши услуги предлагаются тому, кто заплатит больше. Компетентность Лиги, а также их желание поделиться любыми данными, что лежат вне охвата нашей задачи, – не наша проблема. Значение имеет только то, что нам платят за эту конкретную работу, и мы исполним все условия контракта.

– А вы, как всегда, – отвечала миссис Девлин, – кладезь мудрости и проницательности, мой дорогой мистер Девлин.

– Полноте, не берите в голову, моя дорогая миссис Девлин, – мистер Девлин повел партнершу в танце обратно к окну. На перекрестке Шести Углов часовые солдаты уже стояли как вкопанные, лишь слегка вибрировали их рамы и подрагивали в унисон острые руки, пока отряд Парадной Серконской гвардии обыскивал кучи трупов, разбросанных по улице, под руководством офицера в красном кителе.

Миссис Девлин оторвалась от мужа и изучила сцену.

– Является сей переворот нашей проблемой или нет, – сказала она, – я предлагаю, мистер Девлин, возвращаться к Лиге при первой же возможности и изложить все в докладе, – она оперлась на подоконник и склонила голову. Внизу один из гвардейцев заговорил с офицером, и оба смотрели на «Чертог Самоубийц». Миссис Девлин отстранилась от стекла на всякий случай, чтобы ее не заметили. – И полагаю, что этот момент наступил сейчас, – продолжала она. – солдаты, похоже, готовы приступать к осмотру этого здания.

Мистер Девлин присоединился к ней.

– Что же, тогда я всецело с вами согласен, моя дорогая.

– Насколько мы уверены в наших предположениях?

– Он добудет необходимую информацию. Дауд и безжалостен, и эффективен. Джек сильна, но молода. Она неизбежно уступит, и он снова возьмет след артефакта.

– А значит, он последует за коллекционером.

– Всенепременно.

– А значит, он направится на север, – сказала миссис Девлин. – Как любезно с его стороны.

– Как удобно.

– Чрезвычайно удобно.

Мистер Девлин снова прищелкнул каблуками и протянул руку.

– Так в путь?

Миссис Девлин взяла мужа за руку и слегка поклонилась.

– Можем уйти через подвал. Воспользуемся канализационным туннелем. Если Дануолл в блокаде, следует добраться до Ранферли раньше, чем закроют и этот док.

Муж поморщил нос.

– Канализация, дорогая моя?

Миссис Девлин пожала плечами.

– Что поделать, душа моя, что поделать.

– В таком случае, – ответил мистер Девлин, потянувшись к сигарилле в руке жены, – мне потребуется все, что есть в нашем распоряжении.

Она позволила забрать сигариллу, и он глубоко затянулся, удерживая дым в легких так долго, как это только возможно, прежде чем выдохнуть. Пожал плечами.

– Подозреваю, в ближайшем будущем нас ожидают куда менее приятные ароматы.

Миссис Девлин рассмеялась.

– Нам пора. Лига ждет доклада, – она обернулась и направилась к двери.

– Заказчик будет доволен, не так ли, миссис Девлин?

Жена оглянулась через плечо.

– Лига?

– Нет. Виман.

Миссис Девлин снова улыбнулась.

– Ах, да. Господин Виман будет весьма доволен. И более чем доволен, когда мы преподнесем ему голову Дауда на пике.

10

МОГИЛА ЮНОЙ ЛЮСИ,

ГРИСТОЛЬ

С 18-го по 20-й день месяца Земли, 1852 год

«Дух Глубины, Сирена Снов. Я долгие часы бродила вдоль побережья, оставив Дануолл позади, пока стенания волн не заглушили все остальные чувства. Я плакала, зная, что ты не придешь ко мне, любовь моя. Ты – правитель моих мечтаний, в которых при помощи чувств, коими не обладаю наяву, я способна видеть мрачное великолепие твоего дома в глубине. Там океан покоится у тебя на спине, будто ребенок, спящий на плечах у отца. В эти бессонные ночи, полные отчаяния, ты являешься мне не в образе могучего левиафана, но как молодой человек с глазами черными, словно бездна».

– «ДУХ ГЛУБИНЫ»Отрывок из художественного произведения

Джек Сделай Их молча вела Дауда сквозь ночь. Они проскользнули среди выстроенных вокруг Дануолла баррикад и устремились в темноту пригорода. Двигались быстро и безмолвно: Джек не проронила ни слова, пока они не добрались до места, которое, по заключению Дауда, представляло собой одно из убежищ в череде конспиративных домов и перевалочных пунктов «Шести Углов». Один из элементов их пресловутого контрабандистского маршрута, что давал возможность переправлять покупателям незаконно приобретенные сокровища.

Дауд оставил Джек переговоры с хозяином жалкого пустого трактира, который покоился на склоне холма в самой глуши во многих милях пути на юго-запад от Дануолла. Сам он держался в тени, пока Джек тихо говорила с усатым трактирщиком; тот время от времени поглядывал в сторону Дауда, иногда кивал и все это время сохранял суровое выражение лица.

Несколько часов они отдыхали в таверне. Когда забрезжил рассвет, Джек отправилась спать – сон был ей крайне необходим. Дауд бодрствовал, как и хозяин трактира, что сидел возле двери в заднюю комнату и охранял своего главаря, молча наблюдая за Даудом. На закате Джек проснулась. Трактирщик дал ей запас провизии на двоих, так и не сказав ни слова Дауду, и как только достаточно стемнело, они ушли. Местность здесь была труднопроходимой, небо – тяжелым от туч, скрывающих луну. И все же так идти было безопаснее, чем днем.

Джек вела, Дауд следовал за ней. Они шли сквозь лес, пересекали поля, проходили насквозь поселки, где дома были закрыты на ночь. В какой-то момент Джек остановилась возле дома и исчезла внутри, оставив Дауда одного на пустынной улице. Чуть позже она вернулась, и они отправились дальше, двигаясь к другому небольшому фермерскому поселению – оно называлось Фоллибрум или как-то в этом роде, – где Джек завела разговор со стражником у ворот. Он провел беглецов по стене, огибающей рыночную площадь, после чего оставил их на каменистом склоне с другой стороны городка.

Теперь Дауд понял, что у Джек была своя собственная миссия. У ее криминальной империи вырвали сердце, и, двигаясь от одного пункта их маршрута к другому, она сообщала об этом, рассказывая своим агентам не только о резне в Вирмвудском проезде, но и о планах восстановления. Она призывала каждого быть наготове.

Следующий день они провели в темно-зеленом полумраке древнего леса. Они ели вместе, сохраняя молчание. Затем Джек спала, а Дауд караулил. Разговора у них, может, и не состоялось, но по крайней мере они сумели достигнуть молчаливого соглашения.

В сумерках они продолжили движение и после двух часов пути вышли из леса, оказавшись на высоком утесе, с которого открывался вид на море. Там внизу находилась прибрежная деревня – Могила Юной Люси. С трех сторон ее окружали отвесные скалы, а с четвертой была узкая бухта, где маленький рыбацкий флот трепетал под натиском волн, когда яростный поток врывался между двумя стенами из черных камней.

– Мы на месте, – сказала Джек. Дауд взглянул вниз, на деревню, и кивнул. Джек несколько мгновений смотрела на него, прежде чем увидела вспышку молнии в небе. Затем последовал раскат грома, и, когда Джек уже устремилась прочь, ведя Дауда по узкой ненадежной тропинке среди скал, тяжелое гристольское небо разверзлось, и начался дождь.

Могила Юной Люси была названа так в честь давнего кораблекрушения, следы которого до сих пор можно было найти в бухте. За утесами возвышался остов огромного корабля, который очень удачно обозначал местоположение опасных скал, едва выглядывающих из-под воды. Спускаясь под дождем по горной тропинке, Дауд поймал себя на мысли, что внимательно разглядывает эту развалину. Он никогда не бывал здесь, но, как и большинству людей, проживших какое-то время на юге Гристоля, ему была знакома история «Юной Люси». Что касается деревни, то ее сильно недооценивали – до маленького рыбачьего поселения, счастливо живущего в изоляции, было тяжело добраться, оно было защищено скалами и активно пользовалось щедростью океана. И, как понял Дауд, было отличным прикрытием для контрабандистского пути «Шести Углов», поскольку из Могилы на маленькой рыболовецкой скорлупке можно было выйти в открытое море, и вдалеке от основных водных путей Дануолла это судно могло встретиться с более крупным кораблем. Отсюда можно было переправлять тайные грузы. Этим путем везли Двудольный Нож. Джек вела Дауда к нему.

Прошел еще час, прежде чем они добрались до деревни. Та была плотно застроена примерно сотней домов, примыкающих к отвесной скале, и крутые узкие улицы, которые вели вниз к бухте, выглядели ненадежными во время ливня. В селении было темно и тихо, жители спали, а море за скалами ревело и бурлило. В бухте воды были спокойнее, но ненамного. Черные силуэты рыболовных судов плясали в потоках воды, освещенные бледным лунным светом, проникавшим сквозь разрывы облаков. У края бухты стояло двухэтажное строение: второй этаж его был куда массивнее, чем первый, а закрытые окна смотрели на море. Джек направилась прямо к зданию и отрывисто стукнула в дверь. Через секунду та открылась, и Джек ступила в темноту. Дауд последовал за ней. С краев его капюшона стекала вода.

Он закрыл за собой дверь и пошел по лестнице на верхний этаж, следом за силуэтом Джек и за звуком шагов еще одной пары ног впереди нее. Там была еще одна дверь; она распахнулась, затем закрылась, вспыхнул огонь – он казался белым и ослепительно ярким после многих часов путешествия в темноте. Дауд зажмурился и натянул капюшон.

Комната, в которой они оказались, очевидно, была кабинетом начальника порта. На задней стене висела большая навигационная карта залива, куда более протяженного, чем воды вокруг останков «Юной Люси». Под картой стоял стол, заваленный другими картами и прочими бумагами, а перед ним было большое панорамное окно, открывающее вид на саму бухту. Остальные стены были заставлены полками, на которых покоились вахтенные журналы и документы. В углу стоял большой бронзовый телескоп на треноге, а рядом с ним – и сам начальник порта. Джек подошла и остановилась слева от него.

Начальник порта был крупным человеком, одетым в плотный синий плащ с рядами пуговиц, спускающихся к впечатляющему обхватом поясу. На голове у него была вязаная синяя шапка, а лицо начальника носило мрачное выражение. В руке он держал пистолет, направив его прямо на Дауда.

– Мне его убить?

Джек помотала головой:

– Нет, ему нужно двигаться дальше.

Начальник порта еще больше нахмурился. Пистолет не двигался.

– Пункт назначения?

– Портерфелл.

– Поедет только он?

– Только он. Я останусь здесь. У меня полно дел.

Дауд поднял бровь. Джек поймала его взгляд.

– Я скажу все, что тебе нужно знать. А Малкольм подготовит все для твоего путешествия.

Малкольм прищурился, затем поставил пистолет на предохранитель и опустил ствол. Он подошел к столу, все еще глядя на Дауда, а потом обернулся к Джек.

– В городе происходят странные вещи, как я слышал.

Дауд и Джек переглянулись, и Джек кивнула.

– Надо рассказать тебе, что случилось, – произнесла она. – Мне многое предстоит сделать, чтобы восстановить «Шесть Углов».

Пока Джек разговаривала с агентом, Дауд прошел к окну. Сквозь дождь, хлещущий в окно, он смотрел, как начинает светать и как море бьется о скалы, окружившие деревню.

Портерфелл. Дауд знал это название – еще одно рыбацкое поселение, расположенное на побережье к западу от Дануолла, примерно на полпути между столицей и Поттерстедом. Стало быть, Двудольный Нож все еще не покинул Гристоль? Хорошо. Похоже, следующий этап его миссии вот-вот начнется.

11

ВЕРШИНА УТЕСА НАД МОГИЛОЙ ЮНОЙ ЛЮСИ,

ГРИСТОЛЬ

20-й день месяца Земли, 1852 год

«Это всего лишь байка, тем не менее очень многое из того, что мы знаем о тех, кто сведущ в колдовском ремесле, происходит из таких рассказов, которые иногда оказываются лишь слухами и сплетнями. К несчастью, мы вынуждены полагаться на такие ненадежные источники информации, но мы стараемся узнать, что можем и когда можем. Считается, что те, кого коснулась Бездна, берут себе слуг с помощью какого-то гипнотического воздействия, и те живут лишь для единственной цели – для служения своей ужасной госпоже или господину. Далее, те, кто стал свидетелем этому, говорят, что связь между чародеем и слугой похожа на семейные узы, хотя, надо сказать, это извращает саму идею семьи и общества».

– «О САМОМ ПРЕДАННОМ СЛУГЕ ВЕДЬМЫ»Выдержка из секретного доклада смотрителя Харрисона Верховному смотрителю Юлу Хулану

Ветер терзал вершину холма, с неба лило как из ведра, капли били в сгорбленную фигуру, стоящую на коленях возле черного валуна. В море огромные волны разлетались брызгами вокруг разбитого корпуса «Юной Люси», а ближе к деревне вздымались и опускались опасные валы.

Человек игнорировал дождь. Игнорировал холод. Игнорировал все вокруг. Он встал на колени, утопая в грязи, и наблюдал за деревней в подзорную трубу, сфокусировавшись на верхнем этаже башни начальника порта. Во всей деревне было темно – но не в этом жилище: из окна, смотрящего на бухту с утеса, разливался желтый свет.

Человек не видел, что происходило внутри, но это и не имело значения. Он разглядел уже достаточно. Путь сюда из Дануолла был пустяком – он преследовал Дауда много месяцев, идя по его следу с тех самых пор, как до его госпожи дошел слух о том, что бывший убийца прячется в Вей-Гоне.

Но теперь время поджимало, а приготовления были почти завершены. После столь долгого планирования решающий момент стремительно приближался.

Теперь шпион не мог позволить себе упустить Дауда – не сейчас, когда план его госпожи был так близок к кульминации. Пришло время послать отчет – возможно, последний.

Сложив подзорную трубу, человек развернулся и, спотыкаясь, пошел прочь от края утеса, держась вне поля зрения потенциальных наблюдателей. Темно будет еще несколько часов, и раз уж буря усиливается, нет необходимости рисковать. Все дома в деревне – если не считать башню начальника порта – заперты на ночь, но всегда ведь есть шанс, что кто-то подсматривает. Госпожа звала его параноиком, но человек предпочитал считать себя готовым ко всему. Но главное – сейчас он не мог рисковать тем, чтобы его заметили. И хотя он не придавал особого значения собственной жизни, он понимал, что если его заметят и, возможно, будут преследовать, у него не будет возможности уйти от местной стражи – не в подобных не очень-то подходящих условиях.

Так что он не мог рисковать. Скользя по грязи, он, промокший до нитки, с тяжелым грузом спутанных длинных волос на спине, побрел обратно к лесу. Он не ощущал дискомфорта из-за погоды. Он чувствовал лишь боль, постоянную непрекращающуюся агонию, которую мог унять лишь один человек на всех Островах.

Его госпожа – его любовь. И она ждала в сотнях миль от него, терпеливо ждала его отчета.

У края леса земля была изрыта и усыпана огромными камнями. Человек чуть не упал возле одного из них, затем поднялся и уселся, прислонившись к нему спиной. Смахивая с лица слипшиеся волосы, он сунул руку под плащ и достал медную рамку, хитросплетение шарниров, опор и панелей, развернувшееся в его ладонях, словно небольшая корзинка. Основная часть приспособления состояла из треугольных медных панелей, на каждой из которых были вырезаны геометрические формы и символы, имевшие свои особые значения. Нужным образом сложенные, они образовывали четырехугольник с отверстием на вершине, под которой вывернутые серебряные зубцы образовывали тройной коготь.

Из другого кармана человек вынул темный драгоценный камень размером со сливу, поверхность которого представляла собой идеальный многогранник. Одолеваемый дождем и ветром, человек уселся, скрестив ноги, и установил прибор на коленях. Двумя руками он взял самоцвет и аккуратно вставил его в отверстие на вершине приспособления. Кристалл зафиксировался между когтем и тремя окончаниями бронзовых панелей.

Человек выдохнул. Сборка приспособления была самой простой частью. Использование было совсем другой задачей, поскольку связь с госпожой на таком расстоянии требовала сил, много сил. И единственным, откуда можно было взять эти силы, был его собственный разум. Однажды служба госпоже убьет его – он это знал и принял как факт. Но его это не волновало. Если его убьет последний отчет, так тому и быть. Если он умрет, то это будет славная смерть на службе госпоже, любившей его и любимой им, хозяйке, которая понимала его боль и обещала облегчить ее.

Даже если она и была первопричиной этой боли.

Он уставился в темные глубины драгоценного камня. И, стиснув зубы, тяжело задышал в ожидании предстоящей агонии.

– Моя госпожа, – сказал он, повысив голос, чтобы перекричать бушующую вокруг бурю. – Моя госпожа, он здесь. Он пришел. Все так, как вы сказали. Он следует по пути. Он следует вашей воле.

Человек прервался и глубоко вдохнул. Он чувствовал, как это начинается: сначала что-то легко коснулось глаз, затем охватило всю его голову. Спустя несколько секунд давление было таким, будто голову зажали в тисках, и казалось, что череп вот-вот расплющит по мере того, как его жизненная сила питала коммуникатор.

– Госпожа! Вы слышите меня, госпожа? Вы видите меня? Пожалуйста, говорите со мной, говорите.

Ветер усилился, сверкнула молния, и когда прогремел гром, человек не услышал его. Он затерялся в кристалле, широко раскрыв глаза и уставившись в глубину, в мириады его граней.

Сперва он почувствовал холод и сильную боль, как будто его кости были сделаны изо льдов Тивии. Из глубины кристалла блеснул голубой свет, который затем стал нарастать и набирать яркость, отражаясь от внутренних плоскостей драгоценного камня до тех пор, пока камень не превратился в сияющий шар холодного синего огня.

Он почувствовал такую боль, будто давление вокруг головы вдруг превратилось в сплошную агонию, в боль острую и раскаленную, рассекающую его череп и спускающуюся вниз по всему телу. Он оказался прибит к месту, на котором сидел, каждая его мышца затвердела в ужасном, сокрушающем кости спазме. На его губах выступила пена, а его застывшая грудь тяжело вздымалась при дыхании. Снова сверкнула молния, и малая часть его сознания, которая еще оставалась свободной, его собственной, пожелала, чтобы молния ударила в него и положила конец его страданиям.

Секунды. Минуты. Может быть, часы прошли. Все, что он мог делать, – смотреть в кристалл, смотреть неподвижными немигающими глазами, сжимая огрубевшими руками коммуникатор, острые края которого впивались в его плоть так, что кровь текла по запястьям, смешиваясь с дождевой водой. Его глаза уже почти закатились, он терял сознание, и вдруг услышал ее голос. Ее прекрасный славный голос, невероятным образом доносившийся из Карнаки, где она ждала. Ее слова были песней, а ее интонация – мелодией. Он сразу же ощутил любовь и тепло, заполнившие его сознание. Она была его госпожой, она была для него всем. Она была ведьмой, он – фамильяром.

– Я вижу тебя, – сказала она. – Ты хорошо справился. Все будет готово. Его проводят домой. Как было предсказано, так и будет.

Человек ощутил тепло и покой. Он чувствовал себя так, будто парит, будто не находится в собственном теле, а поднимается над ним, глядя вниз на свою съежившуюся разрушенную оболочку. Он был насквозь мокрый, весь в крови, а его плащ трепал ветер.

– Теперь спи, – сказала она. – Ты хорошо мне служил, твоя работа не будет забыта. Спи, а затем возвращайся ко мне в Карнаку, в Королевскую кунсткамеру, где завершатся последние приготовления.

Сверкнула молния. Самоцвет вспыхнул темно-синим пламенем.

– Спи, спи.

Он уснул. Драгоценный камень погас.

ИНТЕРЛЮДИЯ

КОРОЛЕВСКАЯ КУНСТКАМЕРА, КАРНАКА

2-й день месяца Дерева, 1841 год

За 11 лет до переворота в Дануолле

«Я не сомневался, что Пандуссия богата ресурсами. Однако стоит хорошо узнать страну, если мы надеемся когда-нибудь воспользоваться мириадами ее сокровищ. Именно так я размышлял, когда давал согласие присоединиться к той злополучной экспедиции. Итак, на третий день месяца Земли, под спокойным серым небом огромный корабль «Антония Аквилло» вышел в море с капитаном, командой, исследователями и мной (всего 38 человек) на борту навстречу самому ужасающему и опустошительному с духовной точки зрения опыту в моей жизни».

– АНТОН СОКОЛОВ. «ВОСПОМИНАНИЯ О МОЕМ ПУТЕШЕСТВИИ НА ПАНДУССИЙСКИЙ КОНТИНЕНТ»Выдержка из предисловия ко второму изданию, 1822 год

– Ваша милость, мои господа и дамы, товарищи-философы, джентльмены – я приветствую вас! Вы собрались здесь этим вечером ради исторического момента, точки, в которой ось прогресса совершит поворот – ведь Островная Империя находится в поисках далеких горизонтов, называемых нашим будущим! Сегодня мы – те немногие, кому выпала особая честь увидеть отблеск нового чудесного времени, что простирается перед нами!

По рядам публики прокатилась волна смеха, и лишь несколько человек поаплодировали. Стоя в центре сцены в импровизированном зрительном зале, в который на один вечер превратилась большая часть вестибюля карнакской Королевской кунсткамеры, Арамис Стилтон сохранял улыбку, будто приклеенную к его лицу. Однако когда он прервался на вдох, она на мгновение исчезла.

«Идиоты. Чего тут, будьте вы прокляты, смешного? Вы не должны смеяться. Если честно, то я зря трачу на вас вечер».

Затем он хлопнул в ладоши и присоединился к публике, тоже посмеиваясь, однако, приблизившись к краю сцены, он сжал губы и едва заметно кивнул своему ассистенту, Тоберману, который стоял за кулисами и ждал распоряжений.

«Хороший парень. Молодой, но увлеченный. Трудолюбивый. Рудники – не место для него. Проявляет инициативу. Рад, что прихватил его с собой».

По сигналу Стилтона Тоберман коснулся края своей плоской кепки и, пригнувшись, скрылся. Мгновение спустя, когда Стилтон обвел взглядом публику, освещение на импровизированной сцене вдруг погасло, и он оказался освещен лишь ярким белым светом от нижнего софита, расположенного прямо перед ним. Для более убедительного жутковатого эффекта Стилтон склонился вперед над прожектором – он знал, как это выглядит со стороны, поскольку ранее в полдень, расхаживая по залу и проверяя, что будет видно с любого возможного ракурса, он поставил на это самое место молодого Тобермана. Кто-то из зрителей ахнул. Улыбка Стилтона вернулась.

«Так-то лучше».

– Дамы и господа, – произнес он, потирая руки. – То, что вы увидите сегодня вечером, демонстрируемое прямо перед глазами, раздвинет границы познания. Тема, которой посвящена лекция нашего выдающегося гостя, до сих пор лишь шепотом обсуждалась в святая святых Академии натурфилософии в нашем прекрасном стольном городе Дануолле.

Стилтон вглядывался в толпу, подняв руки так, чтобы – лишь на мгновение – создать тень около лица и увидеть что-нибудь в ярком свете софита. На Карнаку опустился очередной жаркий вечер, и публика, упакованная в свои лучшие наряды, обливалась потом в душном и влажном воздухе Королевской кунсткамеры. Большинство женщин махали веерами: те издавали звук, похожий на тихое гудение пчел, занятых работой.

Продажа билетов шла хорошо, даже очень хорошо, и зал был набит битком. Что еще более важно, в высших слоях серконского общества приглашения были приняты с удовольствием; Стилтон позволил себе задержать взгляд на Князе – Теоданисе Абеле, который сидел на огороженном возвышении слева от сцены вместе с сыном по имени Лука. Пару охраняли четыре офицера Парадной Серконской гвардии.

Стилтон чувствовал, как его распирает гордость. Организовать сегодняшнее представление – это был успех, после которого, естественно, по Карнаке разлетятся слухи о том, что Стилтон, преуспевающий бизнесмен, известный в основном благодаря состоянию, сколоченному за счет рудников, стал вдруг предаваться детским фантазиям, как это может сделать только богатый сумасброд. Кто-то полагал, что он вкладывает деньги в Королевскую кунсткамеру не из любви к искусству и культуре, но лишь затем, чтобы его имя было выгравировано первым в списке меценатов данного учреждения.

«Я им покажу. Всем покажу».

Стилтон кивнул тени Теоданиса.

«Хотя бы Тео в меня верит».

Еще мгновение он выдерживал паузу – один удар сердца, еще один – позволив тишине нарастать. Затем хлопнул в ладоши.

– С превеликим удовольствием хочу представить вам – только этим вечером – знаменитого натурфилософа. Гигант среди людей, интеллектуал, на которого мы можем лишь смотреть с восхищением, и вполне заслуженным, – он поклонился и отошел в сторону, указывая жестом в центр сцены. – Пожалуйста, поприветствуйте нашего прославленного лектора, бывшего руководителя Академии натурфилософии, профессора-эмерита Антона Соколова!

Толпа взорвалась аплодисментами, когда поднялся занавес – еще одна импровизированная конструкция, на которой Стилтон настаивал и которую удалось кое-как установить и даже заставить работать.

Он весь сиял, смакуя момент. Реакция публики была исключительно бурной и, похоже, искренней. Конечно, искренней. Он был прав. Они насмехались над ним, как насмехались и над всем, что он делал. Лекция? Вечер скучнейшего обсуждения натурфилософии? Тьфу. Они думали, это такая ерунда про новейшее оборудование для рудников, что никто не придет ее слушать. Думали, что он станет посмешищем. Что Арамис Стилтон и его высокие идеи еще больше отдалятся от карнакского общества. Он потер руки и скрылся за кулисами.

«О, до чего они неправы. Все они». Он был уверен в этом.

Занавес поднялся, и на сцене показались два кресла с откидными спинками. Они стояли на хромированных пьедесталах, расположенных в левой и правой части настила под углом около сорока пяти градусов, так, чтобы изголовья указывали в его центр. Между ними стояло некое высокое вытянутое приспособление.

Это был какой-то механизм. Конструкция из меди, бронзы и дерева, встроенная в восьмиугольное основание, в котором, повернутый к публике, гудел блестящий резервуар для китового жира. Над основанием под углом был установлен ряд панелей с переключателями, рычагами и шкалами. Над системой управления возвышались три металлические колонны – медная, бронзовая и серебряная. Они поднимались на два ярда в высоту и исчезали в низу огромной серебряной сферы. Посередине колонн, присоединенные блестящими скобами к двум стойкам, медной и бронзовой, располагались две шарнирные «руки», оканчивающиеся трехпалыми фиксаторами.

При появлении машины толпа ахнула, оценив ее, и поднялась очередная волна аплодисментов. Головы с вечерними прическами поворачивались друг к другу, зрители тихо переговаривались. Стилтон взглянул на королевскую ложу и увидел, что Теоданис склонился к сыну. Затем из левой кулисы вышел сам Антон Соколов, блистательный в своем длинном бархатном камзоле, расстегнутом, чтобы продемонстрировать изысканный вышитый жилет. Густая грива седых волос была гладко зачесана назад и блестела в голубом свете, исходившем от резервуара с жиром. Он подошел к краю сцены и кивнул в ответ на аплодисменты, поглаживая длинную бороду и глядя на зрителей из-под нависающих бровей.

– Спасибо вам, Арамис Стилтон, – сказал он, перекрикивая шум.

Затем Соколов прищурился и окинул публику холодным взглядом. Аплодисменты резко прекратились.

– В году тысяча восемьсот восьмом я поднялся на борт «Антонии Аквилло», следовавшей к Пандуссийскому континенту, как глава экспедиции из тридцати восьми человек, целью которой было добраться до этой великой земли и составить каталог ее многочисленной флоры и фауны.

Как многие из вас знают, в экспедиции не обошлось без опасностей, но несмотря на потери, которые мы начали нести с первого же дня после высадки, знания, полученные нами на этом континенте, бесценны. Однако, вернувшись в Дануолл – не в полном составе – многие месяцы спустя, мы привезли с собой нечто большее, чем знания. Мы привезли образцы. И не только образцы растений и животного мира, которые мы нашли в Пандуссии. Наша экспедиция имела еще географическую и геологическую цель.

Соколов обернулся к креслам и механизму в центре сцены. Он приблизился к ним, одной рукой жестикулируя, а другую заложив за спину.

– До сих пор определенные аспекты моей аналитической работы, касающейся геологии Пандуссийского континента, не публиковались и даже не обсуждались вне стен Академии натурфилософии. То, что я вам сегодня продемонстрирую, является итогом многолетнего исследования, но представляет собой лишь часть знания о том и долю потенциала того, что мне удалось открыть.

Соколов щелкнул пальцами, и из-за кулис появились два грузчика, несущие большой прямоугольный деревянный ящик. Они поставили его рядом с механизмом, вручили Соколову небольшой лом и молча ушли.

– Дамы и господа, – сказал он. – Вы оказались в числе тех немногих, кому выпала честь быть непосредственными свидетелями моего исследования. Должен отметить, я несколько недель крайне настороженно обдумывал приглашение выступить здесь, прежде чем наконец согласился с тем, что настало время для демонстрации. Публика имеет право знать, какого рода исследования ведутся в Академии, и хотя работа еще не завершена, я должен отметить определенную готовность продемонстрировать миру потенциал моих открытий.

Он склонился к ящику и взломал крышку, затем осторожно положил лом на сцену и потянулся внутрь. Поднявшись, он повернулся и поднял ладони. В каждой руке он сжимал по предмету сферической формы, размером с крупное яблоко. Соколов приблизился к краю сцены и продолжил вещать, демонстрируя блестящие в свете софитов предметы так, чтобы зрители могли рассмотреть их.

Это были кристаллы, с математической точностью выполненные в форме многогранников и до блеска отполированные. Арамис Стилтон подглядывал из-за кулис, пытаясь получше рассмотреть их – днем он попросил Соколова показать ему камни, но тот отказался.

Стилтон нахмурился. Они выглядели интересно, и теперь, когда все их увидели, наверняка можно было убедить натурфилософа устроить для него приватную демонстрацию. Он задумался, сколько такие камни могли стоить. Из них можно было вырезать великое множество кристаллов поменьше. Стилтон продолжал наблюдать; тем временем Соколов остановился посреди сцены.

– Это два лучших и крупнейших образца минералов, найденные в экспедиции. Не буду утомлять вас рассказом об их химическом составе, но можно с уверенностью сказать, что его анализ потребовал долгих месяцев усилий многих лучших академиков. И то результаты пока неубедительны. Мы потратили целых пять лет, только планируя огранку и полировку – малейшая ошибка могла их разрушить, и мы лишились бы шанса исследовать их удивительные возможности если не навсегда, то совершенно точно до конца моей жизни.

Соколов вернулся к ящику и осторожно положил камни на место. Вернувшись к краю сцены, он сцепил руки за спиной и задрал подбородок.

– В течение следующих двух часов я расскажу о моей работе, связанной с электростатическим потенциалом этих кристаллов и использованием этого потенциала для усиления магнитных полей определенных проводников, которые, будучи соединенными вместе, не просто представляют собой носитель энергии, но и позволяют трансформировать ее из одного состояния в другое.

Стилтон моргнул. Он почувствовал, как рот у него открывается от удивления. Два часа? Соколов только что сказал… два часа? Соколов шагал по сцене и говорил, говорил, говорил. Два проклятых часа?

Стилтон ощутил, как под ложечкой у него что-то будто оборвалось. Разумеется, ему следовало догадаться. Соколов настаивал на том, чтобы провести лекцию перед тем, как устроить демонстрацию на практике. Стилтону пришлось согласиться ради того, чтобы натурфилософ вообще приехал. Но такое?

Неприятное ощущение внутри переросло в тошноту. Стилтон залез в карман и вытащил серебряную фляжку. Открутив крышку, он сделал большой глоток. Позади него, у стены, стоял высокий табурет, на который Арамис взгромоздил свое далеко не хрупкое тело. Он вздохнул, остановив взгляд на сверкающих кристаллах на сцене. Перестав слушать монотонный голос Соколова, Стилтон попытался устроиться поудобнее и выпил еще.

Часть вторая Коллекционер

12

ПОРТЕРФЕЛЛ,

ГРИСТОЛЬ

С 20-го по 25-й день месяца Земли, 1852 год

«Неудивительно, что Империя, охватывающая несколько обширных массивов земли в окружении безграничного океана, на протяжении веков разведала и освоила оптимальные морские пути вокруг Островов. Южное и западное побережья Гристоля омываются спокойными, неглубокими водами, идеальными для каботажного плавания даже в тех условиях, которые в других географических точках сочли бы не слишком приятными. Дальше к западу проходит мощное океаническое течение, в котором массы воды движутся к югу: оно позволяет даже большим судам развивать впечатляющую скорость. И все же, несмотря на все преимущества, движение на этих маршрутах не такое активное. Гораздо сильнее загружены морские пути вдоль юго-восточного побережья Гристоля – от столицы, города Дануолл, до западных поселений Морли и к северу, в главных портах Альбы и Колкенни».

– «ТОРГОВЫЕ МАРШРУТЫ И НАВИГАЦИЯ»Выдержка из «Рассуждений о морских предприятиях»

Максимилиан Норкросс. Именно это имя Джек назвала Дауду. И место она назвала – Портерфелл, рыбачий городок на южном побережье Гристоля. Транспорт ему тоже дали – парусный клипер с паровым двигателем, который «Шесть Углов» использовали для перевозки товаров. Судном управляли капитан, который не имел привычки болтать лишнего, и старпом, который сболтнуть лишнего просто не мог – у него был вырезан язык.

Малкольм, начальник порта в Могиле Юной Люси, лично отвез Дауда на клипер, который встал на якорь в открытом море за пределами бухты. Под проливным дождем и ревущим ветром по морю, казалось, невозможно будет идти на таком ненадежном суденышке – Дауд уж точно не справился бы, но Малкольм доказал, что он настоящий моряк, и их путь занял всего час.

Тотчас же начался следующий этап путешествия. Как только пассажир поднялся на борт, капитан приказал немому старпому лечь на курс, и они двинулись сначала на юг, затем на запад, взрывая носом чуть менее бурные воды. Дорога прошла без особых приключений, и за это Дауд был благодарен команде клипера. Контрабандистский маршрут, которым пользовались «Шесть Углов», пролегал между Дануоллом и западными поселениями Гристоля и был совершенно свободен от официальных патрулей, хотя Дауд и не знал наверняка, связано это с ситуацией в Дануолле или нет. Двое его компаньонов ничем не давали понять, что эта шестидневная поездка проходила как-то необычно.

Дауд был вовсе не против нескольких дней относительного одиночества – особенно после ловушки, в которую угодил после переворота, и после того, как чудом выбрался из Вирмвуда. Теперь у него появилось время поразмыслить и составить план.

Максимилиан Норкросс.

Норкросс был коллекционером, не то чтобы знаменитым, но известным в определенных кругах – не только как владелец одного из крупнейших частных музеев на всех Островах, но и как умный и практичный предприниматель. Он приобретал произведения искусства и драгоценности для собственного удовольствия, а еще получал хорошую прибыль, покупая, продавая и обменивая их – хотя, по словам Джек, и без того был довольно обеспеченным человеком.

Это давало Дауду небольшую надежду на успех: если Нож все еще у Норкросса, то, возможно, они сумеют договориться о сделке. Дауд оставил часть платины на столе в «Чертоге Самоубийц», в Дануолле, но еще один кошелек остался у него в потайном кармане. Если Норкросс заинтересован в деньгах, он их получит. А если нет, Дауд все равно заберет Нож.

Дауд ожидал, что Джек отправится с ним, и то, что она отказалась от поездки, его разочаровало. Эта женщина была хладнокровна – как же отстраненно она вспоминала резню в Вирмвудском проезде, разговаривая о ней с начальником порта. Будто рассказывала о ситуации, которая просто помешала вести дела, а не о массовом убийстве своих бойцов и друзей. По крайней мере, Дауд предполагал, что некоторые из них все же были ее друзьями.

Так что Джек осталась на юге Гристоля. Она уже планировала перегруппировку агентов «Шести Углов», которые еще остались на контрабандистском маршруте. Может, их и выдворили из Вирмвудского проезда, но Джек не так-то просто отстранить от дел. Дауд восхищался ее стойкостью. Кроме того, он оценил усилия, которые она приложила для организации его встречи с Норкроссом. Она сказала Дауду кодовую фразу, благодаря которой его опознают как заинтересованного покупателя, и дала указания, к кому обратиться по прибытии в Портерфелл. Как только пароль будет принят, Дауду останется лишь проявить терпение и дождаться, когда Норкросс сам его найдет. Такой план Дауду вполне подходил.

Теперь же он сидел на палубе, глядя на работу команды из двух человек, которые совершенно не обращали внимания на пассажира – он даже еду сам себе готовил. И это Дауда вполне устраивало.

Капитан и старпом были весьма умелыми моряками, Дауд вынужден был признать, что впечатлен, учитывая, что клипер – довольно большое судно, которое в обычных условиях потребовало бы работы еще нескольких членов команды. Дауд провел довольно много времени на палубе с игнорирующими его молчаливыми моряками, растворившись в мирном и спокойном течении путешествия. Это помогло прояснить мысли, хотя и не сильно.

В конце концов они достигли места назначения. Экономика Портерфелла, маленького непримечательного городка, как и у Могилы Юной Люси, строилась в основном на добыче рыбы – здесь ее вылавливали в промышленных масштабах.

Когда они вошли в гавань, Дауд с удивлением обнаружил, что их клипер встречает лоцманский бот, за штурвалом которого стоит сам начальник порта. Затем он увидел в подзорную трубу, как двое мужчин зашли в маленькую каюту бота, и капитан клипера сунул начальнику порта кошель – то ли с деньгами, то ли с драгоценностями. Конечно, «Банда Шести Углов» полностью контролировала не только пути доставки контрабанды, но и порты, через которые они проходили. Умница Джек.

Подкупив начальника порта, двое моряков продолжили свою работу, упорно игнорируя присутствие Дауда, и вскоре клипер отбуксировали в док. Сойдя на сушу, Дауд отправился в город, прокручивая в голове указания, которые ему дали в Могиле Юной Люси.

Некоторые путешественники описывали географию Портерфелла как довольно оригинальную. Пробираясь сквозь хитросплетение старинных улиц к месту встречи, Дауд нашел несколько иных слов – куда менее приличных – для обозначения его застройки. По сравнению с городом вроде Дануолла Портерфелл был небольшим, но Дауду казалось, что те, кто его строил, пытались уместить в этом небольшом городе примерно столько же построек, сколько было в имперской столице. Результатом стало множество районов, узкие улицы и переулки, застроенные высокими зданиями из дерева и кирпича с действующей на нервы склонностью нависать над дорогами и загораживать то малое количество дневного света, которому удавалось достигнуть улиц. И хотя был еще день, вдоль главных магистралей уже горели фонари, окутавшие оранжевым сиянием город и его жителей, занятых своими делами. Узкие переулки, то и дело встречавшиеся Дауду на пути, почти полностью погрузились во тьму, если не считать случайного огонька, светившегося в каком-нибудь окне.

В итоге Дауд все же решил, что ему нравится Портерфелл, даже несмотря на то, улицы городка насквозь провоняли рыбой.

Он продолжил свой путь, руководствуясь указаниями, которые дала ему Джек. Довольно скоро он оказался в части города, отведенной под основное здешнее занятие – рыбозаготовки. Дома и магазины скрылись из виду, вместо них возникли склады и оптовые рынки, прохожие тоже изменились – пропали простые горожане и торговцы чем-либо кроме рыбы. Торговцы рыбой и грузчики сновали с тележками и тачками по мощеным улицам, мокрым от морской воды и скользким от сточных вод, сочащихся из окрестных рыбоперерабатывающих цехов.

В более благоприятных районах Портерфелла, кажется, было относительно мало бездомных, но в этой части города Дауд увидел множество бродяг, свернувшихся под сырыми одеялами у сточных канав возле рынков и складов в ожидании, что им бросят каких-нибудь объедков.

Встреча была назначена в пабе «Конец империи», на углу у перекрестка, между главным рыбным рынком и двумя складами. Заходя в заведение, Дауд прошел мимо троих попрошаек, сгорбившихся возле дверей. Они внимательно наблюдали за ним – Дауд скорее почувствовал это, чем увидел.

Ему следовало быть настороже. Хотя он прекрасно мог позаботиться о себе, сейчас он находился на неизвестной территории. План был простой: если верить Сделай Их, в «Конце империи» у агента Норкросса оперативная база, он бывает там через день, проводя в пабе примерно одинаковое количество часов, но в разное время. Там агент встречался с потенциальными клиентами своего начальника. Паб был хорошо известен – правда, только местным – своими стенами, которые были украшены портретами не только всех императоров и императриц Островов, но также портретами королей и королев, правивших государствами острова Гристоль до их объединения. В истории Дауд был не силен и не очень-то ею интересовался, но ему нужно было встретиться с агентом под портретом императора Финли Моргенгаарда I. Переступая через порог паба, Дауд искренне понадеялся, что картины там подписаны.

«Конец империи» был очень мал и набит под завязку: помещение было заполнено исключительно работниками окрестных складов, рынков и перерабатывающих цехов; многие стояли, не сумев занять сидячее место. Рыбное зловоние отлично перекрывал запах крепкого курева, от которого большинство мужчин – а здесь были только мужчины, насколько видел Дауд – кажется, получали удовольствие. Подойдя к барной стойке, он обнаружил, что выбор спиртного здесь весьма скудный, зато все полки забиты коробками с табаком. Бармен не обращал на Дауда никакого внимания, как и посетители, занятые шумными разговорами после рабочего дня, в течение которого они занимались разделкой и упаковкой рыбы.

Дауд, которого прижали со всех сторон, повернулся спиной к стойке и стал внимательно изучать стены в попытке отыскать место встречи. Из-за того, что народу в пабе было как сельдей в бочке, он с трудом мог разглядеть хоть какую-то картину, не то что найти портрет Финли Моргенгаарда I. Но спустя несколько минут он заметил за столиком в углу посетителя, который сильно выделялся среди мускулистых рабочих рыбного производства. Глядя на него, Дауд задумался: похоже, ему не стоило беспокоиться по поводу точного определения картин и выполнения ценных указаний Джек.

Это был человек средних лет с худым лицом и острыми скулами, его темные волнистые волосы скрывала сдвинутая набок шапка из буклированной шерсти. Во рту он держал длинную изогнутую трубку (единственную не прикуренную в этом помещении), и ее чаша почти доставала до нижней из трех массивных серебряных пряжек, на которые застегивался его широкий синий плащ.

Человек наблюдал за Даудом, и когда их взгляды встретились, вытащил руку из-под плаща и приставил к глазу монокль на длинной костяной ручке. Он уставился сквозь линзу, и мгновение спустя на его лице появилась легкая улыбка. Опуская монокль, он кивнул. Дауд уловил сигнал и двинулся к его столу, огибая посетителей, которых не получалось сдвинуть с места. Прежде чем подойти, он остановился и огляделся, но никто на него не смотрел. Никого он не интересовал.

Над человеком висел портрет с маленькой бронзовой табличкой, прикрепленной к центральной части рамы. Табличка гласила: «Император Финли Моргенгаард I (1626–1651)».

Дауд сел за столик напротив неизвестного в синем плаще, который никак не отреагировал на его присутствие. Он лишь поднял трубку, использовав этот жест, чтобы указать на портрет.

– Моргенгаард Старейший, – проговорил он. – Славный правитель, с какой стороны ни посмотри.

– Справедливый и благородный господин, что слишком рано покинул мир.

– Как это ни грустно.

– Как это ни грустно, – повторил Дауд.

Сработало. Он нашел агента.

Тот наконец внимательно посмотрел на Дауда и продолжил:

– Если мы говорим о «слишком рано»…

– Я думал выпить, прежде чем браться за дело, – перебил Дауд, и уголок его рта весело изогнулся. – Хотя местные жители, похоже, предпочитают табак.

Мужчина кивнул и сунул трубку в зубы.

– Закуришь тут, когда город так воняет, – сказал он. – Ты раньше бывал в Портерфелле?

– Нет, – ответил Дауд. – Одно из немногих мест, где я не был.

Мужчина достал монокль и осмотрел Дауда с ног до головы, задержав взгляд, как Дауду показалось, на его руках в кожаных перчатках, покоившихся на столе. Дауд убрал их на колени, и монокль исчез под полой плаща.

– Думаю, когда-нибудь я с удовольствием послушаю о твоих путешествиях, – сказал агент. – У тебя есть что рассказать. Я… чувствую.

Дауд поднял бровь, затем наклонился и тихо произнес:

– Я здесь не для того, чтобы рассказывать истории. Я здесь вообще не ради тебя.

Мужчина, явно раздраженный, нахмурился. Кем бы ни был этот агент, он, похоже, хотел сбить Дауда с толку.

– Мне нужно поговорить с Максимилианом Норкроссом, – сказал Дауд.

Мужчина переключился на свою трубку, наклонил ее, чтобы заглянуть в чашу, затем наморщил нос. Вертя ее перед глазами, произнес:

– Господин Норкросс – занятой человек.

И, взглянув на Дауда, добавил:

– Очень занятой.

Дауд встретился с ним глазами.

– Я кое-что ищу, – сказал он. – Кое-что особенное. Полагаю, господин Норкросс может мне помочь.

Мужчина хмыкнул и снова вернулся к своей трубке. Дауд ждал. Он будет ждать весь день, если потребуется. Он далеко зашел. Его миссия достигла ключевого момента, он чувствовал это.

– Это вряд ли, – сказал мужчина, не поднимая глаз.

– Почему?

– Господин Норкросс не торгует с кем попало. Он торгует определенными артефактами, существование которых, скажем так, следует скрывать от определенных представителей власти. А раз так, ему приходится вести дела очень осторожно. Он продает что-либо только приглашенным покупателям, – мужчина осмотрел Дауда еще раз. – А тебя не приглашали.

Дауду захотелось схватить собеседника за плечи и встряхнуть, но он сдержал порыв.

– Я полагаю, у нас с Норкроссом есть общие знакомые в Дануолле. Я здесь по их приглашению. Этого ему должно быть достаточно.

Мужчина улыбнулся.

– А, да, милая юная Джек. Не повезло ей. Плохо дела идут, – он повертел трубку. – Новости быстро распространяются. Некоторые – быстрее остальных.

– Я могу встретиться с Норкроссом или нет?

Агент открыл было рот, чтобы что-то сказать, как вдруг возле их стола началось движение. Людская масса, заполнившая паб, расступилась, чтобы пропустить троих вновь пришедших.

– Монетку на головы, господа? Монетку на рыбьи головы и кровь, господа?

Дауд обернулся, когда группа людей подошла к их столу. Это был пожилой человек с длинной сальной седой бородой, гладко выбритый мужчина помоложе и примерно одного с ним возраста женщина – с лицом, измазанным зеленоватой жижей. Дауд узнал их: нищие, которые видели, как он заходил в «Конец империи». Если они постоянно побирались возле паба, значит, поняли, что он здесь новый человек, с которым, возможно, стоит попытать удачи. Дауд нахмурился и оглянулся на агента, вертевшего в руках трубку.

– Рыбья кровь и головы считаются деликатесами у этих… типов, – сказал он. – Местные воротилы это знают. Так что вместо того, чтобы выбрасывать их на улицу, они наглым образом сбывают отбросы этим несчастным.

Агент сунул свободную руку под плащ и, похоже, попытался достать кошелек, но тут появился бармен, проталкиваясь сквозь толпу.

– Эй, вон отсюда все! Нечего у меня тут попрошайничать!

Троица пригнулась, когда бармен, казалось, замахнулся для удара, и толпа расступилась, чтобы освободить проход к двери. Бармен взглянул на агента и Дауда, сделал шумный вдох, повернулся и с усмешкой удалился.

Агент Норкросса как будто и не заметил этого; к тому моменту, когда он закончил копаться в своем кошельке и поднял взгляд, нищих и бармена уже и след простыл. Он сжал зубами мундштук трубки.

– Ох, ладно, ничего…

Дауд схватил трубку за чашу и выдернул ее изо рта агента. Тот запнулся и поднес руку ко рту.

– Ладно, в этом нет необходимости…

– Слушай меня внимательно, – сказал Дауд, приблизившись к лицу агента. Тот прокашлялся и вытаращил глаза. – Мне не важно, кто ты такой, не важно, чем ты занимаешься, но я устал от этих игр, я потратил много сил и времени, чтобы добраться сюда. Мне нужно поговорить с Норкроссом. Я был убежден, что ты можешь это устроить. Если не можешь, лучше скажи прямо сейчас.

Агент поднял руки:

– Ладно, ладно!

Он оглядел паб, улыбаясь, на случай если кто-то из посетителей заметил их столкновение. Дауда это уже не волновало.

– Твоя… настойчивость принята к сведению.

Дауд заскрипел зубами и прорычал:

– Я могу быть более чем настойчивым!

– Да, в этом я вполне уверен, – агент помедлил. – Хорошо. Хочешь увидеть Норкросса?

– Да. Сейчас же.

– Сейчас?

Дауд кивнул, оскалившись.

Человек с трубкой прокашлялся и потянулся к стене, возле которой оставил трость с серебряным набалдашником.

– Хорошо.

– Так-то лучше, – сказал Дауд, затем поднялся и указал на выход. – После вас.

Агент тростью указал в другую сторону:

– Нет, выйдем с заднего хода. Меня ждет транспорт.

Он развернулся и пошел, протискиваясь в толпе. Дауд двинулся за ним следом.

С разрешения дородного бармена агент провел Дауда через черный ход, и они вышли в переулок, соединявший две улицы. Булыжная мостовая, покрытая скользкими отходами рыбного производства, изобиловала ухабами; все это заставляло внимательно смотреть под ноги, чтобы не упасть. Солнечный свет стремительно угасал, погружая переулок во мрак, освещаемый лишь огоньком из верхнего окна в задней части «Конца империи». Дауд никого не видел рядом, а единственным различимым звуком было нудное гудение толпы в таверне.

– Следуй за мной, – сказал агент. Он развернулся на каблуках и пошел по переулку к главной улице. Дауд сделал несколько шагов, задействовав все свои чувства, чтобы отслеживать, что происходит вокруг. Он хмурился: надоедливая мысль не давала ему покоя. Трое нищих не вернулись на свое место возле входа в паб. Внезапно он остановился. Впереди переулок пересекали еще два таких же. Агент уже миновал перекресток, а затем, осознав, что Дауд не идет за ним, развернулся и спросил:

– Так ты хочешь видеть Норкросса или нет?

В этот самый момент они и появились. Двое попрошаек помоложе – мужчина и женщина – выскользнули из переулков с двух сторон. В каждой руке у них было по пистолету, и все стволы были направлены на Дауда и агента.

Агент обернулся, и его глаза расширились, когда он увидел за спиной у Дауда, ближе к главной улице третьего попрошайку. Дауд тоже обернулся. Противник двигался к нему, держа пистолет наготове. Он остановился и взвел курок большим пальцем.

– Монетку на рыбью кровь и головы, господа?

13

ПОРТЕРФЕЛЛ,

ГРИСТОЛЬ

25-й день месяца Земли, 1852 год

«Что касается силы, то о ней можно сказать не так уж много, поскольку сила не имеет значения, если ты обладаешь хитростью и умением. Уклончивость и загадочность – твое лучшее оружие, поскольку даже тысяча человек, сбитые с толку, – все равно что тысяча безголовых куриц. Нападай, когда они не готовы, появляйся, когда тебя не ждут, и если враг не способен понять твою тактику, значит, ты победил еще до того, как нанесен первый удар».

– «ЛУЧШИЙ СПОСОБ УМЕРЕТЬ»Уцелевший фрагмент из трактата убийц,автор неизвестен

Агент Норкросса ахнул, глиняная трубка выпала из его рта, ударилась о мостовую и разбилась. Дауд развернулся к пожилому нищему – хотя теперь-то он понял, что это был кто угодно, только не нищий. Да и старым этот человек не был: хотя седина в его бороде выглядела довольно правдоподобно, манера держать себя теперь заметно отличалось от той сгорбленной позы, которую он принимал в пабе. Что-то здесь было не так. Дауд взглянул на пистолет.

– Интересное оружие для обычного грабителя, – сказал он.

– Неужели?

Дауд указал на пистолет рукой в кожаной перчатке. Попрошайка отступил назад, поднимая ствол.

– Он в хорошем состоянии, – продолжил Дауд. – Недавно почищен и смазан. Боек заменили. Ты не только часто используешь пистолет, но и следишь за ним. Как будто это твоя работа.

Лицо нищего скривилось. Дауд взглянул через его плечо на двух других. Молодой человек направил свое оружие на Дауда, в то время как его подруга, стоявшая рядом, целилась в агента Норкросса, хотя ее взгляд периодически перемещался на главаря.

– Не знаю, сколько монет вы обычно собираете на рыбью кровь и головы, – произнес Дауд, – но если среди ваших знакомых нет барыги с очень хорошими связями, вы бы такое оружие не достали. Даже если оно вам и по карману.

Дауд взглянул на агента.

– Твои подельники? Дал им сигнал затаиться в темном переулке, пока не приведешь клиента, чтобы его убили и ограбили еще до того, как Норкросс узнает о его прибытии в город? – Дауд кивнул. – Хорошее начало.

Агент пошевелил челюстью вверх-вниз, прежде чем набрать достаточно воздуха и произнести:

– Что, во имя всех Островов, ты такое говоришь?

Дауд жестом указал на главаря попрошаек.

– Пистолеты. Они казенного образца – военные. Такие стоят много дороже, чем может заплатить обычный уличный головорез. А это значит, что тут у нас не просто случайные бандиты. Это наемники, и у них есть работодатель. Ты, например.

Лидер троицы зарычал.

– Знаешь, в чем твоя проблема?!

– Просвети меня, – ответил Дауд, глядя на него.

– Слишком много болтаешь!

– Что происходит? – воскликнул агент Норкросса. – Назовитесь! Я требую!

Главарь ухмыльнулся и махнул пистолетом в сторону Дауда.

– Ты нам нужен.

Затем он указал на агента Норкросса.

– А ты – нет.

Он пошевелил запястьем, давая знак своим сообщникам.

– Бросьте его в море, когда закончите.

Агент снова ахнул и шагнул вперед, но молодой мужчина схватил его и дернул обратно; агент споткнулся, его трость стукнулась о мостовую, когда он ударился о стену за спиной у женщины и сполз на землю.

Дауд зашипел сквозь зубы и обернулся к главарю. Он был уже близок к своей цели и не собирался позволять кому-либо встать у себя на пути.

– Не с тем вы связались, – сказал Дауд и согнул руку. Ему не хотелось использовать свои способности снова, но казалось, будто Вселенная что-то задумывала против него с того самого момента, когда он вернулся в этот прогнивший Дануолл.

Может, это Чужой. Может, этот ублюдок следил за ним, мешал ему, заставляя все события в мире препятствовать ему на пути к цели. Но Дауд утешал себя тем, что если все это правда, значит, он уже близко. Двудольный Нож уже близко. Он это знал.

Бандиты помоложе взглянули на своего главаря, все еще держа свои цели на мушке, но их уверенность улетучивалась, поскольку угрозы на их добычу, кажется, не действовали.

– Нам велели вернуть тебя для допроса, – сказал главарь, осклабившись. – Но не уточнили, целиком или можно по частям.

Главарь снова поднял пистолет и, насколько Дауд мог видеть, его палец надавил на спусковой крючок.

Сейчас или никогда.

Дауд стиснул зубы. Метка Чужого загорелась, погрузив руку в бездну боли.

Он мигом преодолел расстояние между ним и главарем и оказался за спиной у своего противника в тот самый момент, когда тот выстрелил. Он целился вниз, стараясь скорее покалечить Дауда, нежели смертельно ранить, но цель вдруг исчезла, и пуля скользнула по булыжникам, выбила яркие оранжевые искры и отрикошетила под углом. Молодой мужчина вскрикнул и дернулся назад. Из его бока сочилась кровь – сбившаяся с пути пуля задела его. Его сообщница не дрогнула. «Хорошо натренирована», – подумал Дауд.

Она быстро шагнула в сторону, чтобы как следует прицелиться, и подняла оружие. Она действовала проворно, но недостаточно. Еще до того, как она сумела навести ствол, Дауд одной рукой схватил главаря за горло и, широко расставив ноги, отклонился назад, подняв противника над землей. Развернувшись, он дернул вниз руку бандита, в которой тот держал пистолет. Главарь захрипел от напряжения и, отведя локоть назад, ударил Дауда в бок. Тот не споткнулся, но удар заставил его перераспределить вес. Почувствовав это, главарь использовал возможность и перевалился в обратную сторону. Из-за этого Дауд потерял равновесие на кривой брусчатке и упал на спину.

Они были хороши и знали толк в рукопашном бое.

Только одну вещь они не приняли во внимание – Дауд был лучше.

Он позволил себе упасть; когда гравитация взяла свое, главарь, которого Дауд все еще держал перед собой, вдруг оказался невесомым. Воспользовавшись моментом, Дауд изогнулся, чтобы перевернуться, не отпуская захвата. Лицо главаря ударилось о брусчатку. Послышался щелчок, и мужчина, крича, покатился набок. Дауд кувыркнулся в другую сторону и поднялся.

Он освободился, но теперь стоял спиной к двоим оставшимся противникам. Раздался выстрел. Дауд дернулся не раздумывая – им руководили инстинкты, когда он оттолкнулся от брусчатки и с помощью метки Чужого ухватился за край оконной рамы ближайшего здания. Затем, оттолкнувшись мыском ботинка от крошечной опоры, Дауд обернулся вокруг своей оси и снова переместился в переулок. Он материализовался за спиной у молодого человека, который стоял на коленях и зажимал простреленный бок. Дауд схватил его за затылок, а другой рукой обхватил поперек тела и заблокировал плечо. Он прикрылся телом противника, словно щитом, и женщина успела выстрелить три раза, прежде чем поняла, что произошло. Тело мужчины вздрагивало, когда в него входили пули. Дауд чувствовал, как горячая кровь брызжет на его бороду и лицо и как живой человек становится мертвым грузом у него в руках. Он отпустил мертвеца и переместился на другую сторону переулка, пока женщина направляла пистолет то в одну сторону, то в другую в поисках цели. У нее за спиной Дауд увидел агента Норкросса, который, скорчившись у стены, подносил ко рту что-то маленькое и блестящее. Его щеки раздувались так, будто он дул в эту штуку. Дауд ничего не слышал, его противница, судя по всему, тоже. Она стояла теперь посреди переулка, спиной к агенту, направляя пистолет прямо на Дауда. Что касается главаря, его и след простыл – сбежал, пока Дауд боролся с остальными.

Дауд собрался с силами, готовясь к очередному прыжку через Бездну и проклиная Чужого, беззвучно крича от гнева – не только от гнева на Чужого, но и на самого себя. Чем больше он использовал свои способности, чем больше сражался, тем больше какая-то часть его существа наслаждалась этим – восторгом схватки, неожиданно приятным чувством ностальгии, удивительным удовлетворением от того, что он все еще способен на такое. Тех лет, в течение которых он сдерживал себя, как не бывало, его мышечная память очнулась, его навыки были так же хороши, как и раньше.

И все же он уже начал уставать, концентрация снизилась, а мышцы стали просить пощады. Женщина ухмыльнулась и подняла пистолет. Ему нужно было лишь несколько секунд, чтобы восстановить силы, и… Выражение ее лица изменилось. Она бросила взгляд сначала в одну сторону, затем в другую… тем временем возле ее шеи появилось длинное тонкое серебряное лезвие, надрезавшее кожу у нее под подбородком настолько, чтобы появилась красная линия и кровь заструилась по шее. Она застыла на месте, не опуская руки с пистолетом.

Держа клинок у ее горла, агент Норкросса вышел из-за спины женщины и направил ее руку вниз. Затем от отобрал пистолет, который та отдала без особого сопротивления. Встретившись взглядом с Даудом, агент улыбнулся.

В этот момент появились остальные. Шесть человек, по трое с каждого конца переулка. Все были одинаково одеты – на всех была своего рода униформа, состоящая из длинного темно-синего плаща, как у агента, с высоким стоячим воротником; на всех широкие пояса, темные брюки заправлены в высокие сапоги. Все они были вооружены пистолетами с необычно короткими стволами. Приклады были изготовлены из металлических рам, полых и потому достаточно легких.

Мужчины приблизились и направили свое оружие, выглядевшее довольно мощным, на бандитку. Агент Норкросса убрал клинок обратно в ножны, которыми служила его черная трость. Затем он жестом указал людям в униформе:

– Отведите ее в дом. Мы вас догоним.

Один из людей – видимо, главный, хотя Дауд не заметил знаков различия – кивнул.

– Сэр, – произнес он, – вам нужно сопровождение?

Агент посмотрел на Дауда.

– Думаю, я в достаточно надежных руках, – он подошел к телу молодого человека и слегка пнул его. – Возьмите этого тоже. Был еще третий, но он сбежал.

Офицер кивнул:

– Хотите, чтобы мы начали розыск?

Агент помотал головой:

– Это не обязательно. Напротив, так даже лучше. Пусть доложит своему начальству.

Он изучающе взглянул на Дауда.

– Я предвкушаю их ответ.

Офицер отдал распоряжения своим подчиненным. Двое охраняли задержанную, еще двое подняли тело молодого человека, затем все устремились прочь из переулка. Дауд наблюдал за ними в недоумении. Затем он покачал головой и приблизился к агенту:

– Слушай, я не знаю, что тут происходит, но ты сказал, что отведешь меня к Норкроссу. Что бы ни значил весь этот цирк, я хочу напомнить тебе об этом обещании.

Агент поправил шапку, которая каким-то образом осталась на месте во время драки. Затем он снова извлек из-под плаща монокль и посмотрел на Дауда. Его увеличенный глаз нацелился на левую руку Дауда. Взгляд на несколько секунд задержался на ней. Затем агент развернулся, оставив монокль болтаться на цепочке.

– Иди за мной.

Дауд подался вперед, схватил собеседника за плечо, развернул его и вцепился пальцами в плащ около шеи, подтянув его лицо к своему.

– Веди меня к Максимилиану Норкроссу сейчас же!

Агент сперва рассмеялся, потом закашлялся, поскольку хватка Дауда грозила задушить его.

– Но дорогой мой друг, – произнес он, – я и есть Максимилиан Норкросс. Так что, будем заниматься делами или нет?

14

ОСОБНЯК НОРКРОССА,

ГДЕ-ТО НА ЮГЕ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЧАСТИ ГРИСТОЛЯ

25-й день месяца Земли, 1852 год

«Знаменитый своими раскинувшимися зелеными холмами и туманными лугами, Гристоль представляет собой крупнейший из Островов и служит домом для половины населения известного нам мира. Большинство его жителей – простые люди, живущие в сельской местности, они разводят овец, буйволов и газелей ради мяса и шкур. Также здесь есть пять крупных городов, расположенных в разных частях государства».

– «ОСТРОВ ГРИСТОЛЬ»выдержка из книги о географиии культуре Гристоля

Они ехали в электроэкипаже. Дауд слышал об этом виде транспорта, но никогда раньше не видел ничего подобного – если не считать того экипажа, в котором убийца в данный момент находился. Незатейливая угловатая машина являла собой некую смесь обычного экипажа на лошадиной тяге и железнодорожного вагона, имела большие широкие колеса и высокую подвеску, что делало ее подходящим транспортом для неровной местности.

Норкросс не уточнил, куда они едут, но приказал своим людям везти схваченную женщину «домой». Из этого Дауд заключил, что они следуют в резиденцию коллекционера. К его удивлению, путешествие заняло почти три часа. Сперва экипаж проехал по узким извилистым улицам Портерфелла, затем – по разъезженной дороге, которая вела на проселок в деревенской части Гристоля, где она совершала небольшой подъем – в холмистую местность, граничившую с городом. По мере того как они двигались вперед, Дауд сосредоточил взгляд на виде из окна слева, поскольку если бы ему удалось отметить ориентиры, он мог бы составить хоть малейшее представление о том, в каком направлении они едут и как вернуться обратно в Портерфелл, если придется делать это в одиночку. Но он бросил эту затею сразу же, как они выехали из города.

Прерывистый гул, который издавали широкие колеса экипажа, скользившие по мощеным улицам, сменился громким дребезжанием, когда подвеска транспортного средства начала компенсировать неровности рельефа. С вершины холма Дауд не увидел ничего, кроме освещенного луной болота – плоского, фактически ничем не примечательного пейзажа, который был покрыт не отличавшейся разнообразием приземистой растительностью и тянулся до самого горизонта. Спустя несколько миль пути по ровной прямой дороге ландшафт снова начал меняться – болотистая местность теперь то поднималась, то опускалась, экипаж качался, спускаясь в очередную долину, и чем дальше они продвигались, тем круче становились спуски. Норкросс сидел лицом к Дауду, спиной по ходу движения. Всю дорогу он молчал, и Дауд, который тоже был не в настроении разговаривать, не пытался прервать тишину. Время от времени Норкросс зевал, дважды за все время пути он доставал монокль и разглядывал Дауда, сжав губы. Его глаз, увеличенный линзой, двигался вверх-вниз. Дауд игнорировал его. В какой-то момент Норкросс наклонился вперед, выглянул в окно, затем опустился на сиденье и кивнул.

– Почти приехали, – произнес он.

Дауд подался вперед, чтобы получше разглядеть местность, но луна уже зашла, и болотный пейзаж стал почти невидим: лишь туманное свечение от боковых фонарей экипажа разливалось вокруг на несколько ярдов. Они снова начали спускаться в долину с холма, сделав петлю по его склону.

Норкросс показал в окно, и Дауд снова обернулся. На этот раз там было на что посмотреть. Резиденцией Норкросса был не просто дом, а настоящий замок, выстроенный на крутом склоне. Здание состояло из одной широкой и высокой круглой башни, увенчанной зубцами, которая вырастала из похожего на коробку массива основной постройки. Зубчатые стены местами прерывали пилоны с остроконечными башенками. Когда экипаж преодолел поворот, Дауд увидел, что дорога тянется до самого моста, который пересекает углубление в самом узком месте долины, и ведет прямо к главным воротам, снабженным опускающейся решеткой и подъемным мостом.

Все строение было освещено изнутри, каждое окно светилось, словно маяк, обозначающий уединенный островок цивилизации посреди кто знает скольких миль сельской местности.

Норкросс откинулся в кресле, сложив руки на коленях.

– Впечатляет?

Дауд отвлекся от вида из окна.

– Дом как дом.

Норкросс расхохотался и наклонился вперед, хлопнув Дауда по колену.

– Не просто дом, друг мой, – сказал он. – Это замок Моргенгаарда!

Дауд снова выглянул в окно.

– Это должно что-то значить?

– Что-то значить? Что-то значить? – Норкросс сполз в своем кресле. – О, я забыл, ты же с юга, да?

Норкросс сморщил нос от отвращения.

– Из Карнаки, наверное? Серконос, точно. Ну, я полагаю, история Островной Империи была не главным предметом во время твоего… обучения.

Дауд ничего не ответил. Норкросс нахмурился, очевидно раздосадованный отсутствием интереса, и откашлялся, прежде чем продолжить.

– Итак. Замок Моргенгаарда, да будет тебе известно, – это исторический центр власти древних королей Гристоля, которые правили до объединения Империи в результате Войны четырех корон, – проговорил Норкросс. – Итогом этого конфликта стало то, что последний король Гристоля, Финли Моргенгаард Шестой, провозгласил себя императором Островов и стал Финли Моргенгаардом Первым. Это было в тысяча шестьсот двадцать шестом году.

Дауд хмыкнул и уставился в окно, пока Норкросс бормотал что-то про династию Моргенгаардов, про то, как первый император сделал Дануолл столицей и учредил там парламент в том же году, когда был коронован, и тогда же забросил дом своих предков. Норкросс, похоже, хорошо знал его историю, и, слушая его, Дауд задавался вопросом, ко многим ли событиям этой истории приложил руку Чужой.

Экипаж подъехал к мосту, соединявшему дорогу с замком. Подавшись вперед, Дауд взглянул на огромное строение и нахмурился.

– Выглядит почти как новый.

– Замечательно, не правда ли? Когда я его нашел чуть дальше к северу отсюда, где он фактически был расположен, это были настоящие развалины. За Пулвиком, рядом с местечком под названием Грахт. Не думаю, что ты о нем слышал.

– Думаю, что нет.

Ухмылка Норкросса пропала.

– В общем, нашел я его. Конечно, на исследования ушли годы. Отбыв в Дануолл, старина Финли оставил родовое гнездо на произвол судьбы, и вскоре о нем забыли. Ты в курсе, что не многие интересуются доимперским периодом Гристоля? Такое впечатление, что мира не существовало до Войны четырех корон. Это искаженное представление, – Норкросс вздохнул и откинулся в кресле.

– Так ты что, выстроил тут копию?

Норкросс рассмеялся.

– Ты не понял. Это и есть замок Моргенгаарда. Я нашел его, установил подлинность, объявил об этом и переместил его. Кирпич за кирпичом, камень за камнем – так важнейшая историческая постройка Гристоля была перевезена прямо сюда. Я перестроил его, реконструировал, отремонтировал. О, ну и модернизировал, конечно. Это дом из моей личной коллекции. Десять лет работы, но оно того стоило. Уверен, ты согласишься со мной.

Дауд был не очень уверен в том, с чем именно ему следовало согласиться, кроме как с тем, что он сопровождал очень странного человека. До сих пор он сомневался, настоящего ли коллекционера он нашел. О, теперь у него не было сомнений в том, что сидящий перед ним человек – Максимилиан Норкросс, но все, что происходило до этого, было необычно. То, как он изображал собственного агента в портерфеллском пабе, то, как он притворялся обычным трусливым горожанином, на которого напали в переулке, прежде чем превратиться в бывалого авантюриста, умело орудующего тростью-шпагой (или аристократа, вызывающего охрану, похожую на личную армию?). И теперь – Норкросс-историк, общественный деятель и благотворитель, спаситель забытого прошлого Гристоля. Эксцентричный коллекционер? Бизнесмен, развлекающий потенциально полезного клиента? Или что-то еще?

Дауд не понимал: то ли он слишком много волнуется по пустякам, то ли слишком мало. Он склонялся к первому варианту. Все, что имело сейчас значение, – это миссия. И если Двудольный Нож лежит у Норкросса в его личном королевстве, все, что требовалось сделать, – забрать его. Это означало, что пора было придумывать план. Когда экипаж проехал сквозь сводчатые ворота во внутренний двор, Дауд начал пересчитывать людей Норкросса. В переулке в Портерфелле было шестеро плюс еще двое управляли электроэкипажем. Восемь. Восемь – это просто.

Экипаж остановился, и внезапно затихший после двух с лишним часов пути гул мотора оставил в ушах Дауда неприятный звон. Мгновение спустя дверь салона открыли снаружи. Норкросс жестом указал на выход:

– Пожалуйста, после вас.

Дауд вышел и оглядел внутренний двор. Замок Норкросса был воистину огромен. Со всех сторон их окружали стены, и он увидел еще больше людей в униформе. Естественно, в здании таких размеров Норкроссу требуется большой штат охраны, хотя, скорее всего, не весь персонал состоит из вооруженных людей в длинных синих плащах. Оглядываясь вокруг, Дауд заметил внутри несколько человек, но только один был одет так же, как люди, сопровождавшие их в экипаже, которые теперь стояли рядом и ждали распоряжений начальника.

Девять.

Впереди них стоял еще один экипаж, его салон тоже был открыт, а от крышки моторного отсека в ночном воздухе поднимался пар. В этом экипаже приехали шесть охранников Норкросса, бандитка и тело ее сообщника. Дауд не знал, что Норкросс собирается с ней делать, и не собирался спрашивать.

Стоя во внутреннем дворе, Дауд вдруг почувствовал, как начала гореть метка Чужого. Он зашипел сквозь зубы и поднял руку, сжимая пальцы. Жгущее ощущение притупилось. Подняв взгляд, он увидел, что Норкросс снова рассматривает его в монокль. Норкросс кивнул и убрал линзу:

– Пойдем за мной. Мне нужно многое тебе показать.

Внутри замок был настолько же впечатляющим, как и снаружи, но совершенно точно лишь малая часть убранства действительно принадлежала эпохе Финли Моргенгаарда. Дауд оказался в современном особняке. Коридоры вдвое шире стандартных были освещены тихо потрескивающими электрическими лампами, полы устилали мягкие красные ковры, заглушавшие звук шагов. Норкросс устроил Дауду экскурсию по своему музею, и тот вынужден был признать, что коллекция у Максимилиана впечатляющая.

Замок Моргенгаарда был велик, и Норкросс умудрился заполнить все возможное пространство ценными предметами, произведениями искусства и прочими сокровищами. Коллекционер провел Дауда по пяти длинным галереям, где хранились оружие и доспехи, и объяснил, как в его коллекции оказались артефакты из каждого уголка Империи. По пути Дауд разглядывал странные закрученные копья и богато украшенные щиты с отдаленных островов, подвижные доспехи из Морли и Гристоля, тяжелое всепогодное обмундирование, подходящее для тивийской тундры, и карнакские легкие доспехи из вываренной кожи. Вооружение располагалось в галереях в хронологическом порядке, и когда они дошли до конца, Дауд удивился, увидев выставленные для демонстрации современные экспонаты – в частности, полное обмундирование каждого из основных подразделений Империи. Здесь была представлена городская стража Дануолла, Парадная Серконская гвардия, констебли Уиннидона. Присутствовала даже униформа смотрителей, укомплектованная серебряной, золотой и черной масками, а также шарманка, которую Дауд заметил среди пистолетов, мечей, кинжалов и дубинок.

Возле витрин с униформой смотрителей располагался выполненный в натуральную величину портрет того, кого Дауд узнал сразу же, не читая сопроводительную надпись: Таддеус Кемпбелл, Верховный смотритель, руководивший Аббатством Обывателей во время крысиной чумы. Один взгляд на его суровые черты пробудил воспоминания, которые Дауд предпочел бы не ворошить.

Потом были галереи с живописью, скульптурами, драгоценностями и витрины с тщательно каталогизированными камнями и минералами. Наиболее впечатляющими оказались два огромных зала с высокими сводчатыми потолками, с которых свешивались гигантские скелеты китов. Дауд даже не пытался догадаться, сколько стоила коллекция Норкросса, но сомневался в том, что какое-либо учреждение во всем Гристоле – да что там, во всей Империи – способно потягаться с содержимым замка в великолепии и масштабности. Норкросс говорил все время, пока они бродили по замку, и, видимо, был счастлив продолжать свои комментарии, хотя Дауд не подавал виду, что слушает. Чем он на самом деле был занят, так это попытками составить в голове карту их перемещения и сосчитать охранников. Спустя час он с удивлением отметил, что число последних достигло лишь восемнадцати. Разумеется, замок был сам себе охрана – Норкросс потратил десять лет и неведомо сколько денег на то, чтобы его переместить и перестроить в соответствии с собственными представлениями. Размещенный посреди болотистой долины на расстоянии многих миль от ближайшего поселения, замок бросал серьезный вызов любому потенциальному вору.

Еще полчаса, еще пять комнат с сокровищами, и список Дауда увеличился до двадцати одного пункта. Это было много, но он не опасался, что охранники доставят ему какие-то особые неприятности, особенно если учитывать, насколько стражи были разрозненны. Впрочем, одна вещь не давала ему покоя: коллекция была эффектной, даже выдающейся, однако все, что он видел до сих пор, было… не обычным, конечно, но… нормальным. Ничего мистического. Ничего, что отдавало бы ересью. Дауд велел себе быть терпеливым. Его цель близка. Норкросс был странным человеком и определенно гордился делом своей жизни. Он демонстрировал свою коллекцию предполагаемому покупателю – человеку, которого он не знал и которому не доверял. В такой ситуации имело смысл осторожничать, прежде чем показывать темную сторону коллекции. По крайней мере, в этом Дауд убедил сам себя.

Они вышли в очередной широкий коридор, на сей раз заканчивавшийся просторной лестницей, которая слегка поворачивала, а затем завивалась спиралью. Странный элемент дизайна – доступ к ступеням перекрывал красный бархатный шнур, натянутый от балясин к стене. Дауд огляделся, предполагая, что они находятся в основании главной башни. Норкросс оглянулся на своего гостя через плечо.

– Исходя из того, каким образом мы встретились, я делаю вывод, что ты коллекционируешь необычные вещи, – сказал он.

Дауд кивнул:

– Я ищу один артефакт. Нож, бронзовый, с двумя лезвиями. Полагаю, он был в Дануолле и недавно попал к вам. Если это так, я надеюсь, мы сможем прийти к соглашению.

Коллекционер едва заметно, уклончиво кивнул.

– Подумать только, как хорошо ты информирован.

Он указал на лестничный пролет, затем постучал пальцем по кончику носа.

– Это моя… о, моя личная коллекция, скажем так.

Дауд был прав. Еретические артефакты, собирательством которых Норкросс и был знаменит, действительно хранились отдельно – в башне. Норкросс спустился и отцепил конец шнура от серебряной петли в стене, когда из смежной двери появился еще один – двадцать второй – охранник в синем плаще. Норкросс прервался, пока стражник что-то шептал ему на ухо, и дождался, когда тот отойдет на приличное расстояние. Затем коллекционер прицепил конец шнура на место.

– Что-то не так? – спросил Дауд.

Норкросс развернулся на каблуках, взмахнув указательным пальцем.

– Почему что-то должно быть не так?

Дауд указал на лестницу.

– Тогда, может, перейдем к делу? Я проделал длинный путь и не хотел бы разочароваться.

Норкросс поджал губы.

– Ты прав, – сказал он. – Но, если позволишь, есть одно дело, которое требует моего внимания.

Он обернулся и взглянул на богато украшенные старинные часы, стоявшие у дальней стены. При этом вздрогнул и схватился за грудь, как будто часы его напугали.

– С ума сойти! Как время-то летит!

Он повернулся к Дауду и произнес:

– Можем продолжить утром. Ты, наверное, хочешь отдохнуть. Я прикажу приготовить комнаты.

Он снова развернулся и щелкнул пальцами, подзывая охранника. Тот кивнул и двинулся прочь по коридору, по которому Дауд и Норкросс только что прошли. Остановившись на полпути, стражник обернулся и произнес:

– Не будете ли вы так добры, чтобы проследовать за мной, сэр.

Коллекционер махнул рукой так, будто прогонял Дауда. Тот еще раз бросил взгляд на лестницу, затем кивнул хозяину:

– Буду ждать.

– Ну-ну.

И Дауд ушел вслед за стражником прочь от лестницы, ведущей к личной коллекции еретических артефактов.

Артефактов, среди которых должен был храниться Двудольный Нож.

15

ПАБ «КОНЕЦ ИМПЕРИИ»,

ПОРТЕРФЕЛЛ, ГРИСТОЛЬ

26-й день месяца Земли, 1852 год

«Портерфелл, Гристоль: славный рыбацкий городок, для посещения коего путешественнику необходимы две вещи. Во-первых, карта, чтобы не заблудиться в лабиринте улиц; а во-вторых, платок немалых размеров, чтобы закрыть нос и рот, поскольку дары моря, увы, обладают довольно специфичным и несколько резким духом. Самым отважным будет интересно посетить питейное заведение «Конец империи» в сердце промышленного центра, где кроме всем известных напитков особое внимание уделяется – что необычно, но уместно – превосходному выбору местного и импортного табака: оба товара пользуются популярностью у местных работников, дабы разнообразить постоянный аромат их труда. В этом баре также представлена коллекция портретов предков королевской семьи; местная легенда гласит, что некоторые из картины – оригинальные работы, стоящие целое состояние».

– «ПОРТЫ НАЗНАЧЕНИЯ»Выдержка из руководства по портовым городам Островной Империи

– Три агента? Три? Против Дауда? Да ты из ума выжил?

В ранние часы «Конец империи» был закрыт, а его завсегдатаев давно отправили на зловонную улицу. Но паб не пустовал. Задняя комната была удобным местом для сбора: уединенная и тихая, особенно когда заперта сама таверна.

Идеальная явка, чтобы собраться после задания. Трое членов тайной группы – включая самого бармена, Сэла, – встретились в каморке, чтобы выслушать доклад человека в рваной вонючей одежде с окровавленной серой бородой, который придерживал у распухшего носа мокрую тряпку.

Предводитель троицы, напавшей на Дауда и Норкросса, – Лоури, местный агент с десятилетним стажем, – скривился, и не только от боли. Сэл сидел за столом, с прищуренными и ледяными глазами. Лоури наблюдал, как бармен, его непосредственный начальник, скрежетал зубами, а на его лице ходили желваки.

Сэл был не тем человеком, которого стоит разочаровывать. После нескольких минут тихой ярости, когда злость чуть ли не валила из него дымом, трактирщик встал и начал шагать по комнатушке, качая головой и проводя рукой по редеющим волосам, прежде чем обернуться к Лоури и стукнуть обоими кулаками по столу.

– Три агента, – сказал Сэл. – Три агента против человека, который уничтожил часового солдата голыми руками. Три агента против человека, который носит метку Чужого и владеет силами, недоступными больше…

– О, как же вы, провинциалы, любите впадать в истерики.

Губы Сэла исказились в оскале, когда он развернулся на голос. Другие два члена тайного круга стояли у окна – безупречно одетая пара, делившая одну толстую сигару на двоих и наблюдавшая за происходящим почти с ощутимым презрением. Муж и жена провели в пабе уже два дня и, если поинтересоваться мнением Сэла, на два дня дольше, чем стоило. Его беспокоило не то, что сами они не были агентами. Его беспокоило, что они мнили, будто могут им помыкать.

Сэл зашипел. Мистер и миссис Девлин не стоили внимания, не сейчас – а кроме того, они предоставили все необходимые данные для операции. Операции, проваленной по милости Лоури. Он обернулся назад к нему.

– Я рассчитывал, что ты последуешь приказам, а не этой… как ты там ее назвал?

Лоури сглотнул, не зная, как лучше ответить. Бросил взгляд на Девлинов, но их как будто больше занимали дымовые кольца.

– Э-э… инициатива, – сказал Лоури. – Сэр.

Сэл ухмыльнулся.

– Ах да, инициатива, – его улыбка улетучилась, когда он подошел к Лоури так близко, что они чуть не соприкасались носами. Лоури уронил руку с тряпкой и попытался отстраниться.

– Их было только двое…

Сэм не пошевелился. Не моргнул.

– Мы давали клятву, Лоури. Помнишь?

Лоури снова скривился.

– Защищать тех, кто занимает императорский престол в Дануолле, но не служить им, – сказал он. – Оберегать от угроз внутренних и внешних, оборонять наследников престола вечно и любой ценой.

– Любой ценой, Лоури, любой ценой, – Сэл ткнул человеку пальцем в грудь. – Это твоя вина. Смерть двух агентов – твоя вина. И знаешь что? Ты сам об этом расскажешь Виману.

Странная парочка у окна тихо засмеялась. Сэл злобно на них взглянул. Во имя Островов, они ему действительно не нравились. Они были странными. Жуткими. Заносчивыми. Они словно презирали все и вся. Даже провал миссии.

Впрочем, им-то что? Они не члены Лиги. Они одиночки – наемники. Зачем Виману понадобились они, а не вполне способные агенты Морли, Сэл не понимал.

Впрочем, один из этих способных агентов – Лоури – только что проявил себя ленивым и самоуверенным, за что и поплатился. Конечно, Сэл понимал причину ошибки Лоури, но это его не оправдывало. Глядя на агента, бармен доподлинно знал, какие слова уже готовы сорваться с его губ.

– Но, Сэл, послушай, – произнес Лоури почти что шепотом. – Магии не существует. Не может существовать. – его глаза распахнулись, словно он пытался осмыслить то, что видел в переулке, – врага, обладавшего выдающимися, нечеловеческими способностями.

Способностями, которые Лоури до этого момента считал невозможными. Сэл знал, что тот не верил в волшебство, не верил отчету Девлинов, не верил, что Клинок Дануолла – что-то больше легенды, преувеличенной фантазии минувших дней. Но эти убеждения привели к смерти одного агента и похищению второго этим чудовищем, Норкроссом.

Сэл покачал головой и сел за стол. Не в первый раз он спросил себя, зачем нужна Лига, в чем ее смысл – если он вообще есть. Потому что случилось именно то, ради предотвращения чего и созывалась Лига: герцог Серконос устроил переворот, низложил императрицу – императрицу, которую Лига поклялась защищать. Лигу застигли врасплох – переворот возник словно из ниоткуда. А так как их глава, Виман, находился в Морли – и, как думал Сэл, еще не знает о беде, случившейся с их любимой Эмили, – Сэлу оставалось последовать последним приказам Вимана, отданным еще до переворота.

Целью Лиги Защитников было защищать императорский престол. До переворота существовала только одна очевидная угроза, которую подпитывали постоянные слухи о его возвращении: Дауд. Дауд снова здесь, и он угроза. Но Дауд ли теперь в приоритете? Не перевороту ли теперь следует уделить все внимание? Однако Сэл был не вправе сомневаться в приказах, несмотря на свои размышления. Если Дауд еще жив после событий, произошедших пятнадцать лет назад, то да, возможно, он представляет угрозу. С другой стороны, из-за того, что именно он убил мать Эмили, императрицу Джессамину Колдуин, ненависть Вимана могла обрести личные причины.

Сэл вздохнул. У окна курили Девлины. Мистер Девлин прошептал что-то на ухо жены, та закинула голову и рассмеялась. Возможно, Сэл мог понять, зачем вызвали наемников. Он не знал, где их откопал Виман, но они были хороши, вне всяких сомнений. Они не только подтвердили, что Дауд выжил, но и нашли его, проследили за ним по Островам, и их выдающиеся навыки подарили Лиге надежную и исчерпывающую информацию.

Информацию, которую Лига растратила впустую. Они знали, что Дауд прибудет в Портерфелл на встречу с Норкроссом – коллекционером, часто притворявшимся собственным агентом, чтобы анонимно отсеивать клиентов при встрече в «Конце империи».

И согласно информации, как и гласили легенды, Дауд оказался не просто убийцей – даже не просто человеком. Он владел волшебными силами – которые Девлины лицезрели в действии лично и благодаря которым он был серьезным противником для целой армии, не говоря уже о троице агентов, даже тренированных и тайно снабженных мелкокалиберным полицейским оружием.

Информация, которой Лоури не смог распорядиться, поставив под угрозу все.

Сэм почувствовал, как внутри вновь закипает гнев. Чем думал Лоури, когда отправил собственную команду на встречу с Даудом и Норкроссом без подкрепления? По всему Портерфеллу были их агенты, только и ждущие приказа. Может быть, Сэл сам виноват? Нужно было взять операцию на себя…

Миссис Девлин подошла и встала за спиной бармена, провела по его плечу длинными элегантными пальцами.

– Из праха неудачи восстает возможность, дорогой мой друг. Мы можем либо сидеть здесь и спорить до завтрака, а можем сформулировать следующий план действий. Вам нужен мертвый Дауд. Скажите только слово, мы с мистером Девлином будем рады услужить, – она глубоко затянулась сигарой, потом вернулась к окну и протянула ее мужу в изящном жесте.

Глаза Лоури, теперь лишь зрителя, забегали между Девлинами и Сэлом.

– Ну, хорошо, – сказал Сэл. – И что вы предлагаете?

Девлины обменялись взглядами, затем мистер Девлин взглянул свысока – не на Сэла, а на Лоури.

– Дауд у Норкросса?

– Да, – ответил Лоури. – Он забрал его в замок.

– Фу! – миссис Девлин театрально передернулась. – Что за нелепая взбалмошность с его стороны.

– О! – воскликнул мистер Девлин. – Непростительно!

– Совершенно непростительно, дорогой мой. Какая самонадеянность!

Мистер Девлин поморщился:

– Глупая самонадеянность, дорогая моя.

– Вы закончили? – Сэл хмуро посмотрел на парочку.

Миссис Девлин вернула ему улыбку.

– Решение элементарно. Поместье Норкросса хорошо охраняется, а дорога туда бесконечна.

– Я спрашивал, что вы предлагаете, – сказал Сэл.

– Ну, конечно, не торопиться, – сказала миссис Девлин. – Дауд либо вернется сюда, либо отправится в Поттерстед: поблизости от замка Моргенгаард находятся только эти два порта. Пошлите всех ваших агентов сюда и в Поттерстед и расставьте дозоры на дорогах в топях. И даже если мы ошибаемся – а это не так – и он изберет юг, отправится в направлении Дануолла или даже Пулвика, мы все равно его заметим и сможем перестроить план. Скоро он снова попадется нам на глаза, не извольте волноваться.

– А что потом? – спросил Сэл.

– О, дорогой мой сэр, – сказала миссис Девлин. – Просто поверьте – мы с мистером Девлином никогда не нарушали контракта, – ее улыбка стала жесткой.

Трактирщик вздохнул. Чем скорее он вернется на улицу координировать агентов – подальше от этой чертовой комнаты и Девлинов, – тем лучше.

16

ПОМЕСТЬЕ НОРКРОССА,

ГДЕ-ТО НА ЮГЕ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЧАСТИ ГРИСТОЛЯ

26-е число, месяц Земли, 1852 год

«Знайте: в боли – истина. В боли рушатся все барьеры, срываются все маски. В боли мы обнажены – все. Раскрывается самая наша суть, наш разум может прочесть любой. Способность боли уравнивать людей невозможно переоценить.

А значит, боль есть инструмент. Но не железный молот или стальная пила. Это кисть, легкая как перышко, которой должен владеть не ремесленник, но художник.

На войне мы воины, но должны быть и художниками».

– «ЛУЧШИЙ СПОСОБ УМЕРЕТЬ»Уцелевший фрагмент из трактата убийц,автор неизвестен

Норкросс зевнул и достал из кармана жилета дорогие часы. Уже поздно. Нет, рано. Убрав часы, он выгнул спину. Не время для покоя. Напротив.

Все самое интересное лишь начиналось.

Он откинулся к каменной стене и скрестил руки, наблюдая, как стражник в синей форме схватил пленницу за окровавленные волосы и откинул назад ее голову. Бандитка из Портерфелла была прикована обеими руками к стене и раздета до нижнего белья. Обнаженная кожа, изрезанная в дюжине мест, кровоточила. Женщина уже какое-то время не говорила – да и не кричала, если на то пошло, – и Норкросс начал задаваться вопросом, не перестарался ли дознаватель. Но спустя мгновение она открыла глаза и стала хватать ртом воздух.

Дознаватель повернулся к начальнику с длинной бритвой в свободной руке. Его синяя форма была покрыта темными пятнами. Норкросс кивнул, и дознаватель вернулся к пленнице, окинув ее взглядом для того, чтобы выбрать место очередного пореза. Он был художником, Норкросс это видел. Всегда приятно наблюдать за тем, кто действительно любит свою работу, а этот человек был настоящим мастером. Не меньше Норкросс наслаждался, когда наблюдал за скульптором. А здесь, в каменном мешке под замком Моргенгаард, дознаватель создавал собственное произведение искусства – но не из камня, а из плоти.

Дознаватель резал с математической точностью. Женщина стонала, ее голова билась о камни. Но все же она была разочаровывающе молчалива. Хотя этого следовало ожидать: она недолго продержится, несмотря на навыки дознавателя.

Норкросс почесал подбородок. Как бы ему ни нравилось представление, пожалуй, пора задавать вопросы, пусть и придется прервать процесс.

Такова жизнь.

Дознаватель шагнул назад, посмотрел на лезвие бритвы, примериваясь к следующему порезу, но Норкросс поднял руку и на вопросительный взгляд слегка покачал головой. Дознаватель чуть поклонился и отступил, вытирая лезвие тряпкой.

Норкросс подошел к женщине, обмякшей в цепях, не в силах держаться на ногах. Он бросил взгляд на пол, чтобы не наступить в кровь, затем сложил руки и наклонился к бандитке. Ее глаза были открыты, и затуманенный взгляд на миг задержался на его лице, но зрачки были не сфокусированы.

Неважно. Ей необязательно его видеть.

– Возможно, теперь ты будешь более покладиста, – сказал Норкросс. – Попробуем еще раз. Как его зовут?

Женщина уставилась на него. Ее губы сдвинулись, челюсть шевелилась, но из горла не доносилось ничего, кроме хриплого шипения.

Норкросс поцокал языком.

– Ну же, ты же можешь постараться? Мне нужно только знать, кто он. Впрочем, это не совсем так. Еще мне нужно знать, зачем он здесь и чем интересует вас, не говоря уже о таких мелочах, как кто ты и на кого работаешь, но не будем опережать события. Начнем с имени и дальше оттолкнемся от него, хм?

– Я…

Норкросс обернулся к дознавателю.

– Она же может говорить, верно?

– Пока что да, – пожал плечами тот.

– Хм-м, – сказал Норкросс, возвращаясь к пленнице. – Попробуем еще раз, ладно? Как. Его. Зовут?

– Да-а-а… Да-а-а…

Норкросс рассмеялся.

– О, тебе правда придется приложить усилия. Понимаешь ли, я знаю, что этот человек… скажем так, особенный. На нем метка Чужого. Подозреваю, ты знаешь, что это значит, не хуже моего. Мы не похожи на невежественные массы, необдуманно отрицающие существование магии и при этом сами лихорадочно молящиеся каждый вечер, чтобы Аббатство Обывателей уберегло их от зла. Мы с тобой знаем, что зло реально и ходит среди нас с клеймом ереси, выжженным на его коже, да?

Норкросс оскалился и схватил женщину за лицо, сжав щеки пальцами.

– Итак, заключим сделку. Ты назовешь мне его имя, а я позволю Алонсо избавить тебя от мучений. Что скажешь?

Губы женщины сдвинулись. Норкросс отпустил, и голова упала на грудь. Затем он наклонился, подставил ухо, и она прошептала.

– Да-а-а… Да-а-а…

– Ну же. Еще раз, с чувством, если можно.

– Да-а-а… Дауд. Его… зовут… его зовут… Дауд.

Норкросс выпрямился и хлопнул в ладоши.

– Превосходно! А теперь…

Дознаватель шагнул вперед, все еще очищая лезвие тряпицей. Он оглядел тело пленницы, потом поднял ее голову пальцем. Глаза женщины были открыты, но остекленели. Дознаватель вздохнул, затем провел бритвой по ее щеке. Рана тут же налилась кровью, но пленница ни издала ни звука и не пошевелилась.

Дознаватель отступил и покачал головой перед Норкроссом.

– Боюсь, слишком поздно. Она продержалась не так долго, как я думал.

Норкросс нахмурился, сплетя перед собой руки.

– Какая жалость. Мы лишились развлечения, – он помолчал и поджал губы. – Дауд. Необычное имя.

– Я знаю только одного человека с таким именем, сэр.

– О? Поведай же.

Дознаватель сложил руки.

– Тогда я служил в Дануолле, в городской страже. О, уже пятнадцать лет назад. Нет, даже больше. Была одна банда, они одевались под «Китобоев» – ну, знаете, маски и прочее. Они отличались от других уличных банд. Они были наемниками – убийцами. Если платишь звонкой монетой, они к твоим услугам.

– Любопытно. И Дауд был одним из них?

– О, нет, берите выше, сэр. Дауд ими заправлял. Мы его прозвали Клинком Дануолла. Хладнокровный и безжалостный. И мастер своего дела. Должен сказать, я им восхищался.

– Ну, разумеется, – сказал Норкросс. – Как не восхищаться творчеством других, – он показал на пленницу.

Дознаватель улыбнулся и поклонился.

– Кажется, в вашей библиотеке должны быть материалы о Дауде и «Китобоях» – среди полевых отчетов смотрителя из документов Аббатства, которые принес я.

– А, замечательно, – хлопнул в ладоши Норкросс. – Клинок Дануолла, а? Так и знал, что у нашего приятеля интересная история. Городская стража Дануолла не зря считала его особенным.

– Вы имеете в виду метку?

Норкросс поднял левую руку.

– Выжженную на коже, символ Чужого, обозначающий связь с Бездной.

Дознаватель кивнул.

– Если ваш гость действительно Клинок Дануолла, то он будет замечательным пополнением коллекции.

– Какое чудесное предложение.

Дознаватель показал на тело, прикованное к стене.

– А с ней что?

Норкросс наклонился и поднял голову женщины за волосы. Скривился, увидел белую пену на ее губах. Он разжал пальцы, отшагнул и аккуратно извлек из кармана платок, принялся скрупулезно вытирать руки. Затем опустил взгляд и увидел кровь на пиджаке.

– Ах! Нужно немедля переодеться.

– А девушка, сэр?

– Доставьте в препараторскую. Как только с ней закончат, пусть отправляется в десятую галерею, к своему достопочтенному коллеге. Я подготовлю для них карточку наутро, – Норкросс слегка поклонился дознавателю. – Разумеется, с указанием авторства.

– Благодарю покорно, сэр.

В дверь пыточной раздался стук, затем она открылась и вбежал стражник.

– Сэр!

Норкросс обернулся.

– Да?

– Ваш гость, сэр. Он покинул свою комнату.

– Нетерпеливый малый, да?

– Ваши приказания, сэр? Нам задержать его?

– Нет, это необязательно. Я отлично знаю, куда он направляется. И встречу его лично.

– Разумно ли это, сэр? – спросил дознаватель. – Дауд – опасный человек.

– Не думаю, что наш гость ищет драки, но ваша озабоченность принята к сведению, – Норкросс повернулся к стражнику. – Проследите за ним, но издали. Я хочу, чтобы вы были готовы прийти мне на помощь, если потребуется.

– Да, сэр.

– Тем временем возьми еще стражника и отправляйся в Уайтклиффскую галерею.

– В Уайтклиффскую галерею?

Норкросс кивнул.

– Оттуда нужно кое-что доставить.

17

ПОМЕСТЬЕ НОРКРОССА,

ГДЕ-ТО НА ЮГЕ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЧАСТИ ГРИСТОЛЯ

26-й день месяца Земли, 1852 год

«Ранние истории рассказывают о беспощадном убийце, что проходил через торговцев и офицеров городской стражи Дануолла, как жнец через поле пшеницы. Затем последовал период затишья; в эти годы, мы полагаем, он путешествовал по Островам, изучая анатомию и оккультизм в чертогах великих университетов и тайных подвалах, которые посещаются прочими практикующими запретные искусства. Говорят, Дауд даже провел зиму в Академии натурфилософии. И какое-то время, еще до раскола, в рядах его союзников числились Бригморские ведьмы. Все это время он совершенствовал свое искусство, и именно тогда, по нашим оценкам, он начал общение с Чужим».

– «СЛУХИ И НАБЛЮДЕНИЯ: ДАУД»Выдержка из тайного полевого отчета смотрителя

Дауд бесшумно двигался по галереям, и, хотя все здание было освещено, он отыскал множество укрытий – за шкафами, за углами, за дверьми. Он не сбавлял скорости, легко избегая стражей в синей форме, и пробирался к огороженной веревкой лестнице, ведущей в главную башню.

Там должно было, просто обязано было найтись нужное ему место. Норкросс назвал его «частной» коллекцией. У него была репутация коллекционера и торговца тайными и еретическими предметами. Дауд не видел таких экспонатов во время тура по галереям. И хотя он не исследовал весь замок, все указывало, что именно в башне коллекционер прячет особенные сокровища.

Он переступил через низкую бархатную веревку и прокрался по лестнице. Таиться было легко: сами ступени были каменными и накрыты толстым ковром, но когда лестница превратилась в винтовую, его поле зрения оказалось ограничено. Не рискуя лишний раз, Дауд держался с краю лестницы, останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы прислушаться к движениям.

Пока что все тихо. Эта часть замка казалась пустой.

Здесь не было лестничных площадок, этажи отмечались только узкими окнами слева от Дауда – четыре, пять, шесть, семь, каждое открывало вид лишь на кромешную черноту затерянных в ночи болот.

На восьмом повороте ступени закончились. Перед Даудом была двойная дверь из блестящего черного дерева – под аркой, с двумя большими серебряными кольцами вместо ручек. Дауд подошел к двери, пытаясь уловить за ней признаки жизни.

Башня молчала.

А дверь поддалась.

Дауд вошел.

Сводчатый зал за ней был просторным и круглым, он занимал целый верхний этаж высокой башни. Комната хорошо освещалась – как и прочие галереи в замке Моргенгаард – многочисленными электрическими шарами, висящими на золотых цепях. Вдоль изгибающихся стен выстроились шкафы с витринами, от пола до потолка. А за стеклом – костяные амулеты, руны и другая резьба по кости, и металлы, поверхности которых кишели таинственными надписями. Дауд чувствовал, как легонько запульсировала метка Чужого на тыльной стороне ладони, когда он приблизился к еретическим могущественным артефактам. Он не мог даже сосчитать их – перед ним лежали сотни амулетов и рун из китовой кости, все безупречные, словно только что вышедшие из-под ножа резчика.

Он не ошибся. Это то самое место.

Но внимание Дауда привлекло другое. Дыхание перехватило, а в голове зашумело от волнения – прямо впереди, на противоположной стороне зала высились два постамента из блестящего черного камня. На каждом из них, на стеклянном основании, покоился артефакт, сам по себе изящное произведение искусства, вполне уместное и в открытой коллекции Норкросса. На левом постаменте зеркало – вернее, его фрагмент; зазубренный осколок квадратной формы, размером с обеденную тарелку. Казалось, он из стекла, но поверхность его была черной, словно закопченная. Он стоял в раме под углом, так что Дауд видел в нем только отражения светящихся шаров и сводчатого потолка над дверью в зал.

На другом постаменте было оружие. Бронзовый нож с двумя параллельными лезвиями, каждое такой длины, что больше пристало короткому мечу. Оружие было простым, без прикрас, и, хотя его поверхность казалась тусклой и неотполированной, металл клинков словно блеснул, когда Дауд моргнул. Лезвие отражало свет, которого в комнате не было, свет подвижный, словно языки пламени, словно огонь геенны, пойманный в металл и бликующий на протяжении вечности. Дауда манил свет, лезвия словно физически притягивали его, будто у артефакта была своя сила гравитации. Когда он подошел, то услышал шепот, на самом краю слуха – музыку, или, возможно, песню. По его руке поплыл холод, излучаемый меткой Чужого.

Двудольный Нож. Он существует – и он перед ним.

Дауд сделал еще один шаг, рука потянулась к оружию, двигаясь как будто сама по себе.

– Интересно, верно?

Дауд остановился, покачнувшись на каблуках. Затем бросил взгляд через плечо. За ним в сводчатую дверь вошел Максимилиан Норкросс, одетый в длинный халат из зеленого шелка, с кипой бумаг в папке под мышкой.

Норкросс присоединился к Дауду у пьедестала и взглянул на Нож.

– Кажется, он тебе знаком, верно? Словно некогда он принадлежал тебе – реликт из другой жизни.

Лезвия блеснули.

У Ножа была сила. Цель. Дауд ее чувствовал.

Норкросс нагнулся, и его нос завис в дюйме от Ножа.

– Состояние весьма примечательно, – сказал он. – Не удивлюсь, если это самый древний артефакт во всей мой коллекции, и все же кажется, что он выкован только сегодня. Занимательная загадка, – он распрямился. – Легенды гласят, что этим самым ножом четыре тысячи лет назад культ принес так называемую «идеальную жертву», подарив жизнь уличного беспризорника Бездне.

Норкросс обернулся к Дауду.

– Молодого человека, – продолжил он, – который переродился Чужим.

Дауд встретил взгляд коллекционера и выдержал его. Нож был в пределах досягаемости. У него не было времени на игры, только не сейчас.

Он выдохнул.

– Чужой – легенда. Сказка для темных ночей и непослушных детей.

Норкросс поднял палец.

– И это говорит тот, кто весьма отчаянно старается добыть Нож. Что ж ты так, я ожидал от тебя другого. Ты говоришь с владельцем величайшей коллекции еретических артефактов во всей Империи. Тебе не хуже меня известно, что Чужой – не миф.

– Я не знаю, о чем ты говоришь.

Норкросс прочистил горло и раскрыл папку. Он начал читать, поводя по строчкам пальцем.

– Следуют новые сообщения о смуглом убийце, нанятом элитой, чтобы устранить конкурентов в Дануолле и других крупных городах по всем Островам. Тех, кто видел его и выжил, можно пересчитать по пальцам одной руки, но каждый сообщал о странной примете.

– Что это? – Дауд шагнул к Норкроссу, протянув руку к папке, но Норкросс отодвинулся и двинулся вдоль шкафов, не сбиваясь с чтения.

– Особенно мне нравится этот отрывок – слушай. «Он появляется и растворяется, как дым. Он взмахнул рукой с ближайшей крыши – и знатная дама сорвалась с балкона, встретив свою гибель на булыжной мостовой».

– Мне неинтересно слушать байки про болотных духов.

Норкросс все еще не отрывался от папки. Когда заговорил Дауд, он снова поднял палец.

– «В последнее время, когда в Дануолле возникла угроза чумы, Дауда видели во главе банды, члены которой одеты как фабричные “китобои” – в темную кожу и противогазы. Они кажутся безмерно преданными столь недостойному лидеру, что приводит меня к вопросу: не пользуется ли он магией, чтобы зачаровать их разум и поработить», – Норкросс захлопнул папку и прижал к груди. – На этим кончается доклад тайного оперативника из Аббатства Обывателей, – Максимилиан склонил голову. – И говорил он о тебе, верно же? Дауд, Клинок Дануолла, предводитель «Китобоев». Некогда самый разыскиваемый человек во всей Империи. У меня целая галерея посвящена плакатам с твоим лицом почти из каждого города на Островах. Конечно, это было очень давно, и должен признать, я не сразу тебя признал. Мне нравится твоя борода. Очень тебе идет.

Дауд покачал головой и развел руками.

– Мне нужен только Нож. Я говорил правду, когда назвался покупателем, – назови цену.

– А что будет потом?

– Ничего.

– Ничего? Ты серьезно пытаешься мне сказать, что заберешь Нож, уйдешь и ничего не будет?

Дауд пожал плечами.

– Ты станешь богаче. Я исчезну. Меня больше не увидят и не услышат.

– А если Нож не продается?

– Мне не нужны проблемы. Либо мы договоримся, либо нет. Так или иначе, уйду я с Ножом, – Дауд показал на папку. – Если ты так много обо мне знаешь, то знаешь, на что я способен.

Норкросс склонился перед Даудом.

– В этом я не сомневаюсь, – затем он снова достал из складок зеленого халата монокль. Прижал к глазу и показал на сжатый кулак Дауда. – Скажи мне, метка Чужого – она болит?

Дауд бросил взгляд на руку, пошевелил скрытыми кожей пальцами.

– Ты видишь метку?

– О да, – сказал Норкросс. Он поднял монокль к свету и повертел костяную ручку в пальцах. – Очередной таинственный и волшебный артефакт. Линза из толченого кристалла из Пандуссии. Он обладает некоторыми весьма примечательными свойствами, – он показал на витрины и их содержимое. – Полезно, когда надо определить подлинность костяного талисмана или руны. И, похоже, чтобы увидеть метку Чужого, как бы ты ее ни прятал.

Дауд нахмурился. Его глаза перебежали с коллекционера на Двудольный Нож и обратно.

– Ах да, – сказал Норкросс. – Нож. Гордость моей коллекции. Он тебе очень нужен, да? – он перестал мерить шагами пол и постучал по подбородку пальцем. – Но зачем же, интересно? Наверняка это как-то связано с Чужим, – Норкросс возобновил движение, осматривая пол под ногами, размышляя вслух и не обращая внимания на Дауда. – А он любопытный… феномен, скажем так? Последние четыре тысячи лет каждый ребенок в мире боялся рассказов матери об этом странном существе. Вера в него приходит и уходит, растет и убывает с веками, но никогда не исчезает целиком. Собираются культы, возводятся святилища, вспыхивают суеверия. Аббатство Обывателей зовет его своим заклятым врагом, смотрителям поручают загонять веру в него во тьму.

Дауд взглянул на Нож. Он его слышал – чувствовал, словно тот… пел ему. Музыка из-за пределов времен, из-за пределов Бездны.

– Конечно, – сказал Норкросс, – есть и другие истории, другие легенды о Чужом. Некоторые говорят, что он далеко не отстраненный наблюдатель, а проявляет непосредственный интерес к мирским делам, и что век за веком он выбирает людей, дает им свою метку и использует ради исполнения своей воли.

Дауд почти не слышал его, так громко звучала песня в голове. Клинки Ножа блеснули оранжевым и красным.

Он поднял руку – метка обжигала.

– Метка Чужого станет замечательным пополнением моей коллекции, – сказал Норкросс. – Как и сам пресловутый Клинок Дануолла.

Сейчас или никогда.

Дауд метнулся к пьедесталу.

И тут замер – его рука зависла в дюймах от рукоятки оружия. Каждый мускул в теле застыл, когда зал башни наполнил громкий металлический рев, отвратительная какофония, которая выметала все разумные мысли из головы Дауда.

Он упал на колени. Склонился, касаясь лбом черного пьедестала, на котором лежал артефакт, прижал костяшки к вискам, а древняя музыка все звучала.

Он увидел краем глаза движение. Пытался повернуть голову, но смог только слегка сдвинуть шею. Увидеть край долгополого зеленого халата и зеленые тапочки в тон, когда Норкросс подошел к нему.

Дауд с трудом дышал. Пытался закричать, но выдавил только хрип. С колоссальным усилием он поднял голову.

Двудольный Нож был перед ним. В досягаемости. Он поднял руку – казалось, будто кисть налита свинцом, а голова набита ватой. Он тянулся вперед. Казалось, что он движется сквозь ворвань.

Он закричал, теперь громче. Его горло горело, из открытого рта разлеталась слюна, но он не слышал себя. Слышал только ужасную музыку.

Он упал навзничь, комната кружилась перед глазами. Последние две вещи, что он видел, – стражник с шарманкой смотрителей на груди, барабанный механизм которой крутился, когда стражник вращал ручку.

И Норкросс в зеленом халате, который смеялся и смотрел на него, прижимая к груди папку.

А потом все почернело, и Дауд провалился в блаженную и бесконечную тишину.

18

ПРЕПАРАТОРСКАЯ, ПОМЕСТЬЕ НОРКРОССА,

ГДЕ-ТО НА ЮГЕ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЧАСТИ ГРИСТОЛЯ

26-й день месяца Земли, 1852 год

«Максимилиан Норкросс – странный человек. Всего добился сам. О его прибытии в Гристоль не осталось данных, хотя в разных ситуациях он заявлял, что родился в десятке разных городов – от Вей-Гона до Тивии и Серконоса. Наши расследования предполагают, что на самом деле он выходец из Морли или северного Гристоля и что Максимилиан Норкросс – лишь новая личина, надетая недавно.

Истинное его прошлое еще только предстоит установить. Возможно, он что-то скрывает. Не менее вероятно, что он авантюрист высшей пробы. По крайней мере, судя по всему, его коллекция фантастична. Как он накопил ее – и свое состояние, – остается предметом наших расследований в сотрудничестве с братьями в Уиннидоне. Однако наши данные предполагают, что он обладает множеством еретических артефактов, хотя не имеется ни одного свидетельства из первых уст тому в подтверждение. Более того, неизвестно, интересуют ли Норкросса магия или ведьмовство, как и нет доказательств, что он исследует черные искусства, но я заканчиваю рапорт рекомендацией внимательно следить за этим человеком».

– «РАПОРТ ОБ АКТИВНОСТИ МАКСИМИЛИАНА НОРКРОССА»Выдержка из тайного полевого отчета смотрителя

Дауд очнулся в маленькой каменной каморке, залитой светом. Воздух был сырой и резко пах химикатами. Он лежал под углом на столе; когда попытался сдвинуться, обнаружил, что не может, а когда полностью пришел в себя, опустил взгляд и увидел, что его лодыжки и запястья скованы металлическими браслетами.

Он зарычал, задергался, но от этого у него только закружилась голова. Дауд откинулся на стол и закрыл глаза в ожидании, когда звон внутри черепа уляжется.

Этого так и не случилось. Тогда он снова заставил себя поднять голову, и комната медленно поплыла перед глазами, пока он пытался сосредоточиться на источнике звука.

Это была шарманка смотрителей, но ее держал не один из стражников Норкросса, а деревянный манекен, напоминающий те, которые выставлялись в главных галереях с коллекциями оружия и брони. Единственное отличие заключалось в правой руке. Она была сделана из металла и мягко двигалась на смазанных суставах, вращая ручку шарманки. Сражаясь с тошнотворным эффектом древней музыки, Дауд опустил взгляд и увидел толстый провод от спины манекена к розетке в стене. Манекен был автоматом, а механическая рука работала на электричестве.

Дауд опустил голову обратно на стол. Древняя музыка – он уже успел ее позабыть. Неужели от нее всегда было так плохо? Музыка не только мешала черпать силы из метки Чужого, но и высасывала из него энергию, и физическую, и духовную, а также притупляла чувства, а голова от нее гудела.

– Расслабься, Дауд, расслабься, – произнес голос. – Прости меня за шум, но, боюсь, я вынужден прибегнуть к подстраховке. Ты весьма примечательный образец, и мне правда не хочется, чтобы ты пытался сбежать. Если я правильно понимаю, пока звучит этот заунывный лязг, ты не способен ни на что, а потому просто расслабься и не истязай себя. Предстоящий тебе процесс будет сложным испытанием, даже при том условии, что в итоге избавляет от мучений. Я бы рекомендовал экономить силы. Тогда твоя смерть будет не столь… скажем, травматичной.

Дауд открыл глаза и с большим трудом вдохнул едкий воздух.

Перед ним двигался Норкросс, сложив руки на груди, обтянутой зеленым шелковым халатом. Позади Дауд разглядел стражника в синей форме и еще одного, возившегося с большой машиной. Стены самой комнаты были сложены из белого камня, как и весь замок Моргенгаард, но местами на них виднелись панели из нержавейки, на которых висели инструменты – пилы, скальпели, зажимы, щипцы. Хирургические инструменты, и много. На крюке, вбитом в стену рядом с автоматическим манекеном, висела старомодная переговорная труба с латунным рупором, какие встречаются на старых китобойных суднах, – с их помощью капитан передает приказы в машинную камеру.

Дауд скривился и через силу повернул голову к Норкроссу – коллекционер все еще спокойно улыбался. Взгляд Дауда перебежал к машине рядом с ним.

– Что ты задумал?

Машина была сделана из четырех больших стальных цилиндров с закругленными крышками, увенчанными сложными клапанами, – какие-то баллоны на стальной тележке с колесиками, в основании которой покоился бак с ворванью – источник энергии. Клапаны с помощью множества резиновых шлангов соединялись друг с другом, а также с другим устройством на ближайшем к Дауду конце тележки. Устройство состояло из маленького баллона, механизма с большим колесом, которое медленно вращалось, и мехов, раздувающихся и опадающих, будто машина дышала. Тут же находились шесть гнезд, от которых отходило еще шесть резиновых шлангов – тоньше, чем шланги на баллонах, и каждый кончался наконечником с длинной серебряной иглой.

Три шланга были прикреплены к боку тележки прищепками. Еще три уходили налево. Дауд повернулся, чтобы посмотреть куда, и почувствовал жар гнева, когда впервые заметил, что рядом с ним находится другой стальной стол, тоже занятый.

На нем лежала женщина, кожу которой покрывали короткие, но глубокие порезы. Ее глаза были распахнуты, но она явно уже умерла. Три шланга упирались в ее тело – иголки глубоко впивались в шею, левый бок и бедро правой ноги. Дауд узнал в ней одну из трех бродяг из Портерфелла, устроивших засаду на него с Норкроссом за «Концом империи».

Дауд много ужасов повидал в жизни – и львиную их долю учинил сам. Он видел, как в былые времена пытали людей самые жестокие уличные банды Дануолла. Он видел, как других рвут на части гончие ради забавы. Он встречал каннибалов в глуши северной Тивии, которые ловили и поедали путешественников в суровой тундре ради выживания.

Но это? Это было совершенно другое.

Норкросс шагнул к женскому телу и окинул его взглядом.

– Примечательный процесс, – сказал коллекционер, – причем, без лишней скромности скажу, моего собственного изобретения, – он взглянул на Дауда. – Как почитатель живой природы, я давно искал метод сохранения образцов для своей коллекции за пределами таксидермии, – конечно, она эффективна, но экспонаты получаются несколько… ну, искусственными. И тогда я разработал собственную технику.

Он отвернулся и подошел к машине, указав на нее, словно академик на лекции.

– Точная методология слишком сложна, и я не буду обременять тебя конкретными деталями. Но с этой системой мы можем извлекать воду из любого органического образчика, заменяя ее минеральным раствором. Этот раствор – опять же моего изобретения, разработанный в ходе многолетних экспериментов, – затвердевает, сохраняя образец ровно в том виде, что тот имел при жизни.

Дауд глубоко вдохнул, пытаясь навести порядок в мыслях вопреки ужасному реву древней музыки. Он напряг мускулы, слегка потянув за свои оковы – большее проверяя те на прочность, чем желая освободиться. Наручники оказались тяжелыми, но металл тонким – он осознал, что они были созданы не для того, чтобы удерживать пленника, а лишь для того, чтобы удерживать тело на месте, пока Норкросс осуществляет над ним свои процедуры.

Человеческое тело. Дауд закрыл глаза, и его усилия были вознаграждены головокружительной тошнотой. Норкросс говорил о сборе экспонатов, словно зоолог, который охотился на экзотических животных, чтобы повесить их головы в своем частном музее. Но столы предназначались для людей.

Дауд открыл глаза.

– Сколько?

Норкросс нахмурился.

– Что сколько? В самом деле, ты же умный человек. Я ожидал побольше интереса.

– Сколько человек… в твоей коллекции?

– Ах, ты об этом. Что ж, признаюсь, моя коллекция пока невелика, но скоро приблизится к сотне экземпляров.

– И теперь ты хочешь добавить меня.

Норкросс хлопнул в ладоши.

– Ну разумеется! Какой экспонат может быть лучше самого Клинка Дануолла! Дауда, некогда самого опасного человека на всех Островах! Не только преступника и убийцы с дурной славой, но и волшебника, помеченного самим Чужим, обладателя примечательных способностей, дарованных Бездной.

Норкросс подступил к Дауду и показал на его лицо элегантным пальцем с перстнем.

– Ты, мой друг, станешь главным экспонатом новой выставки. Да! Я так ее и вижу! – он отвернулся и взмахнул рукой, уставившись куда-то в пустоту. – Темные улицы Дануолла! Тысяча восемьсот тридцать пятый год! Убийца крадется в ночи, подбираясь к последней жертве с ножом наготове, а на коже сияет метка Чужого…

– Ты сумасшедший, – сказал Дауд.

Норкросс уронил руку, его губы подергивались в раздражении.

– Я любитель истории. В моей коллекции представлены экспонаты, отражающие все исторические вехи Империи, – он снова показал на Дауда, – и эта история включает тебя.

Внезапно погас свет, и препараторская окунулась во тьму, подсвечиваемую только синим сиянием ворвани под тележкой.

Еще в зале стало тихо. Дауд мгновенно почувствовал себя лучше – он будто пробудился, туман в голове развеялся. Он выгнул шею и увидел, что автоматический манекен остановился. Шарманка замолчала.

Норкросс злобно прикрикнул на стражника, махнув рукой в сторону переговорной трубы.

– Не стой столбом! Узнай, что…

Его прервал пронзительный свист – кто-то пытался связаться с ними. Стражник взял конец переговорной трубы, достав пробку и заорав в рупор: «Да?» – затем прижал раструб к уху.

Норкросс подошел к нему, активно жестикулируя.

– Ну? Ну?

Стражник покачал головой, потом снова заговорил, поднося трубу то ко рту, то к уху, неловко выслушивая отчет откуда-то из замка.

– Вы уверены, что… Ну, а вы проверили… Пошлите пятый и шестой патрули… Да, он здесь… Да, сэр… немедленно, сэр… Так точно.

Заткнув пробку, стражник взглянул на Норкросса.

– Нарушители, сэр. Они отключили баки с ворванью и проникли в главные галереи.

Норкросс взглянул на Дауда, словно пленник имел к этому какое-то отношение. Дауд сузил глаза, наблюдая, как почти задорное настроение коллекционера рушится, а в его глазах мелькают совсем другие чувства.

И среди них – страх.

Норкросс отвернулся к стражнику.

– Запечатайте галереи. Пошлите патрули, чтобы выкурить негодяев…

Стражник покачал головой.

– Нет, вы не поняли, сэр. Нарушители уже обезвредили четыре патруля. Это большая группа, они разгуливают в галереях, как у себя дома, – он мягко взял Норкросса под руку. – Лучше пойдемте со мной, сэр, капитан приказал доставить вас в убежище.

Норкросс моргнул, словно выходил из какого-то транса.

– Хорошо же, – он обернулся к Дауду, но судя по тому, как рассеянно глаза Норкросса блуждали по нему и телу женщины на соседнем столе, Дауд сомневался, что он что-то видит. – Мы продолжим… э-э, позже.

Оба покинули Дауда в препараторской. Неподвижное тело женщины рядом продолжало накачиваться химикатами, пока гудела машина на тележке.

Нарушители? Воры… или убийцы? Дауда не заботили последние. Но первые – совсем другое дело. В коллекции Норкросса было немало лакомых экспонатов. Стражник сказал, что группа большая – возможно, организованная банда.

Дауду было плевать, кто они такие, главное, чтобы не взяли Двудольный Нож. Он принадлежит ему.

И теперь пришло время его добыть.

С отключением шарманки он почувствовал, как возвращаются силы, хотя долгая бомбардировка древней музыкой истощила его, и он знал, что восстановится не сразу. Он снова попробовал подергать оковы. Наручники сдвинулись, но не поддались, прикованные к столу.

Он почувствовал, как начинает гореть метка Чужого, но подавил порыв воспользоваться ею – слишком рано, он для этого чересчур слаб.

И ему не нужны сверхъестественные силы, чтобы слезть с операционного стола.

Дауд досчитал до трех, затем дернул правой рукой, сорвав со стола металлический наручник. Со свободной рукой справиться с остальными кандалами было уже просто. Затем, бросив последний взгляд на ужасающие останки на другом столе, Дауд в ярости вогнал кулак в бок бальзамирующей машины, пробив в ней дыру насквозь, а затем вырвал колесо.

После этого выбежал из комнаты, направляясь к залу в башне, где находилась частная коллекция Норкросса.

К Двудольному Ножу.

19

ПОМЕСТЬЕ НОРКРОССА,

ГДЕ-ТО НА ЮГЕ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЧАСТИ ГРИСТОЛЯ

26-й день месяца Земли, 1852 год

«И потому прислушайся к моему предостережению, любезный читатель. Если однажды ты или твои любимые узрите кривую тень, что пересекла ваш путь, или уловите даже самый тихий шепот темных слов, что произносят на крышах, бегите. Бегите без оглядки».

– «КЛИНОК ДАНУОЛЛА. ИСТОРИЯ ВЫЖИВШЕГО»Отрывок из уличного памфлета, в котором убийца Дауд предстает в гипертрофированно жестоком виде

Замок Моргенгаард молчал, когда Дауд выбрался из подвалов обратно в главный зал, поднявшись по каменным ступеням, что скрывались за низенькой служебной дверцей под величественной лестницей, взмывающей от больших двойных дверей поместья Норкросса.

Весь замок был погружен в темноту благодаря тому, что пришельцы повредили баки с ворванью. Неизвестно, сколько Дауд пролежал без сознания, но замок все еще окутывала ночь, и огромные окна не пропускали ничего, кроме тусклого сероватого света луны.

Дауд помедлил у служебной дверцы, склонив голову и прислушиваясь – к чему угодно. Но не услышал ничего, кроме звука собственного тихого дыхания и далекого тиканья напольных часов.

Стражник сообщил о большой группе нарушителей, но Дауд не представлял, сколько их и где они, и, прислушиваясь, не различал никакого движения.

Но он не планировал сталкиваться с нарушителями. Пусть берут что хотят, – именно это он и сам планировал делать.

Сориентировавшись, он направился в сторону лестницы, ведущей на башню, держась у стен, где тени были самыми темными, – мастер скрытности снова в деле.

Сначала он увидел кровь. Дауд помедлил, осматривая лестницу, площадку наверху и широко открытые двери, ведущие из зала приемов. Все чисто. Он подождал, отсчитывая время, но прошла минута, две, а из-за дверей по-прежнему не донеслось ни звука. Он прокрался вдоль стены, затем нырнул к другой двери.

На проходе лежало тело стражника – ничком, с неловко вывернутой в сторону головой, с открытыми глазами. Под ним скопилась внушительная лужа крови, толстый ковер впитал ее, как губка, и влажно светился на лунном свете. Дауд поднял глаза, просчитывая траекторию падения, и увидел на стене конусообразные брызги крови. Стражнику жестоко перерезали горло из-за спины. Пожалуй, он ничего не успел увидеть.

Дауд снова двинулся с места, держась настороже. Шел он медленно, чувства обострились в попытке отследить любое движение, каждый звук. Он спросил себя, где все стражники, – да, пришли какие-то бандиты и разобрались с некоторыми людьми Норкросса, но кто-то же поднял тревогу! Неужели все бросились в бой? Если да, то где он происходит? Дауд ничего не слышал.

Он пробрался по нескольким темным галереям. Затем нашел еще одно тело.

И еще. Скоро он насчитал двенадцать стражников с перерезанным горлом. Один еще держал в руке латунный конец переговорной трубки, оторванный конец прорезиненного провода бесполезно свисал со стены над ним.

Дауд остановился и обдумал ситуацию. Нападавшие были не только безжалостными, но и умелыми, они осторожно выслеживали каждую жертву, прежде чем бесшумно обезвредить. О, они были хороши! Губы Дауда скривились в бесшумной ухмылке. Так бы поступил и он сам в прежние времена. Вырубить свет, выследить цели, убрать одну за другой. Эффективно. Беспощадно. Профессионально.

Он продолжал идти с крайней осторожностью. Продолжал считать тела, встреченные на пути, и скоро тел набралось больше, чем он видел стражников во время экскурсии с Норкроссом. Время от времени попадались следы борьбы – там, где нарушители углубились в замок уже после сигнала тревоги. Но тишина здания пугала – словно идешь по мавзолею. Где-то внизу, в убежище, прятались Норкросс с телохранителем. Дауду начало казаться, что в живых остались только они втроем.

Тревожило то, что ни на одной из витрин не было следов повреждений. Насколько он видел, ничего не открывали и не разбили – все стекла невредимы, сокровища внутри не тронуты.

Нарушители пришли ограбить Норкросса, но у Дауда возникла теория, которая ему не нравилась; им нужны не просто предметы роскоши или искусства. Нет, они пришли за чем-то другим.

У Дауда похолодела кровь.

Частная коллекция Норкросса – вот их цель! Комната в башне, где хранятся еретические артефакты – на черном рынке они стоили состояние.

Если грабители вообще захотят их продавать.

Но его не заботило, чего хотели неизвестные налетчики. Единственное, что имело значение, – Двудольный Нож.

В галереях, где не было никого, кроме мертвых стражников, а нарушителей и след простыл, Дауд отбросил осторожность. Он бросился бежать и добрался до лестницы на башню, помедлив только для того, чтобы оценить расстояние, угол и высоту, прежде чем сжать кулак и призвать силу Бездны. Он переместился на нижнюю ступеньку из другого конца коридора, потом вознесся наверх – сила несла его вдоль изгибов винтовой лестницы. В вестибюль личного хранилища Норкросса он прибыл всего за три секунды.

Там он остановился. Метка Чужого обжигала руку, а его силы иссякли из-за резкого и быстрого движения. Он бы многое отдал за флакон-другой духовного бальзама Пьеро, но не успел он подумать, есть ли такое в коллекции Норкросса, как увидел, что черные металлические двери хранилища открыты, а перед ними на полу лежат два окровавленных тела – стражники замка, оба мертвые.

Взгляд Дауда метнулся к черным постаментам в дальнем конце зала. Он почувствовал, как на груди сомкнулась железная хватка паники, не раздумывая влетел в комнату и вмиг преодолел расстояние до постамента. В спешке он не рассчитал – остановился слишком близко к постаменту, и его внезапное возникновение сбило фигурную стеклянную крышку. Он смотрел, как та падает, почти в замедленном движении, приземляется на пол и разбивается. У ног заскакали осколки, сердце загрохотало, тысяча мыслей разом заголосили в голове.

Двудольный Нож пропал. Эти воры – кем бы они ни были – пришли и забрали артефакт, пока он был прикован к столу для препарирования и пополнения отвратительной коллекции Норкросса. Все остальное они оставили как было. Шкафы, окружавшие комнату, наполненные рунами, костяными амулетами и другими еретическими артефактами, были закрыты, их содержимое на месте. Им требовался только один конкретный предмет.

Он был близок – так невообразимо близок – к своей цели. Нож был здесь. А теперь его нет, и возможность добыть оружие, за которым Дауд охотился многие месяцы, вырвали у него из рук.

Он проклинал себя за излишнюю осторожность и медлительность. Он пошел наперекор инстинктам, опыту, даже подготовке. Он был убийцей, ассасином, безжалостным в исполнении своих миссий. И теперь он был на самой важной миссии в жизни, и его собственное желание сбежать от прошлого окончилось неудачей. Он позволил Норкроссу играть в его извращенные игры, тогда как мог – нет, должен был! – забрать Нож, как только тот попался на глаза, даже если бы пришлось убить всех в замке на обратном пути.

Та вещь – единственная, что могла причинить вред Чужому, что могла убить бессмертного засранца, то самое орудие, которое он столько времени отслеживал по перешептываниям и слухам, переплывая с острова на остров, из страны в страну, пропало.

Пропало.

Дауд закричал от разочарования. Пнул осколки разбитого стекла у ног, разбросав бритвенно-острые куски по всей комнате. Сложил левую руку в кулак, затем развернулся и пробил стеклянный шкаф перед собой. Дверца разлетелась на куски, руны внутри подпрыгнули на полках, и вся витрина сотряслась перед гневом Дауда.

Он снова закричал, чувствуя, как сила внутри уже собирается в волну, которая грозила обрушиться на него самого. Он толком не знал, что делает, когда схватил первую же попавшуюся руну. Резной артефакт засветился в руке – он чувствовал его тепло сквозь перчатку, чувствовал заключенную в китовой кости силу, и на миг знал, что можно взять эту силу, усовершенствовать собственные способности. Он не делал этого многие годы, но еще помнил, как это делается, и сейчас, когда у него похитили цель его путешествия, сила ему была нужна как никогда.

Дауд впитывал силу руны, и артефакт становился все жарче и жарче, а свечение из китовой кости скоро стало ослепительным белым светом.

Он упал на колени, крича от ярости. Исторг ужасный рев из самых глубин существа. Он чувствовал, как боль метки Чужого омывает тело, словно раскаленная ворвань, пока его всего не окутало пламя.

Руна в ладони взорвалась. Ударная волна сотрясла стеклянные шкафы и опрокинула Дауда на пол. Зал наполнился стеклом; Дауд перекатился на живот, защищаясь от посыпавшихся осколков. Он зажмурил глаза, но все равно видел синий свет – яркий, слепящий – и слышал собственный гортанный рев – он кричал и кричал, пока, казалось, горло не разорвалось на клочки.

Что пошло не так? Он что, забыл, как пользоваться рунами? Или прошло слишком много времени – что-то изменилось с возрастом? Или он просто потерял контроль? Вместо того, чтобы направить силу руны в себя, возможно, он ошибся и обратил процесс, уменьшил собственную силу и перегрузил артефакт?

Эта мысль пришлась ему не по душе. Если ему нужна сила, то нельзя рисковать со второй руной. Особая коллекция Норкросса хранила десятки таких артефактов, но прикасаться он к ним больше не смел.

Наконец воцарилась тишина, не считая звона разбитого стекла. Дауд открыл глаза.

И обнаружил, что смотрит в глаза самому себе.

Он моргнул, дыхание перехватило, хотя грудь продолжала двигаться. Он уставился на лицо перед собой – темные волосы с седыми прядями, повисшие на лбу. Борода, длинная, густая и черная, с серой полосой посередине; усы, покрытые пылью и мокрые от слюны. Шрам, сбегающий по правой половине лица, обходил глаз, прежде чем скрыться в бороде.

Лицо одержимого. Одиночки, спрятавшегося от мира, которого годы побега от собственной истории привели к новой идее, всепоглощающему смыслу бытия.

Он снова моргнул и взял большой осколок черного зеркала, лежащего перед ним на полу. Он его узнал – артефакт с другого постамента, какой-то еретический предмет, достойный оказаться на обозрении по соседству с Двудольным Ножом. Несмотря на разрушения в башне, он остался невредим, и, взглянув на собственное лицо в чистой металлической поверхности, Дауд почувствовал, будто может пройти через стекло – и жидкая поверхность расступится перед ним, пропустив в саму Бездну.

Встав на полу на колени, он обнаружил, что уже делает это – правая рука подползла к осколку, пальцы распрямились, тянутся к теневому миру за горизонтом зеркала. В зеркале он увидел что-то – кого-то, издалека, идущего к нему навстречу по опустошенному ландшафту из металла и пепла. Молодой человек: темные волосы, темные глаза, сложенные руки, самая его суть излучала чистую, незамутненную самоуверенность…

Тут он услышал шум. Шаги, топот… сравнительно близко. Дауд поднял взгляд, готовый встретить Норкросса с телохранителем, вышедших из своего тайного убежища.

Но увидел фигуру в черном костюме. Полы какой-то длинной одежды развевались, пока вор несся по вестибюлю башни, а потом бросился вниз по лестнице.

Должно быть, один из нарушителей – его вспугнул Дауд, и теперь он рискнул сбежать.

Дауд встал и с ревом потянулся за ним, в мгновение ока переместившись между местом, где стоял на коленях, и верхней площадкой лестницы. Впереди слышалось, как скачет по ступенькам убегающий бандит. Дауд не тратил времени зря: он двинулся за грабителем, отскакивая от изогнутой стены башни, материализуясь через доли секунды на ступенях ниже. Он обогнул человека в черном, прибыл к основанию башни раньше него, быстро повернулся и перенесся навстречу противнику.

Его рука врезалась в горло мужчины, отбросив того на каменные ступеньки. Прежде, чем упавший коснулся их спиной, Дауд подхватил человека под мышку и три раза переместился обратно вверх по лестнице, вернувшись в зал, где все еще бушевал ураган обломков. Он почувствовал, как лицо пронзил стеклянный осколок, как по бороде и уголку рта побежала кровь. Слизнул, почувствовал вкус меди, а потом одной рукой швырнул пленника вверх. Бросился следом, переместившись всего на пару футов, и снова поймал летящее тело человека за шею, прежде чем снова швырнуть его в один из разбитых шкафов. Человек крутил головой, моргая от пыли. Побитый, но живой.

Как и задумывал Дауд.

Он переместился, чтобы оказаться вплотную к грабителю, и схватил его за ворот. Крепкая хватка Дауда разорвала рубашку, обнажив татуировку на груди противника – пустой треугольник с крестом возле одной из сторон. Дауд вгляделся в нее, нахмурившись. Необычный символ – возможно, противник член какой-то банды. Но не время задумываться об этом. Дауд притянул лицо пленника к своему.

– Куда вы его дели?! – проревел он.

Человек сморщился, бесполезно поводя руками, пытаясь отодвинуться. Дауд только схватил его покрепче.

– Слушай меня! – гаркнул он. – Вы забрали то, что мне нужно. Нож. Где. Он?

Человек прищурился и рассмеялся – смех больше напоминал давящийся кашель, пока его пальцы слабо тянули за руку Дауда.

Тот зарычал и ослабил хватку, отпустил. Нарушитель упал на разбитую витрину и перекатился на бок, ощупывая шею и жадно хватая ртом воздух.

Снова схватив его за куртку, Дауд вогнал кулак в живот жертвы, а когда та захрипела без воздуха, подтянул к себе, так что они оказались нос к носу.

Мужчина попытался сфокусироваться на лице Дауда. Снова рассмеялся.

– Ты никогда его не найдешь.

Губы Дауда изогнулись в оскале.

– Ты можешь умереть быстро, а можешь медленно. Выбирай сам.

Нарушитель лишь снова рассмеялся, и Дауд опустил его на пол. Так он ничего не добьется. Ему нужна информация – и он ее получит, причем уже знает как. Ему всего лишь нужно что-то острое.

Он подобрал самый большой осколок стекла с пола – фрагмент черного зеркала. Хотя тот был большой и неудобно лежал в руке, а края его были ужасно острые.

Сойдет.

Взвесив импровизированное оружие в руке, он двинулся обратно к лежащему. С лезвием он мог извлечь из человека очень много всего. Он знал тысячу способов сохранять жизнь, вырезая ответы один за другим.

Он бы мог дать пару уроков этому дилетанту из подвала, Алонсо.

Дауд встал над человеком – и остановился. Допрашиваемый таращился во все глаза, наморщив лоб в напряжении – но не на него, а на зеркало. Затем он стал качать головой – сперва медленно, затем все быстрее, все это время не спуская глаз с, как думал Дауд, собственного отражения.

Верно? Он вспомнил собственные ощущения, когда заглянул в черноту: ощущение затягивающей пучины, грозящего нахлынуть головокружения, словно он падал в пропасть.

Дауд присел, перехватив осколок так, чтобы держать его не как оружие, а как зеркало. Он наклонял его в разные стороны, держа перед лицом человека. В сумраке темное стекло отражало слабый свет, посылая в лоб человека тусклое пятнышко – пятнышко красновато-оранжевое, которое никак не могло быть отражением голубоватого свечения в комнате.

Правда же?

Человек прерывисто вздохнул, в уголках глаз появились слезы. Его губы зашевелились, и к подбородку и груди потянулись толстые нитки слюны.

– Нет, нет, нет…

Дауд наклонил зеркало; свет сдвинулся, глаза человека последовали за ним. Он повторил движение, и глаза человека перебежали снова, будто он загипнотизирован.

– Где Нож? – прошептал Дауд.

Человек затряс головой, нахмурившись, словно не мог вспомнить. Затем поднял руку, медленно потянувшись к зеркалу.

Дауд отодвинул от него стекло, и тот вздрогнул. Затем снова затряс головой, пытаясь что-то сказать. Дауд не знал, что человек видит в зеркале. Он не представлял, что это такое или откуда оно, но Норкросс явно его ценил, если положил на постамент по соседству с Двудольным Ножом. Это тоже найдено на фабрике в Дануолле? Возможно, еще какой-то артефакт – подобно Ножу, связанный с Бездной?

Или даже с Чужим?

Дауд вернулся к вопросам.

– Где Нож? – повторил он снова спокойным и ровным голосом.

Наконец человек обрел голос.

– Карнака, – сказал он. – Серконос, Карнака. В безопасном месте.

Дауд присел перед ним, следя за тем, чтобы не отводить зеркало от жертвы.

Покопался у себя в мозгах. Почему Карнака? Кто эти люди? Зачем им нужен Нож? Они знали, что он у Норкросса, – более того, они точно знали, куда идти, не обратив внимания на остальную коллекцию и направившись точно в башню. А также они были внушительной бандой, расправившейся со стражей Норкросса без особого труда.

Он нахмурился – все возможные варианты, пришедшие на ум, были тревожными.

Затем нарушитель вскрикнул с широко раскрытыми глазами.

– Нет, простите, простите, я… нет, уходи! Убирайся!

Он лишился сознания, откинувшись на шкаф и уронив подбородок на грудь. Дауд щелкнул языком и проверил пульс пленника. Пульс был – медленный, но ощутимый.

Пальцы Дауда в перчатках скрючились у краев черного осколка. Он тотчас опустил его, убрал с глаз долой, но все равно чувствовал желание поднять, уставиться в него, увидеть то, что видел противник.

Он бросил взгляд вниз и успел заметить что-то оранжевое, как пламя, когда поверхность зеркала блеснула на краю зрения. Он встал, быстро сунув осколок во внутренний карман куртки.

Карнака. Воры уже опережали его, и фора будет расти с каждым часом – Дауд даже не знал, где именно находится замок Моргенгаард, и мог неделями блуждать по сельской местности, пытаясь найти след банды.

Нет, он направится прямо в Карнаку. Если Нож там, то там он его и найдет. Но сперва закончит одно дело в стенах замка. Если он собирается очистить мир от Чужого, то стоит очистить его и от другого зла.

Он убьет Максимилиана Норкросса.

Это не займет много времени.

20

ДЕСЯТАЯ ГАЛЕРЕЯ, ПОМЕСТЬЕ НОРКРОССА,

ГДЕ-ТО НА ЮГЕ ЦЕНТРАЛЬНОЙ ЧАСТИ ГРИСТОЛЯ

«Иногда я спрашиваю себя – боялись бы меня люди, если бы всех этих даров не было? Звали бы меня Клинком Дануолла, шептали бы мое имя по рынкам и переулкам, в высоких башнях и по салонам? Мне нравится думать, что да, но это не имеет значения. Пока я несу метку, я буду пользоваться любым способом, чтобы воплотить свою волю в этом мире. Куда сложнее исправить то, что уже сотворил я сам».

– «ГРУБО ОБТЕСАННЫЕ КОСТИ»Выдержка из дневника, описывающего различные оккультные артефакты

Дауд вернулся в главный зал замка Моргенгаард, прошел через служебную дверь и спустился по лестнице в коридор, ведущий в комнату подготовки экспонатов. Он не знал, где убежище Нокросса, но видел, что коллекционер с телохранителем выбрали левый поворот от препараторской, так что начинать поиск следовало именно там.

Все изменилось после того, как он ушел. Машина для бальзамирования откатилась к дальней стене, а три шланга с иглами, накачивающие химикатами тело женщины, теперь были разбросаны по полу. Женщина пропала, стальной стол, к которому она была прикована, потемнел от густой крови.

Женщина его не интересовала – в конце концов, она пыталась его убить, – но планы Норкросса на нее не устраивали Дауда. Несмотря на прошлые поступки, почти всю жизнь он жил по своему кодексу. Правда, это был кодекс смерти, кодекс тренированного убийцы. Но, несмотря на внутреннюю дисциплину, сейчас для него было важнее собственное желание.

Ему нужно убить чудовище замка Моргенгаард.

В левом коридоре не было видно ни зги. Дауд оглядел препараторскую, освещенную только баком с ворванью.

Затем выдернул емкость из пазов и поднял перед собой, выходя из комнаты. В синем свете было неплохо видно дорогу, но радиус освещения оказался не слишком большим. И все же вкупе со сверхъестественно острым зрением Дауда этого было достаточно.

Коридор петлял туда-сюда, и скоро начал ветвиться на развилки – безликие, одинаковые служебные туннели под перестроенной крепостью Норкросса. К счастью, у Дауда был след: кровь (и много), размазанная по белому каменному полу, блестящая и черная в синем свете бака с ворванью.

Наконец он добрался до огромной сводчатой камеры, потолок которой скрывался во тьме. Перед ним виднелась верная двойная дверь под аркой. Она была закрыта не до конца – через полудюймовую щель лился желтоватый свет.

Дауд толкнул дверь и замер как вкопанный.

Комната была подвальной галереей, без окон, освещенной вездесущими световыми шарами, свисающими с высокого потолка, – здесь их было больше, видимо, чтобы компенсировать полное отсутствие естественного света. Но теперь шары были темны, а желтоватый свет исходил от двух квадратных ламп посреди комнаты.

Дауд огляделся, стиснув зубы.

Галерея была полна людей. Большинство висело на железных подпорках, с закрепленными конечностями. Дауд насчитал по десять тел с каждой стороны, а на стенах выше было еще по два ряда. Всего здесь на обозрение были выставлены шестьдесят тел. Все одеты, глаза всех открыты, а кожа светится, как воск.

Но не это было самым ужасным в секретной галереи Норкросса. Между телами, занимающими центральное выставочное пространство галереи, было несколько низких помостов. И на каждом стояли еще люди… элементы коллекции. Как и те, что были закреплены на непонятных конструкциях, они были одеты, но вдобавок еще и зафиксированы в разных положениях – тела стояли группами в сценах, застывших во времени. Вот три городских стражника целятся в убегающего вора. Гангстер-«шляпник» перерезает горло жертвы. Аристократическая пара бросает друг на друга обожающие взгляды, прогуливаясь под ручку. Мать передает двух детей гувернантке.

Эти люди – они были настоящими. Дауд это знал. Он подошел к ближайшим, привлеченный отвратительной картиной. Эта изображала двух фабричных работников – китобоев, – устало стирающих пот со лба. Казалось, они в любой момент сдвинутся с места. Желтый свет низко закрепленных ламп падал на тела снизу, отчего трупы казались еще более живыми.

Темный секрет коллекции Норкросса, истинный секрет – вовсе не еретические артефакты в башне. А это.

И это было совсем другое преступление.

– Я знал, что тебе понравится.

Дауд отвернулся и подошел к центру зала, где стояли две лампы. Между ними, скрестив ноги, сидел Норкросс, а на коленях у него лежало окоченевшее и окровавленное тело из препараторской, мертвые глаза таращились на коллекционера, поглаживающего щеку женщины.

Коллекционер улыбался, его глаза поблескивали в ламповом свете, когда он оглядывал помещение.

– А ты знаешь, у меня есть образчики из каждого уголка наших славных Островов. Разумеется, на завершение коллекции потребовалось немало времени – впрочем, о чем я говорю, разве бывают завершенные коллекции, хм-м?

Дауд ничего не сказал. Только сжал кулаки, и кожа перчаток громко скрипнула.

Норкросс взглянул на голову на коленях. Провел пальцем вдоль подбородка женщины.

– Они все мертвы, знаешь ли. Все до единого. А ведь так трудно найти хороших помощников. Любого наемника не возьмешь. Некоторые мои секреты приходится скрывать от чужих глаз, и иногда даже денег недостаточно, чтобы затыкать рты. Ты знаешь, что они забрали?

Дауд кивнул, но все еще молчал. Норкросс вернулся к телу на коленях. Он начал что-то напевать – колыбельную, которую Дауд слышал еще в детстве в Серконосе.

Дауд оставил тайную галерею, когда пламя из разбитого бака с ворванью уже лизало ему пятки. Когда он закрыл большие двойные двери, последнее, что он видел, – безжизненные глаза Норкросса. Печально известный коллекционер лежал подле своей последней жертвы и таращился на своего убийцу.

21

ПАБ «КОНЕЦ ИМПЕРИИ»,

ПОРТЕРФЕЛЛ, ГРИСТОЛЬ

4-й день месяца Урожая, 1852 год

«Они встречались тайно и говорили шепотом, их силуэты прятались от ночи в плащах, их головы склонялись низко, почти соприкасаясь.

Но пришел черед предательства, ужасного и холодного, как снега Тивии. У каждого был кинжал – лезвия длинные, серебристые – и их уже не прятали от глаз! Вместе воздеты были орудия смерти. Вместе они упали, как и люди, и тела скользнули на землю бесшумно… так же, как и двигались они при жизни. Люди больше не шевелились, а секреты их сохранит могила!»

– «НОЧЬ ДЛИННЫХ ТЕНЕЙ»Отрывок из популярного бульварного романа

– Необычно, и, пожалуй, несколько грубо, но не без, скажем так, примитивного обаяния.

– Думаю, ты искала слово «наивно», дражайшая миссис Девлин.

– Ах да, мистер Девлин, как вы правы. Необычно, и, пожалуй, несколько грубо, но не без… – она взмахнуло сигарой, обрисовывая в воздухе над столом восьмерку синим дымом, – некой очаровательной наивности.

Сэл подошел к Девлинам. Они сидели за угловым столом в «Конце империи» под портретом императора Алексея Оласкира, перед ними стояли две кружки. Как обычно, безупречные, муж и жена были облачены в гармонирующие костюмы, сшитые из плотной шерсти Морли – ткани, покрытой тревожным красно-зеленым узором в клетку. Они казались здесь не на своем месте – два аристократа, заглянувшие ради развлечения в трущобы. Присоединяясь к ним, бармен заскрипел зубами и стал лениво тереть стол тряпкой на случай, если на них кто-нибудь посмотрит. В пабе, как всегда, царило оживление, рабочие после смены на рыбных складах и рынках вокруг заведения, которые обеспечивали Сэлу постоянный приток клиентов, так и валили внутрь.

Мистер Девлин показал на свою кружку.

– Что ж вы повесили нос, трактирщик? Я бы рекомендовал отхлебнуть, но этот так называемый эль не стоит рекомендаций. Могу понять, почему ваше заведение склоняется к торговле табачным товарам. Весьма похвально, учитывая возмутительный обонятельный афронт этого премерзкого городишки.

Сэл пропустил слова мимо ушей, как пропускал их уже несколько дней. Потом повернулся, когда в паб вошла женщина, огляделась и направилась прямо к нему.

– Дауд. Мы его заметили.

Сэл кивнул.

– Продолжай.

– Он направляется в Карнаку, на борту китобойного траулера, «Медведя Тамарака». Оставил Поттерстед этим утром.

Миссис Девлин подняла бровь.

– Китобойный траулер? Как старомодно. Я и не знала, что они еще ходят по морям.

Ее муж выпустил кольцо дыма.

– До меня доходили толки, что стада морских тварей вернулись в моря возле Пандуссии. Экспедиция за ними будет продолжительной – однако, возможно, это последнее издыхание для китобойного промысла, – он кивнул на посланницу. – Но вы говорите, судно направляется в Карнаку?

– Чтобы набрать еще матросов, да.

Мистер Девлин подмигнул Сэлу.

– Итак, наш противник спешит обратно к себе в гнездо, а?

Сэл взвесил варианты. До Карнаки путь неблизкий – что задумал Дауд? Он нашел артефакт у Норкросса? Или поиск продолжается?

Миссис Девлин бросила очевидно неприязненный взгляд на женщину, затем перевела взгляд на Сэла.

– Предлагаю немедленно выдвигаться.

Сэл кивнул.

– Если он на китобое, его путь будет долгим. Возьмите клипер до Бастилиана. Там много транспорта. Успеете в Карнаку раньше него.

– О, а вы не с нами?

– Виман нанял вас, а не меня. Я дал клятву из любви к Империи. А еще мне надо управлять пабом.

– Как старомодно, – усмехнулся мистер Девлин.

Сэл смог подавить раздражение.

– Просто найдите его, – сказал он. – И убейте.

Миссис Девлин подняла кружку.

– За смерть врага!

А Сэл вернулся за свою уютную стойку, довольный хотя бы тем, что скоро сплавит из-под своей крыши неприятную парочку.

ИНТЕРЛЮДИЯ

КОРОЛЕВСКАЯ КУНСТКАМЕРА, КАРНАКА

2-й день месяца Дерева, 1841 год.

За 11 лет до переворота в Дануолле

«Мне вдруг стало совершенно ясно, что с таким уровнем потерь мы не только не сможем успешно исследовать континент, но скоро лишимся команды и просто не сможем вернуться обратно! Необходимо было что-то предпринять, чтобы спасти всю экспедицию! И потому я немедля объявил себя капитаном. По моему приказу в течение недели уцелевшая команда оставалась в относительной безопасности на берегу».

– АНТОН СОКОЛОВ, «ВОСПОМИНАНИЯ О МОЕМ ПУТЕШЕСТВИИ НА ПАНДУССИЙСКИЙ КОНТИНЕНТ»Выдержка из предисловия ко второму изданию, 1822 год

На диваны легли двое, пока Соколов возился с машинерией между ними.

«Наконец-то», – подумал Стилтон. Лекция Соколова затянулась, но – возможно, почувствовав беспокойство зрителей – натурфилософ наконец-то закончил речь и вызвал двух добровольцев из публики.

Человек на дальнем диване от Стилтона был пожилым джентльменом в сером костюме с длинными фалдами, концы которых он взял в кулак, прежде чем лечь и уставиться в высокий потолок зала Королевской кунсткамеры. На другом диване устроился доброволец куда моложе – франт лет двадцати, его вечерний наряд был куда более пышным, из зелено-красного бархата. Он улыбался, разделяя внимание между Соколовым у машины и кем-то явно ему знакомым в первых рядах зала, в чью сторону он непрестанно махал.

В голове Стилтона еще шумело от выпивки, и он покачнулся, когда садился на высокий стул. Бросив взгляд на молодого добровольца, любуясь его очаровательными чертами – не говоря уже об элегантном вкусе, – он улыбнулся, чувствуя, как екнуло сердце. От того, как в свете софитов блестела потная кожа юноши, по спине Стилтона пробежал холодок. Ах, будь он всего на десять лет моложе. Он отхлебнул. Да что там, на двадцать. Такой юнец не увидит ничего, кроме разжиревшего олуха с красной от опьянения рожей.

Ах, но когда-то…

Юный доброволец снова помахал. Стилтон нахмурился и соскользнул со стула, сумев чудом не свалиться при этом, и выглянул из-за кулис, желая посмотреть на друга молодого человека, но так, чтобы его самого не заметила публика.

А, вон там. Второй ряд, у прохода. Девушка с темной кожей и темными волосами, гладко уложенными на голове под капором с широкими полями – к явному неудобству джентльмена позади нее, который высовывался в проход, чтобы ему не мешал сложный головной убор.

Стилтон вернулся за кулисы. Ну вот. Очередной пропащий случай. Он отпил из фляжки и с удивлением обнаружил, что она пуста.

На сцене же Соколов наконец оторвался от своей машины и кивнул – похоже, самому себе, – затем обернулся к залу.

– Как я уже сообщил, мои исследования электропотенциальных свойств пандуссийских минералов… – он сделал паузу, поглаживая бороду и усмехаясь про себя, – назовем их для удобства соколитами, – исследования электропотенциальных свойств соколитов пришли к результатам, когда их нарезали на двадцатигранные кристаллы и подвергли сконцентрированному заряду стандартного трансформатора на ворвани, – он показал на основание машины, где светился бак – энергоисточник машины.

– Итак, у магнитов есть полюсы, названные северным и южным, но и у кристальной структуры соколитов имеются два дополнительных измерения, которые я называю восток и запад. Когда эти оси совмещены с отрицательным и положительным окончаниями электропотенциального источника, сама кристальная структура становится доступна для новых видов энергии.

Стилтон покачнулся на ногах. Он не понимал ни слова, как, впрочем, и публика. Вечер натурфилософии был ошибкой. Он станет посмешищем, его глупость в Королевской кунсткамере будет у всех на устах. Обратно на шахты, скажут они. Он искренне удивлялся, что публика еще не разбежалась.

Соколов положил два камня – «как он сказал, соколиты? Подумать только, ну и самомнение у него!» – в клешни на конце подвижных рук машины, затем мягко прижал молодого добровольца обратно к дивану.

– Постарайтесь расслабиться и закрыть глаза. Уже скоро вы увидите свою подругу, не беспокойтесь.

По публике прокатился смешок, но Стилтон снова нахмурился. Им скучно. Может, ему стоило нанять для открытия лекции каких-нибудь танцовщиц. Например, послал бы на сцену Пахтальщиц из Морли.

Молодой доброволец подчинился, поудобнее устраиваясь на диване, тогда как на другой стороне к залу впервые обернулся пожилой джентльмен, потом пожал плечами. Публика снова рассмеялась, из-за чего Соколов поднял глаза, бросив строгий взгляд на второго добровольца.

– Я не задержу вас надолго, сэр.

Снова смех.

Соколов опустил руку машины, настраивая суставы и клешню, пока сжатый соколит не оказался в шести дюймах над головой молодого добровольца. Отойдя с довольным видом, Соколов перешел к другому дивану и повторил те же действия. Затем хлопнул в ладоши и вернулся к машине.

– Теперь мне потребуется помощь третьего добровольца, – он обернулся к кулисам. – Могу я просить обрадовать нас своим присутствием щедрого хозяина, мистера Арамиса Стилтона?

Стилтон подскочил, как от удара током. Его? Соколов рассмеялся и ободряюще его поманил.

Он об этом не предупреждал. Ему нужна помощь? Стилтон покачал головой, щеки заколыхались.

А пошло оно все.

Стилтон вышел на сцену, помахав в ответ на аплодисменты, очень стараясь идти прямо к Соколову. Когда он подошел к машине, то заметил, что невольно задерживает дыхание, и выпустил его с шумным выдохом. Если Соколов что-то и заметил, то не обратил внимания. Вместо этого натурфилософ достал из внутреннего кармана стопку тонких карточек. Стилтон нахмурился, взяв их в руки и расправив веером. Их было не больше дюжины: каждая карточка шесть на три дюйма, одна сторона чистая, а на второй напечатана серия символов – квадрат, пятиконечная звезда, очертания рыбы, бокал вина. Стилтон просмотрел их, не понимая, что держит в руках.

– Я обнаружил, что когда кристаллы заряжены и совмещены с полюсами электропотенциала, – сказал Соколов, снова обращаясь к публике, – то они излучают собственное электропотенциальное поле, которое воздействует на поля вокруг – и для демонстрации мы воспользуемся полем самого человеческого разума. Заряженный кристалл совместит полюса разума со своими собственными, – он обернулся к Стилтону. – Мистер Стилтон, будьте добры, выберите карту.

Стилтон скуксился и сосредоточился; пальцы вдруг стали слишком толстыми и непослушными. Он умудрился вытащить карточку до того, как вся колода выскользнула из рук. Стилтон почувствовал, как зарделся.

– А теперь, – сказал Соколов, – прошу показать карту публике.

Стилтон подошел к софитам и поднял карту. Зрители в первых двух рядах подались вперед, чтобы разглядеть получше, пока Стилтон прошел с одной стороны сцены к другой, а в глубине зала в темноте поблескивали несколько пар оперных очков.

– Благодарю, – сказал Соколов, подходя к машине. Он повернул три тумблера подряд, и гул машины усилился, а свечение бака с ворванью стало заметно ярче. После окончательной проверки обоих кристаллов Соколов перешел к старшему добровольцу.

– Итак, мистер Стилтон, я попрошу вас подойти к моему юному другу на другом диване и показать карты ему. Прошу убедиться, что ни я, ни мой старший друг вас не видим.

Стилтон усмехнулся и махнул рукой на машину.

– Ничего себе махина для простого салонного фокуса! – сказал он, обращаясь в основном к публике. Они рассмеялись, и Стилтон почувствовал, как гора падает с плеч. Да, вот как надо. Переманить публику на свою сторону, и тогда его простят за вечер непередаваемой скуки, организованный им же.

Стилтон устроился у дивана спиной к Соколову. Со взмахом он поднял выбранную карту и поправил манжеты, затем поднес ее к обаятельному точеному лицу молодого человека.

– Расслабьтесь, мой мальчик, – сказал он, – и старый Арамис проведет вас по загадкам вселенной!

– И… сейчас!

Соколов потянул за рычаг, и жужжание машины стало пронзительней. Бак с ворванью засветился, а потом с треском, от которого Стилтон подскочил, от серебряной сферы на вершине машины к кристаллу над подопытным со стороны Стилтона прошло щупальце синей энергии. Раздался новый треск, и такая же дуга метнулась к кристаллу напротив. Стилтон смотрел через плечо, не в силах удержаться от того, чтобы не вздрагивать каждый раз, когда от окончания к окончанию скакала энергия.

– Прошу не отвлекаться, мистер Стилтон! – окликнул его Соколов. Стилтон обернулся к молодому добровольцу.

– А теперь, – сказал Соколов, обводя рукой публику, – мы начнем. – Он обернулся к пожилому человеку. – Скажите, что вы видите.

Доброволец крепко зажмурился и наморщил нос. Чуть покачал головой, а потом энергия затрещала снова, и он расслабился.

– О… вода. Что-то маленькое. Это… рыба. Рыба!

Стилтон встретился взглядом с широко раскрытыми глазами своего подопытного, потом повернул карточку, чтобы перепроверить. Он поднял ее на обозрение публики.

– Это рыба!

Публика довольно зашелестела, и раздались редкие аплодисменты, но усиливающийся треск устройства заглушил его, и раздался новый ропот – на сей раз тревожный.

– Расслабьтесь, дамы и господа, расслабьтесь, – сказал Соколов. – Поток энергии вполне безопасен. Еще раз, мистер Стилтон.

Стилтон подчинился, как и его подопытный. За карточкой с рыбой последовал бокал вина, открытая книга, квадрат. Каждый раз доброволец со стороны Соколова отгадывал правильно, и все быстрее, а его колебания сменились лишь на вдох и кивок, когда он перечислял символы почти так же быстро, как Стилтон демонстрировал их молодому подопытному.

Энергия потрескивала. Стилтон наслаждался собой. Он стал частью шоу, частью зрелища, и, несмотря на то, что трюк был хитрый, а оборудование внушительное, в нем чувствовалась какая-то простота, которая подарила облегчение после сложной заунывной лекции.

Возможно, вечер не станет провалом.

Энергия снова затрещала. Стилтон почувствовал, как на шее встают дыбом волосы. В конце концов, он был слишком близко к устройству.

– Это… свет. Синий… свет.

Стилтон обернулся, когда заговорил подопытный Соколова. Соколов смотрел на человека, который все еще спокойно лежал с расслабленным видом, сжимая в руках фалды пиджака.

Стилтон заметил, как, стоя спиной к публике, Соколов сузил глаза и медленно пригладил усы.

– Э-э… нет, не так, – сказал пожилой доброволец. Он нахмурился, все еще крепко зажмурившись. – Это… э-э… я не могу… там что-то…

– Что-то мешает.

Стилтон развернулся на каблуках, его голова вдруг прочистилась, а сырой воздух в театре стал холодным. Глаза молодого подопытного тоже теперь были закрыты, его лоб избороздили морщины, пока он пытался разглядеть что-то мысленным взором.

– Там что-то… я не вижу… я вижу свет, но вижу и тень. Что-то стоит на пути. Это… человек…

Стилтон опустил взгляд на карты в руке. Следующая была обычным треугольником. Он пролистал их. Колесо со спицами. Нож. Квадрат. Круг. Лошадь. Еще одна рыба. Еще одно колесо. И ничего похожего на человека.

– Синий свет, – произнес подопытный Соколова. – Слишком яркий.

А потом подопытные заговорили разом.

– Синий свет. Яркий. Мне холодно.

Бормотание публики набирало громкость. Стилтон бросил взгляд через плечо на Соколова, но натурфилософ все еще стоял к зрителям спиной. Внимание его приковал к себе кристалл в металлической клешне над головой добровольца. От серебряной сферы к кристаллу искрила энергия, борода Соколова освещалась ярко-синими вспышками. Но он так не двигался.

– Человек… я вижу человека… он… он…

Подопытный Стилтона охнул, все еще не раскрывая глаз, его грудь поднималась и опадала, пока он ловил ртом воздух. Руки у боков сжались в кулаки и начали колотить по кушетке.

Несколько зрителей вскочили с мест. Стилтон срочно припомнил специальный голос, которым руководил бригадами на шахтах, и быстро подошел к краю сцены.

– Дамы, господа, прошу не беспокоиться. Как уже сообщил наш выдающийся гость, поток энергии вполне безопасен. Вы наблюдаете только чудо нашего природного мира, прирученное поразительным интеллектом Антона Соколова, прославленного мыслителя и…

– Нож! Я вижу нож! Человек держит нож! Нож!

Подопытный Соколова сел, стукнувшись головой о раму кристалла. Глаза все еще были закрыты, но его торс сотрясался. Он поднял руки, в которых еще сжимал фалды пиджака.

– Нет! Нет!

Он закричал в ужасе. Стилтон почувствовал, как желчь подкатывает к горлу, и внушительная часть публики тоже вскрикнула, а треск машины на сей раз заглушил громогласный топот ног, когда публика запаниковала и бросилась к выходу.

– Синий свет обжигает, синий свет обжигает!

Стилтон не обратил внимания на лепет подопытного на ближайшем диване и бросился к Соколову. Он схватил натурфилософа за плечи и развернул его. Соколов не сопротивлялся, а на лице его был написан не страх, а странный интерес.

– Соколов! Что происходит? Прекратите это! Прекратите сейчас же!

Он тряс Соколова за плечи, пока тот наконец не вышел из транса. Натурфилософ огляделся, словно впервые увидел сцену, затем кивнул.

– Как поразительно… О да, конечно, конечно, – сказал он, быстро подойдя к машине. Его пальцы парили над рычажками, и он поглядывал на серебряную сферу на вершине машины, но ничего не происходило. Энергия по-прежнему изгибалась в дуге, а двое подопытных продолжали бредить о свете, человеке и ноже.

Соколов отступил, оглядывая машину.

– Не понимаю, если электропотенциал в квадрате равняется заряду в третьей степени, то ведь наверняка должно…

Молодой доброволец Стилтона закричал. Из носа юнца и из-под закрытых век хлынула кровь.

Стилтон оттолкнул Соколова в сторону, опрокинув его на подмостки. Затем наклонился, его пальцы сжали за что-то тяжелое и холодное. Он распрямился.

– Нет! Не надо! Что вы задумали? – воскликнул Соколов с пола.

Стилтон не обратил внимания. Он размахнулся ломом со всей силы и разбил самоцвет над головой своего подопытного. Последовали хлопок и ярко-синяя вспышка, после которой перед глазами Стилтона поплыли фиолетовые пятна; он заморгал и увидел латунную клешню, свешивающуюся со сломанного сустава. От кристалла – соколита – не осталось и следа. Он успешно выбил его из машины, и только это имело значение. Когда звон в ушах улегся, в театре стало тихо. Опустив взгляд, он увидел, что бак с ворванью в основании машины потемнел.

– Вы безмозглый, безмозглый…

Глаза Соколова расширились – он видел только лом в руках Стилтона. Тот отпустил лом, и инструмент упал на сцену со стуком.

Зал был полупустым, но оставшиеся зрители вернулись к сцене. Когда опасность миновала, им стало интересно увидеть последствия катастрофического представления.

Да… представления. Стилтон кивнул сам себе. Представление. Вот что это такое. Фокусы под прикрытием лекции. Да, идеально. Оставалось только заплатить газетам, чтобы они осветили эту историю на следующее утро, историю, посвященную дерзкому – нет, скандальному зрелищу в Королевской кунсткамере. Это скроет истинное положение дел, а редактор не только жадина, но и кое-чем обязан Стилтону…

Стилтон бросил взгляд на королевскую ложу и с некоторым облегчением увидел, что она пуста. Герцог со свитой ушел.

Он подошел к краю сцены – переступив через Соколова – чтобы обратиться к остаткам толпы.

– Конечно, – сказал он, – вас всех ждет возмещение стоимости билета. Прошу, сохраните их и представьте в кассе при ближайшем удобном для вас случае. Благодарю!

Он поклонился, присовокупив взмах рукой. Когда он распрямился, увидел, что вся толпа смотрит на него.

А потом кто-то захлопал. Стилтон прищурился, приподнявшись на цыпочках, вглядываясь на галерку зала. По центру сидел молодой человек, тощий, с тонкими усиками и застывшей на лице улыбкой. Он хлопал, то ли не замечая, что больше никто не аплодирует, то ли не обращая на это внимания. Стилтону показалось, что он его знает, но он не был уверен. Это гость с особым приглашением? Возможно. Нужно проверить.

От главных дверей Королевской кунсткамеры через выходящую толпу начали пробиваться новоприбывшие. Стилтон заметил высокие белые шлемы и сине-зеленые мундиры и вздохнул. Парадная гвардия. Этого ему только не хватало. Его карманы глубоки, но не бездонны, а чтобы избежать скандала, от них придется откупаться. В этом месяце к расходному счету «Горнодобывающей корпорации Стилтон» понадобится очень творческий подход.

– Вы, Арамис Стилтон, слабоумный остолоп.

Стилтон бросил взгляд на Соколова, который приподнялся на локте.

– О, заткнитесь, – ответил Стилтон, направляясь к кулисам. Нужно перехватить Парадную гвардию и убрать их от сцены. Когда он проходил мимо Тобермана, ассистент схватил его за рукав.

– Подопытные, сэр!

Стилтон раздраженно зашипел.

– Провались ты, неужели не видишь, что я занят? Мне нужно предотвратить сразу несколько кризисов. А теперь будь добр, отпусти…

– Нет, сэр, послушайте! Они мертвы. Их убила эта проклятая машина Соколова.

Стилтон почувствовал, как его покидают силы.

– Мертвы? Что же, оба?

– Мертвы, сэр! – Тоберман содрогнулся и сорвал шапку с головы. – А что они говорили… ужасные вещи, сэр! Уверен, это ересь.

Стилтон вывернулся из хватки Тобермана и прижал молодого человека к стене, сунув кулак под подбородок Тобермана и закидывая ему голову.

– А теперь послушай-ка меня, дружок: что бы ты там ни видел – забудь все. Это был чудесный вечер со сверхъестественными развлечениями, не больше. Шоу, дружок, шоу. Ну, понял ты меня?

– Прошу, мистер Стилтон, мне больно.

Стилтон зашипел и навалился на Тобермана сильнее. Он не был силачом, а Тоберман был куда моложе, но на его стороне был объем.

– Возьми пятьдесят монет из моего кабинета и избавься от тел.

– Я… что?

Стилтон бросил взгляд на сцену.

– И не переживай насчет нашего друга Соколова. Я с ним разберусь. А теперь иди, да пошевеливайся.

Он отпустил Тобермана, который съехал по стенке, хватая ртом воздух.

Тогда и появились два офицера Парадной гвардии в красном. Увидев Стилтона и пыхтящего Тобермана, они немедленно направились к ним.

– Давай, дружок, – сказал Стилтон, хлопнув Тобермана по спине. – Отправляйся.

Тоберман покачал головой, потом ушел, протиснувшись мимо офицеров гвардии и улизнув в коридор.

Стилтон выпятил грудь и сунул большие пальцы в карманы жилета. Когда гвардейцы приблизились, он почувствовал, что руки трясутся, а в груди колотится сердце. Эксперимент Соколова обернулся катастрофой. Погибли двое – и все по его вине. Если бы он не стал организовывать это мероприятие, не был бы так увлечен улучшением своего положения среди элиты города, ничего бы не случилось.

Он лишь надеялся, что однажды сможет себя простить.

Сидя на галерке, молодой человек с тонкими усиками откинулся назад. Закинул ноги на спинку кресла перед собой, потом наклонился и смахнул пылинку с ярко-белых брюк. Пустые сиденья перед ним были оставлены в беспорядке, когда публика бежала на выход. Занавес на сцене уже был опущен, а перед ним тихо беседовали гвардеец и пара работников.

Человек откинулся и заложил руки за голову, обдумывая события вечера. Машина Соколова оказалась любопытной, даже издали – человек был рад, что прихватил телескопические оперные очки, свое собственное маленькое изобретение на основе общедоступных линз. Пока он сидел и наслаждался перипетиями представления, он начал набрасывать на старом конверте схему машины. Или по крайней мере то, что смог разобрать поверх голов сидящих перед ним – временный театр Стилтона был впечатляюще устроен, но все же из приемного зала Королевской кунсткамеры вышла скверная аудитория.

Он оглядел свой набросок. Многие из центральных компонентов сами по себе не были экзотичными. Но машина казалась гениальной… нет, это слабо сказано. Она была… что ж, тут подойдет только одно слово – простой. Он считал себя изобретателем и инженером, но он занимался тяжким трудом. Он корпел над своими устройствами. И работа того стоила.

А машина Соколова? Она отличалась элегантностью многолетнего опыта, такого отточенного знания, что оно достигло уровня чистой интуиции.

Конечно, машина – еще не все. А вот эти кристаллы – как он их назвал? Соколиты? Ха, ну естественно. Вот они еще интереснее. Натуральное минеральное образование, способное не просто пропускать через себя энергию, но и преобразовывать ее, причем без всяких потерь. Ему было немало известно о кристаллографии, но свойства минералов из Пандуссии казались уникальными.

И результаты определенно были интригующими. Но неоднозначными. Зал – едва ли управляемое окружение, и, хотя Соколов говорил с уверенностью и профессионализмом, человек знал – из посещения предыдущих лекций Соколова, – что это лишь его природное поведение. Десять лет работы над машиной – а в схему прокрался изъян, благодаря всего-то малой доле невообразимой энергии кристаллов, использованной для простого салонного фокуса.

А что, если эту энергию усилить? Что, если можно увидеть не только то, что видит другой, – но и чувствовать, и слышать? Что, если это можно делать на расстоянии не сцены, а страны? Можно ли установить передатчик в Тивии, а приемник – в Карнаке?

А если… если обратить процесс? Не просто наблюдать через органы чувств другого, но и проецировать собственные мысли в его разум.

Что, если можно делать такое, когда подопытный даже не подозревает о вмешательстве?

Вот это интересная теория. Прикладные применения безграничны. Это провозвестит новую эру натурфилософии, начнет новый век в шпионаже.

Возможно, даже породит новое поколение оружия.

Человек понимал, что еще предстоит немало работы. Машина неплоха, но Соколов лишь играл с кристаллами, боялся раскрыть их потенциал. Вырезать из них многогранники – только первый шаг, но эффект можно усилить – сфокусировать, – если минералы станут плоскими, если сделать из них полированные линзы.

Да, линзы. Вот это замечательно. Вот это интересно.

Нужно поговорить об этом с Соколовым. К счастью, они знакомы, несмотря на их прошлые разногласия. Молодой человек ранее был студентом Соколова в академии в Дануолле – пока его не выгнали из-за маленького инцидента. Но это осталось в прошлом. Даже если Соколов все тот же вспыльчивый шут, каким он запомнился бывшему студенту, натурфилософ все же будет не в силах отказаться от обсуждения своего исследования с тем, кто понимал, о чем идет речь.

Пока Парадная гвардия ходила по сцене, а офицеры в красном разгоряченно говорили с Арамисом Стилтоном, Кирин Джиндош снял ноги с кресла и, поправив меховую накидку на плечах, направился к выходу.

Часть третья Возвращение домой

22

«МЕДВЕДЬ ТАМАРАКА»,

НА ПУТИ ИЗ ПОТТЕРСТЕДА В КАРНАКУ

С 5-го по 22-й день месяца Урожая, 1852 год

«Ворвань. Жидкая энергия! Поразительно, что в этих бестиях, в масле, что вытапливают из их плоти, достаточно силы, чтобы Острова выстояли в эти неспокойные годы! И она, эта сила, казалась беспредельной, но вот огни начинают меркнуть. Наши рыбаки говорят, что великие звери встречаются все реже и реже!

Не все пострадают в равной степени, дорогие собратья-натурфилософы! У Карнаки есть уникальное отличие – разлом на пике Шиндейри, в котором встречаются и усиливаются ветра.

Пока ворвань идет на убыль, а стоимость поиска оставшихся левиафанов становится выше стоимости самой ворвани, Карнака постепенно возвысится среди всех Островов».

– «ДАР ШИНДЕЙРИ»Исследование Эморы Клипсвитч

Путешествие от юго-запада Гристоля до Серконоса на борту тивийского китобоя «Медведь Тамарака» заняло восемнадцать дней, и это время Дауд не потратил зря.

Перед тем как оставить замок Моргенгаард в огне, он обыскал личные палаты Норкросса и забрал несколько карт. Топи, в которых располагалось поместье, находились во многих милях к юго-востоку от портового города Поттерстеда. Дауд знал, что это его лучший выбор – до Дануолла путь неблизкий, а остальные порты из-за переворота наверняка будут перекрыты. Если он собирался в Карнаку, ему потребуется быстрый транспорт. Поттерстед давал неплохие шансы, будучи остановкой для тивийских кораблей, пользующихся преимуществом океанских течений, чтобы ходить вдоль западного побережья Островов. Это явно был вариант лучше, чем возвращение в Портерфелл. Из Поттерстеда он без труда переправится на юг.

Путешествие в порт заняло немало времени, и Дауд был вынужден пройти этот путь пешком – два электрических дорожных экипажа, стоявших во дворе замка Норкросса, исчезли, видимо, угнанные странными ворами, чтобы предотвратить погоню. Дауд шел и днем и ночью, выбирал самый прямой маршрут по пустынному скудному ландшафту, избегая дорог и всегда готовый укрыться в густом лиловом вереске, если придется прятаться.

Однако можно было не волноваться – за все путешествие он никого не встретил.

По пути он обдумывал события в замке Норкросса, лихорадочно пытаясь сложить вместе детали головоломки. Кем были эти нарушители спокойствия? Откуда они знали, что Двудольный Нож там? И зачем он им нужен? Было ли им известно – как Дауду, – на что способен Нож, какими силами обладал артефакт?

Вопросы без ответов. Они продолжали преследовать Дауда, пока во вторую ночь он не нашел убежище на старой ферме. Покрытое черепицей здание было не более чем пустой развалюхой, прилепившейся к боку низкой скалы. Единственными обитателями ее были крысы, быстро разбегавшиеся от шагов Дауда, пока он обходил участок. Он не знал, чего искал, но его вел внутренний импульс, метка Чужого глухо ныла на тыльной стороне ладони.

Святилище нашлось в задней части сарая, в остатках сеновала. Оно было сделано из плоской шиферной черепицы, собранной в развалинах основного здания фермы. Шаткую конструкцию усеивали огарки древних гнилых свеч, а на самом большом куске шифера, составляющем некое подобие алтаря, лежали мумифицированные останки чего-то органического – сухие листья, палки и что-то еще такое же иссушенное, – и на темной каменной поверхности нацарапана строчка, взбаламутившая память Дауда.

ЧУЖОЙ ХОДИТ СРЕДИ НАС!

Дауд провел ночь перед алтарем. Сперва он преклонил перед ним колени, затем, осознав, что делает, отвернулся от святилища и сел на стопку черепицы. Пока медленно текло время, Дауд поймал себя на том, что кричит в ночь, требует, чтобы сволочь Чужой показался и признался в том, что наделал.

Если Чужой его и слышал, то ответа не было.

Через час Дауд достал осколок зеркала из куртки и, глубоко вдохнув, перевернул и установил на алтаре. Он уставился в стекло, страстно желая, чтобы показался Чужой, но видел только собственное отражение в лунном свете, падающем через проломленную крышу сарая.

Потом Дауд убрал зеркало, разрушил алтарь и ушел еще до рассвета.

Прибыв в Поттерстед, первым делом он отправился к одному из своих тайников, подготовленных за долгие годы блужданий по Островам – после того, как Корво изгнал его из Дануолла. Тайник, укрытый в трубе под мостом, заложенной кирпичом, остался не найденным и хранил мешочек с платиновыми слитками смотрителей, всего двенадцать штук. Многовато денег, чтобы носить с собой, но он хотел удостовериться в том, что весь остаток его путешествия никто не будет задавать лишних вопросов.

Затем он осмотрел порт Поттерстеда, и нашел его – огромное китобойное судно, которое давно должны были списать на берег. Дорогой корабль, реликт первых дней китового промысла. Его залатали, и команда как раз находилась в процессе очистки киля и ремонта, когда Дауд нашел капитана за обсуждением дел с портовым распорядителем. Судно извлекли из сухого дока в тивийском городе Тамарак и вышли на нем в море с северных островов, чтобы охотиться на китов у Пандуссии. Но сперва его отправили на прогон, который включал остановку на ремонт в Поттерстеде после первого этапа путешествия и еще одну – в Карнаке, где пройдет добор команды.

Один слиток Дауд заплатил капитану, а второй – портовому распорядителю. «Пожалуй, такой слиток эквивалентен полугодовой или даже годовой зарплате каждого», – подумал он. После этого вопросов никто не задавал, и «Медведь Тамарака» вышел из Поттерстеда на всех парах тем же вечером с одним лишним матросом, имя которого не значилось в списках.

В течение почти трехнедельного пути на юг Дауд работал бок о бок с остальными. В команде было семь человек плюс капитан – самый минимум, необходимый для управления кораблем и тяжелого труда по очистке и ремонту орудий, которые требовались для основного занятия судна – гарпунных пушек, лебедок, китовых рам и сложных систем кранов. Дауд с командой усердно работал, накручивая цепи и тросы, разбирая и собирая механизмы. Утомительное занятие, но Дауд чувствовал прилив энергии, оживал от близости цели и как никогда обостренной решимости завершить свою миссию.

Пока команда спала, Дауд тренировался. Корабль был гигантским, а сокращенный экипаж работал в основном на палубе, и просторные внутренности судна стали личным владением Дауда. В одном из грузовых трюмов он даже начал строить для себя спортивный зал из обломков нерабочих механизмов, отложенных после ремонта. Он собрал четыре манекена, со множеством рук и панелей, чтобы бить руками и ногами и оттачивать свои и без того внушительные боевые навыки. Он построил многоэтажные леса и платформы, рамы с горизонтальными турниками. Ночью он прыгал, бегал, раскачивался на шестах и прутьях, скакал, кувыркался, снова скакал с платформы на платформу.

Звуки его тренировки отдавались в огромных пустых залах «Медведя Тамарака». Однажды – только однажды – он видел, как в проеме перегородки трюма показался капитан, наблюдавший за его трудом. Когда Дауд остановился и посмотрел на него, капитан кивнул, а потом исчез.

Если Дауд не тренировался и не работал, то проводил время в каюте, которую ему отвел капитан, в офицерской комнате вдали от коек основной команды. Здесь Дауд спал глубоким сном, пока тело отдыхало от трудов на борту корабля, или упражнялся в различных техниках медитации, которые узнал на Островах, сосредотачивая разум, готовясь к грядущим испытаниям.

Время прошло не зря. Когда корабль приближался к конечному пункту, Дауд чувствовал себя спокойным и отдохнувшим, несмотря на все нагрузки.

Корабль обошел западное побережье Серконоса, оседлав быстрое океаническое течение, обегающее южный выступ Островной Империи, а когда вдалеке показался город Карнака, Дауд считал себя готовым к встрече с Чужим. Он спрашивал себя, чувствует ли это Чужой, наблюдает ли за ним, подталкивает ли события к их завершению. В моменты сомнений Дауду казалось, что у него нет свободы воли, что он лишь следует контурам вселенной, что его жизнь с неизбежной обреченностью несется к последнему столкновению.

В каюте Дауд подрезал волосы опасной бритвой и зачесал их назад, загладив маслом из пчелиного воска и жира тивийского медведя, слитого с одной из гарпунных пушек на палубе. Затем он побрился, медленно обнажая лицо, которое не видел уже годами, лицо, которое как будто должно было принадлежать не просто другому человеку, но и другому миру. Закончив, он умылся и встал перед маленьким зеркалом, глядя на старика со старым шрамом, бегущим по правой стороне лица от виска к челюсти.

Он оделся в рубашку с длинными рукавами, затем натянул выцветшую куртку с длинными рукавами и высоким воротником на пуговицах. Поверх – защитный колет из коричневой кожи и, наконец, красный жакет с коротким рукавом, доходивший до колена. Затянул тяжелый коричневый ремень на талии, затем накинул на плечи долгополый плащ, который одолжил у одного из членов команды – удобную одежду с большим капюшоном специально для климата Тивии.

Затем он обернулся и снова взглянул в зеркало – но не увидел себя. Он увидел человека, которого давно считал мертвым. Человека, изгнанного из Дануолла пятнадцать лет назад, чтобы не возвращаться к жизни сплошь из насилия и тьмы, оставленной позади.

Когда «Медведь Тамарака» пристал в Карнаке, Дауд, бывший предводитель «Китобоев», мастер-убийца, Кинжал Дануолла – марионетка Чужого – бесшумно соскользнул с корабля и растворился в городе.

23

ДОКИ КАМПО СЕТА,

КАРНАКА

22-й день месяца Урожая, 1852 год

Спи-усни, не бойся ночью, Мать колыбельную тихо бормочет, И не надо в предутреннем мраке Думать тебе о будущем страхе. – «ТРАДИЦИОННЫЕ ПЕСНИ СЕРКОНОСА»Отрывок из популярной песни

Две ведьмы наблюдали за «Медведем Тамарака», что стоял в порту, затмевая небо, – выше большинства зданий, сгрудившихся в этой части побережья Карнаки. Парочка сидела на вершине рекламного щита, болтая ногами, а объявление под ними давно превратилось в темный палимпсест неразборчивых образов.

Люсинда склонила голову, глядя на горизонт.

– Он вернулся. Как и предвидела наша госпожа.

Ее спутница, Кэйтлин, нахмурилась. Ее стриженые черные волосы взъерошил теплый вечерний ветерок, и она провела рукой по затылку.

– Мы же не можем надеяться, что все пойдет по плану, да?

Люсинда улыбнулась.

– Почему же нет, сестрица моя? – она пожала плечами. – Все готово. Остались только последние предметы из Королевской кунсткамеры, и капкан будет установлен. Остается только дождаться, когда наш враг в него войдет.

– Но Брианна бессильна, она…

Люсинда толкнула Кэйтлин в плечо, вынудив ведьму схватиться за вершину щита, чтобы не потерять равновесия.

– У Брианны нет магии, но она далеко не бессильна.

– Я не понимаю, – покачала головой Кэйтлин.

Люсинда наклонилась к спутнице, и ее глаза подернулись черным, превратились в два темных озера. Кэйтлин охнула:

– У тебя все еще осталась сила? Но как?

Глаза Люсинды вернулись к норме.

– Нашу госпожу отсекли от Бездны, но ее магия еще сохраняется в мире. Ее черные костяные амулеты еще поют. И остатки силы еще сохранились во мне и некоторых других. Видишь? – она сдвинула блузку, чтобы показать покрытое чернилами плечо. Когда Кэйтлин изучала линии татуировки, они плыли перед глазами. – Эта – из последних ее проб, заключительный эксперимент, – она остается, хотя я и чувствую, как угасает сила. Но ее хватает. Мы будем действовать по плану. Мы нужны Брианне как никогда.

Кэйтлин отвернулась обратно к «Медведю Тамарака». Она чувствовала себя взволнованной, возбужденной – восторженной. Значит, еще ничего не кончено – пока нет. Они осуществят великий план, который Люсинда предложила, как только узнала, что Дауд еще бродит по миру. Изначально они планировали принести Дауда в дар своей госпоже Брианне, чтобы заслужить ее милость – Брианна могущественна, недоступна, и Люсинде хотелось продемонстрировать подношением то, что она достойна ближайшего круга.

И тут что-то пошло не так – что-то с Оракулом. Он лишил Брианну сил, оставил ее беспомощной, как младенца. Теперь она пряталась где-то в городе – может быть, Люсинда знала где, но если и так, она ничего не говорила.

Но… правду ли она говорит? Неужели еще есть надежда? Какие-то остатки силы Брианны еще существуют – и кое-что досталось Люсинде? Способна ли она владеть ей?

Если так…

Кэйтлин повернулась к Люсинде, и та кивнула.

– Голова идет кругом от возможностей, да, сестра?

Люсинда рассмеялась, и Кэйтлин присоединилась к ней, и их голоса разносились над доками.

Затем Люсинда встала и протянула руку Кэйтлин. Та приняла ее, и ведьмы встали на верхушке щита.

– Последние части? – спросила Кэйтлин. Люсинда кивнула.

– Они все еще в Королевской кунсткамере. Идем, вернемся в убежище. Я призвала остальных, чтобы присоединились к нам. Это только вопрос времени.

Рука об руку две ведьмы Карнаки прошли на цыпочках по щиту и соскочили на крышу здания за ним.

По дороге к убежищу душа Кэйтлин пела от предвкушения. Их план претворится в жизнь! План сработает! Дауд попадется в их ловушку, вместе с тайнами его магии.

А когда он будет у них в руках – а его сила станет принадлежать им, – ковен снова восстанет.

24

КОРОЛЕВСКАЯ КУНСТКАМЕРА,

КАРНАКА

23-й день месяца Урожая, 1852 год

«Продолжаются расследования по поводу закрытия Королевской кунсткамеры, которая впервые стала недоступна для публики на прошлой неделе, когда ее перекрыла Парадная Серконская гвардия. Хотя командование Парадной гвардии неоднократно утверждало, что официальное заявление еще последует, позиция властей до сих пор неизвестна.

Тем временем продолжают циркулировать слухи о том, что закрытие главных культурных и натурфилософских заведений Карнаки – Королевской кунсткамеры и Аддермирского института – связаны с действиями преступника в маске, сообщения о котором достигли ушей автора сего репортажа вопреки попыткам Парадной гвардии наложить гриф секретности. На условиях анонимности один из источников в гвардии поведал, что с Брианной Эшворт, куратором Королевской кунсткамеры, случилось нечто необычное. Ее действительно давно не видели, а ее частные комнаты в институте под следствием в качестве места преступления.

Командование Парадной гвардии отклонило нашу просьбу о комментариях».

– ПРИСУТСТВИЕ ПАРАДНОЙ ГВАРДИИ В КОРОЛЕВСКОЙ КУНСТКАМЕРЕ: НЕОБЪЯСНИМОЕ ЗАКРЫТИЕ СТАНОВИТСЯ «ОФИЦИАЛЬНЫМ РАССЛЕДОВАНИЕМ»Новостной репортаж из «Карнакской газеты»

Всего за один день Дауд связался со своим контактом в Карнаке; он мог бы управиться и быстрей, но ему нельзя было рисковать, приходилось передвигаться только ночью, держась теней и крыш. Ему нужно было владеть ситуацией, чтобы каждый аспект миссии оставался под контролем. Двудольный Нож принесла в Карнаку странная банда, которая сумела проникнуть в замок Норкросса и похитить артефакт у Дауда из-под носа. Но чтобы найти банду, придется больше о ней разузнать.

А чтобы больше разузнать, он отправился к женщине, которая, как он надеялся, предоставит ему всю необходимую информацию.

Сиерра Эсквивел. Или, вернее, офицер Сиерра Эсквивел. Дочь одного из бывших – уже покойных – лейтенантов Дауда среди «Китобоев», Сиерра родилась в Дануолле и спаслась оттуда вместе с матерью во время внутренней войны банд, которая стоила ее отцу жизни. За последовавшие годы Дауд сам присматривал за Сиеррой, наблюдая, как дитя становится женщиной, а женщина – офицером Парадной Серконской гвардии. Дауд знал, что контакт на такой позиции однажды пригодится, а доверительные отношения сложились не только с отцом Сиерры, но и с ней самой.

Пока он ждал встречи – назначенной на следующую ночь в месте, где их не потревожат, – Дауд наверстывал знания, читая местные новости в «Карнакской газете» о недавних таинственных событиях. Хотя мирские дела его не беспокоили, Дауду еще предстояло многое сделать в городе, и он считал полезным быть хотя бы таким же осведомленным, как прочее население. Он вынужден был признать, что новости – если они точны, – звучали странно. Исчезновения выдающихся граждан, встречи с преступником в маске и слухи, что Парадная серконская гвардия понесла тяжелые потери в сражениях с этим злодеем; правда, официально перед прессой потери отрицались.

Дауд спросил себя, может ли это быть связано с бунтом Луки Абеля в Дануолле. Не похоже на совпадение. Дауд вспомнил, как видел императрицу, Эмили Колдуин, после того, как та сбежала из Дануолльской башни.

Не впервые Дауд спросил себя, наблюдает ли за этим и Чужой.

В назначенное время Дауд пробрался через всю Карнаку к месту свидания, сперва посетив свой очередной тайник, укрытый в маленькой пещере на скалистом утесе пика Шиндейри, ко входу в которую добрался бы только самый отчаянный сорвиголова-скалолаз – или обладатель силы переноса. Присев на пол пещеры, Дауд развернул длинный предмет – короткий меч с черно-золотой рукоятью и лезвием с плоским прямым обухом, сужающимся к острию. Его меч со времен «Китобоев», выкованный из тивийского метеоритного металла. Он и не думал, что снова возьмет его в руки, но что-то помешало многие годы назад оставить его, а не выкинуть в море.

Он убрал меч в ножны, повесил на ремень и продолжил путь.

Королевская кунсткамера традиционно была открыта для публики – комплекс, состоящий из смежных зданий, где располагались залы для выступлений, лекций и выставок, помещения поменьше для частных уроков или исследований академиков, а также доступная для всех обширная библиотека – крупнейшая за пределами Дануолла.

По крайней мере так было раньше. Дауд узнал, что за последние несколько месяцев Королевская кунсткамера была закрыта для публики по приказу куратора института, Брианны Эшворт – к раздражению академической аристократии города, поскольку им была обещана выставка из предметов коллекции Роузберроу – личного собрания прославленного натурфилософа Эсмонда Роузберроу.

Брианна Эшворт. Имя знакомое, но за десятилетия он знал столько имен, столько лиц… Большинство уже были под землей, так что если Дауд ее и знал, то ей либо повезло, либо она была не промах. Он сузил глаза, оглядывая залитый лунным светом город и думая, сколько всего теряется из-за памяти и времени. Здание действительно казалось давно заброшенным. В еще худшем состоянии оказалась библиотека – полки покрыты пылью, а некоторые драгоценные фолианты уже распухли в сыром воздухе города, поскольку из-за отсутствия энергии в здании не было циркуляции воздуха. Вентиляторы не работали, а большинство окон оказались закрыты.

Дауд восхитился выбором Сиерры для места встречи. Королевская кунсткамера была огромна и на данный момент открыта только для старших чинов Парадной гвардии. Здесь, в сердце Карнаки, гулкие залы были самым уединенным и тайным местом во всем городе.

Он добрался до мансардного этажа – продолжения библиотеки, окружавшего огромный центральный атриум. Здесь беспорядок был еще заметнее: на пол кучами свалены книги, некоторые шкафы упали. Пока он шел вдоль левой стены мансарды, яркий свет серконской луны, лившийся в высокие окна, освещал широкое пустое пространство, выделял вмятины на деревянном полу, намекая, что раньше здесь стояло что-то большое и тяжелое.

Дауд пришел рано. Он вошел через верхний этаж, ожидая встретить как внутри, так и на улице патрули. Он ошибался. Так что теперь, добравшись до места сбора, он мог только ждать.

Он подошел к перилам и взглянул на нижний этаж. Величественная железная люстра сорвалась с потолка, смяв несколько рабочих столов. Что бы здесь ни произошло, дело было громкое.

– У тебя две минуты, – произнес голос с другого конца помещения, – начинай прямо сейчас.

Дауд обернулся к вошедшей Сиерре. Она была в красном мундире гвардейского капитана. Отличительный белый шлем Парадной гвардии она держала под мышкой, длинные черные волосы заплетены в косички, такая же темная кожа делала девушку почти незаметной в сумраке Королевской кунсткамеры. В одной руке она держала карманные часы, ее большой палец завис над заводной головкой.

– Я знал, что гвардия продажная, – сказал он, – но не думал, что у нее почасовая такса.

– Минута пятьдесят пять секунд.

Дауд потер подбородок, удивившись на миг из-за того, что он выбрит.

– Я ищу группу – банду. Не знаю, кто они, но их можно определить по татуировке.

Сиерра достала из кармана карандаш. Обернулась к ближайшему шкафу и, вырвав пустую титульную страницу книги, нацарапала на ней что-то и показала.

– Такой?

Дауд бросил взгляд на страницу. Сиерра начертила простой символ – пустой треугольник и крест. Тот же самый треугольник он видел на груди вора в замке Норкросса.

– Он самый.

Сиерра кивнула:

– «Безглазые».

– Никогда о них не слышал.

Сиерра поджала губы.

– Они сравнительно тихие. Появились в нескольких частях Империи. Окрепли в Карнаке около года назад. Парадная гвардия получила словечко от пары информаторов среди «Братьев-мясников» и «Стенателей». Похоже, «Безглазые» появились на их территории, но после стычек ушли, засели в каком-то внешнем районе. Больше никого не тревожили. Минута пятнадцать секунд.

Дауд нахмурился.

– И остальные банды просто с ними смирились?

– Смирились – не то слово. Пожалуй, терпят. По крайней мере, пока.

– Интересно, – сказал Дауд и замолчал, задумавшись.

– Минута.

– База?

– Неизвестно.

– Этого мне мало.

– «Стенатели» полагают, что у «Безглазых» есть какое-то укрепленное место у всех на виду, но пока мы не смогли это подтвердить. В последнее время Парадная гвардия немного… занята, – ее глаза вернулись к часам. – Сорок секунд.

– Лидер?

– Не знаю. Тридцать пять секунд.

– Численность?

– Небольшая. Мы насчитали пару десятков человек, но точнее сказать трудно. Может быть больше. Крупнее «Хитроглазых». Слабее «Стенателей». Мы с ними еще не скрещивали клинки, так что официальные рапорты весьма туманные.

– Ясно.

– Десять секунд, – Сиерра вздохнула и нажала на головку часов. – Небольшой совет. Я не спрашиваю, что ты планируешь, но здесь ты сам по себе. У Парадной гвардии хватает дел. Попадешь в беду – выпутывайся сам. Если планируешь напасть на «Безглазых» – делай это сам. Я помочь не могу, и как только я выйду из здания, больше ты меня не увидишь. Все понятно?

Дауд кивнул. Мгновение Сиерра смотрела ему в глаза, потом ушла.

Дауд откинулся на шкаф и прислушался, как затихают шаги ее тяжелых сапог. Итак, их зовут «Безглазые». Он все еще не знал, зачем им Нож, но это неважно. Двудольный Нож здесь, в Карнаке.

Он на один маленький шаг ближе.

Дауд подождал, прячась в тени и отсчитывая в голове время, чтобы позволить Сиерре покинуть здание, потом оттолкнулся от шкафа и приготовился уйти сам.

Тогда он и услышал, как падает книга. Дауд замер и оглянулся через плечо, но шкаф, к которому он прислонялся, не потревожило его движение. Пока он изучал тома, услышал новые звуки – шарканье, словно кто-то идет по бумаге, и еще один стук, когда вторую книгу сняли с полки и бросили на пол.

Звуки продолжались. Дауд перешел в атриум и вгляделся в глубины библиотеки Королевской кунсткамеры. Шум доносился откуда-то снизу и был слишком громким для крыс. Дауд сомневался, что это Парадная гвардия – может быть, они и перекрыли здание, но Дауд не видел следов их присутствия внутри.

Нет, здесь кто-то еще. И Дауд хотел знать кто.

Дауд спустился на нижние этажи Королевской кунсткамеры, бесшумно скользя по полированным половицам, следуя за таинственным нарушителем спокойствия. Вдали от библиотечного атриума было темнее, окна здесь были меньше, лунный свет – слабее.

Комнаты на этом уровне были менее украшенными, более функциональными, чем все здание, и состояли в основном из кабинетов, чуланов и мастерских. Дауд шел крадучись, звуки становились громче с каждым шагом. Если он слышал их в библиотеке, когда они отдавались в гулких помещениях, то и незнакомцы могли подслушать его разговор с Сиеррой. А если это «Безглазые», то они доложат своему предводителю. То, что они побывали в замке Норкросса, могло быть совпадением. То, что они пришли сюда, в Королевскую кунсткамеру, – уже не совпадение. За ним наверняка следили.

Идеально. Отличный шанс захватить языка и выбить всю нужную информацию.

Дауд свернул за угол со сжатыми кулаками, готовый ко встрече с нарушителями. Раздался еще один удар, когда тяжелый том упал на пол.

Комната за углом оказалась большим кабинетом. На полу лежал огромный ковер, на нем – письменный стол перед широким шкафом. По бокам от шкафа заворачивались лестницы, которые вели к огороженному перилами мезонину. Стол был покрыт бумагами, как и пол вокруг, а также немалым количеством книг, скинутых с полок.

Здесь что-то искали две женщины. Их волосы были острижены почти наголо, бледную, почти прозрачную кожу покрывали нити черных вен. Когда одна полуобернулась, чтобы положить на стол очередную книгу, Дауд увидел тайные знаки на ее лице и руках.

Ведьмы!

Дауд подался назад, чувствуя прилив адреналина, размышляя, что делать, – его вариантами было сражаться или бежать, и последнее казалось более разумным. Что бы они здесь ни искали – это не его дело. Более того, ведьмы только усложнили бы задачу. С ними он не хотел связываться. Не сейчас.

Он повернулся, чтобы уйти. Позади оказалась третья ведьма, направлявшаяся в кабинет с тряпичным свертком под мышкой. Дауд застыл – как и ведьма. Оба уставились друг на друга, потом ведьма развернулась на каблуках и исчезла в клубе чернильно-черного дыма.

Дауд развернулся. Теперь о побеге можно не думать.

Первые две ведьмы, предупрежденные сестрой, уже его увидели. Они обходили стол с двух сторон, медленно, осторожно ставя одну ногу перед другой, не спуская глаз с Дауда.

Он почувствовал, как горит на руке метка Чужого. Не зная, к какой магии они имели доступ, теперь он, скорее всего, вынужден будет ею воспользоваться. Две ведьмы против него одного – не такие плохие шансы, он встречал и хуже, хотя прямо сейчас казалось, что случай в Усадьбе Бригморов произошел как будто целую вечность назад, – но даже одна ведьма представляла собой серьезного противника.

Затем ведьмы завизжали в унисон и исчезли из своего конца кабинета, возникнув почти на расстоянии руки от Дауда.

Дауд бросился к ближайшей ведьме, прорезая воздух клинком «китобоя». Она оскалилась, глаза женщины яростно засветились, и из них заструилась густая черная сукровица, побежавшая по лицу. Ведьма исчезла в клубе липкого дыма, и лезвие Дауда прорезало воздух.

Но он был к этому готов. Он знал, что умеют ведьмы, – и знал, как с ними бороться. Позволив инерции занести его вперед, он изогнул руку с оружием, поднырнул под расставленные руки второй ведьмы и, прицелившись низко, резанул ее лезвием по ноге. Ведьма вскрикнула и упала навзничь, а потом скрылась в завихрении черного тумана, а на ее месте появилась ее сестра.

Вторая ведьма, визжа, взмахнула рукой. Острые, как бритва, ногти прошли в дюйме от лица Дауда. Метка Чужого полыхнула, и он перенесся, материализовавшись на одном из шкафов. Ведьмы посмотрели на него снизу, потом исчезли с пола и возникли на секретере напротив. Они одновременно выбросили вперед руки, из которых выросли извивающиеся, корчащиеся черно-зеленые побеги растительности – волшебные кровошипы, предназначенные для того, чтобы оплести и обездвижить убийцу.

Дауд среагировал мгновенно – сам перенесся на секретер и оказался у них за спиной. Его меч погрузился в спину первой ведьмы, пронзив ее точно между лопаток. Закричав в агонии, она зашарила сзади рукой, но Дауд провернул лезвие и выдернул широким движением. А потом успел отскочить, одновременно пнув ведьму. Та упала на пол замертво. По ее коже побежали горящие линии, обугливая одежду – остатки какой-то оккультной татуировки, смысл которой Дауд не до конца понимал, хотя видел, как похожий трюк применяют другие волшебники.

Ее сестра уставилась на Дауда – он уже раскачивался на черной железной люстре, свисающей с потолка. Он увидел, как ведьма напряглась, готовясь то ли к невозможному прыжку, то ли оплести люстру новым кровошипом.

Тогда и прогремел выстрел. Ведьма дернулась вбок, из ее плеча брызнул фонтан черно-красной крови. Она взвыла и дематериализовалась, а темный след ее силы быстро испарился, когда в комнату вошли два новых гостя.

Это была не Парадная гвардия, а мужчина и женщина, одетые в одинаковые костюмы цвета хаки и завязанные сложными узлами шейные платки, заколотые булавками с драгоценными камнями. У нее были светлые волосы, уложенные в прическу «помпадур», а волосы и усы мужчины были черными. Кудри вихрем взвились вокруг его головы, когда он бросился в укрытие за низкую стеклянную витрину с экспонатами.

Дауд на люстре укрыться не мог; но он сомневался, что новоприбывшие успели его заметить, пока их внимание приковала оставшаяся ведьма, выделывавшая зигзаги по комнате; ее крики отражались от стен. Дауд поднял глаза – в дальнем конце кабинета, над главными дверями, было большое витражное окно с достаточно широким карнизом, чтобы уместить человека. Призвав силу, Дауд перенесся на него, потом прижался к узкой стенке и прокрался вперед, глядя из-за края карниза на новоприбывших.

Он понятия не имел, кто это. И не горел желанием узнавать это. Более насущным вопросом были оставшиеся ведьмы – ту, что со свертком, он больше не видел, но вторая, хотя и раненая, казалась не менее опасной, когда ее охватил гнев. С высоты Дауд наблюдал, как ведьма мечется по комнате. Потом она исчезла вовсе, а странная пара замерла, тщательно осматривая кабинет.

Дауд выдохнул и только теперь заметил, как долго задерживал дыхание. Ведьмы здесь, в Карнаке? Они связаны с Далилой Копперспун или кем-то еще? Ковены и культы волшебников существовали с самого появления Чужого, тысячи лет, их число то росло, то падало, но никогда они не исчезали полностью. Они были очередной болезнью, которые распространял черноглазый ублюдок.

Но они были лишь симптомом хвори, а не самой заразой. И они были не его проблемой.

Как и двое новоприбывших, хотя ему и было любопытно, кто это. Явно не ведьмы. Как и не Парадная гвардия. Члены «Безглазых»? Это казалось вероятнее; их одежда была высшего качества, а некоторые знакомые Дауду банды гордились своей внешностью, порой подражая аристократической моде.

Но… нет, эти были другими. Они казались почти настоящими аристократами, за исключением одной детали: они были вооружены и теперь скрытно перемещались, разойдясь по разным сторонам, чтобы накрыть обе стороны кабинета, подавали друг другу сигналы руками и обыскивали помещение.

Значит, агенты. Чьи – Дауд мог только догадываться. Из шпионской братии Корво Аттано? Он был и королевским шпионом, и королевским защитником. Выжил ли он в мясорубке переворота, как Эмили? Возможно, это его агенты, расследующие таинственные случаи в Карнаке и выслеживающие их виновников, включая ведьм.

Включая «Безглазых»? Что, если агенты обладали свежей информацией о банде, в отличие от Парадной гвардии.

И тут Дауд увидел, как раненая ведьма появляется за спиной мужчины и женщины, которые, очевидно, не почувствовали ее присутствия.

Нет! Дауд должен был их допросить, узнать, что им известно о «Безглазых» и их укрытии.

А это значило, что придется спасти им жизнь.

Дауд встал, отсчитывая удары сердца, пока ведьма не оказалась прямо под ним, и шагнул с карниза. Он переместился без единой мысли в голове, проявившись прямо над ведьмой. Она вскрикнула, когда он вогнал ей меч в шею и развернул лезвие, ловко обезглавив противницу. Густая вязкая черная кровь хлынула из раны, покрывая его тяжелые кожаные перчатки. И снова по ее спине и плечам пробежали линии огня, пока сгорали странные отметины. Дауд скривился, когда в нос ему ударила вонь гнилой, разлагающейся растительности. Он шагнул назад, закрывшись трупом, увидев, как два агента обернулись и подняли оружие.

Прогремело несколько выстрелов, и тело ведьмы сотряслось от попавших пуль. Когда они истратили боезапас, Дауд уронил дымящееся тело и двинулся навстречу агентам, материализовавшись достаточно близко, чтобы успеть схватить их за руки с оружием и дернуть на пол. Мужчина вскрикнул от удивления и потянулся свободной рукой за другим пистолетом в кобуре на правом бедре – только чтобы эту руку вдруг схватила и потянула какая-то неведомая сила. Дауд нырнул в другую сторону, потащив женщину за собой, а ее компаньон взлетел в воздух, подхваченный колючими лозами кровошипа. Подняв взгляд, Дауд увидел фигуру на лестнице слева за столом – третья ведьма, из вытянутых рук которой струился кровошип.

Женщина оттолкнула Дауда и встала, выхватив два новых пистолета из карманов куртки. Она шагала вперед и, не останавливаясь, стреляла в кровошип, державший ее напарника, а на лице ее была написана ледяная решимость. Щупальце взорвалось, разлетаясь влажными, вонючими кусками растительности, но не успели пули разорвать смрадную плоть, как она заросла, а изорванные волокна снова сплелись.

Ведьма – третья, со свертком? нет, какая-то другая – исчезла с лестницы и появилась на расстоянии удара от женщины, не подозревавшей об опасности. Дауд вскочил на ноги и перенесся сквозь пространство, появившись за спиной ведьмы. Почувствовав его присутствие, она быстро развернулась, уже разрезая воздух когтями.

Но он оказался быстрее. Поднырнул под руку и, предугадав ее следующее движение, обернулся и отодвинулся всего на пару ярдов назад, как ведьма. Та растворилась в воздухе и возникла прямо перед Даудом, материализовавшись на выставленном клинке.

Ведьма застонала, уставившись на меч, на который насадилась сама. Дауд вогнал его еще глубже, оторвав ноги ведьмы от пола и протащив ее, пока она не ударилась спиной об один из шкафов вдоль стен кабинета.

Он уставился ей в глаза, все еще крепко сжимая рукоятку меча, пока они не потускнели. Затем он отступил, оставив безжизненное тело пришпиленным к дереву. Ноги ведьмы болтались в нескольких дюймах от пола. Он запнулся, истощенный, метка Чужого пылала на руке, мускулы и разум лишились энергии.

О, что бы он не отдал за духовный бальзам Пьеро…

Тут Дауд услышал щелчок предохранителя и обернулся. Оба серебряных пистолета женщины нацелились ему в лицо.

Дауд развел руками. У него не осталось сил на побег – больше нет. Он сосредоточился на дыхании, начав просчитывать свои шансы и планировать следующий ход. Он пока не мог черпать силы из метки Чужого, но все еще мог драться.

Женщина мрачно осклабилась. А потом щелкнула предохранителями на оружии и опустила пистолеты. Они с Даудом мгновение смотрели молча друг на друга, затем женщина заговорила.

– Дауд, – сказала она, – мы тебя искали.

Он нахмурился.

– Зачем?

Женщина обернулась, направляясь к мужчине, который лежал на полу и выпутывался из дохлой липкой мешанины кровошипа.

– Потому что мы знаем: ты искал Двудольный Нож. И мы можем в этом помочь.

У Дауда перехватило дыхание.

– Но сначала, – сказала женщина, присев рядом со своим спутником и оглянувшись через плечо, – не будешь ли ты любезен помочь нам?

25

ЯВКА ЛИГИ ЗАЩИТНИКОВ,

КВАРТАЛ АВЕНТА, КАРНАКА

23-й день месяца Урожая, 1852 год

«И реку вам, братья, здесь нам стоять праведной силой против растущей тьмы. Здесь нам сплотиться против духов неизвестного, что утащат нас в криках в ночь, чтобы мы больше не увидели своих домов, своих семей! Вместе мы послужим посохом для того, кто отобьется от стада и попадет на туманные серые пустоши Чужого. Мы будем гореть ярким пламенем наших добродетельных поступков, дабы другие не потеряли дорогу. А тех, кто сам решит уйти за стены наших домов, в дальние края, мы сразим решительно, прежде чем они начнут нашептывать в уши соседям, наполняя их сердца смутой и сомнением».

– «ЛИТАНИЯ НА БЕЛОМ УТЕСЕ»Выдержка из текста-первоисточника Аббатства Обывателей

Дауд последовал за странной парочкой, которая повела его через Карнаку на запад переулками и дворами, о которых он даже не знал. Сомнительно, что парочка была родом из этого города или даже страны, но Дауд понимал: необязательно родиться где-то, чтобы разузнать все местные секреты. В конце концов, он сам знал Дануолл лучше многих его обитателей.

Их пунктом назначения было длинное низкое здание в квартале Авента, постройка на краю горных склонов, поднимавшихся над городом. Чем служило напоминающее ящик здание, Дауд мог только догадываться: хотя район был жилым, здесь имелись и коммерческие предприятия, и дом, куда его привели, вполне мог принадлежать малой корабельной компании, которая потратила всю прибыль на контору с лучшим видом на гавань, прежде чем обанкротиться. Округа выглядела заброшенной, как и большая часть квартала.

Заброшенной, но не окончательно. Пара незнакомцев остановилась у главного входа – плечи мужчины тяжело вздымались, пока он пытался восстановить дыхание, обхватив грудь руками, – его ранил кровошип, и только сейчас он позволил себе показать боль. Женщина тем временем извлекла большую связку ключей и приступила к долгому процессу отпирания четырех стальных засовов на главных дверях, каждый со своим механизмом. Вскоре она закончила, открыла дверь и помогла войти напарнику. Дауд последовал за ними.

Внутри было темно, ряд окон, выходящих на порт, был плотно закрыт. Женщина помогла мужчине дойти до ближайшего стула, потом перешла к стене и повернула большой рычаг, чтобы включить свет.

Дауд огляделся, но смотреть было не на что. Он угадал насчет конторы – главная дверь выходила прямо на середину чего-то вроде кабинета с двумя рядами столов, вытянувшихся вдоль центрального прохода, который вел к закрытым комнатам в хвосте здания. На каждом столе была печатная машинка и лотки, все еще загруженные желтеющими и гниющими документами. Стол, за который опустился агент, был больше остальных и кроме печатной машинки мог похвастаться еще и аудиографом.

Женщина вернулась по проходу и присела возле компаньона. Он снова поморщился от боли, но кивнул ей и поднял взгляд на Дауда.

Дауд ничего не говорил. Пока.

Удовлетворившись молчаливым согласием спутника, женщина поднялась и слегка поклонилась.

– Миссис Марго Девлин, к вашим услугам. Временно недееспособный джентльмен – мой супруг, мистер Майлс Девлин.

– Очень рад, мой дорогой друг, – сказал мистер Девлин сквозь кашель. Он ощупал карманы пиджака. Помедлил, поморщился и поймал взгляд жены. – Несмотря ни на что, подозреваю, что буду жить.

Губы миссис Девлин изогнулись в улыбке.

– Что нам весьма на руку.

– И в самом деле, – сказал мистер Девлин. – Кажется, существует некая аксиома, которая гласит, что от проблемы избавиться куда труднее, чем это может показаться, – говоря это, он продолжал споро обыскивать карманы. Остановился, нахмурившись, затем покачал головой. – Ну, незачем говорить, если бы я помнил данную аксиому дословно, я бы упомянул ее в этом разговоре, и мы бы искренне посмеялись, ибо вместе мы превозмогли свои малые шансы и дожили до следующего дня, и так далее и тому подобное, – мужчина неопределенно повел рукой, потом снова поморщился от боли. Спустя миг его глаза загорелись. – Ага! – он извлек из внутреннего кармана мешочек, а оттуда зубами достал туго свернутую черную сигариллу. Миссис Девлин ее подожгла, и Майлс глубоко затянулся, а потом передал сигариллу жене, которая последовала его примеру.

Дауд наблюдал за парой.

– Пора отвечать на мои вопросы, – сказал он. – Что вам известно о «Безглазых» и Двудольном Ноже?

Мистер Девлин пожал плечами.

– О, и после стольких усилий – решительно не располагает к себе.

Миссис Девлин положила руку на плечо мужа.

– Не обращайте внимания на мистера Девлина. Он всегда такой, когда у него что-то болит, – она обернулась и подошла к Дауду. – Нам есть что обсудить. Но, пожалуй, это может подождать, пока я займусь ранами мужа. Достаточно будет сказать, что мы ценим ваше участие и время. Уверена, мы придем к взаимно выгодному соглашению, если вы нас выслушаете.

Дауд набрал воздуха, чтобы ответить, но прикусил язык, принуждая себя к терпению. Нужно быть осторожней и не позволить одержимости миссией затмить его здравый рассудок.

Миссис Девлин показала на задние комнаты.

– Прошу, сюда, – сказала она, показывая путь к кабинетам в противоположном конце помещения. Дауд последовал за ней, они прошли через ряд дверей, потом следующий и наконец оказались в длинном коридоре. Здесь было темнее, лампочки – слабее, их тусклый оранжевый свет не доставал до углов помещения. Сюда выходило еще множество дверей, каждая с квадратным окошком; большинство были открыты и вели в новые кабинеты, часть которых была взаимосвязана, образуя типичный для подобных зданий кроличий лабиринт.

Она остановилась перед одной из закрытых дверей в конце коридора. Здесь не было окон, и в душном сыром воздухе Девлин видел, как по обшивке стены сбегают ручейки конденсата.

Миссис Девлин открыла дверь и показала внутрь.

– Будьте добры подождать здесь. Я поспешу к мужу. Это не займет много времени, а затем мы поговорим.

Дауд вошел в комнату – очередной кабинет, но куда больше других, обставленный с бросающейся в глаза роскошью. На ковер была брошена огромная меховая полсть, стены увешаны картинами со множеством мужчин в одной и той же позе – каждый стоял у высокого глобуса, реальная версия которого находилась на другой стороне комнаты по соседству с большим резным столом. Похоже, кабинет директора компании, где выдающиеся предшественники смотрели на текущего преемника, пока тот горбился над гроссбухами.

Дверь за ним закрылась и раздался щелчок. Дауд не стал проверять ручку. Конечно, его заперли. Жест был скорее символичным, чем практичным, – странная миссис Девлин видела, на что он способен. Комната, где он находился, была обычным кабинетом, а не тюремной камерой. Чтобы его сдержать, одной запертой деревянной двери мало. Девлины просто подчеркивали, что все, что произойдет дальше, произойдет на их условиях.

Справедливо, подумал Дауд. Он бы поступил так же.

Комнату освещал один шипящий световой шар на противоположной стене – единственный уцелевший из целого ряда между портретами. Свет раздражающе мигал. Нахмурившись, Дауд подошел и постучал по нему, затем шагнул к столу. На нем была лампа, и когда он пригляделся к абажуру, то увидел, что она более-менее целая. Он пошарил в поисках выключателя, но не обнаружил его; лампа оказалась красивой старинной вещицей, с витражным абажуром, которая была бы уместна в салоне одного из старых особняков города. Не найдя, как зажечь лампу, Дауд стянул перчатку, чтобы нащупать выключатель. Найдя, нажал. Настольная лампа вспыхнула ярко-белым светом, потом с хлопком погасла, забрав с собой и настенный светильник – но когда свет ламп пропал, комнату озарила синяя вспышка. Дауд, временно ослепленный, зажмурил глаза и выругался про себя. Прогнило все здание – включая электрику.

А потом он понял, что не один. Он чувствовал его, чувствовал чье-то присутствие, словно внезапное давление на барабанные перепонки.

Она вышла из теней в конус света, падающий из оконца в двери. Она была высокой, одетой в короткую кожаную куртку с широким круглым воротником и жесткими накладками на плечах. Штаны ее были темно-коричневого цвета в тон коже, подоткнутые в высокие сапоги. Волосы короче, чем он помнил, но ее ухмылку Дауд узнал сразу.

Он уставился на нее, не зная, верить ли собственным чувствам. На месте ее правого глаза был осколок чего-то темного, его центр светился красным. Правая рука тоже казалась странной – искусственная по меньшей мере ниже локтя, сложная конструкция из металла, дерева и чего-то, напоминающего камень.

Несмотря на изменившуюся внешность, несмотря на годы, проведенные порознь, Дауд узнал ее мгновенно. Он выдохнул с неожиданным – удивительным – облегчением, словно с его плеч упала гора. Пораженно покачал головой.

– Билли Лерк собственной персоной.

Билли подошла к бывшему учителю, и на ее суровом лице появилась улыбка. Когда она приблизилась, взгляд Дауда снова привлекла искусственная рука, и он увидел, что это не механический протез, а что-то совершенно иное – набор минеральных осколков, которые скользили друг вокруг друга волшебным образом, с текучим движением, на которое машина не способна.

Потом он посмотрел ей в лицо и увидел, что у нее нет повязки – красным светящимся угольком был ее глаз в орбите, обрамленный темным металлом.

Дауд удивленно покачал головой.

– Что с тобой случилось?

Улыбка Билли потухла.

– Боюсь, пока не могу тебе это сказать, – ответила она, – но могу сказать кое-что другое.

– Что? – нахмурился Дауд.

– Что ты, Дауд, в большой опасности. У твоей миссии будут последствия, которые ты даже не можешь вообразить. И потому я вернулась, чтобы все исправить, пока не стало слишком поздно.

26

ЯВКА ЛИГИ ЗАЩИТНИКОВ,

КВАРТАЛ АВЕНТА, КАРНАКА

23-й день месяца Урожая, 1852 год

«Что ж, это была чистая удача, но я сумел обеспечить себе путь в Морли на борту достойного судна. Звался он “Падший дом”. Не ошибка ли это? Какое отношение дом имеет к морю? Я не рискнул задавать подобные вопросы капитану, этой Фостер. Похоже, ей ничего не стоит отправить капризного пассажира за борт без долгих размышлений».

– «ДО ВСТРЕЧИ, КАРНАКА: ПРОЩАНИЕ МУЗЫКАНТА»Выдержка из личного дневника, автор неизвестен

Мистер Девлин сидел у края стола, его голый торс блестел от пота. Он морщился, пока жена стягивала бинт на его ребрах, и прикладывался к бутылке старого бренди «Королевская улица», хранившейся в укрытии вместе со стандартной полевой аптечкой.

– Что скажете? – спросила миссис Девлин, отступив и любуясь своей работой. Мистер Девлин опустил глаза.

– Произведение искусства, дорогая моя. Меня всегда изумляло, как твой навостренный на моду глаз превосходно разбирается в искусстве врачевания, – он нахмурился. – Хотя я бы предпочел что-то менее… цветастое.

Миссис Девлин бросила хирургические ножницы на поднос за спиной, протерев окровавленные руки тряпкой. Ее муж оторвался от стола и потянулся за рубашкой. К счастью, его раны ограничивались ушибами на ребрах и порезом на животе, из которого вытекло крови куда больше, чем можно было ожидать.

Ловко застегивая пуговицы, он взглянул на жену.

– Думаете, он вам поверил?

Миссис Девлин пожала плечами.

– А это имеет значение?

– Это, дражайшая моя миссис Девлин, весьма зависит от точки зрения, – произнес Майлс, опускаясь обратно на стул.

Миссис Девлин начала собирать медицинские инструменты и бинты.

– Он одержим поиском артефакта, и пока мы машем возможностью легкого обретения этого артефакта у него перед носом, как морковкой перед кровавым буйволом, он отвлечется от всего прочего.

– Однако, любимая моя, когда у него раскроются глаза, это может обернуться тревожными последствиями, заподозри он, что мы ему лжем.

– Но даже если до этого дойдет, мой бесценный муж, мы уже покинем этот отвратительный промозглый город.

Мистер Девлин подмигнул жене.

– Вы полны лукавства, мой милый друг.

– Ну, разумеется, мистер Девлин. Когда я была иной? Виман уже заплатил нам половину оговоренной суммы. Довольно круглой.

– Значит, мы пошлем войска, а сами ускользнем, прежде чем станет горячо?

– Именно так. Либо они преуспеют и Дауд будет повержен – а наш контракт исполнен, – либо Дауд убьет всех. И у меня, мой нежный супруг, отчетливое подозрение, что более всего вероятен второй исход. Отсюда значимая перемена в нашей задаче – а именно животрепещущая потребность выжить.

Мистер Девлин поменял позу на более удобную.

– Отсюда и необходимость в небольшой армии под нашим началом. Бедняга Виман будет так разочарован.

Миссис Девлин хохотнула.

– Уверена, императрица Эмили найдет способ утешить Вимана.

– Что ж, если вы так уверены…

– Знаете ли, в чем заключается ваша главная слабость, мой заветный человек?

– Меня терзает смутное предчувствие, моя ненаглядная, что вы обязательно просветите меня на сей счет.

– Как хорошо вы меня знаете, мистер Девлин.

– Имею такую честь, миссис Девлин.

– Вы, – сказала она, ткнув в него пальцем, – изволите переживать без меры.

Мистер Девлин рассмеялся, затем оттолкнулся от стула, заодно подхватив со стола бутылку бренди. Он щедро отхлебнул, потом предложил выпить жене. Она взглянула на бутылку и скривила гримасу, едва ли не отпрянув в ужасе.

– Безо льда, в такой сырости? Вы животное, мистер Девлин.

Ее муж пожал плечами и сделал еще глоток.

– Вы сами знаете, что говорят в таких случаях, дорогая моя.

– Нет, и что же говорят, дорогой мой?

– В Карнаке жить… – он поболтал жидкость в бутылке, любуясь ее движением.

Миссис Девлин подавила дрожь.

– Чем скорее мы уберемся подальше от этого жуткого города, тем лучше. Мне потребуется неделю отмокать в ванне из меда и молока, мой дорогой.

– Остается лишь надеяться, что у вас останется вакансия для покорного слуги, трущего спинку.

Она улыбнулась и достала из мешочка на столе свежую сигариллу. Закурив, произнесла:

– Итак, вы готовы?

Мистер Девлин поднял полупустую бутылку «Королевской улицы».

– Полагаю, я во всеоружии.

– Ну, хорошо же, – сказала миссис Девлин. – Пора запалить синий фитилек и ретироваться на безопасное расстояние.

С этими словами пара покинула кабинет. Главные двери выходили на маленький перекресток, где встречались широкий бульвар и узкая улица. Миссис Девлин помогла хромающему мужу миновать дверь, затем кивнула.

Слонявшиеся на улице мужчины отклеились от подъездов и поднялись с парапетов – двадцать элитных наемников, до недавнего времени служивших в Королевской полиции Морли, одетые в штатское, под руководством непосредственно Девлинов.

Мужчины ворвались в здание, пока мистер и миссис Девлин спешно покидали район.

27

ЯВКА ЛИГИ ЗАЩИТНИКОВ,

КВАРТАЛ АВЕНТА, КАРНАКА

23-й день месяца Урожая, 1852 год

«Великие победы можно завоевать малым числом».

– «ЛУЧШИЙ СПОСОБ УМЕРЕТЬ»Уцелевший фрагмент из трактата убийц, автор неизвестен

– Я не понимаю, – сказал Дауд. – Последствия? О чем ты говоришь? И откуда ты это знаешь?

Билли подняла руку.

– Никаких вопросов. По крайней мере пока. Сперва нужно вытащить тебя из беды. Потом поговорим.

– Беды?

– Эта парочка, – сказала Билли. – Девлины. Они выслеживали тебя по Островам не для того, чтобы помочь. Они выслеживали тебя, чтобы убить.

Дауд прошипел сквозь зубы.

– Хотел бы я на это посмотреть, – сказал он.

– Волноваться стоит не из-за них.

Билли подошла к двери. Прислонила к ней ухо, прислушиваясь.

Дауд присоединился, наблюдая за каждым ее движением, вслушиваясь в ее дыхание и биение сердца, пока она напрягала слух, чтобы понять, что происходит в коридоре.

Сколько лет прошло? Пятнадцать? Она была из молодых «китобоев», его самым выдающимся учеником, и он лично занимался ее тренировкой, наблюдая, как она стремительно растет в иерархии банды наемных убийц. В Билли Дауд увидел преемницу, увидел дремлющий в ней потенциал в первую же ночь, когда позволил проследить за ним до логова «Китобоев» и предложил выбор – умереть или присоединиться. И даже годы спустя, когда она предала его ради Далилы, он пощадил ее, отправив в изгнание.

Так же поступил с ним Корво Аттано.

Пятнадцать лет. Дауд за это время изменился. Он стал совершенно другим человеком, причем намеренно. Но даже без выбранной им самим миссии сбежать от прошлого годы смягчили его.

Возможно, с Билли все было так же. Она стала старше, конечно. И физически изменилась больше него… Дауд все еще не понимал, что значат ее светящийся красный глаз и волшебная рука.

И как она вообще появилась в пустой комнате…

– Они здесь, – сказала она.

Дауд оторвался от своих мыслей, когда Билли отвернулась от двери, жестом попросив его отойти.

– Кто здесь?

Билли шагнула к нему.

– Слушай – и слушай внимательно. Как только мы выберемся, я все объясню, но прямо сейчас следуй за мной во всем, – она бросила взгляд на дверь. – Я такое уже видела. Если все будет как в прошлый раз, эти двое уже сбежали, чтобы спасти свои шкуры.

Дауд нахмурился.

– Как в прошлый раз? Что это значит…

– Нет, Дауд, слушай меня. Прямо сейчас существуют люди, которые считают тебя главной угрозой стабильности Империи и что ты должен быть устранен любой ценой. За этой дверью целая армия. Они пришли убить тебя, чтобы защитить Эмили… императрицу.

Дауд провел пальцами по волосам, оглядывая Билли. Она держалась уверенней, чем раньше, переменившейся, но все-таки прежней Билли. Он знал, что она говорит правду. Вопросы подождут – включая вопрос о том, откуда она знает, что происходит. Тем временем…

Билли показала на другую сторону комнаты.

– Оставайся здесь – сказала она. – Я сама разберусь. Я приду, когда будет безопасно.

– Может, ты и была моей лучшей ученицей, – сказал Дауд, – но мне не нужно, чтобы ты сражалась за меня.

– Нет, в этот раз нужно. Поверь мне. Я видела это так часто, что уже сбилась со счета.

Дауд был озадачен, но… вопреки всему, вопреки их прошлому – он ей верил. Он не представлял, откуда она взялась, – но Билли явно знала, что делать.

Она подождала, пока Дауд отойдет, затем кивнула – больше себе, чем ему, и открыв дверь, выскользнула в болезненный желтый свет коридора.

Там было пусто и тихо, из звуков – лишь мягкий скрип сапог Билли по гниющим половицам и слабое жужжание тусклых ламп. Они мерцали, отчего тени в проходе танцевали, пока она кралась к двери в конце. Воздух был жаркий и тяжелый, пах плесенью и землей.

Она добралась только до середины коридора, когда все началось. Быстрее, чем она помнила, но ведь каждый раз, когда она возвращалась, чтобы спасти его – спасти мир, – все менялось.

Они вышли из дверей по обеим сторонам коридора. Всего шестеро; меньше половины наемников, которых знала Билли, но в проходе было слишком узко, так что драка предстояла сложная. Это лишь первая волна.

Они были вооружены дубинками, ножами и пистолетами, но в рукопашной в узком проходе главным оружием были их кулаки в тяжелых защитных перчатках с кастетами на пальцах.

Это никогда не менялось, за что Билли была благодарна, потому что, хотя мужчины и были сильными, ей они в подметки не годились.

Когда они начали приближаться со всех сторон, чтобы сокрушить ее, Билли подняла перед собой странный артефакт, заменявший ей правую руку. В этой нечеловеческой руке тут же материализовалось оружие, вмиг срослось с осколками минералов и металлическими шарнирами – это был нож с тяжелой четырехгранной рукоятью и с двумя параллельными лезвиями, прямыми и острыми, на которых плясали отблески огня из иного места, иного времени. Это был Двудольный Нож, но из грядущего, из времени, которое еще не настало.

Билли подняла оружие и атаковала: лучшая защита – это нападение. И она была готова нападать, готова лучше, чем любой из ее противников мог себе представить. Потому что она уже вела этот бой раньше. На самом деле она уже потеряла счет и не знала, сколько раз уже видела эту битву, сколько раз вступала в нее. Каждый раз все проходило чуть по-другому, но элитная команда агентов всегда действовала в соответствии с планом и подготовкой.

Это давало Билли преимущество. Она знала об этом и не собиралась упускать такую возможность.

Несмотря на свой опыт именно в этой битве, она не могла позволить концентрации ослабеть. Раз за разом она возвращалась и раз за разом проигрывала. Каждый раз она училась, запоминала новые подробности, но каждый раз битва шла немного по-другому… И у Билли ушло слишком много времени на то, чтобы это осознать и принять.

Что-то создавало помехи, работало против нее, мешало ей преуспеть в собственной миссии – остановить Дауда. Остановить, потому что его неуемное стремление убить Чужого могло разрушить все.

Как именно и какие вещи изменялись, она не знала – возможно, она сама становилась причиной этого, ее повторяющиеся визиты в эту единственную точку на шкале времени тревожили ткань мира, заставляли ее сжиматься и пульсировать. Так что сначала он изучала каждого противника – движения, тактику, решения, инстинкты, – а потом каждый раз она возвращалась, и что-то шло не так. И это изменение, каким бы незначительным оно ни было, вело к провалу.

Все, что она могла делать, – это драться, надеясь, что в этот раз – в этот раз! – она добьется успеха. Что она сможет вывести Дауда, увести прочь из Карнаки, прочь от его миссии, и тогда, вернувшись в свое собственное время, увидит, что все в порядке.

Мужчины кружились вокруг нее, движения их боевого танца были отточены и синхронизированы. Билли раскачивалась и пригибалась, парировала удары и сама их наносила. В таком ограниченном пространстве битва скорее напоминала драку, тела сталкивались между собой и бились о стены, Билли и нападавшие то и дело врезались друг в друга.

Один из агентов замахнулся, Билли поднырнула ему под руку, крутанувшись на носках, и резанула Ножом. С момента смерти Чужого оружие больше не могло пользоваться силой Бездны, однако оно все еще оставалось шедевром кузнечного искусства и было достаточно грозным, когда его сжимала умелая рука Билли. Параллельные лезвия пронзили лодыжки двух нападающих, Нож прошил мышцы и кости, будто масло. Противники закричали и свалились: не мертвые, но выведенные из строя. Билли на мгновение затормозила – в толпе нападавших образовался просвет, – потом развернулась и снова начала уклоняться от ударов армированных перчаток, которые свистели у ее лица.

Вспомнив, что сделает мужчина слева, Билли парировала удар, почти не опережая события. Он замахнулся кулаком, потом второй рукой, прижимая лезвие ножа к предплечью. Билли парировала, Двудольный Нож соскользнул с клинка в снопе искр, отчего она потеряла равновесие, когда инерция бросила ее тело вперед.

Увидев свой шанс, ее ударил в живот другой мужчина. Воздух вышел из легких одним взрывным выдохом, и Билли пошатнулась, пальцы ее искусственной руки схватились за воздух. Она смотрела, как Двудольный Нож заскользил по коридору, остановившись у дверей большого кабинета.

Нет! Все повторяется. Какими бы ни были отличия, сколько бы ни занимала драка, одно оставалось неизменным. И сколько бы раз она ни возвращалась, она была бессильна это предотвратить.

Билли кинулась вперед, бросаясь за Ножом, но ее тут же схватили сзади – одна рука обхватила за живот, другие взялись за плечи. Она вырывалась, но все было бесполезно. К четверым оставшимся мужчинам присоединились другие, весь элитный отряд сбежался в коридор, пока из смежных кабинетов выходило подкрепление.

Драка закончена, бойцы, тяжело дыша, стояли и смотрели на Билли.

А потом почти все как один обернулись к другому концу коридора. В конце концов, не Билли была их целью.

А Дауд.

Один из них – наверное, лидер – шагнул вперед, в сторону закрытой двери кабинета.

Дверь распахнулась. Вышел Дауд, разминая шею и похрустывая костяшками.

Группа замерла. Билли чувствовала их неуверенность – но не страх. Это были тренированные солдаты, лучшее, что мог предложить Морли. Они не боялись, но осторожничали.

Напали первые из них. Билли смотрела, как Дауд наклонился и подхватил Двудольный Нож.

Она прокричала его имя. Прокричала предупреждение не подбирать нож, как кричала уже много раз.

Но было поздно. Всегда слишком поздно.

Дауд застыл с пальцами на рукоятке, со стиснутыми зубами. Билли видела, как сузились его глаза, как выступил каплями пот на лбу.

И как только люди оказались поблизости, Дауд закричал в ярости и бросился на них, Двудольный Нож полыхнул перед ним и исполосовал троих прежде, чем они успели подойти.

Билли сползла на пол, когда ее отпустили, – державшие ее торопились помочь остальным, пока Дауд пробивал путь среди агентов. Билли могла только наблюдать, как Дауд двигался со сверхъестественной скоростью, расплываясь в глазах и будто растягиваясь, когда убийца переносился от цели к цели, а Нож резал, кромсал, рубил. Скоро деревянные панели стен были покрыты кровью, а Дауд приближался к Билли, пока перед ним падали люди и части их тел.

В нем что-то изменилось. Билли, стоя на коленях в конце коридора, видела синий свет всякий раз, когда закрывала человеческий глаз, – яркие вспышки, будто открывавшие перед ней серию застывших изображений, на которых бушующее чудовище – ее бывший учитель – изничтожал посланцев из Морли.

Все закончилось так же, как и всегда. Она ничего не могла поделать. Наверное, прошлое изменить нельзя. И наверное, пора ей это понять.

Пока Билли с трудом поднималась на ноги, на пол упало последнее безжизненное тело. Дауд снова переместился, преодолевая пространство между ним и Билли за секунду. Он стоял перед ней, тяжело дыша, склонив голову, с упавшими на лоб мокрыми волосами. В правой руке он держал Двудольный Нож, и Билли видела, как на коже левой горит метка Чужого – горит сквозь кожу перчатки.

Она протянула руку.

И тут он упал, и Двудольный Нож зазвенел по половицам, когда тело ударилось о пол.

28

РЕЗИДЕНЦИЯ (БЫВШАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ) КИРИНА ДЖИНДОША,

ВЕРХНИЙ КВАРТАЛ АВЕНТА, КАРНАКА

24-й день месяца Урожая, 1852 год

«Был поздний вечер, и, осмелюсь сказать, гостями уже было выпито немало рома и выкурено сигар, когда наш хозяин, мистер Джиндош, отвел нас в личный кабинет. Немногим выпадала такая удача – видеть то самое место, где, как поспешил верно отметить мистер Хамфрис, “творится волшебство!”. Мистер Гэллант – чьи чувства и темпераментный норов, вероятно, были притуплены чуть более обычного, благодаря славной коллекции крепких напитков со всех Островов, принадлежащей мистеру Джиндошу – хотя бы развлек присутствующих. Он бросил пренебрежительную реплику в адрес нашего хозяина, а затем сам оказался брошен на пол, когда мистер Джиндош повернул рычаг, и мистер Гэллант обнаружил, что та часть комнаты, где он зубоскалил, внезапно изменила форму – сами стены и пол неожиданно приняли новую конфигурацию в считаные мгновения.

Мистер Джиндош, возможно, и престранный индивид, но нет никаких сомнений, что его необычный дом – плод трепетной любви и труда».

– «ПОВЕСТВОВАНИЕ О ВЕЧЕРЕ С КИРИНОМ ДЖИНДОШЕМ»Выдержка из личного дневника аристократа

Дауд проснулся на широком диване, на мягкой красной коже, расшитой цветочными бутонами. Диван стоял в большой, но темной комнате, единственный источник свет находился на длинном низком столе рядом. Он огляделся, пытаясь вспомнить, куда попал, что случилось, но на ум ничего не шло.

Затем он неожиданно вспомнил. Двудольный Нож. Он был у Билли – она как-то нашла его. И он орудовал им сам, сражался им и…

Потом он вспомнил кое-что еще. Тошнота, нашедшая волнами, затуманившая разум, из-за которой поплыл мир вокруг. Он вспомнил ощущение Ножа в кулаке, пронзительный холод, истекающий от металла, проникавший под кожу, от которого ныла каждая кость в руке.

Артефакт. Предмет его поисков – его одержимости. Он был у Билли. Почему-то он был у нее.

Дауд закрыл глаза – и тошнота вернулась. Он сделал вдох, ощутил, как ускорилось сердцебиение, почувствовал и услышал хрип в груди. Сделал еще один вдох, медленно, и обнаружил, что воздуха меньше, чем он ожидал, несмотря на дополнительные усилия. Он растер грудь ладонями, не понимая, что происходит. Руки казались тяжелыми.

Что-то изменилось. С ним что-то случилось. Он чувствовал себя… усталым.

Он чувствовал себя больным.

Сосредоточившись на дыхании, он наконец обратил внимание на окружение. Где он, во имя всех Островов? Комната такая… странная. Явно разгромленная, мебель перевернута, столы, стулья и другие диваны валяются как попало, даже пол сорван и…

Он привстал на локтях, потом замер, удивившись, сколько на это потребовалось усилий. Уставился на комнату. Нет, ее не разгромили, а… если честно, он не понимал, что с ней. Часть пола у стены и правда была сорвана, но при этом стояла под углом, словно длинный широкий люк на подпорке… это что, гидравлические поршни?

Дауд взглянул на пол рядом с диваном. Там лежал ковер со сложным узором, а рядом, в открытой секции пола, в слабом свете виднелся металл, и заклепки, и зубчатые колеса вдоль края приподнятой панели.

– Тебе нужно отдохнуть.

Дауд вздрогнул. Билли обошла изголовье дивана и появилась в его поле зрения, держа руки на бедрах. Ее красный глаз не мигал, когда она смотрела на него. Покачала головой.

– Скоро тебе станет лучше, но мне жаль, что я опять не смогла это остановить.

– Что остановить? – спросил Дауд. – Где мы? – он оглядел ее с ног до головы, но она была не вооружена. Ни ножен на поясе, ни других признаков имеющегося у нее оружия. – Двудольный Нож – где он? Как ты добыла его у «Безглазых»?

Билли пожевала щеку изнутри, молча глядя на Дауда. Потом начала мерить шагами комнату. Пока Дауд наблюдал за ней, он замечал новые детали – помещение было большое, какая-то столовая, но… странно сконструированная. Мебель была привинчена к полу, а некоторые части этого самого пола торчали под углом. Стены обшиты деревянными панелями, но вдоль одной стены, напротив дивана, панели местами отсутствовали, обнажая металлические элементы. Навесной потолок тоже был неровный и низкий – его большой прямоугольный кусок частично опустился. Между ним и настоящим потолком был виден зазор; Дауд рассмотрел за ним еще одну комнату, с другой мебелью и дорогим декором.

– Мы дома у Кирина Джиндоша, – сказала Билли, оглядываясь, пропуская мимо ушей вопрос о Ноже. – Ну, в его бывшем доме. Владелец был изобретателем, преданным герцогу Серконоса и перевороту против императрицы, но кое-кто, – тут ее губы изогнулись – отчасти хитро, отчасти печально, – …один мой друг кое-что сделал для него. Джиндош тут больше не живет. Не волнуйся, мы в безопасности.

Дауд согласно буркнул и попытался встать с дивана, но стоило перенести вес на левую руку, как он почувствовал глубокий холод – не ожог метки Чужого, а что-то еще глубже, не столько боль, сколько странную, расползающуюся ломоту, от которой ему тут же стало дурно. Комната поплыла перед глазами, он упал назад и покачал головой.

– Что со мной случилось?

Билли подошла к нему и присела рядом.

– Прости, Дауд. Это я виновата. Ты болен. Более того, ты… – она осеклась и покачала головой. – Всегда виновата я, – произнесла она шепотом.

Дауд привстал, подождал, пока комната замрет, и заговорил:

– Слушай, я не понимаю, что происходит, – сказал он, – и не понимаю, о чем ты говоришь, но Двудольный Нож мне нужен. Ты должна отдать его мне.

Билли встала.

– Прости. Я не могу.

– Билли, ты должна. Это важно. Я так долго его искал.

– Знаю, – сказала Билли, – и знаю, что ты планируешь с ним делать. Но я не могу его тебе отдать. Еще не время. Он не принадлежит этому месту, как и я.

– О чем ты говоришь?

Билли вздохнула.

– Я говорю о том, что мне здесь не место. Я вернулась, чтобы все исправить, но ничего не получается. Я пыталась снова и снова, но всегда все кончается вот этим. Что бы я ни делала.

– Откуда вернулась?

– Из будущего – по крайней мере, твоего будущего. Из мира, каким он будет примерно через три года, плюс-минус немного. Там, откуда я пришла, все довольно плохо, и потому я пыталась вернуться и все исправить. Только, похоже, у меня не получается.

Билли замолчала, ее глаз – человеческий глаз – не отрывался от Дауда. Он смотрел на нее, потом перевел взгляд на светящийся красный уголек в ее правой глазнице. Наконец он заговорил.

– Это как-то связано с Чужим? Это он с тобой сделал? Он отметил тебя, позволил как-то путешествовать в прошлое?

– Ты знаешь, что я не могу тебе ответить, – нахмурилась Билли.

– Какая разница? Если ничего не помогает, почему бы не рассказать мне все? Я преуспею? Я убью Чужого?

Билли ничего не сказала. Дауд вздохнул и сел повыше на диване, обхватив рукой живот. Было больно дышать, однако теперь он хотя бы мог набрать полные легкие воздуха. Он все еще чувствовал усталость, больше, чем считал для себя возможным, но голова хотя бы очищалась от мути. Билли наблюдала за ним, успокоенная, что сохранила свои секреты, – наверное, благодарная, что он больше не задавал вопросов.

Конечно, они роились у него в голове, но он ей поверил. Она – Билли Лерк. У нее нет резона врать ему. Там, где замешан Чужой, возможно все. Она действительно казалась старше, да еще этот глаз, и рука…

Он закрыл глаза и вспомнил драку в заброшенной конторе. Он помнил, как открыл дверь, увидел Двудольный Нож на полу, прямо у ботинка. Помнил, как наклонился, взял его.

И вспомнил холод и боль.

Он открыл глаза.

– Это из-за Ножа, да?

Билли склонила голову.

– Ты сказала, что я болен, – сказал Дауд. – Но все еще хуже, правда? Я чувствую. – Билли нахмурилась, и Дауд усмехнулся. – Я умираю, верно? Из-за Ножа. Он что-то сделал со мной, когда я его поднял.

Билли помолчала, потом кивнула.

– Все это время, – начал Дауд, – я искал Двудольный Нож, а если бы и нашел, не смог бы его взять, – Билли наблюдала за ним тихо. – Знаю, – сказал он. – Ты ничего не можешь мне ответить. Ты из моего будущего, – он помолчал, сузив глаза. – Ты пришла помочь мне, но вместо этого убила меня, да? Потому что если бы ты вернулась без Ножа, я бы никогда к нему не притронулся, – Дауд снова рассмеялся, теперь громче.

– Прости, – сказала Билли. – Это я виновата, и я не могу это исправить. Когда я вернулась в первый раз, этот момент кристаллизовался, стал частью истории. Теперь, что бы я ни делала, сколько бы ни старалась, я не могу ее изменить. Не могу.

Они встретились взглядами, потом Билли отвернулась. Наконец Дауд заговорил.

– Похоже, придется кого-то найти себе в помощь для этой миссии. Того, кому смогу доверить свою жизнь – или то, что от нее осталось.

Билли поднялась.

– Я бы хотела показать тебе будущее, – сказала она. – Хотела бы показать, что будет. Но я уже пробовала и, – она вздохнула, – ничто не изменит того, что происходит, – того, что произойдет. Ничто. Прости за то, что будет дальше, но не волнуйся – мы снова встретимся, очень скоро. Поверь мне.

Дауд кивнул.

– Я тебе верю. А ты можешь верить мне. Я ничего не скажу.

Холодная ломота продолжала расползаться по руке. Он поднял ладонь и пошевелил пальцами. Кости казались сухими веточками. Что-то в нем сломалось. Поморщившись, он снова привстал и аккуратно стянул тяжелую перчатку второй рукой. Потом перевернул кисть руки, перекатывая костяшки и изучая кожу.

Метка Чужого была на месте – знакомый тусклый символ. Но увидел он не только ее. Кожу покрыли черные линии, словно его вены наполнились чернилами. Он снова перевернул ладонь, пальцы второй руки провели по отметинам, проследили их от запястья. Потом он закатал рукав, насколько мог. Отметины шли по всей руке. Казалось, что на коже вытатуирован скелет листа.

Билли сняла с ремня небольшой мешочек, извлекла оттуда флакон со светло-синей жидкостью и передала Дауду.

– Вот.

Дауд взял его и изучил.

– Бальзам Пьеро?

– Аддермирская микстура. С тем же эффектом, даже сильнее. Прими и отдохни. Здесь тебя пока никто не потревожит. Твоя сила со временем вернется.

– Но не полностью.

Билли посмотрела в пол.

– Куда ты теперь? – спросил Дауд. – Обратно в свое время?

Она подняла взгляд и кивнула.

– У меня еще много работы, – сказала она, потом повернулась и прошла в центр комнаты.

Появился синий свет – сначала маленькое пятно, потом оно быстро разрослось, и в комнате образовалась крутящаяся воронка эллиптической формы. Дауд мог только молча смотреть, как Билли бросила на него взгляд через плечо, потом отвернулась и вошла в воронку.

А потом воронка исчезла, комната потемнела, и Дауд остался один.

Один… и болен. Чувство было странное – метка Чужого даровала ему сверхъестественное здоровье, избавляя от недугов. Новое для него чувство беспомощности сбивало с толку. Пугало.

Чувствуя, как нарастает паника, он зажмурился и сосредоточился, чтобы взять себя в руки.

Потом открыл глаза, свернул крышечку с флакона Аддермирской микстуры и осушил его одним глотком. Жидкость была прохладной и сладкой на вкус, и он почувствовал, как становится ясно в голове, а странное холодящее ощущение в руке уходит.

Дауд лег на диван и позволил слабости охватить его. Прежде чем закрыть глаза, он ощупал куртку и достал осколок черного зеркала. Подержал перед лицом, глядя на собственное отражение в свете лампы. Он казался себе постаревшим и уставшим. Потом Дауд наклонил зеркало, и ему показалось, что там виден оранжево-красный свет и слышится рев огня, отдающегося эхом в веках.

А потом Дауд уснул.

29

ВЕРХНИЙ КВАРТАЛ АВЕНТА,

КАРНАКА

24-й день месяца Урожая, 1852 год

«Проведя два года в обществе еретиков, безумных и тех редких злодеев с черным сердцем, практикующих истинную магию, могу сказать со всей откровенностью, что видал такое, чего не выдержали бы многие иные. Хотя испытания и невзгоды лежат на сердце тяжким грузом, я обязан вести хронику уникальной возможности лицезреть всевозможные извращения, которыми Чужой награждает тех, кто ищет его нечестивого совета».

– «ВЕЛИКИЕ ИСПЫТАНИЯ»Выдержка из находок смотрителей,автор – Верховный смотритель Тинан Уоллес

– Все готово?

Слуга ведьмы обернулся к своей хозяйке, Люсинде, и низко склонился, возя рваными полами черного плаща по земле. Не разгибаясь, он поднял взгляд к ее лицу. Помялся – наверное, боясь, что огорчит ее. Заломил руки и живо закивал.

– Все подготовлено, моя госпожа, – сказал он. Едва ли не прижимаясь к земле в самоуничижении, он обернулся и показал на особняк, прилепившийся к горе на другой стороне пропасти.

– Дауд спит в старом доме. Осталось лишь разбудить его – и ловушка захлопнется.

Люсинда наклонила голову, глядя на особняк. Солнце поднималось, небо над головой стало фиолетовым и оранжевым.

Новый день. Новое начало.

– Надеюсь, оно того стоит, – сказала Кэйтлин. Она прислонилась к низкой белой стенке, сложив руки, и смотрела вниз, не желая встречаться с Люсиндой взглядом.

Люсинда подошла к ней, потом подняла ее подбородок пальцем. Кэйтлин пыталась отвести глаза от сестры, но потом все же взглянула ей в лицо.

– Я жалею об этих смертях не меньше твоего, – сказала Люсинда.

Губы Кэйтлин были плотно сжаты. Люсинда знала, что за боль та чувствует, – они потеряли двух своих сестер в Королевской кунсткамере. Значительная потеря, учитывая, как уменьшился ковен после поимки Брианны Эшворт. Кэйтлин сбежала – Люсинда знала, что ее сестру гложет чувство вины, но это было мудрое решение. Потому что так и нужно было поступить. Кэйтлин нашла и принесла несколько линз Оракула – машины, что касалась самой Бездны. Машины, созданной Брианной, которая работала вместе с самим Кирином Джиндошем.

И две слабые ведьмы даже облегчили им задачу. С каждым часом Люсинда ощущала, как сила ускользает от нее. Если делиться остатками с другими, то силы уходят быстрее, но теперь она чувствовала, что может удерживать их немного дольше. Чернильные линии по ее телу – очередная работа Брианны – горели и пульсировали.

Ей это пригодится. Для ловушки потребуется каждая толика силы, что она сможет призвать.

Но этого она не сказала Кэйтлин. Та потеряла не только двух подруг, но и возлюбленную. Убитую тем, кто сейчас спит так близко.

Она показала на особняк.

– Но мы отомстим, поверь мне. Когда Дауд проснется, мы схватим его. Это только вопрос времени.

Кэйтлин уставилась на Люсинду, а потом улыбнулась. Она бросила взгляд на согбенного фамильяра Люсинды, жалкого коротышку, не более чем кулька лохмотьев на земле.

– А что с последней частью?

Люсинда проследила за взглядом сестры. Потом подошла к слуге. Опустила руку к пресмыкающемуся человеку – он поднял взгляд и отскочил в испуге… а потом медленно протянул собственную иссушенную руку, а на лице его была смесь удивления и восторга.

Люсинда обняла его, подойдя ближе – так близко, что их тела крепко прижались друг к другу.

– Чаллис, ты сослужил добрую службу.

– Да, госпожа.

– Ты сделал все, что я просила.

– Да, госпожа.

– Не задавая вопросов.

– Да, госпожа.

– Тогда внемли мне, Чаллис. У меня для тебя последнее задание.

– Что угодно, госпожа! Что угодно.

Люстинда опустила на него взгляд. Кэйтлин присоединилась к ней.

– Я надеялась, что ты так скажешь, – произнесла Люсинда. Она подняла руки, и ее ногти выросли в длинные изогнутые когти – как и у Кэйтлин.

Смертный вопль Чаллиса разнесся над пропастью и отразился от стен особняка Кирина Джиндоша, прежде чем угаснуть над городом ранним утром.

30

БЕЗДНА

Нематериальное время

«Вы спрашиваете, на что похожа видом и ощущением Бездна, если ее можно измерить как реальное место. Вот мой ответ: не забивайте голову подобными вопросами. Она не менее реальна, чем все, что я испытывала, но если бы вы понимали ее, то знали бы, что в этих словах столько же смысла, как если бы я сказала, что была мертва.

Бездна невыразима. Она бесконечна и находится нигде, вечна и изменчива. Есть многое в бесконечной черной Бездне, друг Джиндош, чего не снилось вашей натурфилософии.

Позабудьте о том, что вне вашей досягаемости, и довольствуйтесь тем, что вам даровано больше соображения, чем обычному человеку».

– ПИСЬМО ОТ ДАЛИЛЫ КИРИНУ ДЖИНДОШУСохранившийся фрагмент, дата неизвестна

Камень, и пепел, и холодная тьма.

Дауд озирается. Он чует ржавчину и порчу. Он чувствует металл и острый кислый привкус электричества.

Он стоит на скале, серой, темной и древней. Седые облака кружатся над ним в бесконечной пустоте, что окружает его, окружает все. Это нигде, не какое-то конкретное место.

Это Бездна.

– Скажи мне, Дауд, ты правда думал, что все будет так? Правда думал, что твоя история кончится этим?

Дауд оборачивается и смотрит на него – молодого человека с короткими темными волосами и маленькими черными глазами. Молодой человек стоит, сложив руки, спиной к растущему свету, словно в раннем утреннем рассвете. Только в Бездне нет солнца, нет утра, а свет холодный, яркий и синий.

Чужой смотрит на Дауда с непроницаемым выражением, потом начинает двигаться и кружит вокруг Дауда, как художник кружит вокруг мольберта.

Дауд стоит, наблюдает. Молчит.

– Думаешь, ты один, Дауд? Думаешь, ты единственный, кому больно? Бегство от прошлого, которое ты не можешь забыть, огонь злых деяний в твоем разуме – огонь, который, как бы ты ни старался, тебе не затушить до конца. Угли навсегда останутся в тебе, будут гореть в вечной ночи твоего существа.

Дауд сжимает кулаки. Он сдвигается с места, идет по кругу вслед за Чужим, не сбавляя шагу.

– Я наблюдал за миром четыре тысячи лет, – произносит Чужой. – Можешь ли ты хотя бы представить такой срок? Если бы мог, ты бы сошел с ума.

Дауд поднимает подбородок и говорит:

– Так вот почему ты все это делаешь?

Чужой останавливается и смотрит на Дауда, крепко прижав руки к телу, пока в его черных глазах отражается оранжевый свет из давних времен. Он склоняет голову.

– Возможно, я тебя недооценил.

Дауд делает шаг к чудовищу, к источнику таких неурядиц, таких садистских поступков. Но тут камни Бездны сдвигаются, архитектура пустоты меняется – и Чужой стоит очень далеко на глыбе, парящей в черно-синем пространстве.

– Ты зовешь себя Чужим, – говорит Дауд, – но это же неправда, так ведь? Ты не наблюдаешь со стороны. Ты не чужой. Ты во все вмешиваешься.

Дауд поднимает руку, показывая тыльную сторону ладони. На его коже полыхает синим и белым метка.

Дауду кажется, что Чужой вздрагивает, но он не уверен.

– Сколько нас было? Скольких ты клеймил своей меткой? Сколько стали твоими орудиями – твоей собственностью? Сколько делали за тебя твою работу, влияли на мир ради твоей потехи? Сколько жили и умерли за тебя?

– Ты все еще не понимаешь.

Дауд делает еще шаг. Руку он не опускает.

– Ради чего? Скажи хотя бы это. Чего ты хочешь – чего ты на самом деле хочешь?

Чужой снова склоняет голову, и вдруг он здесь – прямо перед Даудом, на расстоянии вытянутой руки.

– Знаешь, ты всегда был одним из моих любимчиков, – говорит он и снова начинает шагать по кругу. – Ты прав. Их было много – столько имен, столько жизней. Но жизней таких коротких, трепещущих, как умирающее пламя; вы уходите еще до того, как осознаете, какой малый срок вам отведен.

Он оборачивается и подходит к Дауду, который чувствует, как взгляд черных глаз Чужого буравит его.

– Но ты, Дауд, ты был другим. Я думал, что даже тем самым. Но, возможно, я ошибался. Это сомнительно, но возможно. Полагаю, за четыре тысячелетия возможно все.

Дауд стискивает зубы. Вдыхает через нос – нереальный воздух в нереальном месте. Чувствует, как метка светится на коже.

Глаза Чужого вспыхивают, его выражение снова меняется.

На этот раз Дауд уверен.

Чужой боится.

Боится его.

– Ты не ошибался, – говорит Дауд, и теперь Чужой хмурится, и начинает дергаться, словно хочет отступить на шаг, прежде чем передумывает и остается на месте.

– Я тот самый, – говорит Дауд. – Тот самый, кто тебя убьет. В этом я уверен.

Чужой отворачивается от Дауда.

– Дауд, Клинок Дануолла, один из величайших убийц своего века. Правда, я умру, но не от твоей руки.

Дауд разминает шею.

– Мы еще посмотрим.

Он бросается вперед, раскинув руки, из глубины его груди вырывается рык.

Чужой съеживается, запинается.

Дауд падает.

Он видит свет.

Синий свет, сияющий, яркий, как встающее солнце, яркий, как…

Дауд упал на пол с тяжелым стуком и проснулся. Открыл глаза, мигая из-за света лампы рядом, потом перекатился на бок, ткнувшись в красный кожаный диван.

Сон. Всего лишь сон, не больше.

Он снова перекатился, нащупывая опору, чтобы подняться. В окнах странного дома темно – снова спустилась ночь.

Сколько же я проспал?

Дауд потер шею правой рукой. Рука затекла, но не болела – черные линии остались на месте, но стали слабее. И чувствовал он себя лучше – все еще усталым, но уже не настолько.

Повернувшись, он заметил, как что-то блеснуло на диване – осколок черного зеркала. С его ракурса на полу осколок должен был отражать странный сегментированный потолок, но Дауд видел только серые облака, бегущие по черному простору пустоты.

Он поднял взгляд, но потолок был на месте, нетронутый. Снова взглянул в зеркало, но образ – образ Бездны – пропал. Зеркало снова стало просто зеркалом.

Дауд подтянулся на диван и утонул в мягкой коже.

Закрыл глаза.

Уснул.

Когда Дауд снова проснулся, все еще было темно. Это та же ночь? Он не мог понять.

Дауд опустил ноги на пол, затем оттолкнулся от дивана. Постоял миг, прислушиваясь к себе, оценивая текущее состояние. Все затекло, но боли или дискомфорта не чувствовалось. Только гложущая усталость – ничего больше, но достаточно, чтобы напомнить, что теперь он отмечен по-новому.

Отмечен смертью. Сколько ему осталось, он не знал. Только надеялся, что ему хватит времени для исполнения миссии.

Он снова поднял руку и уставился на метку Чужого. Размял пальцы и притянул силы Бездны – чуть-чуть. Метка тут же согрелась, но… чувствовалась она иначе. Он все еще был отмечен, и клеймо Чужого позволяло черпать силу Бездны, но теперь это было труднее, требовало больше сил. Дауд сосредоточился, закрыл глаза, и ему показалось, что сила стала неистовой, неконтролируемой, словно его связь с Бездной ослабевала.

Дауд открыл глаза. Снова посмотрел на руку, потом покачал головой, поднял брошенную перчатку и снова натянул.

Пора уходить.

Комната, куда его перенесла Билли, оказалась не единственной, где на стенах были эти странные наклонные панели; он исследовал здание в поисках выхода, словно двигаясь по внутренностям машины, а не дома. Некоторые двери вели в другие комнаты и коридоры. А некоторые – в тупик, где не было ничего, кроме стальных стенок, а в комнатах бугрились неровные полы и висели застрявшие под странными углами панели, обнажавшие новые механизмы.

Весь интерьер дома спроектировали так, чтобы он двигался, менял форму. Зачем – Дауд не знал, и это его не заботило, хотя он никогда не видел ничего подобного необычайному часовому механизму жилища Кирина Джиндоша.

Он шел дальше по пути к главному входу – или по крайней мере в его сторону, ориентируясь по тому, что видел в окнах, двигался кружными маршрутами из-за остановившихся машин, загораживавших путь. Шагая, он замечал рычаги, разбросанные по всему зданию, но не хотел их трогать, даже если в доме еще была энергия, чтобы сдвигать архитектуру. Не зная, что именно нужно делать, он рисковал запереть себя – если его вовсе не раздавит в процессе.

Тогда он и услышал это – громкое тиканье. Дауд знал этот звук – в последний раз он слышал его на борту китобойного корабля, что привез его сюда. Звук движущейся шестеренки. И казалось, что доносился он из-за спины…

Он обернулся и отскочил в дверь, как только пол под ним провалился больше чем на фут, потом поднялся и повернулся – все основание комнаты вращалось на гигантском валу. Дауд наблюдал, как раскрываются стены и опускается потолок, как провалы в структуре обнажают колеса и моторы, пока перестраивается комната.

Раздался лязг. Дауд увидел, как один из рычагов на противоположной стороне комнаты поворачивается – как будто сам по себе.

Новый лязг – на этот раз перед ним. Дауд повернулся, глядя в коридор. В конце коридора открытая дверь вела в другую большую комнату, а посреди этой комнаты торчал еще один рычаг, видимый через открытую дверь. Он снова сдвинулся, словно по собственному желанию, и комната начала менять конфигурацию.

Коридор, где стоял Клинок Дануолла, начал исчезать, стены по бокам приподнялись на дюйм, затем начали сдвигаться. Всего через пару секунд Дауда раздавит.

Дверь впереди все еще была открыта, но в проеме поднималась стальная панель, пока комната взлетала на этаж выше. Бросив взгляд через плечо, Дауд увидел, что комнаты, из которой он только что вышел, больше нет, а коридор уже ведет в тупик.

Когда стены коридора задели плечи Дауда, он обернулся и кинулся бежать к быстро закрывающемуся зазору над растущей стальной панелью. Он перенесся вперед на ходу, чтобы успеть проскользнуть в брешь, пока его не разрезало пополам.

Он успел – проскользнул по полу следующей комнаты, сбивая перед собой ковер.

Лязг прекратился, и дом затих.

Дауд оглянулся. Он был в библиотеке – комнате почти без мебели, но заставленной стеллажами с полками, забитыми томами в книжных переплетах. Метка Чужого на руке горела, но он смог взять от нее достаточно силы, пусть это и было тяжелее. Набрав воздуха, он встал.

Пол под ним повернулся, и Дауд вскрикнул от удивления, обнаружив, что падает. Внизу была стальная камера, стены которой закрывали шестеренчатые механизмы – а вместо пола огромный мотор с крутящимися колесами.

Дауд перенесся вниз под углом, чтобы приземлиться рядом с мотором, в стороне от перемалывающих жерновов. Он упал на пол со стуком, сила столкновения удивила его. Он поднялся, встряхивая головой.

Комната снова задвигалась. Дауд развернулся, увидел большую контрольную панель – рычаги на ней двигались по собственному почину – и направился к ней как раз тогда, когда стена, на которой она висела, взлетела вверх из-за продолжающейся перестройки.

Здесь, где-то в сердце дома-машины, Дауд видел множество этажей и комнат, пока все вокруг переползало, весь дом менял вид. Если он хотел выбраться, действовать надо было быстро.

Подняв взгляд, он прикинул расстояние между двумя комнатами, у которых разошлись стены. Он перенесся вперед, оказавшись в очередном помещении с деревянной обшивкой. Но снова, как и в стальном ящике внизу, он врезался в стену, а сила удара сбила его с ног.

Комната менялась, расходилась по швам. Дауд обернулся, выбрал место и снова перенесся.

И оказался в тупике.

Он обернулся. Стена за ним уходила, открывая очередную прореху слева.

Он сосредоточился. Перенесся – но стена ползла ему навстречу, словно его сила и притягивала ее.

Стена врезалась в него, сбила с ног. Он отлетел к панели позади.

Обернулся. Очередной зазор, очередной шанс.

Он перенесся.

И врезался носом в дерево – сила снова никуда его не сдвинула, а притащила стену к нему.

Это невозможно. Его силы работают не так, он это знал. Может быть, из-за болезни его связь с Бездной стала непредсказуемой и вышла из-под контроля?

Он вспомнил свой сон. Наблюдает ли за ним Чужой? Играет с ним? Обращает метку на его руке против него самого?

Стены смыкались. Дауд развернулся на каблуках, когда погас свет. Вокруг не было ничего, только дерево и сталь.

Он закричал от ярости, его голос отражался от стен сужающейся коробки. Он свернулся калачиком, а стены давили и давили.

Он был в ловушке.

31

РЕЗИДЕНЦИЯ (БЫВШАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ) КИРИНА ДЖИНДОША,

ВЕРХНИЙ КВАРТАЛ АВЕНТА, КАРНАКА

24-й день месяца Урожая, 1852 год

«Самый элегантный подход к искусству сражения – вообще не сражаться. Если вы можете обезвредить врага без единого удара, то вы познаете чистую победу».

– «ЛУЧШИЙ СПОСОБ УМЕРЕТЬ»Уцелевший фрагмент из трактата убийц,автор неизвестен

Дауд стоял на вершине высокого пролета пологой лестницы, что вела к грандиозному входу в особняк Кирина Джиндоша на холме. Дверь за спиной была открыта.

Он вытянулся в струнку с опущенными по бокам руками и задергался, словно коснулся активного края электрической батареи. Подбородок Дауда был задран, глаза открыты и таращились в молочно-синюю дымку, соединявшую его с мертвецом, стоявшим напротив.

Тело Чаллиса будто отражало Дауда – его спина распрямилась, как не распрямлялась никогда в жизни, костлявые окоченевшие руки торчали из-под драного плаща. Его тело, как и тело Дауда, тряслось, дрожало от таинственной энергии, перетекавшей между ними. Его лицо отсутствовало от подбородка до лба – на его месте был овал синеватого стекла, линза Оракула, вмятая в череп: низ ее лежал на сломанной челюсти слуги ведьмы, а верх скрывался под лоскутом скальпа на голове мертвеца.

От линзы Оракула тянулись дымные щупальца энергии, изливаясь в незакрывающиеся глаза Дауда.

Кэйтлин подошла к убийце так близко, как только осмеливалась. Ей почти хотелось протянуть руку и ткнуть его пальцем – просто чтобы посмотреть, упадет ли он. Наверняка упадет – но ей не хотелось прерывать заклинание. Суметь так заворожить жертву, держать, словно в сжатом кулаке… это редкое заклинание для ведьмы.

Люсинда вышла из-за Чаллиса, присоединяясь к сестре.

– Сработало! – воскликнула Кэйтлин. – Ловушка сработала! – она помолчала, игриво постукивая пальцем по нижней губе. – Интересно, что он сейчас представляет?

Люсинда вгляделась в лицо Дауда, ее и без того белая кожа стала почти прозрачной в синем свечении силы. Утренний воздух согревал, но она промокла насквозь от пота, сбегавшего с ее волос, текшего по лицу, капавшего с пальцев.

– Дом, – сказала Люсинда. – Из которого он вечно бежит, пытается освободиться, пока вокруг сдвигаются стены. Бесконечный кошмар.

Кэйтлин захлопала и затанцевала.

– Сработало! Он попался! Попался!

Люсинда кивнула, улыбка расплылась на ее усталом лице… Усталость вызывали усилия по поддержанию необычного волшебства – смеси истинной магии и натурфилософии, последних остатков силы, унаследованной от ее госпожи, Брианны Эшворт, и направленной через линзу Оракула и мертвый разум слуги Чаллиса.

– Он попался, – сказала Люсинда. – Дауд наконец-то наш.

Эпилог

Мир вращается, а Чужой наблюдает и ждет.

Чужой терпелив.

Но грядут перемены. Чужой это знает – он их видел. И он готов к ним.

И мир вращается, а Чужой ждет и наблюдает.

Он видит:

В Карнаке падет герцог, а его место займет человек из народа. Паоло пришел в этот мир ни с чем и познал жизнь самых обделенных.

Иногда власть кричит, а иногда нашептывает.

Он видит:

Далила, сама того не подозревая, оказалась в воображаемом мире, где ее отец выполнил все свои обещания, а ее подданные безгранично любили ее.

Она пересекла Океан во главе великого флота и прошла пустоши Пандуссии вдоль и поперек.

А в настоящей столице Эмили Справедливая – Эмили Мудрая – много лет правила исцеленной, процветающей империей, и рядом с ней был Корво Аттано.

Он видит:

Когда-то Соколов устроил переворот в промышленности, положив начало более просвещенной эпохе. Он общался со знатью, художниками, изобретателями, он брал от жизни все, что мог. В последний раз взглянув на Дануолл, он отправился на холодный север, домой.

Он видит:

Ее.

Кое-что никогда не меняется, как ни старайся, кое-какие вопросы требуют ответов. Когда из мира исчезла Меган Фостер, из ее тени вышла Билли Лерк, отправившись на поиски своего истинного «я» и того, что заменяло ей семью.

Мир обращается, а Чужой наблюдает.

И ждет.

И он готов к тому, что грядет.

БАНИ «АЛЬБАРКА»,

КАРНАКА

18-й день месяца Сетей, 1852 год

«Дамы и лорды, господа и негодяи!»

Зал большой и прямоугольный, с высоким потолком; его стены когда-то были покрыты рядами изразцов, теперь заляпанных и потрескавшихся – там, где они вообще остались. Пол тоже облицован плиткой – никакая жидкость здесь ничего не испортит. Твердые поверхности звучно отражают голос распорядителя боев, когда тот ходит по боксерскому рингу, вскинув руки и обращаясь к собравшимся. Толпа не слишком густая, но все пришли ради единственной цели.

Все пришли на бой.

– Вам известны правила. Вы здесь по собственной воле. Вы и только вы делаете выбор. Не убегайте в слезах к Жанетт, если все пойдет не так, как вы хотели.

Кто-то из собравшихся посмеивается. Другие молчат, сосредоточившись на том, чтобы расслабить мускулы, поправить повязки на кулаках.

Ринг, где стоит ведущий, самодельный – высокие подмостки из дерева над половиной глубокой прямоугольной ниши, которая занимает почти весь зал: старый бассейн с заляпанными бортиками, накрытый тяжелой решеткой. Ведущий боев подходит к краю боксерского ринга и смотрит на человека, привязанного к стулу, что прикручен ко дну пустого бассейна.

Человек неподвижен, голова упала на его грудь. На стенах вокруг стула установлены механические устройства, что гудят и плюются искрами, а воздух вокруг переливается и трещит от разрядов энергии.

Ведущий ухмыляется. Опираясь на канаты, он дает знак в другой конец зала. У края бассейна стойка, а на стойке – ящик. От ящика в бассейн ведут провода, змеясь по растрескавшимся стенам к таинственным устройствам.

У ящика стоит женщина. Как и у всех в зале, ее волосы коротко острижены, кожа покрыта шрамами, а под ключицей – татуировка: пустой треугольник с крестом, клеймо, напоминающее наконечник стрелы на коже.

Как и остальные в зале, она член банды «Безглазых».

По сигналу ведущего женщина снимает ключ с ремня. Отпирает переднюю панель пульта управления, поворачивает рычаг внутри. Тут же прекращается гул, и желтоватые искры в пустом бассейне умирают.

Собравшиеся готовятся, отступая от решетки, когда человек на стуле поднимает голову и окидывает их взглядом.

Ведущий показывает на клетку.

– У кого сегодня хватит смелости сразиться с Тварью, что ведома черной магией?

Человек в бассейне встает со стула. Он оскаливается и разминает мускулы, связки на его шее натягиваются, как тросы, когда он сжимает кулаки.

Когда ведущий снова бросает вызов, Дауд скрежещет зубами и меряет глазами банду.

Очередная ночь на подпольном боксерском ринге, очередная ночь, когда он должен сражаться за жизнь.

Дауд позволяет гневу внутри разрастаться, питать его. Он выживет. Он это знает. Он должен выжить.

Потому что у него все еще есть миссия.

Чужой должен умереть.

Чужой умрет.

И тогда начинается первый бой.

Оглавление

Пролог Бездна

Часть первая Клинок Дануолла

ИНТЕРЛЮДИЯ

Часть вторая Коллекционер

ИНТЕРЛЮДИЯ

Часть третья Возвращение домой

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg